Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/9361950

Аструм
Направленность: Слэш
Автор: rikookie (https://ficbook.net/authors/153034)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Чон Чонгук/Ким Тэхён
Рейтинг: NC-17
Размер: Макси, 204 страницы
Кол-во частей: 12
Статус: закончен
Метки: Aged up, Сложные отношения, Моряки, Путешествия, Моря / Океаны,
Боязнь одиночества, ООС, Романтика, Драма, AU

Описание:
Глаза... Глаза у этого болтливого красивые, такие голубые. Даже в темноте
яркие, насыщенные, в них страшно смотреть. Прилипчивый, конечно, как клещ,
но взгляд-то какой... Пронзительный. До костей. Он капитану напоминает море,
оттого и страшно. Если честно, очень.

Моря губят жизни. И люди, знаете ли, тоже так умеют.

Посвящение:
Кусаю вас ♡

Публикация на других ресурсах:

Разрешено только в виде ссылки

Примечания автора:
**Аструм** (лат. astrum) – звезда.

Капитан Чон Чонгук (30 лет): https://sun4-15.userapi.com/E3vlMlpjdgbO-

6kDTc0M_Ds6NBjfQW2Z7cpWRg/LPIQLQguHEY.jpg
Самый ценный пассажир, Ким Тэхён (25 лет): https://sun4-
17.userapi.com/JjZRFgBLxPNzwi36SyIZqHpguBBQ-AjlbwuL2Q/fAzCVdF6AFs.jpg
Побегушка, старпом и главный менеджер: https://sun4-
17.userapi.com/4elTlinw5cu39NsXoIA3nv6LfkGu7k_mmwxtQw/pQvE4iJaTpE.jpg

Красавчик Аструм: https://sun4-

17.userapi.com/_4rX3CDnFcxUP3T0UF9hWoeOAMxkdmoC1wYXiw/rr1ywYyUY1A.jpg
 Оглавление

Оглавление 2
1. На расстоянии 3
2. Великая беда 15
3. Невзаимно 26
Примечание к части 39
4. Крокодильи слёзы 40
5. Звёздочка 56
6. Земные законы 75
7. Не навсегда, но надолго 93
8. Настоящие глупости 115
Примечание к части 131
9. Разум и сердце 132
10. Особенный человек 153
11. Тот, кто будоражит душу 168
12. Море знает 188
Примечание к части 208
1. На расстоянии

«Сегодняшний день — хороший повод выйти из берегов, каждому — из своих.

Потому что всякий человек — океан, и глупо всю жизнь искренне считать себя
лужей, пусть даже самой глубокой и непросыхающей в микрорайоне».

Причал Портсмута кишит людьми, большая часть из которых пришли поглазеть

на настоящее чудо, новейшее корейское достояние – «Аструм». Габаритный,
величественный круизный лайнер на две тысячи человек, отправившийся в
кругосветное плавание.

То, что испытывает Ким Тэхён, поднимаясь по мостику на палубу, волоча за

собой чемодан, вряд ли можно описать, но... Восторг. Это искреннее восхищение
габаритами судна, манерами персонала, сотнями людей вокруг, которые машут
тем, кто на берегу. Все они – незнакомцы. Счастливые, смеющиеся
неизвестности друг для друга, посылающие пламенные приветы тем, кто
останется там, на земле. А их, тех, кто на лайнере, включая Ким Тэхёна, ждут
моря. Ждут океаны, ветра и штормы, палящее солнце, ураганы, новые страны,
острова, всё самое необычное, увлекательное, а иными словами, жизнь. Их
сейчас всех объединяет одно – жажда к этой самой жизни. Захватывающей,
интересной, такое словами не передать и всё же придется попытаться.

Путешествие в четыре месяца, в сто двадцать два дня, в тысячи часов и сотни
тысяч минут, среди которых каждая станет незабываемой, — так гласит
брошюра. Именно это обещал родной брат, Ким Сокджин, главный менеджер
лайнера, сумевший выбить жаждущему жить здесь и сейчас Тэхёну путёвку по
горящей цене.

Да, свой домик на окраине Портсмута Тэхён любит всем сердцем. И свой сад, и
дворик, и соседку Бет Энн, которая угощает его холодным лимонадом в
особенно жаркие дни. Он любит зелёные поля, цветущие ирисы и белый налив,
запах которого по весне просто сводит с ума. Но всё же идти в ногу с жизнью
Тэхён любит сильнее.

Его каюта оказывается больше, чем выглядела на фото. Каждая комната

обустроена по высшему разряду, со всеми удобствами. На столике – целая
стопка брошюр с описанием всех доступных развлечений: танцы, джаз-вечера,
театральные постановки, гольф-клуб, променады, бассейн и ещё куча всякой
всячины. У Тэхёна разбегаются глаза, бешено стучит сердце, потому что он
оставляет свою жизнь здесь, в душном порту Портсмута. Его наконец ждёт
отдых, ему будет доступен почти весь Земной шар, он вернётся другим
человеком, иначе и быть не может!

И тут он абсолютно прав: он вернётся домой другим, потому что моря, океаны...
Потому что большие воды меняют людей. Потому что человека меняет человек,
просто важно найти своего. А на корабле их несколько тысяч, в мире так вообще
миллиарды, неужели Тэхён своего так никогда и не найдёт?..

Он такой оптимист! Ему обязательно повезёт!

3/209
Повезёт влюбиться в того, кто душой и сердцем принадлежит одному лишь
морю.

*****

Тэхён, прогуливаясь вдоль палубы, улыбается всем подряд, а те берут и

улыбаются ему в ответ. Вот такие люди на самом деле: простые и
жизнерадостные, когда не отягощены рутиной и проблемами насущными.
Улыбаться умеют вообще все, даже самые хмурые, особенно хорошо умеет
улыбаться Тэхён. Особенно – когда видит брата, который спешит к нему, при
этом делая вид, что он совсем никуда не торопится.

У них это, кажется, семейное – делать вид. Тэхён вот до сих пор улыбается так,
что аж челюсти сводит, и неважно, что Сокджин не видит его. Надо улыбаться,
надо. Круизы ведь для тех, кто любит жизнь. Хотя, наверное, они немного ещё и
для тех, кто бежит от того, что есть там, на суше, и все эти мысли, они такие
хитрые, что улыбка Тэхёна успевает исчезнуть на секундочку, а затем снова
расплывается на губах. Если уж врать всем вокруг, то врать красиво, с
достоинством, с максимально беспечным видом, который только можно себе
позволить.

— У меня совсем нет времени, — Сокджин крепко обнимает Тэхёна, но отпускает

сразу же.

Что у людей за привычка такая – отпускать? И почему у них никогда нет времени
на Тэхёна?

— Ты нашёл каюту? — в ответ Тэхён кивает. — Добрался нормально? За домом

присмотрят?

— Всё нормально, — улыбается он.

— Вечером я всё тебе покажу, расскажу, не теряйся. Я напишу, как только

освобожусь, так что будь на связи, ладно? — Сокджин говорит, убегая всё
дальше и дальше.

— До вечера!

— Найди бар и Юнги!

Тэхён смотрит в удаляющуюся спину брата, стоит, облокотившись на леер, и...

всё. У него впереди четыре месяца отдыха от ежедневной рутины, отдыха от Бет
Энн, так что торопиться некуда. Он и бар найдет, и этого Юнги, и приключений
на свою задницу, у него только так всё и происходит.

Солнце ласкает кожу теплом, на палубе стоит гул, звонкий смех звучит тут и
там, и пока пассажиры прощаются с землёй обетованной, Тэхён прогуливается
по верхнему ярусу лайнера, разглядывая рекламные стенды. На судне есть всё,
чтобы не сойти с ума в изоляции, однако у Тэхёна с замкнутыми пространствами
никогда проблем не возникало.

4/209
Аструм огромен. Лайнер рассчитан на четыре тысячи человек, но людей на нём в
два раза меньше нужного. Тэхён не жалуется, потому что ему есть, где
разгуляться. Бар он находит без проблем, у стойки полно свободных мест, лишь
одно занято – какой-то мужчина европейской внешности заливает горе
бурбоном. Как Тэхён понял, что именно горе? Увидел. Он пересекся с ним
взглядом, пустым и безразличным. Должно быть, тоже бежит от чего-то, и всё-
таки как удачно, что существуют большие воды! Как хорошо, что есть место,
куда ты можешь сбежать от мирской суеты.

Когда Тэхён знакомится с Мин Юнги, молчаливым и крайне неторопливым

мужчиной, он почти жалеет о том, что у Сокджина нет друзей повеселее, а
потом появляется он... Парень в строгом чёрном костюме, с игривой улыбкой на
губах и серебряной серьгой в ухе. Волосы его словно жидкая платина, от него
приятно пахнет, с ним хочется поговорить, он даже представляется первым:

— Пак Чимин, заместитель главного менеджера. Ты, должно быть, Тэхён?

— Возможно, — его взгляд скользит по чужому телу. Оценивает.

— Сокджин сказал, что у бара я найду симпатяжку-блондина, не ошибусь.

— Симпатяжка находится по другую сторону барной стойки, — подаёт голос

Юнги, и Чимин щурится на него.

— Что-то не вижу.

— Глаза протри, — бармен выглядит абсолютно безучастно, натирая стакан до

блеска, а Чимин не сдерживается и кривит губы, но тут же собирается перед
гостем и говорит:

— У Джина много работы, так что я временно побуду твоим навигатором. Хочешь
познакомиться с нашим старпомом? Капитаном?

Юнги усмехается:

— Давай, побегушка, отведи его на капитанский мостик и не забудь включить

камеру. Хочу видеть лицо кэпа, когда ты притащишь к нему очередного
клиента, чтобы тот поглазел на него, как на обезьяну в зоопарке. Все койки в
травмпункте, кстати, свободны, — его улыбка больше похожа на оскал. — Пока
что.

— Это моя работа, — Чимин чеканит каждое слово и выглядит очень грозно. Он
старается держаться рядом с Тэхёном, который преспокойно сидит на барном
стуле и болтает ногой, потягивая апельсиновый сок через трубочку и бегая
взглядом от одного парня к другому. Ему здесь уже очень нравится, ведь это
скандалы, интриги, расследования. Очень интересно, что не поделили эти двое.
— Если надо будет, отведу его на мостик, и пускай хоть пальцем в него тычет,
хоть палкой, мы делаем на этом деньги.

Он выглядит хладнокровно, говорит достаточно тихо, чтобы его не услышали

другие клиенты, зато Тэхён с удовольствием греет уши. Для него это всё в
новинку, он вообще клиент привилегированный, так уж вышло, что ему
дозволено больше остальных. Правда, тыкать в капитана палкой он всё равно не
очень хочет.
5/209
— Разве мы их не отвлечём? — интересуется Тэхён.

— Не беспокойся об этом, — улыбается Чимин.

— Но это ведь необязательно, да? Я не хочу знакомиться с капитаном.

Чимин выглядит удивлённым и немного растерянным. Почти все клиенты

первым делом просят провести их на капитанский мостик, пожать капитану
руку, хотят добиться его расположения. Людьми движет желание понравиться
всем вокруг, особенно тому, кто выше их по статусу, а капитан... Звучит
благородно и величественно, разве нет? Его внимания желают многие, только
вот сам кэп желает, чтобы в его работу не вмешивались пассажиры судна. Увы,
на круизном лайнере он – обезьянка, на которую приходят поглазеть за пару
баксов. Такая вот у капитана работа, нелёгкая.

Тэхёну, честно говоря, всё равно на человека, стоящего у руля, хотя в

капитанской рубке побывать хотелось бы. Но не сегодня. Может, завтра?

Скорее всего завтра, один разок. А там и ещё добрую сотню раз. Однажды его
даже самолично притащат и прикажут смотреть, он пока этого не знает. Никто
не знает, разве что море. В его шёпоте множество тайн и секретов, оно словно
ящик Пандоры, никогда не знаешь, какое бедствие настигнет тебя завтра.

Или уже сегодня.

Тэхёна укачало, его выворачивает наизнанку всю вторую половину дня, до

самого вечера. Сквозь открытый иллюминатор льется музыка, в ресторане
проводят шоу, судя по программе, но Тэхёну бы подальше от людей, потому что
очень стыдно появляться перед ними с зелёным лицом.

Чимин сопровождал его до полудня, потом тоже убежал по делам, тут вообще
кругом одни занятые, только Тэхён свободен от всего, ото всех.

Он прогуливается по палубе, на носу корабля – ни души, ни света, только мрак и

чёрная морская гладь, бескрайняя. Но стоит поднять голову, там – океан.
Мерцающих, холодных звёзд, завораживающих красотой, и это очень
напоминает дом. Тэхён по нему не скучает. По дому – уже очень, по нему – нет.
Его сердце совсем не болит, душа не ноет, не тянет, понимаете? Совсем не
хочется вернуться обратно, не просто домой, а в прошлое, и ошибки свои
исправить тоже не хочется.

Вообще, разве быть искренним с кем-то – это ошибка? Почему же именно Тэхёну
в отношениях достаются все шишки? Чёртова Бет Энн со своим холодным
лимонадом и старшим сыном.

Какой идиот смог убедить Тэхёна в том, что в кругосветке всё забудется, потому
что дом будет далеко? Дом-то далеко, а мысли, мысли-то! Они всё ещё здесь, их
не получилось оставить в Портсмуте.

Он ковыляет до скамьи с опущенной головой, но взгляд натыкается на

белоснежные ботинки, которые едва ли не светятся в темноте. И костюм такой
же белый, и выправка человека поражает: плечи расправлены, спина прямая,
словно позвоночник привязан к палке. Парень... Мужчина присаживается на
6/209
скамью и тоже замечает Тэхёна, а взгляд... Взгляд очень тяжёлый, мало чем
отличается от того, что там, на небе. Такой же холодный, мерцающий в ночной
тьме, завораживающий, даже пугающий.

Но Тэхён бесстрашный, он за свои двадцать пять столько людей растопил, ко

стольким смог пробраться и найти подход, потому что очень добрый, что его не
пугают эти белые ботинки. И выправка не пугает, и белая форма, только взгляд,
но совсем чуть-чуть. Он вообще и дальше бы тут размышлял о вечном, но у
тошноты на него другие планы.

Тэхён едва сдерживает рвотные позывы, дышит тяжело, глубоко и шумно, и нет
ему больше дела до человека в форме, это всего лишь кто-то из экипажа. Он тут
пытается не умереть от мысли, что придется вынести сто двадцать два дня в
таком состоянии. Зачем он вообще согласился?

— Самое плохое место для того, чтобы попытаться справиться с морской

болезнью, — раздаётся чужой стальной голос.

Тэхён с горем пополам доходит до скамьи и почти падает на неё, но человеку в

форме нет дела до его болячек.

— Почему?

— Здесь укачивает сильнее всего, — не очень охотно отвечают ему.

— И что теперь делать?

— Избегать носа судна по возможности.

— А вы не обманываете меня? Вдруг это просто ваше любимое место, чтобы

посидеть и подумать о жизни, а тут ходят всякие... я. И мешают.

На Тэхёна смотрят со скептицизмом.

— Мешаете – да, — грубит и даже не краснеет. — А обманывать я не стал бы.

— А я – Ким Тэхён, кстати.

Мужчина молча смотрит на него, взгляд задерживается на волосах.

Растрепались? Тэхён выглядит, наверное, очень плохо, а незнакомец так ничего
и не отвечает, отворачивается и смотрит вдаль. Словно фортштевень его взгляд
разрезает морскую чёрную гладь, как будто испытывает воды на прочность
одной лишь своей невозмутимостью. Море, должно быть, его не любит... Тэхён
бы точно не полюбил.

— Я тогда пойду, наверное, — говорит Тэхён, продолжая наблюдать в темноте за

чужим сосредоточенным лицом.

— Идите.

— Поищу место, где укачивает меньше всего, — в ответ тишина. — Доброй ночи?
— он со всеми дружелюбный, даже с грубиянами.

— Доброй.
7/209
Тэхён поднимается с места, как мужчина говорит:

— Корма. Либо ваша каюта.

— Что? — не понимает он.

— Меньше всего укачивает на корме и в каютах. Чем ближе к воде вы

находитесь, тем лучше для вас.

Тэхён отворачивается, лишь бы не показывать этому каменному свою улыбку. Не

такой уж он и непробиваемый, выпендривается, видимо, больше.

— Спасибо.

И благодарить есть за что, потому что на корме Тэхёну действительно

становится лучше. Здесь ветер обдувает борта, море брызжет, шипит и пенится,
а ещё здесь настолько грустно, что все болячки проходят вмиг. Потому что
приходится смотреть назад, в прошлое, пока на носу лайнера капитан глядит
только вперёд, в будущее. Его прошлое не беспокоит, а будущее, оно очень
пугает тех, кто доверяет свою молодость морю. И его пугает, потому что он
такой же человек. Его волнует, что будет дальше, что будет после плаваний?
Что там его ждёт, кто?

На каждого человека найдётся свой страх: кто-то боится отпустить, кто-то –

никогда не обрести; одни зачем-то держатся за прошлое, другие гонятся
вперёд, пытаясь поймать будущее за хвост, и мало кто по-настоящему умеет
жить здесь и прямо сейчас.

Люди вообще только на первый взгляд все из себя такие стойкие и сильные, а
ты в них чуть-чуть потычешь тем же пальцем или палкой, и они уже брыкаются и
кряхтят. А если ты попытаешься пробить их броню своей простотой, добротой и
голубыми глазами, в которые отчего-то капитану было страшно заглянуть, они,
глядишь, пойдут микроскопическими трещинами и со временем откроются тебе.

Есть шанс, что однажды они всё-таки назовут тебе своё имя, пригласят на танец
в один из вечеров, откроют тебе своё сердце, научат чему-то важному. Покажут
мир, окунут в его беспечность. Может быть, они сломают тебя, а потом снова
соберут заново, по кусочкам, заботливо, словно старый любимый пазл, и будут
хранить. Но такая вот хреновая штука жизнь: этого может и не произойти.

Однако Тэхён считает, что жизнь эта точно не хреновее его морской болезни. Он
простой и наивный. Ему ошибаться свойственно.

*****

Первые несколько дней Тэхён привыкает жить вот так, один, в каюте, гуляя
теплыми вечерами по палубе и наблюдая за людьми вокруг. Многие из них
счастливы, очень многие, если не все. Каждый хочет веселья, а когда Ким
Сокджин, уже всеобщий любимец пассажиров Аструма, предлагает вписать в
вечернюю программу джаз-вечер, все на палубе аплодируют. Мужчина в ответ
на согласные выкрики лишь легко улыбается. Сдержанно, но по-прежнему
8/209
приветливо.

Тэхён никогда не видел, как работает его брат. Их пути разошлись, когда Джин
поступил в академию, а сам он... Сам он пошёл по стопам матери и сбежал из
родного города, обосновался в маленьком английском городке, вырастил свой
собственный сад и зарабатывал деньги на продаже цветов и фруктов. Немного,
но Тэхёну хватало для жизни одному, а потом появился Уильям. Холодный
лимонад Бет Энн был ещё вкуснее, когда тот приносил её сын.

И снова он ковыряет открытую рану, снова мучает самого себя.

— Ты как будто лимон съел, — Чимин появляется из ниоткуда и кладёт ладонь

Тэхёну на плечо. — Всё нормально? Больше не тошнит?

— Всё не нормально. Относительно, — Ким щурится от солнца, а Чимин

непонимающе смотрит на него.

— Могу отвести тебя в каюту или к врачу.

— Не стоит.

— Уверен?

— Я настолько плохо выгляжу, что ты хочешь увести меня с глаз людских? —

улыбается Тэхён.

Чимин улыбается ему в ответ. Брат Джина ему очень нравится, он лёгкий,
понятный и приятный человек.

— Если что-нибудь понадобится, ты знаешь мой номер. Джин будет занят до

самого вечера...

— Как обычно, — перебивает Тэхён. — Не волнуйся, я большой мальчик. Как-

нибудь справлюсь.

— Моя работа – следить за своими любимчиками на лайнере, — хитро улыбается

Пак. — Надеюсь, ты порадуешь нас своим присутствием на сегодняшнем вечере.

— В твоём дипломе в графе специальности случайно не напечатано «подлиза»?

— Боюсь, это напечатано в дипломе нашего бармена, — они оба смеются над
Юнги. Тэхён до сих пор так и не спросил, почему их отношения трещат по швам,
это как-то невежливо... Но он всё равно поинтересуется, когда подвернётся
случай, такой уж он человек. — У тебя есть костюм или что-нибудь... — он
окидывает Тэхёна взглядом с ног до головы. — Приличное?

— По-твоему, я сейчас выгляжу очень неприлично?

— Можешь выглядеть, как хочешь, но пижамные штаны и эта рубашка... Я не

пущу тебя в этом в банкетный зал. Это не прихоть. Ты ведь читал правила? —
Тэхён отмахивается от него, и Чимин хмурится. — И всё же тебе стоит их
прочесть, они пишутся не просто так.

— Учебники по квантовой физике тоже не просто так пишутся, но и их я не

9/209
читал, — широко улыбается Тэхён. Строить из себя дурачка он умеет.

— Могу одолжить тебе костюм, — предлагает Чимин.

— Это необязательно.

— Никакой пижамы на вечеринке, окей? — он проверяет время на часах и

начинает пятиться от него. — Скажи, что ты услышал меня. И понял. Джин не
потерпит неповиновения.

Жополиз.

Тэхён кивает в ответ и получает от Чимина широкую улыбку напоследок. Тот

всегда выглядит горячо в своём чёрном костюме, уложенными волосами и этой
серьгой в ухе. Тэхён даже не замечает, как начинает пялиться на его задницу,
но одёргивает себя, возвращаясь к созерцанию фонтанчика. Он считал, сколько
раз струя ударила вверх... А сколько там было? Ох...

— Ноль, — вслух произносит он, жмурясь от солнца, а потом струя ударяет

несколько раз подряд, и Тэхён тараторит одну цифру за другой. — Одиндватри!

На него косятся люди, но разве это должно Тэхёна волновать?

— Четыре!

Пять...

Ровно столько бокалов белой сангрии он выпил, прежде чем почувствовал на

себе чужой взгляд.

В банкетном зале звучит музыка, свет слегка приглушён. Тэхён сегодня

приоделся лишь потому, что Чимин попросил, ему же лично нет никакого дела
до прихорашиваний, знакомств и прочей чепухи... От воспоминаний о доме до
сих пор болит в груди, хотя отвлечься иногда всё-таки хочется очень.

Он сидит за барной стойкой, всего лишь наблюдает за людьми, которые пришли

с целью приятно провести вечер, а потом замечает его, того самого мужчину.
Даже сейчас взгляд у него грубый, оценивающе скользит с головы до ног, очень
безучастно. Как будто Тэхён его совсем не интересует... Наверное, и так. С чего
он вообще решил, что все должны быть падки на его неординарную внешность?

Да, Тэхён красив, с аккуратно очерченными чертами лица, светлыми волосами и

большими, пронзительно-голубыми глазами как и у его брата. Однако он по-
прежнему мужчина, а такое, знаете ли, отталкивает многих людей его пола.
Почти всех на самом деле, стоит лишь начать строить им глазки. И этот человек,
тоже приодевшийся сегодня, не выглядит так, как будто его к Тэхёну тянет.
Скорее он просто увидел знакомое лицо, но раз так, то мог хотя бы кивнуть в
знак приветствия. Или все моряки вот такие, какие-то безэмоциональные
чурбаны?

Тэхён не хочет с такими водиться. Он вообще уже очень устал, ему хотелось бы
хоть с кем-нибудь поговорить, открыть душу. Тут очень удачно подходит Юнги,
но не успевает Тэхён и рта раскрыть, как Мин, поставив перед ним новый
коктейль, уходит в другой конец барной стойки.
10/209
Ну да, у него работа. У него клиенты и всякое такое, а Тэхён один, и одиночество
это жрёт его. К концу круиза вряд ли от него вообще что-то останется, как бы не
исчезнуть. Как бы не раствориться, не превратиться в пену на берегах
Портсмута подобно Русалочке. Та ведь тоже любила, и Тэхён любил, он не
человек, что ли? Очень любил, потому и страдает. Невзаимные чувства кажутся
ему страшнее шторма посреди открытого океана. Быть преданным и
отвергнутым настолько же больно, насколько и умирать, и никто его не
переубедит.

Он оставляет недопитую сангрию, хватает ключ от каюты и поднимается на

палубу. Тут дышится легче. Лёгкие наполняются воздухом, на губах остаётся
морская соль, а Ким бредёт к носу корабля, любуется видами: звёздным небом,
луной, чернотой, пустотой... Кажется, он всё-таки не приспособлен для жизни на
корабле, ему очень хочется на землю.

Он замирает, когда второй раз за сегодняшний вечер натыкается на того, кого

теоретически стоит избегать, потому что общение с такими – пустая трата сил и
времени, но Тэхён всё равно присаживается на другом конце скамьи и молчит.
Пока что. А потом всё-таки открывает свой болтливый рот:

— Не помешаю?

— Помешаете, — равнодушно звучит в ответ. — Вас это остановит?

— Вы со всеми такой грубый? — не выдерживает Тэхён.

Он кусает губы, разглядывая незнакомца, а тот впервые усмехается. Хоть и не

смотрит в его сторону, продолжая созерцать безграничное.

— Грубый? — у такого невежи и такая приятная улыбка. Вот несправедливость

мира. — Я всего лишь предельно честно отвечаю на ваши вопросы.

— Можно быть чуть-чуть помягче, — советует Тэхён.

Он немного пьян, ему можно говорить глупости.

— Будьте, если вам угодно.

— Хотелось бы, чтобы и вы тоже...

— Ваши желания меня не касаются, оставьте их при себе.

— А я из дома сбежал, — внезапно выпаливает Тэхён. Как будто ему не двадцать

пять, а снова пятнадцать. И на завтрак будут мамины оладьи, а за окнами –
июльский жар, горячее лето и холодное озеро там, далеко, в его родном Пусане.
— Думал, отдохну здесь, смогу расслабиться, а как-то не отдыхается, — на его
слова нет никакой реакции, гробовое молчание... — Не знаете, куда мы плывем?

Мужчина поворачивает голову в его сторону и выгибает бровь. Удивился? И по-

прежнему смотрит на волосы, что с ними не так в этот раз?..

— Вы не знаете, куда направляетесь? — Тэхён в ответ мотает головой. Понятия

не имеет, честное слово. Он даже не помнит, как оплачивал путёвку и скидывал
11/209
вещи в чемодан. — Первая остановка – Бермуды. Гамильтон.

— Никогда там не был. Я кроме Англии и Пусана вообще нигде больше не был.
Интересно, там красиво?..

На его удивление, ответ ему дают:

— Да.

— Вы ведь уже путешествовали?

Взгляд незнакомца снова устремляется вдаль, он даже как будто немного

веселится из-за чужого любопытства.

— Путешествовал.

— Много раз?

— Явно больше, чем вы.

— А как же дом? — но ответа на этот вопрос не поступает ни через минуту, ни

через пять. Его, по всей видимости, вообще ждать не стоит. — Мне помолчать?

— Если это возможно.

— Возможно, если вы ответите на один вопрос, — мужчина в ответ едва заметно

машет рукой, предлагая говорить. Понимает, что от него не отвяжутся. — Как
вас зовут?

Ответ снова приходится ждать, но Тэхён очень терпеливый. Он и не таких

видал.

— Чонгук. Теперь ты успокоишься?

— Почему так внезапно на «ты»? — хмурится Тэхён.

— Я старше. Имею право.

— Мне, вообще-то, двадцать пять.

— Это каким-то образом должно преуменьшить мой возраст? — этот Чонгук едва
заметно вскидывает брови, но на Тэхёна так и не смотрит.

И что он нашёл такого интересного в этом чёртовом море?

— А сколько вам лет? — не отстаёт Тэхён.

— Кажется, кто-то обещал немного помолчать.

— Верно...

Тэхён не расстраивается. Он привык не получать ответы на свои вопросы,

поэтому расслабленно откидывается на спинку скамьи, чуть сползает вперед,
чтобы положить на неё голову, и смотрит лишь вверх. Небо привлекает его куда
12/209
больше бесконечных вод. От моря уже тошнит.

— Вы любите плавания? — снова нарушает тишину. Вместо ответа он слышит

совсем тихий смех и тяжёлый вздох. — Что смешного я спросил?

— Моя форма ни о чём тебе не говорит?

— Сейчас вы не в ней. А так я понял, что вы один из членов экипажа.

— Вот как, — Чонгук удивляется почти искренне. — Знаешь такое слово, как
экипаж. Поразительно.

— Всё-таки вы очень грубый, — будничным тоном сообщает ему Тэхён.

— Это называется «держаться на расстоянии».

— Я от вас на расстоянии... — Тэхён окидывает взглядом пустую скамью. Они

сидят достаточно далеко друг от друга, чтобы не лезть в личное пространство.

— Пускай так и остаётся.

— И всё же...

— Послушай, как тебя там... Тэхён, — устало вздыхает Чонгук. — Я прихожу сюда
помолчать, понимаешь, к чему клоню?

— Молчите, если хочется. Я разве вам мешаю?

— Да, такой момент присутствует.

— Ну надо же, — язвит Тэхён. Он хоть и терпеливый, раздражаться тоже умеет.

И сейчас он очень раздражён настолько пассивным отношением.

Он по-человечески хочет... просто поговорить. Зачем же быть таким козлом? Ну,

подумаешь! Влез Тэхён в какое-то там личное пространство, так это, вообще-то,
называется контактом, но моряки, видимо, правда вот такие... отшельники,
любящие бездумно пялиться в эту чёрную воду. Муть сплошная. Тэхён
попытался наладить общение – не вышло. Пора в каюту и на боковую, ловить на
этом судне нечего. Он сойдет с него при первой же возможности и вернется
домой. Ему всё равно все эти плавания не нравятся.

Он уходит расстроенным, потому что... да чёрт его знает! Бармен его слушать не
хочет, Джин в делах, милашка-Чимин тоже, и этот вот. Как будто весь из себя
такой занятой, а остальные люди на лайнере... На них силы нужны, время, чтобы
познакомиться, понять, что за человек перед тобой. Обязательно выслушать, а
этот вот пень сидит и молчит. Да какой человек не любит поговорить, излить
душу незнакомцу? Да нет таких! Всех разговорить можно, всех, кроме, видимо,
моряков.

И плевать на них вообще, Тэхён по-нормальному хотел побеседовать, может,

помочь чем-то, а Чонгуку этому его помощь и не вписалась отродясь. Раз такой
одиночка, то пускай наслаждается безграничными видами чёрных вод. Чтоб он
ими подавился.

13/209
А Чонгук, поймав взглядом линию горизонта, где звездное небо соединяется с
морскими бликами, и так наслаждается.

Глаза... Глаза у этого болтливого красивые, такие голубые. Даже в темноте

яркие, насыщенные, в них страшно смотреть. Прилипчивый, конечно, как клещ,
но взгляд-то какой... Пронзительный. До костей. Он капитану напоминает море,
оттого и страшно. Если честно, очень.

Моря губят жизни. И люди, знаете ли, тоже так умеют.

14/209
2. Великая беда

«Снова тянет меня к воде –

морю, озеру, океану…
Там, где крылья свои воздев,
чайки в небе бесследно канут,
что-то бьётся в моей душе
или в генах…
Медитеррания…
Через тысячи лет уже:
страны, странствия и страдания».

Тэхён очень рад узнать, что через какие-то сутки они уже будут на Бермудах, а
там и до Америки недалеко, и домой... Да, домой хочется очень сильно, потому
что на лайнере Тэхён чувствует себя не в своей тарелке. Люди вокруг него такие
счастливые, а он ходит с кислой рожей, вымученно улыбается на все
предложения Чимина посетить хоть одно развлекательное мероприятие и
просто пытается дожить до того момента, как окажется на твёрдой земле. Ему
даже поговорить не с кем, хотя не то чтобы дома было с кем... Но дом есть дом,
там всё равно очень хорошо. Вроде как.

Дома его никто не ждёт, за садом присматривает Бет Энн, а Уильям... А Уильям
переехал в Лондон, к своей невесте, которая появилась на пороге дома Бет Энн
нежданно-негаданно. Тэхён в тот момент помогал ей с перестановкой, а потом
много и долго плакал до раздирающих душу всхлипов, когда вернулся к себе. В
кровати, той, в которой они проводили совместные с Уильямом вечера, даже
некоторые ночи.

Но так бывает: Уильям, оказывается, козёл, а Тэхён – простофиля, с какого-то

перепуга решивший, что он не может быть для кого-то временным
развлечением.

И всё-таки он не жалеет о том, что было, ему просто неприятно от осознания,

что нет в этом мире человека, для которого он мог значить что-то... Просто хоть
что-то, тут уже не до хорошего. И несмотря на это, он старается не унывать,
старается быть искренним и открытым. Он хочет доверять людям, знает, что все
они разные, поэтому каждый заслуживает шанса. Тэхён, вроде как, тоже
заслуживает, но этот самый шанс ему не спешат подарить. А впереди вся жизнь,
впереди много радости, бед, черного и белого, но какой толк от этой радости,
если её не с кем разделить?

Тэхён боится одиночества намного больше предательства. Ему очень нужен свой
человек, а эта его хандра по бывшему возлюбленному и его такой же
белобрысой невесте... Всё проходит, всё блекнет и забывается. Эта дура ещё не
знает, с кем связалась, не такой уж этот Уильям и идеальный. И лимонад он
приносил дерьмовый. И вообще.

Юнги, наверное, надоело уже видеть его в баре, но Тэхён обосновался там
прочно, потому что и до каюты недалеко, и людей здесь обычно не так много. А
15/209
если точнее, здесь только алкоголики, люди, сбежавшие от чего-то, что было
там, на берегу, и Тэхён. Хотя он ничем не отличается от вторых, разве что он
единственный, кто пьет сутками сок и вливает Юнги в уши всякую ненужную
ему фигню про бывшего. И это Тэхён даже не пьян...

До поры до времени.

Свой отъезд домой он как раз-таки собирается отметить, но только на твёрдой

земле, то есть на Бермудских островах. Лайнер очень долго швартуется, у
Тэхёна незадолго до этого начался мандраж. А вдруг они наедут на землю, а
вдруг перевернутся, а вдруг утонут, вдруг?! Он вообще сам по себе очень
нервный и нежный, поэтому на время состыковки с причалом спрятался в своей
каюте, а потом, глубоко вдыхая горячий воздух, летел до ближайшего отеля как
ошпаренный, не забывая любоваться видами и охать и ахать над каждым
встречным кустом. Он человек простой и впечатлительный.

Чимин, сошедший с ним с лайнера, чтобы помочь некоторым пассажирам

устроиться в отеле, смеялся над его искренним восторгом и помог выбрать
номер с видом на зеленый сад... А не на это чёртово море, которое уже в
печёнках у Тэхёна сидит. И это учитывая то, что он в пути пробыл какие-то пять
дней. Красота, что сказать. Лучше бы этим голубым водам иссохнуть до того,
как Тэхён встретится с ними вновь. Или просто пускай не попадаются ему на
глаза.

Но даже при всём своём раздражении, морем он всё равно любуется. Вечером,
прогуливаясь по берегу, моча ноги в прохладной, соленой воде, Тэхён улыбается
заходу солнца. Всё-таки мир очень красивый, когда вокруг тихо, когда под
ногами тёплый песок, когда морская пена нежно ласкает щиколотки. Когда в
номере гуляет сквозняк, надувая шторы парусами, что закрывают вид на
небольшой фонтан во дворе, столики на двоих и пустые дорожки, выложенные
красно-белыми кирпичами.

На Бермудах красиво. Очень. Так что Тэхён напивается этим же вечером от

души, в одиночестве, потому что так давно хотелось, а весь следующий день
страдает от похмелья. Он редко злоупотребляет алкоголем, но иногда надо...
Иногда этого требует и тело, и душа, и мозг, и сам Тэхён весь целиком требует
от самого себя нажраться в хлам. И он ни о чём не жалеет, сидя уже следующим
вечером на веранде с Чимином, который немного рассказывает ему о своей
жизни.

Тот много путешествует, очень любит свою команду, любит Джина и капитана, с
которым он обязательно обещает Тэхёна познакомить, раз уж тот собирается
сойти с рейса в Америке. Тэхён не против, он даже набирается смелости и
спрашивает Чимина о Юнги, а тот бормочет что-то себе под нос о том, что этот
наглый бармен не соблюдает субординацию, считает себя главным и тэ дэ и тэ
пэ. А Тэхён улыбается, превозмогая усталость, наслаждаясь прохладным,
свежим вечером и лимонадом. Не такой вкусный, как у Бет Энн, но тоже ничего.

Он прекрасно понимает, что Чимин не станет выворачивать перед ним душу, но

всё равно искренне удивляется, когда Пак говорит:

— Ты не подумай, Юнги хороший. У нас, в принципе, очень хорошая команда, я

их всех люблю. Даже его. Но это не значит, что иногда мне не хочется выкинуть
его за борт к чёртовой матери. Но ты не обращай внимания. Все те, кто долго
16/209
находятся на корабле, они становятся... Как бы это сказать... Чёрствыми?
Наверное. Особенно капитан и наш старпом. Представь, они почти не
контактируют с людьми, они не могут отдыхать так, как мы. Даже у меня бывает
свободная минутка, а у них – очень редко. Они даже лайнер ни разу не покидают
за всё время плавания, представляешь? Хотя это больше их личная прихоть, —
Чимин хмурится, но видно, что заботливо. — Они делают серьёзную работу,
управлять такой махиной непросто. Я бы точно не смог, даже пройдя
подготовку.

Тэхён невольно проникается уважением к этим людям, даже к Юнги. И к Джину,

и Чимину, и Хосоку, главному механику, и тому грубому мужчине из их команды.
А следующим утром, когда солнце лениво раскидывает свои холодные лучи по
морской глади, сошедших пассажиров просят вернуться на борт. А потом Чимин
кивает головой и говорит:

— А вот и капитан.

Тэхён ищет его взглядом, поднимаясь на борт лайнера с магнитиками в руках, и

не понимает, о ком говорит Чимин.

— Да вон же, в форме. А рядом его старпом, — кивает Пак на двух мужчин в
белоснежной форме и тащит Тэхёна прямо к ним.

Как там звали этого чурбана?..

— Так этот ваш Чонгук – старпом? — хмурится Тэхён.

— Он наш капитан, — недоумевающе отвечает Чимин. — А Ким Намджун – его

главный помощник. Ты уже познакомился с ними? Капитан Чон, капитан Ким, —
Пак чуть кланяется в знак приветствия, а Тэхён так и стоит: глупо таращится на
того самого грубияна, которого впервые видит при таком параде, да ещё и при
дневном свете.

Очень красивый, статный мужчина, с невыносимо тяжёлым взглядом, острыми

чертами лица, холодный, собранный, уверенный. Жаль, что такое хамло. Но
Тэхён аж дар речи теряет, когда понимает, что этот человек... этот вот, одним
своим взглядом рассекающий волны, и есть капитан их круизного лайнера.
Капитан. Этот вот...

— Капитан? — под нос себе бурчит Тэхён.

Чонгука его реакция, кажется, забавляет. Уголки губ на секунду поднимаются

вверх, но после он снова становится серьёзным. Сколько же всего этот человек
может скрывать? Тэхён точно не умеет быть таким собранным, удивительно...
Удивительно, как это его до сих пор не выкинули за борт за все те глупые
вопросы. Он умудрился доколупаться до самого капитана, это ж ещё так уметь
надо.

Ему становится стыдно за то, что он, вероятно, отвлекал человека от чего-то
важного, ведь Чимин сказал, что капитан не отдыхает... А Тэхён мешал,
приставал, болтал без умолку, не давал спокойно отдохнуть. Ужас!

А потом он открывает рот, чтобы спросить, как это возможно, что капитан
выглядит младше старшего помощника, но клацает зубами, затыкаясь обратно.
17/209
Его продолжают сверлить тяжёлым взглядом, безжалостным, а Тэхён отводит
глаза. Ему хочется поскорее вернуться в каюту, сложить купленные магнитики и
сходить к Юнги.

Ну, Юнги желания Тэхёна не разделяет. Он вообще особо болтливых не любит, а

этот ещё и шебутной, балаболит и балаболит. И откуда силы берутся, учитывая,
что сутками этот пришибленный пьет один только сок? Даже на обед не уходит.

— Как он может быть капитаном? — никак не угомонится Тэхён. — Сколько ему,

говоришь?

— Тридцатник стукнул.

Юнги на самом деле не такой уж и безучастный. Пускай он этого не показывает,

но чужие страдания его ой как веселят. Тэхён разве что за голову не хватается,
страдая о том, что он достал капитана... Не кого-то там, а человека, у которого и
без него проблем выше крыши, понимаете?! Такой вот он сам, одним словом –
паникёр.

— Тридцать? Да как он вообще капитаном стал?!

Очень сложно, знаете ли, совмещать страдания и негодование, но Тэхён отлично

с этим справляется.

— Ты чё истерику закатил? — хмурится Мин. — Ну докопался ты до него, дальше

что? Первый, что ли? У него таких, как ты, две тыщи на корабле.

— У него, наверное, столько работы...

— А у кого из нас работы мало? — хмыкает Мин.

— Извиниться, наверное, надо...

Юнги усмехается:

— Ну давай, рискни.

— Я его так достал...

— Меня, вообще-то, тоже.

— Как стыдно-то...

— Я со стеной, что ли, разговариваю?

Тэхён продолжает стенать и охать, потому что он – человек, живущий по

совести, потакающий всем её прихотям, ему и правда очень неловко перед
Чонгуком. Тот, наверное, один побыть хотел, подумать, может, решал какие-то
проблемы, а тут Тэхён со своими «а я из дома сбежал». Как будто это кого-то
волнует! Вот дебил!

Он и сам не понимает, почему беспокоится о таких мелочах. И ведь на самом

деле просто мелочь, ситуацию можно легко исправить, извинившись. Вот и все
дела. Но Тэхён не находит себе места до самого вечера, ждёт, пока спрячется
18/209
солнце, пока палуба поредеет, пока на небе не зажгутся гиганты-светлячки, а
потом закрывает каюту и идет. Куда идет, зачем... Как будто его там кто-то
ждёт. И всё-таки находит капитана на том самом месте, в одиночестве, тишине,
темноте. И как Тэхён раньше не понял, что это место есть укромный уголок
человека?

Он выглядывает из-за угла рубки, наблюдает, очень хочет подойти и

извиниться, но и мешать не хочет.

— Либо садись, либо уходи. Не надо меня караулить, — чужой голос нарушает
тишину.

Тэхён не удивляется тому, что его заметили, неуверенно подходит к скамье и

садится на другом конце. Он очень долго сидит молча, смотрит вперёд, на то,
как лайнер рассекает чёрные воды. Ветер обдувает лицо, ласкает волосы, кожу,
покрывшуюся мурашками. Ночью в море холодно, но такая атмосфера освежает,
избавляет ото всех мыслей. Наверное, Чонгук приходит сюда, чтобы хоть пару
минут ни о чём не думать. У Тэхёна тоже отключаются мозги, вместо извинений
он спрашивает:

— Как дела?

— Неплохо, — равнодушно отзывается Чонгук.

— А я не знал, что ты капитан.

Чонгук никак не реагирует на его «ты». Так и сидит, любуясь своим

драгоценным морем. Видно, что очень любит. Видно, что его это успокаивает.

— Теперь знаешь.

— Знаю. Но как так вышло? — Чонгук смотрит на Тэхёна и выгибает бровь. От

этого прошибает дрожью, а может, это всего лишь ветер и холод... Да, наверное,
ветер, от чужого взгляда такого не бывает. — Как так вышло, что ты стал
капитаном?

— Как это, по-твоему, происходит? Меня выбрало само море, — спокойно

отвечает Чонгук.

— Правда?

— Нет. Я отучился в академии, прошел спецподготовку, получил диплом, на этом

всё.

— А говорил, что не обманываешь.

— Ты такой наивный. Сложно удержаться, — от его взгляда Тэхёну очень

холодно, очень жарко, дышать тяжело, очень. Тянет.

Просто тянет поговорить, узнать поближе, у человека жизнь за спиной, которая

отличается от жизни Тэхёна. Он так слаб перед неизвестным и чем-то новым –
вечная проблема. А ещё и правда очень наивный, этим все любят пользоваться,
так что не привыкать. Хотя всё равно обидно. Чуть-чуть.

19/209
— Ты же знаешь Джина? Из вашей команды, такой высокий, голубоглазый, —
говорит Тэхён, сам не понимает, зачем всё это рассказывает. — Он мой брат. Он
уговорил меня на эту поездку, не знаю, зачем согласился. Здесь хорошо, но... Не
знаю. Наверное, это не моё.

Чонгук смотрит на него, а Тэхён наоборот любуется видами. И как он может не

любить море, если сам родом должен быть откуда-то оттуда? Из морской
пучины, может, с океанского дна. И брат его такой же, величественный, очень
гордый. Этот вот на гордого не тянет, но профиль его идеально вписывается в
морские пейзажи, а глаза... Топят, стоит лишь в них заглянуть. Не бывает так,
чтобы человек, сотканный из морских волн, взбитой пены и кристальной соли, не
любил море. Он просто пока ещё не понял.

Чонгуку собственные мысли не нравятся. Он привык восхищаться большими

водами, никак не людьми. Его взгляд снова устремляется вдаль.

— Поэтому ты решил сойти в Америке?

Тэхён искренне удивляется, глядя на мужчину во все глаза.

— Откуда ты знаешь?

— Я – капитан. Я знаю, сколько людей должно быть на борту. Сокджин обязан

докладывать о таких вещах.

— На самом деле не только поэтому, — тихо говорит Тэхён. Но Чонгук не

спрашивает почему, вообще никак не реагирует. — Мне не нравятся все эти
развлечения, мероприятия, конкурсы, толпы народу. Хотя джаз я люблю. А ещё я
скучаю по дому.

— Ты же сбежал оттуда.

Тэхён улыбается, потому что всё-таки Чонгук его слушал.

— Я не от дома бежал, а от того, что там есть. Но сейчас понимаю, что когда
вернусь, будь то спустя неделю или четыре месяца... Всё, что я там оставил,
никуда не денется. Будет меня ждать, — он кусает губы, потому что Чонгук,
кажется, настроен на разговор, даже если не очень принимает в нём участие. —
У тебя никогда не было такого, что ты очень сильно хочешь что-то бросить, а
смелости не хватает? Важно вовремя сказать самому себе: я не хочу. Это
избавило бы от многих проблем. Но я так не сделал, поэтому оказался здесь. И
поэтому когда вернусь домой, мне будет там очень плохо. В моём собственном
доме, представляешь? — он невесело усмехается, сидя к Чонгуку лицом и
ковыряя щель в скамейке.

На ответ не рассчитывает, ему достаточно и того, что хоть кто-то его просто
выслушал. Даже такое в его жизни редко происходит.

— Тогда не возвращайся.

Тэхён вскидывает голову и смотрит на Чонгука. Он просто озвучил мысль,

вполне логичную, как Киму кажется, но есть для него в этом что-то такое, за что
можно зацепиться. И Тэхён цепляется за этот совет, он ему очень был нужен.

20/209
— Тогда не буду.

Они молчат какое-то время, но Тэхён на то и Тэхён, чтобы балаболить без

устали.

— Знаешь, Бермуды я не оценил. Напился в первый же день, совсем на меня не

похоже. Правду говорят, море меняет людей. Может, оно и меня уже изменило?
— Чонгук почему-то усмехается, но так и молчит. — Почему ты его так любишь?

— Кого?

— Море, океан. Не знаю. Что в нём интересного?

— Оно не задаёт вопросов.

Тэхён искренне смеётся:

— Просто я любопытный. Я никогда не был в плавании, и всё это мне вообще не

нравится, честно, не понимаю почему. Здесь очень красиво, но как-то... пусто.
Не на что смотреть. На что ты постоянно смотришь?

— Из-за горизонта каждый день появляются новые звёзды.

Тэхён удивляется, потому что он-то думал... Он думал, что капитан души не чает
в воде, а тут звёзды. Это же надо так.

— И ещё одна прямо перед тобой, — у Тэхёна всё нормально с самооценкой.

— Помолчим? — любезно предлагает Чонгук.

— Я снова отвлекаю?

— Снова.

— Извини, — виновато улыбается он и встаёт со скамейки. — Доброй ночи?

— Доброй.

— Спасибо, — совсем уж тихо говорит Тэхён, прежде чем уйти.

Но Чонгук слышит и понятия не имеет, за что его благодарят. Его это и не

волнует, честно признаться. Он в этой мириаде звёзд сегодня одной не
досчитался... Кажется, та сама только что нашлась.

*****

— Тэхён, это очень хорошо! — радуется Чимин, однако Юнги его радости не
разделяет:

— В смысле ты остаёшься? — загробным голосом интересуется тот.

— В прямом, — Тэхён широко улыбается в ответ. — Ваш капитан меня уговорил.

21/209
— Капитан? — выпучивает глаза Пак, а Юнги замирает с полотенцем в руках:

— Какой ещё капитан?

— Ваш. Чонгук.

— Кэп уговорил... — медленно повторяет Юнги, наблюдая за довольным

Тэхёном. — Уговорил, — твёрдо повторяет он, — тебя? Остаться на лайнере? Ему
там голову, что ли, напекло на этом сраном мостике? Куда смотрит Намджун?

Никто Тэхёна, конечно, не уговаривал, он сам решил остаться. Взял себя в руки,
последовал совету мудрого – наверное – человека и выбрал море. Он хочет
увидеть мир, а дом, как он и сам говорил, останется и никуда не денется. Будет
ждать. А Тэхён будет здесь с Чимином, Джином и этим ворчащим Юнги. Он к
нему уже притёрся. Он вообще очень легко привыкает к людям.

— Побегушка, ты должен с ним поговорить, — хмурится Юнги, тыча пальцем в

Чимина. — Он не имеет права решать такие вещи за наших гостей. Хочет домой
– попутного ему ветра.

— Заткнись ты уже, ради Бога, — Чимин закатывает глаза.

— Он назвал меня своей путеводной звездой, — Тэхён любовно смотрит на Юнги,

а того всего аж перекосило.

— Ты мне лапшу на уши не вешай.

— Мы много времени проводим вместе, — врёт Тэхён, продолжая выбешивать

бармена.

— Да-да, как же.

— Да-да! Откуда я тогда знаю, что вечерами он сидит за рубкой в темноте

кромешной и наблюдает за звёздами? — вскидывает брови Тэхён.

— Фу, ты это... — Юнги говорит уже не очень уверенно. — Капитана нашего не

очерняй. Он бы не стал с таким, как ты...

— А что со мной не так? По-моему, я очень привлекательный.

— Очень, — поддакивает Чимин, и Юнги испепеляет его взглядом.

— Ну так валите отсюда и голубитесь где-нибудь в другом месте.

— Ты как с клиентом разговариваешь? — хмурится Пак.

— Ты не ревнуй, я на твоё не зарюсь, — встревает Тэхён.

— К кому ревновать? К тебе, что ли? — Юнги впервые повышает на него голос. —
Швабра ты белобрысая.

— Мин Юнги! — Чимин бьёт кулаком по стойке, но понимает, что в баре есть
клиенты, поэтому понижает голос: — Ещё раз...
22/209
— А то что, побегушка? — скалится на него Мин. — Пожалуешься на меня
капитану?

— Не стану с тобой больше разговаривать, — спокойно говорит Чимин, а Юнги

морщится.

— Тоже мне, беда великая. Чё за детский сад?

Чимин кидает на него равнодушный взгляд, поправляет пиджак и,

попрощавшись с Тэхёном, уходит, не забывая приветливо улыбаться
пассажирам, которых встречает на своём пути. Чимин очень хороший менеджер,
Тэхёну он и правда нравится.

— Ты его расстроил, — говорит он, привычно болтая ногой и попивая сок через
трубочку.

Юнги кидает на него злобный взгляд и молчит. Понимает, что накосячил, но

никогда в этом не признается. Тэхён и не думал, что их отношения сложные
настолько.

— Да ладно, ваш капитан тоже класть на меня хотел, — вздыхает он. — Сколько
не пытаюсь с ним поговорить, он только молчит или говорит, что я ему мешаю.
Обидно, знаешь ли. Хоть я и понимаю, что он мне ничем не обязан.

— Тебе с ним всё равно не светит, — бурчит Мин.

— Да знаю. Я и не надеялся, вообще-то, даже мыслей не было, — хмурится Тэхён.

Он правда даже не думал об этом в таком русле. Просто хотел поладить с

человеком.

— А почему не светит? — ради интереса спрашивает он, вскидывая взгляд на

Юнги.

— А сам ты не понимаешь?

— Понимаю, наверное. На гея он не тянет. На заботливого ухажёра – тоже.

— Он – одиночка, — хмурится Мин, усиленно натирая стакан. — Какие отношения

могут быть у моряка, сам подумай. Кому он вообще такой сдался? Будет
пропадать месяцами в море, разве это кому-то нужно?

Тэхён взбалтывает сок трубочкой, сам хмурится, потому что и правда... Только
терпеливый сможет ждать так долго.

— Может, поэтому ваш капитанишка такой злобный? — и он вздрагивает, когда

слышит за спиной голос:

— Злобный капитанишка, — равнодушно повторяет за ним Чонгук, а Тэхён весь

скукоживается на стуле и поднимает на него взгляд.

Зря, ох как зря... Смотреть на Чонгука снизу вверх должно быть запрещено
законом. Очень страшно.
23/209
— Я имел в виду, что вы... ты... Я хотел сказать не... Я не хотел сказать... это. То
есть...

— Жалкое зрелище, — кидает Юнги, а Тэхён чувствует, как горит лицо. И шея, и
плечи, и тело.

— Уверен, ты не злобный, — наконец говорит он хоть что-то адекватное. —

Наверняка самый лучший в мире капитан, правильно?

Чонгук его старания не оценил, так и прошёл мимо, окинув равнодушным

взглядом.

— Отвратительно, — подводит итог Юнги. — Но он тебя простит, ты же там кто...

его звезданутый? Наверняка отнесется с пониманием.

— Что он вообще здесь забыл?!

— Он часто прогуливается по лайнеру, — Юнги игнорирует чужие стенания. —

Иногда даже играет в бильярд с нашим старпомом или механиком.

— Играет? — удивляется Тэхён. — Он?

— Нет, папа Карло, — язвит Мин.

— Кто?..

Юнги прикрывает глаза и вздыхает:

— Забей.

— Это мне опять извиняться надо? — страдальчески ноет Тэхён.

И неважно, что в последний их разговор он так и не извинился, поэтому нет

никаких «опять». Просто извиниться. Ему за многое стоило бы, а то только и
делает, что косячит.

И несмотря на желание загладить вину, от капитана он бегает все следующие

двое суток, а там – Америка и Форт-Лодердейл. Там Лас Олас, магазины и огни
вечернего города, которыми Тэхён любуется, сидя за столиком на веранде кафе.
На бульваре зажигаются фонари и развешанные в витринах магазинов
гирлянды, а Тэхён сгребает только что купленные магнитики и идёт к пляжу.

И его там никто и ничего не ждёт, но он всё равно прогуливается вдоль берега в
гордом одиночестве. Издалека оценивает круизный лайнер, название «Аструм»,
украшающее борт, и кусает губы. Почему капитан никогда не покидает корабль?
Почему Тэхён такой глупый и не умеет держать язык за зубами?

Он снова ночует в отеле, там спится крепче, чем в каюте. И следующим вечером,
после экскурсии по городу с другими пассажирами, он снова сидит на пляже.
Один, на шезлонге, с бутылкой холодного чая и бесконечной печалью в глазах.
Вечернее солнце его не греет, песок давно остыл, вода охладела к нему, и
последнюю ночь в номере он проводит почти без сна. Потому что неудобно,
потому что всё не так, то холодно, то жарко, и по возвращению на лайнер он
24/209
понимает насколько ужасно, должно быть, выглядит. Капитан, уже как обычно,
вместе со старпомом стоят на палубе, встречая вернувшихся гостей.

Тэхён на них не смотрит. Чонгук на него – лишь один раз.

Ким вообще очень устал и хочет выспаться, но сон не идёт к нему ни днём, ни
вечером, ни даже после полуночи. Ещё и эта чёртова смена часовых поясов,
Тэхён к такому не приспособлен.

Он поднимается на палубу, зачем-то бредёт к носу лайнера, а потом долго

смотрит вперёд. Пытается понять, что такого особенного в этом дурацком море,
а ничего особенного в нём и нет. В мире вообще ничего такого не существует,
каждый сам решает, что ему ценно, а что – не очень. И Тэхён долго думает.
Думает и думает, а потом поднимает взгляд к горизонту, где чёрная вода
сливается с искрами в небе, и отпускает себя.

Ветер свистит в ушах, море сегодня очень неспокойно, Тэхён тоже. И он

впитывает в себя морскую ярость, питается его злостью. Бьющиеся о борта
волны дарят ему энергию, какое-то спокойствие и умиротворение. Он впервые за
две недели путешествия наслаждается видами, постепенно влюбляется в
горизонт, а тот ведь и правда очень красив, когда ты один, в тишине, наедине с
самим собой.

У Тэхёна зуб на зуб не попадает, потому что в море начинается ураган, но он

сидит, вглядываясь в эту черноту, а потом звёзды скрываются за грозовыми
тучами. И Чонгук... Накидывает клюющему носом Тэхёну пиджак на плечи и
молча уводит с палубы. Тэхён тоже молчит и до сих пор ни о чём не думает, не
знает, почему этот жест доброй воли не вызвал в нём никаких чувств. Он
позволяет довести себя до каюты, лайнер немного качает на волнах, поэтому
Тэхён чуть ли не сшибает головой пожарный ящик.

Чонгук вовремя ловит его под локоть, а руки-то какие тёплые... Кожа невольно
покрывается мурашками, а сам Тэхён вздрагивает. Он кутается в пиджак, едва
слышно благодарит, зарываясь носом в подушки и крепко-крепко спит до самого
утра, невзирая на бурю. В грозу спится хорошо. В чужой одежде, пахнущей чем-
то свежим и лёгким, ему очень комфортно.

Он Чонгука обязательно как-нибудь отблагодарит, а тот выходит из каюты и

прикрывает за собой дверь. А потом вспоминает, что случайно забыл свой
пиджак.

Случайно.

Возможно.

25/209
3. Невзаимно

«И я чувствую, что всё в моей жизни привело меня к тебе: мой выбор, моё
разбитое сердце, мои сожаления. Всё. И когда мы вместе, моё прошлое того
стоит. Потому что если бы я сделал что-то по-другому – я бы никогда не встретил
тебя».

Чонгук, пока большая часть пассажиров ещё спит, появляется у каюты Тэхёна и
просит свой пиджак обратно. Вот так просто, миролюбивым тоном, спокойно,
одетый в чёрную форму, в какой Тэхён его ни разу не видел.

Он даже не сразу понимает, что ему что-то говорят, а потом активно

поддакивает, поспешно возвращает чужую вещь и пялится в закрытую дверь
собственной каюты. Волосы дыбом, на щеке – красный след от подушки, а глаза
сонные-сонные... Ему, конечно, не привыкать показываться капитану не с
лучшей стороны, но всё равно стыдно, неловко и... У Тэхёна кровь приливает к
щекам, когда он вспоминает, как Чонгук накинул ему на плечи пиджак. Да, он
выглядел немного раздражённо, но всё-таки сделал это, а потом ещё и до
каюты довёл, и вещь свою оставил!

Только вот Юнги разрушает все фантазии Тэхёна, рассказывая о каком-то

идиоте, который в шторм болтался по палубе. Ему об этом старпом поведал.
Оказывается, даже тревога работала, а Тэхён её и не слышал из-за ветра, он
чуть ли не уснул прямо на той самой скамейке. А если бы уснул?.. Вот дурак.

— Я за рубкой сидел, — мрачно говорит Тэхён. — Ничего не слышал.

— Где-где? — хмурится Мин.

— Ну, за рубкой. На третьем ярусе...

На лице Юнги искреннее офигевание, которое Тэхён также искренне не

понимает.

— А табличка «проход запрещён, служебная зона» для кого висит? Не для тебя,
не? — он выгибает бровь.

Тэхён округляет глаза и чуть ли не скулит, понимая, что он ещё и правила

нарушил... Это ж надо так умудриться было! А капитан, оказывается, ой какой
терпеливый. Его непоколебимость могла бы поспорить с оптимизмом Кима, а его
никто не может переоптимизмить. Во как!

— А почему он меня не выгонял?.. — Тэхён забывает добавить «почти».

— Потому что ты пришибленный, — хмыкает Мин. — С тобой ругаться – грех на

душу брать.

— Чимин, значит, так и не разговаривает с тобой, — Тэхён прекрасно понимает

причины чужого сарказма, а Юнги молчит, с искренним интересом разглядывая
что-то за его спиной. Делает вид, что не задет таким поведением.
26/209
Выпендривается, если точнее. — Хочешь, я скажу, что мы с тобой уже прям бэст
фрэндс форева? Он тебя простит. Мне-то и не обидно было даже, я и не такое в
свой адрес слышал.

— Пофиг, — очень по-взрослому отвечает Юнги.

— Не переживай, мы растопим его сердце для тебя. Вместе, да?

— Сдался мне этот побегушка.

— Ещё не сдался, но общими усилиями сдастся! — воодушевлённо говорит Тэхён

и оглядывается по сторонам на всякий случай. — И капитанишка ваш тоже
сдастся... Мы тут всех покорим, потому что красавчики. Давай победную
пятюню! — Тэхён выставляет ладонь вперёд, а Юнги скептически на него
смотрит.

— Мы никого не победили.

— Зришь в корень, барменюга, — нахмурившись, соглашается Ким. — Я пошёл к

Чимину.

Он и сам не знает, откуда в нём столько стремления накосячить ещё больше. Да

и свахой он никогда не был, но если не ему быть счастливым, то хоть кому-
нибудь, правильно? А капитан... Он ведь не выгонял, выслушивает, терпит, даже
до каюты довёл. Может, это всё-таки что-то да значит? Вдруг Тэхён ему всё-таки
нравится? От этой мысли у него сил вагон и маленькая тележка. Доколупался!
Нравится!

— Эй, звезданутый, — окликает его Юнги. Он долго молчит, с прищуром

разглядывая Тэхёна, как будто не может решиться. А потом устало вздыхает и
говорит: — Капитан сегодня вечером играет. Я тебе этого не говорил.

Тэхён широко улыбается и тянет руки через стойку, делая вид, что хочет обнять
бармена, но Мин отмахивается от него полотенцем. И от воздушных поцелуев он
отмахивается им же, а счастливый Тэхён отправляется на поиски сексуального
менеджера, на чью задницу должен перестать залипать. Потому что он уже
Юнги пообещал, и вообще как-то неправильно тайком вздыхать по одному
незнакомцу и пялиться на задницу другого.

Этого другого Тэхён находит в банкетном зале вместе с Сокджином, который

только и успевает, что раздавать поручения. И Чимина он тоже заваливает
делами, но Тэхён по доброте душевной – никак иначе! – помогает ему со всем
управиться. И салфетки по-красивому складывает, и ложки с вилками
добросовестно натирает, даже проявляет искренний интерес к предстоящему
мероприятию и удивляется, когда Чимин говорит, что, вообще-то, всем
пассажирам раздают программу на каждый день. Уже завтра они будут на
Ямайке, так что сегодня тематический вечер. Песни, танцы, конкурсы, и это всё
очень интересно, но Тэхён только натянуто улыбается и надеется, что у него
получится слинять до того момента, как Чимин спросит, придёт ли он на вечер.

Не придёт. У него по планам бильярд и грёзы о несбыточном счастье с красивым

хамом-капитаном. Нет, не то чтобы он горит идеей обзавестись
обременительными отношениями, но сердце почему-то бешено стучит из-за
мысли, что Чонгук отдал ему свой пиджак. О Тэхёне никогда не заботились, так
27/209
что даже такая мелочь уже очень приятна, и его нельзя винить в том, что он
падок на обычное человеческое внимание. Тэхёну этого очень не хватает.
Поэтому у него был Уильям.

Внимания он на самом деле уделял не так уж много, но даже те несколько часов

вечером, что они проводили вместе, уже дарили чувство важности. Что-то
тёплым клубком сворачивалось под рёбрами и мурчало, когда Тэхён ловил на
себе его взгляд за обедом с Бет Энн; когда их руки соприкасались, пальцы
сплетались, губы соединялись в поцелуе. Это было, и это закончилось.
Оборвалось в один миг, перестало греть и мурчать, только больно царапалось и
ныло, нестерпимо ныло, вгрызалось в самое сердце.

А сейчас почти не ноет, сейчас легче, потому что Тэхён окружён людьми. Он в
самой суматохе, он не чувствует себя одиноким, когда говорит с Чимином о
Юнги; когда Пак бубнит себе под нос о том, что, может быть, он поговорит с
ним. Не чувствует себя одиноким, когда у Джина наконец появляется свободная
минутка и когда они пьют чай на кухне, пока повара готовят закуски к ужину.
Особенно ему хорошо, когда после всего этого он сбегает в бильярдную, кусая
губы и скрывая этим улыбку.

Чонгук уже даже не удивляется, когда видит его. Окидывает безразличным

взглядом, даже не приветствует, а Хосок ярко улыбается в ответ и сгребает в
объятия. Они с Тэхёном чем-то похожи.

— Какими судьбами? — интересуется Хосок. — Там же вечеринка, Боб Марли,

регги, — широко улыбается он, а потом хитро щурится: — Регги не любишь?

— Не люблю, такой вот я, — невинно пожимает плечами Тэхён.

В бильярдной, помимо них, ещё с десяток человек, звучат тихие разговоры,

шипят бутылки с пивом, и кии разгоняют шары по лузам. Здесь тихо. Уютно.
Тэхён понимает, почему Чонгук любит это место.

— Играть умеешь? — Хосок натирает кий мелом.

— Я уверен на тысячу процентов, что в прошлой жизни был мировым чемпионом

по игре в бильярд, — с важным видом говорит Тэхён.

Он забирается на небольшой диванчик неподалёку от стола прямо с ногами и

старается не смотреть на капитана слишком долго. Тот сегодня одет очень
обычно: в чёрные джинсы и водолазку. Непривычно видеть его таким.

— В прошлой жизни, но не в этой? — усмехается Хосок, на что Тэхён мило

улыбается.

— Я буду в группе поддержки.

— Да? И за кого болеешь?

— А кто играет лучше?

— Разумеется, что я, — весело отзывается Хосок, на что Чонгук усмехается.

У Тэхёна от, казалось бы, такой обычной реакции дрожь в коленках просто
28/209
потому, что этот человек редко выражает свои эмоции. Раздражение только
если, а сейчас... Сейчас Чонгук расслаблен, он в своей стихии, уверен в
собственных силах, потому и усмехается. Значит, он хорош.

— Вы готовы, дети?! — Хосок выглядит серьёзно, он намеревается одержать над

Чонгуком победу, а Тэхён кричит чуть ли не на всю бильярдную:

— Так точно, капитан!

— Я не слышу! — орёт Хосок под смех других гостей, но Тэхён орёт громче:

— Так точно, капитан!

— Вы закончили? — ровным голосом интересуется Чонгук, опираясь на кий, и

выглядит он не очень довольно.

Тэхён совсем забыл, что он не любит шумные места, а они тут с Хосоком... В
какой уже раз он выставляет себя полным дураком? Бесконечность – не предел,
не так ли?

Он впервые за этот вечер сталкивается с Чонгуком взглядом, от него веет

холодом и такой отстранённостью, что Тэхён сомневается в своей идее с
покорением. Да это и не идея вовсе, так просто, всякие глупости... Он такой
никому не сдался, особенно человеку, который настолько безжалостно
обыгрывает собственного друга. Даже не поддался ни разу.

А Хосоку всё равно, он веселится и получает от игры удовольствие. Проиграл и

проиграл, ему-то что? Ему было хорошо, и время он своё провёл замечательно. С
капитаном и Тэхёном, который от и до разделяет его мировоззрение, разве это
не повод для радости? Он проиграл, но выиграл, так бывает.

Его смех разносится по всей бильярдной, он благодарит капитана за игру, а

Чонгук уходит, даже не попрощавшись с Тэхёном. Тот подрывается с места,
когда капитан скрывается за дверьми, он не следит за ним, просто следует...
хочет поговорить. Может, Чонгук такой отстранённый, потому что вокруг было
полно народу? А то прям когда они наедине, он рад поболтать по душам! Тэхён
себя мысленно бьет по лбу, ей-Богу, дурак дураком.

Нет, а он что, зря глазками весь вечер в сторону этого нелюдимого стрелял? А от
него никакой реакции, полный ноль, зироу. Не может же такого быть, чтобы он
совсем ничего не чувствовал, не замечал, как на него смотрели. Тэхён на самом
деле очень стеснительный, но каждый раз переступает через себя, потому что а
как иначе с людьми-то ладить? С ними ртом надо говорить, с ними надо
взаимодействовать, касаться их, слышать, чувствовать...

И Тэхён пятой точкой чувствует, что ему не надо идти за Чонгуком. Именно
сегодня и сейчас – не стоит, тот ведь отдохнуть, наверное, хочет. Но желания
сильнее Тэхёна, а на палубе очень-очень холодно. Чонгуку-то тепло, а Тэхёна
дрожь пробирает от ветра, но он всё равно прется за капитаном как собачка на
привязи. И зачем только?..

Чонгук внезапно замирает посреди палубы, а у Тэхёна в животе ухает, когда тот
оборачивается. Брови нахмурены, взгляд самый недружелюбный, какой только
доводилось видеть, а голос пропитан таким морозом... От него холоднее, чем от
29/209
колючего ветра.

— Ты везде собрался за мной таскаться?

— А не надо?

Чонгук выгибает бровь и безжалостно произносит чуть ли не по слогам, чтобы

Тэхён понял уж наверняка:

— Не надо. Знаешь слово «нет»? Или тебе по-английски, может?

— Знаю, — очень глупо отвечает он, машинально делая шаг назад.

Но пересиливает себя и делает два вперед, медленно, словно ходит по минному

полю. Наверное, так и есть. У Чонгука глаза горят огнём, он почему-то очень
сильно злится, но говорить продолжает хладнокровно. Как будто Тэхён и правда
его совсем... не волнует. Как же так?

— Хватит бегать за мной, — хмурится Чонгук. — У меня нет на тебя времени.

— У тебя ведь есть время...

— Моё личное время, которое я трачу на то, что мне нравится.

— Я тебе совсем не нравлюсь? — выпаливает Тэхён, а Чонгук непонимающе

смотрит на него. — Я имел в виду...

Злобно, как будто очень хочет подойти, схватить за шкирку и бросить за борт,
как беспомощного котёнка. Когда он разворачивается и молча уходит, Тэхён
чувствует себя именно так: одиноко, потерянно, как будто он ничего в этой
жизни не смыслит. Видимо, и правда не смыслит.

Он так и стоит, обдуваемый ледяным ветром, море шипит и пенится, тоже

злится, прямо как и капитан. Бушует, готовит к шторму, а Тэхён один.
Оглядывается по сторонам, не знает, куда податься и что сделать, чтобы он
перестал быть таким, чтобы перестал быть собой. Может, волны ему шепчут, но
он не понимает, а реакция Чонгука, совершенно незнакомого ему человека, от
неё не больно, но неприятно. Как будто всё твоё тело в комариных укусах, и ты
заходишь в солёную воду, под кожей зудит и щиплет. В глазах тоже щиплет, но
это от ветра.

Да, точно от ветра. Из-за незнакомцев такого не бывает.

*****

Тэхён изо всех сил старается получать удовольствие от пребывания на Ямайке:

он ходит на экскурсии, спускается по реке на плоту, побывал в пещере,
искупался в голубой лагуне и каждый вечер на пляже наблюдал, как садится
солнце. Ни одно фото не передаст весь спектр красок, разбрызганных по небу,
потому что мало просто смотреть. Нужно чувствовать. Важно видеть, понимать,
что вот он ты, вот оно море и закатное солнце. Вот он мир, прямо перед тобой,
необъятный, огромный, величественный! Вот он ветер, ласкающий водную
30/209
гладь, вот тёплый песок между пальцами, вот она жизнь. Красота ведь в
мелочах, верно?

Тэхён находит красоту даже там, где её нет. Он подолгу разглядывает лайнер,
выводит взглядом название, кажется, влюбляется в него, как и влюбился в
горизонт, а там на борту – капитан, не желающий видеть его. Только вот Тэхён –
баран упёртый, очень хочет снова взглянуть на него, на то, как он взглядом
рассекает волны, как рассекает его душу. Хочет почувствовать этот холод,
чтобы до дрожи и покалывания в кончиках пальцев.

Тэхён старался не думать об их небольшом инциденте, после которого плакал у

себя в каюте. Не потому, что он плакса, и не потому, что ему было так уж плохо,
просто он восприимчивый человек и ещё ни разу в жизни не сталкивался с такой
силой. Чонгук очень сильный. Кожа покрывается мурашками от одного только
взгляда, Тэхён очень хочет быть таким же. Чтобы никто не мог причинить ему
боль, чтобы больше никто не смог его ранить. Он был бы непробиваемой
каменной стеной, он бы ничего не чувствовал, не был бы таким нежным,
понимающим, заботливым, всегда отдающим. Не был бы он, и всё было бы
хорошо.

Но вот он такой, какой есть. Его задевают не потому, что люди злые, а потому,
что он чересчур мягкий. И его не могут защитить, уберечь... Он должен сам, а
сам, к сожалению, не умеет, поэтому спустя три дня, на заходе солнца, он
возвращается на лайнер. Скидывает магниты на кровать и прогуливается до
носа, а там, на рубке, действительно висит табличка, которую Тэхён и в этот раз
умело игнорирует. Он становится рядом с Чонгуком, который наблюдает за
заходящим солнцем, и разглядывает его лицо. Очень долго молчит, понимает,
что первого слова не дождётся, тем более не дождётся извинений за свою
грубость.

Он и грубым не был... Всего лишь был самим собой.

— А я на экскурсии был, — говорит Тэхён. — И в пещере, и в горах, и даже

спускался на плоту по реке. А один человек свалился прямо в воду,
представляешь? Вот идиот! — тихо смеётся он. — Это, кстати, был я. Течение
там просто жесть, думал, что помру и больше никогда с тобой не встречусь, —
Чонгук на это ничего не отвечает, но хотя бы смотрит на Тэхёна. А тот и рад всё
испортить, хотя ему уже, честно признаться, всё равно. Он спрашивает, заранее
зная ответ: — Я правда тебе совсем не нравлюсь? Ни капельки? — Чонгук тут же
хмурится, но Ким уточняет: — Как собеседник, в смысле. Ты вот мне очень
нравишься, — у него от этих слов под рёбрами снова скребется и ноет. — Как
собеседник, разумеется. Я это имел в виду.

Чонгук, кажется, и не думает отвечать, как будто язык проглотил. Только

смотрит глубоко-глубоко в глаза, его взгляд Тэхёну напоминает ту самую
звёздную черноту, пустоту... Он так ничего и не отвечает.

— Ладно, я понял, — Тэхён очень устало улыбается, отводя взгляд. — Не буду

больше мешать. Извини, что надоедал... Спасибо, что слушал.

Он любит болтать, любит, когда его слушают, но сейчас ни того, ни другого ему
не хочется. И Юнги очень подозрительно косится на него, всего такого
молчаливого, лениво взбалтывающего сок трубочкой. Тэхён сидит с ним уже
полчаса, но так и не открыл свой рот. Ни разу... Очень подозрительно. Видеть
31/209
его таким подавленным вообще непривычно и кажется чем-то неправильным, и
Юнги так не может. Он не любит кислые рожи, но такие вот рожи... это ещё
хуже, поэтому он интересуется на свой страх и риск:

— Ни о чём поныть не хочешь?

Тэхён его даже не слышит. Он тут старается не обижаться на Чонгука и на

самого себя тоже. В конце концов, они ничего друг другу не были должны. Тэхён
кроме его имени, возраста и профессии ничего и не знает, их даже просто
знакомыми не назовёшь. Две неизвестности – один в море, второй на берегу.

— Слышишь, пришибленный? — Мин хмурится. — Тэхён, приём.

— М? — Тэхён поднимает на Юнги взгляд, очень грустный. Взгляд побитого

щенка.

— Я спрашиваю: что случилось?

Ким лениво мотает головой, как будто ничего такого и не произошло, но Юнги
все эти прелюдии прямо терпеть не может.

— Да ладно уж строить тут из себя, — фыркает бармен. — Вываливай, пока я

добрый.

Тэхён думает недолго.

— Я думал про Уильяма, — на это Юнги лишь цыкает. — Он никогда не заботился

обо мне, представляешь? В смысле, я понял это только сейчас. Не знаю почему.
Даже не знаю, зачем вообще думаю о нём, — хмурится Тэхён, продолжая
гипнотизировать взглядом столешницу. — Знаешь, когда ты держишь что-то в
своих руках, ты ведь чувствуешь, удобно тебе держать это или нет. Уронишь,
отпустишь ты сейчас или нет... А почему так нельзя с людьми? — его голос
звучит отстранённо. — Понять, что удержать ты человека не в силах, поэтому не
хватать его бездумно, а либо вообще не брать, либо перехватить его поудобнее,
чтобы точно знал: можешь удержать. Не упадет, потому что ты его не
отпустишь и держишь очень крепко. Меня так никто не держал.

— Ты такой романтик.

— Я никому такой не нужен, — он поднимает на Юнги безразличный взгляд.

Ему, наверное, и правда всё равно. А что с этим делать-то? Только мириться и
принимать как должное.

— А как же наш злобный капитанишка?

Тэхён криво улыбается:

— На то он и злобный, чтобы ни в ком не нуждаться.

— Вы разве не крутите шашни? — непонимающе хмурится Юнги.

— Нет. Мы толком и не знакомы даже. Я его совсем не знаю.

32/209
— Чего так?

— Сдался я ему.

— А что с тобой не так? — Юнги подавляет рвотные позывы, когда говорит: —

По-моему, ты очень привлекательный.

Тэхён улыбается уже более искренне и вообще выглядит намного более живым.
Нормальным.

— Он же не гей.

— Я тоже, — невозмутимо отвечает Мин. — Но притёрся когда-то... Забыли, в

общем. Я о том, что ты звезданутый, а кэп-то наш такое любит.

— Звезданутых?

— Ты ярко светишь, — бубнит себе под нос Юнги. — Не смотри так на меня.
Допивай свой сок и проваливай.

— Юнги...

— Нечего тут нюни разводить, я сказал.

— Ты такой хороший, — Тэхён широко улыбается в ответ, хотя на душе до сих

пор паршиво.

Нравиться кому-то – это одно, а чтобы тебя себе хотели – дело совсем другое.
Все эти мысли снова вгоняют в депрессию, но Тэхён аж вздрагивает, когда на
его предплечье ложится чужая ладонь. Он смотрит на появившегося из
ниоткуда Чонгука и чувствует, как горит кожа от его прикосновения. Холод тоже
умеет обжигать. А Чон равнодушно кивает, указывая идти за собой, и Тэхён
непонимающе переглядывается с Юнги, который тоже ни черта не понимает, но
удачи всё равно желает, махнув белым полотенцем на прощание.

У Тэхёна бешено бьется сердце, в висках стучит пульс, потому что Чонгук позвал
его, повёл... А куда повёл, зачем позвал – это дело десятое. Больших усилий
стоило не задавать капитану вопросов, но те отпали сами собой, когда они
оказались в бильярдной, а старпом, усмехаясь, заявил:

— А вот и наша местная звезда.

Тэхён и правда весь чуть ли не светится, хоть и не понимает, что происходит.

— Ты на кой чёрт в шторм шарился по палубе? — по-прежнему спокойно

интересуется Намджун.

— Шарился и шарился, отстань от него. Будем учиться играть? — весело

интересуется Хосок, а Тэхён удивлённо смотрит на Чонгука, который стоит,
опираясь на кий, и вздёргивает бровь.

Кажется, он сегодня в настроении на... веселье? А Тэхён и рад отпустить ему все
грехи и простить капитану всю грубость, он с счастливым лицом хватает кий и
взахлёб слушает объяснения Хосока, которые постоянно комментирует
33/209
Намджун.

— В принципе, — говорит механик, — ничего сложного здесь нет.

— Ты поэтому постоянно продуваешь? — смеётся Намджун.

Даже Чонгук улыбается. Тэхён шокировано смотрит на него, прослушав

половину разговора, и забывает отвести взгляд, когда капитан смотрит на него
в ответ.

— И вообще, — продолжает Хосок, пока Тэхёна гипнотизирует этот странный

взгляд, — главное ведь не победа, а участие. Мне нравится играть.

— Нравится проигрывать, — внезапно встревает в разговор Чонгук, переключая

внимание на друга.

Тэхён, честно признаться, до сих пор не понимает, что он здесь забыл, но на

всякий случай радоваться не перестаёт. Это же надо так! Он будет играть в
бильярд с капитаном, который сам его позвал!

Наверное, в тот день ему и правда не стоило идти за Чонгуком, ведь видно же
было, что тот совсем не в настроении, а Тэхён пошел... Вот и получил по голове
за своё любопытство. А сейчас капитан отошел, сейчас он очень добрый, такой
момент упускать нельзя!

И вечер внезапно становится таким замечательным, потому что в бильярдной

кроме них никого нет, почти все пассажиры на берегу; потому что солнце давно
село; потому что Чонгук сам объясняет, как правильно держать кий. А Намджун,
подмигнув Тэхёну, отпивает пива, даже предлагает Чонгуку, который очень
скептически смотрит на банку в чужой руке.

— А ты бессмертный, — смеётся Хосок. — При кэпе-то нашем пить!

— Я вас, капитан, конечно, уважаю, — говорит Намджун, пока Тэхён с

максимально серьёзным лицом и завидным усердием натирает кончик кия
мелом. — Но мы ведь можем сделать вид, что этого не было? А я сделаю вид, что
не видел, как одним замечательным утром вы возвращались за своим пиджаком
в пассажирскую каюту.

Хосок так громко смеётся, а Тэхён замирает, шокировано глядя на старпома,

который вот так нагло... с капитаном... Чонгук лично его за такое пришиб бы, а
сейчас он даже не реагирует, загоняя шар в лузу.

— Я замёрз, и он дал мне пиджак, — зачем-то говорит Тэхён, а Намджун давится

пивом под заливистый смех Хосока.

— Так это ты был? — кашляет старпом.

— Конечно я, кто же ещё? — хмурится Тэхён.

— Действительно, — непонимающе встревает Хосок. — Кто же ещё это мог быть,

ты совсем дурак?

Чонгук смотрит на офигевшего помощника, одним лишь взглядом давая понять,

34/209
что данную тему развивать не стоит.

— И как тебе капитанская форма? — интересуется Намджун, полностью

игнорируя Чонгука.

— Большевата, — хмурится Тэхён.

Намджун смеётся и много чего ещё хочет спросить, но занимает рот пивом,
потому что хоть он и старпом, хоть они с Чонгуком друзья, капитан есть
капитан. Хотя удержаться от комментариев очень сложно, ведь это не кто-то
там отдал свой пиджак от формы одному из пассажиров. Это Чон Чонгук,
который сдувает пылинки со своей одежды, который одинаково строг и холоден
со всеми, а тут целый пиджак... Ещё и какому-то англичанину, даже не
англичанке. Дэбак!

Тэхён, конечно, тоже очень удивился, когда проснулся утром в капитанском

пиджаке, но ему в нём было так хорошо. Было приятно зарыться носом и
чувствовать чужой запах, совершенно незнакомый, но вкусный. Очень. С ним
было жалко расставаться. И с этим вечером тоже расставаться жалко, но время
стремительно летит, приближаясь к одиннадцати.

— Кому-то пора в люльку, — смеётся Хосок и толкает сонного Намджуна в плечо,

а тот широко зевает, подтверждая его слова.

Чонгуку, должно быть, тоже пора. Вся команда просыпается ни свет ни заря,
встречает пассажиров, готовится к выходу в море с восходом солнца. Вряд ли
они выспятся...

Тэхён с тяжелым сердцем, но крайне счастливым лицом прощается с Хосоком,

машет Намджуну, почти тянется обнять Чонгука, машинально, честное слово! Но
вовремя одёргивает себя и жмёт ему руку, схватив своими обеими. Он много
говорит, тараторит что-то о хорошем вечере, Чонгук не понимает половины,
потому что не слышит. Смотрит в глаза, а в них – море, небо и лазурный
океанский берег.

Тэхён иногда очень сильно раздражает, а иногда его интересно послушать,

потому что это отвлекает от работы и других тяжелых мыслей. Но какой же он
всё-таки балабол... Говорит и говорит без умолку, продолжая трясти Чонгука за
руку, а когда Чонгук несильно сжимает его ладонь в ответ, Тэхён весь аж
напрягается. Бормочет что-то невнятное под непонимающие выражения лиц
Намджуна и Хосока, поспешно отпускает руку Чонгука и сшибает стул.

Хаос. Ходячий хаос, зато как радуется-то: так ярко улыбается напоследок, что
Чонгук чуть ли не улыбается в ответ. Совсем забылся, с кем имеет дело. С
липучкой. Ему улыбнись, потом век от него не отделаешься.

Чонгук оборачивается, а на него в упор смотрят старпом и главный механик.

Прям сверлят взглядами, оба сложив руки на груди, может быть, требуя хоть
каких-то объяснений. А что тут объяснять? Этому Тэхёну очень нравилось
смотреть, как они с Хосоком играли в бильярд, такой счастливый был, а потом
такой потерянный и грустный.

Чонгук – не идиот, прекрасно понимает, что именно он и стал причиной такого

настроения. И не то чтобы ему было какое-то дело до чужой жизни или чужих
35/209
чувств, этот человек ему никто. Этот человек приходит, даже когда об него
почти вытерли ноги, когда отвернулись, когда игнорировали. Приходит, чтобы
поделиться тем, как прошёл его день, как он лазал по горам, упал с плота или
купался в озере. Чтобы рассказать о том, что всем сердцем любит свой дом,
скучает по своему саду; чтобы поделиться страхами, печалями, своей грустью.
Он такой откровенный, очень ранимый... мягкий. Чонгук с такими не умеет, но
ему всё равно было мерзко от собственного поведения в их последний разговор.

Тэхён ничего плохого и не делает даже, ходит и радуется жизни, светит всем
вокруг, ведёт себя как самый наивный в мире человек. Над ним подшучивать
стыдно. Даже Чонгуку! А ему вообще за своё поведение стыдно не бывает.
Таких он ещё ни разу не встречал.

Он за такими никогда сам не шёл, никогда не звал играть в бильярд, не забирал

ради таких плед из общего зала, не шёл с ним в служебную зону, точно зная,
кого встретит там. Ему бы лечь спать, не идти туда, но Чонгук идёт. Не смотрит
в чужие блестящие глаза, когда протягивает замёрзшему парню плед, не
замечает, как тот двигается ближе, как глядит, улыбаясь.

На самом деле всё он замечает. Впервые смотрит так долго на окутанное тьмой
лицо, а Тэхён всё не может перестать радоваться.

— Всё-таки я не такой уж и плохой собеседник, — утверждает он.

Наверное, боится сказать что-нибудь не то.

А Тэхён и правда очень боится, потому что не хочет злить или снова ругаться, но
это ведь... он. Сегодняшние взгляды ему точно не показались, и этот плед, и то,
что Чонгук точно знал, что он будет здесь. И всё равно пришёл!

Тэхён хочет говорить, столько всего хочет спросить, но кусает губы, не решаясь.
А может, не стоит?.. Но ему ведь не показалось!

— Я читал, что мы направляемся в Коста-Рику. Правильно? — он начал издалека.

— Да.

— Там тоже красиво?

В ответ Чонгук кивает. Он выглядит расслабленным, а Тэхёну очень страшно

портить их перемирие, но как иначе они... Как же они смогут сблизиться, если
оба будут молчать?

— Может, сойдешь на берег?

— Зачем?

— Разве тебе совсем не хочется? — Тэхён забирается на скамейку с ногами и

упирается подбородком в колени. — Я бы хотел прогуляться с тобой.

Чонгук вздёргивает бровь, продолжая молча наблюдать за парнем.

— Там есть ферма бабочек.

36/209
Тэхён выжидающе смотрит на ничего не понимающего капитана, который
скорее всего чихать хотел на эту ферму и этих бабочек.

— И? — крайне лаконично интересуется он.

— Соглашайся. Тебе понравится.

— Бабочки, — скептически говорит Чонгук.

— Они самые. Ну почему ты так боишься его оставить?

— Кого его?

— Море. Оно ведь никуда от тебя не денется, можно немного и отдохнуть.

— Ты, кажется, не понимаешь, — хмурится капитан, а Тэхён склоняет голову

набок, вопросительно глядя на него. И смотрит так открыто, очень внимательно,
потому что всегда готов выслушать. — Для тебя всё это – отдых, твоя забота –
бегать по экскурсиям и получать удовольствие от путешествия. Для меня это –
работа. Каждый день, на протяжении всего круиза, даже сейчас.

— Разве старший помощник нужен не для того, чтобы следить здесь за всем,
пока нет капитана? Думаешь, он будет против, если ты сойдёшь на берег на
один день?

Чонгук щурится, потому что да, Тэхён прав, и Намджун никогда не будет против
присмотреть здесь за всем. Но сдались Чонгуку эти бабочки? Сдался ему этот
Тэхён и целый день в его компании? С ним свихнуться можно.

— Молчание – знак согласия, ты ведь в курсе? — ярко улыбается Тэхён, и Чонгуку

почти что больно смотреть на него.

Не человек, а ходячее откровение. С такими страшно иметь дело, потому что

они доверяют, они открываются тебе с одного щелчка, они везде пойдут за
тобой.

— Ты же согласен? — не отстаёт Тэхён, а Чонгук так и не даёт ему ответа. —

Если согласен, то я буду ждать тебя на пристани, когда мы будем в порту,
ладно? После обеда, когда все разойдутся. У тебя есть несколько дней, чтобы
подумать, но если ты не придёшь, то я обижусь. Ну не прям обижусь, —
морщится он, — потому что, разумеется, ты мне ничего такого и не должен. Но
всё-таки... Наверное, я расстроюсь. Не очень, но... Это будет умеренное
расстройство. Я на тебя не давлю. Понимаешь...

— Ты уже можешь помолчать, — перебивает его неловкий лепет Чонгук, и Тэхён

облегчённо выдыхает:

— С удовольствием.

И он правда молчит, всматриваясь в горизонт и звёздное небо, чистое-чистое.

Чёрное, мерцающее холодными огнями, красивое. Он так и сидит, пока в голове
вихрем крутятся очень глупые мысли, ведь и правда очень расстроится, если
Чонгук не придёт. Не то чтобы ему так уж хочется провести день в его
компании, получше узнать, но... Нет, очень хочется. Каким бы грубым он ни был,
37/209
Тэхёну нравится проводить с ним время, сам не понимает почему. Вроде и
никакой отдачи нет, и ответы на вопросы поступают через раз, тут уж как
повезёт, но всё-таки приятно знать такого человека. Сильного,
самодостаточного, не лишенного такой важной вещи, как понимание своих
ошибок. Чонгук перед ним извинился, пускай и не произнес этого вслух, и Тэхён
это понял, оценил.

Он улыбается ни с того ни с сего собственным мыслям, считая звёзды, а потом

смотрит на Чонгука, и улыбка медленно исчезает с губ.

Чонгук смотрит на него внимательно, задумчиво, как смотрел в бильярдной, и у

Тэхёна сбивается дыхание. Он поспешно отводит взгляд, желает капитану
доброй ночи, совсем растерявшись от такого пристального внимания, и, ступая
быстрым шагом по палубе, жмурится. Потому что чуть ли не сделал глупость,
потому что не знает, что значит этот взгляд. Пробирает до дрожи. Приятной,
неизвестной. Как будто он и правда Чонгуку может... нравиться.

Ноги путаются в полах пледа, до сих пор накинутого на плечи, и Тэхён

спотыкается на ровном месте. Чуть ли не падает и радуется, что этого не видел
капитан. А сердце-то как стучит... То ли от испуга, то ли от покоряющего
взгляда. И это покалывание в кончиках пальцев, какое очень хотелось ощутить,
и этот страх, эта неизвестность, Тэхён давно такого не чувствовал. А это ведь и
есть жизнь, это те впечатления, которых он ждал от этого путешествия: он
хотел, чтобы адреналин бурлил в крови, хотел найти в море покой, среди гор –
восторг, глубоко в пещерах собирался оставить все свои страхи, а на пляжах
разных континентов он бы собирал горячие лучи солнца, чтобы бросало в жар.

Он нашёл то, что искал. В одном лишь человеке, но к нему привязываться

нельзя. Нельзя и точка! У капитана – море, у Тэхёна – Портсмут, собственный сад
и Бет Энн. У капитана – сила, подавляющая, опасная, способная разбить, а
Тэхён, он очень... Просто очень человек. Самый обычный, слабый характером,
добрый, хрупкий, и если он вдруг разобьётся... Не дай Бог! Звон будет стоять
такой, что содрогнутся горы и вспенится море. Ему разбиваться нельзя, это
очень-очень больно, а когда самому обычному человеку больно, он начинает
делать всякие глупости. Топит горе, бежит как можно дальше ото всех бед,
снова хочет влюбиться. В общем-то, ведёт себя очень неразумно.

И Тэхён неразумный. Утопить горе у него не получилось, сбежать ото всех бед
не вышло тоже, так что главное... Боже, самое главное! Не влюбляться. Ни при
каких обстоятельствах не поддаваться, не слушать сердце. Ему нельзя!

А не слушать сердце очень сложно. Оно стучит. Яростно стучит, потому что
чувствует, потому что хочет, потому что, глупое, доверяет всем безоговорочно,
даже капитану доверяет. Он грубый, но зато не обманывает. И Тэхён очень не
хочет в него влюбляться, но если он не попытается... Если он вернётся домой ни
с чем, то какой был смысл в этом путешествии? Наверное, он и правда очень
глупый, раз решил, что может стать соперником драгоценному морю. Но когда в
порту Коста-Рики, уже после обеда, он спускается на причал, а Чимин радостно
машет рукой, подзывая к себе, Тэхён сталкивается взглядом с капитаном и
понимает, что может.

Либо он море, либо море его. И Тэхён проигрывает по всем фронтам, но он хотя
бы человек. Он тёплый и нежный, а море холодное и очень страшное, нужно
всего лишь показать капитану, что никакие волны и штормы не сравнятся с
38/209
обыкновенным человеческим теплом. Никакие далёкие горизонты не сравнятся с
ласковыми прикосновениями и близостью.

Чонгук щурится от солнца и говорит:

— Показывай свою ферму и бабочек, пока я не передумал.

А Тэхён задыхается. Бабочки-то не на ферме, они у него в лёгких, не дают

дышать и встали комом в горле. Он стал соперничать с морем и впервые у него
выиграл!

А морю-то на самом деле всё равно, ему ни до Тэхёна нет дела, ни до капитана.
Любовь невзаимна, так бывает. И к сожалению некоторых очень влюбчивых
англичан, такое случается намного чаще, чем хотелось бы.

Примечание к части

Замечательный пост Летаргии, откуда я взяла цитату: https://vk.com/wall-

158516799_45646
И ещё один не менее замечательный, посвященный Аструму: https://vk.com/wall-
33917547_187391 ♡

39/209
4. Крокодильи слёзы

«Иногда мне хочется плакать, а я смеюсь».

— Не знаю, какому морскому дьяволу ты продал душу, чтобы выгнать капитана

на берег, но спасибо, — широко улыбается Чимин, пока Тэхён шокировано
разглядывает Чонгука.

Живого, настоящего, не галлюцинацию. Он пришёл, согласился сойти на берег,

провести с Тэхёном свой день. Невероятно!

— Ты правда поедешь со мной? — неверяще интересуется он. — На ферму?

Тэхён не может заглянуть Чонгуку в глаза из-за солнечных очков того, но,
кажется, капитан настроен... дружелюбно? Не то чтобы он доволен ситуацией и
этими вопросами, или реакцией младшего менеджера, но всё-таки он здесь, и
это уже говорит о многом.

— Спасибо, — широко улыбается Тэхён. — Я до ужаса боюсь бабочек!

Чимин хмурится на пару с Чонгуком, они даже переглядываются, и Пак

осторожно интересуется:

— Ты боишься насекомых?

Тэхён радостно кивает в ответ:

— Очень!

— И хочешь на ферму?

— Ну разумеется!

— На кой, собственно, чёрт? — внезапно встревает Чонгук, продолжая хмурить

брови.

— Именно на такой, что я их боюсь, — непонимающе объясняет Тэхён. — Вы,

капитан, чего-нибудь боитесь? Почему бы вам не попытаться преодолеть хоть
один из своих страхов?

Чонгук только усмехается, как будто и правда ничего в этой жизни не боится.
Пускай так, пускай он весь из себя бесстрашный, а Тэхён вот такой: боится
бабочек, темноты и одиночества. Ему не стыдно признавать подобные вещи, это
то, что делает его таким, какой он есть, и он достаточно смелый, чтобы поехать
на ферму с человеком, которого он тоже немного побаивается. Тэхён храбрый,
даже если по нему и не скажешь. Чонгук бы точно не сказал про него такое.

Он вообще молчит все следующие полтора часа поездки от порта до Алахуэлы, а

Тэхён болтает без умолку: о том-сём, пятом-десятом. О своём доме в Англии, о
саде, пионах, которые как раз очень любят бабочки пожарницы, о какой-то там
40/209
соседке, лимонаде, а потом внезапно затыкается, как будто чем-то давится.
Слова становятся ему поперёк горла, Чонгук успевает заметить его болезненное
выражение лица, но губы снова растягиваются в квадратной улыбке. Он
переводит тему, воодушевлённо щебечет о каком-то персиковом варенье с
миндалём, которое готовит каждым летом, а Чонгук наблюдает за ним, хмурясь.
Не понимает и не хочет понимать.

Однако продолжает смотреть, не слушает, он даже немного удивляется,

догадываясь: Тэхёну больно. Говорить о чём-то, что ждёт его в Англии, ему
неприятно, и это... ненормально. Как-то это неправильно, потому что выбивается
из общей картины. Ведь разве у таких, как он, бывают другие чувства, помимо
безграничных оптимизма и радости?

Он много смеётся, много говорит, его просто очень много, а потом Чимин пихает
ему в руки брошюру с описанием видов бабочек, которых разводят на ферме, и
Тэхён молчит. Вот так просто затыкается. Сосредоточенно читает, водя пальцем
по тексту, потому что фургон потряхивает на ухабах. Ни звука не издаёт.
Поразительно.

И даже когда они приезжают на ферму, Тэхён, вместе с другими пассажирами,

внимательно слушает Чимина, который помогает экскурсоводам делить людей
на группы. Чонгук так и разглядывает его сквозь тёмные очки. Смотрит то на
менеджера, то на Кима, пытаясь понять, что это за магия такая. Тэхён,
оказывается, правда умеет молчать, когда это нужно. Только вот почему-то
когда это очень нужно Чонгуку, тот ни на секунду не затыкается. Интересно
получается. Несправедливо как-то.

А потом их ведут в закрытый сад, и Тэхён не может перестать восхищаться

видами, обстановкой и атмосферой. Он источает радость, какой-то бешеный
восторг, от которого чуть ли не трясётся, когда их окутывает стая тёмно-синих
бабочек. А потом весь замирает, вытянув руку перед собой, и даже не дышит, с
ужасом наблюдая за тем, как несколько насекомых опускаются ему на ладонь.
Действительно боится... Какой же странный человек.

— Страшно? — усмехается Чонгук, и Тэхён едва слышно выдыхает:

— Очень...

— И зачем тогда поехал?

Чонгуку до этих паразитов, облепивших его с ног до головы, нет никакого дела.

— Так ведь красиво.

Капитан смотрит на бабочек – не понимает, что в них красивого. Смотрит на

Тэхёна, видит в его глазах искренний, какой-то детский восторг и неподдельное
счастье – в этом уже что-то есть. Не каждый день встретишь... вот такое.

Тэхён восхищается, много улыбается и смеётся, со временем перестаёт

вздрагивать от каждой севшей на него бабочки. Он осторожно снимает их с
себя, боясь повредить, и сажает на ближайшие кусты или изгороди, пока они
неторопливо прогуливаются по саду. Многие туристы разбрелись, кому-то
быстро надоело, кто-то занят съёмкой, а Тэхён просто наслаждается, наблюдая
за синими вихрями под самым куполом.
41/209
А Чонгук наблюдает за ним. Много хмурится, много удивляется новым мелочам,
которых не видел в этом человеке раньше. Тэхён, оказывается, спокойный и
очень тихий. Чонгук вспоминает его рассказы о доме, саде, о веранде,
заставленной цветами, должно быть, там и правда очень красиво. Так почему-то
кажется.

На террасе отеля вблизи самого моря тоже красиво очень. Когда волны ласкают
берег, когда вечернее солнце розовыми лучами, словно одеялом, накрывает
безмятежную гладь моря. Чонгук наслаждается горизонтом, холодным
фруктовым чаем и делает вид, что не замечает чужого взгляда. Ему до этих
скромных гляделок нет дела, а Чимин рассказывает им о том, как один из
пассажиров на днях чуть ли не вывалился за борт. Вот прям за борт. В самое
море! Он так перепугался!

Чонгук переводит взгляд на Тэхёна, который продолжает смотреть на него, а

тот свой взгляд не отводит, не боится, пялится, выглядывая из-за краёв чашки.
Он сдерживает улыбку, всё-таки отводит глаза, щурится на горизонт, как будто
пытается там что-то рассмотреть, а затем снова глядит на Чонгука. Как-то хитро
и задорно, как будто задумал очередную глупость. Он открыт перед ним, не
боится отказов, не боится показаться глупым или откровенным, постоянно
рискует, хоть и знает, что взаимностью ему не ответят.

Чем шире твои объятия, тем проще тебя распять, не так ли? Тэхён и этого не
боится. Он просто... живёт. Берёт всё, что ему дают, ни от чего не отказывается,
даже от самого плохого.

Плохой, – так про себя думает Чонгук. Он никогда добродетелем не был, не был
отзывчивым, послушным или ласковым. Ни с кем. И не будет. Это не для него,
потому что... да кто знает? Просто не его это и всё, не привлекает его такое.
Зато очень привлекает песчаный берег, прохладное море и тишина, которой он
наслаждается поздним вечером, уже сидя на пляже. В одиночестве. Но не очень
долгом, потому что Тэхён не даёт о себе забыть.

Приходит весь из себя такой счастливый, плюхается на песок прямо напротив

Чонгука, загораживает собою весь вид и улыбается.

— Ну и чему ты радуешься в этот раз? — устало интересуется Чонгук, а Тэхён

кусает губы, подбирая под себя ноги.

Он сидит в позе лотоса и так задумчиво смотрит... Исподлобья, хитро, своими

голубыми глазами, и это даже немного красиво, пока его рот не открывается:

— Тебе понравилось?

— Что именно?

— День на берегу. Ферма, отель, пляж. Ты разве не чувствуешь этого? — голос

Тэхёна звучит взбудораженно, а Чонгук лишь вопросительно выгибает бровь. —
На берегу всё совсем иначе, разве нет? Сидишь ты здесь, смотришь на своё
море, оно... ощущается по-другому. Понимаешь?

На самом деле Чонгук действительно понимает, зато не понимает, как это могло
прийти в голову такому человеку, как Тэхён. Он с виду весь из себя
42/209
поверхностный и простой, а когда выдаёт вот такое, то, о чём Чонгук думал и
сам, то это... удивляет.

— Понимаю, — Чонгук хмурится, разглядывая счастливое лицо напротив.

— Всё-таки понравилось?

— Это было неплохо.

— Может... — Тэхён выглядит неуверенно, но набирается смелости и

спрашивает: — Может, ещё один день?

— Ещё один?

— На берегу. Со мной. Ну не прям со мной, со всеми, разумеется. И Чимин будет

с нами, и другие... пассажиры, — запал Тэхёна медленно пропадает, пока он
наблюдает за хмурым лицом капитана. — Мы к дельфинам собираемся, будем
купаться с ними, это весело. Наверное. Я, вообще-то, не видел их ни разу в
жизни, но это ведь... дельфины. Всем нравится, значит и мне понравится.
Останешься? — он замолкает, но говорит с неловкой улыбкой: — Пожалуйста, —
и говорит: — Я бы этого хотел, — и говорит, говорит: — Вообще-то, не только я,
Чимин, знаешь... Наверняка он тоже очень рад тебя видеть не за работой. И я
рад. Все мы, в общем-то...

— Остановись.

— Как раз собирался. И что скажешь?

— Если откажусь...

— Не надо, — перебивает Тэхён и очень искренне просит: — Не отказывайся.

Всего один день. Последний.

— Ещё один день в твоей компании. Думаешь, потяну? — устало вздыхает

Чонгук, больше наигранно, и Тэхён это, кажется, понимает, игриво улыбаясь:

— Мы проверим.

— Ладно, проверим.

— Правда?

Чонгук пожимает плечами, зачем-то соглашается на этих глупых дельфинов,

глупого Тэхёна и совершенно ненужный ему отдых. Капитану и на корабле
всегда хорошо, без пассажиров, практически одному, а Тэхён весь прямо
светится, что даже звёзды на его фоне тускнеют. Его желания и благодарность
такие неподдельные, настоящие, искренние. Идут из самого сердца! И свет этот
тоже прямиком откуда-то оттуда, из души.

Он очень рад, что капитан оценил прогулку, рад, что тот согласился на ещё
один день с ним. То есть не только с ним, но и с другими, точнее, они оба сами
по себе, но всё-таки вместе. Тэхён не хочет давить или чем-то обременять
Чонгука, но ничего не может с собой поделать. Нужны ему эти дельфины, и этот
отдых, и этот капитан. Очень нужен! В самый последний раз!
43/209
— И всё-таки тебе понравилось, — поднимаясь с песка, утверждает Тэхён. —
Бабочки. Я уверен.

— Я же сказал: неплохо.

— Сто процентов было очень хорошо, — улыбается он, идя спиной вперёд и
глядя на хмурого Чонгука. — Ты любовался, не думай, что я не заметил.
Красивые, да?

Чонгук любовался?..

— Раскусил.

— Так и знал! — победно хмыкает Тэхён.

Он уходит с пляжа, забирает с собой весь шум, свет, радость и восторг, не

оставляет Чонгуку ничего. Всё своё носит с собой. И одиночество кажется чем-то
правильным, чем-то очень нужным после этого фейерверка чужих эмоций.

Капитан поднимает взгляд к небу, всматривается в искры, рассыпанные по

бесконечной черноте, и соглашается с тем, что да, наверное, немного позволил
себе полюбоваться. Не бабочками. А звёзды так ярко светят, только вот совсем
не греют, и звон их намного тише счастливого голоса этого совершенно не
нужного капитану Тэхёна.

А волны всё шепчут, взбивают пену, и в этом шуме утопает много важных
мыслей: о звёздах, о море, о синих бабочках, вихрем взмывающихся в небо.
Особенно о бабочках. Разумеется, что только о них.

*****

— Ну как оно? — Юнги вырастает буквально из ниоткуда.

Стоит перед столиком в какой-то глупой цветастой рубашке, шляпе, шлёпках и

солнцезащитных очках, уперев руки в бока. У Тэхёна джем капает с ножа прямо
на стол, Чимин давится тостом, а капитан окидывает бармена безразличным
взглядом и молча пьёт свой фруктовый чай. Они тут, вообще-то, завтракают,
морально готовятся к дельфинам, а Юнги вот так бесцеремонно садится за стол
и забирает у Тэхёна недоделанный тост. Ест его прямо так, в сухомятку, но Ким
даже не злится. Наоборот двигает ему свой чай, джем и удивлённо улыбается,
он-то рад видеть Юнги.

— Ты заблудился? — Чимин вытирает рот салфеткой и как-то недружелюбно

косится на бармена. — Лайнер в другой стороне.

— Капитану, значит, отдыхать можно, а мне нельзя? — хмыкает Мин.

— Ты тоже хочешь к дельфинам? — интересуется Тэхён.

— Нет уж, русалочка, морские приключения по твоей части. Меня от этой рыбы
уже тошнит.
44/209
— К твоему сожалению, — язвит Чимин, — мы едем именно к дельфинам.

Тэхён странно косится то на бармена, то на менеджера, не понимая, что они не

поделили в этот раз. Они поговорить должны были, всё обсудить... Как же это
так?

Его взгляд пересекается со взглядом Чонгука, но тому, кажется, абсолютно всё

равно на происходящее, он молча пьет свой чай и радуется жизни. Если его
вечно недовольное выражение лица вообще можно назвать радостью.

— Дельфины так дельфины, я не привередливый, — пофигистично отвечает

Юнги. — Ну-ка, звёздочка, твоя очередь ублажать меня.

Тэхён с радостью делает Юнги тост, а потом и второй, и третий. Тот и правда
натерпелся от него за все дни их путешествия, Тэхён понимает... Слушать его
сутками очень тяжело! А менеджер так и сидит с недовольным лицом, наблюдая
за ножом, размазывающим джем по хрустящей корочке. Ким на всякий случай
отодвигается от него подальше, но незаметно. Чонгук, кстати, тоже недоволен.
Но это его стандартное лицо, так что, наверное, Тэхёну просто кажется. Вдруг
капитан хмурится, потому что ему не нравится то, как именно он размазывает
джем? Он бы не удивился, если бы Чонгуку не нравилось даже то, как он дышит.

— Почему ты вдруг решил сойти на берег? — не затыкается Тэхён.

— Много вопросов.

— А тебе так сложно ответить? — встревает Чимин, скрещивая руки на груди, и

недовольно смотрит на бармена. В упор. Прямо испепеляет взглядом.

— Он ко мне обратился, а не к тебе, побегушка.

— Повежливее можно?

— А нужно? — Юнги вскидывает брови.

— Только если ты умеешь, в чём я очень сомневаюсь.

— Ему и не обидно даже, ты в курсе? — он чуть опускает очки и смотрит на

Чимина так же грозно.

— А ты у нас теперь спец по тому, что чувствуют другие люди? Не надо за него
решать, — голос менеджера звучит резко и пропитан таким холодом...

Даже Тэхёну не по себе, перед глазами злой Чонгук и страшная буря.

— Ну так давай поинтересуемся? — любезно предлагает бармен.

— Тишина, — ледяным тоном встревает Чонгук, и за столом действительно

воцаряется гробовая тишина. Только море шипит на фоне, не слушается
капитана. — Хотите выяснять отношения, делайте это наедине.

— Ни слова больше, кэп, — Юнги откидывается на стуле, а Чимин проверяет

время и равнодушно сообщает:
45/209
— Выдвигаемся через пятнадцать минут. Опоздавших, — он кидает взгляд на
бармена, — ждать никто не будет.

Пак забирает свой кофе, брошюру с дельфинами и уходит, а за столом тишина...

звенящая. Её даже страшно нарушать, но Тэхён на то и Тэхён. Он уверен, что в
этой ссоре виноват именно Юнги, потому что Чимин-то, он только с виду такой
строгий и злой, к нему подход свой нужен. Тэхён и сам злится на бармена за его
грубость, и сам же себе поражается.

— Что это такое? — он тычет пальцем в сторону ушедшего менеджера и

хмурится, обращаясь к Юнги. — Не об этом у нас шла речь.

— Ты-то куда лезешь? — непонимающе ворчит на него Чонгук.

— Я ему, вообще-то, помочь пытался, — теперь он тычет пальцем в Юнги,

капитан только поджимает губы и смотрит очень недовольно.

И какая ему вообще разница до чужих отношений?! Тэхён захотел помочь, он

старается помочь, не надо его осуждать! Эти отношения, конечно, и не его
тоже, но всё же... Он как лучше хочет. Если не для себя, то для других, а Юнги
вот так просто встаёт и уходит вслед за менеджером. Ни слова не говорит,
буквально сбегает, Тэхён только глупо хлопает глазами, не понимая, что вообще
только что произошло.

Чимина он больше не видит, их сопровождает другой менеджер, отчего Ким

поначалу много хмурится. А потом он видит дельфинов, слышит их «разговоры»
с дрессировщиком, возвращается на эту землю, к своей собственной жизни и
забывает обо всяких Чиминах, Юнги и прочем. Он забывает абсолютно обо всём,
когда шокированно наблюдает за капитаном, который гладит дельфина по носу,
а тот... играется с ним. Брызгает водой, машет головой, очень напоминает
Тэхёну собачку. А Тэхён-то собачек очень любит! И дельфинов он уже тоже
любит очень сильно, такой вот он простой.

У него впечатлений хватит теперь до конца жизни, потому что даже Чонгук – сам
капитан! – заходит с ним в бассейн. Ни о каких Чиминах нет и речи, кто это
вообще такой?! У Тэхёна тут рыбки, прохладная вода и голубое-голубое небо над
головой. У него много смеха, очень много веселья и настолько сильных улыбок,
что аж челюсти сводит. Он даже не донимает Чонгука, который, наплававшись,
спокойно наблюдает за рыбинами, сидя на краю бассейна. Всего лишь мочит
ноги, смотрит, много думает. Как Тэхёну кажется, отдыхает, а капитан-то на
самом деле уже очень устал от шума, криков и всего остального.

Вот вечером на пляже было хорошо, утром на террасе было замечательно.

Спокойно, без нервов, а главное – тихо. И он получает желанную тишину, какую
хотел, но лишь вечером, возвращаясь всё с тем же Тэхёном на борт лайнера
после небольшой прогулки по пляжу. Да, они гуляли, да, Чонгук даже не был
против его компании, он просто был рад и спокоен оттого, что шум закончился, а
Тэхён... Его уж он как-нибудь переживёт.

Да и сам Ким, вообще-то, немного другой. Он возвращается на борт счастливым,

смеющимся, у него появилась странная привычка врываться в личное
пространство Чонгука, как будто они провели вместе не два дня, а два месяца.
Как будто они – не капитан и обычный пассажир, как будто они – не с разных
46/209
берегов и не из разного теста.

Хотя у них всё ещё одно и то же небо над головами, одна земля под ногами и,
как оказалось, много схожих мыслей. Тэхён об этом, разумеется, не знает,
Чонгук не делится с ним настолько личным. Он, честно говоря, вообще с ним
ничем не делится, много молчит, ещё больше слушает и думает. Тэхён с ним ни
на секунду не затыкается. Почему?..

— Скажи, было здорово!

Чонгук всего лишь хотел полюбоваться ночными видами Коста-Рики, стоя на

носу лайнера, но и тут не обошлось без Тэхёна. Он бросил вещи в каюте и
вернулся. Сначала молча стоял рядом, а потом заговорил, начал вспоминать
всякое: бабочек, бассейн, пляж, город, кафе, в котором они останавливались
перекусить. Детей, плескающихся в фонтане, уличных музыкантов! Восторг,
который он испытал, слушая их музыку и пение, не передать словами. За Тэхёна
всё говорит его счастливое и довольное лицо. Ну, его рот за него тоже очень
многое говорит, а потом он очень-очень долго молчит. Чонгуку даже
непривычно. Он молчит не пять, и не десять минут, а до тех пор, пока капитан
не обращает на него внимание. Тэхён всего лишь звёздами любовался, огнями
города и пляжем, таким красивым...

Чонгук ему не мешает, почти уходит, но ему преграждают путь и очень долго
смотрят в глаза. Серьёзно, без намёка на улыбку, а у Тэхёна так бешено стучит
сердце. Он столько всего пережил за эти два дня, столько хороших эмоций
испытал, очень привязался к капитану, вот так быстро – для него это
нормальная практика.

Он почти успевает Чонгука поцеловать, всего лишь чмокнуть хотел! Возможно...

Но тот среагировал очень быстро, схватил за плечи и теперь держит на
расстоянии. Как всегда. Хмурится, может быть, злится, потому что не одобряет,
а Тэхён смотрит ему в глаза, игнорирует ладони на своих плечах, держащих
подальше, и снова подаётся вперёд. Безуспешно, разумеется, Чонгук его не
отпускает и не подпускает к себе, так и стоит... Как какой-то бесчувственный
чурбан. Это же такой момент, такой шанс!

Они так хорошо провели время вместе, но капитан нарушает идиллию и все
планы Тэхёна, когда говорит тихо и недобро, не позволяя приблизиться:

— Не вынуждай меня.

— Не вынуждать тебя что?

— Снова обижать тебя, — хмурится Чонгук.

— А ты, думаешь, сможешь меня обидеть?

— Пойми одно, — он говорит хладнокровно. — Ты мне не нужен.

— Совсем?

— Совсем.

— Ты хорошо подумал? — серьёзным тоном интересуется Тэхён.

47/209
— Завязывай с этим.

Чонгук отодвигает его от себя, отпускает... Меж бровей глубокая складка, он

сердится.

Не нужен и ладно, вообще не обидно. Только если чуть-чуть, но прям очень

мало, самую капельку. И на лице Тэхёна эта грусть никак не отражается, он
только слабо улыбается, чувствуя, как там, между рёбрами, снова что-то
царапается и ноет. Он даже желает Чонгуку доброй ночи, почти уходит, но...
разве может он? Разве должен?

Тэхён резко разворачивается, бегло целует капитана, попав аккурат в самые

губы, и собирается бежать. Далеко бежать... У него почти это получается! Шаг, а
там и другой, Тэхён думал, что он очень быстрый, но Чонгук быстрее. Хватает
его, почти грубо дёргает за руку, вжимается в спину и яростно дышит в самое
ухо. Тэхён сглатывает. Страшно!

Ему очень страшно, но его это очень возбуждает, и тут ничего не поделать. Он
чувствует твёрдое тело позади себя, руку, крепко сжимающую его поперёк
живота, и горячее дыхание. От этого дурно, кружится голова, как от дурмана. Из
чего только ни состоит этот капитан... Из холода, злости, пламени и камня. Из
уверенности, одиночества, гордости, подчиняющей себе силы и всего того, чего
нет в таком маленьком и простом Тэхёне.

— Я тебя предупредил, — злобничает Чонгук, а Тэхён облизывает пересохшие

губы, слушая тихий, хриплый голос, льющийся в самое ухо. В самую душу, он
уже под кожей, щекочет нервные окончания. — Не вынуждай.

Чонгук внезапно отпускает, а Тэхён едва устоял на месте без него. И капитан
даже не оборачивается, когда уходит. Уверенным, твёрдым шагом... Бежит.

Тэхён же весь горит и плавится, окутанный жаром, а потом, у себя в постели, за

закрытой дверью, он много стонет. Хрипло, устало, тихо, чтобы его никто не
услышал, чтобы никто не вторгся в его выдуманный мир. Тэхён очень любит
жить грёзами, и даже если ему ничего с капитаном не светит, это не мешает
сходить от него с ума. Не мешает вспоминать его руки, взгляд и горячее
дыхание, медленно ублажая себя, растягивая удовольствие.

Тэхён имеет право кого-то желать, он обычный человек со своими слабостями и

потребностями. Ну разве он виноват в том, что так сильно нуждается в ком-то
рядом с собой, виноват в том, что его привлекают лишь те, кто может
разрушить? Кто не пощадит его хрупкое сердце, потрёпанную душу... Кто не
пощадит его всего.

Тэхён готов разбиваться заново, готов позволять другим делать ему больно. В
конце концов, мало кто способен задеть его по-настоящему, мало кто знает, что
он пережил, какие тревоги носит в своей душе, какую боль. Это только его, оно
принадлежит ему, как и все эти желания: быть нужным, важным. Чтобы его
хотели себе, чтобы любили, желали так же, как желает он.

Скажите, кто этого не хочет? Капитан разве что. Только вот Тэхён ему почему-то
не верит.

48/209
Он отчего-то больше доверяет тому, что видел: взгляду, глубокому и
изучающему. Доверяет тому, что чувствовал: пламени в чужом голосе, ярости в
прикосновениях, этой стальной сдержанности.

Ведь если капитан не хочет, то зачем тогда терпит? Зачем целых два дня провёл
с ним, зачем слушал, зачем так смотрел... Зачем остановил и нарушил
дистанцию, когда достаточно было просто обидеть? Чонгуку не составляет
труда надавить на больное или задеть, но он ведь этого не сделал. Сдержался.
И пока держал Тэхёна, самого себя держал тоже, чтобы не дать слабину, иначе
зачем это всё?

Капитан игры не любит, зато очень любит врать, а ведь говорил, что не
обманывает...

Тэхён ёрзает в постели, то улыбается своим мыслям, то стонет, хмурясь, то

яростно желает, чтобы ему ответили взаимностью, а потом оргазм накрывает
его с головой. Это желанная нега, это сладкое удовольствие, играющее с его
чувствами.

Тэхёна покорили, кается. Сдаётся, ему плевать. Он натура влюбчивая, но его не

надо учить жизни. Эта жизнь только его, принадлежит ему одному, никто не
имеет власти над ним и его желаниями.

А он желает капитанского поцелуя. И снова сгорает, возвращаясь к мыслям о

чужих мимолётных прикосновениях.

*****

Тэхён начинает искать капитана только ближе к обеду, но тот, предсказуемо, не

идёт к нему в руки, даже не появляется на горизонте. Ни Юнги не появляется,
ни Чимин. От Тэхёна как будто все... прячутся?

Но он старается не расстраиваться, не сдаётся и идёт прямо на капитанский

мостик. И неважно, что ему туда нельзя, они ведь с капитаном друзья или что-то
похожее на них. Теоретически.

Но капитана нет ни в служебной зоне, ни на мостике, тут только удивленный

старпом и радист, который смотрит на Тэхёна как на восьмое чудо света.
Подумаешь, он без разрешения приперся, с кем не бывает?

— А капитан ваш откуда родом? — интересуется Тэхён, вертя в руках песочные

часы, которые Намджун забирает у него и ставит на место.

Выглядит он чуть дружелюбнее Чонгука, но всё ещё очень недовольно. Неужели

все главные вот такие?..

— Спроси об этом капитана.

— Я бы с удовольствием, но не знаю, где он.

— У себя, возможно. Отдыхает.

49/209
Тэхён последний раз осматривается, ему все эти карты, приборы и прочее-
прочее ни о чём не говорят. И нет здесь ничего интересного, скукота какая...

— А «у себя» – это где?

— В своей каюте.

— Капитанской?

Намджун долго смотрит на парня, тяжело вздыхает и объясняет – чисто из

жалости – этому горю луковому, где находятся служебные каюты, а где
конкретно – капитанская.

Тэхён старается сильно не радоваться, но старпом устало трёт глаза. Его слепит
улыбка этого англичанина, и он понимает, почему капитан старается его
избегать. Намджун бы тоже избегал, слишком уж этот Тэхён... яркий. Чересчур.

После его ухода тишина очень громко звенит, так бывает, когда человек
забирает с собой что-то очень важное, но старпом не обращает внимания,
возвращаясь к работе. А счастливый Тэхён, кусая губы, ищет каюту капитана. К
счастью, находит, однако очень долго стоит перед дверью, не решаясь
постучаться. И снова это страшное чувство... как будто он лезет туда, куда не
надо. Как будто ещё рано для таких визитов и всего остального, но когда Тэхён
себя слушал?

Дверь ему никто не открывает, он заходит сам и застаёт капитана

накидывающим на плечи пиджак. Тот самый, с которым Тэхён не так давно
провёл ночь. Замечательную ночь, стоит отметить, только вот Чонгуку нет дела
до чужой радости, он не любит, когда к нему вот так врываются. У моряков
вообще так не принято, а тут ещё и пассажир, и какой...

Капитан одёргивает пиджак, смотрит недобро, но Тэхён, как мы помним, очень

храбрый.

— Ты потерялся, — говорит он, а Чонгук недовольно хмурится, поджимая губы.

Капитан сегодня явно не в настроении, так что по-хорошему бы выйти из каюты,

прикрыть дверь, дождаться благоприятного момента, но разве Тэхён может
ждать?

— Я не мог тебя найти.

— Тебе не приходило в голову, — спокойно, очень хладнокровно говорит Чонгук,

— что ты не мог меня найти, потому что я не хотел тебя видеть?

Тэхён умело делает вид, что его это совсем не задевает.

— Не приходило.

— Я с тобой по-человечески пытался, — хмурится Чонгук.

Тэхён копирует его выражение лица, чувствует, как в груди начинает клокотать
злость, потому что как-то он упустил тот момент, когда капитан пытался с ним
по-человечески!
50/209
Ким внезапно хлопает дверью, сам вздрагивает, потому что не собирался этого
делать.

— Прошу прощения, — злобно извиняется он за дверь. — Но ты ведь даже не

пытался.

Чонгук смотрит на него так, как будто он сморозил какую-то глупость, но

единственный дурак здесь – это капитан!

— Ты не пытался по-человечески, — он старается говорить спокойно, всего лишь

хочет объяснить. Вдруг поймут? — Понимаете, капитан, есть большая разница
между тем, чтобы просто оскорбить, задеть или унизить меня, и тем, чтобы хоть
раз сказать мне о том, что вы чувствуете на самом деле.

— Что ты вообще несёшь? — хмурится Чонгук.

— Я знаю... — игнорирует его Тэхён. — Знаю, что вывожу тебя из себя, что
раздражаю своими разговорами, своим вниманием, присутствием, просто
раздражаю тем, что я – это я. Необязательно постоянно напоминать мне об этом,
можно просто... можно было просто не соглашаться сойти со мной на берег, не
извиняться тогда, с бильярдом. Меня не надо жалеть, я бы пережил и больше не
лез. Всегда переживал, такой уж я. А ты как будто не понимаешь, чего я хочу.
Сначала позволяешь, а потом ты... вот такой.

Тэхён не верит, что Чонгук совсем ничего не понимает. Он с капитаном

настолько очевидный, что проще – сказать ему о своих намерениях прямо в лоб.

А тот молчит как партизан, недовольный взгляд говорит за него. Тэхён не хотел
ругаться или злить, в конце концов, он сам чуть ли не вынуждал человека... Но
менее обидно от такого наплевательского отношения не становится. Чонгук
даже подружиться с ним не пытался, не говоря уже о чём-то большем. Не говоря
уже о том самом «человеческом».

Чимин был прав: они тут все чёрствые, все закрытые раковины, каждый сам по
себе. С таким капитаном будет хорошо идти только работа, а сам он так и
останется один, со своим дурацким морем, и никто его не будет ждать. Тэхён
точно не станет, и доводить больше не станет, он, может, и мазохист, любит
совать руки в пасть льву и надеяться, что не откусят, но это... Издеваться над
собой настолько он не любит.

Не нужен – он понял. Теперь уже точно осознал и прочувствовал всю

бесполезность своей затеи с покорением капитанского сердца. Нельзя покорить
то, чего нет, невозможно покорить того, кто для людей не создан. Чонгук создан
для чего-то другого. Для грубой, серьезной работы, для моря, которое, может
быть, однажды обточит его колючки. Он только его к себе подпускает... Не
человек, а ходячее безразличие.

Тэхён не прощается, вообще ничего не говорит. Не хлопает дверью, осторожно

закрывает её за собой, игнорирует боль в груди и это неприятное, душащее
чувство. Да, сам виноват, никто не просил его таскаться за человеком. Да,
больно, потому что он впечатлительный, очень эмоциональный и хрупкий. А ещё
такой самостоятельный: сам пристал, а получив отказ, расстроился. Но как
будто ему привыкать.
51/209
Он сидит в баре с отсутствующим выражением лица, пьёт безвкусный сок,
какой-то бармен, который не Юнги, косится на него, но вопросов не задаёт. Оно
и к лучшему. Тэхён сейчас вообще на разговоры не настроен, ему... плохо.
Просто по-человечески плохо от самого себя. Потому что на берегу было хорошо,
потому что капитан был добр с ним, вёл себя совсем иначе. И вчера на палубе он
был другим, а сегодня – холод, безразличие и пошёл нафиг.

Тэхён вот взял и пошёл, куда послали. Не прямо, конечно, он это уже сам
додумал, понял всё по чужому молчанию и злости во взгляде.

Ещё и Юнги от него бегает, Чимин, видимо, тоже, а у Джина просто нет времени
заниматься его проблемами, на нём целый лайнер...

Тэхён очень долго смотрит на свой апельсиновый сок, а потом заказывает

несколько рюмок водки и вливает их в стакан. Выпивает залпом, даже не
морщится, а потом идёт... куда, зачем? Теперь его точно нигде не ждут, и
капитана он видеть больше сам не хочет. А вместе с капитаном вспоминается
Уильям, бессердечный, оставивший его ради какой-то тупой девки.

Хотя девка, может, и не тупая, а Тэхён наоборот очень-очень глупый. Влюбился,

обжёгся, хочет влюбиться, снова обжигается, снова и снова. Это когда-нибудь
закончится? Он носит в себе свой собственный ад и не может от него избавиться.

Он никогда не понимал тех, кто запивает горе, потому что Тэхёну от алкоголя
только хуже, но он пьёт, очень много пьёт этим днём и вечером, забывается...
Всё и правда забывается, а потом накатывает цунами из чувств, когда он стоит
на корме лайнера и слушает шум моря. Слушает звон плывущих перед глазами
звёзд, он слышит шепот, но не может его разобрать, даже этого не может...
Высасывает себе новые проблемы из пальца, а потом очень долго плачет из-за
того, что скучает по дому. Вглядывается в размытые искры на небе, плачет,
потому что ему бы туда, подальше ото всех. Плачет, потому что есть о ком: о
доме, об Уильяме, о маме, по которой очень скучает. Ему бы сейчас к ней, в её
теплые объятия, чтобы на завтрак – оладьи, чтобы Тэхёну снова пятнадцать, а
мама – хотя бы жива.

И никто ему больше был бы не нужен. По отцу так не скучается, хотя он жив-
здоров, живёт всё в том же Пусане, в доме, который выбрала мама. У побережья,
потому что очень любила небо, показывала его Тэхёну, потому и он любит. Но
небо это какое-то другое, отличается от того, на которое он смотрел в детстве.
Это небо холодное, пустое, грустное и очень-очень одинокое. Оно больше не
привлекает и не манит своей космической красотой. Оно тоже делает ему
больно.

И как он только весь такой ранимый жив до сих пор остался? Прямо загадка для
всего человечества.

А для Тэхёна загадка то, как он выжил после затянувшейся на одного пьянки.
Юнги он всё-таки находит, но тот ни слова не говорит, а Тэхёну и не до него
уже. Ему не до этого мексиканского карнавала, с которым все тут носятся,
готовясь к празднику. И всё равно он улыбается Джину, улыбается Юнги и
Чимину, когда тот спрашивает, как у Тэхёна дела.

Нормально.
52/209
Хуже уже точно быть не может, так что пойдёт. Тэхён даже почти верит в то,
что ему не так уж плохо, однако его водка с соком говорит Юнги об обратном. И
то, что уже немного пьяный Тэхён в толпе вылавливает Чимина, хочет
затанцевать менеджера до смерти. Только вот тот как-то обеспокоенно смотрит,
нервничает, как будто понимает. Как будто знает, чем вызван этот болезненный
оскал, когда Тэхён, заметив капитана, прячет лицо на плече Пака.

Он Чимина не отпускает, игнорируя злобный взгляд бармена, который с

завидным усердием трёт стакан. Куда он пропал в Коста-Рике? Почему они оба
бросили Тэхёна?..

В банкетном зале громко звучит музыка, явно мексиканский мотив, на столах –

тортильи и целые горы закусок, а Тэхёну паршиво. Ему так хреново не было ещё
никогда в жизни, и Чимин не может отцепить его от себя. Только оглядывается
по сторонам, улыбаясь пассажирам, и просит Тэхёна чуть-чуть ослабить хватку,
а потом ведёт его в каюту, почему-то много молчит. Очень много хмурится, как
будто правда беспокоится. Как будто не бегал от него с Юнги на пару весь
вчерашний день.

— Что с тобой? — и голос его звучит прям не наигранно, очень натурально. —

Тэхён, что случилось?

А Тэхён лежит в своей постели прямо в одежде, укрытый пледом, и смотрит в

потолок. Тот кружится и кружится... Не стоило сегодня пить. Вообще пить не
стоило, раз уж на то пошло, но Тэхён слаб перед своей болью и не знает, чем её
ещё можно заглушить. Другим алкоголь помогает, а ему почему нет? Что с ним
не так то? Почему ему вообще ничего не помогает?

— Скажи хоть что-нибудь, — тихо просит Чимин, присаживаясь рядом на

постель. — Позвать Джина?

— Не надо, — хрипит в ответ.

— Тогда в чём дело? — строго хмурится Пак. — Я тебя впервые таким вижу.

Тэхён даже делиться ничем не хочет. Как-то его искренность не ценится и

частенько выходит ему боком. Не пора ли завязывать с добротой и улыбками
через не хочу?..

Может, пора, но Тэхён всё равно улыбается через силу, очень устало тянет
уголки губ вверх и просит Чимина принести минералки. Вернее, хочет, чтобы его
оставили одного, но не произносит этого вслух. Ему одному будет очень-очень
плохо, так что лучше уж Чимин. И тот уходит по его просьбе, а натянутая улыбка
превращается в болезненный оскал. Почему-то после алкоголя намного хуже,
чем было до, высокоградусный его не согрел, Тэхёна только больше тошнит.

И он зачем-то снова плачет. Может, ему очень нужно выплакать все обиды,
которые он держал в себе, а может, это всё просто так, на публику, и ничего не
значит. Была бы ещё публика, было бы вообще замечательно, а так он один,
пока Чимин снова не стучится в дверь. Разрешения не спрашивает, так и
заходит, а Тэхён даже не пытается вытереть слёзы, сидит на постели и
ковыряет плед, шмыгая носом. Ждёт свою дурацкую минералку, которой точно
подавится, потому что не его сегодня день. Наверное, не его жизнь.
53/209
— Что за крокодильи слёзы?

Тэхён чуть ли не давится воздухом, поднимая взгляд на капитана, присевшего

на кровать. Не его жизнь, точно нет. Была бы его, он бы к капитану не
привязался и ничего бы к нему не чувствовал, и вообще был бы такой же
бесчувственной деревяшкой. Вот ему было бы зашибись.

— Тебе-то какое дело? — хмурится Тэхён, но протянутую минералку всё равно

забирает.

— Абсолютно никакого.

— Оно и видно, — бубнит Ким.

Щёки блестят от слёз, на ресницах – капли, в глазах – такое отчаяние, что

капитану даже немного совестно. Но только немного. А какие голубые после
этого рёва... Так даже море не умеет.

Тэхён свою минералку пьёт молча, молча ненавидит своё сердце за то, что оно
чуть ли не выпрыгнуло из груди, когда раздался чужой голос. Ему вообще не
нравится вот так реагировать: аж руки трясутся, а душа... Глупая душа, дура!
Надеется. На что надеется?! За каким таким хреном, если Тэхён уже отказался
от перспективы снова остаться с разбитым сердцем?

Какой же он сам дурак... Так обижено смотрит на Чонгука, из-под ресниц, что
тот наверняка всё понимает. А чего пришёл? Прощения просить? Так Тэхён, он
дурак, он же простит. Уже простил, уже очень нерешительно смотрит на
капитана и спрашивает:

— Ты... можешь полежать со мной?

Чонгук долго молчит, глядя на зарёванного Кима, прежде чем сдвинуть его и
лечь рядом. Прямо вот так, в одежде, не капитанской, какой-то обычной... Но
Тэхёну всё равно, у него бешено стучит сердце, когда он, превозмогая
собственный страх, укладывает руку Чонгуку на грудь. Так же неуверенно
двигается ближе, хочет положить голову, и капитану его медлительность
надоедает. Он давит Тэхёну на затылок, припечатывая его к себе, вот так грубо,
но... к себе! Не от себя, а прям к своей одежде, близко, не отталкивает, а
наоборот! Надо же так...

И надо ему постоянно Тэхёна обижать, чтобы потом прийти и сделать якобы
доброе дело. Может, ему жалеть нравится?.. Тогда пускай обижает сколько
хочет, если каждый раз будет возвращаться и вот так лежать с ним. Если будет
молча слушать его жалобы о том, как он напился, о том, какая же мерзкая на
вкус эта русская водка, о том, как же плохо ему было утром и всю ночь до него.

Тэхён так и лежит головой на его груди, голос становится всё тише, хрипит от
долгих слёз, а потом вовсе смолкает.

Он спит и не чувствует руки, касающейся его волос, плеча, спины. Спит, не

слыша шорохов, моря, тихого дыхания и треска. Это деревянные панели
трещат... А может быть, это капитанское сердце дало трещину, а в неё взял и
просочился чужой свет, вот так нагло. И теперь он так же нагло греет, не даёт
54/209
льду залатать стратегически важный орган. Тот, вроде как, предназначен для
того, чтобы кровь качать, а капитан им почему-то чувствует.

Наверное, это какая-то ошибка.

Наверное, оно само как-нибудь пройдёт.

55/209
Примечание к части Это можно считать саундтреком к главе: Joji – Slow dancing in
the dark.

А ещё я теперь есть в твиттере (@rikookieri) и пощу там всякие штуки к главам:
визуализации, видео, гиф и т.д.
Кошку свою тоже там пощу, так что вы подписываетесь на свой страх и риск.

5. Звёздочка

«Я просто хочу получать удовольствие от жизни! Я не хочу хамить, скандалить и

что-то кому-то доказывать, не хочу тратить время на общение с теми, кто мне
неприятен, с людьми, которые меня не понимают, и пытаться достучаться до
них. Не хочу пытаться вмещать свои мысли в чужую голову. Мне некогда! Я хочу
жить своим настоящим».

Тэхён просыпается и очень долго сидит на постели, уставившись невидящим

взглядом в дверь. Лучи солнца пробиваются в каюту через иллюминатор, воздух
спертый, пыльный, душный, но странно не это... Странно то, что Тэхён не
чувствует себя разбитым.

Он осторожно выбирается из постели, трогает волосы, пытаясь вспомнить кое-

что очень важное, но не может, а к капитану идти страшно, не хочется снова
наткнуться на этот злобный, ледяной взгляд. Тэхён задумчиво пялится на
постель. Ему... всё приснилось? Разве капитан пришёл бы, пожалел бы, лёг бы с
ним? Что именно вчера произошло?

Тэхён всё ещё сонный и выглядит он загадочно, бросая косые взгляды на

посетителей бара, а Юнги с ним по-прежнему не разговаривает, молча трёт свои
дурацкие стаканы, как будто заняться больше нечем.

А что там вчера было? Сок, водка и танцы с менеджером? Ох...

— Юнги, — голос Тэхёна хрипит, звучит очень тихо, а в висках неприятно ноет.
Он морщится, когда бармен со стуком ставит стакан на стол и льёт в него
апельсиновый сок. — Последние два дня я не делал ничего... странного?

У Тэхёна не наблюдается проблем с памятью, но протрезвев, он понимает, что

очень смутно помнит события последних дней. Да, было много слёз – это вот он
помнит слишком хорошо. Было много душащего рёва, алкоголя, звёзд, боли, был
праздник, злой Юнги, нервничающий Чимин. Почти ласковый капитан. Был ли
вот он?..

— Странного? — наигранно хмурится Юнги. — Не помню. В край охреневшего –

да, что-то такое припоминаю, — задумчиво щурится он.

— Я танцевал с Чимином.

— Танцевал? — он вскидывает брови, и Тэхён очень неуверенно говорит:

— Не... танцевал? — в ответ бармен щурится ещё сильнее. — Не танцевал.

56/209
— Облапал вдоль и поперек. Ты сейчас здесь сидишь и не получил за своё
поведение тряпкой по морде только потому, что я не хочу снова ссориться с ним.

— Прости, пожалуйста, — морщится Тэхён. Очень искренне. — Я бы никогда...

Мне было очень-очень плохо. А что, правда, прям облапал? — стонет он, и Юнги
почему-то смягчается:

— Нет.

— А почему ты тогда такой злой?

— А у меня много поводов для радости? — хмыкает он.

— Вы ведь помирились?

— Да.

— А почему бегали от меня? — Тэхён очень грустно смотрит на бармена, и тот

непонимающе хмурится.

— На кой хрен мне от тебя бегать? Знаешь, звёздочка, — он кидает в сок пару
кубиков льда, а Тэхёну от его ласкового обращения и заботы очень приятно, —
завязывай-ка ты пить. На тебя смотреть жалко, когда ты в пьяном угаре, весь из
себя такой важный и молчаливый, лапаешь чужих менеджеров. Ты о Чимине
подумал? У него репутация.

Тэхёну очень... очень стыдно за своё пьяное поведение. Он совсем не думал о

Чимине, тискал его у всех гостей на виду. Позорище!

— Извиниться надо...

— Уж не помешало бы, — Юнги, кажется, больше совсем не злится.

— Извини, — глупо улыбается Тэхён, а бармен смотрит на него с явной жалостью

и тяжело вздыхает:

— Не передо мной извиняйся, горе ты луковое.

— Но ты ведь не злишься?

— Не злюсь.

— А вчера выглядел очень злым.

— Выглядел.

— А капитан... — Тэхён почему-то боится говорить об этом Юнги, его и так тут
все считают дураком. Но как иначе он узнает, что вчера произошло? — Ты вчера
видел Чонгука?

— Видел.

— А он, ну... — Тэхён пожимает плечами. — Ничего тебе не говорил? Обо мне.
57/209
Юнги хмурится, замерев с полотенцем в руках:

— Ты опять учудил чего?

— Просто спросил...

— Не видел его вечером.

Как же не видел? Тэхён-то точно помнит, что видел Чонгука, а как Юнги мог не
заметить его? Хотя вряд ли он видит кого-то, кроме своего драгоценного
менеджера, которого Тэхён... облапал. Чимина! Считай, друга, своими руками, а
тот всего лишь помочь хотел. Очень, очень стыдно. Плохо. Фу!

Тэхён задумчиво пьёт свой сок, грызет лёд, аж мозги трещат, зато как освежает,
а потом он... сбегает с лайнера. Узнаёт, что они прибыли в Кабо-Сан-Лукас, что
его ждёт Мексика! Что вчера была репетиция банкета, а сегодня и в самом
городе, и на лайнере, для желающих, будет настоящий маскарад, прямо с
масками и прочей ерундой.

А Тэхён вот гуляет по Эль-Медано, ест мороженое, пытаясь вспомнить, желая

понять: приснилось ему извинение или же нет? Вдруг он снова пристанет к
капитану, а тот его оттолкнет, скажет, что он совсем дурак, напридумывал себе
всяких глупостей. Ну а вдруг... а вдруг не оттолкнёт? Тэхён всё-таки почти
месяц за ним бегает. Вдруг он правда пришел, остался, успокоил? Как узнать-
то?!

Тэхён не может наслаждаться видами, атмосферой предстоящего карнавала, не

может заряжаться чужой энергией, ему не хватает той самой... Сильной,
мощной, сбивающей его с ног, а поинтересоваться о том, что вчера всё-таки
произошло, больше не у кого, остались лишь капитан и Чимин. К капитану идти
рискованно, ну и просто страшно, а Чимин... попробуй его поймай.

Поэтому Тэхён так и болтается по лайнеру в не очень гордом одиночестве, забыв

о городе, о той красоте, которая ждёт его на пляже, он забыл, чтобы попытаться
вспомнить. Весь день он был тише воды, ниже травы, никого не донимал. Весь
день был сам по себе, очень много думал, хмурился, задумчиво кусал пальцы,
грыз трубочки и палочки от мороженого. Маялся!

Так он весь день и мается, не находит себе места, но на праздничный вечер всё-
таки идёт. Обещает себе быть трезвенником, чтобы ни капли алкоголя во рту, а
на душе так тяжело, так паршиво... И это эфемерное тепло, которое он до сих
пор чувствует, такое приятное. И запах чужого шампуня, которым пахнет
подушка, и от воспоминаний до сих пор бросает в дрожь. Но Тэхёна совсем не
утешает то, что за целый день капитан так и не появился.

Ведь если извинения были, то он мог бы найти, хотя бы поздороваться, может

быть, просто пройти мимо. И неважно, что Тэхён очень боится встретиться с ним
и разочароваться! И плевать, что он сам весь день избегал выученных
маршрутов, по которым ходит капитан! А кто, скажите, любит
разочаровываться? Тэхён вот точно не любит, поэтому и оттягивал эту встречу
целый день. С Чимином, честно признаться, тоже, потому что ну не заслужил
менеджер такой работы – нянчиться с парнем, которому снова разбили сердце. У
него самого в личной жизни чёрт-те что происходит, а тут ещё и Тэхён
58/209
подливает масло в огонь своими глупыми выходками. Прям максимально
тупыми.

Всё! Он больше не пьёт и не ставит людей в неловкое положение. И о капитане

не думает. Вообще!

Но в банкетном зале среди гостей, сидя у бара, он зачем-то выискивает

знакомый силуэт. Зачем-то сегодня он очень долго принимал душ, укладывал
волосы, надел любимую летнюю рубашку и использовал лучший парфюм. Тэхён
наряжался для себя, лишь для самого себя сделался человеком, каким не был
последние два дня. Он хочет жить лишь для себя, хочет ни в ком не нуждаться,
хочет, чтобы капитан, вошедший в зал спустя полчаса томительного ожидания,
взглянул на него и дал знать: извинения были. Они не приснились, как и не
приснился он сам, и эта легкость, и тревога, отступившая на второй план, когда
они разделили постель. Тэхён хочет знать, что этот холодный, всё понимающий
взгляд тоже не приснился. Что капитан действительно пришёл, он немного
побыл рядом...

И неважно, что Тэхён дал себе обещание взять и вычеркнуть из жизни тех, кто
его постоянно ранит. Да его все ранят, людям даже стараться не надо, капитану
– особенно. Но к нему всё равно хочется, с ним хочется обсудить впечатления от
поездки, хочется снова спросить: «Тебе правда-правда всё равно на меня?».
Сколько всего хочется ему сказать, но Тэхён боится и продолжает неуверенно
наблюдать. Очень тихо и скромно, попивая свой сок, играясь с дурацкими
браслетами, которые нацепил непонятно зачем, ведь всем вокруг всё равно.

Никто не заметит, он не заметит, не оценит внешний вид, тот же парфюм и эти

цацки, потому что ясно дал понять: не нужен. Тэхён. Ему. Не нужен.

И Тэхёну снова так больно, и снова хочется выскрести, выкашлять это мерзкое
чувство, поселившееся в груди. Чонгук не подошёл, он даже не искал, и значит
не было... не было никаких извинений, не было взглядов, прикосновений и сна на
чужой груди. И приснится же такая глупость! А Тэхён и рад поверить своему
подсознанию, рад побыть наивным, чтобы хотя бы на день заменить эту ноющую
боль томительным ожиданием неизбежного.

Он мог бы и сам подойти, мог бы сделать вид, что его не обидело чужое
наплевательское отношение. Сделать вид, что забыл, улыбнуться, отложил бы
страдания до другого раза, но как-то они не откладываются. Не запихиваются в
чулан сознания, где хранятся всякие ненужные ему чувства. Кажется,
переполнен... Кажется, Тэхён очень устал улыбаться.

Он кусает губы, стучит пальцами по стеклу в ритм какой-то мелодии, немного

печальной. А в тексте что-то о неразделённых чувствах, о темноте, и Тэхён
подзывает Юнги, который смотрит на него слишком обеспокоенно. Впервые вот
так, очень заботливо, как будто уже притёрся, и Тэхён даже верит, что тому на
него не плевать, но водку всё равно заказывает.

— И не проси, — Юнги с ним не церемонится. — Всё равно не поможет.

Наверное, бармену виднее. Хотя скорее всего виднее тому самому Мин Юнги,
который втюрился в помощника главного менеджера. А Тэхён так и не спросил,
куда они тогда подевались и что там...

59/209
Он замечает протянутую ему руку, глаза медленно расширяются, а сердце... Так
бешено бьется!

— Дважды не предлагаю, — голос капитана звучит спокойно, сам он выглядит

восхитительно.

Весь, с ног до головы, а Тэхён хватается за его руку своей трясущейся. Так часто
дышит, что начинает кружиться голова, когда его ведут через толпу
обжимающихся парочек, наслаждающихся танцем. Наслаждающихся медленной
музыкой, уютной атмосферой, приглушённым светом.

Он неверяще смотрит на капитана, который укладывает одну ладонь ему на

талию, а второй некрепко сжимает его руку. Тэхён стоит как самый настоящий
дурачок и глупо хлопает глазами, потому что Чонгук пригласил его. На танец. А
что это, а как...

Выходит, и извинения всё-таки были, и всё у них нормально, а Тэхён только зря
весь день тратил нервные клетки?

— Ты приходил вчера ко мне? — выпаливает Ким, не думая, но Чонгук не

отвечает.

Только смотрит, да так, что становится ясно: приходил. И Тэхён почти не дышит,
глядя на капитана во все глаза, глядя на их сплетенные руки. И ему очень
страшно всё испортить, страшно, что ему снова дают надежду, а он, вместо
того, чтобы распрощаться с капитаном раз и навсегда, берёт и надеется. И
знает, что снова обожжется, что ему будет очень плохо, но главное ведь то, что
сейчас очень хорошо. Сейчас у него снова фейерверк в груди, глаза загораются
неподдельным счастьем, все печали отодвигаются куда подальше, он
улыбается, но очень боязливо.

Тэхён впервые прикасается к Чонгуку в настолько осознанном состоянии, а тот

совсем не боится, что о нём плохо подумают. Хотя капитан и рад был бы, если бы
его оставили в покое.

Тэхён очень неуверенно обнимает его за шею, страшно быть ближе, чем есть
сейчас, но он всё равно делает шаг навстречу, чтобы тесно, чтобы просто
чувствовать чужое тело и тепло. Он прячет лицо, волосы Чонгука щекочут щёку,
но тот не отталкивает. Ему-то не страшно. А на них никто и не смотрит, в зале
приглушили свет, музыку сделали громче, но Тэхён как будто и не слышит её из-
за этого шума в ушах. Душно, к лицу приливает кровь. Он танцует с капитаном...
С капитаном!

— Ты ведь понимаешь, что делаешь? — голос чуть ли не дрожит, потому что

Чонгук касается его вот так просто. Он безо всяких кривых лиц держит Тэхёна,
медленно ведёт его. Это даже танцем не назовешь, но он сам нарушил эту
дистанцию, и это! Это уже так много значит! — Вы, капитан, понимаете, что
даёте мне надежду?

Тэхёна дрожь пробирает, когда рядом с ухом раздается чужой голос:

— Не надейся слишком сильно.

— А ты не делай так.
60/209
— Как «так»?

— Не вводи меня в заблуждение. Я ведь верю, что тебе не всё равно,

привязываюсь, а потом мне очень больно.

— Перестань быть таким.

Тэхён натянуто улыбается, хоть его лица и не видно. Должен отпустить, но

зачем-то только крепче обнимает в ответ.

— Ты просишь меня перестать быть собой, — говорит он негромко. — Что же

хорошего в том, чтобы жить той жизнью, которая мне не нравится?

— Все так живут.

— А я не хочу так. Я хочу по-своему.

— Это ли не эгоизм?

— Называешь меня эгоистом... — пальцы зарываются в чужие волосы, он

прикрывает глаза, хочет насладиться этими минутами, хочет побыть немного
рядом. Вряд ли подобное повторится. — Мы правда танцуем? — почти шепчет.

— Да.

— Почему?

Чонгук отвечает не сразу:

— Потому что ты этого хочешь.

Как же тяжело понять этого капитана!

— Ты меня совсем запутал. Говоришь не надеяться, но сам же потакаешь моим

желаниям. Говоришь, что я тебе совсем не нужен, но приходишь. Говоришь, что
не обманываешь, но только этим и занимаешься, — Тэхён устало вздыхает, а в
горле ком. — Мне правда очень плохо от этого. Не надо играть со мной, Чонгук.
Пожалуйста. Я доверяю, привязываюсь, отдаю, со всем мирюсь, но ты и за
человека меня не считаешь. Может, думаешь, что раз я такой простой, что раз я
так легко привязываюсь к людям, то и отпускать мне их не тяжело. Очень
тяжело. Обидел – просто извинись, но не поступай со мной... вот так. Это
больше, чем просто извинение.

Тэхён сглатывает, сам отпускает капитана. Он очень хочет верить в их красивую

сказку, он и верит, потому что со своей наивностью ничего не может поделать.
Наверное, капитану тяжело, но Тэхён, в самом-то деле, разве не человек? Зачем
играть с ним в «хочу – не хочу», зачем выворачивать всё так, что как будто это
он виноват во всём? Во многом – да, но не во всём.

Вчера он не просил приходить, не умолял остаться рядом, лишь задал вопрос,

может ли Чонгук остаться с ним. Тот мог ответить, что угодно, но он так ничего
и не сказал. Остался, лёг, согрел, успокоил. И кто тут виноват?

61/209
И это вот всё, эти танцы... Тэхён его вообще ни о чём таком не просил. Хотел, но
не просил, потому что понимает, с каким человеком имеет дело. Однако
ситуация от этого понимания менее трагичной не становится.

Он совсем отпускает Чонгука, смотрит в пол, мимо капитана, куда угодно, но не

ему в глаза, потому что ещё чуть-чуть и сорвётся, потому что не надо так
красиво мучить его своим вниманием и наигранной добротой. Не надо. Он
понимает больше, чем самому хотелось бы, потому и кусает губы в попытке не
разреветься. Сносит всё отчаяние с каменным лицом, становится такой же
закрытой раковиной, как и все на этом судне, в этом злом море, которое его
совсем не любит.

Тэхён не любит его в ответ, он оставляет капитана одного, среди гостей.

Впервые в жизни уходит сам, умоляет большие воды перестать терзать его.
Больше не хочется соревнований на выносливость, ему всё равно не победить.
Он нашел в себе силы уйти, но сидя на холодном песке с высохшими на щеках
слезами и глядя пустым взглядом в такое же пустое небо, не находит сил
поверить в то, что пора завязывать быть таким ранимым и мягким. Он таким
останется навсегда. Если от него вообще останется хоть что-нибудь по
возвращению в Портсмут.

Вдруг будет лучше вернуться домой сейчас? Наслаждаться путешествием всё

равно особо не получается.

— Зачем сбежал? — раздается голос капитана. Тэхён видел, что тот идет к нему,
а сейчас вот стоит рядом, запихав руки в карманы брюк, и смотрит сверху вниз.
Тэхён голову не поднимает, молчит, натягивая плед на плечи. На пляже ночью
очень холодно. Рядом с капитаном – ещё холоднее. — Я даже ничего не сделал.

— Сделаешь, — а голос хрипит.

Сделает. Они все делают, им просто нужно время.

Чонгук тяжело вздыхает, подтягивает брюки и садится перед ним на корточки.

Пытается заглянуть в лицо, но Тэхён не хочет... Прячет глаза, жмурится, не
хочет смотреть на капитана, потому что сейчас опять ему поверит! И снова
станет надеяться, снова ему будет хуже всех!

— Не хочешь на меня смотреть?

— Не хочу...

— А ты всё-таки попробуй.

Тэхён открывает глаза, но голову так и не поднимает, только косится на черные

ботинки. В ботинках, по пляжу... Совсем капитан дурак! Взгляд неуверенно
поднимается выше, Тэхён зачем-то слушается, смотрит Чонгуку в глаза, а тот
снова хмурится. Как будто злится, как будто Тэхён в очередной раз сделал что-
то не так, и в глазах стоят слёзы, вот-вот посыпятся звездопадом.

— Опять плачешь? — звучит устало, как будто капитан уже привык к этой
вечной мокроте.

— В глаз что-то попало.

62/209
— Из-за меня? — игнорирует его нелепые оправдания Чонгук.

— Из-за тебя.

— И не надоело?

— Я это не контролирую. Оно само плачется, — дрожит голос.

— Почему?

— Потому что ты мне нравишься. И не как собеседник, — признаётся Тэхён,

глядя капитану в глаза, а тот так и хмурится, как будто совсем ничего не
понимает.

А может быть, наоборот понимает слишком много.

— И из-за этого ты ревёшь?

— А что мне ещё остаётся делать с таким дураком, как ты?!

— Ты сам-то понимаешь, о чём говоришь? — его снова игнорируют.

— Конечно понимаю! Я уже всё тебе сказал. Не надо меня больше мучить!

— Мучить?

— Издеваться надо мной не надо, — злится Тэхён. — Я тебе не нужен, вот и всё.
Сам говорил.

— Говорил, — спокойно соглашается с ним Чонгук, а Тэхён чуть ли не хнычет,

обиженно шмыгает носом, сильнее кутаясь в украденный с лайнера плед:

— И зачем ты сказал мне такое?!

— Что случится через три месяца? — внезапно интересуется капитан, а Тэхён

хлопает глазами, хмурится, не понимает.

Откуда ему знать, что там случится?!

— Ты вернешься домой, — отвечает за него Чонгук и ждёт, надеется, что Тэхён

поймет.

— А ты...

— А я останусь. За тобой я не пойду.

— Почему?

— Потому что моя работа – управлять судами, — терпеливо объясняет капитан.

Говорит как с ребёнком.

— Можно ведь найти другую работу.

63/209
А Чонгук смеётся. Садится рядом, прям в своих чистых брюках и качает головой,
глядя на непонимающего Тэхёна. Очень наивного, доброго, верящего в сказки
Тэхёна. Ему точно двадцать пять?

— Откуда ты вообще такой взялся? — спрашивает Чонгук.

— От родителей.

— И кто твои родители?

— Отец – Джэхён, мама была Анной.

— Была?

Тэхён отводит взгляд, случайно сболтнул лишнего. Он такими вещами ни с кем

не делится, ему некомфортно.

— Была.

— Англичанка?

— Ирландка.

— Наверняка красивая, — задумчиво звучит в ответ.

Тэхён ёжится, не зная, что отвечать, даже рискует понадеяться, что этот
комплимент относится и к нему, а потом смотрит на Чонгука и понимает:
относится. Капитан разглядывает его лицо, светлые волосы, очень долго
смотрит в глаза, уверенно, хочет, чтобы его поняли правильно.

— Правда? — завороженно выдыхает Тэхён, а Чонгук кивает в ответ.

Считает красивым... Он Тэхёна считает красивым! А какой, чёрт бы его побрал, в

этом толк?!

— Зачем ты опять это делаешь? — голос начинает дрожать, слёзы снова

подступают к глазам.

— Не знаю, — признается Чонгук. — Перестань реветь, мне не нравятся плаксы.

— Я тебе всё равно никакой не нравлюсь, — всхлип. — Отстань от меня!

— Я же отстану.

— Не надо... — скулит Тэхён и так обиженно смотрит, своими голубыми глазами,

проникновенно, как умеет только он.

Открыто, доверительно, просит не оставлять, а Чонгук едва сдерживает смех,

потому что ну зачем этот человек вот такой?

— Смешно тебе! — ревёт Тэхён, вытирает слёзы пледом, облизывает солёные

губы, опухшие.

Чонгук долго смотрит на них и самого себя не понимает. Что он здесь делает?
64/209
Они не знают друг о друге ничего, точнее говоря, Тэхён не знает ни черта,
потому что Чонгук с ним своей жизнью не делится.

— Значит, всё-таки нравлюсь? — с надеждой звучит голос Кима, и тяжелый

капитанский вздох о многом ему говорит.

О том, что нравится, о том, что капитан устал с ним нянчиться, скорее всего
просто устал от него, но всё же он пришёл и вчера, и сейчас. Остался, до сих пор
сидит рядом, и Тэхёну очень хорошо от его присутствия, даже несмотря на то,
что он ведёт себя с ним как самая настоящая плакса. Капитан сам виноват.
Довёл!

— Успокоился? — интересуется Чонгук, разглядывая звездное небо, а чужие

всхлипы постепенно стихают. Тэхён кивает. — Полегчало? — тот мотает головой
в ответ – не полегчало. — А должно было.

— С какой стати? — бурчит Тэхён.

— Я же не ушёл.

— Этого мало...

Чонгук вскидывает брови, искренне удивляясь:

— А тебя под венец надо тащить, чтобы ты реветь перестал?

— Да не обязательно... Но я бы точно согласился.

— Господи Боже, — шепчет капитан себе под нос, прикрывая глаза. — Сдался
тебе моряк.

— Сдался.

— На кой чёрт? — хмурясь, смотрит на него Чонгук. — Ты и так нетерпеливый,

тебе бы кого подобрее, посговорчивее, чтобы рядом всегда был. Может,
поищешь себе кого? Я даже не побрезгую помочь.

— Мне не надо, — Тэхён ковыряет уголок пледа. — Мне ты нравишься.

— Ну а менеджер наш? Такой лапочка, так носится с тобой, аж места себе не

находит, когда ты страдаешь.

— Он с Юнги.

— Была бы замечательная шведская семья.

— Не хочу, — качает он головой, не понимая юмора, и очень боязливо смотрит на

Чонгука, из-под ресниц. Надеется. — Я хочу с тобой... попробовать.

— Ты меня спросил?

— Нет, мне страшно.

— А говорить всё это было не страшно?

65/209
— Очень. Но таких серьёзных вопросов я задавать не хочу, потому что знаю, что
ты скажешь.

— И что я скажу? — любопытствует капитан.

— Что я тебе не нужен, — Тэхён сталкивается с ним взглядом. — Правильно?

А Чонгук ничего не отвечает, не отрицает, не подтверждает чужие слова,

разглядывает горизонт и море, ласкающее холодный песок. Звёзды сегодня
очень красивые, такие яркие, а Тэхён всё никак не отстанет: завороженно
наблюдает за невозмутимым лицом капитана, любуется. В нём все ещё живёт
надежда, он ничего не может с собой поделать. Это его любимые грабли!

— Чонгук, — зовёт он, а капитана дрожь пробирает от такого простого, очень

скромного обращения. — Не злись на меня.

— С чего ты взял, что я злюсь?

— Мне кажется, ты всегда злишься.

Капитан лишь усмехается в ответ, поднимается с песка, отряхивает брюки, даже

не беспокоится о ботинках и кидает на Тэхёна взгляд. Красивый. И Чонгук
красивый, и его взгляд, а то, как он протягивает Тэхёну руку, вообще самое
прекрасное зрелище в жизни. Ким так доверительно смотрит, словно верный
щенок, протягивает лапу – руку! – и поднимается следом.

И молчание кажется очень уютным, и рука капитана такая тёплая, сухая,

держит крепко. Держит, пока они идут в тишине до лайнера, потом и по палубе,
а там уже пассажирские каюты и Тэхён, который очень боится отпустить. Так и
стоит напротив своей двери, приведённый сюда страшным, злым дядей.
Зарёванный, как будто провинившийся, кусает губы, потому что завтра этого
всего может уже не быть, а ведь хочется, чтобы было... Завтра капитан снова
может стать холодным, грубым и непробиваемым.

А Тэхён-то не в курсе, что у того в сердце брешь, оно истекает.

— Ты будешь завтра злиться на меня? — интересуется Ким на всякий случай, а

Чонгук задумчиво хмурится. Как будто по-настоящему.

— Посмотрим на твоё поведение.

— А каким оно должно быть?

— Скажем, — щурится капитан, — как в твой первый день на лайнере.

— Мне снова к тебе на «вы»?..

— Тебе снова доставать всех вокруг и радоваться всяким глупостям.

Тэхён непроизвольно улыбается, с легким сердцем отпуская чужую руку. Его

хотят видеть весёлым.

— Это я умею...
66/209
— Уверен, что сможешь?

— Постараюсь достать как можно больше людей, — широко улыбается он.

Впервые искренне за последние несколько дней. — Тебя – можно?

— Меня что?

Тэхён ведёт плечом, не объясняя. Он хотел бы бегать за капитаном, зная, что не

получит за это по башке.

— Можно, — устало говорит Чонгук, он старается не ослепнуть от чужого света и

этой яркой-яркой улыбки. — В пределах разумного.

— Извини за то, что так сильно доставал, — виновато улыбается Тэхён. Он

думает недолго, всего раз-два-три, и внезапно крепко-крепко обнимает
капитана, виснет на его шее. Шепчет в самое ухо, искренне, горячо: —
Пожалуйста, не делай мне больно, — и отпускает.

Прячет взгляд, все свои чувства, свой страх, прячется сам за дверью каюты,
оставляет Чонгука одного. А тот и не один, у него очень много мыслей, сомнений
и грубых слов. Грубых не для Тэхёна, а скорее для самого себя, потому что
ведётся... Потому что ему нравится эта честность, граничащая с глупостью. Весь
Тэхён – одна сплошная глупость, с ним очень сложно бороться. Паразит.

Чонгук очень долго сверлит хмурым взглядом дверь его каюты, сжимает кулак,
держит чужое тепло в руке, а то слишком уж эфемерно, ускользает, не остаётся.
И подобные мысли о чьём-то тепле капитану совсем не свойственны. Кажется,
этот паразит поселился и в нём.

*****

— Спящая красавица, подъём!

Знакомый голос вырывает Тэхёна из сладких снов о родном доме, тёплых руках
и сладких ирисах. Он давно так хорошо не спал и уже хмурит брови, готовясь к
ссоре с нарушителем его спокойствия, но широко распахивает глаза, когда
видит в своей каюте бармена. Того, который Мин Юнги. В его каюте. Юнги.

— Мне выпал шанс лицезреть твоё великолепное лицо с утра пораньше, —

морщится Мин, стоя у постели «руки в боки».

— Что ты здесь делаешь? — хрипит Тэхён.

— Ну ты ж спящая красавица, пришел тебя поцелуем будить.

Тэхён, кажется, до сих пор спит, и ему снится страшный, очень страшный сон.
Настоящий кошмар.

— Лицо попроще. Мне по пути было, вот Чимин и запряг разбудить тебя, — Юнги
хлопает в ладоши, и Тэхён аж вздрагивает. — Так что поднялся, звезда моя,
окунул морду в раковину и спустился на завтрак. Не придёшь – расстроится наш
67/209
менеджер, расстроится наш менеджер – расстроюсь я, а меня, поверь, лучше не
расстраивать. Есть контакт? — Тэхён кивает. — Ну и зашибись. Я пошёл, —
салютует бармен, но замирает на пороге и хитро щурится, глядя на
обалдевшего от ситуации Тэхёна. — Ты же ещё ни одного завтрака не посетил.

— Я не люблю завтракать...

— А капитан наш никогда завтраки не пропускает.

Тэхён замирает, поднявшись с постели наполовину, и смотрит на бармена во все

глаза. Капитан завтракает со всем экипажем, намного раньше пассажиров... Это
ж сколько сейчас времени?!

— Шесть утра?! — пищит Тэхён. — Ты с ума сошёл!

— Э, ты куда укладываешься? — хмурится Мин.

— Спать!

— А капитан? — глупо разводит руками в стороны бармен.

— Он никуда не денется! — заворачивается в одеяло Тэхён, а Юнги, вообще-то,

не любит уговаривать.

Вести беседы – это не его, поэтому он чуть ли не выпинывает Тэхёна из постели,

нянчится с ним, как с какой-то малолеткой, швыряет в него его же одежду и
игнорирует все стенания, крики и вздохи-охи из-за такого грубого отношения.
Чимин сказал привести Тэхёна живым – Юнги приведёт. Про покалеченного и
слова не было.

И Мин тысячу раз пожалел о том, что с ними будет завтракать этот экземпляр,
однако стоит Тэхёну, всему такому уверенному в том, что он не любит эти
дурацкие завтраки, увидеть капитана, он затыкается и со скромной улыбкой
шагает к столу. Садится рядом с Джином, давится слюной, потому что капитан,
кажется, не с этой земли. Он в своей белоснежной форме, с чашкой кофе в
руках, обдуваемый лёгким морским ветром, гулящим по просторному, светлому
залу. Лицо серьёзное, взгляд всё такой же тёмный и тяжелый, зато смотрит... на
Тэхёна. И пока пьёт свой кофе, и пока Чимин бегает туда-сюда, подгоняет
поваров, спрашивает, что Тэхён хочет попробовать. А Тэхён хочет кофе прямо с
капитанских губ, горький и мерзкий, какой терпеть не может. Он, оказывается,
голодный как волк: и до еды, и до ласк, и до чужого внимания. И этот завтрак
напоминает ему всё те же обеды у Бет Энн с Уильямом.

Тэхён теряется от собственных мыслей, тупит взгляд, хмурится. Нет-нет, здесь

всё совсем иначе, и капитан на него не похож. Он не такой, он... другой и точка.
И взгляд у него отличается, тот не вызывает в Тэхёне теплых чувств и
спокойствия, от него как будто все кости дрожат. Как будто сама душа боится с
ним связываться, но трепещет перед этой силой, покоряется, знает, что она
слабей. И это один лишь взгляд... А на что способны слова этого человека, руки?
На что способен он весь?..

Тэхён смотреть боится, но смотрит. Не так, чтобы всем было очевидно, что он
пялится, а очень скромно, почти незаметно. Для всех незаметно, кроме
капитана. Тот даже усмехается – с ним снова играют в гляделки. Ну, он
68/209
подыграет, ему не сложно. А Тэхён аж давится своим тостом с беконом, когда
Чонгук внезапно поднимает на него взгляд и вздёргивает бровь.

— Жуй лучше, — хлопает его по спине Сокджин и протягивает чай.

Он рассказывает что-то о предстоящих мероприятиях, протягивает Тэхёну

салфетку, и сахар, и бекон, и хлеб. И это напоминает времена из детства, когда
они вместе завтракали, а потом шли собирать цветные камушки с пляжа. Кидали
их с пирса, обдирали ноги об острые выступы, боялись говорить маме о том, что
Тэхён потерял новую кепку. И сейчас, когда Сокджин даже не спрашивает,
ставит перед фактом, что сегодня они весь день проведут вместе, Тэхён
неверяще кивает в ответ. Согласен. Разумеется, согласен!

Пускай это не будет как в детстве: Джин не поделится с ним последним

пирожным, не будет бинтовать разодранные колени, не успокоит и не защитит
от обидчиков, ведь Тэхён уже взрослый. Как в детстве не будет точно, но и так,
как есть сейчас, это ведь тоже неплохо!

И Тэхён настолько вдохновляется этой идеей – провести с братом день, – что не

замечает больше никого и ничего. А на них, таких разных, одного – сдержанного
и сосредоточенного, второго – искрящегося счастьем, смотрят все за столом. И
младший менеджер, и бармен, и старпом, и главный механик, уплетающий бекон
за обе щеки. Даже капитан.

А Сокджин и Тэхён и правда очень разные, как будто тёмное и светлое,

холодное и тёплое, адекватное и безбашенное. Сдержанное и самое-самое
искреннее. Они даже внешне не похожи: Сокджин – темноволосый, а Тэхён –
жёлтый как цыплёнок, ещё и выгорел на солнце. Одно общее – глаза. Голубые-
голубые, яркие, цвет не из этого мира, а как тяжело, когда они смотрят
одновременно, так и захлебнуться можно... Капитану вот точно не по себе, он
даже немного злится, но самую-самую малость. Это чувство быстро подавляется,
как и мысль, что сегодня у него, вообще-то, тоже выходной. Наверное,
действительно будет хорошо провести его в одиночестве, наедине со своими
мыслями.

А Тэхён и не знает, что у капитана нет работы, радуется, смеётся, вспоминая,

как однажды свалился с дерева в плющ. Только о маме не говорит и очень
фальшиво улыбается, когда ту упоминает Сокджин. Чонгук и сам немного
раздражается, когда её имя всплывает в разговоре, Тэхён, по его мнению, тоже.
Теребит салфетку, меняет тему, перебивает, не хочет говорить – это очень
видно. Правда, видит это лишь капитан, но не вмешивается, вообще уходит,
попрощавшись, потому что не его дело. Чужие чувства – не его дело, и не
должен он так хорошо понимать эту морскую нимфу, не хочет капитан с одного
взгляда уметь определять его настроение. Ведь не нужен. По-прежнему не,
вчера – не считается. Ночь – это всегда моменты слабости, бороться с ними
сложно, когда вокруг тишина, покой, когда рядом есть лучик света,
разгоняющий эту кромешную тьму и холод.

Не нужен. Не. Нужен. Надо повторять это себе почаще. Очень успокаивает.
Почти что верится.

Но ночь наступает снова, каждый день – это процесс необратимый. И Тэхён

возвращается такой счастливый после прогулки с братом. Уставший,
вымотанный, падает на скамейку, счастливо улыбается, ярко светит. И правда –
69/209
звёздочка.

— Представь, — широко улыбается Тэхён, — я сегодня прыгал в море прямо с

обрыва! Ракушки собирал и всякое такое, — звонко смеётся он непонятно из-за
чего.

И как будто не решается что-то сказать, но это ведь Тэхён. Когда он вообще
боялся что-либо говорить?

Кажется, звёзды зазвенели, когда он придвинулся ближе и специально заглянул

Чонгуку в лицо. Обратил на себя внимание и теперь сидит вот кусает губы,
такой счастливый, тёплый. Прям видно, что горячий. Внутри него огонь, который
никогда не гаснет.

— Я кое-что купил, — весело говорит он и шарится в кармане.

Достаёт какую-то безделушку, с трепетом сжимает в руке, а потом показывает:

обычный брелок в виде пятиконечной звезды. Но глаза горят так, как будто он
это сокровище отвоевал у какого-нибудь кракена, а не купил на блошином
рынке.

— Видишь, — он тычет пальцем в надпись посредине. — Аструм. Джин рассказал

мне, что это значит «звезда». Ты любишь звёзды, и его, значит, тоже любишь.

Да, звёзды Чонгуку очень нравятся. Он вздыхает и забирает безделушку,

разглядывает её, понятия не имеет, как должен к этому отнестись.

— А эти маленькие надписи, — Тэхён двигается ещё ближе, от него становится

душно, — видишь их? На четырех концах указаны стороны света, как на
компасе, а пятая пустая. Знаешь почему? — он поворачивает голову,
оказывается в опасной близости, которую капитан игнорирует.

— Потому что сторон света всего четыре.

— Нет, — счастливо лыбится Тэхён. — В смысле, да, их всего четыре, но тут

другое значение. Ты сам выбираешь свой жизненный путь. Мне так объяснили,
но я половины не понял, — отмахивается он. — Я говорил тебе об этом, что хочу
жить так, как мне нравится. И не буду я подстраиваться подо всех.

— Крайне бессмысленная вещь, — Чонгук поднимает перед его лицом брелок, но

Тэхён не расстраивается.

Он, можно сказать, начинает привыкать к этой бестактности.

— Бессмысленная, но ты всё равно возьми.

Чонгук её отдавать и не планировал, но об этом он молчит. Они оба молчат,

думают о всяком: капитан – о звёздах, Тэхён – о капитане. Всё почти взаимно.

Тэхён думает о том, что сегодня было почти как в детстве, он даже ободрал
колени! И собирал камушки, и гулял, и ел мороженое, и продавец на него
наехал, а Джин всё разрулил. Здорово же! Ещё бы капитан не был таким
мрачным, день вообще выдался бы отличным. Хотя Тэхён не уверен... Чонгук
злой или обычный?
70/209
— Я тебя сегодня весь день не доставал, — напоминает он. — Веселился, как ты
и просил, радовался всяким глупостям.

— Молодец, — безразлично звучит в ответ.

Но Тэхён всё равно улыбается похвале, он от капитана даже такого никогда не

получал, только... Только знает, что его считают красивым, и настроение
становится ещё лучше, а он сам – совсем бесстрашным.

— Можно я тебя поцелую?

Чонгук замирает и вздёргивает бровь, переводя взгляд с брелка на совсем

обнаглевшего Тэхёна.

— Нет.

— Знал, что ты не согласишься.

— И зачем спросил? — хмурится капитан.

— Ну, — он ведёт плечом, — знал, но всё-таки надеялся. Можно хотя бы в щёку?

— Нет, — прилетает тут же.

— Совсем нельзя?

— Дважды не повторяю.

Тэхён снова придвигается близко-близко, видно – боится, но всё равно лезет,

надеется, что не цапанут.

— Пожалуйста? — шепотом выпрашивает он.

А чего выпрашивает – сам не знает, но видит, что от него не бегут, что ему всего
лишь боятся поддаться. Наверное. Он точно не знает, а попробовать очень
хочется.

— Не вынуждай, — отворачивается от него Чонгук, хмурится очень злобно и

сверлит взглядом горизонт.

— Зачем ты меня постоянно жалеешь? — интересуется Тэхён. — Зачем ты

остался со мной, когда я попросил, почему танцевал, почему пришёл, когда я
сбежал? Ты знаешь, что приходишь в те моменты, когда я хочу совсем-совсем от
тебя отказаться?

— Откуда мне это знать? — хмурится капитан.

Разговором он явно недоволен. Что-то грядёт... Тэхёну страшно, но совсем

немного.

— Мне кажется, ты знаешь мой предел.

— Что за глупости?
71/209
— Мне кажется, ты видишь границы, понимаешь, когда достаточно. Ломаешь,
чинишь. Ломаешь. Чинишь. А то, что мне больно ломаться, ты, кажется, правда
не понимаешь. Я живой, представляешь? — именно сегодня и именно сейчас
Тэхёну легко говорить об этом. Он о многом успел подумать, пока развлекался
на берегу.

— Ты на мою совесть пытаешься давить? — начинает по-настоящему злиться

Чонгук, поднимая взгляд к чужим глазам.

И жалеет, потому что смотреть нельзя... Там – и правда боль, там – дьявольское
терпение, агония вперемешку с нежностью и всеми самыми тёплыми чувствами.
Как можно быть таким живым?

— Я понять пытаюсь: почему, капитан, именно вы?

— Вопрос к тебе.

— У меня есть ответ, — слабо улыбается Тэхён. — Хочешь услышать? — но

Чонгук предсказуемо не отвечает. — Я чувствую, как хорошо мне было бы с
тобой. Знаю это, и всё. Потому что ты сильный, хладнокровный, но я умираю,
когда ты меня жалеешь. Буквально плавлюсь, и мне всегда так больно, потому
что чтобы ты пожалел, сначала должен обидеть. И это замкнутый круг. Я
прихожу, действую тебе на нервы, хотя мог бы просто молчать и уже нравился
бы тебе больше, но я так не хочу. Осуждай сколько угодно. Всё равно наверняка
постоянно думаешь, что я глупый, все так думают. Но лучше я рискну и доведу
тебя до белого каления, чтобы ты обидел меня, а потом немного побыл со
мной... другим. Заботливым и нежным. Пускай так, чем не получить от тебя
совсем ничего.

— Тебе людей в целом мире мало?

Тэхён смеётся. Превозмогая это ноющее в груди чувство, смеётся, вгоняя

капитана в ступор. Наверняка тот уже считает его ненормальным.

— А какая разница... — секундная заминка, чтобы глубже вздохнуть и впервые

озвучить самую большую проблему: — Какая разница, кто разобьёт мне сердце в
этот раз?

— Можно найти того, кто не разобьёт, — не отступает капитан.

— Ты правда в это веришь? Думаешь, в мире есть человек, который никогда не

сделает мне больно? Нет таких. Даже я это понимаю, — качает он головой. —
Есть только те, ради кого я готов эту боль стерпеть.

— Ты меня даже не знаешь.

— Я знаю, что вы, капитан, один. И я один. Остальное меня не очень волнует,
узнать друг друга можно по ходу дела, — Тэхён замолкает и очень долго
молчит, глядя капитану в глаза, но не выдерживает. Заворожен, потому и
признаётся: — И всё-таки я очень хочу тебя поцеловать.

Чонгук смотрит на него задумчиво, хмуро. Красивое капитанское лицо, снова оно
недовольно его искренностью и честностью. И даже злиться не хочется, день-то
72/209
прошел замечательно... Хочется лишь немного конкретики. Хоть самую малость.
Или же к чёрту конкретику?

Тэхён наклоняется и целует. Вот так смело, бесстрашно, не наседает, а всего

лишь касается губами чужих губ. Легко, непринужденно, хотя сердце колотится
как ненормальное, потому что всё-таки это капитан. Этот человек ему нравится,
этого человека хочется.

Он чуть отстраняется и заглядывает в глаза напротив. Недоволен. Капитан

очень сильно им недоволен, но у них всё честно: тот делает больно Тэхёну –
Тэхён делает неприятно ему. Справедливо же?

— Терпеть готов, говоришь, — хмурится Чонгук, всматриваясь в него. Куда-то

туда, очень глубоко, куда ещё никто не добирался. Он кивает – готов терпеть. —
Ты ведь знаешь, чем всё закончится.

— Знаю, — Тэхён говорит тихо, в самые губы. Так и не отодвинулся, не хочется.

— Знаешь, что в первую очередь пострадаешь ты сам.

— Думаешь, мне привыкать?

— И не боишься? — не понимает его капитан. — Тебе правда совсем не страшно?

— Я очень боюсь боли, и мне очень страшно знать, что меня оставят. Страшнее
этого нет ничего.

— И зачем ты себя мучаешь людьми?

— А ты зачем мучаешь себя одиночеством?

Они оба всё понимают, оба похожи намного больше, чем кажется на первый
взгляд – так бывает. И Тэхён почти не дышит, не верит, когда капитан устало
вздыхает и протягивает руку. Зарывается пальцами в его волосы, перебирает
пряди, что-то там разглядывает, как будто в них запутались ответы на все его
вопросы. Он так заботливо и нежно пропускает волосы сквозь пальцы, что у
Тэхёна дрожь во всём теле, а глаза неотрывно наблюдают за лицом напротив. То
не меняется: меж бровей складка, взгляд усталый, губы плотно сжаты.

— Подумай хорошо, — советует капитан.

— Я уже подумал. Хочу тебя. Ни менеджера нашего, ни кого-то другого.

— Ты себя разбаловал.

— Так научи меня дисциплине.

— Хочешь, чтобы я жизни тебя учил?

Тэхён просит искренне:

— Хочу, чтобы ты меня забрал.

— Потом мне придется тебя вернуть, — напоминает Чонгук, но Тэхён и слышать

73/209
этого не хочет.

— Это будет потом, не сейчас.

— И что мне с тобой делать? — тяжело вздыхает капитан, а Тэхён совсем

отчаялся. Голос дрожит:

— Что хочешь, только забери. Я очень устал...

— Со мной будет плохо.

— Всё равно лучше, чем одному.

Тэхён подбирается ещё ближе, хочет, чтобы правда забрали. Даже если это не
навсегда. Навсегда вообще ничего не бывает, он знает не понаслышке.

— Потом не плачь, — Чонгук сдаётся.

Тэхён – уже давно.

— Буду. Это ведь я.

Его притягивают к себе, давят на затылок, целуют, а он рад. Так рад, что
наконец-то не один, что его целуют в ответ – немного несдержанно. Теперь не
один! Он теперь для капитана, теперь знает, что к нему можно идти, можно
надоедать, можно даже поцеловать.

А плакать он и правда будет, за один день человек не меняется. Некоторые

вообще не меняются, и Тэхён как раз в числе таких: влюбляется, обжигается, и
снова ему хуже всех. Влюбился. Обожжется. И будет ему хуже всех. Если
только... да что за глупости! Если только капитан не захочет забрать его себе
насовсем, – вот, о чем подумал. А капитан не думает, делает то, о чем просят:
забирает, пускай немного грубо, но целует, а Тэхён чуть ли не скулит от счастья.
Чему радуется – непонятно.

Капитан забрать – забрал, а что дальше делать с этим чудом-юдом не знает.

Придется смотреть по ситуации, но главное – не привязываться. Ни при каких
обстоятельствах, ему нельзя, он морю принадлежит, не людям. Ему те вообще
не нужны, важны лишь большие воды, небо и звёзды.

Да, звёзды нужны очень. Одна даже ёрзает и вошкается у капитана в руках,
никак не усидит на месте, всё пытается дотронуться, прикоснуться.
Самовольничает. И звёздочка эта падающая...

Желание уже можно загадывать или уже слишком поздно?

74/209
Примечание к части Вторая половина главы писалась под это: «Konoba – On Our
Knees» ♡

6. Земные законы

«Какую власть имеет человек,

Который даже нежности не просит!
Я не могу поднять усталых век,
Когда моё он имя произносит».

— Почему ты такой хмурый?

Тэхён, сидя к капитану вплотную, жмётся ещё ближе. Заглядывает в его

угрюмое, симпатичное лицо, переживает тоже, а волны сегодня не шипят. Не
шепчут, не угрожают, потому что поздно! Тэхён-то капитана получил, пускай и
вот так, своими уговорами, но получил же. Всё. Теперь его, не отдаст. И
делиться тоже не хочет.

— Работа, — звучит в ответ.

А Тэхён с сочувствием смотрит на Чонгука, который и правда выглядит совсем

уставшим. Хочется пожалеть, помочь с этой его работой, но Тэхён лезть не
станет, он в капитанских делах совсем не смыслит... А ещё он сегодня впервые
слышал, как Чонгук ругался с механиком, видел, как тот злобно хмурился.
Капитан не кричал, говорил почти спокойно, чеканил слова, и по коже побежали
мурашки, когда его взгляд случайно скользнул по Тэхёну, стоящему в сторонке.
Было очень страшно видеть капитана таким собранным, каким-то... неправильно
спокойным. Таким, как океан сейчас. Пугающе тихим.

Тэхён немного неуверенно протискивает руку под руку капитана, боится

нарушать его личное пространство вот таким романтичным образом, но всё
равно нарушает. Сплетает их руки, наблюдая за чужим угрюмым лицом, а
Чонгука его медлительность очень раздражает, особенно сейчас. Но срываться
на Тэхёна – дело последнее, это совсем уж не честно по отношению к нему. Да
ни к кому не честно, раз уж на то пошло.

Чонгук устало вздыхает, когда Тэхён опускает голову ему на плечо, сжимает его
горячую ладонь, кусает губы, боится. Он уже готов отодвинуться, когда капитан
разжимает руку, а на осознание тратятся какие-то секунды, когда Чонгук сам!
Сам сплетает их пальцы, крепко держит, продолжая сверлить горизонт
настойчивым взглядом. И Тэхён так ярко светится в этот момент, что его хочется
выключить.

Они и вчера вот так сидели и сегодня вот сидят. Все плохие чувства
отодвинулись на второй план, Тэхёну по-человечески хорошо. Рядом просто кто-
то есть, он за этим капитаном месяц ходил хвостиком, иногда доводил, но кто не
без греха? Быть рядом с кем-то очень хорошо, приятно вот так сидеть, можно
даже поцеловать...

Можно, но всё ещё страшно, и вчера было страшно целовать, и позавчера – в

75/209
самый первый раз по-нормальному. Тэхёну-то очень нравится ласка, а капитану
– чёрт бы его знал! Но раз целует в ответ, то это ведь уже хорошо, а Тэхёну
большего и не надо. Важно лишь получить хоть немного взаимности, от которой
в груди всё фейерверком, всё горит, взрывается, бабахает! Потому что это –
капитан... Не в должности дело, а в самом характере. Очень сложном,
непокорном, такие люди принадлежат себе самим, а Тэхёну, глупому, хочется,
чтобы и ему немного тоже... Ну может же капитан хоть чуть-чуть принадлежать
и ему?

— Джин сказал, — бодро говорит Тэхён, крепко сжимая руку Чонгука, — что на
Оаху нам можно будет покормить черепах. Пойдешь со мной?

Он поднимает голову и смотрит на хмурого капитана, на его губы и снова в

глаза. Хочется... но каждый раз так страшно, что сейчас его целовать не станут.
А рука сама тянется, ложится на щёку, дышать нечем, потому что Чонгук
следит, смотрит прямо в глаза. Он всегда просто ждёт, а Тэхён так же просто
целует, не дожидаясь ответа, потому что ему это нужно. Ему важны поцелуи и
близость между двумя, вот такая, чтобы сидеть ночами, сплетая пальцы, языки,
и чтобы мысли об одном и том же. А у них они и правда схожи, именно сейчас –
друг о друге.

— Пошли, — шепчет Тэхён в самые губы и целует, целует. А между поцелуями: —

Не понравится – я тебя отпущу. Но тебе точно понравится. Обещаю. Дельфины
же понравились, и бабочки, — и снова короткий поцелуй, и вопрос с надеждой:
— Понравились же?

А пальцы так и гуляют по скуле, ласкают, кажется, капитан немного смягчился.

Это Тэхёну льстит.

— Пойдешь?

— Черепах кормить, — повторяет Чонгук, а Тэхён ярко улыбается и угукает.

— Здорово же.

— Лучше не бывает.

Тэхён тихо смеётся, понимает, что на него не злятся, ворчат по привычке, к нему
как будто немного... привыкли? Он снова тычется своими губами в чужие, готов
целовать вечность этого непокорного. Улыбается, греет своим теплом, а потом
весь горит, когда капитан целует его в ответ.

Тот не любит играться, и если целует, то целует наверняка. До пожара под

рёбрами, настойчиво, немного грубо, а Тэхёну от этого дурно! И душно, и в
голове сразу ни одной лишней мысли, каждая об этом вот человеке, ласкающем
его своими губами. Так, как умеет, как нравится самому, Тэхён в интимных
делах никогда не был эгоистом. В ответ всего лишь поддаётся, искренне
наслаждается, почти тает, но первым разрывает поцелуй, потому что нечем
дышать. Потому что снова возбудился, как и вчера, а тревожить Чонгука такими
вещами он пока что не хочет. Пока что. Какие замечательные слова!

Он упирается лбом капитану в плечо, переводит дух, а по телу – мандраж, когда

Чонгук касается носом виска, волос. От его дыхания горячо, Тэхён крепче
сжимает их переплетённые пальцы, жмурится. Ему так нравится эта
76/209
ненавязчивая нежность, эти моменты наедине, их тишина. Капитан себе совсем
ничего не позволяет, но если вдруг такое случается, как сейчас, то Тэхён
тянется к нему ещё сильнее, потому что знает – не оттолкнут. Не сегодня, не
сейчас. Уже когда-нибудь потом. У него вообще что ни день, то русская рулетка,
а количество попыток вывести капитана из себя варьируется от нуля до
бесконечности.

Они вместе – какое странное слово! – каких-то три дня, а Тэхён впервые за всё
путешествие чувствует себя настолько полноценным человеком. Самым
обычным, со своими маленькими радостями в виде чужого тёплого дыхания,
запутавшегося в его волосах, и последующего целомудренного поцелуя в них, от
которого Тэхён весь замирает. Не ожидал...

Он так и сидит, уткнувшись лицом Чонгуку в плечо, а тот добивает – гладит его
пальцы, как будто это совсем привычное для них дело. Это, вообще-то, очень
больно. Не сейчас, конечно, а потом будет, при расставании, но Тэхён об этом и
думать забыл. Забыл, что вернется домой, что рано или поздно этот курортный
роман закончится, как закончатся и его силы терпеть. Просто терпеть что бы там
ни было. Не сможет больше, его не хватит на ещё одну такую влюблённость, —
так он думает сейчас.

А Чонгук наоборот всё помнит, держит главную мысль на повторе: «Не забыть
отпустить». Он и не забудет. Но это тоже потом, не сейчас. У Тэхёна три месяца
впереди, а потом целая жизнь, а как, с кем и где он будет её жить – это Чонгука
уже не касается.

— Мне так хорошо, — признается Тэхён, а капитан молчит. — С тобой хорошо. А я

тебя даже не знаю, только твоё имя и то, что ты капитан. Звёзды ещё любишь,
свой дурацкий кофе, моря там всякие. Тоже дурацкие. И вообще прости, что я
тащу тебя на берег, — внезапно говорит он. — Знаю, что тебе это не нравится.

— И зачем тогда тащишь? — хмурится Чонгук.

— Мне хочется побыть с тобой подольше. У нас же это... не навсегда.

Он обхватывает пальцами бицепс через ткань пиджака, поднимает голову,

улыбается так, словно уже вторую ночь подряд, нацеловавшись с Чонгуком, не
мучает себя мыслями о всяком разном. Хотелось бы, чтобы всё-таки навсегда.
Так ведь бывает, это никакие не сказки! Может он понадеяться, в конце-то
концов? Построить воздушные замки, поносить розовые очки, а капитан вот
такой ерундой не занимается. Повторяет: не забыть отпустить его.

Не забыть. Отпустить. Его.

Не забыть.

Тэхёна уже, наверное, не забыть. Просто потому, что он вот такой: улыбается,
ластится и снова лезет целоваться, нежничает с Чонгуком как с дамой. И эти
лобызания капитану как ножом по сердцу, ковыряют и ковыряют, там
кровоточит, а он всё терпит.

И соглашается сойти на берег, и покормить этих дурацких черепах. И немного

полюбоваться видами. И не забыть отпустить.

77/209
Вот и все планы. Тэхён, уверен капитан, обязательно их нарушит.

*****

Оаху встречает пассажиров палящим солнцем и горячим ветром, а Тэхён

наслаждается прохладой, сидя в баре у Юнги. Черепах они с Чонгуком пойдут
кормить завтра, когда людей будет не так много, а сегодня вот они проведут
весь день вместе, и Тэхён старается радоваться этому не слишком сильно. Ведь
пассажиров на лайнере почти нет, какая-то пара сотен, и у капитана нет работы,
и целый день вместе – такое у них впервые. К тому же Тэхён не такой уж эгоист.
Чонгук устал, оно и понятно, ему бы хоть денек побыть в привычной, спокойной
обстановке. Без Тэхёна та, конечно, была бы более привычной и более
спокойной, но... нет. Так они не договаривались, и Тэхён просто обещает сам
себе быть сегодня потише. Хоть бы Чонгук был в хорошем настроении, это будет
самый лучший день из жизни на лайнере!

— Ты щас треснешь, — внезапно говорит Юнги.

Он уже несколько минут стоит, опираясь локтями на стойку, и наблюдает за тем,

как Тэхён давит счастливую лыбу. Такое себе зрелище. Немного раздражает, что
тот вообще так счастлив.

— Потому что у меня всё налаживается!

— То, что ты пару раз свой язык капитану в рот запихал, ещё не значит, что у вас
всё налаживается.

А Тэхёну не надо об этом напоминать. Он и сам всё прекрасно понимает, но

радоваться перестать всё равно не может. Он и правда очень рад!

— Я хотя бы добился, — мило улыбается он в ответ, а Юнги сводит брови к

переносице.

— Ты щас на что намекаешь?

— На то самое.

— Не понял.

— Понял, я уверен, — Тэхён нагло сюпает соком через трубочку, нарушая

гудение кондиционера, но Юнги внезапно отодвигает стакан в сторону.

— Ты, звезда моя, забылся.

— У меня всё нормально с памятью...

— Ты если не знаешь, так не лезь. Умнее будешь, — хмурится Мин.

Выглядит он уж как-то серьёзно.

— Так расскажи, я умею хранить секреты.

78/209
— Мы сами разберёмся.

— Вы-то разберётесь, — хмыкает Тэхён. — Я вот разобрался. Теперь у меня всё

хорошо, и капитан такой милый со мной, и ты мне почти как самый близкий
друг, — тут Юнги вскидывает бровь, но Тэхён его игнорирует. — Сегодня мы
проведем весь день вместе, а завтра пойдём кормить черепах.

— Черепах, — скептически повторяет Юнги.

Он этим очень напоминает капитана: у него ноль стремления ко всему новому и

интересному. И неважно, что только Тэхён считает кормление черепах чем-то
крайне интересным.

— Их! Я поставил себе цель – добиться. Добился. Теперь у меня есть три месяца,
чтобы навсегда его в себя влюбить.

Юнги хитро щурится и подпирает подбородок кулаком. Ага, заинтересовался!

— И что потом?

— Он изменится, — уверенно звучит в ответ, а бармен как будто искренне

удивляется:

— Капитан наш?

— Кто же ещё?

— И как он изменится?

Тэхён подозрительно косится на Юнги. Слишком уж он... странный. Никогда не

задавал столько вопросов, но раз спрашивает, это ведь неплохо!

— Станет добрым, не будет таким колючим, полюбит меня, не захочет отпускать,

— уверенно говорит Тэхён.

Всё именно так и будет. Он вот это говорит и очень сильно в это верит, так
вдохновляет!

— То есть сейчас он злодей злодеем?

— Ну... не совсем. Он уже самый лучший для меня, даже почти не ворчит,
представляешь? Хотя когда злится, я его очень боюсь. Но какой же он красивый,
— любовно вздыхает Тэхён.

И его не волнует то, что он так торопится. Его вообще долго уговаривать не
надо, хоть сейчас под венец, с капитаном – не стыдно.

— И будете вы жить долго и счастливо? — усмехается Юнги, но Тэхён не

успевает ответить «будем», как на его предплечья ложатся чужие ладони.

А Тэхён эти руки знает, и эту гаденькую улыбку на лице Юнги – тоже. Брут...
Предатель! Ему-то всё равно, у него нет работы, поэтому он уходит, оставляя
бар и Тэхёна наедине с капитаном. Бежит, короче говоря!

79/209
— Ты давно тут? — мило улыбается Тэхён, очень наигранно, как будто ему
совсем не стыдно.

— Не так уж.

— Много услышал?

— Почти ничего, — уверенно, ровным голосом врёт Чонгук.

То, что он услышал, разочаровывает. Капитан не в состоянии дать Тэхёну то,

чего тот так хочет. Только вот он правда этого не понимает или просто пытается
не падать духом? Какой же всё-таки странный человек...

Но Тэхён вот странным себя не считает, делает вид, что верит капитану, следует
за ним, а когда его приводят в бильярдную, то он совсем забывает о разговоре с
Юнги. Какая разница, что там будет через три месяца? До этого ещё так далеко,
главное ведь то, что происходит сейчас, а лучше, чем сейчас, Тэхёну ещё
никогда не было.

Чонгук в настроении, и он будет с ним играть. Только с ним, то есть прям

вдвоём, он снова поправляет и учит, а Тэхён болтает, рассказывает о том, какой
ужас творился вчера на кухне, что Джин так сильно злился! Вчера вообще всем
было очень плохо, все устали, но впереди у команды три дня выходных, и это
здорово. А ещё Тэхён об ирисах переживает, надеется, что Бет Энн не забывает
поливать его цветы и яблони. А ещё он решил кошку завести, как вернется
домой, чтобы гладить её, чтобы она мурчала и всегда была рядом, а ещё!

И так до бесконечности, пока он внезапно не затихает. Чонгук, пользуясь

случаем, просит его не выносить их отношения на люди и перестать трепаться
об этом с Юнги.

— Я чуть-чуть, — оправдывается Тэхён, но по взгляду понимает, что даже чуть-

чуть – не надо.

Это происходит между ними, между ними остаться и должно. Тэхён, конечно,
согласен с Чонгуком, но обещать он таких вещей не может, поэтому скромно
молчит. Наблюдает, чему-то улыбается в своей голове, а капитан даже
усмехается, когда тот бьет кием мимо шара. Это уже похоже на веселье! Тэхён
совсем перестает быть скромным, да и стесняться тут некого, в бильярдной
пустота, а капитан-то сам собой не соблазнится. Вот Тэхён и стреляет глазками
в его сторону, просит показать, как правильно держать кий, доводит до
абсурда:

— Мелом мазать по часовой или против? — и при этом, как ему кажется, он
смотрит на капитана очень соблазнительно.

А тому и весело наблюдать за всем этим, как будто не понимает, чего эта звезда
добивается. Только вот от этого смеяться хочется, а не соблазняться. Кажется,
это замечает и сам Тэхён, спустя час катания шаров, совсем затыкается и
перестает домогаться, как будто выдохся. Странно даже.

Он молчит, ест своё мороженое, пока Чонгук обсуждает со старпомом и

механиком какой-то дизельгенератор. Уже не злится, но всё-таки нервничает, а
Тэхён не знает, стоит ли спрашивать, но на всякий случай интересуется, что это
80/209
за чудовище такое – дизельгенератор, и чем его кормить. Капитан сначала не
объясняет, очень скептически смотрит на Кима, хлопающего глазами. Ему
правда интересно!

А потом смягчается, говорит, что у них там проблемы, что штуковина эта очень
важная, и если не будет хватать мощности, то все кондиционеры на лайнере
сдохнут. Тэхён слушает очень внимательно, кивает, не понимает половины,
просит показать ему этого монстра, а капитан не без усмешки ведёт его к
механику, а потом и в машинное отделение. Ведь не понимает же ни черта этот
англичанин и куда суётся?

Но Чонгук ради шутки говорит какими-то сложными словами: и что высота судна
от ватерлинии шестьдесят пять метров, про какую-то осадку говорит, скорость в
морских узлах определяет! Показывает военную комнату, о которой Тэхён был
ни сном, ни духом, прачечную, склад, огромные холодильники с мясом, и Тэхён
так радуется тому, что не умеет управлять морскими судами. Господи, да если
бы он знал так много непонятных слов, то с ума сошел бы, ему бы не хватило
места в голове на мысли о простом людском.

— Ширина фарватера измеряется в кабельтовых, — говорит ему капитан, а

Тэхён делает такие страшные глаза...

Кто такие фарватеры, зачем им ширина? А кабельтовых с чем едят? И почему это
так страшно звучит? Он цветочки любит и яблоньки, и не надо ему знать, что
такое изобета, и какого она цвета на капитанской карте!

Но пока капитан в заметном настроении, объясняет всё спокойно, без тени

раздражения, Тэхён его слушает. Пускай не понимает почти всё, но Чонгук-то
понимает, он живёт этим. Он ещё никогда так много не разговаривал.

— А можно поподробнее о каботных фриватах? — хмурится он, дожевывая свою

картошку. Чонгук тоже хмурится, отпивая кофе. Не понимает. — Фриваты...
ширина каботов!

Чонгук даже смеётся, потому что ну ересь сморозил, ни одного слова не угадал,
а радуется так, как будто ему выпало бинго.

— Кабельтов – это то же самое расстояние, только по-морскому.

— А по-нормальному нельзя? В километрах там, футах? — хмурится Тэхён.

— Нет.

— А что такое фро...

— Фарватер. Ход, по которому идёт наше судно.

— Как сложно! — Тэхён машет руками и чуть ли не сбивает графин со столика.

— Этому тебя учили в академии?

— Этому меня учил отец.

Тэхён замирает со стаканом у рта, глядя на спокойного капитана во все глаза. А

у него ведь и правда есть родители. И мама должна быть, может быть, братья,
81/209
сестры, дяди, тети. Семья! Она, какая-никакая, есть у всех и каждого.

— Твои родители не были против того, что ты месяцами будешь пропадать в

море? — осторожно интересуется Тэхён, а Чонгук поднимает на него взгляд.

Ого! Кажется, он сейчас залез туда, куда не надо, капитан-то выглядит

недовольным. Даже немного раздражён, тут же хмурится, не имея ни
малейшего желания отвечать.

— Не были.

Больше эту тему Тэхён не поднимает, пытается вернуть Чонгуку прежнее

настроение, говорит сплошные глупости. Даже случайно заикается об Уильяме,
но это нервное, и капитан всё равно не понимает, что он там бормочет себе под
нос. Запнулся на середине имени, а сердце предательски застучало, потому что
помнит и всё ещё болит, глупое.

А Чонгук о семье говорить не любит, об этом знают все, кто с ним пересекается,
с вопросами не лезут. Он в море не работает. Прячется?.. Может быть. На берегу
его всё равно никто не ждёт.

Сюда вообще приходишь не от бешеной любви к большим водам. Сначала ты

идешь служить, и так как вариантов у тебя немного, выбираешь морской флот, а
потом академию, потому что работа перспективная, прибыльная, ещё и ходишь
под крылом государства. А потом, несколько лет отслужив в море, ты
возвращаешься домой, а для твоей семьи как будто и не было всех тех восьми
лет, что ты провёл без них. Для них не было никаких заслуг, повышений по
службе, наград, у них была гордость тем, что их сын – моряк. Тем, что их сын –
капитан. Есть чем похвастаться соседке, а отец, настоявший на том, чтобы ты
посвятил себя тому, чему не смог он, хлопает тебя по плечу. Вот и всё, что тебе
достается на самом деле. Гордость, сухие приветствия, немного похвалы и
зависть соседей.

А чувства, всякая там искренняя радость, что ты такой молодец, сам справился,
всего добился упорным трудом и своими силами, это засунь-ка куда подальше.
Оно, вообще-то, никому не надо. Оно и тебе потом становится не надо.

Обиды забываются, капитан уже три года в море. Его тут ни одна живая душа
достать не сможет, потому что он не притирается к людям.

Ну, почти ни одна душа.

— Давай ты мне завтра расскажешь, чем любишь заниматься, — говорит Тэхён

уже вечером, стоя перед своей каютой. Ему захотелось, чтобы Чонгук проводил
его, а то один бы не дошел, ноги бы отвалились. — Мы покормим черепах, а
потом будем делать, что захочешь.

Чонгук хочет отдохнуть. От Тэхёна, вообще-то, тоже.

— Чимин показывал мне видео, как туристы кормят их водорослями! Там и

кораллы были, а я еще ни разу их не трогал, они жуткие, и черепах не трогал,
тем более не кормил, хотя они милые, — он выглядит крайне впечатленным от
одного лишь представления. Снова светит, снова греет. — Я, кстати, почти
ничего не понял из того, что ты мне сегодня объяснял, но это все равно было
82/209
очень интересно. Спасибо. И за день спасибо. И за обед, и за...

Чонгук резко вздыхает, устав от болтовни, и Тэхён тут же затыкается.

Поджимает губы, улыбается... Чему улыбается-то?

А у него поводов много: он с капитаном день провёл, завтра тоже будет с ним, а
сейчас вот он стоит, глядя ему в глаза, и так боится! Но тянется руками к
капитанскому лицу, целомудренно целует, а Чонгук и рад поцеловать в ответ.
Когда у Тэхёна занят рот, он говорить им. Не. Может.

И стоит тому отстраниться, снова открыть свой рот, капитан целует его сам,
выбивая из легких весь воздух. Тэхён совсем растерялся, даже испугался! Но в
ответ всё равно целует, с таким же напором, желанием, толкая свой язык
капитану в рот, потому что нравится. И Чонгук, и то, как он целуется, немного
властно, и то, как его ладони лежат у Тэхёна на талии, придерживают, сжимают
бока. А потом внезапно отпускают, его всего отпускают, желают доброй ночи,
оставляют наедине с самим собой, со сбитым к чертям дыханием и бешено
бьющимся сердцем.

И почему капитан снова бежит? Неужели настолько страшно?..

А капитану и правда страшно: целовать этого болтливого и прилипчивого

приятно, от него всегда вкусно пахнет, не хуже, чем от девушки. И сам он весь
очень нежный, чувствительный, как будто поцелуй для него тот же самый секс.
Весь трясется в руках Чонгука, ластится, жжется, и как его, такого
откровенного, не бояться? Капитану-то бежать больше некуда, вот и шкерится
по каютам.

Ему скоро и в море не будет покоя.

*****

Тэхён так ярко улыбается, когда на следующий день наконец видит этих своих
черепах, таких огромных, и жалуется Чимину, что боится их, ведь вдруг укусят?!
Чонгук только хмурится, окидывая взглядом этого трусиху. Ну если ты боишься,
то на кой чёрт суёшься? Капитан даже вслух об этом интересуется, но Тэхён
только кидает на него странный взгляд и тепло-тепло смеётся, как будто только
что услышал самый глупый в мире вопрос.

Он, если честно, и не думает отвечать, его всё равно не поймут. Ни капитан, ни
менеджер, ни бармен, который потащился за ними. Вся эта святая троица так и
стоит, наблюдая за радостным Тэхёном, который лезет по кораллам, царапает
ноги, шипит от боли, но водоросли всё равно находит, ведь надо накормить. Он
зря, что ли, тащился сюда? Да кого вообще волнует содранная на щиколотках
кожа да такие же ободранные коленки, которые до сих пор не зажили после
прогулки с братом? У Тэхёна много шрамов, но физические волнуют его меньше
всего. Страшнее те, что на сердце и в душе. Они-то уже никогда гноить не
перестанут, а эти вот... Это так, мелочи жизни.

Но капитан всё равно хмурится, и Чимин тоже, когда замечает как бесстрашный
Ким Тэхён шлёпает по пляжу к черепахам с водорослями в обеих руках, а ноги-
то... А руки! Исцарапаны до крови о кристаллы, а Тэхёну хоть бы хны! Он с
83/209
капитаном, он кормит черепах, он счастлив, и он совсем не думал о вчерашнем
разговоре с Юнги и дневной прогулке с Чонгуком. Тэхён ни разу не думал о
капитане, не вспоминал о том, что их с барменом разговор тот наверняка
слышал, что у него всего лишь три месяца, чтобы... Чтобы что? Влюбиться ещё
сильнее, а потом вернуться домой ни с чем? Какой замечательный всё-таки
план! Гениальный!

Сегодняшняя прогулка, честно говоря, уже не кажется ему такой уж хорошей

идеей, но отказаться от черепах Тэхён физически не мог. К тому же с
капитаном... Главное, что с ним. И вообще у него ведь репутация
жизнерадостного парня, грустить перед другими ну никак нельзя.

— Звезда моя... — косится на Тэхёна бармен, забирая у него шмоток водорослей.

Присаживается на корточки рядом с черепахой, которую уже кормит чересчур
радостный для этого утра Ким, и невежливо интересуется: — Ты совсем
бесстрашный?

Тэхён только непонимающе смотрит то на него, то на подошедшего капитана,

который глядит на него сверху вниз, снова в очках, весь хмурится.

— Раз полез в воду, то ты давай лезь в неё аккуратней, — он кивает на свежие

царапины. По мнению Тэхёна, не такие уж большие, чтобы беспокоиться об
этом. — Всему тебя учить надо.

— Заживёт, — пожимает он плечами.

— Да, но это... Ты всё равно... — Юнги теряется от его пофигизма, он вообще о

людях заботиться не привык, не в его стиле кого-то чему-то учить, но Тэхён
разве сам сможет?

— Осторожнее, — лаконично советует хмурый Чонгук, а Тэхён глупо хлопает

глазами.

О нём что... только что позаботились? Понятно, что Юнги перед менеджером
весь такой добрый, но капитан, ему-то не перед кем выпендриваться. Неужели
правда волнуется?.. Нет, а почему ему, собственно, не волноваться? Он тиран,
что ли, какой-то? Плюс Тэхён, по скромному мнению Чонгука, ради веселья не
постесняется и с обрыва вниз головой сигануть, так что над ним контроль нужен
и глаз да глаз, пока они на берегу.

Однако после утренних развлечений в виде завтрака с черепахами и небольшой

экскурсии по городу, Тэхён, на удивление капитана, ведёт себя очень тихо и
скромно. И в кафе, и во время прогулки, и уже вечером на пляже, с
удовольствием поедая свой десерт из пластикового стаканчика. Он сидит у
Чонгука между ног, откинувшись на его грудь, щекочет волосами щёку. Ещё
немного такой тишины, и этот морской совсем начнет капитану нравиться.

— Хочу кое-что спросить, только ты не злись, — всё-таки нарушает молчание

Тэхён, ковыряясь палочкой в десерте.

Океан сегодня немного буянит: шумит и пенится, – а розовые лучи закатного

солнца путаются в светлых волосах Тэхёна, греют и без того его тёплую,
исцарапанную кораллами кожу. Капитан невольно думает о мазях, о том же
креме на худой конец для этого бедового, хмурится, и Тэхён, подняв голову и
84/209
глянув на него, принимает это на свой счёт. Конечно, на его счёт это и думается,
но не так, как он привык, не в том плохом смысле. Просто на его исцарапанные и
синюшные конечности капитану больно смотреть. Сегодня Тэхён себя не
пожалел, как будто специально.

— Я не буду спрашивать, если не хочешь, — косится тот на капитана. — Это

серьёзный вопрос. Для меня.

— Спрашивай, — как будто Чонгуку привыкать к его серьезным вопросам.

К тому же тот сегодня весь день не болтал, было даже немного непривычно.
Словно он и правда умеет быть вот таким, спокойным и тихим.

Тэхён очень долго мнётся, отворачивается и разглядывает почти зашедшее за

горизонт солнце. Отставляет сладость в сторону, обнимает себя руками
капитана, не даёт отпустить. Хочет, чтобы за него держались так же крепко, как
обычно держится он.

— Ты мог бы влюбиться в меня? — наконец озвучивает свои мысли. — По-

настоящему. Если бы ты не был капитаном, ты не постеснялся бы жить со мной,
как если бы жил с какой-нибудь... женщиной?

— Было бы мне стыдно открыто любить мужчину? — напрямую интересуется

Чонгук, а Тэхён угукает в ответ, кусает губы. Отчего-то нервничает. — Не было
бы.

— А меня? Меня по-настоящему ты мог бы?..

Капитан отвечает уверенно:

— Оно мне не надо.

— Но мог бы? Если бы не было этой твоей работы? — Тэхён чувствует горячий,
усталый выдох у самого уха:

— Может быть.

— Мне кажется, я в тебя очень влюблюсь к концу круиза, — легко говорит Тэхён.
— А потом мы расстанемся. Думаю об этом и... — он пожимает плечами,
смаргивает слёзы, которых Чонгук не видит.

И почему Тэхён всегда так не вовремя влюбляется? Почему всегда не в тех?

— И?

— Просто думаю, — он впервые не делится своими переживаниями. Ему это

кажется чем-то очень страшным. — Весь день сегодня об этом думаю. Я уже
говорил, что мне хорошо с тобой? — и трётся щекой о руку, ластится, даже
прикрывает глаза. — Так вот мне правда хорошо. Я не спрашиваю, хорошо ли
тебе, потому что боюсь ответа. Наверное, эгоистично с моей стороны, но...

— Неплохо.

Тэхён на секунду замирает, переспрашивает:

85/209
— Неплохо?

— С тобой неплохо.

Тэхён вошкается в руках Чонгука, разворачивается к нему лицом, щурится, но

улыбается. В нём всегда к месту зажигаются лампочки – солнце совсем село,
перестало греть.

— То есть ты мог бы влюбиться в меня и тебе со мной неплохо? — улыбается он,

а капитан пожимает в ответ плечами.

— А ты меня за кого принимаешь? По-твоему, зачем я на тебя согласился?

— Из вежливости?..

— Из вежливости? — хмыкает капитан.

— Потому что я тебя достал, — начинает перечислять Тэхён, пока Чонгук хмуро
наблюдает за ним. — Вынудил, наверное. Везде за тобой таскался, лез, когда не
просят. Надоедал.

— И почему я всё ещё здесь?

— Сам сказал, тебе со мной неплохо, — Тэхён снова открывает рот, но весь
замирает. Капитану с ним... — Неплохо... это значит хорошо? Нет? Я что-то не
так понял?.. — задушенно спрашивает он.

Чонгук не отвечает. Только смотрит то на него, то на океан, то снова на Тэхёна,

а тот и не знает, что думать. У него сердце бешено стучит, в ушах шумит, а
руки... Руки трясутся, когда капитан берет его ладонь в свою, небрежно вертит
туда-сюда и разглядывает свежие царапины. Напоминает, что надо быть
осторожней с кораллами и каменными плитами, отпускает, зачем-то дарит
Тэхёну надежду.

У того глаза блестят, он даже не моргает, смотрит, топит, горит, греет!

Звёздочка. А солнце ведь тоже звезда. Так может и этот вот, геенна огненная? И
сколько же ему ещё можно найти сравнений? Как будто он нескончаемый,
бесконечный. Каждый день новый, открывается всё больше и больше, привыкает
к капитану, становится тише, спокойней. Уязвимей.

Ну разве это честно? Капитан-то никогда таким не будет!

— Можно я буду думать, что тебе не всё равно? — почти шепчет Тэхён,
прижимая ободранную руку к груди.

— Мне, по-твоему, всё равно? — а взгляд рассекает волны, щурится.

— Тебе не? — выдыхает.

— Не до конца.

Разве может быть всё равно тому, кто приходит извиняться, пускай не словами,
но действиями? Тому, кто ловит менеджера, который бежит обратно к этому
86/209
плаксе в каюту с бутылкой минералки. Тому, кто даже ничего не говорит, молча
забирает ту, идёт. Чувствовать себя виноватым в чужих слезах неприятно.
Капитан с таким столкнулся впервые, даже шторм в море легче пережить, чем
крокодильи слёзы самого уязвимого в мире человека. Уязвимого, но не слабого.

Тэхён вообще странный, он вызывает такие чувства, что от него хочется

держаться подальше. Но и побыть рядом тоже интересно, узнать свою меру,
почувствовать, на что ещё способно это, казалось, очерствевшее сердце.
Интересно, честно, но главное тут – не увлекаться. Капитану нельзя упасть в
одного человека, ему никто не сможет заменить море.

— Мне страшно, — говорит Тэхён и двигается ближе, закидывает ноги Чонгуку

на бёдра, упирается головой ему в грудь. Так и сидит, судорожно вздыхает, как
будто и правда чем-то до смерти напуган. — Домой возвращаться страшно.
Одному. Я бы забрал тебя, если бы ты разрешил, — и снова шепчет, снова
щекочет своими волосами, а как пахнет... — Знаю, что ты ещё не раз меня
обидишь, но я хочу верить, что это просто... что это у тебя защитный рефлекс
такой. От чувств. Хотя бы одно мне пообещай, — сглатывает, впиваясь пальцами
в капитанскую рубашку. — Когда я вернусь домой, когда это всё закончится... Не
забывай меня, пожалуйста. Любить необязательно, ты хотя бы помни, ладно?
Или когда ты найдешь своего человека, расскажи ей... или ему, что когда ты
ещё был капитаном, то пристал к тебе один англичанин из Портсмута. Он боялся
бабочек, да вообще почти всего на свете и любил поболтать обо всякой ерунде,
но тебе с ним было... неплохо. Назови меня хотя бы своим другом, знакомым. Да
кем угодно назови, только помни. Хорошо? Мне грустно думать, что меня могут
вот так просто забыть.

А Тэхёна и правда забывают, не пишут, не звонят, вряд ли рассказывают о нём

своим знакомым. Обычно его все хотят забыть и спрятать, он – это то, о чём не
говорят. Стыдно, наверное, знаться с таким дурачком.

Он о себе не самого лучшего мнения, не понимает, что делиться им не хочется,

потому что до него отчего-то становишься жадным. Капитан пока не стал, но и
делиться он уже не очень хочет, привык. И не стыдно ему за Тэхёна, за самого
себя – очень, что ранит такого открытого и светлого человека. После общения с
ним как-то самого себя презирать начинаешь, кажется, что не заслужил в своих
руках держать и целое море, и звёзды, и от всего мира и вселенной понемногу.
Над Тэхёном постарались, не поленились, таких людей, как он, существовать
вообще не должно, не в этом мире. Рядом с ним стыдно быть обычным
капитаном, звания и чины перестают что-либо значить. Рядом с ним надо быть
человеком, а не бывшим военным, невозможно быть выше по званию и статусу.

Капитан рядом с ним не может быть. Не заслужил, наверное. Да и не надо,

собственно, ему такого счастья. В прямом смысле счастья, и если всё-таки
выбирать из людей, то ему бы что попроще, того, кого нельзя задеть или ранить,
как и самого капитана. Его, вроде, и нельзя, но почему-то он всё равно ранится о
слова этого англичанина, они колются. Умоляет не забывать, считать хотя бы за
друга... И откуда в нём, таком бесстрашном, столько сомнений в самом себе?

Чонгук находит рукой подбородок Тэхёна, давит, заставляет поднять голову и

взглянуть на себя. А у того в глазах стоят слёзы, и это всего лишь капля в море,
но почему же на неё так больно смотреть? И как эти капли стекают по щекам,
солёные, ну вот точно морские!

87/209
— Ты и правда дурак, — сердито хмурится капитан, а Тэхён смеётся со слезами
на глазах:

— Я знаю.

— Ни черта ты не знаешь, — серьёзно звучит в ответ.

— Так расскажи мне...

Но капитан не умеет говорить и быть откровенным, он вообще никаким быть не

умеет, только суднами управлять может и всё. Даже над самим собой начинает
терять контроль, сдержанность тает на глазах, он целует. Целует солёные,
искусанные губы, пальцами вытирает слёзы с щёк, рассказывает поцелуем о
том, что таких, как Тэхён, не забывают. Их хранят для себя, и эти поцелуи тоже
помнят, и все прикосновения к своему лицу, коже. И этот тёплый свет, и
обжигающий холод морского дна, и звенящую вселенскую тишину. Видимо, всё-
таки так бывает, чтобы человек, сотканный из звездной пыли, не понимал, как
много он даёт тем, кто его окружает. У Тэхёна своя гравитация, он никаким
земным законам не подчиняется.

— Тебе правда хорошо со мной? — выдыхает прямо в губы, а капитан на

секунду... Всего лишь на секунду растерял всю свою бесчувственность,
нахмурился, кивнул, заглянул в неверящие глаза напротив.

— Ну и чего ты опять ревёшь?

А Тэхён мотает головой, целует, обвивая руками шею Чонгука. Уильяму с ним
тоже было хорошо, но ему это не помешало... Тэхён давится всхлипом, не может
больше целовать, очень боится верить в эти слова. Так крепко хватается за
капитана, что тому почти больно, его душат. И Тэхёна тоже душат
воспоминания, потому что как же это всё-таки похоже на то, что у него уже
было, а оттого ещё страшнее знать, что и сейчас тоже не навсегда. На какие-то
три месяца. Такой вот срок у счастья. Всего три месяца!

И почему капитан не может просто взять и забрать себе, а Тэхён бы о нём

заботился, он умеет! Он бы пообещал никогда не оставлять, всё бы бросил, был
бы рядом, он и так рядом, даже когда знает, что их ждёт неизбежный конец.
Засыпает с этими мыслями, с ними же просыпается, носит их на своих плечах
грузом.

— Можно я переночую с тобой? — просит Тэхён, а Чонгуку и понимать страшно,

чего тот так на него набросился, да ещё и чуть ли ревёт в три ручья.

Не может же из-за него...

— Сворачивай истерику.

— Это не истерика, — всхлипывает Тэхён, вытирая мокрые щёки. Рвано

вздыхает, пытается успокоиться, изо всех сил пытается! — Иногда мне просто...
Иногда я не могу, но сегодня...

— Я не пущу тебя к себе, пока ты не успокоишься, — голос Чонгука звучит

строго, а Тэхён тут же перестает кваситься.

88/209
Так и сидит, глупо хлопает глазами, он ведь и не надеялся, что Чонгук правда
разрешит спать у него в каюте.

— Я спокоен, — невозмутимо хрипит зарёванный Тэхён.

— И что ты там бормотал?

— Иногда я очень устаю...

— Ты? — капитан вздёргивает бровь, а Тэхён кивает. — От чего, интересно?

— Улыбаться, — неуверенно звучит в ответ. — Смеяться, радоваться.

— Тебя кто-то заставляет быть клоуном?

— Люди же ждут, что я буду смеяться вместе с ними.

Капитан раздражённо вздыхает:

— И с чего ты это взял?

А Тэхён пожимает плечами:

— Они... привыкли. Ты привык, — он заламывает пальцы, облизывает губы.

Говорит искренне: — Ты сам сказал: моё дело – радоваться всяким глупостям. Я
и пытаюсь радоваться, а потом мне из-за этого так плохо. Как будто выкачали
все силы... Пить ненавижу, но так хочу напиться в эти моменты! А Юнги,
представь, не хочет меня спаивать!

— Никого не слушай, — хмурит брови Чонгук, а Тэхён непонимающе смотрит на

него.

Капитан и не думал, что тот запоминает абсолютно всё, что ему говорят, лишь
бы угодить. Да разве это правильно?

— Но ты говорил...

— Меня – тем более не слушай.

— Но я не могу...

— Придётся, — Чонгук не даёт договорить, не даёт даже спросить.

Поднимается с песка, забирает десерт Тэхёна, забирает Тэхёна и ведёт его за

ручку как ребенка. Снова мимо пассажирских кают, в капитанскую, а Тэхён
впервые здесь, чтобы вот так, что у них сейчас без ссор и, можно сказать,
обоюдно. Не факт, конечно, но Чонгук уже признался: ему хорошо.

— Я встаю в пять, — сообщает капитан, а Тэхён отрывается от созерцания его

комнаты.

— Разбуди меня, — его взгляд цепляется за подаренный им же брелок, который

аккуратно лежит на столе рядом с какими-то бумагами и папками. У Чонгука во
всём порядок, в нём нет ни капли хаоса. — Я уйду к себе.
89/209
Уходить Тэхён, разумеется, не хочет, как и вставать в такую рань, но капитан
есть капитан, и его каюта – его обитель, считай, дом. Он и так напросился
внаглую.

Тэхён принимает душ первым, смывает с себя песок, нюхает шампунь Чонгука,
его гель и мыло, но аккуратно расставляет всё по своим местам. Не стесняется
попросить у капитана футболку, потому что не любит спать обнаженным, а
стоит Чонгуку выйти из душа и застать Тэхёна под своим одеялом, он пихает
ему в руки гель от ссадин.

— Да оно... и само пройдёт, — Тэхён высовывает ногу из-под одеяла и морщится.

Может быть, всё это и правда выглядит жутко, особенно при таком плохом
свете, но совсем чуть-чуть.

— Мажь, — командует Чонгук, но этой звезде хоть бы хны.

Прячет ногу, как будто никто ничего не видел, лепечет что-то о том, что всё и
так прекрасно заживает, почти не болит.

— Тэхён, — капитан впервые за прошедший месяц зовёт его по имени, да так

серьезно. И от этого мурашки по коже и в горле пересыхает. Как же красиво
звучит... — Ты этого не сделаешь, это сделаю я.

Тэхён аж теряется от такого заявления, но в груди всё равно начинает что-то

мурчать, в нём что-то хорошее пробуждается от этой непривычно агрессивной
заботы, это что-то кажется таким теплым и приятным. Улыбку сдержать ну
никак не получается.

— Не тому вы, капитан, угрожаете подобными вещами.

Только вот Чонгук не шутил, он бесцеремонно откидывает одеяло в сторону,

садится рядом. И нет ему, вообще-то, дела до этих синяков и царапин, тем более
нет дела до слов Тэхёна о том, что те совсем не болят. И чего тогда шипит и
морщится, раз не болят?

— Кому расскажи – не поверят, — улыбается Тэхён, закидывая другую ногу

капитану на колени.

— Ты трепаться об этом собрался? — Чонгук даже и не злится совсем.

— Разумеется. Пойду на этот твой мостик, объявлю по громкой связи, что обо
мне полночи заботился сам капитан. Пускай обзавидуются. Ты бы
обзавидовался?

— Уж вряд ли.

— Я бы, наверное, тоже. Порадовался бы за человека от всей души.

Чонгук усмехается и качает головой. Протягивает руку, а Тэхён и рад подползти

поближе, внимательней рассмотреть и лицо капитана, расслабленное, совсем не
хмурое, и его полуголое тело, которое он видел лишь однажды, когда они
купались с дельфинами. В каюте само собой становится жарко, к лицу
90/209
приливает кровь, а Чонгук без задней мысли гуляет пальцами по чужим
запястьям. Тонким, а кожа какая гладкая, загорелая. И взгляд он этот, вообще-
то, замечает и понимает, не совсем уж дурак. Этот англичанин уже не первый
раз смотрит вот так, горячо и с явным желанием. У него, в принципе, всегда всё
на лбу написано, а тут ещё и покраснел, рука дёрнулась под капитанскими
пальцами, задрожала.

— Не смотри так, — и снова этот командующий тон, а Тэхён как будто и не

понимает.

— Как так?

Чонгук откидывает гель, натягивает на ноги англичанина одеяло, чтоб не

помёрз ночью от кондиционера, и смотрит ему прямо в глаза. Его хотят, оно и
понятно. Он и сам хочет, не железный всё-таки, а тут ещё и мальчик сам в руки
идет. Мужчиной его назвать сложно, точно мальчик. Не лишенный природной
красоты, подтянутого тела, ноги – две палки, стройные, такие же загорелые, как
и всё остальное. На белых простынях Тэхён наверняка смотрится красиво, но
капитан-то не настолько поганый человек, чтобы брать здесь и прямо сейчас,
пока ему откровенно доверяют и просятся, чтобы приласкали. Хотя, может, и
настолько. Он бы взял, не постеснялся, но...

— Мне рано вставать.

Тэхён кусает губы, понимает, о чём идёт речь, но обратно не ложится, так и
сидит, подтянув к себе колени. Гуляет взглядом, касается ладони, бицепса, шеи,
мокрых волос. Добирается, сладко целует и скромно интересуется в самые губы:

— А если бы тебе не надо было подрываться ни свет ни заря?

Чонгук врать не станет:

— Никаких претензий к твоему поведению у меня бы не возникло.

— Как же размыто ты всегда отвечаешь, — вздыхает Тэхён. — Мне иногда

тяжело... понимать. Вдруг мы говорим о разных вещах? И в итоге я буду
чувствовать себя полным...

— Ты красивый, — говорит прямо в лоб Чонгук, а Тэхён не дышит, глядя на него

во все глаза. — А я не фригидный и могу хотеть тебя. Сильно не обольщайся.

— Почему? — выдыхает.

— Тебе от влюбленности сносит крышу. Мои желания отличаются от твоих.

— Ты... хочешь меня? — его голоса почти не слышно.

— Хочу.

И это «хочу» вдребезги разбивает что-то внутри Тэхёна. Такого от капитана он

совершенно не ожидал, надеялся, конечно, но совсем не верил, не думал...

— Ты такой жестокий, — Тэхён прикрывает глаза, обреченно просит: — Поцелуй

хотя бы.
91/209
Чонгуку не жалко, он целует и не без удовольствия, а Тэхён только и делает, что
пытается потрогать и играется, и лижет, и кусает скулу. Весь дрожит от теплых
рук под футболкой, горячо дышит, но ему сказали: сегодня – нельзя. Завтра
снова работа, снова моря, океаны, звёзды, а сегодня вот впервые была такая
честность. И пускай капитан не влюблён, не притёрся, но хотя бы не
отталкивает.

И хорошо бы найти в нём поддержку, какую-никакую, но помощь, хорошо бы

забыться с ним, в нём, вместе, чтобы ничего Тэхёна не мучило. Чтобы по приезде
в Портсмут он не вспоминал об Уильяме, скромно мечтал о том, что капитан
одумается, развернёт лайнер и на всех парах помчится к нему. Так легче. С
моряком мечтать проще, с ним, кажется, не так больно.

Он-то не приведёт невесту, Тэхён уверен – Чонгук один. И если женится, то

только на работе, но как же обидно будет, если это всё-таки окажется человек...

А капитана подобные мысли и не посещают, он в горячих поцелуях напоминает

себе: отпустить. Пальцы сжимают чужие бёдра, Тэхён ласкает его кожу руками,
а Чонгук хмурится: не доводить до грани. Целует и повторяет: не играть. С
Тэхёном не играть, с ним нельзя, он такого не заслужил. Но попробовать его
хочется, не сейчас, разумеется, но всё нутро горит, а руки чешутся, потому что
его кожа под пальцами – бархат. Доводит, просится, ластится. Пользоваться им
подло. Но капитан и так подлец, предупреждал: с ним будет плохо. С ним
придется много плакать и мириться.

Тэхён и так смирился со своим одиноким будущим, он устраивается у Чонгука

под боком, приводит дыхание в норму после поцелуев. Даже засыпает быстро,
наревелся. Устал. Зато капитан хмурится на него, на потолок, на весь белый
свет, боясь признаться себе в кое-чём очень страшном. Он эту мысль в море
похоронит, если та не доберётся до трещины в сердце многим раньше. Только
бы не добралась!

У Чонгука под рукой – мягкие волосы, под боком – очень теплый морской
человек, под рёбрами – снова треск. Страшный, жуткий. Опасный.

Происходит что-то ненормальное, и это капитану не нравится, но пальцы сами

по себе гуляют в светлых прядях. Мягких, напоминающих шелковый песок. И
какие всё-таки это страшные сравнения! В обычном человеке не может
умещаться столько всего, чем капитан так дорожит. Не может и не имеет права.
Слово капитана – закон.

Только вот тот забыл, что Тэхён ни одному закону не подчиняется. Тот вообще
сопит лежит, а Чонгук так и трещит, трещит. Трещит!

Ни море капитана не слушается, ни Тэхён. И кто-то его обязательно погубит, так

уж лучше пускай это будут большие воды. С людьми сложнее...

По ним после их ухода иногда скучается.

92/209
7. Не навсегда, но надолго

«Словами обижают тогда, когда по-другому не могут. Когда понимают, что

бессильны».

Тэхён просыпается намного позже солнца, когда то уже в зените. Пускай один,
но с глупой улыбкой на губах, потому что капитан не выгнал, не стал будить, а
Тэхён и не слышал, как тот собирался, уходил. И проснуться в его постели
приятно, можно завернуться в надутое одеяло, уткнуться носом в капитанскую
подушку и полежать так ещё... Да сколько угодно! Чонгук наверняка будет
занят до самого вечера, так что Тэхён пользуется полученной привилегией с
удовольствием, но очень осторожно.

Он внимательно разглядывает комнату, а там и аккуратно сложенные вещи в

шкафу. С каким-то нездоровым трепетом скользит пальцами по рукавам белых
выглаженных рубашек, по плечикам запасной черной формы, но дальше этого
не заходит. Шариться в чужих вещах неприлично, Тэхёна не так воспитывали, и
всё-таки... Делить с Чонгуком шкаф было бы здорово. Как и постель, и, может
быть, дом, сад... Сердце, душу. Тут уж он совсем размечтался, но кто
запрещает?

Тэхён спал как убитый у Чонгука под боком, он был согрет чужим теплом, знал,
что сегодня точно может сопеть спокойно. И ему снова снился дом и ирисы, и
Бет Энн, и морской берег, золотой песок. И снова он влюбился как самый
настоящий дурачок, принял заботу о себе близко к сердцу, ещё и щёки теперь
предательски щиплет от одного только воспоминания о капитанском «хочу».

Пускай «хочу» Чонгука несёт в себе лишь влечение, Тэхён-то это прекрасно
понимает, но всё же... Незнакомцев ведь в постель не пускают, точно не такие,
как капитан. У того работа на первом месте и всякие бумажки, которые Тэхён
окидывает безразличным взглядом, но на глаза снова попадается брелок-
звёздочка. И идиотская улыбка не сходит с губ, которые Тэхён кусает, вертя в
руках безделушку. Капитан-то не выкинул! А сам говорил, что вещь
бессмысленная!

Наверное, так и есть, но на пятом конце звезды Тэхён на всякий случай пишет
маркером букву «Т». Ту не видно, если сильно не приглядываться, а Чонгук вряд
ли станет таким заниматься, не вспомнит о ней даже. Может, тот изредка
кидает на звёздочку взгляд, но это его максимум, а Тэхёну всё-таки приятно, что
его презент не забросили в дальний ящик.

В вещах капитана он не шарится, не торопится поправить то, что, на его взгляд,

криво лежит. Но постель заправляет, потому что по обстановке и дураку будет
понятно, что Чонгук любит порядок и чистоту. И футболку он аккуратно
складывает, оставляет ту под «своей» подушкой, потому что планирует не раз
вернуться в эту каюту. И послушно мажет оставленным на тумбочке гелем
синяки и царапины, потому что раз капитан сам его вчера мазюкал, то значит,
что дело серьёзное, игнорировать никак нельзя. Тэхён вообще ведёт себя как
самый послушный мальчик и лишь один раз возвращается в чужую каюту без
спроса. Захотелось ему оставить Чонгуку презент в виде собранных за всё время
93/209
путешествия ракушек, разве тот станет на такое злиться? Дело-то
первостепенной важности! Ведь как это капитан да без ракушек на рабочем
столе? Так нельзя.

Вот Тэхён и притащил несколько штук, совсем небольших, перламутровых,

очень красивых, а уже вечером, набалаболившись с братом, справившись со
всеми делами и помощью с организацией вечера, снова вернулся без спроса.
Нет, он, конечно, постучал, прежде чем войти, и застал капитана за
разглядыванием его скромных подношений. Кажется, тот был удивлён, но не
сказал ни слова, положил на стол, оставил всё, как было. Благодарить и
светиться от счастья, разумеется, не стал, вообще выглядел очень странно, а
Тэхён неуверенно мялся на пороге. Видел, что Чонгук устал, а ничего поделать с
этим не мог, и капитану бы отдохнуть, особенно от него, ведь сам понимает,
сколько сил может отнимать у людей. Так что Тэхён ничего не спрашивает,
потому что и так знает, как прошёл его день. Бегло, но всё же осторожно
чмокает куда-то в щёку, делает вид, что совсем не скучал, что они видятся не
первый раз за день, и от всего сердца желает доброй ночи. Впервые сам решает
не беспокоить, даже ретируется на выход, как слышит усталое:

— И куда пошёл?

Тэхён стоит, замерев на месте, он уже готов получить по башке за то, что
приходил в каюту к Чонгуку без разрешения самого Чонгука.

— Не хочу мешать, — косится он на капитана, а тот лениво стягивает с плеч

пиджак. — Ты совсем плохо выглядишь. В смысле, выглядишь ты очень хорошо,
а я не то хотел сказать, просто...

— Хочешь остаться – меньше слов, — перебивает Чонгук. Но Тэхён и не хотел

даже! Чуть-чуть совсем, прям капельку, но по нему и такие мелочи всегда
видно, от капитана уже ничего не скрыть. — Переоделся, намазался, улёгся.
Сделай это молча, — хмурится тот.

— Ты совсем не в настроении, — осторожно подмечает Тэхён, доставая футболку

из-под подушки.

Чонгук лишь окидывает его безразличным взглядом, хмуро соглашаясь:

— Совсем.

— Уверен, что мне можно остаться?..

И снова этот усталый взгляд, как будто Чонгука замучила не только эта работа,
но и сам Тэхён в край замучил бедного капитана...

— Хочешь уйти? — в лоб интересуется тот, на что Тэхён уверенно мотает

головой – никуда он не хочет.

Но капитан никак не реагирует, принимает к сведению его нежелание

расставаться на эту ночь, готовится ко сну, а Тэхён, закончив с указанными
процедурами, уже лежит в его постели и наблюдает. Чонгук совсем никуда не
торопится, приводит форму в порядок, у него всё по-военному строго, а
покончив с душем, забирается в постель. Сам разрешает лечь как вчера, близко,
у себя под боком, и Тэхён несмело обнимает его поперек живота. Страшно ведь,
94/209
когда капитан такой уставший, хочется хоть как-то ему помочь... Тэхён жмется
плотнее, щекой чувствует, насколько горячая у Чонгука кожа, а потом оставляет
ему поцелуй на груди, самый обычный, тёплый. Гуляет ладонью по животу,
надеется, что хоть немного успокаивает и забирает чужую усталость себе. Его
самого все эти нежности точно успокоили бы, капитана – чёрт его знает. Но тот
и правда расслабляется, дыхание выравнивается, а пальцы неожиданно
зарываются в светлые волосы, сами по себе перебирают, Чонгук снимает стресс.
А Тэхён и рад помочь ему с этим, он ведь для того и создан – чтобы поддержать,
когда плохо, чтобы побыть рядом, когда совсем невмоготу.

— Как у вас там дела? — тихо интересуется он, а Чонгук тяжело вздыхает.

Видимо, дела не очень.

— Будем стоять в Суве дней пять – это минимум.

— Почему так долго?

— Дизельгенератор, — лаконично объясняет капитан.

А Тэхён-то эту штуковину помнит, жуткая до ужаса, но до такого же ужаса

важная и без неё никак.

— Тот самый монстр?

— Он самый.

— Вы ведь всё решите?

— Решим.

— Почему тогда ты так переживаешь? — Тэхён рисует пальцами

незамысловатые узоры на чужом животе, сам начинает немного волноваться.

А капитану бы знать, из-за чего он так переживает. Лайнер-то не потонет,

дизельгенератор починится в порту, проблема не такая уж серьёзная, легко
решаемая.

Вопрос другой: с этим вот что делать, который лежит и греет, волнуется? С ним
в последнее время совсем становится тяжело, потому что Чонгук и сам
чувствует, сегодня утром внезапно осознал – привязывается. Мысль эта грузом
легла на плечи, ведь капитан осознает, что начинает думать о, переживать за,
стремиться к. И это страшно, когда в твою жизнь вот так врываются,
переворачивают в ней всё с ног на голову, заставляют думать о себе, просто не
оставляют выбора, а нужно было... Тэхёну всего лишь нужно было оказаться в
этой постели утром, показать, что может быть и вот так, не в одиночестве.

В капитане из-за этого так много сомнений, раздражения и злости на самого

себя, потому что позволил, подпустил, а ведь не хотел. Он – моряк, одиночка, его
будущее на воде вилами писано, однако сейчас то начинает приобретать очень
странные очертания: это и тонкие линии чужих рук, и ярко-голубые глаза, и
волнистые белые волосы.

Тэхён, чёрт бы его побрал, как будто поцелованный и морем, и солнцем, и небом,
95/209
к нему пускай слабо, но уже начинает тянуть, а капитану оно ведь не нужно
совсем. Он не только чужую жизнь сломает, но и свою. За своими желаниями
вообще следуют только мечтатели, Чонгук не такой, он... другой. Ответственный
и серьезный человек, который, как оказалось, до сих пор не лишён чувств. Всё-
таки не до конца очерствел, а Тэхён и рад подставиться под его ласки, даже
если знает, что за это минутное удовольствие придется дорого заплатить.
Капитан-то не умеет быть таким, как он. Тот от всего бежит. От самого себя –
тем более.

Чувства – это вообще что-то очень страшное, он для них не создан. Сам так
решил в тот самый день, когда покинул родной дом.

— Я сегодня весь день был с Джином, — Тэхён так и рисует на нём пальцами, и
от этой нежности под кожей всё зудит.

Иногда хочется взять и встряхнуть этого англичанина за плечи, заставить

перестать быть собой, заставить перестать быть таким добрым и наивным, а с
другой стороны – с ним капитану зачем-то неплохо. Почему-то с ним иногда
хорошо, его монотонные разговоры о всякой ерунде отвлекают от проблем,
запах напоминает о чём-то легком, примитивном, о всём самом простом. От его
ненавязчивых, заботливых прикосновений расслабляется тело; от этих глупых
рассказов о брате, о завтрашнем празднике и каких-то дурацких салфетках,
сложенных в виде пальм, пустеет голова. Какие, к чёрту, дизельгенераторы и
нехватка мощности, если Тэхён испортил около дюжины салфеток, прежде чем
научился складывать те правильно?

— Зато завтра ты отдохнёшь, — продолжает тихо говорить Тэхён и трётся щекой

о горячую кожу уже совсем расслабившегося капитана. — От работы, от меня.
Целых пять дней без моря, представляешь? К тому же ты сам сказал: это –
минимум. Уверен, ты даже соскучиться успеешь!

Чонгук внезапно хмурится и открывает глаза. Сверлит взглядом потолок каюты,

переспрашивает:

— Отдохну от тебя?

— Ну, я подумал... — мнется Тэхён. Приподнимает голову, утыкается

подбородком капитану в грудь и хмурит брови, копируя чужое выражение лица.
— Я подумал, что ты хочешь побыть без меня. Я везде тебя за собой таскаю, сам
таскаюсь за тобой, никакого личного пространства, а это ведь тоже
неправильно.

— Почему тебя это вдруг начало волновать? — голос капитана звучит устало.

— Ты так и не сказал мне, чем любишь заниматься, так что... Не злись. Я спросил
у твоего помощника, и он сказал, что ты часто бывал в читальном зале, а ещё
иногда ходил на постановки, на все эти праздничные вечера. Они тебе правда
нравятся? — с искренним интересом спрашивает Тэхён, а Чонгук легко
пожимает плечами. — Почему? Мне вот они не нравятся вообще.

— Можно расслабиться. Ни о чём не думать.

— А я?

96/209
— Что – ты?

— Со мной ты расслабляешься?

Чонгук долго не отвечает, но всё-таки опускает взгляд на взлохмаченного

Тэхёна и едва заметно кивает. А какой смысл врать? Он расслабляется,
перестаёт думать о сложном, почти что забывает о других проблемах, кроме
одной. У этой проблемы глаза цветом побережья какого-нибудь Пхукета,
золотая кожа и много-много света в душе.

Да, проблема. Как с ней бороться – одному Богу известно. А Господь, как все
знают, кроме любви к ближнему своему ничего дельного больше посоветовать и
не может. Вот засада...

— Тебе честно нравится проводить со мной время или ты... из вежливости?

Чонгука уже начинает раздражать это его «из вежливости».

— Я никогда не трачу время на то, что мне не по душе.

Тэхён кусает губы, надеется, что понял правильно, потому что как же
расплывчато всегда отвечает капитан. Попробуй его понять!

— Не хочешь тогда сходить со мной на этот вечер? — несмело предлагает он. —

Днём я буду помогать Джину и Чимину, а вечером мы могли бы...

— Тебе ведь не нравятся эти вечера.

— С тобой мне нравится всё. Я люблю проводить время вместе, — его пальцы
нервно гуляют вдоль рёбер, щекочут, но Тэхён этого и не понимает даже. Не
замечает мурашек и взгляда в упор, прячет глаза. — Но если ты хочешь совсем
отдохнуть от меня, то я не стану надоедать. Ты только скажи. Я не обижусь,
честно. Я всё понимаю.

— Что ты понимаешь? — хмурится капитан, а Тэхён пожимает плечами и

буднично отвечает:

— Понимаю, что меня бывает очень много. Меня никто переговорить не может, к
тому же я шумный, доставучий и надоедливый. Обычно так говорят.

— Неправда, — лениво отзывается Чонгук.

Он не хотел делать доброе дело и хвалить Тэхёна, но глаза того удивлённо

распахнулись и уставились в упор. Он весь замер, потому что, наверное, мало
приятного слышал в свой адрес из-за этой дурной привычки в виде бесконечной
болтливости.

— Неправда? — переспрашивает тот.

— Ты разговорчивый, но это не всегда плохо.

— Тебя разве не раздражает то, что я постоянно болтаю?

Капитан устало вздыхает:

97/209
— С чего ты вообще взял, что постоянно болтаешь?

— Не просто же так меня обычно просят заткнуться, — непонимающе говорит

Тэхён.

— Ты говоришь больше других, но это до поры до времени, — спокойно

объясняет Чонгук, прикрывая глаза. Он чувствует, как Тэхён укладывает голову
ему на грудь, знает, что тот слушает очень внимательно. — Ты вчера за весь
день ни слова мне не сказал. Привык.

— К чему?

— Ко мне.

Тэхён кусает губы, признаётся:

— Очень привык. Мне так нравится быть с тобой. Нравится с тобой иногда
помолчать... И всё-таки я думаю, что тебе надо отдохнуть, — в голосе слышится
улыбка, когда он говорит: — Соскучиться по мне, как скучаю я, когда мы весь
день не видимся. Давай встретимся на вечере?

Чонгук мычит, соглашается, хотя ему, честно признаться, всё равно. Вряд ли он
начнёт так скоро скучать, такая функция в нем вообще отсутствует.

А он на следующий день и правда не скучает, молча принимает ласковый

утренний поцелуй крайне счастливого Тэхёна. Тот свесился над Чонгуком,
улыбается, он в своей белой летней рубашке и такой же белой шляпе как будто
весь светится, когда закрывает собой лучи солнца, просочившегося в каюту.
Капитан-то давно проснулся, как-никак они швартовались в порту Сувы, а этот
вот встал с полчаса назад. Удивился, что в постели был не один, бегло оделся,
собрался, пробежался пальцами по бритой скуле капитана и поцеловал
напоследок, не забывая улыбаться.

И по Тэхёну не скучается, когда тот кидает на Чонгука счастливый взгляд через

плечо; когда дверь каюты закрывается, оставляя капитана наедине с самим
собой. По нему не скучается всё утро, потому что Чонгук случайно увидел его в
банкетном зале. Не скучается в обед, потому что перекусывает Тэхён вместе с
ними, не забывая скромно клюнуть капитана в щёку, прежде чем убежать. И
Чонгук совсем не замечает глаз, уставившихся на него, ну и, разумеется, он
абсолютно точно не выглядит гордым индюком. А то, что он старается держать
непринуждённый вид, это так, ничего не значит и почти совсем не отнимает сил.
Кажется, их с Тэхёном взаимоотношения не стали ни для кого таким уж большим
сюрпризом. Только его брат замер с сахарницей в руке, окинул капитана
странным взглядом, несерьёзно нахмурился, как будто очень удивился, и
удивление это оказалось не самым приятным. Спрашивать он, разумеется,
ничего не стал, но на капитана больше не смотрел, как будто был крайне занят
распитием своего фруктового чая, и только глаза потускнели, как будто он
знает... Может, и не знает, но точно понимает, что к чему, а точнее, чем это всё
закончится, а потому и обедает быстрее обычного. Убегает, как бегает капитан.
А тут вообще все начальники такие – беглецы. Ещё бы сами понимали, от чего
бегут, цены бы им не было.

И Чонгук забывает об этой реакции, наслаждается каким-никаким, но отдыхом,

98/209
пускай и приходится решать некоторые проблемы. В Суве они простоят шесть
дней, а это не так уж и плохо, пускай и немного выбьются из графика. Вряд ли
хоть кто-то расстроится, что вернется домой на несколько дней позже
назначенного срока. С такими поездками вообще нельзя загадывать наперёд,
потому что сегодня вот сломался дизельгенератор, а уже завтра ты ломаешь
голову над тем, как в конце пути расстаться с человеком так, чтобы вам обоим
было не очень больно. Жизнь непредсказуема.

Тэхён, кстати, тоже. Он врывается ураганом в каюту перед началом вечера,

сваливает капитану на стол ракушки, камушки, какие-то безделушки, как самая
настоящая русалочка. Барахло он любит, это точно, а ещё Тэхён вертит в руках
какой-то браслет, сделанный из дерева, тычет им капитану в лицо, пока тот
застегивает пуговицы рубашки, думая о том, что за весь день не скучал по этому
шебутному ни одного раза. Не скучал, а взгляд у него сегодня всё равно какой-
то добрый, хоть и кажется строгим, – таким его видит Тэхён.

— Как мне объяснил продавец на ужасно ломаном английском, — говорит

хмурый англичанин, — эти браслеты носят все замужние девушки. Некоторых
выдают замуж уже в пятнадцать, у них это, представь, разрешено законом! Тут
на нём какие-то руны... — Тэхён с серьезным видом вертит в руках браслет из
деревянных бусин. Аккуратный, вполне себе симпатичный. — Их, в общем, дарят
девушкам на свадьбу, и считается, что кроме жениха никто не может её
тронуть, — он замолкает, задумчиво разглядывая руны, и говорит себе под нос:
— Надеюсь, тебя никто не тронет, пока я здесь.

— Уже выбрал, к кому будешь ревновать? — равнодушно интересуется Чонгук.

Они как будто и не расставались на целый день, с Тэхёном, оказывается, не

нужно настраиваться на особый лад.

— Не думаю, что ты...

— Бабник, — подсказывает капитан, накидывая на плечи пиджак, а Тэхён

окидывает его всего взглядом, старается сильно не пялиться, но выходит очень
плохо.

Капитан-то хорош.

— Не думаю, что ты бабник, — собирается он с мыслями.

— Почему ты так не думаешь? — подначивает его Чонгук, а Тэхён как будто

обиженно щурится, хоть и прекрасно понимает, что с ним играются.

— Я не очень-то похож на девушку.

Тэхён и правда совсем не похож, он просто нежный, иногда не по-мужски

сексуальный. Он сам это знает и в капитане, вообще-то, не сомневается, но всё
равно тормозит его ладонью в грудь. Заглядывает в глаза, смотрит глубоко, а
голос звучит очень тихо:

— Ты ведь сказал бы мне?

— О чём?

99/209
— Если бы встретил... девушку. Красивую. Здесь, среди пассажиров, — Тэхён об
этом очень волнуется, исходя из прошлого опыта, но капитан лишь хмурится на
него:

— Мало быть красивой.

— Но я ведь красивый, ты сам говорил.

— Это другое, — его голос звучит уверенно, но Тэхён-то понятия не имеет, что
это значит.

— Потому что тебе хорошо со мной? Поэтому другое?

В ответ Чонгук спокойно кивает, и Тэхён кусает губы, а потом ярко-ярко

улыбается, просовывая руки под пиджак. Так же нагло целует, потому что стал
совсем бесстрашным. Он столько себе разрешает, становится смелым, потому
что видит, что позволяют, что не отталкивают, а принимают. И только в
банкетном зале Чонгук просит не вешаться ему на шею, потому что люди,
потому что репутация, думает Тэхён.

А потом, сидя за барной стойкой и строя глазки капитану, вспоминает танец и

то, что тот плевать хотел на репутацию. С ним можно заигрывать, можно не
бояться, что оттолкнут публично, у всех на глазах. Чонгук просто соблюдает
правила приличия.

— Я имею право на выпивку, — хмурится Тэхён на Юнги, когда тот отказывается

мешать ему коктейль, а бармену и весело, он переглядывается с усмехающимся
капитаном.

— Документы есть? — Мин вскидывает брови, а Тэхён щурится.

— Мне двадцать пять, и ты об этом знаешь.

— Твой ментальный возраст – десять. Я детей не спаиваю, звезда моя.

— Но Чонгуку-то не десять, — ворчит Тэхён.

— А он и не пьёт.

— Ну пожалуйста, — он упирается локтями в стойку и чуть наклоняется к Юнги,

даже понижает голос: — Другой бармен так вкусно не нальёт, ты же знаешь...
Ты же знаешь, что ты самый лучший бармен? Так вот знай.

— Кэп? — усмехается Мин, кидая на капитана взгляд, а тому и самому весело

наблюдать за этими неловкими уговорами.

— Налей ему, — кивает Чонгук. — Немного.

— Мне много и не надо...

— Смотри как бы его не пришлось ловить по чужим менеджерам, — игнорирует

Юнги Тэхёна и вскидывает на него недобрый взгляд: — Снова.

— Зачем мне чужой менеджер, если у меня целый свой капитан?

100/209
— Зачем-то же он был тебе нужен, — Юнги ставит на стойку пузатый стакан,
принимаясь намешивать Тэхёну яблочную сангрию.

А тот сидит молчком, не желая вспоминать свои обиды на капитана и все его
слова. Тогда было очень тяжело, потому что было много мыслей о доме и об
Уильяме, а сейчас немного легче. Сейчас есть, в ком забыться. Пускай это
нечестно по отношению к Чонгуку, но Тэхён ведь всё равно искренний с ним,
настоящий, такой, какой есть на самом деле. С влюбленным и немного пьяным
взглядом к завершению их банкета.

Тэхён и правда выпил немного, всего один стакан, и в том почти не было
алкоголя, но голова всё равно стала легче. Тяжелые мысли ушли, он просто
отдыхал: болтал с Чонгуком и Юнги о всяком разном, даже уговорил капитана
попробовать свой коктейль. А тому этот глоток как слону дробина, и вообще ему
пить нельзя. Не положено, особенно при гостях.

А Тэхёну эти гости уже и надоели, он целоваться хочет, а на людях это делать
неприлично. И всё равно чешется всем показать, что его это человек. Не
навсегда, конечно, но хотя бы на время путешествия. Вот этот вот мужчина,
уводящий его под руку из банкетного зала, непокорный как море; на первый
взгляд, холодный как ночное небо, но стоит только прикоснуться... Стоит только
двери капитанской каюты закрыться, Тэхён целует, как хотел: горячо и мокро,
вытаскивая рубашку из-под ремня брюк.

Он не ждёт от капитана нежностей, не ждёт, что сейчас на него набросятся,

возьмут, потому что он такой откровенный и сам просится. Тэхён всего лишь
целует, гуляя руками по голой коже, всего лишь хочет немного ласки, ему
сейчас даже секс не нужен, но если Чонгуку надо... Тэхён-то готов ему себя
отдать, только вот капитан почему-то не берёт. Только отвечает на поцелуи, а
потом гладит щёки пальцами и смотрит прямо в глаза. Он постоянно в них
смотрит вот так, как будто это что-то значит, Тэхён давно заметил. Знать бы
ещё, что капитан в них видит...

— Я хочу в душ, — хрипит Тэхён. — С тобой хочу. Знаешь, это вообще очень
экономный вариант. Я же видел резервуары, они не бесконечные, ты – капитан,
сам должен это понимать. И раз ты главный, значит, долж...

Тэхёна впечатывают в дверь, затыкают поцелуем, выбивая весь воздух из

лёгких, вытряхивают из него все сомнения в том, что он навязывается. Чонгук-то
не врал, он и правда хочет, он совсем не против, а Тэхён весь дрожит и тяжело
дышит, когда чужие губы гуляют по его шее. Когда его вжимают в дверь всем
своим телом, ласкают языком нежную кожу, пока его собственные пальцы
порхают над пуговицами капитанской рубашки. А там нетерпеливо находят
ремень и ширинку, впопыхах расстегивают, в то время как бедро Чонгука
вжимается Тэхёну между ног.

Дыхание совсем сбивается, а дрожащие пальцы ныряют в штаны капитана,

обхватывают член, принимаются ласкать. Тэхён в руках Чонгука тает и снова
чуть-чуть влюбляется. И в жаркие поцелуи, рассыпанные по коже, и в руки,
крепко держащие его у двери, и в это взаимное желание получить
удовольствие. Получить его не с кем-то другим, не только для того, чтобы
удовлетворить тело, а чтобы удовлетворить и пьяную душу. Тэхён давно хотел,
чтобы с капитаном у них было вот так, чтобы его можно было касаться как
101/209
угодно, где угодно, чтобы ему нравилось, чтобы он тоже горел.

А Чонгук, как и говорил, не железный и не фригидный, Тэхён чувствует,

насколько привлекает его физически: капитан его почти ест, впивается
болезненными поцелуями то тут, то там; хрипло и горячо дышит, лаская Тэхёна
бедром. У того искры перед глазами, потому что такое впервые, чтобы он
занимался почти петтингом со взрослым мужчиной, чтобы настолько остро
чувствовал, как чужие губы впиваются в его шею, как будто... Нет-нет, капитан
не стал бы поступать с ним таким образом, но поцелуй-то болит, и горит, и
жжется... Ему засос оставили! Вот так нагло, зная, что вся команда уже знает о
них, что на Тэхёна будут смотреть, о нём могут и шептаться, люди ведь не
слепые!

И он ничего не может с собой поделать, ему нравится, его рука у Чонгука в

штанах, под пальцами вздутые вены, горячая, нежная кожа. Где-то на шее
метка, которую даже Тэхён считает больше подростковой забавой, такого ведь
совсем не ждёшь от капитана. А тот давит бедром между ног, отчего Тэхён
шипит и стонет, пальцами свободной руки впиваясь в брюки, притягивая к себе,
чтобы ближе, чтобы больнее, чтобы быстрее. И ему не стыдно кончить себе в
штаны, будучи зажатым между дверью и – пока что! – его мужчиной, который не
даёт застонать, впиваясь в губы поцелуем. Его пальцы зарываются в волосы,
держат крепко, Тэхён даже пошевелиться не может, выбившись из сил. Он
отдаёт себя, целует в ответ, не думая о боли, о той грубости, с какой Чонгук его
держит, не отпускает, даже когда кончает Тэхёну в руку.

Его дыхание сбилось, нужны силы, чтобы прийти в себя, и только когда капитан
целует напоследок, а потом совсем отпускает Тэхёна, тот чувствует, как ноет
всё тело. Как обжигают следы поцелуев, что ноги почти не держат, что в
Чонгуке много силы, которую он не может контролировать. С Тэхёном стоит
быть нежнее, но он не жалуется, ни о чём не говорит, хотел душ вместе –
получает. А там уже всё по-другому, никакой грубости, никакой боли. Мягкие
поцелуи в искусанные губы, совсем легкие касания к оставленному засосу, как
будто Чонгук и сам не понял, как так вышло, как будто уже успел об этом
пожалеть. Он лишь хмурится и сам мажет синяк, пока Тэхён сидит на постели
уже с мокрыми волосами, откинув голову набок и зажав ладони между
коленями.

Сегодня он устал, но ему было хорошо. И капитан свои ошибки понимает, видит
по чужому поведению, что всё должно было быть немного иначе. Но ведь
предупреждал: их желания отличаются. Тэхёну нужна любовь и забота,
капитану – разрядка и отдых. И всё же англичанином он пользоваться не
намерен, всего лишь берет то, что ему сами дают, добровольно, и даже Тэхён
это понимает, не расстраивается.

Не думает о скором расставании, о разности мотивов, ему просто нравится

человек. Он так же просто укладывается у него под боком, остается таким же
нежным и ласковым, как будто учит, каким надо быть, но на самом деле нет.
Ничему он не учит, ничего не требует, наслаждается тем, что у него есть сейчас,
ведь даже этого могло бы и не быть. Ему с капитаном хорошо – это главное. А уж
разность их характеров он сможет пережить, всё-таки не в первый раз.

Хотя такое, наверное, в первый... Ну а в первый раз вообще всегда больно, а

второго и не будет. Второго Тэхёну и не надо, ведь если не получится с
капитаном, со вторым самым одиноким в мире человеком, то не получится уже
102/209
ни с кем. Ни с кем уже даже и не захочется, не останется сил, так что если не
моряк, то пускай это будет одиночество. Тэхён всё для себя решил.

И удобнее устраиваясь рядом с Чонгуком, забирая всё его тепло, которое он сам
никогда не отдает, ему хочется, чтобы всё-таки это был моряк...

Одиночество ведь никогда не приложится губами к его макушке перед сном.

*****

Взгляд Чонгука ненароком падает на спящего в его постели Тэхёна, скользит по

растрепавшимся волосам, по спине, скрытой его же футболкой, по ягодицам,
обтянутым бельем, плавно переходит к ногам. А ему любоваться, вообще-то,
некогда.

Отточенными движениями, уже на автомате капитан застегивает пуговицы

рубашки, а там и запонки, которые вчера были расстёгнуты Тэхёном.
Накидывает на плечи форменный пиджак, а лицо хмурое, все мысли о том, что
постель давно пахнет не только им одним.

Уже неделю он делит её с Тэхёном, с которым провел все выходные в Суве, а

сегодня отплыв, сегодня снова в путь, пока англичанин видит сладкие сны,
обнимаясь с одеялом. На бедре виднеется небольшой синяк, почти сошёл, как и
тот, что был на шее. Чонгук очень старается не переусердствовать, вечерами
сжимая Тэхёна в своих руках. Пытается быть осмотрительным, не дурить и не
оставлять следов, а скользнувшую мысль о том, что смотреть на оставленные им
же отметины – приятно, подавляет, не давая ей и шанса. Капитан-то,
оказывается, собственник и очень жаден до внимания. А какое превосходство он
испытывал, наблюдая за лицом младшего менеджера, когда тот заметил синюю
отметину у Тэхёна на шее... Но так нельзя. Это неправильно и глупо, потому что
Чонгук сам даёт Тэхёну надежду. Зачем-то позволяет ему без спроса
вламываться к себе в каюту, спать в одной постели, горячо целовать, ласкать
себя под одеялом, в кромешной темноте, как будто ему не тридцать, а
шестнадцать. Отрицать глупо, но и соглашаться не хочется – нравится.

Англичанин ему нравится.

И спать с ним в одной кровати, и проводить вечера на пляже в обоюдном

молчании или под его глупые разговоры, и то, каким гордым и радостным он
ходит, давая всем знать, что капитан – его. Тэхён им восхищается, особенно
когда видит за работой, интересуется, чем тот занят, просит рассказать, хоть
ничего и не понимает. Последний раз даже нагло забрался к капитану на колени
с пачкой сока в руке, жевал трубочку и требовал объяснить, что это за отчет
такой по ремонту и на кой хрен он вообще нужен. Чонгук, тяжело вздохнув,
объяснил.

Сейчас он вздыхает больше раздражённо, потому что телефон Тэхёна на

тумбочке не перестаёт вибрировать. Время – половина шестого утра, кто ему
вообще может названивать? Лезть в это Чонгук не станет, он безразлично
читает номер контакта, высветившегося на дисплее: «Уильям». Какой-то Уильям.

Звонок сбрасывается, а у Тэхёна на обоях – море и Аструм, которые он

103/209
запечатлел во время их прогулки. Чонгук даже усмехается. Не любит этот
англичанин море, ага, как же. Первым же к нему всегда бежит.

Телефон снова вибрирует, и капитан больше не улыбается. Без спроса берёт

мобильный, внаглую открывает входящие сообщения, зная, что у Тэхёна нет
привычки прятать что-либо за паролями. Он всегда и сам расскажет, и покажет,
и вообще пользуйся – не хочу. То есть и скрывать ему нечего, он для капитана
всегда как на ладони, а тут сообщение от какого-то Уильяма, и о том, что он
скучает, и возвращается в Портсмут, и надеется встретиться, понял, что не
может без и не хочет вот так расставаться.

Чонгук хмурит брови, кидая взгляд на спящего Тэхёна, а палец сам жмет на
кнопку удаления и блокировки контакта. Молча уходит, оставляя телефон на
месте, как ему кажется, совсем не злится, но голова всё равно отчего-то болит,
лоб по-прежнему хмурый, даже старпом косится на него. Тому приходится
встречать пассажиров одному, Чонгук не стал, хоть и собранный, спокойный, но
взгляд... Взгляд страшный.

Тэхён этого сначала не замечает, когда приходит вечером на мостик. Капитан

тут один, сверлит взглядом горизонт, очень много думает. Не надо было ему
трогать телефон, – мысль весь день на повторе. Тем более не стоило удалять
сообщение, ведь с другой стороны, хорошо, что оно пришло. Разумеется,
хорошо, капитан даже почти что не в ярости. А чего злится – непонятно, сам
ведь предупреждал, что ничего серьёзного и надолго у них быть не может, а тут
внезапно... Совершенно внезапно чувствует, что не хочет... Не хочет, и очень
страшно признаться себе в том, чего именно ему не хочется. Всего одна
неверная мысль, и вся жизнь коту под хвост из-за какого-то человека. Самого
обычного, и ничего особенного в нём нет, совершенно. И никаких нервов он не
стоит.

— У тебя ещё дела? — устало интересуется Тэхён, обнимая капитана со спины,

но тот даже не реагирует. Так и стоит, задумавшись. — Меня сегодня Чимин
спрашивал о доме, сказал, что однажды точно заглянет, как только у него будет
отпуск. Я ему сказал, чтоб он без Юнги не приезжал, а потом подумал про тебя...
У тебя же тоже бывает отпуск, да? — он сцепляет руки у капитана на животе,
трётся щекой о плечо как ласковый кот, а тот режет взглядом океанские
просторы. — Ты мог бы приехать. Просто... в гости. Я был бы рад тебя увидеть.
Или мы придумали бы что-нибудь... Я о том, что... — Тэхён никак не может
решиться, боится. — Какие цветы тебе нравятся? Я бы посадил к твоему приезду.
Ты ведь приехал бы навестить меня?

— Поговори об этом с Уильямом, — а голос – аж по коже мороз.

Тэхён весь замирает, сердце стучит как бешеное, дышать тяжело. Ему же
послышалось?.. Наверняка. Но Чонгук так и стоит, даже не оборачивается, не
пытается, не прикасается, а Тэхён медленно расцепляет руки, делает шаг назад,
хрипит, надеясь, что ему в самом деле почудилось:

— Что?

— Я сказал, — холодно чеканит капитан, — поговори об этом с Уильямом. Ты

расслышал? — он чуть поворачивает голову в сторону Тэхёна, зная, что увидит
на его лице шок, может, удивление, ведь Чонгук и не должен был знать об этом
человеке.
104/209
Но ни шока, ни удивления нет, только какая-то бешеная боль в распахнутых,
влажных глазах. Может быть, от такого ледяного тона, может, от смысла
капитанских слов.

А Тэхён отчего-то чувствует себя так, словно ему влепили смачную пощёчину,
потому что Чонгук смотрит на него совсем не нежно, а как в первый день их
встречи, того и хуже. Тот вскидывает брови, как будто ждёт хоть какой-то
реакции, а что Тэхён может ему сказать?

— Откуда ты...

— Он успел соскучиться за месяц твоего отсутствия, возвращается в Портсмут,

— таким же ровным голосом перебивает Чонгук. — Не хочешь вернуться домой?

И все его слова для Тэхёна – камни. Он не задаётся вопросом, откуда Чонгук
знает, просто почему говорит вот так, да такие вещи... И даже ответить нечего,
выходит только тихое, дрожащим голосом:

— Не хочу...

— А может, стоило бы. Ты подумай.

Тэхён совсем перестает понимать происходящее, пятится к выходу, сдерживает

всю обиду, потому что его просто берут и выгоняют домой, а он и не понимает,
что сделал. И если уж Чонгук знает об Уильяме, то зачем говорит такое, неужели
ему совсем Тэхёна не жаль?

А тот и не может больше ничего сказать, в горле ком, и обижают не столько

слова, сколько холод, злость и раздражение в тоне капитана. Слушать его
неприятно, Тэхён в который раз чувствует себя потерянным, надеется, что
Чонгук скажет хоть что-нибудь. Может, объяснит, ну или хотя бы перестанет
быть таким отстранённым, равнодушным, как будто ему на всё плевать. И ведь
видит, что Тэхёну больно, тот специально не отводит взгляд, но капитану и
правда... Правда совсем всё равно. Он говорит спокойным тоном:

— Я занят, поговорим позже, — и отворачивается, сцепив руки за спиной.

А Тэхёну даже сказать нечего, он и не хочет. На ватных ногах возвращается

именно к себе в каюту, ему кажется, что его нарочно пытались больнее задеть.
Но Тэхён терпит, не срывается, так и сидит на постели неизвестно сколько, в
какой-то прострации. Обиженный, ничего не понимающий, задетый до глубины
души. Уильям – это самое больное, на что можно надавить, это сокровенное,
потому что пускай он поступил как последняя сволочь, но Тэхён-то чувствовать
от этого не перестал. Он уже не любит, но и не ненавидит, не умеет, такой вот
человек.

И капитана он ждёт полночи, пока не понимает, что не придет тот, наверняка

давно спит, значит, и поговорят они завтра. Поэтому и просыпается Тэхён ни
свет ни заря, сначала даже не понимает, где находится, почему один и почему
так холодно. Воспоминания вечера лавиной обрушиваются на сонный, уставший
разум, но Чонгук ведь должен объяснить. Тэхён же должен понять, знать...
Капитану даже рассказать никто не мог, об Уильяме знает только Джин, но тот
не стал бы. В телефоне ни звонков, ни сообщений, так как же?..
105/209
На завтрак Тэхён приходит, чтобы поскорее перестать терзать себя мыслями, в
шесть утра, как положено, с мешками под глазами, потому что спал от силы часа
три, уставший и измученный. Он не успел понять, как их отношения приняли
такой поворот, глобальный, на все сто восемьдесят градусов за пару непонятных
минут. Его внешний вид комментирует лишь Юнги, сообщая, что звезда сегодня
не сияет, а у Тэхёна и нет сил сиять. Капитан окидывает его беглым,
равнодушным взглядом, а когда Тэхён по глупости своей хочет клюнуть его в
щёку, тот легко отклоняется и непонимающе смотрит на него. Тэхён – тоже.

За столом вообще тишина кромешная, ни звука, ни вздоха, ни шороха, а они так

и смотрят друг на друга: один – пытается понять, почему мысли об увиденном
вчера вызывают в нём слепую ярость и раздражение; второй – почему его вот
так внезапно отталкивают у всех на глазах. Почему не хотят поговорить, хотя бы
объяснить причину, капитан ведёт себя как самый настоящий эгоист, ведь
знает, прекрасно осознает, что Тэхёну происходящее переживать тяжело.
Чонгук видит! Знает, насколько ему больно, ещё и причину знает, но не говорит,
он как будто специально... Словно хочет, чтобы было ещё хуже.

— Хотя бы поговори со мной, — охрипшим от молчания голосом просит Тэхён.

И его не волнует то, что все на них смотрят и греют уши, и что выяснять
отношения на людях вообще неприлично.

— Поговорим позже, — Чонгук даже не пытается смягчить тон, и ему явно не

нравится происходящее.

А кому оно нравится? Тэхён даже не ест, с отвращением смотрит на свои

любимые тосты, морщится от запаха обожаемого клубничного джема. Выпивает
только чай и уходит, ни на кого не глядя. Ему и перед командой стыдно, и перед
самим собой, даже перед капитаном. И в глазах стоят слёзы, потому что он не
понимает, за что именно стыдно-то?! Он ведь никому ничего плохого не делал,
никогда в своей жизни, так почему же с ним обходятся вот так? Без объяснений,
внезапно гонят домой, не хотят просто поговорить и разложить по полочкам
причину такого дебильного поведения! Тэхён от обиды хлопает дверью каюты,
хлюпает носом, он иначе, как дебильным, назвать это и не может. Капитан
совсем крышей поехал... Пускай не рассказывает о том, что чувствует, пускай
скрывает прошлое сколько угодно, пускай вообще ничего о себе не говорит, но
так... так ведь нельзя! Тэхён – живой человек, у него чертовы чувства, которых
раз в двести больше, чем у этой деревяхи! У него всё болит!

Потому что и такое уже было: и отстранённость, и глупые ссоры на пустом

месте, и желание держать подальше. Пускай не настолько явно, но было. А
после этого Уильям притащил невесту, даже не девушку, не возлюбленную, а ту,
с которой собрался связать свою жизнь. Боялся сказать о том, что влюбился в
другую, вот и всё. И всё!

Тэхён же парень, он поймёт. Его не так жалко. А он этого до смерти боится. Он

сидит на полу у двери, уставившись невидимым взглядом в иллюминатор и
молча глотает слёзы, потому что и сейчас тоже страшно. Капитан не так давно
шутил о том, что бабник, и что его уже можно начинать ревновать, и Тэхён
немного напрягся, но всё равно было смешно. Немного. А сейчас не смешно.
Совсем.

106/209
Тэхён доверял, уходил на целый день в город, один, давая от себя свободы,
думал, что так будет лучше, а капитан...

Вдруг капитан уже влюбился? Вдруг просто нашёл причину покончить со всем
этим как можно скорее?..

И ладно, если бы такое было впервые, но Тэхён-то это уже переживал. Проходил
через все эти ситуации, эти чувства, с ним снова рвут. И это ничем не
отличается от прошлого. То совсем не хочет отпускать, доказывает, что нельзя
быть вот таким, наивным и добрым, нельзя идти следом. И чего уже лить слёзы?

Чонгук с ним мил не будет. Какой там мил, если он и говорить отказывается? А
Уильям-то тоже отказывался, злился, потому что ему было страшно, потому что
боялся. Говорить им всем страшно, а делать больно почему-то ни одному.
Правильно расставленные приоритеты, наверное. Тэхён в конце любого списка,
но самое обидное... Самое! Никаких объяснений. А потом его что, снова ткнут
лицом в проблему по факту?

Как же он всё-таки задолбался с этими глупыми мужиками. Прям от всей души,

но надеяться, что Чонгук придёт и хотя бы объяснит, перестать не может.
Вытирает сопли, слёзы, с достоинством ждёт, пока в дверь постучат. А может и
не с достоинством, завернувшись в покрывало и уставившись взглядом в стену.
Нет, его не могли вот так глупо бросить, он точно не сделал ничего плохого, а
Уильям... Это же прошлое. Почему капитан вообще так сильно злится?

И Тэхён ждёт, но Чонгук не появляется ни в обед, ни вечером, ни после отбоя. А

Тэхён весь день только ради него в каюте и просидел. Надо было ждать в его... К
себе-то он точно спать пришел бы.

Тэхён прямо так, посреди ночи, зареванный, опухший выползает из кровати и

идет к капитану. Дергает ручку, а дверь-то закрыта... И на душе снова так
погано, потому что Чонгук от него ещё никогда не закрывался. Он вообще
сейчас очень глупо поступает, специально прячется, а Тэхён мучается, терзает
себя, пытаясь вспомнить, что и когда говорил. Вспомнить, когда упоминал
Уильяма, вспомнить, чем мог задеть, что мог не так сказать, но не может.

Чонгук наверняка знает, что он здесь, за дверью, Тэхён совсем не тихо

приложился к ней лбом. Так и постоял, держась за ручку, понял, что сегодня не
пустят.

С ним говорить не хотят.

Какой же капитан всё-таки дурак. Тэхён, наверное, тоже, раз уходит к себе и
совсем перестает попадаться ему на глаза. Мучает себя мыслями, но дает
Чонгуку время на... что? Ни на что. Тэхёну просто очень страшно снова
столкнуться с ним взглядами, да и вообще неприятно получить за просто так.

Так с ним даже Уильям не поступал.

С ним вот так, как поступает капитан, ещё вообще никто не поступал. Но всё
так, как Тэхён и думал: впервые – это ведь всегда больно. Потом, наверное,
легче.

Это «потом» почему-то не наступает. Ни тем же вечером, ни на следующий день,

107/209
ни спустя неделю. Аструм в порту Окленда, а Тэхён – на пляже. И за эти дни,
стоило ему обрести смелость для разговора с капитаном, тот даже слушать не
хотел. Злился почему-то. А Тэхён так устал...

Он ещё недавно был рад, что у них отношения пошли на лад, что Чонгук
оттаивает, отвечает взаимностью. Он даже мечтал, что тот не захочет
расстаться навсегда, а сейчас... А сейчас они не говорили уже целую неделю,
Тэхён уже всю голову сломал, все нервы себе вытрепал, теперь вот сидит и
понимает, что, наверное, проблема всё-таки не в нём. Не бывает так, что
сегодня всё хорошо, а завтра на ровном месте тебя отталкивает человек. Просто
потому, что ему так захотелось. Ничего не объясняет, вычёркивает тебя из своей
жизни, не волнуется, не справляется о твоем моральном состоянии. А состояние
у Тэхёна фиговое.

Он больше не плачет. Просто очень устал, и под ребрами постоянно ноет. Знает,
что он тут не при чём, но винить себя не перестаёт. За всё подряд. За то, что
бегал хвостиком, задавал вопросы, постоянно болтал, таскал на прогулки,
засыпал безделушками, жадно забирал себе всё тепло. Может, капитана это
задолбало, вот и нашел причину распрощаться. Иных вариантов у Тэхёна нет.

Он-то не знает, что капитан ненавидит себя за то, что делает. Стиснув зубы,
прячется от света, от собственных чувств, от этой идиотской ревности. Он
никогда не ревновал, никого и ни к кому, а тут вот так, чтобы вся злость разом,
волной на одного человека, который и не виноват в его заморочках. Чонгук по-
хорошему разойтись хотел, на эмоциях сперва решил, что с ним изменяют, уже
позже всё обмозговал.

Сидел вечерами за рабочим столом, вертел в руках безделушку в виде

звёздочки, подаренную Тэхёном. Сначала казалось, что поступок правильный:
расстаться, ничего не объясняя, да и что капитан бы сказал? Начал бы задавать
вопросы, интересоваться личной жизнью? Он от этого бежит.

Бежал.

Крутил сообщение в голове, начал понимать то, чего не хочет. Всячески

старался забыть, выбросить эти мысли, пытаясь не чувствовать себя настолько
виноватым, но уже знал точно: Тэхёна хотели вернуть. Уильям. Какой-то там
Уильям, который жалел о том, что они так расстались, увидеться хотел, а Чонгук
со злости по-человечески забыл... Не подумал, что Тэхён уже больше месяца в
море, с ним, и перед глазами всплыли все моменты, когда он говорил о доме, об
Англии, и взгляд был такой... Усталый, болезненный. Такой же, как когда Чонгук
его выгнал, сославшись на занятость.

Не надо плохо про него думать, он и сам понимает, что творит. Что скорее всего
очень сильно ранит человека, но объясниться он не мог. Стоило подумать, как
тут же вспыхивала злость и эта поганая ревность. И было очень просто взять и
вот так эгоистично со всем покончить, ведь это легко, просто отказаться от
человека, стать для него сволочью, только вот капитан видел, что сволочью его
никто не считает. Тэхён ждал. Возможно, ждёт до сих пор, не понимает, ходит
без улыбки, осунувшийся, старается не попадаться на глаза. А капитан откуда
это знает? А он искал. Искал взглядом, надеялся, что Тэхён как-нибудь всё это
переживет, что всё не так уж страшно, устаканится, это бы всё равно произошло
однажды, так чего тянуть?

108/209
Чонгук вырисовывает пальцем углы звезды, хмурится, замечая написанную
маркером букву «Т».

Ничего у них не устаканится, ни Тэхён без него не хочет, ни сам он... И как же
тяжело признаваться даже самому себе! Он неделю спал один, а постель-то
помнит запах его морского, светлого, тёплого. Без него существовать возможно,
но почему-то очень тяжело, как будто с Тэхёном можно было заглянуть в
будущее. Как будто оно с англичанином у капитана хотя бы было.

Его бы ждали в этой дурацкой Англии, в домике с садом, где растут яблони и
ирисы, где живёт человек, сломавший Чонгуку жизнь.

Да, Тэхён её сломал. Ворвался ураганом, разнёс всё в пух и прах, устроил по-
своему, согрел, а потом по глупости капитана исчез. Стало холодно, тоскливо,
просто максимально погано, неуютно, даже признаться себе не стыдно в том,
что сам он – идиот. Конкретный такой пень, и человеку, который изо всех сил к
нему тянется, делает плохо и самому себе делает ещё хуже. Потому что кому он
ещё нужен будет? За таких хвататься надо, а Чонгук вот сидит, разглядывает
эту идиотскую звезду, у которой пятая сторона света указывает на Тэхёна.
Капитан со злостью отбрасывает брелок на стол, устало трет нахмурившийся
лоб. Взгляд непроизвольно падает на постель, в ней кое-кого не хватает. А стоит
сейчас представить, вспомнить потускневший взгляд голубых глаз, тут хоть
волком вой. Подонок, мерзавец и мудак – это всё про Чонгука, он знает, сам себя
так величает.

Потому что заслужил, потому что уже вторые выходные ему предстоит провести
в позорной тишине и одиночестве. Точнее, предстояло. Он себя очень ненавидит
за то, что сейчас делает. Поднимается со стула, кидает злобный взгляд на
пустую постель и идет искать. Всё того же Тэхёна.

Наверное, легче все волосы на голове выдрать, чем признаться себе в том, что
прикипел. Что без этого англичанина ничего не хочется, это теперь уже
проверено временем, что море стоит поперёк горла, а звёздный звон оглушает,
его невозможно слушать в одиночестве. А раньше нравилось, раньше было
хорошо. Сейчас уже не так как раньше, капитан это понял, лишь натворив
всяких глупостей. И он знает, как их исправить не потому, что внезапно
изменился, а потому, что Тэхён – хороший человек.

И тут уже надо решать окончательно: либо оставлять всё как есть, либо хватать
и больше не отдавать. Мучить ещё больше сразу двоих это совсем уж мерзко.

Хватать не получается, потому что в каюте Тэхёна нет, там только его кокон из
одеял, да и сначала надо нормально поговорить с ним, объясниться. Сказать
что-нибудь человеческое, там уже решать, что делать дальше. Чонгук вообще
не знает, какими путями Тэхён начал ходить, лишь бы не попадаться ему на
глаза, но нос лайнера всё равно проверяет, а с него уже и замечает человека,
сидящего на пляже, у самого океана. Белая макушка, которую видно даже в
темноте, сгорбившаяся спина, а на пляже, вообще-то, ветер. Только один дурак
попрется гулять в непогоду. Кажется, это его дурак.

Чонгук никуда не торопится, но чем ближе он подходит, тем больше чувствует

себя глупым подростком, закатившим истерику на ровном месте, не
разобравшись в ситуации до конца, погорячившись. И откуда в нем этот
юношеский максимализм в тридцать-то лет? Откуда такая стойкая уверенность
109/209
в том, что по одиночке им будет лучше, чем вместе?

Ему перед Тэхёном вообще впервые стыдно. Казалось, на такие чувства давно
не способен, а стоит увидеть его вблизи, так хочется зарыться головой в песок.
Он человека морил молчанием, и к чему это привело? Тот даже не реагирует,
стоит капитану сесть рядом, он как будто ждал. А Чонгук и не знает с чего
начать, что объяснить или какой вопрос задать, он в болтовне полный профан,
это всегда хорошо получалось только у одного Тэхёна. Он умеет говорить за
двоих.

— Что я тебе сделал? — первым говорит Тэхён, и голос его устрашающе

бесцветный. Он смотрит куда-то вдаль, а капитан только на него. — Ты просто...
скажи хотя бы, что именно я сделал не так. Даже объяснять не надо, я пойму.

— Ты ничего не делал, — хмурится Чонгук, а Тэхён медленно переводит на него

взгляд.

Очень усталый, как будто он всю эту неделю и не спал.

— Ты издеваешься надо мной? — хрипит он.

— Кто такой Уильям? — для начала интересуется Чонгук, чтобы узнать

наверняка, насколько он дурак.

Тэхён и так не светился, а тут совсем мрачнеет.

— Я от него сбежал.

— Я знаю, что ты меня простишь, — тут же заявляет капитан без доли сомнений,
а у Тэхёна слёзы на глаза наворачиваются.

Ну как можно быть таким? Так долго отталкивать, а потом приходить, как ни в
чем не бывало, уверенным в том, что Тэхён примет его обратно? Да где же в
этом мире справедливость?!

— Давай ты не будешь просить прощения? Пожалуйста, — голос у Тэхёна

дрожит. — Я больше не хочу...

— Я прочел сообщение, которое он прислал, — уверенно кается капитан. —

Прочёл. Удалил.

Тэхён переваривает его слова целую вечность, на его лице сменяются эмоции,
он наконец выглядит самим собой: потерянным мальчиком, с широко
распахнутыми глазами и душой, за которой капитан вернулся. Поступок гнусный
и низкий, он сам это понимает, Чонгук ведь не дурак. Признает, что было
страшно понимать, что ему нужен человек. До сих пор страшно, особенно
думать, что сейчас его морской после этой выходки скажет, что устал, что
больше так не хочет. От этого сердце в пятках. У капитана!

Он боится. Впервые в жизни. Своего первого шторма так не боялся, а человека

терять до трясучки не хочет, понимает это только сейчас, глядя на него.

— И что потом? — спустя целую вечность спрашивает Тэхён.

110/209
— Разозлился.

— На меня?.. — Чонгук в ответ хмуро кивает. — Настолько сильно разозлился?

— На себя я тоже злился.

— Почему?

А капитану очень тяжело говорить о том, что он чувствует, зато он может

протянуть руку, коснуться щеки, заглянуть в глаза. Тэхён и сам видит, кажется,
начинает понимать, почему. Капитан что...

— Влюбился? — а глаза снова светятся, как раньше, в них мерцают звёзды.

Он почти не дышит, глядит на Чонгука, не моргая, ведь не думал, даже не

догадывался, что сумеет покорить по-настоящему. Что его боялись принимать,
потому и отталкивали. А капитану это слово ой как не нравится, он скорее
притёрся, прикипел, привык. Он к Тэхёну что-нибудь «при», но вряд ли уж
влюбился. Зачем говорить такие громкие, ужасающие вещи?

— Ты хоть знаешь, что со мной было, пока ты молчал? — и голос дрожит, и

звёзды в глазах дрожат. — Я столько ждал, пока ты придёшь и хоть что-нибудь
скажешь, а ты просто... Правда удалил? Ревнуешь?.. А я приходил к тебе, —
признается Тэхён, но Чонгук и так это знает. — Стоял под дверью и плакал.

Капитан кивает головой, указывая сесть к себе, чтобы наконец обнять,

подержать Тэхёна в руках, а тот так проникновенно смотрит и просит:

— Позови меня. К себе.

Чонгук сначала даже теряется, его никогда не надо было об этом просить, но
стоит произнести негромкое: «Иди сюда», — Тэхён плаксиво шмыгает носом и
ползёт. По песку, на коленках, усаживается капитану между ног, и его сами
обнимают, без уговоров и просьб, а он весь дрожит. Руки леденющие, ещё и
ветер обдувает мокрые щёки, но Чонгук греет. И его ладони в своих, и его всего
собой, и горячо дышит в висок, вдыхая запах, которым пропиталась и постель.

— Добился своего? — дышит в волосы капитан, а Тэхён плакать так и не

перестал.

Чего ревет сейчас – сам не знает. Наверное, за всё пережитое разом. У него всё
ещё болит, ведь ничего не ясно.

— Чего добился? — сипит он, вытирая слёзы с щёк, но в руках капитана так
тепло, что те сами льются водопадом.

— Хочу тебя в свою постель. Вот чего.

— Ты и так хотел, — он непонимающе шмыгает носом.

— Не так хочу, — Чонгук даже глаза прикрывает, впервые признается в таких

серьёзных вещах: — Просто проснуться с тобой утром.

У Тэхёна от его слов мурашки по коже.

111/209
— А Англия?

— До неё дожить надо.

— Я с тобой не проснусь, — так и шмыгает носом Тэхён, а у капитана внутри всё

холодеет.

— Не хочешь?

— Не хочу, — и он так просто об этом говорит. — Ты встаешь в пять утра, я что,

совсем дурак, по-твоему?

Чонгука пробирает нервный смех, но пока Тэхён поблизости, пока капитан

рядом и может влиять на его настроение, то всё нормально. И остаётся только
благодарить Тэхёна, или его родителей, или каких-то богов за то, что он вот
такой, мягкий, добрый и сострадает каждой побитой собаке. Понял, что
капитану тяжело, хоть такое поведение было и нечестным по отношению к нему.
Понял и принял, простил, и вернется в капитанскую постель, будет греть и
нежничать.

Чонгуку менять свою жизнь очень страшно, но об этом пока что речь и не идёт.
Они что-нибудь придумают, может, он и правда навестит Тэхёна в Портсмуте
однажды. Капитан даже уточняет, что за персонаж этот Уильям, и чего он хочет,
и снова в нём просыпается это дурное чувство, из-за которого в груди клокочет,
но слова о том, что у этого Уильяма своя жизнь, и какая-то там невеста, и что
Тэхён совсем по нему не скучает и совсем к нему не хочет, очень успокаивают.

— Не делай больше так. Никогда, — просит Тэхён, продолжая лить слёзы. — Ты

не представляешь, что я чувствовал.

Капитан-то как раз-таки представляет, поэтому и пришёл. Знает, что мучил.

— Ты, конечно, предупреждал, что с тобой будет плохо, — вспоминает Тэхён. —

Но я совсем не думал, что плохо может быть настолько... Я даже спать не мог,
думал, что сделал не так, во всём себя винил. Ты мог просто сказать.

— Не мог, — хмурясь, говорит капитан куда-то в волосы.

— Ты не меня бойся, — хрипит он, — а упущенных возможностей. Ты вот

спрашивал, почему я делаю то, чего боюсь. Я делаю это, потому что другого
шанса у меня может и не быть. Где бы я ещё увидел столько бабочек, спустился
на плоту по реке, когда бы прыгнул с обрыва и покормил гигантских черепах? И
я знаю, что если не сделаю этого, когда у меня есть возможность, то буду всю
жизнь об этом жалеть. Не мне тебя учить, — Тэхён снова шмыгает носом, — но
то, чего ты сильнее всего боишься, стоит делать в первую очередь. Остальное
будет казаться мелочью.

— Мне жаль, — шепчет Чонгук, а Тэхён смеется:

— Мне тоже очень жаль. Я собирался вернуться домой, думал, что больше не
вынесу...

— Не возвращайся, — капитан крепче сжимает Тэхёна в руках, сверля хмурым

112/209
взглядом горизонт.

— Не отпускаешь?

— Не отпускаю.

Чонгук не видит, как Тэхён улыбается, вытирая слёзы с щёк. Хрипит:

— А что дальше?

— А чего ты хочешь?

— Не задавай мне таких вопросов, я же всю нашу жизнь распланировал в тот же

день, как тебя увидел...

— И какая она? — задумчиво интересуется капитан, а у Тэхёна глаза и щёки

блестят от слёз, но он улыбается:

— Хорошая. Только ты правда... никогда больше так не делай. Лучше выскажи

мне всё, но не прячься. Что хочешь говори, я всё стерплю.

У Чонгука от его слов что-то предательски заныло в груди, потому что Тэхён
говорит спокойно, потому что, должно быть, привык к такому отношению. За
него болит. За свою глупость и необоснованную ревность – тоже. Капитан
самому себе обещает: больше так не срываться, не рубить вот так с плеча без
объяснений. Поступок низкий.

Тэхён все плохие чувства и слова, извергнутые в его адрес, поглощает и

превращает их в тепло и свет. Пропускает негатив через себя, находит силы
оставаться открытым и ярким, но даже у него бывают очень плохие дни.
Кажется, он даже схуднул за прошедшую неделю, пока капитан его не обнимал,
зато как он улыбается сейчас. И говорит, что устал как собака и голодный как
волк, и ластится, и совсем всё простил, и целует своими холодными,
искусанными губами.

— Пожалуйста, не делай мне больно, — шепчет он снова, как уже шептал

однажды, крепко обнимая Чонгука за шею. — Ты же мне очень нравишься,
потому что ты всё равно хороший человек для меня, и я хочу, чтоб если не
навсегда, то хотя бы надолго. Даже если это надолго закончится через два с
половиной месяца. Понимаешь?

Капитан понимает. И обнимает, и прижимает к себе, греет замёрзшего,

зареванного, всего в песке, а небо заволокло черными тучами. Скоро дождь,
вдалеке уже сверкают молнии и слышится гром, но их он не застанет, потому
что Чонгук в который раз уводит Тэхёна с пляжа. Сейчас снова к себе в каюту,
отогревает его в душе, не забывая много и горячо целовать, а потом укладывает
в свою постель. И это кажется правильным, как будто место рядом пустовало
для какого-нибудь англичанина, уж слишком идеально он вписывается. И лежит
удобно, перебирая пальцы капитана, и волосами щекочет грудь, и тихо дышит, и
молчит, а на губах – усталая, вымученная улыбка. Ему было в сто крат больнее,
но он всё равно простил... Даёт чёрт знает какой по счету шанс, хотя никаких
гарантий того, что у него с капитаном всё будет, и нет.

Он тихо засыпает, спутав свои пальцы с капитанскими, но вздрагивает и

113/209
распахивает глаза, когда слышит гром. По палубе тарабанит дождь, а Тэхён
снова засыпает, плотнее прижимаясь к капитану. И лежать с ним вот так –
хорошо. Как будто Чонгук дома, как будто он уже сделал самое страшное –
забрал себе человека, взял над ним ответственность, и теперь все остальные
трудности кажутся мелочью.

Может быть, у них что-нибудь и будет хорошо. Если не всё, то какая-то часть из
этого обязательно, потому что под ребрами-то больше не трещит. Походу
оттаяло. Теперь там горит, а то, что горит, само тянется к англичанину. Как
будто все чувства, само тело сговорились против Чонгука. И пальцы перебирают
светлые волосы, и ладонь скользит по спине, обтянутой капитанской футболкой,
и задирает, касается кожи, мягкой.

И Тэхён вот тут, рядом, но капитан до сих пор чувствует вину, потому что был
неправ. Он бы на месте Тэхёна никогда за такое не простил. Поступи так с ним,
он бы вычеркнул, забыл, может быть, даже возненавидел, но англичанин не
такой. Он ещё и пожалеть умудрился. Точно странный. Но как же Чонгук ему за
это благодарен. Его осталось только удержать. Он так и держит спящего Тэхёна
за руку, пальцы Чонгука расслабленно скользят туда и обратно между его, как
будто он присматривается. А выглядит это и правда не так уж плохо, особенно
пока Тэхён спит, не подозревая, какие интересные мысли думаются в чужой
голове. Ему бы понравились, а капитану вот не нравятся, но сейчас с ними
можно только смириться.

Что-нибудь у них точно получится. Даже если капитану придется тысячу раз
переступить через себя, потому что так с Тэхёном поступать больше нельзя. Его
надо было либо бросать окончательно, либо так же окончательно хватать. Ну,
вот капитан и схватил, и у них это пока что надолго.

Даже если, как и сказал Тэхён, это «надолго» закончится через два с половиной
месяца.

114/209
8. Настоящие глупости

«Когда любишь, то такое богатство открываешь в себе, столько нежности,

ласковости, даже не верится, что так умеешь любить».

Тэхён спал очень беспокойно, он даже проснулся раньше Чонгука – часы

показывали половину пятого. Так и лежал, гуляя пальцами по животу капитана,
тот даже во сне хмурился, а когда проснулся, то решил, что проспал всё к
чёртовой матери. Тэхён-то никогда в такую рань не подрывается.

Но тот тыкал пальцем в часы, нескромно хвастался, что встал на целых полчаса
раньше, даже выспался. В нём столько бодрости, сколько не было за
прошедшую неделю! Только вот сомнения и страхи, к сожалению, не остаются
позади. Тэхён и улыбается осторожно, немного боязно, и капитана старается
касаться лишь при необходимости, и не открывает рот лишний раз, кусает губы,
не хочет сказать что-нибудь не то. А что вообще то? Он понятия не имеет, как
ему теперь себя вести. Вроде, пообещали не отпускать, вроде как, влюбились, а
Тэхён почему-то всё равно нервничает и старается не раздражать. Он за эту
неделю очень устал, на доверие не то чтобы остались силы.

И капитан видит его немного скверное настроение, замечает, что англичанин

осторожничает, вообще ведёт себя очень сдержанно. И глаза прячет, и впервые
настолько несмело целует, даже его прикосновения какие-то... странные. Он
весь зажался, и в этом его даже не обвинишь, потому что не виноват. Капитан
только сейчас понял: с каждым конфликтом Тэхён всё больше уходит в себя,
становится осмотрительным, боится сболтнуть лишнего, а сейчас совсем
закрылся. Вроде, улыбается, когда они идут завтракать, но в улыбку эту как-то
не верится.

И погода в Окленде совсем дурная – колючий ветер и дождь, – а им сегодня

отправляться в путь. Надо быть настроенным на работу, необходимо быть
собранным, серьёзным, а не получается! Все мысли о том, что Тэхён наотрез
отказывается есть эти свои любимые поджаренные тосты, а при виде джема
вообще морщится и кривится, как будто ему под нос сунули дохлую мышь. Он
наспех перекусывает без особого аппетита, и капитану на него больно смотреть.

Пора бы уже понять: ни одна обида бесследно не проходит. Это вообще самая
благородная почва для сомнений, так что неудивительно, что Тэхён спустя
неделю тишины со стороны капитана вот такой. Замкнутый, молчаливый, время
от времени кидающий на Чонгука неуверенный взгляд. И что с ним таким теперь
делать? Капитан-то не за этим его себе забирал, ему нужен свет и тепло, и все
эти бессмысленные разговоры, и чужая смелость, и наивность, и все его
глупости. Но сейчас, видимо, и правда не заслужил. Доигрался, сам ведь всё
испоганил своими заморочками, а теперь вот сидит и не знает, как быть. Он-то
эгоистично надеялся, что всё будет нормально, ведь не так уж много времени
они провели порознь. Но если уж сам капитан чуть ли на стену не лез спустя
какие-то семь дней, то каково же было Тэхёну?..

Чонгук его за завтраком не трогает, только молча наблюдает, собирается

поймать Тэхёна после отплытия, но и то не получается: океан штормит, волны
115/209
пенятся, дыбятся, природа не на шутку взбушевалась, так что капитан обязан
быть на посту. И только ближе к обеду, когда солнце показывается из-за туч,
лайнер попадает в штиль. Воды успокоились, больше не буянят, и капитан со
спокойной душой доверяет пост старпому. Тот и рад его принять, Чон-то где-то
не здесь. Телом на мостике, прямо посреди хренового шторма, а мысли чёрт-те
знает где – по лицу видно и по взгляду. Однако когда казалось, что капитан
ничего не слышит и не видит перед собой, тот не забывал раздавать указания: и
включить сирену, и связаться с береговой линией, и просить разрешение на
отклонение от курса, чтобы вывести лайнер из бури. А стоило всему
устаканиться, тот ушёл. Выражение его лица так и оставалось бесстрастным все
эти несколько часов, и очень странно видеть человека таким спокойным против
агрессивной природы.

Но стоит Чонгуку застать Тэхёна в своей каюте, среди подушек и одеял, в

которые он завернулся, прячась ото всех, взгляд тут же смягчается. И нет в нём
больше этой безучастности, нет равнодушия, зато есть немного страха. Перед
обычным-то человеком... Капитан, походу, совсем из ума выжил. Он пока
командовал, думал не о тысяче пассажиров на борту, а всего об одном, в своей
каюте. За него вот переживал, за остальных – не очень, потому что его
англичанин единственный, кто любит играть на нервах, любит шариться в
непогоду, и как, скажите, за него не переживать? Он тут такой один – звезда!

Ещё и выглядывает из своего кокона, потому что не ожидал. Точно не думал, что
Чонгук придёт к нему посреди дня, присядет рядом, станет разглядывать. А
Тэхён-то по самый нос замотался в одеяло, только и может, что хлопать глазами,
удивленно глядя на капитана. На фоне белых простыней те ещё насыщенней,
голубей, как будто Тэхён снова... Нет, ну ей-Богу!

Капитан тут же хмурит брови, понимая: плакал. Снова. Как ещё не помер от
обезвоживания с таким-то графиком рыданий? И ясно, чего ревёт – из-за
Чонгука. Тут даже Чонгук это понял, не злится, но недоволен, такая вот
привычка.

— Ты пришёл? — так же удивленно хрипит Тэхён из-под одеяла.

— По мне не видно?

— А как же...

— Намджун за главного.

Тэхён понятливо кивает.

— А ты...

— Я к тебе.

А тут вот англичанин уже не очень понимает: то распахивает глаза, то хмурит

брови, не знает, что сказать. Его удивление такое неподдельное, что Чонгук
даже усмехается. Забавляет его такая реакция, что уж тут поделать?

— Ты ко мне пришёл?..

— Пришёл. Не надо было?

116/209
— Надо, — не очень уверенно звучит в ответ. — Мне одному... нехорошо.

— Вижу уж, — снова хмурится Чонгук.

Он чуть стягивает одеяло с лица Тэхёна, сначала долго смотрит на него, всего
такого тихого, спокойного, непривычно молчаливого, а потом касается щеки.
Гладит кожу пальцем, и Тэхён сам подставляется, хоть и видно по его взгляду,
что не понимает ни черта, даже побаивается такой нежданной нежности.

— Ты ради меня пришёл, правда? — его голос звучит очень недоверчиво, на что
капитан коротко кивает.

Не хотел объясняться, потому что не умеет, но Тэхёну иногда надо озвучить

очевидное:

— Ты уж прости, я не умею быть таким, как тебе надо.

— Да мне не надо... — но тот тут же затыкается, когда замечает серьёзный

взгляд Чонгука. — Ну, может быть, немного. Чтобы хотя бы иногда ты был... Да
это необязательно, в общем-то. Ну правда! Ты же мне любым нравишься, я
привык.

— Чтобы иногда я был каким? — игнорирует его лепет капитан, а Тэхён долго
мнётся, отводит взгляд, но решается:

— Ласковым. Обнимал, целовал. Таким вот.

— А ты обещаешь перестать лить слёзы по поводу и без?

— А ты обещаешь быть рядом до конца круиза? — Тэхён сверлит его взглядом, а

капитан кивает, пожимая плечами.

Обещает, чего уж не обещать-то? Раз взял ответственность, так теперь будет

нести её. Теперь и оправдания чувствам не нужны, можно не волноваться о том,
что даёт Тэхёну надежду. Чонгук ту и себе теперь зачем-то даёт. Очень уж ему
хочется, чтобы англичанин стал самим собой, таким, как прежде. Таким, каким
был, когда они впервые встретились: болтливым, ужасно надоедливым, но
очень-очень тёплым и наивным. Тэхён-то сейчас доверять боится – по взгляду
видно. Страшно, что с человеком может сделать одиночество, капитан о таких
последствиях совсем ведь не думал.

— Мне с тобой и хорошо, и очень плохо, — внезапно признается Тэхён, и пальцы

Чонгука замирают на его щеке. — Но ты ведь это не специально делал, да? Я
знаю, что не специально. Я же тоже тебя очень боялся, особенно поначалу... Ты
меня сейчас тоже боишься?

Капитан смотрит ему в глаза, и нет в них прежнего блеска, энергии и яростного
желания узнать всё на свете. Тэхёну нужно время, чтобы перестать вздрагивать
во сне, чтобы перестать просыпаться, ища кого-то рядом с собой. Он впервые
сегодня ночью был таким беспокойным, каким-то напуганным, и что ему можно
ответить? Чонгук качает головой, он ведь не Тэхёна боится, а тех чувств,
которые тот вызывает. Много чего боится на самом-то деле, хоть и кажется
совсем бесстрашным.
117/209
— А чего тогда? — не отстаёт англичанин.

— Не молчи – это страшно.

— Тебе страшно, когда я не разговариваю? — хлопает глазами Тэхён.

— Ходишь сам себе на уме, тут не только мне, всем не по себе становится, — с
долей юмора говорит он. — Никогда не замечал?

Англичанин смотрит завороженно, мотает головой – не замечал. А Чонгук

усмехается, потому что в их отношения тот, кажется, совсем не верит, а во
всякую ерунду – это за здрасте.

— Обрати внимание как-нибудь, — с наигранной серьёзностью говорит капитан.

— От тебя люди шарахаются, когда ты молчишь и ревёшь без передышки.

— Неправда, я с передышками, — легко улыбается Тэхён, и видеть его таким

приятно.

— К олимпиаде по плачу готовишься?

— Готовлюсь к Англии, — уголки его губ снова медленно опускаются.

— Боишься? — Тэхён в ответ кивает. — Завязывай с этим.

— Так я не могу. Ты же всё равно останешься здесь, а я вернусь...

— Ну тогда я привезу тебе нашего менеджера, чтобы ты не скучал.

В каюте виснет тишина, но не такая, которую хочется нарушить. Она становится

приятной, когда Тэхён вытаскивает руку из-под одеяла и накрывает ладонь
Чонгука, до сих пор лежащую на его щеке. И в голосе такая больная надежда:

— Ты правда приедешь ко мне?

— Должен же я взглянуть на твой хвалёный сад.

— Он очень красивый, — Тэхён аж с места подрывается, как будто весь

загорается надеждой. Тяжело дышит, не знает, что ещё сказать, чтобы
уговорить, а капитана уговаривать больше не надо. Он если принимает
решения, в которых не сомневается, то принимает их уже наверняка. — Я
хорошо за ним ухаживаю, Бет Энн тоже. Я ей доверяю, она очень добрая, и тебе
она тоже обязательно понравится, обещаю. Ты можешь навестить меня, когда
захочешь...

— Об этом рано говорить.

— Самое время, — болезненно хмурится Тэхён. — Обещай, что приедешь... Даже

если у нас ничего не получится. Я на тебя никогда злиться не буду, если ты
больше не будешь так со мной поступать. Обещаешь?

Он сидит совсем близко, смотрит в глаза, ему очень нужна надежда,

необходимо это обещание, без него тяжело. А капитан снова касается тёплой
118/209
щеки, сам себе поражается, потому что не знал, что умеет проявлять нежность,
но всё-таки обещает и целует Тэхёна, который обхватывает его лицо ладонями.
Целует не так, как раньше, без прежнего желания заставить замолчать, без
страсти и без мыслей о теле этого англичанина. Губы мягко сминают чужие,
настаивать на большем и не хочется. Капитану не до интима, у него тут звезда
гаснет, прямо на руках. Её бы снова зажечь, снова дать ей сил светить и греть.
Тэхён хоть и сильный, но иногда даже он сам не может, иногда ему нужна
подзарядка и топливо.

И его прикосновения становятся какими-то живыми, и целует он куда уверенней,

чем утром, а когда отстраняется, то смотрит на Чонгука распахнутыми глазами.
Ему дали обещание – не расставаться навсегда. А потом его ещё и целуют вот
так, ласково, как и хотел, и снова клюют в губы, и в скулу, и так же неторопливо
в шею, отчего по коже бегут мурашки. Все эти поцелуи душу греют! Он с
капитаном впервые чувствует себя важным, вспоминает, как на него смотрели
на пляже, как боялись того, что он скажет.

Тэхён такого капитана видел впервые, это не может не льстить. И то, что его
скромным желаниям потакают – тоже очень важно. Он сразу столько всего хочет
сделать для Чонгука, хочет всего себя отдать, но начинает с малого: крепко
обнимает за шею, зарывается пальцами в волосы и горячо дышит, чувствуя
тепло капитанских рук сквозь рубашку. Его тоже обнимают, он тоже очень
нужен даже вот такой: плаксивый, надоедливый и болтливый.

— Юнги тоже с собой бери, — бормочет Тэхён ему на ухо.

— Его в первую очередь, — без особого энтузиазма отвечает капитан.

— И друга своего, Намджуна. И Хосока, он весёлый, и Чимина обязательно...

— Давай сразу весь экипаж, чего мелочиться?

— Нет, так много не надо, — не понимает юмора Тэхён. — У меня негде спать.

— В саду им постелешь.

— Ну, они же... — серьёзно хмурится Тэхён, отстраняясь от Чонгука, а тому и

смешно с его наивности. — Они же мне все цветы поломают. Не надо лучше.

Капитан строго уточняет:

— Уверен, что не надо? — Тэхён кивает, глядит на него и кусает губы. — Моё
дело – предложить. А то наделал бы листовок, развесил бы по всему лайнеру.

— Я же наделаю и развешу, — мило улыбается Тэхён, и Чонгук понимает, что его

раскусили.

И что да, Тэхён и правда может. Не надо его недооценивать, он горазд на всякие
глупости.

Капитан, оказывается, тоже. Но того нельзя винить, он просто видит, что

англичанин после их разговора и обедает уже с аппетитом, и не боится болтать
с младшим менеджером о какой-то ерунде, и смеётся, и пускай потихоньку, но
приходит в себя. Медленно, но верно он заряжается энергией при каждом
119/209
ненавязчивом прикосновении, утреннем поцелуе. Чонгук его как будто по
кусочкам собирает все те дни, пока они в океане, что важно – неторопливо и
бережно, хоть и не знал, что способен на такое терпение, а уже в порту Сиднея
решается на серьёзный, по его личному мнению, шаг.

После швартовки возвращается к Тэхёну, который радостный ждёт его у бара с

широкой улыбкой, и заявляет:

— Надеюсь, ты готов.

— К чему? — с искренним любопытством интересуется тот, продолжая грызть

трубочку от сока, а Юнги усмехается.

Он-то уже знает.

— Идём обедать.

— Ещё же рано, — Тэхён непонимающе хлопает глазами, когда капитан

стаскивает его со стула за руку.

Забирает сок, любезно оставляет тот с обгрызенной трубочкой Юнги и уводит

англичанина за собой. А тот не затыкается, интересуется, куда это они
собрались, им же на обед, значит, в другую сторону. И всё как будто как прежде,
словно и не было между ними никаких ссор, и Тэхён на солнце весь светится в
своих белых одеждах: любимой летней рубашке и джинсах, обтягивающих там,
где надо.

Его, всего такого светлого и улыбчивого, как будто из морской пены вылепили. В
нём снова плещется радость, взгляд живой, и неважно, что он до сих пор иногда
чурается прикоснуться. Сейчас вот идёт с капитаном под руку, счастливый как и
две недели назад, до их конфликта. На него смотреть приятно и даже немного
страшно, потому что не должен человек вызывать столько сомнительных чувств.
Сомнительных – потому что такое у капитана вообще впервые, и отчего-то это
кажется неправильным. Из-за Тэхёна-то хорошо, и не только Чонгуку. От него
поначалу весь экипаж бегал, а теперь вот тянется, с ним сложно поговорить за
завтраком и не получается поболтать в обед, потому что хоть один да пристанет
с расспросами. Капитан не против, он из ответов многое выносит и для себя, но
всё же это немного нервирует. Как будто Тэхён для всех такой одинаковый,
улыбчивый и добрый, и ничего особенного он Чонгуку не отдаёт.

Тот, конечно, понимает, что отдаёт. Ещё как. Но нервничать перестать не

может, в капитане эта ревность природой заложена, с ней очень сложно
бороться. Стоило дать ей однажды волю, она теперь на каждом шагу
подстерегает, прожигает затылок своими зелёными глазищами и не даёт
спокойно существовать. Из-за этого капитан и пошёл на такие жертвы: выкрал
Тэхёна на целый день с обожаемого судна. А англичанин всё болтает,
комментируя каждый цветочный куст, и фонарный столб, и здания. Он как-то
заикнулся о том, что из-за своих переживаний совсем не видел Окленда, только
и мог, что сидеть на пляже. Сделал тогда вид, что не расстроился, но капитан-
то заметил и даже тут понял, что вина эта лежит на нём. Поэтому они и
прогуливаются пешком, а не едут в душном и тесном такси.

Тэхён всё спрашивает, куда и зачем, а получив ответ: «В ресторан», — округляет

глаза и не верит.
120/209
Какой такой ресторан и прям посреди дня? Просто пообедать?.. Во-первых,
Тэхён не настолько привередливый, ему бы и кафе хватило, а ресторан... По его
логике туда ходят лишь вечером, влюбленные пары, наряженные, красивые,
едят там всяких дорогих рыб, мидий и запивают это дело розовым шампанским.
А они с Чонгуком не совсем влюбленная пара, не очень-то наряженная, да и
рыбу Тэхён не особо жалует... Но когда его ведут за собой во внутренний двор
одного неприметного домика, Тэхёну даже кажется, что капитан над ним
пошутил. А стоит дверям на террасу открыться, сдержать восторга Тэхён ну
никак не может!

Живые лимонные деревья украшают всю террасу, по которой тут и там стоят
деревянные столики. От солнца их закрывают плотные кроны деревьев с уже
созревшими на них лимонами, океанский ветер ласково колышет листья, а какой
стоит аромат! Тут пахнет морем, зеленью, фруктами и солнцем.

Им даже приносят бесплатный лимонад, а Тэхён сидит, задрав голову, и ярко

улыбается, разглядывая плоды. Это напоминает ему о доме, и было бы здорово
сидеть вот так с капитаном в Англии, под раскидистыми ветвями дикой яблони,
или под виноградной лозой, или на веранде, наслаждаясь ароматами,
доносящимися из сада.

И Чонгук ведь обещал, он однажды приедет. Тэхён обязательно будет его

ждать.

— Тебе здесь нравится? — внезапно спрашивает Тэхён и кусает губы, сдерживая

улыбку.

— Я собирался задать тебе тот же самый вопрос, — Чонгук расслабленно сидит,

откинувшись на спинку стула.

Солнечные лучи, просочившиеся сквозь листву, рассыпались по его полосатой

рубашке. Взгляд добрый, сам он кажется расслабленным, Тэхён хотел бы, чтобы
этот момент никогда не заканчивался. Чтобы капитан рядом с ним всегда был
таким свободным и спокойным, как будто... Нет, ну какие глупости! Как будто
Тэхён его умиротворяет.

— Если тебе нравится здесь, то у меня дома тебе точно понравится, — скромно
улыбается Тэхён.

— Настолько красиво?

— Я очень люблю свой сад, — кивает в ответ. — А то, что я очень люблю, оно
всегда преображается до неузнаваемости. Ты бы видел, каким он был до моего
переезда.

Чонгук с ним в чём-то согласен, с Тэхёном многое преображается. До такой

неузнаваемости, что капитан последние дни сам себе поражается. Когда бы он
ещё захотел провести время с ним наедине? А сейчас вот хочет, в свой первый
выходной: послушать его болтовню, прогуляться вечером по пляжу, немного
полюбоваться видами. Не теми, что будут на берегу, а теми, которые откроются,
когда Тэхён станет восхищенно разглядывать океанские просторы.

— Я ещё Чимину обещал, что помогу ему с банкетом, — говорит Тэхён, принимая
121/209
меню у официантки.

Симпатичной, к слову, потому он рефлекторно наблюдает за реакцией капитана.

Только вот тот в сторону девицы и не смотрит, сверлит его самого недовольным
взглядом, открывая меню, говорит:

— Ты здесь отдыхаешь или работаешь?

Тэхён невольно улыбается, кидая на Чонгука игривый взгляд. Понимает, чего

тот такой хмурый, и это даже приятно...

— Если вы, капитан, хотите меня себе на весь день, то можете просто сказать об
этом, — пожимает он плечами, как будто невзначай, а Чонгук смотрит на него
исподлобья.

Молчит, потому что Тэхён попал в точку. Но какой смысл отрицать? Англичанина
хочется, и не только на день.

— Может, я хочу, — невозмутимо звучит в ответ.

Тэхён весь аж замирает, подняв взгляд и встретив глаза Чонгука. Ведь не думал,
что капитан осмелится сказать такое в лоб, настолько прямо, даже не скрывая...
Раньше ведь не говорил. Раньше, наверное, и не хотел, а сейчас вот таким тоном
говорит, как-то настойчиво.

Тэхён его взгляда не выдерживает, прячет в меню, пытается прочесть названия

блюд, но ни черта не понимает! Слова какие-то непонятные, мысли где-то не
здесь. Его ведь на обед привели, видимо, специально подальше ото всех, чтобы
побыть вдвоём, ещё и хотят его себе на целый день... С ума сойти! Это точно его
капитан? Кажется, Чонгука хватил солнечный удар, пока они шли до ресторана.

И всё же подобное внимание Тэхён физически не в силах игнорировать, улыбка

сама просится оказаться на губах, ту не получается скрыть. Ненавязчивую
тишину, нарушаемую лишь шелестом листвы и шумом океана, Тэхён заполняет
бесконечными разговорами о доме. О Бет Энн, о которой Чонгук знает уже
больше, чем о собственной матери; о коте Бет Энн, какого себе хочет Тэхён; об
огороде Бет Энн; о тысяче и одной юбке Бет Энн, которые та шьёт сама.
Женщина, видимо, и правда рукодельница, труженица и, насколько понял
Чонгук из рассказов англичанина, относится к нему как к своему сыну.

И только про этого Уильяма, настоящего сына, не было сказано ни слова. У

Тэхёна вообще это очень дурная привычка: болтать обо всём на свете, но
молчать о самом главном.

— Что насчёт Уильяма? — голос капитана звучит бесстрастно.

Он, отобедав, расслабленно пьёт свой кофе, пока Тэхён ковыряется в фруктовом
десерте. Предсказуемо весь напрягается, стоит этому имени прозвучать,
старается не подавать вида, но капитан-то не дурак, у него глаза не на затылке,
и на лице Тэхёна всё написано: говорить не хочет. Но прямых отказов всё равно
не даёт, как-то тихо спрашивает, чуть ли не себе под нос:

— Что насчёт него?

122/209
— Почему, ты думаешь, он так поступил?

— Откуда же мне знать, — бубнит Тэхён себе под нос, только и делает, что
прячет взгляд.

Как будто знает, в чём причина, но озвучить её боится. Видит Бог, Чонгук не
хочет ворошить его недалёкое прошлое, но то назойливо маячит где-то на
горизонте, даёт о себе знать, и капитана это порядком нервирует. Что, если
Тэхён, вернувшись в Портсмут, встретится со своим соседом? Тот его вернуть
хотел, поговорить, а у капитана медленно, но верно появляются свои планы на
этого человека. На, можно сказать, уже его человека. Нормально ведь, что он
просто хочет быть уверен в том, что его действительно будут ждать?

— Уверен, что не знаешь? — будничным тоном интересуется Чонгук, а Тэхён

вскидывает на него взгляд: хмурый, болезненный.

— Зачем ты это спрашиваешь?

— Вдруг однажды это коснётся и нас?

Тэхён как будто в ступор впал, услышав это заветное «нас». То есть это не
просто «я и ты», это – «мы». Это «вместе», «вдвоем», «together», — стремительно
проносится в голове.

А они ведь и правда сейчас вместе, в отношениях, больше они – не капитан и

обычный пассажир. Они что-то решают, Чонгук даже беспокоится о таких
серьёзных вещах, интересуется... На будущее. У них будущее есть! Тэхён только
сейчас по-настоящему понимает, что он для капитана не временное
развлечение, и на душе становится так тепло. Как будто там, где-то в груди,
посреди кромешной тьмы взяли и зажгли спичку.

Тэхён знает, что их отношений подобное не коснётся, он ведь уже

интересовался об этом у капитана. Знает, но всё равно доверяет свои
переживания, которыми, вообще-то, ни с кем не делится:

— Он боялся, что кто-то узнает о... нас, — говорить об этом очень страшно, но
капитан ведь спросил. А он обычно ничем не интересуется, так что если задал
такой серьезный вопрос, то для него это, выходит, действительно важно. —
Жить со мной он не мог, потому что боялся, что Бет Энн этого не примет. Она
хорошая, и она знает... — Тэхён прочищает горло, поднимая взгляд: усталый и
очень грустный. — Обо мне. О нас – нет, но она приняла бы Уильяма таким, какой
он есть. Я просил его поговорить, он отнекивался, убеждал меня, что так будет
лучше. Я потом уже понял, он просто...

— Не хотел.

Тэхён кивает.

— Я, наверное, сам виноват.

— Тобой воспользовались, — хмурится капитан.

— Я позволил этому произойти. Такой я человек, понимаете, капитан, — он

пожимает плечами, а Чонгук впервые видит на нём такую печальную улыбку. —
123/209
Я всё прощу, многое спущу с рук, потому что верю в то, что люди меняются не
только в плохую сторону. Я бы и невесту ему простил, если бы однажды он
вернулся, — невесело усмехается Тэхён. — Сейчас бы, кстати, не простил. Я
вообще очень рад, что вовремя сбежал оттуда. У меня теперь есть ты... Ты же у
меня есть? — его голос звучит очень тихо, а во взгляде столько сомнений.

— Вон он я, сижу.

Тэхён смеётся с такого заявления, потому что понимает, что капитан совсем не
привык к откровениям. Но вот он действительно сидит, с ним, предпочел своему
любимому одиночеству и морю обычного Тэхёна из Англии. Может, не самого
обычного, Тэхён ведь не знает, что о нём думает Чонгук.

— Это ведь свидание, да? — ярко улыбается Тэхён. — Даже если нет, я хочу так
думать. Я хочу выпить с тобой.

— Это не лучшая идея, — всё таким же будничным тоном говорит капитан.

— Что не так с этой идеей? — и Чонгук наигранно серьёзно смотрит на наручные

часы и сообщает, что сейчас, вообще-то, обед. — Я не говорю сейчас. Вечером,
мы могли бы...

— Ты, насколько я помню, ненавидишь напиваться.

А Тэхёну и приятно, что Чонгук запоминает все его слова. Приятно, но сейчас это
немного не вовремя...

— Ненавижу. Но с тобой мне хочется, — он ставит локти на стол и упирается

подбородком в сложенные руки. — Не напиться. Выпить. Немного. Понимаешь,
мне...

— Ладно, — перебивает Чонгук.

Ему не очень хочется слушать триаду объяснений и оправданий чужих желаний.

Хочется Тэхёну – капитан понимает почему, не нужны ему лишние слова. И
причины тоже не нужны. К тому же упиваться в щи никто не собирается, Чонгук
обязательно всё проконтролирует. Он молодец, удалец и вообще трезвенник,
ему пить по статусу не положено, но пока он не на службе, этого никто не
запрещал.

И Чонгук правда старался контролировать этот процесс. Честно признаться, он

надеялся, что англичанин забудет о своих грандиозных планах на этот вечер, но
сидеть с ним на пляже с бутылкой шампанского оказалось не такой уж плохой
идеей. То и пьётся как лимонад, и Тэхён сидит у капитана между ног, на
шезлонге, откинувшись ему спиной на грудь. Тычет пальцем в небо, что-то
рассказывает о звёздах, о том, как в детстве они с братом убегали ночью из
дома, чтобы посмотреть на небо. А капитан-то совсем в своих мыслях, он слышит
фоном чужие рассказы, но особо не вслушивается, внезапно стало не до этого.

Мысли почему-то вильнули в сторону дома, не его собственного, там всё равно
никто не ждёт, а в сторону дома в Англии. Внезапно и правда захотелось туда,
взглянуть на то, как живёт этот человек, которого Чонгук держит в руках.
Которому утыкается носом в волосы, которого почти не слушает, но сейчас
можно. Внезапно вспоминается и реакция его брата на их отношения, не очень
124/209
счастливая. Точнее, то было вообще явная противоположность радости.
Вспоминается и неуверенность Тэхёна, и недоверчивость, которую Чонгук сам
же в нём взрастил. Есть мысль, что всё это хочется бросить: и Тэхёна, и море, и
это капитанство. Устроиться в какой-нибудь глуши, подальше от людей, но
стоит представить такое одиночество, на душе становится тяжело.

Во-первых, бросать больше нельзя, этого Тэхён не заслужил. Во-вторых, одному

всё-таки очень плохо: не с кем скрасить одиночество, некем заполнить
гнетущую тишину. С Тэхёном хочется уехать хотя бы ненадолго, наслушаться
его вдоволь, чтоб прям до тошноты, а там уже и думать, что делать дальше.
Хотя почему-то за прошедшие полтора месяца его разговоры так и не приелись.
Они лишь первое время раздражают, а потом привыкаешь, потом ты острее
ощущаешь тишину.

— Они такие дураки, — краем уха слышит капитан.

Кто дураки, о ком вообще речь?

Тэхён разворачивается к Чонгуку лицом, а взгляд-то уже пьяный, хоть и выпил

он немного.

— Скажи же, — хмурится англичанин, закидывая ноги капитану на бёдра. Так и

сидит, всматривается куда-то в душу своими голубыми глазищами. Красивый,
чёрт бы его побрал, до нутра пробирает. — Они даже большие дураки, чем мы с
тобой.

Чонгук вообще не считает себя дураком, да и Тэхёна тоже. Никогда почти не

считал. У них просто... есть свои сложности, которые они стараются решить. И
неважно, что для этого одному из них время от времени приходится пройти чуть
ли не через все круги любовного ада.

— О ком речь? — хмурится капитан, а Тэхён удивленно вскидывает брови:

— Как о ком? О твоих друзьях, конечно. Хотя они больше мои, чем твои.
Менеджер наш и бармен, я о них. Никогда не думал? Даже мы с тобой нашли
общий язык, ну или что-то похожее на него, а они бегают друг от друга,
прячутся, постоянно ссорятся, — морщится Тэхён, а Чонгук усмехается.
Англичанин-то точно уже пьян, ему хватит. — Но я же вижу... Ты вот видишь?

— Что я должен видеть?

— Я вижу, что Чимина, например, тянет к этому грубияну, но он сам себе шанса
не даёт, а Юнги-то? Он ведь не лучше! Они так долго работают вместе, почему
бы им просто не сходить на свидание? У них ведь тоже есть выходные, завтра
вот!

Чонгук устало вздыхает. Тэхён до кошмара романтичный, живёт где-то в своем

розовом мире, в котором всё всегда очень просто. Для него, кажется, никаких
сложностей не существует, даже когда он с ними сталкивается. Разрушать его
фантазии, конечно, не хочется... Капитан и не станет этого делать, тем более не
станет лезть в чужие отношения. Это не его поле боя, у него тут своё, пока что
ещё цветущее и пахнущее, пережившее лишь парочку кровавых битв. Ему с
англичанином ещё есть, что спасать, тут не всё убито и потеряно.

125/209
Тэхён, кажется, ждёт ответа, но Чонгук не собирается давать ему советы или
развивать эту тему.

— Ты что-то знаешь, — внезапно заявляет он, распахивая глаза. — Ты знаешь,

что происходит?

— Тебя это не касается, — качает головой капитан. — Меня – тем более.

— Ты знаешь! У них что-то случилось? — у Тэхёна аж глаза загорелись, он

вцепился в рубашку Чонгука пальцами и не отпускает. — Расскажи.

— Тэхён...

— Расскажи, я умею хранить секреты!

— Нет, не умеешь, — хмурится капитан.

— Оскорбительно. Очень. Но я прощаю тебя, потому что ты мне сегодня прям

нравишься.

— Сегодня? — непонимающе хмыкает Чонгук.

Кажется, он всё-таки немного пьян. И эмоций больше обычного, и тех же чувств.

Сегодня? Сегодня нравится? Как сказал Тэхён: «Оскорбительно. Очень».

— Если ты скажешь мне, что у них случилось, я подумаю о том, чтобы ты

нравился мне и завтра, — невозмутимо заявляет он.

— Не думаю, что что-то изменится, если я тебе ничего не скажу.

— Я очень расстроюсь. Может быть, перестану с тобой разговаривать, чтобы ты

немного побыл в моей шкуре. Не играйте со мной, капитан, я ведь тоже умею
делать больно.

Чонгуку в это как-то не верится, он качает головой – говорить не собирается. На

этот глупый шантаж не купится. И даже если Тэхён обидится, тут уже его вины
не будет.

— Чонгук, — фыркает Тэхён, а Чонгук-то уже и не помнит, когда тот последний

раз звал его по имени, а не «капитан». Звучит хорошо и то и то, одинаково
приятно. — Ну?

— Перестань лезть туда, куда не просят.

— Я не лезу, всего лишь хочу узнать...

— Хорошо это не закончится, — стоит на своём капитан, даже когда Тэхён

оказывается совсем близко к его лицу. Смотрит прямо в глаза, дышит в самые
губы, поганец соблазняет... — Нет, и даже не проси. Они сами во всём
разберутся.

— Да я не прошу. Поцеловать тебя просто захотел.

— Как же, — хмыкает Чонгук прямо ему в губы, а Тэхён мило улыбается:
126/209
— Правда.

Капитан угукает и совсем в это не верит, он что, совсем дурак? С ним вообще в
такое играть бесполезно, не поддастся и не выдаст чужих тайн. Своих-то не
выдает, куда там чужие?

А Тэхён как будто и не затевает ничего, целует в губы, проскальзывает между

ними языком, шумно дышит. Его пальцы гуляют в волосах капитана, перебирают
пряди, и ведёт он себя так, как будто совсем не хочет знать, что там случилось у
менеджера и его бармена. А ничего хорошего там и не случилось, и вдруг эта
информация вообще разобьёт ранимому англичанину сердце? Он и без того
нежный, скорее всего не поймёт ситуацию, а если и поймёт, то хоть на одного из
них, но обязательно обозлится, – так капитану кажется. Ну а если не обозлится,
то точно залезет, потому что Тэхён – в каждой бочке затычка. Он за мир во всём
мире и за любовь до гроба.

Юнги, уверен капитан, заживо его закопает, если тот хотя бы попытается
вмешаться в их жизнь. Это никому бы не понравилось. Хотя это Тэхён... На него
невозможно злиться слишком долго, ему многое прощается.

— Ну а что такого, если я узнаю? — снова бормочет Тэхён в самые губы,

исцелованные, мокрые.

И жмется ещё ближе, и целует в скулу, шею, трётся о пах капитана, и тот
чувствует не только его возбуждение, но и своё внезапно тоже. Но они посреди
пляжа, заниматься всякими непотребствами на шезлонге, как минимум,
нецелесообразно, так что Тэхён довольно резко отодвигается Чонгуком
подальше. Не прям грубо, но капитан дал понять: не доводить. Хотя бы, чёрт бы
побрал этого англичанина, не здесь.

Тэхён этого, кажется, не понимает, смотрит дурниной, взгляд какой-то дикий,

такое впервые.

— Я тебя хочу, — и заявляет он это уверенно, глядя капитану в глаза.

Не боится, хочет – говорит, а у Чонгука от него и его внезапной смены

настроения голова кругом. Тэхён бьет по самообладанию сильнее какого-то там
шампанского, и не скажет ведь ему капитан «нет», сам же хочет. Но не может
он отделаться от чувства, что собирается воспользоваться этим телом.
Наверное, ещё не осознал всю степень ответственности за человека и за его
чувства, у Тэхёна-то с этим немного проще. Он хочет и говорит такие вещи,
потому что уверен, что будет рядом, какая бы гадость не произошла, а капитан
сейчас сам себе не верит, больше думает, чем делает. Не берёт, не соблазняется
подмять мальчика под себя. Он же уже пообещал человеку, что не бросит, что
даже навестить его приедет, потому что от отпуска осталось всего-ничего,
какие-то два с половиной месяца.

Мысль обухом бьет по голове: полтора месяца пролетели как один день,
оставшиеся два с половиной пролетят так же, с чего бы нет? Всего семьдесят
пять дней на англичанина. Это же чертовски мало. Учитывая работу, всю
занятость капитана, число можно смело сокращать в два раза, и что у Чонгука
остается? Немного прогулок по вечернему пляжу, несколько часов на болтовню,
на просто посидеть рядом в тишине...
127/209
Тэхён снова смело впивается в губы поцелуем, его обстановка, кажется, вообще
не смущает, тёмно и ладно, а люди... Да кого волнуют эти люди? Они бы и
Чонгука не очень волновали, не будь он гребаным капитаном. Как-никак есть
правила приличия, а с Тэхёном чем ты добрее, тем более наглым он становится,
ему сносит крышу от вседозволенности. Не понимает, пока ему не скажешь
прямо:

— Прекрати.

И Тэхён действительно прекращает выцеловывать шею, снова не понимает

почему нельзя. Совсем убирает от Чонгука руки, но капитан-то видит его обиду,
которую тот очень хорошо прячет за безразличием. Сам Тэхён, может, и говорит:
«Прекратить так прекратить», — а глаза вот говорят о другом. Они его всегда
выдают.

— Не здесь, — уточняет Чонгук, а Тэхён безразлично интересуется, как будто не

он только что пытался облизать всего капитана.

— Что не здесь?

— Заниматься с тобой сексом на пляже я не буду.

— Да я и не хотел, — бубнит он себе под нос, но заметив недовольный взгляд

Чонгука, тяжело вздыхает: — Может быть, и хотел. Не могу ничего с собой
поделать, хочу тебя и всё... Сам виноват.

— В чём опять?

— Ты первый сказал, что хочешь меня. Я с тех пор только об этом и думаю, —
признается Тэхён. — Ну, не только об этом... Больше я думал о том, почему ты
так поступил со мной, но когда у нас всё было нормально, то только об этом.
Почти. Сейчас вот немного точно думал... Но если ты уже не хочешь, я же не
буду тебя заставлять, правильно? И вообще не должно это было звучать так
ужасно. Я тебя как будто уговариваю заняться со мной любовью, но это честно
не так... Наверное, — он морщится, поднимая взгляд.

Пытается выдавить из себя улыбку, но она Чонгуку в данный момент не очень-то

нужна. Он заместо слов мажет губами по щеке, ненавязчиво целует и
прижимает голову Тэхёна к своему плечу, не даёт и шевельнуться, заставляет
слушать. Губы касаются мочки, капитан говорит тихо:

— Если ты отдашься – я возьму. Я бы взял тебя, даже не будь мы в отношениях.

Тогда мне и думать бы не пришлось, что я могу ранить твои чувства. Это ты
понимаешь?

— Хочешь сказать, ты бы поматросил и бросил? Капитан, вы ублюдок, — смеётся

Тэхён ему в плечо.

Он хочет поднять голову, но Чонгук не позволяет, так и держит, крепко, Тэхён с

ума сходит от такой силы. Вдыхает запах капитана, наслаждается их близостью.

— Такой вот я, звёздочка, — ласково говорит он, а Тэхён тянется к нему руками и
обнимает за талию, прижимается ближе. Одно слово, и он уже весь дрожит. — И
128/209
я бы на твоём месте мне не доверял.

Капитан его отпускает, но Тэхён так и лежит головой у него на плече, обвил его
руками и ногами как коала, даже не шевелится.

— Но ты же не на моём месте, — улыбается дурной. Чему-то радуется. — Я в

тебя верю больше, чем ты в самого себя.

Наверное, в любой другой день Чонгук бы не принял его слова близко к сердцу,
он ведь никого и ничего туда не подпускает, забаррикадировался
добросовестно. А сейчас признается сам себе в том, что иногда этой веры очень
не хватает, не хватало и в прошлом. Человек вообще, когда в него верят,
столько гор может свернуть, такие вершины покорить! А за теми, кто верит,
хочется пойти. Ради тех, кто в тебя верит, такие вот глупости и совершаются:
сердце привыкает к человеку, который тянется к тебе всей душой, ты зачем-то
берешь над ним ответственность.

Очень глупо быть таким, но капитан не виноват, его этим Тэхён заразил. И
какую бы глупость тот не сделал, каждая из них наполняет жизнь смыслом, оно
интересно получается... Как-то по-дебильному. Капитан ведь столько лет
угробил на то, чтобы его жизнь имела хоть какой-то смысл, а до появления
англичанина с шилом в заднице он успел забыть, что не в работе счастье. Нет, в
ней, конечно, тоже, Чонгук ведь души в море не чает, и в закатах, и в рассветах,
в золотом песке и звёздном небе. Только вот все эти прелести ты больше
ценишь, находясь на берегу, а не в плавании.

Такие простые истины капитану умудрился открыть один человек, который

сидит и продолжает страдать о каком-то менеджере и его дурацких проблемах.
О неразделенной любви посторонних ему людей, о том, что он голодный, хочет
ласки и чего-нибудь перекусить, даже о коте ноет! Какие, к чёрту, коты? Чонгук
их вот вообще не любит.

Но Тэхён, шагая с капитаном под руку до каюты, всю дорогу рассказывает, что
даже назвал бы животное в честь лайнера, уж очень красивое слово. Чонгук
тяжело вздыхает, из Тэхёна информация льётся бесконечным потоком. Но
капитан стерпит, ему не привыкать. Он и ко сну готовится неторопливо,
умудряется даже поддакивать и кивать, ведь чем бы дитя не тешилось, лишь бы
было счастливо.

Тэхён внезапно затыкается, его взгляд скользит по голому торсу Чонгука,

который снимает часы и оставляет их на столе рядом с подношениями в виде
ракушек. Тэхён старался, он уже очень много их натаскал, хоть соли. Капитан
понятия не имеет, что ему делать со всем этим хламом, но внезапно становится
немного не до него, когда его взгляд падает на постель. Тэхён расслабленно
лежит, закинув руку над головой, перебирает волосы, кусает губы, его всего
снова хочется.

Англичанин откровенно дразнится, развалившись посреди постели, с ещё

немного пьяным взглядом, игривым. Даже не вякает, когда оказывается
прижатым к матрасу капитанским телом, и лежать между его ног очень уж
удобно. Под пальцами его мягкая кожа, руки сами скользят под футболку,
пересчитывают рёбра, а когда задевают сосок, Тэхён дрожит. Горячо дышит,
целует, проскальзывая языком между губ, и двигает бедрами, сам толкаясь в
пах Чонгука. А тому очень уж нравится мучить и себя, и Тэхёна, который
129/209
вцепился в него как клещ, хочет, чтобы его раздели, но и слова выдавить из
себя не в состоянии. Член болезненно ноет, обтянутый тканью, а Тэхён только и
может, что впиться пальцами в бёдра капитана и толкаться ему навстречу,
желая получить разрядку.

Сам бы он никогда не поверил, что с человеком, который покоряет само море

взглядом, у него что-нибудь да выйдет. Что однажды он окажется в его постели,
всё-таки будет плавиться в его руках, что капитану с ним будет также хорошо,
что он сам будет целовать губы и кусать шею.

Тэхён и пискнуть не успевает, как ему оставляют засос чуть выше ключицы, а
потом затыкают губами, как будто знают, что не нравится. Тэхёну просто очень
стыдно появляться перед командой с такими плямбами, это ведь не обычный
синяк, тут дураку будет понятно – это след поцелуя. Рассказ о том, где
побывали губы и язык капитана. И Тэхёну от одной только мысли, что Чонгуку
хочется о таких вещах кому-то поведать, становится жарко. Сам он вряд ли
позволил бы оставить такое на себе, он и не позволяет, когда Тэхён, тяжело
дыша, пытается вцепиться в его шею. Англичанин только хрипло смеется,
забавляясь с реакции Чонгука, который не даёт себя разукрасить. Тот не злится,
но хмурится, заглядывая в глаза.

И море перед капитаном такое, как он любит: неспокойное, захватывающее,

очень опасное. В нём и захлебнуться можно, Тэхён не постесняется утащить его
на самое дно. С ним хорошо, и в нём было бы наверняка хорошо, но англичанин
не оставляет и шанса оттянуть удовольствие. Всё толкается бёдрами, трётся,
впивается в кожу пальцами, стонет, а капитан-то не железный... Он кончает,
вжимаясь в тело под собой всё сильнее, поддается удовольствию, слушая
хриплое дыхание и совсем тихие стоны, льющиеся в ухо. А Тэхёну приходится
помочь, и стоит Чонгуку нырнуть рукой под резинку белья и обхватить его член,
тот весь извивается, не может найти себе места. И когда его целуют, собирая
губами влагу с взмокшей кожи, и когда через футболку кусают сосок. Тэхён от
удовольствия, которым прошибает всё тело, не сдерживает стона. И смотрит на
Чонгука во все глаза, стоит тому накрыть его рот свободной рукой. Этот взгляд
въедается в самую душу, отпечатывается на ней клеймом. Капитан не может
перестать смотреть, наблюдать за чужим выражением лица, и как Тэхён в
удовольствии заламывает брови, мычит в его ладонь, пачкая живот.

За ним таким наблюдать – с ума можно сойти. Он как оголенный нерв, тронь –
всё тело отзовётся на прикосновение дрожью. Он даже контролировать этого не
может... И его щёки раскраснелись, руки устало упали на постель, не осталось
сил даже на прикосновение. Тэхён может лишь прикрыть глаза, попытаться
восстановить дыхание. Он выдохся и морально, и физически, и даже ласковые
поцелуи Чонгука не прибавляют сил.

С ним очень хочется уснуть. И хочется не только здесь, но чтобы однажды и

дома, в родной обстановке. Не может Тэхён перестать об этом мечтать, что
поделать? Он живёт сейчас, но уже с нетерпением ждёт того дня, когда Чонгук
окажется на пороге его дома. Когда Тэхён поведет того по саду, познакомит с
соседями, может быть, эгоистично похвастается капитаном всем вокруг. И если
Чонгуку понравится в Англии, если он почувствует себя там как дома, то
возможно...

Самая настоящая глупость! Но возможно, он захочет остаться. Тэхён бы

позволил. Он, отобрав у моря то, что ему принадлежит, стал бы самым
130/209
счастливым в мире человеком.

А капитан всё наслаждается, даёт Тэхёну то, чего тот так хочет – участия,
взаимности. Целует. Ласкает и по-прежнему думает: «Чем бы его морской не
тешился, лишь бы был счастлив». Хотя бы сейчас. От него тепло и свет, в нём
энергия и жажда жизни, океан глупостей и море смысла в тех.

А что насчёт потом... А о «потом» уже страшно думать, с дурацким

англичанином хорошо до боли в груди. Чем ближе его подпускаешь, тем
сложнее без него потом, отпускать уже не хочется, вот вам и занавес. Вот вам и
финита ля комедия...

Капитан, кажется, приплыл.

Примечание к части

Место, в которое капитан отвел Тэхёна:

1) https://sun9-65.userapi.com/ltOBQ9UKWLK1t9cuRUzL-
XNqgHIEoDWKlqiUIw/b52H_M6HpEE.jpg
2) https://sun9-49.userapi.com/3EjCiFBI6sciZiD4xeJWi8HNdb2Mt6ax1mEXPQ/m5OQ-
q0MXFI.jpg
3) https://sun9-68.userapi.com/0K_F-4yng207qP2xa3tCNQrXv-
W3hD1tVGGV7g/oJlQpJCNy0Y.jpg

131/209
9. Разум и сердце

«Он вынул часы из кармана и поднес их к самым глазам Ленца.

— Вот она, прислушайся, бумажный романтик! Адская машина. Тикает и тикает,
неумолчно тикает, неостановимо, все на свете приближается к небытию. Ты
можешь сдержать лавину, оползень, но этого ты не удержишь».

По обеденному залу гуляет утренний ветер, ласкает кожу прохладой. Солнце

давно встало, но так как пассажиров на борту немного, а большая часть
экипажа отдыхает, то и завтракает Тэхён в очень скромной компании. За столом
лишь старший механик, нарушители его душевного спокойствия в лице бармена
и Чимина, и Джин. Ну и капитан, которому ещё утром Тэхён заявил, что, вообще-
то, с ним не разговаривает.

— Звезда моя, — лениво зовёт Юнги, — ты чего до человека доколупался?

Разговаривать с Чонгуком он не разговаривает, но забыть о себе не даёт: и в

тарелку его залезет, и кофе назло отопьёт, и коленкой толкнёт под столом.
Капитан уже ничего и не ест, только наблюдает за всеми этими неудачными
попытками довести его, и неудачными – потому что настроение у него хорошее.
Тэхён сейчас больше напоминает зверушку, за ним даже любопытно наблюдать,
когда тот изо всех сил строит из себя обиженного и задетого до глубины души
тем, что с ним никто не хочет делиться чужими секретами.

На вопрос бармена Тэхён лишь фыркает и показательно тянется к завтраку

капитана. Ворует у него из тарелки стручок фасолины, а Чонгук усмехается!
Весело ему, видите ли! Он, кстати, наелся и совсем не жадный, так что если
англичанину надо... Капитан двигает тарелку к нему, но Тэхён злобно щурится:

— Тебя это правда совсем не раздражает? — его самого это давно бы довело до
белого каления.

— Раздражает до ужаса, — с наигранной серьезностью говорит Чонгук. — Аж

места себе не нахожу, считай, я в бешенстве. По мне не видно?

— Не заметил, — обиженно хмыкает Тэхён.

— Буду стараться раздражаться лучше.

— Так вон он какой, обиженный Тэхён, — улыбается Чимин, вскидывая брови.

Он сегодня, кстати, тоже в хорошем настроении, несмотря на то, что уже успел
поцапаться с Юнги без особого повода. За столом в целом царит приятная
атмосфера спокойствия, Тэхён, можно сказать... счастлив. Быть здесь и прямо
сейчас.

— Для кого-то это восьмое чудо света, — вздыхает капитан, но тут встревает
Сокджин:

— А для кого-то, видимо, обыденность.

132/209
Он, кажется, не имел в виду ничего плохого, но атмосфера резко изменилась,
тут и капитан сменился в лице: улыбается он уже не так искренне, с прищуром,
глядя на Сокджина. Чонгук просто знал. Был уверен, что однажды что-то
подобное произойдет, ведь не зря тот уже в который раз сидит с таким кислым
лицом. За брата, походу, переживает и вот не выдержал, сболтнул.

— Я, кстати, кота себе хочу, — игнорирует его Тэхён, Чонгука – тоже. — Даже
имя уже придумал.

Он вообще единственный, кого подобные разговоры не ставят в неловкое

положение. Он не чувствует напряжения, до него не доходит, что общее
настроение внезапно изменилось. А тут и не надо быть гением, чтобы понимать,
что именно капитан доводил англичанина до слёз. Больше, собственно, некому.
Тэхён только на него реагирует вот так: то души в нем не чает, как сейчас, то
ревёт белугой, не ест и не спит сутками, убиваясь по неразделённым чувствам,
как неделю назад. Они свои отношения именно поэтому на люди не выносят, им
это и не надо, пока есть Тэхён.

— Тэхён, можно тебя на минуту, — просит Джин, вытирая руки салфеткой.

Та осторожно откладывается в сторону, менеджер неторопливо поднимается с

места, задвигает за собой стул. Не ждёт согласия младшего брата,
разворачивается и уходит, зная, что за ним последуют без лишних уговоров. А
Тэхён искренне не понимает, почему капитан внезапно весь напрягся,
нахмурился, почему Чимин замолчал и опустил взгляд, даже Юнги с механиком
стихли. Такое ведь хорошее утро, ну подумаешь, Джин немного не в настроении,
так оно у всех бывает! Перебесится, успокоится, ему просто отдохнуть надо.
Тэхён-то его знает как свои пять пальцев, помнит, конечно, что его брат только
на публику весь из себя мистер Невозмутимость и что злиться он умеет, потому
что очень уж... вспыльчивый. Иногда, если дело серьёзное. Но и остывает так же
быстро, как закипает, его просто доводить не надо. Тэхён с ним умеет ладить!

И он распахивает глаза в удивлении, когда Чонгук хватает его за руку, с места

тот не двигается, и по взгляду видно – хочет что-то сказать, но только крепко
сжимает пальцы, словно посылает в добрый путь, отпускает. Тэхён может лишь
улыбаться, не понимая, что это за реакция такая, капитан ведь себе обычно не
позволяет подобных вещей на публике. А ему, глупому, и приятно, почему нет?

Джина приходится догонять, потому что ходит он быстро, значит, явно чем-то
раздражен, но Тэхён в его рабочие дела никогда не лезет. А стоит спросить, что
у него случилось, тот не церемонится: говорит о доме, о Корее, об отце в Пусане,
которого необходимо навестить, справиться о его здоровье. Тэхён старается
сильно не показывать своё недовольство, скрещивает руки на груди, поджимает
губы, а взгляд бегает туда-сюда, какой-то напуганный. Не хочет он домой. Ни
просто в Пусан, ни тем более туда, где есть их отец. И сердце внезапно
заходится в диком стуке, в ушах шумит, Тэхён и половины слов брата не
слышит, мотает головой как собачка на приборной панели автомобиля,
отказывается.

Ему больно. Домой возвращаться, в прошлое. Туда, где жила мама. Но Сокджин
говорит убедительно: о том, что Тэхён давно не видел отца, не был дома.

— Мой дом в Англии, — сиплым голосом заявляет он и прочищает горло.

133/209
Джин этим не очень доволен, но не спорит. Он никогда не вмешивается в его
жизнь, не учит и не даёт ненужных советов «старшего брата». Старше – ещё не
значит «мудрей».

Пусан Пусаном, но о маме было говорить необязательно. Знает ведь, как Тэхён
этого не любит. Знает, потому и давит на больное, хочет сойти с лайнера, когда
они прибудут в Корею. И Тэхён желает ему доброго пути, он не готов к таким
встречам: ни с родителями, ни с домом, ни с прошлым. Берег-то хранит
воспоминания, и отец хранит, дома столько фотографий мамы! На полках, на
стенах, повсюду, они почти на каждой вчетвером – счастливая семья. В прошлом
и правда хорошо, но лишь пока оно является твоим настоящим, а уже потом... А
потом прошлое ничего, кроме боли, и не приносит. По крайней мере, Тэхёну.

Сокджин почему-то не чувствует этого так, как Тэхён. Ну, у него и не возникало
таких проблем с отцом, как у него! Тэхён-то не папина гордость, он не такой,
каким его хотели видеть, зато Сокджин именно такой – главный менеджер
самого элитного круизного судна в мире. Им гордиться не стыдно.

Тэхёном-то гордилась больше всех лишь мама. Каким взглядом она смотрела,
когда он приносил ей самые красивые ракушки, когда он правильно называл
созвездия, Джин так не умел, он и похож на неё не был. А Тэхён – вылитый.
Белый, голубоглазый, тоже по мужикам! Весь в мать, как любит говорить отец.

И доводы Сокджина его, в общем-то, совсем не убеждают, он уходит, так и не

дослушав. Убегает. Тэхён очень любит побегать, пора бы уже это понять. От
переживаний разболелась голова, тут уже ничего не поделать, Тэхён всё
принимает близко к сердцу. Особенно разговоры о семье.

И капитан его очень вовремя вылавливает, когда Тэхён уже собирается зайти в
свою каюту. Почему внезапно в свою, а не в его – не спрашивает. Мало ли, что
англичанину могло понадобиться, не так ли? Чонгуку вообще не нравится быть
зацикленным на какой-то мысли, но Сокджин за несколько минут умудрился
испортить утро им обоим. Тэхёну – тоже. По глазам видно.

Но вместо того, чтобы рассказать об их с братом разговоре, он тычется капитану

губами в щёку, прямо посреди коридора обнимает. Хочет в кафе, или погулять,
или в комнату с игровыми автоматами, или – и так до бесконечности. И Чонгук
отбрасывает мысли о том, что Сокджин говорил с ним об их отношениях. С какой
стати? Это ведь не его дело, не станет он вмешиваться. Тут все взрослые люди,
все всё понимают, кроме разве что Тэхёна, но ему простительно. Ему вообще всё
прощается: и то, что пристаёт к Чонгуку на людях, и то, что внезапно он ещё
более ласковый, чем обычно. Вертится, крутится рядом, приходится увести его с
глаз людских, всё-таки подобные отношения одобряют далеко не все. Тэхёну,
разумеется, всё равно, он за капитаном хоть на край света. Несколько часов
наедине с ним, и снова тот весь сияет, горит и искрится.

Весь день он бегает за Чонгуком хвостиком, тот сам позволяет, берёт его с
собой, даже когда старпом зовёт на мостик. Тот показывает капитану какие-то
карты, опять говорит сложными словами, они общаются на своём морском
языке, а Тэхён донимает дежурного радиста. Тычет во всякие кнопки, обо всём
интересуется, и тот рассказывает с куда большей радостью, чем это обычно
делает капитан, зато с большей издёвкой, которую Тэхён слышит в голосе.

134/209
Чонгук-то никогда с ним так не говорит, даже когда Тэхён ошибается в
терминах, повторяя за ним. Терпеливо поправляет, может посмеяться, но не
усмехается, как этот вот дурак в своей идиотской шапке. Этот парень Тэхёну
вообще не нравится, он и видит его впервые. Бедные Чонгук с его помощником,
упаси Боже работать с такими высокомерными пацанами. Тот явно младше
Тэхёна, он это по чужой самоуверенности видит. Говорил бы этот мальчик так с
Чонгуком, давно бы стал паинькой, капитан бы не стал терпеть такую спесь. Он
вообще грубиянов не любит, к тому же в экипаже такие люди не
приветствуются, Чонгук сам говорил. Они задают настроение всей команде
своим поведением.

К счастью, надобность в общении с этим человеком у Тэхёна и не возникает, он с

радостью следует за Чонгуком на ужин, а там и в каюту. И пока целует его, уже
в постели забравшись капитану на колени, то совсем не вспоминает о доме. И
пока горячие ладони гуляют под его футболкой, пока чужое дыхание обжигает
нежную кожу шеи, скул и губ, Тэхён не вспоминает ни о чём и ни о ком.

Он привязался к капитану, он до боли в него влюблён. С ним хорошо, с ним

кажется, что Тэхён способен против целого мира выстоять, если потребуется.
Его сейчас лишь один человек способен ранить, он только для него живая
мишень. Искренний, наивный и нежный. Голый душой, сегодня – голый и телом,
дрожащий в капитанских руках натянутой струной, горящий от поцелуев. И
после его ласк очень крепко спится, к тому же под боком, как Тэхён и привык.
Он почти перестал вздрагивать во сне, лишь изредка просыпается посреди ночи
и будит прикосновениями к лицу, пытаясь убедиться...

Чонгук в такие моменты много хмурится, но поделать с этим ничего не может.

Однажды Тэхён перестанет. Что бы то ни было, просто перестанет делать,
думать, бояться, подрываться посреди ночи. А пока что это их своеобразный
ритуал, и именно сегодня Чонгук тоже очень плохо спит, а когда Тэхён находит
его лицо в темноте, он даже не чурается поцеловать его пальцы, не ленится
успокоить. Слова Сокджина назойливой мухой жужжат в ушах, хочется
прихлопнуть. И их, и главного менеджера.

Чонгук никогда с ним в дружеских отношениях не был, а сейчас между ними

заметное напряжение, которое с каждым днём всё растет.

Капитан из-за этих мыслей поутру впервые чувствует себя таким разбитым, они
даже завтрак проспали. Кажется, Тэхён был этому несказанно рад, улыбался,
потягиваясь в постели как довольный кот, сонный, голый, совсем не торопился
одеться. Ворочался под одеялом, вообще век бы так лежал, очень удобно,
оказывается! Но Чонгук завтрак пропускать был не намерен.

И они впервые оба были настолько рады завтракать вдвоём, пускай каждый по
своим причинам, но из-за одного и того же человека. Менеджера вообще
благополучно получается избегать все выходные, Чонгук нарочно уводит Тэхёна
с лайнера, предварительно разобравшись с делами.

Капитан трусливо боится. Да, вот так. Боится, что Сокджин всё-таки вмешается,
тут Чонгук уже не сможет держать недовольство при себе, пойдёт окончательно
портить с ним отношения. Вряд ли, конечно, слова старшего брата возымеют на
Тэхёна хоть какой-то эффект, он вообще никого не слушает. Только Чонгука
иногда и Чимина, а на остальных англичанин класть хотел. У него свои законы и
правила, которым он подчиняется, а остальные... Остальные – вне его
135/209
вселенной.

Хотя вряд ли Сокджин такой уж посторонний. Стоит им тронуться в путь до

Брисбена, в свой первый же рабочий день, Чонгук совершенно случайно застаёт
Тэхёна, спорящим о чём-то с братом во время подготовки к очередному
тематическому вечеру. Повсюду разноцветные шары, которые англичанин дует с
особым усердием, пока Джин ему что-то вливает в уши, а потом Тэхён внезапно
психует, вообще впервые выглядит таким недовольным. По-настоящему.

Конечно, наблюдать вот так исподтишка это плохо, но не станет же Чонгук

вмешиваться. Он уже потом, ближе к вечеру, когда в зале звучит музыка, и часть
пассажиров развлекается, когда он может оставить свой пост, находит Тэхёна
на его любимом месте, разглядывающим горизонт. Тот стоит, опираясь на леера,
и капитан без задней мысли обнимает англичанина со спины. Зарывается носом
в волосы, впервые не боится показать того, что за весь день успел заскучать без
своего морского. А у Тэхёна настроение тут же взлетает до небес и выше, куда-
то к звёздам, и под кожей разливается тепло, когда он понимает, кто к нему
пришёл. Сюда, кроме капитана, и так никто не приходит, и Тэхён его ждал.
Сегодня ему было как-то тяжело после разговора с братом, тот всё-таки
уговорил навестить отца.

Тэхён знал, что так и будет, его убедить – раз плюнуть, но ему не хотелось...
Навестить отца – значит, расстаться с лайнером и капитаном на все дни, пока
они будут стоять в порту. И кто знает, что его ждёт в Пусане? Вряд ли что-то
хорошее, а здесь вот точно хорошее, всё самое-самое лучшее, Чонгук – как
минимум.

— Что происходит? — говорит капитан куда-то в висок, а Тэхён чуть

поворачивает голову, чтобы взглянуть на него. Удивленно хлопает глазами,
правда не понимает, о чём идёт речь. — Я о Сокджине. Что ему от тебя нужно?

Но Тэхён морщит нос и пожимает плечами. Он не любит выносить проблемы,

касающиеся его семьи, на люди, не любит говорить о маме, об отце, даже о
Сокджине. Это вообще единственное, о чём он разглагольствовать не хочет, так
уж повелось. Но Чонгук не отстаёт, хоть и делает это ненавязчиво: и сжимает в
руках, и горячо дышит на ухо, заставляя Тэхёна смеяться от щекотки, и вообще
ведет себя странно. Не как обычно.

Тэхён понимает, что тот хочет узнать причину его скверного настроения, Чонгук
почему-то вот такой: любит узнать не о чём-то хорошем, не о том, что
поднимает настроение, а о самом плохом, о том, что доставляет неудобства или
делает больно, как раз о том, что Тэхён ненавидит озвучивать. Ему зачем-то это
нужно, и всё тут. Капитан очень настойчив.

Он не давит словами, покорно ждёт, пока англичанин сдастся, а тому много и не

надо. Достаточно лишь немного ласки со стороны капитана, его ненастойчивых
губ на шее, соскальзывающих на плечо, и Тэхён нехотя, но говорит:

— Он хочет, чтобы я поехал с ним домой, когда мы будем в Корее. В Пусан. Я

говорил, что вырос там? Так вот там мой дом, — он замолкает, но исправляется:
— Бывший дом. Я не был там три года, — и очень тихо добавляет, не сумев
сдержаться: — Ещё столько же и не появлялся бы.

— Боишься вернуться домой?

136/209
Чонгук чувствует, как Тэхён весь напрягается в его руках, как крепко держится
за него, чего-то действительно очень и очень боится. А его самого больше
нужного успокаивает то, что Сокджин всё-таки вмешиваться в их отношения и
правда не стал. Чонгук что-то совсем запараноил.

— Ты видишь, какой я...

— Какой ты? — хмурится капитан, чувствуя, как Тэхён начинает перебирать его
пальцы.

— Ну... такой вот. По мальчикам. А ещё чуть что – сразу в слёзы, ничего не могу с
собой поделать. Мне очень больно, когда люди, которых я люблю, говорят мне
то, чего я слышать не хочу. Я никого не стану обижать словами, зато меня
обижают все. Знаю, конечно, что ненарочно, но это всё равно неприятно, — он
кусает губы, долго собирается духом, прежде чем спросить: — Твои вот
родители в курсе того, что ты предпочитаешь... мужчин?

— С чего ты взял, что я предпочитаю мужчин?

Тэхён тут же хмурит брови и поворачивается к капитану лицом. Он искренне не

понимает: над ним сейчас шутят или как?

— Хочешь сказать, ты по девушкам?

— Хочу сказать, — смотрит ему в глаза Чонгук, — мне важно лишь то, что из
себя представляет человек.

— Значит, у тебя может быть семья? Я имею в виду жена, дети...

— Возможно.

— Но сейчас ты не стал бы? Пока со мной?..

— Нет, — отрезает капитан.

Тэхёна очень успокаивает то, с какой уверенностью тот говорит об этом.

— А что... — и ему явно неловко об этом спрашивать. — Что тогда я из себя

представляю? Для тебя, в смысле. Ты ещё тогда говорил, что это другое. Почему
я – это другое?

Тэхён хлопает глазами, ждёт ответа, при этом смотрит в самую душу.
Неспециально, конечно, у него это как-то само собой получается, залезть в
самые дебри и светить, светить.

А правда, какой он?

Да такой вот и есть: стоит самый обычный, по внешности до безобразия

привлекательный, а он и не замечает, как на него смотрят некоторые девушки.
Его взгляд всегда направлен на капитана, и улыбается он только для него, и
смеётся, и плачет, и обнимает ночами, тихо сопя под боком. Налево даже не
дыхнёт. В нём мировой запас добра и неисчерпаемые залежи нежности. В мире
нет и не будет человека достойного англичанина, все рыцари вымерли, а
137/209
капитан... Он тем более не заслужил такого внимания, просто такого человека
рядом, который всегда поддержит и поймёт. О Тэхёне можно много всякого
подумать, а на словах этого передать не получается. Не тому англичанин задаёт
такие вопросы. Как капитан вообще может признаться, что тот для него –
единственное то самое хорошее и одновременно плохое, что происходит с ним
каждый божий день?

Хорошее – потому что Тэхён тёплый и мягкий, он под тебя умеет подстроиться;
плохое – потому что он наивный и добрый, простит, а ты так и будешь
чувствовать себя ублюдком, недостойным такого отношения. У капитана с
англичанином проблемы! С каждым днём с ним всё лучше, он сам кажется
лучше, даже мир вокруг преображается. Учишься видеть то, чего не замечал
отродясь: например, что звезды есть не только на небе, а что они тонут в
голубой пучине глаз напротив. Тэхён даже сейчас искренний и доверчивый, ему
скажи, что завтра небеса обрушатся на землю – он поверит. Другому, может
быть, не поверил бы, а капитану – на все тысячу процентов.

— Хочешь, я скажу, каким я тебя вижу? — любопытствует Тэхён, так и не

дождавшись ответа. Он держится за руки капитана, говорит расслабленно, а
Чонгук не хочет, но не озвучивает этого. — Ты меня любить боишься. Наверное,
потому что не привык к такому. Вряд ли уж тебе часто попадаются такие
надоедливые парни, как я, — улыбается он, а Чонгуку отчего-то совсем не
смешно. Он лишь наблюдает, вынужденно слушает. — И я знаю, что ты очень-
очень добрый, потому что я помню, как ты мне помог с моей этой морской
болезнью и, когда обидел первый раз, отвел меня в бильярд, а потом в ресторан.
И я верю, что ты делаешь хорошие вещи для меня не потому, что хочешь
загладить вину. Может, тебе просто нужен повод, чтобы сделать для меня что-
то приятное, я, если честно, не знаю... Ты просто не привык. Это я понимаю,
поэтому не расстраиваюсь. Почти. Не привык же, я прав? — хлопает глазами
Тэхён, а капитан хмурит брови.

Чем дольше смотрит, тем больше видит то, что хочется оставить лишь для себя
одного, даже зная, что не заслужил. Эгоистично.

— Сложно быть достойным такого, как ты, — задумчиво звучит в ответ, а Тэхён
округляет глаза. Ему послышалось?.. — Хочешь знать, каким я тебя вижу? —
Чонгуку собственный голос кажется странным, а англичанин не двигается, но
вспоминает, что нужно кивнуть в ответ, и кивает.

А капитан целует, притянув его к себе. И горячо, и нежно, забираясь ладонями

под рубашку. Пальцы гуляют по коже, язык – во рту, а мысли... Да к чёрту эти
мысли, от них сегодня никакого толку, все об одном. О том, что держит в руках
прямо сейчас. Против чувств переть – себе дороже, капитан ведь и правда
чувствует! Чувствует, что сам весь горит там, где его касается Тэхён, и щёки
горят, когда англичанин обхватывает лицо ладонями. Отстраняется и удивленно
смотрит привычно распахнутыми глазищами. Уже не топит. Уже всё. Конечная
остановка – дно морское.

— Лучше я не опишу, — говорит в самые губы Чонгук, и Тэхён его так отчаянно
целует в ответ.

Его поцелуи тоже сложно сравнить с чем-то земным. Скорее это как собирать
губами звёздную пыль: горячо, крайне бессмысленно, хаотично заглатывая
горячий воздух, но остановиться уже не получается. Хочется распробовать вкус,
138/209
пройти все круги боли, пытаясь покорить чёртову звезду. Она ведь горячая, от
неё сердце – в желе, мозги – в кашу, а по венам – синий огонь. Не за зря тот
считается самым горячим, англичанин-то именно такой. Ещё и внаглую делает
вид, что покорился, на деле – покоряет сам.

Наверное, капитан в него не просто «при». Возможно, он что-нибудь «в».

Влип, например.

А когда Тэхён крепко обнимает за шею, мурча на ухо о том, что он очень
счастлив был попасть на этот круиз и познакомиться с Чонгуком, и просто
счастлив, неважно из-за чего, то капитан понимает... Точно влип.

Такое вот оно, дно морское, да? А здесь, оказывается, не так уж и плохо.

*****

Капитан встаёт с первыми лучами солнца, и если раньше Тэхён в четыре-пять

утра мог спать как убитый, не слыша и пушечных выстрелов, то сейчас ему
достаточно одного прикосновения. Чонгук каждый раз касается его, пытаясь
убрать с себя, и тот, как назло, просыпается. Сонно хлопает глазами, на голове
беспорядок, в голове вообще бардак. Тэхён поутру далеко не всегда понимает,
что с ним происходит и почему, а сейчас уже немного привык. Вчера утром он
вообще, увидев, что капитан встал на час раньше, не давал вылезти из постели.
Стонал себе под нос, ныл о пользе сна в его объятиях, и Чонгук, конечно, с ним
не спорил, себе дороже будет, но всё же сну в объятиях предпочел тренировку.
Тэхён сначала не понимал, о какой тренировке речь, до его сонного разума
вообще очень медленно доходит, а потом он окинул одним глазом формы
капитана и понятливо промычал. Не от природы же он так сложен, и Тэхён даже
сам себе пообещал, что однажды он обязательно сходит посмотреть на его
тренировку. Очень уж хочется! Но и спать, увы, хочется не меньше...

И сегодня из его цепких рук, намертво вцепившихся в Чонгука, выбраться

помогают лишь уговоры. Не грубые, потому что Тэхён на них не ведётся, только
обижается, неженка. Зато стоит начать говорить с ним ласково, убедить, что они
встретятся за обедом, что, может быть, капитан урвёт минутку для него где-
нибудь и в середине дня; стоит оставить ему всего один целомудренный
поцелуй где-нибудь на предплечье, и он сам перекатывается на вторую
половину кровати, выпуская капитана на свободу. Довольный и чаще всего
голый он засыпает обратно тут же, забыв обо всяких данных самому себе
обещаниях. А капитан время от времени стоит у постели, нарочито медленно
застегивая запонки, пуговицы, любуется и даже не скрывает этого, когда Тэхён
продирает глаза и ловит его за разглядыванием своего нагого тела. Он только
притягивает одеяло к груди, удобнее устраиваясь на нём, может быть, нарочно
отворачивается, демонстрируя все свои округлости. А капитан-то чуть ли не
скрипит зубами, одёргивая пиджак за лацканы, щурится на англичанина. Тот
всегда очень не вовремя начинает доводить, прямо перед рабочим днём. И хоть
бы раз в выходной!

У Чонгука хоть и работа, но он всё равно не железный, раз Тэхён поступает с

ним несправедливо, то что ему мешает поступать так же? К тому же англичанин
куда более чувствителен к ласке, особенно утром, когда у него совсем нет сил
139/209
подняться с кровати.

Капитан опускается коленом на постель, ладонь ложится на голую ягодицу,

поглаживает, и Тэхён весь покрывается мурашками. Что-то там мурчит в
подушку, Чонгук не понимает, его рука скользит то на бедро, то на талию, он
даже замечает, что у англичанина сбилось дыхание. Тот поворачивает голову и
сонный смотрит на капитана, хмурится, хрипит:

— Ты же сегодня работаешь.

— Сейчас пойду, — будничным, но каким-то веселым тоном заявляет тот.

Тэхён дуется, ему не нравится, что его вот так нагло и бессовестно дразнят. Он
же знает, что Чонгук никогда не останется с ним в свой рабочий день. Не
положено. Отговорки не принимаются.

— Нечестно, — глухо звучит в подушку.

А там Тэхён уже и хнычет, пытается спрятаться под одеяло, когда капитан
внезапно целует в плечо. Ни разу не честно! С ним так нельзя, он же будет
думать, обязательно захочет, возбудится... Справедливо разве?!

Капитана-то справедливость никогда особо не волновала, он делает то, что

считает нужным, а сейчас очень нужным ему кажется отобрать одеяло у
англичанина и поцеловать куда-нибудь в шею. Тот сам подставляется, тянет
свои ручонки, чтобы запустить их в волосы Чонгука, но он уже привел их в
порядок, поэтому не позволяет, перехватывая загребущие. Тэхён всегда быстро
подстраивается и понимает, что ему нельзя, поэтому больше не лезет, но
поцеловать напоследок всё равно просит. Просит – получает. Аккурат между
лопаток, и кожа под губами нежная, горячая, англичанина везде приятно даже
просто целовать.

Капитан всю свою волю собирает в кулак и накрывает Тэхёна одеялом, прям с
головой, чтобы ему неповадно было светить своими прелестями поутру.
Отвлекает всё-таки. А ещё в каюте работает кондиционер, заболеть – раз
плюнуть, капитану, вообще-то, не всё равно.

Тэхён засыпает счастливый и просыпается такой же ближе к обеду. У него есть

ещё несколько часов до встречи с Чонгуком, поэтому проводит он их
максимально бесполезно: в постели, с телефоном, впервые за прошедшие
месяцы проверяя ленты социальных сетей. Даже со злости выкладывает
фотографию с Чонгуком, которую сделал ещё несколько недель тому назад.
Уильям-то, оказывается, и правда вернулся в Портсмут, об этом говорят фото из
беседки дома у Бет Энн.

Он проверяет контакты, звонки, сообщения... Чонгук там говорил, что Уильям

хочет увидеться, скучает, видите ли! А Тэхён лежит, завернувшись в одеяло
капитана, на подушке капитана, со следами капитанских поцелуев на своей
коже и понимает, что ему вот наоборот совсем не скучается по этому козлу. Он
даже открывает контакт, чтобы настрочить пару ласковых о том, что ничего
между ними быть не может, что он в отношениях, счастлив и не скучает вообще
ни разу, но контакт, оказывается, заблокирован.

А стоит его разблокировать, недоставленные ранее сообщения разрывают

140/209
телефон. И звонки, и прочие уведомления! Тот и в инстаграме накатать
умудрился, их прошлое вспоминает, о невесте и не заикается. Тэхён хмурится,
открывая мессенджер, сообщений – сотня, там и видео, и фото, и пропущенные
звонки. Его пальцы замирают над кнопкой удаления контакта, он зачем-то
просматривает отправленные ему фото, из его же сада! Зачем-то читает все
смс, где пишется о том, что Бет Энн всё знает.

Знает о чём?..

У Тэхёна на короткий миг замирает сердце. Бет Энн знает. Уильям вот так просто
взял и рассказал матери о них, так просто... Столько времени молчал, а тут взял
и выдал на духу, покаялся, а она приняла, рассказала, что Тэхён слинял в
кругосветное, потому Уильям его теперь ждёт. И за садом ухаживает. И за
домом. Даже веранду ему подлатал, чтобы к приезду не было никаких головных
болей. Не будет никакой свадьбы, он всё осознал, обдумал, понял, что испортил
себе жизнь, выбрав человека, которого не любит. Его, кажется, и не волнует, что
помимо себя, он испортил жизнь ещё двум людям. Тэхён внезапно очень
переживает за его бывшую, ему искренне жаль, что ей достался такой человек.
Жаль, что и ему такой когда-то достался, но что теперь делать-то? Не
возвращаться ведь... А как же тогда?

Тэхён так и не блокирует контакт, но и на сообщения не отвечает. Он и за

обедом где-то не здесь, молча жует какой-то салат, уставившись в одну точку.
Эта точка, к сожалению, Юнги, и ей не нравится, что на неё пялятся.

— Звезда моя, ты чего уставился? — хмурится бармен, а Тэхён и не слышит,

копируя его выражение лица.

Что он, блин, теперь должен делать? У него ведь Чонгук! Не нужен ему этот
предатель, но Бет Энн... Перед ней очень неудобно получается.

Тэхён отмирает только тогда, когда чувствует ладонь на своём бедре. Смотрит
на капитана, который вопросительно вскидывает брови, тоже требует
объяснений.

Нет-нет! О чём, а об этом ему точно знать не стоит! Хотя, может, будет
правильней... Но Тэхёна дрожь пробирает, когда он представляет, как они с
Чонгуком снова ссорятся, и еда в горле встаёт комом. Он забирает у капитана
кофе, чтобы запить и не помереть вот так глупо, но морщится от кислого вкуса,
аж слёзы на глаза наворачиваются от такой гадости. Может, и не от гадости, а
от несправедливости этого мира.

Уильям-то думает, что они... вместе. Что они снова вдвоём, влюблены, а Тэхён-то
больше нет, сейчас понимает: он капитана хочет, только к нему. Никто больше
не нужен. Хочется только в его руки, в его постель, к нему под бок, и чтобы
успокоил ночью или подразнил утром. Тэхёну ничего больше сейчас не надо, не
от того, кто столько измывался над ним, а потом взял и предал, и снова
вернулся, как будто это обычное для него дело.

Капитан-то, чувствует Тэхён, не относится к нему настолько наплевательски.

Даже он не относится, а мог бы, знает же, что Тэхён всё простит. Он и Уильяму
бы всё простил. Раньше. А теперь уже поздно, его не жаль даже, только если
немного. И Бет Энн. Уильям как будто специально отрезал все пути отступления,
знает ведь, как Тэхён относится к ней! Очень ценит и любит как родную мать, и
141/209
вот так нагло поступил!

— Тэхён? — хмурится капитан.

А что ему сказать-то?! Страшно ведь ругаться из-за такого, Чонгук может и не
приехать после!

— Твой кофе просто... отвратительный, — через силу выдавливает из себя

англичанин.

Он и не врет, кофе и правда гадость несусветная. Он даже не стесняется

отобрать у Чимина клюквенный сок и запить, а тот такой же кислый, но хотя бы
не противный. Господи, час от часу не легче! Ещё и Юнги прям сверлит
взглядом, как будто что-то понимает. А вдруг? Тэхён с ним столько времени
провел, столько нервов ему вытрепал, бармен видел его во всех почти самых
плохих состояниях. Тот, наверное, страх учуял, но рот свой открывать не стал.
Молча не поверил в бредни с кофе.

И уже позже, когда Тэхён снова торчал у него в баре в гордом одиночестве и без
конца вздыхал, тот не выдержал:

— Что ты тут вздыхаешь как девица неоприходованная? — хмурится бармен, а

Тэхён от такого вопроса аж соком давится.

Он не девица и уже оприходован. Капитаном вот.

— Мне уже и подышать нельзя?

— Нельзя. Либо выкладывай по кому вздыхаешь, — он ставит перед Тэхёном

закрытую упаковку апельсинового сока. — Либо вали.

Тэхён упаковку двигает обратно, не пойдёт он никуда, а Юнги... Он же не станет

болтать, в случае чего.

— Мне Уильям написал.

— И? — злобно хмурится Мин.

Он сегодня как-то не в настроении. Или Тэхён просто от него немного отвык.

— Он думает, что мы вместе, — неуверенно звучит в ответ. — За садом моим

ухаживает, матери своей всё рассказал, невесту... бросил. Веранду мне починил.

— Дальше что?

— Я капитану говорить боюсь.

У Тэхёна и по глазам видно, что он до смерти напуган. Не пойдёт же он к

Чонгуку вот так, да с такими новостями...

— Так не говори. Вернешься домой, будешь жить со своим Уильямом долго и

счастливо.

— Ты что... — выдыхает Тэхён. Он в ужасе от одной только мысли снова

142/209
оказаться в отношениях с этим человеком. Не хочет! — У меня же Чонгук.

— Ну, Чонгук – не стена, подвинется, — как будто специально доводит его

бармен.

— Никуда он не подвинется. Не хочу я, чтоб он двигался!

— Ну так возьми и скажи своему америкашке об этом, — легко говорит Мин.

— Он англичанин...

— Да хоть эскимос, мне фиолетово.

— Я сначала хотел с Чонгуком поговорить, но боюсь, — Тэхён жуёт трубочку. —

Мы уже ссорились из-за него. Не хочу ещё раз. Не смогу... ещё раз.

— Капитан твой, думаешь, совсем дурак? — устало вздыхает Юнги. — Ты же к

нему каким-то волшебным образом нашел подход. Уверен, таким же, мать его,
волшебным образом он тебе любую самую странную хрень простит.

Дурак, думает Тэхён, он иногда такой дурак! Но они ведь это пережили. А вдруг
сейчас Чонгук не захочет понимать? И что тогда Тэхён будет делать? Ему,
наверное, лучше решить проблему до того, как о ней узнает капитан. Да! Это
вот самая верная мысль! Только Тэхён понятия не имеет, что ему делать, а
точнее, как помягче сказать Уильяму, чтобы он отправлялся на все четыре.

Вдруг тот что-нибудь сделает с его садом? А вдруг с домом? Бет Энн ведь тоже
может от него отвернуться, и что тогда...

Эту информацию, наверное, лучше попридержать, Тэхён решается это скрыть, а

бармен внезапно, каким-то отстранённым голосом спрашивает:

— Что ты чувствовал, когда он тебе изменил?

— Ничего.

Мин вопросительно выгибает бровь, но Тэхён повторяет:

— Ничего. Я узнал о его невесте, вернулся домой и ревел все следующие сутки,
а потом устал. Ничего не хотел. Не ел, только постоянно спал. А когда не спал...
— он задумывается и хмурит брови. — В окно смотрел. Ну и плакал. Тоже
постоянно. Было просто очень плохо. Даже сад забросил, представляешь? Это
сначала. А потом поливал цветы и ревел над ними, вспоминал, как сажал их...
для него. Для него, можешь в это поверить? Я – нет. Не хочу к нему, — заявляет
Тэхён, с болью глядя на бармена. — Не хочу больше, мне капитан ваш нужен. С
ним... очень.

— Что «очень»? — а Юнги и слушает внимательно, и вникает в каждое слово.

Ситуация эта до абсурда ему знакома.

— Просто очень.

С капитаном Тэхёну и правда «очень». Очень хорошо, очень плохо, очень

143/209
радостно, грустно, с ним поначалу было невыносимо, без него сейчас
невыносимо. Очень.

— Ты к нему вернуться хотел, — напоминает бармен. — К эскимосу своему.

— Он англичанин, — вздыхает Тэхён. — Хотел, но больше не хочу. Зачем он мне

нужен, если...

— Если нашёлся другой.

Тэхён вскидывает на бармена взгляд, злится.

— Зачем он мне нужен, если я нашёл того, кому хоть немного стыдно делать
мне больно.

— То есть, — уточняет Юнги, — ты всё-таки нашел кого получше.

— Нашёл. Я не заслужил, по-твоему? Он ведь и правда лучше. Почему я вообще

должен всю жизнь любить того, кто дважды меня бросал? — тут Тэхён
прикусывает язык, а Юнги переспрашивает:

— Мне послышалось или ты сказал...

— Не говорил.

— Да нет же, я точно слышал...

— Ничего ты не слышал, — злобно стоит на своём Тэхён.

— Дважды? То есть два раза? Эскимос тебя два раза на своём хере повертел, и
ты сейчас так спокойно говоришь о том, что он твою сраную веранду
отремонтировал и ждёт тебя дома с пирогами? Звезда моя, ты совсем дурак?

Тэхён и сам знает, что прощать того, кто однажды предал, было глупостью, а
бармен и не знает, что делать, когда англичанин начинает рыдать. Чуть ли не во
всё горло, потому что ему очень страшно говорить об этом с капитаном! Тот
ведь точно бросит, снова не станет разговаривать! И как ему открыться?! А если
узнает, что Тэхён такой вот простофиля, который и правда прощает всё-всё, то
вдруг он тоже?..

— Эй, — зовет Юнги, — ты перестань тут... Я же просто спросил. На вот, хочешь

вкусненького чего?

Бармен тычет в англичанина шоколадным батончиком, а тот сгребает сладость,

открывает упаковку и жует со слезами на глазах и мокрыми щеками. Ему стыдно
и за свою доброту, и за то, что он такой плакса, и любит сладкое, и капитана, и
дом свой, и сад, и Бет Энн. Исчез бы Уильям навсегда, жизнь стала бы сказкой! А
пока что вот Тэхён сидит хомячит шоколад, запивая это дело соком, а Юнги
кого-то зовёт за его спиной и тычет в англичанина пальцем.

Тот оборачивается, замечает брата, который тут же хмурит брови, глядя на его
зареванное лицо. Хотя он чуть-чуть совсем поплакал, не как обычно!

— Он мне тут всех клиентов распугает своими криками, — говорит бармен, а

144/209
Тэхён чувствует, что тот предатель... И батончик он его ест теперь очень злобно.

— У вас хоть один день может без ссор пройти? — равнодушно интересуется
Джин, а Тэхён и не понимает, о каких ссорах тот говорит.

— У кого «у вас»? — шмыгает он носом.

— У тебя, — Джин сдержанно кивает головой куда-то в сторону, — с ним.

Тэхён смотрит на какого-то мужчину, сидящего за столиком, не понимает, и всё

же до него, пускай не сразу, но доходит, что Джин говорит о капитане.
Англичанин и руками машет, и головой мотает, и с набитым ртом хочет
объяснить, что Чонгук здесь не при чем, но тот, вообще-то, при чём.

— Не ссорились мы, — снова шмыгает он носом, но Джин только командует идти

за ним.

Не ждёт, знает, что пойдут. Как обычно. А капитан совершенно случайно

замечает, как тот уводит Тэхёна на кухню. Англичанин даже обернулся, как
будто почувствовал, но в ответ ни улыбки, ни привета, одно зареванное лицо. Он
только в себя пришёл, а тут его брат нарисовался, из-за которого Тэхён ещё и
ревёт. И как тут, скажите, не злиться? И контактировать им не запретишь, и в
рабочие дни у главного менеджера больше свободного времени, чем у капитана,
и тот умело этим пользуется.

А Тэхён так и делает вид, что ничего страшного не происходит. Встречает

вечером в каюте, уже в кровати, переодетый, какой-то замученный. Молчит, что
уже само по себе очень подозрительно, и ластится как неродной, неуверенно,
осторожно, как будто боится, что его опять оттолкнут. Все его прикосновения
совсем уж невинные, а один-единственный поцелуй, который он оставляет где-
то между рёбер вовсе выбивает Чонгука из колеи. Достаточно одного «Тэхён»,
чтобы англичанин весь напрягся, чуть ли не сжался под боком. Такого ещё ни
разу не было, и очень странно понимать, что Тэхён... напуган. Чем-то или кем-то.
Но не может же... Чонгуком?

— Тэхён, — повторяет капитан, и англичанин наконец подает признаки жизни.

И взгляд поднимает, и гладит ладонями, и всё ещё ведёт себя очень странно. На
вопросительный взгляд капитана он лишь целует. И снова целует, и снова,
покрывая теплом грудь Чонгука, ему очень хочется, чтобы тот не злился, чтобы
не задавал вопросов! Сейчас – не надо, Тэхён соврать не сможет, рассказать
правду, кажется, – тоже. Капитан, разумеется, не отталкивает, не тогда, когда
англичанин садится на него верхом и утыкается лицом куда-то в шею. И там
целует, и весь он сегодня как размякшая глина, бери – не хочу, и слова не
вякнет.

Только он весь замирает и напрягается, когда по каюте разносится звук

уведомления, следом телефон начинает вибрировать, принимая входящий
вызов. Тэхёна дрожь пробирает с головы до пят, не должен он бояться говорить
о таких вещах, но боится! Страшно ведь, что оставят, что снова придется быть в
одиночестве. Он выпрямляется, а капитан так и лежит, хмуро глядя на него.

— Кто это?

145/209
Тэхёну никто не звонил все эти месяцы, кроме разве что Уильяма. Тут не надо
быть гением, чтобы понимать, что происходит что-то, связанное с ним. Капитан,
разумеется, от этого не в восторге, но глядя на то, как англичанин боится, он
злиться не может. Ревнует, да, но не злится. Просто не понимает.

Тэхён-то, выходит, его номер разблокировал. Зачем?

— Что происходит? — по-прежнему терпеливо спрашивает капитан, а Тэхён

сглатывает, признается:

— Я боюсь.

— Чего ты боишься? — хмурится тот.

— Рассказывать.

Тут у Чонгука нет ни одной веселой мысли. Совсем. Уильям-то разблокирован,

написывает и названивает вон, а Тэхён боится. Казалось бы, всё тут просто как
дважды два, капитан так и думает, не о самом хорошем, но с англичанином всё
так просто не бывает. Он бы не пришел с повинной в том, что решил, будто бы
до сих пор влюблен в бывшего.

Стоит представить, как он говорит, что возвращается в Портсмут, конечности

леденеют. Ладно, если бы просто домой, но не к кому-то другому. Да разве его
морской вообще способен на такое предательство? Тут даже ключевое слово
есть: его! Он будет верен по гроб жизни тому, кто с ним рядом. Капитан вот
рядом, с ним, значит, англичанин и должен быть. Хотя бы сейчас, а что потом... А
то, что потом, оно не должно касаться капитана, он ведь так для себя решил. Об
этом «потом» ни слышать не хочется, ни думать, и чтоб оно вообще капитану на
глаза не попадалось!

Он терпеливо ждёт слов Тэхёна, к самому худшему уже готов. Брат его, может,
об этом и уговаривал? Дать этому Уильяму второй шанс, вернуться домой,
Чонгук-то чувствует неприязнь главного менеджера. Сам неровно к нему дышит,
обходит стороной, они слишком уж похожи.

За всеми мыслями капитан даже и не замечает, как у Тэхёна слёзы

наворачиваются, но он не плачет! Ну не станет же опять реветь, это и ему, и
всем вокруг уже наверняка надоело. Он всё-таки взрослый мужчина, ему
двадцать пять! А слезам-то всё равно на возраст, они почему-то бегут по щекам,
когда Тэхён говорит:

— Ты только, пожалуйста, дослушай до конца.

А что ещё остаётся делать? Чонгук устал от этой вечной мокроты и драмы. С
Тэхёном что ни день, то слёзы и какие-то страшные признания или открытия.
Причем всегда – со стороны капитана.

— Ты возвращаешься домой? — Чонгук говорит немного устало, тихо,

предполагает не самое, но страшное.

Самое страшное такое: «Ты возвращаешься к нему?».

Чонгук, наверное, отпустил бы. Чтобы катился на все пять, и цацки бы его все
146/209
собрал, всучил обратно, ракушки эти дурацкие, камушки его. Он бы точно
сделал что-нибудь дурное, потому что не понял бы такого поступка.

Тэхён только сильнее плачет, не ревёт, но на грани. Мотает своей белой

головой, отрицает.

— Никуда я не собираюсь! С чего ты вообще это взял? Я же говорил, что с тобой

хочу. Помнишь же? — Чонгук-то помнит. — Ты сейчас вспомни всё, что я тебе
говорил. Хорошее только. И ты мне нравишься. Нет. Я тебя люблю. Ладно?

Мысли об Уильяме вмиг исчезают, а капитан напрягается. Он с такими

признаниями, которые, в принципе, англичанину свойственны, ненароком
начинает думать, что тот смертельно болен. Может быть, он уже был болен,
когда на лайнер поднимался? Вдруг потому мир повидать и захотел?

Чонгук, чёрт бы его побрал, уже и не знает, что думать с таким поведением.

— Я сегодня утром просто проверял сообщения, фотки смотрел, — говорит

Тэхён, а голос-то дрожит. — А там...

Неужели кто-то умер?..

— Уильям, оказывается, правда вернулся домой, — Тэхён едва сдерживается,

чтобы совсем не разреветься, когда лицо капитана меняется с хмурого, на очень
хмурое. — Ты говорил, что он мне писал там всякое, и я хотел ему ответить, что
он мне вообще не нужен! А потом я увидел, что контакт заблокирован. Ну я его
разблокировал. А потом... — он шмыгает носом. — А потом мне начали приходить
сообщения, а потом... — Тэхён и так долго держался, тут больше не может.

Так и сидит верхом, рыдает, и не надо его обвинять! Он капитана до трясучки

боится!

— Не хочу к нему! Без тебя не хочу, — всхлипывает как маленький ребёнок, а

Чонгук, честно признаться, ни черта не понял, но смог облегчённо выдохнуть.

— А ревёшь чего?

— Вдруг ты меня опять... бросишь, — и снова всхлип.

Чонгук очень хочет его как-нибудь обозвать, ни одного хорошего слова на языке
не вертится. Англичанин такую истерику закатил, как будто завтра конец света
наступит! Он капитана до смерти напугал, так же, вашу ж налево, нельзя. У него
вообще сердце слабое, ему тридцать, но с такой работой, считай, все пятьдесят.

— Пакуй истерику, — вздыхает Чонгук, а Тэхён только глазами хлопает,

всхлипывает и успокоиться, вообще-то, не может.

Довели.

И нашел же время! Капитану завтра вставать ни свет ни заря.

— Тэхён, успокойся, — мирным тоном просит Чонгук.

Не злится, но видеть англичанина постоянно рыдающим из-за него... Ладно, если

147/209
бы причина была, а это! Это уже ни в какие ворота. Сам себе чего-то там
надумал, теперь сидит и ревёт.

— Слезай с меня, — командует капитан, когда Тэхён и не думает его слушаться.

— Зачем?

— Я пошёл за водой. Слезай.

— Зачем? — снова всхлип, но всё-таки слезает, осторожно сползает на свою

половину кровати, так и боится.

У него в капитанской каюте уже даже своя половина кровати есть. Чего рыдает –
одному Тэхёну известно.

— Топить тебя буду, достал реветь.

Англичанин шутку не оценил, даже не понял, что капитан шутит, а тот под
шумок и притащил ему воды. Чтоб и рот свой занял чем-нибудь полезным, и чтоб
не помер от обезвоживания. И пока Тэхён пьет, Чонгук присаживается рядом с
ним, уже с его стороны, и ждёт. Просто ждёт, пока тот хотя бы успокоится, а
когда крокодильи слёзы наконец заканчиваются, Чонгук рискует потребовать
более связных объяснений. И Тэхён с передышками, дрожащим голосом
рассказывает о том, как разблокировал контакт, и что его уже ждут в
Портсмуте, и что этот Уильям и невесту бросил ради него, и за садом ухаживает,
и за домом, и даже матери рассказал об их отношениях.

— Столько молчал, а тут рассказал! Как будто мне это надо! Я даже фотку нашу
с тобой выложил, но он её, наверное, ещё не видел...

— Ты сделал что? — недовольно интересуется Чонгук.

— Нельзя было?.. — он делает такие страшные глаза.

— Забыли, — капитан трёт глаза пальцами. — Дальше что там с этим Уильямом?
Из-за чего истерика?

— Почему нельзя? — игнорирует его Тэхён.

— Я этого не сказал.

— По тебе и так видно... Ты тоже не хочешь, чтобы кто-то знал?

Чонгука от этого «тоже» аж корёжит.

— Ты можешь хоть пойти и в рупор проорать, что мы с тобой в отношениях, —

капитан говорит спокойно, он внезапно чувствует себя таким уставшим, глядя
на зареванного Тэхёна, который облегчённо вздыхает. В отношениях – это
хорошо. — Но когда ты болтаешь о том, что происходит внутри этих
отношений... Тут я твоей политики не разделяю.

— Это всего лишь фото. Мы там даже не целуемся... — он шмыгает носом. — А

ведь могли бы.

148/209
— Показывай, — командует Чонгук.

Тэхён и показывает, ему не жалко, специально подползает ближе. Он когда

касается Чонгука, ему не так страшно. Не капитана он, конечно, боится, только
лишь его взгляда. Его одного хватит, чтобы понять, насколько сильно тот может
быть недоволен.

— И дальше что? — интересуется капитан, разглядывая фотографию.

Ну, ничего такого уж страшного в ней и правда нет, Чонгук даже помнит, как
Тэхён попросил с ним сфотографироваться. Вечером, на пляже. Хороший, в
общем-то, был день.

— Он меня ждёт.

— Кто тебя ждёт? — Чонгук даже и не слышит, что говорит англичанин, листая
его аккаунт.

Там и фото сада, и дома его, действительно красивого, выглядит очень уютно.
Правда, тут и этот...

— Уильям. Он же думает, что когда я вернусь, мы будем с ним... вместе.

Капитан вскидывает взгляд на Тэхёна, а тот, кажется, и не дышит.

— А ты хочешь этого?

— Как ты можешь так спокойно спрашивать об этом?.. — задушенно звучит в

ответ. — Не хочу. Я же сказал.

— Тогда поговори с ним.

— Но Бет Энн...

— Ты в угоду своей соседке собрался встречаться с её сыном? — Чонгук даже

голос повышает.

— Не собрался я, ты меня совсем не слушаешь? Я же сказал: с тобой хочу.

— Тогда реши эту проблему, — он протягивает Тэхёну телефон. — Сам. Ты

взрослый человек, это твои отношения. Я тебе тут ничем не помогу.

— Ты мог бы...

— Расстаться с твоим бывшим вместо тебя? — вскидывает брови Чонгук. —

Тэхён.

— Ладно, я понял, — Тэхён крутит телефон в руках, совсем понурив голову. —

Скажу ему... что-нибудь. Я не за него переживаю, если что, просто Бет Энн...

— Ты не делаешь людям больно. Ты не можешь, такой ты человек, — терпеливо

объясняет Чонгук. — Она поймёт. Это твоя жизнь, твоё решение. Если тебе
будет так проще, то сделай это ради меня.

149/209
— Ради тебя? — Тэхён весь аж засветился.

— Ради меня.

— Я могу ему всё-всё рассказать?

— Просто сделай так, чтобы я о нём больше не слышал, — устало говорит

Чонгук. Не хочет он говорить о бывшем Тэхёна, тема не из приятных. — Хоть
весь интернет засори этими фотографиями, лишь бы он не мешал.

— Не мешал чему?.. — не понимает англичанин.

А Чонгук тяжело вздыхает, перебираясь на свою сторону кровати. Этот Уильям

изрядно потрепал ему нервы, не хватало ещё...

— Не мешал чему? — повторяет Тэхён, глядя на удобно устроившегося капитана.

— Чонгук?

— Мне. Чтобы он не мешал мне.

«Быть с тобой», — вслух так и не звучит.

— Ты же не злишься? — на всякий случай интересуется Тэхён, а Чонгук

выключает свет, оставляя англичанина в темноте. Тот и голос понижает,
подползая ближе. — Я обязательно с ним поговорю, обещаю. Ради тебя. Ради
себя, конечно, тоже, но ради тебя в самую первую очередь. Он мне совсем не
нужен. Ты же всё равно приедешь ко мне? Я тебе не разонравился?

— Не говори глупостей, — Чонгук чувствует, как Тэхён укладывается рядом с

ним, снова ластится и гуляет рукой по животу. Успокаивает, заботится вот так,
как будто и правда...

Чёрт бы его побрал. Он же правда может любить.

— Глупости – единственное, что я могу говорить, — бурчит Тэхён, а Чонгук

просто пытается поспать.

Ему тут такую драму устроили, что этого ещё на неделю спокойствия должно
хватить. А ревёт он, потому что боится повторения, тут и дураку понятно будет.
Капитан, конечно, понимает, что не святой, что делал больно, игнорировал,
уходил, но такая реакция на то, в чём Тэхён и не виноват даже... Не ему ведь в
голову взбрело возобновить отношения. А Уилли же хватило совести и девушку
бросить, и вот так нагло вернуться, даже разрешения не спросил. Взял и
отремонтировал веранду! Надо будет, Чонгук сам приедет и всё англичанину
там отремонтирует, чтобы душа его была спокойна. Даже если не будут они
вместе, голову на отсечение, но ноги этого второсортного англичанина не будет
в доме Тэхёна. У капитана и то совесть имеется, хоть какая-то.

Тэхён-то не виноват в том, что он такой.

— Чонгук, а я тебя, кажется, правда... люблю.

И не запретишь же ему просто чувствовать. Капитан многое может

контролировать, всех и каждого вокруг, но, видимо, не Тэхёна.
150/209
— Тогда сделай для меня кое-что, — сонно просит капитан, и Тэхён угукает. —
Давай обойдемся без твоих слёз оставшийся месяц?

— Я не специально...

— Ты мне что обещал? Я – обнимаю и целую, ты – перестаешь рыдать по поводу

и без.

— Так ведь повод серьёзный, — убеждает его Тэхён. — Мне же было страшно.

— Я не такой уж монстр, каким ты меня считаешь.

Капитан и правда ведь не такой. Пускай иногда поступает неправильно, но на

некоторых своих ошибках он всё же учится. К тому же оставшийся месяц
пролетит незаметно, осточертело уже выяснять отношения, злиться и ссориться.
Капитану бы просто, чтоб его ждали вечером в каюте, чтоб Тэхён светился как
ёлочная гирлянда при каждой встрече с ним, чтоб только на него так
реагировал. Больше ничего не надо. У них осталось очень мало времени друг
для друга.

— Я же не считаю тебя монстром, — далеко не сразу говорит Тэхён. Тихо,

видимо, из последних сил. Умудряется и тут ошарашить Чонгука: — Просто
боюсь тебя разочаровать.

У капитана сна после такого заявления ни в одном глазу, а Тэхёну хоть бы что.
Раскидал свои конечности тут и там, дрыхнет, разочаровать он, видите ли,
боится... Дурак совсем?

Не он этого бояться должен, а капитан. Только вот тому и в голову не приходило

бояться таких вещей, он ведь вообще не из пугливых – так казалось раньше.
Сейчас очень странно понимать, что он ещё и чувства всякие умудряется
испытывать, и водит англичанина по кафе и ресторанам, проводит с ним все
свои выходные.

Может, это только сейчас так кажется, что он привязался? Без Тэхёна ведь
возможно, он просто своими «люблю» пудрит капитану мозги. Вечно его куда-то
торопит, гонит, всё ему надо сейчас и побыстрее, хотя если Чонгука не
подгонять, он сам ни к чему и не придёт. И всё же.

Отпустить-то придётся. Тут сколько не говори о всяких «при», «в» и прочих

приставках и предлогах, расставание всё равно случится. На данный момент это
так же неизбежно как восход солнца, как приливы и отливы, как то, что Тэхён
влюбился. Сюрпризом не стало. Тот вообще к людям привыкает на раз-два и
жить без них не может.

В самом деле, не бросит же капитан работу? Не станет же каждые полгода

мучить англичанина своими визитами, что это за жизнь такая? Он, может, и
потерпит, если будет знать, что к нему точно вернутся, но капитан-то – нет. Нет
и всё тут. И катать с собой Тэхёна бесконечно не выйдет, ему надо домой, на
землю, чтобы украшал собой то солнечное место с фотографий. Чонгук больше
чем уверен, что англичанин там единственная самая интересная
достопримечательность.

151/209
И не бросишь его, и себе не оставишь. И что тут делать, когда человека между
разумом и сердцем поделить не можешь?

Остается ждать Англии, а там уже что-нибудь да как-нибудь. Там уже как
минимум одному из них будет очень плохо, и больно, и всяко, как там ещё Тэхён
умеет страдать? А капитан... Он-то переживёт. Всякое переживал в своей жизни,
не за зря такой молодой, а уже вон где. Пробился, добился, вот бы это ещё хоть
что-нибудь значило. Уважать – уважают, а доводить так, как умеет это делать
англичанин, никто не может. Остужать и греть – тоже.

Не страшно ведь, верно? Главное – пережить, а там всё само устаканится,

придет в норму. Ну а если нет... Как это нет? Оно обязано! Но всё-таки если
вдруг не придёт ничего в норму...

Англичанин навряд ли сильно станет бузить и рыпаться, если вдруг капитан его
захочет забрать себе навсегда.

152/209
10. Особенный человек

«Человек устроен так, что когда что-то зажигает его душу, всё становится
возможным».

Тэхён тайком от капитана покупает фотоаппарат. Он, счастливый, вертит в

руках самый обычный полароид и глупо улыбается всю дорогу до бара, где
находит Юнги.

Полароид, кстати, жёлтый, прямо как солнышко, а Юнги, увидев англичанина,

становится хмурым. Как туча. Они с Чимином опять что-то не поделили, оба
замялись, глаза забегали, менеджер даже бежать по делам собрался, у него
всё-таки рабочий день, но Тэхён не позволил. Он демонстрирует им свою
покупку, довольный как кот. Лыбится во все тридцать два!

— С чего вдруг ты заделался фотографом? — любопытствует Юнги.

— Я рассказал Чонгуку про Уильяма, — ярко улыбается англичанин

недовольному бармену. — И он даже не разозлился, представляешь? Так
спокойно отреагировал! Сказал, правда, что я его должен совсем-совсем
отшить, но это мелочи, — бубнит он себе под нос и переводит тему. — А ещё он
сказал, что я могу хоть весь интернет засорить нашими с ним фотографиями.
Моими и его. Капитана, в смысле, не Уильяма. Вот купил...

— Орудие пыток.

— Полароид.

— Я так и сказал.

Чимин цыкает на вечное недовольство бармена, а Тэхён так и не знает, что

между ними произошло, даже посоветовать ничего не может, помочь хоть как-
то. Его, собственно, никто и не просит, но помочь он хочет очень сильно, такая у
него натура.

— Хочу вас сфотографировать, — заявляет он. — На память.

— Меня работа ждёт, — пытается отмазаться Чимин.

Он уже даже поднимается с места, но замирает, когда Юнги говорит:

— А чего же? Давай, побегушка, на память. Порадуем нашего английского друга

напоследок.

У Тэхёна даже улыбка с лица сползает от этого «напоследок», но он натягивает

ту обратно, когда на него смотрит Чимин. До «напоследок» ещё далеко. Ещё
целых четыре недели. Четыре!

Тэхён прячет лицо за аппаратом, когда Юнги упирается локтями в стойку, а

Чимин удобнее устраивается на барном стуле: закидывает ногу на ногу,
153/209
поправляет прическу, не забывает лучезарно улыбаться. Это ведь на память, что
в данном случае значит «навсегда». Для Тэхёна, а он ведь друг.

— Представьте, что вам не хочется друг друга убить, — командует Тэхён и

щёлкает замерших.

— Я представил, — улыбаясь, говорит Юнги уходящему Чимину, пока Тэхён

активно машет снимком. — На секунду. Неплохо вышло, да?

Тэхён улыбается ему в ответ, снимок должен быть хорош, Чимин всегда
выглядит замечательно, а Юнги...

А Юнги на фотографии смотрит не в камеру, а на «побегушку». Таким взглядом,

какой Тэхён уже видел несколько раз, у капитана. Тот с такой же легкой
грустью всегда смотрит на море, по которому скучает, кажется, каждый день. И
всё же ни менеджеру, ни бармену фотографию он не показывает, отнекивается,
щебечет: «Только мне на память», — и улетает в сторону банкетного зала, где
его ждёт Джин.

Тэхён и его фотографирует, и персонал, даже просит брата немного подождать.

Добирается и до капитана со старпомом! Чонгук его когда увидел с полароидом,
весь нахмурился, что англичанин вот так нагло врывается на капитанский
мостик, но Намджун его идею поддержал. Даже не отреагировал на то, что
человек, вообще-то, нарушает морской этикет. Его, в принципе, много кто
нарушает, на мостик нередко водят пассажиров. На круизном лайнере вообще
нет никакого этикета, цирк сплошной. И не за бесплатно, разумеется, водятся
сюда люди, но это лишь в первые дни круиза, а сейчас тут тишина. Была.

— Улыбнитесь, капитан, — советует Тэхён.

Радист и старпом улыбаются-то как не в себя, и все в белых формах, все

красавцы. Тэхён радостно машет фотографией, чтобы быстрее проявилась, он
теперь сможет фотографировать капитана сколько угодно, тот сам разрешил.
Никто его за язык не тянул! А раз он сказал, значит, можно. Вот и всё.

Англичанин убегает так же быстро, как и прибежал, оставляет после себя

странную, приятную атмосферу, капитан даже смотрит ему вслед, удивляется.
Тэхёну в этом мире все двери открыты, он и сам открывается с одного щелчка, и
других открывает так же легко, даже тех, кого, казалось, не может. Его приятно
встретить посреди дня. Он мимо пробежал, а уже зарядил людей хорошим
настроением, своей простотой, наивностью и глупостью. Дневная звёздочка.

Чонгука звёздочка.

Даже странно от того, какой человек ему, угрюмому и вечно хмурому, достался.
Капитан и не помнит, когда последний раз просто улыбался, а Тэхён всё чаще
чуть ли не каждой своей выходкой вынуждает подавлять глупую, лезущую на
губы лыбу. Пока не вспоминается Уильям. Этот чёрт капитана уже достал, что ни
день, то какие-то новости о нём. Потерял человека, так имей совесть оставить
его в покое, зная, что у того уже другая жизнь, другие чувства, отношения. Что
за народ пошёл? Никакого уважения ни к себе, ни к другим людям.

Тэхён-то побежал бы к нему, не будь уже влюблен, вернулся, капитан уверен.

Его долго уговаривать бы не пришлось, Уилли было бы достаточно поманить
154/209
пальцем, англичанин-то с ума по нему сходил, столько ревел. А сейчас только по
капитану ревёт, только на его зов пойдёт и вообще сделает всё, что ему скажут.
Повыёживается немного, но сделает.

Потому его Сокджин и впрягает помочь с очередным праздником. Чонгук свою

звезду на обед забрать хотел в кои-то веки, просто посидеть с ним отдельно ото
всех, а потому и пошёл в банкетный зал. С его братом сталкиваться, конечно, не
хотелось, но тот стоял у самого входа, украшал арку цветами. Между ними
сквозит заметное напряжение, когда капитан интересуется, куда дели Тэхёна. У
Сокджина на лице написано, что он хочет что-то сказать, и вряд ли это будет
связано с местоположением англичанина. И менеджер сначала ничего не
отвечает, только кидает на капитана короткий взгляд, незаинтересованный. Его
неприязнь прежде не была... такой. А сейчас она именно такая: скромная, но всё
же открытая, их чувства относительно друг друга уже ни для кого не секрет.
Кроме, разумеется, Тэхёна. Тот по таким пустякам и не заморачивается, а
капитану вот приходится терпеть.

— Пошёл за скотчем, — наконец отвечает Сокджин. Он крутит в руках

декоративную лилию, которую не прикрепил к арке, молчит.

Чонгук такое не любит. Уж лучше ему сразу пускай выскажут всё в лицо, он бы и
сам высказал. С радостью.

— Хочешь что-то сказать? — предлагает капитан.

— Хочу, — спокойно звучит в ответ. Он всегда собран, всегда спокоен как удав.
Взгляд отличается от взгляда Тэхёна – резкий, холодный. Как северный
ледовитый. — Мы оба знаем, в чём наш конфликт.

— У нас конфликт?

— Имеется.

Чонгук хмурится уже не по привычке, а предчувствуя неприятный разговор.

— Твоих претензий я не понимаю.

Сокджин долго думает, вертя лилию в руках, окидывает капитана взглядом и

отвечает далеко не сразу:

— Я просто хочу, чтобы он был счастлив. Все хотят этого для своих близких. К
тому же ты и сам видишь, какой Тэхён человек, ему нужен кто-то рядом, и мне
неважно, кого он выберет. Разве что... — он замолкает и задумчиво выдаёт: —
Лишь бы это был не какой-нибудь капитан дальнего плавания.

— Это не твоё дело, — Чонгук отвечает ему в тон, так, словно нет между ними
никаких конфликтов.

Как будто встретились два давних друга, сейчас вот болтают о погоде. Разве что
у капитана в душе – буря. Не надо совать свой нос туда, куда не просят, и
лишать его возможности подольше побыть с человеком – тем более не стоит.

— Не моё, — по-прежнему спокойно соглашается Сокджин, — поэтому и не

вмешиваюсь. Но чем раньше это закончится, тем быстрее Тэхёну станет легче.
155/209
Пытаясь забыть бывшего, — менеджер легко указывает цветком на капитана, —
он снова без памяти влюбится в какого-нибудь парня, который, вероятно, опять
разобьёт ему сердце. Видите закономерность, капитан? — его спокойный тон
раздражает. — Думаете, Уильям – его первая и единственная любовь, а вы –
вторая и последняя? — Сокджин подходит ближе, говорит совсем тихо, даже
как-то печально: — Ты-то переживешь, когда ему придётся вернуться домой. А
он?

— Я навещу его, — капитан сам с собой борется, боится отвести взгляда от глаз
напротив.

— Больных навещают. В клиниках. Не трави ему душу тем, чего ты ему дать не
можешь.

— Откуда в тебе эта желчь? — щурится Чонгук.

Никак не может понять, как таких два разных человека могут быть
родственниками. Тэхёна этот мир не испортил, не сумел.

— О какой желчи ты говоришь? — голос менеджера звучит устало. Он сам

опускает взгляд на цветок, говорит... Нет, режет без ножа: — Правда, Чонгук.
Это – правда. Мы все радуемся за вас, пока можем, но спроси любого, какое
будущее ждёт человека, который посвятил половину жизни хождению по морям,
ответ один, — он снова поднимает взгляд, печальный, но уверенный: — Ты
сделаешь выбор. И он будет не в пользу Тэхёна. Извини, если разочаровал, но я в
тебя не верю.

Они не прощаются, ничего друг другу больше не говорят, капитан принимает к

сведению его мнение по этому поводу и скромно желает, чтобы главный
менеджер засунул то себе в зад. Какая разница, верит ли в него Сокджин, если
верит Тэхён? Стороннее мнение Чонгука не очень-то волнует, он даже почти не
злится, когда разворачивается и уходит через украшенную лилиями арку, не
забыв кинуть напоследок: «Надпись, к слову, повешена криво».

Сокджин только грустно усмехается, выходя за капитаном из зала, и его

нисколько не удивляет Тэхён, стоящий у стенки со скотчем в руке и печалью в
глазах. Он смотрит капитану вслед, переводит взгляд на брата, видно – слышал
весь разговор.

— Извини, — и извинение это даже звучит искренне, оно такое и есть.

— Я его, кажется, люблю, — почти беззвучно говорит Тэхён.

Он ведь и правда уже. И не волнует его то, что они знакомы чуть больше трех
месяцев. Он любит человека за то, какой он внутри, за душу, за характер, за
обеды в кафе и ресторанах, за дневные прогулки и ночные посиделки на пляжах
целого мира. Мира! Он с капитаном повидал целый мир! У него такое впервые.

Ему было больно, но чаще всего ведь было очень хорошо! Обиды забываются,
грусть проходит, а приятное остается в памяти навечно.

— Я понимаю, Тэхён, — Сокджин выглядит уставшим от бесконечных сердечных

бед младшего брата.

156/209
— А мне ты ничего не скажешь?

— Нет.

— Ты мог бы. Ему ведь сказал такое, не постеснялся, — у Тэхёна голос дрожит от
обиды, но выглядит он совершенно спокойным.

— Выбор встанет перед ним, а не перед тобой. Ты вернёшься в Англию. Что я

могу тебе сказать?

— Что мне, например, стоит продолжать верить в него. Мог бы поддержать, не

знаю, помочь...

Сокджин устало вздыхает. Он последние дни вообще весь вот такой – уставший,
измученный, плохо спит, нервничает, переживает. Волнуется обо всём подряд.
Потому и не выдержал. Вмешался, хотя, наверное, не стоило.

И как он может тут помочь? Он ведь не купидон, самый обычный менеджер.

— Можно подстроить его увольнение, чтобы у него не осталось другого выбора,

кроме тебя, — шутка неуместная, Сокджин понимает, но Тэхён воспринимает ту
всерьёз.

Косится на брата, обдумывает предложение. Действительно ведь обдумывает.

На полном серьезе!

— Нет, Тэхён, нельзя, — на всякий случай сообщает он.

Но Тэхён и не слушает даже, с самого начала почти не слушает, отвечал больше

машинально, а мысли об одном: что он так старался не давать капитану поводов
себя оставить, а тут нарисовалось вот такое. И что Чонгук теперь будет о нем
думать, зная, что Уильям не был первым и единственным? Не был. От
нескольких первых Тэхён сбежал в Англию, как сбежал от Уильяма в круиз. Но
он ведь не от хорошей жизни бежит.

Если бы хоть один попытался его удержать, если бы хоть кто-нибудь не оставил,
не бросил, ни разу не предал, разве он побежал бы? Ни в жизнь. Остался бы, был
бы счастлив с человеком. Он почему-то до сих пор наивно верит, что счастливым
быть возможно, даже если перед этим самым счастьем тебя тысячу раз чем-
нибудь заденут. Счастье ведь того стоит, даже если длится недолго. Оно всегда
того стоит.

Тэхён и сейчас в это верит. С Сокджином он не остаётся, не хочет с ним

ссориться, но и к капитану сейчас идти снова страшно. А на палубе хорошо, и
под шумок, пока пассажиры развлекаются, купаются в бассейне, играют в гольф,
загорают, Тэхён уходит в служебную зону. Там и прячется, разглядывая дневной
горизонт. У него опускаются руки. Ощущение, что он борется за сердце
капитана не только с работой, но и с целым миром, который против него. И
Сокджин... Он сказал – забыл, а Чонгук, он ведь не забудет. Он ничего не
забывает из того, что говорит ему Тэхён, и кто знает, какая будет реакция на
такую информацию?

Телефон в кармане снова вибрирует, тот всегда вибрирует – Уильям никак не

может перестать писать, а Тэхён с ним до сих пор и не поговорил.
157/209
А если вернуться?..

Но сердце от этой мысли бьётся ровно, дыхание не сбивается от перспективы

снова оказаться в отношениях с этим человеком, в его руки не хочется. А Тэхён
наивно полагал, что у них может быть семья, нормальная. Он-то не считал себя
мальчиком на время, он считал себя возлюбленным. Уильям так и не возлюбил.

Тэхён достает телефон, равнодушно просматривает новые присланные

фотографии, читает тысячу и одно сообщение с вопросами о том, кто этот
мужчина на фото, завел ли Тэхён себе друга. Детский сад какой-то, даже он это
понимает. Уильяму не верится, что в мире может существовать кто-то лучше,
чем он, что Тэхён сумел влюбиться в кого-то, кто не он.

В динамике звучат короткие гудки, а затем раздается знакомый голос:

— Наконец-то ты позвонил, — Уильям звучит запыхавшимся, наверное, опять

копается в саду. — Тэхён, ты бы только знал, как я скучаю. Когда ты вернёшься?

— Скоро.

— Слава богу, я уже устал тебя ждать, — смеётся он, а Тэхён так и молчит.

Слушает о том, что они с Бет Энн недавно орошали его сад, опрыскивали
яблони, Уильям даже кажется немного наивным, каким-то ребёнком, не
мужчиной. Словно он и правда совсем не понимает, какую боль причинил своим
уходом. Тэхён пытается чувствовать хоть что-нибудь, но все мысли об одном: о
капитане. Как если бы он помогал в саду, помогал ухаживать за домом, как если
бы у них было всё, чего у Тэхёна не было никогда прежде – взаимность.

Тэхён всю жизнь выбирал не тех людей, а капитан, кажется, тот. Даже если не
любит, даже если не останется рядом, он тот, кто был нужен. Тэхёну нужна его
сила характера, его умение держать слово и контролировать столько всего
вокруг. Капитан... Чонгук для него очень особенный человек.

— Я хочу, чтобы ты перестал мне звонить, — перебивает ровным голосом Тэхён,

он и не слушал, о чём ему говорили.

На том конце ни звука, а после искреннее непонимание:

— Что?

— И писать тоже не надо. Продолжишь – я заблокирую твой номер.

— Это всё из-за него? — голос Уильяма тут же меняется, больше он не кажется
радостным, лишь злым. — Кто он? Это твой новый хахаль?

Капитан не его, не Тэхёна. Хотелось бы, конечно, но тот только себе

принадлежит.

— Тэхён, подумай хорошо, — спокойным голосом продолжает тот. — Я расстался

с Оливией. Ради тебя. Никакой свадьбы не будет.

— Ради меня ты мог бы её и не находить, — Тэхён равнодушно разглядывает

158/209
людей на нижней палубе.

Он старается держать голос ровным, так и получается, он сегодня вообще

молодец. Столько поводов разреветься, а он держится! Ни для кого, кроме
капитана!

— Меня тоже можно понять, — тут Тэхён даже закатывает глаза – понимать
отказывается. — Я ведь не мог сказать матери, — не хотел. — Я бросил Лондон
ради тебя, вернулся домой, мы...

— Я встречаюсь с другим, — перебивает Тэхён, но Уильям сам не даёт сказать

ему и слова:

— Мы забудем об этой интрижке, когда ты вернёшься. Один-один?

Тэхён неверяще усмехается. Счёт открыт? И до скольки они будут играть?

— Давай ты вернешься, и мы поговорим. Обсудим все нюансы, если хочешь. Чего

ты хочешь?

Ей-Богу, они как будто договор подписывают!

— Уильям, — вздыхает Тэхён. Тоже устало, у брата, видимо, эту заразу

подцепил.

— Тэхён, послушай...

— Я люблю другого человека, — игнорирует он.

— Мы всего три месяца не виделись, ты не мог.

— Я люблю другого человека и надеюсь построить своё будущее с ним. Не с

тобой. У тебя было два... три шанса? Боже, их была сотня.

— Мне нужен последний.

Тэхён качает головой, держится. Он держится. В мыслях-то не тот, который

сейчас на проводе, болит не о нём.

— Это и был последний, — Уильям хочет возмутиться, но Тэхён не даёт ему

сказать: — Пожалуйста, не звони мне. Я всё равно не отвечу.

— Тэхён!

— Пока, Уильям.

Он, не глядя, сбрасывает звонок, так и стоит, опираясь на леера, глядит куда-то
вдаль. У капитана научился. Тот же тоже вечно куда-то туда смотрит, что-то там
видит, а так и правда думается легче. Голове легко, одной проблемой меньше, а
душа-то... Ей легче не стало.

Будущее с капитаном. Хотелось бы. Очень. Тэхёну о таких вещах мечтать

простительно, никто не осудит, даже капитан, потому что знает, что он любит
жить грёзами. Настоящим тоже любит жить, правда, лишь когда то не ставит
159/209
перед фактом неизбежного расставания.

Тэхён аж вздрагивает от неожиданности, когда Чонгук касается его спины

ладонью, совсем легко, просто давая понять, что он пришёл. И всё ещё хочет
забрать англичанина на обед, и весь его разговор он слышал. Не Уилли, конечно,
но Тэхёна. И о любви, о совместном будущем. Ещё недавно это разочаровало бы,
а сейчас... Сейчас капитан не знает.

А Тэхёну рядом с ним хорошо, можно укутаться в его объятия, просто постоять
вот так немного, прикрыв глаза и вдыхая запах его одежды. С ним у Тэхёна
всегда глаза на мокром месте, потому что хочется забрать себе, хочется, чтобы
капитан только его, только для него, с ним, вот так эгоистично. Бросил всё и
поехал жить в Портсмут, любил до умопомрачения, до самого настоящего
сумасшествия, а если не умеет, то Тэхён бы его с радостью научил.

— Идём, — командует Чонгук, но англичанин его отпускает, а лицо такое

грустное, как будто у него целый зверинец умер.

Он качает головой, в глаза не смотрит, куда-то на плечо, разглядывает лычки,

напоминает сам себе, с кем имеет дело. Отходит на шаг, говорит:

— Я хочу немного... побыть один, — от его удручающего вида аж у капитана

сердце сжимается.

Тэхён выглядит не плохо, просто как-то печально, не надо долго гадать, чтобы
понять, о чём его мысли. О том, о чём говорил с Уильямом: о будущем! О
будущем, которого у них, вероятно, нет, — красной строкой проносится в голове
Тэхёна. И правда, глупый. Все только и твердят о том, что надо домой, что не
будет у них ничего, сама судьба даёт столько намёков, а Тэхён дуб дубом. Не
хочет видеть, замечать, хочет с Чонгуком, и всё тут.

Капитан его состояние понимает, но не знает, что и делать: оставить, как

просят, или всё-таки остаться. Тэхён об уединении никогда не просил, ну он и
был другим ещё в начале круиза, и сейчас он уже совсем другой – как обычно,
видно по глазам. Он такой же наивный и добрый, но как будто стал взрослее,
как будто стал больше понимать.

Чонгук решает временно его не трогать, даёт время принять окончательное

расставание с Уилли, даже собирается уходить, но его хватают пальцами за
рукав пиджака. Держат. Англичанин снова выглядит обиженным до глубины
души ребёнком, которому не дают то, чего он хочет, в глазах даже слёзы стоят.
Всё уже как обычно.

Тэхён очень не хочет капитана отпускать, и если он сейчас этого сделать не

может, не в состоянии взять и разжать пальцы, то что будет потом? Как он
сможет сделать это потом, когда действительно будет нужно?

— Ты иди, — говорит он.

— Ты меня держишь, — напоминает Чонгук.

Тэхён и сам видит... Видит же? Да, это абсолютно точно его пальцы вцепились в
капитанский рукав. Он бы весь в него вцепился, всеми своими конечностями,
повалил бы на палубу, может быть, сиганул бы за борт, чтоб на самое дно и
160/209
никто-никто в целом мире их не достал. Глупо? Ну, он глупый.

— Не могу... — хрипит англичанин, а капитан хмурит брови, не понимает. — Тебя

отпустить. Остаться не могу, тебя забрать не могу, с тобой не могу, без тебя не
могу. Научи меня быть таким, как ты, — грустно просит он, наконец поднимая
взгляд.

А тот тёплый, печальный, совсем не такой, как у его брата. Морской.

— Каким «таким»?

— Чтобы я только себе принадлежал и больше никому.

Только себе? Да уж разве капитан только себе...

— Тебе не надо быть таким.

— Все такие, а я другой, — стоит на своём англичанин.

— И это хорошо.

Тэхён не отрицает, но говорит как-то неуверенно:

— Да. Наверное, хорошо. Со стороны видней. А я же... я же не так уж многого

хочу. Кто-то богатым хочет быть или там, не знаю... мечтает в космос полететь.
О таком ведь мечтают? А я себе человека хочу. Своего человека. Чтобы мы с ним
до конца жизни, желательно. Ну, знаешь, просто жить вместе, ухаживать за
домом, я бы и семью хотел. Детей вот хочу, но даже с этим... проблемы, — зачем-
то рассказывает он.

— Быстро ты списал меня со счетов.

— Я же понимаю, что ты не можешь со мной, у тебя ведь работа.

— Совсем в меня не веришь?

У Тэхёна сердце ухает от капитанского взгляда: нежного, не такого, каким он

смотрел раньше.

— Верю. Мечтаю, что ты всё бросишь ради меня, что будешь жить только со
мной, полюбишь. Может, тебе животные какие нравятся? Мы бы завели. Собак
там, лошадей... Я лично кота хочу. Как у Бет Энн.

— Обязательно заведи, как вернёшься домой, — легко советует, буднично, как

будто Тэхён ему тут не предлагает провести всю жизнь вместе!

— Я тебя буду ждать, ни в коем случае не слушай Джина. Он просто переживает

за меня, — Тэхён медленно подходит сам, так и держится за рукав, боится
отпустить. — Даже если год пройдет, всё равно приезжай. Даже если всего на
день.

— Целый год, — усмехается капитан. Он-то, кажется, всё для себя уже решил.
Вот прям только что.

161/209
— И чего ты веселишься? — хмуро бормочет англичанин.

И удивленно хлопает глазами, когда капитан неспешно обхватывает его рукой

за талию, прижимает к себе, так и веселится. Смешно ему!

— А ты чего опять страдаешь? — его голос звучит негромко, совсем рядом с

ухом, обдает теплом кожу.

У Тэхёна повсюду мурашки от такой внезапной нежности. Руки сами тянутся

обнять за шею, тело само прижимается ближе, он это совсем не контролирует.

— Страдаю, потому что мы расстанемся скоро. Тебе совсем всё равно?

— Расстанемся и расстанемся. Чего страдать, если позже встретимся снова? —

капитан-то на самом деле понимает, чего англичанин вечно квасится. Тот даже
не отвечает, сам, походу, не может найти обоснование своим сомнениям. — Ты
просил забрать?

— Просил...

— Я забрал?

— Да, но сам же говорил, что меня придётся вернуть...

— Может, я не планирую, — голос Чонгука звучит буднично, но непонимающему

Тэхёну он не даёт вставить и слова. — У меня, к слову говоря, не так много
времени, поэтому либо ты идёшь обедать со мной, либо я иду один. Без тебя, —
чуть ли не по слогам произносит Чонгук, на что Тэхён предсказуемо недовольно
вскидывает голову и фырчит:

— Со мной!

Его чуть ли не силой приходится тащить до кафетерия, капитан то и дело

подталкивает его в спину, пока англичанин разглагольствует о том–сём, пятом-
десятом. И о расставании, не понимаете, как это его можно не вернуть, он же к
этому так готовился! А слёз сколько наревел, сколько истерик закатил! И,
выходит, зря?!

— Мы, конечно, можем и окончательно расстаться, если ты думаешь, что

впустую потратил столько нервов, — абсолютно будничным тоном предлагает
Чонгук, садясь за столик.

Тэхён, даже не думая, машинально садится напротив. Он слишком уж увлечен

своими стенаниями и непониманием происходящего.

— Не хочу я расставаться насовсем! — чуть ли не огнем пышет англичанин. —

Думай, что говоришь.

— Вот и я не хочу.

— Но ты... хотел же. У тебя же работа!

— Выходит, всё-таки расстаёмся? — наигранно хмурится капитан, а Тэхён

мотает головой.
162/209
— Нет конечно!

— Так у меня ведь работа.

— Ну мы это как-нибудь... Придумаем что-нибудь, да? — с надеждой спрашивает

он.

Смотрит своими умоляющими, голубыми глазищами, теперь уже верит, что

решат они что-нибудь да как-нибудь, потому что бросать работу капитан не
станет.

— Придумаем, значит.

— А общаться как?

Чонгук дергает головой, ситуация до абсурда комичная. Зато Тэхён, кажется, до

смерти воодушевился этим разговором и чужим уверенным настроем.

— Чаек тебе буду присылать, — на полном серьёзе говорит капитан. — Письма

писать умеешь?

— Умею конечно, — Тэхён настолько серьёзно отвечает, что Чонгук диву даётся.

— Ну или мы можем созваниваться как все нормальные люди.

— Я тебе дам свой номер! И твиттер. И на инстаграм подпишись, там много

твоих фото, — тараторит англичанин.

— Моих фото?

— Это как будто отношения на расстоянии, — игнорирует его Тэхён.

— Не как будто. Так и есть.

— Ты меня правда совсем не собираешься бросать? И говоришь это всё не из

вежливости?

Капитан прикрывает глаза.

— Ещё хоть раз ты скажешь о вежливости...

— И я могу рассказать Бет Энн, когда вернусь домой? — перебивает Тэхён, а

Чонгук вздыхает:

— Ради Бога.

— И Уильяму?

— Тем более, — хмурится капитан. — Желательно, чтобы он не попадался мне на

глаза. И слышать о нём не хочу.

— Ревнуешь? — довольный светится и лыбится Тэхён.

163/209
— А ты и счастлив.

— Очень, — он так и улыбается во все тридцать два, зубастый, и правда

счастливый, а ведь еще чуть-чуть, и там, на носу, точно разревелся бы.

Капитан, кажется, нашел к нему новый подход. Заболтай о хорошем будущем –

Тэхён забудет своё грустное настоящее. То даже и не кажется ему больше
грустным, плохим или тем более несчастным. Он и еду уплетает за обе щеки, с
таким аппетитом, с каким давно не ел, весь искрится энергией, горит, светится!
И болтает как не в себя о своём доме. О том, что он капитану покажет в
Портсмуте, когда тот приедет. И о любимой еде интересуется, и о цветах, и не
будет ли против семья, и нет ли у него аллергии на животную шерсть, и вообще
столько всего спрашивает, что у Чонгука начинается мигрень.

Тэхён и до мостика с ним прогуливается, а как сладко целует на прощание! Он

за последние полчаса столько своей нежности подарил, показал, каким лёгким и
счастливым умеет быть, когда не обременён тяжелыми мыслями. Когда его
направишь в нужное русло, когда ему отвечают взаимностью, целуя напоследок
так же вкусно.

Англичанин убегает по делам – помочь Чимину – самым счастливым в мире

человеком. Нет, не в мире, в целой вселенной! И не вспоминается ему ни
Уильям, ни слова капитана о том, что его, Тэхёна, придется вернуть обратно, что
всё это у них не навсегда. Вот так просто не вспоминаются никакие обиды,
сомнения и страхи, у Чонгука ведь теперь даже номер его есть! Тэхён ему и
твиттер завёл, и инстаграм, сидел клацал в чужом телефоне, пока капитан
отдыхал в обеденный перерыв. Тихо, скромно, прям на втором этаже главного
зала, где они сидели на диванчике, отобедав. А там ведь люди ходили,
смотрели, видели человека в капитанской форме, у которого на коленях головой
валялся какой-то радостный парень, тыкая в гаджете и болтая обо всём на
свете. Этот парень Тэхён вот и есть! Чонгук ему все волосы спутал, перебирал,
отвлекался от работы, мысли – спутал тоже.

Даже немного рассказал о семье, о родителях и старшей сестре! Знакомить с

ними он Тэхёна, конечно, не станет, тот и сам не очень хочет, видит и понимает,
что тема больная, потому и не просится. Он вместо этого в очередной раз
обещает познакомить капитана с Бет Энн и другими соседями, которые тоже
очень тепло его встретили, когда он переехал. В Англии вообще люди очень
дружелюбные и милые, покупают у него фрукты, иногда цветы, а потом ещё и
угощают всякими пирогами, зовут в гости на чай или посидеть вечером на
веранде, поговорить. Он всех соседей знает! Чонгук в этом и не сомневался.

И англичанин весь день болтает направо и налево о том, что у них, вообще-то,
всё теперь очень серьёзно, по-настоящему, особенно долго он вечером вливает
это в уши Юнги, который, лишь бы Тэхён хоть на секунду заткнулся, наливает
ему выпить. Шампанское действует на англичанина как успокоительное, тот
затихает, улыбается, дурной, ждёт своего капитана уже в его же каюте, в его
же постели, переодетый. Разнеженный, слегка подвыпивший, на всё готовый.

Чонгука он даже забавляет, когда тот возвращается, а ему чуть ли не с порога

настойчиво помогают раздеться. Тэхён после их разговора до ужаса
любвеобильный, не понимает слова «хватит», ластится, трогает, целует.
Капитану, может, и хватит, а ему-то нет!

164/209
— Тэхён, — просит Чонгук, когда англичанин сам расстегивает пуговицы его
рубашки, сладко целуя в шею. Чувствует, что сейчас ему сдадутся. — Завтра
рано вставать.

— Я знаю, — мурчит англичанин, ныряя ладонями под ткань, обнимает,

прижимается.

И кто бы мог подумать, что он так воодушевится? Тэхёну, оказывается, тоже

нужен был толчок в нужном направлении, он сбился с курса.

А так ведь перед ним можно и не устоять. Перед ним сейчас важно не устоять.
Руки Чонгука сами забираются под футболку, ласкают нежную, горячую кожу, а
Тэхён внаглую принимается расстёгивать ремень, впиваясь в губы поцелуем. И
ему ведь не откажешь, потому что тоже хочется...

Англичанин аж воздухом давится, когда его сгребают в руках, прижимают к

себе, жарко целуют. И никакой дом не нужен, никакой сад, лишь бы капитан его
так же жарко любил. Лишь бы сдержал все обещания: звонил, писал, приехал,
не бросил, – Тэхён ему доверяет. Чонгук ведь так уверенно говорил, так
спокойно, и не было никаких сомнений во взгляде, голосе, в прикосновениях, в
поцелуе, когда они расставались на весь день. У Тэхёна как будто второе
дыхание открылось, когда ему заявили, что расставаться с ним не хотят. Что за
ним пойдут.

Капитан, оказывается, тоже с ним хочет. И ревнует, и командует, как будто

Тэхён совсем уже его! И обнимает, скользнув сухими ладонями по спине, а
языком – между губ, целуя глубоко и жадно, собственнически. Он уже не
говорит о работе, о том, что завтра подъем в пять утра, что завтра снова ходить
светить своей белой формой перед всеми и раздавать указания направо и
налево. Он рядом с англичанином перестаёт быть главным на судне, становится
самым обычным мужчиной, которого возбуждают и прикосновения, и вкусные
губы, и тело, что так удачно оголяется его же руками.

Тэхён настойчиво возбуждает. Кусается, не оставляя следов, как у них заведено;

стягивает с плеч и пиджак, и рубашку, аккуратно оставляет всё на краю
постели, чтобы не помять, потому что знает, насколько педантично его капитан
относится к своей форме.

Его капитан. Как красиво звучит!

Тэхён-то больше совсем не боится ему доверять и горячо шепчет об этом, снова
откровенничает, снова голый душой и телом, только теперь между ними всё
немного иначе.

Капитан этот шторм боится не пережить, потому что руки Тэхёна нежные,
ласковые, заботливо касаются предплечий, там и пальцы гуляют на затылке,
путают волосы. Англичанин перед ним открытый, смотрит доверительно,
позволяет делать с собой всё, что душе угодно. Отдаётся. Чонгук и берёт.
Забирает не только тело, но и жадно, эгоистично впивается губами над самым
сердцем, хочет и его, бешено бьющееся, живое, трепещущее только перед ним.
А Тэхён весь дрожит, придавленный к постели, вспотевший, беззащитный, и так
отдаёт последнее – себя всего. Больше нечего.

Капитан забирает. Он слова на ветер не бросает, предупреждал: Тэхён отдастся

165/209
– он возьмёт. Возьмёт не с одной целью, как привык с гулящими женщинами в
периоды отпусков, а давая обещание, что всё серьёзно, что несёт
ответственность за чужие чувства. И за свои, выходит, тоже.

Влюбился всё-таки. Ведь как это не назови: притерся, привык, влип, – тут одно
значение. Самое страшное произошло, дальше – легче. Тут уже понятно, почему
с англичанином нравится проводить время, почему его хочется порадовать чем-
нибудь приятным, почему хочется сделать так, чтобы ему было хорошо, чтобы
улыбался, а не лил слёзы. Это так от всех этих сомнительных чувств крышу
сносит? Удивительно, что с человеком может сделать человек.

А они ведь такие разные: один – грубый, второй – нежный. Подход к жизни
разный, вкусы разные, зато ценности, как не посмотри, одни. И тому, и другому
хочется, чтобы кто-нибудь где-нибудь ждал, и даже капитану нужно, чтобы его
любили. Тэхён, выходит, этим и покорил. Своей глупой, наивной влюблённостью.
Ну, не только этим, разумеется. Покорил и характером, и простотой, и
внешностью, и телом, и тем, как красиво вздымается его грудь от тяжелого
дыхания, пока в нём орудуют пальцы Чонгука.

Англичанин не морщится от боли, не квасится, стойко переживает все

сомнительные ласки, причиняющие больше дискомфорт, чем наслаждение.
Капитан не большой спец в ублажении мальчиков, но с Тэхёном всё равно
держит себя в руках. А там и его держит в руках, забирается ладонями под
поясницу, под те же тяжелые выдохи заполняя Тэхёна собой. И даёт время
привыкнуть, нежно собирая губами пот с его шеи, и руки гуляют по взмокшей
коже, ласкают, пока англичанин сам не просит заняться с ним настоящей
любовью.

Чонгук мысленно ему ничего не обещает, толкаясь бёдрами между раздвинутых

ног. Он занимается нежным сексом, а Тэхён – любовью, даже тут они очень
разные. И тут одна цель – наслаждение. Капитан за всю свою жизнь ни с кем не
был в постели таким: в голове рой мыслей, сердце бешено стучит не от
физических нагрузок, а от стонов его морского, который исцарапал всю спину.
Пометил по-своему, теперь ни перед кем не раздеться.

С ним в постели всё почему-то по-другому. Чувственно. От его лёгких

прикосновений совсем сносит крышу, его кожа сладкая как леденцы, а голос...
Какой у Тэхёна всё-таки голос, когда он сбивчиво шепчет о том, как ему с
капитаном хорошо. Когда протяжно стонет, впиваясь пальцами в ягодицы, тянет
к себе. Хочет ещё ближе, ещё глубже, чтобы под кожу, чтобы даже на костях
огнём отпечатались следы всех поцелуев и прикосновений.

Тэхён горит, задыхаясь. И от чувств, и оттого, что Чонгук с ним сейчас такой –
нежный, страстный, голодный до удовольствия. Тэхён ему всё позволяет. И
оставлять следы, за которые потом будет стыдно перед командой, и жадно
целовать, и мучить тем, насколько медленно двигаются его бёдра. Капитан-то,
видно, заботится, нежничает, а Тэхён под ним уже весь извёлся. Помнит, что
громким быть нельзя, а он и не может, нет сил. Его всего пробирает дрожь,
когда Чонгук замирает глубоко внутри. Тэхён и без того чувствителен ко всему,
что касается интима! Капитан шевелится – у него разряды по всему телу,
пальцы дрожат, голос срывается, хрипит.

Тэхён бессовестно пачкает постель, его довели до дезориентации и чёрных

мушек перед глазами. До мурашек, расползающихся по коже, до того, что
166/209
сгорел падающей звездой. Был бы ею – пробороздил бы собой пол земного шара,
но так никогда бы и не остыл. Пока его целуют, плавно толкаясь между ног, он
так и будет гореть. Будет рассыпаться в постели капитана, будет заново
собираться, будет весь для него.

Он отпускать не хочет, впивается ногтями в плечи, спину, рисует на коже,

позволяя делать с собой всё, что душе угодно. Капитан и изливается в него, и
телом, и душой, когда, переводя дыхание, говорит, что из всех показанных
Тэхёном цветов, ему больше всего понравились те бордовые и пышные, о
которых тот болтал без умолку. О его, Тэхёна, любимых. Он своей просьбой
вверх дном переворачивает целый мир одного маленького англичанина, просит
посадить их для него побольше.

Капитан-то хочет пионы.

Тэхён заместо этого случайно дарит ему своё сердце.

167/209
11. Тот, кто будоражит душу

«Может быть, человек не так нуждается в любви, как в понимании».

— Никогда бы не подумал, что рыбы могут быть такими огромными! — Тэхён

выглядит восторженным, выходя за капитаном через двери института
океанографии. — Скажи Чимину спасибо, он был прав, здесь здорово!

Чонгук щурится от солнца, надевает очки и молча слушает восторженные

возгласы англичанина. Может, он немного им любуется. Но совсем чуть-чуть, не
в открытую.

С тех пор как Чонгук заявил, что они в настоящих отношениях, что они вместе не
на оставшиеся три недели; с той самой первой ночи, которую они провели в
обоюдном желании, Тэхён стал совсем другим. Как будто ещё ярче, счастливее.
Словно он совсем забыл обо всех ссорах, разногласиях, о скором расставании, по
которому так убивался. И улыбается он теплее, и смеётся искренней, и капитан с
ним, походу, совсем потерял голову, раз начал замечать такие вещи, раз начал
больше себе позволять.

Он стоит, спрятав руки в карманы брюк. На улице палит солнце, легкий ветер
обдувает улицы, треплет Тэхёну волосы, надувает рубашку, а тот только
подставляет лицо и наслаждается летним теплом.

— Чимин сказал, что это отличное место для посещения его с детьми, —
буднично говорит Чонгук, забирая у Тэхёна бутылку воды, а тот поднимает
взгляд, щурится.

— С детьми? — капитан в ответ легко кивает. — И ты, разумеется, сейчас совсем

не намекаешь на то, что я – идеальная кандидатура для похода по таким
местам.

— Разумеется, не намекаю.

— Совершенно, — наигранно искренне улыбается Тэхён, но Чонгук всё так же

спокоен:

— И в мыслях не было.

— Как же! Да, я люблю всё интересное и необычное. Может, время от времени
действительно веду себя как ребёнок, со стороны виднее, но это, как видишь, не
помешало мне залезть в твою постель.

Чонгук давится водой, пока англичанин гаденько смеётся над его реакцией. У
Юнги научился! А болтать о таких вещах в открытую начал вот совсем недавно.
Тэхён и за завтраком в процессе беседы с младшим менеджером ляпнул о том,
что чертовски устал ночью, а всё из-за капитана. Он и засосами своими светит,
не стесняясь, раньше хоть пытался скрыть, а сейчас... Сейчас хоть заговорись о
том, что выносить отношения на люди необязательно, это как о стенку горох!
Тэхён с удовольствием готов поделиться всеми подробностями их интимной и не
168/209
только жизни. Он, конечно, не лезет на рожон с такими откровениями, но если
вдруг заходит тема о том, как, например, старпом гулял по женщинам... Тот за
завтраком, да во всех подробностях может рассказать, все ведь свои, а Тэхён и
рад погреть уши, сам задаёт вопросы. Это же и капитана когда-то касалось, он
тоже гулял и не скрывает сам факт, зато в остальном – молчок. Партизан. И
слова не проронит о том, сколько их было до Тэхёна, а тому ведь хочется узнать.

Вдруг его капитан уже был однажды влюблён? Не может же он быть настолько
хладнокровным, хоть одна да покорила бы!

Тэхён, уже следующим утром наблюдая за тем, как Чонгук тренируется, уверен,
что все его дамочки-то с ума по нему сходили. Он ведь сходит. И по капитану
целиком, и по частям: по его силе, взгляду, взмокшему от тренировок телу.
Тэхён-то ради такого специально спать не ложился, хоть раз мечтал увидеть это
своими глазами и не пожалел! Единственный минус – весь извёлся, всю трубочку
от сока сгрыз и слюной истёк, пока наблюдал.

И трогать было нельзя, они договорились! Капитан занимается – Тэхён не

мешает. Он и не мешал, пока не настало время душа, и там он уже мог трогать,
горячо целовать, тесно прижиматься. И в постели англичанин всегда стонет и
дрожит за двоих. Он уставший из-за того, что не спал целую ночь, и
разнеженный от раскиданных капитаном поцелуев по его коже. Тэхён его
касается всегда ласково, он по-другому не умеет. Зато какой он откровенный,
какой чувственный, и какая сладкая на вкус его кожа, какая бархатная под
пальцами, когда руки капитана гуляют тут и там: то крепко сжимают бёдра, то
заботливо очерчивают бока.

И всё-таки англичанин был прав, это не Чонгук его в постель затащил. Тэхён
соблазнил, завлёк, его хотелось подмять под себя до скрежета зубов и теперь
хочется постоянно, особенно когда он спит, измученный утренней капитанской
лаской. Дрыхнуть он теперь будет до самого вечера, а у Чонгука дела, работа
даже во время всеобщего отдыха, заполнение документов, отчётов, целая куча
бумажной волокиты!

Но это всё не к спеху, оно внезапно может и подождать, а руки так и гуляют по
телу спящего, нагого англичанина. Он покрывается мурашками, но по-прежнему
крепко спит, не чувствуя поцелуев на своих плечах, спине, не чувствуя, как
Чонгук всё-таки поднимается с постели и накидывает на него одеяло.

Капитан-то всю жизнь считал, что не умеет быть таким, не умеет заботиться, не
станет этого делать, потому что никому ничем не обязан. Он сам по себе и
англичанину ничего не должен, но ему почему-то очень хочется что-нибудь от
себя самого отдать, невзначай. Отдать так, как будто это ничего не значит,
чтобы не показаться перед ним слабым, – так было раньше. Сейчас-то Чонгук
пускай нехотя, но осознаёт, что чем больше отдаёт, тем больше становится его
уверенность в правильности собственного поступка: не отпускать. Не дать уйти,
не потерять.

Очень странно понимать, что человеку нужен человек, что рядом с кем-то чужим
может быть хорошо как с самим собой.

С Тэхёном хорошо. И пока он спит, просто приятно понимать, что в постели есть
кто-то, к кому можно прийти. И когда просыпается, когда натягивает футболку,
которая ему, вообще-то, великовата. Когда сонный, шатающийся из стороны в
169/209
сторону, ещё с полузакрытыми глазами внаглую забирается капитану на колени,
утыкается носом в шею. Сидит молчит, приходит в себя после сна.

— Почему ты меня не разбудил? — хрипит Тэхён. На часах уже за семь вечера,

он и ужин проспал. — Чем ты весь день занимался?

— Ничем интересным.

Рука Чонгука забирается под футболку, гуляет по спине.

— Изменял мне?

— Разумеется, — буднично звучит в ответ, а Тэхён снова ластится, мурчит на

ухо:

— Не верю я вам, капитан.

— Очень зря.

Тэхёну хоть и весело, но он всё равно спрашивает на всякий случай:

— Ты же шутишь? Я ведь верю, что ты бы со мной так не поступил.

— А ты?

Англичанин тут же просыпается, смотрит на Чонгука во все глаза и хмурится

так, как будто его только что очень сильно оскорбили. Возможно, так и есть, но
Чонгук ведь не нарочно. Он просто должен быть уверен.

— Я бы никогда... — пылко выдыхает Тэхён, не успевает договорить, затыкается,

когда перед его лицом поднимают подаренный им же браслет.

Капитан-то всё равно не станет носить такое, и на все эти чужие традиции ему
начхать. Кто кому принадлежит, тут ведь не в браслетах дело, а в отношении
одного человека к другому, но Тэхён наоборот такие вещи уважает и ценит,
насколько бы бессмысленными они не были. Он и помнит, что дарил украшение с
одной целью – капитана никто не тронет. Его и так никто не тронет, пока он сам
этого не захочет, и с Тэхёном принцип тот же: его никто не тронет, пока так не
решит Чонгук. Когда отпустит на все четыре, – если отпустит! – тогда пускай и
трогается, с кем захочет, а пока капитан демонстративно напяливает на его
руку браслет под чужой щенячий взгляд.

— А я знаю, что ты делаешь, — говорит Тэхён, и Чонгук вскидывает бровь. Тут,

честно говоря, не надо быть гением, чтобы понимать, что он делает. —
Избавился от моего подарка, чтобы самому не носить.

Капитан усмехается, заглядывая улыбающемуся Тэхёну в глаза, тот радостный,

снова светится. Счастливый и довольный.

— Но я тебя прощаю, потому что это очень романтично. Не хочешь, чтобы меня
кто-то трогал?

— А ты хочешь? — руки Чонгука гуляют по его бёдрам.

170/209
— Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос. Просто скажи: я тебя, Ким Тэхён,
люблю до смерти и хочу провести с тобой всю свою бренную, скучную, унылую
капитанскую жизнь.

— Такой ты, значит, видишь мою жизнь.

— Не уходи от темы, — Тэхён вскидывает брови. — Мы говорим о любви.

— Может, поговорим о чем-нибудь другом? — вздыхает капитан.

Такие разговоры его не прельщают. Он ведь не. Возможно, пока что, а может
быть, никогда и не полюбит. Но жалеть не станет точно, англичанин-то
замечательный человек, с ним хочется побыть подольше. Столько, сколько
получится, потому что рядом с ним уютно. Как дома.

— Давай поговорим о сумасшедшем обожании меня? — предлагает Тэхён, но

Чонгук усмехается. — Или об очень сильной симпатии ко мне. Ты же чувствуешь
сильную симпатию?

— О да, я чувствую.

— Что ещё ты чувствуешь? — не отстаёт тот.

— Что ты не пушинка и отсидел мне все ноги.

— Разговор ведь не об этом. Ты боишься сказать мне, что я тебе очень нравлюсь.

— Ты мне очень нравишься, — легко говорит капитан. Он сидит, откинувшись на

спинку стула, и в какой-то степени даже наслаждается этим разговором, потому
что Тэхён не обижается.

Он всё понимает, хоть и до ужаса нетерпелив. Если он захотел, чтобы его

любили, то любить его должны уже сегодня и прямо сейчас.

— Насколько сильно нравлюсь?

— Настолько, что я готов терпеть твои глупые вопросы хоть весь день.

— Правда так сильно нравлюсь? Ого, — всерьёз хмурится Тэхён.

Его, вообще-то, мало кто готов терпеть целый день!

— Идём прогуляемся, — вздыхает Чонгук.

Он уже собирается встать, но Тэхён цепляется руками за спинку стула, заявляет:

— Мы не договорили.

И долго уговаривать его не приходится, Тэхёна достаточно клюнуть в шею,

чтобы он отцепился от стула, улыбнулся, обнял в ответ. Хватает и того, что
капитан настойчиво целует в самые губы, хотя стратегически это было вообще
необязательно. Чонгуку просто захотелось: поцеловать, потрогать,
почувствовать пальцы, путающие его волосы. Тэхён тяжело дышит, заводится с
полуоборота, но и остывает так же быстро, стоит капитану отдать команду
171/209
одеться. Остыть англичанин остыл, а болтать, как обычно, не перестал. Так и
стенает всю прогулку по пляжу о том, что хочет каких-то там красивых слов,
признаний. Надоедает, не понимает, что не всем и каждому это даётся так
легко, как ему самому.

— Не перестанешь выть, я выкину тебя в море, — предупреждает Чонгук,

останавливаясь.

Тэхён тормозит вместе с ним, потому что держал капитана за руку. Тот, кстати,
не шутит. Он, может, и в состоянии вытерпеть его болтовню, слёзы и прочее-
прочее, но занудство терпеть не собирается.

— Что, прямо в море?

— Прям в него, — Чонгук и говорит серьёзно, а Тэхён о чём-то задумывается.

И губы кусает, и чему-то улыбается, дурной. Он темперамент своего капитана

уже выучил, знает, каким тот может быть, а потому границ не переходит. Видит,
что Чонгук немного раздражён, видит ту самую силу во взгляде, которой и
покоряется. И ластится, трогает его, целует. Он умеет успокаивать, и у него это
действительно получается.

— А секс на пляже – это очень плохо? — интересуется он, хлопая глазами,

совсем выбивая капитана из колеи.

Тэхён, походу, сегодня переборщил со сном.

— Очень.

— Почему?

— Во-первых, это не гигиенично, — хмурится Чонгук.

— Во-вторых?

— Хватит и во-первых.

— Я тут подумал насчёт этой твоей работы, — внезапно выдаёт Тэхён, а Чонгук
тяжело вздыхает. То-то англичанин такой доставучий и болтает ни о чём. — Ты
не злись, я только лишь спрошу. Мне честно очень нравится то, чем ты
занимаешься, и форма тебе идёт, и быть таким серьёзным, и ответственным, и
людьми командовать, и...

— Ближе к делу.

— Есть ли шанс, — он несмело смотрит на капитана, — что однажды ты... Ну...

— Что «ну»? — хмурится Чонгук.

— А я боюсь это слово вслух произносить. Ты лучше забудь, я передумал

спрашивать...

— Я не брошу работу.

172/209
Уж лучше разобраться с этим здесь и сейчас. Может, по отношению к Тэхёну это
и не справедливо, заставлять его ждать, безоговорочно доверять, но ведь и
совсем оставить его нельзя. Уже-то нет.

— Да я не прошу тебя её бросать...

— О чём тогда ты просишь?

Тэхён молчит, но начинает тараторить:

— Ну, да, всё-таки об этом. Просто, понимаешь...

— Тэхён.

— Во мне дело? Я не обижусь, просто скажи честно. Я надоедливый? Дело в

твоём личном пространстве? Мне совсем необязательно, чтобы ты ежесекундно
был рядом, а то будешь ходить и нудить над моими клумбами. Уильям так делал.
Это, знаешь ли, нервирует, — бубнит Тэхён себе под нос, но заметив не очень
радостное лицо Чонгука, исправляется: — В общем-то, без разницы, как он там
делал, он – это он, ты – это ты, я знаю, мне просто важно, чтобы ты... был. Был у
меня. Со мной. Капитаном или нет, каким угодно, я не настаиваю, просто
спросил. Хотя ты так и не сказал, есть ли хотя бы шанс... Необязательно ведь
быть таким категоричным.

— Восемь лет, — спокойно объясняет Чонгук, — я потратил на то, чтобы стать

тем, кто я есть сейчас, а ты просишь меня взять и бросить работу ради тебя.

— Это плохо?

— Весьма.

— Я, наверное, просто чего-то не понимаю. Я бы бросил дом ради тебя.

— Я бы не позволил, — отрезает капитан.

Тут и возражения никакие не принимаются, так нельзя. Они не жили вместе и

неизвестно, смогут ли. Только вот Тэхён совсем так не считает, говорит:

— Я бы, если честно, не стал тебя спрашивать.

— Так тоже не делается, — хмурится Чонгук.

— Тогда научи меня, как это делается. Сделаем так, как ты скажешь, —
уверенно заявляет англичанин.

Он и слушает с крайне серьёзным лицом, и вообще весь внимание, потому что

ему хотя бы знать... Попытаться понять, как это всё будет выглядеть, когда его
капитан будет колесить по миру, а он станет сидеть дома и ждать. Тэхёну не
сложно дождаться, с этим проблем не возникнет, он уверен. Но от того, что
скучает, он полезет на стену в первый же день их разлуки, потому что такой вот
он человек. Ему нужно всего лишь-то, чтобы капитан маячил где-нибудь
поблизости, чтобы Тэхён знал, что он рядом, в его доме, с ним. Если бы мог,
запер бы и не отпускал! Но и так нельзя!

173/209
— Ты возвращаешься домой, а я приезжаю к тебе по мере своих возможностей,
— описание не самое красочное, но капитан по-другому и не умеет.

— Или, — по-настоящему хмурится англичанин, — я поступаю в академию,

становлюсь старшим помощником и работаю с тобой.

Чонгук на секунду теряется, Тэхён-то выглядит настроенным серьёзно.

— Видел бы ты своё лицо, — звонко смеётся он. Руками тянется обнять за шею,
губами тычется в щёку растерянного капитана, так и смеётся, устало вздыхает:
— Ну какой из меня помощник? Я только за домом ухаживать умею и любить. Ты
только, пожалуйста, не думай, что я могу променять тебя на кого-то. Вообще не
слушай меня сейчас, забудь, что я говорил. Ты – капитан не только по
профессии, и место твоё, конечно, не рядом со мной, а в море, и видишь, —
Тэхён чуть отстраняется, заглядывает в глаза, и в его собственных какая-то
светлая грусть. — Видишь же? Я уже почти совсем не расстраиваюсь. Ещё
немного, и совсем привыкну.

Ещё немного, думается Чонгуку, и англичанину может стать безразлично, в море

он или на берегу. Так и будет любить, терпеть, и правда свыкнется с ожиданием,
смирится и примет. Наверняка будет плакать не перед капитаном, а в его
отсутствие, чтобы не доставать.

— Ты прости меня, — говорит Чонгук, а у Тэхёна в глазах тёплое море, искреннее

непонимание и детский, неподдельный интерес.

— За что?

— За всё, что было.

— Так я уже давно, — тепло улыбается тот. — Но прощаю ещё раз, ты же

просишь.

— И за это тоже прости.

Улыбка Тэхёна становится настороженной, сердце бешено стучит. От серьёзного

взгляда капитана ему не по себе, даже немного страшно.

— А за что прощать сейчас? — осторожно интересуется он.

Не успевает снова и рта раскрыть, как его закидывают на плечо, выбивая из

лёгких весь воздух. Его в воду тащат! Холодную, ночью!

— Я же высоты боюсь! — он пытается ухватиться хоть за что-нибудь, но всё

бесполезно.

— Ты с обрыва прыгал, — напоминает капитан, заходя в воду прям в обуви.

Тэхён даже взвизгнуть не успевает, как погружается под воду с головой, а тут и
мелко совсем. И капитан над ним смеётся, веселится, когда Тэхён сидит в воде,
плюётся, непонимающе хлопает глазами.

— Ты с ума сошёл! — злится англичанин. — Я с тобой такие серьёзные разговоры

веду, а ты... Это же не романтично! Совершенно! Холодно, мокро и...
174/209
— Что ты как девка? — хохочет над ним Чонгук.

Ему-то смешно! Он-то сухой, только штаны намочил, а Тэхён задыхается от

возмущения, сидя в воде и глядя на капитана снизу вверх.

— Ты меня девкой назвал? — выдыхает он.

— Назвал.

— Во-первых, это неуважительно по отношению к женщинам. Во-вторых, сам ты

девка!

Он хватает Чонгука за ногу, валит того в воду, даже не раскаивается за то, что
капитан, вообще-то, в рабочей рубашке. А тому и всё равно, он и не злится
совсем, когда Тэхён начинает над ним глумиться:

— И как тебе? — щурится англичанин, а Чонгук спокойно вытирает лицо.

Заходит дальше в воду, совершенно не заботясь об одежде. Всё равно
испорчена. И Тэхён хватается руками за прилипшую к телу рубашку, тащится
следом. — Нравится, да?

— Я в восторге.

— По тебе не скажешь! — веселится англичанин.

— По мне много что не скажешь.

Тэхён и смотрит заискивающе, и под водой обхватывает ногами талию капитана,

виснет на нём как коала. Улыбается счастливый, знает, что может себе такое
позволить. Вот так просто берет и мирится с их положением, не расстраивается,
его снова отвлекли от грустных мыслей. В глазах – мириады звёзд, таких же, что
на ночном небе, а губы солёные, даже горчат, когда он беззастенчиво впивается
поцелуем в капитанские. Ладонями ласкает его лицо, а нацеловавшись,
отстраняется, ныряет пальцами в чужие мокрые волосы и, закусывая губы,
чтобы скрыть этим улыбку, заботливо зачёсывает те назад.

— По тебе, например, не скажешь и то, что ты всё-таки от меня без ума, —

заявляет Тэхён, а Чонгук вскидывает брови.

— Интересный пример.

— Знаю. Я всё знаю. Так что ладно уж, будь, кем хочешь, хоть космонавтом, я всё
равно буду тебя ждать. Знаешь почему? Потому что вижу, как ты на меня
смотришь, — они снова встречаются взглядами. — А я раньше и не замечал.

— И как я смотрю?

Капитан-то и сам всё понимает. Пускай недавно, но осознал: все эти нежданные
чувства берут верх над его разумом. И как им сопротивляться, когда бороться
приходится против себя самого? Да никак, он попал!

— Как сейчас. Ты всегда так на меня смотри, ладно? Как будто я тебе очень
нужен.
175/209
— А вдруг ты нужен без как будто? — и на душе в этот момент штиль, капитану
легко и свободно.

И приятно держать Тэхёна в руках, пока тот не понимает, не верит, но боязно

просит:

— А можно я буду нужен и без «вдруг»?

— Можно.

Тэхён весь дрожит от холода и от переполняющих его эмоций и чувств,

обхватывает лицо своего капитана ладонями, не дышит. Гипнотизирует
взглядом, даже не моргает, шепчет:

— Правда нужен? Я? Тебе?

— Ты. Мне.

— И ты вот так просто говоришь мне об этом? — задушенно выдыхает Тэхён. —

Точно с ума сошёл! И я с тобой тоже сойду!

— Будем, значит, как два дурака сходить с ума вместе.

— Так ты уже!

Капитану даже смешно становится. Он, походу, и правда уже. Совсем ведь
головой двинулся, с англичанином купается ночью в океане. Вода-то холодная,
одежда липнет к телу, грязная, не греет, зато как греют поцелуи! Тэхён-то
совсем слетает с катушек, как Чонгук и говорил: ему от влюблённости сносит
крышу. Он не отпускает, жадно глотает воздух между поцелуями, всё пытается
быть ближе, чтобы теснее, теплее, чтобы весь целиком в капитанских руках.

— Я так хочу показать тебе свой дом, — шепчет Тэхён между делом. — Я вообще
столько всего тебе покажу...

Он и не понимает, что уже показал. Что поведал своими бесконечными слезами о

таких вещах, о каких никто не сможет рассказать словами. Тэхён – открытая
книга, и то явно какая-то поучительная сказка, как одна из тех, что учит
взрослых важным вещам самым простым языком.

Капитан прочёл, теперь читает заново, снова думает, выносит для себя главное
и пытается понять, что это всё-таки за магия такая, что за ещё непокинувшим
тебя человеком уже хочется бежать? Мысли-то эти очень опасные, но Тэхён
мастерски заставляет об этом забыть, выработал свою тактику: вынуждает ни о
чём рядом с собой не думать, лечит. С ним и работа кажется курортом, с ним и
капитаном себя не чувствуешь, теряешься как самый обычный человек,
забываешься, горячо целуя его в ответ. А руки так и держат, не опускают,
функционируют отдельно от разума.

Вот так моряки, выходит, и пропадают: тонут в море, и никто им не помогает,

потому что это происходит добровольно. Потому что, как не посмотри, они хотят
этого сами.

176/209
 *****

— Не думаю, что это хорошая идея, — мямлит себе под нос Тэхён.

Он теребит скатерть, а его никто и не слушает, никто не понимает, что родной

Пусан, в который они прибыли сегодня утром, его не прельщает. И по улицам
ходить не хочется, и домой Тэхён едет всё-таки один только потому, что брат из-
за работы не может, а отца проведать надо. Тут ему и одному идти страшно, но
идти целой компанией, это совсем... Очень-очень плохо! Это ещё хуже, чем в
одиночку!

— Может, всё-таки не надо... — жалобно просит он, глядя на бармена, который с

завидным аппетитом уплетает свой завтрак за обе щеки.

За столом все наконец обращают на него внимание, и только капитан молчал,

наблюдал. Видел, что его англичанин не хочет идти всей оравой, а потом он
пересекся взглядом с Сокджином. Тот, пускай и не доволен их сложившимися
отношениями, едва заметно кивнул головой в сторону брата, прозрачно
намекнул, пока за столом творился хаос. Идею с всеобщим походом не
поддержал, но дал понять: с Тэхёном необходимо пойти, он один не сможет.

— А чего же не надо, звезда моя? — отзывается Мин. — Вместе ведь веселее.

Дом нам свой покажешь, с родителем познакомишь.

Тэхёна дрожь пробирает. До костей. Он своего отца любит, очень уважает, но

всё же... Но всё же он не тот сын, каким его хотели видеть, всё очень
изменилось после смерти мамы. Дома тяжело, с отцом тяжело, быть в компании
будет ещё тяжелее, неизвестно, что может произойти. Отказывать Юнги в
просьбе, конечно, грубо, потому что Тэхён сам по себе очень гостеприимный
человек, отзывчивый, но сейчас он не может позволить себе такой роскоши –
пригласить кого-то на чай, рассказать о том, как он жил здесь, пока была жива
мама. О жизни без неё Тэхён вспоминать не очень хочет, понимает, что не
только ему, но что и отцу было очень-очень тяжело, а потому он и такой...
вспыльчивый. Совсем как Сокджин время от времени.

Тэхён и говорит об этом, точнее пытается рассказать, что-то там мямлит себе
под нос. Снова. А капитан и сам заметил, что чем ближе они были к Корее, тем
мрачнее становился англичанин. Видно – боится до трясучки.

Чонгук пускай немного, но слышал о том, что происходило в его семье, Сокджин,
бывало, мимолетно упоминал об отце, о том, что тот после смерти их матери
стал беспробудным пьяницей, а потому его и надо проведать. На связь он не
выходит, так что менеджеру и надо знать, жив ли тот хотя бы, а Тэхён... Ему
вообще ничего от отца не надо, он уверен, что тот жив-здоров, иначе и быть не
может.

Он бы и хотел, вообще-то, помочь, всегда хочет, но его дома видеть не желают.

А когда капитан обрывает галдёж и все эти нежелательные разговоры, Тэхён
облегченно вздыхает, даже расслабляется на секунду, пока Чонгук не заявляет,
что они идут вместе. Прогуляются по городу, заглянут домой, на этом всё. Он и
не понимает, чего Тэхёна так трясёт, а он, Господи Боже! Из всех
присутствующих за столом людей больше всего не хотел, чтобы капитан шёл с
177/209
ним!

Но тот, уже после завтрака, в каюте, пока Тэхён крайне неторопливо собирается,
успокаивает его, говорит, что подождёт на улице, не станет попадаться мистеру
Киму на глаза, если англичанину так хочется. Переждёт, не маленький,
ситуацию понимает: Тэхёну доставалось за свою неординарную любовь и это
своеобразное поведение барышни. О нём сложно сказать иначе. Кто-то
принимает своих детей такими, какие они есть, мать англичанина наверняка
была такой, а после ее смерти кому-то, видимо, не доставало родительской
любви. Может, потому Тэхён такой любвеобильный? Хочет, чтобы у них это с
капитаном навсегда, боится боли, разочарований. Хотя кто этого не боится?

Чонгук с горем пополам убеждает Тэхёна в том, что всё будет... нормально. Не
обязательно хорошо, не обязательно плохо, случиться может всякое, но они
идут вместе, и его слова успокаивают. И нежные поцелуи, и тёплые руки, и
чужая уверенность, которая так была нужна, так что Тэхён почти не боится,
шагая с капитаном под руку по знакомой улице. Но стоит им остановиться у
дома, того самого, в котором он вырос, в котором столько всего пережил, то
шагнуть за ограду кажется чем-то непосильным.

И улица внезапно словно какая-то другая, и дом намного меньше, чем Тэхён его
помнит, всё вокруг очень странное, знакомое, но узнать невозможно. Чонгук
даже предлагает не идти, Тэхён ведь не обязан, но он уже пообещал Джину, он
должен.

Чонгук говорит, что будет ждать в кафе на перекрёстке, а англичанин хватается

за него, словно они видятся в самый последний раз. Грудь тяжело вздымается,
ему снова страшно, грустно, потому что здесь он вырос, отсюда он сбежал. Но
уверенность и спокойствие капитана заряжают его той энергией, которой всегда
не хватает. И почти не страшно шагать по вымощенной кирпичом дорожке, не
страшно открыть входную дверь, окунуться в прошлое. Только руки дрожат,
выдают с головой.

Если входная дверь открыта, то и отец наверняка дома, и Тэхён вздрагивает,

когда слышит его голос, доносящийся из зала:

— Сказал же, что позвоню, как... — он замирает в дверном проёме, а Тэхён не

дышит.

Лицо отца меняется: брови нахмурены, во взгляде ни намёка на тёплые чувства,

тот ничем не выдаёт того, что скучал. А может, он и не скучал совсем, Тэхён не
знает. Но немного ведь мог? Они не виделись три года.

— Привет, — Тэхён даже улыбнуться ему боится.

Его появление наверняка как гром среди ясного неба.

— Вернулся, — хмыкает мужчина, а у Тэхёна во взгляде неподдельная тревога.

Страх не перед отцом, а за него. Тот исхудал, под глазами мешки, подбородок в
щетине, и даже стены, кажется, пропитаны перегаром. А на них всё те же
фотографии: они вчетвером. Ким Джэхён на фото десятилетней давности и Ким
Джэхён в жизни – абсолютно два разных человека. У Тэхёна за него болит
сердце, смотреть тяжело на то, каким он стал. И не злится он на него за всё, что
178/209
тот делал, не вспоминает обидных слов, рукоприкладства, уже всё равно. Он
вырос, он, можно сказать, счастлив быть с капитаном, с мужчиной! Счастлив
делить с ним постель, будет очень счастлив разделить и жизнь. Тэхён такого
никогда не стыдился, потому и получал.

— Я проездом, — хрипит он. — Зашёл спросить, как ты тут...

— Так спрашивай, — безразлично звучит в ответ.

Он прячет руки в карманы домашних штанов, грязных. В доме ужасный бардак,

на полках – пыль, в углах прячется прошлое, напоминает о первых днях после
смерти мамы. Тогда ему, кажется, и начало доставаться, он просто... Отец ведь
говорил, Тэхён напоминает её. Без неё им всем стало тяжело.

— И как ты...

— Ты опять позорить меня приехал? — перебивает его отец.

— Я сейчас уйду, — Тэхён говорит спокойно.

Он проходит чуть дальше в дом, стараясь игнорировать это неприятное чувство,

от которого в груди всё сжимается, болит. С фотографий на него смотрит мама,
улыбается.

— Знаю, что ты не хочешь меня видеть, я не задержусь, — Тэхён говорит

осторожно.

— Весь в мать, — хмурится Джэхён, брезгливо кривит губы. Тэхён не понимает

почему, маму ведь отец очень любил, а его отчего-то нет. Как же так?.. — Так и
трахаешься с мужиками?

— Я хочу забрать пару фотографий, — Тэхён игнорирует его.

Он собирает в кулак всю свою силу, не обижается, отец неисправим. Никогда его
таким он не примет. Не поймёт, что дело ведь не в том, что у человека между
ног, а в том, что у него на душе. Хотя тут Тэхён сам с собой не согласится: лишь
мужчины привлекают его в сексуальном плане.

— Хоть все забирай, — безразлично звучит в ответ.

Джэхён возвращается в гостиную, а Тэхён так и стоит в прихожей, чего-то ждёт,

но ничего не происходит. В гостиной работает телевизор, слышно, как
открывается бутылка, а Тэхён... Он же не может просто стоять так до скончания
веков, чуда не произойдёт. Он оставляет на столике в коридоре сумку, даже не
разувается, когда проходит в дом, а тут всё как прежде. Ничего не изменилось
за исключением атмосферы. Тихо и пусто, как будто вместе с мамой умер и сам
дом.

— Я сейчас с Джином путешествую, — зачем-то говорит Тэхён. Ему здесь очень

неуютно.— После Пусана мы отправимся в Японию, а я потом... домой.

— Раз сбежал, то имел бы совесть не возвращаться.

— Мне страшно, но я хотел тебя проведать, — признаётся он.

179/209
Тэхён всего лишь-то надеялся, что отец уже забыл о том, что было, что, может
быть, он хоть немного скучал, боялся звонить, но, столкнувшись с его
равнодушием сейчас, понимает – не скучал. Не боялся, не хотел.

— И в кого ты такой пошёл? — кривится он, но на Тэхёна так и не смотрит.

— Ты же знаешь.

— Мать твоя была нормальной, — строго говорит отец. — Поздно я взялся за твоё
воспитание, но это всё чертова работа. Если б не она, ты вырос бы мужиком, как
твой брат, а не размазней. Сколько нервов ты мне вытрепал своими слезами!
Позорище. Забирай, чего хотел, и проваливай.

А Тэхён и сам знает, что он плакса, но не размазня. Если надо будет, он перед
стольким выстоит, даже если и наплачет целое море. Хотя понятия не имеет,
откуда это в нем, он просто очень... откровенный. Его мама научила быть таким.

— Пускай они останутся с тобой, — его взгляд падает на фото в рамке, стоящей
на столике рядом с бутылкой пива.

— А чего же так? — притворно удивляется отец, а в его взгляде – злость. Тэхён

скорее машинально делает шаг назад, предчувствует нехорошее, когда Джэхён
берёт рамку в руку. — Ты же хотел забрать.

— Тебе нужнее, ты всё-таки один...

— Забирай всё к чёртовой матери! — Джэхён швыряет рамку, но Тэхён успевает

уклониться, а стекло – вдребезги.

Он и задерживаться больше не собирается, поспешно идёт к выходу, по

неосторожности бьётся бедром о тумбу, он и раньше о неё бился! Научился
обходить, а тут забыл, давно не был дома...

В погоню за ним никто не бросился, и он всё-таки забрал одно фото, прямо так, в
рамке, сам когда-то его вешал, а когда вышел из дома, не хлопнув, а осторожно
прикрыв за собой дверь, то изо всех сил держал себя в руках. Шмыгал носом, но
не плакал. Нет, он не станет, он же не размазня! Но от такого поведения на
душе камень, больно за то, каким стал отец, во что превратился когда-то
любимый мамой дом. И без неё он никогда не станет прежним, без неё все те
хорошие воспоминания кажутся бессмысленными, ведь так больше никогда не
будет. И отец! Он же себя совсем погубит с таким образом жизни, а Тэхён и
остаться не может, ему не позволят. Он, честно признаться, оставаться и не
хочет.

Пережидает слёзы, успокаивается, только сейчас замечает ноющую боль в

бедре, точно ведь останется синяк! Он так и прижимает к себе рамку, пыльную,
прямо к рубашке, как будто это самое драгоценное сокровище. Для него ведь и
правда сокровище, для отца – напоминание о прошлом. Может, однажды он всё-
таки задумается о том, что делал не так, может быть, однажды позвонит,
извинится за все плохое, примет младшего сына таким, какой он есть, а пока что
и думать об этом глупо.

Тэхён долго не идёт в кафе, ждёт, пока перестанут дрожать руки, но

180/209
успокоиться так и не может, и Чонгука заставлять ждать не хочет. А тот по
одним глазам понимает, что ничего хорошего не произошло, англичанин ещё и
хромает, морщится, когда садится рядом с ним за столик на террасе, где
капитан его и ждал.

Чонгук весь нахмурился, но Тэхён, даже не дожидаясь его вопросов, говорит:

— Ударился ногой, когда убегал.

— Убегал?

— Пожалуйста, не спрашивай, если не хочешь меня успокаивать.

Капитан не спрашивает, понимает, что ничего хорошего от этой встречи ждать

не стоило. Не стоило ему вообще туда идти, убивать надежду, Чонгук-то видел,
что Тэхён хотел избежать ссор и ругани. Он даже в своего отца поверил,
наверняка верит и до сих пор, что тот изменится, но такие люди, увы, не
меняются. Это шанс один из миллиона, и что-то капитану подсказывает, что
отец Тэхёна не нарушает статистику, как и не является этим самым «одним из
миллиона».

У англичанина предсказуемо пропадает аппетит, он мотает головой на все

предложения отобедать в каком-нибудь его любимом месте, говорит, что они
тут совсем чуть-чуть посидят и пойдут прогуляются. Обязательно пойдут, как
только пройдёт нога, но его болезненное выражение лица говорит Чонгуку об
обратном.

Его ладонь ложится на руку Тэхёна, накрывающую ушибленное место, убирает в

сторону, а на джинсах совсем небольшое кровавое пятнышко. Англичанин
хнычет о любимых белых джинсах, о том, что это просто царапина, там и само
всё пройдёт, но Чонгук его и не слушает.

— Джинсы жалко, — шмыгает он носом.

— Себя тебе не жалко? — Чонгук злится, но совсем не на англичанина.

Поднимает того с места, тащит за собой, а Тэхён быстро передвигаться больше

не может. Тащится еле как, всё-таки глотает слёзы, почти бесшумно, прижимая
рамку с фотографией к себе, противится заходить в магазин неподалёку от
дома. Он что, совсем дурак?! Он здесь с Минхёком и познакомился, магазин его
родителям принадлежит, и здесь Тэхёна однажды и застали целующимся с
парнем. Впервые, кстати.

Капитан оставляет его на улице, в подробности такого поведения не вдаётся,

Тэхёна сейчас начни расспрашивать, он ведь изведётся, потому что тут его
прошлое. Он же не изверг, чтобы сыпать соль на рану. И пока англичанин его
ждёт, Чонгук покупает холодную содовую, чтобы хоть что-нибудь приложить к
ноге, и салфетки, потому что Тэхён и не заметил, как весь измазался в крови.
Той было-то две капли, но англичанину много и не надо.

Продавец всё высматривает что-то за окном, с горем пополам пробивает

покупки, а потом внезапно убегает. Капитан и не понимает, что происходит, а
потом этот парниша зовёт Тэхёна. Чонгук неторопливо забирает покупки, даже
чек, который нахрен ему не сдался, слышит отрывки фраз о том, что давно они
181/209
не виделись, и что Тэхён совсем похорошел, и, тяжело вздохнув, выходит из
магазина. Англичанин совсем не выглядит счастливым, лицо заплаканное, ещё и
смотрит на Чонгука как-то испуганно, опять боится, уже даже и не привыкать.
Но капитан-то не сожрёт его за всех потенциальных соперников, он, в конце
концов, Тэхёну доверяет, осознаёт, что у того своё прошлое. Оно у всех есть, как
ни крути.

— Это Минхёк, он мой старый друг, — говорит англичанин, указывая на хмурого

парня, который не слепой и уже заметил кровь. — А это Чонгук, он мой... Мой.

Он забирает у капитана банку газировки и прижимает к ушибленному бедру,

морщится, но терпит, а от холода и правда становится легче.

— Твой твой? — повторяет Минхёк, но капитан сегодня не очень настроен на

общение с чужими друзьями, он и слова вставить не даёт, заявляет:

— Его. Нам уже пора, а у вас там магазин без продавца.

— А что с ногой?

— Он неосторожный. Ушибся.

Минхёк подозрительно смотрит на спокойного Чонгука, которого англичанин с

какой-то странной улыбкой берёт под руку. Он, вроде, страдал, а теперь вот
веселится.

— У тебя всё нормально? — обращается парень к Тэхёну, косясь на капитана.

Тот выглядит спокойным, как и всегда, хотя на деле эти глупые намёки
порядком нервируют.

— У меня всё хорошо, даже очень, — счастливый улыбается англичанин с

мокрыми щеками, шмыгая носом. Его вся эта пассивная агрессия очень
забавляет, и Минхёк тоже, глупый, думает, что Тэхёна кто-то обижает. — Чонгук
бы никогда не поднял на меня руку, не думай о нём плохо.

— Я не думаю, — а взгляд его так и направлен на капитана, тому и самому

смешно становится.

Он в своей жизни и мухи не обидел, у него до рукоприкладства только в школе

доходило и лишь однажды во время учёбы в академии, то есть лет шесть тому
назад. А чтобы распускать руки на людей, да ещё и на англичанина... На его,
Чонгука, звёздочку. О таком даже думать дико. Он сам кому хочешь конечности
поотрывает за такое.

— Нам правда пора, — говорит Тэхён.

Он так и улыбается непонятно чему, когда прощается с Минхёком, когда они

неторопливо идут с капитаном по улице. И день ему кажется не таким уж
плохим, и настроение внезапно зашкаливает. Не из-за этой ревности, вовсе нет...
Чонгук сказал: «Его». То есть Тэхёна, так что получается капитан всё-таки
принадлежит ему. Вот так просто!

— Не хочешь спросить, кто это был? — интересуется Тэхён.

182/209
— Я и сам догадался.

— И тебе не интересно узнать? Я бы не отстал от тебя, если бы встретил твою

бывшую.

— Ты бы не встретил, — хмурится капитан.

Он за свои тридцать лет никогда не заводил серьёзных отношений, а самые

долгие длились два месяца во время одного из его отпусков и носили сугубо
интимный характер.

— Странно это...

— Мне всё равно, с кем ты был до меня. Раз они в прошлом, значит, сделали что-
то не так.

— Думаешь, только они виноваты?

— Думаю, что проблема не в тебе, и если бы кто-то по-настоящему захотел тебя

удержать, он бы смог.

— Ты смог, — улыбается Тэхён. — Правда захотел?

— Хочу.

И это новое «хочу» – такое легкое! Отличается от старого, когда капитан хотел
Тэхёна лишь себе в постель. От этого «хочу» не бросает в жар, от него бабочки в
животе и спирает дыхание.

— Раньше не хотел...

— Раньше я не знал, что именно мне нужно.

— А что тебе нужно? — любопытничает Тэхён.

А капитану нужен дом, в котором его всегда будут ждать. Нужен такой человек,
как его морской, который напоминает о всём самом тёплом, солнечном и
любимом: о жарком солнце, о волнах, штормах и ураганах. О ночном небе и
звонких звёздах. С Тэхёном не приходится сомневаться в искренности слов,
чувств или прикосновений. Он и любить умеет, ничего не требуя взамен, ему
только бы немного нежности и ласки, взаимности, а остальное, все эти
социальные статусы, размер заработной платы... Англичанин, наверное, и не
знает, что это такое, ему только твою личность и чувства подавай на блюде. Он
только этим питается, на этом и функционирует.

— Ты, — задумчиво говорит Чонгук. — Мне нужен ты. Рыдать не станешь?

— Пока больше не хочется, — всерьёз отвечает Тэхён. — Попозже, когда ты мне

ещё что-нибудь такое приятное скажешь. Я тогда совсем не удержусь.

— Договорились.

Тэхён внезапно спотыкается и чуть не падает, стонет, потому что потревожил

183/209
больную ногу, капитану смотреть на него больно. До порта они добираются уже
на такси, и Тэхён вытирается салфетками, пьёт согревшуюся газировку, так и
прижимая к себе фотографию. Он ее даже не показал, не поделился с Чонгуком
такими вещами. Только в каюте, пока англичанин пытается снять с себя джинсы,
скулит как побитый пёс, осторожно отрывая прилипшую к ране ткань, капитан
рискует не спрашивать его разрешения и не ждёт милости. Берёт фотографию с
рабочего стола, разглядывает, а там даже не общее фото. Пейзаж берега, закат,
красиво, конечно, но Тэхён мог стащить из дома что-нибудь поинтереснее. Что-
нибудь вроде фотографий матери, на неё любопытно взглянуть.

— Достань их, — просит Тэхён, а Чонгук оборачивается, не понимает. —

Фотографии из рамки. Там есть ещё. На этом берегу мы гуляли ночами, мама
делала фото. Она подарила их мне на день рождения.

Капитан открывает рамку, из неё выпадает ещё несколько фото, там Тэхён
совсем мальчишка, а рядом с ним женщина... Кажется, его мать зовут Анной. На
другом фото рассвет. Выходит очень символично, а на обороте каждого фото
подписи от руки, по-английски, адресованные Тэхёну. «Моему лучику света», «на
память», «восход солнца в твой день рождения» и прочее-прочее.

Англичанин улыбается на фотографии так же ярко, как и его мать, такая же

светлая, голубоглазая, а какой у неё взгляд... Тёплый. Чонгук прежде не
встречал людей, которые были бы похожи на своих родителей настолько.

— Красивая? — Тэхён ковыляет до капитана, и тот поднимает на него взгляд.

— Очень.

— Скажи, похожи, — улыбается он, даже имеет наглость залезть на стол. Так и
сидит, такого капитан никому не позволял, но у англичанина травма, ему
простительно. — В школе я был белой вороной. В старших классах учителя
начали требовать, чтобы я перекрасился в чёрный, представляешь? Она бы этого
точно не хотела. И я не хочу. Может, однаж... Ауч! — шипит Тэхён, стоит
капитану чуть надавить на место ушиба.

Кожа лопнула, оттуда и кровь, синяка не избежать, и заживать эта вся красота
будет долго.

— Не распускайте руки, капитан, — хмурится Тэхён. — А то пожалуюсь Минхёку.

— Своему бравому защитнику.

Капитан достаёт несколько салфеток, чтобы вытереть запекшуюся кровь.

— Ему самому, — важно говорит Тэхён, а Чонгук усмехается, кинув на него

короткий взгляд.

— Слышал выражение «бьёт – значит, любит»?

— Тогда ты, конечно же, можешь меня ударить, — всерьёз заявляет англичанин.
— Только не сильно.

— Ты дурак, — спокойно говорит Чонгук.

184/209
— А ты больший дурак, чем я. А как я теперь буду... Ауч! — Тэхён начинает
скулить и хныкать. — Ты это специально, да? Потому что я тебя дураком назвал?
Ауч! — снова вскрикивает он и бьет Чонгука по рукам, пока тот смеётся над ним.
— Со мной нежнее надо.

— Куда ж ещё нежнее?

— Да ты, мне кажется, вообще не стараешься, — хмурится англичанин. —

Нежнее!

— Я и так уже нежнее нежного.

— Ну ты и обманщик, — щурится Тэхён, пока Чонгук тихо хохочет над ним. — А

ты знаешь, что с поддержкой близких больные быстрее выздоравливают?

— Ты у нас, вроде, здоровый.

— У меня же травма...

— Психологическая? — предлагает Чонгук, скользнув рукой по бедру, отчего

Тэхён весь покрылся мурашками.

— Душевная! Какой же вы, капитан, глупый!

— Чем я тебе опять не угодил?

Тэхён театрально тяжело вздыхает, хватая Чонгука за заправленную в брюки

рубашку, притягивает к себе, а взгляд такой, как будто капитан для него и
правда дурачок. Он тычется носом в вырез рубашки, куда-то в ключицы,
говорит:

— Меня надо обнять, поцеловать, — на коже остаётся тёплый поцелуй. —

Пожалеть, накормить, может быть, заняться со мной любовью, и я тогда сразу
выздоровею.

— Если бы всё было так просто, — вздыхает капитан, зарываясь пальцами в его
волосы. Перебирает, пока Тэхён неторопливо целует его.

— Тогда не надо хотя бы постоянно тыкать своими пальцами в мой синяк, —

ворчит он.

— Тебе в медпункт надо.

Тэхён весь замирает, напрягается, поднимая взгляд:

— Это зачем?

— Я не врач.

— И это ещё одна причина очень тебя любить.

— Ты ещё скажи, что и их боишься, — в голосе капитана ни капли энтузиазма.

— Чуть-чуть совсем! К тому же ты посмотри, — он опускает взгляд на своё бедро

185/209
и округляет глаза. — Оно выглядит почти нормально. Я, конечно, не думал, что
настолько плохо, но нормально, так что о каком враче ты говоришь? Само ведь
заживёт. Наверное... Заживёт же само? — он с надеждой смотрит на Чонгука,
который качает головой. — Как это нет?!

— Ребёнок.

— Дурак, — невозмутимо парирует англичанин, но тут же меняет тактику: — По

совместительству мой самый любимый мужчина, который может и сам
справиться с любой трудностью...

— Здесь я тебе ничем не помогу.

— Который всегда бесстрашно решает проблему на месте...

— Тэхён.

— Которому придётся тащить меня на себе, если он не передумает вести меня к

доктору.

— Сам дойдёшь, — невозмутимо звучит в ответ. — Штаны надень.

Чонгук уже собирается отойти, потому что на все эти провокации он не

поведётся, но Тэхён хватает его за карманы, не даёт ступить и шагу.

— А что мне за это будет? — интересуется он.

— Я от тебя отстану. Моя душа будет спокойна.

— А я хочу, чтобы ты поприставал...

— Попристаю, как только ты наденешь штаны и пойдёшь в медпункт, — хмуро

говорит капитан.

— А чего ты сразу такой строгий? Я тебя уже достал, да? Ты сам сказал, что я
нравлюсь тебе настолько, что ты весь день готов терпеть мои глупые вопросы.

— Оказывается, это выше моих сил, — устало вздыхает Чонгук.

Тэхён наконец отпускает его, осторожно спрыгивает со стола, так и болтает,

совершенно буднично, понимает, что капитан шутит:

— То есть не будет никаких у нас «долго и счастливо»? Ты лучше сразу мне

скажи, а то я ведь надеюсь. Злишься на меня?

— Злюсь, — усмехается Чонгук.

— А чего тогда веселишься? — кряхтит англичанин, пытаясь аккуратно натянуть

на себя штаны.

— Шутку вспомнил.

— Шутку, ага! Как же, — улыбается он, впихивая ногу в штанину, пока капитан
наблюдает за ним с легкой ухмылкой, скрестив руки на груди. — Просто скажи
186/209
уж, что всё! Настолько от меня без ума, что и злиться не можешь. И что вообще
всё, что я делаю, вызывает у тебя улыбку влюблённого дурачка. Вижу же.

— Хватит болтать.

— Правда глаза режет?

Тэхён с горем пополам натягивает на себя всё те же испачканные штаны и,

уперев руки в бока, вскидывает брови, глядя на капитана, который щурится на
него:

— Один пойдёшь.

— Вот так вам, мужчинам, и доверяй. Твоя идея, между прочим, а ты бросаешь
меня на произвол судьбы, — он хромает до Чонгука, хватается за него,
морщится, говорит очень жалобно: — Искалеченного, грустного, нецелованного,
больного, голодного, неудовлетворённого...

— Ради Бога, Тэхён, — вздыхает Чонгук, — помолчи.

— Ради него не помолчу, ради тебя – да.

Капитан был готов к новой порции потока слов, но Тэхён и правда замолчал.
Послушно пошёл в медпункт, всю дорогу только и делал, что улыбался, а потом
уже перед кабинетом выдал:

— Ну я же правда вижу, — он всё кусал губы, тепло смотрел на Чонгука. — Ты со

мной уже совсем другой. Такой хорошенький, — ярко улыбался англичанин, а
потом скрылся за дверью, оставляя капитана в одиночестве.

А тому и смешно, и почему-то приятно, и выглядит он наверняка как тот самый

дурачок, про которого говорил Тэхён. Ну да, с улыбочкой, да, влюблённый. И
страшно, выходит, лишь первое время, а потом привыкаешь, понимаешь, что
ничего такого уж смертельного это чувство и не приносит.

Зато внезапную тревогу приносит осознание: через каких-то две недели Тэхён
возвращается домой. Может, он и был прав, сказав, что место Чонгука в море, а
не рядом с ним. Возможно. Но что такое для капитана море? Что будоражит
душу красотой, ощущением чего-то родного и близкого?

Кто будоражит?..

187/209
12. Море знает

«В один прекрасный день он войдет в эту дверь и ты бросишься ему на шею, и

его запах, его руки на твоей талии будут тебе так же хорошо знакомы, как
самый сокровенный уголок собственного тела».

— А мне теперь, представь, купаться нельзя, — сообщает Тэхён бармену,

которому, честно говоря, абсолютно пофиг на то, что ему там можно, а что – нет.

— Как же ты теперь, бедный, будешь? — язвит Юнги, но Тэхён этого не

понимает.

Устало вздыхает, дуется.

— Сам не знаю. Чонгук сказал, что до свадьбы всё заживёт, — задумчиво

хмурится он и переводит взгляд на бармена. — Думаешь, это намёк?

— Упаси Боже.

— А вдруг да? А представь...

— У меня плохо с фантазией.

— Представь, — игнорирует его Тэхён, любовно вздыхая, — если бы капитан ваш

взял меня в мужья.

— Совет да любовь вам, — безразлично кидает Мин. — Чего ты тогда вообще тут
болтаешься, шёл бы к своему капитану.

— Ты как-то совсем без настроения, — Тэхён сочувственно смотрит на него,

взбалтывая трубочкой сок.

Юнги ничего ему не говорит, трёт свои стаканы с больше усталым, чем хмурым
лицом. Они с менеджером последнее время что-то совсем не пересекаются,
Тэхён ведь не слепой, понимает, что у них, видимо, всё серьёзно и очень-очень
сложно, но...

— Что между вами всё-таки произошло? — интересуется он. Юнги кидает на

него короткий взгляд, усталый, но ничего не отвечает. — Да ладно тебе, мне
осталось две недели, что я успею натворить? Чистый интерес, может, даже
помогу чем-нибудь. Как-нибудь. Если надо. Если не надо – не стану. Ты просто
сразу скажи, а то я, знаешь, помогать очень люблю. Люди обычно...

— Мы встречались, — перебивает его бубнёжку бармен.

Он равнодушно убирает стаканы под стойку, с абсолютно незаинтересованным

лицом достаёт бокалы для шампанского, приступает к ним. Руки просто занять
нечем. И дело тут совсем не в побегушке. А Тэхён смотрит на него не очень-то
удивленно, кивает головой, говорит:

188/209
— А я догадывался. Не сошлись характерами? — грустно улыбается он.

— Я ему изменил.

Улыбка медленно пропадает с губ Тэхёна, а бармен даже и не обращает на него

никакого внимания. Что было, то прошло. Он накосячил, дальше что? Никто от
этого не умер, все живы-здоровы, радуются жизни, а он пожинает плоды своих
трудов: полный игнор со стороны человека, который, оказывается, ему дорог.
Что имеем не ценим, потерявши плачем? Ну, Мин Юнги не плакал. Жалел о
всяком разном, но не плакал.

— А что сейчас? — осторожно спрашивает Тэхён.

— Что сейчас?

— Жалеешь?

— Жалею, — равнодушно звучит в ответ.

Равнодушно – потому что раскидываться своими эмоциями бармен не привык.

— Ты не пытался как-то...

— Исправить ситуацию? Не все такие, как ты, звезда моя. Мало кто станет
прощать подобные вещи.

Тэхён хмуро разглядывает бармена, о чём-то долго думает, молчит, он ведь и не

подозревал, что всё настолько серьёзно. Чимин, конечно, не он, прощать не
обязан, но Юнги ведь... Он же хороший человек для Тэхёна, всегда слушал,
терпел, помогал. Как же так вышло?..

— Знаешь, — неуверенно начинает Тэхён, — я и правда в таких делах не мастер,

но я же вижу, какой ты человек. Не моё дело, сказал бы Чонгук, но на месте
Чимина я бы тебя простил. И не потому, что я прощаю всех подряд! Понимаешь...
некоторые наглеют ещё больше, когда их прощаешь, а другие, такие, как
капитан вот ваш, они используют второй шанс, чтобы исправить свои ошибки, а
не принести ещё больше боли. Хотя там было далеко не два шанса, как мне
кажется. Заставил он меня, в общем-то, пострадать, сколько ж я ревел... Ну, ты
знаешь. Думал, что с ума с ним сойду, что я ему вообще не нужен буду, на всю
жизнь один останусь и... — бормочет он, но затыкается и переводит тему: — Я о
том, что для меня ты очень хороший человек, ты мне так помогал, а сколько ты
меня слушал! Я бы тебя обязательно простил и уверен, что не пожалел бы об
этом, — заявляет Тэхён. — Я был на месте Чимина столько раз, ты и представить
себе не можешь. Хочешь его себе? — Юнги только хмурится и молчит, глядя на
англичанина. — Я тут свои последние дни догуливаю, так что отвечай: хочешь
или нет?

— Хочу.

Тэхён широко улыбается, глядя на сдавшегося бармена. И все эти человеческие

«хочу», они всегда такие разные. Сколько всё-таки у них вкусов и оттенков!

— Помогу, хочешь? Ты мне правда как самый лучший друг, я и тебя люблю, и
Чимина, и всю вашу команду. Он, кстати, говорил об этом однажды...
189/209
— О чём говорил? — хмурится Мин.

— О том, что всех вас любит, и даже тебя любит, несмотря на то, что иногда
очень хочет выкинуть за борт.

— Это, конечно, о многом говорит, — язвит бармен.

— О многом! — Тэхён аж с места подрывается, но морщится от боли в ноге и

садится обратно. — Хотя бы о том, что у него к тебе ещё остались хоть какие-то
чувства, понимаешь? Знаешь, что самое страшное? Знаешь?

— Я весь внимание.

— Безразличие. А так он тебя за борт выкинуть хочет, значит, ты вызываешь в

нём хоть какие-то эмоции. Хорошо же, скажи? — улыбается англичанин.

— Да, невероятно, — бесцветно звучит в ответ.

— Так и? Я не стану умолять его тебя простить, этим ты должен заниматься,

просто немного помогу, потому что ты помогал мне. Хочешь? Ты только скажи, я
для тебя всё сделаю, — серьёзно заявляет Тэхён.

Бармен смотрит на него устало, но с какой-то непривычной для Тэхёна добротой:

— Всем бы быть такими, как ты.

— Ну уж нет! Чонгук сказал, что я один такой, а было бы меня таких много,
сдался бы я ему? — хмурится он. — Нет уж, спасибо. Уж будьте теми, кто вы
есть, глупые люди. Мы в одной команде или нет?

— Я сам с ним поговорю, — вздыхает Юнги. — Кое в чём ты прав.

— Правда? — удивлённо улыбается англичанин.

— Мы – глупые люди, звезда моя.

— Тут я сам с собой согласен! — кивает головой Тэхён, а Юнги смотрит на него
как-то странно, немного печально, говорит:

— Надеюсь, ты тому человеку достался.

— Ты про Чонгука?

— Я хожу с ним в море каждый круиз. Будут проблемы, намекни, всё организую.

— Что организуешь? — не понимает Тэхён, вопросительно глядя на него.

— Морду ему начищу.

— Почему все так категорично настроены по отношению к нему? Что ты, что
Джин, — обиженно бурчит он.

— Мы не к нему настроены категорично, мы за тебя переживаем. Капитан наш

190/209
человек хороший, я его знаю, но ноги перед ним не раздвигал, — Юнги
пробирает дрожь от одного только представления, а Тэхён отводит взгляд,
сюпает сок. Молчит. Он-то раздвигал уже не раз. — Потому и не знаю, какой он в
отношениях. Загуляет – звякни.

— Я его в обиду не дам, — хмурится Тэхён. — Не говори о нём плохо.

— Я не говорю. Пытаюсь донести до тебя то, что ты можешь на меня

положиться, если понадобится какая-то помощь.

— С чем угодно?..

— С чем угодно, — буднично звучит в ответ.

— Правда? — ярко улыбается Тэхён, Юнги аж слепнет. — Это мило с твоей

стороны. Был бы я Чимином, сейчас же расцеловал бы тебя. Жалко, он не
слышал. Может, перед ним повторишь, поднимешь свой авторитет?

— Хреновый из меня актёр. Лучше по старинке: конфетки, цветочки,

шампанское. Может, ему помощь какая нужна.

— Романтично, — вздыхает Тэхён, он поднимает на Юнги взгляд: весёлый,

тёплый. Смотрит в самую душу, до дрожи, говорит с той же легкой улыбкой,
спокойно: — Но если ты снова сделаешь ему больно, я, Мин Юнги, не поленюсь
выбить у Джина ещё одну путевку в круиз. Найду тебя, и мы проведём
незабываемые четыре месяца вместе. Каждый день только ты. И я.

Бармен усмехается:

— Капитана своего бросишь ради меня?

— Нет, разумеется. С ним буду приходить. Обниматься, целоваться тут перед

тобой. Язык свой в его рот буду пихать, он разрешит. Он мне уже почти всё
разрешает. Здорово же?

— Великолепно, — скалится Юнги, сдерживая рвотные позывы.

— Так и думал, — удовлетворенно лыбится англичанин.

Он так и пьёт свой дурацкий сок, довольно щурясь на бармена, а тот крайне
неохотно, но признаёт, что, возможно, даже будет скучать по их местной звезде.
А Тэхён, как назло, начинает болтать ногой и вспоминает, что та, вообще-то,
болит. Снова жалуется, стонет, снова хнычет, страдает и ноет, ноет!

Нет, всё-таки Юнги скучать не будет. Передумал.

*****

Что в Пусане, что в Японии, пока капитан водил Тэхёна по берегам Исигаки, пока
расслабленно держал его в руках, сидя на холодном белоснежном песке и
вглядываясь в горизонт, – англичанин не затыкался ни на секунду. Это не было
плохо, как и не было хорошо, потому что нехотя, но Чонгук чувствовал эту
191/209
морскую бестию, видел, что Тэхён переживает, совсем незаметно грустит. И
правильно делает, до Англии осталось всего ничего, каких-то полторы недели,
всего десять дней, а там – дом.

Для Тэхёна. А капитану, тому-то снова в море, а потом... а о «потом» он уже всё
решил.

Тэхён сидит в излюбленной позе: между ног, откинувшись Чонгуку на грудь.

Болтает о том, что в рабочий день того, когда они двинутся до Англии, он
проведёт весь день с братом, а следующий день – с младшим менеджером, а
следующий... Он чуть поднимает голову, видит, что его слушают вполуха, но
капитан чему-то улыбается, щурясь на горизонт, и Тэхён неосознанно копирует
его выражение лица.

— Чего улыбаешься?

— Думаю о своём, — капитан говорит легко, буднично, как будто совсем

смирился с их скорым расставанием.

Тэхён – точно нет, но убиваться по этому поводу не будет. Он же обещал!

— Радуешься, что я скоро оставлю тебя в покое?

Чонгук усмехается, Тэхён-то и шутит и нет, у него всё всегда на лбу написано.

— Радуюсь, ты же видишь.

— Вот покину я твой лайнер, ты без меня почувствуешь свободу и

вседозволенность, — начинает он свою излюбленную лекцию, а капитан молчит
о том, что он и с Тэхёном чувствует и свободу, и вседозволенность, только вот
проблема: не тянет.

К другим ни в койку не тянет, ни в душу, это и не проблема даже. Капитан с

Тэхёном хлебнул и горя, и нежности, и этой глупой, необъяснимой тяги к
человеку. Тянет и всё, хоть лбом о стену расшибись! Но всё нормально, он
смирился, он принял это в себе и сейчас не испытывает никаких мук совести за
то, что ему так хорошо, пока Тэхёну плохо. У их чувств нет взаимосвязи, просто
англичанин любит иногда пострадать, его можно понять, а Чонгук... Он просто
знает, что их не ждёт конец, что это – не последний день, когда они вот так
сидят, обдуваемые холодным океанским ветром, любуясь водами и ночным
небом. Он знает, Тэхён, теоретически, – тоже.

— Нет, ну всё-таки! — вырывает Чонгука из мыслей англичанин. — Вот давай

представим: мы в Англии, а что потом?

— Ты берёшь такси и едешь домой, — пожимает плечами.

— А ты меня целуешь на прощание?

— Тысячу раз.

— Это много, — он с серьёзным лицом что-то прикидывает в голове. — Займёт

кучу времени. А потом?

192/209
— Такси, я же сказал.

— А после того, как я буду дома, а ты опять чёрт знает где? — он поднимает на
Чонгука свой хмурый взгляд, а тот отвечает по-прежнему спокойно:

— Не чёрт знает где, а для начала – в Кванъяне.

— А потом?

— А потом отчёты, осмотры, продление справок, это всё деньги и время.

— Скучать будешь? — хмурит брови Тэхён.

Он как будто нарочно сплетает пальцы, взглядом трогает душу, снова

переворачивает всё вверх дном, как будто хочет там что-то найти. Нечего
искать, там уже всё – его. Будет ли капитан по нему скучать? Зачем, если его
морской уже и так всегда с ним? Под кожу, зараза, залез. Ничего личного не
оставил, пропитал собой, просочился во все щели. Затопил, если угодно.

— Кажется, буду.

Вот мог бы – отпустил бы, разжал бы руки, отдал кому-нибудь на постоянное

пользование. Вместо этого только греется о чужие губы, сжимает бёдрами
человека между своих ног, вот так жадно и эгоистично не отдаёт. Знает, что
Тэхёну это и не надо, тот сам не хочет уходить и чтоб его отпускали.

— Знаю, что будешь, но мне всё равно... нехорошо, — у него в глазах пляшут
звёзды, искрятся. Он смотрит верным щенком. — Я стараюсь не грустить,
убеждаю себя, что мы ещё встретимся, что ты приедешь, что созваниваться
будем, мы же вместе, но всё равно чувствую... — признаётся: — Мне очень
плохо. Ничего не могу с этим поделать. Всё болит.

— Болит? — в ответ Тэхён кивает с грустным лицом, опять хандрит! — Тебя

лечить надо.

— Такое ведь не лечится, это серьёзно, это на уровне души...

Чонгук с серьёзным лицом кивает, выслушивает всю эту ересь про больную
душу, ноющее сердце. С таким же невозмутимым лицом забирается холодными
руками под рубашку Тэхёна, греется сам, греет его поцелуями в шею, лечит его
больного. И в тёплой постели лечит, его всего разнеженного. Знает, что будет
скучать по шуму, который создаёт англичанин, по его телу и когда кожа к коже.
Когда его и без того тихий голос срывается на хрипы и шёпот, а руки, как и
всегда, заботливо и нежно скользят по предплечьям, обнимают за шею, гуляют
по исполосованной ногтями спине. Это Тэхён всегда так, в отместку за все свои
космические плямбы, раскиданные по телу. А может, мстит за что-то большее,
что было между ними раньше, его за это не осуждают.

Его тело – масло, красиво тает, всё плавится. Он со вкусом мучает Чонгука своим
видом, когда оказывается сверху, искренне, чувственно наслаждаясь его
мужчиной. Руки упираются в живот, гуляют, знают, что и у всего такого
стального и непокорного капитана есть свои чувствительные места. Они,
правда, не на теле. Они находятся Тэхёном уже чуть позже, после душа, когда
он сидит на постели, откинувшись спиной на изголовье, а между его ног –
193/209
капитан. Лежит головой на бедре, пока Тэхён перебирает его влажные волосы, а
тот гладит пальцами шов – с ушибом всё оказалось куда серьёзнее. Зашивали с
анестезией, потом успокаивали бедного больного всей командой.

А капитан с ним словно дикий зверь, который совершенно случайно узнал, что
такое ласка.

И кто бы мог подумать, чтобы капитан, чтобы холодный, неприступный как

крепость, с таким категоричным подходом к отношениям... да лежит в чужих
ногах. Кому расскажи – не поверят. А может, уже и поверят. Об их отношениях
знает вся команда, никто не осуждает, им попросту нет до этого никакого дела,
каждый озабочен своими проблемами.

У них с Тэхёном проблем как не бывало, остались лишь они, поцелуи на коже,
пальцы в волосах и разговоры ни о чём. То есть всё почти как всегда, за
исключением того, что в один момент Чонгук на полном серьёзе говорит:

— Я не отпустил бы тебя, — даже брови хмурит. Слышит себя со стороны,

удивляется тому, что это говорит его собственный рот, а Тэхён в момент
затыкается, удивляется. — Со мной бы поплыл в Кванъян, ждал бы, пока я
закончу со всеми делами, потом, возможно, мне снова в путь, и ты – хвостиком.

— Хочешь, чтобы я с тобой...

— Хочу, — снова это «хочу»! Тэхён до смерти его обожает, от него поджилки
трясутся, коленки, и вся вселенная внутри него звенит. — Но ты возвращаешься
в Англию. Если думаешь, что это несправедливо, то подумай вот о чём: я хочу
приехать к тебе, хочу, чтобы ты показал мне свой дом, в котором тебя не было
четыре месяца.

А вот и слабое место, Тэхён знает, у капитана-то дома нет!

— Приведи его в порядок. Ты обещал мне что? Цветы там свои и...

— Пионы, — тихо встревает он.

— ...гостеприимство. Мы ненадолго расстаёмся, но времени на свои хозяйские

дела тебе хватит.

— Ненадолго – это сколько? — бодро интересуется Тэхён.

— Сюрпризы любишь?

— Обожаю!

— Кто бы сомневался, — вздыхает Чонгук. — Вот, значит, будет тебе сюрприз. Я

не знаю, куда меня отправят после Кванъяна, не знаю, надолго ли, а брать тебя
с собой – это тратить и без того недостающие мне нервы.

— Думаешь, достану?

— У меня не будет на тебя времени. Когда я приеду в Портсмут, я буду точно

знать, что меня не ждёт работа и дела – это то, чего я хочу. Не разрываться
между тобой и работой. Я подумаю об отпуске, не люблю мотаться по суше туда-
194/209
сюда как неприкаянный, — хмурится Чонгук.

Он всем сердцем ненавидит перелёты.

— Буду скучать, — вздыхает Тэхён, а его прикосновения становятся совсем

нежными, едва заметны. — Очень буду. Невыносимо. Но когда я снова встречусь
с Бет Энн, а потом ещё и кота себе заведу...

И Тэхён начинает свою увлекательную историю о том, как он всеми силами

будет стараться занять себя работой, чтобы не грустить слишком сильно. Он и
соседей сюда приплетает, и говорит о том, что когда Чонгук приедет, то они
смогут арендовать катер, если захочется в море. Тэхён давно знает мистера
Бэрроу, он ему яблоки продавал! Кажется, не только в Англии, но и в целом мире
нет человека, которому англичанин пришёлся бы не по душе. Капитану же
пришёлся. Весь из себя такой радостный, светлый, искренний, любвеобильный,
временами даже наглый и невыносимый, но пришёлся же какого-то черта
именно по душе.

Болезнь на уровне души, говорил он? Не Тэхён тут, вообще-то, болен, а капитан.
Болен смертельно, и не лечится эта чепуха ни таблетками, ни народной
медициной. Только временем разве что... Ну конечно! Время, время-то покажет,
что это за болезнь такая дурацкая, когда ты, наплевав на свои принципы и
гордость, лежишь в ногах человека, думаешь о вашем совместном будущем,
даже говоришь о нём вслух, злишься на своего англичанина за то, что он хочет
назвать своего кота и в честь тебя тоже.

— Посмотри на нас, — довольно говорит Тэхён, — мы как самая настоящая

семья. Ты постоянно ворчишь, а я всё равно делаю то, что мне
заблагорассудится. Захочу назвать кота капитан Чон – назову, и что ты мне
сделаешь?

— Приеду и всыплю тебе, — хмурит брови Чонгук.

— Хорошо же! Я тогда точно буду знать, что ты приедешь.

И в кого ж он таким оптимистом уродился?

— Тэхён, — строго говорит капитан.

— Вы хотели сказать «мяу», капитан Чон?

И англичанин сам же смеётся со своей шутки, звонко, абсолютно наплевав на

все установленные капитаном правила – никакого шума в его каюте после
полуночи. Как и все старые правила: не целовать, не трогать его, не доводить,
не влюблять в себя. А Чонгук ведь говорил, что рано или поздно всё пойдёт под
откос, а он сам какого-то чёрта лежит улыбается – у его морского приятный и
заразительный смех.

И если он захочет, то капитан и помяукает, и погавкает, и покукарекает, потому

что всё. Всё уже! Устами Тэхёна было сказано: что бы тот ни сделал, у капитана
на губах улыбка влюблённого дурачка. Лишь бы так.

Хоть бы всего лишь влюблённого, ведь что, если... Что если это чудовище
перерастёт во что-то больше «прикипел», «привык», «привязался»?
195/209
Что же с капитаном тогда станет?..

*****

Время безжалостно отнеслось уже не только к Тэхёну, который всё-таки

смирился с тем, что им придётся расстаться, но и совершенно неожиданно к
самому Чонгуку. Отпуск закончился, остался последний рывок, который
прямиком до Англии, пора вернуть Тэхёна домой. Тот вечерами, на носу, сидя у
капитана под боком, счастливо улыбается, свободно и легко, словно не
обременён никакими тяжелыми мыслями, и правда... смирился.

Каждый вечер, после захода солнца, когда Чонгук может покинуть пост, они
сидят почти в тишине, вслушиваются друг в друга, свыкаются с мыслью, что ещё
несколько дней, и Тэхён будет дома. Тот и правда принял данный факт, и
Чонгуку должно было полегчать, однако же... Однако англичанина придётся
оторвать от сердца.

Но всё временно! И влюбленность эта наверняка временна, и все эти глупые

чувства, и забота о человеке, и желание растянуть последние дни. В сутках
двадцать четыре часа, а кажется, словно ровно в двадцать четыре раза меньше,
потому что на девятый день их путешествия Англия уже маячит на горизонте, а
у Тэхёна собраны вещи.

Странно, но он не плачет. В самую последнюю ночь лежит в постели капитана,

поверх одеял, уже привычно болтает ни о чем, смеётся, счастливый. Его поцелуи
мягкие, словно они поменялись местами, как будто теперь Тэхён вынужден
успокаивать своего большого, злобного дядьку, который в эту же самую ночь,
последнюю, мурыжит англичанина своими ласками до полуночи, в сотый... в
тысячный, в миллионный раз наплевав на собственный режим и правила. А Тэхён
поддаётся, у него на душе спокойно, тихо. Видит же, что человек – его, что в
последние часы их совместного пути нервничает сильнее, чем он сам все дни до
этого.

У Тэхёна было время попрощаться с экипажем: и с главным механиком, которого

он звал в гости, обменявшись номерами; и с братом, который совершенно
внезапно в конце дня, что они провели вместе, бросил в спину ласковое «удачи»,
намекая на дорогого его сердцу капитана. Тэхён потом весь вечер глупо
улыбался, хотя... Он всегда так улыбается.

И со старпомом он попрощался, выпросил-таки его сотовый, ну, на всякий

случай. И с младшим менеджером, вручив ему прощальный подарок – конверт.
Велел открыть только после его возвращения домой, ещё и наплёл Паку всякой
разной чепухи о том, что жизнь одна и жить ее надо со своим человеком. Чимин
кивал, как будто что-то понимал, но это он ещё не знает, что в конверте то
самое фото из бара, которым Тэхён обновил когда-то свой полароид! А Юнги... С
ним Тэхён прощался по-особенному.

В свой предпоследний день, пока капитан был занят работой, Тэхён посвятил
бармену весь свой день! Не сказать, что тот был безмерно счастлив, точнее, он
был хмур как туча и то и дело ворчал, но один раз даже улыбнулся, а потом ещё
и рассмеялся! Тэхён тогда, правда, случайно клиента облил своим апельсиновым
196/209
соком, но зато хоть кого-то повеселил.

И когда они прибыли в Портсмут, когда все пассажиры заранее ностальгировали

по путешествию, прощались с Аструмом, отдохнувшие и счастливые
возвращались на родную землю, Тэхён ждал.

С колотящимся сердцем сидел в своей каюте, у ног – чемодан, а в горле-то всё

равно ком! Он наивно полагал, что плакать не станет, хотя он и не плачет. Пока
что. Сидит на своей постели, в которой провёл времени меньше, чем в
капитанской, ласково водит ладонью по покрывалу.

Лайнер медленно погружается в тишину, большая часть пассажиров уже сошла,

кто-то наверняка уже добрался до дома, а кто-то в аэропорт и первым рейсом до
Лондона. В каютах уже начали уборку, а Тэхён неторопливо поднимается с
чемоданом на палубу, где его встречает Чимин. Как и в первый день – красивый,
в своём чёрном костюме, серьгой в ухе и уложенными волосами. Он отвлекает от
грустных мыслей, даже заставляет Тэхёна смеяться, вспоминая день их
знакомства и то, как он восхищался одними только кустами на Бермудских
островах.

Совершенно внезапно менеджера у Тэхёна отбирает Юнги, уводит такого же

непонимающего Чимина поговорить, желает англичанину удачного пути и всего-
всего, и чтоб кот завёлся, и цветы не передохли. Даже как-то ласково желает,
по-дружески.

Тэхён смотрит им вслед, улыбается. А чего ему не улыбаться? Он прикрывает

глаза, подставляет лицо под лучи солнца, и всё почти как в первый день на
лайнере, только тут тишина, а ещё знакомые руки, которые обнимают его со
спины. Скользят через талию, сцепляются в замок на животе, а чужой нос
тычется ему в ухо, губы нежно целуют чуть ниже мочки. И как после такого
можно сесть в такси и поехать домой?

Он открывает глаза, а перед ним его город, уже родной Портсмут, это никакой
не сон. Четыре месяца пролетели как один день. Четыре месяца! Всё и правда
почти как тогда, только теперь у Тэхёна есть капитан, есть свой человек.

— Один, — улыбается англичанин, разворачиваясь к капитану лицом. Его

встречают легким прищуром и уже привычной полуулыбкой.

— Что «один»?

— Ты обещал мне тысячу.

— Через двадцать минут мы выходим в море.

Тэхён-то знает! Знает, что не навсегда они расстаются, что это временно, что
всё будет, наверное, нормально, но улыбку держать всё равно не может. На
лицо лезет противная грусть, омрачает его момент. Двадцать минут... Разве
этого хватит на тысячу поцелуев?

— Проводить тебя до такси? — предлагает Чонгук.

У Тэхёна сердце ноет, дышать тяжело, но капитан – не дурак. Видит, понимает,

тоже чувствует.
197/209
— Давай парочку я дам тебе сейчас, а остальные в следующий раз? — его губы
касаются щеки Тэхёна, а тот уже шмыгает носом.

Ну не может он держать себя в руках! Да, слабак, да, размазня!

— А давай ты поедешь со мной домой и не поплывешь за своими дурацкими

справками в свой дурацкий Кванъян? — и голос такой, как будто он уже ревет
несколько часов без перерыва.

А ведь только начал!

— А давай с тобой договоримся, — спокойно говорит капитан. Он был готов к

тому, что без слёз у них не обойдётся. — Когда ты вернёшься домой, то
хорошенько поревёшь, как умеешь, пока не станет легче, а когда закончишь,
позвонишь мне, расскажешь, как всё прошло.

— Рассказать тебе о том, как сильно я тебя люблю и хочу обратно? — он то и

дело заикается на каждом слове, глотая слёзы.

— Обо всём расскажешь, — миролюбивым тоном обьясняет Чонгук. — Как дома

дела, как там Бет Энн, цветы твои, сад. Чем займёшься первым делом, чем
потом, — он вздыхает немного устало, голова Тэхёна у него на плече, тот
слезами заливает его капитанскую лычку. А потом Чонгук заботливо признаётся,
скорее сам себе, зарываясь носом в светлые волосы: — Я ведь тоже буду по тебе
скучать.

— Будешь? — шмыгает носом. — Очень?

— Очень.

— И думать обо мне будешь?

— Скорее всего каждый день. Даже если захочу, не смогу не.

— Ты правда сделаешь мне сюрприз?

— Если хочешь.

— Хочу конечно! — Тэхён вскидывает голову, смотрит обиженно.

— Значит, сделаю.

— Я всех в гости позвал, даже друга твоего, Намджуна...

— Приедем, значит, всей оравой. Цветы будем нюхать, яблоки твои есть, кота
гладить и пить лимонад.

— А работать кто будет? — всерьёз хмурится Тэхён.

— Так мы же отдыхать приедем, — в тон ему отвечает Чонгук, но наигранно, а

англичанин и не понимает этого, возмущается:

— С какой это стати?

198/209
— Мы же будем гостями.

— Ты не гость.

— А кто? — он вскидывает брови.

— Ты мой... Мой.

— Твой кто? — допытывается Чонгук, под шумок вытирая влажные щёки

пальцами.

— Мой не гость...

— Буду, значит, помогать.

— Будешь, значит, — строжится Тэхён. — Хотя это необязательно, ты только

вернись.

— Вернусь, — буднично звучит в ответ.

— На мизинце даже поклянись.

— Давай сюда свой мизинец.

Тэхён поднимает руку, но вместо мизинца, капитан обхватает все его пальцы,
сжимает своими, подносит к губам. А у Тэхёна сердце бешено колотится, когда
его целуют в пальцы, и тыльную сторону ладони, и запястье. Он и так капитану
верит, просто тянет время!

— Куда ещё поцеловать?

— Я бы показал, но мы тут не одни, — хмурит брови Тэхён.

На палубе туда-сюда шныряет экипаж, кто-то прогуливается, кто-то убирает

случайный мусор, оставшийся после покинувших лайнер пассажиров. На них
кидают косые взгляды, Тэхён видит, но капитан, кажется, даже не собирается
этого замечать. Забывает обо всяких правилах приличия, целует в самые губы,
нежно, глубоко, и это – на прощание.

До отплытия всего ничего, но Чонгук провожает Тэхёна до такси, открывает ему

дверь, тот бы сам не смог, потому что из глаз снова водопадом льются слёзы.
Звёздами разбиваются о горячий асфальт, прежде чем он, поцелованный
капитаном уже точно напоследок, забирается в такси. В зеркале заднего вида
высматривает белую форму, когда машина двигается с места, и Чонгук так и
стоит, пока такси не скрывается за поворотом.

Ну вот, собственно, и всё.

Капитану – на борт, Тэхёну – в свой домик на окраине Портсмута, а из глаз так и

сыпятся слёзы, Чонгук в последний раз успел в них заглянуть. Понял, что не
ошибся, что в них по-прежнему то самое море, нужное, важное... Вернётся.
Обещал же. Он на всех пальцах Тэхёна поклялся поцелуями, разве есть тут иной
выбор?
199/209
Разве он вообще нужен, когда к человеку так сильно тянет?

*****

Июль в этом году в Англии выдался поистине жарким: солнце пекло как
сумасшедшее, выжигало траву и цветы, раскаляло асфальт. Воздух был
тяжелым, душным, зато вечером на окраину городка опускались сумерки и
долгожданная прохлада, гонимая морским ветром по всем нешироким улицам. А
вот начало августа, напротив... мягкое. Тёплое солнце, прохладный ветер,
благоприятная погода для того, чтобы собирать персиковый урожай.

Женщина, одетая в блузку и длинную цветастую юбку, резкими движениями

отряхивает фартук от листвы, которая осталась после сорванных фруктов. На
кухне кипят кастрюли, в которых звенят крышки, все окна нараспашку, ветер
колышет занавески. Бет Энн сама по себе быстрая, уверенная в своих действиях
женщина, и потому носится по кухне как угорелая. Зато со знанием дела!
Сначала персиковое варенье, потом отнести домой Тэхёну лимонад, поставить в
холодильник, после этого помочь ему рассадить ещё немного пионов, чтобы
хоть как-то, хоть чем-то... Боже, ну в кого же её сын такой дурак?!

Бет Энн гнала его чуть ли не тряпкой со двора соседа, когда Уильям принялся за
свою страшную месть. Разозлился, с горяча начал рвать цветы, портить красоту,
над которой не только Тэхён, но и она сама трудились как пчёлки! И снова у неё
изо рта вырывается недовольное пыхтение, когда она вспоминает, кого
воспитала. Её вина – не доследила, вот и вырос узурпатор, хоть и до сих пор
любимый и единственный сын.

Он ещё полтора месяца назад вернулся в Лондон, к невесте, которую, вообще-

то, бросил, и Бет Энн не держала. А спустя две недели после его отъезда
вернулся Тэхён, её замечательный сосед, совсем молоденький мальчик,
помощник, труженик и просто сплошной молодец! Он и с хозяйством поможет, и
починит то, что криво стоит, и в огороде со всем управится, какой-никакой, а
мужчина. Пускай с виду кажется хлюпеньким, по натуре своей мягкий и вообще
по мужикам, но силы имеются, и это ведь уже хорошо!

А каким румяным он приехал с отпуска, каким красивым, загорелым и с

огоньками в глазах! Сначала, правда, ревел прямо с порога, а Бет Энн, она с
радостью успокоила, по-матерински гладила по голове, слушала как будто о его
самой первой влюблённости, но то никакая не первая, просто очень... Глубокая.
Про капитана его слушала, Чонгука, она и сейчас о нем часто слышит. Стоит
тому позвонить, у Тэхёна-то её улыбка до ушей, розовые щёки, а глаза... Какие
счастливые глаза! На него без улыбки не взглянешь!

Ей и самой доводилось несколько раз с этим капитаном поболтать, когда Тэхён

просил ответить. Очень вежливый молодой человек, любезный, спокойный,
кажется, с серьезными планами на её дитятко. То есть никакой Тэхён ей,
разумеется, не сын, но они за несколько лет проживания через забор успели
породниться. У Бет Энн самые тёплые чувства к нему, человек-то хороший,
отзывчивый, всегда поможет в трудную минуту.

А Чонгук этот его уже почти месяц мурыжит своими звонками, она-то говорит,
200/209
что моряки – дело гиблое. Предупреждает, грозится, то и дело качает головой, а
Тэхён только смеётся и убеждает, что капитан его приедет. И тогда она сама
убедится, что он надёжный человек, и никакое это дело не гиблое!

Как же, ага, надёжный! Даже познакомиться не забежал, и пяти минут перед
отплытием выделить не смог.

Бет Энн вытирает руки полотенцем, когда слышит, как к дому подъезжает
машина. Тэхён своего мохнатого возил в центр к ветеринару, и правильно!
Нечего тут плодиться, куда ж этих кошаков потом девать?

Она поспешно топает к двери, как будто знает, что сейчас кто-то точно зайдёт,
но вместо этого раздаётся короткий стук, а Бет Энн даже не придаёт этому
значения. В своём испачканном фартуке, с полотенцем в руках открывает дверь,
так и замирает, некультурно вытаращившись на незнакомца.

Одет с иголочки, весь в белом, лычки то ли старшего помощника, то ли...

— Ой, мамочки! — она хватается за сердце. — Приехал!

— Вы, должно быть, Бет Энн, — капитан не спрашивает, по одежке видит – та

самая.

Тэхён её настолько красочно описывал, что именно так её себе Чонгук и

представлял.

— Она самая! А ты же тоже тот самый... — она тычет в капитана пальцем. — Тот
самый же, Тэхёнов-то капитан! Приехал-таки! — хитро улыбается она.

Чонгук тоже улыбается, коротко кивая в ответ. Тот самый, верно, приехал,
вернулся, как обещал, пускай спустя целый месяц, но он ведь здесь. Только вот
англичанином почему-то тут и не пахнет, и дом совсем другой, не тот, что был
на фотографиях.

— Можно узнать, где Тэхён?

Наткнуться первым делом на его соседку в планы не входило, но какая тут уже
разница? Встретились и хорошо, не было бы никаких неловких знакомств в
дальнейшем, хотя женщина-то и правда очень приятная. Кажется совсем
простой, добродушной, улыбается непонятно чему, а Чонгук, ему бы сейчас к
Тэхёну. Сам себе признаётся, чего греха таить? Он как чёрт по англичанину
соскучился, не знал, что так умеет.

— Так тебе левее! — Бет Энн машет полотенцем в соседний дом. — Таксист,
кажись, не туда доставил. Ну-ка, идём! — она подбирает юбку, хлопает за собой
дверью, даже не удосуживается ее за собой закрыть. Вспоминает: — Так а
Тэхёна ж нету!

Чонгук вскидывает брови, и куда ж сбежал его англичанин?

— Он же в центр поехал, но скоро вернётся, — она так же легко открывает

калитку, шагает по выложенной камушками тропинке к дому, а Чонгук так и
замирает, не пройдя и половины.

201/209
Разглядывает пышные бутоны, ловит сладкие ароматы. И он на фоне всей этой
цветастой, упорядоченной красоты в своей белой форме выглядит как что-то
неуместное, даже нелепо.

— Это вот пионы, — возвращается к нему Бет Энн, заметив любопытство. Хотя
это больше некий шок, потому что Тэхён проделал колоссальную работу над
своим садом. — Вон те, видишь! Это мои любимые берлебург, — она указывает
пальцем на ограду, обвитую пышными, дикими розами. — Там вон астры,
флоксы, пробовал когда-нибудь?

Чонгук чуть ли случайно не интересуется вслух: «На вкус пробовал?». Но ему не

дают ничего сказать:

— Чувствуешь, как пахнет? Это всё эти красавцы! Ну, Тэхён тебе и сам всё
расскажет, не буду портить ему удовольствие похвастаться, — как-то иронично
говорит она. — А то он, знаешь, как ждал этого дня!

Чонгук и не представляет как, но догадывается. Он следует за женщиной в дом,

разглядывает его снаружи: ухоженный, кажется, не так давно обновляли
краску. На крыльце ещё немного цветов, дикий виноград обвивает перила, а
женщина, как ни в чём ни бывало, открывает незапертую дверь и приглашает
капитана внутрь. Она тут совсем как дома, значит, и правда в очень тесных
отношениях с Тэхёном.

— Он вот-вот приедет! А ты с дороги же? — она указывает рукой на диван,

стоящий посреди просторной гостиной, объединённой с кухней и столовой. —
Голодный, может?

— Нет, благодарю, — взгляд капитана скользит по украшенным фотографиями и

картинами стенами. На одной из них... он. То есть сам Чонгук с Тэхёном, на
других – Тэхён с семьей, Бет Энн и какими-то незнакомыми людьми. — Тэхён как-
то упоминал, что вы сами делаете лимонад?

Она машет полотенцем, что-то вспомнив, и шагает на выход, причитая:

— Принесу сейчас, но... Банки же! Крышки!

— Бет Энн, — с крыльца, через сетку отчётливо слышится голос Тэхёна, который
открывает дверь и осторожно ставит переноску на пол. Лицо хмурое, какое-то
недовольное. — Ты снова оставила плиту включённой, а вот если бы я... — его
взгляд цепляется за белое пятно в гостиной.

Лицо преображается, когда он сталкивается взглядом с капитаном, кажется,

Тэхён ещё больше похорошел со дня их расставания. Он на курорте не выглядел
таким отдохнувшим, как сейчас.

А у того самого в груди – ураган, кажется, что совсем с ума сошёл, уже Чонгук
мерещится, но вот нет! Вот он стоит, разводит руки в стороны, приглашает, а
Бет Энн, такая же болтушка, сетует на этого Тэхёнова капитана, который ее
отвлёк! Она, не закрыв дверь, убегает убрать с плиты крышки, хоть немного
привести дом в порядок, а то ведь гости! Она капитана обязательно к себе
пригласит, на чай или чего покрепче, а Тэхён квасится, на ватных ногах летит в
руки, о которых мечтал с месяц. Как же он скучал!

202/209
И по запаху, и по белоснежной форме, и по этой строгости во взгляде вкупе с
какой-то доселе невиданной им нежности. И по рукам капитана, которые крепко
обнимают его в ответ, и по нему прям всему целиком!

— Ты даже не сказал, что приедешь! — он так крепко сжимает руки на шее

Чонгука, что тот почти задыхается, но не препятствует этому.

Сам понимает – Тэхёну пришлось ждать его месяц, и это, вообще-то, не предел.

— Я ведь обещал сюрприз.

— Обещал, — шмыгает англичанин носом. И у них всё совсем как раньше, разве
что под ногами – твёрдая земля, чужая обитель. — Хочешь расскажу что-то? —
но Чонгуку не дают ответить, перебивают: — Я тебя каждый день ждал. В
смысле, не просто ждал, как ждут обычно, понимаешь... — он чуть отстраняется
от капитана, чтобы заглянуть ему в глаза. — Ждал, что ты вот прям сейчас
приедешь и удивишь меня, даже когда говорил с тобой по телефону. И сегодня
даже ждал, а ты взял и правда приехал! А чего в форме? А ты же говорил, что
ты в Пусане, а потом тебе в Сеул... А на сколько...

Капитан затыкает его поцелуем. Не настойчивым, обычным, самым лёгким. Его

нос касается щеки Тэхёна, скользит к уху, в волосы, в них же остаётся признание
шепотом о том, что он, капитан, одним взглядом покоряющий моря и океаны,
разрезающий взглядом водную гладь, – тоже чертовски скучал. Вот так просто,
по-человечески. Пока разбирался с делами, бегал с бумажками, чтобы получить
отпуск. Пока обновлял документы по состоянию здоровья, пока совсем не
тёплыми, одинокими вечерами просматривал присланные Тэхёном фотографии и
сообщения из солнечной Англии. А Корея ведь тоже была очень солнечной те
дни, но почему-то таковой не казалась. Солнце уехало, слиняло от капитана в
Портсмут, потому он, походу, и мёрз ночами под тонким одеялом в хостеле.

— Ты же не на один день? — Тэхён чуть ли не подпрыгивает на месте, когда

видит его дорожную сумку. — А где ты тогда по правде был? С кем? А почему
только с...

— Тэхён, — ласково перебивает Чонгук, а англичанин весь светится от счастья.

Слёзы уже не бегут, закончились так же быстро, как и начались.

— Ты после перелёта?

— В таком-то виде? Меня подбросили.

У Тэхёна тысяча и один вопрос, и те всё сыпятся, а вместе с ними начинаются и

рассказы о том, что Чонгук успел пропустить. Тэхён тянет его за собой во
внутренний двор, ярко улыбается, когда капитан удивленно разглядывает
пейзаж: чуть дальше крыльца располагается небольшая беседка, обвитая всё
тем же диким виноградом и какими-то цветами. Тэхён говорит, что это –
клематис, а вдоль забора посажены пионы, а вокруг – ирисы, гвоздики,
гортензии и ещё много странных слов, половину которых капитан пропускает
мимо ушей. А дальше, за беседкой и цветами, где в листве прячется солнце,
десятки давно отцветших яблонь, зато с золотыми плодами. Там дальше – всё
его хозяйство, огород, свежие ягоды, овощи и всё, всё, всё! Но туда Тэхён его не
ведёт, оставляет в беседке, не успевает Чонгук ничего сказать, как англичанин
улетает за лимонадом, а когда возвращается, то щебечет о каком-то обеде,
203/209
ужине, завтраке. О постельном, которое надо поменять, об уборке, бегает
вокруг, суетится, пока капитан не хватает его за руку. Тэхён снова тут куда-то
собрался, но чхать Чонгук хотел на то, какой свежести его постельное и готов
ли обед, насколько чисто в доме и не завалялись ли в углах клубы пыли. Вот
честно, ему по барабану! Он же не санэпидемстанция, ей-Богу!

— Куда собрался? — хмурится капитан.

— Так мне же... Обед, прибираться, ты так внезапно приехал, я же не готов!

— Мне заехать позже?

— Нет конечно! — Тэхён в ужасе распахивает глаза, а Чонгук тянет его к себе,
усаживает на колено.

Англичанин весь аж сжимается, но ручки-то всё равно тянет, а глаза как горят...

— Ты надолго? — несмело интересуется он, играясь с воротом капитанского

пиджака, а Чонгук преспокойно пьёт принесённый ему лимонад.

Прохладный, свежий, вкусный, Тэхён-то не врал! Бет Энн на все руки мастерица.

— На сколько надо? — капитан говорит расслабленно, поднимая взгляд.

— Навсегда? — улыбается Тэхён, но Чонгук качает головой. Улыбка медленно

пропадает с чужих губ, но Тэхён изо всех сил старается не расстраиваться, он
же знал... — Чуть меньше, чем навсегда?

— Намного меньше.

— Сколько?

Капитан снова отпивает лимонад, стучит стаканом о стол. Его взгляд цепляется
за бордовые пионы, за море бордовых пионов, раз уж на то пошло, а в нос
ударяет сладкий аромат ирисов. Тэхён ими всё путешествие пах, именно так –
по-тяжелому сладко, что во рту скапливается слюна.

— Восемь, — звучит в ответ, а Тэхён чуть ли не в ужасе шепчет:

— Дней?.. — на что капитан качает головой – не дней. Тут англичанин уже

свободно выдыхает, не дней – это хорошо! — Восемь недель! Это же целых два
месяца, и ты на весь отпуск ко мне?!

— Месяцев, Тэхён, — буднично поправляет его Чонгук. Он подливает себе ещё

лимонада, пока англичанин глупо хлопает глазами, не понимает:

— Что месяцев?

— Восемь, — с расстановкой звучит в ответ, — месяцев.

У Тэхёна чуть ли не отваливается челюсть, а во взгляде такое искреннее

непонимание, ведь как же так? Он же готовился уже было снова страдать,
мучаться, скучать, а тут...

204/209
— Какие ещё восемь месяцев? — спрашивает он очень недоверчиво, а Чонгук
рукой ныряет под его свободную рубашку, гладит спину, попивает лимонад.

А отпуск-то начинается хорошо, даже очень!

— Для наглядности тебе, — объясняет капитан, уже обе руки гуляют по чужому
телу: по спине, по бедру. А Тэхён не замечает, поддаётся и слушает с крайне
серьёзным лицом: — На морфлоте отпуск длится месяцев пять-шесть, и это
считается стандартом. Но так как я не на морфлоте и исправно выходил в море
на протяжении нескольких лет, считай, почти без отпусков, то мне прибавили
ещё несколько недель.

Англичанин глупо хлопает глазами, открывает и закрывает рот, кажется,

отключился от этого мира, но стоит капитану потянуть его на себя, попытаться
поцеловать, тот не даётся, уворачивается, всё никак не может поверить:

— Это же год почти! Ты ко мне почти на год?

— Надоем – уеду раньше.

— Дурак! — злобно хмурит брови Тэхён. — Куда уедешь? Зачем это?

— А вдруг не сойдёмся? Восемь месяцев со мной под одной крышей – не шутки.

Это у меня в море мало времени, чтобы тебя строить.

— Да если б я знал, что у таких, как ты, отпуск по полгода, да я бы!.. — Тэхён
чуть ли не задыхается от негодования.

Полгода отпуск! Он-то думал, тут всё как у нормальных людей, потому и
переживал о том, как же они, как же смогут... На восемь месяцев приехал, вот
всё-таки дурак!

— Ты же и заранее мог сказать, мог хоть как-то объяснить, намекнуть, я же тут

совсем... — бурчит он, пока капитан покрывает его шею сладкими поцелуями, а
там и скулы. — Вы, капитан, глупостей не говорите. Уедет он, строить
собрался... Меня собрался?

— Сам просил, уже не помнишь? — в самые губы говорит Чонгук, а Тэхён почти
сам подаётся вперёд, он-то точно никогда не отличался железной выдержкой.

— Когда это я просил такое? — говорит одно, а в мыслях уже совсем о другом.

О том, что никуда он капитана не отпустит, все восемь месяцев тот будет с ним,
чтоб под боком и просто рядышком! Тэхён в него хоть зубами вцепится, если тот
вздумает сбежать, он столько мучился, так сильно скучал!

— Давно просил жизни тебя научить. Не помнишь?

— Ты тогда сказал, что мне с тобой будет очень плохо...

— Я на это рассчитывал.

— А сейчас? — голос Тэхёна звучит несмело, но капитан уже весь в нём.

205/209
Всего огладил тёплыми руками, всё, кроме губ, исцеловал. Как же ему хорошо...

— Что сейчас?

— Сейчас ты бы мне сказал такое? Мне же с тобой не плохо, а наоборот... Я же

тебя уже совсем.

Чонгук усмехается.

— Пускай так и остаётся.

— Останется, конечно! Ты не обижайся, но я не до конца верил, что ты

приедешь. Просто, понимаешь...

— Понимаю, — перебивает капитан, ласково скользнув костяшками по его щеке.

Чонгук ведь правда понимает, что не раз подрывал чужое доверие, что делал
больно, оставлял, потому что попробуй тут разберись в самом себе, когда тебя
буквально сшибает с ног какой-то англичанин своим потоком чувств. Надоедает
каждый день, лезет, куда не просят, а потом ты за каким-то чёртом к нему
привязываешься, скучаешь, оправдываешь его надежды.

— На целых восемь месяцев, — счастливо улыбается Тэхён, кусая губы, а в

глазах – искры, бушующие волны. — Ко мне. И ты прям сегодня уже будешь со
мной спать, правда? Никуда не денешься?

— Если ты пустишь меня в свою постель.

— А я могу разве не пустить?

— Твой дом – твои правила, — легко пожимает плечами Чонгук, а англичанин

сладко улыбается:

— Хочешь, передам тебе управление?

— Начинаю подозревать, что у тебя есть склонность к мазохизму. Хочешь меня

главным сделать даже здесь?

— Ты любишь командовать, вижу же. Ты просто чувствуй себя как дома, ни в чем
себе не отказывай, я тебя ни за что не выгоню.

Чонгук бы очень удивился, если бы такое произошло. Он устало вздыхает, глядя

в глаза своего глупого, доверчивого англичанина. И всё-таки в кого он такой?..
Сам по себе, выходит, таким сделался, сам себя создал, и ведь не зря, потому
что пришёлся капитану аж по самой душе. Настолько далеко, паразит, залез.
Ласковый, по уши влюблённый паразит. А как нежничает, как целует,
умудряется своими наглыми ручонками добраться до ширинки, щекочет ногтями
через плотную ткань брюк. И шепчет между поцелуями, что так соскучился, так!
Но руки тут же исчезают, когда из дома слышится звонкий голос Бет Энн. Она
выходит на задний двор с огромной чашкой, прижимает ту к себе, а в свободной
руке – вилки.

— Я вот по-быстренькому настрогала! Ты же с дороги, устал. Тебе бы отдохнуть,

наверное, с пару часиков? — бедная аж запыхалась.
206/209
У Чонгука против воли на губы лезет улыбка, пока Тэхён невзначай обнимает его
крепче, весь светится перед Бет Энн. Та даже головой качает, мол влюблённый
дурачина, но да, такой вот он: влюблённый, счастливый, радостный дурачина.
Зато со своим капитаном!

— Спасибо большое, — любезничает Чонгук, а Бет Энн отмахивается от него

рукой.

— Ещё даже не пробовал! Тут всё свежее, помидоры, огурчики, на обед мясо
тебе принесу. У нас сосед, старый дурак, — ворчит она, — но зато мясо у него
просто объеденье! Сочное, домашнее, попробуешь – ничего больше есть не
сможешь, это я тебе обещаю. А ты не мурыж уж мужика своего слишком долго,
— строжится она на довольного как кот Тэхёна. — Человек с дороги, устал.

— Астра скоро из-под наркоза выйдет, — говорит англичанин, строя Бет Энн
глазки. — Кто бы за ней присмотрел, пока я накормлю Чонгука, пока покажу тут
всё, спать уложу...

— Вот хитрец! — щурится она, смеясь. — Ты мне за это потом персики собирать
пойдёшь.

— Пойду, куда захочешь, но попозже. Мужика своего, как ты говоришь,

отмурыжу и пойду.

Бет Энн заливисто смеётся, даже капитан смеётся с него, всего серьёзного, чего
уж там. Скажет же!

— Ой, чудо пернатое! — хохочет она, скрываясь в доме.

По всей видимости, утаскивает переноску к себе, позаботится о кошке, чего уж

не позаботиться? Она молодой, что ли, никогда не была, влюблённой по уши?
Один только их сосед чего стоит, не мужик, а чёрт из табакерки, но вот любила
же его такого, да как ещё любила!

— Салатика поешь? — хлопает глазами англичанин.

— Поем, а ты меня потом мурыжить начнёшь?

— Начну, конечно, — он носом тычется капитану в ухо, целует мочку. — Ты не

представляешь, как я соскучился...

— Представляю, — буднично звучит в ответ, пока Чонгук насаживает кусок

огурца на вилку.

— Нет, не представляешь!

— Наверняка представляю.

— А вот и нет! — возмущается Тэхён.

— А вот и да.

— А ты мне вообще ещё девятьсот девяносто девять поцелуев должен!

207/209
— Технически, уже около девятьсот восьмидесяти, математик мой.

— Твой, — хмурится Тэхён.

— Я так и сказал.

— Скажи ещё раз...

Чонгук поднимает на него взгляд, а лицо у Тэхёна серьёзное, ждёт.

— Мой, — глаза в глаза.

Тэхён, кажется, аж задрожал. А взгляд-то у него какой пронзительный, как и

всегда, до костей. Топит, играется с капитанским сердцем как с какой-то
игрушкой, выплевывает на берег, снова забирает... От такого было не сбежать –
изначально ясно. И Тэхён всё такой же прилипчивый как клещ, но по-прежнему
напоминает море, родные капитану пейзажи, только вот больше-то ему не
страшно.

Моря и правда губят жизни, и люди ничуть не лучше тех. И Тэхён, всё уж,
утащил, капитан вещает с самого дна морского, что сидит у него на коленях,
лицом к лицу:

— Мой.

Он, выходит, стихию покорил, а та его в ответ, со счастливой, радостной

улыбкой:

— Твой!

И когда кажется, что глубже некуда, со дна вдруг стучатся, страшное

произносится вслух самим капитаном:

— Так ведь тебя и полюбить можно.

— Тогда возьми и полюби, — светится звёздочка.

— Так я...

А заветное «уже» тонет в поцелуях. Может, ему и необязательно звучать вслух.

Возможно, море и без него это знает.

Примечание к части

Берлебург:
1) https://sun9-36.userapi.com/c854428/v854428633/162f5b/YvQrYw9_2Ds.jpg
2) https://sun9-
49.userapi.com/3KwVxVptIPFpfE4IoHHOxKaxTTJ3_ChJYyYOog/b5FxqbFEdms.jpg
Клематис (я в него влюбилась):
1) https://sun9-
49.userapi.com/4dq9Ipzg4mbRa1gHCbOfO0LZdNRkz14p13j2AQ/SKvVzTy5hOo.jpg
208/209
Хочу сказать спасибо всем, кто был со мной на протяжении всей работы, я
благодарна за все отзывы и подарки. Надеюсь, что те, кто только начнёт читать
работу, не обойдут её стороной и тоже оставят весточку, чтобы я знала, что мои
старания не прошли для них впустую.

Насчёт бонуса врать не стану: я его хочу, но он не хочет меня. Но если вдруг
однажды у меня появится для него идея, то да, ему быть!

Кусаю вас ❤

твиттер: @rikookieri

209/209