Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/7532682

Karlmann King
Направленность: Слэш
Автор: Анна Элис (https://ficbook.net/authors/1931125)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Ким Тэхён/Чон Чонгук
Рейтинг: NC-17
Размер: 283 страницы
Кол-во частей: 12
Статус: заморожен
Метки: США, Нецензурная лексика, AU, Любовь/Ненависть, UST

Описание:
— «I want all of you. Your body, your heart, your soul», — с австралийским акцентом
шепчет Чонгук. Он медленно ведёт пальцами по буквам, набитым у Тэхёна на
рёбрах, смотрит ему в глаза, не отрываясь ни на секунду, и стискивает зубы до
боли, когда чувствует, как тот перехватывает его руку, не разрешая
прикасаться к тату, и сильно сжимает его ладонь своей. — Жаль, что от
ненависти нельзя избавиться так же легко, как от татуировки.

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Примечания:
Bring Me The Horizon - Go to Hell, for Heaven's Sake.
 Оглавление

Оглавление 2
Part 1: No one wants to hear you 3
Part 2: (Save your breath) 33
Part 3: No one wants to see you 55
Примечание к части 87
Part 4: So desperate and pathetic 88
Примечание к части 111
Part 5: You think that no one sees this 112
Part 6: I think it's time you knew the truth 133
Part 7: I'm burning down every bridge we make 162
Part 8: I'll watch you choke on the hearts you break 186
Примечание к части 212
Part 9: I'm leaving out every word you say 213
Примечание к части 238
Part 10: Go to hell for heaven's sake 239
Part 11: When did the diamonds leave your bones? 259
Примечание к части 278
Part 11.1 279
Примечание к части 292
Примечание к части Визуализация и саундтрек: https://vk.com/wall-
149273802_21928

Для тех, у кого нет вк: https://drive.google.com/open?id=1NEUzpTdXzGSIx5_-

lzauvgghQW8-fvST

Part 1: No one wants to hear you

«Мне и невдомёк было, что можно нанести человеку такую глубокую рану, после
которой уже ничего не вернёшь, не поправишь. Иногда для этого достаточно
одного своего существования».
Харуки Мураками

— Я мог бы что-нибудь придумать в своё оправдание, но мне лень, — слышится

за спиной голос Чимина, опоздавшего на встречу на сорок минут.

Ничего другого Тэхён и не ожидал.

Закрытый студенческий клуб набит пьяными и не очень людьми; за барной

стойкой помимо Тэхёна сидят ребята из хореографического, преподаватель
факультета теории и истории искусств и Юнги, облокотившийся о столешницу и
агрессивно обсуждающий с барменом свою любимую картину Ван Гога «Череп с
горящей сигаретой».

Сзади, на диване у противоположной стены, сидят Чонгук, Сокджин и Намджун.

Тэхён чувствует себя паршиво. Возможно, из-за того, что пьёт текилу на
голодный желудок, возможно, из-за того, что весь сегодняшний день снова
фальшиво улыбался и неустанно держал образ главного примера для
подражания. Возможно, из-за пристального взгляда Чонгука, который отчётливо
ощущается затылком. А возможно, от всего сразу.

Он поворачивается к увлечённому спором Юнги и присоединившемуся к нему

Чимину и в очередной раз раздумывает над тем, что если с них двоих снять часы
и шмотки и продать эти вещи по себестоимости, то можно с лёгкостью купить
Ламборгини в базовой модификации или небольшой двухэтажный дом с
шикарным ремонтом.

Если в придачу продать и то, что сейчас надето на Тэхёне, то можно запросто
купить этот клуб.

Ветер, гуляющий по помещению из-за постоянно открывающейся двери,

продувает его пиджак и рубашку насквозь; музыка (если её можно так назвать)
долбит по ушам, шумные разговоры нетрезвых студентов раздражают, а от
сигаретного дыма тошнит. Тэхён мог бы забить на встречу с друзьями,
расплатиться и поехать домой, но проблема состоит в том, что дома он мёрзнет
намного больше, чем здесь. Дома по его ушам долбит не музыка, а тишина, и
дома его так же тошнит. Правда, не от сигаретного дыма, а от воспоминаний и
собственных мыслей.

3/292
Тэхён тяжело вздыхает, подхватывая пальцами шот с текилой, выпивает его не
сморщившись и, опустив голову вниз, медленно закрывает глаза.

Сколько ещё он протянет в таком состоянии?

Кампус Академии искусств. Беркли, штат Калифорния.

10.01.2020.
09:17.

Утро холодное, но, как ни странно, солнечное; ослепляющие лучи бодрят куда
лучше, чем крепкий свежезаваренный кофе, который так и остался стоять в
подстаканнике и к которому Тэхён по дороге в академию ни разу не
притронулся. Дело отнюдь не в бодрости, скорее в отсутствии аппетита из-за
лёгкого беспокойства: возвращаться туда, откуда всё начиналось, всегда
волнительно.

Особенно, если теперь ты значимая фигура и буквально каждый преподаватель и

студент знает тебя в лицо.

Тэхён выпустился больше полугода назад и всего через месяц стал легендой
собственного учебного заведения (он был ею и тогда, когда учился, просто
масштаб его славы в те годы даже близко не был сопоставим с тем, что Тэхён
имеет теперь): он поставил хореографию для музыкальных видео многих звёзд,
выступил на крупнейших международных фестивалях и церемониях наград и
стал одним из самых обсуждаемых хореографов и танцоров, закончивших
академию искусств.

Поэтому… да, Тэхёну волнительно возвращаться. Что, если ему здесь больше не
рады?

Остановившись на парковке, он оглядывает большое светло-бежевое здание,

улыбается уголком губ, подметив, что за время его отсутствия оно совершенно
не изменилось, и выходит из автомобиля, глубоко вдыхая прохладный воздух и
бросая взгляд на свою новую любовь.

Купить Феникс для коллекции было одним из его лучших решений за последний
год: машину провожал взглядом каждый, мимо кого Тэхён проезжал по пути
сюда; на неё смотрят и сейчас, хотя она далеко не самая яркая и дорогая тачка
на этой парковке. Но определённо единственная в своём роде на территории
кампуса.

Дети элиты (другие здесь не учатся) выбирают только элитные автомобили. Вот
Авентадоры стоят в ряд (Тэхён насчитал восемь штук): они разных цветов и
комплектаций, но, по сути, все – одна и та же машина. Вот пара одинаковых
Бентли Континенталь и Бугатти Широн, вот Додж Челленджеры в количестве
четырёх штук, отличающиеся, разве что, только годом выпуска и тюнингом. Вот
несколько Феррари 488 и Порше 911. Есть и Кёнигсегг, как у Тэхёна (он
принадлежит Чимину), но Феникс один.

Тэхён, пусть он этого и не показывает, ликует.

— Нет, ну вы посмотрите на него! — кричит Чимин, выходя из своей машины. —

Опять перетянул всё внимание на себя!

4/292
Чимин тоже совершенно не изменился.

— Не знал, что ты до сих пор ездишь на этой крошке, — Тэхён безумно счастлив
видеть старого друга.

— А я не знал, что ты до сих пор позер, — отвечает Чимин, закидывая на плечо

лямку кожаного рюкзака. На нём белоснежная рубашка из плотной ткани,
классические чёрные брюки с тонким ремешком, чёрные туфли и серебряные
часы; левая часть его волос покрашена в иссиня-чёрный, а правая – в пепельный
блонд: его образ смотрится просто, но очень дорого, и, чёрт возьми, глупо с этим
спорить, он выглядит потрясающе. — Кому будут нужны Агеры, когда выйдет
Йеско Абсолют?

Тэхён ухмыляется и мотает головой. Похоже, Чимин всё ещё одержим мыслью
ездить исключительно на лучшем гиперкаре.

— И ты, само собой, сделаешь всё, чтобы купить его первым? — наблюдая за
неспешной походкой друга, улыбается Тэхён.

Всё утро он ломал голову над тем, что ему надеть на встречу с ректором;
приходить в костюме и галстуке не хотелось, надевать какой-нибудь из своих
сценических нарядов – тоже (слишком ярко и провокационно), поэтому он
выбрал обычную белую рубашку, чёрные джинсы и чёрный пиджак, а на шею
повязал бордовый шёлковый платок с цветочным принтом: сдержанно и
сексуально.

— Естественно, — от Чимина слышится цокание языком: это такой прозрачный

намёк на то, что ему только что озвучили очевидную вещь. — Но сейчас я жду
момента, когда приедут Юнги и Чонгук, и ты перестанешь быть самым крутым.

Тэхён тихо смеётся и протягивает ему руку для рукопожатия.

— Понятия не имею, кто такой Чонгук, но давно ли Юнги стал самым крутым?

Когда Тэхён видел Юнги в последний раз, тот носил холщовую экосумку, ездил
на велосипеде и боролся за охрану окружающей среды.

— С того дня, как он купил себе тачку, которой больше нет нигде и ни у кого, —
Чимин не пожимает руку Тэхёна, он сразу лезет к нему обниматься. — Гоночный
Корветт шестьдесят девятого года. Древняя, но очень резвая детка, —
покачиваясь вместе с ним из стороны в сторону, выдыхает Чимин. — Он у нас
ударился в ретро.

И почему Тэхён не удивлён?

— Слышал, его последняя выставка имела успех, — он выпускает Чимина из

своих объятий и оглядывается, ища взглядом Юнги, который вот-вот должен
приехать. — Он по-прежнему много пьёт, когда рисует?

— Он по-прежнему верит в то, что при сильном опьянении чувствует

вдохновение, — Чимин внимательно осматривает одежду Тэхёна, останавливая
внимание на его шёлковом платке и цепочке с красной подвеской. — А я уверен в
том, что у него великий дар.

5/292
— Который он такими темпами… — Тэхён обрывает фразу на середине, повернув
голову на источник приближающегося звука работающего двигателя, и
приоткрывает рот. — Да ладно? — произносит он на выдохе.

Тэхён потрясён. То ли из-за внешнего вида машины Юнги, то ли из-за того, что
она всё ещё на ходу. Корпус у неё чисто белый; на её капоте, как и на двери,
красуется число 49, вся её боковая часть выполнена в символике американского
флага, а у фар старинная и максимально необычная форма: тачка выглядит
странно, но бесспорно круто.

Тэхён со своим Фениксом и его деталями экстерьера из

двадцатичетырёхкаратного золота и рядом с ней не стоял.

— Подожди-подожди, — обращается Тэхён к Чимину, наблюдая за выходящим из

машины Юнги. — Он теперь завивает волосы? — раньше у Юнги были светлые и
неизменно прямые волосы, а теперь они тёмные, и их укладка чем-то
напоминает укладку Тэхёна. — И на его джинсовке… что это? — Тэхён щурится,
присматриваясь к элементам его одежды, которая сияет на солнце, как кожа
Эдварда Каллена. — Стразы? Пайетки?

— То есть мои волосы тебя до сих пор не смущают, — указывая на свою чёрно-
белую шевелюру, ворчит Чимин, — а его кудряшки приводят в замешательство?

Академия совершенно не изменилась. Кампус не изменился, Чимин не

изменился.

Мин Юнги изменился кардинально.

— Не могу поверить своим глазам, — не отрывая взгляд от ослепительно (в

прямом смысле этого слова) красивого Юнги, шепчет Тэхён. — Я был так сильно
шокирован только тогда, когда хореограф Леди Гаги пригласил меня в «Klatch»
на чашечку кофе.

— Ой, хватит выпендриваться, — в голосе Чимина слышатся нотки зависти. Он

складывает руки на груди и разворачивается к Юнги, подбегающему к ним со
счастливой улыбкой. — Ты его впечатлил, мистер-ретро, — в лоб сообщает
Чимин. — И он даже не попытался это скрыть.

— О-ох, — без приветствия тянет Юнги, хватая Тэхёна за плечи, и с интересом

оглядывает его с ног до головы, — как же ты хорош, Ким Тэхён.

— Кто бы говорил, — тот, даря ему широкую улыбку, утягивает его в объятия и
крепко сжимает в своих руках. — Тебе очень идёт этот стиль.

В паре шагов от них Чимин закатывает глаза.

— Поцелуйтесь ещё, — он не знает, кого из друзей ревнует больше.

— Иди сюда, — Тэхёну не остаётся ничего, кроме как утащить Чимина к себе и
Юнги и сильно обнять его, чтобы он не чувствовал себя третьим лишним. — Вы
не представляете, как я скучал по вам, парни.

— Сказал человек, который тусил с Рианной и Бейонсе, — не прекращает свой

6/292
бубнёж Чимин.

— И не взял у них номер телефона, — в тоне Юнги слышится осуждение.

У Тэхёна вырывается добрая усмешка.

— Вы круче, чем Рианна и Бейонсе, — тянет он, опуская веки вниз и с

облегчением вздыхая.

Ему действительно не хватало этого: обычных объятий с дорогими его сердцу

людьми.

— Лучшего комплимента нам в жизни не ждать, — Чимин вырывается из объятий

первым и по-хозяйски закидывает руку на плечо Юнги. — Расходимся.

— Куда расходимся? — тот ожидаемо скидывает её, поправляя свою сверкающую

джинсовку. — Ждём Чонгука.

Да кто, чёрт возьми, этот Чонгук?

Ответ на вопрос Тэхёна появляется сам собой, когда на парковку въезжает

огромный чёрный внедорожник, а со стороны Юнги доносится «а вот, кстати, и
он». Он Тэхёна пока мало интересует. Чего не скажешь о его машине. Тэхён не
то чтобы никогда такие не видел. Он о таких не слышал. С одной стороны, эта
махина выглядит устрашающе, с другой – необычно: она больше похожа на
автомобиль из фантастического триллера, чем на реальное средство
передвижения, однако внимание к себе она приковывает железно.

В парковку с бесчисленным количеством однотипных спорткаров она совершенно

не вписывается.

— Это что за бэтмобиль? — прищуривается Тэхён, не отводя взгляд от

внедорожника: тот тормозит в десяти метрах от них, в ряду напротив.

Ему безумно интересно, как выглядит сам водитель, но из-за тонированных

стёкол он не может его разглядеть.

— Этот, как ты выразился, бэтмобиль собирали на заказ в Италии, — в тоне Юнги

слышится уважение. — Он стоит три с половиной миллиона долларов.

— Да брось, — усмехается Тэхён, немного нервно убирая руки в карманы брюк. —

Он вообще настоящий?

— Чувак, это же Карлманн Кинг, — отвечает ему Чимин, явно восхищаясь

машиной. Или Чонгуком. Не разобрать. — Таких внедорожников во всём мире
всего девять штук.

— Угу, — мычит под нос Юнги и согласно кивает Тэхёну, — он полностью

бронированный и весит аж шесть тонн, но, тут уж не поспоришь, это самый
монструозный автомобиль, который можно увидеть своими глазами.

Спорить и правда бессмысленно. Этот внедорожник не конкурент даже

гоночному Корветту шестьдесят девятого года.

7/292
А вот его владельца назвать выделяющимся трудно. Обычное с виду лицо;
обычные чёрные рваные джинсы, обычная чёрная футболка и обычная кожанка:
такая одежда есть в гардеробе у каждого второго, она давно стала классикой.
Не исключено, что вещи, которые надеты на Чонгуке, стоят куда дороже, чем
они выглядят, но Тэхён разбирается в тряпках и не верит в то, что они сшиты как
эксклюзив. Они смотрятся заурядно.

Разве студенты этой академии ходят в чём-то подобном?

Тэхён ожидал, что из шикарного Карлманн Кинга за три с половиной миллиона

долларов выйдет не менее шикарный Чонгук, а Чонгук оказался обычным. Где та
его крутость, о которой говорил Чимин? Тэхён разочарован.

Хотя… секунду. Чонгука можно было бы назвать невыделяющимся, если бы он

учился в любом другом университете, колледже или школе. Не в учебном
заведении для детей влиятельных родителей. Здесь, на фоне учащихся и
преподавателей, расхаживающих в шмотках от Гуччи, Шанель и Прада, на фоне
тех же Тэхёна, Чимина и Юнги, которые нацепили на себя последние коллекции
самых дорогих брендов, Чонгук выглядит особенным.

— Я его раньше не видел, — издалека заходит Тэхён. — Первокурсник?

— Да, — Юнги тоже смотрит на Чонгука, наклонив голову в бок. — Только он

старше тебя на год.

— А нас – на два, — спешно добавляет Чимин.

Первокурсник, который на год старше выпускника? Что-то новое.

— Какое отделение? — интересуется Тэхён, притворяясь, что ему не очень-то и

хочется это знать.

— Музыкальное, — Юнги складывает руки на груди и присаживается на капот

его Феникса.

— В академии нет музыкального отделения, — Тэхён в этом более чем уверен. —

Никогда не было.

— Его открыли специально для Чонгука, — доносится от Юнги как нечто само
собой разумеющееся.

Тэхён разворачивается к нему и вскидывает бровь: звучит как абсурд.

— Целое отделение для одного человека? — в его голосе улавливается

недоверие.

— Целое отделение, целый факультет и целый штат узкоспециализированных

преподавателей, — чуть тише продолжает Юнги, озираясь на Чонгука: наверное,
боится, что тот его услышит.

— У него индивидуальные занятия, — Чимин, подойдя к Юнги, присаживается

рядом с ним.

Всё ещё звучит как абсурд.

8/292
— Кто он такой? — Тэхён смотрит на них по очереди, уже не скрывая своего
любопытства.

— Сын очень богатых родителей, — по-прежнему тихо поясняет Юнги, — которые

компенсируют своё отсутствие в его жизни многомиллионными счетами и полной
свободой действий.

Вот оно что. Элита элиты, значит.

Тэхён встаёт к Чонгуку лицом, вскидывает подбородок, пристально уставившись

на его профиль, и внимательно следит за каждым его движением.

Всё-то в этом Чонгуке не так. Тачка у него не такая, как у всех, шмотки у него не
такие, как у всех. И возраст, и количество денег. Взгляд у него не такой, как у
всех: не блуждающий по проходящим мимо людям, не оценивающий и
абсолютно незаинтересованный. Его волосы не уложены, на нём нет украшений.
На его запястье не блестят часы за тридцать тысяч евро.

Тэхён мог бы прикопаться к татуировке на его шее и сказать, что у каждого

второго есть тату, в этом нет ничего уникального, но они же в грёбаной
академии искусств, а здесь татуировки, особенно на видных местах, ни у кого не
вызывают восхищения. Скорее наоборот.

Но окончательно Тэхёна добивает момент, когда Чонгук, прислонившись спиной

к корпусу своего внедорожника, достаёт из кармана пачку сигарет,
затягивается, не обращая внимания на окружающих, и, сняв с блокировки экран
своего телефона, начинает листать на дисплее какой-то текст.

Курение и употребление алкоголя на территории академии всегда каралось

отчислением. Чонгуку за полгода его обучения никто об этом не сообщил?

Тэхён, непонимающе сведя брови к переносице, поворачивается к парням.

— Он курит, — то ли спрашивая, то ли утверждая, проговаривает он.

Юнги в ответ пожимает плечами. Дескать, смирись.

Тэхёну сложно смириться: ему не нравится, когда кто-то в его окружении

выделяется больше, чем он. Такой уж он по своей натуре. Он привык быть самым
обсуждаемым (не только в академии: везде, куда бы он ни пришёл), он привык
приковывать к себе взгляды, привык быть особенным и необычным.

Это не звёздная болезнь и не отголоски популярности, просто Тэхёну, как и

многим другим, необходимо внимание со стороны людей, чтобы чувствовать себя
увереннее.

И его злит то, что Чонгука, которому, судя по его поведению, плевать на интерес
с чьей-либо стороны, обсуждают гораздо больше, чем его, Тэхёна; что тот
приковывает к себе гораздо больше взглядов, чем он. Чтобы понять это,
достаточно оглянуться вокруг и понаблюдать за тем, как студенты пялятся на
Чонгука. Как они шушукаются, засматриваясь на него, как по несколько раз
проходят мимо, стараясь отвлечь его от чтения текста в телефоне: каждый из
них хочет, чтобы он их заметил.

9/292
Тэхён – гордость этой академии, он своего рода легенда хореографического
отделения, но пока он стоит недалеко от Чонгука, никто не обращает на него
внимания.

Как это может не злить?

— Познакомите? — с трудом сохраняя невозмутимость, просит он у друзей.

— Конечно, — Чимин, соскочивший с капота, кажется, полон энтузиазма. — Вы

друг другу понравитесь.

Тэхён в этом очень сомневается.

И продолжает злиться на Чонгука. Совсем чуть-чуть. Он крайне редко чувствует

подобное; его мало что (и кто) может вывести из состояния спокойствия и
эмоционального равновесия, но Чонгук, создающий впечатление человека,
которому ни до кого нет дела, заставляет его испытывать необъяснимые
чувства, от которых не по себе.

Тэхёна все обожают. Это правило. В какой бы компании он ни оказался, он всегда

и со всеми находит общий язык. Найдёт и с Чонгуком. А если и не найдёт, не
беда: он точно сумеет загипнотизировать его своей красотой.

Тэхён – к чему эта скромность? – нереально привлекательный. Кто устоит перед

его очарованием?

— Доброе утро, — первым здоровается Юнги, протягивая Чонгуку руку.

Тот, зажав сигарету губами, пожимает её своей.

— Мы привели звезду мирового масштаба, — голос Чимина звучит радостно и

торжественно. — Дружище, — обращается он к Тэхёну, стоящему у него за
спиной, — знакомься: это Чон Чонгук, — Чимин делает шаг вбок, чтобы новые
знакомые смогли увидеть друг друга. — Чонгук, — поприветствовав того
рукопожатием, Чимин кивает на Тэхёна, сделавшего максимально
самоуверенный вид, — знакомься: лучший танцор на планете.

Их взгляды впервые пересекаются.

Нет никакого смысла это отрицать: Чонгук тоже привлекательный (Тэхён

разглядел это лишь сейчас). Он собирался загипнотизировать его своей
красотой, вот только, похоже, попался в эту ловушку первым и, что уж греха
таить, совсем не жалеет об этом. Они смотрят друг на друга всего две секунды,
но Тэхёну этого времени оказывается достаточно, чтобы обратить на Чонгука
внимание. Точнее, оценить его внешность.

И разозлиться ещё сильнее, потому что даже в обаянии тот ему не уступает.

— Ким Тэхён, — представляется он и, как и парни ранее, протягивает Чонгуку

ладонь для рукопожатия.

Чонгук, опустив на неё взгляд, отворачивается и делает глубокую затяжку.

10/292
Как грубо. И какой сильный удар по самолюбию Тэхёна, который этого,
разумеется, не показывает.

— Ну… — Чимин неловко переминается с ноги на ногу, — тут мой косяк. Было бы
тупо, если бы Чонгук представился после того, как я сделал это вместо него.

Тупо, но вежливо. Однако Тэхён предпочитает об этом промолчать, чтобы не

провоцировать ругань.

Есть в Чон Чонгуке что-то притягательное. Возможно, эти чёрные пряди,

небрежно спадающие на боковые части его лба, возможно, эти широкие, чуть
нахмуренные брови или безразличный взгляд. Возможно, татуировки на тыльной
стороне ладони и шее (Тэхён слышал, что на шее очень больно бить) или его
стремление читать с самого утра.

Но, скорее всего, его равнодушие.

Тэхён давно не сталкивался с равнодушием. Его либо обожают, либо ненавидят,

и он любит эти чувства одинаково, потому что они оба указывают на то, что люди
заинтересованы им. Равнодушие же олицетворяет собой полное отсутствие
заинтересованности, а Тэхёну жутко хочется, чтобы Чонгук проявил к нему
интерес.

Все, с кем Тэхён прежде знакомился, проявляли. Почему Чонгук – нет?

— Когда ты уже бросишь? — пытается спасти ситуацию Юнги, уставившись на

тлеющую сигарету.

— Когда ты уже от него отстанешь? — слышится бурчание Чимина. — Половина

нашего факультета курит в поисках вдохновения, — продолжает он защищать
Чонгука, — и не сигареты.

— Фу-фу-фу, — отмахивается Юнги и брезгливо морщится. — Никогда этого не

понимал и не пойму.

— Вседозволенность порождает безответственность.

Голос Чонгука звучит неожиданно, а его слова – коротко и оттого особенно

ценно. Сказав всего три слова, он снова затягивается, долго не выдыхая дым,
шмыгает носом и убирает телефон в задний карман джинсов. Тэхён этого не
видит, но пока он наблюдает за тем, как Чонгук открывает дверь своего
внедорожника, берёт с пассажирского сиденья большой чёрный рюкзак и ставит
автомобиль на сигнализацию, Чимин и Юнги наблюдают за ним самим и время от
времени тревожно переглядываются.

Вероятно, Чонгук сам по себе неразговорчивый и конфликтный. С такими

людьми, вопреки популярному мнению, несложно в общении: главное, наладить
с ними контакт и показать, что ты не собираешься лезть к ним в душу.

Конфликтность – это, скорее, защитная реакция, чем черта характера. Люди,

пытающиеся разрушить любую гармонию и показать таким образом свою силу,
на самом деле ощущают себя слабыми, незащищёнными и неуверенными.

Тэхён решает начать с первого: попробовать наладить с Чонгуком контакт.

11/292
— Необычный выбор, — осматривая чёткие грани корпуса автомобиля,
произносит он. — Предпочитаешь спорткарам большие машины?

Чонгук поднимает на него взгляд. На одну секунду.

— Не люблю ездить на заднице.

Его голос такой хриплый, такой… выразительный. Тэхён представляет Чонгука в

тускло освещённом ламповом месте на маленькой невысокой сцене, сидящим на
стуле с акустической гитарой на коленях, поющим в микрофон рок-балладу и
прикрывающим в процессе глаза. Чонгук в таком образе выглядит так, словно он
родился для этого.

Мотнув головой, Тэхён возвращается в реальность.

— Должно быть, ты не разбираешься в искусстве, — старается пошутить он. —

Посмотри, — Тэхён делает шаг в сторону и указывает рукой на свой гиперкар, —
разве она не очаровательна?

Внимание Чонгука, бегло взглянувшего на Феникс, быстро возвращается к

глазам Тэхёна.

— Ты автоспортсмен?

— Что? — переспрашивает Тэхён, не понимая, к чему вопрос.

— Ты увлекаешься гонками? — перефразировав, давит на него тот.

— Нет, — Тэхён всё ещё не понимает. И его раздражает такой тон. — Причём
здесь это?

Напряжение между ними чувствуют и Юнги с Чимином.

— Полегче, парни, — смеётся Чимин, кладя ладонь на плечо Чонгука, и

успокаивающе постукивает по нему. — Чонгук, твой Карлманн Кинг
восхитителен. Тэхён, твой Феникс прекрасен, — он умоляюще смотрит на Тэхёна
и мысленно просит не разжигать зарождающийся конфликт. — Давайте не
будем…

— Гиперкар в городе, как птица в клетке, — перебивает его Чонгук,

поворачиваясь к Тэхёну и делая шаг вперёд. — Твоя тачка способна разогнаться
до четырёхсот километров в час, но если ты выжмешь из неё больше
разрешённой по городу скорости, у тебя отберут права. Зачем покупать
спортивную машину, если ты не имеешь никакого отношения к автоспорту? — в
его тоне нет презрения. Он будто бы насмехается над Тэхёном. — Для того,
чтобы выёбываться перед окружающими толщиной своего кошелька?

Ого. Раунд.

Тэхён не знает, почему слова Чонгука его так сильно задевают (наверное, потому
что они – правда), но сдаваться не собирается.

— Забавно, — он тоже делает шаг вперёд, притворяясь, что их перепалка его

12/292
только веселит. — А я слышал, что те, кто покупают себе внедорожники,
пытаются размером своей тачки компенсировать размер своего члена, — Тэхён
самодовольно улыбается уголком губ, когда замечает, как Чонгук прекращает
моргать и – о да, это победа – перестаёт быть равнодушным. — Если это
действительно так, то я рад, что я, как ты выразился, выёбываюсь, а не
компенсирую.

Какое же это потрясающее чувство – ощущать, что счёт всё-таки за тобой.

Чонгука, в отличие от Тэхёна, который почувствовал укол от его последней

фразы, услышанное не задевает нисколько. Это может значить лишь то, что
Тэхён со своими предположениями не попал в цель и компенсировать Чонгуку
нечего, или же то, что Чонгук мастерски маскирует свои эмоции.

И так же мастерски тянет время, рассматривая Тэхёна вблизи.

Он снова делает затяжку, слабо прищурившись, выдыхает дым через нос, потому
что иначе, при таком маленьком расстоянии между ними, он полетит Тэхёну в
лицо, и безотрывно о чём-то думает: на это указывает едва уловимое движение
его зрачков. Тэхён не фанат никотина, он не любит находиться рядом с
курящими людьми и наблюдать за ними, но Чонгук курит красиво. Даже
эстетично.

За ним Тэхёну хочется наблюдать.

— Если это действительно так, — Чонгук ни на секунду не отводит от него

взгляда, и его голос становится таким низким и тихим, что у Тэхёна внутри
разгорается желание продолжать их спор до бесконечности, — то я рад, что могу
с лёгкостью переехать твою очаровательную машинку, чтобы тебе больше было
нечем выёбываться.

2:1. Не в пользу Тэхёна.

Это всё, что Чонгук говорит перед тем, как развернуться и направиться прочь с
парковки. Ему, очевидно, нравится оставлять за собой последнее слово.

Тэхён, провожая его взглядом, заинтригованно улыбается. Эта слабенькая, но

назойливая злость постепенно начинает ему нравиться. Он чувствует в
происходящем азарт, за которым так навязчиво гонится всю свою жизнь, и не
хочет с ним расставаться.

Тэхёну нужна эта страсть. К любимому делу, к хобби. К человеку. Не в

сексуальном плане. Хотя, и в нём тоже, но не в данном случае. Не в случае
Чонгука.

Чонгук Тэхёна не заводит. Всего лишь чуточку раздражает.

— Он как белая ворона, — бубнит Тэхён себе под нос, изучая взглядом его спину.

— Я бы сказал, как чёрная ворона, — Юнги встаёт рядом с ним и Чимином, и они
втроём смотрят Чонгуку вслед.

Их троица, к слову, занимается этим не одна: с Чонгука не спускают глаз почти

все студенты, находящиеся на территории кампуса.

13/292
— Главный плохой парень академии? — Тэхён складывает руки на груди, не
выпуская его из вида.

— Вообще-то, Чонгук лучший студент, — доносится от Чимина. — Все преподы

ставят его в пример.

Тэхён тихонько смеётся.

Чонгука? В пример? Хорошая шутка.

— Ну да, — снисходительно подыгрывает он.

— Тебя просто бесит, что раньше лучшим из лучших был ты, а теперь – он, —
фраза Юнги звучит прямолинейно.

Конечно Тэхёна это бесит. Он пять лет пахал в этой академии, чтобы стать её
гордостью, а теперь все говорят и смотрят на какого-то первокурсника, который
учится здесь всего полгода.

— Чонгук хороший парень, — встревает в его мысленный монолог Чимин. — Ему

плевать на правила, он всегда твёрдо стоит на своём и не прогибается ни под
чьё мнение. Да, он принципиален и грубоват в общении, но он усердно учится и
является одним из умнейших студентов. Если не умнейшим, — Чимин
переглядывается с Юнги, стоящим по левую сторону от Тэхёна и с согласием
кивающим ему. — Бóльшая часть академии восхищается им. В том числе и
преподаватели.

Надо же. Какой молодец.

Тэхён, может, и не блещет интеллектуальными способностями, но здесь и не

Калифорнийский технологический институт, чтобы мериться количеством
извилин. Здесь ценится талант, творческий подход к обучению и любовь к
искусству, и у Тэхёна с этим никогда не было проблем.

— А остальные? — он надеется услышать, что есть и те, кто не пускает на

Чонгука слюни.

— Ненавидят его, — пожимая плечами, отвечает Юнги.

Кто бы сомневался.

Тэхён победно усмехается.

— Неудивительно.

— Вовсе нет, — опять защищает Чонгука Чимин. — Его ненавидят только из-за
того, что все вокруг им восхищаются. Но его вины в этом – ноль.

Сказал человек, который недавно утверждал, что они, Тэхён и Чонгук, друг другу
понравятся. Стоит ли верить его словам?

— Сомневаюсь, что он счастлив от всеобщего восхищения, — подводит итог

Тэхён, наблюдая за тем, как Чонгук скрывается в здании академии.

14/292
— А вот тут ты зришь в корень, — Юнги обнимает его и ведёт за собой вперёд. —
Идёмте завтракать.

Ладно, рассуждает Тэхён, шагая рядом с шумно болтающими Чимином и Юнги,

допустим, Чонгук теперь король вечеринки, и что с того? Ему теперь всё можно?
Ни черта подобного.

Вряд ли при знакомстве с Юнги Чонгук вёл себя как мудак. Если бы он посмел
пренебрежительно посмотреть на Юнги или грубо ответить ему, то Чимин
открутил бы ему голову. Без шуток. Он не позволил бы обидеть своего лучшего
друга.

Чимин эмоциональный и импульсивный: его не назовёшь милым, добрым и

ласковым; за близкого человека, в особенности за Юнги, он может и покалечить.
А у Чонгука, вроде как, все конечности на месте, да и руку Чимина он пожал
охотно и искренне.

Так, может, проблема в чём-то другом? Что заставило Чонгука так отреагировать
на новое знакомство?

Тэхён не склонен к объективности, когда дело касается его самого. Если ему
встречается человек, который его открыто ненавидит, он не думает о том, что он
где-то не так себя повёл или что-то не так сказал. Он думает, что этот человек
ему завидует. Так проще (глупее), и его это устраивает.

Зачем включать мозг и смотреть вокруг, когда есть такая прекрасная отговорка?

Вот и сейчас, забивая свою голову мыслями о Чонгуке, Тэхён оправдывает его
поведение банальной завистью, в чём, конечно же, ошибается. Вместо того,
чтобы прокрутить в памяти момент, когда они оказались рядом и впервые
заговорили друг с другом, Тэхён обманывает себя тем, что в нём попросту
увидели соперника, и это придаёт ему сил. Повышает его и без того
зашкаливающее чувство собственной важности и усиливает азарт.

Ким Тэхён не намерен проигрывать Чон Чонгуку.

*****

Студенческое кафе тоже не изменилось: здесь всё те же светлые стены с

репродукциями лучших картин постимпрессионистов, несколько барных стоек
известных кофеен, панорамные окна и играющая из колонок классическая
фортепианная музыка.

Тэхён чувствует себя так, будто вернулся домой.

Перестав осматривать пространство, он быстро движется к бариста, чтобы

заказать себе кофе, а парням – сэндвичи с лососем и апельсиновый сок. За
столиком, за который присаживаются Юнги и Чимин, уже сидит Чонгук: он
читает какую-то старую книгу в потасканной кожаной обложке. Юнги,
придвинувшийся к нему поближе, вытягивает шею, чтобы узнать, о чём она, а
тот, заметив это, заботливо перемещает её на место между ними и улыбается,

15/292
когда Юнги ему что-то говорит.

Чонгук умеет улыбаться?

Ну а Чимин был бы не Чимин, если бы не поймал момент, не достал из рюкзака

свой скетчбук и не начал делать набросок на скорую руку, вдохновляясь тем, что
видит перед собой.

Эти трое напоминают давнишних друзей, каждое утро которых проходит

примерно одинаково. Тэхён не должен чувствовать себя лишним, но он
чувствует, даже несмотря на то, что на протяжении практически четырёх лет
ежедневно встречался с Юнги и Чимином перед занятиями в этом кафе.

Теперь же его место занято Чонгуком, который одним своим видом действует на
нервы.

— Рассказывайте, — говорит Тэхён, подходя к столу и присаживаясь рядом с

Чимином, напротив Чонгука и Юнги, — как проходит выпускной год?

Чонгук громко захлопывает книгу и откидывается на спинку стула. Есть у Тэхёна

маленькое подозрение, что Чонгук чувствует себя не менее раздражительным,
когда они находятся рядом.

Это радует.

— Грустно проходит, — вздыхает Юнги, с опаской поглядывая на Тэхёна,

который слишком пристально рассматривает Чонгука. — Не хочу выпускаться.
Хочу учиться вечно.

— Аналогично, — Чимин вдруг переставляет свой стул, садясь к Тэхёну и Чонгуку

лицом, перелистывает страницу скетчбука и начинает рисовать по новой.

Тэхён их не слышит.

Почему Чонгук не смотрит в ответ? Он специально делает вид, что ему плевать,
или ему действительно плевать? Когда-то давно Тэхён вычитал, что люди,
испытывающие друг к другу сильный негатив, зачастую многим похожи, и если
бы они хоть раз смогли спокойно пообщаться, то, вероятно, нашли бы кучу
общих интересов, мнений и тем, и, возможно, стали бы лучшими друзьями.

Правда этот факт или нет, Тэхён не знает, но в то, что они с Чонгуком когда-
нибудь смогут стать друзьями, не верит.

— А ты? — обращается он к Чонгуку, смотря на него с нескрываемым

превосходством. — Ах да, ты же первокурсник.

Чимин, повернувшись к Юнги, передаёт ему взглядом «что с ним сегодня

происходит?».

Игнор – вот какую реакцию получает Тэхён от Чонгука. Тот неспешно отпивает
свой кофе, берёт в руки рюкзак, лежащий на свободном стуле, убирает туда
книгу и кладёт его обратно: в его действиях нет ни злости, ни малейшего намёка
на то, что он собирается тратить на Тэхёна хотя бы секунду своего времени и уж
тем более дарить ему то, чего он так желает, – внимание.

16/292
Какой же он выбешивающий.

Тэхёну хочется добить его одной ёмкой фразой и показать ему свою значимость,
но это желание уходит на второй план, когда в дверях кафе появляется Чон
Хосок: ещё одна местная знаменитость.

Хосока в академии все боятся и уважают; по крайней мере, так было раньше. Не
потому, что он сын ректора, а потому что он: а) с детства занимается боксом и не
раз демонстрировал свои навыки в драках со студентами; б) талантливый
мотогонщик, равных по крутости которому нет; в) полимат и за время своего
обучения здесь добился значительных успехов в изучении пяти разных
направлений: живопись, архитектура, скульптура, хореография и философия.
Поговаривают, что Хосок также силён и в математике с физикой, но прямых
доказательств этому никто никогда не видел.

Тэхёна с Хосоком связывают болезненные воспоминания. Настолько, что Тэхён

был бы не прочь стереть себе память, чтобы навсегда избавиться от них.

Поэтому он изо всех сил старается сконцентрироваться на том, что его бесит
Чонгук.

— О, Хосок, — словно просыпается Юнги, — вот, посмотри, — он лезет в рюкзак,

достаёт оттуда небольшой холст на подрамнике и протягивает его Хосоку,
подошедшему к ним с Чонгуком со спины. — Сгодится?

Хосок, рассматривая его картину, залипает.

Внешне, по своему стилю, он чем-то напоминает Чонгука: он тоже весь в чёрном,

у него примерно такие же рваные джинсы, футболка и кожаная куртка. Отличие,
разве что, в том, что на руке у Хосока вместо сумки или рюкзака висит
мотошлем, а на шее – куча серебряных подвесок.

Тэхён пребывает в смешанных чувствах из-за того, что Юнги и Чимин

продолжают общаться с Хосоком. Это неприятно, учитывая тот факт, что они
однозначно помнят события двухлетней давности, связывающие двух их друзей.

Тэхён бы на многое пошёл ради того, чтобы Хосок исчез из их жизни.

— Когда-нибудь ты перестанешь скромничать, — отсутствующе проговаривает

Хосок, приближая полотно к лицу. — Я могу забрать её себе?

Чимин от неожиданности прекращает рисовать и поднимает на него голову.

— Себе? — Юнги удивлён не меньше.

— Да, — у Хосока не получается от неё оторваться, — хочу поставить её в своей

комнате.

Наверное, лучшего комплимента для художника не может быть. Тэхёну трудно

понять, что ощущает сейчас его друг: Юнги, кажется, даже не замечает то, как
официант приносит их завтрак и оставляет его у них на столе.

Дело в том, что Хосок – страстный коллекционер, которому мало что западает в

17/292
душу. Это известно всем.

— Она… — Юнги, поражённый его словами, начинает заикаться, — она тебе

нравится?

— Она бесподобна, — коротко рецензирует он.

Тэхён знает эту интонацию: она появляется у Хосока, когда он искренне

восхищён.

— Правда? — не может поверить Юнги.

Вот за что все любят Юнги: за простоту и скромность. Он единственный из всех

знакомых Тэхёну людей, которому от признания и известности не снесло крышу
и который не начал принимать чужое обожание за должное.

Хосок переводит взгляд на Чимина и с безысходностью мотает головой.

— Когда-нибудь он перестанет скромничать, — его же словами отвечает ему

Чимин.

Юнги, как и всегда, когда слышит комплименты, стеснительно улыбается.

— Кстати, — Хосок резко опускает картину вниз и лезет в карман за телефоном,

— думаю, с этим пора что-то делать.

За две секунды горящий экран его телефона оказывается перед глазами

Чонгука: судя по отражению в его зрачках, Хосок показывает ему какое-то видео.
И судя по тому, как сильно Чонгук смыкает челюсти и упорно не отводит взгляд
от экрана, ничего приятного содержание этого видео не несёт.

Тэхёну любопытно.

— Пиздец, — ровным тоном звучит от Чонгука.

— Угу, — мычит Хосок, убирая телефон обратно и выдвигаясь на выход. —

Позвони ему, — после этих слов он скрывается в дверях кафе, так ни разу и не
взглянув на Тэхёна.

Почему Хосок делает вид, что они не знакомы? Тэхён не ждал от него объятий
или слов «с возвращением» и «был рад тебя видеть», но «привет» он мог
сказать? Они не чужие друг другу люди.

И самый главный вопрос: какого чёрта у них с Чонгуком есть секреты от

остальных?

— Ничего не хочешь мне рассказать? — возвращает Тэхёна на землю голос

Чонгука: тот держит телефон около уха.

Вся эта ситуация, безусловно, интригует, но воспитание не позволяет Тэхёну

подслушать чужой разговор, поэтому он решает притвориться, что у него есть
дела поважнее. Например, обсуждение с увлечённым работой Чимином его
наброска.

18/292
— Скажи, что ты рисуешь не меня.

Чимин загадочно улыбается и продолжает смотреть на Тэхёна, как художник на

свою модель.

— Ким самовлюблённый Тэхён, — на выдохе произносит он и от старания

наклоняет голову в бок, — на тебе свет клином не сошёлся.

Глупости. Ещё как сошёлся.

— Ты издеваешься? — повышает голос Чонгук, резко поднимаясь на ноги и

отходя на несколько шагов от стола, к окну. — Я всю ночь задрачивал твою
лирику.

А вот это уже интересно.

— Лирику? — шёпотом уточняет Тэхён у друзей.

— Он играет в рок-группе, — Чимин отрывает взгляд от листа и кивает на рюкзак

Чонгука.

Если хорошо присмотреться, то можно заметить, что из него торчат барабанные

палочки.

Да, за барабанами он всё же будет смотреться лучше, чем с акустической

гитарой на коленях. Тэхён без стеснения разглядывает его ноги, точнее, его
«сухие» икры, его руки (ладно, он не видит руки, но воображение у него
работает хорошо), его образ, чем-то смахивающий на рокерский, складывает это
с его вспыльчивостью и раздумывает над тем, что занятия, в процессе которых
можно освободиться от агрессии, ему подходят.

Тем не менее Тэхён находит такой выбор необычным.

— Ты играешь на барабанах? — прямо спрашивает он у Чонгука, когда тот

присаживается обратно за стол.

— На ударной установке, — поправляет его Чонгук.

В его голосе слышится придирчивость.

— Какая разница? — Тэхёну, по правде говоря, всё равно. Он пытается

поддержать разговор.

Чонгук поднимает голову и смотрит ему в глаза нечитаемо.

— Такая же, как между словами «хореография» и «танцульки».

С одной стороны, обидно. С другой – смешно. Нашёл, что сравнить.

— Я хотел услышать нормальное объяснение, — Тэхён делает глоток кофе из

своей чашки, — но если для тебя объяснить – это трудная задача, то без
проблем, можем оставить это дурацкое сравнение.

В воздухе вновь виснет напряжение, которое ощущают все сидящие за столом.

19/292
— Мы только познакомились, а ты меня уже заебал, — относительно безразлично
обращается к нему Чонгук.

Тэхён это видит. И всё ещё чувствует азарт и желание продолжать диалог.

— Правило о запрете мата в стенах академии на тебя не распространяется? — он

подаётся вперёд и облокачивается о столешницу, не отводя от него взгляд.

Столько вопросов и ни одного ответа. Каков настоящий Чонгук? Как он сошёлся с

Юнги и Чимином? А с Хосоком? Почему с ними он общается хорошо, а с ним, с
Тэхёном, так, будто он сделал что-то плохое? Почему все вокруг пялятся на него?

Он, конечно, красивый, очень богатый и не такой, как все, но Тэхён может
назвать уйму людей, которые красивее, богаче и особеннее его. Почему на них
ему плевать, а на Чонгука – нет?

— Единственный способ жить в этом мире – это жить без правил, — встревает
Юнги: он не любит перепалки и всегда старается помирить ругающихся. — Что?
— дёргает он плечом, смотря на Чимина, который недовольно качает головой. —
Цитата Джокера.

Никто, кроме Чимина, на его слова не обращает внимания.

— Запреты придумывают ограниченные люди для ограниченных людей, —

отвечает Тэхёну Чонгук. — Нравится быть подсосом – продолжай, но склонять к
этому других не надо.

И снова: раунд.

«Ему плевать на правила, он всегда твёрдо стоит на своём и не прогибается ни

под чьё мнение».

Постепенно до Тэхёна начинает доходить, в чём причина его враждебного

настроя к Чонгуку: всё-таки в зависти. Только это не Чонгук завидует Тэхёну, а
наоборот. Тэхён был прилежным учеником с клеймом примера для подражания;
ему приходилось быть перманентно улыбчивым, вежливым и уважительным, ему
нельзя было пить, курить и материться. О конфликтах со студентами и
преподавателями не могло идти и речи.

Его тянуло блевать от собственного образа, но у него не было выхода: со

стороны ректора к его личности проявлялся повышенный интерес, и сделай он
что-то, что вышло бы за рамки дозволенного, его тут же вышвырнули бы из
академии, оставив без практики, диплома и рекомендаций.

Чонгук же делает и говорит то, что хочет. И уже на первом курсе является
лучшим из лучших.

— А что надо? — Тэхён улыбается уголком губ, чтобы никто не догадался, что
прямо сейчас внутри себя он рвёт и мечет.

У Чонгука, допившего свой кофе и взявшего со стула рюкзак, выражение лица

такое, словно ему скучно.

20/292
— Встать с коленей, вытереть губы и пойти на хуй, — безэмоционально хрипит
он и, кивнув на прощание Чимину и Юнги, неторопливо выдвигается на выход.

«Его ненавидят только из-за того, что все вокруг им восхищаются».

Тэхён дожидается, пока Чонгук пройдёт мимо, и с ухмылкой откидывается на

спинку стула.

— Хороший парень, значит?

— Вот в чём твоя проблема? — Чимин закрывает скетчбук и тянется к своему

сэндвичу. — Зачем ты его провоцируешь?

Кто ещё кого провоцирует.

— Дай-ка подумать, — с сарказмом отзывается Тэхён. — Он строит из себя чёрт

пойми что, — Чимин усмехается, бубня с набитым ртом «кто бы говорил». — Если
у тебя машина не как у него, то это плохая машина. Если ты придерживаешься
правил, на которые ему плевать, то ты сосёшь члены у тех, кто их придумал. Я
уверен, список этих «если» огромный, — он переглядывается с парнями по
очереди. — И это примерный студент?

— Быть может, его бунтарство – это именно то, чего нам всем не хватало, —
предполагает Чимин, отпивая свой апельсиновый сок.

Юнги явно поддерживает его слова.

Чонгук что, промыл им мозги?

— Он курит и ругается матом, — между делом напоминает Тэхён.

— Интеллигент Ким Тэхён вошёл в чат, — Юнги жуёт сэндвич, который держит в
воздухе, и вытирает салфеткой губы. — Слушай, Чонгук самый образованный и
начитанный человек из всех, кого я когда-либо знал. Он полный профан в
скульптуре и хореографии, но по своему направлению он делает отличные
успехи.

— А ещё они с Хосоком по личной инициативе ходят на занятия по философии, —

добавляет к сказанному Чимин. — Чонгук практически сразу обогнал в топе их
факультета всех старшаков. Профессор Джеймс назвал его гением.

Тэхён закатывает глаза. Гением. Это объясняет то, что Чонгук малость не в себе.

— Он никого не трогает. И ни с кем не знакомится, — Юнги говорит это так,

будто пытается переубедить Тэхёна. — Если бы мы не подошли к нему сами и не
представили его Хосоку, Сокджину и Намджуну, то он так и ходил бы по
академии один. Даю двести процентов.

А вот и первое больное место. Люди не избегают взаимоотношений с другими

людьми без веской на то причины.

— Я понял, что он классный по всем параметрам, — ревниво бросает Тэхён, — но

это не отменяет того, что со мной он повёл себя как придурок.

21/292
Откуда в Чонгуке эта антипатия? Они точно не пересекались. Тэхён бы запомнил
такое лицо. Их родители не ругались друг с другом; вряд ли они вообще
знакомы. В теории, Тэхён мог обидеть кого-то из его близких или друзей, но в
действительности Тэхён никому и никогда не делал ничего плохого. Хотел, но не
делал, потому что считал и считает это недопустимым.

В чём тогда проблема? Личная неприязнь?

С чего бы?

— Не думаю, что в нашей академии есть хоть один человек, который знает
Чонгука, — оглянувшись вокруг, шепчет Юнги. Тэхён заинтересованно
наклоняется вперёд, чтобы быть к нему поближе, и внимательно слушает. —
Говорят, его со скандалом отчислили из универа. Было даже заведено уголовное
дело, из-за которого Чонгука около года таскали по судам. Никто, правда, так и
не выяснил, кем он был – обвиняемым или потерпевшим. Известно только то, что
его отцу пришлось стать спонсором академии, чтобы его приняли сюда на
особых условиях, — Тэхён, решив, что сказанное им – какой-то прикол,
переглядывается с Чимином. Тот выглядит вполне серьёзным. — Всё это очень
странно. Он учится на первом курсе, хотя с его знаниями и связями мог
поступить, как минимум, на третий, если бы выбрал направление «Философия».
За ним приглядывает ректор. И его охранник. Ему подбирают преподавателей,
потому что по каким-то причинам он не может учиться со всеми. Ему разрешено
ходить только на занятия к профессору Джеймсу и только с Хосоком. Они с
Хосоком очень близки, — Тэхён стискивает челюсти, услышав имя Хосока, но
вслух ничего не говорит. — Однажды я пришёл к нему на репетицию и кое-что
заметил. Они с ребятами обычно репетируют в шортах и без футболок, потому
что в студии жарко. В тот день Чонгук тоже был в шортах, и у него на лодыжке
висел чёрный пластиковый браслет с красной мигающей лампочкой. Ты когда-
нибудь видел такие?

Тэхён видел. В фильмах. На преступниках, которым дали условный срок.

— Нет, — помотав головой, он задумчиво опускает взгляд вниз.

— Вот и я – нет, — Юнги откусывает свой сэндвич и замолкает на время. —

История тёмная. И это не наше дело, — он указывает рукой на Чимина, который
уже закончил с едой. — Мы договорились, что не будем в это лезть.

Вы, но не мы, про себя поправляет Тэхён, про меня речи не было.

— И ты не лезь, — предупреждающе просит Чимин.

Юнги, поддерживая его просьбу, молча кивает.

— Я вас умоляю, — у Тэхёна на лице появляется лёгкая улыбка: так он прячет

свои истинные эмоции. — Заняться мне, что ли, нечем? — он встаёт на ноги,
застёгивает верхнюю пуговицу пиджака и начинает пятиться назад, уходя от
разговора. — Встретимся в холле ректората через два часа. Только приходите
вдвоём, ладно?

Получив от друзей согласие, Тэхён выходит из кафе и сразу направляется в

сторону главной лестницы.

22/292
Как не поддаться соблазну и не влезть в тёмную историю, если ты обожаешь
разгадывать тайны?

*****

— Это шутка? — на всякий случай переспрашивает Тэхён, вглядываясь в листок

для заметок.

На нём красуется написанное от руки «$3000».

В кабинете ректора прохладно и светло: солнечные лучи, прорывающиеся сквозь

стёкла больших окон, красиво играют на золотом рисунке бордовых стен, а букет
свежих ирисов, лежащий на краю стола, служит для помещения
ароматизатором. Тэхён сидит на стуле прямо напротив руководителя академии
и, ослабляя платок на своей шее, ждёт фразу «это был розыгрыш», но тот не
предпринимает попыток убедить его в обратном; более того, он выглядит
настойчивым.

— Ты поможешь мне, а я помогу тебе, — отвечает ректор, складывая руки в

замок и опираясь на локти. — Ты ведь сейчас не занят?

— Не занят, но…

— Я дам тебе хорошие рекомендации, — мужчина с добротой улыбается ему. Он

сделал себе пластику, спрашивает у себя Тэхён, или просто косит под Джонни
Деппа? Сходство почти стопроцентное. — И замолвлю за тебя словечко.

— Дело не в этом, — Тэхён обращается к нему с огромным уважением. — Три

штуки за час? — он вновь недоверчиво мотает головой. — Как-то это…

— Пятнадцать – за неделю, шестьдесят – за месяц, сто двадцать – за два, — не

отступает ректор. — Соглашайся, Тэхён.

Если бы речь шла о чём-то другом, Тэхён бы уже орал «где подписать?», но не в
этом случае.

— Здесь преподы за неделю три штуки не получают, а вы собираетесь платить

мне столько за час? — Тэхён кладёт лист с суммой на стол и кивает на него. —
Неужели он настолько конченный, что никто не хочет с ним работать?

— Он мне весь мозг уже выел, — ректор меняется в лице и падает спиной на
спинку своего кресла. — Точнее, его отец. Восемь преподавателей сбежали
отсюда за последние полгода, и это были лучшие специалисты с безупречной
репутацией. Никто не может найти общий язык с его сыном. И никому не нужны
их деньги. Даже такие космические.

Тэхён грустно усмехается.

— Потому что психическое здоровье выйдет дороже, — он опускает голову,

погружаясь в раздумья.

Странное чувство. Вроде, всё кричит о том, что стоит сказать «нет» и выйти из

23/292
кабинета со спокойной душой. А вроде, для Тэхёна это… вызов.

Вызов, который кидает ему Чонгук.

— Его обучение полностью контролирует его отец? — внезапно уточняет Тэхён.

— Эм… — руководитель теряется от его вопроса, — да.

Это хорошо. Или нет? Какие в этом плюсы?

А минусы?

— Если я соглашусь, то не получится ли так, что… — Тэхёну трудно подобрать

правильные слова, — за малейшее проявление строгости и грубости с моей
стороны меня потом найдут мёртвым за чертой города?

Ректор вдруг громко смеётся.

— За любое проявление строгости и грубости его отец даст тебе премию, —

поясняет он, наливая воды в свой стакан. — Для него дисциплина превыше всего.

Логика прозрачна: пожалуется Чонгук – ничего не изменится, пожалуешься ты –

Чонгуку влепят по первое число. Уход преподавателей тоже связан с его
страхом: если препод близок к тому, чтобы пожаловаться, доведи его до
состояния, при котором он сбежит раньше, чем успеет это сделать.

Пожалуется ли Тэхён на Чонгука? Ни за что.

Сможет ли Чонгук довести Тэхёна? Чёрта с два.

— Я попробую, — оповещает он, прикинув свои силы. — Когда приступать?

Дело не в деньгах. Это вопрос принципа.

Что Тэхён теряет? Лейбл обещал ему контракт через три месяца: пока он
абсолютно свободен. А здесь он и навыки подтянет, и бесценный опыт получит, и
на новую машину заработает.

Но больше всего его радует перспектива ежедневно видеться с Чимином и Юнги.

— Набор преподавателей проходит строго через его отца, — ректор ищет свой
телефон на столе под бумагами, а после, когда находит, набирает номер из
списка вызовов и прислоняет трубку к уху. — Надеюсь, сегодня мы обойдёмся
собеседованием по скайпу, потому что… да, и вам доброе утро! — переключается
он на разговор. — Да, я нашёл. Верно, они практически одногодки. Это не
преподаватель, это наш бывший студент, но, я уверяю вас, он невероятно
талантливый и способный молодой человек. Его зовут Ким Тэхён. Вы могли
слышать о… да, это он! — Тэхён не знает, из-за чего больше удивлён: из-за того,
что отец Чонгука слышал о нём, или из-за того, что ректор так сильно робеет и
постоянно повторяет это чёртово «да». — Да, я готов. Пишу, — он хватает бумагу
для заметок и что-то быстро записывает. — Да, я понял. Я тоже на это надеюсь.
Всего доброго и… — вызов обрывается с подачи отца Чонгука, — хорошего вам
дня, — тихо заканчивает ректор, опуская руку вниз.

24/292
Похоже, каждый такой звонок выливается для него в настоящий стресс.

— Как прошло? — надеясь на положительный ответ, спрашивает Тэхён.

Тот, сделав глоток из стакана, выдыхает и улыбается.

— Добро пожаловать в коллектив.

Тэхёну бы радоваться, но он почему-то не может избавиться от плохого

предчувствия.

— И каков план действий?

— Всё предельно просто, — ректор окончательно успокаивается и охотно

вливается в обсуждение. — Проходишь месячную стажировку и приступаешь к…

— Стажировку? — перебивает его Тэхён: он думает, что ему послышалось. — Я

должен делать с ним статические упражнения для поддержания мышц в тонусе
и растяжку для их расслабления. С этим справится любой горе-тренер. О какой
стажировке идёт речь?

Ещё и сроком в целый месяц.

— По-другому никак, Тэхён. Это не обсуждается, — тот отрывает листок и

протягивает его Тэхёну. — Вот, держи.

Долбанутая семейка. Что Чонгук, что его отец.

— И что это? — внутри Тэхёна опять закипает злость.

— Сумма, которую тебе заплатят за месяц стажировки.

Четыре – именно столько раз Тэхён пересчитывает нули в этой самой сумме и
мысленно добавляет в конце «серьёзно?». Именно столько раз он заключает, что
семья Чон умалишённые и баснословно богатые, и в итоге приходит к выводу о
том, что за такие деньги он вовсе не против видеться с Чонгуком каждый день и
портить ему настроение своей довольной улыбкой.

Всё, что он должен делать по истечении стажировки, – всего лишь проводить

одно часовое занятие в день и не позволять довести себя до нервного срыва.

Что ж, для Тэхёна это определённо вызов.

Причём очень и очень прибыльный.

*****

— Сколько?! — шёпотом орёт Чимин и тут же порывается в сторону двери в

кабинет ректора. — А преподаватель по живописи Чонгуку, случайно, не нужен?

Юнги его кое-как останавливает.

В холле ректората полностью застеклённая крыша и пара прозрачных стен,

25/292
состоящих из огромных окон. Кругом куча зелени: в середине и по разным углам
помещения стоят декоративные деревья в массивных цветочных горшках, на
окнах вьются плетистые розы, клематисы и вечнозеленый плющ.

Тэхёну всегда нравилось здесь: по большей части, из-за того, что сюда редко
кто-то приходит (боятся ректора). И, естественно, из-за того, что это любимое
место Юнги, потому что тут «особый свет» и «чувствуется вдохновение».

— Я сам в шоке, — уверяет парней Тэхён.

— Полмиллиона зелёных за месяц ничегонеделания, — не унимается Чимин. — С

ума сойти.

— А чего ты так удивляешься? — Юнги присаживается на лавочку под цветущим

деревом и достаёт свой скетчбук и карандаш. — Как-то раз я разбил тачку,
которую мне подарила мамуля. Приехал белый, как снег, — Тэхён располагается
рядом и начинает с интересом наблюдать за тем, как он делает набросок
портрета Чимина, стоящего посреди «особого света» и зелени. — Чонгук спросил
у меня, что случилось. Я на эмоциях всё выложил. А он сделал звонок, и всего
через полтора часа, к концу первого занятия, на парковке стоял новенький
автомобиль. Он стоил почти два ляма евро.

Какая щедрость, беззвучно цокает языком Тэхён. Сложно ли быть добрым, когда
у твоего отца куча денег?

— Укуси меня Рембрандт, Юнги, да причём тут твоя разбитая тачка? — бесится
Чимин, нарезая круги перед ними. — Ты в курсе, Тэхён, сколько преподов
сбежало от Чонгука за эти полгода?

— Восемь, — вспоминает тот.

— И тебя это не останавливает?

— Чувак, — усмехается Тэхён и раскидывает руки в стороны, — пятьсот штук

баксов.

И это притом, что весь месяц он будет стажироваться со своим любимым

преподавателем, у которого учился пять лет. Даже если после первого занятия с
Чонгуком он передумает лезть в эту аферу, то он точно не пожалеет о лишней
практике с одним из лучших специалистов академии.

За которую ему ещё и полмиллиона отсыплют.

— Чонгук же тебя до белого каления доведёт! — повышает голос Чимин.

— Кстати, не исключено, — не отрываясь от своего дела, говорит Юнги.

Кто ещё кого доведёт.

— Всё будет нормально, — Тэхён, как ни странно, спокойнее всех. — Дайте мне
месяц, и я придумаю, как его очаровать. Между нами и так уже искры летают.

— Ну-ну, искры, — бубнит Чимин, останавливаясь на месте и позируя для

рисующего Юнги. — А со стороны это выглядит так, будто вы друг друга на дух

26/292
не переносите.

Верно. Но кого это остановит, когда на кону новенький автомобиль или домик
где-нибудь в Испании?

— Поверьте, парни, — настраивает их Тэхён (и себя самого заодно), — мы с ним

поладим.

Да уж. Поладили.

Тэхён махом вливает в себя шот, сильно сжимает челюсти, чувствуя горечь во
рту, и пытается утихомирить собственное сердцебиение. Тщетно.

Надо было послать Чонгука в тот день. И его отца, и ректора, и внутренний
голос, который без умолку твердил «всё пройдёт хорошо, всё пройдёт хорошо».
Надо было приехать чуть позже и пойти в ректорат, минуя кафе. Услышать от
ректора предложение, ответить ему «не хочу ни за какие на свете деньги» и
вернуться к себе домой.

Сейчас всё было бы по-другому.

— Плохой день? — голос, доносящийся сбоку, принадлежит преподавателю

факультета теории и истории искусств.

Ладонь, которую Тэхён ощущает на своём плече, – тоже.

— Не нуждаюсь в компании, — сухо выпроваживает его Тэхён, скинув с себя его

руку.

— Переста-а-ань, — пьяно тянет тот: он садится на соседний стул и снова

обнимает Тэхёна. — Вдвоём веселее.

Грёбаный Дуглас Бут. Врезать бы ему по-хорошему.

— Ты съебёшься отсюда или нет? — сквозь зубы цедит Тэхён, грубо отталкивая
его.

Как же в такие моменты не хватает способности телепортироваться.

— О-о-о, — смеётся Дуглас и прикасается пальцами к его волосам. — Сразу видно

влияние Чон Чонгука.

Если бы человек, чьё имя только что было произнесено, не сидел в данный миг
сзади, Тэхён бы избил Дугласа до потери сознания. Всего за два слова. Он бы
сорвал на нём всю свою злость и отчаяние, повалил его на пол и добил ногами.
Никто бы его не остановил. Но он не может этого сделать, потому что не хочет,
чтобы Чонгук увидел и понял, в каком он находится состоянии.

Насколько ему плохо без него.

— Ещё раз дотронешься до меня, — Тэхён поворачивается к Дугласу и смотрит на

него так гневно, что тот от страха машинально дёргается назад, — я тебе руки
сломаю.

27/292
Тэхён с трудом контролирует кипящую внутри ярость. И его начинает трясти.

— Ладно-ладно, — Дуглас выставляет ладони перед собой и отходит от стойки.

— Какие мы психованные...

Немного пошатываясь из-за своей нетрезвости, он уходит по коридору в туалет.

Может, Дуглас прав? Может, Тэхён и правда психованный? Нормальных людей не

выводит из себя чужое имя. Имя, которое ты порой шепчешь часами напролёт,
как в бреду, которое слышишь всюду, куда бы ни пришёл, которое не набито у
тебя на коже, но чувствуется на каждом миллиметре тела.

Которое ты ненавидишь всей душой.

«Познакомите?»
«Конечно. Вы друг другу понравитесь».

Херовая была идея. Изначально.

Тэхён успевает опрокинуть ещё два шота перед тем, как происходит то, чего
следовало ожидать: на глазах у всего клуба из туалета под руки выводят
Дугласа, лицо у которого разбито в кровь. Сам Дуглас, к сожалению, в сознании;
ноги едва держат его, но он может идти, его губы слабо движутся (он пытается
что-то сказать), а его глаз приоткрыт (второй затёк), и взгляд направлен на
Тэхёна.

Никто, кроме него самого, в этом не виноват. Он должен был догадаться, чем
закончатся его пьяные приставания.

Тэхён сам не знает, зачем осматривает весь зал в поиске Чонгука; это
бессмысленно, но надежда остаётся внутри него до последнего. После того, как
она бесследно исчезает и оставляет после себя беспокойство, он коротко
переглядывается с Чимином и Юнги, уставившимися на него с испугом,
спрыгивает с высокого стула и стремительно направляется в туалет, попросив
стоящего на входе охранника никого пока не впускать.

Сердце стучит бешено. Тэхён не боится: он уверен, что Чонгук не причинит ему
физическую боль. Этот этап они уже прошли. Оба. Как оказалось, физические
удары не такие болезненные, как моральные.

Их они тоже разделили поровну и сполна.

В туалете горит мерзкий красный свет; музыку и разговоры посетителей

практически не слышно. Тэхён, закрыв за собой дверь, проходит мимо Чонгука,
смывающего с рук кровь с абсолютно невозмутимым выражением лица,
останавливается позади него, прислоняясь плечом к находящейся слева стене, и
наблюдает за ним через висящее над раковиной зеркало.

У Чонгука разбита губа.

Сломать Дугласу руки хочется пуще прежнего. Тэхён силится не сорваться, не

догнать его и ответить ему за кровь на лице Чонгука, и у него едва получается
себя сдерживать. Такие вот у них с Чонгуком больные чувства: каждый из них

28/292
убьёт любого, кто прикоснётся ко второму или косо на него посмотрит.

И каждый об этом непоколебимо молчит.

Чонгук перекрывает воду в кране, берёт из держателя бумажное полотенце и

поднимает взгляд на отражение Тэхёна. В этом взгляде нет ни сожаления, ни
мольбы о прощении, ни жалости; только «а что ты хотел?» и «так будет с
каждым, кто дотронется до тебя». Тэхён это видит и знает, потому что если кто-
нибудь посмеет дотронуться до Чонгука, то он не остановится на разбитом лице.
И на сломанных руках вряд ли остановится. Тэхён менее уравновешенный, когда
дело касается людей, которые приближаются к Чонгуку.

Настолько Тэхён ненавидит его.

«Полегчало?» – хочет спросить он, но из принципа не начинает разговор первым.

«Отпустило?» – держит в голове Чонгук, отмалчиваясь по той же самой причине.
Прям настоящая дешёвая драма с плохими актёрами. Смешно до невозможности.
Такие вот у них больные чувства: каждый дышать не может без второго; без
этого взгляда, без мысли «он рядом», без сокращённого до двух метров
расстояния между ними.

И каждый ни за что не покажет этого.

Когда Чонгук выбрасывает полотенце в урну и сокращает расстояние с двух

метров до считанных сантиметров, Тэхён не сопротивляется. Ему больновато от
удара затылком и лопатками о стену, потому что Чонгук давным-давно не
помнит, что такое деликатность и нежность по отношению к Тэхёну, но по
сравнению с тем, что ощущает Чонгук, у которого разбиты костяшки и губа, это
кажется мелочью.

Тэхён молча терпит.

Ярость никуда не ушла, гнев по-прежнему бушует внутри, и это нормально:

Тэхён сердится не на Дугласа и не на Чонгука, а на себя самого, на свою
ничтожность. У него ходит ходуном грудь от того, что Чонгук слишком близко, у
него срывается дыхание из-за нестерпимого желания ударить его в область
грудины (это больное место Чонгука) и у него заканчивается терпение.

Тэхён злится на себя так, как не злился никогда прежде. Смотрит на губы
Чонгука, находящиеся в нескольких сантиметрах от его собственных и злится;
чувствует, как тот вырывает его заправленную в брюки рубашку, и злится.

Ощущает прикосновение его пальцев на своей коже внизу живота и то, как он
ведёт ладонью вверх, задирая рубашку всё выше, и злится, злится, злится.

Жажда вцепиться в него ногтями и зубами и разодрать его в клочья

невыносимая. Животная. Тэхён без понятия, как справиться с ней, и, что
страшнее всего, не пытается это сделать. Жажда впиться в его губы своими и
зацеловывать их до тех пор, пока Чонгук не начнёт стонать от боли, ещё
невыносимее. Жажда обнять его так крепко, чтобы у него с хрустом
раскрошились все кости и он больше никому не достался, невыносимее, чем все
остальные жажды вместе взятые.

Такая вот бесконечная цепочка безумных неконтролируемых желаний, которые

29/292
разрывают их обоих изнутри, стоит им оказаться рядом.

Такие вот у них больные чувства.

— «I want all of you. Your body, your heart, your soul», — с австралийским акцентом
шепчет Чонгук. Он медленно ведёт пальцами по буквам, набитым у Тэхёна на
рёбрах, смотрит ему в глаза, не отрываясь ни на секунду, и стискивает зубы до
боли, когда чувствует, как тот перехватывает его руку, не разрешая прикасаться
к тату, и сильно сжимает его ладонь своей. — Жаль, что от ненависти нельзя
избавиться так же легко, как от татуировки.

Тэхёну известно, о чём идёт речь: недавно он собирался удалить эту татуировку
в салоне друга Чонгука. Он устал от этого вечного напоминания о том дне и
решил свести её навсегда: пришёл в тату-салон, заплатил, лёг на кушетку.

Но в последнюю секунду передумал.

— Всё ещё прикрываешься своей ненавистью? — приближаясь к Чонгуку,

выдыхает в его губы Тэхён. — Обманывай себя, сколько хочешь. Это не изменит
того факта, что ты до сих пор любишь меня.

Ни обман, ни что-либо другое. Тэхён знает это по себе.

Рука от железной хватки адски горит; как со всем этим справляется Чонгук,
Тэхён и близко не представляет. На тыльной стороне ладони Чонгука содрана
кожа, и Тэхён, сжимая её, давит прямо на свежие влажные раны, однако тот не
шипит, не дёргается, не вырывается. Он стойко держится, не издавая ни единого
звука и не показывая, что он испытывает, потому что это всё, что он может
получить от Тэхёна.

Потому что для Чонгука это единственный шанс почувствовать его

прикосновение.

— Какая к чёрту разница, ненависть это или любовь, если при любом раскладе
всё, что я делаю, – думаю о тебе? — заглядывая в его глаза, хрипит Чонгук.

Вопрос риторический, но Тэхён так отчаянно начинает искать ответ на него, что
его пробивает дрожью.

Негодование из-за того, что Чонгук произнёс это вслух, пожирает его изнутри.
Чонгук не должен был. Это не по правилам. Если один из них сдастся, то второй
тут же выиграет и выйдет из игры, а так не пойдёт.

В их игре не будет выигравших.

— Это не моя проблема, Чонгук.

Ровно десять секунд Тэхён не отрывает от него взгляд, не разжимает его ладонь,
позволяя ему прикасаться свободной рукой к коже на своём боку, и только потом
отталкивает. Свет в туалете тусклый, однако Тэхён, до последнего не
разрывающий с Чонгуком зрительный контакт, всё равно замечает, как тот
стискивает зубы: возможно, от боли, которую Тэхён причинил ему, сдавив
пальцами его раны, возможно, тоже от злости. Возможно, от усталости.

30/292
Уходить и оставлять его тяжело (тяжелее, разве что, быть с ним наедине в
закрытом помещении). Оставаться – глупо: опять разругаются и не будут спать
несколько ночей подряд, жалея о том, что не ушли в нужный момент. Замкнутый
круг, из которого не найти выхода. Тэхён, как и всегда, склоняется к тому, что
тяжело, а не к тому, что глупо.

Он без сомнений хватается за дверную ручку, дёргает на себя дверь, шагая

вперёд, и почти забывает сказать самое главное, но, благо, вовремя
останавливается.

— Я никогда тебя не прощу, — так и не повернувшись к Чонгуку, говорит Тэхён.

— Взаимно, — отвечает ему тот, смотря в стену напротив.

Никаких «до встречи» и «береги себя». Только показушная лютая ненависть.

Тэхён возвращается на своё место за стойкой убитым и своим внешним видом

привлекает к себе внимание взволнованных Чимина и Юнги. Кровь, оставшаяся у
него на ладони, не стирается бумажными салфетками, как бы агрессивно Тэхён
её ни вытирал. Скорее всего, её давно уже нет на коже, и эта краснота, от
которой он так упорно пытается избавиться, – сильное раздражение от трения,
но Тэхён не видит в этом повод успокоиться.

На нём не может остаться следов Чонгука. На нём не должно быть ни его запаха,
ни его крови. Ни ощущений от его недавнего прикосновения. Никаких лишних
напоминаний, отметин и шрамов. От них потом очень сложно избавиться.

Настолько Тэхён беспомощен от своих чувств к Чонгуку.

— Не стоило оставлять тебя одного, — завуалированно извиняется Юнги,

присаживаясь рядом.

Надо было раньше об этом думать.

— Тэхён, перестань, — голос Чимина звучит на удивление мягко. — Отдай это

мне.

Он отбирает у Тэхёна смявшуюся салфетку, отбрасывает её на другой конец

стойки и размещается на стуле с другой стороны.

Тэхён, по правде говоря, был бы не прочь побыть один. Он мог бы забить на

встречу с друзьями, расплатиться и поехать домой, но проблема состоит в том,
что дома никто не остановит его помутнений рассудка из-за несуществующей
крови. Дома он не будет уверен, что Чонгук находится где-то недалеко, что к
нему никто не прикасается, и дома его не покинут воспоминания и мысли о них.

— Уже год прошёл, — спустя какое-то время перестаёт играть в молчанку Юнги,
— может, расскажешь, что между вами произошло?

Всего год. А будто бы целая вечность. Тэхён несильно зажмуривается.

Сколько раз Чимин оттаскивал его и Чонгука друг от друга? Сколько раз Юнги
бегал с помощью от одного к другому: привозил им алкоголь и еду, залатывал их
душевные раны, устраивал им приватные встречи, о которых никто не знал?

31/292
Сколько раз и Чимин, и Юнги умоляли их не поддаваться страсти и просто сесть
и поговорить?

И сколько раз их «нам надо сесть и поговорить» сводилось к чему угодно, но

только не к разговору?

Юнги и Чимин имеют право знать правду.

— Принеси одну серебряную, одну золотую, два стакана и спрайт, — заказывает

у бармена Тэхён и тянется рукой к своему шоту с текилой. — Надеюсь, вы никуда
не торопитесь.

Рассказ будет длинным.

32/292
Примечание к части Очень крутые эдиты, которые selvx создала специально для
этой работы: https://vk.com/wall-149273802_22302

Сирша Ронан и остальное: https://drive.google.com/open?

id=15dOU1J8mdeMH2_RUqGogLb76bSQKKHi3

В главе присутствует адаптированный текст перевода Николая Куна.

Part 2: (Save your breath)

«Часто я просыпался ночью,

оглядывал комнату и спрашивал себя:
„Не в аду ли я?“»
Эдвард Мунк

Корпус изобразительных искусств. Пункт оказания медицинской и

психологической помощи.
10.02.2020.
11:03.

«Взлёты вдохновения стоят дёшево. Различие между вдохновением и конечным

продуктом, например «Войной и миром» Толстого, заключается в огромном
количестве тяжёлой работы». Верно. Тэхён, задрав голову к мотивационному
плакату и спрятав руки в карманы чёрных брюк, перечитывает цитату Абрахама
Маслоу вот уже, наверное, в пятый раз. В паре метров от кабинета психолога
стоит диван – он свободен и на него можно присесть, – но Тэхён предпочитает
ждать психолога стоя, скрасив время за чтением цитат, меняющихся на этой
стене ровно раз в месяц.

Сирша Ронан – действительно толковый специалист по решению душевных

проблем и внутренних противоречий. Во время своего обучения Тэхён проводил в
её кабинете так много времени, что к моменту выпуска их отношения приобрели
статус дружеских. Они даже обменялись телефонами и стали обращаться друг к
другу на «ты»: настолько им удалось сблизиться. Единственным табу в их
общении было (и есть) обсуждение личных проблем преподавателей и
студентов, однако сегодня, вопреки этому правилу, Тэхён решил испытать
судьбу.

Он пришёл к Сирше узнать что-нибудь о Чонгуке. Что угодно.

За месяц стажировки, а заодно и личного мини-расследования тёмной истории,

ему стало ясно, что тайн и загадок в Чонгуке больше, чем это кажется на первый
взгляд. Все вокруг, включая Чимина и Юнги, изо дня в день продолжали
отрицать, что Чонгук – местный бэдбой, и наперегонки уверяли Тэхёна в том, что
Чонгук – полная противоположность тому, каким он выглядит со стороны. То
есть добрый, скромный, порядочный парень. Чуть ли не душа компании.

Ну да, каждый раз смеялся Тэхён, конечно.

Как в такое поверить, если Чонгук до сих пор ведёт себя как мудак и ни в какую
33/292
не подпускает к себе ближе?

— Опаздываешь, — улыбается Тэхён, слыша за спиной стук каблуков.

— Десять минут пыталась припарковаться подальше от небезызвестного всем

Карлманн Кинга, — ускоряет шаг Сирша и ответно улыбается Тэхёну, когда тот
поворачивается к ней. — Эта громадина наводит на меня страх.

А вот Тэхён, напротив, крепко обосновался на месте прямо напротив ячейки,

закреплённой за Чонгуком. В надежде на то, что Чонгука это будет бесить.

— Ещё бы, — поддерживает он Сиршу, заботливо отбирая у неё папки, которые

мешают ей открыть дверь. — Но знаешь, что ещё страшнее? Первое занятие с
владельцем небезызвестного всем Карлманн Кинга.

— Оу, — в её взгляде на долю секунды мелькает сочувствие. — Честно говоря, я

ждала тебя после, а не до.

В кабинете психолога, как и всегда, светло и уютно. Цвет стен совсем не

кричащий (его оттенок тёплый, комфортный), цвет мебели – тоже: много
элементов из мрамора, стекла и резного дуба; диван, стоящий у стены, рядом с
окном, светло-бежевый, а на столе привычно стоят живые цветы: в этот раз это
красные маки.

Студенты часто приносят сюда букеты в знак благодарности за психологическую

помощь.

— Расскажи мне о нём, — сразу просит Тэхён, присаживаясь в мягкое кресло,

находящееся около её рабочего стола. — Не о чём-то личном из его жизни, а о
нём самом: какой он, как вести себя с ним, что от него ожидать?

Сирша, поправляющая бутоны мака, очевидно, не горит желанием беседовать о

Чонгуке.

— Не проще задать эти вопросы, к примеру, Намджуну? — она проходит к своему

креслу, садится напротив Тэхёна и облокачивается о стол. — Почему ты
спрашиваешь об этом у меня?

— Потому что, во-первых, Намджун, как и все остальные, с пеной у рта

доказывает мне, что Чонгук – самый хороший парень во Вселенной, — дословно:
«в ботане и то больше бэдбоя» (это он про Сокджина), — а во-вторых, ты
психолог и видишь в людях то, что не видят другие. К тому же, ты тестировала
его при поступлении.

Сирша в ответ тихо смеётся.

— Мне не удалось его протестировать.

Неожиданно.

Данный тест проходят все студенты. Два раза в год. Это совершенно банальное
интервью с совершенно банальными вопросами. Как его можно не пройти?

— И чем он обосновал свой отказ? — Тэхён смотрит на неё не моргая.

34/292
— Тем, что психология – это не наука, — пожимает плечами Сирша. —
Допарадигмальная дисциплина – так он её назвал, — Тэхён вскидывает бровь, не
веря тому, что Сирша произносит это на полном серьёзе. Хотя… это же Чон
Чонгук. Чему тут удивляться? — Когда я заикнулась про научный метод, он
перебил меня словами «имитация научного метода» и принялся доказывать, что
вся психология – это лишь скопление теорий, домыслов и методологий,
основанных на чужих предположениях, и что все эти теории, домыслы и
методологии не подтверждаются экспериментально. По его мнению, все
психологи, по сути своей, болтуны с субъективным взглядом на проблему, —
Сирша рассказывает это так, словно её не обижают и не задевают такие слова.
— Про то, как он опустил психоанализ, я и начинать не буду.

Ясно.

Нет, не ясно. Зачем говорить такое психологу?

— Значит, ты ничего о нём не узнала?

— Как раз наоборот, — Сирша улыбается уголком губ, откидываясь на спинку

своего кресла. — Его отказ от прохождения теста показал мне гораздо больше,
чем показал бы сам тест.

У Тэхёна, пришедшего сюда за ответами, с каждой новой минутой появляются

всё новые и новые вопросы.

— Например? — он приподнимает руку и опирается локтем о столешницу её

стола. — То, что он недолюбливает психологию?

— Не психологию, — взглянув на него, отвечает Сирша. — Психологов.

Стоп.

В древности психология была частью философии, а Чонгук обожает философию:

он не отрывается от книг немецких философов даже за перекусами. Откуда в
нём при всей его страсти к философам ненависть к психологам?

Это нелогично.

— Кто недолюбливает психологов? — интересуется Тэхён, надеясь получить

ответ хотя бы на этот вопрос.

— Многие психиатры, — сходу отзывается Сирша. — И, разумеется, те, кому опыт

общения с психологом сделал только хуже.

— Но ведь Чонгук не психиатр, верно? — голос у Тэхёна, потупившего взгляд,

стихает.

Мы не ненавидим определённых людей просто так. У любой нашей ненависти

есть причина. Мы не выносим специалистов конкретной профессии после
случаев, когда у наших близких или у нас самих был горький опыт
взаимодействия с ними. Тэхён, к примеру, презирает «жёлтых журналистов»:
большинство из них по природе своей лживые продажные твари, способные
пойти на всё ради того, чтобы добыть информацию. Плевать они хотели на

35/292
людей, чьи судьбы рушатся из-за их статей. Главное, разразить скандал и
сделать себе имя на чьём-то горе.

А что насчёт других профессий? Юристы, актёры, педагоги, военные? Живут себе
и живут. Работают себе и работают. Зачастую мы не задумываемся о них и их
работе и не испытываем к ним негатив.

Однако к психологам Чонгук испытывает. Очень сильный, неконтролируемый

негатив. И он его не скрывает.

— Знаешь, — задумчиво проговаривает Сирша, постукивая пальцем по

столешнице, — это глупое и неуместное сравнение, но он почему-то напомнил
мне Дэвида Веттера, мальчика в пузыре. Слышал о нём? — обращается она к
Тэхёну. Тот в ответ отрицательно мотает головой. — Он был обречён ещё до
рождения. Его старший брат умер в возрасте семи месяцев от алимфоцитоза, и
вероятность того, что Дэвид родится точно с такой же генетической аномалией
была равна пятидесяти процентам. Это знали врачи, это знали родители, но
никого это не остановило – семье был нужен наследник. Единственным шансом
спасти его жизнь в случае неудачи была пересадка костного мозга,
потенциальным донором которого являлась его сестра Кэтрин. Врачи сказали,
что если Дэвид родится с генетическим дефектом, то его поместят в стерильный
бокс до операции, где риски подхватить инфекцию будут минимальны. Дэвид,
как и ожидалось, родился с тяжёлым комбинированным иммунодефицитом. А
костный мозг сестры ему не подошёл, — Сирша поджимает губы, показывая своё
сочувствие. — Для него сделали стерильный пузырь, в котором он жил: в него
были вмонтированы перчатки для того, чтобы медсёстры и врачи могли
взаимодействовать с ним, кормить его, лечить, менять ему подгузники. Прежде
чем вещи и продукты попадали в этот пузырь, их тщательно очищали, на четыре
часа помещали в камеру с окисью этилена, а потом аэрировали в течение
одного-семи дней. В пузыре постоянно было шумно из-за работы двигателей,
поэтому Дэвид почти не слышал своих собеседников, а они не слышали Дэвида.
С возрастом у него стали проявляться проблемы с психикой. Он становился
депрессивным, иногда буйным и раздражительным; порой подолгу не
разговаривал. Однажды он проткнул пузырь забытым кем-то шприцом, и врачу
пришлось рассказать ему о том, что он находится в смертельной опасности из-за
микробов, живущих снаружи. На этом фоне у Дэвида развилась сильная фобия:
он начал бояться микробов. Врачи опасались того, что к подростковому возрасту
он станет неконтролируемым, — Тэхён внимательно слушает её, боясь упустить
суть. — В общем, если не вдаваться в подробности, то в возрасте двенадцати лет
ему провели операцию по пересадке костного мозга Кэтрин. За десять лет
медицина шагнула вперёд, и многочисленные исследования совместимости их
материала показали положительные результаты. Операция, которую вопреки
желанию Дэвида, засняли на киноплёнку, прошла успешно. Все надеялись на то,
что Дэвид сумеет выйти из своего пузыря и заживёт нормальной жизнью. Но уже
через неделю его состояние сильно ухудшилось. В костном мозге его сестры был
найден вирус Эпштейна-Барр, не выявленный до операции. Для мальчика,
который всю свою жизнь провёл в стерильном пузыре, попадание любого вируса
в организм было смертельным приговором. В его теле появилось несколько сотен
злокачественных опухолей. Их рост было не остановить. Через пятнадцать дней
после операции Дэвид умер, — Сирша замолкает на пару секунд, устремив
взгляд в пол и задумавшись о чём-то. — Незадолго до его смерти его мама
наконец-то смогла прикоснуться к нему. Впервые за двенадцать лет.

Тэхён опускает веки. Кошмар. Это больше похоже на сюжет фильма ужасов, чем

36/292
на реальную историю.

— И почему Чонгук напомнил тебе Дэвида? — спрашивает он еле слышно.

Сирша шмыгает носом и вновь едва заметно пожимает плечами.

— Потому что он тоже как будто бы в пузыре, — она определённо чувствует себя
глупой, когда говорит это: Тэхён ощущает её неловкость. — Он будто бы тоже не
может ни к кому прикоснуться. Так же, как и никто не может прикоснуться к
нему. Не в буквальном смысле. Он словно не слышит окружающий мир, лишь
наблюдает за ним. И считает, что окружающие не слышат его. Он живёт на своей
планете, в своём мире, причём по собственной воле, и я думаю, что… — Сирша
прерывается; подобрать слова у неё получается не сразу. — Я думаю, что таким
образом он пытается защититься.

Тэхён сводит брови к переносице.

— Защититься от чего?

— Полагаю от того, что он пережил, — тихо звучит от Сирши.

А что он пережил?

Как же всё запутанно и сложно.

— И ты вынесла это из того, что он отказался проходить тест? — недоверчиво

уточняет Тэхён.

— Не только, — мотает головой Сирша; в её взгляде чётко видна растерянность.

— Пока он был здесь, кое-что произошло. Кое-что очень странное.

Чонгук и странное – это слова синонимы. Тэхён понял это ещё месяц назад, в
день, когда они познакомились.

— Ты можешь мне доверять, — напоминает он Сирше, которая молчит и не

решается продолжить.

Какое-то время в кабинете висит тишина. Тэхён, не отрывая от Сирши взгляд, с

трудом справляется с интригой и ожиданием.

— Мне позвонил ректор, — начинает она, настороженно поглядывая на Тэхёна. —

Я извинилась перед Чонгуком, взяла трубку и отошла от стола к окну. В какой-то
момент я повернулась к нему – он остался сидеть в кресле, – и он выглядел так,
будто забыл, где находится. Я имею в виду, будто он перенёсся в своём сознании
куда-то далеко. Его взгляд был стеклянным и пугающе отсутствующим: он
смотрел не на стол, а словно сквозь него, и непрерывно, не прекращая ни на
секунду, шептал одни и те же слова.

Тэхён ощущает, как учащается сердцебиение.

— Какие?

— Я не помню, Тэхён. Полгода прошло, — отмахивается та, отворачиваясь от

него. — Да и, возможно, мне просто послышалось.

37/292
Тэхён распознаёт её ложь моментально: Сирша никогда не умела врать.

— Сирша, — настойчиво давит он на неё.

Ему нужны чёртовы ответы.

Со стороны Сирши слышится обречённый вздох.

— Я точно не помню, — неуверенно повторяет она, — но там было что-то про

плоть, тень и какой-то… уход. Что-то в этом духе.

Про плоть? Жуть.

— Это всё? — с надеждой на отрицательный ответ уточняет Тэхён.

— Да, — Сирша выглядит более чем убедительно. — Это всё.

Тэхён тяжело вздыхает, запрокидывая голову на спинку кресла, и покусывает

губу с внутренней стороны.

Итак, что мы имеем: Чонгук недолюбливает психологов, Чонгук проникает в

доверие одних людей и отталкивает других, Чонгук пытается от чего-то
защититься (не только психологически, но и физически: кто покупает себе
бронированные внедорожники с высокой степенью защиты?), Чонгук
периодически выпадает из реальности и нашёптывает слова про плоть.

От последнего Тэхёна передёргивает.

Плюсом к этому, у Чонгука высокий интеллект, у Чонгука нездоровая тяга к

занятиям на ударной установке, в процессе которых он может избавиться от
гнева, и у Чонгука на лодыжке висит браслет с мигающей лампочкой,
контролирующий все его передвижения. Ах да. У Чонгука непомерно много
денег. Не у его отца, а у самого Чонгука: Тэхён выяснил это в начале.

Что это даёт нам, кроме того, что пока по описанию Чон Чонгук смахивает на
преступника? Ничего.

Ответов, как и прежде, ноль.

*****

— Ребус, — говорит в динамик трубки Тэхён, шагая по пустому коридору со

сложенным на руку пиджаком; в академии тепло, поэтому он решил остаться в
своей чёрной атласной рубашке, — плоть, тень и уход.

На том конце провода молчат.

— Эм… — мычит Юнги с удивлённой интонацией. — Бесплотной тенью покидаю

тебя?

Тэхён резко останавливается.

38/292
— Повтори.

— Бесплотной тенью покидаю тебя, — враз чеканят Юнги и Чимин.

Что-то знакомое.

— Где я это слышал? — Тэхён поворачивается к одному из многочисленных

панорамных окон, медленно подходит к нему и смотрит на небо, затянутое
тучами.

Бесплотной тенью покидаю тебя, вновь прокручивает он мысленно.

Эта фраза звучит так… болезненно.

— От Чонгука, — первым отзывается Чимин. — Он постоянно бормочет эти слова.

Нет, не от Чонгука. Тэхён бы такое запомнил.

Он однозначно где-то это слышал.

— А кроме как от Чонгука? — уточняет он у парней.

— Ты разучился пользоваться гуглом? — от Чимина, как обычно, не дождёшься

нормального ответа.

— Это слова из письма Мунка, которое он так и не отправил своей возлюбленной,

— помогает Тэхёну Юнги. — Я как-то показывал их тебе.

Точно. Эдвард Мунк.

— Пока твои мозги так активно работают, — тут же слышится от Чимина, — и

пока ты не задал этот вопрос, я отвечу тебе, что Мунк – любимый художник
Чонгука.

— Художник любимой картины Чонгука, — поправляет его Юнги. — И пока ты не

задал этот вопрос, я отвечу тебе, что речь о «Крике».

Тэхён закатывает глаза.

— Как тривиально.

Он ожидал, что Чонгуку больше придётся по душе «Смерть Марата».

Или «Сатурн, пожирающий своего сына».

Или «Отрубленные головы».
Или «Наказание Марсия».

Уж точно не «Крик».

— Укуси меня Мане, Тэхён, что значит тривиально? — повышает голос Чимин. —
Тебе напомнить историю создания этой картины?

— Сначала, пожалуй, — перебивает Юнги с присущей ему дипломатичностью, —

39/292
стоит рассказать, какой была жизнь самого Мунка.

Тэхён прикрывает глаза и зажмуривается. Только лекции ему не хватало.

— Я в курсе, что он был сумасшедшим и полгода проторчал в психушке, —

отвечает он друзьям. — И что однажды кто-то оставил надпись «такую картину
мог написать только сумасшедший» прямо на его полотне. Вы же сами мне об
этом...

— Молодец, — спешно вмешивается Чимин. — Ну так вот. Его мама умерла, когда
ему было пять лет. Его отец хоть и был добр к детям, но отличался неадекватной
религиозностью. А после смерти жены и вовсе впал в фанатизм. Он пугал своих
детей адом и говорил, что если они не будут безгрешными, то их ждёт адское
пламя и вечные страдания. Из-за этих проповедей Эдвард не мог спать по ночам:
во снах его преследовали видения ада.

— Потом умерла его старшая сестра Софи, которую он сильно любил, —

продолжает за Чимина Юнги. — Затем его сестру Лауру с диагнозом шизофрения
забрали в дом для душевнобольных.

— Слушайте, — выдыхает Тэхён, скорчив гримасу безысходности, — давайте не…

— Болезнь, безумие и смерть он называл своими чёрными ангелами, которые

стояли на страже его колыбели. Страдания и несчастья были с ним всегда, — не
устаёт нагнетать Чимин. — Он видел вдохновение в смерти.

Чем дальше, тем всё «забавнее» становится.

Тэхён надеется, что Чонгуку просто нравится Мунк, а сам он не видит

вдохновение в смерти.

— Может, перейдём уже к истории создания? — в его голосе открытая мольба.

— Ладно, так и быть, — усмехается Чимин, сжалившись над ним. — В своём

дневнике Мунк писал, что однажды он шёл по тропинке смотровой площадки,
над которой садилось солнце. Внезапно небо перед ним стало кроваво-красным,
и это настолько впечатлило его, что ему пришлось остановиться и опереться о
забор. Он стоял там один, смотрел на небо над фьордом и дрожал от волнения:
ему казалось, что он слышит и даже ощущает чей-то истошный крик.

Тэхён отводит взгляд в сторону.

— Галлюцинации?

— Кто знает, — доносится от Юнги. — Поговаривают, что рядом с тем местом, на

котором он тогда стоял, находилась крупнейшая в Осло скотобойня и
психиатрическая лечебница. И что плач животных, которых буквально забивали
до смерти, и вопли сумасшедших смешивались друг с другом и были
невыносимыми.

И снова: жуть.

— Многие исследователи сходятся во мнении, что тот крик преследовал Мунка

всю его жизнь, — тон у Чимина смягчается. — Это доказывает, как минимум, то,

40/292
что он постоянно копировал свою картину.

А люди печатают её изображение на носках и делают на этом деньги.

— Я видел её в Национальном музее в Осло. В ней столько страдания, безумия,

страха… — хрипит Юнги, ненадолго затихая. — Будто посредине не человек, не
инопланетянин, не скелет и не эмбрион, а чья-то истерзанная душа. И повсюду
её крик, даже вопль – это всё, на что она осталась способна: только кричать от
ужаса и отчаяния. Ведь за забором красное небо – кровь и языки пламени над
синевато-чёрным фьордом – и город. У этой души всего четыре пути, четыре
выхода: кровавые небеса, дом для душевнобольных, скотобойня или обрыв, —
Тэхён, погрузившись в рассуждения Юнги, забывает и о Чонгуке, и обо всём
остальном. Он видел эту картину, но никогда не задумывался о том, что на ней
изображено. — Думаю, именно это чувствовал Мунк, когда писал «Крик».

— Бессмертная душа, искалеченная болью и пустотой, — негромко добавляет

Чимин. — Так её описывает Чонгук.

Тэхён, сохранив эту мысль в памяти, опускает взгляд в пол. А её ли?

Возможно, Чонгук и прав насчёт психологии в общем и целом, но психология

людей зачастую однообразна и одинакова. Что большинство из нас видит в
картинах? Самих себя, своё отражение. Как в зеркале. Поэтому порой нам
неприятны картины, в которых мы видим часть себя: наше поведение, наши
пороки, наши раненые чувства и несбывшиеся мечты. Это нормально. Так
устроено наше мышление.

Но что, если Чонгук увидел в «Крике» больше, чем часть себя? Что, если он
увидел цельное отражение? Своё страдание и несчастье, свой страх, свою
искалеченную душу, обречённую на вечное существование.

Свой собственный крик.

Теперь это не даст Тэхёну покоя.

— Если я сегодня ночью не усну, — на полном серьёзе заявляет он, — то я вас…

— Конечно не уснёшь, — Чимин усмехается, а Юнги тотчас подхватывает его. —

У тебя же сегодня батл с Филомелой.

С какой ещё Филомелой?

— Ты опять красок нанюхался? — недовольно сжимает губы Тэхён.

— Тихо-тихо, — успокаивает его Юнги. — Прозвище у Чонгука такое – Филомела.

Приехали.

— Я каждый день на протяжении грёбаного месяца виделся с вами и Чонгуком в

кафе, — Тэхён в полнейшем недоумении, — и ни разу не слышал, чтобы кто-то
называл его Филомелой, — это правда так. Намджун называл Сокджина ботаном.
Сокджин Намджуна – бунтарём. Чимин называл Юнги Ван Гогом, а Юнги
Чимина… в зависимости от настроения. В последний раз – Малевичем. Чонгука
же Филомелой не называл никто. — Что за Филомела?

41/292
— Гугл в помощь, Шерлок, — ожидаемо бросает Чимин. — Отключаюсь.

— Эй! — если бы Тэхён мог врезать ему через трубку, он бы обязательно врезал.
— Я какая-то шутка для тебя?

Тот смеётся и действительно отключается.

— Увидимся после пятой пары в кафе, — добродушно и с улыбкой прощается

Юнги. — С меня пирожные.

Тэхён роняет свою руку с телефоном, запрокидывает голову и закрывает глаза.

Как же его достали эти загадки и тайны.

Как его достал этот загадочный Чонгук.

Ладно, дело отнюдь не в тайнах и загадочности, а в том, что у Тэхёна не хватает

дедукции упомянутого Чимином Шерлока, чтобы хотя бы на шаг приблизиться к
главной разгадке.

Кто такой Чон Чонгук? Сколько у него секретов? И какие они?

Филомела. Стоит признать, звучит красиво. Тэхён этой звучности поддаётся

сразу: накидывает мешающий ему пиджак на плечи, лезет в гугл и вбивает
таинственное слово, которое, по правде говоря, тоже кажется ему знакомым.

«Филомела – персонаж древнегреческой мифологии, дочь царя Афин. Чтобы

избежать преследований Терея, который вырезал ей язык, превратилась в
ласточку», — сообщает Википедия. Мифы Древней Греции? Тэхён громко
вздыхает. Скука.

Проще спросить об этом у Чонгука.

На часах десять минут первого; через пятьдесят минут у них первое занятие.
Тэхён убирает телефон в карман брюк, разворачивается в противоположную
сторону и стремительно направляется в корпус неизобразительных искусств, а
точнее в зал, который ему выделил ректор.

Он хочет прийти раньше Чонгука: будет лучше, если он переоденется, сделает

растяжку и настроится в одиночестве. Заодно и избавится от образов Дэвида
Веттера и Эдварда Мунка, которые навязчиво лезут в голову.

На входе в корпус ему привычно протягивают литровую бутылку воды с

эмблемой академии.

*****

Чонгук стоит в проёме с дверной ручкой в ладони и презрительным прищуром на

лице ровно одну минуту. И всё это время молчит. Тэхён смотрит на него в ответ,
находясь в центре своего зала среди огромных зеркал и яркого света, довольно
улыбается, замечая то, как крепко тот сжимает пальцами ручку (даже вены
проступают от усердия) и преспокойно ждёт, пока у Чонгука лопнет терпение.

42/292
Рано или поздно он должен взорваться.

На Тэхёне, обычно одевающемся шикарно, дорого и со вкусом, нет брендовых

шмоток и блестящих аксессуаров; он стоит перед Чонгуком в обтягивающей
чёрной футболке и обычных спортивных штанах с широкими резинками на
лодыжках (они тоже чёрные и тоже тянутся), и ему нравится, что Чонгук не
отрывает от него непонимающий и немного обескураженный взгляд. Ему
нравится, что Чонгук, пусть и чуть-чуть, проявляет свои эмоции.

Кажется, заявившись сюда примерно в таких же штанах и чёрном оверсайз худи,

Чонгук оценил его внешний вид.

У Тэхёна, на самом деле, хорошая фигура; у него нет ярко выраженных кубиков
пресса и «банок», но у него широкие плечи, довольно узкая талия и длинные
ноги: в совокупности это смотрится гармонично и правильно. Ко всему прочему,
он прекрасно владеет своим телом и так же прекрасно двигается: годы занятий
и практики не прошли даром.

Тэхён любит свою внешность, но больше всего, несмотря на извечное стремление

ко всеобщему вниманию, он любит прятать своё тело от взглядов окружающих
под свободными рубашками и строгими пиджаками.

Хотя бы для таких вот моментов.

— По-твоему, это смешно? — всё-таки сдаётся Чонгук, и не подумав сдвинуться с

места.

— А я что, смеюсь? — продолжает улыбаться Тэхён.

Ох, как же хорошо. Моменты, когда Чонгук по-настоящему удивлён, крайне

редкие. Тэхён ценит каждый из них.

— Ты не можешь быть моим преподом, — голос у Чонгука звучит так, будто он

пытается доказать это сам себе. — У тебя нет образования. И ты младше меня.

Чонгук знает его возраст? Любопытно.

— Я тоже думал, что не могу, — Тэхён делает шаг к нему на встречу, — но твой
отец настоял, и вот я здесь.

В завершении фразы он широко, не без издёвки, улыбается.

Чонгук, на две секунды прикрыв глаза, возвращает Тэхёну недовольный взгляд.

— Завязывай со всей этой хуйнёй, — он стискивает зубы, не разрывая с ним

зрительный контакт.

Тэхён лишь ухмыляется.

— Было так легко держать это в тайне, — он прячет руки в карманы, подбираясь
к нему всё ближе. — Ты ни разу ни у кого не спросил, что я делаю в академии
каждый день. А мог бы, если бы включил голову.

43/292
Тэхёна это забавляет. Весь прошлый месяц Чонгук с таким мастерством
притворялся равнодушным, что Тэхён ему почти поверил.

— Не нужно искать в этом скрытый смысл, — Чонгук резко успокаивается и

становится привычно безразличным. — Я не спрашивал про тебя, потому что ты
мне не интересен.

Ну да. Зачем тогда показывал обратное в бесконечных перепалках и ругани по

пустякам?

— Если бы тебе было плевать на меня и на то, что я теперь твой преподаватель,
ты бы без лишних вопросов прошёл в зал и начал заниматься.

Тэхён останавливается прямо напротив Чонгука, оставляя между ними

дистанцию всего в полметра: они ещё никогда не были так близко друг к другу.
Сегодня ему не хочется уступать и позволять Чонгуку в очередной раз оставлять
за собой последнее слово, поэтому он собирается быть таким же упрямым
бараном и мистером-острый-язык, не давая ему никаких поблажек. Не на этом
занятии.

Чонгук, вглядываясь в его глаза, не отстраняется. И снова молчит. Его хватка на

дверной ручке постепенно ослабевает, его лицо, на котором до этого момента
проявлялись хоть какие-то эмоции, расслабляется, а сам он становится до
невозможного невозмутимым, будто и не матерился от недоумения минуту
назад, отрицая представшую перед ним действительность.

И Чонгук по-прежнему привлекательный. Даже красивый. Придурок, конечно,

редкостный, но красивый.

— Ты прав. Я повёл себя глупо, — неожиданно соглашается Чонгук. Тэхён,

оторопев от его слов, приподнимает бровь. — Если тебе нужна причина моей
реакции, то меня разочаровали Чимин и Юнги, которые не обмолвились о том,
что моим новым преподом будешь ты, — он двигается вперёд, вставая к Тэхёну
вплотную, и наощупь закрывает дверь в зал. Тэхён, признаться, такую близость с
ним выносит с трудом. — Я надеюсь, ты не думаешь, что я разозлился из-за тебя,
— вблизи его глаза кажутся бездонными. Тэхён на автомате отшатывается. Есть
в них что-то тёмное, пугающее. Отталкивающее. У Тэхёна, в момент
растерявшего свою уверенность, пробегает холодок по коже. — Во всяком
случае, будет не так уж и сложно терпеть тебя и твоё раздражающее лицо по
одному часу в день.

Опять уделал. Вот же придурок.

Тэхён, делая шаг в сторону и пропуская его вперёд, сжимает пальцы в кулаки.

Бесит, бесит, бесит. Бесят его духи (потому что безумно нравятся), бесят его
чёрные волосы, чёрные глаза, чёрные шмотки (по той же самой причине). Бесит
его способность всегда оставлять тебя в дураках и заставлять уступать ему.
Тэхёну сегодня не хотелось уступать, но кого здесь волнуют его желания и
планы?

Оставшись около входной двери, он краем глаза наблюдает за Чонгуком через

отражение в зеркале: тот подходит к низкой скамье, бросает на неё свой рюкзак,
поправляет худи, снимает кроссовки. Чонгук выглядит, как обычный студент,

44/292
загруженный своими мыслями, обычный закрытый необщительный парень. Пока
не открывает рот и не начинает говорить.

Его бутылка с водой, которую он получил на входе в корпус, почти опустела,

однако он всё равно делает из неё глоток, не заботясь о том, что ему больше
нечего пить. Тэхён считает его безответственность безрассудством: их занятие
направлено на выполнение сложных статических упражнений и растяжки (пить
Чонгуку точно захочется), а следовательно, обещает быть активным.

Тэхён уж ради его физического развития постарается. Изо всех своих сил.

— Чонгук, — он разворачивается и складывает руки на талии; Чонгук, присевший

на скамью, поднимает на него голову, — я тоже нестерпимо хочу вломить тебе,
когда ты находишься рядом, но раз уж нам теперь вместе работать, может быть,
хотя бы в этом зале мы не будем лить друг на друга желчь?

Тэхён сам не знает, откуда в нём появилась эта рассудительность. Наверное,

такой просьбой он пытается упростить жизнь самому себе. Будет тупо, если по
итогу все заработанные деньги он потратит на психотерапевта и таблетки.

А вдобавок обзаведётся врагом.

— Я буду молчать, — вставая на ноги и проходя в центр зала, оповещает Чонгук.

Это, бесспорно, не выход, но тишина всё же лучше, чем безостановочная грызня.

— Меня это устраивает, — с благодарностью отвечает ему Тэхён.

Разминка проходит на удивление спокойно: Чонгук повторяет упражнения за

Тэхёном, время от времени поглядывая на него, и беспрекословно слушается.
Периодически ему мешают длинные рукава, и Тэхён, замечая это, предлагает
ему закатать их или совсем снять худи, но Чонгук игнорирует все его
предложения и упрямо продолжает заниматься с неудобствами.

Он выглядит слегка неуклюжим; ему мало что удаётся сделать с первого раза,
однако Тэхён относится к этому с терпением и часто произносит фразы по типу
«ничего страшного, давай ещё раз», «попробуем чуть позже», «я подумаю, чем
это можно заменить». Он и впрямь отступает от своего предвзятого отношения к
Чонгуку – сейчас, в первую очередь, Чонгук для него студент – и на паре ведёт
себя как профессионал.

Вот только ни профессионализм, ни его железное на вид терпение не уберегает

его от конфликтности Чонгука.

Первая проблема появляется тогда, когда Тэхён сообщает о том, что пора
переходить к следующему блоку упражнений и просит Чонгука сесть на пол,
развести ноги в стороны и постараться дотянуться грудью до пола, а Чонгук
остаётся стоять, как стоял. Само собой, не без своего коронного взгляда «ты
ебанулся?».

Тэхён не ебанулся. Он вообще смутно понимает, в чём дело: упражнение,

которое он дал Чонгуку, абсолютно стандартное. Вряд ли он не делал его с
предыдущими преподами. Откуда тогда негатив?

45/292
Что он опять сделал не так?

— Я неясно выразился? — решает он уточнить у Чонгука, смотря на его

отражение. — Садись на пол.

«Я не собираюсь этого делать», — читается по выражению его лица.

Этого ещё не хватало.

Тэхён не припомнит, чтобы спрашивал его мнения касательно тренировочной

программы.

— Здесь я буду решать, какие упражнения ты станешь делать, а какие – нет, —

тон у Тэхёна становится резким.

Его раздражает эта неучтивость. В конце концов, не имеет значение то, что
Чонгук старше, круче, богаче и тому подобное. Это зал для занятий. Чонгук –
студент, а Тэхён – его преподаватель. Он должен хорошо выполнить свою
работу.

— Приступай, — Тэхёну в требовательности равных нет.

Он поворачивает к Чонгуку голову и, дождавшись, пока тот сделает то же самое,

подходит к нему ближе и заглядывает в его глаза. Сплошная чернота, даже
зрачков не видно. Разве глаза могут быть такими безнадёжно тёмными и…
печальными? В них что-то не так, но Тэхён не может понять, что именно. Взгляд
у Чонгука, как у истинного гения. Или истинного безумца. Впрочем, разница
между этими словами не такая уж и большая.

Вероятно, поэтому Чонгук проникся Мунком. Гениев тянет к гениям. Так же, как
и безумцев – к безумцам.

— Это важное упражнение, — попытка Тэхёна абстрагироваться и отвести от

него взгляд терпит провал. Отвернуться оказывается непомерно сложной
задачей. — Мы не можем его пропустить.

«Неубедительно», — безмолвно передаёт ему Чонгук.

«Нравится быть подсосом – продолжай, но склонять к этому других не надо».

«А что надо?»
«Встать с коленей, вытереть губы и пойти на хуй».

Тэхён едва держит себя в руках. Почему это воспоминание всё время всплывает
в памяти в неподходящий момент?

Бесит, бесит, бесит. Бесят его покрасневшие щёки и губы, которые он, как
выяснилось, кусает, когда слишком старается, бесит его выносливость и
непробиваемость, бесит его тёмный гипнотизирующий взгляд.

Так и хочется пройтись кулаком по этому красивому наглому лицу.

Тэхён, медленно сокращая расстояние между ними, и впрямь силится не ударить

его (вот до чего Чонгук довёл его за каких-то тридцать дней; а ведь Тэхён был
самым сдержанным человеком на планете) и не потерять работу, деньги и

46/292
уважение ректора. Он ничего не сделал Чонгуку, но тот, словно специально,
продолжает испытывать его терпение раз за разом, день за днём. Тэхёна это
бесит.

Злость внутри него становится неконтролируемой.

— Живо сел на пол, — грубо цедит он, приближаясь к Чонгуку на недопустимое

для преподавателя расстояние.

И Чонгук вдруг садится. Он быстро садится, виновато опустив голову вниз, и

часто, будто напуганно, дышит.

Какого чёрта?

Тэхён, совершенно не понимающий, что происходит, смотрит на него сверху,

слушает, как бьётся его сердце, и, озадаченно приоткрыв рот, пытается найти
объяснение тому, что видит. А что он видит? Напуганного человека с чувством
вины? Нет. Всё не так. Чонгук вовсе не напуган и он точно не ощущает себя
виноватым: таким он лишь выглядит, но если присмотреться повнимательнее, то
можно увидеть, что ему нисколько не совестно и не страшно. Всё с точностью до
наоборот.

Тэхёну кажется, что его глаза стали ещё темнее.

У всего на свете есть объяснение. У действий Чонгука оно тоже должно быть.
Так, рассуждает Тэхён, почему он выбрал такую тактику? Что она ему даёт?

Чонгук всё ещё гений и превосходный манипулятор. Об этом нельзя забывать.

Его внезапное подчинение, должно быть, является частью какого-то плана. Мало
ли сколько в его голове этих планов.

Кто знает, о чём он там думает, пока молчит часами напролёт.

Тэхён просто потребовал сесть на пол и выполнить упражнение. Только и всего.

Это было требование (да, Тэхён разозлился, но не настолько, чтобы сорваться и
покалечить его: бояться было нечего). Не угроза.

И Чонгук подозрительно быстро его выполнил. Как это понимать?

— Извини, — вырывается у Тэхёна само собой. Он всегда извиняется, когда ему

тревожно от собственных мыслей: такой вот странный защитный механизм. К
тому же, он, как препод, повёл себя некорректно; извинение не будет лишним. А
ещё он не хочет, чтобы Чонгук точил на него зуб. Хотя, с последним желанием,
сдаётся ему, он уже опоздал. — Я повёл себя глупо, — оправдывается он той же
фразой, что и Чонгук ранее.

1:1.

Чонгук, подняв на него взгляд, кивает, дескать, проехали. Мудрое решение.

Разумное. Однако что-то подсказывает Тэхёну, что ни о каком «проехали» не
может идти и речи.

Не исключено, что у него уже едет крыша от количества тайн, недосказанностей

и непонятных моментов, но во всём происходящем, в поведении Чонгука, в

47/292
каждом его взгляде, явно есть какой-то смысл. Тэхён в этом не сомневается.

— Я сяду напротив, зафиксирую твои ноги своими и буду тянуть тебя за руки на
себя, — мягким тоном объясняет он Чонгуку, обходя его и размещаясь на полу
перед ним. Как бы Тэхён этому ни сопротивлялся, но лёгкое волнение от
нахождения с Чонгуком наедине в закрытом зале постепенно усиливается у него
внутри. — Будет больно – дай знать.

Уговаривать Чонгука не приходится: он разводит ноги в стороны, насколько ему

позволяет это сделать его растяжка (не намного), ждёт, пока Тэхён упрётся
своими ступнями в его лодыжки, зафиксировав его в таком положении, и
смотрит на ладони Тэхёна, которые тот тянет к нему с намерением взять его
руки в свои. Только смотрит. Руки не протягивает.

Атмосфера начинает нагнетать.

— Это прозвучит прямолинейно, но, — сходу излагает Тэхён, — я буду

прикасаться к тебе, хочешь ты этого или нет. В третьем блоке много
«контактных» упражнений.

Не то чтобы Тэхён горит желанием потрогать Чонгука. Нет. Ладно, возможно.

Разве что чуть-чуть. И в другой обстановке. Сейчас же для него самое главное
закончить это занятие. Затем встретиться с Чимином и Юнги в кафе, отвлечься
от всего, что он узнал за последнюю пару часов, плотно поужинать (еда для
Тэхёна – лучшее успокоительное) и хорошенько выспаться, чтобы от всех
сегодняшних переживаний не осталось и следа.

Но сначала ему нужно уговорить Чонгука сотрудничать.

— Я не кусаюсь, — Тэхён улыбается уголком губ, стараясь выглядеть

благосклоннее.

И вновь протягивает Чонгуку руки. Тот, помешкавшись какое-то время, сильно

дёргает вниз и без того длинные рукава (по всей видимости, он противится
физическому контакту), наклоняется чуть вперёд и кладёт свои запястья в
ладони Тэхёна.

Тэхён сразу окольцовывает их пальцами через ткань.

— А ты не разговариваешь, — продолжает он, обращаясь к Чонгуку, и аккуратно

утягивает его на себя, заставив наклониться вперёд. Чонгук, конечно, тот ещё
придурок, и порой (всегда) Тэхёну хочется ему врезать, но в данный момент ему
не нужны проблемы в виде травмы у студента по его вине, поэтому он решает не
спешить. — Поэтому ты ласточка, которой вырезали язык?

Это странно, но он рад, что Чонгук, пусть и немного, доверился ему, и перестал
отталкивать. Для них это огромный прогресс.

Чонгук, которому из-за неприятных ощущений в мышцах пришлось опустить

голову, закрывает глаза.

— О чём ты? — хрипит он, делая паузу через каждое слово.

Наконец-то. Это гробовое молчание уже начало сводить Тэхёна с ума.

48/292
— О Филомеле, — Тэхён пристально следит за реакцией Чонгука и ведёт себя
крайне осторожно.

Всё-таки отсутствие преподавательского опыта сказывается на его уверенности,

как бы он ни старался это скрыть.

Это так тупо – пытаться поболтать с Чонгуком о мифах. Особенно, после всех их
размолвок с матами и завуалированными оскорблениями. Но это и нормально –
болтать о чём-то с тем, кому в данный момент больно. Врачи часто отвлекают
разговорами пациентов, которые мучаются от болезненных ощущений. Что уж
там врачи, даже мастера массажа часто трещат без умолку, чтобы клиент не
концентрировался на происходящем.

Вот и Тэхён, видящий то, что Чонгуку приходится несладко, добродушно

старается вовлечь его в разговор. Несмотря на все гадости, которые тот делал и
говорил до этого дня.

Чонгук находит в себе силы выпрямиться и, оказавшись с Тэхёном лицом к лицу

из-за маленького расстояния, смотрит ему в глаза.

— Филомелу превратили в соловья, — произносит он, часто моргая.

Из-за напряжения, которое Чонгук чувствует в своих мышцах, он выглядит

слегка дезориентированным.

— Расскажешь? — изучая взглядом его лицо, просит Тэхён.

Чонгук опять искусал свои губы: они заметно покраснели и опухли.

Красиво.

— Отпустишь? — Чонгук дышит через рот.

Он кажется таким уязвимым, таким беспомощным. Почти зависимым.

Безумно красиво.

— Нет, — улыбается Тэхён, не упустив возможность напомнить ему, кто здесь

главный. — Ещё несколько секунд.

Чонгук усмехается. Не злобно, но и не по-доброму. Нейтрально. А после с такой

же нейтральной улыбкой поникает. Тэхён до сих пор не может привыкнуть к
тому, что Чонгук способен улыбаться. Да и вообще проявлять положительные
эмоции.

Как бы то ни было, ему нравится это видеть. Во-первых, это какое-никакое

продвижение в их недоотношениях, а во-вторых, Тэхён не раз наблюдал за тем,
как Чонгук улыбается Юнги и Чимину, но ему самому Чонгук не улыбался
никогда.

Безумно сильно красиво.

— Итак, — подгоняет он Чонгука, плавно отпуская его запястья и наблюдая за

49/292
тем, как тот с большим усилием сгибает ноги в коленях.

— Ты не в состоянии найти ответ в гугле? — Чонгук сжимает челюсти из-за

тянущих ощущений в ногах и медленно массирует свои бёдра. — Или ты не
умеешь читать?

А вот и мистер-язва вернулся.

— Вы с Чимином, случайно, не братья? — Тэхён вытягивает ноги и, заведя руки

за спину, опирается на них.

Во взгляде у Чонгука отчётливое «ничего умнее придумать не мог?».

— Не дай бог, — бросает он, разминая затёкшую шею.

— Да, не дай бог кому-то такого брата, как ты, — у Тэхёна не выходит сказать
это злобно.

Его интонация больше смахивает на дружеский подкол.

— Именно это я и имел в виду, — без каких-либо эмоций отвечает Чонгук.

Похоже, для того, чтобы он стал более-менее дружелюбным и разговорчивым,

необходимо заставить его страдать.

— Так из-за чего Филомелу превратили в соловья? — Тэхён не отводит взгляд от

Чонгука, который, сложив ноги перед собой и перестав двигаться, отстранённо
смотрит в пол. — И почему поисковик выдал мне, что она превратилась в
ласточку?

— Потому что есть две версии этого мифа, — продолжая сидеть в той же позе,
объясняет Чонгук. — Имя Филомелы состоит из двух греческих слов – «друг» и
«мелодия». В Греции филомелой называли соловья, и это одна из причин, по
которой я склоняюсь к версии, в которой её превратили в соловья, а не в
ласточку, — он на мгновение переводит взгляд на Тэхёна и, удостоверившись в
том, что тот его слушает, продолжает рассказывать. — Пандион, царь Афин, вёл
войну с многочисленным варварским войском, которое осадило его город. Ему
было сложно защитить Афины в одиночку, поэтому он позвал на помощь Терея,
царя Фракии. Терей победил врага, прогнал его за пределы Аттики и спас
Афины. В награду за это Пандион дал ему в жёны свою дочь Прокну, и они
вдвоём уехали во Фракию. В скором времени у них родился сын, — Тэхён
испытывает трудности с запоминанием имён и названий, но не перебивает
Чонгука, чтобы переспросить. — Через пять лет брака Прокна стала умолять
Терея о том, чтобы он съездил в Афины за её сестрой и попросил у отца
отпустить Филомелу. Она сказала, что увидеть сестру будет для неё величайшим
счастьем. Терей ответил согласием. Он приготовил корабли к дальнему
плаванию и покинул Фракию. В Афинах его встретил Пандион и сразу же отвёл в
свой огромный дворец. Не успел Терей назвать причину своего прибытия, как во
дворец вошла Филомела: она была прекрасна и красива, как нимфа. Её красота
поразила Терея, и он воспылал к ней страстной любовью. «Прокна хочет
увидеться с сестрой. Отпусти её со мной во Фракию», – заявил он Пандиону. Его
любовь делала его речи ещё убедительнее. Даже Филомела прониклась ими и,
не догадываясь об опасности, которая ей грозит, стала уговаривать отца
отпустить её в гости к сестре.

50/292
— Урод, — бубнит Тэхён, комментируя услышанное. Чонгук, взглянув на него,
негодующе поджимает губы. — Молчу.

— Когда гребцы ударили вёслами и корабль отплыл в открытое море, Терей

торжественно воскликнул, что здесь, на корабле, находится избранница его
сердца. Он не сводил глаз с Филомелы и не отходил от неё ни на секунду, пока
они были в пути. Когда они прибыли во Фракию, он не повёл её во дворец. Он
насильно увёл её в тёмный лес, в хижину пастуха, и неделями держал её в
неволе. Филомела страдала, звала отца и сестру, обращалась к богам, в
отчаянии рвала на себе волосы и ломала руки, но Терея не трогали её мольбы и
слёзы, — Чонгук останавливается, словно ненадолго выпадая из реальности.
Наверное, именно об этом говорила Сирша, называя его поведение странным. —
Однажды Филомела крикнула, что боги всё видят, и что он, Терей, понесёт
заслуженное наказание за содеянное. «Я сама пойду к народу и поведаю о том,
что ты сделал со мной», – пригрозила она ему. Тереем, услышавшим её угрозы,
овладел страшный гнев. Для того, чтобы она никому не смогла рассказать о
насилии и о том, что он её обесчестил, он вырезал ей язык. А после вернулся во
дворец к Прокне. Прокна спросила мужа, где её сестра, а Терей ответил ей, что
Филомелы больше нет. Она умерла, — Тэхён слабо мотает головой. Этот миф
тоже похож на сюжет фильма ужасов. Мальчик в пузыре, «Крик», теперь ещё
это. За сегодняшний день Тэхён узнал больше информации, чем за всю
последнюю неделю. — Прошёл год. Филомела продолжала томиться в неволе.
Прокна продолжала оплакивать её смерть. Спустя какое-то время Филомела
нашла способ рассказать сестре о злодеяниях Терея: она выткала на станке
покрывало со своей историей и тайно послала его Прокне. Прокна, получив его,
не разозлилась и не заплакала. Она блуждала по дворцу, как безумная, и думала
только о том, как отомстить Терею, — Тэхён едва сдерживается, чтобы не
предложить Чонгуку свой вариант. — Вскоре начался праздник Диониса. Прокна
с другими женщинами пошла в лес, чтобы отыскать хижину, в которой Терей
держал Филомелу, освободила сестру и привела её во дворец. Во дворце их
встретил сын Прокны и Терея. «Как ты похож на отца!» – взглянув на него,
воскликнула Прокна. В гневе на Терея она замыслила ужасное: она взяла острый
меч, отвернулась, чтобы не видеть лицо сына, и вонзила меч в его грудь. Вместе
с Филомелой они разрезали тело мёртвого мальчика на куски. Часть сварили в
котле, часть пожарили на вертеле, и Прокна подала готовое мясо Терею. Во
время трапезы Терей вспомнил о сыне и велел позвать его ко столу. Прокна же,
радуясь свершению своей мести, ответила ему, что тот, кого он зовёт, находится
в нём самом, и бросила в его лицо окровавленную голову сына. Терей,
содрогнувшись от ужаса, проклял Прокну и Филомелу. Он вскочил и погнался за
ними с обнажённым мечом, намереваясь отомстить за убийство сына, но не смог
их настигнуть: у сестёр выросли крылья. Боги обратили их в ласточку и соловья.
А Терея, наказанного за собственное зло, – в удода с длинным клювом и гребнем
на голове, напоминающим шлем воина, рвущегося к крови и сражениям.

Тэхён, заслушавшись его, только сейчас замечает, что внимал пересказу,

задержав дыхание.

— Жуть, — полушёпотом произносит он. На этот раз вслух.

Более жутко, разве что, то, что Чонгук так подробно помнит этот миф.

И разрешает называть себя Филомелой.

51/292
— Прокна отомстила за жестокость, с которой столкнулась её сестра, —
размышляет Тэхён, подаваясь вперёд, и так же, как и Чонгук, складывает ноги
перед собой, наклонившись к нему чуть ближе. — Терей получил по заслугам.
Зло всегда возвращается к тому, кто его совершил, и всё в этом духе. А
Филомела?

Неволя. Насилие. Отрезанный язык. Не самый радужный ассоциативный ряд.

Около двадцати секунд Чонгук задумчиво разглядывает пол, ничего не отвечая,

и лишь потом поднимает на него взгляд.

— Аллегорическое значение слова «Филомела» – имя того, у кого отняли голос,

не позволив сказать правду.

Грусти в глазах Чонгука – целое море. Тёмной, бездонной, тянущей его на дно
грусти. Тэхён смотрит на него, боясь моргнуть и что-то упустить, вновь
задерживает дыхание и ловит себя на мысли о том, что ему жаль Чонгука. Что
конкретно вызывает в нём эту жалость, он не знает – Чонгук ведь не просто
человек, он скопище тайн, которые чёрт разгадаешь, – но это чувство сильное,
практически интуитивное. Тэхён не может объяснить его самому себе.

Что, если неволя, насилие и оторванный язык – это не аллегории, а прямые

сравнения? Неволя – это браслет на лодыжке Чонгука, насилие – это причина,
заставляющая его подчиняться, когда он чувствует угрозу (ещё раз: Тэхён
требовал, а не угрожал), а отрезанный язык – молчание, в котором он пребывает
большую часть дня?

Или всё наоборот? Что, если ассоциация с Филомелой – это его раскаяние? Что,
если он сотворил с кем-то такое же зло и теперь мучается от чувства вины?

— Я не такой гений, как ты, — почти беззвучно говорит Тэхён, не упуская из

внимания его глаза. — Это сложно для моего понимания.

Взгляд у Чонгука изучающий: он будто бы проникает им в самую душу.

Тэхёну некомфортно.

— Ты и не должен понимать, — отвечает ему Чонгук. — Тебя это не касается.

Ну разумеется.

Тэхён не успевает кинуть колкость в его сторону: Чонгук, обрушив его

идеальный план, поднимается на ноги и медленным шагом направляется к
скамье, на которой остались его вещи. Бутылка воды, которую он находит в
рюкзаке, переворотив всё его содержимое, ожидаемо оказывается пустой: воды
там не хватает даже на один глоток. В сумке у Тэхёна, следящего через зеркало
за его действиями, за проявлением его недовольства и безысходности, лежит
точно такая же бутылка (в ней ещё много воды), но его совсем не тянет помочь
ему.

Продолжается это, естественно, недолго. С человечностью у Тэхёна, в отличие

от некоторых, проблем нет.

— Можешь взять у меня, — сдаётся он, уставившись на его отражение, и кивает

52/292
повернувшемуся Чонгуку на свою открытую кожаную сумку, которая лежит на
скамье рядом с его вещами: внутри неё, на самом верху, лежит бутылка с водой.

Чонгук, взглянув на неё, молча отворачивается.

Не царское это дело – пить из чьей-то бутылки?

— Какая же ты заноза в заднице, — выдыхает Тэхён, вставая с пола и быстро

шагая к нему.

Серьёзно. Разве можно быть таким раздражающим?

Бесит, бесит, бесит. Тэхён, расстегнув боковой карман своей сумки, достаёт
пропускную книжку, выписывает на бланке освобождение от пары на десять
минут и, оторвав листок, протягивает его Чонгуку. Тот, не поблагодарив его (да-
да, не царское это дело, Тэхён уже понял), удаляется со своим пропуском из
зала. Без единого слова.

И этого парня Тэхён жалел пять минут назад?

Помотав головой и назвав себя идиотом, Тэхён убирает книжку обратно в сумку,
берёт бутылку с водой и делает из неё глоток, погружаясь в раздумья.
Филомела. Имя того, у кого отняли голос, не позволив сказать правду. Сколько
ещё Тэхён откопает ребусов и головоломок, прежде чем выяснит всю правду о
Чонгуке? Что ещё он скрывает?

Чёрт его знает.

Тэхён на ощупь закрывает бутылку и переводит взгляд на лежащий неподалёку

раскрытый рюкзак. Из него привычно торчат барабанные палочки, на которых
видны повреждения, сменная одежда, несколько книг, документы и невзрачный
толстый блокнот. Обычный ежедневник? Или книга для записей? Для текстов
песен, например, или собственных мыслей.

А что, если это личный дневник? Возможно, там есть ответы на вопросы Тэхёна.

Я не должен этого делать, уговаривает он себя, не должен в это лезть. Это

неправильно.

А мучиться и не спать по ночам, ломая мозг загадками, – это правильно? Тупое

эгоистичное оправдание, которое на Тэхёне, как ни странно, срабатывает. Он
бросает короткий взгляд на дверь, за которой скрылся Чонгук, кидает бутылку
обратно в сумку и, ощущая невероятное по силе беспокойство (Чонгук может
вернуться в любой момент), тянется рукой к неприметному чёрному блокноту.

Из-за страха быть застуканным его сердце бешено колотится, а дыхание

сбивается. Тэхён старается делать всё максимально быстро: ему нужно лишь
взглянуть на страницы, и то краем глаза. Он не будет читать всё, что там
написано. Он только мельком посмотрит.

Прислушиваясь ко всем посторонним шумам, доносящимся со стороны входа в

зал, он достаёт блокнот из рюкзака, дрожащими от волнения руками открывает
первую страницу и непонимающе морщит лоб, не веря своим глазам. Он
перелистывает страницу, затем ещё одну и ещё, и на всех них одно и то же.

53/292
Одни и те же повторяющиеся слова. «Бесплотной тенью покидаю тебя». Будто
бы Чонгук, как одержимый, исписал целых три сотни страниц, пытаясь
избавиться от фразы, которая не выходит у него из головы.

В разные дни, в разное время, разными карандашами и ручками.

Тэхёну жутко. Он хочет откинуть эти записи от себя и отойти от них подальше,
но не может этого сделать: продолжает листать. В конце блокнота, всего за
несколько страниц до корки, слова обрываются. Дальше ничего. Чистые листы и
обложка. Что Чонгук будет делать, когда место в блокноте закончится? Купит
новый? Или, наконец, успокоится?

Тэхён возвращается на страницу назад, смотрит на последний исписанный лист

и ему боязно сделать новый вдох. «Бесплотной тенью покидаю тебя».
«Бесплотной тенью покидаю тебя». «Бесплотной тенью покидаю тебя». Снова и
снова. В каждой строчке, на полях, на переплёте. Ни одного просвета, ни одного
живого места: всё в буквах.

Почему именно эти слова?

Почему Чонгук пытается избавиться от них?

А может, он не хочет от них избавляться?

Может, он пишет и нашёптывает их, потому что боится забыть?

Тэхён стоит посреди пустого зала с блокнотом Чонгука в руках и ничего не

слышит из-за собственного колотящегося сердца.

Что, чёрт возьми, всё это значит?

54/292
Примечание к части Образы персонажей в главе:
https://drive.google.com/drive/folders/1rDNfPmRTgP7l1CrY4lhRrtSIeeu6vOTv?
usp=sharing

Спальня и гостиная Тэхёна:

https://drive.google.com/drive/folders/1ZG90A67iYadf5eyjNtX1fuPRwy268jhX?
usp=sharing

Part 3: No one wants to see you

«Нормальность – это асфальтированная дорога: по ней удобно идти, но цветы

на ней не растут».
Винсент Ван Гог

«В молодые годы у Мунка был роман с богатой молодой норвежкой Туллой

Ларсен. Эта история, полная ревности, разрывов и возвращений, закончилась
печально: во время выяснения отношений прозвучал выстрел. Пуля покалечила
левую руку художника», – информирует очередная статья арт-портала. Тэхён
закрывает крышку лежащего на коленях ноутбука, запрокидывает голову и,
тяжело выдохнув, опускает веки.

Почему именно Эдвард Мунк? Почему именно «Крик» и «бесплотной тенью

покидаю тебя»?

Должно же быть хоть какое-то объяснение.

В спальне выключен основной свет: горят лишь четыре декоративных

светильника и подсветка по периметру потолка; Тэхён сидит на кровати,
опершись спиной на кожаное изголовье, прокручивает в памяти окончание
сегодняшнего занятия с Чонгуком и пытается угомонить свои назойливые мысли.

С чего начинается одержимость?

Что она делает с человеком?
И к чему она в итоге приводит?

Надо будет спросить об этом у Сирши. Самому точно не разобраться.

Со стороны коридора доносится шум. Тэхён поворачивает голову на звук,

прислушивается, уверенный в том, что ему показалось, и ждёт, пока Камила,
которая давно прибралась и вроде как уехала домой, крикнет что-то наподобие
«я опять забыла свой телефон» и «уже ухожу, увидимся завтра». Но никто не
кричит.

Шум повторяется: судя по громкости, его источник находится на первом этаже.

Может быть, это Юнги? У него есть ключи. Он часто приходит в гости в поисках
общения и вдохновения, а ещё ему нравится зависать в винном погребе.

Правда, он никогда не заваливается без предупреждения.

— Мила? — достаточно тихо зовёт Тэхён, корпусом поворачиваясь к двери и

скидывая ноги на пол. Ответом служит тишина. — Это ты? — громче обращается
55/292
он к ней. — Если тебе что-то нужно, то…

В комнате гаснет свет.

Во всём остальном доме – тоже: Тэхён видит это, вытягивая шею и заглядывая в
темноту коридора. Возможно, случилось замыкание. Возможно, в районе у всех
отключили свет. Или же Юнги на пару с Чимином от скуки затеяли новый
розыгрыш; сценариев уйма. Почему Тэхён склоняется к самому худшему из них –
он сам не знает.

Думать о том, что в дом пробрался грабитель, – глупо: у него одна из лучших
охранных систем. Бояться темноты и странных шорохов – аналогично: наверняка
это очередные проделки робота-пылесоса (его зовут Мао), который уже не в
первый раз доставляет неприятности.

Тем не менее справиться с тревогой у Тэхёна не получается.

Он осторожно поднимается с кровати, делая маленький шаг вперёд,

задерживает дыхание, чтобы слышать хоть что-то, кроме биения собственного
сердца, и медленно крадётся к выходу из спальни: на стене около двери висит
выключатель – стоит попробовать включить в комнате свет.

Щёлк-щёлк. Не работает. Дом по-прежнему погружён в темноту.

Тэхён ощущает, как внутри разрастается беспокойство. Он и до этого момента

пребывал не в самом стабильном эмоциональном состоянии – особенно, после
эпизода с копанием в личных вещах Чонгука и волнением из-за того, что тот его
застукает, – а теперь и вовсе утратил контроль над собой (точнее, над своими
мыслями): испугался того, на что обычно отреагировал бы спокойно.

И по совершенно непонятным причинам.

В коридор он выглядывает боязливо: обхватывает одной рукой стену дверного

проёма, наклоняет голову вбок, чтобы изучить тёмное пространство одним
глазом, и только потом, удостоверившись, что на этаже никого нет, набирается
смелости покинуть спальню.

Паркет под его ногами не скрипит, шаги получаются тихими; сердцебиение и

дыхание же, напротив, с каждой новой секундой становятся громче. Тэхён
неспешно крадётся к лестнице, ведущей на первый этаж, осыпает себя
вопросами «какого чёрта я так переживаю?», «откуда эта паранойя?», «да кому я
вообще нужен?» и никак не может успокоиться.

В доме кто-то есть. Он это чувствует.

Приходится сместиться чуть вправо, найти опору в стене и немного постоять,

подумав над тем, как действовать дальше. Наверное, лучшим решением было бы
вернуться в спальню и позвонить друзьям или в полицию: сообщить, что в дом
проникли. И те, и другие, вероятно, сочли бы его сумасшедшим, когда приехали
бы и никого не нашли, зато Тэхён прекратил бы накручивать себя и лёг, наконец,
отдыхать. Вот только Тэхён не хочет возвращаться и звать на помощь.

Видимо, многочисленные фильмы ужасов не научили его тому, что идти на

подозрительный шум – это очень плохая идея.

56/292
Он приподнимается на носочках в попытке заглянуть вниз и в надежде увидеть
неугомонного робота-пылесоса, однако робота там нет. Как и других людей, как
и чьих-то теней – на этаже абсолютно пусто.

Но не тихо: слышится повторяющийся стук. Тэхён хватается рукой за перила,

немного склоняясь вниз (он понимает, что его видно, но его внутренний голос
подсказывает ему, что так надо), спускается ровно на одну ступеньку и
останавливается, не в состоянии сделать следующий шаг.

Почему так страшно?

Почему ноги и руки немеют?

Почему разум безостановочно твердит «не ходи туда, там опасно»?

Тэхён его игнорирует. Он опускает ногу на следующую ступеньку, потом на

следующую, затем ещё на одну, и буквально через несколько секунд тормозит в
холле гостиной, напротив пустующего серого дивана и огромных окон, закрытых
тёмными жалюзи.

На этаже, как и ожидалось, никого нет.

Щёлк-щёлк. Выключатель всё ещё не работает. Тэхён убирает от него руку,

задумчиво поджав губы, вертит головой по сторонам, пытаясь понять, откуда
идёт этот странный надоедливый стук, и, заметив, как содрогаются, будто бы от
удара, книги, практически сразу отправляется к деревянному стеллажу.

Заглянуть за спинку дивана, которая закрывает пол перед стеллажом,

оказывается трудной задачей: Тэхёну до сих пор тревожно находиться одному в
неосвещённом доме и не вздрагивать от каждого нового стука, доносящегося из
непросматриваемой зоны. Но и деваться ему тоже некуда.

Он неторопливо подбирается к дивану, кладя ладони на его спинку и делая

глубокий вдох, боком шагает на звук, который с приближением становится более
отчётливым, а после, распрямившись в спине и увидев причину своего испуга,
разочарованно выдыхает.

Ну конечно это пылесос (кто ещё это мог быть?). Мао упорно бьётся корпусом о
стену, не находя выхода из гостиной: когда-то давно, когда у него сбились
настройки, он уже делал так. Тогда же Камила хотела выбросить малыша, а
Тэхён его пожалел. Не надо было.

Тэхён цокает языком, бубня себе под нос «идиот», недовольно мотает головой
и…

внезапно чувствует, как кто-то хватает его сзади. Как кто-то прикрывает его рот
ладонью в перчатке, забирается рукой под его футболку и прислоняет к коже его
спины что-то острое и холодное: Тэхён не может распознать, что – нож или
пистолет.

И Тэхён в панике.

Тук – стучит бедный потерявшийся Мао.

57/292
Этот звук Тэхёна почти оглушает. Он сбито дышит через нос, понятия не имея,
как вести себя, что делать, как реагировать, не оказывает сопротивления,
догадываясь, что будет только хуже – он не умеет драться и у него нет ничего,
что могло бы его защитить, – и ждёт, пока тот, кто схватил его, скажет, что ему
нужно.

Тук – раздаётся в гнетущей тишине.

Тэхён зажмуривается. И у него начинает бешено колотиться сердце, когда

предмет, который он ощущает своей спиной, приходит в движение и царапает
его кожу.

Всё-таки нож. Теперь Тэхён уверен в этом на сто процентов.

Тук – в очередной раз пугает робот.

Тэхёну хочется закричать. Или сорваться на долгие мольбы взять всё, что есть в
доме, и позволить ему уйти.

Неизвестный это, похоже, понимает без слов: он плавно убирает руку от его рта,
ведёт ею вниз, по его подбородку, и плотно обхватывает пальцами его горло,
частично перекрывая ему доступ к кислороду.

Намекая, должно быть, так, что если Тэхён пискнет, то он просто сломает ему
шею.

— Тише, — наклоняется он к уху Тэхёна, прикасаясь к его виску своим.

Голос такой хриплый, такой… выразительный.

Стоп.

— Какого…

— Не дёргайся, — грубо требует Чонгук, сжимая его горло сильнее.

Тэхён, почувствовав удушье, смыкает веки и кашляет.

— Что ты творишь? — у него с трудом получается говорить.

Единственное, о чём он может думать в данный момент, – это желание сделать

вдох.

— Нет, — коротко отвечает Чонгук и чуть-чуть ослабляет хватку на его шее.

«Не дёргайся», – на повторе звучит в голове у Тэхёна.

«Следуй правилам», – своими действиями намекает Чонгук.

Вот чего он хочет? Нужно стать покорным?

— Что «нет»? — Тэхён повинуется, стараясь дышать глубже.

Не выходит.

58/292
Что на Чонгука нашло?

Тэхён испытывает лёгкую боль, когда Чонгук нажимает на нож, нанося ему
неглубокий порез в районе между лопаток. И когда он с тем же нажимом ведёт
остриём вниз, прямо по позвоночнику, и когда он заводит руку вправо, оставляя
царапины на его боку, и когда он достаёт нож из-под футболки, прикладывая его
к шее Тэхёна, а вторую руку опускает: кладёт ладонь на живот Тэхёна и крепко
прижимает его к себе.

— Зачем ты это делаешь? — приподняв подбородок, шепчет Тэхён.

Он боится, что Чонгук поранит его, и этот страх отражается на его дыхании:
Тэхён дышит поверхностно, разомкнув свои губы, хватает воздух короткими
вдохами, практически не двигаясь, и настороженно поглядывает на Чонгука,
который дотрагивается до его виска своим и угрожает ему ножом.

Поглядывает, но не видит.

— Нет, — хрипит ему в ухо Чонгук.

Да что значат эти чёртовы «нет»?

У Тэхёна смешиваются все чувства. У него горит шея в том месте, к которому
Чонгук приставляет нож, у него щиплет кожу на спине, на которой Чонгук
оставил кучу порезов и к которой он сейчас прижимается своей грудью, у него
болит низ живота, потому что Чонгук слишком настойчиво давит на него своей
ладонью.

И Тэхён ума не приложит, как заставить его прекратить этот цирк.

Он робко вызволяет свою руку – Чонгук зажимает её локтем, – на ощупь ищет его
ладонь, намереваясь отстранить её от себя, и почти успевает дошагать до неё
пальцами, как Чонгук, всё это время молча наблюдающий за ним, опережает его
и убирает её сам, чтобы пробраться под его футболку вместе с его же ладонью и
прикоснуться к нему теперь уже не через ткань.

Холод – вот что ощущает Тэхён от его прикосновения. Он чувствует неприятную

искусственную кожу перчатки на своём животе, чувствует её вдобавок и
собственной ладонью, которая продолжает лежать на руке Чонгука (Чонгук не
позволяет её убрать), чувствует пробирающую дрожь и усиливающуюся панику.

Тэхён много что чувствует. И понимает, что Чонгук совершает это не просто так,
что в каждом его действии есть смысл.

Эта мысль заставляет Тэхёна бояться сильнее.

— Почему ты в перчатках? — Тэхён плавно опускает взгляд в пол, всеми силами

пытаясь не показывать, насколько ему страшно.

Ответ от Чонгука поступает не сразу.

Он, словно специально, тянет время, медленно поворачивая к нему голову,

приближается губами к его уху и, прижав его к себе ещё крепче, давит остриём
на его шею, заставляя слегка запрокинуть голову назад.

59/292
— Наконец-то правильный вопрос.

Тук – не сдаётся сбитая с толку кроха Мао.

Тэхён вздрагивает. Происходящее кажется ему каким-то фарсом.

Да, у Чонгука были проблемы с законом. Да, он смахивает на психа со своей

одержимостью, и да, Тэхён всерьёз думал, что Чонгук похож на маньяка или
убийцу из детективного сериала, но это были лишь мысли. Всего лишь
рассуждения, ничего больше.

Они не должны были стать правдой.

Тук – вновь врезается в стеллаж робот.

Тэхён нервно сглатывает, и это действие отдаётся ему болью из-за прижатого к
коже ножа. Наверное, если бы не внезапно появившиеся желание жить и
инстинкт самосохранения, Тэхён бы уже бездумно дёрнулся вперёд и сам рассёк
себе шею, не позволив Чонгуку насладиться содеянным. Он слышал, что маньяки
ловят кайф, когда причиняют жертве страдания и заставляют её испытывать
страх.

Так вот, Чонгук этого не получит. Не от Тэхёна.

Тук, тук, тук – стучит Мао, явно раздражая Чонгука: тот буквально начинает
душить Тэхёна в своих объятиях.

— Думал, я не замечу, что кто-то трогал мой дневник? — его тон пропитан
жутким хладнокровием.

Уверенность Тэхёна разбивается на куски.

Никто ведь не услышит его криков. Никто не узнает, кто сбил настройки Мао и
заманил Тэхёна в ловушку. А даже если и узнает, то Чонгуку точно всё сойдёт с
рук. Сошло в первый раз, сойдёт и во второй. Добавят пару лет к условному
сроку, перекодируют браслет – и дело с концом.

Тэхёну от него не убежать.

— Чонгук, — он делает короткий вдох, смыкая пальцы на его ладони, и

принимается аккуратно разворачиваться к нему, — пожалуйста, — шепчет,
чувствуя, как из-за поворота к Чонгуку остриё ножа, которое тот не убирает,
оставляет след на его шее, — прекрати, — получается умоляюще. Подняв на
Чонгука взгляд, Тэхён вновь видит его тёмные глаза и тонет в их глубокой
печали. На его лице нет маски, он ничем не отличается от обычного себя: всё тот
же открытый лоб, та же чёрная кожанка, то же равнодушие и безразличие в
каждом взмахе ресниц; из-за того, что он не отпускает его руку и
безостановочно прижимает его к себе, они едва не соприкасаются носами. —
Мне не стоило трогать твои вещи. Я сожалею, — еле слышно произносит Тэхён,
ненадолго опуская взгляд на его губы: они полностью расслаблены, не
напряжены и не искусаны, какими были на занятии. На мгновение его посещает
мысль, что Чонгук совершенно ничего не чувствует – ни сострадания, ни
гуманности, ни жалости. Что ему нет никакого дела до извинений и что он при

60/292
любом раскладе сделает то, что задумал. Тэхёну не остаётся ничего, кроме как
вернуть внимание его глазам и без слов попросить его поверить в то, что он
действительно сожалеет. — Я перешёл черту, — заканчивает он тихо, кладя
ладони на его грудь.

Сердце под ними бьётся ровно.

— Да, — без каких-либо эмоций отвечает Чонгук. — Перешёл.

Он нажимает ножом на заднюю часть шеи Тэхёна, причиняя ему боль и

заставляя от безысходности податься вперёд. Тэхён подчиняется. У него нет
выхода. Он стискивает зубы, прислоняясь ко лбу Чонгука своим, закрывает глаза,
потому что его страх достигает своего пика, и часто дышит ему в губы, не
решаясь что-либо сказать.

И всё из-за какого-то дурацкого блокнота?

— Я никому не расскажу, — клянётся Тэхён, собирая в кулаках отвороты его

куртки. — Я тебе не враг.

Молнии и заклёпки врезаются в кожу его ладоней, но на фоне саднящего пореза

на шее и ножа, которым Чонгук продолжает давить на рану, эти болезненные
ощущения кажутся пустяком.

— Ты – проблема, — нейтральным тоном отзывается тот, — а мне проблемы не

нужны.

По коже Тэхёна пробегает холодок.

— Нет, Чонгук… — всё, что он успевает сказать перед тем, как почувствовать
невыносимую боль от движения ножом.

И перед тем, как проснуться.

Тэхён отталкивается от изголовья кровати, на которое опирался, пока спал,

хватает ртом воздух, вертя головой по сторонам, и не может понять, что это
было. Кошмар? С убийцей Чонгуком?

Серьёзно?

Он смотрит на горящие декоративные светильники и включенную подсветку

потолка, прислушивается к тишине дома, обнаруживая, что никаких посторонних
шумов и стуков нет (лишь малыш Мао тихонько катается по его спальне и
жужжит), и повторяет про себя, что он свихнулся из-за своих мыслей о Чонгуке и
что ему пора с этим что-то делать.

К психологу, там, сходить. К психиатру.

На экране ноутбука, лежащего на его коленях, открыта картина «Смерть

Марата»: одно из самых неприятных полотен Мунка. А под ней авторами статьи
оставлена подпись: «Искусствоведы считают, что в этой картине Мунк
показывает себя не поддавшимся на шантаж и убитым».

Отбросив ноутбук на кровать, Тэхён ощупывает своё горло, зажмуривается,

61/292
осознав, что на нём нет ни ран, ни порезов, ни крови, и, упав спиной обратно на
изголовье, пытается отдышаться.

На часах: час пятнадцать утра.

*****

— Неожиданно, — издалека доносится голос Сирши. — Давно ждёшь?

Тэхён, который до этого момента облокачивался о колени и пялился в одну

точку, приподнимает рукав пиджака, смотрит на циферблат своих часов и
возвращается в исходное положение.

— Два часа пятьдесят семь минут.

Уснуть он не смог. Так и шлялся по этажу с двух часов ночи, включив весь
существующий в доме свет, пил кофе, зачем-то переставлял книги в стеллаже
под громко включенный фоном «Мачо и ботан», пил кофе, несколько раз
проверял настройки у Мао.

Пил кофе.

Примерно в шесть часов утра он ни с того ни с сего начал нервничать и беситься

от звуков, доносящихся из окна. Примерно в шесть пятнадцать, надев на себя
первое, что попалось под руку, прыгнул в Феникс и поехал в академию.

Примерно в семь оказался в пункте оказания медицинской и психологической

помощи и сел на этот диван.

— Вид у тебя… неважный, — Сирша подходит к нему и бросает взгляд на его

чёрный свитер с высоким воротом и чёрный классический костюм. — И цвет
одежды, я смотрю, под настроение.

Если бы Тэхён одевался под настроение, то он бы выбрал смирительную рубашку

и верёвку на шею.

Тэхён не фанат тёмных образов (и тёмных кругов под глазами, но организму, как
выяснилось, на это плевать) и никогда им не был. Он, конечно, может нацепить
на себя шмотки чёрного цвета, но при этом он обязательно добавит несколько
ярких деталей, чтобы не выглядеть слишком мрачно и скучно.

Сегодня же утром, когда он стоял в своей гардеробной и психовал из-за всяких

мелочей, его мало волновало, скучно он будет выглядеть или нет.

— Надо поговорить, — хрипит Тэхён, безучастно уставившись в пол.

— Я поняла, — тон Сирши смягчается, а сама она направляется к двери, чтобы

открыть её и пригласить Тэхёна внутрь. — Проходи.

«Ты – проблема,
а мне проблемы не нужны».

62/292
Тэхёна тошнит.

Мотнув головой и прогнав фразу Чонгука из своей памяти, он подхватывает

пальцами стаканчик кофе, который купил по пути в академию, делает из него
глоток и, старательно подавляя бушующую внутри злость – Тэхён полагает, что
она появилась от недосыпа, – шагает к стулу, привычно находящемуся около
стола Сирши. На его краю стоят красивые ирисы; они делают атмосферу
кабинета особенно уютной и комфортной. Тэхёну, правда, далеко до того
состояния, в котором он мог бы оценить уют и открыть на эмоциях душу, но свою
нервозность он упорно не показывает.

Он явился сюда не за успокоением.

— Что первое пришло бы тебе в голову, — начинает Тэхён, закинув локоть на

столешницу и опустив взгляд на свой стаканчик с кофе, — если бы ты наткнулась
на лист бумаги, вдоль и поперёк исписанный одной-единственной фразой?

Вопрос, очевидно, ставит Сиршу в тупик.

— М-м… — тянет она, присаживаясь за стол и откидываясь на спинку своего

кресла, — Эмма Хаук?

Имя незнакомое.

— Кто? — заинтересованно спрашивает Тэхён.

Он, наконец, поворачивается к Сирше и вопросительно смотрит ей в глаза.

— Эмма Хаук, — повторяет та, включая компьютер. — В 1909 году она попала в
психиатрическую лечебницу с сильным беспокойством и навязчивыми
состояниями. По одной из версий она пришла туда сама, сказав, что заразилась
от двух своих маленьких детей. Кроме того, она всерьёз думала, что заболела от
поцелуев с мужем, с которым была в браке четыре года. По другой из версий в
больницу её привёз муж после того, как у неё случился нервный срыв, — она
открывает вкладку гугла и начинает печатать в строке поиска имя. — Пробыв
там месяц, она вернулась домой, однако вскоре у неё случился рецидив и ей
пришлось вернуться в лечебницу, где ей поставили диагноз «слабоумие».
Шизофрения по современным меркам, — поясняет Сирша, крутя колёсико мыши.
— Во время лечения она начала писать мужу письма и продолжала делать это в
течение нескольких месяцев. Все её послания состояли из повторяющихся слов
«любимый, приди», которые порой так сильно наслаивались друг на друга, что
их было невозможно прочесть, — Сирша разворачивает монитор, демонстрируя
Тэхёну фотографию писем. Тот, подобравшись к экрану поближе, удивлённо
приоткрывает рот. — Примечательно то, что она никогда не отправляла их
адресату. И никогда не требовала встречу с семьёй. Через одиннадцать лет, в
1920 году, не справившись со своей болезнью, она умерла в больнице, так и не
дождавшись ответа от любимого мужа, — голос Сирши, наблюдающей за
поражённым Тэхёном, стихает. — В истории эти письма фигурируют как крик
души человека, который умоляет о помощи.

Крик о помощи, повторяет про себя Тэхён.

Очередной крик.

63/292
Он отворачивается от экрана, прикусывает щеку изнутри и постукивает пальцем
по столешнице, погрузившись в свои мысли. У Эммы Хаук была шизофрения. У
Чонгука её нет. Она исписывала листы, умоляя прийти к ней. Чонгук исписывает
листы, предупреждая, что покидает кого-то. Между ними нет ничего общего,
кроме того, что из-за своей одержимости они портят бумагу.

Их нельзя сравнивать.

— Что подобные действия могут сказать нам, допустим, о психически здоровом

человеке? — любопытствует Тэхён, отпивая кофе из стаканчика и одновременно
сминая второй рукой ткань пиджака: она ему не нравится. Слишком плотная.
Слишком чёрная.

Сирша, замечая беспокойство в его руках, морщит лоб.

— Ханс Принцхорн, психиатр и коллекционер искусства душевнобольных, сказал,

что даже простой набросок, как проявление многозначительных жестов,
является психическим составляющим личности, — она замолкает и одаривает
Тэхёна взволнованным взглядом. — Почему ты спрашиваешь?

Потому что я залез в чужие личные вещи.

Потому что я увидел то, что не должен был.
Потому что я не могу перестать думать об этом.

Хотел бы Тэхён сказать ей правду.

— У тебя проблемы со сном? — не дождавшись ответа, спрашивает Сирша.

Спустя десять минут? Теряет хватку.

— Да, — коротко мямлит Тэхён, не оставляя стаканчик в покое. — Кошмары.

Бесит, бесит, бесит. Бесит цвет картона, из которого сделан этот стаканчик,
бесит то, что кофе давным-давно остыл, бесит солнечный свет, который падает
на идеально чистый паркет. И паркет тоже бесит. И запах ирисов. И кислород.

А больше всего поразительная наблюдательность Сирши.

— О чём? — её вопрос звучит ненастойчиво.

— О ком, — исправляет её Тэхён, с силой сжимая челюсти. — О Чонгуке.

Сирша не выглядит удивлённой.

— И что он делает в твоих снах?

«Нет, Чонгук…»

Тэхён дёргает плечом, поправляет воротник свитера и заодно проверяет, нет ли

на шее порезов.

— Убивает меня.

В тесной близости.

64/292
Изранив всю шею и спину.
Заставив дрожать от страха.

Тэхёна от одних воспоминаний об этом коробит.

— Ты ведь в курсе, что ни одно наше сновидение не снится нам просто так? —
наклоняется к нему Сирша. — Любой сон является психическим явлением,
которое можно объяснить.

Тэхён в курсе. Но ему от этого не легче.

— Я прочитал его дневник, ясно? — внезапно признаётся он, вспыхивая на

пустом месте. — Там ничего нет, ни его мыслей, ни рассуждений о чувствах, ни
текстов песен. Ничего. Сплошная писанина, — он встаёт со стула и начинает
ходить по кабинету, теребя губу. — Это самая личная его вещь, до которой я
смог добраться, это грёбаный дневник, и всё, что я получил, открыв его, – это
фраза, повторяющаяся, как на письмах Хаук, тысячи раз, — Сирша безотрывно
следит за его поведением и пока не встревает. — Я ни черта не могу узнать. Ни о
его прошлом, ни о его настоящем. Я у всех о нём спросил, даже с его отцом
созвонился и попытался в процессе разговора вырвать из контекста
информацию, и что в итоге? На каждый вопрос вместо ответа я получаю
несколько новых вопросов, — Тэхён подлетает к столу, хватает стаканчик, делая
из него глоток, и снова начинает бездумно бродить по кабинету. — С ним что-то
не так, Сирша, с ним что-то не так… — бубнит, словно в бреду. — У человека не
может быть столько тайн. Не может. Скрытность – это очень плохо, это
подозрительно, это… — Сирша напуганно смотрит на него, не решаясь его
прервать. Что происходит? Тэхён всегда был сдержанным, спокойным,
уверенным в себе. Когда его поломало? И почему она не заметила этого раньше?
Люди не доводят себя до такого состояния за один день. — Что, если он
социопат? — не унимается Тэхён, тряся указательным пальцем в воздухе. Он
будто бы разговаривает сам с собой. — Что, если он планирует что-то ужасное?
Мы ничего не знаем о нём, мы не знаем, что творится в его голове. Вдруг он…

— Тэхён, — настороженно перебивает его Сирша, — тебе стоит поменьше думать

об этом человеке, — её интонация становится строгой, потому что ей не
нравится то, что она видит перед собой. — Ты копаешь под него целый месяц.
Хватит. Живи своей жизнью.

— Нет, — несогласно мотает головой Тэхён, не прекращая свои суетливые

передвижения. — Нет-нет-нет, — его бормотание звучит бессвязно. — Ты не
понимаешь…

— Это ты не понимаешь, — повышает голос Сирша; она встаёт со стула и

опирается ладонями о столешницу. — Всё, что ты только что наговорил, ты сам
выдумал. Во всём, во что ты веришь, ты сам себя убедил, — проговаривает она
чётко. — Нет никаких доказательств, что с Чонгуком что-то не так. Это ты
допустил такую мысль. Ты развил её до неадекватного масштаба.

— Чушь, — раздражительно усмехается Тэхён, махом допивая кофе и сминая

стаканчик в руке, — ничего я не…

— Самовнушение – это не чушь, — ещё громче обращается к нему Сирша. — Ты

что, не видишь, что происходит? Твоё сознание играет с тобой!

65/292
Тэхён неестественно улыбается и часто кивает, дескать, ну конечно.

— Моё сознание? — получается достаточно грубо. — Причём тут я? Он

одержимый!

Сирша меняется в лице и разводит руки в стороны.

— А ты – нет?

Тэхён резко застывает на месте, растерянно смотря на неё.

А ты, доходит до него, со своими расследованиями, со своим сбором

информации, со своими бесконечными мыслями о нём – нет?

— Тэхён, это всего лишь сон, — без доли обиды говорит Сирша. — То, что ты
увидел, закрыв глаза, было не по-настоящему, — Тэхён, расслабляя сжатые в
кулаки пальцы, задерживает дыхание и прислушивается к ней. — Сновидения
обладают свойством превращать небольшое раздражение, возникшее во время
сна, в огромное событие, — у Сирши во взгляде читается «пожалуйста, пойми
это». — Зигмунд Фрейд, — спешно добавляет она. — На тот случай, если ты не
веришь моим словам.

Верно. Это всего лишь сон. Игры подсознания. Тэхёну следует угомониться.
Принять действительность, в которой Чонгук не убийца, перерезавший ему
горло, а обычный студент на необычной машине, с необычными увлечениями, с
необычным вкусом в одежде.

Просто смириться и остыть.

Ну и как это сделать?

— Я дам тебе кое-что, — Сирша открывает сумку, достаёт из неё блистер с

таблетками и отрезает две штуки. — От них дикая жажда, так что советую
запастись водой. И не болтай о том, что их тебе дала я, а то меня посадят в
тюрьму. Я не имею права давать лекарства, — она неотступно протягивает
Тэхёну препарат. — Это успокоительное.

Колёса? Отлично. Тэхён теперь сумасшедший?

— Мне не нужно успокоительное, — агрессивно реагирует он, разрывая с ней

зрительный контакт.

И тут же виновато морщится. Опять рассердился из-за ерунды. И опять нагрубил

Сирше.

Может, ему и впрямь не помешают таблетки?

— Тошнота, затруднённое дыхание, учащённое сердцебиение, — выдыхает

Сирша. — Судорог ещё не было? — Тэхён опускает веки, догадываясь, к чему она
клонит. — Ты переборщил, друг, — она не держит на него зла. Тэхён явно не
контролирует себя: тревожные мысли, недосып и большая доза кофеина, – это
наверное, лучший набор факторов, нарушающих душевное равновесие. —
Сколько чашек кофе ты выпил за ночь и утро?

66/292
— Шесть, — сходу выдаёт он, неуверенно подходя к ведру для мусора и
выбрасывая помятый стаканчик. Идиот. Как можно было так облажаться? —
Извини, — ему действительно стыдно. И трудно посмотреть ей в глаза. —
Кажется, я сегодня… того, — вертит он пальцем у виска. — Не знаю, что на меня
нашло. Впервые чувствую себя таким неуравновешенным.

Сирша понимающе поджимает губы.

— Выпишу тебе освобождение на сегодня.

— Не стоит, — отказывается Тэхён. — Я должен разобраться с этим.

Ему необходимо научиться справляться с негативными чувствами, которые он

испытывает к Чонгуку. А убегая от них, он ничему не научится.

С другой стороны…

— Я не спрашивала твоего разрешения, — улыбается уголком губ Сирша,

заполняя на компьютере форму. — Так будет лучше. И для тебя, и для него.

...так будет лучше.

Мало ли во что выльется такое настроение?

— Спасибо, — вид у Тэхёна по-прежнему провинившийся.

Внутри у него, однако, продолжает бушевать злость. Он ничего не может с ней

сделать. Она сильнее его.

— И никакого кофе в ближайшие три дня.

Тэхён натянуто усмехается.

— Идёт.

Взяв со стола блистер с двумя таблетками, которые из-за перебора с кофе

раньше ночи пить нельзя, он молча ждёт, пока Сирша закончит дописывать
освобождение, мысленно ругает себя за отвратительное поведение и
повышенный тон и настраивается на то, что завтра, когда он проснётся в мягкой
постели после восьмичасового крепкого сна, всё изменится к лучшему.

Тэхён надеется, что Чонгук ему больше никогда не приснится.

*****

— Ты где шляешься? — вместо «привет» ворчит в трубку Чимин. — Я вижу твою

тачку на парковке, но не наблюдаю тебя в кафе. Заблудился?

Скорее запутался.

Тэхён, шагая по бесяще светлому коридору, прячет лицо от проходящих мимо

студентов.

67/292
— Через пять минут буду, — сухо отчитывается он и первым сбрасывает вызов.

Поход в кафе сегодня, по большей части, вынужденная мера: Тэхёну нужно

позавтракать. Не исключено, что его повышенная возбудимость вызвана не
только передозом кофеина, но и голодом: он ничего не ел со вчерашнего дня
(кусок не лез в горло). Вероятнее всего, когда он съест что-нибудь вкусное и
калорийное, ему станет как физически, так и морально легче. Плюсом ко всему,
ему не помешает успокоить нервы прежде, чем садиться за руль, а скоротать
время с друзьями будет прекрасным решением.

Единственным препятствием к «легче» может стать, разве что, Чон Чонгук,

который наверняка уже сидит за столиком с Чимином и Юнги и пьёт свой
американо без сахара. Однако Тэхён продолжает верить, что убегая от своих
негативных чувств к нему, он не научится с ними справляться.

Перспектива неизбежного конфликта его не останавливает.

Когда, покинув корпус, он переступает порог кафе и видит сидящую в углу

помещения троицу, у него привычно нарушается сердечный ритм, а в памяти,
как на зло, всплывают жуткие сцены из ночного кошмара. В особенности самая
последняя, в которой Чонгук давит ножом на заднюю часть его шеи и перерезает
ему горло, проигнорировав все его мольбы не делать этого.

Рядом с парнями Чонгук выглядит по-другому: он устроился головой на плече

рисующего Юнги и пристально наблюдает за тем, как тот увлечённо чертит
линии автоматическим карандашом. Он не убивает друзей одним своим
взглядом, не проявляет к ним безразличия, не пытается сказать что-то колкое и
задеть: настоящее живое воплощение невинности и спокойствия.

Не знай Тэхён Чонгука поближе, он бы и впрямь подумал, что тот безобидный.

— Тэхён! — обернувшись к нему, кричит Чимин. — Мы здесь!

Можно подумать, их сложно заметить.

Тэхён специально смотрит на Чонгука, дожидаясь, пока он проявит к нему

интерес, но Чонгук ожидаемо игнорирует его появление и ни на секунду не
отрывается от скетчбука Юнги. На его лице проявляется ноль эмоций даже
тогда, когда Юнги восклицает «о, Тэхён!», перестаёт рисовать и радостно машет
тому рукой в знак приветствия.

Чонгук опять делает вид, что ему ни до кого нет дела? Окей. Тэхён, пожалуй,
будет вести себя так же.

Он заказывает себе плотный завтрак, неискренне улыбаясь официанту, дёрганно

поправляет ворот своего свитера, нацепив на себя маску невозмутимости, и
только собирается пойти к своим друзьям и Чонгуку, как в кафе вваливается рок-
звезда по имени Ким Намджун вместе со своим другом-тихоней Ким Сокджином
и, пройдя мимо Тэхёна, уверенно направляется к нужному столику.

— Эй! — недовольно бросает им в спину Тэхён. — Здороваться не учили?

И Намджун, и Сокджин поворачиваются на звук.

68/292
— Прости, брат, — нахально улыбаясь, извиняется Намджун и модельной
походкой приближается к Тэхёну. — Не заметил тебя в… — он оглядывает его с
ног до головы, — в этом.

Намджун, в отличие от Тэхёна, выглядит шикарно: на нём обычные чёрные

рваные джинсы, голубая рваная джинсовка, белая футболка и куча разных
аксессуаров от браслетов-цепей до очков с тёмно-коричневыми стёклами, но его
харизма и уверенность в себе делают его нереально крутым и сексуальным.

Сокджин в своём костюме, рубашке и галстуке на его фоне выглядит

незаметным.

— Доброе утро, — скромно протягивает он руку, когда Тэхён заканчивает

приветствовать Намджуна. — А мне нравится, — поддерживает Сокджин его
выбор одежды, — если тебе важно моё мнение.

— Ой, тебя всё устраивает, — в своей манере отвечает ему Намджун, сразу
выдвигаясь к парням. — Не занудствуй. Это не его стиль.

И как настолько разные люди сумели найти общий язык?

С каждым новым шагом, приближающим к Чонгуку, Тэхён теряет самообладание.

Он понятия не имеет, почему тот действует на него так; по всей видимости, он
слишком неравнодушен к нему. Чонгук просто сидит на стуле, просто следит
глазами за рисованием Юнги, просто, как и обычно, молчит, не демонстрируя
заинтересованности в ком-либо, а Тэхёну, не отрывающему от него взгляд,
планомерно срывает башню. Он заводится только от факта, что они находятся в
одном помещении, на небольшом расстоянии друг от друга. Как это называется?
Что Чонгук сделал с ним?

Тэхён, присаживаясь на своё место, рядом с Чимином и напротив Чонгука,

стискивает зубы.

— И где тебя носило так долго? — обращается к нему Чимин; он точит карандаш
канцелярским ножом. — Дорогу забыл?

Тэхёну неприятно видеть то, как Чимин сдирает кусочки дерева острым лезвием.
Откуда в нём это отвращение – он и близко не представляет. Казалось бы, что
такого? Обычное дело. Тэхён сотни раз наблюдал за тем, как Юнги и Чимин
точат карандаши, как повара режут мясо, как в парке аттракционов метают
клинки в цель.

А сейчас его передёргивает от одного звука и взгляда на нож в чужих руках.

Он непроизвольно приближает руку к шее и проводит по ней пальцами,

убеждаясь, что кожа цела.

— С возрастом я становлюсь медленнее, Альфред.

Юнги, услышав цитату из своего любимого фильма, оживает и улыбается.

— Запомни, — Чимин поднимает ножик и направляет его на Тэхёна, — ты сам это

начал.

69/292
Тэхён машинально отстраняется. Он не может пошевелиться, пока Чимин
держит в воздухе нож.

Удивительно, как влияют на нас сны, образы и интуиция. Наше подсознание не

такое уж и глупое, каким его принято считать, в нём скрыта большая сила, и
порой она творит с нами странные вещи. Как сейчас, например. Никакой угрозы
перед Тэхёном ведь нет. Чимин не вонзит в его кожу нож и не причинит ему
вред, а Тэхён всё равно видит опасность в его намерении пошутить и, более
того, чувствует шантаж и запугивание.

Может, дело в чём-то более серьёзном? Бредовые переживания, излишняя

мнимость, подозрительность… Паранойя – кажется, это так называется?

— Добро не вечно в этом мире, — довольно лыбится Юнги, не отвлекаясь от

рисования.

— Ты задрал со своим Бэтменом, — Чимин переводит высунутое лезвие на него.

Тэхёна сразу же отпускает.

— Поаккуратнее с ножом, — говорит он Чимину и жестом просит не размахивать

рукой. — Поранишься.

«Чонгук, пожалуйста…
прекрати».

Из-за недавнего испуга и внезапно всплывшего в голове воспоминания у Тэхёна

сбивается дыхание.

— Вы чего такие убитые? — вскидывает бровь Намджун.

Он сидит, широко раздвинув ноги (Сокджин из-за этого, к слову, вынужден

съёжиться на своём стуле, так как попросту не влазит между Намджуном и
стеной) и сложив руки на груди.

— Нам вчера задали семь портретов на неделю, — объясняет Чимин, заостряя

грифель карандаша. — Я так старался с первым, что аж все автоматические
карандаши сломал.

— Я тоже старался, — Юнги делает крайне честное выражение лица. — Аж

бутылку виски прикончил.

— Три с половиной, — хрипло поправляет его Чонгук.

Тэхён слышит его голос и ощущает, как к сбитому дыханию добавляется

участившееся сердцебиение. Ему не страшно, нет, он не боится, что Чонгук,
который сам еле держит глаза открытыми, выхватит у Чимина нож, подойдёт к
нему, Тэхёну, со спины, больно сожмёт его в своих руках и перережет ему горло.

Как там говорила Сирша? «Это всего лишь сон. То, что ты увидел, закрыв глаза,
было не по-настоящему». Тэхён понимает.

Ему бы только узнать, как прекратить эти игры сознания, которые потихоньку

70/292
превращают его в параноика.

— Три с половиной бутылки на четверых? — Намджун недоверчиво поглядывает

на них.

Чимин, Юнги и Чонгук зависают: до них не доходит, о каких четверых идёт речь.

— Меня с ними не было, — тихо звучит от Тэхёна.

Юнги звал его, но он отказался, когда ему сообщили, что место встречи – дом
Чонгука.

— А выглядишь так, будто выпил больше всех, — прямолинейно заявляет

Намджун.

Да уж. Если не хуже.

Чонгук, наконец, переводит взгляд на Тэхёна. И смотрит на него долго. Тэхён

этого не видит, потому что косится на свои кулаки, спрятанные ото всех под
столом, но замечает внимание Чонгука периферическим зрением.

Должно быть, с этими тёмными кругами под глазами, с далеко не идеальной

укладкой, ещё и в таком чёрном невыразительном образе, он выглядит не
столько плохо, сколько жалко, и, должно быть, Чонгук этому рад. Пускай. Тэхёну
сейчас не до этого. В данный момент он может концентрироваться лишь на
эмоциях, разрывающих его изнутри.

У него выходит думать только о беспричинном гневе к Чонгуку, о желании

высказаться и послать его к чёрту и о нестихающем в голове крике, без
остановки повторяющем «прочь из моей головы».

— Может, поделишься? — приглушённо отвлекает его Чонгук.

Его голос не монотонный, бесцветный и неприветливый, как обычно. Он

озадаченный.

Это шутка?

Тэхён сжимает пальцы сильнее, заметно напрягаясь от услышанного,

распрямляет шею, заглядывая ему в глаза, и с трудом сдерживает себя, чтобы не
вспыхнуть яростью прямо в кафе и не прослыть истеричкой.

Что ещё за вопросы? Какое к чёрту «поделишься»? Они что, друзья?

Его бесит буквально всё, что связано с Чонгуком. Каждый его вздох, каждое
движение его губ, каждое произнесённое им слово. Его бесит то, что все вокруг
считают его добрым, особенным. Лучшим студентом в академии, крутым
музыкантом. Гением. И то, что каждый второй студент, мимо которого он
проходит по коридору, мечтает подружиться с ним и сблизиться. И то, что его
поддерживает Юнги, на плече которого он преспокойно лежит.

Рассказать ему правду? Открыть ему душу?

С чего бы?

71/292
— Может, не будешь лезть не в своё дело? — пренебрежительным тоном
отзывается Тэхён.

Чимин прекращает точить карандаш и с тяжёлым вздохом опускает веки. Они

могут хоть день прожить без конфликта?

— Чёрное и синее, — вмешивается встревоженный Юнги, — Бог против человека,

— Намджун закатывает глаза и цокает языком, — день против ночи…

— Ты задра-а-ал, — по-видимому, у Чимина скоро лопнет терпение. — Клянусь, я

скоро найму хакера и уничтожу все онлайн-кинотеатры с фильмами про
супергероев.

Тэхён и Чонгук в их постановочную перепалку не вникают.

Они сосредоточенно смотрят друг на друга: Чонгук разглядывает Тэхёна, точнее,

его бледное лицо с очевидными признаками недосыпа и хренового самочувствия;
Тэхён разглядывает Чонгука, точнее его сонные глаза и припухшие веки, его
волосы, небрежно уложенные в пробор, его татуировку на шее, его острые
скулы, его линию подбородка, его губы… чёрт.

Невыносимо красивый.

Тэхён матерится про себя, проклиная Чонгука всеми известными ему словами, но
это не помогает: жажда довести его до таких же мучений становится
нестерпимой; Тэхён едва ей сопротивляется.

Он видит, как постепенно, секунда за секундой, в Чонгуке просыпается злость.

Как его равнодушный настрой плавно сменяется неприязнью, как темнеет его
пронизывающий взгляд, как он телепатически передаёт «тебе здесь не место».

Тэхён всё замечает и чувствует примерно то же самое, только, в сто, а может, и в

тысячу раз сильнее.

— У меня есть диски, — искоса поглядывая на них, оповещает Юнги, плохо

скрывая своё смятение.

Тэхён его голос слышит словно сквозь толщу воды.

Почему Чонгук смотрит в упор и не отвечает? Где его колкости и едкие фразы,
унижающие и уничтожающие с самых первых слов? Тэхён оценил его актёрскую
игру и представление с неправдивой озадаченностью. Притворяться больше
необязательно.

Чонгук ни за что и никогда не докажет Тэхёну, что ему можно доверять.

— Я тебя умоляю, — Чимин берёт в руки новый, ещё не подточенный карандаш.

— Я проникну в твой дом, найду их и… — он прерывается, громко прошипев от
боли, и поперёк обхватывает палец губами.

На лезвии ножика, который он отбрасывает на стол, виднеется кровь.

Во взгляде Чонгука, перемещённом на Чимина, появляется неподдельное

72/292
беспокойство. Он быстро вскакивает с места, за миг оказываясь рядом с ним,
опускает его руку вниз, чтобы оценить масштаб проблемы и, пробурчав «ничего
не трогай, я попрошу у админа аптечку», убегает в другой конец кафе.

Тэхён и опомниться не успевает.

— Чимин, — жалобно произносит Юнги и от безысходности прижимает к себе

скетчбук, — прости…

— Укуси меня Врубель, ты-то тут причём? — тот брезгливо морщится, наблюдая
за тем, как кровь капает на белоснежную столешницу. — Вон этим умникам
скажи «спасибо», — кивает он на сидящего рядом Тэхёна. — Это всё из-за вас,
сладкая парочка.

Тэхёна, и без того обозлённого на весь мир, его «сладкая парочка» окончательно
выводит из себя.

— Нечего брать в руки нож, если не умеешь с ним обращаться, — перекладывает

он вину на Чимина.

— Да что с тобой сегодня? — недоумевает тот, повернувшись к нему лицом. — Ты

не с той ноги встал?

Не с той. И если бы Тэхён был способен успокоиться, как по волшебству, увидеть

себя со стороны и понять, что он ведёт себя по-ублюдски (мало того, что он не
помог поранившемуся другу, так ещё и нахамил ему), то он бы обязательно это
сделал. Так было бы проще для всех присутствующих. В том числе, и для него
самого.

Вот только у него нет переключателя. Ни у кого из нас его нет.

Тэхён продолжает сердиться.

Ему не удаётся нормально дышать, у него давит в грудной клетке, его тошнит и
у него раскалывается голова; от вида крови на лезвии и на столешнице его
начинает мутить, от самого факта наличия ножа неподалёку его окутывает
необъяснимый страх, а кожу шеи ему постоянно хочется проверять – вдруг там
порезы и раны?

Тэхёну плохо и больно, ему морально тяжело взять себя в руки, и то, что он грубо
ответил Чимину и Чонгуку, – это ещё ерунда, потому что в действительности он
хотел накричать на одного и послать к чёрту второго.

Тэхён никогда не желал и до сих пор не желает никому зла. Просто сегодня,
после реалистичного кошмара, после бессонной ночи и передоза кофеина, он не
в том состоянии, чтобы объяснить себе, что следует быть помягче.

— Пересядь, — просит Чонгук Намджуна, сидящего рядом с Чимином. Тот молча

встаёт и отходит от стола. — Я доверху завалю твою мастерскую
автоматическими карандашами, только больше не прикасайся к ножам, —
Чонгук очень взволнован и немного раздражён. Последнее, разумеется, он
чувствует от испуга. — Тебя же попросили быть аккуратнее.

«Поаккуратнее с ножом. Поранишься», – вспоминает Тэхён свои слова.

73/292
Значит, Чонгук его слушает? Значит, он лишь делает вид, что его, Тэхёна, не
существует?

Придурок.

— Не смертельно, — Чимин морщится, когда Чонгук обрабатывает его порез

(делает он это умело и бережно) и вычищает свернувшуюся кровь салфеткой. —
Не рассчитал сил. Бывает.

— Пить надо меньше, — у Тэхёна не получается не съязвить.

— Заткнись, — моментально прилетает от вовлечённого в процесс Чонгука.

Тэхён с силой впивается ногтями в свои ладони.

Если бы у людей были суперспособности, то Чонгуку досталась бы та, благодаря

которой он ежесекундно заставлял бы Тэхёна ненавидеть его. Возможно, она у
него уже есть, потому что пока он не появился, Тэхён знать не знал, что такое
ненависть и все её вытекающие. А теперь он знает, теперь он её чувствует и
живёт с ней.

Теперь из-за неё он не может думать ни о чём и ни о ком другом, кроме него.

— С ума сойти, — ошарашено выдыхает Юнги, не перестающий следить за

отлаженными действиями Чонгука. — Где ты этому научился?

Он восхищён Чонгуком. Как и все остальные.

Ещё бы, такой идеальный. Добряк, красавчик, мистер-забота. И как ему

памятник до сих пор не поставили?

Тэхён, сам того не понимая, доходит до точки кипения.

— Да, Чонгук, где? — он разворачивается к нему корпусом, облокачивается о

столешницу и с вызовом смотрит ему в глаза. Чонгук, проверив бинт на пальце
Чимина, выпрямляется и поднимает на него взгляд. — У тебя есть знакомый
врач? Это он показал тебе, как оказывать первую помощь? — Тэхён остаётся
максимально издёрганным и из-за своей взвинченности постукивает пальцами
по столу. — Или тебе это показали люди, с которыми ты тесно общался за
решёткой, пока не получил условно-досрочное освобождение? — на мгновение
на лице у Чонгука появляется удивление. И не у него одного. — Думал, мы не
заметим твой браслет? — самодовольно усмехается Тэхён. — Заметили, — его
интонация становится презрительной. Парни в ожидании ответа поворачивают
голову на Чонгука и из-за растущего напряжения между ним и Тэхёном
затаивают дыхание. Тэхён же, который и раньше не разрывал с ним зрительный
контакт, подаётся вперёд, чтобы добить его с более близкого расстояния. —
Может, поделишься?

Впервые за месяц с момента их знакомства Тэхён видит перед собой настоящего

Чонгука: уязвимого, раненого, будто бы преданного. Тот показывает правду
всего на долю секунды, раскрывается перед ним, обнажая всю свою боль, а
после возвращается к своему обычному отталкивающему образу, но даже этого
мгновения Тэхёну хватает, чтобы многое понять.

74/292
У Чонгука есть больное место. И Тэхён только что на него надавил.

— Чонгук? — прерывает их переглядки ректор (когда он успел прийти?). Все,

увидев его, поднимаются на ноги. — Идём. Надо кое-что обсудить.

Вечно он не вовремя.

— Минуту, — пристально уставившись на Тэхёна, отвечает Чонгук.

Он не рад такому окончанию разговора: у него это на лице написано.

— Нет, — ректор непреклонен. — Прямо сейчас.

«Мы не закончили», – чётко читается во взгляде Чонгука.

Он всё-таки остаётся на несколько секунд и всё это время смотрит Тэхёну в

глаза, из-за чего заставляет ректора подгонять его и пугает своих друзей,
которые откровенно побаиваются главу академии, когда тот не в настроении.
Чонгук тоже непреклонен. Он такой же упрямый и неотступный, как Тэхён.
Поэтому Тэхёну приходится отвернуться от него первым: он делает это и ради
парней (они все на измене), и ради себя: он не горит желанием ругаться с
Чонгуком перед столь уважаемым человеком. Ему не нужны неприятности.

Когда ректор уводит Чонгука, атмосфера в кафе меняется: администратор

прибавляет громкость музыки, официанты облегчённо улыбаются, а студенты
возвращаются к шумным беседам. Тэхён падает на стул вслед за остальными,
ничего им не говоря, прячет от них лицо и лезет в карман пиджака, нащупывая
там блистер с успокоительным. Пить его пока рано – могут быть последствия, –
но Тэхён решает, что хуже ему точно не будет, поэтому обещает себе выпить
одну таблетку после еды.

Главное, чтобы она подействовала.

— Тэхён, ты чего? — опасливо спрашивает его Юнги, перебирая пальцами

страницы скетчбука.

— У тебя что-то случилось? — доносится откуда-то слева.

Тэхён уже и забыл, что Сокджин находится здесь.

— Я в порядке, — неправдоподобно уверяет он их.

Разумеется, это ложь. До «я в порядке» ему далеко.

— Брат, я знаю тебя сто лет, — Намджун подаётся вперёд и опирается на локти.
— Тебя никогда так не штырило.

— Серьёзно, Тэхён, — поддерживает того Чимин, собирая вещи в рюкзак, — в чём

дело?

— Это из-за Чонгука? — смелость Сокджина для всех становится

неожиданностью.

75/292
«Я перешёл черту».
«Да. Перешёл».

Чёрт. Стоило ему уйти, как воспоминания о сне тут же вернулись.

— Давайте не будем об этом демоне, — по-хорошему просит Тэхён.

— Ладно-ладно, — Намджун выставляет руки перед собой и встаёт со стула. —

Не заводись.

— Тебе нужен сахар, — у Сокджина, поправляющего очки указательным

пальцем, взволнованный вид. — Я закажу тебе клубничное мороженое.

Сокджин милый. Его, в отличие от Чонгука, с уверенностью можно назвать

хорошим и добрым.

Собираясь на занятия, парни дают Тэхёну ещё несколько бесполезных советов,

умоляют его не ругаться с замечательным человеком по имени Чонгук, а после, с
беспокойством взглянув на него, машут рукой и выдвигаются в сторону выхода.

Юнги, сказав Чимину «я тебя догоню», вырывает из скетчбука лист, на котором

он рисовал за завтраком, наскоро что-то пишет на нём и, отдав его Тэхёну прямо
в руки, смущённо сбегает.

«Демоны не выползают из преисподней. Они спускаются с небес», – гласит

надпись внизу.

Тэхён откидывается на спинку стула, вспоминая, как изучающе Чонгук пялился

на этот рисунок, непонимающе морщит лоб и, потупив взгляд, опускает руки
вниз.

На листе его, Тэхёна, портрет.

*****

После завтрака Тэхён не уезжает домой. Он решает позаниматься. Танцы всегда

отвлекали его от проблем и позволяли ему на время забыться, поэтому, когда
его голову посещает идея провести пару часов в своём зале, Тэхён ей не
сопротивляется. Он забирает из багажника Феникса форму, берёт на входе в
корпус бутылку воды (Сирша была права, от этих таблеток дикая жажда) и,
переодевшись в раздевалке, делает стандартные упражнения для разогрева.

Тревога и злость потихоньку сходят на нет. Возможно, этому поспособствовал

завтрак, возможно, Тэхён попросту сорвал все негативные эмоции на Чонгука и
опустошился, возможно, помогло успокоительное – Тэхён точно не знает. Он
чувствует себя намного лучше после всего перечисленного и двадцати минут
занятия в спокойствии и тишине; пьёт только много из-за сухости во рту, зато
его не клонит в сон и ему не хочется убивать невинных.

К Чонгуку это, естественно, не относится.

В момент, когда тот с грохотом влетает в зал и оглушающе захлопывает за собой

76/292
дверь, Тэхён, ожидающий его появления, ухмыляется. Он допивает последний
глоток воды, бросая пустую бутылку в лежащую на полу сумку, смотрит на
надвигающегося Чонгука через отражение в зеркале (тот выглядит так, словно в
следующую секунду разнесёт академию к чёртовой матери) и с одолжением
поворачивается к нему, опираясь спиной на деревянный хореографический
станок.

Чонгук ведь не думает, что он его боится? Не такой уж он и страшный, когда без
перчаток и ножа.

Тэхён не стирает улыбку со своего лица и тогда, когда Чонгук подлетает к нему,
хватаясь обеими руками за поручень по бокам от него, блокирует любые его
передвижения, вжимая его в станок всем своим телом, и освирепело смотрит
ему в глаза.

Видеть его таким для Тэхёна однозначно победа.

— Что это было? — цедит Чонгук, переключая внимание с одного его глаза на
другой: они стоят слишком близко друг к другу.

Действительно. К чему эта дистанция?

Тэхён ловит флешбеки со своего сна – там они тоже почти соприкасались носами
и лбами, – но в этот раз на провокацию не поддаётся.

— Я был нелюбезен с тобой за завтраком, — не ощущая и грамма вины, отвечает

Тэхён. — Прошу прощения.

Тэхён – человек воспитанный. Обошёлся с кем-то невежливо – попросил

прощения. И неважно, что Чонгук никогда не делал для него подобных жестов.
Неважно, что Тэхён мог бы не просить у него прощения ещё года три, учитывая,
сколько раз Чонгук был нелюбезен с ним.

Тэхён перегнул – Тэхён извинился.

— Не прикидывайся, — шумно дышит Чонгук. — Ты прекрасно понимаешь, о чём

я.

Какой нервный.

(Тэхёну это состояние знакомо.)

Пора признать: человек, который «я не спрашивал про тебя, потому что ты мне
не интересен», не стал бы проявлять таких чувств. Было бы Чонгуку всё равно,
его не задели бы слова какого-то там Тэхёна. Ну сказал и сказал. Подумаешь. Кто
он такой, чтобы на него реагировать?

Но Чонгука они задели. И неслабо. Это кое о чём говорит.

— Ах, ты про мой вопрос, который волнует всех нас? — Тэхён чуть запрокидывает
голову назад, чтобы получше сфокусироваться на том, что видит.

— Никого из вас это не касается, — строго закрывает тему Чонгук.

77/292
Изначально было понятно, что диалога с ним не построить.

Нет – прости, Сирша, – не получится у Тэхёна поменьше думать об этом человеке.

При всём негативе, который закипает внутри, стоит только увидеть Чонгука,
Тэхёна странным образом тянет к нему. Даже сейчас. Исчезни тот из его жизни –
всё будет не то и не так. Тэхён пусть и довёл себя до ручки из-за его отношения
и поведения (за что ему жутко стыдно перед друзьями), но он не может
отрицать: они друг другу не безразличны.

Раньше – может быть. Теперь – нет.

Тэхёна бесит каждая клеточка организма Чонгука. Но каждая клетка его

собственного организма не хочет, чтобы их особая связь оборвалась.

— Знаешь, Филомела, — вполголоса произносит он, не отводя от Чонгука взгляд,

— для того, чтобы стать сдержанным и уравновешенным человеком, нужны
галочки всего лишь напротив пяти пунктов. Если все эти пункты одновременно
выполняются, то вывести человека из себя будет практически невозможно, —
сердце у Чонгука бьётся в ненормальном ритме: Тэхён ощущает это, когда
крадётся пальцами вверх, считая его рёбра на ощупь. — Понятное дело, мы не
берём в расчёт случаи, когда тебе в задницу въехал какой-то дебил с
купленными правами или когда ты стал свидетелем чьей-то смерти. Это внешние
факторы. Они нас не волнуют, — Чонгук недоуменно сводит брови к переносице,
безмолвно передавая ему «что ты несёшь?». — Посчитаем твои галочки? —
ухмылка не сходит у Тэхёна с губ. Ему хочется, чтобы Чонгук был распалён до
предела. Того, что он наблюдает, ему недостаточно. — Первый пункт: здоровье.
Физическое и ментальное. Допускаю, что и с тем и с другим у тебя всё в порядке,
— он делает паузу, проверяя, сможет ли Чонгук долго поддерживать зрительный
контакт в тишине. Чонгук, как оказывается, может. — Второй: деньги. С твоего,
мистер-долларовый-миллионер, позволения, я не буду это комментировать.
Третий: свой угол. Домов и квартир у тебя, думаю, предостаточно, чтобы не
париться о том, где жить, — Чонгук стискивает зубы, прекращая моргать, и
обхватывает рукоять крепче, когда Тэхён плотно прижимает свои ладони к его
груди. Не любит, когда к нему прикасаются, напоминает себе Тэхён. И
прижимается к Чонгуку теснее. — Четвёртый: любимое дело или хобби. Ты
учишься на специальном факультете по индивидуальной программе, и судя по
тому, что после занятий, ты бежишь стучать на барабанах в студию, ты реально
этим горишь, — Тэхён тоже горит. Правда, в буквальном смысле. Из-за недавно
сделанных упражнений или из-за близости с Чонгуком – чёрт его знает. Все его
мысли сконцентрированы на жажде и глазах напротив, в которых хочется
утонуть. — Итак, четыре пункта мы исключили. Остался пятый. Полагаю, именно
его отсутствие в твоей жизни творит с тобой это, — Тэхён тычет пальцем в его
грудь, указывая, что он имеет в виду его взвинченное состояние. — Регулярный
секс, — он вновь ухмыляется, заметив на лице Чонгука движения челюстей:
настолько плотно тот смыкает их. — Недотрах – штука скверная, — с искренним
сочувствием добавляет Тэхён, снижая громкость голоса до минимума. Чонгук его
сочувствие, вероятно, воспринимает, как издёвку, потому что вместо какого-либо
ответа вжимает его в станок сильнее, вынуждая слегка прогнуться в спине. —
Извини, — включает равнодушие Тэхён; он не собирается показывать Чонгуку,
что его это каким-то образом колышит, — ничем не могу тебе помочь.

Оттолкнуть его оказывается просто: Тэхён резко распрямляет руки, ладонями

отпихивая его от себя, разминает затёкшую шею, а после заглядывает ему,
оторопевшему от такого поворота событий, в глаза.

78/292
Что, тянет добавить к сказанному, нечем ответить? Никаких оправданий,
доводов?

Это может значить только одно: Тэхён попал в яблочко.

— Ты… — выплёвывает Чонгук, оставаясь неподвижным.

— Выметайся, — не даёт ему договорить Тэхён. — Если для того, чтобы

перестать вести себя как мудак, тебе надо трахнуть кого-то, то вперёд. Не смею
задерживать.

Ладно, это было некрасиво. Тэхён и сам повёл себя как мудак этим утром. Он это
признаёт. Ему совестно. Разница в том, что Тэхён превратился в придурка из-за
затяжного стресса, кульминации в виде ночного кошмара и передоза кофеина,
после которого ему было физически плохо, а Чонгук сам по себе является таким
человеком. В конечном счёте это не имеет никакого значения.

Они оба сделали больно близким людям. И друг другу. Чем это в следующий раз
обернётся?

— Занятия не будет, — Тэхён отворачивается от него и присаживается на пол

рядом со своей сумкой. — Где дверь, ты знаешь.

Чонгук знает, но зал всё равно не покидает.

Что ж, хорошо. Тэхёну торопиться некуда. Он перерывает сумку в надежде на

то, что где-то в её недрах завалялась маленькая бутылка минералки,
притворяется отстранённым, слушая молчание и тишину, и подмечает, что руки
совершенно не слушаются: тело продолжает реагировать на тесный контакт с
Чонгуком, несмотря на то, что их разделяет приличное расстояние и они больше
не прикасаются друг к другу.

Легче ли ему от этого? Как знать.

Тэхёна влечёт к нему со страшной силой (точнее к его тайнам, его загадочности,
его скрытности), но ему на хер не надо, чтобы из-за их взаимной ненависти друг
к другу страдали и они сами, и их друзья. А это, как можно было наблюдать
сегодня, вполне допустимый вариант событий.

— Еле тебя нашёл, — слышится вслед за громким звуком открывающейся двери.

Хосок. Так пафосно может появиться только он.

Ясное дело, ему нужен Чонгук – за месяц случайных встреч в коридорах

академии Хосок ни разу не поздоровался с Тэхёном, – а вот то, как он нашёл их и
как посмел заявиться в этот зал, – Тэхёну неясно. То, что Чонгук, вместо того,
чтобы направиться к нему, остаётся там, где стоял, – неясно вдвойне.

Не хочет уходить?

— Я занят, — достаточно холодно звучит от Чонгука. — Подойду минут через

десять.

79/292
— Меня такой расклад не устраивает, — в наглости Хосоку нет равных. —
Расскажу здесь.

Тэхён поднимает голову и смотрит через отражение на Хосока. Чонгук – на

Тэхёна.

Что значит здесь? Это зал для занятий. Что он себе позволяет?

— Это срочно? — устало обращается к нему Чонгук и нехотя разворачивается.

Так и тянет спросить «я вам, случайно, не мешаю?».

— Эй, — закипает Тэхён, — вышли оба.

Чонгук, к его изумлению, слушается. Он кладёт ладонь на плечо Хосока, тихо

говорит ему «идём» и подталкивает его к выходу, однако Хосок – чего Тэхён
ожидал? – пресекает все его попытки покинуть помещение и, словно умышленно,
врастает в пол, не позволяя сдвинуть себя с места.

— Ничего себе, — Хосок надменно улыбается. — Здесь, оказывается, кто-то есть.

Наверное, так сильно, как Хосок ненавидит Тэхёна, его не ненавидит никто.
Даже Чонгук. Наверное, Тэхёну стоит вспомнить то, как долго он зализывал раны
после их последнего разговора, а уже потом подниматься с пола, приближаться
к нему и пересекаться с ним взглядами.

Но, наверное, Тэхён неизлечимый дурак.

— Напоминаю, — он прячет руки в карманах, подходя к ним и останавливаясь

напротив Хосока, — я преподаватель, а это – мой кабинет.

— Напоминаю, — тот тоже делает шаг вперёд, — ты работаешь на моего отца.

Хосок ничуть не изменился. Всё такой же беспринципный, всё так же ставит себя
выше других. Ему неизвестно, что уважение окружающих можно заслужить чем-
то помимо запугивания и применения насилия.

В любой ситуации он неустанно козыряет статусом своего отца и уровнем своей

физической подготовки.

— Я работаю на его отца, — кивая в сторону Чонгука, отбивается Тэхён.

Хосок заносчиво смеётся.

— В этом весь Ким Тэхён, — желчь из него так и сочится. — Ради денег и связей
готов продаться кому угодно.

Надо же.

По самому больному.

— Мне ничего не нужно было от тебя, — разочарованно роняет Тэхён.

У Чонгука, оглядывающего их по очереди, во взгляде заинтригованность

80/292
вперемешку с опасением. Не за Хосока.

— Повторяй это чаще. Может, кто-то поверит, — в голосе у Хосока пугающая

пустота и бесчувственность. — Давай, расскажи мне в миллионный раз, что ты
хотел быть со мной, а не с сыном ректора. Не с тем, кто поможет тебе пробиться
на сцену, познакомит тебя с влиятельными людьми и сделает из тебя звезду, а
лучше – легенду.

Тэхёна его слова смешат. Искренне смешат, потому что… ну как так можно?

Никто не помог Тэхёну пробиться на сцену. Никто не сводил его с лейблами и не

бросал ему контракты на стол. Звезду и легенду он сделал из себя сам. Ни Хосок,
ни отец Хосока, ни деньги отца Хосока, ни деньги самого Тэхёна не сыграли роли
в его становлении.

— Я раньше не понимал, — Тэхён слабо мотает головой, — почему ты настолько

принижаешь себя и думаешь, что люди хотят быть с тобой только из-за
получения одобрения твоего отца, а не потому что в тебе есть что-то особенное.
Теперь понимаю. Ты пустышка, Хосок, — он смотрит на него с сожалением. —
Одинокий несчастный человек с расстройством замыслов, зависимостью и
аутоагрессией.

Тэхён тоже знает, где у Хосока самое больное. И догадывается, чем это знание
для него обернётся.

Хосок никогда не бьёт слабых: лёгкие победы ему не нужны, они его не радуют.
Зато с сильным противником он готов биться до смерти: такой победой он может
насладиться сполна. Тэхён очень сильный. «Биться до смерти» у него тоже в
крови. Скорее всего, именно эта схожесть и притянула их друг к другу при
знакомстве.

Она же и развела.

У разгневанного Хосока раздуваются ноздри. Тэхёну заранее известен этот

сценарий: Хосок ударит, чтобы показать, на что он способен, но дальше не
зайдёт. Драки не допустит. Поэтому, когда Хосок замахивается и крепким
ударом разбивает Тэхёну губу, он даже не пытается сгруппироваться. Тот всё
равно не успокоится, пока не достигнет своей цели. Уж лучше здесь, чем где-
нибудь в коридоре или на территории кампуса.

Тэхён падает на пол, не справившись с его силой, зажмуривается из-за темноты

перед глазами и острой боли и, медленно приоткрыв веки, видит, как Чонгук
встаёт перед Хосоком, преграждая ему путь, и периодически оборачивается, не
вразумляя, какого чёрта Хосок так резко сорвался и какого чёрта Тэхён не отбил
его удар.

Бедняга. Так мечется. Наверное, впервые сталкивается с таким Чон Хосоком.

Тэхён знаком со многими боксёрами, и все они – невозмутимые спокойные люди,

действия которых никогда не бывают порывистыми и импульсивными. Хосок
среди них – исключение: он получает кайф, избивая грушу или соперника на
тренировке. Он дерётся на ринге не ради спорта. Ради удовольствия. Его
желание решать всё при помощи кулаков граничит с отклонением.

81/292
Проблема в том, что никто, включая его отца, не может его приструнить.

— Я просто трахал тебя, когда у меня не было варианта получше, — выглядывает

из-за Чонгука Хосок, — а ты выдумал сказку и влюбился. Я ли из нас двоих
несчастный?

Просто трахал, когда не было варианта получше?

Тэхён, сморщив лоб, убирает от лица руку, которой стирал с лопнувшей губы
кровь.

— Влюбился? — с отчаянием переспрашивает он. — Я чуть не умер за тебя.

Чонгук оборачивается и смотрит на Тэхёна с удивлением. Или с сочувствием. Не

разобрать.

Бедняга. Так мечется. Наверное, впервые сталкивается с таким Ким Тэхёном.

— Я тебя об этом просил? — с насмешкой достаётся от Хосока в ответ.

А ведь Тэхён всерьёз думал, что больнее уже некуда.

Его губа нещадно саднит, челюсть от удара немеет, а в груди после

услышанного становится так пусто, что не хочется делать новый вздох. Всё это –
ерунда: Тэхён получал в драках в детстве, не раз ввязывался в потасовки в
школьные годы; ему прилетало куда сильнее, и не только по лицу. Заживёт.
Затянется.

Заживут ли когда-нибудь душевные раны – это другой вопрос. Слова всегда

ранят глубже.

«Я ли из нас двоих несчастный?»

Что за иллюзии? Мы все несчастны.

Вести с Хосоком диалог бессмысленно; Тэхён машет белым флагом. Он готов

позволить ему почувствовать себя победителем, возомнить себя богом,
прокричать на весь мир, что он сломал человека, который когда-то его любил, –
что угодно. Без разницы.

Только пусть он, пожалуйста, уйдёт.

— Закончил? — различает Тэхён голос Чонгука, когда кое-как встаёт на ноги и

плетётся к своей сумке.

Он мечтает найти воду и попить. Ещё, в идеале, исчезнуть.

— Защищаешь его? — с издёвкой усмехается Хосок. — Вы же ненавидите друг

друга.

— Причём тут это? Ты не прав, — стоит на своём Чонгук.

Тэхён, сев на пол к ним спиной, хмурит брови и прислушивается.

82/292
— Хочешь, чтобы я и тебя погладил? — не остаётся в долгу Хосок.

— Конечно, это же куда проще, чем найти аргумент, — Чонгук по-прежнему

спокоен. Тэхён по-прежнему считает, что угодил в параллельную вселенную, в
которой Чонгук выступает на его стороне. — Меня мало волнуют мотивы твоих
поступков. Любое насилие – это хуёво. Ещё раз увижу подобное – не буду
молчать.

Хосок принимает его условие сходу. Он приподнимает руки в сдающемся жесте и

начинает пятиться назад, не сказав ему ни единого слова. Само собой, он
уважает Чонгука. Больше, чем кого бы то ни было. Чонгук старше, умнее и
сильнее его во всех смыслах. Разумнее идти за ним, а не против него.

Дверь в зал с шумом захлопывается.

Тэхён безнадёжно запутался. С одной стороны, он рад, что Хосок ушёл, с другой
– он опять остался с Чонгуком наедине, и наверняка это вскоре выльется в ссору,
инициатором которой будет не Тэхён. Тэхёну бы минуту тишины. Минуту отдыха.
Он совсем не готов к ругани.

Он не устаёт перерывать сумку в поисках воды, потому что дичайше хочет пить;
идею идти в коридор с разбитой губой не рассматривает – пойдут разговоры.
Чонгук, подобравшийся к нему со спины, смотрит на него через отражение в
зеркале и молчит. Тэхёна это не напрягает. Все его мысли забиты только одним –
зверской жаждой. К тому же, на фоне Хосока Чонгук теперь не кажется
демоном, способным исключительно на зло и ничего кроме.

Чонгук, как выяснилось, относится к тому типу людей, которые не пресмыкаются

перед теми, с кем они состоят в близких дружеских отношениях, и не
соглашаются с ними слепо. Если человек не прав, Чонгук не будет вставать на
его сторону просто потому, что дружит с ним. У него есть своё мнение, и он
умеет его отстаивать.

Тэхён всегда ценил это качество в людях.

— Можешь начинать, — он шмыгает носом, не отрываясь от своего дела. — Меня

же недостаточно унизили, — в тоне ни доли сарказма.

Пускай лучше добьёт, чем будет проявлять жалость. Жалость Тэхён не терпит ни
в каком её проявлении.

Чонгук не отвечает. Какое-то время он стоит, дожидаясь, наверное, момента,

когда Тэхён на него посмотрит, и не пытается подойти ещё ближе или как-то
прокомментировать ситуацию, невольным свидетелем которой он стал. А после,
присев на корточки и покопавшись в рюкзаке, всё-таки встаёт на ноги и
бесшумно направляется к выходу.

«Может, поделишься?»
«Может, не будешь лезть не в своё дело?»

Тэхён, подняв голову к зеркалу и проводив его спину взглядом, разворачивается.

Сзади, на полу за его спиной, лежит бутылка воды.

83/292
 *****

— Я беспокоюсь о тебе, — раздаётся в динамиках автомобиля.

В салоне темно и очень тихо. Чувствуется умиротворение.

— Юнги, со мной всё нормально, — Тэхён опускает спинку сиденья, чтобы

прилечь на него.

— Почему ты тогда до сих пор не дома? — так же обеспокоено интересуется

Чимин.

Потому что уснул. Прямо в зале, прямо на полу. Закрылся изнутри, выключил
свет, прилёг, чтобы обдумать то, что произошло, и отрубился. Тэхён полагает,
что дело во второй таблетке, которой он закинулся сразу после ухода Чонгука.

Или в эмоциональной встряске.

— Жду Чонгука, — он размещается поудобнее и переводит взгляд на стоящего

напротив Карлманн Кинга. — Хочу извиниться.

На часах: полночь. Чонгук в академии.

Что он там делает?

— Опять поругались? — тяжело вздыхает Юнги. — Когда успели?

— После завтрака, — Тэхён сонно моргает, осматривая грани корпуса

внедорожника. — Я наговорил ему кучу херни.

А Чонгук за него в итоге вступился.

— Вы с ним как бойцовые рыбки, — у Чимина на всё есть дурацкое сравнение. —

Из-за их природы двух самцов нельзя сажать в один аквариум.

— О, я слышал об этом, — присоединяется к нему Юнги. — Самцы проявляют

агрессию к мужским особям своего вида.

И правда похоже.

Только Тэхён не хочет в другой аквариум.

— А если без шуток, — он складывает руки на груди и задумчиво пялится на

асфальт. — Все преподы и студенты уже уехали. На парковке всего три машины:
моя, его и Сирши. Со мной всё понятно, с Сиршей – тоже: она до утра может
сидеть над своими психологическими тестами. Что насчёт Чонгука?

Ему ведь завтра, как и всем, на занятия.

— Он задерживается, потому что у него после пар дела, — объясняет Юнги.

Какие могут быть дела в такое время?

84/292
— И часто у него ночные дела? — прищуривается Тэхён.

— Часто, — враз прилетает от Чимина и Юнги.

Нет, говорит себе Тэхён. Даже не думай об этом.

К чему в прошлый раз привела его тяга к поиску ответов и разгадке ребусов? Ему
этого не хватило?

Он должен оставить Чонгука в покое. Должен угомониться и, как выразилась

Сирша, жить своей жизнью. Ничем хорошим его влечение не закончится.

— Ясно, — многозначительно бросает он, ощущая трепет перед новой тайной. —

Ладно, увидимся завтра.

Ничему жизнь не учит.

Тэхён ни на минуту не колеблется перед тем, как выскочить из машины и

быстрым шагом направиться в корпус изобразительных искусств. Он не может
поехать за Чонгуком на Фениксе – слишком заметная тачка, тот раскусит его на
раз-два, – поэтому решает использовать вариант, при котором у Чонгука не
может появиться вопросов и сомнений.

Этот вариант – Вольво Сирши.

— Мне нужен твой автомобиль, — влетая в её кабинет, в лоб сообщает Тэхён.

Сирша, вернув внимание бумагам на столе, усмехается.

— Мне нужна твоя одежда, твои ботинки и твой мотоцикл?

— Потом объясню, — три секунды – столько времени Тэхёну хватает, чтобы

приблизиться к ней. — Вот, возьми ключи от моего Феникса и дай мне свои.

У Сирши на лице полное непонимание.

— В смысле?

— Потом. Всё потом, — Тэхён кладёт ключи на столешницу перед ней и

протягивает руку, умоляя её поторопиться. Та, чуть помешкавшись, даёт ему то,
что он просит. — Спасибо, — тут же срывается с места Тэхён. — Не разбей мою
возлюбленную!

И если бы он только шутил.

Первое, что он делает, – перебежками добирается до Вольво, постоянно

оглядываясь по сторонам и боясь попасться Чонгуку на глаза. Второе, что он
делает, – выезжает с территории и тормозит на дороге неподалёку, оставляя
фары включенными, будто он лишь минуту назад завёл двигатель и вот-вот
куда-то поедет. Третье, что он делает, – впивается руками в руль, а взглядом – в
ворота академии, и с нетерпением ждёт свою цель.

Чонгук покидает парковку примерно в час сорок.

85/292
Волнение Тэхёна выдаёт его биение сердца: уже в который раз за сегодняшний
день оно неистово колотится и отвлекает Тэхёна своей громкостью. Он едет за
Чонгуком, соблюдая большую дистанцию; пропускает машины перед собой,
чтобы тот ничего не заподозрил, не подрезает его, не обгоняет. Ведёт себя
скромно.

Не проехав и двух километров, Чонгук останавливается на обочине и выходит из

своего внедорожника. На его голову почему-то надета кепка, сверху на неё –
капюшон чёрной толстовки, на которую накинута кожанка. Неприметно и
неброско. Но зачем?

Солнце ночью не светит. К чему эта кепка?

А капюшон?

Тэхён паркуется через две машины от Карлманн Кинга. Дождавшись, пока

Чонгук отойдёт подальше, он выползает из Вольво, спешно перебегает тротуар и
прячется за углом дома, пытаясь отдышаться. Народу достаточно много, ему не
обязательно скрываться – Чонгук не заметит его в толпе, – однако Тэхён не
рискует идти следом в открытую: знает, что спалится.

Шерлок из него, честно говоря, так себе.

Чонгук, не замедляя шаг, оборачивается (ещё один параноик?). Тэхён, следящий

за ним из-за угла, в последний момент успевает спрятаться (успевает же?). Он не
очень понимает, куда и зачем направляется Чонгук; ему страшно и
одновременно так интересно, что у него не выходит долго стоять в тени и
смотреть на то, как Чонгук отдаляется и постепенно растворяется в воздухе.

Пора выходить.

У Чонгука звонит телефон. Тэхён не слышит звонка, потому что идёт далеко, но
видит, как Чонгук достаёт айфон из кармана джинсов, опускает взгляд на экран
и не раздумывая отвечает на вызов.

Кто ему звонит?

Почему он оставил машину и пошёл пешком?

К чему эта конспирация?

«Ты ведь в курсе, что ни одно наше сновидение не снится нам просто так? Любой
сон является психическим явлением, которое можно объяснить».

А как объяснить то, что Тэхён видит перед собой прямо сейчас?

Всё до невозможности странно. Чонгук убирает телефон и резко сворачивает,

пропадая из виду. Тэхён, испугавшись мысли о том, что упустил его, так же
резко ускоряет шаг. Он знает, что за углом. Узкий безлюдный переулок, в
который выходит несколько запасных выходов местных ресторанов и кафе.

В этот переулок никто никогда не ходит, потому что в его конце тупик.

86/292
Адреналин в крови бьёт по всем органам и системам. Особенно, по дыхательной
и нервной. Тэхён крадётся по тротуару, пропускает вдохи, игнорируя
потребность организма в кислороде, и чем ближе подбирается к углу здания,
тем сильнее хочет повернуть обратно и убежать. Точнее, здравый ум Тэхёна
этого хочет.

Самого Тэхёна, конечно же, тянет в эпицентр всех событий.

«Ты что, не видишь, что происходит?

Твоё сознание играет с тобой».

Тэхён стоит рядом со входом в переулок пять секунд. Настраивается, потому что
боится. Ему, как и раньше, кажется, что идти туда – верх идиотизма, но, видимо,
многочисленные фильмы ужасов не научили его тому, что сворачивать в тёмный
безлюдный переулок – это очень плохая идея.

Он делает глубокий вдох.

Сжимает пальцы в кулаки.
Кивает сам себе.

И, шагнув за угол, за мгновение оказывается утянутым внутрь. Чонгук тащит его

за собой вглубь переулка, молча уводит как можно дальше от шумной улицы, от
взглядов людей, от дверей (Тэхёну бы закричать и попросить о помощи, но от
неожиданности и страха он не может открыть рот), и в самом конце дороги,
остановившись под единственным не горящим в переулке фонарём, грубо
впечатывает его в стену, подбирается вплотную и заглядывает в его глаза.

Чонгук выглядит так, будто не может управлять своими эмоциями.

Он сжимает пальцами отвороты Тэхёнового пальто.

На миг опускает взгляд на его разбитую губу.
Мягко упирается козырьком кепки в его лоб.

«Никого из вас это не касается».

Надо было его послушать.

Тэхён смотрит на него в ответ, не дышит и понимает, что опять попал в ловушку.
Теперь уже настоящую.

Происходящее с ним – не сон.

И бежать ему некуда.

Примечание к части

Письма Эммы Хаук: https://drive.google.com/drive/folders/1v4vUFVMTVUFMzY-

qOhGG9VK_ZFfeD3zl?usp=sharing

87/292
Примечание к части Песня из главы и гифка с Тэхёном и Чонгуком:
https://vk.com/wall-149273802_23452

Гостиная и гараж (увеличьте его размер на пять):

https://drive.google.com/drive/folders/1ryEETWhbE_L49A2DEpUV9AIllBcuB_Pb?
usp=sharing

Part 4: So desperate and pathetic

«Море внешне безжизненно, но оно

полно чудовищной жизни, которую не дано
постичь, пока не пойдёшь на дно».
Иосиф Бродский

— Ты следишь за мной? — тихо хрипит Чонгук, не отрывая от него взгляда.

Ту-дум.

У Тэхёна сейчас остановится сердце.

Чонгуку, по всей видимости, нет никакого дела до этого. Он ни на мгновение не

ослабляет хватку: держит Тэхёна очень крепко, прижимая его к стене (не
настолько сильно, чтобы ему было нечем дышать), и продолжает прикасаться к
его лбу козырьком своей кепки (совсем аккуратно – так, словно боится сделать
ему больно и оставить на его коже следы).

— С… — осипшим голосом отвечает ему Тэхён и нервно сглатывает, — слежу.

А что он должен был сказать? «Нет, Чонгук, я чисто случайно оказался в этом
переулке»?

Тэхёну сложно включить критическое мышление и осознать, что поведение

Чонгука вполне логично. Любого бы разозлила слежка и вмешательство в
личную жизнь; особенно, если за тобой следит тот, кто метит на звание
ненавистника номер один.

Успокаивать Чонгука или пытаться его обмануть, включив дурака, – верная

дорога в могилу. В метафорическом смысле. Тэхёну приходится перебрать в
голове кучу вариантов дальнейшего развития событий и просчитать все
возможные проблемы и риски.

Лишь через несколько секунд до него доходит, что тактику действий в такой
ситуации следует выбирать максимально простую: нужно быть открытым и
честным – только в этом случае получится заполучить его доверие, а,
следовательно, и крохотный шанс на избежание ссоры.

Чонгук, конечно, не ударит его, Тэхён в этом уверен – тот достаточно ясно
выразил своё негативное отношение к насилию, – однако Тэхёну всё равно не
удаётся прогнать тревогу и страх; они усиливаются не из-за того, что Чонгук
может сделать, а из-за того, что он может сказать.

88/292
— Зачем? — Чонгук, вглядываясь в его глаза, практически не моргает.

И его тон уже не такой угрожающий и раздражительный: кажется, он оценил

открытость и честность.

— Я не знаю, — одними губами произносит Тэхён, не разрывая с ним зрительный

контакт.

Вот его правда: Тэхён понятия не имеет, зачем ему все эти расследования.
Почему тайны Чонгука так его привлекают, почему ему так хочется узнать его
поближе и одновременно с этим перенестись в прошлое и не знакомиться с ним
никогда.

Почему так трудно отвести от него взгляд, когда он находится рядом.

Глаза начинают привыкать к темноте, и разглядеть его лицо в полумраке

становится проще. Здесь, под перегоревшим фонарём вдали от ярко освещённой
улицы, попросту не выходит моментально прозреть и сфокусироваться; Тэхён
различает черты его лица, спрятанного под кепкой и капюшоном, медленно и
постепенно.

Он видит, что Чонгук внимательно разглядывает его и ждёт пояснений фразы «я

не знаю», но у Тэхёна их нет. Он действительно не знает зачем. Ему и самому не
помешало бы разобраться, что с ним происходит, зачем он играет в детектива и
какого чёрта он так много думает о парне напротив.

Чонгук умный. Чонгук красивый. Чонгук… странный. И, бесспорно, сумасшедший.

Но плохой ли он человек?

А хороший ли?

Из кармана пальто раздаётся громкий звонок; Тэхён, только-только

адаптировавшийся к тишине, вздрагивает. Он чувствует, как Чонгук слегка
разжимает пальцы, которыми держал отвороты его пальто, но не отпускает, не
отступает ни на шаг и молча смотрит на него, словно передавая «ты не уйдёшь
отсюда, пока мы не обсудим твои слова». Тэхён чувствует и понимает, что таким
образом Чонгук позволяет ему принять вызов или сбросить его, чтобы ничего не
отвлекало их от разговора. Ему стоит огромных усилий решиться и нырнуть
ладонью в карман для того, чтобы достать оттуда вибрирующий телефон.

Чимин. Кто бы сомневался.

Тэхён косится на Чонгука, опустившего взгляд на горящий в темноте экран,

пытается выровнять давно сбившееся дыхание (напрасно) и, обнадёжив себя
тем, что Чимин не отстанет, отвечает ему по громкой связи.

— Как успехи? — нетерпеливо звучит из динамиков.

Если в получении звонка в самый неподходящий момент, то отлично.

— В чём? — Тэхён приподнимает телефон в воздухе, рассматривая профиль

Чонгука.

89/292
— В извинениях перед Филомелой.

Ну спасибо, друг.

Чонгук переводит взгляд на Тэхёна и, непонимающе уставившись на него,

морщит лоб. Красиво. Любое проявление эмоций на его лице, в особенности
заинтересованности – это красиво.

Тэхён залипает.

Ему не нужно объяснять, почему Чонгук периодически смотрит на его губы:

нижняя разбита Хосоком – на ней засохшая бордовая корочка и небольшой отёк;
должно быть, она привлекает его внимание выделяющимся тёмным цветом. Но
Тэхёну определённо нужны объяснения, почему он сам постоянно смотрит на
губы Чонгука.

Это желание навязчивое. Почти неконтролируемое.

Откуда оно взялось?

Он помнит, как Чонгук кусал свои губы на занятии, как они краснели и слегка
опухали. И как он, Тэхён, видел в этом неповторимо завораживающую эстетику.
Он и сейчас её видит. Правда, в данный момент губы Чонгука выглядят
абсолютно естественно и пялиться на них, забыв о том, что Чонгук по-прежнему
стоит близко и наблюдает, уже не особо-то и нормально, если подумать.

— Эй, — коротко доносится от Чимина, — ты тут?

У Тэхёна, поднявшего взгляд обратно на глаза Чонгука, учащается

сердцебиение.

Да, он тут. Рядом с Чонгуком: и телом, и мыслями. Ему бы очень хотелось вновь
возненавидеть его и оттолкнуть, как он сделал это днём, но необъяснимая
жажда в контакте с ним не позволяет ему проявить смелость. Тэхёну кажется,
что единственный выход – это разозлить Чонгука сильнее. Исключительно для
того, чтобы он как можно дольше не отходил и не отпускал.

Это, к слову, тоже не особо-то и нормально, если подумать.

— Я не… — мямлит Тэхён, пытаясь вспомнить, о чём они вообще говорили, — я

как раз в процессе подбора правильных слов.

Ту-дум, ту-дум, ту-дум.

Почему сердце стучит так бешено?

— Советую поторопиться, — многозначительно бросает Чимин. — Мы завтра

собираемся у Чонгука, так что будь добр, помирись с ним до того, как приедешь
к нему домой.

Домой. Смешная шутка.

Чонгук его даже на порог не пустит.

90/292
— Не думаю, что он хочет видеть меня в своём доме, — не в состоянии отвести
от него взгляд, проговаривает Тэхён.

В глазах напротив – непостижимо пугающая бездна.

— Нет-нет, он хочет, — сразу же прилетает от Чимина. — Он сам мне об этом

сказал.

Тэхён от услышанного цепенеет. Хочет?

Хватка Чонгука ослабевает, а сам он, не отворачиваясь от Тэхёна, делает

маленький шаг назад. Возможно, если бы Тэхён не был шокирован заявлением
Чимина и мог хоть что-то из себя выдавить, то он бы злобно крикнул Чонгуку что-
то, вроде «и не мечтай, что я поведусь на такой дешёвый развод», но Тэхён не
может этого сделать.

Во взгляде у Чонгука нескрываемое «Чимин говорит правду», и Тэхён без

понятия, как это воспринимать.

Зачем приглашать домой человека, которого ты на дух не переносишь?

— Когда сказал? — Тэхён искренне надеется, что это произошло задолго до

инцидента с вопросом о браслете.

Например, утром.

— Пять минут назад, — рушит все его надежды Чимин. — Я разговаривал с ним
по телефону.

Вот кто звонил ему. Минус одна загадка.

Стоп.

После очередного конфликта в кафе, после тех неприятных слов, брошенных

Тэхёном в зале, Чонгук хочет, чтобы он пришёл к нему домой? В чём подвох?

Плюс две загадки.

Тэхёну холодно. У него мёрзнет спина и затылок из-за того, что он прислоняется
ими к кирпичной стене, у него мёрзнет рука, в которой он держит телефон,
общаясь с Чимином по громкой связи. И душа у него тоже как будто бы
замерзает: сердечный ритм плавно приходит в норму, дыхание
восстанавливается – возвращается привычная пустота. Пока Чонгук был рядом,
Тэхён не чувствовал ни холод, ни пустоту.

Странно ли это? Да. Безумно.

— Пропадаешь, — тон у Чимина взволнованный. — Ты в порядке?

Хороший вопрос.

Чонгук отходит всё дальше и дальше. Он неспешно пятится назад, не упуская из

внимания глаза Тэхёна, редко моргает, словно боится что-то упустить, а после,
опустив голову вниз, спускает козырёк и капюшон ниже, окончательно пряча

91/292
своё лицо, разворачивается к противоположному зданию и, поддев пальцем один
из кирпичей, достаёт его из стены, забираясь ладонью в тайник и доставая
оттуда конверт.

Что там такое?

Тэхёна пожирает любопытство. Ему удаётся присмотреться к деталям только в

момент, когда Чонгук возвращает кирпич на место. Конверт крафтовый и не
плоский, каким мог бы быть, если бы в нём лежал лист бумаги: судя по размеру,
внутри лежит что-то объёмное и достаточно лёгкое. Небольшой сплав из золота?
Драгоценные камни? Что-то запрещённое?

Очередная тайна, чертовски сильно влекущая Тэхёна к себе.

Чонгук больше не поворачивается. Забрав из стены нечто, он направляется в

сторону улицы, оставив Тэхёна в темноте, тишине и ворохе собственных мыслей.
Эти мысли Тэхёну совершенно не нравятся – теперь к сложившемуся в голове
образу Чонгука-маньяка добавился образ тайника в стене дома, находящегося в
безлюдном переулке, – и это ведёт к неадекватным выводам и догадкам.

Чонгук ведь был осуждён. Явно за что-то серьёзное. Люди не попадают за

решётку за лёгкую провинность и не получают испытательный срок, если
полностью искупили вину.

Так что было в том конверте? И зачем он спрятал его здесь?

А может, его принесли сюда специально?

— Тэхён? — не оставляет в покое Чимин. — Ты в порядке? — повторяет он более

мягко.

«Ты следишь за мной?»

«Слежу».
«Зачем?»

— Я не знаю, — смотря уходящему Чонгуку вслед, шепчет Тэхён.

«Я не знаю».

*****

Ночь проходит в раздумьях. Только поздним утром Тэхён засыпает, устав

перебирать в голове варианты того, что же на самом деле творится с Чонгуком,
во что он ввязался, почему он такой подозрительный, и отключается на долгие
тринадцать часов, открыв глаза лишь в четыре вечера.

За окнами шумит дождь; из-за отсутствия солнечного света в комнате совсем

неуютно. Тэхён поднимается с постели с недовольным стоном, буквально
заставляя себя встать на ноги и выпрямить спину, шагает в сторону коридора,
сонно хлопая ресницами, и усиленно пытается проснуться, однако в гнетущей
атмосфере, которую дарит пасмурная погода, сделать это оказывается не так уж
и легко.

92/292
Юнги с Чимином должны заехать в восемь. На сборы остаётся четыре часа.

Впереди долгая поездка до дома Чонгука.

Полчаса на душ (Тэхён и там успевает вздремнуть, согревшись под тёплой

водой), почти час на завтрак тире ужин (если бы он не искал ролик на ютубе, под
который можно было бы поесть, то управился бы и за пятнадцать минут), и вот
Тэхён стоит в своей гардеробной, сложив руки на груди, и тяжело вздыхает, не
представляя, что надеть, чтобы не выглядеть глупо.

В классическом костюме он будет как идиот, в ярком брендовом свитере и

блестящих аксессуарах – тоже. Как и в шёлковой рубашке, как и в
полупрозрачной водолазке. Что выбрать? Если он придёт в чёрном свитшоте и
джинсах, Намджун вынесет ему мозг, десять раз повторив «это не твой стиль».
Если наденет что-то слишком светлое, Чимин примется закатывать глаза и
бурчать под нос «опять решил затмить всех своей ослепительной красотой?». А
что тогда остаётся?

Обычное серое худи с капюшоном. И голубые рваные джинсы.

Сойдёт.

Тэхён просит Камилу привести его волосы в порядок, а точнее немного завить
концы. Выходит далеко не идеально, но Тэхён решает, что в этом нет ничего
страшного, потому что он в любой момент может надеть капюшон (что он,
собственно, и делает, когда она выходит из гардеробной, бросив его у зеркала
одного).

Оставшееся время он слоняется по дому без настроения, обдумывая вчерашнее.

Ещё утром, когда Чонгук спросил «может, поделишься?», Тэхёну следовало
насторожиться. С чего бы Чонгуку интересоваться самочувствием человека,
которого он до этого ежедневно мастерски посылал? С чего бы ему защищать
его перед Хосоком, своим близким другом, а потом делиться с ним водой,
которая ему самому наверняка нужнее? А затем и вовсе приглашать его к себе
домой.

Кто-нибудь в этой Вселенной понимает мотивы действий Чонгука?

Каково это – его понимать?

Когда Камила кричит с первого этажа, сообщая о том, что под окнами сигналит
Корветт, Тэхён спускается вниз, надевает новые белые кроссовки и, не взяв с
собой зонт, который она заботливо протягивает ему на выходе, выходит из дома
без куртки, но в капюшоне.

Всю дорогу он едет молча, откинувшись на спинку заднего сиденья и безучастно

уставившись на мокрую от дождя дорогу. Слушает, как сидящие спереди Чимин
(он во всём чёрном) и Юнги (он во всём тёмно-синем), спорят о Ван Гоге и Гогене,
о Моне и Мане, о Руссо и Милле, вспоминает «Крик» и то, как описывал её Чонгук
– «бессмертная душа, искалеченная болью и пустотой», – и зажмуривается,
осознав, что опять о нём думает.

93/292
За последний месяц Тэхён не провёл ни одного дня без мыслей о Чонгуке.

Странно ли это? Да. Безумно.

Путь занимает час с небольшим; за это время Чимин не раз пристаёт к Тэхёну с
расспросами об их с Чонгуком примирении, а Юнги, не выпускающий из рук руль,
осаживает его и умоляет отстать: он всегда замечает душевные метания Тэхёна.

Тэхён и правда мечется. Он ощущает огромное чувство вины, которое не может

объяснить себе сам. И нестерпимое желание увидеть Чонгука. Просто увидеть.
Хотя бы издалека.

Что за чёртов контраст? Вчера он мечтал о том, чтобы Чонгук свалил куда
подальше. Даже сказал ему «выметайся» и «где дверь, ты знаешь». Вчера он
ненавидел каждую клеточку его организма, хотел поставить его на место и
морально раздавить, не допустив того, что тот сделает это первым. При всём его
влечении к Чонгуку и жажде лишний раз дотронуться до него, Тэхён ненавидел
его так сильно, что не мог успокоиться и взять себя в руки.

Это было вчера.

Сегодня он чувствует себя подавленным и встревоженным предстоящей

встречей. Он предпринял уже буквально всё для того, чтобы внушить себе
неприязнь к тому, кто проявляет её в ответ, но почему-то до сих пор держит его
образ в своей голове. Его взгляд, его голос, аромат его духов. Их случайные
прикосновения.

Так ведь не должно быть, верно? Тэхён ведь не должен этого чувствовать?

Юнги заезжает на закрытую территорию и тормозит рядом с кислотно-зелёным

Додж Чарджером семидесятого года, принадлежащим Сокджину. Дом, который
Тэхён видит, выйдя из машины на улицу, большой, необшитый и совсем
непропорциональный: нижняя линия его окон, проходящая через первый этаж,
находится на стандартном уровне, а вот верхняя будто бы занимает два уровня
сразу: вероятно, в комнатах на втором этаже очень высокие потолки.

Необычно.

На подъёме по крыльцу, ведущему ко входной двери, Тэхён начинает

нервничать. Из-за чего – он не знает. Скорее всего, из-за страха, что Чонгук
начнёт расспросы про слежку и ему, Тэхёну, придётся раскрывать перед ним все
карты. Ситуацию не спасает и присутствие лучших друзей, которые продолжают
болтать без умолку (теперь уже о Макке и Шиле) и идут впереди, полностью
заслоняя его собой. Не спасает и то, что дверь открывает Намджун (у Тэхёна в
этот момент сбивается к чёрту и дыхание, и сердечный ритм), и то, что за ним не
оказывается Чонгука, и то, что он не сдерживает себя от «что за дебильные
шмотки на тебе второй день подряд?».

Тэхён мог бы на это отвлечься. В теории. Если бы не заваливал себя вопросами

«где Чонгук?».

Внутри дома оказывается светло – свет ламп приятный, неяркий – и, на

удивление, уютно. Тэхён шагает за парнями по просторному коридору, на
светло-бежевых стенах которого висят картины неизвестных ему художников и

94/292
известных ему Чимина и Юнги.

Чонгук так показывает своё уважение к их труду и поддерживает их творчество?

Достойно.

Вокруг нет ничего лишнего: всё сдержанно и минималистично; при этом у

Тэхёна, любящего роскошь и массивные элементы декора, не создаётся
впечатления, что чего-то не хватает. Интерьер сбалансирован идеально.

— Идём, я покажу тебе святая святых, — оборачивается Чимин и хватает

опешившего Тэхёна за запястье. — У вас с Чонгуком есть кое-что общее.

— Тебе понравится, — поддакивает ему Юнги, выдвигаясь за ними следом.

Такой же винный погреб? Замечательно. Тэхёну давно пора выпить.

Чимин тащит его за собой через весь коридор, и так быстро, что Тэхён успевает
подметить лишь то, что во всех комнатах заперты двери. Обычно в стенах таких
домов стоят большие красивые арки, но Чонгук, очевидно, не любит, когда всё
на виду.

Обычно. И как Тэхёну пришло в голову применить это слово к жизни Чонгука?

Место, в которое, как ему кажется, направляется Чимин, не освещено и

представляет собой что-то вроде пристройки. Уже на подходе, благодаря свету,
падающему из коридора, Тэхён замечает стоящие недалеко от входа диван,
низкий стол с парой кресел и расположенный рядом с ними игровой стол –
футбол.

А потом, когда улыбающийся Чимин затаскивает его внутрь и включает свет,

окаменевает от шока.

Он что, умер и попал в рай?

— Не может быть… — неверяще выдыхает Тэхён, подходя к стеклянному

ограждению.

Коллекция автомобилей. И не такая маленькая, как у Тэхёна. В его гараже,

помимо Феникса, стоит аж пять дорогущих машин, но на фоне ангара Чонгука
это просто ничто. Масштаб поразительный. Здесь десятки авто, и каждый из них
– легенда; здесь самые редкие ретро-машины и самые быстрые суперкары,
включая все те, что есть у самого Тэхёна.

Столько эксклюзивных моделей в одном месте он не видел никогда.

— Я же говорил, — довольно лыбится Юнги, подталкивая замершего на месте

Тэхёна ближе к ограждению. — Мы знали, что тебе понравится.

Понравится? Да Тэхён, кажется, только что возбудился.

— Чего застыл? — с добротой звучит от Чимина. — Проходи.

— А можно? — шёпотом спрашивает Тэхён.

95/292
Тот, переглянувшись с Юнги, громко цокает языком, бурча «нет, я тебя сюда
постоять привёл» и толкает вперёд стеклянную дверь.

— Ты только это, — от Юнги доносится усмешка, — в обморок не упади.

Легко сказать.

— Чёрт... — оглядывается по сторонам Тэхён, не зная, за что зацепиться в

первую очередь. Из-за надетого на голову капюшона он видит пространство
только перед собой, и это пространство заполнено невероятными экземплярами,
от взгляда на которые бегут мурашки по коже. — Как это возможно… — он
накрывает рот ладонью и прекращает моргать. В этом гараже – целое состояние.
— Это же «космический» Форд Мустанг Аполло, — мычит он сквозь пальцы,
уставившись на машину из второго ряда. — Он посвящён американской
программе космических полётов «Аполлон». Был выпущен в единственном
экземпляре, — Тэхён и предположить не мог, что когда-нибудь увидит его
вживую. — Он один в своём роде. Такого больше нет, понимаете?

— Так, спокойно, — похлопывает его по плечу Юнги. — Не нервни…

— Девятьсот шестнадцатый Порше семьдесят второго года, — перебивает его

Тэхён. Он будто бы в трансе, в иллюзии, во сне. В дебильном «Дивергенте», где
«это всё нереально». — Самая редкая модель концерна. Было выпущено всего
одиннадцать штук, — Юнги и Чимин вновь переглядываются и враз безысходно
вздыхают. — Редчайший маслкар Додж Хеми Коронет R/T, — бубнит Тэхён, до сих
пор не веря своим глазам. — Их было выпущено всего четыре…

— На хера мы его сюда привели? — то ли спрашивает, то ли утверждает Чимин.

— А если у него сердце слабое?

— Правый дальний угол, — раздаётся за спиной голос присоединившегося к ним

Намджуна. — Астон Мартин Бульдог, — уверенно поясняет он. Непонятно,
правда, кому: коллекционеру Тэхёну или Чимину и Юнги, которые приходили
сюда миллион раз. — Был построен только один.

Тэхён, кажется, только что перевозбудился.

— Первый спортивный Мерседес, — он опускает ладонь вниз и делает шаг

вперёд, останавливаясь перед автомобилем. — Шестьдесят третий год, модель
300 SL. Самая ценная коллекционная машина.

— Хочешь залезть под капот?

Чонгук.

Тэхён поворачивается к нему и замирает точно так же, как в тот момент, когда
увидел этот гараж. Он удивлён; от внезапного появления Чонгука или от его
предложения – он без понятия. Не исключено, что от всего: слишком много
эмоций враз.

Чонгук останавливается в проёме, складывая руки на груди, и смотрит на Тэхёна

так, словно кроме них двоих здесь никого больше нет. На нём тёмно-коричневая
клетчатая рубашка с завёрнутыми до локтя рукавами, примерно такие же, как у
Тэхёна, голубые рваные джинсы и толстый серебряный браслет на запястье. Ещё

96/292
у него, разумеется, небрежно уложенные в пробор волосы, татуировки на шее,
совершенно обычные губы.

Тэхёну этого хватает для того, чтобы отвлечься от лучшей коллекции самых
редких автомобилей мира.

— А вот и два главных эксперта, — поворачиваясь к Чонгуку и становящемуся

рядом с ним Сокджину, ворчит Чимин. С их появлением его радость и энтузиазм
испаряются. — Готовься к унижениям.

Тэхён, отрываясь от разглядывания Чонгука, хмурится.

— К унижениям?

— Ага, — тот досадно поджимает губы. — Сейчас твой Феникс, мою Агеру и его,
— он указывает на Намджуна, — Супер Спорт смешают с дерьмом.

Тэхён недоверчиво вскидывает бровь.

— Да не ваши тачки, а вас самих, — не помогает делу Юнги.

У Тэхёна во взгляде бегущая строка «пояснительную бригаду, пожалуйста».

— Это ещё почему?

— Потому что вы купили спорткары, которые на хуй не сдались ни гонщикам-

любителям, ни, уж тем более, профессиональным спортсменам, зато ну очень
сдались арабским шейхам? — уверенно, но вопросительно выдаёт Чонгук.

Что?

— Укуси меня Босх… — закатывает глаза Чимин. — Начинается.

— Погоди, — прерывает его Тэхён, возвращая взгляд Чонгуку. — Не слишком ли

громкое заявление?

Он подходит к нему ближе и слегка прищуривается, не понимая, что он хочет

сказать своим заявлением.

— Тебе нужны доказательства того, что эти машины уважает только узкий круг
лиц, которые не имеют никакого отношения к спорту?

Секунду.

Что?

— Надо же, как деликатно ты выразился, — выражение лица у Чимина

возмущённое. — А в прошлый раз он назвал нас дрочерами и фанатиками.

— Помолчи, — затыкает его Тэхён. — Не уважают? — с усмешкой

переспрашивает он у Чонгука. — Это машины-легенды.

Чонгук делает такое выражение лица, словно Тэхён сказал несусветную чушь.

97/292
— Это машины производителей, которые меряются членами для того, чтобы
люди, у которых бриллиантовые телефоны, золотые унитазы и миллиарды на
счетах, встали в очередь за покупкой самого крутого спорткара, — спокойно
объясняет ему Чонгук. — Легенда – это F40, — он указывает на красную Феррари,
стоящую за спиной Тэхёна. — Последняя модель, созданная при жизни Энцо
Феррари, — Тэхён, проследив за направлением его руки, поворачивается и
смотрит на неё из-под съехавшего на лоб капюшона. — Легенда – это Бенеттон
B191: автомобиль, на котором Шумахер набрал свои первые очки в Формуле-1, —
Тэхён переводит взгляд на Бенеттон. Он заметил его ещё в самом начале. — А
Бугатти и Кёнигсегг – это коммерческие проекты, которые собирают тачки ради
бабла, а не ради спорта, — Тэхён непроизвольно смыкает челюсти,
категорически не соглашаясь с ним. — Удивлён, что ты не в курсе.

О, какой ход.

Его слова бьют по самолюбию Тэхёна неслабо.

— Это не меняет того факта, что эти тачки лучшие на рынке. Они рекордсмены
среди спорткаров, — он тоже складывает руки на груди, вставая лицом к
Чонгуку. — Как они могут не вызывать уважения у спортсменов?

— Ты настолько далёк от гоночного спорта? — выделяет слово тот. — Или ты

живёшь в волшебном мире кинематографа и игр? — его взгляд вдруг становится
недоуменным. — Знаешь, почему ни один уважающий себя спортсмен никогда в
своей жизни не встанет на старт на тачке-рекордсмене? — несколько секунд он
ждёт, надеясь, видимо, на то, что Тэхён ему ответит, но Тэхён упрямо молчит. —
Потому что это примерно то же самое, что дать двум поварам обычные ножи, а
третьему – самый острый, и попросить их разрезать мясо на время. Последний
победит вне зависимости от того, что уровень мастерства у всех примерно
одинаковый. Острый нож – это его преимущество. Спорт же на преимуществах
не строится, — Тэхён сводит брови к переносице: всё ещё проходит через
отрицание. — Гонщику не нужны на финише снисходительные пожимания
плечами, означающие «чего и следовало ожидать», и слова «ну, это же условно
серийный Широн», «это же Агера RS», «это же Уракан Перформанте». Для него
достойнее будет проиграть, чем взять такую победу. В гонках побеждает не
машина, а человек, который ей управляет. Понимаешь, о чём я?

Тэхён понимает.

Он никак не связан с автоспортом и общается только с одним гонщиком –

Сокджином, который ни разу не приглашал его на заезд, и как бы горько ему ни
было это признавать, но Чонгук прав насчёт преимуществ в спорте. Победа
должна складываться из навыков, умения и борьбы, а не из техно-допингов,
привилегий и форы.

Стартануть на заведомо технически топовой машине – это настоящее читерство.

— А ты что молчишь? — Тэхён поворачивается к Сокджину, покусывая губу

изнутри. — Хочешь сказать, на улицах всё так же?

Даже в обычной белой футболке, чёрных джинсах и круглых очках в тонкой

оправе тот выглядит как ботан.

— На улицах, Тэхён, всё куда жестче, — Сокджин делает шаг вперёд и прячет

98/292
руки в карманы. — Ваши тачки – монстры, с этим не поспоришь. Но я участвовал
в уличных гонках во многих странах мира, в разные периоды и годы, и всех
рекордсменов на тот момент, будь то Бугатти, Хеннесси, Кёнигсегг,
разворачивали ещё на подъезде и провожали в долгий путь средним пальцем.
Никому не нужны выебоны. Это неуважение к традициям, — Тэхён задумчиво
поглядывает на Сокджина, прислушиваясь к его мнению. Для Тэхёна оно
авторитетнее, чем мнение Чонгука, потому что Сокджин в гоночном движении
уже много лет и он осведомлён в этой теме куда глубже. — На улицах тебя
уважают за то, что ты взял ни на что неспособное ведро, вытащил из него
заводское дерьмо, повысил мощность ДВС до тысячи и выше…

— Бла-бла-бла, — сокращает долгие перечисления Чонгук, — и в итоге на этом

ведре выебал в рот всех остальных.

Сокджин, хмыкнув на его резкое сравнение, утвердительно кивает.

— Тогда зачем все эти рекорды? — не понимает Тэхён, мотая головой. — Зачем
все эти видосы и громкие заголовки про «самый-самый»?

— Чтобы спорткар был в рынке, — первым отзывается Сокджин. — Не имеет

значения, какую сумму выставит компания – миллион, три, десять. Ты всё равно
купишь его, чтобы говорить всем вокруг, что в твоём гараже, среди десятков
других «самых-самых», стоит самая быстрая тачка в мире.

Поначалу Тэхён стоит, не в состоянии принять такую информацию. Потом всё же

поворачивается к Чимину, который в данный момент как раз-таки и владеет
такой тачкой.

— Угу, — мычит тот, и не пытаясь спорить с Сокджином. — Ауч.

Друг, называется. Он должен был бороться со злом, а не примкнуть к нему.

Тэхён впервые в жизни чувствует недоверие к себе и собственным суждениям.

— Знаешь, почему в день нашего знакомства я спросил у тебя, увлекаешься ли

ты автогонками? Не участвуешь в них, а именно увлекаешься? — Чонгук
проходит внутрь и удаляется в угол гаража, к застеклённому стеллажу с
ключами. — Потому что всё, что ты можешь сделать на своём гиперкаре, – это
погонять по прямой на пару с Намджуном на его Вейроне и с Чимином на его RS
или Йеско Абсолют, который он всё равно купит, когда его выставят на продажу.
Никто не пустит вас на улицы.

Чимин, к которому Тэхён поворачивается, улыбается, произнося губами «конечно

куплю». Ему всегда было важно произвести впечатление.

— Я не верю, что титул и рекорд нужен компании только ради денег, —

прерывает его Тэхён, предпринимая последнюю попытку отстоять своё мнение.

— Не будь наивным. «Самый быстрый», «самый мощный», «самый дорогой», —

Чонгук берёт в руки ключ от Мерседеса и закрывает стеллаж, — любой титул и
рекорд в современной автосфере – это реклама. Думаю, как человек, который
занимается покупкой и коллекционированием, ты понимаешь, что такое жёсткая
конкуренция на рынке авто, — он подходит к Тэхёну близко и протягивает ему
ключ, не разрывая с ним зрительный контакт. — Это бизнес. Кто лучше – у того

99/292
больше денег. Вот и всё.

В повисшей тишине слышится тиканье настенных часов.

Чонгук на него не давит. В его тоне нет агрессии и открытой неприязни, он

сдержан и не старается задеть Тэхёна или выставить его дураком, хотя мог бы
сделать это одной фразой. Ему было бы достаточно упомянуть о том, что Бугатти
уже много лет подряд штампует однотипные модели и каждый раз представляет
их как эксклюзив, а те, кому надо показать свой статус и состояние, ведутся и
покупают их в свои коллекции. Он мог бы привести кучу доводов, напомнить про
автокомпании, которые конкурируют с яхтами и домами, и всё это было бы
правдой, которую Тэхён при всём желании не сумел бы покрыть.

Однако Чонгук не стал этого делать. Не стал, как выразился Чимин, его унижать.

Тэхён, пребывая в непонятных чувствах, протягивает ему ладонь, чтобы тот сам
положил в неё ключ.

— Уже девять, а мы ещё трезвые, — нарушает их переглядки Намджун. —

Погнали пить, пацаны.

— Я сегодня две картины нарисовал, — жалуется ему Юнги, закидывая руку на

плечо Чимина, и выдвигается на выход за Сокджином и Намджуном.

— Молодец, — приглушённо звучит голос Чимина из коридора. — Я горжусь

тобой.

Тэхён и Чонгук остаются вдвоём.

Тэхёну так много хочется сказать, но все слова, как назло, вылетают из памяти.
Ему хочется скинуть этот дурацкий капюшон, подойти к Чонгуку поближе и тихо
прошептать ему «наверное, я ненавижу тебя, но это не оправдывает мои
действия и мои слова». Ему хочется извиниться за вчерашнее и сказать
«спасибо» за воду и за «любое насилие – это хуёво».

Но взгляд у Чонгука такой гипнотизирующий, а сам он такой чертовски

красивый, что Тэхён только и может, что стоять рядом с ним и молчать из-за
страха сделать что-то не так и разрушить их едва наладившийся контакт.

Он сникает с тяжёлым вздохом, смотрит на ключ от самой ценной

коллекционной машины, который в прямом смысле слова находится у него в
руках, и, вновь хорошенько обдумав своё решение, протягивает его обратно
Чонгуку.

— В следующий раз, — Тэхён держит его на весу, заглядывая ему в глаза.

Намекает таким образом, что был бы не против прийти сюда снова. Если Чонгук
позволит.

— В следующий? — не выдавая в себе никаких эмоций, спрашивает тот.

На несколько секунд в гараже воцаряется молчание.

Тэхён больше ничего не говорит. Чонгук – тоже. Он аккуратно забирает у Тэхёна

100/292
ключ, не дотрагиваясь до его пальцев своими, ненадолго отходит к стеллажу и,
глубоко о чём-то задумавшись, молча провожает его в гостиную по длинному
коридору.

Гостиная, как и коридор, оказывается минималистичной и уютной: стены

сделаны из белого кирпича, потолки резные, и на них нет люстр, а пол выложен
светлой плиткой, на которой стоят такие же светлые диваны и низкие
стеклянные столики. Больше всего внимание Тэхёна привлекает напольный
камин: огонь ничем не прикрыт, поленья в нём приятно потрескивают и делают
атмосферу домашней, спокойной и очень комфортной.

Ему нравится здесь находиться.

— Тост! — подбегает Юнги и протягивает им стаканы. — За то, что вы двое уже

пятнадцать минут находитесь в одном помещении и до сих пор ни разу не
поругались.

Тэхён усмехается. Ещё, как говорится, не вечер.

— Ого, — он принюхивается и чувствует знакомый запах можжевельника. —

Джин?

— Есть ром, — растерянно предлагает ему Юнги.

— Есть всё.

Этот голос.

Предложив «всё», Чонгук уходит к диванам, отпивая по пути джин, и падает на

место рядом с Намджуном и Сокджином; в своём доме он смотрится по-
настоящему гармонично. Тэхён, конечно, был готов узреть другой, более тёмный
интерьер: чёрные стены, «кровавые» полотна, репетиционную прямо посреди
гостиной (почему нет?), но то, что он видит перед собой, бесспорно выигрывает
перед тем, что он себе навоображал, и сочетается со стилем самого Чонгука.

Просто, скромно, неброско.

— После второй бутылки держись от него подальше, — сообщает Чимин

подходящему к ним Тэхёну и кивает на Чонгука. — Когда он выпивает, его тянет
пофилософствовать.

— Да, редкостный зануда, — с набитым ртом поддерживает его Намджун. —

Лучше не связывайся.

Реакции от Чонгука не поступает. Он тоже что-то жуёт (еды на столе очень

много, кухня на любой вкус: от американской до китайской) и наливает себе
новую порцию джина в стакан, который, по всей видимости, уже успел осушить.
Тэхён наблюдает за ним с противоположного дивана, разглядывает татуировку
на его шее, его руки с сильно выступающими венами, его нахмуренные брови, и
думает о том, что был бы не против, если бы Чонгук хоть раз прекратил играть в
молчанку и начал философствовать.

Пусть это будет занудно, пусть будет скучно и неинтересно – неважно.

101/292
Тэхён хочет, чтобы Чонгук с ним заговорил.

Спустя час бурных обсуждений и разговоров, в которых участвуют все, кроме

Чонгука, и пару-тройку опустошённых бутылок джина и рома, изрядно
подвыпивший Чимин тащит Сокджина играть в настольный футбол, а Юнги
хватается за ручку и рисует портрет Намджуна прямо на салфетке. Тэхён же, всё
это время тайно следящий за Чонгуком, поднимается на ноги и, извинившись
перед парнями, выходит через балкон на задний двор, чтобы ответить на звонок
Камилы и заодно подышать свежим воздухом и проветрить голову.

Вернувшись, он обнаруживает, что на диванах никого нет. В гостиной абсолютно

пусто.

Тэхён решает использовать эту возможность и прогуляться по дому в

ознакомительных целях. Если Чонгук застукает его, открывающим разные двери
и заглядывающим внутрь, то он может сказать, что просто искал ребят; если не
прокатит – попросит прощения. В любом случае, попытаться стоит.

Он кладёт в свой стакан лёд, наливает джина, разбавив его лимонным тоником,
и, поправив немного съехавший капюшон, неспешно выдвигается к лестнице,
которая находится в дальнем углу гостиной и ведёт на второй этаж.

Лампочки на этаже загораются сразу, как только Тэхён ступает на пол; на нём
уже не так светло, как на первом, но так же красиво: цвет стен тёмный (винно-
бордовый), освещение более тусклое, картин нет, зато висят аккуратные
позолоченные светильники, свет от которых рассеивается вверх ровным
треугольником.

Все комнаты, как и ожидалось, закрыты: в стеклянных элементах дверей

виднеется темнота. Однако в самом конце коридора, на противоположной
стороне, дверь не заперта, и через её щель заметен неяркий и переменчивый
свет, словно от настоящего огня.

Кабинет? Может, спальня?

Тэхён ставит себе задачу узнать.

Пройдя длинный коридор, он в нерешительности останавливается около двери.

Что, если Чонгук сочтёт его действие за шпионство и не захочет слушать его
оправдания? А что, если не сочтёт? Тэхён выбирает рискнуть. Он кладёт ладонь
на дверное полотно, толкая его от себя, шагает вперёд, заинтересованно
вытягивая шею, и, бегло осмотрев комнату, с удивлением приоткрывает рот.

Потолки действительно высокие, метра четыре, не меньше, и обе стены – правая

и левая – доверху заставлены книгами. Огромные четырёхметровые книжные
стеллажи из тёмного дерева – такого Тэхён ещё не видел. Рядом с обеими
стенами стоят высоченные лестницы, чем-то похожие на стремянки: должно
быть, они нужны Чонгуку для того, чтобы брать книги с верхних полок,
находящихся прямо под потолком.

В середине комнаты стоит коричневый кожаный диван и столик с лежащими на

нём книгами и бутылкой джина. А напротив, на единственной свободной от книг
стене, над камином с горящим внутри огнём висят в два вертикальных ряда

102/292
неизвестные Тэхёну картины. Между ними написан текст.

Поразительно спокойное место. С потрясающей умиротворяющей атмосферой.

Тэхён проходит внутрь, прикрывая за собой дверь, и делает глоток из стакана.

Он медленно гуляет мимо стеллажей, задрав голову вверх, изучает взглядом
книги с английскими, французскими, немецкими и русскими названиями,
подмечает, что на столе оставлены собрания Канта и Шопенгауэра, и,
приблизившись, наконец, к камину, находит на нём старенький кнопочный
айпод: он включен, но песня стоит на паузе.

Тэхён нажимает на «play».

Практически сразу песня заканчивается и тут же начинает играть заново – стоит

на репите, – но больше, чем она, Тэхёна привлекают висящие на стене картины и
написанный между ними текст. Кажется, это русский язык. Тэхён его не знает.
Поэтому, сделав несколько шагов назад и упершись ногой в стоящий позади него
диван, он осторожно присаживается на его спинку, переводит взгляд с текста на
картины и пытается понять, почему Чонгук повесил именно их и что он
чувствует, когда на них смотрит.

«Ненавижу тот факт, что я скучаю.

И ненавижу это признавать», — различает Тэхён слова песни.

Рэп. Слишком неочевидно. Разве Чонгук слушает что-то, помимо металкора?

Сколько же несостыковок с тем его образом, который Тэхён изначально создал в

своей голове.

— Его звали Хаим Сутин, — слышит он за своей спиной и резко оборачивается.

Чонгук стоит в дверном проёме, опираясь о стену плечом, и кивком указывает
Тэхёну на картины. — Он умер в гробу, который должен был его спасти.

Тэхён не отворачивается от него и с боязнью ожидает того, что Чонгук примется

ругаться и выставит его отсюда, но тот вместо этого закрывает за собой дверь,
молча подходит к нему, отпивая по пути джин, и присаживается рядом на спинку
дивана, подняв голову к жутким картинам.

Не прогнал. Тэхён облегчённо выдыхает.

— Почему он рисовал… такое? — отвратительное, не договаривает он,

рассматривая одно из полотен. — Его мучила какая-то болезнь?

На каждой картине – тревожный образ. Глядя на них, самому недолго сойти с

ума, а каково было создавать их?

Их нельзя назвать эстетичными и красивыми. Они отталкивают.

— Он родился в нищете, грязи и бедности и всё своё детство подвергался

жестокости и насилию со стороны отца, — начинает Чонгук, остановив взор на
картине с портретом девочки в голубом платье. — Сутин был десятым ребёнком
в семье и постоянно недоедал. Иногда он хватал луковицу, кусок хлеба,
картофелину, убегал в лес и прятался там, понимая, что дома его снова изобьют
или надолго закроют в темноте. Окружающая действительность была для него

103/292
настолько невыносимой, что он часто жил в выдуманной реальности и переносил
свои впечатления на фантастические образы. От непривычно ярких событий он
мог даже расплакаться, — Тэхён сочувственно морщит лоб, представляя
несчастного вечно голодного ребёнка. Никто не заслуживает такого. — Когда он
был маленьким, он увидел, как соседский мясник отрубает голову гусю. Помнил,
что хотел закричать, но не мог. Позже он рассказывал, что пишет свои работы
потому, что пытается выпустить наружу тот крик, застрявший сгустком ужаса в
его горле, — крик. Голос у Чонгука становится тише. — Насильственная смерть
во многих его картинах – это отголоски его детских психологических травм. Он
рисовал мёртвых животных – освежёванные бычьи туши и кроликов, ощипанных
птиц, – чтобы освободиться от воспоминания об убийстве, свидетелем которого
он стал.

Вот что насилие делает с людьми. Вот почему оно – одна из самых страшных
вещей, которые могут случиться с человеком.

Такие раны не заживают.

— Ты сказал, он умер в гробу, — вспоминает его слова Тэхён.

— Из-за плохого питания у него была язва желудка, — Чонгук подносит стакан к
губам и делает из него глоток. — Однажды она обострилась, и ему
потребовалась срочная операция, которую могли сделать только в Париже – там
нашёлся хирург, согласившийся тайно помочь ему. Тайно, потому что Сутин был
евреем, а в то время законодательство оккупированной страны строго
запрещало евреям находиться в столице. Поэтому его поместили в гроб, чтобы
окольными путями доставить в Париж из Нормандии, — Тэхён, слушая низкий
голос Чонгука, любуется завораживающим каминным огнём. — Этот гроб должен
был стать для него спасением, но по дороге его язва открылась, и он умер, не
доехав до больницы.

Трагифарс. Самый настоящий. Разве такое бывает?

Тэхён опускает веки, рассуждая о том, какие же тяжёлые судьбы были у

большинства художников.

«Я просто хочу бросить это.

Все эти люди вокруг меня…
Я никогда не вписываюсь», — почти беззвучно играет в саундбаре.

Стоит ли спрашивать у Чонгука про русские слова между картинами Сутина?

Вряд ли рядом с такими полотнами написано что-то радостное. И вряд ли Чонгук
поместил этот текст туда просто так.

Интерес в Тэхёне разгорается молниеносно. Он достаёт из кармана худи

телефон, фотографирует стену так, чтобы вошли все до одной строчки, и лезет в
гугл, в переводчик по картинке, намереваясь прочесть их перевод.

«Я вас любил. Любовь ещё (возможно,

что просто боль) сверлит мои мозги.
Всё разлетелось к чёрту на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
с оружием».

104/292
— Это Бродский, — не даёт ему дочитать Чонгук. Он опускает взгляд на его
телефон и вновь отпивает из стакана. — Русский и американский поэт.

Тэхён не фанат поэзии. Он ничего о нём не слышал.

«Я вас любил так сильно, безнадёжно,

как дай вам Бог другими – но не даст!»

— Что значит эта строчка? — он наклоняется к Чонгуку ближе, показывая ему на

экран. — «Он, будучи на многое горазд, не сотворит – по Пармениду – дважды
сей жар в крови».

Тэхён поворачивается к нему и задерживает дыхание, осознав, что их лица

находятся совсем близко. Комнату освещает только огонь из камина, здесь
достаточно темно и интимно, и Тэхён чувствует себя слабаком из-за того, что не
может отстраниться первым и просто спрятать своё лицо за капюшоном, но эта
неловкость оказывается ерундой, когда Чонгук в очередной раз съезжает
взглядом вниз, на его губы, и не пытается этого скрыть.

До Тэхёна не сразу доходит, что Чонгук смотрит не на них, а на корочку.

Ту-дум.

Он старается дышать глубже и спокойнее, в чём, конечно же, терпит провал:

сердце от такой близости с Чонгуком колотится, дыхание становится неровным и
громким, а во взгляде появляется испуг.

Что за чёрт? Что вообще за реакция? Тэхён всегда был уверенным в себе и не
поддавался эмоциям. Он всегда и всё умел держать под контролем. Почему на
Чонгука его сдержанность не распространяется?

Они ведь никто друг другу.

Чонгук его не мучает (вероятно, реакция Тэхёна не остаётся для него

незамеченной). Он забирает его стакан, ненадолго заглянув в его глаза,
поднимается со спинки дивана, унося их напитки на стол, и, подойдя к левой
стене, забирается по лестнице примерно до середины стеллажа.

Тэхёна, конечно же, тянет к нему. Точнее за ним – чтобы находиться рядом.

— Парменид, — говорит сверху Чонгук, когда Тэхён останавливается около

лестницы, и берёт с полки старую потрёпанную книгу, — древнегреческий
философ. Ему принадлежит известный тезис «бытие есть, а небытия – нет», — он
кидает Тэхёну книгу, предварительно загнув уголок нужной страницы. — Бытие
– это наш мир. Это то, что мы чувствуем, видим и знаем, то, о чём мы можем
рассуждать. Нет другого пространства за его пределами, нет никакого небытия,
из которого можно было бы сотворить что-то новое, какой-то другой, совершенно
иной мир, — Тэхён не обращает внимания на предмет в своих руках. Он смотрит
снизу на Чонгука и слушает его, затаив дыхание. — Думаю, в своём
стихотворении Бродский проводит параллель бытия с любовью. «Не сотворит –
по Пармениду – дважды» значит, что если в нас живёт любовь, то она – всё для
нас, весь наш мир. Она – наше бытие, и её невозможно создать заново и
подчерпнуть откуда-то извне, — Чонгук спускается вниз и помогает Тэхёну
открыть книгу, а после указывает пальцем на строчку с тезисом Парменида. —

105/292
Она либо есть – изначально цельная и полная, – либо её нет.

«После второй бутылки держись от него подальше. Когда он выпивает, его тянет
пофилософствовать».

Философствования Чонгука – это лучшее, что случалось с Тэхёном за все его

годы получения образования. Если бы пары по философии вёл он, а не профессор
Джеймс, то Тэхён приходил бы на занятия раньше всех, садился в первом ряду и
всегда-всегда был готов.

— Вот оно что. Весь наш мир, — повторяет он слова Чонгука, смотря не на
строчку, на которую показывает ему Чонгук, а на его палец. — Поэты такие
романтики.

Рука у Чонгука после его слов напрягается – так, словно он, мягко говоря,
несогласен. Тэхён, подняв на него голову, натыкается на немного негодующий
взгляд; не на злой и агрессивный, именно на негодующий. Чонгук будто бы ждёт,
что Тэхён посмеётся над своей же фразой и с лёгкостью бросит «да я пошутил»,
а Тэхён не шутил – в этом-то и проблема.

Он не очень понимает, почему тот так реагирует.

— Сергей Есенин, — завязывает с молчанием Чонгук, с грохотом перетаскивая

лестницу на два метра влево, и, поднявшись ступенек на семь, бросает Тэхёну
сверху новую толстую книгу. — Знаешь, кто это?

— Эм… да. Русский поэт, — оставаясь на месте, отвечает Тэхён. — Он написал

своё последнее стихотворение кровью.

Не только последнее. Он часто так делал, когда у него не было чернил под
рукой.

Тэхёну об этом рассказывал Хосок, который тоже увлекается русской поэзией.

— Открой обложку, — мягко просит его Чонгук. — А это кто, знаешь? — за

обложкой лежит чёрно-белая фотография молодой девушки. Тэхён понятия не
имеет, кто она, поэтому отрицательно мотает головой. — Это Галина
Бениславская. Свои чувства к Есенину она называла блаженной и мучительной
болезнью, — отличное начало. Романтичное. Тэхён примерно догадывается, о
чём дальше пойдёт речь. — Она влюбилась в него практически сразу, с первого
взгляда. Он – нет. Он никогда не скрывал, что она не интересует его. Ему было
нормально жить в её комнате и прямо у неё на глазах, не боясь ранить её
чувства, заводить романы с женщинами, у которых есть деньги и жильё, а затем
и жениться на некоторых из них, — Чонгук спускается вниз, к Тэхёну, зависшему
над фотографией. — Сначала богатая и влиятельная Айседора Дункан. Они
поженились чуть ли не сразу, а Галина оказалась в клинике для душевно
больных. И продолжала ждать его там. Когда выяснилось, что богатство Дункан
– это миф, Есенин вернулся к своей преданной Галине, которая, разумеется, всё
ему простила, потому что по-другому не могла, — Чонгук тормозит напротив
Тэхёна, складывает руки на груди и разглядывает его завитые волосы,
спадающие на лоб из-под капюшона. — Потом была внучка Толстого – Софья. На
ней Есенин тоже собирался жениться. Ему очень льстила возможность
породниться со столпом русской литературы, — Тэхёну искренне жаль Галину.
На фото она выглядит доброй. — Галина ждала и ждала, пристраивала его стихи

106/292
в газеты, выбивала ему гонорары, решала его проблемы. Однажды она написала
в дневнике, что может всё отдать за него: и принципы, и себя. И не только
может, но и хочет этого. Только в двадцать пятом году она смирилась с
очередным его намерением жениться на другой. Она устало машет рукой, и в её
глазах я вижу боль и муку: «Пусть женится, не отговаривай. Может быть, она
поможет, и он перестанет пить…» — явно цитирует последнее предложение
Чонгук. Сколько он, чёрт возьми, читает? — Через несколько месяцев, в декабре
двадцать пятого года, Есенин покончил с собой. Галина так и не смогла
освободиться от своей любви. Ровно через год она пришла на его могилу и
застрелилась. Ей было всего двадцать девять, — Тэхён поднимает на него
взгляд. Он ожидал услышать что угодно, только не это. — Две жизни – две
смерти. Достаточно романтично, Тэхён?

Чонгук впервые зовёт его по имени.

Ту-дум.

Столько смешанных чувств – от волнения из-за обычного обращения до

сожаления от услышанной истории, – и все они бушуют внутри только потому,
что Чонгук стоит рядом. Считает ли Тэхён эту историю романтичной? Нет.
Понимает ли он, к чему клонит Чонгук? Да. Он борется с непреодолимым
желанием подискутировать с ним и попросить его рассказать что-нибудь ещё, но
вместе с тем жаждет проворчать «да иди ты к чёрту со своим пессимизмом» и
«то, что ты описал, – это не любовь, а безумие».

С другой стороны…

«Безумие есть, а небезумия – нет» точно так же, как и «бытие есть, а небытия –
нет», имеет право на существование в этом мире.

— Не все истории любви заканчиваются плохо, — Тэхён захлопывает сборник

стихов Есенина и прижимает обе книги к себе.

Чонгук, отступая от него на шаг, грустно усмехается.

— Вот твоя история любви, — кивая на его разбитую губу, тихо говорит он и в
следующий миг приподнимает штанину своих джинсов, показывая ему браслет,
— а вот моя.

На душе вдруг становится тягостно.

Тэхён смотрит на мигающую красную лампочку и ощущает неприятное

сдавливание в грудной клетке. «Тебе это показали люди, с которыми ты тесно
общался за решёткой, пока не получил условно-досрочное освобождение? Думал,
мы не заметим твой браслет?» Как он мог сказать ему такое?

Идиот.

Вот почему Чонгук тогда стал уязвимым, раненым и преданным. Вот почему он
не смог скрыть свою боль. Вот почему он прошипел «никого из вас это не
касается».

Чонгук пострадал не за себя.

107/292
— Лучше быть одному? — вместо так нужного сейчас «прости меня за
вчерашнее» спрашивает Тэхён.

Кажется, для Чонгука это звучит не как вопрос, а как вызов.

— «Всецело быть самим собой человек может лишь до тех пор, пока он один», —
он пятится назад, берёт со стола книгу и приносит её Тэхёну. Шопенгауэр. Его
Чонгук тоже будет цитировать наизусть? — «La diète des aliments nous rend la
santé du corps, et celle des hommes la tranquillite de l'âme», — доносится от него,
подходящего к стеллажу и забирающегося на лестницу. Французский. Нет.
Французский Чонгука. Чёрт, это было сексуально (возможно, у Тэхёна подскочил
пульс). Тэхён обожает этот язык, и не раз был во Франции. «Диета в пище даёт
нам телесное здоровье, диета в людях – душевное спокойствие», – так
переводится то, что сказал Чонгук (не мог бы он повторить это ещё раз и на
французском?). Его хриплый голос с потрескивающими на фоне дровами в
камине сводят Тэхёна с ума. — Бернарден де Сен-Пьер, — поясняет тот, кидая
ему вторую книгу. Он серьёзно помнит не только каждую цитату, но и то, из
какой она книги? Поразительно. — «Земля покрыта людьми, не заслуживающими
того, чтобы с ними говорили», — Чонгук спрыгивает с лестницы, пересекает
комнату и, оказавшись у стеллажа на противоположной стене, ожидаемо берёт с
полки книгу. Вольтер, читает Тэхён на её обложке, когда ловит её свободной
рукой. — «Невозможно не быть счастливейшим тому, кто всецело зависит от себя
и кто всё полагает в себе одном», — к Тэхёну прилетает следующая книга –
Цицерон. Держать их уже тяжеловато, но он не жалуется, потому что ему
нравится слушать Чонгука. — Да, Тэхён, — вполголоса заканчивает Чонгук,
неторопливо шагая к нему. И вот это уже контрольный в голову. — Проще быть
одному.

Ту-дум.

«Я живу в аду, и я ненавижу это место», — вторит его словам рэпер из

динамиков, на мгновение отвлекая Тэхёна. Сердце продолжает быстро стучать,
но даже в таком состоянии Тэхён умудряется задаться вопросами «почему
именно эта песня?» и «почему она стоит у него на репите?». Тэхён мельком
поглядывает на айпод, прислушивается и пытается запомнить текст, чтобы
потом найти её и послушать.

Намёк Чонгука прозрачен: не веришь мне – посмотри, о чём говорили великие

философы и художники слова. Вот только Тэхёну не нужны намёки. Он верит.
Что он чувствовал, когда любил Хосока? Боль. Что он чувствует сейчас, будучи
одиноким? Ничего.

Ничего лучше, чем боль.

Чонгук прав. Одному проще.

— Сколько языков ты знаешь? — сужает глаза Тэхён и приближается к нему сам.

Чонгук медленно моргает, не отступая назад.

— Четыре, — звучит от него негромко.

— Английский, немецкий, французский и русский, — если судить по книгам на

его стеллажах. — С первыми тремя всё понятно, но… русский?

108/292
— Достоевского нужно читать в оригинале.

Ту-дум.

У Тэхёна нет слов. Чонгук удивительный.

С Хосоком и его пристрастием к русской поэзии всё ясно – он не только полимат,

но и полиглот, да и учится на том факультете, где изучают литературу разных
стран. А что насчёт Чонгука? Он ни разу не упоминал о своих способностях к
языкам (читайте как: ни разу не хвастался). И о грёбаной четырёхметровой
библиотеке, в которой он прекрасно ориентируется.

Как это возможно – прочесть столько книг?

Теперь понятно, почему все считают его гением.

— Я не знаю ни одного человека, который выучил бы русский, чтобы читать

Достоевского в оригинале, — делает ещё один шаг вперёд Тэхён.

— Это комплимент? — на губах у Чонгука появляется лёгкая улыбка.

Красиво. Чертовски.

(Возможно, у Тэхёна снова подскочил пульс.)

— Нет, я считаю, что ты ненормальный, — прямолинейно заявляет он Чонгуку.

А после улыбается ему в ответ.

Дело в алкоголе. Сто процентов. Иначе Тэхён не может объяснить своё слепое
восхищение Чонгуком и его внутренним гением. Его мыслями, его
рассуждениями, его знаниями. Ещё никогда Тэхён не западал на человека за то,
как он думает. В Хосоке его привлекла внешность, его страсть и характер бойца.
Чонгук не менее привлекательный, но когда он начинает говорить и делится
своими размышлениями, Тэхён не замечает ничего вокруг. Он слышит и видит
только Чонгука.

Его ум и его мудрость – вот что Тэхёна цепляет в нём прежде всего.

Разорвав их долгий зрительный контакт, Чонгук забирает у него книги, оставляя

их на столе, протягивает ему стакан с недопитым джином, и возвращается к
камину, присев на спинку дивана и оставив рядом место для Тэхёна.

Тэхён улыбается.

Он неспешно идёт к нему, представляя, как Чонгук сидит в этой комнате по

ночам (Тэхён, по правде говоря, сделал бы здесь маленькую перестановку: ему
кажется неудобным то, что диван повёрнут спинкой к камину), как он читает
французскую и русскую литературу под треск дров и пьёт неразбавленный
джин, иногда включая грустные песни на айподе.

«Боль и ненависть – это всё, что я вижу.

Пожалуйста, не уходи», — врывается в мысли Тэхёна строчка, и он поднимает

109/292
взгляд на айпод.

Что творится у Чонгука внутри? Через что он проходит, прячась в библиотеке

среди книг, жутких картин и стихов Бродского о невыносимой болезненной
любви?

Среди всех тайн Чонгука, которые Тэхён хотел бы разгадать, эта становится для
него самой важной.

— Не оставляй меня здесь, — еле слышно проговаривает Чонгук.

Тэхён замирает.

Боковым зрением он видит, что Чонгук сидит без движения, уставившись на

огонь, и постукивает по стакану указательным пальцем.

— Что? — Тэхён почему-то тоже не может шелохнуться.

И сделать новый вдох.

— Название песни, — Чонгук указывает на айпод и делает глоток джина. — Ты

постоянно прислушиваешься к словам.

Чёрт. Так и с ума недолго сойти.

Тэхён мысленно смеётся, называя себя дураком. Кто он такой, чтобы Чонгук
просил его о подобном?

— Может, дашь мне свой номер? — ну а что? Попытка не пытка. — На тот случай,
если я не смогу вспомнить название и захочу спросить у тебя.

Тэхён побаивается услышать отказ, но виду не подаёт.

Чонгук, не повернувшись к нему, протягивает ладонь. Вот так сразу? Без каких-
либо вопросов? Тэхён, разумеется, рад и не смеет пошутить или бросить что-то
колкое, спровоцировав ссору; он достаёт из худи телефон, снимает блокировку с
экрана и кладёт его в ладонь Чонгука, не упуская из внимания съезжающий по
его запястью браслет.

Они и впрямь обмениваются номерами? Фантастика.

Закончив набирать цифры, Чонгук нажимает на кнопку вызова, и в тишине

комнаты раздаётся звук вибрации. Теперь они могут звонить и писать друг другу
(что-то подсказывает Тэхёну, что звонить и писать будет только он, а Чонгук
будет стабильно его игнорировать) или нет – как пойдёт. Тэхён забирает
телефон, когда Чонгук протягивает его обратно, открывает список исходящих
вызовов и сохраняет его номер в контактах.

В поле «имя» он вводит красивое «Philomela».

Интересно, как его запишет Чонгук? Банальным «Ким Тэхён» или выберет что-то
более оригинальное?

Тэхён поправляет капюшон, маскируя этим действием небольшой поворот

110/292
головы, и наблюдает за тем, как Чонгук вытаскивает из заднего кармана айфон,
с нетерпением дожидаясь момента сохранения номера. А когда это всё-таки
происходит, недоуменно сводит брови к переносице, и хлопает ресницами, не в
состоянии сообразить что к чему.

«C-n» – оставляет Чонгук вместо его имени.

И что это значит?

Жизнь рядом с Чонгуком – бесконечная игра и интрига. Тэхён этого не боится. Он

переводит на него взгляд, не удивляясь тому, что тот моментально делает то же
самое, пристально смотрит ему в глаза, спрашивая про себя «что же творится в
твоей бесценной голове?», и не произносит ни единого слова, когда Чонгук
встаёт со спинки дивана, обходит его и без предупреждения удаляется из
комнаты в коридор.

Тэхён остаётся. Этой ночью он не смог набраться смелости и извиниться перед

Чонгуком, зато узнал о нём много нового и увидел его с другой стороны. Быть
может, дело и впрямь в алкоголе, который затуманил им обоим рассудок и
позволил им расслабиться в компании друг друга, но после их разговора Тэхён
больше не способен противиться мысли, что их ненависть – это непостоянная
величина.

Между ними что-то изменилось. В Чонгуке что-то изменилось.

Сутин, Бродский, Есенин.

Браслет на лодыжке.
Русский, французский.
«Проще быть одному».
«Не оставляй меня здесь».

«С-n».

Тэхён допивает последний глоток, устремляя взгляд на огонь, облизывает

мокрые от джин-тоника губы и заинтригованно улыбается, думая о Чонгуке и об
их долгом разговоре наедине.

Странно ли это? Да. Безумно.

Но когда Тэхёна останавливало «странно»?

Примечание к части

Картины Сутина: https://www.wikiart.org/ru/khaim-sutin

111/292
Примечание к части Образы парней:
https://drive.google.com/drive/folders/1wxzmxD_i_3MpPF4ssKY6FzNy2A9tEfe5?
usp=sharing

Part 5: You think that no one sees this

«Самое трудное – познать самого себя, самое лёгкое – давать советы другим».
Фалес Милетский

«С-n»… Может быть, «clown»?

Очень даже в стиле Чонгука.

Кафе практически пустое: бариста протирает стаканы и красиво расставляет их

на полках, официанты украшают столики мини-букетами пионов; музыка ещё не
играет. Тэхён сидит около окна, подставляя лицо под солнечные лучи, пьёт
крепкий кофе без сахара и думает о том, что ему пора наладить режим отдыха и
сна, иначе, если он и дальше будет ложиться спать в шесть вечера и
просыпаться в четыре утра, нормальная жизнь пройдёт мимо него.

Может, «consolation»?

Тэхён прикрывает глаза и мотает головой. С чего бы Чонгуку считать его

утешением?

Ни дня без ребуса. Тэхён уже и забыл, каково это – не выносить себе мозг
вопросами о Чонгуке. Не расспрашивать Сиршу, не доканывать Чимина и Юнги,
не уверять всех вокруг, что Чонгук не так уж и сильно его интересует.

Не прятать взгляд от Намджуна, который слишком наблюдателен, чтобы не

заметить изменений в его поведении.

Сегодня Тэхён решил не раздражать его своим внешним видом и отдать

предпочтение белой рубашке и светло-коричневому классическому костюму (по
правде говоря, ему и самому льстит мысль, что все в академии будут
оборачиваться на него). Больше всего ему, конечно, хотелось бы привлечь
внимание одного конкретного человека, но и от бонуса в виде всеобщего
восхищения он тоже не отказался бы.

— Доброе утро, — отвлекает его знакомый голос. — Не против, если я

присоединюсь?

Дуглас Бут. Самый умный после Хосока бывший студент. Самый молодой после
Тэхёна препод.

Дуглас пришёл в академию всего полтора года назад, год из которых читал
курсу Тэхёна лекции по истории искусств. Его пары всегда были
увлекательными, потому что он подходил к занятиям творчески, да и выглядел
каждый раз настолько шикарно, что оторвать от него взгляд было невозможно.
Он выглядит так и сейчас: у него идеальная укладка, на нём дорогой тёмно-
112/292
синий костюм с белоснежной рубашкой и галстуком, а в его мимике и жестах –
уверенность в себе. Это не позволяет не восторгаться им.

— Доброе, — Тэхён встаёт на ноги, выражая своё уважение. — Я буду только рад
вашему обществу.

Дуглас обворожительно улыбается.

— Да брось. Давай без формальностей, — он размещается напротив и жестом

просит Тэхёна опуститься на стул. — Мы ведь теперь коллеги.

Точно. Коллеги. Тэхён, присаживаясь на место, прогоняет ту маленькую

неловкость, которую он ощутил, увидев Дугласа рядом.

Несмотря на свою напыщенную привлекательность, Дуглас почему-то долгое

время казался Тэхёну тёмной лошадкой (до сих пор, если честно, кажется): в его
улыбках будто бы не хватает искренности, он жутко меркантильный и не
скрывает этого, у него, очевидно, низкий уровень эмпатии и высокий уровень
пессимизма, которые он демонстративно выворачивает наизнанку, показывая
себя хорошим и правильным.

Дуглас не тот человек, которому хочется верить и доверять.

— Твой объём работ несопоставим с моим, — Тэхён расслабленно откидывается

на спинку стула и подносит чашку к губам. — У тебя целый курс, а у меня всего
один студент.

— Но какой, — взгляд у Дугласа выискивающий, заинтересованный. Тэхёну от

него некомфортно. — Чон самый непростой студент нашей академии, — он
кивком благодарит официанта, который ставит перед ним кофе и тосты, и,
следуя примеру Тэхёна, делает из чашки глоток. — Уже видел украшение на его
лодыжке?

Тэхён подвисает с приподнятым в воздухе кофе.

Дугласу известно о браслете Чонгука? Они знакомы? Тэхён не замечал их вместе.

— Откуда ты об этом знаешь? — он морщит лоб, оставаясь в том же положении.

— А есть кто-то, кто об этом не знает?

Есть. Его зовут Ким Тэхён.

И, кажется, он единственный в этом учебном заведении, кто не врубается, что с

Чонгуком не так.

— О том, как это украшение оказалось у него на лодыжке, ты тоже знаешь? —

Тэхён старается делать максимально непринуждённый вид, чтобы не выдавать
свою неосведомлённость.

— Ты про его связь с преподавателем? — Дуглас берёт в руки нож и начинает

намазывать масло на тост. — Конечно.

С преподавателем?

113/292
Конечно?

Тэхён чувствует такое мощное негодование от лёгкости в его тоне, что его
начинает потряхивать.

— Что ты… — нерешительно начинает он, поставив чашку на столешницу, и

опирается на локти, наклоняясь к Дугласу ближе, — что ты подразумеваешь под
словом «связь»?

Дружеская? Романтическая?

Сексуальная?

«В академии нет музыкального отделения. Никогда не было».

«Его открыли специально для Чонгука».
«Целое отделение для одного человека?»
«Целое отделение, целый факультет и целый штат узкоспециализированных
преподавателей».

— Я подразумеваю обычные человеческие отношения, — не отрываясь от своего

дела, поясняет тот. — Хотя… — он останавливается и слабо прищуривается,
словно ведёт мысленный диалог, — обычными их вряд ли можно было назвать.

«Ему подбирают преподавателей, потому что по каким-то причинам он не может

учиться со всеми».

Тэхён медленно закипает. Если об этом знает чёртов Дуглас Бут, препод,
который не ведёт у Чонгука занятия, то неужели об этом не знают те, с кем
Чонгук близко общается? Неужели Чимин и Юнги скрывают такую информацию и
притворяются, что не видят, как Тэхён, такой же близкий им друг, сходит с ума,
пытаясь разгадать его тайны?

И самый главный вопрос: какого чёрта Дуглас говорит об этом так открыто? Он
всем подряд рассказывает личные истории других людей?

— О чём ты?

В колонках начинает играть Адажио для струнных Сэмюэла Барбера; студенты и

преподаватели потихоньку подтягиваются в кафе.

— Это были очень болезненные отношения, — специально выделяет Дуглас.

Подняв взгляд на Тэхёна, он еле заметно ухмыляется. — Чонгук не всегда носил
чёрные шмотки и притворялся самым необщительным человеком на свете. Он
был милым, добрым, немного наивным парнем, который за дорогого человека без
раздумий отдал бы всё. Думаю, он и сейчас такой, просто прячется под образом
того, кому никто не интересен. Она же – его полная противоположность, — она?
Тэхён вскидывает бровь и из-за появившейся внутри нетерпеливости и
нервозности (или ревности?) постукивает пальцем по столешнице. — Красивая,
властная, взрослая, — растягивает тот, обращая внимание Тэхёна на последний
пункт. — Она оставила ему много шрамов.

Какой-то бред. Начиная с того, что Чонгук милый, добрый и наивный, и

заканчивая тем, что у него были отношения с преподавателем. Последнее,

114/292
разумеется, возможный, Тэхён бы даже сказал, банальный сценарий, но откуда
Дуглас может знать, каким был Чонгук, какой была она? Откуда ему известно
про чужие отношения, ещё и настолько подробно?

Тэхён не припомнит, чтобы кто-то упоминал в разговоре, что Чонгук и Дуглас

старые друзья.

— Ты имеешь в виду домашнее насилие? — выдвигает он свою догадку.

Вероятно, поэтому Чонгук так остро реагирует на любые насильственные

действия.

(В глубине души Тэхён всё же надеется, что не поэтому.)

— Что? — Дуглас резко поднимает голову. — Нет, — он повышает голос, словно

Тэхён сказал нечто оскорбительное. — Нет! Ты с ума сошёл?

А что он должен был подумать?

— Ты сам сказал про шрамы, и я…

— Я про душевные! — недовольно перебивает его Дуглас. — Слушай, она,

конечно, конченая, но я не думаю, что она когда-либо поднимала на него руку, —
он выглядит возмущённым, чем сбивает Тэхёна с толку. — Такие личности, как
она, не могут жить, не принося кому-то страдания. Поверь, Чонгук прекрасно
понимал, на что шёл.

Понимал, что стал жертвой абьюзера? Может, Дуглас ещё скажет, что Чонгук
сам в этом виноват?

Тэхёну противны подобные высказывания.

— Намекаешь на пассивную агрессию с её стороны? — с трудом держа себя в

руках, спрашивает он.

Как же хочется просто встать и уйти, чтобы не видеть это самодовольное

выражение лица, за которым скрывается полное безразличие к ужасу,
случившемуся с другим человеком. Полное отсутствие сочувствия и
человечности.

Людям, которые никогда в своей жизни не сталкивались с насилием, видимо,

очень сложно понять, насколько это страшно.

— И на неё в том числе, — обыденно пожимает плечами Дуглас. — Большинство

манипуляторов склонны ломать людей и причинять им боль, а она, уж поверь, в
этом спец.

Манипуляторов?

Секунду.

Но ведь Чонгук сам это делает, он сам манипулирует людьми, пусть порой и
невербально. Или же Тэхён, помешавшийся на идее сблизиться с ним, не прав на
его счёт? Хорошо, если это так, потому что теперь, с учётом новых фактов,

115/292
поведение Чонгука кажется ему нелогичным.

Зачем причинять кому-то боль, которую ты сам когда-то пережил, от которой у

тебя остались раны и шрамы? Тебе не станет от этого легче. В этом нет никакого
смысла. Так поступают только психопаты и те, у кого огромные проблемы с
рефлексией.

— Психологическое насилие такая же отвратительная вещь, как и физическое, —

стоит на своём Тэхён.

Он не настолько глупый, чтобы не понимать элементарных вещей.

Любое психологическое воздействие, которое игнорирует свободу человека,

которое изолирует его и запрещает ему что-либо, которое побуждает в нём
намерения, не совпадающие с его желаниями, – это насилие. Под это
определение попадает любое преднамеренное манипулирование.

В особенности то, которое, как выразился Дуглас, ломает людей и причиняет им

боль.

Даже если Чонгук не подвергся физическому воздействию (в чём Тэхён

сомневается), это не значит, что психологическое не нанесло ему травму. Чонгук
явно изувечен, и сильно. На это указывает множество факторов.

— Да не было никакого насилия, — откусывает тост Дуглас, продолжая говорить

об этом абсолютно спокойно. — Он любил её – она позволяла ему любить. Она
манипулировала им – он позволял ей манипулировать. Всё было по обоюдному
согласию.

Это могло выглядеть так, словно всё по обоюдному согласию, но не факт, что
оно было таковым на самом деле.

— Где она сейчас? — тихо уточняет Тэхён.

— В австралийском исправительном центре, — с равнодушием прилетает от

Дугласа, — из которого она отчаянно пытается выбраться. Думаю, рано или
поздно она добьётся своего. С её-то навыками давления…

Как же мерзко видеть его наплевательское отношение ко всей этой ситуации.

Тэхён непроизвольно сжимает челюсти.

Что, если, выйдя из тюрьмы, она станет искать Чонгука? Что, если она захочет
доломать в нём то, что не доломала когда-то?

А что, если всё, что наговорил Дуглас, – это ложь, и никакой «её» в реальности
нет?

— Это из-за неё он ходит с браслетом? — Тэхён, ожидая ответа, практически не

дышит. — Она его подставила?

— Нет, — усмехается Дуглас, вновь откусывая тост. — Он сам себя подставил,

Тэхён.

То есть то, что они оба оказались за решёткой, – это обычное совпадение?

116/292
— Подожди, но…

— Доброе утро! — радостно приветствует их Юнги, останавливаясь рядом с их

столиком.

Чёрт. Ни секундой позже.

За его спиной стоит Чимин, и на нём надет похожий пушистый свитер, который,
Тэхён уверен, принадлежит Юнги. Они и так порой смахивают на братьев (не из-
за внешнего сходства, а из-за их общения и отношения друг к другу), а когда они
ещё и одеваются примерно одинаково, сомнения в их родстве из головы
улетучиваются окончательно.

— О, два моих любимых студента, — оживает Дуглас, довольно улыбаясь им. —

Готовы к тесту?

— Конечно! — враз отзываются те.

Кажется, они искренне любят Дугласа и его предмет.

Чего не скажешь о Чонгуке, появившемся в дверном проёме кафе. Тот, заметив

их, бросает нечитаемый взгляд на Дугласа, игнорируя Тэхёна, пролетает мимо
них большим чёрным пятном (да, он опять весь в чёрном) и располагается за
свободным столиком в самом углу, доставая из рюкзака книгу и бросая его на
соседний стул.

Есть у Тэхёна подозрение, что они с Дугласом всё-таки знакомы.

— Сейчас подойду, — сообщает он парням, тактично намекая на то, чтобы они

ушли.

У него осталась пара вопросов. Пара десятков, если быть точнее.

Чимин и Юнги, неловко переглянувшись, кивают и сразу же удаляются к

Чонгуку.

— Оставишь свой номер? — вдруг звучит от Дугласа. — Я скину тебе кое-что.

Вижу, ты мне не веришь.

Весь последний месяц главным желанием Тэхёна было получить достоверную

информацию о Чонгуке со всеми доказательствами и фактами, но сейчас,
впервые за такой долгий срок ожиданий и головоломок, он боится того, что
может узнать. Ему страшно увидеть ту женщину, страшно увидеть её и Чонгука
вместе, страшно увидеть, что Чонгук был с ней счастлив. Потому что ему
известно, каким Чонгук стал после расставания с ней: безразличным,
опустошённым и грустным.

Будет ли Тэхёну легче, когда он узнает всю правду о нём?

— Я не хочу копаться в чужом белье, — прямо говорит он Дугласу.

Настолько личные ответы ему не нужны.

117/292
— Там нет ничего супер откровенного, — тот наскоро допивает свой кофе и
достаёт из кармана пиджака ручку и блокнот, протягивая их Тэхёну. — Всего
лишь видео из открытого доступа.

Тэхёну по-прежнему страшно от того, что он может узнать.

Однако номер Дугласу он всё же оставляет.

Попрощавшись с ним и пожелав ему хорошего дня, Тэхён поднимается на ноги,

застёгивает верхнюю пуговицу пиджака и, вновь прокрутив в голове фразу «всё
было по обоюдному согласию», выдвигается к столику, за которым его ждут
друзья и Чонгук.

У последнего ожидаемо написано на лице «не лезь ко мне, иначе убью», и это
притом, что всё его внимание приковано к книге; у него опять круги под глазами,
красивый беспорядок на голове и аура человека, которому хочется бесследно
исчезнуть или вовсе никогда не существовать.

Тэхён, присаживаясь напротив, решает не лезть к нему с неуместными

вопросами.

— Что у вас сегодня за парные образы? — обращается он к Чимину и Юнги,

поглядывая на увлечённого чтением Чонгука.

По движению его зрачков Тэхён понимает, что Чонгук очень быстро

перескакивает со строчки на строчку.

Атмосфера за столом напряжённая – это чувствуется.

— Я у него на ночь остался, — бурчит слева Чимин, натягивая рукава свитера на

ладони. — Если бы я знал, что в его гардеробе больше нет классических
костюмов…

— Да ладно тебе, — перебивает его Тэхён; он поворачивается к нему и

останавливает взгляд на его чёрно-белых волосах, скрытых под шапкой. — Зато
ты теперь похож на художника.

Юнги усмехается.

На самом деле Чимин только выглядит холодным и строгим, а в душе он очень

добрый и мягкий человек. В академии никто об этом не знает, но уже который
год подряд Чимин анонимно помогает приютам, спуская на спонсорство чуть ли
не все свои деньги, и не треплется об этом, потому что занимается
благотворительностью бескорыстно, из огромной любви к животным.

У Чимина яркий запоминающийся образ, у него самые дорогие тряпки, самая

быстрая тачка (у него всё самое-самое); ему, как и Тэхёну, крайне важно
привлечь внимание и произвести впечатление – их потребность в этом связана с
тем, что их обоих недолюбили в детстве. Сейчас, во взрослом возрасте, чужое
одобрение играет для них колоссальное значение, что несомненно сказывается
на их внешности и характере, но не делает их корыстными и расчётливыми.

Просто люди, к сожалению, всегда видят то, что они хотят видеть.

118/292
— Как думаете, — раздаётся из-за спины голос Намджуна, — если я попрошу
добавить мне в кофе вискаря, бариста пошлёт меня в далёкие дали?

Намджуна попробуй пошли.

Каждый раз, смотря на него, Тэхён искренне восхищается. Наверное, это связано
с его качествами, которые Тэхён так сильно уважает в людях: полная
независимость от мнения других, здоровое бунтарство, огонь в глазах и
непробиваемая сила духа. Всё это делает Намджуна таким, какой он есть, –
особенным. По крайней мере, для Тэхёна.

Кто ещё из студентов не побоится заявиться в академию в таком виде? Только

Ким Намджун.

Тэхён разглядывает его серую футболку, поверх которой надета клетчатая

рубашка с оторванными рукавами, его голубые джинсы и чёрную кепку, его
серебряную подвеску, и признаёт, что Намджуну идёт буквально всё, что бы он
ни надел – от классического костюма до рваных джинсов и весьма откровенных
маек, – и дело вовсе не в его идеальной фигуре.

У Тэхёна нет и никогда не было побуждений замутить с Намджуном, их

связывают лишь дружеские чувства, но он не может отрицать тот факт, что
Намджун безумно красивый парень и им всё время хочется любоваться.

— Знаешь, иногда мне кажется, — следит за его передвижениями Тэхён, — что я

стал геем из-за тебя.

Намджун на его комплимент улыбается уголком губ и, повесив рюкзак Чонгука

на спинку стула, присаживается рядом с ним.

— А я думал, геями рождаются, — вид у него не особо радостный, как бы он ни

пытался этого скрыть.

Наверное, что-то случилось. У Намджуна редко бывает упадническое

настроение.

— Бисексуальными, — появившись в поле зрения, поправляет его Сокджин; он

тоже тянется к Чонгуку за рукопожатием. — Все рождаются бисексуальными.

А вот Сокджин выглядит как обычно: по классике. В этом плане он постоянный

человек.

— Укуси меня Делакруа, — закатывает глаза Чимин. — Это домыслы дедушки

Фрейда. У меня, например, никогда не было чувств к парню.

— И у меня, — отвлекается от рисования Юнги.

— И у меня, — голос Сокджина звучит тише, чем у остальных, но так же

уверенно.

— У меня тоже, — добавляет Намджун, как нечто бесспорное.

Все поворачиваются к Чонгуку.

119/292
Если бы на нём был надет капюшон, скрывающий его уши, то Тэхён бы подумал,
что Чонгук сидит в наушниках и не слышит их разговор – именно так выглядит
его реакция. Точнее, отсутствие его реакции. Возможно, он и правда погружён в
чтение настолько глубоко, что не обращает внимания на окружающих и их
оживлённую беседу, но, чёрт возьми, неужели его не напрягает это резко
появившееся молчание и пять взглядов, направленных на него?

А может, Чонгук расслышал их, просто не хочет отвечать?

— Смею заметить, — говорит Намджун, прерывая разрастающееся

замешательство Тэхёна, — ты наконец-то вспомнил про красивые шмотки, — он
доволен, и это не может не радовать. — Такой стиль тебе идёт куда больше, —
толкнув плечом сидящего рядом Чонгука, Намджун переводит внимание на его
профиль. — Скажи же?

Такого поворота Тэхён точно не ожидал.

— Да мне всё равно, — чуть озлобленно хрипит Чонгук: кажется, он недоволен

тем, что его отвлекают.

А такого – вполне. Тем не менее, Тэхёну его безразличие неприятно.

Чонгук слышит их. Их разговоры, обсуждения, споры, вопросы. Он слышит, а

значит, ему удаётся и анализировать прочитанное, и попутно вникать в суть
беседы, то есть концентрироваться на двух делах одновременно. Вряд ли он
испытывает трудности в том, чтобы подать голос и влиться в диалог.

Так какого тогда чёрта он вечно делает вид, что всё иначе?

Намджун, как ни странно, не спорит с ним: он опускает голову вниз, устремляя

взгляд в пол, и задумчиво кусает губу, не отвечая на фразу Чонгука. Видеть его
таким непривычно; обычно за столом он подкалывает Сокджина или
рассказывает смешные истории с их репетиций, да и ведёт себя совсем по-
другому – раскованно, смело, общительно.

Но не сегодня.

— Ты в порядке? — первым интересуется Тэхён, внимательно уставившись на

него.

Чимин, Юнги и даже Чонгук поворачиваются к Намджуну и обеспокоенно

смотрят на него.

— Да, — неубедительно звучит от того в ответ. — В порядке.

Намджун никогда не умел врать. Признаваться в том, что ему плохо, и

принимать чью-то помощь – тоже: так его воспитали («со своими проблемами ты
должен разбираться сам»). Тэхён с его жизненными убеждениями не согласен.
Да, наши проблемы, кроме нас самих, никому не нужны, но если ты запутался и
не знаешь, как привести мысли в порядок, то стоит хотя бы попробовать
поделиться ими с тем, кто переживает за тебя.

Тэхён, например, переживает. Он готов выслушать его и помочь ему всем, чем
сможет. Поэтому, проигнорировав то, что Намджун солгал ему о своём

120/292
состоянии, он вопросительно заглядывает Сокджину в глаза и молчаливым
кивком спрашивает у него, что происходит с его лучшим другом.

— Слово на букву «с», — чуть слышно произносит Сокджин.

Тэхён ненадолго прикрывает глаза.

Он присутствовал в момент первой встречи Намджуна и Сирши. В тот день

дерзкий и амбициозный Намджун, которого все в академии сразу прозвали рок-
звездой, увидев её улыбку, застыл на месте и прекратил моргать. Для Тэхёна
тогда это стало потрясением: как так, как такой непробиваемо наглый и
уверенный в себе человек может стать настолько потерянным и на вид
уязвимым от одной лишь улыбки?

Намджун таял всякий раз, когда Сирша здоровалась с ним в коридоре. Он

страшно нервничал перед каждым психологическим тестом, он становился
жутко неуклюжим, когда видел её неподалёку или слышал вблизи её голос;
иногда, по его же рассказам, не мог и слова вымолвить, оказавшись с ней рядом.

У всех есть слабое место, даже у самых сильных.

Слабое место Намджуна – его чувства к Сирше.

— Почему ты не поговоришь с ней? — ненастойчиво спрашивает Тэхён.

Прошло уже четыре года, а Намджун всё не может набраться смелости.

— Я не могу, — мотает он головой.

Тэхён беззвучно вздыхает.

Намджуна можно понять. Кто он для Сирши? Наверняка очередной студент,

которому снесло крышу из-за того, что ему оказали психологическую помощь в
трудный момент. Наверняка она не поверит в его «я смотрю вокруг и не вижу
никого, кроме тебя». Наверняка к ней подкатывали столько раз, что она
испытывает сложности с доверием и на автомате уходит в отрицание, услышав
любое признание.

Сирша не стерва, у неё есть сердце и чувства, но ещё у неё есть небольшая
профессиональная деформация, из-за которой она не воспринимает всерьёз
слова студентов, которые признаются ей в симпатии или любви.

— И долго ты собираешься молчать? — Тэхён старается не давить на него.

Намджун и так выглядит разбитым.

— Тэхён, я не могу, — пытается объяснить тот, взглянув на него с отчаянием.

Вот почему некоторые психиатры называют любовь эмоциональным дефектом.

Жил себе Намджун, участвовал в любой движухе, посылал к чёрту правила,

презирал нормы, ругался, бунтовал, боролся. А потом встретил того самого
человека и не смог сдвинуться с места.

121/292
— Чего ты боишься? — никак не доходит до Тэхёна.

— Её отказа, — честно отвечает ему Намджун, виновато опуская взгляд. — Как

бы приторно это ни звучало, Тэхён, но такой исход разобьёт мне сердце.

Чонгук, наконец, отрывается от чтения и медленно поворачивается к Намджуну.

В его глазах такое мучительное понимание, такое искреннее сострадание и
сожаление, что у Тэхёна у самого начинает давить в груди и усиливается не
пойми откуда взявшаяся жалость.

Должно быть, Чонгуку как никому известно, каково это – когда тебе разбивают
сердце.

— Такой исход не будет концом света, — успокаивает его Тэхён.

Намджун знает, что у него нет шансов. По крайней мере, сейчас, пока он
студент. Подобные романтические связи в их учебном заведении запрещены;
Сирша, как взрослый и рассудительный человек, сто процентов не станет
рисковать работой ради интрижки со старшекурсником.

А Намджун меньше всего хочет, чтобы у неё были проблемы из-за него.

— Ты не понимаешь…

— Не понимаю, что такое «ты мне не нужен»? — прерывает его Тэхён и горько
усмехается. — Я помню, как херово мне было, когда мы с Хосоком разошлись.
Казалось, что жизнь закончилась. Я тогда говорил, что не смогу без него,
помнишь? — Юнги, сочувственно поджав губы, съеживается на своём стуле,
будто ему холодно. — Смог, как видишь. Справился, — заканчивает Тэхён,
опуская взгляд вниз. — Со временем любая боль проходит.

Ему и впрямь больше не больно. Порой ему не больно настолько, что это пугает
его до чёртиков. Он и сейчас, разговаривая с Намджуном, ничего не чувствует.
Более того, он не в состоянии притвориться, что у него что-то осталось внутри.

Так бывает, когда страдаешь по человеку так сильно, что в какой-то момент не
выдерживаешь этого и перегораешь.

— Ты психоаналитик? — грубо доносится от Чонгука. Тэхён моментально

переводит на него взгляд и недоуменно морщит лоб. — Может, врач-
психотерапевт? — тон Чонгука, его вид, каждый его вздох – всё пропитано
злобой. — Какого хера ты лечишь его, ссылаясь на собственный опыт? — в голосе
– открытое неуважение. Тэхён приоткрывает рот, чтобы сказать, что Чонгук не
так его понял, но тот не позволяет ему этого сделать. — Если твоя боль прошла,
это не значит, что у других она пройдёт. Если ты смог справиться, это не значит,
что другие смогут, — да, несомненно. Разве Тэхён спорит? Он лишь пытался
поддержать Намджуна и привёл себя в пример. Что на Чонгука нашло? — Не все
справляются, можешь себе представить? А знаешь почему? — он смотрит Тэхёну
в глаза с пугающей неприязнью. — Потому что такие вот псевдо-лекари, как ты,
пускают людям пыль в глаза и учат их, как поступать и как жить, не имея на это
никакого права, — цедит он сквозь зубы. — Отучись на специалиста, поработай с
сотнями людей, вбей себе в голову элементарную истину о том, что мы все
абсолютно разные, что психика и сила воли у всех абсолютно разная, что любая
неаккуратно брошенная тобой фраза может разрушить чью-то жизнь, а потом

122/292
уже лезь со своими «это не будет концом света» и «любая боль проходит», —
интонация у Чонгука презрительная. Вероятно, когда-то с ним поступили точно
так же, и Тэхёну очень жаль его, правда. Чонгук выглядит непоправимо
разрушенным. Но, видит бог, Тэхён без понятия, как угомонить его поток
сознания и как ему с этим помочь. — Сидеть и раздавать советы, делая упор на
том, какой ты молодец, как ты смог и справился, может каждый. Ума для этого
не надо, — Чонгук встаёт на ноги, снимая рюкзак со спинки стула, и бросает на
Тэхёна пренебрежительный взгляд. — Он живой человек, а не объект для твоего
хронического стремления выставить себя лучше других.

Тэхён из-за его наезда теряется.

Как-то всё это... неадекватно? Разве можно до такой степени вывернуть смысл
чужих слов?

— Чонгук, — он поднимается со стула, делает шаг в его сторону и встаёт у него

на пути, — возможно, так это выглядело со стороны, — тихо продолжает он,
смотря в его глаза вблизи и борясь с желанием положить ладонь на его плечо и
успокоить его таким жестом, — но я не…

— Показывать свою значимость, используя для этого людей, которым плохо, – это
верх цинизма.

Двинувшись вперёд и сильно толкнув Тэхёна плечом, Чонгук стремительно

покидает кафе.

Что это, чёрт возьми, было?

Почему Чонгук всё время думает, что Тэхёну важно показать свою значимость? В
день их знакомства он сказал, что Тэхён выёбывается своей машиной, потом
заявил, что он подсос, теперь – что он считает себя лучше других. Откуда он это
берёт? Тэхён не дал ему ни одного повода так думать.

Он разворачивается к парням и с немым вопросом «серьёзно?» раскидывает руки

в стороны.

— Не бери на свой счёт, — первым подаёт голос Чимин. — У него какие-то

проблемы с отцом. Я слышал, как они ругались по телефону, — Юнги часто
кивает, подтверждая его слова. — У них и до этого были такие себе отношения, а
сегодня, видимо, случилась кульминация и дополнительный уровень с боссом.

«Не все справляются, можешь себе представить?»

Тэхён расслабляет руки и, отвернувшись чуть в сторону, старается посмотреть

на ситуацию непредвзято.

Ссоры с родителями всегда по-особенному эмоциональные. Они не похожи на

ссоры с лучшим другом, с преподавателем, с незнакомцем на улице. Сказанное
родителями воспринимается иначе. Их жесты воспринимаются иначе. Ругаясь с
мамой или папой, мы реагируем на происходящее гораздо острее и обиды
чувствуем больше.

Тэхён, может, и не знал бы этого, если бы сам после окончания школы не сбежал
от вечных ссор с отцом в другой штат.

123/292
— Извини, — на всякий случай говорит он Намджуну, который по-прежнему
сидит с поникшей головой. — У меня и в мыслях не было умничать.

Посыл заключался в другом.

— Забей, — неискренне улыбается тот; он не выглядит задетым и оскорблённым.

— Прости, конечно, но лично я отчасти согласен с тем, что сказал Чонгук, —

вдруг признаётся Сокджин и, дождавшись, пока Тэхён повернётся к нему,
легонько пожимает плечами. — Не суди всех по себе. Твой субъективный взгляд
на проблему может травмировать человека. И не учи кого-либо справляться с
болью, — он просит об этом учтиво, без намерений раскритиковать. — Это работа
психологов и врачей. Не надо добавлять им клиентов и пациентов.

Ладно. Пусть так. У Тэхёна нет желания спорить из-за этого дальше.

Чонгук был прав: не стоило лезть туда, куда не просят. Кто-то (как Тэхён)
справляется, кто-то (как Чонгук) – нет. У кого-то (как у Тэхёна) боль проходит, у
кого-то (как у Чонгука) – нет. Никто не знает, что в случае отказа Сирши
произойдёт с Намджуном. Каким бы сильным и дерзким он ни был, его характер
– не гарант того, что он с лёгкостью вынесет такой моральный удар.

Своими речами Тэхён мог мотивировать (спровоцировать) его проявить смелость

и признаться в своих чувствах, и не исключено, что для Намджуна это
обернулось бы плачевно.

«Психика и сила воли у всех абсолютно разная».

Тэхён мысленно возвращается на двадцать минут назад, вспоминает

равнодушно произнесённое Дугласом «она оставила ему много шрамов» и
понимает, что Чонгуку не просто так сорвало крышу, когда он услышал «любая
боль проходит». Что он небеспричинно выделил тот факт, что псевдо-психологи,
каким, по его мнению, выставил себя Тэхён, своими дурацкими советами чаще
всего делают только хуже.

Вывод напрашивается сам собой.

Чонгук всё ещё не оправился.

*****

Тэхён лежит на полу в своём зале примерно два с половиной часа.

Внутри бушует море чувств – от непонимания до стыда; придумать, как начать с

Чонгуком разговор, не получается. Они ведь вроде как только-только наладили
контакт, выяснили, что умеют общаться спокойно, без злости и ругани, но стоило
Тэхёну обрадоваться и предположить, что между ними что-то изменилось, как
всё моментально разрушилось.

Есть ли у него шанс объяснить свою точку зрения? И, что самое главное, будет
ли Чонгук его слушать?

124/292
Со стороны скамейки доносится звук уведомления. «Я скину тебе кое-что. Вижу,
ты мне не веришь». Тэхён ощущает волнение. Он поднимается на ноги,
поправляя свою серую футболку и чёрные спортивные брюки, задумчиво
прищуривается, заранее ожидая чего-то нехорошего, и быстрым шагом
направляется к своей сумке, в кармане которой лежит телефон.

На экране – сообщение от Дугласа. С ссылкой на видео с фейсбука. Оглянувшись

на дверь и удостоверившись в том, что она плотно заперта, Тэхён открывает
диалог, переходит по ссылке и оказывается на страничке некого Германа
Томмерааса, а если точнее, в его видеоальбоме с ёмким названием «мои лучшие
годы».

Нужное видео подгружается само.

— Я, как обычно, приехал самый последний, — рассказывает, кажется, тот самый

Герман, снимая себя на камеру. У него ярко выраженный австралийский акцент.
— Даже Чонгук успел приехать раньше меня. И это с таким-то грузом на плечах,
— Герман широко улыбается и поправляет волосы, которые развевает лёгкий
ветер. — Этот малой постоянно таскает с собой тяжеленные книги.

Тэхён сразу догадывается, что съемка идёт на территории кампуса какого-то

австралийского университета; вокруг много зелёной травы и ровно
подстриженных кустов, вдалеке, за спиной Германа, видна парковка, а справа
стоит большое здание, около которого тусуются другие студенты.

Тэхёна, разумеется, интересует лишь один.

— У талантливого человека нет необходимости в том, чтобы привлекать к себе

внимание, — слышится голос Чонгука: судя по всему, произнося эти слова, он
улыбается. Тэхён сужает глаза и непроизвольно задерживает дыхание. —
Например, хорошей певице не нужно раздеваться в своих клипах, чтобы её
песни слушали.

— О чём это вы? — перебивает его Герман.

Он по-прежнему продолжает снимать себя, поэтому увидеть Чонгука пока не

представляется возможным.

— Подожди, — камера перемещается на худого парня, курящего сигарету. Он

похож на неформала, и у него такой же акцент, как у Германа и Чонгука. — Но
если эта певица будет, допустим, ввязываться в конфликты и реагировать на всё
подряд, то о ней и её песнях узнает ещё больше людей.

— Агрессивный контент привлекает агрессивную аудиторию, — отвечает ему

Чонгук. Герман, наконец, направляет на него объектив. — Адекватный,
соответственно, – адекватную. Тут уж каждый выбирает своё.

Тэхён нажимает на паузу.

Это чёртов дипфейк? Или у Чон Чонгука есть брат-близнец, о котором никто не
знает?

Он пристально смотрит на стоп-кадр, боясь моргнуть, чувствует, как

стремительно учащается сердцебиение, и не понимает, как такое возможно. Как

125/292
Чонгук может так застенчиво улыбаться, как он может выглядеть таким
беззаботно счастливым и разговаривать с людьми так открыто и увлечённо. Его
образ из прошлого несравним с его нынешним образом: на видео на нём белый
пушистый свитер, чёрные рваные джинсы и огромные кроссовки на массивной
подошве; у него необычные серьги и достаточно длинные волосы, концы у
которых покрашены в сине-зелёный цвет и немного завиты.

Покрашены, чёрт возьми. И завиты.

Чонгук милый. Его взгляд – добрый-добрый, и эта доброта искренняя; поза, в

которой он сидит, показывает его хорошие манеры и скромность. А ещё у него
очаровательные порозовевшие щёки, которые делают его… совершенно
невинным?

Что за параллельная вселенная?

— А-а, я понял, — бросает Герман, когда Тэхён возобновляет просмотр. — Ты

опять про свою любимую Адель.

— Но она крутая! — жалобно тянет Чонгук, прижимая к себе толстую книгу.

Невероятно.

Чонгук милый. Не в том смысле, что он весь такой сладкий, и его хочется
затискать, а в том, что он добродушный, приятный (речь не только о его
внешнем виде, но и о его поведении) и определённо дружелюбный. Тэхён и
представить себе не мог, что Чонгук способен вести себя нормально, как
обычный человек, который никогда в своей жизни не сталкивался с невыносимой
моральной болью.

«Чонгук не всегда носил чёрные шмотки и притворялся самым необщительным

человеком на свете».

Тэхён ощущает необъяснимую тоску.

— Эй, не вмешивайся, — затыкает Германа неформал. — Агрессия порождает

агрессию, с этим всё ясно, — он вновь поворачивается к Чонгуку, — но откуда
она изначально берётся?

— Это уже другой разговор, — поправляя свои кудряшки, отзывается тот. — О

внутренних конфликтах.

Книга, которую Чонгук держит в руках, приковывает к себе взгляд Тэхёна.

Шопенгауэр. Опять? Сколько раз Чонгук читал его труды?

— Так, — худой парень выбрасывает сигарету в урну и складывает руки на

груди, — давай-ка поподробнее.

Тэхёну жутко интересно, что это за университет, и на какой кафедре на момент

съёмки этого видео учился Чонгук. Вероятно, его специальность была связана с
литературой или философией. Не исключено, что с музыкой, пусть и на
музыканта в своём образе он не похож.

Надо будет прошерстить страничку Германа (особенно, его видеоальбомы).

126/292
Чонгук приветственно машет рукой какому-то студенту, проходящему в паре
метров от них, и возвращает своё внимание собеседнику.

— Человек с внутренним конфликтом всегда будет агрессивно реагировать на

окружающий мир, — поясняет он, — всегда будет отвечать на минимальную
провокацию, выставляя себя умнее, спорить с мнениями, которые не совпадают с
его собственными, и считать критикующих его людей глупыми.

Тэхён снова нажимает на паузу.

Это не философия. Это психология, базовый её уровень. Тэхён изучал эту

дисциплину в академии и он хорошо помнит данную тему. Чонгук забыл одну
важную вещь: человек с внутренним конфликтом всегда будет пытаться поднять
свою самооценку, принижая или оскорбляя других.

Но ведь… именно этим он и занимается в настоящее время: принижает его,

Тэхёна, и благодаря этому возвышает себя. Если углубиться и пораскинуть
мозгами, то не составит труда распознать, что каждая его фраза сводится к
тому, что Тэхён плохой, а вот он, Чонгук, не такой. «Ты подсос, а я – нет». «Ты
купил себе спортивную тачку для выебонов, а мне это не нужно». И всё в этом
духе.

Если Чонгук знает, что такое внутренний конфликт, то почему он не замечает

свой собственный?

— Какой же ты ботан… — ворчит Герман, цокая языком, и поворачивает

объектив на себя. — Вот что бывает, когда человек учится на двух факультетах
одновременно.

Видео внезапно заканчивается, оставляя Тэхёна в полнейшем недоумении.

Что. Это. Было?

Уму непостижимо. Тэхён слышал, что насилие ломает людей, но не думал, что на
мудром и рассудительном Чонгуке это проявится в такой степени. Тот изменился
кардинально: у него другая внешность, другое поведение, другое отношение к
людям. Чонгук стал другим человеком. Хотел ли он этого сам? Ощутил ли он все
эти перемены?

Или однажды просто проснулся не собой?

Тэхён знаком с ним больше месяца, и за это время он ни разу не видел, чтобы
Чонгук искренне улыбался (максимум уголком губ, и то нейтрально), чтобы он
стремился поддержать беседу и махал кому-то рукой в знак приветствия. Про
белую одежду Тэхён и вовсе молчит.

Если его образ отражает его внутренние переживания, то там, в его душе, всё
очень херово.

Тэхён опускает ладонь с телефоном и отсутствующе смотрит на стену напротив.

Сирша сказала, что закрытость Чонгука – это его попытка защититься от того,
что он пережил. Насколько сильно нужно закрыться, чтобы новая боль не смогла
пробраться внутрь, а старая так и не нашла выход наружу? Что нужно пережить,

127/292
чтобы сначала поделить мир на чёрное и белое, а потом категорично отречься от
второго?

«…имя того, у кого отняли голос, не позволив сказать правду».

Может, эти слова стоит воспринимать буквально?

«Бесплотной тенью покидаю тебя».

Может, и эти – тоже?

Слышится звук приближающихся шагов, а за ними – скрип отворившейся двери.

Тэхён оборачивается. Чонгук. Ему неизвестно, что такое опоздание; он
раздражающе пунктуальный, и всегда приходит вовремя, однако Тэхён всё
равно удивляется его появлению, несмотря на то, что настенные часы
показывают ровно три часа дня и их занятие вот-вот должно начаться.

Чонгук не поднимает на него взгляда, когда заходит внутрь и направляется к

скамейке. Он избегает зрительного контакта и тогда, когда присаживается всего
в паре метров от него, и тогда, когда начинает молча снимать с себя обувь, и
тогда, когда Тэхён подходит к нему, останавливаясь совсем рядом и бросая
телефон в свою сумку.

Всем своим видом он кричит, что им нечего обсуждать.

— Чонгук, — мягко обращается к нему Тэхён, убирая руки в карманы брюк, —

давай поговорим.

А ещё Чонгук жутко зол. Тэхён понимает это, когда тот встаёт на ноги, не
смущаясь близости, в которой они оказываются, и заглядывает в его глаза. В них
опять темнота, опять море грусти вперемешку с отчаянием. Опять подавленная
ярость, которую Чонгук будто бы не способен выплеснуть наружу.

Его стиснутые зубы, покусывание губ изнутри, частое моргание – мимика выдаёт
его с головой: Чонгук не в состоянии контролировать то, что творится с ним в
данный момент.

— Послушай, — чуть тише продолжает Тэхён, — в этом конфликте нет никакого

смысла, — он слабо мотает головой, не разрывая с ним зрительный контакт. У
него нет желания вновь ругаться с Чонгуком. — Сценарий, при котором Сирша
оттолкнёт Намджуна, не стопроцентно вероятный. Я сам не знаю, почему начал
настраивать его на худший вариант. Наверное, я патологический пессимист, —
Чонгук смотрит на него в ответ и не произносит ни единого слова. — Да, мои
отношения закончились плохо, но мне правда хочется верить в то, что их паре
повезёт, — его голос звучит спокойно, даже чуть-чуть виновато. — Вот что мне
следовало сказать Намджуну. Я должен был подбодрить его и на всякий случай
напомнить, что я буду рядом, если она всё же разобьёт ему сердце, — Тэхён
медленно моргает, рассматривая глаза Чонгука вблизи. Ему более чем хватило
нескольких часов наедине с собой, чтобы понять, в чём он был неправ перед
Намджуном. И ему действительно жаль. — Клянусь, у меня не было цели
показать свою значимость и обидеть двух людей, на которых мне не плевать, —
прямо сообщает он, имея в виду, конечно же, и его, Чонгука. На того его
откровенное признание не производит особого впечатления. — Извини, если тебя
задели мои слова, — Тэхён опускает взгляд на его губы и тут же возвращает

128/292
внимание его глазам. — Я этого не хотел, — заканчивает почти шёпотом.

«Не хотел, чтобы ты по-новой возненавидел меня», — остаётся в его мыслях.

Чонгук после услышанного смыкает челюсти ещё сильнее. И, неожиданно для

Тэхёна, становится на порядок враждебнее.

— Извинения не приняты, — крайне недоброжелательно цедит он.

Да что опять не так?

Может, Тэхёну на колени перед ним упасть и расплакаться от раскаяния? Он же

признал вину, объяснил свою позицию, извинился, в чём не было никакой
необходимости. В извинениях перед Намджуном – была, перед ним, Чонгуком, –
нет. Его не касался их разговор. Его мнения никто не спрашивал. Какого чёрта
он снова выделывается?

Тэхён тоже начинает чувствовать злость.

— Позволь поинтересоваться, — он складывает руки на груди и недовольно

хмурится, — почему?

Должна же быть хоть какая-то причина.

— Потому что ты сам себе противоречишь? — с неприязнью отвечает ему Чонгук.

— Мне было плохо, но я продолжаю верить в сказки, — передразнивает он
Тэхёна, пренебрежительно морща нос. — Когда его чувства к ней отнимут всё
хорошее, что есть в его жизни, ты тоже прибежишь к нему извиняться за свои
слова?

Тэхён прекращает моргать.

Что за бред? Как это вообще связано с их ситуацией?

Чонгук определённо перекладывает случившееся на свой горький опыт. С ним,

очевидно, что-то произошло; его кто-то обидел, и речь не о той женщине,
которая психологически измывалась над ним, а о ком-то другом, кто, по всей
видимости, пытался ему помочь, но причинил ещё большие страдания.

Такое тяжело пережить. И такое непростительно.

Но причём здесь Тэхён?

— Мне бы не пришлось извиняться, если бы ты не вывернул мои слова наизнанку,

— уже не так спокойно говорит он Чонгуку.

То, что он теперь ощущает, – не злость. Это уже возмущение. Тэхён возмущён из-
за того, что Чонгук проецирует его высказывания на действия другого человека,
который, по всей видимости, когда-то давно глубоко ранил его.

Вероятно, Чонгук считает того человека худшим существом во Вселенной и не

собирается его прощать, вот только Тэхён не имел и не имеет к нему отношения.
И ему до невозможности противно от того, что Чонгук их сравнивает.

129/292
Тэхён не монстр. Ему не станет лучше, если Чонгук начнёт испытывать боль.

— Ты сказал именно то, что хотел сказать, — нервно отзывается тот.

Он словно не слышит то, что до него усиленно стараются донести.

— Чонгук, — осторожно проговаривает Тэхён, — я не понимаю, что происходит,

— его и в самом деле начинает пугать поведение Чонгука и его странные
нелогичные ответы. — Я не хочу ругаться с тобой. Не хочу, чтобы ты считал, что
я желаю Намджуну зла, — Чонгук не отводит от него взгляда, не переставая
плотно стискивать зубы. — Я обожаю этого парня со дня нашего знакомства. Я,
наверное, больше него самого хочу, чтобы у них всё получилось. Чтобы она
ответила ему взаимностью, чтобы у их истории был счастливый конец…

— Да не бывает счастливых концов, как до тебя не доходит?! — резко

перебивает его Чонгук, повышая на него голос. — Включи уже голову! — Тэхён
машинально отстраняется и задерживает дыхание. Это что, страх? Прямо сейчас
Чонгуку страшно? — Все люди на этой планете в той или иной мере склонны к
насилию. Все причиняют друг другу боль. Абсолютно все. Без исключения, — его
едва заметно трясёт от негодования (или от страха – сложно определить). Тэхён
смотрит на него с тревогой. — И ты тоже причинишь, — тычет в него пальцем
Чонгук. Стоп. Что за абсурдные суждения? Он ведь это не всерьёз? Тэхён
приоткрывает от изумления рот, намереваясь возразить ему, но вовремя
прогоняет эту мысль, позволяя ему договорить до конца. — Всю нашу жизнь мы
только и делаем, что заставляем друг друга страдать, — продолжает Чонгук,
часто моргая. Ему плохо. Тэхён делает такой вывод, на время заглушив свои
эмоции (в глубине души он по-прежнему зол) и взглянув на ситуацию здраво. —
Каким бы добрым ты ни пытался себя выставить, — выплёвывает тот, — сколько
бы ты ни притворялся, что за своих друзей ты будешь стоять горой, что даже на
незнакомых людей, вроде меня, тебе не плевать, — он будто бы передаёт своей
интонацией «я тебе не верю», — ты всё равно принесёшь кому-то мучения, — его
заключение звучит уверенно, чем ужасно гневит Тэхёна. Контролировать этот
гнев у него уже не выходит. Как они пришли к этому? Как безобидная беседа в
кафе обернулась превращением Тэхёна в какого-то морального урода, чёртового
психологического насильника, способного отравить кому-то жизнь? Его,
человека, который всегда открыто и прямо выступал против любого насилия.
Тэхён забивает на здравый взгляд. К чёрту эту сдержанность. Он, может, и не
самый милый на Земле, но он точно не тот, кем его только что выставили. Он
презирает таких людей и не хочет иметь с ними ничего общего. — Это
неизбежно, — подливает масла в огонь Чонгук. Он не держит себя в руках и явно
несёт эту околесицу на эмоциях, но Тэхён, которого слишком сильно оскорбили
его слова, не пытается оправдать его этим. Сейчас, ослеплённый своей злостью,
он не помнит о том, что буквально недавно он сам чувствовал себя
неуравновешенным, что у него у самого ехала крыша, что он наговорил Чонгуку
кучу ерунды, за которую ему потом было стыдно. Сейчас он думает лишь о том,
что Чонгук видит в нём конченного человека, склонного к насилию. И честное
слово, лучше бы он считал его самовлюблённым ЧСВ-шником или обычным
придурком. — Ты такой же, как все, — забирает остатки его терпения Чонгук, —
ты не раз причинишь кому-то боль, а этот кто-то из-за тебя…

— Я не она! — громко обрывает его Тэхён, не сумев удержать это внутри.

В тишине, в которую после его крика погружается зал, становится слышно, как у
оцепеневшего Чонгука колотится сердце.

130/292
Боль. Сколько раз за их разговор Чонгук произнёс это слово? Сколько раз он
намекнул на то, что больше не может её терпеть?

А сколько раз Тэхён услышал его намёки и безмолвные просьбы не давить на

больное?

Он снова видит перед собой настоящего Чонгука: уязвимого, раненого,

преданного. Тот показывает правду всего на долю секунды, раскрывается перед
ним, обнажая свои чувства, и уже не возвращается к своему отталкивающему
образу, которым он привык защищать себя от новых кошмаров и потрясений.

Тэхён не успевает сказать, что ему жаль, что их выяснение отношений

обернулось переходом на личное.

Чонгук тоже ничего не говорит. Не спрашивает, откуда он, Тэхён, знает о ней, не
кричит на него, не бросает «это не твоё дело». Боль в его взгляде, словно по
щелчку, сменяется безысходностью и растерянностью: на его лице появляется
опустошение и полное отрешение от реальности. Руки, которыми он,
опустившись на скамейку, помогает себе надеть кроссовки, совершенно его не
слушаются; его напряжённые до этого момента мышцы потихоньку
расслабляются.

И Тэхён понимает: вот что значили те его слова.

Вот что такое «когда чувства к ней отнимают всё хорошее, что есть в твоей
жизни».

— Чонгук, — практически беззвучно выдыхает Тэхён, — я не…

…не хотел превращаться в того, кем ты меня описал.

Ещё утром было ясно, что не следует реагировать на его выпады. «Не бери на
свой счёт. У него какие-то проблемы с отцом». У всех бывают плохие дни. Все
рано или поздно срываются из-за беспомощности. Пару дней назад Тэхён ощутил
это на собственной шкуре и осознал, что это бесконтрольный процесс, на
который не существует рычагов воздействия.

Никто не может подавлять свои чувства вечно.

Наверное, Чонгук делал это чересчур долго. Наверное, он попросту не выдержал.

Такое никогда не проходит бесследно. Тэхён наблюдает за тем, как неуклюже он
завязывает шнурки на кроссовках, как отстранённо он пялится в пол, как
наощупь подхватывает рюкзак с торчащими из него барабанными палочками. А
после, поднявшись на ноги, направляется в сторону выхода с опущенной вниз
головой. Без криков. Без едких фраз. Без истерик.

Вскоре дверь за ним с шумом захлопывается.

«Ты всё равно принесёшь кому-то мучения. Это неизбежно».

Что творится в душе у всех этих сильных с виду людей?

Тэхён присаживается на скамейку, опирается локтями о бёдра и, крепко

131/292
зажмурившись, с нажимом трёт пальцами виски.

Кажется, он только что окончательно всё испортил.

132/292
Примечание к части Я искренне прошу прощения за такую огромную задержку. В
группе есть пост с объяснением (https://vk.com/wall-149273802_23942). Можете
глянуть его, если будет желание.

Спасибо за отзывы. Правда, спасибо. Спасибо, что периодически приходили под

главу и писали мне тёплые слова, показывая, что ждёте продолжение. Когда
долго не получается писать и на профиле становится тихо, такие вещи очень
важны для того, чтобы набраться сил.

Мини-напоминание для тех, кто забыл детали: Чонгук не справился с эмоциями

(почему – намекну в этой главе); Тэхён принял это на свой счёт и включил защиту
(ответное нападение), а ещё у него по-прежнему разбита губа (это для визуала).

Также развею популярное мнение: Чонгук не бэдбой, это лишь субъективное

восприятие Тэхёна.

Под одной из глав, в самих отзывах, я объясняла психологическое состояние

персонажа и делала акцент на том, что реакции человека, продолжительное
время находящегося в стрессовом состоянии, зачастую не могут и не должны
быть ожидаемыми и логичными. После каждой главы я так делать не буду.
Прошу отнестись к этому с пониманием. Я постепенно объясню всё в самом
тексте.

Визуализация:
https://drive.google.com/drive/folders/17RXXvDjX_6CXlaOjUaortIdubY9zyQpz?
usp=sharing

Берегите здоровье, C-n.

Part 6: I think it's time you knew the truth

«Злой человек
не может быть счастливым,
ибо оставаясь наедине с собой,
он остаётся наедине со злодеем».
Иммануил Кант

«Способность суждения своим априорным принципом в суждении о природе по

её возможным частным законам даёт сверхчувственному субстрату (как в нас,
так и вне нас) определимость посредством интеллектуальной способности».

Тэхён выпрямляется в спине, оторвавшись от лежащей на столике книги,

прикрывает глаза и падает на спинку дивана, в очередной раз пытаясь понять,
что он только что прочитал.

В комнате достаточно темно для чтения: в люстре стоят маломощные лампочки;

от подсветки, освещающей полки с алкоголем, тоже нет никакого толку. Тэхён
оборудовал это место таким специально – для того, чтобы можно было
спрятаться в полумраке и тишине и глубоко погрузиться в собственные мысли. А
ещё примерно пять лет назад в его винный погреб начали часто заваливаться
133/292
Чимин и Юнги, и тот крохотный столик, места на котором хватало только для
бокала и кофе тэйбл бука, ожидаемо стал мал для троих.

Пришлось выделить небольшое уютное пространство с удобными кожаными

диванами, с журнальным столиком, камином и алкоголем на любой вкус, чтобы
не было необходимости лишний раз выходить в основное хранилище.

Что такое априорный принцип? А сверхчувственный субстрат? Тэхён

запрокидывает голову, тяжело вздыхая, расслабляет ноющую из-за долгого
чтения шею и прислушивается к тихому треску дров в камине. На часах почти
десять вечера, прошло целых полдня с момента их ссоры в зале, а он до сих пор
не решил, есть ли смысл звонить Чонгуку, и если да, то что ему сказать, чтобы не
прозвучать слишком жалко. Или грубо.

В последнее время Тэхёну сложно сдерживать негативные эмоции. Особенно в

разговорах с Чонгуком.

Под закрытыми веками, как назло, стоит его образ из видео, которое Тэхён
посмотрел по возвращении домой. Чонгук на нём был таким весёлым, забавным.
Застенчивым. Тэхёну хотелось улыбаться каждый раз, когда с экрана ему
улыбался Чонгук, но вместо этого он то и дело сжимал челюсти и морщил лоб от
сожаления из-за того, что тот так и не смог оправиться от случившегося.

Вопрос «а был ли у него выбор?» остаётся открытым.

тремя часами ранее

— У тебя всё хорошо? — взволнованно спрашивает Камила, следуя за погрязшим

в размышлениях Тэхёном.

«Он любил её – она позволяла ему любить. Она манипулировала им – он позволял

ей манипулировать».

Как нужно промыть человеку мозги, чтобы он перестал понимать, что им

манипулируют? Неужели рассудительный Чонгук не сумел осознать, что
подобные взаимоотношения – это ненормально?

Тэхён медленно спускается по лестнице, ведущей в винный погреб, и добавляет

себе новые темы к размышлению. Рукава на его рубашке закатаны (пиджак он
оставил в гостиной); левой рукой он прижимает к груди ноутбук и три книги, а
правой держит снифтер.

Настроение: сорокаградусный алкоголь.

— Да, — приходится соврать, чтобы избежать предложения поговорить, — всё в

порядке.

Но было бы ещё лучше, если бы его оставили одного.

— Что тебе принести? — проявляет заботу Мила, когда Тэхён заходит в погреб и
останавливается напротив ячеек с коньяком. — Ты сегодня ел что-нибудь, кроме
завтрака?

134/292
Тэхён не ел. И не хочет.

Всё, о чем он может думать в данный момент, – это Чонгук из настоящего и

прошлого.

— Я буду только кофе, — он берёт в руки бутылку из прозрачного стекла и

поворачивается к Камиле. — У нас нет такого комнатной температуры? — та,
взглянув на этикетку, отрицательно мотает головой. — Жаль, — чуть слышно
выдыхает Тэхён. — Этот не успеет нагреться.

В его руках эксклюзивный восьмидесятилетний алкоголь, который он лично

привёз из Франции. Вряд ли в этом погребе есть что-то с более глубоким и
полным вкусом, так почему Тэхёна тянет на джин? Он никогда его не любил и
никогда не питал слабости к сухим напиткам и их резким ароматам. А теперь
запах можжевельника ассоциируется у него с умиротворением, книжными
стеллажами, хриплым голосом, цитирующим Бернардена де Сен-Пьера на
французском, и… чёрт.

Кому продать душу, чтобы вернуться в тот вечер хотя бы на пару минут?

— Кофе – не еда, — обеспокоенно доносится от Милы. — Я помою виноград и

нарежу сыр.

«Не оставляй меня здесь».

Тэхён опускает взгляд на бутылку, вот только смотрит не на неё.

Если бы Чонгук на полном серьёзе попросил его об этом тогда, он бы остался? Он

бы остался наедине с ним в том огромном необычном доме, за закрытыми
дверями которого неизвестно что спрятано? Он бы согласился на молчаливое
присутствие Чонгука и побыл бы с ним в библиотеке напротив камина и жутких
картин?

Да. На все три вопроса.

Кого Тэхён пытается обмануть? Ему хочется вовсе не джина.

— Ладно, — кивает он перед тем, как направиться к двери, ведущей в самую

маленькую комнату дома. — Сыр так сыр.

Коньяк не закусывают, но Тэхён решает тактично не озвучивать это.

Пускай Мила думает, что перед тем, как лечь спать, он что-то поест.

Выпив принесённый Камилой кофе, Тэхён расстёгивает верхнюю пуговицу

рубашки, встаёт на ноги и неторопливо шагает к стеллажам, чтобы взять
молодой «чистый» бурбон. Пить прохладный коньяк – сомнительное
удовольствие (Тэхён бы даже сказал – отсутствие удовольствия), поэтому он
берёт с полки Джефферсонс и направляется обратно к столику, на котором
лежат книги и открытый ноутбук.

На экране – страница аккаунта Германа Томмерааса, точнее информация о нём:

название университета, в котором они с Чонгуком учились, место его работы,

135/292
контакты и ссылки на другие соцсети. Эти данные Тэхёну ничего не дают;
фотоальбомы и записи на стене, в том числе и старые, – тоже. Единственное, что
удаётся выяснить, – это то, что Чонгука нет у Германа в друзьях, да и вообще на
фейсбуке.

Тэхён наливает себе виски, делает первый глоток, присаживаясь на диван, и

наклоняется к ноутбуку, кликая на тот самый альбом «мои лучшие годы» и ища
видео с участием Чонгука. Подобных, к удивлению, оказывается много –
вероятно, эти двое были очень близки, – и на превью каждого из них у Чонгука
очаровательные крупные кудри с сине-зелёными концами и не менее
очаровательная улыбка.

До невозможности милый.

«Демоны не выползают из преисподней.

Они спускаются с небес».

Наверное, встреть Тэхён Чонгука пару лет назад, он бы непременно

заинтересовался им. Он бы точно не смог устоять перед его смехом, его
скромностью и добротой во взгляде, и сделал всё возможное, чтобы у Чонгука
было больше поводов смеяться и улыбаться. Если потребовалось бы, подарил бы
ему весь мир. Всю Вселенную.

После всего, что произошло в его, Тэхёна, жизни, после всех предательств и
жестокости со стороны самых близких людей, он хотел бы видеть рядом с собой
именно такого человека – излучающего свет.

Проблема в том, что Тэхён заинтересован им и сейчас. Им из настоящего, а не из

прошлого. Тэхёна страшно тянет к нему, несмотря на то, что от милого,
застенчивого и весёлого парня в Чонгуке ничего не осталось. Его тянет и он
понятия не имеет, как это работает. Что это за чёртовы невидимые нити, что так
крепко привязали его к нему?

И почему они так запутаны?

Тэхён отпивает виски, на мгновение теряясь в пространстве, какое-то время

медлит – стоит ли снова лезть в его личное? – и всё же приближается к экрану,
выбирая видео наугад.

— Ах ты, гравитация, бессердечная ты сука! — цитирует Шелдона Герман и

громко смеётся с Чонгуком в унисон.

Тот, обнимая его за талию со спины, пытается приподнять его над землёй и
удержать в таком положении.

Чонгук одет по-хорошему необычно. В своих объёмных джинсах, заправленных в

ботинки, он выглядит совсем крохотным; с его плеча спадает светлая рубашка в
клетку, а на его шее висит серебряная цепочка с подвеской. Чонгуку весело. Его
смех беззаботный и заразительный, его глаза светятся от счастья. На его щеках
лёгкий румянец.

Тэхёну, абсолютно не врубающемуся в то, что тут происходит, хочется

подурачиться вместе с ними.

136/292
— Гравитацию не трожь, — держит его будто бы из последних сил Чонгук. — Без
неё во Вселенной не было бы галактик, звёзд и планет.

— И фильма с Сандрой Буллок, — шутит Герман в ответ.

Он начинает смеяться так заливисто, что Чонгуку, тут же подхватившему его

смех, приходится опустить его на ноги. На территории кампуса очень светло; в
окнах университета и в воде фонтана играют солнечные лучи, а ветки ровно
подстриженных кустов развевает ветер. Студентов много, и все они тусуются
небольшими компаниями; им совершенно нет дела до других, они
сосредоточенны только на разговоре друг с другом, поэтому никто не обращает
внимание на странно ведущих себя Германа и Чонгука.

— Какой же ты болван, Гер, — беззлобно доносится от оператора.

Наверное, он – тот неформал из предыдущего видео.

— Эй, ну не уходи, — хнычет Чонгук, когда Герман вырывается из его объятий, и,

догнав его, обнимает ещё крепче.

Герман, как ни странно, позволяет. Более того, он довольно улыбается, когда

Чонгук кладёт подбородок на его плечо, и сам накрывает его ладони своими,
поглаживая их тыльную сторону пальцами.

Тэхён непроизвольно (ревниво) морщит нос. Ему не нравится этот Герман. Их

улыбки друг другу, объятия и прикосновения – тоже. Какого чёрта они
обжимаются на глазах у всех? Какого чёрта они смотрятся так, словно
дополняют друг друга?

И где сейчас этот Герман, когда Чонгуку херово настолько, что он сходит с ума?

— Мораль сегодняшнего дня, — говорит в камеру Герман, — не забывайте дома

книги, с которыми вы привыкли обниматься, — внимание Тэхёна на мгновение
перемещается с экрана на три толстых чёрных тома, которые лежат на столе. —
Иначе кто-нибудь пострадает.

Чонгук, стоящий с прикрытыми глазами, расплывается в добродушной улыбке.

— Смирись, друг, — его голос мелодичный, не хриплый. — Ты же знаешь, — он

подставляет лицо под солнечные лучи и слегка зажмуривается из-за их яркости,
— я очень тактильный.

Тэхён резко хватается за крышку ноутбука, захлопывает её и раздражительно

смыкает челюсти.

Очень тактильный? Поэтому на него нужно накричать, чтобы он начал выполнять

«контактные» упражнения? Поэтому он натягивает рукава на ладони, чтобы до
его кожи нельзя было дотронуться?

Бесит, бесит, бесит.

От внезапно появившейся эмоциональности у Тэхёна учащается сердцебиение.

Он злится не на себя, не на Германа и не на Чонгука: его бесит то, что ему не
хватает ума, чтобы понять ситуацию. Что чем больше он копает, тем сильнее он

137/292
запутывается и тем глубже погружается в тайну. Как ему теперь из неё
выбраться?

Стоило остановиться ещё в самом начале, когда Сирша просила об этом.

Сирша.

Тэхён спешно достаёт телефон из кармана, набирает её номер и нервно дёргает

коленом, слушая повторяющиеся гудки. Это точно в последний раз, клянётся
Тэхён. В самый-самый последний. Должно быть, он уже задолбал её своими
навязчивыми звонками.

— Есть минута? — сразу произносит он, не дав ей поздороваться первой.

— Для тебя – всегда, — на фоне её голоса – звук работы двигателя.

Должно быть, она едет домой.

— Только не разгоняй эту тему, ладно? Просто ответь, — Тэхёну заранее не по

себе от того, что он начал эту беседу. — Может ли насилие сломать в человеке
личность?

Несколько секунд Сирша молчит, вынуждая Тэхёна поволноваться.

— Может ли? — переспрашивает она. — Насилие всегда ломает. Без последствий

для психики такое не проходит, — тон у неё ровный, убеждённый. — Они,
конечно, могут быть минимальными, но…

— Ты не поняла меня, — перебивает её Тэхён. — Может ли человек из-за

пережитого насилия стать кардинально другим?

Вновь виснет недолгое молчание.

— Сломаться – да, — чуть тише отвечает Сирша. — Стать кардинально другим –

нет.

«Вот твоя история любви,

а вот моя».

Как это понимать? У Тэхёна сейчас мозг взорвётся.

— Чёрт, я не… — он тяжело выдыхает, опуская голову вниз. — Я не хочу говорить

об этом. И не хочу это обсуждать. Но я должен знать, — просит почти шёпотом.
Сирша терпеливо ждёт, пока он соберётся с мыслями, и не встревает. —
Смоделируем сюжет. Допустим, есть условный человек. Он добрый, весёлый и
позитивный. У него прекрасная жизнь, у него есть друзья. Он счастлив.
Допустим, в какой-то момент времени он влюбляется, а предметом его
влюблённости оказывается абьюзер. Манипулятор, — зачем-то уточняет Тэхён,
испытывая одинаковое отвращение к обоим словам. — Допустим, абьюзер
проявляет и физическое, и психологическое насилие. И допустим, однажды наш
условный человек не выдерживает этого и ломается. Становится безразличным
ко всем и всему, — Тэхён нерешительно тянется к ноутбуку и медленно
открывает крышку. — Его существование перекрашивается в чёрный и белый:
остальные цвета исчезают. Его внутренний свет меркнет, а эмоции ослабевают.

138/292
Он ведёт себя отстранённо. И он больше не чувствует себя счастливым, — Тэхён
смотрит на стоп-кадр с Чонгуком, который, прижимаясь к Герману со спины,
широко улыбается и забавно зажмуривается. — Все аспекты его жизни, даже его
внешность и стиль меняются на прямо противоположные. От него прежнего
остаётся ровно ничего.

Разве что боль. Как сказал сам Чонгук, не все с ней справляются.

— Он всё ещё там, — осторожно утверждает Сирша. — Тот условный человек, о

котором ты говоришь. Он там, — Тэхён чувствует недоверие к её заключению, но
всё равно прислушивается к ней. — Люди не меняются до такой степени. Мы
можем изменить своё поведение, свои взгляды и установки, свои вкусы и
принципы, свою внешность, свой стиль, — Сирша ненадолго прерывается,
прежде чем продолжить, — но всё, что делает нас нами, всё, что лежит в основе
нашей личности, мы не в силах стереть, — судя по звукам на фоне, она глушит
мотор и с усталым выдохом укладывается на сиденье. — Фраза «я стал другим
человеком» – это самый большой и самый глупый самообман. Невозможно
перекроить себя полностью. Неважно, с чужой помощью или без, — Тэхён,
вникая в смысл её слов, старается дышать тише. — Все мы боремся с собой по-
разному. Иногда крайне извращёнными способами. Иногда болезненными для
окружающих нас людей. Иногда и вовсе бесчеловечными. Но сотворить из себя
кого-то другого… — её голос затихает в намёке на то, что подобное невозможно,
— это сказки, Тэхён. Иллюзии. Изменить свою жизнь и стать другим человеком –
это разные вещи.

Тэхён задумчиво опускает взгляд.

Мы живём в сложном мире, но миры, которые живут внутри каждого из нас,

гораздо сложнее. Гораздо запутаннее. У нас нет инструкций и нет настроек,
которые можно обнулить, мы ни черта не знаем о самих себе или же не хотим
знать. Что говорить о других людях?

У каждого своё поле битвы.

Мы стараемся избегать боль, не понимая, что она необходима нам для развития.
Не чувствует только мёртвый, и всё в этом духе. Но реальность такова, что один
человек оставляет её внутри, а другой прячется от неё за защитными
механизмами. Третий свыкается с ней и решается на перемены, а четвёртый
тонет в безысходности и навсегда теряет часть себя.

Пятый сходит с ума.

Вот о чём говорил Чонгук. Грань, за которой человеку уже поздно помогать,
зачастую невидима.

— Как до него достучаться? — бубнит в трубку Тэхён.

Люди не меняются, но хорошо ли это, если задуматься? А плохо ли?

— Никак, — мгновенно раздаётся в динамике. — Он откроется, когда сам

захочет, — Сирша будто бы понимает, о ком он, и просит его не лезть. — Любые
попытки заставить его – это то же самое насилие, о котором ты говорил.

Тэхён в курсе. Он не собирается на него давить.

139/292
— А если он никогда не захочет? — у него не выходит отпустить этот факт.

— Значит, ты не тот человек.

Тэхён горько усмехается.

Разумеется, он не тот. Они ведь разные. Абсолютно. У них нет ничего общего,
кроме неприязни друг к другу и маниакального стремления ни при каких
обстоятельствах не уступать.

Дружеская или романтическая связь между ними – чистейшее безрассудство.

Даже если Чонгук откроется, даже если у них получится сблизиться,
подружиться, что Тэхён, такой же пустой внутри, сможет ему дать? Куда он его
потянет?

Слабому нужен сильный. А они оба жалкие слабаки.

— Тэхён, — голос в трубке по-прежнему мягкий, ласковый. — Человека ломают

чувства, — негромко произносит Сирша. — Не люди, — заканчивает ещё тише,
делая небольшую паузу: позволяет Тэхёну обдумать её слова. — Вот почему в
нас появляется безразличие. И вот почему оно – лучшая защита от моральной
боли, — загруженный своими мыслями Тэхён вновь поднимает взгляд на экран и
пристально смотрит на Чонгука. — Безразличного сломать невозможно.

«Проще быть одному».

Чонгук и в этом был прав. (А бывало иначе?)

Тэхён отключает вызов первым. У Сирши, в отличие от него, в голове полный

порядок; наверное, понимание людей, их поведения, мышления и поступков – это
не профессия, а какой-то редкий врождённый дар, который мало кому достаётся.
Хотел бы Тэхён себе такой же.

Рухнув на спинку дивана, он отбрасывает телефон на сиденье, на миг слабо

зажмуривается и, повернувшись к левой части стола, утыкается взглядом в
недавно купленные книги. Возможно, будет разумнее отложить чтение на потом.
Возможно, не будет. Чёрт знает. Что, если ответ, который он собирается в них
найти, сподвигнет его испытать жалость? Тэхён не выносит это мерзкое чувство.

«Всю нашу жизнь мы только и делаем, что заставляем друг друга страдать».

Его рассуждения прерывает звонок.

На дисплее – имя отца Чонгука.

настоящее время

Тэхён мотает головой, прогоняя это воспоминание, усиленно трёт ладонями лицо
и в попытке раздобыть новую информацию погружается в чтение самой сложной
книги, которую ему когда-либо доводилось открывать. «Следовательно,
эстетическая способ​ность суждения есть особая способность судить о вещах по
правилу, но не по понятиям». Ну и что это означает?

140/292
Как это вообще может нравиться?

— Тэхён? — доносится голос Камилы после типичного для неё тройного стука. —
До тебя не докричишься. Закрылся тут, как в бункере, — она открывает дверь и
предстаёт в проёме вместе с… Чонгуком. Его появление настолько удивляет
Тэхёна, что он оказывается не в состоянии сдвинуться с места и что-то сказать.
— К тебе пришёл Чонгук, — факт более чем очевидный, но Тэхён рад, что Мила
прояснила ситуацию. Сам бы он ни за что не поверил, что когда-нибудь увидит
Чонгука у себя дома. — Я впустила его. Это ведь не проблема? — Тэхён ничего ей
не отвечает, потому что банально её не слышит. Да и видит перед собой только
Чонгука. Реакция не совсем адекватная, но контролировать её у Тэхёна не
получается. — Чимин и Юнги рассказывали о нём много хорошего, так что я… —
она оглядывает сначала Тэхёна, который смотрит на Чонгука и не моргает,
потом Чонгука, который делает то же самое, и стыдливо делает шаг назад,
постепенно удаляясь к лестнице и оставляя их наедине. — Если вам чего-то
захочется – дайте знать.

Объяснений. Тэхёну хочется грёбаных объяснений.

Чонгуку, кажется, хочется извинений. Своих собственных. Спустя десять секунд

раздумий и их непрерывного «глаза в глаза» он проходит внутрь, закрывая за
собой дверь, поправляет рюкзак, который висит на его плече, и делает три шага
вперёд, нерешительно приближаясь к Тэхёну.

На нём тёплая куртка и, как и всегда, полностью тёмная одежда; его волосы
сильно взъерошены: учитывая то, что он явно приехал сюда на машине, логично
предположить, что он долгое время стоял около дома на диком холодном ветру
и не решался нажать на звонок.

Чонгук выглядит замёрзшим и виноватым.

Ещё разве что недоумевающим, что неудивительно, ведь на столе перед Тэхёном
лежат книги по философии.

— Эм, я… — неожиданно для самого себя отвисает Тэхён, — я хотел узнать тебя
получше, — честно признаётся он, отворачиваясь от Чонгука. Ему впервые
неловко за свою неотступность. — Подошёл к Сокджину, спросил о твоих
любимых философах. Он назвал две фамилии – Шопенгауэр и Кант, — всё так и
было. Более того, Тэхён едва не пробил себе лоб, когда понял, что сам не один
раз видел труды этих философов у Чонгука в руках. — Я приехал в книжный, —
искоса поглядывая на него, продолжает Тэхён, — а там целая полка с
Шопенгауэром и всего три книги Канта, — он всё-таки поднимает на него взгляд
и, кое-как пересилив себя, задерживается в таком положении. — Выбор был
очевиден, — Чонгук поджимает губы и еле заметно кивает, мол, ясно. — Короче
говоря, — тише подмечает Тэхён, обращая внимание на его покрасневший нос, —
хотел разобраться, но вместо этого ещё больше запутался.

Взгляд у Чонгука становится нечитаемым.

А может, он и правда по-прежнему там? Тот наивный и добрый Чонгук, который

даже в мыслях не мог оскорбить кого-то и выставить идиотом? Ведь
периодически, в мимолётных моментах, он раскрывает свою истинную сущность
через взгляды, движения, действия: показывает, что тот, в кого он превратился,

141/292
это лишь оболочка, своеобразная защита, ограждающая его от любого, кто
может приблизиться и причинить ему боль.

Тэхён видел в глазах Чонгука страх, обеспокоенность и испуг за другого

человека, видел чувство вины, уязвимость, потерянность. Безысходность.

Разве демон, которым Тэхён его окрестил, способен такое чувствовать?

— Почему? — хрипит тот, держась рукой за лямку своего рюкзака.

— Почему? — Тэхён усмехается. Он берёт книгу в руки, листает страницы назад и

останавливается на абзаце, который в особой степени его впечатлил. — «Тот, кто
испытывает удовольствие от одной только рефлексии о форме предмета, не
принимая во внимание понятие, — зачитывает он вслух, приподняв палец вверх,
— с полным основанием притязает на согласие каждого, хотя его суждение
эмпирично и единично, ибо основание для этого удовольствия содержится в
общем, хотя и субъективном условии рефлектирующих суждений, а именно в
целесообразном соответствии предмета познавательным способностям,
требующимся для каждого эмпирического познания».

Тэхён роняет руку на колено, поворачивает голову на Чонгука и телепатически

передаёт ему: «Я ответил?».

Судя по реакции Чонгука, нет. Не ответил.

— Что конкретно тебе не понятно? — подаёт он голос.

Конкретно?

— Это шутка? — вырывается у Тэхёна.

Чонгук растерянно сводит брови к переносице.

— Это вопрос.

Его тон спокойный, без какой-либо эмоциональной окраски.

— Всё. Мне абсолютно всё не понятно, — поясняет Тэхён и указывает рукой на

открытую книгу. — Это же какой-то бессмысленный набор слов.

— Вовсе нет, — ответ Чонгука звучит уверенно. Ещё, возможно, слегка обиженно,
что вполне логично, ведь Тэхён только что назвал труд его любимого философа
«бессмысленным набором слов». — Кант говорит о том, что эстетическое
удовольствие можно получить лишь от восприятия формы предмета, — сходу
продолжает он и, заметив, как Тэхён передаёт ему взглядом «спасибо, конечно,
но понятнее не стало», замолкает: видимо, пытаясь сформулировать мысль
яснее. — Только разум способен ощутить красоту. Без ощущения красоты его
деятельность ущербна, — его интонация становится мягче. Тэхён внезапно
осознаёт, что чувствует благодарность. Чонгук старается объяснить цитату как
можно проще, хотя мог бы бросить какую-нибудь колкость и не тратить время на
разжёвывание сути. Однако он тратит. — Чтобы постичь трансцендентальный
мир, нам нужно погрузиться в гармонию наших чувств и…

— Подожди, — встревает Тэхён, не позволяя ему закончить, — там было не так,

142/292
— он спешно листает страницы, понятия не имея, зачем спорит с Чонгуком о
философии. — Нашёл, — он указывает пальцем на нужное слово и принимается
читать его по слогам, — транс-цен-дент-ный.

Мысленно повторив это ругательство вновь, Тэхён поднимает голову и утыкается

взглядом в озадаченного Чонгука. В ещё более озадаченного, чем он сам.

— Тут так написано, — на всякий случай уточняет Тэхён.

— Я знаю.

Бывалая уверенность в Чонгуке испаряется, словно по щелчку.

— Тогда в чём дело?

— Ни в чём, — уходит от обсуждения тот.

— Чонгук, — угомониться – это явно не про Тэхёна.

Тот молчит. Ему будто бы неловко озвучивать свою мысль. Или стыдно.

Однако убийственный взгляд Тэхёна вынуждает его пойти на контакт.

— Дело в том, что… — Чонгук выдерживает паузу, сосредоточенно смотря на

него, — слова «трансцендентный» и «трансцендентальный» имеют разное
значение.

Это явно не то, что Тэхён ожидал услышать.

И у него сейчас чуточку, самую малость, начнёт дёргаться глаз.

— Ты издеваешься?

— Нет, — мотнув головой, уверяет его Чонгук. Вид у него максимально честный.
И да, ему всё-таки неловко. — Трансцендентное – это лежащее за гранью любого
познания. Оно находится вне нашего мира и может быть лишь предметом веры.
Например, Бог, — он издалека разглядывает пальцы Тэхёна, крепко сжимающие
«Критику способности суждения». — А трансцендентальное – это вышедшее за
пределы чувственного опыта. Оно априорно, то есть предшествует ему.
Например, пространство и время.

Дослушав его, Тэхён озадаченно хмыкает про себя: какая странная для Чонгука
реакция. Объяснения не менее странные, но что с самим Чонгуком?

Днём он выглядел так, словно в любой момент был готов сорваться и ударить,
несмотря на то, что он против насилия, а сейчас он сам как будто побитый (не в
прямом смысле этого слова) и нуждается в помощи. Это всё из-за чувства вины?
Или проблема в чём-то другом?

Должно быть, он устал от бесконечных ссор с отцом и накрутил себя из-за того,
что Тэхён крикнул ему «я не она!», поэтому и выглядит уставшим и пассивным,
боящимся сказать или сделать что-то не так (разве Чон Чонгук может чего-то
бояться?). Но они ведь просто обсуждают книгу, просто разговаривают об
изречениях известного философа.

143/292
Что тут может пойти не так?

До Тэхёна, пристально наблюдающего за ним и его поведением, постепенно

начинает доходить, в чём дело. Кажется (не факт, что Тэхён прав, но), Чонгук не
любит умничать. Да, он любит рассказывать, любит философствовать и кого-
нибудь цитировать, любит ставить людей на место, если, по его мнению, они
неправы, и спорить, если он категорически не согласен, но он не любит
поправлять кого-то и выставлять себя умнее.

Неожиданный поворот.

Тэхён с интересом прищуривается. У Чонгука, точнее, у его внутреннего гения,

огромная тяга к знаниям, в частности к литературе и философии; у него было
столько возможностей продемонстрировать это парням и намекнуть им на то,
что на его фоне они, мягко говоря, недалёкие, однако он ни разу этими
возможностями не воспользовался.

Тэхён так сильно злился из-за его вечного молчания за столом, но разве было бы
всем лучше, если бы в непринуждённых дружеских беседах за завтраком Чонгук
выпячивал свои способности и грузил всех заумными суждениями?

Мы замечаем самые мелкие недостатки у людей, но зачастую не задумываемся

над тем, чего люди не делают. Вон тот начитанный парень с явно высоким
интеллектом: выражает свои мысли простыми словами и никогда не умничает,
хотя мог бы. А вон тот – явно не беден: ездит на автомобиле премиум-класса и
живёт в большом доме, но никогда не кичится своим состоянием, хотя мог бы. А
вон тот – явно трудолюбив: достиг определённого статуса и получил уважение
многих, но не намекает на свою исключительность, хотя мог бы.

Как там было у Шекспира?

«Имей больше, чем показываешь.

Говори меньше, чем знаешь».

Это про Чонгука.

Он, конечно, порой не совсем адекватен, и не может разрешить собственные

внутренние конфликты, от которых страдают окружающие его люди (один
конкретный человек), но, в общем и целом, если не брать во внимание его
предвзятое отношение к обществу (к одному конкретному человеку), он
достойный и вполне себе скромный человек.

— К чёрту Канта, — сдаётся Тэхён и, громко захлопнув книгу, кладёт её сверху

на остальные. — Ума не приложу, чем нужно закинуться, чтобы понять его
философию.

Трансценден-чтоб-его-тальное. Угораздило же.

Чонгук опускает голову и улыбается уголком губ.

— Для того, чтобы понять Канта, нужно читать его книги по порядку, —
напряжение в его голосе сходит на нет.

144/292
Тэхён переводит взгляд на стопку своих новых книг.

— Я начал не с той, да?

— Ты начал с последней.

И почему он не удивлён?

Из камина доносится треск дров, что хорошо разряжает напряжённую

атмосферу; свою роль играет и отсутствие нормального света, и укромность
места, и осознание того, что, вероятнее всего, им обоим сейчас не до негатива и
выяснения отношений. Чонгук неспешно скидывает с плеча рюкзак, проходит
вперёд, смотря себе под ноги, и осторожно присаживается на кресло, стоящее
рядом с диваном.

Тэхён привыкает к его присутствию. Он тоже вглядывается в ничем не

примечательный пол, не зная, как начать диалог, перебирает свои пальцы,
опираясь локтями на колени, и больше всего на свете не хочет, чтобы человек,
сидящий на расстоянии вытянутой руки, уходил из его дома.

Чонгук может игнорировать все его дальнейшие фразы, может безмолвно

находиться тут и запутывать его ещё сильнее – Тэхёну не привыкать. Только
пусть он останется рядом.

— Ты не отпустил меня, — почти шепчет Чонгук. Тэхён перемещает свой взгляд

чуть в бок, но на Чонгука не смотрит. — Все остальные преподы подписали
заявление на мои внеплановые каникулы, — Чонгук, как и Тэхён, избегает
зрительного контакта и ощущает некоторую стеснённость в действиях и словах.
— Ты – единственный, кто не побоялся моего отца и отказал ему в подписи.

Всё верно. Не побоялся.

Тэхён складывает пальцы в замок и вновь от него отворачивается. Он не мог

поступить по-другому.

— Два месяца назад твой отец попросил меня научить тебя дисциплине, — Тэхён
так же снижает громкость своего голоса. — Я пообещал ему, что научу, — он
тянется к стакану с недопитым виски и подносит его к губам. — Полёт в
Австралию посреди учебного года – это прямое нарушение дисциплины. Поэтому
я тебя не отпус…

— Спасибо, — перебивает его Чонгук.

Тэхён, застыв со стаканом в поднятой руке, переводит на него взгляд.

Чонгук только что сказал ему «спасибо»?

Происходящее опять начинает казаться Тэхёну сном. Правда, теперь уже не

кошмарным. В этом сне Чонгук не убийца с ножом, а разбитый дико измученный
парень, который сидит в тёплой комнате неподалёку от камина и никак не
может согреться. Его волосы до сих пор сильно растрёпанны, его щёки и руки
красные; он искренен в своих словах и не прячет этого, и Тэхёну стоит огромных
трудов принять факт, что Чонгук, пусть и по чуть-чуть, ему открывается.

145/292
Хочется верить, что действия Чонгука мотивированы только стыдом из-за их
последнего конфликта. Ничем кроме. Конечно, не исключено и то, что он просто
устал корчить из себя конченого, когда внутри себя он совсем не такой, и
перегорел от своей роли антагониста.

Тэхёну проще поверить в это, чем во что-то другое.

— Я так понимаю, — он медленно опускает руку и ставит стакан на столешницу,

— ты должен был улететь не потому, что твой отец по тебе соскучился.

Тот, прислоняясь спиной к спинке кресла, отводит от него взгляд.

— Правильно понимаешь.

Чонгук по-прежнему далеко не глупец, чтобы не догадаться, что дисциплина, о

которой вещает Тэхён, ни при чём. Это лишь отговорка. Довольно сильная для
его отца и довольно слабая для него самого, Чонгука.

«Где она сейчас?»

«В австралийском исправительном центре, из которого она отчаянно пытается
выбраться».

Тэхён тоже далеко не глупец.

— Кажется, я знаю о тебе чуть больше, чем все остальные, — пытается он

приблизиться к сути.

— Ни черта ты не знаешь, — на грани слышимости отвечает Чонгук.

В комнате воцаряется тишина.

Тэхён думает о том, что для Чонгука было крайне сложно переступить через
свою гордость, выйти из образа и приехать сюда со «спасибо». Тем не менее, он
это сделал. Чонгук – не идеальный проект робототехников, он обычный человек с
обычными чувствами, которые тоже можно задеть, как бы глубоко они ни были
спрятаны. Его смелость и мудрость стоят, как минимум, уважения.

Тэхён, например, так и не решился приехать к нему, хотя был в их ссоре не

менее виноватым.

Проходит минута. За ней – ещё одна. И ещё. Тэхён старается подобрать слова, но
не может сформулировать одну цельную фразу (куда подевались его
прекрасные ораторские способности?), поэтому вместо того, чтобы открыть рот и
бесконтрольно вылить на Чонгука все свои мысли и эмоции, он останавливается
на идее понаблюдать за ним, увидевшим себя на видео из прошлого.

Секунда – и крышка ноутбука открыта. Вторая – и компьютер повёрнут экраном к

Чонгуку. Третья – и Тэхён нажимает на «space».

— Я понима-а-аю,— растягивает гласную Герман. Тэхён не видит происходящего,

потому что ноутбук стоит к нему боком, да и взгляд у него прикован к Чонгуку, с
тоской уставившемуся на экран, но многое понимает по выражению его лица. —
Я-то не тактильный! Почему бы тебе не пристать к кому-нибудь другому?

146/292
— Потому что ты – мой лучший друг, — различает Тэхён голос Чонгука. Ему
представляется, как тот прижимает к себе Германа ещё крепче и мило
прищуривается из-за ослепляющего его солнца. — Я хочу спасти тебя от всего
самого плохого, что есть в этом мире.

После этой реплики Чонгук плотно закрывает глаза и с отчаянием морщит лоб,
как будто не может смотреть это дальше.

Как будто это воспоминание причиняет ему боль.

— Себя не забудь спасти, — успевает проговорить Герман прежде, чем Тэхён

опускает крышку ноутбука, прерывая воспроизведение видео.

Разве только что он не надавил на Чонгука ради того, чтобы показать ему свою
правоту? Разве Сирша не просила его не поступать так с «условным человеком»?

Чёртова эгоистичность. Чёртов характер. Хотелось бы Тэхёну поменять его на

нормальный.

Чувство вины за мимолётный порыв доказать осведомлённость не даёт ему

усидеть на месте: он поднимается на ноги, озираясь на вросшего в кресло
Чонгука, обходит столик и направляется в сторону полок и холодильника за
стаканами, джином и льдом. Не помешало бы перед ним извиниться – это всё, о
чём он думает, пока молча толчёт в стакане кубик коричневого сахара вместе с
листьями мяты, добавляет к ним цедру лайма, сухой лондонский джин и немного
содовой.

Не помешало бы и включать мозг перед тем, как что-либо делать.

Вернувшись к Чонгуку и поставив на столешницу перед ним приготовленный

напиток, Тэхён аккуратно присаживается на диван, только не на своё место
посередине, а правее, чтобы быть к нему ближе. Больше никаких разговоров о
прошлом, приказывает он себе самому. По крайней мере, не сейчас. Не сегодня.

Мало ли во что это выльется.

Чонгук, почувствовав запах лайма и можжевельника, приоткрывает глаза,

взглядом ища свой стакан, сразу же берёт его в руки, наклонившись вперёд, и,
сделав из него большой глоток, вновь притворяется спящим. Ему, очевидно,
противен их разговор. Да и собеседник кажется максимально неподходящим.

Тэхён рассматривает его с достаточно маленького расстояния. Обращает

внимание на покрасневшие костяшки, на проступающую из-за худобы линию
нижней челюсти, на тёмные круги под глазами, и, ощущая сильное сожаление,
прокручивает в памяти его слова «я хочу спасти тебя от всего самого плохого,
что есть в этом мире».

Что, если с ними всё так и случилось? Что, если он спас Германа, а себя спасти
забыл?

— На днях в разговоре с парнями я назвал тебя демоном, — пытается

оправдаться Тэхён и ненадолго умолкает, дожидаясь, пока Чонгук поднимет
веки и посмотрит ему в глаза, — а Юнги напомнил мне о том, что демоны – это

147/292
падшие ангелы.

«Что ты делаешь?» – взглядом спрашивает его Чонгук.

«Почему не отступишься?»
«Зачем тебе это?»

Тэхён понятия не имеет.

Сейчас он понимает только то, что был невнимательным. Чонгук выглядит не

разбитым и измученным, а задолбавшимся вкрай. Не видящим смысла надеяться
на лучшее. Если бы Тэхён не знал его лично, то он бы подумал, что через пару
мгновений Чонгук переместится к нему на диван, схватит его за руку и
умоляюще скажет «я так больше не могу» и «пожалуйста, обними меня».

Тэхён бы обнял. Без раздумий.

(Каково это – обнимать Чонгука?)

— Говори как есть, — холодно отзывается тот. — «Хватит строить из себя

жертву».

Тэхён непонимающе хмурится. Он бы даже мысль об этом не смог допустить.

— Кто-то уже говорил тебе подобное?

Чонгук, оттягивая момент ответа, подносит стакан к губам и делает из него пару
глотков.

— Отец.

Вот оно что.

У Тэхёна тоже не получается совладать с желанием отпить джин. Он ему

повинуется. Почему, когда нам плохо, родители делают всё, чтобы нас добить?
Не все, конечно же. Обобщать было бы глупо. Почему, зная, что его сын стал
жертвой, он не поддержал его и не помог ему жить с этой раной дальше, а
усугубил его состояние такой дикой фразой?

Он сказал это и, скорее всего, через секунду забыл. Чонгук будет помнить об
этом годами.

— Я не могу судить о тебе, — Тэхён переводит на него взгляд. — Я ведь ни черта

не знаю.

Чонгук, услышав свои же слова, безрадостно усмехается.

— Люди бежали бы друг от друга, если бы всегда видели друг друга совершенно
открыто, — разглядывая кубики льда в стакане, изрекает он. — Кант.

Кант, мысленно повторяет за ним Тэхён. Если бы его книги на девяносто

процентов состояли из таких цитат, Тэхён бы точно осилил пару-тройку томов.
Ещё было бы неплохо, если бы там были иллюстрации. Он что, много просит?

Чонгук тем временем ставит стакан на стол и встаёт с кресла.

148/292
— Ты куда? — от неожиданности выпаливает Тэхён.

Ему отчего-то становится боязно его упустить.

— Я уже шесть часов не курил, — Чонгук обыскивает карманы своей куртки.

Тэхён не видит в этом проблемы. И причин покидать комнату, оставляя его здесь
одного. Он залезает под столик (под нижней полкой есть маленький выдвижной
ящик), достаёт оттуда пепельницу и ставит её перед Чонгуком, намекая, что ему
не нужно никуда уходить.

— Хосок, — не забывает и пояснить.

Хоть и не горит желанием.

Чонгук, настороженно взглянув на него, присаживается обратно. Неуместных

вопросов от него не поступает. Он снимает с себя куртку – Тэхён рад, что он смог
согреться, – достаёт сигарету из найденной пачки и, зажав её зубами, чиркает
зажигалкой.

Тэхён залипает. На его тонкие пальцы, которыми он держит сигарету, на его

опущенные ресницы, которые из-за огня в камине отбрасывают тени. На его
сухие губы. Чонгук всегда курит молча, погрузившись в свои мысли, и делает
глубокие затяжки, периодически задерживая дым в лёгких и выдыхая его
понемногу.

Тэхёну неприятен запах табачного дыма, он фанат ароматов чистоты (мыла,

порошка, кондиционера для белья) и тяжёлого мужского парфюма, но
наблюдение за курящим Чонгуком он оценивает выше всех неудобств, которые
оно приносит.

— Прекрати, — хрипло просит Чонгук, уткнувшись взглядом в стеклянную

столешницу.

— Что именно? — не улавливает Тэхён.

— Смотреть так, будто в этом есть что-то красивое.

Легко сказать. Знать бы, как это сделать.

— Ты с сигаретой – эстетика в чистом виде, — откровенничает он.

— Эстетика не имеет прямого отношения к красоте, — говорит Чонгук в стол.

Как это не имеет? Вот же она, прямо перед его, Тэхёна, глазами.

— А по-моему, наоборот, — не соглашается Тэхён.

Чонгук бросает на него короткий взгляд.

— «Эстетикос», «эстезис» – это чувствующий, чувство, — его тон вдруг перестаёт

быть грубоватым. — Эстетическое значит чувственное, а не прекрасное.

149/292
«Когда он выпивает, его тянет пофилософствовать».

Ни черта не понятно. Но очень интересно.

— Маленькое напоминание: я далёк от философии, — Тэхён пытается привлечь

его внимание к себе. — Нельзя ли попроще?

Чонгук, наконец, поворачивается. Он зажимает сигарету губами, не разрывая с

ним зрительный контакт, делает затяжку и в процессе едва заметно
прищуривается.

— Эстетика – это не сигаретный дым и не красиво падающий на стену свет от

уличного фонаря, — он выпускает из лёгких остатки дыма. — Это способность
чувственного восприятия мира. Способность видеть, слышать, осязать и так
далее, — он стряхивает пепел в пепельницу, а затем выпрямляется в спине и
опирается локтем на левый подлокотник кресла. — Эстетический опыт это не
только восприятие чего-то прекрасного, к примеру, искусства. Это восприятие
всей нашей действительности через чувства.

— То есть, — Тэхён следует его примеру и так же опирается о подлокотник

дивана, приближаясь к нему, — мой эстетический опыт это не твоя сигарета и не
твои губы, — медленно произносит он, — а то, что я вижу, как ты затягиваешься,
слышу, как ты выдыхаешь дым, и чувствую его запах?

Чонгук его пронзительный взгляд выдерживает недолго. Спустя всего две

секунды он отодвигается, делая вид, что ему снова нужно стряхнуть с сигареты
пепел (пепла там, к слову, нет), но Тэхён всё замечает и понимает, что попросту
смутил его прямолинейным высказыванием про губы и такой неожиданной
близостью.

Был ли Чонгук с кем-то близок, кроме неё?

— Вроде того, — шмыгает носом тот.

Очередной намёк на то, что смысл гораздо глубже.

— Это… — Тэхён откидывается на спинку дивана, — необычно, — заканчивает он,

не скрывая своего восхищения знаниями Чонгука. — Видимо, лучше не
употреблять это слово, чтобы не прослыть тупицей в узких кругах?

— Не драматизируй, — доносится в ответ. — Все давно используют его в

значении прекрасного. В какой-то степени это тоже правильно.

Вот только самого Чонгука, по всей видимости, «в какой-то степени» не

устраивает.

— Ты опять запутал меня, — выдыхает Тэхён и, подхватив пальцами свой стакан,

махом выпивает остатки джина.

— Зато теперь ты знаешь, что эстетика – это не просто что-то красивенькое, а

целая философская наука.

И то верно.

150/292
Удивительно, как кого-то другого влечёт то, что тебя самого никогда бы не
привлекло. Чонгук мог бы выбрать всего одно направление в академии и одно
хобби. Он мог бы в свободное время учиться рисовать или заниматься спортом,
отдыхая в такие моменты, но вместо этого он читает книги и копается в
вопросах, которые, скорее всего, ему толком не с кем обсудить.

Что Чонгука ещё привлекает?

Тэхён игнорирует его просьбу прекратить и продолжает смотреть на него. Есть в

Чон Чонгуке что-то притягательное. Возможно, эти чёрные пряди, небрежно
спадающие на боковые части его лба, возможно, эти широкие, чуть нахмуренные
брови или безразличный взгляд. Возможно, каждая мелочь и деталь, которая
делает его им.

В том числе и его душевная боль, которую он так неумело прячет.

— Мир всё перевернул и эстетизировал абсолютно отвратительные и страшные

вещи, — нарушает затянувшееся молчание Чонгук. — Вредные привычки, — он
кивает на свою сигарету. — Насилие, — произносит с особым непониманием. —
Психические расстройства, — его голос постепенно стихает. — Боль, — сказав
последнее слово, он будто бы выпадает из реальности и погружается в глубокие
раздумья. — Когда кто-то гробит своё здоровье вместо того, чтобы беречь его, –
это не эстетично. Когда кого-то трахают силой, а потом разрешают любить
дальше, – это не эстетично. Когда кто-то режет вены из-за того, что не
справляется со своей болью, – это не эстетично, — судя по интонации, его сильно
задевает данная тема. Затянувшись в последний раз, он тушит сигарету в
пепельнице и выдыхает густой дым. — Не додуматься до этого способны только
идиоты, но люди всё равно продолжают относиться к подобным вещам с
романтизмом.

Тэхён потупляет взгляд.

После каждого разговора с Чонгуком всё становится немного сложнее. Не в

плане взаимоотношений с ним, а в плане тем, над которыми он заставляет
задуматься. Тэхёну нет дела до того, кто там и что романтизирует, он ничего не
хочет об этом знать. Его это не касается. Но если даже столь далёкий от
социальных сетей и воздействий Чонгук замечает подобные тенденции в
обществе, то, значит, мы уже в полном дерьме?

— Откуда в нас такие низкие запросы и мечты? — обращается к нему Тэхён.

— В нашей природе заложено тяготение к заведомо пустым желаниям, —

бормочет тот, повернув голову к огню.

— Тоже Кант? — звучит от Тэхёна то ли вопросительно, то ли утвердительно.

Чонгук отвечает согласным молчанием.

Приятный треск дров в камине обволакивает комнату спокойствием. Неужели

это происходит с ними? Неужели они сидят рядом, забыв о взаимной ненависти и
обо всех гадостях, которые вылили друг на друга за этот месяц?

Им нужно поговорить. Обсудить их взаимоотношения, извиниться друг перед

другом и отпустить негатив, но Тэхёна так пугает перспектива разрушить то, что

151/292
у них сейчас есть, что внутри себя он до последнего колеблется.

Что, если он опять всё испортит?

— Почему ты всё время цепляешься ко мне? — он прислоняется затылком к

спинке дивана и изучает взглядом профиль Чонгука.

— Большую часть наших конфликтов спровоцировал ты, — остаётся в своём

положении Чонгук.

Что за абсурд?

— Это вряд ли, — не верит ему Тэхён.

Он помнит совершенно обратное.

Чонгук, подавшись вперёд, тянется рукой вниз, беря в руки рюкзак, достаёт
оттуда блокнот и протягивает его Тэхёну.

— В момент нашего знакомства я сказал тебе, что медленная езда убивает

спортивную машину, — делится он, пока Тэхён открывает первую страницу его
блокнота. — Я действительно считаю, что люди, которые ездят на спорткарах по
городу, привлекают внимание к своей персоне и компенсируют таким образом
комплекс неполноценности. Это моё мнение, и я его озвучил.

— В грубой форме, — напоминает ему Тэхён.

— Я сказал, как думаю, — интонация у Чонгука бесстрастная. — Я не знал, что

это так сильно заденет твоё самолюбие.

Хотя бы не отрицает, что в той потасовке был виноват он.

— Всем людям становится неприятно, когда им грубит какой-то незнакомый

чувак.

— Чушь, — спешит опровергнуть его слова Чонгук. — Это вопрос восприятия.

Один человек на грубость реагирует, как ты. Типа, какого чёрта? Что он себе
позволяет? Это он мне нагрубил? — специально выделяет он. — А другой
понимает, что грубость – это в первую очередь невоспитанность и злость на весь
мир, поэтому забивает хуй и не тратит своё время и свои нервы.

Тэхён заинтересованно сужает глаза.

Не слишком ли хорошо Чонгук разбирается в психологии, которую яро

ненавидит?

— Допустим, — он возвращается к аккуратно оформленным заметкам. — И где

же конфликты, спровоцированные мной?

— Переверни страницу.

«Ах да, ты же первокурсник», – читает Тэхён в первой же строчке.

Какой-то бред. Не может этого быть. Конфликты со стороны Чонгука уместились

152/292
всего на одной странице, конфликты со стороны Тэхёна не уместились на
четырёх. Откуда здесь столько записей?

Тэхён не помнит и половины своих косяков, зато отчётливо помнит каждый

недовольный вздох Чонгука.

— Это тоже в нашей природе, — встревает в его мыслительный процесс Чонгук,

замечая, видимо, его недоумение. — Сто человек похвалят тебя и скажут, что ты
прекрасен на сцене, а один бросит, что ты не умеешь танцевать, и именно его
слова вызовут у тебя самые мощные эмоции, — Тэхён гуляет по строчкам
взглядом, прислушиваясь к его словам. — Мы всегда острее реагируем на
негатив. А на положительные моменты как-то и внимания не обращаем.
Вспомни, как ты злился на человека, который один раз не помог тебе, забыв о
том, что до этого момента он помогал тебе десятки раз.

Да, с Тэхёном такое было.

Чонгук чем-то напоминает Сиршу: он так же умело структурирует информацию о

психологии людей, видит в человеке то, что человек сам в себе не видит,
указывает на недостатки, но не критикует за них, объясняя это тем, что мы все
живые, что у всех есть чувства и что многие психологические аспекты, даже
негативные, для нас типичны и нормальны.

Никто из нас не ведёт себя логично до конца.

— Какие книги нужно прочесть, чтобы начать врубаться в такие вещи? —

пытается разузнать Тэхён.

— Дело не только в теоретических знаниях, — Чонгук поднимает со столешницы

свой стакан. — Не существует списка литературы, осилив который, ты начнёшь
понимать людей. Для этого нужно иметь совершенно другую голову.

Раз так, у Тэхёна нет шансов.

По правде говоря, больше всего на свете он хотел бы быть дурачком. Не видеть

опасностей вокруг, не понимать сути фундаментальных вещей, не задумываться
над смыслом жизни. Как было бы легко жить, не забивая голову сложными
дилеммами и вопросами, не печалясь из-за того, как прогнил этот мир, не боясь
свихнуться и оказаться в психушке.

Тэхён никогда не завидовал тем, кто всё и всех понимает.

— С ума сойти, — бубнит он, слабо мотая головой. — Ты разобрал все наши
конфликты.

Причём не просто разобрал. Составил блок-схемы с возможными вариантами

выхода из них.

— Это полезная практика, — Чонгук пожимает плечами.

Тэхён выпрямляет шею, заглядывая ему в глаза.

Это психологическая практика. Точно психологическая.

153/292
— На каком факультете ты учился? — его любопытство берёт верх.

Чонгук, явно не желающий это обсуждать, делает глоток из стакана.

Что-то во всём этом не даёт Тэхёну покоя. Чонгук по-прежнему напоминает ему
Сиршу, но он по-прежнему совсем не похож на психолога. Однажды мама
сказала Тэхёну, что по-настоящему толковый психолог лучше любого врача-
психиатра, вот только таких специалистов в стране единицы, и каждый из них
особенный.

Тэхён понял, что она имела в виду, когда познакомился с Сиршей.

У всех практикующих психологов, с которыми он так или иначе сталкивался, был

взгляд, который не спутаешь ни с каким другим. В нём всегда было «я
заинтересован в том, чтобы тебе помочь» и «ты можешь мне доверять». У
Чонгука этого взгляда нет. Зато у него, кажется, превосходно развито то самое
чувственное восприятие мира, о котором он разглагольствовал. Да и голова у
него совершенно другая.

Ответ на вопрос о факультете от Чонгука так и не поступает.

— Я не отрицаю, что порой я слишком влюблён в себя, — Тэхён захлопывает его

«тетрадь конфликтов». — У меня скверный характер и не всегда логичное
поведение. Я не идеален, — он протягивает её Чонгуку, не собираясь копаться в
этом дальше. — Но ты же… — блокнот он не отдаёт: продолжает держать его
вместе с Чонгуком и тянет время, рассматривая его вблизи, — ты ненавидишь
меня с первого дня.

Должна же быть у этого причина?

— Ненавидел, — поправляет его Чонгук. — Давай поговорим об этом в другой

раз.

В другой так в другой. Тэхён на него не давит.

Их стаканы с джином пусты, однако насыщение и умиротворение не чувствуется.

Тэхён молча уносит их на узкую полку-столик, берёт из бара новые и повторяет
свои действия с сахаром, мятой, лаймом и льдом. Ему хочется, чтобы Чонгук
задержался и поговорил с ним ещё час-другой, и выпить вместе кажется ему
неплохим предлогом для этого.

Пить с Юнги и Чимином – опасное приключение: первый не знает меры, второй

вырубается после одного коктейля. Пить с Чонгуком, как ни странно, комфортно.

— Прости за то, что сорвался на тебя, — вдруг раздаётся за спиной. Тэхён

оборачивается. — Я никогда не испытывал подобного. О нервных срывах знал
только из книг. Меня самого это напугало, — голос Чонгука стихает до шёпота.
Тэхён оставляет на полке мадлер, полностью разворачивается к нему и
показывает, что слушает. — Не ожидал, что ты меня не отпустишь, — Чонгук ни
на секунду не отрывает от него взгляд. И почти не моргает. — Я был уверен, что
ты быстрее всех подпишешь заявление, только бы я поскорее свалил из страны,
— он будто бы до сих пор не может поверить в то, что не улетел лишь благодаря
человеку напротив. И ему однозначно стыдно за то, что предшествовало этому.
— Как-то хуёво всё вышло, — вновь извиняется Чонгук, на миг опускаясь

154/292
взглядом на его губы, с которых ещё не сошла корочка. — Я использовал тебя
для того, чтобы выпустить пар, а ты мне помог.

Тэхён смотрит ему в глаза и понятия не имеет, что должен сказать.

Знакомая ситуация. Буквально позавчера, за завтраком, Чонгук заметил, что

Тэхёну плохо, и спросил у него «может, поделишься?», а Тэхён использовал его
для того, чтобы выпустить пар. Два раза.

А потом, час спустя, Чонгук встал перед своим другом, загораживая Тэхёна
собой, и не позволил Хосоку снова к нему приблизиться. Кто тут на самом деле
должен просить прощения?

Они оба натворили делов.

— И не надейся на побег в Австралию, — Тэхён старается свернуть беседу в

другое русло и показать, что не сердится. — Кто будет унижать меня за любовь к
спортивным машинам, если я тебя отпущу?

Чонгук, улыбнувшись ему с благодарностью, опускает уголки губ, дескать, да,

тут ты прав.

— Кстати, о машинах, — он складывает руки на груди. — Покажешь свою

коллекцию?

Этого ещё не хватало.

— Ну уж нет, — Тэхён возвращается к приготовлению джина с содовой. — Я не

хочу, чтобы ты надо мной смеялся.

Или над тачками. Или над их количеством. Или над всем враз.

— С чего ты взял, что я буду сме…

— С того, что на фоне твоего ангара, — прерывает его Тэхён, тыкая в него
мадлером, — мой гараж – это один крохотный пиксель на дисплее тетриса.

Чонгук от замешательства перестаёт двигаться и смотрит на него так, словно

серьёзно? Тетрис?

— Спасибо за такой яркий пример из девяностых, — он делает шаг вперёд, берёт

в руки содовую и, открыв её, протягивает Тэхёну, — но я сам разберусь.

Есть у Тэхёна предчувствие, что ничем хорошим это не закончится.

— Хорошо, я покажу, — он забирает у Чонгука бутылку и добавляет в стаканы

лёд, пока тот срезает с лайма цедру. — Только не надо строить иллюзий на его
счёт, — секунду. Чонгук что, помогает ему с приготовлением? — У меня нет
Бугатти, Бентли и Роллс-Ройса, — Тэхён наливает джин и аккуратно мешает
содержимое стакана барной ложкой. — Ламбо, Астон Мартина и Феррари тоже
нет.

У Тэхёна много чего нет, но конкретно эти машины он не покупает

принципиально.

155/292
— С первыми тремя всё понятно – они про пошлую роскошь, — Чонгук принимает
стакан из его рук и охотно следует за ним, когда Тэхён кивком зовёт его на
выход, — а остальные тебе чем не угодили?

— С Ламбо у нас нелюбовь, — выходя из комнаты и шагая мимо стеллажей с

вином, рассказывает Тэхён. — Это самые неудобные тачки, на которых я когда-
либо ездил. Им действительно место в гараже, но они так вымотали мне нервы,
что мне до сих пор жалко для них места, — Тэхён никогда не забудет то чувство,
когда он сел в спорткар за триста штук баксов, а в его салоне нет места, куда
можно положить телефон. — Астон Мартин был моей первой машиной. Я её
разбил, — Чонгук с удивлением поворачивает на него голову. Тэхён
отмахивается, показывая жестом «не спрашивай». — С тех пор не могу смотреть
на них без боли. Я обожал свой Вулкан, — Тэхён открывает перед Чонгуком
дверь и ведёт его вперёд по коридору. — Феррари я никогда не куплю из-за
ценностей её создателя.

Должно быть, Чонгуку здесь неуютно. Во всём доме Тэхёна тусклое освещение, а
стены и потолки покрашены в тёмный цвет.

— А поподробнее? — поравнявшись с ним, любопытствует Чонгук. Тэхён,

взглянув на него, вскидывает бровь. — Что? — вид у Чонгука озадаченный. — Я
ничего о нём не знаю.

— Как это не знаешь? — Тэхён немного возмущён. Может быть, не немного. — На

счету команды Энцо Феррари больше четырёх тысяч побед в гонках.

Ему приходится сделать глоток, чтобы немного заглушить свою

обескураженность.

— Теперь я ещё больше не понимаю, почему у тебя нет Феррари.

Надо же. Есть вещи, которые Чонгук не понимает?

Они заходят в полностью лишённый света гараж. Здесь нет кресел и настольных
игр, как в пристройке Чонгука, только узкий коридор перед стеклянной стеной,
за которой стоят автомобили. Встать друг напротив друга не получится. Только
рядом. Тэхён делает шаг в сторону, пробубнив «я недалеко», нажимает на
переключатель, и светодиодная лента, очерчивающая собой ровный куб, неярко
освещает пространство.

Чонгук этим интерьерным решением заворожен.

— Энцо Феррари решил стать гонщиком, когда ему было всего десять лет, но
вместо того, чтобы исполнить свою мечту, был вынужден уйти на фронт, —
начинает Тэхён. — В восемнадцать лет, из-за эпидемии гриппа, он потерял отца
и брата. Через два года сам слёг с испанкой и был отстранён от службы, — он не
менее завороженно смотрит на Чонгука, которому не удаётся оторваться от
необычной подсветки. — Как и другим солдатам, вернувшимся с войны, ему было
сложно найти работу. Из-за того, что он ушёл на фронт ещё ребёнком, у него не
было образования, а без диплома он был никому не нужен. В конце концов, Энцо
устроился в небольшую гоночную команду, где в его обязанности входило
проведение тест-драйвов. А спустя время был повышен до гонщика, успешные
заезды которого заметили Альфа Ромео, — Тэхён с гордостью смотрит на свою

156/292
2000 S Vignale, стоящую в первом ряду. — Можно долго говорить о его
становлении, как пилота, но по итогу гонщик из него вышел так себе: за
двенадцатилетнюю карьеру он всего десять раз пришёл к финишу первым. А
когда, в двадцать пятом году, стал свидетелем страшной аварии, в которой
погиб его напарник Аскари, он окончательно сбавил обороты. У Аскари осталась
жена и двое маленьких детей, Энцо же тогда только женился. Он больше не
хотел и не мог рисковать. В 1932 году, когда у него родился сын, он навсегда
закончил карьеру гонщика, — Чонгук приближается к стеклу и перемещает своё
внимание на коллекцию. — Через пять лет при участии Энцо появилась
легендарная Альфетта – самый успешный гоночный автомобиль в истории: она
одержала сорок семь побед в Гран-при из пятидесяти четырёх. Ещё через два
года Энцо разругался с инженерами Альфа Ромео и основал собственную
компанию, а ещё через два к нему пришла первая громкая победа: его команда
выиграла 24 часа Ле-Мана – одну из самых престижных гонок мира, — Тэхён
делает шаг назад и, нащупав опору сзади, прислоняется спиной к стене. — Гонки
продолжали дорожать. Денег у Энцо практически не оставалось, и взять их ему
было неоткуда. Тогда один из гонщиков, Луиджи Чинетти, предложил Энцо
делать машины на продажу, — он отпивает джин из стакана. — Энцо Феррари
никогда не хотел продавать. Он жил только гонками и гоночными машинами, и
выгода от продажи собственных автомобилей его не интересовала. Он занимался
гоночными машинами не ради прибыли. Ради идеи. Но другого выхода, кроме как
уйти в коммерцию, у него не было. Так появился первый дилерский центр
Феррари, — в голосе Тэхёна – восхищение его силой духа и стойкостью. — Энцо
было плевать на славу. Ему было плевать на то, что теперь о его машинах
говорит весь мир, не только люди, связанные с автоспортом. Для него было
самым главным то, что у него теперь есть деньги на гонки, — Чонгук, слушая
его, продолжает любоваться машинами через стекло. — Феррари стали
непобедимыми. Результаты их заездов впечатляли, ими восхищались все. При
этом самого Энцо не оставляли финансовые трудности. Всю прибыль от продаж
он вкладывал в гонки, но этого было недостаточно: с каждым годом они
становились дороже, и из-за этого он постоянно нуждался в деньгах. В
шестьдесят третьем году, узнав о том, что Феррари практически разорились, к
Энцо приехал представитель Форда и предложил ему объединить компании.
Форд был готов заплатить за Феррари и все её активы восемнадцать миллионов
долларов. Энцо, боящийся потерять последнее, был согласен и на десять. Он сам
стремился заключить эту сделку. У него было всего одно условие: сохранить за
собой контроль над своей гоночной командой. Даже находясь в полной заднице,
на грани полного разорения, он мог думать только о гонках. Вот что они значили
для него, — Тэхён грустно улыбается уголком губ. — Форд отклонил его условие,
и многомесячные переговоры с многомиллионным контрактом полетели к
чертям. Зато с Феатом, которому позже Энцо продал половину компании, всё
прошло успешно, — подводит он итог на хорошей ноте. — Энцо Феррари –
прекрасный пример непробиваемости и борьбы. Его машины выигрывали всё.
Буквально всё, что можно. Больше всех побед в Гран-при, больше всех побед в
Ле-Мане, больше всех побед в Тарга Флорио. До сегодняшнего дня Феррари
остаётся единственной командой, которая не пропустила ни одного сезона в
Формуле-1 и шестнадцать раз взяла Кубок конструкторов. Больше, чем кто-либо
в истории, — искренне восторгается Тэхён. — Но, знаешь, — он вновь улыбается,
— я всё равно не хочу иметь в своём гараже Феррари, — Чонгук, услышав
обращение к себе, поворачивается к нему, подходит ближе и увлечённо слушает.
— Мне кажется… — Тэхён смотрит ему в глаза и устало моргает, — быть может,
я излишне сентиментален, но мне кажется, что покупать машину компании,
создатель которой ненавидел мир коммерческих автомобилей, – не особо
уважительный жест по отношению к нему, — взгляд Чонгука вдруг становится

157/292
понимающим. И ещё более заинтересованным. — Он горел гонками до самого
конца. До последних своих дней. Даже в день его смерти, по его указу, завод
Феррари работал в штатном режиме, — Тэхён поджимает губы, в миллионный
раз жалея о том, что уже никогда в своей жизни не сможет увидеть Энцо
Феррари. — Как по мне, понтануться на дороге можно и другой машиной. Не
обязательно той, на которой красуется эмблема с гарцующим жеребцом, — он в
задумчивости прижимается затылком к стене. — Современные Феррари безумно
красивые и нереально дорогие эксклюзивные тачки, но они не входят даже в
десятку самых быстрых спорткаров мира. Идею одного из самых великих
конструкторов за всю историю автоспорта обесценили ради бабла, — с огромным
разочарованием в голосе произносит Тэхён. — Вряд ли красивая обёртка и
посредственная начинка – это то наследие, о котором мечтал Энцо Феррари.

Чонгуку его короткой открытости хватает для того, чтобы окончательно

отвлечься от коллекции редких автомобилей.

Какой же он красивый в свете этой тусклой светодиодной ленты. Они стоят

очень близко друг к другу, каждый из них не отводит взгляд первым, и Тэхёну
так хочется спросить «неужели ты не чувствуешь ко мне хотя бы минимальную
симпатию?», «неужели нам не комфортно вместе?», «неужели мы не сможем
подружиться?», но он не может вымолвить и слова.

Прямо сейчас ему жизненно необходимы ответы «чувствую», «комфортно» и

«сможем», и он без понятия почему.

Наверное, виноват алкоголь.

— Так, стоп, — Тэхён резко отлипает от стены, — у тебя же в гараже стоит F40 –
последняя модель, построенная при жизни Энцо, — он угрожающе сводит брови.
— Какого чёрта я тут перед тобой распинаюсь?

Чонгук тихонько смеётся и опускает взгляд в пол.

Естественно, он знает всё о Феррари. Не может не знать.

— Коллекционирование – это единственная точка соприкосновения наших

интересов, — спокойно разъясняет ему Чонгук. — Я хотел убедиться, что мы
схожи во взглядах и оба уважаем тех, кто строил историю.

Это что, была проверка? Невообразимо.

— Убедился? — не без лёгкой обиды уточняет Тэхён.

— Думаю, у нас гораздо больше общего, чем я себе представлял, — на лице у

Чонгука появляется сдержанная улыбка.

И от лёгкой обиды Тэхёна не остаётся и следа.

Почему их обоих так бросает то в неприязнь, то в благосклонность друг к другу?

Вроде, в какой-то момент они оба идут на контакт, но в итоге их диалог всё
равно заканчивается конфликтом. Потом они снова идут на контакт, и всё снова
заканчивается конфликтом. Сегодня они сблизились и многое обсудили. В том
числе и конфликты.

158/292
Завтра опять будет битва на словах?

Может, им стоит сесть и разобраться во всём, как двум взрослым людям?

Разложить свои мысли по папкам и полочкам, навести порядок в голове и
оставить негативное отношение друг к другу за пределами их совместного мира.
Что для этого необходимо сделать? Принять вину и взглянуть со стороны на своё
поведение?

Так Тэхён готов. Хоть сейчас.

— Чонгук, — он делает шаг вперёд, становясь напротив, — извини меня за то, что
я…

— Забей, — не позволяет ему Чонгук. — Не бери в голову.

— Дай извиниться хотя бы за свои слова о том, что у тебя недотрах.

Остальное слишком личное. Тэхён не решается затрагивать эти темы.

— Не нужно. Меня это не задело, — успокаивает его Чонгук. Тэхён, разумеется,

не верит. — У меня нет недотраха, — уверенно и очень правдоподобно объясняет
Чонгук. — У меня… — он замирает с открытым ртом и выдыхает, словно не
планировал раскрывать это кому-то, — у меня тактильный голод.

«Смирись, друг.
Ты же знаешь, я очень тактильный».

У Чонгука недостаток прикосновений?

Тэхён, рассматривая кожу его открытой татуированной шеи, умоляет себя не

дотрагиваться до него.

— Я могу ошибаться, но, — он делает ещё один маленький шаг к Чонгуку, —

кажется, это решается проще, чем недотрах.

Тот ровно настолько же отступает назад и, потупив взгляд, подносит стакан к

губам.

— Ты ошибаешься.

Возможно.

Только как тогда объяснить тот факт, что он избегает всяких прикосновений?
Исключительно с ним, с Тэхёном. При этом охотно здоровается за руку с
Намджуном, Сокджином, Чимином и Юнги. В чём здесь логика?

Чимину можно обнимать Чонгука. Юнги можно подставлять Чонгуку плечо для
сна. Намджуну можно вообще всё. А Тэхёну нельзя взять его ладони в свои,
когда они делают на занятии упражнения?

— Ладно, мне пора, — слышится от Чонгука.

Всё-таки спугнул, мысленно ругает себя Тэхён.

159/292
Как же тяжело отпускать его, когда в башке от его ответов бардак.

— Я провожу тебя, — он не уговаривает Чонгука остаться.

Сирша просила не заставлять – Тэхён не заставляет.

До двери они добираются молча: Чонгук без комментариев осматривает дом (в

особенности, букеты живых цветов и винный погреб, в который они по пути
заходят), Тэхён сожалеет о том, что им не удалось побыть друг с другом
подольше. У них обоих был трудный день, они оба сорвались и не смогли
совладать с собой, поэтому Тэхён отключает свой эгоизм и не настаивает на том,
чтобы Чонгук задержался.

Напротив, он хочет, чтобы тот поскорее добрался домой и лёг спать, забыв о
случившемся днём.

На пороге Чонгук закидывает рюкзак на плечо, заглядывает Тэхёну в глаза и с

неприсущей ему теплотой говорит «увидимся завтра». Совсем тихо, будто боится
прозвучать громко и, как обычно, грубо. Тэхён же вместо «до завтра» дарит ему
улыбку, кивает на прощание и, проводив его спину взглядом, закрывается за ним
на замок.

«Думаю, у нас гораздо больше общего, чем я себе представлял».

Тэхён крепче сжимает дверную ручку и с тяжёлым вздохом опускает веки.

Чонгука так легко ненавидеть, когда он всячески пытается оттолкнуть.

И к нему так легко привязаться, когда он показывает себя настоящего.

*****

— О, это Тэхён, — Юнги откладывает лопаточку, которой мешал тефтели,

вытирает руки о фартук и нетерпеливо отвечает на вызов. — Только хотел тебе
позвонить!

Чимин, лежащий на диване неподалёку, прекращает гладить спящего на нём

Ви́ на (белого мейн-куна Юнги) и, наощупь найдя свой телефон, открывает
диалог с Чонгуком.

PJ:
Как всё прошло?

— Весь вечер думал о Роберте Паттинсоне в образе нового Бэтмена, —

мечтательно вздыхает Юнги. — А ты?

Чимин закатывает глаза.

JJ:
Нормально.

— Это Чимин дал ему твой адрес, — Юнги без зазрения совести сдаёт своего
лучшего друга. — Ты же не против?

160/292
— Тефтельки, — напоминает ему тот, пялясь на экран телефона.

PJ:
Вы поговорили?

— О, точно… — суетится Юнги, хватая лопаточку, и аккуратно переворачивает

мясные шарики. — Извини, что перебил.

JJ:
Я не буду трепаться.

В этом весь Чон Чонгук.

— Что, прости?! — внезапно кричит Юнги, пугая Чимина резкой переменой

настроения. — Погоди-погоди. Кажется, я плохо тебя расслышал, — он всем
своим видом олицетворяет ошарашенность в перемешку с отрицанием. — Что я
должен сделать с Чонгуком? — делает он акцент на местоимении.

Чимин заинтригованно приподнимается на локтях.

161/292
Примечание к части Визуализация:
https://drive.google.com/drive/folders/1vePhkuDKAA-iwoPMmab1tt2jVsia_Ppo?
usp=sharing

Песни, которые будут играть на занятии (они шикарные): https://vk.com/wall-

149273802_25036

Part 7: I'm burning down every bridge we make

«Человек навсегда прикован к прошлому: как бы далеко и быстро он ни бежал –

цепь бежит вместе с ним».
Фридрих Ницше

Здесь и правда особый свет.

В холле ректората всё ещё полностью застеклённая крыша и пара прозрачных

стен, состоящих из огромных окон. Кругом куча зелени: в середине и по разным
углам стоят декоративные деревья в массивных цветочных горшках, на окнах
вьются плетистые розы, белые клематисы и вечнозеленый плющ.

Тэхёну всегда нравилось это место: по большей части, из-за того, что сюда редко
кто-то приходит (боятся ректора). И, естественно, из-за того, что это любимое
место Юнги.

Сам Тэхён прячется за углом, наблюдая за Чимином и Чонгуком, которые заняты

каждый своим делом: они расположились на небольшой скамейке, стоящей в
центре около массивного дерева; кроме них двоих, здесь никого больше нет.
Чонгук, опираясь спиной о железный подлокотник, сидит с подогнутой под себя
ногой и, прячась в своём огромном чёрном худи (даже капюшон надел), читает
толстую книгу в твёрдом переплёте; Чимин находится напротив него – он
примерно в той же позе, только в зеркальном её отражении, – и старательно
рисует Чонгука с натуры.

Атмосфера невероятно спокойная.

— Где он застрял? — ворчит Чимин, не прекращая водить грифелем по странице

скетчбука. — Что можно так долго делать в кофейне?

Ох, Чимин, ты и близко не представляешь.

Время поджимает; пора выдвигаться. Тэхён поправляет свой повязанный вокруг

шеи платок, аккуратно смахивает пальцами прядь, спавшую на глаза, и делает
шаг вперёд, направляясь к парням: намеревается поприветствовать. Ему
безумно интересно, как поведёт себя Чонгук – будет молчать, притворившись
несуществующим, или поддержит завязавшуюся беседу? Кто бы его знал.

Ещё ночью, после их разговора, Тэхён хотел написать ему под дурацким
предлогом «ты добрался до дома?» и попытаться наладить с ним переписку, но в
итоге решил, что это будет слишком навязчиво, и не стал торопить события.

Он и так его вчера спугнул.

162/292
— Доброе утро! — здоровается Чимин, заметив его фигуру издалека. Чонгук,
сидящий к Тэхёну спиной, не оборачивается. — Ты Юнги не видел? Он куда-то
запропастился.

— Доброе. Это из-за меня, — голос у Тэхёна немного осип после вчерашних
коктейлей со льдом. — Я попросил его купить мне кофе.

— А я говорил, что его нельзя одного отпускать, — недовольно обращается к

Чонгуку Чимин. — Теперь его не дождёшься.

В ответ от Чонгука – тишина.

В этом широком худи с капюшоном на голове он выглядит абсолютно

неподвижным. Будто бы каменным. («Безразличного сломать невозможно».)
Чонгук делает неглубокие вдохи и практически не моргает; движутся разве что
его зрачки: он, как и всегда, быстро перескакивает со строчки на строчку,
залпом глотая большой текст. Тэхён так надеялся, что после того, как Чонгук
частично открылся, выговорился, избавился от чувства вины, ему станет полегче.
Но Чонгуку не стало.

Он опять отстранённый и замкнутый.

Тэхёна это расстраивает. И беспокоит. Он останавливается около них,

протягивая Чимину ладонь, и слабо кивает, когда тот охотно пожимает её своей.
С Чонгуком, однако, такой трюк не прокатывает: взглянув на руку Тэхёна, он
опускает голову вниз и вновь погружается в чтение книги, делая вид, что не
обязан обмениваться любезностями и уж тем более дотрагиваться до его руки.

Было ожидаемо, отбрасывает обиду Тэхён.

Не так быстро. Не всё сразу.

— Привет, — вдруг говорит Чонгук, перелистывая страницу.

Ту-дум, стучит глупое сердце Тэхёна. Что с ним опять такое?

Он робко улыбается, неотрывно разглядывая профиль Чонгука.

— Привет, — отвечает едва слышно.

Как много, оказывается, может значить чьё-то «привет».

С каждой новой секундой отвести от него взгляд становится сложнее: Чонгук с

книгой – это тоже эстетика. Не в том смысле, что это прекрасно, а в том, что…
ой, к чёрту. Философии Тэхёну хватило вчера. Он просто любуется читающим
Чонгуком, его сосредоточенностью, его слабым прищуром из-за солнца, от
которого трудно скрыться в этом большом стеклянном кубе, и находит в этом
особую притягательность и красоту.

Будь у него возможность пробыть тенью Чонгука весь день, он бы отдал за неё
немало.

— Вы только что… поздоровались друг с другом? — Чимин шокированно

163/292
оглядывает их по очереди. — Укуси меня Тициан…

Он такой забавный, когда искренне чем-то удивлён.

Тэхён усмехается.

— Ладно, — и нехотя отступает от них на шаг, — не буду вам мешать.

— Ты не мешаешь, — уверяет его Чимин, для достоверности мотнув головой. —

Оставайся с нами.

— У меня куча дел, — улыбка не сходит у Тэхёна с лица (а с ней что опять
такое?). — Сейчас молчаливый Чонгук поделится со мной какой-нибудь мудрой
цитатой, и я пойду.

Тэхён хочет ещё раз услышать его голос.

Сосредоточенность Чонгука, услышавшего своё имя, вмиг сменяется лёгким

недоумением. Он по-прежнему продолжает смотреть в книгу, но уже не бегает
глазами по строчкам, да и выглядит слегка дезориентированным – таким, будто
не ожидал, что Тэхён попросит его о чём-то подобном.

Лишь спустя несколько секунд он поднимает на Тэхёна взгляд и с немым

вопросом смотрит на него из-под спадающего на лоб капюшона.

Как так вышло, что из всех людей во Вселенной Тэхён заинтересовался именно
им? Нет, Чонгук, бесспорно, красивый, прямо во вкусе Тэхёна, но ведь он такой
не единственный: красивых людей на планете много. Ещё Чонгук умный
(сексуально умный), но Тэхён не сказал бы, что большой ум – это нечто
уникальное: гениев на планете тоже достаточно. Взять тех же Хосока и
Сокджина: они ничем ему не уступают.

Так почему именно он?

— Чем больше человек молчит, тем больше он начинает говорить разумно, —

хрипло произносит Чонгук.

Тэхён заинтригованно прищуривается.

Это не столько цитата, сколько придирка к словосочетанию «молчаливый

Чонгук».

— Дай угадаю, — он ни на миг не разрывает с ним зрительный контакт, — это…

— Нет, — не даёт ему озвучить Чонгук. — Это Ницше.

Ницше, значит. Что-то новое.

Уходить и правда не хочется. Но таков план. Тэхён дожидается, пока Чонгук

вернёт своё внимание книге (это происходит практически сразу),
переглядывается с Чимином, который смотрит на их взаимодействия, как на
нечто фантастическое, и без особого желания пятится назад, чтобы вскоре
отвернуться от них и постепенно пропасть из их поля зрения.

164/292
Иными словами, спрятаться за углом и продолжить наблюдать и подслушивать.

— Не знаю, насколько эта информация важна для тебя, — бубнит Чимин,

поглядывая на притихшего Чонгука, — но у него завтра день рождения, — тот,
услышав это, резко отлипает от книги и смотрит на Чимина несколько
возмущённо. — Расслабься, — от Чимина доносится усмешка. — Он ненавидит эту
дату, так что день пройдёт как обычно.

Ну спасибо, друг, мысленно благодарит его Тэхён. Чонгуку было не за чем знать
об этом.

— Ненавидит? — непонимающе слышится от того.

— Угу, — согласно мычит Чимин. — Не вздумай поздравлять его. И уж тем более

дарить подарок, — он возвращается к рисованию и от усердия наклоняет голову
в бок. — Мы с парнями каждый год заказываем ему доставку цветов, чтобы у
него дома было уютно, — Чонгук внимает его словам, застыв на месте с книгой в
руке. Чимин, заметив это, пожимает плечами. — Тэхён любит цветы.

Да. Обожает.

Это чувство ему привила мама.

— Я заметил, — вид у Чонгука задумчивый.

Тэхён тоже заметил. Именно живые цветы, которые стоят в каждой комнате его
дома, привлекли внимание Чонгука больше всего. Он даже высокий книжный
стеллаж упустил из виду.

— В прошлом году я завалил его гостиную вазами с белыми розами, — с улыбкой

вспоминает Чимин. — Юнги обставил всю его кухню нежными пионами. А
Намджун с Сокджином заказали несколько огромных корзин с разными цветами.
Ступить было негде, — он тихо смеётся, вспоминая об этом, и с ностальгией
вздыхает. — Камила нас чуть не убила.

У Тэхёна не получается сдержать улыбку.

Чимин прав. Всё так и было.

— Ким Тэхён! — шёпотом орёт Юнги, подбегая к нему с пятью стаканчиками

кофе. — Я намерен сшить твою куклу Вуду!

А вот и главное действующее лицо.

— Хорошо, — так же шёпотом отзывается Тэхён, — но сначала сделай то, о чём я

тебя попросил.

Юнги дико зол. Ещё, вероятно, взволнован.

— Если я сделаю то, о чём ты меня попросил, он убьёт меня!

— У него рука не поднимется, — отмахивается Тэхён, забирая у него два

стаканчика кофе. — Ты ведь такой милый в этой прелестной синей шапочке…

165/292
— Очень смешно! — у Юнги никак не выходит угомониться. — Как мне это
провернуть? Что мне ему сказать? — без передышки выпаливает он, нервно
стуча носком кроссовка по полу. — Как я ему в глаза смотреть буду?

Должно быть, Юнги уже сто раз пожалел, что когда-то давно они с Тэхёном
поклялись помогать друг другу, какой бы дурацкой и смертельной ситуация ни
была, а потом примерно столько же раз использовал эту клятву против Тэхёна.

— Хватит болтать, — поторапливает его Тэхён, устремляя взгляд на Чонгука. —

До конца перерыва осталось десять минут.

Судя по выражению лица Юнги, до конца его жизни осталось ещё меньше.

Он тяжело вздыхает, на пару мгновений прикрыв глаза, в последний раз

умоляюще смотрит на Тэхёна (тот его мольбу игнорирует) и, так и не добившись
от него пощады и жалости, плетётся в холл ректората, почёсывая свободной
рукой волосы под своей синей шапкой.

— Наконец-то! — заметив его, радуется Чимин. — Чувствую запах бодрости!

Тэхён чувствует запах пиздеца.

Что это за предчувствие такое и откуда оно взялось – он не знает, да и смысла

ему особо не придает.

— Держи, — Юнги достаёт стаканчик из подставки и, протянув его Чимину,

боязливо поворачивается к Чонгуку. — А это твой. Без сахара, — он с натянутой
улыбкой отдаёт Чонгуку его американо и получает в ответ благодарный кивок. —
Слушай, Чонгук, — голос у Юнги становится тише, а сам он лезет свободной
рукой в свою сумку, — ты не мог бы мне кое-что подсказать? — так, этого не
было в плане, телепатически передаёт ему Тэхён. Что за импровизация? — Где
же она… — Юнги неуклюже копается в сумке и будто бы нарочно тянет время,
не решаясь сделать следующий шаг. — Только что была здесь…

— Давай сюда, — вызывается помочь ему Чонгук.

Он закрывает книгу, оставляя её на сиденье, поднимается на ноги и подбирается

к Юнги: наверное, хочет подержать его кофе, чтобы тот спокойно достал то, что
ищет. Но всё идёт совершенно наперекосяк, и уже в следующий миг Юнги,
потеряв равновесие, роняет свой стаканчик на Чонгука и благополучно выливает
кофе на его худи.

Тэхён от неожиданности округляет глаза.

Этого тоже не было в плане.

— Боже… — выдыхает ошарашенный Юнги. — Боже мой, мне так жаль… —

виновато мямлит он, осматривая Чонгука, который стоит на месте с
приподнятыми руками, смотрит на капающий на пол кофе и не двигается. —
Прости, пожалуйста, я не хотел…

Сидящий неподалёку Чимин ошарашен не меньше.

— Ничего, — отвисает Чонгук и одним быстрым движением стягивает с себя

166/292
худи. — Всё нормально.

Нормально?

Если бы такое случилось с Тэхёном, то он бы, как минимум, проклял весь мир.
Вслух.

— Я нечаянно, — не прекращает извиняться Юнги. Чонгук, который остался в

обычной чёрной футболке (татуировок на его руках, оказывается, не так уж и
много), подходит к мусорному ведру и выбрасывает в него испорченную вещь. —
Я куплю тебе миллион таких худи, — хвостом увязывается за ним Юнги. —
Хочешь, я куплю тебе бутик? — его голос немного дрожит, а его пальцы крепко
сжимают лямку сумки, но, следует признать, он держится достаточно хорошо
для человека, который буквально каждую свою неудачу принимает близко к
сердцу. — Я могу купить и завод, и целое производство…

— Юнги, — Чонгук разворачивается к нему и делает шаг вперёд, становясь

совсем близко, — угомонись, я прошу тебя, — его голос смягчается, а его
поведение становится… нетипичным? Почему с Юнги он выдерживает такую
короткую дистанцию, а с ним, Тэхёном, нет? Потому что Юнги его друг? Потому
что они дольше знакомы? — Это всего лишь тряпка, — успокаивает его Чонгук. —
Она не стоит твоих нервов.

Тэхён поджимает губы, не отводя от него взгляда.

Он никогда не видел, как Чонгук взаимодействует с Чимином и Юнги. Не считая

того единичного случая. Тэхён тогда был не в себе и не придал значение тому,
как Чонгук подорвался за аптечкой, когда Чимин порезался, как он сказал ему «я
доверху завалю твою мастерскую карандашами, только больше не прикасайся к
ножам», как он испугался за него и разволновался.

Не придал, а стоило бы. Это многое проясняет.

— Я самое неуклюжее существо во Вселенной, — бормочет Юнги и осторожно

обнимает Чонгука за талию, прижимаясь лбом к его шее. — Прости…

Чонгук застывает на месте с чуть приподнятыми руками.

Вот это уже по плану. Не то, что Чонгук становится похожим на статую, а то, что
Юнги обнимает его. Не обошлось, конечно, и без потерь (по-другому с Юнги не
бывает), но важнее всего то, что всё закончилось хорошо: Юнги сжимает Чонгука
в крепких объятиях, а Чонгук его не отталкивает.

Для Тэхёна это самое главное.

Он знал, что Чонгук позволит Юнги прикоснуться к нему; Чонгук уже позволял
ему раньше. Вопрос был в другом: хватает ли ему недолгих контактов? Что, если
Чонгуку хочется продлить такие моменты хотя бы на пару-тройку секунд, а
попросить об этом ему стыдно? Поэтому Юнги получил от Тэхёна задание не
просто обнять, а обнимать до тех пор, пока Чонгук сам не потребует отпустить
его.

Юнги это было несложно. Чонгуку, возможно, – необходимо.

167/292
Чимин, наблюдающий за происходящим со стороны, даже не подозревает, что
эти объятия спланированы: он сильно переживает за Юнги, без остановки
нашёптывающим извинения, и непоколебимо ждёт действий от Чонгука, который
их, естественно, не предпринимает. Вероятно, именно это становится для него
поводом разозлиться и передать Чонгуку одним взглядом: «Ну-ка быстро обнял
его в ответ, или я тебе руки сломаю». И, вероятно, в действительности он не
намеревается доводить до чего-то такого, но выражение его лица так и кричит о
том, что неподчинение опасно для здоровья.

— Не говори так, — Чонгук, сдавшись под его напором, прижимается к Юнги

теснее, аккуратно обвивает его руками за шею и опускает веки. — Ты один из
самых талантливых людей, которых я когда-либо встречал.

Тэхён, не сводя с него глаз, улыбается.

Как бы ему самому хотелось хоть раз прикоснуться к Чонгуку. И не косвенно,

через рукава его худи, а нормально, ощутив его кожу своей. Наверняка Тэхён в
тот же миг потерял бы контроль над собой и не сумел бы остановиться (ничего
пошлого: он бы просто сжал его ладонь, переплёл с ним пальцы и долго-долго не
отпускал), а если бы Чонгук дал добро, то дотронулся бы и до его лица или шеи:
две эти зоны кажутся неприкосновенными.

Так, мотает Тэхён головой, что за фантазии?

Он отступает назад, испугавшись собственных мыслей, и слушает, как заходится

бешеным ритмом сердце. Он не должен об этом думать. И не должен этого
чувствовать. Ни к Чонгуку, ни к кому-то другому.

У него ещё прошлые раны не зажили.

В обеих его руках – стаканчики кофе; перед ним – широкий пустой коридор,
ведущий к пункту оказания медицинской и психологической помощи. Тэхён
шагает так быстро, словно боится опоздать, несмотря на то, что никто и нигде
его не ждёт и никаких важных дел, о которых он наплёл Чимину с Чонгуком, у
него нет и не было изначально.

Это было лишь предлогом для того, чтобы уйти от них и спрятаться за углом.

Тэхён пересекает длинный коридор, спускается по лестнице в холл медблока и

останавливается около любимого дивана, поднимая взгляд на новый плакат.
«Друг, всё, что ты любил, разочаровало тебя: разочарование стало вконец твоей
привычкой, и твоя последняя любовь, которую ты называешь любовью к истине,
есть, должно быть, как раз любовь к разочарованию».

Фридрих Ницше, читает Тэхён подпись и зажмуривается.

Как не думать о Чонгуке, если всё вокруг напоминает о нём?

— Меня начинает пугать твоя тяга к психологии, — раздаётся за спиной голос

Сирши.

Ровно в одиннадцать. Как по часам.

Тэхён, повернувшись к ней, видит в её руках букет нежно-розовых олеандров.

168/292
— Тактильный голод, — без лишних вопросов бросает он.

Во взгляде у Сирши вопрос: «Когда ты угомонишься?».

Во взгляде у Тэхёна ответ: «Вероятно, не скоро».

— Недостаток контактов кожа к коже, — даёт определение Сирша, принимая

стаканчик из его рук.

Кожа к коже? Значит, объятия через одежду не так уж и эффективны?

— В чём разница между ним и сексуальным? — у Тэхёна никак не выходит

разделить эти понятия.

Сирша снисходительно улыбается.

— Тактильный голод обычно сильнее, чем сексуальный, — она подходит к своей

двери и кивком зовёт Тэхёна за собой. — И утоляется он гораздо сложнее.

Разумно. Удовлетворить себя – задачка из лёгких: никто не знает наше тело

лучше нас самих. Утолить же тактильный голод, прикасаясь к себе, к своей
собственной коже, невозможно. Для этого нужен кто-то другой.

— Почему условный человек с условным тактильным голодом, — Тэхён не идёт за

ней: остаётся на своём месте, — спокойно прикасается ко всем остальным, а
прикосновений со мной избегает? — Сирша, застряв в дверном проёме, смотрит
на него с ожиданием. — Почему он всё ещё «голоден», раз в его жизни есть
люди, которые здороваются с ним за руку, обнимают его и дотрагиваются до его
кожи?

Где тут логика? Ни черта не сходится.

«Меня это не задело. У меня нет недотраха», — вот что он сказал вчера ночью.
Допустим, эта фраза была буквальной. Допустим, у Чонгука есть постоянный
партнёр. Но ведь даже если это так, даже если предположить, что в жизни
Чонгука есть регулярный секс, то откуда тогда у него проблема с недостатком
контактов?

Почему он до сих пор остаётся «голодным»?

— На последний вопрос я уже ответила: этот голод сильнее и утолить его

сложно, — Сирша аккуратно меняет захват букета, стараясь не запачкать
пиджак своего бежевого костюма. — Что касается второго, — она делает
небольшую паузу, словно раздумывая, стоит ли это объяснять, — тут два
варианта: не доверяет или боится привыкнуть.

Тэхён несдержанно усмехается.

— К чему привыкнуть? — это кажется ему забавным.

До абсурда забавным.

— К твоим прикосновениям, — негромко звучит голос Сирши. Негромко, но

169/292
оглушающе.

Не похоже, что она шутит. И не похоже, что она не понимает, о ком идёт речь.

Улыбка медленно пропадает у Тэхёна с лица.

— Я едва его знаю, — произносит он, не отводя от неё взгляда.

Вид у Сирши более чем серьёзный.

— А он тебя? — многозначительно проговаривает она.

И, разорвав с ним зрительный контакт, скрывается в своём кабинете.

«Не доверяет.
Или боится привыкнуть к твоим прикосновениям».

Тэхён стоит обездвиженно и не моргая смотрит на закрытую дверь.

В воцарившейся тишине холла становится слышно, как тикают настенные часы.

*****

А он и правда считал, что в этой жизни нет ничего сложнее философии Канта.

Да уж. Просчитался так просчитался. Тэхён растягивается в поперечный шпагат,

тянется руками вперёд и укладывается грудью на паркет, изучая взглядом
отблески безупречно чистого пола. В зале приглушен свет, в колонках играет
спокойная красивая музыка; ему бы собраться с мыслями и придумать, как
перестать ежедневно выносить себе мозг, но вместо этого он снова и снова
прокручивает в памяти его «привет» и ту самую цитату Ницше про любовь к
разочарованиям. Проблему это отнюдь не решает.

Тэхён хочет прикоснуться к Чонгуку.

Это желание сильное, почти навязчивое, и страшнее всего то, что оно никуда не
исчезнет, пока не ограничить их встречи, а это невозможный сценарий. Они
вынуждены видеться каждый день и оставаться наедине в этом зале. У них нет
выбора. Существует, конечно, вариант забить на условности и прямо сказать
Чонгуку: «Дай мне дотронуться до тебя. Возможно, я ничего не почувствую и
успокоюсь».

Но кто даст гарантию, что всё закончится именно так?

Раздаётся тройной стук в дверь, и в зал нерешительно заглядывает Чонгук. Он в

той же чёрной футболке (Тэхёну это не нравится), на его плече висит рюкзак, из
которого торчат барабанные палочки; его взгляд опять нечитаемый. Тэхёна, по-
прежнему лежащего грудью на паркете, его появление застаёт врасплох: Чонгук
пунктуален и всегда приходит минута в минуту, а на часах всего лишь начало
третьего.

К их занятию ещё ничего не готово. Элементарно не включен свет.

170/292
Тэхён смотрит на его отражение в зеркале, молчит и не предпринимает никаких
попыток начать разговор. Как бы он ни старался, у него не выходит побороть
волнение, которое появляется внутри, когда они остаются вдвоём: боязнь
бросить неаккуратную фразу и спровоцировать новый конфликт не отпускает его
ни на секунду.

Тэхён устал от конфликтов. Устал от ругани с человеком, к которому его влечёт.

Отныне в общении с ним он будет выбирать тактику «лишний раз подумать и всё
равно промолчать».

— Я сдал тест раньше, — говорит Чонгук, недоуменно поглядывая на его

расставленные в стороны ноги. — Если ты не занят, то… — он с беспокойством
морщит лоб, скользя взглядом по его плечам, талии, бёдрам. Тэхёну, сидящему к
нему спиной и наблюдающему за ним через зеркало, такая реакция непонятна. —
Ты не мог бы… — Чонгуку будто бы неприятно видеть его в такой позе. Не мог бы
что? Повернуться? Выпрямиться? Тэхён, ощутив его напряжение, задерживает
дыхание и ждёт, пока тот объяснится. — Это выглядит больно.

Вот в чём дело.

Следовало догадаться об этом: Чонгуку тяжело делать самые простые

упражнения на растяжку, а Тэхён расселся перед ним на шпагат.

— Я не занят, — быстро поднявшись с пола, он поправляет свою футболку и

спортивные брюки. — Сейчас только включу…

— Не нужно, — не даёт ему договорить Чонгук. Он закрывает за собой дверь и с

опущенной головой направляется к скамейкам. — Оставь всё как есть.

Глаза неизменно уставшие.

Почему он попросил не включать свет? Такая обстановка будет ему комфортнее?

Или он думает не о своём комфорте?

Тэхён делает пару шагов назад, опирается поясницей на хореографический

станок и, сложив руки на груди, следит взглядом за его неторопливыми
действиями: за тем, как он снимает с себя кроссовки, как убирает их под
сиденье скамьи, как отодвигает рюкзак назад, чтобы он не мешался и не
отвлекал их внимание.

Это странно, но Чонгук никогда не ходит в раздевалку этого зала

(переодевается где-то в другом месте), никогда не посещает душевую (скорее
всего, противится факту, что рядом с ним, под соседним душем, будет стоять
чужой ему Тэхён), никогда не подходит близко к зеркалу и никогда не смотрит
на своё отражение.

Тэхён – любитель полюбоваться собой. Чонгук – его полная противоположность в

этом.

Так ли много у них общего на самом деле?

171/292
Играющая музыка напрочь сбивает рабочий настрой. Наверное, будь у Тэхёна
шанс, он выбрал бы не мучить Чонгука упражнениями, а посидеть с ним на полу
и поговорить о чём-нибудь отвлечённом. К примеру, о Ницше. Тэхён устроил бы
всё в лучшем виде – включил бы музыку, которая им обоим по душе, закрыл бы
дверь изнутри, настроил бы свет, – но этому суждено остаться на уровне мечты.
Чонгуку нужны эти занятия. Ему важно научиться расслаблять мышцы, иначе из-
за напряжения, в котором он постоянно пребывает, начнёт страдать его голова.

Одежда у них сегодня похожая – чёрная и простая; разница только в том, что у
Чонгука она свободная, а у Тэхёна, как и всегда, облегающая. У одного из них
забита половина тела, на втором нет ни одной татуировки. У одного беспорядок
на голове, у второго идеальная укладка. Даже взгляд у них разный: у одного
равнодушный, у второго максимально заинтересованный.

И снова: так ли много у них общего на самом деле?

Тэхён видит Чонгука в футболке впервые. Видит небольшие татуировки,

разбросанные по его рукам, видит его худобу и заметно выступающие вены. Его
состояние Тэхён тоже видит. И оно далеко не радужное. На часах – третий час
дня, а Чонгук уже выглядит таким вымотанным, словно не спал две ночи подряд
или же спал, но всё равно проснулся истощённым.

Если это одно из проявлений тактильного голода, то такого врагу не пожелаешь.

В колонках начинает играть новая песня (она про «я не хочу влюбляться» и

«сердце будет разбито»); её бы, по-хорошему, переключить, но Тэхён слишком
занят мыслями о вставшем со скамейки Чонгуке и не может сдвинуться с места:
боится что-нибудь упустить. Тот шагает к нему совсем медленно: прячет руки в
карманах своих брюк, тихо шмыгает носом (простыл?) и, наконец, остановившись
напротив Тэхёна, поднимает на него взгляд.

Грусти в глазах Чонгука – целое море. Тёмной, бездонной, тянущей его на дно
грусти. Тэхён пристально смотрит на него с небольшого расстояния, вновь ищет
ответы в этой глубокой темноте и вновь не находит там ничего, кроме «зачем
тебе это?» и «почему не отступишься?».

Разве не ясно? Потому что ему не плевать. Потому что вокруг столько важных и
важного, а смысла во всём – ровно ноль, и только в такие моменты, как этот,
смысл появляется.

Потому что он чувствует.

Этого недостаточно?

— Ты в порядке? — интересуется Тэхён, не позволяя себе моргнуть.

Желание повторить то, что недавно сумел провернуть Юнги, стремительно

усиливается.

Тэхён хочет прикоснуться к Чонгуку.

— Я заниматься пришёл, а не изливать тебе душу, — нейтрально звучит от того в

ответ.

172/292
Как с тобой сложно, взглядом передаёт ему Тэхён, какое-то время поддерживая
их зрительный контакт.

Пусть так. Ему нравятся сложности.

Он отталкивается поясницей от деревянного станка, проходит вперёд, тормозя

слева от Чонгука, и без лишних вопросов начинает вести занятие, показывая
лёгкие упражнения из первого блока. Его заранее тревожит мысль о том, что
этот блок не бесконечный и растянуть его надолго не получится, а за ним
следует череда «контактных» упражнений, которые Чонгук отказывается
выполнять, пока у него не натянуты рукава на ладони.

Тэхён без понятия, как с ним быть; он не предусмотрел это (свитшота или худи,
которым он мог бы поделиться с Чонгуком, у него с собой нет). Возможно, Чонгук
попросит исключить второй блок из сегодняшней программы, и, возможно, это
будет умным ходом с его стороны, но рано или поздно ему придётся избавиться
от своих опасений и отбросить эту нездоровую отчуждённость. Рано или поздно
ему придётся довериться. Не самому Тэхёну, так хотя бы преподавателю, чью
роль он играет.

Боязнь Чонгука привыкнуть к его прикосновениям совершенно напрасна.

*****

«Если сегодня всё выйдет из-под контроля,

Скажи мне, что с тобой всё будет хорошо», — пропевает женский голос в
колонках.

Зал, как и прежде, закрыт изнутри, свет, как и прежде, приглушен; им пора
приступать к самому сложному, но ни у того, ни другого не хватает на это
смелости и моральных сил. Тэхён, согнув ноги в коленях, сидит на полу напротив
Чонгука: смотрит на то, как он обнимает себя, потупив взгляд, сожалеет из-за
того, что никак не может на это повлиять, и понятия не имеет, как действовать
дальше.

Это продолжается уже пятнадцать минут.

Не нужно быть гением и психологом, чтобы понять, что Чонгук таким образом
ограждается. Что он передаёт: «Не заставляй меня». «Я не могу». «Давай в
другой раз. Не сегодня». И просит не вынуждать его силой.

Зато нужно быть полным глупцом, чтобы не использовать эту возможность для
его же блага и не попытаться показать ему, что человек, находящийся рядом,
тоже боится. Не прикосновений, разумеется. И не доверия. У Тэхёна другие
страхи.

Например, упустить шанс.

Он неспешно пересаживается к Чонгуку поближе, аккуратно упирается своими

коленями в его (Чонгук, кажется, выносит такую дистанцию с трудом: он
закрывает глаза и, судя по движению его груди, начинает вдыхать воздух чаще)
и собирается с духом, чтобы реализовать то, что задумал: открыть ему кое-что

173/292
личное.

Может, Чонгуку это поможет?

— У меня нет тактильного голода, — тон у Тэхёна сдержанный, а громкость его

голоса минимальная. — Я даже представить себе не могу, что это такое. Мне
нужна очень сильная связь с человеком, чтобы почувствовать что-то от его
прикосновения, — добавляет он прямолинейно, надеясь на то, что Чонгука его
честность впечатлит. Реакции ожидаемо не поступает. — У меня нет недотраха.
Точнее, периодически он бывает, но мне не сносит крышу из-за него. Я не хочу
трахаться с тем, к кому ничего не чувствую. И никогда не буду, — выкладывает
он как есть. Это чистая правда, и ему за неё не стыдно. — Я спокойно переношу
одиночество. Я не нуждаюсь в том, чтобы рядом со мной кто-то был. Мне
комфортно наедине с собой, — Чонгук приподнимает веки и, обняв себя
посильнее, концентрирует внимание на их соприкасающихся коленях, — но я
нуждаюсь в том, чтобы в моей жизни был человек, о котором я могу постоянно
думать. Утром, днём, вечером, ночью, — перечисляет Тэхён, дожидаясь момента,
когда неподвижный Чонгук поднимет голову. Этого не происходит. Ни через
секунду, ни через пять. — Человек, о котором я могу беспокоиться и которого я
способен поддержать и защитить. Без этого я ощущаю себя никчёмным, —
поясняет он и замолкает, внезапно осознав, что никому прежде не рассказывал
об этом. Даже Хосоку. — На данный момент этот человек – ты, — признаётся
Тэхён, подмечая, что Чонгук от его откровенного высказывания немного
теряется. — Я всё время думаю о тебе. О том, что происходит у тебя внутри, о
том, как ты справляешься с этим. О том, чем я могу тебе помочь, — интонация у
Тэхёна искренняя: он больше не видит смысла скрывать это от Чонгука. — Ты не
обязан доверять мне. И прикасаться ко мне не обязан, — его взгляд падает на
Чонгуковы подрагивающие ресницы. Да, Тэхён, бесспорно, нуждается и в
доверии, и в физическом контакте, но для него не менее важно, чтобы и Чонгук
хотел этого. — Просто знай, что я не преследую цель причинить тебе боль. Ни
тебе, ни кому-то другому, — негромко заканчивает он мысль. Чонгук,
продолжающий молчать, сминает в кулаках ткань своей футболки. — Я сейчас
повторю кое-что. Заранее прости за то, что напоминаю тебе об этом, —
приходится сделать паузу, чтобы подготовиться к произнесению фразы. Тэхён
осторожно протягивает руку и останавливает её под подбородком Чонгука – так,
словно намеревается приподнять его лицо и взглянуть на него вблизи, – однако
Чонгук, избегая его прикосновения, сам поднимает голову и остаётся в таком
положении, разглядывая его в ответ. Непоколебимость Тэхёна не оставляет ему
выбора: если он решит сдаться, то Тэхён прикоснётся к его лицу. А для него это,
как известно, недопустимо. — Я не она, Чонгук, — чуть слышно озвучивает Тэхён.
Он не убирает руку, держит её в воздухе, под его подбородком, и не позволяет
ему отвести взгляд, стараясь выглядеть по-настоящему понимающим: для него
важно, чтобы Чонгук перестал видеть в нём какую-либо угрозу и навсегда
уяснил, что в этом зале ему нечего бояться. — Я никогда не стану кем-то
подобным, — он слабо мотает головой и смотрит ему прямо в глаза. Чонгук,
слушая его, не моргает. — Как минимум, потому, что я был на твоём месте и
знаю, каково это – собирать себя по частям.

«Не оставляй меня позади.

Нам нужно немного больше времени», — долетает до их ушей текст той же
песни.

Как же тянет сократить это расстояние между ними. Провести тыльной стороной
ладони по его щеке, поправить мешающиеся ему пряди. Крепко обнять его за

174/292
плечи и прислониться к его виску своим. Тэхён и представить себе не может,
зачем ему это, для чего, почему, но у него не выходит думать о чём-то другом,
кроме как о том, чтобы приблизиться.

Тэхён, чёрт возьми, хочет прикоснуться к Чонгуку.

Из-за отсутствия в зале нормального освещения зрачки у Чонгука заметно

расширены (может быть, и не из-за этого). Тэхён наклоняется чуть вперёд,
рассматривает их вблизи и тонет в их глубине, тонет, тонет. Разве глаза могут
быть такими безнадёжно тёмными и… печальными? Разве человек способен так
долго находиться в темноте в одиночку?

У Чонгука есть хоть кто-то рядом?

Тэхён медленно опускает ладонь, ожидая, что Чонгук, не сумевший вчера

выдержать его взгляд, тут же отвернётся или просто опустит веки, но тот
остаётся в том же положении и взаимно вглядывается в его, Тэхёна, глаза. В
голове из-за этого вновь появляется путаница. Получается, Чонгуку не так уж и
сложно поддерживать зрительный контакт, и не только тогда, когда он
переполнен неприязнью к тебе (они проходили это на первых этапах
знакомства), но и тогда, когда он видит твою открытость и честность.

Что в таком случае смутило его вчера?

— Не прикасайся к татуировкам, — неожиданно хрипит Чонгук, продолжая

пристально смотреть на него.

До Тэхёна, загрузившего себя вопросами, не сразу доходит, о чём идёт речь.

— Что?

Неужели он…

— Не прикасайся к моим татуировкам, — повторяет Чонгук более отчётливо.

Какое-то время Тэхён молчит, не понимая, серьёзен он в своих словах или нет.

— Я не… — его посещает чувство полной растерянности, которое очень быстро

сменяется осмыслением происходящего. — Конечно. Как скажешь.

Само собой, он соглашается.

И, само собой, он не верит своим глазам, когда Чонгук протягивает ему руки.
Сам, без просьб и уговоров. Без каких-либо нотаций и наставлений. Тэхёну,
глазеющему на них, вдруг становится так страшно его обмануть. Причинить ему
боль (он обещал этого не делать), нечаянно дотронуться до его татуировок
(аналогично). Не помочь ему.

Ещё ни с кем в своей жизни Тэхён не обращался так предусмотрительно, ни с

кем не делился сокровенным, никого не боялся разочаровать и оттолкнуть. Если
людей из его личного окружения не устраивало отношение к ним, то он просто
посылал их к чёрту. Тэхён не привык прогибаться и церемониться.

А Чонгук, он… он как огромное минное поле. Абсолютно всё указывает на то, что

175/292
к нему нельзя приближаться. Что нельзя даже думать о том, чтобы к нему
приближаться. А храбрый Тэхён приземлился прямо посередине, осмотрелся
вокруг и, как самый наивный человек на планете, внушил себе в голову, что
сможет обезвредить все мины.

Глупо? Определённо. Самонадеянно? Более чем. Ещё и сердце в итоге будет

«подорвано»? Да подумаешь.

В первый раз, что ли?

Какими же мы становимся слабыми, когда кто-то поселяется в наших мыслях.

Непоколебимость Чонгука не оставляет Тэхёну выбора: если он решит отступить,

то они не дотронутся друг до друга. А для Тэхёна это, как известно,
недопустимо. Он жестом просит Чонгука развести ноги в сторону (с гибкостью у
того до сих пор проблемы), фиксирует его лодыжки своими ступнями и, ощущая
некоторую взволнованность, окольцовывает его запястье пальцами.

Ту-дум, слышится сердцебиение у одного. Ту-дум, прощупывается пульс у

второго.

Тэхён. Прикасается. К Чонгуку.

С ума сойти. Это действительно произошло?

Тэхён ощущает нечто по-настоящему необычное, похожее на опьянение в

начальной стадии. Ты не думаешь о том, что это всего-навсего телесный
контакт, физическое воздействие на нервные окончания, раскиданные по всей
поверхности твоей кожи. Ты просто чувствуешь это. Тебе от этого хорошо. И ты
не хочешь трезветь или вливать в себя «алкоголь» дальше.

У Чонгука всё явно иначе: он морщит лоб, поглядывая на их скрепленные руки, у

него в очередной раз сбивается дыхание, а вдобавок к этому появляется дрожь в
теле. И если его нахмуренность и учащённое дыхание ещё можно каким-то
образом объяснить, то его дрожь, которую Тэхён осязает своей кожей,
объяснениям не поддаётся.

Чонгук и правда не доверяет ему. И боится, вот только не привыкнуть, как

говорила Сирша.

Это не очень хороший знак.

Сделав вдох поглубже, Тэхён запрещает себе расклеиваться и начинает

утягивать Чонгука на себя, силясь не сжимать его запястья слишком крепко; у
него самого горят ладони в тех местах, которыми он дотрагивается до кожи
Чонгука, да и других проблем у него предостаточно, но он старается не
придавать им значения, даже несмотря на то, что с ним такое впервые.

Чонгук и упражнение – это всё, о чём он позволяет себе думать. На собственные

ощущения от физического контакта с ним ресурсов не остаётся.

Наверное, осознание своих чувств обрушится на него позже.

Приходится отвлечь себя рассматриванием татуировок, к которым Чонгук не

176/292
разрешил прикасаться (сам Чонгук этого не видит, потому что, как и всегда,
прячет от Тэхёна лицо, пока тот удерживает его). Их немного: они хаотично
раскиданы по рукам и не образуют собой одну общую картинку. Больше всех
внимание Тэхёна привлекает объёмный символ, набитый чуть выше запястья:
судя по яркости краски, он сделан не так давно.

Выглядит необычно, а главное, ужасно знакомо.

— Что это? — Тэхёну не удаётся скрыть своё любопытство.

Чонгук, приподняв голову и проследив за его взглядом, останавливает взор на

той самой тату.

— Геральдическая лилия, — напряжённо звучит от него.

Опять искусал губы.

Красиво.

— Что она означает? — Тэхён постепенно отпускает его, с беспокойством следя

за тем, как он сжимает челюсти от тянущих ощущений в мышцах.

Есть у него подозрение, что у Чонгука неважные отношения абсолютно со всеми

видами спорта.

— Это личное, — закрывает тему тот.

Личное. От этого ещё интереснее.

«Обними меня сейчас.

Обними меня так, будто я никогда не причинял тебе боль», — отчётливо
доносится из колонок.

У Тэхёна, наблюдающего за Чонгуком, внутри разрастаются противоречивые

чувства. Тот сильно стискивает зубы, пока массирует мышцы бёдер, тяжело
дышит и периодически зажмуривается, словно в его кожу втыкают острые иглы.

Тэхён видел подобное огромное количество раз; однажды и вовсе стал

свидетелем того, как взрослый совершенно здоровый человек не вынес лёгкие
физические нагрузки, которые всем остальным показались пустяком. Чонгук, по
всей видимости, из той самой команды.

Как можно было не заметить этого раньше?

— У тебя низкий болевой порог? — Тэхён опирается ладонями о пол позади себя
и гуляет взглядом по его татуировкам.

Теперь они не кажутся ему обычным украшением тела.

— Десять баллов за наблюдательность, — включает защиту Чонгук, оставляя

свои ноги в покое, и поворачивается к нему лицом. — Можешь переименовать
мой контакт. «Неженка» характеризует меня куда лучше, чем «Филомела».

Тэхён поднимает на него взгляд и с серьёзностью смотрит ему в глаза.

177/292
Сколько оскорблений он выслушал от своего отца? Фраза «хватит строить из
себя жертву» уже была перебором.

— Ты в этом не виноват, — тише проговаривает Тэхён.

Ни в том, что стал жертвой, ни в том, что родился с низкой переносимостью

боли.

Сейчас бы унижать человека за то, что он не в силах в себе изменить.

Чонгук от него отворачивается. Как же хреново приходится людям, которых

ранили настолько часто, что даже по прошествии времени любой намёк на
поддержку воспринимается ими как издёвка. Чонгук ведь не считает Тэхёна
монстром. Тэхён в этом уверен. Наверняка по вечерам, открывая свои тетради
конфликтов, он ругает себя за свою грубость и просит в следующий раз думать
прежде, чем что-то сказать.

Только его эмоциональному фону это не помогает.

— Давай попробуем иначе, — Тэхён поднимается с пола и обходит Чонгука,

останавливаясь у него за спиной. — Тебе будет проще.

Тэхёну не будет. Но так он сможет слышать, как дышит Чонгук, и

контролировать степень воздействия на его мышцы.

Вряд ли Чонгук признается в том, что в определённый момент упражнение

превращается для него в пытку. Жалеть себя он не позволит: принципы, они
такие. Тэхён это понимает, поэтому не пытается заменить задание на более
простое. Он предлагает выполнить его по-другому.

Раньше он утягивал Чонгука за запястья на себя. Теперь он будет давить на его

спину, регулируя его наклон вниз.

— Сядь в исходное положение, — просит Тэхён, присаживаясь на колени позади

него. — Положи руки перед собой и медленно наклоняйся к полу, — он старается
звучать терпеливее, чтобы Чонгук не подумал, что в его словах есть какой-то
подвох. Чонгук его просьбу выполняет. — Я прислонюсь грудью к твоей спине и
буду потихоньку давить на тебя сверху, — у Чонгука после его слов нервно
дергается плечо: видимо, данный расклад его не особо радует. Тэхёна, честно
говоря, тоже. Он, конечно, может использовать ладони, ему необязательно
наваливаться на него, но, во-первых, так он сумеет лучше ощутить его дыхание
и сердцебиение, а во-вторых, он не будет прикасаться к его коже (кажется,
Чонгуку сложно привыкнуть к таким вещам). Они оба в плюсе. — Перестанет
быть терпимо – не молчи, как обычно, ладно?

Через пару секунд Чонгук отвечает ему неуверенным кивком.

Поначалу всё идёт совершенно нормально. Тэхён и сам, во времена учёбы в

школе, любил выполнять это упражнение именно так: от первого варианта у него
всегда болели руки и ныла спина, но иначе у него не получалось наклонить таз
вперёд, а это могло привести к травме. Зато потом, когда он научился
вытягивать ягодичные мышцы назад, учительница наклоняла его к полу уже
тяжестью своего тела, и это не мешало ему сконцентрироваться на растяжке.

178/292
Вот только с учительницей у Тэхёна были очень тёплые и доверительные
отношения, а между ними с Чонгуком будто бы пропасть.

Время идёт; они оба не могут расслабиться. Тэхён, правда, держится куда
лучше. Он опускает ладони на бёдра Чонгука, чтобы тот держал ноги прямыми,
прижимается к его спине грудью и, положив подбородок на его плечо, закрывает
глаза.

Какое странное чувство.

Тэхёну сразу становится тепло, его навязчивый страх перестараться и

травмировать Чонгука, исчезает; теперь он буквально всем своим телом
ощущает, где тот самый порог, по достижении которого необходимо остановить
на него давление.

Чонгук не дрожит. У него громко бьётся сердце, и он часто дышит, но дрожи,

которой его пробивало, когда Тэхён прикасался к его коже, больше нет. Уже что-
то. Тэхён наклоняется ещё немного вперёд, сильнее прижимая его бёдра к полу
(Чонгук всё время стремится приподнять их и облегчить себе задачу),
приоткрывает веки, услышав, как Чонгук задерживает дыхание, и смотрит на его
лицо сбоку: впервые с такого близкого расстояния.

Опять кусает губы. Чёрт бы его побрал.

Тэхён отворачивается от него и плотно смыкает челюсти. Ему не следует

забывать, что он преподаватель, а Чонгук – его студент. Его должна волновать в
первую очередь безопасность на занятии, а не губы Чонгука, руки Чонгука,
дрожь Чонгука (список огромный).

У того на ногах мягкие, совершенно не спортивные мышцы; у Тэхёна от

постоянных тренировок они почти каменные. Он может сжимать их до боли, и им
ничего не будет; кожа разве что покраснеет или появится жжение, но Тэхёна
такие мелочи не заботят.

Сейчас, пока он крепко сжимает пальцами бёдра Чонгука, ему кажется, что там,
под тканью его брюк, уже расцвела пара ярких синяков.

— Чонгук, — чуть слышно произносит Тэхён, — не округляй спину, — ухо Чонгука

совсем близко – поверни голову вправо и прикоснёшься к его мочке губами, –
поэтому Тэхён старается звучать мягче и тише. Чонгук и без того напряжён. —
Не переноси нагрузку на поясницу, — он отрывает руку от его бедра,
перемещает ладонь на область под его грудью и давит ею на себя, заставляя
Чонгука выпрямиться и прижаться к нему сильнее. Сердце под ладонью
начинает биться быстрее. — Вот так, — добавляет Тэхён почти беззвучно.

Какое странное чувство.

Ощущать его сердцебиение ладонью – это нечто другое: спереди удары будто бы
мощнее в разы. Тэхёна всегда зачаровывал этот ритм в человеческом теле. Он
уже давно вырос, но очень хорошо помнит, как в детстве любил обнимать маму,
прислоняться ухом к её груди и засыпать под повторяющиеся удары её сердца.
Существует ли колыбельная лучше?

179/292
Наверное, в конечном итоге, это и есть самое интимное, что один человек может
предложить другому. Не секс, не прикосновения, а возможность услышать, как
бьётся твоё сердце. Как всё меняется, когда тебе становится страшно или когда
тебя обволакивает спокойствие. Когда ты счастлив или когда тебе хочется
кричать от моральной боли. Это честнее любых слов.

Вот почему объятия для многих из нас важнее.

— Всё нормально? — обеспокоенно спрашивает его Тэхён, держа свою руку на

том же месте.

Он уже не оказывает давления. Чонгук давно должен был привыкнуть.

— Да, — срывается с губ Чонгука.

Тэхён, перемещая на него взгляд, подмечает, что он опять морщит лоб.

Угол наклона совсем небольшой. Гораздо меньше, чем был до этого. В чём дело?

— У тебя сердце колотится, — Тэхён очень медленно ведёт ладонью вверх, к его
груди, и останавливает её чуть левее. — Тебе больно?

Оно не просто колотится. Такое ощущение, что через пару мгновений оно не
выдержит нагрузки и остановится.

— Это не из-за боли, — голос Чонгука стихает до шёпота.

Тэхён замирает.

Ту-дум, напоминает о себе сердце. Да что с ним такое?

Смысл произнесённой Чонгуком фразы Тэхён осознаёт с ходу; он отсчитывает

пять секунд, затем ещё три (почему нельзя считать до бесконечности?), и только
после этого расслабляет руки и окончательно выпускает его из своей хватки.

Если бы кто-то знал, как он не хочет этого делать. Как он ненавидит тот факт,
что им пора отсаживаться и отстраняться, как он прокручивает в голове «каково
это – быть человеком, которому объятия даются тяжелее, чем боль?», как он
мечтает о том, чтобы Чонгук поскорее прошёл через это и освободился.

Чонгук никогда не жалуется и не ноет о своей нелёгкой судьбе; напротив, он то

и дело показывает, что в этом мире вряд ли найдётся человек, который будет
презирать его больше, чем он сам. Должно быть, это тоже защитный механизм,
при котором никто и ничто не сможет оскорбить тебя и задеть за живое, ведь ты
уже думаешь о себе плохо.

У Тэхёна он, к примеру, обратный и проявляется в излишней уверенности в себе.

Он сидит на том же месте, позади поникшего Чонгука, рассматривает его

выпирающие шейные позвонки и размышляет о том, что, несмотря на все
заявления Сирши, до Чонгука можно достучаться. Не силой и не навязчиво, а
постепенно и будто бы невзначай.

Вчера они поговорили и чуть-чуть сблизились. Сегодня произошло то же самое.

180/292
Возможно, это и есть правильный путь – не пытаться залезть к нему в душу, не
вбивать ему в голову «ты себя погубишь», не заставлять его принимать помощь,
а просто быть рядом и относиться к его проблемам и чувствам с уважением?

— Из двух этих вариантов выполнения, — Тэхён смотрит на него через зеркало,

— какой для тебя комфортнее?

Возможно, смысл не в том, чтобы обезвредить все мины, а в том, чтобы

осторожно, шаг за шагом, вывести его с этого поля?

Чонгук поднимает взгляд на его отражение.

— А для тебя? — слышится от него совсем близко.

«Я не хочу, чтобы мир вращался без тебя.

И не хочу, чтобы солнце горело без тебя», — доносится из колонок.

Тэхён ни на миг не отводит от него взгляд, слушает своё неугомонное сердце и

пытается убедить себя в том, что ему не показалось.

Что Чон Чонгук только что проявил к нему ответную заботу.

Какое, чёрт возьми, странное чувство.

*****

Да, это именно то, что нужно.

Тэхён стоит под напором воды с запрокинутой головой, ощущает, как стекают по
шее капли, и ждёт пока с тела смоются остатки геля для душа. К концу занятия
ему стало совсем жарко (не из-за физических нагрузок, а из-за фраз Чонгука,
которые тот бросал явно не подумав, и его реакций на самые лёгкие
прикосновения), поэтому, попрощавшись с ним, Тэхён в прямом смысле этого
слова закрылся в раздевалке, чуть ли не в одежде влетел в холодную
пустующую душевую и не выходит из неё до сих пор.

Надо чем-то себя отвлечь. Прекратить думать о последних двух часах наедине с
Чонгуком. Тэхён наклоняет голову вниз, поднимает в воздухе руку и пытается
нащупать свои шейные позвонки. Неужели у него они тоже так выпирают? Те,
что Тэхён видел у Чонгука, выглядели достаточно хрупко.

Он трогает свою кость, вдавливая кожу вокруг неё, пытается обхватить позвонок
пальцами, но вместо того, чтобы получить ответ на вопрос, только причиняет
себе боль и даёт себе лишнюю нагрузку на сердце.

Тише, мысленно просит его Тэхён, прикрывая глаза, не бейся ты так.

Не срабатывает.

Он съезжает ладонью вниз, по шее, плечу, ключицам, делает глубокий вдох и

останавливает её посередине груди, вспоминая, как считал удары сердца

181/292
Чонгука. Как тот сводил брови к переносице и без остановки кусал свои губы,
как реагировал на контакт «кожа к коже», как дрожал – то ли от боязни, то ли от
самого ощущения.

Чонгук не просто тактильный. Он чувствительный.

Как выбросить это из головы?

Мозг не прекращает работать. Сложнее всего Чонгуку дался не тот момент,

когда Тэхён обхватил пальцами его запястья, а тот, когда Тэхён прислонил свою
ладонь к области ниже его груди и прижал его к себе посильнее. Быть может, в
этой зоне есть какая-то болевая точка? У себя Тэхён такого не замечал.

Он опускает руку чуть ниже, прокручивая в памяти то, как сильно были
напряжены мышцы в теле Чонгука, и чувствует, как напрягается сам. От одного
только воспоминания. Боли нет, неприятные ощущения тоже отсутствуют. А если
спуститься ладонью ещё чуть-чуть вниз? Ровно то же самое: ничего. А если ещё
немного ниже...

Чёрт.

Тэхён резко открывает глаза, одёргивает себя и торопливо переключает воду на

холодную. Куда его понесло? Какая нахрен разница, выпирают у него позвонки
или нет и есть ли у него болевые точки под грудью?

Зачем он трогает себя, думая о Чонгуке?

Тэхён упирается ладонями в стену, трясётся от холода около десяти секунд и

только потом выключает воду. Ничего криминального не произошло, он не
возбудился и не перешёл черту, но сам факт того, что теперь даже в душе его не
отпускают мысли о Чонгуке, пугает его, и не слабо.

Нельзя ли отдыхать от них хотя бы в такие моменты?

В голове один мат и жестокая ругань на себя: Тэхён не ожидал, что способен
дойти до такого. Он наскоро вытирается полотенцем, стараясь не думать о
появившейся проблеме, сушит волосы феном, забив на нормальную укладку, и,
избегая пересечения взглядами с собственным отражением, надевает аккуратно
висящий на плечиках костюм.

Надо чем-то себя отвлечь. Только не так, как в прошлый раз. Тэхёну хватило.

Ролик на ютубе за чашечкой кофе вполне подойдёт.

Он расстёгивает верхние пуговицы рубашки, чтобы было легче дышать, спешно

шагает к выходу и, толкнув локтем дверь, видит перед собой… Чонгука. Свет в
зале включен, музыки из колонок не слышно; Чонгук скромно сидит на полу,
опираясь спиной о сиденье скамейки, держит в руках книгу, притянув колени к
груди, и никак не реагирует на внезапное появление Тэхёна. На его
приближение – тоже.

Почему он до сих пор здесь?

— Чимин написал: «Встречаемся после занятия в кафе», — не отрываясь от

182/292
чтения, поясняет Чонгук. Он что, телепат? — Не хотел ждать их там.

Тэхён, останавливаясь рядом с ним, понятливо кивает.

— Перерыв через пять минут, — ему трудно уговорить себя не разглядывать

каждую деталь на его лице и не подмечать различные особенности, вроде
родинок или длинных ресниц. — Мы можем…

— Да, — тот захлопывает книгу и поднимается с пола, забирая со скамейки

рюкзак. — Идём.

И всё-таки Тэхёну перед ним стыдно.

Он молча плетётся следом, убрав руки в карманы, смотрит на его спину, к

которой прикасался недавно, и в очередной раз ругает себя за то, что едва не
случилось. Да-да, он взрослый мужчина и имеет полное право думать в душе о
ком хочет, но можно не сводить любое мимолётное чувство к дрочке и сексу?

Тэхён не безвольный.

Коридоры академии пусты: аудитории до конца занятия заперты. Он ускоряет

свой шаг, чтобы поравняться с Чонгуком, забивает свою голову глупостями по
типу «ему не холодно в одной футболке?» и усиленно отговаривает себя начать
диалог, потому что элементарно не может найти тему.

Весь путь они преодолевают в тишине.

Когда из самой дальней, угловой аудитории вместе с другими студентами

выходят Чимин и Юнги, Тэхён с облегчением выдыхает: наконец-то это молчание
прервётся. Оно давит ему на мозг. И на нервную систему. Заметив их с Чонгуком,
парни машут им рукой и не сговариваясь выдвигаются навстречу.

Однако уже в следующий момент пропадают у Тэхёна из виду из-за того, что
прямо перед его носом открывается дверь.

— Ох, извините, — неловко улыбается ему парень, быстро выходя в коридор.

Он в светлой футболке, в шапке и чёрных рваных джинсах, а в руках у него

барабанные палочки.

— Это Люк, — представляет его Чонгук. — Мой преподаватель по ударным.

Точно. Люк Холланд. Тэхён слышал о нём, но не имел возможности

познакомиться лично.

— Ким Тэхён, верно? — Люк протягивает ему руку и вновь обворожительно

улыбается.

Симпатичный.

— Верно, — отвечает на рукопожатие Тэхён. — Рад знакомству.

Повезло же Чонгуку. Когда Тэхён здесь учился, таких красавчиков в

преподавательском составе не было (Дуглас не в счёт). Преподов плюс-минус

183/292
одного возраста со студентами – тем более: родители не допускали подобного.

А вот отец Чонгука, напротив, решил, что обучение его сына сверстниками – это
продуктивный подход.

— Привет, Люк! — хором выкрикивают Чимин и Юнги и по очереди поднимают

ладонь, чтобы дать ему пять.

Ничего себе отношение. Видимо, Люк – свой в доску парень?

По каким критериям Чонгуку выбирают наставников?

— О-о-о, это мой, — оповещает Люк, ныряя рукой в карман своих джинсов. У него
потрясающе красивый рукав: татуировки цветные, сложные и эффектно
группируются в единый сюжет. Выглядит как искусство. — Я так и знал, — он
смотрит на экран телефона, в динамиках которого играет «Hedwig's Theme». —
Бабуля вечно закидывает меня видосами из ТикТока.

Какая прелесть.

И фраза про бабулю, и играющий саундтрек.

— У тебя на звонке стоит главная тема к «Гарри Поттеру»? — Тэхён складывает

руки на груди, не сумев скрыть улыбку.

Нет, серьёзно. Это мило.

— Эй, не смейся надо мной, — тон у Люка обидчивый. — Я всё ещё жду письмо из
Хогвартса. В этом деле главное – не терять надежды.

Он просил не смеяться. Тэхён это помнит.

Но как тут сдержаться, если это самая правдивая вещь, которую можно
услышать?

— Не поверишь, — Тэхён мотает головой, снова усмехаясь. — Я тоже его жду.

Поттероманы неизлечимы. Такова их судьба. Ничего не поделать.

— Чува-а-ак, — радостно обнимает его Люк.

И они вместе над этим смеются.

Чимин и Юнги, стоящие неподалёку, недоумевающе переглядываются.

— Ты на какой факультет хочешь? — для Люка, судя по его взгляду, это

жизненно важный вопрос.

— На Слизерин, конечно, — заявляет Тэхён, как нечто само собой разумеющееся.

— Чува-а-ак, — вновь заключает его в объятия тот.

«Где мой чувак, который будет тащиться по Джокеру?» — шёпотом доносится от

ревнующего Юнги.

184/292
У Тэхёна не выходит прекратить улыбаться. Как же приятно встретить свою
родственную фанатскую душу.

— Слушай, — внезапно озаряет Люка, — ты сейчас не занят?

На обсуждение «Гарри Поттера» Тэхён всегда найдёт время.

— Есть идеи?

— Я собираюсь в кофейню через дорогу. Не хочешь составить компанию? —

поступает ему предложение. — Я вчера такое шикарное фанвидео про Гермиону
нашёл…

Почему бы и нет?

Парни ведь не обидятся, если Тэхён один раз выпьет кофе не с ними, а со своим
коллегой? Его рабочий день закончился, он полностью свободен и может
позволить себе отдохнуть.

А Люк кажется забавным и добрым, так почему бы им не провести время вместе?

— Да, сэр, — соглашается Тэхён, выдвигаясь с ним в сторону лифта.

— Совсем не обязательно называть меня «сэр», профессор, — подкалывает его

Люк.

Это цитата из Принца-полукровки?

Чёрт, Тэхёну нравится этот парень.

— До завтра, — прощается он с парнями на ходу. — Увидимся утром в кафе.

Чимин и Юнги, уже отпустившие недоумение, выглядят беззаботными и

довольными.

— Пока, Тэхён! — звучит от них враз, а после они легонько толкают Чонгука в
плечо и разворачиваются в обратную сторону.

«У тебя сердце колотится. Тебе больно?»

«Это не из-за боли».

Тэхён, отдаляясь всё дальше, ждёт от Чонгука хоть что-то в ответ.

Чонгук, оставаясь на том же месте, смотрит на него непонимающе.

185/292
Примечание к части Визуализация:
https://drive.google.com/drive/folders/1pjdgXow_wjmCoiWIFcdJoFI8JkK2jVGe?
usp=sharing

Цветы: https://drive.google.com/drive/folders/1jx08NOICjyNX-DDQE3HaBTQinkoss6Sr?
usp=sharing

Ссылку на пост с песнями из главы оставлю в комментариях.

Part 8: I'll watch you choke on the hearts you break

«Как гибки становятся наши твердейшие предубеждения, когда их сгибает

родившаяся между людьми любовь».
Герман Мелвилл

— В ближайшую неделю Камила будет осыпать вас проклятиями, — Тэхён

поворачивается к Намджуну, усмехается и, убрав волосы назад, надевает
чёрную кепку.

— Зато ты целую неделю будешь любоваться красотой, — тот своим подарком

доволен.

В этом году Намджун превзошёл всех. От Юнги привезли огромные букеты белых
ирисов и светло-голубых гортензий (Тэхён решил поставить их в спальню), от
Чимина – шляпные коробки фиолетовых альстромерий и сирени (их Тэхён
определил на кухню), Сокджин заказал синие и белые анемоны (букетов было
настолько много, что они едва уместились в рабочем кабинете и тренажёрном
зале).

А Намджун забил на помпезность и заказал невероятно милые ландыши и нежно-

сиреневые колокольчики.

— Прекрати влюблять меня в себя, — гуляя между большими корзинами с

цветами, просит Тэхён. — Мне никогда не дарили колокольчики. Я их ни разу не
видел вживую, — Тэхён смотрит на них вблизи и боится к ним прикоснуться. Они
кажутся хрупкими. — Где ты их достал?

— Брат, я ради тебя Солнце достану, — Намджун подходит к нему и крепко

обнимает его за плечо, — а тут всего лишь колокольчики.

Тэхён искренне улыбается.

На часах – семь двадцать вечера: им пора выезжать к парням. Сегодня Сокджин,

Намджун и Чонгук играют в каком-то клубе, где малоизвестные группы
выступают на сцене с каверами на песни популярных рок-бэндов. Прежде Тэхён
никогда не посещал подобные места (он, по правде говоря, и не рвался: разве
такие, как он, способны вписаться в рок-тусовку?), но Сокджин очень настаивал
на его присутствии, да и Люк, с которым Тэхён моментально нашёл общий язык,
настойчиво приглашал присоединиться.

Было глупо не ответить согласием и провести свой день рождения в компании

186/292
цветов.

— А ты? — Намджун поправляет свои очки с зелёными стёклами и аккуратно

утягивает его за собой на выход. — Что ты себе подарил?

Неадекватную трату денег. Если выражаться мягко.

— Сделал предзаказ на SSC Tuatara, — отвечает ему Тэхён.

Он чувствует себя не особо комфортно в байкерской куртке и полностью чёрной

одежде, но выбора у него нет: в рубашке и классическом костюме его вряд ли
пустят в рок-клуб.

— О, я слышал о нём, — Намджун машет рукой Миле, выглянувшей в коридор,

чтобы попрощаться с ними. — Говорят, в октябре этого года он, как бы выразился
Чонгук, выебет в рот Агеру.

— Причём грубо и глубоко, — Тэхён открывает входную дверь и, обхватив

Намджуна рукой за талию, шагает вместе с ним к Фениксу. — Километров на сто.

— Уф, — Намджун явно в восторге от новой информации. — Возбуждает.

Да. Если выражаться мягко.

Их дорога до клуба сопровождается оживлённой беседой: Тэхён пытается

разузнать что-то о Чонгуке (о его интересах, его вкусах и так далее), Намджун
охотно рассказывает вещи, которые Тэхёну и так давно известны. Только в
самом конце пути, на полупустой парковке, Тэхён узнаёт, что лирику к песням
всегда пишет Чонгук, что у него получаются безумно грустные, но потрясающие
тексты с кучей отсылок к литературным произведениям, которые Намджун не
сумел прочесть до конца. Например, к «Моби Дику» Германа Мелвилла.

Тэхён фанат символического языка, но не фанат рока, однако после слов

Намджуна задумывается о том, что с удовольствием послушал бы песни, текст
которых написал Чонгук.

— Кстати, — выходя из машины, бросает Намджун, — Чимин сказал, что вы с

Люком подружились на фоне любви к «Гарри Поттеру».

Верно. Тэхён с Люком вчера до ночи просидели в кафе: не могли закончить

бурное обсуждение.

— Он будто мой потерянный брат-близнец, — Тэхён ставит Феникс на

сигнализацию и выдвигается вслед за Намджуном в сторону главного входа. —
Клянусь, пока я его не встретил, я не верил в то, что родственные души
существуют.

Тэхёну и впрямь весь вечер казалось, что он знает Люка целую вечность.

— Да ладно? — удивлённо восклицает Намджун. — У меня было то же самое с его

девушкой!

С девушкой Люка Тэхён пока не знаком, но почему-то заранее уверен, что она
ему тоже понравится.

187/292
— Эй, а как же я? — возмущается он, толкая Намджуна в плечо.

Обидно вообще-то.

— А ты – мой Бог, мой краш, моя икона, — Намджуну в сладкой лести нет
равных. — Если Сирша меня всё-таки отошьёт…

Тэхён громко смеётся, не позволив ему договорить.

Конечно же Намджун так шутит: какая из них пара? Они ведь почти семья. И
конечно же своими фразами он пытается поднять ему, Тэхёну, настроение:
знает, что его нельзя оставлять наедине с мыслями в этот день. Год назад
Намджун уже допустил такую ошибку, и в повторении произошедшего он не
нуждается.

Тогда всё закончилось плачевно.

Они заходят в клуб с улыбками на лице и желанием отлично провести время; в

их уши сразу врезается «Back In Black» (Тэхён всё ещё не фанат рока, но фанат
первого «Железного человека», поэтому песню узнаёт), которую вживую
исполняют какие-то молодые ребята.

Освещение в помещении неяркое и преимущественно красное; лишь софиты,

направленные на небольшую сцену, стоящую посреди зала, горят тёплым белым
светом и выделяют выступающих среди всех остальных. Всех остальных, к слову,
не так уж и много: треть столиков свободна, места у окон не заняты, зато бар
полностью забит посетителями, распивающими алкоголь.

— Мы здесь! — громко кричит Чимин, привлекая их внимание. — Давайте

быстрее!

Намджун и Тэхён, бегло переглянувшись, усмехаются.

Все уже в сборе: Юнги с Чимином устроились за столом посередине кругового

дивана (на них похожие пальто: на Юнги – белое, на Чимине – бежевое), рядом с
ними располагается Сокджин (он в обычной чёрной футболке и круглых очках), а
справа, на самом краю, сидит будто бы отрешённый от реальности Чонгук (он,
как и Тэхён, в кожаной байкерской куртке и головном уборе, только не в кепке, а
в шапке).

Такой неизменно красивый. И такой неизменно безразличный.

— Когда ваша очередь? — обращается Тэхён к Намджуну, пропуская его вперёд,

к Чимину и Юнги, и, дождавшись, пока тот присядет, устраивается на место
напротив Чонгука. — Хочу увидеть вас на сцене.

Не их, а его. На выступлениях парней Тэхён был, и не раз.

— Через пару песен, — доносится от потягивающего пиво Сокджина. — Но есть у

меня маленькое подозрение, что наш сегодняшний кавер тебе не зайдёт.

— Бред, — без раздумий заявляет Тэхён, принимая из рук Юнги стакан с

яблочным соком. — Я более чем уверен в обратном.

188/292
Чонгук после его слов выходит из своего транса и поднимает на него взгляд. Он
смотрит на Тэхёна, пока тот слушает, как Юнги рассказывает ему о картине Рене
Магритта, пока тот смеётся над очередной лестной шуткой Намджуна, пока тот
просит официанта принести ещё сока, а когда Чимин ожидаемо возмущается,
говорит, что он за рулём.

Чонгук не отрывается от наблюдения ни на секунду.

Тэхён всё видит боковым зрением, да и чувствует его внимание весьма

отчётливо, однако не поддаётся собственному желанию взглянуть на него,
потому что знает, что не сможет отвернуться. Ни через минуту, ни через две. Не
сможет, а значит, опять проиграет.

Чонгук не поздравил его с днём рождения. Не позвонил, не написал сообщение,

не прислал цветы, про которые ему рассказал Чимин. Его безынициативность
Тэхёна не задела (с чего бы Чонгуку так запариваться ради него?), он изначально
ничего не ждал, но… ладно, это ложь. Он безумно ждал, что Чонгук не останется
в стороне и уделит ему немного своего времени.

До сих пор, если честно, ждёт.

— Люк! — радостно подпрыгивает Чимин, поднимая руку вверх. Тот, увидев его,
чуть ли не бегом направляется к их столу. — Ещё полчаса, и ты пропустил бы
самое главное!

Взгляд Чонгука мгновенно перемещается на Люка и становится слегка

напуганным. Обеспокоенным. Тэхёну совершенно непонятна смена его
настроения; она была непонятна ему ещё вчера, когда Чонгук, увидев, как
быстро Тэхён и Люк нашли общий язык, внезапно изменился в лице и даже не
удосужился попрощаться.

— Садись, — Чонгук резко встаёт со своего места, предлагая его подходящему к

ним Люку. — Я…

— Не переживай, друг, — улыбается ему Люк, — мы все поместимся, — он

скидывает с плеча рюкзак, ждёт, пока Юнги и Намджун отсядут подальше, и
устраивается рядом с Тэхёном. — Так-так, я смотрю, тут кое-чего не хватает… —
его голос звучит загадочно, и уже в следующий миг он открывает рюкзак и
достаёт из него небольшой букет ромашек. — Твоей улыбки, — Люк протягивает
Тэхёну цветы и тихо смеётся над ним: тот выглядит удивлённым. — Нет, без
шуток, пока ты не улыбнёшься, я их тебе не отдам.

Как он узнал?

Тэхён косится на Чимина и жестом требует у него объяснений, но тот вместо них
медленно вжимается в спинку дивана и пальцем указывает на Юнги. Так
сказать, сдаёт своего лучшего друга.

Вероятно, в отместку за «это Чимин дал ему твой адрес».

— Извини, я… — Тэхён поворачивается обратно к Люку и с признательностью

улыбается ему, — я просто не ожидал.

189/292
— Да ты что? Это же круто! — позитивность Люка поражает. В хорошем смысле
этого слова. — Получается, я сделал тебе сюрприз.

Получается, он сделал то, что по сути не обязан был делать.

— Всё, я больше не могу, — вырывается у Тэхёна; он забирает у него ромашки,

аккуратно оставляет их на столе, — иди сюда, — и крепко обнимает его в знак
благодарности за такой прекрасный подарок.

Тэхён с детства обожает эти цветы. Они бесподобны в своей простоте.

Чонгук, внимательно следящий за их с Люком взаимодействиями, остаётся

неподвижным. Он не присаживается обратно, хотя его место свободно, ничего не
говорит, хотя мог бы намекнуть на то, что они с Намджуном и Сокджином скоро
выступают, и выглядит абсолютно растерянным и беспомощным.

Тэхён замечает это, когда возвращает ему взгляд и осознаёт, что Чонгук смотрит
не на Люка, а на него.

Что творится в его голове? О чём он размышляет в такие моменты? Тэхён,

например, так и не сумевший от него отвернуться (он знал, что проиграет),
думает о том, что хочет прервать эти объятия с Люком и прижать к себе его,
Чонгука. Не за цветы, не за доброту и заботу, а просто так, без какого-либо
повода.

Прикоснуться к нему Тэхён тоже хочет. Почувствовать физический контакт, от

которого сердце Чонгука начинает неистово колотиться, услышать, как
сбивается его дыхание, понять, что ты и только ты являешься причиной такой
реакции.

До вчерашнего дня Тэхён ни разу не ощущал, как кто-то дрожит от его

прикосновения. И он желает испытать это снова. И снова.

И снова.

— Чонгук, — раздаётся незнакомый голос, — выручай. Брайан опять перебрал с

текилой, — к нему подходят три парня, которых Тэхён никогда не видел. — Если
не сыграем, нас больше не впишут в программу.

Тэхён, уже отстранившийся от Люка, не очень понимает, о чём идёт речь.

Их барабанщик напился и они не могут выступить без него?

— Что насчёт акустических версий? — предлагает решение Сокджин.

Намджун вскидывает бровь.

— Чтобы мы тут все уснули?

— Поддерживаю, — мгновенно прилетает от Люка.

А вот Тэхён, напротив, с удовольствием послушал бы что-нибудь медленное и

мелодичное.

190/292
— Чонгук, всего два кавера. Пожалуйста, — умоляет его один из незнакомцев. —
Ты можешь выбрать любые песни. Любые. Мы подстроимся.

Чонгук явно не горит желанием уходить. У него это на лице написано.

Он убирает руки в карманы куртки, отворачивается, видимо, для того, чтобы

спросить у Сокджина и Намджуна, не будут ли они против, но, увидев лежащий
на столе букет ромашек, будто бы забывает, что собирался сказать, и подвисает,
не в состоянии прекратить рассматривать цветы.

На мгновение Тэхёну кажется, что их купил вовсе не Люк, а сам Чонгук, что он не
захотел или постеснялся дарить их лично, зато специально узнал, что Тэхёну,
несмотря на его тягу к роскоши, нравятся простые белые цветы, вроде ромашек,
ландышей и тюльпанов.

Правда, этот сценарий даже в фантазиях звучит утопично.

— Ребят, вам принести чего-нибудь ещё? — слышится от проходящего мимо

официанта.

— Нам нужна вазочка, — выдаёт Люк, озадачив его своей просьбой. — Чувак, не
смотри на меня так. Я только что впервые в жизни подарил цветы парню. Я тоже,
знаешь ли, в шоке.

Тэхён несдержанно смеётся, заражая смехом всех вокруг.

Всех, кроме Чонгука. Тот оглядывает его и Люка по очереди, морщит лоб, будто
не понимает, что тут смешного и почему Тэхёну рядом с Люком так весело, и
вновь превращается в статую, неспособную сдвинуться с места и уйти куда
подальше, чтобы не слышать их смех.

— Будет тебе вазочка, — обещает официант, удаляясь обратно к бару.

— Ура! — Люк сразу поворачивается к Тэхёну и щекочет его, чтобы он не

прекращал смеяться. — Твои ромашки будут жить!

Кажется, Люк тоже очень тактильный.

А может быть, именно в этом всё дело? Может, Чонгуку не нравится то, что Люка
по-дружески влечёт к Тэхёну, и он боится, что тот перестанет уделять ему
время? Тэхёну неизвестно, насколько они близки, как они относятся друг к
другу, что их связывает.

Что, если Чонгук не хочет делиться с ним Люком?

— Хорошо, — внезапно бормочет Чонгук, соглашаясь помочь ребятам. — Всего

два кавера.

— Серьёзно? — не могут поверить те. — Чёрт, Чонгук, — они едва не вприпрыжку

увязываются за ним, когда он разворачивается и начинает шагать в сторону
сцены, — ты нас спасаешь! — последнее, что удаётся расслышать Тэхёну.

Чонгук не собирался идти с ними. Точно не собирался. Почему тогда передумал?

191/292
Не захотел оставаться и наблюдать за тем, как Люк и Тэхён смешат друг друга и
контактируют физически?

Но ведь это обычное приятельское взаимодействие: Тэхён ни на что не

претендует, ни на дружбу со своим коллегой, ни на что-то большее. Да и у Люка
есть девушка, которая для него, очевидно, важнее всех на планете. Их общение,
каким бы тесным оно ни было, ничего не изменит. Для Тэхёна уж точно.

Его голова забита мыслями о другом человеке.

— Может, тоже хочешь выбрать песню? — говорит Тэхёну Сокджин.

— Да, кстати, — подхватывает сидящий рядом Намджун. — Мы с радостью

сыграем что-нибудь для тебя.

Идея замечательная. Вот только понравится ли она Чонгуку?

— Спасибо, но… — Тэхён улыбается Сокджину, — что я могу выбрать? Я же не

слушаю рок.

— Тебе нравится Linkin Park, — напоминает ему тот.

— Мне нравится всего одна песня Linkin Park.

И от неё, как недавно выразился Намджун, все тут уснут.

— Нам тоже она нравится, — враз произносят Чимин и Юнги.

На самом деле, они понятия не имеют, о какой песне идёт речь.

— А я всё думал, кого вы мне напоминаете, — прищуривается Люк, указывая на

них пальцем. — Вы как Фред и Джордж Уизли, — Намджун закатывает глаза, а
Тэхён, напротив, усмехается. В этом что-то есть. — Вы так же хором… — он вдруг
прерывается и, прислушавшись к затихшему шуму, отводит от них взгляд. — О,
Чонгук вышел на сцену.

Ту-дум, бьётся глупое сердце.

Тэхён ощущает взволнованность. Неужели он наконец-то увидит Чонгука за

ударной установкой? И нет ли, случайно, инструкции о том, как выжить после
такого зрелища? Тэхён готов приобрести и ознакомиться.

Неосознанно задержав дыхание, он следит за тем, как Чонгук помогает ребятам

поставить вперёд стойку с микрофоном, как проверяет педали, бас-бочку, замок
для хай-хета (Тэхён выучил все названия, чтобы не оказаться в нелепой
ситуации), поправляет куртку и шапку и… берёт в руки гитару. Поначалу Тэхён
думает, что Чонгук и её будет проверять, но тот настолько решительно ныряет
под её ремень и вешает её на плечо, что вопросов к его действиям не остаётся.

— Он разве не барабанщика будет заменять? — не отводя от Чонгука взгляда,

спрашивает Тэхён.

— Нет, Брайан – главный гитарист, — слышится от Намджуна. — И вокалист.

Тоже главный.

192/292
Чонгук что, собирается петь?

Этого ещё не хватало.

Да, в воображении Тэхёна он был именно таким, когда они познакомились:

поющим под гитару в тускло освещённом месте на маленькой невысокой сцене.
И да, Чонгук в этом образе выглядел так, словно рождён для музыки. Но ни в тот
день, ни сегодня перед походом в клуб никто не предупреждал Тэхёна о том, что
когда-нибудь это станет реальностью.

Что когда-нибудь Чон Чонгук будет смотреть на него со сцены, а он, Тэхён,
окажется не в состоянии понять, что тот хочет этим сказать.

Ту-дум, стучит будто бы по рёбрам.

Как же невыносимо сильно тянет к нему. Каждую грёбаную секунду, пока они
находятся рядом. И как же сложно оставаться здесь, пока он стоит там.
Сдерживать свой порыв уже практически не выходит. Тэхён не пьян (разве что
от кое-чьего взгляда), он ровно два дня не употреблял алкоголь, так какого
чёрта он опять чувствует себя опьянённым, лишь представляя то, как они
прикасаются друг к другу?

Совсем уже обезумел.

С первым громким ударом барабанщика начинается песня: она достаточно

бодрая и ритмичная (особенно, в сравнении с предшествующей ей «Back In
Black»), но Тэхёну нравится. Чонгук стоит в самом центре, перед стойкой с
микрофоном; его движения медиатором по струнам уверенные, не резкие, он
крепко зажимает пальцами аккорды, не смотря на гриф, и явно получает
удовольствие от процесса.

С этой чёрной матовой электрогитарой они смотрятся как единое целое.

«Ещё одна ночь в своей собственной шкуре,

И я не знаю, чего мне ожидать.
Я просто хочу узнать, когда это закончится,
Чтобы я мог всё похоронить», — поёт Чонгук в микрофон, опустив веки.

Этот голос.

Тэхён вновь задерживает дыхание, прислушиваясь к его пению, и не понимает,

как такое возможно. Как в один короткий миг целый мир, вся Вселенная могут
стать незначительными всего лишь от звучания его голоса. Как один взгляд на
него может заставить сердце колотиться так бешено. Как один человек всего
парой строк может пробудить внутри столько эмоций. Ярких, противоречивых.
Особенных.

Только бы к ним (к нему) не привыкнуть.

Только бы не привыкнуть.

«Я чувствую, как это преследует меня изнутри.

Это всё, что мне известно.

193/292
Я не могу дышать, я задыхаюсь от тишины», — льётся в уши Тэхёна.

Чонгук продолжает петь с опущенными веками. Пряди его волос, прижатые к его
лбу шапкой, спадают на его глаза, его губы почти касаются микрофона (чёрт
возьми, эти губы), а на тыльной стороне его ладоней от активной игры
выступают вены. Спадающие пряди – это неудобно, губы в миллиметре от
микрофона – без комментариев, выступающие вены – это вообще признак
худобы, и если бы Чонгук знал, что Тэхён эстетизирует перечисленное, он бы
точно сказал ему «ты чокнутый» и послал его в пешее эротическое путешествие,
но вот незадача – Тэхён и сам в курсе этого, и не считает подобное чем-то
нормальным.

Только вот контролировать пока не умеет.

Он без понятия, как умудряется разглядеть мельчайшие детали с расстояния

семи метров. При тусклом свете. На двигающемся человеке. Не с самого
удачного ракурса. Но Тэхён видит и их, и всё остальное, на что другие люди
никогда не обратили бы внимания, и, как бы усиленно ни старался, не может
заставить себя отвести взгляд.

«Каждый порез, каждая рана, которую я показываю,

Это победа, о которой ты не узнаешь.
В конце концов, всё это исчезнет,
Если я...» — повторяет Чонгук мидл-эйт, положив ладонь на микрофон.

Открой глаза, мысленно умоляет его Тэхён, посмотри на меня.

Он отталкивается от спинки дивана и, облокотившись о столешницу,

наклоняется вперед, чтобы быть чуть-чуть ближе к Чонгуку. Делу это,
разумеется, не помогает: его влечение не ослабевает, оно только усиливается, и
как его остановить, чем его заглушить, что нужно сделать – чёрт его знает.

Что это за чувство такое, что это за голод, который не даёт себя отпустить?

Тэхён открыто пялится на Чонгука, кусает губы изнутри и клянётся себе, что
позже, когда тот выступит с Сокджином и Намджуном и они втроём вернутся
обратно, он придумает какой угодно план для того, чтобы оказаться рядом.

«…я буду держаться», — допевает Чонгук и долго тянет последнюю ноту.

Этот хриплый голос.

Тэхён покрывается мурашками. В тёплой кожаной куртке. В закрытом

отапливаемом помещении. От чёртового кавера на рок-песню, которые он
никогда не слушал и не любил. Его дико пугает то, что с ним происходит, ему
страшно от того, что его тело реагирует на звуки, движения, взгляды, но этот
страх лишь увеличивает его интерес и распаляет его ещё больше.

Тэхёна всегда тянуло к опасности.

— Это было очешуительно! — выкрикивает Люк и громко свистит, хлопая в

ладони.

Да уж. Очешуительно. Тэхён чуть дыхательного аппарата не лишился.

194/292
И остатков разума.

— Мне так понравилось… — восторженно изрекает Чимин, тоже поддерживая

Чонгука аплодисментами. — Он выбрал шикарную песню.

Точно. Её выбрал Чонгук. Наверняка не только из-за гитарной партии.

Тэхён настолько увяз в своих чувствах, что не удосужился прислушаться к

тексту.

— Скинь мне её потом, — просит он, наклонившись к уху Намджуна.

Тот недоумевающе морщит лоб, отстраняясь назад.

— Ладно, — и настороженно осматривает его.

Похоже, он начал что-то подозревать.

— Дастин снимает гитару и подходит к синтезатору, — комментирует

происходящее Сокджин. — Нас ждёт диджитал.

Тэхёна ждёт погружение в лирику. Желательно с холодным сердцем и холодной

головой.

Нужно сосредоточиться, настраивает себя он. Чонгук ничего не делает без идеи.
У всех его действий есть причина, у каждого его решения есть значение. Он не
любитель трепаться, он предпочитает «говорить» действиями, а не словами,
поэтому и такой ерунде, как его выбор песни, стоит придавать смысл.

С Чонгуком никогда не было просто.

Вступление кавера звучит так же неожиданно, как и в первый раз (вероятно,

здесь не принято объявлять «а сейчас мы исполним…» и ждать, пока посетители
отвлекутся от отдыха). Поначалу играют исключительно электронные
инструменты; барабанщик и гитаристы не присоединяются. Даже Чонгук
вступает раньше живой музыки: он пропевает начало куплета, которое Тэхён
ожидаемо пропускает мимо ушей, зажимает пальцами аккорд, держа вторую
руку наготове, но не торопится опустить её, будто всё так и задумано.

Выглядит достаточно странно для рок-песни.

«Ты думала, что я забуду об этом,

Но это навсегда в моей голове», — распознаёт в словах Тэхён.

И в очередной раз вспоминает о «ты можешь выбрать любые песни».

В этой строчке море усталости, бессилия и тоски, однако Чонгук пропевает её

так, словно уже смирился с реальностью. И вроде бы это хорошо, вроде бы Тэхён
должен радоваться тому, что Чонгук не тешит себя иллюзиями, но он прекрасно
знает, что смирение обычно обращается пустотой, а пустоту порой вынести
тяжелее, чем боль.

В случае последней есть надежда хотя бы на анальгетики. Лекарств,

195/292
моментально избавляющих от опустошения, не существует.

«Ты – любовь, которую я ненавижу», — резко бьёт по струнам Чонгук.

Насколько эта песня личная для него?

Тэхёну не по себе. Он догадывается, что никто из тех, кто слышит этот кавер,
понятия не имеет, что Чонгук вкладывает в своё исполнение; он и сам не до
конца осознаёт, сколько моральных сил оно тому стоит, только заставить себя
отбросить эмоции и собрать волю в кулак не может: слишком очарован его
талантом и красотой.

У поющего Чонгука не опущены веки; он играет строго наощупь и внимательно

разглядывает зал, словно ищет человека, который поймёт его и поддержит, но
всем вокруг абсолютно плевать на его чувства, и это вполне объяснимо: люди
пришли сюда не за тем, чтобы искать скрытые смыслы в песнях и думать, что же
творится у музыкантов внутри. Они пришли сюда отдыхать.

Чонгук для них лишь приятный голос на фоне.

«Вот он, мир, созданный тобой:

Результат того, во что я превратился», — не оставляет он сомнений в догадках.

Песня определённо личная.

Тэхёну хочется обнять его прямо сейчас. Забраться ладонями под его куртку,
прижаться к его виску своим и замереть в его объятиях навечно. Не потому, что с
каждой новой секундой всё сложнее быть так далеко, не потому, что внутри
зудит эгоистичное «я этого желаю, мне это надо», а потому, что в этом
нуждается Чонгук.

Нуждается, но вряд ли позволит помочь.

Ту-дум, ускоряется сердечный ритм, когда тот поворачивается лицом к

Сокджину. Это случается совсем неожиданно (на самом деле, это происходит
закономерно, просто Тэхён, увлечённый своими чувствами, не успевает
разгадать его следующий шаг). Ту-дум, учащённо отдаётся в груди, когда Чонгук
плавно перемещает внимание на Юнги, а затем на Чимина. Ту-дум, едва не
проламывает грудную клетку, когда он останавливает взор на Намджуне.

Ту-дум, ту-дум, ту-дум.

Их взгляды, наконец, встречаются.

«Ты – пульс в моих венах,

Ты – война, которую я веду.
Можешь ли ты изменить меня?
Можешь ли ты изменить меня?» — поёт Чонгук, смотря ему прямо в глаза.

Тише, просит своё сердце Тэхён, не бейся ты так.

Не срабатывает.

Желание сжать Чонгука в объятиях становится невыносимым. Болезненным. Как

196/292
совладать с ним, не растеряв попутно остатки воли, – Тэхён и близко не
представляет. Он до победного не разрывает с ним зрительный контакт,
позволяя организму испытать мощнейшую перегрузку и стресс, и чертовски
сильно злится, когда Чонгук делает это первым и одаривает Люка двумя
секундами внимания.

Тэхёну досталось не две. Десять. И даже этого ему показалось мало.

Приехали.

В голову настойчиво лезут сюжеты, в которых он уводит Чонгука в безлюдное

место, прижимает его к себе и держит в руках до тех пор, пока дышать станет
нечем. Эти фантазии дикие и неадекватные, потому что там, внутри них, он
причиняет ему боль, и не из-за того, что не имеет другого выбора, а из-за того,
что не видит меры и не может остановиться.

Тэхён без понятия, что с этим делать, без понятия, почему это происходит с ним
и как ему с этим бороться. У него всё в порядке с ментальным здоровьем, у него
нет тактильного голода и сексуального тоже нет – он уверен на двести
процентов.

Но он, очевидно, голоден, и связано это напрямую с Чонгуком.

— Ка-а-айф, — тянет Люк, когда кавер заканчивается. — Ему бы препода по

вокалу…

— Он не любит петь, — звучит от Намджуна. — И не хочет развиваться в этом

направлении.

Тэхён их не слышит.

Он наблюдает за тем, как Чонгук снимает с плеча гитару, отдавая её Дастину,

аккуратно разминает шею, положив ладонь на заднюю её часть, а после
поочерёдно подходит к каждому участнику группы и прощается с ними коротким
рукопожатием (читайте как: прикасается).

— А зря. Весь клуб от него в восторге, — Люк вертит головой по сторонам,

оглядывая посетителей. — Тэхён вон вообще дар речи потерял.

Раньше Тэхён думал, что Чонгук его игнорирует. Преднамеренно. Теперь он

понимает, что тот его выделяет. Только его одного. Вопрос в другом: как так
вышло, что… стоп.

Кто-то назвал его имя?

— Прости, — морщит лоб Тэхён, отводя взгляд от Чонгука, — ты что-то сказал?

Люк указывает на него пальцем и смотрит на парней так, дескать, а я вам

говорил.

Сердцебиение постепенно возвращается к нормальному ритму; дыхание тоже

потихоньку восстанавливается. Так и не получив ответа от Люка, Тэхён тянется к
своему стакану с соком, делает из него глоток, с трудом сдерживая порыв
послать к чёрту сухой закон, и расслабленно падает на спинку дивана.

197/292
Почему он с такой лёгкостью прикасается к другим людям?

— Ты его поразил, — сообщает Чонгуку Люк, когда тот останавливается около

своего места. — В самое сердце.

Какого…

— Эй, — Тэхён бьёт его по ноге под столом, — не неси чушь.

— Да ты сидел тут и не шевелился, пока он выступал, — не понимает намёков

тот. — Я тебя пару раз звал, а от тебя ноль реакции.

И вот Люк уже не кажется Тэхёну добрым и милым парнем.

Возможно, его немножко хочется убить.

— Ты невероятно наблюдательный, — с сарказмом отзывается Тэхён.

Проще всё признать, чем продолжать отрицать и выставлять себя идиотом.

Наверняка это заметил не только Люк.

— Так, ладно, — спасает ситуацию Сокджин, — наш выход, — Тэхён ему очень
благодарен, потому что ещё минута этого бессмысленного разгона в
присутствии Чонгука, и он точно провалился бы сквозь землю. — Мы уходим, ты
остаёшься, — Чонгук, которому были адресованы эти слова, непонимающе
хмурится. — Тэхён заказал самую грустную песню Linkin Park, — объясняет
Сокджин, воодушевлённо выползая из-за стола, — так что отдыхай. Ты отлично
сыграл.

Возможно, Сокджина Тэхёну тоже немножко хочется убить.

Взгляд Чонгука перемещается на Тэхёна, так же встающего с места, чтобы

освободить Намджуну путь, и между ними виснет неловкое молчание. Фраза
Сокджина прозвучала так, словно Тэхён специально выбрал песню, в исполнении
которой Чонгук не сможет участвовать, и это до невозможности смешно, потому
что на самом деле Тэхён согласился приехать сюда только ради того, чтобы
услышать и увидеть его игру на ударных.

И никаких грустных песен он парням не заказывал.

Он стоит рядом с Чонгуком, не зная, что сказать в своё оправдание, прячет руки
в карманах куртки и лицо под козырьком кепки, и, каким бы абсурдом это ни
казалось, не хочет, чтобы тот на него смотрел (да-да, пять минут назад он
мечтал об обратном). Однако Чонгук смотрит. Вероятно, он ждёт, что Тэхён
прекратит играть в молчанку и притворяться перед ним равнодушным, но у
Тэхёна не получается этого сделать, потому что он отчётливо ощущает, что
внимание всей их компании приковано к нему: Чонгук разглядывает его, не
стесняясь остальных, остальные разглядывают его, не понимая, что с ним
происходит.

Что-что. Крыша у него едет. Никогда такого не видели?

198/292
— Мне следовало остаться. Были ли знаки, которые я упустил? — пропевает
Намджун первую строчку «One More Light», тормозя в метре от них с Чонгуком и
поправляя свою одежду и очки. — Могу ли я помочь тебе больше не чувствовать
боль?

Чёрт, этот текст.

Тэхён сдаётся. Он поворачивается к Чонгуку, наплевав на то, что расстояние

между ними недопустимо маленькое, около десяти секунд смотрит на него
вблизи с немым вопросом «что ты хочешь от меня услышать?» и, ненадолго
спустившись взглядом на его губы, опускает голову вниз.

Как же сложно.

Его так сильно тянуло к Чонгуку, когда он был далеко, а теперь, когда он рядом
и к нему даже тянуться не надо, всё, о чём у Тэхёна выходит думать, – это
экстренный побег из города, из страны, а лучше с планеты.

Эти чувства пугают его.

— У меня есть десять минут? — раздаётся голос Чонгука.

— У тебя есть пятнадцать, — говорит ему Намджун. — Нам надо настроить

инструменты, так что не торопись.

Должно быть, он собирается покурить.

— И возьми яблочный сок в баре, — вдогонку прилетает от Юнги. — Официант

где-то потерялся, а Тэхёну нечего пить.

Чонгук молчаливо кивает.

Иди следом, нашёптывает Тэхёну внутренний голос, это отличный шанс побыть с
ним наедине. Много ли у них бывает таких моментов? Нельзя упустить и этот.
Заметив боковым зрением, что Чонгук удаляется, Тэхён ждёт ровно три секунды,
а после начинает медленно пятиться назад, ничего не объясняя парням, которые
уставились на него с подозрением. Ему плевать, что они подумают; его влечёт к
Чонгуку, и он не в состоянии на это повлиять.

Так уж вышло.

Он шагает за ним в сторону второго выхода, ловя на себе заинтересованные

взгляды, ускоряется, когда Чонгук открывает дверь и придерживает её для него,
и глубоко вдыхает грудью, оказываясь на свежем воздухе, а точнее на высоком
пустом крыльце.

На улице со стороны заднего двора никого нет: здесь тихо, достаточно темно
(горит лишь уличный фонарь) и прохладно. Чонгук останавливается около
металлических перил, достаёт из внутреннего кармана куртки пачку сигарет и
чиркает зажигалкой, сразу делая глубокую затяжку. Отговорить себя подойти к
нему и положить подбородок на его плечо тяжело, однако Тэхён с этим
справляется; он плотно закрывает за собой дверь, чтобы шум из клуба не
отвлекал их, подбирается к нему со спины и тормозит совсем рядом,
разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и опираясь поясницей на верхнюю

199/292
балку перил.

Тут необыкновенно спокойно.

— Знаешь, зачем я пошёл за тобой? — Тэхён поднимает голову и с интересом

осматривает каждый кирпич стены клуба. Здание очень старое и несомненно
красивое; в рассеянном свете фонаря оно выглядит мистически. Чонгук,
наклонившись чуть вперёд, облокачивается об ограждение и устремляет взгляд
вниз. — Вот и я не знаю, — добавляет Тэхён на грани слышимости.

По крайней мере, честно.

Он делает ещё один глубокий вдох и прячет ладони в карманах: в этой кожанке
не особо тепло.

— Уходи, — хрипит Чонгук, поднося сигарету к губам.

Отличное начало разговора. Душевное.

Тэхён поворачивается к нему и озадаченно рассматривает его профиль.

— Что?

— Ты всё слышал, — тихо звучит от Чонгука.

Кажется, он сегодня не в настроении.

— Да, слышал, — Тэхён складывает руки на груди и выставляет одну ногу

вперёд, сильнее вжимаясь спиной в ограждение, — но не догоняю.

— Твои проблемы, — в равнодушии Чонгуку нет равных.

Может, он и впрямь принял на свой счёт выбор той песни Linkin Park?

А может, его расстроил факт, что Тэхёну Люк уделил времени больше, чем ему?

— Что опять не так? — спрашивает Тэхён без наезда. — Объясни мне,

пожалуйста, потому что я ни черта не понимаю, — он не отрывается от
разглядывания обездвиженного Чонгука, который продолжает стоять,
наклонившись вперёд и облокотившись о перила. — И пяти минут не прошло, а
ты уже прогоняешь меня.

Чонгук поднимает на него взгляд и пристально смотрит ему в глаза.

— Я прогоняю тебя, потому что тебе холодно.

Ту-дум, напоминает о себе беспокойное сердце.

Проблема ведь в нём, Тэхёне, верно? Будь здесь Чимин, Чонгук без лишних слов
утянул бы его на себя и укутал в своей куртке. Будь здесь Юнги, он бы, скорее
всего, снял с себя кожанку и накинул её тому на плечи. Но здесь Тэхён,
прикосновений которого Чонгук избегает всеми силами.

И которому почему-то боится показаться заботливым.

200/292
Тэхён и сам не позволил бы ему мёрзнуть; это касается и «утянул на себя», и
«снял с себя кожанку»: кому нужна такая жертвенность? В этом и есть вся
разница между ним и парнями: те охотно примут от Чонгука куртку, даже если
ему станет холодно без неё.

Тэхён же не сможет согреться, если будет знать, что Чонгук из-за него лишился
тепла.

— Не настолько, чтобы уходить отсюда, — в его взгляде – «я хочу остаться», и он

не собирается это скрывать.

Чонгук ни на секунду не разрывает с ним зрительный контакт.

— Ясно, — и, зажав сигарету губами, затягивается.

Почему, когда он так делает, в мозге разом отказывают все команды?

— Я к тому, что это не смертельно, — пытается отвлечь себя Тэхён. — Я и запах

сигаретного дыма не переношу.

...но я всё ещё здесь.

На мгновение Чонгук становится недоумевающим. Затем в его взгляде

появляется то самое «ты чокнутый».

— Ясно, — он отворачивается, снова делает затяжку и, потушив недокуренную

сигарету, выбрасывает её в урну.

Тэхён, не ожидавший такого поворота событий, сводит брови к переносице.

У него только один вопрос: почему? Почему своим тоном Чонгук всегда
показывает, что Тэхён ничего для него не значит, а своими действиями он
доказывает иное? Ведь это он пришёл сюда, и он был в курсе, что тут прохладно,
это он достал сигарету, и не случайно, а потому что планировал покурить. А
теперь он отказывается от этого ради того, чтобы не приносить неудобства
Тэхёну?

С какой радости?

— Тебя я порой тоже не выношу, — прямо заявляет Тэхён и, увидев, как Чонгук
приоткрывает рот, чтобы ответить ему, продолжает: — Дай угадаю. «Ясно»? —
Чонгук, сложив пальцы в замок, опускает взгляд на асфальт. — Какой-то
предсказуемый у нас выходит разговор.

Тэхёна это злит. Не сильно, но всё же.

Что ему сделать, чтобы Чонгук начал относиться к нему, как к парням?

— Ты можешь вернуться в клуб, — подаёт голос Чонгук. — Там есть более

интересные собеседники.

На кого он намекает? На Люка?

201/292
— Кто может быть интереснее тебя? — Тэхёну правда это непонятно.

— Кто угодно.

Тэхён горько усмехается.

«Он не способен на диалог. Смирись с этим, и жить станет проще», — заключил

Люк, когда вчера, спустя ровно три минуты обсуждений Северуса и Лили, Тэхён
вспомнил о Чонгуке.

«Нет, просто к нему нужен особый подход. Он только с виду колючий», —

выразил Тэхён несогласие. Люк, конечно, волен думать, как хочет, и в какой-то
степени его суждения верны, но Тэхён всё равно считает, что заполучить
доверие Чонгука можно.

«Своей колючестью он ранит не себя одного: чем ближе подходишь, тем больнее
становится. Плавали, знаем», — прилетело в ответ.

— Да, — улыбка у Тэхёна грустная, — Люк был прав.

К сожалению.

— Ну так и иди к нему, — повышает голос Чонгук, заглядывая в его глаза. — Что
ты мне мозг ебёшь?

Вот оно, бессилие. Во всей его красе.

Как бы рьяно Чонгук ни старался скрыть его под своей фальшивой грубостью,
мимика выдаёт его с головой: он не злится сейчас, он лишь делает вид, что всё
так; в действительности ему страшно (от чего – кто бы знал), и он осознаёт, что
оттолкнуть от себя – лучшее решение, ведь когда ты чего-то боишься – ты
уязвим, а когда ты уязвим – тебе легко причинить боль.

Но разве вчера, на занятии, Тэхён не дал ему понять, что не собирается этого
делать?

Или Чонгук пропустил это мимо ушей?

Тэхён разочарованно отводит от него взгляд и отталкивается спиной от перил.

Он обещал себе не провоцировать конфликты и не пополнять статистику своих
косяков, поэтому молча отходит от Чонгука, который с самого начала
демонстрировал полнейшую незаинтересованность в разговоре с ним, и с
сожалением смотрит себе под ноги.

Он всего лишь хотел побыть рядом.

Звуки из клуба становятся более отчётливыми; сквозь тонкие щели начинает

виднеться красный свет. Тэхён останавливается около входа, обхватив пальцами
дверную ручку, и медлит, не решаясь сказать то, что вертится на языке. Что,
если Чонгук воспримет это неправильно?

Только спустя десять секунд собственного бездействия и повисшей между ними

тишины он поворачивает голову, бегло оглядывает Чонгука, стоящего к нему
спиной, и, устало моргнув, негромко произносит:

202/292
— Мы весь вечер говорили о тебе.

Реакция Чонгука остаётся для него незамеченной.

Сказав, что хотел, он открывает входную дверь, заходит в помещение (как же

тут тепло) и сразу направляется к бару, чтобы взять себе яблочный сок. Ему
чертовски одиноко и грустно, но его это не напрягает: он привык ощущать
подобное в свой день рождения.

Бывало и хуже.

Он делает заказ, неискренне улыбаясь сидящему рядом музыканту, опирается

локтями о столешницу бара и прислушивается к тому, как вновь закрывается та
самая дверь, как кто-то выкрикивает имя Чонгука и благодарит его за шикарное
выступление, как сзади раздаётся звук приближающихся шагов.

Как он тормозит совсем рядом: гораздо ближе, чем когда-либо. И лезет в карман
своей куртки за картой.

— Давай два, — заказывает Чонгук, кладя одну руку на стойку.

Бармен, бросив короткий взгляд на Тэхёна, наклоняется вниз за второй

упаковкой.

У Чонгука и здесь есть знакомые? Прекрасно.

— Я в состоянии заплатить за себя, — Тэхён успевает приложить телефон к

терминалу раньше него.

Не хватало ещё быть у него в долгу.

Взяв обе коробки в руки, Тэхён делает пару шагов в сторону их столика,
натягивает на лицо улыбку, чтобы Люк, Чимин и Юнги не начали допрашивать
его и веселить, и только собирается ускориться, заметив, что Сокджин и
Намджун уже на сцене, как чувствует на своём плече его руку.

— Тэхён… — виновато зовёт его Чонгук.

Остановиться получается инстинктивно.

Тэхён резко разворачивается и подходит к нему настолько близко, что тот,

испугавшись такой дистанции, машинально отшатывается назад.

— Я тебя услышал, Чонгук, — ровным тоном озвучивает Тэхён, выглядя при этом
максимально хладнокровным. Ему сложно играть эту роль, но сейчас это
необходимо. — Больше никакого мозгоёбства.

Ему не всё равно. Он таким притворяется. И ему больно видеть, как его слова
отрезвляют Чонгука. Тэхён ненавидит этот приём и больше всего на свете не
хочет использовать его на Чонгуке, но, видимо, по-другому у него не получится
объяснить, каково это – когда тебя постоянно отталкивают. Причём из-за
надуманных глупостей и пустяков.

203/292
«Люк был прав».
«Ну так и иди к нему».

Как угодно.

Тэхён его больше не побеспокоит.

*****

«Чаще всего геральдическую лилию изображают в знак невинности и чистоты.

Иногда она может обозначать смерть или покаяния за грехи», — рассказал
Сокджин, пока они с Тэхёном стояли в пробке.

«У Чонгука есть такая татуировка», — добавил он, задумчиво переместив взгляд

на дорогу.

«Почему ты спрашиваешь?»

Тэхён ему так и не ответил.

До конца вечера он, как и пообещал себе, ни разу не побеспокоил Чонгука. Он

громче всех аплодировал Намджуну и Сокджину, выступившим с «One More
Light», смеялся над шутками Люка (над ними смеялись все: они действительно
были смешными) и намеренно игнорировал повышенное внимание Чонгука,
который очень много нервничал и очень часто выходил покурить. Не исключено,
что не просто так. И не исключено, что в тайне он надеялся на что-то (на пару
минут наедине).

Чонгука изводил его игнор. Тэхёну и самому было тяжело наблюдать за всем
этим.

Но потом Чонгук выбесил его, и жалость к нему поутихла.

— Чем ему не угодила моя тачка? — Тэхён заходит в свой гараж с двумя
бутылками пива и останавливается около Сокджина, копающегося под капотом
его Феникса. — Ты видел, как он изменился в лице, когда мы вышли из клуба на
парковку? — Чонгук посмотрел на неё так, словно на её месте лежала огромная
куча мусора. — Что у него за проблемы? Он завидует тому, что у меня самый
быстрый в мире гиперкар?

Ну так нечего было покупать себе бэтмобиль.

— Так, пока твоя корона не слетела, — выпрямляется в спине Сокджин, — давай-

ка проясним кое-что, — Тэхён закатывает глаза, не оценив его шутку про центр
Вселенной. — Ты полный профан в автоспорте. Прими это как факт и перестань
прыгать выше своей головы, — Сокджин, как и всегда, прямолинеен. — Любой
человек, который хоть немного разбирается в теме, знает, что Агера – это самая
быстрая тачка по прямой. Не на треке, — он снимает одну перчатку и берёт пиво
из рук Тэхёна. — Вот почему Чонгук предложил тебе погонять где-нибудь с
Чимином и Намджуном. Ваш вариант – это ровная дорога без поворотов.

— Ты…

204/292
— Я не закончил, — перебивает его Сокджин. Тэхён недовольно поджимает губы.
— Лучшее время круга на Нюрбургринге – вот за что бились все производители,
пока на трассе не ввели скоростные ограничения. Именно поэтому спортсмены
до сих пор уважают рекордсменов круга. Например, Порше. Порше мало говорят
и много делают. Пилотами это ценится, — он делает глоток из бутылки и
усмехается над насупившимся Тэхёном. — Знаешь, какое место в таблице
рекордов занимает Кёнигсегг? — Сокджин указывает на него горлышком
бутылки. — Никакое, — отвечает, не дав Тэхёну время на раздумья. — Они лишь
единожды осмелились сунуться на Нюрбургринг, и закончилось это громким
провалом, — Тэхёну совсем не нравится, к чему идёт их разговор. — Гиперкар – в
мясо, пилот – в больнице. А Кёнигсегг, вместо того, чтобы достойно принять
поражение и продолжить работать дальше, – «проблема не в тачке, а в трассе».
Мол, она слишком сложная для пилотажа на пределе, — Сокджин пожимает
плечами, не разделяя с Тэхёном слепое восхищение его машиной. — Они даже
на своём крушении умудрились сделать себе рекламу. «Самая дорогая авария на
Нюрбургринге». Не веришь – загугли.

— Окей, всё ясно, — Тэхён приподнимает руки в сдающемся жесте. — Ты на

стороне Чонгука.

— Я ни на чьей стороне, — улыбка у Сокджина добрая, понимающая. — Просто

мне неприятна твоя позиция. Никто не обязан любить твой автомобиль за то, что
он самый быстрый. Мне, к примеру, абсолютно плевать, какой рекорд скорости
имеет тачка, если она неуправляемая на треке, — Тэхён опускает уголки губ,
дескать, справедливо. Как гонщик, Сокджин рассуждает правильно. — А тебе
плевать, как машина держится на треке, если она не привлекает к себе
внимание. Каждому своё, — звучит логично и разумно. — Чонгук имеет полное
право относиться к твоему Фениксу так, как он хочет. Ты, знаешь ли, тоже много
нелестного говорил о его Карлманн Кинге.

Да, говорил. Чонгук хотя бы плевался от его гиперкара молча.

Тэхён побеждённо вздыхает.

— Ты не мог рассказать мне всё это перед тем, как я купил себе тачку? — он
подходит к Сокджину, присаживается вместе с ним на капот рядом стоящего
автомобиля и закидывает руку на его плечо.

— А ты не мог позвонить мне из города ангелов перед тем, как её покупать?

Возразить Тэхёну нечем.

Он перемещает взгляд на скромный букет ромашек, который поставил в гараже

(в других комнатах среди других цветов он терялся), вспоминает день, когда
познакомился с Чонгуком («если это действительно так, то я рад, что могу с
лёгкостью переехать твою очаровательную машинку, чтобы тебе больше было
нечем выёбываться»), и улыбается.

Почему – сам не знает.

— Тэхён! — выкрикивает Камила, заглядывая к ним, и кивает Тэхёну на выход. —

К тебе пришёл Чонгук.

205/292
Что?

Ту-дум, начинает сходить с ума сердце: в воцарившейся тишине отлично

слышно, как оно бьётся.

— Ты чего так разволновался? — вскидывает бровь Сокджин, отпивая из

бутылки. — Это же Чонгук, а не отец Хосока.

Нашёл с кем сравнить.

Тэхён ничего не говорит. Он скидывает руку с его плеча, отдаёт ему пиво, хотя
мог бы поставить его на пол (это всё из-за волнения, которое разрастается
внутри), и спешно удаляется из гаража, поправляя по пути волосы и свою чёрную
футболку. Не то чтобы он хочет произвести на Чонгука впечатление, представ
перед ним идеальным. Вовсе нет.

Ладно, он хочет. Кого он обманывает?

Около входной двери никого нет, но сама дверь чуть-чуть приоткрыта. Тэхён
подходит к ней с необычайным трепетом в груди, осторожно кладёт ладонь на
дверную ручку и тянет её на себя, заинтересованно вытягивая шею. Чонгук
действительно здесь, на крыльце: он стоит на улице в широком чёрном худи
(ему не холодно?), на его голове уже нет шапки, а в его руках небольшой букет в
чёрной матовой упаковке.

Он похож на провинившегося ребёнка, которому искренне жаль.

— Не думай, что это моё извинение, — уверенно начинает Чонгук. — Я купил их

перед тем, как… — он опускает взгляд вниз, плотно сжимая челюсти: по всей
видимости, жутко злится на себя из-за случившегося. — Я ещё вчера
спланировал, что приеду к тебе вечером. И в магазин тоже сходил вчера, —
Чонгук мотает головой, словно заранее отвечает на все возражения Тэхёна. А
Тэхён при всём желании не смог бы ему что-либо предъявить. — У меня есть чек.
Сейчас... — он ныряет ладонью в карман своего худи и, не найдя там то, что
ищет, перехватывает цветы другой рукой. — Он был где-то здесь…

— Чонгук, — выходит необъяснимо ласково.

— Нет, я его взял, — убеждает его Чонгук, продолжая тревожно обыскивать

карман. И куда подевалась та уверенность, с которой он начинал? — Точно взял.
Подожди, я схожу до машины…

— Чонгук, — настойчивее повторяет Тэхён, дожидаясь, пока тот успокоится, — я

тебе верю.

Какая к чёрту разница, когда он купил их? Он вообще не должен был

поздравлять его, но он поздравил. Разве не это самое главное?

Тэхён отпускает дверную ручку, игнорируя то, что Чонгук окаменел из-за его
слов, делает шаг вперёд, протягивая к нему ладонь, но тот автоматически
отступает назад и дышит так часто, словно ему страшно.

Что происходит?

206/292
— Я хотел забрать цветы, — растерянно объясняет Тэхён, больше не
предпринимая попыток приблизиться.

Похоже, он перестарался с идеей преподать ему урок.

Практически десять секунд Чонгук остаётся на своём месте и только потом

сокращает расстояние между ними. Он молча протягивает Тэхёну букет, не
отводя от него взгляда, прячет руки в карманах (наверное, ему всё-таки
холодно) и шмыгает носом, заинтригованно следя за реакцией Тэхёна.

Тэхёна, который ожидал буквально всего, но не этого.

— Это… — он удивлённо приоткрывает рот, а после морщит лоб, не понимая,

кажется ему то, что он видит, или нет, — это цветки хлопка?

Каждый бутон очень мягкий на вид и похож на маленький шарик ваты.

Тэхён дышать над ними боится.

— И гипсофилы, — тихо произносит Чонгук.

— И гипсофилы, — зачем-то вторит ему Тэхён.

Невероятно.

Весь букет – одно белое хрупкое облачко из цветов: гипсофилы совсем

крохотные, нежные, цветки хлопка воздушные и пушистые, будто не весят и
грамма. Тэхён бы никогда в жизни не подумал, что подобное сочетается.

— Чонгук, это очень красиво, — он не может перестать любоваться ими. —

Странно, конечно, но… — у Тэхёна нет слов. Он в восторге. Как Чонгуку такое в
голову пришло? — Ты меня покорил, — словами Люка говорит он. Чонгук
облегчённо выдыхает и улыбается. — Спасибо?

Голос Тэхёна вновь звучит ласково. И взгляд у него совершенно такой же. Чонгук
смотрит на него в ответ непривычно сосредоточенно; его слабая улыбка
постепенно пропадает с его лица, мышцы на его лице расслабляются, и спустя
всего несколько секунд он становится крайне серьёзным.

Тэхёну по-прежнему тяжело дышать, однако теперь ему становится ясно, что
дело не в цветах, а в Чонгуке. В его взгляде, его губах, его голосе. Его чёрном
худи, его серьёзности, его выборе цветов. Чонгук мог позволить себе завалить
ими дом Тэхёна, заказать самые дорогие и самые редкие виды и поздравить его
громко и пафосно. А что он сделал в итоге?

Принёс цветки хлопка. И гипсофилы.

«Ты тоже чувствуешь это?» — телепатически задаёт вопрос Тэхён.

«Или я один тут с ума схожу?»

Ответа, разумеется, не поступает.

— Зайди на минуту, — мотнув головой, просит его Тэхён и спиной возвращается в

дом. — Мне нужно отдать тебе кое-что.

207/292
Тот остаётся там, где стоял.

— Мне пора идти.

— Всего на одну минуту, — настаивает Тэхён, в очередной раз хватаясь за

дверную ручку.

Он аккуратно кладёт букет на полку, которая висит около двери, и возвращает

взгляд Чонгуку, который не может набраться смелости на то, чтобы войти.

— Я подожду тебя здесь.

— Сам мёрзнешь и меня заставляешь? — не оставляет ему выбора Тэхён. — Я не

планировал заболеть перед отчётным концертом.

Срабатывает. Даже уговаривать не приходится.

— Сейчас принесу, — Тэхён закрывает за ним дверь и вместо того, чтобы уйти,
встаёт к нему вплотную, отобрав у него всякую возможность сбежать. Чонгук от
неожиданности врастает спиной в дверное полотно и задерживает дыхание. —
Как легко тебя обмануть, — проговаривает Тэхён, переключая своё внимание с
одного его глаза на другой: они стоят слишком близко друг к другу. — Я могу
обнять тебя? — спрашивает он разрешения и делает долгую паузу, не торопя
Чонгука с ответом. — Всё нормально, если нет. Ты не должен соглашаться на это
из-за того, что у меня сегодня день рождения, — его голос стихает до минимума:
ему страшно его спугнуть. — Я не буду принуждать. И обижаться на отказ не
буду, — у Тэхёна нет задачи надавить. Он дотронется до Чонгука лишь в том
случае, если тот ему позволит. — Только думай, пожалуйста, побыстрее. У нас
всего одна минута, — он ему обещал.

Чонгуку хватает секунды, чтобы решиться на согласный кивок. Тэхёну хватает

двух, чтобы поднять руки в воздухе, обвить ими Чонгука за шею, прислониться к
его виску своим и закрыть глаза.

Какое мощное чувство.

У Чонгука сумасшедше колотится сердце (Тэхён боится, что он не выдержит

этого и упадёт, поэтому держит его крепче), у него напрягается каждая мышца в
теле и ходуном ходит грудь, а когда Тэхён невесомо касается кончиками
пальцев его шеи, Чонгук начинает так сильно дрожать, что у Тэхёна самого
учащается и дыхание, и сердечный ритм, и окончательно сносит крышу.

Приходится опустить ладонь вниз, чтобы безмолвно попросить Чонгука обнять

его: возможно, сам факт взаимности позволит ему угомонить эмоции и
насладиться моментом, которых ему не хватает. Чонгук понимает это не сразу,
но когда всё же догадывается, он безумно бережно окольцовывает Тэхёна за
талию одной рукой, а вторую кладёт чуть выше, примерно между лопаток, и,
согревшись в его объятиях, немного приходит в себя.

Это больно – понимать и ощущать, что Чонгук сжимает тебя в руках так, будто
ты всё, что у него есть. Тэхён, естественно, преувеличивает, у Чонгука нет к
нему таких чувств, но сама мысль о том, что тот вцепляется в него с каким-то
нездоровым отчаянием и дрожит всякий раз, когда проводишь по его коже

208/292
пальцами, наводит на определённые рассуждения.

Как давно у Чонгука тактильный голод?

Из-за чего он у него появился?
Почему ему так тяжело даётся физический контакт?

Как она обращалась с ним?

Он дотрагивается до Чонгука со всей деликатностью, на которую способен, и для

него этого оказывается более чем достаточно. Они стоят рядом. Они не
ругаются. Они обнимают друг друга. О большем Тэхён и мечтать не мог. Чонгук
сбито дышит ему прямо в ухо, сминает в кулаках ткань его футболки и ощутимо
слабеет (наверное, эмоции отбирают у него много сил), поэтому Тэхён не
проявляет инициативности, а, напротив, относится к нему с чрезмерной
чуткостью.

Разве можно обходиться с ним по-другому?

Секунды умирают стремительно быстро. Тэхён заранее уверен, что этого

времени будет мало для них обоих, но клянётся себе сдержать слово и отпустить
Чонгука ровно через минуту. Прямо сейчас, рядом с ним, он испытывает нечто
по-настоящему удивительное – то, что ему ещё ни с кем и никогда не
приходилось проживать. Это меняет всё, что Тэхён когда-либо знал о своём теле.
И это ошеломляет.

У Чонгука горячая кожа, а у Тэхёна холодные руки: контраст, который дарит им

такое тактильное ощущение, выбивает у первого воздух из лёгких, а у второго –
разум из головы, заставляет временно потерять связь с реальностью и
предоставить себя собственным чувствам. Всё это до нелепости странно, и Тэхён
может ошибаться, но, вроде бы, подобная реакция не вполне нормальна, вот
только кто их остановит, если их обоих устраивает положение вещей?

Тэхён, например, готов ощущать это вечно.

— Нельзя так сильно нагружать сердце, — шепчет он Чонгуку на ухо.

Тот прижимает его к себе ещё крепче.

— Сказал человек, из-за которого я так сильно нагружаю сердце.

У Тэхёна на лице расцветает улыбка. Совершенно дурацкая.

— Надо практиковать это чаще, — он утыкается носом в его плечо и гладит его
кожу в основании шеи. — Ещё пара таких объятий, и ты будешь реагировать
спокойнее.

Это вряд ли. Но почему бы им лишний раз не попробовать?

— Боюсь, ещё пара таких объятий, и я сдохну, — выдыхает ему в шею Чонгук.

Намёк ясен: в данный момент ему скорее плохо, чем хорошо.

— Извини, — Тэхён неторопливо высвобождает его из своей хватки, не требуя от

него смирения. Он плавно отстраняется, заглядывая в его глаза, кладёт свои

209/292
ладони на его (Чонгук по-прежнему держит их на его талии) и уговаривает себя
не смотреть на его губы. — Я принесу кое-что и отпущу тебя.

Не отпускай, читается во взгляде Чонгука.

А может, Тэхён и в самом деле уже свихнулся.

— Я думал, это была приманка, — Чонгук, наконец, убирает от него руки, и те

места, на которых лежали его ладони, начинают гореть.

Тэхён, улыбаясь ему, отрицательно мотает головой и пятится назад до тех пор,
пока не пропадает у него из виду.

— Там была инструкция, — говорит он из-за угла, — но я её потерял, — а после

выходит к Чонгуку с большой плоской коробкой. — Надеюсь, ты разберёшься.

Тэхён узнал о нём чисто случайно и сделал заказ не раздумывая.

Он не мог его не купить.

— Что это? — Чонгук с недоверием принимает коробку из его рук.

— Это сенсорное одеяло, — вид у Тэхёна напряжённый. Ему боязно, что тот
сочтёт его поступок идиотским. — Оно стимулирует тактильные центры
организма и расслабляет мышечную систему, — он чешет затылок, с опаской
поглядывая на Чонгука. — Мягко давит во сне на твоё тело, и из-за этого ты
ощущаешь себя в безопасности. Как будто… — их взгляды пересекаются, и на
мгновение Тэхён подвисает, забыв, о чём говорил, — как будто кто-то обнимает
тебя, — заканчивает он еле слышно. Сердце предательски ускоряет ритм, стоит
только вспомнить о том, что произошло между ними пару минут назад. Чонгук
прижимал его к себе так крепко. — Ах да. Не думай, что это моё извинение, —
пытается пошутить Тэхён, передразнивая недавнюю речь Чонгука. — Я купил его
вчера. У меня есть чек.

Это правда.

Чонгук стоит, не шевелясь и не моргая, и смотрит на него так, словно ни от кого

и никогда не получал подарков. Даже от мамы и папы. Даже от Чимина и Юнги. У
него миллионы долларов на счетах, огромный дом и куча дорогущих машин; он
может купить себе всё, что пожелает, но какой в этом смысл, если рядом нет
человека, который мог бы о тебе позаботиться?

Тэхёну ли не знать, каково это.

— Прости, что задержал, — он подходит к полке, чтобы забрать букет (между

прочим, таких подарков ему тоже никто и никогда не дарил; прости, Намджун,
но сегодня твои колокольчики идут на хер), улыбается Чонгуку и потихоньку
отходит от него, не смея больше тратить его время. — Спасибо за цветы, —
повторяет он чуть тише. — Увидимся завтра.

Оставлять его нелегко. Если быть откровенным. Тэхён поворачивается к нему

спиной и ускоряет шаг, намереваясь уйти побыстрее: не хочет, чтобы Чонгук
благодарил его за одеяло, да и смотреть на него такого не может. От одного
зрительного контакта с ним становится не по себе.

210/292
Лучше бы он оставался придурком. Тэхён бы так не переживал.

Он сбегает на кухню с гнетущим чувством тяжести в груди (помещение всё ещё

заставлено коробками фиолетовых альстромерий и сирени): кладёт букет на
столешницу барной стойки, за которой сидит Сокджин, гасит основной свет,
оставляя гореть лишь подсветку кухонного гарнитура, и падает на высокий стул
напротив своего друга, без спроса забирая у него пиво.

Как выбросить взгляд Чонгука из головы?

А как забыть о его горячих ладонях?

— Знаешь легенду о гипсофиле? — Сокджин берёт цветы в руки, поглядывая на

Тэхёна, которого мучает недавнее воспоминание. Легенда Тэхёну неизвестна,
поэтому он молча смотрит на крохотные бутоны и ждёт, пока Сокджин
расскажет её. — Когда-то давно женщина отправила своего маленького сына
пасти овец. Малыш любил проводить время в горах: он беззаботно резвился там,
прыгал по скалам, играл в дудку. Однажды он настолько сильно увлёкся игрой,
что упустил, как одну из овец унёс волк. Вечером, пересчитав их, он принялся
искать её и нечаянно сорвался со скал. Мать, не дождавшись его дома, пошла за
ним, но вместо сына нашла на камнях лишь куст с нежными белыми цветами.

Тэхён задумчиво постукивает пальцем по столешнице.

Получается, гипсофила, как и геральдическая лилия, символизирует невинность

и чистоту сердца?

— Их можно сохранить, — вдруг раздаётся голос Сокджина. — Цветы, —

мгновенно поясняет он, кивая на букет. — Хочешь, покажу, как засушить их?

Тэхён кивает. Сам не знает зачем.

«И пяти минут не прошло, а ты уже прогоняешь меня».

«Я прогоняю тебя, потому что тебе холодно».

Он опирается локтями на стол, плотно зажмуривается и опускает голову вниз.

Что с ним творится? Это ведь обычная симпатия к человеку, влечение, лёгкая
влюблённость, так почему у него такая мясорубка внутри?

Ему хочется быть рядом с Чонгуком. Всё время. Слушать его голос, смотреть ему
в глаза, прикасаться к нему. Тэхён хочет, чтобы Чонгука обнимал человек, а не
грёбаное сенсорное одеяло. Человек – это он, Тэхён, если что. Все остальные
пусть идут к чёрту. Чонгука хочется окутать заботой и теплотой, и плевать на
«своей колючестью он ранит не себя одного: чем ближе подходишь, тем больнее
становится».

Если всё будет не зря, Тэхён готов потерпеть. Он со всем справится.

Проблема в другом: тот ли он, кто нужен Чонгуку?

— Тэхён, ты слишком очевиден, — вполголоса роняет Сокджин. Тэхён открывает

глаза и поднимает голову, чтобы вопросительно взглянуть на него. — Я не
слепой, — звучит от того понимающе. — Чонгук, кстати, тоже, — он поджимает

211/292
губы, с сожалением смотря на Тэхёна, который уже истерзал себе душу. —
Сейчас я принесу твой любимый коньяк и ты всё расскажешь мне, ладно?

А у него есть выбор?

Когда Сокджин сползает со стула и уходит из кухни, Тэхён перемещает свой

взгляд на букет и протягивает к нему руку, чтобы дотронуться до бутонов.
Прикасаться к ним так же страшно, как к коже Чонгука, поэтому Тэхён медлит до
последнего, держа пальцы над пушистым цветком хлопка, и настойчиво
уговаривает себя не делать этого, потому что боится его сломать.

Как чертовски знакомо.

И вот он вновь задерживает дыхание, вспоминая, как отчаянно Чонгук обнимал

его, стискивает зубы и не понимает, как такое возможно. Как в один короткий
миг целый мир, вся Вселенная могут стать незначительными всего лишь от
ощущения его прикосновения. Как тепло и мягкость его кожи могут заставить
сердце колотиться так бешено. Как всего одна его фраза («сказал человек, из-за
которого я так сильно нагружаю сердце») может пробудить внутри столько
эмоций. Ярких, противоречивых. Особенных.

Тэхён дотрагивается кончиком пальца до нежного цветка и резко закрывает

глаза, не справившись со своими чувствами.

Только бы к ним (к нему) не привыкнуть.

Только бы не привыкнуть.

Примечание к части

Те самые песни: https://vk.com/wall-149273802_25386

Тот самый букет:

https://drive.google.com/file/d/1juIAsSPIh5ZE9zV9Ge6p4VA59rGX7RNW/view?
usp=sharing

212/292
Примечание к части В главе будет отчётный концерт, поэтому я не могла не
поискать на ютубе видео с Тэхёном (хорошо, что их очень много, ведь он
прекрасен, а Арми безумно талантливы): https://www.youtube.com/watch?
v=244xmIh6JZs

Визуализация:
https://drive.google.com/drive/folders/1frf1dmZguH5CuCCdTmboHbCldVTZBN-d?
usp=sharing

Приятного прочтения.

Part 9: I'm leaving out every word you say

«Нет вернее средства разжечь в другом страсть, чем самому хранить холод».
Франсуа де Ларошфуко

— Насколько правдиво выражение о том, что… — Тэхён ненадолго замолкает, —

человек, находясь в эмоционально нестабильном состоянии, не может удержать
внутри отчаяние и страх?

Сегодня у Сирши, как и у всех остальных, выходной (причина тому – отчётный

концерт корпуса неизобразительных искусств), но она всё равно пришла на
работу: не смогла оставить без помощи студентов, которые сильно волнуются
перед выступлением.

— Давай сразу к сути, — нетребовательно просит она.

На краю её стола стоит ваза с сиренью, маргаритками и анемонами.

— Пару дней назад я вступил в диалог с человеком, которому было морально

хреново. Он никак не мог взять себя в руки, — Тэхён тянется к своему стаканчику
с кофе, подносит его к губам и делает глоток. — У него и так были затяжные
проблемы личного характера, а в тот день к ним добавилась ещё и ссора в семье.
Довольно серьёзная, — он нарочно умалчивает об отце Чонгука, надеясь на то,
что Сирша не догадается, о каком человеке идёт речь. — В общем, думаю, я
застал тот момент, когда на него навалилось всё разом и он не выдержал.

«Прости за то, что сорвался на тебя. Я никогда не испытывал подобного. Меня

самого это напугало».

— У каждого рано или поздно наступает такой момент, — доносится от Сирши.

— Да, но… — Тэхён прекрасно осознаёт, что даже сдержанным людям

свойственно терять контроль над собой. Его волнует другое. — Он внезапно
начал говорить о насилии. О том, что все люди на планете склонны к нему, что
все без исключения причиняют друг другу боль. И это было совершенно не в
тему, — Сирша сводит брови к переносице и молча ждёт, пока он закончит. —
Само слово «насилие» было не в тему, — зачем-то поясняет Тэхён, смотря на неё
негодующе. — Он мог выразить мысль об утопичности отношений как угодно, но
он употребил именно это слово. А после построил на нём весь свой ответ, — «ты
такой же, как все, ты не раз причинишь кому-то боль, а этот кто-то из-за тебя…»
213/292
— Он будто бы не сумел вовремя остановиться и рассказал мне то, что не
должен был кому-либо рассказывать, — Тэхён отворачивается от неё, опускает
взгляд в пол и несколько секунд ничего не произносит. — Не потому, что хотел
поделиться со мной, а потому, что был на эмоциях.

Что, если это очередной его крик? Это не даёт Тэхёну покоя.

Ещё до их перепалки в зале, при разговоре с Дугласом, он смог сделать вывод о

том, что Чонгук столкнулся с абьюзом: Дуглас ведь заявил об этом прямым
текстом («она манипулировала им – он позволял ей манипулировать») и не стал
умалчивать, что у Чонгука остались шрамы. Однако услышать подтверждение
его слов Тэхён оказался не готов. Услышать то, что он тоже склонен к насилию, –
тем более. О чём речь, если в своих последних отношениях он пережил и не
такое?

Чонгук об этом забыл? Так Тэхён может напомнить.

«Я просто трахал тебя, когда у меня не было варианта получше, а ты выдумал

сказку и влюбился».
«Влюбился? Я чуть не умер за тебя».

Он закрывает глаза и плотно стискивает зубы, сминая пальцами картонный

стаканчик.

Как же порой не хватает кнопки «стереть из памяти навсегда».

— И давно? — возвращает его в реальность голос Сирши. Давно что? Тэхён, не

уяснив суть вопроса, устремляет на неё озадаченный взгляд. — Давно ты не
можешь перестать думать о нём?

Сирша, как и Сокджин, не слепая.

Тэхён и впрямь очевиден.

— Дело не в том, как давно, — он не разрывает с ней зрительный контакт, — а в

том, почему я вообще это чувствую.

— Ты действительно не понимаешь? — вид у Сирши недоуменный. Она

отталкивается от спинки кресла и облокачивается о стол. — У тебя изначально
были к нему сильные чувства.

— Сильные негативные чувства, — поправляет её Тэхён.

— Какая разница? — её тон звучит крайне уверенно, чем вводит Тэхёна в ещё
большее замешательство. Что значит какая? — Ладно. Намекну по-другому, —
произносит она мягче, не отводя от него взгляда. — Тебе пора вспомнить о таком
явлении, как закадычные враги.

— Ты хотела сказать заклятые?

— Я всё правильно сказала.

Отлично. Новый ребус.

214/292
Тэхёну ведь так мало загадок Чонгука.

— Не заставляй меня озвучивать банальную фразу про ненависть и любовь, —

замечая его раздражённость, продолжает Сирша. — И прекрати отрицать то, что
уже случилось, — она пожимает плечами, передавая своим жестом «в этом нет
ничего смертельного». — Такое бывает. Иногда неприязнь перерастает в
симпатию.

— Симпатию? — Тэхён несдержанно усмехается, прервав её мысль, а после

медленно стирает улыбку с лица. — Вчера я зажал его у двери, не сумев
совладать с собой. И я не уверен, что ему это понравилось, — пытается он
достучаться до неё. — Давай называть вещи своими именами: у меня из-за него
крыша едет.

«Как легко тебя обмануть».

Шёпотом. Встав к нему вплотную. Отобрав у него всякую возможность сбежать.

— Ладно, не симпатия, — исправляется Сирша, — но и не сумасшествие.

Словосочетание «сердечная склонность» тебе нравится?

— Сердечная склонность, — с пренебрежением пробует Тэхён. — Замечательно,

— цедит с сарказмом, — и что мне теперь делать? — у него нет ответа на этот
вопрос. Впервые в жизни ему до одури страшно из-за того, что он чувствует к
другому человеку. — Меня так сильно влечёт к нему... — «сильно» не передаёт и
малой доли его истинной жажды: его желание о физическом контакте с
Чонгуком давно перестало быть нормальным. Как и реакции тела на
прикосновение Чонгука, улыбку Чонгука, голос Чонгука. «Я могу обнять тебя? Я
не буду принуждать. И обижаться на отказ не буду». Тэхён стискивает зубы и
умоляет себя прекратить возвращаться к тому моменту. — Я не о сексуальном
влечении. Такую близость с ним я даже представлять не хочу, — и речь не о том,
что Тэхён не сможет сдержаться. Всё гораздо сложнее. — Сказать почему? —
биение сердца предательски ускоряется: с Тэхёном такое всегда, когда его
мысли заняты Чонгуком. — Я всего два раза прикоснулся к нему и оба этих раза
чуть разума не лишился. Что со мной будет, если мы… — он сжимает пальцы в
кулаки, слабо мотая головой, а после переводит на неё взгляд, в котором
отчётливо видна его беспомощность. — Меня же попросту разорвёт.

Вот он, самоуверенный Ким Тэхён, не привыкший идти на поводу у своих чувств
и эмоций.

Когда всё полетело к чертям? В день, когда они остались наедине в комнате-
библиотеке? Или в тот момент, когда Чонгук посмотрел ему в глаза в первый
раз?

Надо было послушать Чимина и Юнги и не лезть в его тёмную историю. Да и к

Сирше прислушаться стоило: и к её «тебе нужно поменьше думать об этом
человеке», и к «хватит», и к «живи своей жизнью». Тэхёну ни на что не хватило
мозгов.

— Какой выход? — вполголоса спрашивает Сирша.

— Я не знаю, — он слегка запрокидывает голову и прислоняется затылком к

спинке стула. — Дать себе время. Остыть. Не приближаться к нему.

215/292
— А ты сможешь?

«У тебя сердце колотится. Тебе больно?»

«Это не из-за боли».

— Нет, — тихо признаётся Тэхён, рассматривая высокий потолок. — Не смогу.

Вот он, самоуверенный Ким Тэхён, не привыкший пасовать перед трудностями.

— Возможно, ты снова решишь, что это совершенно не в тему, но я сейчас

расскажу тебе то, что я не должна кому-либо рассказывать, — его же недавними
словами выражается Сирша. — У него нет мамы, — что? Тэхён морщит лоб,
оставаясь в своём положении, и опасливо скользит взглядом вбок. — Она жива, и
с ней всё в порядке, — спешно добавляет Сирша: не позволяет ему домыслить
самый худший вариант, — но у него её нет. Подумай над этим.

Причём тут его мама? И почему Сирша вдруг сочла важным сообщить об этом?

«…не доверяет или боится привыкнуть».

«К чему привыкнуть?»
«К твоим прикосновениям».

Тэхён сужает глаза, пытаясь собрать воедино всё, что Сирша говорила о Чонгуке
за последние месяцы, и замирает.

Что, если ей известно гораздо больше, чем пара личных фактов о нём?

*****

— Ты меня поражаешь, — обращается Чимин к Юнги, шагая по коридору вместе с

ним и Тэхёном. — Нам же сказали одеться официально. А ты что на себя
нацепил?

— Белая рубашка и чёрный костюм – это скучно, — отвечает ему тот.

Юнги по-прежнему сходит с ума по ретро: на нём тёмно-синий пиджак, ярко-

жёлтая рубашка с геометрическим принтом и крупные очки с коричневыми
стёклами.

— Скучно? — в тоне Чимина слышится возмущение. Сам он одет по классике и

выглядит, разумеется, великолепно. — Ты посмотри на Тэхёна, — Юнги, спустив
очки на кончик носа, в очередной раз оглядывает Тэхёна и восхищённо бросает
«да, он чертовски горяч». — Мы с ним точно не дойдём до кафе. Его кто-нибудь
утащит по пути. Сто процентов.

На «кого-нибудь» Тэхён не согласен.

А вот если…

— Чонгук, между прочим, — Юнги приподнимает в воздухе указательный палец,

— полностью разделяет мою точку зрения.

216/292
Кто бы сомневался. С его-то любовью к свитшотам и худи.

— Ты погоди, — Чимин, как и всегда, непреклонен, — вечером он придёт на

концерт, увидит Тэхёна на сцене и…

— Я всё ещё здесь, — напоминает о своём присутствии Тэхён, первым выходя на

улицу. — Мы можем обсудить что-то другое?

На территории кампуса весьма оживлённо: студенты, которым сегодня

выступать, торопятся на репетицию, все остальные примчались в академию,
чтобы в неформальной обстановке порисовать, почитать, пообщаться с
преподавателями и ребятами с других курсов. Люди, которые учатся здесь, по-
настоящему горят тем, что изучают, поэтому в их стремлении провести
свободное время за любимым занятием нет ничего удивительного.

А вот в стремлении Чонгука приехать сюда утром удивительно всё.

— О, Филомела, — озвучивает очевидное Юнги.

Тэхён врастает в землю. Его сердце опять начинает бешено колотиться, а его
тело реагирует частичным отказом систем: сдвинуться с места, сделать вдох и
сказать что-либо у него не получается. Чонгук такой красивый. Он стоит,
прислонившись спиной к корпусу своего Карлманн Кинга, неторопливо курит,
выглядя при этом привычно задумчивым, и не обращает внимания ни на
преподов, ни на студентов, проходящих мимо него с целью получить хоть
немного его личного интереса.

Чонгук всегда был безразличен к подобным вещам.

На нём чёрный пиджак с кожаными лацканами, белая рубашка с галстуком и

брюки с нешироким ремнём (строгая классика плюс кожа – что может быть
сексуальнее?), а на его запястье висят часы и всё тот же толстый серебряный
браслет. От него невозможно оторвать взгляд, к нему хочется прикасаться, и это
желание дико нервирует; Тэхёну стоит огромных усилий отговорить себя
подбежать к нему и напористо заявить: «Возьми все мои деньги, сходи в
ближайший торговый центр и купи себе чёртов свитшот».

Такой Чонгук для него чересчур.

— Доброе утро! — кричит Чимин, махая рукой Чонгуку. — Идём, пока не заняли
все места!

Нет.

Нет-нет-нет. «Дать себе время», «остыть», «не приближаться», — повторяет про

себя Тэхён. Это должно сработать. Он, конечно, не сможет избегать Чонгука
вечно, их занятия в любом случае возобновятся, когда закончатся каникулы, но,
по крайней мере, у него будет время, чтобы разобраться со своими эмоциями и
прекратить так бурно реагировать на всё, что связано с этим человеком.

Тэхён многое обдумал за прошедшую ночь, и он больше не хочет доставлять

Чонгуку проблем.

217/292
— Я… — он прерывается, когда видит, как Чонгук подходит к урне, тушит
сигарету и, взяв с сиденья рюкзак, выдвигается в их сторону, — я забыл кое-что
сделать.

Окей, давайте на чистоту: один из них слишком настойчивый, чтобы не получить

желаемого, второй слишком слабый, чтобы ему противостоять. Один слишком
долго ощущал пустоту внутри, и теперь, когда его переполняют чувства, ему
трудно взять себя в руки. А второй слишком долго ощущал моральную боль, и
теперь, когда у него есть шанс начать всё с чистого листа, ему на хер не сдались
чьи-то чувства.

Чонгук не просто так сказал: «Проще быть одному».

Как насчёт того, чтобы уважать его выбор?

— Потом сделаешь, — отмахивается Чимин, хватая Тэхёна за локоть. — Сначала

кофе и сэндвич с лососем.

Сначала он наведёт порядок в собственной голове.

— Я присоединюсь позже, ладно? — Тэхён отдаляется от них на шаг, озираясь на

надвигающегося Чонгука. — У меня дела.

Как же чертовски сложно сбегать от него.

— Ты шутишь? — Юнги повышает голос: вероятно для того, чтобы отходящий всё
дальше Тэхён расслышал его.

Чонгук, к слову, так же хорошо его слышит. Многие другие студенты,

тусующиеся неподалёку, – тоже.

— Ты пять минут назад говорил, что свободен до концерта! — выкрикивает

Чимин, ставя Тэхёна в максимально неловкое положение. — Какие, блин, дела?

Очень важные игнорировать-Чонгука-к-которому-невыносимо-сильно-тянет дела.

Приоритет выполнения: срочно.

Тэхён ускоряет шаг, направляясь в обратную сторону, зажмуривается, когда

слышит обескураженное «что это с ним?» от Чимина, и кусает губы, когда
осознаёт, что ведёт себя как идиот. И нет, это не какой-то там мимолётный
загон. Ему действительно до одури страшно из-за того, что он чувствует к
другому человеку.

— А ты куда? — раздаётся за спиной крик Чимина. Тэхён напрягает слух и

различает в шуме улицы звук приближающихся шагов. — Чонгук! — громкость
его голоса увеличивается. Как и громкость его шагов. — Филомела!

Нет.

Нет-нет-нет. Какого чёрта он делает? Чонгук не должен был идти за ним. Он не

должен был приближаться.

Тэхён злится, мысленно прокручивая «Филомела», и судорожно перебирает в

218/292
уме фразы, которыми можно отправить Чонгука обратно к парням, но,
развернувшись к нему, моментально теряет уверенность и забывает их все до
последней.

— Не подходи ко мне, — выпаливает он, выставляя руку перед собой и не

подпуская его ближе. Чонгук останавливается. Он явно не растерян из-за его
просьбы и совершенно точно не удивлён: на его лице нет никаких эмоций.
Сплошное спокойствие. Тэхён только сейчас замечает, что у него мокрая
укладка, пирсинг в носу, влажные покрасневшие губы и… чёрт возьми, ну почему
он такой? — Слушай, — собирается с духом Тэхён, — я знаю, что это
ненормально, — его взгляд становится немного разочарованным. Разочарован
он, естественно, не в Чонгуке. В самом себе, в своём дурацком поведении. — То,
о чём я думаю, — чуть тише продолжает Тэхён, — и то, чего я хочу, когда ты
рядом, — он еле заметно мотает головой, не разрывая с ним зрительный контакт,
— это ненормально.

— Тэхён, — перебивает его Чонгук, — успокойся.

Успокоиться? Как, оказывается, всё просто.

Окей, давайте на чистоту: один из них не прекращал думать о втором ни на

день, а второй ни разу не показал заинтересованности в связи с ним (дружеской,
романтической – неважно). Чонгук пришёл к нему домой, чтобы извиниться за
свой срыв? Любой из парней пришёл бы и извинился. Чонгук подарил ему букет
цветов на день рождения? Все подарили. Даже Люк.

Чонгук дрожит, когда Тэхён прикасается к нему? Может, у него со многими

такое. Откуда Тэхёну знать?

Его чувства, в которых он только что открыто признался, – это его проблемы.
Ничьи кроме. Он сам это допустил, ему с этим и разбираться.

— Я тебя понял, — стараясь держать тон ровным, отвечает Тэхён.

Притворяться неуязвимым нелегко, но ему это удаётся.

Он убирает руки в карманы брюк и увлечённо (делая вид, что увлечённо)

рассматривает мелкие камни у себя под ногами.

— Я сказал «успокойся», а не «отвали», — как-то до боли неравнодушно

произносит Чонгук.

Ту-дум, резко ускоряется сердечный ритм.

Тэхён поднимает на него взгляд. На лице Чонгука по-прежнему нет никаких

эмоций: невозможно понять, о чём он думает в этот самый момент.
Единственное, в чём Тэхён остаётся уверен, – это собственное желание шагнуть
вперёд и сделать уже что-нибудь. Пожать ему руку якобы в знак приветствия,
обнять его, якобы пожелав удачи на концерте. Взглянуть ему в глаза с
предельно близкого расстояния.

Успокоиться, наконец. И не отвалить от него.

Они стоят в центре территории кампуса и смотрят друг на друга, привлекая к

219/292
себе внимание большинства студентов. К последнему они оба давно привыкли,
но вот парадокс: прямо сейчас Тэхён, не умеющий жить без чужого одобрения и
восхищения, готов отдать всё, чтобы эти люди от него (от них) отвернулись. А
лучше и вовсе ушли. Тэхён хочет прикоснуться к Чонгуку.

К Чонгуку, который, не дождавшись от него инициативности, первым делает шаг

вперёд.

Дышать вдруг становится нечем. Тэхён прекращает моргать и застывает на

месте как каменный; движутся только его зрачки: он разглядывает два тонких
кольца в крыле носа Чонгука, его губы, его «мокрые», чуть завитые пряди волос,
которые лезут ему в глаза, его губы, чёрные розы на его шее. Его губы.

Было глупо мечтать о такой близости с ним.

Тэхён чувствует, как учащается пульс и как пропадают из головы все слова,
которые он знал когда-то. Ему бы спросить у Чонгука, что он имел в виду и что
ему, Тэхёну, делать дальше с этими чувствами, но у него не хватает на это ни
смелости, ни сил: происходящее парализует его волю. А когда Чонгук скидывает
с плеча рюкзак, ныряет в него рукой и достаёт оттуда маленький свёрток в
чёрной матовой бумаге, Тэхёна парализует ещё и физически: он будто бы теряет
все свои двигательные способности.

Чонгук серьёзно забил на то, что о нём подумают после такого действия?

Ну и у кого из них двоих крыша едет?

Какой-то абсурд. Тэхён не может в это поверить. Чонгук молча протягивает ему
крохотный букет, состоящий из одного цветка хлопка, гипсофилы и пушистого
лагуруса, передаёт ему взглядом «я могу и час так простоять» и терпеливо ждёт,
пока Тэхён примет из его рук самую трогательную композицию из цветов,
которую когда-либо видел.

И, желательно, не расчувствуется.

Он осторожно берёт букет двумя ладонями – по размеру он примерно с одну из

них, – держит его аккуратно, стараясь не переборщить с силой, и опять это
делает, опять не дышит над хрупкими цветками, потому что боится сломать их
или потерять хоть один лепесток.

Это ведь подарок Чонгука.

Тот, закинув рюкзак обратно на плечо, начинает пятиться назад. Нет. Нет-нет-
нет. Куда он собрался? Тэхён отрывается от разглядывания цветов и смотрит на
него с безмерным непониманием, немым вопросом «что это значит?» и мольбой
не оставлять его одного со всей этой неразберихой в голове. Но Чонгук
оставляет. Спустя пару секунд он отворачивается от Тэхёна, опускает голову
вниз, замечая спешащих к нему Юнги и Чимина, и так же, как и Тэхён вчерашним
вечером, сбегает, бросая его в одиночестве.

Наверное, он тоже не хочет, чтобы Тэхён его благодарил. Да и видеть его таким
не может.

— Эй, — различает Тэхён голос Чимина, — нельзя дарить цветы преподу на

220/292
глазах у всей академии.

Точно. Студенты.

Тэхён бегло осматривает окружающих и замечает, что все их взгляды прикованы

к нему и к тому, что он прячет в руках.

— Чонгук, ты чего? — подхватывает Юнги, и они втроём продолжают держать

путь к кафе. — А если кто-нибудь расскажет ректору?

Юнги прав. Чонгук поступил безрассудно.

— Два года назад, — слова Чимина из-за большого расстояния слышатся

приглушённо, — из-за такой вот ерунды отчислили нашу старосту и уволили
препода. У нас с этим строго, — даже издалека Тэхён ощущает, что Чимин
искренне беспокоится за Чонгука. — Хочешь оказать знак внимания – делай это
подальше от лишних глаз.

Чимин тоже прав.

— Утречко! — звучит совсем близко.

— Какого… — от неожиданности подскакивает Тэхён; обернувшись, он видит

перед собой Люка. — Ты меня напугал.

Тот ему улыбается.

— Извини, — раскаяния в тоне – ноль. — Что я пропустил?

Кто-кто, а Люк в классических брюках и светлой рубашке выглядит крайне

нелепо.

— У Чонгука пирсинг в носу, — озвучивает Тэхён то, что волнует его больше
всего. — Точнее, два.

Люк, оглядывая его, с недоумением хмурится.

— Он, вроде, ещё два года назад его сделал. Просто на занятия не надевает. Ты
не знал? — он выглядит так, будто для него такая реакция неожиданна. — Вы
разве не знакомы с ним тысячу лет?

Тэхён вскидывает бровь.

— С чего ты взял?

— Ну-у… — тянет Люк. — В первый день занятий я предложил ему прогуляться

по академии: посмотреть, где он будет учиться и где я буду работать. На втором
этаже, в холле нашего корпуса, висели твои фотки. Висят, в смысле, —
поправляет он себя. — Под ними не написано, что ты выпускник. Ты тогда не
преподавал здесь, и я ничего о тебе не слышал, вот и спросил у Чонгука: «Кто
это? Знаешь о нём что-нибудь?». А он мне: «Я знаю о нём практически всё».

Хорошая шутка.

221/292
То есть в сентябре прошлого года, за четыре месяца до появления Тэхёна в
академии, Чонгук, о котором Тэхён знал ровным счётом ничего, знал о Тэхёне
практически всё? Что за бред? Зачем он сказал это Люку?

Они никогда не были знакомы. Их никогда и ничего не связывало.

— Я ошибся? — прерывает его мыслительный процесс Люк. — Я думал, что вы

были близки в школьном возрасте, — он поджимает губы, явно чувствуя себя
неловко. — Ты так уверял меня в том, что он только с виду колючий…

— Он говорил обо мне что-то, кроме этого? — не даёт ему закончить Тэхён.

Они не могли быть близки в школьном возрасте. Чонгук родился и вырос в

Австралии. Тэхён – в Штатах: до совершеннолетия он жил за городом и
находился на домашнем обучении. И у него не было друзей. В том числе и
виртуальных. Не было и быть не могло.

Люк отрицательно мотает головой.

— Он и ту фразу пробубнил себе под нос, — он убирает руки в карманы. — Я

случайно услышал.

Вся информация о Тэхёне в виду деятельности его отца была засекречена. Лишь
пять лет назад он перебрался в Беркли и освободился от оков гиперопеки,
однако его стремление скрывать от всех личное никуда не делось: он не сумел
освободиться от старых привычек. Чонгук мог узнать от парней о его обучении в
академии, о его окружении, его передвижениях и профессиональных интересах.

Узнать практически всё он не мог никаким образом.

Тэхён морщит лоб, опуская взгляд на цветы, и вспоминает позавчерашний

разговор с Сиршей.

«Я едва его знаю».

«А он тебя?»

Исключено. На девяносто девять и девять процентов.

Это самая настоящая бессмыслица.

*****

В гримёрке тихо и очень уютно: лампы в зеркалах горят тускло-жёлтым светом,

на пианино стоит портативная колонка, из динамиков которой доносится
медленная фортепианная музыка, а посередине столешницы, на самом видном
месте, лежит очаровательный мини-букет: он определённо действует на
нервную систему успокаивающе.

В голове Тэхёна, смотрящего на себя в зеркало, миллиард гипотетических

вопросов и только один ответ: «Забудь об этом. Сконцентрируйся на
выступлении». Его волосы до сих пор лежат идеально – спасибо, Камила, – его
рубашка полностью расстегнута (это уже другая, чёрная: для выхода на сцену);

222/292
он борется с маленькими пуговицами на манжетах, на шаг приближаясь к
собственному отражению, и внимательно, даже пристально разглядывает в нём
своё тело.

Интересно, Чонгуку нравится такая фигура? У Тэхёна рельефный пресс –

спасибо, сублимация, – сильные руки и крепкие бёдра (найти обтягивающие
брюки – целое приключение), а Чонгука вроде как совсем не интересует ни
спорт, ни спортсмены, ни всё, что с ними связано; по меньшей мере, на
спортивного Тэхёна он не заглядывался. Считает ли он сухие твёрдые мышцы в
человеческом теле красивыми? Или его привлекает худоба?

Тэхён закрывает глаза, расслабленно запрокидывает голову и шумно выдыхает.

Зачем он об этом думает?

— Кто-нибудь видел мои белые носки? — раздаётся крик танцора из коридора,

когда дверь без стука распахивается.

Чонгук.

Тэхён, резко развернувшись к нему, раскидывает руки в стороны.

— Заблудился?

— Нет, — Чонгук скользит взглядом по его полуголому торсу, держа дверную

ручку в ладони, и недовольно сводит брови к переносице. — Может, застегнёшь
её?

— Обязательно, — произносит Тэхён, опуская руки вниз. — Сейчас ты закроешь

дверь и я сразу её застегну.

— Ладно, — не заставляет себя ждать Чонгук.

Он быстро проходит и запирает дверь на ключ. Изнутри.

— Да не с этой стороны! — повышает голос Тэхён.

Что за день сегодня такой?

На самом деле, Тэхён немного нервничает перед выступлением, поэтому и

прогоняет Чонгука: хочет побыть один и настроиться в тишине. Наверняка у
всех, включая преподавателей и ректора, неоправданно завышенные ожидания
на его счёт, а у студентов и вовсе приготовлена воображаемая шкала оценок для
сравнения его с собой.

Для Тэхёна недопустимо облажаться.

— У меня только один ключ, — он кивает на замочную скважину, — а так как он

один, у тебя не будет возможности… — Чонгук, нырнув ладонью в карман
пиджака, приподнимает в воздухе точно такой же ключ и тут же выдвигается
вперёд, стремительно обходя его. — Прекрасно, — побеждённо бормочет Тэхён.

У Чонгука, по всей видимости, всё и правда прекрасно. Он бросает рюкзак на

диван, стоящий напротив пианино, тормозит около столешницы и, взяв с неё

223/292
бутылку воды, утыкается взглядом в свой маленький букет: Тэхён видит это
через отражение в зеркале.

На его лице вдруг появляется едва заметная улыбка (неужели он думал, что
Тэхён выбросит его цветы?), у него расслабляются плечи, которые были
напряжены до этого момента, и Тэхён не уверен, но, кажется, Чонгук больше не
держит на него зла из-за грубого «заблудился?» и «да не с этой стороны».
Напротив, он будто бы благодарен.

У Тэхёна оттаивает сердце.

— Все остальные делят одну гримёрку на пять человек, — Чонгук

разворачивается, присаживается на столешницу и делает глоток из бутылки. —
Кто-то – на семь.

Всё верно. Это стандартный расклад.

— У всех остальных гримёрка в пять или семь раз больше, — Тэхён подходит
ближе, останавливаясь совсем рядом. — Эта самая маленькая.

Долго поддерживать зрительный контакт у Чонгука опять не выходит: он

отводит взгляд, понурив голову, и делает вид, что ему срочно нужно закрыть
свою бутылку с водой. Возможно, причина в том, что расстояние между ними
недопустимо короткое (не для Тэхёна), возможно, в том, что они заперты здесь
на ключ и никто не сможет зайти к ним.

Возможно, в том, что Чонгук не прочь отсюда сбежать, а Ким так-и-не-застегнул-

рубашку Тэхён перекрывает ему собой все пути отхода.

— Я специально попросился к тебе, — хрипит Чонгук, ставя бутылку на

столешницу, и, собрав пальцы в замок, кладёт руки перед собой. — Я не могу
оставаться в закрытом помещении с чужими людьми.

— А я, значит, не чужой?

Давно ли?

Чонгук прислоняется к зеркалу спиной и затылком, заглядывает ему в глаза и

начинает очередную пытку молчанием. В его бездонных тёмных глазах
отражается вся эта маленькая гримёрка, его щёки слегка краснеют (не от
смущения, а от того, что тут душно), и Тэхёну так трудно уговорить себя не
смотреть на его губы, его двойной пирсинг, губы и снова губы, что его
охватывает тревога, отчаяние и стыд.

Чонгук такой красивый. С ума сойти можно.

Тэхён всерьёз намеревался лишить себя этого чувства? Дурак.

Он кладёт свои ладони поверх его, расцепляя его скрепленные пальцы; слышит,
как у Чонгука сбивается сердечный ритм и дыхание, видит, как он морщится и
смыкает челюсти. Ощущает, как он дрожит. Это по-прежнему странно: не
столько то, что подобным образом Чонгук реагирует лишь на контакт с ним,
Тэхёном, сколько то, что ему тяжело каждый раз, когда Тэхён пытается помочь
ему утолить его голод.

224/292
Ему плохо без прикосновений, но с ними ему ещё хуже?

— Перестань прикасаться ко мне, — на грани слышимости изрекает Чонгук.

Его требование звучит жалко: из-за дрожи в теле его голос тоже дрожит.

— Я пытался оградить тебя от этого и уйти, — держа его ладони в своих,

отвечает Тэхён. — Ты не позволил.

Ладони у Чонгука тёплые, даже горячие. Тэхён, руки у которого постоянно

холодные, чувствует жар во всём теле из-за такого контраста.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — говорит Чонгук так, будто «когда до тебя уже
дойдёт?». — Я хочу, чтобы ты перестал прикасаться.

До Тэхёна, видимо, не дойдёт никогда. Он ни черта не понимает.

Не понимает, что Чонгук к нему чувствует и по-настоящему ли это, не понимает,

как Чонгук может знать о нём практически всё. Не понимает, почему Чонгук
ненавидел его с самой первой их встречи, почему он избегал, грубил,
отталкивал, злил.

И почему внезапно стал тянуться и умолять не уходить.

— Извини, — Тэхён убирает от него руки и прячет их за спиной, запрещая себе

новые вольности.

Ему стоит быть поскромнее рядом с Чонгуком.

Ещё не помешало бы вырубить настойчивость и эгоизм.

— Ты можешь обнять меня, — тихо обращается к нему Чонгук, — сейчас и в

любой другой момент, когда тебе захочется, — в его взгляде вновь появляется то
вчерашнее «не отпускай». А может, Тэхён уже окончательно свихнулся. —
Просто не прикасайся к моей коже.

Более чем доступно.

Тэхён кладёт свои ладони на его бёдра, подходит к нему ближе и понятливо
кивает, вглядываясь в его глаза. Наверное, у Чонгука большие проблемы с
доверием. Или для него просто неприемлем обмен прикосновениями с
человеком, который ему даже не друг. В любом случае, подпускать к себе или
нет – это его право. Тэхён не станет его вынуждать.

Он на ощупь крадётся ладонями вверх, не отводя от него взгляда, медленно

расстёгивает пуговицу его пиджака и пробирается под него руками, обнимая его
за талию и прижимая к себе. Как спокойно. У Тэхёна, как и у Чонгука,
сумасшедше колотится сердце, но вместе с тем он ощущает невероятное
умиротворение и защищённость от проблем, которые ждут его за порогом
гримёрки.

Он всерьёз намеревался прогнать Чонгука отсюда? Дурак.

225/292
Мог бы упустить столько взглядов и прикосновений.

Со стороны двери доносится шум: студенты суетятся перед выходом на сцену и

волнуются за выступление. Вряд ли кто-то из них догадывается, что в самом
маленьком угловом помещении, которое никто не захотел брать, Тэхён обнимает
Чонгука так крепко, что собственной грудной клеткой чувствует его учащённое
сердцебиение и каждый его выдох и вдох.

А Чонгук застенчиво держит свои ладони на его предплечьях (обнять за шею не

решается) и не пытается от него отстраниться.

В динамиках колонки играет красивая инструментальная музыка; Тэхён кладёт

подбородок на его плечо, смотрит на их с Чонгуком отражение в зеркале и,
медленно шагая пальцами по его спине, перемещает взгляд на хрупкие белые
цветки, отлично контрастирующие с плотной чёрной бумагой упаковки. Разве вся
эта композиция не отображает мир самого Чонгука? Чем-то похоже.

Хорошо, что Чонгук не постеснялся отдать ему эти цветы.

Хорошо, что он не позволил ему уйти и не дал его страху всё разрушить.

— Тэхён?

— М-м? — вопросительно мычит тот ему в плечо.

— Застегни рубашку.

Тэхён улыбается.

Он ни за что на свете не отпустит его ради такой ерунды.

*****

— Как я в этом, — Намджун указывает на свой классический чёрный костюм, —

должен сделать адский запил на гитаре?

Студентов за кулисами мало: группы из хореографического отделения уже

отстрелялись и ушли досматривать концерт в зал; остались только ребята из
подтанцовки Тэхёна, которому выходить на сцену последним, и Намджун с
Сокджином, которым выступать с Чонгуком через пятнадцать минут.

— Сделай неадский, — предлагает решение Сокджин.

На нём шикарный небесно-голубой костюм, а в его руках – небольшой букет из

цветов примерно такого же цвета.

— Неадский я не умею, — любуясь ими, проговаривает Намджун и вздыхает. —

Надо было мне тоже купить ему цветы. Он, наверное, волнуется, — судя по его
тону, ему жутко совестно.

Тэхён, подбирающийся к ним вместе с Чонгуком и слышащий их разговор,

усмехается.

226/292
Как мило.

— Отставить самобичевание, — приказывает он, останавливаясь у них за спиной.

— Того, что вы будете поддерживать меня из зала, достаточно.

Тэхёну, правда, сначала нужно каким-то образом выжить после выступления

Чонгука.

Инструкция, как это сделать, случайно, не появилась? Тэхён готов приобрести и

ознакомиться.

— Как непривычно видеть вас, — развернувшись к ним, хмыкает Намджун. — Я

имею в виду вдвоём, — поясняет зачем-то. — Я имею в виду не ругающимися.

Видел бы Намджун, как Тэхён прижимал Чонгука к себе, а тот не очень-то и

сопротивлялся, вообще бы дар речи потерял.

У Тэхёна до сих пор сердечный ритм не восстановился.

— Пойду проверю пластик, — закрывает тему Чонгук. Он включает тюнер и сразу

же выдвигается на сцену, к своей ударной установке. — У вас всё готово?

— Да, но, — Намджун подрывается за ним, — я на всякий случай гляну.

Как Чонгуку всё-таки идёт этот образ. Эта укладка, эти кожаные элементы в
одежде, этот пирсинг и эти тату. У Тэхёна абсолютно чистая кожа, у него нет ни
одного прокола в теле, и это осознанный выбор: ему не нравятся краски и
металл на себе. На Чонгуке же это смотрится гармонично.

Тэхёна совсем не интересует ни рок, ни рокеры, ни всё, что с ними связано, но

Чонгука, в стиле которого часто присутствует неформальная атрибутика, он
считает до умопомрачения привлекательным.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, — Сокджин протягивает ему букет из безумно

нежных цветов в крафтовой упаковке. — Ты вчера сказал, что тебе нужно время,
чтобы всё обдумать, — Тэхён, благодарно кивнув ему, ныряет носом в бутоны. —
Что у тебя чуток съехала кукуха, что ты не хочешь ему навредить, — во взгляде
у него переживание вместе с негодованием. — Ты поговорил с Сиршей?

— Поговорил, — отвечает ему Тэхён. — Она дала мне понять, что я не смогу
оставить его.

— А ты что?

— Всё равно попытался сбежать.

— А он что?

— Догнал меня и намекнул, что не хочет, чтобы я так делал.

— А потом что?

— А потом мы двадцать минут обнимались в гримёрке, — улыбается ему Тэхён.

227/292
Во взгляде у Сокджина – «я так и знал».

— Будьте осторожны, — с беспокойством говорит он. — Застукают – выкинут из

академии обоих.

— Мы в курсе, — у Тэхёна пока что работает голова.

Беспокойство Сокджина, услышавшего от него «мы», а не «я», усиливается: ему

никогда не удавалось скрывать свои эмоции. Он нехотя отходит от Тэхёна,
жестом откликаясь на «вдарим рок в этой дыре!» от Намджуна, ускоряет шаг,
потому что тот продолжает настырно подгонять его, и, взяв с подставки тёмно-
коричневую гитару, выходит на правую сторону сцены, спрятанной за занавесом.

Чонгук мог сыграть и соло (цитата Люка), но ректор решил, что было бы неплохо,
если бы их с парнями рок-группа выступила на концерте в полном составе.

Микрофон стоит перед Намджуном, а не перед Чонгуком. Жаль. Нет, Намджун,

бесспорно, прекрасный вокалист и прирождённая рок-звезда, но… если бы кто-
то знал, как Тэхён хочет услышать Чонгука. Он проходит вперёд, находя для
себя лучшую точку обзора, с замиранием сердца наблюдает за тем, как
раздвигается занавес, и улыбается, когда различает свист и крики студентов из
зрительного зала.

Это называется «эффект Ким Намджуна».

Песня начинается со звуковой дорожки в колонках, игры на гитаре Сокджина и

вокала Намджуна; Чонгук в это время сидит с опущенной головой и закрытыми
глазами и крутит пальцами палочку, управляясь с ней крайне умело. Тэхёну не
по себе от одного его вида и воспоминаний о том, каково это было –
прокрадываться руками под его пиджак, изучать ладонями его спину через
ткань его рубашки, слышать, как сбито он дышит, и чувствовать, как от каждого
движения напрягаются его мышцы.

Тэхён кусает губу изнутри и умоляет память не подкидывать ему эти картинки.

А потом Чонгук ударяет палочками по малому барабану и всё становится ещё

немного сложнее.

Поначалу Чонгук играет спокойно, не задействуя хай-хэт, райд и крэш и не

растрачивая энергию понапрасну. Потом он бьёт по бас-бочке настолько сильно,
что Тэхён, и так находящийся не в самом стабильном состоянии, вздрагивает от
мощности прозвучавшего звука и морщится от болезненных ощущений в ушах.

Надо же. Барабанные перепонки чуть не лопнули от звучания барабанов.

«Скажи мне, оно того стоило?

Может быть, я заслуживаю этого?» — подпевает Чонгук, не прекращая нажимать
ногой на педаль.

За этой ударной установкой он выглядит нереальным: та чёрная матовая

электрогитара из клуба и близко ей не соперник. Чонгук периодически
запрокидывает голову (вероятно, он получает кайф от процесса), приоткрывает
губы (вероятно, ему не хватает воздуха из-за его страстной игры) и опускает

228/292
веки (вероятно, эти эмоции для него слишком яркие).

Ему, очевидно, глубоко плевать, видит его кто-то в данный момент или нет.

Его щёки (сексуально) краснеют, на его шее и запястьях проступают вены;

Тэхёну тяжело не обращать на это внимания, потому что именно эти руки крепко
сжимали его предплечья, когда он перебарщивал с силой объятий, и именно эта
шея была у него прямо перед глазами, когда его подбородок лежал на плече
Чонгука.

Тэхён мог в любой момент уткнуться в неё носом или дотронуться до неё губами;
он мог и, более того, он хотел этого, но не позволял себе думать о
прикосновении, потому что это было против их договорённости.

Сердце вновь ускоряет свой ритм: от громкости музыки или от вида играющего
Чонгука – Тэхён не знает (не пора ли сходить к кардиологу?). Он без понятия,
как худые слабые руки Чонгука, в которых будто бы совсем нет мышц, могут
создавать такую оглушительную звуковую волну; как Чонгук может играть так,
словно не прилагает к этому усилий; как перестать смотреть на его
вздымающуюся от физической нагрузки грудь и на его покрасневшие губы,
которые он кусает от усердия.

Как не свихнуться от взгляда на его «мокрые» пряди и перестать представлять,

что он весь мокрый.

Чёрт.

Тэхён присаживается на стоящую позади напольную колонку, бубня под нос

«угомонись, идиот», опирается локтями о бёдра, ненадолго зажмуриваясь, и
накрывает ладонями нос и рот, продолжая сосредоточенно смотреть на Чонгука.

Он не должен об этом думать. Не должен это чувствовать.

Это закончится плохо.

— Хэй, — легонько трясёт его за плечо один из его танцоров, — с тобой всё
нормально?

Нет, проносится в мыслях Тэхёна. Ни черта со мной не нормально.

Вот он, самоуверенный Ким Тэхён, умеющий вернуть себе хладнокровие в

абсолютно любой ситуации.

Точнее, вот что с ним сделал Чонгук.

*****

— Это тебя, — перед лицом появляется чья-то рука с телефоном.

Погрязший в рассуждениях Тэхён возвращается в действительность, в которой

он находится за кулисами один.

229/292
— Ким Тэхён, — сухо бросает он в трубку, с признательностью кивая хозяину
этого телефона – звуковику.

— Я чувствую, что ты волнуешься, — доносится из динамиков голос Чимина, —

так вот не смей.

— У тебя всё получится, — присоединяется к нему Юнги. — Ты лучший танцор на

планете!

Тэхён улыбается уголком губ.

— Мы верим в тебя, — голос Сокджина звучит ласково. — И мы уверены, что ты

справишься превосходно.

— Короче, — нетерпеливо встревает Намджун, — будь как Эльза: отпусти и

забудь.

Ох уж эти фанаты Винчестеров.

— Спасибо, парни, — благодарит их Тэхён. — Правда, спасибо. Мне это было

нужно.

— Готовность – одна минута! — сообщает звуковик, пробегая мимо гримёрок.

Быстрее бы выйти на сцену.

Тэхён безумно по этому скучал.

— Мы будем аплодировать громче всех! — выкрикивают Чимин и Юнги и, перед

тем, как положить трубку, добавляют: — Покажи класс!

Всенепременно.

На сцене стоит широкая чёрная ширма, за которой прячутся помощники с

аксессуарами и костюмами: Тэхёну предстоит выполнить его излюбленный трюк
с переодеванием и сменой образов во время выступления (для этого ему и
нужны другие танцоры: они будут отвлекать зрителей, если по какой-то причине
Тэхёну придётся задержаться).

Кулисы, наконец, раздвигаются и во всём зале резко гаснет свет – так задумано.
Тэхён выбегает с танцорами на середину сцены, чтобы эффектно появиться,
когда светооператор направит на них софиты, и дожидается вступления песни;
ему до сих пор страшновато из-за присутствия преподавателей и ректора,
расположившихся в первом ряду, у него стучит сердце из-за его недавней
перебежки, но всё его волнение испаряется, когда в колонках звучит начало
трека, а перед глазами появляется набитый до отказа зал.

Тэхён включает свою артистичность на максимум.

Его номер начинается с медленных плавных движений: так он налаживает со

зрителем контакт, постепенно погружая его в атмосферу выступления. У него
властный и одновременно вопрошающий взгляд: Тэхён блуждает им по залу и
задерживает его на определённых людях, на которых хочет произвести
впечатление; у него дерзкое и уверенное поведение: в каждом его действии

230/292
чувствуется страсть, непоколебимое превосходство и профессионализм.

Тэхён бесподобен в своём деле: не только потому, что последние пять лет он
непрерывно занимался с профи, но и потому, что он искренне обожает
танцевать.

Найти в зале парней не составляет большого труда. Стоит Тэхёну подобраться к

краю сцены, как примерно в восьмом ряду всего на долю секунды
материализуется рука Чимина (он всегда так делает, чтобы Тэхён не забывал,
что его друзья рядом), и на душе вмиг становится спокойнее. Тэхён бегло
оглядывает их по очереди, делая круговое движение головой, и, к своему
удивлению, обнаруживает на боковом месте Чонгука, который внимательно на
него смотрит.

Довёл до ручки своим горячим выступлением и уселся отдыхать?

Ну уж нет, ухмыляется Тэхён, и не надейся, что я так просто это оставлю.

Он исчезает за ширмой, переодевая рубашку на чёрную водолазку и ныряя в

рукава другого пиджака (на манжетах этого – тонкие чёрные перья), ждёт, пока
светооператор приглушит свет, и не менее эффектно появляется перед
зрителями, «убивая» движением выстрела всех своих танцоров и оставаясь на
сцене единственным «живым». В зале раздаются восхищённые возгласы и свист,
однако Тэхёна мало волнует, кого он в этот раз так сильно впечатлил.

Его задача: впечатлить одного конкретного человека.

Во второй части номера плавные движения чередуются с резкими, играя друг с

другом на контрасте. А контрасты – это то, что Тэхён особенно любит во
взаимоотношениях с Чонгуком. Он переводит на него свой коронный
повелительный взгляд (однажды, по завершении отчётного концерта, Намджун
нетактично заявил Тэхёну «ты выебал меня взглядом прямо со сцены», и Тэхён
всё ещё это помнит, поэтому старается не перебарщивать, пока поддерживает с
Чонгуком зрительный контакт), проводит кончиками пальцев по щеке и шее,
прикасаясь к себе, и отворачивается от него, чтобы у остальных не закрались
лишние сомнения.

Будь у него шанс станцевать на сцене только для Чонгука, Тэхён бы непременно
этим шансом воспользовался.

Он продолжает двигаться – чувственно приподнимать подбородок и прикрывать

глаза, а затем делать резкие движения бёдрами, расслаблять ладони и невесомо
скользить ими по груди, а потом крепко сжимать пальцы в кулаки: одни
сплошные контрасты, – растворяется в танце, стремясь приблизиться к пределу
своих возможностей, и спустя всего двадцать секунд замечает, как Чонгук
встаёт с места, поворачиваясь к нему спиной, добирается до двери и выходит из
зала, не высидев и одной четвёртой выступления.

Для Тэхёна это становится настолько неожиданным поворотом, что он теряется и

едва не сбивается с ритма.

Он никогда прежде не сталкивался с подобным. Никто не уходил посреди его

танца, оставляя его с мыслью о том, что он где-то облажался. Или, ещё того
хуже, не заинтересовал. И ладно бы ушёл кто-то незнакомый, на чьё мнение

231/292
Тэхёну относительно плевать. Нет, это был Чонгук – тот человек, в чьём
внимании и одобрении Тэхён нуждается больше всего.

Почему он так поступил? В чём была проблема досидеть до конца хотя бы ради
уважения к танцорам?

Тэхён собирает внутри всю свою волю, натягивает на себя маску профессионала
и, несмотря на то, что перестать поглядывать на пустующее место в восьмом
ряду у него не получается, первоклассно держится на сцене до последней
секунды выступления.

Бурные и продолжительные аплодисменты, которые он слышит в финале

концерта, кажутся ему наполовину фальшивыми.

*****

За кулисами Тэхёна охватывает безразличие. Ну ушёл и ушёл, размышляет он,

притворно улыбаясь каждому, кто встречается у него на пути, имеет полное
право. Это он, Тэхён, сходит с ума из-за него и готов творить всякие глупости,
чтобы ему угодить. А у Чонгука с чувствами к нему нет проблем.

Нет чувств – нет проблем.

В коридоре Тэхёна охватывает обида. Он же знает, что сцена для меня – всё,
возмущается он про себя, знает, что такая реакция меня ранит. Неужели было
так сложно остаться? Наверняка он слышал, как Тэхёна поддерживали парни, а
раз он слышал, значит, он понимал, что ему важна поддержка.

Нет дружбы – нет поддержки, да, Чонгук?

В пустой гримёрке Тэхёна охватывает злость. Что ещё я должен сделать,

спрашивает он мысленно, чтобы он меня принял? Если Чонгуку настолько всё
равно, зачем он тогда догонял его сегодня? Тэхён раздражённо снимает пиджак,
бросая его на диван, к рюкзаку Чонгука, подходит к столу и опирается на него
ладонями, опуская голову вниз.

Не надо было верить его честным глазам.

Не надо было таять от его подарка.

Тэхён перемещает взгляд на столешницу, вертит головой в поисках букета-

малыша, но не находит его ни посередине, ни сбоку, ни с краю. Он отходит на
шаг, осматривает весь пол, диван, клавиши пианино – цветов нет. Ни на одном
грёбаном миллиметре этой гримёрки.

Они точно были здесь; когда Тэхён и Чонгук уходили отсюда, букет лежал там,
куда Тэхён положил его изначально.

Чонгук что, его выбросил?

Тэхён ощущает обиду и злость одновременно. У Чонгука у единственного есть

второй ключ от гримёрки. И Чонгук – единственный, кто возвращался сюда за

232/292
время отсутствия Тэхёна. Что он сделал с букетом? Тэхён заглядывает под
диван, надеясь, что кроху просто сдуло сквозняком, обходит все углы и
осматривает ковёр – ничего. Никаких следов от цветов.

Может, их и не было? Может, Тэхён эту сцену с подарком придумал?

Со стороны двери слышатся быстрые шаги, а за ними – звук сработавшей

замочной скважины. Тэхён, подлетев к выходу настолько быстро, что Чонгук
почти не успевает закрыть за собой дверь, хватается за кожаные лацканы его
пиджака и давит на его грудь кулаками. Во взгляде у Чонгука появляется
миллиард вопросов от «ты чего?» до «что случилось?», его сердце заходится
нездоровым ритмом, но Тэхён не ослабляет свою хватку ни на секунду и смотрит
на него с яростью, которая его самого пугает до чёртиков.

Появилась она, ясное дело, не только из-за пропажи букета.

— Где цветы? — цедит он, не отрывая от Чонгука взгляда.

Впервые, находясь в такой тесной близости с ним, Тэхён не думает о его губах и
прикосновениях.

— Там, где им место, — тот обхватывает пальцами его запястья и пытается

отпихнуть его от себя.

Тщетно.

— Где цветы, Чонгук?

Добро пожаловать в мир Ким Тэхёна, которого тоже можно задеть за живое.

Чонгук, непонимающе сморщив лоб, приподнимает руку в воздухе и указывает

на верхнюю крышку пианино.

— Ты бросил их умирать на столе, — голос у него предельно спокойный.

Тэхён поворачивает голову, проследив за направлением его пальца, смотрит на

свой букет, стоящий в обрезанной бутылке с водой, и чувствует себя полнейшим
идиотом. Как он их не заметил?

Вот что бывает, когда чувства и эмоции берут верх.

— Что с тобой? — вдогонку звучит от Чонгука.

Тэхён, виновато вернув взгляд его глазам, подмечает, что тот выглядит
обеспокоенным.

Что-что. Крыша у него едет. Никогда такого не видел?

— Ты ушёл, — роняет он совсем тихо.

Скрыть от Чонгука то, что видеть это было неприятно, не удаётся.

— Я не собираюсь оправдываться, — хрипит в ответ тот.

233/292
Тэхён безрадостно усмехается.

Добро пожаловать в мир Чон Чонгука, которому нет никакого дела до твоих
задетых (им же) чувств.

— Я настолько плох? — выходит практически бесшумно.

— Ты потрясающий, — произносит Чонгук так, словно «что ты такое говоришь?».

Ту-дум, стучит в груди глупое сердце.

Всего два слова, и в Тэхёне умирают безразличие, обида и злость. Сердечная

склонность? Симпатия? Серьёзно, Сирша? Что это, если не сумасшествие – без
раздумий прощать человеку поступки, которые тебя оскорбили?

Он с серьёзностью смотрит на Чонгука – на честного, неравнодушного,

прижатого к двери Чонгука, – чуть-чуть ослабляет свою хватку на его груди и
делает маленький шаг вперёд, подбираясь ещё ближе. В гримёрке по-прежнему
горит лишь подсветка зеркал, пространство вокруг освещено очень тускло, и
каждый крохотный огонёк, каждый блик от работающих ламп отсвечивает у
Чонгука в глазах: в них будто бы отражается вся Вселенная.

— Слышишь? — имея в виду своё сердцебиение, шепчет Тэхён. — Это из-за тебя.

«То, о чём я думаю, и то, чего я хочу, когда ты рядом, – это ненормально».
«Тэхён, успокойся».

Чонгук с серьёзностью смотрит на него – на честного, неравнодушного, не

отпускающего его Тэхёна, – вновь бережно окольцовывает пальцами его
запястье и перемещает его ладонь на область своего сердца. Ту-дум, гораздо
громче и быстрее стучит оттуда. Ту-дум, ту-дум, ту-дум.

А это из-за тебя, читается бегущей строкой в его глазах.

Его действие кажется Тэхёну таким интимным.

— И что с этим делать? — вполголоса спрашивает он у Чонгука.

— Я не знаю, — так же тихо слышится от того.

«Прекрати отрицать то, что уже случилось. Такое бывает. Иногда неприязнь
перерастает в симпатию».

Взгляд Чонгука перемещается чуть ниже, на родинку на левой щеке Тэхёна.

Затем на родинку на кончике его носа, затем на родинку на его губе. Затем на
ту, что под его правым глазом. Тэхён, наблюдая за ним, а точнее, за его
интересом, не шевелится и не дышит. Чонгук никогда не рассматривал его лицо;
его внимание привлекала только засохшая корочка на губе Тэхёна (она
привлекала внимание всех, кто её видел, поэтому это не считается). Но не в
данный момент.

Чонгук не отрывается от разглядывания ни на мгновение.

— Я хочу попросить у тебя разрешения, — не выдерживает Тэхён, заставляя его

234/292
отвлечься.

— На что? — медленно моргает Чонгук.

— На три прикосновения.

— Нет.

Было ожидаемо.

На несколько секунд гримёрка погружается в тишину.

— Я осознаю, что это много, — не сдаётся Тэхён, передавая Чонгуку взглядом «у

меня нет цели навредить тебе», «я просто… я больше не могу» и «пожалуйста».
— Как насчёт «три дня – три прикосновения»? Я мог бы…

— Нет, — категорично перебивает его тот. Само собой. Никаких условий. Никаких
исключений. Тэхён расстроенно, но понимающе кивает. — Только два, —
снижает ставку Чонгук, шокируя Тэхёна своим заявлением. — И только сейчас.

Сейчас?

«Ты уверен?» — беззвучно уточняет Тэхён: ему самому сложно в это поверить.

Чонгук выглядит решительным и непоколебимым.

Просить было не так страшно, как делать; задачка «выдохнуть и собраться»

оказывается не из лёгких. В голову настойчиво лезут мысли «ты же этого хотел»
и «ты же больше не мог», и Тэхён ругает себя всеми существующими оборотами,
потому что да, он хотел, и да, он не мог, но что, если он опять не справится с
эмоциями и накосячит, испортив всё, что так старательно строил?

А что, если нет?

К чёрту страх.

Тэхён ведёт ладонями вверх, по его груди, ключицам, шее, и останавливает их у

него на щеках.

— Раз.

Какие они горячие.

Чонгук реагирует на прикосновение как обычно: зажмурившись; у него не

получается унять свою дрожь, у него начинает ходуном ходить грудь, а на его
сморщенном лбу проявляются неглубокие складки: ему явно не нравится то, что
происходит. «Тш-ш, — шёпотом успокаивает его Тэхён, ласково водя большим
пальцем по его коже. — Открой глаза. Посмотри на меня». Себя тоже не
помешало бы успокоить: эмоции, которые он испытывает, дотрагиваясь до лица
Чонгука, не менее яркие.

«Я специально попросился к тебе».

«Ты можешь обнять меня».

235/292
«Я не хочу, чтобы ты уходил».

Чонгук, постепенно привыкая к физическому контакту с ним, поднимает веки и

смотрит на Тэхёна так, словно находится под кайфом. У него сильно расширены
зрачки, его щёки заметно покраснели; ему будто бы затруднительно дышать
носом: его рот приоткрыт и именно им он хватает воздух.

Тэхён без понятия, какое отношение проявлять ко всему этому – переживать за

Чонгука, которому нехорошо, или любоваться им, потому что в своей
беззащитности он бесподобен. А может, поменьше думать?

Тэхён выбирает сделать следующий шаг. В прямом и переносном смысле слова.

— Два, — предупреждает он еле слышно.

И несмело приближается к его губам.

Тэхён не прикасается к ним сразу, он выжидает какое-то время, предоставляя

Чонгуку возможность оттолкнуть, если поцелуй для него – слишком, или же
показать, что он не против попробовать, и это ожидание потихоньку убивает в
Тэхёне контроль. Ему нечем дышать, у него адски горят ладони и плавится мозг,
но когда Чонгук закрывает глаза и с очевидным намёком выдыхает «ты уже
досчитал до двух», он забивает абсолютно на всё, кроме того, что Чонгук сейчас
рядом, и, подцепив его подбородок пальцами, осторожно целует его.

У Чонгука такие мягкие губы.

Тэхён чувствует себя безвольным и слабым. Внезапно на него наваливается

осознание, каково это – быть на месте Чонгука: он тоже зажмуривается от
переполняющих эмоций, у него тоже начинает ходуном ходить грудь, а его
сердце норовит с хрустом проломить рёбра – ощущения немыслимые. Вынести их
без последствий точно не выйдет, но когда Тэхёна останавливал риск?

У Чонгука такая обжигающая кожа.

Тэхёну хватает всего одного мгновения, чтобы раствориться в этом моменте и в

этом контакте. Ему хочется большего, чем нежное соприкосновение их губ, и ему
неизвестно, как с этим желанием справиться; он неспешно съезжает ладонью по
шее Чонгука, обводя пальцами его проступившие вены – тот из-за этого
размыкает губы, сморщив лоб, сорванно дышит в течение трёх секунд, а затем
робко тянется за поцелуем, – расслабляет Чонгуков галстук, чтобы ему было
легче дышать, и понимает, что делает это, потому что сам задыхается.

«Что со мной будет, если мы…»

«Меня же попросту разорвёт».

Не это ли сейчас происходит?

Тэхён боится, что если он будет инициативнее и настойчивее, то Чонгук вытянет

руки вперёд, отодвинет его от себя и напомнит про сделку, по контракту
которой Тэхён имеет право лишь на прикосновения. Не более. Его боязнь вполне
объяснима, ведь то безумие, которое растекается по венам из-за колотящегося

236/292
под ладонью сердца Чонгука, зудит под кожей всё сильнее, подталкивая к
опрометчивым действиям, и выбивает из головы все разумные мысли.

Тэхёну сложно бороться с собой. Сложнее, чем когда-либо прежде.

Но Чонгук не должен об этом узнать.

Его рубашка кажется Тэхёну раскалённой (возможно, проблема не в рубашке, а в

его, Тэхёна, ладонях); он пробирается руками под пиджак Чонгука, прижимаясь к
нему теснее, обнимает его крепко-крепко и тянет носом воздух, ощущая, как
кружится голова. Вероятно, причина в том, что тонкие стальные кольца в
пирсинге Чонгука упираются в крыло его носа и создают собой очередной
контраст (Тэхёну жарко, а серёжки холодные), вероятно, в том, что Тэхён
чувствует Чонгука всей своей грудью. Вероятно… да плевать. Какая разница, в
чём причина?

Тэхёну хорошо с Чонгуком до головокружения. Это факт. Из-за чего – не имеет

значения.

У Чонгука такая тонкая талия.

Тэхён ведёт по ней ладонями с лёгким нажимом, плотно смыкает веки,

представляя, как исступлённо Чонгук реагировал бы, если бы Тэхён вырвал
рубашку из его брюк и прикоснулся к его животу кончиками своих пальцев, и
целует Чонгука со всей скопившейся внутри нежностью, оставляя жгучее
желание о доступе к его телу в фантазиях. Оно не пошлое, скорее немного
неуместное и неодолимое.

Выдержит ли он, если Чонгук не захочет его усмирять?

Их первый поцелуй получается невообразимо чувственным и… коротким. Не

успевает пройти и минуты, как к ним начинают ломиться парни (они зазывают
пойти в рок-клуб), и Чонгук, оторвавшись от губ Тэхёна, в тот же миг убирает от
себя его руки и нечитаемо заглядывает в его глаза.

Нет.

Нет-нет-нет. Всё не может закончиться так быстро.

Этого катастрофически мало.

— Не впечатлило, — вдруг бросает Чонгук, подавшись вперёд, и, игнорируя

сбитого с толку Тэхёна, направляется к дивану за палочками и рюкзаком.

Через десять секунд дверь за ним с шумом захлопывается.

Тэхён стоит неподвижно, смотря на пустое место перед собой, слушает громкие
удары своего сердца и даже не думает о том, чтобы рвануть вслед за ним и
спросить у него, что это было: нет смысла.

Ну конечно, расплывается он в довольной улыбке, опуская взгляд в пол. Поэтому

ты ответил?

237/292
Примечание к части

Песня, с которой выступали парни, – «NO WAY OUT»: https://vk.com/wall-

149273802_25814
Люк Холланд раньше был барабанщиком в этой группе.

⚜️: https://drive.google.com/file/d/1j7px9iObBp4SVZq0EVDRO5bQUvP9RZUP/view?
usp=sharing

238/292
Примечание к части Визуализация:
https://drive.google.com/drive/folders/1Vu2o9GI2GwbUa18oa_a1KA4OfoF4Ux9G?
usp=sharing

Перед прочтением можете поставить на репит прикреплённую песню. Всю главу

я писала под неё: https://vk.com/wall-149273802_27370

Изо всех сил постараюсь больше не задерживаться так сильно. Спасибо всем,
кто ждал и дождался. Приятного прочтения!

Part 10: Go to hell for heaven's sake

«Вам кажутся тёмными мои слова? Тьма в наших душах – этого вам не кажется?»
Джеймс Джойс

По шкале от одного до десяти – насколько сумасбродной была идея поцеловать

Чон Чонгука?

(На одиннадцать.)

Тэхён прислоняется затылком к спинке сиденья, опускает веки и сильно смыкает

челюсти. Идиот. Да, к Чонгуку влекло, да, хотелось прижать его к себе и не
отпускать целую вечность. И да, не волновало ничего, кроме навязчивого
желания прикоснуться к его губам. Но разве было не рано переходить на новый
уровень? Разве было не глупо позволять ему отвечать, а самому втайне
надеяться на большее? Они ведь едва научились находиться рядом без ссор.

Теперь всё будет ещё сложнее.

«Я настолько плох?»
«Ты потрясающий».

Тэхён тяжело выдыхает и приоткрывает глаза. Он не поехал с парнями в клуб:

сослался на то, что устал, что соскучился по тишине и вообще «не хочу портить
вам настроение своим нытьём и занудством»; вместо этого он решил сходить в
супермаркет и чуть ли не впервые за последние пять лет самостоятельно купить
продукты. Занятие оказалось вполне занимательным: пока он ходил с тележкой
между рядами и читал этикетки упаковок, которые привлекали его внимание,
ему удавалось на время заглушить мысли о собственной эмоциональной
несдержанности, о неожиданно появившемся голоде по поцелуям, о гримёрке, о
цветах, о Чонгуке.

О губах Чонгука.

В общем, обо всём том, о чём Тэхён думает с тех пор, как вышел из магазина, сел
в машину и остался наедине с собой.

Нужно принять душ, выпить и попытаться уснуть: это должно помочь расслабить
мышцы и успокоиться. Тэхён заводит двигатель, покидая парковку магазина,
несколько минут крутит руль в тишине (он мог бы включить музыку, но зачем это
делать, если в голове на повторе звучит голос Чонгука?) и, подъехав к
239/292
территории своего дома, замечает на парковке кислотно-зелёный Додж Чарджер
и Карлманн Кинг.

Только этого сейчас не хватало.

Что Сокджину и Чонгуку было непонятно во фразе «хочу побыть в одиночестве»?

Особенно второму: к встрече с мистером-не-впечатлило Тэхён пока не готов.
Дело не в том, что ему будет трудно сдерживаться и не думать об ещё одном
поцелуе. Ладно, именно в этом. Хватит обманывать себя.

Тэхёну понравилось целовать Чонгука.

Он нехотя вылезает из машины, замечая движение в комнате на втором этаже,

берёт в руки бумажный пакет с продуктами и плетётся к входной двери, всерьёз
размышляя над тем, чтобы прогнать из дома гостей. Пускай они сочтут это за
грубость, пускай рассердятся, поднимут шум, обидятся – Тэхёну плевать. Ему
достаточно причин не спать сегодняшней ночью. Не нужно добавлять ему новых.

— Где ты был так долго? — слышится голос распахнувшего дверь Чимина. За его
спиной стоит не менее встревоженный Юнги. — Мы уже собрались выдвигаться
на поиски.

А они что здесь делают?

Тэхён, замедлив шаг, прижимает пакет к груди.

— Вы забыли дорогу в клуб? — он оглядывает их по очереди и подмечает, что

они оба выглядят нетипично для своего повседневного стиля.

— Как грубо, — в поле зрения появляется Намджун: он ест чипсы прямо из

упаковки. — Ты реально думал, что мы уедем в клуб, забив на то, что на тебя
напала печалька?

Тэхён закатывает глаза.

Ничего на него не напало. Просто он перенервничал. А кто от такого не

перенервничал бы? Сначала объятия с Чонгуком, потом выступление Чонгука,
потом собственное выступление, а в конце всей этой эмоциональной встряски –
поцелуй. Их первый поцелуй. Тэхён никогда не испытывал столько чувств за
один вечер.

— Честно говоря, — он делает пару шагов вперёд и заходит в дом, сразу

направляясь в сторону кухни, — я на это надеялся.

Как бы умело Тэхён ни притворялся, а тот факт, что парни не уехали

развлекаться и пришли поддержать, греет ему душу. Они могли бы выбросить из
головы его слова и хорошенько повеселиться, отметив начало каникул, но они
примчались сюда, чтобы не оставлять его наедине с негативными мыслями.

Иногда Тэхёну кажется, что он не заслуживает таких друзей.

— Обойдёшься, — враз доносится от Юнги и Чимина.

Иногда Тэхёну кажется, что заслуживает.

240/292
— Что с вашей одеждой? — увидев сидящего за стойкой Сокджина, спрашивает
он.

Намджун и Сокджин в однотонных чёрных футболках, Юнги – в рубашке того же

цвета, Чимин – в свитшоте; на всех чёрные брюки. Даже аксессуары под цвет.

— У Чонгука самый скучный на свете гардероб, — звучит голос Камилы,

открывающей холодильник и берущей из него большую упаковку мороженого. —
Да-да, и не смотри на меня так, — продолжает она, когда Тэхён вопросительно
приподнимает бровь. — Они возмущаются из-за этого уже минут сорок.

Скучный?

Если бы Тэхён не знал, как Чонгук одевался раньше, и не помнил, как он

выглядел сегодня, то он бы, наверное, согласился с их мнением. Однако он знает
и помнит. И он уверен, у Чонгука потрясающий вкус.

— Видел его машину на парковке, — говорит он, пытаясь обхватить пакет

поудобнее. — Он здесь?

Чонгук здесь: это становится ясно буквально через мгновение. Он обходит

Тэхёна, останавливаясь совсем рядом, протягивает руки, чтобы забрать у него
продукты, и, увидев, как тот вцепляется в пакет ещё сильнее, поднимает на него
взгляд, в котором отчётливо читается «прекрати» и «тебе же тяжело».

Решил помочь? Да неужели?

Где он был со своей заботой, когда Тэхён накручивал себя из-за того, что
услышал после их поцелуя? Ведь именно этого он и боялся больше всего: не
справиться с эмоциями и всё испортить. Теперь Чонгук будет строить из себя
добряка?

Затянувшийся зрительный контакт с ним давит на нервы. Как и повисшая в кухне

тишина, как и пристальное внимание всех присутствующих (намёков на то, что
им пора выйти, недостаточно?). Тэхёну и в самом деле тяжело, правда, пакет с
продуктами играет в этом не первую роль. Чонгук близко. Вот в чём проблема.
На нём уже нет того шикарного пиджака и серёжек-колец в крыле носа, он в
обычной клетчатой рубашке, чёрных брюках и кожаной куртке, а ещё у него
немного растрёпаны волосы, и Тэхён вроде бы не должен терять контроль над
собой из-за этой его обычности, но он планомерно теряет.

Воспоминание о том, как колотилось под ладонями его сердце и как он сам
тянулся за поцелуем, стоило отстраниться от него на пару секунд, до сих пор
слишком яркое.

— Парни, — прерывает их переглядки Камила, — между вами как будто… — в её

взгляде появляется настороженность, — я не знаю, как будто какая-то… — не
выходит у неё подобрать слова, — аномальная энергия.

Тэхён бы сказал, патологически аномальная.

— Они хотят прибить друг друга, — объясняет Намджун, жуя чипсы.

241/292
— О-о-о, — выражение её лица тотчас меняется, — понятно.

Кажется, в этом доме понятно всё и всем, кроме Тэхёна.

— Принесу выпить, — сухо оповещает он, отходя от Чонгука первым.

Это сложно, но у него получается сыграть абсолютную невозмутимость и

холодность. У него был хороший учитель.

Учитель, к слову, не остаётся со всеми на кухне: когда Тэхён кладёт пакет на

стойку, разворачивается и начинает молча шагать прочь, Чонгук без раздумий
идёт следом за ним, ничего не говоря парням и не спрашивая самого Тэхёна,
можно ли ему тоже сходить в винный погреб и не помешает ли ему его
общество.

Нет, нельзя. И нет, помешает (если кого-то интересует мнение Тэхёна). Но вряд
ли Чонгука это может остановить.

— Меня пугает их стремление уединиться, — глухо раздаётся голос Чимина. — А

вдруг они реально прибьют друг друга?

Знал бы Чимин, что между ними происходит, когда они оказываются наедине, он
был бы напуган куда больше.

Весь путь до погреба Тэхён пытается остыть и найти ответ на вопрос, есть ли
смысл заводить разговор. Чонгук, словно чувствуя это, не догоняет его и не
настаивает на диалоге, который, очевидно, необходим им обоим. Он даже не
ускоряет шаг. Выяснять с ним отношения нет никакого желания, ругаться на
эмоциях – аналогично; Тэхёну хочется на ходу сказать вслух, что сейчас он не в
том состоянии, чтобы вступать в обсуждение, но какое-то необъяснимое
предчувствие не даёт ему этого сделать.

Он спускается по лестнице вниз, зажигает подсветку, освещающую полки с

алкоголем, и тормозит напротив ячеек с виски, продолжая притворяться, что не
слышит его шагов и не ощущает его присутствия. «Люди бежали бы друг
от друга, если бы всегда видели друг друга совершенно открыто», — врывается в
мысли его хриплый голос. В прошлый раз, находясь в этой комнате, они пили
джин с содовой и говорили об эстетике Канта.

Чонгуку тогда было плохо. И он приехал сюда. Не к кому-то из близких друзей.

Тэхён прикрывает глаза и, наплевав на свою гордость, сдаётся.

— Полагаю, ты ждёшь извинений, — подаёт он голос, не поворачиваясь к

Чонгуку. Догадаться было легко. За прошедший вечер Тэхён наговорил немало
ерунды. — Извини за то, что разозлился и предъявил тебе за уход из зала. Ты
был волен уйти, когда пожелаешь, — взяв в руки восемнадцатилетний Макаллан
и обычный Джим Бим, он замолкает и прислушивается, надеясь получить от
Чонгука ответ, однако тот продолжает молчать, словно дело вовсе не в том, что
своим «ты ушёл» Тэхён потребовал от него оправданий. — Намёк ясен, — бубнит
Тэхён, так и не дождавшись от него реакции. — Извини за поцелуй, — роняет он
на грани слышимости. И горько про себя усмехается. Какой бред. Им обязательно
разыгрывать эту драму? Тэхёну нетрудно извиниться, если Чонгуку и впрямь это
нужно: кто знает, может быть, он жалеет о том, что позволил поцеловать себя, и

242/292
собирается забыть о том, что случилось. Без проблем. Как угодно. Только пусть
он не делает вид, что у него не было права выбора. — Я бы не прикоснулся к
тебе, если бы ты был против, — Тэхён медленно разворачивается, сохраняя
дистанцию между ними, и заглядывает ему в глаза. — И я бы отпустил тебя, если
бы понял, что ты не хочешь продолжать.

Он поклялся себе выключать эгоизм, когда дело касается чувств Чонгука.

Чонгук, по всей видимости, тоже: «зачем ты мне всё это говоришь?» — вот что
читается в его взгляде. Он стоит неподвижно, сложив руки за спиной, смотрит
на Тэхёна так, будто даёт ему время подумать и взять свои слова обратно, а
после, вероятно, смирившись с его упрямым молчанием, подходит к нему и
внимательно, даже пристально рассматривает его вблизи.

«Зачем ты всё это делаешь?» — беззвучно передаёт ему Тэхён. Выносить его
интерес и бездействие уже откровенно сложно; выносить собственное желание
поставить виски на место, подойти к нему вплотную и дотронуться пальцами до
его лица – мучительно. И это не считая отрывков с их поцелуем, которые не
прекращает подкидывать память. У Чонгука были такие горячие щёки. Такая
обжигающая кожа.

Такие мягкие губы.

Как тут, чёрт возьми, возьмёшь себя в руки?

— Чимин сказал, что у тебя плохое настроение, — произносит Чонгук,

подбираясь к нему ещё ближе. Он абсолютно точно не выглядит тем, кто
собирается забыть о том, что случилось. Он выглядит небезразличным. — Это из-
за дементоров, — заявляет он непринуждённо. Услышав это, Тэхён непонимающе
хмурится, заставляя его сдержанно улыбнуться. — Съешь, — Чонгук достаёт из
кармана куртки плитку молочного шоколада и протягивает её Тэхёну, —
полегчает.

Он только что… процитировал третью часть «Гарри Поттера»?

Тэхён, недоверчиво взглянув на шоколад, потом на Чонгука, а затем снова на

шоколад, отпускает эмоциональное напряжение и так же сдержанно улыбается.
Внутри себя он, конечно, пищит от умиления, но это секретная информация.
Тэхён взрослый уравновешенный мужчина, окей? Он не впечатлительный.

Удостоверившись в том, что план сработал на сто процентов, Чонгук начинает

пятиться назад, в очередной раз увиливая от получения какой-либо
благодарности. Его предельная скромность поражает (это точно тот Чон Чонгук,
который в день их знакомства посоветовал Тэхёну встать с коленей, вытереть
губы и пойти на хуй?), и это вновь идёт вразрез с любой логикой, но Тэхён так не
хочет его отпускать, что едва не ломает шоколадку пальцами (это точно тот Ким
Тэхён, который десять минут назад телепатически отвечал Чонгуку «нет,
нельзя» и «нет, помешает»?).

Если бы пару недель назад кто-то сказал ему, что смотреть в спину уходящего
Чонгука и не пытаться его догнать будет для него испытанием, он бы ни за что
не поверил.

— Чонгук, — зовёт его Тэхён, — что это было? — громкость его голоса немного

243/292
повышается: он взволнован тем, что упускает Чонгука. — Там, в гримёрке, —
поясняет зачем-то. Как будто и без того не понятно, что речь идёт не о подарке в
виде молочного шоколада. — Почему ты так поступаешь? — чуть тише
спрашивает он. Чонгук, замедляя шаг, замирает в дверном проёме к нему
спиной. На мгновение Тэхёну кажется, что Чонгук не слышит его, однако он не
поддаётся идее бросить «ладно, забей» и «неважно» и доводит свою мысль до
конца. — Ты же знаешь, что чем больше ты отталкиваешь меня, тем сильнее
меня к тебе тянет.

«Уходи».

«Перестань прикасаться ко мне».

«Не впечатлило».

Для него это какая-то игра?

Чонгук, наконец, поворачивается к Тэхёну и с серьёзностью смотрит ему в глаза.

— Знаю, — интонация у него убеждённая.

Тэхён задерживает дыхание. И не дышит ещё секунд восемь: именно столько

времени Чонгуку требуется на то, чтобы покинуть комнату и закрыть за собой
дверь. В голове поочерёдно всплывают моменты, когда Чонгук прогонял, уходил,
оставлял в непонятных чувствах, а потом возвращался с извинениями, цветами
или поддержкой и всё исправлял. Чонгук всегда возвращался первым. В том
числе и сегодня.

Он тоже это чувствует? Тоже хочет быть рядом?

Почему тогда отшивает?

*****

Третий раз.

Чёртов третий раз за этот чёртов вечер Тэхён оказывается в чёртовом

хранилище с алкоголем. Первые две бутылки опустели раньше, чем за час; новые
две, которые Тэхён держит в своих руках, опустеют, скорее всего, ещё быстрее:
им с Чонгуком одинаково надоело оставаться самыми трезвыми в компании и
мучить друг друга отсутствием взаимодействий.

Он откладывает виски на сиденье дивана, снимает с себя пиджак, расстёгивая

верхние пуговицы рубашки, и, сделав глубокий вдох, покидает свою любимую
комнату, в которой с удовольствием провёл бы несколько часов в одиночестве.
Из гостиной, к его удивлению, уже не доносятся пьяные возгласы – должно быть,
парни вышли во двор или поднялись на второй этаж, чтобы посмотреть фильм, –
и Тэхён этому искренне рад, потому что при кричащих друзьях у него не
получается уйти в себя и поразмыслить над тем, что недавно сказал ему Чонгук.
Точнее, зачем он это сказал.

Чонгук не из тех, кто бездумно разбрасывается словами.

244/292
Тэхён разглядывает его издалека, сбавляя ход в коридоре, засматривается на
его тонкую талию (Чонгук стоит около книжного стеллажа; его рубашка
заправлена в его брюки, а брюки затянуты тонким кожаным ремнём) и думает о
том, что хочет просто обнять его; не поцеловать, не дотронуться до его щёк,
подбородка, шеи, а постоять с ним в темноте и тишине, крепко прижав его к
себе и защитив от всех плохих мыслей.

Жаль, что они в доме не одни.

— Кинотеатр? — пытается угадать Тэхён.

Полчаса назад Сокджин навязчиво предлагал им посмотреть «Кодахром».

— Игровая, — не отвлекаясь от рассматривания книг, отвечает Чонгук.

На низком придиванном столике много закусок и всего два пустых рокса: свои
парни забрали с собой. Тэхён открывает Макаллан, продолжая залипать на
талию Чонгука (он совсем не завидует), наливает им по полторы унции и,
добавив в стаканы немного воды, неторопливо подходит к нему.

— Почему не пошёл с ними?

— Я ничего не смыслю в компьютерных играх, — признаётся Чонгук, принимая

рокс из его рук.

На лице у Тэхёна появляется улыбка.

— Добавь это в тот список под названием «у нас гораздо больше общего, чем я
себе представлял», — ему приятно осознавать, что есть ещё кое-что, в чём они
похожи. Чонгук, повернув к нему голову, удивлённо вскидывает бровь. — Эту
комнату оборудовали парни. Они любители поиграть. Сокджин забавно злится,
когда Намджун выигрывает гонку, а Чимин матерится похлеще твоего, когда его
Супермена побеждает Бэтмен Юнги, — Тэхён делает глоток и переключает
внимание на полки с книгами. — Мы можем подняться к ним и понаблюдать. Это
весело.

— Или мы можем остаться здесь, — утвердительно звучит от Чонгука.

Пожалуй, это лучший вариант из возможных.

Гостиную вновь окутывает молчанием и звуком потрескивающих в камине дров.

Тэхён без понятия, как начать разговор (фразы «знаешь, Чонгук, я устал от
намёков» и «давай начистоту, между нами что-то происходит» сгодятся?),
поэтому наблюдает за тем, как играет свет на поверхности его виски, и,
подбираясь к Чонгуку поближе, старается узнать аромат его парфюмерной воды:
он тяжёлый, древесный. Пленительный.

Тэхёну вне сомнения нравится.

— «Улисс»? — нарушает тишину Чонгук; он берёт с полки книгу и озадаченно

смотрит на десятки цветных закладок на её страницах. — Она твоя?

Тэхён от его вопроса впадает в ступор.

245/292
— Мы в моём доме. Около моего книжного стеллажа, — напоминает он на тот
случай, если Чонгук забыл. — Разумеется, она моя. Чья ещё? — в его тоне
слышится лёгкое недоумение. В теории это должно было сработать и убедить
Чонгука в том, что услышанное им – правда, но в реальности у того такое
выражение лица, словно он сейчас выдаст «скажи честно, ты взял её у
Сокджина?». Это чуточку раздражает. — Что не так?

Что вообще за реакция?

Чонгук сводит брови к переносице: он явно не ожидал найти в библиотеке

Тэхёна произведение Джеймса Джойса.

— Это очень сложная книга, Тэхён, — в его взгляде появляется

заинтересованность.

Вот оно что.

Как-то даже обидно.

— Думаешь, я не способен осилить подобное?

— Нет, — спешит возразить ему Чонгук. — Я так не думаю, — он едва заметно

мотает головой, уверяя его в своей честности. — Я к тому, что ты…

— Слишком поверхностный для серьёзной литературы? — заканчивает за него

Тэхён.

Возможно, его образ в восприятии Чонгука вяжется лишь с кофе тэйбл буками и
глянцевыми журналами. Никак не с модернистскими романами. И возможно,
если бы он хоть раз спросил, чем Тэхён занимается в свободное время, он бы
понял, что тачки, бренды и шмотки – это не единственное, что его интересует.

— Не неси чушь, — Чонгука, судя по его виду, сильно задевают его слова. — Я к
тому, — пробует он снова, — что ты постоянно говоришь «я не такой умный, как
ты», а сам проштудировал два тома сложнейшего текста, — он делает паузу,
сосредоточенно вглядываясь в его глаза. — Я смог прочитать «Улисс» только с
третьего раза.

Ого. Комплимент?

Сдержать улыбку у Тэхёна не выходит.

— Разве с тобой такое бывает? — ласково произносит он, наклоняя голову вбок.

Как же сложно отвести от Чонгука взгляд. Прогнать желание приблизиться и

прикоснуться – тем более. Тэхён смотрит на него в ответ, ругая себя за
очередное проявление слабости, неспешно отпивает из стакана и неожиданно
осознаёт, что заблуждался на его счёт. У Чонгука тоже случаются поражения. У
него не всё получается с первого раза. Ему далеко до тотальной безупречности.

Чонгук не идеален. И он не пытается казаться таким.

Тэхёна это качество привлекает.

246/292
Он лениво моргает, не разрывая с ним зрительный контакт, и замечает
изменения в его поведении. Например, его проявившуюся со временем
скованность (должно быть, причиной тому послужило его недавнее откровение).
Чонгук не бросает фразы по типу «что значит со мной?» и «чем я отличаюсь от
других?», но это читается по выражению его лица; у него нет стремления
отступить, хотя Тэхён стоит достаточно близко: они практически соприкасаются
плечами. Чонгук явно ощущает неловкость и совершенно точно боится это
раскрыть.

Наверное, будет не лишним помочь ему её отпустить.

— Недавно Чимин и Юнги рассказали мне о твоей любимой цитате, — начинает

Тэхён в попытке его отвлечь. — «Бесплотной тенью покидаю тебя». Кажется,
так? — услышав это, Чонгук отворачивается и слабо кивает, безмолвно отвечая
на его вопрос. А затем осушает свой рокс. Одним быстрым движением. Больно ли
видеть его таким? Да. Однозначно. — У меня тоже есть, — Тэхён старается
смягчить тон: внутри из-за увиденного разрастается огромное чувство вины. —
Она как раз из этого романа, — по правде говоря, он не собирался делиться ею с
кем-то. Ровно до этого момента. Чонгук открылся ему, и, вероятнее всего, это
далось ему нелегко. Тэхёну хочется показать, что он ценит его доверие и ни в
коем случае не разочарован тем, что узнал. Скорее наоборот. Он осторожно
открывает «Улисс», не задевая пальцы Чонгука своими, листает страницы,
помогая ему держать книгу на весу, и, найдя нужный отрывок, указывает на
строчку, которая отмечена тонкой прозрачной закладкой. — Вот, — это
волнительно и даже немного страшно – отрывать от сердца цитату, которая
скажет о твоём внутреннем мире больше, чем сможешь сказать ты сам. Но так
будет честно и правильно. Чонгук, прочитав её дважды, прекращает моргать,
расслабляет напряжённые плечи и заторможенно переводит на него взгляд.
Цепкий, осмысленный, полный неравнодушия взгляд. — «Закрой глаза и
смотри», — озвучивает Тэхён почти шёпотом, из последних сил подавляя
желание посмотреть на его губы и свихнуться.

Опять.

Чонгук так растерян. У него подрагивают ресницы, потому что он по-прежнему

запрещает себе моргать; в его чёрных зрачках плещется море вопросов, начиная
от «ты всегда был таким?» и заканчивая «почему я раньше не замечал?». И он
больше не порывается убежать. Ни от себя, ни от него, Тэхёна.

Долго ли это продлится – Тэхён не знает, поэтому особенно ценит каждое

мгновение близости с ним.

В гостиной внезапно гаснут все лампочки: похоже, Камила перед уходом

выключила освещение на первом этаже, решив, что все парни тусуются в
игровой на втором. Единственным источником света остаётся камин, который
стоит неподалёку от стеллажа и всё так же уютно потрескивает на фоне, но
даже такая резкая смена атмосферы не позволяет им отвлечься друг от друга:
Тэхён продолжает вглядываться в темноту глаз Чонгука и терять
самообладание, а Чонгук продолжает смотреть на него так, будто видит его
первый раз в своей жизни.

Будто минуту назад они заново познакомились.

247/292
— Спасибо, — тихо благодарит его Чонгук.

За что? За цитату или за новое знакомство?

Он опускает взгляд в пол, аккуратно закрывает книгу и, делая шаг к стеллажу,

ставит её обратно на полку.

— Можно вопрос? — Тэхён жестом просит у него рокс и, забрав его, направляется
к столику, чтобы налить им ещё виски. — Цифры, набитые на твоих пальцах, —
он о маленьких побледневших татуировках под костяшками: 48 – на
указательном, 52 – на среднем, 123 – на безымянном, 23 – на мизинце, — они… —
ему неудобно из-за того, что он доканывает Чонгука, но он ничего не может с
собой поделать. Ему любопытно. Тот, приняв напиток из его рук, молчаливо
делает большой глоток. — Понял, — не настаивает Тэхён. — Личное.

Попробовать стоило.

— Это координаты, — говорит Чонгук, читая названия других книг. — В какой-то

момент времени я мечтал оказаться в этом месте.

Тэхён поворачивает к нему голову.

Для Чонгука это определённо личное.

— Что за место?

— Океанский полюс недоступности, — слышится от того в ответ. — Самая

удалённая точка от какой-либо суши на Земле, — Чонгук бросает короткий
взгляд на Тэхёна и, заметив недоумение на его лице, поясняет: — Из всех людей
на планете ближе всех к этой точке находятся астронавты на МКС. И то, когда
пролетают мимо по орбите.

Самая удалённая точка от человечества. Звучит безысходно.

От кого он мечтал спрятаться в этом месте?

— Там сейчас что-то есть? — срывается у Тэхёна с губ.

Ему действительно интересно.

— Кладбище космических кораблей, — приглушённо проговаривает Чонгук.

Тэхён смотрит на его профиль с сожалением.

Было так легко убедить себя в том, что он мудак и придурок. Что он избегает
взаимодействий с людьми, потому что считает себя умнее и лучше, что ведёт
себя агрессивно и идёт против системы по той же причине. И было так легко
задуматься – а почему он таким стал? Особенно после того, как раскрылось то,
каким он был раньше. Но зачем, да, Тэхён? Зачем ставить себя на место другого
и пытаться понять, что он чувствует и почему его поломало?

Это ведь так по-человечески.

— «Триумфальная арка»? — прерывает его самобичевание Чонгук.

248/292
Она досталась Тэхёну от бабушки.

«Неважно, как люди относятся к тебе. Важно, что ты относишься к ним лучше»,
— вот что она без устали повторяла, когда была жива. Как Тэхён умудрился
забыть об этом?

Он стыдливо прячет лицо, искоса наблюдая за тем, как Чонгук берёт книгу в
руки.

— Она о том, как…

— Да, — перебивает его Чонгук, — я знаю.

Неожиданно.

— Ты читаешь романы с любовной линией? — приподнимает брови Тэхён.

— Мне нравится такое, — пожимает плечами тот.

Вдвойне неожиданно.

Чон Чонгуку нравятся романы о любви? Нет, если вспомнить его из прошлого, со
всеми этими пушистыми свитерами, очаровательными сине-зелёными
кудряшками, тягой к объятиям и многим-многим другим, то, возможно, это и
имеет право на существование. Но сейчас?

«Он всё ещё там», — врывается в голову объяснение Сирши. «Тот условный
человек, о котором ты говоришь. Он там». Тэхён подносит стакан ко рту и
улыбается уголком губ.

Ну разумеется.

— Ремарк очень точно описал чувство влюблённости, — голос Чонгука стихает.

Он ставит свой рокс на одну из полок, быстро листает страницы, отлично

ориентируясь в тексте, и уже через несколько секунд поворачивает книгу к
Тэхёну, пальцами показывая ему начало и конец отрывка.

«Мальчиком однажды ночью я спал на лугу. Было лето, на небе ни облачка.

Перед тем как заснуть, я смотрел на Орион, он висел далеко на горизонте, над
лесом. Потом среди ночи я проснулся и вдруг вижу – Орион прямо надо мной. Я
запомнил это на всю жизнь. В школе я учил, что Земля – планета и вращается
вокруг своей оси, но воспринял это отвлечённо, как-то по-книжному, никогда над
этим не задумываясь. А тут я впервые ощутил, что это действительно так.
Почувствовал, как Земля бесшумно летит в неимоверно огромном пространстве.
Я почувствовал это с такой силой, что вцепился в траву, боялся – снесёт. Видимо,
это произошло потому, что, очнувшись от глубокого сна, на мгновение
покинутый памятью и привычкой, я увидел перед собой громадное,
сместившееся небо. Внезапно земля оказалась для меня недостаточно
надежной… С тех пор она такой и осталась».

Тэхён задумчиво потупляет взгляд.

249/292
«Ты уверен, что это про влюблённость?» — хочется спросить вслух, но он
вовремя себя останавливает. Тэхён не романтик. Ни разу. Не имеет значения, что
ему покажут – трогательный текст о любви или вырванный из контекста отрывок
с глубоко скрытым смыслом, – он всё равно не увидит в нём романтического
подтекста. Ему это не дано. Так уж вышло.

Чонгук пару дней назад обронил фразу: «Это вопрос восприятия». Так вот
романтику Тэхён не воспринимает ни в каком её виде. И речь не только о
литературе, в которой можно встретить описание возвышенных чувств. Ему в
принципе это чуждо.

— Ты когда-нибудь любил по-настоящему? — спрашивает он у Чонгука. Они

сегодня вроде как делятся друг с другом личным. Почему бы не обсудить
любовь? Тот, закрыв книгу, поворачивается к нему боком, кивает и тянется за
оставшимся виски. — Каково это?

На некоторое время Чонгук уходит в себя, перестав двигаться и моргать.

— Я помню только боль, — отвечает он вполголоса.

«Это были очень болезненные отношения».

«Она оставила ему много шрамов».

Тэхён с горечью морщит лоб.

Что нужно сделать с человеком, чтобы он забыл обо всех положительных

моментах и утащил за собой лишь негатив? Разрывая тесные связи с людьми, мы
стараемся сохранять в памяти только хорошее, а всё плохое именуем ёмким
словом «опыт», из которого в конце концов извлекаем какой-то урок. Но для
Чонгука это не урок и не опыт.

То, что он до сих пор испытывает, разрушает его.

— Вот и у меня так же, — бубнит под нос Тэхён и, заметив, как Чонгук переводит
на него сочувствующий взгляд, невесело усмехается. — Только не надо меня
жалеть, — получается как-то беспомощно. — Было и было. Я давно с этим
смирился.

Чонгук его будто не слышит.

— Чем не причина для жалости?

— Да брось, — мотнув головой, усмехается Тэхён. Может, ему ещё поплакать?

Что от этого изменится? — Дар отпускать кого-то по щелчку мне не достался,
но… — приходится выдавить из себя улыбку, чтобы Чонгук перестал так
смотреть, — у меня впереди целая вечность, чтобы всё исправить.

Тэхён уходит к придиванному столику, допивая по пути виски.

Естественно, он в это не верит. Да и не верил никогда. Что тут исправишь?

— Умение отпускать – это не дар, а результат тяжёлой работы над собой, —

хрипло раздаётся сзади, — поэтому большинство из нас выбирает смирение. Так

250/292
проще, — Тэхён оставляет стакан на столешнице и замирает, стоя к нему спиной.
— Продолжать любить того человека, думать о близком, которого больше нет,
вспоминать друга, который давно не рядом. Жить прошлым, — выделяет Чонгук,
— и надеяться на будущее. На то, что когда-нибудь всё изменится, — судя по
всему, он тоже делает последний глоток и оставляет рокс в полупустой ячейке
стеллажа. — Что тоска ослабеет, холод исчезнет. Что боль пройдёт, — его голос
звучит так далеко; Тэхён, неспособный и дальше находиться на расстоянии,
обходит диван и присаживается на спинку, чтобы видеть его лицо. — Это проще,
потому что это не требует усилий над волей, — устало моргает Чонгук, не сводя
с него глаз. Он медленно подходит к Тэхёну, разбавляя треск дров в камине
звуком своих шагов, и останавливается очень близко, позволяя ему обнять себя
за талию. — Прошлое и будущее – это всего лишь воспроизведение образов и
чувств в наших мыслях. В прошлое нельзя вернуться, а значит, им нельзя жить. В
будущее нельзя попасть, а значит, на него нельзя надеяться. Тебе кажется, что
будущее наступит завтра, но проснувшись завтрашним утром, ты снова
окажешься в настоящем. Ты всегда будешь просыпаться в настоящем, — Чонгук
замолкает, засматриваясь на него. — Ты застрял в нём навечно.

Биение сердца предательски ускоряется: с Тэхёном такое всегда, когда его

мысли заняты Филомелой.

— Хочешь сказать, — он невесомо гладит его спину пальцами, — ни у кого из нас

в запасе нет вечности?

Дыхание Чонгука предательски сбивается: вероятно, с ним такое всегда, когда к

нему прикасается Тэхён.

— Говоря «навечно», я имел в виду не бесконечное время, — отзывается тот. —

Если обратиться к метафизическому понятию...

— Так, стоп, — Тэхён протестующе мотает головой, — Чонгук, — и пьяно

(влюблённо) улыбается, — я не готов к философии, — не пались, не пались, не
пались, просит внутренний голос. Всё, естественно, тщетно. — Давай простым
языком.

У Чонгука не хватает выдержки, чтобы не опустить взгляд на его губы.

— Вечность – это сейчас, — объясняет он совсем тихо.

Не нужно ждать завтра, чтобы что-то исправить, читается бегущей строкой в его
зрачках.

Тэхён прижимает его к себе ещё крепче.

— Получается, — вырывается у него, — в данную секунду, — он слегка

запрокидывает голову: не может прекратить смотреть на него, — моя вечность –
это ты?

Каково это – быть чьей-то вечностью?

Чонгук снова становится крайне серьёзным. Я до смерти боюсь испытать это

вновь, продолжается его оглушительное молчание, ты должен отпустить меня.
Немедленно. Тэхён, «слушая» всё, что он «говорит», успокаивающе водит
ладонью по его спине. И, конечно же, не повинуется. Нет. Прости, закрывает

251/292
глаза Чонгук. Не отпускай, он приподнимает в воздухе руки и отчаянно
хватается пальцами за предплечья Тэхёна. Я прошу тебя.

Только не отпускай.

У Тэхёна и в мыслях не было.

Он на ощупь расстёгивает манжету своей рубашки, отворачивая ткань,

натягивает рукав на ладонь и кладёт её на щеку Чонгука, вынуждая его
сосредоточиться на том, что происходит за пределами его головы. Тэхён здесь,
рядом с ним. Он не хочет уходить и не собирается настаивать на контакте кожа
к коже. Он не собирается настаивать ни на чём.

Проходит секунда. Затем вторая, третья, возможно, десятая – Тэхён не засекает.

Он наблюдает за тем, как Чонгук привыкает к его непрямому прикосновению,
как он приоткрывает веки, утыкаясь взглядом в его губы. Как борется с чувством
вины за свой крик, который Тэхёну пришлось «услышать», и как в очередной раз
просит прощения, когда набирается смелости заглянуть в глаза.

Тэхён всё видит и всё понимает. Поэтому и не пытается его отпустить.

— Эй! — долетает до них голос Намджуна. Тэхён и Чонгук, привыкшие к чуткой

тишине, вздрагивают. — Их нет на балконе!

Чёрт. Не сейчас. Пожалуйста.

— Может, они в хранилище? — подхватывает Сокджин.

Чонгук, за миг освободившись из объятий Тэхёна, отдаляется от него на шаг.

Что ж. Прекрасно.

— О, вы тут? — на самом верху лестницы появляется сгорбившийся Намджун.

Всего на одно мгновение. — Погнали смотреть «Кодахром»!

Нет, серьёзно, что за день сегодня такой?

— Пристрели меня, — Тэхён безысходно устремляет взгляд в потолок. — Я

ненавижу роуд-муви, — добавляет ещё тише, делая максимально обречённое
выражение лица. — Скучнее только «Критика» Канта.

Со стороны Чонгука доносится усмешка.

— Короче! — уходя к остальным, кричит Намджун. — Мы уже включили!

Подгребайте!

А это обязательно? Нельзя ли пропустить сие мероприятие?

Тэхён переводит взгляд на Чонгука, надеясь услышать от него «плевать на

фильм, давай останемся», но тот кивком зазывает его наверх и уже открывает
бутылку виски, намереваясь налить им по двойной порции с собой (какой
предусмотрительный). Тэхён не отказался бы от тройной. Причём
незамедлительно.

252/292
Он не хочет смотреть «Кодахром». Он хочет побыть с Чонгуком.

Последний, протянув ему стакан с напитком, следит за тем, как Тэхён махом
выпивает своё «успокоительное». Как он хватает со стола дольку той молочной
шоколадки, которую строго-настрого запретил кому-либо брать, как
подрывается к лестнице, ведущей на второй этаж, к домашнему кинотеатру, как
плотно смыкает челюсти, потому что чувствует лёгкую нервозность.

Чонгук следит за каждым его движением и, судя по звукам, делает то же самое.

Тэхён отчего-то зол. Он стремительно направляется вперёд, застёгивая по пути

манжету рубашки, вспоминает те объятия и тот личный разговор («ты когда-
нибудь любил по-настоящему?») и прислушивается к шагам Чонгука, которые
отдаются эхом враз с его собственными. На втором этаже их настигает звуковая
волна из аудиосистемы; Тэхён тяжело вздыхает, заранее представляя
умопомрачительное времяпрепровождение, в сотый раз отговаривает себя
прогнать всех из дома и только собирается свернуть в комнату с кинотеатром,
как Чонгук хватает его за локоть и молча ведёт дальше по коридору.

В этот раз Тэхён ему повинуется.

Через несколько секунд они оказываются на открытом балконе. На улице

довольно холодно для ночного времени суток; в особенности после обмена
теплом около камина и пары порций согревающего виски. В особенности после
почти-поцелуя (Намджуну не жить, Тэхён задушит его во сне).

Чонгук закрывает за ними дверь, без рук скидывает с себя обувь и нетерпеливо
забирается на ограждение, ошарашив Тэхёна своим действием.

— Ты что делаешь?

Сердце от испуга за него начинает биться быстрее.

— Хочу прыгнуть в воду, — спокойно сообщает Чонгук, переваливаясь через

перила.

— Ты с ума сошёл? — сказать, что Тэхён шокирован – ничего не сказать. — Тебе

напомнить, какой сейчас месяц? Февраль! — не унимается он. — Она же
ледяная!

Чонгук, взглянув на него, пожимает плечами.

Азартно усмехается.

И действительно прыгает вниз.

Сердце от испуга за него едва не останавливается.

— Чонгук... — шепчет Тэхён, вцепляясь пальцами в железные балки перил. В

бассейне моментально срабатывают датчики движения и включившаяся тусклая
подсветка освещает воду, сильно вспенившуюся из-за прыжка. — Чон, чтоб тебя,
Чонгук, — он задерживает дыхание и не дышит вплоть до того момента, как над
поверхностью воды появляются его руки и голова. — Идиот... — наклониться
вперёд и зажмуриться получается инстинктивно. Тэхёну требуется немало
времени, чтобы успокоиться и втемяшить себе в голову, что с Чонгуком не

253/292
случилось ничего плохого. — Ты ненормальный?! — кричит он, устремляя на него
взгляд, а после, когда тот убирает пальцами сырые волосы и безотрывно
смотрит на него снизу, стискивает зубы. — Я чуть не…

…задохнулся.

Теперь понятно, почему он сблизился с Хосоком. Тот такой же отбитый.

— Ты чуть не что? — всё с тем же раздражающим спокойствием спрашивает

Чонгук.

— Иди к чёрту, — у Тэхёна никак не получается отдышаться.

Чонгук улыбается.

— Ты давно делал что-то безумное?

С тех пор, как встретил тебя – постоянно.

— Сегодня, — с язвительностью отвечает Тэхён.

Позволить ему подарить цветы у всех на виду было безумием. Поцеловать его
было безумием. Открыть ему душу было безумием. Не говоря уже о потерять
голову – это уже конечная остановка.

Тэхён измученно вздыхает, облокачиваясь о перила, рассматривает прилипшую к

его плечам рубашку (у Чонгука такие острые ключицы), его красивые тонкие
пальцы, которыми он водит по поверхности воды, его выступающие скулы и
спадающие на лоб пряди, и сам не замечает, как успокаивается и забывает о
недавних раздражительности и злости.

По шкале от одного до десяти – насколько сумасбродна идея прыгнуть к Чон

Чонгуку в бассейн?

(На одиннадцать. Миллиардов.)

— Ну? — негромко обращается к нему Чонгук.

Тэхён возвращает внимание его глазам.

— Что ну? — уточняет он ещё тише.

— Пойдёшь смотреть «Кодахром»?

Тэхён замирает, не в состоянии отвести от него взгляд. Какой глупый вопрос.

«Вечность – это сейчас». Что сейчас, кроме того, что он здесь, имеет значение? О
какой другой вечности Тэхён думал, надеясь всё исправить? Вот же она, прямо
перед ним. Иди и исправляй. Что тут сложного?

Тэхён опускает веки, обзывая себя дураком, который только сейчас всё понял,
снимает часы с запястья и обувь и, быстро забравшись на холодные перила, без
доли сомнения срывается к Чонгуку (между прочим, он никогда не «заходил» в
бассейн таким образом). Адреналиновая зависимость, сумасшествие,

254/292
неразумность – называйте как хотите, – но он ощущает себя настолько живым,
когда летит вниз, а затем резко погружается в воду, что, вынырнув из неё,
боится лишь одного – навсегда лишить себя этого чувства.

Глубокий вдох, потом ещё один, и такой, словно раньше кислород подавали
дозированно, и вот Тэхён в темноте под закрытыми веками видит вечность,
которая проносится мимо него. Видит улыбающегося Чонгука, слышит его
заразительный смех. Осязает его кожу. Каждый миллиметр его тела.

Тэхён чувствует и осознаёт, что всё же чуточку романтичен, потому что во всём
этом абсурде и диком бреду он находит то, за что стоит цепляться.

— Легче? — пробуждает его голос Чонгука.

Тэхён открывает глаза и поворачивается на звук.

Какой он красивый. С его мокрых волос, убранных назад, капает вода, его губы и
щёки покраснели (они, к слову, тоже мокрые), а глаза стали другими; Тэхёну
хочется наплевать на парней, на Камилу, да на всех и всё на этом свете,
обхватить лицо Чонгука ладонями и поцеловать его так, как он ещё никого
никогда не целовал. Подавлять эту неутолимую жажду – настоящая пытка.

Легче ли ему? Ни черта подобного.

— Тебе не холодно? — тон у Чонгука вдруг становится мягким. Заботливым.

Тэхён, которому по-прежнему сложно привыкнуть к нему такому, обескураженно
отводит взгляд, трогает воду, в которой стоит, и растерянно хмурится. Она
тёплая. — Я знал, что она не ледяная, — подплывает к нему Чонгук. — Я выходил
покурить и увидел, как Камила включает подогрев. Она сказала, что Чимин
любит понырять, когда перебирает с алкоголем, — верно. Он любит. Как Тэхён
мог забыть? — Может, ответишь? — настаивает Чонгук, подбираясь ещё чуть-
чуть ближе. — Тебе не холодно?

Наверное, Тэхён никогда к этому не привыкнет.

— А тебе? — это волнует его куда больше.

Чонгук ему не отвечает.

Он с улыбкой укладывается на спину, опускает ресницы вниз и перебирает

ногами в воде, потихоньку отплывая от Тэхёна. Похоже, Чонгук обожает воду.
Забавно. Тэхён обожает огонь.

Он следует за ним, не донимая его расспросами и разговорами, опять пялится на

его тонкую талию, подчёркнутую кожаным ремнём (ладно-ладно, он завидует),
и, залюбовавшись его безмятежностью, едва не упускает момент, который мог
бы закончиться для Чонгука травмой.

— Хэй, — он берёт его за руку, заставляя встать на ноги, — аккуратнее, — и тут

же отпускает его ладонь. Тэхён не специально дотронулся до него. Это была
попытка уберечь его от столкновения. — Здесь тебе не океан, — он кивает на
стенку бассейна, о которую тот ударился бы головой, если бы Тэхён не остановил
его вовремя.

255/292
Бассейн не такой уж и большой, чтобы плавать в нём вслепую.

Вид у Чонгука, догадавшегося, что к чему, благодарный. Неужели сейчас будет

его редкое «спасибо»?

— Не спасай меня слишком часто, — вопреки ожиданиям, проговаривает он.

Ничего глупее придумать не мог?

— Я это не контролирую, — прямолинейно заявляет Тэхён. — У меня вообще

большие проблемы с контролем.

С его волос тоже капает вода, и Чонгук, наблюдая за этим, какое-то время
остаётся полностью обездвиженным.

— Может, нужно поменьше ограничивать себя? — слышится от него, наконец.

Может, и нужно. Тэхён без понятия.

Он нерасторопно подплывает к Чонгуку, разглядывая капли воды на его

подбородке и шее, тянется к его правой ключице, спрятанной под насквозь
промокшей тканью, и с трепетом в сердце очерчивает её указательным пальцем,
замечая, как от его действий у Чонгука начинает вздыматься грудь. Ключица и
впрямь острая. Недолго пораниться. Не в прямом, конечно же, смысле.

Тэхён даже близко не представляет, что это за внезапно появившийся фетиш на

ключицы Чонгука. Он знает только то, что дотрагиваясь до них, он ощущает
нечто странное.

Тусклые лампочки бассейна подсвечивают лицо Чонгука, предоставляя Тэхёну

возможность рассмотреть самые мелкие детали: у Чонгука слиплись ресницы,
немного растрепались волоски бровей; по его лбу и щекам продолжают стекать
капли с его волос (кстати, открытый лоб Чонгуку идёт; должно быть, с хвостом
он выглядит потрясающе). Тэхён внимательно смотрит, сохраняя его в памяти
таким, и плавно ведёт ладонью вниз, залипая на его губах, которые мокрыми
выглядят ещё более эстетично.

Эстетика не имеет прямого отношения к красоте? Ну-ну. Что за чушь?

Чонгук относительно расслаблен. Он не проявляет сопротивления и не

отталкивает Тэхёна (а стоило бы: тот как минимум пьян и как максимум
эмоционально нестабилен) – кажется, он тоже изучает его взглядом. Наверняка –
к чему скромность? – Тэхён тоже нереально красивый в этой промокшей
рубашке, с этими забранными назад волосами и влажной кожей. Чонгука можно
понять. Тэхён как никто понимает. Честно говоря, ни о чём другом он и думать
не может.

Тэхёна волнует лишь то, что Чонгук идёт на контакт.

Он медленно достаёт рубашку из его брюк и, удостоверившись в том, что Чонгук

не возражает, касается кожи его живота своими пальцами. Раз. Чонгука будто бы
прошибает током. Он сильно вздрагивает, моментально хватая его за запястья,
умоляюще мотает головой (он умоляет остановиться или наоборот?) и громко
дышит, словно Тэхён только что не дотронулся до него, а всадил ему острый нож

256/292
в печень.

Тэхён ждёт. Ждёт, пока Чонгук, который зажмуривается и шумно тянет носом
воздух, привыкнет к его прикосновению и освободится от чувства, которое
мучает его. Но Чонгук не освобождается. Он напрягает мышцы, когда Тэхён
подходит ближе и осторожно прислоняет ладони к его животу,
расфокусированно смотрит на него и стискивает зубы: это заметно по
двигающейся линии его челюсти.

При этом он беззащитно дрожит и у него ослабевают руки: Тэхён ощущает, как
Чонгук теряет силы и окончательно становится неспособным ему противостоять.

И всё это из-за тактильного контакта?

— Ты… — разум подкидывает Тэхёну возможные варианты, — ты от этого

возбуждаешься?

Чонгук отрицательно мотает головой.

Если не это, то что тогда? Почему он так реагирует?

Опять этот взгляд, словно он находится под кайфом. У Чонгука расширены

зрачки и искусаны губы, у него вздулась крупная вена на шее и, по всей
видимости, подкашиваются ноги; Тэхёну приходится прижать его к стенке
бассейна, чтобы он не упал, пусть и держать его в воде гораздо легче, чем где-
нибудь на суше.

Чонгук мокрый и явно возбуждённый. По крайней мере, так считает Тэхён.

Точнее, он так это видит, но…

Раз Чонгук категорично отклоняет эту догадку, значит, она далека от истины.
Верно? Стал бы он врать о подобном? Чувствовать лёгкое – или нет –
возбуждение от прикосновений – естественно. Тут нечего стыдиться.

— Тебе это нравится? — решает начать с основ Тэхён.

Чонгук отрицательно мотает головой.

Да. Он определённо не возбуждён. И определённо не в восторге от

происходящего. Тэхён убирает руки, пряча их за спиной, и взглядом просит у
него прощения. Хватило же ума додуматься. И, что самое ужасное, не
остановиться. Когда-нибудь он научится сохранять самообладание в
присутствии Чонгука? Или так и будет делать глупости и извиняться за них?

Чонгук не выглядит обиженным и обозлённым: ему и самому явно осточертело

проходить через это снова и снова. Только вот через что это? У Тэхёна больше
нет предположений. Ему до безумия интересно, что же всё это значит, почему у
Чонгука такие реакции и как это связано с его тактильным голодом. А что, если
это не психологическая проблема? Что, если всё в миллион раз сложнее?

Как же надоело выносить себе мозг.

— Можно поцеловать тебя? — чуть слышно произносит Тэхён.

257/292
Чонгук в ответ не мотает головой. Он остаётся неподвижным.

В его взгляде появляется усталое «отступись, я же вижу, тебя это задолбало». И

нерешительное «я тоже хочу тебя поцеловать». Первое Тэхён игнорирует.
Какой-то нелепый набор слов. В них нет ни крупицы смысла.

Он бережно берёт Чонгука за локти, закидывая его руки себе на плечи,

безмолвно передаёт ему «прекрати стесняться и обними меня», прижимаясь к
его груди (сердце у Чонгука опять заходится сумасшедшим ритмом), и
улыбается, когда видит, как тот заранее опускает веки: Тэхён знает, что Чонгук
хочет ему этим сказать.

Он повторяет за ним, погружаясь в беспросветную темноту, делает размеренный

вдох, слушая, как с их волос капает вода, и, прислонившись к его лбу своим,
застывает в таком положении.

«Закрой глаза и смотри».

258/292
Примечание к части Минута пояснений для тех, кто запутался со временем.
Действие первой главы (приставания Дугласа, разговор Чонгука и Тэхёна в
туалете) – это настоящее. Всё остальное повествование – прошлое. Грубо говоря,
в данный момент Тэхён сидит в баре и рассказывает Чимину и Юнги о том, как
они с Чонгуком сближались и что с ними в итоге произошло.

Касательно фрагментов с Сиршей и различных цитат. Рассказ идёт от лица

Тэхёна. То, что чувствует Чонгук, не описывается. Но. Сирша – спойлер – знает
достаточно, чтобы ответить на любые вопросы о нём. А то, какие конкретно
истории и цитаты Чонгук озвучивает, делает его едва ли не прозрачным. Он не
может рассказать Тэхёну обо всём прямо, поэтому он нашёл такой способ
делиться переживаниями (он ничего не говорит просто так). Персонаж Чонгука
открыт для понимания гораздо больше, чем персонаж Тэхёна.

P.S. Помянем Тук-туки.

Part 11: When did the diamonds leave your bones?

— Я помню тот день, — прерывает рассказ Тэхёна Чимин. — Вы весь

вечер сбегали от нас, пытаясь остаться наедине, — он слегка прищуривается,
отводя взгляд в сторону. — Камила тогда обронила, что между вами что-то
происходит. Что никакая это не ненависть и уж точно не желание прибить друг
друга. А мы посмеялись над ней и ответили, что это…

— Невозможно, — заканчивает Юнги, вливая в себя шот с текилой и спрайтом. —

Вы ведь как… — доносится от него пьяно, — как бойцовые рыбки…

Тэхён плотно смыкает челюсти и прикрывает глаза.

«Правда в том, Тэхён, что тебе не нужен такой, как я».

«Правда в том, Чонгук, что…»

— Никогда не забуду, как Намджун подорвался с места, когда увидел вас в

бассейне, — бубнит Чимин. — Поначалу я думал, что он не сумеет справиться со
своей злостью и врежет вам обоим, но потом до меня дошло: Намджун не злился.
Ни на тебя, ни на Чонгука. Он вёл себя так, потому что… — Чимин с сожалением
смотрит на руку Тэхёна, с которой тот пытался стереть кровь вместе с кожей, —
боялся не уберечь вас, — он опускает голову и замолкает на какое-то время, не
решаясь продолжить. — Когда мы сели в машину и Намджун увидел в моих
глазах вопрос «что на тебя нашло?», он прямо сказал: «Я виню себя только в том,
что неспособен раскидать их по разным частям света, чтобы они никогда не
смогли найти друг друга».

Тэхён с горечью усмехается.

Было бессмысленно винить себя в этом. Точнее… не бессмысленно. Поздно. Уже

тогда, на момент, когда между ними закрепилась сильная эмоциональная связь,
было поздно разделять их и запрещать им искать друг друга.

«Тэхён».

«Тэхён…»

259/292
«Пожалуйста…»

Выпитая текила обжигает губы и горло; Тэхён, оставив пустой шот на стойке
перед собой, сжимает пальцы в кулак и зажмуривается. Опять эта чёртова
жалость. Вырвать бы её из себя вместе с памятью.

Трус, врывается в мысли собственный голос. Какой же ты трус, Чон Чонгук.

Зачем ты об этом просил, если знал, что сдашься первым?

«Человек – единственное животное, которое причиняет другим боль, не имея

при этом никакой другой цели».
Артур Шопенгауэр

— Намджун, — Сокджин удерживает его сзади, не давая ему подобраться ближе

к бассейну, — прекрати.

Тэхён догадывался, что так будет. И заранее морально настроился. Даже

оправдательную речь подготовил, чтобы Намджун ни в коем случае не допустил,
что имеет право лезть к ним с Чонгуком с нравоучениями и нотациями. «Меня
тянет к нему, и, поверь мне, я сам боюсь этого чувства». «Я просто хочу быть
рядом, когда я нужен». «Я не собираюсь терять голову». И всё в этом духе.

Тэхён действительно думал, что готов к такой ситуации. Он был убеждён, что
просчитал все возможные варианты и сумеет адекватно отреагировать на любой
из них. Об одном лишь забыл: произносить подобные речи вслух всегда сложнее,
чем про себя. Особенно когда к тебе приковано внимание не только Намджуна и
Чонгука, но и Сокджина, и Чимина, и Юнги, которые прибежали на шум и не
понимают, что происходит.

Тэхён стоит в трёх метрах от Чонгука, так и не сдвинувшегося с места,

наблюдает за тем, как разбиваются о воду падающие с волос капли, и избегает
пересечения взглядами с Намджуном, который никак не может угомонить
бушующее внутри возмущение. «Не смей. Убери от него руки», — процедил тот,
когда пятью минутами ранее увидел их почти целующимися в бассейне. Что он
хотел этим сказать («не смей целовать» или «не смей отвечать»?), к кому из них
двоих обращался, кого пытался защитить – Тэхён без понятия.

Он уверен лишь в том, что никого из присутствующих не касаются их с Чонгуком

взаимоотношения.

— Мало? — обращается к нему Намджун. — Тебе мало? — вид у него скорее

расстроенный, чем агрессивный. — А тебе? — он вырывается из хватки Сокджина
и подходит к Чонгуку, присаживаясь перед ним на корточки. — Думаешь, ты
достаточно сильный, чтобы быть с таким, как он? — во взгляде Чонгука,
направленном на Намджуна, нет ни грамма сочувствия и сожаления. Во взгляде
Намджуна и того, и другого хоть отбавляй. — Ты видел его на сцене? Видел, как
безрассудно он отдаётся страсти, которую испытывает к танцам? — Тэхён,
услышав это, опускает веки и морщит лоб. Чёрт. Речь ведь совсем не о сцене и
танцах, да? — Спроси его, как он умеет чувствовать. И что эти чувства делают с
ним, — ещё несколько секунд Намджун поддерживает с Чонгуком зрительный
контакт, будто крича ему «включи уже голову», а после поднимается на ноги,
приближается к Тэхёну и наклоняется над ним. — Хватит, Тэхён. Серьёзно,

260/292
хватит. Ты делаешь только хуже, — его тон становится чуть мягче. — Заметил
его безразличие? Его нежелание восхищаться тобой, его интеллектуальное
превосходство? — говорит Намджун так, словно для Тэхёна важнее всего то, как
к нему относятся люди. Словно для него исключительно это имеет значение –
получить одобрение, – а остальное его мало волнует. Тэхён прячет от всех лицо
и грустно улыбается. Надо же. Вот что, оказывается, думает о нём лучший друг.
— А то, что он мало ест, ты заметил?

Тэхён резко поднимает взгляд и смотрит на Намджуна с растерянностью и

недоумением.

Как это мало ест?

— Достаточно, — строго прерывает Чонгук.

— Я не хочу, чтобы ты снова страдал из-за чувства вины, — игнорирует его

Намджун, не отводя глаз от Тэхёна. — Завязывай со своей заботой. Он и без тебя
справится, — со стороны Чонгука слышится тихий плеск воды: вероятно, не
достучавшись до Намджуна, он решает подойти и повторить своё «достаточно»
ему в лицо. — Пока ты не начал преподавать у него, с ним всё было нормально.

У Тэхёна расслабляются мышцы на лице и медленно опускаются плечи. Все звуки

вокруг будто бы глохнут.

— Я недоступно выразился? — он встаёт перед Тэхёном, загораживая его собой.

Впасть в глубокую задумчивость получается на автомате.

Чонгук в кафе заказывает только американо. И на завтрак, и на обед.

Чонгук почти ничего не съел, когда несколько дней назад они ужинали у него
дома.

— Не мог бы ты дать мне закончить? — Намджун, похоже, не собирается

отступать.

— Не мог бы ты пойти на хуй? — раздаётся его голос, словно с расстояния пяти

метров.

Чонгук постоянно слабый и вымотанный.

Чонгук болезненно бледный.

— Два идиота с душевными патологиями, — Намджун встаёт и начинает

пятиться назад. — Один отдаёт себя целиком своим чувствам, второй запрещает
себе чувствовать, — он удручённо отворачивается и шагает прочь. Сокджин, у
которого на лице написано «мне очень жаль, парни», идёт следом, не позволяя
ему вернуться обратно. — Лучше бы продолжали ненавидеть друг друга.

У Чонгука худые руки.

У Чонгука тонкая талия.

— Вот, я принёс пледы, — подбегает обеспокоенный Юнги. — Извините, — он

выглядит так, будто провинился в чём-то, и сильно, — за то, что вам пришлось
услышать.

261/292
— Недовольство, неудовлетворение окружающей ситуацией,
раздражительность, злоба, — перечисляет Чимин, обнимая Юнги за плечо:
пытается успокоить. — Типичное поведение человека, который перебрал с
алкоголем, — Юнги прижимает к себе пледы и устремляет взгляд вниз. Видимо,
его не устраивает такое оправдание. — Он просто не хочет, чтобы всё
повторилось. Ему было тяжело, когда от нас ушёл… — Чимин делает небольшую
паузу, так же опуская голову, — Хосок, — заканчивает шёпотом.

У Чонгука видно рёбра через мокрую рубашку.

Тэхёна, внимательно разглядывающего его со спины, начинает тошнить от

внезапно накатившей беспомощности.

— Вам пора домой, — звучит его хриплый голос.

— Не говори ерунды, — жалобно произносит Юнги. — Мы не… — Чонгук

переводит на него взгляд (судя по реакции Чимина, не особо
доброжелательный), и Юнги виновато сникает. — Ладно.

— Идём, — Чимин забирает у него пледы и, повесив их на поручни лестницы,

уводит Юнги за собой. — Позаботься о нём, Чонгук.

Это ты виноват, без устали повторяется в голове, это ты виноват.

Это ты во всём виноват.

— Выходи из воды.

Погружённый в свои мысли Тэхён не сразу понимает, что Чонгук обращается не к

Намджуну. Не сразу замечает, что парни ушли, не сразу видит, что Чонгук стоит
к нему лицом, очень близко, и не спешит от него сбежать, хотя есть куда.

Во дворе тихо. Спокойно. Они вновь остались вдвоём.

— Это правда? — Тэхён оказывается не в состоянии сдвинуться с места и

моргнуть.

— Что именно?

— Что ты мало ешь.

Чонгук смотрит ему в глаза и мучительно долго молчит, не предпринимая

попыток закрыть эту тему. В свете горящих ламп линия его подбородка кажется
нездорово острой. И если раньше Тэхён находил это эстетичным (от слова
«красиво»), то теперь ему хочется отвернуться и перестать думать о «пока ты не
начал преподавать у него, с ним всё было нормально».

— Да, — честно отвечает Чонгук. — Правда.

«Хватит, Тэхён».

«Серьёзно, хватит».

«Ты делаешь только хуже».

262/292
— Причина? — чуть слышно спрашивает Тэхён, боясь услышать в ответ «ты».

Он давно не чувствовал себя таким потерянным и уязвимым. В последний раз это

было, когда Хосок подрался с одним парнем из-за неаккуратно брошенной
Тэхёном фразы. В тот день Тэхён увидел кровь на его лице и окаменел от ужаса.
Он винил в этом себя и только себя, ведь если бы он вовремя закрыл рот, Хосоку
не причинили бы боль и не оставили бы шрамы.

Тогда Тэхён не думал о том, что его парню неважно, из-за чего ввязываться в
драку. Главное – ввязаться. И тогда Тэхён никак не мог взять себя в руки.

Потому что человеку, которым он дорожил и которого хотел уберечь и спасти,

стало плохо из-за него.

— Шопенгауэра перечитал, — Чонгук обхватывает его предплечье пальцами и

направляет его вперёд, к лестнице. — Состояние счастья, к которому стремится
большинство людей, – это иллюзия, — он обходит Тэхёна, выходя из воды
первым, и протягивает ему ладонь, в которую тот заторможенно кладёт своё
запястье. — Мир создан не для счастья, а для страдания, и так далее, и тому
подобное, — Тэхён не реагирует на его слова: у него нет моральных сил на то,
чтобы злиться, спорить, возражать. И, разумеется, он осознаёт, что выглядит
жалко из-за своего чувства вины, и всё же совладать с собой снова не может. —
Вот, страдаю.

Очень смешно.

Тэхёну холодно. Он мелко дрожит, замерзая от гуляющего по двору ветра, и

мечтает поскорее вернуться в дом (желательно в одиночестве), но вместо этого
остаётся на месте, не поддаваясь на откровенный обман Чонгука и не смея
просить его рассказать правду. Только взглядом ему передаёт: «Может, хватит
уже? Я не настолько тупой».

Чонгук, кажется, промёрз до костей: даже с расстояния слышно, как у него

стучат зубы. Тэхён многое слышит, многое видит и понимает, что это
неудивительно с его-то, Чонгука, комплекцией. Ко всему прочему, он вышел из
воды раньше и, соответственно, пробыл в таком состоянии дольше. Да и встал
так, чтобы максимально заслонить Тэхёна от ветра.

Придурок.

Чонгук чёртов придурок, потому что несмотря на то, что ему жутко холодно, он
всё равно первым делом укрывает Тэхёна.

— Какой бы ни была причина, — говорит он, посильнее укутывая Тэхёна в плед,

— тебя это не касается, — он немного сутулится и часто моргает, стараясь не
показывать свою дрожь. — Забудь.

Как же это бессмысленно и глупо – пытаться оттолкнуть словами, которые в

данный момент абсолютно ничего не значат.

Шагая за Чонгуком в дом, Тэхён задаётся вопросами «что я сделал не так?» и

«почему я этого не заметил?». Из-за действий Чонгука (защитил от Намджуна,
защитил от правды, защитил от холода) подавленность и самоосуждение не

263/292
ушли: они достигли своего пика. Тэхён ничего не хочет говорить, ничего не
хочет исправлять. И идти в душ, в который его ведёт Чонгук, тоже не хочет.

Он чувствует себя недостойным поддержки.

Намджун всё предвидел. Он один из немногих, кто не понаслышке знает, что

Тэхён способен справиться с потерей, физической болью, предательством, да с
чем угодно, но не с чувством вины. Тэхёна им парализует. Он не склонен
переживать по пустякам и без; напротив, большую часть времени он
безразличен ко всему, что не затрагивает его лично.

Зато он склонен остро реагировать на всё, что касается людей, к которым он

умудрился привязаться. Эта, как выразился Намджун, безрассудная страсть не
даёт ему рационально мыслить. Да что уж там мыслить: действовать.

Чонгук стоит напротив него в душевой, зовёт его во второй, а может, и в третий
раз, и настойчиво повторяет, что если он, Тэхён, объяснит, где в его доме лежит
чистая сухая одежда, то он принесёт её сам, без помощи. Тэхён же упрямо
молчит, притворяясь (нет) размазнёй, и неумышленно тянет время, не давая
согреться ни себе, ни Чонгуку. Ему сложно контролировать это чувство.

Лишь спустя три минуты его голову посещает здравая мысль о том, что из-за
него Чонгук может заболеть (о себе и своём здоровье Тэхён не вспоминает); у
него, наконец, получается сконцентрироваться: он неповоротливо выходит в
коридор, не предупредив об уходе Чонгука, с отсутствующим видом
поднимается на второй этаж и, собрав два комплекта одежды, возвращается
обратно к Чонгуку.

Ненормально, посещает Тэхёна новая мысль, когда он останавливается там же,

где стоял ранее, и почему-то не может положить на полку то, что принёс. Это
ненормально. У него огромная гардеробная и куча одежды, но только что он
перерывал её всю в поисках чёрной. Чонгук ведь любит чёрный цвет? Тэхён это
помнит. Он взял пару чёрных спортивных брюк, чёрную футболку и чёрное худи,
поэтому Чонгук может выбрать то, что ему понравится, и…

Тэхён прикрывает глаза, вцепляясь пальцами в ткань одежды. Чёрный цвет?

Перерывал в поисках?

Какого чёрта?

— У тебя есть беззвучный режим, — отвлекает его голос Чонгука. — Я удивлён.

«Думаешь, ты достаточно сильный, чтобы быть с таким, как он?»

Чонгук забирает у застывшего Тэхёна одежду, стаскивает с его плеч плед и

начинает расстёгивать пуговицы на его рубашке, избегая соприкосновений с его
кожей. Не находись Тэхён в состоянии «бессмысленность бытия», он бы,
наверное, был счастлив от мысли о том, что его недавнее «может, застегнёшь
её?» обернулось вот этим. Но сейчас его посещают радикально другие мысли. О
том, что сердце бьётся ровно. О том, что хочется, чтобы сегодняшний день
закончился.

О том, что он действительно размазня.

264/292
— Никогда бы не подумал, что скажу это, — хрипит Чонгук, стягивая с его рук
рукава рубашки. — Верни Ким Тэхёна.

На то, чтобы поднять голову и посмотреть Чонгуку в глаза, нет никакого

желания. Тэхён утыкается взглядом в его ключицы, очертания которых видны
сквозь мокрую ткань, прислушивается к его дыханию и задерживает своё.

Что, если бы Намджун не перебрал с алкоголем и не высказал им обоим то, что

он высказал? Что, если бы он не увидел их? Тэхён бы поцеловал Чонгука, а потом
попросил его остаться на ночь? А дальше что? Чонгук ни за что не признался бы
в том, что у него нет аппетита, даже если бы Тэхён начал доканывать его
вопросами. Значит, это хорошо – что всё так сложилось? Значит, всё к лучшему?

Как-то неутешительно.

Ладони Чонгука опускаются вниз, на ремень, который кое-как удерживает брюки

на бёдрах Тэхёна. Его движения продолжают быть плавными и уверенными; ему,
вероятно, неприятно и всё ещё холодно находиться в мокрой одежде, но он не
жалуется и не тратит время впустую, стремясь поскорее отправить Тэхёна
греться.

Чонгук близко. Чонгук раздевает его. И он непривычно добр и заботлив, словно

готов от всего укрыть и со всем помочь справиться. Тэхён, наверное, должен что-
то чувствовать из-за этого. В теории. Почему же тогда ничего не чувствует?

— Прекрати выглядеть так, будто у тебя кто-то умер, — Чонгук пытается

казаться рассерженным, но ему это не удаётся: он слишком встревожен и не
может этого скрыть. — Смотреть больно.

Да, Тэхёну пора прекратить. Он ведёт себя эгоистично.

Чонгук не заслуживает того, чтобы испытывать чувство вины из-за него и его
состояния.

— Только не рассказывай Намджуну, — Тэхён приподнимает ноги по очереди,

выныривая из штанин, которые придерживает Чонгук.

У того, сидящего перед ним на корточках и собирающего его одежду, на лице

появляется лёгкая улыбка.

Как мало, оказывается, нужно, чтобы заставить его улыбнуться.

— О чём? — он кладёт мокрые вещи Тэхёна в раковину и поворачивается к нему

лицом.

— О том, что привёл меня в ванную и снял с меня трусы.

Чонгук усмехается, нехотя отводя от него взгляд.

Почему он делает вид, что всё в порядке? Что он чувствует? Тэхён остаётся
перед ним непоколебимо серьёзным и не знает, что должен предпринять, чтобы
Чонгук его понял. Ему глубоко противна идея фальшиво смеяться и
притворяться, что он отпустил ситуацию; он не видит смысла шутить, не видит
смысла поддерживать разговор и не хочет, чтобы Чонгук на этом настаивал.

265/292
Зачем что-то говорить, если тебе нечего сказать?

Тэхён забирается в душевую кабину, включает тёплую воду и поднимает лицо,

подставляя его под слабый напор воды. Обычно в те дни, когда он не может
собрать волю в кулак, ему достаточно принять холодный душ, чтобы
взбодриться. Сейчас же, находясь в том самом состоянии, он железно уверен,
что не сумеет прийти в себя, какую бы воду ни включил.

«Получается, в данную секунду моя вечность – это ты?»

Тэхён открывает глаза. Чонгук был таким настоящим, когда Тэхён прикасался к
нему в бассейне. Таким красивым. Таким чувствительным. Достаточно было
взглянуть на его мокрые губы и шею, чтобы лишиться рассудка. Тэхён и
лишился.

У него напрягаются мышцы и слабеют колени, когда он вспоминает, как

дотронулся до его живота кончиками своих пальцев. Их обоих в тот миг будто
током прошибло. Чонгук и вовсе едва устоял на ногах. Как Тэхён мог упустить
возможность поцеловать его такого?

«Тебе это нравится?»

А что, если…

Что, если бы этот момент произошёл между Чонгуком и кем-то другим? Этот и
все остальные. Что, если бы Тэхён не узнал, каково это – прижимать его к себе,
прикасаться к нему, чувствовать его губы на своих? Слышать его учащённое
сердцебиение.

Что, если бы Чонгука в его жизни никогда не было?

Тэхён делает шаг назад, поворачивает голову и внимает тишине, в которой

удаётся различить лишь звуки льющейся из душа воды.

— Чонгук? — взволнованно произносит он, вглядываясь в запотевшие стёкла:

сквозь них ничего не видно.

Это пугает.

Чонгука здесь нет?

— Что? — моментально отзывается тот.

У Тэхёна определённо проблемы.

Он запрокидывает голову на несколько секунд, умоляя себя больше не

действовать опрометчиво (о, эмоции, добро пожаловать обратно), отключает
воду (было два варианта – «окончательно согреться» и «слышать Чонгука», – и
над выбором Тэхён думал недолго) и стоит, как дурак: ждёт, когда пар на стенах
охладится и вновь превратится в воду (хочет увидеть хотя бы слабое очертание
силуэта Чонгука).

Ещё ведь не поздно предложить ему остаться?

266/292
Чонгук резко открывает дверь и смотрит на Тэхёна с неприкрытой тревогой.

— В чём дело?

Вот чёрт.

— Полотенце, — просит Тэхён, протягивая ему руку, и сразу же отворачивается:

Чонгук слишком умный, чтобы не догадаться, из-за чего он начал так странно
себя вести.

Ту-дум, отдаётся в груди. Ту-дум, ту-дум.

Ту-дум.

Почему вдруг стало так страшно от мысли о том, что он может уйти?

*****

«Ты когда-нибудь любил по-настоящему? Каково это?»

«Я помню только боль».

В доме обнадёживающе тихо.

Тэхён сидит на полу перед камином, притянув колени к себе, гипнотизирует

взглядом электрогитару, которую Намджун забыл забрать, и прокручивает в
памяти давний разговор с Сиршей о невротическом чувстве вины. Кажется,
именно этот термин она употребила в беседе, когда Тэхён описал ей своё
состояние и принялся умолять освободить его от него. Выяснилось, что всё не
так просто и что подобным образом психика Тэхёна блокирует его временами
появляющийся страх не получить одобрение.

Или быть отвергнутым.

Такой вот дурацкий защитный механизм.

В худи тепло. Интересно, Чонгук выбрал футболку, потому что ему в ней
комфортнее или потому что он опять думает не о себе? И кто научил его такой
жертвенности?

Тэхён тяжело вздыхает и вспоминает другой разговор с Сиршей: о том, почему

некоторые люди внушают себе, что самопожертвование – это их долг. Сирша
рассказывала, что иногда такое случается, когда у человека получается
смириться с отчаянием, но не выходит поверить в то, что для него уготован
счастливый конец. Ему становится безразлична собственная судьба, он уже ни
на что для себя не надеется, поэтому и старается отдать последнее: он уверен,
что любому другому человеку это нужнее, чем ему.

Страшнее всего то, что, как правило, самопожертвование – это осознанный

выбор.

— Ложное чувство вины? — хрипло доносится со спины.

267/292
Всё-то ему известно.

— Десять баллов за наблюдательность, — отвечает Тэхён, не поворачиваясь к

нему. — Можешь переименовать мой…

— Тэхён, — не даёт ему закончить Чонгук, — невозможно держать всё под

контролем, — он делает пару шагов вперёд, становясь позади него. — Я
восхищаюсь твоей сдержанностью и способностью оставаться сильным после
всего, что с тобой произошло. И я не перестал восхищаться, узнав о том, что
иногда тебе бывает хреново настолько, что ты ничего не можешь сказать, —
Тэхён скользит взглядом в бок, слушая его молча: ему стыдно из-за того, что
Чонгуку приходится его успокаивать. — У тебя тоже есть переживания. Я
понимаю это, — тон у него неравнодушный. — И Намджун понимает. Не надо
накручивать себя.

«Я не хочу, чтобы ты снова страдал из-за чувства вины».

Тэхён опускает голову и наблюдает за светотенью, которую отбрасывает на

паркет огонь. Все всё понимают. Один он не в состоянии принять
действительность, в которой он вынужден проявлять слабость, чтобы оставаться
сильным.

Научиться бы быть безразличным ко всем и всему.

Чонгук, продолжающий стоять у него за спиной, больше не произносит ни слова;

редкий треск дров в камине кажется Тэхёну единственным утешением. Если так
подумать… нет ни одной причины, чтобы обижаться на Намджуна. И нет смысла
анализировать всё, что он наговорил: и так ясно, что поводом к действию
послужило его беспокойство о близких людях. Чонгука он пытался оттолкнуть.
Тэхёна – оградить. Два человека – два рычага воздействия. Цель: не допустить
взаимности между ними. Итог: полный провал.

Чонгук явно не намерен забывать всё, что было.

— Однажды я поссорился с Хосоком и приехал к Намджуну, чтобы не напиваться

в одиночестве, — шмыгает носом Тэхён. — Мы долго разговаривали об
отношениях, о преданности, о сожалениях, а затем он спросил меня: «Ты его
любишь?». Безо всяких там «я могу задать тебе личный вопрос?». Я тогда на
него разозлился. Конечно же я любил. Как он мог спрашивать у меня о
подобном? Стал бы я убиваться, если бы ничего не чувствовал? — он обнимает
колени покрепче, на несколько секунд погружаясь в раздумья. — «Я готов
умереть за него». Таким был мой ответ. Вроде как «да, люблю, и если
понадобится, то отдам самое дорогое, что у меня есть, – свою жизнь». Бла-бла-
бла. Разумеется, я не собирался умирать, чтобы доказать Хосоку свою любовь. Я
сказал это, потому что думал, что только так я могу объяснить Намджуну,
насколько сильны мои чувства, — Тэхён объяснял и Хосоку, а тот ему не поверил.
И правильно сделал. Тэхён никогда не любил его по-настоящему. Был зависим от
него, да. Но не любил. — В конце концов, одними словами я не обошёлся. Ты ведь
помнишь, как я заявил ему «я чуть не умер за тебя»? — Тэхён безрадостно
усмехается, выглядя при этом совершенно отрешённым. — Во второй раз я
приехал напиваться к Сирше. Не из-за ссоры с Хосоком. В какой-то момент я
отчётливо осознал, что действительно готов сделать это. Точнее… я просто знал,
что готов, — Тэхёна вновь начинает тошнить. Теперь не столько от бессилия в

268/292
настоящем, сколько от своей безрассудности в прошлом. — Естественно, я
решил, что я одержимый и мне пора к психиатру. Кого в здравом уме будут
посещать такие мысли? Но Сирша, выслушав меня, напомнила, что я всегда был
таким: лёгкую тоску по человеку превращал в безнадёгу, элементы
хореографии, которые мне особенно нравились, прогонял до тех пор, пока не
падал на пол без сил и не отрубался. Любимый фильм смотрел сердцем, даже
если включал его в сотый раз. Короче говоря, слишком остро реагировал на всё,
что связано с предметом моей страсти, — Тэхён устремляет взгляд на огонь и,
слегка наклонив голову влево, любуется языками пламени. — А потом она
добавила, что с творческими личностями такое бывает и психиатр тут ничем не
поможет. Да и психолог тоже. Только старая добрая рефлексия. Так что ты уж
прости меня, Чонгук, — он улыбается уголком губ, надеясь, что прямо сейчас тот
делает то же самое, — за то, что я сделал тебя объектом своей страсти, — и ни
капли не жалею об этом. — Вот что Намджун имел в виду, когда сказал «спроси
его, как он умеет чувствовать и что эти чувства делают с ним». В отличие от
Сирши, он считает, что мне не помешало бы посидеть на растительном
успокоительном года два-три. А ещё ни в кого не влюбляться в ближайшем
будущем. В общем, — небольшая пауза на вздох, — у каждого своё мнение о
правде.

И со вторым из них сложнее всего согласиться.

— Правда в том, Тэхён, что тебе не нужен такой, как я.

Тэхён стирает улыбку с лица, не веря своим ушам. Ему же послышалось, да?
Мудрый трезвомыслящий Чон Чонгук не мог сказать вслух такую глупость.

Не мог же?

Повисшая тишина внезапно становится слишком громкой; звук треска дров, звук
собственного сердцебиения, звук гуляющего за окнами ветра превращаются в
раздражающий гул и грохот. Как же шумно и холодно. Голова идёт кругом.

Тэхёну нехорошо. Какое-то мерзкое, незнакомое ранее ощущение появляется у

него под кожей. И царапает его изнутри, раня каждый миллиметр его тела.
Терпеть невозможно. Он поворачивается к Чонгуку лицом, смотрит снизу в его
тёмные глаза и абсолютно искренне не понимает, шутит он сейчас или нет. Если
да, то это не смешно. Если нет, то…

Почему он так поступает?

— Правда в том, Чонгук, — решительно проговаривает он, — что я хочу быть

рядом с тобой, даже если в итоге это ранит мои чувства.

Во взгляде Чонгука, направленном на Тэхёна, нет ни грамма сочувствия и

сожаления.

Во взгляде Тэхёна и того, и другого хоть отбавляй.

— Мама не учила тебя не привязываться к людям так быстро? — выдаёт он

безэмоционально.

Какой неуместный вопрос.

269/292
Тэхён разочарованно отворачивается от него, бегло взглянув на огонь, отпускает
свои колени и поднимается на ноги, делая шаг в его сторону.

— У меня нет мамы, — его голос звучит непривычно тоскливо и тихо. Чонгук,
шокированный его словами, виновато приоткрывает рот, но оказывается не в
состоянии что-либо произнести. — Принесу воды.

Пить алкоголь не хочется.

Он неспешно уходит на кухню, оставляя Чонгука наедине со своими мыслями,

долго стоит напротив открытого холодильника, думая, чем можно заставить
Чонгука перекусить (все варианты так или иначе сводятся к шоколадному
батончику, но Тэхён сомневается, что Чонгук станет его есть, потому что он
терпеть не может сладкое), и всё же решает поискать в шкафу чипсы, а вместо
воды взять ананасовый сок: в нём хотя бы есть калории из-за содержания
сахара.

Злиться на Чонгука не получается. Даже если очень сильно стараться. Если бы

речь шла о ком-то другом, Тэхён бы уже рвал и метал, но он прекрасно помнит
про его вечное стремление к самопожертвованию и не сомневается, что Чонгук в
очередной раз составил план по спасению Тэхёна, в котором его собственные
желания никоим образом не учитываются.

Откуда в нём эта дебильная привычка решать за других?

Из гостиной доносится мелодия: наверное, Чонгук взял гитару Намджуна, чтобы

найти успокоение в музыке. Тэхён останавливается за углом, наблюдает за ним,
сидящим на полу перед камином, и прислушивается. Красиво. Не только
мелодия. От горячей воды у Чонгука завились волосы; на его спине тоже есть
татуировки: Тэхён видит их, потому что его футболка Чонгуку велика (она слегка
оголяет его плечи). Его худые руки держат гитару крепко, но в то же время как
будто бы нежно.

Определённо красиво.

Тэхён подкрадывается к нему сзади, боясь спугнуть его желание играть,

задерживает дыхание, когда Чонгук всё-таки замечает его, и, присев на
корточки, кладёт упаковку чипсов и сок на пол сбоку, в его поле зрения: зажимая
аккорды на грифе, Чонгук смотрит именно в эту сторону.

— Будешь заставлять меня поесть? — догадывается тот, перебирая струны

пальцами.

— Буду.

У Тэхёна, присаживающегося на пол, больше нет сил, чтобы бороться с

искушением обнять его. Он натягивает рукава своего худи на ладони, чтобы
ненароком не причинить Чонгуку неудобств, прижимается грудью к его спине и
аккуратно протискивает руки через его свисающие локти и гитару. Наконец-то у
него получится согреться.

Чонгук прерывается лишь на секунду (вероятно, от неожиданности), а после

сразу возвращается к игре.

270/292
— Я могу отказаться? — интересуется он.

— Нет.

От шеи Чонгука до губ Тэхёна считанные сантиметры. Чонгук понимает это,

поэтому старается не делать резких движений. Тэхён благодаря его
смышлёности держится (с огромным трудом). Он кладёт голову виском на плечо
Чонгука (лицом в другую сторону, это важно: будет тяжело справляться с собой,
пока его шея находится прямо перед глазами), облегчённо выдыхает, обнимая
его покрепче, и опускает веки.

Превратить бы это мгновение в вечность.

А что, если бы у него получилось? Всё время быть рядом с Чонгуком. Сидеть с
ним на одном диване, когда он читает, и не сводить с него глаз. Покупать еду,
которую он любит, и барабанные палочки, которые он периодически ломает.
Приносить ему джин с содовой, когда он подолгу стоит перед картиной.
Заботливо ругать его за огрубевшие из-за игры на гитаре кончики пальцев.
Ссориться с ним изредка. Куда же без этого?

Стоит только представить такую жизнь, и умиротворение окутывает с головой. О

жизни, в которой Чонгука нет, даже думать не хочется. Прямо сейчас он здесь.
Тэхён прижимает его к себе, чувствует каждый его выдох и вдох, ощущает его
тепло.

И его это с ума сводит.

— У меня аллергия на картофель, — пробует мистер-не-впечатлило.

— Я на это не куплюсь.

Чонгук прекращает играть.

Его правая ладонь перемещается со струн на руки Тэхёна, спрятанные под

тканью худи.

— Прости, — он крайне бережно окольцовывает его запястье пальцами.

Тэхён поворачивается к нему лицом и вновь укладывается виском на его плечо.

— За что?

— За мои слова о маме.

Взгляд искренний и виноватый. Он что, корил себя весь этот промежуток

времени?

У Тэхёна и в мыслях не было вынуждать его извиняться.

— Всё в порядке, — он ласково улыбается, поглаживая его бок через ткань

футболки. — Так как насчёт чипсов?

Чонгук хмурится и принимается играть, делая вид, что понятия не имеет, о каких
чипсах идёт речь.

271/292
— У меня заняты руки.

— Я тебя покормлю, — не видит проблемы Тэхён.

— У тебя тоже заняты.

Тэхён улыбается ещё шире и сильнее прижимает его к себе.

Намёк ясен.

— Красивая мелодия, — он следит сверху за пальцами Чонгука.

— Это песня.

У Тэхёна моментально загораются глаза.

— Споёшь? — он так скучал по вокалу Чонгука.

— Она не моя, — расстраивает его тот. — Её выпустят только в следующем году.

Долго. Но не настолько, чтобы Тэхён не смог подождать.

— О чём она? — он ворочается на его плече, укладываясь поудобнее.

— О человеке, который не хочет, чтобы его спасали, — негромко отвечает

Чонгук. — Он просит позволить ему сломаться и дать ему умереть, потому что не
может жить с тем, что у него в голове. «Если я сдамся монстрам внутри меня,
освободит ли это меня?» — Тэхён пристально смотрит на лицо Чонгука и
внимательно его слушает, не выпуская из своих объятий ни на миг. — Он уверен,
что никого не волнует, существует ли он. И он устал выслушивать, что он
должен остаться, потому что знает, что в итоге никто не будет по нему скучать,
— ровным тоном заканчивает Чонгук, проводя большим пальцем по струнам. —
Он просто хочет проиграть эту борьбу.

Тэхён задумчиво вглядывается в его профиль.

Наверное, Чонгуку так сложно учиться жить заново. Так страшно снова иметь
друзей и того, рядом с кем он будет чувствовать себя в безопасности. Наверное,
большую часть времени Чонгук молчит, потому что в прошлом слова людей его
часто ранили, и он опасается того, что может поступить с кем-то так же.
Наверное, Чонгук боится быть счастливым, потому что до сих пор помнит, каково
было всё потерять.

Его, очевидно, оставили все, кто был ему дорог. В самый тяжёлый момент. А
единственный родной человек и вовсе отправил в другую страну, в которой у
Чонгука не было ни друзей, ни знакомых. В большой пустой дом на окраине
города. Со всеми этими пугающими мыслями в голове и с кучей книг и картин, от
которых нет никакого спасения.

Чонгук плохо спит, мало ест и выглядит безразличным. Тэхёна это интересует?
Последствия?

Ему следует задаваться другим вопросом.

272/292
— Чонгук.

— М-м? — вопросительно мычит тот, зажимая новый аккорд.

Как можно пережить столько боли в одиночку?

— Хочешь, я схожу с тобой к врачу?

Чонгук ему сдержанно улыбается.

— Не нужно, — он выглядит благодарным. — Спасибо.

Ты не один.
Ты очень важен для меня.
Ты можешь позвонить мне в любое время суток.

Так много хочется сказать и так мало шансов, что он не воспримет этот жест за
жалость, которую не выносит.

Пожалуй, рано просить его о доверии. «У тебя тоже есть переживания. Я

понимаю это». И Тэхён понимает. Он приподнимает руки, выпуская Чонгука из
объятий, обхватывает пальцами гитару и настойчиво давит на неё, толкая от
себя: как бы говорит «положи её на пол, удели мне немного времени». Им обоим
не помешало бы отвлечься.

У Тэхёна как раз есть пара идей.

Он ждёт, пока настороженно поглядывающий на него Чонгук отложит гитару в

сторону, обходит его сбоку и тормозит напротив, достаточно близко, садясь на
колени и снимая со своего запястья тонкую чёрную резинку для волос.

— Что это? — предсказуемо спрашивает Чонгук.

Иногда у Тэхёна не особо умные идеи.

— Очень удобная штука, — он подносит её к лицу Чонгука. — Можно убрать твои

волосы?

Иногда у Чонгука не особо игривое настроение.

— Убрать?

— В хвост, — Тэхён приближается к нему, кладя одну ладонь на его колено.

Чонгук инстинктивно подаётся назад, избегая тесного контакта.

— Нет.

— Будет красиво, — Тэхён неотступен.

Он медленно наваливается сверху, заставляя его отстраниться и опереться

ладонями о пол позади себя.

273/292
— Я сказал нет, — тон у Чонгука неубедительный.

Тэхён останавливается.

— Тогда… — он кладёт вторую ладонь на его колено и опускает взгляд на его

губы, — можно поцеловать тебя?

Ту-дум, громко стучит в груди.

Чон убийца-внутреннего-равновесия Чонгук. И что со всем этим делать?

В гостиной интимно темно из-за выключенного света и по-прежнему тихо. Тэхёну

бы врубить на полную рассудительность и не позволить себе утонуть в этом
чувстве, но есть ли смысл, если он уже идёт ко дну, утягивая за собой и Чонгука?
Кто его теперь вытащит? Да и нужно ли ему это? Он возвращает внимание
глазам Чонгука (тот, смотря на него в ответ, не моргает), наклоняется ещё чуть-
чуть ниже и плавно ведёт ладонями вверх, по его бёдрам, слушая, как колотится
его сердце.

Эта его чувствительность к прикосновениям…

Проще свихнуться, чем вынести ожидание и сдержаться.

— Хвост так хвост, — вполголоса бросает Чонгук, плохо справляясь со сбившимся

дыханием.

Такой восхитительно беззащитный.

Есть три вещи, которые следует знать о Ким Тэхёне. Первая: он ненавидит
ананасовый сок. Вторая: ему не нравятся чёрные худи.

Третья: у него едет крыша, когда у Чонгука краснеют щёки.

Ради этого однозначно стоило проиграть.

Тэхён расплывается в улыбке, засматриваясь на него такого, садится на пол

перед ним, заводя свои ноги ему за спину, и на ощупь приподнимает руками его
колени для того, чтобы он повторил: так им будет удобнее (и ближе).

— Это не слишком… — теряется Чонгук, оглядывая пространство вокруг себя: по

всей видимости, разрабатывает тактику отступления. Тэхён тем временем
осторожно подбирается к его уху, чтобы сказать ему кое-что. — Понятие
«дистанция» тебе знакомо?

Само собой.

Но, во-первых, Тэхёну сложно перед ним устоять. Во-вторых, он хочет, чтобы
Чонгук поскорее к нему привык. Ну а в-третьих…

— Мне нравится, когда ты смущаешься, — шепчет Тэхён ему на ухо, а потом

утыкается губами в его плечо.

Он не может поцеловать Чонгука против его воли. Поэтому он дотрагивается до

него так.

274/292
Чонгук, правда, не то чтобы оказывается рад его сообразительности.

— Что? — Тэхён делает невинное выражение лица. — В плечо тоже нельзя? — он

указывает на место, к которому прикоснулся губами. — Тут футболка.

Это ведь по правилам, верно?

Чонгук смыкает челюсти, не отводя от него взгляд.

— Ты невыносим.

Тэхён продолжает ему улыбаться.

Да, Сирша несомненно была права на его счёт. Он всё ещё там. Тот наивный и
добрый Чонгук, который даже в мыслях не мог оскорбить кого-то и выставить
идиотом. Весь сегодняшний день он оголял свои чувства через взгляды,
движения, действия: показывал, что тот, в кого он превратился, это лишь
оболочка, своеобразная защита, ограждающая его от любого, кто может
приблизиться и причинить ему боль.

Чонгуку страшно снова привязываться к кому-либо. Но у него уже нет сил

справляться со всем одному.

Тэхён принимается расчёсывать пальцами его волосы и притворяться, что в этот

самый момент между ними не происходит ничего особенного. Ну сидят они на
полу около камина: Тэхён окольцовывает Чонгука ногами и возится с его
длинной чёлкой, Чонгук держит ладони на собственных коленях и не шевелится.
Что такого? Обычная ситуация для...

Ту-дум.

У Тэхёна учащается сердцебиение, когда он вплетает пальцы в его волосы и

убирает пряди назад. Прикосновение к ним сродни прикосновению к его коже:
все эмоции начинают играть на контрасте, и от них слегка кружится голова.
Оставаться невозмутимым становится трудно. Оторваться – труднее в разы. Про
«отпустить и уйти» Тэхён не желает и думать.

Он ощущает, как Чонгук обвивает его руками за талию. Чувствует, как Чонгук на
него смотрит. И понимает, что не вынесет, если увидит сейчас его взгляд. Просто
не сможет. Тэхён ведь тот ещё слабак, пусть и проявление смущения и
застенчивости ему чуждо. То, что у него не краснеют щёки, когда между ним и
Чонгуком сокращается расстояние, не значит, что внутри себя он железно
спокоен.

Ту-дум.

Тэхён придвигается к его лицу, делая вид, что максимально увлечён

происходящим, затягивает резинкой его хвост, а сам едва выдерживает
прикосновение его ладоней к своей спине. Ему из-за них очень жарко.

Это Чонгук обнимает его. Не наоборот, как случалось обычно. Чонгук впервые
проявляет инициативу по отношению к нему, он впервые показывает, что его
тоже тянет, и это совсем не мило (Тэхён почему-то думал, что будет именно

275/292
мило), а потенциально опасно для здоровья. Тэхёна же доконает его чёртова
нежность.

У него же такими темпами сердце остановится.

Ту-дум.

— Тэхён, — зовёт его Чонгук.

— Подожди, я почти закончил, — Тэхён поправляет пряди около его лица,

опускает, наконец, затёкшие руки и любуется проделанной работой. — Знаешь, у
тебя непослушные волосы. Ты не пробовал пользоваться…

— Тэхён… — на выдохе произносит тот, перемещая свои ладони на его грудь, и

сминает пальцами ткань его худи. Тэхён перестаёт двигаться. — Пожалуйста, —
Чонгук выглядит умоляющим и беспомощным, — не влюбляйся в меня.

Ту-дум.

Тэхён смотрит на него, борясь с желанием прижать его к себе и не отдавать

никому, никогда, ни за что, и с сожалением улыбается.

— Что такое любовь, Чонгук? — получается практически бесшумно.

Удивительно, как легко уязвляет вид человека, на котором ты неосознанно

сконцентрировал весь свой мир. Как его боль проникает в твои лёгкие вместе с
воздухом и не даёт тебе нормально дышать; как его усталость от жизни
сковывает твоё тело и забирает у тебя остатки сил. С Чонгуком было непросто,
когда он прикидывался колючим, но знать и видеть его настоящим оказалось
гораздо сложнее.

Чонгук стремится казаться всем вокруг несгибаемым и ядовитым.

А в объятиях Тэхёна становится таким слабым, что не может дать отпор.

Чонгук сжимает в кулаках худи на его груди, ненадолго съезжает взглядом на

свои руки (должно быть, он осязает, как бьётся у Тэхёна сердце) и, вновь
установив с ним зрительный контакт, неуверенно тянет его за ткань на себя.
Тэхён цепенеет. Ту-дум, стучит прямо по рёбрам, когда Чонгук наклоняется к его
лицу. Ту-дум, продолжает стучать, когда тот наполовину опускает веки и, не
касаясь его носа своим, приближается к его губам.

Ту-дум, ту-дум, ту-дум.

Тэхён впивается пальцами в его бёдра и не дышит.

Это чувство… оно пронзительное. Тэхёна им намертво сковывает. Он ощущает

дыхание Чонгука на собственной коже, приоткрывает губы, чтобы глотнуть ими
воздуха, и впервые в жизни хочет завопить во весь голос, потому что
происходящее кажется ему пыткой. Потому что Чонгук мучает своей
медлительностью, потому что пряди его волос спадают на его, Тэхёна, щёки и
щекочут его разгорячённую кожу. Потому что тело до невозможности ярко
реагирует на то, чего ещё не случилось.

276/292
Чонгуку пора прекратить, иначе Ким лишённый-внутреннего-равновесия Тэхён
потеряет в придачу рассудок.

Ту-дум, вырывается из груди сердце, когда Чонгук подбирается максимально

близко. Ту-дум, ускоряет оно ритм, когда их лбы и носы соприкасаются. Ту-дум.
Чонгук боязно дотрагивается до его губ. И тут же одёргивает себя, уползая на
метр назад. Благо на пол не падает, что удивительно, учитывая его моральное
состояние. Тэхён и сам отшатывается от испуга и приземляется на ладони
позади себя.

И что это было?

Чонгука хочется обнять. Ему, без сомнения, стыдно; у него на лице написано «я
сожалею, что всё так вышло», и Тэхён на все сто процентов уверен, что если бы
Чонгук был в состоянии открыть рот и озвучить свои мысли, то гостиную
заполнили бы бесконечные «прости, прости, прости»: настолько виноватым он
выглядит.

Чонгуку хочется врезать. Тэхён не дал ему ни единого повода думать, что будет
настаивать на прикосновениях и поцелуях. Чонгук пока не готов, и в этом нет
никакой проблемы. Тэхён не собирается манипулировать им в угоду своим
желаниям. И посылать его тоже не собирается.

О чём он думал, когда решался на такой шаг?

Чонгука хочется защитить. Укрыть его от всех негативных эмоций и мыслей.

Сходить с ним к врачу: ему явно нужна помощь специалиста. И попросить его
остаться на пару (десятков) дней. В противном случае он…

Секунду.

Тэхён сосредоточенно присматривается. Чонгуку не даётся тесный физический

контакт. Так? Но когда они познакомились, за ним подобного не наблюдалось. В
день их первой встречи Чонгук подошёл первым, и так близко, что ему пришлось
выдыхать сигаретный дым через нос, чтобы тот не попадал на лицо Тэхёна. В
день, когда они повздорили в кафе, Чонгук вжал его в хореографический станок
и совсем не смущался отсутствия расстояния между ними. Чуть позже он и вовсе
впечатал Тэхёна в стену в безлюдном переулке и подобрался вплотную. Даже
козырьком своей кепки прислонился к его лбу. Таких моментов была уйма. Что
изменилось?

Откуда все эти признаки?

Складки на лбу.
Сбитое дыхание.
Участившееся сердцебиение.

Дрожь в мышцах.
Напряжение в губах.
Обездвиженность.

Расширенные зрачки.

Тэхён падает на локти, не удержав равновесия, и устремляет на него взгляд. И

277/292
как до него не дошло раньше? Это же, чёрт возьми, на поверхности.

— Теб… — у него вдруг пропадает дар речи. — Ты…

Да быть этого не может.

Чонгук закрывает глаза, с отчаянием морща лоб, опускает голову вниз и

обнимает себя руками.

Примечание к части

Песня, текст которой рассказывал Чонгук: https://vk.com/wall-149273802_28594

278/292
Примечание к части Улыбнитесь, когда будете читать.

Part 11.1

«Засвети же свечу
на краю темноты.
Я увидеть хочу
то, что чувствуешь ты».
Иосиф Бродский

— Почему? — хрипит в трубку Тэхён.

На часах – примерно полпятого утра; в спальне давно выключен свет, за её

окнами продолжает шуметь сильный ветер. Чонгук крепко спит в кровати
Тэхёна, не слыша его затянувшийся телефонный разговор, и, кажется, совсем не
чувствует его прикосновений: Тэхён осторожно перебирает пальцами его
волосы, сидя перед ним на полу, и безотрывно рассматривает его вблизи, уделяя
особое внимание его приоткрытым губам и ресницам. Чонгук такой милый, когда
находится в мире снов.

И такой пугающе уязвимый.

— Уверен, что хочешь знать? — звучит на том конце провода.

А есть другие варианты?

— Да, — отвечает Тэхён. — Я уверен.

В динамике раздаётся обречённое цоканье языком.

— Ты же понимаешь, — фраза прерывается тяжёлым вздохом, — этого мало.

Верно. Одной уверенности недостаточно.

Однако в данный момент у Тэхёна ничего больше нет.

тремя часами ранее

— Теб… — озвучить вопрос полностью не получается. — Ты…

Чонгук закрывает глаза, с отчаянием морща лоб, опускает голову вниз и

обнимает себя руками. Прямо сейчас он выглядит так, будто пытается согнуться
пополам, уменьшиться и исчезнуть, чтобы никто не видел его таким, не слышал
и не донимал длинными разговорами о случившемся. Не догадаться, по какой
причине это творится с ним, сложно. Тэхён сам проходил через это. Ему
известно, как и почему проявляется бегство от самого себя: иногда мы
становимся неспособны оказать сопротивление своим страхам и выдержать
очередной удар по слабому месту. Тэхёна, как и Чонгука, ударяли чёрт знает
сколько раз, и ему не нужно объяснять, что самое лёгкое решение – это закрыть
279/292
страхи в собственной голове и закрыться от всех, кто может вытащить их
наружу.

Они уже обсуждали это ранее, когда делились кое-чем личным в гостиной:
большинство из нас выбирает слепое смирение, потому что так проще. Чонгук
его тоже выбрал. А это значит, что у него пока не выходит освободиться и
отпустить застарелую боль. И что он с собой пока не справляется.

— Чонгук, — зовёт его Тэхён, — не сбегай, — он подаётся вперёд и начинает

ползти к нему на коленях. — Не сбегай от меня в прошлое, — его голос немного
дрожит, потому что он очень торопится: боится не помочь ему вовремя. — Ты
сам сказал, что нельзя им жить. Что мы навсегда застряли в настоящем, что оно
– наша вечность, — он обхватывает пальцами предплечья Чонгука и наклоняет
голову, пытаясь заглянуть ему в глаза, однако тот всячески прячет лицо, избегая
зрительного контакта. — Я без понятия, через что ты проходишь, когда я
прикасаюсь к тебе. И без понятия, как это можно исправить. Но я никогда… —
нужные слова, как назло, застревают в горле, — я не… — Тэхён шумно выдыхает,
сникает и стискивает зубы. Чёрт. Почему так тяжело давать Чонгуку все эти
обещания? — Я не поступлю с тобой, как они, — заканчивает еле слышно. Чонгук,
молча слушающий его, плотно сжимает челюсти и зажмуривается. Ту-дум –
слышит Тэхён его сердцебиение. Ту-дум – мигом отдаётся в собственной груди.
На этот раз не из-за трепета от их близости. Он медленно разжимает пальцы,
аккуратно притягивает Чонгука к себе и обвивает его руками за плечи. — Дай
знать, когда будешь готов принять мою помощь. Я возьму на себя всю
ответственность.

Сердце Чонгука начинает колотиться как сумасшедшее: Тэхён ощущает его

учащённый ритм своей грудью. Ту-дум. Ту-дум. Ту-дум. Чонгук такой честный,
когда его обнимаешь. Раньше Тэхён этого не замечал. Впервые за долгое время
он чувствует и отчётливо понимает, что тоже нужен кому-то. Что этот кто-то
привык говорить не только поступками и делами. Что его важно слышать. Не
слушать.

Что мелодия его сердца красноречивее всех его грубых слов.

«У тебя сердце колотится. Тебе больно?»

«Это не из-за боли».

Внутри просыпается необъяснимая тревога, которая не позволяет Тэхёну

собраться с мыслями. Чонгука никто не должен так обнимать. Никто не должен
пытаться с ним сблизиться и видеть его таким искренним и открытым. От одной
мысли о ком-то чужом рядом с ним начинает трясти от злости. О чужих руках на
его талии, шее, спине, о чужих лживых фразах и действиях, за которыми ничего
не стоит. О чужих ударах, которые вновь сломают его на сотни частей, и чужой
боли, которую он опять впитает в себя без остатка.

Чонгук не принадлежит ни Тэхёну, ни кому-то ещё: он сам по себе, как и все

остальные; да и Тэхёну отношения, завязанные на обладании, не интересны.
Дело вовсе не в этом.

Дело в том, что в доброте своих намерений к Чонгуку Тэхён более чем уверен.
Как и в стремлении защитить его и поддержать, как и в нежелании
воспользоваться им и причинить ему боль. А вот в благородстве других людей –
нет.

280/292
— Идиот… — на выдохе произносит Чонгук, приподнимая руки в воздухе и
намертво вцепляясь в ткань его худи.

Вероятно, он никак не может унять своё беспокойное сердце.

Вероятно, причиной тому является человек, который до сих пор сжимает его в
объятиях.

— Придурок, — Тэхён давит на него тяжестью своего тела, придерживая его за

талию одной рукой, и бережно укладывает на пол.

Из хвоста Чонгука выпала пара прядей: одна из них лезет ему в глаза, но он
будто бы не обращает на это внимания. Ни на прядь, ни на всё остальное, кроме
нависшего над ним Тэхёна. В один миг та плоская пустота, что виднелась в его
расширенных зрачках, превращается в глубокую бездну, полную чувств и
эмоций. Чонгук их больше не прячет. По крайней мере, от него, Тэхёна.

Приходится разорвать с ним зрительный контакт, чтобы не поддаться соблазну

приблизиться; Тэхён не знает, куда лучше смотреть, поэтому беспорядочно
гуляет взглядом по его лицу, уделяя особое внимание его губам, щекам,
спадающим прядям – чему угодно, только не темноте его глаз, которая
утягивает за собой на самое дно. Как там было у Ницше? Если долго
всматриваться в бездну – бездна начнёт всматриваться в тебя?

Вряд ли это можно вынести, не свихнувшись.

— Понторез, — бубнит Чонгук, совершенно не сопротивляясь, когда потерявший

самообладание Тэхён устраивается на его плече и прижимает его к себе крепко-
крепко, словно ни за что не отпустит.

— Ботан, — Тэхён проигрывать не привык. — И всезнайка. И…

— Это запрещённый приём.

Что с того?

Разве его самого это когда-нибудь останавливало?

— Запреты придумывают ограниченные люди для ограниченных людей, —

напоминает ему Тэхён.

Чонгук усмехается.

Как же хочется хоть раз увидеть его смеющимся. И весёлым, и активным, и

милым, как на тех старых видео. Хочется надеть на него огромный пушистый
свитер и засмущать его до такой степени, чтобы он натянул рукава на ладони и
принялся прятать за ними лицо. Хочется позволить ему поднять себя над землёй
и начать ругаться на гравитацию, а потом долго бежать за ним из-за того, что он
тебя уронил, и в конце концов повалить его на траву и щекотать до тех пор, пока
он не начнёт умолять остановиться. Ну а после, конечно же, отпустить. И,
взглянув на него сверху, дотронувшись до его лица, увидев блеск в его глазах,
снова влюбиться.

281/292
Тэхён, которому такой Чонгук кажется невыносимо красивым, с трудом
отговаривает себя прижаться к нему сильнее.

— Чонгук? — он утыкается носом в его ключицу.

— М-м?

— Останешься со мной?

— Угу, — тихо мычит тот.

Тэхён замирает от неожиданности.

— На все каникулы?

— Угу.

В голове моментально пустеет.

Тэхён ни на что не надеялся, когда спрашивал у Чонгука об этом: думал, что тот
как минимум сочтёт вопрос неуместным и как максимум пошлёт его куда
подальше с таким предложением. А Чонгук согласился. Безо всяких раздумий.
Наверное, поэтому в эту самую секунду Тэхёну так хочется закричать на весь
мир, что он рад.

Даже, кажется, счастлив.

— Только давай не будем спать на полу, — он прикрывает глаза, мягко водя

пальцами по груди Чонгука. Сердце под ними всё ещё бьётся громко. — В моей
спальне стоит большая и мягкая кровать.

Молчание Чонгука затягивается на несколько секунд.

— Я не собираюсь спать в твоей кровати.

настоящее время

Тэхён ласково улыбается, наматывая прядь его волос на свой палец.

Спящий Чон Чонгук в его кровати – настоящее произведение искусства.

— Ты больше не единственный человек во Вселенной, с которым я не боюсь быть

честным до конца, — проговаривает он в трубку.

Ветер не стихает ни на мгновение: того и гляди выбьет оконные стёкла.

— Но? — помогают ему продолжить.

Тэхён, беспокоясь о том, что Чонгук может замёрзнуть, натягивает одеяло

повыше, накрывая им его плечи, а затем поднимается на ноги, бесшумно
выходит из спальни и, закрыв за собой дверь, прислоняется к ней спиной.

282/292
— Но всё ещё единственный человек во Вселенной, которому я всецело доверяю.

По коридору второго этажа катается малыш Мао, борясь с пылью, которой на

полу уже нет.

Эта ночь обещает быть долгой.

*****

День первый: нестабильный.

— О-о-о, — первое, что слышит Тэхён, приоткрыв глаза и сощурившись от яркого

дневного света. Похоже, вчера он уснул на диване в гостиной. — А я думала, что
ты умер.

Камила, как и всегда, доброжелательна.

— В таком случае, — голос у Тэхёна охрип после сна, — можно я побуду мёртвым
ещё пару…

— Нет. Уже два часа дня, — перебивает Мила, стягивая с него плед, и тащит его,
сонного, на себя за локоть. По правде говоря, Тэхёну нет никакого дела до
времени. Всё, что он хочет в данный момент, – это лечь обратно на тёплый
удобный диван и… подождите-ка. Плед? Откуда он здесь? — Идём. Чонгук
отказывается есть без тебя.

Тэхён резко открывает веки и, наконец, просыпается.

Точно. Чонгук.

«Останешься со мной?»
«Угу».
«На все каникулы?»
«Угу».

— Чего это ты лыбишься, как дурак? — вскидывает бровь Камила. — Вали в душ.
И поторопись. Он с утра тебя ждёт.

Надо же. И правда остался.

— Мне что, его с ложечки покормить? — меняется в лице Тэхён, притворяясь

безразличным.

Соберись, проносится в мыслях. Хватит быть таким очевидным.

Камила, которая слишком хорошо его знает, закатывает глаза.

некоторое время спустя

Вот он, конец спокойствия Тэхёна: уже маячит на горизонте.

283/292
Завтракать вместе с Чонгуком так волнительно.

— Ты этим наешься? — Тэхён, разрезая свою индейку на куски, косится на его

полупустую тарелку.

Камила приготовила Чонгуку несладкие бельгийские вафли с салями и

проволоне.

— Встречный вопрос, — тот отпивает американо из большой кружки и кивает на

его тарелки с мясом, салатом и рисом. — Не многовато для завтрака?

Телефон, лежащий перед ним на столе, начинает вибрировать. «Отец», –

высвечивается на дисплее.

Чонгук игнорирует.

— Ровно столько, сколько необходимо, — у Тэхёна плохое предчувствие. Теперь

завтрак и впрямь начинает казаться ему огромным: не лезет даже маленький
кусок, хотя до этого аппетит был зверским. — Я пойду тренироваться через час.

— Ясно.

Вибрация прерывается, заставляя облегчённо вздохнуть: в общении с отцом

Чонгука всегда следует соблюдать вежливость, почтение и осторожность – это
знают все, кто контактировал с ним хотя бы единожды. Чонгук, по всей
видимости, плевать хотел на абсолютно все правила.

И на чувство самосохранения тоже.

— Как насчёт того, чтобы… — предложение Тэхёна прерывает звук вибрации.

Снова входящий звонок. Снова отец Чонгука. — Может, ответишь?

Сомнительно, что его поведение не повлечёт за собой кучу последствий.

Чонгук, вопреки ожиданиям, поднимает трубку без промедления, словно «да мне
всё равно», «могу и ответить».

— Что? — тон его голоса становится пренебрежительным.

Ого. Это было грубо.

Тэхён подносит к губам стакан апельсинового сока, смотря в стол, и делает вид,
что их диалог его не касается. Он в курсе, что у Чонгука и его отца ужасные
отношения, что они постоянно ссорятся и мечтают не знать друг друга, но ему
никогда не приходило в голову, что этот тиран не даёт Чонгуку прохода
буквально ежедневно, хотя вроде как сам отправил его в Штаты: подальше от
своих глаз.

— Я занят, — холодно бросает Чонгук. — Завтракаю со своим возлюбленным.

Тэхён давится соком, начав отрывисто кашлять, и хватается пальцами за ткань

своей футболки.

284/292
Воз… возлюбленным?

Какого…

— Что случилось? — настроение Чонгука тут же меняется: теперь он обеспокоен.

Должно быть, вид подавившегося Тэхёна напугал его и отвлек от кипящей
внутри ненависти к отцу. — Ты в порядке? — он бросает телефон на столешницу,
соскакивает со стула и, налив в стакан чистой воды, приносит её Тэхёну. —
Держи.

Нет, серьёзно. Какого чёрта?

— Спасибо, — всё ещё кашляет Тэхён, сжимая стакан двумя руками.

Прекрасное начало дня. Замечательное.

— Пей медленно, — звучит от того строго, но вместе с тем крайне заботливо.

Тэхён послушно делает глоток, поглядывая на горящий экран с активным
вызовом, и только открывает рот, чтобы напомнить о звонке, как Чонгук его
опережает. — Не отвлекайся. Пей, — его напористость слегка напрягает. Чонгук
давно мог вернуться на своё место, сесть и приступить к еде, раз ему надоел
телефонный разговор с отцом, но он стоит над душой и контролирует процесс,
будто Тэхён неспособен справиться самостоятельно. — Ну и что это было? Ты же
не маленький, — его взгляд скользит вниз, на футболку Тэхёна, на ткани которой
красуется жёлтое пятно. — Не можешь глотать сок с крупной мякотью – не
выделывайся и пей чай. Или «не выделываться» для тебя – слишком сложно?

Фраза Чонгука звучит резко; возможно, даже немного грубо, однако у Тэхёна не
получается разозлиться, ведь он знает: Чонгук говорит так, потому что
переживает. У него это на лице написано. Будь ему всё равно, стал бы он
прыгать вокруг Тэхёна с водой и просить его пить медленно, чтобы он снова не
подавился? Выглядел бы он сейчас таким виноватым (вероятно, от осознания
того, что был чересчур резок на эмоциях)? Просил бы он прощения взглядом?

Тэхён улыбается, делая последний глоток, и прочищает горло тихим «тогда

завари мне зелёный».

Телефон остаётся лежать никому не нужным.

некоторое время спустя

некоторого времени спустя

Вот он, предел терпения Тэхёна: уже совсем близок к своему достижению.

— Мне тебя привязать? — он упирается ладонями в подлокотники стула, на

котором сидит Чонгук.

Четыре – именно столько раз тот сбегал с кухни под дурацким предлогом.
Сначала он заявил, что не может есть без книги перед собой: слинял к книжному
стеллажу и не вернулся. Потом он придумал, что хочет ирландский кофе: ушёл
за виски в погреб и пропал там. Затем он вспомнил про очки, которые потерял
где-то в доме, а после сообщил, что на самом деле уже перекусил ранее, просто

285/292
никто не видел его кушающим за столом.

— Ну, если тебе такое нравится…

— Хватит ёрничать, — наклоняется над ним Тэхён.

С его волос по-прежнему капает вода: он так и не высушил волосы после душа.

— Что ты от меня хочешь? — притворяется тот дураком, следя за тем, как по его
лицу и подбородку стекают капли.

Тэхён был бы очень благодарен, если бы Чонгук не пялился на него через линзы
своих очков, в которых он выглядит таким невыносимо сексуальным.

— Узнать, что ты обычно ешь на ужин, — вид у Тэхёна грозный. И непоколебимый

(это не точно). — Я приготовлю.

— Ты собираешься меня отравить? — отнимает остатки его терпения Чонгук. —

Хорошо. Я совсем не против умереть от твоих рук.

И широко (не без издёвки, само собой) улыбается. Впервые со дня их знакомства.

Ту-дум – пробивает Тэхёну рёбра.

Какой же этот придурок красивый.

— Осторожно, — серьёзно предупреждает Тэхён, приближаясь к его уху. — Когда

ты так улыбаешься, я теряю голову.

Ту-дум – продолжает сходить с ума сердце. Ту-дум, ту-дум, ту-дум. Тэхён падает
лбом на его плечо и сбивчиво дышит, не в состоянии успокоиться. Внутри вмиг
просыпается необъяснимая тревога, которая не позволяет рационально мыслить.
Тэхён не хочет, чтобы кто-то, кроме Чонгука, его обнимал. Чтобы кто-то на него
так же, как Чонгук, смотрел. Чтобы кто-то пытался с ним сблизиться и видел его
таким искренним и уязвимым. От одной мысли о ком-то другом рядом начинает
трясти от отвращения. О чужих руках на своей шее, предплечьях, спине, о чужой
фальшивой любезности, о чужих действиях, эмоциях, чувствах, за которыми
ничего не стоит.

Тэхён не принадлежит ни Чонгуку, ни кому-то ещё: он сам по себе, как и все

остальные.

Но как же хочется быть его и только его хотя бы сейчас, хотя бы в эту
мимолётную вечность.

Чон, чёрт бы тебя побрал, Чонгук…

*****

День второй: мстительный.

Яблоко с громким звуком приземляется на стол.

286/292
— Плата за читательский билет, — ставит условие Тэхён.

Утром к ним приезжал Шон, помощник Чонгука по дому: привёз ему сменную
одежду, несколько книг и всякие мелочи, вроде капель для глаз, по-дружески
обнял его и умчался, сказав на прощание «не беспокойся о хате, я обо всём
позабочусь». С тех пор Чонгук сидит на кухне Тэхёна в его домашнем чёрном
лонгсливе и всё тех же очках, читает «Ночной лес» Джуны Барнс и выводит его
из себя, отказываясь от еды: сегодня он даже не завтракал.

Вот он, лимит сдержанности Тэхёна: исчерпан уже практически целиком.

— Я выявил одну закономерность, — не отрываясь от чтения, проговаривает

Чонгук. — У всех писателей, чьи книги я нашёл на твоих полках, была тяжёлая
судьба, — Тэхён недоверчиво прищуривается: он редко изучает чьи-либо
биографии – ему это неинтересно. — Например, Хантер Томпсон. У тебя есть его
«Ангелы ада». Он не раз публично заявлял о своём желании умереть и о том, что
он уже умер. В итоге выстрелил в себя в собственном доме, в котором находился
его сын, — Чонгук перелистывает страницу и тянется за кружкой с крепким
кофе. — Хемингуэй, Мопассан. Страдали от психических расстройств. Вульф
изнасиловали, когда она была подростком. Как и Барнс, — он кивает на её
«Ночной лес». — Эдгар По злоупотреблял алкоголем и опиумом, а после смерти
жены…

— Так, — не даёт ему закончить Тэхён, — не соскакивай с темы, — он отбирает у

Чонгука книгу и пододвигает к нему фрукт. — Съешь, пожалуйста, это сочное
вкусное яблочко, которое я помыл своими руками специально для тебя.

За завтраком Тэхён прочитал в интернете, что несладкое зелёное яблоко может

помочь подогреть аппетит.

— Я же сказал, — вид у Чонгука недовольный. — Я не хочу. Меня тошнит.

— Тебя тошнит, потому что ты со вчера ничего не ел, — не отступает Тэхён,

наблюдая за тем, как тот складывает руки на груди и отворачивается,
отказываясь идти на контакт. — Чонгук, — его голос звучит мягче и тише, — тебе
будет плохо, если ты продолжишь отказываться от еды. Пойми это. И постарайся
понять меня, — он кладёт «Ночной лес» на столешницу и опирается на неё
ладонями. — Я делаю это, потому что волнуюсь. Я хочу как лучше.

Тэхёну не доставляет никакого удовольствия просить, уговаривать, заставлять:

он ненавидит идти против чьей-либо воли. И он бы с радостью прекратил, но он
вынужден не сдаваться, потому что переживает за Чонгука и не хочет, чтобы в
будущем тот страдал от проблем со здоровьем. В том числе и психологических.

— Если хочешь как лучше, — сухо отвечает Чонгук, — отстань.

Тэхён поверженно опускает плечи.

Обидно.

— Съел, — в последний раз требует он, указывая пальцем на яблоко. — И чтобы я

это видел.

У Чонгука есть отличная возможность проголодаться, пока он тренируется.

287/292
Тэхён берёт в руки книгу, забирая её с собой, разворачивается в сторону выхода
и направляется в зал с тренажёрами, усмехаясь себе под нос. Чонгук не может
приступить к новому произведению, пока не дочитал уже начатое – Тэхёну об
этом неоднократно рассказывали парни. Ещё у Чонгука есть стойкое убеждение,
что к чтению надо подходить ответственно: недопустимо пропускать и строчки.
И Чонгук не бросает книгу, даже если перечитывает её не в первый раз. А читает
он часто.

Иными словами, другого выбора, кроме как выполнить требование Тэхёна, у него
сейчас нет. Придётся съесть яблоко.

В зале включен весь свет (недавно здесь прибиралась Мила); Тэхён гасит его,
оставляя гореть подсветку по периметру пола, снимает с себя футболку,
оставаясь в одних серых спортивных шортах, и заранее кладёт полотенце на
скамью для жима штанги, чтобы после растяжки сразу приступить к
упражнениям. Сегодня у него «день трицепса и груди».

Тренажёрный зал по-прежнему пугает Чонгука: спускаться сюда он ни под каким

предлогом не соглашается. Всякий раз, когда Тэхён уходит тренироваться,
Чонгук остаётся с Камилой и охотно помогает ей с уборкой в доме и уходом за
цветами. Вчера, к примеру, они вместе протирали книги от пыли и так увлеклись,
что не заметили, как Тэхён вышел из душа и подкрался к ним со спины с
максимально непонимающим видом.

Камила, увидев его с голым торсом, принялась щупать его мышцы и привычно
отвешивать комплименты его физической форме. Чонгук же, скользнув взглядом
по его прессу и рукам, отвернулся к стеллажу и демонстративно продолжил его
игнорировать. Тэхёну не оставалось ничего, кроме как сказать ему: «Что? Тоже
хочешь потрогать? Вперёд. Я не против».

Тот в ответ показал ему средний палец.

Да, быть с Чонгуком довольно непросто. Но в этом есть своё очарование. Тэхён
улыбается, уделяя секундное внимание «Ночному лесу», который оставил на
полке между гантелей, заканчивает с подготовкой к первому блоку упражнений
и ложится на скамью под углом, снимая штангу со стойки. Вдох через нос на
расслабление, выдох через рот на усилие. Ещё раз. И ещё несколько. Для
первого подхода достаточно. Тэхён встаёт, делая небольшой перерыв,
добавляет вес с двух сторон и ложится обратно, крепко обхватывая гриф
пальцами.

Надо постараться и выбить из головы все ненужные мысли.

Слышится щелчок, и дверь в зал потихоньку открывается. Чонгук. Решил и тут

побесить? У Тэхёна подход, ему не до этого. Он безмолвно снимает штангу с
ограничителей, медленно опускает её к груди, не обращая внимания на
присутствие постороннего (хватает его, разумеется, ненадолго), и, повернув
голову в бок, принимается наблюдать за Чонгуком через отражение в зеркале, не
забывая выполнять упражнение.

И зачем он, интересно, пришёл? У него что, в руке яблоко?

Чонгук молча проходит внутрь, останавливается рядом с гантелями, не думая

288/292
смотреть в сторону Тэхёна, и начинает закатывать рукава на своём лонгсливе.
Не то чтобы Тэхён этому не рад, ему нравятся худые руки Чонгука (особенно с
этими его загадочными татуировками и крупными венами), но не мог бы он
объяснить, что забыл в этом месте и с какой целью пришёл, раз «в мире нет
ничего скучнее, чем занятия спортом»?

Собрался потягать гантели? Зачем тогда яблоко с собой притащил?

Тэхён выдыхает на усилие и продолжает следить за его действиями. За тем, как

Чонгук заканчивает бороться со своими рукавами, за тем, как он поправляет
очки и берёт с полки книгу, за тем, как он разворачивается и быстрым шагом
направляется в его сторону.

И за тем, как он перекидывает ногу через скамью и садится ему, Тэхёну, прямо
на бёдра, застав его врасплох настолько, что он едва не роняет штангу себе на
грудь.

Ту-дум – в момент реагирует сердце.

Ту-дум, ту-дум, ту-дум.

Да какого ж опять чёрта?

Будто из самых последних сил Тэхён поднимает снаряд наверх, закрепляя его на
держателе, плотно смыкает веки, чувствуя напряжение во всём теле, и пытается
восстановить дыхание, хватая воздух через открытый рот. Что этот недоумок
удумал? Совсем с катушек слетел? У Тэхёна из-за него чуть ментальная смерть
не случилась. Он молча лежит, умоляя себя не поддаваться на провокацию,
мысленно повторяет «это месть», «я достал его, вот он и измывается», и не
может, никак, чёрт возьми, не может привыкнуть к кое-чьему весу на своих
ногах.

А потом слышит оглушающе звонкий хруст (Чонгук, очевидно, откусывает

яблоко) и напрягается в мышцах ещё сильнее.

Не такой должна была быть плата за читательский билет. Не такой.

Тэхён открывает глаза. Нельзя позволить ему победить. Ни при каких

обстоятельствах. Иначе эта игра никогда не закончится. Он приподнимается на
локтях, утыкаясь взглядом в книгу, которую тот держит на весу и которой
закрывает своё лицо, рассматривает его тонкие запястья с ярко выраженными
венами, его большие ладони, его музыкальные пальцы и… сходит с ума от
желания прикоснуться к нему. Опять. Как тут сдержишься?

Когда Чонгук близко, себя попросту невозможно контролировать.

И это проблема, ведь, если так подумать, Тэхёна сейчас ничего не держит. Ему
не составит труда схватить Чонгука за локоть, потянуть его на себя и уложить
на свою грудь, заключив в объятия, из которых тот не сможет сбежать.
Провокация в ответ на провокацию – как тебе такое, Чон Чонгук? Месть в ответ
на месть – и конец комедии. Разве не идеально?

Но Тэхён ни за что не посмеет так поступить: это будет слишком жестоко,

учитывая тот факт, что он голый по пояс, а у Чонгука закатаны рукава – контакт

289/292
кожа к коже в такой ситуации неизбежен. С другой стороны… не Тэхён это
начал. Он тут, можно сказать, пострадавшая сторона. Не помешает и проявить к
нему чуточку сострадания.

Чонгук вдруг отводит книгу в сторону, с вызовом заглядывает ему в глаза и

подносит яблоко к губам.

«Съел. И чтобы я это видел».

— Тебе хорошо видно?

О да, вид потрясающий.

Чонгуку действительно идут эти очки – панто в тонкой оправе: в них он похож на
писателя, который мгновением ранее закончил работу на винтажной печатной
машинке. Который много курил, откинувшись на спинку стула и запрокинув
голову, потому что не мог подобрать правильные слова; который завороженно
наблюдал за тем, как рассеивается сигаретный дым в свете старой керосиновой
лампы. Который так сильно старался передать через текст свою боль, что едва
не утонул в ней сам и из-за этого не смог писать дальше.

Чонгук выглядит ещё умнее и мудрее, чем обычно, и он невыносимо горяч, когда
сидит вот так, сверху: у него чуть приподнят подбородок, он продолжает есть
яблоко и мстить Тэхёну за каждую его просьбу не отказываться от еды. А
согласный на любую его месть Тэхён не отрывает от него взгляд, пытая его
своим бездействием, и опять не злится, потому что, на самом деле, безумно рад
его видеть, особенно за едой, и не хочет его куда-либо отпускать.

(И немножко завидует яблоку.)

— Ты так внимательно смотришь, — Чонгук опускает вниз занятые руки и

наклоняется вперёд, опираясь нижними частями ладоней о скамью по обе
стороны от него. — Что у тебя там за мысли?

Тэхён еле заметно улыбается.

Чонгук дерзкий и смелый, но при этом такой уютный в его домашней одежде.

— Лучше тебе не знать, — отвечает практически шёпотом.

У Тэхёна в голове много мыслей. К примеру, о том, что он почувствует, если

ненадолго дотронется до него. До этого оставшегося с ним Чонгука, который сам
тянется ближе и сосредоточенно смотрит в глаза. До его губ, которые
покраснели из-за кислого яблока. До его щёк, подбородка, шеи. До его прядей,
которые снова лезут ему в глаза. До его острых ключиц.

Если бы Тэхён только мог к нему прикоснуться…

— Тебе кто-нибудь говорил, — Чонгук не разрывает с ним зрительный контакт, —

что ты слишком громко думаешь?

Тэхён медленно моргает, не в состоянии сказать ему и слово.

Вопрос «о чём ещё можно думать, когда ты находишься рядом?» остаётся

290/292
неозвученным.

Прошло уже достаточно времени: давно пора делать новый подход; Тэхёну бы
выпутаться из этих недообъятий и приступить к выполнению упражнений, но
желание быть его и только его хотя бы сейчас, хотя бы в эту мимолётную
вечность, приковывает его к месту и не даёт возможности пошевелиться. Чуть
больше ситуация затрудняется, когда его одолевает нестерпимая жажда: от
Чонгука, устроившегося на его бёдрах, то и дело бросает в жар.

Но окончательно всё усложняет сам Чонгук, который внезапно начинает

двигаться: он подносит яблоко ко рту, прикасается к его цельной стороне
губами, а после этим же местом дотрагивается до губ Тэхёна, округлившего от
шока глаза.

Стоп. Стоп-стоп-стоп. Секунду.

Чего?

Чонгук только что… поцеловал его так? Через чёртово яблоко?

Тот, ухмыльнувшись в ответ, встаёт со скамьи, сразу же направляется в сторону

выхода с «Ночным лесом» в руках и скрывается в коридоре, с громким звуком
захлопывая за собой дверь. Словно его тут и не было. Словно Тэхён его выходку
выдумал. Ту-дум – всё никак не угомонится его сердце. Ту-дум, ту-дум, ту-дум.

Невыносимо.

Он обессиленно падает спиной на скамью, трогает свои губы пальцами и

рассеянно пялится в потолок.

Непрямой поцелуй. С ума сойти можно.

Чон, чёрт бы тебя побрал, Чонгук…

*****

День третий: алкогольный.

Вот она, грань трезвости Тэхёна: уже пересечена на один маленький шаг.

— А в этом что-то есть, — пьяно отзывается он и совершенно по-дурацки

улыбается.

Как же здесь хорошо. И какой же Чонгук хороший. С ним так весело и тепло.

А ещё он такой мягонький…

— Перестань. Рука уже болит, — у Чонгука немного заплетается язык.

Тэхёну это кажется очаровательным.

— Это от трения, — он заботливо массирует его плечо.

291/292
В погребе комфортно как никогда. Тэхён с Чонгуком сидят на полу и пьют виски
прямо из бутылок: на Тэхёне – чёрное худи Чонгука, на Чонгуке – голубая
толстовка Тэхёна; перед ними куча тарелок с закусками, к которым они почти не
притронулись, и пара книг, которые подвыпивший Чонгук притащил, чтобы
доказать подвыпившему Тэхёну, что напитки, которые употребляют до еды с
целью возбудить аппетит, – это аперитив, а вот императив – это что-то из
«Критики» Канта.

— Ну, — подаёт голос Чонгук, уставившись на профиль Тэхёна, — думаю, пора

переходить к самому интересному, — и делает глоток, замечая, как тот
присасывается к своей бутылке. — Секс.

Тэхён проливает виски мимо рта, чуть было не подавившись, и поворачивает к

нему голову, вытирая подбородок рукавом.

— Что?

— Что?

Примечание к части

Что?

292/292