Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/12623962

вкус страха
Направленность: Слэш
Автор: Улыбка Тэтэ (https://ficbook.net/authors/3154211)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Чон Чонгук/Ким Тэхён, Мин Юнги/Пак Чимин, Чон Хосок
Рейтинг: NC-17
Размер: 196 страниц
Количество частей: 14
Статус: завершён
Метки: Счастливый финал, Преступный мир, Рабство, Упоминания наркотиков,
Алкоголь, Рейтинг за насилие и/или жестокость, Течка / Гон, Гнездование,
Изнасилование, Нецензурная лексика, Ангст, Омегаверс, Сексуальная
неопытность, Упоминания насилия

Описание:
«… Чонгук никогда прежде… Никогда за свои тридцать один год жизни не
жалел омег, ему никогда не было стыдно за свои поступки, он никогда не
переживал за эти неудачные создания природы. А этот… Этот омега какой-то
особенный во всех планах…»

Посвящение:
огромное спасибо за 1000 лайков

и за 2000 лайков тоже спасибо

Публикация на других ресурсах:

Разрешено только в виде ссылки

Примечания:
вдохновилась работой, где были сплошные постельные сцены, что меня не
устроило :)
поэтому сказала себе «напиши криминальный фф с подробными чувствами, а не
сексом!»

юнмины не являются важным пейрингом работы, потому их не будет в работе

очень много
 Оглавление

Оглавление 2
1 3
Примечание к части 9
2 10
3 20
4 34
Примечание к части 57
5 58
Примечание к части 72
6 73
Примечание к части 94
7 95
8 113
Примечание к части 126
9 127
Примечание к части 141
10 142
Примечание к части 158
11 159
Примечание к части 175
12 176
Примечание к части 197
bonus 198
bonus 2 204
Примечание к части 209
Сноски: 210
Примечание к части Итак!
Доброго времени суток, да начнётся новая история.
Я буду очень стараться писать активно и после работы и в выходные дни.
Постараюсь не затягивать, а вам приятного прочтения.

p.s. проверенных бет у меня нет, следовательно вероятность ошибок велика,

поскольку не могу углядеть все, и т9 любит исправлять

«Люди становятся сильнее благодаря воспоминаниям, которые не могут забыть.

Это и есть взросление…»
Цунаде Сенжу. Наруто.

— Ты жалкий и ничтожный! — в парня летит очередное оскорбление

драгоценной будущей мачехи. — Ничего в этой жизни не умеешь и ничему не
учишься!

Сколько еще это будет продолжаться? Каждый раз одно и то же.

Парень закатывает глаза, кусает губу, сдерживая вырывающуюся агрессию, что

с каждым днем только растёт и крепнет. Ненависть оседает на подкорке
сознания, проникает глубоко в сердце, течёт в крови. Чужие длинные светлые
пряди хочется намотать на собственный кулак, хочется ударить головой о стену,
чтобы раскроить череп, чтобы видеть, как густая кровь будет медленно стекать
по чужому красивому лицу, но такому отвратительному, стоит открыть рот.

— Тупорылый кусок дерьма, — вместе со словами летит кружка, что стояла на

столе.

Успевают увернуться, чтобы услышать звон разбившейся посуды о стену,

которую самому в итоге и придётся убирать.

— Ты закончила? Мне нужно учиться, — сквозь зубы, с еле контролируемым

равнодушием.

Так и хочется все высказать, собрать чужие шмотки и выставить за дверь. Жаль
вот, что отец не видит и не верит, что его новая драгоценная пара - сущая
гадюка, заползшая в чужой дом и постоянно кусающая сына, наполняет его
ядом, заполняет ненавистью до краев.

— Продолжай и дальше тратить деньги моего отца, только отстань уже от меня,
а, — указывает рукой на выход из комнаты, в которую та ворвалась и начала
орать, не объясняя причины.

— Ты, щенок, как смеешь мне такое говорить?! — глаза налиты кровью, слюни
вылетают почти с каждым словом. Отвратительно и мерзко. — Я привела этот
дом в порядок! Забочусь о вас!

— Хватит! — удар по столу. — Ты у меня вот тут уже сидишь, — показывает на

3/210
горло. — Кому ты тут лечишь?! О ком ты заботишься? В уши мне не заливай
давай, думаешь, я не знаю, что ты отцу на уши присела, чтобы сбагрить меня из
этого дома? Чтобы в университет для омег отправил?! Чтобы в общежитии жил?!
— он правда пытался держать себя в руках, очень старался не срываться. — Да
ты уже год только и делаешь, что унижаешь меня! По каждому пустяку
залетаешь в эту дверь и начинаешь орать! Что с тобой, блять, не так?! Ты
вообще двинутая на голову? Совсем мозгов не осталось со своими этими
ботоксами, или что ты там колешь?

— Тэхен! — звучит строгий голос отца с первого этажа.

Попадос.

И так каждый чертов раз. Отец никогда не слышит, как эта искусственная
стерва орет на него, вечно только его ловит на оскорблениях в ее сторону, а та и
рада.

Мужчина быстро оказывается в дверном проеме, а девушка сразу прижимается к

крепкому телу, ища защиту. Только вот защита нужна совсем не ей, а тому, кто
устал от этого всего дерьма, тому, кто родной кровью является, кто тоже слаб и
нуждается в заботе крепких рук, в чертовых объятиях!

— Снова звонили с его учебы, я хотела разобраться, а он вот опять… — голос

притворно грустный и обиженный, только эту смену эмоций видит лишь парень.

— Я просил тебя уже столько раз не обижать ее, не грубить и сдерживаться! Что
ты за омега такой, что ведёт себя как самый настоящий, сорвавшийся с цепи
альфа?! — мужчина смотрит строго, совсем не чувствует, как сам обижает сына,
не видит этой боли в глазах, что точная копия самой первой и чистой любви. —
Что с тобой творится?! Разве так тебя воспитывали?

Это красная кнопка, которую нажали, не задумываясь. Первая слеза срывается

на нежную щеку.

— Лучше бы я умер вместе с папой, — зло шипит, выходя из комнаты, задев

чужое плечо, что должны подставлять единственному сыну, а не той, что лишь и
умеет тратить не свои деньги.

Тэхен хватает куртку из гардероба, влетает в кроссовки и покидает дом.

Ему нужно остудиться, привести мысли в порядок, поплакать где-то в тихом

месте, вспоминая папу и прошлое, когда всё еще не было поделено на «до» и
«после». В настоящем тоскливо и больно, очень холодно и плохо, но именно
воспоминания помогают стоять на ногах и идти дальше, к цели, к мечтам,
будущему. Тэхен знает, что папа никогда не хотел бы, чтобы его сын опускал
руки и сдавался. Но… Иногда очень хочется опустить. Сдаться и ничего не
делать, поставить время на паузу, чтобы жить лишь воспоминаниями.

Последние брошенные слова были слишком больными и Тэхен это знает, как и
то, что отцу никогда бы не хотелось их слышать, потому что он тоже приложил
много сил, чтобы вернуться к нормальной жизни после смерти самого дорогого
человека. Но слово не воробей, как говорится…

— Как же все достало, — шепчет надломленно и упирается затылком в дерево.

4/210
У него есть одно любимое место, где удается очистить голову, смыть в озеро,
чтобы спрятало в себе всю боль и мысли, которые роем пчел жужжат. Здесь тихо
и немноголюдно, по крайней мере поздним вечером. Сейчас нет никого, потому
что время позднее. А собственно который час?

— Черт, — раздраженно выдыхает, потому что забыл телефон дома.

Тэхен поднимается с холодной земли, отряхивая спортивные штаны, и

направляется к выходу. На одной из лавок небольшого сквера замечает
человека, поэтому спешит узнать время.

— Извините, — на него почти сразу устремляется чужой взгляд.

Пожалеть почему-то успевает почти сразу, что решил подойти. Эти глаза
смотрят с холодом, не таким как у обычного незнакомца на незнакомца, а
другим… Каким-то глубоким, словно льется из груди, а там айсберг, что не
растопить. Лицо равнодушное, не выражает абсолютно никаких эмоций, даже
раздражения от того, что потревожили. Тэхен сглатывает, но все же решает
спросить, раз начал:

— Не подскажете мне время, пожалуйста? — чувствует непонятное давление,

потому сглатывает нервно.

Он омега и весьма красивый, знает это прекрасно от окружающих людей, и

знает также, что бывает в позднее время с такими как он, особенно в последние
пару месяцев, когда воруют людей, а именно омег.

Чужой взгляд неожиданно скользит по нему оценивающе, от него холодок по

коже, хочется поскорее развернуться и уйти. Время словно застыло, жалкие пару
секунд тянутся ничтожно долго, а руки в карманах начинают мелко дрожать. В
голове миллион мыслей разлетаются, готовятся на старт.

— Почти двенадцать ночи, — чужой голос звучит тихо, с хрипотцой от долгого

молчания. — Не самое удачное время для поздних прогулок молодым омегам, не
боишься?

Боится. До бешеного сердцебиения в груди, до капель пота по спине и дрожи в

ногах. Сейчас.

— Неудачно вышел из дома, — натягивает легкую улыбку. — Спасибо, до

свидания.

Он уже спешит развернуться, как вдруг его хватают за локоть, крепко сжимая
через куртку. Тэхен чувствует сильную хватку, что отдаётся болью, и в испуге
смотрит на собственную руку, а потом на альфу, который, заметив страх,
расслабляет хватку и неожиданно дружелюбно улыбается.

— Не составишь мне компанию? — улыбка на лице никак не сочетается со

взглядом – все еще холодным и отталкивающим. — Посиди со мной совсем
немного, я был бы рад компании такого воспитанного мальчика.

Что делать в такой ситуации? Лучше подыграть, чтобы поймать момент и

сбежать позже, или сделать это сразу? Тэхен всегда считал, что злить альф не
5/210
стоит, что нужно свести возможную агрессию на минимум, что нужно быть очень
приветливым, если хочешь выбраться из опасной ситуации. Живым.

— Мне нужно возвращаться домой, там, наверное, уже очень волнуются, —

пытается улыбаться, но удается с трудом, потому что его всего пробрал ужасный
страх. — Но если вам так одиноко, то я могу совсем немного посидеть с вами.

— Было бы прекрасно, — наконец, отпускает руку и чуть двигается, освобождая

место для второго человека.

Тэхен чувствует себя натянутой струной, еле сдвигается с места и

присаживается на самый край лавки. В сквере никого нет. Совершенно. Кажется,
даже листья не чувствуют ветра, все застыло, как и он сам от ауры человека
рядом. Нервно кусает губу, сжимая в карманах руки в кулаки. Он лишь
чувствует, как его рассматривают, как заинтересовались, а отсюда и мысли
жуткие. Если его будут насиловать, есть ли смысл звать на помощь? Или лучше
поддаться и, опять же, свести боль на минимум, получив в подарок сохраненную
жизнь? Стоит ли прямо сейчас срываться с места и бежать, что есть мочи? А если
побежит следом? Если вдруг догонит…?

— Поссорился с родителями? — подаёт голос альфа, а Тэхен дёргается.

— Просто вышел прогуляться, — нервно улыбается, кивая самому себе, мол так и
есть, просто прогуляться.

Совсем неудачно.

— А вы? — нужно сделать вид, что не боится. Хотя бы попытаться…

Чужой страх не чувствуется, наверное, только полным дураком. Он буквально

оседает у него самого на языке неприятной кислинкой, а что можно говорить об
этом человеке?

— Поссорился ли я с родителями? — усмехается. — У меня их нет, чтобы

ссориться.

Омега хмурится, неуверенно смотря на мужчину, чтобы понять эмоции, и

встречается с глазами, что неотрывно следят за ним. Там что-то неизвестное
плещется, и узнавать, что именно, не хочется совсем.

— Не сочувствуй, это не нужно. Никому.

Словно читает как отрытую книгу или это просто логично, что после таких слов
захотят посочувствовать. Но Тэхен почему-то уверен, что его именно считывают.

— Людям зачастую неприятно слышать слова сочувствия, но им приходится

отвечать словами благодарности, потому что это вежливо и только, — Тэхен
теряется от смены тона, ничего совершенно не понимает в происходящем. — Так
почему ты так поздно гуляешь?

— Захотелось проветрить голову, — его словно допытывают, хотят что-то узнать.

— Учишься? — что на это отвечать?

6/210
Нельзя незнакомцу сообщать хоть что-то о себе, особенно этому. Шестеренки в
голове активно работают, а на ум ничего не идёт. Если долго молчать, это
вызовет подозрение.

— Я… нет, не учусь, просто немного загрузился, вот и все, — ложь сама

сорвалась с губ.

— Разве омега твоего возраста может грузиться из-за чего-то так сильно, чтобы
сбегать из дома в столь поздний час? — Тэхен чувствует себя оскорбленным,
поэтому снова хмурит брови.

Он вообще-то очень эмоциональный и чувствительный человек, поэтому по

привычке кидает недовольный взгляд, совершенно забыв, что планировал
сбежать уже вот-вот.

— Что вы имеете в виду? — не удерживает в себе недовольный тон.

Распаляется, теряет бдительность.

— Вот оно, — расплывается в непонятной омеге улыбке, заставляя осознать

произошедшее, как ударом по щеке. — Не нравится, когда ваш пол унижают и
придают стереотипности? — склоняют голову к плечу, позволяя увидеть
маленький кусочек татуировки у уха.

— Извините за несдержанность, — отворачивается, чтобы не видеть эти чёрные,

как уголь, глаза, что пытаются сожрать его душу.

— Я тебя не съем, расслабься, — звучит, как ложь.

Мужчина, наконец, отводит от него взгляд, и садится так же, как сидел до того,
как его отвлек Тэхен. Расслабленно, закинув оба локтя на спинку, и широко
расставив ноги. Омега впервые немного расслабляется, перестав чувствовать
столь явную опасность от этого человека. Только чувство, что не он это
контролирует.

— Я тоже пришел сюда проветрить голову, — смотрит прямо. — В этом мы

похожи.

Тэхен рассматривает профиль мужчины, острые скулы и чуть нахмуренные

густые брови. Тот проводит языком по нижней губе и чему-то усмехается,
заставляя резко отвернуться, поругав себя за такой необдуманный поступок.
Разглядывать потенциального убийцу, вора омег, насильника?! Тэхен
поражается сам себе и только через пару мгновений понимает, что внешний шум
природы снова слышен ему, а чужая аура больше не давит, не вынуждает
трястись от страха, словно мокрая собака.

— Ну что ж, пару минут вышли, поэтому я рискну предложить тебе, провести

тебя до дома, чтобы по пути тебя никто не украл, — смотрит с тем же холодом,
но почему-то тот больше не кажется настолько отталкивающим, как прежде.

Все еще пугает, но кажется, что лучше не отказываться. Словно это последняя
ступень, чтобы сохранить собственную жизнь. Что-то подсказывает внутри, что
сейчас нужно дать согласие, иначе и правда не вернётся домой.

7/210
— Только… — кусает снова губу, чувствует, что смотрят.

Нет, не так. Снова прожигают дыру, пытаются вскрыть все замки и забраться в
самую душу, чтобы ее поглотить, запачкать, сожрать. Тэхену неуютно до ужаса,
но терпит, ничего не говорит на этот счёт.

— Только не прям до дома… — не хочется, чтобы знали точное место

жительства.

— Хорошо.

И очередная усмешка слетает с чужих губ. Да, омеге страшно и он никак не смог
этого скрыть, потому что просто не имеет столь сильного контроля над своим
телом и эмоциями. Пусть альфа это видит и чувствует, пусть проводит, заводит
свои эти странные разговоры, прожигает взглядом, высасывает душу, но можно
уже поскорее оказаться дома, пожалуйста?

На улице кромешная тьма, не видно даже звезд – тучи закрыли все небо. Это
еще больше пугает. И Тэхен искренне надеется, что действительно доберется до
дома, что этот высокий альфа нигде по пути не наденет ему на голову мешок, не
свяжет и не увезет. Мужчина оказывается на голову выше омеги, от него пахнет
чем-то странным, невозможно разобрать, словно намешано много всего, пряча
собственный запах, данный природой. Сердце все еще сильно бьется,
намереваясь сломать ребра от переживаний; ноги подкашиваются, стоит встать
следом за альфой, но себя быстро берут в руки, которые, к слову, вытаскивают
из карманов, чтобы потереть друг об друга, потому что замерзли, и подышать на
них горячим воздухом. На ладонях видно следы полумесяцев от ногтей, но это не
попадает в поле зрение альфы. В какой-то момент перед носом омеги
оказывается что-то черное, заставляя его в испуге сделать шаг назад.

— Всего лишь перчатки, — мужчина смотрит серьезно на испуганное лицо, на

губы, что приоткрываются, чтобы что-то сказать. — Надень, — тон, не
принимающий возражений.

И Тэхену ничего не остается кроме как принять вещь и спрятать свои ладони в
них.

— Спасибо…

По этому альфе почему-то видно, что его нужно обходить стороной, что он до
чертиков опасен и ничего хорошего из себя не представляет. Его взгляд
глубокий, поглощающий и уничтожающий, туда лучше не смотреть, иначе
сожрут, не оставив и следа от существования. Аура чужая слишком сильная,
властная. Но что такой человек забыл в каком-то непримечательном маленьком
сквере на окраине города? Он с этим уютным местом, и районом в целом, совсем
не вяжется, выделяется на фоне.

— Далеко живешь? — вырывают из мыслей.

— Минут десять идти… — понимает, что его все равно проводят почти до дома,
поэтому эту информацию сказать решается.

— Далековато ты сбежал проветрить голову.

8/210
— Это мое любимое место, по привычке пришел, — жмет плечами и кутается в
куртку сильнее. Погода стремительно ухудшается.

— Сесть в машину и доехать в тепле предлагать бессмысленно? — парень в

ответ усмехается, давая понять, что да, бессмысленно. Он сядет разве что под
дулом пистолета и очень надеется, что его не имеется у мужчины. — В
следующий раз следи за временем, когда покидаешь стены дома.

— Да, я понял.

Они останавливаются у остановки, омега благодарит за то, что проводили,

спешит отдать перчатки, но его останавливают, кидая взгляд на машину с
другой стороны дороги, которая каким-то чудесным образом оказалась рядом с
ними, и усмехаются. Ему эти перчатки лишь для образа.

— До встречи, — улыбается альфа, делая пару шагов назад. — Тэхен, — как гром
среди ясного неба.

Омега имени своего не говорил и ни за что бы не сказал такому человеку, как

тот, что неспешно переходит дорогу и скрывается на заднем сидении машины,
что сверкает ему фарами и уезжает. Тэхена снова окутывает жуткий страх. Он
смотрит на перчатки, в которых успели согреться руки, и срывается с места,
спеша домой.

***

— Почему вы его отпустили, Господин? — подают голос из-за руля.

— У меня сегодня хорошее настроение и этому омеге несказанно повезло.

Примечание к части

Это было, так сказать вступление

Метки возможно будут добавляться (я сообщу в случае чего), насчёт названия
уверена не совсем, но если поменяю, то также сообщу

9/210
Примечание к части Даю сразу вторую для более понятной картины

«Скоро твой путь озарится самой большой звездой.

Может, поэтому сейчас он такой тернистый.

И, если тебе мерещится, что ты совершенно пустой,

То может быть, ты – совершенно чистый?»

Ритмичные тяжелые толчки сопровождаются кряхтением и всхлипыванием. Над

хрупким телом нависает большое, старое и заплывшее жиром. Кажется, что
грузное тело вот-вот рухнет от усталости сверху, придавит своим весом. И лучше
бы это было так, чем чувствовать пронзающую все тело боль, что словно ломает
кости, рвет в прямом смысле этого слова и заставляет задыхаться от этого. Тело,
что было девственно чистым, запачкали и уничтожили, превратили в сплошную
кашу из боли и унижений. Впервые в жизни заставляют жалеть о своей омежьей
красоте и мягкости, потому что оскверняет уже третий, и от этого хочется
умереть. По бедрам течет грязная кровь, осведомляющая всех вокруг о том,
какие муки переносит живое тело, а по щекам кристально чистые слезы, на
которые всем наплевать.

— Пожалуйста, хватит, — слёзы катятся без остановки. — Остановитесь, умоляю,

— в перемешку со слезами, хрипло от сорванного горла, что очень много
кричало.

Но его никто не слушает, продолжают насиловать бедное юное тело, издеваясь,

сжирая, словно оголодавшие. На него всем плевать и его никто не спасёт.

Просторная комната, сделанная в темных тонах, навевала страх. Не сказать, что

у тех, кто сюда приходит, его нет с самого начала, но большая кровать по центру
говорит все за себя, окутывая ледяным ужасом заранее. Каждый раз картина
одна и та же, ничего не меняется. Омеги весьма смышленые, вне зависимости от
того, какими кажутся на первый взгляд. Каждый и каждая понимают в момент,
зачем они здесь. Но они не могут спастись, не могут сбежать из ада, в котором
оказались не по своей воле.

Молодой парень на кровати уже давно без сил, терял сознание от страха, от
происходящего. По всей видимости его организм пытается отключить сознание,
чтобы защитить, но его быстро приводят в чувства. Этот омега чертовски портит
планы. У них все обычно проходит просто и быстро: предоставляются анкеты с
фотографиями для выбора; краткое описание, если есть информация; заказчик
хочет опробовать – предоставляется эта комната, если заинтересовало
нескольких – то же самое, но уже по очереди; торг; продажа. В данном случае
процесс затягивается и может даже не окупиться, потому что вырубающийся
омега раздражает даже тех, кто предоставляет услугу.

— Да сколько можно уже, твою мать! — в комнату влетает высокий

10/210
черноволосый альфа, заставляя всех обернуться на дверь.

Жесткие толчки в хрупкое омежье тело прекращаются тоже. Светлые, когда-то

бархатные пряди, сжимают в крепкой хватке, заставляя смотреть на себя
зареванными красными глазами.

— Если ты хочешь, чтобы это быстрее закончилось, то советую прекратить

вырываться и отключаться, — рычит в лицо, распаляя феромоны, заставляя
задыхаться даже альф. — Тебе ясно?!

В ответ часто кивают из последних сил, пока лицо заливают слезы сильнее
прежнего. Больно и страшно.

— Я забираю его, — голос с дивана для самого главного. — Сколько бы не

предложили, я выкуплю.

Альфа разворачивается к достаточно молодому на вид парню, оглядывает

скептически, ведь он еще даже не опробовал чужое тело, а уже принял
решение.

— В таком случае, сворачивайте лавочку тут, а вы проходите за мной, оформим

некоторые бумаги, — мужчина уже разворачивается, чтобы скрыться за дверьми,
в которые влетел, но его останавливает недовольный голос.

— Эй, — окликают. — У нас должен быть торг.

Альфа нервно ведет плечами, пытаясь избавиться от желания вскрыть чужое

горло от этого «эй», и нехотя разворачивается. Он смотрит на мужчину в
возрасте, что еле застегивает свой ремень из-за живота, что ему мешает, как и
жирные пальцы, что хочется переломать. Каждый. Мучительно медленно. Ему
уже за пятьдесят и решает, что имеет право обращаться к кому-то, кто из клана
Чон, на это выводящее из себя «эй». От этой отвратительной и мерзкой картины
адреналин по крови течет активнее, смешиваясь с агрессией чистокровного
альфы. Хочется убить, хочется скормить уличным оголодавшим псам заживо, и
слушать чужие истошные вопли, что будут молить оставить в живых.

— Закрой свою мерзкую пасть, ничтожество, — в два шага оказывается рядом. —

Здесь я решаю, что и как будет проходить. Надо будет и тебя продам на корм
скоту, ясно?

В ответ не открывают даже рта, потому что чужая рука крепко сжимает жирную
сальную кожу, намереваясь навсегда лишить возможности делать вдох, как и
сердце стучать.

— Чонгук, — чья-то рука ложится на плечо в останавливающем жесте. — Идем.

Да, идти и правда нужно, слишком много дел на сегодня.

***

— Итак, — альфа расслабленно сидит в кресле собственного кабинета,

осматривая парня напротив себя. — Вы согласны на эту сумму?
11/210
Ему все еще интересно, откуда у столь молодого альфы такие деньги и почему
он решил купить омегу, даже не успев проверить на качество. Некие подозрения
змеями просачиваются в голову. Этот парень наблюдал за происходящим
полчаса и принял решение, когда сам Чонгук появился в комнате.

— Она вполне меня устраивает, — рассматривает в ответ, вернее смотрит в эти

холодные глаза, не боясь оказаться на самом дне. — Все же покупаю
человеческую жизнь.

— Верно, — растягивает уголок губ в неком оскале, заставляя бежать мурашки

по телу, но не показывать этого. — Значит решено, пятнадцать миллиардов вон
итоговая цена, — вписывает собственной рукой цифры и протягивает договор
для подписи, подтверждающий полную анонимность сделки, без дальнейшего
разглашения информации. — А это документы омеги, — следом по столу
скользит файл с паспортом и бумагами из медицинского учреждения. — Все же
мы торгуем исключительно чистым товаром, — сладкая улыбка на губах, словно
и не жизнями молодых омег. — А главное качественным.

— Пак Чимин, — шепчет альфа, считывая с паспорта.

— Благодарю за столь приятное сотрудничество, — забирает оригинал договора,

оставляя парню копию. — У двери вас ждёт мой помощник, вас проводят к омеге
и все объяснят детальнее.

Дверь с той стороны закрывается, а альфа разворачивается на кресле на сто

восемьдесят градусов, к стене, и достаёт телефон из внутреннего кармана
пиджака. Он всё-таки желает проверить этого паренька, чтобы знать, чего
ждать в дальнейшем.

***

Лёгкий страх внутри появляется каждый раз, стоит оказаться в не очень людном
месте. Он обволакивает полностью, напоминая о существовании некого альфы,
знающего его имя. Бояться – это нормально, но паранойя может свести с ума. А
это продолжается четвёртый день. Тэхен, оказавшись вне стен дома или другого
людного места, подразумевающего защиту, начинает чувствовать мелкую дрожь
в руках и ускоряющееся сердцебиение. И вот сейчас, освободившись и выйдя из
университета слишком поздно, он теряется, потому что на улице значительно
потемнело, ведь уже середина осени, а на часах половина восьмого вечера.
Раньше это не заставляло нервничать, а вот сейчас тревожит.

— Алло, па? — Тэхен совершенно не хочет идти домой пешком, добираться на

автобусе или такси. И это не из вредности, а из самого настоящего страха
оказаться также пропавшим без вести, как и те омеги, о которых продолжают
напоминать в новостях. — Да, я только закончил… Не мог бы ты забрать меня?

Это действительно звучит странно от взрослого омеги, которому уже двадцать

два в этом году, и Тэхен полностью согласен с отцом, который говорит, что он
уже взрослый мальчик, но ничего не может с собой поделать.

— Пап, пожалуйста, — заламывает брови и кутается в куртку, стоя на крыльце

12/210
учебного заведения. — Можешь забрать меня сам? Нет, ничего не случилось, все
хорошо, просто… — как объяснить свою паранойю отцу? — Просто забери меня.

На том конце провода звучит уставший вздох, Тэхен знает, что тот уже дома и
очевидно отдыхал, но ему дают согласие и просят просто ждать, потому что на
дорогах час пик и точного времени сказать нельзя.

— Большое спасибо, я буду ждать на лавочке у крыльца, позвони мне, как

подъезжать будешь.

Он целенаправленно садится под камеры, чтобы в случае чего можно было по

ним что-нибудь узнать. Руки по привычке спрятаны в карманы, а нос в ворот
куртки. Почему-то совершенно не удается выбросить того альфу из головы, и
было бы славно, если из-за положительных эмоций, а не наоборот. От него веяло
ощутимой опасностью и силой, тем, что пугает и заставляет потеть от волнения,
руки трястись, а ноги подкашиваться. И возможно Тэхен бы забыл о нем уже
через сутки, но не после того, как ему назвали собственное имя, давая понять,
что все это было не просто так. Та встреча была не случайной, и лучше бы Тэхен
не подходил узнать время, а поспешил бегом домой, как и планировал. Его
уносит в собственный водоворот мыслей, поэтому он не замечает человека
неподалеку от себя. За ним следят, но и этого он не чувствует. Ощущает себя в
безопасности, сидя у университета и под камерой.

Его отвлекают шаги. Тяжелые и медленные, подошва массивных ботинок не

позволяет скрыть появления, но привлекает внимание омеги, который резко
поднимает голову.

— Привет, — на губах дружелюбный оскал – жалкое подобие приветственной

улыбки. — Это привычка у тебя такая, не носить перчатки?

Тэхен смотрит с ужасом, нескрываемой паникой и желанием устроить побег

прямо сейчас, но чужой холодный взгляд приковал его к месту, не позволяет
сдвинуться, пошевелиться. Страшно до ужаса, сердце вот-вот сломает ребра на
мелкие кусочки, что потом не собрать воедино, а лишь умереть, потому что те
вскроют ему кожу, расплескивая алую жидкость вокруг.

— Боишься? — ещё ближе, сокращает это и так небольшое расстояние, чтобы

давились его ароматом, который распаляют целенаправленно. — Правильно
делаешь.

Морозный холод покрывает все тело. Чувство приближающейся смерти почему-

то остро бьет по сознанию. Тэхен все ещё не разбирает запах, но ощущение,
словно смерть пахнет именно так.

— Незнакомцев нужно бояться, но мы ведь уже знакомы, не так ли? — склоняет

голову к плечу, наблюдая за эмоциями, которых стало гораздо больше, чем в
прошлый раз. Они намного ярче, вкуснее. — Я, кстати, не очень люблю, когда
мне лгут, — поднимает взгляд на здание, осматривает его, а потом замечает
камеру видеонаблюдения, смотрит прямо в нее и расплывается в улыбке,
возвращаясь к испуганному омеге. — Говорил, что не учишься, а оказывается
вот, что совсем это не так, — подходит почти вплотную и видит, как нервно
сглатывают, опуская голову вместе со взглядом чарующих глаз. Наклоняется к
чужой голове, оказываясь висок к виску. — Советую больше так не делать, я
очень быстро злюсь, а как следствие творю ужасные вещи, — почти возле уха,
13/210
негромко, чтобы только для него. — Которые тебе даже в кошмарных снах не
виделись, — Тэхен весь ежится окончательно, потому что напуган настолько, что
вот-вот упадет в обморок.

Сейчас он с уверенностью может сказать, что этот альфа явился по его душу.
Своей лишен, так чужую заберёт. Чистую, светлую, искреннюю… А потом
замарает ее чёрными пятнами, осквернит. Эту встречу не назвать случайностью,
а значит и Тэхен не параноик. Лишь бы только отец приехал как можно скорее.

— Ты ведь понял меня? — требует ответа.

А Тэхен не знает ни то что как рот открыть, не знает как вдох сделать. На глазах
собирается влага от осознания неизбежного. Рано или поздно с ним что-то
случится, а виной всему… Собственно это не важно, потому что сейчас его
подбородок сжимают двумя пальцами, большим и указательным, поднимая на
себя взгляд.

— Я задал тебе вопрос, Тэхен, — улыбка на губах снова никак не сочетается с

глазами, которые медленно начинают загораться чем-то в очередной раз
неизвестным.

И Тэхен спешит ответить.

— Я понял, — голос дрожит и ломается. — Все понял.

Его глаза, наполняющиеся влагой, рассматривают, улыбка сходит с чужого лица,

а зрачки бегают от одного глаза к другому. Тэхен ни черта не понимает, но не
спешит вырывать собственный подбородок из рук. Этот альфа странный, его
понять сложно, эмоции прочесть невозможно, но понимание того, что его аура
неспроста такая сильная, все же в голову приходит. И Тэхену очень хочется
ошибаться в своей догадке.

— Тебе так идут слезы, — шепчет мужчина спустя, кажется, вечность. Хотя
лучше бы и дальше молчал, чем открывал свой рот. — Но у меня странное
ощущение в груди, когда вижу и чувствую, как ты меня боишься.

У Тэхена звонит телефон, а он рефлекторно поворачивает голову в сторону

забора, замечая подъезжающую машину. Он в одно мгновение подскакивает на
ноги и несется прочь, не оглядываясь, потому что спину прожигают тяжелым
взглядом. Встречать этого альфу больше нет желания, да и не было до. Этот
ужас, который накатывает при виде него, никак не объясняется, это как будто
работает на подсознательном уровне, тело и разум сами его боятся, а Тэхен и
причины не знает. Просто чувствует. На подбородке фантомно ощущаются
пальцы, что едва ли сильно сжимают, держат в тисках. Поэтому он бежит очень
быстро, почти спотыкается на лестнице, но удерживается на ногах и пулей
залетает в салон теплого авто, встречая ничего не понимающий взгляд отца.

— Что случилось? — хмурится мужчина, блокируя двери, но не спеша выезжать

на дорогу.

— Поехали, пап, — тяжело дышит после бега, а ощущение, будто из-за того, что
не дышал рядом с альфой. — Пожалуйста, быстрее, — поворачивает голову к
лавке, на которой сидел, но никого уже там не видит.

14/210
Мужчина слушается, поэтому машина приходит в движение, но брови хмуриться
не перестают.

— Расскажи мне, что произошло, — не унимается. — И… твой запах… — он на

мгновение осматривает сына и возвращает взгляд на дорогу. — С кем ты был?

— Ничего не произошло, все хорошо, — скатывается вниз, чтобы голову из окна

видно не было. — Уже все хорошо.

— С кем ты был, Тэхен? — голос от чего-то строгий.

— Не знаю! — злобно срывается с губ, а следом тяжелый вздох. — Я не знаю, кто

этот чертов альфа, — уже спокойнее.

Тэхену хочется просто разреветься от пережитого стресса, его до сих пор

потряхивает, а запах словно забился в лёгких, словно все еще рядом.

— Ты не знаешь, что за альфа помечает тебя своим запахом? — отец словно

подозревает его во лжи, голос не верящий в слова сына. Будто не видит, как
напуган.

Омега зависает от слов родителя. Что значит пометил? Разве это возможно
таким образом? Разве это не галлюцинация или фантомное ощущение?

— В смысле? — Тэхен, словно дурак, поднимает к себе рукав куртки, пытается

что-то почувствовать, но по факту ощущает только свой, смешанный с улицей и
лёгким парфюмом, что уже почти весь выветрился. — От меня ничем не пахнет.

— Сынок, — вздыхает отец. — Скажи правду, у тебя появился альфа?

— Пап, я говорю тебе, что не знаю, с кем был, потому что этого странного типа
не знаю! А ты мне про альфу! — у парня нервы скоро окончательно уйдут в
отставку, попрощавшись. Слезы вот-вот брызнут из глаз.

— Все, хорошо, — протягивает руку к чёрной макушке. — Я верю тебе, верю, —

на родительскую ласку поддаются сами, прикрывая глаза и облегчённо выдыхая.
— Но, если ты говоришь, что не знаешь его, то соответственно вы не были
близки на столько, чтобы он смог пометить тебя запахом, верно?

— Верно, — поднимает взгляд на отца, который внимательно следит за дорогой.

Мужчина, омега замечает только сейчас, одет совсем легко: домашние штаны,
футболка и тапочки. Это греет сердце, потому что можно сделать вывод, что он
выехал сразу же, как попросил сын.

— У него очень странные аура и сам запах, — хмурится Ким, пытаясь объяснить
все отцу. — Очень сильные, дышать невозможно будто.

На омегу снова кидают быстрый взгляд, показывая, что слушают внимательно.

— Он очень пугает и… словно давит, невозможно двигаться.

Тэхен все еще омега и все еще в каком-то плане слабее альф. Он никогда не
занимался спортом, поэтому даже отпор вряд ли сможет дать настолько
15/210
сильному человеку, как тот выглядит со стороны. Проверять даже не хочется,
уверен, что и правда силен. И он понятия не имеет, как защищать себя в случае
чего.

— В основном такое могут делать чистокровные альфы, — подтверждает

зародившуюся догадку сына. — Это те, кто…

— Я знаю, кто такие чистокровные альфы, пап, — вздыхает. — Те, кто рождаются
исключительно от альф двух полов.

И эта мысль совсем не радует, а наоборот пугает еще сильнее. Тэхену ни в коем
случае нельзя больше попадаться ему. Потому что уже разозлил побегом, это
чувствовалось спиной, когда бежал прочь, а ему ведь сказали… его
предупредили, что злить не нужно. И что ему только надо от него…

Дома Тэхен сразу кидает вещи в стиральную машину, чтобы избавить все вещи
от запаха, а сам спешит смыть его с тела, особо сильно натирая мочалкой
подбородок, за который держали чужие пальцы. Из-за пережитого стресса у
него совсем не осталось сил, поэтому он полуживой тушкой падает на кровать,
прикрывая глаза. Прикрывает, чтобы увидеть его снова и в ужасе распахнуть
обратно.

— Боже, нет… — судорожно втягивает воздух.

Страх заставляет видеть его даже дома, в безопасности. Приходится спускаться

на кухню, чтобы отвлечься хоть немного. Он заваривает себе чай и выбрасывает
пакетик в мусорку, но тот выскальзывает из руки и падает на пол, оставляя
после себя грязный мокрый след.

— Какой же ты неуклюжий! Даже не можешь нормально чайный пакет

выбросить! — не сдерживается в очередной раз самый светлый человек этого
дома.

Тэхен ожидаемо ничего не отвечает, убирает за собой и садится за стол, ставя

перед собой и пару пачек вкусностей к чаю.

— Не многовато ли перед сном для омеги? — никак не уймется. — Вон, и так

толстый.

— Боже… — очередной за этот день вздох и прикрытые веки.

— Какое право ты имеешь говорить такое моему сыну? — входит недовольный

отец, и Тэхен благодарит бога, что хотя бы раз тот стал свидетелем того, как
ведет себя с ним его будущая жена.

Девушка растеряно смотрит на мужчину, что осматривает стол, а точнее то, что
собрался есть сын, и возвращает взгляд на нее саму. Та было открывает рот, но
ей не дают сказать:

— Миён, — подходит ближе. — Ты, кажется, забылась и не помнишь, где

находишься? — единственное, что не потерпит альфа в этом доме, так это такое
отношение к своему единственному и горячо любимому сыну, к своей самой
большой памяти о любви всей жизни. — Он тебе и слова не сказал, а уже
16/210
получил и за чайный пакет, и за количество еды, так еще и толстым стал, —
брови хмурятся все сильней, а тон становится грубее.

Тэхен в душе ликует, наблюдая за картиной, и без стеснения отпивает горячий

чай, чтобы запить откусанное печенье. У него тут кино.

— У меня периодически закрадывались подозрения, что стоит все-таки поверить

сыну, но ты так хорошо строишь обиженную девушку, что смахивал все на его
ревность и нежелание принимать нового члена семьи, — девушка начинает
откровенно злиться, это видно по загоревшимся глазам. — Иди собери-ка
парочку вещей, поживешь пару дней у родителей своих или у подружек, —
кивает в сторону гардероба.

— Но я…

— Я сказал тебе идти за вещами, — сквозь зубы.

Тэхен покачивает ногой под столом, вторую подмял под себя, запихивает в рот
отрезанный кусочек рулета целиком и жует с полными щеками, не имея
возможности запить, потому что иначе все польется на стол. К нему подходит
отец, целует в макушку, обхватив голову обеими руками, и замирает так на
какое-то мгновение. Сын – единственное, что у него есть, и что он всегда будет
защищать, несмотря ни на что. Он единственное, что оставил ему любимый муж
в качестве напоминания о себе. Тэхен почти полная копия папы, но характером в
основном пошёл в отца. Мужчина шепчет в волосы, что очень любит, и омега
замирает, чувствуя, как в горле встаёт ком. Он обнимает очень крепко, пряча
лицо где-то в футболке, и все-таки всхлипывает, успев проглотить последний
кусочек сладости.

— Прости, — гладит по голове, успокаивая и себя, и сына. — Не хотел, чтобы ты

плакал.

— Я тоже очень люблю тебя, пап, — голос ломающийся от слез. — И прости

меня… что сказал тогда так… я не хотел.

— Я знаю, — целует снова. Потеряй он в тот день обоих – точно бы не встал на

ноги снова, отправился бы следом. — Все хорошо. Мы поговорим с тобой позже о
произошедшем сейчас, ты мне все расскажешь без лжи, а я обещаю, что поверю
каждому твоему слову, хорошо? — в ответ кивают.

***

Толчок за толчком, грубые, яростные, взбешенные. Плевать, что омега просит

медленнее и полегче, его это не касается. Он высвобождает свою ярость и, увы,
парню не повезло этой ночью. Пусть молится и надеется, чтобы сохранили жизнь
в итоге, потому что альфе сорвало башню, потому что его ослушались, сбежали,
не позволив насладиться этим ярким запахом страха, этими прекрасными
глазами, в которых так чарующе собирались слезы, готовые вот-вот сорваться на
бархатные щеки. Чонгук был готов слизывать их собственным языком, чтобы
опробовать на вкус этот ужас красивых глаз, эту сладость кожи. Потерял
бдительность, любуясь, позволил удрать, потому что ослабил силу, перестал
давить на него, сжалился немного. Он толкается по самое основание, принося
17/210
удовольствие лишь себе, больно сжимает в кулаке чёрные короткие пряди и
выходит, чтобы потянуть омегу лицом к члену. Тот грязный, обученный,
подставляет рот сам, выставляя язык, и почему-то мелькает образ того
красивого парня перед глазами, вызывая очередную волну ярости. Чонгук
толкается в горячую глотку, наслаждается, упираясь в стенку, вызывая у омеги
слезы, прижимает носом к лобку и не дает двинуться. Толкается глубоко, грубо,
остервенело, слыша как пытаются набрать воздух в лёгкие, усмехается, не
прекращая движений. Ему на чужие жизни и желания плевать, он так воспитан,
но от чего-то под закрытыми веками этот омега, что в ужасе смотрит на него
своими вселенными. Хочется любоваться этой красотой.

— Глотай, — рычит Чон и кончает прямо в глотку, пока омега давится

собственными слюнями и горячей спермой, что наполняет рот, и отвратительно
выходит при кашле, слава богу не задевая альфу. — Ничего не умеющие суки, —
кривится и делает глоток обжигающего горло алкоголя, что приятно скользит
вниз, ударяя в голову. Он выпил уже полбутылки, пора бы почувствовать
результат. — Закрой за собой дверь, — бросает, не смотря, и скрывается в душе.

Горячие струи омывают тело, скользят осторожно, словно сами боятся гнева. Но
на них не обращают никакого внимания, не наблюдают стараний. Чонгуку
кажется, что он начинает сходить с ума, потому что перед глазами чудо из
чудес. Он увидел его в деле у Хосока, тот должен был привезти его в тот день их
первой встречи, но альфа захотел сам. Лично им занялся. Он чужим страхом
питается, наслаждается, а эта воспитанность и растерянность. Чонгуку так
сильно хочется чувствовать его подчинение, что кончики пальцев колет, хочется
наблюдать за тем, как неотрывно смотрит в глаза, потому что не может не. Его
кожа на ощупь как шелк, на вид еще лучше, а эти губы… Чонгук сходит с ума от
картины в голове, когда те обхватывают его член. Потому что в образе перед
глазами слезы застыли и никак не сорвутся.

— Блядство, — злится на самого себя, чувствуя волну возбуждения, но никого не

хочется, потому что сейчас у него стоит на конкретного омегу.

Он накрывает член ладонью, сжимая головку, и стонет, начиная двигаться

вверх-вниз рывками. Хочется именно его, хочется себе. Не кому-то там продать
за огромные деньги, хочется себе, в собственную власть, под контроль, чтобы
только для него. Хочется услышать как плачет в захлеб, хочется услышать, как
стонет, увидеть, как мечется по постели, не зная, куда себя деть. Ему так много
хочется. Интересно, как тот смеётся, там ведь… глаза… они должны сиять
живым блеском, мимика неподдельная, настоящая, искренняя… И Чонгук все
быстрее рукой двигает по члену, меняя картинку за картинкой в голове, не
успевает за собственными мыслями и желаниями, а потому кончает с громким
стоном, опираясь лбом о холодный кафель. И странное желание увидеть
искреннюю улыбку испаряется, не позволяя зациклиться на этой картине.

Ким Тэхен будет его, он заберёт силой, если не пойдёт сам. Чонгук так привык,
он берет, потому что хочет. Остальное волнует не сильно.

***

— Так, смотри, — молодой альфа кидает сумки с вещами на кровать, которые

покупал сам, пока омега спал на заднем сидении. — В этом доме есть ещё пять
омег помимо тебя. Тебе не нужно меня бояться, я тебя и пальцем не трону. Эта
18/210
комната, — разводит руками, не отрывая взгляда от заплаканного молодого
парня, что весь дрожит, словно ожидает продолжения того, что было в той
комнате. — Она твоя. Я не обижаю омег, а спасаю, понятно? — кивают. — Я пока
не могу разрешить тебе звонить родителям и кому-то ещё, видеться с ними
тоже, потому что тогда моя работа окажется бессмысленной и ты можешь
вернуться туда, откуда я тебя забрал. У тебя же есть родители? — отрицательно
мотают головой. — Боже…

Омега выглядит очень растерянным, ничего не понимающим, кусает и так

искусанные в кровь губы, но взгляда от альфы не отводит. Боится, сторонится.
Это и понятно.

— Хорошо, мы поговорим с тобой потом, а сейчас располагайся, отдыхай, —

направляется к двери и тяжело вздыхает, когда омега отходит кругом, чтобы не
отвести взгляда от парня и поменяться с ним местами. — Там, — показывает на
дверь в комнате. — Ванная комната, можешь помыться. И меня зовут Юнги,
обращайся ко мне на ты, договорились?

— Да, — впервые подаёт голос с момента их встречи лицом к лицу, когда его
вывели к «хозяину».

— Вот и славно, — улыбается и закрывает за собой дверь, после чего слышится

щелчок.

Юнги проходит это уже в шестой раз, но каждый раз как в первый. К такому не
привыкнешь. Ему тяжело собирать этих хрупких созданий по кусочкам, но
сейчас, когда в доме есть ещё другие омеги, его задача упростилась. Они
общаются между собой, делятся своей историей, а от этого и доверие к альфе
просыпается.

Сколько бы денег не приходилось тратить, он постарается спасти как можно

больше.

19/210
Примечание к части Стараюсь отвлекаться от происходящего вокруг меня
работой и написанием глав, поэтому принесла вам новую

Вроде вычитано, но ПБ всегда открыта

Когда Тэхен представлял себе жизнь без Миён, бывшей будущей жены
отца, то он и не думал, что будет чувствовать себя настолько прекрасно. За год
совместного с ней проживания чувство легкости в собственном доме забылось,
словно и не было его никогда. А сейчас оно возрождалось из пепла, позволяя
чувствовать свободу и вседозволенность. Да, Тэхен совсем не маленький
мальчик, но он сам знает, что является тепличным росточком. Омега рос в
тёплых семейных условиях, с огромной любовью от папы и надежной защитой от
отца. И он совершенно не торопится покидать этот драгоценный сердцу дом, его
все устраивает и ему хорошо. Он там, где его семья, где его любят и дорожат.
Чувство защищенности здесь ощущается выше всего, поэтому он совершенно не
хочет покидать эти стены. Это место он со всей возможной любовью называет
домом, не просто словом, а так, когда искренне, с душой и теплом, куда хочется
возвращаться и пустить корни, чтобы навечно.

Прошло три дня, а девушки не видно даже на горизонте. Отец, выслушав

рассказы сына, что так происходило каждый раз, разозлился еще больше,
наконец, поверив сыну. Но Ким на него не обижается, понимает, что все ссоры
действительно выглядели так, будто из ревности, словно сам начинал. Поэтому
сейчас Тэхен очень уверен, что в этот дом она вряд ли вернётся в скором
времени. И уже даже готов собрать чужие оставшиеся вещи, чтобы вручить
собственноручно и помахать ручкой на прощание. Девушка казалась
нормальной, пока не стала жить с ними. Буквально в считаные дни из милой
принцессы превратилась в стервозную ведьму, которую тщательно скрывала
перед альфой, снимая маску лишь перед взрослым сыном-омегой. И Кима, на
самом деле, поражало то, как мастерски люди могут играть нужную им роль. Он
вот так не умеет, потому что воспитан был светлым и искренним человеком,
который всегда старался передать самые лучшие свои качества маленькому
сыну.

Сейчас омега чувствует себя прекрасно, как никогда, потому что они с отцом
остались одни, так ему нравилось больше всегда после смерти папы. Их
связывают родственные узы и они одни у друг друга. Для счастья большего и не
нужно. Настолько отдался чувству комфорта дома, что сумел позабыть о другом:

— Я сегодня не смогу забрать тебя с учебы, дорогой, — альфа с сожалением

смотрит на сына, когда они остановились у учебного заведения.

Все эти дни мужчина, по просьбе сына, забирал и привозил его в указанное
время. Потому что омега все еще очень боится находиться за стенами дома,
понимая, что это единственное место, куда, наводящий ужас альфа, не сможет
войти. Но за эти дни привык к такому распорядку, что и в голову не приходил
тот факт, что не всегда отец сможет вот так возить его. Расслабился. Ругает
себя за это сам.

— У нас срочное собрание будет, поэтому я ну никак не смогу вырваться, —

наблюдает за реакцией.
20/210
— Я… я что-нибудь придумаю, — натянуто улыбается, скрывая испуг от
возможной встречи вечером. — Не переживай, — целует мужчину в щеку и
выходит из машины. — Хорошего дня, — машет рукой на прощание, провожая
машину взглядом.

И как теперь добираться домой? Мысли снова обрушаются на него лавиной.

Тэхен то теперь знает, что не параноик, а от этого еще страшнее оказываться
вечером на улице без сопровождения. И он почему-то сомневается, что парочка
омег, с которыми он может пройти вместе, хотя бы половину пути, как-то
остановят альфу. Тому ничего не стоит забрать его на разговор, потому что все
его одногруппники и одногруппницы, увидев такого статного и хорошо
выглядящего мужчину, сами отдадут его на растерзание, не заметив и капли
страха в глазах.

Помнит, что разозлил, от этого и боязно ещё больше. Тэхен совершенно не

знает, чего ожидать и что может произойти. Он видел его дважды и дважды не
смог понять даже чуть-чуть. Его действия словно выученные до идеала,
инстинктивные, холодные и властные. Тэхен чувствует это как «хочу и буду».
Альфа словно не знает и не принимает слово «нет», лакомится вкусом страха,
сам давит, подчиняет и контролирует. Пользуется способностью своего тела. От
него хочется избавиться. Он простой омега и никакого отпора дать не сможет,
не ему.

Сегодня он не задерживается, покидает университет, когда еще светло, чтобы

хотя бы маленькое чувство безопасности было. Когда людей много и можно
добраться до дома со свидетелями, когда территория университета кишит
студентами, что вышли на перекур или собираются скорее свалить. Так
безопаснее. Наушники давно лежат забытыми дома, потому что ему слишком
необходимо слышать звуки вокруг, вовремя реагировать. Но его ничто из выше
перечисленного не спасает. Даже то самое количество студентов вокруг,
которые собственно и спешат по своим делам, проходя мимо и иногда задевая
плечом, извиняясь. Потому что он сталкивается с черными холодными глазами
сразу же, как оказывается у ворот. Те смотрят лишь на него, снова прожигают,
испепеляют, желают вырвать сердце. На альфу смотрят и шепчутся, чего он и
ожидал, а сам Тэхен от него ощущает лишь мороз по коже, замирая на месте,
думая как себя сейчас нужно вести.

И ему не нужно ничего говорить, сам подходит ради собственной же

безопасности. Так кажется правильнее. Ведь все ещё помнит, на что способны, и
что сам зверя разозлил.

— Умный мальчик, — произносят негромко, но с ощутимым давлением.

Давление, поглощающий ужас, дрожь во всем теле… Тэхен не ощущает.

Впервые не ощущает. Как и ауры сильной, разве что лёгкий запах чего-то
древесного, который выделяется на фоне других альф. Обычных.

Почему?

Омега думает, что из-за количества людей вокруг.

— А теперь садись в машину, — склоняет голову, наблюдает.

21/210
По всей видимости, это его привычка. Глубокий взгляд пугает, Тэхен не
понимает, что крутится в чужой голове, какие мысли он сам вызывает у альфы,
если тот его так рассматривает, словно перед трапезой. Когда полностью
сожрет его, Тэхена.

— Пожалуйста, — шепчет, заламывая брови. — Только не в машину, — кажется,

что ком уже подкатывает к горлу.

Он совершенно не хочет оказываться не на свободной территории, в закрытом

пространстве с ним. Это вселяет очередную порцию страха. Пытается
разжалобить мужчину, сделать хоть что-то, чтобы оказаться в безопасности.

— Я тебе говорил, что меня бояться не нужно, — хмурит брови недовольно.

Жалобный вид омеги не смягчил намерений. — Как и злить.

— Я прошу прощения за прошлый раз, — быстро реагирует на слова. Знает

заранее, что это будет льстить и должно все же смягчить ситуацию. — Я не
хотел вас злить, мне очень жаль.

Чонгук смотрит на него пристально, разглядывает, принюхивается, и ему уже не

так сильно хочется причинить этому омеге боль. Он, чертовка, до ужаса
сообразительный, знает, что нужно делать. Поэтому альфа уже имеет
предположение, что парень догадался о его происхождении, о его характере.
Сложно не понять, что мужчина делает то, что хочет, и никакой омега не имеет
никакого права ему противостоять.

— Какой ты все же воспитанный, — облизывает нижнюю губу и закусывает ее, не

имея сил оторвать глаз. Его тянет к нему как магнитом, непонятно почему. —
Хороший, умный мальчик, — повторяется, не может не. — Молодец.

Встает с капота машины и приближается почти в плотную, жадно втягивая

воздух рядом с ним, чтобы пустить по легким этот запах легкого страха и
какого-то его родного, напоминающего умиротворение, чтобы после прошептать
на ухо:

— Но в машину тебе придётся сесть, — разочаровывает омегу, что обреченно

вздыхает.

Тэхена берут под руку без причинения боли, как обычно происходит, ведут к
переднему пассажирскому и открывают дверь. Что он делает? Омега теряется.
Этот пугающий альфа ведет себя на публике настолько по-другому… И Чонгук
ни за что не признается самому себе, что отчего-то не делать ему больно куда
приятнее, чем наоборот.

— Ты не знаешь моего имени, — сходу начинает альфа, выезжая с небольшой

парковки. — Чон Чонгук и можно на ты.

— Хорошо, — Тэхен за эти несколько дней столько статей перечитал, как про
убийц, маньяков и все в этом роде, так и про чистокровных альф, поэтому
следует выстроенной схеме в голове.

Главное отвечать, показывать себя послушным. Такие альфы, как он, такое
любят и уважают, потому что в большинстве считают себя выше остальных.
22/210
— И я очень рекомендую тебе не делать таких глупостей, как в прошлый раз, —
от этой темы феромоны сами распыляются по салону, давя на парня, что
пытается выровнять дыхание.

— Такого больше не повторится, — как заезженная пластинка. — Не злись,

пожалуйста.

Тэхен действует интуитивно, подбирая фразы, но очень хочет, чтобы давить

перестали, чтобы этот чертов страх не накатывал той сильнейшей волной, как в
прошлый раз. Этому альфе нужно полное подчинение и это уже поняли,
осталось только найти нужные рычаги. Чонгук поворачивается к нему,
останавливаясь на светофоре, и словно любуется. Именно это видит омега на
самом дне, когда погружается в холод и мрак, набравшись смелости заглянуть в
глаза. Он чувствует себя рядом с ним побитым щенком, что вообще не
характерно для него. Но не может и слова против сказать, ничего не может.
Потому что над головой вывеска красным мигает, сообщает о том, что по
тонкому льду ходит.

В миллионный раз жалеет, что подошел узнать время.

Но лучше пусть не знает, что если бы не Чонгук, то его тело ему бы уже давно не
принадлежало, был бы продан и забыт.

— Я не злюсь, — шепчет и своевольничает, когда приближается к парню. Ему до

безумия сильно хочется ощутить вкус этих искусанных губ, вылизать рот
начисто, опробовать.

— Ты давишь, — прикрывает глаза и ртом жадно втягивает воздух, которого,

кажется, совершенно не осталось.

— Ты просто слишком нежный, — усмехается и открывает окно со стороны

омеги.

И Тэхен очень уверен, что дело не в нем, а в самом Чонгуке, который просто
издевается над ним и… Который везёт его неизвестно куда. Он не уверен, что
может спросить, куда они едут, потому что все еще страшно, все еще слегка
дрожит тело, он все еще напряжен. А альфа от чего-то спокоен и не хочется
думать о том, что это затишье перед бурей. Потому что возможно все, а Тэхену
хочется жить.

Чонгук ведет расслаблено, в какой-то момент полностью подавляет собственные

феромоны, закрывая окно. Омеге кажется, что тот чем-то недоволен. Тяжелее
дышать стал. Поэтому Тэхен смотрит на него тайком и сжимается в маленький
комочек, лишь бы не заметили, не сорвались. Сам наблюдает и изучает. Альфа
весьма красив, у него выточенное острыми линиями лицо, глубокие черные
глаза, на данный момент неожиданно уставившиеся на него, заставляя
задержать дыхание, а ещё эта чертова улыбка, которая всегда похожа на оскал
дикого животного, собирающегося вот-вот напасть.

— В прошлый раз… — Тэхен открывает рот, решая отвлечь мужчину разговором,

попытаться сменить чужое настроение. — Отец сказал, что ты пометил меня
своим запахом, — хлопает глазками и не понимает, насколько сильно своей этой
невинностью и испугом заставляет альфу хотеть его себе ещё больше.
23/210
— И? — вскидывает бровь, не отрывая взгляда.

А сам любуется этой растерянностью на красивом лице, этими погасшими рядом

с ним звездами в глазах.

— Зачем? — Тэхен чувствует себя на пятнадцать, вместо своих двадцати двух.

— Ради безопасности и чувства собственничества, — как обычно прямо, его

ответы сбивают омегу с толку. — Я знаю, что пугаю тебя, и давлю
целенаправленно, но ты один из немногих, кто все равно умудряется
противостоять мне, — паркуется у какого-то заведения. — Не прыгаешь на меня
с желанием и инстинктами сучьего поведения жалкого омеги, — Тэхен хмурится
и злится.

Его должно было это смутить, наверное, но то, как Чонгук выражается об омегах
уже второй раз, выводит его из себя. Тэхен терпеть не может такого отношения
к, так называемому, слабому полу, каждый раз заводится, кто бы так не говорил.
Всегда плевать, выше ли тебя по статусу человек, старше ли он. Тэхен найдёт,
что ответить.

У него характер отца… характер альфы. И обычно он играет против него,

заставляет вспыхнуть молниеносно.

— Не смей говорить так об омегах только потому, что ты чистокровный альфа, —

сквозь зубы, но с блеском страха в глазах. — Мы слабы, по сравнению с вами,
альфами, но это не делает нас никчемными и на все готовыми, ясно? У нас тоже
есть свои желания и мнения, мы такие же люди.

И Тэхен мысленно орет на себя, бьет по голове, протестуя, напоминая, с кем

находится, пытаясь заткнуть собственную гордость во имя спасения самого себя.
Но не получается, рот не закрывается. А альфа смотрит с интересом, с усмешкой
на губах, доволен таким поведением, этой дерзостью, смешавшейся со страхом,
в глазах; наблюдает за взмахами ресниц, за открывающимися пухлыми губами,
что в грязных фантазиях каждый раз представляет, за нахмуренными бровями.
Тэхен превращается в какое-то невообразимое чудо, когда становится таким.

— Сними свою корону, она не украшает такого чистокровного альфу, как ты, —
бросает последние слова и тяжело дышит от злости.

— Ты просто невозможный, — рычит Чонгук, притягивая омегу за грудки совсем

близко к себе.

Завелся с пол-оборота. Омеге от него не сбежать, никуда не деться. Он попался,

как мышь в мышеловку. Только для него сыр здесь не сладок, а отвратителен.

Тэхену в один момент становится снова ужасно страшно, когда он оказывается

на таком ничтожно маленьком расстоянии от чужого лица, от губ. Он бегает
глазами по альфе, пока тот делает то же самое. Молится всем существующим
богам, чтобы остановили этого дьявола во плоти. Чонгук выдыхает на эти
манящие губы и не может удержаться, впивается в них оголодавшим зверем.
Ему плевать на толчки в грудь, на дрожь от страха в теле, на выступившие
слезы, он целует. Жадно, как до глотка воздуха дорвался. Сминает сладкие, не
отвечающие губы, за затылок плотнее прижимает к себе. Давит на подбородок
24/210
пальцами, силой заставляя открыть рот, чтобы пустить туда свой язык, который
отчаянно пытаются вытолкнуть. Тэхен уже плачет, не сдерживаясь, никак не
может оттолкнуть от себя этого сильного альфу, что придавил его к сидению,
сжимает челюсть руками и позволяет себе его целовать. Грубо, несдержанно, со
вкусом соли от слез омеги.

Чонгук чувствует, как в паху болезненно давит, что готов взять этого парня
прямо здесь и сейчас, наплевав на всю свою сдержанность по отношению к
нему, сбросить с себя цепи, что сам навешал, чтобы не сорваться, не причинить
той боли, которую причиняет другим. Разложить его на заднем сидении, взять
силой, грубо, до криков и горьких слез, до мольбы остановиться и прекратить.
Хочет его силой, хочет до боли, до смешивающихся запахов крови и собственной
смазки. Не почувствовал, как отпустил самого себя, как заткнул омегу своим
давлением, как пригвоздил к сидению. Он его опробовал, изучил своим языком
все, до чего дорвался, смакует вкус и боится открыть глаза ровно на столько же,
на сколько и мечтает. Не знает, что принесёт ему чужой вид зареванного лица,
но уже чувствует, как омегу всего трясёт от ужаса. Это не обычная дрожь, как
было до, это куда серьезнее. И Чонгук совершенно себя не понимает, его
внутреннему альфе не приносит это чувство былого наслаждения.

Отстраняется, открывает глаза и видит то, что ему не нравится. Почему-то. У

омеги красные опухшие губы, покрасневшее лицо, а глаза… Чонгуку не приносит
удовлетворение то, что в них видит. Там какая-то непонятная ему боль,
смешанная со словно бы очередным разочарованием и бешеный
неконтролируемый страх. Он говорил, что ему нравятся слезы в его глазах, но,
кажется, соврал. И ему, и самому себе. Тэхен в какой-то момент поднимает руку
и замахивается для удара, а Чонгук, видя все, даже не останавливает. Получает
заслуженную обжигающую пощечину, от которой гореть место удара начинает,
а вот после уже не успевает среагировать.

Омега вылетает из салона авто и несется сломя голову в обратном направлении,

не закрывая даже дверь.

— Черт, черт, черт, — тянется, закрывает быстро дверь и спешит выехать за

парнем.

На улице давно не летняя погода, а сегодня осень разбушевалась во всей красе,

потому что, оказывается, на улице ливень стеной, который начался также резко,
как и поступок альфы в машине. Тэхен ничего почти не видит перед собой из-за
пелены слез, так ещё и льет как из ведра. Он за две минуты уже промок
насквозь, пока бежит, не останавливаясь. Но он будет и дальше нестись от
Чонгука подальше, лишь бы не оказаться больше перед ним, не попасть в эту
пасть хищного волка. Он даже не понимает, где находится, просто бежит
вперёд, туда, откуда приехали, чтобы спрятаться от этого гребаного альфы, что
раз за разом заставляет испытывать его все больший всепоглощающий ужас.
Сердце пытается вырваться из груди, все тело трясет, и Тэхен знает, что это не
от холода. Ему приходится остановиться на перекрёстке, потому что горит
красный, но вокруг много людей, ещё и с зонтами, поэтому он выдыхает,
чувствуя, что сейчас может спрятаться, затеряться в толпе. Чувство
безопасности не приходит, потому что видит чужую машину слева от себя, там с
ума сходят, это слышно по рычанию двигателя, по тому, как шины свистят,
крутясь на месте. Чонгук вот-вот сорвется с места и он взбешен. Тэхену
становится страшно ещё больше. За себя. За собственную жизнь. Но он ни разу
не жалеет ни об одном своем поступке. Этот альфа заслужил. Загорается
25/210
зелёный для пешеходов и омега не придумывает ничего лучше, как влететь под
зонт к девушке, что замирает на месте в испуге.

— Пожалуйста, не останавливайтесь, — слезно умоляет, и девушка округляет

глаза, но продолжает идти. — Могу я какое-то время пройтись с вами? Мне очень
нужно.

— Д-да, конечно, — Тэхен не разбирает, кто она, альфа, омега, ему плевать
сейчас. Главное, что он спасен, ему позволяют укрыться под зонтом и пройтись
рядом. — Все хорошо?

— Я выгляжу, как человек, у которого все хорошо? — с болезненной усмешкой

отвечает. — Вы школьница? — в ответ кивают. — Простите, если напугал, но вы
были ближе всех ко мне, рядом с кем я мог спрятаться.

— Ничего, вы же не пристаете, — девушка дружелюбно улыбается. — Я могу

запустить вас в свой подъезд, живу здесь недалеко, — она оказывается до
безобразия понимающей и умной. — У вас есть деньги на такси? Вы сможете
добраться до дома самостоятельно?

Брюнетка берет его под руку и не понятно для чего больше, чтобы поддержать
или создать видимость пары. Но Тэхен ей благодарен очень.

— Доберусь на такси, большое спасибо, — позволяет себе расслабиться. —

Извини за вопрос, не могу разобрать, кто ты, — осматривает дорогу и слышит,
как за их спинами кто-то срывается с места с диким ревом.

Загорелся зеленый для нужной альфе полосы.

Страшно предположить, на что сейчас способен Чонгук. Ведь Тэхен и так не

знает, что он из себя представляет, кроме того, что очень влиятельный и, по
всей видимости, может позволить себе многое. Он опасный и это факт.

— Я альфа, но ты не переживай, — улыбается девушка. — Идём скорее, пока мы

не промокли окончательно, дождь усиливается.

И она тянет его за собой, забегая во дворы. Девушка приглашает его выпить
воды и немного отогреться, пока будет ждать такси, а Тэхен лишь соглашается
на все без разбора. Он не помнит, как садится в желтую машину, как доезжает
до дома, как отписывается новой знакомой, что все в порядке и он дома.
Находит силы на то, чтобы принять душ, почистить зубы и спрятаться в
собственной комнате под толстым тёплым одеялом, словно это его спасёт от
всех ужасов этого мира, а в особенности от ужасного альфы, такого, как Чонгук.
От него бросает в холод, от него мерзко, живот крутит от тошноты, хочется
проблеваться от осознания, что его целовали, насильно вылизали рот,
обменявшись слюнями.

В этом мире, где люди делятся на альф и омег, иногда бывает несладко. Тэхен
познал на себе это снова. Когда ты омега, то иногда физически не можешь
противостоять этому «сильному» полу, потому что они давят своими
феромонами, делают ещё слабее. А этот… этот контролирует все тело, не
позволяет даже пошевелиться, настолько силен. Он терпеть таких альф не
может, обрывает все связи на корню. От них тошно, хочется, чтобы не
существовали, хочется истребить. Не укладывается в голове, что многие семьи
26/210
действительно прививают это чувство величия своим драгоценным деткам, что в
итоге унижают и властвуют. И почему-то Тэхену на них везет. На этих диких
зверей, считающих себя выше на ступени эволюции.

Когда на улице уже совсем темно, а дождь продолжает лить, глаза

распахиваются от жара во всем теле и боли в горле. Не удивительно, что
заболел. На улице было холодно до ужаса, это он понял уже дома, стоя под
горячими струями воды, отогреваясь. На часах почти девять вечера, а отца до
сих пор нет дома, что все же расстраивает. Что это там за собрание такое
долгое… В доме тепло и уютно, но Тэхен все равно кутается в шерстяной плед,
пока заваривает себе горячий чай с медом. Температура почти тридцать девять
и омега разочаровано вздыхает. Кто вообще болеет, когда учеба началась не так
давно? Но выхода нет, он пишет куратору, что заболел, обещает принести
справку и отбрасывает телефон на стол. Жаропонижающее подействует не
скоро, а спать клонит с новой силой, поэтому Тэхен не придумывает ничего
лучше, как лечь снова, но его плану не суждено сбыться, потому что в дверь
звонят.

Омега кутается сильнее в плед и плетётся вниз. Он уверен, что это отец,
который имеет привычку забывать дома ключи. Распахивает дверь, с улицы дует
холодный ветер, а дождь попадает в коридор. Перед ним не отец, перед ним
дьявол с разъяренными глазами, готовый убивать.

— Маленький, хитрый омега, — злость сочится из него слишком явно, заставляя

дрожать сильнее и уже не от того, что просто морозит, не от страха. — Я готов
разорвать тебя на мелкие кусочки, придушить, — делает шаг вперед,
принюхиваясь жадно. — Да как ты вообще смеешь заставлять меня искать тебя
по всему городу?! Я приезжал сюда несколько раз, но ты не открывал! —
проходит в дом и почти сразу замирает, не дойдя до парня, что смотрит на него
в упор.

Что-то не так. Что-то с его омегой не так. Этот мальчик выглядит хрупким, не
страшится так, как обычно, даже взгляд его не боится. Тэхен откровенно злится,
его захватывает ярость.

— Уходи, — голос хриплый из-за больного горла. Но альфа стоит на месте. —

Уйди из моего дома, я сказал! — слезы в очередной раз срываются на щеки,
которые уже горят от постоянной соли на них. Тэхен не может их
контролировать. — Оставь меня! Уйди из моей жизни! — он кричит, надрывая
горло, пока плед спадает с хрупких плеч.

Тэхен откровенно устал от него. Не может больше выносить его присутствия, его
существования рядом.

Альфа от чего-то чувствует вину, которая пришла на место ярости и страха за

омегу, который непонятно как добирался до дома с одной части города до
другой, который влепил ему пощёчину и удрал так, что пятки сверкали. Чонгук
никогда и никому такого не позволял. А сейчас смотрит на Тэхена, который весь
трясется, который горит и плачет, орет на него, что есть мочи. Чонгук никогда
прежде… Никогда за свои тридцать один год жизни не жалел омег, ему никогда
не было стыдно за свои поступки, он никогда не переживал за эти неудачные
создания природы. А этот… Этот омега какой-то особенный во всех планах, его
внутреннее чадо, его альфа, тянется к нему, и сам никак понять не может,
27/210
почему ему не хочется ничего из того, что обычно делали с омегами. Почему
вина накатывает с головой?

— Тэхен… — хмурится, разглядывая ослабшее тело, но его словно не слышат. —

Тэ…

— Вы кто такой, — мужчина в возрасте подаёт голос из-за спины, заставляя

Чонгука нахмуриться сильнее. — И почему моему сыну приходится кричать на
вас, чтобы вы ушли?

Молодой альфа не разворачивается, пытается контролировать это странное

чувство в груди, лишь бы не причинить вред человеку, который не является тем,
кто посягает на омегу. Но в груди почему-то эта непонятная ревность
разгорается. Чонгук словно не готов оставлять Тэхена рядом с собственным
отцом. Мужчина обходит его, поднимает упавший на пол плед, заворачивает в
него продрогшего от холода сына, касаясь горячего лба, что-то шепчет и омега
уходит, даже не посмотрев на того, кто остался в дверях.

— Ты же тот самый странный парень, я прав? — мужчина закрывает дверь, чтобы

дом не наполнялся холодом и не создавался сквозняк. — Ты доставляешь моему
сыну неудобства, и меня это откровенно не устраивает.

Чонгук смотрит на мужчину, что выглядит весьма молодо и солидно, он таких

альф уважает, потому что они не вызывают в нем отвращения. Знает, что
должен уйти, но там, внутри дома, спрятался его мальчик, который заболел по
его вине, из-за несдержанности, из-за того, что сорвались. Ему откровенно
хочется находиться рядом. Но и идти против отца омеги он не хочет. Не то
чтобы он не может, просто он прекрасно понимает, что Тэхену это слишком
сильно не понравится.

Было очень много времени на размышление. На построение плана.

— Я не считаю, что доставляю ему неудобства, — на полном серьезе отвечает. —

Он просто не понимает меня, потому что, по всей видимости, не знает альф.

Отец Тэхена очень удивляется чужим словам, потому что не такого ответа ждал,
не такой реакции. Он видит, что альфа поглядывает в ту сторону, где скрылся
омега, но пропускать туда его не собирается.

— Он знаком с альфами, с воспитанными и не очень, — мужчина подходит

ближе, чтобы сын не слышал разговора. — Я – пример первых, — негромко. — Ты
– вторых.

— Я не советую вам мне угрожать и делать это, — тяжело втягивает воздух,

который начинает впитывать в себя запах хозяина дома. — Потому что это меня
разозлит, а я, знаете ли, не могу отвечать за себя в порывах злости.

— Чистокровные альфы и правда неуправляемые звери, как о них говорят, —

шипит от злости и неодобрения. — Прошу покинуть мой дом, как и оставить
моего сына в покое.

Чужие руки нервозно сжимаются в кулаки и разжимаются, пытаясь сдержаться.

Чонгук дышит громко и активно. Не позволяет. Никому не позволяет так с собой
говорить. Этого альфу хочется уничтожить, стереть с лица земли, чтобы знал
28/210
свое место, чтобы не находился рядом с омегой. С омегой, который появляется в
проеме и негромко зовёт отца, привлекая внимание обоих альф.

— Я уйду, — говорит Чонгук, но смотря лишь на этого странного парнишку, что

заставляет его чувствовать новые эмоции и ощущения в себе. — Но только
потому, что ему нужно отдохнуть и полечиться, — делает один шаг назад,
наконец, ловя взгляд омеги на себе. — И мне очень жаль за сегодня, — это уже
адресовано не мужчине.

Чонгук уходит, хлопая дверью, которую прожигают две пары глаз. Несется к
машине, чтобы поскорее сбросить свое напряжение, иначе вернётся в чужой дом
и всем не поздоровится.

— Это тот самый альфа? — в ответ кивок. — Сильно докучает?

— Он просто заставляет чувствовать страх, который не поддается контролю, его

действия невозможно предугадать, не знаешь, чего ожидать, — мужчина
обнимает уставшего от всего сына. — Он странный, невоспитанный, с короной на
голове, не понимающий отказов…

— Я понял, дорогой, понял.

Тэхену становится легче рядом с отцом, но легче морально, а не физически.

Сейчас его тело все ломит от жара, морозит и хочется спать. Ему нужно
лечиться.

***

— Почему ты с ним возишься? — ничего не понимает парень, идущий по правую

руку. — Уже столько времени прошло. Ты не собираешься его забирать?

Чонгук останавливается, потому что эти слова вызывают в нем злость.

Собирается. Он обязательно его заберёт, но только для себя, чтобы только его и
для него. Не позволит никому к нему прикоснуться. Грязные руки не для него,
его нельзя осквернять, только он может себе такое позволить. Правда сейчас не
совсем в этом уверен.

— Собираюсь, — поворачивает голову к парню, что уже много лет работает на

него и стал близким другом. — Но только не с той целью, о которой ты думаешь,
— в глазах нездоровый блеск, непривычный, там что-то новое зарождается. — Я
заберу его себе, никто не посмеет его присвоить, потому что этот омега для
меня, я лично им занимаюсь, понятно?

В ответ смотрят странно, потому что Чонгук никогда раньше такого не говорил,
не присваивал себе омегу, и в принципе не занимался их поимкой. А этот случай
новый, вызывает интерес. Ему кивают в согласии, все поняли.

— В таком случае, оставь меня, мне нужно расслабиться.

Он толкает одну из дверей длинного коридора и оказывается в просторной

комнате со столом в центре, а вокруг мягкий диван, на котором сидит омега,
29/210
которой придется испытать на себе участь спать с этим неконтролируемым
альфой. Чонгук скользит по девушке взглядом, та ему мило улыбается легкой
улыбкой, лишь уголками губ. Ничего выделяющегося, они ему все уже приелись,
надоели, от них тошнит. Но этот способ сбрасывать напряжение и злость куда
безопаснее для себя, чем убийство.

Чонгук садится на диван, откидываясь на спинку и широко расставляя ноги,

девушка сразу оказывается рядом. От нее пахнет чем-то цветочным, сладким,
альфе противно, потому что приелся один другой запах, что ни с чем не
сравнится. Чонгук не знает, чем пахнет Тэхен, не понимает, но этот запах…
уютный, успокаивающий, но в то же время возбуждающий, сносящий крышу.
Омега забирается на его бедра, проезжаясь ягодицами по члену в штанах, и
припадает к шее, целуя мокро и развязно. Его мальчик не такой, никогда бы так
не сделал, он уверен. Ему расстегивают ремень, следом и пуговицу с ширинкой,
и опускаются на колени. Чонгук почему-то уверен, что Тэхен ни разу в жизни не
стоял на коленях, принимая чужой член. Омега проводит языком по всей длине,
показушно стреляя глазками в альфу, который даже не смотрит. Девушка
медлит и это выводит из себя. Чонгук ждать не любит. Ее длинные волосы
наматывают на кулак и грубо насаживают на член, сразу глубоко, до
болезненного кашля и слез в уголках глаз. Девушка упирается руками в чужие
бедра, чтобы отстраниться, но ей не позволяют. Чонгук трахает ее рот, как
самому хочется, не задумываясь. Совершенно плевать на чужие чувства. Видит,
слышит и чувствует, как та задыхается, когда головка упирается в глотку, как ей
больно, но получает от этого нескрываемое удовольствие.

— Вы, омеги, — шипит, толкаясь. — Самые ничтожные создания, — рычит,

злится, словно сам себя уговаривает. — Вы созданы только для того, чтобы вас
трахали, как хотят. Согласна со мной? — девушка кивает часто головой и ей
позволяют сделать вдох, освобождая рот от члена. — Вы – мусор, — волна
агрессии накатывает ещё больше.

Содержимое стола летит на пол, а на холодное стекло укладывается голое тело.

Чонгук не собирается осторожничать, он этого никогда не делал с ними.
Раздвигает сжатые ноги и входит под болезненный выкрик молодой девушки. Не
уважает, не доставляет нежности. Между ног мокро и плевать из-за чего,
главное, что член плавно скользит, доставляя удовольствие лишь ему. Под ним
скулят и плачут, но не смеют противостоять, отталкивать, иначе будет хуже,
больнее. Все знают, что Чонгуку лучше позволять делать все, что тот хочет, если
хотите свести боль на минимум, чтобы не видеть его бешеной ярости. Альфа
рвет хрупкое тело, сдавливает тонкое горло, и рычит, срываясь на
неконтролируемые резкие толчки. В ушах стоит гул, чужие крики не доносятся
до него, перед глазами омега со злостью в глазах, у которого с губ в крике
срываются просьбы оставить его. Чонгук сходит с ума от того, насколько ему
хочется его себе, от того, какие противоречивые чувства вызывает. Этот омега
для него, но с ним нельзя как с остальными, и Чонгук не знает почему. Почему с
ним не хочется как с остальными.

— Как же бесит, — смотрит на омегу под ним и ослабляет хватку, чтобы,

наконец, сделала глубокий вдох.

Не хочет видеть ее лица, ему не нравится, раздражает. Тянет за волосы на

диван, заставляя встать в коленно локтевую, опираясь на спинку. Собирается
войти, но смотрит на член и морщится от крови на нем. Омега перед ним
дрожит, понятно, что плачет, но и звука не издаёт. Чонгук снова бесится, от чего
30/210
– непонятно, но позволяет девушке уйти, пока сам плетётся в душ, чтобы смыть
с себя все запахи и выделения. Он уже который день не может сосредоточиться,
приходится доводить себя до пика самому, представляя одного единственного
парня. Которого не сможет попробовать в ближайшее время, как бы не хотелось.

— Чертов омега, — движения руки ритмичные, грубые, быстрые. — Убить тебя

мало, — стонет от одной только мысли о нем. — Да жалко, — кончает,
представляет, как тот улыбается ему.

С каких пор Чонгука заводит картина о чужой улыбке, которую ни разу не

видели – неизвестно, но теперь очень хочется увидеть ее лично.

Его отвлекает звонок телефона, который лежит на диване, поэтому приходится

выйти из теплого душа.

— Да, — голос грубый, но расслабленный.

— Я узнал про того паренька, что ты просил, — Чонгук хмурит брови. — Который
купил омегу, молодой, но при бабках.

— И что нарыл? — интерес сразу просыпается в груди.

— Да он, похоже, выкупает их и позволяет жить в своё удовольствие, — хмыкают

на том конце. — Никаких проблем от него не будет, просто добродетель хуев,
вот и все.

— Вот как, — усмехается альфа. — Знаю я одного такого, защитника омег. Но вы

все же понаблюдайте за ним, не нравится мне эта ситуация.

Альфа отключается и принимается одеваться. Ему хочется увидеть этого своего

защитника этих жалких особ, которого не видел целую неделю, потому что тот
скрывался в доме из-за болезни.

***

Яркое солнце светит прямо в глаза, пока омега ожидает отца, сидя на
подоконнике второго этажа университета, из которого хорошо видно небольшую
парковку и все приезжающие машины. Он не рискует выходить из заведения,
пока не будет уверен, что родитель здесь.

— Эй, Ким, — окликает одногруппник. — Чего ждёшь?

— Отца, — поднимает уголки губ, оборачиваясь на знакомый голос.

— Составить тебе компанию?

— Можно, — двигается чуть дальше, уступая место альфе.

Тэхен, как говорилось ранее, знает, что красив от окружающих людей, и сейчас
перед ним сидит один из тех самых «окружающих». Нельзя сказать, что он
славится популярностью на учебе, но небольшая все же есть… среди альф. Те,
почему-то, стараются привлечь его внимание очень часто, а вот Минхо не
31/210
останавливается уже на протяжении двух лет. Тэхена это не пугает, потому что
альфа воспитан и не нарушает личных границ, просто иногда напоминает, что
ему симпатичны и все.

— Почему не выходишь на улицу? Там сегодня прекрасная погода, — опирается

всем телом на стекло, смотря на омегу, что в душу запал.

— Я недавно выздоровел, поэтому, — и не скажешь ведь, что из-за страха

встретиться с одним альфой, который сожрет, не заметив.

Минхо согласно кивает, мол и правда не стоит рисковать, а уже в следующий

момент пугается, когда омега радостно вскрикивает «о!» и спрыгивает с
подоконника.

— Я тебя провожу, — улыбается альфа, понимая, что за парнем приехали и ему

уже пора.

Тэхен выходит из здания, улыбаясь, смотря на одногруппника, который только

что чуть не навернулся на ровном месте. Затем поворачивает голову к воротам и
больше не улыбается. Его глаза разбегаются. На него смотрит Чонгук, склонив
голову к плечу, и даже на расстоянии чувствуется его злость. Тэхену долго
думать не нужно, чтобы понять почему она появилась. А через пару машин,
припарковался отец, который, видя заминку сына и смену настроения, выходит.

Омега отчего-то чувствует, что ему нужно спровадить альфу, но Чонгук стоит
прямо возле выхода у ворот и им все равно придется пересечься. Отец хмуро
смотрит на развернувшуюся ситуацию и сам не знает, что сделать, как лучше
поступить. Но его сын оказывается куда хитрее и умнее.

— Минхо, мы щас дойдем до того, альфы, — смотрит только на Чонгука. — Ты

ничего не говори, просто уходи домой и побыстрее, ладно?

Парень ему согласно мычит, чувствуя исходящее от омеги напряжение, поэтому

делает так, как ему сказали. Тэхен преграждает Чонгуку путь к одногруппнику,
вставая прямо перед ним и толкая в грудь на пару шагов назад. Вольность, да,
но иначе он не знает, что было бы. Альфа смотрит на него выжидающе, ждёт
каких-то объяснений, но омега не считает, что что-то ему должен. Там, на дне
зрачков, плещется злость и жгучая ревность. Просыпается собственничество.
Омега чувствует это всеми фибрами души, особенно, когда его резко
притягивают за талию в плотную к себе и принюхиваются.

— Тебе повезло, мой маленький омега, любящий защищать всех подряд, но не

себя, — хрипит на ухо. — Посмотри, как разошелся, чтобы я его и пальцем не
тронул.

— Ты не имеешь никакого отношения к моему окружению и не имеешь права

кого-либо трогать, ясно? — Тэхен чувствует себя смелее, зная, что отец все
видит, что он рядом. В ответ усмехаются. — Я не шучу, Чонгук. Если я сильно
захочу, то ты не найдёшь меня в этом городе.

— Куда же ты собрался от меня сбежать, ангел? — заправляет за ухо чужую

выбившуюся прядь, от чего Тэхен напрягся ещё больше. Ему смотрят прямо в
глаза, выжидают, показывают силу одним лишь взглядом.

32/210
— Пока что никуда, но я ясно дал понять насчёт окружения, я надеюсь? — стойко
выносит эту пытку.

— Ясно, ясно, — улыбается.

И Тэхен впервые не видит в ней оскала. Улыбка настоящая, искренняя. И почему-

то уверен, что это не присутствие отца рядом так влияет. На него смотрят с
очередным интересом и с чем-то новым… Тэхен не знает, что это, но что-то, что
не несет в себе отрицательных эмоций.

— Не составишь мне компанию за ужином? — глаза чужие бегают по лицу.

— Я ужинаю дома с отцом и мне уже пора, — осторожно кладет ладонь на чужую
руку на своей пояснице, чтобы освободиться из хватки, которая оказалась не
сильной.

— Тогда я приеду снова, — облизывает губы. — Завтра.

Тэхен отходит осторожно, не спеша, чтобы ничем не спровоцировать альфу, и

медленно направляется к ошарашенному отцу, который играет в гляделки с
Чонгуком.

Отец ничего не понимает, но верит своему сыну и доверяет. Знает, что любое
его решение обдумано и подпитано логикой. И, возможно, только ему самому по
силам справиться с проблемой, свалившейся на голову в виде взрослого
чистокровного альфы без тормозов.

33/210
Примечание к части Эта глава писалась слишком долго, потому что внезапно мои
выходные сократились и у меня на эту работу оставалось лишь по несколько
часов перед сном. Но я очень старалась! И сейчас заявляю, что в данной главе я
очень люблю Чонгука!
Вычитано, но ПБ все равно включена

Приятного прочтения

«I don't wanna wake it up

The devil in me»
[1]

Яркое солнце освещает всю комнату, выполненную в светлых тонах, ищет ее

хозяина, но безрезультатно. Омега полностью накрыт одеялом, спрятавшись от
всего мира, лишь бы не обидел больше никто, лишь бы не причинили вреда, той
адской боли.

В дверь тихо стучат, заставляя вынырнуть светлую макушку из-под укрытия и

подняться на ноги. На часах уже почти обед, а парень до сих пор не спускался.

— Чимин? — голос девушки ласковый, осторожный, не желающий напугать. — Ты

ещё спишь?

Щелчок и дверь открывается. Перед парнем стоит вечно улыбающаяся ему

омега с подносом в руках. И Чимин не может не пропустить ее, не подарить ей
улыбки в ответ. Эта девушка пока единственная, кто, за полторы недели его
пребывания здесь, смогла дать почувствовать защиту, поддержку и тепло.

— Раз ты не спускаешься сам, то я решила, что можно устроить тебе поздний

завтрак в постели, — ставит поднос на стол и разворачивается к нему. — Но твоя
дверь была заперта, поэтому сюрприза не получилось, — разводит руками,
довольно улыбаясь, смотря на то, что принесла парню. — Я готовила сегодня
сама, поэтому не обижай меня и съешь все до последнего кусочка, хорошо?

— Хорошо, — заправляет постель и усаживается на кровати, перенося поднос к

ногам.

Чимину всего девятнадцать, он в том году закончил школу, снимал небольшую

квартирку в заброшенном богом районе, стерев себя из жизни родителей–
алкоголиков, что и забыли давно, что у них есть сын. Он был сам по себе. Его
похитили прямо из собственной квартиры, не дав издать и звука. О нем некому
беспокоиться, кроме разве что арендодателя. Он, обделенный вниманием
ребёнок, познавший жизнь сполна, но умевший защитить себя от альф, попался
на крючок тех, кто красивых омег находят сами, присваивая, забирая, лишая
любой чести и продавая. Поэтому сейчас ему все ещё непривычно, все ещё
страшно. Он никому не доверяет и во всем ищет подвох. Но Юна, как все зовут
эту девушку, каким-то чудесным образом смогла подобраться к нему ближе
всех, а теперь постоянно рассказывает об остальных омегах в этом доме, их

34/210
истории, о самом Юнги, который, по ее словам, действительно хороший человек.

Они все работают, чтобы не сидеть на шее альфы, хотя тот и говорит, что в этом
нет необходимости. Но помимо этого им бы просто нечем было заняться. У них
есть общий чат, где они всегда отписываются, куда идут, где находятся, все ли в
порядке. Юнги им доверяет, но за безопасность вне дома не может отвечать,
поэтому было принято такое решение. Чимин ее рассказам верит, но пока что не
готов все принимать, доверять и вообще часто говорить.

Если он спускается на завтрак, когда все жильцы этого весьма большого дома
присутствуют, то толком не говорит. Ведет себя тихо и настороженно. Все давно
поняли, что парень такой запуганный не только из-за случившегося, но с
расспросами о старой жизни не лезут – не расскажет. Омеги здесь чудесным
образом приветливые и светлые, всех словно по конкретным чертам характера
подбирают.

— Юнги сегодня утром тебя ждал за завтраком, — сообщает девушка,

присаживаясь рядом. — Хотел попробовать уговорить тебя на поездку с ним,
чтобы ты развеялся немного.

Чимин замирает с вилкой у рта, так и не съев содержимое, переводит хмурый

взгляд на девушку.

— Не смотри так, — вздыхает. — Он все делает с благим намерением. Не жди

какого-то подтекста в его действиях, он не будет обижать тебя, я тебе клянусь.

— Если он такой добрый, то что же в полицию не обратится, не сообщит о том,

что в этом чертовом мире происходит? — заводится.

— Чимин, не глупи, это всё всем известно, все куплено, никому нет дела до
наших жизней, когда видят деньги перед собой. Ты вообще представляешь,
какую власть имеют те люди, сколько у них денег, сколько связей и
возможностей? — объясняет как маленькому ребенку. — Если бы все было так
просто, нас бы всех находили и возвращали домой. А ты только посмотри, мы
работаем, выходим в люди, и никто даже не приезжал, полиция не
интересовалась нами ни разу! Они знают, что мы омеги, которых продали, и им
этой информации хватает, чтобы не париться.

Чимин не находит, что ответить, поэтому отворачивается и все-таки продолжает

есть. Хочется всех тех людей уничтожить, посадить за решетки, чтобы гнили до
конца своих дней.

***

Чонгук, выбрав новую тактику подхода к омеге, очень гордится собой, но

держится из последних сил, чтобы не вернуться к старому методу: взять силой,
давить аурой, пугать. Ему тяжело вести себя иначе, не так как всегда, он
целиком меняет свое поведение, оно полностью отличается от того, как
воспитывали. За неделю, которую альфа приезжал к омеге каждый вечер, ни
разу не получил согласия на ужин, но видит, что его начинают меньше бояться,
чувствуют себя рядом увереннее и смеют давать отпор, если Чонгук, не удержав
35/210
руки при себе, пытается притянуть или как-то прикоснуться. Омега все еще
относится настороженно, но уже показывает характер. Он у него оказывается не
омежий совсем, не нежный и мягкий, а с точностью до наоборот. Тэхен любит
дерзить и стрелять глазками угрожающе, хоть на альфу это не действует, но тот
каждый раз старательно делает вид, поднимая руки в сдающемся жесте. Чонгук
ловит себя на мысли, что эти игры с омегой ему нравятся, как и вести себя рядом
с ним более мягко, как никогда раньше не вел. Ни с кем, за свои тридцать один.
Внутренний альфа каждый раз трепещет в ожидании, стоит увидеть на
горизонте приближающийся силуэт того самого, от кого с ума сходят. Как и
сейчас.

Время уже довольно позднее, на улице давно потемнело, а Тэхен только сейчас
выходит из университета. Парковка почти пустая и машины отца парня не
наблюдается, что удивительно, ведь все это время он был здесь, забирал домой.

— Ты правда будешь каждый день сюда приезжать? — прячет телефон в

кармане куртки, как и руки, останавливаясь напротив мужчины, устало вздыхая.

Тэхену это не то чтобы надоело, он уже даже как-то привык, ведь себя
контролируют, не давят совершенно, разве что иногда запах гуще становится,
когда омега слишком перегибает, переходит какую-то невидимую черту,
которую переходить не стоит. Но ему странно видеть его каждый день. А сейчас,
когда отец снова не сможет его забрать, становится немного боязно. Тэхен не
знает, что может выкинуть альфа, когда защиты рядом нет. Хоть он и успел
смириться, что Чонгук, по всей видимости, решил добиваться его всеми
способами, безопаснее себя от этого чувствовать не стал.

Чонгук все ещё альфа, который уже показал свои отвратительные стороны,
успел поселить разочарование, недоверие, страх. От него все ещё хочется
избавиться, но приходится мириться с существованием.

— Тебя не заберут сегодня? — вопросом на вопрос. Тэхен такое ненавидит.

Он вообще не должен отвечать ему на вопросы, они друг другу никто, и никогда
не станут ближе. Тэхен его мысленно каждый день уничтожает.

— Я задал тебе вопрос, будь добр…

— Надо будет, с утра до вечера буду стоять и ждать, когда ты закончишь, так
понятно? — Чонгук тоже начинает привыкать к острому языку. Но злиться от
этого не перестаёт. — Где отец?

Тэхен вздыхает. Не хотел он сегодня видеть этого альфу, надеялся, что не

встретит вечером на парковке. Потому что заранее знает, к чему это приведет.
Он смотрит на Чонгука и знает, что солгать не может, за это можно поплатиться,
да и смысла во лжи не будет, за ним ведь в итоге родитель не приедет, если
скажет, что заберёт, но опаздывает. Чонгуку от чего-то очень нравится его
контролировать, знать о планах, о каждом шаге. Иногда думается, будь его
воля, он бы рядом ходил, не отставая ни на шаг.

— Не заберёт сегодня, не может, — вздыхает и отводит взгляд, кутаясь в куртку

от прохлады на улице, от чужих изучающих глаз, которые, на удивление, за все
дни не прожгли в нем ни одной дыры, хотя давно уже должна была появится
одна, если не парочка.
36/210
— Как это? — хмурится и встает с капота, приближаясь к парню, что специально
не смотрит на него. — Ты на чем домой собрался добираться?

Очередной вздох срывается с губ. Этого и стоило ожидать. Непонятно как это
работает, но Тэхену на подсознательном уровне удается понять, как среагирует
альфа на тот или иной ответ. Вот сейчас, например, когда получит его, то точно
разозлится. Он не уверен, каких масштабов будет злость, но она будет. Это его
собственничество выводит из себя, его уже считают своим, всю неделю Тэхен
только и слышит какие-то указания, как омега от своего альфы. И если Чонгуку
это кажется нормальным, то Тэхену нисколько. Он не его и быть таковым не
собирается. Альфе давно стоило бы это понять, но тот настолько уверен в себе,
что раздражает.

Он никогда не будет подчиняться альфе. Ни одному.

— Я задал тебе вопрос, — как Тэхен и предполагал.

Чонгук это не контролирует, в нем злость просыпается сама, ревность ее

разжигает, ни за что не признается себе, что это переживание за чужую жизнь
масло в огонь подливает. Запах ощутимо сгущается и альфа видит, как Тэхен
тяжело начинает дышать.

— Хватит это делать! — толкает в грудь, заставляя отойти от себя. — Прекрати

давить на меня! Хватит! Хватит! — кричит.

И мужчина ничего не понимает, эту смену настроения не улавливает, даже

теряется немного, остывает. Тэхен тяжело дышит, задрав голову к небу и
сжимая собственные волосы у висков. Видно, что пытается успокоиться.

— Тэхен? — осторожно, хочет вернуться на более спокойный тон разговора.

Такое дается тяжело. Чонгук не умеет взаимодействовать с омегами так, как

того требует ситуация. Он вообще умеет их только трахать и унижать. Поэтому
Тэхен для него в принципе такая «ситуация», где он ничего не умеет, но
приходится действовать интуитивно, подбирать тон, слова, действия. Вот
сейчас, например, он к нему не приближается, смотрит на расстоянии, пытается
что-то понять, а что именно, сам не знает. Но альфа внутри волнуется,
переживает, а Чонгуку никак не удаётся его заткнуть, вернуть себе власть. Этот
омега его меняет и это чертовски пугает.

— На такси. Я поеду домой на такси, которое уже вызвал, и которое должно

приехать через десять минут, — вытирает глаза от выступивших слез. — Все?
Закончили, можешь уезжать, — отмахивается от него рукой, даже не смотря.

Чонгук оказывается так близко, что удивление и испуг сами появляются на

усталом лице. Его рассматривают, как кажется, тревожно, но Тэхен
отмахивается и от этого. Бегают по лицу глазами, держа его в своих руках.
Ничего не понимают. Оба.

— Почему ты плакал? Тебя кто-то обидел? — голос настороженный, взгляд

внимательный.

— Боже… — прикрывает глаза, сдавшись, позволяя делать все, что вздумается.

37/210
— Я просто устал и все.

Чонгук бы сказал, что омегам не из-за чего уставать, но этот, что стоит прямо
перед ним, медленно меняет его взгляды, по крайней мере на счёт себя. Он его в
один ряд с остальными не ставит, выделяет, поднимает выше, ближе к себе. Но
Чонгук не знает, что такое слезы от усталости. Знает, что такое слезы боли,
когда тебя ломают все детство, чтобы ты стал тем, кем являешься сейчас.

— Тогда почему ты не отдыхаешь? — если бы Чонгук только знал, как Тэхену

хочется усмехнуться с этого тупого вопроса, но он знает, что спрашивают на
полном серьезе, потому что этот альфа всегда говорит прямо, все, что думает.

Иногда омеге кажется диким, когда Чонгук задает настолько странные вопросы.
Он совершенно не понимает каких-то жизненных вещей. Например, как эту –
моральную усталость, когда ты выжат, как лимон, и тебе не хочется даже рта
открывать, ни то что с кем-то видеться и говорить.

— Потому что у меня нет времени, — осторожно кладет свои руки на чужие, что
все ещё держат его лицо, заставляя смотреть на себя, и убирает их, отходя от
альфы на шаг. Ему нужно расстояние между ними, иначе начинает нервничать и
напрягаться. — Думаешь, я по приколу зависаю тут до позднего вечера? Так,
чисто по рофлянчику учусь, тратя огромные деньги за каждый год обучения, —
не может не язвить, это привычка у него такая.

— Я отвезу тебя домой, — как приговор.

— Нет, — Тэхен больше никогда не загонит себя в эту клетку. — Я в твою машину
не сяду, с тобой наедине в ней не останусь.

— Тэхен, — предупреждающе.

Его иногда невозможно терпеть, хочется применить силу, хочется унизить,

чтобы знал свое место, чтобы знал, с кем говорит, но старается очень не
позволять себе этого, ведь уже понял давно, что так себя с ним вести нельзя,
потому что не подпустит, будет вечно опасаться, обходить за километр. Но
сейчас… Его хочется впихнуть в собственную машину, заклеить рот скотчем,
связать и просто довезти до дома. Потому что у Чонгука все меньше терпения,
все меньше сил контролировать свои эмоции и желания.

— Что?! — смотрит… как-то странно… Чонгук не знает, что это. — Тебе

напомнить или ты уже забыл, что было, когда я сел в нее в прошлый раз? Я вот
помню отчетливо, — сегодня Тэхен переходит все рамки, все черты, но на
удивление все ещё не ощутил на себе гнев, и Чонгук сам себе поражается, как
удается держать в руках всю эту злость, что с каждым словом, каждым криком
все растёт. — Как ты применяешь свою силу я знаю, проверять ещё раз не хочу,
— никак не могут разгадать это чувство в чужих глазах. — Потому что вы –
альфы, в большинстве своем не умеете сдерживать эти чертовы инстинкты! Вам
вообще запрещено оставаться с омегами наедине, потому что вы
неконтролируемые и жестокие!

И впервые Чонгук узнает, как это – чувствовать боль через слова. Искреннюю,
душевную. Это то самое разочарование, которое он уже видел, когда совершил
эту самую ошибку. Не смог контролировать инстинкты и не сдержался. Все так.
Но Чонгук всегда брал то, что хочет. Его никто не учил по-другому, не знал, что
38/210
так тоже можно и даже нужно. С этим омегой нужно. Но незнание не
освобождает от ответственности.

— Тэхен, я обещаю, что ничего не будет, — сегодня Чонгук удивляется самому

себе в сотый раз за вечер.

В нем оказывается столько тайн скрыто. Например, он также не знал, что умеет
делать такой голос – нежный и мягкий. Он не знал, что умеет чувствовать вот
так – душой, которой, казалось, нет. Все эти эмоции, которые вызывает Тэхен –
новые, неизвестные ранее. Никогда ничего подобного не чувствовал. Они
подавляют его злость, которая рвется наружу, потому что его в чем-то упрекают,
на него кричат, слишком своевольничают, очень многое позволяют. Чонгук бы
такого омегу давным давно задушил голыми руками, перед этим истерзав тело.
Убил бы сначала душевно, морально, а потом физически. Но сейчас стоит перед
ним и сам будто бы подчиняется.

— Честное слово, я тебе обещаю, — подходит ближе, боясь спугнуть. — Я просто

отвезу тебя и оставлю, всё. Не прикоснусь к тебе и не обижу. Хорошо? —
заглядывает в глаза, что все ещё на мокром месте от прошлой тирады. — Я не
могу позволить тебе ехать на такси в такое время, я просто не дам тебе туда
сесть, — это говорит не он, а его альфа, что, оказывается, умеет заботиться и
волноваться.

Тэхен смотрит на него и ничего не понимает. За все время он ни разу не видел

альфу таким, это путает все мысли. Отталкивает настороженность,
подталкивает к согласию. Его словам почему-то хочется верить. И рядом с ним
так много этого непонимания, этого «почему-то». Тэхен с ним ведет себя
интуитивно, всегда на «ощущается» и «чувствуется». Но иначе не получается.

В прошлый раз он сел в машину под напором, под испугом и страхом, сейчас он
этого не чувствует. Лишь переживание, что исходит от мужчины. Это странно.
Все это странно, весь этот альфа, его поведение, действия. Все.

— Хорошо, — сдувается омега. — Только я напишу об этом отцу, — тут же

достаёт телефон, отменяя заказанное такси, мысленно извиняясь. — Чтобы он
знал, кого потом из под земли доставать, — добавляет.

— Договорились.

Чонгук открывает ему дверь, ждёт, пока сядет, и довольный идет к

водительской стороне. Не думал, что будет чувствовать себя хорошо только от
того, что Тэхен снова сидит в его машине, на этот раз добровольно, почти без
давления. Ему кажется, что омега смотрится здесь слишком правильно, словно
это место по умолчанию его и ничье больше. Он смотрится правильно рядом с
ним, позволяя запаху заполнить салон и легкие. Чонгук включает печку,
подмечая, что руки омеги были холодными, когда он касался ими его
собственных, что кончик носа успел слегка покраснеть, как и щеки. Тэхен на
него не смотрит, откинулся на сидение и отвернулся к окну, позволяя себе
прикрыть глаза, пока альфа считает это победой. Ранее парень ни за что бы не
стал так расслабляться рядом с ним, особенно прикрывать глаза. Альфа
убеждается в том, что этот омега особенный каждый раз. Особенный для него,
потому что таких он никогда не встречал.

— Ты голоден? — тихо интересуется Чонгук, понимая, что время близится к

39/210
половине десятого, и вероятнее всего омега ничего не ел с обеда.

— Я поем дома, спасибо, — голос совсем тихий, даже сонный. И Чонгук уверен,
что готов охранять чужой сон всю ночь, не смыкая глаз.

— Мы могли бы взять что-нибудь из фастфуда, чтобы ты утолил голод хоть

немного, — предлагает с надеждой.

Его альфа сегодня особенно чувствителен к нему, более заботлив и внимателен.

Чонгук не знает, чем это объяснить.

— Не стоит, легче полноценно поесть дома, — Тэхен все это время не открывает
глаз, но активно борется со сном, в который так и утягивает из-за усталости и
тепла, в котором оказался.

Ранее, он бы никогда не позволил так себя вести рядом с этим человеком, но

сегодня… Сегодня все почему-то очень странное, все не так, как обычно, как-то
иначе. И Тэхен в очередной раз ничего не понимает, не может себе объяснить
это чувство внутри.

— Хорошо, я понял, — ему бы очень хотелось побыть с ним как можно дольше.

На дороге огромные пробки и это очень сильно увеличивает время дороги до

дома. Чонгук поглядывает на парня и подозревает, что тот все-таки уснул,
потому что чужое дыхание ровное, нет никакой реакции на длительность пути. И
альфа мысленно уже миллион раз обрадовался, что Тэхен не стал слишком
упрямиться и поехал с ним, потому что страшно даже представить, что он едет в
такси с каким-то там альфой. Он, его красивый мальчик, уснувший на заднем
сидении в чужой машине. Это будоражит кровь, заставляет злиться.

— Что уже случилось? — Тэхен промаргивается от легкого сна, поворачивая

голову к альфе, и хмуро смотрит на него. — Почему завелся опять?

Иногда Чон искренне удивляется способности Тэхена улавливать даже самую

небольшую смену запаха. Он не шутил, когда говорил, что это просто омега
нежный, потому что уже тогда понял, что реагирует на него острее нужного.

— Ничего, — поглядывает на этого растерянно птенчика, что выглядит до нельзя

милым после непродолжительного сна. — Просто задумался.

— О чем-то, что тебя разозлило, — не спрашивает, утверждает, осматриваясь по

сторонам. — Сколько я проспал? — ничего не понимает, почему они так долго
едут. — Пару минут что ли?

— Нет, — вздыхает сам, откидываясь на кресло. — Около двадцати.

Сегодня и правда просто невероятные пробки. До дома Тэхена, при нормальной

скорости, Чонгук может доехать за десять–пятнадцать минут, в зависимости,
конечно, от собственного местоположения, а сейчас они и половину пути не
проехали. Скорее всего где-то что-то перекрыто, поэтому на центральной дороге
ещё больше машин, чем обычно.

Тэхен хлопает глазками, не понимая, как это они так долго едут, оглядывается
вокруг, и понимает, что пробка действительно очень большая и с этим ничего не
40/210
поделаешь. Желудок, по ощущению, уже прилип к позвоночнику, он хочет есть
ужасно, даже не думал, что все затянется настолько, а теперь не знает, как
сказать Чонгуку, что был бы не против перекусить и дать согласие на
предложение, но с опозданием. Он вздыхает, скидывает обувь с ног, садясь в
позе лотоса, и откидываясь на сидение также, как альфа. Чонгук осматривает
его, любуется в тысячный раз, глаз оторвать не может от того, как приятно он
выглядит таким расслабленным рядом с ним, в его машине. Его труды
действительно стоят того. Окупаются.

— И все же, я спрошу снова, — смотрит на светофор, до которого им ещё ехать и

ехать, и который снова горит красным. — Ты голоден? Нам правда очень долго
ехать, Тэхен.

И парень благодарит всевышние силы за то, что ему не пришлось самому

говорить об этом.

— Да, — смотрит на свои руки, чувствует легкое смущение. — Сейчас я был бы не

против перекусить, — не поднимает глаз.

— Хорошо, тогда сиди здесь, я быстро, — омега ничего не успевает понять, когда
Чонгук пулей вылетает из машины и обходит другие, что тоже зависли в пробке.

Чонгука нет уже почти пять минут, и Тэхен теряется, когда сзади начинают
сигналить, потому что перед ними пробка немного продвинулась вперед. Когда
проходит ещё столько же времени, то ничего лучше, чем сесть за руль и
проехать вперед, не придумывает. Лишь бы перестали напрягать сзади. Он
сидит за рулём, поглядывает в окно, в ожидании альфы, и все больше начинает
нервничать, потому что, кажется, движение стало идти активнее, а его все нет.
Тэхен ловит себя на мысли, что просит Чонгука вернуться скорее, что ждёт его
сам, причём очень нетерпеливо.

Этот день и правда выдался весьма странным, начиная утром и заканчивая

вечером. Особенно вечером. Тэхен никак не ожидал от Чонгука такой
сдержанности, такого контроля самого себя. Он показал себя совершенно с
другой стороны, не сорвался на него, хотя было видно, что очень хотелось. Если
сильно хочется, то приходится держать себя в руках, а ему по всей видимости
хочется слишком сильно.

Тэхен дёргается, когда дверь открывается, а на него смотрит удивленный

Чонгук. Он бы тоже удивился такой картине.

— Маленький мой, я, конечно, все понимаю, но давай-ка, дуй на свое место, — с

усмешкой произносит, наблюдая за растерявшимся омегой. — Давай, давай,
двигай жопку и я сяду, — поторапливает, наблюдая за этой картиной, как Тэхен
неуклюже перебирается обратно на свое сидение, не следя за тем, каким
ракурсом поворачивается к альфе.

— Там, на одной из дорог, оказывается какая-то авария жесткая произошла, —

сообщает, передавая бумажные пакеты с едой. — Поэтому пробка такая. Всем
приходится через центральную ехать, — садится удобно, ставя напитки между
сиденьями в специально выделенные места для них. — А теперь скажи мне, что
ты забыл за рулем, — поднимает взгляд на омегу и теряется, когда видит эти
испуганные глаза, что уже давно отвлеклись на еду и позабыли все вокруг, а
41/210
возможно даже не слушали.

— Я… — Тэхен хмурится, почему-то кажется, что альфе очень не понравилось то,

что он сделал. — Не злись на меня, — уже как факт, а не предупреждение, хотя
у Чонгука и мысли не было. — Пробка начала продвигаться, а эти сзади все
начали сигналить, — закидывает в рот картошку, ещё совсем тёплую. — Что мне
надо было делать?! — лучшая защита – нападение.

— Тэхен, — смотрит серьезно. — Я ведь не злюсь, почему ты так реагируешь? —

омега ничего не понимает, этот альфа сегодня до неузнаваемости странный.

— Потому что от тебя неизвестно чего ожидать, — снова отвлекается полностью

на еду.

— Теперь гони мне бургер, — протягивает руку, куда почти сразу кладут уже
развернутую булку.

Чонгук смотрит на омегу, а в груди странное тепло растекается, заполняет все,

согревает. Парень сидит, забравшись ногами, откинул куртку на заднее сидение,
все ещё взъерошенный после недолгого сна. Слишком уютный. Его хочется
перетянуть к себе на колени, уткнуться в шею и дышать-дышать-дышать, чтобы
ничего кроме его запаха не чувствовать. Но Чонгук обещал, что не прикоснется,
не напугает. Этот вечер портить не хочет.

Он засматривается и не слышит, что им сигналят. Из мыслей вырывает Тэхен,

что касается плеча, внимательно заглядывая в глаза. Чонгук резко поворачивает
голову на заднее стекло, высматривая машину, и начинает закипать. Его
разозлить очень легко и омега, сидящий рядом, знает, а сейчас и чувствует.

— Эй, все нормально, просто проедь вперед и всё, — отвлекает. — Тебя не

должны напрягать и выводить из себя столь обычные вещи, не поддавайся
этому, ладно? — Тэхен от чего-то чувствует себя сегодня очень смелым и
расслабленным рядом с ним.

Чонгук делает так, как говорят, и принимается есть, когда звонит телефон
омеги, который неожиданно начинает что-то судорожно искать.

— Салфетки, Чонгук, дай салфетки, — машет руками, показывая, что они

грязные, и быстро получает то, что хочет.

Чонгук бы никогда не выпускал его из этой машины, не позволял бы вечеру

закончиться, поставил бы время на паузу. Не понимает сам, что с ним
происходит, но сейчас, когда наблюдает за парнем, хочется положить к
длинным ногам весь этот гребаный мир, чтобы все стояли перед ним на коленях,
подчинялись, как подчиняется и он. Потому что этот уверенный в своих
действиях Тэхен сводит его с ума своей открытостью, своей активной мимикой,
искренностью. Сейчас Тэхен его не боится.

— Да, пап, — у Тэхена полный рот еды. — Нет, не дома, — кидает ещё пару
палочек картошки, не переживая на счет качества речи и понимания. — Нет, мы
с Чонгуком решили перекусить, потому что это невозможно терпеть, —
расплывается в улыбке. — Нет, он вообще сегодня какой-то странный, — смотрит
на альфу, даже не скрывая, что речь идет о нем. — А как это так получилось, —
хмурится, когда отец говорит, что уже подъезжает к дому, а потому в удивлении
42/210
смотрит на Чонгука. — Эй, ты знал же, что есть объездная дорога до дома? —
ему отрицательно машут головой. — Нет, пап, он не знал, не переживай, — Тэхен
смотрит на альфу, что не отрывает от него изучающего внимательного взгляда,
и сам начинает смотреть в эти глаза, которые, как зыбучие пески, затягивают на
самое дно. — Да, тут вроде начинает все активнее рассасываться, — к нему
тянется чужая рука, заставляя замереть и перестать пить колу. — Думаю, минут
через двадцать, в лучшем случае, — говорит словно на автомате, потому что
ладонь прижимается к щеке, а большой палец ласково пробует бархатную кожу
на ощупь. — Я напишу, хорошо, давай.

Чонгук касается его совсем осторожно, словно боится, что сейчас будут кричать
или появится страх в глазах. Он смотрит как-то иначе, даже, оказавшись на дне,
не могут разобрать. Они эмоций друг друга зачастую не понимают, ответов в
глазах не находят. Но сейчас в Тэхене нет страха, а какой-то странный интерес.
Он не кричит на него, не злится, просто смотрит и позволяет. Позволяет
прикасаться к себе. Ему. Чонгуку.

— Что ты делаешь? — шепчет, не знает почему, но так словно правильно.

— Пробую ее на ощупь, — чистая правда.

— И как? — зачем-то спрашивает.

Он сейчас вообще ничего не знает. Не понимает.

— Нежная, как шелк, — шепчет зачаровано.

Тэхен опускает голову, смущаясь, но пытаясь это скрыть, тем самым, заставляя
альфу вернуться в реальность. Туда, где перед ними светофор вот-вот загорится
зеленым, а дорога до дома станет более открытой и быстрой.

Чонгук не хочет, чтобы это заканчивалось, но ему приходится выпустить омегу

из машины, стоит подъехать к дому, на крыльце которого стоит мужчина,
встречающий сына. Тэхен прощается с ним, собираясь вот-вот открыть дверь и
выйти, но его неожиданно мягко хватают за руку, в очередной раз за вечер
сбивая все настройки в голове. Чонгук целует его тыльную сторону руки,
замирая на мгновение и делая жадный вдох. Тэхен не знает, чего должен
бояться больше – его интереса, смахивающего на какую-то одержимость, или его
опасной ауры, не вызывающей ничего хорошего.

Внутренности скручивает в удовольствии, стоит омежьему запаху проникнуть

глубоко в легкие, слиться с эритроцитами, разнестись по всему телу. Чонгук
понятия не имеет, что это за чувство такое, но хочется стать его тенью, никогда
не оставлять, слиться в одно целое.

С недавних пор его альфа готов вставать на колени.

— Спокойной ночи, — шепчет Чонгук, не желая выпускать руку, смотря на парня

из-подо лба, но не наводя страха.

— Спокойной ночи, Чонгук, — Тэхен растеряно выбирается из теплого салона и

спешит в дом, чтобы спрятаться в тепле, успев быстро чмокнуть отца в щеку.

Мужчина не видит альфу в машине из-за затонированных окон, но знает, уверен,

43/210
что тот смотрит, поэтому стоит и ждёт, когда уедет. А Чонгуку башню сносит от
того, что омега поцеловал отца. В нем настолько сильно собственничество
разрастается, что не видит границ, выходит за рамки, ломает их, превращает в
ничтожные щепки. Поэтому делается глубокий вдох, чтобы прочувствовать
фантомное присутствие его мальчика, оставившего свой запах, как
успокоительное.

***

— Ты когда-нибудь видел его таким? — переговариваются двое альф между

собой.

Они заинтересовано следят за начальником, который что-то напевает себе под

нос и еле улыбается, разглядывая бумаги, что принесли на подпись.

— У него вроде как омега какой-то есть, — отвечают.

Удивленные глаза блюдца впиваются в напарника.

— Омега? Свой омега? — шепчет совсем тихо, чтобы только для одних ушей, а в
ответ лишь кивок.

Чонгук резко оборачивается на шепот, осматривает двух парней, что

сплетничают в прямом смысле за его спиной и хмурится. А эти самые сплетни
быстро разносятся даже у них. У альф.

— Если у вас есть вопросы, задайте их мне лично, — сердится, недоволен. — Как
омеги шепчетесь, обсуждаете, — с брезгливостью осматривает. —
Поинтересоваться смелости не хватает?

Оба альфы и представить не могут, что их сейчас может ждать. Потому что
Чонгук постепенно закипает, злится. И неизвестно до какой стадии дойдет в
итоге.

— Ты – отнеси документы, — вжимает одному из парней в грудь папку, заставляя

отшатнутся от силы, с которой это делает. — И скажи им, чтобы пересмотрели
снова, если не найдут свою ошибку – лишатся работы, возможно жизни, в
зависимости от моего настроения, — кивает в сторону двери, отпуская. — А ты
принесешь мне сейчас документы, оговаривающие стоимость омег, понял? Хочу
поднять цену на этих несчастных, нужно изменить некоторые моменты и цифры.

Альфа замирает у двери, оборачиваясь на директора, удивляясь услышанному.

Он увеличивает стоимость омег?

— Что так смотришь? — склоняет голову к плечу, окутывает холодом глаз.

Чонгуку лишь отрицательно машут головой, мол ничего, и выходят из кабинета.

Мужчина подходит к столу, смотрит время на телефоне, показывающее
приближение обеда, и почему-то чувствует тоску. Это чувство ему знакомо из
детства, поэтому может его охарактеризовать. Тоску по одному конкретному
человеку, по омеге, что вероятнее всего сейчас сидит на парах.

44/210
В кабинет входит его помощник, правая рука, брат, друг, кому как угодно, кидая
папку с документами, которые Чонгук просил принести не его. Он отвлекает его
от мыслей, от того самого чувства, что заставляет альфу желать сорваться с
места и поехать к тому самому, чтобы поближе.

— Что такое, Хо? — садится на стол, пытаясь в глазах прочесть то, из-за чего
друг пришел лично.

— Ты меняешься, — садится на диван в углу кабинета.

И эти слова не звучат как-то радостно, а полностью наоборот. Им недовольны, не

нравятся эти перемены, появившаяся некая мягкость.

— Тебя все сотрудники уже обсуждают и почему-то продолжают здесь работать,

— вскидывает бровь, откидываясь на спинку в расслабленной позе. — Я ни за что
не поверю, что ты не слышишь и не видишь. Что такое? Этот омега плохо на тебя
влияет.

Чонгук не хочет этого слышать. Не хочет, чтобы хоть кто-то что-то плохое
говорил о том, кто с ума его сводит, открывает кругозор, открывает способность
чувствовать и наслаждаться. Чонгук не позволит говорить плохо о Тэхене, его
это из себя выводит. Желание защищать просыпается стремительно. Альфа
внутри скалится, рычит, злится. Требует наказать того, кто слово плохое кидает
в сторону их драгоценного творения бога.

— Не смей, Хосок, — альфа сжимает зубы до скрежета, кулаки до побеления

костяшек.

— Что ты сделаешь? Начнешь кидаться и на своих родственников тоже? — резко

встает с дивана, приближаясь. — Совсем с катушек слетел? Забыл, кто ты и где
твое место? — смотрит в глаза, между ними расстояние совсем небольшое,
небезопасное.

А Чонгук дышит глубоко, пытается контролировать себя, держать в руках. С

Тэхеном получается, значит и сейчас должно. В нем агрессия просыпается,
разгорается все больше и больше, а альфа внутри с цепей медленно срывается,
свое защищать готовится.

— Похоже, это ты забыл, где твое место, — рычит, сдерживает себя из

последних сил.

В кабинет стучат и входят без разрешения.

— Извините, что отвлекаю, но тот омега, которого привезли пару часов назад…
— парень в дверях мешкается. — В общем, он какой-то дикий, и мы не
справляемся.

У Хосока какая-то улыбка непонятная на губах появляется, он смотрит на

Чонгука, затем хлопает по плечу, мол, я тебя понял, и уходит. Только вот альфе
это не понравилось, предчувствие отвратительное, потому что Хосок не просто
так пришел, не просто так все это сказал. У него в голове что-то созрело, что-то
страшное и гениальное, но только в этот раз Чонгук с ним не согласится, он
почему-то уверен в этом. Поэтому он переходит на новый этап – пишет омеге,
чтобы у того был его номер и он мог позвонить или написать в случае чего.
45/210
И Чонгука даже не удивляет, что Тэхен в очередной раз злится на него, потому
что не давал свой номер. Омега этот в нем кровь заставляет бурлить, и его за
это не хочется размазать по стенке или придушить. Нет, хочется иногда,
конечно, но не больше, чем не. Поэтому он игнорирует чужую гневную тираду,
направляясь в кабинет, где наблюдает обычно за процессом пробы товара.

Ему здесь скучно, неинтересно, плохо видно, поэтому он приходит посмотреть

лично, как того самого «дикого» омегу ставят на место. Жестоко, до крови,
стекающей по внутреннем стенкам бедер, до жгучих слез, обжигающих щеки, до
криков, раздирающих горло. И Чонгук видит вместо этого омеги своего
мальчика, когда тот все ещё брыкается, пытается спастись из последних сил.
Его мальчик смотрит на него с той самой болью и разочарованием, которое
показывал уже дважды, который просит его помочь, слезно умоляя, просит
остановить эти энергичные толчки в его тело, рвущие неподготовленные стенки,
причиняющие уничтожающую боль. Омегу хватают за волосы, вынуждая встать
на колени, прижимают к мужской широкой груди и сдавливают тонкую шею, не
останавливаясь ни на минуту, не давая и шанса на спасение от боли. Чонгук бы
этим видом чужих мучений наслаждался, но не сейчас, когда почему-то образ
того самого особенного мальчика в голове, которому делают больно. Не может
на это смотреть, не хочет, выходит из комнаты пыток для омег под болезненные
крики, смешивающиеся с плачем и скулежом, под срывающееся горло.

Ни за что не позволит оказаться ему в опасности, защитит, всех собственными

руками уничтожит, но не даст причинить боли.

***

На следующий день, после совместной вечерней поездки, Чонгука не

оказывается на парковке, чему искренне удивляются и Тэхен, и его отец. Потому
что того уже привыкли видеть каждый день оба. Но он не приезжает ни через
два дня, ни через четыре, что очень странно. Не то чтобы омега волнуется за
него, он уверен, что с альфой ничего серьезного случится не может, но на него
это все равно не похоже. Тэхен не знает, почему так зацикливается на этом,
ведь мечтал о том, чтобы его перестали преследовать, доставать своим
присутствием, оставили в покое, исчезли навсегда. А сейчас, когда альфы нет
почти неделю, это не покидает его мысли.

Тэхен не хочет признаваться самому себе, что за месяц, что знаком с Чонгуком,
привязался к нему и сам, несмотря на легкий страх, что все ещё живет внутри по
отношению к нему. Этот мужчина ведь странный такой, вечно ведет себя по-
разному, не знаешь, чего ожидать, он опасный, вселяющий ужас, панику,
заставляет трястись. А ещё он внимательный, умеет волноваться и заботиться,
переживать. Да, он делает это всё в своем жестком характере, показывая
ревность, собственничество, власть, но он умеет. А если сильно постарается, то
может и контролировать себя, держать в руках, тогда Тэхен его вообще не
боится.

И начинает привыкать к чужому характеру.

— Алло? — омега плетется по ещё светлой улице домой, сегодня отец не смог
его забрать.
46/210
— Тэхен? — голос звучит измученным, приглушенным. Он заставляет омегу
напрячься. — Почему ты звонишь? Что-то случилось?

На языке крутится, что случилось его отсутствие, но ни за что не озвучат это,

сверху ещё дав себе подзатыльника, за такие мысли.

— Нет, я иду домой пешком, пока ещё светло, — осматривается вокруг,

наблюдая наличие людей. — Отец не смог забрать, а на такси я не поехал, — на
том конце провода слышно какой-то странный шум, словно трение постельного.
— Решил, что ты захочешь знать, — срывается с губ прежде, чем успевают
подумать.

Тэхен слышит тяжелое дыхание альфы и теряется, не понимает, что происходит,

почему на него все ещё не орут или наоборот не хвалят за сообразительность.
Пытается разобрать шум.

— Чонгук, у тебя все хорошо? — хмурит брови, останавливаясь.

— Д-да, все в полном, — тяжелый вдох. — Порядке.

Тут до Тэхена начинает медленно доходить, что происходит по ту сторону

телефона. Он останавливается посередине дороги и расширяет глаза в
удивлении, шоке, ужасе. Не уверен, что чувствует. Возможно, что все
одновременно.

— Т-ты… — омега хмурится, теряется, хочет быть не правым в своей догадке. —

Чонгук…

По ту сторону хрипло и сдавлено рычат, обволакивая смущением того, кого

заставили это услышать. Тэхен сбрасывает звонок, не веряще смотря прямо
перед собой, переваривая информацию в голове, которой было более, чем
достаточно, чтобы сделать выводы и прийти к логическому завершению мысли.
Альфа там не спортом занимался, не от усталости так тяжело дышал и еле
говорил. И омеге совершенно не хочется в это верить, думать об этом. Но он
думает. Чонгук совершенно не ощущает рамок приличия и дозволенности. Он
действительно ответил на звонок, занимаясь совершенно неприличными
вещами. И Тэхен не понимает, почему он настолько остро держится за эти
мысли, почему продолжает об этом думать. Не понимает, зачем вообще
позвонил!

— Какой же ты кретин, боже мой, — несильно ударяет себя по лбу, наконец,

сдвигаясь с места и продолжая идти.

Звонить не надо было, как и думать о чужом отсутствии на протяжении

длительного времени. Почему и зачем – вопросы, не покидающие головы. Тэхен
ведь действительно каждый день мечтал, молил, чтобы этот альфа перестал
появляться перед ним, перестал играть эту свою игру, которую ведет, ничего не
объясняя. Нет, омега, конечно, понял, что целью является он сам, но зачем, для
чего, почему, на эти вопросы ему никто не отвечает. Сейчас Тэхен не чувствует
былого страха рядом с ним, но и хороших чувств к нему не питает, тогда почему
переживал из-за отсутствия? Наверное, это элементарная человечность, не
дающая успокоить сознание, которое, понимая, что альфа опасный, а значит и
крутится в чем-то опасном, может пострадать. А он, оказывается, и не страдал.
47/210
Омега беспокоился напрасно, не стоило даже развивать эту мысль с самого
начала ее зарождения, когда появилась лишь маленькая ее крупица.

Если альфа развлекался, забыв про него, то это означает лишь одно – надоел. И
Тэхен даже радуется, что чужому терпению пришёл конец, ведь это означает,
что его больше не побеспокоят. Никто не будет пытаться выжигать в нем дыры,
пытаться контролировать и влезать в жизнь, заставлять нервничать и опасаться
перейти черту. Тэхену больше не придется подбирать слова, чтобы не испытать
злости, чтобы не разбудить ее, ведь сон ее очень слаб. На телефон не
перезванивают, а значит и правда можно позабыть об альфе.

Легкие заполняются морозным осенним воздухом, что вот-вот станет зимним, и

улыбка облегчения расплывается на лице. Омега свободен от оков раздражения
и нервозности.

***

Дом пуст, в нем совершенно никого нет, он позволяет полностью осмотреть свои
владения, пряча хрупкого омегу в крепких стенах, защищая от окружающего
мира, от людей. Чимин кутается в теплый свитер крупной вязки, под которым
обязательно надета футболка, ступает тихо, бесшумно, на его ногах тёплые
мягкие носки, которые заглушают присутствие омеги, что и так ведет себя как
мышка. Сегодня он впервые остался совершенно один в этом огромном доме,
больше его не боятся оставлять, доверяя. До этого дня все боялись, что он что-
нибудь с собой сделает, но сейчас этого страха нет, потому что начал говорить.
Все ещё мало и по делу, но зато начал.

Этим утром ему прямо задал вопрос один из омег. Чимин предположил, что у
него лопнуло терпение.

— Ты ждёшь момента, чтобы умереть в одиночестве? — спросил тот, тыча вилкой

прямо в него и хмурясь.

Чимин хмурился в ответ.

— Если бы я хотел умереть, то сделал бы это, даже не добравшись до сюда, —

ясно и понятно.

Все за столом затихли, словно даже перестали дышать, но обернулись на звук

усмешки со стороны единственного альфы в доме. Юнги ни на кого из них не
смотрел, что-то высматривая в своей, уже пустой к тому времени, тарелке.
Иногда Чимину он казался странным, витающим в облаках. Иногда ему
становилось любопытно узнать, чем тот занимается, раз имеет столько денег.
Человеческая жизнь стоит не мало, а это означает, что альфа настолько богат,
что омеге и не снилось. Но также Чимину было любопытно наблюдать за ним
исподтишка, сидя у лестницы на втором этаже, с которой было хорошо видно зал
и его. Альфу, что спасает чужие жизни, не требуя ничего в замен. Омега очень
долго принимал то, что находится действительно в безопасном месте, что это не
шутки и не игры разума. И не то чтобы он молчалив из-за недоверия и страха, он
сам по себе такой. Открывает рот только по делу, мало рассказывает о себе.
Чимин закрытый, всегда был и останется.

48/210
— Интересно? — у входной двери, которую ещё не закрыли, чтобы не спугнуть
хлопком, своим присутствием, стоит альфа, наблюдая за омегой,
рассматривающим дом.

В ответ ничего не говорят, лишь кивают, и уже собираются смыться, но

оказываются остановлены одной лишь просьбой пообедать вместе. Чимину не
сложно, да и голод начинает просыпаться. Он все ещё не хозяйничает в доме, не
лазит по полкам, холодильнику, шкафчикам, поэтому последний прием пищи
был ещё ранним утром, а сейчас стрелки стремительно переваливают за
половину третьего.

Юнги на разговор не вытягивает, стараясь не давить на и так вечно

напряженного омегу. Он накрывает на стол, не смотря на него, держится на
расстоянии. Что-то внутри подсказывает, что парень напряжен именно из-за
него, из-за того, что он альфа. Следовательно и подход нужен другой.

— Почему ты не расскажешь вышестоящим органам, раз полиция безнадежна,

что происходит в этом городе? — выдает омега в лоб.

Все правильно, только по делу ведь говорит. И не удивительно, что он думает об

этом, ведь это действительно логический вопрос, учитывая, что он спасает омег,
выкупая, но никуда не обращается. Юнги кидает на него взгляд и снова
усмехается. Чимин ещё утром заподозрил в чужой усмешке что-то странное.

— Потому что для этого нужно время и много сил, — кладет рядом с тарелкой
столовые приборы, заглядывая прямо в глаза. — Нужны доверенные лица, нужно
самому иметь хоть какую-то власть.

— Значит ты не просто трус, который только и может, что выкупать омег «ради
спасения»? — ему в принципе казалось это глупым, ведь всех не спасешь, из
десятка вытащишь только одного, а что с остальными? Их разве не жаль? Не
хочется вытащить?

— Я работаю над этим, но это не просто, — Юнги изучает эти искры ненависти к
тем людям в чужих глазах. — Повторюсь, нужно время, и это не пару дней или
недель, — Чимин к еде не притрагивается, внимательно слушает, пока альфа
периодически ест, позже продолжая говорить. — Мне не нужно, чтобы на меня
вышли, что-то заподозрив, потому что в таком случае и мне, и вам не жить.
Следовательно, вся работа будет напрасной. Понятно? — в ответ кратко кивают.
— Тогда начинай есть.

Такие ответы более, чем устроили парня. Чимин никак не мог поверить, что этот
альфа настолько туп, что ничего не предпринимает на самом деле. Не роет яму
тем зверям, что вздумали распоряжаться чужими жизнями. Ведь тогда нет
никакого смысла в том, что он делает. Он наблюдал за ним не просто так,
пытался прочесть из далека, чтобы без слов, без взаимодействия. Но эта
попытка, что неудивительно, не одержала удачи. Ведь нет ничего лучше слов,
элементарного разговора. Невозможно понять, о чем думает человек, если не
спросить прямо.

Чимин все же принимается за еду, но не потому, что альфа сказал, а потому что
действительно голоден. Он чувствует, как на него периодически смотрят, и
начинает раздражаться из-за этого. Не любит. Ненавидит внимание альф, что
половину жизни только и делали, что оказывали его. Даже если это не тот
49/210
подтекст, Чимин бы хотел никогда больше не взаимодействовать с ними,
альфами, не существовать на одной земле с ними.

— В этом мире самой большой ошибкой является существование вас, — Чимин

поднимает глаза, сталкивается с чужими, внимательными, уже ожидающими
дальнейших слов. — Если бы вас не существовало, не было бы и этой борьбы за
равенство, как и борьбы за собственную безопасность.

Дыхание становится более тяжелым, запах гуще, омега злится. И Юнги

понимает, что эту злость вызвал именно он, наблюдает и ждёт.

— Да, были бы другие проблемы и между омегами, ведь мир всегда ищет
конфликты, он их создает на пустом месте, ведь каждый желает быть лучше,
могущественнее, влиятельнее, — продолжает, но сидит с равнодушным лицом,
словно не испытывает ураган эмоций внутри. — Но вы, альфы, считаете, что по
природе своей уже имеете власть, вы уже сильны и влиятельны.

Ложка в чужой руке сжимается до побеления костяшек, в глазах искры лишь

разгораются, ощущение, словно сейчас всё взлетит на воздух, охватит ярким
пламенем, не оставит после себя ничего. И омегу тоже не оставив.

— Кто же тебя так обидел? — не удерживается от вопроса, чувствует эту жгучую

сердце ненависть, она идет из души, так плотно осела, что не выдрать без боли.
— Поехали, я тебе кое-что покажу и расскажу, — встает из-за стола, даже не
собираясь ничего за собой убирать.

А омега почему-то слушается, встает. Верит. Он не переодевается, выходит на

залитую солнцем улицу прям так, в домашней одежде, натянув лишь кроссовки
на ноги. Следует за альфой до машины и забирается на заднее сидение,
отказавшись ехать спереди, пристегивается ремнем безопасности, что не
ускользает от глаз старшего. Дорога оказывается не очень долгой, буквально
полчаса, все это время Чимин следил за сменяющими друг друга улицами
слишком внимательно. Но когда они оказываются у кладбища, то теряется.
Искренне не понимает, что здесь ему могут показать.

Альфа без слов выходит из машины, не ждёт парня, идет по изученным

каменным дорожкам, знает, что за ним последуют. Он останавливается у плит в
самом центре кладбища, смотря на них с какой-то непонятной Чимину теплотой.
Там два весьма молодых парня, оба омеги, но только один с фамилией Мин.

— Эти два человека мои приемные родители, — на омегу рядом не смотрит. —

Из-за того, что такие браки не разрешены и считаются неправильными, по
бумагам мой папа только один, собственно и фамилия его.

Чимин совершенно растерян, не понимает, к чему все это, зачем рассказывать

что-то настолько личное. Смотрит и терпеливо ждёт, когда ему уже объяснят.

— Но они те, кто несмотря на осуждения, продолжали любить друг друга до

конца своих дней, — омега смотрит на даты и видит одну и ту же. — Оба были
куплены альфой и подвергались ежедневным пыткам. Они были такими же, как
вы, но вас купил я, дав полную свободу, вернув жизнь, ничего не требуя взамен.
Потому что точно так же, как и ты, терпеть не могу их. Альф, — переводит
взгляд на омегу, что хмурится, не отрывая взгляд от могильных плит с
изображением очень красивых молодых людей. — Потому что я знаю, на что они
50/210
способны, потому что меня воспитывали те, кто, несмотря на причиненную им
боль, понимали, что всегда есть хорошие и плохие. Они учили не брать всех в
одну кучу, уметь разделять. И я научился, советую и тебе, — возвращает взгляд
к родителям. — Они сбежали от того тирана, но умерли все равно от его рук
спустя много лет, когда я уже не был первоклашкой, каким меня усыновили. И
ему очень не повезло встретиться со мной, потому что сам оказался закопанным
под землей, сжираемым червями, — в голосе холод и злость. И неозвученное
заживо.

Чимин, выросший в окружении, где в основном были альфы, разделять их не

учился, потому что все были однотипными, заслуживающими смерти, все были
ненавистны. Все до единого, даже если сначала красиво играли хорошего.

— Не всё в этом мире – плохо, как и не всё – хорошо.

***

Вы знаете, что такое безвыходная ситуация? Когда единственный возможный

вариант сводится к тому, чего не хочется делать, но вынужден? Очень
неприятное чувство, но другого выбора нет. Именно поэтому Тэхен, шмыгая
носом, набирает один единственный номер.

— Алло, Чонгук? — тихо, с еле сдерживающим плачем.

На том конце тишина, она кажется даже на расстоянии напряженной, уже

устрашающей. Тэхен слышит какое-то копошение и хлопок двери. Ему не нужно
было слов, чтобы бросить все дела, чтобы понять, что что-то произошло.

— Где ты? — единственный вопрос, за которым слышится шум города, а потом

тишина, после очередного хлопка. Альфа уже в машине.

— Я… — Тэхен пытается говорить внятно, поэтому замолкает, чтобы успокоить

рвущуюся наружу панику и не показать кому-то своего присутствия. — Я дома,
приезжай, пожалуйста.

И Чонгуку даже не нужно говорить это чертово «быстрее», которое так и рвется
из груди, потому что срочно нужно замолчать, чтобы не раскрыть своего места
нахождения. Тэхен не отключает звонок, а альфа ждёт, уже выезжая с парковки.
Он оставил этого омегу на неделю, потому что из-за скопившихся дел, которые
не мог решить из-за гона, просто не было времени и возможности вырваться.
Слишком важные вопросы, чтобы откладывать на потом.

— Мне очень страшно, — шепчет еле-еле, на грани истерики и шока.

— Пять минут, — газ в пол. — Подожди меня пять минут, маленький.

И он бы сказал, как ему нравится так его называть, как его альфа внутри
наслаждается таким откровением, искренностью, но сейчас не время, потому
что взбешен до предела, потому что кто-то, кто не он, осмелился вселить в
омегу чувство ужаса. Заставив позвонить тому, от кого постоянно сбегают. Даже
сам Чонгук себе этого больше не позволяет, потому что не заслуживает, потому
что доверие нравится больше, потому что внутри от того Тэхена, который
51/210
позвонил пару дней назад и сообщил, что идет домой пешком, становится очень
тепло, слишком хорошо. Потому что тот Тэхен думал о нем, посчитал нужным
сказать, чтобы потом пропасть, сбросив звонок. Чонгук уже не контролирует
свою разбушевавшуюся ярость, не знает, что сделает с теми, кто напугал его
особенного мальчика, заставляющего мир внутри переворачиваться вверх
ногами. В ушах гул и чужие совсем тихие всхлипывания, снимающие цепи с тех,
кого лучше не освобождать.

Руки нервно сжимают руль, пытаясь сдерживать себя хоть немного. Нельзя
показываться таким перед омегой, иначе отпечатается в воспоминаниях,
спугнет так, что больше ни за что не захотят видеть. Но Тэхен на том конце
провода чем-то напуган так, что позвонил именно ему. Ищет защиты у Чонгука, а
значит сам оценил ситуацию, понял, что не справится. Тэхен ведь мальчик
умный, знает, что делать в тех или иных условиях. А ещё он говорит настолько
тихо, что приходится напрягать слух, не позволяет себе разреветься в голос, но
при этом дома. У альфы в голове лишь одна мысль – кто-то чужой рядом с ним,
кто-то его ищет. И в голове вспоминается Хосок, что-то задумавший. Чонгук
уничтожит его собственными руками, если тот окажется причастным к страху
омеги. Если осмелится посягнуть на то, что яро защищают. Даже ему не
сравниться с яростью Чонгука, он самый неконтролируемый альфа их клана, за
что им гордятся, называют «лучшим экземпляром», словно мышь, над которой
ставят опыты, а она все ещё жива, несмотря ни на что. С яростью его не
сравниться никому. С его бесчеловечностью, с жестокостью. Но Чонгук искренне
надеется, что двоюродный брат не при чем, иначе представить не может,
насколько ужасна будет расправа, за столь необдуманный поступок.

У дома стоит чья-то машина, которая определённо не принадлежит главе

семейства.

— Я тут, подожди совсем немного, — выходит, хлопая дверью, не боясь выдать

своего присутствия. Бояться стоит его.

Чонгук ступает ровным тяжелым шагом по дорожке, что ведет к крыльцу. Дверь
не закрыта до конца, поэтому он входит бесшумно. Не сдерживает свой запах,
что распаляется от злости, становится слишком густым и тяжелым. Находит
выключатель, включает свет, освещая весь первый этаж дома, все перевернуто
вверх дном, все двери раскрыты. На втором этаже слышится копошение,
поэтому идет туда. В одной из комнат чья-то спина, сразу видно – альфа. Тот
распахивает двери, по всей видимости, гардероба, но резко оборачивается,
почувствовав присутствие кого-то более страшного, чем он сам.

— Заставив бояться омегу этого дома, ты вынес себе приговор, — голос

нечеловеческий, грубый, жестокий. Леденящий душу. — Смертный, — сквозь
зубы, устрашающе приближаясь.

Чонгук давно не видел этого, не наслаждался ужасом в чужих глазах,

чувствующих приближение собственной гибели. Эти эмоции заставляют
растекаться наслаждение по внутренностям от собственного превосходства. От
осознания могущественности. Он давит, еще не дойдя, припечатывает к земле,
не позволяет и с места двинуться, душит без рук, забивает легкие собой,
перекрывая доступ к кислороду, ставит на колени. Где-то на подкорке сознания
бьется мысль о неизвестности нахождения омеги, о возможности причинения
вреда и ему, но она никак не добирается до разума, что отключен, позволил
инстинктам властвовать. А инстинкт один – защитить.
52/210
Чужое горло в руке напряжено от невозможности дышать, в глазах чистейший
ужас. Проникая в этот дом, не ожидали встретить монстра в облике человека.
Глаза закатываются, сердце вот-вот перестанет стучать, но этому не позволяют
случиться чужие руки. Руки, что обхватили талию, с силой сжимая, заставив
затаить дыхание и уставиться в одну точку, куда-то мимо жертвы перед собой.
Успокаивающий запах проникает глубоко в легкие, но все ещё не приводит в
чувства.

— Остановись. Пожалуйста, остановись, — молят из последних сил. — Чонгук,

прошу хватит.

Но Чонгук не понимает. Не понимает, почему просят прекратить, если этот

человек сам себе приговор вынес, нарушив покой того, кто позвонил в слезах, в
панике. Не понимает и того, почему отпускает чужое бессознательное тело, не
завершив начатое, там, под ребрами, ещё живо, ещё бьется.

— Вот так, — одобряющий шепот. — Посмотри на меня, — просят, пытаясь

развернуть. — Ну же, посмотри.

И на него смотрят. На заплаканного, до смерти напуганного, прибежавшего

откуда-то, чтобы остановить казнь, не испугавшегося давления, под которым
сам задыхался и с трудом продолжает дышать сейчас. Там, на дне вселенных,
переживание и ужас от увиденного. Чонгук не удержал себя в руках, его больше
не подпустят. Это заставляет окунуться в панику, что считывают почти
моментально.

— Все хорошо, — мужской острой скулы касается нежная тёплая ладонь в

ласковых поглаживаниях. — Я живой, меня не обидели, не причинили боли, —
выискивают в глазах осознанность, пытаются включить разум. — Чонгук…

А Чонгук сейчас чувствует лишь страх быть навсегда отвергнутым. Им. Он

словно одержимый этим омегой, который стал его единственным в жизни
страхом. Никогда ничего не боялся, а его потерять страшно до ужаса. Этого
хрупкого, маленького, беззащитного.

— Ну же, — голос дрожит. — Приди в себя.

У чистокровных альф действительно есть плюсы, они действительно

главенствуют над остальными, их возможности больше, шире, но дело в том, что
эти плюсы являются их самыми большими минусами. Их кошмаром. Потому что
подчиняются сами, отключают разум, позволяя своим демонам проснуться,
избавиться от оков. И Тэхен не находит ничего лучше в своей голове, кроме как
поцеловать его. Чонгука. Боится, что пощёчина вызовет повторную волну ярости.
Никогда ранее бы не додумался до этого, не позволил случиться снова, но это
словно единственный правильный вариант из всех возможных, ничего больше
нельзя сделать в этой ситуации, не разозлив ещё больше, не пробудив гнев и на
себя.

Тэхен никогда прежде не видел ничего подобного, когда у человека полностью

отключается разум, когда готов убивать только, защищая. Понимает смысл слов
«убью за тебя». Чонгук пугает до ужаса. И ужас этот на дне собственных глаз не
направлен на самого альфу, он оттого, что за него страшно. Тэхену страшно за
Чонгука, которого некому контролировать, который не понимает, что делает, не
53/210
отдаёт себе отчета. Этот ужас от страха за человека, которого жалко. Искренне
и от всего сердца.

Омега касается его губ осторожно, вставая на носочки, потому что немного не
дотягивает. Касается и замирает. Густота запаха ощущается на губах, сильная,
горькая, но не позволяет себе отстраниться. Не чувствует реакции, потому
сминает губы своими, выдыхает на них теплом, согревая, приводя в себя,
отгоняя демонов, загоняя обратно в клетки. Его медленно подводят к стене,
прижимая и крепко жмурясь до белых мушек в темноте. Тэхен снова на цепи
сажает тех, кого спускать нельзя было. Чонгук чувствует, как бешено бьется
чужое сердце, обхватывает покрасневшее и опухшее от слез лицо. Сминает
сладкие губы сам, жадно втягивая носом запах, которым заполнили всю
комнату, в попытке привести в чувства. Его так много, что хочется не
останавливаться. Тэхен уже по венам его течет, заменил собой кровь, сам
распоряжается работой органов, властвует над ним, а как это сделал –
неизвестно. Чонгук в него до невозможности сильно, настолько, что хочется
вывести из себя этот яд, потому что страшно. Неизвестно.

— Прости, — отстраняется самостоятельно, прижимаясь своим лбом к чужому. —

Пожалуйста, прости, — открыть глаза очень боязно. — Я не смог удержаться, не
смог контролировать себя, мне очень жаль. Мне так жаль, — щеки осторожно
поглаживают, заставляя расслабиться хоть на чуть-чуть, заставляя растеряться.

— Все хорошо, Чонгук, — шепчут, обнимая за шею. — Если бы не ты, я не знаю,

что со мной было бы, — искренне благодарят, несмотря на осознание того,
насколько этот альфа действительно опасен, насколько одержим им. — Ты спас
меня, ты молодец, — наконец, спокойно выдыхает, понимая, что смог вернуть
Чонгука, включить его разум.

Во входную дверь стучат, а под руками снова напрягаются, потому что время
позднее, а этот дом все ещё полон шума и опасности для омеги. Но его спешат
успокоить:

— Я вызвал полицию ещё до того, как позвонил тебе, — отстраняется, чтобы

заглянуть в глаза. — Но знал, что ты приедешь быстрее и защитишь меня.

— Защищу, — облегчённо выдыхает.

Тэхену приходится взять себя в руки, чтобы рассказать подробно о случившемся,

не упустив ни одной детали. Контролирует себя сейчас, чтобы позже, оставшись
наедине с собой, разреветься от пережитого кошмара. Мужчину, что лежал в
бессознательном состоянии в комнате отца, увозят на скорой, потому что тот
оказался на грани смерти, и ему нужно оказать необходимую помощь, чтобы
потом расспросить обо всем. Омега, закрыв дверь за всеми, остаётся в тишине,
облегчённо выдыхая. Это закончилось. Но до него скоро доходит, что он ещё не
один в своём доме, в безопасных стенах, что уже, кажется, таковыми и не
являются. Он слышит какие-то звуки из зала, поэтому направляется туда.

Там Чонгук наводит порядок… Омега замирает в проходе, наблюдает за тем, как
альфа подметает осколки разбившихся ваз, что являлись декором, изящным
дополнением. Мужчина в брюках и водолазке, снял с себя пальто, которое лежит
на диване, который уже привели в порядок, ведь именно на нем застали омегу,
ворвавшись в дом. А сам Тэхен с застывшими слезами в глазах смотрит на него,
54/210
чувствует, как те скапливаются, собираясь вот-вот сорваться вниз, обжечь кожу
лица. Чонгук действительно приехал по одному лишь звонку, услышав лишь
намек на панику и истерику. Он оказался здесь меньше, чем за десять минут –
Тэхен считал – и защитил, сорвавшись с цепей.

Его одержимость страшна, но также привлекает.

— Остановись, — выдыхает омега, вытирая слезы, пытаясь их остановить. На

него не оборачиваются, продолжают убирать пол от опасных осколков. —
Чонгук, я уберу все сам, — делает шаг.

— Стой, где стоишь, — в голосе предупреждение. — Я сейчас в очень

расшатанном состоянии, — уже спокойнее. — Поэтому, пожалуйста, не нужно
перечить мне, я не знаю, к чему это приведет.

И сейчас, после увиденного, Тэхен прекрасно понимает, о чем ему говорят, о чем
предупреждают.

— Хорошо, но могу я, хотя бы сесть на диван? Я очень устал, — в него врезаются

чужие глаза. Они уставшие, но все ещё тяжелые, холодные, как обычно.

Получив кивок, под внимательный взгляд проходит к дивану, забираясь через

спинку, и удобно усаживаясь. Тэхену интересно наблюдать, это позволяет
отвлечься, но не полностью отбросить пережитый шок. Даже этот альфа
никогда такого в нем не вызывал, не позволял себе настолько сильно обижать
«маленького омегу», несмотря на то, как любит отзываться о них, об омегах. И
почему-то это приходит в голову только сейчас. Тэхен понимает, что его с самой
первой встречи словно выделяли, ограждали от всех остальных существующих
людей в этом мире. Тот поцелуй в машине, тогда его целовал не Чонгук, а то,
что он держит в клетке под крепкими замками. То, что удалось усмирить какое-
то время назад лишь ему. Тэхен отчего-то уверен, что сам бы альфа с этим не
справился, не смог бы остановиться только на убийстве.

Чонгук действительно выглядит уставшим и хочется дать ему возможность

отдохнуть, но его не слушаются. Убирают весь первый этаж, не оставляют и
следа от драки, которая была, когда Тэхен защищался, когда смог сбежать и
спрятаться. Он словно пытается стереть весь пережитый ужас не только из
дома, но и из головы парня. Омега видит, как периодически чужое дыхание
тяжелеет, как плечи напрягаются, а грудная клетка вздымается активнее. Но не
разрешает себе и слова сказать, потому что его уже предупредили.

— Спасибо тебе, Чонгук, — заглядывает в глаза, ловя альфу за руку, стоит тому
пройти близко. — Но, пожалуйста, оставь остальное на меня.

На него смотрят как-то строго, Тэхен не улавливает эту эмоцию, но чувствует,

что что-то надвигается, только вот… совершенно не боится.

— Тебя нельзя оставить ни на день, — рычит, злится, тяжело дышит. —

Позвонить и сказать, что идёшь домой пешком, ты, значит, додумался, — и Тэхен
готов получать собственное наказание, готов выслушать выговор. — А сообщить
о том, что отец улетел по работе на полмесяца, нет?! — сквозь зубы, чтобы не
повысить голос, сдерживается.

Омега смотрит прямо в глаза, не отводит, выслушивает, позволяет ему

55/210
отчитывать себя, не вставляя ни слова, пока они зарождаются в голове. Пусть
говорит, пусть освобождает свой гнев, не задерживает его в себе, потому что
того и так много внутри тела, которое не бесконечно.

— Ты… — вдыхает воздух, набирает полную грудь. — Ты вот все защищаешь всех
вокруг, все свое окружение, всех омег, но ты вообще думаешь о себе? — голос
его меняется, теперь точно не злость вырывается, а абсолютное непонимание. —
О себе, Тэхен! — делает шаг вперед и упирается коленями в диван. — Ты,
сколько бы не старался выделываться и защищаться, все ещё омега, все ещё
слаб по сравнению с альфами!

И Тэхен это знает, прекрасно понимает. Он слаб не только потому, что омега, а
ещё и потому, что никогда не занимался никаким видом спорта, никакими
боевыми искусствами. Он достаточно худой, не имеет мышечной массы, но все
равно смог дать отпор, вломившемуся в дом альфе. И он гордится даже этим. Но
Чонгук все ещё перед ним, все ещё отчитывает, и ему все ещё не дают отпора.
Потому что конкретно с этим альфой не справится.

— Ты реально идиот, Тэхен! — произносит в порыве злости. — Если бы я не

приехал, что бы тогда было?! Если бы полиция не успела? Ты подумал об этом?!
— в глазах мелькает что-то странное и Тэхен не придает этому значения. — Что
если бы он добрался до тебя? — на грани шепота. — Если бы забрал тебя у меня?

Тэхен смотрит на него, пытается следить за этими, сменяющими друг друга

слишком быстро, эмоциями, и от чего-то чувствует легкий укол вины. Потому что
чужой голос впервые надломленный, пропитанный страхом и переживанием.
Чонгук за него испугался.

— Это сводит меня с ума, — слишком близко, нависает над парнем, шепчет в
самые губы. — Потому что ты – самое странное, что происходило со мной за всю
жизнь. Вызываешь то, что никогда никто не вызывал, и я учусь с этим бороться,
учусь контролировать себя, чтобы не навредить. Я, Тэхен, понимаешь? — бегает
глазами по лицу. — Я, который никогда в жизни своей себе ни в чем не
отказывал, — прикрывает глаза, оглаживая щеку. — Но отказываю в тебе.

Чонгук не позволяет себе вольностей, он уже слишком близко, уже слишком

много позволил, но чужие губы хочется почувствовать снова до сумасшествия,
до коликов в кончиках пальцев, до бурления крови. Ему так хочется
прикоснуться к ним. Исследовать все тело руками, почувствовать, наконец,
какого это, когда он твой. Полностью. Добровольно.

— Сейчас я продолжу убирать дом, потому что мне нужно успокоиться, а это
единственное место на данный момент, где это возможно, — смотрит в глаза,
изучает, хочет забрать себе весь тот ужас, что пережил. — Потому что иначе, я
не знаю, что сделаю там, где не будет тебя и твоего запаха, — встает и уходит
на второй этаж, оставляя Тэхена в откровенном шоке от той искренности,
открытости, которая вылилась на него, как из ведра. Такого никак не ожидали.

Чонгук никогда не был перед ним настолько уязвимым, не открывал себя вот
так. И Тэхен окончательно понимает, что его никогда не оставят, а эта неделя
была лишь причиной неких обстоятельств, по которым к нему не могли
приезжать. Чонгук хочет его себе не на время, не чтобы поразвлечься. Он хочет
его себе целиком и полностью, навсегда, чтобы рядом, чтобы тенью
существовать.
56/210
Тэхен каким-то образом стал наркотиком для слишком опасного альфы. И
неизвестно, как от него избавиться. И нужно ли?

Примечание к части

Ещё хочу поблагодарить тех парочку человек, оставляющих мне отзывы. Вы

даете невероятную поддержку и вдохновление. Спасибо

57/210
Примечание к части Приятного прочтения
Глава получилась, так сказать, переходной

писалась под эти треки:

почти вся:

• 2▲k▲3▲R! - BILITY by Julian Blanari – https://on.soundcloud.com/q5dqbz3SpBVeF5iU6

дома у тэхена:

• THE32ND - MNFRST by 19_shakh ( https://on.soundcloud.com/cq1UPg6Xs3BS497s6)

ПБ всегда включена, благодарю за исправления всем сердцем

Капли пота стекают по обнаженному по пояс телу, которое и без того

все мокрое, блестит от влаги. Зал пуст, в нем лишь один человек, выпускающий
свою жестокость, нервозность, ненависть в отточенных ударах по груше. Руки
ничем не обмотаны, бьет чисто, со всей силой и внутренней яростью, отбивая
кости. Так лучше, так правильно, когда с болью, с ощущением, что придает
чувство живости. В горле давно пересохло, но это не причина останавливаться.
Остановится – сорвется. Ему дали ясно понять, что нуждаются в одиночестве, в
пространстве, в гребаной свободе, которую предоставлять никак не желают. А
внутри… Внутри переживание копится слишком быстро, активно, хочется
избавиться от этого чувства. От всех, что неизвестны и новы. Их ему не
прививали, не рассказывали, они пугают, меняют. Раздражение соревнуется с
этим чувством страха за чужую жизнь, заполнили пополам, и непонятно, что
делать.

Никогда ранее ни о ком не думали так много, не нуждались в присутствии, никто

не был нужен. Чувство переживания за кого-то слишком новое, непонятное, оно
идет откуда-то изнутри, где оказывается что-то есть.

Этого дерзкого омегу, что позволяет себе так много, хочется на мелкие кусочки
разорвать собственными руками. Потому что он крутит им, как хочет,
высказывает свое мнение, отталкивает, спорит, в конце концов. Это злит
неимоверно, но руки держат при себе, как и язык за зубами, ими лишь скрипят.
Чонгук его понял, не напирает, как хотелось бы, оставил одного на пару дней, но
хочется сорваться с места, чтобы туда, где пахнет покоем, глубоким
умиротворением. Туда, где хорошо. Этот омега его словно на поводке держит,
дрессирует, контролирует. И Чонгук винит его, не допускает даже мысли, что
сам поддается, слушается, все позволяет и спускает с рук. Никак не может
уложить в голове, что способен на такое, поэтому скидывает на чужие плечи.

В нем так много всего произошло за последние полтора месяца, что не

фильтруется, никак не понимается. Его тянет невозможно сильно, к
конкретному человеку, к чертовому омеге, которого и в помине быть не должно
было в его жизни. А он вот случился, заманил одним лишь видом, одной
фотографией в досье на омег, что должны быть пойманы и проданы. А этот все
ещё гуляет, наслаждается свободой, так ещё и просит ее предоставить! Он и так
ему ее предоставил, о чем вообще речь? Сейчас одна лишь мысль о том, что он
58/210
мог быть осквернен чьими-то руками, чьим-то членом, что в той самой комнате
грязно толкался бы в него, сводит с ума, приводит в бешенство. Кто-то и трогает
его Тэхена – какая-то чушь. Никогда. Ни за что. Это несовместимые вещи. Чонгук
уничтожит любого, кто даже подумать о подобном осмелится.

Дверь хлопает, но внимания не привлекает. Альфа в своих мыслях, слишком

глубоко, слишком зол. Не видел этого мальчика уже три дня, получает лишь два
чертова сообщения утром и вечером о том, что все в порядке. И ему этого мало.
Ему хочется присутствовать в жизни, быть рядом.

— Чон, — кто-то зовёт.

Ему хочется отвозить его на учебу, забирать с нее. Хочется увозить домой, к
себе, чтобы пропитал каждый уголок квартиры собой, чтобы сам альфа пах им с
ног до головы. Чонгуку слишком мало дозволенного, еле держится.

— Чонгук! — громко, с летящей бутылкой воды в спину, которую ловят в момент.

Альфа смотрит на брата, что стоит недалеко, не рискнув подойти ближе,

сверлит угрожающим взглядом, недовольным.

— Я, кажется, говорил, что меня не нужно отвлекать, — злость так и льется из

него.

— Это важно, — словно и не чувствует вовсе этого уничтожающего взгляда. —

Собирайся, тебя ждут.

Чонгук хмурится, пьет «любезно» предоставленную воду, затапливая Сахару в

горле, но вопросов не задает. Знает прекрасно «кто» и «зачем». Отказать не
может, не может не прийти, слишком хорошо научен последствиям
неповиновения. Поэтому идет в душ, чтобы смыть с себя запах и липкость пота,
чтобы переодеться, чтобы после направиться туда, откуда обычно не выходит в
хорошем расположении духа.

Их клан Чон отличается особой жестокостью. Во всем. Начиная воспитанием

собственных детей, заканчивая отношением к окружающим, особенно к омегам.
Дети не знают, что такое любовь родителей, похвала – единственное, что
является высшей степенью проявления любви, но ведь она таковой не является,
верно? Если ты мягкий, то тебя сделают жестоким, и не важно, каким методом.
Пряника нет, есть лишь кнут, кнут, кнут и ещё раз кнут. Здесь ты не получишь
ни ласки, ни тепла, ни заботы. Разве что меньше боли, если подаешь надежды.
Чонгук подавал всегда и продолжает это делать даже сейчас, когда ему уже за
тридцать, а контроль все ещё остаётся. Все ещё отчитывают, как мальчишку,
что ничего не стоит, что ничего не может сделать. Этот страх вселяют с самого
детства, даже будучи тем самым ребёнком, что отличался своей жестокостью с
ранних лет, ты будешь бояться тех, кто выше, кто старше, тех, кто играет
огромную роль в воспитании детей чистокровных альф.

Чонгук поднимается по лестнице на второй этаж, где находится глава,

чувствует эту нарастающую дрожь, что преследует с самого детства, с тех
самых пор, как ты начинаешь понимать хоть что-то в этом мире. Знает, что
сильнее, что сам может заставить себя бояться, но установки в голове не
позволяют пойти против. Такого его воспитание.

59/210
— Господин, — низкий поклон и на колени. — Вы вызывали, я пришел.

Полное послушание.

В кабинете тишина, не пробирается никакой посторонний шум, даже легкий

ветер за окном обходит стороной деревья, не позволяя тем стучать по стеклу.
Альфа, сидящий на диване, смотрит на свое лучшее творение с некой теплотой,
восхищением. Но восхищение это не от того, что Чонгук один из лучших, а от
того, что он стоит на коленях.

— Как твои дела, Чонгук? — и уже знают, что требуется отвечать.

— Дела в полном порядке, омеги продаются хорошо, нет никаких проблем,

Господин, — глаза в пол.

В ответ лишь качают головой, чтобы понять это – не нужно смотреть на мужчину
в возрасте. Знают и так. Чонгук думает не о том, что может произойти с ним. Он
думает о самом светлом мальчике, появившемся в его жизни. Боится. Боится за
него.

— Поговаривают, — замолкает, наблюдая за реакцией, которой не следует. — Ты

стал мягче, ходит много слухов.

Сдержанность, которой его всегда учили, прекрасна, но ее также в последнее

время выдрессировал и один самый особенный человек в этом мире.

— Не поделишься? Что из слухов правда, а что нет? Хотелось бы узнать из

первых уст, — Чонгуку бы сбежать, зашить рот, никогда не встречать этого
омегу.

— Слухи лгут, я полагаю, — кивает сам себе, когда ложь срывается с губ
слишком обдумано, решительно. Этот омега заставляет его врать впервые в
жизни. А за это можно хорошо поплатиться. — Мой характер никак не может
стать мягче, я член клана Чон, подающий надежды. Не в моей компетенции
меняться, поэтому я лично лишу жизни каждого, кто смеет лгать, — себя в том
числе.

— Но ты все ещё не доставил омегу, за которого взялся лично, — собственное

сердце пропускает удар. — В чем причина, не расскажешь?

Контроль эмоций – сложная работа, но Чонгук натренирован до идеала. Весь его

разум, все тело – всё поддается контролю. Но, когда дело касается омеги,
кажется, что невозможно держать себя в руках. Альфа внутри раздражается,
бесится. Не нравится ему, не хочет позволять этому человеку даже думать о
нем. Внешне Чонгук остаётся спокоен.

— Он оказался не столь привлекательным, как на фотографиях, Господин, — от

его привлекательности они здесь все слюнями истекут, за самую огромную
сумму продадут, сорвав куш. — Его лицо с недавних пор изуродовано шрамом,
такие омеги не подстать нашей организации.

Ложь, после которой хочется вымыть рот с мылом, потому что Тэхен – самое
прекрасное, что он когда-либо видел. Его бы спрятать и никому не показывать,
заточить в золотой клетке, не выпускать. Он только для Чонгука, только его и
60/210
ничей больше. Его самая большая одержимость, самый большой страх.

— Раз так говоришь ты, то я поверю, — мужчина не отводит взгляда от

склоненной головы ни на секунду. — Ведь ты прекрасно знаешь, что означает
ложь у нас, не так ли?

— Да, Господин, — знает, прекрасно знает, и готов к любому наказанию.

Чонгук позволит себе умереть только, если будет знать, что его свет в полной
безопасности.

— Я услышал все, что хотел. Свободен.

С колен поднимаются, привычно кланяются и срываются на быстрый шаг, стоит

оказаться за дверью. Он больше не может сдерживать свое обещание, ему очень
срочно нужно увидеть его.

***

Правила дорожного движения нарушаются, но на это глубоко наплевать. Внутри

черти что происходит, не поддается описанию. Есть лишь одно единственное
желание, четко горящее красным, слишком ясное, его невозможно
игнорировать, оно приходит в исполнение. Газ в пол, десять минут времени, и он
уже на нужной ему парковке. Сегодня ждать не будет, сделает то, что хочет, в
чем нуждается всей глубиной своей сокрытой души.

Альфа выходит из машины и направляется прямо в здание, спешно спускаясь по

лестнице от ворот. Хочется увидеть, ощутить, потрогать. Чонгук чертовски
сильно нуждается в нем сейчас. Когда это началось? Когда поселилось это
острое желание быть с омегой? Когда понял, что тот необходим, как глоток
свежего воздуха? Чонгук ответов в себе не находит, потому что не
контролировал этот момент, не чувствовал. Все произошло словно по щелчку
пальцев, слишком нежданно, не по его желанию. Такое обычно никто не ждёт,
это чувство сваливается, как гром среди ясного неба. И если большинство людей
это уже проходили, то Чонгук столкнулся с этими чувствами впервые. Он даже
не знает, что думать. Они его пугают и одновременно с этим завораживают,
притягивают, не позволяют заткнуть себя. От них не убежать.

И хотя бы что-то в этом дне прекрасно, потому что не успевает он подойти к

крыльцу, как к нему вылетает его напуганное чудо. Такой до невозможности
прекрасный, запретный плод, который хочется испробовать до самой
сердцевины. Глазки его расширены, изучают внимательно, слишком удивлены и
растеряны.

— Что случилось? — на выдохе, потому что несся к нему. Тэхен бегает глазами
по лицу, телу, чувствует, видит, что что-то не так с этим мужчиной. — Тебя было
слышно на весь район, — подходит ближе на шаг, отчего-то хочется к нему
прикоснуться, пожалеть. — Я даже не стал дожидаться, когда ты подъедешь, —
втягивает воздух неудачно, чуть ли не давится им, потому что…

Потому что Чонгук ничего не говорит, не может, нет на это сил у взбешенного
альфы. Он осматривает своего мальчика с ног до головы, пуская в сознание
61/210
пугающие мысли, потому что за его ложь наказание будет слишком серьёзным, и
обнимает его. Крепко, со всеми чувствами, втягивает полюбившийся запах и
прикрывает глаза, чтобы отгородиться от всего мира, оставшись рядом с тем,
кто показал существование души, другого себя. Хочется остаться в этом
моменте навсегда. Тэхен теряется, смотрит шокированными глазами куда-то за
его спину, пытается понять, что могло произойти, что он так срочно приехал, не
предупредил, собрался сам искать его по университету, ведь раньше всегда
молча ждали, подлавливали у ворот.

Все внутренности словно замирают вместе с сердцем. От чужих объятий

странно, непонятно, но определенно точно удивительно. Эти чувства нельзя
описать, но его не отталкивают от себя, позволяют забирать тепло, насыщаться
им самому. Вбирать в свою душу, скрытую в полном мраке, в холоде.

— Чонгук… — неуверенно кладет руки на лопатки, поглаживая успокаивающе. —

Что с тобой? — слышит, как жадно дышат, как ещё крепче сжимают в руках,
словно намереваются задавить до смерти. — Мне тяжело дышать, — уже
сдавлено.

Поразительно, как рядом с ним не хочется показывать свою силу, всю свою
возможную мощь, на которую способны. Даже несмотря на то, что сейчас Чонгук
зол, он продолжает контролировать себя, не давит на этого особенного омегу,
оберегает. Его обижать нельзя, никакой боли он познать не должен. Тэхен
держит на поводке то, что сидит в альфе, не позволяет и шелохнуться, а там и
не сопротивляются. Не позволяют и волоску упасть. Чонгук даже представить не
может, что сделает, если узнает, увидит, что этого парня, его драгоценное
создание, кто-то обижает. Себе не позволяет, что говорить о других?

Он свой клан уничтожит, пожертвует семьей, но не позволит.

Этот омега все ещё особенный. Все ещё его.

Он делает совершенно удивительные вещи, сам не подозревая этого. Меняет

мышление настолько сильно, что никогда бы ранее не подумали, что осмелятся
солгать главе, допустить мысль о его смерти. В него вбивали эти установки
годами, он испытывает дрожь перед ним, но обещает убить, если обидят омегу.
Всего лишь какого-то омегу, которые по природе своей ничего не стоят, ничего
из себя не представляют. Чонгук за одного такого готов горы свернуть.

— Мне хочется уничтожить всех вокруг, сжечь этот мир дотла, — сквозь зубы. —
Я ничего не могу сделать с этой рвущейся наружу яростью, ее так много, что
невозможно контролировать, — отстраняется, заглядывает в глаза. — Но ты
умеешь… у тебя получается сдерживать ее, и я… — выдыхает, стоит омеги
коснуться щеки, огладить большим пальцем. — Я не знаю, как ты это делаешь.

Впервые в своей жизни Чонгуку хочется разделить с кем-то эти сжирающие его
изнутри отрицательные эмоции, впервые в жизни он приехал к кому-то, чтобы
просто поделиться, чтобы оказали поддержку и помощь. Он впервые выбрал
омегу ради душевного покоя, а не ради причинения ему боли, не ради
собственного физического желания. Сейчас ему необходим лишь один
единственный и не важно, что тот предложит, не важно, что будут делать, это
не имеет никакого значения, лишь бы рядом с ним.

Чонгук сам себя не узнает.

62/210
Никогда даже и не знал, что нужен всего лишь один человек, чтобы усмирить
себя, своего демона, сидящего внутри, этого монстра, уничтожающего любого,
кто попадет под руку. И приехал же изначально с другой целью, хотел защитить,
увезти, спрятать, а получилось, что смог взять под контроль желания, усмирил
себя. Тьма перед глазами рассеялась.

— Хорошо, — кивает, наблюдая как к руке сами тянутся, прижимаются крепче, и

её не смеют убрать, лишить тепла, которого, очевидно, никогда не получали. —
Сделаем так, — зачем-то говорит шепотом, чтобы их никто не услышал, чтобы
эти слова остались лишь между ними. — Сейчас я вернусь на пару, — чувствует
чужое напряжение после слов. — Заберу свои вещи и вернусь к тебе, —
заглядывает в глаза, что сегодня совершенно иные, что-то в них не так. Там на
дне что-то кардинально изменилось, перевернулось с ног на голову. Или же с
головы на ноги. Тэхен уверен, что в случае с этим альфой, как раз второй
вариант будет лучше. — Ты за мной не иди, вернись в машину, — кладет вторую
руку на все ещё тяжело вздымающуюся, широкую грудь, осторожно подталкивая
назад, но за ту крепко хватаются, не позволяя отстраниться. — Чонгук… —
вкладывают в чужое имя тепло, с которым его, вероятно, никогда не
произносили. — Я не вру тебе. Это займет буквально пять минут, мне нужно
забрать свои вещи, ладно? — вскидывает брови, чуть наклоняя голову. — Потом
я сяду к тебе в машину и мы поедем ко мне, идет? Там больше моего запаха,
особенно в моей комнате, — Тэхен в тысячный раз удивляется тому, как у него
получается найти подход к тому, кого боялся встретить на своем пути, кто
пускал по телу неконтролируемую дрожь, вселял ужас. — А сейчас, — все-таки
отходит на шаг, стягивает с себя толстовку, под которой водолазка, и отдает ее
альфе. — Возьми её и иди в машину.

Чонгук сжимает вещь до побеления костяшек, наблюдает за тем, как омега

медленно отдаляется, не рискуя делать резкие движения, и поражается, как
этот мальчик умудряется справляться с тем, что внутри сидит, скалится вечно,
зубами клацает. На Тэхена больше не клацает. Его приручили, говорят то, что
желают услышать, интонация голоса хорошо подобрана, каждое действие
правильное. Тэхен словно читает его, как открытую книгу, чувствует слишком
хорошо. Чонгук не устает им восхищаться, не перестает слушаться… Верит,
возвращается в машину, там стягивает с себя пальто, кидает на заднее сидение,
следом рубашку, чтобы надеть на себя чужую вещь, чтобы ощутить запах на
собственном теле. На омеге толстовка висела, а ему в самый раз, что поражает.
Настолько его мальчик хрупкий, маленький, его лишь защищать, ласкать, а
обижать нельзя ни в коем случае.

Кто обидит – лишится жизни. И Чонгук не шутит совершенно. Потому что готов
рвать глотки зубами.

Откуда эта одержимость?

Нога нервозно дёргается, когда проходит три минуты, а омеги все ещё нет.
Дыхание тяжелеет вновь, когда проходят обещанные пять. Но Чонгук сидит на
месте, потому что ему сказали, что не врут. Верит на слово. Тэхену требуется
почти десять минут, чтобы решить свои дела и снова появиться в поле зрения,
заставив все внутренности трепетать. Его альфа внутри растекается лужей,
готов подчиняться, выполнять любой приказ, каким бы тот ни был. Потому что
этот омега голову кружит, поселился там, где бьется, под грудной клеткой, под
чернотой, которой залито то самое, все же существующее. Тэхен обходит чужие
63/210
машины и направляется прямо к нему, больше не замирает, совсем не трясется,
не нервничает. Он садится на переднее пассажирское уверенно, со знанием
действий. А Чонгук снова ловит себя на мысли, что он донельзя правильно
смотрится в его машине, на этом сидении рядом с водительским, рядом с ним.
Тэхен по сравнению с ним действительно весьма мал, в два раза меньше и на
голову ниже, хрупкий, нежный. Коснешься – треснет и рассыплется.

Никто больше не сядет на это место. Чонгук его теперь только для него будет
оставлять.

— Прости, — поворачивается к альфе и замирает, увидев на нем свою одежду. —

Тебе очень хорошо так, — улыбается легко. — В свободной одежде, — кивает на
собственную толстовку. — Мне пришлось разбираться с преподавателем, но это
не страшно, — продолжает начатое. — Теперь можем ехать.

И Тэхен не знает, что творит. Не понимает, почему предложил этот вариант,

почему вообще вышел к нему, почему жалеет, почему… Как много чертовых
«почему». Он совершенно ничего не понимает. Но Чонгук выглядит слишком…
слишком нуждающимся в поддержке. В нём. Когда он только услышал рев чужой
машины, в сердце что-то ёкнуло, подсказало, чьей именно машины звук, и не
ошиблось. Потому что успел увидеть этого мужчину через окно, пока бежал по
лестнице вниз. Вид его не предвещал ничего хорошего. Но таким он не был
никогда, настолько растерянным, словно ничего не понимает: ни где находится,
ни куда спешит. По нему легко читалось раздражение, усталость от всего на
свете, желание сделать что-то ужасное. Читалась необходимость в человеке. И
как неудивительно, что им является сам Тэхен.

Он словно на инстинктах говорил с ним, прикасался, успокаивал. Не отдавал

отчета тому, что делал, но четко осознавал, что не боится оставаться с ним
наедине, что не испытывает ни малейшего страха перед альфой. Чонгук
действительно не тревожил его, дал отдохнуть от его присутствия, и Тэхен даже
уверен, что тот смог бы продержаться ещё столько же, если бы не это что-то ,
что вывело его из себя. Чонгук приехал к нему за поддержкой, за помощью, чего
сам альфа не признает. А он ведь, Тэхен, не бесчеловечный, не бесчувственный,
чтобы, услышав молчаливый крик о помощи, не оказать ее, эту помощь.

Рядом с ним сегодня комфортно, нет никаких отталкивающих эмоций. Есть

переживание и желание помочь. Тэхен к нему такого ещё не чувствовал, но
сейчас… Сейчас ему от чего-то самому хочется быть рядом. И эти мысли в какой-
то степени пугают, они совершенно новые, чистые, взялись непонятно откуда,
на пустом месте словно. Их не отгоняют, прячут поглубже, потому что сейчас
есть возможность накрыть большим количеством новых.

Альфа ничего не говорит, пока они едут до дома, лишь жадно дышит и крепко
сжимает руль одной рукой, пока вторая сжимается и разжимается в кулак,
опираясь локтем о дверцу. И не то чтобы это странно, но… Чонгук даже не
смотрит на него. Вот это действительно удивительно. Поэтому Тэхен наблюдает
за ним сам, разглядывает откровенно, любуется изучает отточенные, взрослые
черты лица, пытается понять, прочувствовать, но ничего не получается. Как и
всегда. Ему хочется узнать, что такого произошло, что Чонгук сумел сдержать
себя в руках где-то там, но не смог за пределами, приехав к нему. Альфа
выглядит действительно разозленным…

…но не тем, кто причинит ему боль.

64/210
— Заедем в магазин? — у Тэхена назревает план.

Не сказать, конечно, что это прям план, скорее пользование чужим имуществом.
Тэхену очень неудобно ездить в магазин и закупаться продуктами без отца. То
есть… Будь у него машина, то, конечно, он бы давно купил все необходимое,
съездив в нормальный супермаркет. А ещё дома без отца одиноко… Тэхен
большую часть времени всегда был дома один, но знание того, что вечером
никто не приедет с работы, заставляет чувствовать одиночество более
отчетливо. Да и ужин на одного готовить не совсем удобно.

— Нет, — как отрезал. Повисает тишина, нет совершенно никакой реакции на

отказ, потому он кидает взгляд на омегу, который сам смотрит на него,
выжидает. Смотрит решительно, уверенно, даже как-то строго, сурово. Чонгук
бы подумал, что этот взгляд ему очень нравится, но сделает это позже, когда в
голове будет меньше мыслей, заставляющих злиться — Зачем? — выдыхает.

Сдается ему. Снова. Он делает это с каждым разом все чаще и чаще.

— За продуктами, — словно и не было этого злобного «нет». — Буду готовить

ужин, а ты мне помогать.

Чонгук хмурится, не отводя взгляда от дороги. Что это за «помогать» такое?

Омега словно насмехается над ним.

— Это занятие не для альф, — говорит на полном серьезе, совсем позабыв, какой
его омега.

И Тэхен недоволен этим ответом, очень. Его безумно раздражает каждый раз,
когда Чонгук делит все, что только можно на «для омег» и «для альф». Эти его
установки до невозможности неправильные, хочется встряхнуть чужую голову,
чтобы все по местам встало, чтобы понял уже, наконец, что нет никакого
разделения на омег и альф.

— Ты кажется что-то перепутал сейчас, не находишь? — Тэхен не срывается,

дает шанс исправиться самому. Держит себя в руках.

Чонгук приехал к нему, чтобы остыть, а не распаляться сильнее.

— Я не умею, Тэхен! — срывается. — Не умею, никогда не делал, меня не учили!

Машина останавливается слишком резко, в них чудом не влетают сзади, начиная

сигналить от злости. А на Чонгука смотрит омега этими довольными глазами,
чему-то улыбается лишь уголками губ, и отворачивается к дороге, смотря прямо
перед собой.

— Никогда не поздно учиться.

Чонгук смотрит злобно, очень недовольно, в отличии от самого парня. А Тэхен

услышал то, что хотел. Услышал причину, по которой в голове эти установки
стоят. Его не учили. Но он станет тем, кто покажет, что можно по-другому, без
разделения. Его только искренне поражает то, как воспитывали чистокровного
альфу. Потому что в голове это всегда вызывало мысли о мудрости,
благородности, воспитанности, уважении. Но на самом то деле все совершенно
65/210
не так…

Поразительно то, какую жестокость в нем взрастили, эту ненависть к миру, ко

всему окружающему. Единственное, что понимает Чонгук – он выше остальных,
лучше, смотреть нужно исключительно сверху вниз. Омега вряд ли забудет то,
какое впечатление оставлял о себе альфа после первых встреч, потому что он
отходил от них ещё по несколько дней. Но сейчас он совершенно не такой, но
только рядом с ним, и это тоже поражает, потому что Чонгук ни с кем себя так
больше не ведет, огрызается на каждого человека, с кем видит Тэхена, не
воспринимает даже его родного отца, что также пугает, но слушается его…

По альфе видно, что его мучает то, как весь он отзывается на омегу, для него
это абсолютно непонятно, неправильно, потому что «омеги – ничто», он никогда
ни во что их не ставил, а теперь что получается? Тэхену хочется ему помочь,
рассказать обо всем, но для этого нужно время, к этому нужно подводить
постепенно. И сейчас он покажет ему, что готовкой может заниматься каждый.

Единственное, что не учел Тэхен, это то, что Чонгуку совершенно не свойственно
закупаться продуктами самостоятельно, находиться в окружении обычных
людей, сталкиваться с ними плечами… Ещё и в таком состоянии, как сейчас.

— Тэхен, — понижает голос, угрожающе. — Честное слово, ещё один косой

взгляд на тебя, и я вырву этому человеку все конечности, — выдает неожиданно,
заставляя омегу замереть с тележкой в руках.

Чонгук врезается в него, но не отходит ни на шаг, только прижимается плотнее,

нарушая сегодня все личные границы парня. Он наклоняет голову к тёмным
волосам, которые ещё пару часов назад забыли, что были уложены, и ныряет в
их густоту носом, жадно втягивая запах лесных ягод, что так идеально
сочетается с родным ароматом омеги. Он все никак лично не поинтересуется,
чем пахнет его драгоценный.

Так хочется стоять целую вечность, всю отведенную ему жизнь, чтобы омега не
отвергал, не отдалялся, чтобы позволял. Тэхен чему-то хмурится и смущается
одновременно, открывает рот, что-то говорит, но его не слышат, потому что
полностью погружены в свое сознание, где только они вдвоём и никого больше.
Чонгук игнорирует его, пока не получает локтем в солнечное сплетение,
теряясь.

— Маленький, — хватает воздух. — Ты кажется слишком поверил в себя, —

заглядывает в глаза, что направлены на него, но те совершенно не страшатся, а
его и не пугают. — Не рекомендую этого делать, — сверкает своими айсбергами,
поднимая уголки губ в недобром оскале, чтобы припугнуть, но настоящая
улыбка хочет вот-вот сорваться. — Иначе тебе будет очень больно, —
неожиданно ощутимо сжимает локоть, что нанес удар, заставляя самого омегу
удивиться, пробудившейся неконтролируемой силе.

— Эй, парень, — ошибка, которая может стоить жизни. — Ты делаешь ему

больно, — дергают Чонгука за ту самую руку, в которой находился локоть
Тэхена, заставляя выпустить его из хватки.

Не нужно заглядывать даже на дно вечно холодных равнодушных глаз, чтобы

увидеть пробудившееся желание убить, сделать больно настолько, что
перепонки лопнут от чужих криков о мольбе сохранить жизнь. Тэхен совершенно
66/210
не представляет, как будет это останавливать, но он должен. Чонгук смотрит в
омежьи глаза, в момент меняясь в лице, пытаясь найти в них спасение для того,
кто посмел приблизиться, дотронуться, окликнуть его, как нечто ничего не
стоящее. Дыхание в который раз за день тяжелеет, и контролировать
собственную ауру уже невозможно, она просачивается, вырывается. Ее
настолько много, что больше нет терпения сдерживаться. Там, в омежьих
глазах, испуг и волнение. За него. За Чонгука. Не за какого-то там альфу,
который осмелился влезть в их разговор, который может очень сильно
пострадать. А за него… За сильного, неконтролируемого в ярости, за того, кому
точно больно не будет, кто не пострадает… Но омега все равно переживает,
ищет в голове способы, как остановить вновь просыпающееся чудовище, к
которому подход ещё не найден.

Голова поворачивается на альфу, что отпускает руку только тогда, когда

чувствует, что полез туда, куда не стоило. У того в глазах растерянность, не
понимает, как мог не почувствовать, кто перед ним. Влез туда, где затаился
монстр. Чонгук уже наслаждается чужим поражением, этой неудачной попыткой
выставить себя защитником перед омегой, который в помощи и не нуждается.
Этот особенный парень сам за себя постоять может, он единственный, кто
сможет. Его буквально распирает от вновь ожившей ярости внутри, там все
бурлит, как под самым настоящим огнём. Он склоняет голову к плечу, улыбаясь в
ненормальном оскале, когда альфа перед ним пытается сделать шаг, но падает
на ровном месте, смотря на мужчину снизу вверх. Чужие ноги подкосились, не
удержали.

Вот этот ракурс правильный, они только снизу смотреть и должны.

Все.

— Чонгук, хватит, — тяжело дыша.

Тэхен поражается, что сам ещё на ногах стоит, но смотрит в пол, ухватившись за
ткань собственной толстовки на альфе. Он склоняет голову перед ним, но на
колени не опустится. Не позволит управлять собой. Все тело словно в огне, от
этого тяжело соображать, понимать происходящее, слабое тело омеги не может
держаться под этим напряжением, от чего злится. Тэхен ведь сам по себе
парень строптивый, дерзкий, позволяющий себе больше, чем положено.

— Ты не имеешь права так делать сейчас, — позволяет себе рычать на него. На

Чонгука.

Омега рычит на него.

Внутри ощущения странные, их много и они разные. Но четче всего то, от

которого ладони снова в кулаки сжимаются, не позволяя себе сделать того, что
инстинкты требуют. Ни за что не обхватит эту тонкую шею в порыве гнева, не
причинит той физической боли, которую хочется. Потому что это его убьет. Но то
жжение в груди, что называется ненавистью, просыпается и его нужно
выпустить. Потому что Чонгук никогда не позволит так с собой разговаривать
какому-то омеге. Сейчас не может позволить даже этому, что стоит перед ним
на ногах из последних сил, что выбрал не тот подход, не нашел способа
справиться с чужими желаниями в этот раз.

Тоже совершил ошибку.

67/210
— Не смей говорить со мной так, — напирает на своего хрупкого мальчика,
злится, давит, заставляет глаза увлажниться от тона, от обиды. — Ты, жалкое
подобие человека, созданное лишь для ублажения альф, тех, кто выше тебя, —
дышит, дышит, дышит. — Будешь открывать свой рот только тогда, когда надо
будет принять член, — злится, злится, злится.

Его давление становится слишком тяжелым, слишком сильным. Тэхен больше не

может выдерживать, ноги не держат, падает на колени перед тем, кто в
очередной раз заставил ощутить этот ужас, заставил бояться себя до
неописуемой дрожи в теле. Чонгук показал себя снова, во всей красе, самым
лучшим альфой. Тем, с кем хочется до конца своих дней.

Омега ощутил себя куском дерьма.

Тэхен стоит на коленях, а Чонгуку это совершенно не нравится. Тэхен бесшумно

льет слезы на грязный пол, который размыт перед глазами, Чонгуку и это не
нравится. Этот омега не создан для того, чтобы стоять перед кем-то на коленях,
чтобы лить такие горькие слезы. Вокруг столпились люди, что раздражает. За
ними наблюдают.

— Не могу п-поверить, — захлебывается собственными слезами, глотает слова,

пытаясь произнести их снова и снова, чтобы поняли, что говорит, чтобы речь
была внятной. — Что ты… — задыхается от накатывающий истерики, не может
ничего вытянуть из себя, не получается передать словами свое разочарование.

Внутри отчего-то больно, там что-то трескается. От чужих слов обидно

настолько, что пальцы впиваются в ребра ладоней, желая причинить боль тому,
кто смотрит на него сверху вниз, тому, кто унизил. Он, Тэхен, никогда в жизни
своей не был легкодоступным, опошленным и извращенным. И он не заслужил
услышать в свой адрес то, что услышал. Никто не заслуживает. Он впервые
понимает всю ту глубину установок, что стоят в чужой голове, по отношению к
омегам. Чонгук не просто считает себя выше, он их ненавидит всем сердцем, в
прямом смысле слова считает ничем. Но сейчас в груди больно не за всех.

Больно за себя.

Мысли носятся хаотично в голове, не замирает ни одна. Но Тэхен снова считает

себя полным дураком. Потому что именно сегодня, за десять минут до всего
этого, он решил попробовать… Попробовать принять этого альфу, научить его
всему хорошему, перезагрузить голову, сбросить до заводских настроек, чтобы
изменил свои взгляды на многие вещи.

Был готов ощущать к нему что-то хорошее.

— Тэхен… — почти беззвучно.

Собственное сердце кровью обливается от картины перед глазами, даже в

первую встречу не сделали того, что сделали сейчас. Чонгук ещё ни разу не был
с ним настолько жесток, а это ведь лишь жалкая часть его огромных
возможностей. Надави он чуть сильнее, может убить, не прикоснувшись и
пальцем.

Его маленький, хрупкий омега стоит перед ним на коленях, ревет навзрыд, не
68/210
может себя в кучу собрать. Чонгук не может поверить, что это он довел его до
такого. Его… Тэхена. Мальчика, который и без того чувствительнее всех
относится к любым изменениям в теле альфы, который чувствует его в
несколько раз сильнее. Мальчика, который сегодня ушёл ради него с учебы,
который пару минут назад смущенно улыбался, давая локтем в солнечное
сплетение. Потому что понял, что Чонгука напрягал не факт многолюдности, а
собственная ревность. От смущенного омеги не осталось и следа. Его
растоптали, не прикоснувшись и пальцем. Втоптали в этот самый пол
дешманского супермаркета. Оскорбили прилюдно, выставили непонятно кем.

— Иди сюда, — к нему наклоняются, пытаются поднять с пола.

— Н-не трогай, — почти не разборчиво. — Отп-пуст-ти-и, — хватает жадно

воздух, которого не хватает из-за накрывшей истерики. Толкает его, не
позволяет прикоснуться.

Он этого не хочет, больше не позволит. Не может выносить.

Чонгук не слушает, сдерживает все толчки в грудь или лицо. Ему совершенно
плевать сейчас на поведение омеги, потому что его срочно нужно увезти
отсюда, срочно нужно остаться наедине, нужно извиниться.. Альфа никогда
этого не делал, но хочет очень постараться. Тэхен дерганый, упрямый, его
невозможно поднять.

— Тэхен, пожалуйста, — голос отчего-то сдавленный, сожалеющий.

Чонгук зажимает его руки между телами, поднимает с пола, не ослабляя хватки,
потому что иначе тот вырвется. На окружающих плевать, эти зеваки уже через
полчаса забудут увиденное. Он несёт дрыгающегося омегу на выход, старясь
контролировать силу, с которой сжимает, потому что понимает, что может что-
нибудь сломать. Не перестает крепко держать даже, когда останавливается у
машины. Хрупкое обмякшее тело прижимают к дверце, тот устал
сопротивляться, уткнулся лицом в грудь и плачет…

Так сильно плачет, что хочется самого себя придушить. Уничтожить за то, как
обидел своего мальчика. Позволил себе показать то, что всегда прятал, скрывал
от него. Чонгуку жаль, искренне жаль. Но он вот такой… неконтролируемый,
ужасный, мерзкий, отвратительный. Его таким воспитали и, увы, ему уже
тридцать один, а не восемь, чтобы взять и изменить свою сущность. Чонгук
старается. Ради него. И ему удается это с огромным трудом.

Но он ни за что не оставит его. Не позволит ни с кем быть, никому не отдаст. Как

бы больно не сделал, как бы самому тяжело не было. Не готов его отпускать.

— Ты мне отвратителен, — сквозь слезы. — Ты ужасный до безобразия, —

возобновляет попытки вырваться из тисков. — Не хочу, чтобы ты трогал меня,
отпусти!

Никогда. Ни за что на свете.

— Я говорю отпусти меня! — кричит, пока очередная волна слез топит его. —
Отпусти! Отпусти! — снова обмякает.

— Мне очень жаль, — Чонгук прижимается щекой к чужой макушке, прикрывая

69/210
глаза. — Я не должен был такое говорить, не имел на это права, — в груди все
сдавливает, что-то непонятное в горле застряло, говорить мешает. — Но я
никогда не отпущу тебя, — как приговор. — Не смогу.

Выбора не остаётся. Сейчас можно только позволить этим рукам крепко держать
себя, пока ткань собственной толстовки на альфе мокнет в районе груди от
количества проливающихся на нее слез. Истерика берет свое, лишает последних
сил, выматывает, опустошает. Этого альфу хочется уничтожить, задушить,
избавиться от него навсегда. Но Тэхен позволяет усадить себя на переднее
сидение, пристегнуть ремнем.

Пока они едут до дома омеги тишину салона нарушают лишь периодические
всхлипы – остатки истерики. От хорошего настроения Тэхена не осталось и
следа. Он выжат как лимон, нет абсолютно никаких сил, они остались там, на
полу супермаркета, придавленными альфой, его силой, злостью. С собой забрать
не сумел.

Тэхен ничего не говорит, когда они останавливаются у дома, когда альфа берет
его на руки, предварительно найдя ключи в рюкзаке. Он не говорит ничего и
тогда, когда оказывается на диване, когда перед ним опускаются на колени,
уткнувшись лбом в колени, обхватив бедра с двух сторон. Ему хочется снова
разреветься, но только сейчас от другого…

В груди щемит от такого Чонгука.

Думать страшно, но этот поток мыслей заполняет голову. Когда он успел? Когда
проникся к альфе чувствами? Почему сейчас ему его жаль? Это «почему»
является его спутником с тех самых пор, как они с Чонгуком встретились. Но ни
на одно не найти ответа. Потому что жаль почему-то, чувствуется что-то тоже
почему-то. Но ведь это «почему-то» не ответ.

— Я прошу у тебя прощения за себя, — глаз поднять на омегу не может. —

Прошу прощения за то, что обидел, что сказал те ужасные слова. Мне искренне
жаль, Тэхен, — его голос дрожит, а омега перестает дышать. — Я о тебе так не
думаю, сейчас не думаю, — признается. — Потому что с каждой нашей встречей
ты заставляешь меня менять свое мнение об омегах, особенно о тебе. И это… —
Тэхен слышит что-то похоже на всхлип. — Это чертовски сильно противоречит
тому, что я думал всю свою жизнь. И это тяжело…

Тэхен поверить не может своим ушам. Забыл как дышать от чужой искренности,
от того, насколько велико чувство сожаления. Он наклоняется к чужой голове,
утыкаясь своим носом в волосы. От альфы пахнет лесом, древесиной и хвоей. От
него пахнет свежестью и простором. И Тэхен жмурится до белых мушек перед
глазами, прежде чем прошептать:

— Все хорошо, — а так ли это? — Я верю тебе, — но это ещё не всё. — И прощаю
тебя.

Чужие плечи облегчённо опускаются, словно с них сняли груз весом в тонны.
Чонгук осторожно поднимает голову, чтобы с нее убрали свою, и заглядывает в
глаза своими блестящими. Не верит.

— Так просто…? — искренняя растерянность.

70/210
— Разве тебе сейчас было просто? — в глазах омеги откуда-то тепло и с ним
смотрят на него. — Я так не думаю, — касается ладонью щеки, приближается,
чтобы коснуться собственным лбом чужого. — Но, пожалуйста, — прикрывает
глаза. — Не обижай меня никогда. Я не вынесу твоего давления, твоих слов,
Чонгук.

В них слишком много ненависти. Слишком много злобы.

Чонгук дает обещание и закрепляет его поцелуем. Касается соленых губ совсем
невесомо, со всей присущей ему осторожностью, с некой робостью. И он впервые
ощущает такую бурю эмоций от одного лишь касания к чужим губам. Его
накрывает неизвестное чувство, когда ему отвечают, поддаются вперед. Когда
Тэхен сам поднимает его с колен, обхватывая лицо руками и медленно опускаясь
на спинку дивана, чтобы позволить альфе нависнуть сверху, запуская руку в
густые волосы и упираясь ладонью в мебель за ним. Чонгук сминает губы
медленно, подстраивается под омегу, учится быть аккуратным, бережным.
Каким никогда не умел быть. Тэхен сам целует в ответ, сам раскрывает рот,
позволяя углубить поцелуй. Не ведает, что творит, но не сожалеет. Этот альфа
вырастил в нем чувства к себе, тщательно скрыл, но их в себе все равно нашли и
очень удивились. И сейчас… когда собственный язык сплетается с чужим,
чувствуют лишь трепет внутри. Чонгук напряжен, это чувствуется, но на
подсознательном уровне понимают причину. И она одна – страх. Альфа
осторожничает, боясь спугнуть свою добычу, которую ни за что не сожрут, не
уничтожат. Тэхен лижет нижнюю губу, сталкивается с языком в нежном танце, и
выдыхает горячо, стоит хватке на волосах усилиться. Чонгуку держать себя в
руках сложно, он никогда ранее не был нежным, а все новое – тяжело. Потому
начинает распаляться, перемещает омегу на горизонтальную поверхность,
чтобы устроиться между ног, которые сам для себя раздвинул, чтобы прижать
его всем своим телом к дивану. Он грани не переходит, чувствует ее, но никак
не может перестать целовать эти сладкие губы. Прикусывает нижнюю,
оттягивает, чтобы вновь толкнуться языком в жаркий рот.

— Чонгук… — отстраняется, чтобы заглянуть в глаза. — Нужно остановиться, —

шепчет, смотря на губы, что облизывают от сладости поцелуя.

А Чонгук и сам это понимает, потому что не уверен, что сможет сдержать себя
позже. Ему сейчас хватит и того, что позволили, поэтому он в согласии кивает
головой, но не находит в себе сил встать с омеги, наваливаясь на него всем
телом, утыкаясь носом в шею. Так хорошо, так не думается ни о чем. И
совершенно не хочется уходить. В его волосы запускается рука, перебирая
пряди и массируя кожу головы. Хочется спать, от этой ласки хочется
раствориться, стать лужей.

— Могу я остаться у тебя сегодня? — шепчет, очень надеется на согласие. Тэхен

замирает на мгновение. — Пожалуйста, мне это необходимо сегодня.

И не уверен, что перестанет нуждаться в этом после. Если сейчас ему дадут
положительный ответ. А омега молчит, ничего не отвечает, обдумывает, но его
не торопят, не давят. С разумной стороны надо отказать, нельзя позволять
альфе оставаться так близко, в собственном доме. Но Тэхен чувствует себя
сегодня самым неразумным человеком.

— При одном условии, — не нарушает атмосферу, говорит также шепотом. — Что

ты не будешь нарушать моих правил, будешь слушаться и не будешь давить.
71/210
Тэхен чувствует себя дураком, а Чонгук чувствует, что сейчас он самый
счастливый человек в мире. И он постарается сделать все, чтобы не
разочаровать этого мальчика, чтобы он не пожалел о принятом решении.

Примечание к части

Вам может показаться, что глава оборвана, но, пожалуйста, дождитесь

следующей, и я вам все расскажу

72/210
Примечание к части ПБ включена

«Дом

Тебя едва приобнял и замер,

Будто на миг оказался дома.
Описать не хватит ни букв, ни камер,
Сколько родного может быть в незнакомых?
Руки холодные сжав в своих,
Просто смотрел и себе не верил,
А ты так легко взглядом за миг
Во мне открыла все двери.
И мы смеялись над чем-то вечным,
Кричали, что все построим.
Как хорошо, что есть случайные встречи
И интересные люди, что спасают от боли.
И даже если в душе гроза,
Или стал пуст, несчастен, сломлен,
Можно прижаться к тебе, закрыть глаза,
И в тот же миг оказаться дома».

Понкин

Приглушенный свет создает особую атмосферу в комнате, позволяет

чувствовать всю откровенность этого дня, подходящего к концу. По телевизору
идет фильм, который смотрит только Тэхен, потому что Чонгук смотрит на него.
Не может оторвать глаз от своего сокровища, что полулежит между его ног,
упираясь спиной в грудь и внимательно следя за происходящим на экране. Так
как продукты они все же не купили, то пришлось заказывать доставку, чтобы
хотя бы чем-то перекусить. Чонгук не позволил сидеть ему голодным, как и
выходить из дома. Потому что испугался, что может что-нибудь ещё произойти
сегодня, а этого очень не хотелось. На часах уже за восемь вечера и этот день,
несмотря ни на что, кажется альфе самым прекрасным за всю его жизнь.
Никогда не знал, что просто лежать с одним конкретным человеком и смотреть
фильм, может быть настолько хорошо. Неосознанно все плохие мысли ушли на
задний план, заполняя голову спокойствием, тишиной.

Тэхен для него действительно как самое настоящее чудо света. С ним хорошо
просто быть рядом, его не хочется обижать, не хочется брать силой. Хочется
просто быть. Он немного застенчивый и смущался только от того, как Чонгук
уложил его себе на грудь спиной, чтобы смотрел фильм с такого положения,
чтобы тесно к нему. Его дерзость испарилась, обнажая настоящий облик. И
Чонгуку хочется узнать его больше, все черты, все грани, выучить характер до
идеала. Он запускает руку в чужие волосы, чтобы в очередной раз пропустить
через пальцы, ощутив нежность прядей, но слышит звонок телефона, который
заставляет омегу дернуться и растеряться, чтобы после подорваться с места.
Чонгук разозлен на этого человека, что нарушил их особенную атмосферу.
73/210
— Алло, — голос тихий, но серьезный. — Да, все верно, это я.

Чонгук не понимает, с кем идет разговор, но омега выглядит серьезным, из-за

чего-то хмурится, кусает губу, слушая, что говорят на том конце провода.

— Да, я знаю ее… — растерянность, появившаяся мгновенно, читается по лицу с

легкостью. Альфе не доставляет труда считывать его. — Она бывшая девушка
моего отца, с которой у нас не сложилось общение. Да… — его глаза
расширяются от шока, он замирает на месте, переставая наворачивать круги по
комнате. — Что… — чем-то его слишком сильно удивили. — Хорошо, я приеду
завтра и подпишу, всего доброго.

— Что случилось? — Тэхен поворачивает голову на голос, встречаясь с

изучающими глазами. — На тебе лица нет.

А Тэхен не знает, что сказать, потому что сейчас он в самом настоящем шоке от
того, как ненависть затмевает глаза людям. Не может поверить в услышанное
ранее по телефону от полицейского. И вообще не знает, нужно ли рассказывать
это Чонгуку… Он абсолютно ничего не знает, но делает, как чувствует:

— То нападение на меня… — смотрит на свои руки. — Его организовала бывшая

отца, заплатила огромную сумму денег какому-то типу, чтобы он убил меня… —
возвращает взгляд на альфу, который смотрит внимательно, раздраженно.

Чонгук никогда не позволит причинить ему боль, будет говорить об этом каждый
день, каждый час, чтобы дошло уже до каждого на этом свете, что этот мальчик
под самой лучшей защитой. И его злит, что кто-то посмел попробовать очень
серьезно навредить ему. Он оказывается на краю кровати, совсем близко к
омеге, берет его лицо в свои руки и шепчет:

— Ты – мой, и никто больше не осмелится тебя обидеть, — Тэхен ему верит,

позволяет утянуть обратно на подушки, позволяет обнять сзади.

Откуда эти чувства только взялись… Тэхену от его объятий тепло, ему в них
комфортно, хорошо. Нет ни грамма страха, переживаний. Ему определенно точно
нравится чужая близость. От этого мурашки бегут по телу. То, что произошло в
супермаркете, должно было оттолкнуть, заставить ненавидеть, снова бояться до
дрожи, но… Тэхен проникся, понял, что не со зла, что не хотел обижать, что эти
внутренние установки играют огромную роль, когда альфа злится. Да Тэхен и
сам прекрасно видит эти изменения, которые происходят с мужчиной, видит, как
пытается контролировать себя, держать в руках. И омега знает, что он очень
старается.

Наверное, если бы не сегодняшняя ситуация, то вряд ли Тэхен откопал в себе

чувства к нему так быстро. Стоящий на коленях Чонгук заставил волноваться,
его извинения были искренними, чистыми, самыми настоящими. Тэхен это
прочувствовал всеми фибрами своей души. Пока Чонгук приезжал каждый день
к университету, зная, что омега уедет с отцом, чувства медленно взращивались
в хрупком открытом сердце, прячась от самого человека. Да, Тэхен
рассматривал его, давно признал альфу красивым и внимательным, но не
придавал своим мыслям значительного внимания, а теперь… Теперь удивляется
самому себе, пока жмется к мужскому телу плотнее, пока прикрывает глаза,
стоит тому оставить поцелуй на виске.
74/210
Возможно иногда мы все спешим, а возможно это наоборот правильно, когда все
происходит как-то быстро, когда кажется, словно все неправильно. Но что
можно с этим сделать? Ограничивать себя от того, что не вызывает отвращения,
не отталкивает, а наоборот? Тэхен решает, что будет жалеть об этом позже,
если вдруг что-то пойдёт не так, а сейчас не будет, потому что сейчас он дома
не один, ему не одиноко впервые за неделю без отца. Ему тепло и хорошо. С
Чонгуком. Если этот альфа заставлял так сильно себя бояться, то он может и
защитить.

Одинокие люди, какие они? Наверное, такие, как Чонгук. Обозленные на весь
мир, пытающиеся заполнить себя ненавистью до краев, чтобы хоть что-то было
вместо пустоты внутри. А как любят эти одинокие люди? Что они делают, когда
появляется что-то, что не поддается описанию, что невозможно назвать
ненавистью? Разве они не любят чисто и искренне? Так, чтобы хотелось сделать
все только для одного человека, чтобы отдать ему всего себя? Разве они не
тонут в том, в кого влюбились?

Когда становится уже достаточно поздно, то приходится искать вещи, в которых

альфа мог бы спать, и Тэхен в который раз за свою жизнь радуется, что носит
объемные вещи, что в основном весь его гардероб состоит из оверсайза. Он дает
альфе свободные пижамные штаны в клетку и чёрную футболку, и отправляет в
душ, предварительно показывая, чем может помыться, дает новую зубную щетку
и чистое полотенце. Пока Чонгук скрывается в ванной комнате, Тэхен решает
приготовить им небольшой перекус, поэтому сам прячется на кухне, успев перед
этим подготовить диван в гостиной для альфы. Он делает легкие бутерброды и
ставит чайник, у него никогда не было проблем с лишним весом, поэтому ему
совершенно без разницы, в какое время и что есть.

— Ты проголодался? — слышится голос позади, заставляющий обернуться и

замереть.

— Чонгук… — проглатывает с трудом огурец, который до этого жевал. У него

прекрасное тело, натренированное, что неудивительно, пижамные штаны даже
на нем сидят свободно, а вот футболки определенно не хватает. — Не мог бы ты,
ну… — указывает ножом на голый торс, наворачивая им круги в воздухе. —
Полностью одеться.

Альфа смотрит на него, видит этот одновременно заинтересованный и

смущенный взгляд, и ухмыляется, встряхивая головой, чтобы остаточные капли
воды слетели на пол. Чонгук подходит к нему ближе, почти касаясь кончика
ножа телом, заглядывает словно в самую душу, куда-то очень глубоко, ищет
секреты, тайны. Но ничего не находит. Этот омега чист во всех планах, словно
белый лист. В нем нет желания, даже хорошо скрытого.

— Хорошо, — наклоняется ближе к лицу, забирая нож из рук и кладя на

столешницу. — Но только, если ты ответишь мне на один вопрос, — ему согласно
кивают, смотря исключительно в глаза. — У тебя был секс? — вот так просто, как
обычно прямо, заставляя омегу закатить глаза, цокнув.

— Был, а теперь оденься, — разворачивается к альфе спиной, совсем не

75/210
переживая за сохранность собственного тела.

— У тебя были серьёзные отношения? — а это уже второй вопрос.

Чонгук садится за стол, уже натянув на себя футболку, широко расставляет

ноги, откидываясь на спинку стула. Он смотрит на Тэхена на кухне и
налюбоваться этим сокровищем не может. В нем он пробуждает столько всего,
такую бурю эмоций, что их невозможно описать. Там, внутри, что-то
переворачивается, какое-то волнение происходит, какая-то дрожь. Тэхен –
единственное, что он видит перед собой, ничего не замечает, ни в ком не
нуждается больше, хочется только его. Во всех смыслах.

— Это уже второй вопрос, — усмехается, ставя на стол тарелку, а затем кружки
чая.

— А ты не можешь на него ответить? — склоняет голову к плечу.

— Могу, — держит голову прямо, смотря точно в глаза, сверху вниз. — Но не

уверен, как сменится твое настроение, если мы будем развивать эту тему.

Смышленая чертовка. Чонгук ему очередной балл в копилку кидает, потому что
даже сам не знает, насколько могут не понравиться ответы. Ему просто
интересно узнать и он спрашивает, обещает, что если будет чувствовать что-то
отрицательное, то прекратит этот разговор.

— У меня были одни серьезные отношения, как и один половой партнер, —

отпивает чуть горячий чай и садится за стол тоже. — У меня нет как такового
опыта ни в том, ни в другом, потому что отношения в итоге были построены на
лжи, и слава богу, что я понял это достаточно быстро, — жмёт плечами,
откусывая от бутерброда.

— В чем заключалась ложь? — получает глубочайшее наслаждение от того, что

узнает его лучше, от того, что может просто говорить с ним, сидя в его одежде,
у него дома.

Тэхен сам по себе уютный, дело даже не в запахе, который, оказывается, и сам
омега не может описать. Он просто… Чонгук не знает, как чувствуется дом, но,
наверное, именно так. Когда нужен лишь один человек, и тогда не важно, где ты
находишься, главное, что с ним. Сейчас он совершенно не зажат, свободен на
своей территории, рядом с ним.

— Я… — вздыхает, потому что не уверен, что Чону это понравится. — Я

пользуюсь популярностью среди альф, так было всегда. В старшей школе одна
компания поспорила на деньги, сможет или нет мой бывший замутить со мной,
— говорит как ни в чем не бывало, это уже давно забытое, пережитое. — А он не
только замутил, так ещё и трахнул меня, — жмёт плечами, пока чужие скулы
напрягаются. — В итоге он влюбился по-настоящему, а когда я все узнал и
бросил, то обвинял меня, что я разбил ему сердце, — усмехается.

Альфы… Весьма странные личности, все разные, у каждого свои особенности, но

каждый получает удар по своей самооценке, своему самолюбию, когда что-то
идет не так, когда их бросают, а не они. Тэхен вообще скептически к ним
относится, и Чонгук не исключение, потому что в нем огромное количество тайн,
о нем ничего не известно, но точно уверен в симпатии к себе с его стороны. Он
76/210
смотрит на него сейчас: в своей одежде, у себя дома, только после душа – и не
понимает, что чувствует. В груди тепло разливается от вида, но там есть где-то
глубоко недоверие, подозрительность к нему. От этого не избавиться, сейчас
точно.

— А ты, Чонгук, — решает поинтересоваться. — Чем ты занимаешься? — и чужое

лицо мрачнеет.

Чужой вид деятельности не то, о чем можно говорить, особенно ему, Тэхену.
Никак не объяснишь почему, из-за чего, из-за кого, как и то, как он
воспитывался, кем, что значит быть Чоном, быть чистокровным. С недавних пор
есть два Чонгука. Один – для Тэхена, второй – всё остальное, настоящий. И не
сказать, что с омегой он не настоящий, но это его новая сторона, никогда ранее
не был таким, это полная противоположность того, кем всегда являлся. Тэхен
видит эту смену настроения сразу, понимает, что лучше туда не лезть, а потому
не настаивает на ответе.

— Я, кстати, на диване тебе уже постелил, — спустя длительную паузу. А чужое

лицо в очередной раз меняется – Чонгук удивляется искренне, а затем сводит
брови, придвигаясь к омеге.

— На каком это диване, маленький?

— Ты же не думал, что будешь спать со мной? — усмехается Тэхен, никак не

показывая, что видит всю смену эмоций.

Вообще-то он был в этом уверен, что за подстава? Чонгук даже и не думал, что
будет спать с ним в одном доме, но на разных этажах, на разных кроватях. Он
уже мысленно представлял, как будет спать с этим мальчиком, прижимать его к
своему горячему телу, выслушивать недовольства. Разве они не в отношениях
теперь? А когда люди в отношениях, то они спят вместе. Чонгук считает, что нет
смысла спать порознь, если они в дальнейшем все равно будут вместе делить
одну постель. К чему этот бред? И он совершенно ничего не понимает в этих
чертовых отношениях, никогда не был в них.

Тэхен ответа не дожидается, встает с легкой улыбкой на губах, убирает посуду в

раковину и спешит в душ, схватив одежду с того самого злополучного дивана,
который альфа прожигает взглядом. Омега прячется от него, даже двери в
ванной комнате закрывает на щеколду, чтобы наверняка. Конечно, он
встретится с ним, когда выйдет, но может быть с альфы спадет удивление и
недовольство. Пока Тэхен стоит под горячими струями, то не может перестать
улыбаться этой дурацкой улыбкой, ему очень смешно с Чонгука, который наивно
полагал, что будет спать с омегой, в его комнате, на одной кровати, под одним
одеялом. Все, конечно, развивается весьма странным образом, как-то быстро и
непонятно, но это будет уже чересчур.

Когда дверь ванной комнаты открывается, а Тэхен выходит, то сразу же

натыкается на внимательный взгляд. Омега совершил небольшую ошибку… Он в
шортах и длинной футболке, оголяет свои острые ключицы и длинные ноги,
позволяет видеть голые участки тела этому альфе… вечно голодному,
взрослому, желающему. Да, у них девять лет разницы, это вроде и не так уж
много, но… Они с ним очень разные в этом плане. Тэхен с первой встречи
чувствовал его внимательные взгляды, в одну из встреч не удержались,
накинулись с поцелуем, заставили бояться, разочароваться.
77/210
— Почему я должен спать здесь? — выдает Чонгук, так и не переварив эту
информацию, но взглядом нагло блуждает по телу. — Мы же пара, разве не так?
Так к чему это стеснение?

— Я не говорил, что мы пара, Чонгук, — усмехается, вытирая волосы полотенцем.

— Давай мы поговорим об этом позже?

— Я хочу и буду спать с тобой, — встает с места, направляясь к омеге. Его не

устраивают такие правила сейчас.

Тэхен злится от такого тона, хмурится. Чонгук сейчас в его доме, но позволяет
себе наглеть, несмотря на то, что его простили за произошедшее днем, впустили
в дом, позволили остаться, а он ещё и ведёт себя таким образом. Хочет он.
Омеге наплевать, что он там хочет. Он склоняет голову к плечу, как всегда
делает альфа, не замечает за собой этого действия, смотрит прямо в глаза,
уверенно, строго. Показывает свое недовольство, не боясь ответной реакции,
знает, что не будет её.

Чонгук в его доме действительно чувствует себя лучше, его омежий запах
успокаивает, сдерживает, помогает контролировать эмоции, порывы. Альфа им
пахнет. Встает совсем близко, вплотную, любуется этой смелостью его хрупкого
мальчика, что всегда будет защищать себя, стоять на своем. Тэхен очень
разумный парень, имеет свое мнение, не меняет его, не подстраивается под
людей.

Он слишком прекрасно подходит Чонгуку.

— Ты спишь на диване, — вскидывает брови, упираясь рукой в чужую грудь,

чтобы оттолкнуть.

Ему этого сделать не позволяют, тянут резко на себя, буквально впечатывая,

обхватывая одной рукой талию, прижимая, а второй держат голову, чтобы
впиться жадным поцелуем и не позволить отстраниться. Но Тэхен и не
сопротивляется, ему отчего-то нравится целоваться с ним, нравится ощущать
эту власть над собой, этот жар его тела. Тэхену сносит крышу от того, что этот
альфа хочет именно его, является таким только с ним. Его целуют с напором,
горячо выдыхают в рот, кусают губы, прижимают к стене. Чонгуку его
катастрофически мало, хочется ощутить целиком и полностью, каждую клеточку
тела опробовать на вкус, высосать душу, забрать сердце, пустить его кровь по
своим венам. Как же хочется его сожрать.

Тэхен сейчас чистый, влажный, распаренный после душа, вышел к своему

монстру с открытыми ключицами, которые хочется опробовать, провести по ним
языком, хочется огладить стройные ноги, оставить свои следы на внутренней
части бедра. А Тэхен его совсем не сдерживает, целует в ответ с желанием, с
некой грубостью, словно пытается перенять инициативу. Кусает губы в ответ,
оттягивает, сталкивается с языком и выдыхает в полустоне, совсем тихом, когда
альфа закидывает одну ногу себе на талию, с силой сжимая нежную кожу,
желая оставить свой отпечаток на теле. Это срывает цепи с Чонгука, этот
приглушенный звук…

Его хочется разложить на ближайшей поверхности, хочется ощутить жар

изнутри, его узость, услышать его бархатистые стоны, увидеть, как извивается
78/210
под ним на кровати. Хочется так много… Но ничего нельзя из этого.
Единственное, на что все-таки решается, он подхватывает его под бедра,
прижимая к стене всем своим телом, и несдержанно толкается меж разведенных
ног, создавая трение. Чонгук рычит ему в поцелуй, кусается, сжимает бедра
сильно, но к ягодицам не прикасается. Удивительно, как он контролирует эти
цепи, что, казалось, слетели с него давно, а он обратно себя на них посадил.

Тэхена нельзя пугать, нельзя, чтобы отдалился.

— Если бы ты только знал, сколько силы воли я прикладываю каждый раз, когда
ты наглеешь, мой маленький омега, — слегка сдавливает тонкую изящную шею,
наблюдая, как закатывают глаза и выдыхают в наслаждении. — Поглядите-ка, —
проводит языком по одной из ключиц. — Ты меня каждый раз удивляешь.

— Тебе нужно остановиться, — шепчет, облизывая губы и смотря на альфу из

под опущенных ресниц, что трепещут, завораживают.

— Я знаю, — ведёт носом от шеи к уху. — Потому что иначе… я тебя сожру, не
оставив ни кусочка.

Тэхена осторожно опускают на ноги, пока тот ухмыляется, держась за крепкую

шею. Ему совершенно не стыдно, он получает удовольствие, ему нравится
чувствовать, как его желают, как хотят, как сдерживаются только потому, что
он сам не позволяет. Эта власть над альфой… Он начинает входить во вкус.
Поэтому желает спокойной ночи и уходит в свою комнату, четко давая понять,
что его решение окончательно, что спят они порознь. И если бы все было так
просто…

Но…

Время перевалило за полночь, омега уже засыпает, удобно устроившись на

кровати, когда в состоянии дремы чувствует, как матрас под чьим-то телом
прогибается. Он глубоко вдыхает, просыпаясь, разворачивается и разглядывает
альфу, что с уверенным лицом приближается к нему, утягивая в объятия.

— Я же сказал тебе, — еле открывает рот из-за сильного желания спать,

пытается держать веки открытыми.

— Спи уже, спи, — сам прикрывает глаза.

И его слушают, все равно погружаются в царство Морфея.

Чонгук лежал долго на диване, правда пытался уснуть, сдерживал себя, чтобы
не идти к своему чуду, что так близко находится, что буквально на втором
этаже. Эта мысль не давала покоя, не мог нормально уснуть, зная, что мог бы
спать со своим мальчиком. А с ним хорошо, уютно, комфортно, и никакие мысли
не отвлекают ото сна, наоборот чужое присутствие моментально обволакивает
этой дымкой, заставляющей медленно засыпать.

Чонгук уверен, что получит завтра за это, но ничего не смог с собой поделать, не
смог бы вообще уснуть отдельно от него, находясь в одном доме, после того, как
целовались жарко, как слышал еле похожие на стоны выдохи. Не мог и все. Ему
всегда надо теснее, ближе. Чтобы одним воздухом дышать, в одном помещении,
в одной комнате. Тэхен дал зеленый, и Чонгук не может обещать, что будет
79/210
сдерживать себя, зная, что ему отвечают на поцелуи и ласки, зная, что это
приносит удовольствие обоим. А еще они почти в отношениях, просто омега
почему-то выделывается, хотя альфа уверен, что тот никогда бы не позволил
кому-то себя так вести с собой, если бы не испытывал ничего сам. Его Тэхен не
такой, и Чонгук терпеливо подождёт, когда их отношения озвучит сам парень, а
пока…

Пока он может лишь ждать и нарушать его границы, которые словно начерчены
лишь для виду. Он в собственных руках чувствуется слишком правильно, на
плече его голове самое место.

***

Время… Такая странная вещь, вроде и хорошая, а вроде и плохая. Оно

ускользает, как песок сквозь пальцы. Не уследить, не поставить на паузу, не
остаться в моменте. А хочется иногда до скрежета зубов, до побеления костяшек
на кулаках, до разочарованного вздоха. Чтобы с одним единственным человеком
проводить его лишь вместе. Чонгук сидит в машине около полицейского участка,
ожидая своего драгоценного, которого нет уже полчаса. Вот в такие моменты
время хочется ускорить, потому что слишком долго.

Утро этого дня действительно началось не очень радужно, как и

предполагалось. Альфа проснулся от пинка в бок, который направлял его на пол
с кровати. Несмотря на то, что Тэхену весьма хорошо спалось в объятиях, он все
равно решил, что нужно выпроводить незваного гостя со своей постели, так ещё
и не самым лучшим образом. Чонгук мог здорово приложиться о тумбочку рядом,
но слава богу вовремя открыл глаза, схватив омегу за ногу. Тот очень
растерялся, оказавшись под альфой в один рывок, а сам Чонгук не сразу понял,
где находится, кого собирался придушить. В итоге утро было прозвано самым
лучшим, по крайней мере для альфы, который лицезрел своего мальчика уже с
самого утра, стоило только открыть глаза и понять происходящее. Тэхен вот
такого не скажет. Он был не то что в шоке, когда проснулся и понял, что
обнимает кого-то, а в ужасе. Потом дошло, что этот кто-то Чонгук, а
следовательно злость за непослушание. Но есть и один плюс. Его отвезли в
полицейский участок, как шофер, и не сказать, что он этому не рад.

— Ты реально чокнутая на голову, — качает головой, ставя подпись. — Это надо

же было додуматься, — переводит на девушку взгляд.

Ненависть – необъяснимая в некоторых случаях вещь. Невозможно предоставить

логические объяснение, почему тот или иной человек ненавидит тебя. Вот,
например, в данном случае. Человек убежден, что сын возлюбленного является
главной помехой их отношений, что он все испортил и стал причиной разрыва.
Девушка упорно не видит своей вины в произошедшем, не считает себя дрянью
и просто плохим человеком. Эта ненависть родилась в ней внезапно, стоило
только съехаться, как она начала гнобить его, Тэхена, всячески оскорбляла,
унижала, пыталась даже сбагрить в университет исключительно для омег,
чтобы жил в общежитии при нем. А ведь сам Тэхен мальчик то уже не
маленький, ему далеко не шестнадцать лет, чтобы пытаться как-то избавиться
от него. Выгнать из собственного дома. Поразительно, что она зашла настолько
далеко.

80/210
— Я посажу тебя за решетку, — тычет в нее пальцем. — И ты не сможешь даже
приблизиться ни ко мне, ни к отцу.

— Я жалею лишь о том, что нашла не того человека, что до тебя так и не
добрались, — плюется желчью, пока уводят полицейские.

Тэхен смотрит ей вслед и сдерживает эту бурю злости, шока, ненависти к

человеку. В голове не укладывается все произошедшее. Она даже не чувствует
вины, и это настолько дико… настолько сильно шокирует, что не поддается
описанию, невозможно избавиться от этих отрицательных эмоций. Тэхен сам
злопамятным не является, но этот случай исключение из правил. Он будет
ненавидеть этого человека до конца своих дней, будет проклинать ее. Потому
что никто не заслуживает смерти только потому, что кого-то не устроило
существование. А она решила, что имеет право на такие вещи. И только пусть
отец попробует вмешаться в это дело с благими намерениями. Тэхен этого не
вынесет.

Поэтому первое, что делает омега, оказавшись на улице – звонит отцу. Гудки
долгие, слишком мучительно длинные, позволяющие разглядеть округу и
наткнуться на машину, на которой приехал, и удивиться. Тэхен с ним
попрощался, когда покинул салон. Отец трубку не берет, поэтому телефон
убирается в карман штанов, а ноги не двигаются. Почему не уехал? Этот
альфа… Слишком наглый! Настырный! Ему вот вообще лучше не попадаться
сейчас на глаза, надо было уехать, оставить одного. Тэхен не уверен, что сейчас
справится с контролем своей злости, что не сорвется на нем. Но уверен, что сам
со злым Чонгуком не справится точно.

— Уезжай, — кричит, продолжая стоять недалеко от входа в полицейский

участок.

Ему не отвечают, как и не слушаются. Сигналят. Чонгук на него смотрит,

показывает всем видом, что никуда не денется сейчас. Будет стоять сколько
потребуется, будет ехать следом, но не оставит. Он прекрасно видит, что омега
взвинчен, что разозлен, и это не останавливает, не отталкивает. Обещает себе
сдерживать себя, не поддаваться на злость парня.

— Боже блять, — шипит себе под нос, все-таки направляясь к машине. — Тебя
ещё сегодня не хватало, с этим дерьмовым характером.

Перед тем, как сесть, делает глубокий вдох, набирая в легкие свежий чистый
воздух. Ну, а вдруг поможет! Но не помогает. Салон пропитан запахом альфы,
заполняет легкие мгновенно, поэтому не находят ничего лучше, как опустить
окно со своей стороны, не сказав ни слова мужчине. Тэхен вообще считает, что
ему сейчас рот лучше не открывать, мало ли, что вылетает. А слово не воробей,
как говорится. Но и Чонгук не дурак, он молча выезжает на дорогу, везет куда-
то, решив все сам. Пускай это и разозлит омегу, но он посчитал это нужным. Ему
нужно отдохнуть, перезагрузиться. То, что произошло в полицейском участке,
выбило его из колеи, заставило злиться настолько сильно, что Чонгук даже
удивлён его состоянию. Никогда ранее не видел Тэхена таким, даже на него не
злился так, не испытывал столь отрицательных чувств.

Тэхен не следит за дорогой, ему искренне плевать, куда его везут, главное, что
не говорят, не спрашивают. Ему нужно переварить эту ярость внутри себя,
нужно ее куда-то деть, выплеснуть. Он прикрывает глаза, как и окно, начиная
81/210
дышать чужим природным запахом, что немного, но успокаивает. Люди…
насколько все они разные… Тэхен никогда раньше не встречал таких, как она.
Эта девушка настолько помешана на деньгах отца? Из-за них все? В них она
нуждалась? Так жила бы, заткнув свой рот. Неизвестно, сколько бы
продолжалось все это, если бы отец не услышал, как она себя ведет, если бы не
поверил окончательно сыну. Да, он действительно мог ревновать к ней, потому
что уже давно они жили только вдвоём, но он уже взрослый парень,
придумывать такую чушь… Ему было бы легче выжить ее из дома, чем это. Сама
во всем виновата, а крайним остался он. Да и будто бы стал отец с ней жить,
убей она родного сына. Тэхен поражается чужой тупости. Правда в любом случае
вскрылась бы достаточно быстро. Или это просто месть? Но не велика ли она?
Чужая жизнь… Она ведь бесценна.

Знай Чонгук, о чем думает его драгоценный мальчик, усмехнулся бы, а потом бы
задумался и сам. Задумался бы? Они продают жизни, продают омег, как рабов,
как игрушки. Да, не за дешево, но разве вообще можно так? Можно продавать
людей? Нельзя. Но это не про их клан. Там такого слова не знают. Но, что если
бы продавали Тэхена? Чонгук бы был первым в списке тех, кто защищал бы
права, кто кричал бы, что нет, нельзя, это аморально, незаконно! Он бы сделал
все, чтобы спасти, чтобы не позволить этому случиться.

Как иронично…

Машина останавливается около здания, которое омега видит впервые. Не знает,

где они, куда приехали. Хмурит брови, поворачивая голову к мужчине, что
выжидающе смотрит на него.

— Где мы? — озвучивает вопрос, раз на него не собираются отвечать, хотя он

очевиден, читается по лицу, по глазам.

— Узнаешь, идём, — собирается открывать дверь, но видит, что с места не

двигаются, не собираются выходить. — Я приезжаю сюда, чтобы выпустить пар,
это спорткомплекс, — объясняет, на удивление, спокойным голосом. — Идем, я
покажу тебе немного своего мира.

И Тэхен солжет, если скажет, что не хочет узнать его, увидеть. Чонгук для него
полностью скрыт, ничего неизвестно, невозможно прочитать. Но раз сейчас
такой момент, то он хватается за него, открывает дверь и выходит. Пускай это
не так много, всего лишь какой-то спорткомплекс, где Чонгук пытается
избавляться от своей ярости, но хоть что-то. Ведь сам Тэхен для него, как
открытая книга. О нем знают практически все, даже если и не рассказывали.

Чонгук проходит мимо ресепшена, игнорируя приветствие парня за стойкой, но

Тэхен не такой, поэтому здоровается за двоих, кланяется, за что получает
неодобрительный взгляд от альфы, который игнорируют. То, что считает
правильным Чонгук, не считает таковым Тэхен. И это пока что неисправно. И
вряд ли когда-то будет. Невозможно изменить человека, который живет по
конкретным установкам уже столько лет, на это уйдёт немало времени, не один
год. А Тэхен очень сомневается, что альфу хватит даже на полгода… Никто из
них не замечает удивленного взгляда администратора, оба увлечены друг
другом: один игнорирует, другой прожигает недовольным взглядом.

Альфа ведет его в зал по боксу, там не так много людей, как могло бы быть, но
спустя минуту не остаётся вообще никого. Им не сказали и слова, но все молча
82/210
покинули помещение. Тэхен хмурится, переводит взгляд на Чонгука, который
молча скидывает сумку, появившуюся у него на плече ещё из машины, на
скамейку. Тот вообще не обращает внимания на происходящее, на то, что они
остались одни, хотя до этого тут были люди. Словно…

— Все вышли из-за тебя? — вскидывает брови в удивлении, осознавая, что только
что произошло.

— Кто все? — не смотрит.

— Ты отвратителен, — шокировано выдыхает, снова хмурясь. — Как можно так

пользоваться своим положением?

И Тэхен даже не знает точно, какое оно у него, кроме того, что очень влиятелен,
обожает власть и вообще считает себя лучше остальных, могущественнее. Но
сейчас, когда Чонгук «показывает часть своей жизни», понимает, что ему даже
говорить ничего не надо, чтобы те, кто его знают, понимали его. Все вышли
сразу же, как увидели, что он пришел. И Тэхен уверен, что его боятся. А сам он…

…видимо потерял это чувство страха.

Чонгук кидает на него взгляд, тот не выражает ничего. Он лишь усмехается,

кидая омеге чистые спортивные вещи, которые тот ловит, прижимая к себе.
Показывает на дверь, где находится раздевалка, приказывая переодеваться.
Тэхен уверен, что это был приказ. Но он идет туда не из-за этого. Сейчас хочется
побыть наедине с собой. Чонгук привёз его выпустить пар, а в итоге он лишь
больше злится. Этот день его разочаровывает.

Каким-то чудесным образом забылось все то, что было ранее, какой Чонгук
человек. Рядом с ним он совершенно другой, очень старается не показывать эти
ужасные черты характера, разве что все ещё срывается периодически, но не
сильно. А сейчас… Сейчас Тэхен вспомнил, что Чонгук чистокровный альфа, с
какими-то отвратительными установками в голове, который словно воспитан
монстрами. Чонгук знает себе цену и смело пользуется тем, кем является. И
Тэхен только сейчас вспоминает, каким вчера он к нему приехал. Кто те люди,
которым альфа не может дать отпор? Есть кто-то, кто также пользуется своим
положением, кто может подчинить Чонгука, кто его контролирует.

Кого он боится.

От мыслей Тэхена отвлекает стук в дверь. Он подрывается с места и выходит,

чуть не ударив альфу, что стоял слишком близко к двери.

— Прости, — извиняется, испугавшись, что мог сильно навредить ему.

— Тебе идет, — расплывается в какой-то непонятной омеге улыбке, осматривая

его тело, что скрыто чужой одеждой. Его одеждой.

— Велика, — ровным, ничего не выражающим голосом, обходя мужчину.

— Ну ещё бы.

Чонгук в очередной раз любуется им. В очередной раз отмечает, как он идеально
под него подходит. Его одежда на нем… ее хочется снять, хочется сожрать его.
83/210
Нельзя, нельзя, нельзя. Как мантру. Останавливает себя, держит руки при себе,
касается только взглядом, позволяет себе только это, а как хочется… до сжатых
кулаков.

— Надень перчатки, — протягивает ему пару.

— А тебе? — Тэхен кажется ему до чертиков милым, таким невинным,

заботливым…

— Мне они не нужны, — усмехается, подходя к одной из груш. — Надевай и бей.

Тэхен слушается, подходит уверенно, бьет также, но…

— Это сложнее, чем выглядит… — искренне растерян, что груша оказывается

такая твердая, тяжелая.

Альфа улыбается ему и кивает на нее, чтобы бил снова. Груша, можно сказать,
совсем не раскачивается, а потому в следующий раз стараются ударить сильнее,
но и тогда ничего. Чонгук усмехается, заставляя омегу нахмуриться.

— Не смейся надо мной, — бьет его в плечо, от чего смеются хрипло.

Этот смех слышат впервые. Ещё ни разу Чонгук не позволял себе смеяться,
Тэхен думал, что тот даже не знает, как это делать. Без шуток. Его смех –
усмешка. Все. А оказывается, что и полноценный есть.

— Хорошо, — отходит на несколько шагов. — Балуйся, а я буду там, — указывает

на другой угол зала, где висит груша отдельно от остальных.

«Балуйся». Тэхен закатывает на это глаза. Привез его сюда, а теперь

издевается, усмехается. Но становится не до обид, когда он видит своими
глазами, как альфа бьет. Удары словно выточены до идеала, точные, прямые,
голыми руками… Тэхен, даже не пробуя, может сказать, что это больно. Груша
слишком плотная, тяжелая, а от ударов альфы раскачивается, пока тот даже,
кажется, не чувствует боли. И вдруг омеге больше не нужно выпускать пар, не
думает о сегодняшнем посещении полицейского участка, о том, что услышал в
нем. Просто смотрит на Чонгука и поражается силе, что сокрыта в чужом теле.

Настроение скачет как ненормальное, отношение к альфе тоже, и он не знает,

что с этим делать. Знание того, каким человеком он является, заставляет
останавливаться, не успев начать. Он говорил себе, что будет жалеть потом,
если что-то произойдет, но что в итоге? Даже не может сделать этот чертов шаг
ему навстречу. А ведь помимо того, что знает, какой он, знает и то, какой он с
ним. Тэхен конкретно путается в самом себе, в своих мыслях, и совершенно не
имеет понятия, как это все разгребать.

***

Недели проходят, становится легче, а оттого и проще вливаться в социум. А если

быть точнее, то проще общаться с остальными омегами в доме. Не то чтобы
Чимин социофоб, но ему нужно время для того, чтобы привыкнуть к новым
людям, а учитывая ситуацию, то ему потребовалось его больше обычного.
84/210
Сейчас уже нет мыслей, что всё это какая-то подстава чистой воды, и огромную
роль в их исчезновении сыграл Юнги, поделившийся с ним кусочком своей
жизни, которая является его частью, которая толкает на то, чтобы идти дальше,
к цели. Идти к тому, чтобы поставить на колени и заставить расплатиться всех
тех, кто считает себя выше остальных, кто смеет торговать чужими жизнями.

Но омега все ещё не рискует выходить за территорию дома. На данный момент

это место является единственным, где ощущается безопасность. Возможно все
это надумано, выдумано, но так легче. Думать, что здесь не обидят. Чимин не
слоняется без дела, конечно же, он занимается уборкой, готовкой. Берет все
обязанности по дому на себя, раз все остальные работают, то и он должен что-то
делать. Что приносит ему истинное удовольствие – все доверяют ему, никто не
запрещает входить в свои комнаты, здесь нет секретов. Даже альфа ничего не
скрывает, хотя может быть его секреты просто хранятся не здесь, но все же.
Чимину все равно приятно.

С Юнги они сблизились, это подмечают все в доме, кроме самого Пака. Он не
считает, что как-то по-особенному относится к альфе, как и тот к нему, но
почему-то об этом говорят. Но о его состоянии Юнги действительно спрашивает
достаточно часто, показывая свою заботу, волнение. Только вот это разве
выделяет его? Ни капли. Юнги также волнуется и за остальных омег в доме.
Чимин старается не думать об этом много. Но иногда чувствует, что хочется
провести вечер вместе с ним, просто посидеть, возможно узнать что-нибудь ещё
из его жизни. И это действительно странно для того, кто всегда сторонился
альф. Но, наверное, этот и правда хороший. По крайней мере в это хочется
верить.

В одной из ванных комнат стоит сильный запах химических средств для мытья,
руки, что под защитой перчаток, активно трут белые кафельные стены, глаза
покрасневшие и щиплют, а нос жжет. Но Чимин не останавливается, хочет
закончить за раз, чтобы не мучиться потом. Это пытка, чистить ванную в
несколько заходов, и не важно, что может надышаться этой химией за раз,
дойдя до больницы. Входная дверь хлопает, но омега не придает этому
значения, пока в проеме не появляется молодой парень, закрывая нос рукой.

— Ты умереть тут решил?! — Пак отрицательно качает головой и говорит, что

почти закончил. — Да тут уже на весь дом дышать невозможно, а ты в самом
эпицентре сидишь! — снова отмахиваются, поэтому его с силой тянут с пола,
схватив под локоть.

Чимин встает резко, голова начинает кружиться и он снова заходится в кашле,

потому что глубоко вдохнул. Его выводят на улицу, чтобы подышал свежим
воздухом, сажают на ступеньки дома, не закрывая двери. Омега оставляет его,
возвращаясь в дом, чтобы открыть все окна и стеклянные двери, что выводят на
небольшой задний дворик, за который тоже с недавних пор взялся Чимин,
посадив разные цветы и даже небольшие деревья – раньше там не было ничего.
Он возвращается к Паку, присаживаясь рядом и протягивая стакан воды,
предварительно самостоятельно сняв резиновые перчатки с его рук.

— Мы, конечно, всё понимаем, ты хочешь делать хоть что-то, но, Чимин, —
вздыхает, наблюдая за светловолосым, что выглядит не очень хорошо. — Знай
меру, этим всем можно и отравиться, а ты сколько там проторчал?

— Не знаю, — чувствует головокружение, пока этот едкий запах не исчезает,

85/210
словно под носом намазано. — Долго, наверное.

— Я позвоню Юнги, — достаёт телефон из кармана джинсов.

— Зачем? — почему-то пугается, как нашкодивший котёнок. — Не надо!

— Чтобы навтыкал тебе люлей! — тыкает легонько пальцем в лоб. — Ладно, не

буду звонить, но только при одном условии, — щурит глаза, выжидая, пока
посмотрят в ответ. — Ты больше не будешь так делать.

— Убираться? — усмехается, хотя все понял.

— Чимин.

Все в этом доме уже поняли, что этот омега упертый, старается быть полезным,
не следит за своим здоровьем, состоянием. Но это никому не нужно, если все
может закончиться плохо. Они здесь все уже как родные друг другу, все
переживают, волнуются, и прекрасно его понимают. Поэтому никто не хочет,
чтобы Чимин делал то, что навредит ему, чтобы переусердствовал.

— Ладно, ладно, я сбавлю обороты, — вздыхает, сдаваясь под напором. — Но там

нужно смыть все, иначе толку никакого нет от того, что ты везде окна
пооткрывал.

— Ты думаешь, я совсем дурак? — вскидывает одну бровь.

— Ну… не то чтобы совсем, — с полной серьезностью, за что получает толчок в

бок, после чего заливаются оба смехом.

Здесь… В этом доме. Чувство комфорта впервые в жизни ощущается так остро.
Чувство легкости, покоя, свободы. Здесь не обидят, не подставят, не
разочаруют. Они все друг за друга горой, всегда готовы прийти на помощь,
поддержать, выслушать. У Чимина никогда не было таких людей… Поэтому
иногда он ловит себя на мысли, что это не может быть реальным. Все это
слишком сладкий сон, из которого совсем скоро его выдернут и снова окунут в
реальность, заставляя задыхаться от нехватки кислорода, прям как в школьные
годы, когда его окунали в унитазы ради забавы. Но сейчас… пока он все ещё
здесь. Он искренне наслаждается. Позволяет себе смеяться чистым смехом,
обнажая душу.

— Веселитесь? — оба омеги переводят взгляд на мужчину, что направляется к

ним, но улыбки с лица не спадают.

— Не советую заходить внутрь, — подаёт голос тот, что «не совсем дурак»,
двигаясь в сторону, освобождая место между.

— Кто-то снова перестарался с уборкой? — встает напротив парней, смотря на

светловолосого, чья улыбка так привлекает внимание. — Получается, что
надышались, а теперь веселитесь одни.

— Можешь тоже зайти, подышать, а потом вернуться, — говорит уже Пак.

Юнги ничего не отвечает, смотрит на этого молодого парня, что зачаровывает,

забирает все внимание себе, ничего не делая для этого, наслаждается
86/210
появившейся не так давно открытостью. Чимин, который был почти весь первый
месяц, и который есть сейчас – два абсолютно разных человека. Поразительно,
как глубоко он прячет настоящего себя внутри, как много времени ему нужно
было, чтобы, наконец, почувствовать себя свободно рядом с новыми людьми,
которые с первого дня делали лишь хорошее. Альфа видит, что чужие пухлые
губы что-то говорят, что оба омеги над чем-то снова смеются, но не слышит
ничего. Залип.

— Да, дело дрянь, — кладут руку на плечо, заставляя очнуться, повернув голову
на темноволосую девушку.

— О чем вы? — прокашливается альфа, растеряно оглядывая уже троих.

— Да так, о своем, ты не бери в голову, — и девушка проходит в дом, а за ней и

остальные.

Пока в ванной наводит порядок после уборки один, двое других готовят ужин,
потому что совсем скоро все придут домой после работы. Юнги пытается помочь
хоть где-то, но его выгоняют отдыхать на диван, словно сами не работали
сегодня. Но он не теряет времени, решает вопросы, которые специально
отложил на вечер, чтобы пораньше уехать домой. Он медленно, но верно
приближается к заключению сделки с кланом Чон. Никто из омег не знает, и
Юнги надеется, что никогда не узнают, но и его бизнес не такой уж и легальный.
К великому сожалению, к таким людям с законными делами не подобраться. Но
не то чтобы он очень сожалеет. Он занимается наркоторговлей, развивал это
дело долго, слишком много времени и сил было вложено, но зато есть
результаты, которые радуют. Чоны начали копать на него давненько, но он не
глупый парень, чтобы разбрасываться своим настоящим именем в этой сфере.
Соответственно они с самого начала ничего на него не нашли. А сейчас в планах
приблизиться к ним, как можно ближе, чтобы позже сбросить на их головы
ненависть всех тех, кого они когда либо обидели, чтобы покончить раз и
навсегда.

— Юнги, — Чимин касается его плеча, присаживаясь после рядом. — Все уже
пришли, только тебя ждём.

— А, хорошо, — блокирует планшет, откладывая его на столик рядом. — Я не

слышал, что вы звали.

— Мы и не звали, — улыбается уголками губ. — Я пришел сам, потому что все эти,
— кидает презирающий взгляд на омег, накрывающих на стол. — Решили, что
именно я должен тебя позвать.

Юнги усмехается, потому что уже не первый раз наблюдает такую ситуацию.
Чимина целенаправленно подталкивают к нему, пытаются сблизить. Он не
дурак, понимает, что делают, и, сказать по секрету, совсем не против этой игры.
Если бы Чимин не хотел, то не делал бы, а он каждый раз ведется, каждый раз
слушается, идет за ним, звонит ему, едет с ним в магазин. Сам позволяет
приближаться себе. Альфа смотрит на «недовольного» Чимина и не может
удержаться, чтобы не убрать выбившуюся прядь за ухо. Его волосы отросли, но
подстригать не хочет, а ему так очень даже хорошо. Омега, кажется, перестает
дышать, внимательно смотря в чужие глаза. Юнги почему-то руку не убирает,
кладет ее на щеку, нежно, аккуратно.

87/210
— Что ты делаешь? — шепчет, а почему – не знает. Словно боится, что их сейчас
увидят.

Эти слова заставляют альфу слишком резко вернуть руку на место и встать с
дивана. Он также тихо извиняется, а потом приглашает пройти за стол. Чимин
теряется от чужого поведения, но встает и идет, хмурясь. Что это было?
Неужели все в этом доме правы? Неужели Юнги действительно к нему что-то
чувствует? Но этим мыслям не позволяют утянуть Чимина в водоворот,
отвлекают болтовней, рассказывают, как прошёл у каждого день, выстраивая
эту уютную семейную атмосферу, как и каждый вечер. Слишком хорошо.
Ощущается, как мечта.

Время близится к одиннадцати, уже почти все разошлись по своим комнатам,

кто-то уже спит, но вот одному омеге не спится, все никак не ложится. Мысли
все-таки нашли время, чтобы атаковать чужой мозг. Чимин все прокручивает
этот момент, когда Юнги касался его щеки. На него смотрели с какой-то
неизвестной ранее теплотой, прикосновение было слишком… особенным. Чимин
никогда прежде не ощущал такого, никто не смотрел на него так, никто не
касался так. Это что-то другое и оно не позволяет успокоиться, не дает лечь
спать и забыть. Почему-то острое чувство, что забывать нельзя, что нужно
сохранить в памяти.

Чимин никогда не был в отношениях, никогда не водился с альфами, он всегда

их ненавидел, но этот… он меняет все его установки, позволяет допустить
мысль, что есть действительно хорошие, которые не обижают, а наоборот,
защищают. Юнги как раз ощущается именно таким… Хорошим, приятным,
заботливым, внимательным, умным, правильным. И сейчас… хочется спросить у
него всё прямо.

В доме тихо, свет почти нигде не горит, мягкой поступью шагают по коридору,
не создавая ни звука. Чимин крадется, как мышка, доходит до комнаты альфы,
тихонько стучит и надеется, что этот стук услышали, потому что постучи он
громче, выдаст себя ещё не спящим омегам. Но, о чудо, дверь открывается,
являя взору альфу в домашней одежде и с полотенцем на голове, которым
тщательно трут волосы, пытаясь выжать всю влагу.

— Чт… — не дают сказать, приставляя ко рту ладонь, останавливая поток речи.

Омега проходит в комнату, тихо закрывая за собой дверь. Разворачивается к

альфе и не знает, с чего начать. На него смотрят выжидающе, с интересом,
любопытством, не говорят ни слова. Чимин пришел сам, к нему, в уже
достаточно поздний час.

— Прости, — шепотом. — Я… я не мог дождаться утра, потому что не смог бы

просто уснуть, сидел бы, не сомкнув глаз, — быстро, без запинки. — А потом бы
все меня ругали, если бы увидели мое состояние, а это знаешь, не очень
приятное чувство. Но я должен был узнать лично о том… — а тут уже не
получается без запинки. — О том, что было сегодня вечером… когда ты положил
свою руку…

И Юнги с полной уверенностью и серьезностью повторяет то, о чем говорит

парень перед ним. Кладет ладонь на нежную щеку, которую только гладить,
ласкать.
88/210
— Ты про это? — тихо, пока у самого сердце пропускает удар. В ответ кивают, не
моргая. — А как ты думаешь, что это?

Чимин в очередной раз теряется. В том то и дело, что он не знает! Боится, что
думает неправильно, не хочет, чтобы над ним смеялись. Но все равно говорит:

— Я… я нравлюсь тебе? — казалось бы, куда ещё тише, а оказывается есть куда.

— А ты хотел бы, чтобы это было так? — Юнги сам боится, что думает
неправильно, не хочет отталкивать его от себя.

Этот парень к себе магнитом тянет, своей простотой, своим видением мира,
взглядами на жизнь. Они разные, но могут друг другу показать что-то с новой
стороны, им всегда есть о чем поговорить, хоть это и случается не так уж и
часто, как хотелось бы. Юнги сначала не смотрел на него, как на свою
возможную пару, не смотрел влюбленно, но после их поездки на кладбище все
начало стремительно меняться, как-то неожиданно произошло. Но это уже
невозможно остановить. Юнги не в силах. Этого омегу хочется оберегать,
хочется заботиться и показывать мир с той стороны, с которой не видели, ведь в
нем действительно есть много хорошего, а все хорошее, что с ним происходит,
никакой не сон, не разыгравшееся воображение. Хочется убедить, доказать, что
он этого заслуживает, что не потеряет. Альфа, увы, не сможет отпустить его,
будет теперь всегда наблюдать, защищать, волноваться, переживать,
заботиться. Омеги в его доме слишком наблюдательны, поняли все слишком
быстро, а теперь вот и Чимина подтолкнули к этим мыслям, смогли.

— Я не знаю, — выдыхает на горячую после душа руку, опуская взгляд. — Но… я

не чувствую отвращения к тебе, ты… ты не такой альфа, как остальные, — и
вроде не звучит, как комплимент, но оба понимают, что это именно он и есть,
что это от чистого сердца, со всей душой. — Мне тяжело все это говорить и,
наверное, я завтра не смогу даже посмотреть тебе в глаза, но пока я здесь, пока
решаюсь на это… Можешь ты поц…

Стук в дверь заставляет дернуться на месте. Чимин поднимает взгляд на альфу

резко, испугано, в некой панике. Отходит от него и забегает в ванную комнату,
чтобы спрятаться. Он не слышал, кто приходил, не слышал, о чем говорили,
потому что все звуки заглушало собственное сердцебиение. Только что… В
ужасе от самого себя. Как мог вообще решиться на это? Как хватило мозгов?
Чимин не выходит около пяти минут, закрывшись изнутри, но к нему и не
ломятся, ждут. Мысли разлетелись, как ненормальные. Там, внутри, ураган
чувств и эмоций, неизвестно, что делать с ними. Он смотрит на эту проклятую
щеколду и не знает, как провернуть, как выйти туда, к Юнги.

… поцеловать меня?

Так и осталось неозвученным, потому что Чимин со скоростью света вылетает из

ванны, извиняется перед альфой, а за что – непонятно, и покидает его комнату,
не позволяя и словом окликнуть. Старается как можно бесшумнее бежать и
закрывается уже у себя. Как выйдет завтра – неизвестно. А выйдет ли?

***

89/210
Время… Снова оно. Летит с огромной скоростью, не поддаваясь счету. Кажется,
что прошло лишь пару минут, а на деле несколько часов. Поразительно. А
сколько всего может произойти за несколько дней? Жизнь может поменяться
глобально, все переворачивается с ног на голову и наоборот. Как это объяснять?
Стечением обстоятельств? Судьбой? Как за буквально три дня можно настолько
сильно потеряться в человеке? Такое вообще… Да это невозможно! Это
нереально! А существует ли эта судьба вообще? Возможно ли такое, что ты так
или иначе все равно встретишь определенного человека? А почему кто-то так и
не находит? Разве не для каждого есть пара? А про американские горки в
отношениях? А…

— Твою же мать, — Тэхен прикусывает палец за косточку на сгибе, прожигая

взглядом дверь ванной комнаты. — Что я творю, — встает с дивана, начиная
наворачивать круги, зачем-то переставляя небольшие предметы декора с места
на место, рамки с фотографиями.

Сейчас там перестанет шуметь вода, душ выключат, а после выйдут к нему. И
Тэхен понятия не имеет, почему это происходит. Почему Чонгук в третий раз
остаётся у него, почему диван даже не расстилается, почему он ждёт его с
таким волнением, почему самому хочется быть совсем рядом, близко настолько,
чтобы ни миллиметра между. Никогда ранее не испытывал такого лишь к одному
конкретному человеку, а от того пугается, теряется. Эти чувства в нем со
скоростью света растут, слишком стремительно, он за ними не поспевает. Не
контролирует.

Влюбился окончательно.

В Чонгука…

— Ты в порядке? — чужая рука осторожно касается плеча, привлекая внимание к

себе, возвращая из этого водоворота мыслей, в котором тонули, захлебывались.

Тэхен поворачивается резче нужного, смотря как-то напугано, словно призрака

увидел. А потом рассеяно кивает головой, отвечая на заданый вопрос. Не
заметил, как вода прекратила литься, как вернулись к нему, вновь наполняя
легкие запахом свободы и свежести, в которых хочется затеряться. Тэхен
смотрит на Чонгука так, словно впервые видит, рассматривает внимательно,
пока за ним так же наблюдают, ожидая дальнейших действий. А омега просто
пытается понять, как так получилось, что он влюбился в того, кто заставлял его
паниковать одним только своим присутствием, кто вгонял в неконтролируемый
страх, в ужас, в того, от кого по телу бежала ненормальная дрожь, а ноги
отказывались двигаться. Смотрит на него и не видит ничего, что могло бы
оттолкнуть, что могло бы напугать, заставить бояться. Там, на дне вечно
холодных глаз, плещется тепло и верность, Чонгук перед ним, как преданная
собака, что всегда и везде хвостиком будет бегать. И это только для него
одного… Он стал его тенью, его невидимым щитом. А что сам Тэхен значит для
него?

На щеки омеги ложатся большие ладони, глаза бегают по лицу, в попытке

понять, что происходит, почему его особенный так странно себя ведет. А тот
лишь прикрывает глаза, кладет свои руки поверх мужских и… искренне
наслаждается моментом, этим прикосновением. Чонгук это буквально
считывает. Омега действительно странно на него смотрел в последнее время,
90/210
как-то долго, изучающе. Почти не отводил взгляда, пока ехал с учёбы до дома,
витал в облаках, о чем-то вечно думал, находясь не здесь, не в этом мире, не с
ним. А сейчас…

— Тэхен, все хорошо? — Чонгук касается своим лбом чужого, устало выдыхая.

У него был крайне тяжелый день, хотелось уничтожить, стереть с лица земли
половину сотрудников, которые только и умеют, что чесать языками, да лажать.
Но он всего лишь их уволил, предварительно унизив, надавив на самые больные
точки, чтобы насладиться чужими слезами, этими взглядами, что кричат о
несправедливости, о ненависти. Чонгук ею питается, чтобы после оказаться
рядом с чудесным созданием, которого не достоин, но которое забирает себе,
потому что хочет. День был тяжелым, а Тэхен все ещё какой-то странный, ничего
не говорит. Но удивляет.

Сладкие мягкие губы касаются первыми, замирая в целомудренном поцелуе,

словно пытаются что-то прочувствовать, что-то забрать себе, а что-то отдать.
Тэхен до невозможности нежный, слишком ласковый, мягкий, весь такой…
неописуемый. Чонгуку иногда страшно его касаться, потому что боится сломать.
Прикоснешься – рассыплется, как хрусталь. Но он целует в ответ, также
осторожно, медленно, позволяя омеге вести, вкладывать свои чувства, эмоции.

— Скажи мне, Чонгук, — шепчет в губы, не осмеливаясь открыть глаза. — Если я

скажу, что мы пара, что я твой на столько же, на сколько и ты мой… — замирает,
формулируя мысль. — Пожалею ли я об этом позже? Заставишь ли ты меня
жалеть?

И Чонгук и подумать не мог, что ему настолько нужно услышать это. Потому что
сейчас в животе какой-то комок образовывается, кровь разносит волнение по
всему телу, ладони потеют, а глаза бегают по лицу, пока сердце бьется в
бешеном ритме, кажется, намереваясь вырваться из груди. Он уже столько раз
давал самому себе эти обещания, что будет вечно оберегать его, что не даст в
обиду никому, даже самому себе. Он будет готов покончить с собственной
жизнью, если не сдержит этих слов, а теперь их нужно озвучить ему, потому что
ждут.

— Если вдруг с тобой что-то случится по моей вине, если я разочарую тебя
настолько сильно, чтобы возненавидеть меня, если я вдруг не сдержу своих
обещаний, то я лично пущу пулю себе в висок, Тэхен, — шепчет точно также, как
омега. — Потому что сам не вынесу твоей боли, потому что я все ещё
чистокровный альфа и я все ещё знаю цену обещаниям. Я только с недавних пор
понял, что значит отдавать себя лишь одному человеку, что значит склонять
голову не от власти и давления, а от собственного желания. И я сделаю все,
чтобы ты никогда не пожалел о том, что признаешь меня своим, что позволишь и
мне официально называть тебя своим.

— Хорошо, — почему-то под закрытыми глазами собирается влага, почему-то от

чужой преданности страшно. Он верит каждому его слову, не сомневается ни в
одном. Но есть лишь одно исключение. — Только никаких пуль в висок, Чонгук,
— наконец открывает свои сияющие от слез глаза. — Потому что я не считаю это
правильным, и я тебя такому не учу.

Чонгук не сдерживается, целует его со всем своим желанием, со всеми

скопившимися чувствами внутри, которые сдерживали, чтобы не спугнуть, не
91/210
оттолкнуть. Пока ему позволяют. Позволяют себя поднять под бедра, унести на
второй этаж, уложить на приготовленную ко сну постель, чтобы целовать
мучительно долго, сладко, погружаясь в эти эмоции, что нахлынули волной, с
головой. Он действительно впервые подчиняется человеку добровольно,
чувствует его так сильно, знает, что можно, а что нельзя, и эти запреты не
нарушаются. Только с ним свои «хочу» затыкают, не позволяют срываться,
причинить боль.

Тэхен сам запускает в его волосы ладони, позволяет устроиться между

разведенных ног, прижимает его тесно к себе. И нет никаких мыслей о том, что
все развивается слишком быстро, что это неправильно. Он просто целует в
ответ, толкается языком, сталкивается с чужим, позволяет делать ему все, что
вздумается. Потому что так чувствует, уверен, что так и должно быть, что с ним
он в любом случае встретился бы, все равно влюбился бы, и не важно при каких
обстоятельствах. Тэхен верит в судьбу, верит, что каждый приходящий в нашу
жизнь человек нас чему-то да учит, даже если потом уходит. Мы, люди,
создания, которые приживаются ко всему, мы привыкаем, и пережить можем
многое. Мы постоянно меняемся, меняем свои взгляды и мнения, можем стать
холодными и ничего не выражающими, а можем стать полной
противоположностью этому. И Тэхен уверен, что Чонгуку тоже под силу
изменить свои взгляды, свои цели, желания, свои установки в голове. Уверен,
что не заставит жалеть о решении, не принесёт эту боль, которую можно
испытать от возлюбленного. Сердце собирать по кусочкам – сложно, больно. Но
возможно… Возможно, конечно, все, но очень не хочется через это проходить.

Сейчас ему хочется быть любимым, чувствовать его заботу и всю нежность, на
которую способны, которая дается не без труда – Тэхен знает. Потому что от
этого слишком хорошо, слишком приятно. Чонгук разбудил в нем эти чувства и
ему придется о них заботиться. Как и об омеге целиком.

— Нужно ложиться спать, — альфа самостоятельно отстраняется от сладких губ,

которые вечно бы целовать. — Тебе вставать на учебу рано.

— Ещё чуть-чуть, — притягивает обратно, касаясь кончиком носа чужого. —

Целуй меня ещё немного.

И Чонгук не может не. Он теперь вечность будет подчиняться, выполнять любые

просьбы, исполнять желания. Теперь Тэхен только его, теперь он его никуда не
отпустит. И его внутренний альфа наслаждается, готов делать все, что угодно
ради одного единственного омеги, которых раньше ненавидел. Чонгук должен
был продолжить свой род исключительно с чистокровной альфой, но их клан
понесет потери, потому что он никогда и ни за что не предаст того, кому
собственное сердце в руки вложил, потому что только этот омега его нашел,
откопал среди огромного количества ненависти, среди тьмы.

И только он его заслужил.

Тот, кто подавал надежды, кто был лучшим из лучших, пойдет против всех,
только ради омеги, которому дал обещание, которого всегда будет защищать.

***

92/210
Ничего не скрыть, не спрятать от всевидящих глаз главы. И Чонгук наивно
надеялся, что ему удастся, убеждал себя в этом сам. Но сейчас не может
убедить, потому что перед ним глава, а он на коленях, на которые его впервые
ставят силой, давя сверху.

— Ты меня разочаровал, — голос спокойный, но из альфы сочится злость.

А Чонгуку плевать, кого он там разочаровал, чьи надежды не сбылись, чьи планы
сорвались. Он лишь должен сдержать свое обещание, должен защищать одного
единственного, особенного. Потому сейчас ещё позволяет давить на себя,
позволяет говорить с собой в таком тоне.

днем ранее

В кабинете стоит тишина, хотя только что велся диалог. Она гнетущая, давящая,
не предвещающая ничего хорошего. Произнесённое только что заставляет
злиться, а злость смешивается с тревогой, с переживанием. Не смог сохранить
свою ложь, не скрыл правду, а такую красоту и не спрячешь. Злость
превращается в ярость, которая вот-вот вырвется наружу, станет совершенно
неконтролируемой. Чонгук не сможет ее сдержать, она слишком сильная,
огромная, руки чешутся убить того, кто стал крысой, кто донес. Того, кто
рассказал о лжи альфы, кто показал, что его сокровище совершенно идеально,
слишком прекрасно, особенное, оттого и прятали, сохранили для себя. Только
вот Чонгук не с той целью для себя его сохранил, о которой многие здесь могли
подумать. Он его оберегает, защищает, стал цербером, что у ворот ада стоит.

Все содержимое слетает со стола, сопровождаясь рычанием. Мебель

переворачивается, стул летит в стену, альфа кричит от ярости. Ему нужно куда-
то выплеснуть все это, избавиться хотя бы от небольшого количества, чтобы
поехать к Тэхену, чтобы спрятать, не дать до него никому добраться. Он
подходит к Хосоку, который принёс ему эту отвратительную новость сразу после
того, как они продали очередную омегу за очень приличную сумму. Дышит
тяжело, сжимает и разжимает кулаки, чтобы не ударить невиновного, чтобы не
убить. А тот напряжен, знает, что не сравнится с Чонгуком, не сможет устоять
перед братом, чья сила слишком велика. Все в клане прекрасно понимают, что
сорвись Чонгук с цепей, то его никто не остановит. Один на один особенно.

— Кто? — сквозь зубы. — Кто донес?

И Хосок сглатывает, чувствуя, как чужая сила выходит из под контроля, как
начинает давить.

— Сухо, — голос хриплый, хочется прокашляться.

Чонгук почти сносит дверь с петель, покидая кабинет, уже не видит взгляд
вслед, а тот облегчённый, потому что собственную шкуру спасли, подставив
невиновного. Хосок от него устал, от этой своевольности, и ни за что не
признается, что завидует, а зависть эта не белая совсем. Этот омега, что
оказался под самой крепкой защитой, действительно красив, за него можно
поиметь слишком много денег, а этот его к своим рукам прибрал, не делится.
Единственное слабое место Чонгука. Омеге не повезло родиться красивым, не
повезло влюбить в себя такого альфу, как Чонгук. Потому что понятия не имеет,
сколько людей его ненавидит даже в собственном клане. А против него только
93/210
Чоны идти и могут, никто больше не осилит.

Но Чонгук не успевает добраться ни до Сухо, что был его правой рукой, верным
другом много лет, ни до Тэхена, чтобы защитить, как и обещал. Его сворачивают
несколько альф, прижимая к полу и наседая сверху, пытаются давить, но Чонгук
сильнее, выворачивается, проезжается по лицу одного из несколько раз,
заставляя потерять сознание и упасть, когда напоследок хватается за голову и
бьет о кафельный пол, и встает на ноги сам, но слышит, что к ним бегут ещё за
его спиной, оборачивается и понимает, что уже против пяти чистокровных альф
ничего сделать не может. Его снова роняют на пол, прижимая сильно, давя, и в
какой-то момент, пока Чонгук со всех сил старается вырваться, ему что-то колют
в шею, держат ещё несколько минут, а после он уже ничего не соображает, не
чувствует собственных ног, рук, всего тела, не может управлять собственным
запахом, аурой, не может высвободить всего себя. С него встают, поднимают
под руки и тащат к лифту.

Слабаки, которые не могут справиться с ним в чистом бою. Чонгук запомнил

каждого, и каждый расплатится за это. Он уничтожит каждого, в порошок
сотрет, заставит захлебываться собственной кровью, а затем ещё и до родных
доберется. Никого в живых не оставит, каждый поплатится за грехи своих
братьев, мужей, отцов, сыновей. В нем ненависти много, ярости на всех хватит,
за это пускай не переживают.

сейчас

— Долго же ты в отключке пробыл, — мужчина смотрит сверху вниз. — Чуть все

шоу не пропустил.

Чонгука в момент накрывает паника и страх, знает, что наказание за ложь

слишком сильное, причиняет истинную всепоглощающую боль. И сейчас эту боль
ему может причинить только одно. Он распаляется в момент, больше не
позволяет давить на себя, его внутренний альфа действует самостоятельно,
знает, что делать. В голове лишь одно слово красным мигает, и это «защитить».
Он обещал, дал слово, которое не имеет права нарушить. Он своего мальчика
защищать обещал.

Слышит, что главный командует вколоть небольшую дозу чего-то, чтобы на

полчаса хватило, а потом оттащить его в комнату. В комнату, где омеги
проходят через ад.

Чонгук не чувствует собственного тела.

Примечание к части

жду ваших эмоций

94/210
Примечание к части The best pessimist – the most cold w
(https://soundcloud.com/artie-azh/the-best-pessimist-the-most)

как по мне трек подходит ко всей главе, но это не точно, у меня вообще весь
плей-лист играл, потому что я отключаюсь, пока пишу главы и работы в целом

ПБ включена, под конец написания у меня что-то случилось с сайтом, а я пишу

на нем, и я даже толком не могу нормально просмотреть ее, буду благодарна за
исправления

»Мои глаза в тебя не влюблены,

Они твои пороки видят ясно.
Но сердце ни одной твоей вины
Не видит, и с глазами не согласно».

Уильям Шекспир

В комнате наблюдения слишком много людей для обычной «оценки» омеги.

Сегодня все иначе, все совершенно не так. Потому что сейчас Чонгук стоит на
коленях, его руки болезненно держат за спиной, чтобы на всякий случай, не
позволяя шевелиться, хотя он и не может, а голову направили на кровать, чтобы
смотрел, не смел глаз отвести, ни секунды из происходящего не пропустил,
получал свое наказание сполна, насладился им в высшей степени. А они все ни
черта не понимают, не догадываются, что сейчас с монстра его цепи срывают,
пробуждают ту ярость, которой ещё никто никогда не видел, которую он
тщательно подавлял всегда в себе. Он вырвется и им не жить, сами наказания
получать будут, и никто не сжалится, потому что они этого тоже не сделают.

Да, его ложь всплыла, и от этого в голове отвратительные мысли, очень страшно
смотреть на кровать, хочется ошибаться, хочется не видеть этого, не может
поверить в эту невероятно жестокую реальность. Чонгук жестокость всегда
любил, но не сейчас, когда знает, прекрасно понимает, но все ещё не желает
осознавать, на кого она обрушится. А главное из-за кого… Дверь открывается, но
он не может даже повернуть голову в ее сторону, лишь слышит буйное
поведение, как сопротивляются, мычат, потому что, по всей видимости, закрыли
чем-то рот. И Чонгук уверен, на все сто процентов убежден, что его кошмарные
мысли подтвердились. Хочется, чтобы это был кошмарный сон, чтобы после него,
очнувшись, он собрал младшего в охапку и увез подальше, спрятал от всех
мразей, что посмели протянуть к нему свои руки, что посмели обидеть.

Мысли эти в голове не укладываются, кажутся невозможными, слишком

невероятными, потому что так не должно было никогда случиться. Страх
пронзает все тело, разочарование за самого себя смешивается с ним. Чонгук
пытается, но совершенно не может шевелиться, его собственное тело не
слушает, не подчиняется. Внутренности медленно, но верно закипают, монстр
пробуждается, раскрывая вечно красные от ярости глаза. Как смог оставить без
присмотра? Почему не уберег? Почему так сглупил, оставив сокровище в
95/210
свободном доступе – заходи и бери?

Заводят его драгоценного мальчика, что въелся в самое сердце – не вытравить,

перед которым только на коленях стоять, выполнять любые прихоти,
подчиняться. Того, кто позволил называть своим не так давно, кто тоже
присвоил себе этого альфу, который чудесным образом меняется рядом с ним.
Чонгуку не нужно даже напрягаться, чтобы учуять его, почувствовать всеми
внутренностями, что так остро отзываются на его присутствие. Его альфа внутри
реагирует моментально, он узнает из тысячи, из миллиона. Сколько бы похожих
не показали, найдет с закрытыми глазами. Ему делают больно – Тэхен шипит, не
показывает никому, что слабее, что хочется расплакаться, потому что никогда
прежде он не ощущал ее так остро, эту боль. Чонгук находит силы дернуться в
сторону, потому что даже инстинкты кричат о защите своего, о желании
оторвать эти грязные руки, что прикасаются, делают больно, но оказывается
придавлен к полу, чтобы не смел и с места двинуться.

Внутри все закипает сильнее в одно мгновение, он не позволит, никогда и

никому не разрешит прикоснуться к нему, опорочить эту чистую душу, тело,
которых сам не касался до сих пор, оберегает. Но собственное тело не
поддается всецело контролю, феромоны подавлены, он не может совершенно
ничего сделать сейчас, никак не использовать собственную силу, ее в клетку
упрятали временно, держат под замками, что пытаются расшатать. В состоянии
лишь смотреть на своего особенного, который изо всех сил упирается ногами в
пол, пытается вырваться, не позволяет ничего с собой сделать, не позволяет
вести вперед. Он растерян, ничего не видит и не может кричать, глаза и рот
закрыты. Но Чонгук уверен, что ему страшно до ужаса, что хочется спрятаться
от всего этого грязного мира, найти защиту… А она вот здесь… сидит на
коленях… наблюдает и ничего не может сделать…

— Я вам всем кишки повырываю, если причините ему боль, — еле шевелит
губами, говорит совсем тихо от того, что в горле сухо. — Уничтожу, — как
мантру. — На части разорву.

На него переводят взгляды несколько человек, в том числе Глава – они все
искренне удивлены, что Чонгук способен говорить. То, что ему вкололи,
препарат созданный специально для таких альф, которые несут опасность,
угрозу, которых нужно усмирить. Для чистокровных, сильнейших. И вероятность
перебороть его – несколько процентов из ста. Но он смог вернуть власть над
языком, а следовательно есть возможность, что сможет и над всем остальным
телом.

Невероятное создание. Лучший из лучших. Жаль вот только, что так провинился.

Из-за какого-то омеги…

Что ничего в этом мире не стоит.

— Ты сиди и наблюдай, — голос злой, суровый. Это был приказ. — Это твое
наказание за твою ложь. Этот омега пройдёт через это только потому, что ты
осмелился солгать мне! — выделяет последнее слово. Его слышат все, в том
числе и сам Тэхен, замирая на мгновение от голоса, что словно режет живьем,
как и все присутствующие. — Поэтому теперь сиди и наблюдай, как этого
чудесного мальчика будут трахать другие, — не выдерживает, хватает альфу за
подбородок, чтобы смотрел исключительно на него, больно сжимает челюсть, но
96/210
тот ничего не чувствует, привык с детства. — Как будут рвать его изнутри,
доберутся до самой души, — глаза становятся бешеными, яростными. — Чтобы
больше никогда не оступался, не забывал правил нашего клана, своего
воспитания.

А Тэхен готов потерять сознание от услышанного. Не верит, что это

действительно происходит именно с ним, что сейчас он подвергнется насилию,
что судьба играет с ним так грязно. Его не волнуют слова о лжи, о наказании,
потому что единственное сейчас чувство, что испытывает – страх за собственную
жизнь. Он чувствует, что его куда-то хотят толкнуть, все еще упирается,
сопротивляется, не позволяет, понимает, что если сейчас окажется на
горизонтальной поверхности, не сможет больше вырываться. Чувствует, что
людей вокруг много, чувствует, что все они альфы… Но не чувствует одного
единственного, который уже сутки не объявлялся, куда-то неожиданно исчез,
что не похоже на него. Внутреннее чутье подсказывает ему, что слова были
адресованы именно ему, его самой сильной защите, его невидимому щиту, его
преданному мужчине, что дал обещание всегда оберегать и не причинять боли.
Хочется разреветься от накатывающей истерики, паника давно его накрыла
вместе с ужасом. Но перед закрытыми глазами мысленно вырисовывают чужой
образ, надеются до последнего, ждут, когда же спасет…

Омеги, к сожалению, в большинстве своем слишком слабы перед альфами, а

когда их несколько, то и говорить не о чем. Поэтому чужое тело оказывается на
кровати, с силой прижатым к ней грудью. С него снимают сначала только
повязку с глаз, чтобы мог лицезреть того, по чьей вине сейчас находится здесь,
хоть его изначально и спасли от этой участи. Спасли, чтобы обречь на еще
большее страдание… Глаза привыкают к приглушенному свету, начинают бегать
по комнате, здесь около десятка людей, и Тэхена пробивает дрожь от
очередного осознания происходящего, потому что каждый раз все хуже и хуже.
Он натыкается на того, чье сердце бережно хранил уже неделю, кому поверил
окончательно, кого называл своим. И теряется снова, еще больше, пока слезы
безмолвно скатываются на постель, потому что…

Потому что у Чонгука сильно разбито лицо, оно все в крови, он стоит на коленях,
его держат несколько альф, прижимая к полу, свернув руки за спиной, а в
глазах чистый ужас, страх. Тэхен не понимает, почему он не шевелится, почему
не пытается встать, защитить его… Там в глазах влага собирается, как и у него
самого, читается сожаление и боль, но все ещё не встает на его защиту. Почему?
Почему не защищает?! Он ведь обещал… Обещал, что никогда не даст в обиду,
не позволит ничему плохому с ним случиться. И ему поверили… Искренне, от
чистого сердца. Тогда ради чего все? Ради чего были эти чертовы обещания?
Получается, что они и не стоят вовсе ничего? Тэхён знает прекрасно, насколько
силен его альфа, что все вокруг смело полягут, стоит ему только выпустить свою
внутреннюю ярость.

Но Тэхён совсем забывает о том, что совершенно не чувствует его. Совершенно

не обращает внимания на боль в глазах. Замечает лишь, что его не спасают.
Смотрят…

Когда впервые увидел Чонгука в голове был рой из мыслей вместо пчел, тогда он
думал, что, наверное, попади в ситуацию с насилием, он позволит сделать с
собой все, что угодно, лишь бы быстрее закончилось, лишь уменьшить
количество возможной боли, но сейчас… Сейчас он даже не думает об этом,
мысль даже мимолетом не пролетает, их вообще нет. Хочется лишь
97/210
освободиться, сбежать, много кричать, чтобы, вдруг, докричаться до помощи,
хочется защищаться, быть спасенным.

Брюки, в которых омега сегодня собирался идти на учебу, но не успел даже

выйти из дома, срывают одним жестким, неконтролируемым, диким рывком вниз
до колен, заставляя шире раскрыть глаза и начать брыкаться еще сильнее.
Будет сопротивляться до последнего. Он кричит в повязку, которой закрыт рот,
умоляет не делать этого, но его даже если бы слышали и понимали, не
прекратили бы. Чужие руки трогают его, больно сжимают. Тэхён бы назвал их
всех здесь животными, но его не услышат, рот все еще закрыт. Он лишь
брыкаться продолжает, пытается руки высвободить, что за спиной связаны, но
совершенно ничего не помогает, не спасает.

— Самого сочного себе забрал, а, Чон? — довольно скалится альфа, что нависает
над омегой, жадно втягивая запах страха, что сочится очень сильно, маняще, и
оставляет смачный шлепок на округлых ягодицах.

Внутри зверь рычит, носится по замкнутому пространству, пытается вырваться,

сломать эту клетку, в которой очутился. Чонгук звереет на глазах, это видят все,
но он ничего не может сделать, даже пальцем пошевелить. Его хрупкого,
драгоценного, только что коснулись, и не просто коснулись, а причинили боль.
Факт того, что он ни черта не может сделать, не может защитить его, выводит
из себя, заставляет утробно рычать, как дикого зверя. Злость Чонгука – причина
ядовитого смеха для остальных. Они чертовы гиены, что ликуют только тогда,
когда самый сильный под препаратом, когда не может пошевелиться. Иначе бы
никто не осмелился так себя вести, ни одному не справиться с ним.

— Я твои руки лично вырву, — на этот раз громко, во весь голос. — Превращу
кости в кашу, заставлю это всё сожрать, ебаный ты ублюдок, — рычит, как самое
настоящее животное, истекающее слюной перед нападением.

— Какой сладкий, — альфа поднимает чужие бёдра, ставит колени на кровать, и

оглаживает ягодицы.

Тэхен больше не может сдерживаться, громко всхлипывает, но смотрит лишь на

одного единственного человека, что глазами пытается уничтожить того, кто
обижает, причиняет боль, заставляет плакать. Но все еще ничего не делает. Что
с ним? Почему не шевелится? Почему позволяет так с собой обращаться?
Неужели это и есть те, против кого сам Чонгук пойти не может? Неужели они
все важнее его самого, и он позволит им так себя вести, так обращаться со
своим омегой? Так значит в обещаниях было исключение?

Надо было изначально не впускать его в свое сердце.

— Какой он в постели, Чонгук? — эту улыбку с губ хочется стереть, превратить в

изуродованное нечто, чтобы никто не узнал, чтобы даже узнавать нечего было.
— Не поделишься?

Белье разрывают прям так, не церемонясь. Тэхен дёргается, плачет в голос,

пытается сделать хоть что-то, но его хватают за волосы, тянут больно на себя,
чтобы заглянуть в эти ангельские глаза, что наполнены слезами, на это лицо,
что покраснело, что все мокрое от слез. Ему рычат, чтобы лежал смирно, и
швыряют обратно, вдавливая голову в кровать, держа на месте. Всхлипов
становится все больше, его трясет слишком явно, но он ничего не может
98/210
сделать, руки связаны, а над ним слишком грузное тело, слишком сильное.
Тэхену он не под силу.

От картины перед глазами внутри разгорается пламя, и Чонгук чувствует, как

пальцы на руках еле шевелятся. Он заставляет себя взять тело под контроль,
как можно быстрее. Его мальчик не должен ощутить эту адскую боль, он этого
не заслуживает, с ним так нельзя, невозможно. Он самое чистое, что есть в его
жизни, самое дорогое, единственное ценное. Эти слезы видеть невозможно,
внутри все по швам трещит, от того, что больно ему делают зверь буйствовать
еще сильнее начинает, неизвестно откуда еще больше силы берет, клетку
ломает, расшатывает. Как только он выберется, они все полягут, Чонгук
каждого собственными руками уничтожит, разорвёт на кусочки. Они поплатятся.

Тэхёну больно, он мучается, страдает, плачет. Раньше всегда было плевать на

подобные эмоции, ими не то что не наслаждались, на них даже не обращали
внимания. И этот омега не просто так особенный для него, слишком много
причин звать его таковым. А сейчас вынужден наблюдать за тем, что сам мог
делать и не жалеть. Нет, Чонгук не приходит в ужас от осознания своих
зверских поступков, он приходит в ужас от картины перед глазами, где Тэхён на
кровати в этой самой комнате «боли» для омег, а над ним грузный альфа,
думающий только лишь о себе, о своем удовольствии. Он обещал себе, что
никогда не допустит такого, не позволит омеге оказаться здесь, но, что теперь?

Теперь он прожигает взглядом альфу, концентрирует всю свою силу в теле,

распространяет по каждой клеточке, лишь бы не дать случиться самому
ужасному, лишь бы успеть взять все в свои руки.

Раздаётся оглушающий слух крик.

Чонгук даже и не заметил за яростью, за стараниями вернуться в тело, что рот

омеги больше не закрыт, не уследил, что чужой член болезненно ворвался в
узкое тело, рвя стенки, заставляя кровь стекать по бедрам обильными тонкими
струйками. Альфа дёргается вперед, но его возвращают на место, интересуясь у
Главы, можно ли сделать ещё укол, на что получают отказ. Боятся. Эти ублюдки
его боятся, и Чонгук это прекрасно знает. Его все боятся, но рядом с Главой
чувствуют себя всемогущими. Перед глазами ужасная картина – его особенный
кричит, срывая голос, умоляет остановиться и… зовёт его…

Влага, собравшаяся в глазах, обжигает щеки, когда несколько капель срываются

на кожу. Чонгук понятия не имеет, когда плакал последний раз, а сейчас…
сейчас ему настолько больно, что это единственный способ выражения этой
боли. Хочется самому сорвать глотку, хочется изо всех сил кричать, умолять
остановиться, прекратить это зверство, но это бесполезно, никто не
остановится, не прекратят эти мучения для омеги. Тэхена рвут, врываются в
тело грубыми широкими толчками, входят до упора, заставляя задыхаться,
дергаться, кричать так, что Чонгуку страшно, хочется одновременно закрыть
глаза и смотреть, чтобы за каждую увиденную болезненную эмоцию причинить
потом такую же, но в десятикратном размере. Его Тэхену доставляют
сильнейшую боль, которую залечивать будут долго, боль, из-за которой его
возненавидят. Собственное счастье продлилось недолго, только жаль, что пулю
в висок пустить не сможет, потому что обещал, что не сделает этого. Но, а если
он заслуживает? Даст ли Тэхён добро? Потому что Чонгук сам себя не простит
никогда в жизни.

99/210
Хочется отключиться, перестать чувствовать, видеть, жить. Тэхену не хочется
жить из-за этой разрывающей боли. Он словно разлетается на маленькие
кусочки, больше ничего не представляет из себя, не значит. Его больше нет.
Есть только боль, которая совсем не притупляется, не заканчивается, ее
слишком много, она слишком сильная. Пытается выпрямить ноги, чтобы слезть с
чужого члена, за что получает пощечину от кого-то другого, кто стоит у
изголовья. И хотелось бы отвлечься хотя бы на эту боль, но она слишком мала,
слишком ничтожна в сравнению с той, что ощущает сзади.

Желание потерять сознание так велико… но оно не сбывается, не спасает.

Ничего больше перед собой не видит, глаза налиты кровью, яростью, злобой, все
это совсем скоро обрушится на всех в этой комнате. Чонгук уже чувствует
собственные ноги, но все ещё не может полностью контролировать себя. Он
чувствует, что осталось совсем чуть-чуть, буквально пара минут, которые могут
стоит омеге жизни, которые могут убить его… В дверь входит ещё один человек,
на этот раз альфа чувствует сразу, кто вошёл. Тот самый предатель, тот, кто был
верным другом. Такого количества ярости в одном эпицентре не было никогда.
Чонгук не поворачивает голову на бывшего друга, но промаргивается и
продолжает смотреть лишь на своего драгоценного, что кажется еле дышит,
заставляя перестать дышать и альфу. Слышит, как перезаряжается оружие, и
инстинктивно поворачивает голову на звук, не понимает, почему в чужих руках
пистолет, направленный на Главу.

— Какого черта ты расселся, — голос Сухо пропитан злостью, разочарованием. —

Ты не настолько слаб, чтобы не сломать этот барьер, что сдерживает тебя
внутри, — достаёт второй пистолет, направляя его в сторону кровати, на альфу,
что прекратил свои толчки. — Все вы, собрались в том углу, — кивает туда, где
находится Чонгук. — Живо!

Альфе слышать эти слова неприятно, сам прекрасно знает, что способен на то,
чтобы вернуть себе контроль, но все дело не только в нем, но и в дозе, что ему
вкололи. Это не так просто, как может показаться, это тяжело, требует времени,
которого не было с самого начала, требует сил, концентрации, внимания, а
Чонгук не может всего этого дать в том размере, в котором способен, потому что
следил, запоминал, пропитывался болью своего родного. Он делает первые,
тяжелые попытки двинуться, упирается ладонями в пол, медленно двигая
руками, слабость пропитала все его тело. Дышит тяжело, но чувствует, как
начинает получаться собирать в один огромный сгусток феромонов собственную
ярость, все свои чувства, а в них ничего хорошего нет. Он с тяжестью упирается
на одну ногу, прикладывая огромное количество сил, чтобы в итоге встать на
ноги, но еще не имея возможности передвигаться. Его взгляд сейчас устремлен
лишь на одного единственного человека, чьи глаза прикрыты, грудь совершенно
не вздымается, а бедра… все вокруг… Чонгук даже не знал, что способен
ощущать столько эмоций за раз, такое их количество, да и не только он, а
вообще человек. Потому что крови много, ее слишком много…

— Кажется Хосок не справился со своей задачей, — Глава делает шаг вперед,

чтобы ближе к вооруженному альфе, начинает распалять свои феромоны. — Раз
ты здесь.

— Ваша шестерка еле живая, но его ещё можно спасти, если поторопитесь, —
стреляет и пуля попадает в стену, задев кончик уха того, кого хотелось
прикончить уже не один год. — Но у вас такой возможности нет и не будет.
100/210
Мужчина уже хочет разойтись в полную силу, но не успевает. За его спиной все в
одно мгновение начинают задыхаться, хватаются за глотки, падают на колени.
Чонгук, наконец, смог. Выбрался, освободил своего зверя, а теперь стоит на
ногах уверенно, являя высшую силу этого клана. Глава замирает на месте, не
может пошевелиться, перед ним появляется тот, кого всегда нравилось видеть
на коленях, а сейчас стоит прямо, смотрит сверху вниз, потому что в росте
преобладает, потому что сильнее, моложе.

Они вырастили настоящего монстра, не побоявшись, что когда-нибудь он

свергнет их.

— Я всем вам сказал, — хватается за чужую шею, сдавливая, рыча. Сколько в нем
сейчас злости, не представляет никто, понятия не имеют, что он чувствует, как
его разрывает изнутри. — Что уничтожу всех, если навредите ему, — добивается
только лишь потери сознания, чтобы расправиться потом. — Вы меня не
послушали, посчитали меня все ещё слабым? Вы! — кричит, не имея
возможности сдержаться. — Кого вы из себя возомнили?! Всемогущих?! —
хочется убить прямо так, но слишком легкая смерть – удушье. — Бог здесь я, и
вы познаете всю мою силу! Ощутите на себе каждый!

Мужчина царапает его руку, потому что не может дышать, не может говорить.
Но совсем скоро отключается. Чонгук забывает про всех мгновенно,
разворачивается к своему самому дорогому созданию, спешит к нему,
оказывается рядом в несколько шагов. Он порванным бельем вытирает кровь с
бедер, вместе с чужой смазкой, старясь убрать хотя бы немного, надевает брюки
обратно, и поднимает на руки. Сухо получает приказ запереть всех здесь и
следовать за ними.

Чонгук с ними всеми разберется, только сначала позаботится о Тэхёне, окажет

ему нужную помощь, а потом вернется, чтобы спустить себя с цепей, чтобы
явить свой настоящий облик, чтобы получили наказание, кару небесную. Они
ангелу крылья оборвали, не заслуженно выгнали из рая, скинули на землю,
сделав смертным, а Чонгук устроит им ад на земле, покажет, что такое
настоящая боль. С Сухо он тоже разберется позже, понятно лишь то, что на
самом деле друг ни в чем не виноват, не предавал, а наоборот… если бы не он,
то потребовалось больше времени для прекращения всего того ужаса.

***

Сердце замерло, за омегу страшно до ужаса, потому что в себя не приходит всю
дорогу. Чонгук смотрит на него, пока сидит на заднем сидении, уложив его
голову себе на колени, и боится даже дышать. Боится, что он больше не откроет
глаза, не посмотрит на него своим океаном, в котором Чонгук каждый раз тонет
с удовольствием. Тэхен будто больше не с ним, не в этом мире. Дорога занимает
полчаса, которые проходят слишком долго, слишком мучительно, хочется убить
даже Сухо, что сидит за рулем, потому что едет медленно, и не важно, что
нарушают все правила дорожного движения, что скорость под сто восемьдесят.
Этого недостаточно! Слезы, что снова собираются в уголках глаз, не успевают
сорваться вниз, их вытирают рукавом рубашки, озвучивается лишь шмыганье
носом. Чонгук впервые в жизни настолько сильно боится, переживает за кого-то,
боится потерять. Он за него жизнь отдаст, не пожалеет. Лишь бы не пострадал
слишком сильно, лишь бы все было поправимо. Не переживет, если не. Потому
101/210
что этот мальчик особенный, этот мальчик его.

Машина с визгом останавливается у большого дома, что огорожен высоким

забором – не осмотреть ничего внутри. Чонгук выходит из машины, берет на
руки омегу и без разрешения проходит на территорию, почти сразу же
сталкиваясь с владельцем дома, который, услышав остановившуюся машину,
поспешил проверить, кого принесло. Мужчина смотрит на него угрожающе,
предупреждающе, он не позволит пройти этому человеку туда, где живут
спасенные жизни.

— Нам нужна твоя помощь, — Сухо говорит сам, потому что знает, что Чонгук
этого не озвучил бы, у него сейчас одна забота, и она на его руках.

— Кто это? — Юнги ничего не понимает, но таким альфу не видел никогда.

Чонгук весь избитый, помятый, измученный. Его глаза красные, и никто бы

никогда не подумал, что от слез. Этот альфа выглядит совершенно иначе,
словно и не он вовсе.

— Мой омега, — ошарашивает. — И ты должен помочь ему, иначе жизни

лишишься не только ты, но и все жильцы этого дома, — а от этих слов сразу
становится ясно, что все еще он.

Такая просьба даже не удивительна, ведь это и не просьба вовсе, а приказ.

Юнги смотрит на омегу в чужих руках, доходит взглядом до бедер и его глаза
расширяются. Брюки пропитаны кровью насквозь. Он кидает только фразу «за
мной» и спешно идет в дом. Сейчас тут лишь пара человек, потому что
остальные ещё на работах, но и их нужно обезопасить. Он ловит Чимина, что
хотел пройти на кухню и отправляет обратно. Приказывает вернуться в свою
комнату, как и остальным. Его слушаются сразу же, не задают никаких
вопросов, потому что знают, что просто так альфа бы не был на взводе, не
приказывал бы им. Все успевают скрыться до того, как в дом войдут двое
мужчин, которых с легкостью могли узнать некоторые, а особенно Чимин.

Юнги ведет их в одну из комнат на первом этаже, та оказывается оборудованной

под медицинский кабинет, ведь у него самого есть медицинское образование, да
и в этом доме такое место нужно обязательно, без него не обойтись никак.

— Клади его на кушетку и приспусти его брюки, — в этот момент сам надевает
перчатки и обрабатывает руки. Чонгук напрягается. — Мне нужно посмотреть,
насколько все серьезно, — стреляет недовольным взглядом.

Чонгук слушается, но не отходит от омеги, следит за каждым действием

мужчины, еле держит себя в руках, когда тот лезет туда, куда запрещено. Юнги
взволнованно поднимает на двух альф взгляд и сдавленно спрашивает:

— Кто это сделал? — Юнги ни у одного из омег в его доме не наблюдал

настолько ужасных последствий, повреждений.

После этого вопроса кабинет начинает заполняться чужим густым запахом,

давящим, подчиняющим. Чонгук приходит в ярость только от одного
упоминания, но он к ним ещё вернётся, каждый расплатится за содеянное.
Становится ясно одно – все слишком плохо, слишком серьезно.

102/210
— Чоны, — произносит с гневом.

Он каждого на мелкие части разорвет, живьем все это делать будет, чтобы
слышать, как мучаются, страдают, умоляют не делать, как плачут. Они все
глупцы, не послушались, а их ведь предупредили. И они поплатятся.
Собственную жизнь отдадут. Чонгука накрывает, он не может держать себя уже
в руках, этой ненависти внутри слишком много, все эти чувства уже до краев
заполнили его, вытекают, несут смерть.

— Ему нужно в больницу, я не смогу ему помочь, там… надо зашивать, — он в

этом уверен.

— Вызывай нужных врачей сюда, делай, что хочешь, но из этого дома его ни в
коем случае нельзя вывозить, — альфа глаза закрыл, сжимает и разжимает
кулаки, дышит тяжело. — Деньги – ничто, я все оплачу, но за пределами этих
стен ему сейчас небезопасно.

На него смотрят две пары глаз с шоком, потому что это слишком… сложно. Нет,
это возможно, но займет много времени, ведь нужно привезти оборудование,
нужно слишком много всего, его нужно обследовать. Это понимает даже Сухо,
но вот Чонгук… Сейчас даже страшно говорить что-то против. Юнги уже хочет
открыть рот, чтобы что-то сказать, но его останавливают, не дают озвучить.

— Ты, — поднимает взгляд на друга, а тот тушуется под ним, задерживает

дыхание. — Будешь его охранять, — приказ, сочащийся чистой яростью,
ненавистью, желанием убивать. — И не дай бог, кто-то ему навредит, — запах
становится все гуще, слишком давит. Юнги уверен, что его почувствовали уже
все в этом доме, пока самому хочется сделать глубокий вдох чистого свежего
воздуха. — Я убью каждого, собственными руками кислород перекрою.

Сухо лишь кланяется, опуская взгляд в пол, принимая приказ, потому что просто
не может не сделать этого. Альфа выходит, оставляя своего ангела на тех, кто
точно ему поможет, кто сможет оказать нужную помощь, а сам… Сам идет
отнимать жизни, раздавать наказания.

В кабинете ждут, когда машина уедет, а после тревожно переглядываются.

— У тебя есть проверенные люди? Которые сейчас сразу же смогут принять его и
сделать все? — Сухо хватает плед, что лежал на кресле, расправляет его и
накрывает бессознательного омегу, получая кивок. — Звони и поехали быстро.

Юнги смотрит на парня неверяще, не понимает, как у него смелости хватает

идти против приказа того, кому служит уже не один год. Сам он вряд ли бы
решился на такое, но это действительно лучший выход. Опасный, но лучший. И
если Чонгук об этом узнает… то им несдобровать. Юнги набирает нужный номер,
открывает дверь, придерживая, чтобы вышли с парнем на руках, и решает
вопрос очень быстро, выходя из дома.

— Нас ждут, — спешит к забору, к машине, чтобы помочь усесться вместе с

парнем на заднем сидении. — Ехать десять минут.

— Хорошо, нужно делать все быстро.

— Он может вернуться? — Юнги смотрит с неким страхом на альфу через

103/210
зеркало заднего вида.

— Нет, его не будет около суток, я уверен, но все-таки рисковать и медлить не

стоит.

Всю дорогу Юнги даже не думает, зачем это делает, почему помогает Чонгуку,
потому что уверен, что этот омега ни в чем не виноват, что помогает ему, а не
его альфе. И поражает лишь тот факт, что Чонгук назвал его своим, то есть у
него есть омега. Омега… Свой… Человек, который всегда их ненавидел,
использовал, как вещь, ни во что не ставил, признал кого-то? И ведь понятно
сразу, что это дело не шуточное, потому что в глазах видно было страх, как
переживает за жизнь, за состояние. Единственное, что вызывает вопрос, это его
отношение к этому хрупкому созданию. Чонгук относится к нему также жестоко?
Обижает его? Насилует? Эти вопросы в голове так и крутятся, желают быть
озвученными. Потому что никогда бы в жизни не поверил в такую новость, если
бы услышал от кого-то, что этот жестокий альфа обзавелся омегой. Чонгук на
такое никогда способен не был, в нем ни грамма нежности, заботливости. Он
монстр в человеческой шкуре.

Несовместимо.

Но он спросит все позже, потому что сейчас они останавливаются у больницы,

выходят и спешат к врачу, который каждый раз помогает Юнги с омегами,
который знает, что делать, ведь он профессионал своего дела. Все происходит
быстро, суматошно, но Сухо всегда рядом с парнем, ни на шаг не отходит,
потому что у него был приказ. Задает вопросы, напоминает о том, чей омега
перед ним, и что будет в случае неудачи, если сделает что-то неправильно. Сухо
тоже свое дело знает, как и Чонгука, который позже все равно узнает от него
лично, что ослушались, сделали по своему. Но пусть лучше получит за
неподчинение, чем они потеряют время, которое может стоить омеге даже
жизни. Чонгук потом будет ему благодарен, в этом уверены.

Этот омега действительно волшебный, слишком ценный, потому что только он

может изменить альфу, у которого в глазах появилось что-то новое, чистое, и все
благодаря ему. Сухо прекрасно понимает важность этого человека, не позволит
ничему плохому случиться. Сейчас, пока нет Чонгука, он его защита. Но из
головы невозможно выкинуть мысли о том, что будет дальше. Потому что такое
не прощают… не забывают. Но это уже не его дело, за этим он понаблюдает
позже со стороны.

Тэхена осматривают, не выражая никаких эмоций, хотят забрать на более

подробное обследование, но этого сделать не дают, потому что все делает
исключительно под наблюдением личной охраны. Врач неохотно соглашается,
позволяет присутствовать мужчине везде, вне зависимости от интимности
процесса. Накладывать швы в таких местах – кропотливая и длительная работа,
но ее выполняют под контролем альфы, который в некой степени отвлекает.
Тэхена хотят оставить на сутки в больнице, чтобы наблюдать, но разрешения не
получают. Юнги извиняется перед мужчиной, просит приехать домой, чтобы
вечером осмотреть омегу, на что получает неохотное согласие. Время, которое
можно провести с семьей, вынуждены проводить на дополнительной работе,
которую могли выполнить в стенах больницы, это не может радовать.

— Вероятнее всего у него шок, — говорит Юнги уже дома, когда помогает
уложить омегу в одной из комнат. — Его организм сейчас, так сказать, защищает
104/210
его от внешнего мира, от пережитого. Он проспит еще долго, до утра точно, —
вздыхает, падая в кресло у кровати. — Но тебя я попрошу не высовываться из
комнаты, ясно? — кидает недовольный взгляд на альфу, которого не очень рад
видеть в своем доме, не желает позволять оставаться здесь, нервировать омег
своим присутствием, но знает, что не может выгнать, потому что он охраняет
этого парня, а его ведь не выгонишь… — Ни один человек, живущий в этом доме,
не должен увидеть тебя.

— Меня никто из омег не знает, — альфа смотрит на парня, который очень тихо
дышит, его грудь почти не вздымается, и чувствует лишь сожаление. — Я не
кручусь в этих делах, у меня другая работа, а к омегам, продаже и прочему я
отношения никакого и никогда не имел, — вздыхает сам, устав от этого дня. —
Думаешь, Чонгук бы оставил меня рядом с ним?

— Меня это не волнует. Мне плевать к чему ты отношение имеешь, а к чему нет.
Ты альфа, а омеги этого дома не привыкли наблюдать в этом доме хоть кого-то,
кроме меня, — а в голове мелькает образ одного особенного для сердца парня,
который больше всех, наверное, боится сейчас и ничего не понимает. — Просто
сиди здесь, я приду сам.

Хозяин дома встает с места и выходит, позволяя занять нагретое место другому.
Сухо отчитывается Чонгуку сообщением, что Тэхен в порядке и сейчас спит, и, не
получив ответа, убирает телефон во внутренний карман пиджака. Альфа сейчас
занят, и даже представлять не хочется, что за мясорубку он устроил.

***

Стук тяжелых ботинок при шаге заставляет дрожать от страха, погружает все
тело в неконтролируемый ужас от грядущего кошмара, что вот-вот обрушится на
провинившиеся головы. Альфа ступает нарочито медленно, запугивает еще
сильнее, хотя вроде ничего особенного и не делает. Ах, точно, он ведь сейчас
вот-вот наступит на чужую руку, а может быть ногу, кто знает. В помещении все
пропитано его личным запахом, давящим, говорящим о дикой, животной ярости,
предупреждающем о приближении смерти. Конец совсем близок. Но есть и те,
кто не боится, смотрит прямо, не опуская глаз, не моля пощадить.

Но именно для тех, кто все еще верит в свое спасение, Чонгук устроит
фееричное шоу. Только сначала разберется с другим, не менее фееричным.
Альфа, что распят на полу, не может сдерживать слез, не может прекратить
верещать от пронизывающей боли, молит остановиться, просит прощения. Разве
его прощение вернет время назад? Чонгук впервые по-настоящему оценил это
место, где сейчас получают боль альфы, а не омеги. У этого подвального
помещения особенный интерьер, а пол, застланый светлым, мягким, бархатным
ковром, окрасится морем крови, впитает запах, ведь он всегда здесь был
особенный, полный похоти и боли. На лице Чонгука подобие улыбки – бешеный
оскал, а в глазах искры разгораются, превращаются в пламя, что разгорается
все больше с каждой секундой. Там черти пляшут. В его руке кувалда, конец
которой повидал уже много жизней, он в расслабленном жесте качает ею в руке,
наслаждаясь зрелищем, прекрасной картиной, которую создал, прибив чужие
ладони к полу, раздробив кости на мелкие кусочки, чтобы пробить бетон.

— Так мне нравится больше, — голос – лезвие ножа. — Будешь знать, где
держать свои руки нужно, — разворачивается к ведру, что принес с собой, и
105/210
достает из него большой кусок сырого мяса. — А, забыл, тебе это больше не
пригодится, — склоняет голову к плечу, ухмыляясь.

Он присвистывает, трясет куском в воздухе, подзывая к себе двух четвероногих

любимцев. Те виляют своими длинными хвостами, вывалив языки, пуская слюни с
массивных челюстей. Черно-белый стаффордширский терьер лает на него,
торопя хозяина, чтобы скорее дал угощение, и Чонгук усмехается, смотря на пса
с предвкушением. Шезму[2] – его любимчик, которого он самолично выкармливал
с бутылочки, воспитывал, чтобы позже он верно служил ему, как ни один
человек не может, чтобы только его команды слушал, повиновался, был верным
другом. Второй – тигровый, сидит смирно у ноги, виляя хвостом, молчит, но в
глазах желание вцепиться в кусок плоти, что хозяин держит в руке. Сет[3] – его
идеально выдрессированый драгоценный мальчик, подарок Сухо. Его же
воспитанием занимался в основном кинолог, потому что в тот период времени,
когда он появился у него, не было возможности заниматься этим лично так, как
того требовало воспитание данной породы. Но итог прекрасен. Чонгук души не
чает в них, а они ему преданы. Как он одному омеге.

— Мне жаль, что вам придется это сделать, мальчики, — погладил бы каждого,
да вот руки заняты. — Но только вы сможете принести такое количество мук
ему.

Чонгук осматривает каждого, кто наблюдает за ним, видит этот ужас в глазах,
шок, неверие. Они думали, что у него все дома? Ошибались. Предупреждение не
было услышано, его слова проигнорировали, понадеялись на Главу, у которого в
глазах искреннее удивление. Даже не подозревали, кого вырастили. Все сидят
со связанными руками и ногами, не сбежать, не закрыть уши, лишь могут
отвернуться, закрыв глаза. Но это не поможет им, потому что фантазия сделает
свое дело. Чонгук подходит к мужчине, что не может пошевелиться, потому что
это приносит невероятное количество боли, присаживается меж разведенных
ног, каждая привязана, одна – к ножке дивана, другая – к ножке кровати. Он
трясет над ним куском мяса, заставляя Шезму прорычать, пока чужие глаза
расширяются в еще большем ужасе. Раздробленные кости ладоней – малая боль,
в сравнении с той, что предстоит ощутить. А может это и не так, может она
одинакова, кто знает, но Чонгуку плевать, главное, что будет слышать крики,
наслаждаться ими, как это подобие человека наслаждалось болью его омеги,
вгоняя свой член, разрывая узкие, тугие стенки. Холодное мясо засовывают под
трусы, игнорируют мольбы не делать этого, игнорируют плач. За причиненную
омеге боль, они все поплатятся собственной жизнью, и это не шутки. Чонгук
вообще такой себе шутник, над его словами лучше не смеяться, не пропускать
мимо ушей. Он за каждую слезу спросит, за каждую капельку боли.

Звучит команда «можно» и два пса срываются с места, пока хозяин усаживается
на кресло, любуясь картиной, наслаждаясь оглушающими криками. Вечность бы
слушать. Псы разрывают ткань, игнорируют истошные вопли, разрывают плоть
чужого члена, борясь за кусок мяса. Их челюсти сильные, они сами жестокие,
хватка смертельная. Чонгук бы закурил, да вот не курит, к сожалению или
счастью. Но вопли не длятся долго, а это уже не весело. Альфа подходит к
мужчине, видит, что глаза широко раскрыты, но не моргают. Склоняет голову к
плечу, хмурясь.

— Неужели, это было все, на что тебя хватило? — пинает ногой в бок, а реакции
никакой.

106/210
Он прикасаться к нему не хочет, проверять пульс не желает. Но и верить в
чужую смерть тоже не хочет. Поэтому развязывает одному из сидящих руки и
ноги, веля сделать это ему. Ответ – мертв. Чонгук усмехается, качая головой,
опустив ее вниз. Надо же, как слаб оказался этот смельчак. Столько из себя
строил, нависая над телом его мальчика, а в итоге что? Умер от шока, от
количества боли? Слабовато. Он ведь даже не прочувствовал все свое
уготовленное наказание. В голове что-то щелкает, на лице в момент
отображается ярость. Пуля в висок тому, кого развязал, а после лишь пустота в
голове.

Тяжелый метал крошит все кости, заливая пол кровью, ковер окрашивается в
красный, силы совершенно не заканчиваются, пока тяжелая кувалда раз за
разом поднимается, нанося удар за ударом по всем частям тела. Чонгук обещал,
теперь исполняет. Он крошит все кости, превращает в кашу, которую, увы не
прочувствуют. А над этим ведь стараются, творят свое искусство. Ярость
застилает глаза, перед собой видят лишь плачущего и кричащего от боли
мальчика, что не заслужил и капли ее. Видят его и слетают с катушек, дробя
череп, пачкая все вокруг брызгами. Этой ненависти так много, она вытекает,
льется, как вода из переполненной ванны, перекрывает все чувства. Знание
того, что Тэхен по его вине пострадал, приводит следом за собой в пустую
голову мысль, что он больше не сможет быть рядом с ним. Чонгук кричит не
своим голосом, пропитанным болью и сожалением, глубокой яростью,
раздражением, безумием. Он обезумел окончательно, ощутив и на своем лице
капли чужой крови.

Его сильные чувства, его любовь к этому омеге, явили на свет монстра,
защищающего свое слишком отчаянно, озлобленно, бешено. Тот, кто дарил ему
тепло, трепетно касался, искренне улыбался, пострадал так сильно, что
невозможно выносить это. В груди все сдавливает, там так больно… Словно
тысячи иголок проткнули его лишь недавно родившееся сердце, которое не
выносит этих ощущений, этих картин перед глазами, что стоят флешбеками,
крутятся на постоянной основе, не позволяя переключиться на что-то, кроме
ярости.

Его лицо покраснело, рубашка намокла, а взгляд… он не человеческий,

демонический. Каждому принесет здесь смерть, никого не оставит в живых, не
пожалеет. Пропитает все здесь кровью, сам пропитается ею, но не выйдет из
этой комнаты, из этого адского места, пока не остановит сердце каждого. Пока
не уничтожит, убивая и в себе что-то человеческое внутри. Там почти ничего не
осталось, они забрали все, что могли, втоптали в грязь, разорвали, сожгли,
поиздевались как могли. Его душа черная, пропитанная ядом, ничего хорошего в
ней больше нет, и пусть за это понесут расплату.

— Иди сюда, ебаный ублюдок, — Чонгук хватает за волосы Главу, перед которым
столько лет стоял на коленях, который с самого рождения уничтожал в нем все
то хорошее, что было, что могли вырастить. — Посмотрите, вы думаете, он вас
спасет?! — кричит, таща брыкающееся тело в центр, который весь в крови. — Он
ни на что не способен, кроме как прививать детям страх, чтобы повиновались до
конца своих дней, чтобы боялись даже взгляд поднять, — тянет за волосы,
заставляя смотреть на себя, но не видит ужаса в глазах. — Ну же, попробуй
надавить на меня, — рычит, не имея никакой возможности держать себя в руках,
и швыряет мужчину в то, что осталось от предыдущего провинившегося.

К этому человеку у него отдельная ненависть, она густая, копившаяся всю

107/210
сознательную жизнь, достигшая своего пика. С ним быстро нельзя, нужно
ломать медленно, мучительно, чтобы насладиться муками, криками, их нужно из
него вытащить, знает ведь, что не позволит себе этот человек этого делать, но
Чонгук заставит. Заставит умолять остановиться. Он помнит, как, будучи
ребенком, просыпался по ночам от кошмаров, в которых раз за разом получал
наказание ни за что. Просто таково их воспитание, такова жизнь тех, кто
родился в этом чертовом клане, кто должен подчиняться, слушаться,
беспрекословно выполнять приказы. Теперь Чонгук сорвал свои цепи, теперь он
выместит всю свою злость, скопившуюся в нем, потому что заслуживают.

Он не просто ломал его все детство, он ломал его всю жизнь, а теперь и
посягнул на омегу. Не побоялся, что это будет последней каплей, не подумал о
чувствах альфы, потому что их, чувства, не выращивают, ничего, кроме
ненависти к омегам, кроме чувства отвращения к ним. Никто и понятия не имел,
что ему так снесет крышу. А теперь он показывает себя во всей красе, что
никому и в кошмарах не приходила.

Это их ужас наяву.

Чонгук тяжело дышит, смотрит на того, перед кем всю жизнь на коленях стоял,
в глаза не смотрел, подчинялся, отчитывался. Прокручивает в голове все
возможные способы, которые доставят ему боль, но каждый приводит к тому,
что смерть настигнет быстро, а этого никак не хочется. В один момент на его
лице появляется оскал, не предвещавший ничего хорошего. Он подходит к
дивану, на котором лежит чемоданчик, что привез с собой, открывает его и
улыбается безумно. На телефон приходит уведомление, но на это не обращают
внимания, полностью погрузившись в свою месть. Он достает небольшую
коробочку и возвращается к мужчине, что внимательно следит за ним, за его
действиями.

— Когда-нибудь снимал кожу скальпелем? — действительно интересуется, ему

нужно знать ответ. Но его не следует. — Я задал тебе вопрос, — пинает в плечо,
заставляя упасть в месиво из тела и удариться головой. Ему не отвечают. — В
таком случае опробуешь на себе, — разозленный отсутствием ответа.

Хочется измываться над ним долго, чтобы прочувствовал боль сполна, чтобы не
умирал, пока не умрут все в этой комнате. Чонгук заставит видеть его, как
умирает каждый, оставит напоследок, но не оставит без внимания. Грязный, но
острый скальпель подносят к лицу, опираясь коленом в спину, между лопаток,
чтобы прижать плотно к полу, свободной рукой вдавливают голову, и
осторожным движением делают надрез, наблюдая за реакцией. Чонгук хочет
видеть каждую эмоцию на этом лице, даже ту, которую сдерживают. Мужчина
не шевелится, не показывает, как ему больно, поэтому альфа продолжает.
Работа кропотливая, щепетильная, а он никуда и не торопится, у него еще шесть
человек сидят связанные. Плавным медленным движением ведет вниз по скуле,
чувствуя, как та напряжена, улыбается, снимая тонкий слой кожи, оставляя рану
кровоточить. Чонгук делает это не в первый раз, но и не много практики у него
было, но знает, что весьма неплохо орудует медицинским предметом. Руки
чешутся от желания провести по артерии, заставить истекать кровью,
захлебываться ею, но не может себе этого позволить. Мужчина под ним крепко
сжимает зубы, хочется сломать ему челюсть, а потому в этом себе не
отказывают. Мощные, отточенные удары прилетают в чужое лицо раз за разом,
украшая его кровью еще больше, украшая синяками. Слышит совсем тихий звук,
еле похожий на болезненный скулеж, и останавливается, усмехаясь. Не так уж и
108/210
крепок этот альфа, не так сложно будет вытащить из него крики.

Чонгук поднимает его за ворот рубашки и пиджака, не желая измазаться в

крови, в которой самостоятельно извалял, и тащит к дивану, откидывая на него,
чтобы опирался спиной на что-нибудь, чтобы был хороший ракурс для
наблюдения продолжения. Он поднимает отброшенную ранее кувалду, смотрит
на нее, а потом переводит взгляд на Главу, что прекрасно понимает его
дальнейшие действия. С ним хочется мучительно медленно возиться, чтобы сам
просил о смерти. Он замахивается и тяжелый метал бьет прямо по коленной
чашечке, дробя ее. Но мужчина издает лишь болезненное длительное мычание,
не позволяя услышать крик, который так и рвется из горла. Чонгук обещает, что
дождется его.

— Скажи, вы хорошо меня воспитали? — присаживается на корточки, глядя

прямо в глаза, что неотрывно смотрят на него. — Тебе нравится видеть, кем я
стал? — склоняет голову к плечу, наблюдая за тяжелым дыханием мужчины, и
касается ноги, заставляя собраться в уголках чужих глаз влагу. — Больно?
Прости, — давит сильнее.

Он берет с дивана какую-то тряпку, похоже, это чья-то одежда, и с наигранной

заботливостью вытирает кровь с лица.

— Похоже, я разочаровал Вас, — печально надувает губы. — Как жаль.

Возвращает собственный взгляд к глазам и усмехается, не может строить

печальные гримасы, пока на самом деле искренне наслаждается происходящим.

В руках снова оказывается скальпель, что был откинут на диван ранее, им ловко
крутят в руке, рассматривая чужое лицо. Чонгук приставляет его к правому краю
лба, давит не сильно, ведет до уха, а затем сворачивает к щеке, контролируя
силу, чтобы не разрезать ее, доводит до уголка губ, надрывая его и улыбается.
Делает со второй щекой то же самое, заботливо напоминая, чтобы улыбался
вечно. Развязывает руки за его спиной и укладывает на колени, в очередной раз
причиняя еще большую боль, что и так не исчезает.

— Кто-нибудь знает детскую считалочку? — оборачивается на альф за своей

спиной, и все дружно отрицательно кивают головой. — Ах, точно, — улыбается
мужчине перед собой. — Откуда бы нам знать детские считалочки, детства то у
нас ведь не было, — жмет плечами. — Ну, в таком случае, скажи мне ты, какую
не жалко, — смотрит на руки, но ему все еще не отвечают.

Чонгука это злит. Выводит из себя чужое молчание, заставляет беситься, а ведь
он по-хорошему спрашивает. Это читается по его лицу Главой с легкостью, но он
уже не успевает ничего сказать, потому что решение уже приняли, потому что
Чонгук ломает кисти обеих по очереди, заставляя откинуть голову, стиснув зубы.
Затем ломают его пальцы, медленно, со вкусом, изучая каждую эмоцию на лице.
Поразительно, Чонгук искренне восхищается чужой силой, не позволяющей
кричать. Первый вот сдался, орал, как девчонка, умолял слезно, а этот до сих
пор еле звук издал. Он любуется гримасами боли на лице, наслаждается, ведь
так долго мечтал. Звук ломающихся костей слышат все, потому что стоит
гробовая тишина, потому что никто не кричит, все затаили дыхание. Чонгук
смеется диким, ненормальным смехом, поднимаясь на ноги, специально задевая
больную ногу альфы. Он разворачивается к остальным, чтобы выбрать
следующего, но с ними так долго не развлекается, разве что совсем немного. Все
109/210
затягивается на несколько часов, потому что про Главу помнят, не забывают и
ему наносить увечья.

Время – раннее утро, и это Чонгук понимает только из-за сработавшего

будильника… Будильника, по которому встает не он, который стоит специально
для его солнечного и искреннего, которому нужно поднимать свое хрупкое
тельце на учебу. Чонгук осматривает двух альф, сидящих у стенки, те трясутся
от ужаса, что их ожидает, глаза давно покраснели от пролитых слез, и они уже
шепчут молитвы ему. Чонгуку. Лишь бы пощадил. Но только вот… Будильник
этот не ослабил чужой гнев, а лишь наоборот. Напомнил о самом драгоценном в
своей жизни, о том, кто, вероятно, сейчас спит самым крепким сном после
пережитого ужаса, и лишь бы видел только прекрасные сны, лишь бы не снились
ему кошмары. Не то чтобы о нем забывали, но альфа полностью отдался
желанию мести, желанию убивать, происходящее немного перекрыло
всплывающие картинки перед глазами. А сейчас снова стоят, четко и ярко,
слишком болезненно. Запах, к которому, казалось, все привыкли, снова заполнил
комнату, сделался еще гуще, сильнее, заставляя всех прижаться к полу, а кого-
то задыхаться. Глава пошевелиться не может, его ноги переломаны в мелкие
щепки, как и руки, а из живота сочится кровь, которую ни в коем случае не
останавливают, чтобы умирал медленно. И он задыхается, жадно хватая воздух.

Один из альф оказывается слишком слабым, не выдерживает чужого давления,

и Чонгук понимает – чужое сердце остановилось самостоятельно. Одного
упустил, не смог лишить жизни своими руками, что по локоть в крови, и это не
фразеологизм, а прямое значение. Чонгук расслабиться не может, не может
прекратить выпускать феромоны, но не обращает на это внимания, пока не
слышит, что собственные псы, что все время находились здесь, скулят,
прижавшись к полу. Давление немного ослабевает, но он не подходит к
животным, потому что не может к ним прикоснуться, не может испачкать их в
крови. Но он все еще не услышал воплей боли от Главы, что раздражает. Того
ничего не берет.

На часах восемь утра, и Чонгук чувствует усталость, чувствует острую

необходимость оказаться рядом с Тэхеном, что теперь никогда близко к себе не
подпустит, никогда не прикоснется так трепетно, как буквально два дня назад
касался, пропуская сквозь пальцы чуть отросшие черные пряди. Сердце в
очередной раз болезненно сжимается, а потому хочется поскорее освободиться,
поскорее отмыться от крови, поскорее оказаться с ним рядом до пробуждения,
чтобы было хоть немного времени побыть вблизи, пока не прогонят.
Полюбившаяся кувалда оказывается в руках, чтобы, наконец, добить последнего
целого человека здесь, а потом перейти к тому, кто еле живой.

Чонгук заканчивает с ним быстро, так и не дождавшись мольбы от одного

единственного человека, чье сердце больше не бьется, и покидает комнату,
пропитавшуюся кровью. От металлического запаха уже тошнит, его слишком
много, альфа перестарался. Он зовет за собой собак и направляется к парковке,
где стоит его машина, ожидающая владельца.

Ни одно сердце там, в комнате, больше не бьется, но вот Чонгука… почему-то

все еще живое, а заслужил ли? Заслужил ли он жизнь, учитывая, сколько зла
несет в этот мир? Он словно ее, эту злость, копит вместо всех, собирает,
сохраняет, чтобы потом она выливалась вот в такие ужасы. Но почему эти мысли
посетили его? Никогда ранее не думалось о подобном, он не сожалеет, но
заслужил ли жить?
110/210
А Тэхена? Его он не заслужил…

***

Запах крови не вымывается, как бы не старался, лишь ослабел. Собственный

родной запах смешался с ней, но не так, чтобы остро ощущать ее. Но Чонгук
знает, Тэхен учует ее, поймет все без слов. Он входит в чужой дом без
разрешения, потому что не считает это нужным, ведь тут тот, ради кого,
кажется, живет. Потому что других причин, почему его сердце бьется, не нашел.
На часах обед, но Чонгук слышит, что дом не пуст, стоят разговоры и смех, но
они резко прекращаются, стоит почувствовать чужого, того, кто некоторым в
кошмарах иногда снился. На альфу оборачиваются и резко замирают, пока тот
осматривает каждого присутствующего, но не находит своего и просто идет в
глубь, пытаясь учуять самый любимый запах, которого будто бы и нет. Омеги
этого дома знают, что кого-то Юнги спас… не так, как их. Он ничего им не
сказал о нем… О человеке, кто одним своим видом заставляет бояться.

— Что ты забыл в этом доме?! — светловолосый омега вырос из неоткуда,

появился прямо перед ним, загораживая путь.

Альфе такое не нравится, не любит, когда с ним разговаривают в таком тоне,

только одному человеку это позволено, и он сейчас находится здесь. Но Чонгук
помнит, что этот дом не его, что сам попросил помощи, а потому не позволяет
себе навредить хоть кому-то. Он молча обходит невысокого паренька, что
кажется ему смутно знакомым, направляясь к нужной двери, потому что
ощущает совсем легкий, еле уловимый запах своего родного.

— Тебе туда нельзя! Как и находиться в этом доме! — а омега настырный,

наглый, не чувствующий страха.

Как можно держать себя в руках, когда ему не позволяют пройти туда, куда
срочно нужно? Как не причинить боли? Но ситуацию спасают. Сухо распахивает
дверь комнаты, в которую направлялись, и просит омегу пропустить его,
называя того по имени. Чимин хмурится, недовольный положением дел, но
пропускает мужчину. А сам Чонгук усмехается, вспоминая, за какую сумму был
продан этот очаровательный малый. Он не интересуется у друга, почему знает
имя омеги, почему тот так уверенно себя ведет, почему не пускал, он лишь
входит в комнату и замирает на пороге, видя своего крепко спящего мальчика.

Его хочется спрятать от всего этого мира, прижать к себе и никогда не

отпускать. Залечить все раны, окутать нежностью и вниманием, хочется
заботиться и любить. Но единственное, что ему дозволено сейчас сделать –
упасть перед хрупкой душой на колени, склонив голову. Это видят двое, но
только у одного в глазах шок, потому что мужчина, что так и остался в дверях,
совсем не удивлен.

И Сухо не считает нужным говорить, что только с появлением Чонгука в самом

доме, когда был еще даже не у комнаты, омега, наконец, стал легче дышать.
Тэхена состояние было не из лучших, но с присутствием альфы его тело словно
почувствовало облегчение и безопасность.

А что будет, когда он откроет глаза?

111/210
112/210
Примечание к части Love Me (ecstazzz Remix) – ZYREX
(https://music.yandex.ru/album/17466907/track/89177068?utm_medium=copy_link)

Не забывай – Kidd (https://music.yandex.ru/album/7570614/track/53120226?

utm_medium=copy_link)

пожалей себя – uxknow (https://music.yandex.ru/album/18341655/track/91857776?

utm_medium=copy_link)

«там, где ты касался меня руками,

до сих пор разряды идут по коже.
что может быть дороже и слаще памяти?
и что может быть тяжелей ее же?»

На удивление конец осени теплый, лучи солнца попадают в помещение через

открытые, не зашторенные окна, но совсем не тревожат сон спящего омеги.
Словно сами оберегают, передают свое тепло встревоженному телу,
обеспокоенному. Телу, что болит и плачет; душе, которая изнывает, которая
теперь сломана, изуродована, запачкана; сердцу, которое днями ранее мечтало
остановиться, которое теперь разбито в дребезги. Омега этот спит второй день,
его навещает врач, обследуя под строгим надзором чужих глаз, на которые не
хотелось бы попадаться никогда: его контролируют, тяжело дышат, когда хотят
осмотреть швы, когда лезут под пижамные штаны, но лишь сжимают кулаки,
стараясь держать себя в руках. У Тэхена заживает все хорошо, состояние
удивительным образом нормализовалось, в сравнении с первыми двумя
приездами врача. К нему приезжают утром и вечером, получая за это неплохую
сумму денег. На вопрос, когда он, наконец, очнется, врач спокойно каждый раз
отвечает, что это не зависит от него, потому что сам организм омеги пережил
огромный стресс, а теперь ему нужно прийти в норму.

Второй день хрупкое тело охраняет цербер, не отходящий ни на секунду, не

оставляющий одного. Чужой покой оберегают, сохраняют тихую и безопасную
атмосферу, позволяя входить лишь трем людям: Сухо, Юнги и этому наглому
мелкому омеге, что заходит только для того, чтобы убедиться, что спящий жив, и
альфа ничего не сделал с ним. Чонгук ничего не ест, лишь иногда пьет воду,
чтобы смочить горло. Он не позволяет себе даже сомкнуть глаз, боясь, что Тэхен
проснется, увидит его спящего рядом и сбежит, или станет ему плохо, а помощь
никто не окажет. Каждый час, каждая минута проходит в муках, потому что вина
слишком огромная, она давит на него, прижимает к полу, заставляя постоянно
извиняться, умолять простить, не позволяя коснуться даже пальца, кончика
носа, волос.

У него больше нет на это права.

Чонгук не заслуживает ничего, не заслуживает его, и он примет ненависть

своего драгоценного создания, будет заставлять себя, но не приблизится к нему.
Только дождется, когда очнется, когда увидит собственными глазами, что
113/210
живой, что ничего его здоровью не угрожает. Ранее он всегда говорил, что не
оставит его, ни за что на свете не уйдет, даже, когда Тэхен его боялся, когда
просил оставить в покое, уйти. Потому что был уверен, что ему можно быть
рядом, потому что собственные желания были превыше его. Сейчас же все
иначе. Ему только бы знать, что с ним все хорошо, и не будет появляться на
горизонте, если этого потребуют. Чонгук готов каждый божий день стоять перед
ним на коленях, просить прощения, раскаиваться, но зачем это, если омега не
захочет его больше видеть? Вынуждать не будет, против себя идти не заставит.

Он не отказывается от своих слов, от своей любви, что сидит глубоко настолько,

что не выковырять, не достать, даже не дотянуться до нее. Но он не хочет,
чтобы Тэхен чувствовал боль, видя его, чтобы вновь и вновь заполнялся
ненавистью, чтобы срывался. То, как это влечение к омеге превратилось в более
сильные чувства, так сильно поражает его… То, насколько эти чувства
огромные, глубокие… Чонгук ничего подобного не ощущал никогда. Никогда не
грезил чужими прикосновениями, не мечтал о них, а что сейчас? Он буквально
ощущает фантомно, как к его щекам прикасаются нежные руки, как ласкают,
прикрывая глаза от усталости, потому что учеба утомляет, чувствует мягкие
губы на своих, что сами потянулись, сами пожелали. Тэхен целуется медленно,
тягуче, до одури сладко, окуная его в нежность, которой никогда не знали.
Чонгук, познав ласку и трепет, тут же все потерял. От этого внутренности
сдавливает. От этого чертовски больно. Моральная боль была давно забытым
чувством из детства, а теперь вернулась спустя много лет и стала в разы
сильнее, губительнее.

Колени болят, ноют, но на это не обращают никакого внимания, потому что

плевать, потому что это не значительно. В уголках глаз собралась влага, голова
опущена, а с губ слетает тихий шепот, тихие просьбы простить. Дверь
открывается, но и на это не обращают внимания, потому что тоже плевать. Ему
откровенно по херу, кто зашел, кто его видит, что подумают, потому что в голове
лишь один человек. На небольшой столик у кровати ставится поднос с завтраком
и горячим чаем.

— Унеси, — даже не смотрит, что там, кто принес.

Раздраженный вздох говорит о том, что перед ним стоит омега. Честное слово,
Чонгука он бесит, выводит из себя одним только видом. И дело не в том, что он
омега, не в том, откуда его знает. Просто раздражает, бесит до коликов в
пальцах от желания схватить эту тонкую шейку, от желания сжать ее в своей
руке, чтобы перекрыть чертов кислород. Знаете, когда человек просто бесит, с
первой же встречи, вот ты смотришь на него, он ничего не сделал тебе, а тебя
прям трясет от отвращения. Именно это испытывает Чонгук, и он не знает
почему. Его никто не просит что-то приносить ему, как и интересоваться
состоянием омеги, его никто не просит сюда вообще входить! Хочется
вытолкнуть его за дверь и закрыться изнутри, только вот в доме он не своем, а
хозяин этого не одобрит. Было понятно со вчерашнего вечера, когда Юнги
появился дома, что этот омега для него особенный, такой же, как Тэхен для
Чонгука. Только вот он ни за что не сравнит их, потому что никто и понятия не
имеет, что вместе с собой несет его омега в его жизнь.

А теперь нести не будет…

— Такими темпами ты не сможешь дождаться его пробуждения, — Чимин

смотрит на парня, что кажется ему чертовски красивым, не заслуживающим
114/210
того, что пережил. Хотя кто заслуживает? — Свалишься здесь раньше, чем он
глаза откроет.

Чимин не дожидается ответных слов, оставляет поднос на столе и выходит,

закрывая за собой дверь. Он не бессердечный, прекрасно видит, как альфу
ломает от пережитого, от отсутствия омеги в жизни, от его состояния. Несмотря
на то, как сильно он желал уничтожить этот клан, он все еще умеет
сочувствовать, быть человеком. Сухо не рассказывает о произошедшем, но вот
Юнги, которого омега старательно избегал длительное время, поймал его в тот
же день, когда Тэхен оказался в этом доме, затащил в свою комнату, вкратце
рассказал о случившемся, и попросил поглядывать за парнем. Его доверие
заставляет сердце сжиматься от приятных чувств, потому что только Чимин
знает все детали, что знает и Юнги. Позже омеге не требовались слова, чтобы
понять, что Чонгук окунулся в море крови за того, кто слишком сильно
пострадал, кто заставляет стоять на коленях, потому что…

От этого альфы несло кровью, а из этого следовал лишь один вопрос, как он
додумался прийти к Тэхену с этим тошнотворным запахом. Только вот странно
то, что омега этот чувствовать себя лучше стал с его появлением. Чимину
кажется, что кроме запаха крови нет совершенно ничего, но видимо это не так
совершенно.

Картина, как Чонгук стоит перед кем-то на коленях – поражает. Омега глазам
своим не поверил, когда тот в первые же секунды, как оказался рядом с
Тэхеном, упал на них, просидев длительное время так, склонив голову и тяжело
дыша, вероятно из-за накапливающихся слез. Неужели этот омега
действительно настолько особенный, как его называет Сухо, что самого Чон
Чонгука заставляет подчиняться?

И ведь на самом деле же в Тэхене нет ничего особенного, чего-то магического,

что притягивает альфу. В нем нет ничего, чего нет в других. Просто он его
человек. От него у альфы сердце замирает, дыхание становится более редким, а
сам он уносится непонятно куда, стоит этим полюбившимся глазам взглянуть на
него. Чонгук в нем будто захлебывается, теряется. И не знает почему это
происходит, как это работает, но собственное тело рядом с ним контролировать
не может, только сам омега способен им управлять, за ниточки дергать. Тэхен
особенный только для него и, возможно, для тех, кто знает самого Чонгука
достаточно хорошо, чтобы видеть изменения, которые проявляются благодаря
лишь одному обычному человеку, одному омеге.

Раньше Чонгук каждый вечер трахал омег, выплескивая свои эмоции,

накопившиеся за день. Раньше Чонгук не заботился о состоянии омег: больно ли
им, нравится ли им, что они вообще чувствуют. Сейчас же все совершенно иначе.
Чонгук вечерами не ищет себе удовлетворения в похоти и желаниях, он не
думает ни о ком, кроме одного единственного человека. Его удовлетворяют
лишь широкие квадратные искренние улыбки, прикосновения тонких пальцев к
лицу, когда эти же пальцы забираются в волосы, удовлетворяют взгляды,
рассказы произошедшего днем, просто истории из жизни. Ему нужно лишь все
то, что касается Тэхена. И с недавних пор Чонгук не то чтобы заботится об
омегах, но он не делает им больно, он на них даже не смотрит, а если смотрит,
то иначе. Пытается разглядеть в них то, что спрятало от глаз его воспитание.
Времени прошло мало, но Чонгук немного, но меняется. Уже достаточно того,
что он причиняет меньше незаслуженной боли «слабому» полу.

115/210
Тэхен ему необходим, и это факт.

Но что скажет ему Тэхен, когда откроет глаза, когда вспомнит произошедшее,
когда увидит альфу возле себя? Его действия непредсказуемы, но он
определенно не захочет его возле себя, первое время точно, а что дальше…?
Чонгук без него вернется в прежнюю жизнь, станет еще хуже, и это определено
точно можно предсказать. Такое простить тяжело, слишком сложно. Такое не
прощается вообще. Его подвергли опасности, не спасли, не сделали ничего. Если
бы не Сухо, неизвестно, сколько бы все продолжалось, потому что именно он дал
возможность Чонгуку сконцентрироваться на своем теле, на внутренних
ощущениях, иначе ему потребовалось бы больше времени. Но Тэхен глаза не
открывает, а потому альфа пока может быть рядом, может дышать им,
чувствовать его.

Пока что его не нужно остерегаться…

Время идет, стрелка переваливает за пять часов вечера, а потому дом начинает
постепенно заполняться голосами. Все здесь, конечно, в курсе, что в их
безопасном месте есть совсем не безопасный человек, а от того присутствует
небольшое напряжение. Не доверяют, не понимают, почему Юнги позволяет
оставаться ему здесь только из-за омеги, который даже в себя не приходит. Но
вопросов не задают, потому что также знают, что если Юнги принял такое
решение, то оно было нужным.

В какой-то момент слышится грохот со второго этажа, все дружно

переглядываются, понимая, что каждый омега здесь, как и Юнги. Потому взгляд
переводится на альфу, а затем на Чимина, который срывается с места и несется
в одну конкретную комнату, шустро взлетая по лестнице вверх. Мужчина просит
всех оставаться внизу, а сам спешит за парнем, что уже, вероятно, добежал до
комнаты, и набирает врача. На данный момент переживает именно за своего
омегу, потому что неизвестно, что это был за грохот, может ли что-нибудь
навредить ему.

Чимин стоит на пороге комнаты, хлопает глазами от шока, и не может

сдвинуться с места. В столовых приборах, что он принес вместе с завтраком, был
небольшой нож для мяса, который сейчас приставлен к горлу альфы, что сидит
на краю кровати, не сводя глаз со своего чуда, особенного мальчика,
прекрасного омеги. Словно и не угрожает ему ничего. Чимин совершенно не
ожидал, что этот парень будет таким…

— А это кто вообще?! — омега рычит, переполнен злостью, слишком растерян,

тяжело дышит.

десять минут назад

Чонгук сидит на кресле около кровати, не сводит глаз с Тэхена, не отвлекается

на оживленную атмосферу внизу, наблюдает за трепещущими ресницами,
которые так полюбилось целовать по утрам, будя на учебу. Ждет пробуждения.
Ждет, когда эти прекрасные глаза снова взглянут на него, покажут себя. Он
скучает невозможно сильно, не представляет, что может находиться всегда
116/210
далеко от него, и, на самом деле, понятия не имеет, как будет делать это, как
будет сдерживать себя.

Омега ворочается во сне, заставляя альфу нахмуриться и пересесть на край

кровати, чтобы поближе. Он наклоняется, позволяет собственному запаху
появиться, не скрывает его, лишь бы его почувствовали, успокоились. Но Тэхен
резко распахивает глаза в ужасе, сразу же встречаясь с внимательными,
обеспокоенными. Сознание мутное, рассеянное, не может понять
происходящего.

— Чонгук… — на выдохе, с облегчением.

Словно чего-то очень испугался.

От его присутствия рядом становится спокойнее, легче, но сердце не

успокаивается, почему-то продолжает бешено биться, чего-то бояться. Тэхен
сглатывает, облизывая губы, потому что во рту сахара, словно и капли в рот не
попадало длительное время. Чонгук подносит стакан воды к губам, помогая
приподняться, младший болезненно хмурится, делает пару глотков, и падает
обратно на подушки, начиная оглядываться, пытаясь понять, где он, что
произошло, и почему все тело болит так сильно… Ощущение такое, словно
проснулся от ужасного кошмара, словно что-то упускает, ничего не понимает.
Чонгук выглядит слишком взволнованным, не говорит ни слова, будто ждет от
него чего-то, а еще выглядит очень уставшим, осунувшимся, и его лицо…
побито…

Избитое лицо альфы всплывает в голове слишком неожиданно, он стоит на

коленях, в его глазах чистый ужас и страх, его держат несколько мужчин,
прижимая к полу, заставляя смотреть. Тэхен тянется осторожно к скуле, чтобы
потрогать, огладить ласковым движением, снять боль своими касаниями. Чонгук
прикрывает глаза, чувствует успокаивающее тепло, судорожно втягивая носом
воздух, но самостоятельно отодвигается от руки, украв лишь пару секунд
нежных касаний.

Ему нельзя. Не заслужил.

— Почему ты… — Тэхен не понимает, что с альфой, почему он неожиданно ведет

себя так странно. — Что случилось?

Почему сам себе запрещает чувствовать касания его рук, которыми всегда
наслаждается? Сам его ладони часто к лицу подносил, прося ласки, потому что
слишком сильно нуждается. А сейчас… Он чего-то ждет, а чего не понятно. Что-
то упускает, что-то слишком важное, серьезное.

Как можно рассказать об этом? Как открыть рот и вывалить весь этот кошмар на
него снова? Но и в неведении его оставлять нельзя. Врач предупреждал, что
такое может случиться, но он вскоре должен будет вспомнить. Чонгук бы хотел,
чтобы никогда не вспоминал, чтобы не чувствовал боли, чтобы это все вообще
никогда не случалось. Время… Это чертово время хочется перемотать,
исправить все, не позволить добраться до него. Альфа продолжает молчать, но
глазами осматривает чужое оскверненное по его вине тело, что спрятано под
одеялом, пытаясь что-то сказать омеге глазами. Не говорит.

Тэхен пытается сесть, но получается очень болезненно, внизу слишком болит, но

117/210
терпеть можно, пересиливая себя. Картинки всплывают в голове одна за одной
вместе с болью, заставляя жмуриться от резкого давления в голове. Дом, стук в
дверь, трое альф, темнота. Точно, он ведь собирался на учебу, но его отвлекли, а
в итоге он так и не добрался до университета. Его запихали в машину, ударили
по голове, а потом ничего. Воспоминания всплывают слишком быстро, Тэхен
пугается их сам, словно это все не с ним произошедшее, словно ужасный фильм.
Помнит, как очнулся где-то на полу, но не видел ничего, не мог говорить,
слышал лишь чужое присутствие, а затем голоса. Они почему-то смеялись, его
кто-то трогал, гладил бедра, разговор был о наказании кого-то и о том, как не
могут дождаться.

Ему хотелось плакать, потому что было страшно, ничего не понимал, был связан.
Ему хотелось к одному единственному человеку, к тому, кто всегда защитит, кто
дал обещание оберегать, что бы ни случилось. Ждал лишь его, мысленно считал
минуты, когда узнают о пропаже, когда найдут и спасут.

Нужны ли эти воспоминания?

Тэхен хотел бы ничего не помнить, потому что глаза увлажняются, а на лице

читается искренний ужас, появившийся вместе с осознанием всего
случившегося, пока он смотрит в одну точку, опустив голову. Он медленно,
словно в этот момент хочет поверить в то, что все воспоминания – ложь,
поднимает взгляд, на альфу, что смотрит на него с сожалением, с болью. Глаза
видеть его не хотят, а сердце почему-то сжимается от этих чувств, что плещутся
на дне его вечного холода. Тэхен смотрит на него и чувствует лишь, как в одно
мгновение плавно наполняется яростью, разочарованием, осуждением,
ненавистью. Он так много всего испытывает сейчас к нему, но ничего хорошего
даже раскопать среди эмоций не может.

— Ты… — глаза широко раскрыты от злости, а руки сжимаются в кулаки.

Хочется, чтобы исчез, чтобы больше никогда не появлялся на глаза, чтобы

никогда не знал его. Чонгук – его самое большое разочарование в жизни, самая
большая ошибка. Это дурацкое сердце, что тянулось к альфе так сильно,
заставило позабыть о том, что этот мужчина опасен, несет за собой страх и боль,
ничего хорошего, ничего светлого и доброго. Тэхен совершенно забыл, что его
нужно бояться, остерегаться, избегать, доверился и лично отдал всего себя.
Кому отдал? Тому, кто сотрет в порошок и не заметит. Чонгук – огромная
ошибка, за которую расплатились мучительной болью, растерзанными на
кусочки душой и телом.

Обещания – ложь. Чувства – развлечения.

Тот, кто обещал всегда защищать, не сделал ничего в момент, когда это
действительно было нужно, когда нуждался в нем больше всего, когда звал…
Тэхен остро помнит, как звал его, как кричал, срывая горло, потому что его
охватывала неописуемая боль, потому что в тот момент хотелось только
умереть, лишь бы не чувствовать ничего. Эти воспоминания свалились на него
слишком резко, и лучше бы его сердце там остановилось, чтобы больше никогда
не помнил, что пережил, чтобы не ощущал этой боли, обволакивающей все тело.
Сейчас она повсюду, она и физическая, и моральная. И непонятно, какая
сильнее, потому что все внутренности словно рвутся на мелкие кусочки, там все
сжимается болезненно. Тэхен может лишь открывать и закрывать рот, не находя
слов, лишь позволять слезам катиться по щекам, пока на лице его отображается
118/210
полное разочарование в человеке.

В человеке у которого глаза на мокром месте, который готов принять свое

наказание, каким бы оно ни было. Чонгук готов на все, но невозможно видеть
это искривленное гримасой боли лицо, хочется успокоить, хочется забрать все
воспоминания, унять боль. Тэхена всего потряхивает, его вот-вот накроет
истерика, которую будет очень тяжело остановить. Но Чонгук сидит и ждет,
выслушает все, что ему предназначено, потому что обязан. Потому что
заслуживает лишь боль.

Он никогда не заслуживал ничего хорошего, потому что не был рожден для

тепла и любви, потому что не заслуживает нежности, ласки, внимания и заботы.
Чонгук – монстр, и он это знает, а теперь пускай ему об этом напомнит тот, кто
оказался подарком жизни, кто чистой случайностью оказался в ней, потому что
судьба немного оплошала.

Он Тэхена не заслуживает, ему до него, как до звезд на небе.

— Что ты тут делаешь… — голос медленно повышается, он пропитан злостью,

ненавистью, шоком. Тэхен чувствует собравшийся ком в горле, который мешает
внятно говорить. А Чонгуку бы вырвать собственное сердце, что приносит так
много боли от одного только вида этого лица, на котором отображается
слишком много эмоций, и ни одной положительной. — Как тебе хватает
наглости находиться рядом?! — срывается на истерику, на неконтролируемый
плач, толкая альфу в грудь.

Хочется собственными руками прикончить его. Он уничтожил все хорошее, что

было, разорвал в клочья все обещания, не сдержал ни одного. Принес в его
жизнь лишь огромное количество страха и боли. Тэхен смотрит на него, бегает
глазами по лицу, не может найти даже слов, потому что хочется лишь кричать,
плакать, бить его, остаться одному, спрятаться от всего гребанного мира.
Внутри все рушится, по швам трещит, мерзко не только от Чонгука, но и от
самого себя. Оказывается… его тело не такое уж и не недоступное, оно больше
не принадлежит ему, оно все теперь не его.

Он теперь не свой.

Случившееся свалилось на него лавиной, и лучше бы придавило смертельно,

лучше бы больше никогда не открывал глаза. Слезы текут ручьем, их не
контролируют, да и надо ли? Руки трясутся, его всего трясет, боль в теле не
чувствуется, ее окончательно перекрыла моральная.

— Тебе нужно успокоиться, — единственное, что говорит Чонгук, наблюдая, как

парень приближается к срыву. — Тэхен, пожалуйста, — хочет прикоснуться к
руке, но ту одергивают, не позволяют.

И это самое ужасное, что только могло быть. Чонгук и не представлял, как от
этого жеста будет плохо, как будет больно от того, что он не имеет права
касаться его… Влага, которой наполнились глаза, срывается на мягкое одеяло,
что собралось в складки между ними, а сам альфа замер, смотря лишь на свою
руку, что так и повисла в воздухе.

Тэхен его оттолкнул, а ощущение, словно его скинули с обрыва вниз, и теперь он
119/210
летит на самое дно, туда, где вечный холод, мерзлота, откуда он никогда
больше не выберется, потому что именно там ему самое место. Этого он
заслужил.

— Я тебя ненавижу, — тихо, от души, со всей искренностью. Нет, Чонгуку бы

собственное сердце не просто вырвать, чтобы избавиться от боли, а чтобы
вложить его в чужие ладони, чтобы всегда было только с ним, чтобы показывало
искренность всех чувств. — Мне так мерзко от тебя, — кривит лицо. — Ты
отвратителен мне, слышишь?! — сносит поднос со столика, хватая нож, что
заметил ранее.

Тэхен никогда не думал об убийстве, никогда не желал сделать это

собственными руками, но сейчас… Сейчас ему хочется перерезать чужое горло,
заставить захлебываться собственной кровью, заставить мучиться. Ему так
искренне хочется причинить ему боль, наблюдать за этим, потому что заслужил.

Потому что не сделал ничего, когда его просили о помощи, когда звали, истошно
крича и плача. Потому что Чонгук самый большой лжец, потому что ему не место
рядом с ним.

— Помнишь, — шепотом очаровывает, приставляет нож к горлу, оказываясь

достаточно близко к чужому лицу, игнорируя боль в теле. — Я взял с тебя
обещание, что ты не причинишь мне боли? Но в обещании этом было одно
исключение, и теперь… Теперь я передумал, — тяжело дышит, говорит сквозь
слезы, что сдавливают горло, что душат. — Ты можешь пустить себе пулю в
висок, потому что заслуживаешь! Можешь перерезать себе горло прямо сейчас!
— кричит, не имея больше сил сдерживать свой голос, свои рвущиеся со всех
щелей эмоции, свою ненависть к этому человеку. — Ты самый отвратительный
человек на этом свете, да тебя и человеком то назвать нельзя, потому что ты
монстр! Ты обещал меня защищать! — плачет так сильно, что ничего не видит,
но ощущает, как нож касается кожи, как делает надрез. — Защищать, Чонгук! —
эти противоречивые чувства его разрывают. Эта боль его поглощает, сжирает,
наполняет разочарованием до краев. — А что ты сделал?! Что, мать твою?!

Ничего…

Чонгук не сделал совершенно ничего, как не делает и сейчас, сидит и позволяет

кричать на себя, говорить все что угодно, да хоть перерезать горло. Эта боль
уже на пике, ее так много, непонятно куда девать, как избавиться, что с ней
делать. А эти чертовы чувства… Именно из-за них больно, потому что Тэхен
отдал ему себя, доверившись, позволил и себе отпустить себя. Это сердце бы
остановить, чтобы никогда больше не билось, потому что предало, потому что
влюбилось совершенно не в того. Принесло слишком огромное разочарование,
разбившись на кусочки. Разбилось оно, а больно Тэхену.

Дверь резко распахивается, заставляя омегу отвезти взгляд от альфы. Парень

замирает в дверях, не делая и шага к ним, а затем появляется еще один, от чего
Тэхен злится еще сильнее.

сейчас

— Я спросил, кто это, мать твою! — Тэхен смотрит на Чонгука, а тот молчит,
лишь смотря на него в ответ, потому что это последние минуты, когда он еще
120/210
может находится рядом с ним.

Ему плевать, что к ним прибежали на шум, плевать, что видят все это. Это
последний день, последний момент, когда омега напротив, когда говорит с ним,
когда его взгляд обращен на него. Но на лице омеги появляется новая эмоция, и
Чонгук ее прекрасно знает.

— Тэхен, опусти нож, — Юнги делает несколько шагов вперед, выставляя руку
вперед, показывая, что не несет никакой опасности.

— Стой на месте! — рычит на него, выставляя возможное орудие убийства

вперед.

В глазах ненависть и искренний страх, тело само реагирует так, чувствуя, что
перед ним неизвестный альфа. Его пробирает паника, когда мужчина делает
еще один осторожный шаг вперед, оказываясь ближе, но не слишком.
Становится страшно так сильно, чувства безопасности нет, потому что он
элементарно не знает, где находится, он не знает этих людей, а тот, кто сидит
перед ним… ему больше нет доверия. Куда деваться? Куда бежать и где
прятаться? Единственные мысли, что посещают голову.

— Остановись! — нож падает на пол вместе с громким всхлипом, а Тэхен

прижимается к кровати, накрывая голову руками, шепча просьбы не подходить к
нему.

Количество слез душит, он хватает воздух ртом, но никак не может взять

дыхание под контроль. Реакция на альфу самого пугает, но ее не получается
изменить, не получается объяснить происходящее в голове. Он лишь чувствует,
как к нему наклоняется Чонгук, отгораживая спиной от неизвестного человека,
как его запах обволакивает тело в попытке успокоить, как комната заполняется
древесным ароматом, лесным, а в нем тонким шлейфом металлический привкус,
что оседает на языке. Но Тэхен за это не цепляется, как и за то, что
предательское сердце требует защиты от альфы, требует Чонгука ближе, чтобы
безопаснее. Пока мозг отталкивает его, сердце лишь тянется, несмотря на то,
что сделал.

Воспоминания снова накатывают, альфы… их так много, все смотрят с

желанием, все хотят причинить боль, опробовать чужое тело, это хрупкое,
трещащее по швам тело, которое не выносит этой уничтожающей пытки, этого
наказания, что свалилось на него так незаслуженно. Страх делает свое дело,
воображение разыгралось, под глазами картинка сменяется: все вокруг
окрашивается в красный, Тэхен сидит посреди огромной комнаты, а вокруг лишь
черные силуэты. Их так много… И все хотят его тело. Он дышит тяжело, на
грани срыва, вот-вот потеряет сознание от происходящего в голове ужаса.

Чонгук на Юнги не смотрит, но тот прекрасно ощущает повисшую в воздухе

угрозу, предупреждение. Ближе подходить нельзя. Он был уверен, что делает
последний шаг осторожно, медленно, незаметно, но лишь напугал омегу.
Слишком сильно напугал… И Юнги уверен, что раньше этот парень никогда не
среагировал бы так на незнакомого альфу. Чонгук защищает его, не позволяет
никому приблизиться, закрыл собой и лишь тяжело дышит, чувствуя эмоции
Тэхена, чувствуя его страх, а это включает в нем инстинкты. Но ничего не
делает, остановился только на предупреждении.

121/210
— Я позвонил врачу, — негромко говорит Юнги, отходя назад, к Чимину, что
испытывает шок за шоком от увиденного. — Он скоро приедет.

То, как Чонгук реагирует на этого омегу, удивляет слишком сильно. Чимин не
думал, что он чувствует его так хорошо, но, наверное, заметил лишь он, как
альфа напрягся, стоило Тэхену проследить только за первым шагом хозяина
дома. Чонгук ощутил его страх в одно мгновение, уже тогда был готов прикрыть
его собой, не дать подойти Юнги слишком близко, но не смея касаться самого
омеги. Как не касается и сейчас… Чимин видит это все и оказывается самым
наблюдательным, единственным, кто замечает чужую связь, что сейчас может
разрушиться из-за пережитого, из-за боли Тэхена, из-за вины Чонгука. Он
действительно был готов позволить ему убить себя… Чимин в этом уверен.

— Не надо было, — Чимин вздыхает, опуская голову, и чувствует, как альфа

обращает свое внимание на него. — Он сейчас не сможет даже приблизиться к
ним, — объясняет.

Тэхен пытается успокоиться, дышать размеренно и глубоко, потому что Чонгук

шепотом просит делать это, просит успокоиться, потому что здесь безопасно,
потому что ничего не угрожает. И его слушаются, пытаются прийти в себя,
продолжая громко всхлипывать, периодически давясь воздухом от истерики. Как
бы странно это не выглядело, не казалось таковым, но Чонгук оказывает на него
нужное влияние, помогает успокоить этот бешеный страх, что накрыл с головой.
Но злость никуда не делась, она сидит в нем, и будет там находиться еще
слишком долго. Перед глазами чернота, все исчезло, он слышит лишь
размеренный тихий голос, что ласкает слух, пробирается во внутрь, добираясь
до бьющейся сердечной мышцы, которая единственная реагирует на этого
мужчину неправильно. Чонгука руки лежат по обе стороны от головы омеги,
потому что он навис над ним, и к ним хочется прикоснуться, лишь бы вытянули
из этого кошмара, что происходит с ним. Но…

Чонгук его в него лично окунул с головой.

Тэхен поднимает голову, совсем немного выпрямляется, встречаясь с глазами

Чонгука, который отодвинулся немного, где снова эта боль, этот ужас, который
кажется странным, потому что не понимают от чего это все там берется. А еще
там готовность защищать, которая лишь раздражает, потому что защищать надо
было раньше, потому что слишком поздно включился в роль защитника.

— Я хочу домой, — шепчет Тэхен, потому что громко не может говорить из-за
кома в горле, что никак не спадает, не исчезает. — В свой дом, — жмурит глаза и
опускает голову, пытаясь остановить поток слез.

Чонгук смотрит на него и готов поклясться, что сделает все, что попросит,
только пусть никогда не перестает смотреть на него. Даже если взгляд будет
пропитан ненавистью, он просто хочет ощущать его на себе. Это единственное
желание, которое имеется теперь в его жизни.

— Я отвезу тебя, — шепчет в ответ. — Ладно?

В ответ лишь кивок, и Чонгук встает с кровати, открывая взор на омегу, что
запуганно смотрит на неизвестных ему людей. Альфа хочет подойти к нему,
чтобы взять на руки, чтобы не ходил, ведь это принесет ему боль, об этом
говорил врач, но… Ему не позволяют, выставляя руку вперед, кидая злой взгляд.
122/210
Чонгуку больше нельзя касаться его, ни при каких обстоятельствах. И это будет
последняя просьба, это будет самый последний раз, когда ему будет дозволено
находиться рядом. Тэхен осторожно опускает ноги на пол, жмурится от боли в
бедрах, в ягодицах, во всей нижней части тела, замирает, тихо всхлипывая от
этих ощущений. Чимин делает несколько уверенных шагов вперед, но
натыкается на взгляд альфы, что не позволяет ему подойти.

— Я помогу ему и все, — готовится сделать шаг назад. — Тэхен, посмотри на

меня, пожалуйста, — кидает осторожный взгляд на парня, продолжая в
основном смотреть на Чона. — Смотри, я – омега, тебе не стоит бояться меня,
ладно? — делает шаг вперед, встречаясь с красными от слез глазами, в которых
лишь мешанина чувств и эмоций. — Я помогу тебе спуститься и дойти до
машины, и все.

Тэхен подпускать к себе его не хочет, но Чонгука он не хочет больше, и

прекрасно понимает, что самому ему будет очень больно передвигаться.
Взглядом сканирует невысокого парня, оценивает ситуацию, и сдается, позволяя
ему помочь, только вот… Чимин подойти все равно не может. Чонгук не
позволяет, никому не позволит приблизиться к нему. Внутренний альфа круги
наворачивает, туда-сюда ходит, злится, остается недовольным, хочет
объясниться перед своим омегой, не хочет, чтобы его кто-то другой касался,
либо он, либо никто. Чонгук может лишь тяжело дышать, держа себя в руках,
чтобы не натворить делов. Он прикрывает глаза, делая глубокий вдох, но не
чувствует ничего, всегда успокаивающего его запаха нет, а от того не может
взять себя в руки окончательно, не может принять чужое разрешение, не хочет
мириться с ним.

Тэхен не позволяет ему даже почувствовать себя.

Шаг – Чонгук распахивает глаза, впиваясь ими в непослушного омегу, что решил,
по всей видимости, проверить альфу на самоконтроль. Второй – комната
постепенно становится смертельной камерой для всех в ней находящихся,
потому что запах становится гуще, он больше не предупреждающий. Проходят
лишь секунды, но Тэхен реагирует слишком вовремя, когда рука альфы
замирает в паре сантиметров от чужой шеи.

— Ты не настолько слаб, чтобы не смочь сдержать себя, — злится Тэхен,

позволяя собственному запаху разойтись по комнате, чтобы тот добрался до
альфы. — Кого ты строишь теперь из себя? Не кажется, что запоздал с защитой,
а? — поднимает взгляд на Чонгука, ожидая, когда тот повернет к нему голову.

И эти слова в очередной раз бьют его, они хуже физической боли, от них почему-
то слишком плохо, хочется кричать, срывая горло, потому что Тэхен теперь
единственный, кто может причинять ему боль. Боль, которую Чонгук уже давно
не чувствовал, которая вернулась к нему точно так же, как и моральная. Эти
забытые чувства из детства, и Чонгуку не хотелось с ними никогда больше
встречаться. Да, он опоздал, но разве объяснишь это внутреннему альфе, что
прекрасно знает, помнит, как боролся с введенным препаратом. Чонгук себе то
объяснить не может, потому что все, что чувствует перед омегой – вину, которую
не описать словами. Глаза застилает злостью, но не на омегу, на самого себя.

Дыхание тяжелое, горячее, взгляд злой, в некой степени взбешенный, но делают

шаг назад, слушаясь в очередной раз. Чонгук сейчас не может не послушать, да
и вряд ли теперь когда-то сможет. Наблюдает, как Чимин подходит, как
123/210
придерживает, помогая встать, и от этого кровь по телу разгоняется, заставляя
сердце биться сильнее. Не хочет позволять касаться его, не хочет на это
смотреть, как и на гримасы боли на драгоценном лице, которые являются
напоминанием о случившемся, хотя он вряд ли когда-то забудет это.

На Тэхена смотрят все омеги, когда они оказываются на первом этаже, а затем
быстро расходятся, стоит заметить, следующего за ним альфу, от которого несет
опасностью, который одним только видом показывает, что с ним не стоит
связываться. Чонгук на них внимания не обращает, видит перед собой лишь
одного единственного человека, который, несмотря на помощь Чимина, все
равно пытается по большей части идти сам. На улице оказывается прохладно и
очень свежо, от этого Тэхен останавливается, делая глубокий вдох, прикрывая
глаза. Все это время, в том доме, он остро ощущал замкнутость пространства,
словно нет выхода из него, и это одна из причин, почему он согласился чтобы
Чонгук отвез его домой.

— Ты можешь заболеть, если будешь долго стоять на улице в такой одежде, —

Чонгук хочет поторопить, но получает колкий взгляд.

— Тебе-то какое дело?

Верно… Чонгук теперь не имеет никакого отношения к его здоровью, к его

состоянию, не имеет права заботиться о нем, существовать в его жизни,
попадаться на глаза. И от этого по сердцу расходится паутинка из трещин. Оно
вот-вот рассыплется и Чонгук узнает, какого это – жить с разбитым в дребезги
сердцем.

Всю дорогу в машине Тэхен молчит, лежа на заднем сидении, потому что так
легче, так не сильно болит, так не видно альфу, которого с легкостью можно
придушить, которого больно видеть, к которому осталась одна лишь ненависть.
От одного лишь его вида на глаза наворачиваются слезы, от этого уровня
предательства, от этих необъяснимых чувств и эмоций. Все кажется ужасным
сном, потому что реальность не может быть так ужасна, не может быть так
жестока по отношению к нему. Тэхен ведь верил в судьбу, и сейчас он
продолжает в нее верить, но неужели вот такая она у него? Неужели он чем-то
заслужил эту боль? Разве это справедливо… Ведь Тэхен всегда был хорошим
человеком, вряд ли кто-то скажет о нем хоть что-то плохое, это даже не может
быть карма. Чонгук действительно несет за собой лишь опасность, от него
нужно держаться подальше.

Неделя их отношений казалась слишком спокойной, слишком идеальной, это

иногда вызывало подозрение, но Тэхен быстро отгонял эти мысли. Не стоило.
Нужно было уделить им внимание, сесть и глобально подумать, может быть
тогда ему удалось бы избежать того, что пришлось пережить. Он прикрывает
глаза, пытаясь остановить очередной поток слез, что никак не прекращаются, и
чувствует снова этот металический запах. Тэхен знает, как пахнет кровь, и
уверен, что это именно она. Но в голову приходит лишь мысль о том, что Чонгук
действительно опасен, действительно не его человек, и с ним никогда больше
не нужно встречаться. Потому что даже салон его машины, как и он сам, пропах
этим отвратительным запахом…

Чонгук пахнет кровью.

Но Тэхен и понятия не имеет почему.

124/210
Машина останавливается у дома, а это означает, что Тэхену снова нужно
пережить боль, что вонзается во всю нижнюю часть тела, стоит только
напрячься. Поразительно, как он смог в той комнате сидеть, пока кричал на
Чонгука.

— Пожалуйста, дай мне помочь тебе, — голос пропитан мольбой, сочувствием,

сожалением. — Лишь один раз, и я больше не притронусь к тебе никогда, — не
решается открыть глаза. — У тебя могут возникнуть проблемы, если ты будешь
перенапрягаться.

И он получает разрешение, но вместе с ним слышит горькое всхлипывание, резко

разворачивая голову к парню. Тэхен упирается руками в сидение, потому что
пытался присесть сам, чтобы выбраться из машины, но понял, что не сможет
этого сделать. Точно не сейчас. Чонгук быстро выходит из машины, оказываясь
рядом с омегой, осторожно притягивает его к себе, беря на руки, и старается
запомнить тепло возлюбленного навсегда, чтобы воспроизводить в голове до
конца своих дней. Потому что уверен, знает наверняка, что этот омега
единственный в своем роде, никто больше не сможет привлечь его внимание.

Тэхена из своих рук выпускать не хочется, ведь ему известно, что после этого
надо будет уйти, надо будет его оставить, чтобы больше не вернуться. Его
больше не позовут, больше никогда не захотят видеть, не подпустят к себе. Но
его приходится отпустить. Приходится уложить на диван в гостиной, чтобы не
возникало никаких проблем с лестницей, по которой приходилось бы спускаться,
чтобы добраться до того же туалета, кухни, душа. Чонгук замирает,
склонившись над ним, убирая свои руки, лишая себя тепла, лишая себя Тэхена…

— Больше никогда, — говорит негромко, смотря в глаза. — Никогда, Чонгук,

слышишь? Не появляйся передо мной.

Эти слова ранят похуже ножа, они иглами в сердце впиваются, заставляя его
кровоточить. Оно почти останавливается, отказывается биться без омеги,
отказывается функционировать. Чонгук может лишь смотреть на него и
слушаться, потому что знал, что не сможет ничего объяснить, потому что такому
и объяснений не нужно. Потому что именно он виноват в случившемся, именно
он не сделал ничего, чтобы спасти, чтобы защитить от той боли, от тех
ублюдков, что изуродовали душу, разорвали ее на мелкие части.

— Я не хочу тебя видеть, не хочу знать о твоём существовании, — и почему-то

самому больно от собственных слов. — Ты – самое большое мое разочарование,
ты принес мне слишком много боли для человека, обещавшего никогда ее не
причинять, — голос ломается, Тэхен не может это контролировать. —
Пожалуйста, не появляйся передо мной, — прикрывает глаза, когда альфа
наклоняется к нему, беря лицо в свои ладони, прижимаясь своим лбом к его. — Я
не хочу ничего чувствовать к тебе, вырву эти чувства с корнем, — всхлипывает,
ощущая дрожь чужих рук, чувствуя, как чужие соленые капли скатываются по
собственному лицу. — Потому что ты не заслужил этого, не заслужил ни меня,
ни моей любви, ничего, — касается его груди, чтобы оттолкнуть. — Ты больше не
знаешь меня, а я не знаю тебя.

Чонгук отстраняется, потому что не может напирать, не может требовать

большего внимания, тепла, касаний. Он не может ничего. Лишь кивает ему
молча, разворачивается и покидает чужой дом, оставаясь навсегда за его
125/210
дверьми.

В детстве его всегда учили, что омеги – низшие создания, не заслужившие

ничего. Их всех учили, что они созданы лишь для плотских утех и ничего больше.
Омеги – ничто. Но на самом деле они слишком драгоценные создания, слишком
хрупкие и особенные для этого мира. Они те, кого нужно защищать, оберегать,
кто имеет действительно огромную власть над альфами. И Чонгук уверен, что
это воспитание в их клане пошло именно от того, что когда-то был омега,
причинивший огромную боль кому-то из вышестоящих. Чонгук уверен, что тот,
кто начал торговать ими, делал это из злобы, из мести, из болезненных чувств,
что разрушают тебя, рвут на кусочки. Потому что это больно… Больно настолько,
что невозможно выносить. Хочется кричать и разорвать собственную грудную
клетку, чтобы вырвать это гребаное сердце, что продолжает биться даже
испытывая адскую боль, по ощущениям несовместимую с жизнью. Чонгук
уверен, что омеги слишком особенные, для каждого свой, и нужно уметь
правильно обращаться с ними, нужно уметь оберегать, заботиться, охранять
этих хрупких людей. Он не смог, разбил этот хрусталь, превратил в осколки, а
теперь не знает, что ему делать.

Чонгук никогда прежде… Никогда за свои тридцать один год жизни не жалел
омег, ему никогда не было стыдно за свои поступки, он никогда не переживал за
эти неудачные создания природы. А сейчас… Сейчас ему хочется лишить жизни
самого себя, потому что не уберег одного конкретного, особенного для себя.

Сесть за руль он смог, но отъехать от дома никак не может. Не может найти в

себе сил, чтобы навсегда оставить того, кто оказался его умиротворением,
спокойствием, его частью в этом мире.

Чонгук не знает, как оставить его.

Примечание к части

я думаю, все давно поняли, что в моем омегаверсе они могут скрывать свой
запах, но только чистокровные могут делать это полностью. остальные лишь
приглушают его, делая менее ощутимым. в случае с Тэхеном на данный момент
он, можно сказать, не чувствуется, потому что его организм слишком ослаблен.

126/210
Примечание к части у меня возникли проблемы со здоровьем, поэтому глава
сильно задержалась. спасибо всем, кто ждал

пб включена

«О нем[4]

Пожалуйста, скажите ему,

что когда заходит солнце, я думаю о нем.
Пожалуйста, скажите ему,
что я никогда не забуду звук его голоса, зовущего меня по имени.
И, пожалуйста, дайте ему знать,
что он живёт в моём сердце,
и что, куда бы я ни пошёл,
я всегда вижу его лицо!»

Привыкание к чему-либо может привести к страданию, к снижению активности

жизнедеятельности, к депрессивным мыслям, к противоречивым чувствам. Оно
может вызвать боль от разлуки, от потери. Потому что привыкнуть к человеку
легко, к его присутствию, а вот к отсутствию… К отсутствию крайне сложно.
Сложно привыкнуть, даже если не хочешь видеть этого человека, если мысли о
нем вызывают больше боли и злости, чем что-либо другое на данный период
времени. Но тогда почему же сердце так ноет, обливается кровавыми слезами от
того, как сильно тоскует по тому, кого полюбило слишком быстро?

Почему к этому человеку хочется поближе?

Тэхён откровенно скучает, ему его настолько же не хватает, насколько не

хочется видеть. Его хочется ощутить рядом, почувствовать этот странный
комфорт от присутствия, ощутить защиту, потому что теперь безопасности нет
совершенно. Нигде. Страшно находиться даже в собственном доме, страшно
передвигаться по этажам, по коридорам. А еще эта боль… Она хоть и становится
меньше, но заставляет просыпаться по ночам с мокрой спиной от пота, с
тяжелым дыханием, с влагой на глазах. Тэхён ее помнит, она его не отпускает.
Прижилась, пролезла змеей в сознание и поселилась чертовым напоминанием,
чтобы не забывал ни на день о пережитом, чтобы ощущал фантомно.

По ночам он скучает особо сильно, когда больше не может уснуть, когда

кутается в теплое одеяло и бесшумно глотает собственные слезы,
прислушиваясь к внешним звукам, потому что ужасно страшно, потому что
кажется, что в доме кто-то есть. И Тэхён знает, что он один, знает, что все это в
его голове, но пострадавшей психике не объяснишь, не достучишься до
собственного мозга, который заставляет напрягаться, готовиться к побегу на
случай, если кто-то нарушит покой дома. Он теперь всегда наготове.

127/210
Чужое имя, как мантра, когда становится особенно страшно. Воспоминания на
повторе, взгляд словно наяву ощущает, эти глубокие черные глаза, где дно лишь
для него одного не губительное, а с точностью да наоборот. Чонгук должен быть
рядом, но его прогнали и обещание держат. Иногда Тэхён злится на него из-за
этого, ведь не сдержал самого важного, а это, пустяковое, сдерживает, не
приходит к дверям, не переживает, не ломится.

Наверное, никаких чувств и не было?

Но чужие глаза всплывают каждый раз под закрытыми веками, Тэхён видел в
них боль, искреннее нежелание разлучаться. Это заставляет лишь скапливаться
в уголках собственных глаз влагу, потому что и он чувствует ее, эту боль от
разлуки. Но он чувствует и предательство, чувствует злость и разочарование.
Лишь молит Богов, если они все же существуют, чтобы поскорее избавили его от
этой любви, от этих чувств к тому, кто от него ее не заслужил, кто не защитил,
не спас.

Потому что невыносимо бороться с самим собой, с собственным разумом,

который ежедневно ведет борьбу с глупым сердцем.

Дни идут, раны залечиваются, но только внешние, физические. Душевные

разодраны так, что не понять, можно ли их вообще вылечить, собрать в одно
целое. Тэхену кажется, что он теперь одно сплошное месиво из собственной
души, есть лишь его внешний облик, а внутри – ничего. Врач, которого он
впускает ежедневно для осмотра, не вызывает никакого доверия, заставляет
дрожать и считать минуты, когда же он, наконец, уйдет, оставит наедине. Тэхён
теперь до ужаса боится альф, они в нем вызывают страх, руки сразу начинают
дрожать, а внутренности все сжимаются. Поэтому доставщики оставляют
пакеты с заказной едой у дверей, не слыша даже благодарностей из
вежливости. Так получилось, что первые пару раз закончились для омеги
истерикой, хотя он всего лишь увидел и забрал пакеты из рук в руки. Но ему
хватило… хватило, чтобы бросило в пот от ужасных картинок в голове, от
проигранных сценариев за несколько секунд, ведь он все еще слаб, как и всегда
был, ведь он все еще не сможет дать должный отпор.

Он лишь надеется, что это не навсегда.

На улице сегодня морозно, но Тэхён одет мешковато и тепло не совсем из-за

погодных условий. На нем свободные широкие штаны с теплым подкладом,
водолазка с высоким горлом, а сверху толстовка оверсайз, прикрывающая бедра.
Он прячет все свое тело и больше не излучает той яркой энергии, которой всегда
светился, которой манил людей к себе. Теперь он не знает, когда снова сможет
стать прошлым собой, когда почувствует себя безопасно на улице, когда
почувствует себя уверенным.

Говорить о красоте нечего.

Тэхён считает себя самым изуродованным человеком на всем белом свете.

Блестящие когда-то глаза потускнели, не излучают света и тепла. Там лишь

желание быть одному, никого к себе не подпускать, ни с кем не
взаимодействовать. Он выходит из дома с огромным нежеланием, с опаской,
закрывает двери и плетется к такси, где водитель ему теперь очень важен,
потому что только с омегами ему теперь спокойнее. Первый день спустя почти
128/210
две недели в университете ожидается слишком тяжелым. Ему хочется остаться
дома. Он садится, здоровается и прикрывает глаза, делая глубокий вдох.

Запахи…

Все они противны, совсем не те, что позволяют чувствовать ту особенную

свободу, ту легкость. Хочется попросить развернуться, вернуться домой,
закрыться и не выходить. Тэхену хочется исчезнуть, но разум напоминает о том,
что он не может прятаться вечно, не может постоянно жалеть себя. Ему нужно
вернуться, нужно стать сильнее, нужно научиться защищаться, и больше
никогда не давать себя в обиду.

Он обязательно запишется на боевые искусства, но чуточку позже. А сейчас… Он

может лишь сжимать ткань куртки в кулаки, оказываясь на улице, возле
университета, который кишит людьми, в котором много альф, что всегда
обращали на него внимание.

Тэхену от них всех противно.

Ему страшно.

***

Мы, люди, крайне редко думаем о том, как скоротечно время или же наоборот
растянуто. Нас настигают эти мысли в основном лишь в конкретные моменты
жизни, когда хочется его остановить, когда хочется ускорить. И в такие моменты
мы его проклинаем. А что оно, время, собственно сделало? Ничего. Оно идет
своим чередом и ни в чем не виновато. Как и сейчас, когда альфа не понятно что
высматривает из панорамного окна своей дорогой квартиры на высоком этаже.

Он постоянно зол уже который день, никак не может успокоить свои чувства,
свои бушующие внутри эмоции, потому что в голове мысли лишь об одном, лишь
о конкретном человеке, который уже неделю вдали от него. Чонгуку хочется
быть рядом, хочется быть близко к нему, но нельзя, запрещено, его прогнали.
Всю эту неделю он разозлен, ходит нервным, хуже, чем был раньше, поэтому
каждый в офисе боится попадаться под руку, боится сделать хоть малейшую
ошибку перед новым главой, потому что один на один оставаться с ним опасно. И
только единственный человек был к этому готов, только он выносит чужой
характер, это невозможное поведение. Сухо знал, к чему приведет разлука, но
не мог ничего сделать, чтобы ее избежать.

Слишком сильно пострадал тот, кто оказался чудом для альфы.

Чонгук знает, что заслужил это наказание, но как это вынести, когда
невозможно даже на минуту избавиться от мыслей о нем? Когда Тэхен
полностью поселился в его голове? Чонгук и понятия не имел ранее, что он
настолько глубоко в нем, а сейчас… Сейчас ощущение такое, словно половины
себя не хватает, словно вырвали частичку. Понял всю глубину своих чувств
только в момент, когда исправить ничего нельзя было. Слишком поздно. От
этого в груди жжется, рвется. Погряз в нем слишком сильно и бесповоротно…
Чонгук знает, что омега в порядке, что сегодня вернулся на учебу, ему
отчитывался врач все это время, а следом и собственные люди. На самом деле
удивительно, что Тэхен подпустил к себе неизвестного человека, альфу,
129/210
учитывая, как среагировал на Юнги, но тот видимо действительно смог убедить
его в необходимости помощи врача. Себе же Чонгук не позволяет смотреть на
него даже на расстоянии, не позволяет приближаться, потому что боится, что не
сдержится, не сможет удержать себя в руках, сорвется к нему, нарушит
обещание. Но и без защиты не оставляет, приставил людей к дому, чтобы
наблюдали, чтобы не позволяли ничему плохому произойти.

Сейчас, когда место главы занято им, дел стало гораздо больше, появляются
нововведения, которые многим не нравятся, а следовательно меняется состав
работников. Той проклятой комнаты больше не существует, было приказано
забыть о ее существовании, избавиться от нее. Постепенно прекращается и
основная работа их клана. Чонгук не хочет больше заниматься продажей омег.
Нет, он не стал добродетелем, чистой душенькой, ему по-прежнему жаль лишь
одного единственного человека, лишь с мыслями о нем живет, и, на самом деле,
прекращает это дело в основном из-за чувства вины, которое никак не оставляет
его, которое никогда не оставит.

Только сам Чонгук этого еще не понимает.

Сейчас он занимается сетью их клубов, куда омеги устраиваются по

собственному желанию, где с недавних пор им оказывают должный уход, не
позволяют причинять боль, любой вред. В управлении всем ему помогает только
Сухо, который и ранее всегда пытался добиться нормального отношения к
омегам в данных заведениях. Офис уменьшается, количество работников тоже,
он переезжает. Чонгук не хочет ничего, что его связывало бы с прошлыми
людьми клана, поддерживающими старые правила. От прошлого не убежишь, но
можно изменить настоящее и будущее.

Входная дверь хлопает, но альфа никак не реагирует. Он прекрасно знает, кто

пришел, ему незачем оборачиваться, даже если услышал. Сейчас он мысленно
не здесь, не в этом месте. Он под опущенными веками, в другой вселенной, где
ничего не произошло, где Тэхен всецело принадлежит ему, а он Тэхену. Здесь
ничего не скрашивает его существование, ничего не избавляет его от этого
желания сорваться с места и умчаться к нему. Чонгук понятия не имеет, сколько
еще продержится вдали от того, кому судьбой предназначен, кто так же
предназначен ему.

Иногда так случается, ты влюбляешься в кого-то, так сильно окунаешься в этого

человека, что больше невозможно выбраться из этого океана чувств. Хочется
забрать себе, наслаждаться лишь совместным существованием, не подпуская
никого больше. Раньше Чонгук даже не знал, что такое может быть, казалось
чушью из сказок, которой кормят тех низших, кто не истинные. А оказывается
существует… Существует что-то большее, чем секс на один раз по желанию
одного лишь альфы. Чонгук даже ни разу не спал с ним, его желание простой
близости было всегда сильнее, чем это необузданное и животное…

Ему бы просто держать его руку в своей и ничего более, ему бы…

— Чонгук, — голос врывается в сознание, как и рука, касающаяся плеча.

Глаза распахиваются и он оказывается снова в настоящем, где сердце

болезненно сжимается, где нет Тэхена, где сам он прячется в огромном
количестве работы, лишь бы перестать чувствовать эту боль из-за собственной
ошибки, из-за отсутствия важного человека в жизни, который стал таковым
130/210
слишком быстро.

— Нам нужно ехать, — продолжает Сухо, видя, что друг пришел в себя.

Ему лишь кивают и разворачиваются к выходу из дома, слыша, как следуют

сзади.

Это странно. Все странно. Жалкие пару месяцев сделали из него зависимого
человека, а главное зависимость эта – такой же обычный человек, как и он. Это
ненормально, дико, неправильно. Такого с ним быть не должно, но происходит.
Чонгук пытается избавиться от мыслей, от образа, от чертовых воспоминаний, но
они все слишком яркие, четкие, никак не расплывутся. Он невозможно скучает,
так сильно хочется ощутить тепло этого омеги, увидеть его улыбку, от которой
все вокруг меркнет, услышать смех, голос. Но… улыбается ли он сейчас?
Чувствует ли хоть что-то позитивное? Может ли забыться хоть в чем-нибудь?
Чонгук от чего-то думает, что нет. Уверен, что задушил всю радость в этом
светлом человеке, что отобрал все тепло к миру, все хорошее.

Уверен, что Тэхен сейчас не тот, что был раньше.

Вина за случившееся слишком огромная, не забывается ни на секунду, не

исчезает. Она горит ярким пламенем постоянно, поселилась в сердце
напоминанием о том, как он уничтожил своего самого драгоценного, своего
единственного человека, что показал ему теплоту, заботу и внимание. Чонгук
залипает на дверях лифта, снова погружаясь в себя, в уничтожение самого себя,
напоминая, какой он отвратительный человек, какой ужасный и не
заслуживающий ничего хорошего. Его подталкивает Сухо, чтобы выходил, снова
приводя в чувства, возвращая в состояние ненависти ко всему живому.

Покидая собственную квартиру, он начинает ненавидеть все, начинает злиться,

и больше никогда он не подавляет свои феромоны, не держит в себе. Потому что
незачем, некого защищать, никто хрупкий рядом не находится.

— Сегодня у нас встреча с двумя людьми, заключение договоров, — начинает

мужчина, видя, а точнее чувствуя, что друг снова пришел полностью в себя. —
Один из них Юнги…

— Этот парень? — удивляется, потому что не понимает, как он может быть

связан с их бизнесом.

— Да, и не поверишь, чем он оказывается занимается, — усмехается альфа,

садясь за руль авто.

Чонгук садится на переднее пассажирское, пробегаясь взглядом по машине, что

остается на парковке, в которой никому кроме него и Тэхена сидеть нельзя.

— Чем же? — возвращается к диалогу.

На самом деле никакого интереса к этому разговору нет. На самом деле

совершенно плевать, кто и что. Но Чонгук помнит, что ему нужно отвлекаться,
для него это важно.

— Наркоторговлей, — хмыкает и выезжает, не смотря на реакцию друга.

131/210
— Юнги? — сводит брови к переносице. — И наркота?

У него действительно в голове не совсем укладывается, но больше все же

равнодушие. Каждый волен заниматься тем, чем хочет, но почему-то говорит:

— Он совершенно не похож на человека, который будет заниматься подобным

делом.

— Но только с такого дела он может иметь такое количество денег, чтобы

выкупать омег, — усмехается.

— И правда, — отстукивает какой-то незамысловатый ритм пальцами по ручке

двери. — Почему он решил показать себя сейчас, ведь так хорошо скрывал свой
бизнес?

Машина плавно вливается в поток автомобилей, сливаясь со всеми. Чонгук не

особо следит за происходящим на улице, ему совершенно неинтересно, ничто не
привлекает внимания. Больше ничто. Он должен вернуться в свое прошлое
состояние, должен перестать следить за людьми на улице, в надежде найти
одного конкретного, потому что только так сможет сдержать свое обещание.

— Видимо на то у него свои причины, — жмут плечами, сворачивая на другую

улицу, следя за альфой.

Чонгук замечает сразу, потому что выучил эту дорогу наизусть, знает каждую
улочку, дворы, ведь он столько дней спешно добирался до чужого университета,
столько недель ждал у ворот, чтобы получить внимание, этот уверенный, но
боязливый взгляд. Брови сводит к переносице, поднимая голову, и начинает
злиться.

Сухо знает, как много сил альфа прикладывает, чтобы не сорваться, не бросить
все и не помчаться к Тэхену. А сейчас что? Сам к нему его приближает.

— Что ты делаешь? — голос ничего хорошего не предвещает, предупреждает.

— Я не хотел говорить, но… — паркуется у кафе, которое прямо напротив

университета.

Чонгук сейчас выйдет из машины и сорвется с места. Сорвется прямо к Тэхену,

найдет его среди всех студентов, отыщет по запаху, чтобы увидеть, чтобы
почувствовать рядом, прикоснуться… Он так сильно погряз в этих чувствах…

…в этой любви.

— Юнги выбрал это место для встречи, — заканчивает Сухо, не спуская взгляда с
друга, что его не слушает, а изучает двор неподалеку, где разгуливают
студенты, у которых сейчас, по всей видимости, перемена. — Чонгук…

— И ты согласился? — усмехается.

— Я предлагал другие места, но это единственное место, где он готов был

встретиться, — вздыхает, кладя ладонь на плечо друга.

— Значит надо было отказаться!

132/210
Он зол, как черт, смотрит на альфу рядом испепеляющим взглядом, мысленно
сворачивает ему шею, потому что эти отрицательные эмоции хочется куда-то
деть, хочется от них избавиться. Сухо лишь вздыхает, потому что знает, что друг
ничего ему не сделает, как бы сильно сейчас зол не был, сжимает его плечо
сильнее и приближается чуть вперед.

— Сейчас ты сделаешь несколько глубоких вдохов, выйдешь из машины и

пойдешь прямо в это гребаное кафе, — его голос пропитан поддержкой, потому
что знает, что Тэхен – единственная сложность в жизни друга, потому что тот
никогда ни с чем подобным не сталкивался, потому что ему она нужна,
поддержка эта. — Ты не сорвешься к нему, ясно? Сдержи свое обещание, дай
ему время.

— Время? — усмехается болезненно. — Времени нет, Сухо. Такое не прощается,

— скидывает руку с плеча. — И ты это знаешь, — покидает теплый салон,
оказываясь в объятиях холодной зимы.

Да, такое действительно не прощается, но… Что будет, если Тэхен узнает всю
правду? Если узнает, почему за всем происходящим послушно наблюдали,
почему с виду бездействовали, и что произошло со всеми после? Что будет, если
Тэхену расскажут? Чонгук себя оправдывать не собирается, ничего рассказывать
не будет, потому что является единственной причиной, по которой все это
произошло, потому что только он, его теплые чувства к этому омеге, его
привязанность к нему, стали виной всему. И он сам себя не простит никогда.

Он виновен.

Его наказание – разлука.

И Чонгук это принял. Отказываться от наказания не собирается. Будет нести его

всю свою жизнь, если потребуется, будет чувствовать боль ноющего сердца,
будет скучать и желать оказаться рядом. Но оправдывать себя – нет. Ведь он не
заслуживает ничего из того, что дает ему Тэхен, не заслуживает ничего
хорошего, потому что сам никогда ничего не делал, чтобы заслужить. Тэхен
сказал, что он отвратительный, и Чонгук это знает. Раньше так не считал, но
теперь раскрыл глаза, понял, что его жизнь сама по себе является
отвратительной и мерзкой, его таким вырастили и он продолжал таким жить.

Он по-другому и не умел.

Так случилось, что Тэхен – единственное нечто светлое, нечто особенное, что
могло привнести в чужую жизнь изменения. Но и его Чонгук потерял. Потерял
из-за собственного окружения, из-за того, кем являлся, кем жил.

Вина поглощает. Сжирает изнутри, заставляя винить самого себя в одном лишь
существовании. Потому что то, что произошло – непростительно.

Шаги тяжелые, уверенные, злые. Чонгук готов разорвать Юнги на мелкие

кусочки, испепелить, уничтожить. Потому что уверен, что не просто так было
выбрано это ничем не примечательное кафе, потому что в таких местах дела не
обсуждаются. Причина совсем в другом, и Чонгук не хочет ничего слушать, не
хочет говорить. А Юнги будет говорить, и с его губ сегодня точно слетит сладкое
имя, что не забудется ни через пару недель, ни через пару месяцев. Не хочется
133/210
его слышать, не хочется решать дела.

Альфа, что не удивительно, сидит в дальнем углу заведения, постукивает

длинными пальцами по столу почти бесшумно, отбивая лишь ему одному
известный ритм. Он не смотрит на вошедших, словно не ждет никого вовсе, не
смотрит и тогда, когда за стол присаживаются. Наблюдает за другим, за чем-то,
что находится в стороне университета. Чонгук хмурится, поворачивает голову
туда же, пробегается взглядом по воротам, по людям у них, чтобы в один
момент вернуть взгляд туда, где замечает что-то смутно знакомое, к
светловолосой макушке.

— Что он там делает?! — возвращает взгляд на альфу, чтобы увидеть, как его
игнорируют.

Юнги продолжает молча смотреть. А за ним и Чонгук, медленно, но верно

превращаясь в сгусток злой энергии. Он не позволит навредить Тэхену, не
позволит никому приблизиться к нему. А потому подрывается с места, когда
видит, что к Чимину выходит его сокровище, его Тэхен, которого он узнаёт
только из-за куртки, которую они выбирали вместе. Потому что омега спрятал
всего себя под одеждой, невозможно даже увидеть лица, различить эмоции.

— Бедный мальчик, — тихо, словно мысли вслух, произносит Юнги.

Чимин протягивает руку в знак приветствия, но от него отходят на шаг, не

желая ни здороваться, ни говорить. Чонгук садится обратно на стул, сверлит
Юнги взглядом, не понимая этой брошенной фразы, потому что она звучит
двусмысленно, звучит угрозой.

— Каким он был до того злополучного дня? — действительно интересуется, а

Чонгук стискивает зубы до противного скрежета, до боли. — На него
действительно больно смотреть, поэтому ты не следишь за происходящим?

Сам Юнги на альфу даже не смотрит, наблюдает за двумя омегами. Чонгук же…
Пытается держать себя в руках, чтобы не раскроить чужой череп прямо о
бетонную стену за мужчиной. Он смотрит на Мина и не чувствует ничего. Ничего
кроме ненависти от того, что посмел так играть с его эмоциями, с чувствами.

— Ты – истинный альфа, воспитанный под жестоким контролем, воспитанный

давлением и насилием, но вставший на колени перед омегой, которых тебя
учили ненавидеть, учили не замечать, — голос плавный, спокойный,
рассуждающий. — Каково это, Чонгук? — неожиданно все же поворачивает
голову к нему. — Что ты чувствуешь, потеряв того, перед кем добровольно встал
на колени?

У альфы все внутренности сжимаются, ему хочется прямо сейчас испариться,

очутиться в собственной спальне с закрытыми шторами, окунуться в себя с
головой. Потому что это настолько больно, что Чонгук сам себе не может
описать эти чувства, не может объяснить что именно чувствует. Пока внешний
вид его равнодушен к этому вопросу, внутренности все горят от желания
уничтожить самого себя из-за отсутствия единственной зависимости
существующего сердца. Чонгук слаб перед ним, но лишь Тэхен будет об этом
знать, лишь ему позволено лицезреть того Чон Чонгука, который готов отдать
собственную жизнь за него.

134/210
Голова поворачивается на омег, которые все еще стоят у ворот, на Тэхена,
который определенно хочет уйти, но продолжает стоять, что-то выслушивая. В
его руках какой-то белый конверт и Чонгук понятия не имеет, что в нем. Даже
страшно представить.

— Что ты хочешь? — Чонгук склоняет голову к плечу, уже не видя, что Тэхен
делает то же самое. А этот жест означает лишь недовольство, омега
позаимствовал его, не желая этого, получилось как-то само собой. — Что за
сцену ты устроил?

Юнги усмехается, опуская голову и грея руки о кружку с горячим напитком.

— Я хочу торговать своим товаром в твоих заведениях, — облизывает нижнюю

губу, поднимая взгляд на Чона и откидываясь на спинку стула. — Без какого-
либо процента тебе.

— Что…? — усмехается Сухо, все это время молчавший.

Это наглость, договор в принципе заключается на взаимовыгодных условиях, но

в данном случае Чонгук не получает ничего. Условие Юнги как минимум нелепо.

— Также помимо меня торговать никто не будет, — отпивает из кружки. — Не

хочу конкуренции. Я ведь знаю, как у вас обычно дела ведутся.

— Это глупо, — Сухо поддается вперед, хлопая ладонью по столу, пока друг
молча выслушивает, внутри желая лишь одного – сорваться с места, покинуть
теплое помещение, оказаться рядом со своим возлюбленным. — В чем тогда
смысл сделки, если мы ничего не имеем с нее? Я даже не хочу слушать
остальные пункты твоих условий, потому что уверен, что для нас ничего
выгодного не будет.

Юнги усмехается, смотрит на альфу, который готов поднять Чона с места,

отговорить от дальнейшего разговора и увезти на следующие дела, а затем
переводит взгляд на самого Чонгука и видит в этой глубокой черной бездне
лишь ожидание. Он ждет продолжения, потому что прекрасно понимает, что
отказаться от этой сделки не сможет, не просто так встречу здесь назначили,
все это было подстроено изначально. Юнги не может стереть эту чертову
ухмылку с лица, слишком доволен собой, своим поступком. Чувствовать власть
над самим Чонгуком… Он и не знал, что это столь приятное ощущение.

Чонгук не считает, что совершил ошибку, когда привез Тэхена в его дом и
попросил помощи, а вернее сказать потребовал. Он уверен, что больше никто не
смог бы помочь омеге, что ни одно место для него не было безопасным на тот
момент. Не сожалеет даже о том, что позволил увидеть свою слабость перед
парнем. Он ведь ради Тэхена на все готов, сделает все, что угодно, ради его
безопасности.

— А иначе? — единственный верный вопрос.

В таком бизнесе показать свою слабость – подвергнуть себя и близких

опасности, но тогда иначе было нельзя. Юнги одобрительно качает головой,
протягивая небольшую папку, которую не спешат открывать.

— Иначе… — переводит взгляд на омег, которые расходятся. — Я думаю, ты сам

135/210
прекрасно понимаешь, что теперь я могу вертеть тобой, как хочу, верно? —
Чонгук в ту сторону не смотрит, кулаки под столом сжимает. — Если со мной что-
то вдруг случится, то к тебе придет другой человек, поэтому… — колокольчик
над дверью оповещает о вошедшем, и Юнги встречает посетителя теплым
взглядом. — У тебя нет выбора, Чонгук.

Омега плюхается на стул рядом, сразу же хватаясь за одну единственную

кружку на столе, которая, по всей видимости, изначально принадлежала ему.
Как только не заметили сразу, что Юнги не один здесь был. Ах да… Чонгук
успокаивал свой появившийся гнев от собственного присутствия рядом с
Тэхеном, от глупости Сухо.

— Там холодно жуть, — жалуется Чимин, не обращая внимания на то, что ранее
велся диалог. Он, кажется, подошел к логическому концу. — Надо было
утепляться так же, как Тэхен.

Поразительно, что сладкое имя слетело с губ омеги. Чонгук реагирует

моментально, концентрируя все свое внимание на парне. Юнги его не произнес,
ни разу не было услышано, а вот Чимин ляпнул не подумав. Дыхание становится
более глубоким, а зубы стиснуты.

— Он, кстати, всегда был таким пугливым? — Чимин не обращает внимания на

изменившуюся атмосферу, расстегивая куртку, потому что сидеть в ней
неудобно. — Социофоб ужасный, — по-доброму усмехается, поднимая взгляд на
альфу, на Чонгука, но ухмылка моментально исчезает, когда перед глазами
оказывается спина Юнги, а в нос забивается густой, давящий запах.

Рядом с Мином омеге стало комфортно, он даже уже не думает, что говорит, в
любой обстановке чувствует себя свободно, а от того даже не подумал, что
говорит что-то лишнее, не подумал, что не всегда Тэхен таким был, что вспорол
раны, которые и вовсе не зажили, из которых продолжает сочиться кровь
ежедневно. Чимин оплошал, хотя не имел ничего плохого, наоборот ему
сочувствует. Он хватается за чужое пальто перед собой, прижимается лбом к
спине, вслушиваясь в звуки вокруг.

Звуков нет.

— Он не хотел, — защищает Юнги. — Чонгук, вокруг люди, подумай о них.

А ему плевать. Плевать на всех. Потому что важность имеет только один
человек, который из-за него теперь настораживается из-за любого
вынужденного контакта с людьми, который стал трусливым крошечным
мальчиком, который… сломан. Чонгук дышит тяжело, чувствует руку на плече,
понимает, что его просят прийти в себя, но от чего-то ему так сильно хочется
придушить этого светловолосого наглого паренька.

Сухо тянет Чона на себя, понимая, что вся ситуация может набрать обороты
слишком быстро, не забывает забрать папку со стола и направляется к выходу,
пока Чонгук не отрывает взгляда от парочки, что так и осталась у столика,
напряженно смотря вслед. Он не может контролировать это, не может
удерживать своего альфу внутри, что так зол на всю ситуацию в целом, который
не желает позволять говорить о Тэхене кому-либо. Никто не должен
произносить его имя, насмехаться над ним, обсуждать. Чонгук не хочет
позволять, но хочет показать этому омеге, что прячется за Юнги, свое место,
136/210
потому что Чимин, вероятно, слишком сильно поверил в себя, в свою
вседозволенность.

Только вот… Сухо удается его увезти, удается успокоить и увезти. Увезти домой,
потому что у Чонгука не получается привести себя в чувства, потому что он
продолжает вариться в злости, которая лишь увеличивается в размерах.

Сухо убежден, что у Чонгука не просто любовь. Он помешан на этом омеге, это
уже не нормальные чувства, а какое-то отклонение.

***

Каждый день – пытка, но привыкнуть можно ко всему: к боли, к отвращению, к

страху. Двери заперты, шторы не пропускают свет, в углу комнаты, сжавшись в
комочек, сидит подрагивающее тело. Привыкнуть можно, но что делать, если
устаешь терпеть? Где брать силы, которые покидают так быстро, что
невозможно успеть накопить новые. Больше не хочется выносить это все,
больше не может. Это тело слишком слабое, его слишком сильно сломали, на
мелкие кусочки раздробили. Тэхён обнимает собственные колени, прижимая их к
груди, уставился в одну точку, а именно на пиджак, что аккуратно висит на
спинке стула. Он не его, им не пахнет. Он вообще уже ничем не пахнет, но
иногда кажется, что легкие отголоски аромата присутствуют, что еще что-то
есть. Слезы, что стали уже привычными, в очередной раз обжигают кожу,
которая, кажется, скоро сотрется от этого постоянного жжения. Эту вещь
хочется выбросить, сжечь, предварительно разрезав на кусочки, потому что он
принес ему огромное количество боли, и с ней уже не справляются. Но вместо
этого Тэхён делает полностью противоположные действия, он поднимается на
ослабшие ноги, стягивает пиджак со стула и падает на кровать, прижимая его к
себе, зарываясь носом, пытаясь почувствовать его. Только вот проблема в том,
что не чувствует.

Не чувствует совершенно ничего, кроме постоянной боли, кроме тоски по одному

единственному человеку.

Думал, что со временем остынет, сможет отключиться, но все происходит с

точностью да наоборот. С каждым днем он скучает все сильнее, к нему хочется
вернуться, хочется позвонить и попросить приехать.

Хочется простить.

— Как же я тебя ненавижу, — шепчет невнятно, давясь собственными слезами,

задыхаясь от нехватки воздуха.

Истерика накрывает его почти каждый день, стоит ему переступить порог дома.
Тэхён пытался сдерживать ее, пытался успокаивать себя, держать в руках, но
итог всегда один: он, слезы, полная темнота. Единственное, что он понимает
сейчас – завтра он никуда не пойдет, завтра нужно максимально привести себя в
порядок, как и дом, потому что послезавтра возвращается отец, который ни
сном, ни духом о состоянии сына, о случившемся в целом. Почему? Потому что
Тэхён мастерски ссылался на завалы на учебе, отправляя лишь сообщения, что
все хорошо и он вообще жив, да и вообще сам отец очень занят. Тэхён понятия
не имеет, как сможет держать себя в руках при отце, потому что чертовски
137/210
хочется спрятаться в объятиях родного человека, хочется излить ему душу,
хочется, чтобы пожалели и уничтожили всех обидчиков. Только вот Тэхен
боится, что отец не выдержит таких новостей. Он мужчина уже в возрасте,
сердце не вечное. Ни за что не расскажет о пережитом, будет это все в себе
держать, может когда-нибудь тяжесть станет меньше, легче…

На тумбочке лежит этот проклятый конверт, который ему сунул Чимин около
недели назад со словами, что открыть его стоит, когда захочется вернуться к
Чонгуку. Тэхён не хочет его никогда открывать, не хочет знать, что в нем, но
наощупь понял, что в нем есть, кажется, флешка. Страшно представить, что на
ней, но дело в том, что Чимин не сказал, как это повлияет на решение самого
Тэхена, на них с Чонгуком, сказал лишь, что это зависит от него самого, что
сначала нужно обязательно прочитать письмо, которое там лежит, что именно с
него нужно начинать. Но в конверте не только письмо, он плотнее для одного
лишь листочка. Тэхён смотрит на него и сжимает до побеление костяшек
пиджак в руках. Ни за что не откроет, не узнает, что его там ждет.

Каждый раз, когда мысли возвращаются к Чонгуку, Тэхен ругает себя, потому
что все чаще эти мысли не вызывают злости, он все меньше чувствует обиду к
нему. Все чаще думает о том, что надо было выслушать, надо было спросить,
почему он не сдержал обещание, почему так жестоко поступил с ним. Почему
смотрел с ненавистью ко всем, с сожалением, но ничего не сделал, не спас, не
остановил этих зверей, что наслаждались происходящим. Тэхен ведь теперь
ненавидит себя, свое тело, он на него даже смотреть не может, как и на свое
отражение в целом.

Собственная красота теперь кажется уродством.

В его руках хочется спрятаться, хочется, чтобы отогнал все эти мысли, все эти
воспоминания, что никак не сотрутся, не исчезнут. Это теперь часть его жизни,
как любое другое воспоминание. Только жаль, что оно словно перечеркивает
всю жизнь «до», будто и не существовал ранее никогда. Тэхен притягивает
пиджак к лицу, зарывается в нем и кричит, что есть мочи, пытаясь освободиться
от этой тяжести, с которой теперь существует. Именно существует, не живет. Но
только с мыслями о Чонгуке ему почему-то становится легче.

Заставлять себя встать – новая традиция, которая каждый раз проходит на ура.
Тэхен не может не, ему нужно поднимать свое тело с кровати, нужно
продолжать проживать эту жизнь. Он заранее собирает весь мусор, чтобы не
делать этого завтра, чтобы выбросить его сейчас, когда на улице уже темно,
когда никто практически не ходит. На улице холодно, но Тэхен не обращает на
это внимания, выходит за ворота, проходит немного до нужного столба,
оставляет пакеты и спешит обратно. Он не смотрит по сторонам, но почему-то
обращает внимание на недалеко стоящую машину с выключенными фарами, но в
которой определенно кто-то сидит. И почему-то она не вызывает в нем страха,
от которого дрожь по телу и желание умчаться.

В мыслях возникает Чонгук.

Тэхен хмурится, замирая на секунду, а потом спешит в дом, но кажется, что

убегает, перепугавшись до чертиков. Он пытается отгонять от себя эти мысли,
которые так и кричат, что Чонгук следит за ним, за домом, что не позволит
никому обидеть. Так и оправдывает его в своей голове. Но разве такое
прощается? Тэхен считает себя жалким, раз даже столь жестокий поступок
138/210
готов ему простить… Но разве сердцу прикажешь? Непрошеные слезы снова
заполняют глаза, желают сорваться вниз, но омега часто дышит, успокаивая
себя и вытирая влагу. Не позволит себе снова реветь, потому что уже устал. Не
хочет ни о чем думать. Нужно привести себя в порядок перед прилетом отца,
нужно начать готовиться к этому заранее.

***

— Мне все же не дает покоя реакция Чонгука, — хмурится Чимин, никак не

набирая на ложечку мороженное из стаканчика.

— Я привез тебя сюда, чтобы ты отвлекся, а ты опять за свое, — вздыхает альфа.

— Прошло уже сколько… неделя? — вскидывает брови. — Перестань об этом
думать, я по лицу твоему каждый день вижу, что эти мысли тебя не оставляют
никак.

Чимин поднимает взгляд на мужчину и вздыхает, ставя стаканчик на стол и

откидываясь на спинку диванчика. Ему действительно очень любопытна реакция
Чонгука, ведь он по сути ничего такого не сказал, чтобы вызывать его агрессию.
Юнги делает то же самое, только наоборот приближается к омеге, беря
прохладные руки в свои, нежно поглаживая большими пальцами. Он уверен, что
реагировал бы точно также, потому что Чонгуку до жути больно внутри.

— Его сжирает чувство вины, оно настолько огромное, что вряд ли можно
описать, — задумчиво начинает. — Я даже представлять не хочу, как реагировал
бы сам, если бы оказался на его месте, — не поднимает взгляда.

— Тогда почему он не объяснится перед ним? — для Чимина, привыкшего

говорить все прямо, от чего он сам многим кажется грубым, это действительно
глупо.

— Я не хотел бы брать это в пример, но видимо придется… — заглядывает в

полюбившиеся глаза, что внимательно на него смотрят. — Как бы ты
отреагировал, если бы после всего случившегося там с тобой, к тебе бы пришли
и стали объясняться?

Омега ненадолго зависает, обдумывая слова Юнги, хмурится своим мыслям и

хмыкает чему-то.

— Но у них другая ситуация, — Чимин искренне не хочет понимать, почему два

искренне любящих друг друга человека не могут просто поговорить. — Они
могут поговорить, а не страдать. Тэхен шуганый настолько, словно его
ежесекундно бьют, и он определенно нуждается в Чонгуке, это могу сказать
даже я. Каким-то образом они словно действительно подходят друг другу, не
знаю, как это объяснить, но я так чувствую.

Юнги усмехается его словам, тепло улыбаясь, и садится ближе, обнимая его.
Если Чимин в чем-то уверен, то его бывает сложно убедить в обратном, как и
сейчас. Может показаться глупым, что он так рассуждает, но альфа прекрасно
понял, что он имеет ввиду.

— В тот день я ходил по тонкому лезвию, когда разговаривал с ним, но даже я не

позволил себе произнести имя Тэхена, потому что понятия не имел, насколько
139/210
озлоблено он среагирует на него, но ты, конечно, выдал, — вздыхает, потому что
на самом деле он ему сочувствует, но бизнес есть бизнес и да, воспользоваться
этой ситуацией было жестоко, но зато он получил прописанный договор, пока на
самом деле Тэхену не угрожает совершенно ничего. — Они сами в этом
разберутся, а ты не лезь, если хочешь остаться живым.

— Но ведь ты меня защитишь при любом раскладе, — уверенно отвечают в

ответ.

— Конечно защищу, как же без этого, — легкий поцелуй в висок. — Кстати, что
ты передал ему?

— А это… — если бы Чонгук знал с самого начала, что Тэхену ничего не

навредит, что даже Юнги не знал, что в конверте… Вряд ли договор был бы
подписан, вряд ли они оба не пострадали бы. — Там снимки с камеры
наблюдения в комнате, где они находились у нас, письмо от меня, где я
рассказал то, что Тэхен не знает, и флешка с видео…

Юнги вскидывает брови в удивлении, потому что не понимает, как омега вообще
добрался до записи с камеры без его разрешения. И, конечно, задает логический
вопрос, что за видео на флешке.

— Там… то, как Чонгук расправлялся с теми людьми… — честно сказать,

говорить без тошноты невозможно. — Если Чонгук узнает, что я выпросил его у
Сухо, то что со мной будет? — поднимает голову к своему альфе.

На омегу смотрят с искренним шоком. Ладно все остальное, но видео с массовым

убийством… Это явный перебор. Юнги определенно недоволен услышанным, что
читается по его лицу.

— Не знаю, что сделает Чонгук, но даже я очень недоволен твоим поступком,

Чимин.

Омега сразу тушуется, потому что сам был не уверен в правильности действия,
но если Тэхен захочет увидеть, на что способен Чонгук, что случилось с его
обидчиками… По идее это вызовет отвращение, потому что там действительно
омерзительные вещи. Не то чтобы Чимин одобряет это, но… Почему-то ему
показалось, что он должен был поделиться этим с Тэхеном.

***

Время за полночь, организм никак не хочет засыпать, несмотря на то, что очень
вымотан. Из легкой дремоты вырывает уведомление телефона. Звук этого
уведомления заставляет моментально напрячься, распахнув глаза. Тэхен быстро
хватает телефон, но не решаясь разблокировать его, потому что сообщение
пришло от Чонгука… От Чонгука с которым они не виделись достаточно долго,
от Чонгука, по которому сердце с каждым днем все больше тоскует, которого
требует себе.

Чонгук:

«Прошу прощения, если тебя напугали мои люди, но я не мог оставить тебя без
присмотра. Это единственное, что я прошу тебя оставить рядом с собой от
140/210
меня».

И собственное сердце в очередной раз обливается слезами, потому что к нему

хочется вернуться. Хочется оказаться рядом… А этот чертов конверт все еще
мозолит глаза…

Примечание к части

комментариев даже не жду за столько длительное отсутствие… но, конечно,

была бы благодарна

141/210
Примечание к части болею-работаю-пишу

пейте витамины, одевайтесь тепло, побольше отдыхайте и спите

10

«Давай забудем про раны

И выйдем
Из темноты.
Какие на вечность планы?
У меня,
Кстати, ты».

П. Шалчюс

Яркие огни ночного города отражаются в черных глубоких глазах. Чонгук

смотрит куда-то далеко. Туда, где должен находиться дом его самого
драгоценного. Только так он может позволить себе приблизиться к нему. Только
такая близость дозволена в принципе. Сколько бы боли не приносила разлука,
им вместе нельзя. Чонгук в этом убежден.

Чонгук ежедневно убеждает себя в том, что им лучше порознь.

Он не ждет прощения, не ждет, когда позовут. Ему к Тэхену нельзя, потому что
он сам так решил, потому что это приносит боль. На себя плевать, на омегу нет.
Чонгук его проклятье, с ним он счастлив не будет. С ним он лишь будет
познавать настоящее разочарование, настоящую боль.

Так решил для себя Чонгук.

Только вот…

Телефон в руках вибрирует, его поднимают к лицу, видят уведомление, а

сердце… Чертово сердце заходится в бешеном ритме, в неконтролируемом.
Сердце совершенно не согласно с решением разума. Потому что к этому парню
хочется ближе, чтобы ни миллиметра между, чтобы один воздух на двоих и
никак иначе. Чонгук влюблен слишком сильно, с первого взгляда что-то
разглядел, что-то почувствовал. Неожиданно стал зависим.

В его глаза бы смотреть вечность. Захлебываться их глубиной. Он в него

невероятно сильно… Каждую деталь наизусть выучил, каждую черту лица,
каждую родинку. По одной лишь мимике может понять настроение, может
предсказать, что скажет, как себя поведет. И это не от того, что он в принципе
людей всегда насквозь видел, тут совершенно другое. Собственный зверь к нему
хочет, тянется, изнывает от тоски, от разлуки, не понимает, почему так крепко
цепями сдерживают, почему сами страдают и его заставляют.

Чонгук в него, кажется, навечно.

Но близость не для них.

142/210
Тэхен отвечает лишь «Хорошо», а от этого одного слова по телу табун мурашек.
Они так давно не общались, кажется, прошла целая вечность. Хочется написать
что-нибудь еще, поинтересоваться состоянием, нужна ли ему помощь, как себя
чувствует и как переживает все случившееся. Потому что волнуется ежедневно
так сильно, что хочется сорваться, хочется забить на данное обещание не
только ему, но и самому себе. Чонгуку бы знать о каждой секунде его жизни.

Ни один из сети не выходит, смотрят в экран по разные стороны телефонов,

словно что-то произойдет, если будут вот так смотреть и ничего не
предпринимать. Время идет, ничего не происходит. И если бы сейчас кто-нибудь
сказал Чонгуку, как сильно он взволновал чужое сердце, что все еще
принадлежит лишь ему, он бы определенно точно не сдержался, сократил их
расстояние до минимума.

А Тэхен не просто взволнован, он еле сдерживается от желания написать вслед

еще одно слово, которое прекратит их муки. Хочется сказать «приезжай»,
хочется услышать его грубоватый, но всегда нежный голос, хочется услышать
родной запах альфы, прикоснуться к нему, согреться. По нему слишком скучают,
без него еще хуже, чем с ним.

Он нервно выдыхает, переводя взгляд с экрана, на конверт, что так и манит.

Совершенно не уверен, что не прочтет его. Мысли и решения сегодня слишком
не точные, он не уверен ни в чем. Пока днем убеждал себя, что ни за что не
возьмет свои слова назад, что не позволит себе дать слабину, проливая слезы и
прижимая к себе пиджак, сейчас, ночью, от одного сообщения полностью меняет
свои решения. Тэхен перед Чонгуком слаб, и это никак не изменить, пока
собственное сердце предает, желая воссоединения.

Оно то, сердце, знает, что вместе будет легче, лучше. А люди – глупцы, не
слушающие его в действительно важные моменты.

Тэхен возвращает взгляд к экрану, выходит в меню, чтобы зайти в контакты и

найти единственный номер. В груди все трепещет, там слишком волнительно и
страшно, по всему телу покалывания и легкая паника. Уверенности в
собственных действиях нет совершенно, но он зажмуривается, жмет на вызов и
прикладывает телефон к уху, чтобы почти мгновенно услышать заветное:

— Алло…? — от его голоса омеге дурно становится, глубокий вдох и распахнутые

глаза.

Он действительно позвонил… И правда сделал это! Самому не верится от

собственных действий. Тэхен скучал по нему чертовски сильно. Особенно
последнюю неделю, когда больше не мог удерживать жгучую ненависть в груди,
когда злость была лишь легким отголоском от тех волн ярости и гнева, которые
родились по отношению к альфе тогда, в той комнате чужого дома. Ему словно
он снится, словно все не взаправду, а потому молчит. Потому что не верит.

— Тэхен, все хорошо?

Чонгук, который сначала был взволнован от звонка, который неверяще отвечал

на него, сейчас начинает волноваться и паниковать. И лучше бы омеге позвонить
случайно, иначе он не знает, что сделает, если с ним вдруг что-то случилось. Но
Чонгук слышит совсем тихое и редкое дыхание, это успокаивает. Успокаивает,
143/210
но не останавливает от того, что он уже хватает ключи от машины и собирается
ехать к нему. Не важно, что там происходит, раз молчат, ничего совершенно не
произносят, он узнает лично, чтобы успокоиться, чтобы не переживать и быть
уверенным, что с парнем все хорошо.

— Я… — голова кругом от собственного имени его чарующим голосом, вот и

растерялся. — Я просто хотел услышать твой голос, — а собственный лишь тише
под конец фразы становится.

Признаваться жутко страшно и волнительно. Тэхен всегда был искренен в

эмоциях, ему всегда было легко говорить о своих чувствах, своих мыслях и
желаниях. Но сейчас… Ему страшно так, словно он первоклашка и стоит у доски,
рассказывая стих, который именно сейчас забылся, а на него смотрят множество
глаз, ждут, шепчутся между собой. Никогда ранее не испытывал такого
волнения, просто звоня человеку. Не удержался, пошел на поводу у сердца,
которое, кажется, вот-вот остановится от эмоций.

Чонгук облегченно выдыхает и возвращается в основной зал, садясь на диван.

Испугался. Слишком сильно испугался, даже не подумал о том, что его люди у
дома омеги.

Хотел услышать его голос… От этих слов что-то в животе крутится будто, а
собственный зверь преданно хвостом машет и скулит, потому что безумно
сильно скучал, потому что, наконец, дождался, услышал этот волшебный
глубокий голос. Теперь готов лишь подчиняться.

— Ты меня так испугал, боже, — говорит Чонгук, а сам слышит усмешку, ничего
хорошего не предвещающую.

— В тот день ты тоже был напуган?

Зачем?! Зачем говоришь эту чушь, если прекрасно помнишь тот жуткий страх в
его глазах? Если помнишь с какой ненавистью смотрел на тех, кто больно
делает, с какой болью на тебя? Этот чертов характер не исправить, всегда
будешь вредным и язвительным! Но сейчас… Сам ведь позвонил, потому что
соскучился. Соскучился, а говоришь такое…

И Тэхен закусывает губу, ругая себя, свой язык, что всегда быстрее головы,
быстрее собственных мыслей. Он не хотел этого говорить. Точно не сейчас… Но
слово не воробей, как говорится. Вылетит, не поймаешь. Вот и он уже не может
вернуть их назад. Никто из них не может вернуть назад все случившееся, к
сожалению. Тэхену придется жить с тем, что пережил, с той болью в
воспоминаниях, с ненавистью к себе. И он не знает, возможно ли действительно
простить Чонгука, возможно ли вернуться к их отношениям, можно ли вернуть
хоть что-нибудь? Потому что по прошлому скучается сильно.

Альфы все еще вызывают страх, собственное тело – отвращение, красота –

проклятье. Все случившееся все еще отвратно, незабываемо. Тэхену жить с
этими ощущениями, мыслями, воспоминаниями не хочется, но ему почему-то
очень сильно хочется вернуть своего альфу в последние несколько дней.

Словно Чонгук – все, что ему необходимо.

— В тот день я думал, что мое сердце не выдержит этого ужаса, что
144/210
приходилось наблюдать без возможности остановить, — спустя длительную
паузу произносит, даже не злится.

Его голос подавленный, какой-то неживой будто, Тэхен его таким никогда не
слышал. И ему, Тэхену, разозлиться бы на него на эмоциях, потому что это он
думал, что умрет там, пока Чонгук не предпринимал ни единой попытки помочь
ему, защитить, остановить весь тот ужас. Но он чувствует дрожь в нижней губе,
как слезы вот-вот снова накатят, и запрокидывает голову к потолку.

Больно, да? От собственной слабости. Когда людям больно, они всегда смотрят
наверх, чтобы случайно не дать волю слезам… [5] Тэхен делает сейчас то же
самое и может лишь зажмуриться, соглашаясь с вспомнившимися так вовремя
ему словами, которые он даже не понимает сейчас откуда. И снова эти вопросы
в голове по типу «почему это произошло со мной» и «что я сделал не так, чтобы
пережить этот ужас». Он терзается ими так часто, но никогда не находит на них
ответов.

Потому что их нет. Потому что такое никогда и никто не должен переживать.
Потому что он ни в чем не виноват.

— Чем я заслужил это, Чонгук?

Но он задает этот вопрос ему в надежде, что хоть кто-то даст ему ответ.

— Ты ведь знаешь, что я верю в судьбу, верю, что ничто не происходит в этом
мире просто так, — включает громкую связь и кладет телефон перед собой на
кровати. — Так может быть ты… — не сдерживает всхлип, сдается и опускает
лицо в ладони, больше не имея возможности внятно говорить.

…объяснишь мне, чем я это заслужил?

Остается неозвученным, но Чонгуку и не нужно слышать продолжение, он

понимает его и без слов. Только вот ответа дать не в силах, но не из-за того, что
плач этого парня разрывает его сердце на еще более мелкие кусочки, хотя
казалось, что там уже нечему рваться, а потому что ничем Тэхен это не
заслужил. Он просто… Просто встретил Чонгука и влюбился в него в ответ,
позволил приблизиться, позволил себе отпустить себя рядом с ним… И Чонгук не
винит в этом Тэхена.

Потому что виноват здесь лишь он сам.

— Я очень виноват перед тобой, и мне искренне жаль, — Тэхен слышит то, что не
хотел, чувствует то, что не хотел. — И мои извинения ничего не стоят, они
ничего не изменят, — чувствует его боль, слышит, что тоже сломан, и это
заставляет чувствовать себя еще хуже. — А ты не должен меня прощать, потому
что я слишком сильно виноват, потому что именно по моей вине ты пострадал.
Ты никогда не должен был встречать меня… Черт, — он резко замолкает, крепко
сжимая телефон и жмурясь до боли, чтобы избавиться от этого жжения в глазах.
— Ты ничем не заслужил то, что пережил, Тэхён, — выдыхает с дрожью. — Во
всем полностью моя вина, лишь я в ответе за все, потому что ты… Ты самый
чудесный человек из всех существующих на этой гребаной планете.

И Тэхён прекрасно знает, что это говорят от чистого сердца, с самой настоящей
искренностью, на которую только способны. От этого снова чертовски больно. И
145/210
стыдно признаться самому себе, что, зная, как им дорожили с самого начала, все
время желал, чтобы их разлука принесла альфе самую сильную боль, чтобы ее
просто не вынесли. Тэхён ненавидел первое время его настолько сильно, что
желал ему лишь самые ужасные вещи. Но сейчас даже признаться в этом
самому себе тяжело, потому что стыдно, неприятно, отвратительно от самого
себя. Тэхён действительно винил во всем лишь его, но сейчас, когда злость
отпустила, больше не кажется, что альфа не заслуживает любви, заботы и
тепла.

Чонгук однажды вечером признался ему, как сильно он влияет на него,

насколько важным человеком стал. Как боится потерять. Но Тэхён забыл об этой
искренности напрочь, вспомнив лишь после его слов сейчас. Альфа обещал
рассказать ему про свое детство, про свой клан, но только тогда, когда будет
уверен, что к этому готов не только он, но и сам омега. Потому что для него, для
Тэхёна, это точно показалось бы очень жестоким, а он ведь мальчик
эмоциональный, чувствительный. Но до этого у них так и не дошло. Почему-то
многие воспоминания приходят к нему только в эту минуту… И именно сейчас
мелькает мысль, что тогда, в той злополучной комнате, его держали люди
собственного клана. И неизвестно, по какой причине Чонгук не мог ничего
сделать.

Но что-то подсказывает, что не просто так он бездействовал.

— Мне так больно, — выдавливает из себя вместе со слезами, мешающими

говорить. — Я даже не могу передать это словами, потому что просто
невозможно, — сжимает одеяло под собой, опустив голову, позволяя слезам
капать вниз. — Я не могу избавиться от мыслей, что моя жизнь кончена, что меня
больше нет, но… — всхлип и длительная пауза, чтобы попытаться остановить
поток слез и нормально и внятно говорить. — Но я почему-то все еще живу,
продолжаю существовать в этой оболочке себя.

Впервые он говорит об этом вслух. Впервые он говорит о своих чувствах кому-то.

Поток слов невозможно прервать, они сами льются из него, не желая
останавливаться, как и слезы, которые, кажется, неиссякаемы. Ему тяжело, и
этот груз слишком огромный для хрупких плеч Тэхёна, который вот-вот и
сломается под ним окончательно.

— Меня изнасиловали, блять, — произносит вслух, позволяя всем воспоминаниям

в голове стать реальностью, а не оставаться кошмарным сном, не выходящим из
памяти. — Изнасиловали, Чонгук, — слезы душат, ком в горле мешает говорить,
никак не проглатывается. — И как мне с этим жить? Как справиться со своей
этой болью? Как пережить и не избавиться от самого себя от отвращения?

Больше не может. Не может говорить, не может поддерживать этот чертов

разговор, потому что собственные чувства и эмоции перекрыли доступ к
кислороду, заставляя лишь давиться слезами. Все лицо снова покраснело, руки
дрожат, а сил нет ни на что, кроме как уткнуться головой в одеяло, чтобы
отдаться в объятия боли и отчаяния. Они стали его верными подругами, что
дарят мнимое тепло своими руками, а на самом деле лишь в еще больший холод
опускают. Погружают во мрак.

Звуки из динамиков не доносятся до омеги, он не слышит голоса, по которому

так скучал, не слышит, как его зовут, что говорят, что делают. Тэхён снова
оказался погруженным в самого себя, в океан собственной боли, который
146/210
временно удалось заткнуть, чтобы смочь встать на ноги, чтобы попытаться
вернуться к обычной жизни, попробовать забыть то, что пережил. Но
человеческая память так жестока… Не позволяет забыть то, что очень хочется.
Вырвать бы этот фрагмент жизни с корнем и никогда больше не вспоминать…

Чонгук не следит за правилами дорожного движения. Ему на них абсолютно

плевать. Потому что там, в пятнадцати минутах езды на большой скорости, в
небольшом двухэтажном доме, в своей комнате спрятался один крохотный омега
от всего этого прогнившего мира и горько плачет, да так, что кажется его
сердце скоро не выдержит, как и легкие. Чонгук не держит обещания,
сокращает между ними расстояние слишком быстро. Каждую минуту они все
ближе и ближе к друг другу. Потому что руки чешутся спрятать его в своих
объятиях, позволить выплакаться в собственное плечо, позволить высказаться. И
пусть он на него потом кричит, бьет, что угодно пусть делает, лишь бы ему
легче стало, хоть немного эта боль, ломающая его всего, утихла.

Позволила ему отдохнуть от себя.

Мотор рычит, оповещая всех, что машина несется на большой скорости, не

собираясь останавливаться, чтобы не мешали, не совались под удар. И в этот раз
судьба на его стороне. Она его поддерживает, не вставляет палок в колеса, не
мешает добраться до самого чудесного омеги для него. Чонгук все это время
слушает чужую истерику, которая никак не прекращается, даже не стихает. От
этого нога в пол вдавливается, игнорируется все, сигналят людям, что
переходят на зеленый, чтобы расступились, чтобы пропустили. Чонгук оплатит
любые штрафы, ему главное не сбить никого по пути, в аварию не попасть. Ему
бы добраться поскорее до Тэхена.

— Тэ, ты слышишь меня? — в ответ лишь поток слез, никакой реакции. — Мой
маленький, мой солнечный человечек, пожалуйста, подожди еще немного, —
руль крепче сжимает, ему за омегу страшно становится.

Такие срывы ни к чему хорошему не приведут, и Чонгук мечтает как можно

быстрее оказаться рядом. Время ничтожно тянется, кажется, словно он ползет
как улитка, а не несется по дорогам, объезжая машины и выезжая на встречные
полосы. Он спешит к нему, как может.

Когда дорога сменяется знакомым районом, хочется выпрыгнуть из салона и

помчаться на своих двух, будто бы так быстрее. Вот он уже видит знакомые
дома, вот небольшой магазинчик на углу, в который омега часто бегает, и на всю
улицу, погруженную в тишину, окутанную в ночное спокойствие, раздается
звериное рычание авто. Чонгук вылетает из машины так быстро, что даже не
обращает внимания на незакрывшуюся дверь. Он спешит к своему мальчику,
позабыв на все установки, которые пытался задать своему мозгу, чтобы не
позволять себе больше приближаться к нему. Не удивительно, что Тэхён закрыл
дверь забора, но тот, благо, не очень высокий. Чонгуку ранее никогда не
приходилось перелезать через преграды в чужой двор, но сейчас он делает это с
легкостью, благодаря своим физическим данным. Входная дверь также закрыта,
а запасных ключей не находится. И это его тупик. Потому что понятия не имеет,
как оказаться в доме не варварским способом.

Мог бы быть.

Дверь распахивается перед ним, а на пороге омега с раскрасневшимися и

147/210
опухшими глазами, который моментально оказывается захвачен в объятия для
дальнейшего использования в благих целях. Тэхён услышал его, увидел и сам
помчался открывать.

— Все хорошо, я здесь, — шепчет ласково, с чистой любовью, защищая в своих

больших руках это хрупкое тело, что, кажется, стало в разы меньше.

А чужая истерика лишь сильнее становится. Тэхён чувствует эту защиту,

которой не ощущал уже длительное время, чувствует, что теперь, наконец,
может позволить себе освободиться. Рубашка неприятно стягивается от того, что
ее сжимают ладонями, намокает в районе груди, но на это не обращают
внимания, это все неважно. Позволяют все. Тэхён воет так болезненно, так
откровенно и искренне, что хочется рассыпаться на атомы от чувства вины,
которое преследует альфу.

Дверь закрывается за спиной, легкое тело подхватывается под бедра и несется в

комнату на второй этаж. И Тэхён не отлипает ни на секунду, позволяя себе
чувствовать себя хорошо рядом с тем, кого винил во всех бедах так долго.
Чонгук садится на кровать, откидываясь на спинку, оказываясь в полной власти
собственного сердца, зверя, что все-таки дорвался до желанного омеги, и
окутывает своим запахом всю комнату, а главное Тэхёна.

— Все хорошо, — уткнувшись носом в висок. — Тебя больше никто не обидит, я

никогда не позволю этому произойти, — а сам глаза прикрывает, вспоминая
кровавое месиво, что устроил в наказание обидчикам.

И если бы можно было воскрешать людей, Чонгук бы сделал это и повторил

смерть каждого. Ему не хватило того дня, не хватило тех смертей, тех стонов
боли и мольб пощадить. Чонгук – монстр, не имеющий чувства насыщения от
боли, но обязательно приползающий к ногам омеги, что сейчас пытается
успокоиться, глубоко втягивая носом его запах. И они оба, как ангел и демон,
которые полюбили друг друга, зная о всех запретах и наказаниях, что их могут
ждать.

Две недели были порознь – не удержались, сорвались. Рядом дышится легче,

грудь широко поднимается, делая глубокий вдох, рядом скованность и
напряженность пропадает, рядом хочется жить. Длинные изящные пальцы
расслабляются, разжимают кулаки, но остаются лежать на крепкой груди,
чувствуя под биение сердца, что стучит по ребрам, желая сломать их, вырваться
к тому, кто заставляет его себя так вести. Удары сильные, громкие, кажется, их
слышно на всю комнату, стоит задержать дыхание, перестать шмыгать носом.
Омега глаз не поднимает, смотрит на свои руки, отстранившись от вечно
горячего тела, пока последние слезы медленно катятся по щекам, никак не
сорвутся вниз. Дыхание глубокое и судорожное из-за прошедшей истерики, но
как приятно находиться в облаке запаха по которому бредил.

Если кто-нибудь скажет Тэхёну, что он чертов слабак, что поддался своим
чувствам и эмоциям, что не должен был так поступать, впускать его в дом, то он
пошлет этих дураков на все четыре стороны, чтобы не лезли в его решения и
жизнь. Ему сейчас так плевать что он и как, потому что уверен, что просто
ускорил процесс. Одна рука робко скользит выше, плавным движением ласкает
место, где сердце яростнее биться начинает, и теплые кончики пальцев
касаются шеи, пуская мурашки по обоим телам от прикосновения кожи к коже.
Тэхену тепло, ему хорошо и голова абсолютно пуста, как не было давно. Он
148/210
ведет выше, касаясь скул, чтобы следом, наконец, уложить ладонь на щеку и
заглянуть в глаза напротив, которые все это время не отводили собственного
взгляда, которые следили и изучали.

Там, в этих ледяных омутах, фальшивые айсберги терпят крах, потому что
невозможно лгать тому, в кого безумно сильно. Чонгук не смог удержать свое
решение в голове, не смог убедить себя в «лучше порознь», не смог не пустить
его в свою душу одним лишь взглядом. Но Тэхён чувствует чужую боль и тоску,
как свою собственную, чувствует тревогу и волнение. За него испугались, к нему
примчались так быстро, что успели подумать об игре воображения, когда
услышали рев мотора так близко с домом.

И Тэхён не знает, что говорить. Не знает, что им делать дальше. Чувств и слов
много, но он не уверен, что сдержит те ненавистные слова, смешивающиеся с
искренними чувствами и желаниями. Вопросов слишком много. А еще есть
конверт, бережно переданный ему Чимином.

— Я очень испугался за тебя, не мог сидеть на месте и слушать твою истерику,

— шепчет Чонгук, стараясь не нарушать тишину комнаты, и прикрывает глаза,
наслаждалась прикосновением, которое ему самостоятельно дарят, которое
хотят, чтобы он чувствовал. — И если ты сейчас скажешь, чтобы я ушел, то я
уйду.

Не хочет.

Не хочет, чтобы Чонгук сейчас уходил, чтобы оставлял его. Можно хоть немного
побыть в спокойствии с самим собой? В комфорте и безопасности? Можно уже
отдохнуть от этих постоянных мыслей, от кошмаров? Тэхён лишь руку убирает и
укладывается поудобнее на плече, тычась носом в шею, чтобы еще ближе к
родному запаху, чтобы окунуться в него полностью, запомнить навсегда,
отпечатать в памяти навечно.

Не хочется открывать рот, потому что Тэхён знает, что ни к чему хорошему это
не приведет, что все в любом случае закончится его криками, если начнет
говорить. Поэтому он просто насладится присутствием Чонгука сейчас.

***

Мы, люди, странные создания природы. Нам дана жизнь, даны способности
думать, развиваться, улучшаться. Но нет книги с правилами, как действительно
жить эту жизнь. Нет, оно то может и понятно, что у всех по-разному, что
следовать своим желаниям и прочее-прочее. Но что делать с внутренним
познанием самого себя? Ведь именно эта часть заставляет нас больше
задумываться, нежели познание других людей. Их все-таки понять куда проще,
чем самого себя. Да, есть уже множество книг, выбирай какую хочешь, читай,
пытайся, познавай. Но каждому ведь тоже нужно что-то особенное. Сколько бы
не прочел ты книг, это не даст тебе большую возможность разобраться в себе,
если ты не будешь сам прикладывать усилия.

Грубый ветер пытается сорвать капюшон с головы, куда-то толкает, ведет, но

только не хочется следовать по его пути. На улице уже темнеет, зажжены
фонари и все люди вокруг спешат быстрее домой. Тэхён тоже хочет домой, ведь
там отец, который в небольшом отпуске на неделю из-за длительной
149/210
командировки, там больше не одиноко. А еще там чертовски хорошо, потому что
собственная комната пропитана дурманящим голову ароматом альфы. Альфы,
который пару дней назад грел его в своих объятиях всю ночь, пряча от кошмаров
и противных мыслей, позволяя спать крепким детским сном впервые за долгое
время. Тэхену действительно хочется домой, но ровно настолько же, насколько и
не. И все по тем же причинам.

Разбираться в себе тяжело. Понять себя и прийти в полное равновесие с самим

собой – сложно. Там, дома, отец, требующий объяснения, кем это пропахла вся
его комната, не знающий абсолютно ничего из произошедшего за месяц,
требующий внимания, потому что сам соскучился по сыну тоже, но которого не
могут давать ему в нужном количестве. Там пахнет Чонгуком, которого не
обнаружили тем ранним утром рядом, а вместо него уведомление на телефоне
еще в половину седьмого утра с сообщением, что нужно было срочно ехать, но
они обязательно поговорят. Прошло три дня, а они до сих пор не поговорили… И
Тэхён не знает, что конкретно чувствует.

Они сделали первые шаги к друг другу, признались в своих чувствах, в своих
боли и тоске. И это вроде должно было что-то прояснить, но, кажется, он
запутался еще больше в себе. Зол и раздражен. На него – потому что исчез,
потому что оставил и не объясняется. На себя – потому что продолжает иногда
ругать себя за срыв, за слабость, как и за то, что не может снова ему сам
позвонить и договориться о встрече. Но одновременно с этим он чувствует
легкость, чувствует благодарность, потому что смог произнести все в слух, смог
принять это и начать переваривать в самом себе, потому что ему дома теперь
спокойнее, потому что спится лучше.

И он ждет разговора с Чонгуком так же сильно, как и не.

На улице сегодня очень холодно, а от того вроде и идтись должно быстрее, но

отчего-то ноги не несут в спешке, не торопятся совсем. Они ведут его дальше от
дома, туда, где всегда можно было спокойно подумать, окунуться в свои мысли.
Туда, где они впервые встретились. Тэхён ловит себя на мысли, что не был здесь
столько же, сколько и прошло с того дня. Несколько месяцев? А он и сам не
особо помнит, как давно это было, кроме разве что примерных вариантов.

А Чонгук ведь и правда очень долго бегал за ним, хоть и способы его были
весьма странными. Но они понимаются (совсем немного) только спустя время,
когда уже знаешь самого человека лучше. Чонгук плохо понимает шутки и
сарказм; может быть слишком жесток в словах; многое его видение совершенно
отличается не только от Кимова, но и от большего населения земли, и это не
хорошо, потому что он жесток не только в словах. И Тэхён понятия не имеет, как
так вышло, что они влюбились в друг друга.

На улице все еще холодно. На улице все еще зима. И стемнело уже окончательно
и давно. Только Тэхён все еще не дома, у него зуб на зуб не попадает, он весь
замерз, но он не замечает ничего, потому что находится не здесь, а глубоко в
себе. Роется в себе, что-то отыскать словно хочет, когда все ответы вот они, на
поверхности. Только вот… его потеряли. Отец звонил уже много раз, писал
сообщения, но ни на что не отвечали. Родительское сердце быстро начинает
бушевать, беспокоиться, а потому мужчина тревожится о сыне, который уже как
три часа должен был быть дома.

Тэхёна нет, а он сам по себе на себя не похож. Мужчина чувствует, что с омегой
150/210
что-то произошло, хотя тот и старается не показывать, старается вести себя как
раньше. В контактах отыскивается номер того наглого высокомерного альфы,
что мешал парню жить, потому что хочется уже услышать, что с сыном все в
порядке. И, что удивительно, Чонгук берет трубку почти мгновенно, словно ждал
звонка.

— Господин Ким? — но проблема в том, что Чонгук удивлен звонку родителя

омеги. — Что-то случилось с Тэхеном? — напрягается и встает из-за стола, за
которым работал.

Теперь волнующихся сердец больше.

— Судя по твоей реакции он не с тобой, — мужчина хмурит брови, запуская

свободную руку в карман спортивных штанов.

— Я сейчас узнаю где он и привезу домой, — не дает больше альфе ничего

сказать, успокаивает его, убеждает своей уверенностью и твердостью в голосе.

Чонгук работает на износ, разгребает завалы, потому что, наконец, появились

силы на работу, потому что нужно освободить выходные дни для встречи с
Тэхеном, который стопроцентно ждет хотя бы сообщения от него. Но не думал,
что омега сумеет призвать его к себе быстрее. А сейчас сам волнуется,
спускается на лифте до первого этажа и сразу звонит человеку, приставленному
к Киму, который обязан знать, где он.

Спрятался от мира подальше.

Убежал и скрылся.

Чонгук знает это место. Прекрасно помнит тот напуганный взгляд, ту

растерянность. Там он только посадил в нем ростки этой нездоровой любви,
которая прижилась, корнями все органы обвила, как сорняк, что не вытравишь.
И он облегченно выдыхает, слыша от своего человека данную информацию. Ведь
это как минимум говорит о том, что с омегой ничего не произошло, он жив и
находится недалеко от дома.

Снег начинает идти совсем неожиданно, пышные хлопья опускаются на

холодную землю и не тают, становясь чудесным тонким одеялом. Это заставляет
улыбнуться, когда очередная вибрация телефона выводит из собственного
транса, но остается проигнорированной. Тэхён поднимает голову, отлипая от
асфальта, на который залипал ранее, и протягивает руку вперед, надеясь
поймать хоть одну снежинку, которые, как специально, обходят его ладонь
стороной. Они тоже не хотят обжечься, потому что умрут в его руках.

На часах одиннадцатый час, но этого даже не знают. Снежинки разоделись в

свои самые пышные наряды, кружатся в танцах, завораживают взгляды. Тэхён
впервые легко выдыхает, откидываясь на спинку скамейки. Сейчас ему
свободно, он поговорил с собой, решил, что нет ничего страшного и плохого в
том, что все-таки дал слабину, позволил Чонгуку приблизиться и потянулся сам.
Им вместе легче, а остальное… Он ведь обещал, что поговорят. А еще есть
конверт, о котором вспомнилось сейчас, потому принимается решение открыть
его по приходе домой. Что бы там ни было, его не просто так отдали. Тэхён
обещает самому себе, что возьмет себя в руки, что научится давать физический
отпор, что с этого дня будет стараться вернуть настоящего себя и сделаться
151/210
лучшей версией. Он покажет всем, что еще жив, что может идти дальше.

Несмотря на глубокую душевную рану. Он склеит собственную душу по кусочкам

вновь, как и самого себя.

Сзади слышатся шаги, заставляющие напрячься, сжать кулаки. А потом до носа

доходит запах из-за которого резко поворачивают голову на идущего к нему
человека.

— Ты напугал отца, а затем меня, — заключает в теплые объятия мгновенно,

прижимая за талию, спрятанную под теплой одеждой, и за голову. Плотнее к
себе, чтобы уткнуться носом в макушку под шапкой.

Тэхён понимает уровень волнения отца мгновенно, потому что тот не стал бы
просто так искать его у Чонгука, об отношениях с которым даже и не в курсе то
толком. Но с этим он решает разобраться дома, ведь это уже семейные дела, а
вот с обнимающим его альфой может разобраться сейчас:

— То есть только так ты объявляешься теперь? — поднимает свои блестящие от

света фонарей глаза на него, заглядывая будто в саму душу, в ее эпицентр. —
Когда тебя заставляют волноваться за меня?

Чонгук смотрит в ответ, боится отыскать в нем злость, разочарованность,

ненависть. Но находит лишь усталость ото дня, от которой глаза лениво
закрываются и открываются. Он не удерживается, целует в лоб, замирая на
долгие секунды, прикрывая веки, прежде чем ответить. Рядом с Тэхеном
забывается обо всем, даже о встрече, которая у него через десять минут.

— Ты хотел меня увидеть? — разглядывает его лицо, бегая глазами, чтобы после
вернуться к полюбившимся океанам.

Да. Всем своим существом желал этой встречи, хотелось невероятно сильно.

— А если я скажу нет? — а сам продолжает стоять в объятиях, не отодвинувшись

ни на миллиметр. Греется.

— Тогда мне придется тебя разочаровать, — оглаживает покрасневшую на

морозе щеку, наблюдая за открытой игрой. — Я повезу тебя домой, и тебе
придется меня видеть еще какое-то время прежде чем расстаться.

А Тэхён прикрывает глаза, выдыхая горячий воздух на теплую руку, что

согревает его лицо, ластится к ней сам. Тогда он ничего не будет отвечать,
потому что и так прекрасно знает, что его чувствуют хорошо, знают его желания
сейчас. Тэхён знает лишь, что с Чонгуком ему хорошо, а все остальное… Они
обязательно обсудят, но, по всей видимости, не сегодня.

В машине тепло, в ней вкусно пахнет, на зеркале висит совсем маленькая

игрушка в виде волчонка, которую туда прикрепил сам Тэхён, и это греет
изнутри. И пускай он не знает, что на этой машине не ездили все время их
разлуки, потому что сердце бы ныло сильнее. А сейчас всё на своих местах,
альфа за рулем и единственный в жизни омега рядом.

— На тебя не будут ругаться? — спрашивает Чонгук, волнуясь за состояние

парня, если его будут отчитывать.
152/210
— Я скажу, что ты меня украл, — жмет плечами, в ответ не смотрит.

— Жаль тебя расстраивать, но твой отец уже знает, что ты был не со мной, —
хмыкает, останавливаясь у ворот.

— Кому он поверит: тебе, альфе, который надоедал мне долгое время, или мне,
своему сыну? — поворачивает голову к нему, смотрит хитро.

Сам себе поражается. Своей легкости в общении с Чонгуком. Ему ничего не

отвечают, усмехаются лишь и откидываются на сидение. Не озвучивая мыслей,
где крутится лишь то, как скучал по этому. По Тэхену, который любит
издеваться над ним, язвить и вредничать.

— Тебя ждут, — смотрит в ответ, не желая расставаться, запоминают каждую

секунду.

Тэхён поворачивает голову к воротам и видит отца, что вышел в домашней

одежде, слишком легко. Он прощается с Чонгуком быстро, бросив «до встречи» и
вылетев из салона, заволновавшись за здоровье родителя, который сразу
заключает в объятия.

Сегодня Тэхён всех перепугал, но постарается так больше не делать.

***

Чонгук раздражен, обозлен, но не торопится, держит себя в руках, идет

неспешным шагом по тихому коридору небольшого нового здания офиса. Он
бесшумен, крадется словно дикий зверь к жертве, вот-вот вцепится острыми
зубами, сильной челюстью в чужую глотку, переломает кости с треском, будет
ждать, пока брыкаться не перестанет. В здании довольно тихо, на часах седьмой
час, многие уже собираются домой, закончив свою работу, а кого-то и вовсе уже
нет, но стоит завидеть директора звуки исчезают окончательно, все
напрягаются. Да, Чонгук жесток, опасен, но всегда по делу. Если ты выполняешь
свою работу качественно, то ничего с тобой и не сделается, у него глупые люди
не работают, а от того и зарплата высокая. Уволишься с этой работы, тебя потом
возьмут на любую другую. Но сейчас… Он не просто опасен, он готов убивать
голыми руками, а потому и напряглись все не на шутку.

Такого директора тоже знают. И лучше ему под руку не попадаться.

Шаги прекращаются, стоит полная тишина. Кажется, никто даже не дышит,

ожидая продолжения. Чонгук остановился у столика девушки, что работает у
него уже довольно давно, а таких не очень то и много. Она поднимает на него
голову уверенно, хлопает пышными ресницами и вскидывает бровь. Делает вид,
что не страшно, пока внутренности все разом скручивает от нахлынувшей
паники.

Она свою вину знает. Знает, что нужно бояться.

И ее хочется стереть с лица земли, но сначала вырвать этот гнусный язычок, что
смеет говорить гадости о самом чистом человеке для Чона. Только контроль над
собой все еще имеют, не делают ничего шокирующего, болезненного. Чонгук
153/210
старается не причинять людям боль уже вот несколько недель. А хочется так
сильно…

— Господин Чон? — голос сдает с потрохами, дрожит.

— Собирай вещи, ты уволена, — голос – сталь, взгляд – чернее ночи, лицо

напряжено, желваками играет, пряча руки в карманах брюк, чтобы не сделать
ничего лишнего.

И ему совсем не жаль терять сотрудника, что работает у него несколько лет, что
редкость. Возражений никаких не следует, никак не повлиять на решение
начальства, озвучивать причину не нужно. Девушка лишь кивает, сохраняет
документ на компьютере, складывает бумаги, над которыми работала, в
отдельную стопочку, и достает свою сумку из под стола, складывая в нее
немногочисленные вещи. У них не принято заставлять столы чем-то
отвлекающим от работы, поэтому собирать то толком нечего.

— И ты тоже, — переводит взгляд на парня за соседним столом, который вмиг

теряется.

— Но…

Чонгук склоняет голову к плечу, а в глазах нездоровый блеск мелькает.

— По какой причине, Господин Чон? — его голос дрожит.

Чонгук усмехается.

Глупец. Эта мысль проскакивает в голове каждого, кто стал свидетелем

происходящего. Не стоило ему задавать вопросов, не стоило противоречить
решению. Чонгук в такой ярости редко появляется перед сотрудниками, мало
кто видел действительно ужасающие вещи, но прекрасно знают на кого
работают и что может их директор. Сюда работать приходят лишь сильные
морально люди, стрессоустойчивые и способные подчиняться. Все знают о
чистокровных альфах, какие они в большинстве своем, а потому этот парень
действительно глупец.

— Я ничего не сделал! — продолжает, никак не поймет, что ошибку совершает.

Чонгук в несколько плавных шагов оказывается рядом с парнем, а рука на чужой

шее. Его хочется придушить прямо здесь и сейчас, на глазах у всех сотрудников.
Дыхание сдержанное, ничего не выдает злости, что готова вырваться наружу и
стать слишком очевидной. Только вот запах свой удержать не получилось,
внутренний зверь готов разорвать на кусочки. Дело касается его омеги и это
непростительно.

Все, что происходит в стенах его территории, никогда не ускользнет от ушей и

глаз владельца. Чонгук видит и слышит все, знает обо всех слухах, кто и что
распускает. Дело коснулось Тэхена. Они посмели вторгнуться в его личную
жизнь, посмели начать говорить гадости о том, за кого Чонгук не щадит. А
сейчас еще и возникает.

Этот парнишка смешон.

154/210
— Мне напомнить тебе, с каким энтузиазмом ты говорил о моем омеге не самые
лестные вещи?

Все давно поняли, что омега, привязавший к себе Чонгука, самая

неприкосновенная тема для разговоров, даже если ничего плохого не
упоминается. О нем просто нельзя говорить. Особенно с недавних пор, от того и
любопытство верх взяло, интересно им стало.

— Я могу напомнить наглядно, что вылетело из твоей гнилой пасти, чтобы ты

прочувствовал все на себе, — рычит, сжимает руку сильнее, мечтая услышать
звук треска. — Чтобы забыл как произносятся все те слова.

Глаза наливаются кровью, тело обдает привычным жаром, как в старые добрые,
что были не так давно. Чонгук давно не проливал чужой крови, ведет
культурный образ жизни, если его можно таковым назвать. И альфа внутри
изнывает от желания услышать чужой скулеж боли.

Вот о чем говорил Тэхён. Альфы в большинстве своем похотливые и озабоченные

животные, действующие на инстинктах. Как и тот, что сейчас цепляется за его
руку и просит остановиться. Он в мельчайших подробностях рассказывал о том,
как оттрахал бы его омегу, увидев его лишь однажды. Красота Тэхена
действительно чарующа, и Чонгук уничтожит любого, кто посмеет даже косо
посмотреть на него.

— Я п-понял… — хрипит молодой альфа, не проработавший здесь и трех

месяцев, и летит на пол, когда его туда швыряют.

Чонгук уходит, не желая срываться с цепей окончательно. Ему нужно привести

себя в чувства, вернуться к адекватному состоянию, потому что знает, что если
вернется сейчас обратно, то не оставит в живых этих двоих, что спелись и
обсуждают Тэхена. И уже известно, кто может лучше всего помочь ему в этом,
успокоить пробудившихся бесов, которых взрастил совсем не он, которые ему на
самом деле не нужны. Последствия его воспитания… Чонгук бы с удовольствием
вернул к жизни главу клана, не убивал бы его так быстро, заставил бы мучиться
годами, медленно измывался бы над ним, не давал бы умереть. Запах крови
фантомный, но ощущение, словно окружен ею, словно она везде, он весь в ней.

Демоны никогда не спят, Чонгук.

Через полчаса машина уже стоит у чужого дома, чтобы просто чувствовать и
знать, что они находятся недалеко друг от друга. Так лучше, так спокойнее. Он
не звонит и не пишет, не зовет к себе. Боится не удержать себя, боится обидеть
или навредить. Также несмотря на то, как Тэхён вел себя несколько дней назад
с ним, ему все еще нужно время на размышления, как и самому Чонгуку. Парня
не хочется подвергать опасности, а мысли о том, что им лучше порознь, все еще
в его голове присутствуют маленькими червями, которые исчезать не хотят, не
лечатся.

Голова опущена на руль, ему тут спокойно, хорошо. Собственный зверь

потихоньку в себя приходит, успокаивается, больше не желает рвать людей в
клочья, уничтожать, окрашивать пол в красный. Теперь хочется к омеге
поближе, но это чувство контролировать легче. Только вот альфа совсем не
ожидал, что его присутствие заметят, что выйдут к нему сами. Он бы постоял тут
еще минут десять и уехал, но дверь машины открывается, а рядом оказывается
155/210
вкуснопахнущий свежестью омега.

— Ты зачем пришел? — Чонгук недоволен, начинает почти сходу. — Волосы еще

сырые, сам весь распаренный, заболеть решил?

Его хочется в тепло увести, спрятать от морозной погоды, от проклятого холода,

что покушается на слабый иммунитет омеги.

Хочется увезти к себе, закрыть и никогда не выпускать. Он только его, только

ему принадлежит.

Чонгук убежден, что не здоров.

— А ты? Зачем ты приехал? — вопросом на вопрос.

Тэхён услышал, как машина остановилась у их дома сразу, разглядел из окна, и

все сидел ждал, когда ему позвонят. Но этого не случилось. А потому оделся
потеплее и поспешил к альфе сам, бросив последний раз взгляд на фотографии
разбросанные по столу вместе с письмом.

Конверт был открыт. Письмо прочитано и все просмотрено.

— Нужно было привести себя в чувства, — складывает руки друг на друга на

руле и укладывает на них голову, разглядывая такого уютного и хрупкого
человека рядом. — Но не хотел тебя тревожить.

— Что-то случилось? — Тэхён смотрит на него, откинувшись на спинку сидения, и

насмотреться не может.

Соскучился.

Ему снова хочется плакать, но слез, кажется, и правда больше не осталось. Его
два дня сжирала совесть за то, как он сам поступил с Чоном, не узнав всей
правды. Понятия не имел, что вообще существуют какие-то там препараты,
которые могут полностью обездвижить чистокровного альфу, лишить его
контроля над собственным зверем. Он сам лишил их друг друга, хотя сейчас уже
прекрасно понимает, что им лучше и легче вместе. Но самое страшное, что его
не оттолкнуло то, что он увидел на видео…

Чужое зверство вызвало лишь отвращение к самой картине из месива. Но никак

не к Чонгуку.

И это пугает самого себя.

— Ничего серьезного, — просто хочется убить каждого, кто говорит о тебе

гадости, кто смотрит на тебя, кто знает тебя.

И омега знает, что Чонгук ему лжет. Ведь в такие моменты он приезжает к нему
только в каких-то крайних случаях, когда ему тяжело держать себя в руках
самому. Тэхён смотрит на него, а в голове отрывки видео, как он зверски
расправлялся с каждым, кто находился в той злополучной комнате, кто видел
его, кто участвовал. Чонгук монстр, а его это не пугает. Больше не пугает. Два
ненормальных нашли друг друга и все никак разобраться в себе не могут.
Собственный запах распространяется по всему салону, смешивается с чужим, и
156/210
Чонгук глубоко вдыхает это наркотическое вещество, прикрывая глаза. Тэхён
может и не знает его всего, чем он занимается, что скрывает, но знает, что от
него зависимы. Чонгук будто одержим, готов пойти на что угодно ради него, но
одержимость эта настолько же опасная, насколько и не.

Ведь Тэхён может управлять этим альфой, как ему вздумается.

Эти снимки, письмо и видео открыли ему глаза на многое. Но сейчас для него
важно другое. Тэхён поддается вперед, пока альфа наслаждается с закрытыми
глазами его присутствием, и накрывает его губы своими. Для него важно
собственное желание, а хочется ощутить его вкус на собственном языке,
смешать слюну, почувствовать тепло рук, тела. Чонгук сначала теряется, потому
что совершенно не ожидал, что омега поцелует его, не отвечает, пока
собственные губы сминают. Сердце заходится в неописуемом ритме, бьется о
ребра, что защищают его, прячут, хочет проломить и показать, как этот момент
волнителен, как встревожил весь организм, заставляя внутренности
скручиваться. Чонгук отстраняет его от себя, заглядывает в блестящие глаза,
что полны уверенности и непонимания от его действий, чтобы после в несколько
ловких движений перетянуть на свои колени, чтобы ближе и под контролем.

— Ты ненормальный, — шепчет Чонгук, почти что вгрызаясь в пухлые малиновые

губы, что растягиваются в усмешке.

— От ненормального слышу.

Сладко до безумия. Чонгуку сносит крышу от этих тягучих медленных поцелуев,

совсем забылось, какой Тэхён на вкус. Он весь мягкий, податливый, слишком
ласковый, и это все еще странно… как такой, как Тэхён, смог влюбиться в
такого, как он, Чонгука… как смог перестроить его под себя, полюбить эти
нежности. Кончики пальцев покалывает от ощущения бархатной кожи под
ладонями, а в паху напряжение растет, когда Тэхён собственным языком по
чужому размашисто лижет. Чонгук не знает, куда руки деть, не понимает, что
можно и нельзя, потому ему только его лицо ласкать дозволено. А сам Тэхён
лишь наслаждается жаром тела под собой, чужой растерянностью в действиях,
этими переживаниями и страхом. Чонгук за него беспокоится, за его тело, за
мысли и ощущения, и это чувство негой растекается по телу. Альфа в его рот
языком проникает, вылизывает начисто, скользит по нёбу, зубам, самому языку,
и пытается одновременно удерживать цепи на внутреннем звере, который
жаждет продолжения, ему хочется больше, сильнее, жестче, хочется меньше
прелюдий. Изголодался.

Сидение откинуто назад, Тэхён от губ не отрывается, расстегивает чужую

черную рубашку, чтобы прижаться плотнее, чтобы ощутить под ладонью
горячую кожу и биение сердца. Ему большего не надо. Его губы искусаны, как и
чужие, покраснели и горят, но останавливаться совсем нет желания. Он любит
медленно и тягуче, чтобы до боли в легких от недостатка воздуха, чтобы со всей
возможной нежностью, чтобы показать все свои чувства, чтобы, наконец,
согреться. В салоне стоит сильный запах чувств и желаний, оба разные, но в то
же время одинаковые. Тэхён неохотно отстраняется, чтобы набрать воздуха
побольше, растягивая слюну между ними, которая рвется слишком быстро, не
выдержав такой длины.

— Что это было? — шепчет, пытается контролировать свой возбужденный голос,

чтобы не смутить этим омегу, прокашливается.
157/210
Тэхён смотрит на него, не дает ответов, лишь немного припускает окно, чтобы
запустить свежего воздуха. У Чонгука по груди мурашки пробегают, это
отвлекает, нужно срочно вернуть альфу к теплу. Пуговицы неторопливо
застегиваются обратно, пока на лице расслабленная улыбка. Тэхену хорошо так
только с ним, с этим ничего поделать не может.

— Почему ты не рассказал мне, что не мог ничего сделать из-за вещества в

своем теле? — как обычный будничный разговор ни о чем.

Тэхена этот вопрос никак не цепляет, он действительно задает его в спокойном

состоянии, полностью расслаблен. Только вот Чонгук напрягается, хмурится.
Откуда Тэхён знает? И сколько он вообще знает? Тэхён водит ладонью по груди
вверх и вниз, поглаживает в успокаивающем жесте, заглядывает в глаза своими
встревоженными.

То письмо от Чимина вызвало в нем бурю эмоций, он откуда-то знал все чуть ли
не в мельчайших подробностях, словно сам там находился, все видел. И смог
действительно передать суть того, что кололи Чонгуку, что это вообще
удивительно, как он смог взять себя под контроль. Его альфу унижали,
избивали, издевались, на его глазах насиловали омегу, на котором помешан, в
которого до одури влюблен, а он не мог сделать совершенно ничего… Тэхен так
сильно его ненавидел, проклинал его, желал смерти, а теперь что? Как взять все
слова обратно?

— Я изначально знал, что ты ничем хорошим не занимаешься, что ты чертовски

опасен, — он хотел поговорить об этом так сильно, думал не дождется
выходных, а Чонгук сам приехал, хоть и не собирался видеться. — Ты мог бы
рассказать мне правду, рассказать, что отомстил, и я бы поверил тебе, Чонгук…

Не поверил бы… Чонгук уверен в этом.

Он ничего не может ему сказать, слов просто напросто нет. Его хочется лишь
заключить в объятия, спрятать, защитить, никогда из них не отпускать. Поэтому
он обнимает, зарываясь ладонью в волосы, что все еще сырые, и утыкается
носом в макушку, жадно дыша, словно петлю с шеи сняли, позволили снова
жить.

Чонгук в него до безумия.

Чонгук одержим.

Тэхен, кажется, тоже.

Примечание к части

глава переписывалась множество раз, поэтому надеюсь, что итог вам

понравится

158/210
Примечание к части у каждого свой омегаверс, верно?
я начиталась оборотней и «мой лидер омега», простите, если для вас что-то не
по канонам

11

«В корейском языке слово "будущее" состоит из двух частей. Первая часть

означает "не", а вторая значит "наступит", в этом смысле "будущее" означает то,
что оно не наступит. Это говорит о том, что: будущее – это сейчас, а наше сейчас
– это мы, живущие своим будущим»

Ким Намджун

На часах одиннадцать утра, дом как обычно опустел еще пару часов назад, но
вот один человек здесь все-таки присутствует. Чимин с серьезным видом сидит
за столом в зале и что-то внимательно рассматривает в ноутбуке. Настолько
отстранился, что не чувствует присутствия альфы рядом. В последнее время
Чимин активно ищет себе работу, потому что, откровенно говоря, устал ничего
не делать, да и дом не загрязняется с той скоростью, чтобы ежедневно его
вылизывать. А еще он с удовольствием бы съехал… Одним из пунктов
заключенного с Чонгуком договора была полная безопасность омег,
проживающих в его доме. И оба искренне удивились, когда позже Сухо
рассказал, что теперь это дело в принципе то закрыто, никто никого не ловит и
не продает. Это был основной бизнес клана Чон, а теперь его нет, спустя много
лет.

Как и привычно жестокого клана.

Конечно, все прекрасно понимают, что незаконные дела продолжаются, но они

больше не связаны с жизнями людей. И, честное слово, Юнги не хочет даже
знать, чем теперь занимается этот клан, какие дела ведутся в новом офисе,
который в разы уменьшился. Главное, что это никак не связано с насилием.

Некоторые омеги уже перебрались в свои собственные квартиры, кто-то

вернулся, наконец, домой, кому было куда возвращаться. А таких не особо то и
много… Теперь дом практически пуст, а оттого тут скучнее больше, чем обычно.
Чимин не хочет жить в таком большом месте, ему хочется в квартирку, где
места для двоих вполне хватит. Для двоих это для него и гостя. Гостя, который
еще не знает о планах омеги, с которым они с недавних пор официально в
отношениях. А еще хочется оплачивать жилье самостоятельно, не надеяться на
кого-то, не зависеть ни от кого. Хочется быть самостоятельным человеком, а не
вот это вот всё… Нет, он, конечно, очень благодарен Юнги, но все же поймите
его. Жить, как птица в золотой клетке не очень желанно.

— Чем занят? — голос звучит негромко, но прямо возле уха, опаляя горячим
дыханием кожу и заставляя дернуться от неожиданности.

Чимин поворачивает резко голову на виновника быстрого сердцебиения от

испуга, встречаясь с ним на мгновение глазами, а потом возвращается к экрану,
продолжая рассматривать варианты вакансий.
159/210
— Ищу работу, — листает дальше, потому что флористикой он заниматься вряд
ли сможет, да и не очень нравится ему подобный вид деятельности. — Чтобы
съехать от тебя, — выдает с полной серьезностью, но его манеры разговора уже
выучили наизусть, а потому улавливают нотки игривости в голосе.

И не то чтобы он врет, но подает все же не с той интонацией, чтобы восприняли

с чистой правдой. Альфа знает, что Чимину некомфортно в таком большом доме,
но все же хочет даже если переезжать, то в свободную и просторную квартиру.
В этом их планы немного отличаются.

— Надоел тебе уже? — переводит взгляд на омегу. — Думал тебя на дольше

хватит, жаль, — качает головой, мол другие планы у него были на него.

— Я, знаешь ли, личность непостоянная, — жмет плечами, встречаясь с чужим

взглядом, повернув к нему голову. — Интерес быстро пропадает.

Юнги рассматривает его со столь близкого расстояния, делает копию в своей

памяти, чтобы не забыть ни единой клеточки никогда. Останавливается на губах
и в порыве игры вперед поддается, впивается жадным поцелуем, чтобы показать
им обоим, что интерес этот, кажется, никогда на самом деле и не пропадет
вовсе. Отвечают с желанием, сминают губы в ответ, холодные руки быстро
обвивают шею альфы, а тело оказывается поднято со стула, оторвано от земли.
Его подхватывают ловко и уверено, в пару движений, и поражаются, каждый
раз, как в первый, чужой легкости. Куда-то несут, Чимин не смотрит куда
именно.

— Лжецов нужно наказывать, ты знаешь? — ведет носом по тонкой шее,

усаживаясь на мягкий диван, чтобы поудобнее разместить на своих бедрах этого
человечка, что совсем ничего не весит.

— И как же? — мягко улыбается, стоит встретиться с игривым взглядом.

— Медленно, — шепчет лишь ему и кладет руки на колени, что находятся по обе
стороны от него. — И долго целовать, — забирается выше плавными движениями
ладоней, под легкую кофту, что свободно висит на парне, касается спины отчего
омега прогибается немного и прижимает к себе. — Чтобы этот наглый язычок не
мог больше ничего говорить.

— Тогда нужно очень хорошо постараться, — касается кончиком своего носа

чужого. — Чтобы довести меня до такого состояния, — расплывается в улыбке,
не имея возможности ее сдержать, потому что этот альфа делает его слишком
счастливым каждый божий день.

Омега никогда ранее не ощущал ничего подобного, он жил мечтами о будущем,

ему некогда было думать о настоящем глобально, кроме разве что оплаты жилья
и покупки небольшого количества продуктов на себя. Ему хотелось лишь
сбежать от той жизни, хотелось переехать с того места, оставить все позади. И
ему очень жаль, что чтобы ощутить счастье и позабыть о мыслях о будущем, ему
пришлось пережить тот кошмар, который теперь ежедневно помогают забыть.
Очень бы хотелось встретиться при других обстоятельствах. Но, повторимся,
время, к сожалению, перемотать назад нельзя, как и все это изменить. Можно
лишь жить настоящим, купаться в любви и наслаждаться теплыми касаниями
немного грубых рук, что каждый раз, как к хрусталю прикасаются. Юнги о нем
160/210
заботится, как о самом драгоценном сокровище на земле, и почему-то мелькает
мысль о Тэхене. Чонгук ведь относится к нему точно также, а от того и это
«особенный».

Чимин для Юнги тоже… особенный…

— Ты сомневаешься в моих способностях? — Юнги усмехается такому поведению

парня, который с каждым днем все свободнее себя рядом с ним чувствует,
открывается и расслабляется.

— Не то чтобы сомневаюсь, но и на практике не проверял.

Альфа снова поддается вперед, захватывая манящие пухлые губы в плен

сладких поцелуев. Его хочется целовать до потери сознания, чтобы лишиться
кислорода, забыться в нем. И сейчас у него лишь одна задача – показать омеге
на практике способности целоваться, чтобы больше не сомневался. А о том, что
его конверт, переданный Тэхену, сделал свое дело так, как он того хотел, Юнги
расскажет после, чтобы настрой не спадал, чтобы не отвлекался от него.

Чтобы был сконцентрирован лишь на нем одном.

***

— То есть, ты хочешь сказать, что знал о том, что было в том конверте, который
этот мелкий паршивец передал ему?! — Чонгук в ярости, ходит туда-сюда по
кабинету, пока Сухо сидит на небольшом диванчике у стены словно перед
расстрелом.

Пришла очередь разобраться во всем, как, откуда и почему. Чонгуку всю ночь и
утро покоя не давала информация о том, что Тэхен узнал все от Чимина, который
раздражал его все то время, пока он находился в том чертовом доме. И ладно
камеры в их доме, но видео с той ночи… Никто кроме друга не мог ему их
передать. Как он только смог додуматься до того, чтобы дать такое видео этой
мелкой белобрысой ведьме.

— Ты мозгов лишился или как?! Передать ему компромат на меня, Сухо! Ты чем
вообще думал?! — в голове просто не укладывается, а потому злость накатывает
волнами в огромном количестве, ее все больше и больше становится. — Честное
слово, я еле держу себя в руках, чтобы не навредить тебе, — останавливается,
смотря прямо на друга. На своего единственного друга.

Дыхание частое, тяжелое. Он совершенно не шутит. Ладони сжаты в кулаки. А

Сухо, видя всю эту картину, не предпринимает ничего, словно и не боится за
собственное здоровье. Чонгук способен на многое и это факт, в ярости он не
осознает даже, что делает. Но мужчина почему-то четко уверен, что ничего не
произойдет, что на него не сорвутся. Он, возможно, и совершил большую
глупость, доверился этому человеку, передал ему то, что может засадить
собственного друга за решетку на пожизненное, но чуйка его еще никогда не
подводила. И Чонгук прекрасно знает, что Сухо еще ни разу не ошибался в
своих решениях. Чимин не передаст это видео никому, у него даже копии не
осталось. В этом уверены на все сто процентов, верят в чужие слова, даже
проверять не стали. Омега сразу дал понять, что хочет сделать, пообещал, что
никто ничего не увидит, кроме него и Тэхена, если второй решится посмотреть.
161/210
Вчера вечером Тэхен рассказал Чону, что знает о том, что он сделал, знает
абсолютно обо всем. Что видел видео. Но на том видео не Чонгук, там монстр,
которого лишь остерегаться, избегать, держаться как можно дальше. Там зверь,
готовый зубами рвать плоть, убивать голыми руками. И Тэхен в этот момент
сидел у него на коленях после того, как сам поцеловал… Чонгук даже не знал,
что сказать, потому что в голове даже сейчас не укладывается, как можно после
увиденного так спокойно себя вести. Этот омега ненормальный, у него с головой
проблемы! Чонгук сам прекрасно понимает, что он страшный человек, что с ним
связываться не нужно, а этот омега…

— Он так спокойно отреагировал на это гребаное видео, — выдыхает

шокировано, садясь на кресло рядом. — Вы вообще все ненормальные! — снова
подрывается с места.

Чонгук никогда не был в таком состоянии, никогда не был в такой масштабной

растерянности от полученной информации. Даже пережив со всем тем, что
узнал, целую ночь, не смог успокоиться. Сухо это даже веселит, но он очень
сильно старается не показать этого, а то мало ли… Чонгук снова начинает
ходить по кабинету туда-сюда, кусает губы, сжимает и разжимает кулаки.
Пытается взять себя в руки, разложить информацию по полочкам. В момент он
понимает, что Сухо изначально ведь и не знал, что в конверте, потому что был
против той сделки с Юнги, которая действительно очень не выгодная, которая
лишает их очень хороших денег. Он останавливается и смотрит на друга. Его
движения резкие, а оттого пугающие, непредсказуемые. Мужчина напрягается
под взглядом альфы.

— То есть Юнги использовал этот конверт, чтобы мы подписали договор, но на

самом деле не собирался никак вредить Тэхену? — вскидывает одну бровь,
находясь в полном шоке от всех мыслей, что его атаковали.

Сухо кивает и боится реакции.

Он сам то был в бешенстве, когда эта парочка неадекватов сообщила ему обо
всем, стоило заявиться в дом с конвертом с документами.

— А ты, вероятно, узнал это после того, как мы согласились с условиями и

поставили подписи?

Снова кивок и раздается разочарованный крик на весь кабинет, пока со стола

летят все документы на пол. Вероятно его было слышно на весь этаж. Чонгук
просто не может поверить, что повелся на все это. Нет, он действительно
сделает все, если дело касается Тэхена, да хоть все свое имущество перепишет
на другого, лишится всего, но то, как его обвели вокруг пальца… Так легко, а он
даже и проверять ничего не стал. Это просто уму непостижимо, невозможно, не
верится! Чонгук начинает смеяться, а Сухо смотрит на него и весь напрягается
еще побольше. У друга крыша съезжает, это довольно таки жуткий момент.
Поразительно, как он еще жив рядом с таким человеком.

Сухо с Чонгуком знакомы с детства, он был единственным, кто не боялся наглого

и сильного мальчика, который забирал у детей игрушки на детской площадке.
Потому что их никогда не забирали с собой. Чонгук всегда был один, всегда
выглядел очень устрашающе, взрослым не по годам, и с ним никто не хотел
знакомиться, но Сухо, который отличался сообразительностью и умственными
162/210
способностями с ранних лет, быстро понял, что мальчик этот на самом деле
никакой опасности не несет, на тот момент точно не нес, и к нему лишь надо
найти подход. Он сам делился с ним игрушками, потом делился и телефоном с
играми на нем, позволяя играть лишь ему, а потом с Чонгуком уже нельзя было
подружиться, все опоздали, он вырос окончательно. Сухо был первым и
единственным человеком, который решился быть рядом, который дарил
человеческое тепло, не причиняя совершенно никакой боли. С возрастом Чонгук
стал жестче, сильнее, никого к себе не подпускал. Его воспитали как
«настоящего чистокровного альфу». Только не уследили, не заметили, что
постоянно сбегая из дома, он нашел себе верного друга.

Ну, а Сухо все еще иногда поражается, как остался в живых с такими
перепадами настроения, с такой психикой, с таким воспитанием.

— Сраный уебок, — резко прекращает смеяться, уставившись в одну точку перед

собой, опираясь руками на опустевший стол. — Да я этого чертового смельчака
на фарш пущу, — буквально рычит, не верит, что его так легко провели. — Но
сейчас мы вернемся к истории с видео, — возвращает в очередной раз взгляд на
друга. — Ты передал запись с камер этому…

В дверь раздается негромкий стук, снова отвлекающий альфу от того, чтобы,

наконец, разобраться с этой ситуацией. Его ведь могут посадить за решетку и
хрен он выберется оттуда с таким то компроматом. Там никак не отделаешься,
даже деньги и власть не помогут. Вот Чонгук, а вот десять трупов людей,
которых он лишал жизни на протяжении нескольких часов, без смс и
регистраций. А тот, кто его отвлек, кажется, хочет лишиться жизни тоже.

— Вы здесь все что-ли отупели?! — сам распахивает дверь, понимая, что не

сможет удержать сейчас себя в руках, точно размажет кого-то по стенке.

Или не размажет…

Перед ним стоит напуганный Тэхен, распахнул свои большие глаза от испуга,
хлопает ресницами, и делает шаг назад, предполагая, что пришел ну очень уж
не вовремя. Не просто так отказались предупреждать альфу о его приходе, не
хотели разрешать ему самому войти. Чонгук рвет и мечет. Но при виде Тэхена
замирает во всех смыслах. Совершенно ничего не говорит, смотрит, как на
призрака. Никак не ожидал его увидеть здесь, в своем новом офисе, в котором
омега ни разу не был, не видел его даже. У альфы пропадает весь запал,
осталось лишь тяжелое дыхание от криков и погасающей злости.

Тэхен пришел к нему сам. Снова. Застал альфу во всей своей красе, каким лично
бы никогда не увидел. Чонгук бы себе не позволил кричать на омегу в порыве
сильной ярости. Тот протягивает ему флешку, которую достал из кармана, и
спешит удалиться, когда Чонгук так же, как и младший, растерянно забирает
маленькую вещицу.

Тэхен не сказал и слова, очень испугался такого Чона, побоялся попасть под
удар и поспешил удрать, как заяц, завидевший волка, а теперь стоит посреди
рабочей зоны окруженный работниками и прижатый к широкой груди намертво.

Не отпустит. Не позволит ему сбежать.

Чонгуку искренне плевать, что его сотрудники видят эту картину, видят
163/210
единственную существующую на свете слабость, перед которой будет каждый
раз на колени опускаться, если потребуется. Он прижимает омегу к себе,
слышит, как часто тот дышит, и уверен, что сердце колотится очень быстро, но
не чувствует из-за количества одежды. Напугал своего драгоценного одним
лишь видом.

— Не убегай, — на ушко негромко, чтобы никто не услышал. — Идем обратно, —

разворачивает к себе лицом, встречаясь с растерянностью.

И он прячет его в своем кабинете от посторонних очень любопытных глаз, видит,

что Сухо быстренько прибрал весь бардак, который тут устроили, только вот сам
не сбежал, сидит все на том же месте. Ну точно ждет наказания. Приговора к
казни! Тэхен с ним здоровается, немного кланяется, потому что мальчик
воспитанный, а потом говорит:

— Спасибо, что сказали, куда я могу прийти, — заставляет Сухо широко раскрыть
глаза и нервно улыбнуться, переводя взгляд на альфу. Ну все, сейчас точно
убьет, разорвет на мелкие кусочки, скормит своим собакам, как лучшее мяско,
чтобы полакомились.

Чонгук ничегошеньки не понимает, все больше и больше теряется в мыслях,

даже не доводит омегу до дивана, останавливается, впиваясь взглядом в друга.
Какого черта он сливает о нем всё и всем?

Что дальше уготовил ему этот день?

— Чонгук, — нервно усмехается, выставляя руку вперед. — Он, честное слово,

сам мне написал, — поднимается с места уже Сухо, понимая, что тут срочно
нужно объяснить всю ситуацию, защитить свою светлую душеньку, что не
заслужила смерти.

Сегодня Чонгук чувствует себя в каком-то цирке, где ему совершенно не

смешно. Все в настроении приподнятом, а он вот… А он даже не знает, что он
чувствует! Всё это откровенно похоже на какую-то шутку не очень то смешную.
Чонгук уже открывает рот, чтобы одними словами прибить Сухо, потому что
физически точно не может из-за присутствующего здесь Кима, но не успевает.

— Мне номер Чимин в письме оставил, — влезает Тэхен, чувствуя неладное. — Ты

вчера так быстро уехал, я уже не стал писать, решил лично принести видео.

Чонгук разворачивается к парню и, честное слово, он ненавидит это чувство.

Ревность просыпается в нем мгновенно, зверь внутри порыкивает,
разнервничался. Не может удержать язык за зубами. Сам он написал…

— То есть, — прерывается на пару секунд, запрокидывает голову к потолку,

чтобы не ляпнуть ничего лишнего, подобрать слова и сделать вдох. — Мне ты
написать не мог, чтобы узнать, куда приехать?

Неожиданно для всех омега расплывается в улыбке. Смотрит на Чонгука и нагло

лыбится, пока в глазах звездочки загораются. Тэхен знает этот тон голоса, эту
раздраженность, его это откровенно веселит. Ревность Чонгука забавна, не
считая первого такого случая в магазине. Он не может ее контролировать и
каждый раз слишком очевиден. Для омеги уж точно.

164/210
— Ты ревнуешь? — прямо в лоб, при свидетеле. Сдает с поличным.

Чонгук пытается не показать виду, пытается сделать невозмутимое лицо.

Переводит взгляд на друга и головой кивает ему на дверь, чтобы ушел отсюда
сейчас же, чтобы не стал свидетелем чего-нибудь еще. И его слушаются.
Несколько широких шагов, хлопок двери. И Чонгук не удерживается, сокращает
расстояние между ними мгновенно, впиваясь в сладкие губы, на вкус
виноградные от бальзама. Тэхен в зимней одежде выглядит слишком уютным,
хорошеньким. Хочется зацеловать и заобнимать до смерти, потому что
невозможный, мягкий, нежный. Чонгук забывает сразу же, что кричал, какой
этот омега ненормальный, раз вместо того, чтобы сбежать и держаться
подальше, наоборот рядом находится, улыбается ему в губы, держась за плечи,
чтобы не упасть. Тэхен полностью переворачивает настроение альфы, буквально
с ног на голову. Никакой злостью и не пахнет.

Да, он ревнует. Так сильно, что внутри собственнические замашки наружу

просятся. Только друга спасти успели, выпроводив из кабинета, а Тэхена
никогда нельзя обижать. Его лишь любить, осторожно и трепетно. Чонгук тянет
свои проворные руки к замку на теплой куртке, расстегивает ее, стягивает и
откидывает на недалеко стоящий столик, снимает и шапку. Хочет раздеть его
полностью, хочет тело к телу, но держит зверя на цепи. С Тэхёном же осторожно
и трепетно, его теплых касаний и отдачи достаточно. Его раздели не для того,
чтобы удовлетворить собственные потребности, а чтобы не спарился в
помещении.

Нежные касания к щекам пускают разряды по телу, хочется скулить от

удовольствия. Тэхён запускает руку в густые черные волосы, напирает сам, темп
поцелуя меняется, становится более желанным, горячим. И Чонгук ведет его к
дивану, толкая стол ногой, который так мешает, и укладывает осторожно на
мягкую поверхность, позволяя делать все, что вздумается. Тэхен кусает его
нижнюю губу, оттягивает, зализывает, поднимает свой невинный взгляд и
несдержанно выдыхает, стоит Чонгуку опустить руку на живот омеги,
пробравшись под одежду, и нежно огладить. Его кожа нежная, бархатная, ее
лишь ласкать. Смотрит прямо в душу, чего-то требует, но не понимает, что черту
переходить не намерены. Тэхен опускает руки к краю теплого свитера, немного
приподнимается, собираясь снять его с себя, но его останавливают, прижимают
обратно к дивану, хмурясь.

— Нельзя, — Чонгук смотрит строго, показывает, что не шутит. — Что ты

делаешь?

Он Тэхена не узнает, не понимает его действий. Отчетливо ощущает легкое

желание исходящее от него, раньше такого не замечал за ним, а сейчас… Ему
кажется это странным, потому что уверен, что после пережитого он не то что
заниматься сексом не будет, он никого к себе не подпустил бы, но сам Чонгук
исключение в этом случае. Перехватывает его руки, сам садится и перетягивает
его на себя, усадив на бедра. В лице младшего что-то отрицательное, что-то
грустное, и это нужно срочно исправлять.

— Ну что ты, — кладет ладонь на щеку и сам прикрывает глаза, прижимаясь

своим лбом к его. — Почему так неожиданно загрустил?

Раздается всхлип и альфа уже не знает, что делать. Может лишь дарить ему
ласку, показывать свои искренние чувства, заботу и волнение. Убирает спавшие
165/210
на лицо пряди волос, заглядывает в глаза, но те зажмурены до боли, чтобы не
дать слезам скатиться. Он ведь столько дней не плакал! Нельзя позволить им
оказаться на собственном лице вновь.

— Тэхен, пожалуйста, поговори со мной, — волнуется, атмосфера в комнате

изменилась слишком быстро, стоило только сказать ему «нельзя».

— Это потому что я использованный? — смотрит в ответ, подняв голову.

Его голос заставляет сердце сжаться, болезненно заныть, потому что… как он
вообще мог так подумать? Еще слово такое подобрал отвратительное. Чонгук
понимает, что даже не догадывается о том, какие мысли вертятся в его голове
ежеминутно. Его действие, подразумевающее под собой заботу и волнение,
вызвало слезы и мерзкие мысли. Чонгук этого не хотел.

— Это не так, — голос чертовски нежный, взволнованный. Сейчас бы слова

подобрать правильные, не ошибиться. — Ты не использованный, кто тебе такие
ужасы сказал? — прижимает к своей груди, поглаживая по голове. — Ты все еще
мой самый невинный и чистый мальчик, все еще самый особенный, драгоценный
и красивый. Я все еще сильно нуждаюсь в тебе, люблю и никогда не захочу
отпускать, — Чонгук говорит медленно, не торопится, пытается донести до
омеги свои чувства. И не хочет даже упоминать то, что произошло. — Ты же моя
язвочка маленькая, как ты мог так подумать?

Тэхен всхлипывать не перестает, потому что никак не может разложить эти

слова в своей голове на полочках. Он сам для себя теперь грязный, ненужный
никому и отвратительный. Разве может Чонгук продолжать любить его так
сильно даже после того, что случилось? И из головы сейчас совершенно
вылетело то, что он сделал с теми, кто заставил его все пережить.

— Но ты меня не хочешь, — как упрек.

И Чонгук усмехается, не смог удержаться.

— Ты решил, что я тебя не хочу только потому, что не дал снять тебе свитер? — в
ответ угуканье.

Хотя еще вчера вечером получал наслаждение от того, как Чонгук не знал, куда
деть свои руки, можно ли класть их на тело, как он отреагирует. Тэхен забыл
совершенно все.

— Тэхен, я хочу тебя с первой нашей встречи, — выдыхает, признаваясь в своих

желаниях. — Но сейчас мы можем навредить тебе, поэтому…

— Нет! — резко выпрямляется, вытирая слезы рукавами. — Врач в последний раз

сказал, что осторожно можно и все хорошо зажило!

И что-то с Тэхёном все-таки не так, но Чонгук не понимает, что именно, как и его
внутренний зверь, что продолжает подозрительно круги наворачивать. Или
понимает…?

— Хорошо, — кивает, сдерживая улыбку из-за такого детского поведения. — Но я

все-таки переживаю, поэтому пойми и ты меня, ладно?

166/210
— Да уже чертов месяц прошел! — восклицает, а запах усиливается, показывает
свое раздражение.

Запах… Тэхен его совершенно не скрывал все это время, даже рядом с альфами
он был насыщен. И Чонгук, кажется, начинает понимать. Он приближается к
запаховой железе, принюхивается. Либо у него скоро течка, либо все-таки
крыша немного да поехала. Потому что Тэхен ведет себя не типично для самого
себя.

— А скажи-ка мне, мой драгоценный мальчик, — склоняет голову к плечу,

прищуривая взгляд. — Когда у тебя течка?

И на его коленях прекращается всякое движение. Замирают, уставившись

распахнутыми глазами в ответ. Вычислили хитреца. Тэхен опускает взгляд на
свои руки, что перебирает между ними. Не подумал, что будет столь очевидным.
Но его впервые в жизни так сильно тянет к кому-то в этот период, впервые
хочется ощущать, чувствовать ладонями чужое тело. Он буквально сражался с
самим собой, разделившись на две части. На омегу, у которого течка на носу, и
на адекватно думающего человека, переживающего буквально за каждый
сантиметр своего тела.

Сидеть на крепких бедрах приятно, находится в окружении человека,

окутывающего своим запахом ради чувства безопасности, тоже приятно. Тэхену
с ним так хорошо, что он боится стать брошенным. Эти чертовы мысли так
сильно давят на него, что сейчас он не смог сдержаться, испугался. Смотреть на
него стыдно, потому что омега внутри подставил его, хотел воспользоваться,
ощутить желаемую близость. Чонгук понял все слишком быстро, а Тэхен
мысленно выдыхает, благодаря высшие силы за адекватность своего альфы, у
которого есть голова на плечах.

— Твой юный омега поступает очень нехорошо, а ты позволяешь ему брать над
тобой верх, — поднимает голову за подбородок, заставляя смотреть на себя. —
Неужели у вас до сих пор нет взаимопонимания?

— Есть, — отворачивает голову, стыдясь смотреть на мужчину. — Просто… в

последнее время он сильнее меня самого, — бурчит, чувствует себя
провинившимся щенком.

Альфа хмыкает, складывает два плюс два, и понимает, в чем собственно дело.
Тэхен в последнее время ослаб, а потому и контролировать не может. Щёк
ласково касаются, обхватывая лицо, притягивают к себе и целуют в лоб,
позволяя расслабиться.

— Я понял тебя, — произносит негромко. — Но, Тэхен… Не забывай о моих

словах, пожалуйста.

В глазах омеги столько чувств, что разобрать все невозможно. Но понятно лишь,
что в данный момент все хорошо и больше не собирается плакать. Его кидает из
крайностей в крайность, и от этого страшно. Непонятно, как себя можно вести,
что можно говорить. Тэхён не работал со специалистами, не озвучивал свои
мысли и страхи, держит все в себе. Его хочется огородить от всего вокруг, чтобы
ни одного чужого человека, чтобы лишь знакомые запахи. Чонгук за него
переживает, за его мысли в голове, за дальнейшие действия. И он даже не
думает об омегах, которым лично боль предоставлял, считая, что они созданы
167/210
разве что для утех, чтобы альф ублажать. Ему плевать на чужую боль, не
вспоминается даже. Но этот омега… О нем невозможно не думать, никак не
выбросить из головы. Тэхён у него под сердцем, никак не достать, лишь
защищать, заботиться оберегать. И собственно поэтому Чонгук оставляет все
свои дела другу, чтобы расплачивался за свой проступок, и везет Тэхена домой.
К себе.

В голову ничего лучше не приходит, кроме как поместить его в место, которое
точно будет наполнено запахом альфы, которого внутренний омега желает. Раз
у Тэхена скоро течка, ему опасно разгуливать одному, поразительно, как
бесстрашно он дошел до него, распуская собственные феромоны. Чонгук
заезжает в магазин за продуктами, но Кима из машины не выпускает. Просит
остаться в ней ради собственной безопасности. А сам себе признаться не может,
что боится не сдержаться, если заметит хоть один взгляд на нем. Он
действительно им одержим, не хочет никому показывать, запереть бы в
собственной квартире и никогда больше не выпускать. Только вот осознает, что
так отношения не строятся, так себя вести нельзя.

Даже если воспитывали с установкой «можно все».

В квартире Тэхён остается предоставлен сам себе, поскольку Чонгук

принимается самостоятельно готовить им что-то между обедом и ужином.
Сначала ему было любопытно наблюдать за альфой на кухне, мешать ему и
таскать овощи, но интерес быстро спал. Поэтому захотелось осмотреться в столь
просторном помещении. Квартира действительно большая, и Тэхён никогда не
поймет, зачем человеку, который живет один, жить в таком огромном для него
месте. Тут даже вдвоем слишком свободно или… Тэхён понимает, что здесь
практически нет мебели, совсем неуютно, пусто и одиноко. Возможно, будь
квартира обставлена, то действительно выглядела покомфортнее. И незаметно
для самого себя он представляет в голове, что и куда бы еще поставил. Пока не
добирается до спальни…

Комната, совмещенная с гардеробом и ванной, пропитана ароматом альфы

сильнее всех остальных. Здесь хочется остаться. Как и с Чонгуком в принципе.
Ощущение, словно находится рядом с ним, в его объятиях. Слишком хорошо.
Гардероб оказывается очень большим, но в комнате еще целая половина пуста,
что вызывает любопытство. Тэхён снимает с себя свитер, бросив на пол,
стягивает с вешалки черное худи и надевает на себя. Ткань мягкая, будто новая,
но не это вызывает бурю эмоций. Омега внутри слишком удовлетворен,
чувствует себя очень хорошо. И Тэхён, наконец, ощущает себя в равных условиях
с ним, нет этого перетягивания каната. Ощущать запах альфы на себе для
предтечнего омеги слишком интимно.

Тэхена нельзя было привозить сюда.

— Все почти готово, — сообщает Чонгук, когда слышит чужое приближение. —

Пока сядь посиди.

На Кима не оборачиваются, потому что сосредоточены на завершении готовки.

Но его присутствие ощущается слишком ярко, Чонгук чувствует сильнее
обычного. Запах постепенно раскрывается, становится гуще, скоро его
невозможно будет выдерживать. Даже Чонгуку. Он всегда мог сдерживать себя
и свои желания, особенно по отношению к Тэхену. Но всему всегда нужен выход.
Чонгук не железный, а усилившийся запах омеги начинает кружить ему голову.
168/210
Пробирается глубже, щекочет внутренности.

— Сейчас ты поешь, и я отвезу тебя домой, хорошо? — оборачивается на парня,

пытаясь не показать виду, как на самом деле напряжен, и замирает.

Тэхён сидит в его одежде, но не это заставляет остановиться. Ладони,

полностью спрятанные рукавами, прижаты к лицу, пока их активно обнюхивают.
Глаза устремлены на Чонгука, а в них пробуждается желание. Еще легкое, но
уже сильнее, чем в кабинете.

Им срочно нужно отдалиться друг от друга.

Чонгук не сможет находиться с ним долго, это будет невыносимо сложно. Он

перед ним слишком слаб во всех смыслах, а когда дело касается приближения
течки, то невозможно предсказать действий собственного зверя, который, если
сорвется с цепей, будет неконтролируемым. Не хочется обидеть парня, ведь он
не очень соображает, что делает. А его запах…

Тэхена забирает отец, шокированный присутствием сына у этого мужчины,

который все еще кажется ему неадекватным человеком, жутким собственником,
который ничего хорошего омеге дать не сможет. Ким старший с усилием
заставляет сына снять чужую вещь с себя прямо на пороге квартиры, не
позволяет надеть ему свой свитер обратно, потому что тот уже успел сильно
пропитаться запахом альфы. Он знает, что делать, его сыну двадцать два, он,
так сказать, отец с опытом. Чонгук же без лишних свидетелей оставляет ключ-
карту в кармане чужой куртки и больше к парню не подходит.

Присутствие и запах Чонгука ускоряет приближение течки.

— Черт, — раздраженно утыкается лбом в дверь, которую только что закрыл за

Кимами.

Запах Тэхена сносит ему башню окончательно.

Этой ночью Тэхён должен был ночевать у него, с ним нужно было поговорить на
все возможные темы. Только вот Чонгук ни разу за всю свою жизнь настолько
тесно не взаимодействовал с омегами. А потому он и понятия не имел, что может
ускорить течку, если привезет его в так называемое «место скопления
собственного запаха». Нет, он, конечно, не дурак, знает, многие основы. Но
этого вот не знал… В руках остается чужой свитер, который тянут к
собственному носу. Чонгук чувствует себя полным кретином, но ничего не может
поделать со своими желаниями. Тэхён пахнет настолько очаровательно и
желанно, что в паху уже предательски болит. Брюки давят, жмут. Его забрали
вовремя, иначе неизвестно, что бы было. Чонгук взрослый альфа, привыкший к
почти ежедневному сексу, ему никогда ранее не приходилось отказываться от
него. Да и не то чтобы он сейчас воздерживается прям специально. Ему никого и
не хочется давно, только Тэхена требует тело. Он лишь не позволяет себе
лишнего, ждет омегу, которого никогда не обидит. Тот сам должен попросить,
дать свое разрешение.

Пряжка ремня с характерным звоном ударяется о бедро.

— Блядство, — выдыхает от меньшего ощущения давления, когда и ширинка

оказывается расстегнута. — Какой-то бред, — шепчет в неверии от собственных
169/210
действий.

Чонгук крайне редко мастурбировал, но все последние разы были как раз из-за
Тэхена. Редкие, но слишком желанные… Белье приспускается вместе с одеждой,
освобождая налитый кровью член, что прижимается к животу сразу же. Сочится
смазкой слишком обильно, такого за собой еще не замечал. Ведь ему не
требовалось ранее такое количество для омег. Они готовились для него
самостоятельно. Рукой размазывает по всей длине с частым дыханием и
прикрытыми глазами. Невозможно терпеть, кажется, что вот-вот и сразу кончит.
Перед глазами омега и от этого стыдно, но никак не убрать его образ. Тэхён
смотрел слишком откровенно, моргал своими глазками с пышными ресницами,
сводил с ума слишком открыто. И альфа прекрасно понимает, что еще не знаком
с омегой, что сидит в нем. Со спрятанной стороной Тэхена. Чонгук взял бы его
жестко, прямо на том кухонном столе, если бы он просидел здесь еще десять
минут. В него хочется грубо, со следами от пальцев на теле. Чтобы кричал и
срывал свой голос. Рука движется уверенно, наращивает темп, не обделяет
вниманием и головку, обводя уретру большим пальцем и собирая капли смазки,
которая выделяется густыми каплями. Чонгук уверен, что этого им с Тэхёном
хватило бы с головой, чтобы всё действительно прошло гладко.

Все мысли лишь о нем.

Упирается лбом в проклятую дверь сильнее, когда ускоряет движения рукой,

мечтая, чтобы это не его собственная была. Второй свитер до побеления
костяшек сжимает, от него запах яркий исходит, невозможно не дышать им.
Хочется сорваться, догнать, присвоить себе, поставить метку, чтобы все знали,
этот омега занят! Чонгук дышит жадно, порыкивает, чувствуя, что вот-вот
кончит, а в мыслях уже впивается появившимся клыками в сгиб шеи и плеча,
разрывает тонкую кожу, фантомно скулеж болезненный слышит, а сам стонет,
кончая обильно. Его до такого только Тэхён довести может, только он
заставляет его самому себе дрочить прямо в коридоре, только-только
выпроводив его с отцом.

Грязные картины перед глазами рассеиваются.

Чонгуку ничего не остается кроме как вытирать дверь, мысленно извиняясь

перед омегой за собственные фантазии. Он не позволит себе так с ним обойтись.
Никогда жестокости вырваться наружу не даст, потому что с Тэхёном нужно
трепетно и осторожно, помните?

Разве что, если только сам омега даст свое разрешение.

***

Вот непонятно даже, что действительно лучше. Отсутствие Чонгука сейчас

ничего хорошего не дает, с ним было легче, спокойнее. А сейчас… Конечно с ним
тоже неизвестно, что вообще могло бы произойти, но все же есть уверенность в
том, что нужно бы к нему, что там помогут, облегчат эту тянущую боль, которая
только начинается. Даже не хочется думать, что будет завтра или через пару
дней… Тэхена медленно и верно ломает изнутри. Словно наркоман без дозы,
которую можно с легкостью получить, стоит только прийти к нужным дверям.

Но к ним не спешат. Воздерживаются.

170/210
В комнате снова пахнет лишь им самим, больше ничего не связано с Чонгуком.
Это не нравится ни самому Тэхену, ни омеге, что снова с ним в перетягивание
каната играет. Никак не наладят отношения. Не хочется сидеть здесь, в этом
нет никакого смысла. Пока еще терпимо себя чувствует, может заняться
домашними делами. Отец действительно оперативно сработал, заставив даже
Тэхена удивиться скорости его приезда. Сорвался с работы, чтобы забрать из
загребущих лап своего драгоценного сына. Спас.

И непонятно, хотелось ли этого самому Тэхену.

В доме больше не чувствуется дискомфорт, присутствие отца делает свое дело.

Даже, когда тот на работе, ощущается безопасность. Никто не обидит. Ведь и за
домом следят. Охраняют со всех сторон. Чонгук действительно устрашающий,
Тэхён помнит его изначально, как тот его преследовал и пугал этим, как в итоге
искал подходы к нему и становился мягче. Но несмотря на весь свой грозный
вид, на то, как при нем прекращаются разговоры в его офисе, Тэхён больше не
чувствует себя в опасности рядом с ним, разве что ощущает, когда тот разозлен,
а потому старается не попадать ему под руку. Его злость бывает разной, а этого
еще различать не научился. Но он уверен, что ему никогда не причинят боли,
физической точно. Иногда моральная бывает тоже сильной, но Чонгук может
разве что давить своей сильной аурой, что способна заставить человека
задохнуться… И правда совсем не страшно…

— Стираешь вещи? — в проходе в ванную появляется голова с любопытными

глазами.

Тэхён лишь угукает, улыбаясь отцу, что пришел с работы. И никак не ожидает
следующего:

— Тогда и это постирай, она продолжает пахнуть этим альфой, — ему сразу же
протягивают куртку, в которой вчера был у Чонгука.

— Паааап, — заламывает брови, но одежду забирает.

— Он мне не нравится, Тэхён, — не дает сказать и слова, оставляя сына одного.

Вчера Тэхён попытался объяснить, что делал у Чонгука, а потому не обошлось от

раскрытия тайны, что они в отношениях. Отец радостно не отреагировал, что и
требовалось ожидать. Чонгук с самого начала показал себя не с очень хорошей
стороны, а потому и доверия никакого не внушает теперь. Тэхён уверен, что
потребуется еще много времени, прежде чем смогут принять факт того, что этот
альфа действительно является молодым человеком сына. Ему самому то много
времени потребовалось.

Карманы проверяются на автомате, не хочется постирать, например, наушники,

которые оказываются в них, как и мелочь, и какая-то бумажка, которую вообще
выбросить надо, как и…

Чонгук сунул ему ключ-карту…

И у Тэхена снова нет уверенности в своих будущих действиях. Действительно ли

он будет воздерживаться от очередной дозы? А сможет ли, когда теперь можно
не просто прийти к дверям, а попасть без взлома, с собственным ключом?
171/210
 ***

— Вечерок добрый, — в голосе насмешка, в действиях свобода. — Что тебя так

потревожило, раз так срочно захотел видеть своего самого дорогого партнера?

Юнги и правда наглец еще тот, ему хочется перекрыть доступ к кислороду,
вырвать язык, переломать ноги и руки. Чонгук смотрит на него с нескрываемой
враждебностью, следя за легкой походкой, с которой приближаются к дивану в
одном из вип мест на втором этаже клуба. Хитрый лис, сумевший подобрать
нужный ему момент, чтобы сыграть со зверем в игру, оставить его в дураках.
Хочется прояснить все, разорвать договор.

— Не льсти себе, — делает небольшой глоток алкоголя, что уже даже и не

обжигает горло. — Лучше начинай готовить молитву, чтобы тебя пощадил Бог,
которого не существует.

Усмешка и уверенность с лица не спадает. Чонгук злится.

И лучше Сухо оказаться правым, иначе головы лишатся все.

Юнги закидывает ногу на ногу, покачивает носком в такт музыке и расплывается

в улыбке–оскале, переводя взгляд на альфу, что начинает все больше
заводиться. От этого удовольствие неописуемое в груди. Так долго ждал
момента, когда сможет воспользоваться слабостью Чонгука, когда наступит этот
момент. Плохое не забывается, люди помнят его всегда, и не важно, сколько
доброго ты сделаешь потом. А если нисколько, то уж точно не забудется.

— Ну ты же не глупый, Чонгук, — знает, по какой причине позвали, а потому и

смысла играть нет. — Как я мог навредить омеге, если занимаюсь их спасением?
Это против моих правил.

Только тогда Чонгук был готов сделать все, лишь бы обезопасить Кима, лишь бы
ничего с ним больше не случилось, особенно из-за него. Тогда все было бы
действительно кончено. Окончательно. И было плевать, что сам в минусе
окажется, только чтобы все хорошо с Тэхёном. Чонгук не глупый, поэтому и
уверен, что есть что-то еще. Не могут люди так уверенно себя вести с ним, если
ничего на руках не имеется. Это опасная игра, а спички детям не игрушки. И
нужно выяснить, что на руках у этого человека, который чудом сумел себе что-то
урвать. Чонгук нутром чувствует, что Сухо впервые в жизни прогадал, ему не
просто так этот парнишка светловолосый не нравится. У него от него дрожь от
раздражения, и не потому, что он омега, а потому, что чувствуется неладное с
самого начала.

— Именно по тому, что я не глупец, ты здесь, — Чонгук подается вперед,

упираясь локтями в колени, широко расставив ноги. — Что у тебя на меня, м?
Раскрой мне свои карты, чтобы я знал, насколько опасно убивать тебя и твоего
ангельского мальчика, — Юнги в лице не меняется, но как напрягся чувствуется.

От альфы Чона не скрыть эмоций, все учует. Люди всегда очевидны в своих
эмоциях, чувствах, желаниях. Чонгук знает, как на него самого действуют слова
о Тэхене, и не является удивительной реакция Юнги, который тоже за своего
омегу захочет убить. На лице Чонгука оскал, и он заставляет беситься еще
172/210
больше. Юнги сжимает кулаки, понимая, что его полностью чувствуют,
раздражается.

— Не стоит тебе говорить о моем омеге, — в голосе лишь серьезность смешанная

со злостью. Они больше не играют. — Иначе твой останется без своей крепкой
защиты.

Чонгук молится, чтобы его догадки не оказались правдой.

— Ведь видео с массовым убийством людей может случайным образом оказаться

у полиции, а глядишь, так вообще в интернет на всеобщее обозрение выльется,
— Юнги своим ответом доволен, потому что видит, как альфа напротив в ярость
приходит.

Чонгук не знает, как не убить собственного друга в порыве ярости. Не понимает,

почему тот так искренне уверен, что копии этого видео не существует, почему
кричал на него в ответ, повторяя вновь и вновь, что видео одно единственное и
оно у него, у Чонгука. Ярость глаза вот-вот застелет, Юнги уже хочет уйти из-за
усилившихся феромонов.

— Подожди немного, — рычит Чонгук, поднимаясь с места. — И я тебя уничтожу

вместе с твоим белобрысым пацаном, — уходит сам, сжимая руки в кулаки.

Нужный номер находится сразу, последний входящий. На улице холодно, но

погода совершенно не остужает разгоряченного альфу. Его мало что сейчас
сможет остановить. Гудки раздражающе долгие, телефон опасно сжимается в
руке.

— Да? — голос спокойный, ничего не подозревающий.

— Советую собрать шмотки и съебаться из города, пока я не добрался до тебя, —

рычит, злость не может больше контролировать. Ее много, и он теперь опасен. —
Потому что я еду по твою душу, дружище, — последнее слово пропитано ядом,
отравлено злостью, поднявшейся из самого недра вулкана. Из глубины.

Единственный человек, который всю жизнь рядом был, предал, совершил

ошибку, которая может стоить ему жизни. И нет ничего, что может остановить
эту ярость сейчас. Разве что чудо, которое свалится Сухо на голову. Движения
резкие, отточенные, плевать на нарушение скорости, плевать на машины, что
сигналят. Глаза пеленой разочарования и злости застелило. Ничего не волнует.

Совершив свою глупую ошибку, Сухо встречает друга сам, открывает дверь и
сразу же валится на пол от удара в челюсть. Его тут же подхватывают за грудки
футболки, что начинает трещать по швам. Тяжелое частое дыхание обжигает
лицо, глаза горят, ничего не видят, кроме желания уничтожить. Сухо лишь
надеется, что сможет достучаться до друга, сможет рассказать, объяснить.
Чонгук не понимает, что друг не дурак, чтобы без какой-либо защиты отдавать
видео в чужие руки. Он взбешен до той стадии, когда способен лишь рвать и
метать.

— Что бы он тебе не сказал, он солгал, — хрипит альфа, прижатый за горло к

стене.

Не слышат. Его совершенно не слышат. Посторонний звук заглушает биение

173/210
собственного сердца и лязг цепей сорвавшегося с них зверя. А зверь этот не
ведает, что творит, не позволяет хозяину услышать чужих слов. У него красным
пламенем все внутри горит, пробуждает все больше отрицательных эмоций,
желание убить.

— Чонгук, пожалуйста, — пытается сделать вдох, а в глазах лишь темнеть

начинает от нехватки кислорода.

Тяжелое тело летит на пол, врезаясь в угол спиной, от чего болезненный стон
разносится по всей квартире. Сухо никогда не приходилось ощущать на себе
ярость Чонгука, но он совершил ошибку, упустив важную деталь о
невозможности сохранения этого видео куда-либо. И не время шутить, но как
говорится, а слона то мы и не заметили. Альфа пытается подняться на локтях, но
получает пинок в живот, падая обратно.

— Ты предал меня, — кричит, так сильно напряжен, что вены вздуваются. —

Единственный человек, которому я всецело доверял почти всю свою жизнь, —
присаживается на корточки рядом с лицом, чтобы схватить за волосы и поднять
к себе лицо. Из губы обильно сочится кровь, но это не приводит его в чувства. —
Не могу поверить в это.

— Послушай меня, прошу, — не оставляет попыток достучаться до сознания.

— Что мне слушать?! — отбрасывает голову из-за чего та бьется о стену позади и
встает на ноги, не зная куда всего себя деть от переполняющего гнева. — Всю
эту ложь, что ты навешал мне на уши?! Что?! У него это ебаное видео, блять! С
этим мне теперь что делать, а?!

В ход идет все, что под руку попадается: полки, вазы, цветы, статуэтки. Чонгук
сносит все, что только может. У Сухо, в отличии от него самого, квартира
обжита, обставлена. И пускай разносит все в щепки, лишь бы не убил
собственного друга. Тот все-таки поднимается на ноги, сгорбившись держится
за стену, и смотрит на Чонгука, который кричит так, что в ушах звенит. Страшно
представить, что ощущали те, кто умирал от его рук.

— Я не лгу тебе, Чонгук, — ловит паузу, чтобы услышали. — Он не мог никуда

перенести и сохранить это видео, — альфа замирает, а Сухо кашляет от всего
вместе – от удушения, от удара спиной и в живот. — Там защита стоит на
флешке, проверь сам.

Не доходит эта информация до глубины сознания, потому что вырвавшуюся

злость нужно куда-то деть, ее так много, что невозможно просто успокоиться,
позволить себе понять, что вообще говорит друг. Единственное, на что
оказывается способен, это покинуть квартиру, чтобы уехать в зал, игнорируя
даже звонки на телефон, который отбросили на соседнее сидение. Если он убьет
единственного друга в порыве гнева, не простит себе этого никогда в жизни.
Этого не хочется совершать, не хочется его терять. Нужно вернуться к нему
позже, остывшим и немного успокоившимся, потому что иначе все
действительно закончится плохо. И совершенно плевать, кто звонил и для чего.
Ответит на звонок – сорвется.

Чонгук сейчас бомба замедленного действия, и лучше его не трогать.

174/210
Примечание к части

чувствуете, чувствуете? мы приближаемся к завершению

175/210
Примечание к части С новым годом
Побольше здоровья вам всем, оно действительно важно, легкости в этом году,
чтобы сбывались мечты, чтобы все у вас было хорошо

ПБ ВКЛЮЧЕНА

12

ты здесь

ты здесь.
на страницах и в строках.
ты здесь.
без границ или сроков.

ты здесь.
под солнцем,
луной.
ты здесь.
рядом
со мной.

линии плеч, взгляд,

другим не понять их.
жизнь — для встреч,
а ты — для объятий.

пой,
не спеши.
танцуй или смейся.
мы все решим
и будем вместе.

я знаю,
ты здесь.
словно теплая осень.
счастье есть.
ты люби
и не бойся.

ты люби
и не бойся.

Владимир Понкин

Ярость, злоба и ненависть на весь огромный мир, спутанный клубок мыслей – всё
это привычное, в какой-то степени родное. Чонгук с этими чувствами почти всю
жизнь существовал.

176/210
Именно, что существовал.

Они с ним всегда были, всегда ненавидел всё и всех, всегда хотелось причинить
боль, услышать хруст костей, переломанных им лично. Чонгук привык. Хотелось
причинить боль каждому, потому что ему самому ее причиняли, ломая всю его
сущность, все его детство. Но сейчас, когда дело коснулось настолько близкого
ему человека, от них хочется поскорее избавиться, отогнать подальше, запереть,
чтобы больше не высовывались. Как подчинить себе их полностью, чтобы не
причинить больше боли? Чтобы не тем, кто близок к душе, кто дарит искреннее
и настоящее тепло.

Сознание прояснилось, но чувства эти все еще с ним, зверь все еще рвет и
мечет, желая наказать, потому что так учили, так привык. Он вообще не курит,
давно бросил, но сейчас сигарета меж двух пальцев тлеет, а густой дым
выдыхается в черное небо. Пить нельзя, иначе точно сорвется, когда сознание
ослабнет. Нельзя вообще приближаться ни к кому, чтобы злость эта наружу не
вышла. Каждый раз, когда накрывает, позже просыпается ненависть к тем, кто
воспитывал, с кем жил. К тем, кто родителями зовутся. Чонгук никогда не
гордился тем, кем является, а зверем внутри себя тем более. Но привык. С
годами все равно стал монстром, которым гордился клан. Да, он был жестоким
ребенком, подростком еще хуже, а про сейчас и говорить нечего. Но с возрастом
стало приходить осознание, что собой никогда и не был. Привык скрываться под
всем угодной маской. Только было уже поздно.

Маска стала настолько родной, что прилипла намертво.

На улице тихо, уже совсем поздний час, а от того и усмешка кажется очень
громкой. Смешно от самого себя. О чем ты думаешь, Чонгук? Словно что-то
изменится от этих мыслей, словно станешь человечней. Зверем воспитали, им и
останешься. Очередная долгая затяжка неприятно обволакивает горло едким
дымом, что пробирается в легкие, а затем выходит наружу, освобождаясь. Было
бы славно, имей он такую же возможность освободиться. Сейчас нет ничего
лучше, чем перенаправить все эти отрицательные эмоции на самого себя. Лишь
бы не вернуться туда, откуда с трудом уехал. Иначе Сухо в живых не останется,
руки кровью друга омоются.

Этого он желает меньше всего, пока зверь внутри беснуется, с ума сходит,
жаждет ощутить на языке вкус крови, разрывая плоть на куски.

В голове всплывает образ Тэхена, который действует магическим образом и на

него, и на то, что сидит внутри. Это поразительно, Чонгуку никогда не
рассказывали, что такое вообще возможно. Им в принципе мало чего
рассказывали. Омеги могут сделать слабыми – это говорили. Они сами ничтожны
и слабы, и остальных тащат за собой на дно, где находятся. Ничего не стоящие
создания, пригодные лишь для унижений, для осквернения хрупких тел. Если
бы Чонгук только знал, как нагло им всем лгали все года. Ему ведь тридцать
один год… Он все это время слепо верил в чужие слова, которые и гроша не
стоят на самом деле. Жил в ограниченных рамках, выстроенных кланом,
который держал каждого в крепчайшей хватке, не позволяли выйти из мира, в
котором лишь они правы. А Тэхен чудесный, его всем своим нутром лишь
защищать хочется, к нему тянется даже этот зверь, которого самому
контролировать тяжело бывает. Но ведь, если бы Чонгук раньше узнал всю
правду, разве встретил бы он его?

177/210
Тогда, в тот день, когда Хосок принес папку с данными на очередных омег, он
даже не хотел толком смотреть на них. Осточертело. Хотелось уже бросить все,
исчезнуть. Но что-то изнутри словно попросило, потянулось. Да и хотел ведь
только воспользоваться им. А что потом? Пропал в нем. За несколько встреч
своим признал, ни с кем делиться не захотел. И пока сам отвергал мысли о
влюбленности, все внутренности только и делали, что кричали, как этот парень
необходим. Необходим для собственного успокоения, для контроля эмоций, для
обучения настоящей и искренней любви. До дрожи в пальцах хотелось его
касаться, хотелось смотреть, находиться рядом, чувствовать, слышать. И
хочется сейчас.

От одних только мыслей о Тэхене зверь успокаивается внутри, не пытается взять

контроль над сознанием, чтобы сорваться с места и снова согрешить. Но и к
омеге не спешит, боится испугать этого итак ослабевшего мальчишку. Чонгук
сейчас сам на себя не похож.

Стрелки перевалили давно за три часа ночи, но все еще не спится. Этот дом
пустой, не спасает ни наличие прислуги, что всегда здесь, ни собственные
верные псы, что радуются каждый раз появлению хозяина, потому что в
последнее время практически и не видят его. Здесь пахнет одиночеством,
отсутствием живости, нет совершенно ничего, что могло бы отвлечь на мысли,
которые помогли бы уснуть. И совершенно непонятно, как раньше он жил здесь
на постоянной основе. Так вот оно что… Дом и квартира настолько же разные,
как сам Чонгук раньше и сейчас. Вряд ли еще месяц назад он смог бы остановить
себя от убийства собственного друга. Вероятно лишил бы его жизни сразу же, не
покидая квартиры.

Сухо ведь правда не дурак, не подставил бы никогда, особенно таким глупым

образом. Он слишком умен, слишком хитер. И скорее всего у Юнги на него
совершенно ничего нет, иначе они бы давно уже знали, что именно имеют в
качестве шантажа.

«— У него ничего на нас нет, на тебя тем более, — вспоминаются слова друга,
который с легкостью отправлял Чонгука на разговор с Мином. — Расторгни
договор и все, ничего больше не спрашивай.»

А Чонгук не удержался, это чертово видео в нем слишком сильный интерес

вызвало. Никак не мог поверить, что его совершенно ни у кого нет. Выставил
себя полным дураком, сорвался прямо с места, поспешил другу глотку рвать за
предательство, которого скорее всего и не было. Этот альфа сто процентов
смеялся над ним долго, играясь с тем, кого совершенно не нужно злить, водить
вокруг пальца. Подобное может привести к печальным последствиям. К смерти,
например. Еще и омегу его захватит в придачу, чтобы больше никогда не
увидеть его в этом городе. Ни одного, ни другого.

Злость почти спала, скоро не останется и следа. Можно будет появиться перед
Тэхеном.

А можно ли?

Из головы совершенно вылетел тот факт, что омега то у него сейчас течный.
Может еще только приближается, но запах определенно стал еще гуще, в этом
уверены. Чонгук почти ощущает его на кончике языка, прикрывая глаза. Как
скоро он сможет ощутить эту сладость лично? Чтобы собственными ладонями
178/210
касаться, чтобы ощутить языком бархатную кожу. Уверенности в том, что
сможет сдержать себя в руках, нет, но хочется до безумия.

Чонгук одержим им действительно сильно. Но это уже и не удивляет, он ведь

воспитан так, чтобы свое ближе к себе держать, чтобы брать все, что хочется,
чтобы присваивать. И единственное отличие заключается лишь в том, что по
отношению к Киму эти замашки их клана мягкие, осторожные, не во всей своей
красе проявляются. Чонгук научился вести себя с ним правильно, чтобы не
пугать, не отталкивать. Заманил в свои сети.

А в доме этом… здесь не чувствуется присутствие Тэхена. Совершенно пусто.

***

— Ты просто идиот! — кричит, срывает голос в панике и страхе. — Как ты

вообще, блять, додумался до этой безумной игры?!

Мы в порыве эмоций обычно не контролируем то, что говорим. Но Чимину очень

повезло, что его альфа сейчас понимает прекрасно причину злости, почему
позволяет себе кричать, обзываться, пытаться ударить. Его план действительно
был глуп, сыграли эмоции, захотелось причинить хоть какую-то боль, чтобы
почувствовали страх. Чонгук это заслужил… а заслужил ли Чимин эту бурю
эмоций?

— Я вообще не хочу улетать! Не хочу покидать этот город, потому что он мне
нравится! — чемодан с вещами скидывается с кровати в порыве обиды и злости.
— Не могу поверить, не могу… — шепчет, как в бреду, и присаживается на
мягкий матрас.

Юнги не думал, что вызовет такую реакцию своими словами о срочном переезде.
И на самом деле не совсем понимает, почему она настолько бурная. Его словно в
момент возненавидели, больше не хотят иметь ничего общего. От этого в груди
жжется, очень неприятно делается. Омега словно разбит, раздавлен, подбирай
любой синоним, но он сам не свой. А он… Он всего лишь не может даже
представить, что произошло с Сухо, который поверил на слово, передал видео.
Чимин ведь и правда только передал флешку Тэхену, никаких копий даже
делать никто не пытался. А Чонгук может убить… Он будет всю свою жизнь
чувствовать себя убийцей, если с тем альфой что-то случится. А еще страшно за
себя, за Юнги. Им действительно нужно срочно бежать из города, иначе им
вскроют глотки, будут убивать мучительно медленно, принося максимум боли,
пока не наскучит. Чимин видел, на что способен альфа. Плюс к этому всему он
снова будет полностью зависеть от Юнги, ведь в другом городе у него точно
ничего не будет… Но это, по сравнению с остальным, сейчас не так важно.

— Он тебя убьет, — всхлипывает, поднимая глаза на альфу, что встревожено

ожидает продолжения от резко затихшего парня. — И меня тоже, — на глазах
все больше влаги скапливается. — Заставит нас смотреть на смерть друг друга,
будет мучить, — вот-вот прорвется водопад слез. — Юнги…

— Ну же, спокойно, — оказывается рядом слишком вовремя, чтобы спрятать в

свои объятиях комочек нервов, что готов впасть в истерику. — Ничего не
случится, мы вернемся сюда позже, я тебе обещаю.

179/210
Единственное, что Юнги действительно может сейчас, так это дать обещание.
Которое обязательно сдержит. А Чимину остается лишь верить, хватать
протянутую руку и бежать вслед за ним в неизвестность.

Толчком стали угрозы Чона. Они не были пустыми, прекрасно ознакомлены с

возможностями. А потому нужно было переиграть его хотя бы в этом. Ни за что
не поставит под удар омегу, в которого влюблен сильно. Хотя бы Чимина он
спасет. Нужно срочно покинуть город, исчезнуть с радаров, не оказаться в
мертвой хватке стиснутой на шее пасти.

Пока Чонгук думал, что Юнги смеялся над ним, над его реакцией и агрессией,
сам Юнги спешил спасти такого же драгоценного человека, какой есть и у Чона.
Они два альфы, готовые сделать все возможное ради тех, кого выбрала душа, к
кому тянется все существо. Они так устроены, это их природа. Защитить даже
собственной жизнью. В их мире альфы – сильный пол, и как бы омеги не
пытались с этим спорить, но именно в их генах заложена забота о своей второй
половине души, которую выбирает опять же то, что сидит внутри.

— Мне страшно, — негромко признается.

— Я знаю, знаю, — поднимает голову парня на себя, чтобы смотреть в глаза. —

Но я защищу тебя, чего бы мне это не стоило.

Иначе не может.

***

Их природа действительно иногда удивительна. Как бы Тэхён не старался

показывать себя сильным и смелым, его сломали. Как бы он не кричал о том, что
справится во время течек сам, сдался и пришел к дверям того единственного,
кто способен облегчить нарастающую все сильнее боль, к кому тянет, кого
хочется увидеть, почувствовать. Его тело снова предает хозяина, когда дело
касается Чонгука.

Природа на столько же удивительна, на сколько и ничтожна.

Тэхену никто не открыл, никто не пришел даже через час. Чонгук не отвечал
даже на звонки. Картой-ключом пришлось воспользоваться самому, чтобы
оказаться в квартире пропитанной целиком и полностью лишь одним запахом.
От боли хочется избавиться, чтобы она уже оставила его, потому что так больно
ему не было еще никогда. Ни разу не хотелось лезть на стены от нее, не
хотелось кричать и плакать. А сейчас все по-другому, совсем иначе, не помогают
ни одни таблетки. Про обильно выделяющуюся смазку даже говорить не
хочется, потому что это чересчур.

Кровать мягкая, но холодная, идеально заправленная. На ней наводят

беспорядок почти сразу же, заваливаясь прямо в центр, скручиваясь в клубок и
притягивая постельное к себе ближе. Как один лишь запах альфы может тянуть
к себе так сильно? Как омега может быть настолько зависим от него? Это в
голове не укладывается… пока она еще может соображать. От количества
насыщенного аромата становится легче.

Но… этого оказывается мало.

180/210
Тэхену хочется больше, чтобы словно сам Чонгук рядом, чтобы ощутить его
настолько тесно, будто он в запаховую железу уткнулся. Голова начинает
потихоньку отключаться, это он понимает, когда перетаскивает небольшое
количества вещей из гардероба на кровать и укладывается сверху, начиная
удобно раскладывать вокруг себя, формируя так называемое гнездо.

Своя одежда мешает, смешивает запахи, пока хочется не ощущать своего

вообще.

Тэхён надевает на себя шорты альфы и футболку, скидывает собственные вещи

на пол. Боль значительно перестает доставлять тот дискомфорт, с которым жил
половину дня. Наконец может легко вздохнуть, не сдерживая слезы. Сейчас
хорошо, спокойно. Раньше подобного не было, но на это абсолютно плевать,
пока чувство удовлетворения медленно накрывает, погружая в сон, где не
больно, где умиротворенно и комфортно. Сколько бы Тэхён не пытался уснуть
дома, чтобы хотя бы во сне избавиться от боли, ничего не получалось. Весь низ
тела, начиная от пояса, словно резали по кусочкам одновременно, ноги сводило
так, что иногда не получалось и стоять нормально, живот скручивало адской
болью, заставляя скапливаться слезы. Но сейчас…

Сейчас почти ничего нет, почти не больно. А потому изможденный организм

быстро отключается, обессилив от постоянного стресса, что только нарастал с
каждым часом.

Сон глубокий, его совершенно ничего не тревожит, ни шум открывающейся

двери и ее хлопок, ни громкие шаги, которые в один момент резко
прекращаются. На часах раннее-раннее утро, около половины шестого, а дома
стоит отчетливый аромат омеги, о котором думается последние несколько часов.
Но Чонгук не дурак, чтобы не понять, почему его так много, почему бьет в нос
чуть ли не со входа. С ним два пса, что шумно начинают обнюхивать квартиру,
которые, подойдя к заветной двери, где спряталось самое дорогое в этом мире
сокровище, гавкают, мол кто-то там есть. Чонгук и без них знает, что там кто-то
есть, и это совершенно не чужой человек.

Он проходит в спальню тихо, не создавая ни единого звука, чтобы не

потревожить спящего парня. Только вот… Чонгук замирает на пороге комнаты,
внимательно разглядывая открывшуюся ему картину. Такого ему еще не
приходилось видеть, но почему-то внутри все сковывает, там зверь скулит и
хвост поджимает, окончательно позабыв о всей своей ярости на мир, на друга.
Ни о какой мести за предательство и речи не идет. Перед ним омега,
спрятавшийся от собственной боли, который пришел к нему, чтобы помогли,
который… гнездится…

Собственный пиджак, что был в одной руке, бросается на пол к собственным

вещам омеги, а сам он осторожно забирается на кровать, ощущая скопление
густого запаха слишком остро. Но почему-то ему не позволяет внутренний альфа
подобраться ближе, не переходит сооруженные границы из одежды. Это
территория исключительно омеги. Омеги, который выглядит слишком мягким
сейчас. Чонгук укладывается на уровне его лица, протягивает лишь руку к нему,
чтобы огладить взмокшую от жара тела кожу. У Тэхена началась течка, но он
смог избавиться от боли лишь здесь, окружив себя всего запахом Чона. От этого
во всем теле покалывает, слишком доверительное действие с его стороны. И
Чонгук ни в коем случае не может все перечеркнуть.
181/210
— Хороший мой, — никак не может убрать от него руку.

Ощущение, словно проснется от самого сладкого сна, если разорвет контакт.

Приехал спать сюда, не подозревая, что его ждет сюрприз. Телефон лежит
забытым в машине, но о пропущенных звонках даже не вспоминается, их и не
видели, даже не помнят, что слышали.

— Я не знал, что ты меня искал, — рассматривает его всего, только сейчас

понимая, что в его одежде лежит. — Иначе примчался бы… — не примчался…
Хмурит брови, понимая, что все могло обернуться срывом на самом хрупком
теле. — Но я обязательно нашел бы способ расслабить его побыстрее, —
прикрывает глаза.

Иногда Чонгук искренне ненавидит вторую часть себя, что сидит зверем внутри.
Вот сейчас, например, злится, пока тот сам хвост поджимает, поскуливает,
желая помочь, но не имея возможности ничего сделать, кроме как окутать омегу
своим настоящим запахом, а не тем, что остался на одежде.

Тэхён вдруг хмурится, вертеться во сне начинает, чувствует своего альфу рядом.
А Чонгук ничего сделать не может, пока ему не позволят оказаться в неком
подобии гнезда, что является его защитой, слишком интимно, лично для омеги.
Рука соскальзывает с лица, когда Тэхён переворачивается на другой бок, от
него, потому ее запускают в волосы, а омега вздрагивает от прикосновения. Он
почти сразу понимает, где находится, стоит раскрыть глаза, и поворачивает
голову к нему резко, сталкиваясь с уставшими глазами, которые еще не спали.

— Могу ли я… — Чонгук показывает взглядом, что совершенно не нарушает его

границ.

И ему ничего не отвечают, но улавливается недовольство и без этого. Тэхён сам

тянет его на себя, предварительно развернувшись обратно, и сразу тычется
носом в шею, чтобы, как хотелось ранее, ощутить запах сильнее всего. Чонгук
протискивает руку под него, заваливает на себя и обнимает, наконец, чувствуя
окончательное спокойствие своих двух сторон. То что нужно.

Тэхён весь мокрый, у него горит все тело, но он ничего не предпринимает,

полностью насыщая себя альфой, который во сне рядом был. Сейчас нуждается
именно в этом, в присутствии рядом, в настоящем запахе, в осторожных
ласковых касаниях. Чуть ли не урчит от удовольствия, настолько ему хорошо.
Широкие ладони плавно перемещаются по спине в успокаивающем жесте,
забираются в густые отросшие волосы, перебирают завившиеся пряди. Его
хочется касаться вечность, ощущать под кожей тепло его тела, его дрожь, его
жар. Хочется ощутить его на вкус, пройдясь языком по самым сокровенным
местам. Услышать его стоны удовлетворения, наслаждения. Чонгуку хочется
увидеть его распаленным на собственных подушках, чтобы просил, чтобы
загнано дышал и замирал. Его хочется целиком и полностью, сожрать без
остатка, слиться воедино, чтобы два человека одним целым стали, чтобы
слияние душ произошло. А как ему бы пошла метка, как вкусно бы он пах, когда
их запахи смешались бы. Вся ситуация кружит голову, но Чонгук лишь позволяет
ему делать все, что хочет, отдает себя в пользование на неопределенный срок,
лишь бы чувствовали себя хорошо.

— Ты не брал трубку, я прождал час под дверьми, поэтому воспользовался

182/210
ключом и вошел без разрешения, — спустя время подает голос, который сонный,
ленивый. — Здесь хорошо, — вздыхает, укладывая голову на плечо Чонгука,
чтобы поднять на него свои затуманенные глаза. — С тобой хорошо.

И это приводит в чувства.

Тэхена нельзя сожрать, нельзя пометить, с ним совершенно нельзя грубо. С ним
только осторожно и нежно, исключительно ради его удовольствия. Ведь этот
омега особенный, единственный сумел привлечь внимание за столько лет жизни.
Никто и никогда не сравнится с ним. Такого беречь нужно, заботиться,
проявлять внимание и любовь. Чонгук не знает, что действительно нужно
делать, но всегда действует на желаниях и догадках, и пока оказывался правым
в своих решениях.

Тэхену хорошо именно с ним.

— Ты всегда можешь прийти сюда, не спрашивая разрешения, — заправляет

прядь ему за ухо, которая вот-вот выскользнет и спадет на лицо. — Это и твой
дом тоже, тебе можно все.

— Мой дом? — Тэхен немного не соображает, не улавливает сути разговора, не

может сконцентрироваться. Хлопает глазками, чтобы в какой-то момент
прикрыть устало веки и признаться: — Тебе придется перестирать всю одежду
подо мной, там все мокрое, — вздыхает.

Сейчас у Чонгука ощущение словно Тэхен болеет, лежит с температурой, все

никак не поправляется, каждыми днями ждет его с работы, пытаясь лечиться от
простуды. Его вид такой измотанный, что хочется бесконечно жалеть. А это его
признание… хочется лишь посмеяться. Но Чонгук не смеется, лишь целует в лоб,
задерживаясь ненадолго.

— Это ничего, — отвечает спустя минуту. — Спи, я никуда не уйду.

— Правда? — уже шепчет, постепенно проваливаясь в глубокий сон.

— Правда, — обещает. — Ты проснешься, и я буду рядом с тобой.

И ему верят, полностью отключаясь на крепком плече, утягивая за собой и

уставшего альфу, окунувшегося в атмосферу, которую создал омега, избавляя от
просыпающегося возбуждения. День был тяжелым у обоих, вечер особенно, два
измученных организма, наконец, получают заслуженный отдых.

Но никто из них и подумать не мог, что проснутся они в обед от яростных стуков
кулаками в дверь, соответсвенно сопровождаемыми лаем двух псов, которых
забрали с собой в квартиру из дома. Тэхен ожидаемо пугается всего сразу,
смотря взволновано на Чона, что становится сердитым и встает с кровати не
спеша, прося не высовываться. И они не думали, что человеком, кто разбудит их,
будет отец Кима.

— Где он?! — доносится крик с коридора. — Не дай бог ты его хоть пальцем
тронул.

Голос приближается и Тэхен слышит, как его просят остановиться, не проходить

дальше. Потому что по количеству вещей на кровати сразу будет понятно, что
183/210
омега здесь делал. Но скрываться больше нет смысла, именно так решает Тэхен,
когда встречает отца, сидя в куче одежды альфы и невинно хлопая глазками.

Тэхен сбежал к нему, сообразил гнездо, нашел болеутоляющее в виде Чонгука. И

не собирается за это оправдываться, даже если отцу ну уж очень сильно не
нравится его кандидатура на роль альфы сына. Чонгук уже не тот, каким был
при первой встрече, научился вести себя правильно, не обижает. Он старается
защищать, очень сильно винит себя за случившееся до сих пор, окружает своим
вниманием, даже если самого рядом нет. Чонгук бережет его, не делает ничего
лишнего, постоянно волнуется. Люди учатся на ошибках и иногда нужно эти
ошибки прощать, давать второй шанс. Тэхен в него влюблен очень, не хочет без,
хочет лишь с. Как и ожидалось, мужчина замирает в дверях.

Он даже не обратил внимания, что сам Чонгук в помятом брючном костюме,

разве что без пиджака и с расстегнутыми верхними пуговицами. Сам Тэхен
помятый, видно, что много спал, что чувствует себя не очень хорошо. Но…
Мужчина понимает сразу, что тут происходит.

— Тебе не нужно было приезжать, — голос хриплый. — Все хорошо.

— Поехали домой, — никак не верит, что сын действительно гнездился. — Мы

съездим к врачу, тебе выпишут новые хорошие обезболивающие, — делает шаг,
а за спиной отчетливо ощущается напряжение исходящее от альфы, который не
позволит сейчас забрать Тэхена домой.

— Пап, пожалуйста, — устал, не успев проснуться. — Тебе правда не стоит

беспокоиться, с ним я в безопасности не меньше, чем с тобой.

— Ты ведь знаешь, какой он человек, — мужчина не может не злиться на сына, с

которым они уже обсуждали все это.

И Чонгук ему не пара.

— Я хочу сам выбирать с кем мне быть, а с кем нет, — омега внутри начинает
нервничать, голос повышается.

Связь с альфой построена, они чувствуют друг друга лучше обычного. И Тэхену
совершенно не нравится испытывать страх Чонгука, который держит себя в
руках только из-за осознания, кто сейчас перед ним. Не может навредить отцу
своего омеги.

— Пожалуйста, — хотелось бы встать с кровати, проводить отца, поговорить

наедине, но не может. Чувствует, что ноги не удержат его. — Можем мы позже
обсудить все дома?

И этот вопрос подразумевает под собой лишь положительный ответ.

— Ты ведь знаешь, что я просто волнуюсь за тебя? — вздыхает отец, делая пару
шагов назад, видя, что сыну плохо.

— Конечно, — натягивает уголки губ, но не говорит, что сейчас сам за него

переживает, потому что Чонгук напряжен слишком сильно. — Я позвоню тебе
позже.

184/210
И когда отец уходит у омеги назревает другой вопрос… Два крупных пса в
квартире, которых не было, когда он пришел. Стоит разглядеть их вблизи, сразу
вспоминается отрывок из видео. Безопасно рядом с ними он себя не чувствует. А
еще Чонгук возвращается в комнату без рубашки… Столько вопросов, а рот не
открывается, в нем скапливается слюна, которая громко сглатывается, стоит
альфе оказаться перед ним и осторожно толкнуть назад, чтобы упал на спину.

У Тэхена в животе бабочки разошлись, щекочут без остановки, дыхание от их

действий перехватывает, а в глазах блеск. Приятные чувства смешались с
болью, которая все еще с ним, которая не отступает только из-за запаха альфы.
Его телу нужно больше, чем просто присутствие.

— Доброе утро, — кончиком носа ведет по влажноватой шее к скулам.

Его голос хрипловатый, глубокий и зачаровывающий. Чонгук умело оказывается

между его ног, делая глубокий вдох, чтобы заполнить легкие сладким запахом.
Тэхен сейчас, как пластилин, — лепи, что хочешь. У него совершенно нет сил на
какие-то сложные физические действия, не может даже руки поднять, чтобы
ощутить горячую кожу на широкой спине, где мышцы перекатываются, стоит
Чонгуку опереться на локти, чтобы рассмотреть омегу с близкого расстояния.

— Как ты себя чувствуешь? — волнуется, видит, что не очень, но хочется узнать

насколько. Тэхен будто и не спал вовсе, веки его тяжелые, оттого и не может
глаза долго открытыми держать. — Ты голоден?

— Мне больно и приятно одновременно, — на выдохе произносит, хмуря брови.

— Тут болит? — опираясь на одну руку, второй пробирается под свою футболку
на нем, чтобы нежным движением огладить низ живота. В ответ лишь кивают. —
Лежи тут, я сейчас вернусь.

Тэхен встревожено поворачивает голову в сторону скрывшегося альфы, и ничего

не понимает. Сейчас его боль постепенно увеличивается, и он лишь боится
представить, что было бы, забери его отец от Чонгука. Даже не хочется
проверять, какой силы эта боль. Ощущение, словно не переживет, а еще будто
Чонгука нет уже слишком долго. Отсутствие альфы вынуждает принять сидячее
положение и нахмурить брови. Тэхен всегда во время течки чувствовал
усталость и желание вечно спать, но сейчас все это в несколько раз словно
увеличилось, а вместе с этим появились и другое острое желание. Чонгука
действительно очень хочется. Впервые он сам принимает то, что во время течки
нуждается в альфе, и не просто в его присутствии рядом, а внутри… А еще
хочется помыться, потому что в шортах все липкое, по ногам стекает тоже все
липкое, неприятное.

— Я тут, — Чонгук появляется в дверном проеме как раз в тот момент, когда
Тэхен был готов вставать и идтиползти на поиски.

— Что ты делал? — дует губы, расстроенно заламывая брови.

— Не куксись, — чмокает в нос, улавливая, что внутренний омега перенимает

бразды правления, ведь сам Тэхен никогда бы себя так не вел. — И иди ко мне,
— поднимает словно пушинку, заставляя обхватить себя ногами. — Будем
принимать ванные процедуры.

185/210
— Я один не хочу, — смотрит прямо в глаза, распахнув свои большие.

— Я же говорю, что будем принимать, то есть вместе, — пытается объяснять

осторожно, не выводя омегу на эмоции, чтобы ни чем не обидеть.

Тэхен изменился буквально за минут десять, если не меньше. Не вел себя так
чувствительно, не позволял еще омеге выходить в свет. А тот нежный очень,
вести себя нужно аккуратно с ним, чтобы не обидеть. Чонгук заходит вместе с
ним на руках в ванную, а потом слышит смех.

— Чонгук, что это? — смеется с картины перед собой. — Разве это пена? —
улыбаясь, возвращает взгляд к мужчине.

— У меня не было никогда дома пены для ванны! — восклицает возмущено,

усаживая омегу на бортик. — Я попытался сделать ее из шампуня, но он не
очень пошел, — жмет плечами, ловя теплую улыбку.

— Это мило, — позволяет стянуть с себя футболку, но неожиданно даже для

самого себя напрягается и весь прикрывается руками.

Он чувствует себя свободнее, когда отключает разум и омега выходит наружу,

но сейчас ненависть к собственному телу легкими нотками проникает в голову.
Тэхен все еще считает себя использованным, все еще считает изуродованным.

Не хочется, чтобы Чонгук смотрел на него такого.

— Всё хорошо, — присаживается на колени перед ним, чтобы заглянуть в глаза

опущенной головы. — Ты можешь доверять мне, верить во все мои слова, потому
что я никогда не солгу тебе, — кладет собственные руки на его, чтобы
попробовать осторожно убрать. — Ты красивый, тебе нечего прятать, — целует
во внутреннюю сторону одной из ладоней. — Если хочешь, мы можем оставить
футболку на тебе.

— Разве это не будет странным? — Тэхен в глаза смотреть не решается, лишь на

их руки.

— Нисколько, — берет в руки вещь и смотрит ожидающе на Кима, но получает

отрицательное мотание головы. — Хорошо, но если тебе все-таки захочется
надеть ее обратно, скажи мне, ладно?

— Ладно.

Тэхену хочется, но он пытается пересилить себя, не дать страхам заполнить

голову. Сам тянется к краям шорт, помогая раздеть себя, и приподнимается,
стягивая их, оставаясь полностью обнаженным перед Чонгуком. Не только
телом, но и душой. Открыт перед ним полностью, ничего не утаивает, позволяет
разглядывать себя, пока сам мужчина снимает с себя остатки одежды. Чонгук
никогда прежде не чувствовал ничего подобного от одного только момента,
когда вы оба без одежды друг перед другом, но сейчас… Это что-то настолько
важное и искреннее, что не передать словами.

Дело оказывается лишь в человеке, который перед тобой, который видит тебя
обнаженным. В том, что ты сам чувствуешь к нему.

186/210
Чонгук помогает Тэхену усесться между его широко разведенных ног,
укладывает спиной на свою грудь и хочется поставить время на паузу. Сейчас
очень хорошо, лишь бы только они и ничего больше. Тэхен, наконец,
расслабляется, и не так, что его клонит в сон, а находясь в сознании.

— Почему ты не набрасываешься на меня из-за усилившегося течного запаха? —

задает интересующий его вопрос.

Чонгук ждал чего-то такого, на что усмехается и говорит:

— Ты имеешь ввиду инстинкты?

— Ну да, — смешно сжимает носик и сам весь сжимается, когда его целуют в
макушку.

— Нет таких инстинктов, — отвечает честно. — Есть слабаки, что не могут их

сдерживать, и оправдывают свои поступки ими. На самом же деле мы можем
сдержать себя всегда.

— Даже в порыве ярости? — неожиданно вспоминает Чонгука, который однажды

приехал к нему на учебу только потому, что не мог никак себя отвлечь. — Ты
как-то приезжал таким.

— Мое воспитание в неком роде отличается от основной массы людей, —

прикрывает глаза, рассказывая очередной отрывок из жизни. — В нас
воспитывали зверей, нас избивали, наказывали разными способами, наши альфы
внутри часто сильнее нас самих. Поэтому, когда нас слишком сильно выводят из
себя, то их злость в несколько раз сильнее, а от того и контролировать тяжело,
— чувствует, как Тэхен напрягся, внимательно слушает. — В такие моменты,
если потерять контроль над самим собой, то его возьмет на себя сам альфа. И он
может натворить очень много ошибок, а ты ничего не сможешь с этим сделать.

— Разве ты не можешь поменяться с ним местами? — хмурится Тэхен, поднимая

голову к Чонгуку, внимательно ожидая ответа.

DVRST, OBLXKQ - Endless Love (Slowed) – fiveseven

— Нет, пока он не сделает то, чего хочет, — поддается вперед, чуть

приподнимаясь, чтобы дотянуться до манящих к себе губ. — Но перед тобой он в
основном поджимает хвост, — касается осторожно, оставляя мягкий поцелуй. —
Ты знаешь, как себя вести с ним, — еще один. — И я понятия не имею, как ты это
делаешь, — помогает Тэхену сесть на себя, когда тот начинает поворачиваться к
нему.

— Тебе просто необходимо тепло, искренность и спокойствие, и не важно, с кем

я говорю, — улыбается легко, заглядывая в глаза, прежде чем прикрыть свои и
позволить себя целовать.

В голове, наверное, навсегда отпечаталось то, как Тэхен любит целоваться. А

потому Чонгук начинает медленно и нежно, лишь сминая мягкие пухлые губы,
пробуя на вкус каждую. Хочется дать волю собственным рукам, чтобы
разгулялись по худому влажному телу, изучили каждый изгиб, запомнили
наизусть. На поцелуи несдержанно выдыхают, хотя еще не происходит толком
187/210
ничего. Чонгук чувствует это обжигающее дыхание, языком слизывает этот жар
с его губ, мягко оттягивая нижнюю, растягивая вязкую слюну. Шею обвивают
тонкие руки, одна забирается в волосы, его движения легкие, совсем невесомые
и медленные. Тэхен первым толкается языком в рот, сталкиваясь с чужим, таким
же горячим и скользким. И Чонгука заводит не усилившийся еще больше запах, а
сами действия, их осторожность, аккуратность. Он не удерживается, кладет
руки на талию, что уменьшилась в разы с последнего раза, когда он позволял
себе ее касаться, и направляет за нее ближе к себе, сам толкаясь бедрами
вперед. Выдох граничащий со стоном прямо в рот, Тэхен начинает покусывать
губы в поцелуе, и Чонгук знает, что младший начинает теряться в эмоциях и
чувствах. Он отстраняется от его губ и сразу же припадет к шее, выводя нежные
узоры, опускается к ключицам, что выделяются сильнее обычного. Его бы
зацеловать до смерти, каждую часть тела на вкус опробовать, оставить следов
миллион, но оставлять метки на этом чистом теле… оно слишком прекрасно в
глазах альфы, чтобы портить его. Тэхен чуть откидывает голову, предоставляет
доступ ко всему себе, позабыв о страхах, и Чонгуку сложно видеть
открывающуюся перед ним картину.

Он его, весь целиком, без остатка. Тэхен принадлежит ему, позволяет добраться
до каждого участка тела.

Широкие ладони опускаются под воду, чтобы огладить стройные бедра, чтобы
вызвать дрожь по телу омеги, чтобы встретиться с рассеянным взглядом. Тэхен
смотрит ему в глаза, пока пальцы нежными касаниями проходятся по тазовым
косточкам, вынуждая дыхание сбиться. Его рот приоткрыт, а взгляд все сильнее
мутнеет. В нем скоро совершенно не останется осознанности.

— Все хорошо? — у Чонгука у самого голос стал ниже, грубее. Он и не скрывает

своего возбуждения, лишь помогает Тэхену раскрыться.

— Да, — совсем тихо, а после громкое сглатывание.

Тэхен впервые ощущает такое возбуждение, впервые чувствует, что сам хочет
продолжения, хочет, чтобы Чонгук сделал с ним все, что захочет. Он хватается
за крепкое плечо, когда рука оказывается на внутренней стороне бедра.
Движения легкие, нежные, но Тэхен даже не подозревает, что вода мешает
прочувствовать их сполна. Сам тянется к губам альфы, но тот неожиданно
поднимает его с осторожностью, чтобы не дай бог не упасть, выносит из ванны
на руках и несет обратно в спальню. В один резкий рывок все вещи вместе с
покрывалом оказываются на полу и Чонгук кладет мокрого Тэхена на чистую
постель, припадая к губам, потому что ранее лишил поцелуя.

От предвкушения во всем теле волнение, все словно впервые происходит у них

обоих, а не только у Тэхена. Чонгук бы хотел, чтобы у Кима в принципе это был
первый опыт такого взаимодействия с альфами, но ничего не изменишь. И он
будет винить себя всю жизнь. К Тэхену страшно прикасаться, словно можно
одним неверным движением кости сломать, настолько сильно он похудел.
Чонгук опускается к мягкому животу и оставляет легкий поцелуй, проверяя на
реакцию, где больше нравится, на что острее реагирует, повторяет движение по
тазовым косточкам, касаясь совсем невесомо и слышит, как сверху втягивают
шумно воздух, и видит, как слегка прогибаются в спине. Тэхен чувствительный
до невозможности, кажется, где ни коснись, везде будет особенным местом.

Смазка обильно выделяется, ткань под омегой мокнет, а сам он пытается свести
188/210
колени вместе, когда Чонгук проводит языком по всей длине стоящего члена
слишком неожиданно для омеги прикрывшего глаза. Тэхен что-то там мямлит,
пытается воспротивиться, но получается вероятно не очень, потому что Чонгук
берет в рот полностью небольшого размера орган, несмотря на то, что никогда
ранее этого не делал.

— Ч-чонгук, — прогибается в спине чуть ли не до хруста, собирая в кулаки ткань

пододеяльника под собой.

Его реакцией удовлетворены, ласкают ладонями бедра, посасывают активно,

стараясь вызвать как можно больше приятных ощущений. Тэхен голову теряет,
слишком много всего чувствует, слишком хорошо, приятно. Чонгук делает что-то
невообразимое с его телом, невозможно описать то, что происходит с ним. Но
останавливать его совершенно не хочется.

Движения осторожные, плавные, не имеющие ни капли резкости. Очень

стараются быть аккуратными с этим чувствительным телом, которое сейчас все
больше накаляется. Тэхен не позволял себе показать свои желания,
сдерживался, хотя все прекрасно было видно. Чонгук избавит его от боли,
вернет в реальность и будет продолжать это делать, пока течка не закончится,
пока его сами не попросят прекратить. Пальцы легким и быстрым движениям
проскальзывают меж ягодиц, собирая пальцами смазку, и Чонгук поднимается,
наблюдая за распахнутыми от неожиданных действий глазами. Он пробует ее на
вкус, наслаждаясь покрасневшими щеками смущенного Тэхена, который
закрывает лицо ладонями, который ерзает по постельному от отсутствия ласк.

— Необычно, — откровенно признается альфа, который первый раз пробует

омегу на вкус.

Вообще достаточно странно, что в своем возрасте Чонгук многое пробует и

чувствует впервые, хотя для большинства людей все эти новинки являются
достаточно обыденными вещами. С Тэхеном складывается чувство, что они
ровесники, а не имеют девяти лет разницы. Предпочтениями альфы всегда был
грубый секс, приносящий наслаждение только ему, зачастую он даже не видел
лиц омег. А сейчас только любоваться им хочет, пробовать, медлить, доставлять
удовольствие именно ему. Чонгук кладет ладонь на согнутое колено, ведет
медленно к паху, наблюдет, как живот втягивается, стоит добраться и до него,
как судорожно наполняют легкие воздухом. Он опускается к губам, слетается
языками, позволяя Тэхену попробовать свой вкус, что смешался со слюной.

— Если ты захочешь остановиться, — отстраняется, заглядывает в глаза. — То

обязательно скажи мне.

Тэхен кивает, не отрывая глаз от мужчины над собой. Этот альфа не вызывает в
нем того страха и паники, как в первые встречи, лишь волнение и какую-то
неописуемую нежность, которую так и хочется ему дарить. Его хочется касаться,
гладить, забирать все плохие мысли, всю тяжесть дня. О нем хочется заботиться
и ему хочется доверять. Что собственно Тэхен и делает, лишь немного
напрягаясь, когда Чонгук вытягивает одну из подушек и кладет ее под таз
омеги. Не понимает, что происходит. А Чонгук лишь не хочет напомнить ему о
тех ужасных событиях, не хочет разворачивать его к себе спиной, чтобы
переставал видеть происходящее.

Бедра немного приподнимают и Тэхен крупно вздрагивает от прошедшегося

189/210
языка между ягодиц, которые раздвинули сейчас лишь немного. Он только
слышал о том, какое удовольствие получают многие омеги, у которых альфы не
стесняются вылизывать их, а потому сейчас находится в предвкушении. Чонгук
растягивает губы в улыбке, когда Тэхен прижимает ноги, согнутые в коленях, к
своей груди. Его мальчик понял, что сейчас будут делать, и ему не терпится
настолько, что ерзает, приближаясь ближе к лицу между своих ног. Чонгук снова
собирает выделившуюся смазку, слышит выдох, граничащий со стоном. Ему
больше не нужно ничего, уже все понял. Припадет губами к пульсирующей
дырочке, чтобы после осторожно пройтись языком по кругу, проверить на
чувствительность. Раздвигает ягодицы чуть шире и медленно толкается языком,
слыша первый облегченный стон сверху. То, как сильно Тэхен начинает течь в
течение всего времени, медленно сносит тормоза. Альфа внутри уже весь
излизался, слюнями обтекает, ходит кругами, дождаться не может, когда уже
сможет перейти к действиям, только вот его с цепей ни за что не спустят. Чонгук
не позволит тому сорваться и причинить хоть каплю боли. Только ласка и
нежность. Язык в него с огромной легкостью проходит, Тэхен весь мокрый,
готовый на большее, он не может сдержать стонов, что срываются с его вечно
манящих губ слишком вкусно. Чонгуку хочется их губами ловить, сцеловывать.
Он становится нетерпеливым, потому совсем медленно приставляет к дырочке
палец и входит вместе с языком. Худое тело прогибается в спине, заставляя
альфу замереть. И чего Чонгук не ожидал, так это хватки на своих волосах.
Тэхен сжимается вокруг языка с пальцем, но хочет еще, глубже.

Сдался окончательно. Не сможет больше противостоять Чонгуку.

Языком до конца толкается, по подбородку течет смазка, как и по ладони, но это

совершенно не вызывает отвращения. Наоборот. У самого уже железно стоит, да
так, что боль причиняет. Все эти ласки лишь больше будоражат, разгоняют
кровь по телу, что сигналы в сердце подает. Если рай выглядит так, то Чонгук
сожалеет о каждом своем поступке, что лишил его возможности туда попасть.
Палец вводит до конца, раздвигает осторожно узкие стеночки шире, пытаясь
выбросить из головы страх сделать больно, потому что готов вот-вот
прекратить. Но Тэхен дышит тяжело, стонет и пытается подаваться вперед,
стягивая волосы Чона сильнее в кулак, и это позволяет понимать, что все
хорошо.

Чонгук не выдерживает, отстраняется от сочащейся смазкой дырочки, которая

начинает сокращаться от пустоты. Облизывается, вытирает рукой подбородок и
чуть ли не вгрызается в опухшие и покрасневшие губы. Чонгук целует
напористо, вылизывает рот целиком, стоит плавно начать вводить два пальца,
потому что омега его раскрывает в немом стоне. Ему хорошо, слишком хорошо.
Тэхен все так же держит ноги почти у груди, но раздвинутыми, чтобы
чувствовать альфу кожа к коже, совсем близко, тесно. Только вот все равно не
получается, потому что рука между ними, потому что в него уже толкаются
двумя пальцами совершенно свободно, потому что Тэхен готов отключиться от
количества наслаждения.

— Чонгук, — устало, на выдохе почти что без звука, но глаза свои затуманенные
открывает, встречаясь с черной бездной, что утягивает его окончательно в это
царство.

— М? — с улыбкой больше похожей на усмешку на губах.

— Еще, — насаживается на пальцы, которые до конца не вводят. — Хочу еще, —

190/210
брови заламывает и губу нижнюю чуть ли не до крови закусывает.

Не нужно повторять дважды, его поняли, а потому тремя пальцами смазку

собирают, чтобы вошли без проблем, и приставляют к колечку мышц. Чонгук на
него смотрит внимательно, каждую эмоцию изучает, вводит не до конца,
позволяет привыкнуть. Но Тэхен лишь прикрывает глаза и сдержанно стонет,
продолжая кусать губы. Увы, господин Ким, но было невозможно не
притронуться к вашему драгоценному сыночку. Чонгук разводит пальцы,
растягивает, гладит стенки, и находит комочек нервов. Тэхен крупно
вздрагивает, резко распахивает глаза и слишком удивлено смотрит на альфу.

— Еще? — не скрывает своей усмешки и толкается в него снова, не дожидаясь

ответа.

Тэхен под ним слишком очаровательный, дрожит весь от ощущений,

постанывает, а Чонгук перед ним слишком слаб. Всегда. Какая бы ситуация не
была, Чонгук всегда перед ним слаб, сделает все что угодно. Чужие глаза
опускаются вниз, туда, где у альфы колом стоит, прижимаясь к животу.

— А ты… — останавливает чужую руку, хватая за кисть.

— Все нормально, — целует в кончик носа, чтобы отвлечь.

— Я готов, Чонгук, — заглядывает в глаза, а эта его твердость во взгляде… — Я

хочу, чтобы мы были настолько близко, насколько это возможно, — он уверен в
том, что говорит.

Этот омега… Как же часто он не дает сделать так, как хочет сам Чонгук. Но
сейчас он даже сопротивляться долго не будет. Ему тоже хочется слиться в одно
целое, ощутить его всего, услышать его самые громкие стоны, услышать свое
имя в момент, когда дойдет до пика, услышать, как будет просить еще. Чонгуку
так хочется…

Тэхен самостоятельно подтягивается повыше, чтобы Чонгуку было удобнее

устроиться, чтобы было больше места. Чонгук проводит по члену пару раз и
болезненно шипит, не видя, как Тэхен на него смотрит. А там в глазах лишь
желание поскорее ощутить его в себе. Омега внутри помогает позабыть о
пройденной боли, помогает не чувствовать страх и панику, топит их с головой. И
сейчас, когда течка уже в самом разгаре, Тэхен ему благодарен, потому что сам
устал бояться такой близости. Даже с Чонгуком. Альфа собирает густые капли
смазки, смешивает с собственной, которая от такого сильного желания
выделяется обильнее, размазывает по всему органу и в последний раз
заглядывает в глаза Кима, пытаясь найти там отрицание. Он приставляет
головку ко входу, и оба втягивают шумно воздух. Тэхен пытается расслабиться,
находит руку Чона и сплетает пальцы. Чонгук толкается медленно, сдерживая
всего себя, лишь бы только ни одного резкого движения. А у самого дыхание
тяжелое, шумное. Тэхен узкий, сжимает его всего, но очень пытается полностью
расслабиться.

Чонгук пытается уследить за всем сразу, за эмоциями парня, за своими

движениями, за тем, как входит в него. Напряжен слишком сильно, что это
невозможно не заметить. Тэхен подносит их сплетенные руки к своим губам и
целует его тыльную сторону ладони. Чонгук переводит на него взгляд и
буквально видит в чужих глазах просьбу расслабиться.
191/210
— Прости, — тяжелый вздох. — Я очень боюсь сделать тебе больно.

Его прекрасно понимают, да и чувствуют сильно эти эмоции. Только вот если они
всегда будут бояться, то что тогда получится? Стоит попытаться, хотя бы
начать…

— Делай все так, как привык, — Тэхен начинает привыкать к ощущению чего-то
большего, чем пальцы, а потому сам поддается вперед. — Если мне не
понравится или будет больно, я обязательно скажу тебе.

И эти слова действительно помогают Чонгуку расслабиться, он толкается в

омегу увереннее, сразу до основания, замирая, чтобы привыкло тело к размерам,
потому что его сжимают почти болезненно. Тэхен не признается, что чувствует
немного боль, потому что знает, что пройдет, знает, что если скажет, Чонгук
остановится. Когда стенки расслабляются, движения возобновляются, в него
начинают толкаться осторожно, вытягивая тяжелое дыхание. Чонгуку
разрешили делать, как привык, и единственное, что он себе не позволяет –
поставить Кима в коленно-локтевую. На него хочется смотреть, его хочется
видеть.

Толчки становятся более быстрыми, Чонгук держит омегу за бедра, чтобы найти
нужный угол, чтобы глубже, чтобы до простаты. Перед ним Тэхен, который не
знает, куда себя деть, мечется по кровати, который сжимает постельное в
кулаках, который выгибается в спине и стонет. Картина, которую он так мечтал
увидеть. Чонгук зверя с цепей не спускает, но входит жестче, до шлепков о
тело. Сам стоны сдержать не может, знает, что синяки от хватки на бедрах
оставит. Но Тэхен разрешил и сейчас совсем не против. В нем жарко, очень
мокро и узко. Комната вся запахом их смешанным наполнилась, хочется открыть
окна от того, как жарко. По виску течет капля пота и она до жути Чонгука
раздражает, потому что щекочет. Хочется остановиться, вытереть ее, но вместо
этого делает другое. Он выходит из Тэхена, поднимает его на колени и
разворачивает к себе спиной, прижимая к своей груди, обхватывая горло не
сильно.

— Постарайся не кончать, хорошо? — целует в плечо, получая еле слышное

угуканье от того, что в горле пересохло. — Сможешь кончить со мной, я вылижу
тебя начисто.

И Тэхен не представляет, как сдержать собственное тело, которое уже, кажется,

близко к разрядке. Помимо того, что его до этого ласкали, так у него еще это
первый раз, и опыта нет совершенно. Он в принципе продержится меньше
Чонгука. Но предложение звучит так заманчиво… В него толкаются грубо, но
рука на шее сжимает не сильно, осторожно. Альфа контроль над собой не
теряет, но установленные в голове границы, наконец, отпускает. Чонгук не
может удержаться, кусает шею, плечи, целует, лижет, оставляет свои метки на
этом чистом холсте. Его хочется взять еще грубее, чтобы все соки выжать, чтобы
свалился без сил, чтобы не мог даже говорить. Чонгук останавливается,
неуклюже подталкивает Тэхена чуть вперед, не выходя из него, просит
опереться на стену у изголовья кровати и давит ему на поясницу, чтобы
прогнулся сильнее. Перед ним картина сводящая с ума, возбуждающая, никак не
лишает сил, лишь дает их. Чонгук ведет ладонью по позвонку, толкается
медленно, дразнит, потому что чувствует, что уже на пределе его мальчик. Но
так хочется его продержать подольше… Чонгук целует эту чистую бархатную
192/210
спину, возвращает привычный темп, но рычит, когда чувствует, как его
начинают сжимать.

— Я… я больше не могу, Чонгук, — чуть ли не с болью в голосе.

Тэхен правда старался не кончать, но для него это тяжело очень, а потому после
пары толчков все тело расслабляется и дрожит, почти падая. Его подхватывают
заботливые руки, не позволяя рухнуть и удариться о стену или спинку кровати.
Чонгук шипит, когда его сжимают, чувствует, что это приближает и его самого к
финишу, но им нельзя допустить сцепки. Просит попытаться расслабиться,
чтобы выйти из него, и доводит себя рукой в пару резких движений, тоже пачкая
постельное. Он быстрыми движениями вытаскивает из под Тэхена испачканное
одеяло и укладывает его измотанное тело на чистую кровать.

— Хочется спать, — шепчет Тэхен, пытаясь из последних сил держать глаза

открытыми, чтобы видеть Чонгука.

— Засыпай, — целует в лоб и отстраняется, он хочет сходить за чистыми

вещами.

— Ты не уйдешь? — и от чего-то Чонгук слышит страх в его голосе, а глаза

словно готовы наполниться влагой.

— Я тут, с тобой, — укладывается рядом, заволновавшись. — Никогда не уйду.

Измотанный Тэхен действительно засыпает почти сразу, пока его заботливо

наглаживают. Страх быть использованным все-таки вырвался из него, никак не
смог его удержать в себе, потому что сил не осталось, потому что от страхов не
так то просто избавиться. Чонгук рассматривает своего исхудавшего мальчика,
метки на его теле, от которых он не смог удержать ни себя, ни зверя. Они на нем
смотрятся вроде и прекрасно, а вроде и запятнал чистую бархатную кожу. Этот
омега в его постели – одна из самых прекрасных вещей, которую когда-либо
приходилось видеть. Но Чонгук все-таки встает через какое-то время, чтобы
сходить за мокрым полотенцем и хотя бы покрывалом. Крепко спящий Тэхен
даже не чувствует, когда его обтирают и одевают, когда накрывают пледом,
когда пропадают на десять минут, чтобы ополоснуться самому. Но Чонгук
возвращается, не оставляет, потому что никогда не сможет. Укладывается
рядом, прижимая к себе, чтобы теплее, чтобы ближе, но заснуть так и не
получается. Тэхен очень сильно похудел, и это не дает покоя.

За окном уже давно темно, когда Тэхен просыпается. Но просыпается он один,

его никто не обнимает, никто рядом не лежит, не чувствуется присутствие
альфы. От этого почему-то становится очень страшно. Он резко присаживается
на кровати, чтобы осмотреться и пойти на поиски, но взвизгивает, когда видит у
своих ног одного из псов. Не удержался, они ведь безопасности не внушают
после того видео, да и вообще Тэхен ничего о них не знает, вдруг без команды
сожрут его. Боится даже шелохнуться. На крик почти сразу прибегает альфа, он
замирает в дверях, оглядывает комнату, которую даже не закрывал, и не совсем
понимает страха омеги.

— Чонгук, убери его, — почти сразу готов расплакаться, когда видит своего
спасателя, быстро прибежавшего на помощь.
193/210
— Шезму, место, — дает команду, по которой собака сразу покидает комнату. —
Я подумал, что что-то случилось, — садится на край кровати рядом, заглядывая в
слишком испуганное лицо.

— Вообще-то случилось! — куксится.

Тэхен переспал, теперь у него настроение слишком чувствительное, что

понимают сразу же. Чонгук хотел разбудить его еще час назад, но не был
уверен, что стоит это делать. У всех течка проходит по-разному, а он настолько
тесно связан с этим впервые. Были подозрения, что длительный сон помогает
Тэхену переживать этот период, но сейчас что-то подсказывает, что это
совершенно не так.

— Он тебя охранял, — усмехается чужому поведению, потому что знает, что

вообще Тэхен не боится собак, и понимает, почему такая реакция конкретно на
его. — Не собирался обижать, — берет за руку и поднимает с кровати, чтобы
отвести на кухню. — Без команды, — добавляет негромко, добивает так сказать.

У Чонгука настроение хорошее, омегу подразнить хочется, чего, конечно, не

скажешь о втором. Начинает сразу злиться, хмурит брови и строго смотрит на
мужчину, но шипит болезненно и замирает с тихим «ой», когда делает шаг.

— Болит? — виновато.

— Болит… — Тэхен еще не пришел в себя после долгого сна, не совсем

понимает, что вообще происходит, где он, какой день, час, год. Болит голова, а
еще и поясница вместе с попой…

— Прости, — действительно принимает вину, потому что для первого раза был
слишком груб, разошелся.

Тэхен зависает, смотрит на Чонгука, пытаясь понять, за что вообще извинения.

Тот только пытается открыть рот как вдруг получает толчок в плечо.

— Блин, Чонгук! — снова хмурит брови, выглядит очень возмущенным. — Это все
ты! — настроение не то чтобы передается, но Тэхен тоже не на полном серьезе
говорит, и, игнорируя боль, направляется к выходу из комнаты.

— Хочешь я сделаю тебе массаж? — следует за ним, расплываясь в улыбке.

Сейчас Тэхен – его Тэхен. Когда он в нормальном состоянии, когда нет течки,
когда ему комфортно рядом и ничего не тревожит. Это вызывает лишь улыбку.
Сейчас он знает, что омегу не тревожат боль и смена настроения только из-за
гормонов.

— Хочу!

— А есть будешь? — не может налюбоваться своим мальчиком-зайчиком,

который плетется прямо на кухню, наиграно строя обиду.

— Буду!

Чонгук же как раз уже закончил с ужином, который слишком сытный, об этом
194/210
ему сообщает сам омега, сразу получивший нагоняй за худобу. У него было
много времени, чтобы принять решение, что откормит Тэхена до нормального
состояния, да и вообще они ничего не ели весь день, а он уже к концу почти
подошел. К ночи должны вернуться боли, течка захватит тело омеги снова, а
пока он снова вредная язва, спорящая с Чонгуком, который получает от этого
невозможное удовольствие. Никто, кроме Тэхена, не позволяет себе подобного.
Это не вызывает злости у альфы.

У Тэхена вызывает подозрение такое настроение альфы, он наблюдает за ним,

слушает внимательно, медленно поедая ужин. Щурит глаза и натягивает
улыбку, но не успевает сказать, то, что хотел, потому что в дверь звонят,
разрушая их атмосферу. Собаки реагируют сразу, оказываясь у двери, которую
Чонгук идет открывать неспешно. Тэхен не слышит лая, а потому приходит к
выводу, что никто чужой не пришел, даже если он этого человека не знает, то…

— Боже, что с тобой? — Тэхен встает на ноги, видя разукрашенное лицо Сухо,
который в удивлении стопорит, заметив парня.

За ним следом заходит помрачневший Чонгук и что-то подсказывает Тэхену, что

причина красок на лице парня как раз он. Он ничего не понимает, внимательно
смотрит на двух мужчин один из которых что-то раскладывает по столику в
зале, а другой сверлит первого взглядом.

— Это ты вину загладить пришел? — выпаливает Чон, у которого не осталось и

капельки того хорошего настроения, что было буквально полминуты назад.

Сухо раздраженно выдыхает, прикрывая глаза.

— Думаешь, такой мелочью сможешь что-то исправить? — Тэхен ощущает, как

альфа закипает все сильнее с каждой секундой. — Я и без тебя выяснил бы их
местонахождения.

— Знаешь что, Чонгук, — Сухо смотрит на Тэхена, у которого в глазах

растерянность и страх, потому что не увидеть этого напряжения между альфами
просто невозможно. — Я всю ночь думал о произошедшем, — делает шаг к
Чонгуку, чтобы быть совсем близко к нему. — И в моей голове не укладывается
лишь то, как легко ты повелся на чужие слова, прекрасно зная, что я ни разу
тебя не подставлял, — два заведенных альфы – плохо, когда они лучшие друзья
– еще хуже. — Я, блять, твой единственный друг, Чонгук!

— Ты в себя поверил, потому что здесь Тэхен? — легкий толчок в плечо и Сухо
болезненно хватается за него.

— Чонгук, остановись, — и ему лучше бы не влезать, лучше бы не выбирать не ту

сторону. — Почему ты так ведешь себя? — встает между парнями, преграждая
своему альфе путь, чтобы не навредил Сухо.

— Ты будешь сейчас учить меня, как вести дела? — строго, с прожигающим

взглядом.

Поразительно, как легко и насколько быстро его можно вывести из себя. У

Тэхена так еще не получалось.

— Налить вам чай? — берет Чонгука за руку, чувствуя, что пора менять тактику
195/210
разговора. — Поговорите нормально, выясните недопонимания, м? —
поглаживает большим пальцем ладонь, показывая, что он с ним, рядом, на его
стороне. — Потом вы разойдетесь, — немного тише. — Мы посмотрим что-нибудь
или познакомишь меня со своими собаками, — последним заставляет перевести
взгляд на псов, что лежат на указаных им местах. Заманивает, успокаивает
своей теплотой.

— Познакомить с ними? — не совсем понимает, возвращая взгляд на Кима,

сжимая его руку в ответ.

— Твои ребятки меня пугают, — поднимает уголки губ и усмехается, надеясь,

что не выдает свою нервозность.

— Чай значит, — Чонгук смотрит на Сухо за спиной омеги, которому самому

интересен исход разговора. — Ладно, договорились.

Тэхен и правда особенный, потому что вряд ли еще кто-нибудь может успокоить
Чонгука так быстро и достаточно легко. Если бы его тут не было, скорее всего
Сухо бы досталось снова. За свой язык в придачу. И если бы не этот «разговор за
чаем», то вряд ли Чонгук отпустил обиду на друга. Тот действительно показал
ему, что видео с флешки невозможно скопировать, сохранить. Его никак нельзя
использовать в своих целях. Оно было в единственном экземпляре и теперь оно у
Чонгука. А потому злость на Юнги с Чимином возросла в разы… Только вот они
уже непонятно куда сбежали, о чем собственно и пришел изначально сообщать
Сухо, а Тэхен решает отговорить своего мужчину от этой жестокой мести,
потому что «нельзя убивать людей, потому что тебе хочется».

— Даже тех? — вскидывает одну бровь альфа.

— Ну… — неловко опускает голову, разглядывая свои ноги. — Тех можно было, —
совсем тихо, заставляя Чонгука рассмеяться.

Позже Чонгук действительно знакомит Тэхена с собаками. Он так загорелся

этим, что чуть ли всю их жизнь не описал, показал, какие они на самом деле
хорошие, что воспитанные, и вообще-то человечину не едят. Но когда омега
начинает тянуться к нему плотнее и расслабляться, то понимает, что
возвращается течка.

— Чонгук, — лениво интересуется, лежа прижатым спиной к груди альфы.

— М? — почти засыпает после горячего душа.

— Это у тебя вечером такое настроение хорошее было, потому что ты, наконец,
потрахался? — не выбирая выражений, потому что уже откровенно наплевать.

— Потому что ты со мной, — моментально, не задумываясь.

— Только из-за присутствия? — в удивлении разворачивается к нему, ожидая

ответа.

— Ну и из-за того, что потрахался, конечно, — уже смеется, приоткрыв один глаз,
чтобы видеть реакцию Тэхена, который выпил час назад таблетки
обезболивающие и уже давно должен был спать.

196/210
— Противный, — возвращается в изначальнее положение, бубня себе под нос.

— Ты тоже.

И Чонгук искренне счастлив, что в его жизни появился этот противный омега, в
которого он, кажется, навсегда.

Примечание к части

ставлю статус «завершен», возможно будет бонус, но не обещаю.

197/210
Примечание к части маленькие бонусы всегда давались мне легко……
для понимания их недалекого будущего!

bonus

«кораблю безопасней в порту.

только он не для этого строился.
вот и я
за тобой
как в бреду.
как корабль на скалы иду.
всё никак не могу успокоиться.»

— Тише, тише, — шепчет Чонгук, удерживая омегу на руках и входя в него по

самое основание.

Тэхен громкий, выражает свои эмоции так, чтобы все слышали. Все в его учебном
заведении во время пар. Он впивается своими маленькими зубками в ребро
ладони, что пыталась прикрыть ему рот, вынуждая альфу болезненно зашипеть.
Чонгук смотрит на него, а там в глазах полная отрешенность от реальности, но
буря эмоций, чистое желание и удовольствие. Тэхен пытается держаться за
стенку туалетной кабинки, в которую затащил альфу, чтобы облегчить
собственный вес, подстраивается под ритм, сам насаживаться пытается,
закатывая глаза и скуля от ощущений.

— Мелкий засранец, — толкается резко, проходится по простате, чтобы до звезд

перед глазами, чтобы стонал протяжно, сильнее впиваясь зубами в ладонь. — Ты
мне ее сейчас прокусишь, — чуть ли не выдирает собственную руку из хватки,
сбавляя темп.

Чонгук ставит омегу на пол, слышит недовольное бурчание, разворачивает его и

заставляет упереться в унитаз, наклоняя и хватаясь за густые черные волосы,
чтобы следом войти одним грубым движением до конца. Больше не будет
нежничать с этим маленьким диким лисенком, что сам напросился. Тэхен течет,
наслаждается чужой грубостью, лишь раззадоривает его.

Все началось с того, что Тэхену было скучно. Он начал писать альфе, когда пара
только началась. Только каким-то образом все пришло к тому, что омега начал
провоцировать его, пробуждая желание. А у Чонгука с терпением не очень
хорошо, это не секрет. Для Тэхена особенно. И вот уже через пятнадцать минут
альфа был в здании, в которое ему не составило труда попасть, несмотря на то,
что неизвестным личностям сюда нельзя, только после встречи с директором
разве что. Омега поймал его между третьим и вторым, ехидно так улыбался и
вел по коридорам, чтобы затащить в туалет на втором этаже. Чонгуку это не
очень понравилось – тут мало места, он хотел забрать его домой, тут запахи. И в
очередной раз Тэхен показывает ему, что отсутствие пространства, это совсем
не проблема.

— Так и знал, что ты приедешь, — с усмешкой на губах, пока опускался на

колени. — Ты слабак, Чонгук.
198/210
Ловко расстегивает брюки и приспускает вместе с бельем, освобождая
полувставший член. Чонгук сам берет его в руку, второй приподнимая лицо
омеги за подбородок.

— Какой же ты паршивец, — с легким недовольством в голосе, проводя головкой

по губам, что растянулись в усмешке.

Тэхен смотрит на него снизу вверх, в глазах блеск, искреннее наслаждение

происходящим. Но у Чонгука ощущение, словно это на него смотрят сверху.
Когда Тэхен высовывает язык, позволяя проникнуть в горячий рот, медленно
скользнув по нему до самой глотки, то Чонгуку уже плевать, что там сказал до
этого омега, что они в каком-то сраном туалете, что его целенаправлено
вынудили сюда приехать. Тэхен умело принимает его почти на всю длину,
скользит языком по головке и ниже, втягивает щеки, и неотрывно смотрит в
глаза своего альфы. Нагло, довольно. За время отношений научился делать так,
как нравится альфе, знает, как его завести сильнее. Чонгук не может это
терпеть, поднимает омегу на ноги и впивается в его губы, которые никогда не
перестанут его манить.

И собственно вот, сейчас он грубыми толчками входит в это прекрасное тело,

болезненно сжимает волосы в кулак, и уже плевать даже на стоны Тэхена.
Пускай он сам потом разбирается со слухами, раз даже не пытается
контролировать себя. Шлепки эхом разносятся по помещению, как и скулеж
омеги. Чонгук ему кончать не позволяет, сжимает его головку, и толкается,
толкается, толкается.

— Чонгук, прекрати, — болезненно стонет, собственной рукой пытаясь убрать

его со своего члена, потому что уже очень хочется ощутить эту бурю ощущений
собственного тела.

— Мне остановиться? — дразнится, делает вид, что не понимает, о чем говорят,

и замедляет движения до тягуче медленных.

— Боже, нет, — сам назад поддается. — Только не останавливайся.

— Будешь выделываться, мой дорогой, то будешь получать и наказание, —

склоняется над ним, произнося у самого уха. — Понял меня?

И ему лишь часто кивают, подставляя собственную шею для поцелуя, который
ему дарят. Чонгук не может не дать ему того, что хочет, потому что
действительно слабак, потому что для Тэхена все, хоть собственную жизнь. А
потому совсем скоро того приходится поддерживать, когда ноги отказывают
оказывать надежную опору.

Тэхен довольно хихикает, натягивая на себя штаны, пока кто-то моет руки в
раковине.

— Видишь, — кидает взгляд на альфу. — Если бы мы не поторопились, нас бы

застукали.

Чонгук вскидывает брови, пытаясь понять, когда именно этот омега стал
настолько обнаглевшим. Теперь еще и вечно возбужденным… Не то чтобы
Чонгуку не нравится, но иногда… Тэхена хочется придушить собственными
199/210
руками, пока будет вытрахивать из него душу.

— Это не я тут учусь, а ты, — факт.

— Но ты бы не позволил, чтобы меня хоть кто-то обидел, — а это уже нечем

крыть.

— Какой ты наглый, невозможно, — обхватывает голову Тэхена за щеки, бегая по

этим довольным глазам.

— Все благодаря тебе, — неожиданно прикрывает глаза, ласкаясь о горячие

любимые руки. — Взрастил во мне столько уверенности, а теперь жалуешься? —
оставляет поцелуй на одной из ладоней.

Чонгук не только вернул омегу в свое нормальное состояние, но и поднял его на

уровень с собой. За год отношений они оба проделали большую работу,
приложили много сил, чтобы оба чувствовали себя, наконец, собой. И Тэхен
иногда напоминает об этом слишком неожиданно. Вот сейчас Чонгук, например,
совсем не ожидал. Как и того, что Тэхен начнет проситься домой, потому что
теперь точно не хочет учиться. А он все-таки слаб перед ним…

Особенно когда…

— Хочешь мы устроим сегодня марафон? — шепчет, сидя на подоконнике и

поправляя на Чонгуке рубашку. — Может даже поставим новый рекорд? —
поднимает глаза к глазам.

— Разве отец потом не будет снова предъявлять мне, что я мешаю тебе учиться?
— если честно признать, Чонгук устал от таких выкидонов мужчины, стоит им
увидеться.

— Как будто ты это слышишь чаще, чем я сам, — усмехается, откидываясь на

окно за спиной. — Да ладно тебе, — меняет стратегию, ломая брови и дуя губы.
— Забери меня домой.

Со временем некоторые тактики перестают прокатывать, а потому Тэхену

приходится придумывать новые. Чонгук перед ним, конечно, слаб, но все имеет
свойство привыкания. Может и не глобальное, но в некоторых ситуациях что-то
может и не сработать. Неизвестно, когда и что подействует на него.

А насчет отца… В тот день, когда старший Ким был готов забрать сына с течкой
от Чона, омега ему так и не позвонил. Он приехал домой через несколько дней,
когда стал себя чувствовать хорошо, так еще и пропах весь альфой. Отец,
которому очень не нравится Чонгук, тогда был не в восторге. Да и сейчас
вообще-то тоже, как от запаха на сыне, так и от Чонгука. Но уже получше,
конечно. За год он смягчился, стал более спокойным к этой теме. Первое время
Тэхен вообще боялся, что они рассорятся с отцом на столько, что придется
собирать все свои манатки и сваливать жить к альфе. Но ситуация отпустила,
мужчина принял то, что сын собирается связать свою жизнь с опасным
человеком. Сейчас он очень любит ворчать на тему, что Тэхен отлынивает от
учебы из-за него. Если на сына он ворчит, то на альфу конкретно так наезжает.
И Чонгуку в свои тридцать два не очень нравится это слушать, словно ему
восемнадцать… Но он терпеливо это выносит, ведь за Тэхена можно стерпеть
все.
200/210
— Мне надо на работу, — расплывается в улыбке альфа, видя что делает Тэхен.
— Поэтому, — целует в кончик носа, в самую родинку. — Я не заберу тебя, что бы
ты сейчас не сделал.

Омега разочаровано стонет, театрально скатываясь по подоконнику, как вода.

Знает, что его подхватят. Ему действительно приходится остаться на учебе,
отучиться, чтобы после его забрал отец, потому что закончил как раз вовремя. И
Тэхен усмехается, зная, что это он так проверяет, учится ли омега. Но от сына
сильно пахнет альфой и это странно.

— Ты успел увидеться с Чонгуком? — у мужчины закрадывается мысль, что его

забрали и привезли как раз ко времени, когда пары закончатся.

— Он приезжал в середине дня, — жмет плечами. — Привез тетради, которые я

забыл у него.

Альфа не глупый, такой отчетливый запах не оставишь, просто передав тетради.

Он лишь качает головой и ничего не говорит. Сыну невозможно что-то
объяснять, сразу все в штыки воспринимает, начинает спорить. Говори о чем
угодно, но не о Чонгуке. У них испортились отношения, по крайней мере так
считает мужчина. Но на самом деле это не так. Раньше Тэхен полностью зависел
от отца, это был единственный альфа в его жизни, а потому являлся
авторитетом. Сейчас у него есть Чонгук, который намного ближе, с которым у
него отношения особенные, которому он рассказывает все то, что никогда не мог
рассказать отцу. Но это не значит, что Тэхен забыл про его существование,
просто их действительно немного отдалило появление Чонгука. Из-за того, как
Ким старший относится к нему, в омеге просыпается злость. Тэхен не может это
сдерживать, всё его нутро кричит лишь о том, что должен защищать альфу,
даже перед отцом. Из-за этого отношения напряжены и у них. И Тэхен хочет это
исправить также сильно, как и сам мужчина.

Но…

— Чонгук приехал, я пошел, — целует в щетинистую щеку. — Не засиживайся

допоздна, ладно? — имеет ввиду работу, которую он делает дома, потому что на
самом деле он не заканчивал раньше в офисе.

Но они не могут вернуть те отношения, что были между ними, потому что Тэхен
все же повзрослел. Живя без альфы, без пары, он мог все свое тепло и заботу
дарить лишь одному человеку, отцу. Но сейчас он строит свою будущую жизнь,
свою собственную семью. И оба вскоре поймут, что птичка из гнезда то
выпорхнула, вьет свое собственное. С Чонгуком он растет, перестал быть тем
совсем папеньким сыночком, которым на самом деле был. Меняется

У Тэхена двойная домашняя работа, у него два мужчины, которых нужно

накормить после тяжелого рабочего дня. Он находит Чонгука в спальне спящим,
и его совсем не мучает совесть, когда он забирается на него, не нежничая.

— Не спать, не спать! — встряхивает, покачиваясь на нем. — Ужин стынет.

— Пусть стынет, — хмурит брови. От подобного невозможно не проснуться. —

Не буду есть.

201/210
— Тогда я тоже не буду, — жмет плечами и слезает с альфы.

Тэхен уходит, садится за стол и выжидает. Знает, что придет, не переживет,

если хоть грамм потеряет в весе. Чонгук помешан на том, чтобы омега питался
хорошо, хотя сам второй до сих пор не понимает, с чем это связано. Только вот
альфа каждый раз пугается, стоит узнать, что Тэхен похудел. По телу то не
заметно, а вот весы циферки то меняют. Поэтому ему предпочитают об этом
больше не говорить. Чонгук не хочет, чтобы Тэхен вернулся к тому телу, в
котором был год назад после случившегося. Они предпочитают это не
вспоминать, но Тэхен периодически замечает, как Чонгук смотрит на него с
сожалением. Он не знает, как его мысли настраиваются на это, но каждый раз
старается отвлекать. Сам Тэхен научился переключаться, хотя сам часто
натыкается на новости об изнасиловании, но не зацикливается на них. Лишь
надеется, что когда-нибудь он сможет перестать об этом вспоминать.

Чонгук приходит через пару минут, очень помятый и достаточно нервный,

смотрит на Кима с недовольством. Но за еду принимается, не говоря ни слова.

— Приятного аппетита, — расплывается в улыбке.

Тэхен ест не спеша, чувствует, что сейчас что-то произойдет, выжидает, заранее
просит себя успокоиться, не реагировать остро. И это происходит. Чонгук с
громким звуком опускает ложку в тарелку, не отрывая взгляда от омеги. На него
смотрят в ответ, подмечают, что пытаются придержать собственный язык, видит
через стеклянную поверхность стола, как нога нервно трясется. Чонгук
старается успокоиться, старается не сорваться на омеге из-за тяжелого дня,
потому что на самом деле ничего не произошло. Это не Тэхен виноват, не он его
сегодня выводил из себя весь день, но сейчас хотят сорваться именно на нем.

— Блядство, — шумно встает из-за стола, роняя стул, и выходит на балкон, чтобы
остудиться.

То, как Тэхен в итоге позвал его ужинать, вызывает желание накричать,
приказать, чтобы не манипулировал им, чтобы перестал вести себя так, словно
он может противостоять тому, что в нем сидит. В последнее время зверь этот
беснуется, раздражается с невозможной легкостью, даже на Тэхена реагирует
остро. На улице по весеннему тепло, но все же еще прохладно. Чонгука это мало
беспокоит, но вот Тэхена да. Беспокоит, сильно.

— Замерзнешь, — накидывает плед на плечи, а сам вышел в легкой одежде.

Но он только, чтобы Чонгук не заболел, поэтому идет обратно в квартиру, где

тепло. Тэхен без проблемы доедает свой ужин, убирает со стола, зная, что никто
больше в этом доме сегодня есть не будет. Чонгук приходит в себя долго, его
нет около получаса, за которые Тэхен успевает принять душ и улечься спать.
Потому что знает и то, что ему требуется время, что вернется и всё объяснит.
Расскажет, что случилось. Альфа весь холодный, забирается под одеяло, сразу
притягивает Тэхена к себе поближе, утыкаясь в его густую макушку, чтобы
заполнить запахом легкие.

— Может возьмешь уже отпуск? — негромко предлагает Тэхен. — Вы оба устали,

никакой гармонии тела, — слышит вздох. — Я то все понимаю, но ты ведь потом
себя винишь за агрессию в мою сторону.

202/210
— Ты понимаешь меня лучше, чем я, — Чонгук правда устал, ему правда бы
отдохнуть.

— Просто ты закрываешь глаза на усталость, не слушаешь, когда я прошу тебя

остановиться, — разворачивается в его руках, оказываясь нос к носу.

— Я слушаю, — нет сил открыть глаза, так и лежит, чувствуя ладонь на своей
щеке.

— Через пару часов, когда уже действительно сил не остается.

Тэхен оставляет несколько поцелуев на лице, прижимается головой к груди,

целует там, где сердце, и прикрывает глаза, слыша, что постараются что-нибудь
придумать. Он и правда чувствует его слишком хорошо, сам не знает, как так
получается, но его омега словно связан эмоционально с альфой. А тот измотан,
Чонгук ни сам не отдыхает, ни ему не позволяет. Хоть силой заставляй оставить
дела на денечек.

Тэхен Чонгуку необходим, он без него больше не справится, наверное. Но и

Тэхену без него будет тяжело. Они, как инь и янь, две противоположности, но
идеально подходящие друг другу.

203/210
Примечание к части Упс

bonus 2

«конечно, только ты,

пусть самую малость,
но знаешь всю мою боль,
тоску наизусть…
и если ты спросишь,
что приносит мне радость,
я к первой строчке вернусь.»

— В смысле вы не знаете, где он?! — Чонгук зол. Он в ярости.

Тэхёна нет. Сбежал, потерялся. Спрятался от него. И Чонгук испытывает гамму

эмоций, они его переполняют, готовы разорвать и выбраться наружу. Но дело в
том, что все эти эмоции предназначены лишь ему самому.

Виновен.

И прекрасно осознаёт.

Телефон в руке словно вот-вот треснет, разлетится на мелкие,

микроскопические кусочки. Но давайте будем реалистами, у него не сверхсила и
одной лишь рукой от злости он его не раздавит. Хоть и очень хочется. А потому
швыряет в стену, чтобы превратить экран в паутинку и сделать непригодным
для работы. Уничтожил.

А хочется уничтожить себя. Так же, как этот жалкий телефон, который ему по
сути ничего и не сделал… Чонгук сильно накосячил, действительно виноват,
сорвался на своём драгоценном, наговорил гадостей, так ещё и своей аурой
надавил. Надавил так, что самому в одно мгновение, когда пробралась
осознанность происходящего, стало страшно. Но было поздно – Тэхён уже
вылетел из кабинета, не обращая внимания на дорожки слёз и сбившееся
дыхание от того, что кислород перекрыли.

Чонгук мог убить его…

Сколько бы до этого не происходило подобного, а посчитать на пальцах одной

руки можно, настолько сильно старший не терялся в себе. В последнее время он
только и делает, что злится. Постоянно недоволен, все ему не то и не так. Гнев
постепенно заполняет его до краев. И если раньше все это касалось
исключительно работы, то в последние дни выходило и на омегу. Перед ним
Чонгук искренне извиняется, объясняет, что с ним происходит, но эти его
извинения не спасли его от одиночества.

Тэхён перебрался к отцу.

Без своего мальчишки под боком тяжело, без него все не то. Лишь сорвали ещё
одну цепь с того, что внутри скопилось. Чонгук ушел от грязных дел
204/210
окончательно, не связан с продажей людей никак совершенно, его это больше
не касается. Но кто-то настойчиво и слишком нагло вставляет ему палки в
колеса. А вместе с этим будят то, что он так отчаянно прячет в себе долгое
время. Того зверя, который способен отнимать жизни, не моргнув и глазом. Его
нельзя тревожить, нельзя приводить в чувства, потому что… Чонгук сам не в
силах это контролировать…

Сорвался на Тэхёне, который…

А почему он собственно пришел?

У дверей возле стены остался бумажный пакет, который принес парень. И лучше
бы в него не заглядывали: от этого заботливого жеста со стороны младшего
хочется пустить себе пулю в висок ещё больше. Тэхён принес ему обед, который
определённо готовил сам. А что в итоге? Чонгук испугал его так сильно, что сам
бы на его месте больше не вернулся никогда к нему. И он до сих пор не
понимает, почему младший все ещё с ним, почему не бросил, не ушел навсегда.
Ведь Чонгук с огромным багажом проблем в голове, с ним тяжело и… только у
Тэхёна получается успокаивать его и помогать с тем, с чем сам альфа не
справился бы в одиночку…

Иногда он возвращается к мыслям о том, что омеге было бы куда проще без
него, что он несет лишь трудности в его жизнь, что, несмотря на сильную
взаимную любовь, ему было бы проще без него. Иногда Чонгук озвучивает ему
свои мысли, иногда он не отпускает Тэхёна элементарно в магазин, потому что
ему его мало и, кажется, что погибнет, уйди он от него хоть на пятнадцать
минут. Их любовь ненормальная, нездоровая.

Есть ли вариант событий, где они не вместе? Смогут ли?

Чонгук убежден, что, повстречав, больше не сможет без него.

***

Вечер наступил быстро, как и накрывающая альфу тревога. Квартира

неожиданно кажется пустой и холодной, словно из неё высосали всю жизнь.
Хозяин отсутствует. И Чонгуку кажется, что больше не вернется. Несмотря на то,
что квартира принадлежит ему, атмосфера у неё совсем не его. Она полностью
пропитана омегой, он приложил руку ко всему, сделал её действительно домом,
впустил уют и тепло. Но сейчас альфу практически трясет от холода, ему
кажется, что температура минусовая, а вокруг отсутствует любой признак
существования омеги. Даже собственные псы не вышли его встречать,
спрятавшись на своих местах. В этом доме все полностью зависимы от Тэхёна,
все в нём нуждаются, погрязли в любви к нему.

Искать парня Чонгук не стал, как и продолжать работать. Думал, что вернуться
домой и просто ждать, будет единственным верным вариантом. Но он понятия
не имел, как это сложно. Ждать. Ему было бы куда спокойнее, знай он хотя бы,
где находится его сокровище. Но Тэхён терпеть не может эту его слежку, даже
если она для безопасности. Чувствует себя под надзором, лишенным свободы.
Чонгук не стал усугублять. Обязательно дождется, примет любое решение
парня. И если бы не звук открывающейся двери и сорвавшиеся с места псы, то он
бы сошел с ума через ещё полчаса ожидания.
205/210
Вымотанный и уставший, это видно сразу. Альфа не делает и шагу к нему. На
него и не смотрят. Тэхён не говорит ни слова, скрываясь за дверьми в ванную
комнату. Он дома. Не важно, что ничего не сказал, не посмотрел даже. Тэхён
вернулся домой, это единственная важная вещь сейчас, заставляющая задышать
полной грудью, ощущая существование того, ради кого сердце бьется последние
несколько лет.

Чонгук без него не сможет точно. Задохнется, исчахнет, сердце биться

перестанет от тоски по своей душе, что таится в одном конкретном человеке.

Он не выдерживает, заходит следом за младшим, который уже стоит под

горячими струями, опустив голову. Вина сжирает полностью, хочется на колени
встать, слезно умолять простить. Чонгуку жаль настолько сильно, что готов на
что угодно, лишь бы простили только, остались рядом, поверили в слова, что
такого больше не произойдет. Он оставляет собственную одежду на полу,
забираясь в кабинку, останавливаясь на небольшом расстоянии, не позволяя
себе даже касаться своего самого драгоценного человека.

— Я был у девушки, которая однажды спасла меня от тебя, — негромко начинает

младший, желая ощутить тепло, о котором мечтал последние полтора часа. — В
тот день ты заставил меня сесть в машину, куда-то повез, а потом сорвался и
поцеловал меня. Я тогда сбежал, лил дождь как из ведра, я ещё заболел,
помнишь? — поворачивает голову, встречаясь с испуганными до ужаса глазами.
Чонгук понятия не имеет, к чему ведёт омега. — Иногда я забываю, что сидит в
тебе, — разворачивается к нему, вздыхая. Он без Чонгука тоже вряд ли уже
сможет. — Забываю, каким ты можешь быть, — маленький шаг вперед, чтобы
оказаться вплотную к альфе, чтобы коснуться его своими ледяными руками.
Тэхён шел домой пешком гребаных полтора часа. — Каким может быть твой
альфа, когда переполнен отрицательными эмоциями, — вздыхает, укладывая
голову на широкую грудь, окончательно прижимаясь к вечно горячему телу,
замолкая на пару минут.

От близости тел обоим кружит голову. И это не об инстинктах и возбуждении.

Это о душах, сплетенных воедино, о двух сердцах, бьющихся лишь ради друг
друга. Чонгук что-то подобное до сих пор не испытывал, такое ему дарит только
Тэхён. И страшно подумать, что случится, отбери его у него. Зверю больше не
нужна будет причина, чтобы не срывать цепи.

— За столько времени, что мы вместе, я забыл, что бывают случаи, когда и для
меня твой зверь может быть опасен, — обнимает, прикрывая глаза. — Ты не
виноват в случившемся, Чонгук.

Виновен. Виновен. Виновен.

— Я знаю, что сам ты так сейчас не считаешь, но просто хочу, чтобы ты знал моё
мнение.

— Что ты за омега такой, — приглушенно, совсем тихо, прижимая к себе хрупкое

тело. — Я чуть не убил тебя, а ты все равно приходишь к выводам, что я не
виноват.

— Наша любовь ненормальная, — глаза в глаза. — И ты это знаешь.

206/210
Знает. Знает настолько, что боится представить, что с ним действительно
произойдет, оставь Тэхён его навсегда…

Они два одержимых друг другом человека. И это опасно.

— Я не должен был уходить жить к отцу, зная, что со мной твои внутренние
звери успокаиваются, — чувствует долю вины в срыве альфы. — Зная, что только
со мной ты можешь спать здоровым полноценным сном и отдыхать, — ладонь
касается щетинистой щеки, замечая, что мужчина запустил даже элементарный
уход за лицом.

Чонгуку снятся кошмары. Снится детство, снится тот проклятый день, когда он
не мог помочь своему мальчику, снится время, когда были порознь. В последнее
время слишком часто. И Тэхён любовно успокаивает его ночами ласковыми
поглаживаниями, укладывая чужую голову на свои ноги.

— Тэхён…

— Как ты себя чувствуешь? — несмотря на все, что случилось днем, совершенно

не думает о себе, уже словно позабыл, как в панике бежал непонятно куда. —
Все хорошо?

— Боялся, что ты не вернешься, — прикрывает глаза, прижимаясь к руке

сильнее.

Ещё иногда Тэхён забывает, что рядом с ним Чонгук чертовски слаб, что только
ему дозволено видеть его таким. Сердце болезненно ноет каждый раз. В этом
признании вся его искренность, слова пропитаны испугом и паникой, которые
хочется забрать себе. Тэхён притягивает его к себе, заставляя головой уткнуться
в плечо, чтобы услышать первый сдавленный всхлип. Слезы и слабость Чонгука –
последняя вещь в мире, которую хотелось бы видеть и слышать.

— Я не уйду, — шепчет, сам еле сдерживает свои эмоции, что так и рвутся
наружу. — Никогда не оставлю тебя. Мы не можем порознь, нам больше нельзя,
— обнимает крепче, запуская ладонь в мокрые черные волосы.

— Прости меня, — крепче сжимает тонкую талию. — Прости, — жмурит глаза,

пытаясь успокоиться. — Мне очень жаль.

И Тэхён даже не может вспомнить, чтобы видел его таким разбитым, таким…
слабым даже перед ним…

— Все хорошо, Чонгук, — пытается отстраниться. — Посмотри на меня, —

отстраняет его от себя, заставляя выпрямиться.

Чонгук иногда перестает дышать, смотря на него. Знаете это переполняющее

щемящее чувство, когда смотришь и не можешь поверить, что вот этот человек
действительно с тобой. Что вы пара, что у вас все взаимно. Иногда все кажется
чертовски сладким сном, от которого ни в коем случае не хочется просыпаться. И
вот сейчас смотрит на него, в эти любимые глаза, и не дышит. Тэхён его пара и
это уже само собой поразительно.

— Я дома, с тобой, — ласкает скулу мужчины, пытаясь донести до него

происходящее. — И я никуда не ухожу.
207/210
 ***

В спальне горит приглушенный свет, между резведенных ног альфы лежит

омега на его груди, прижимаясь своей хрупкой спиной. Надышаться им
невозможно, насладиться теплом тоже. Хочется вечность провести вот так
близко, чтобы тело к телу.

— В детстве папа рассказывал мне разные сказки и легенды, — прикрывает

глаза, чувствуя поцелуй в макушку. — Существуют истории, в которых
рассказывается об истинности, что для каждого существуют лишь одна
единственная пара. Что истинные предназначены другу другу судьбой, они
никогда не смогут быть с кем-то другим, пока не встретят того самого человека,
— затихает, поглаживая костяшки ладони, что держит в своей руке. — Иногда,
думая о наших отношениях, я вспоминаю эти истории, — смещает голову на
плечо альфы, поднимая взгляд к внимательным глазам. — Легенды не
появляются просто так и что, если мы истинные друг для друга?

— Тогда я благодарен судьбе, что моя пара ты, Тэхён, — смотрит так же
внимательно, как и омега.

Младший словно хочет что-то сказать, не знает, как подобрать слова, как
начать. Его не торопят внимательно ждут, дают время на то, чтобы решился.
Тэхён разворачивается в его руках, прижимается щекой к груди, протискивая
руки под альфой, чтобы обнять его.

— Чонгук, — совсем тихо, неуверенно.

— М? — перебирает нежные пряди волос, наслаждаясь их мягкостью.

— Хотел бы ты, чтобы у нас появился ребёнок? — весь напрягается, боясь

услышать ответ.

Рука в волосах даже на секунду не замирает, продолжает перебирать волосы. Но

с ответом не спешат. Это заставляет Тэхёна поднять голову, чтобы увидеть на
губах довольную улыбку.

— Ты знал? — возмущенно вскидывает брови, приподнимаясь на руках.

— Догадывался, — притягивает к себе, заставляя сесть на бедра, чтобы оставить

легкий поцелуй на губах. — Я слишком одержим твоим запахом, ты же знаешь,
— они близко настолько, что дыхание на губах ощущается, опаляет. — Заметил
совсем легкие изменения ещё пару недель назад.

— И не сказал ничего мне?! — отстраняется, очень возмущен и негодует. — Я сам

узнал несколько дней назад, а ты уже был в курсе! Ты хоть знаешь, как я
нервничал, пытаясь найти момент, чтобы рассказать тебе?!

Альфа хрипло смеется, наблюдая за искренними эмоциями парня. Его мимика

лица столь разнообразна и очаровательна, что невозможно держать себя в
руках. Бархатная кожа на бедрах ласкается осторожными прикосновениями,
притягивают ближе, неосознанно заставляя проехаться по члену. Возмущения
прекращаются, а вот улыбка с губ альфы не сходит, он даже не сразу понимает,
208/210
в чем причина изменений.

— Ты сейчас это специально сделал? — смотрит серьезно, в какой-то степени

даже сурово.

Чонгук его обожает, у него внутри все сжимается от количества испытываемых

чувств. Он отрицательно качает головой, а омега сам ёрзает, когда под
ягодицами ощутимо твердеть начинает. Альфа глаза прикрывает и шумно
выдыхает, потому что этот омега маленький чертенок, всегда слишком быстро
перестраивающийся с одних эмоций на другие. Тэхён целует сам, тягуче
медленно, сминая нижнюю губу, проезжается по члену уже самостоятельно.
Этот мальчик самое нежное создание, которое сводит с ума Чонгука. Его хочется
любить, хочется дарить ему всего себя, все свои чувства и эмоции, на которые
возможны.

— Я боялся, что ты не хочешь детей, — с облегчением в голосе. — Боялся, что

начнутся трудности в отношениях…

И Чонгук любит его всю ночь, наслаждаясь бархатными глубокими стонами,

наслаждаясь видом разнеженного на постели мальчика, что не знает, куда себя
деть от переполняющих его чувств. И осознание того, что он верно понял
изменения запаха, словно вселяет в него ещё больше любви. Если истинность
действительно существует, то Чонгук искренне благодарен судьбе, что она
позволила ему найти своего омегу.

Сегодня Чонгук боялся потерять не только Тэхёна, но и частичку их любви, что

теперь носит под сердцем омега. Он никогда не думал о детях, потому что
боялся, но сейчас он знает, что с Тэхеном справится со всем, что всему можно
научиться.

Примечание к части

Простите, мне захотелось вот такого маленького стёклышка

209/210
Сноски:
[1] «я не хочу будить дьявола внутри
себя» строчки из песни halsey – devil in me
[2] Шезму (также известен как Шесму, Шезему, Шесему и Сесму) — бог в
древнеегипетской мифологии. Являлся демоническим божеством убийства,
крови, а также масел для бальзамирования, вина и благовоний. Был прочно
связан с загробным культом: охранял мумию от повреждений и наказывал
грешников.
[3] Сет (егип. Stẖ), — в древнеегипетской мифологии бог ярости, песчаных бурь,
разрушения, хаоса, войны и смерти, входящий в гелиопольскую Эннеаду.
[4] изначально эти слова посвящены девушке
[5] слова из аниме «клинок рассекающий демонов»

210/210