Nec plus ultra

Автор: шахматная лошадка

Рейтинг: R
Пейринг: ГГ/ЛМ
Жанр: Action/ Adventure, Drama, Romance
Отказ: все права у Роулинг
Аннотация: О хроноворотах, портключах и о том, излечивается ли
поствоенный синдром методом вышибания клиньев.
Комментарии: * Nec plus ultra (лат.) - дальше некуда
иллюстрация к фику от Мыши:
http://s39.radikal.ru/i084/0912/a7/450988e0f1f2.jpg
Каталог: Мародеры, Книги 1-7, Хроноворот
Предупреждения: OOC

Глава 1.
Гермиона едва преодолела расстояние от камина до дверей своей комнаты и с
жалобным стоном повалилась лицом вниз на неубранный с утра матрас.
- Я ненавижу Майлдфевера, - буркнула она, уткнувшись лбом в сгиб локтя в
попытке найти идеальное положение для своего измученного тела.
- Чего? - переспросил Рон, засовывая голову в дверной проём.
- Я ненавижу Майлдфевера, - повторила девушка и с хрустом потянулась. В
такие дни она особенно радовалась приобретённой за последний год
привычке спать на полу. Всё началось с того, что с началом учебы они с
Гарри и Роном сняли крошечную квартирку, в единственной комнате которой
просто физически не было места для трёх кроватей. Уже спустя месяц Гарри
устроил форменную истерику по поводу того, что он, Мерлин побери, может
платить за нормальное жильё с нормальным камином, кухней без тараканов и
отдельными комнатами для каждого, и его больше не волнуют идиотские
комплексы Уизли и чертова принципиальность Грейнджер. После этого
знаменательного события в трёхдневный срок была найдена новая квартира,
но кровати в неё так и не завезли. Гермиона, впрочем, подозревала, что ради
гостившей у них в рождественские каникулы Джинни Гарри
трансфигурировал свой матрас в нечто более комфортное, но в остальное
время троица продолжала придерживаться спартанского стиля жизни.
- Да брось! Сегодня он был не ужаснее, чем обычно, - добродушно махнул
рукой Рон и присел рядом на корточки, положив свою широкую ладонь ей на
шею. - Ты просто пропустила две тренировки подряд из-за своей болезни, вот
мышцы и отвыкли от нагрузок.
- М-м-м, - Гермиона блаженно прикрыла глаза, когда он начал массировать ее
плечи. - Не напоминай даже.
То, что Рон деликатно назвал "болезнью", на самом деле было
катастрофическими последствиями безответственного эксперимента по
смешению напитков на дне рождения Артура Уизли в Норе. В то время как
старшее поколение культурно проводило время за неспешной беседой, а
Гарри и Джинни уединились на втором этаже, Рон, Чарли и Джордж
потащили её в местный паб, где все четверо чудовищно напились. Но
почему-то из всех участников дебоша только Гермиона плясала на барной
стойке, по возвращению лезла целоваться к Перси, а после трое суток
отлёживалась в полукоматозном состоянии, будучи не в силах даже
аппарировать домой.
- Теперь ты, должно быть, понимаешь, как я чувствовал себя на зельях, -
злорадно добавил Рон, переходя к пояснице.
- Не вижу ничего общего, - вяло возразила Гермиона.
- Ну как же - ничего общего? Когда ты выкладываешься на пределе своих
возможностей, - она снова тихонько замычала от удовольствия под его
руками, - а человек, который, предполагается, обязан тебя обучать, получает
садистское удовольствие, издеваясь над твоими несовершенными...
- Рональд Уизли! - она попыталась перевернуться, но крепкие руки вжали её в
матрас, от чего возмущенная реплика прозвучала и вполовину не так
угрожающе, как обычно. - Когда это ты выкладывался на зельях, во-первых?
А во-вторых, ваш любимый инструктор просто-напросто одержим тупым
мужским шовинизмом и относится ко мне и к Ханне предвзято только
потому, что мы девушки.
- И тебе это по-прежнему ничего не напоминает? Например, как Невилл
терял по полсотни баллов за урок только потому, что он гриффиндорец?
- Нев терял баллы потому, что он взрывал котлы! - Гермиона наконец
выкрутилась из его хватки и, судя по нехорошему прищуру глаз, напряжённо
размышляла, куда бы врезать своему лучшему другу для начала. Усталость
была окончательно забыта. - Ты не можешь всерьёз считать, что я... У меня
всё в порядке с физической подготовкой! Нормативы по бегу я вообще сдала
в первой пятерке, между прочим. Но я не могу понять, зачем мне надо иметь
руки как у Конана-варвара, - и она с отвращением покосилась на свой бицепс.

- Как у кого? - переспросил Рон, одним кошачьим прыжком поднявшись на

ноги и на всякий случай переместившись поближе к двери.
- Не бери в голову. И я похудела!
- Это потому, что всего два дня назад тебя без остановки тошнило, помнишь?
- попытался утешить Рон, делая ещё один шаг подальше от раздражённой
подруги. Она лишь страдальчески закатила глаза. - И вообще, радоваться
надо.
- Радоваться?! Радоваться, что мне приходится каждое утро
трансфигурировать собственные джинсы? Или что любимое пальто, которое
я купила только в ноябре, сейчас висит на мне, как на вешалке? Радоваться,
что у меня грудь пропала?
- Зато талия появилась, - необдуманно среагировал Рон, в результате чего в
его голову тут же полетел тяжёлый ботинок. "Определённо, массаж и
дружеская поддержка творят чудеса", - подумал он, демонстрируя отличную
вратарскую подготовку. - Вас, девчонок, не поймешь. Что и возвращает нас к
бессмертной мудрости старины Майлдфевера...
- Какого гиппогрифа бабы забыли в Аврорской Академии? Замуж - и рожать!
- процитировали они хором любимое высказывание своего инструктора по
физподготовке, звучавшее практически на каждом занятии.
- Вот я и говорю - махровый мужской шовинизм в действии. Меня, между
прочим, на аналитика готовят. Я буду в тёплом офисе сидеть и разрабатывать
операции, а бегать, прыгать и подтягиваться будете вы с Гарри, - и она
показала Рону язык, увернувшись от собственного ботинка.
- Ошибаешься, подруга. Ты ж знаешь, что Гарри после Академии
рассчитывает на место в Хогвартсе, а я собираюсь пробиваться в
профессиональный квиддич. А вот ты со своим вторым медицинским
образованием как раз и будешь раненых с поля боя таскать, напрягая
бицепсы, трицепсы и икроножные мышцы. На радость Майлдфеверу.
Ботинок отправился в новый полёт, а следом за ним - затрепанный том
"Высших Зелий", который Рон из мстительного чувства ловить не стал. У
Гермионы за прошедшие полгода накопился огромный опыт по склеиванию
именно этой книги.
- А я уже говорила вам, что это нечестно! Министерство платит за вашу
подготовку в Академии, а вы собираетесь улизнуть от службы в аврорате!
- Мы - герои войны, Гермиона, - Рон важно нахмурил лоб и принял
вдохновенную позу. - Ветераны. Мы выплатили магическому миру все свои
долги, когда победили Волдеморта, а потом ещё два месяца гонялись по всей
Европе за остатками его шайки. Мы имеем теперь право на простое
человеческое счастье...
- ...в виде вратарской позиции в Палящих Пушках? - в дверном проеме
показался Гарри, яростно вытирающий мокрые после душа волосы.
- Не обязательно в Пушках, но да, таков мой блестящий план, - скромно
потупил глазки Рон. - Все серьёзные тренеры каждый год устраивают смотр
любительских команд, а Воины Зари - одна из сильнейших среди
непрофессионалов. Это хороший спортивный старт.
- Ах да, конечно, - Гермиона состроила насмешливую гримасу. - Это
отличный аргумент для поступления в Академию. А тебя, Гарри, кой чёрт
занёс на эти галеры?
- Ну-у-у... - он слегка покраснел под внимательным взглядом подруги. - А
куда ещё мы могли податься с нашими ТРИТОНами? Макгонагалл обещала,
что даст мне вести ЗОТИ, если я получу аврорскую подготовку.
- Гарри, я отлично помню этот разговор. И имелось в виду место второго
преподавателя, то есть помощника при каком-нибудь профессоре с
нормальным, университетским образованием! Разве это то, чего ты хочешь?
Не могу поверить, что вы оба всерьёз говорите! Я потащилась в эту дурацкую
Академию за вами следом - чтобы под конец первого курса узнать, что ни
одного из вас не привлекает служба в аврорате?
- Мы тебя за собой не тащили, - обиженно сказал Рон. - И неужели ты
впервые слышишь про наши планы на будущее?
- Да мне в голову не могло придти, что вы на самом деле способны на
подобный идиотизм! И, кстати, интересно знать, как бы вы без меня сдавали
теоретические дисциплины? Те же зелья, к слову сказать!
- В таком случае твой аргумент ничуть не умней наших, - фыркнул Гарри,
присаживаясь рядом с ней. - Раньше я бы сказал, что ты последний человек,
который станет делать что-либо "за компанию".
- Не могла же я вас бросить!
Ребята обменялись понимающими взглядами.
- Разумеется, у нас же поствоенный синдром, - озвучил их общую мысль
Гарри, и Рон, не удержавшись, хихикнул. После того как в ноябре они едва не
выгнали девушку из дома из-за её постоянных попыток диагностировать у
них стрессовое состояние, упоминание о её новой идее фикс превратилось в
семейную шутку.
- Ничего смешного, Рон! - взвилась Гермиона. - Это очень серьёзная
проблема. Я читала, что посттравматическая реакция может проявиться
спустя несколько месяцев - так называемый период мнимого благополучия.
Так что подсознательно вы оба понимаете, что так и не смогли "отпустить
войну", и стремитесь остаться частью боевого братства, поэтому и поступили
в Академию.
Она торжествующе посмотрела на обоих и поднялась на ноги.
- Ты куда это? - с подозрением спросил Рон.
- В душ, конечно. Моя очередь, - безмятежно ответила девушка, стягивая с
полки чистое полотенце.
- Ну уж нет! - он сгреб её в охапку, мешая выйти из комнаты. - Я следующий.
У меня тренировка через час.
- А у меня практика в Мунго! - Гермиона махала ногами в воздухе, пытаясь
пнуть Рона, но тот имел слишком большой опыт, приобретённый в драках с
младшей сестрой. - И мне ещё волосы сушить, имей совесть.
- Ладно, помни мою доброту, - Рон неожиданно разжал руки, и девушка едва
успела сгруппироваться, чтобы приземлиться на ноги. - С тебя тогда обед.
- Сегодня Гарри готовит, - возразила она. - А я к двум часам должна быть в
госпитале.
"А потом ещё лекция в Академии, но об этом вам знать необязательно", -
подумала она про себя, скрываясь за дверью ванной, пока Рон не передумал.

***

Когда Гермиона уступила Рону ванную, расчесала мокрые волосы и

присоединилась к Гарри, хозяйничавшему на кухне, тема целесообразности
службы в аврорате себя исчерпала. Гермиона утешилась мыслью, что она в
любом случае может поступить в университет после Академии и даже
попытаться закончить его досрочно, если удастся перезачесть некоторые
предметы. Гарри же размышлял о том, что, вполне возможно, диагноз
"поствоенный синдром" в первую очередь следует примерить к самой
Гермионе. Взять хотя бы её повышенную тревожность и какую-то
нездоровую бдительность, какая и Аластору Грюму не снилась. Кажется, в
брошюре, которую она пыталась подсунуть им с Роном, это называлось
"аларм-реакция". Уже все преподаватели и слушатели Академии уяснили, что
к девушке не следует приближаться со спины. В последний раз она едва не
прокляла профессора Робин, которая всего лишь хотела согласовать с ней
время лабораторных занятий по зельям, ещё раньше - не разбираясь,
засветила в глаз одногруппнику, который, похоже, до этого случая питал к ней
какие-то романтические чувства. К тому же в последнее время она заметно
похудела, осунулась и стала хуже спать. А ещё появилось внезапное
пристрастие к одежде в милитаристском стиле. Да и причастность к боевому
братству больше всего завораживала саму Гермиону, недаром идея создания
Армии Дамблдора когда-то пришла в голову именно ей.
Даже о причинах того, почему этот самый дурацкий синдром поразил именно
Гермиону, Гарри имел свою догадку. Она была единственной из их троицы,
кому довелось убить человека. Это случилось уже после битвы за Хогвартс,
когда ослабленный Орден был вынужден привлечь самых молодых членов к
поимке беглых Упивающихся. Джордж, Рон, Гарри, Гермиона, а также ещё
несколько бойцов Армии Дамблдора наравне со взрослыми участвовали в
четырёх боевых операциях. Они всегда пользовались только разоружающими
и связующими заклинаниями, раз и навсегда решив, что смерть, даже если
это смерть злейшего врага, не может принести облегчения и залечить раны. И
каждый раз возвращались с задания без малейшей царапинки - чаще всего
деморализованные остатки войска Волдеморта сдавались без лишнего
сопротивления. Но в последний, четвёртый раз всё сложилось очень
неудачно. Помощи британского аврората попросил новый директор
Дурмстранга, не доверяющий собственному министерству. В его школе
укрылось несколько десятков Упивающихся, частично из числа бывших
учеников Каркарова, но по большей части это были преступники, бежавшие
из Англии, поэтому Кингсли распорядился командировать своих людей. В
помощь отряду авроров была дана группа Ордена Феникса, в составе которой
оказалась и неразлучное гриффиндорское трио. И именно им
"посчастливилось" наткнуться в подземельях Дурмстранга на небольшой
отряд под руководством Маркуса Флинта.
После нескольких часов преследования по извилистым коридорам
фениксовцам удалось загнать противников на каменную площадку, за которой
открывалась горная расщелина. Через неё вёл подвесной мост, но
Упивающиеся не могли по нему перейти, не перебив сначала своих
преследователей. А тем просто некуда было деваться - проход, по которому
они сюда пришли, завалило, слева и справа поднимались равнодушные серые
скалы, а спереди сыпался град проклятий, из которых Инсендио было самым
безобидным. Поэтому боевая тактика отряда оказалась до безобразия
примитивна: заорав во всё горло кто что горазд (сам Гарри кричал "Вперёд!",
Рон вопил "Мама!", а Майкл Корнер почему-то "За Дамблдора!"), они
кинулись в атаку. Не ожидавшие такого напора Упивающиеся, большая часть
которых была ровесниками нападавших членов Ордена, быстро были
обезоружены. Все, кроме Флинта, на которого выскочила Гермиона. Этот не
упустил свою палочку в первую же минуту сражения, отбил посланное в него
связующее заклинание и успел загородиться довольно мощным щитом, через
который не могли пробиться обычные Экспеллиармус и Инкарцерус.
Гермиона попыталась разрушить его таранным заклинанием, но в этот
момент Флинт отвлекся на подбирающегося к нему с другой стороны Крама,
его щит на мгновенье исчез, и заклинание Гермионы ударило в полную силу.
Вопль падающего в пропасть Флинта ознаменовал конец этой недолгой
битвы, в которой погибли ещё двое бывших учеников Хогвартса - Кэтти Белл,
которой проломило голову одним из упавших каменных обломков, и Энтони
Голдстейн, попавший под разрывающее проклятье.
После этой трагедии Кингсли категорически запретил участие в боевых
операциях лицам, не прошедшим аврорскую подготовку. А Гермиона...
Гермиона провела двое суток в шоковом состоянии и всё, чего друзья смогли
от неё наконец добиться - это признание, что она была влюблена в Маркуса
Флинта на втором курсе. Из ступора её вывела непосредственная реакция
Рона на это заявление. Он аж подпрыгнул на месте и выпалил: "А как же
Локхарт?!" А потом они смеялись, истерически, до икоты, повисая друг у
друга на плечах и вытирая рукавами слёзы. Слёзы по Ремусу и Тонкс,
которые оставили сына сиротой, по Фреду, без которого Джордж стал
бледным подобием себя, а Молли почти целиком поседела, по Колину,
который погиб, защищая замок, вместо того, чтобы эвакуироваться вместе с
остальными несовершеннолетними учениками, по Лаванде, которая почти
месяц цеплялась за жизнь в больничной палате, пока не отказало сердце,
слёзы по Дамблдору и Снейпу, по Кэтти и Энтони, и даже по Флинту и всем
тем запутавшимся, потерявшимся, искалечившим свои души... "Может ты и
права, подруга, - размышлял Гарри, методично помешивая соус, - может быть
мы и вправду поступили в Академию, чтобы быть вместе с людьми, которые
знают, что такое - терять друзей и любимых, которые знают, что такое - быть
виноватым в чьей-то смерти. Или для того, чтобы отомстить? Или для того,
чтобы больше не повторился кошмар, через который мы прошли, будучи еще
беспомощными подростками? Может быть война нас действительно ещё не
отпустила?"
- Кнат за твои мысли, - вырос за его плечом Рон, одетый в свою любимую
футболку с эмблемой Академии и надписью Dawn Warriors и благоухающий
лосьоном после бритья. Гарри знал, что друг не упускает возможности
пококетничать перед поклонницами его вратарского таланта, которые
караулят его после каждой тренировки. Также он знал, что после того, как
Рон с Гермионой решили остаться друзьями, ни одна девушка и близко не
подобралась к его сердцу.
- Думаю, что квиддичные фанатки - это для тебя слишком мелко, - ответил он
наконец, рассыпая еду по тарелкам.
- Эй, - Рон шутливо двинул ему кулаком в ребра. - Если кто-то здесь считает,
что собственная налаженная личная жизнь дает ему право свысока смотреть
на менее удачливых друзей и судить их выбор, то этот кто-то рискует не
получить приглашения на пасхальные каникулы...
- Рон, это низко, - фыркнула Гермиона, потянувшись за солонкой.
- Вы уж определитесь между собой - низко я себя веду или всё-таки мелко?
Хочелошь пы яшнощти, - последнюю фразу он произнес уже с набитым ртом,
что вызвало крайне неодобрительный взгляд девушки. - Фто?! - он посмотрел
на неё с вызовом и запил остатки еды соком. - Я опаздываю на тренировку,
между прочим. Кстати, из-за того, что, будучи джентльменом, уступил тебе,
неблагодарной, свою очередь. И вот теперь даже поесть по-человечески не
успеваю.
- А ты ешь, а не болтай, - холодно отрезала Гермиона. - Мне тоже уже пора
идти, а поесть возможности не будет до восьми вечера.
"А в моем случае восемь вечера наступит только через десять часов", -
добавила она про себя, невольно коснувшись цепочки хроноворота, висящего
под одеждой.

Глава 2.
Очищая одежду после путешествия через камин, Гермиона отчаянно
завидовала Рону. К стадиону, который Воины Зари зарезервировали для своих
тренировок, по крайней мере можно было аппарировать. Госпиталь св. Мунго
же, как и Аврорская Академия, был накрыт сплошным антиаппарационным
куполом. Эти меры были приняты после циничного убийства министерского
работника прямо в больничной палате. И хотя Бродерика Боуда задушило
растение, присланное по почте, а не аппарировавший в палату убийца,
руководство госпиталя справедливо посчитало, что необходимо усилить меры
безопасности, предусмотрев все возможные способы проникновения в
больницу. Война закончилась, но порядки остались прежними: пациентов
доставляли в госпиталь с помощью портключей, а сотрудники были
вынуждены прибывать на работу либо через главный вход - из маггловской
части Лондона, либо по каминной сети. Сама Гермиона предпочитала
добираться до Мунго пешком, но сегодня она опаздывала, поэтому ей
пришлось воспользоваться самым своим нелюбимым способом
перемещения. Конечно если не считать полётов на метле.
Со времени войны сохранилась ещё одна мера безопасности - необходимость
зарегистрировать при входе свою палочку. Целители имели удостоверения,
позволявшие обходиться без этой утомительной процедуры, но Гермиона
была всего лишь практиканткой с медицинских курсов при Академии и
должна была следовать всем формальным правилам, установленным для
обычных посетителей, несмотря на то, что проводила в госпитале почти
столько же времени, сколько стажёры Института Колдомедицины.
Расписавшись в журнале и получив обратно свою палочку, девушка
поспешила на второй этаж, где слушатели Академии проходили практику.
Война спровоцировала не только внешнее, но и внутреннее реформирование
госпиталя: целителям пришлось иметь дело с большим количеством раненых,
которых нельзя было отправлять в маггловские больницы. В результате
отделение на втором этаже, ранее занимавшееся исключительно
последствиями неосторожного общения с магическими животными, теперь
превратилось в аналог маггловской травматологии, принимая пациентов с
повреждениями любого происхождения, будь то порез от Сектумсемпры,
удар клюва гиппогрифа или сотрясение мозга, полученное при падении с
метлы. Третий и четвертый этажи счастливо избежали реформ: на них по-
прежнему располагались инфекционное отделение и отделение острых
отравлений. Бывшее отделение повреждений от заклинаний на пятом этаже
было переименовано в отделение ментальных повреждений. Первый же этаж
целиком превратился в ожоговое отделение, и Гермиона с содроганием
вспоминала первые пять месяцев практики, которые она проработала там -
слишком много знакомых встретилось ей среди тяжёлых пациентов этого
этажа. К счастью, современные методы колдомедицины и повышенная
регенерация, свойственная магам, позволяли исцелять тяжелейшие ожоги
меньше чем за полгода, поэтому все, кто вовремя попал в руки целителей,
выходили из госпиталя, восстановив свою прежнюю внешность, но девушка
не могла избавиться от ужасных видений, стоило ей вспомнить, как она
присутствовала при перевязке красавчика Оливера Вуда, попавшего под
Инсендио во время штурма Туманной Башни Дурмстранга. В тот день она
едва не бросила свою затею получить в Академии две специализации:
оперативника-парамедика и аналитика.
"Может быть и стоило отступиться ещё тогда, - вяло подумала она,
преодолевая крутую лестницу с максимально возможной для ноющих мышц
скоростью. - Для колдомедицины у меня слишком слабые нервы. И если всё
это имело смысл, когда я собиралась быть в одной оперативной группе с
Гарри и Роном, то сейчас непонятно, зачем мне все эти мучения. Сдам
хроноворот обратно в Министерство и тихо-мирно закончу учебу в Академии
на аналитика. Никаких больше изнурительных тренировок, никаких
переломов и рваных ран, никаких чёртовых лестниц..." С этой последней
решительной мыслью она предстала пред светлы очи своей наставницы,
заведующей травматологическим отделением, целительницы высшей
категории Селины Макферсон.
- Мисс Грейнджер, - она поприветствовала запыхавшуюся практикантку
изящным кивком, в то время как бледные губы неодобрительно поджались,
что живо напомнило Гермионе её любимого декана. На этом, впрочем,
сходство двух гордых дочерей Шотландии не заканчивалось - целительница
была так же педантична, так же полна достоинства и так же ревностно
требовала от сотрудников безупречности во всём, начиная от внешности и
заканчивая моральным обликом. - Потрудитесь присоединиться к обходу, как
только переоденетесь. И возможно вам стоит пересмотреть свой
напряжённый график в пользу тех несомненно жизненно важных дел,
которые мешают вам своевременно прибывать в госпиталь для прохождения
практики.
С этими словами Макферсон царственно проплыла мимо красной от
унижения девушки, сопровождаемая толпой практикантов и стажёров. Лиза
Турпин успела кинуть Гермионе сочувственный взгляд, а ребята из Академии
- Яспер Фольвиг и Петрос Апполинарис синхронно похлопали её по плечам,
вызвав в памяти сотни таких же молчаливых жестов утешения в исполнении
близнецов Уизли. Тоска накрыла её душной волной, казалось, ещё секунда - и
Гермиона бы упала на колени прямо посреди коридора, по-звериному завыв
от неожиданно острого чувства потери, но секунда миновала, потом вторая, а
потом она зашагала в комнату для персонала, чтобы оставить в шкафчике
пальто и надеть форменную робу. И с каждым сделанным шагом крепло
решение последовать язвительному совету наставницы и бросить наконец эту
чёртову практику.

***

Когда дежурство подошло к концу, Гермиона поймала себя на мысли, что

сегодняшний день выдался не настолько ужасным, чтобы на этом основании
принимать какие-либо судьбоносные решения. Товарищи по практике, видя
несчастное состояние девушки, изо всех сил старались её поддержать, и даже
Макферсон смягчилась и обронила скупую похвалу, когда Гермиона
правильно диагностировала у пациента внутреннее повреждение. После
шумного чаепития в комнате для персонала девушка сама себе удивлялась -
неужели ещё днём она всерьёз собиралась навсегда отказаться от этого
упоительного чувства, которое давало ей общение с единомышленниками?
Неужели могла навсегда бросить практику и больше никогда не испытать,
каково это - спасать жизни? Неужели отказалась бы от возможности
научиться чему-то новому?
Гермиона сладко потянулась в удобном кресле и, не вставая, отлевитировала
грязные чашки на стол рядом с раковиной. Чаще всего она уходила последней
из их группы. Дневное дежурство заканчивалось в семь вечера, таким
образом у неё оставался еще час, чтобы навестить знакомых пациентов, а
потом вернуться назад во времени и попасть на лекцию в Академии, которая
начиналась в четыре часа. Занятия в Академии шли до восьми вечера, что как
раз совпадало с часами посещений в Мунго, поэтому Гермионе было
несложно объяснять Гарри и Рону, почему она возвращается домой с
опозданием на час. Хотя иногда она поражалась их ненаблюдательности и
даже про себя обижалась, что друзья обращают на неё так мало внимания -
уже второй раз в жизни она целый учебный год пользуется хроноворотом, а у
них снова не возникло даже малейшего подозрения, даже слабенькой
догадки, какой именно ценой она учится по двум специальностям
одновременно. Впрочем, до конца этого учебного года оставалось ещё почти
шесть месяцев.
Раньше девушке не хватало этого самого лишнего часа, чтобы обойти все три
отделения - на первом, втором и пятом этажах - в которых лежали её друзья и
знакомые. К счастью большинство из них давно выписалось, и теперь в
качестве гостя она посещала только отделение ментальных повреждений, где
всё ещё лежали родители Невилла. Фрэнк Лонгботтом был очень плох,
совсем перестал вставать с постели и реагировать на посетителей и персонал,
но Алиса, напротив, сейчас выглядела гораздо лучше, чем три года назад,
когда Гермиона увидела её впервые. Она даже начала узнавать сына, хоть и не
могла осознать, сколько ему сейчас лет, но по крайней мере помнила его лицо
и радовалась его посещениям. Гермионе она почему-то радовалась ещё
больше, эта неожиданная реакция на визиты девушки появилась осенью,
когда она только пришла на практику в Мунго и впервые навестила
Лонгботтомов. Алиса тогда бросилась ей на шею, а потом начала что-то
быстро лепетать, захлёбываясь словами так, что её речь состояла из
судорожных всхлипов вперемешку с отдельными слогами. Но по словам
целителя Маркеса, который наблюдал Лонгботтомов уже много лет, это был
явный прогресс. И хотя на фоне общей удручающей картины этот успех
выглядел слишком незначительным, появилась надежда, что к женщине
частично вернётся речь, а значит интеллект не разрушен полностью.
На пятом этаже было пусто и тихо, так как пациентов было немного, и
большая их часть почти постоянно находилась под воздействием лечебного
сна. Свет в коридоре был притушен, и только на посту дежурной ярко горела
настольная лампа. Очевидно, целительница отлучилась на минутку - на
заваленном картами назначений столе лежала её палочка. Гермиона
нахмурилась при виде такой халатности, за которую слушателя Академии, к
примеру, немедленно бы исключили, а незабвенный Грюм ещё и руки бы
поотрывал "за преступное разгильдяйство и утрату бдительности". "Повезло
тебе, в общем, голубушка, что ты не аврор, а я не Грюм", - хмыкнула
Гермиона, продолжив было движение по коридору, но в то же мгновенье по её
затылку пробежал знакомый холодок, всегда безошибочно
сигнализировавший девушке, что кто-то сверлит её нехорошим взглядом. Ну
хорошо, почти всегда безошибочно. Она резко развернулась, одновременно
приседая и выхватывая палочку из чехла на запястье левой руки, и медленно
выдохнула, сдержав уже готовое сорваться с языка заклинание.
На этот раз никакой ошибки не было. Из-за застеклённой двери палаты на неё
со звериной, первобытной ненавистью смотрел Грегори Гойл. Его бледное,
приплюснутое к стеклу лицо напоминало жуткую маску, а скрюченные
пальцы, вцепившиеся в дверную раму, и яростно горящие глаза дополняли
картину несомненного агрессивного безумия.
"Видел бы тебя сейчас этот индюк Плимут, - с отвращением подумала
Гермиона, зачехлив палочку и отвернувшись от бывшего однокурсника, - он
бы не подвергал сомнению мои наблюдения". Еще осенью между нею и
заведующим отделением ментальных повреждений вспыхнул нешуточный
конфликт. Тогда девушке, обходившей с визитами всех своих знакомых,
пришло в голову навестить и слизеринца. Гойл вел себя смирно, послушно
поздоровался, поблагодарил за принесенные фрукты и даже внимательно
выслушал новости о происходящем в Хогвартсе ремонте, а также о своих
товарищах по факультету, ни один из которых не удосужился придти к нему в
больницу. Малфой вместе с родителями был посажен под домашний арест в
своём имении, Крэбб мертв, а больше близких друзей у Гойла не было.
Несмотря на то, что посещение прошло гладко, что-то насторожило
Гермиону, и она стала внимательней присматриваться к безобидному на
первый взгляд пациенту. Спустя несколько недель наблюдений она явилась к
заведующему со своими подозрениями и битый час доказывала ему, что Гойл
опасен, и что его следует поместить в больницу св. Катерины во Франции -
ближайшее специализированное учреждение, которое могло обеспечить
пациенту с шизофренией правильный уход и лечение, а также надёжно его
изолировать. Кончился разговор тем, что целитель Плимут буквально
вытолкал девушку из своего кабинета, проорав на весь коридор, что жалкие
практикантки, начитавшиеся никчёмной маггловской макулатуры, не будут
больше указывать ему, куда помещать его пациентов и какое лечение им
назначать, если не хотят, чтобы их вообще перестали пускать во вверенное
ему отделение. Гермиона крепко подозревала, что нежелание Плимута
расставаться с опасным пациентом имеет что-то общее с беспрецедентной
щедростью миссис Гойл, но доказать это не представлялось возможным.
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться после нервной встряски, девушка
нацепила на побледневшее лицо приветливую улыбку и открыла дверь в
палату Лонгботтомов.

***

"Снова эта грязнокровка тут шныряет, - Гойл прислушался к звуку

удаляющихся шагов и, отойдя от двери, сел обратно на свою кровать. - Вечно
она что-то вынюхивает, чтобы потом наябедничать проклятой очкастой
кошке..."
- К тому же она хотела проклясть тебя, Грег.
- Винс! Как давно ты меня не навещал! - Гойл повернулся к другу, который
стоял, небрежно прислонившись к дверному косяку.
- Тебе стоило всего лишь позвать меня. Ты же знаешь - я никогда тебя не
оставлю.
У Гойла побежали по спине мурашки, когда вздувшиеся кровавыми
волдырями губы Крэбба обнажили обугленную челюсть в жуткой пародии на
улыбку. Но в конце концов это же был Винс, его лучший друг, который
пришел к нему, когда его оставили все, даже Драко, даже отец, даже мама,
которая только смотрит на него из-за этого проклятого стекла и тихо роняет
слёзы, но никогда не заходит внутрь палаты, чтобы обнять и поцеловать его.
А Винс пришёл, и не его вина, что он сейчас так плохо выглядит. Это всё
чёртов Гарри Поттер и его жалкие друзья подстроили так, что Винс не смог
выйти из той комнаты. Но они за это заплатят. И Гойл слабо улыбнулся в
ответ.
- Они думают, что если отобрали у тебя палочку, то могут спокойно
поворачиваться к тебе спиной, - продолжил Крэбб. - Думают, что ты тупой.
Думают, что могут сначала запереть тебя тут одного, тыкать тебе палочкой в
лицо, а потом поворачиваться к тебе спиной. Настало время проучить их,
Грег.
- Конечно, Винс. Ты выпустишь меня отсюда?
Крэбб покачал головой, при этом на его глаза упал лоскут оторвавшейся ото
лба кожи, и он подул на него, как дуют на мешающую прядь волос. Лоскут
качнулся, но не вернулся на место, и тогда Крэбб оторвал его совсем. Гойл не
выдержал и отвел глаза, начав с преувеличенным вниманием рассматривать
изученный до мельчайших подробностей натюрморт, висящий над его
кроватью.
- Ты можешь выйти сам, Грег, - Крэбб явно заметил его замешательство, но в
его голосе не было обиды на друга, только насмешка. Гойл проглотил комок в
горле и приблизился к двери, по прежнему стараясь смотреть куда угодно,
только не на Винса. Он приложил ладонь к дверной ручке, чувствуя знакомое
покалывание и лёгкий зуд. - Они отобрали твою палочку, но не смогли
лишить тебя магии. Ты же тренировался, как я велел?
Гойл молча кивнул, вспоминая, как долго и мучительно он осваивал
несколько простейших беспалочковых заклинаний. И как эта мерзкая
грязнокровка всё время пыталась подсмотреть, что он делает. Но Винс
предупредил его, чтобы о его тренировках никто не узнал. Винс очень
хитрый. Без помощи Винса он бы не справился.
- Ну же! Алохомора! Давай, Грег, пришло время. Сделай это, ты можешь! -
глаза Винса хищно сверкнули и он в нетерпении прошелся языком по
изуродованным губам.
- Алохомора! - прошептал Гойл, выпустив свою магию на волю. Дверь
отворилась с тоскливым скрипом, и внезапно Гойлу захотелось вернуться в
свою кровать, накрыться одеялом и лежать, пока не принесут вечерние зелья,
чтобы можно было заснуть до утра и не слушать нашёптываний Крэбба. Но
это было бы нечестно, Винс бы обиделся, а ему вовсе не хочется обидеть
лучшего друга. Единственного друга, который только что помог ему открыть
дверь. Может быть теперь можно будет пойти домой и обнять маму. Но
сначала надо проучить грязнокровку, чтобы она больше не смела шпионить
за слизеринцами.
- Их всех надо проучить, - кивнул Крэбб. - Идем за мной.
Гойл ступил в полутёмный коридор. Мерзкой гриффиндорской всезнайки и
след простыл.
- Что же мне делать, Винс? - растерянно спросил Гойл у удалявшегося друга.
- Делай как я, - ответил Крэбб, раскинув руки так, что его пальцы касались
обеих стен. Гойл повторил его движение, завороженно наблюдая, как из
пальцев Винса выскальзывают тонкие огненные змейки, как они вьются по
стенам, оставляя угольно-черные следы, пожирают рамы висящих вдоль
коридора портретов, пробираются в щели под дверьми палат.
- У меня так не получается, - пожаловался Гойл.
Крэбб обернулся, и торжествующая улыбка снова превратила его
изуродованное лицо в скалящийся череп. Не говоря ни слова, он вытянул
руку, показывая удлиннившимся пальцем куда-то за плечо друга. На конце
пальца плясал язычок пламени. Гойл послушно обернулся и увидел палочку,
лежащую на столе дежурной.
- Пришло время, Грег. Докажи им всем, что ты не тупой.

Глава 3.
Сегодня миссис Лонгботтом была в тревожном состоянии. Гермиона
просидела у неё почти полчаса, но нервозность Алисы только возрастала,
женщина беспокойно лепетала что-то, хватая гостью за руки и заглядывая ей
в глаза. Между тем, часы для посещения подходили к концу, и Гермиона,
отлично знавшая режим дня в отделении, с минуты на минуту ожидала
прихода дежурной целительницы с вечерними зельями. Наконец она
поднялась со стула, осторожно высвободила запястье из вялой, прохладной
руки Алисы и направилась к дверям. Только теперь девушка почувствовала
отчётливый запах дыма в коридоре. Рывком распахнув дверь, с палочкой на
изготовку она выскочила из палаты, чтобы обнаружить, что
противоположный конец коридора охвачен огнем. Навстречу ей в панике
бежала дежурная, стуча по дороге во все попадавшиеся на пути двери и
крича: "Пожар! Всем выйти в коридор!" Что в сущности являлось полным
идиотизмом, если учесть, что дверь в палату Гойла уже была скрыта за
стеной огня, Локхарт послушно следовал за целительницей, а больше в
отделении не было пациентов, способных покинуть палаты самостоятельно,
если не считать миссис Лонгботтом.
- Мари, приди в себя! - Гермиона встряхнула за плечи добежавшую до неё
девушку. - Где пациент из девятой палаты, мистер Гойл?
Мари работала в Мунго с Нового Года, только в прошлом году выпустившись
из Парижского Университета, и у Гермионы было стойкое ощущение, что
профессору Плимуту не стоило брать в штат сотрудницу, которая больше
озабочена своей диссертацией по девиациям ментального статуса, чем
реальной помощью пациентам. Но сейчас был не подходящий момент для
демонстрации личной неприязни, и Гермиона терпеливо повторяла свой
вопрос до тех пор, пока в затравленном взгляде Мари не появилось проблеска
осмысленности.
- Я не знаю. Когда я пришла, там уже всё было в огне. Что нам делать? - глаза
целительницы наполнились слезами, а губы задрожали, как у напуганного
ребенка. И хотя она, вероятнее всего, была ровесницей Гермионы или даже
старше на несколько лет, сейчас от неё явно нельзя было ожидать какой бы то
ни было ответственности и взрослого поведения.
- Слушай меня! - Гермиона для верности ещё раз встряхнула её, подталкивая
к палате Лонгботтомов. - Ты сейчас отведёшь мистера Локхарта и миссис
Лонгботтом на первый этаж. По дороге проси помощи у всех, кого только
встретишь. Нужны люди, чтобы помочь эвакуировать оставшиеся три палаты
и мистера Лонгботтома. И нужно отключить антиаппарационный барьер. Ты
меня поняла, Мари?
Девушка закивала как китайский болванчик:
- Отключить барьер. А как это сделать?
Гермиона грубо выругалась сквозь зубы. Обычно её самоконтроля хватало,
чтобы не демонстрировать все неженственные навыки, приобретенные ею за
долгие дни войны, которые она провела почти преимущественно среди
мужчин. Но сейчас эта тупая француженка просто выводила её из себя.
- Ты, главное, скажи об этом охране. Или кому-нибудь там, внизу. Мистер
Локхарт!
Гилдерой, во время разговора бессмысленно пялившийся на портрет
целителя Клифтхаммера, тут же повернулся к Гермионе, выдав свою
знаменитую улыбку:
- Чем могу помочь, прекрасная леди? Вы желаете мой автограф?
- Да, мистер Локхарт, это было бы чудесно, но вас ожидают поклонники. Вы
уже должны раздавать свои автографы там, на первом этаже, - улыбка
волшебника стала ещё шире. - Вот эта милая девушка проводит вас туда,
вместе с этой леди. Они обе ваши большие фанатки, - с этими словами
Гермиона потянула в коридор Алису, стоявшую на пороге палаты, и зацепила
её руку за галантно предложенный локоть Гилдероя. - Мари, отведи их
быстрее вниз и позови на помощь!
Кажется, целительница более-менее пришла в себя, по крайней мере она
достаточно уверенным голосом скомандовала "За мной, мистер Локхарт!", и
все трое скрылись из виду, повернув по коридору к запасной лестнице.
Гермиона же побежала в противоположном направлении. Первой на пути
огня была седьмая палата, в которой находилось двое пациентов, затем по
одному в пятой и четвертой, и наконец Фрэнк Лонгботтом во второй, но
девушка искренне надеялась, что закончить эвакуацию можно будет с
помощью аппарации, как только руководство больницы снимет барьер. Пока
же нужно было как можно быстрее отправить вниз мистера Хупера и Денниса
Криви - пациентов из седьмой палаты, к которой уже подбиралось пламя.
Девушка наколдовала поток воды, который заставил огонь немного
отступить, и вошла в палату. Здесь запах дыма ощущался гораздо сильней,
чем в коридоре, очевидно потому, что у палат была общая вентиляция и дым
проникал из соседнего помещения, которое уже было полностью охвачено
огнем. Но оба пациента спокойно спали, находясь под действием зелий.
Гермиона не знала, от чего лечат мистера Хупера, но он находился в этой
палате задолго до начала её практики в Мунго, и за все эти месяцы она ни
разу не видела, чтобы он был в сознании. Деннис же угодил в больницу
совсем недавно с нервным срывом и тяжелейшей бессоницей, с которыми не
смогла справиться мадам Помфри, и Плимут погрузил его в глубокий сон.
"Получается, ни одного, ни другого разбудить нельзя, и придется
левитировать обоих", - подумала девушка, заколдовывая носилки. Первым
она погрузила Денниса, затем отлевитировала его в коридор, ещё раз полила
подступающее пламя водой и вернулась за мистером Хупером. Проходя мимо
стола дежурной, Гермиона сгребла с него документы и сунула на носилки
Денниса. Она торопливо шагала по коридору, через каждые десять шагов
пробуя аппарировать, но барьер всё еще не был снят.
Наконец они достигли лестницы, оказавшейся слишком узкой для левитации
двух носилок одновременно. Гермиона положила мистера Хупера на пол и
поспешила вниз, транспортируя младшего Криви. Еще одной сложностью
оказалось преодоление поворотов, чтобы развернуть носилки, их
приходилось располагать под углом, одновременно придерживая мальчика и
рассыпающиеся карты назначений. Поэтому преодолев всего один этаж
девушка вздохнула с облегчением, услышав топот внизу на лестнице.
- Эй! - крикнула она, свесив голову в лестничный проем. - Есть кто-нибудь?
- Гермиона? - откликнулся снизу мужской голос, и несколькими этажами
ниже в проеме появилась знакомая светловолосая голова.
- Крис! - Крис Чейни был младшим целителем, работавшим под начальством
Маркеса, и ещё одним другом, которого Гермиона приобрела здесь. - Крис,
нужна помощь! Надо эвакуировать отделение. Отлевитируй вниз Денниса, а
потом возвращайся за мистером Хупером, он у лестницы на пятом этаже. А я
побегу, выведу больных из пятой и четвёртой.
- Герми! Миссис Кринджис можно разбудить.
- Это женщина из четвёртой? Новых пациентов не было в последнее время?
- Нет, все старенькие. Беги, я позабочусь о Деннисе, - голос Криса раздавался
уже совсем близко, а снизу слышался топот ног, означавший, что еще кто-то
торопится на помощь. Не теряя больше времени, девушка развернулась и
побежала обратно, и только когда выскочила в коридор пятого этажа,
сообразила, что надо было сказать Крису про антиаппарационный барьер.
- Вот ведь дура, дура, дура! - костерила она себя сквозь сжатые зубы, пытаясь
восстановить сбившееся во время гонки по лестнице дыхание.
На этот раз в коридоре уже висела густая пелена дыма, и палата, из которой
она совсем недавно вывела двоих пациентов, теперь была поглощена огнем.
Гермиона сначала ворвалась к миссис Кринджис, седой ведьме, выглядевшей
ровесницей Дамблдору, наколдовала заклинание быстрого пробуждения и, не
дожидаясь эффекта, кинулась в соседнюю палату, в которой лежала какая-то
женщина средних лет, поступившая в Мунго только на прошлой неделе.
Отлевитировав её на носилках в коридор, Гермиона вернулась за миссис
Кринджис, которая сидела на кровати, потеряно вертя головой и моргая
полуслепыми глазами. "Не проще ли было и её отправить на носилках?" -
засомневалась девушка, но всё же попыталась привести женщину в чувство:
- Миссис Кринджис! Мы с вами сейчас пойдем в другое место, - закричала
она на ухо пациентке. - Вы меня понимаете?
- Я вас отлично понимаю, юная леди, и незачем так орать! - холодно ответила
ей миссис Кринджис неожиданно твёрдым и звучным голосом. - Я плохо
вижу, но слышу замечательно.
Гермиона стянула с себя форменную робу, оставшись в маггловских джинсах
и водолазке, и накинула её на плечи ведьмы, которая была одета в тонкую
длинную ночную рубашку.
- Держите меня за руку, миссис Кринджис, - скомандовала она и повела
пациентку по коридору, свободной рукой левитируя носилки.
Навстречу им уже мчался Крис.
- Огонь по главной лестнице распространяется вниз, сейчас между пятым и
четвёртым этажами, - задыхаясь от бега, доложил он. - Здесь уже ничего не
сделать, пока не прибудут авроры, поэтому все кинулись на лестницу, чтобы
спасти остальную часть здания. А эвакуацию мы закончим сами.
- Аппарировать ещё нельзя? - Гермиона закашлялась и внезапно
почувствовала, что ситуация на самом деле серьёзная. Ей начинало ощутимо
припекать спину, и, обернувшись, она обнаружила, что стена пламени как раз
добралась до стола дежурной.
- О чёрт! Ну как я не догадался! - простонал Крис, подхватывая миссис
Кринджис на руки, что вызвало у старухи возмущённое кудахтанье. Теперь
они с Гермионой сменили быстрый шаг на бег.
- Удивлена, как это не догадались те, кто обязан, - задыхаясь ответила
девушка, предприняв очередную попытку аппарировать. - Ведь это же и
аврорам помешает прибыть достаточно быстро.
- Я ж тебе говорю - все заняты тушением главной лестницы, - с этими
словами Крис поставил миссис Кринджис на пол. - Спускайтесь по лестнице,
а я заберу мистера Лонгботтома. Давай, Герми, шевелись.
Не дожидаясь ответа, Крис нырнул в дымовую завесу, а Гермиона начала
очередной спуск по лестнице, поддерживая кашляющую и дрожащую ведьму
и пытаясь управлять носилками, которые то и дело задевали стены и
лестничные перила. "Этот день никогда не кончится", - обречённо подумала
она, поймав себя на мысли, что уже не чувствует ног. Едва они достигли
четвёртого этажа, миссис Кринджис со стоном сползла на ступеньки и,
кажется, потеряла сознание. "Придется идти за помощью", - втащив ведьму в
коридор четвёртого этажа, девушка побежала по направлению к главной
лестнице, левитируя носилки. Она изо всех сил надеялась, что сотрудникам
больницы удалось сдержать пламя от дальнейшего распространения вниз.
Отделение острых отравлений было ещё более пустым и тихим, чем
отделение ментальных повреждений. Если здесь и были пациенты, то их,
скорее всего, уже спустили вниз.
- Помогите! Кто-нибудь меня слышит?! - её голос нёсся по гулкому коридору.
Запах дыма усиливался, но здесь не было того страшного жара, что
чувствовался наверху. Когда Гермиона достигла главной лестницы, ей
навстречу выскочило двое незнакомых целителей в дымящихся и
закопчённых робах, а за спинами их уже гудело пламя. - Так что, огонь всё-
таки пошел дальше? - задала она дурацкий в своей очевидности вопрос.
- Ничего, там снизу авроры, - утешил её один из мужчин, без лишних слов
принимая носилки и разворачивая их обратно. - Сейчас они всё тут зальют
своим чудо-заклинанием. Сказали, что третий этаж даже эвакуировать не
придется.
Гермиона только вздохнула. Упомянутое заклинание, красу и гордость
пожарной команды аврората, в Академии проходили лишь на последнем
курсе. Если бы она им владела, то возможно смогла бы остановить пламя,
когда пожар только начинался. Хотя скорее всего и тогда бы не справилась в
одиночку. Она однажды видела, как работают ребята из пожарной команды, и
даже пожалела в тот момент, что никак не потянет третью специальность.
Посвятить же свою жизнь только борьбе с огнём она считала
нерациональным: команду слишком редко привлекали к делу - только когда
пожар происходил на магическом объекте, куда нельзя вызвать обычных
пожарных, или когда причину возгорания было слишком трудно объяснить
маггловским властям.
Если прибыли авроры, значит опасность миновала. Только теперь Гермиона
позволила себе признаться, как же смертельно она устала. С каждым шагом
она всё больше отставала от мужчин, в конце концов слабо махнула им рукой,
показывая, чтобы её не ждали и прислонилась к стенке.
- Мисс, вам помочь? - обернулся один из целителей.
- Нет, - Гермиона помотала головой, боясь, что её ответ не услышали.
Прокашлявшись, она повторила громче: - Нет, не надо, я сейчас вас догоню.
Там ещё женщина впереди, в коридоре, ей нужна помощь.
Оба закивали, показывая, что поняли её, и поспешили к лестнице, в то время
как девушка, всё еще придерживаясь за стенку, медленно пошла следом. Она
практически достигла поворота, за которым находилась лестничная
площадка, как прямо перед ней вырос высокий широкоплечий человек в
больничной одежде.
- Гойл?! - шокированно выдохнула Гермиона, потянувшись за палочкой, но
огромная ручища перехватила её запястье и втолкнула девушку в
приоткрытую дверь, за которой, очевидно, Гойл всё это время скрывался.
Помещение оказалось довольно просторной лабораторией, в которой
целители готовили противоядия.
Гойл втащил её на середину комнаты, всё еще удерживая за запястье в таком
положении, что девушка не то что не могла палочку достать - была
вынуждена стоять на цыпочках, не думая ни о чём кроме угрожающего ей
перелома рабочей, палочковой руки. Запечатав Коллопортусом дверь
лаборатории, слизеринец тяжело посмотрел на свою пленницу, и выражение
его лица было совершенно безумным. Все возможные увещевательные речи
застряли у девушки в горле. В конце концов, практики по ментальным
повреждениям она ещё не проходила и понятия не имела, как именно нужно
разговаривать с окончательно свихнувшимся бывшим школьным врагом, с
которым она оказалась заперта на пустом этаже частично эвакуированной
больницы. Единственное, что ей пришло в голову - попытаться ещё раз
аппарировать, но барьер всё ещё был на месте. "Теперь-то его уже не снимут,
- безнадёжно подумала она. - Вроде как незачем, когда пожар сейчас будет
потушен. Мерлин, как же я влипла!"
- Что ты тут вынюхиваешь, грязнокровка? - наконец нарушил молчание Гойл.
- И где твои дружки?
- Я тут одна, Грег... - начала было Гермиона самым мягким тоном, на какой
она была способна в данных обстоятельствах, но в её лицо тут же врезался
здоровенный кулак с зажатой в нём палочкой. "Я лично убью эту дуру Мари",
- было единственной здравой мыслью, мелькнувшей у девушки в голове, она
чувствовала, как её сознание затопляет паника.
- Молчать, дрянь! - Гойл легонько повернул её пленённую руку, и девушка,
шипя от боли, была вынуждена развернуться всем телом, чтобы избежать
перелома. - Драко предупреждал, что чёртов Поттер тоже хочет найти эту
вещь, ты пришла за ней, да? Но мы с Винсом вас опередили! - он
торжествующе встряхнул её, вызвав очередной крик боли. - Ты никогда не
найдёшь эту вещь, потому что мы с Винсом об этом позаботились, - и с этими
словами он направил палочку на дверь, и она вспыхнула, словно сухое дерево
от удара молнии.
Гермиона в ужасе зажмурилась - на короткое мгновенье ей показалось, что
они вновь находятся в Хогвартсе, в Комнате Спрятанных Вещей, и
Дьявольский Огонь вот-вот поглотит их, так же, как он поглотил Винсента
Крэбба. Но когда она поняла, что Гойл наколдовал самое обычное пламя, эта
мысль не принесла ей облегчения. Скорее наоборот - смерть от простого огня
наверняка будет более долгой и мучительной. Пламя быстро
распространялось по лаборатории, уже начали лопаться склянки, а жар
становился невыносимым.
- Грег, послушай меня! - в отчаянии взмолилась девушка. - Я не собиралась
ничего здесь брать. Давай выберемся отсюда вместе, ведь мы уже сделали это
однажды, помнишь? Помнишь, как мы с Роном вытащили тебя из огня?
- Я не уйду отсюда без Винса, - Гойл наконец отпустил её руку, но теперь
стена огня окружала их со всех сторон, и бежать было некуда.
- Грег, Винса здесь нет, - она мягко коснулась его руки, пытаясь без палочки
направить простенькое успокаивающее заклинание, которому её научил Крис
однажды, когда у миссис Лонгботтом случилась истерика. - Давай я достану
палочку, оболью нас обоих водой, и мы попробуем выйти отсюда?
При слове "палочка" глаза Гойла опасно блеснули, и девушка в панике
отступила на шаг. Её спину обдало жаром, и она почувствовала
отвратительный запах горящих волос. "О Мерлин, это же мои волосы горят!"
- она в ужасе начала хлопать себя по спине и по затылку и вдруг наткнулась
рукой на цепочку хроноворота.
- Грег! - она изо всех сил пыталась говорить спокойно, игнорируя
потрескивание волос и буквально прикипающую к телу одежду. - Грег, я не
буду использовать палочку, - она извлекла из-под водолазки хроноворот и
показала Гойлу. - Встань ко мне ближе, и я перенесу нас обоих отсюда.
Гойл сделал пару нерешительных шагов, он, казалось бы, не замечал, что его
одежда уже дымится, как будто пребывая в трансе. Не дожидаясь внятного
ответа, Гермиона накинула на него цепочку и поспешно начала налаживать
прибор, но в этот момент Гойл вышел из ступора, выхватил хроноворот из её
руки, сбивая все настройки, и с отчаянным воплем "Винс!" рванулся,
протягивая руки в пламя. Девушка пыталась ухватить его за рукав
больничной пижамы, но в этот момент звенья цепочки разошлись, и
Гермиону накрыла волна темноты и боли, а бушующий ад взорвавшейся
лаборатории навсегда поглотил ещё одного бывшего ученика Хогвартса.

***

- Мой курс точно проклят, - прошептал Драко Малфой, трясущимися руками

откладывая в сторону номер Утреннего Пророка.
- Что там такое? - равнодушно поинтересовался Люциус, проглядывавший
свою корреспонденцию, но, не получив ответа, поднял голову и внимательно
посмотрел на сына. - Ты бледный как смерть. Что ещё случилось?
- Гойл погиб, - зубы Драко застучали о кофейную чашку. Люциус мягко
забрал у сына кофе и пододвинул ему стакан с водой. - Тоже в пожаре. А ещё
Грейнджер.
Старший Малфой бросил косой взгляд на кричащий заголовок - "Трагедия в
госпитале святого Мунго. Героиня Войны погибла, эвакуируя пациентов".
- Тел ещё не нашли, - продолжил Драко, видя, что отец не собирается читать
статью. - Но палата Грега сгорела дотла, а на четвёртом этаже взорвалась
лаборатория. И там обнаружены... - он с трудом сглотнул, - обнаружены
куски тела. Или тел. Считается, что это Грейнджер, но будут проводить
экспертизу.
Люциус всё-таки взял газету, быстро просмотрев статью по диагонали:
полностью выгорел пятый этаж, на котором находилась палата Гойла, все
остальные больные были эвакуированы, пациент Фрэнк Лонгботтом и
целитель Кристиан Чейни получили ожоги и отравление продуктами горения;
Гермиона Грейнджер, проходившая в госпитале практику, обеспечила
эвакуацию пятого этажа, последний раз её видели в отделении острых
отравлений, где неожиданно загорелась лаборатория - уже после того, как
прибывший отряд авроров локализовал пожар на пятом этаже; причины
возгорания не установлены, подозревается поджог, учитывая два очага
пожара; будет проведена экспертиза обнаруженных на четвёртом этаже
фрагментов человеческого тела, а пока Грегори Гойл и Гермиона Грейнджер
считаются без вести пропавшими. Дальше на всю следующую страницу шёл
захлёбывающийся восторгом со скорбью пополам рассказ о героической
Грейнджер и о её заслугах перед магическим обществом.
- Надо же, я бы её и не узнал тут, - прокомментировал Драко, рассматривая
поверх отцовского плеча колдографии, иллюстрирующие статью.
- Вполне похожа на себя, - не согласился Люциус, готовый обсуждать что
угодно, лишь бы это отвлекло сына от только что пережитого потрясения. - Я
её в точности такой и помню, ну разве что немного помладше.
Он ещё раз присмотрелся к снимку, который, похоже, взяли из школьного
альбома шестого курса, так как на Грейнджер была школьная форма с
приколотым на груди значком старосты. Сложно представить, что эта
назойливая, дерзкая девчонка - персональная соперница Драко в борьбе за
место первого ученика школы, ближайшая подружка набившего оскомину
Поттера - сейчас именуется равнодушным словом "фрагменты". Он невольно
коснулся колдографии кончиками пальцев, разглаживая снимок. Да, с их
последней встречи она мало поменялась - те же мягкие, округлые черты лица,
тёмные глаза и безобразная копна волос. Тут же Люциус вспомнил, что на
самом деле последний раз он видел девчонку в своем собственном имении
чуть меньше года назад, но тогда лица пленников, которых Фенрир приволок
в Малфой-мэнор, были покрыты синяками, царапинами и заляпаны грязью,
поэтому та встреча не могла существенно повлиять на его представления о
внешности Грейнджер.
- Да нет же, я про этот снимок, - Драко указал на более мелкую колдографию,
на которой было изображено гриффиндорское трио в полном составе.
Снимок был сделан где-то в горах, все трое сидели, свесив ноги в небо, и
глядели в камеру, обернувшись через плечо: Поттер, как обычно, посередине,
справа от него чумазый Уизли, а слева... Да, по логике это должна была быть
всезнайка Грейнджер, и подпись к колдографии утверждала то же самое...
- Не может этого быть, - тихо произнес Люциус, сложив газету вчетверо и для
верности придавив её своей кофейной чашкой, как будто боялся, что Пророк
развернется сам собой.
- Ты про что, отец?
Драко с изумлением увидел, как краска отхлынула с отцовского лица.
Старший Малфой поднялся из-за стола и сделал несколько нетвёрдых шагов
к выходу из столовой, а потом быстро вернулся, снова схватил номер Пророка
и скрылся с ним на втором этаже, забыв на столе свои письма.

Глава 4.
Боль расцветает пышным красным георгином, похожим на те, что мама
выращивает в палисаднике перед их домом, и взрывается звоном в ушах,
сквозь который едва пробиваются встревоженные голоса:
- Мисс! Мисс, как вас зовут? Кому сообщить о вас?
"Гарри и Рону", - пытается ответить она, но не может протолкнуть ни звука
через саднящее, обожжённое горло, и попытка заканчивается немилосердным
приступом кашля, который раздирает в клочья её лёгкие.
- Шшш, ну всё, всё, - жёсткие пальцы разжимают её стиснутые зубы, и вязкая
жидкость течёт по гортани.
"Жидкий сон, - с облегчением она узнаёт вкус зелья. - Значит скоро всё
закончится."
- Потерпи ещё немножечко, - ласково уговаривает женский голос, и усталые
веки с обгорелыми ресницами делают последнее усилие.
Пациентка попыталась сфокусировать затуманенный взгляд на лице
целительницы и провалилась в глубокий сон, унося с собой воспоминание о
смутно знакомых голубых глазах. А младшая целительница отделения
отравлений зельями и растениями Селина Макферсон осторожно переложила
пострадавшую девушку на носилки и отдала распоряжение столпившимся
вокруг стажёрам:
- Отлевитируйте на первый этаж, пусть её оформляют как жертву несчастного
случая с волшебными предметами.
Отправив загадочную пациентку своим коллегам с первого этажа,
целительница Макферсон немедленно выкинула её из головы. Конечно,
случай был интригующий, и потом ещё почти неделю больница жужжала,
пытаясь угадать, откуда та аппарировала, а наиболее упорные просматривали
магическую прессу, ища упоминание о крупном пожаре в доме волшебников,
но загадка так и осталась нерешённой, а Селина Макферсон была не из тех
людей, кто тратит драгоценное время на пустое любопытство.

***
Туман в голове постепенно рассеивался, уступая место нарастающей боли.
"Плохо дело", - подумала Гермиона, мысленно круг за кругом прослеживая
бинты, закрывавшие её лицо и шею. Слегка шевельнув пальцами, она поняла,
что руки тоже забинтованы. Следующая её мысль была о палочке, и девушка,
преодолевая жжение в тяжёлых веках, сделала попытку открыть глаза.
Несмотря на то, что вокруг царил спасительный полумрак, глаза её тут же
начали слезиться, но Гермиона успела разглядеть высокий потолок и
характерные больничные кровати. "Я в Мунго, - пришла она к выводу. - Надо
срочно выяснить, какое сейчас число. Был ли пожар, или это ещё только
случится?" Насколько она могла понять, хроноворот у неё тоже забрали,
поэтому наверное руководство больницы уже всё равно в курсе, и не будет
слишком большим нарушением предупредить их о сумасшествии Гойла. Или
будет? Можно ли как-то предотвратить его смерть, не вмешиваясь в
остальные события, которые должны произойти? "Например, как в таком
случае обойти тот факт, что ты лежишь тут с серьёзными ожогами, которые
получены именно потому, что Гойлу позволили сбежать?" - временами
Гермиона ненавидела голос рационализма в своей голове. Одно то, что он
всегда оказывался прав, доводило порой до белого каления. "Ну ладно, -
попыталась она взять штурмом нерешаемую задачку, - а если организовать
всё так, чтобы авроры ворвались в лабораторию сразу после того, как я
перенесусь в прошлое? Тогда возможно они успеют вытащить Гойла в
последний момент, а все остальные события останутся неизменны..."
Головная боль и тошнота заметно усилились, и Гермиона поняла, что если
она не найдет в себе силы подняться прямо сейчас, то скорее всего вскоре
вновь отключится. Смаргивая жгучие слёзы, она вновь открыла глаза и
попыталась сесть в кровати. Как и предполагалось, она была зафиксирована в
лежачем положении с помощью магических ремней - стандартная процедура
для страховки пациентов, находящихся без сознания. Это заклинание её
учили наколдовывать и снимать без палочки. Приняв наконец вертикальное
положение, Гермиона скосила глаза на тумбочку справа от кровати, но та
была пуста. "Какой сюрприз! - издевательски прокомментировал внутренний
голос. - Ты и вправду ожидала, что тебе настолько облегчат задачу?"
Гермиона свесила ноги с кровати, опершись о тумбочку, преодолела приступ
головокружения и осмотрелась. В её палате было ещё три кровати, две из них
были пусты, а на третьей, ближайшей к двери, кто-то спал. Придерживаясь
рукой за раздвижную ширму, девушка поднялась на ноги, восстановила
равновесие и медленными неверными шагами начала продвигаться к выходу.
Проходя мимо занятой кровати, она окончательно убедилась, что находится в
ожоговом отделении - лицо и руки соседки по палате были покрыты
характерными белёсыми рубцами, означавшими, что заживление вошло в
последнюю стадию, на которой к пациенту не применяют никаких средств, а
просто погружают в глубокий целебный сон, и в течение нескольких недель
все повреждения кожного покрова затягиваются сами, не оставляя шрамов,
под действием собственной магии. Она покосилась на свои руки - а вот ей
явно ещё только предстояли мучительные перевязки, обработка
заживляющими мазями и прочие неприятные процедуры. Одно хорошо - судя
по тому, что она не была замотана в бинты целиком, площадь ожогов вроде
бы была не такой обширной, как ей сначала показалось. Но лицо и... и
волосы...
"Ты не будешь сейчас об этом думать! - жёстко оборвало подступающую
истерику её стервозное альтер эго. - Сначала сориентируйся во времени, а уж
потом можешь начинать себя жалеть". Сцепив зубы, Гермиона неловко
нажала забинтованной рукой на дверную ручку, плечом толкнула дверь и
вывалилась в коридор. На секунду её сознанием завладел панический ужас -
до того этот тихий полутёмный коридор с пустым освёщенным столом
дежурной был похож на начало кошмара, через который она прошла совсем
недавно. Ей даже показалось, что в дальнем конце коридора мелькнула чья-то
тень, а в воздухе пахнуло жаром. Но нет, это был другой коридор и другое
время, и даже источником света была старинная керосиновая лампа, не
похожая на ту, что горела на столе Мари в тот вечер. Гермиона облегчённо
вздохнула и, придерживаясь за стенку, приблизилась к посту дежурной. Как
она и ожидала, над столом висел зачарованный календарь, на котором каждые
десять секунд сменяли друг друга разные живописные виды магической
Британии. В одном его углу тускло светился циферблат часов, в другом -
довольно подробная погодная сводка, включающая в себя направление ветра,
атмосферное давление и вероятность всевозможных природных катаклизмов.
Но взгляд Гермионы был намертво прикован к дате, расположенной строго
посередине.
"Шестое апреля?! Апреля?!! Мерлин побери, я пропустила день рожденья
Рона. И Джорджа. Или... - Гермиона с размаху опустилась на стул, вовремя
поняв, что ноги её больше не держат. - Это что же получается, я снова
очутилась посреди войны? Волдеморт ещё жив, а Гарри, Рон и... и я... Мы
сейчас скрываемся у Билла и Флёр? Или уже побывали в Гринготтсе? Куда же
этот чёртов Гойл меня отправил?!" Она в панике начала шарить по столу, в
поисках ещё одного календаря, на котором был бы указан год, а ещё лучше
была бы надпись, что всё это - кошмарный сон или чья-то идиотская шутка.
- Прекрати психовать! - скомандовала она себе шёпотом, и в это мгновенье
заметила на краю стола аккуратную стопочку карт назначений. "Видишь, как
всё просто, если попытаться хотя бы ненадолго включить голову, вместо того,
чтобы биться в истерике..."
Довольно быстро она отыскала единственную карту, на которой в графе "имя"
стоял жирный знак вопроса. Первым делом ей в глаза бросилось описание
полученных ожогов, но не успела она вникнуть во все назначения, сделанные
неким Вайсом, как наткнулась взглядом на строчку, от которой сердце в груди
совершило ощутимый кульбит, а во рту пересохло. "Поступила в отделение
несчастных случаев с волшебными предметами 17 февраля 1971 года".
Гермиона не могла бы потом с уверенностью сказать, сколько она просидела
над своей картой, уставившись в неё бессмысленным взглядом, как не могла
бы сказать, о чём именно она думала. Из ступора её вывел звук шагов,
издалека слышный в пустом коридоре. Девушка поспешно засунула карту в
середину стопки и с максимальной скоростью, какую только позволили
развить её трясущиеся ноги, заторопилась в сторону своей палаты. Только
благодаря грифельной дощечке на двери, гласившей "Миссис Макберри,
ожоги лица и рук в результате взрыва котла; мисс Н., множественные ожоги
неустановленного происхождения", Гермиона смогла быстро определить,
какая из дверей ей нужна, и добраться до своей кровати, не будучи
пойманной. Она как раз успела наколдовать обратно магические ремни, как в
палату вошла пожилая целительница.
- Миссис Макберри, - негромко окликнула женщина. - Вы не спите?
Гермиона решила не притворяться спящей:
- Мэм? Это я звала, - собственный голос показался девушке хриплым и
надтреснутым.
Женщина торопливо приблизилась к её кровати и опустилась на стул рядом.
- Мисс, вы давно очнулись? Как вы себя чувствуете?
- Минут пятнадцать назад, не знаю точно. Болит голова, глаза слезятся и
очень хочется пить.
Целительница взмахом руки сняла страховку и, усадив девушку поудобнее,
наколдовала ей стакан воды.
- Я - целительница Вайс, - представилась она. - Я отвечаю за ваше лечение.
Как вас зовут, мисс?
Гермиона оказалась не готова к такому вопросу, но целительница расценила
её замешательство по-своему, невольно подсказав девушке временный выход
из положения:
- Вы не помните своё имя?
- Нет, - тут же ответила она, цепляясь за удачную версию. - Где я и как я сюда
попала?
Женщина вздохнула.
- Вы в госпитале святого Мунго, вас нашли в одной из палат четвёртого
этажа, на полу. Предполагается, что вы туда аппарировали. А что вы
помните?
- Помню пожар, - решила добавить немного правдивой информации
Гермиона. - Мне некуда было деваться, одежда тлела и волосы... -
неожиданно для неё самой её голос сорвался.
- Ну, ну, успокойтесь, опасность миновала, - сочувственно похлопала её по
плечу целительница. - Ваши ожоги заживают вполне хорошо, а волосы ещё
отрастут. Скажите, кроме головы что-нибудь болит? Кожа под бинтами..?
Гермиона прислушалась к своим ощущениям и покачала головой:
- Нет, только слабый зуд и чувство... как будто кожа пересохла. Неприятно, но
не болит, нет.
- Хорошо, - коротко кивнула женщина. - Я обновлю охлаждающие и
смягчающие чары, и неприятные ощущения пропадут. Но вам ещё нужно
будет несколько раз повторить обработку рубцов, прежде, чем оставить их
заживать. Мы же не хотим испортить это красивое личико шрамами, так
ведь? - девушка скептически улыбнулась, но целительница скорее всего не
увидела этого под бинтами. - Я могу погрузить вас обратно в лечебный сон
до того момента, как бинты можно будет снять совсем, если хотите.
Гермиона задумалась всего на несколько мгновений. В этом времени её
некому было навещать, ей нечего было делать и даже думать ни о чём не
хотелось. Пожалуй, сбежать от неожиданно навалившихся проблем ещё на
пару недель было самой заманчивой перспективой.
- Да, я хочу заснуть, - сказала она наконец.
- Только учтите, что процесс регенерации во сне идет чуть медленнее.
- Я никуда не тороплюсь, - решительно ответила Гермиона. "Спать - и ни о
чём не думать", - повторила она про себя как мантру.
- Хорошо, я сейчас принесу необходимые зелья, - целительница Вайс
поднялась со стула и направилась к двери.
- Подождите! - вдруг окликнула её девушка. - Я помню, что у меня на шее
был медальон. Где он сейчас?
- Не было никакого медальона, - покачала головой ведьма. - Была глубокая
царапина на шее, как будто от сорванной цепочки. А ваша палочка у меня, но
я верну её, когда мы снимем бинты, - с этими словами она покинула палату, а
Гермиона легла, поудобнее устраивая тяжело гудящую голову, и наконец
закрыла глаза. "Ну и провались оно всё. Спать - и ни о чём не думать!"

Глава 5.
Гермиона задумчиво водила пальцем по стеклу, наблюдая за спешащими по
своим делам магглами, которые даже не подозревали, что у них под самым
носом находится целый мир, живущий по своим законам. Мир, который они
когда-то оттолкнули и который теперь отвергает их, как примитивных
туземцев, с которыми можно наладить нечто вроде торговых связей или даже
военного альянса, не допуская при этом и мысли об истинном равенстве. "На
самом деле мы все задираем нос, не только чистокровные. Гордимся тем, как
ловко мы скрываем существование нашего мира от тех, кто недостоин
лицезреть его чудеса. Разве я, получив письмо из Хогвартса, не чувствовала,
что я - избранная, особенная, что я несоизмеримо выше моих бывших друзей-
магглов? Если перевести мои детские восторги на взрослый язык, то именно
это я и ощущала тогда - что я теперь принадлежу к элите, что я получила
шанс прикоснуться к истинной цивилизации, в то время как маггловские
примитивные технологии никогда, даже в сколь угодно отдаленном будущем
не приблизятся к возможностям, которые может продемонстрировать любой
первокурсник. Например, если бы я сейчас стояла там, на тротуаре, то, в
отличие от всех этих бедняг, ёжащихся под своими весенними плащиками, я
бы наколдовала на себя согревающие чары. И то, что они оказались
захвачены врасплох неожиданными капризами погоды, невольно заставляет
меня чувствовать своё превосходство. Чего же тогда ожидать от
чистокровных волшебников, которые с самого своего рождения знакомятся
только с одной стороной маггловского мира - с его слабостью? У кого-то
слабость вызывает желание подставить плечо, подстраховать, защитить, кто-
то использует её к собственной выгоде, а кто-то - презирает и ненавидит. Я
боюсь слабости. Слабость ходит рука об руку с подлостью, потому что
слабые выбирают простые пути, а простые пути слишком часто ведут к
предательству. Поэтому я буду сильной. Очень сильной. Чтобы не ожидать ни
от кого помощи и защиты. Чтобы никто не захотел меня использовать. Чтобы
меня не за что было презирать. Чтобы мне не пришлось никого предавать.
Теперь я одна посреди этой проклятой войны, и я снова выживу - надо только
держаться и быть сильной. Когда целитель Бржихачек спросил, о чем я
сейчас думаю, он же не хотел услышать всё это, так ведь?"
- Снег в середине мая, редко такое увидишь, - наконец ответила девушка,
обернувшись к низенькому полному волшебнику, который с самым
серьёзным видом законспектировал её ответ и снова направил на неё свою
палочку.
- Почему вы отказываетесь пройти курс лечения в моём отделении?
"Неужели он действительно такой наивный и искренне не замечает дыры в
собственном методе?" Заклинание Бржихачка использовалось в аврорате для
допросов свидетелей, к которым нет оснований применять веритасерум. За
свой реферат о методе свободных ассоциаций Гермиона получила в
Академии высший балл, а затем была вызвана в Министерство и была
вынуждена дать подписку о неразглашении найденного ею способа обойти
данное заклинание. Но девушка справедливо рассудила, что разглашать и
пользоваться самой - совершенно разные вещи, к тому же с формальной
точки зрения её подпись только будет поставлена через двадцать семь лет и
пять месяцев. Поэтому она со спокойной совестью водила целителя за нос,
загородившись слабеньким ментальным щитом, который предупредит её,
вздумай Бржихачек использовать легилеменсию. Вместо того, чтобы
выплескивать на собеседника поток сознания, к чему принуждало
заклинание, Гермиона выбирала из этого потока самые невинные и ни к чему
не обязывающие фразы, а простенькое отвлекающее проклятье позволяло
сделать паузы в разговоре незаметными для целителя.
Бржихачек пытался переманить её в свое отделение с того дня, когда ей сняли
бинты. Сначала Гермиона была уверена, что он подозревает её в симуляции
амнезии и что от расспросов с применением более жёстких методов её спасло
лишь решение целительницы Вайс снова погрузить её в целебный сон. Но
теперь, когда следы от ожогов практически исчезли и больше не было причин
задерживаться в больнице, стало очевидно, что на самом деле Бржихачек
отчаянно нуждается в подопытном кролике и считает, что девушка идеально
подходит для его исследований. В начале своей карьеры целитель
специализировался на излечении последствий некорректной работы с
памятью: криво наложенный Обливиэйт, побочные эффекты от Империо и
тому подобные осложнения. Но потом его заинтересовали повреждения
памяти немагического происхождения, а также способы извлечения
незначительных для пациента воспоминаний. Впоследствии на основе его
работ было создано целое направление ментальной магии, а метод свободных
ассоциаций активно применялся аврорами, когда необходимо было выудить
из свидетеля информацию, которую тот скрывает случайно, не сознавая её
важности. Но с выбором Гермионы в качестве подопытной Бржихачек крупно
просчитался: она категорически не желала, чтобы ей помогали
"восстановить" память и, более того - точно знала, как противостоять
настойчивой потребности озвучивать каждую мысль, пришедшую в голову.
- Не хочу переезжать на пятый этаж, - "Один раз туда поднялась и едва
справилась с приступом паники. Почему-то особенно тяжело оказалось
смотреть на портреты. В конце концов пациентов-то я всех вывела... не
считая Гойла. А волшебные портреты погибли в огне. Я так старалась не
обращать на них внимания, пока бегала туда-обратно по коридору, но теперь
не могу избавиться от ощущения, что они всё знают. Знают, что я брошу их,
оставлю висеть на стенах, уже охваченных пламенем. И запах гари - он
наверняка будет преследовать меня каждый раз при посещении этого
отделения, неважно - до или после пожара. Хотя когда я ещё теперь попаду в
"после пожара" - неизвестно. И уже пора начать над этим работать". - Я и так
слишком много времени провела в больнице.
- Не понимаю, почему вы отвергаете помощь. Что вы собираетесь делать, не
имея ни дома, ни родных, ни знакомых? Куда пойдете? - пан Бржихачек
пришел в такое раздражение, что даже забыл в очередной раз навести свои
чары. Или, возможно, посчитал, что на сегодня с тестами можно закончить?
"Хорошо, если так. Он, конечно, не виноват, но его настойчивость ужасно
злит. Есть один-единственный человек, которому я доверю свою тайну и от
которого приму помощь, и настало время обратиться к нему".
- Придумаю что-нибудь, - Гермиона по привычке тряхнула головой, будто
отбрасывая за спину длинные пряди, и в очередной раз почувствовала себя
странно. Она отращивала волосы с пяти лет, и теперь у неё было чувство, как
будто ей отрубили руку или ногу, не меньше. - Я думаю, что мне может
помочь прогулка по Косому переулку. Я помню Косой переулок. Может быть
кто-нибудь там помнит меня?
Целитель тяжело вздохнул. Переупрямить эту невозможную пациентку
оказалось слишком сложной для него задачей. Он не привык к такому
упорному сопротивлению. Обычно пациенты с потерей памяти
дезориентированы и послушны, в крайнем случае - впадают в панику или
наоборот в апатию. Но спокойная решимость мисс Н. ломала ему всю схему.
Бржихачек сталкивался со случаями, когда больные не хотели вспоминать
какой-то травмирующий опыт, но девушка не подходила и под эту категорию.
С ней определенно произошло что-то плохое, но не страх блокировал её
память и заставлял отгораживаться, закрывать свой разум. В то же время она
явно не была преступницей. Бржихачек тесно сотрудничал с авроратом,
продвигая свой авторский метод, и первым делом проверил подозрительную
пациентку по своим каналам. Все запросы дали отрицательный результат, в
розыске не находилось ни одной ведьмы, подходящей по возрасту и
внешности. И весь богатый опыт целителя подсказывал ему: "Отступись!
Этот орешек тебе не по зубам".
- В таком случае оставляю вас на попечении целительницы Вайс, -
недовольно буркнул он наконец. - Она сказала, что подержит вас ещё неделю,
проведёт последние тесты и сможет вас выписать в следующий понедельник.
Если вы вдруг передумаете, то знаете, где меня найти.
- Спасибо, пан целитель, - девушка сдержанно кивнула, но в глазах её он
заметил облегчение и лёгкую тень истинной благодарности. Благодарности за
то, что её наконец оставляют в покое.
Бржихачек раздражённо фыркнул про себя, собрал свои бумаги и вышел, а
Гермиона сняла все защитные барьеры и обессиленно опустилась на кровать.
Противостояние специалисту по ментальной магии выматывало её до
состояния выжатого лимона. Если бы целитель попытался силой пробиться
через её блоки, у него бы это не заняло и пары минут. "Хорошо, что он ничего
не заподозрил". Девушка, привыкшая связывать имя Матеуша Бржихачка с
агрессивными методами работы авроров, так никогда и не догадалась, что
отсутствием жёсткого давления она обязана не наивности пожилого
волшебника, а этическому кодексу целителей.

***

Аманда Вайс была тоже очень расстроена упрямством своей пациентки. Она
возлагала огромные надежды на новую методику Матеуша и до последнего
верила, что девушка останется и попытается вернуть память. Целительница
даже была готова на время лечения предоставить ей палату в своем
отделении, раз уж пациентка так упорно не желает перебираться на пятый
этаж, но мисс Н. твердо заявила, что намерена покинуть больницу в
ближайшее время. Сердце Аманды сжималось от жалости к несчастной
девочке, но объективных причин задержать её ещё хотя бы на месяц не
находилось. Следы ожогов исчезли, ослабевшие за период лечебного сна
мышцы вновь обрели тонус, и если не считать незначительного истощения,
девушка находилась в нормальной физической форме. Целительница была
уверена, что мисс Н. в своей забытой жизни активно занималась спортом -
обычно восстановление после нескольких месяцев неподвижности занимает
почти в два раза больше времени, чем потребовалось в этот раз. А может
быть причиной этого было всё то же феноменальное упрямство, которое
заставляло девушку тренироваться с почти пугающей одержимостью. Раз
приняв решение, что ей пора на выписку, мисс Н. делала всё от неё
зависящее, чтобы не задержаться в больнице ни одного лишнего дня.
- Ну вот, теперь можете на себя полюбоваться, - разрешила она пациентке,
подведя её к наколдованному зеркалу. Обычно зеркала в палатах
отсутствовали, чтобы не стрессировать лишний раз больных, находящихся
лишь на начальных стадиях выздоровления.
Гермиона нервно пригладила ладонью слегка отросшие волосы и наконец
подняла глаза на свое отражение. Целительница отступила на несколько
шагов, давая девушке спокойно рассмотреть новую себя. "Похоже, я немного
подросла за время болезни, - было первой мыслью Гермионы. - И
определенно ещё похудела. Какой-то кошмар", - она расстроенно поправила
на груди мантию, выданную госпиталем, пытаясь хоть как-то подчеркнуть
наличие бюста, которое теперь вызывало сомнение даже у неё самой. И тут
же ей вспомнилась шутка, которой Рон и Гарри достали добрую половину
слушательниц Академии: "Если у тебя есть грудь, то чего ж ты её не
носишь?" Воспоминание вызвало тёплую волну покоя и защищённости, как
будто крепкие дружеские ладони легли на плечи, и тут же вдогонку к
согревающему чувству добавилась горчинка - при воспоминании о том, как
этой же самой незамысловатой шуткой выводили из себя учениц Хогвартса
близнецы Уизли. "Сможет ли Джордж когда-нибудь снова шутить, не ожидая,
что его фразу подхватит голос Фреда? Перестанут ли Гарри с Роном
дурачиться так, как будто они пытаются заменить незаменимых и
неразлучных близнецов? Они могут отрицать это сколько угодно, но они
ведут себя как по учебнику, демонстрируя явные симптомы поствоенного
стресса..."
Горько улыбнувшись при мысли, что она сейчас ставит диагноз друзьям,
которые ещё даже не родились и все потери которых только впереди,
Гермиона набралась храбрости и подняла голову, чтобы увидеть своё лицо.
"Я похожа на Киру Найтли, - отстранённо подумала она, ещё не зная точно,
расстраивает ли ее это сравнение. Найтли ей, конечно, нравилась, но... - но
эти резко очерченные скулы, этот острый подбородок - это не может быть
моё". Девушка осторожно коснулась ладонью собственной щеки, словно
пытаясь убедиться, что мягкий овал её лица действительно скрывал эти
агрессивные жёсткие линии, которые теперь отчётливо проступили под
натянувшейся кожей. "Что ж, похоже домашняя книжная девочка
окончательно превратилась в валькирию. Если ещё немного похудеть, то
можно будет использовать мою голову для изучения строения черепа. Как
минимум - челюстных костей. И с каких это пор у меня такие светлые глаза?"

Загадка с глазами решилась, как только Гермиона присмотрелась к своим

волосам. Раньше они были на несколько тонов светлее глаз, которые Рон,
большой поклонник маггловских сладостей, сравнивал с "вишнями в
шоколаде". Ничего вишнёво-шоколадного больше в них не было, её глаза на
самом деле оказались светло-карими, по крайней мере по контрасту с
тёмными бровями, ресницами и волосами.
- Что-то не так, моя хорошая? - озабоченно спросила целительница Вайс, с
тревогой наблюдавшая за хмурыми гримасами пациентки. Сама она очень
гордилась своей работой и была немного разочарована реакцией девушки.
- Я с трудом себя узнаю, - ответила Гермиона. - Мои волосы... Они были
гораздо светлее. И они были кудрявыми!
Если честно, то волосы её в последние годы стали виться гораздо меньше,
если сравнивать с тем, какими они были лет до шестнадцати, но эти
изменения происходили постепенно, к тому же после года, проведённого в
погоне за хоркрусами, она привыкла заплетать непокорную шевелюру в косу.
Теперь, глядя на торчащие во все стороны тёмно-каштановые пряди,
Гермиона бы всё отдала за былую кудрявость, которая когда-то доставляла ей
столько огорчений.
- Такое часто бывает, - попыталась утешить её целительница. - Бывает, что
цвет меняется даже после обычной стрижки, и виться волосы перестают или,
наоборот, начинают. Не надо расстраиваться - они ещё немного отрастут, и
получится симпатичная стрижка. Конечно, для юной привлекательной
ведьмы это не самая подходящая прическа...
"Зато для будущего аврора - самое то, - мрачно подумала юная
привлекательная ведьма, вспомнив, что на последнем курсе Академии все
девушки носили короткие стрижки, а у одной даже был стильный ёжик. - А у
меня нечто среднее - уже не ёжик, ещё не стрижка - вроде той катастрофы,
что постоянно на голове у Гарри, только немного покороче. Может сбрить их
совсем? Может быть именно мне и предстоит стать основателем панк-стиля?
- хмыкнув в адрес последней мысли, девушка решила перестать переживать
из-за радикальных перемен во внешности. - В конце концов это сослужит мне
неплохую службу - по крайней мере потом, в будущем никто не узнает в
кудрявой и круглолицей Гермионе Грейнджер тощую и короткостриженную...
Да, кстати, пора придумать что-нибудь более подходящее, чем мисс Н."

Глава 6.
Не желая, чтобы провожавшая её до камина целительница Вайс услышала,
куда она на самом деле направляется, Гермиона перенеслась для начала в
Дырявый Котёл. В кармане её мантии звенело пятнадцать сиклей, которые
целительница буквально силой впихнула сопротивляющейся девушке,
поэтому она решила посидеть в баре до вечера, чтобы прибыть в Хогвартс по
темноте, не привлекая лишнего внимания. После того, как она подкрепилась
куском мясного пирога и выпила пару кружек крепкого сладкого чая, у неё
осталось денег лишь на то, чтобы купить щепотку летучего порошка.
Дождавшись, когда клочок неба за окном окрасился в закатные тона,
Гермиона шагнула в камин и назвала адрес, швырнув летучий порошок себе
под ноги. Когда зелёный дым рассеялся и ошарашенная девушка поднялась с
пола, молодой бармен, невозмутимо протиравший один и тот же тусклый
стакан, поинтересовался со смесью сочувствия и насмешки:
- Простите, вы сказали "Хогсмид, бар Три Метлы"?
- Да, именно так я и сказала, - сердито ответила Гермиона. - Если ваш камин
неисправен, то об этом надо предупреждать заранее!
- О нет, с камином всё в порядке, - насмешка в глазах парня перевесила
сочувствие. - Просто уже несколько лет как каминный доступ в Хогсмид
существует лишь из Министерства, по специальному разрешению - только
для жителей деревни или по предварительной договоренности - для
родственников учащихся Хогвартса. Вы - родственница?
- Нет, я житель деревни! - буркнула Гермиона, неизвестно за что
разозлившись на собеседника. Скорее всего за то, что он явно получал
огромное удовольствие при виде её вытянувшегося лица.
Словно угадав ход её мыслей, бармен с невинной улыбкой добавил:
- И антиаппарационный барьер вокруг Хогсмида установлен еще два года
назад. За счёт заведения! - с последней фразой он пододвинул девушке
порцию огневиски.
Бросив на парня яростный взгляд, Гермиона демонстративно отодвинула
стакан в сторону и с тяжёлым вздохом вскарабкалась на барный табурет.
- Что же мне теперь делать? - жалобно спросила она.
Бармен пожал плечами, при этом едва не столкнув со стойки высокую,
вычурно оплетённую бутылку.
- Можете дождаться ближайшего Хогвартс-Экспресса. Если не ошибаюсь,
следующий рейс - в четверг утром, - девушка в отчаянии замотала головой. -
Ну или если жизнь не дорога - можете доехать на Ночном Рыцаре.
Лицо Гермионы мгновенно просветлело, но тут же снова нахмурилось.
- У меня нет одиннадцати сиклей, - призналась она, ругая себя за то, что
отказалась взять у Вайс галеон. "Ведь я всё равно же собираюсь вернуть ей
деньги, могла бы..."
- Почему одиннадцать? - вытаращил на неё глаза бармен. - Поездка на
Ночном Рыцаре стоит семь сиклей, девять - с чашкой какао, а за десять вам
ещё и подушку с одеялом выдадут.
"Проклятая инфляция", - про себя мрачно прокомментировала информацию
Гермиона, а вслух добавила раздражённо:
- У меня и семи нет. Последние пять сиклей я потратила на ваш дурацкий
бесполезный порошок!
- Эй! - парень предостерегающе вытянул руку в её направлении, будто
собираясь отстаивать честь своего заведения в кулачной драке. - У нас
порошок лучшего качества! И не моя вина, что вы свалились неизвестно
откуда и не знаете, как попасть... хм... домой, - он снова сверкнул
насмешливой ухмылкой. - Но возможно я мог бы...
Гермиона с надеждой подняла голову и нацепила на лицо одно из тех
умоляющих выражений, какие использовали Рон и Гарри в их школьные
годы, чтобы уговорить её просмотреть их эссе или дать списать результаты
лабораторной. Строго говоря, в Академии продолжалась та же история,
поэтому у неё был очень богатый материал для копирования. Оставалось
только надеяться, что её новому лицу удастся изобразить полнейшее
отчаяние, которое она чувствовала в данный момент.
- Да, пожалуйста! Если бы вы могли одолжить мне на билет... Я непременно
верну!
У парня на лице появилось задумчивое, даже мечтательное выражение:
- Как насчет поцелуя за каждые двадцать кнатов? Можно даже округлить в
вашу пользу...
В следующую секунду в его подбородок упиралась волшебная палочка.
- Продолжай, - Гермиона перегнулась через стойку и зашипела прямо ему в
ухо. - Это получается, с меня десять поцелуев, так?
- Э-э-э, я пошутил, мисс, - выдавил он, пытаясь отстраниться. - Простите.
- Я так и подумала, - она мило улыбнулась, вернув на лицо прежнее
просительное выражение. - Итак, не могли бы вы...?
- ...Том, - ответил парень, нервно сглотнув.
- Том? - повторила она недоверчиво. - Разве вы не должны быть немного...
постарше?
- Э-э-это мой дядя, - пояснил Том, всё еще не отводя глаз от её палочки,
которую девушка и не думала убирать. - Я просто помогаю ему здесь после
учёбы.
- Где учитесь, Том? - дружелюбно поинтересовалась Гермиона, получавшая
истинное наслаждение при виде нервничавшего парня.
- На аврора. Аврорская Академия при Министерстве, мисс...
- ...Найтли.
Том неожиданно фыркнул:
- В честь автобуса, что ли?*
- В честь автобуса? - девушка недоуменно подняла одну бровь. - Ах, да... Нет,
не в честь автобуса. Так что, Том, вы не могли бы одолжить мне семь сиклей,
которые я верну вам при первой же возможности?
- Конечно, мисс, - Том торопливо кивнул и отсчитал семь серебрянных
монеток, которые она ловко сгребла со стойки.
- Успешной учёбы вам, Том, - церемонно кивнула девушка, направляясь к
дверям бара. - Спасибо огромное, вы меня очень выручили.
- Не за что, мисс, - покраснел парень. - Удачной вам поездки.
С лёгким смешком мисс Найтли выскользнула из бара, и через минуту на
улице послышался ужасный скрежет тормозов. Тёмно-фиолетовый бок
огромного автобуса на мгновенье заслонил окно, раздался скрипучий голос
кондуктора, а потом Ночной Рыцарь взревел, словно раненый дракон, и всё
снова стихло. Том вышел на пустую улицу, прислонился к дверному косяку и
задумчиво поглядел на небо, с которого донесся первый раскат далекого
грома.
- Надеюсь, мисс Найтли, вы как следует промокнете, - мстительно пожелал
он в темноту и, вернувшись внутрь, поплотнее притворил дверь Дырявого
Котла.

***
"Надо было взять у этого юного нахала девять сиклей", - думала Гермиона,
завистливо вдыхая чудесный аромат какао, распространявшийся по
полутёмному салону автобуса. Впрочем, седому волшебнику, сжимавшему в
руке заветную горячую кружку, удавалось отпить из неё лишь во время
немногочисленных остановок. Ночной Рыцарь уже свернул на просёлочную
дорогу, и по рассчётам девушки через каких-нибудь полчаса Дамблдор
предложит ей выпить чая. И может быть даже угостит чем-нибудь более
питательным, чем лимонные дольки. "Надеюсь, он ещё не лег спать. Я
планировала оказаться в Хогвартсе гораздо раньше". Она выглянула в окно,
пытаясь одновременно сориентироваться на местности и во времени, и в этот
самый момент в стекло брызнули капли дождя.
- Что, Эрни, не удалось обогнать грозу? - насмешливо поддел напарника
пожилой усатый кондуктор. Водитель только презрительно на него покосился
и тут же резко дернул рулем, чтобы уйти от столкновения с растущей на
обочине елью.
Гермиона всего лишь кубарем слетела со своего кресла, к чему она уже почти
привыкла, а вот второму пассажиру не так повезло - на этот раз он выпустил
из рук своё какао, которое живописным пятном растеклось по
приготовленной для сна койке. Не удержавшись от злорадной ухмылки,
девушка вскарабкалась обратно на сидение и вновь прильнула к окну. Даже в
темноте она смогла узнать окрестности Хогсмида: светлую полоску озера
между деревьями, знакомые очертания холмов... Сердце её бешено
заколотилось - так близко было единственное место, которое она могла в
данных обстоятельствах и в данное время назвать своим домом, так много
острых переживаний было неразрывно связано с ним. Гарри и Рон уже
неоднократно побывали в Хогвартсе со времен войны: навещали Джинни,
Луну, Хагрида, Макгонагалл и остальных учителей, даже приезжали просто
так - пошататься по Хогсмиду и выпить усладэля в Трёх Метлах. Но
Гермиона никак не могла заставить себя вернуться в бывшую школу, с самого
выпуска она изобретала всевозможные причины, чтобы оправдать своё
неучастие в очередной поездке, которую предпринимали друзья. Она жадно
впитывала в себя их впечатления, расспрашивала о знакомых, об изменениях,
произошедших в замке после войны, но ни разу не позволила себе даже
мысли о том, чтобы как-нибудь съездить вместе с ними. "Мне это было не
надо, в отличие от них, - тут же вспомнила она свой главный аргумент. - Это
же у них поствоенный синдром!" Но в то же время, кто бы мог подумать, что
возвращение вызовет такое захватывающее чувство в груди...
Ночной Рыцарь покатил по спящей улице Хогсмида. Времени, чтобы выбрать
себе имя, оставалось всё меньше. С придуманной фамилией Гермиона уже
вполне смирилась, несмотря на то, что она, очень вероятно, будет вызывать
ассоциации с автобусом у каждого встречного волшебника. Это было даже
логично. "В конце концов кто я, как не ведьма, попавшая в беду? Имя же
должно быть такое, чтобы я быстро привыкла на него откликаться.
Неизвестно, как скоро Дамблдор найдет способ отправить меня обратно, и
вовсе не нужно вызывать у остальных лишних подозрений". В то же
мгновенье, как ей в голову пришел наконец идеальный вариант имени,
автобус резко затормозил, в очередной раз стряхнув девушку с сидения, и
кондуктор зычно провозгласил:
- Хогвартс!
Отвлёкшуюся Гермиону прибытие застало врасплох настолько, что она
поспешно выскочила из автобуса, не догадавшись наложить на себя
водоотталкивающие чары, а когда наконец об этом подумала, уже было
поздно. Ночной Рыцарь скрылся из вида, обдав её напоследок грязью из-под
колеса, а сверху лил холодный ливень, по мощности больше похожий на
средней интенсивности душ. "Это тебе, голубушка, за самоуверенность и
гордыньку, - ехидно прокомментировал внутренний голос. - Помнишь ещё,
как тебе магглы под снегом казались жалкими и беспомощными? Ну вот и
чем ты сейчас лучше?" Сцепив зубы, она прошла через ворота и зашагала к
замку, поскальзываясь на мокрых каменных плитках, которыми была
выложена дорожка. Чтобы не слушать больше издевательских реплик,
Гермиона решила по дороге порепетировать употребление своего нового
имени:
- Здравствуйте, меня зовут Джин Найтли. Да-да, в честь автобуса, именно
так... Очень приятно, Джин.
Это имя ей дала мама. Она всегда была в их семье рациональным началом,
уравновешивающим экстравагантного фантазёра-отца, который, ещё даже
ничего не зная о необычных способностях дочери, наградил её странным
именем, являвшимся поводом для насмешек всю её школьную жизнь - ту, что
была до Хогвартса. Мама часто шутила, что в тот день, когда он
торжественно объявил, что нарекает новорождённую дочку Гермионой, она
хотела лишить его родительских прав. Но шутки шутками, а девушка не
могла припомнить такого случая, чтобы мама обратилась к ней, используя её
первое имя. Всегда только Джин. И она привыкла откликаться на два имени.
Она никогда не задумывалась над этим раньше, но сейчас ей вдруг
показалось, что возможно эта невинная игра - в папочкину Гермиону и
мамочкину Джин - как-то расколола их семью на два лагеря с дочкой-
перебежчицей посередине. Нет, конечно, несомненно родители любили друг
друга, более того - они до сих пор были влюблены и не скрывали этого. Но
вот Гермиона Джин всё время была между ними - словно канат для
перетягивания. Втроём они представляли собой какое-то нестабильное
соединение, всегда пытающееся распасться на пару и ещё одного лишнего.
Чтобы угодить отцу, Гермиона во время каникул часами рассказывала ему о
тайнах Хогвартского замка, о привидениях, о чарах, зельях и квиддиче, о
кентаврах, единорогах и тысячах разных чудес, с которыми она сталкивалась
в магическом мире, но мама никогда не участвовала в этих разговорах. Чтобы
сделать приятное маме, Джин охотно строила планы об учёбе в Оксфорде, о
свадьбе в церкви, украшенной цветами, со славным интеллигентным парнем,
о маленьком уютном домике в пригороде, о врачебной или адвокатской
практике, на худой конец - о собственном книжном магазинчике, а отец при
этом закатывал глаза и иcподтишка подмигивал дочери. "Получается,
мамочка, что я обманывала именно тебя. Потому что всё-таки я принадлежу
этому миру, пусть приключения в нём иногда пугающи, но без них я стану
непохожа на себя. Гарри недавно в отместку за "поствоенный синдром"
откопал где-то термин "адреналиновый наркоман". Очень похоже, что я
действительно адреналиновая наркоманка, иначе какого Мерлина я в самом
деле поступила в Аврорскую Академию вместо того, чтобы идти в Оксфорд?"

С очередной вспышкой молнии, ударившей куда-то совсем рядом с замком,

Джин ступила на гулкие плиты главного холла, аккуратно придержав за собой
тяжёлые створки дверей. Оставляя мокрые следы, девушка пересекла холл и
шагнула на центральную лестницу. Она успела преодолеть лишь пару
ступеней, когда за спиной раздался настороженный голос:
- Куда это ты собрался, парень?
Развернувшись в прыжке, девушка перемахнула перила лестницы и
приземлилась на пол, извлекая из чехла палочку. "Будь они прокляты, эти
идиотские рефлексы", - мысленно ругнулась она, не обнаружив за спиной
ничего угрожающего. Окликнувший её студент даже не пытался вытащить
свою палочку, он просто стоял посреди холла, скрестив руки на груди, и по
одной исходящей от него волне небрежной уверенности в себе и ленивого
высокомерия можно было уверенно сказать, с кем её столкнула судьба в этот
несчастливый вечер. "В чудовищно несчастливый вечер, - поправила она
себя, прищуренными глазами сканируя фигуру юноши. - Ну, так и есть:
светлые волосы, слизеринский галстук, значок старосты - такое ощущение,
что я уже вернулась обратно, в своё время. Ну или почти в своё. Малфои - это
такое персональное наказание, да?" Медленно выпрямившись, она с вызовом
уставилась в холодные серые глаза, ото всей души желая их владельцу
провалиться в свои подземелья, и желательно навсегда.

_____
* Фамилия Knightley и название автобуса The Knight Bus образованы от слова
knight (рыцарь).

Глава 7.
Люциус по-настоящему ценил свою должность старосты. Разумеется, ему
нравилось ощущение власти над остальными студентами, хотя из игр в
факультетские баллы он вырос задолго до того, как получил заветный значок.
Но главное преимущество его положения заключалось совсем в другом.
Люциус любил ходить по замку после отбоя, чувствуя себя хозяином и
хранителем всей этой спящей громады, словно бы гудящей от магических
потоков. Иногда ему даже казалось, что его сознание проникает в сознание
замка, сливается с ним, как будто Хогвартс был живым существом, мысли
которого при желании можно было прочитать. Люциусу нравилось болтать с
портретами и нравилось их почтительное, особое отношение, нравилось то,
что он ориентировался в замке лучше некоторых преподавателей и наизусть
знал "расписание" движущихся лестниц, нравилось, что домашние эльфы
почему-то считают нужным согласовывать с ним студенческое меню... А ещё
ему нравилось стоять за фигурным окном часовой башни, воображая, будто
он готовится отбивать нападение. Если бы об этой игре узнал отец, он был бы
жутко разочарован своим семнадцатилетним наследником, поэтому Люциус
мог позволить своему воображению немного порезвиться только тогда, когда
все в замке спали и не было свидетелей его ребяческому поведению.
Сегодня была идеальная ночь для военных игр: клубившуюся у подножия
замкового холма тьму то и дело разрезали ветвистые молнии, высвечивая
причудливые фигуры темных кустов и деревьев, которые легко можно было
принять за подкрадывающихся врагов. Именно поэтому вначале юноша
принял силуэт человека, шагающего от ворот к главному входу, за плод
своего воображения. В самом деле, если бы кто-то из преподавателей ожидал
гостей в такую погоду и в такое время, директору не составило бы труда
открыть для них камин. А для непрошенного посетителя человек шагал
слишком спокойно, как будто был совершенно уверен в своем праве. Когда
очередная молния осветила таинственного гостя так ярко, что не осталось
никаких сомнений в его реальности, Люциус поспешил вниз, чтобы
встретить его внизу. Спустившись с башни, он постоял немного, наблюдая,
как с ног до головы заляпанный грязью волшебник пересекает главный холл.
Судя по небольшому росту, щуплости и неаккуратной короткой стрижке,
пряди которой даже в мокром виде торчали во все стороны, это был
подросток, но Люциус был готов поклясться, что никогда не видел его
раньше. А у него была очень неплохая зрительная память и обширные
знакомства в магической Британии. Когда посетитель начал подниматься по
лестнице всё с той же раздражающей уверенностью, будто точно зная, куда
он направляется, Люциус не выдержал и окликнул его:
- Куда это ты собрался, парень?
Реакция незнакомца оказалось совершенно неожиданной: он перепрыгнул
через перила и укрылся в тени лестницы, направив палочку на Люциуса. Тот,
словно примороженный, замер посреди Холла, совершенно не зная, что
предпринять. "Что, Люци, когда на тебя нападают на самом деле - это уже не
так весело, как понарошку, да? Ну давай, обороняй замок от неизвестного
психопата, ты же это столько раз репетировал..." В этот момент парень
выпрямился и опустил руку с палочкой, хотя волны напряжения, исходившие
от него, стали едва ли не сильнее. Затем бледное лицо с резкими чертами
исказилось в гримасе, полной презрения и досады. "Да кто он вообще такой,
чтобы так на меня смотреть?!" - Люциус по-настоящему разозлился. Сделав
ещё несколько шагов по направлению к парню, он холодно поинтересовался:
- Ты кто такой и куда направляешься?
В глазах незнакомца вспыхнули золотистые искры, словно у раздражённой
кошки, и он тоже сделал шаг навстречу, попав в освещенное пространство
лестничного колодца. "Девчонка?!" - Люциус недоверчиво тряхнул головой.
- Почему я должна давать тебе отчёт? - нагло поинтересовалась ведьма,
смерив его ещё одним странным взглядом, в котором отчётливо читалось
чувство, очень далёкое от почтения.
- Может быть потому, что я староста? - бесстрастно предположил Люциус. -
И имею право интересоваться целью, с которой посторонние проникают в
школу после отбоя, оставляя на полу лужи грязи, кстати, - с этими словами он
вытащил палочку и двумя изящными движениями убрал с пола грязные
следы и глину с её одежды.
- О, это очень интересный вопрос, - невозмутимо отреагировала она, но всё-
таки слегка покраснела - не поймёшь, от смущения или от злости. -
Возможно, тебя поставили в известность, что должность старосты
подразумевает не только права, но и кое-какие обязанности? Например, ты
мог бы проводить меня в кабинет директора, раз уж мы так удачно
встретились.
И тут же, не дожидаясь, пока Люциус очнется от столбняка, вызванного её
нахальством, девушка пожала плечами, как бы говоря "Нет - ну и не надо", и
решительно двинулась к лестнице.
- Отлично, - процедил он сквозь зубы, догоняя её. - Пусть профессор
Дамблдор разбирается с тобой сам.
Они молча начали подниматься по мраморным ступенькам, Люциус чуть
впереди. Преодолев первый пролёт, он покосился на школьные часы, с
гордостью отметив, что Слизерин по-прежнему находится в далёком отрыве
от остальных факультетов, а учебный год уже почти закончился. Конечно,
впереди ещё экзамены, но в этот период практически невозможно потерять
сколько-нибудь значительное количество баллов - у студентов попросту не
хватает времени на глупости, а у профессоров - сил на то, чтобы пристально
следить за своими подопечными. "Хотя... Умудрился же в прошлом году
выпускник Нотт попасться на самовольной отлучке в Хогсмид прямо во
время ТРИТОНов. И ещё имел наглость, дыша перегаром в лицо бледной от
ярости Макгонагалл, разглагольствовать о том, что всяк снимает стрессы по-
своему: кто орёт по ночам на крыше библиотечного корпуса дуэтом с низлом
Кеттльбёрна, а кто тихо и культурно... На счастье Нотта трансфигурацию он к
тому времени уже сдал".
Люциус поймал себя на том, что на лице у него расцвела неудержимая
улыбка, которую каждый раз вызывало это воспоминание, хотя из-за выходки
Нотта они проиграли по баллам Равенкло, и поспешно изобразил прежнее
выражение недовольства и скуки. Но один быстрый взгляд позволил ему
убедиться, что незнакомка едва ли его замечала, так как была погружена в
ещё большую задумчивость, чем он сам только что. Она дышала ровно и
легко, как будто подъём по лестнице не требовал никаких усилий, а бледная
рука касалась перил не для того, чтобы на них опираться, а словно гладила
камень, отполированный сотнями тысяч ладоней. Этот жест очень не
понравился Люциусу, он был каким-то слишком... да, собственническим, как
будто случайная гостья имела право здороваться с его замком, как со старым
другом. Он сам именно так приветствовал школу, возвращаясь с каникул.
- Сюда, - он свернул в коридор, который упирался в охраняемую каменной
горгульей дверь директорского кабинета.
Девушка внезапно замедлила шаги, и на лице её появилось очень странное
выражение - печали? страха? надежды? Она сделала ещё несколько шагов и
остановилась совсем, повернувшись лицом к высокому стрельчатому окну,
смотревшему на озеро. На короткое мгновенье она прислонилась лбом к
стеклу, обхватив себя обеими руками, словно набиралась решимости. За
окном полыхнула молния, осветив её профиль, и девушка отшатнулась назад,
как будто выйдя из глубокого транса.
- Желаете осмотреть ещё какие-нибудь достопримечательности, мисс, или
экскурсию по замку можно считать законченной? - осведомился Люциус,
пытаясь за насмешкой спрятать растерянность. Он уже вовсе не был уверен,
что действительно следует пропустить незнакомку в кабинет Дамблдора. А
если она опасна? "В таком случае у директора гораздо больше шансов
справиться с ней, чем у меня, разве не так?"
- Желаю осмотреть директорский кабинет, если в это время суток там не
слишком много туристов, - в тон ему ответила ведьма, но как-то
автоматически, без прежнего задора. Было похоже, что её мысли уже заняты
чем-то другим и она едва обращает внимание на своего проводника.
- Марципановые фрукты, - наконец назвал пароль Люциус.
Горгулья полусонно покосилась на них, давая пройти на винтовую лестницу.
Люциус пропустил девушку вперёд, а сам, в ожидании неприятностей крепко
сжимая палочку, ступил следом. Незнакомка, очутившись перед дубовой
дверью, сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и постучала. Но
когда из-за двери почти сразу раздалось приглашение войти, она словно
окаменела, судорожно сжав руки и закусив нижнюю губу. Помедлив секунду,
Люциус отодвинул её с дороги плечом и шагнул за дверь. Дамблдор сидел за
столом, разбирая какие-то бумаги.
- Чем обязан, мистер Малфой? - спросил он, не прерывая своего занятия.
- В замке гостья, сэр. Она сказала, что хочет поговорить с вами, - Люциус
обернулся на дверь.
- Что ж, пусть заходит, - распорядился Дамблдор и наконец поднял голову,
сверкнув очками.
Девушка переступила порог кабинета и уставилась на директора так, будто он
был Санта-Клаусом, или словно она собирается сделать ему предложение
руки и сердца. Полминуты в комнате царила полная тишина и
неподвижность, а затем Дамблдор тяжело вздохнул и убрал свои документы,
освобождая стол.
- Мисс, я уверен, что вы не откажетесь от чая? И позвольте... - он взмахнул
рукой, направляя неё высушивающее заклинание, которым Люциус не
озаботился, когда очищал её одежду. - Садитесь ближе к огню.
- Спасибо, сэр, - наконец выдавила она и послушно уселась в указанное
кресло напротив камина.
- Спасибо, мистер Малфой, я думаю, вам самое время вернуться к себе,
чтобы не проспать завтрак. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи, сэр, - ровным голосом ответил Люциус, в душе кипя от
ярости. Его ещё никогда и ниоткуда не выставляли настолько неприкрыто. А
маленькая нахалка даже не удосужилась поблагодарить его за помощь! -
Мисс... - он коротко кивнул девушке, которая так и не обернулась, то ли
погруженная в свои мысли, то ли завороженная игрой пламени, и вышел за
дверь.

***

Девушка приняла из рук директора чашку чая и с наслаждением сделала

большой глоток. Наконец-то ей было тепло и комфортно. Если, конечно, не
считать волнения, которое у неё вызывал предстоящий разговор. А так же
непреодолимого желания кинуться на шею к Дамблдору, заливаясь слезами, и
рассказать ему всё-всё-всё, что они пережили с момента его смерти, как
страшно обернулись дела и как до сих пор тяжело справляться с
последствиями. И то, как он сочувственно смотрел своими ласковыми
мудрыми глазами... она и не представляла, что это будет настолько сложно.
- Итак, мисс, чем я могу вам помочь? - директор придвинул ещё одно кресло
к огню и удобно расположился в нём, всем своим видом показывая
готовность выслушать гостью.
- Меня зовут Джин. Джин Найтли, - наконец начала она. - Сэр, вы слышали
что-нибудь о хроноворотах? - Дамблдор отрицательно покачал головой, но в
его глазах сверкнуло мальчишеское любопытство. - В общем, я из будущего.
Довольно далекого будущего, - Джин сделала ещё один глоток, собираясь с
мыслями. Директор хранил внимательное молчание. - Я пользовалась
прибором, который пока ещё не изобретён, он позволяет возвращаться на
определённое время в прошлое, таким образом... Ну неважно, мне его
выдали, чтобы я могла посещать дополнительные занятия. При получении
хроноворота я заключила контракт с Министерством, который обязывает
меня соблюдать определённые правила. Вмешательство во время должно
быть минимальным, поэтому я в общем-то не имею права упоминать о том,
что пользуюсь хроноворотом, или тем более делиться с кем-либо
информацией, полученной в будущем.
Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и виновато взглянула на
Дамблдора, ожидая его реакции. Директор задумчиво кивнул и откинулся на
спинку кресла, медленно сплетая и расплетая пальцы.
- И всё же вы сейчас пришли ко мне, и рассказали то, чего не имели права
рассказывать? - мягко спросил он.
Джин выдержала его испытующий взгляд и продолжила:
- Потому что мне отчаянно нужна помощь, сэр. Правила предусмотрены для
пользования хроноворотом в обычном режиме, и они составлены для того,
чтобы путешественник во времени не внёс в прошлое непоправимых
изменений. Я же в результате несчастного случая оказалась слишком далеко в
прошлом, хроноворот потерян, к тому же он всё равно не имел обратного
хода, и мне теперь нужно найти возможность вернуться в своё время. Если и
существуют какие-нибудь способы, они должны быть строго засекречены,
потому что даже в моём настоящем путешествия во времени не являются
обычным делом. В Министерстве никто не станет делиться со мной
результатами секретных исследований, у меня нет дома, мои родители ещё
даже не познакомились друг с другом, у меня нет документов и средств к
существованию...
Она смущённо умолкла, но Дамблдор ободряюще улыбнулся и протянул ей
поднос с шоколадным печеньем.
- И поэтому вы обратились ко мне, - констатировал он очевидный факт.
- Потому что я знаю вас, сэр. Потому что вы всегда говорили, что любой,
ищущий в Хогвартсе помощи, найдет её. Потому что вы имеете достаточный
вес и связи в Министерстве, чтобы получить ответы на вопросы, на которые
там не станут отвечать мне. Потому что вы достаточно мудрый волшебник,
чтобы...
- Я понял, чтобы не внести в прошлое непоправимых изменений, - пришел он
на помощь окончательно смутившейся девушке. - Что ж, мисс Найтли, ваши
комплименты растопили моё старое сердце, и я готов предоставить вам
помощь и покровительство.
- Спасибо, сэр! Я постараюсь, чтобы вы об этом не пожалели! Я могу тоже
быть чем-нибудь полезной...
Дамблдор ласково усмехнулся в бороду и поднялся из кресла.
- Не сомневаюсь в этом, но сейчас, я полагаю, вам необходимо лечь спать, -
он зачерпнул из горшочка, стоящего на камине, горсть летучего порошка и
бросил его в камин, крикнув "Больничное крыло!"
Встрёпанная голова медсестры через несколько минут показалась в языках
зелёного пламени:
- Профессор Дамблдор? Что-то случилось?
- Всё в порядке, Поппи. Вы ещё не спите?
- Нет, я только закончила с ранами Тимсона. Вы ведь слышали, что
произошло сегодня на Уходе за магическими существами?
Директор кивнул.
- Поппи, комнаты для посетителей сейчас в каком состоянии? Туда можно
поселить гостью?
Медсестра, любопытствуя, высунула голову из камина, и Джин поразилась
тому, какая она молодая. "Возможно, моя ровесница, надо же!"
- Конечно можно. Комнаты в полном порядке. Я сейчас постелю бельё... - и
Поппи пропала из вида.
Дамблдор протянул девушке горшочек с летучим порошком.
- Спокойной ночи, мисс Найтли. Завтра я приглашу вас к себе, обсудить всё
подробнее.
Джин кивнула.
- Спокойной ночи, сэр! Огромное вам спасибо, - с этими словами она
шагнула в камин и перенеслась в кабинет мадам Помфри, мельком подумав,
что та явно ещё не мадам, а следовательно и не Помфри.

***

Запасные комнаты при больничном крыле предназначались в основном для

родителей пострадавших студентов, если вдруг их присутствие требовалось в
школе. В замке существовали и другие гостевые комнаты, но в них со дня на
день должны были поселиться члены экзаменационных комиссий,
приглашенные для СОВ и ТРИТОНов. Джин была очень довольна как
самими комнатами, так и их удалённым расположением. Её апартаменты
состояли из двух комнат: маленькой спальни, из которой вела дверь в ванную,
и гостиной, имевшей два выхода - в тупиковый коридор больничного крыла и
на небольшую каменную террасу, с которой можно было выйти к теплицам.
Террасу оплетали разные вьющиеся растения, скрывая её от посторонних
глаз, и Джин даже предположила, что на гостевые комнаты наложены
отвлекающие чары - иначе как могло получиться, что она шесть лет своей
учёбы проходила мимо этого места несколько раз в неделю и не замечала
ничего подобного? Уединённость комнат более чем устраивала девушку,
потому что школа пока что была полна учеников, а ей вовсе не хотелось ещё
кому-то объяснять своё присутствие в замке. Хватит с неё и столкновения с
Малфоем.
Джин замечательно выспалась и проснулась в чудесном бодром настроении.
Всё утро она провела на террасе, выполняя комплекс упражнений, которые
использовались на тренировках в Академии, потом заботливая Поппи
прислала к ней домашнего эльфа с завтраком. Его звали Майси, и он был
прикреплён к больничному крылу, отвечая за чистоту палат и за питание
пациентов. После завтрака Джин немного позагорала, радуясь тому, что
сквозь просветы в листве солнца попадает внутрь ровно столько, чтобы её
ненатурально белая после ожогов кожа приобретала загар постепенно. Спустя
полчаса девушка поняла, что начинает потихоньку звереть. День ещё только
приближался к полудню, а она уже умирала от скуки. В гостиной не было ни
книг, ни письменных принадлежностей - ничего, чем бы можно было занять
голову. Навестить Поппи казалось заманчивой идеей, но пока Джин
колебалась, к медсестре доставили какого-то первокурсника с носовым
кровотечением, и девушка, постояв под дверью кабинета, на цыпочках
вернулась к себе. "Как я выдержу этот месяц, пока студенты не разъедутся? -
в отчаянии спрашивала себя она. - И выпустит ли меня Дамблдор потом?
Может быть действительно разумнее всего было оставаться в Мунго?" С этой
депрессивной мыслью она попыталась уснуть, но в результате только
проворочалась с боку на бок до самого обеда, который с ней разделила
освободившаяся Поппи.
Медсестре оказалось двадцать три года, и сейчас подходил к концу первый
год её работы в Хогвартсе. Поппи была очень рада наконец обрести
собеседницу, близкую ей по возрасту и интересам. Хоть Джин и не
призналась, что тоже учится на медсестру, но охотно поддержала разговор на
медицинскую тему, в результате чего обе расстались довольные друг другом и
проведённым временем. Поппи даже обещала взять на своё имя в библиотеке
что-нибудь для Джин, и, когда медсестра вернулась в свой кабинет, девушка
попросила Майси принести ей пергамент и перо и принялась составлять
список книг, которые бы она хотела прочитать. Когда список был закончен,
Джин поймала себя на мысли, что даже если Поппи доставит сюда всю
Хогвартскую библиотеку, пребывание в четырёх стенах сведёт её с ума ещё
до конца этой недели. Её тоскливое состояние было нарушено незнакомым
домашним эльфом, который передал записку от Дамблдора, приглашавшего
её в свой кабинет. Едва не прыгая до потолка от радости, Джин помчалась к
Поппи, чтобы воспользоваться её камином.
Директор ходил по кабинету туда-сюда, время от времени останавливаясь
перед насестом Фоукса, чтобы погладить птицу по нежному алому оперенью.
Когда девушка вывалилась из камина, он сел за стол и указал ей на стул
напротив. Джин села, предчувствуя, что не услышит ничего
обнадёживающего. И хотя Прорицания никогда не были её коньком - и это
ещё мягко сказано, на этот раз прогноз ситуации оказался точен.
- Мне удалось найти в Министерстве человека, который ответил на мои
вопросы. Но эти ответы вам вряд ли понравятся, - сразу приступил к
главному Дамблдор. - В данный момент самая первая модель хроноворота
находится на стадии тестирования, и не так давно в Отделе Тайн приступили
к созданию более мощного прибора. И обе эти модели предназначены только
для перемещения в прошлое. На создание хроноворота, который бы вернул
вас в ваше время, могут уйти десятки лет, - он снова встал со своего места и,
проходя мимо застывшей в шоке Джин, ободряюще похлопал её по плечу. -
Ну, ну, не надо так переживать. Вы же были готовы к этому, не правда ли?
Девушка слабо кивнула, чувствуя, как глаза наполняются слезами:
- Да, конечно, но я надеялась... Вдруг есть какое-нибудь заклинание? Ритуал?
Ведь на чём-то же основан принцип действия этих проклятых штук! - и она,
не выдержав, сгорбилась на стуле, спрятав мокрое лицо в ладонях.
- Мисс Найтли, - голос директора был полон сочувствия, но в то же время
звучал достаточно твёрдо, чтобы она прекратила хлюпать носом и снова
начала слушать. - Мисс Найтли, вы должны были быть готовы к тому, что
изобретение хроноворота, работающего "по часовой стрелке", попросту
невозможно... Может быть вам придётся переместиться во времени
естественным путем, просто прожив его.
Сказав это, Дамблдор на некоторое время исчез в глубине своего кабинета,
предоставив Джин возможность окончательно взять себя в руки и переварить
полученные известия. "Для того, чтобы переварить это, будет мало всего того
времени, что мне предстоит прожить до 99-го года. О Мерлин, это же
двадцать восемь лет, что я буду делать?!"
- Поэтому, - как ни в чём не бывало продолжил директор, снова появляясь в
комнате, - я считаю, что уже сейчас, с этого момента вам необходимо начать
просто жить. Заниматься тем, что вам интересно, общаться с людьми...
Он пристально поглядел в её изумлённые глаза, как будто пытался влить в
неё порцию уверенности в том, что ничего ужасного в её ситуации нет, что
это всё ещё её жизнь, которую она имеет полное право прожить так, как ей
захочется, а не прятаться до самого возвращения в "своё" время. "Это время и
есть моё, - вдруг поняла она. - Может быть, другого уже и не будет, учитывая
приближающуюся войну". Дамблдор будто почувствовал изменение в её
настрое и заговорил совсем другим, деловитым тоном:
- Итак, чем вы занимались раньше? В смысле - позже, - он вернулся обратно к
своему столу, сел и, подняв глаза, встретил её встревоженный взгляд. Тут же
на лице его отразилось понимание: - О, я совсем не это имел в виду. Не
нужно рассказывать мне ничего конкретного про свою жизнь, раз уж это
запрещено, меня всего лишь интересует уровень и направление вашего
образования.
Джин сосредоточенно нахмурилась, пытаясь решить, является ли эта
информация запрещённой к разглашению, и в конце концов пришла к выводу,
что нестандартная ситуация оправдывает некоторые отступления от правил.
Тем более - это же был Дамблдор, которого она сама только вчера назвала
достаточно мудрым, чтобы не натворить ничего непоправимого.
- Я закончила магическую школу, - наконец призналась она. - И теперь
продолжаю получать профессиональное образование сразу в нескольких
областях: колдомедицина, боевая магия, тактика и всякие сопряжённые
предметы. Собственно, с моего выпуска прошло всего полгода...
- То есть вы сдали ТРИТОНы, я правильно понимаю?
- Да-а, - ответила она неуверенно. - Но только я сдавала их экстерном. В
смысле - на последнем курсе я не посещала занятия. Подготовилась к
экзаменам по книгам и...
Ей до сих пор было стыдно вспоминать свои ТРИТОНы. Нет, все, кому
Министерство разрешило сдавать экзамены, несмотря на целый
пропущенный год, честно подготовились. Более того, они все занимались как
проклятые, пытаясь отвлечься от потерь, от недавнего ужаса, всё ещё
вызывающего ночные кошмары, от разорённых окрестностей замка, от
мыслей о том, что где-то до сих пор бродят оставшиеся на свободе
Упивающиеся... Но девушка не могла не понять, что "героев войны"
аттестовали бы в любом случае, какую бы чушь они не несли. Отчасти из
уважения к юным ветеранам и их заслугам, но больше потому, что заставить
их учиться ещё целый год значило бы снова признать их детьми. А это было
невозможно - считать детьми тех, чьи руки обагрены кровью, пусть даже
пролитой только ради защиты, назначать взыскания тем, чьи глаза видели
смерть друзей и родных, снимать баллы с тех, с кем плечом к плечу шёл
умирать. Джин не винила Министерство и уж тем более не винила
преподавателей Хогвартса, но после ТРИТОНов у неё осталось ощущение,
что её обокрали. Вот для этого она шесть лет изнуряла себя, Гарри и Рона
бесконечными бдениями в библиотеке? Вот ради этого составляла графики
подготовки к летним экзаменам ещё во время рождественских каникул? Ради
того, чтобы в итоге участвовать в жалком фарсе, чтобы получить свой
аттестат, не чувствуя никакой гордости за то, что многолетний труд наконец
окупился?
- Понятно, - сказал директор, отвлекая её от воспоминаний. - Дело в том, что
довольно тяжело устроить свою жизнь, не имея документов об образовании,
не так ли? Поэтому вам имеет смысл пересдать ТРИТОНы, чтобы заново
получить на руки аттестат. Можно было бы организовать это прямо сейчас,
но экзамены начинаются уже на следующей неделе, и вы можете не успеть
как следует подготовиться. Всё-таки уже полгода прошло, как вы говорите.
- Уже почти год, - поправила его Джин. - Полгода я провела там... - она
неопределённо махнула рукой, имея в виду "своё" время. - А потом ещё три с
лишним месяца пролежала в больнице здесь.
- Ну тем более, - почему-то обрадованно продолжил Дамблдор. - Значит не
нужно никуда торопиться. За будущий учебный год вы как следует всё
повторите и сможете снова сдать ТРИТОНы экстерном, вместе с нашими
студентами. Что такое? - спросил он, заметив, что девушка помрачнела.
- Экстерном... - разочарованно повторила она. Конечно, иметь целый год в
запасе - это гораздо лучше, чем скомканные два с половиной месяца, в
течение которых их напичкивали знаниями тогда, но всё же... всё же...
- А вы хотели бы заново пройти седьмой курс? - голубые глаза остро
блеснули.
- А можно?! - тут же не задумываясь выпалила девушка, подскочив на стуле,
и смутилась, встретив его смеющийся взгляд. - Я имела в виду - с точки
зрения невмешательства в будущее.
- А что ему сделается, будущему? - легкомысленно пожал плечами Дамблдор.
- Как я понимаю, раньше вы носили другое имя, поэтому не будет большой
беды, если в Великобританию прибудет студентка... ну, скажем, из Канады, и
закончит свое обучение в Хогвартсе. А потом, имея на руках аттестат, будет
решать, куда пойти учиться или работать дальше, и каким образом избегать
встреч, которые могут привести к катастрофическим последствиям. При этом
вовсе не обязательно ожидать катастрофы за каждым углом, вы меня
понимаете?
Джин радостно закивала, едва удерживаясь, чтобы не кинуться обнимать
директора:
- Канада - это чудесно. Я даже французский знаю и наверное смогу
изобразить канадский акцент. А в какой школе я там училась?
- Любите шпионские игры, мисс Найтли? - усмехнулся Дамблдор. - Не
переигрывайте только. Что до школы - ну например Академия Кленового
Листа. Это одна из самых крупных школ Северной Америки, вы можете
найти достаточно информации о ней в нашей библиотеке. Сложнее с
переводными документами. Подделать их невозможно, по крайней мере я не
являюсь специалистом такого класса... - он вновь насмешливо улыбнулся при
виде широко распахнутых изумлённых глаз "студентки из Канады". - Но вы
можете сдать экзамены за шестой курс, подтвердив соответствие уровня
своего образования нашим академическим стандартам. Хотя возможно
вспомнить материал шестого курса будет ещё сложнее для вас, чем
подготовиться к ТРИТОНам? - он задумчиво погладил бороду.
- Нет, вовсе нет! - пылко выкрикнула Джин. - Материал шестого курса я
помню очень хорошо, это был последний год моей нормальной учёбы... И вы
сказали, что у меня есть ещё неделя - я успею подготовиться! Но только...
будет ли это действительно - я имею в виду, мне достаточно сдать экзамены,
и я буду переведена вместе с остальными на седьмой курс?
- Этот вопрос я улажу, - пообещал директор. - Ваша задача - доказать свои
знания. Справитесь?
- Разумеется, - самоуверенно пообещала она. - А вы сможете выдать мне
разрешение на пользование библиотекой? Пока я еще не студентка...
Дамблдор одобрительно кивнул и, не теряя времени даром, выписал
разрешение.
- Возьмите. Пока вы не являетесь официально студенткой Хогвартса, вам
придётся жить в комнатах при больничном крыле, и еду вам будут приносить
туда, по крайней мере до начала каникул. Но вы уже сейчас можете свободно
ходить по замку и окрестностям. Хочу однако предупредить, что Запретный
лес является...
- ...запретным, я понимаю. Спасибо, сэр! - прижав заветную бумажку к груди,
Джин вскочила, готовая мчаться в библиотеку прямо сейчас. Дамблдор
заклинанием распахнул перед ней дверь. - До свидания, сэр!
- Мисс Найтли? - окликнул он девушку, когда та уже стояла на пороге. - На
каком факультете вы учились?
- Не скажу, - выпалила она, и тут же прикусила язык, но было поздно. - С чего
вы взяли, что я вообще училась именно в Хогвартсе?
- Всё очень просто, Джин, - лукаво улыбнулся директор. - В той
формулировке, что вы вчера процитировали - про то, что всякий, ищущий
помощь, найдет её здесь - я предлагал поддержку только своим ученикам. И
теперь думаю, что впредь это будет своеобразным паролем... для тех, кто
заблудился.
Спускаясь по винтовой лестнице, девушка слышала его негромкий смех, и
впервые за долгие месяцы на душе её было так же хорошо, как в детстве.

Глава 8.
Ночная гроза в начале недели ознаменовала долгожданное наступление
нормальной летней погоды. После катастрофически холодной весны, не
подарившей Альбиону и двух солнечных дней подряд, приход июньской
жары почти точно по расписанию произвёл какой-то сложный эффект на
неокрепшую подростковую психику студентов Хогвартса. По этой причине
последняя неделя перед экзаменами выдалась совершенно непродуктивной:
на занятиях, проходивших в замке, студенты тоскливо пялились в заоконную
синь, а объяснения Кеттльбёрна и Спраут и вовсе пропадали даром, так как,
очутившись на свежем воздухе, ученики окончательно теряли чувство
реальности. В меньшей степени страдали уроки Слэгхорна, так как в
прохладных подземельях с приходом лета ровным счетом ничего не
поменялось, но эйфорическое настроение потихоньку просачивалось и сюда,
заставляя даже самых сознательных считать минуты до звонка. Наконец
профессора, посовещавшись, решили предоставить изголодавшимся по
солнцу детям самим решать, как и где именно готовиться к экзаменам.
Студентам было выдано расписание консультаций и официальное
разрешение проводить время от подъёма до отбоя там, где им вздумается.
Дважды предлагать не пришлось. Теперь все ученики - от первого до
седьмого курса - выскакивали из замка сразу после завтрака, нагруженные
книгами, мячами, мётлами и едой, захваченной из Большого Зала, а
возвращались только для того, чтобы посетить очередную консультацию и
вновь умчаться туда, где тёплый ветер пах свободой и юностью.
Слизеринские старшекурсники имели на школьной территории своё любимое
место, на которое были наложены чары ненаходимости, каждый год
обновляемые очередным поколением выпускников. Это был высокий берег
озера напротив одного из небольших каменных островков, поросший
соснами и сухим серебристым мхом. Пролив между островком и берегом был
слишком узок для гигантского кальмара, поэтому, когда озеро достаточно
прогревалось, студенты устраивали здесь заплывы. Сегодня, несмотря на
солнечные дни и тёплые ночи, вода всё ещё была обжигающе-ледяной, и
желающих купаться не было, хотя Белла уже второй день пыталась взять на
слабо кого-нибудь из семикурсников. Но сейчас те отправились в замок на
консультацию по нумерологии, и она принялась доставать Макнейра:
- Уолли! Ну Уолли же, не спи! - она капризно выпятила губу и весьма
ощутимо пихнула парня крепким кулачком.
- Я не сплю, - ровным тоном отозвался Уолден и, по-прежнему не открывая
глаз, перехватил запятье её руки, занесённой для нового удара. - Я думаю.
- Ай, пусти, дурак! - Белла поморщилась от боли и треснула Макнейра
свободной рукой, одновременно пытаясь выкрутиться из его стальной хватки.
- Синяки мне оставишь.
- Сама ты дура, Блэк, - меланхолично сообщил ей Уолден и захватил вторую
руку девушки. - Синяки украшают настоящих мужчин. А ты же у нас свой
парень, правда?
Он наконец открыл глаза и слегка приподнял с земли голову, уставившись в
её побледневшее от злости лицо.
- Пусти, - прошипела Белла, извиваясь всем телом в попытке освободиться.
При этом она как бы случайно оказалась практически прижатой к груди
Макнейра, и с того места, где сидел Люциус, нельзя было понять, чья это
инициатива. - Пусти меня, я сказала!
- Добавь ещё "пожалуйста", - всё тем же невыразительным тоном
посоветовал Уолден и снова прикрыл глаза.
Белла некрасиво ругнулась и попробовала достать его коленом, но добилась
только того, что Макнейр слегка вывернул её запятье, заставив девушку
вскрикнуть от боли.
- Пожалуйста, - униженно выдавила она наконец, и он тут же разжал руки, в
результате чего Белла не удержалась и упала лицом в мох. - Урод ты, Уолли, -
добавила она, поспешно отползая в сторону.
Макнейр только пожал плечами, закинул руки за голову и мечтательно
улыбнулся каким-то своим мыслям. Эта улыбка совершенно преобразила
скуластое рябое лицо Уолдена, полностью опровергнув последнюю реплику
Беллы. В такие минуты юноша не просто не был уродом - он был по-
настоящему красив истинной мужской красотой, напоминавшей изображения
воинов на средневековых барельефах и гравюрах. Люциус всегда гадал,
подозревает ли его друг о том, что за его ординарной внешностью кроется
неодолимая привлекательность, и каждый раз приходил к выводу, что
Макнейру на это искренне наплевать. Так же, как ему было наплевать на
идиотские заигрывания Беллы, совершенно свихнувшейся от перспективы
неотвратимо приближающегося замужества.
Ходили упорные слухи, что договор, связавший помолвкой первенцев Блэка и
Лестрейнджа, был заключён в исполнение дурацкого школьного вызова и
скреплён Нерушимой клятвой, когда оба приятеля ещё даже не
познакомились со своими будущими жёнами. Лестрейндж первый обзавёлся
наследником, поэтому родись Белла мальчиком - тут же осталась бы сиротой.
Но старик Цигнус оказался везуч. Впрочем, у Люциуса на этот счёт была
собственная версия, согласно которой удачливость его будущего тестя была
результатом действия абортивного зелья. Во всяком случае до рождения
старшей дочери у Друэллы Блэк в течение пятнадцати лет были "проблемы с
вынашиванием". Однако Беллу она выносила и родила безо всяких проблем.
Очевидно теперь перед Друэллой стояла задача наконец родить
деспотичному мужу сына, но природа, не терпящая над собой насилия такого
рода, отомстила чете Блэков по-своему. Спустя год у них родилась
Андромеда, всего через одиннадцать месяцев на свет появилась сильно
недоношенная Нарцисса, а потом была только череда выкидышей,
окончательно подорвавших здоровье миссис Блэк. Слушая пересуды своих
тётушек из Реймса о страданиях "бедняжки Друэллы", Люциус окончательно
убедился в том, что вся эта сплетня была весьма близка к истине, но
опровергнуть или подтвердить её мог лишь сам Цигнус Блэк. А спросить
старика прямо, почему он отдаёт свою юную красавицу-дочь ничем не
примечательному жениху вдвое её старше, рискнул бы разве что безумец.
Как бы то ни было, прошлой зимой состоялась официальная помолвка,
связавшая магическим контрактом саму Беллу. Бедняжка, видимо, до
последнего надеялась, что отец отдаст концы раньше, чем она достигнет
необходимого возраста, и когда эта надежда рухнула, девушка будто
сорвалась с цепи. За прошлый год в Хогвартсе не осталось ни одного
чистокровного студента старше четвёртого курса, которому бы она себя не
предложила. Другой вопрос, что больше половины из них не приняли её
щедрого дара - кто из страха перед загадочным женихом, который по слухам
увлекался чёрной магией и имел очень неприятных "друзей по интересам", а
кто по личным причинам. Тех, кто не устоял, было вычислить легче лёгкого:
Белла исключила их из второго захода, который она предприняла в начале
шестого курса. Впрочем, от Люциуса она тоже довольно быстро отступилась,
не желая окончательно испортить отношения с сестрой.
А вот бедняге Макнейру пришлось выдержать настоящую осаду - от
неуклюжих девчачьих приставаний, вроде сегодняшней попытки затеять
драку, до сильного афродизиака, подлитого однажды в его тыквенный сок. И
хотя в личном списке Беллы находилось ещё немало имён, возле которых она
пока не поставила победную галочку, почему-то именно упорство Уолдена
задевало её больше всего. Или всё дело было в самой манере, с которой он
раз за разом давал ей понять, что не заинтересован? В результате она совсем
потеряла вкус к коллекционированию, сосредоточив все свои усилия на
единственном объекте, и Люциус уже приготовился стать свидетелем
увлекательнейшего противостояния, как вдруг неожиданно всё закончилось.
После рождественских каникул Белла снова стала самой собой. Ну или почти
собой. Она вернулась к прежнему образу королевы Слизерина с замашками
полководца, вновь начала общаться с однокурсниками без непременного
сексуального подтекста, а для тех, у кого хватало дурости намекать на какие-
то бывшие "отношения", у неё всегда была наготове палочка. Но в то же
время что-то в ней кардинально изменилось, словно девушка в одночасье
повзрослела, а теперь тщательно играла роль той Беллы, какой она была до
своего бунта. Зная, что каникулы Белла провела в гостях у Лестрейнджей,
Люциус поинтересовался у Нарциссы, нашла ли её сестра общий язык со
своим женихом. Цисси только замахала руками, уверяя, что "такой
неотёсанный мужлан, даром что чистокровный" по определению не мог
вызвать у Беллы никаких чувств, кроме глубокого презрения. Но зато о его
друге она буквально прожужжала сёстрам уши. И действительно, с начала
года старшая Блэк неоднократно упоминала о таинственном аристократе, с
которым её познакомил будущий муж, а после Пасхи у них завязалась
активная переписка. Когда длиннохвостая неясыть Блэков приносила ей
очередной свиток с характерной чёрно-зелёной печатью, Белла на несколько
дней впадала в особого рода задумчивость - она всерьёз работала над
ответными письмами и даже засиживалась в библиотеке, выискивая там
какие-то необходимые сведения. "Можно подумать, он тебя экзаменует, -
съязвила как-то Цисси. - Ты будто не письмо сочиняешь, а эссе для Биннса".
В ответ Белла только сверкнула тёмными глазами, и больше её в общей
гостиной за написанием ответов никто не видел, но все и так знали, что она
продолжает тщательно обдумывать каждую фразу и, обложившись всей
доступной литературой, проверяет каждое слово, выходящее из-под её пера.
В это было трудно поверить, но семнадцатилетняя девчонка действительно
пыталась впечатлить своим интеллектом волшебника, который, по сведениям
всё той же Нарциссы, был даже старше, чем жених Беллы, а тому было около
сорока. Это было бы довольно смешно, если бы за поведением девушки не
просматривалась пугающая одержимость.
В остальное же время, свободное от мыслей о загадочном корреспонденте,
Белла вела себя соответственно возрасту: волновалась об экзаменах, надувала
губки, костерила Филча, сплетничала, крутилась перед зеркалом и невинно
флиртовала. Но Макнейр и тут умудрился стать исключением из правила. По
крайней мере Люциусу казалось, что Уолден был единственным, кто не попал
под личную амнистию Беллы, которую она объявила мужскому населению
Хогвартса. Она честно старалась вести себя с ним так же, как и со всеми
остальными парнями, но какое-то остаточное напряжение всё время
прорывалось наружу, убеждая внимательных наблюдателей, что на самом
деле противостояние продолжается, только теперь на более глубоком уровне.
Что обо всём этом думал Макнейр, Люциус не знал.
Несмотря на то, что из всех студентов его курса Уолден был ближе всего к
тому, кого Люциус мог бы назвать своим другом, их отношения строились на
необычном фундаменте. Они практически не говорили о серьёзных и личных
вещах, не стремились проводить друг с другом как можно больше времени и
разделять какую-нибудь общую деятельность, но некое внутреннее родство
делало все эти атрибуты обычной дружбы необязательными, а порой даже
лишними. Люциус восхищался железной выдержкой Уолдена, ещё когда тот
на младших курсах противостоял своре богатеньких студентов, в числе
которых был и сам Малфой, осыпавших его насмешками по поводу
утерянного семейного состояния Макнейров. Уолден был не первым сыном в
семье, и уже тогда, когда большая часть его однокурсников ещё не думала ни
о чём серьёзнее квиддича или ближайшего похода в Хогсмид, уделял всё своё
внимание учёбе, понимая, что по окончании школы ему не придется
рассчитывать ни на родительские деньги, ни на полезные связи, если только
он сам таковыми не обзаведется. Люциусу надоело его дразнить, когда он
повзрослел достаточно, чтобы оценить спокойное достоинство, с которым
представитель рода не менее древнего, чем род Малфоев, принимает своё
жалкое положение, и то, как мало он на самом деле по этому поводу
переживает. А к старшим курсам уважение сменилось жгучей завистью -
Уолден, который с первого курса учился благодаря стипендиальному фонду,
Уолден, который должен будет пойти служить в какой-нибудь захудалый
отдел Министерства, чтобы прокормить себя, Уолден, за которого ни один
чистокровный волшебник не отдаст свою дочь - этот Уолден был намного
свободнее, чем единственный наследник богатейшей семьи Британии, с
пелёнок привыкший к жизни принца, и, подобно принцу, готовящийся
унаследовать целое королевство. Макнейр, не имеющий ничего, кроме
благородного имени, был истинным хозяином своей жизни, в то время как
Люциус, который мог получить всё, что угодно, с каждым годом всё яснее
осознавал, насколько он опутан семейными правилами, обязательствами и
необходимостью соответствовать ожиданиям отца.
Со своей стороны Уолден, казалось, понимал природу сумбурных чувств,
владевших Малфоем, и спокойно принимал их. Если Люциус - любитель
копаться в человеческих душах и рассортировывать всех своих знакомых по
полочкам с ярлыками - обнаружил в независимом однокурснике интересный
экземпляр и получал огромное удовольствие, осторожно и неторопливо
изучая его, то Макнейр наоборот никогда не пытался копать глубже, как будто
уже выяснил для себя самое главное о "слизеринском принце" и счёл его
достойным своего доверия и спокойной молчаливой привязанности, не
нуждающейся ни в каких внешних проявлениях. Их общение в основном
происходило в режиме обмена взглядами: вопросительными, понимающими,
одобрительными, насмешливыми, сочувственными - и этого в самом деле
было достаточно, чтобы ощущать настоящее родство, особую связь, которую
не понять никому, кроме двоих вовлечённых. Вот и сейчас Люциусу надо
было лишь на мгновенье поднять взгляд от конспекта, чтобы поймать
предостерегающий блеск в прищуренных серо-зелёных глазах, означавший
просьбу воздержаться от озвучивания пришедшей на ум мысли, какой бы
свежей, оригинальной или остроумной она ни казалась. Слегка пожав
плечами, Люциус вернулся было к прерванному чтению, но в этот момент к
его плечу прильнула по-прежнему слоняющаяся без дела Белла:
- А ты что делаешь, Люц? - протянула она тем же капризным голосом, каким
только что пыталась привлечь к себе внимание Макнейра.
- Готовлюсь к экзамену, - поддержал разговор Люциус. Давать девушкам от
ворот поворот было не в его стиле, к тому же он ясно видел, как Беллу душит
досада на то, какой дурой она только что себя выставила перед всеми, и как
она отчаянно жаждет показать, что ровным счетом ничего не произошло. - По
истории магии. И тебе бы, кстати, не помешало...
- История магии - совершенно бессмысленный предмет, - скривилась она. -
Министерство исключило из школьной программы темы, связанные с
преследованием волшебников в средние века, чтобы не провоцировать
предубеждённое отношение к маггловскому населению, - последняя фраза
была произнесена с нажимом, будто девушка цитировала кого-то, с кем
категорически несогласна. - Нас пытаются убедить, что вся магическая
история состояла лишь из бесконечных войн с гоблинами, высшими
вампирами и гигантами, беззастенчиво вымарывая самые позорные
страницы...
- Это неправда, - вмешалась Теодора Бёрк, отрываясь от книги. - Ничего не
вымарывают. Даже в прошлом году задавали эссе по биографии Виклифа, не
помнишь? А на седьмом курсе мы как раз будем подробно средневековье
проходить. Я точно знаю, даже видела у Кристиана в билетах к ТРИТОНам
отдельный вопрос - "Святая Инквизиция". Да можешь хоть у наших
выпускников спросить!
- Что у них спрашивать, я своими глазами видела учебник, - глаза Беллы
мрачно загорелись. - Подкину тебе информацию к размышлению: всю
деятельность Инквизиции там списывают на политическое противостояние,
которое сами же маги организовали и поддерживали. Даже Торквемада - и тот
был всего лишь спятившим сквибом, который Испанию в крови утопил из
жажды мести за детское разочарование! Правда, прелестно?!
- По другой версии он вообще был под Империо, - прокомментировал
Люциус. - Только вот имя того, кто его заколдовал история не сохранила.
Очень удобно...
- Вот! Вот и я про то же, - обрадовалась поддержке Белла. - Магическая
Европа практически выродилась - и какое объяснение нам предлагают? Да
никакого! Даже ребёнок не поверит во всю эту чушь насчет того, что охота на
ведьм не имела ничего общего с реальным преследованием колдунов.
Британии, конечно, повезло - у нас был Виклиф, но проблема-то никуда не
делась. И если Министерство считает магглов такими безопасными, то
почему же мы продолжаем от них прятаться?
- А что изменится, если признать их опасными? - Тео завела за ухо длинную
русую прядь и, захлопнув книгу, поднялась с поваленного ствола, на котором
сидела. - Объявить им всем войну? Или прятаться по-прежнему, только ещё
трястись от страха?
- Не убаюкивать себя сказочками, - отрезала Белла, тоже вставая на ноги. -
Насчет того, что магглы на самом деле вовсе не хотели пытать, травить и
жечь на кострах наших предков. Насчет того, что они вовсе не виноваты в
уничтожении уникальных библиотек и бесценных артефактов. Насчет того,
что времена изменились и теперь с ними можно смело дружить, а то и детей
от них рожать, - её лицо скривилось в гримасе отвращения, а глаза вновь
хищно блеснули из-под тяжёлых век.
- Не драматизируй, Белла, - Теодора слегка нахмурилась, явно недовольная,
что позволила себя втянуть в дискуссию о политике. - Ты обвиняешь
современных магглов в том, за что они никак не могут отвечать. Если хочешь
знать, то "Молот ведьм" был ещё в конце пятнадцатого века осужден
Инквизицией, а уж простой народ вообще никогда не поддерживал этой
инициативы католической церкви...
- Всего лишь ходили полюбоваться на еженедельные аутодафе... - мурлыкнул
вполголоса Люциус.
- ...потому что страдали от инквизиторских методов дознания ничуть не реже,
чем настоящие ведьмы, - невозмутимо продолжила Тео. - И, между прочим,
сами магглы считают деяния Святой Инквизиции позорной страницей своей
истории, даже несмотря на то, что не подозревают об истинных масштабах
ущерба, нанесённого магическому миру.
- Тео, ну до чего же ты наивна, в твоём-то возрасте, - пропела Белла
приторно-сладким голосом, в котором отчётливо проступали угрожающие
нотки. - Они готовы признать деятельность Торквемады, Реми, Фосса,
Крамера чудовищной ошибкой именно потому, что считают, что магии не
существует. А если бы узнали, что ведьмы есть на самом деле - то тут же
пересмотрели бы своё отношение и к методам инквизиторов, и к их задачам.
И с улюлюканьем потащили бы на костры всех тех, кого не добили в
шестнадцатом веке. Вот почему необходимо понимать, что каждый
магглорождённый, допущенный в наш мир - это угроза всем нам. Не говоря
уже о том, что они своими грязными руками ломают вековые традиции, даже
не задумываясь об их существовании, они рожают сквибов и ослабляют наш
генофонд, они самим своим присутствием оскорбляют чистокровных
волшебников, вынужденных терпеть, что потомки палачей теперь имеют
равные права с теми...
- Насчет сквибов и генофонда - это, кстати, неправда, - быстро перебила ее
Бёрк. - Нам на маггловедении приводили статистику, из которой ясно видно...
- И ты этому веришь? - спросил Люциус. - Мне кажется, что разговор
начинался с того, что Белла выразила недоверие нашему Министерству,
которое подтасовывает образовательную программу так, чтобы уже со
школьной скамьи формировать в подрастающем поколении определенное
отношение к современному магглолюбивому политическому курсу. И кстати
тут я склонен с ней согласиться во многом. В частности, подделать
статистику вообще не стоило бы никакого труда...
- Вы не можете знать этого наверняка! - Тео упрямо выпятила подбородок. - Я
люблю магглов не больше вашего, но не понимаю, зачем циклиться на
средневековых страшилках, которые не имеют никакого отношения к нашей
сегодняшней жизни. Вся эта магглофобия, как и любая фобия, только
усложняет нам всем жизнь - посмотрите хотя бы на межфакультетские
войны! А политика Министерства всё равно определяется не нами, поэтому
не вижу причин, по которым им бы понадобилось что-то подтасовывать и
подделывать в школьной программе.
- А тебе никогда не приходило в голову, что судьба магического мира уже
после выпуска окажется в наших руках? - пафосно изрекла Белла. - И именно
нам предстоит определять политический курс, поэтому-то они и промывают
нам мозги заранее!
- Лично я после выпуска не собираюсь заниматься ничьими судьбами, кроме
своей собственной, - сказала Тео, мечтательно улыбнувшись. - Сразу после
школы мы с Кристианом поженимся и будем воспитывать маленьких
чистокровных Ноттов, поэтому проблема интеграции магглорождённых
занимает меня исключительно в теории. Здесь, в Хогвартсе, я вполне могу
выносить их присутствие, а в будущем мне вообще не придется с ними
сталкиваться. Честное слово, вы высасываете проблему из ничего - вот моё
мнение. А ты что думаешь, Уолли? - она обернулась к Макнейру, который
молча слушал их спор, всё так же лёжа на спине с закинутыми за голову
руками.
- Я думаю, - медленно начал он, принимая сидячее положение, чтобы лучше
видеть однокурсников, - что в хорошенькой головке нашей Беллы с недавних
пор водятся занятные мысли. И мне в самом деле любопытно, откуда столько
напора... и страсти...
Судя по тому, как яростно раздувались её аристократические ноздри, Блэк
явно собиралась вложить в свой ответ упомянутые напор и страсть, но в это
время в разговор вмешался Филипп Паркинсон, поднявший голову от
лабиринта, который он вместе с Пенеасом Гринграссом выкладывал из
камней:
- А я думаю, что, поскольку мы все пропустили сегодня обед, было бы
здорово успеть в замок к ужину. Поэтому предлагаю постановить следующее:
а - в целях сохранения чистокровного генофонда выцарапывание глаз
товарищу по факультету приравнять к предательству крови и карать по
законам военного времени, бэ - в целях неумножения негатива и
предэкзаменационного стресса воздержаться от обсуждения острых
политических вопросов в местах повышенного скопления эмоционально
нестабильных однокурсников, и наконец, цэ - снарядить спасательную
экспедицию на поиски нашей сладкой парочки, - и он махнул рукой в сторону
нагромождения валунов, за которые удалились Прюэтт с Велфарбером.
- Клоун, - презрительно фыркнула Белла и, не дожидаясь никого, направилась
к школе, но Люциус видел, что на самом деле она благодарна Филиппу,
который не дал ей в очередной раз ввязаться в заведомо проигрышное
сражение с непрошибаемым Макнейром. Уникальный талант Паркинсона в
нужный момент с невозмутимым лицом выдать истинный шедевр
ораторского искусства неоднократно помогал улаживать конфликтные
ситуации на Слизерине. Просто невозможно было продолжать всерьёз кипеть
какой-то сиюминутной обидой, наблюдая как невысокий, коротконогий
крепыш назидательно тычет толстым пальцем, картинно простирает руки к
горизонту или вдохновенно вскидывает лохматую голову, изрекая целые
потоки канцеляризмов. Подавая Уолдену руку, чтобы помочь тому подняться
с земли, Люциус в очередной раз подумал, что Фил был куда больше достоин
значка старосты.
Не дожидаясь, пока Теодора докричится до Аманды и Стефана, Люциус и
Уолден последовали за Беллой, но когда они пересекли границу
ненаходимости, буйная чёрная грива девушки мелькнула уже возле теплиц.
- Зря ты её дразнишь, - не удержался-таки Люциус. - Белла у нас девушка
эмоциональная и злопамятная. С ней связываться...
Макнейр остановил его выразительным взглядом, ясно дававшим понять, что
эту тему он не желает обсуждать ни в данный момент, ни вообще когда-
нибудь в обозримом будущем. Люциус только мысленно вздохнул, пытаясь
загнать поглубже жгучее любопытство, которое было одним из его
основополагающих качеств, и избавиться от которого совсем было попросту
невозможно.
При входе в Большой зал они столкнулись со Спраут, которая спешила куда-
то, прижимая к груди большой свиток.
- О, мистер Малфой, какая удача! - искренне обрадовалась она. - Профессор
Макгонагалл оставила на столе график летних отпусков персонала, вы не
могли бы догнать её и передать...
- Конечно, мэм, - решил побыть хорошим мальчиком Люциус. - Куда она
направилась?
- Думаю, что к себе на факультет, - предположила Спраут не слишком
уверенно. - Поднимитесь до Гриффиндорской башни, я надеюсь, вы её
догоните, - благодарно кивнув, профессор гербологии вернулась в Большой
зал.
- Хочешь, схожу с тобой за компанию? - предложил Уолден. - Опаздывать на
ужин вместе не так обидно.
Люциус кивнул и улыбнулся, придя к выводу, что при всей своей
невозмутимости встречаться с Беллой в одиночку Макнейр всё же опасается.
Но больше поднимать эту тему он не собирался, и некоторое время они молча
поднимались по центральной лестнице.
- Наверняка Макгонагалл бегает по лестницам в своем кошачьем обличьи, -
нарушил наконец молчание Уолден, уже начавший немного задыхаться. - Так
мы её никогда не догоним, а пароля гриффов ты конечно же не знаешь, - он
хотел добавить что-то ещё, но вдруг поднял руку, указывая на что-то наверху,
и удивленно спросил: - Это ещё что за привидение?
Люциус проследил за его жестом и обнаружил, что на одной из лестничных
площадок пятого этажа, прямо на каменных плитах сидит, скрестив по-
турецки ноги и уткнувшись носом в какой-то свиток, та самая девчонка, для
которой он в понедельник "проводил экскурсию". С тех пор Люциус уже
видел директора целым и невредимым, из чего сделал вывод, что либо
странная ведьма всё-таки не хотела ничего плохого, либо Дамблдор с ней
справился. В любом случае Люциуса это уже не касалось, и он успел
совершенно забыть о девчонке, уверенный, что так или иначе она давно
покинула замок. И вот опять она - сидит по-хозяйски в ожидании
возможности спуститься, как будто ничего привычнее и быть не может!
Продолжая подниматься по своей лестнице, Люциус окликнул её:
- Эй, привет! Ты тут чего делаешь?
Девчонка вздрогнула от неожиданности и весьма нелюбезно посмотрела на
него сверху вниз.
- А на что похоже? - насмешливо поинтересовалась она. - Возвращаюсь из
библиотеки.
- Возвращаешься? - Люциус вопросительно вздёрнул бровь - движение,
подсмотренное им у отца. - Куда это?
- К себе, - отрубила она и уставилась обратно в свой пергамент, однозначно
давая понять, что считает разговор законченным.
Люциус, независимо пожав плечами, проследовал дальше. Шедший следом
Макнейр окинул маленькую нахалку внимательным взглядом, когда они
поравнялись с её площадкой, но она больше не подняла головы, полностью
игнорируя поднимавшихся мимо неё слизеринцев.
- Так кто это такая? - полюбопытствовал Уолден, когда они сошли с лестницы
в коридор, ведущий к Гриффиндорской башне.
- Понятия не имею, - ответил Люциус.

***

Неделя, отведенная на подготовку к экзаменам, подходила к концу, и Джин

начала подумывать, не обратиться ли к Поппи за успокаивающим зельем. Она
не помнила, чтобы когда-нибудь нервничала так сильно - оставшись без
поддержки Гарри и Рона, привычно высмеивающих её вечную
предэкзаменационную тревожность. "Что за чушь, я же отлично знаю, что
готова, как всегда. Почему же мне так необходимо услышать это от кого-то
ещё?" Больше всего Джин волновалась по поводу древних рун и истории
магии, которые не преподавались в Академии и которые она не открывала с
самого окончания школы. В этом же списке могли оказаться гербология,
астрономия и нумерология, но первые две, сугубо практические дисциплины
Джин надеялась сдать благодаря "памяти рук", а последняя всегда была её
любимым предметом и крепко сидела в голове. "Я справлюсь. Справлюсь, -
повторила она себе, вновь наугад выбирая вопрос из экзаменационной
программы, которую ей предоставил Дамблдор. - Пятнадцатый Друидский
Конвент: постановления и их значение для становления независимости
ирландского магического сообщества, Великий Раскол 1641 года... Ну это я
помню хорошо. Даже помню, как Финниган и Томас едва не сцепились в
процессе обсуждения этого вопроса прямо посреди гриффиндорской
гостиной". Тем не менее она набросала примерный план ответа и только
открыла учебник, чтобы проверить даты, как услышала чьи-то голоса.
Джин нахмурилась - за прошедшую неделю она успела привыкнуть к тому,
что библиотека предоставлена в её полное распоряжение. Со слов директора
она поняла, что студенты получили разрешение готовиться к экзаменам там,
где им больше нравится, и так как все необходимые книги уже были у них на
руках, никто не приходил сюда заниматься. Джин тоже предпочла бы сидеть
на своей террасе, чем под сверлящим взглядом мадам Пинс, которая
выглядела в точности такой же, какой девушка запомнила её со времен своей
учебы, и всё так же подозревала всех и вся в кощунственных намерениях
испортить как можно больше школьного имущества. Но по большому счету
пустая библиотека проигрывала террасе только недостатком солнца, в
котором так нуждалась нездорово-бледная кожа Джин, и невозможностью
выпить чая в процессе подготовки. В остальном же её вполне устраивало
существующее положение, по крайней мере до тех пор, пока ей удавалось
заниматься в полной тишине. Но сейчас к библиотеке явно приближалась
шумная компания, и мадам Пинс за своим столом неодобрительно поджала
губы при одной мысли о готовящемся вторжении "юных варваров".
Варваров оказалось пятеро: две девушки и трое юношей лет шестнадцати-
семнадцати. Только одна из девушек носила форменную мантию, все
остальные были одеты попроще, двое из них - долговязый огненно-рыжий
парень, неуловимо напоминавший Рона, и широкоплечий загорелый блондин
- вообще красовались в джинсах и футболках. Они явно провели всё утро на
улице и заскочили в замок только чтобы что-то перепроверить. Вся компания
уверенно направилась прямо к стеллажу с бестиариями, за которым стоял
стол Джин. Ребята рассредоточились вдоль длинной полки и начали
оживлённо её перетряхивать, переговариваясь в процессе поисков.
- Я совершенно уверена, что своими глазами видела это описание, -
бормотала невысокая темноволосая ведьма в светлой мантии из какого-то
лёгкого материала, покроем немного напоминающей тунику. Ее круглое
озабоченное лицо показалось в бреши, образованной увесистым томом,
который она сняла с полки, и у Джин перехватило дыхание. На неё смотрела
удивлёнными серо-голубыми глазами молодая Алиса Лонгботтом. "Еще не
Лонгботтом", - мысленно поправила себя Джин, поспешно опуская глаза к
своему пергаменту.
- Фабз! - негромко позвала Алиса. - Фабиан!
Рыжий парень, стоявший к ней ближе всех, придвинулся, и они начали
совещаться возбуждённым шёпотом, который не оставил у Джин никаких
сомнений в том, что разговор шёл о ней самой. Тут же к ним присоединился
третий парень, который не проникся соображениями конспирации и,
раздвинув книги, в полный голос пробасил:
- Где? - тут же его взгляд упал на Джин, и та снова подняла голову, поняв, что
разговоров на этот раз не избежать. - Привет! - его лицо осветилось
доброжелательной улыбкой. - Я Фрэнк. А ты тут что...?
- Меня зовут Джин. Я вроде как перевожусь в Хогвартс на следующий год, -
представилась Джин, невольно улыбаясь в ответ. Сейчас было так легко
думать о Фрэнке как об отце такого же лопоухого и улыбчивого Невилла, а не
о пациенте пятого этажа Больницы святого Мунго.
- А, ясно. Что ж, в таком случае - добро пожаловать! Если что - обращайся, -
Фрэнк прямо сквозь стеллаж протянул ей широкую ладонь, и Джин
привстала из-за стола, чтобы ответить на рукопожатие.
- Фрэнк у нас староста Гриффиндора, - пояснила девушка, шутливо толкая
Фрэнка в бок. - Но в этом году он выпускается. А ты на какой курс
поступаешь?
- Если возьмут по результатам экзаменов - то на седьмой.
- Значит будем учиться вместе. Кстати, я Алиса Кэдоган.
- Очень приятно, Джин Найтли.
- Эй, а меня никто не собирается представить? - рыжий обогнул полки и
предстал перед Джин. - Фабиан Прюэтт к вашим услугам, прекрасная леди, -
он отвесил шутовской поклон, - достойнейший представитель доблестного
факультета Львов.
Джин засмеялась, протягивая ему руку. "Должно быть, это тот самый Фабиан
- младший брат миссис Уизли, - вспомнила она. - Похоже, что грустные
воспоминания ждут меня на каждом шагу". Фабиан присел за стол, вытянув
длинные ноги поперёк прохода, и выжидательно уставился на Джин.
- Ну расскажи нам что-нибудь о себе! - нетерпеливо потребовал он, глядя на
неё снизу вверх. "А глаза в точности как у Джинни", - подумала девушка.
- Не обращай внимания на Фабза, - подошедшая Алиса втрепала рыжую
шевелюру друга. - Он не имеет никакого представления о хороших манерах,
хоть и старается изо всех сил произвести обратное впечатление.
Фабиан фыркнул и увернулся из-под её руки с оскорблённым видом. В этот
момент к ним присоединились Фрэнк и оставшаяся часть компании - девушка
в форменной робе и светловолосый юноша, которые до этого исследовали
соседнюю полку. Девушка тоже кого-то смутно напоминала. "Если бы не
символика Равенкло на значке старосты и не эта открытая улыбка, то можно
было бы подумать..."
- А это Андромеда Блэк и Тэд Тонкс, - представил ребят Фрэнк. - Тэд - мой
однокурсник с Хаффлпаффа, а Андромеда на одном курсе с Фабзом.
- Джин Найтли, - в третий раз представилась девушка, уже начиная
привыкать к этому имени.
- Мы нашли его, Алиса! - похвасталась Андромеда, показывая какую-то
книгу. - Тут написано, что детёныши вылупляются снежно-белыми, затем их
чешуя приобретает серебристо-голубой цвет, который и упомянут в
классификации Скамандера, а к старости становятся тёмно-синими…
- Детёныши - это не отдельные особи! - возмущенно воскликнул Фабиан. -
Речь шла про взрослых драконов.
- Ничего подобного! - Алиса показала ему язык, предварительно спрятавшись
за спину Фрэнка. - Я говорила только, что видела в описании, что Шведский
Тупорылый бывает белого цвета. Так что ты проспорил, и не пытайся
отвертеться! Фабз считает себя величайшим специалистом по драконам, -
вполголоса пояснила она для Джин.
- Что-то я не понял, мы притащились сюда, оторвавшись от подготовки к
экзаменам, ради вашего дурацкого спора?! - зарычал Фрэнк, но было видно,
что он злится не всерьёз. - Я думал, что вам это для СОВ нужно...
- Не бурчи, - ласково перебила его Алиса. - И для СОВ это может им
пригодиться, и вообще полезно знать, и невозможно целый день думать об
одних только экзаменах - так мы хотя бы прогулялись.
- И к тому же, - подхватил Фабиан, - если бы мы не пришли сюда, то не
встретили бы Джин, - он отвесил в её сторону ещё один поклон. - Кстати, а
почему ты торчишь в замке, когда на улице такая замечательная погода?
- Мне нельзя выносить книги из читального зала, - объяснила она. - Поэтому
приходится заниматься здесь.
- С ума сойти, какой изощрённый садизм! - в улыбчивых карих глазах
Андромеды было столько тепла, что первое впечатление о том, что она очень
похожа на Беллатрис, быстро пропало. "Вот и Гарри о том же самом
говорил", - вспомнила Джин.
- Да уж, сидеть тут в одиночестве, при закрытых окнах… - Алиса скорчила
рожицу, которая была призвана изобразить ужас и сочувствие к тяжёлой доле
собеседницы, но её бьющее через край хорошее настроение свело на нет все
усилия.
- Можешь заниматься с нами, - тем временем предложила Андромеда. - А то
Алиса считает, что раз СОВы у неё уже позади, а ТРИТОНы еще только
впереди, то можно и вовсе не готовиться к собственным переводным
экзаменам. Так что её учебники лежат, никому не нужные...
- Эй! - теперь Алиса попыталась изобразить обиду, но также безуспешно. -
Это неправда, я занимаюсь. Хотя, между прочим, и так всё отлично помню.
Но, - она повернулась к Джин, - от партнёра не откажусь. Правда, пойдём с
нами! Погоняем друг друга по собраниям Визенгамота... Я просто не в
состоянии одна заучивать их постановления - засыпаю от скуки.
Пока Алиса тратила своё красноречие, убеждая Джин присоединиться к их
компании, Фабиан деловито сгрёб со стола записи, которые девушка делала в
ходе подготовки.
- Нас больше ничего не держит в этом ужасном пыльном помещении? -
осведомился он, вручая Джин её имущество. - В таком случае пойдёмте уже
на воздух.
И, увлекаемая толпой новых знакомых, Джин покинула библиотеку, послав
слабую, извиняющуюся улыбку хмурой мадам Пинс.

Глава 9.
Наклеив этикетку на последний флакончик кроветворного зелья, Джин с
наслаждением потянулась. За последний месяц пришлось немало
потрудиться, но зато результат теперь радовал глаз. Новенькая лаборатория
хоть и не могла похвастаться редкими ингредиентами или дорогим
оборудованием, зато была идеально организована с точки зрения Джин.
Определённо, она могла гордиться своей работой, а главное - остаток этого
бесконечно-длинного лета, грозивший обернуться настоящим кошмаром,
пролетел почти незаметно.
Первую неделю после экзаменов Джин просто наслаждалась свободой и
бездельем, будучи предоставлена самой себе и имея целый замок в своем
распоряжении. Большую часть времени она просто слонялась вокруг озера,
не утруждая себя даже чтением книг, которые она теперь могла выносить из
библиотеки куда угодно. Спустя несколько дней она поняла, что всерьёз
жалеет, что не приняла приглашения Алисы погостить у неё. На следующий
день - что с нетерпением ждет совы от Фабза, который каждое своё послание
заканчивал настойчивым предложением руки и сердца. Ещё одна такая
неделя - и она согласилась бы бежать с ним в Румынию, чтобы там вместе
изучать драконов. Точно так же, как согласилась бы бежать с Филчем на
Большой Барьерный Риф, чтобы ловить и приручать гигантских кальмаров. И
тогда Джин наткнулась на небольшое служебное помещение больничного
крыла, расположенное прямо напротив её двери. Она подозревала, что здесь
когда-то уже была лаборатория, по крайней мере вентиляционная система в
этой части замка была организована довольно характерно, и то, что смежное
помещение оказалось предназначено для хранения препаратов, судя по
наличию полок с охлаждающими и светозащитными чарами, только
подтверждало её догадку.
Существование её тут же обрело смысл. Получив разрешение от Дамблдора,
Джин принялась за работу. С помощью незаменимого Майси она выгребла из
лаборатории и хранилища весь мусор, которым их забивали в течение
последних двадцати лет, затем Майси занялся починкой вентиляции и
водопровода, пока девушка приводила в годное состояние длинные
лабораторные столы и полки шкафов. Это оказалось не такой уж простой
задачей, поскольку её нельзя было решить с помощью обычной
трансфигурации - оборудование для зельеварения не должно нести отпечатка
посторонней магии, чтобы это не повлияло на свойства ингредиентов.
Поэтому Джин пришлось осваивать заклинание из раздела Высших Чар,
которое позволяло заколдовывать плотницкие инструменты и управлять ими.
Флитвик был очень удивлен, но охотно помог, даже поучаствовав немного в
ремонте. Почувствовав вкус к работе с летающими гвоздями и ножовками,
Джин самостоятельно соорудила достаточно удобный высокий табурет,
который позволил бы следить за содержимым котла, не вставая.
Котлы надо было просить у Слэгхорна. Не зная, каково отношение зельевара
к её самоуправству, Джин долго собиралась с духом, а затем обратилась к
директору. Дамблдор в очередной раз её удивил. "Конечно же, мисс Найтли! -
сразу же воскликнул он. - Я уже поговорил с Горацием, и он готов
предоставить вам набор котлов и черпаков, а также запас необходимых
ингредиентов. По правде говоря, я рассчитывал, что вы сможете оказаться
полезной, как и обещали. Профессор Слэгхорн собирается идти в очередной
отпуск, а Поппи обнаружила недостаток некоторых средств в своём
хранилище. Разумеется, это может подождать до начала учебного года, но
если бы вы..."
"О, ну конечно я готова!" - с радостью согласилась Джин. Она и не
рассчитывала, что директор доверит ей варить зелья для госпиталя, несмотря
на то, что он присутствовал на её экзамене по зельеварению, который она
сдала блестяще.
"Что ж, в таком случае я оформляю вас как практикантку, и вы поступаете в
распоряжение Поппи до конца лета. У вас же не было других планов?"
"Нет, но я... Я вовсе не имела в виду..."
Дамблдор ободряюще улыбнулся. "Но вам же нужны личные деньги.
Стипендиальный фонд обеспечит вас средствами для покупки формы,
учебников и прочих школьных принадлежностей в соответствии с требуемым
списком, но ведь у вас есть какие-то собственные нужды и пожелания?"
Разумеется, пожелания были. С самого прибытия в Хогвартс Джин так и
ходила в мантии, которую ей выдали в Мунго. Майси каждую ночь забирал
её, чтобы почистить и освежить, но она была слишком плотной для лета, и в
конце концов девушке пришлось одолжить одежду у Поппи и
трансфигурировать её себе по размеру. В портняжной магии Джин никогда
сильна не была, поэтому осталась недовольна тем, как мантия на ней сидела.
Но гораздо больше её беспокоила проблема с бельём, которое совсем
износилось от постоянной стирки. По одной этой причине деньги были
нужны отчаянно, но она ужасно смутилась, когда директор предложил ей
работу. Ведь она вовсе не для этого затеяла ремонт лаборатории, а
получилось, что она буквально напросилась на оплату своего труда.
Пока Джин, краснея, бледнея и заикаясь бормотала свои благодарности,
Дамблдор быстро написал приказ о принятии студентки седьмого курса на
должность помощницы медицинской сестры. "Жалко, что я не догадался
сделать этого раньше. Но мы оформим вас задним числом, и в конце августа
вы получите деньги сразу за два месяца. Пока же я могу одолжить вам
необходимую сумму..."
На это Джин замотала головой. Конечно, это было глупо, но она и без того
чувствовала себя, как будто она выпросила подаяние. К тому же она уже была
должна целительнице Вайс и Тому из Дырявого Котла. "Не надо, сэр. Я
вполне могу подождать до зарплаты".
"Но это только через две недели", - предупредил Дамблдор.
Джин лишь пожала плечами. В конце концов ей было чем себя занять. И вот
наконец две недели прошли, и девушка радостно предвкушала предстоящую
поездку в Лондон. От директора уже являлся домовой эльф с просьбой
придти и получить свою зарплату, и Джин, закончив разливать
свежесваренные зелья по флаконам, отмыла руки и попыталась причесаться.
Отросшая за лето чёлка совершенно занавешивала глаза, как ни пыталась
девушка её зачесать назад или заправить за уши. "Стричься или отращивать?"
- в очередной раз уныло спросила она себя, и в этот момент дверь
лаборатории отворилась.
- Извини, что так долго! - Поппи протянула ей пергамент. - Вот, я написала
запрос, чтобы ты могла заказать в Косом переулке недостающие
ингредиенты. Только подпиши это у Дамблдора, чтобы школа потом оплатила
тебе расходы. И ещё, ты не зайдешь в Лондоне на почту?
Поппи так и не смирилась с тем, что её новообретённая подруга оказалась
очередной студенткой, и продолжала относиться с ней как к равной. Не то
чтобы они общались слишком много - весь июль медсестра провела во
Франции с родственниками, а когда вернулась, Джин уже была полностью
поглощена своей драгоценной лабораторией. Но они вместе обедали и пили
по вечерам чай у Джин на террасе, болтая о том, как Поппи провела отпуск и
какого потрясающего парня она встретила в Лионе. Парня звали Бернар
Помфри, и Джин загадочно улыбалась, слушая жалобы Поппи о том, что при
всех своих достоинствах её новый знакомый совершенно не отвечает её
представлениям о будущем спутнике жизни. К тому же парень был магглом, и
Поппи ещё не рассказала ему, кто она такая. Она отправляла ему письма из
лондонского почтового отделения и получала ответы до востребования.
- Конечно зайду. Это далеко от Косого переулка?
Поппи энергично помотала головой, от чего её кудряшки пружинисто
подпрыгнули:
- Недалеко. Через дом от Дырявого Котла, налево. Корреспонденция для Анн
Дюваль. Меня так зовут, - засмеялась она, встретив удивлённый взгляд Джин.

- Очень приятно, Анн, - улыбнулась та в ответ.

- Не люблю своё имя, - беспечно махнула рукой Поппи. - Ладно, беги уже к
директору. И желаю тебе повеселиться в Лондоне как следует. Ты это
заслужила несколькими месяцами самоотверженного труда.
- Спасибо на добром слове! - фыркнула Джин и, заперев лабораторию,
отправилась к Дамблдору.

***

Проклиная всё на свете, Люциус торопился по дорожке, ведущей к Хогвартсу,

левитируя связку новых метел. Он понимал, что каникулы для него в любом
случае уже закончились, но всё равно хотел разделаться с неприятной
обязанностью побыстрее. После замечательного лета, которое он провел на
вилле Лестрейнджей, было вдвое обидней возвращаться к повседневной
реальности, в которой отец беззастенчиво им помыкал. Почему эти чёртовы
мётлы нельзя было отправить с домовым эльфом или в грузовом отделении
Хогвартс-Экспресса? Почему в конце концов отец не мог сам исполнить свои
попечительские обязанности и лично доставить в школу квиддичную
экипировку, которую выпросила мадам Хуч? Люциус отлично знал ответы на
свои вопросы. Не было никакой необходимости отрывать его от общения с
интересными людьми и от чудесного отдыха на море, кроме того факта, что
Абраксас Малфой терпеть не мог терять контроль над своим единственным
наследником.
Когда Белла пригласила его, Себастьена Крэбба и Кристиана Нотта провести
август на вилле в Испании, принадлежащей родителям её жениха, Люциус
согласился без энтузиазма. На море он мог поехать и сам, Малфои владели
виллой между Йером и Тулоном и небольшим летним домиком в Гримо и,
пока была жива мать Люциуса, проводили на Лазурном берегу каждое лето.
Но Белла очень просила, Нотт с Крэббом были неплохой компанией, а
Люциусу было жутко любопытно посмотреть на таинственного лорда, с
которым его обещали познакомить. В результате он отпросился у отца на
пару дней, а остался почти на целый месяц.
Они с Ноттом прибыли с портключом и не покидали территории виллы,
поэтому Люциус так и не узнал, в какой местности она была расположена. В
их распоряжении был собственный пляж, сад из апельсиновых деревьев и
большой прохладный дом, но почти всё время компания проводила на
маленьком патио. Он был образован стенами дома, имевшего П-образную
форму, а с четвёртой, южной стороны дворик закрывала решётка, оплетённая
виноградом, через арку в которой можно было пройти к морю. Все спальни,
расположенные на первом этаже, имели выход на патио, поэтому гости уже с
утра собирались здесь. Неспешный разговор, начатый за завтраком
продолжался до самой сиесты, а затем компания перемещалась в дом, чтобы
через несколько часов вернуться обратно на нагретые плиты дворика.
Помимо Беллы, Крэбба, Нотта и Люциуса на вилле отдыхали братья
Лестрейнджи и обещанный лорд Волдеморт, общество которого и стало
причиной, по которой Люциус смело мог назвать это лето лучшим летом
своей жизни. С первого же вечера в компании Лорда, как тот просил себя
называть, одержимость Беллы стала казаться понятной и даже естественной.
Этот человек с первого взгляда вызывал восхищение, которое с каждой новой
встречей только усиливалось. Он признался, что действительно закончил
Хогвартс почти тридцать лет назад, но при этом выглядел моложе обоих
Лестрейнджей. Его аристократическая осанка, проницательные тёмные глаза,
изящные бледные руки, глубокий красивый голос - буквально всё
очаровывало, но главное - Люциус почти физически ощущал волны
мощнейшей магии, исходящие от Лорда. Он был переполнен силой, какая не
ощущалась даже вблизи Дамблдора, считавшегося самым сильным
волшебником столетия.
Одного этого первого впечатления хватило бы, чтобы Люциус изменил планы
и согласился остаться на вилле подольше. Но были ещё разговоры. Лорду,
который сразу производил впечатление человека образованного и думающего,
действительно было интересно мнение мальчишек, только год назад
закончивших школу! Люциус, как самый младший в компании, вначале
вообще не решался вступать в серьёзные разговоры о науке и политике, пока
Лорд настойчиво не втянул его в общую беседу. Тут же все страхи ляпнуть
что-нибудь были забыты. Этот удивительный человек общался с ним, как с
равным - привилегия, которой Люциус никогда не получал от собственного
отца. Рудольфус, жених Беллы, и его брат Рабастан, вслед за Лордом
относились к младшим собеседникам с уважением, без тени
покровительского или снисходительного отношения. Лорд умел задавать
такие вопросы, найти ответ на которые можно было самостоятельно, и
смущение от незнания чего-либо сменялось восторгом поиска,
увлекательнейшими интеллектуальными испытаниями, из которых все трое
слизеринцев выходили с честью. Это ощущение пьянило ничуть не хуже
старых вин, которые Рудольфус извлекал из погреба.
Белла почти не участвовала в мужских разговорах. Она с удовольствием
играла роль хозяйки дома и наслаждалась особым положением единственной
женщины в компании. Люциус был уверен, что именно поэтому Белла не
пригласила ни Тео, ни даже собственную сестру, хотя позвала его и Нотта.
Белла ни в чём не терпела конкуренции, что стало совсем очевидно после
прибытия ещё двоих гостей - Амикуса и Алекто Кэрроу. Эти двое, как понял
Люциус, учились в Дурмстранге и были приглашены на виллу Лордом. Тоже
недавние выпускники, они тем не менее разительно отличались от Крэбба и
Нотта, что наглядно демонстрировало огромную пропасть между Хогвартсом
и Дурмстрангом. Себастьен и Кристиан, прочитавшие уйму книг по черной
магии из Запретной секции школьной библиотеки, в сравнении с Кэрроу
производили впечатление хаффлпаффских третьекурсников. Брат и сестра
выглядели так, как будто они практиковали всё то, о чём слизеринцы только
читали. Особенно Алекто. Сначала она напомнила Люциусу ту девчонку,
которая едва не прокляла его в пустынном Главном Холле во время ночной
грозы - резкими неожиданными движениями, готовностью схватиться за
палочку, отпрыгнуть, увернуться, ударить проклятьем. Но только угроза,
исходящая от Алекто, была буквально осязаемой. Невысокая полноватая
девушка с невыразительными чертами лица и какими-то мышино-серыми
волосами в бою, должно быть, напоминала кровожадную волчицу, метящую
противнику в горло. Люциус был очень удивлен, когда с первых минут
пребывания Кэрроу на вилле стало ясно, что Белла видит в Алекто
соперницу. Ему потребовалось несколько дней, чтобы понять, чему же она
так завидует, что не может даже смотреть на новую гостью без злобной
гримасы. Высокая, изящная Белла с прекрасными тёмными глазами и
шикарной гривой блестящих волос цвета грозового облака, ужасно, до дрожи,
до слёз завидовала этой опасной ауре, окружавшей Алекто. Завидовала
потому, что её обожаемый Лорд, похоже, ценил в Кэрроу именно это
качество. Иначе Люциус вообще не мог представить, что может быть общего
у блестящего образованного мага, разбирающегося как в тонкостях
зельеварения и ментальной магии, так и в законах развития общества и
истории, интересующегося широчайшим кругом вопросов, умеющем тонко
формулировать и строить изящные логические цепочки, с парой цепных
хищников. Амикус и Алекто производили впечатление людей, которых
растили, чтобы убивать, и Лорд явно гордился тем, что сумел приручить эту
парочку, хотя Мерлин знает, зачем это было ему нужно.
Как бы то ни было, с появлением Кэрроу стало понятно, что время
интеллектуальных бесед с утра до ночи прошло. Но, несмотря на опасения
Люциуса, произошедшие в режиме дня изменения только сделали их отдых
ещё более увлекательным. По настоянию Беллы в большом зале виллы
устроили дуэльный клуб, в котором брат и сестра охотно начали делиться
своими знаниями тёмных боевых заклинаний. К огромному изумлению
Люциуса, непревзойдённым дуэлянтом оказался сам Лорд. Более того, он был
гораздо лучшим учителем, чем Амикус, и спарринг с ним доставлял
удовольствие даже Нотту, который не слишком любил дуэльное искусство.
Что уж и говорить про Крэбба и Беллу, которые с горящими глазами
впитывали в себя объяснения и готовы были тренироваться до полного
изнеможения. Люциус же с Ноттом в это время упражнялись в накладывании
Империо и в наведении иллюзий. Рабастан Лестрейндж начал всё чаще
пропадать в лаборатории, оборудованной в подвальном помещении, и время
от времени к нему присоединялся кто-нибудь из любопытствующей
молодежи. Оказалось, что Рабастан варит не зелья, а какие-то взрывчатые
соединения. Его научную работу запретили в Парижском Университете
Магии, где он заканчивал своё высшее образование, но он продолжал
работать над проектом в одиночку, в качестве научного руководителя выбрав
всё того же Лорда. Наблюдая за испытаниями изобретения Рабастана,
Люциус гадал, есть ли такая область знаний, в которой Лорд совсем ничего
не смыслит, но даже сама мысль об этом показалась ему кощунственной.
Этот человек был совершенен и при этом полон бурлящей энергии,
заставлявшей совершенствоваться окружающих. И вот из такой атмосферы
его выдернул категорический приказ отца!
Наконец добравшись до квиддичного поля, Люциус прислонил охапку мётел
к стене сарая и достал из кармана мантии всякое прочее барахло: биты,
щитки для голени, вратарские перчатки... Придав экипировке прежние
размеры, он в очередной раз пожалел, что таким же образом нельзя было
уменьшить мётлы, чтобы не повредить их лётным качествам - левитировать
их из самого Хогсмида потребовало больше сил, чем он рассчитывал, и
теперь ему ужасно хотелось повалиться прямо в траву на квиддичном поле и
поспать хотя бы пару часов. Но Малфои не позволяют себе расслабляться в
публичных местах, поэтому надо было срочно закончить с дурацким
поручением отца и аппарировать куда-нибудь... подальше.
- А, мистер Малфой, вот и вы! - раздался жизнерадостный голос за его
спиной. Мадам Хуч появилась откуда-то из-за раздевалок и теперь в
восхищении рассматривала метлы. - Это же новые Чистомёты! Наконец-то,
давно пора заменить почти десяток веников. Передайте отцу мою огромную
благодарность.
- Это от всего попечительского совета, - кисло предупредил Люциус. - Так
что...
- Неважно. Я же знаю, кто именно наконец поднял этот вопрос на совете и
добился его решения.
- Я передам, - кивнул Люциус. - Здесь ещё нужно расписаться для
отчётности...
Мадам Хуч присмотрелась к пергаменту, который он ей протягивал:
- О нет, здесь не моя подпись нужна, а Дамблдора! Он как раз сейчас у себя.
Мысленно застонав, Люциус поблагодарил ведьму и поплелся в замок. "Еще
не хватало тащиться к старому маразматику…" - непочтительно размышлял
он, медленно переставляя ноги по ступенькам. Из рассказов Лорда о годах его
учебы в Хогвартсе Люциус вынес впечатление, что директор уже тогда был
слегка не в себе - взять хотя бы историю с девочкой, убитой Хагридовым
акромантулом. И этот чело... и этот получеловек продолжает, как ни в чём не
бывало, работать в школе! Более того, по-прежнему разводит всяких
сомнительных зверюшек, уж это Люциус знал точно.
Пароля для горгульи Люциус не знал и не имел ни малейшего желания до
вечера перечислять всевозможные сладости, какие только могли придти в
голову Дамблдору. Но каменная стражница сама отъехала в сторону, и сверху
раздался голос директора:
- Мистер Малфой, прошу вас, поднимайтесь!
Дверь в кабинет тоже оказалась открыта, и Люциус прошел внутрь.
- Я так понимаю, вы сегодня прибыли осчастливить мадам Хуч новой лётной
экипировкой, так? Давайте сюда свой пергамент и присаживайтесь. Чаю?
- Нет, спасибо, сэр, - вежливо ответил Люциус, пытаясь вернуть себе прежнее
состояние раздражения. Но ничего не мог поделать - то ли кресло, в которое
он плюхнулся, распространяло умиротворяющие чары, то ли он слишком
устал, проснувшись сегодня рано утром после вчерашней аппарации через
целую страну, горный хребет и пролив - в любом случае энергии, чтобы
продолжать злиться, явно не хватало.
Люциус устало прикрыл глаза и даже подумал, что может быть Дамблдор
вовсе не будет против, если он тут немножко отдохнёт, но в этот момент в нос
ему ударила резкая смесь запахов нескольких зелий. Ожидая увидеть своего
декана, Люциус поспешно вскочил из кресла и почти что налетел на фигуру,
которая ни ростом, ни комплекцией ничуть не напоминала Слэгхорна.
- А, мисс Найтли, - голубые глаза из-под очков лукаво блеснули. - Как удачно
вы зашли.

***

Проход в директорский кабинет был свободен, и Джин, не спрашивая

разрешения горгульи, поднялась наверх. Но как только она переступила
порог, её едва не сбил с ног кто-то, выскочивший из-за кресла так
стремительно, что девушка даже не успела выхватить палочку.
- А, мисс Найтли, - поприветствовал её Дамблдор, в этот момент возившийся
за своим столом с какими-то бумагами, - как удачно вы зашли.
"Удачно?! Это просто издевательство! Откуда он вообще тут взялся во время
каникул? И почему именно он?!"
- Я полагаю, вы хотите получить своё жалование, - продолжил директор, как
ни в чем не бывало. - Присаживайтесь. Вы ведь уже знакомы с мистером
Малфоем?
- Э-э-э, не совсем... - смутилась Джин, в то время как Малфой
препротивнейше ухмыльнулся.
- Да, я бы не назвал это знакомством, - подал он голос, возвращаясь в своё
кресло.
- Понятно. Что ж, Джин, познакомьтесь с одним из школьных старост и
вашим однокурсником. Люциус Малфой учится на Слизерине. Мистер
Малфой, мисс Найтли - наша новая студентка.
Джин коротко кивнула, всем своим видом показывая, что в светской беседе с
мистером Малфоем совершенно не заинтересована. Впрочем, слизеринец
также не выказывал никакого интереса к поддержанию разговора.
- Очень приятно, - буркнул он и устало закрыл глаза, как будто даже смотреть
на Джин ему было противно.
- Мисс Найтли, прошу вас расписаться здесь, - подозвал девушку директор. -
Получите одиннадцать галеонов, пять сиклей. Также пришел ваш
стипендиальный чек, вы можете обналичить его в отделении Гринготтс в
Косом переулке.
"Одиннадцать галеонов за полтора месяца? Неплохо для сезонной
подработки, но если бы я была вынуждена существовать на эти средства, то...
В общем, похоже, действительно без ТРИТОНов в магическом мире мало
шансов получить нормальную работу". Стипендия была гораздо более
щедрой, составляя почти сорок галеонов. "Интересно, почему Уизли никогда
не обращались за стипендией? Неужели только из гордости?"
- Спасибо, - Джин убрала чек и деньги в зачарованный карман мантии. - Я так
понимаю, стипендиальные деньги выплачиваются один раз на весь учебный
год?
- Нет, ещё одна выплата будет перед вторым семестром - примерно половина
от этой суммы. Но я рассчитываю, что вы продолжите помогать мисс Дюваль
в госпитале, что значительно облегчит работу как ей, так и профессору
Слэгхорну. Вы хотите заключить контракт на этот учебный год?
- Разумеется, - с энтузиазмом согласилась Джин. - Отличная возможность
практиковаться, пока я... К тому же лишние галеоны никогда не помешают.
Дамблдор немного грустно улыбнулся, показывая свое отношение к той
нелепо маленькой сумме, которую попечительский совет согласился
выделить на оплату труда помощницы Поппи. Улыбка Малфоя была
издевательской. "Ну конечно, это ужасно смешно, когда кто-то пытается
жить, не рассчитывая на фамильные средства, - разозлилась девушка. -
Попади в такую ситуацию ты - и недели бы не выжил без своих шёлковых
мантий и... и... и чего там ещё тебе для счастья надо, хорёк! Хотя нет, хорёк -
это другая история. А с другой стороны, яблочко от яблони..." Она с ледяным
презрением встретила его ухмылку, которая тут же погасла. Малфой
нахмурился и поёрзал в кресле.
- Профессор Дамблдор, вы подписали мою бумагу, сэр? - спросил он
директора, пытаясь сдержать своё недовольство.
- Секундочку, мистер Малфой, у меня для вас есть ещё одно поручение.
Точнее, просьба. Мисс Найтли, как я понимаю, вы собираетесь сейчас
отправиться в Косой переулок?
- Да, сэр, как только вы подпишете этот запрос. Это список ингредиентов,
которые нужны для моей лаборатории. Не могу же я всё время разорять
запасы профессора Слэгхорна, к тому же кое-чего у него попросту нет, так
как некоторые из необходимых нам с Поппи... - она зыркнула в сторону
Малфоя, - ...мисс Дюваль зелий не входят в учебную программу. Я бы могла
купить всё по списку уже сегодня, на свои деньги, а потом...
- Ну зачем же такие сложности? - удивился Дамблдор, ставя на пергамент
свою подпись. - Вы же собираетесь закупать свои ингредиенты в аптеке в
Косом переулке, так? Тогда вы можете просто заказать всё, что требуется, а
расходы будут записаны на счет попечительского совета. Профессор
Слэгхорн поступает именно так, пополняя свои школьные запасы. А мистер
Малфой подтвердит, что вы имеете право делать запрос от имени школы...
- Что?! - Малфой аж подпрыгнул в своём кресле, на мгновенье изменяя своей
ледяной выдержке. - Простите, сэр, вы о чём?
Джин мысленно застонала, уверенная, что на уме у директора нет ровным
счётом ничего хорошего. И Дамблдор конечно же не обманул её ожиданий:
- Это и есть моя маленькая просьба к вам, мистер Малфой. Я бы хотел, чтобы
вы сопроводили мисс Найтли в Косой переулок.
- Но я... - попыталась протестовать Джин, но директор остановил её
успокаивающим жестом.
- На это есть сразу несколько причин, главная из которых - вам нужно как-то
добраться до Лондона. Разрешение открыть камин нужно было получать
заранее, а на Ночном Рыцаре вы потеряете слишком много времени...
- Я могу выйти за пределы Хогсмида пешком и оттуда аппарировать, -
предложила Джин.
Дамблдор покачал головой:
- Окрестности Хогсмида зачарованы, вы не доберётесь до края барьера. К
тому же, разве у вас есть лицензия..?
- Да, мне уже есть семнадцать, - перебила она директора, - у меня день
рожденья в сентябре.
"По правде говоря, в этом году мне исполнится двадцать. Ха-ха, хорёк, на
этот раз я тебя старше!"
- Это хорошо, - терпеливо ответил Дамблдор, - но я имел в виду: разве ваша
лицензия на аппарирование не осталась... там же, где все остальные
документы?
"Чёрт. Глупо вышло".
- Да, действительно, - призналась Джин уныло. - И что же мне делать?
Послать сову в Министерство с просьбой открыть камин?
- Вот к этому я и веду. Вы можете добраться до Лондона вместе с мистером
Малфоем. У вас, как обычно, портключ? - обратился он к Малфою,
недовольное лицо которого вытягивалось всё больше и больше.
- Да, до Малфой-мэнор, - ответил тот с нажимом, принимая из рук директора
свой пергамент.
- Вы оттуда могли бы открыть для мисс Найтли камин до Дырявого Котла, но
я бы предпочел, чтобы вы её сопровождали сегодня. Кто-то должен
подтвердить её личность в Гринготтсе, уладить вопрос с оплатой аптечного
заказа, помочь подать в Министерство заявку на восстановление
аппарационной лицензии, просто показать, где что находится...
- Спасибо, но я уже немного знакома с магическим Лондоном, - снова
попыталась вмешаться Джин. - И я не настолько беспомощна...
- К тому же, - безмятежно продолжил Дамблдор, пощипывая бороду, -
молодой девушке небезопасно ходить одной по улице вечером.
- Вечером? - Джин скептически покосилась на полуденное солнце, бьющее в
окно директорского кабинета, а Малфой еле слышно хмыкнул.
- Ваши дела определённо затянутся надолго, - пояснил Дамблдор тоном
торжественного обещания. - Поэтому имеет смысл возвращаться в замок на
Хогвартс-Экспрессе, а он отбывает с вокзала только в десять вечера, - он
протянул Джин билет на поезд, её список ингридиентов и перечень
учебников для седьмого курса. - Так что, я убедил вас в том, что ваша помощь
действительно требуется?
Он адресовал свой вопрос Малфою, и тот, покосившись на девушку, ответил
после долгой паузы:
- Да, сэр.
- В таком случае поторопитесь, - скомандовал директор, не дожидаясь, пока
Джин придумает новые возражения, и буквально вытолкал их обоих из
своего кабинета.

Глава 10.
Джин шагала по дорожке к воротам Хогвартса следом за раздражённым
Малфоем, сочиняя в уме весьма непочтительную речь, адресованную
Дамблдору. Ну почему нельзя было заранее предупредить её о сложностях с
каминами? Более того, она была уверена, что если бы директор захотел, он
бы смог открыть для неё камин, не согласуя этот вопрос с Министерством.
Или согласовать его заранее. И гоблинам Гринготтса, так же как и держателю
аптеки, наверняка было бы достаточно подписанного Дамблдором
удостоверения, что Джин на самом деле является студенткой его школы. Или
ей мог бы помочь любой другой староста - мало их что ли?! Почему это
должен быть именно Малфой, которому она и так уже дала повод для
подозрений? И которого она так ловко избегала целый месяц, пока в
Хогвартсе шли экзамены... Экзаменационная сетка составлялась,
естественно, с учётом приоритета аттестационных испытаний, поэтому
обычные переводные экзамены и зачёты были довольно беспорядочно
втиснуты между СОВами и ТРИТОНами. Из-за этого их сдавали небольшими
группами, и Джин прибилась к гриффиндорцам, почти не пересекаясь с
представителями других факультетов. Целым потоком шестой курс сдавал
только историю магии, но, поскольку экзамен был письменный, для Джин не
составило труда затеряться в аудитории, не привлекая к себе лишнего
внимания. И вот принесла же нелёгкая этого павлина! Теперь придётся целый
день провести в его компании, выслушивая надменные комментарии и
оскорбления...
- Пришли, - коротко заметил Малфой, доставая из кармана мантии
серебряный ключ. - Отсюда уже можно отправляться.
- А на какое время он зачарован?
- Ни на какое, - буркнул Малфой. - Ну ты собираешься в Лондон или как?
Джин протянула руку и коснулась ключа, задев при этом его пальцы.
- Домой, - отчётливо произнёс Малфой, активировав портключ, который тут
же доставил их прямо к воротам Малфой-мэнор.
- Ух ты, он срабатывает от голоса, да? - не смогла сдержать восхищенья
Джин. Все соображения о том, что "это же Малфой", отступили при виде
такого чуда. - И конечно многоразовый?
- Ну да, - равнодушно ответил он, отпирая ключом небольшую дверь слева от
ворот.
Джин с любопытством оглядела сад - сейчас он выглядел совсем не так, как
тогда, весной, когда бригада Фенрира Грейбека приволокла их сюда в
качестве пленников. "Кажется, вот здесь, посреди этой чудесной клумбы с
тигровыми лилиями, мы стояли, связанные. Потом подошла Нарцисса, и нас
потащили по этим ступеням внутрь, а потом..." Но нет, страшные
воспоминания не приходили, наоборот вид залитого солнцем цветущего сада
каким-то образом примирял девушку с тенями "прошлого", как будто
уговаривал, что ещё ничего не случилось, что ещё не убит Добби... "Кстати,
Добби! Он же должен пока что работать здесь!"
- Мне нужно предупредить отца, - нарушил её задумчивость Малфой. - И
давай сюда свой аптечный список, я ему покажу.
Она молча протянула ему пергамент, и Малфой скрылся в доме. Конечно,
если бы ему и пришло в голову пригласить Джин внутрь, она бы всё равно
отказалась, но такое пренебрежение было неприятно. Приготовившись ждать,
она уселась прямо на ступени, прислонившись спиной к одной из белых
колонн, поддерживавших козырёк над входом, и закрыла глаза. Воздух вокруг
негромко гудел от зноя, знакомые звуки и запахи окружали её со всех сторон,
и ей даже начало казаться, что она всего лишь задремала в саду Норы и что
сейчас она откроет глаза и увидит Джинни, которую послали, чтобы
пригласить её к столу. А за столом вместе со всеми сидит Фред, и Билл ещё
прежний, до встречи с Грейбеком, и Гарри без этой ужасной седой пряди,
которая теперь приобрела известность не меньшую, чем шрам, который она
прикрывает... Джин сжала кулаки и закусила губу, возвращая себя в
реальность, запрещая себе мечтать о чём-нибудь подобном. "Довольно и того,
что сейчас ещё все живы. А кое-кто пока даже не родился..."
- Ну что, куда теперь? - поинтересовался Малфой, неслышно появившись из-
за колонны. Джин слегка вздрогнула и распахнула глаза, в которых тут же
заплясали цветные пятна от солнца. Раздосадованная потерей контроля над
ситуацией, она неласково посмотрела на слизеринца снизу вверх, не
поднимаясь со ступеней в надежде потянуть время, пока не прекратится
головокружение.
- Скажи, Малфой, это обязательно – подкрадываться к людям со спины?
Нелюбезный тон был специально рассчитан, чтобы спровоцировать
дискуссию подлиннее, а может даже заставить Малфоя отказаться от
обещания, данного Дамблдору. На самом деле Джин отлично понимала, что
грош ей цена как будущему аврору, если уже третий раз подряд её застаёт
врасплох какой-то жалкий маменькин сынок, который, даже будучи
взрослым, вместе со всеми своими дружками-Упивающимися не смог
справиться с несколькими пятикурсниками, а уж сейчас и подавно не являлся
достойным соперником. Но... этой бесшумной походке, пожалуй, стоило
поучиться...
- Ты можешь называть меня Люциус, - высокомерно разрешил он,
проигнорировав вопрос.
- Мне не нравится твоё имя, - вызывающе заявила Джин, с удовольствием
наблюдая, как его светская маска смывается волной раздражения.
- А фамилия, стало быть, нравится? - фыркнул он, неожиданно опускаясь на
ступеньки рядом с ней.
"В кодексе Малфоев наверняка что-нибудь должно быть написано по поводу
недопустимости подобного вульгарного поведения! Малфои должны сидеть в
креслах восемнадцатого века, принадлежавших не меньше чем Королю-
Солнцу, и являть собой образец величественного достоинства. Хорёк бы
удавился скорее, чем сделал что-нибудь подобное..."
- Фамилия нравится ещё меньше, - она начала получать удовольствие от
возможности безнаказанно говорить Малфою гадости. Очевидно,
аристократическое воспитание не позволяло ему ответить тем же
малознакомой девушке, поэтому он пока держался и терпел её провокации. -
Но так по крайней мере привычно. - "Ох, вот это было лишним!" - По имени
я привыкла называть друзей, - добавила она, исправляя свою промашку. - Так
что...
- ...так что тебя я могу называть Найтли, я правильно понял? - холодно
осведомился Малфой и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Так куда мы
отправляемся теперь?
Джин на мгновенье прикрыла глаза, сосредотачиваясь, а затем решительно
поднялась, опершись на колонну, чтобы не потерять равновесие.
Целительница Вайс знала, что говорила, когда советовала всё лето посвятить
физическим упражнениям на свежем воздухе, но девушка не слишком
прилежно следовала её рекомендации. И хотя Алиса и Фабз постоянно
пытались вытаскивать её с собой, Джин предпочитала заниматься в
библиотеке, чтобы не попадаться лишний раз на глаза обитателям замка. Она
вовсе не хотела потом отвечать на вопросы, почему это ей пришлось сдавать
переводные экзамены, вместо того, чтобы просто предъявить документы из
старой школы, да и вообще пыталась не заводить слишком много знакомств.
Хватит с неё будущих однокурсников. И вот теперь приходилось иметь дело с
неприятными последствиями нескольких месяцев, проведённых почти
безвылазно в четырёх стенах – сначала над учебниками, затем в лаборатории.
Первые же полчаса под прямыми солнечными лучами вызвали противное
предобморочное состояние, которое нужно было победить во что бы то ни
стало.
- Гринготтс, - ответила она уверенно.
Малфой тоже поднялся и посмотрел на неё вопросительно.
- Ну и чего ты ждешь, Найтли? - он протянул ей руку, и Джин нервно
поёжилась.
- Мы что – собираемся туда аппарировать? Почему бы не воспользоваться
камином?
Двойную аппарацию в качестве ведомой она любила ещё меньше, чем полёты
на метле. Одно дело – довериться Гарри или Рону, несколько раз им уже
приходилось аппарировать вместе, но Малфой! "Если бы Дамблдор не
сообщил ему, что у меня нет лицензии, то сейчас можно было бы рискнуть и
аппарировать самостоятельно. Может быть и не поймали бы. Хотя кто знает,
какие у них сейчас способы отслеживать нарушителей..."
- Терпеть не могу каминную сеть, - ответил Малфой к её огромному
изумлению. Использование летучего порошка было одним из самых
традиционных способов перемещения, наиболее подходящим для
представителя чистокровного семейства.
Джин отлично помнила, как на шестом курсе, когда Министерство
подключило Хогвартс к каминной сети для возвращения студентов в школу
после рождественских каникул, она случайно вышла из слизеринского
камина. Точнее, вывалилась прямо под ноги смурному Снейпу, который от
неожиданности даже подал ей руку, чтобы помочь подняться, но тут же
скорчил привычную гримасу отвращения и снял с Гриффиндора несколько
баллов. А сидевший в кабинете своего декана Драко не упустил возможности
пройтись насчёт того, что грязнокровки только на то и могут сгодиться в
магическом мире, чтобы вытирать своей одеждой общественные камины.
Сам он при этом выглядел настолько безупречно, что чумазая и встрёпанная
Гермиона даже не нашлась с ответом, постаравшись как можно скорее
выкинуть этот унизительный эпизод из головы – точно так же, как она
старалась не обращать внимания на сотни других оскорблений, которые ей
приходилось выслушивать в течение всего времени учёбы с Малфоем. Кто бы
мог подумать, что отец хорька добровольно признается в том, что не считает
этот способ перемещения самым естественным и комфортным!
Подавив невольный вздох и стараясь сохранять на лице спокойное
выражение, Джин приняла его руку и позволила притянуть себя поближе.
"Довериться и расслабиться, - вертелись у неё в голове два главных принципа
совместной аппарации, и ни один из них не казался ей осуществимым в
данный момент. - Нужно представить, что это Рон". Она закрыла глаза,
чувствуя спиной тепло его тела, и сжала кулаки так, что ногти вонзились в
ладони. Джин тут же расслабила руки - отвлекаться на собственные
ощущения, будучи ведомой, значило подвергать смертельной опасности как
её, так и Малфоя. "Ну что ты как маленькая! - вновь попытался урезонить её
внутренний голос. - Можно забыть обо всех своих предубеждениях на
несколько секунд?!"
- Ты готова? - раздался спокойный голос у неё над ухом.
- Нет, - беспомощно призналась она. Но уж лучше выставить себя дурой, чем
расщепиться. - Я... я не могу... Может быть ты откроешь для меня камин, а
сам аппарируешь? Встретимся на месте, а? - теперь, когда пришлось
подпустить в голос просительных ноток, она проклинала своё
первоначальное решение вести себя как можно невежливей во время
вынужденного пребывания со слизеринцем. Вот выставит он её попросту за
ворота Малфой-мэнор – и что она будет делать?
Но Малфой не отпустил Джин, а наоборот приобнял левой рукой, притянув
её ещё ближе.
- Ш-ш-ш, Найтли, незачем так нервничать. Мы сделаем это запросто, даже не
сомневайся, - то, что она не видела его лица, очень помогало, несмотря на то,
что знакомые протяжные интонации не оставляли сомнений в том, кому
принадлежит этот негромкий гипнотизирующий голос. - Просто дыши.
Вдох... выдох... вдох... Так, очень хорошо. Не открывай глаза. Теперь по моей
команде мы вместе пойдём по дорожке, с левой ноги. Давай: вдох – левой –
правой – левой...
"Ну надо же! - удивилась Джин, делая четвёртый шаг - уже по мостовой
Косого переулка. Именно таким образом слушателей Академии учили при
необходимости аппарировать магглов и детей. - Откуда Малфой знаком с этой
техникой?"
- Ты в порядке? - поинтересовался он, немедленно отпустив её и отступив на
шаг в сторону. Ни лицо, ни голос не выражали искреннего беспокойства,
поэтому Джин посчитала возможным проигнорировать вопрос, а Малфой не
стал настаивать. - Гринготтс прямо перед тобой.

***

Спустя час Джин была готова поблагодарить Дамблдора за то, что тот навязал
ей в провожатые именно Малфоя, который, видно, обладал врождённой
способностью улаживать всякие связанные с финансами вопросы. Сейчас она
не могла представить, как бы ей удалось самой разобраться с упёртым
гоблином, который требовал от неё заполнения целой кипы каких-то
дурацких документов. Малфой решил эту проблему одним движением тонкой
брови в сочетании с демонстрацией фамильного перстня. Как Джин поняла,
перстень удостоверял его право выступать в данный момент от имени
попечительского совета школы, и только поэтому его поручительства
хватило, чтобы подтвердить её личность. Но даже после вмешательства
Малфоя получение стипендиальных денег потребовало выполнения кучи
формальностей, как будто чека, подписанного Дамблдором и членами
попечительского совета, не было достаточно. Джин начала понимать, почему
Уизли предпочитали обходиться собственными скудными средствами.
- Куда теперь? - ровным голосом осведомился Малфой, когда она
самостоятельно выбралась из банковской тележки, проигнорировав его
протянутую руку. Он вообще выбрал такую, отстранённо-вежливую, линию
поведения: говорил только по делу, без тени эмоций в голосе, ничем не
показывая, что как-то задет её откровенной враждебностью. На мгновенье
Джин даже стало стыдно - этот Малфой ещё ничего ей не сделал, хоть и
наверняка уже является той сволочью, которая... Нет, учитывая его будущие
"заслуги", можно сказать, что её обращение с ним, наоборот, было слишком
любезным.
- В аптеку, - скомандовала Джин, решив сначала покончить со служебными
обязанностями, а уж затем заняться личными делами.
В аптеке царили полумрак и прохлада, что показалось истинным
благословением после пекла, в которое августовская жара превратила Косой
переулок. Джин облегчённо прислонилась к высокому прилавку и качнула
серебряный колокольчик, висевший прямо над её головой. Раздался
мелодичный звон, и спустя полминуты из задней двери появился худой
невысокий мужчина с глубокими залысинами. Сухо поздоровавшись с
посетителями, он сразу же уткнулся носом в предъявленный список и снова
исчез за дверью. За время ожидания Джин успела не по одному разу
рассмотреть содержимое обеих витрин и начать всерьёз жалеть, что владелец
аптеки не позаботился о стульях для посетителей. Она уже готова была
трансфигурировать что-нибудь, не обращая больше внимания на
предостерегающий голос Снейпа в голове, напоминавший, что "в
присутствии сложных и чувствительных зелий необходимо производить как
можно меньше магических колебаний, особенно - вызывающих
перераспределение материи", но в этот момент аптекарь вернулся, левитируя
перед собой большой металлический контейнер.
- Проверьте, всё ли правильно, и надпишите адрес доставки, мисс, - попросил
он, протягивая ей наполовину заполненный бланк заказа.
Джин пробежалась по нему глазами: из перечисленных ею ингредиентов в
аптеке отсутствовали только кора южноамериканского мечелистника и коготь
ложного шипокрыла, которые теперь придётся где-то заказывать...
- Подождите - доставка? Какая доставка? Я собиралась сама...
- Здесь написано, - мужчина пожал плечами и ткнул пальцем в её список,
внизу которого незнакомой рукой было приписано "с доставкой - около 50
галеонов".
- Пятьдесят галеонов?! - невольно воскликнула Джин. - Откуда такая сумма?
- На самом деле получилось сорок восемь галеонов девятнадцать кнатов, -
уточнил аптекарь.
- Не волнуйся так, Найтли, - Малфой, до сих пор не участвовавший в
разговоре, подошел к прилавку, излучая раздражающую уверенность в себе. -
Я дал отцу завизировать твой запрос, и он утроил количество ингредиентов.
У тебя же не будет возможности ездить в Лондон пополнять запасы в течение
учебного семестра. А этого количества должно хватить надолго. И доставка
тоже будет оплачена из попечительского фонда - или ты хочешь сегодня
целый день таскаться с этим ящиком, а потом ещё тащить его от станции до
замка?
Девушка отрицательно помотала головой и склонилась над бланком,
вписывая адрес.
- Как будете платить, сэр? - обратился аптекарь к Малфою.
- Наличными. И сделайте, пожалуйста, копию бланка заказа для
попечительского совета. Найтли! - Джин посмотрела на него вопросительно. -
Свой экземпляр отдашь директору после того, как получишь по нему заказ.
Как только тебя официально назначат, будешь сама хранить все документы и
отчитываться перед попечителями. Понятно?
Она неуверенно кивнула, забрала из рук аптекаря бланк и вышла на улицу, не
дожидаясь, пока Малфой расплатится. Привыкшие к полумраку аптеки глаза
немедленно заслезились от яркого солнца, а от раскалённой мостовой
исходила буквально осязаемая волна жара, и Джин тут же почувствовала
дурноту и звон в ушах, предвещающие обморок. Она присела на корточки,
опираясь спиной на стену аптеки, и закрыла глаза, пережидая приступ
слабости. В этот момент в лоб ей уперся кончик палочки и Малфой
промурлыкал какое-то заклинание, после чего по всему телу разлилась
волшебная прохлада, а в голове заметно прояснело.
- Лучше? - она открыла глаза, увидела его протянутую руку и на этот раз
воспользовалась помощью, чтобы встать на ноги. - Самое время чего-нибудь
съесть, - бодро продолжил Малфой и направился к кафе Флорана Фортескью,
слегка поддерживая её за локоть.
Опустившись в плетёное кресло в тени широкого зонтика, Джин почти сразу
почувствовала себя гораздо лучше.
- Полезное заклинание, - признала она, посчитав, что это сойдет за "спасибо".

Малфой пожал плечами:

- Научили этим летом. Несколько человек из нашей компании тоже не
слишком хорошо переносили жару.
Джин только кивнула, не зная, что ещё сказать. Благодарить Малфоя по-
человечески категорически не хотелось, а повисшая пауза начинала давить.
- Ты раньше училась в Дурмстранге? - неожиданно спросил он.
- С чего ты взял? - Джин не могла сдержать изумления.
- Ну, у меня есть несколько знакомых ребят оттуда, - неопределённо протянул
Малфой. - Чем-то ты на них похожа.
"Это чем же например?" - чуть было не спросила Джин, но ограничилась
отрицательным движением головы.
- Нет, я из Канады. Академия Кленового Листа.
- Надо же, а акцента у тебя совсем нет...
"Да-а-а, об акценте-то я и забыла. Теперь уже будет неестественно, если я
начну его изображать. Прав был Дамблдор - за всем одновременно уследить
просто невозможно".
- Был совсем слабый. Мы переехали в Канаду только шесть лет назад, как раз
перед тем, как я пошла в школу. А последние полгода я провела в Британии,
так что легко отучилась от акцента обратно...
Джин была очень рада появлению помощницы Флорана, которая как раз
принесла заказанные ими мороженое и холодный фруктовый чай. Малфой
некоторое время посвятил своему заказу, но когда закончил - снова в упор
уставился на неё своими ледяными глазами и продолжил допрос:
- Ну а твои родители - они остались в Канаде?
- Н-нет. Их нет, - "Мамочка, папочка, простите пожалуйста, это чудовищно,
но иначе у меня концы с концами не сойдутся!" - Они погибли полгода назад,
- она опустила голову, пряча глаза, в надежде, что это будет выглядеть как
проявление скорби.
Купился ли на это Малфой, неизвестно, но он по крайней мере изобразил
сочувствие:
- Прости, я не хотел... А в Британии у тебя остались родственники?
- Нет, больше никого нет, ни там, ни здесь, - покачала головой девушка, входя
во вкус. Вроде бы получалось достаточно гладко. - Но сейчас я по крайней
мере не в чужой стране. И профессор Дамблдор согласился предоставить мне
временное жильё и работу, пока я заканчиваю учёбу, так что...
- Ясно. Как я понял, ты теперь варишь зелья для больничного крыла? -
продолжил светскую беседу Малфой.
"Что ему надо от меня? - запаниковала Джин. - Неужели уже что-то
подозревает?!"
Она ответила простым кивком, надеясь, что Малфою скоро надоест вести
односторонний разговор. Но не тут-то было. Он только поудобнее откинулся
в своем кресле, крутя в длинных пальцах стакан с чаем.
- Ты уже определилась, на какой факультет ты хочешь попасть?
"Любопытный вопрос, Малфой!" На самом деле в последнее время Джин всё
чаще и чаще задумывалась об этом. Если в самом начале её пребывания в
Хогвартсе у неё не возникало ни малейшего сомнения насчет распределения в
Гриффиндор, то впоследствии это мнение не один раз поменялось. Как будто
мало было Фабиана и Лонгботтомов - за время экзаменов Джин пришлось
познакомиться ещё с тремя будущими жертвами Упивающихся Смертью.
Тоненькая большеглазая Марлин Маккиннон и коренастый Бенджамин
Фенвик - однокурсники Фрэнка, и добродушная хохотушка Доркас Медоуз,
учившаяся вместе с Алисой, были знакомы Джин по колдографии Аластора
Муди, которую Гарри много раз показывал им с Роном. После смерти
Сириуса он вбил себе в голову, что просто обязан помнить всех членов
Ордена в лицо, даже если никогда не видел их живыми, и проводил довольно
много времени, разглядывая снимок и вытряхивая из старшего поколения
фениксовцев воспоминания об их товарищах по оружию, изображенных на
нём. Джин понимала его порыв и покорно выслушивала истории о давно
погибших людях. Но видеть их сейчас - молодыми, полными надежд и
планов на будущее - это было чересчур для неё. А ведь ещё был новый
"призыв" членов Ордена, набранный из тех, кто как раз сейчас учится на
младших курсах или должен поступить в Хогвартс в ближайшие годы.
Посадка Дракучей Ивы, которую она наблюдала в конце июля, подтвердила
правильность её расчётов - в этом году среди гриффиндорских
первокурсников окажется четвёрка Мародёров. И она не представляла себе,
как сможет сидеть в гостиной с Сириусом, Ремусом, родителями Гарри, или
как будет есть за одним столом с Питером Петтигрю. Некоторое время она
склонялась к мысли, что ей лучше было бы оказаться в Равенкло или даже
Хаффлпаффе - подальше от извечного противостояния факультетов, чтобы
посвятить время учёбе и как можно меньше пересекаться с будущими
фениксовцами и теми, кто станет их убийцами. А иногда ей приходило в
голову, что, попав на Слизерин, она могла бы точно узнать, кого завербовал
Волдеморт. Пусть даже этими знаниями она не сможет воспользоваться
сейчас, не имея права вмешиваться в ход событий, но по крайней мере потом,
вернувшись в своё время, будет точно знать, кто поддерживал Упивающихся,
кто принял метку, даже может быть сможет свидетельствовать в суде... Но
потом ей становилось противно от одной мысли о том, чтобы целый год
шпионить в слизеринском гадюшнике, и больше всего на свете хотелось
оказаться среди своих, пусть даже их лица каждый день будут напоминать ей,
что никого из них она не может уберечь от их судьбы.
- Без разницы, - наконец ответила она. - Мне немного рассказали про ваши
факультеты и про распределение - как я понимаю, студент не может решать,
куда его отправят? - "Держу пари, Малфой, что тебя шляпа послала на
Слизерин, не поколебавшись ни секунды. Поэтому откуда тебе знать, что на
самом деле каждый волен выбирать свою дорогу?"
Он снова пожал плечами:
- Но предпочтения какие-то всё равно должны быть, так ведь? Ты не знаешь,
на каком факультете ты хочешь учиться?
- Без разницы, - повторила она раздражённо. - Слушай, Малфой, у меня ещё
несколько дел на сегодня запланировано. Может быть мы уже продолжим
нашу экскурсию? Или, если хочешь, ты можешь посидеть здесь, пока я куплю
всё, что требуется для школы. Или даже можешь отправляться домой, я
замечательно справлюсь дальше сама.
Малфой нахмурился и поднялся с кресла:
- Нет уж, я обещал Дамблдору посадить тебя в Хогвартс-Экспресс, и мне
придётся это сделать. Если ты уже не собираешься падать в обморок, то мы
можем пройтись по магазинам - мне тоже нужно приобрести учебники, перья
и всё остальное.
- Сначала книги? - она невольно качнула головой в сторону "Флориш и
Блоттс", но Малфой, к счастью, этого не заметил.
- Туда, - он махнул рукой, повторяя её жест, и направился к книжному
магазину. Джин, на ходу разворачивая перечень требуемых учебников,
последовала за ним.
***

Люциус прохаживался туда-сюда вдоль витрины мадам Малкин в ожидании

Найтли. Сам он заказывал мантии у семейного портного, проживавшего во
Франции - старик Лотье, хоть и производил впечатление полной развалины,
до сих пор не имел себе равных по части кройки и шитья. Отец неоднократно
с раздражением отмечал тот факт, что почему-то любой художественный
талант является редкостью среди волшебников, и что, когда Лотье покинет
этот мир, Малфоям придется либо снижать стандарты, либо обращаться к
маггловским портным. Ни тот, ни другой варианты Люциусу категорически
не нравились, и он совершенно искренне желал старому мастеру долгих и
плодотворных лет жизни.
Всё, что требуется для школы, они с Найтли уже приобрели, и теперь Люциус
гадал, на что же можно потратить оставшиеся до поезда шесть часов.
Приглашать эту грубиянку в Малфой-мэнор не хотелось, хотя при мысли о
ещё одной совместной аппарации на его лице невольно возникла
мечтательная улыбка, которую он, впрочем, тут же решительно стёр.
Девчонка вела себя так строптиво и независимо, что любая возможность
заставить её подчиниться казалась заманчивой. Он отлично понимал, что
если бы не правила безопасности, она бы ни за что не позволила собой
руководить, и именно поэтому близкое тепло её покорного тела теперь
вспоминалось ему как нечто... приятное. Впрочем, этому было и другое
объяснение. Ещё не успев толком отойти от экзаменационного стресса,
Люциус сразу отправился к родственникам в Реймс, где был постоянно
окружён любящей толпой своих престарелых тётушек, пытавшихся
контролировать каждый его шаг. Затем согласился на приглашение Беллы - и
оказался запертым на вилле в чрезвычайно приятной, но преимущественно
мужской компании, если не считать самой Беллы, которую он давным-давно
ради собственной безопасности исключил из списка женщин, переведя в
категорию приятелей, и абсолютно непривлекательной Алекто Кэрроу. Так
что реакция на близость первой же девушки, встреченной им после такого
лета, не стала для него большим сюрпризом. Другой вопрос, что её
откровенная враждебность тут же убила всякое настроение.
"Может быть у нас что-то вроде кровной вражды?" - размышлял он,
перебирая в уме семейную историю. Никаких конфликтов ни с какими
Найтли там не значилось, но это ещё ни о чём не говорило. Как минимум,
нужно было знать девичью фамилию её матери, возможно у неё в роду были
какие-нибудь Уизли или Гэмпы. Но аккуратно вывести девчонку на разговор
о семейных корнях не удалось - она вообще обрывала любую попытку
поговорить. И ведь нельзя сказать, что она от природы необщительна, судя по
тому, что он наблюдал во время экзаменов, когда она всё время болталась в
компании гриффов. С ними она разговаривала и даже смеялась - Люциус
видел это своими глазами. Значит, дело было именно в нём. "Причём это
началось с самой первой встречи, - вдруг вспомнил он, - когда она ещё даже
не знала моего имени. Получается, что кровная вражда тут ни при чём?
Ненависть с первого взгляда? Ведь я ей тогда ничего особенного не сделал -
ну встретил не слишком любезно, ну за мальчика принял на мгновенье... Это
же ещё не повод бросаться этими убийственными взглядами и нервно
трястись при одной мысли о двойной аппарации! Кстати, об аппарации, - он
дошёл до угла магазина и повернул обратно. - Нам же ещё надо в
Министерство, чтобы решить вопрос с её лицензией. Не то чтобы она ей
понадобится в ближайшее время, но раз уж директор так распорядился, а
времени лишнего всё равно полно..."
В этот момент дверь распахнулась, и из неё вышла измученная примерками
Найтли, неловко зажимая под мышкой перевязанный лентой сверток.
Раздражение делало её лицо совсем непривлекательным, сжатые в узкую
полоску бледные губы усиливали хищное впечатление, которое девушка
производила большую часть времени. В счастливом или хотя бы просто
расслабленном состоянии Люциус видел её лишь издалека, но готов был
поклясться, что гриффиндорской шайке Найтли казалась вполне милой, если
судить по тому, как вокруг неё увивался младший Прюэтт. "А со мной она как
будто превращается в гарпию. Даже Белла в её самой грозной ипостаси
никогда не переставала быть привлекательной - по крайней мере с
эстетической точки зрения. У Найтли же при виде меня лицо перекашивается,
будто она костероста хлебнула..."
- Ты не знаешь...? - начала она неожиданно, но тут же махнула рукой. - Нет,
конечно же, ты не знаешь!
- А ты попробуй, - пожал плечами Люциус. Он не собирался упускать шанс
завести наконец цивилизованный разговор, раз уж она сама решилась
обратиться с вопросом.
Она буркнула что-то неразборчивое и тут же отвела глаза.
- Прости, не понял? - переспросил он.
- Маггловская одежда, - чётко и громко повторила девушка, с вызовом глядя
ему в лицо. - Мне нужен магазин маггловской одежды, ты не знаешь, где тут
поблизости можно найти такой?
К этому Люциус действительно не был готов. Ему никогда толком не
приходилось общаться с людьми вне своего круга, он вступал в сколько-
нибудь длительные разговоры только с теми, кто вхож в Малфой-мэнор, или с
представителями своего факультета - в общем, с собеседниками, подвергать
сомнению чистокровность которых считалось не просто признаком дурного
тона, а самым настоящим оскорблением. Такие вопросы были неприличны и
запрещены в их среде, но Найтли, компанию которой ему навязал Дамблдор,
запросто могла оказаться полукровкой или даже магглорождённой. И даже
теперь у него не поворачивался язык спросить, так ли это.
- А-а... а зачем тебе? - озвучил он единственную формулировку, которая
пришла к нему в голову, и ужаснулся идиотизму получившегося вопроса.
- Чтобы купить одежду, - фыркнула она, продолжая сверлить его взглядом. -
Волшебники совершенно не умеют делать нормальную обувь, а бельё… -
вызывающее выражение превратилось в откровенную насмешку, - бельё
просто ужасно. К тому же я собираюсь выйти в маггловский Лондон.
- Можно трансфигурировать мантию на время, - зацепился он за последнюю
фразу, чтобы как-то отвлечься от поднятой темы белья.
- Можно, - согласилась Найтли, отбрасывая с лица тёмную чёлку. - Но я хочу
приобрести нормальную удобную одежду, обувь и бельё. У тебя какие-то
возражения на этот счет?
Люциус почувствовал, что краснеет. "Это от злости и от жары, - попытался
он утешить себя, но вышло не слишком хорошо. Эта невыносимая девчонка
умудрилась-таки вывести его из себя, поставить в дурацкое положение, чего
Малфои никогда не прощают. - Это она ведёт себя неприлично, почему же
неловко мне?!" В этот момент он подумал о Цисси, которая никогда в жизни
не позволила бы себе настолько выйти за рамки, не говоря уж о том, чтобы
получать от этого извращённое удовольствие. А Найтли в данный момент
совершенно точно развлекалась за его счёт, судя по прятавшимся на дне
янтарно-карих глаз золотистым искоркам настоящего веселья, которое не
имело ничего общего с её насмешливой ухмылкой.
- Итак, ты всё-таки знаешь подходящее место, или нет? - уточнила она
голосом, в котором издёвка откровенно преобладала над всеми прочими
интонациями, даже презрение и раздражение временно отступили на задний
план.
- Нет, таких мест я действительно не знаю, - ответил наконец Люциус.
- В таком случае идем в Дырявый Котёл, - командные нотки в её голосе явно
усилились под влиянием только что одержанной победы.
Она уверенно зашагала к выходу из Косого переулка, а Люциус отстал на
несколько шагов, чтобы незаметно наложить охлаждающие чары на своё
пылающее лицо. "Час от часу не легче, теперь мы ещё собираемся проводить
время в вонючем пабе, среди отбросов магического общества..." Войдя
следом за спутницей в бар, он остановился недалеко от двери, надеясь, что
она не задержится здесь надолго.
Найтли подошла к барной стойке и что-то негромко сказала пожилому
бармену. Тот сразу же обернулся и зычно крикнул в приоткрытую заднюю
дверь:
- Том, это к тебе!
"Отлично, - мрачно подумал про себя Люциус. - Мы ещё и водим дружбу с
представителями низшего класса..." Ему очень хотелось вернуть себе чувство
превосходства над несносной девицей, поэтому он пристально следил за её
действиями, ожидая шанса нанести ответный удар. Найтли тем временем, не
обращая на него никакого внимания, взгромоздилась на высокий табурет и
начала щебетать с высоким парнем со встрёпанной шевелюрой цвета соломы,
который появился из двери за стойкой. Простыми открытыми чертами лица
он немного напомнил Люциусу Макнейра, только улыбка была совсем
другой. Лукавой, или даже... игривой... "Не иначе как под стать разговору.
Разошлась наша студентка не на шутку, похоже. А может быть она... хм...
девица лёгкого поведения?" Это соображение открывало любопытные
перспективы, но Люциус тут же его отмёл. Он недаром слыл среди друзей
знатоком человеческих душ и мог с уверенностью сказать, что Найтли
совершенно точно была не из таких. Но тем не менее то, что сейчас
происходило на его глазах, нельзя было назвать иначе чем флиртом.
Покопавшись в кармане мантии, девушка выложила на стойку несколько
серебряных монет.
- Может возьмешь два сикля поцелуями? - донесся до Люциуса её вопрос. -
Курс остался прежний?
Парень за стойкой издал немного напряжённый смешок, как будто не был до
конца уверен, как реагировать на подобное предложение. Найтли негромко
засмеялась и выудила из кармана галеон.
- В таком случае поищи сдачу. И стакан воды, пожалуйста, - она обернулась к
Люциусу, как будто собиралась спросить, не хочет ли он чего-нибудь, но,
похоже, прочитала ответ на его лице и промолчала. Люциус дождался, пока
она отвернётся обратно, и приблизился ещё на пару шагов, чтобы не упустить
ни слова. - Скажи, Том, ты знаешь где-нибудь поблизости магазин
маггловской одежды?
Том отреагировал совершенно спокойно, видно, что этот вопрос ему задавали
не раз:
- Да, есть магазинчик наискосок через дорогу от Дырявого Котла, справа. Его
держит семейная пара волшебников, причем он - магглорождённый, так что
разбирается в том, что и как у магглов принято. И там принимают галеоны.
Можете смело обращаться туда за помощью, они подберут одежду и
объяснят...
- Спасибо, Том, - перебила его девушка. - Туда и обращусь. У меня к тебе ещё
одна просьба - ты не мог бы подержать у себя мои покупки, пока я закончу
несколько дел в городе? Тут книги, мантии и прочая ерунда, не хотелось бы
таскать всё это с собой...
- Конечно, мисс Найтли, - готовность Тома оказать девушке любую помощь
бросалась в глаза. "С такой преданностью не всякий домовой эльф на хозяина
смотрит", - фыркнул про себя Люциус, гадая, чем же Найтли заслужила
подобное обращение.
Она одним движением допила свою воду и встала.
- Ну что, Малфой, ты всё ещё намерен меня сопровождать? - спросила она
надменным тоном, как будто изначально идея ходить за ней хвостом
принадлежала самому Люциусу.
- Намерен, - сквозь зубы процедил он, - жалко только, что до твоего поезда
слишком мало времени. Не успеем обойти все злачные места Лондона.
Эту подачу она не приняла, сделав вид, что не услышала последнюю фразу.
Очевидно, её игривое настроение не распространялось на Люциуса, словно
от одного звука его голоса она вспомнила, что не может расслабляться в его
присутствии. Даже плечи девушки как будто окаменели, когда она молча
проследовала мимо него на улицу и направилась прямо к упомянутому Томом
магазинчику.
Снаружи на витрину были наложены антимаггловские чары, создававшие
иллюзию узких зарешеченных окошек, за которыми могла бы располагаться
какая-нибудь скучная запылённая контора. Внутри было довольно уютное и
просторное помещение, с удобными диванчиками для посетителей, на один
из которых Люциус тут же опустился и закрыл глаза, наслаждаясь отдыхом в
прохладе. Найтли, увлекаемая хозяйкой магазина, исчезла в его недрах.
Спустя некоторое время обе появились у примерочных кабинок, нагруженные
целой горой одежды. Люциус, которому несколько раз уже приходилось
сопровождать Цисси по парижским магазинам, когда она гостила вместе с
ним у его тётушек прошлым летом, имел некоторое представление о том,
насколько может затянуться процесс выбора. Поэтому он был приятно
удивлён, когда уже через несколько минут Найтли появилась из-за занавески.
Похоже, что она чётко представляла, что хочет найти.
Не подавая вида, Люциус сквозь ресницы наблюдал за тем, как она
придирчиво оглядывает своё отражение. Девушка выбрала мягкие свободные
брюки, простую хлопковую футболку и вязаный балахон с капюшоном - всё
тёмно-серого, почти чёрного цвета, который ещё больше подчёркивал её
нездоровую худощавость и бледность. Но Найтли явно не слишком
расстроилась по этому поводу, уделяя больше внимания каким-то другим
соображениям. Она внезапно резко присела, перенесла вес с одной ноги на
другую, одновременно вытаскивая палочку из ножен на запястье, затем так
же стремительно распрямилась вращательным движением и завершила
пируэт, встав в боевую позицию. Люциус даже забыл делать вид, что дремлет
- настолько зрелищным оказалось это маленькое представление, которое явно
было затеяно для того, чтобы проверить, насколько удобно будет двигаться в
новой одежде. "Двигаться?! Она не иначе как собралась вызывать кого-то на
дуэль! Абсолютно чокнутая девица. Наверняка они с Алекто нашли бы
общий язык..." Он ещё немного понаблюдал, как она имитирует боевые
стойки и выпады, и закрыл глаза по-настоящему, не желая, чтобы она
поймала его за подглядыванием. Затем вновь появилась хозяйка магазина,
судя по тихому разговору, девушка выбрала ещё несколько вещей. Под конец
Люциус услышал слово "бельё" и зажмурился ещё крепче. Некоторое время
вокруг было тихо, затем кто-то приблизился к нему и нерешительно потряс за
плечо.
- Малфой, - окликнула Найтли, тут же убрав руку, словно сама испугалась
своей вольности.
Люциус не стал притворяться дальше и медленно открыл глаза. На этот раз
на девушке были голубые джинсы и белая майка с монохромным портретом
какого-то лохматого темноволосого парня в берете со звёздочкой и надписью
под ним - HASTA LA VICTORIA SIEMPRE.
- Что тебе, Найтли? - холодно спросил он.
- Если ты всё ещё собираешься идти со мной, то наверное уже пора
трансфигурировать свою мантию, - ответила она спокойно, ничуть не
напуганная его враждебным тоном. - Или можешь тоже подобрать себе
какую-нибудь маггловскую одежду.
Последнее предложение Люциус встретил кислой гримасой и встал,
выкладывая из карманов мантии их содержимое, девушка же прошлёпала
босыми ногами в соседнее помещение, откуда тут же раздался оживлённый
голос хозяйки по поводу отсутствия в ассортименте ботинок с высокой
шнуровкой нужного размера. Когда Найтли снова появилась, на ней
красовались мягкие замшевые мокасины.
- Ты готов наконец? - она придирчиво оглядела его прямые тёмные брюки и
белоснежную рубашку с широкими рукавами и еле слышно хмыкнула. -
Малфой, ты будто на бал собрался. Причем в восемнадцатом веке. Ты что - не
мог трансфигурировать свою одежду во что-нибудь более современное?
- Трансфигурировать мантию я предлагал тебе, - фыркнул Люциус. - А я свою
одежду портить не собираюсь. На неё наложены разные тонкие чары,
которым может повредить более грубое волшебство. Думаю, что мне
достаточно будет оставить свою мантию, - он махнул рукой в сторону ещё
одного свертка, появившегося рядом с её покупками, - а остальное может и
старомодно с точки зрения магглов, но вполне...
- Постой-ка! - она смешно наклонила голову набок, присматриваясь к его
одежде, и закусила губу. - Это что же - всё настоящее? - глаза её округлились.
- И ты в такую жару носишь под мантией ещё слой одежды?!
Её искреннее изумление было даже забавным. Во всяком случае лучше, чем
досада, неприязнь или насмешка.
- Найтли, ты что - никогда не слышала о постоянных охлаждающих чарах?
Ах, да, ты же предпочитаешь покупать маггловскую одежду! - Он широко
ухмыльнулся, когда внезапно ему в голову пришла другая мысль. - Ха, а ты,
хочешь сказать, ничего под мантией не носишь? - он с огромным
удовлетворением понаблюдал, как густой румянец заливает её бледное лицо,
и спустя несколько мгновений невинно уточнил, рассчитанным ударом
добивая смутившуюся девушку: - Кроме белья, разумеется.
После этого, чувствуя себя вполне отомщённым, Люциус подхватил с дивана
свою мантию и покинул магазинчик, решив подождать девушку на улице.

***

- Только в ноябре?! - Найтли даже не пыталась скрыть своё разочарование и

злость. - Но почему так долго?
Люциус едва удержался, чтобы не пожать плечами. Он и так слишком много
использовал этот бессмысленный и несолидный жест в её присутствии.
- Обычная волокита. Вдобавок они сказали, что прежде, чем назначить дату
экзамена, они должны послать запрос Дамблдору, который подтвердит твою
личность и возраст. И только тогда ты сможешь вновь сдавать на лицензию, -
он насладился видом её вытянувшегося лица и добавил: - Скажи ещё
спасибо, что тебе не придётся возвращаться в Канаду, чтобы восстанавливать
свои документы там.
- Я не переставала быть гражданкой Британии! - возмутилась Найтли, нервно
стиснув руки, как будто пыталась кого-то удушить. - И не моя вина, что в
нашей стране учёт детей-волшебников происходит только при записи их в
Хогвартс. Это дурацкая консервативная традиция...
- Обычно она работает нормально, - сухо перебил её Люциус, которого задели
её нападки на консервативность и традиции магического общества. Лично его
заведённый порядок вполне устраивал. - Рождение волшебника в
Великобритании автоматически фиксируется в хогвартской переписи, затем
он получает аттестат, лицензию на аппарирование, а потом в момент
заключения брака его имя вписывается в Большую Книгу Браков
Министерства. Всего этого вполне достаточно, чтобы удостоверить личность
при необходимости. Но если ты ходила в школу и получала лицензию в
другой стране, а замуж пока не вышла, то только директор Хогвартса может
подтвердить, что в шестьдесят пятом году церемонию Сортировки
пропустила некая мисс Найтли, следовательно упомянутая мисс родилась на
территории Великобритании и в данный момент гарантированно является
совершеннолетней. Кстати, - он искоса взглянул на девушку, - может быть ты
объяснишь мне, как тебя угораздило покинуть Канаду без документов?
Найтли наградила его очередным недобрым взглядом.
- Не то чтобы это хоть как-то касалось тебя, Малфой, но раз уж... ладно,
неважно, - она со вздохом провела ладонью по волосам, приведя их в ещё
больший беспорядок. - Дело в том, что я тоже пострадала в том несчастном
случае с родителями. И оказалась в Британии несколько... стремительно и в
бессознательном состоянии.
- Так ты что, аппарировала сюда через океан?! - догадался Люциус.
- Ну да, похоже, что так, - она явно чувствовала себя очень неуютно в данный
момент, съёжившись под его взглядом. - Я не очень хорошо это помню.
Это многое объясняло. И её ужас перед аппарацией, и бледный, болезненный
вид, и то, что среди прочих сегодняшних дел она зачем-то посетила Мунго.
Люциус ждал её в каминном зале больницы, поэтому не знал, что девушка
там делала, но теперь предположил, что она показывалась своему целителю.
К тому же он заметил, что сверток с её старой мантией и туфлями, который
она после магазина маггловской одежды таскала с собой, был оставлен на
стойке регистратуры. Тогда Люциус подумал, что Найтли занимается какой-
нибудь благотворительностью, навещая сирых и убогих, то бишь бедных и
больных, и оставляя для них ненужную больше одежду. Но сейчас понял, что,
очевидно, она сама в своё время была объектом благотворительности,
одолжив мантию и обувь, когда настало время выписываться из больницы.
Также стало ясно, почему Дамблдор так запросто взял её на работу, хотя
раньше ничего подобного не делал, несмотря на то, что многие студенты
были бы рады подзаработать летом. В отличие от них всех ей действительно
было совершенно некуда пойти.
- Малфой, - нерешительный голос вырвал его из задумчивости. Найтли
заметно притихла, поделившись с ним своей безрадостной историей, что
было приятной переменой после целого дня, наполненного враждебностью и
раздражением. - Я бы не хотела, чтобы остальные... Ты не мог бы...
Ему понравилось это "остальные". Как будто он приобрел в её глазах некий
статус, отличный от прочих студентов Хогвартса. Чтобы закрепить успех, он
пошел ей навстречу:
- Разумеется, Найтли, я не собираюсь делиться твоей тайной с остальными, -
он кинул быстрый взгляд на большие часы, висевшие над лифтами Атриума.
- До твоего поезда ещё несколько часов - мы можем через камин отправиться
в Дырявый Котел и подождать там.
- Через камин? - задумчиво переспросила она. - Может быть пройдёмся
пешком? Вроде бы Косой переулок не слишком далеко от Министерства...
"Мне показалось, или это такой способ выразить благодарность?" - спросил
себя Люциус, направляясь вслед за Найтли к телефонной будке, чтобы
выбраться на улицу.
Солнце уже село, окрасив небо в закатные тона. По-осеннему сырой ветер
гнал по поверхности Темзы неспокойную рябь. После дневной жары,
которую они оставили всего час назад, зайдя в Министерство, Люциусу даже
показалось непривычно холодно. Они медленно шли по набережной, не
торопясь нарушить хрупкое молчание. Найтли о чём-то глубоко задумалась, и
он старался не привлекать её внимания, незаметно разглядывая профиль
спутницы. После посещения больницы она зашла в маггловскую
парикмахерскую, где ей сделали стрижку, очень сильно напоминающую его
собственную причёску. Теперь волосы не занавешивали глаза, хотя она по
привычке то и дело поднимала руку, чтобы отвести от лица несуществующие
пряди. Лицо было озабоченным и грустным - ничего похожего на все те
гримасы, которые она сегодня целый день строила в его адрес. "Вряд ли моё
общество уже перестало раздражать её, - пришел он к заключению. - Скорее
всего это просто усталость". Можно было бы попытаться завести разговор,
чтобы узнать это наверняка, но рисковать шатким перемирием не хотелось.
Вместо этого Люциус перебирал в голове все наблюдения, сделанные им
насчёт девушки с самого её появления на пороге Хогвартса, пытаясь уложить
их в одну понятную картинку. История с аппарацией через Атлантику
действительно объясняла многое, но не всё. Интересно было бы ещё узнать,
отчего она ведёт себя так, будто постоянно ждёт покушения на свою жизнь,
откуда настолько хорошо знает зельеделие, что, судя по некоторым
заказанным ингредиентам, собирается варить для госпиталя "жидкий сон" и
кровезапирающее зелье, почему с первой же встречи в его адрес она сыпет
лишь грубостями и насмешками, в то время как с гриффами тут же нашла
общий язык...
Одно бесспорно - Найтли была любопытным экземпляром для изучения,
поэтому было бы обидно, окажись она нечистокровной. "А это, к сожалению,
вполне вероятно", - был вынужден признать Люциус. Конечно, один факт, что
она явно привычна к маггловской одежде, ничего не доказывает, хоть и
говорит о многом. С тех пор, как братья Прюэтты завели в Хогвартсе
шокирующую моду расхаживать по школе во внеучебное время в джинсах и
футболках, этим больше никого не удивишь. Люциус был убежден, что когда
старший Прюэтт в первый раз напялил на себя маггловскую вещь, это было
совершенно осмысленной демонстрацией политических пристрастий. Чего
ещё можно ожидать от представителей этой гнилой ветки древнего и
уважаемого рода, которые вдобавок не так давно умудрились породниться с
предателями крови! Всего за несколько лет их акция в поддержку
магглорождённых дала свои плоды - с каждым годом в школе всё больше и
больше чистокровной молодёжи, которая отказывается от традиционного
стиля в пользу более дешёвой и более демократичной одежды. Сам Люциус
не готов был сдавать свои позиции - по крайней мере пока жив старик Лотье,
который может сшить и джинсы, если клиент пожелает - но понимал правоту
отца насчет неконкурентоспособности большинства магических портных и
сапожников. Обращаться к высококлассным мастерам могли себе позволить
лишь по-настоящему богатые семьи; тот же Макнейр, например, уже
довольно давно во время каникул носил маггловскую одежду и даже
утверждал по секрету, что считает её удобной. Что уж говорить о девице,
прибывшей с континента, на котором сознательно отвергли большую часть
традиций предков, и вдобавок не имеющей ни кната за душой!
Её дружба с гриффиндорцами тоже наводила на размышления. Если Найтли
попадёт на львиный факультет, то о включении её в свою "коллекцию"
придется забыть, даже если её родословная окажется безупречной. С другой
стороны, учитывая её явное нежелание говорить о своих родных, всё равно
вряд ли когда-нибудь удастся прояснить этот вопрос... Люциус вновь
покосился на девушку, и на этот раз она поймала его взгляд. На мгновенье
ему показалось, что сейчас Найтли заговорит, но она лишь тряхнула тёмной
челкой, резко отворачиваясь к реке. До сих пор вполне уютное молчание
внезапно начало давить, словно грозовая туча, поэтому Люциус искренне
обрадовался, когда они дошли до узенькой улочки, которая вела от
набережной к Дырявому Котлу.

***

- Пора, - скомандовал Малфой, поднимаясь из-за столика.

На лице его было написано явное облегчение от того, что уже совсем скоро
он наконец избавится от необходимости сопровождать Джин и окажется в
Малфой-мэнор, где его, разумеется, ожидает несравнимо более изысканный
ужин, чем тот, что им подали в Дырявом Котле. Однако, несмотря на его
брезгливые гримасы, девушка не могла не заметить, что он несомненно отдал
должное пирогу, принесённому Томом-младшим. Сама она, по крайней мере,
с трудом сдерживалась, чтобы не урчать над своей порцией. Чувство голода,
целый день никак себя не проявлявшее, с уходом жары вернулось и
напомнило, что лёгкого завтрака, который она съела ещё до того, как
отправилась в лабораторию, и порции мороженого у Флорана, её растущему
организму никак не может быть достаточно. Учитывая тот факт, что Малфой
был гораздо в большей степени растущим организмом, а день они провели
неразлучно вместе, Джин здорово сомневалась в искренности его ворчания о
позабытом дома безоаре и о безымянных низлах, закончивших свою
несчастливую судьбу на кухне Дырявого Котла. По правде говоря, это
ворчание было даже немного... милым, напоминая девушке комментарии,
которыми пытался отравить ей аппетит Крис Чейни, когда она однажды
вытащила его после смены в маггловское кафе неподалёку от больницы.
"Впрочем, Малфои милыми не бывают", - решительно оборвала
воспоминания Джин, надевая через голову свою новую вязаную кофту, в
карманах которой было достаточно места для её уменьшенных покупок.
- Готова? - он заметно поёжился, когда по залу пробежал сквозняк от
открытой очередным посетителем двери.
- Ты не хочешь надеть обратно свою мантию? - автоматически спросила она.
Тонкая рубашка явно не защищала от вечернего холода.
Малфой пожал плечами:
- Нам ещё через Кингз-Кросс идти, среди магглов. Надену на платформе.
- В таком случае...
Джин почти что подняла свою палочку, собираясь наколдовать согревающие
чары, но на полпути одумалась. Мало того, что ей совершенно нет дела до
того, замёрзнет ли этот хорёк... в смысле, этот павлин - он ещё и засмеёт её,
если она по своей вечной привычке опекать окружающих разгильдяев
распространит свою непрошенную заботу и на него. "К тому же эти его
"тонкие чары" - ещё не хватало чего-нибудь там повредить". Так и не
закончив фразы, девушка двинулась было к выходу из Дырявого Котла, но
Малфой тут же поймал её за локоть.
- Ты куда? Можем аппарировать прямо отсюда, - взглянув в её напряжённое
лицо, он скривился. - О, ради Мерлина, Найтли, что опять?! Неужели ты до
сих пор не убедилась, что мне можно довериться?
- Довериться тебе, Малфой? - она невольно издала невесёлый смешок. - С
какой стати?
- С такой, что ты опоздаешь на свой поезд, если мы сейчас же не аппарируем,
- ответил он беспечным тоном и даже сделал движение, как будто собрался
сесть обратно за столик.
- Ладно, ладно, - сдалась девушка. - Это всё так несправедливо... - тихо
пробормотала она себе под нос, шагнув к нему и чувствуя, как его руки
ложатся ей на плечи.
- Угу, - произнёс Малфой куда-то в её макушку, и в следующее мгновенье они
с лёгким хлопком появились прямо посреди тротуара на углу Юстон-роуд, в
толпе спешащих по делам несмотря на поздний час пешеходов.
- Это, по-твоему, можно назвать удачной аппарацией? - ядовито осведомилась
Джин, сбрасывая его ладони.
- А что - ты видишь, чтобы на нас в ужасе показывали пальцами? Кто-то
завизжал и упал в обморок? Кто-нибудь хоть посмотрел в нашу сторону? - не
дожидаясь её ответа, он самоуверенно ухмыльнулся и вошёл в здание
вокзала. - В таком случае необходимая секретность соблюдена, по-моему.
Девушка ускорила шаг, чтобы догнать его, и пошла рядом.
- И часто ты практикуешь подобную "секретность"?
- Постоянно, - ухмылка стала ещё шире. - Магглы такие тупые...
Сдержав гневную отповедь лишь ценой огромного усилия, Джин молча
обогнала его, сбежала по ступенькам на перрон и осознала свой промах,
только остановившись перед барьером, в котором был проход на платформу 9
3/4. "Предполагается, что ты не должна знать, откуда отходит Хогвартс-
Экспресс, - ехидно прокомментировал внутренний голос. - И ты ещё
рассуждаешь о секретности!"
Но Малфой, похоже, не придал значения тому, как успешно она
сориентировалась. Он просто подтолкнул её к барьеру:
- Да-да, сюда, правильно.
Как только они оказались на платформе 9 3/4, он развернул свою мантию,
натянул её на себя и взмахнул палочкой, очевидно отменяя хвалёные
охлаждающие чары. Судя по довольному выражению лица, до этого он
действительно чувствовал себя некомфортно. Джин в это время достала из
кармана джинсов свой билет и направилась к дверям вагона. Поставив ногу
на подножку, она немного помедлила, но потом всё же обернулась и сделала
попытку изобразить вежливую улыбку. Несмотря на то, что внутри у неё до
сих пор всё клокотало от ярости, которую вызвала его последняя реплика
насчет тупости магглов, понимание того, что "это же Малфой" и его не
переделать, заставило её оставить все упреки при себе. В конце концов, его
снобское поведение не отменяло того факта, что он таскался вместе с ней
целый день, пусть даже это было сделано только по просьбе Дамблдора.
- Спасибо за помощь, Малфой, - сдержанно поблагодарила она и отвернулась,
начав подниматься по ступенькам в вагон.
- Не за что, Найтли, - ответил он её спине. - До сентября.
- До сентября, - согласилась она, обернувшись через плечо, и исчезла в
полумраке вагона.
"Как это здорово, когда в твоём распоряжении полно свободных купе, -
подумала Джин, удобно устраиваясь на мягком сидении. Почувствовав, что
замерзает, она вытащила из кармана сверток с мантиями от мадам Малкин,
увеличила его обратно, достала утеплённую мантию и укрыла ею ноги,
наколдовав простенькое согревающее заклинание. - Вот теперь просто
отлично!" Потом её взгляд скользнул за окно. Малфой всё ещё стоял на
платформе, спрятав руки в карманы, и смотрел на неё. Когда их взгляды
встретились, он медленно поднял одну руку и неуверенно помахал ей. Джин
просто приложила растопыренные пальцы к стеклу, условно обозначив таким
образом прощальный жест. В этот момент поезд тронулся. Малфой помахал
ещё раз, затем вытащил вторую руку, в которой что-то блеснуло. Девушка
успела увидеть, как его губы шевельнулись, и сработавший портключ перенёс
его в Малфой-мэнор. Джин откинула голову на спинку сидения и закрыла
глаза. Умиротворяющее покачивание вагона и перестук колёс убаюкивали её,
обещая впереди что-то хорошее. И хотя она искренне сомневалась, что можно
верить этому обещанию, сон пришёл к ней почти сразу, и в нём не было
обычных кошмаров и ужасных предчувствий. Ей снилось, как она пересекает
озеро в лодке, которой уверенно управляет Хагрид, как уютно горят огоньки в
окнах замка, и в ушах у неё звучал голос Макгонагалл: "Добро пожаловать в
Хогвартс! С возвращением домой, девочка..."

Глава 11.
- Джин, пора! - Поппи шагнула на террасу и приблизилась к напряжённо
замершей в плетёном кресле девушке. - Лодки уже подплывают к замку,
церемония начнётся совсем скоро.
Джин обхватила руками свои плечи, удерживая невольную дрожь, и слабо
кивнула.
- Сейчас иду, спасибо тебе, Поппи...
- Ну что ты? - медсестра сочувственно потрепала её по плечу. - Может
накапать чего-нибудь успокаивающего?
- Нет, я просто замёрзла, пока сидела тут. Сама даже не заметила, - со вздохом
Джин поднялась из кресла и повернулась к подруге. - Отлично выглядишь!
Парадная мантия Поппи и впрямь была роскошной, Джин даже
почувствовала лёгкий укол зависти: никогда она не сможет носить такие
вещи. Не потому, что средства не позволяют их купить, а просто потому, что
не умеет. Даже Рон, безоглядно влюблённый и действительно находивший её
привлекательной, как-то признался, что женственности ей определённо не
хватает. А иногда хотелось стать такой, как Поппи, например - хрупкой и
воздушной, пахнуть изысканными духами и кокетливо наматывать на пальчик
идеальные локоны.
- Ты тоже выглядишь замечательно, - вернула ей комплимент Поппи, и явно
была при этом искренней. - Я тебе уже говорила, и повторю ещё раз - твоя
новая стрижка идёт тебе гораздо больше, чем то невнятное безобразие,
которое было до неё. И не смей повторять, что она мальчишеская. Вот, чтобы
ты не боялась, что тебя снова спутают с мальчиком... - на ладони медсестры
поблёскивали изящные серёжки с сердоликом, сделанные в форме небольшой
грозди рябины с несколькими ягодами. - Пусть это будет мой подарок к
поступлению. Я видела, что уши у тебя проколоты, но серёжек почему-то нет,
и решила...
- Ох! - только и смогла вымолвить Джин. Она не надела серьги, когда
отправлялась на практику в Мунго, и уже была готова к тому, что в этом
времени придётся дать дыркам зарасти - её непростое материальное
положение не позволяло тратить и без того скудные средства на украшения. -
Поппи, они такие красивые!
- И очень тебе идут, - довольная реакцией девушки, Поппи протянула ей
зеркальце. - Знаешь, мне будет не хватать наших вечерних чаепитий. Тебе так
уж обязательно переезжать в студенческую спальню?
- Я бы и сама предпочла остаться здесь, - тихо призналась Джин. Сейчас она
вовсе не ощущала той уверенности в себе, которая заставила её в начале лета
принять предложение Дамблдора. Близящаяся перспектива общения с
беззаботной молодежью с любого факультета сейчас казалась ей пугающей.
Она просто не сможет столько врать. Одной поездки в Косой переулок с
Малфоем вполне хватило, чтобы понять это. Конечно, её новые знакомые с
Гриффиндора были гораздо более тактичны, но в конце концов и они захотят
узнать что-нибудь насчет её родных, учёбы в Канаде и тому подобных вещей
- и ей тогда придётся плести свою легенду и не путаться в ней самой...
- Но ты ведь будешь приходить, - утверждающим тоном произнесла
медсестра. - Директор подписал назначение, теперь в твои обязанности
входит пополнение больничных запасов зельями и помощь в уходе за
больными, если такая потребуется. График свободный, но, я надеюсь, мы
будем видеться часто, - она порывисто обняла подругу и ободряюще
подтолкнула её к двери. - Беги уже. Тебе придётся войти в Большой Зал с
первокурсниками. И мне тоже пора.
Джин нервно поправила форменную мантию и поспешила в Главный Холл.
Стук её каблуков по плитам галереи напомнил о том, как они на третьем
курсе бежали с Гарри, торопясь в палату после того, как освободили Сириуса.
Как тогда просто оказалось вернуться на своё место! А сейчас - что она
делает сейчас?! Разве это - не вопиющее вмешательство в прошлое?
Главный Холл был пуст и тих. "Неужели их уже завели внутрь? Ещё не
хватало опоздать на Сортировку и привлечь к себе лишнее внимание!" В этот
момент Джин вспомнила, что первокурсников заставляли ждать в небольшой
комнатке рядом с Большим Залом. Она распахнула дверь, и сорок пар
испуганных глаз уставились на неё. "Какие же они маленькие! Невероятно...
А я себе казалась такой взрослой, когда приехала в Хогвартс".
- Э-э, привет всем! - в наступившей тишине её голос прозвучал очень
странно. - Я опоздала...
- Да уж, лет на десять... - фыркнул кто-то в толпе "малышей", которых Джин
собралась успокаивать.
- Сириус! - звонким шёпотом упрекнул кто-то шутника.
Девушка поискала глазами говоривших, но в полутёмной комнате было
трудно отличить одну макушку от другой. Да и невозможно было всерьёз
реагировать на это детское нахальство, наоборот - на её лицо неудержимо
рвалась улыбка. Мародёры уже в первый день в Хогвартсе начинали
оправдывать свою будущую репутацию.
- Вы поведёте нас к остальным, мэм? - спросила её белобрысая девчушка со
смешными косичками.
- Нет, мы подождём вместе, пока за нами придёт профессор Макгонагалл, -
ответила ей Джин. - Я тоже студентка, только поступаю на седьмой курс.
- На седьмо-о-ой... - уважительно протянула девочка. - Меня зовут Эмми, -
она важно протянула крохотную ладошку новой знакомой.
- Я Джин, - представилась девушка, со всей серьёзностью принимая
рукопожатие. - Как тебе понравилось путешествие сюда?
- О, это было... здорово! - личико Эмми воодушевлённо пылало. - Я впервые
попробовала шоколадушки и желейные улитки, а ещё...
Вдруг она замерла с открытым ртом, округлившимися в ужасе глазами глядя
куда-то за спину собеседнице. Джин обернулась и увидела выплывающих из
стены Толстого Монаха под ручку с Почти Безголовым Ником. "Так значит
этот трюк они проделывают с первокурсниками каждый год!" - поняла она,
тут же вспомнив, какое кошмарное впечатление на неё произвела первая
встреча с замковыми привидениями. И сейчас сдавленный писк издала не
только маленькая Эмми - очень немногие ребята не выказали ужаса, когда
полупрозрачная парочка остановилась посреди комнаты, чтобы оглядеть
собравшихся. Среди тех, кто остался стоять прямо и не пытался зажмурить
глаза, Джин заметила высокого темноволосого мальчугана, за спину которого
пряталась рыжеволосая девочка.
- Ну же, глупая, это всего лишь привидения, - сказал он чуть громче, чем это
было необходимо, и бесстрашно расправил щуплые плечи. Было совершенно
очевидно, что, хотя бесцеремонные призраки ужасно пугали его самого,
сейчас он не признался бы в этом и под пытками. Именно выражение лица, а
не его черты, которые были ещё по-детски мягкими, подсказало Джин, кто
перед ней. "А рыжая, значит, никто иная как Лили Эванс!" Гарри неохотно
делился подробностями переданных Снейпом воспоминаний, только в общих
чертах сообщив друзьям, что, оказывается, тот с детства дружил с его мамой.
Эта история так и не могла уложиться у девушки в голове - до сегодняшнего
дня, когда она увидела своими глазами, как он крепко сжимает её руку,
сколько готовности защитить в его взгляде...
- Добрый вечер, достопочтенные сэры! - поприветствовала она обоих
призраков церемонным поклоном, про себя возмущаясь тем, что руководство
школы позволяло существовать этой безобразной традиции - пугать детей,
едва переступивших порог замка.
- Хм, юная леди, - сэр Николас слегка нахмурился. - Позольте узнать, с кем
имею честь?
- Джин Найтли, сэр, - представилась она, с облегчением наблюдая краем
глаза, как постепенно расслабляются детские лица.
- Какой факультет? - поинтересовался Толстый Монах, подлетая поближе.
Джин невольно поёжилась - в комнате и так было нежарко, поэтому волна
холода, исходившая от обоих призраков, вызвала у неё мурашки.
- Пока никакой, сэр. Мне ещё только предстоит Сортировка, - несмотря на то,
что пальцы начинали леденеть, она готова была вести светскую беседу
столько, сколько понадобится, чтобы дать детям придти в себя. Но ей не
пришлось идти на такие жертвы, потому что дверь комнаты открылась, и
неизменно величественная Макгонагалл поманила их всех за собой.
Эмми, крепко ухватившись за руку Джин, двинулась первой, за ними
потянулись остальные. У подножия лестницы произошла заминка: Снейп
остановился, чтобы обратить внимание Лили на факультетские часы,
отмерявшие баллы. Джин краем уха услышала знакомое "Хогвартс. История"
и обернулась, чтобы увидеть, как мальчик, оживлённо размахивая руками,
рассказывает подруге о том, что он вычитал, не замечая, что их маленькая
экскурсия мешает пройти на лестницу всем остальным. Большинство
первокурсников сами были рады послушать про соревнование факультетов,
но только не парочка Мародёров, которые явно успели сдружиться ещё до
прибытия в замок. Теперь, когда они все стояли в хорошо освещённом холле,
Джин сразу узнала Джеймса и Сириуса. Почти такие же высокие и худые как
Снейп, они, в отличие от него, не производили впечатления измождённости и
недокормленности. Это были два уверенных в себе, боевитых мальчугана, и
Джин было жутко непривычно видеть очевидные лидерские повадки в
ребёнке, который так сильно напоминал ей Гарри. Гарри, который смотрел на
хогвартские чудеса с раскрытым ртом и с таким выражением лица, как будто
опасался, что всё это ошибка, что сейчас его отправят обратно - к этим его
ужасным родственникам. Этого выражения у Джеймса Поттера не было и в
помине. Он ступил в замок, словно хозяин, и тут же решил установить своё
превосходство раз и навсегда.
- Что здесь за представление, Сопливус? - тягучим, противным,
"малфоевским" голосом поинтересовался он, плечом грубо отпихивая Снейпа
со своего пути. - Продолжаешь агитировать за свою змеиную яму?
Лили покраснела до корней волос и обернулась к нему, гневно сверкая
глазами.
- Его имя - Северус, ты… - не найдя подходящего слова, она порывисто
ухватила бледного от ярости Снейпа за руку и потащила его мимо Джеймса
вверх по лестнице, где у дверей Большого Зала уже ждала Макгонагалл.
Пользуясь возникшей неразберихой, Джин отстала от остальных - ей
совершенно не хотелось появляться в Зале в первых рядах и привлекать к
себе всеобщее внимание. В толпе первокурсников она смотрелась довольно
странно, если не сказать комично, и хотела как можно меньше находиться на
виду. Но, к сожалению, избежать церемонии не было никакой возможности -
Макгонагалл распахнула створки двери, и под дружные апплодисменты
четырёх факультетов свежее пополнение Хогвартса двинулось к
преподавательскому столу, перед которым на высоком колченогом табурете
красовалась Шляпа-Сортировщица. Зачарованный потолок Большого Зала
сразу же привлёк внимание первокурсников, и Джин тоже подняла голову -
отчасти для того, чтобы не так выделяться из толпы новичков, а отчасти
потому, что воспоминания о её самом первом дне в замке буквально
преследовали её по пятам. Всё сейчас было точно так же, как тогда, и снова
она ощущала холодный тяжёлый комок в животе, а лица сидящих за столами
сливались в один бесконечный хоровод чужаков, среди которых ей теперь
придётся жить. В этот момент голос Макгонагалл, вызывавшей для
Сортировки идущего первым по списку Эйвери, прозвучал для девушки
настоящей музыкой - таким знакомым и родным он ей показался.
Коренастый круглолицый Эйвери не просидел на табурете и нескольких
секунд, как Шляпа выкрикнула "СЛИЗЕРИН!", и он вразвалочку направился
к освобождённому для новичков месту за столом своего факультета.
- Блэк, Сириус! - провозгласила Макгонагалл, и Джин успела заметить, как
Джеймс ободряюще похлопал приятеля по спине.
Сириус был бледен и серьёзен. Он твёрдым шагом проследовал к табурету, не
обращая внимания на несколько приветственных возгласов, раздавшихся от
слизеринского стола. Шляпа думала довольно долго, а более вероятно - долго
старалась переубедить упёртого потомка благороднейшего семейства Блэков
в его импульсивном решении. Но, разумеется, ничего не вышло - очарование
Джеймса Поттера оказалось слишком велико и в результате победило
многовековую династическую традицию. Любимый сын и наследник Ориона
и Вальбурги Блэков слез с табурета уже позором семьи и предателем крови. И
хотя он сам ещё не до конца осознал будущие последствия своего выбора, но
шока в его лице было в данный момент больше, чем радости.
Пока Сириус приходил в себя за гриффиндорским столом, Шляпа
распределила двоих мальчишек на Хаффлпафф и одну девочку на Равенкло, и
настала очередь "Эванс, Лили". Девочка слабо ответила на пожатие руки
Снейпа и двинулась к табурету, производя впечатление человека,
находящегося на грани обморока. Но когда она села, очутившись лицом к
Залу, в глазах её уже не было паники, скорее это выражение можно было
описать словами "будь что будет". Над Лили Шляпа думала недолго, почти
сразу провозгласив "ГРИФФИНДОР!" Снейп, наблюдавший за
распределением подруги блестящими от нетерпения глазами, еле слышно
застонал и стиснул руки. Девочка слезла с табурета, вернула Шляпу
Макгонагалл и направилась к крайнему левому столу, через плечо
обернувшись на толпу первокурсников. Джин поняла, что она ищет глазами
Снейпа, но тот угрюмо отвёл взгляд, не ответив на её извиняющуюся улыбку.
Затем Сортировку прошли ещё несколько девочек, попавших на Хаффлпафф,
серьёзный очкастый крепыш, которого Шляпа распределила на Равенкло
после нескольких минут дискуссии, потом некая Гвендолин Лакримоуз -
буквально копия Снейпа, с такими же средней длины чёрными патлами, такая
же нездорово-бледная и мрачная - была предсказуемо направлена в Слизерин,
и Макгонагалл назвала следующее имя:
- Люпин, Ремус!
Джин с любопытством посмотрела на проталкивающегося через слегка
поредевшую толпу первокурсников мальчика. Она так и не смогла узнать
Ремуса среди остальных, может быть потому, что он, так же как и она сама,
до последнего стремился привлекать к себе как можно меньше внимания.
Маленький Люпин был светловолос, невысок и тонок, но походка у него была
уверенная, и на лице не было замешательства или тревоги - только лёгкая
задумчивость и любопытство. С ним Шляпа тоже беседовала довольно долго,
а когда наконец отправила его в Гриффиндор, Ремус спокойно передал её
Макгонагалл, слез с табурета, прошёл к своему столу и уселся рядом с
Сириусом.
Следом за ним последовала "Медоуз, Тави" - не иначе как младшая сестрёнка
Доркас, её гриффиндорский стол приветствовал особенно тепло, затем
настала очередь Мальсибера, отправленного в Слизерин, и наконец
Петтигрю, который оказался внешне очень похож на Люпина - такой же
худенький, невысокий и светловолосый, но обладал суетливыми, дёргаными
движениями, которые живо напомнили Джин анимагическую форму, которую
ему предстояло принять. Сразу за Питером по списку шёл Джеймс Поттер.
Этот не сомневался в себе ни секунды. С уверенной, ослепительной улыбкой
он широким шагом подошёл к табурету, нахлобучил Шляпу и, когда она
вынесла свой вердикт, с той же улыбкой, к которой ещё примешалось
торжествующее выражение "я-так-и-знал", занял место за гриффиндорским
столом по другую руку от Сириуса.
Ряды первокурсников всё редели и редели, и в какой-то момент Джин поняла,
что она всё-таки привлекает внимание, возвышаясь над оставшимися детьми,
которые, как назло, в основном были низкорослыми. Невольно она
придвинулась ближе к Снейпу, за которого хоть как-то удавалось спрятаться.
Но вскоре Макгонагалл вызвала и его. Джин присмотрелась к
гриффиндорскому столу - Мародёры, занятые разговором, не сразу обратили
внимание на то, что Сортировку проходит их будущий главный школьный
враг, зато Лили не сводила с него глаз. Джин была готова поклясться, что та
про себя умоляет Шляпу отправить её друга в Гриффиндор, но, разумеется, её
просьба пропала даром - едва коснувшись блестящих чёрных прядей, Шляпа
проорала "СЛИЗЕРИН!", и мальчик отправился к столу справа.
До конца Сортировки оставалось совсем немного: ещё две девочки попали в
Слизерин, потом светленькие, похожие друг на друга как брат и сестра, но
носившие разные фамилии, мальчик и девочка дружно отправились на
Хаффлпафф, а следом за ними на сортировку была вызвана "Вейнс,
Эммилин", и маленькая знакомая Джин, беспокойно теребя свои косички,
вышла вперёд. Она вскарабкалась на табурет, и Макгонагалл опустила на её
голову Шляпу, которая накрыла лицо Эмми до самого подбородка, но тем не
менее было видно, как девочка важно кивает, слушая её разглагольствования.
Наконец Шляпа выкрикнула "ГРИФФИНДОР", и Эмми поспешно заняла
своё место - между Лили и младшей Медоуз. Потом ещё один мальчик был
распределён в Равенкло, и остался только один первокурсник, такой же
щуплый, как Петтигрю, и вообще чем-то на него похожий.
- Уилкс, Робин! - объявила Макгонагалл, и Шляпа без лишних раздумий
отправила мальчика в Слизерин, после чего настала очередь Джин. Девушка
почувствовала, что колени её позорно дрожат. "Возьми себя в руки! -
приказала она сама себе. - Ты уже через это проходила, невелика проблема..."
Макгонагалл свернула свой список, и слово взял директор. Поднявшись со
своего места, он чинно огладил бороду и обратился к присутствующим:
- В этом году Хогвартс принял ещё одну ученицу, прошу любить и жаловать -
Джин Найтли, седьмой курс.
Макгонагалл мягко подтолкнула Джин в спину, и под приветственные
возгласы гриффиндорцев та села на шаткий табурет, сосредоточившись на
одной-единственной мысли - как бы с него не свалиться. Наконец она
рискнула поднять голову и посмотреть в зал. Только теперь она разглядела
Фабиана и Алису, сидевших рядом и улыбавшихся до ушей. Переведя взгляд
на стол Равенкло, она попыталась найти Андромеду, но почувствовав лёгкое
головокружение, была вынуждена опустить глаза и вцепиться в сидение. В
этот момент ей на голову опустилась Шляпа, и её специфический пыльный
запах вновь оживил воспоминания почти десятилетней давности.
- Так-так, - раздался сухой голос над самым её ухом. - Нечасто мне
приходится иметь дело со взрослыми. Неужели ты ещё не определилась со
своей дорогой, дорогуша?
- Э-э-э, простите, но я правда не знаю, что сказать, - ответила она шёпотом. -
Я думала о том, куда я хочу попасть, но так и не...
- Ты сейчас говоришь о факультетах или о дороге? - деловито
поинтересовалась Шляпа. - Я не обсуждаю этого с малышами, но ты-то
должна понимать, что выбор факультета - это вовсе не самый главный выбор
в жизни.
- Ну конечно. Но сейчас мы вроде бы должны определиться с тем, где я буду
спать и с кем вместе ходить на занятия - только и всего! - Джин
почувствовала, что голос выдаёт её раздражение и нервозность.
- Только и всего? - насмешливо переспросила Сортировщица. - В таком
случае выбирай.
- Эй, так нечестно! - попыталась возмутиться Джин, но вредная Шляпа
упрямо молчала, давая понять, что девушке придётся сделать
самостоятельный выбор - или сидеть на табурете до самого выпуска.
Вздохнув, Джин снова подняла голову, поправив широкие поля Шляпы так,
чтобы они не загораживали ей обзор. На этот раз она первым делом
наткнулась на мягкую дружескую улыбку Андромеды, сидевшей совсем
близко. Равенкло - это был заманчивый выбор. В конце концов, при её первом
распределении Шляпа предлагала отправить её именно туда. В этот момент
от гриффиндорского стола раздался хулиганский свист, и Джин увидела, как
Фабз машет ей рукой, едва не падая со своего места. Она улыбнулась. Славно
было бы оказаться среди гриффиндорцев - таких открытых и
жизнерадостных, таких... Она посмотрела на Мародёров, сидевших рядком, и
невольно помотала головой. "Это слишком! Я просто не смогу, не смогу
молчать, врать, отгораживаться, каждый день смотреть в эти лица и знать,
знать, знать..." Джин резко отвернулась от гриффиндорцев и тут же взгляд её
упал на слизеринский стол. Конкретно - на ссутулившегося Снейпа,
сидевшего на самом краю скамьи. Он ни с кем не разговаривал, внимательно
разглядывая рисунок скатерти. Потом поднял голову и нашёл глазами Лили,
которая оживлённо болтала со своими новыми подружками. "А ведь это ты
ещё не знаешь, во что в итоге выльется её поступление на Гриффиндор", -
посочувствовала Джин, наблюдая помрачневшее лицо своего будущего
профессора. Гарри многого не договаривал, пересказывая то, что увидел в
воспоминаниях зельевара, но у Джин были свои предположения. И вот эта
давняя трагедия разворачивалась перед её собственными глазами. Снейп
терял... уже потерял своего единственного друга, ту, которая могла бы
смягчить, отговорить, спасти... Не давая себе больше времени для сомнений,
Джин подчинилась внезапному импульсу и прошептала Шляпе:
- Пусть будет Слизерин.
Та, кажется, совсем не удивилась, хоть и издала многозначительный хмык.
- Слизерин? Что ж, это в тебе есть. Скрытность, целеустремленность,
грандиозные планы... Но не будешь ли ты слишком одинока?
- Вообще-то именно к одиночеству я и стремлюсь, - возразила Джин,
чувствуя, как решимость её оставляет. Что за глупость - Слизерин?! Она
правда это сказала? Только оттого, что захотелось поддержать замкнутого,
недоверчивого ребёнка, у которого, она знала, детство было лишено радости
и школьная жизнь была не намного счастливее?
Но Шляпа выбрала именно тот момент, когда девушка уже готова была
передумать, чтобы громогласно произнести "СЛИЗЕРИН!" Как назло, в эту
секунду взгляд Джин упал на гриффиндорский стол. Выражение лиц Фабиана
и Алисы было неописуемо, и девушка почувствовала болезненный укол в
сердце. Не поступила ли она только что как Лили, предав ожидания друзей?
"Вы ещё не были друзьями, - поправил её внутренний голос, звучавший как-
то устало и неуверенно. - А теперь уже и не станете..." Пожав плечами, Джин
стащила Шляпу с головы и вручила её Макгонагалл. Выбор был сделан, и ей
не оставалось ничего кроме как пройти на своё место.
Подойдя к слизеринскому столу, Джин остановилась рядом со Снейпом.
- Не возражаешь, если я сяду здесь? - спросила она с искуственной
бодростью. Мальчик поднял угрюмый взгляд, оглядел её с ног до головы, но в
результате кивнул и подвинулся, освобождая для неё место.
В этот момент Дамблдор сказал заветные слова, и начался пир. Джин
меланхолично крутила в ладонях кубок с тыквенным соком, едва ли сделав из
него хотя бы глоток. Её молчаливый сосед тоже не мог похвастать
замечательным аппетитом, но тем не менее честно ковырял в своей тарелке -
возможно для того, чтобы хоть чем-то себя занять. Девушка решила, что
сейчас не лучшее время для разговоров, и подняла голову, чтобы найти
взглядом гриффиндорцев, но в этот момент её плеча коснулась чья-то рука.
- Надо же, какой сюрприз, Найтли! - раздался знакомый тягучий голос.
Наклонившись к ней за спиной Снейпа, сидел Люциус Малфой собственной
персоной и насмешливо улыбался. - Добро пожаловать в Слизерин!
Джин закрыла глаза и издала еле слышный стон. "Мерлин, о чём я только
думала?!"

***

У Люциуса камень с души свалился, когда Шляпа после долгих раздумий

выкрикнула своё решение и Найтли подошла к их столу. Один вид
перекошенной физиономии младшего Прюэтта был достаточной причиной
для хорошего настроения, но главное - она всё-таки оказалась чистокровной,
теперь уже не было сомнений! Найтли прошла лучшую проверку, какую
только можно было придумать. Люциусу раньше и в голову не могло придти,
что она может попасть в Слизерин - до того она была не такая. Но, если
подумать, то, что его выводы оказались неверными, было даже хорошо - это
только делало девушку более интересным объектом для изучения. Сама же
Найтли вовсе не казалась довольной. Она безразлично опустилась на
ближайшее свободное место рядом с каким-то первокурсником, даже не
заметив сидящего следующим Люциуса, пока он не заговорил с ней. И тут же
пожалел.
Страдальческое выражение её лица можно было бы назвать комичным, но
Люциусу оно показалось оскорбительным. Головой он понимал, что вся её
чистокровность вовсе не гарантирует хорошего воспитания - взять хоть тех
же Прюэттов для примера - но её демонстративная неприязнь переходила
всякие границы. Можно подумать, что это он притащился из ниоткуда в её
школу и распределился на её факультет! Фыркнув про себя, Люциус
повернулся к Цисси, которая всё никак не могла оклематься от выходки
своего двоюродного братца и вываливала своё возмущение на каждого, кто
готов был послушать о том, "какой это позор для всего семейства".
- Да ладно тебе, Цисси, - обратился он к невесте, успокаивающе пожимая её
локоть. Мягкая ткань её дорогой мантии была очень приятной на ощупь,
поэтому он не мог удержаться и дотрагивался до девушки при любом
удобном случае. - Что бы ни учудил Сириус, разбираться с этим предстоит
твоей тётушке. И я более чем уверен, что она замечательно с этим справится.
Не пройдёт и двух дней, как твоего братца переведут к нам.
- Ничего подобного! - подала голос Тео, сидевшая напротив них, рядом с
задумчивой Беллой. - Ещё не было такого, чтобы студента переводили на
другой факультет.
- Ещё не было такого, чтобы Блэк попал в Гриффиндор, - возразила Нарцисса,
изящно разрезая своё жаркое.
- Уж скорее тётя Вэл отправит его в Дурмстранг, - вступила в беседу Белла. -
И это будет величайшая несправедливость, если Сири таким образом
добьётся того, что не удалось мне.
Люциус, вопросительно приподняв бровь, наклонился к Цисси за
разъяснениями, и она правильно поняла его молчаливую просьбу:
- Белл всю последнюю неделю перед школой пыталась убедить отца
отправить её заканчивать учёбу в Дурмстранг, - зашептала она ему на ухо, с
опаской косясь на сестру. - Устроила ужасный скандал.
Чего-то подобного следовало ожидать, после того, как Белла получила
возможность сравнить свои теоретические знания с боевыми навыками
Алекто. Но всё равно, девушке проситься в школу, про которую ходила
шутка, что туда принимают студентов обоего пола, но выпускают только
мальчиков - шутка, в которой определённо правды было больше, чем
преувеличения, о чём можно было судить по той же Кэрроу... "Надо же, как
тебя зацепило, голубушка!" - посочувствовал Люциус, осторожно наблюдая
за старшей Блэк. Та мрачно ела хлеб, отщипывая тонкими пальцами
маленькие кусочки. Казалось, что она вновь погрузилась в свои раздумья и
больше не обращает внимания на происходящее за столом, но Люциус знал,
что это не так. Как и он сам, Белла предпочитала держать ситуацию в
Слизерине под своим неусыпным контролем, поэтому за общими трапезами в
Большом Зале она внимательно прислушивалась к разговорам, при
необходимости умело направляя их в нужное русло. Но сейчас вокруг не
происходило ничего интересного: Макнейр и Гринграсс обсуждали
программу седьмого курса по уходу за магическими существами; Тео
продолжала успокаивать Нарциссу, уверяя её, что мальчишеская выходка
Сириуса никак не скажется на репутации его двоюродных сестёр; Аманда
Прюэтт, семья которой уже прошла через подобное унижение, когда её
троюродная тётка, а за нею и оба её непутёвых братца попали на
Гриффиндор, время от времени вяло поддакивала, но мысли её явно были на
другом конце стола, куда отсел Стефан Велфарбер после их очередной
размолвки; двое первокурсников, мальчик и девочка, сидевшие друг напротив
друга и выглядевшие как зеркальные двойники, одинаково сгорбились над
своими тарелками, не решаясь привлечь к себе внимание... Пробегая
взглядом по лицам товарищей по факультету, Люциус вдруг заметил, как
глаза Беллы хищно вспыхнули, и она резко вскинула голову, с вызовом
уставившись на кого-то, сидевшего слева от него, на самом краю стола. Он ни
секунды не сомневался, что такой взгляд не мог заслужить мальчишка-
первокурсник, а значит...
- У тебя какие-то проблемы, Найтли? - в отличие от Люциуса Белла с первого
раза запоминала имена во время Сортировки, даже тех ребят, которые
попадали на другие факультеты. Из неё тоже могла бы получиться хорошая
староста... если бы Слэгхорн окончательно спятил, чтобы назначить
старостой необузданную и склонную к вспышкам агрессии Блэк.
Люциус снова перегнулся через мальчика, сидевшего между ним и Найтли,
чтобы посмотреть, что на этот раз вывело Беллу из себя. Лицо Найтли было
совершенно белым, она сверлила Беллу взглядом, от которого веяло холодом -
не тем холодом, которым она раз за разом окатывала Люциуса, давая ему
понять, что не заинтересована в общении - нет, это была смертельная ярость,
или смертельный ужас, или и то, и другое вместе. Неудивительно, что
чувствительная к эмоциональным выплескам Белла так среагировала. Точнее,
удивительно, что она не среагировала более остро. Впрочем, зная Беллу,
можно было ожидать, что всё ещё только впереди.
- Нет у меня проблем, - выдавила Найтли, стиснув стакан с соком так, что
Люциус начал опасаться, как бы тот не треснул. Мальчишка рядом с ней
внимательно смотрел то на неё, то на Беллу, как будто ожидал, что они вот-
вот выхватят палочки. "Правильно, мальчик, ты как раз на линии проклятья,
случись чего..."
- Найтли, - тихо позвал Люциус, легонько коснувшись её руки. - Найтли!
Девушка медленно перевела на него глаза, казалось, не вполне осознавая, где
она и кто перед ней. "Всё-таки это страх", - пришёл к заключению Люциус,
заметив, как ходит ходуном сок в её стакане, выдавая дрожь в руках. Она
поймала его взгляд и осторожно поставила стакан на стол, с явным усилием
разжав пальцы. На них уже смотрели с любопытством все, кто сидел
достаточно близко, чтобы услышать вопрос Беллы.
- Найтли, это Белла Блэк, - спокойно продолжил Люциус, пытаясь
гипнотизировать девушку взглядом, словно говорил с норовистой и пугливой
лошадью. Собственно, за время их знакомства Найтли уже неоднократно
напомнила ему любимую отцовскую гнедую - самую строптивую лошадь их
конюшни, которая ни разу не приняла из его рук угощения, не то что
позволила оседлать себя. - Она учится на седьмом курсе, вместе с нами.
Слева от неё Теодора Бёрк, тоже с седьмого. Тео, это Джин Найтли, и она
предпочитает, чтобы её называли по фамилии.
- Привет, Найтли, - послушно отреагировала Тео. - Добро пожаловать в
Слизерин. Мы с Люциусом - старосты седьмого курса, так что обращайся,
если будут вопросы.
Найтли коротко кивнула, едва заметно расслабив плечи. Тео явно не вызывала
у неё таких бурных эмоций. Люциус уставился на девочку, сидящую слева от
Бёрк:
- А ты... ?
- Меня зовут Гвен, - ответила первокурсница неожиданно низким голосом и
храбро посмотрела на него в ответ. - А ты... ?
- Люциус Малфой, - со смехом ответил он маленькой нахалке. - Добро
пожаловать.
- Я - Северус, - представился мальчик, не дожидаясь вопроса.
- Вы брат и сестра? - полюбопытствовала Тео, которая, конечно, всю
Сортировку проболтала с подругами. Даже Люциус помнил, что у них разные
фамилии, и держались они врозь.
- Ещё чего! - дружно ответили Гвен и Северус, после чего она весело
прыснула, а он фыркнул, что, должно быть, означало крайнюю степень
беззаботности в его исполнении.
- Итак, Гвен, Северус и Найтли, - повторил Люциус и слегка отодвинулся от
стола, чтобы не загораживать остальных членов факультета, сидевших справа
от него. - Познакомьтесь с Нарциссой Блэк, старостой шестого курса.
На этот раз в лице Найтли он увидел что-то новенькое - она даже слегка
наклонилась вперёд, чтобы лучше разглядеть Цисси, и во взгляде её больше
не было ничего пугающего, а только искренняя заинтересованность.
Нарцисса ответила ей вежливой улыбкой. Северус и Гвен уткнулись обратно
в свои тарелки, видно посчитав, что с них уже достаточно информации, но
Люциус решил продолжить знакомить Найтли с её однокурсниками.
- Рядом с Цисси - Аманда Прюэтт...
Снова заинтересованный взгляд Найтли, на который Мэнди лишь
приветственно помахала рукой, вновь возвращаясь к разговору с Нарциссой.
Ну, реакцию на фамилию Прюэтт понять было довольно легко, учитывая
летние знакомства новоиспечённой слизеринки.
- А напротив - Пенеас Гринграсс, - тот тоже помахал рукой, удостоившись
короткого кивка, - и Уолден Макнейр.
И снова девушка будто заледенела. Уолли смотрел на неё со своим
характерным внимательным прищуром, и она буквально впилась в него
нехорошим взглядом, который вновь напомнил Люциусу о кровной вражде.
Хуже всего, что их молчаливую дуэль взглядов наблюдала Белла, лицо
которой застыло пугающей маской, а это говорило о том, что напряжение уже
достигло последнего предела. К огромному облегчению Люциуса в этот
момент Дамблдор дал сигнал к окончанию пира и распорядился, чтобы
старосты отвели новых учеников в общежития. Найтли первой поднялась из-
за стола, решительно отодвинув так и нетронутое блюдо.

Глава 12.
Слэгхорн опаздывал, что, похоже, не было неожиданным для слизеринцев.
Старосты явно привыкли не полагаться на своего декана: сами провели
первокурсников через замаскированную в стене каменную дверь, которая
открывалась на пафосный пароль "Primus inter pares", показали им спальни,
объяснили основные правила, касающиеся комендантского часа и
полномочий старост, а глава факультета всё не появлялся. Джин устроилась
на стуле с высокой спинкой в тёмном углу недалеко от камина. Больше всего
ей хотелось залезть в камин целиком, но с наложенными согревающими
чарами и на её месте вполне можно было существовать, а главное - отсюда
всё змеиное гнездо просматривалось как на ладони, а за спиной была
надёжная каменная стена. После того, как она фактически объявила войну
своему факультету, последнее соображение казалось весьма существенным.
Девушка сидела, спрятав в складках мантии руку с зажатой в ней палочкой,
готовая отразить нападение, хотя отлично понимала, что уместнее всего было
бы наложить заклинание на саму себя - какие-нибудь простенькие
успокаивающие чары. "Что на тебя вообще нашло? - надрывался внутренний
голос. - Зачем понадобилось в первый же вечер напрашиваться на драку с
Лестрейндж-которая-пока-ещё-не-Лестрейндж? Даже если не учитывать, что
ей, очевидно, только предстоит стать чокнутой садисткой и убийцей, даже
если уже сейчас винить её за те преступления, которые она совершит в
будущем - разумно ли было так откровенно демонстрировать свою
враждебность?!" Джин тяжело вздохнула, признавая, что после того, как ей
хватило дурости попасть прямиком в слизеринский гадюшник, она уже не
имеет права распускать свои нервы и шарахаться от однокурсников, какие бы
будущие подробности их биографий не всплывали в памяти при каждой
встрече. Строго говоря, Беллатрис даже узнать было трудно, если бы не её
голос. Голос, услышав который так близко, Джин не успела ни о чём
подумать, как её буквально затрясло. И уже нисколько не помогло то, что,
подняв глаза, она увидела юную печальную девушку, которую даже можно
было бы назвать привлекательной, если бы не... если бы это не была
Беллатрис. Объективно, она и была привлекательной - свежая упругая кожа,
ухоженные блестящие волосы, выразительные тёмные глаза, в которых ещё
не было и тени безумия - в сравнении со своей пост-азкабановской версией
Лестрейндж и вправду выглядела замечательно, но это не имело никакого
значения. Джин уже не могла отделаться от образа, который до сих пор
иногда появлялся в её кошмарах: издевательский хриплый смех, серебряный
кинжал, приставленный к её горлу, какие-то терпкие духи, лихорадочно
сверкающие глаза - и этот образ плотно наложился на реальную Беллу Блэк,
сколько бы Джин ни твердила себе, что та кошмарная женщина уже убита, а
эта ещё не представляет опасности.
Разумеется, эта проблема относилась к разряду личных трудностей, с
которыми девушка была обязана справляться самостоятельно. Здесь ей не мог
помочь даже Дамблдор. Здесь вообще ничего не могло помочь. Необходимо
было смириться с присутствием в Хогвартсе доброй половины ближнего
круга Волдеморта, свободно разгуливающей по коридорам. Нужно было
привыкнуть сидеть с ними за одним столом, проводить вечера в одной
гостиной, ходить на одни занятия... А для начала надо было немедленно
перестать воображать палаческий колпак на тёмно-русой голове Макнейра,
который как раз торчал у неё перед глазами весь вечер, удобно устроившись в
кресле перед камином. Большинство старшекурсников, включая Малфоя и
обеих сестёр Блэк, расположились на двух диванах, стоящих друг напротив
друга, и делились рассказами о прошедшем лете, которое, судя по активной
жестикуляции и взрывам хохота, для многих выдалось нескучным.
Наблюдать за ними издалека было несложно, особенно когда удавалось не
обращать внимания на знакомые лица. В общем и целом, Джин вынуждена
была это признать, они сейчас выглядели как обычные подростки, ничем не
отличающиеся от представителей любого другого факультета, или от
слушателей Академии, или от практикантов в Мунго... Если бы только можно
было на этот год потерять память по-настоящему!
Девушка снова перевела взгляд с компании однокурсников на сидящего в
одиночестве Макнейра. Тот пристально глядел на огонь, погружённый в
раздумья. Джин исподтишка рассматривала его чёткий профиль, удивляясь,
как игра света может полностью изменить лицо. Ещё полчаса назад, в
Большом Зале, эти же самые черты казались ей грубыми, полными спеси и
презрения. Не то чтобы она сама излучала дружелюбие, когда их
познакомили... Но сейчас, когда его глаза не сверлили её с подозрением и
вызовом, она готова была признать, что её воображение рисовало Макнейра
гораздо более страшным и отвратительным, чем он оказался на самом деле.
Мальчишка как мальчишка. "Вот в таком духе и продолжай, - фальшивым
жизнерадостным тоном посоветовал внутренний голос. - Аврор ты, в конце
концов, или не аврор?! Неужели это такая невозможная задача - внедриться в
компанию школьников?" На самом деле это могло даже оказаться забавным.
Теперь-то она точно знала, чего стоил весь слизеринский апломб по поводу
стопроцентной чистокровности змеиного факультета! Жалко, что нельзя было
заставить их утереться уже сейчас - возникло бы слишком много вопросов и
слишком много проблем, если бы она призналась, что Шляпе ничего не
стоило отправить в Слизерин магглорождённую студентку...
Мысль о необходимости врать ещё и насчёт своей чистокровности испортила
всё веселье, Джин тут же стало противно планировать "операцию". В конце
концов не было никакой нужды шпионить за будущими Упивающимися -
вряд ли они уже сейчас знают что-то такое, чего не напечатали в изданном
через полгода после падения Волдеморта учебнике новейшей магической
истории. Так что всё, что ей нужно - спокойно пережить этот год.
Притворяясь своей ровно настолько, чтобы не вызывать лишних подозрений.
Её невесёлые мысли были прерваны появлением Слэгхорна, который, судя по
румянцу и блестящим глазам, уже успел отметить с коллегами начало нового
учебного года. Пока слизеринцы собирались в гостиной, чтобы выслушать
приветственную речь припозднившегося декана, тот картинно прислонился к
каминной полке и прибавил света, что заставило Джин покинуть
облюбованное ею место. Но прежде, чем она успела шмыгнуть за спины
однокурсников, Слэгхорн обратил на неё внимание.
- Мисс Найтли! - воскликнул он с таким энтузиазмом, что в гостиной не
осталось никого, кто бы сейчас не пялился с любопытством на Джин. -
Наконец-то я могу познакомиться со своей загадочной коллегой, которая
освободила меня от многих утомительных обязанностей! Кстати, я помню вас
на экзамене, да-а-а, - Слэгхорн закатил глаза, изображая восхищение. - Вы
ведь варили поисковое зелье, я правильно помню? - девушка неохотно
кивнула. - Блестяще, просто блестяще! А главное, если не ошибаюсь, сварено
в рекордно короткое время.
Джин с досадой пожала плечами, делая ещё одну попытку затеряться в толпе.
Мало ей было сомнительного удовольствия оказаться в центре внимания
всего факультета - так ещё и получить похвалу за... жульничество на
экзамене... С другой стороны, она же не виновата, что за последние несколько
лет в её времени было сделано несколько крупных открытий в зельеварении и
что её в Академии учили готовить поисковое зелье с учётом новейших
исследований. Разумеется, она не собиралась устраивать из практической
части экзамена по зельеварению шоу. И даже не подозревала ни о чём - до
того момента, когда Слэгхорн притащил в лабораторию двух профессоров,
приглашённых в комиссию для СОВ и ТРИТОНов, и они все втроём начали
ходить вокруг её котла, словно голодные коты вокруг садка со
свежепойманной рыбой. Только тогда, догадавшись, что дело неладно, Джин
приложила все усилия, чтобы незаметно затормозить процесс, но это не
помогло ей избежать взволнованных расспросов, привлечения кучи
ненужных свидетелей к тестированию зелья и назойливых восторгов
Слэгхорна, от которых он, судя по всему, не отошёл до сих пор.
Появление уже совершенно сонных первокурсников спасло Джин от
продолжения неловкой сцены, и она наконец сумела отойти подальше от
декана, слушая его речь из другого укромного уголка, каких в слизеринской
гостиной оказалось великое множество. Похоже, возможность уединения
здесь действительно ценилась, что идеально подходило её намерениям.
Слэгхорн вещал почти десять минут о том, как горд был бы Салазар
Слизерин, доведись ему лицезреть наследников и продолжателей заложенных
им традиций, и как они все обязаны оправдать, и так далее, и так далее. На
второй минуте Джин уже окончательно утратила интерес к происходящему и,
прислонившись головой к мягкой плюшевой обивке диванчика, устало
прикрыла глаза. Когда голос декана прекратил своё ровное, убаюкивающее
журчание, и он перешёл к более конкретным сообщениям, девушка неохотно
вернулась в вертикальное положение. Однако, ничего такого, чего бы ещё не
сказали старосты, Слэгхорн не сказал, повторив лишь общую информацию,
касающуюся замковых правил, и уже почти вышел за дверь, как взгляд его
вновь упал на Джин.
- Мисс Найтли, а вам показали вашу спальню?
- Нет, сэр, - была вынуждена признать она. И действительно, старосты были
заняты расселением первокурсников, а она наоборот старалась не напоминать
лишний раз о своём существовании и не обратилась за помощью.
Слэгхорн слегка нахмурился, недовольный неожиданной задержкой.
- Мисс Бёрк! - позвал он, остановившись на пороге. - Позаботьтесь также о
мисс Найтли. В спальнях седьмого курса есть свободные места?
- Да, сэр, в комнате Беллы есть кровать, - нерешительно отозвалась Тео,
которая, разумеется, как и все остальные за столом, заметила едва не
произошедшую за ужином ссору. Чего нельзя было сказать о Слэгхорне.
- Что ж, отлично, - воскликнул он, с удовлетворением потирая пухлые ручки.
- Значит мисс Блэк покажет новенькой её место. Ах, да, чуть не забыл...
Шестой и седьмой курсы! - он возвысил голос. - Внимание! Завтра до
одиннадцати утра ожидаю от каждого из вас список предметов, по которым
вы намереваетесь продолжить углублённое изучение. Шестикурсники
должны также приложить к списку результаты своих СОВ. Всем доброй
ночи!
С этими словами он наконец вышел в коридор, и каменная стена встала на
своё место. Не успела растерянная Джин повернуться к Тео за объяснениями,
как рядом с ними появилась хмурая Беллатрис. Игнорируя Джин, она
обратилась к старосте:
- Что это значит, Тео? Ко мне в комнату подселят новенькую?!
- Э-э-э, прости, Белл, но похоже что так, - пожала плечами Тео, сочувствующе
глядя на Джин. - Пойдём, я покажу тебе комнату, - обратилась она к девушке
и, не дожидаясь ответа, повела её по одному из узких коридоров, отходивших
от гостиной. - А где твои вещи?
- В больничном крыле, - ответила Джин. - Я жила там в гостевых комнатах
всё лето.
- Так это правда? - Тео покосилась на неё с любопытством. - Ты
действительно варишь зелья для госпиталя?
- Малфой рассказал? - фыркнула девушка. Чего ещё можно было ожидать от
этого павлина!
- Вообще-то Слэгхорн. Только что. Ты что - совсем не слушала, что он
говорил?
Джин состроила смущённую гримасу, и в голубых глазах Тео мелькнула
понимающая усмешка, в то время как губы неодобрительно поджались,
показывая официальное отношение старосты к подобному легкомыслию.
Получившаяся комбинация двух диаметрально противоположных эмоций
напомнила Джин её собственные попытки казаться суровой во время
исполнения обязанностей старосты. Действительно, игнорировать Слэгхорна
было совершенно неправильно, тем более, что он наверняка и на этот раз
попытается затянуть её в Клуб Слизня. "Всё-таки Слизерин был огромной
ошибкой", - вздохнула она про себя, вслед за Тео заходя в свою будущую
спальню.
"Но в том, чтобы быть слизеринкой, есть и кое-какие преимущества", - со
смесью восхищения и зависти подумала она, едва переступив порог. Конечно,
в подземельях было гораздо больше места, чем в башне, поэтому Джин не
слишком удивилась, поняв во время расселения по спальням первокурсников,
что комнаты в Слизерине рассчитаны на двоих. Но она была совершенно не
готова к зрелищу, которое предстало перед её глазами. Эта комната была по
крайней мере в полтора раза больше женской спальни в Гриффиндоре,
которую она сама, Лаванда и Парвати делили с Джинни Уизли и её
однокурсницами. Две роскошные кровати тоже, казалось, были шире
стандартных школьных постелей, и помимо них в комнате стоял уютный
угловой диван, над которым возвышались книжные полки. У
противоположной стены располагались два письменных стола, над которыми
тоже было организовано место для книг и письменных принадлежностей.
Комната была декорирована в синих и серебристых цветах, как будто
неизвестный дизайнер пытался передать ощущение подводного мира. Или,
может быть, звёздного неба?
- Нравится? - поинтересовалась Тео, уже прочитавшая ответ на лице
девушки. - Белла сама подбирала обивку мебели и драпировку. А здесь, - Тео
обогнула правую кровать и нажала на выступ в каменной кладке, после чего
стена отъехала в сторону, открывая ещё одно небольшое помещение, - твой
гардероб и вообще место для всякого барахла. Отсюда можно пройти в
ванную комнату.
Джин проследовала за ней, гадая, сколько лет ей нужно работать в Хогвартсе,
чтобы заполнить пространство, предоставленное под одежду, хотя бы
наполовину. В гардеробной находилось также большое зеркало, отражавшее
смотрящегося в полный рост. Тео показала девушке, как открывается ванная,
которая тоже была общей для неё и Беллатрис, но имела два разных входа.
"Похоже, на Слизерине не признают дверей в принципе", - подумала Джин,
гадая, по каким признакам она найдёт нужный камень в следующий раз,
когда у неё не будет провожатой.
- Ещё вопросы есть? - спросила Тео, когда они вернулись в комнату. - Что ж,
тогда я пойду. Да, Найтли, - она обернулась на пороге, - не торопись ложиться
спать.
Джин подняла на неё удивлённый взгляд, потому что именно это она и
собиралась сделать - сразу после долгого горячего душа.
- Люциус не предупредил тебя? - нахмурилась девушка. - Сегодня же
посвящение!

***
Время приближалось к половине первого, а за ней так никто и не пришёл.
"Может быть они всё-таки решили отправиться без меня?" - с тайной
надеждой подумала Джин, повалившись на кровать. Она уже успела послать
Майси за своими вещами в больничное крыло, а когда он вернулся, развесила
одежду и разложила учебники. Больше было совершенно нечем заняться, в то
же время она категорически не хотела присоединяться к остальным в
гостиной. Тео обещала, что за ней зайдут, а значит скорее всего отвертеться
от дурацких слизеринских обрядов никак не удастся. По крайней мере до тех
пор, пока они пребывают в заблуждении насчёт её давнего знакомства с
Малфоем. Похоже, что теперь у неё было что-то вроде рекомендации.
За этот вечер Джин кое-что поняла про слизеринцев. Их характерной (и
играющей ей на руку) чертой была катастрофическая неспособность
признаться в собственном незнании. Пусть это даже какая-то мелочь,
правильный слизеринец никогда не спросит ни о чём прямо, а попытается
вывести собеседника на интересующую его тему. Что и позволяло Джин
выкручиваться раз за разом, не произнося откровенной лжи. Вот и Тео, пока
показывала ей гардеробную и ванную, осторожно пыталась выведать степень
её знакомства с Малфоем, на что Джин честно ответила, что так как до этого
она в Британии жила очень мало, то и общаться здесь с кем-либо ей
практически не довелось. Будь Тео гриффиндоркой, она бы наверняка
спросила в лоб, как они, в таком случае, познакомились и давно ли, что
вынудило бы Джин давать прямые ответы или отмалчиваться. В этом случае,
разумеется, её бы не столь легко приняли за свою, как это произошло при
аккуратной поддержке Малфоя, ведущего себя так, словно они знакомы сто
лет. Конечно, ему ничего не мешает развеять заблуждения однокурсников...
"Пожалуй, не стоит его злить, - подумала она со вздохом. - Я и так уже
нажила себе неприятности..."
То, что ей придётся жить в одной комнате с Беллатрис, было, без сомнения,
самым неприятным открытием с начала учебного года. Если бы у неё хотя бы
промелькнула мысль о том, что ей придётся учиться на одном курсе с этой
психопаткой, она бы, весьма вероятно, вообще отказалась бы от предложения
Дамблдора посещать занятия вместе со всеми, не говоря уж о том, что ни при
каких обстоятельствах не попала бы в Слизерин. Но теперь уже ничего
другого не оставалось, кроме как смириться с предлагаемыми
обстоятельствами. Джин утешала себя мыслью, что она всегда сможет
сбегать к Поппи или проводить побольше времени в библиотеке. Или ходить
в гости к гриффиндорцам... "Если они ещё захотят меня видеть. К тому же это
наверняка не понравится моим... товарищам по факультету. Мерлин, надо же
было так влипнуть!"
В этот момент каменная стена отъехала в сторону, и в комнату вошла Белла
Блэк собственной персоной. Нелюбезно покосившись на соседку, она
буркнула что-то насчёт того, что все уже собрались, и достала из своего
гардероба тёплую накидку. Глядя, как она одевается, Джин подумала, что у
неё самой из тёплых вещей есть только серая вязаная кофта с капюшоном и
зимняя мантия. Ни то, ни другое сейчас не годилось, поэтому она попросту
наложила на себя согревающие чары помощнее, и вышла следом за
Беллатрис в коридор, пытаясь найти глазами какие-нибудь ориентиры,
которые позволят ей при возвращении отыскать дверь своей спальни. К
несчастью, ни портретов, ни каких-нибудь доспехов в коридоре не
располагалось, а спрашивать соседку, шедшую впереди, совершенно не
хотелось. Джин понадеялась, что и возвращаться тоже будет в её компании,
иначе ей придётся ночевать в гостиной. "Если я, конечно, сумею найти хотя
бы гостиную", - криво усмехнулась она.
В обряде посвящения, как объяснила Тео, участвовали только студенты
шестого и седьмого курсов. Точнее, выпускники проводили посвящение
шестикурсников, но так как Джин тоже была новенькой, ей сегодня лишь
предстояло приобщиться к слизеринским тайнам. Собравшиеся в гостиной
ждали только её и Беллатрис. Почти все были в длинных тёмных плащах с
капюшонами, от чего Джин едва не затошнило. Сложно было отделаться от
мысли, что зловещие тени, скользящие друг за другом по тускло освещённым
коридорам подземелья, замышляют нечто гораздо менее невинное, чем
дурацкий студенческий ритуал. Они покинули замок через восточную
галерею, миновали теплицы и цепочкой пошли вдоль озера. Когда они
отошли на достаточное расстояние, один из слизеринцев сделал знак всем
приблизиться.
- Сейчас все должны разбиться по парам, - заговорил он, и Джин немедленно
узнала характерный тягучий голос. - Вы сможете попасть туда, куда мы
направляемся, только за руку с кем-то из семикурсников.
Сам Малфой как будто для иллюстрации своих слов поднял руку, крепко
сжимавшую ладонь стройной высокой ведьмы. "Это, должно быть,
Нарцисса", - подумала Джин, оглядываясь. Она искала глазами Тео, надеясь,
что та и теперь возьмёт над ней шефство, но она уже держала кого-то за руку.

- Ты ведь с седьмого курса? - раздался у неё над ухом мужской голос.

Девушка обернулась, почти уткнувшись носом в высокую плотную фигуру,
тоже в капюшоне. Джин наколдовала Люмос, чтобы осветить лицо
говорившего, и тут же отшатнулась, подавляя крик. - Что это с тобой?
- Ничего, всё в порядке, - выдавила она, трясущимися руками убирая палочку
в ножны. Уж лучше не видеть, с кем разговариваешь, чем увидеть... Она
невольно отступила ещё на шаг. - Я с седьмого, но не смогу тебе помочь. Я
сама новенькая. Найтли.
- Ах да, - отозвался из темноты голос, в котором не было ничего пугающего. -
Меня зовут Эдуард.
К ним приблизились две фигуры.
- А вы чего стоите? - спросила одна из них. Вот этот голос Джин знала
слишком хорошо. Поэтому она даже по-детски спрятала обе руки за спину,
когда Беллатрис протянула к ней свою ладонь. - Ах, это ты, Найтли... -
прошипела она, наклонившись ближе.
Хуже, чем Беллатрис, ничего быть не могло, поэтому Джин с облегчением
вцепилась в руку, которую ей предложил второй волшебник, а Блэк повела
вслед за остальными Эдуарда. Джин решила на этот раз не интересоваться, с
кем в паре она оказалась. На сегодняшний вечер было довольно потрясений.
Парень, шагавший рядом с ней, не делал попыток заговорить, несмотря на то,
что наверняка ощущал, как трясётся её рука. Его ладонь была тёплой и
широкой, и было совсем несложно представить, что это Рон. Да, пусть это
будет Рон, с которым так спокойно, который никогда не...
Её спутник крепче сжал руку, и Джин ощутила потрескивания в воздухе, как
будто через них проходили слабые электрические разряды. "Чары
ненаходимости! - определила она. - Надо же, как интересно, слизеринцы
прямо на территории Хогвартса выгородили себе местечко? Жалко, что мы до
такого не додумались".
- Уолден Макнейр даёт своё разрешение пересекать черту Джин Найтли ныне
и впредь, - произнёс её провожатый, и Джин едва не выдернула руку.
Кажется, он был готов к подобному ребячеству, потому что его хватка слегка
усилилась. Впрочем, она быстро справилась с собой, позволив провести себя
сквозь завихрения чужих энергий. Нить самого Макнейра была рыже-
золотистого цвета, она на мгновенье оплела их соединённые руки, и тут же
давление, которое Джин ощущала всё это время, пропало. Это произошло так
неожиданно, что она устояла на ногах лишь благодаря тому, что Макнейр ещё
не выпустил её ладонь.
Они стояли на высоком каменистом берегу, среди высоких сосен, скребущих
пушистыми кронами покрытое россыпью звёзд небо. Посреди небольшой
поляны уже горел ритуальный костёр, освещавший лица стоящих полукругом
слизеринцев, которые сняли свои капюшоны и взялись за руки. Джин не
оставалось ничего другого, кроме как присоединиться к ним, замыкая круг.
"Это не я сейчас братаюсь с ними… - отстранённо думала она, следя
взглядом за улетающими искрами, в то время как Малфой монотонно
выговаривал слова древнего ритуала. - Это чёртова авантюристка Найтли,
которая, похоже, предпочитает влипать по-крупному". Несмотря на свой
скептический настрой, она не могла не проникнуться торжественностью
момента. "Интересно, а в годы нашей учёбы эта традиция всё ещё
существовала? Возможно, слизеринцы до сих пор воображают себя этаким
романтичным братством... Ха, теперь меня вовсе не удивляет, что тогда, в
Малфой-Мэнор Лестрейндж и Малфою изменила удача - они подняли руку
на меня, которой они клялись в верности. Или даже раньше - в
Министерстве..." Самое приятное было в том, что она сама в тот момент ещё
была свободна от обязательства лояльности, которое дала только что.
Принесённая клятва не относилась к разряду нерушимых и не влияла на
свободу воли поклявшегося, но магическая связь, которая устанавливалась
между участниками ритуала, обрываясь в момент сознательного причинения
вреда, односторонне наказывала виновного. Последствия не должны были
быть очень уж тяжёлыми, но всё же достаточно серьёзными, чтобы не
пренебрегать клятвой без основания. Определённо, змеиному факультету
требовалось нечто подобное, чтобы не передушить друг друга в своей яме
ещё до выпуска. Теперь по крайней мере можно было не ожидать удара в
спину от той же Беллатрис. "Хотя вряд ли это всерьёз поможет мне спать
спокойно..."
Наконец Малфой закончил инкантацию, и несколько мгновений они стояли
молча, всё ещё держась за руки, чувствуя, как через образованный контур
протекает магический поток, перемешавший их энергии.
- Теперь вы должны вплести свои чары ненаходимости в общую защиту,
чтобы это место знало вас, как полноправных хозяев, - скомандовал Малфой,
разрывая круг.
"Слизеринцы, - фыркнула Джин, первой поднимая палочку. - Откуда такая
уверенность, что все присутствующие умеют творить чары ненаходимости?
Оттого, что у каждого непременно имеется хотя бы одно скромненькое
фамильное поместье? Если бы этого не проходили в Академии, я бы сейчас
выдала себя с головой..."
- Джин Найтли объявляет это место ненаходимым для чужих глаз и магии, -
произнося формулу, она вдруг засомневалась, сработает ли обряд с
использованием ненастоящего имени. Но с другой стороны, именно под этим
именем её провёл сюда Макнейр... "Кстати, это может объяснить то, что я ни
разу не пересекла черту в будущем. Наверняка я не смогла бы сделать этого,
будучи ещё Гермионой Грейнджер..."
Охранные чары были одним из самых зрелищных разделов защитной магии,
недаром они так нравились Гарри, который до сих пор иногда смотрел на
волшебство глазами ребёнка. Джин и сама любила творить магию, которая
проявляла себя визуально. С конца её палочки потянулась слепящая
жемчужно-белая нить, вплетаясь в мерцающий вокруг сложный
разноцветный узор наложенных ранее чар. Затем она по очереди пробежала
по подставленным рукам остальных слизеринцев, даруя им доступ через
обновлённую границу ненаходимости. Когда сияние нити потускнело,
сравнявшись яркостью с общим узором, Джин опустила палочку и отступила
на шаг назад.
- Нарцисса Блэк объявляет это место ненаходимым...
Наблюдать за обрядом со стороны было даже интереснее, чем проводить его.
Чары Нарциссы были нежно-сиреневого цвета, и когда она колдовала, её
длинные волосы взметнулись от порыва ветра, подсвеченные тем же
розоватым сиянием. Джин вместе с остальными подставила ладонь, чтобы
трепещущая магическая нить коснулась её, оставляя невидимую метку, вновь
клеймя её как свою - среди людей, которые были ей абсолютно чужими во
всех смыслах этого слова.
- Эдуард Гойл объявляет это место...
"Ну конечно, такое сходство не могло быть просто так", - отчуждённо
подумала она, поднимая голову, чтобы посмотреть в лицо ещё одному своему
кошмару. Сейчас, в свете костра, это сходство стало ещё более заметным,
вызывая чувство, находящееся уже где-то за гранью страха. Ощущение,
которое можно сравнить с сорванным от крика голосом. Ужас рвался наружу,
но несовершенное человеческое тело исчерпало все свои ресурсы, чтобы его
выразить, поэтому он просто перегорел внутри, оставив пустоту и копоть.
Оставив усталость и бессилие. Джин крепко зажмурилась. Это всё было
бесконечно глупо, она пыталась заставить себя быть разумной, взрослой, она
отлично понимала, что эта Беллатрис, этот Макнейр, этот Гойл - в
особенности этот Гойл, который даже не был тем Гойлом - не причинят ей
вреда, что они просто дети, дети, Мерлин побери! Она сражалась с ними в
пятнадцать, она выдержала их пытки в семнадцать, она пережила тот
чудовищный пожар, стоивший ей её прежней, такой простой и понятной
жизни - она не может сломаться сейчас, не сейчас, когда они всего лишь
жалкие дети, играющие в свои идиотские чистокровные игры!
- Найтли? - Тео осторожно коснулась её плеча. - Всё закончилось, пора
возвращаться в замок.
Джин снова открыла глаза. Костёр почти догорел, и вокруг было пусто.
Звёзды над головой заволокло облаками, но начинавшийся восход уже
немного подсветил небо над лесом. По поверхности озера стелились седые
пряди тумана, и Джин зябко поёжилась. Согревающие чары давно
выветрились, и она взмахнула палочкой, накладывая новые. Граница
ненаходимости пропустила её без проблем - несмотря на то, что в середине
обряда она буквально отключилась. Джин увидела на сотню шагов впереди
себя силуэт Тео и прибавила шагу, чтобы догнать её. Меньше всего ей сейчас
хотелось остаток ночи блуждать по слизеринским подземельям в поисках
своей комнаты.

Глава 13.
Первое, что Джин увидела, проснувшись - зеленоватое сияние, заливавшее
спальню ровным потоком. Ей стоило повернуться на спину, чтобы
определить, что это сияние распространяется от потолка, который ещё вчера
был совершенно обычным. "Ну конечно же, вчера, когда нас привели в
подземелья, было уже темно!" Только сейчас она поняла, что на самом деле
потолок был прозрачным и наблюдаемый ею свет был от солнечных лучей,
проходящих через толщу озёрной воды.
- Волшебно! - не удержалась Джин, провожая взглядом внушительную
рыбину, которая как раз проплывала мимо "окна".
Раздавшийся справа невнятный звук заставил её повернуть голову. Беллатрис
лежала на своей кровати, подперев голову согнутой в локте рукой, и
внимательно смотрела на неё тёмными блестящими глазами.
- М-м, доброе утро, - выдавила Джин, мгновенно перекатываясь на
противоположную сторону кровати, и встала, не отводя настороженного
взгляда от своей соседки. Та в ответ только кивнула. Джин скрылась в своей
гардеробной, посчитав неподвижность Беллатрис за молчаливое разрешение
занять ванную.
При свете дня здесь всё выглядело совсем не так, как вчера. Потолок был
прозрачным везде, освещая гардеробную и ванную достаточно ярко, чтобы не
требовалось иных источников света. "Надо же, и почему я только думала, что
четверть хогвартских студентов проживает в полной темноте?" - удивлялась
Джин, разглядывая озёрные глубины одновременно с принятием душа. Ей всё
больше и больше нравилось слизеринское общежитие. Хотя, наверное, зимой
здесь должно быть темновато, но сейчас её устраивало всё.
Когда она вышла в комнату, уже одетая в форменную мантию, Беллатрис как
раз направилась в свою гардеробную. До начала завтрака оставалось полчаса,
и Джин, расчёсываясь, гадала, успеет ли та высушить свои волосы, которые
были по крайней мере раз в пять длиннее её собственных. "Почти как мои -
до пожара", - невольно вздохнула она, в то же время признавая, что в
холодных подземельях носить короткую стрижку гораздо практичнее. Её
волосы уже почти высохли за время расчёсывания.
Уложив в сумку пергамент, чернильницу-непроливайку и перо, Джин
покинула спальню. Она немного помедлила в коридоре, вновь пытаясь
отыскать хоть какой-нибудь приметный знак, на который можно было бы
ориентироваться в будущем, но снова отвлеклась на потолок. Её буквально
завораживала игра света и тени, которую вызывала рябь на поверхности
озера. Это было довольно похоже на её зачарованную террасу - там такой же
сложный, ежесекундно меняющийся узор образовывали загораживающие
солнце листья. Джин так увлеклась созерцанием колеблющейся толщи воды,
что со всего размаху врезалась в невысокого полного студента, неожиданно
вышедшего из открывшегося в стене прохода. Этого парня она видела вчера у
костра - тоже кто-то из семикурсников.
- Ох, прости, - искренне извинилась она, на секунду опершись на
предложенную им руку, чтобы восстановить равновесие. - Засмотрелась на
потолок.
- О, ничего страшного, - улыбнулся он в ответ. - Это наше личное сезонное
бедствие, которое Слизерин переживает каждый сентябрь. Толпы
первокурсников, ходящих исключительно с задранными вверх головами и
сшибающих с ног любого, кто не проявит достаточно осторожности. Хотя
постой-ка, - он отступил на шаг и демонстративно оглядел её с головы до ног,
- для первокурсницы ты выглядишь немного... старовато... Кстати, меня зовут
Филипп Паркинсон.
Она, смеясь, пожала его протянутую руку.
- Джин Найтли. Так я могу надеяться, что к октябрю это у меня пройдёт?
- Ходьба с запрокинутой головой? По личному опыту могу практически
гарантировать полное излечение в течение первой недели. Однако бывали
отдельные тяжёлые случаи и даже рецидивы...
- Может хватит болтать? - раздался раздражённый голос из всё ещё открытого
прохода за спиной Паркинсона. - Мне первокурсников вести на завтрак, - и
Малфой протиснулся в коридор, отодвинув Филиппа со своей дороги. -
Найтли, - он поприветствовал девушку коротким кивком и торопливо зашагал
в направлении гостиной.
- Староста, - закатил глаза Паркинсон, что вызвало у Джин новый приступ
смеха. К нему она не чувствовала никакой неприязни - может быть в первую
очередь потому, что семья Паркинсонов была полностью непричастна к
деяниям Упивающихся, если не считать подлой и трусливой выходки Панси,
когда она предложила выдать Гарри Волдеморту во время осады Хогвартса.
Воспоминание было не из приятных, но стоящий перед ней парень явно не
мог нести за это ответственность.
Следом за Малфоем из комнаты вышел ещё один семикурсник, выглядящий
полной противоположностью Паркинсона - высокий, тощий, светловолосый,
с длинным унылым лицом.
- Это мой сосед по комнате, Пенеас Гринграсс, - представил парня Филипп. -
А это Джин Найтли.
- Мы познакомились вчера, ещё в Большом Зале, - ответил Гринграсс
довольно холодным тоном. А может быть он просто беспокоился из-за
опоздания, потому что тут же попытался подтолкнуть приятеля по коридору,
и Филипп охотно подчинился. Джин последовала за ними.

***

- А собеседование профессор Слэгхорн проводить не собирается? -

нахмурилась Найтли, через стол передавая Тео список своих предметов. -
Нет, я понимаю, что семикурсники продолжают изучать те предметы,
которые выбрали год назад, но шестому курсу он разве не помогает
определиться?
- Что мы - маленькие что ли?! - фыркнула Цисси себе под нос, но Люциус
был уверен, что Найтли её услышала, хоть и предпочла напустить на себя
равнодушный вид.
- Он только сводит наши списки в общую таблицу и передаёт её
Макгонагалл, чтобы та могла составить расписание, - объяснила Тео. - Не
представляю, зачем нужна ещё и консультация...
- Ну может чтобы помочь принять верное решение, - ответила Найтли. -
Наверное, ему должно быть виднее, какие предметы потребуются вам... нам в
будущем, для выбранных карьер.
- Для этого у каждого есть родители, - пожала плечами Тео.
Люциус не удержался и повернулся к Найтли. После того, как мальчишка-
первокурсник, сидевший между ними, доел свой завтрак и убежал на первый
урок, он старался не смотреть в сторону девушки, заметив, как её раздражают
его взгляды. Но неосторожная фраза Тео, должно быть причинила ей боль...
"Надо же, хорошо держится", - с невольным одобрением подумал он, когда её
бледное лицо практически не выдало никаких эмоций. Вообще-то это было
совершенно нормально для слизеринки. Когда у сестёр Блэк умерла мать,
пытавшаяся подарить мужу долгожданного наследника, новость об этом
распространилась по Хогвартсу только потому, что за соседним столом
обливалась слезами Андромеда. Её сёстры никак не демонстрировали свою
утрату перед всей школой. Цисси тогда училась на третьем курсе, а Белла на
четвёртом. Найтли же попала на Слизерин только что, к тому же по мнению
Люциуса она всё-таки была совершенно не такая, поэтому он здорово
удивился, наблюдая её железную выдержку.
- Не всем могут подсказать родители, - возразила она, немного понизив голос.
- И потом иногда важен взгляд со стороны. Взгляд незаинтересованного
человека, который наблюдал своих учеников в течение пяти лет, знает их
сильные и слабые стороны, но при этом не пытается через них реализовать
свои собственные амбиции...
- Мы говорим об одном и том же профессоре? - не выдержал Люциус,
схлопотав за свою реплику сразу три неодобрительных взгляда: Теодоры - за
непочтительное высказывание о собственном декане, Найтли - за то, что влез
в их разговор, и Нарциссы - за то, что посмел отвлечься от неё.
- Понятия не имею, - обрезала Найтли. - Я говорила всего лишь о том, какой
себе представляю роль хорошего декана. Если ваш под это описание не
попадает - очень жаль.
На это ответить было нечего. По крайней мере по существу. Оставалось
придираться к формулировке, что Люциус и сделал.
- Вообще-то мы сейчас говорили о нашем декане. И его ролью в учебном
процессе недовольна, похоже, только ты.
Это, разумеется, была не совсем правда. Ни о какой роли Слэгхорна в
учебном процессе, как и в жизни факультета в целом, речь не шла. Однако
слизеринцы действительно были довольны - установившимся принципом
невмешательства и самоуправления, который позволял их декану не слишком
утруждать себя заботой о подопечных, а студентам давал огромную свободу
действий. Что и превращало в конечном итоге Слизерин в факультет
индивидуальностей. Менять существующее положение вещей на дурацкую,
никому не нужную опеку не согласился бы никто.
Найтли явно хотела что-то возразить, но в последний момент передумала.
Пожав плечами, словно говоря "Ну и пожалуйста, мне-то что?!", она вновь
обратилась к Тео:
- Так что мы должны делать, пока расписание будет составляться?
- До обеда - ничего, - ответила та немного сухо. У Тео было очень развито
чувство субординации, и критика, которую Найтли позволила в адрес
Слэгхорна, испортила ей настроение. - После обеда лекция по истории магии.
А завтра будет готово расписание.
- Отлично! - Найтли поднялась со скамьи, запихивая перо и чернильницу в
сумку. - В таком случае увидимся за обедом.
И она направилась прямиком к гриффиндорскому столу, от которого ей
приветливо махала рукой Кэдоган. Найтли, нимало не смущаясь, подсела к
ней, что вызвало у Цисси, которая тоже наблюдала за ней, гримасу
отвращения.
- Новенькая собирается водить дружбу с гриффиндорцами! - воскликнула
она, наморщив хорошенький носик. - По одному этому можно с
уверенностью утверждать, что вкуса у неё совершенно нет.
- Ну да, особенно если учесть, что она водит дружбу именно с теми
гриффиндорцами, в обществе которых любит проводить время твоя сестра, -
лениво поддразнил её Люциус, взяв её прохладную руку и начав медленно
переплетать вместе их пальцы.
Цисси замахнулась на него в полупритворном гневе, но руки не отняла.
- Меда ходила с ними только из-за того, что этот её... хаффлпаффец, -
выплюнула она после небольшой паузы, - дружил с парнем той девчонки, -
она кивком головы указала на Кэдоган, которая как раз в этот момент встала и
потянула за собой Найтли. - Теперь, когда он выпустился, мы с Беллой
надеемся, что Меда найдёт себе кого-нибудь более подходящего. И
перестанет общаться с этими... - ещё один кивок в направлении покидающих
Зал девушек.
- По крайней мере они хотя бы все чистокровные, - заметил Люциус,
продолжая поглаживать руку невесты.
- Предатели крови! - фыркнула та, сгребая со стола свои вещи. - Ладно, мне
ещё Гойл и Картер не отдали свои списки предметов. Пойду их поищу.
- Не забудь, что вы с Клайвом сегодня отводите первокурсников на обед и с
обеда, - напомнила ей Тео, поднимая голову от пергамента. В том, что
касалось составления всяких расписаний, графиков дежурств и тому
подобной ерунды, из которой обязанности старосты состояли почти
наполовину, ей не было равных. Чем Люциус бессовестно пользовался,
оставив всю бумажную работу своей напарнице. Зато он, как никто другой,
умел найти подход к людям, поэтому его неизменно делегировали как для
воспитательных бесед с проштрафившимися младшекурсниками, так и для
достижения договорённостей с профессорами.
Цисси, заверив Тео, что помнит о своих обязанностях, удалилась, и Люциус
наконец смог вернуться к плану выступления, которое он готовил для
вечернего собрания старост.
- И всё-таки она странная, - задумчиво произнесла Тео, глядя куда-то поверх
его плеча рассеянным взглядом. И, не сказав больше ни слова, уткнулась
обратно в свою писанину. Люциус ничего не ответил, хотя та же самая мысль
занимала его уже довольно давно.

***
"И кто только придумал ставить историю магии после обеда?" - подумала
Джин, подавляя зевок. У неё был хороший иммунитет к занудной манере
изложения Биннса, но после практически бессонной ночи было очень сложно
сосредоточиться на лекции. Она бы сейчас многое отдала, чтобы рядом сидел
Рон, ныл бы о том, как ему скучно, и отвлекал её просьбами передать Гарри
записку...
Джин сидела за партой одна. Когда она добралась до класса Биннса,
слизеринцы заняли свои привычные места в левой половине класса, и у
каждого уже был сосед. Филипп делил парту с вечно чем-то недовольным
Гринграссом, Тео сидела с Макнейром, а Аманда Прюэтт - со своим парнем.
Оставались только Малфой и Беллатрис, занявшие парту позади Макнейра и
Бёрк, что очень порадовало Джин, которой не пришлось в очередной раз
демонстрировать свою неприязнь - ей просто не хватило места рядом с теми,
с кем она и без того ни за что бы не села. Но сейчас у неё появилось
неприятное чувство отверженной. Историю магии слизеринцы слушали
вместе со студентами Равенкло, и девушка надеялась завязать новые
знакомства среди однокурсников, но те явно не желали иметь ничего общего
с представителями змеиного факультета, включая и её саму. Несмотря на то,
что не все из них имели соседа по парте, к Джин так никто и не подсел, а
когда она попыталась поймать взгляд сидящей от неё наискосок девушки,
рядом с которой было свободное место, та поспешно отвела глаза и уткнулась
в свою лекцию.
Хорошо, что Алиса нормально пережила её зачисление в Слизерин. Джин
очень надеялась, что у них будут совместные занятия с Гриффиндором, чтобы
по крайней мере на части предметов иметь нормальную напарницу. Хотя бы
на зельях и ЗОТИ - дисциплинах, по которым на уровень ТРИТОН
оставалось не так уж много студентов, и поэтому учебные группы обычно
составлялись из представителей всех четырёх факультетов. Во всяком случае
так было в её времена. "Надо было мне попасть сюда на год позже, - в
очередной раз посетовала Джин. - Тогда у меня на курсе были бы друзья и в
Гриффиндоре, и в Равенкло, а на Слизерине не осталось бы... этих... Одного
Гойла ещё можно было бы пережить".
Она покосилась влево, на "свой" факультет. Кроме Аманды и её парня, снова
занятых бурным выяснением отношений, все остальные склонились над
партами и прилежно писали лекцию. Тео близоруко сощурилась на доску, на
которой Биннс начертил схему, изображавшую иерархию раннего
Визенгамота, и Макнейр подвинул к ней поближе свой конспект, давая
возможность срисовать то, чего она не могла разглядеть. Они обменялись
лёгкими улыбками, и Джин неожиданно почувствовала укол самой настоящей
зависти. Эта маленькая подсмотренная ею сценка настолько напоминала
сотни, тысячи таких же - с участием гриффиндорцев, что девушка ощутила
буквально физическую боль оттого, что невозможно на самом деле вернуться
в своё детство, оттого, что сейчас вокруг всё ненастоящее и чужое, что нет
рядом никого, кто бы дружески подтолкнул в бок локтем и закатил глаза,
изображая полный упадок сил. Как же права была Шляпа - ещё и суток не
прошло с того момента, как она попала в Слизерин, а ей уже одиноко!
Джин поймала себя на том, что смотрит прямо в вопросительно
округлившиеся глаза Малфоя, и, сердито закусив губу, отвернулась. Павлин
явно что-то подозревал. За сегодняшний день она несколько раз замечала на
себе его внимательный взгляд, и с каждым разом это злило её всё больше. С
её стороны было довольно наивно ожидать, что он всерьёз поверит в её
нелепую легенду! А теперь она ещё и предоставила ему возможность следить
за ней буквально днём и ночью... И ради чего всё это? Ради сумрачного,
замкнутого мальчишки, к которому даже страшно подступиться. Джин вовсе
не была уверена, что Снейп примет её дружбу. Более того, сейчас она начала
сомневаться, нужна ли ему вообще чья-то дружба. В конце концов, она не
имеет права влиять на его судьбу, и Снейпу всё равно суждено стать
Упивающимся, совершить самую ужасную ошибку, а потом всю жизнь
расплачиваться за неё. Будет ли ему легче, если рядом с ним на короткое
время появится человек, готовый поддержать его? Или от этого горечь
будущих потерь станет только сильнее?
Девушка тяжело вздохнула, взъерошив свои волосы точь-в-точь так же, как
это постоянно делал Гарри. В этом жесте и вправду было что-то
успокаивающее. Что-то, что помогало отложить тягостные мысли на потом.
Но им на замену не приходило ничего хорошего, поэтому Джин сделала над
собой усилие и начала вновь слушать монотонное повествование Биннса.

***

Остаток дня Джин провела в больничном корпусе. Дел там для неё никаких
не нашлось, но Поппи пригласила её остаться на чай, и они проговорили
почти до самого ужина. Именно такой лёгкой болтовни ни о чём ей и не
хватало, чтобы почувствовать себя гораздо лучше. Она напомнила себе, ради
чего вообще согласилась на предложение Дамблдора. Нужно было всего
лишь сосредоточиться на подготовке к ТРИТОНам, игнорируя всякие
отвлекающие факторы, включая приступы неконтролируемой ненависти к
товарищам по факультету. Если бы ещё можно было пореже встречаться с
этими самыми товарищами...
На ужин она опоздала, но Слизерин всё ещё в полном составе присутствовал
в Большом Зале. Пробравшись на своё место, Джин молча принялась за еду,
не обращая внимания на взгляды соседей по столу. Вскоре те вернулись к
прерванным её появлением разговорам, что как нельзя больше ей подходило.
Тео, Малфой, Нарцисса и ещё трое ребят встали из-за стола раньше
остальных и отправились на собрание старост, после этого на их краю
остались только Джин, Снейп, Гвен и сидевшая поотдаль Беллатрис,
поглощённая разговором с Гринграссом и Амандой. Джин решила
воспользоваться возможностью завязать беседу со Снейпом.
- Ну как прошёл первый день? - обратилась она к обоим первокурсникам.
- Нормально, - пожала плечами Гвен. - Сегодня были чары, зелья и
трансфигурация.
- О, зелья?! - оживилась Джин. - Ну как, вас сочли годными для того, чтобы
закупорить смерть? - и тут же, поймав обескураженные взгляды ребят,
мысленно отвесила себе подзатыльник. - Э-э, это так мой бывший профессор
всегда начинал самое первое занятие, - и она, картинно завернувшись в
мантию, процитировала несколько фраз из коронной речи Снейпа. Глядя
прямо в его невозможно-чёрные глазищи, распахнутые в изумлении, близком
к восторгу.
"Давай-давай, запоминай, тебе ещё пригодится..." Внезапно она
почувствовала удивительную лёгкость, словно не было ничего
предосудительного в том, что она походя образовала петлю во времени. Как
будто это был на самом деле всего лишь забавный маленький парадокс, а не
грубое нарушение контракта по использованию хроноворота. Зато удалось
добиться от Снейпа хоть какой-то реакции.
- Нет, ничего подобного, - сухо поджала губы Гвен. - Сегодня мы изучали
лабораторное оборудование и технику безопасности. Рука едва не отвалилась
- писать всё это... А ещё эти болваны!
Девочка раздражённо махнула головой в неопределённом направлении, и,
несмотря на то, что она не указала прямо на так досадивших ей болванов,
Джин сразу поняла, о ком идёт речь. Помрачневшее лицо Снейпа немедленно
подтвердило её догадку. Мародёры вышли на тропу войны. Она осторожно
проследила взгляд мальчика - так и есть, он был прикован к двум
темноволосым головам за шумным золотисто-алым столом. Джеймс и Сириус
болтали с Почти Безголовым Ником, которого они не испугались и в момент
первой встречи, а уж сейчас и подавно считали за приятеля. По крайней мере
такое складывалось впечатление из наблюдения за их дружеской беседой. "Ну
разумеется, Мародёры много общались с замковыми призраками! Люпин же
рассказывал, что именно от них они узнали добрую половину секретов
Хогвартса..."
Проблемы первокурсников тут же вылетели у неё из головы. Вряд ли они
вообще собирались ими делиться. На Слизерине было не принято жаловаться
на какие-то затруднения - это она знала точно. Только это соображение и
удерживало её от того, чтобы попросить помощи у Тео или Филиппа. При
том, что оба были довольно приятными ребятами, Джин понимала, что
признаться им в своей неспособности ориентироваться в подземельях было
бы совершенно не по-слизерински и выдало бы её с головой. Кто знает,
может быть тут используется какой-нибудь совсем простой секрет, который
должен знать каждый чистокровный волшебник? Но вот спросить совета
привидения казалось неплохой идеей - кто лучше Кровавого Барона знает
подземелья!
Быстро покончив с ужином, Джин дождалась, пока от их стола поднялась
компания третьекурсников, и с независимым видом последовала за ними. К
её счастью, ребята направились прямиком в подземелья, и она без проблем
проникла вслед за ними в гостиную. Теперь оставалось дождаться появления
Барона.
Сейчас в гостиной было не так много народу, и Джин комфортно устроилась
на диване, на котором вчера сидели старшекурсники. Отсюда тоже был
довольно неплохой обзор всей комнаты. Вытащив учебник по истории магии,
она погрузилась в чтение заданного для самостоятельного изучения
параграфа, вполглаза послеживая за происходящим вокруг. Сначала туда-
сюда сновали орды крикливых младшекурсников, гвалт стал совсем
невыносимым, когда Паркинсон, заменявший всё ещё находившихся на
собрании старост, привёл из столовой студентов первого курса. Затем
появилась Беллатрис, разогнала всю ораву по спальням и уселась перед
камином, явно пока не собираясь к себе. Джин ничего не оставалось, кроме
как сидеть дальше. Филипп подсел к ней, но не стал приставать с
разговорами, а сам открыл учебник и тоже начал изучать заданный материал.
Примерно полчаса прошло в тихой, спокойной обстановке, но потом в
гостиную вломилась новая толпа - на этот раз студентов постарше, среди
которых был и Гойл, и из их оживлённого разговора Джин быстро поняла, что
это была слизеринская квиддичная команда, у которой тоже сегодня было
организационное собрание. Судя по всему, Слизерин участвовал в
открывающем сезон матче, и капитан - огромный светловолосый детина с
круглым румяным лицом - никак не мог успокоиться, продолжая чертить в
воздухе схему за схемой. Заниматься стало невозможно, и Джин собралась
было перебраться в облюбованный ею вчера тёмный угол, как через
гостиную проплыл, колыхая запачканными серебристой кровью одеждами,
тот, кого она ожидала. Девушка стремительно подхватила свою сумку и
выскочила следом за призраком в один из сумрачных коридоров, ведущих из
гостиной.
- Господин Барон, - окликнула она его, когда они оказались вдвоём. -
Господин Барон, подождите, мне необходимо с вами поговорить!
Призрак завис на мгновенье в дальнем конце коридора, затем развернулся и
величественно поплыл к ней навстречу. Вдоль позвоночника Джин пробежал
холодок, когда пустые, широко раскрытые глаза Барона уставились ей в лицо.
Привидение молча ожидало, всем своим видом выражая надменность и
незаинтересованность в разговоре.
- Простите, сэр, - девушка нервно сглотнула. - Меня зовут Джин Найтли, и я
хотела получить у вас совет.
- Я не даю советов, мисс, - неожиданно приятным, глубоким голосом
отозвался Барон и сделал движение, как будто собирался удалиться, посчитав
их разговор законченным.
- Постойте! - в отчаяньи выкрикнула она, едва удержавшись от того, чтобы
попытаться ухватить призрак за рукав мантии. - Мне больше не к кому
обратиться за помощью!
- Я не оказываю помощь, - его бледные губы искривились в издевательской
усмешке. - И вы совершенно правы - вам не к кому здесь обратиться. Никто
из воспитанников Слизерина не оказывает помощь и не просит о помощи.
Ваше поведение недостойно, и можете считать себя очень везучей, если я
сохраню ваш позор в тайне.
Несмотря на то, что Джин была готова к такому повороту, она буквально
задохнулась от гнева. Одно дело - знать, что на Слизерине придерживаются
подобных принципов, и совсем другое - собственными ушами услышать
этакую декларацию достоинства в понимании старейшего представителя
змеиного факультета. Она искренне надеялась, что столь радикальные
взгляды разделяют далеко не все слизеринцы - иначе было непонятно, как тут
выживают первокурсники. Так или иначе, после сказанного Бароном остатки
сомнений и сожалений испарились, хотя ей по-прежнему было противно
использовать против него информацию, которую Гарри получил от Серой
Леди.
- Только попробуйте! - звонко выкрикнула она в спину удаляющемуся
призраку. - Только попробуйте - и все в Хогвартсе и за его пределами узнают,
что Утраченную Диадему Равенкло правильнее было бы называть
Украденной Диадемой. Не думаю, что Хелена будет счастлива узнать, что вы
сделали достоянием магической общественности её маленький грязный
секрет. Особенно после того, что вы сделали с ней самой.
Если бы это было возможно, то Барон бы несомненно побледнел ещё
сильнее. В одно мгновенье он оказался за плечом девушки и угрожающе
склонился над ней, обдавая волной ледяного воздуха.
- Откуда..? - выдохнул он в шоке. - Ровена поклялась, что никому не
расскажет, а Хелена уж тем более не стала бы...
- Вот именно, - прошипела в ответ Джин, чувствуя, как её лицо невольно
искажается в отвратительной, злорадной гримасе. - Хелена никому не
рассказывала, и тем не менее я всё знаю. Думаете, она поверит вам, что это не
вы выдали её тайну?
- Говори, что тебе нужно, - сдался Барон. - Я клянусь, что не стану вредить
твоей репутации, если ты оставишь Хелену в покое.
- О-о! - понимающе протянула девушка. - Так вас на самом деле беспокоит не
то, что она подумает о вас, а что магический мир будет думать о ней... Как
благородно! И это после того, во что она превратила ваши жизни...
Кровавый Барон вновь навис над ней с таким выражением на обычно
безразличном лице, что Джин на мгновенье засомневалась, точно ли
призраки не могут причинить физического вреда живым.
- Она не виновата... не виновата, что не сумела полюбить меня, - тихо ответил
он, и девушка почувствовала себя отвратительно. Она вновь подавила
желание коснуться руки Барона - на этот раз для того, чтобы попытаться
утешить. Подумать только - она первый человек, с которым он может
поговорить об этом после тысячи лет соблюдения клятвы молчания, которую
он принёс во имя любимой женщины. Тысячу лет нести своё наказание,
которому не видно конца до сих пор! Жалость захлестнула её, смывая с
лицаслизеринское выражение.
- Возможно она полюбила... потом, - неуверенно начала Джин. - Я знаю, что
она сожалеет о том, как всё получилось. Сожалеет о том, как всё обернулось
для вас обоих. Неужели она до сих пор не простила вас?
- Я не знаю, - горько признался Барон. - Мне запрещено к ней приближаться.
Мы обречены провести вечность в этом замке, так близко друг от друга, но
при этом не можем даже поговорить...
- А если... я могла бы передать... - она окончательно смутилась и замолчала,
глядя в бесстрастное лицо призрака.
- Я был прав, - Барон издал негромкий смешок. - Ты какая-то неправильная
слизеринка, - он задумчиво оглядел её со всех сторон, как будто ожидал найти
внешние проявления её неправильности. - Спасибо, мисс, я ценю ваше
благородное предложение, но вынужден отклонить его. Наложенное на меня
наказание не позволяет пользоваться никакимисредствами общения, даже
если бы я и вправду имел какие-то основания ожидать, что Хелена может
меня простить. Я благодарен вам за сочувствие, которого я на самом деле не
достоин и не ищу, - в конце этой небольшой речи он церемонно раскланялся,
а когда выпрямился, его лицо вновь было полно надменного достоинства и не
хранило ни следа живых эмоций. - Так чем я могу быть вам полезен?
- У меня трудности с ориентированием в подземельях, - ответила Джин,
гордо подняв подбородок, чтобы напомнить Барону о том, что она ожидает от
него помощи не во имя благотворительности, а потому, что они заключили
сделку. - Я не понимаю, как можно отыскать нужную дверь, когда эта дверь
выглядит точь-в-точь как стена и рядом нет ничего запоминающегося.
- И всего-то? - девушка готова была поспорить, что в его голосе послышались
нотки искреннего веселья. - Вы меняете информацию, которой не обладает ни
одна живая душа в Хогвартсе, на элементарный навык, которым владеет
любой первокурсник?
- Не любой, - возразила Джин, задирая подбородок ещё выше. - Насколько я
поняла, это что-то специфически слизеринское. А вы сами сказали, что ни
один представитель... нашего факультета не поможет. Пока не припрёшь его к
стенке, - она осмелела настолько, что послала Барону насмешливую улыбку,
которую он принял благосклонно. - Так что, сделка состоится?
- Разумеется, мисс. Слизеринцы используют индивидуальные помечающие
чары. Слышали когда-нибудь о таких? - девушка помотала головой, и Барон
недовольно скривился. - Значит никто из ваших предков не учился на нашем
факультете.
- Нет, сэр. Я первая из своей семьи, кто учится в Хогвартсе.
- Что ж, тогда всё понятно. Заклинание звучит так - "Инсигно". Но главное -
это движение палочки. Достаточно разучить его и сразу перейти к
невербальному исполнению...
За пять минут Барон объяснил ей, как именно рисовать требуемую фигуру,
ещё пять ушло на то, чтобы изобрести индивидуальный элемент, который
обеспечивал невидимость знака для любых посторонних глаз, и Джин
изрисовала всю стену в тупике, в который призрак увлёк её для тренировки.
- Здорово, - искренне восхитилась она. - То есть я могу разукрасить своими
метками хоть весь замок, и никто-никто, кроме меня, их не увидит?
- Никто-никто, кроме вас, - снисходительно подтвердил Барон, и тут же
ехидно добавил: - и действующего директора. Поэтому, если появится
непреодолимое желание рисовать неприличные картинки, то лучше всего его
реализовывать здесь, в подземельях.
- Ого, - развеселилась Джин, - были прецеденты? - Барон только
неопределённо хмыкнул. - Кстати, ваши последние слова звучат как совет. А
я думала, что вы не даёте советов. Разве это не нарушение Кодекса
Правильного Слизеринца?
- Не слышал о таком, - подхватил её игривый тон призрак. - Правильный
слизеринец не руководствуется никакими кодексами, а исключительно
собственными желаниями или выгодой. Поэтому я дам ещё один совет: если
нужна помощь - не просите её, а требуйте. Так, как будто имеете полное
право.
После этого Барон проводил её обратно в гостиную и перед тем, как оставить
её в компании однокурсников, галантно склонился и поцеловал воздух около
её руки, машинально протянутой для прощания.
- Спокойной ночи, мисс Найтли, - негромко сказал он, удостоив остальных
церемонного кивка, и уплыл сквозь стену.
"Похоже, я только что получила ещё одну рекомендацию, и эта будет стоить
подороже малфоевского наигранного расположения", - подумала Джин,
устраиваясь в своём любимом углу, чтобы дождаться, когда Беллатрис
соберётся спать.

Глава 14.
Джин еле передвигала ноги по ступенькам, ведущим на Астрономическую
башню. Практикум по астрономии в начале учебной недели не обещал ничего
хорошего, так как означал, что полночи придётся провести в наблюдениях.
Но, по крайней мере, расписание было составлено таким образом, чтобы
студенты имели всё послеобеденное время понедельника на то, чтобы
выспаться как следует перед бессонной ночью. Джин так и планировала
сделать, но не тут-то было.
Сегодня на чарах, прямо посреди практической части урока, возник Майси с
запиской от Поппи, в которой та просила, чтобы Джин пришла подежурить в
больничное крыло, как только занятие закончится. Малфой, с которым ей
пришлось работать в паре за неимением других желающих, конечно, тут же
сунул свой длинный нос в записку и нагло поинтересовался, считает ли она
себя достаточно компетентной, чтобы подменять медсестру. Никакого
достойного ответа Джин придумать не смогла, так как на самом деле вовсе не
считала, что сможет справиться с чем-нибудь действительно серьёзным, но
искренне надеялась, что случая проверить это не представится. В конце
концов, ей уже пришлось дежурить на выходных: в субботу, пока Поппи
отводила Ремуса в Воющую Хижину и помогала ему там устроиться, и в
воскресенье, которое медсестра почти целиком провела с мальчиком,
проверяя его состояние после трансформации. Сегодня вечером истекали
последние сутки, которые он должен был провести в изоляции.
Как только Джин прибыла в больничное крыло, Поппи по каминной сети
отправилась в Мунго с отчётом о состоянии Люпина, который ей после
консультации со специалистами предстояло передать в Министерство. Джин
едва успела попросить Майси принести ей обед, как в кабинет ввалились
Сириус и Джеймс, сопровождавшие белого как мел Питера. Тот свалился с
метлы во время первого урока мадам Хуч и вывихнул плечо. Джин ещё не
успела пройти курс маггловской травматологии, который должен был
начаться только на втором году обучения, но ей довелось один раз во время
обхода присутствовать при вправлении плечевого сустава. Обезболив плечо
Питера с помощью заклинания и влив в Джеймса почти две унции
успокаивающего зелья, девушка усадила пострадавшего на стул, обмотала
его гриффиндорским шарфом, концы которого вручила трясущимся
Мародёрам, и после нескольких манипуляций сустав с характерным щелчком
встал на место. Питер при этом коротко взвизгнул - больше от
неожиданности, чем от боли, но этого хватило, чтобы у Джин затряслись
руки. Она тоже отхлебнула успокаивающего, отправила Джеймса и Сириуса
обратно на урок, зафиксировала пострадавшую конечность и, погрузив
мальчика в сон, наконец вернулась к своему обеду.
Не успела она порадоваться, что еда была ещё горячей благодаря
наложенным эльфами согревающим чарам, как в больничное крыло привели
пострадавшего от взрыва котла во время зельеварения второкурсника. Потом
профессор Вектор прислала эльфа с просьбой передать ей зелье от мигрени,
запасы которого в шкафчике Поппи как раз кончились, и Джин пришлось
отправиться за ним в хранилище, где она заодно провела небольшую
ревизию, чтобы определить, какие средства ей необходимо приготовить в
ближайшее время. Затем появились двое слизеринцев с курса Нарциссы. Они
так и не признались, с кем и что они не поделили, но над наложенным на
одного из них проклятьем девушке пришлось изрядно потрудиться. Потом
заглянул Фабз, который слонялся по замку без дела и не знал, чем себя
занять. Джин была очень рада, что он наконец перестал на неё дуться, но не
была расположена к праздной болтовне, поэтому приложила все усилия,
чтобы выставить его из кабинета. Когда тот сжалился и оставил её в покое,
пришло время менять повязку второкурснику с ожогом.
В результате обедала она уже в компании измученной Поппи, которая вся
пылала гневом к министерским бюрократам, с которыми она провоевала
несколько часов. Наскоро перекусив, медсестра отправилась в Воющую
Хижину, чтобы привести Ремуса в замок, как только стемнеет. Джин
осталась, чтобы приготовить для него постель и заказать у эльфов ужин для
всех пациентов, а потом помогала Поппи обрабатывать раны, которые Люпин
нанёс себе в воскресную ночь.
Мальчик выглядел очень плохо. Когда они познакомились, Ремус был
взрослым и уже научился худо-бедно справляться с некоторыми негативными
эффектами превращения, к тому же к этому времени было изобретено
волчелычное зелье, значительно облегчавшее трансформацию. Поэтому
Джин только сейчас по-настоящему осознала, через какой кошмар тот
проходит каждый месяц. Для одиннадцатилетнего ребёнка это были чересчур
жестокие нагрузки, и, несмотря на то, что с воскресенья Поппи пичкала его
всевозможными восстанавливающими средствами, Ремус был похож на
выходца с того света. Даже с поддержкой Джин он еле переставлял ноги, как
будто двигался вслепую, не будучи уверенным, куда следует шагать. Тёплые
карие глаза того же янтарного оттенка, что и её собственные, сейчас
потемнели и потускнели, их расфокусированный взгляд цеплялся за
случайные предметы, но тут же снова становился совершенно
бессмысленным и невыразительным. Когда Джин и Поппи уложили его на
кровать, стало заметно, что исцарапанные грязные руки мальчика сильно
дрожат. Потом эта нервная дрожь распространилась на всё его худенькое
тело, покрытое старыми и свежими шрамами. Поппи, смазывая раны
мальчика заживляющим бальзамом, сквозь зубы по-французски обзывала
самыми грязными словами действующего министра, лично настоявшего на
том, чтобы Люпин для подстраховки проводил в Воющей Хижине
дополнительные сутки. Потом она отправилась проверять остальных
пациентов, а Джин ещё некоторое время сидела у кровати Ремуса,
машинально гладя его по сбившимся в один жуткий колтун волосам.
Когда мальчик, накачанный зельями, окончательно погрузился в целебный
сон, она отправилась в свою лабораторию. Проведённая в хранилище ревизия
и несколько дней наблюдений привели её к неутешительному выводу:
некоторые средства - такие как противоожоговая мазь, обезболивающие и
укрепляющие зелья - невозможно заготовить впрок, с такой скоростью они
расходуются. Ей придётся проводить в лаборатории хотя бы два вечера в
неделю, чтобы обеспечить их постоянное наличие. Определённо, за то
жалование, которое ей назначил попечительский совет, от неё требовалось
слишком много. По крайней мере первые пять дней учебного года всё её
свободное от занятий время поглощали заботы больничного крыла, и у неё
вовсе не складывалось впечатления, что дальше непременно станет легче.
Скорее наоборот.
В таком настроении, кляня всех и вся, Джин проторчала в лаборатории почти
до десяти вечера, когда начинался практикум. Она пропустила ужин и
чувствовала себя совершенно измочаленной, но зато сварила некоторый запас
противовоспалительного зелья и приготовила основу для "жидкого сна",
который собиралась доварить завтра вечером. Верный Майси успел сунуть ей
в руку кусок творожной запеканки, которую она жадно проглотила по дороге
к Астрономической башне.
На обзорной площадке было тепло и безветренно. У парапета, где были
установлены два телескопа, двое студентов склонились над картой звёздного
неба, профессора Синистры же нигде не было видно. Джин уже собралась
подойти к этим двоим, как вдруг у неё за спиной раздался обвиняющий
шёпот:
- Ты опоздала, Найтли, - Малфоя было невозможно не узнать, даже несмотря
на то, что сейчас он выглядел как чёрный силуэт на фоне неба. - Я не
собираюсь выполнять задание за тебя.
- Как будто тебя об этом просили, - прошипела девушка в ответ, вставая к
телескопу.
- Вообще-то мы снова напарники, - Джин была готова поклясться, что в его
голосе звучала злорадная усмешка. Павлин всерьёз вознамерился превратить
её жизнь в ад. Мало того, что ей пришлось сидеть с ним за одной партой на
трансфигурации, а потом он вызвался работать с ней в паре на уроке
Флитвика - теперь ещё и астрономия! - В прошлом году я работал один, и
поверь мне, Найтли, отлично справлялся без помощника. Но раз уж задание
нам дано на двоих, то тебе тоже придётся приложить к нему руку. Кстати,
Юпитер ты уже упустила, вот - я тут отметил... - и он сунул ей под нос
звёздную карту. - С тебя положения Марса, во-о-он он, видишь?
- Вижу, - сердито отозвалась Джин, отводя его руку, которая как раз
загораживала ей упомянутую планету. - Малфой, ты меня за дурочку
держишь? Марс до самого рассвета висеть будет - это что, справедливое
разделение по-твоему?!
- Значит, будем торчать тут вместе, - пожал он плечами. - Хочешь, Марс буду
отмечать я, а ты себе бери Уран и Нептун.
- Мне всё равно, - ответила девушка, доставая из сумки журнал наблюдений. -
А кроме планет ничего интересного?
- Комета Вайсала. Должна пройти перигелий двенадцатого.
- Сентября?! - оживилась Джин.
- Ну да. Синистра даже следующий практикум перенесла на воскресенье,
чтобы наблюдать её во всей красе. Но она маленькая.
- Нашёл её уже?
Малфой навёл телескоп на созвездие Близнецов и подкрутил резкость.
- Вот она, - пробормотал он себе под нос. - Совершенно ничего интересного.
Джин бесцеремонно отодвинула его от телескопа плечом и приникла к
окуляру.
- Вот эта - между Альхеной и Бетельгейзе? - девушка, не отрываясь от
наблюдений, прицелилась в комету палочкой, замеряя уровень воздействия. -
Может и маленькая, но довольно сильная. А я-то думаю, почему у меня
последнюю неделю зелья чудят...
Малфой под её диктовку записал данные и сменил Джин у телескопа, чтобы
зарисовать очередные положения планет. Потом они сели бок о бок на
небольшой деревянной скамеечке, чтобы обменяться записями.
- Значит, ты выбрала астрономию ради зельеделия? - поинтересовался он,
едва она закончила. - Собираешься стать зельеваром?
Джин тяжело вздохнула. Отвязаться от настырного павлина не
представлялось возможным.
- Не собираюсь. Хотя довольно полезно представлять себе, каким образом
небесные тела влияют на свойства зелий. Ради общего развития.
- Так ты для общего развития записалась в класс к Синистре? - уточнил
Малфой насмешливо.
- Ну почти что. Вообще-то для количества предметов.
- В смысле? - насмешка в голосе стала ещё явственней, но Джин не
собиралась смущаться.
- В прямом. Чем больше предметов в аттестате, тем он больше ценится. А
астрономия по крайней мере не сильно напрягает. Всего полтора месяца
наблюдений, а потом только лекции раз в неделю - красота!
- Ещё две недели педпрактики зимой, - поправил её Малфой. - И серия
наблюдений в мае.
- Педпрактика? - нахмурилась Джин. - Это ещё что?
- Да ничего особенно страшного. Помогать первокурсникам находить звёзды
и созвездия. Самые основные.
- Ясно. Ну это я как-нибудь переживу. Всё равно это лучше идиотских
хрустальных шаров и взрывастых драклов...
- Кого-кого? - переспросил Малфой, и девушка прикусила язык, радуясь, что
в темноте он не может разглядеть её лицо. Конечно же, этот Малфой не имел
ни малейшего представления об очаровательных питомцах Хагрида, которых
его наследник спустя четверть века будет выгуливать по тыквенным грядкам,
в отвращении наморщив свой аристократический нос. - Неважно. В
сравнении с прорицаниями или уходом за магическими существами
астрономия мне кажется лучшим выбором.
- А маггловедение?
- А что - маггловедение? - вопрос Малфоя поставил её в тупик. Джин
отказалась от идеи сдавать ТРИТОН по маггловедению после того, как
попала в Слизерин. Она была уверена, что такой выбор её факультет не
одобрит. - Ты, что, ходишь на маггловедение?
- Ну да. Чтобы достичь хоть сколько-нибудь высокого поста в Министерстве,
в наши дни надо иметь его в аттестате.
- Правда? - Джин не могла сдержать изумление. - А ты, значит, нацелился
прямиком на министерское кресло?
- Ну не так сразу... - скромно ответил он, и невидимая в темноте улыбка
отчётливо прозвучала в его голосе. - На очень многих должностях приходится
руководить контактами с маггловским миром. Так что необходимо их изучать,
чтобы знать врага изнутри.
- Врага? - лёгкое настроение, в котором она пребывала до сих пор, как ветром
сдуло. То, что Малфой сказал беспечным, шутливым тоном, для неё всё равно
прозвучало угрожающе - учитывая, что она точно знала, куда его заведут
подобные шутки. Но сейчас было неподходящее время для дискуссий, да и
вообще спорить с павлином не имело никакого смысла, поэтому Джин
подавила своё возмущение и попыталась сменить тему: - А астрономию ты
тоже выбрал ради будущей карьеры?
Он сгрёб со скамейки свой журнал наблюдений и шагнул обратно к
телескопу.
- Нет, Найтли. Астрономию я выбрал для души, - его ослепительная улыбка
была видна даже при скудном свете звёзд.
- Для души? - глупо переспросила Джин.
- Ну да, - подтвердил он со всей серьёзностью. - Сидишь тут себе на башне,
звёздами любуешься, дышишь свежим воздухом... Да ещё и дополнительная
строчка в аттестате, как ты верно заметила, - улыбка стала ещё ярче. А может
быть дело было в появляющейся из-за макушек Запретного леса луне.
- Давай быстрее снимем новые данные, - озабоченно скомандовала девушка. -
Через несколько минут из-за лунного света звёзд не будет видно.
Это была только одна из двух причин, по которым Джин заторопилась. Она
вовсе не собиралась делиться с Малфоем своим беспокойством по поводу
одного из пациентов больничного крыла. Беспокойством совершенно
иррациональным, потому что полнолуние миновало ещё две ночи назад, и
Ремус сейчас должен был крепко спать под действием сильного зелья. Но
девушка буквально физически ощущала, как серебристые лучи подбираются
к окнам больничного корпуса, и хотела убедиться собственными глазами, что
с мальчиком всё в порядке. Поэтому она торопливо зарисовала уже еле
различимые Уран, Нептун и Марс, и, пробормотав невнятные извинения по
поводу оставленного подСтазисом зелья, которое срочно надо проверить,
помчалась вниз по винтовой лестнице.

***

"Что с ней не так? - раздражённо спросил себя Люциус, прислушиваясь к

дроби каблуков убегавшей по лестнице Найтли. Судя по более длинным
паузам, время от времени она перепрыгивала через пролёт, чтобы быстрее
добраться до низа башни. - Или что со мной не так?" В конце концов он знал
- она бывает нормальной. В компании своих гриффиндорских дружков
Найтли иногда выглядела почти счастливой, по крайней мере достаточно
расслабленной. Она приветливо разговаривала с первокурсниками и даже с
некоторыми ребятами из их группы - с Бёрк, Прюэтт, Велфарбером,
Паркинсоном... Но когда её взгляд падал на Люциуса или кого-то из его
друзей, она словно заледеневала изнутри, а в глазах загорался нехороший
огонёк, как будто девушка перебирала в уме весь свой арсенал боевых
заклинаний, который наверняка был впечатляющим.
Из ближайшего окружения Люциуса такой специфической реакции у Найтли
не вызывала только Цисси, но и до симпатии там тоже было далеко. Взгляд
девушки, обращённый на его невесту, всегда был какой-то...
естествоиспытательский. Как будто Найтли тоже раскладывала людей по
полочкам, и для Нарциссы до сих пор не нашлось места в её классификации.
И это порою раздражало Люциуса больше всего - почему поверхностная и
скучная Цисси вызывала у неё интерес, в то время как он сам, блестящая,
необычная Белла, наблюдательный и остроумный Уолден были с самой
первой встречи признаны не заслуживающими внимания? Он пытался
утешиться мыслью, что Найтли просто тяготела к посредственностям, но не
мог обмануть себя. Все его наблюдения говорили о том, что Найтли не такая.
К тому же она не пыталась сблизиться с Нарциссой, она её изучала.
Цисси, в свою очередь, буквально выходила из себя, стоило при ней
заикнуться о Найтли. Все знали о страсти Люциуса к коллекционированию
интересных людей. Но погоня за этим конкретным экземпляром не встретила
одобрения его друзей. Может быть за исключением Макнейра, который сам
ею заинтересовался. Они ещё не говорили на эту тему, но Люциусу, как
обычно, хватило пары взглядов, чтобы понять ход мыслей друга. Белла
просто ревновала - точно так же, как она ревновала Лорда к Алекто.
Особенно её разозлила внезапная галантность Кровавого Барона по
отношению к новенькой. Люциус и сам был шокирован, когда вместе со
всеми стал свидетелем их прощания в общей гостиной. Поведение призрака
говорило об истинном уважении, какого не удостаивался даже слизеринский
декан. Впрочем, Барон никогда не был страстным приверженцем
субординации, он вообще редко участвовал в разговорах, лишь коротко
отвечая на приветствия и замечания о погоде. Так что можно было понять
Беллу, которая явно видела в Найтли соперницу за влияние на факультете. Но
в чём проблема Нарциссы, Люциус не понимал. Разве что та тоже ревновала -
из-за того внимания, которое он уделял новенькой? Хотя за столом в Большом
Зале или в подземельях пообщаться с Найтли всё равно не удавалось - она
лишь награждала его презрительным взглядом и сердито отворачивалась.
Хорошо ещё, что Цисси не ходила с ними на одни занятия, и он имел
возможность посвящать всё своё внимание выполнению поставленной
задачи. Тем более, что его излюбленная тактика - найти с объектом
исследования общее дело - в данном случае работала не так хорошо, как
обычно. Найтли с явной неохотой воспринимала его в качестве напарника и
не расслаблялась ни на секунду. Но, несмотря на её откровенное
недружелюбие, работать с ней в паре оказалось приятно. Или, по крайней
мере, интересно, так как девушка была действительно сильным соперником.
Она не вызывала желания поддаться и не поддавалась сама, всерьёз
воспринимая каждое задание Флитвика и явно желая превзойти Люциуса.
То, что Найтли достаточно сильна в чарах, он выяснил ещё во время ритуала
посвящения. Её вклад в границу ненаходимости усилил защиту почти на
столько же, сколько в неё вложили все шестикурсники вместе взятые, но, в
конце концов, Люциус всегда был невысокого мнения о магическом
потенциале следующего за ними курса, на котором не было ни одного по-
настоящему сильного волшебника. Совсем другое дело Найтли. В ней
чувствовался не только потенциал, но и мастерство, которое можно достичь
лишь многолетней активной практикой. Может быть образовательная система
Нового Света была не настолько безнадёжной, как о ней привыкли думать в
Британии? А может образование было и вовсе ни при чём, а имел значение её
личный опыт. Найтли творила чары ненаходимости так уверенно и привычно,
как будто жила под ними с младенчества. Люциус вновь и вновь задавался
вопросом, кем на самом деле были её родители и при каких обстоятельствах
погибли. У него было достаточно живое воображение, чтобы придумать
десятки объяснений, одно другого фантастичнее, но всё это ни на дюйм не
приближало его к пониманию, что новенькая представляла из себя на самом
деле.
Практикум по астрономии казался ему идеальным временем, чтобы хотя бы
немного её разговорить. На уровень ТРИТОН помимо них записались только
двое равенкловцев, которые, разумеется, пожелали работать вместе. Таким
образом, Найтли ничего не оставалось, кроме как снова оказаться с ним в
паре, что подразумевало хотя бы минимум общения. Тем более, специфика
предмета была такова, что довольно много времени приходилось проводить в
ожидании. Вот и сейчас, пока луна не прошла точку кульминации, звёзд всё
равно было не разглядеть и можно было бы просто поговорить о чём-нибудь
несущественном, но весьма показательном - вроде выбора предметов для
аттестации на уровень ТРИТОН. Но Найтли вновь сбежала. Что он такого
сказал, что она снова ощетинилась? Ведь был же момент, когда они вполне
мило беседовали, и она даже отвечала без своего обычного оттенка усталой
обречённости в голосе, который означал "Малфой, когда же ты от меня
наконец отвяжешься?" и который она пускала в ход всякий раз, как он
пытался завязать разговор.
"А может она захотела в туалет и постеснялась это озвучить?" - предположил
он с ухмылкой. Но нет, это тоже было непохоже на девушку, которая
умудрилась вогнать его в краску дурацким разговором о белье. При
воспоминании об их походе в Косой переулок его ухмылка невольно
сменилась лёгкой улыбкой, которую можно было бы назвать мечтательной,
если бы Малфои позволяли себе мечтательно улыбаться. А они, разумеется,
не позволяли. Тем более, если подумать, в необходимости таскаться по жаре
за раздражённой Найтли не было ровным счётом ничего приятного, она точно
так же шарахалась от него и то и дело окатывала неприязненным взглядом.
Нет, улыбаться при воспоминании о том дурацком августовском дне было
совершенно не с чего.
Услышав звук открывающейся двери, Люциус позлорадствовал. Он вовсе не
собирался прикрывать напарницу перед Синистрой. Если профессор не
засчитает ей сегодняшний практикум, то это будет только справедливо. Но на
обзорную площадку шагнула не Синистра, а Найтли собственной персоной.
Более того - в руках она держала две кружки, от которых исходил сводящий с
ума аромат кофе. Девушка молча плюхнулась на скамью и сунула кружку в
руку подошедшего Люциуса.
- Спасибо, Найтли, - с чувством сказал он, - ты меня просто спасаешь.
Откуда?
- Майси, - коротко ответила она, сделав глоток. - Это эльф из больничного
крыла. Кстати, - она пошарила в кармане мантии и извлекла бумажный пакет,
который после возвращения ему нормального размера оказался довольно
большим и был доверху набит горячими круасанами, - это тоже он мне сунул.
Угощайся, - она откусила от своего круасана и в блаженстве закатила глаза.
В отличие от Найтли, Люциус присутствовал и на обеде, и на ужине, но
сейчас он был близок к тому, чтобы тоже мычать от удовольствия - настолько
своевременным и вкусным оказался этот ранний завтрак.
- Эй! - окликнула девушка равенкловцев, двумя молчаливыми тенями
маячившими на противоположном краю площадки. - Хотите перекусить? -
она приглашающе приподняла пакет, но парни помотали головой, не
утруждая себя даже простым "спасибо".
- Никто в здравом рассудке не примет угощения от слизеринца, -
прокомментировал Люциус с усмешкой. - Мало ли, каким редким ядом ты их
начинила...
Девушка фыркнула и демонстративно вытянула себе ещё один круасан.
Равенкловцы так же демонстративно отвернулись, и Найтли заметно
расстроилась.
- Будешь? - он потряс у неё перед носом серебрянной фляжкой.
- А что это? - она выхватила фляжку у него из рук, открутила крышку и
осторожно понюхала. - Коньяк?! Малфой, ты алкоголик?
Сейчас в её глазах не было ни тени враждебности, и Люциус ощущал себя
канатоходцем, балансирующим над городской площадью.
- Пока ещё нет, Найтли, - отозвался он. - Но что может быть лучше в час
ночи, чем горячий кофе под звёздным небом?
- Только горячий кофе с коньяком, я уловила твою мысль, - она улыбнулась,
возвращая ему фляжку. - Но сначала налей себе.
Изображая оскорблённую невинность, Люциус щедро плеснул коньяку в
свою кружку и сделал из неё большой глоток.
- Ты же не думала на самом деле, что я мечтаю о том, чтобы отравить тебя и
потом до конца года зарисовывать положения планет в полном одиночестве?
- Ну да, - подхватила она, - только ты и Вселенная! Разве не так выглядит рай
для Малфоев?
"Всё-таки что-то она имеет против моей семьи", - подумал Люциус, наливая
коньяку в её протянутую кружку, но не стал озвучивать эту мысль, чтобы
спокойно насладиться перемирием и своим кофе. Чтобы её не слишком-то
дружелюбная фраза не повисла над ними, разрушая хрупкое равновесие, надо
было срочно что-то сказать, а нужные слова не приходили на ум.
- Так как там твоё зелье? - наконец спросил Люциус.
- Зелье? - Найтли слегка нахмурилась. - А, да, всё нормально...
Она хотела сказать что-то ещё, но в этот момент на обзорную площадку
поднялась Синистра. Они поспешно допили кофе и, уменьшив кружки и
пакет с круасанами, распихали их по карманам, пока равенкловцы
докладывали профессору о своих успехах.
- Не самая удобная ночь для практикума, - сокрушённо покачала головой
Синистра в ответ на какую-то их жалобу. - Зато в воскресенье условия будут
идеальными. - А у вас что? - спросила она, переходя к слизеринцам.
Найтли протянула ей свой журнал и отчиталась за них обоих, старательно
дыша в сторону, чтобы профессор не учуяла коньячный запах. Но у Люциуса
ещё с прошлого года было подозрение, что Синистра склонна закрывать глаза
на умеренное употребление старшекурсниками крепких напитков - до тех
пор, пока это употребление служит для того, чтобы немного согреться, а не
опьянеть. Так как Найтли выглядела совершенно адекватной, и речь её по-
прежнему была понятной и чёткой, опасаться было нечего.
Наконец профессор закончила проверку и устроилась на их скамейке,
погрузившись в какие-то собственные исследования, а Люциус и Найтли весь
остаток занятия доедали уменьшенные круасаны, стараясь не слишком
шуршать пакетом, и по очереди зарисовывали положения планет, вновь
ставших заметными, когда луна покатилась за дальние холмы на горизонте.
Когда на светлеющем утреннем небе взошли Сатурн и Венера, Синистра
отпустила студентов, а сама приникла к телескопу. Найтли, проходя на
лестницу, задела дверной косяк, и кружки в кармане её мантии довольно
громко звякнули, но профессор даже не обернулась. Спустившись на
несколько пролётов, девушка не сдержала истерического смеха, который уже
давно из неё рвался, и обессиленно прислонилась к каменной кладке,
сотрясаясь всем телом.
- Мал... фой... - выдохнула она с трудом, вытирая рукавом навернувшиеся на
глаза слёзы. - Круасанов больше не осталось?
Люциус, снисходительно улыбнувшись, полез в карман и выудил оттуда весь
пакет. Увеличив его обратно, они разделили остатки содержимого, а потом
Найтли вытряхнула себе на ладонь крошки и собрала их губами. В этом
ребяческом поступке не было совершенно ничего интимного, но он внезапно
почувствовал себя неловко, словно подглядел что-то очень личное.
- Не представляю, как дожить до завтрака, - пожаловалась она, не заметив его
секундного замешательства.
- Я вообще не собираюсь на завтрак, - ответил Люциус, начав спускаться по
лестнице. - У нас занятия только после обеда.
- У меня с утра гербология, - вздохнула Найтли, последовав за ним. - Не надо
было мне пить этот твой коньяк... Теперь наверняка просплю.
- Оставь Белле записку, чтобы разбудила, - посоветовал Люциус. - Она тоже
ходит на гербологию.
Ответом ему было напряжённое молчание. Он обернулся через плечо,
собираясь спросить, что случилось, и наткнулся на холодный взгляд.
Девушка, которая только что хохотала, цепляясь за его плечо, чтобы устоять
на ногах, снова исчезла. Люциусу захотелось схватить её за ворот мантии и
как следует встряхнуть, наорать, потребовать, чтобы она объяснила, что на
этот раз не так. Но он понимал, что ничего не добьётся, поэтому остаток пути
до подземелий они прошагали молча. Только в гостиной, где их дороги
расходились, Найтли наконец снова взглянула ему в лицо с непонятным
выражением.
- Спокойной ночи, Малфой, - сказала она негромко и зашагала по своему
коридору, не дожидаясь ответа.
- Спокойной ночи, Найтли, - ответил он ей в спину и встряхнул свою фляжку.
На дне ещё оставался коньяк - на добрую пару глотков. Которые он и сделал,
отсалютовав гигантскому кальмару, проплывавшему над потолком гостиной в
тёмной воде, пронизанной первыми лучами встающего солнца.

Глава 15.
Неделя прошла достаточно мирно. Если не считать скандала, который Найтли
попыталась устроить на зельях, когда Слэгхорн не разрешил ей работать в
паре с Кэдоган. У него была своя система - в начале года он определял в
напарники студентов одного уровня, а гриффиндорка была сущей
катастрофой в зельеделии, и Люциус ничуть не удивился, когда профессор
пересадил Найтли к нему. В конце концов, до её появления в Хогвартсе он
был самым сильным зельеваром на своём курсе, хоть и не испытывал к этому
предмету особой любви. Готовить зелья вместе с девушкой было даже лучше,
чем практиковаться в чарах. В лаборатории не было места соперничеству, и
Найтли отлично это понимала, даже при всех своих ребяческих замашках и
необъяснимой враждебности. Под конец первого занятия они уже выработали
удобный для обоих ритм работы, что позволяло не терять драгоценных
секунд на самых ответственных этапах, когда требовалось одновременно
подготавливать ингредиенты и добавлять их в непрерывно помешиваемое
зелье, действуя быстро и чётко. Почти все зелья, которые были включены в
программу седьмого курса, можно было приготовить только вдвоём, и целью
обучения являлось именно умение подлаживаться под скорость партнёра, не
отставать и не торопиться, выполняя свою часть работы. Спустя несколько
месяцев, когда студенты улавливали суть работы в паре, Слэгхорн
перемешивал группу, и процесс взаимной притирки начинался по новой, но
пока Люциус мог наслаждаться работой с идеальной напарницей. Они оба
так хорошо знали своё дело, что им даже не требовалось слов - достаточно
было кивка, чтобы дать понять другому, что можно переходить к следующему
этапу, или выразительного взгляда, чтобы попросить передать нужный
ингредиент.
С другой стороны, то, что высшие зелья требовали полной
сосредоточенности, исключало возможность просто пообщаться во время
лабораторных. Но Люциус не расстраивался. Он давно пришёл к выводу, что
молчаливая работа плечом к плечу тоже помогает установить доверительные
отношения - иногда даже более эффективно, чем беседы по душам. В случае
с Найтли уж точно - дожидаться, что она позволит втянуть себя в подобную
беседу, можно было хоть до Рождества, а вот к его близкому соседству она
понемногу привыкала. Люциус никуда не торопился, ему нравились задачи,
требующие терпения и творческого подхода. У него был ещё целый учебный
год, чтобы приручить осторожную и недоверчивую девушку. А уж что дело
того стоило, он больше не сомневался. Лорд неоднократно давал понять, что
он заинтересован в общении с талантливой молодёжью, и что в поисках
новых людей он рассчитывает на Люциуса. Должно быть Белла ещё раньше
напела ему о талантах и увлечениях жениха своей сестры, о его умении
подбирать ключики к самым разным людям и манипулировать ими. Лорд не
один вечер провёл в беседах с Люциусом о том, каким полезным находит он
подобное хобби, и о том, что его необходимо поставить на пользу
магическому сообществу. Конечно, тот и сам собирался делать министерскую
карьеру - точнее, его отец не желал для наследника иного будущего, а
младший Малфой не видел смысла с этим спорить. Но планы Лорда были
даже грандиознее отцовских, он на самом деле верил в огромный потенциал
своего "юного друга", как он без тени насмешки называл Люциуса, а тому
ужасно хотелось доказать, что он действительно достоин этого доверия. С
начала учебного года он перебирал в уме всю свою "коллекцию",
прикидывая, как наилучшим образом преподнести каждого, как
продемонстрировать Лорду их уникальные таланты. Безусловно, Найтли
должна была ему понравиться, ради одного этого с ней стоило подружиться.
Люциус не торопился делиться своими честолюбивыми планами. Сначала он
думал посоветоваться с Беллой, но вовремя сообразил, что его намерение
познакомить Найтли с Лордом только увеличит и без того существующее
напряжение между девушками, так как нездоровая ревность Блэк вспыхнет с
новой силой. Тем более, если Найтли окажется приличной дуэлянткой, как он
подозревал с их первой встречи. Новый профессор ЗОТИ ещё не устраивал
спаррингов, начитывая теорию, и Люциус с нетерпением ждал, когда же у
новенькой будет шанс показать, на что она способна. Пока что он решил дать
ей побольше пространства, чтобы не спугнуть совсем, и сел на ЗОТИ с
Макнейром. Они оба здорово повеселились, когда Найтли пришла на первое
занятие, буквально вцепившись в руку Кэдоган, как будто ожидала, что
сейчас их растащат в разные стороны. Но на этот раз её опасения не
оправдались, и теперь два раза в неделю Люциус имел возможность
наблюдать, как она прилежно пишет лекцию, сидя в окружении
гриффиндорцев.
Зрелище досаждало ему, как тупая зубная боль. Было что-то неправильное в
том, какой спокойной и доброжелательной выглядела девушка среди людей, с
которыми у неё не должно было быть ничего общего. Среди чужих. Надо
было что-то делать, чтобы привязать её к собственному факультету, но
Люциус не представлял, каким образом это осуществить. Даже
первокурсники, только-только прошедшие распределение, уже гордились
своим факультетом и были ему верны. Как можно было заставить изменить
мнение студентку седьмого курса, сложившуюся личность, которая не желала
видеть ничего хорошего в собственном Доме? Даже несмотря на
принесённую клятву верности, Найтли казалась ненадёжной, и это ощущение
заставляло слизеринцев держаться от неё подальше, что только подталкивало
её к студентам других факультетов. Это был замкнутый круг неприязни,
который сильно мешал Люциусу в достижении его целей.
Чтобы исправить ситуацию, требовалось время, море терпения и немного
слизеринских интриг. К концу недели Люциус умудрился поменяться на
трансфигурации местами с Тео, не вызвав подозрений ни у неё, ни у Прюэтт,
с которой та сидела раньше, ни у самой Найтли. Этим манёвром он собирался
решить сразу несколько задач: предоставить Найтли ещё немного свободы,
чтобы она не чувствовала слишком сильного давления, дать ей возможность
проникнуться симпатией к слизеринке, к которой она вроде не испытывала
предубеждений и с которой имела много общего, заставить Велфарбера
наконец обратить внимание на собственную девушку, для чего старая добрая
ревность годилась как нельзя лучше… Последней, немаловажной причиной
было то, что трансфигурация не была самым сильным предметом Люциуса,
поэтому в этом году ему требовалась предельная сконцентрированность на
уроках Макгонагалл, чего нельзя было достичь, одновременно плетя интриги
в отношении соседки по парте. Для того, чтобы дразнить и выводить Найтли
из себя, оставались чары, поговорить по душам можно было на астрономии, а
понимание без слов и чувство локтя присутствовало на зельях. Таким
образом разумный баланс различных аспектов дружеского общения был
соблюдён, и совершенно не было нужды раздражать девушку сверх того
необходимого. Люциус рассчитывал, что она в конце концов почувствует себя
одиноко и начнёт сама искать общества товарищей по факультету. И его план
даже начал работать - по крайней мере на трансфигурации Найтли была
вполне мила с Тео, а на гербологии, по слухам, отлично сработалась с
Паркинсоном и Гринграссом - но в пятницу вечером всё полетело гиппогрифу
под хвост.

***

Люциус не знал, с чего всё началось. Когда он, Тео и Филипп вернулись с
лекции по маггловедению, ссора в общей гостиной уже набирала обороты.
Найтли, вопреки своей вечной привычке забиваться в дальний угол, стояла
посреди комнаты, скрестив руки на груди, и от внимания Люциуса не
ускользнуло то, что её правая рука скрывалась в левом рукаве - там, где были
прикреплены ножны с палочкой. Она была бледнее, чем обычно, губы
кривились в гримасе отвращения, а глаза были опасно сощурены. Белла,
стоявшая напротив, у камина, наоборот раскраснелась от гнева и злости. Чуть
поотдаль сидели остальные старшекурсники, с любопытством наблюдая за
развитием событий, среди них невозмутимый Уолден и брезгливо
наморщившая носик Цисси.
- Если вам нечем больше гордиться, кроме безупречности собственной
родословной, которая даже не является вашей заслугой, то вас впору
пожалеть, - говорила Найтли ядовитым голосом. - Потому что
чистокровность сама по себе не стоит ничего. Я бы не променяла на неё
право любить того, кто этого достоин, дружить с теми, кого уважаю, делать
то, что считаю правильным.
Конечно, Найтли этого не знала, но она только что нанесла Белле удар ниже
пояса. Право распоряжаться собственной судьбой - это то, чем они все
платили за своё высокое положение в магическом обществе, за поддержание
фамильной чести, за сохранение древних традиций. Но Белле, пожалуй,
пришлось платить больше остальных, поэтому было жестоко бросать ей в
лицо декларацию свободы теперь, когда она на самом деле не имела никакого
выбора. А если правдивы слухи о Нерушимой клятве, которую дал Цигнус
Блэк, то она не имела его с самого начала. Но Белла, бессменный лидер и
заводила в их маленькой компании, просто органически не могла исполнять
роль беспомощной жертвы чужих решений. Только самые близкие, к числу
которых Люциус себя относил, знали, как она ломала себя весь прошлый год,
когда стало очевидно, что избежать замужества, организованного отцом, не
удастся. И в конце концов преуспела в этом, убедив себя, что выходит за
Лестрейнджа добровольно. При этом единственная причина, которую она
смогла придумать - древний и знатный род жениха - превратилась для неё в
идею-фикс. Теперь скорее небо рухнуло бы на землю, чем Белла призналась,
что не считает безупречность родословной самым главным в жизни - иначе
вся её защита разлетелась бы, как карточный домик, лишившись последнего
аргумента. Вдобавок своевременное знакомство с Лордом, который считал,
что магические знания должны быть привилегией, доступной лишь элите,
благородным семьям, сохранившим букву и дух древних традиций, оказало
на неё огромное влияние. Так что на всём Слизерине Найтли не могла найти
более неподходящего человека, чтобы заявить ему, что "чистокровность
ничего не стоит".
- Что же ты, в таком случае, здесь делаешь? - подала голос Цисси, пока её
сестра, задохнувшись от ярости, подыскивала слова.
- Сама удивляюсь, - пожала плечами Найтли, видно тоже доведённая до края,
- что я вообще забыла среди...
Она прервалась на полуслове, но к этому моменту уже было сказано
достаточно, чтобы причинить непоправимый вред. Теперь стена отчуждения,
окружавшая новенькую, стала буквально ощутимой - как будто её отгородило
полупрозрачным ледяным стеклом. Сейчас Найтли выглядела побеждённой.
Она явно осталась при своём мнении, но очень и очень сожалела о последних
словах. Это стало особенно заметно, когда её растерянный взгляд упал на
Тео, застывшую на пороге гостиной с каменным лицом. Найтли даже сделала
шаг по направлению к ней, забыв про оставленную за спиной Беллу, и на
лице её появилось выражение раскаяния, но Тео равнодушно прошла мимо,
игнорируя очевидную попытку девушки заговорить с ней. Следом за Тео к
камину направился Паркинсон.
Найтли подняла голову и встретилась глазами с Люциусом, и он внезапно
ощутил болезненный укол сочувствия. При всём своём отвратительном
характере и непонятных претензиях, при всех попытках быть гордой и
независимой, она была всего лишь одинокой девчонкой, недавно потерявшей
семью и привычный образ жизни, вынужденной жить среди чужих людей,
подстраиваться под новые обстоятельства... Он видел, какой измученной она
возвращается в подземелья вечером, после работы в больничном крыле, как
она сосредоточена на занятиях, выполняя задания профессоров так, будто от
этого зависит её жизнь. Найтли совершенно явно пыталась измотать себя
учёбой и работой, чтобы не оставалось места для печальных мыслей. Может
быть она и не нуждалась в дружбе, по крайней мере в дружбе со
слизеринцами, но бойкот собственного факультета ей было не выдержать - и
без того слишком много обрушилось на её плечи. И сейчас Люциус читал в её
лице боль, страх и бесконечное одиночество.
Это было самое подходящее время, чтобы сделать следующий шаг по
приручению Найтли - в таком состоянии она была бы благодарна любому, кто
подставил бы ей плечо. Но Люциус не собирался рисковать своей репутацией
на факультете, а заговорить с девушкой сейчас - после того, как она
практически оскорбила их всех, если не словами, то интонацией, не
оставлявшей большого простора для толкования - означало поставить под
угрозу всё, чего он достиг за предыдущие шесть лет в Хогвартсе. К тому же
ей надо было извлечь урок из сегодняшнего вечера - всегда держать свои
эмоции под контролем. Скажи Найтли те же самые слова холодным и
спокойным тоном, и они прозвучали бы как издевательский ответ, адекватный
дурацкому вопросу Цисси. Но она была слишком искренна, слишком явно
говорила именно то, что думала, а этого мстительные слизеринцы простить
не могли.
Взвесив все за и против, Люциус отвёл взгляд от растроенной девушки и
присоединился к сидящим на диване. Найтли, не задерживаясь больше ни на
секунду, выскользнула из гостиной в коридор.

***

"Будь проклят Сириус с его длинным языком!" - досадовала Джин,

направляясь в больничное крыло. Конечно, уговорить Поппи снова открыть
для неё гостевые комнаты нечего и пытаться - тогда Дамблдор сразу узнает о
её проблемах с собственным факультетом, но зато можно было закрыться в
лаборатории и доварить наконец гемостатик, недостающие игредиенты для
которого прибыли только сегодня. О том, чтобы вернуться на ночь в
подземелья, не хотелось даже думать. На этот раз она слишком далеко зашла,
чтобы слизеринцы так просто забыли её сегодняшнее выступление.
Однако было совершенным ребячеством обвинять в этом Сириуса. То, что он,
впечатлённый её небольшой лекцией о методе Кохера, по которому Джин
вправляла плечо Петтигрю, процитировал её в очередном споре с кузинами,
следовало ожидать. Мальчик совсем недавно сделал непростой выбор и
теперь оказался на факультете, который самим своим существованием
попирал основы мировосприятия, заложенные в него благородным
семейством Блэков вообще и чокнутой мамашей в частности. Естественно,
что он, открывая для себя мир, в котором слово "маггл" не является
ругательством, в первую очередь пытался убедить себя самого, что этот
выбор не был ошибочным. Поэтому слова Джин о том, что не всё на свете
можно поправить с помощью магии и что иногда там, где волшебство не
помогает, замечательно работают маггловские методы, упали в благодатную
почву. И конечно же при первой возможности Сириус выложил этот аргумент,
когда Беллатрис и Нарцисса снова попытались наставить его на путь
истинный. По крайней мере Джин предположила, что всё было именно так,
когда сёстры Блэк пришли к ней за объяснениями.
Разговор, сразу начавшийся на повышенных тонах с вопроса, какого Мерлина
Джин забивает голову подрастающему поколению всякой ерундой, привлёк
внимание всего факультета. И как бы ей ни хотелось высказать Беллатрис,
что она думает о магглофобии и прочем чистокровном шовинизме, надо было
сдерживаться! Несмотря ни на что, Джин не имела права срываться, тем
более, что в результате она настроила против себя всех слизеринцев, многие
из которых даже не слышали начала спора. Особенно было обидно, что среди
них оказалась Тео, с которой за последнюю неделю она почти сдружилась.
Тео, на поддержку которой можно было бы рассчитывать, не выскажись
Джин так резко о собственном факультете. Теперь не имело смысла
объяснять и доказывать, что её нелестное мнение касалось совершенно
конкретных слизеринцев - хотя бы потому, что она всё равно не могла
озвучить причины, по которым она так их ненавидела.
Счастливо избежав встречи с Поппи, которой она тоже не хотела бы
рассказывать о своих неприятностях, Джин пробралась в лабораторию, где
под Стазисом ждала основа для гемостатического зелья, в которую
оставалось добавить только кору мечелистника. "Есть и плюсы во всей этой
паршивой истории", - попыталась утешить себя девушка. С несколькими
сложными зельями действительно надо было закончить до того, как комета
Вайсала начнёт удаляться от Солнца, ослабляя эффективность минеральных
компонентов. Поэтому ссора со слизеринцами должна была пойти на пользу
её обязанностям в больничном крыле, так как теперь ей всё равно некуда
было податься.
"Да будет так", - вздохнула Джин, по-пиратски повязывая на голову платок,
служивший для защиты волос от вредных испарений. Она купила его в том
магазинчике маггловской одежды напротив Дырявого Котла - на замену своей
любимой бандане, в которой девушка проходила остаток войны и которая
приобрела бешеную известность, благодаря растиражированной колдографии
Золотого Трио, сделанной в Черногории, во время краткого отдыха между
двумя рейдами. Бандана была подарком Рона, который тот купил в Игало и
преподнёс подруге с пожеланием удачи в бою, что вызвало у друзей
десятиминутный приступ истерического смеха. Прельстившийся огненно-
красной расцветкой материи Рон совершенно не задумался о символике,
которой она была изрисована. Ему, как и прессе магического мира, которая
щедро награждала девушку всякими пафосными прозвищами вроде
"гриффиндорской валькирии" или "разящей львицы", было неизвестно
значение маггловского пацифика. Отсмеявшись, Гарри предложил наполнить
старый образ новым содержанием, и его циничная шутка успешно
претворилась в жизнь. Изображение Героини Войны в пацифистской бандане
над фьордом Бока Которска, всегда сопровождавшееся какими-то
воинственными лозунгами, снискало в магическом мире популярность не
меньшую, чем фотография Че у магглов.
Усевшись на свой любимый табурет, Джин начала растирать мечелистник,
орудуя пестиком с таким остервенением, как будто на дне ступки находился
весь цвет слизеринского факультета. "И это только заканчивается вторая
неделя учебного года! - мрачно прокомментировал внутренний голос. - На
что ты вообще рассчитываешь..."

***

Зелье тихонько булькало в котле, нагоняя на Джин неудержимую дремоту. За

все выходные она так и не нашла возможности нормально прилечь. Всё её
тело ломило, а в глаза будто насыпали песку. Девушка сидела, облокотившись
на лабораторный стол и подпирая ладонью тяжёлую голову, и жалела себя. В
том разбитом состоянии, в котором она сейчас находилась, все её гордость и
решимость перестали иметь значение, и единственной мыслью,
безостановочно стучавшей в висок, было "спать... спать! СПАТЬ!!!"
Дверь лаборатории бесшумно отворилась, и внутрь вошёл Люциус Малфой
собственной персоной, серьёзный и встревоженный, как никогда.
- Найтли, нужно срочно выбираться отсюда! - зашипел он, едва она поднялась
ему навстречу со своего табурета. - Идём со мной.
Его жёсткие пальцы обвились вокруг её запястья, и Джин, едва поспевая,
зашагала за ним следом. Коридоры замка были в дыму, портреты, мимо
которых они торопились, беспокойно перешёптывались, умоляюще глядя на
них, но Малфой не замедлил шага. Вскоре девушка поняла, что они
поднимаются на Западную башню, и в этот момент он отпустил её руку и
скрылся за тяжёлой металлической дверью, закрывавшей выход на верхнюю
площадку. Ту самую, с которой они с Гарри наблюдали за побегом Сириуса и
Клювокрыла. Когда Джин выбралась на зубчатую стену башни, Малфой уже
парил в воздухе.
- Как ты это делаешь? - закричала она, но бушующий на высоте ветер отнёс
её голос в сторону. Малфой грациозно изогнулся в воздухе, приблизив к ней
лицо. - Ты умеешь летать? - проорала Джин практически ему в ухо.
- Это же фестрал, Найтли! - он так скривился, что это несомненно заменяло
непроизнесённые, но повисшие в воздухе слова "глупая грязнокровка".
Джин разозлилась.
- Я знаю, как выглядят фестралы! Я видела достаточно смертей!
- Ничего ты ещё не видела, - его голос прозвучал как-то грустно. - Но это
неважно. Нам пора. Тебя уже ждут в Министерстве! - с этими словами он
протянул ей руку, помогая взобраться на тощую спину невидимого
животного.
Джин в ужасе уцепилась за Малфоя, против своей воли глядя, как
уменьшаются под их ногами замок, озеро, лес... Наконец они поднялись
выше слоя облаков, и над ними раскинулось звёздное небо. Малфой держал
курс прямо на комету, тускло мерцающую над горизонтом. Её сияние с
каждой секундой становилось всё ярче и ярче, пока серебристо-голубой свет
не хлынул им навстречу сплошным потоком, заставляя зажмуриться, чтобы
уберечь глаза.
- Малфой, это же луна! - закричала Джин в панике. - Это не комета, а луна! -
Он лишь равнодушно пожал плечами, пришпоривая фестрала. - Малфой,
пожалуйста, давай вернёмся! Мне обязательно надо в Хогвартс, прямо
сейчас! Ты слышишь меня, Малфой?!
Она в отчаянии начала трясти его за плечи, потом попыталась перехватить
поводья, но они выскальзывали у неё сквозь пальцы.
- В Хогвартс? - он обернулся, хлестнув ей по лицу распущенными волосами.
Когда они успели так отрасти? - Хогвартс уже давно сгорел. Я же говорил
тебе, что оттуда надо бежать. Пожар начался в твоей лаборатории. Потому
что нельзя было нарушать комендантский час.
- Да что ты такое говоришь?! - она вновь стала яростно трясти его. -
Немедленно верни меня обратно!
Не сказав больше ни слова Малфой развернул фестрала и резко повёл его на
снижение. Настолько резко, что Джин едва не кувыркнулась через голову.
Земля стремительно приближалась, и девушка крепко зажмурилась, а когда
наконец открыла глаза, она стояла одна, в десятке ярдов от Дракучей Ивы.
Агрессивное дерево немедленно встрепенулось и вслепую нанесло первый
удар. Джин увернулась от колючей плети, перекатившись по земле. Теперь
она находилась в "мёртвой зоне" у самого ствола, куда Ива не доставала
своими ветками. Но не успела девушка отдышаться, как за её спиной
послышалось рычание. Из лаза под корнями появился наполовину
трансформировавшийся Люпин и, нажав на корень, останавливающий
движение Ивы, одним прыжком оказался перед ней.
- Профессор, - нерешительно окликнула его Джин, но Люпин ответил ей
глухим утробным ворчанием. Шерсть на его загривке вздыбилась, и лицо,
которое только что ещё было человеческим, начало превращаться в
оскаленную морду. - Ремус! Это я - Гермиона...
Люпин издал ещё один рык и бросился на неё, нанося сокрушительный удар
тяжёлой лапой. Девушка еле увернулась, и когти вспороли кору дерева перед
самым её носом.
- Ремус! - она попыталась отползти от него, но зацепилась за какой-то сучок. -
Ремус, это не я убила Тонкс! Честное слово, я не виновата!!! Я не с ними!
Она закрыла руками лицо, сжавшись в ожидании удара, и думала только о
том, как будет мучаться бедный Люпин, когда утром узнает... Слёзы лились
ручьём по её щекам, и вкус солёной влаги был первым реальным
ощущением, пришедшим к ней при пробуждении. Вторым был нетерпеливый
стук в дверь.
- Джин, - послышался из коридора голос Поппи. - Джин, открой!
Еле разлепив мокрые ресницы и ещё толком не проснувшись, девушка
неловко сползла с табурета, который тут же с шумом опрокинулся. "У них
что-то случилось!" - в панике подумала Джин и кинулась к двери.
- Мерлин Великий, что это с тобой?! - всплеснула руками Поппи, с тревогой
вглядываясь в её залитое слезами, опухшее от недосыпа лицо. - Тут к тебе
пришли...
Неуверенно оглянувшись через плечо, она всё же посторонилась, давая
дорогу последнему человеку в Хогвартсе, которого бы Джин сейчас хотела
видеть.
- Ты что это тут ревёшь, Найтли? - насмешливо поинтересовался Малфой,
заметив её жалкое состояние.
- Готовила перцовое зелье, - буркнула Джин, попытавшись закрыть дверь у
него перед носом, но он оказался проворнее, успев поставить в проём ногу, и,
отодвинув девушку, по-хозяйски вошёл в лабораторию.
- Да-а-а? - его тон стал откровенно издевательским. - Странно, но перцовым
зельем тут и не пахнет. Больше всего похоже на противоожоговую пасту.
Которую, кстати, - он ещё раз принюхался, почти что засунув голову в котёл, -
как раз пора снимать с огня.
- Что тебе надо, Малфой? - страдальчески скривилась Джин, взмахом палочки
погасив под котлом пламя. Поппи, до сих пор так и стоявшая на пороге,
вопросительно подняла бровь, и Джин кивнула ей, что всё в порядке. Покачав
головой, медсестра удалилась, а девушка вновь обернулась к незванному
гостю, инспектировавшему её полки. - Зачем ты сюда явился?
Малфой посмотрел на неё со своей фирменной ухмылкой. Видно, что всё
происходящее его здорово забавляло.
- Вообще-то я пришёл за тобой, - ответил он и склонил голову к плечу,
разглядывая её, будто какое-то экзотическое насекомое. - Судя по всему, у
тебя какая-то собственная традиция - опаздывать на практикум по
астрономии...
- Практикум? - тупо переспросила Джин и потёрла виски, пытаясь обрести
чувство реальности.
- Ну да. Ты, надеюсь, не забыла, что его перенесли на сегодняшнюю ночь?
- Уже воскресенье? Ах, да...
- Ну ты даёшь, Найтли! - чтобы не видеть больше усмешки в его стальных
глазах, Джин отвернулась к мойке и, подставив ладони под ледяную воду,
щедро плеснула себе в лицо. - Надо пожёстче контролировать, что ты тут себе
варишь... Ладно, нет времени на разговоры, сегодня опаздывать нельзя.
Синистра хочет, чтобы мы провели практикум для первокурсников. Наши и
Гриффиндор.
"Эти выходные не могли закончиться хуже", - мысленно простонала она,
приглаживая мокрыми ладонями непослушные пряди.
- Интересно, он нарочно их стравливает? - пробормотала Джин себе под нос.
Но Малфой услышал.
- Кто - он и кого - их? - полюбопытствовал он, беря её под локоть и выводя из
лаборатории.
- Директор, - автоматически ответила она, но тут же спохватилась: - Не бери в
голову, Малфой.
- Как скажешь, Найтли, - ухмыльнулся он и потянул её по коридору, совсем
как в недавнем кошмаре. Тяжело вздохнув, Джин подчинилась. В конце
концов, с недавних пор вся её жизнь представляла собой один сплошной
кошмар.
Глава 16.
- Я же говорила - они классные ребята, - шепнула Андромеда, легонько пихая
Джин в бок.
Живописная группа, состоящая в основном из хаффлпаффских
старшекурсников, расположилась у корней огромного дуба, который рос на
пологом склоне недалеко от озера. Джин, привалившись к стволу и
запрокинув голову, с наслаждением подставляла лицо золотым лучикам,
пробивавшимся сквозь слегка прореженную листопадами крону.
- Весёлые, - согласилась она, не поворачивая головы. Андромеда наверняка
рада была бы услышать более развёрнутый ответ с более конкретными
комплиментами своим друзьям, но Джин не собиралась продолжать.
На самом деле ей было ужасно обидно. Но злиться, кроме себя, было не на
кого. Она сама, сама выбрала Слизерин. И сама же сделала своё
существование там невыносимым. А также попутно поставила крест на затее
сблизиться со Снейпом, ибо даже первокурсники очень быстро уяснили, что
она является парией на факультете. Но особенно обидно стало именно после
знакомства с хаффлпаффцами. Кто бы мог подумать, что в начале 70-х вовсе
не Гриффиндор был гнездом вольнодумства и задорного бунтарского духа?
Сейчас её любимый факультет являлся точно таким же заповедником чистой
крови, каким был и Слизерин. Из всего гриффиндорского пополнения этого
года магглорождённой была только Лили Эванс. На курсах Алисы и Фабза
вообще не было ни одного нечистокровного студента. Впрочем,
соперничества со Слизерином это не отменяло, видимо корни антагонизма
лежали глубоко в веках.
И всё же это противостояние нельзя было и близко сравнить с тем, что
приходилось выдерживать Хаффлпаффу, на котором училось добрых пять
шестых всех магглорождённых студентов Хогвартса. В такой атмосфере у
ребят был только один выход - стать тем, чем они стали: дружной стаей
насмешливых и язвительных бунтарей, размахивающих своей
магглорождённостью, словно флагом. В неучебное время они принципиально
ходили в маггловской одежде, демонстративно предпочитали футбольный
мяч квоффлу, взапой читали и передавали друг другу привезённые из дома
книги и взахлёб спорили о кинематографе, рок-н-ролле и Вьетнамской войне.
Живым воплощением свободолюбивого духа своего факультета являлась
сама молодая Помона Спраут, точно сошедшая с кадров кинохроники
Вудстока - длинные цветастые юбки, распущенные волосы цвета осенних
листьев, звенящие браслеты на загорелом запястье... Определённо стоило
попасть в прошлое хотя бы только затем, чтобы увидеть её такой. И выбирай
Джин факультет сейчас - она бы без лишних раздумий предпочла быть среди
этой пёстрой, весёлой, сплочённой компании и под началом молодого,
задорного, неравнодушного декана.
Впрочем, Хаффлпафф и так очень скоро принял Джин за свою. Отчасти это
произошло потому, что слизеринцы довольно откровенно её бойкотировали,
всячески подчёркивая её статус чужой среди своих, отчасти - благодаря
протекции Андромеды, которая даже после выпуска Тэда продолжала
поддерживать тёплые отношения с его друзьями. Но настоящее доверие
Джин заслужила, когда однажды подсела к компании, поющей под гитару.
Слизеринка в футболке с портретом Команданте, с удовольствием
распевающая Let it Be, Light my Fire и колыбельную Магдалины, конечно, не
поломала стереотипов, зато сама стала исключением из правил и
полноправным членом компании хаффлпаффских старшекурсников. Но когда
наступало время отбоя и ей приходилось возвращаться в негостеприимные
подземелья, контраст между своими по духу и своими по букве закона был
просто сокрушительным. Настолько, что Джин даже начало казаться, что
лучше бы ей не заводить себе друзей вообще, чем каждый день убеждаться,
какую огромную глупость она совершила во время Сортировки.
Зато когда удавалось об этом не задумываться, она получала огромное
удовольствие от общения с хаффлпаффцами и от долгих прогулок за стенами
замка. Сейчас учёба уже не поглощала её целиком, как это было раньше, но
даже зубрить и то было приятнее на свежем воздухе, тут Фабз был
совершенно прав. А когда накатывала ленивая нега, можно было отложить
книгу в сторону и пялиться в высокое густо-синее небо, постепенно двигаясь
взглядом вниз, к линии горизонта, изломанной дальними скалами на том
берегу озера, к кромке Запретного леса и обратно - вверх по склону, по
дорожке, стиснутой седыми валунами, к замку и мимо него - к холму, на
котором хогвартская мелюзга дразнила Дракучую Иву...
- Что там такое? - Андромеда обеспокоенно приподнялась со своего места.
- Что-то случилось, - констатировал очевидное Фабиан. - Пойдём глянем...
Он вскочил на ноги раньше, чем договорил последнюю фразу, потому что по
отчаянным воплям первокурсников сразу стало понятно, что дело серьёзное.
- Смотрите! - ахнула Мэгги, староста седьмого курса, показывая пальцем на
Иву.
Тут же вся компания, побросав книжки, мячи и гитару, сорвалась с места. В
ворохе листвы под скрюченным стволом ярко желтела курточка лежащего
навзничь мальчишки. Ива же остервенело лупила слепыми ветвями по земле,
не подпуская его растерявшихся товарищей ближе.
"Хвала Майлдфеверу!" - промелькнуло в голове у Джин, когда она взобралась
на склон, оставив далеко позади остальных бегущих. Её благодарность
фанатичному инструктору была совершенно искренней, потому что сейчас
очень важно было оказаться на месте раньше всех. И вытащить парня из-под
Ивы, пока туда не сунулся кто-нибудь по-гриффиндорски храбрый или по-
хаффлпаффски верный. А также совершенно не имеющий аврорской
подготовки и незнакомый с повадками агрессивного дерева.
- Назад! - страшным голосом заорала она на первокурсников, толпившихся у
периметра опасной зоны и явно собиравшихся кинуться на помощь
пострадавшему.
- Но там же Дейви! - возмущённо пискнул особо ретивый "спаситель",
пойманный за рубашку в последний момент.
- А ну все отсюда бегом! - зарычала Джин. - И приведите мадам По... мадам
Дюваль!
Часть ребят послушно помчалось в сторону больничного крыла, но
некоторые остались, поэтому нечего было и думать о том, чтобы у них на
глазах остановить движение Ивы. В остальном же действия Джин точь-в-точь
повторяли тот сон, закончившийся встречей с Ремусом. Прыжок, перекат,
краткая передышка у самого ствола - и яростный рывок к неподвижному
мальчишке, пригнуться под несущуюся навстречу увесистую ветку,
напоминающую сжатый кулак, схватить пострадавшего за шиворот и волоком
- тут уж не до правильной транспортировки! - и беги-беги-беги, курсант
Грейнджер, какого гиппогрифа бабы…
- Джин! Джин, ты как?!
Реальность возвращалась вместе с тем, как приходило в норму дыхание.
- Не тряси меня, Фабз, я в порядке, - она высвободилась из его цепкой хватки
и решительно растолкала столпившихся вокруг пострадавшего. - Пустите.
Мальчик получил удар в лицо какой-то шипастой веткой - через всю левую
сторону, от линии волос до подбородка тянулся глубокий рваный порез. Был
бы шип, нанёсший эту рану, длиннее на пару сантиметров - и он бы точно
лишился глаза.
- Дейви умер? - потрясённо прошептал тот самый мальчишка, которому она
помешала кинуться на помощь.
- Жив твой Дейви, дышит, - проворчала Джин, вытаскивая палочку. Где-то за
спинами ребят облегчённо разрыдалась Мэгги. - Но сотрясение мозга у него
нешуточное. Если только там есть мозги. Как и у вас у всех, кстати...
Она не стала отчитывать ребят дальше. "Сами мы хороши, - думала Джин,
очищая рану заклинанием. - Расселись на солнышке, гитара, шуточки... Сразу
надо было мелких взять за шиворот и запретить им соваться к Иве. Старшие
товарищи, тоже мне!" Наколдовав на Дейви Мобиликорпус, она двинулась с
ним к больничному крылу. Навстречу им уже бежала белая как мел Поппи,
окружённая стайкой гонцов.
- Всё нормально, все живы, - сразу поспешила успокоить подругу Джин. -
Рану сращивать придётся, ну и сотрясение у него, естественно.
- Этим должно было кончиться, - сокрушённо покачала головой Поппи,
принимая у неё пострадавшего. - Сколько раз Хагрид их гонял от этого
проклятого дерева - а всё без толку. Но теперь-то, надеюсь... Ты-то как?
- Я в порядке. Теперь весь вечер буду варить для Дейви микстуру. Так что
чаепитие придётся отменить.
- Ни за что! - возмутилась Поппи. - Что за день рожденья без праздничного
пирога?! Я тебе в лабораторию принесу, если что, так и знай...
- И ты молчала! - раздался возмущённый голос Фабиана у Джин за спиной. -
Тоже мне, друг.
- Фабз, да я вообще не праздную никогда...
- И правильно! - перебил он её на полуслове. - Наступающая старость - это
вовсе не причина веселиться. Подумай только, что тебя ожидает: зубы начнут
выпадать, волосы редеть, руки-ноги перестанут тебя слушаться... а морщины!
Нет, отмечать тут определённо нечего. Но это ещё не значит, что надо и нас
лишать повода для праздника. Вот это я называю чистым эгоизмом...
Вовремя сообразив, что этот фонтан красноречия неиссякаем, Джин махнула
рукой и побежала догонять Поппи.

***

"Прошла целая неделя, а прогресса так и не наметилось", - констатировал

Люциус с досадой. В его власти было заставить Найтли вернуться в
подземелья, и он не преминул воспользоваться полномочиями старосты,
когда стало понятно, что упрямства новенькой хватит, чтобы ночевать в этой
её дурацкой лаборатории до самого выпуска. После астрономического
практикума он пригрозил ей, что расскажет директору о её ночёвках вне
общежития, после чего Найтли сдалась без боя. Но помирить с факультетом...
Эта задача была совершенно невыполнимой. Во многом потому, что над
девушкой взяли шефство Кэдоган с невыносимым Прюэттом и всю
последнюю неделю везде таскали её за собой. И ладно бы развлекали её сами
- так нет, обязательно было перезнакомить со всеми своими
магглорождёнными дружками... Хорошо хоть совместных занятий у
Слизерина с Хаффлпаффом не было, а то Найтли вообще проводила бы целые
дни в этой компании.
- Внимание, Хогвартс! - усиленный Сонорусом голос директора прервал его
размышления. - У меня важное объявление. В связи с несчастным случаем,
произошедшим сегодня с учеником Хаффлпаффа Дейвом Гадженом, всем
учащимся запрещается приближаться к Дракучей Иве ближе чем на сто
шагов. Нарушители будут...
- А что случилось-то? - громким шёпотом поинтересовался через весь стол
Паркинсон.
- Первокурсник один пострадал, - пояснила Тео. - Игра у них какая-то
дурацкая была с Дракучей Ивой - на спор ствола коснуться или вроде того,
мелкие там целыми днями крутились. Ну вот и... Ещё бы немного - и
насмерть. Нас сегодня в связи с этим вызывают на собрание, слышишь меня,
Люц?
- Погоди, - пока Тео щебетала, слово взяла Спраут. - О чём она говорит?
- ...пятьдесят баллов Слизерину!
В кои-то веки при награждении Слизерина баллами взорвались
аплодисментами три других факультета. Обычно слизеринцам приходилось
поздравлять себя самостоятельно, но в этот раз их стол наоборот
безмолвствовал, если не считать нескольких жидких хлопков в исполнении
тех, кто, как и Люциус, не расслышал начала речи Спраут.
- Ну спасибо тебе, - прошипела Цисси, обращаясь к Найтли, которая
невозмутимо продолжала есть, не поднимая глаз от тарелки. - Такого позора
мы пока ещё не видели. Баллы Слизерину за спасение грязнокровки!
- Точно, - ядовито ответила она, - пусть бы ребёнку голову разможжило
чокнутое дерево.
- Да, пусть! - истерично взвизгнула Цисси, игнорируя попытки Люциуса её
успокоить.
Начинающаяся ссора немедленно привлёкла внимание преподавательского
стола, и кто знает, чем бы всё закончилось, но в этот момент на стол прямо
перед тарелкой Найтли упал вопиллер, сложенный из красной и золотистой
обёрточной бумаги.
- Джин, старушка! - едва развернувшись, радостно заорал он голосом
Прюэтта. - Несмотря на то, что ты собиралась зажать именинный пирог...
Фабз, прекрати! - вопиллер перебил сам себя укоризненным девичьим
голосом. - Джин! Поздравляем тебя… хоть ты и редкая зануда и всезнайка...
Фабз! Но ведь так и есть! С восемнадцатилетием тебя! Желаем…ПИРОГА!!!
Фабиан Прюэтт, веди себя прилично!!! Это вопиллер, Кэдоган, он должен
вопить, и вообще не лезь, моя была идея! Фабз, сейчас время заклинания
кончится, и мы не успеем… Три-четыре: ПО-ЗДРА-ВЛЯ-ЕМ!!! Будь сча…
Вопиллер взорвался феерверком из золотистых блёсток, которые медленно
осыпались в тарелки ближайших соседей Найтли по столу. И наступило
гробовое молчание. Спустя несколько мгновений по Большому залу вновь
прокатилась волна аплодисментов и поздравительных возгласов, особенно
усердствовали Гриффиндор и Хаффлпафф.
А Найтли улыбалась. Люциус специально повернулся, чтобы видеть её лицо.
Улыбалась так, словно этот жалкий вопиллер был невесть каким
драгоценным подарком. Словно не было в её жизни никаких бойкотов,
никакой нищеты, никакого сиротства. Секунда - и эта улыбка погасла,
сменившись непонятным выражением, которое он не успел разгадать, потому
что она стремительно поднялась из-за стола и, сказав что-то медсестре,
вышла из зала.
- А мне понравилось... - вдруг ни с того ни с сего протянула Гвендолин.
- Что - блёстки? - насмешливо поинтересовался Снейп, скорчив неописуемую
гримасу.
- И не блёстки вовсе, - ответила она ему снисходительным тоном. - А как она
уворачивалась от Ивы - туда... сюда... а потом фьюить! - Гвен изобразила над
столом сложную траекторию, едва не опрокинув свой стакан в тарелку Тео. -
Я сама там была!
- Ты что же - тоже играла? - возмущённо воскликнула ответственная за
первокурсников Цисси.
- Ха! - наглая девчонка гордо задрала нос. - Эту игру придумала я!

***

Поппи, решившая, что по случаю восемнадцатилетия Джин не грех открыть

бутылочку Романея-Конти, привезённую из родной Бургундии, "слегка"
переусердствовала в своём намерении подбодрить подругу. А может дело
было не в самом вине, густом, бархатистом и действительно крепковатом, а в
том, что под неприязненными взглядами слизеринцев Джин едва
притронулась к своему ужину и поэтому приступила к празднованию
практически на голодный желудок. "Именинный пирог можно не учитывать,
потому что львинуюего долю умял прожорливый Фабз", - подумала Джин и
этот незамысловатый каламбур вызвал у неё очередной неконтролируемый
приступ веселья. Чтобы не захихикать в голос, она зажала себе рот обеими
руками, потом попыталась соорудить кляп из форменного галстука, но так
вышло ещё смешнее, и в результате она ввалилась в свою гостиную хохоча и
отплёвываясь от шерстяных ворсинок. И тут же наткнулась на презрительный
взгляд стальных глаз.
- На-а-айтли, - вкрадчиво протянул павлин, поднимаясь с дивана. - Героиням
правила не писаны, не правда ли?
Несколько мгновений она судорожно соображала, откуда он узнал её газетное
прозвище, а потом вновь расхохоталась.
- Героиня?! Малфой, напиши об этом статью в "Пророк"! "Героическая Битва
с Дракучей Ивой. Магический Мир Снова Спасён"...
- Найтли, ты что - пьяна?
- Какая проницательность! Какая скорость мысли! Первый ученик на курсе,
да, Малфой? Это сразу видно.
Саркастический эффект речи едва не был испорчен, когда Джин запнулась о
складку ковра, но ей удалось удержать равновесие и с достоинством
проследовать дальше. Практически удалось.
- Никаких интервью, - протянула она капризным тоном, пытаясь отодвинуть
Малфоя со своей дороги.
- Найтли, ты переходишь все границы, - павлин, похоже, разозлился, ну
насколько ему вообще было доступно испытывать человеческие чувства. -
Мало того, что шатаешься по замку после отбоя...
- А ты сними с меня баллы! У тебя же есть эта штука, - в подтверждение
своих слов она ткнула его пальцем в грудь, промахнувшись при этом мимо
значка старосты. Малфой брезгливо отвёл её руку, но ничего не ответил. - Ах
да, ты же скорее заавадишься, чем снимешь баллы со своего гадюшника...
Вот невезенье, да? - и Джин скорчила сочувственную гримасу.
- Прекрати паясничать, в конце концов! - он встряхнул её за плечи. - Или
сейчас пойдём попросим у Слэгхорна протрезвительное зелье.
- Ещё раз меня так тряханёшь - и зелье не понадобится, - мрачно пообещала
Джин. - Потому что меня стошнит прямо на тебя. И я протрезвею
самостоятельно.
Малфой заметно побледнел и мгновенно убрал от неё руки, отступив на шаг.
- Найтли, сядь, нам надо поговорить, - он указал ей на диван.
- Пойди поговори с гигантским кальмаром, - огрызнулась она, чувствуя, что
кураж стремительно из неё выветривается вместе с парами алкоголя. Она
сделала несколько шагов по направлению к коридору в спальни, но павлин не
собирался сдаваться и вновь заступил ей дорогу. - Малфой, отвяжись от меня
раз и навсегда, ладно? И остальным передай. Я сыта общением с вами до
самого выпуска...
- Прекрати дразнить Беллу, - перебил её он. - И будь осторожна.
Джин даже подумала, что последние слова ей попросту послышались.
Павлин её предостерегает? Или это угроза?
- Чего прикажешь опасаться? Лест... Беллы, что ли? Не забыл ещё, что мы все
связаны клятвой верности? Давай так: я вас не трогаю - и вы меня не
трогаете? И прекрати меня запугивать!
- Запугивать? - Малфой издал напряжённый смешок. - Даже и не начинал.
Давай так: веди себя прилично - и никто тебя не тронет.
- Прилично? Прилично?! А прилично, это как - позволить Дракучей Иве
превратить мальчика в отбивную? Совсем спятили со своей
чистокровностью?!
- Найтли, у меня от твоего визга уши закладывает, - поморщился он. - Цисси,
конечно, перегнула палку, но она совсем не имела в виду...
- Ну да, конечно, - Джин энергично закивала. - Совсем не это она имела в
виду и вообще была под Империо… Ладно, Малфой, не трать слова. По-
моему мы достигли договорённости, можно мне теперь поспать немного?
Она вновь попыталась проскользнуть к себе, но он придержал её за рукав
мантии.
- И насчёт твоих хаффлпаффских приятелей...
- ...я сама решу, с кем мне общаться! - Джин выдернула руку и нырнула в
коридор, не задерживаясь больше ни на секунду.

***

- Прошло не слишком удачно, а? - съязвил Уолден, показавшийся из

развёрнутого спинкой к гостиной кресла, едва стихли шаги Найтли. - А с
другой стороны, остался жив и одним куском - и слава Мерлину!
- Не смеши, - Люциус досадливо поморщился, - что бы она мне сделала в
таком виде? Да она на ногах не стояла!
- Выдаёшь желаемое за действительное, Люц? Кстати, заметил, как она
Непростительные, не дрогнув, упоминает? Что-то там неладно в Новом
Свете, если такие вещи у них в норме.
Люциус рассеяно кивнул и отвернулся к камину - отчасти для того, чтобы
скрыть своё смущение. Он пока что ничего не рассказывал другу про свои
летние упражнения на вилле Лестрейнджей. И не собирался. На Макнейра у
него были совершенно особенные планы. Он хотел, чтобы Уолден был только
его человеком, частью его собственной свиты.
- В Новом Свете что-то неладно, если у них в норме такие, как Найтли, - он
нервно потёр ладони, словно они озябли. - Ну вот скажи мне - что я ей
сделал?
- Это ты мне скажи, - усмехнулся Уолден. - А я? А Белла? А Гойл - видел
когда-нибудь, как она смотрит на Гойла? Как кролик на удава. Ты не
передумал её приручать?
- Если бы не Цисси с Беллой - она давно бы уже перестала дичиться, -
Люциус вложил в эти слова куда больше уверенности, чем он чувствовал на
деле.
- Но сёстры Блэк как никогда единодушны в травле новенькой, - закончил его
мысль Макнейр. - И чем больше ты будешь упорствовать, чтобы Найтли
признали на факультете своей, тем больше они будут этому сопротивляться.
Люциус некоторое время сидел на корточках у камина, задумчиво наблюдая,
как рыжие языки догрызают последнее полено, а затем решительно поднялся.

- Значит, перестану упорствовать, - наконец ответил он. - И посмотрим, что

получится тогда.

Глава 17.
Несколько дней Джин терзалась раскаяньем из-за своей грубости по
отношению к Малфою, а главное - беспокоилась, не сболтнула ли она чего
лишнего. Но время шло, а он не спешил наносить ответный удар. Более того,
пропало ощущение постоянной напряжённости и душного внимания к её
скромной персоне. Было похоже на то, что Джин прижизненно получила
статус слизеринского призрака, что вполне её устраивало. Чтобы сохранить
существующее положение вещей, она сама старалась как можно меньше
дразнить "товарищей" по факультету: после занятий шла прямиком в
библиотеку, а затем - в больничное крыло, где торопилась побыстрее
покончить со своими обязанностями, чтобы вернуться в подземелья до отбоя.
Общение с новообретёнными друзьями практически сошло на нет, поскольку
ухудшившаяся погода разогнала компанию по гостиным, а на занятиях она
виделась только с Алисой. Иногда в библиотеку забегали Фабз и Андромеда,
но чаще всего Джин сидела в своём любимом уголке в одиночестве, скрытая
от чужих глаз стеллажом с бестиариями.
- А он точно придёт сюда? - раздался звонкий шёпот где-то совсем близко, за
рядом пухлых фолиантов.
- Никуда не денется, Сири, будь спокоен! - ответили ему тоже шёпотом. -
Куда ещё можно направляться с эдакой кипой книг?
- Неужели он их все уже прочитал?
- Выпендривается, - презрительно бросил обладатель второго голоса. -
Думает, что с книжкой под мышкой он выглядит умнее.
Оба загоготали так, будто шутка была невесть какой смешной. Джин,
пользуясь моментом, аккуратно вытащила с полки книгу потолще и
выглянула в образовавшееся "окно". И никого не увидела, хотя фырканье и
шумная возня продолжались на расстоянии вытянутой руки от неё. Не то
чтобы она нуждалась в дополнительных подтверждениях того, кто это может
быть. А также - на кого конкретно они устроили здесь засаду.
- Шшшш, вот он, Сири, тише!
Джин натренированным взглядом разглядела едва заметное подрагивание
воздуха в том месте, где под мантией-невидимкой скрывались оба Мародёра.
И куда направлялся ничего не подозревающий Снейп, согнувшийся под
тяжестью действительно внушительной стопки книг. Гриффиндорцы
возникли у него прямо за спиной, сдёрнув с себя мантию, и, не успела Джин
вмешаться, как Джеймс гаркнул ему прямо в ухо:
- Сопливус!
Эффект превзошёл все ожидания. Снейп буквально подпрыгнул от
неожиданности и немедленно потерял равновесие. Увлекаемый тяжёлым
грузом, он сделал несколько шагов в попытке удержать книги, но получилось
только хуже. Вся стопка разлетелась веером, а сверху шмякнулся
незадачливый слизеринец.
- Ох, какой же ты неловкий! - сокрушённо воскликнул Джеймс, как бы
невзначай наступая Снейпу на мантию. - Видишь, Сири, каков он - груз
знаний? Не всякому эта ноша под силу!
- Во многой мудрости много печали, - торжественным тоном поддержал его
Сириус. - Что загрустил, Сопливус? Переучился?
"Неплохое образование получают наследники чистокровных семейств, - в
очередной раз убедилась Джин. - Ещё бы озаботился кто-нибудь их
воспитанием..."
Снейп выдернул свою мантию из-под ботинка Джеймса и вскочил,
затравленно озираясь.
- Что вам от меня надо? - попытался огрызнуться он, но вышло довольно
жалко и ничуть не угрожающе. Он даже забыл вытащить палочку, тогда как у
обоих Мародёров они уже были наизготовку.
- Мы помочь хотим, Сопливчик, - добродушно ответил Джеймс. - По-
товарищески. Хотя ты и слов-то таких, наверняка, не знаешь... Ну, Сири,
покажем Сопливусу, что такое дружеская взаимовыручка? А то ему самому
не собрать всё это, - он поддел ближайшую книгу носком ботинка, - до
выпуска. Вингардиум Левиоса!
Пухлый том воспарил над их головами, а через секунду Джеймс опустил
палочку, и книга шлёпнулась на пол, подняв облако пыли.
- Давай собирай! - рявкнул он неожиданно, да так, что Снейп снова вздрогнул
всем телом и инстинктивно вжал голову в плечи. Точно так же делал Гарри,
когда при нём кто-то кричал. Точно так же, как делают все дети, не
понаслышке знакомые с насилием. - Это школьное имущество, Сопливус, его
надо беречь... Мадам Пинс будет недовольна.
"Кстати, а где она?" - Джин всё ещё раздумывала, стоит ли вмешаться в
происходящее или подождать, пока в библиотеке появится хоть кто-нибудь,
наделённый полномочиями снимать баллы. Тем временем Мародёры
развлекались, левитируя книги так, чтобы слизеринец мог достать их лишь
кончиками пальцев. Старая добрая игра в собачку на магический лад. Джин
почувствовала, как внутри неё вскипает та самая лохматая девочка-заучка,
всю свою младшую школу вот так пропрыгавшая за учебниками. В тот
момент, когда она вышла из-за стеллажа, Снейп осознал, что метания от
одного хохочущего гриффиндорца к другому в попытке перехватить книгу
ничего не дадут, и с холодной яростью бросился на Джеймса, целясь кулаком
ему в лицо. Атака была достаточно неожиданной и даже могла бы увенчаться
успехом, будь это честный поединок один на один. Но на помощь другу
немедленно подоспел Сириус, и вот уже все трое катались по полу среди
разбросанных книг, беспорядочно нанося удары.
- Поттер, Снейп, Блэк! - рявкнула Джин. За месяцы неупотребления её
командирский голос ничуть не ослабел. - Сейчас же встать!
Взъерошенные мальчишки послушно выстроились перед ней, тяжело дыша и
отдуваясь.
- И что здесь происходит, позвольте спросить? - угрожающе
поинтересовалась она, заложив руки за спину и слегка наклонившись вперёд.
Мародёры только молча переглянулись, а их противник стоял, не поднимая
головы. - Вот, значит, как выглядит знаменитая гриффиндорская отвага!
Нападаете вдвоём на одного, со спины, без предупреждения... Профессор
Макгонагалл, несомненно, бы вами гордилась сейчас.
Джеймс и Сириус по-прежнему издавали лишь сердитое сопение, но по
крайней мере у них заалели уши. "Небезнадёжны", - с удовлетворением
констатировала про себя Джин. Хотя какая разница, если она отлично знала,
чем в итоге закончится школьная вражда этих троих. И никакие лекции об
этике и морали не могли изменить будущего, а если бы изменили - это была
бы катастрофа.
- Поднимите книги и шагайте отсюда, - велела она наконец, и Мародёры с
облегчением подчинились. Снейп же так и остался стоять столбом, прижимая
к груди подобранный с пола "Квиддич сквозь века", как будто всё ещё ожидал
нападения. - По-моему, она здорово пострадала, - наконец нарушила тишину
Джин, указывая на растрёпанный корешок. - Давай её сюда... Репаро! Сам-то
ты как?
- Нормально, - буркнул Снейп, по-прежнему избегая смотреть ей в лицо. - Вы
не сняли с нас баллы...
- Не имею права, - пожала плечами Джин. - Покажи-ка... - она попыталась
повернуть к свету его потемневшую скулу, но он сердито дёрнул
подбородком, уворачиваясь от её руки. - Решать проблемы дракой - последнее
дело. Ты же не маггл, - добавила она, чтобы воззвать к его слизеринской
сущности, запоздало сообразив, что это скорее аргумент в пользу поединков
на палочках, чем против силовых методов вообще.
- Всё равно что маггл, - вдруг выкрикнул он с отчаянием и отвращением в
голосе и резко отвернулся, пряча лицо.
"Он, что, плачет?" - потрясение Джин было не описать словами. Даже её
скудного опыта в общении с детьми хватило, чтобы понять, что не стоит
кидаться к нему с утешениями. Вместо этого она деловито отвернулась к
стопке книг и занялась их починкой - после "милых развлечений"
мародёрской парочки большая их часть была не в том состоянии, в котором
их можно сдавать суровой мадам Пинс.
- Это ещё почему? - спросила она ровным голосом.
- У меня всё получается хуже всех! - воскликнул Снейп. - Наверное, я сквиб.
- Ну и что же например? - Джин разрывалась между сочувствием и
непедагогичным желанием расхохотаться. Это Снейп - непревзойдённый
дуэлянт, легилемент, изобретатель боевых заклинаний - сейчас жалуется ей,
что не может колдовать???
- Меня даже метла не слушается! - трагически ответил он, и Джин стоило
огромных усилий удержать рвущуюся на лицо улыбку.
- Я тоже терпеть не могу летать, - призналась она честно. - Но считать себя
из-за этого сквибом никогда не приходило в голову.
- А ещё чары! У всех, у ВСЕХ получается Люмос! Поттер вон уже левитацию
освоил... - он обиженно шмыгнул носом.
- Совсем не получается? - удивилась Джин.
Вместо ответа он достал палочку и продемонстрировал тусклый неверный
огонёк, который тут же потух совсем.
- Может быть, плохо подобрана палочка? - предположила она. - Ты покупал
её в Косом переулке?
Снейп помотал головой:
- Нет, это мамина. Отец запретил... - он судорожно сглотнул, - запретил
покупать мне новую.
- А как же она сама без палочки? - поразилась Джин.
- Он всё равно не разрешает дома колдовать... - начал он, и вдруг, в ужасе от
того, что проболтался, вскинул на неё затравленный взгляд. - Он этого не
любит, - договорил он слабым голосом.
- Твой отец ведь маггл, так? - спокойно уточнила Джин. Мальчик весь
съёжился и наверняка в данную минуту думал, что все его неприятности с
гриффиндорцами - полная чепуха в сравнении с тем, что предстояло теперь. -
Я никому не скажу, - добавила она, не желая мучить его неизвестностью. -
Это твоё дело, говорить ли кому-нибудь про то, что ты полукровка. Только
можешь быть уверен: все рассказы о стопроцентной чистокровности
Слизерина - дурацкие снобские сказки. Учились на нашем факультете и
полукровки, и даже, - она заговорщицки понизила голос, - магглорождённые.
- Правда? - лицо Снейпа заметно просветлело.
- Правда. А насчёт палочки - надо что-то делать. Её надо подобрать
специально для тебя, тогда увидишь, как здорово всё начнёт получаться.
- Северус! - раздался от входа встревоженный голос, и в библиотеку влетела
растрёпанная и запыхавшаяся Лили Эванс. - У тебя всё в порядке? Я
встретила этих... - она запнулась на полуслове, увидев, что Снейп не один.
- Ладно, мне пора идти, - улыбнулась им обоим Джин.
Едва она отошла от них на несколько шагов, завернув к своему столу, чтобы
забрать конспекты, как Лили накинулась на друга с расспросами, ахами и
охами. Взяв свои вещи, Джин чуть ли не на цыпочках прокралась мимо них к
выходу, улыбаясь до ушей. Каким бы нескладным ни был сейчас её будущий
профессор, он совершенно очаровательно выглядел, когда краснел и
смущался от внимания своей подруги.

***

Класс возбуждённо гудел перед долгожданным практическим занятием по

ЗОТИ. Профессор Демасьядо ещё не появился, ему была совершенно чужда
британская пунктуальность. Люциус устроился в широкой оконной нише и
бездумно пялился в сырое рыхлое небо, как нельзя более сочетавшееся с его
нынешним настроением. Казалось бы, всё было в порядке: не было никаких
проблем с учёбой, на факультете никто не грызся, Цисси перестала на него
дуться, и даже Найтли вняла голосу разума и больше не нарывалась на
скандал. Но сказать, что всё идёт по его плану, Люциус не мог. Скорее
наоборот, его преследовало ощущение катастрофического провала. И самое
паршивое было в том, что этот провал задевал его так, как ни одна из
прошлых неудач. Впрочем, он и не помнил даже, были ли они, неудачи, в
прошлом. Теперешнее же смутное недовольство выбивало его из колеи -
вроде и поправить нечего, а что-то постоянно зудит: "неправильно, так не
должно быть, всё плохо, плохо..."
- Тео, можно тебя на два слова? - раздался неожиданно голос Найтли где-то
совсем близко. Люциус осторожно выглянул из своего укрытия и увидел, как
она настойчиво тянет Бёрк за свободную парту в дальнем углу кабинета. -
Дело есть.
Слегка упираясь - больше от неожиданности, чем из принципиального
желания бойкотировать Найтли, Тео в конце концов последовала за ней.
- Ну что тебе надо?
- Вообще-то не мне, а Дамблдору, - поправила её Найтли.
- От меня?! - удивилась Тео. - А почему он тогда сам не обратился?
- Ну-у... - слегка замялась Найтли, - дело не к тебе конкретно... В общем,
нужно сопроводить одного первокурсника в Косой переулок. У него плохо
подобрана палочка, её нужно заменить как можно быстрее. И Дамблдор
сказал, что только декан факультета или староста...
- Понятно, - сухо ответила Теодора. - Почему же тогда ты обращаешься
именно ко мне?
- Слэгхорн отказался, - неохотно призналась Найтли.
- Люц, Цисси, Клайв - ?
- Вандершепу я бы и рыбок кормить не доверила, не то что ребёнка в Лондон
сопровождать, - фыркнула она.
- Ну, осталось ещё два варианта.
- Ты можешь? - Найтли, похоже, потеряла терпение.
- Нет, - отрезала Тео. - По выходным я встречаюсь с женихом в Хогсмиде.
- Что - все выходные напролёт? - насмешливо протянула Найтли, но тут же
поспешно добавила: - Ладно, прости, не моё дело.
- Да уж, не твоё, - Тео неприязненно поджала губы, но немного смягчилась
при виде расстроенного вида собеседницы. - А тебя-то это почему так
заботит? Пусть он сам бегает ищет себе провожатого, первокурсник твой.
- Он не будет... Извини, что отняла у тебя время, - после секундного
колебания Найтли продолжила: - И прости, за... в общем, когда я говорила,
что мне не место среди вас - я не имела в виду тебя. Это всё, что я хотела
сказать.
На это Тео ничего не ответила, но отошла заметно растерянная и задумчивая.
Люциус дёрнулся было подойти к Найтли, но в этот момент в дверях
появился профессор Демасьядо.

***

Практикум по ЗОТИ прошёл в каком-то полусне. По принципу организации

он оказался довольно близок к спаррингам в Академии, но темп был
совершенно иной, поэтому Джин стоило огромных усилий не выбиваться из
заданного преподавателем ритма и сохранять внимание. Интересным
оказался только бой с Макнейром, который действовал нешаблонно и в самом
начале наколдовал густой туман, скрывший дуэлянтов и искажавший звуки.
Но профессор Демасьядо довольно скоро вмешался с требованием убрать
завесу, так как невозможно оценить бой, которого не видно. Всё остальное
время занятия Джин никак не могла сосредоточиться, мысли её постоянно
возвращались к проблеме Снейпа, и в результате она несколько раз едва не
пропустила простейшие проклятья.
В общем, к концу ЗОТИ она была совершенно собой недовольна - на
практикуме показала себя плохо, а задачка так и не решилась. "Кого ещё
можно попросить?" - в очередной раз спрашивала она себя, и получалось, что
некого. Поппи не могла оставить больничное крыло без специального
разрешения Министерства или совсем уж чрезвычайных обстоятельств, у
Хагрида ожидалось пополнение в стаде гиппогрифов, а все учителя, с
которыми она говорила, предлагали обратиться к Слэгхорну, то ли не
подозревая, насколько он равнодушен к собственному факультету, то ли
просто отмахиваясь от лишней обузы. Оставались лишь Нарцисса, просить
которую о помощи нечего было и думать, и...
- Найтли, подожди!
"Завидная уверенность в себе", - подумала Джин, наблюдая, как Малфой
приближается к ней по коридору, даже не подумав ускорить шаг.
- Так кого там нужно сводить к Олливандеру? - сразу перешёл он к делу, едва
поравнявшись с ней.
Этого Джин совершенно не ожидала.
- Тебе Тео рассказала, да? Забудь!
Она резко отвернулась, не желая продолжать разговор, и пошла дальше, но
Малфой догнал её и снова встал на дороге.
- Хватит ребячиться, - сказал он спокойно, тоном, совершенно не похожим на
его обычную манерную ленцу в голосе. - Это же не тебя касается. Или пусть
ребёнок останется без нормальной палочки только потому, что ты меня
терпеть не можешь?
Укол достиг цели. И самое неприятное, что Малфой отлично это видел. Более
того - он всё просчитал заранее, это было очевидно, точно так же, как
выражение триумфа на его надменном лице. Пришлось признать поражение:
- А ты готов сопровождать его? У меня есть десять галеонов, этого должно
хватить...
- Найтли, не смеши меня, - досадливо протянул он. - Я отлично помню, что
это практически всё твоё месячное жалование. И я в состоянии сам оплатить
эту палочку.
- Тебе-то это зачем? - недоверчиво спросила Джин.
- А тебе? - парировал Малфой. - Насколько я знаю, на первом курсе у нас нет
сирот. Неужели, кроме тебя, о нём некому позаботиться?
- Ну вот ещё есть ты, - огрызнулась она. - Теперь-то уж он точно не
пропадёт...
"Похоже вот так, своими руками ты и свела Снейпа с ближним кругом
Волдеморта", - мрачно прокомментировал внутренний голос.
- Ну так, Найтли, мне, может, спросить Слэгхорна? Или Дамблдора? Скажи
имя...
- Снейп, - выдавила она неохотно. - Палочка нужна Снейпу.
- Это тот, что сидит между нами в Большом Зале? - уточнил Малфой. - Такой
сутулый, с вечно кислым лицом?
- Неправда, не вечно, - она невольно улыбнулась, снова вспомнив
подсмотренную в библиотеке сценку. - И он на самом деле очень
талантливый мальчик. Просто обидно, что у нас на факультете есть такой
самородок, но он не может проявить себя только потому, что у него отец
самодур!
Малфой покосился на неё с интересом:
- А тебе разве есть дело до "нашего гадюшника"?
- Я нормально отношусь к "вашему гадюшнику", Малфой, - призналась
Джин, решившая, что честность - лучшая политика. - Это я тебя конкретно не
выношу. И твою компашку.
- Вот даже как? - он вздёрнул чёткую, будто подрисованную бровь - сколько
раз она видела это движение в исполнении хорька! - Чем же мы тебе не
угодили?
- Какая тебе разница? - она вдруг поняла, что ужасно устала от всего: от этого
тягостного разговора, от ежедневных пробуждений под тяжёлым сверлящим
взглядом Беллатрис, от замолкающей при её появлении факультетской
гостиной, от клейма неправильной слизеринки, от этой чужой ненастоящей
жизни, в которой даже никому нельзя пожаловаться на то, как всё паршиво...
Джин шмыгнула носом и поспешно отвернулась.
- Эй, - неуверенно окликнул её Малфой, явно сбитый с толку, и осторожно
потряс Джин за плечо. - Ты в порядке?
- Я просто вас ненавижу! - выпалила она неожиданно для себя самой и
бросилась прочь, оставив Малфоя в недоумении посреди пустого коридора.

***

Мальчишка-первокурсник оказался вполне сносной компанией. Люциус

ожидал, что ему придётся за уши оттягивать его от витрин Косого переулка,
отвечать на сотни дурацких "почему" или наоборот выдерживать
нескончаемый поток бессмысленной болтовни - в общем всего того, чего
можно было ожидать от одиннадцатилетнего ребёнка. Но Северус вёл себя на
удивление тихо: от самого Министерства, куда они прибыли по каминной
сети, он послушно следовал за Люциусом, открывая рот только тогда, когда к
нему обращались с вопросом. "Ты впервые в Косом переулке?" - "Да, сэр". -
"Откуда же мантия, учебники..?" - "Мама заказала доставку на дом, сэр". -
"Голоден?" - "Нет, сэр". Между всеми этими попытками вести вежливый
диалог Люциус хотел выяснить то, что его действительно интересовало, но
тут его ожидала неудача - мальчик понятия не имел, с чего вдруг удостоился
покровительства Найтли. По его уверениям, они едва обменялись парой слов.

Сначала Люциус думал завести Северуса в магазин Олливандера и оставить

его там выбирать палочку, а сам в это время собирался заглянуть в Лютный
переулок, в лавку Борджина и Бёркса, о которой ему взахлёб рассказывал
Крэбб в последнем письме. Но потом ему стало любопытно, есть ли какие-то
основания под дифирамбами, которые Найтли пела в адрес Снейпа, и он
остался поглядеть. Сначала всё шло как обычно: пожилой мастер, приветливо
встретив клиентов, полез шуршать на каких-то дальних полках, и его не было
почти десять минут, затем он появился с горой футляров и начал одну за
другой предлагать мальчику разные палочки. Северус довольно технично
рассекал воздух и делал идеально правильный взмах, мрачнея с каждой новой
попыткой, потому что ни одна из палочек не отзывалась на его магию.
Олливандер же, как ни в чём не бывало, открывал футляры, снова и снова
залезал на приставную лесенку, чтобы дотянуться до верхней полки, и
Люциус так устал от его мельтешения, что совершенно отключился от
происходящего, поэтому яркий сноп бирюзовых искр, неожиданно
вырвавшийся из очередной палочки, застал его врасплох.
- О-о-о-о, - восхищённо протянул Северус, а Олливандер довольно потёр
руки.
- Боярышник и перо авгура, тринадцать дюймов. Редкая, очень редкая
сердцевина. Выбирает волшебников с развитой интуицией, проницательных,
но также нелюдимых и скрытных, - мастер задумчиво потёр подбородок. -
Вот уж не думал, что эта палочка дождётся своего владельца... Ну, мальчик,
попробуй теперь что-нибудь наколдовать.
Люциус ожидал, что Снейп продемонстрирует одно из тех заклинаний,
которым их уже успел научить Флитвик. Но вместо этого он неразборчиво
сказал что-то свистящим шёпотом, из его палочки вылетела почти
двухфутовая гадюка, описала дугу в воздухе и тяжело шлёпнулась на стол,
заваленный пустыми футлярами. Змея угрожающе зашипела, подняв
треугольную голову, но не успел Люциус по-настоящему испугаться, как
Олливандер вскинул свою палочку и развеял иллюзию.
- Что ж, палочка тебя слушается, это ясно, - произнёс он, укоризненно
покачав головой, и начал собирать остальной товар. - Будь осторожен,
мальчик, будь осторожен...
- Сколько она стоит? - кивнул Люциус на палочку, которую счастливый
Северус прижимал к груди.
- Пять галеонов, - он протянул Снейпу резной футляр из какого-то тёмного
дерева, пока Люциус отсчитывал монеты. - Не очень дорогая, но очень редкая
палочка для волшебника со сложной судьбой. Удачи тебе, Северус Снейп,
пусть она послужит тебе верой и правдой...
Продолжая что-то бормотать под нос, Олливандер скрылся в глубине
магазинчика. Пожав плечами, Люциус подтолкнул мальчика к выходу.
- Так что это было за заклинание? - первым делом поинтересовался он, когда
они зашагали по направлению к Дырявому Котлу.
- Серпенсортия? Это меня мама научила, - сдержанно похвастался Северус,
но было видно, до чего он собой горд. - Она тоже училась на Слизерине -
Эйлин Принц... - он с надеждой посмотрел на Люциуса, но тот лишь покачал
головой, никакой Эйлин Принц он не знал, хотя эта фамилия встречалась в
генеалогических древах нескольких известных ему семейств.
- Но это же не настоящая змея, так? Иллюзия?
- Не совсем. Мама сказала, что она и укусить может. И вообще ведёт себя как
настоящая змея. Но вот убить, как живую, её нельзя, только развеять.
- Неплохо, - похвалил Люциус, и щёки мальчика тронул слабый румянец. - Но
не стоит пользоваться этим заклинанием слишком часто. Такое надо оставить
для особых случаев, когда важно произвести эффект... Хочешь, научу тебя
паре проклятий попроще?

Глава 18.
Квиддичный сезон открылся в первую субботу октября матчем Слизерин-
Равенкло. Джин понятия не имела, зачем притащилась на игру. Она и раньше-
то ходила на квиддич только ради того, чтобы Гарри и Рон не обзывали её
занудой, у которой нет в жизни интересов, лежащих вне библиотеки. Не то
чтобы они этого не делали, независимо от посещения ею матчей... Но сейчас
её присутствие на стадионе казалось совсем уж бессмысленным, ей даже не
за кого было болеть, потому что свой "родной" факультет не вызывал ни
капли энтузиазма, а демонстративно поддерживать команду соперников было
неумно. А также не очень-то красиво, если учесть, что против Слизерина и
так болело три четверти школы. Включая комментатора Фабза, который без
устали осыпал серебристо-зелёных сомнительными комплиментами, вроде:
"Ребята явно знают, что такое тактика. Нашли это слово в словаре?"
Несмотря на недружественную обстановку на трибунах, слизеринцы
держались невозмутимо. Насколько Джин могла судить, они заметно
превосходили команду Равенкло по уровню игры, и никакие язвительные
комментарии не могли задеть ни игроков, ни их болельщиков. Возможно
единственным человеком на стадионе, который действительно был расстроен
откровенной враждебностью по отношению к Слизерину, была сама Джин.
"Может быть и не было бы никакого факультета "тёмных волшебников", если
бы не предвзятое отношение к ним остальных? - думала она, исподтишка
разглядывая сидящих вокруг неё студентов, которые ничем в данную минуту
не отличались от учеников любого другого факультета. - Почему в них уже
сейчас видят врагов, если война и настоящее противостояние только
впереди?"
Снитч был пойман уже на двадцатой минуте, и слизеринский сектор
мгновенно опустел - ликующая толпа болельщиков хлынула вниз, чтобы
поскорее поздравить героев матча. Глубоко задумавшаяся Джин даже не
успела понять, что игра уже закончилась, как очутилась в полном
одиночестве. Погода была совершенно осенней, но по крайней мере не было
дождя, а трибуна надёжно защищала от холодного ветра, поэтому она решила
посидеть ещё немного - последние две недели она почти не бывала на
воздухе. Но не тут-то было.
- Здесь есть кто-нибудь?! Помогите! - по деревянной лестнице прогрохотали
поспешные шаги, и на трибуну выскочила раскрасневшаяся от бега Гвен. -
Ой, Найтли, это ты!
После неуклюжей попытки извиниться перед Тео положение Джин на
факультете немного улучшилось. Конечно, обзавестись на Слизерине
друзьями у неё бы не получилось, даже поставь она такую цель, но по
крайней мере её перестали бойкотировать. Скорее всего потому, что просто
надоело. А большего Джин было и не надо. Главное, что теперь, когда на неё
перестали коситься как на прокажённую и демонстративно подчёркивать её
статус персоны нон грата, появился шанс сблизиться со Снейпом. Её
первоначальный план по приручению колючего и недоверчивого мальчика
строился на помощи ему в учёбе, но став обладателем новой палочки, он уже
не так нуждался в дополнительных объяснениях. Тем не менее Джин провела
для него пару консультаций по чарам и трансфигурации прямо посреди
слизеринской гостиной, и неудивительно, что в итоге приобрела
популярность среди младшекурсников, которым сроду никто не помогал со
школьными проблемами. Гвен была как раз из тех, кто катастрофически не
успевал на уроках, но зато легко усваивал материал во время
индивидуальных занятий. И, в отличие от многих других мелких, которые,
получив помощь, тут же забывали о существовании Джин, девочка буквально
ходила за ней хвостом и не давала покоя ни в библиотеке, ни в Большом Зале.
Но сейчас проблема явно была посерьёзнее, чем не получающиеся
левитационные чары.
- Как хорошо, что ты тут! - затараторила Гвен. - Пойдём быстрее, а то там
никого нет, а они...
- Да что случилось? Кто - они? - попыталась прояснить обстановку Джин,
уже увлекаемая вниз по ступенькам.
- Гриффы! - ответила девочка, как будто сплюнув ненавистное слово. - Поттер
и Блэк.
"Откуда, откуда ЭТО, ведь всего лишь первый курс?" - ужаснулась Джин.
Гвен, всё так же цепко ухватив Джин за руку, потащила её под трибуны
восточного сектора. В следующую секунду над их головами пролетела
малиновая искра какого-то неизвестного заклятья.
- Стой здесь, - велела Джин девочке и, пригнувшись, шагнула в темень под
трибунами. - А ну-ка выходите оттуда все! - она постаралась добавить своему
голосу металла. - Поттер, Блэк... На выход!
- Ступефай! - раздался ответ откуда-то из темноты. Конечно, заклинанием
метили не в неё, но Джин разозлилась всерьёз.
Она наконец разглядела один из силуэтов, пригнувшийся у стенки, и тут же
невербально скомандовала: "Экспеллиармус!" Хозяин прилетевшей к ней
палочки, не сообразив, что произошло, сделал несколько неосторожных
шагов к выходу в попытке поймать её, и этого хватило, чтобы Джин
непедагогично ухватила его за ухо.
- Сириус Блэк, - угрожающе прошипела она, вытаскивая мальчика на свет. - Я
что-то непонятно сказала, когда велела вам всем выйти наружу?
- Да ты вообще никто, - буркнул наследник благородного семейства Блэков. -
И вообще, где хотим - там и играем.
- Играете?! Ступефаями? Только попробуй отсюда сдвинуться - и профессор
Макгонагалл будет разбираться с тобой сама. Или мне тебя заколдовать для
верности?
Сириус снова пробурчал себе под нос, что обещает ждать на этом самом
месте, и Джин полезла обратно. На сей раз ей пришлось довольно далеко
отойти от входа в подтрибунное пространство, прежде чем она услышала
голоса.
- Не трогай меня, Сопливус! Убери от меня руки! - истерично кричал Джеймс
плачущим голосом.
Снейп звучал ничуть не более бодро:
- Придурок, ты один отсюда не выберешься. Давай я...
- Я сказал - отвяжись, урод! - зло ответил тот.
Джин наколдовала Люмос и наконец увидела обоих мальчишек: Джеймс
сидел прямо на земле, уткнувшись лицом колени и обхватив голову руками, а
над ним склонился Снейп в своей нелепой, не по размеру широкой мантии.
- Ну что, наигрались? - осведомилась Джин, подходя ближе. - Теперь оба на
выход!
- Он не может, - тихо возразил Снейп, сгорбившись и вжав голову в плечи.
- Я ослеп! - пожаловался Джеймс. - Этот урод проклял меня. Его исключить
надо!
- Оба хороши, - отрезала Джин. - Фините Инкантатем!
Но ничего не произошло. Джеймс по-прежнему тихонько подвывал,
прижимая ладони к лицу, а Снейп стал совсем белым от ужаса.
- Ну и что это было за заклинание? - устало поинтересовалась Джин.
- Меня научили, - неохотно выдавил Снейп. - Там сложно: надо сначала...
- Понятно, - прервала его Джин. - Авторское, то есть. Ну что ж, тогда в
больничное крыло.

***

Празднование в слизеринской гостиной шло полным ходом, но у Люциуса не

было никакого настроения веселиться. И на то было достаточно причин. Во-
первых, матч был откровенно скучным, переиграть Равенкло было не
сложнее, чем отнять у первокурсника шоколадную лягушку. Во-вторых, ему
вообще никогда не были близки все эти квиддичные страсти. Если бы не
обязанности старосты, он бы и вовсе не ходил на стадион. Но была ещё
третья причина, которая, как бы ни хотелось от неё отмахнуться, являлась
основной. Люциус сидел на своём любимом диване, в стороне от
мельтешения и суеты, целовался со своей невестой и ничего не чувствовал.
Конечно, он никогда и не был в неё влюблён - у них был классический союз
по расчёту, причём произведённому родителями задолго до того, как дети
пошли в Хогвартс. К тому же Цисси, в отличие от своей старшей сестры
очень сдержанная и даже холодноватая, не собиралась позволять себе и
жениху ничего лишнего до свадьбы. Но раньше Люциус по крайней мере с
удовольствием думал о том, что когда-нибудь эта привлекательная и
безупречно-светская ведьма станет его законной женой. Раньше ему было
приятно проводить время с невестой, а то, что она была глуповата,
совершенно не смущало, наоборот в этом были плюсы: Цисси всегда знала
своё место и никогда ему не перечила, не лезла в разговоры, которые её не
касались, и всячески подчёркивала превосходство жениха. И да - раньше
поцелуи с ней вызывали хоть какие-то эмоции.
Сейчас же у него было ощущение, что и целует он Цисси тоже по расчёту. Он
разглядывал её точёный блэковский носик, идеально-гладкую причёску,
мягкую матовую кожу щеки, нежно-розовую мочку уха совсем близко от его
губ, стройную шею и изящную ключицу в вырезе нарядной лиловой мантии,
вдыхал тонкий аромат каких-то свежих духов - и ему становилось
нестерпимо тошно от осознания, что всю свою жизнь он будет связан с этой
куклой. Будет вынужден заботиться о ней, проводить с ней вечера, вместе
выбирать мебель для детской... Нет, об этом и вовсе не хотелось думать!
Люциус вновь попытался сосредоточиться на близком тепле её тела,
воображая, каково это - желать Нарциссу - ведь она же не кукла на самом
деле, живая, красивая, вот бьётся пульс в сонной артерии, ровно,
завораживающе...
- Малфой! - тихий голос неизвестно откуда взявшейся в гостиной Найтли
буквально звенел от ярости. - Надо поговорить. Прямо сейчас.
- Говори, - Люциус приглашающе махнул рукой.
- Не здесь, - поморщилась она. - Выйдем?
Цисси открыла было рот, чтобы вмешаться, но Люциус предостерегающе
сжал её руку. Найтли явно усвоила урок, не желая больше делать
свидетелями неприятного разговора весь факультет. И была совершенно
права. К тому же... он внезапно поймал себя на мысли, что так хочет сбежать
отсюда, что даже ругаться с Найтли кажется более привлекательной
альтернативой.
- Пойдём, поговорим, - для верности он взял её за локоть и вывел в коридор. -
Ну?
- Здесь я тоже говорить не собираюсь, - она вывернулась из его руки. -
Выйдем хотя бы на улицу.
Заинтригованный, Люциус молча последовал за ней. Из главного холла
Найтли свернула в открытую галерею, ведущую к больничному крылу, но, не
пройдя и десяти шагов, остановилась напротив одной из арок, открывавшей
прекрасный вид на озеро. Ради созерцания которого она и притащила его
сюда, судя по тому, что обещанный разговор так и не начинался.
- Ну так в чём дело? - скучающим тоном поинтересовался Люциус. - Я
вообще-то не одет для прогулок на свежем воздухе…
Найтли резко повернулась к нему со вскинутой палочкой и бросила какое-то
невербальное заклинание. На мгновение его охватил панический ужас, но тут
же пришло узнавание - всего лишь согревающие чары. Правда, слишком
мощные.
- Ты что - поджарить меня пытаешься? - усмехнулся Люциус, вытирая со лба
немедленно выступивший пот. Она снова молча подняла палочку. - Я и сам
это умею, спасибо! - он отменил действие её заклинания и наколдовал его
заново. - Ты собиралась поговорить или в чарах попрактиковаться?
- Зачем ты их стравливаешь? - перешла она к сути обвиняющим тоном. Не то
чтобы Люциус понял, о чём вообще речь.
- Кого с кем? - уточнил он серьёзно, но Найтли почему-то разозлилась ещё
сильнее.
- Снейпа с ма… - она раздражённо попыталась заправить за ухо падающую
на лицо чёлку, - с гриффами!
- В мыслях не было, - он насмешливо поднял руки в защитном жесте - и
вдруг словно получил удар под дых. Одинокий солнечный лучик, неожиданно
пробившийся сквозь сплошное облачное одеяло, мазнул девушку по волосам,
и та самая надоедливая прядь, с которой она вечно боролась, на мгновенье
стала медово-золотой. И, как по волшебству, всё в ней преобразилось: резкое
лицо, состоящее из сплошных ломаных линий, узкие бледные губы, сейчас
произносящие какие-то слова, которые не долетали до его сознания,
презрительный прищур карих глаз - всё как будто только что обрело чёткость
и краски - или это побледнел весь остальной мир? И даже время потекло
медленно, тягуче, как сироп, пока он словно через лупу разглядывал
трещинку в уголке её рта, гневно раздувающиеся крылья неидеального носа,
розовеющую на холоде щёку…
- Малфой! - он вздрогнул и инстинктивно сделал шаг назад. - Ты меня
вообще слушаешь?
- Вообще-то нет, - честно признался он с напряжённым смешком и тряхнул
головой, прогоняя остатки наваждения. - Так что там со Снейпом?
- Зачем ты учишь его всякой дряни? Он сегодня ослепил однокурсника!
Пришлось вести его к медсестре.
- Так ты за этим меня вызвала? Снять заклятье?
Она покачала головой.
- Поппи справилась. Но как тебе, старосте, пришло в голову учить
первокурсника чёрной магии?!
Люциус коротко засмеялся.
- Никакая это не чёрная магия, с чего ты взяла? Обыкновенный сглаз, на
Слизерине его все знают. Должен же он уметь защититься…
- Ты должен был его защитить! - она яростно сверкнула глазами. - Гвен мне
всё рассказала. Когда после игры Поттер и Блэк к нему прицепились - что ты
сделал? Снял с них баллы и пошёл себе дальше. На вечеринку торопился? И
плевать, что они ещё больше на Снейпа разозлились. Почему ты его не
проводил до гостиной?!
- Я что - нянька? - внезапно разозлился Люциус. - Почему он сам не ушёл?
- Потому что его затащили под трибуны, - заорала она в ответ. - Потому что
он слишком гордый, чтобы бежать. И самоуверенный. Потому что некий
идиот, по недоразумению носящий значок старосты, показал ему, как можно
искалечить любого, с кем у него возникнут проблемы!
- Так, стоп, - злость схлынула так же быстро, как и появилась, - я не понял, за
кого ты переживаешь-то? За Снейпа или за гриффов этих?
- За всех, - отрезала она. - Как ты не поймёшь, что это дети!
- У тебя что, материнский инстинкт прорезался? Замуж тебе надо, Найтли, и
рожать. Откуда этот комплекс старшей сестры?
Она отвернулась к озеру, облокотившись на каменный подоконник арочного
проёма. Люциус хотел что-то ещё добавить, но вдруг с ужасом обнаружил,
что её плечи трясутся. И запоздало подумал, что в той потерянной ею жизни
могли быть не только родители, но и младший братишка…
- Найтли! - он нерешительно приблизился и потянул её за рукав мантии,
пытаясь развернуть к себе, но она досадливо дёрнулась, высвобождая руку. -
Что стряслось?
- Вы как сговорились, - ответила она, размазывая по щекам выступившие на
глазах слёзы, и Люциус с облегчением понял, что она не плачет, а хохочет. -
Замуж… - она вновь согнулась пополам, уткнувшись лбом в поросшую мхом
каменную кладку.
Люциус, чувствуя себя полным идиотом, стоял рядом в ожидании, пока у неё
пройдёт этот странный припадок.
- В общем так, Малфой, - невыносимо-командирским тоном начала она,
окончательно успокоившись, - в следующий раз думай, кого и чему учить.
- А то что? - с вызовом поинтересовался он, больше из чувства противоречия.
Возиться с мелкими он в любом случае больше не собирался.
- А то я тебе тоже покажу парочку "обычных сглазов", - в тон ему ответила
Найтли. - Для твоей богатой коллекции.
И развернувшись так стремительно, что полы её мантии взметнулись у него
перед носом, обдав его горьким запахом трав, она быстро зашагала к
больничному крылу.
***

Никакая, даже специально продуманная вентиляция не могла справиться с

мерзкой вонью костероста, поэтому, едва прошёл этап, на котором зелье было
сверхчувствительно к колебаниям температуры в лаборатории, Джин с
облегчением распахнула окно. Теперь котёл требовал лишь минимального
присмотра, и девушка с ногами залезла на подоконник, подставив свежему
сырому ветерку свои несчастные, слезящиеся от едких испарений глаза. "Зато
сваренных мною сегодня запасов хватит по крайней мере до Рождества", -
удовлетворённо подумала Джин. У неё было прекрасное настроение. Прежде
всего потому, что она умудрилась разобраться в сегодняшней истории с
дуэлью на стадионе, не вызвав недовольства ни у Снейпа, ни у Джеймса, и
даже Сириус в конце концов извинился за свою грубость. Конечно, на всех
троих произвело неизгладимое впечатление то, что она не заложила их, более
того - уговорила Поппи не ставить в известность об инциденте ни директора,
ни деканов.
Больше всех был потрясён Снейп, который явно мысленно уже распрощался
со школой, уверенный, что его исключат. Он совершенно искренне считал
себя виноватым, и это наполняло сердце Джин надеждой, что может быть
ещё не поздно что-то для него изменить. "Ведь он всего лишь ребёнок -
нелюдимый, замкнутый, но вовсе не злой. И пока у него есть Лили - у него
есть шанс".
Джин не могла налюбоваться на их трогательную дружбу. Лили, в отличие от
Снейпа, была достаточно популярна на своём факультете, но никогда не
забывала про своего друга и не давала его в обиду. Джин едва удерживалась
от улыбки, наблюдая, как девочка трясёт крепким кулачком под носом у
очередного обидчика, гневно сверкая невозможно зелёными глазищами. Хотя,
вполне вероятно, то, что казалось Джин милым, больно ранило гордость
мальчика. Когда раз за разом на твою защиту кидается девчонка, это не может
не раздражать. А уж когда она тебе нравится… Неудивительно, что он с
таким энтузиазмом воспринял уроки Малфоя - ему отчаянно хотелось
защититься самостоятельно.
"Неужели нельзя было показать ребёнку тот же Экспеллиармус?" -
раздражённо спросила невидимого собеседника Джин, как будто продолжая
тот сумбурный разговор в галерее. Но, к своему удивлению, она больше не
чувствовала злости. Слишком эта последняя ссора получилась… дружеской.
Так она могла бы отчитывать (и не раз отчитывала!) Гарри или Рона. И
павлин в свою очередь отвечал ей так, как будто она имела право предъявлять
ему какие-то претензии. "Это потому, что он понятия не имел, что перед ним
грязнокровка, - услужливо пояснил издевательский внутренний голос. - А с
однокурсницей-слизеринкой почему бы и не поговорить по-приятельски?
Даже после её неприличного, вызывающе-враждебного поведения.
Джентльменское воспитание не спрячешь…" Джин скептически фыркнула,
но была вынуждена согласиться, что никакие её выкрутасы до сих пор не
заставили Малфоя показать своё истинное лицо. "А ты знаешь - какое оно,
это лицо? Ты так легко простила Снейпа за то, что ему предстоит совершить,
но не можешь сделать того же по отношению к своим однокурсникам? По
умолчанию считаешь их законченными гадами? А ведь они тоже ещё дети,
лишь немногим старше твоего любимого профессора…"
Джин зажала уши ладонями, как будто эти язвительные, больно жалившие её
слова звучали где-то отдельно от неё. Напрасная попытка. "Разница в том, -
попыталась она победить голос его же оружием - логикой, - что Снейп в
будущем успеет не только совершить свои ошибки, но и исправить их. А в
сравнении с той же Беллатрис он и вовсе ничего ужасного не совершил,
можно сказать…" Но этот приём тоже не сработал. Голос не желал
затыкаться. Он продолжал доказывать, что Лестрейндж была попросту
безумна, и если сравнивать с нею, то можно сразу признать невинными
жертвами обстоятельств весь ближний круг Волдеморта, а не только Снейпа.
Что она, Джин, слишком быстро превратилась в истинную слизеринку с их
знаменитыми двойными стандартами. Что на редкость нелогично осуждать
людей за те ошибки или даже преступления, которые онасама позволит им
совершить. "Ведь ты позволишь, Гермиона Джин Грейнджер, ты же ещё не
забыла, что кем бы ты ни была, в каком бы времени ни находилась - ты не
умеешь нарушать правила? Так кто же тогда виноват в том, что случится -
чистокровные дети, не знающие иного пути, или тот, кто наблюдал, как они,
попадая под власть этого чудовища, превращаются в убийц и террористов,
как разрушаются их души? Кто-то такой послушный и правильный…"
Прекратил эту пытку жалобный звяк - колба из закалённого стекла, которую
она в исступлении швырнула себе под ноги, теперь каталась туда-сюда по
каменному полу, целая и невредимая. "Это сведёт меня с ума, - вдруг
отчётливо поняла она. - Двадцать восемь лет точно знать, кто будет
следующим в списке погибших. Двадцать восемь лет беседовать с самой
собой. Двадцать восемь лет ненавидеть себя - за то, что не боролась ни за
одну душу и ни за одну жизнь…"
Джин судорожно вздохнула, с усилием проталкивая воздух сквозь
перехваченное спазмом горло. Когда она обещала себе быть сильной, то
мысленно ставила знак равенства между силой духа и правотой. Очередная
красивая теория, разбившаяся о суровую правду жизни. Надо было выбирать
что-то одно.

Глава 19.
Рассеянно наблюдая за игрой снежных хлопьев, кружившихся за окном
больничного корпуса, Джин ужасно сожалела, что отказалась от приглашения
Фабза. Рождество с Прюэттами наверняка было бы весёлым, но… Можно
было сколько угодно уповать на заострившиеся черты лица, кардинально
изменившуюся причёску и фигуру, но всё это точно не обманет Молли с её
особым, материнским взглядом. А значит надо было забыть о любых, даже
самых кратковременных визитах в дом, где могут гостить люди из её
будущего прошлого. Но при мысли о праздничном ужине в окружении рыжих
представителей клана Прюэттов-Уизли что-то ныло у неё в груди - не
поймёшь, горестно или сладко. Ведь они все были ещё живы, молоды, полны
кипучей энергии - и так близко, но всё равно что в параллельном мире. Ей
оставалось лишь осторожно, маскируя вежливым любопытством свой
жадный интерес, расспрашивать Фабза о людях, которых она считала своей
семьёй.
Впрочем, в Хогвартсе было совсем неплохо. Главная радость заключалась в
том, что Слизерин в полном составе разобрали на каникулы и теперь на
факультете остались только сама Джин и Снейп. Он, конечно, был не самым
замечательным компаньоном, какого можно было бы пожелать на Рождество,
но зато в его присутствии удавалось расслабиться и спокойно посидеть с
книгой у камина в гостиной, его можно было сгонять с запиской к Поппи или
попросить принести из кухни горячего шоколада. Мальчик охотно исполнял
её просьбы, но в остальном держался отстранённо, а Джин изо всех сил
старалась не давить на него своей опекой. Она продвигалась к цели
осторожными маленькими шажочками, понимая, что не имеет права на
осечку.
Джин грустно улыбнулась своим мыслям. Когда она успела превратиться в
образцовую слизеринку? И неужели правда, лишь безрассудным
гриффиндорцам доступно кидаться в дружбу, как в омут, не выверяя каждый
шаг, не планируя никакой завоевательной кампании? Разумеется, факультеты
были тут совершенно не при чём. Просто Снейп в любом возрасте был не
самым простым объектом для дружеских чувств. Она даже до сих пор
продолжала мысленно называть его по фамилии - и каждый раз при этом на
периферии сознания маячила тёмная зловещая фигура профессора
зельеварения. Сириус, Джеймс, Лили, Эмми - все те, кого она знала мало или
не знала совсем в их взрослых ипостасях, сразу стали восприниматься ею как
дети. Но только не Снейп.
Начисто лишённый детского очарования, он и впрямь на вид был вылитый
авгур, как метко заявила Гвен, когда он похвастался ей новой палочкой. Она
даже приволокла в Большой Зал "Волшебных тварей" Скамандера и с
выражением зачитала, что "авгур напоминает недокормленного грифа - это
худая вечно скорбящая птица зеленовато-чёрного цвета". Такого дружного
хохота за слизеринским столом Джин не слышала никогда. А Снейп,
естественно, смертельно обиделся. Гвен пыталась извиниться, даже
некоторое время ходила за ним по пятам и ныла, что превратится в его
личное привидение, если он её немедленно не простит, но вскоре ей это
надоело. Переупрямить Снейпа было совершенно нереально, а Гвен,
несмотря на свою взбалмашность, была очень прагматичной девочкой.
- Опять хандришь? - мягкая рука Поппи легла ей на плечо.
- Вовсе нет, - помотала Джин головой, - просто задумалась.
- Где твой подопечный?
Покровительственное отношение Джин к Снейпу давно уже не было
секретом для друзей. Особенно для Поппи, к которой она регулярно
приводила пострадавшего в очередной потасовке слизеринца. Причём по
крайней мере в половине случаев не было никакой необходимости тащить его
в больничное крыло, Джин отлично могла сама оказать ему помощь прямо на
месте, и медсестра об этом знала. Но охотно подыгрывала подруге, время от
времени настаивая, чтобы пациент оставался на ночь "под наблюдением".
Тогда у Джин была возможность завести с ним разговор, как бы ненароком
заглянув в палату. Остальное доделывала больничная скука и тщательный
подбор тем для беседы. А потом Джин следовала золотому правилу
Шахерезады, на самом интересном месте "вспоминая" про требующее
присмотра зелье и убегая в лабораторию. Конечно, было бы наивно ожидать,
что Снейп поведёт себя как нормальный ребёнок и будет выпрашивать
продолжение истории. Но и совсем равнодушным он не оставался, только
проявлял свой интерес по-слизерински. Иногда Джин лишь под конец
разговора понимала, что её ловко подвели к оставленной несколько недель
назад теме. И, притворяя за собой дверь палаты, победно улыбалась в ответ
на вопросительный взгляд Поппи.
Но если подумать, радоваться было особенно нечему - успехи Джин в
достижении цели были ничтожны. Главным героем Снейпа, к её огромному
сожалению, стал Малфой. И не просто воспринял это как должное, но ещё и
вообразил себя великим воспитателем, охотно помогая мальчику в учёбе, а
ещё чаще - рассказывая что-то сверх программы. У Джин даже сперва было
ощущение, что он делает это ей назло, специально заняв её место. Затем - что
он издевается, когда спрашивает у неё совета, как лучше объяснить
первокурснику сложную тему или где найти книгу для самоподготовки. Но
потом пришлось признать, что именно благодаря Малфою Снейп наконец
начал понемногу принимать её помощь и был с Джин вежливей, чем с
большинством окружающих, немножко убирая колючки, которые всегда были
у него наготове для черезчур назойливых собеседников. Но до настоящего
доверия, не говоря уж о привязанности, было далеко. Да и умел ли он вообще
доверять и привязываться - этот сумрачный, молчаливый мальчик, всё глубже
уходивший в свою скорлупу от бесконечных насмешек, которыми его
осыпали однокурсники?
Даже благотворно действовавшее на него присутствие Лили с каждым днём,
казалось, утрачивало свой волшебный эффект. Снейпа явно раздражали её
попытки втянуть его в общие игры. Он хотел Лили только для себя и жутко
злился, когда она навязывала ему общество своих щебечущих подружек. Она
обижалась, и они неделями дулись друг на друга. Обычно в этот период
Снейп особенно упорно нарывался на ссору с двумя неразлучными
гриффиндорцами, что и заканчивалось для него вечерними беседами с Джин
в больничном крыле. А наутро прибегала взволнованная Лили, они мирились,
и всё начиналось сначала. С каждым новым витком этой бесконечной
спирали Снейп оттачивал свой знаменитый сарказм, пока что выглядевший
как жалкая бравада, а Джеймс и Сириус совершенствовались в чарах и
кулачных драках.
Джин уже даже с нетерпением ждала, когда же Снейп освоит какое-нибудь
по-настоящему эффективное заклинание, чтобы хотя бы раз выйти
победителем из стычки с Мародёрами. Тем более, что скоро шансы на это
станут ещё меньше, когда численное превосходство гриффиндорцев
увеличится вдвое. Пока же Питер прибился к компании третьекурсников в
качестве шута-оруженосца, а Ремус держался особняком, не сходясь близко
ни с кем в Хогвартсе. До недавнего времени.
- Там же, где и твой, полагаю...
У Поппи был свой любимчик на первом курсе. Гораздо более покладистый и
лёгкий в общении, он, тем не менее, точно так же как и Снейп, не торопился
доверять и открываться. Только с теми, кто знал его секрет, он мог хотя бы
немного отдохнуть от необходимости постоянно быть настороже. При этом
самой близкой фигурой для него стала Поппи, которая всегда была рядом в
тяжёлые моменты. Неудивительно, что медсестра отдала своё сердце ребёнку,
который нуждался в ней больше всех в школе. И очень радовалась, когда у
Ремуса наконец появилась компания.
- Они не опоздают на ужин? Может отправить Майси на поиски?
- Наверняка в гриффиндорской гостиной играют в шахматы, - сказала Джин. -
Снейп сегодня с самого утра унёс мой набор.
С шахмат всё и началось. Это был подарок Фабза и Алисы ко дню рожденья,
который они вручили Джин только в ноябре - когда их первый раз выпустили
в Хогсмид. Видно, в местной лавке был не очень богатый выбор сувениров. А
может быть наоборот подарок был сделан со смыслом, потому что замок на
коробке был сделан в виде большого шахматного коня.* Как бы то ни было,
Джин не открывала его до самых каникул. Играть ей было не с кем и некогда,
к тому же она никогда не была поклонницей шахмат. Возможно, в этом была
прямая вина Рона, который был так счастлив, что превосходит заучку
Грейнджер в интеллектуальном занятии, что пару раз едва не довёл её до
слёз, издевательски комментируя каждый её неверный ход на весь Большой
Зал. Дело было на втором или третьем курсе, но обида до сих пор
вспоминалась каждый раз, как она видела шахматную доску. Но когда
слизеринцы разъехались по домам и Джин принялась сочинять пункты
каникулярной программы развлечений, набор был извлечён на свет. И
история повторилась. Безжалостный Снейп не давал ей ни малейшей
поблажки, а после четырёх разгромных партий подряд заявил, что женские
мозги - это оксюморон. Может быть он рассчитывал на то, что Джин всё
равно не поймёт, и вовсе не хотел её обидеть. Но она поняла. И в душе
порадовалась: язвительный и умничающий Снейп нравился ей гораздо
больше, чем бледная тень, не поднимающая на собеседника глаз. А потом она
вспомнила, что в замке был ещё по крайней мере один сильный шахматист.
Во всяком случае летом 1995 года он был лучшим игроком в доме 12 на
Площади Гриммо. "Вот и выявим наконец абсолютного чемпиона", - про себя
ухмыльнулась Джин, вспомнив, с каким упорством Снейп тогда отказывался
от партии с Люпином.
На этот раз ей даже не пришлось плести никаких интриг. Достаточно было
один раз придти к завтраку с доской под мышкой. Ремус сам предложил ей
сыграть. Честно предупредив его насчёт несовершенства женских мозгов,
Джин согласилась. Почти немедленно за её плечом вырос любопытствующий
Снейп. Который тут же начал шипеть на неё и хвататься за голову с таким
драматизмом, как будто на кону стояли по меньшей мере слизеринские
подземелья. И вдруг ей стало ясно, что является ключом к живому,
настоящему Снейпу. Так ясно, как будто ей действительно положили на
ладонь блестящий ключик. Из унылого, почти затравленного состояния его
вырывал азарт. Когда ему бросали достойный вызов, мальчик буквально
преображался. Даже внешне он становился иным: расправлялись плечи, ярко
сверкали выразительные тёмные глаза, от всей его фигуры веяло силой. Кое-
как объяснив своим фигуркам, что полководец у них сменился, Джин
выскользнула из-за стола и встала чуть поотдаль, любуясь на двоих будущих
недругов, сосредоточенно склонившихся над доской. Её ухода они даже не
заметили.
Поппи возлагала огромные надежды на внезапно проявившуюся симпатию
двоих самых нелюдимых первокурсников. "Они как два волчонка, - сказала
она как-то, наблюдая за мальчиками, пинавшими на улице сугробы. Оба были
далеко не в восторге оттого, что их отправили проветриться, но послушно
топтались по двору, одинаково нахохлившись и спрятав носы в шарфы. - Им
легче понять друг друга". Джин слишком хорошо знала, что прогнозам Поппи
не суждено сбыться. И даже знала, почему. Это Ремус был волчонком. И ему
нужна была стая. А Снейп был вещим авгуром, "вечно скорбящей птицей",
одиночкой по своей сути.
- Ладно, скажи Майси, чтобы звал их в Большой зал, - Джин отвернулась от
окна. - Не представляю себе дух Рождества без Снейпа…

***

Иронизировала она совершенно напрасно. Праздничный ужин прошёл по-

настоящему весело, и даже на её придирчивый взгляд Снейп ничем не
отличался от Ремуса и двух пятикурсниц с Равенкло - вместе со всеми
зажигал свечи, распевал рождественские гимны, выискивал монетки в
сливовом пуддинге и вообще вёл себя как обычный одиннадцатилетний
ребёнок. И даже едва не уснул прямо за столом. Поппи вовремя подтолкнула
Джин под локоть, указав на клюющего носом мальчика, и та поспешно
распрощалась с Дамблдором и остальными и повела его в подземелья.
Проходя по главному холлу, она кинула взгляд на часы и ужаснулась -
оказалось, за разговорами они засиделись до двух часов ночи! Своих
студентов Макгонагалл и Флитвик отправили спать давным-давно, а
Слэгхорн отсутствовал на ужине, встречая Рождество на какой-то вечеринке в
Лондоне. Неудивительно, что профессора, привыкшие воспринимать Джин
скорее как помощницу Поппи, чем как студентку, и вдобавок увлечённые
дегустацией глинтвейна, оставили на её усмотрение, когда возвращаться на
факультет ей, а заодно и первокурснику, которого она опекала. "Может они
забыли, что я даже не староста? - в который раз спрашивала себя она,
подталкивая уже совершенно сонного Снейпа по коридору. - Спасибо ещё,
что выпить не предложили…"
- Semper fidelis! - назвала она пароль и поёжилась - из открывшейся гостиной
пахнуло холодом.
Ничего странного, учитывая, что и она, и Снейп уже почти неделю
приходили сюда только для ночёвки. Эльфы, видя, что факультет пустует,
поддерживали в подземельях температуру, достаточную, чтобы стены не
покрывались инеем, но не более того. Впрочем, сейчас в камине гудело
сильное пламя. А в придвинутом кресле кто-то сидел.
Джин немедленно задвинула мальчика себе за спину и наставила на
пришельца палочку. Почему-то сейчас ей было жутко как никогда. Настолько,
что она даже не сразу справилась с голосом, а когда наконец заговорила - он
звучал хрипло:
- Кто ты и что здесь делаешь? - тёмная фигура шевельнулась, разворачиваясь
к ним, и Джин предупреждающе дёрнула палочкой. - Не приближайся!
Из кресла раздался надтреснутый смех, такой же хриплый, как и её
собственный голос. Отсмеявшись, незнакомец поднёс ко рту бутылку, которая
была у него в руке, отхлебнул и поставил её у ног. И ничего не сказал. Только
теперь Джин догадалась зажечь светильники, но прежде, чем она произнесла
заклинание, Снейп выкрутился из её хватки и кинулся к камину.
- Люциус! - радостно приветствовал он Малфоя.
- Привет, змеёныш! - тот стащил с себя капюшон и автоматически потрепал
мальчика по голове, как щенка.
Джин с облегчением опустила палочку.
- Малфой, ты что тут делаешь?
- На-а-айтли! - он снова рассмеялся тем странным смехом. - Как прошёл
ужин? Принесла мне кусок пирога?
- Что ты здесь делаешь? - повторила она, подходя ближе.
Он вновь приложился к бутылке, и, судя по запаху, это было что-то
значительно крепче усладэля.
- Праздную. Неужели не видно?
- Иди-ка спать, - обратилась Джин к Снейпу, подталкивая его в направлении
спален.
- Спокойной ночи, - послушно ответил тот немного удивлённым голосом и
вышел.
Удивление было легко понять - "слизеринский принц" находился в таком
состоянии впервые с самого начала года. А возможно, как подозревала Джин,
вообще впервые в жизни.
- Разве ты не должен был праздновать дома?
- До-о-ома… - протянул он с непонятным выражением. - Дома я уже…
отпраздновал…
Он откинулся на спинку кресла, баюкая свою левую руку, и устало прикрыл
глаза. Джин застыла перед ним, поражённая внезапной догадкой. "Неужели
он… уже… уже сегодня?!"
- Ну что ты смотришь? - досадливо спросил Малфой, не открывая глаз. -
Расскажи мне что-нибудь про плохой пример для подрастающего поколения.
Нарушение устава школы… Какие у тебя там ещё темы любимые?
- Шёл бы ты тоже спать, Малфой, - брезгливо процедила Джин и собиралась
уже идти к себе, как он вдруг ухватил её за мантию и резко дёрнул на себя. Не
удержавшись на ногах, она упала на него. - Ты в своём уме?! А ну пусти!!!
Она упёрлась ему в грудь свободной рукой, пытаясь отодвинуться, встать из
кресла. Он ухватил её за шею, пригибая её голову к себе, и она почувствовала
на щеке его горячее дыхание, пахнущее огневиски и обезболивающим
зельем. Волна отвращения накрыла Джин, и в тот момент, когда его жёсткие
злые губы коснулись её кожи, она впилась ногтями ему в левое предплечье.
Малфой взвыл и отпихнул её от себя с такой силой, что она чуть не упала в
камин. В следующую секунду в него уже была нацелена её палочка.
- Только посмей, - прошипела она, с трудом контролируя звериную ярость,
переполнявшую её и бешеным пульсом стучащую в висках, - только посмей
ещё раз ко мне прикоснуться…
- И что? - он поднял опрокинутую во время борьбы бутылку и вновь отпил из
неё. - Ты нищая и абсолютно ни-ко-му не нужная заучка. Должна быть
польщена перст… перск… перспективой помочь мне развеяться. Тем более,
сегодня праздник. Что ты такая кислая, Найтли?
- Я сейчас тебя по ветру развею, павлин, - мрачно пообещала ему Джин. - В
честь праздника.
- Грубо, - хмыкнул Малфой, поудобнее устраиваясь в кресле. - Хочешь, я
научу тебя манерам?
- Я тебя предупредила, Малфой. Не приближайся ко мне никогда. Ненавижу.
Выплюнув последнее короткое слово, она скрылась во тьме коридора.
Люциус прижал к груди невыносимо горящую руку и вновь начал
раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь унять жжение. От этого не
спасали ни зелья, ни чары, ни алкоголь. Но монотонное движение помогало
войти в некое подобие транса, в котором сознание как будто отделялось от
перекрученного болью тела. Так он и сидел до самого рассвета, не замечая,
как по лицу текут злые слёзы.

_____
* намёк на фамилию Найтли: knight (англ.) - шахматный конь

Глава 20.
Всю ночь Джин снились кошмары. Снова подземелья Дурмстранга, какие-то
туманные тропы в горах, серые заборы вдоль сонной улочки небольшого
городка, постоянная погоня, в которой она никак не могла понять, жертва она
или преследователь, но это движение, в котором ни влево, ни вправо - а
только вперёд, было страшнее, чем любые пытки, и даже страшнее, чем
смерти друзей, которые тоже снились ей достаточно часто. От сегодняшнего
сна остался привкус безнадёжности. И она знала, почему. Началось то, чего
она ждала с таким ужасом.
А ведь она только-только начала верить, что ещё не всё потеряно. Только
уговорила себя, что было бы неправильно за одинаковую будущую ошибку
прощать Снейпа и винить Малфоя. И пока возможность верного выбора была
у обоих, оба заслуживали непредвзятого отношения. Как и Беллатрис,
Макнейр, Гойл… Но так далеко великодушие Джин не заходило. Дать шанс
Малфою почему-то было легче, чем остальным слизеринцам. Может быть
потому, что тот был единственным, к кому Снейп по-настоящему тянулся, чей
авторитет был для мальчика действительно важен. А может потому, что
Малфой всё-таки не стал убийцей. Джин против своей воли постоянно
вспоминала несколько встреч с ним тогда, в её прошлом: драку с Артуром
Уизли в книжном магазине и подсунутый Джинни дневник Тома Риддла;
Чемпионат по квиддичу, когда он прошествовал мимо, гордый, под ручку с
безупречной Нарциссой, окатив её, Гарри и Рона буквально физически
ощутимой волной презрения; бой в Министерстве, в котором Армии
Дамблдора скорее угрожали зловещие артефакты Отдела Тайн, чем
заклинания незадачливых подручных Волдеморта; "визит" в Малфой-мэнор,
где он выглядел задёрганным, больным и как будто запуганным… Нет,
Беллатрис, Долохов, Кэрроу - вот в них чувствовалась звериная жестокость,
они действительно упивались смертью. Но не Малфой. И тем не менее
именно он первым принял метку!
И хотя это было лишь самым началом, у Джин было чувство, что она уже
потерпела сокрушительное поражение. Расставшись с Малфоем в гостиной,
она долго ворочалась в постели без сна, пытаясь убедить себя, что нельзя
опускать руки, что ещё можно бороться за Снейпа… Но в глубине души уже
знала, что всё бесполезно. Было на редкость самонадеянно думать, что
будущее зависит лишь от её решения нарушать или не нарушать правила.
И слава Мерлину, потому что это решение было слишком импульсивным.
Тогда, в октябре, поддавшись чувству вины, она всерьёз собралась
противостоять вербовке Волдемортом студентов Хогвартса, как будто
нарочно игнорируя тот факт, что именно те события, которые она хотела
изменить, сквозь череду потерь и ошибок всё-таки вели к победе. Как знать,
чем бы всё закончилось, если бы ей удалось уберечь Снейпа от принятия
метки? Что было бы с магическим миром, если бы Волдеморт не
развоплотился после нападения на дом в Годриковой лощине? Нет, те
правила, что она уже была готова нарушить, не были просто правилами.
Ничего общего с нарушением комендантского часа или кражей ингредиентов
из личных запасов профессора зельеварения. И даже побег Сириуса из-под
носа Фаджа в сравнении с тем, что она задумала, казался невинной
шалостью. Она как будто держала в руках десятки живых, пульсирующих
нитей, каждая из которых была чьей-то судьбой. И готовилась переплетать их
по своему усмотрению, понятия при этом не имея, какой в итоге выйдет узор.
И какие нити при этом оборвутся.
Нет, всё должно было произойти так, как это было предназначено. И она ещё
больше ненавидела Малфоя за это внезапное прозрение, за то, что он
напомнил ей о том, каков на самом деле замысел судьбы, которой она почти
рискнула бросить вызов. За то, что он, идиот, влип в эту ловушку и даже ещё
не понимал, как зачеркнул этим всё хорошее, что могло бы быть в его жизни,
как обрёк себя, баловня Фортуны, на годы служения тирану, на сырую камеру
в Азкабане, на вечную вину перед всей магической Британией, на утраченное
состояние, опороченное имя, опалу… За то, что утянет за собой других
слизеринцев, своих друзей, собственную семью… За эти серые заборы,
которые она видела внутренним взором, даже проснувшись, за то, что он
испортил Рождество, зачем-то притащившись в замок, хотя до конца каникул
была ещё целая неделя, за то, что она сейчас сидела в своей спальне и думала
о том, как она его ненавидит, вместо того, чтобы отправиться в больничное
крыло и обменяться подарками с Поппи.
И за то, что, когда она наконец решилась выйти в слизеринскую гостиную,
там было пусто.

***

Люциус сидел на краю бассейна с карпами в зимнем саду Малфой-мэнора и

бездумно наблюдал за пучеглазым Цицероном, медленно водившем
плавниками в мутноватой воде. Цицерон был местным старожилом - его
запустили в бассейн, когда Люциусу было шесть и ещё была жива его мать.
Она очень любила зимний сад и не доверяла заботу о нём домашним эльфам,
поэтому маленький Люциус вместе с ней проводил здесь очень много
времени. И идея завести в саду рыб принадлежала именно ему.
Люциус даже смутно помнил скандал, который поднялся, когда он
торжественно объявил, что нарекает карпа Цицероном и назначает его своим
фамилиаром. Скандал устроил отец. Мать только смеялась над выбором
имени для рыбы, а вот отец пришёл в настоящую ярость. Своим особым
голосом, которым он всегда подчёркивал, как он разочарован, Абраксас
Малфой выговаривал жене, что его единственный наследник настолько
лишён должного воспитания, что даже не соображает, чем чревато
установление магической связи с немагическим животным. Потом он присел
перед сыном на корточки и пустился в длинные подробные объяснения, из
которых маленький Люциус уяснил только одно - отдавать можно лишь тогда,
когда рассчитываешь получить что-то взамен. Владелец фамилиара делится с
ним частичкой своей магии, а магическое животное, в свою очередь,
подпитывает хозяина энергией всю свою жизнь. От пустоголовой же рыбы
нет и не может быть никакой поддержки. Когда он наконец закончил лекцию
и спросил, какие Люциус сделал для себя выводы, мальчик ответил, что,
пожалуй, самые ценные фамилиары должны получаться из волшебников. И
тогда отец довольно улыбнулся и ласково потрепал его по волосам.
Люциус часто вспоминал этот разговор, когда заводил новые знакомства. Он
пожимал протянутую руку, смотрел собеседнику в глаза и думал: "Интересно,
какой бы из тебя получился фамилиар? Что ты можешь мне отдать?" Он
тщательно просеивал своё окружение, чтобы выбрать самых лучших. И
только лучших одарял своей дружбой. Потому что нельзя разменивать своё
время, усилия, энергию на пустоголовых рыб. Люциус рос, учился в школе,
ездил с отцом по Европе, строил планы на будущее. А Цицерон тем временем
сонно колыхался в каменном бассейне посреди заброшенного после смерти
матери сада. То есть сад, конечно, не был оставлен совсем без внимания, но
домашние эльфы не вкладывали в него души, как это делала покойная миссис
Малфой. Оттого, может быть, это место, раньше казавшееся Люциусу
маленькой сказочной страной, полной диковинок и потайных уголков, теперь
напоминало пустой гулкий склеп. И это как нельзя лучше отвечало его
теперешнему настроению. Отчасти именно поэтому, едва добравшись до
Малфой-мэнор, он поспешил укрыться здесь, вместо того, чтобы доложить
отцу о своём прибытии. Второй и главной причиной являлось то, что
Абраксас Малфой никогда не заходил в зимний сад, а значит тут можно было
переждать, пока окончательно не выветрится из организма выпитый ночью
огневиски, а также пока он не найдёт в себе достаточно смелости, чтобы
предстать перед отцом после того, что натворил.
При воспоминании о "рождественской вечеринке" в поместье Лестрейнджей
внутренности Люциуса снова будто скрутило в тугой клубок, а к горлу
подступила тошнота. Вот Белла, несмотря на адскую боль, которая никак не
унималась даже спустя несколько часов после ритуала, явно была счастлива и
горда связать себя магическим контрактом со своим кумиром. Но Люциус
вдруг понял, что он теперь не более чем фамилиар, да - ценный, возможно
даже уникальный экземпляр, тщательно отобранный из сотен претендентов,
но осознание этого больше не льстило. Ловушка захлопнулась. Лорд получил,
что хотел, а Люциус потерял свободу, ничего не обретя взамен, кроме права
служить господину. И если теперь Малфой-старший каким-нибудь образом
узнает, что его наследник добровольно превратился в какого-то… домашнего
эльфа… Нет, конечно, это было не похоже на рабство. Ритуал не лишил его
свободы воли. Всего лишь навеки приковал Люциуса к могущественному
волшебнику, которым он сам ещё так недавно восхищался и которому мечтал
быть полезным. Только вот не предполагал, как именно сбудется эта мечта.
Зато когда на него вместе с непереносимой болью обрушилось понимание,
что он принёс присягу всерьёз, что это не шутка, не игра в рыцарей, Люциусу
больше всего на свете захотелось, чтобы про него все забыли.
Взбудораженная и счастливая Белла с лихорадочно блестящими глазами,
Рабастан, сочувственно предлагающий выпить, "чтобы не так жгло", Нотт и
Крэбб, тоже прошедшие через посвящение раньше и теперь строящие из себя
многоопытных членов клуба… и сам Лорд - такой же обходительный,
излучающий особую отеческую властность сюзерена - от всего этого
хотелось бежать, сломя голову. И Люциус сбежал. Шепнув на ушко Белле,
что он обещал быть на праздничном ужине дома, он поспешно покинул
сборище, даже не попрощавшись с Лордом.
Он выскочил из ворот поместья, находившегося где-то в пригороде
Манчестера, и сразу оказался оглушён тишиной и морозной свежестью
волшебной рождественской ночи. Словно и не с ним только что был весь этот
кошмар: хоровод чужих людей, зачем-то нацепивших маски его друзей,
какофония в ушах, тошнотворная смесь алкоголя и какого-то зелья, которое в
него влил Рудольфус, чудовищная боль и омерзение, как будто у него под
кожей поселилось нечто с острыми ядовитыми жвалами и там копошится,
вгрызаясь всё глубже в беззащитную плоть… Стоило только подумать об
этом, как боль обрушилась на него снова, да так, что потемнело в глазах.
Люциус неловко взмахнул рукой, и его палочка выскользнула из ослабевших,
сведённых холодом пальцев. В ту же секунду с ужасающим скрежетом перед
ним возник тёмно-фиолетовый бок Ночного Рыцаря. До сих пор Люциус
только слышал об этом мифическом автобусе и даже иногда сомневался,
существует ли он в реальности.
"Что стоишь, парень? - хмуро окликнул его усатый волшебник в униформе. -
Куда тебе приспичило в самый Сочельник?"
У Люциуса, как обычно, был с собой зачарованный ключ, который тут же
перенёс бы его в Малфой-мэнор. Но явиться в таком виде к отцу было бы
неумно. Повинуясь внезапному импульсу, он шагнул на подножку Ночного
Рыцаря и попросил отвезти его в Хогвартс. Ему вдруг показалось, что если он
окажется сейчас в школе, то всё исправится само собой. Даже смешно, как он
верил в это…
Начать с того, что его несчастную руку невыносимо растрясло во время
поездки, так что, вылезая из автобуса в Хогсмиде, он готов был орать в голос.
Потом был бесконечный путь до ворот школы по узкой обледенелой дорожке,
когда казалось, что замок совершенно не становится ближе, а маячит перед
ним дразнящим миражом. Добравшись наконец до школы, Люциус не
рискнул сунуться в Большой Зал, откуда ещё были слышны голоса -
празднование явно было в самом разгаре. Он же, шатаясь от усталости,
поплёлся в подземелья, в которых оказалось едва ли не холоднее, чем на
улице. Вот тут ему и пригодились полномочия старосты: заставив эльфов
затопить камин в гостиной, Люциус осмотрел одну из спален пятикурсников
и быстро нашёл, что искал - полбутылки огневиски, "надёжно" запрятанные
под кровать. А среди его личных запасов обнаружился фиал с
обезболивающим зельем.
Остальное вспоминать не хотелось совсем. Люциус досадливо тряхнул
головой и опустил руку в бассейн, коснувшись кончиками пальцев шершавой
спины Цицерона. Лучше бы он сразу пришёл сюда. Гораздо лучше, чем
проникнуть в Хогвартс как вор и сбежать из него так же, едва только
рассвело. И вновь поскальзываться на тропинке в Хогсмид, сжимая
заледенелыми пальцами портключ в кармане мантии, сцепив зубы от боли и
досады, снова и снова слыша в голове её презрительное "ненавижу". Он
поморщился, вспомнив, как кривились бледные губы в гримасе, которой он
не видел уже давным-давно. Если бы он не был в таком состоянии, если бы
он встретил в подземельях кого угодно другого… "Ну почему это должна
была оказаться именно Найтли?!"
Люциус порывисто вскочил на ноги, но тут же сел обратно, поплотнее
закутавшись в мантию. Наверное, надо было остаться и всё объяснить… Но
пока что он и сам себе не мог объяснить всё. Например, с чего он взял, что
найдёт в Хогвартсе помощь, и почему никого не попросил о ней. Или зачем
набросился на Найтли, после месяцев, потраченных на то, чтобы завоевать её
доверие. Конечно, нельзя сказать, что он очень уж в этом преуспел, нет, о
доверии речи по-прежнему не шло, но по крайней мере она перестала
ощетиниваться в его присутствии и даже могла поддержать обычную беседу
ни о чём. А в разговорах о своих обожаемых первокурсниках участвовала
даже с огромным энтузиазмом. Особенно - о Северусе. Люциусу просто
повезло, что к нему так привязался пожалуй единственный человек на
Слизерине, о котором она действительно заботилась. Потому что именно это
оказалось ключиком к той Джин Найтли, которая умела улыбаться и
отзывалась, если её окликнуть по имени. Правда, такой эксперимент он
провёл всего один раз, и ему до сих пор смешно было вспоминать, как он
тщательно подбирал момент и как ползли мгновенья, пока он, затаив
дыхание, ждал её досадливого "Чего тебе, Малфой?" Но по крайней мере она
ответила, хотя и смерила его удивлённым взглядом. Эйфория, которая тогда
охватила Люциуса, теперь тоже казалась смешной.
Похоже, что он слишком увлёкся сложной задачей по завоеванию Найтли,
совершенно забыв при этом, ради чего он собирался подружиться с ней.
Имело ли теперь смысл доводить свой план до конца? Нет, он не хотел, чтобы
эта дрянь вгрызлась и в её руку! Он уже достаточно пожертвовал Лорду и
больше ничего не собирался ему отдавать. По крайней мере не Макнейра и не
Найтли. Они оба были слишком свободными, чтобы носить чьё-либо клеймо.
Он горько усмехнулся. Как будто он сам заслужил это. Разве он мог
предположить…
Со свистом вспоров воздух, прямо перед ним возник домашний эльф.
Подобострастно выпучив глаза и на всякий случай прижав уши, он доложил,
что "мистер Малфой ожидает молодого хозяина в бордовом кабинете", и тут
же исчез, не дав Люциусу возможности возразить. "Мерзкая тварь", - подумал
он, со вздохом поднимаясь. Конечно, глупо было бы всерьёз надеяться, что он
сможет отсиживаться здесь до конца каникул. Разговор с отцом был
неизбежен и не сулил ничего хорошего.
- Бывай, Цицерон, - Люциус обернулся и помахал карпу. И тот в ответ качнул
хвостом. - Пожелай мне удачи!
Глава 21.
- Ксавье опять приглашает нас с Помоной в Три Метлы, - сообщила Поппи за
завтраком. - Посидишь с Ремусом? И перестань улыбаться!
Но она и сама еле сдерживала смех. Темпераментный профессор Хавьер
Демасьядо, которого Поппи предпочитала называть на французский манер,
никак не мог определиться, кому из молоденьких коллег отдать
предпочтение. В начале года он сделал выбор в пользу Синистры и был
чрезвычайно расстроен, когда узнал, что та уже замужем. Теперь, желая
действовать наверняка, он очень тщательно присматривался к обеим
оставшимся кандидаткам на звание дамы его сердца. И совершенно при этом
не замечал, что они обе над ним потешаются. Однако в нагрузку к
латиноамериканской напыщенности прилагалась латиноамериканская же
галантность, недурная внешность и умение со вкусом сорить деньгами, что
делало его компанию вполне терпимой для двух свободных и
легкомысленных ведьм. Так что все трое время от времени выбирались в
Хогсмид: пококетничать, пофлиртовать и повеселиться.
- Конечно, иди, - кивнула Джин. - Только напиши, когда и сколько давать
укрепляющего.
После нескольких самоотверженных битв в Министерстве Поппи наконец
добилась, чтобы ей разрешили переводить Ремуса в больничное крыло сразу
после захода луны, а так же отправлять отчёты о его состоянии специальной
почтой, а не привозить их лично. И теперь мальчик уже сутки находился в
тепле и безопасности, а свежеполученные ссадины и царапины практически
зажили. Вчера вечером его даже навещал Снейп, притащивший полные
карманы новогодних угощений, которые Дамблдор раздавал, пока Ремус в
одиночестве кидался на стены Воющей Хижины. Мальчики немного
поболтали, пока Поппи не выставила Снейпа за дверь палаты, чтобы дать её
пациенту поспать.
Восстановление Ремуса шло хорошими темпами, и медсестра считала, что
уже в понедельник он сможет вернуться на факультет и вместе со всеми
присутствовать на занятиях. Каникулы закончились, и сегодня вечером
студенты должны были прибыть в замок. При этой мысли Джин слегка
поморщилась. Вместе со слизеринцами в подземелья вернётся постоянное
ощущение угрозы, только теперь оно станет ещё сильнее… От этого хотелось
кричать и топать ногами в бессильной ярости. Как может происходить такое
прямо под носом у всей школы? У самого Дамблдора?! И никто ничего не
замечает?
"Ну вот ты замечаешь. И что?" Возразить было нечего.
Последние несколько часов, оставшиеся до того, как Хогвартс вновь
наполнится учащимися, Джин решила провести в тишине и покое. Накинув
пуховую куртку, купленную во время ноябрьского визита в Лондон, она
направилась к берегу озера. Приобретение этой куртки оказалось
единственным оправданием той поездки, потому что обещанный ей экзамен
на получение аппарационной лицензии так и не состоялся. Вдруг оказалось,
что отправленного ещё в начале сентября письменного ходатайства от
директора недостаточно. Молоденькая служащая отдела магического
транспорта, чуть не плача, объясняла, что в индивидуальном порядке сдают
на лицензию только лица, имеющие аттестат, а учащиеся Хогвартса сначала
должны пройти министерские курсы и экзаменоваться в соответствии со
списком шестикурсников этого года, в котором никакой мисс Найтли,
разумеется, не значилось. Только после того, как Дамблдор, на этот раз
сопровождавший Джин, лично обошёл несколько кабинетов и почти полчаса
беседовал с начальником отдела, ей дали расписаться в какой-то огромной и
пыльной амбарной книге, которая ворчливым голосом провела для неё
инструктаж, и наконец назначили дату экзамена - и то лишь через три месяца.

К этому моменту Джин уже и сама была не рада настойчивости директора -

след вранья, который она оставляла в прошлом, становился всё отчётливей.
Правильней было бы подать заявление на получение лицензии в общем
порядке после окончания школы, это бы привлекло меньше внимания.
Впрочем, сам Дамблдор был безмятежно спокоен по этому поводу. Более
того, как будто мало было волнения, поднятого им в Аппарационной
комиссии, он потащил Джин в Портальное управление, где получил
разрешение на создание портключа на территорию Хогвартса. На её
изумлённый вопрос "Неужели это возможно?", он ответил, что да,
действующий директор школы может перенастроить защиту замка так, чтобы
туда можно было попасть с портключом, однако портал будет односторонним.
"Это на самый крайний случай, - добавил он. - Вдруг вам понадобится срочно
где-то укрыться…"
"Мне? - изумлению Джин не было предела. - Вы собираетесь сделать
портключ для меня?!"
"Разумеется. После выпуска из Хогвартса вам, возможно, придётся нелегко.
Нужно, чтобы у вас был способ быстро со мной связаться. Портключ кажется
мне более надёжным средством, чем каминная сеть…"
Тогда она прямо спросила его, почему он так ей доверяет.
"Мисс Найтли, - ответил на это Дамблдор, - конечно, я не могу так просто
читать мысли, но зато отчётливо вижу намерения. В ваших нет ничего, что
бы могло причинить вред замку или его обитателям. Так что выбирайте на
свой вкус предмет, который хотите зачаровать, и место на территории
Хогвартса, куда вас должен переносить портключ. Вы сможете
зарегистрировать его в феврале, когда будете сдавать экзамен на аппарацию".
Медленно бредя вдоль кромки озера, Джин вновь и вновь спрашивала себя,
что стало с умением директора "отчётливо видеть намерения". Неужели он не
замечает угрозы, исходящей от слизеринских старшекурсников, которые уже
начали служить Волдеморту? Или её действительно пока нет? Ведь у
магического мира впереди было ещё несколько спокойных лет, в течение
которых Упивающиеся Смертью постепенно наращивали мощь, но не
переходили к активным действиям. Возможно, сейчас их намерения недалеко
ушли от обычной антимаггловской пропаганды. К тому же нападения на
Хогвартс Волдеморт не планировал вплоть до поступления туда Гарри. В
таком случае у Дамблдора действительно не было причин беспокоиться за
вверенную ему школу. Висящее в воздухе подземелий предчувствие
катастрофы было её личным ощущением и её личной проблемой.

***

Когда Джин вернулась в больничное крыло, Поппи уже наряжалась.

- Заходил твой Снейп, - доложила она, придирчиво оглядывая себя в зеркале.
- Просидел тут до обеда, потом я его отправила. Ты сама-то поела? - Джин
помотала головой. - Беда с тобой, - по-матерински вздохнула Поппи. - И так
тощая как скелет…
Она вызвала Майси и распорядилась, чтобы он непременно заставил Джин
поесть. Это был нечестный приём: Поппи отлично знала, что подруга ни за
что не допустит, чтобы несчастному эльфу пришлось наказывать себя за
неисполнение приказа. Неодобрительно покосившись на медсестру, Джин с
демонстративной неохотой села за поспешно сервированный домовиком стол.

- Как Ремус?
- Почти в порядке. По-моему, мы нашли правильный баланс между лечебным
сном и бодрствованием. В следующий раз можно даже немножко увеличить
дозировку "жидкого сна".
- Увеличишь дозировку - замедлишь регенерацию, - не согласилась Джин. - В
этот раз он отделался пустяковыми царапинами. А помнишь, что в октябре
было?
- Это когда он ещё проводил лишние сутки в Воющей хижине, - Поппи
невольно сжала кулаки. - Мы позже начали лечение.
- Ты забыла про перелом.
- Трещина, а не перелом. Трещина. Даже костерост пить не пришлось.
- А теперь представь, если бы мы тогда погрузили бы его в сон - сколько бы
затягивалась твоя трещина?
- В любом случае, нервная система важнее царапин, - упрямо сказала Поппи.
- В этот раз он утром будет уже на ногах - и это важнее всего.
- А ещё важно, чтобы он не был вынужден каждый месяц объяснять соседям
по спальне, откуда у него всё время появляются свежие порезы и побои, -
возразила Джин. - Поэтому самой рациональной, по-моему, является схема
Клифтхаммера: сначала заживление ран, а уж потом глубокий сон. А твои
попытки чередовать… Ты, кажется, уже опаздываешь!
- Ох, точно! - Поппи всплеснула руками и заметалась по кабинету в поисках
перчаток. - Назначения на вечер я оставила в шкафчике с зельями. Разберёшь
мой почерк?
- Не впервой. Хотя он и ужасен, - пробурчала Джин, вынужденная под
умоляющим взглядом Майси взять кусок пирога, который ей самой уже
казался совершенно лишним. - Если что - пришлю тебе сову.
- Ладно, не скучай тут! - Поппи послала ей от дверей воздушный поцелуй.
- А ты там повеселись как следует, - ответила Джин, и, как только дверь за
подругой закрылась, отодвинула тарелку. - Всё, Майси, я поела.
Она решительно встала из-за стола и отправилась в палату к Ремусу. И,
конечно, застала его за чтением.
- Лучше бы ты читал при дневном свете, - вздохнула Джин, прибавляя
яркости у зачарованного светильника. - Глаза испортишь.
- Вы это серьёзно? - фыркнул мальчик, откладывая книгу в сторону. - Уверен,
что проблемы со зрением мне не грозят, ещё ни разу не слышал, чтобы волку
понадобились очки…
Как будто в подтверждение последних слов, его зрачки сверкнули зелёным, и
Джин невольно отступила на шаг. "Мне мерещится, или это и впрямь
остаточные явления после транформации?"
- Дурацкая шутка, Ремус, - она заставила себя приблизиться, надеясь, что
голос не выдаёт её иррациональной паники. Ведь бояться на самом деле было
нечего, но чёртов сон про Дракучую Иву снился ей так часто, наполняя её
таким ужасом, что и в реальности она чувствовала себя неуютно наедине с
Люпином. Особенно после очередного полнолуния.
- Простите, - ответил мальчик, и она сразу поняла, за что он на самом деле
извиняется. "Простите, что я чудовище. Простите, что я опасен. Простите,
что боитесь встретиться со мной взглядом". - Я больше не буду читать
вечером. Просто мне было жутко скучно.
Джин присела на край его кровати.
- Ты не волк, Ремус, - сказала она тихо, заставляя себя смотреть ему в глаза, в
которых сейчас не было ничего нечеловеческого. - Когда-нибудь наверняка
изобретут средство, которое позволит тебе спокойно жить среди людей.
- Однажды я чуть не напал на маму, - с отчаяньем в голосе прошептал
мальчик.
После этого признания оба надолго замолчали. Синие сумерки за окном
окончательно загустели, а потом небо вдруг снова посветлело - это из-за
верхушек Запретного леса выглянул краешек луны. Ремус непроизвольно
подтянул одеяло повыше, словно собирался накрыться им с головой. Джин
махнула палочкой, задёргивая тяжёлые шторы.
- Нечего бояться, - сказала она, потрепав мальчика по голове. - Сейчас поешь,
а потом я принесу твои зелья.
Она вызвала Майси, распорядилась насчёт ужина и, пока Ремус вяло
ковырялся в своей тарелке, отправилась в кабинет Поппи. А когда вернулась,
из приоткрытой двери палаты раздавались голоса.
- …и представляешь - едут сами!
- Всё равно, на лодках было интереснее. А ты чем занимался все каникулы?
- Ну и что тут происходит? - поинтересовалась Джин, ставя поднос с зельями
на столик около входа.
Трое нарушителей автоматически втянули головы в плечи.
- Нам профессор Макгонагалл только что сказала, что Ремус простудился, -
ответил за всех Джеймс. - И мы решили его навестить.
- Ладно, можете посидеть до ужина, - разрешила Джин. Она и так слишком
часто в последнее время гоняла Поттера и Блэка, у них, должно быть, уже
сложилось впечатление, что она - нечто вроде мадам Пинс, только ещё и
вездесущая вдобавок.
Она принялась отмерять необходимое количество капель, а мальчики
продолжили беседу. При этом Сириус и Джеймс уселись на кровать Ремуса с
обеих сторон, а Питер придвинул стул и чинно расположился на нём. "Поппи
была бы довольна, - отстранённо думала Джин, украдкой наблюдая за тем,
как оживился Люпин, обрадованный и смущённый вниманием
однокурсников. - Мы с ней не можем дать мальчику то, что ему на самом деле
нужно. Этого ощущения, что он кому-то свой… Всё, что он видел от нас до
сих пор - душная жалость пополам с научным интересом, а ещё -
неистребимый страх. Даже Поппи призналась как-то, что заходит в Воющую
хижину с палочкой наизготовку. Для нас это разумная мера
предосторожности, а для него - очередное свидетельство того, что он чужой,
опасный, тёмный… И только эти дети, с их нестандартным мышлением,
сделают для него то, что не смогли мы, взрослые. Они найдут способ принять
его безусловно, не подстраховываясь, доверяя абсолютно. Они станут его
стаей". Джин вынырнула из глубокой задумчивости, когда ребята дружно
расхохотались над тем, как Сириус изобразил какого-то своего родственника,
и двинулась с подносом к Ремусу, чтобы дать ему вечернюю порцию зелий,
но в этот момент дверь распахнулась, и в палату ворвался Снейп.
- Смотри, что я нашёл! - воодушевлённо воскликнул он с порога, потрясая
каким-то потрёпанным фолиантом, и тут же осёкся.
- Что ты здесь забыл, Сопливус? - надменно поинтересовался Джеймс,
смерив своего врага уничижительным взглядом. - Пришёл укоротить свой
длинный нос?
Обычно на такое приветствие Снейп отвечал каким-нибудь язвительным
комментарием, после чего в ход немедленно шли палочки, но сейчас он явно
был совершенно не готов к столкновению. Он просто стоял с нечитаемым
выражением на бледном лице и смотрел на съёжившегося Ремуса. Который
молча отвёл глаза. Ещё одно мгновенье - и Снейп, круто развернувшись на
месте, покинул палату.
Джин очень хотелось побежать за ним следом. Или вытолкать вон остальных
визитёров. Или хотя бы высказать Люпину, что она думает в данный момент
о нём и его выборе. Но вместо этого она кивком указала ему на поднос с
зельями и, убедившись, что он всё выпил, отправилась в лабораторию. От
всех своих печалей и тяжёлых мыслей она всегда пряталась здесь. И всегда
безуспешно.

***

На ужин она тоже не пришла.

Не встретив Найтли в подземельях, Люциус даже обрадовался. Он так и не
чувствовал себя готовым к разговору. Если Найтли ожидала, что он будет
оправдываться за то, что она не понимает шуток… Пусть даже та шутка и
была неудачной. Люциус вообще очень глупо вёл себя тогда. Не было
никаких причин так паниковать. Просто сложно было вести себя разумно,
когда невыносимо горела метка, а голова была затуманена алкогольными
парами. Но ничего ужасного на самом деле не произошло. Отец ни о чём не
догадался. Лорд простил его внезапное бегство с праздника и ничем не
показывал, что потерял интерес к "своему юному другу" или что собирается
злоупотреблять обретённой над ним властью. Рука совсем прошла и
напомнила о себе только один раз, когда Лорд показывал, каким образом
аппарировать по вызову. В общем, всё вернулось на круги своя. Почти всё.
Оставалось только одно облачко на горизонте: рождественская ночь, почти
пинта огневиски и несколько хлёстких слов, полных яростного презрения.
Люциус надеялся, что за прошедшую неделю Найтли немного успокоилась. И
даже не был уверен, что ему вообще надо первым заводить с ней разговор.
Может быть та дурацкая ночь просто забылась бы сама собой. Но то, что она
не появилась в Большом Зале, было плохим знаком. Это слишком напоминало
ему, как она тогда, в начале года, ушла из подземелий. Осторожный допрос
Северуса ничего не дал. Конечно, если бы Люциус спросил его прямо, толку
было бы больше. Но выдавать мальчику свой интерес к Найтли, да ещё и
делать это прямо на глазах у Цисси он не собирался. А Северус, вообще
неразговорчивый, сегодня был особенно мрачен и отделывался
односложными ответами. Нормальные каникулы, ничего интересного, всё как
обычно… Не дождавшись конца ужина, Люциус встал из-за стола. В конце
концов, как староста, он был обязан вернуть Найтли на факультет. А то она со
своим особым статусом помощницы медсестры стала слишком много себе
позволять.
В больничном крыле было тихо. Кабинет мисс Дюваль был заперт, и Люциус
направился в лабораторию. Он остановился в коридоре, собираясь обдумать
предстоящий разговор, но тут же понял, что если не войдёт прямо сейчас, то
не решится вообще, и распахнул дверь.
Она даже не поднялась со своего высокого сидения, только повернула голову.
И ничего не сказала. А Люциус стоял в дверях и тоже молчал. И не
чувствовал ни стыда или вины, ни раздражения, ни желания объясниться, с
которыми он шёл сюда. Как будто он заглянул навестить её, как какой-нибудь
Прюэтт. Как будто им было достаточно поздороваться взглядами и не нужны
были никакие слова, а можно было просто побыть рядом. Как будто они были
друзьями. И осознать всю иллюзорность этого ощущения оказалось
неожиданно больно. Чтобы заглушить непрошенное чувство потери, он на
одном дыхании выпалил заготовленный текст - словно первокурсник,
извиняющийся за не сданное вовремя задание:
- Прости, Найтли, я был тогда расстроен и нетрезв. Этого больше не
повторится.
Он всё-таки не выдержал и опустил взгляд, тут же ощутив досаду на себя.
Почему он не может смотреть ей в глаза, если на самом деле не чувствует
себя виноватым? И почему к щекам приливает предательский жар? Она
подошла к нему и стала совсем близко. Люциус готов был поспорить, что
сейчас она смотрит на него с насмешкой. Он был в этом абсолютно уверен -
до тех пор, пока не собрался с духом ответить на её взгляд. Нет, насмешки
там не было. Был старый, уже привычный коктейль из презрения и злости, и
ещё почему-то обида. Такая горькая, что Люциус даже на мгновенье
засомневался - точно ли он помнит всё, что натворил в ту ночь. Даже для
недотроги Найтли так обижаться на то, что её всего лишь попытались
поцеловать без спросу - это слишком.
- Та выходка, Малфой, - она снова будто выплюнула его фамилию, - ничего
особенного из себя не представляла, можешь не извиняться. Но больше ко
мне не приближайся. Ты - чудовище, от которого я предпочитаю держаться
подальше.
- Ты вообще о чём?! - вот теперь он чувствовал возмущение. После того, как
он извинился перед ней за сущий пустяк, такая реакция разозлила его
всерьёз.
- Вот об этом.
Люциус ещё ничего не успел понять, как она задрала рукав его мантии и
рванула манжет рубашки так резко, что от него отлетела пуговка, звонко
стукнувшись об один из пустых котлов, стоявших вдоль стены. И они оба
уставились на его левую руку, на которой багровел Знак Мрака.
- Вот об этом, - тихо повторила Найтли и ослабила хватку на его запястье.
- Я не хотел, - так же тихо ответил Люциус, сам не понимая, что говорит.
Он не собирался ничего ей объяснять или оправдываться. Но сейчас ему
казалось, что лучше бы она орала и обзывала его последними словами за
грубое поведение в Сочельник. Лучше бы это, чем вернувшееся к нему
чувство непоправимой ошибки и растерянность, эхо которой он сейчас видел
в её глазах - нет, уже не гнев и даже не презрение - самое настоящее смятение
на грани паники. Он пытался придумать, что сказать, чтобы прогнать тяжёлое
молчание, но в голове крутилось одно и то же: "Я не хотел, я не хотел, я-не-
хотел…"
Найтли пришла в себя первой, её лицо привычно закаменело. Она выпустила
его руку, отбросила её от себя, как ядовитую змею, и отступила на шаг.
- Уходи, - голос её звучал глухо и хрипло, как чужой.
Люциус поспешно шагнул за порог, торопясь укрыться от её обвиняющего
взгляда. Это не помогло. Ему казалось, что дверь - недостаточная преграда
между ним и Найтли, и он всё ускорял и ускорял шаг, пока вдруг не осознал,
что практически бежит по коридору. И только тогда вспомнил, что приходил,
чтобы вернуть её в подземелья.

Глава 22.
Распростившись с перепившим Гринграссом в коридоре, Люциус наконец
удалился к себе. Раньше он очень переживал, что ему не досталось соседа по
спальне, и не видел никаких преимуществ в обладании собственной
комнатой. На четвёртом курсе он даже хотел поменяться со Стефаном, чтобы
делить спальню с Макнейром, но, по своей привычке согласовывать все
решения с отцом, обмолвился и об этом. Отец категорически запретил. "У
Малфоя должно быть всё самое лучшее, сын. Ты ещё это оценишь…"
Люциус не стал спорить. Он просто начал всё больше и больше времени
проводить в общей гостиной, среди людей. Но сейчас, устав от шумных
поздравлений и веселья, он действительно оценилвозможность остаться в
одиночестве. C грудой подарков, которую предстояло разобрать.
Люциус присел на свободный край кровати, гадая, с чего начать. Некоторые
свёртки не таили в себе никаких сюрпризов. Например, два самых больших
были от его французских тётушек. Каждый год они присылали племяннику
новые мантии. А лиловый бархатный футляр с серебряным замком точно был
подарком Нарциссы. Очередная безделушка из ювелирного магазина: какая-
нибудь булавка для галстука, или запонки, или ещё что-нибудь в этом роде.
Цисси была очарована маггловскими украшениями и совершенно не
переживала, что половину из них даже не видно под мантией. Ей нравилось
просто ими владеть. Отодвинув подарок невесты, Люциус потянул к себе
книгу, завёрнутую в чёрно-зелёную бумагу. Это оказалась "История бриттов"
Гальфрида Монмутского, список 13-го века. Ещё до того, как Люциус нашёл
вложенную в книгу поздравительную записку, он уже точно знал, что это от
Лорда. В последние несколько встреч они много спорили о личности
Мерлина и его роли в политическом становлении магического общества.
Лорд был всерьёз озабочен будущей министерской карьерой младшего
Малфоя и делал для её осуществления больше, чем его родной отец. Он
знакомил его с влиятельными волшебниками из Министерства, объяснял
закулисное устройство аппарата власти, рекомендовал полезную литературу и
обсуждал с ним прочитанное. Собрания проходили почти каждые выходные в
коттедже на окраине Хогсмида, который Лорд снял, чтобы Белле и Люциусу
было удобнее сбегать из школы, не вызывая ни у кого подозрений. Но всё-
таки их отлучки не остались совсем незамеченными. Помимо Цисси и
Уолдена, которых они ставили в известность, чтобы было кому прикрыть их
отсутствие, был ещё один человек, явно знавший больше, чем положено.
Найтли, которую как будто подменили после каникул. И Люциус пока не
разобрался, к хорошему эти перемены или к плохому. С одной стороны, она
больше не цеплялась к нему по поводу ненадлежащего исполнения
обязанностей старосты, неправильного воспитания подрастающего
поколения и прочих несоответствий её представлениям о добре и зле. С
другой - это стало возможным лишь благодаря тому, что теперь они не
общались совсем. Давно закончилось их сотрудничество на уроках
зельеварения, а потом и зимняя педпрактика по астрономии. На чарах, ЗОТИ
и трансфигурации Найтли каждый раз умудрялась найти себе другого
партнёра, только бы не оказаться в паре с Люциусом. Причём ради
достижения этой цели она готова была работать даже с Макнейром, который
вообще-то тоже не пользовался её симпатией. А в Большом зале, на
факультете и в школьных коридорах Найтли просто игнорировала Люциуса.
Но при том, что она успешно уклонялась от общения, он постоянно ощущал
себя центром её эксклюзивного внимания. Это бы льстило, если бы так не
нервировало. Особенно потому, что их "клуб" был полуподпольным, а она
определённо что-то подозревала. Люциус до сих пор не понимал, как Найтли
догадалась про метку и откуда вообще знала, что она означает. И главное -
почему это произвело на неё такое впечатление?
Теперь он часто ловил на себе её задумчивый взгляд, становившийся
особенно инквизиторским, когда они возвращались с собраний. Хорошо ещё,
этого не замечала Белла, постоянно находящаяся в состоянии эйфории. К
тому же она давно перестала считать Найтли серьёзной соперницей.
Наверное, с тех пор, как профессор Демасьядо провёл первое практическое
занятие. У Беллы был свой способ определения магического потенциала
волшебника, по совместительству являвшийся критерием для выбора
интересных ей людей - уровень владения боевой магией. Тут Найтли всех
разочаровала. Она не продемонстрировала никакой изобретательности, вся её
тактика сводилась к чередованию двух заклинаний: Протего и
Экспеллиармус. Но зато она владела ими идеально и неизменно выходила
победительницей из дуэлей - за счёт своих отточенных и стремительных
движений. Люциусу даже несколько раз показалось, что она ставила щит
невербально, но тут он не был уверен. Зачем бы ей понадобилось скрывать
умение, за которое профессор несомненно добавил бы баллов? Как бы то ни
было, Беллу не мог впечатлить столь бедный арсенал заклятий, насколько бы
успешно он ни применялся, и она, записав новенькую в безнадёжные
неудачницы, перестала раздражаться из-за её присутствия на факультете. А
Найтли, в свою очередь, очень старалась свести это присутствие к минимуму.
Вот и сегодня её не было на вечеринке по поводу совершеннолетия Люциуса.
Поставив "Историю бриттов" на полку над столом, он вернулся к остальным
подаркам. Настроение пропало окончательно. Было бесконечно глупо
расстраиваться из-за того, что на празднике не было человека, который бы
испортил всё веселье самим фактом своего присутствия. Они не были
друзьями. Он даже не приглашал её! Правда, такие вещи не нуждались в
озвучивании - так как день рожденья Люциус отмечал в общей гостиной, на
него по умолчанию были приглашены все слизеринцы. Но Найтли имела
возможность отсидеться в своей лаборатории, сделав вид, что этого требуют
её обязанности. Именно сегодня.
Он досадливо отпихнул вновь подвернувшийся под руку футляр и вытащил
подарок Северуса. Мальчик смастерил маленькую "серебряную" змейку с
"изумрудными" глазками. Ценность этого подарка мог понять только Люциус,
знавший, как тяжело Северусу давалась трансфигурация. Кое-где на
блестящей поверхности проступал рисунок дерева, из которого змейка была
вырезана. "А если отрубить ей хвост, то на срезе наверняка будут годовые
кольца", - фыркнул про себя Люциус. На самом деле он был тронут. Ещё один
"самодельный" подарок был преподнесён Макнейром. Не имея средств,
чтобы подарить другу что-то действительно дорогое, Уолден поймал и
приручил для него молодого филина. Один Мерлин знает, сколько он
потратил на это времени и каким образом сохранил всё в секрете, но сюрприз
удался. Надменная птица сразу признала Люциуса хозяином, и ему стоило
больших трудов отправить своего фамилиара в Совиную башню.
Сама мысль о том, что теперь у него наконец есть фамилиар, была
непривычной. С того памятного разговора по поводу Цицерона Люциусу в
голову не приходило завести кого-то. Но события последнего года
перевернули многие его представления о мире. И было приятно
почувствовать себя достаточно свободным от отцовских правил, чтобы иметь
собственного филина, а значит - возможность переписываться с теми, с кем
он считает нужным. Казалось бы, это была совершенная мелочь -
независимость от семейной совы, но Люциусу казалось, что это первый шаг в
новую взрослую жизнь, и он был искренне благодарен Уолдену. Тот всегда
умудрялся находить что-то такое, что Люциус никогда бы не догадался
захотеть для себя - и каждый раз это оказывалось самым удачным подарком.
Как будто Уолден понимал его лучше, чем он сам. Иногда это даже пугало.
Вдруг внимание Люциуса привлёк небольшой мешочек из тёмно-синего
бархата. Он определённо не помнил, откуда взялся этот подарок. Может быть
был среди тех свёртков, переносить которые из гостиной ему помогал
Паркинсон. Для своего размера мешочек был довольно увесистый. Люциус
развязал его и вытряхнул на ладонь какой-то странный медальон. Открыв
съёмную крышку, он с изумлением понял, что это уменьшенная копия
латунной астролябии Арсениуса* - довольно искусно изготовленная, но
практически не годная к использованию по назначению из-за слишком
маленького размера. Вынув тимпаны и осмотрев прибор изнутри, Люциус
сложил всё, как было, закрыл крышку, и, только перевернув астролябию,
наконец нашёл то, что искал - гравировку, проходящую по краю корпуса с
обратной стороны. Только вот найденная надпись ничего не прояснила. Она
гласила "Nec plus ultra" - февральский пароль для слизеринской гостиной.
Слэгхорн, слегка повёрнутый на Римской Империи и её незаслуженно
забытом величии, не оставлял надежды вдолбить в своих воспитанников
латынь. Ни имени неизвестного дарителя, ни какого-нибудь намёка…
Люциус покрутил астролябию, попробовал понажимать на украшавшие её
фигурки в надежде, что сработает какой-нибудь потайной рычаг, но
загадочный подарок не желал открывать своих секретов.
- Nec plus ultra, - повторил он вслух, собираясь уже отложить астролябию, как
вдруг почувствовал знакомый рывок портключа.

***

Портал открылся в паре ярдов от пола площадки, в точности над тем местом,
которое и было задумано. Джин шагнула в сторону и приготовила палочку,
чтобы подстраховать, но Малфой, привычный к перемещению портключами,
приземлился благополучно. Хотя вид у него был слегка ошарашенный.
"Третий курс, Хаффлпафф", - невольно вспомнилась ей расхожая
слизеринская шутка.
- Найтли? - узнал он её почти сразу же, несмотря на сгустившиеся сумерки. -
Что здесь происходит?
- Полевые испытания.
- Испытания? Вот этого?! - он возмущённо потряс перед её носом
астролябией. - Не нашла более подходящего места? На несколько футов
промахнуться - и костей не соберёшь!
Он перегнулся через парапет, оценив красноречивым взглядом расстояние до
подножия башни.
- Не доверяешь моим расчётам, Малфой? - Джин изобразила смертельную
обиду. По нумерологии она и в этом времени была первой на курсе. - И
потом, я же тут. На всякий случай.
- А ты сама-то им доверяешь? - буркнул Малфой, но было видно, что он и
вполовину не так зол, как пытается изобразить. - Зачем тогда понадобились
"испытания"?
- Чтобы проверить, сработает ли он вообще, - безмятежно ответила она. -
Быстро ты догадался, кстати.
Он посмотрел на неё таким взглядом, как будто сомневался в её психическом
здоровье.
- И долго бы ты тут торчала, ожидая, пока я догадаюсь? А если бы я и вовсе
не стал тратить время на твои дурацкие загадки?
Джин пожала плечами.
- Ты любопытен, - сказала она коротко. - И мне было чем тут заняться.
Это была чистая правда. Практически час, прошедший с того момента, как
Майси оставил портключ в комнате Малфоя, она провела, готовясь к этому
разговору. Спрашивая себя вновь и вновь, правильно ли поступает.
"А что вас смущает?" - спросил Дамблдор, когда она сказала ему, что хочет
остаться в Хогвартсе после выпуска.
На самом деле это было лучшим выходом. Мир снаружи пугал её, она бы не
решилась жить в нём как ни в чём не бывало, как будто имеет на это полное
право. А уж если забиваться в угол - то пусть он хотя бы будет знакомым.
Школа подходила для этого идеально. К тому же Поппи по-прежнему была
нужна помощь. А ещё здесь оставался Снейп. Хоть он и замкнулся в себе
окончательно, всем своим видом демонстрируя, что не нуждается ни в ком,
всё же Джин не могла его так просто бросить. Нет, само решение не покидать
замок не вызывало никаких сомнений.
"Меня смущает портключ, - ответила она. - Ведь он теперь мне не
пригодится. Но он мог бы оказаться полезным другому человеку…"
Директор пристально посмотрел на неё сквозь неизменные очки. Читая
намерения. Хотела бы она сама их понимать.
"И у вас, полагаю, есть на примете такой человек?"
Она много об этом думала. Она почти перестала спать, а когда засыпала -
снова видела глухие заборы. Джин была знакома со многими, кому в скором
времени может понадобиться помощь. Но среди них был только один
человек, который никогда бы об этой помощи не попросил. И она уже знала,
что безнадёжность и тоска её серых снов - это всё из-за него. Она смотрела во
все глаза, подмечая каждую чёрточку, придирчиво анализируя каждый жест и
каждое слово - и не видела зла. Лучше бы этот идиот сделал хоть что-то,
чтобы можно было с чистой совестью убедить себя, что он сам заслужил то,
что его ждёт. И то, что он не давал ей такого повода, злило её больше всего. А
из головы не шло воспоминание о трясущихся бескровных губах, шепчущих
бессмысленное "я не хотел" - как будто это что-то меняло. Совсем как Гарри,
после того, как он располосовал Малфоя - Драко - Сектусемпрой в туалете
Плаксы Миртл.
"Я не уверена, что он заслуживает такого доверия, - наконец выдавила она. -
Вдруг он воспользуется портключом во вред?"
"Хогвартсу? - голубые глаза остро блеснули. - Каким образом и зачем? В
любом случае охранные чары замка предупредят меня, как только на его
территории откроется портал. Ваш потенциальный злоумышленник так
опасен?"
Джин помотала головой. Опасен мог бы быть сам Волдеморт, если бы
портключ попал в его руки. Но ему незачем было соваться в школу. А если бы
и сунулся, Дамблдор, сейчас находящийся, возможно, на пике своего
могущества и обладающий Старшей палочкой, без труда взял бы над ним
верх.
"Мисс Найтли, - мягко сказал директор, - речь ведь идёт об одном из
студентов? - она молча кивнула. - Давайте дадим ему шанс. Всегда есть
возможность перенастроить охрану школы, чтобы заблокировать портключ,
если вдруг ситуация изменится".
Но Джин всё равно сомневалась. Сомневалась до последнего - когда
регистрировала астролябию в Портальном управлении Министерства, когда
караулила Малфоя под дверью слизеринской гостиной, чтобы зачаровать
портключ на срабатывание от его голоса, когда поручала Майси подкинуть
"подарок" в его спальню, пока ждала здесь, на продуваемой всеми ветрами
наблюдательной площадке… А времени на принятие решения оставалось всё
меньше и меньше… И только что оно кончилось совсем. Она смотрела в
вопросительно округлившиеся тревожные серые глаза и как никогда хотела
рассказать всё. Именно ему, Малфою, и плевать на правила. Чтобы как-то
отделаться от этой навязчивой идеи, она сбивчиво заговорила:
- Это портключ… переносит на Астрономическую башню, - она осеклась,
заметив его выразительно приподнявшуюся бровь. Ну да, все эти объяснения
были совершенно лишними, но что говорить дальше, Джин не знала. - Тебе.
Она зажмурилась, сцепив зубы от досады на оставившую её в последний
момент способность связно выражать свои мысли. Этот лепет… это было так
унизительно!
- Найтли, - насмешка в его голосе была практически осязаемой. - Объясни по-
человечески, в чём дело. Зачем мне портключ из одного помещения
Хогвартса в другое?
- Он переносит сюда из любого места за пределами замка, - поправила его
Джин, тут же ощутив почву под ногами. Она гордилась своей работой,
которая смело могла бы потянуть на курсовую в Академии.
- А как же знаменитая Хогвартская защита? - полюбопытствовал Малфой.
- На месте, - отрезала она. - Директор настроил чары так, чтобы они
позволяли открыть этот портал. Это знак доверия лично тебе. Под моё
поручительство.
Хвалёный малфоевский самоконтроль заметно трещал по швам - настолько
ему не терпелось получить более подробные объяснения.
- И зачем мне может понадобиться портключ в Хогвартс?
Джин невольно сжала кулаки, собирая всю свою решимость:
- Затем, что ты ввязался в крайне неприятную историю. Тот, кто поставил
тебе это клеймо, - она нарочно выбрала именно это слово, и, судя по
недовольной гримасе Малфоя, удар достиг цели, - очень опасный… человек.
Возможно, когда это до тебя дойдёт в полной мере, ты захочешь получить
помощь. Это, - она кивком указала на астролябию, - твой шанс.
- Почему я? - тут же задал он именно тот вопрос, которого она боялась. -
Почему не Белла? Ты ведь знаешь и про Беллу, так?
Конечно она знала про Беллу. И даже один раз краем глаза видела метку,
когда та переодевалась в их спальне. А ещё она знала, что пока из
слизеринцев только эти двое были помечены Волдемортом. Она даже нашла
способ взглянуть на руку Макнейра во время одного из практикумов
Флитвика.
- Как будто Блэк станет меня слушать! - выдала она объяснение, но не
причину. - И я бы не стала поручаться за неё.
- А за меня стала? - задумчиво спросил Малфой, склонив голову к плечу.
- А тебя я просто убью, - со всей серьёзностью ответила Джин.- Если ты
кому-нибудь проговоришься, если этим портключом воспользуется другой,
если ты сам появишься здесь, чтобы причинить кому-то вред - клянусь, я
убью тебя, Малфой. Лично, - она судорожно перевела дыхание и, пока
Малфой отходил от шока, продолжила: - А если ты окажешься замешан во
что-то более серьёзное, чем пропаганда магглофобии - убийства, пытки,
любое насилие - можешь забыть о помощи Дамблдора. Он тут же
перенастроит защитные чары и…
На этом Малфой не выдержал:
- Убийства?! Пытки? Найтли, ты вообще о чём?
- О том, что твоему драгоценному хозяину, - Малфой снова страдальчески
скривился, - очень скоро окажется маловато одной теории. И тогда ты своими
глазами увидишь, как его идеи об установлении привилегий для
чистокровных волшебников начнут реализовываться на практике.
Она резко отвернулась к парапету, тяжело дыша от еле сдерживаемой ярости.
- Ты же ничего не знаешь! - зло бросил ей в спину Малфой, но она уловила в
его голосе нотки неуверенности. - Он совсем не такой! Он учёный, он много
лет разрабатывал идеальную схему устройства магического общества. Он
хочет всего лишь сохранения наших традиций, которым угрожает
маггловский…
- Оставь эту чушь для кого-нибудь другого, - перебила его Джин. - Просто
помни, что когда-нибудь окажешься перед чертой. И тогда придётся либо
переступить её - либо бежать прочь. Это, - она обернулась и взяла из его рук
астролябию, - чтобы бежать.
Малфой надолго замолчал. Было очевидно, что он совершенно не
удовлетворён её объяснениями и не согласен с её прогнозами, но не хочет
ввязываться в очередной спор. И это было очень кстати, потому что она и так
слишком увлеклась и наговорила много лишнего.
- Он многоразовый? - наконец спросил Малфой, указывая на портключ.
- Одноразовый, - ответила Джин, как раз достававшая из кармана мантии
листок со своими рассчётами. - Зачарован на твой голос. Если ты
принимаешь его, я сейчас заново его заряжу. Но помни…
- Я помню! - торопливо перебил он. - Воспользоваться им могу только я,
только один раз и только если никого перед этим не запытаю до смерти.
- Это не смешно, Малфой, - вскипела она, но эта фраза, которую она столько
раз адресовала Гарри или Рону, волшебным образом успокоила её. Он
действительно пока не мог осознать, насколько это не смешно. - Так что ты
решил?
- Это означает мир? Между нами? - он пристально смотрел ей в лицо, будто
искал в нём ответ.
Первым импульсом было выпалить что-то вроде "С чего бы?", но Джин
вовремя остановилась. В самом деле, если она всё-таки доверит ему
портключ, то значит… значит…
- Мир, - она решительно, не давая себе лишнего времени на раздумья,
протянула ему руку и только тогда поняла, как ей самой необходимо хоть с
кем-нибудь помириться. - Мир, Малфой.
Он ответил ей крепким рукопожатием, и на его лице при этом было написано
искреннее облегчение.
- Тогда я принимаю твою помощь. Но, честно, я уверен, что ты
драматизируешь. Если бы ты познакомилась с Лордом сама…
- Ещё чего! - Джин даже отшатнулась. - Давай условимся: не хочу больше
слышать никаких упоминаний о твоём… хозяине. Или никакого мира не
получится. Договорились? - Малфой молча кивнул. - Посвети мне!
Она расположилась на их скамейке, одной рукой придерживая
расправленный на коленях листок, а другой сжимая астролябию. Малфой
встал над ней и наколдовал Люмос. Быстро пересчитав данные с учётом
нынешнего положения светил, Джин вытащила палочку.
- Скажи ещё раз наш старый пароль, - велела она, направив палочку на
астролябию.
- Nec plus ultra, - произнёс Малфой послушно.
- Portus, - она коснулась палочкой астролябии. Та на мгновенье засветилась
желтоватым сиянием. - С днём рождения, Малфой! - Джин протянула ему
портключ.
Она двинулась было к выходу с башни, но он придержал её за рукав.
- Подожди. Может быть отпразднуем? Моё совершеннолетие и… наше
перемирие.
Джин обернулась. Он стоял перед ней - тёмный силуэт на фоне звёздной
россыпи, тонкий и напряжённый, как струна. И молча ждал ответа.
- С меня - кофе и круасаны, с тебя - коньяк, - она улыбнулась, - и положения
Марса.
- Марса? - было похоже, что Малфой уже забыл, как они на первом занятии
"делили" планеты.
Она махнула рукой.
- Забудь. Коньяк-то у тебя есть?
Коньяка тоже не оказалось, что почему-то повергло Малфоя в ужасное
смущение. Он даже порывался вернуться на факультет и посмотреть, что
осталось из выпивки, купленной для вечеринки, но Джин его отговорила.
Зато Майси оказался на высоте, снабдив их не только заказанным кофе и
выпечкой, но и тёплым пледом, которого хватило, чтобы укрыть им обоим
колени.
Пить с Малфоем кофе на Астрономической башне было уютно. Словно и не
прошёл уже почти целый учебный год. Как будто сейчас был тот, самый
первый, практикум по астрономии, когда он был ещё беспечным богатеньким
мальчишкой, рассуждавшем о министерской карьере. Наверное, теперь его
планы изменились...
- Что собираешься делать после Хогвартса? - полюбопытствовала она.
- Поступлю в Парижский Университет. На магическое право, - уверенно
ответил Малфой. - Отучусь там четыре года, а потом буду искать работу в
Министерстве.
При упоминании Университета Джин тихонько вздохнула. Именно туда и
именно на право она подумывала поступить после Академии. И страшно
было представить, на сколько лет теперь откладывалось исполнение этой
мечты. Малфой повернулся к ней, собираясь что-то спросить, но в этот
момент ему на плечо, шурша перьями, опустился огромный филин. Джин
вздрогнула от неожиданности.
- Это твой?
Малфой довольно погладил ушастую голову, и филин по-кошачьи потёрся о
его ладонь.
- Мой. Подарок Уолдена.
- Красивый, - искренне похвалила птицу Джин. - Уже придумал имя?
Возможно на всём белом свете только Малфой умел улыбаться так, что эту
улыбку было слышно. Он скормил филину кусок круасана и ответил, что
назвал его Суллой.
- Сулла? Как диктатора?
- Ну да, - подтвердил он, - в честь диктатора Суллы. Хотел назвать Фаустом,
но на Суллу он больше похож.**
Изумлению Джин не было предела.
- Фаустом?! Ты читал Гёте?
Малфой покосился на неё со странным выражением.
- Доктор Фауст был историческим персонажем, Найтли. Но да, если тебе
интересно, Гёте я читал. Мы тут, в Старом Свете, знаешь ли, вообще
грамотные в основном. А ещё, - он заговорщицки понизил голос, - тут
принято собирать в домах библиотеки…
- Маггловской литературы?
Допив кофе, он встал, подошёл к краю площадки и подкинул Суллу в воздух,
отправляя его обратно на охоту. А затем вернулся к Джин.
- Знаешь, Найтли, иногда мне кажется, что ты магглофобка ещё почище
Беллы, - после этого заявления Джин подавилась очередным глотком. -
Анапнео! - небрежно ткнув в неё палочкой, Малфой продолжил: - Что
плохого в маггловской литературе? Она - неотъемлемая часть того, что
принято называть классическим образованием. Даже в Хогвартсе есть
несколько стеллажей с книгами авторов-магглов. А Гёте вообще гений. В
детстве его книга была моей любимой - "Рейнеке-лис" с гравюрами. Правда,
мама их заколдовывала и они двигались…
Он замолчал, задумчиво улыбаясь своим мыслям.
Хоть Джин и жалко было оставлять тему книг, но важнее было выяснить
другое:
- То есть ты допускаешь, что среди магглов попадаются и полезные для
человечества в целом?
- Что за вопрос, Найтли? - он заметно удивился. - Конечно, они полезны,
когда находятся на своём месте.
- И где же их место? - напряжённо спросила она, подтягивая повыше плед, из
которого уже почти выветрились наложенные Майси согревающие чары.
Это движение не укрылось от Малфоя, который бесцеремонно потянул её за
руку, поднимая со скамейки.
- Иди-ка сюда! - он закутал её в плед поплотнее, развернул к себе спиной и,
распахнув мантию, притянул ближе. Теперь её полы укрывали их обоих, и
Джин ощутила преимущество волшебной одежды. В отличие от чар, которые
она использовала обычно и которые просто делали вещи тёплыми,
малфоевская мантия как будто заставляла кровь быстрее бежать по телу,
согревая таким образом изнутри. - Лучше?
Она слабо кивнула, отчаянно пытаясь прогнать мысль о том, что самое
приятное во всём этом - горячее дыхание в затылок и обнимающие её руки.
Живой человек рядом. Оказывается, ей так не хватало обычных
прикосновений! Конечно, Фабз любил порой сграбастать её в дружеские
медвежьи объятья, но ей уже давно не приходилось вот так стоять с кем-то,
кто бы просто крепко держал её, делясь своим теплом…
- Так где, по-твоему, место магглов в мире? - вернулась она к прерванному
разговору.
Он пожал плечами.
- Смотря чем они занимаются. Есть области, в которых магглы преуспели
гораздо больше, чем мы. Например, ни в живописи, ни в музыке, ни в той же
литературе, волшебники не добиваются успеха. За редким исключением -
Леонардо да Винчи, например. Я думаю это потому, что магия - тоже
своеобразный талант. А разносторонне талантливых людей не так уж много.
Вот поэтому кому-то художественные способности, а кому-то - магические.
Предвкушая долгую дискуссию, Джин попыталась развернуться к Малфою,
но он удержал её за плечи, и она подчинилась. Хотя спорить, не видя лица
собеседника, ей было непривычно.
- Я не согласна, - заявила она, и Малфой насмешливо хмыкнул. - Как ты тогда
объяснишь, что физиология волшебников отличается от физиологии магглов?
Причём магглорождённый колдун или чистокровный - не имеет значения?
- Какая ж ты, Найтли, зануда! Кто, например, может утверждать с
уверенностью, что музыкальный слух или чувство цвета - не физиологически
обусловленные способности? Может быть и магия так же. Результат действия
какой-нибудь особенной хромосомы, передающейся по наследству или
появляющейся из-за спонтанной мутации - в случае с магглорождёнными.
Съела?
- Любопытная теория, Малфой, - ответила Джин, изо всех сил стараясь не
выдать своё торжество. - Почему же ты, в таком случае, считаешь
магглорождённых угрозой магическому миру? Ведь это всего лишь люди с
таким же талантом, что и у тебя!
- С талантом, но без традиций, - он снова пожал плечами. Оказывается, он
очень часто это делал. - Вот и получаем чёрный квадрат Малевича и прочий
абстракционизм. Чистокровные семьи веками пестуют и отфильтровывают
лучшее, пытаются сохранить красоту и изящество магии, но приходят этакие
самородки и изобретают свой уродливый и громоздкий велосипед...
- А красоту и изящество ты, стало быть, видишь в тёмном искусстве? -
перебила Джин, слегка покраснев при воспоминании о четырёхточечном
заклинании, изобретённом ею, и о том, как она потом наткнулась в
библиотеке Академии на описание куда более простых в исполнении
направляющих чар.
- Не обязательно, но в частности - да. Чем, по-твоему, плоха тёмная магия,
если не направлена никому во зло?
Джин поёжилась, и он тут же поплотнее запахнул полы мантии.
- Ну например тем, что черномагические ритуалы и зелья все основаны на
крови, чаще всего забираемой насильно, - ответила она, поморщившись. - Что
ты скажешь на это?
- Что кровь - это ещё не жизнь. Надо же чем-то жертвовать во имя
искусства…
После этих слов они оба надолго замолчали. Но повисшая тишина ничуть не
давила, как это было раньше. Джин смотрела на светлевшую над озером
полоску занимавшегося рассвета и думала, как так вышло, что сейчас
Малфой кажется ей самым близким человеком в этом времени? Может быть
это произошло потому, что, вручив ему портключ, она сняла с себя груз вины
за его судьбу? Общаясь с Алисой, Фабианом, Доркас, со Снейпом,
Мародёрами и даже с Дамблдором, она постоянно ощущала себя
предательницей. Перед Малфоем же её совесть была чиста, она дала ему
шанс и больше ничего не могла сделать.
А ещё такой Малфой, каким он был сейчас, ей невольно нравился. С ним
было интересно и… спокойно. И даже её язвительный внутренний голос
притих и не высовывался со своими комментариями. Может быть потому, что
Малфой нравился и ему. Джин улыбнулась, в очередной раз поставив себе
диагноз "раздвоение личности". И вновь "услышала" ответную улыбку
Малфоя. Одно воспоминание о которой позволило ей потом, когда они
разошлись по спальням, легко заснуть и проспать остаток ночи без
кошмарных сновидений.

__________
* астролябия Арсениуса:
http://www.kunstkamera.ru/images/floor/4_XVI_01b.jpg
** Луций Корнелий Сулла:
http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/9/99/Sulla_Glyptothek_M
unich_309.jpg/280px-Sulla_Glyptothek_Munich_309.jpg

Глава 23.
- Ну открывай уже! Как можно быть такой трусихой? - Люциус подтолкнул её
плечом.
Найтли продолжала нерешительно теребить надорванный конверт с таким
видом, как будто сейчас заплачет. И даже закусила губу.
- Я не боюсь, - помотала она головой. - Мне неинтересно. Мне всё равно.
- Расскажи это кому-нибудь, кто не видел, как ты зубрила - по ночам, во
время еды и даже на ходу, - он взял из её руки результаты ТРИТОНов.
- Нет, правда! - в голосе её зазвенело отчаянье.
Лёгкое настроение Люциуса как ветром сдуло. Только что всё было просто
прекрасно: солнечный летний день, оставшийся наконец позади
изматывающий экзаменационный марафон, опустевшая на каникулы школа,
которую ещё вчера покинули все студенты, кроме выпускников - ни Прюэтта,
ни Нарциссы… Они с Найтли не собирались делать свою неожиданную
дружбу достоянием общественности. В общем-то и дружба была странная,
примерно как с Уолденом. Внешне как будто ничего не изменилось, но
Люциус знал, что она оттаяла. И вместе с этим знанием к нему словно
пришёл ключ для расшифровки каждого её жеста и каждого мимического
движения. Вся она, раньше такая странная и непредсказуемая, теперь
казалась ему открытой книгой, которую только он умел читать. Он знал, как
она упрямо сжимает губы, когда устаёт. Как отводит глаза и прикрывает рот
ладонью, делая вид, что подпирает подбородок, когда не хочет показать, что
её что-то насмешило. Знал тревожную вертикальную морщинку на лбу, когда
она тайком посматривает на Снейпа, знал странную манеру встряхивать
головой, словно отбрасывая за плечи длинные волосы, и какой-то пустой
взгляд, обращённый в себя, когда она думала о своей прежней жизни. Знал,
как стремительно она вытаскивает палочку, когда ей мерещится шорох за
спиной, и знал, что в эти мгновенья в глазах её бывает настоящий страх. Но
несмотря на то, как много он о ней знал, Найтли оставалась такой же далёкой
и чужой, как и в день их встречи. И Люциус был вынужден признать, что, в
полном соответствии со своим первоначальным планом, он прекрасно изучил
и даже приручил незнакомку. А живая, тёплая, настоящая Джин открывалась
только тогда, когда этого хотела. Поэтому сейчас он терпеливо ждал, пока она
заговорит сама.
- Какая разница, что там, - она кинула брезгливый взгляд на затрёпанный
конверт. - Только расстраиваться зря. Что могла бы тоже поступить в
Университет и вообще…
Она сделала неопределённый жест рукой.
- Ну так поступай, - с деланным равнодушием ответил Люциус, вытаскивая
её результаты. - Я уверен, что твои оценки это позволят. А если дело в
деньгах…
- Ты не понимаешь! - Найтли досадливо вырвала листок из его руки. - Я
давно всё решила. И никуда не поеду.
"Вот и всё", - подумал он, пока не ощущая ничего, но уже понимая, что это
действительно всё. Несколько месяцев острого, хрупкого, неназываемого
чувства, которое она даже не заметила, - это всё, что ему было отмерено. И
ничего ярче уже наверное не будет никогда.
- Вот, доволен?! - она яростно сверкнула глазами, демонстративно
разворачивая листок. - "Превосходно", "превосходно", "превосходно"… по
гербологии только "выше ожидаемого", теперь ты от меня отвяжешься?!
- Да запросто! - разозлился Люциус. - Хоть всю жизнь тут проведи, на
побегушках у старого маразматика за жалкую подачку. Не могу поверить, что
ты это всерьёз. Так боишься просто жить? Отлично, замуруйся в своей
драгоценной лаборатории! - он вскочил на ноги, сделал несколько шагов к
границе ненаходимости, но тут же вернулся. - Послушай, я серьёзно - по
поводу денег. Отец в качестве подарка на совершеннолетие завёл мне
собственный счёт в Гринготтсе, я могу одолжить тебе на учёбу, - она только
ниже опустила голову и сильнее сгорбила плечи. - Ты талантливая ведьма,
тебе незачем хоронить себя в этой дыре! Поедем…
Найтли наконец выпрямилась и посмотрела на него каким-то странным
взглядом. Слишком для неё взрослым - полным усталой снисходительности и
ещё чего-то непонятного.
- Я так решила ещё зимой. Я нужна здесь и никуда не собираюсь поступать…

"Ты нужна мне", - подумал Люциус, отлично осознавая, что никогда не

скажет этого вслух.
- Тогда почему ты сидишь тут и чуть ли не ревёшь над своими
превосходными ТРИТОНами? Если это твой выбор?
- Я не реву, - ответила Найтли сердито, проведя по щекам быстрым жестом,
выдававшим, что она на самом деле ревела до того, как он её здесь нашёл. -
Просто глупо было ожидать чего-то особенного от этого дня. Столько сил,
столько волнений - и опять пустота… - она со вздохом взъерошила свои
волосы. - У тебя-то что с оценками?
- Нормально, - буркнул Люциус, садясь обратно на поваленное дерево рядом
с ней. - По трансфигурации и маггловедению "выше ожидаемого", остальное
- "превосходно". Так что ты у нас первая ученица.
- Нет, у кого-то с Равенкло, по слухам, всё "превосходно", - слабо улыбнулась
Найтли. - Кажется у Сантини.
- Она на два предмета меньше изучала, - фыркнул Люциус, - так что не
считается.
- Да какая разница, - снова сказала она, но на этот раз уже спокойно. - Всё
равно соревнование факультетов уже закончилось, а больше ни для чего мои
оценки не нужны.
В наступившем молчании было слышно, как ветер шуршит кронами сосен и
как набегают волны на каменистый берег озера. Люциус впитывал в себя
тишину и покой этого мгновенья, пытаясь вытеснить ими угнездившуюся в
груди тяжесть. Он бы тоже хотел здесь остаться. Но и отец, и Лорд ожидали
от него поступления в Университет, ему предстояло занять подобающее
Малфою положение в магическом обществе, жениться на безупречной
Нарциссе, взять на себя управление семейными делами… В эту картину
совершенно не вписывалась сидевшая сейчас рядом с ним девушка, которая
ненавидела всё то, что было его выбором, но при этом требовала уважать
свой. Хотя ничего глупее, чем работать на Дамблдора, и вообразить было
невозможно. Если бы только она не вбила себе в голову какие-то нелепые
страхи о планах Лорда по порабощению Британии…
На короткое время Найтли даже умудрилась заразить его самого своими
подозрениями. Люциус сидел на очередном собрании, напряжённо выискивая
в происходящем хоть что-нибудь, что бы подтверждало её прогнозы - и не
находил. Да, Лорд мечтал о больших преобразованиях и не скрывал этого.
Для осуществления своей мечты он привлекал талантливую молодёжь,
которой предстояло занять ключевые посты в Министерстве и планомерно
претворять в жизнь его грандиозный замысел. В идеальном будущем Лорд
собирался установить антимаггловскую границу вокруг Великобритании,
создав таким образом первое в истории государство волшебников. Конечно,
чтобы добиться этого, необходимо было провести ряд жёстких реформ, и в
данный момент магическое общество не было готово принять столь
революционные изменения, что ставило Лорда и его сторонников в
оппозицию к действующему правительству и современному политическому
курсу. Но, с точки зрения Люциуса, нелегальное положение их организации
только подтверждало прогрессивность и истинность выдвигаемых ею идей.
Магическая Британия в данный момент представляла из себя сонное болото,
с чавканьем поглощавшее любое стоящее начинание только потому, что всё
непривычное казалось ему угрозой.
Люциус вспоминал разговор с Найтли о том, как забюрократизирована
процедура подтверждения гражданства, и лишь теперь понимал, что она была
права тогда. Лорд очень доходчиво объяснил, что есть разница между
"сохранять вековые традиции" и "цепляться за консервативные пережитки" -
как раз на примере переписи населения. Этот вопрос нельзя было больше
оставлять на откуп Хогвартсу, контроль за рождаемостью должен был взять
на себя специальный отдел Министерства. Тогда можно было бы в любой
момент отследить родословную любого волшебника и получить о нём
исчерпывающие сведения. Та же Найтли при такой системе сразу после
возвращения в Британию легко восстановила бы свою аппарационную
лицензию и получила бы государственную поддержку, не нуждаясь ни в
каком поручительстве Дамблдора. А значит, сейчас не чувствовала бы себя по
гроб ему обязанной. Впрочем, Люциус видел, что дело тут не только в
благодарности, хотя и не мог понять, за что она так уважает старого
маразматика, почему так искренне им восхищается. На его взгляд, директор
даже в подмётки не годился Лорду, о котором Найтли не желала слышать ни
слова. Может быть, причина её загадочной неприязни крылась в прошлом?
Но его осторожные расспросы не подтвердили это предположение - его
наставник никогда не бывал в Новом Свете и ничего не слышал ни о каких
Найтли. И, в результате, Люциус склонился к версии Макнейра: дело, скорее
всего, было в том, что фанатичная Белла, со своей нетерпимостью и
жёсткими, порой даже провокационными высказываниями, сослужила Лорду
дурную службу, создав о нём ложное впечатление. Если Найтли судила о
целях и задачах их "клуба" по своей соседке, отношения с которой не
задались с самого начала, то можно было понять её категоричную оценку.
Сам Уолден, относившийся к захватившим Люциуса идеям о
реформировании магической Британии скептически, по крайней мере
выслушивал друга и не находил в его преданности Лорду ничего
предосудительного. Правда, он не знал про метку… Люциус и сам
предпочитал о ней не думать. Конечно, это был удобный способ созывать
членов организации на очередное собрание - для тех, кто мог сразу же
аппарировать на зов. Люциусу и Белле, находившимся под колпаком
Хогвартской защиты, приходилось проделывать большую часть пути пешком,
ощущая, как нарастает предупреждающее покалывание и превращается в
боль, постепенно вытесняющую из головы все мысли, кроме одной: "Когда
же это кончится?" Но им достаточно было выйти за границу школы, чтобы
прекратить эту пытку, потому что антиаппарационный барьер с Хогсмида
весной был снят, благодаря усилиям друзей Лорда из Министерства. А сейчас
уютный коттедж, в котором проходили собрания, снова пустовал - после их
выпуска штаб-квартиру можно было устроить в любом другом месте, а
близость к Хогвартсу почему-то не нравилась их лидеру.
"Вы с Беллой особенные, - сказал как-то Лорд, задумчиво глядя с открытой
веранды коттеджа на далёкие башни замка. - Не думаю, что здесь когда-
нибудь появятся столь же талантливые студенты. Всё-таки, для нашего дела
не стоит вербовать учеников, каждый шаг которых контролируют. Для вас я
сделал исключение, но больше не вижу смысла сюда возвращаться. Хотя и
жаль, что в Хогвартсе нет никого, кто бы руководил молодёжью до выпуска…
Но нет, эта задача не для тебя, мой юный друг, - он похлопал Люциуса по
плечу. - Для тебя у меня найдутся гораздо более ответственные поручения…"
Как идеально Найтли подошла бы для этой роли! Если бы не её паранойя
насчёт ужасных планов Лорда по затоплению Великобритании в маггловской
крови.
- И всё-таки, что плохого в создании волшебного государства? - неожиданно
для себя самого Люциус задал этот вопрос вслух.
Найтли посмотрела на него непонимающе, она сама явно только что очнулась
от глубокой задумчивости. Обычно она тут же разгадывала его попытки
донести до неё идеи Лорда и пресекала их сразу.
- Что, прости? Какое волшебное государство?
- Ну чтобы на острове не осталось магглов…
Вот теперь она поняла, к чему он ведёт. Но почему-то не разразилась гневной
речью, суть которой всегда сводилась к тому, что Люциус вновь нарушает
существующий уговор не затрагивать в разговорах столь неприятную ей тему.
Он видел, что на этот раз она готова обсудить его убеждения. Возможно, это
был его последний шанс.
- Два вопроса, Малфой: куда и как вы собираетесь удалить маггловское
население?
Её выразительное "вы" не оставляло большого простора для толкований и
совершенно точно означало презрительное "ты и твой хозяин".
- Переселить всех в Европу, - начал он, тщательно подбирая слова. - На
таможне всем модифицируется память. Затем устанавливается
антимаггловская граница и особый визовый режим…
- Значит, Обливиэйт всем - и на паром? - уточнила Найтли жёстко.
- Можно на самолёт - и в Америку. Или в Австралию.
- В Австралию? - она скривилась.
- Думаю, нужно устроить так, чтобы миграционная служба учитывала
пожелания переселенцев, - добавил Люциус.
Этот пункт он придумал только что, но был очень им доволен. В самом деле,
такая толпа магглов - это слишком много для старушки Европы. Да и надо
дать им возможность жить в англоговорящей стране.
- Допустим, - сказала Найтли, и одного этого слова хватило, чтобы понять -
никогда она не собиралась рассматривать его… их идеи всерьёз, и весь этот
разговор завела лишь для того, чтобы ткнуть ему в лицо, как он неправ. - А
ты имеешь представление о том, как сложно работать с памятью? Где
планируется взять столько специалистов? Или обливиэйтить будут обычные
чиновники на таможне? Никакой, стало быть, индивидуальной работы? В
поточном режиме, методом стирания? Ладно, вам плевать на то, какие
серьёзные проблемы с психикой это может вызвать у магглов, но нельзя же не
понимать, что без грамотно вложенных замещающих воспоминаний все эти
"эмигранты" будут выглядеть очень подозрительно! Что они будут отвечать
там, куда переедут жить, на вопрос - почему они покинули родину? Думаешь,
это не вызовет подозрений - вместе с ни с того ни с сего закрывшейся
границей? Уж лучше тогда всему миру наложить Обливиэйт, предварительно
стерев Великобританию с географических карт. Не было, мол, никакого
острова, вам это приснилось… Далее, - она досадливо махнула рукой, не
давая Люциусу прервать её речь, - чтобы не привлекать лишнего внимания,
"эмигранты" должны иметь какие-то средства, которые позволят им
устроиться на новом месте. Я уж молчу про то, что это справедливо -
возместить людям моральные и материальные потери, вызванные
депортацией…
- С этим никто и не спорит, - вставил он наконец своё слово, пользуясь взятой
ею паузой. - Разумеется, им всем будут выплачены компенсации…
- Самый интересный момент! - перебила его Найтли. - Ты хоть понимаешь, во
сколько это обойдётся нашей экономике? И это только цветочки - скажи
лучше, за счёт чего эта экономика будет существовать после того, как с
острова уедет последний маггл? Кто будет возделывать поля, печь хлеб, пасти
коров, строить, ткать? Магическое общество - это общество, паразитирующее
на маггловской цивилизации! И если выгнать всех, кто способен трудиться, за
море - то волшебники попросту вымрут от голода. Или же будут вынуждены
занять места магглов - в полях, за станками, у печей… Магия не сможет дать
нам всё то, что мы сейчас берём, не спрашивая.
- Будем торговать с другими странами, - возразил Люциус.
- Для этого надо что-то производить, не так ли? - её снисходительно-
поучительный тон начинал его бесить. - Допустим, производство будет не так
сложно наладить методом трансфигурации. Но материалы? Кто будет их
добывать? Домашние эльфы? Заколдованные машины?
- Магглорождённые волшебники? - предположил он. - Будут управлять
машинами, неплохая идея, кстати. Как раз возможность для них быть
полезными магическому обществу - посильный неквалифицированный
труд…
Она уставилась на него с непонятным выражением.
- Магглорождённые волшебники, Малфой, первыми покинут остров, если тут
их ждёт такая блестящая перспектива. К тому же, ваш проект подразумевает,
что их разлучат с семьями…
- Найтли, это всё решаемо, - поморщился Люциус, уже уставший от этого
бессмысленного спора. - Важнее другое - мы наконец сможем вздохнуть
свободно. Перестанем прятаться и ограничивать себя. Вернём чудеса на эту
землю. Ты, кстати, знаешь, что сейчас на земном шаре существует всего две
популяции единорогов - у нас, в Запретном лесу, и в Северной Ирландии, на
землях, охраняемых Друидским Кругом? А Баварский заповедник был
вынужден закрыться в прошлом году. Мы теснимся и ужимаемся, чтобы,
Мерлин упаси, не ущемить права магглов, а между тем это они пришлые на
наших землях!
- Откуда эта чушь, Малфой?
- Почитай Гальфрида Монмутского для общего развития! - язвительно
ответил Люциус, довольный, что наконец может вернуть ей её любимую
фразу.
Но Найтли не оценила его тонкой издёвки, а скорее всего - попросту её не
заметила. Она вскочила на ноги, и Люциус, чтобы не смотреть на неё снизу
вверх, тут же последовал её примеру. Теперь они стояли друг напротив друга,
злые и напряжённые, как перед дракой.
- Ты своими промытыми мозгами не понимаешь элементарных вещей,
Малфой. Открой глаза - мир совсем не такой, как тебе сказали!
- Кто бы говорил о промытых мозгах! - не остался он в долгу. - Общалась бы
меньше со всякими хаффлпаффцами и с нашим драгоценным магглолюбом-
директором - может быть и стоило бы тебя послушать. Но сейчас ты просто
перепеваешь на разные лады жизнерадостные лозунги и не желаешь видеть
очевидного: загаженной маггловскими технологиями планеты, попранных
традиций, военной угрозы…
- А давай их всех отправим в космос, чего мелочиться! - ядовито парировала
Найтли. - Или это слишком близко?
- Нормально, - холодно ответил Люциус, в глубине души зная, что уже пора
остановиться. - Боюсь только, что это экономически нецелесообразно. Ты у
нас большой специалист - вот и подготовь проект…
- К чёрту! - выпалила она, наверняка нарочно подобрав маггловское
ругательство, чтобы ещё больше его разозлить. - Надо было давно понять, что
ты безнадёжен. Мне жалко потраченного на тебя времени!
Он сцепил зубы, чтобы не сказать лишнего. Ну почему в последнее время их
разговоры всегда заканчивались именно так?
- Найтли… - Люциус сделал шаг вперёд и взял её за рукав мантии. Она
дёрнулась, пытаясь освободиться, но не очень уверенно. - Джин! Хватит.
Сегодня выпускной, нам так обязательно ругаться?
- Ты сам эту тему поднял, - возмущённо ответила она. - А ведь мы
договаривались!
Ну да, они договаривались. Формально нарушителем был, как обычно, он. Но
интуитивно Люциус чувствовал несправедливость обвинения: сначала она
сама азартно кидалась в спор, и только потом, когда аргументы кончались,
вспоминала про договорённость.
- Я не хочу ругаться, - повторил он, взяв её за плечи и слегка встряхнув. -
Последний день, Найтли!
Она взглянула на него растерянно. Его личный секретный приём отлично
работал на всех девчонках без исключения. "Если женщина неправа -
извинись перед ней". Конечно, он не использовал его так буквально, ещё не
хватало в самом деле просить прощения. Но вовремя выкинутый белый флаг
помогал усмирять и не такие бури. И, хотя Найтли ни за что бы не
призналась, сейчас она чувствовала себя неловко, как будто напала на
безоружного. Ни слова больше не сказав, она вывернулась из его рук и
зашагала по направлению к замку. Граница ненаходимости еле слышно
затрещала, пропуская её, и снова успокоилась. Люциус смотрел в спину
удалявшейся девушке, и в голове у него звучало только одно: "к-чёрту-к-
чёрту-к-чёрту…"

***

- Обещай, что станешь мне писать! - Алиса ещё раз порывисто обняла Джин.
- И непременно будешь на нашей с Фрэнком свадьбе!
Выпускники и их родственники, приехавшие на торжественное вручение
аттестатов, толпились на лужайке перед открывшимся ходом к подземной
пристани. Традиционное отплытие на лодках занимало гораздо больше
времени, чем доставка к замку первокурсников в начале года. Те, кто не хотел
ждать, отправлялись на станцию в экипажах, а остальные, пока не подошла
их очередь, продолжали праздник прямо под открытым небом. Вокруг
порхали заколдованные Флитвиком лютни и флейты, негромко исполнявшие
серенады, а постепенно тускневший закат окрашивал небо над замком в
такие фантастические цвета, что Джин подозревала и тут вмешательство
волшебства. В её будущем прошлом традицию отмечать выпускной отдельно
от Большого Пира уже отменили. Да и не до праздника было в год её
выпуска…
- Идём же! А то опять пропустим свою очередь, - запыхавшаяся Доркас
настойчиво потянула Алису за собой.
Обе, помахав Джин на прощанье, скрылись в разинутой пасти хода, ведущего
к лодкам, а она медленно пошла к замку. Больше ей было некого провожать.
Мэгги и другие её приятели с Хаффлпаффа одной дружной компанией уехали
в экипаже, Тео и Филипп уплыли в одной из первых лодочных партий, а
Малфой… Малфой просто куда-то затерялся в толпе. По правде говоря, Джин
была этому рада. Они и так днём наговорили друг другу более чем
достаточно. Сейчас она уже сама не понимала, с чего так завелась. Ведь
Малфой уже неоднократно за последние месяцы доказывал свою
предвзятость, пора было привыкнуть. Просто раньше он пел дифирамбы
тёмномагическому искусству, не касаясь темы магглов.
Депортировать всё немагическое население Великобритании - надо же
придумать такое! Особенно Джин возмутила идея модифицировать
переселенцам память. Ну да, она поступила так с собственными родителями,
но она подошла к этому ответственно! Она тщательно изучила труд того
самого Бржихачка и ещё несколько авторитетных статей, посвящённых
ментальной коррекции. А прежде чем снимать блокировку, она
проконсультировалась с целителем Маркесом и получила подробные
инструкции. И всё прошло замечательно, Вендел и Моника Вилкинс
вернулись на родину и стали самими собой. Правда, ей пришлось
модифицировать им память ещё раз: блокировать воспоминания о жизни в
Австралии и подсунуть вместо них поддельные. Так рекомендовала одна из
прочитанных ею статей: чтобы не возникло нежелательных побочных
эффектов в виде неврозов и потери чувства реальности, пациент не должен
подозревать о том, что его подвергли коррекции. Но Джин испытала
огромное облегчение, когда поняла, что ей не придётся ничего объяснять
маме и папе. Потому что было что-то неправильное в том, как она
распорядилась их судьбой - как будто то, что они являлись беспомощными
магглами, автоматически делало их недееспособными. Ей до сих пор было
противно вспоминать, как она дожидалась, пока родители заснут, прежде, чем
направить на них палочку. В этом было что-то… подлое…
Но, в конце концов, она так поступила, чтобы защитить близких ей людей,
это вообще нельзя было сравнивать с принудительным выселением магглов!
А та судьба, которая ожидала магглорождённых волшебников… Джин
поморщилась. Она пересекла пустой и гулкий главный холл и свернула в
галерею, ведущую в больничное крыло. Отсюда было видно отплывающую
флотилию, это она знала ещё с прошлого года, когда провожала Тэда и
Фрэнка. Конечно, ей всё равно тогда не удалось разглядеть ничего, кроме
горящих на носу каждой лодки фонариков, но пока эти огоньки были ещё
различимы, ей казалось, что она не одна. Джин оперлась на каменные перила,
до рези в глазах всматриваясь в чернильное пятно озера внизу. И не увидела
ничего. Наверное лодки уже скрылись за мысом… Это было бесконечно
глупо, но почему-то эта мелочь наполнила её сердце такой горечью, как будто
что-то бы изменилось от последнего прощания.
- Опять ревёшь, Найтли? - раздался у неё за спиной насмешливый голос.
Джин поспешно стёрла со щеки слёзу и обернулась. Малфой выступил из
сумрака галереи, его пижонская светло-серая мантия, надетая специально по
случаю праздника, как будто слегка светилась. В общем, появление было
действительно эффектным.
- Опять тебе мерещится, Малфой, - ответила она раздражённо. - Что ты тут
вообще делаешь? Ты же не успеешь на Хогвартс-Экспресс!
Он сделал движение, как будто хотел пожать плечами, но передумал. Это был
очень характерный для него жест. Наверное такой же характерный, как и
знаменитая вздёрнутая бровь, которой подражали все слизеринцы без
исключения. Джин поймала себя на мысли, что она всего за один учебный год
изучила Малфоя лучше, чем кого бы то ни было на факультете. А может быть
и во всей школе. Это было странно.
- Я и не собирался на него, - сказал он. - Как обычно, вернусь домой
портключом.
- А Сулла? Ты же отправил его вместе с багажом на поезд!
- Эльфы встретят, - он всё-таки не удержался и пожал плечами, и Джин
улыбнулась. Это было так предсказуемо. - Ты не хочешь пригласить меня на
чай?
- Мы всего два часа назад встали из-за стола! Ты не мог проголодаться…
- Малфои могут всё. И вообще - может я умираю от жажды, - протянул он
деланно-капризным тоном. - Найтли, тебе что - чая жалко?
Это было ещё одно неожиданное открытие прошедшего года - Малфой,
умеющий веселиться и пытающийся насмешить её. Представить себе
надменного господина с холодными глазами, каким она знала его всё своё
детство, способным дурачиться в стиле близнецов Уизли было совершенно
невозможно. Поэтому в такие моменты она была вынуждена напоминать
себе, что это тот самый Малфой, который… Джин вздохнула. Приглашать
павлина на чай моментально расхотелось.
- Конечно пойдём! - ответила она жизнерадостно, потянув его за рукав
мантии в направлении больничного крыла. - Поппи будет та-а-ак рада…
Как она и ожидала, Малфой тут же передумал. И это было очень удачно,
потому что на самом деле Поппи в данный момент веселилась на вечеринке,
организованной директором для персонала школы. Джин тоже была туда
приглашена, но настроения идти не было.
- Давай лучше прогуляемся, - предложил Малфой. - Я хотел поговорить с
тобой.
Внутри у Джин что-то тоскливо заныло. Сколько раз она зарекалась
пускаться с ним в спор, всегда заканчивавшийся одним и тем же:
взвинченный тон, оскорбления Дамблдора, попытки непременно убедить её в
огромной ценности чёрной магии для всего мира - и вот уже вместо человека,
с которым она привыкла сталкиваться локтями на лабораторных и уютно
молчать на наблюдательной площадке Астрономической башни, появлялся
жестокий и опасный враг. Смотревший на неё встревоженно и непонимающе
своими серыми глазами, теми самыми, которые в их первую встречу в
"Флориш и Блоттс" были полны брезгливости и презрения. И эти глаза
немедленно напоминали, что перед ней тот самый Люциус Малфой, который
разрешил "в случае необходимости" убить пятерых подростков, включая её
саму, в министерском Отделе Тайн, который едва не подрался с Беллатрис за
право вызвать Волдеморта, когда Грейбэк доставил пленников в Малфой-
мэнор, который организовал казнь Клювокрыла и мучил Добби… Это было
странно, но чем человечнееказался ей сегодняшний Малфой, тем больше она
ненавидела его будущего и тем больнее ей было общаться с ним сейчас. И вот
он стоял рядом и ждал реакции на такое простое предложение, даже не
подозревая, какое смятение произвёл в её мыслях.
- Пойдём, я провожу тебя до барьера, - наконец решилась Джин.
- Может быть лучше в сосны? - предложил Малфой. - Я думал, мы посидим
где-нибудь.
- Нет, - она помотала головой, вспомнив произошедшую там сегодня ссору. К
тому же теперь, после выпуска, ей хотелось как можно скорее отделаться от
всего слизеринского. В том числе и от секретного места, хоть оно и было
бесподобно красиво. - Знаешь, давай посидим в Хогсмиде!
Эта мысль, пришедшая совершенно внезапно, сразу ей понравилась. По
крайней мере, на людях сдержанный Малфой не допустит превращения их
беседы в скандал. Хотя она по-прежнему не понимала, зачем ему вообще
нужен этот разговор.
- Идёт, - согласился он без особого энтузиазма. - Кабанья Голова?
Вопрос был риторическим, в такое время паб Дамблдора-младшего был
единственным окрытым заведением. Джин зашагала следом за ним по
тропинке, но спустя всего несколько шагов запнулась о выползший под ноги
корень и едва не врезалась в спину Малфоя.
- Найтли, ты решила меня убить или сама убиться? - поинтересовался он.
- Я плохо вижу в сумерках, - призналась она. - Это называется "куриная
слепота" - от недостатка витамина А…
- Нет, это от недостатка фантазии. Развивается только у тех куриц, которые не
представляют себе иных развлечений, кроме как ткнуться носом в книгу, -
поддел её Малфой. - Давай руку.
Он крепко сжал её ладонь, и они пошли по тропе бок о бок. Над головой
шелестели листвой старые вязы, всё вокруг дышало щемящей свежестью
летнего вечера, Джин вдыхала этот знакомый запах - леса, тумана, луговых
трав и сырой земли - и он приятно щекотал внутри, дарил одновременно
покой и какое-то радостное ожидание. И было так хорошо просто идти с
совершенно пустой головой, сосредоточившись лишь на этой реальности -
ощущении дома и тёплой руки, уверенно ведущей её в темноте.
Тропинка сделала поворот, вынырнув из рощицы на открытое пространство,
и перед ними засверкали огоньки в окнах Хогсмида. Где-то здесь как раз
проходила антиаппарационная граница. Каждый раз пересекая барьер, Джин
пробовала сконцентрироваться, чтобы его почувствовать - это была её личная
игра ещё с третьего курса. Давно было пора понять, что поставленная задача
невыполнима, но она продолжала пытаться. Вот и сейчас, сосредоточив всё
своё внимание на этом, она так увлеклась, что снова зацепилась за невесть
откуда взявшуюся корягу и непременно пролетела бы вперёд футов пять, не
удержи её Малфой.
Джин оказалась почти прижата к его мантии, вдруг ощутив ладонями, как под
ней часто бьётся сердце. И увидела близко-близко его напряжённое лицо,
склонившееся к ней. "Нет-нет-нет, этого не может быть! Это не со мной…"
Джин закрыла глаза в то мгновенье, когда её щеки коснулась рука, бережным
движением отвела назад прядь волос и по-хозяйски легла на затылок. А затем
на неё обрушились его губы, покрывая жадными ласками лицо и шею с такой
отчаянной нежностью, что мир вокруг окончательно перестал существовать,
оставив их вдвоём. И тогда она сама обняла его, впервые запустив пальцы в
мягкую шевелюру, и ответила на поцелуй. И потерялась в ощущениях:
головокружение и бешеный пульс в висках, горячие ладони, стискивающие её
плечи, комкающие мантию на спине, их смешавшееся прерывистое дыхание,
щекочущие шею прикосновения его волос, всепоглощающее желание
прижаться ближе, врасти в него всем телом…
- Найтли… - потрясённо выдохнул он, и волшебство закончилось.
Джин распахнула глаза и отступила на шаг, высвобождаясь из объятий
Малфоя. Он не попытался её удержать, как будто окаменев, только смотрел
неверяще. Может быть, тоже ощущал, как в пространство между их
разъединившимися телами хлынула пустота?
- Найтли, - вновь позвал он, но на этот раз в его тоне отчётливо было слышно
поражение.
- Ну вот, - хрипло заговорила Джин, не сразу справившись с голосом, - здесь
уже можно активировать портключ.
- Подожди! - он шагнул к ней, но она снова отступила назад. - Давай всё-таки
посидим в Кабаньей Голове, - она только покачала головой. - Найтли, это не
может так закончиться! Я хотел сказать тебе…
Джин в два шага пересекла разделявшее их расстояние и положила ладонь на
его удивлённо дрогнувшие губы.
- Не надо. Поверь мне, Малфой, не надо ничего говорить. Просто
отправляйся домой. Тебе будет чем заняться в твоей прекрасно устроенной
чистокровной жизни.
- Я хочу разделить её с тобой! - почти выкрикнул он, отведя её руку в
сторону. - Джин, пожалуйста…
- Ты, Малфой, как капризный ребёнок, требующий очередную игрушку, -
перебила его она. - Ещё не забыл, что у тебя есть невеста? И она не
заслуживает такого…
- Ты же её терпеть не можешь! - ответил он с неожиданной злостью. - Тебе не
плевать на её чувства? Мне - плевать. Я хочу, чтобы ты поехала со мной в
Париж.
- Нет, - Джин помотала головой. - Всё давно решено. Я остаюсь в Хогвартсе.
- Мы можем хотя бы видеться время от времени? Я бы мог пользоваться
твоим портключом…
- Не вздумай! Один раз злоупотребишь доверием Дамблдора - и он
перенастроит защиту замка. Астролябия - на самый крайний случай.
- А твоему драгоценному господину директору не всё ли равно? - с
демонстративным отвращением поинтересовался Малфой.
И Джин разозлилась.
- Мне не всё равно. Появишься здесь без повода - я не стану заново
зачаровывать портключ. И плевать. Если ты такой упёртый… кретин и эгоист,
не видящий ничего, кроме собственных сиюминутных желаний…
- Но ты переживаешь, - вдруг вкрадчиво сказал он. - И тебе не плевать.
Признайся!
Он стоял перед ней в своей фантастической светящейся мантии, слегка
наклонив голову, и ждал ответа. Джин снова некстати вспомнила
шелковистое прикосновение его мягких прядей. И разозлилась ещё больше.
- Да, не плевать. Мне тебя жалко, - ядовито процедила она, думая, что только
для слизеринца подобное признание является оскорблением. И только
слизеринка употребила бы именно это слово, чтобы укусить больнее.
Расчёт оказался совершенно правильным - Малфой буквально изменился в
лице. И вытащил из кармана портключ.
- Домой! - буркнул он, и был момент, пока портал ещё не открылся, когда
Джин отчаянно желала, чтобы оказалось, что они ещё не пересекли барьер, и
чтобы ключ не сработал.
Но шанса что-то поправить уже не было: Малфой исчез в разноцветном
завихрении, всё с тем же застывшим выражением лица, вызвавшим у неё
немедленное желание извиниться. Потому что неожиданно выяснилось, что
его боль рикошетом отдаётся в её сердце. И потому, что на самом деле
больше всего ей было жалко себя. Это ей предстояло одинокое лето в пустом
замке, ненастоящая жизнь, полная настоящих потерь, а прямо сейчас - тёмная
тропинка, переплетённая корнями. И никого, кто взял бы её за руку.

__________
иллюстрация к главе от Acony:
http://s61.radikal.ru/i172/0911/32/316ba96c21e2.jpg

Глава 24.
От преподавательского стола Большой зал смотрелся совершенно иначе.
Факультетские столы казались четырьмя шеренгами войска, построенного
для парада, а Макгонагалл, ведущая по проходу первокурсников, выглядела
как заправский полководец, возглавляющий отряд новобранцев. Только что не
на белом коне. Добавить сюда ещё Дамблдора - вылитый император какой-
нибудь экзотической азиатской страны, вроде Китая или России,
устраивающий армейский смотр в окружении верных советников - и картина
получалась совсем занятная. Джин сидела с самого края, прямо напротив
"профессорской" двери, рядом с Поппи, теперь уже официально носившей
фамилию Помфри, но не испытывавшей по этому поводу никакой радости.
Джин относилась к тем немногим обитателям замка, которые знали историю
её замужества во всех подробностях.
Всё было безоблачно прекрасно до тех пор, пока молодожёны не отправились
в свадебное путешествие на один из крошечных островков Филиппинского
архипелага. По словам Поппи, это был совершенно райский уголок. Беда в
том, что она, будучи деятельной натурой, органически не могла наслаждаться
ленивой негой тропической лагуны дольше недели подряд. Вскоре пальмы,
коктейли и кораллово-жемчужное великолепие подводного мира утомили её
сильнее, чем ночные бдения над кроватью больного и составление
бесконечных отчётов, которые она каждый месяц была обязана представлять
Министерству. Тогда Поппи собралась на обзорную экскурсию по Маниле, с
пониманием отнесясь к нежеланию супруга таскаться под палящим солнцем
по стенам Интрамуроса и к его решению остаться на пляже. И оба остались
бы довольны этим днём, который каждый провёл бы в соответствии со своим
представлением о правильном отдыхе, не опоздай Поппи на катер,
являвшийся единственным средством сообщения с остальным архипелагом.
Вернувшись же к оставленному всего полчаса назад под сенью пальм
Бернару, она обнаружила его в недвусмысленном положении с двумя
молоденькими массажистками. Скорее всего, несовершеннолетними, как
Поппи с возмущением добавляла каждый раз, снова и снова возвращаясь к
воспоминаниям о последнем дне своего краткого замужества. Впрочем, она
не стала тратить время на подтверждение этого подозрения, а тихонько
направилась в занимаемое четой Помфри бунгало, где первым делом
испепелила паспорт и кредитную карту супруга, затем просто так, без магии,
раскромсала его драгоценную коллекцию галстуков, которую он зачем-то
притащил в тропики, засветила плёнку в фотоаппарате и, оставив на видном
месте посреди получившегося бардака обручальное кольцо, дизаппарировала.
Что подумал обо всём этом Бернар и искал ли он свою загадочно пропавшую
жену, так и осталось неизвестным, но она на всякий случай получила новые
документы, в которых её фамилия была написана на английский манер и,
представляясь, стала делать ударение на первый слог. В общем, у
незадачливого мсье Помфри не было ни единого шанса вернуть беглянку, а
Поппи, со своим лёгким характером, считала, что дёшево отделалась, и не
уставала радоваться тому, что не успела открыть мужу существование
магического мира. Джин подозревала, что остаток летнего отпуска подруга
провела в аргентинской Кордове, куда их с Помоной настойчиво приглашал
профессор Демасьядо, в конце года уволившийся из Хогвартса и
вернувшийся на родину.
Вместо него на должность преподавателя ЗОТИ Дамблдор пригласил какого-
то субтильного старичка, обладавшего острым взглядом и завидной
выправкой, которая наводила на мысли об аврорской подготовке. Больше
никаких изменений в педсоставе не произошло. Зато среди прочих кадровых
вопросов был один, касавшийся Джин напрямую - попечительский совет
больше чем вдвое увеличил её жалование. Она только надеялась, что на это
решение повлияло получение ею аттестата и превосходные оценки в нём, а не
интриги Малфоя. Принимать от него подаяние, даже если на самом деле это
трижды заслуженная оплата её честного труда, было бы унизительно. В
остальном же ничто не омрачало её положения: она наконец переехала из
красивых, но недружелюбных подземелий обратно в гостевые комнаты
больничного крыла, которые теперь по праву называла своими, ей нравились
и сама работа, и непосредственная начальница, а без дополнительных
нагрузок в виде учёбы появилась возможность для собственных
исследований и для личных дел. Последних, разумеется, не было и не
предвиделось. За всё лето она только один раз покидала замок - была в
Норфолке на свадьбе Алисы и Фрэнка.
Поездка внесла приятное разнообразие в её отшельнические будни.
Свадебная церемония была очень красивой, а Лонгботтомы буквально
излучали счастье, и Джин разрешила себе просто бездумно порадоваться за
них сейчас, вместо того, чтобы циклиться на чувстве вины. Среди
приглашённых гостей оказалось полно её знакомых, но большую часть
проведённого в Норфолке времени узурпировал Фабз, который без устали
таскал Джин по местным достопримечательностям, занимая её беспечной
болтовнёй. Среди всего прочего он показал ей зачарованные развалины, куда
портал привёл солдат печально знаменитого батальона "один дробь пять".
Медальон, превращённый женой Фрэнка Реджинальда Бека в уникальный по
своей мощности портключ, теперь хранился в маггловском историческом
музее Нориджа, как обычная безделушка, когда-то принадлежавшая
известному человеку. А между тем эта безделушка в 1915 году позволила
спасти свыше сотни британцев, включая самого капитана Бека, и
невредимыми перенести их на родину. К сожалению, эта история закончилась
не так уж счастливо. Аврору Бек судили и приговорили к двенадцати годам в
Азкабане за "преступное пренебрежение основным правилом секретности и
злоупотребление магией в присутствии магглов". Её мужу и всем его
подчинённым стёрли память и расселили по территории Северной Америки.
А на полуострове Галлиполи, недалеко от того места, откуда батальон,
неожиданно попавший под огонь турков, ушёл через портал, пришлось
потрудиться работникам Отдела магических происшествий и катастроф в
сотрудничестве с Невыразимыми, чтобы навести качественную иллюзию
груды тел в одном из ущелий. Джин больше всего интересовало, смогла ли
Аврора найти капитана Бека в Новом Свете после того, как вышла из
тюрьмы, но про это Фабз ничего не знал. Зато он увлечённо рассказывал о
своём племяннике Билле, на полном серьёзе утверждая, что малыш в полтора
года уже умеет считать до трёх и узнаёт букву "W". В последнем Джин,
кстати, и не сомневалась, так как была уверена, что Молли приступила к
созданию первых уизлитеров, едва только вышла замуж.
Присутствовала на свадьбе Лонгботтомов и Андромеда. От неё Джин узнала,
что Малфой благополучно поступил в Парижский Магический Университет и
в награду отец отправил его в путешествие. А ещё - что она осталась
единственной незамужней выпускницей Слизерина этого года: Тео, Аманда и
Беллатрис вышли замуж с перерывами всего в несколько недель. По мнению
Андромеды, свадьба её сестры была самой пышной, у Тео - самой
романтичной, а у Аманды - самой драматичной. Велфарбер едва не сбежал от
невесты в самый последний момент, и, по слухам, Макнейр вправлял ему
мозги с помощью примитивной физической силы. Под конец обстоятельного
репортажа Джин так устала от воодушевлённого щебета подруги, что больше
не рискнула распрашивать её о знакомых, опасаясь новых подробных
описаний. Картина и без того была ясная - буквально все вокруг собирались
пожениться либо уже сочетались браком. И об этом думать не хотелось
совершенно.
До инцидента с хроноворотом она никуда не торопилась с устройством
личной жизни, отложив все мысли о семье и детях "на потом". В конце
концов, ей было только девятнадцать, она была поглощена учёбой, и всё
равно рядом не было человека, который бы заставил её всерьёз отказаться от
свободы. И раньше она даже радовалась, что с Роном у них ничего не вышло,
потому что иначе её планам на будущее тут же пришлось бы подвинуться. Но
сейчас до неё потихоньку начало доходить, что к моменту возвращения "в
своё время" она, возможно, будет уже взрослой женщиной, которой пора с
содроганием ожидать первых внуков, а не подыскивать мужа для рождения
детей. Конечно, по волшебным меркам она будет ещё не слишком старой и
для этого, но… В общем, бушующая вокруг свадебная лихорадка начинала
раздражать Джин, и сейчас она сделала над собой усилие, чтобы отвести
взгляд от рук Поппи, которая то и дело машинально потирала незагорелый
след на безымянном пальце, оставшийся на месте обручального кольца.
- Блэк, Регулус! - объявила Макгонагалл, и темноволосый бледный мальчик
нерешительно двинулся к табурету.
Джин посмотрела на стол Гриффиндора - Сириус был занят болтовнёй с
друзьями и не сразу заметил, что для Сортировки вызвали его брата, но, когда
Ремус пихнул его в бок, немедленно развернулся, полный пристального
внимания. Когда Шляпа определила Регулуса в Слизерин, лицо Сириуса
скривилось в гримасе, в которой преобладала досада и враждебность, но
совершенно не было удивления. И Джин тут же потеряла интерес к
церемонии, а настроение испортилось окончательно. Что за идиотская
система была придумана Основателями? Для чего им понадобилось разделять
братьев, друзей, весь магический мир? Или кто довёл изначально не
лишённую рационального зерна идею до подобного абсурда? Отчасти она
знала ответ на этот вопрос. Помимо той давней легенды про обиженного
Салазара Слизерина, которую, возможно, нельзя было считать серьёзным
историческим свидетельством, был ещё совсем свежий повод для
межфакультетской вражды.
Всего пару лет назад решительно настроенная группа весьма уважаемых
граждан магической Британии пыталась обязать Хогвартс внести в устав ряд
изменений, ущемляющих права магглорождённых учеников. Предлагалось
запретить назначать их старостами курсов и капитанами квиддичных команд,
сократить для них число предметов, которые можно выбрать для аттестации
одновременно, а также ввести несколько общих ограничений - вроде запрета
носить маггловскую одежду на территории школы. Каким образом
инициативная группа пыталась обосновать свой бредовый законопроект,
история умалчивает, но он провалился ещё в предварительном чтении.
Однако камень был брошен, и круги продолжали расходиться до сих пор,
наводя на мысль, что кто-то очень заинтересован в дестабилизации
магического общества вообще и расшатывании позиции Дамблдора в
частности. И Джин была практически уверена в том, кто манипулировал
авторами этого предложения, которые все как один были выпускниками
Слизерина. Одним из последствий их выступления явился раскол между
несколькими древними чистокровными семействами - все представители
таковых, открыто выступившие против законопроекта, были названы
"предателями крови". В этот год произошло массовое взаимное вычёркивание
родственников разной степени близости с фамильных гобеленов и из
рождественских списков, отменилась не одна свадьба, а седовласые старцы
Визенгамота вцеплялись друг другу в почтенные бороды буквально на
каждом слушании. В результате в тот год Хогвартс лишился сразу двух
профессоров: пожилая декан Хаффлпаффа, не выдержав оказанного на неё
грубого давления, уволилась со своей должности, а молодой амбициозный
преподаватель ЗОТИ, ко всеобщему удивлению, был назначен старшим
заместителем министра, миновав все прочие ступеньки карьерной лестницы.
А слизеринцы оказались в оппозиции к трём остальным факультетам.
Джин посмотрела на "свой" стол. Раньше на ближайшем к преподавателям
конце сидел её курс. Теперь их пустущие скамьи постепенно заполнялись
новичками. Регулус уже расположился на месте Малфоя, между Снейпом и
Нарциссой, и выглядел вполне довольным своим распределением. Он даже
попытался разговорить ближайшего соседа, но тот был не в настроении. Как
и всегда. Джин предположила, что Снейп уже успел пообщаться с
Мародёрами в Хогвартс-Экспрессе. Или поругаться с Лили. А более вероятно
- и то, и другое. Невооружённым взглядом можно было заметить, что за лето
его характер не изменился в лучшую сторону. Джин столкнулась с ним на
входе в Большой зал, и на её приветствие мальчик ответил что-то
неразборчивое, так и не подняв глаз. Гвен даже весьма выразительно двинула
его локтем в бок, но она, в отличие от Лили, явно не обладала волшебным
влиянием на Снейпа, поэтому воспитательная акция не дала ожидаемого
результата. "Похоже, придётся начинать всё сначала, - вздохнула Джин про
себя. - Только теперь, без Люциуса, будет гораздо тяжелее…"
Последняя мысль почему-то никак не желала уходить из головы, словно
перекосившийся слайд, который заклинило в рамке старенького папиного
проектора. В детстве Гермиона обожала, когда папа устраивал "сеансы". Они
занавешивали окно маминым любимым шотландским пледом, стаскивали
подушки в центр комнаты, укладывались голова к голове и направляли луч
аппарата на потолок. Слайдов у родителей было не так уж много, в основном
это были разнообразные живописные виды, снятые во время совместных
путешествий в первые годы их знакомства. Они часто ездили тогда - в
основном на конференции, на одной из которых и познакомились. Ещё было
некоторое количество снимков мамы, всегда с немножко напряжёнными
губами - она почему-то стеснялась улыбаться, но со смешинками в глазах.
Проектор постоянно "заедало", и папа, уютно бурча что-то под нос, начинал
высвобождать слайд, а Гермиона пялилась во все глаза на застрявший кадр.
Это было не по правилам и поэтому завораживало. И даже когда показ
продолжался, у неё перед глазами всё равно стояла та, "неправильная"
картинка, нечестным образом укравшая больше внимания, чем остальные.
Воспоминание, такое тёплое и ностальгическое, неожиданно наполнило её
беспросветной тоской. Она бы отдала всё, буквально всё, чтобы снова
очутиться в затемнённой комнате, на горе подушек, снова увидеть смешинки
в маминых глазах и снова почувствовать надёжные папины объятья… Джин
поспешно отвернулась в сторону, делая глубокий вдох носом, чтобы сдержать
непрошенные слёзы. Ей пришлось освоить это искусство давным-давно,
когда она поняла: для того, чтобы оставаться девчонкой, она выбрала не тех
друзей. В тот самый Хэллоуин на первом курсе, дорыдавшись до икоты в
туалете, где произошло эпическое сражение с троллем, она дала себе
обещание быть сильной. То, как быстро это решение начало приносить
плоды, будучи едва принятым, убедило её тогда, что выбранная тактика была
верной - слёзы и капризы были совершенно неуместны в компании Гарри и
Рона, зато заслужив их уважение, можно было рассчитывать и на поддержку.
Насколько они умели её оказывать - с неуклюжими смешками и дурацкими
шуточками, но с искренним дружеским участием, которое стоило тысячи
самых разумных утешительных речей. Этого живого тепла ей и не хватало с
каждым днём всё больше, не хватало настолько, что она была готова
разреветься прямо перед всем Большим залом - оттого, что безумно скучала
по своей потерянной жизни. Настолько, что сейчас Джин была бы рада даже
Малфою, если бы только вернуться на несколько месяцев назад - в беспечное,
как она теперь понимала, время до выпуска. До того, как было сделано и
сказано достаточно, чтобы разрушить хрупкую иллюзию дружбы, которая
была бы возможна, будь она и впрямь Джин Найтли из Канады.
Она уже почти перестала воевать с этой мыслью, хотя внутренний голос
время от времени спохватывался и фирменным возмущённым тоном Рона
вопрошал, в своём ли она уме. "Какая ещё дружба?! Это же Малфой!"
Конечно, Рон был бы не в восторге от того, как легко она адаптировалась в
подземельях. Как запросто привыкла считать этого Малфоя отдельным
человеком, которого было бы несправедливо обвинять в преступлениях,
совершённых тем, кем он станет в будущем. Как быстро начала получать
искреннее удовольствие от его компании, от его метких высказываний и даже
от его навязчивых попыток опекать её в своём насмешливом стиле. И уж
конечно Рон бы предпочёл, чтобы она общалась с Фабзом. Добрым, славным,
весёлым мальчишкой, неутомимым фантазёром и артистом, мечтающим
одновременно о полёте на драконе и об участии в маггловской
археологической экспедиции. Которому не суждено осуществить свои мечты
и планы никогда. Потому что его ждёт лишь ещё несколько лет войны, а
потом… а потом…
- Джин, ты куда? - Поппи обеспокоенно обернулась к ней и попыталась
удержать за край мантии. - Сейчас же начнётся пир!
Поспешно выскочив в "профессорскую" дверь и тихо притворив её за собой,
Джин прислонилась лбом к прохладной каменной кладке. В этот момент в
Большом зале Дамблдор хлопнул в ладоши, объявляя начало праздничного
ужина.

***

Створка окна с низким скрипом отворилась, и в комнату ворвалось стылое

дыхание хмурого сентябрьского утра. Джин поёжилась, натягивая одеяло
повыше, но в следующую секунду сон её окончательно покинул, и она
скатилась с кровати, выхватывая из-под подушки палочку. На подоконнике
сидел филин. И внимательно смотрел на встрёпанную девушку.
- Сулла! - голос прозвучал хрипло - то ли от пережитого только что страха, то
ли просто после сна.
Филин встрепенулся, расправив на мгновенье пёстрые крылья, и, клацая
внушительными когтями, переступил по подоконнику. На груди у него что-то
болталось. Джин приблизилась и обнаружила бархатный мешочек - тот
самый, в котором хранилась подаренная Малфою астролябия. "Долго же он
ждал, чтобы её вернуть!" Первые несколько дней после их выпускного она
ожидала чего-то подобного, но сейчас эта детская выходка её одновременно
разозлила и расстроила. Сулла ещё раз красноречиво выпятил грудь, и Джин
сняла с него груз. Портключа в мешочке не оказалось. Ей на ладонь выпал
ажурный серебряный браслет, изображающий согнутую кольцом рябиновую
веточку с пятью ягодками из сердолика. Он настолько идеально подходил к
серёжкам, которые Поппи вручила ей в прошлом году, что, казалось, их
выполнил один и тот же мастер. В ноябре, во время той неудачной поездки в
Лондон, Джин купила себе серьги попроще, чтобы носить их постоянно, а
подарок Поппи надевала всего несколько раз - перед Сортировкой, в
Рождество и на выпускной. Каким образом Малфой умудрился их разглядеть
и так хорошо запомнить?
- А ну-ка стоять! - скомандовала она Сулле, который развернулся было на
подоконнике, явно готовясь улететь. - Прости, птичка, - искренне извинилась
она, убирая браслет обратно в мешочек и вешая его на шею филина, - но я не
могу это принять.
Сулла возмущённо ухнул, угрожающе щёлкнув клювом в дюйме от её
пальцев, и снова захлопал крыльями. Его недовольство можно было понять -
филин явно летел всю ночь, чтобы специально доставить подарок рано
утром.
- Ты можешь остаться и отдохнуть в Совиной башне, - предложила Джин
немного заискивающе.
Филин кинул на неё презрительный взгляд и перелетел с подоконника на
перила террасы. Джин тоже вышла наружу. Ей было стыдно.
- Подожди! Я хотя бы поесть тебе принесу…
Издав раздражённый фыркающий звук, Сулла сорвался с перил. Сквозь
переплетение живой изгороди Джин наблюдала, как он тяжело набирает
высоту, поднимаясь над теплицами. Вскоре он совсем потерялся на фоне
низкого серого неба, а может нырнул в облако. Джин тяжело вздохнула.
Подумать только - её впервые с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать,
поздравили с днём рожденья без напоминания. У всех Уизли была
патологически плохая память на числа, а Гарри вообще первый месяц
каждого учебного года пребывал в эйфорическом состоянии свободы от
Дурслей и мало что вокруг себя замечал. Сначала она аккуратно намекала
Джинни и к вечеру лицезрела две виноватые физиономии своих лучших
друзей и полные горсти невесть откуда раздобытых шоколадных лягушек.
Затем вообще перестала напоминать. Виноватые физиономии со сладкими
подношениями стали появляться одновременно с первым снегом, когда Рон,
Гарри и Джинни спохватывались, что "Гермиона вроде бы родилась где-то в
начале осени". В год поступления в Академию она умудрилась сама забыть
про свой день рожденья. А когда вспомнила - с облегчением поняла, что
время детских обид на то, что её не поздравили, незаметно прошло. Но
сейчас, получив от Малфоя неожиданный подарок, Джин вновь открыла для
себя, насколько это здорово - когда находится кто-то, кто помнит. И тем
неприятнее ей было думать о том, как она невежливо обошлась с Малфоем и
с Суллой. Конечно, она не могла принять браслет, но и отправить его обратно
так, без единого слова…
Вернувшись в комнату, она решительно захлопнула окно и щёлкнула
задвижкой. А потом залезла под одеяло и свернулась калачиком, пытаясь
согреться. "Ну и провались этот Малфой вместе со своей наглой птицей…"

***

Через несколько дней наглая птица приземлилась прямо на профессорский

стол во время завтрака, заставив Джин немедленно пожалеть, что она
поддалась на уговоры Поппи и согласилась поесть вместе со всеми в
Большом зале. Потому что Сулла был не из тех почтовых птиц, которые тихо
и деликатно исполняют своё поручение. Даже если бы он попытался не
привлекать к себе внимания, всё равно бы ему это не удалось - с размахом
крыльев равным практически двум ярдам. Но Сулла и не пытался. Он
спикировал из-под зачарованного потолка прямо в тарелку к Джин, обратив
на себя взгляды всех присутствовавших. И замер перед ней, гипнотизируя
своим мрачным обвиняющим взглядом. На этот раз к уже знакомому
мешочку был прикреплен свёрнутый в трубочку кусок пергамента. Отцепив и
развернув его, Джин прочитала короткую записку от Малфоя:
"Найтли!
Может ты не поняла сразу - с днём рожденья. Браслет был сделан специально
для тебя, но если он так не понравился, то я дарю тебе моего филина.
Выбирай.
P.S. Сулла терпеть не может жить с другими совами, так что лучше посели
его у себя. И ещё у него аллергия на "Совиную радость". Зато он любит
полусолёный грюйер и острый мюнстер".
- А чеддер тебя не устроит, птичка? - поинтересовалась Джин, испепелив
пергамент. Сулла обиженно отвернулся. - Проще надо быть.
Поппи покосилась на неё с таким выражением, как будто собиралась
пощупать ей лоб, но ничего не сказала. Джин со вздохом отодвинула тарелку
- после того, как Сулла в ней потоптался, завтракать ей расхотелось. Тем
более, что наиболее любопытные зрители продолжали следить за нею и
странным поведением малфоевского филина, которого, несомненно, узнали
многие. В их числе была и Нарцисса.
- Пойдём, Сулла, писать ответ твоему тупому, самодовольному, эгоистичному
и безмозглому хозяину, - скомандовала Джин филину, и тот перелетел к ней
на плечо и вцепился в него когтями. - Больно же! - прикрикнула она на птицу,
заставляя слегка ослабить хватку.
Но, даже со втянутыми когтями, балансирующее на её плече восьмифунтовое
надменное чудовище здорово мешало. А уж соваться с филином в тесный
коридор со скользкими плитами, начинавшийся за "профессорской" дверью,
нечего было и думать. И, проклиная Малфоя с его дурацкими шуточками,
Джин двинулась по проходу между хаффлпаффским и гриффиндорским
столами.
- Джин, Джин, покажи птичку! - восторженно запищала Эмми Вейнс,
немедленно вскочившая со своего места и кинувшаяся девушке наперерез. -
Ух, какой красивый! Можно я его поглажу?
Джин не успела ещё ничего ответить, как девочка уже потянулась к Сулле.
Тот предостерегающе клацнул острым клювом и переступил с ноги на ногу,
вновь выпуская когти.
- Наверное не стоит, Эмми, - неуверенно начала Джин, отдирая от мантии
мохнатую лапу. - Он не очень-то дружелюбный…
- Мы тоже хотим! - вслед за Эмми к ней подбежали Лили, Тави и ещё какая-
то девочка с Хаффлпаффа.
"Отлично, мы сорвали завтрак!" - обречённо подумала Джин, опасаясь
смотреть в сторону профессорского стола.
- Сулла, веди себя прилично! - велела она, заставляя птицу перебраться себе
на руку. - Или не видать тебе грюйера как своих ушей.
Филин с независимым видом повёл упомянутыми ушами, но подставил
голову под детские ладони.
- Какой большо-о-ой, - восхищённо протянула Лили и, почесав его за ухом,
как кошку, вернулась к своему столу.
- Подумаешь, - тут же сказал Сириус. - Это Циссиного жениха филин, я его
летом видел. И кормил мышами. Живыми.
Последнее уточнение было явно сделано ради того, чтобы произвести
впечатление определённого рода на девчонок. Но вместо того, чтобы издать
возмущённый писк или выдать какую-нибудь другую ожидаемую реакцию,
Лили насмешливо спросила:
- Кого кормил - жениха?
Сириус побагровел, а Джеймс рядом с ним одобрительно фыркнул, а потом
не выдержал и рассмеялся. Джин смотрела во все глаза, как он хохочет,
запрокидывая лохматую голову, и не знала, в каком она мире. Это был Гарри,
вылитый Гарри, хотя он редко смеялся так беззаботно, но сейчас сходство
было таким огромным, что ей показалось - она сходит с ума. Может быть
никогда не было никакой Гермионы Грейнджер? Может быть безумная Джин
Найтли, или как там её звали, действительно аппарировала из какого-нибудь
горящего дома, а остальное - плоды её бурной фантазии, наложившиеся на
настоящих людей и обстоятельства этой реальности? Не было никакого Гарри
- только Джеймс, никакого Рона - только Фабз, никакого профессора Снейпа -
только нелюдимый подросток с её факультета… Не было, не было никакого
Волдеморта, и Знак Мрака на руке Малфоя ей померещился, и Алиса
Лонгботтом когда-нибудь будет провожать с платформы "9 3/4" своих детей,
как она мечтала - мальчика и девочку. На мгновенье Джин поверила в это
всей душой, потому что ей страстно захотелось, чтобы на самом деле ничего
не было.
- Джин?
Она слабо улыбнулась, поворачиваясь к подошедшему Фабзу. "Сколько ж ты
простояла соляным столбом посреди Большого зала, если он успел
встревожиться?"
- Всё нормально, просто задумалась, - она тряхнула головой, пытаясь вновь
вернуть чувство реальности. - Что ты говорил?
- Спросил, откуда птица, - ответил он, глядя на неё с лёгким подозрением.
"Уже подумывает, не пора ли сдавать тебя в Мунго…" - услужливо подсказал
внутренний голос.
- Подарок прислали, - туманно объяснила она, надеясь, что Фабз не узнал
Суллу.
Весной, когда они с Малфоем заключили мир, Джин имела возможность
убедиться, что люди, которых она про себя осторожно называла "мои новые
знакомые" или "приятели", действительно были ей настоящими друзьями.
Казалось бы, в её жизни ничего не поменялось, продолжалась всё та же
круговерть - занятия, библиотека, лаборатория, отбой - в которой не было
места для общения с Малфоем. Но Поппи, Алиса, а затем и Фабиан с
Андромедой умудрились догадаться о наступившем потеплении в их
отношениях. И если Поппи имела возможность наблюдать, как
"слизеринский принц" постоянно является в больничное крыло вечером,
чтобы проводить Джин до гостиной, Алиса могла что-нибудь заметить во
время их совместных занятий, а Андромеда - услышать что-то от сестёр, то
ход рассуждений Фабза, приведших его к тому же выводу, так и остался
тайной. Зато совершенно предсказуемым оказалось его недовольство по
поводу того, что Джин обнаружила в Малфое что-то хорошее. И теперь он,
конечно же, не обрадовался бы, узнав, что тот составил ему конкуренцию
даже в поздравлении Джин с днём рожденья. Впрочем, мало что могло
сравниться с расцветшей экзотическими орхидеями Дракучей Ивой -
волшебное хулиганство, за которое Фабзу всю эту неделю предстояли
отработки с Филчем.
- Ты с ним поосторожней! - посоветовал Фабз, с подозрением оглядывая
Суллу. - Сущий уголовник, с первого взгляда видно.
Филин покосился презрительно и кошачьим движением почесался о голову
Джин, демонстрируя, кто здесь третий лишний.
- Лети-ка ты сам! - приказала она решительно и подбросила Суллу в воздух.
Тот, ухнув, расправил крылья и начал наматывать круги под потолком, явно
давая понять, что никуда не торопится. - Прости, Фабз, но мне придётся
пойти с ним. А то мы и так устроили тут цирк.
И она заторопилась к выходу, сопровождаемая парящим над головой
филином.

***

- Малфой! - вслух прочитала Джин многообещающее начало своего

послания, надеясь, что это сдвинет её с мёртвой точки.
Прошёл уже почти час с тех пор, как она села за письмо, но дальше первого
слова дело не шло. Сулла, как изваяние, застыл на подоконнике и, кажется,
заснул. Но, услышав её голос, встрепенулся и поглядел с ленивым интересом.

"Спасибо за браслет, - вывела она наконец следующую строчку. Конечно,

оставить себе Суллу было заманчивой идеей. Независимый и вредный, он
напомнил ей Косолапуса, которого Джин, поступив в Академию, оставила
жить у родителей - слишком мало времени она проводила дома, чтобы
уделять коту достаточно внимания. А мама с папой баловали и без того
капризное чудище в четыре руки, только что грюйером не кормили… Нет,
Сулла должен был отправиться обратно к Малфою! - Я принимаю его не из-за
твоей нелепой попытки шантажа, а потому…"
…потому, что он очень красивый? Потому, что сам Малфой в своё время
принял её подарок? Потому, что ей было приятно, что он отправил Суллу в
такую даль ради того, чтобы тот разбудил её утром в день рождения? Или
потому, что это был не просто подарок и не просто поздравление, а знак, что
у них снова мир?
Джин вновь взмахнула палочкой, стирая чернила с листа. И заново написала:
"Малфой!" Сулла обречённо покрутил головой и опять закрыл глаза.

Глава 25.
Обернувшись на звук открывшейся двери, Джин обнаружила на пороге
лаборатории Нарциссу, как всегда безупречную и красивую. И кипящую
нешуточной яростью. "Надо было запереться", - запоздало подумала Джин,
не ожидая от предстоящего разговора ничего хорошего. И Нарцисса
оправдала это предчувствие.
- Найтли! - начала она сразу на повышенных тонах, и Джин вздрогнула. Но не
от раздражения в голосе Нарциссы, а от того, какой непривычной ей вдруг
показалась "её" фамилия. Никто не называл её так, кроме… - Объясни мне, о
чём вы переписываетесь с Люциусом! И не надо мне врать! - она возвысила
голос, не давая Джин вступить в беседу. - Я сегодня видела его птицу, которая
опять летела сюда.
Безличное "птица" резануло слух. Сулла был таким же участником
переписки, как и они с Малфоем, он был не просто гонцом, но посредником:
настойчиво требовал ответа и пристально следил за его написанием,
выпрашивал у Джин внимания к своей персоне и ласки… Но в речи
Нарциссы было и другое слово, к которому можно было прицепиться.
- Врать?! - возмущение Джин было совершенно искренним. - Кто дал тебе
право сюда врываться, оскорблять меня, да ещё и отчёта требовать?
- Вот это даёт мне все права! - выпалила Нарцисса, тыча ей в лицо кольцом на
пальце.
- Это, возможно, даёт тебе право беседовать в таком тоне со своим женихом,
но не со мной. Спрашивай его.
- Я спрашиваю тебя. С чего это вы завели переписку?
"Ах, если б я знала ответ на твой вопрос, Цисси, дорогая…"
Переписка завелась как-то сама по себе. И уж во всяком случае не Джин была
в этом виновата. Она всего лишь попросила Малфоя думать головой, прежде,
чем посылать к ней своего заметного филина. Тот извинился за то, что сделал
её мишенью общественного внимания, и обещал, что впредь Сулла будет
приносить письма прямо в больничное крыло и только в ночное время. Джин
ответила, что никакого "впредь" не планируется, поэтому нет нужды
согласовывать детали. Малфой возразил, что наоборот - обговорить детали
необходимо, потому что не хочет же она сделать их переписку достоянием
всей школы? Вот тогда до Джин и дошло, что они уже состоят в переписке.
Конечно, она пыталась её прекратить, но это можно было сделать лишь
одним способом - оставить Суллу жить в Хогвартсе. Отослать же его без
ответа было нереально, Малфой чётко проинструктировал своего фамилиара.
И она сдалась, позволив себе это невинное удовольствие.
Малфой был таким же приятным корреспондентом, как и собеседником. А
может и более приятным - так как был ещё осторожнее в выборе тем для
"разговора" и никогда не пересекал грани. Он рассказывал Джин об
Университете, о своём соседе по комнате, о прогулках по Парижу, поездке в
Гримо, о престарелых тётушках… Джин в ответ писала о своих
исследованиях в лаборатории, делилась беспокойством насчёт Снейпа,
жаловалась на Суллу, развлекала его историями о проделках Мародёров и
прочей хогвартской мелкоты и даже помогала с подбором библиографии для
эссе. В общем, она не видела во всём этом совершенно ничего
предосудительного - вплоть до сегодняшнего появления Нарциссы с
претензиями. И только сейчас задумалась о том, что никогда не видела, чтобы
Сулла прилетал к Нарциссе. Возможно, они обменивались письмами с
помощью какой-то другой птицы, но… В переписке с чужим женихом и
вправду было что-то нехорошее, какими бы невинными не были их
отношения. А они не были совсем уж невинными, если вспомнить их
прощание после выпускного.
Джин невольно покраснела и тут же разозлилась на своё смущение. Она не
делала ничего плохого! Она вообще этого не хотела. И не собиралась
оправдываться.
- У нас обычная дружеская переписка, Блэк. Не из-за чего так…
- Ты её прекратишь, - безапелляционно перебила её Нарцисса. - Или я найду
способ вышвырнуть тебя из Хогвартса.
"Очень страшно, - издевательски прокомментировал внутренний голос. - У
девочки бедная фантазия. Может сказать ей, что в этом случае ты
отправишься учиться в Парижский Университет?" Эта мысль неожиданно
показалась ей довольно привлекательной. Опять увидеть Париж… Пройтись
по всем тем местам, которые так живо описывал Малфой в своих письмах, и
показать ему те, что она помнила сама из той давней поездки с родителями.
Выпить кофе с круасанами в маггловском уличном кафе. Покататься на
катере, посидеть ночью над тёмной Сеной, снова встретить вместе рассвет…
"И вообще, пытаться запугать гриффиндорца - гиблое дело, - подзуживающе
добавил голос. - А ведь ты гриффиндорка, ещё не забыла?"
- Вперёд, - Джин пожала плечами, невольно скопировав фирменный
малфоевский жест. - С интересом посмотрю, что у тебя получится.
- Найди себе жениха, Найтли! - с досадой выпалила Нарцисса и выскочила за
дверь, оставив после себя аромат дорогих французских духов.
"Легко тебе говорить, Цисси", - скривилась Джин и мстительно распахнула
окно, как будто хотела вместе с навязчивым запахом выгнать само
воспоминание о только что состоявшемся визите.

***

Джин вернулась в свою комнату, когда за окном почти совсем стемнело и

Сулла улетел на охоту. Он давно понял, что удовлетворять его гурманские
запросы девушка не собирается, и заботился о себе сам. Джин зажгла
светильник и села за стол, на котором лежало начатое утром письмо для
Малфоя. Теперь, после разговора с Нарциссой, она не могла его закончить в
том же лёгком стиле. И дело было совершенно не в том, что требование
законной невесты оставить Малфоя в покое было справедливым. Всё было
гораздо серьёзнее.
"Тебе не плевать на чувства Нарциссы? Мне - плевать", - звучал у неё в
голове его голос.
Ей тоже было плевать. Изначально у неё не было предубеждения против
младшей Блэк - потому, что, даже будучи слизеринкой и супругой одного из
Упивающихся Смертью, она так и не получила метку, и потому, что не выдала
Гарри. Но, понаблюдав за ней несколько месяцев, Джин убедилась, что от
своей старшей сестры Нарцисса отличалась лишь апатичностью и
отсутствием способностей к чему бы то ни было, что и делало её
непригодной для службы Волдеморту. А все убеждения Беллатрис, ненависть
к магглам и магглорождённым, чистокровный снобизм и презрение к людям
не своего круга Нарцисса демонстрировала в полной мере.
Но личное мнение Джин в расчёт не шло. Важно было только одно - именно
эта недалёкая, скучная, надменная девушка должна была стать женой Малфоя
и матерью Драко. Того Драко, из-за стычки с которым Гарри не захотел быть
распределённым на Слизерин. Того Драко, который на втором курсе напустил
на него змею, из-за чего и выяснилось, что Гарри владеет парселтангом -
умение, спасшее жизнь маленькой Джинни Уизли. Того самого Драко,
который, став хозяином Старшей палочки, в конце концов "проиграл" её, что
и решило исход последнего поединка с Волдемортом. В общем, будущее
слишком сильно зависело от семейного счастья Люциуса и Нарциссы, а
Малфой своими капризами ставил его под угрозу. И Джин ему радостно в
этом подыгрывала, руководствуясь совершенно слизеринскими
соображениями. Потому что ей было приятно с ним общаться. Не
необходимо, не хотя бы полезно - просто приятно. И если раньше она могла
отмахиваться от мысли о неправильности происходящего, убеждая себя, что
от их переписки никому нет вреда, то теперь, когда оскорблённая невеста
выразилась яснее некуда, нужно было прекратить общение с Малфоем
немедленно.
И её малодушное нежелание лишиться их дружбы было далеко не самой
главной проблемой. Джин предстояло пожертвовать будущей победе столько
друзей, что истерика, случившаяся с ней первого сентября, когда она,
зажимая себе рот руками, выла в коридоре за "профессорской" дверью,
казалась самым логичным и естественным поведением. Наоборот, было
странно, как она ещё умудрялась перешучиваться с Фабзом и радоваться
письмам Алисы, подробно описывающей свои планы на "после Академии".
Нет, Джин была полна решимости наконец вычеркнуть Малфоя из своей
жизни, раз уж этого требовало дело. Сложностью являлась техническая
сторона вопроса. Оставить его письмо без ответа означало присвоить себе
Суллу. Смертельно обидеть Малфоя она уже пыталась, эффект продлился
ровно три месяца. Можно было, конечно, придумать что-нибудь новенькое,
но не было гарантии, что он второй раз поддастся её манипуляциям. Малфоя
вообще было не так-то просто зацепить. По крайней мере, в последние
месяцы их совместной учёбы он легко пресекал все её попытки поссориться,
как будто видел Джин насквозь.
В её арсенале был только один беспроигрышный способ, и самое время было
им воспользоваться, заткнув всех своих невидимых собеседников, которые на
разные лады ужасались уже принятому решению. Не давая себе времени на
раздумья, Джин стёрла с листка незаконченный рассказ о последней выходке
Эмми Вейнс, и начала письмо заново.
Оно было готово как раз к появлению Суллы. Прикрепляя свиток к его
ошейнику, Джин не удержалась и почесала ушастую голову. Филин охотно
ответил на ласку, жмурясь и издавая довольное фырканье, как кошка.
- Прощай, Сулла, - выдавила наконец Джин и подтолкнула его к раскрытому
окну. - Больше мы не увидимся.

***

Люциус не успел всего на час, а может и меньше. Их семейный лекарь до

последнего сомневался в диагнозе и вызвал младшего Малфоя из Парижа
слишком поздно. Драконовая оспа в двадцатом веке - более нелепую причину
отойти в мир иной сложно было представить. Целитель Неббиш всё говорил,
говорил, говорил - что симптомы поначалу были совершенно нетипичны, что
он подозревал отравление, что вроде бы даже наблюдалось улучшение после
приёма одного антидота - но Люциус был глух к его оправданиям. Не потому,
что действительно считал Неббиша виноватым, нет, просто всё это больше не
имело значения.
Ещё только вбежав в ворота Малфой-мэнора Люциус понял, что опоздал -
настолько всё вокруг изменилось. Даже стройные белые колонны, казалось,
потемнели и оплыли, как свечные огарки. Или это шалило зрение после двух
подряд аппараций на большие расстояния? Уже зная, что спешить некуда, он
всё же взлетел по лестнице на второй этаж и ворвался в спальню отца. И одно
то, что Люциус вторгся сюда без зова и без доклада, красноречивее всего
говорило о том, насколько всё не так.
Абраксас Малфой даже после смерти выглядел незыблемым. Воплощением
власти и высшего закона для своей семьи. Люциус не имел понятия, что
полагается делать, но просто приблизиться, взять за руку, попрощаться хотя
бы так - казалось ему кощунством. Как будто это бы означало признать, что
отец потерпел поражение. Поэтому он стоял перед ним, как перед живым,
словно ожидая очередного распоряжения, без которого невозможно
действовать дальше. А Неббиш всё объяснял, ссылался на каких-то светил
колдомедицины, уверял, что опасности заразиться нет…
Стоило огромного труда убедить целителя, что Люциус действительно не
нуждается в его помощи. Обещав непременно быть на похоронах, тот
наконец оставил теперь ужеединственного Малфоя в его пустом огромном
доме, который, казалось, умер вместе с отцом. Надо было действовать, но
Люциус никак не мог сообразить, с чего начать. Поэтому он заперся в своей
комнате и провёл там несколько часов в бездумном состоянии между явью и
сном. А потом потребовал у эльфов кофе и написал Лорду. Ему было просто
необходимо посоветоваться с кем-нибудь старшим и опытным. Но даже от
самого факта, что он уже немножко преодолел сонное оцепенение
осиротевшего Малфой-мэнора, ему добавилось решимости. И Люциус
отправился в святая святых - отцовский кабинет. Дела Абраксаса Малфоя
всегда были в идеальном порядке, сложность была лишь в том, что он
никогда не посвящал в этот порядок сына. Поэтому Люциусу потребовался не
один час, чтобы только начать вникать в систему, по которой отец сортировал
документы. Но зато к тому моменту, как прилетела сова от Лорда, он
самостоятельно разобрался с несколькими насущными вопросами: связался с
поверенным отца, отправил запрос в Гринготтс, прояснил ситуацию с
семейным кладбищенским участком и сочинил текст для некролога в
"Пророке". Лорд в письме выразил соболезнования и изъявил желание
присутствовать на похоронах. Также он дал несколько весьма дельных
советов, воспользовавшись которыми Люциус здорово сэкономил время и
усилия. Но невозможно было в один вечер объять необъятное, и он, набросав
план дел на завтра, отправился к себе в спальню.
За окном, на перилах балкона, сидел обиженный нахохлившийся Сулла. Судя
по всему, он уже был по ту сторону Ла-Манша в тот момент, когда Люциус
аппарировал ему навстречу. Распахнув окно, он впустил филина в комнату.
Тот устроился на подоконнике, но на движение Люциуса, хотевшего забрать
письмо, отреагировал злым шипением и даже попытался тяпнуть его. Такое
странное поведение было нетипично для него. Несмотря на своенравность и
обидчивость, Сулла никогда не позволял себе настоящую агрессию. Он мог
сколько угодно щёлкать своим угрожающим клювом и выпускать
внушительные когти, но это всегда была лишь игра. Сейчас же Сулла на
самом деле был полон решимости не отдавать ему послание Найтли.
Магический контракт не позволил ему избавиться от письма или не
прилететь к Люциусу вовсе, но, формально доставив почту адресату, он
совершенно не собирался облегчать ему задачу. Кончился их короткий
поединок тем, что, выведенный из себя неповиновением собственной птицы,
Люциус наставил на него палочку. Сулла замер, пристально следя за
хозяином жёлтыми немигающими глазищами. Люциус снял свёрнутый в
трубочку пергамент с шеи филина и попытался, как обычно, ласково
потрепать его по голове, но Сулла сердито увернулся из-под его руки и, не
дожидаясь обычного угощения, вылетел в сад.
- Ну и лови мышей, истерик! - буркнул ему вслед Люциус, устраиваясь в
кресле.
Он предвкушал несколько минут покоя и свободы от всего на свете - это
ощущение дарили ему её письма. Казалось бы, Найтли, как и он сам, чаще
всего писала ни о чём и была довольно сдержана во всём, что касалось чувств
и истинных мыслей. Она никогда не делилась с ним своим отношением к
тому или иному событию, обычно излагая лишь факты. Но даже эти
осторожные, явно тщательно обдуманные послания содержали едва ли
осознаваемые ею дружеский привет и неуловимую улыбку. Как будто сама
Найтли в этот момент подходила к нему сзади, облокачиваясь на спинку его
кресла, и через плечо читала написанные ею строчки.
"Малфой!
Я вдруг подумала, что тебе будет любопытно узнать один интересный факт о
нашем родном факультете. Ты же теперь, к концу первого семестра,
наверняка понял, что история магии, как и история вообще - очень
ненадёжная наука. Она часто основывается на иллюзиях, которые кажутся
тем крепче, чем больше народу в них верит. Развенчание легенд - очень
неблагодарное занятие, удел одиночек и изгоев. Что ж, мне не привыкать.
Хотя даже немножко жалко снимать с тебя розовые очки, как знать - вдруг
именно эта сказочка была особенно любима тобой с колыбели. Но, в конце
концов, ты всегда можешь притвориться, что тебе померещилось, и
продолжать верить в то, что Шляпа отправляет на Слизерин только
чистокровных. А я знаю то, что знаю, и мне противно смотреть, как вам всем
запудрили мозги.
Так вот: твой драгоценный хозяин, выпускник Слизерина, о чём он,
разумеется, вам с гордостью поведал - полукровка, сын ведьмы и маггла. И
звучное имя лорд Волдеморт придумано им самим, по-настоящему же его
зовут Том Марволо Риддл, и это совсем несложно проверить. (Надеюсь, у
тебя хватит ума не спрашивать у него лично - ему это точно не понравится.)
А чтобы ты не думал, что я всё это пишу исключительно для того, чтобы
очернить твоего "лорда", я добавлю ещё одно имя в список нечистокровных
студентов Слизерина. Джин Найтли. Да, мои родители - магглы, и я горжусь
ими и своим происхождением. И в твоей утопической идеальной Британии
(которую тебе всё равно не создать до тех пор, пока на острове остаётся хотя
бы горстка людей, способных сопротивляться) мне и таким, как я, отводится
место обслуги. Поэтому я никогда не присягну твоему хозяину, а он никогда
не примет присягу от меня, так что зря ты только старался, расписывая мне
"прекрасное новое будущее", которое мы построим вместе.
Мы разные, мы в разных лагерях и моё представление о будущем очень
сильно отличается от твоего.
Береги себя,
Джин"
Первой мыслью, пришедшей к нему, едва он только, несколько раз перечитав
письмо, убедился, что это не галлюцинация и не шутка, была: "Ну почему она
рассказала об этомименно сегодня?!" Почему не вчера, когда он ещё был в
беспечном Париже, не завтра, когда он преодолеет тоску и растерянность -
почему сейчас, когда ему так плохо, когда он рассчитывал на привычное уже
тепло и поддержку, которую давало само знание, что она где-то есть и иногда
думает о нём?
Несмотря на издевательский, даже злобный тон послания, явно имевшего
цель задеть посильнее, Люциус сразу и безоговорочно поверил во всё. Хотя
бы потому, что, однажды решив узнать, с кем на курсе учился Лорд,
окольными путями выяснил точный год его выпуска и не обнаружил в списке
студентов никого по имени Волдеморт. Зато фамилия Риддл там
действительно фигурировала, он хорошо запомнил её, так как упомянутый
Риддл тоже был старостой Слизерина, и Люциус даже одно время планировал
разыскать его и расспросить об однокурсниках. А уж наговаривать на себя
ради злого розыгрыша не стал бы ни один чистокровный волшебник. И
сейчас, перебирая в уме все их прошлые разговоры, он чем дальше тем
сильнее убеждался, что Найтли действительно магглорождённая. Что она
врала всё это время…
"Врала? Это когда же, например?" - он словно услышал её голос вживую. Да
никогда. Точно так же, как никогда ему не врал Лорд. Это и не требовалось,
достаточно было просто не развеивать чужих заблуждений и не выдать себя в
мелочах. Лорд, со своим благородством, с трепетным уважением к
традициям, с глубоким пониманием основ магии, не вызывал никаких
сомнений. А Найтли была слишком необычная, чтобы её можно было мерять
стандарной меркой, поэтому её чужеродность не казалась чем-то
неправильным. Найтли - это Найтли, она отдельно, и этим объяснялись все её
причуды и странности. "Так что ты сам радостно обманывался, признай уже
это! И её кровь не имела никакого значения, когда она - живая, тёплая,
покорная - была в твоих руках, когда позволяла называть себя "Джин", когда
ответила на поцелуй…"
Осталось только понять, имело ли это значение сейчас. Что бы он сделал,
войди Найтли в эту дверь? Согласись она, что их… дружба возможна,
несмотря на то, что они "разные и в разных лагерях"? Стал бы он относиться
к ней по-другому? Выгнал бы за ворота? Попросил бы помощи и поддержки?
Люциус вдруг ясно увидел картинку: они вдвоём в бордовом кабинете, он за
столом, Джин в кресле с книгой, шуршит перо по пергаменту, сухо тикают
отцовские напольные часы, потрескивает светильник. Он не может разобрать
почерк или просит её ещё раз сверить цифры, и она встаёт у него за спиной,
опираясь одной рукой на стол, и близоруко щурится, и у неё почему-то
длинные волосы, которые всё время норовят свеситься вниз, и она без конца
поправляет одну самую непокорную прядь, но та постоянно выскальзывает,
каждый раз задевая его щёку, щекочет, отвлекает, загораживает документы, и
он понимает, что ему уже давно нет никакого дела до непонятного места в
бумагах, он думает только о том, как близко к нему стоит она - друг? жена?
Да, наверное сейчас было уже совершенно неважно, что Джин -
магглорождённая. Она просто была единственной в своём роде. Одна из
самых сильных учениц его выпуска, талантливая, умная, начитанная - она
могла бы занять достаточно высокий пост в Министерстве, если бы
продолжила своё образование. Такой женой можно бы было гордиться, и
вместе они бы добились многого. Кто сказал, что их представления о
будущем так уж различаются? Может быть, сумев договориться, они бы
смогли разработать новый законопроект, который бы учёл интересы
магглорождённых?
Но тут он ступал на неверную почву. Планы Лорда не предусматривали
никаких изменений в этой области. А сам Лорд был достаточно жёстким в
том, что касалось воплощения его идей о новом государственном порядке.
Было очевидно, что он обдумал в них каждую деталь задолго до знакомства с
Люциусом, что посвятил этому не один год серьёзных исследований и теперь
у него был только один путь - вперёд, к достижению мечты своей жизни.
Вставать на этом пути было не только бессмысленно, но и опасно. Может
быть Найтли и преувеличивала грядущие ужасы, хотя теперь, когда
выяснилось, что она действительно знает о Лорде больше, чем можно было
ожидать, Люциус допускал, что она может оказаться права и в этом. Но что
его "хозяин" использует силовые методы воздействия на тех, кто
осмеливается ему мешать, он уже имел возможность убедиться
самостоятельно. Взять хотя бы тех самых загадочных "министерских друзей",
каким-то образом добившихся снятия антиаппарационного барьера с
Хогсмида. Люциус точно знал, что Лорд оказывал на них нешуточное
давление, потому что как-то случайно стал свидетелем довольно
напряжённого разговора через каминную сеть, в котором даже прозвучало
несколько завуалированных, но, тем не менее, совершенно однозначных
угроз. Носителям же меток и угрожать было не надо, они и без
дополнительных средств убеждения были подконтрольны Лорду. Поэтому
нечего было и думать о том, чтобы в угоду Найтли вносить изменения в
будущее устройство магической Британии. А принять порядок, который
собиралась установить их организация, она бы никогда не согласилась,
теперь он это ясно понимал. Это был тупик.
Люциусу было не суждено вырваться из предопределённого хода событий,
сколько бы он не воображал, что властен что-то изменить. Так что Найтли
могла быть спокойна - она добилась своим письмом, чего хотела. Он больше
не собирался оскорблять её своим настойчивым вниманием, от которого ей
так не терпелось избавиться. Пусть обсуждает диапазон температур, которые
должен выдерживать её новый котёл, с Прюэттом. Он наверняка посоветует
что-нибудь толковое. И уж он, конечно же, замечательный друг, с которым у
Найтли полное взаимопонимание. Он даже, возможно, с самого начала знал,
что она - магглорождённая, и для него это, разумеется, не имеет никакого
значения, там вся семейка такая - магглолюбы, как на подбор. И
хаффлпаффцы - теперь было понятно, почему она свела дружбу именно с
этой компанией. Собственный факультет сразу же был признан сборищем
снобов, "совсем спятивших со своей чистокровностью", так, кажется, она
любила повторять… Подумать только, это ей было жалко потраченного на
Люциуса времени? А сколько он потратил, пытаясь сделать сносным её
существование среди людей, которых она про себя презирала! И за что? За то,
что они всего лишь ценили свои традиции и сохраняли их от пришлых
чужаков?
Люциус как никогда был близок к тому, чтобы швырнуть что-нибудь в стену,
но под рукой не оказалось ничего подходящего. К тому же это было нелепо -
так расстраиваться из-за жалкого письма предубеждённой девчонки,
вообразившей неизвестно что, испугавшейся обычной переписки так, как
будто он уже предложил ей руку и сердце. И выбравшей именно этот момент,
когда ему и без того тяжело, когда за стеной лежит тело его отца, а он остался
совершенно один…
- К вам гостья, мистер Малфой, сэр, - пропищал появившийся в комнате эльф,
и Люциус вскочил с кресла.
Ему вдруг пришло в голову, что Найтли могла пожалеть о том, что написала.
О том, что сделала это именно в таком тоне. И прийти, чтобы объяснить - и
свою скрытность раньше, и свою жестокость сейчас, и спросить -
действительно ли их мир закончился или ещё можно что-то поправить…
Люциус, старательно замедляя порывистый шаг, достиг лестницы и увидел
внизу, посреди холла, женскую фигуру, закутанную в глухой дорожный плащ
с капюшоном. И даже до того, как гостья скинула его в протянутые руки
эльфа и покрутилась перед огромным зеркалом, оправляя свою мантию и
причёску, он уже понял, что лимит отведённых ему чудес был исчерпан ещё
тем поцелуем после выпускного.
- Люци, милый! - воскликнула девушка, грациозно простирая тонкие руки
ему навстречу. - Как ты тут? Тебе очень плохо?
"Очень, - подумал он про себя, спускаясь к своей невесте. - Мне очень
плохо".

Глава 26.
"Храбрая маленькая Цисси", - подумал Люциус со смесью восхищения и
насмешки, расправляя смятую простыню и укрывая спящую девушку. Когда
ей действительно было надо, его невеста умела действовать решительно.
Отпроситься у директора к убитому горем, осиротевшему жениху - и перед
поездкой натереть тело специальной мазью, вызывавшей волшебное свечение
кожи и использовавшейся как лёгкий, легальный афродизиак, была способна
только слизеринка. Наверное она приехала поддержать Люциуса по совету
отца, который одним из первых узнал о смерти старшего Малфоя. Но метод
"поддержки" явно был выбран самой Нарциссой. Возможно, таким и было
сочувствие в её представлении: неловкий поздний ужин при свечах, во время
которого ни ему, ни ей кусок в горло не лез, огромные голубые глаза, тоже
фантастически светящиеся в полумраке коридора перед дверью в гостевую
комнату, чуть хриплое "пойдём лучше к тебе", струящийся шёлк мантии, без
колебаний скинутой под ноги, ослепительная юная нагота, преподнесённая в
дар, тихое "да, уверена", трогательно прикушенная губа и напряжённые
побелевшие пальцы, вцепившиеся в его плечи… И тревожный взгляд после -
"всё хорошо?" Люциус лежал рядом, перебирая её мягкие локоны, пока
Цисси не уснула. А потом встал, бесшумно оделся и выскользнул из своей
спальни.
В комнате отца горели свечи, и движение воздуха, вызванное открывшейся
дверью, поколебало язычки пламени, отчего по стенам заплясали диковинные
тени. Люциус осторожно приблизился к отцовской кровати. Эльфы уже
переодели своего усопшего хозяина в парадную мантию с приколотым
орденом Виклифа второй степени и наложили какие-то свои, специфические
чары, позволяющие телу сохраниться в том же виде до похорон, которые
должны были состояться послезавтра. После которых Люциус официально
будет считаться главой семейства Малфоев. Это казалось какой-то
насмешкой. Всё семейство Малфоев состояло из него самого. Даже тётушки
из Реймса были двоюродными сёстрами его матери. Так что, на самом деле,
всё, что Люциусу давала смерть отца - это власть над собственной судьбой.
Которую он уже успел отдать в руки Лорда. В руки полукровки…
- Прости меня, - неожиданно для себя прошептал он вслух, коснувшись сухой
и холодной ладони, лежащей поверх траурного крепа.
"За то, что, торопясь обрести свободу от тебя, я навсегда её потерял. За то,
что не доверял тебе, думая, что сам распоряжусь своей жизнью лучше. За то,
что не справился, подвёл - и себя, и тебя. За то, что не признался сразу. За то,
что не успел застать тебя живым. За то, что убежал сегодня. За то, что даже
сейчас не могу понять, что я чувствую, зная, что ты больше никогда и ничего
мне не прикажешь. Прости, отец!"
Люциус просидел так до утра, когда пасмурный серый свет, пробивающийся
из-за неплотно задёрнутых штор, начал мешаться с тусклым мерцанием
почти догоревших свечей. Тогда он отвёл назад отцовские седые кудри и
поцеловал суровый остывший лоб. Это был его первый и последний
сыновний поцелуй - Абраксас Малфой не поощрял подобных нежностей,
которые были приняты во многих семьях. Что ж, теперь ему уже было всё
равно.
Спустившись в столовую, Люциус потребовал себе завтрак и кофе. Ему по-
прежнему совершенно не хотелось спать, поэтому он решил сразу же
приступить к намеченным вчера планам. А время отдохнуть перед
похоронами ещё найдётся. Призвав письменные принадлежности и кое-какие
документы, он погрузился в дела и провёл так несколько часов, вливая в себя
чашку за чашкой крепкий ароматный кофе.
Появление Нарциссы застало его врасплох. Люциус поднял голову на шорох
и увидел её на пороге столовой - как всегда безупречно-элегантную. Волосы
снова были забраны в гладкую причёску, мантия в идеальном порядке - о том,
что было ночью, напоминали лишь чуть припухшие губы и что-то
неуловимое в глазах. Чем дольше Люциус смотрел на невесту, тем
настойчивей его интуиция подсказывала, что что-то не так.
- Доброе утро, Цисси, - он встал из-за стола и приблизился к ней.
И за эти несколько шагов успел подумать, что проведённая вместе ночь
почему-то сделала их ещё более чужими друг другу. Раньше между ними не
было этой неловкости. Впрочем, может быть это было и естественно - всё-
таки до Цисси он имел отношения только с опытными девушками:
слизеринка, бывшая на два года его старше, однокурсница с Равенкло и
несколько француженок, с которыми он крутил необременительные летние
"романы". Так что вдобавок можно было сказать, что Люциус впервые был с
девушкой, которой отводилась в его жизни роль гораздо более значительная,
чем роль временного партнёра по постели.
Он потянулся поцеловать её в щёку. Это был привычный ритуал, но Цисси
недовольно отстранилась, упершись ему в грудь рукой.
- Как поживает твоя грязнокровная подружка? - она скорчила брезгливую
гримасу. - И что за будущее ты собрался строить с ней? Теперь, когда твой
отец умер, ты думаешь, что можешь так запросто…
- Цисси, дорогая, - прошипел Люциус, чувствуя, как в нём поднимается
холодная ярость, - тебя разве не научили не совать свой очаровательный
носик в чужую почту? Не думал, что ты можешь пасть так низко.
- Низко?! - её голос сорвался. - Ты смеешь говорить мне что-то о низости
после того, как… Я думала, я нужна тебе. А ты у меня за спиной
переписываешься с этой грязной девкой! Скажи мне - ты уже спал с ней? И
тебе было не противно к ней прикасаться, к мерзкой грязнокровной…
В следующее мгновенье он припечатал её спиной к дверному косяку, сдавив
нежную шею, на которой ещё были заметны следы его поцелуев. Нарцисса
испуганно пискнула и в глазах её появился настоящий ужас. Она, похоже,
осознала, что в данный момент Люциус был действительно способен на что-
то страшное.
- Это. Не. Твоё. Дело, - ответил он сквозь зубы и с усилием разжал пальцы,
стиснувшие её горло.
Она бочком протиснулась мимо него и обогнула стол так, чтобы он оказался
между ними. И только после этого заговорила:
- Не моё дело? Ты связался с грязнокровкой, на глазах у всего Хогвартса
обмениваешься с ней письмами… Все заметили! Ты хоть представляешь, как
это унизительно? - в её глазах уже стояли слёзы, но Люциуса они не трогали.
- Собираешься бросить меня, да? Ради неё?! - он по-прежнему молчал, но
Нарцисса завелась от этого только сильнее и вновь повысила голос до крика:
- Я не позволю этой дряни занять моё место! Посмотрим, что скажет твой
Лорд, когда узнает…
Она поймала его взгляд, в котором, наверняка, сейчас можно было прочитать
желание убить, и поспешно начала шарить по своим карманам в поисках
палочки. Но Люциус был готов поклясться, что та по-прежнему лежала на
прикроватном столике в его спальне. Цисси вечно её везде забывала. И
именно эта мысль помогла прогнать застилающую глаза кровавую пелену,
напомнив ему, кто перед ним. Всего лишь жалкая, не приспособленная к
жизни кукла, которая вдруг испугалась, что с ней перестанут играть, заменив
на новую игрушку. Пустоголовая кукла, вздумавшая угрожать ему тем, чего
сама ещё не поняла. Которая могла погубить их обоих.
- Ассио палочка Цисси, - спокойно произнёс он, и через пару секунд та
прилетела к нему - как и ожидалось, откуда-то сверху. Этот фокус был
вообще-то за пределом его возможностей, но магия дома, уже начинавшего
признавать его власть, многократно увеличивала волшебную силу хозяина.
Люциус небрежно швырнул палочку на стол перед Нарциссой. - Возьми и
успокойся. Давай сядем и поговорим.
Не сводя с него недоверчивого взгляда, Цисси тем не менее послушно
уселась за стол напротив него.
- Точнее, ты будешь слушать и кивать. Поняла меня? - она заворожённо
кивнула, и Люциус позволил себе сухо улыбнуться. В его задачу вовсе не
входило запугать её. Он продолжил вкрадчивым голосом: - Цисси, ты раздула
проблему из ничего, поверь мне. Прости, что был груб с тобой, просто я
терпеть не могу, когда лезут в мои дела, - она вызывающе вздёрнула
подбородок. - У нас с Найтли действительно ничего нет и никогда не было. Я
всего лишь хотел, чтобы она тоже работала на Лорда. Она отказалась - вот и
вся переписка. Но Лорду действительно не надо о ней знать.
- Это ещё почему? - вновь завелась Нарцисса. - Боишься за свою
драгоценную грязнокровную подружку? Белла рассказывала мне, как ваш
Лорд ненавидит таких, как Найтли…
- Иногда я удивляюсь, - вздохнул Люциус, - как так вышло, что в твоей
хорошенькой головке не хватило места для мозгов? Но наверное это потому,
что иначе получилось бы слишком совершенное существо… И всё-таки
попробуй подумать: что будет, если посеять в магическом обществе сомнение
в стопроцентной чистокровности Слизерина? И что ты ответишь, например,
Белле или тому же Лорду, когда они спросят тебя, с чего ты взяла, что Шляпа
могла вытворить такое? Почему ты вообще в это поверила? Кстати, почему?
Он уставился на неё в упор, наслаждаясь её замешательством.
- Так и скажу, - наконец ответила Нарцисса неуверенным голосом, - что
Найтли сама об этом написала.
- То есть ты поддерживала переписку с магглорождённой? Вы, может быть,
дружили, что она так с тобой разоткровенничалась? Ну хорошо - вали всё на
меня. Но это не сделает картину менее компрометирующей.
- Но ведь мы не знали! - воскликнула она возмущённо. - Ведь ты тоже не
знал!
- Так почему же мы сразу поверили в такую неправдоподобную историю?
Нарцисса явно запуталась в его рассуждениях и уже сама забыла, какую
точку зрения собралась отстаивать, потому что с тем же возмущением
немедленно начала доказывать обратное:
- Почему неправдоподобную? Да с первого взгляда видно, что она не такая,
как мы!
- Но мы с ней всё-таки общались… - Люциус получал огромное удовольствие
от растерянного вида невесты. Сбивать её с толка было довольно весело.
- Ты общался! - взвизгнула она. - Я никогда бы…
- Так откуда же ты знаешь, что ей можно верить? Вдруг всё от первого и до
последнего слова - ложь?
- Но ведь ты веришь! Ты поверил, что она грязнокровка!
- А почему я поверил, как думаешь? - он взял недлинную паузу, чтобы
убедиться, что она действительно заинтересовалась. - Потому, что всё, что
она написала, и всё, что говорила мне раньше про Лорда, очень похоже на
правду. Получается, что он и вправду полукровка. И тщательнейшим образом
это скрывает. Как думаешь, понравится ему история про Шляпу,
отправившую в Слизерин магглорождённую студентку? Скорее всего, он
захочет узнать, что тебе ещё известно про Найтли и её письмо. Или её саму
допросит. И непременно выяснит, что мы с тобой прочитали и поверили в то,
что его отец - маггл. А что он после этого с нами сделает, поинтересуйся у
Беллы.
- Я не поверила… - прошептала Нарцисса, широко распахнув полные ужаса
глаза, и Люциус расхохотался.
Впрочем, искреннего веселья в его смехе было исчезающе мало. На самом
деле, загоняя Цисси в угол, он понял, что все его рассуждения совершенно
справедливы. И разом признал, что Найтли была права во всём - и даже реки
крови будут рано или поздно пролиты во имя одержимости Лорда чистотой
магического общества. Потому что человек, который умеет столь страстно
лицемерить и так вдохновенно лгать, может быть либо расчётливым и
жестоким манипулятором, готовым пройти по трупам ради своей цели, либо
безумным фанатиком, которому это даже доставит удовольствие.
- Перестань трястись, дорогая, - посоветовал он, отсмеявшись. - Зато это
отучит тебя читать не предназначенные тебе письма. Иногда в них можно
вычитать такое, чего бы ты предпочла не знать… Но сейчас это уже не
исправить. Главное, чтобы ни о чём не узнал Лорд - теперь ты с этим
согласна? - она молча кивнула всё с тем же испуганным видом. - Значит,
будешь держать свой язычок за зубами, так? Никому - ни слова. Ни
подружкам, ни Белле, ни одной живой душе. И особенно осторожна будь с
Лордом. Он очень проницательный человек и, если что-нибудь заподозрит,
непременно докопается до сути.
- Я не собираюсь беседовать с твоим Лордом, - ответила она слабым голосом.

- Ну что ты, дорогая! - бодро воскликнул Люциус, соглашаясь про себя, что
тут есть из-за чего бледнеть. - Тебе непременно нужно с ним побеседовать.
Ты же обещала мне поддержку? А я как раз собирался познакомить тебя со
своим наставником и покровителем. Ты должна ему понравиться. Только не
болтай лишнего и постарайся не встречаться с ним взглядом…
Прозрачные голубые глаза наполнились слезами. Нарцисса не выдержала и
всхлипнула, спрятав лицо в ладонях. Люциус обошёл стол и ласково обнял
невесту за плечи. А она уткнулась ему в грудь и разрыдалась.

***

Невзирая на отвратительную погоду, попрощаться с Абраксасом Малфоем

пришло довольно много волшебников. Когда тело было предано земле, а
бесконечный поток ведьм и колдунов, желавших лично выразить
соболезнования, иссяк, Люциус подошёл к своему будущему тестю,
стоявшему в стороне от могилы под руку с Цисси.
- Ну, сынок, как ты? - формальным тоном задал Цигнус Блэк вопрос, который
за сегодня Люциусу пришлось слышать бессчётное число раз.
- Спасибо за беспокойство, - так же формально ответил он. - Могу я забрать у
вас Нарциссу на несколько минут?
- Разумеется, мальчик мой, - закивал старик, игнорируя то, как его младшая
дочь побледнела и даже невольно попятилась от жениха. - Я вообще
надеялся, что ты сам посадишь её на Хогвартс-Экспресс. Но если это
неудобно…
- Я с радостью сделаю это, - уверил его Люциус, беря Цисси за локоть. -
Можете не беспокоиться.
- В таком случае, я со спокойной совестью отправляюсь домой. Прими ещё
раз мои соболезнования. Если тебе в чём-нибудь потребуется помощь…
Уверив главу семейства Блэков в том, что он непременно обратится к нему по
любому затруднительному вопросу, Люциус наконец распрощался с ним и
повёл заметно дрожавшую Нарциссу к группе, собравшейся вокруг Лорда.
- Ты так замёрзла или всё ещё трусишь? - шёпотом спросил он,
наклонившись к Цисси. - Бери пример с сестры - она, например, совершенно
не боится.
Белла, раскрасневшаяся и оживлённая, активно участвовала в общей беседе.
Было похоже, что она до сих пор так и не заметила, что Рудольфус давным-
давно аппарировал с кладбища.
- Люц, пожалуйста… - жалобно ответила Цисси. - Я не готова… Я не могу.
Давай в другой раз, а?
- Цисси, возьми себя в руки, - он приобнял её за плечи и зашептал ей в самое
ухо: - Наоборот, сейчас самый удачный момент. Твоё волнение Лорд спишет
на естественные для сегодняшнего печального дня переживания. Тебе даже
не обязательно улыбаться.
Нарцисса обречённо кивнула и позволила подвести себя к остальным.
- Мой лорд, я хочу познакомить вас со своей невестой, - окликнул он Лорда, и
тот обернулся, заинтересованно оглядев Цисси с ног до головы. - Дорогая,
позволь мне представить тебе моего наставника - лорд Волдеморт. Мой лорд,
это Нарцисса Блэк.
- Я польщён, - тёмные глаза заметно потеплели, а губы сложились в
приветливую улыбку. Если бы Цисси набралась храбрости взглянуть Лорду в
лицо, его вид развеял бы все её опасения. - Люциус, она прелестна.
- Благодарю вас, мой лорд, - голос Цисси слегка дрожал, но в остальном она
держалась неплохо. - Я много о вас слышала и давно мечтала о знакомстве.
- Очаровательное дитя! - повторил Лорд и добавил, обернувшись к Белле: -
Напрашивается вывод, что древние семейства особо пестовали женскую
красоту. Ещё один аргумент в пользу необходимости контроля над вопросами
семьи и брака. Совершенство внешнего облика, подобное тому, которое я
вижу в женщинах рода Блэков, достигнуто векамитщательного отбора - разве
можно сейчас позволить этим прекрасным генам быть разбавленными
плебейской кровью?
Он вновь перевёл восхищённый взгляд на стоявших рука об руку Нарциссу и
Люциуса, не заметив, как скривилась Белла после его речи. Она скрывала от
своего кумира тот позорный факт, что её средняя сестра была помолвлена с
магглорождённым. И, скорее всего, собиралась предпринять всё возможное,
чтобы не допустить этого мезальянса.
- Пройдёмся, мой юный друг? - предложил Лорд. - Я хотел бы обсудить с
тобой пару вопросов. Вы составите нам компанию, прекрасная леди? - он
галантно предложил Нарциссе опереться на его руку. Белла явно растерялась,
неожиданно лишившись его внимания, но так и не решилась заговорить.
Только её тёмные глаза метали молнии. - Друзья мои, до скорой встречи, -
простился Лорд с остальными и двинулся по вязовой аллее, которая вела к
восточным воротам кладбища, продолжая осыпать Цисси комплиментами.
Люциус тоже торопливо попрощался и поспешил за ними. Краем глаза он
заметил, как Макнейр, державшийся в стороне от всех, приблизился к
компании слизеринцев, и предположил, что Уолден, Кристиан, Рабастан и
Белла наверняка сейчас отправятся куда-нибудь посидеть и выпить. Люциус
предпочёл бы уйти с кладбища вместе с друзьями, однако его личные
предпочтения в расчёт не шли. У него было время подумать и рассмотреть
разные варианты поведения, но всё сводилось к одному - с Лордом надо было
вести себя очень осторожно. Теперь, когда он был связан с ним до конца
жизни, единственным способом удержаться на плаву и даже возвыситься
было безоговорочное подчинение.
- Ну, мой юный друг, как ты? - сочувственно спросил Лорд, когда Люциус
догнал его и Нарциссу. - Восхищаюсь тем, как ты держишься. Истинный
Малфой. Я не имел чести быть знакомым с твоим отцом, но уверен, что
сейчас он бы тобой гордился, - он на некоторое время погрузился в
задумчивость. - Ты разобрался со счётом в Гринготтсе?
- Этот вопрос будет решён после того, как я вступлю в наследство, - ответил
Люциус, - но проблем возникнуть не должно.
- А, - коротко откликнулся Лорд. - Жаль, что такая задержка. Хотел
предложить тебе вложить некоторую сумму в недвижимость.
- У меня есть собственные средства. Их вполне хватит, чтобы купить
половину Косого переулка.
- Ну, столько и не потребуется, - улыбнулся Лорд, заметно оживившись. - У
меня есть на примете один довольно любопытный дом. Он когда-то
принадлежал богатому маггловскому семейству, но это хорошее, старинное
поместье. Оно бы идеально подошло для нужд нашей организации. Думаю,
лучше всего купить его через какое-нибудь подставное лицо. И организовать
"заселение новых хозяев", которые вскоре переедут, потому что их что-нибудь
не устроит. Время от времени этот трюк надо будет повторять, тогда
большую часть времени дом будет пустовать, готовый к использованию для
наших дел, и при этом не вызовет подозрений у местных магглов. Если к
тому же распустить о нём нехорошие слухи, то никаких чар ненаходимости
не потребуется. А ты сможешь заработать на операциях с его куплей-
продажей. Как тебе план?
- Разумеется, мой лорд, я готов заняться этим хоть сегодня. Где находится это
поместье?
- Рядом с деревушкой Литтл-Хэнглтон, в графстве Уилтшир. Местные
называют его домом Риддлов… - Нарцисса издала сдавленный звук, и Лорд
немедленно обернулся к ней. - О, мы совершенно забыли о нашей прекрасной
даме и наскучили ей своими деловыми разговорами. Простите, мисс Блэк, -
он с видом искреннего раскаяния поднёс её вялую кисть к губам и
почтительно поцеловал. - Расскажите лучше, когда планируется ваша
свадьба.
- В конце августа, мой лорд, - ответил за невесту Люциус. - После того, как
Цисси исполнится восемнадцать.
- Значит, последний год в Хогвартсе? - уточнил Лорд, и она слабо кивнула. -
Золотое время… - протянул он мечтательно. - Время надежд и грандиозных
планов. Надеюсь, прекрасное дитя, ваши мечты сбудутся. Вы с Люциусом -
красивая пара, идеальный пример для всего магического общества. Вы будете
блистательными законодателями мод, воплощением и символом обновлённой
Британии. Вы оба просто созданы для того, чтобы быть в центре внимания,
восхищать и вести за собою…
Пока Лорд рассыпался восторженными эпитетами, Люциус заглянул в лицо
Цисси и обнаружил, что она уже позабыла свой недавний ужас, расцветая от
сладких обещаний яркой светской жизни, к которой она всегда стремилась.
Лорд умел находить для каждого нужные слова. Но для Люциуса его речь
имела совсем другое значение. Ему стало очевидно, что даже его союз с
Нарциссой был ещё одним пунктом грандиозного плана. А это значило, что
Джин, угрожавшая их браку, стояла у Лорда на дороге. Добавить сюда её
нечистокровность - и становилось совершенно ясно, что Люциус со своими
чувствами едва не подверг её настоящей опасности. Оставалось надеяться,
что Нарцисса не проболтается - и одного страха перед Лордом было слишком
мало для гарантий. Люциус не должен был больше подавать невесте повода,
иначе мстительность её натуры могла взять верх над инстинктом
самосохранения.
Дойдя до конца аллеи, они распрощались с Лордом, который взял с Нарциссы
обещание прислать ему приглашение на свадьбу, ещё раз выразил
соболезнования Люциусу и дизаппарировал. Тогда Люциус привлёк Цисси к
себе и поцеловал в лоб.
- Ты прекрасно держалась, дорогая, - искренне сказал он. - И всё прошло
замечательно.
Он обнял её для совместной аппарации в Косой переулок, где они перекусили
и отправились на Кингз-Кросс. Сажая невесту в вагон Хогвартс-Экспресса,
Люциус никак не мог отделаться от воспоминаний о том давнем августовском
дне, проведённом вместе с Найтли. И ему начало казаться, что мысли о ней
теперь всегда будут с ним: в кафе Флорана, на платформе "9 3/4", в тёмных
переходах Гринготтса или в сутолоке маггловского Лондона - везде его
преследовали янтарно-карие глаза с золотистыми искрами и горький запах
лекарственных трав. Умом Люциус понимал, что когда-нибудь эта боль
должна была пройти, что он привыкнет вдыхать другой, сладкий и
утончённый запах и видеть рядом другие, небесно-голубые глаза, что эта
потеря будет компенсирована высоким положением в магическом обществе,
но сейчас все эти утешительные мысли казались ему кощунством. Потому
что на самом деле он ни за что не хотел, чтобы развеялась иллюзия
постоянного присутствия Джин где-то на периферии его зрения, это
ощущение, что, обернувшись, он встретит её внимательный взгляд, полный
чего-то недосказанного. Того, что она всё равно никогда бы ему не сказала.

Глава 27.
"Вот и ещё один год прошёл, - думала Джин, разглядывая праздничное
убранство Большого зала. - Уже больше двух лет я живу не своей жизнью, но,
наверное, не привыкну к этому никогда. А все, к кому я успела привязаться,
покидают меня один за другим…"
Как ни тяжело ей было общаться с Фабзом, в то время как безжалостный
внутренний голос не уставал напоминать, что ему суждено стать одной из
первых жертв приближающейся войны, но осознавать, что уже завтра в
Хогвартсе не останется никого из её друзей, повергало в настоящую
депрессию. Даже Поппи в этот раз взяла отпуск пораньше, снова собираясь в
Аргентину. Она шутки ради звала с собой и Джин, но та сомневалась, что
Ксавье будет рад ещё одной гостье. А если бы и обрадовался - это было бы
даже хуже. В общем, ехать в Кордову с Поппи Джин отказалась. Впереди
было очередное одинокое лето, а затем - новый учебный год, только на этот
раз рядом не будет вообще никого из тех, с кем она привыкла общаться. Если
не считать Эмми и Гвен.
Обе второкурсницы буквально висели на Джин, отвоёвывая друг у друга её
внимание. Они даже в больничное крыло начали попадать с такой частотой,
что Джин непременно заподозрила бы, что они это делают нарочно, не будь
поводы такими серьёзными. Эмми катастрофически не везло со всякими
чудищами. Джин с ужасом думала, что же будет в следующем году, когда та
начнёт посещать уход за магическими существами. Девочку кусали даже
безобидные фамилиары, но эта мелочь не стоила упоминания, учитывая
нездоровую тягу Эмми к самым экзотическим питомцам Хагрида и
Кеттлбёрна и к самым агрессивным растениям Спраут. И если с последними
она вступала в контакт в основном под присмотром профессора, хоть и с
опасным энтузиазмом, то первые влекли её вне рамок учебной программы.
Каждая новая выходка Эмми была круче предыдущей. Но самые выдающиеся
её подвиги были связаны с "лошадками", как каждый раз объясняла девочка,
хлопая честными голубыми глазами. Эти лошадки уже стали любимой
присказкой и кошмаром всего педсостава Хогвартса.
Полукровка Эмми каждое лето проводила у бабушки на деревенской ферме,
где с огромным интересом возилась с разной живностью, но особой её
любовью пользовались лошади. И это светлое чувство она, не сомневаясь ни
мгновенья, переносила на любое живое существо, хотя бы отдалённо
напоминающее благородного скакуна. В начале года она пробралась в загон к
гиппогрифам, "чтобы посмотреть на жеребят". В тот раз больше пострадал
Хагрид, вытащивший девочку буквально из-под копыт разъярённых и
испуганных животных. Сама же Эмми отделалась лёгким сотрясением мозга.
Слишком лёгким, чтобы сделать из случившегося какие-нибудь выводы.
Спустя всего полтора месяца она, ни больше, ни меньше, попыталась
прокатиться на келпи, о существовании которого в Хогвартском озере до
этого случая не подозревал даже Кеттльбёрн. Приручением водяного демона
Эмми занималась на виду чуть ли не у всей школы. Просто никто не
задумался, зачем малышка Вейнс каждый день ходит на берег, в одно и то же
место, и ритмично плещет ладошкой в стылой озёрной воде. До тех пор, пока
Эмми не решила перейти к более активной форме общения с очередной
"лошадкой". Причём она подошла к задаче с нетипичной для гриффиндорки
предусмотрительностью: прочитала о повадках келпи всё, что нашла в
библиотеке, приготовила заколдованную уздечку и несколько кусков сахара и
отправилась к озеру рано утром, рассчитывая обойтись без свидетелей. На её
счастье в замке была ещё одна ранняя пташка - профессор Перкинс,
преподаватель ЗОТИ и бывший аврор. Впрочем, Эмми была совершенно не
рада его вмешательству и потом до хрипоты спорила, что "лошадка" её уже
почти совсем послушалась и не было никакой нужды отпугивать её
дурацкими заклинаниями. Кеттльбёрн даже допускал, что она права, потому
что уздечка действительно была закреплена как надо - это потом подтвердили
приглашённые специалисты, когда измеряли и осматривали келпи для
постановки на учёт. Как бы то ни было, эта история закончилась для Эмми
купанием в ноябрьской воде и напряжёнными отношениями с профессором
Перкинсом до конца учебного года. Которым, кстати, было куда ухудшаться,
как выяснилось во время пасхальных каникул, когда девочка отправилась в
героический поход за единорогами в глубь Запретного леса. Единорогов она,
правда, не нашла, зато познакомилась с кентаврами. Знакомство вышло
коротким, так как, почуяв какую-то угрозу, Эмми предпочла драпануть от
недружелюбных "лошадок" через кусты. В результате она заблудилась, едва
не угодила в гнездо акромантулов, подвернула лодыжку и потом ковыляла по
чаще почти сутки, пока её не обнаружили прочёсывающие лес
преподаватели. Конкретно - профессор Перкинс, который после этой истории
поклялся, что уволится из проклятой школы и ноги его больше не будет ни в
одном учебном заведении, где есть риск встретить юных
естествоиспытателей, подобных мисс Вейнс. Исцарапанной же
нарушительнице назначили отработки до конца учебного года - чтобы не
оставалось больше времени на "лошадок". А наблюдать за их исполнением
поручили Джин, которую, очевидно, посчитали самой незанятой из всего
персонала Хогвартса. И весь май Эмми под её присмотром прилежно
подписывала этикетки и вела учёт ингредиентов. Удивительно, но в
лаборатории она была аккуратна и исполнительна, ничем не напоминая "мисс
ЧП", регулярно ставившую школу на уши. Может быть потому, что зелья её
ничуть не интересовали, в отличие от волшебных существ.
Гвен же играла в квиддич, и этим было всё сказано.
За прошедший учебный год Джин уже четыре раза варила для незадачливой
охотницы костерост. И это ещё притом, что Гвен пока была лишь запасным
игроком и все свои травмы умудрялась получать во время тренировок. Джин
перестала удивляться, только когда увидела своими глазами, как эти
тренировки проходят. Будь её воля, она бы выгнала сумасшедшую девчонку
из команды после первого же "финта", на дилетантский взгляд Джин более
походившего на штопор. Но капитан наоборот поощрял "молодое дарование"
в её безумных выходках, и мадам Хуч его в этом поддерживала. В общем,
непрофессионалам вроде Поппи и Джин пришлось оставить своё мнение при
себе, и они имели удовольствие лицезреть Гвен в больничном крыле в
качестве пациентки по крайней мере раз в месяц. В остальное же время
девочка приходила просто так - чтобы не уступать территорию Эмми. Гвен
привыкла считать Джин своей личной собственностью на том основании, что
они учились на одном факультете, и не собиралась делить её ни с кем. В том
числе и с двумя другими вечными "клиентами" Поппи.
Впрочем, эти двое вовсе не стремились к общению с Джин. Ремус держался
довольно отстранённо. Может быть он с помощью своего развитого шестого
чувства понял тогда, после Рождества на первом курсе, что, предав только-
только зарождавшуюся дружбу со Снейпом, вызвал неудовольствие Джин. А
возможно шестое чувство было не при чём - просто она не сумела скрыть
разочарования и обиды за своего подопечного. Как бы то ни было, Ремус
чувствовал себя неловко в её присутствии, особенно когда его навещали
остальные Мародёры.
Снейп, наоборот, как будто начисто забыл события прошлого года. В том
числе и то, что раньше, презирая весь окружающий мир, он делал для Джин
исключение. То ли она недооценивала роль Малфоя в качестве связующей
нити между ними, то ли мальчик просто сильнее замкнулся, но в итоге
контакт с ним был совершенно потерян. Из всей школы он продолжал
общаться с одной лишь Лили, но и той постепенно становилось не до него.
Солнечная жизнерадостная девочка предпочитала проводить время с
весёлыми болтушками-одногруппницами и с удовольствием опекала
первокурсников. Вечно мрачный Снейп уже явно не вписывался в её
школьную жизнь, а дальше наверняка должно было стать только хуже. Но
были и приятные перемены: он перестал быть персональной мишенью
Мародёров. Джеймс и Сириус на время потеряли интерес к издевательствам
над своим главным врагом - великолепной гриффиндорской четвёрке было
чем заняться и помимо травли раздражающего их однокурсника. Разумеется,
о заключении мира речи не шло, но всё-таки чаще Мародёры были заняты
какими-то своими секретными делами, а не охотой на Снейпа. В этом году
ему больше доставалось от слизеринцев, которых он, очевидно, раздражал
своим неаккуратным видом и несветским поведением. Только Гвен, тоже
совершенно не умевшая и не хотевшая сходиться с людьми, но с первого
курса добивавшаяся внимания Снейпа, предприняла ещё одну попытку в
начале этого года - и он решительно отверг её дружбу. Страдавшей от
одиночества и тосковавшей по друзьям Джин было не понять, как можно
выбрать такую судьбу добровольно. Порой ей хотелось изо всей силы
встряхнуть его и заорать в лицо: "Что с тобой?! Кем надо быть, чтобы так
упорно отпихивать от себя всё живое и светлое?" Может быть он своим
авгурским чутьём заранее ощущал на себе незримое клеймо ещё
неслучившегося, которое предопределит его безрадостный одинокий путь?
Или не верил в надёжность протянутых рук? Думать об этом иногда было
больнее, чем о предстоящей войне.
И Джин не думала. Погружалась с головой в пёструю круговерть школьных
будней, увлечённо ставила эксперименты, восстанавливала физическую
форму. Учебный год, прожитый в подземельях не мог не сказаться
отрицательно на её состоянии. И дело было даже не в отсутствии солнца, а в
том, что под носом у Беллатрис нечего было и думать проводить утренний
комплекс упражнений, с которого она привыкла начинать день во время
учёбы в Академии. Та и без того косилась подозрительно на охранные чары,
которые Джин накладывала на свою кровать перед сном. И наверняка считала
свою соседку сумасшедшей. Переехав же после выпуска обратно в
больничное крыло, Джин с облегчением вернулась к прежнему образу жизни.
Майлдфевер, должно быть, был бы ею доволен. Мыслей о том, что его
гораздо больше порадовало бы, займись она своей личной жизнью, вместо
того, чтобы готовить себя к военному ремеслу, Джин тоже старалась избегать.
Что толку было поедом себя есть из-за вещей, которых она даже не могла
изменить? По крайней мере пока она жила среди людей, с которыми ей так
или иначе приходилось пересекаться в будущем. Вести полноценную жизнь
она могла, лишь уехав из Англии подальше. "Например, в Париж", - ехидно
напоминал внутренний голос.
С его стороны это был чистый садизм. Потому что, даже если Париж и был
когда-то вариантом - безумной ворованной мечтой - то теперь уже точно
можно было не опасаться за свой моральный облик. Всё возвратилось на
круги своя. Малфой, похоронив отца, вернулся в Университет и теперь, по
слухам, умудрялся как-то сочетать управление делами и учёбу. Но, где бы он
ни находился, не реже раза в неделю знакомый пёстрый филин опускался на
слизеринский стол. Наверное поэтому Джин ненавидела завтракать в
Большом зале. Хуже, чем торжество в глазах Нарциссы, по-хозяйски
шипевшей на Суллу, который вечно норовил своими когтищами испортить её
дорогую мантию, были любопытствующие и даже сочувственные взгляды
окружающих. То первое эффектное появление малфоевского филина
запомнили все, и теперь всем было интересно, какой будет реакция Джин. Но
ускоренный курс слизеринской сдержанности не прошёл для неё даром,
поэтому только один человек во всём Хогвартсе мог похвастаться тем, что
действительно знал, что она чувствовала по поводу переписки Малфоя со
своей невестой. Джин выдала себя всего раз, и ей до сих пор было стыдно
вспоминать этот случай.
Узнав, что Нарцисса отправляет Суллу отдыхать в Совиную башню, Джин
решилась навестить его. Она даже раздобыла с помощью Майси кусок
мюнстера, желая скрасить филину тяготы пребывания в птичьем общежитии,
которое он действительно ненавидел. Но то ли Малфой дал Сулле новые
инструкции, то ли тот сам был обижен на Джин за её последнее, ноябрьское
послание - но он так и не спустился к ней за угощением. Даже взглядом не
удостоил. И вот тогда Джин заплакала - впервые за много месяцев - по-
настоящему заплакала, со слезами и всхлипами. В таком виде её и застала
профессор Макгонагалл, поднявшаяся в башню чтобы отправить какое-то
письмо. Сколько она стояла там, наблюдая за своей бывшей студенткой, а
ныне коллегой, было неизвестно. В какой-то момент Джин просто оказалась в
её мягких осторожных объятьях и позволила себе по-детски уткнуться носом
в знакомый, щекочущий запах мела и кошачьей мяты и наконец оплакать все
свои прошлые и будущие потери. До сих пор она старательно избегала
лишнего общения с деканом Гриффиндора, почти что убедив саму себя, что
безупречная и требовательная Макгонагалл, бывшая её кумиром на младших
курсах, теперь совершенно чужой ей человек. Разве ей могло быть дело до
рыдающей в Совиной башне слизеринки? Но профессор терпеливо
дождалась, пока Джин наревелась всласть и перестала судорожно шмыгать
носом, а потом сказала одну-единственную фразу: "Ты поступила правильно,
девочка". Наверное, если бы Джин не была так эмоционально опустошена, ей
бы показалось унизительным то, что, судя по всему, причина её слёз довольно
очевидна. Но в тот момент она была благодарна Макгонагалл за прямоту и,
пусть немного нетактичную, но искреннюю поддержку. Они расстались, так
ничего больше и не сказав друг другу, и потом Джин утешалась тем, что
профессор, по крайней мере, её не осуждает. "Интересно, что бы она тебе
сказала, если бы знала, что ты не стала отбивать у Нарциссы жениха лишь из
соображений невмешательства в прошлое?" - пытался злорадствовать
внутренний голос, но рефлексировать ещё и по поводу своего нравственного
несовершенства у неё не было душевных сил.
К счастью, пытка Нарциссой должна была закончиться уже сегодня. И Джин
надеялась, что может быть, когда замок опустеет, она наконец перестанет
сожалеть о своей вынужденной правильности. А также ждать - вопреки
здравому смыслу и собственным представлениям о порядочности - что
однажды пёстрые крылья вновь захлопают над её головой.

***
- Нет, Люц, пожалуйста, я ужасно хочу на лодочке! Тебе кажется скучным
потому, что ты уже покатался в прошлом году…
"Ах, Цисси, как же ты заблуждаешься… Хотя, разумеется, откуда тебе знать,
что последний раз я видел лодочки вблизи ещё на первом курсе? Ты и
понятия не имеешь, как я провёл выпускной и сколько бы отдал, чтобы
повторить тот вечер…"
- Хорошо, дорогая, отправляйся на лодках. Встретимся на станции.
Он вообще не хотел приезжать. Насколько Люциус раньше любил Хогвартс,
настолько же теперь ему было неприятно здесь находиться. Это было место
его самого сокрушительного поражения и самой тяжёлой потери. Во время
церемонии вручения аттестатов потеря сидела за преподавательским столом с
самого края, в глухой чёрной робе - как будто только что из лаборатории, и
старательно прятала глаза. Люциус готов был поспорить, что она и вовсе не
пришла бы на праздник, если бы не её гриффиндорский приятель, который
тоже сегодня выпускался. Младший Прюэтт, получив аттестат, даже пытался
кинуться к ней - очевидно, за поздравлениями, но был остановлен своей
чопорной деканшей. Разумеется, Макгонагалл, как всегда, была на страже
приличий.
- Ну Лю-у-уци… - Цисси надула губки и притопнула ногой, но им обоим
было ясно, чем закончится этот дурацкий спор. С ней всё было так…
предсказуемо. И в этом была определённая прелесть.
Обречённо вздохнув, она потащила его через главный холл и вдруг застыла
на месте так внезапно, что Люциус едва в неё не врезался. На лестнице,
прямо под школьными часами, стояли Андромеда с каким-то парнем и
Найтли.
- Меда! - все трое обернулись на визгливый окрик Нарциссы. - Что он здесь
делает?!
Она ткнула пальцем в коренастого блондина, по-хозяйски обнимавшего
Андромеду за талию. Тонкс, кажется.
- То же, что и он, - не осталась в долгу Андромеда, зеркальным жестом указав
на Люциуса. - Тэд приехал поздравить меня с выпуском, ты что-то против
имеешь?
Нарцисса задохнулась от возмущения.
- Не смей даже сравнивать! Люц - член семьи, мой будущий муж. Какое
отношение к тебе имеет этот… плебей?
- Он - член моей семьи. И, если хочешь знать, мы уже женаты, - выпалила
Андромеда, и от глаз Люциуса не укрылось то, как она коротким защитным
движением прикрыла живот, как будто ей было необходимо оправить мантию.

- Нет! - выдохнула Нарцисса, шокированно распахнув глаза. - Ты не могла…

- Да, Цисси, ещё на пасхальных каникулах, - спокойно кивнула Меда. То, что
она говорила правду, можно было понять не только по её твёрдому,
уверенному тону, но и по реакции Тонкса и Найтли - оба ничуть не удивились
её заявлению, а на лице у новоиспечённого супруга мелькнуло выражение
облегчения, смешанного с гордостью.
- Папочка выгонит тебя из дома, - прошипела Нарцисса. - Ты опозорила нас
всех, связавшись с…
- Отсюда я собираюсь уехать в свой дом, - перебила её Андромеда, возвысив
голос. - Вместе с Тэдом. Но я не хочу ссориться с тобой или…
- Ссориться?! - Нарцисса издевательски и невесело засмеялась, на мгновение
став очень похожей на Беллу. - Ты мне больше не сестра! Если твой выбор -
мерзкие грязнокровки, то забудь о нашем существовании! Я не желаю
пачкаться о… - она запнулась, подыскивая слова, которые ударили бы
побольнее.
Лицо Андромеды исказилось, она явно хотела ответить, но Найтли шепнула
что-то Тонксу, и тот поспешно увёл расстроенную жену в боковой проход к
теплицам.
- Кто ты вообще такая? - негромко спросила Найтли, спустившись к ним и
встав напротив Нарциссы. Губы её подрагивали от плохо сдерживаемой
ярости. - Кем ты себя возомнила, пустоголовая злобная кукла?
- Это ты кто такая? - истерично взвизгнула Нарцисса, и Люциус понял, что
уводить её надо было раньше. - Что ты всё время лезешь в наши семейные
дела?!
- Ты оскорбила моих друзей, так что это моё дело, - холодно заявила Найтли и
в первый раз за всё время посмотрела на Люциуса: - Забирай отсюда свою
породистую невесту, а то как бы и впрямь её не испачкать ненароком, - и она
потянулась в рукав, где у неё обычно были закреплена палочка.
Люциус понадеялся, что это всего лишь предупреждение. Захоти Найтли и в
самом деле устроить дуэль посреди главного холла, у них вряд ли были бы
шансы. Но Нарцисса не ходила вместе с ними на ЗОТИ, а если и слышала
что-нибудь о боевых навыках Найтли, то разве что презрительные отзывы
Беллы, для которой важнее были изощрённость и мощь заклинаний, а не
скорость реакций. К тому же в данный момент "его породистая невеста"
абсолютно утратила над собой контроль, а вместе с ним - и чувство
самосохранения.
- За друзей вступаешься, какое благородство! - ядовито начала Нарцисса, и
Люциус похолодел, безошибочно поняв, что она сейчас скажет. - Думаешь, я
не знаю, что ты сама такая же грязнокровка, как и этот хаффл?!
Несколько секунд Люциус был почти уверен, что на него наложили заклятье
глухоты. Казалось, наступившую тишину можно было резать ножом. По
крайней мере ему хотелось - изрезать, разрубить на кусочки, уничтожить эту
густую душную атмосферу безнадёжности, в которой Найтли смотрела, не
отрываясь, в его глаза, и во взгляде была настоящая боль.
- Джин! - вездесущий Прюэтт лихо скатился по мраморным перилам
лестницы и одним прыжком очутился рядом с Найтли. - Что тут у вас? Где
остальные?
- Прюэтт! - процедила сквозь зубы Нарцисса, вновь скривившись. - Вообще-
то в приличном обществе принято здороваться.
- Если попаду в такое - непременно воспользуюсь твоим советом, Блэк, -
сверкнул он зубами и бесцеремонно обнял Найтли за плечи. - Ну что - идём
праздновать?
Она слабо кивнула, позволяя увлечь себя мимо Люциуса и Нарциссы.
Тяжёлая входная дверь пропустила их наружу и вновь закрылась.

***

- Что-то в них есть, правда? - голос, раздавшийся сзади, заставил Люциуса

вздрогнуть.
Он машинально отдёрнул руку от кожаного крыла одного из чудищ,
напоминавших одновременно лошадей и ящеров.
- Привет, Найтли.
- О, так ты со мной всё-таки разговариваешь? - насмешливо
поинтересовалась она. - Я уж подумала…
- Не говори глупостей, - буркнул он. - Ты не единственная моя
нечистокровная знакомая.
- Надо же! - она в притворном сочувствии всплеснула руками. - Тяжело тебе,
бедному, нас терпеть…
- Это правда? Про Лорда?
- Что он полукровка? - Найтли посерьёзнела. - Конечно, правда.
- Нет, - он досадливо поморщился. - Что он такой… такое…
- Чудовище? - она подошла ближе, тоже положив руку на круп фестрала. - Да,
Малфой. Это тоже правда.
- И ты можешь назвать имена? Кого он убил или замучил?
Она задумалась довольно надолго, даже губу закусила по своей вечной
привычке.
- Ну например, своего отца и его родителей. Но это тебя вряд ли впечатлит -
всего лишь трое каких-то жалких магглов… - она зло сверкнула глазами.
Это впечатлило. Потому что Люциус в очередной раз имел возможность
убедиться, что Найтли не врёт и даже не сгущает краски, так как она только
что подтвердила его собственные догадки. Он достаточно узнал у жителей
Литтл-Хэнглтона, чтобы иметь железную уверенность - Риддлов убил именно
Лорд.
- Кстати, - она посмотрела пристально, - давно ты видишь фестралов?
Их разговор вдруг показался ему совершенно безумным, как будто
происходил во сне - такое же отсутствие логики и болезненная, пьянящая
искренность.
- С четырнадцати лет, Найтли. Когда мама умерла.
- Прости.
- Ничего. Она долго болела, так что…
- То есть…
- То есть сам я пока никого не убивал, тебя же это интересует? - она заметно
смутилась, но взгляда не опустила. - И никого при мне не убивали.
Но то, что методы Лорда становятся всё радикальнее, слухи до него
доходили. Расспрашивать же кого-то специально было слишком рискованно.
Раньше Люциусу казалось, что их организация - это своеобразное братство.
Но чем дальше, тем яснее он понимал, что не мог доверять никому из тех,
кого ещё недавно считал друзьями и соратниками. Некоторые из слуг Лорда
были самыми настоящими фанатиками - например, брат и сестра Кэрроу,
Лестрейнджи, Белла или недавно объявившийся "старинный друг" Лорда
Антонин Долохов. А некоторые, такие как Нотт, были опасны тем, что сами
отчаянно боялись впасть в немилость, трусость делала их ненадёжными
союзниками.
- Ничего, - ответила Найтли, как будто искренне сочувствовала. - Ещё
насмотришься, не сомневайся.
- Да что с тобой такое?! - он заорал так, что фестрал, стоящий между ними,
шарахнулся от его крика. - Тебя всё это забавляет?
- Нет, Малфой, - она поморщилась. - Мне правда тебя жалко.
На этот раз почему-то эти слова его не задели. В сущности, она подтвердила,
что он ей небезразличен.
- Жалко? - с горькой усмешкой переспросил он. - Лучше скажи, что мне
делать теперь.
- Теперь - ничего, - она пожала плечами. - Ничего не поделаешь. Ты же
понимаешь, что этого, - она брезгливо кивнула на его левую руку, - не
выведешь никакими средствами. Просто береги свою душу - она ещё, должно
быть, жива…
Люциус разозлился. Ну почему Найтли всегда вела себя так, как будто
отрабатывала на нём утончённый способ издевательства: то отталкивала - с
искренней ненавистью и яростными обвинениями, то вновь, как ни в чём не
бывало, продолжала общаться по-дружески? Можно было сойти с ума,
пытаясь предугадать, в каком она настроении будет в следующее мгновенье.
Ему вдруг захотелось сделать ей больно - вызвать хоть какую-нибудь
предсказуемую реакцию.
- Да, Цисси была права, когда сказала, что ты вечно лезешь в наши дела. С
чего вдруг эта трогательная забота о моей душе?
Но даже тут Найтли не оправдала его ожиданий.
- Рада, что у вас такое взаимопонимание. Это хорошо, что у тебя нет секретов
от невесты.
Сказанные с издёвкой, эти слова попали в цель. Хоть он и не нарочно выдал
Нарциссе, что Найтли магглорождённая, избавиться от чувства вины это не
помогало. Но оправдываться и объяснять, как так вышло, что Нарцисса
прочитала её письмо, он не собирался.
- Можно подумать, у тебя много секретов от Прюэтта…
Люциус пожалел о своих словах, не успев даже договорить фразы. А ведь
только что сам хотел причинить ей боль. Почему же её искажённое лицо не
доставило ему никакого удовольствия? Наоборот, смотреть на неё такую - как
будто погасшую и сломленную - было невыносимо. Он шагнул к ней, сам не
зная, зачем. Обнять, утешить?
- Не надо, - она попятилась. - На этот-то раз ты всё-таки едешь в Хогвартс-
Экспрессе? До отправления всего полчаса.
- Найтли…
Она молча покачала головой и, стремительно развернувшись, пошла к замку.
Нарцисса на своей лодке наверняка уже подплывала к станции, поэтому надо
было спешить. Люциус залез в повозку, и фестрал бодро потянул её по
лесной дороге.

Глава 28.
Внеочередное обновление посвящается моей самой главной
вдохновительнице и неутомимому критику, без подстрекательства и ценных
советов которой у меня едва ли хватило бы упорства зайти так далеко. =))
Ильда, с днём рождения!!!

- Вот как это должно выглядеть на самом деле, - провозгласил Северус, с

гордостью демонстрируя нежную серебристую дымку, клубившуюся у
поверхности зелья. - Учись, пока я жив.
Джин потянула носом, осторожно вдыхая свежий, немного отдающий
ментолом запах.
- Фантастика! И почему ты до сих пор не публикуешься?
Он пожал плечами.
- Уж ты-то должна знать, что статьи зельеваров со школьной парты никого не
интересуют.
Ну да, она это знала. Вариантов дальнейшего образования и трудоустройства
после сдачи экзамена на уровень ТРИТОН было всего два: университет и
публикации или ученичество и частная практика. Не имея ни корочки об
образовании, ни именитого наставника, о признании в консервативном
научном мире нечего было и мечтать. Первый вариант Северуса не
привлекал. Может быть он не хотел больше одалживаться у Малфоя, хоть тот
и предлагал, а найти денег на учёбу самостоятельно не мог, так как еле
сводил концы с концами после смерти родителей. Но скорее всего дело было
в другом - Северуса пугала перспектива заново вписываться в бурлящий мир
молодёжи, необходимость соответствовать вольному духу магической
Европы - в общем, жизнь среди пустоголовых и нетактичных сверстников, у
которых на уме одни развлечения и флирт разной степени тяжести и которые
не имеют никакого уважения к личному пространству собеседника.
Примерно так Северус характеризовал и собственных однокурсников, с той
лишь разницей, что учащиеся Хогвартса худо-бедно уяснили, что далеко не
все вокруг испытывают одинаковую потребность в общении. Даже
Мальсибер и Эйвери, в компанию которых он когда-то входил, в конце концов
потеряли интерес к нелюдимому Снейпу с его специфическим чувством
юмора, чему Джин была искренне рада. Жалко только, что они вспомнили
про него сейчас, ближе к выпуску, - и явно не случайно. Это было любимое
время Волдеморта, идеально подходящее для вербовки. Каждый год он
запускал в Хогвартс свои щупальцы, обрабатывая вначале слизеринскую
молодёжь из древних семейств, которая имела возможность общаться с ним
на каникулах в домах родственников и друзей, а уж потом их руками снимал
свежий урожай - самых умных и амбициозных выпускников, пока они
растерянно озирались на пороге взрослого, такого манящего и пугающего
мира. К каждому из них Волдеморт виртуозно подбирал свой ключик.
Для Северуса таким ключиком оказалось ученичество. Когда однажды Джин
не выдержала и завела с ним разговор о том, что его "лорд" даже не является
признанным зельеваром, работа под руководством которого помогла бы
пробиться в учёную элиту, Северус только самодовольно ухмыльнулся.
"А мне и не нужна ни протекция, ни секреты мастерства, Найтли. Я сделаю
себе имя сам, занимаясь собственными исследованиями. Смысл в том, что
формально учитель у меня будет, а когда я совершу переворот в зельеварении,
им всем уже будет неважно, является ли мой наставник членом Ассоциации.
А главное - Лорд предоставит мне оснащённую всем необходимым
лабораторию и доступ к уникальным библиотекам. Ты даже не
представляешь, какие у него огромные возможности…"
Она представляла. И могла бы возразить, что лучше было бы попросить
помощи Слэгхорна, который, если бы захотел, нашёл бы для Северуса
мастера, обладающего не меньшими возможностями и громким именем в
научном мире и готового взять к себе в ученики талантливого мальчика. Но
этот вариант был неосуществим по причине взаимной неприязни между
Северусом и его деканом. Слэгхорн в упор не видел, что угрюмый и не
умеющий себя преподнести студент давным-давно превосходит не только
всех своих однокурсников, но и его самого. Перспективность профессор
видел только в тех, кто специально привлекал к себе внимание: активно
отвечал на занятиях, обращался к нему за консультацией, советовался насчёт
литературы для эссе. А также в тех, кто приятно выглядел, свободно
держался или имел влиятельных родственников. Северус не мог похвастаться
ни одним из требуемых качеств, поэтому он тихо получал "превосходно" за
свои письменные работы и за результаты лабораторных, но никогда не
слышал от Слэгхорна ни слова похвалы.
И всё-таки за него можно было сражаться: уговаривать, искать выходы на
выдающихся зельеваров, в конце концов открыть Северусу глаза на
некоторые нюансы идеологии, которую Волдеморт собирался воплощать в
жизнь - то, что она пыталась в своё время донести до Малфоя. Но Джин была
скована по рукам и ногам знанием о том, как всё должно произойти. Она не
имела права его отговаривать. У неё было лишь два варианта: изо дня в день
позволять чувству вины вгрызаться всё глубже, отравляя своим ядом каждое
мгновенье, либо малодушно закрывать глаза и уши, притворяясь, что судьба
Северуса, Регулуса, младшего Крауча и многих других мальчишек, которых
она знала с первого курса, для которых варила перцовое зелье и костерост,
которым залечивала разбитые носы и помогала осваивать призывающие
чары, её не волнует. Сегодня Джин выбрала второе. Она не хотела омрачать
их последний вечер.
- Передай тот поднос с флаконами, - попросила Джин, вооружаясь черпаком.
- Благодаря тебе мне будет совершенно нечем заняться летом. Зелий, что мы
наварили, хватит по крайней мере на полсеместра.
- Займёшься своими исследованиями, - пожал плечами Северус. - Хотя ты так
и не объяснила, с чего вдруг в тебе проснулся интерес к деяниям
Основателей.
"Всего лишь последняя отчаянная надежда…" Судя по тому, что результат её
изысканий был отрицательным, красивая легенда, приписывающая создание
первого хроноворота Ровене Равенкло, была запущена в массы группой
дезинформации при Отделе Тайн. Ни в одном источнике Джин не нашла ни
одного упоминания о таком приборе. Серая Дама, чудом согласившаяся на
беседу, тоже не подтвердила, что её мать занималась чем-нибудь подобным.
- Просто проверяла одну теорию, - она махнула рукой. "И окончательно
убедилась, что никуда мне не сбежать от войны, которая вот-вот начнётся.
Которая проглотит или изуродует всех, кто мне дорог…"
- Ясно.
В этом была прелесть общения с Северусом. Он никогда не лез в душу, с
полуслова понимая её настроение. Джин не уставала благодарить судьбу за
бесценный дар его дружбы, которая последние два года спасала её от чёрной
тоски. Подумать только, когда-то она самонадеянно вообразила себя
единственным светом в окошке для затравленного и злого на весь мир
ребёнка… Неудивительно, что тогда у неё не получилось "приручить" его.
Ему не нужны были ни опека, ни тем более жалость. Он сам хотел опекать и
жалеть. Быть опорой. В первую очередь для Лили, конечно. Если бы она
приняла его в роли защитника и покровителя, а не объекта
благотворительности, то ему больше никто не был бы нужен. Но Лили была
слишком самостоятельной и даже властной для этой роли, а вражда
факультетов окончательно вбила клин между нею и Северусом. Временами
она ещё пыталась "наставить его на путь истинный", но каждый раз это
приводило к новой ссоре и всё большему отчуждению. Джин даже
подозревала, что именно после одного из таких разговоров Северус связался
с шайкой слизеринских старшекурсников, в которую его активно тянул
Мальсибер. Просто назло Лили. В пользу этой версии говорило то, что он
недолго задержался в их компании, не найдя там для себя ничего
интересного. Но скорее всего именно в этот период Северус и попал в поле
зрения Волдеморта, так как в одной особенно изощрённой и гадкой проделке
было использовано многосущное зелье. Слэгхорн же довольно нелестно
отозвался об успеваемости по своему предмету непосредственных
участников той истории, и было видно, что это не лукавство, призванное
чтобы отмазать своих студентов. Зелье для них варил кто-то ещё, и Джин
была готова поспорить, что этим кем-то был именно Северус, хотя его имя
так и не прозвучало. А это означало, что сообщники считали его слишком
полезным, чтобы выдать так просто, даже несмотря на то, что он вскоре
покинул их ряды, снова выбрав одиночество.
А потом было то чёртово полнолуние, после которого у Поппи появились
первые седые волосы, а Джин ещё несколько месяцев не могла смотреть на
Сириуса без непременного желания кинуть в него чем-нибудь потяжелее. Был
прибежавший за помощью Питер с трясущимися губами, гонка по ночным
коридорам и трое мальчишек, совершенно одинакового зелёного оттенка. Как
им удалось закрыть проход под Ивой перед носом у Люпина, они и сами
толком не помнили. Но едва придя в себя, Северус ядовито попросил
напомнить ему полный текст Статьи 73 Международного Устава Магов о
Секретности. Потом Дамблдор беседовал с ним у себя полтора часа, но его
увещевания не возымели никакого эффекта, и он направил Северуса в
больничное крыло - "зафиксировать повреждения". Справедливости ради, все
повреждения состояли из пары царапин и синяков, полученных от Дракучей
Ивы, но Джин их тщательнейшим образом описала, молча вручила Снейпу
пергамент и заживляющую мазь и отправилась в лабораторию варить для
Поппи успокаивающее зелье.
Он появился на пороге, как раз когда она, неловко взяв черпак, случайно
плеснула себе на руку кипящую маслянистую основу и, грубо выругавшись,
кинулась под холодную воду, совершенно позабыв про палочку. Зато Северус
среагировал так, как будто это он уже пять лет работал штатным зельеваром
больничного крыла - спокойно очистил заклинанием её покрасневшую и
местами покрывшуюся волдырями кожу и, призвав противоожоговую пасту,
деловито наложил повязку. После чего бесцеремонно пихнул трясущуюся
Джин на табурет и занял её место у котла. И даже успел спасти зелье. А Джин
сидела, смотрела, как он уверенно хозяйничает в её лаборатории, и
чувствовала, как по щекам катятся слёзы.
"Неужели это так больно?" - Северус встал напротив, глядя на неё из-под
длинных прядей волос, вечно свисающих ему на лицо.
Она помотала головой. Паста уже начинала действовать.
"Ты не отнесёшь зелье в кабинет мадам Помфри?" - Джин кивнула на
флакончик с успокаивающим.
"Чтобы она мне лично прочитала лекцию о том, как я, неблагодарный,
подставляю её и господина директора? Нет уж, спасибо, - фыркнул он. -
Давай лучше сама".
"Что - сама? Зелье отнести или лекцию прочитать?" - устало спросила Джин.
Некстати мелькнула мысль, что ей уже двадцать четыре года, а она так и не
научилась обижаться на фамильярное отношение к ней некоторых
малолетних нахалов, которые помнят её ещё студенткой, хоть и
старшекурсницей.
Нахал снова фыркнул - на этот раз совсем невесело. "Вот объясни мне,
Найтли, почему это я должен быть выше всего этого, проявить благородство -
почему я? Почему подлый, мерзкий, изворотливый слизеринец должен
пощадить справедливых доблестных гриффиндорцев? Почему бы гадине не
поступить по-нашему, по-гадски, а?!" - на последней фразе его голос "дал
петуха", что здорово снизило драматический эффект речи.
"Не наорался в кабинете директора? - "сочувственно" спросила Джин. - Будь
как дома. Конечно - именно здесь и именно мне всё это надо высказать.
Кричи, не стесняйся".
Северус сверкнул глазами, но продолжать не стал - видно, из чувства
противоречия. Он нерешительно потоптался и в конце концов взял флакончик
для Поппи.
"Просто всё это противно, - тихо добавил он, обернувшись на пороге. -
Противно, когда заставляют…"
"…поступать правильно?" - закончила за него Джин. И он кивнул.
На следующее утро Сириус подошёл к Северусу в Большом зале, что-то
пробормотал, уставившись в пол, и протянул ему руку. Северус проследовал
мимо него, как мимо пустого места. В самую первую неделю после
происшествия с Ивой Сириусу вообще пришлось очень нелегко. Мало было
ему собственных мук совести - его вдобавок подвергли остракизму все, кто
хоть немного был посвящён в эти события. Ремус запретил пускать его к себе
в палату, и Поппи выполняла его просьбу с нескрываемым злорадством.
Джеймс банально набил лучшему другу морду. Дважды. Второй раз, по
мнению сплетницы Эмми, был исполнен специально для Лили, которая явно
знала о ночном приключении больше, чем ей полагалось. Сама Эмми,
конечно, понятия не имела, из-за чего сцепились Поттер и Блэк, но очень
красочно описала драку посреди гриффиндорской гостиной, прерванную
появлением Макгонагалл, которая в гневе сняла со своего факультета столько
баллов, что он сразу оказался на последнем месте. А мстительная Гвен,
которой было совершенно плевать, кто и в чём виноват, до конца года
подстраивала мелкие пакости каждому встречному гриффу старше четвёртого
курса. И ни разу не попалась с поличным.
- Чего это ты улыбаешься? - с подозрением спросил Северус, усаживаясь на
подоконник с чашкой чая. Это было их собственной традицией - закончив
работу, кипятить в специальном маленьком котелке воды ровно на две кружки
и заваривать чай со всякими душистыми травками, которые Северус сам
собирал в окрестностях Хогвартса. Сегодня он добавил туда чабрец и ещё
что-то с неуловимым терпким оттенком.
- Вспомнила Гвен, - ответила Джин, взяв свою чашку. - Она тоже маленькой
любила сюда приходить. И сидеть на подоконнике.
- Совсем древняя стала, да, Найтли? - поддел её Северус. - Уже начинаешь
вспоминать старые добрые времена? И почему "тоже"? Я о существовании
твоей лаборатории на младших курсах и не подозревал.
- Ага, конечно, и вовсе не ты на третьем курсе стащил у меня двухгаллонный
треножник?
- Вечер ностальгии плавно переходит в допрос с пристрастием? - он ничуть
не смутился. - Третий - это уже не младшие курсы. К тому же, я его вернул.
Вообще не думал, что ты заметишь.
- Ха! - Джин подвинула свой табурет вплотную к стене, чтобы можно было на
неё опереться спиной. - Конечно заметила. Только подумала на Гвен.
- Зачем бы Лакримоуз понадобился котёл? Она и зелья - несовместимые
вещи.
- Твоя правда. Но любопытнее другое. Она сама созналась.
Северус удивлённо поднял бровь. Несмотря на полное несходство черт, он
иногда напоминал Люциуса, словно был ему младшим братом.
- Всегда говорил, что этой девчонке место на Гриффиндоре.
Джин улыбнулась и отхлебнула душистого чая, смакуя его лёгкую горчинку.
"Интересно, все мальчишки такие слепые?" В том поступке Гвен не было
совершенно ничего гриффиндорского. Просто она, как и Джин в своё время,
шла неправильным путём. Тоже пыталась опекать и защищать, когда нужно
было наоборот показать свою слабость и уязвимость. Впрочем, с Северусом
не сработал бы никакой расчёт. То, что он неожиданно увидел в Джин
достойного собеседника, было чистым везением. Её собственной заслугой
было лишь то, что она наконец отбросила все свои схемы и методы
"приручения" и начала просто получать удовольствие от его компании. Это
было здорово похоже на начало их дружбы с Малфоем, только без
постоянного напряжения, как будто наэлектризовывавшего воздух между
ними. С Северусом было гораздо спокойнее. У него не было ни метки, ни
истеричной невесты, ни каких-то собственнических чувств к Джин. Зато у
него был отвратительный характер и вечная уверенность в своём
превосходстве. Поначалу это было смешно, потом немного обидно, но вскоре
она привыкла к тому, что в большинстве случаев он действительно
оказывался прав. Это не касалось лишь житейских вопросов, но тут Джин не
могла демонстрировать своё преимущество, так как это бы выдало её
чрезмерную осведомлённость о его жизни.
- Знаешь, а она тогда рыдала… - не удержалась Джин. - Когда её увозили.
- Кто - Гвен?
Она кивнула и, откинув голову к стене, прикрыла усталые глаза. "Рыдала" -
это было не то слово. Поппи боялась, что девочку придётся
госпитализировать в Мунго. Отец увёз её уже в совершенно бесчувственном
состоянии, накачанную успокоительным и измученную несколькочасовой
истерикой. Это был второй раз, когда Джин видела Гвендолин в таком виде.
Первый случился во время экзаменов на уровень СОВ. Тогда Гвен пришла в
больничное крыло своими ногами, даже ничего не учинив перед этим, и
начала звенящим шёпотом рассказывать о том, чему только что была
свидетелем. Вмешаться сама она не успела, так как появилась у озера почти
одновременно со Спраут и Хуч, за которыми, скорее всего, сбегал кто-то из
младших. Голос Гвен всё возвышался и возвышался, и под конец она уже
кричала, выплёскивая всё бессилие, ярость и унижение, которые она
чувствовала так ярко, как будто это её подвесили вниз головой на глазах у
всей школы, на глазах у "этой Эванс", имя которой было произнесено с такой
ненавистью, какой ещё не удостаивался ни один из обидчиков Северуса.
Потом в кабинете Поппи начали лопаться склянки, а стол, рукомойник и
шкафы задрожали от прошедшей по ним волны стихийной магии. Джин еле
успела вытолкать девочку в коридор, когда со звоном вылетело оконное
стекло. После этого приступ начал проходить, но Гвен проплакала в палате
полночи, а наутро отправилась на следующий экзамен с совершенно больной
головой. Джин была вынуждена сообщить Дамблдору о том, что случилось,
потому что от Гвен нельзя было ожидать, что она так просто забудет и
простит Мародёрам оскорбление, нанесённое её другу. Но остаток учебного
года прошёл совершенно спокойно, можно было подумать, что для Гвен
четверо её однокурсников просто перестали существовать. Пятеро - вместе с
Лили. Хотя более вероятно, что она просто ни с кем не разговаривала до
самого отъезда, на такие нюансы профессора внимания не обращали,
сосредоточившись лишь на предотвращении нападения на конкретных
студентов, у Джин же не было возможности следить за ней каждую секунду.
Но Гвен так ничего и не предприняла - ни во время экзаменов, ни на Большом
Пиру, ни в Хогвартс-Экспрессе, в котором за ней по поручению Слэгхорна
следило аж два старосты. За лето история забылась, и даже подозрительная
Джин, увидев девочку после каникул, наконец поверила, что та выплеснула
все свои деструктивные эмоции во время того приступа. И напрасно.
На второй минуте открывающего сезон квиддичного матча охотница
слизеринской команды, Гвендолин Лакримоуз, попыталась убить
гриффиндорского охотника Джеймса Поттера. В буквальном смысле. Едва
только прозвучал свисток мадам Хуч и команды поднялись в воздух, Гвен
атаковала Джеймса на высоте порядка пятидесяти футов. Манёвр был
исполнен настолько стремительно, что преподаватели не успели не только
предотвратить столкновение, но и остановить падение игроков. Это было,
возможно, одним из самых страшных мгновений в жизни Джин: две
маленькие изломанные фигурки посреди огромного квиддичного поля и
приплясывающая в воздухе метла Гвен, которая как будто исполняла над
ними танец торжества. Они с Поппи бежали, как в тягостном кошмаре,
путаясь в вымахавшей за лето газонной траве, и не рассчитывали увидеть
ничего хорошего. Хотя Гвен и упала на Джеймса, её травмы оказались
серьёзнее - трещина позвоночника, четыре сломанных ребра, повреждённое
лёгкое и множественные ушибы внутренних органов. Джеймс "отделался"
переломом ноги, левого запястья и тяжёлым сотрясением мозга.
Оба провели в больничном крыле почти неделю. Как только состояние Гвен
стабилизировалось, к ней приступили с расспросами. И она, нимало не
смущаясь, поведала, что следующим будет Блэк, а потом Люпин или Эванс -
она ещё не решила. Мистер Лакримоуз только застонал сквозь сжатые зубы.
"Вы же понимаете - мы не можем оставить девочку в школе, - участливо
говорил ему директор, когда они уединились в кабинете Поппи. - Ей нужна
помощь…"
"Моя дочь не сумасшедшая! - орал в ответ мистер Лакримоуз. - В вашей
школе совершенно отсутствует представление о безопасности учащихся -
лучше бы позаботились об этом!"
Гвен слушала решение педсовета об исключении с сухими глазами и
совершенно непроницаемым лицом. Она не выразила ни раскаяния, ни
сожаления и даже не отказалась от своих слов по поводу того, чего, по её
мнению, заслуживают Мародёры. Она заплакала только тогда, когда поняла,
что Северус так и не придёт попрощаться. Учащиеся были поставлены в
известность о том, что мисс Лакримоуз исключена из Хогвартса, но, конечно,
в подробности её признаний был посвящён лишь персонал школы. Так что
Северус понятия не имел, из-за чего Гвен так поступила. Скорее всего, он ни
разу не навестил её потому, что ему было невмоготу видеть, как вокруг
пострадавшего Джеймса крутится взволнованная Лили - точно так же, как
она когда-то крутилась вокруг него самого. Не пришёл он и в день отъезда
Гвен. Она, пока хватало сил, билась в удерживающих её руках, отталкивала
флаконы с зельем, цеплялась за больничную койку и орала, что она никуда не
поедет, что это нечестно, нечестно, нечестно… Выведенный из себя отец
наложил на неё, уже охрипшую до потери голоса, Силенсио, но она
продолжала кричать глазами, беззвучно открывая рот, как задыхающаяся
рыба. В тот вечер, когда мистер Лакримоуз с дочерью наконец покинули
школу, Джин и Поппи напились так, как не напивались никогда в жизни.
Северус так ни о чём и не догадался. Он наверняка считал Гвен самой
приятной из всех однокурсников, но в романтическом свете не видел никого,
кроме Лили, и больше ему никто не был нужен. Как раз на шестом курсе он с
головой погрузился в научную работу, отчасти чтобы забыть пережитое
унижение и как можно меньше общаться с теми, кто был ему свидетелями -
то есть с доброй половиной своего курса, а отчасти потому, что именно тогда
он начал всё свободное время проводить в лаборатории Джин. Она даже
подначивала его временами, что он скрашивает ей, старушке, одиночество,
ради того, чтобы получить доступ к котлам и ингредиентам. Северус фыркал
в своей неповторимой манере и даже не пытался её разубеждать. Но Джин и
сама знала, что он не продался бы так просто, если уж за столько лет не
научился даже выслуживаться перед Слэгхорном. С другой стороны,
осторожный, разборчивый, гордый Северус, со своей проницательностью и
чутьём, был готов пойти служить волшебнику, который уже совершенно не
скрывал своего отношения к магглам и магглорождённым.
Об обстановке в магическом мире Джин в основном судила по письмам
Алисы, а они становились всё тревожнее. Саботаж в Министерстве,
беспорядки в редакции "Пророка", множественные нарушения закона о
секретности, ввоз в страну запрещённых артефактов, первые исчезновения
людей… И всё чаще то там, то тут мелькало имя лорда Волдеморта, который
к этому времени совершенно ушёл в глухое подполье. У властей была к нему
целая куча вопросов, но при этом ни одной конкретной улики. В стране уже
несколько лет бушевал информационный террор, призванный вселить в
людей ужас перед именем, который окажется очень на руку Волдеморту
потом, когда он перейдёт к следующему этапу своего плана. В учебнике
новейшей магической истории этот период описывался немного не так.
Можно было сделать вывод, что все десять лет, носившие название "первой
войны", происходили открытые стычки между Упивающимися Смертью и
представителями правопорядка. А между тем организация Волдеморта даже
ещё не получила этого зловещего наименования. Показательно было то, что
Алиса, состоящая в Ордене Феникса с самого его основания - то есть уже
почти год, не могла с уверенностью сказать, от чего конкретно они
собираются защищать магическое общество. Но при этом атмосфера
постоянной угрозы каким-то непостижимым образом постоянно сгущалась и
проникала даже в Хогвартс. Джин рассчитывала, что теперь, когда Дамблдор
предложил ей тоже вступить в Орден, она начнёт больше понимать в
происходящем. Но ещё сильнее она надеялась - вопреки голосу разума,
вопреки памяти, вопреки всему на свете - что это другое время, другая
вселенная, в которой лорд Волдеморт действительно всего лишь
эксцентричный учёный, как её пытался в своё время убедить Малфой и как
теперь при случае повторял Северус. Впрочем, эта безумная надежда жила
обычно не дольше нескольких мгновений, которые требовались ей, чтобы
вспомнить некоторые пункты "политической программы" Волдеморта из этой
вселенной, исключавшие всякое основание для оптимистического взгляда. То,
что эти пункты не волновали чистокровного Малфоя, было неудивительно.
Но как полукровка Северус, друживший с ней и влюблённый в Лили, мог
ввязаться в радикально магглофобскую организацию, было за пределами её
понимания.
- Ты странная сегодня, - констатировал он, поймав очередной её взгляд.
- Тебя смущает, что я магглорождённая? - вдруг спросила Джин, сев прямо и
глядя ему в лицо, чтобы уловить мельчайшие движения мимики.
- Найтли, мы же это уже обсуждали. Разумеется, нет - мне совершенно всё
равно. Не надо путать меня с Эйвери.
- Но ведь ты знаешь, что твой… будущий наставник считает
магглорождённых грязью, недостойной того, чтобы пользоваться магией?
Северус скривился:
- Ты опять за старое? Я думал, у нас вечер ностальгии, а не чтения морали.
Найтли, мне всё равно, во что верит он. Я даже не собираюсь вступать в его
политическую партию - мне кажется, что у них нет шансов протолкнуть в
Визенгамоте хотя бы один свой проект… Ты чего?
Отсмеявшись, Джин вытерла выступившие слёзы и вновь уставилась на него.

- Значит, не собираешься вступать в партию… Похвально. А тебе не

приходило в голову, что это не совсем партия?
- В каком это смысле? Ну да, они там разными вещами занимаются, не только
политикой. В основном исследованиями всякими.
- Запрещёнными, - уточнила она. - В области тёмной магии.
- А в чём проблема? - небрежно спросил он, скрестив руки на груди. - Или ты
ведёшь к тому, что под руководством Лорда мне предстоит варить
магглорождённых младенцев в молоке их матерей?
- Не смешно.
- Не смешно, - согласился Северус, не меняя позы. - Как и твои настойчивые
попытки заставить меня отказаться от лучшего шанса моей жизни. Это по
твоей просьбе Люциус мне мозги промывает насчёт университета?
- Конечно, нет! - фыркнула она, но сердце пропустило удар. "Значит, он всё-
таки пробовал отговорить Северуса от служения Волдеморту!" - Ты же
отлично знаешь, что мы не общаемся с самого выпуска…
- Ага, - протянул он недоверчиво. - Только вот поёте очень складно.
- Вот и послушал бы умных людей, - буркнула Джин, но без особого запала.
Она не имела права быть убедительной! Если уже сам Северус отметил её
настойчивость, значит она и впрямь перегнула палку в своём желании дать
ему как можно больше информации, чтобы он по крайней мере совершал
свою ошибку с открытыми глазами.
"А зачем? Чтобы он потом не имел для себя никаких оправданий? - вновь
упрекнул её внутренний голос. - Чтобы добровольно выбрал зло? Или чтобы
твою совесть облегчить?"
- Ещё чаю, Найтли? - его лицо, как обычно, наполовину скрытое свисавшими
по бокам неаккуратными прядями, не выдавало эмоций, но интонация
сказала ей достаточно. Северус умел менять тему так, чтобы не оставалось и
сомнения, что он это сделал нарочно.
- Давай, - сдалась она со вздохом. И возможно, как ни стыдно было признать,
это был вздох облегчения.

Глава 29.
- …восемнадцатого августа изъята партия черномагических артефактов,
переправленных из Египта маггловским авиатранспортом. Получатель
неизвестен, документы на груз оформлены на имя некоего…
- Найтли! - окликнул её Сириус звонким шёпотом, пока отчитывавшийся
Фрэнк сделал паузу, шелестя страницами блокнота. - Открой окно, будь
человеком!
Удушающая летняя жара превратила ричмондскую штаб-квартиру Ордена в
камеру пыток. Крошечное одноэтажное здание было разделёно на два
помещения - кухню и гостиную, в которой проходили собрания, а
единственная спальня, располагавшаяся в мансарде, была отведена под
совятню. Но в солнечные дни домик накалялся от железной крыши, как печь
крематория, поэтому совы предпочитали отдыхать на деревьях, растущих
вокруг. Рядовые члены Ордена Феникса такой свободой не обладали.
- Найтли! - Сириус подёргал её за мантию. - Питер сейчас в обморок
грохнется.
Джин молча шевельнула палочкой, снова превращая воду в расставленных по
комнате мисках в глыбы льда. Ненадолго это помогало охладить воздух.
- Стерва ты, Найтли, - обиженно прошипел Сириус, прикладывая к
разгорячённому лбу Питера смоченный в холодной воде платок. Тому и
впрямь было совсем плохо.
- А ты, наверное, хочешь, чтобы мне Грюм голову оторвал? - зашептала она в
ответ, невольно пытаясь оправдаться. В самом деле, ей ещё не хватало только
репутации садистки, как будто её и без того не считают автоматом без сердца
и без нервов. - Какая, к дементорам, секретность при распахнутых окнах?
- Правильно, девочка! - одобрительно буркнул Грюм, который, все были
уверены, отсыпался после вчерашней операции в своём любимом кресле. Он
настолько убедительно похрапывал, что фениксовцы даже новости
докладывали вполголоса, чтобы не потревожить его сон. - Учись, Блэк -
постоянная бдительность!
- Аластор, а может быть всё-таки прервёмся? - умоляющим голосом вступила
Лили из своего угла. - Лично я уже ничего не соображаю.
Это было весьма показательно. Если уж Лили - аналитический центр Ордена
- призналась в том, что не в состоянии работать головой, то это означало, что
остальные уже давно отключились от восприятия информации.
- Чахлая пошла молодёжь, - ворчливо отозвался чуть более чем сорокалетний
Грюм, кряхтя поднимаясь из кресла и снимая установленную им защиту. -
Перерыв полчаса, потом тренировка, а совещание продолжим после захода
солнца.
Питер, шатаясь, как пьяный, первым рванул к двери, Блэк кинулся за ним,
подстраховывая. Джин, сидевшая на подоконнике, распахнула створки окна в
сад, чувствуя, как жаркое дыхание августовского полдня высушивает
капельки пота на лице. В такие дни она с ностальгической грустью
вспоминала каменные стены и стылый воздух дома 12 на Площади Гриммо и
то, как Сириус тогда жаловался на промозглый холод и неистребимую
сырость особняка Блэков. "Интересно, подбрасывала ли ему память
солнечные картинки из далёкого семьдесят девятого года?" Джин была
уверена, что ей самой они точно намертво впечатались в сердце своим
невыносимым контрастом: мирная красота лондонского предместья - и
гнетущая атмосфера ожидания новых дурных вестей, постоянные потери и
непрекращающийся траур - и непобедимый беспечный оптимизм, которым
заражали друг друга самые молодые члены Ордена, вечное чувство вины - и
ощущение, что она наконец делает хоть что-то, что она живёт. Джин даже
иногда могла сказать, что по-настоящему счастлива. Счастлива быть здесь и
сейчас, видеть своими глазами, как обмениваются влюблёнными взглядами
родители Гарри, перешучиваться с Сириусом и не слышать горечи в его
голосе, горечи, которая потом будет отравлять даже самые беспечные
моменты. Счастлива снова быть частью боевого братства, стоять плечом к
плечу с людьми, смотревшими в глаза смерти - и одерживать над ней победу,
вырывая из её лап тех, кого могла.
Но и расплата за эти мгновенья яркого, острого, ослепительного счастья была
огромной. Были особые, слишком медленные шаги кого-то, кто приближается
к штаб-квартире с чёрной вестью. И когда гонец переступал порог, никто не
смел поднять взгляд, потому что знали, что из его глаз беспощадно била вина
и беда. А потом была шеренга стаканов и первый тост - всегда один и тот же -
"Марлин, встречай!"
Марлин Маккиннон была самой первой потерей Ордена. И одной из очень
тяжёлых потерь. Она стажировалась в Мунго и помогала эвакуировать туда
пострадавших фениксовцев. Если намечалась операция, Марлин обязательно
была на посту, по первому вызову аппарируя в указанную точку, чтобы
забрать раненых. Она стала своеобразным символом надежды: "дотянуть до
Марлин" иногда буквально означало "выжить". Прочему персоналу госпиталя
члены Ордена не доверяли - и не только потому, что те не имели достаточно
опыта по снятию смертельно опасных тёмномагических проклятий. В
основном потому, что в эти дни нельзя было доверять вообще никому. После
того, как прямо в больничной палате при невыясненных обстоятельствах
скончался выздоравливавший после ранения аврор Том Колдуэлл, тот самый
племянник Тома из Дырявого Котла, смутные подозрения превратились в
железную уверенность. В госпитале работал по крайней мере один
осведомитель Волдеморта. Чем Упивающимся Смертью помешал мальчишка-
аврор, оставалось только гадать. Может быть, оказался нечаянным
свидетелем проворачиваемых в Мунго тёмных делишек. А вот чем им
досадила Марлин, догадаться было несложно. Похоже, Волдеморт начинал
догадываться, что ему противодействует не только аврорат, но и некая
организация, работающая независимо от официальных властей. Марлин и
членов её семьи жестоко пытали. Тайну Ордена Феникса нельзя было
получить с помощью допроса под веритасерумом или Империо. Её можно
было открыть только добровольно. Марлин не выдала.
И превратилась в культовую и мистическую фигуру в их маленьком
сообществе. Фениксовцы, которые, как и почти все волшебники, смутно
представляли себе посмертие и были склонны к суевериям, "назначили" её
чем-то вроде проводника в загробный мир для погибших членов Ордена.
Кэрадок Диаборн, тяжело раненный спустя месяц после гибели Марлин,
утверждал, что видел её лицо, склонившееся над ним. И, дескать, она
нахмурилась и сказала: "Ещё не пора". То, что через полгода он бесследно
исчез, добавило его рассказу правдоподобия, и даже воспоминания о живой
Марлин обросли целой кучей легенд, окончательно создав образ
потустороннего ангела-хранителя, оберегающего товарищей во время боя и
принимающего павших.
А выживших встречала Джин. Чаще всего она дежурила в одном из штабов -
так же, как раньше Марлин дежурила в Мунго. С помощью того же самого
блэковского зеркала, чудом уцелевшего в перевёрнутом вверх дном доме
Маккиннонов, она поддерживала связь с оперативной группой и, если было
нужно, аппарировала на поле боя и эвакуировала пострадавших в Хогвартс.
Год назад, принимая её в Орден, Дамблдор всё-таки сделал ещё один
многоразовый портключ, переносивший прямо в больничное крыло.
Официально Джин по-прежнему числилась ассистенткой Поппи, но на самом
деле она гораздо больше времени проводила вне школы. Людей
катастрофически не хватало, поэтому дело находилось всегда. Интереснее
всего было заниматься аналитикой, но, опасаясь вмешиваться в прошлое,
Джин не могла позволить себе многое и ограничивалась только тем, что
время от времени помогала Лили с поиском материалов. И при этом всё равно
ощущала себя так, как будто жульничала на экзамене - ведь, в отличие от
остальных, она точно знала, что искать. Впрочем, чем дальше, тем меньше
она переживала из-за нарушения правил - в конце концов, всё это было ради
победы, к которой ей ужасно хотелось быть хоть немного причастной. Пусть
самого Волдеморта ждало развоплощение после попытки убить маленького
Гарри, но всю его "политическую партию", как с лёгкой руки Северуса она
привыкла про себя называть банду Упивающихся Смертью, предстояло
ловить и обезвреживать фениксовцам и аврорам.
Джин и сама бы хотела на передовую, но тут Дамблдор стоял насмерть.
Конечно, у него на уме прежде всего был пресловутый "принцип
невмешательства", который был бы грубо нарушен, если бы ей пришлось
открыто столкнуться с приспешниками Волдеморта. Хотя сама Джин считала,
что от разоружающих и связующих заклятий вмешательство получилось бы
минимальным, а вот польза - несомненной. Ей уже пришлось отбиваться от
Упивающихся, когда она эвакуировала Диаборна - и небо не разверзлось, из
чего Джин сделала вывод, что давно пора было начать действовать, оставив
сказки про "эффект бабочки" на совести работников Отдела Тайн. Но
переупрямить Дамблдора было невозможно. Старую песню о непоправимых
изменениях он усилил ещё одним аргументом - Джин была его личным
связным, единственной ниточкой, которую можно было проследить от
засекреченного Ордена до директора школы чародейства и волшебства. Сам
он даже не присутствовал на собраниях фениксовцев, встречаясь с Грюмом,
Элфиасом Дожем и Эдгаром Боунсом отдельно, а часто просто передавал
сообщения с Джин.
"Но все эти предосторожности могут оказаться напрасными, если кто-нибудь
во время сражения узнает тебя в лицо. Тогда несложно будет догадаться и о
том, что связывает членов Ордена, и о том, где им теперь оказывают
медицинскую помощь", - Дамблдор в очередной раз воспользовался своим
любимым приёмом ведения сложного разговора - привести весомый довод и
выйти из комнаты, оставив собеседника переваривать его в одиночестве. Но в
этот раз метод сработал не так, как он ожидал. Когда директор вернулся в
свой кабинет, Джин как раз ставила свою подпись на заявлении об
увольнении.
"Ну вот, - она протянула ему пергамент, - никакой связи между мною и
Хогвартсом. Теперь можно?"
"Джин, девочка моя…" - вздохнул он, садясь напротив, и она поняла, что эта
битва уже проиграна.
Дамблдор говорил правильные вещи - о невмешательстве, о конспирации, о
неженском ремесле, о том, какую огромную пользу она приносит на своём
месте, и так далее, и тому подобное. А Джин разглядывала трещинку в столе
и угрюмо молчала. Кончилось дело тем, что он заставил её взять отпуск и
посадил на дежурство в нортумберлендской штаб-квартире, располагавшейся
в маггловском районе Ньюкасла. Это были самые беспечные каникулы из
всех, что она провела "после пожара". Наверное, члены "политической
партии" тоже праздновали Рождество. Вместе с Джин в Ньюкасл были
направлены Доркас Медоуз и Стерджис Подмор, с которыми было довольно
весело коротать время за сочинением статей для "Пророка", где Доркас
работала внештатным корреспондентом. Ещё они по очереди, оставляя кого-
нибудь одного дежурным по камину, выбирались в город - поглазеть на
праздничную суету, развеяться и купить еды. Один раз Доркас даже затащила
Джин на каток. И обе получили море удовольствия, на час притворившись
беззаботными школьницами. Это и вправду было забавно - в двадцать семь
лет впервые встать на коньки, пить горячий шоколад под открытым небом,
грея руки об алюминиевую кружку, строить глазки студентам местного
маггловского колледжа…
А на Рождество к ним нагрянул весь Орден с Дамблдором во главе.
"Рождество - семейный праздник", - серьёзно заявил он, посторонившись,
чтобы пропустить в комнату Хагрида с бочонком усладэля.
И они были настоящей семьёй. Маленький сын Эдгара и Линды переходил с
рук на руки, награждаемый поцелуями от "дядюшек" и "тётушек", женская
половина Ордена сплетничала на кухне - совсем как моющие кости своим
мужчинам невестки, привычное ворчание вечно недовольного Грюма
заглушалось взрывами хохота, Мародёры готовили какой-то явно шумный
сюрприз, а сам Дамблдор восседал в кресле у камина со стаканом и
благодушно улыбался, поглаживая бороду. А Фабз хвастался фотографией
своей новой девушки. Он познакомился с ней, когда патрулировал
окрестности одного из колледжей Оксфордского университета, где были
зафиксированы магические колебания, вызванные каким-то сильным тёмным
артефактом. Активность пропала так же внезапно, как и появилась, зато
хорошенькая студентка согласилась посидеть в кафе с весёлым долговязым
"фотографом", рыскавшем по округе в поисках видов для календаря. Грюм
хватался за голову и клялся, что добьётся увольнения младшего Прюэтта из
аврората за преступное легкомыслие, а молодёжь одобрительно хмыкала,
разглядывая снимок. Джин тоже с любопытством поглядела на карточку, с
которой улыбалась ослепительно красивая темноглазая девушка с копной
буйных цыганских кудрей.
Это лицо она, спустя всего две недели, увидела снова. "Отпуск" в
Нортумберленде подходил к концу, Доркас уехала домой, Стерджиса
перевели в другую штаб-квартиру, а им на замену прислали Сириуса и Эмми,
которые, пользуясь тем, что Джин пока ещё может их отпустить, отправились
смотреть город вдвоём. И вот тогда, в тишине опустевшего штаба,
неожиданно заработало парное зеркало. Второе обычно было у Грюма,
который выдавал его старшему в группе непосредственно перед началом
согласованной с руководством Ордена операции. Но не могли же они не
поставить её в известность!
"..айтли! …тего! Ступефай! Джин! Джин!!! - по поверхности зеркала шла
рябь, для нормальной "передачи сигнала" требовалось хотя бы минимальное
сосредоточение. - Протего!Возьми, возьми же, говорю!"
"Что это? - зеркало заговорило незнакомым женским голосом. - Как оно
работает?"
"Фабз! - заорала Джин, холодея от ужаса. - Фабз, где ты?!"
Только когда ей удалось преодолеть первый приступ паники и
сконцентрироваться настолько, чтобы поддерживать канал связи в одиночку,
изображение стало чётким. Из зеркальной глубины на Джин смотрела
бледная девушка с перекошенным от ужаса лицом. Но всё-таки в ней можно
было узнать улыбчивую красавицу с того снимка.
"Помогите! - выговорили её трясущиеся губы. - Помогите, кто-нибудь!"
"Где вы?"
"Во дворе колледжа Магдалины! Помогите…"
"Лиза! - Джин наконец вспомнила имя маггловской подружки Фабза. -
Поверни зеркало, покажи мне какое-нибудь здание! Быстрей же!"
Изображение закрутилось, наконец остановившись на массивной квадратной
колокольне из какого-то светлого камня, завершающейся "шипастыми",
похожими на наконечники копий, башенками.
"А теперь прячься!" - крикнула она Лизе и прервала связь.
Связываться с другими штаб-квартирами было некогда. Активировав
зачарованный галеон, подобный которому носил на шее каждый член Ордена
и который, нагреваясь, сигнализировал об общей тревоге, она палочкой
выжгла прямо на светлых обоях коридора слово "Оксфорд" и, восстановив в
памяти картинку знаменитой колокольной башни, аппарировала. Уже зная,
что не успеет.
"Фабз! - она беспомощно озиралась посреди маленького каменного дворика,
окружённая кривляющимися уродливыми мордами каменных горгулий. -
Фабз, Лиза!"
Вокруг было неестественно тихо, слишком тихо даже для каникулярного
времени. Только слегка посвистывала позёмка, гоняющая по плитам ворох
сухих снежинок.
Лиза обнаружилась в углу, образованном одним из зданий и примыкающей к
нему оградой колледжа. Скорее всего её отбросило туда Ступефаем. Глаза у
неё оказались не карими, как можно было предположить по фотографии, а
тёмно-синими. Они смотрели куда-то мимо Джин, а уголки рта были слегка
приподняты так, что казалось, девушка еле сдерживает лукавую улыбку. И
сейчас она снова была красивой - со спокойным лицом, обрамлённым
роскошной гривой смоляных кудрей, в которых искрились снежинки, с ещё
не успевшими побелеть и застыть губами. Джин стояла над ней,
непроизвольно сжимая кулаки, и в голове её беспорядочно проносились
мысли о том, какие очаровательные дети могли бы быть у этой девочки и
Фабза, о том, что эти уроды наверняка даже не заметили её, сметая со своего
пути заклинанием, которое впечатало её затылком в прутья ограды с такой
силой, что кованая решётка прогнулась от удара. Точно не заметили, потому
что иначе они непременно подобрали бы зеркало, которое она всё ещё
стискивала в костенеющих пальцах. Джин с трудом разжала их, чтобы
забрать его. Где же искать Фабза?
"Мертон-колледж!" - вдруг всплыло в голове название.
Именно в Мертоне, а не в Магдалине засекли активность того неопознанного
артефакта. Именно Мертон патрулировали братья Прюэтты. К сожалению, в
учебнике новейшей магической истории было всего полторы строчки о том,
что в 1979-м году двое молодых авроров предотвратили терракт против
маггловского населения - и погибли от руки тёмного мага Антонина
Долохова. Но так как план Волдеморта в тот раз оказался сорван, включать в
книгу какие-то подробности авторам показалось лишним. Ни месяца, ни
места. "А если бы и было точно сказано место и время - то что?" - в который
раз спросила она себя, намечая взглядом точку для следующей аппарации.
"Ну вот, мама, я выросла и я в Оксфорде - всё как ты хотела, - горько
усмехнулась Джин, оказавшись перед воротами Мертон-колледжа. - Только
теперь меня уже не удивить львами и единорогами". И она прошла сквозь
ворота, даже не подняв голову, чтобы посмотреть на знаменитую резьбу над
входом. Но последняя мысль продолжала настойчиво маячить в сознании,
требуя внимания - настолько упорно, что Джин даже остановилась и
повторила вслух:
"Львы… львы… кошки… Голос Баст!"
И недостающий кусок пазла щёлкнул, встав на своё место, объединяя в одну
картинку опустевшие улицы без единого человека и легендарный египетский
амулет, до недавнего времени считавшийся утерянным или даже вовсе
никогда не существовавшим. Сосуд с крышкой в виде кошачьей головы,
похожий на тот, который помогал самопровозглашённому фараону Шешонку
I в его победоносных набегах на иудейские города, недавно был мельком
упомянут в одном из отчётов каирского аврората. Сами египетские коллеги
отмахнулись в ответ на предположение, что такой артефакт действительно
мог существовать, иначе, считали они, прежний владелец непременно бы им
воспользовался, чтобы ограбить национальный банк или что-нибудь в этом
роде. Согласно легенде, Голос Баст, будучи распечатанным, начинал издавать
мурлыкающие звуки, которые вызывали у находившихся в радиусе
нескольких миль, неодолимую лень. Люди оставляли все свои занятия и
брели по домам с одной лишь мыслью - лечь отдохнуть. Это волшебство
работало лишь против магглов и действовало около часа. И вот очень
похожая по описанию штука сначала появилась у известного перекупщика в
Заказике - всего в паре миль от того места, где когда-то располагалась
резиденция Шешонка I, а потом этот перекупщик загадочно исчез - с тем,
чтобы всплыть спустя неделю в дельте Нила, с маггловским ножом в груди и
без артефакта. Местные власти, списав дело на обычный криминал,
прекратили расследование. А теперь улицы Оксфорда явно были очищены от
лишних свидетелей с помощью этой чёртовой мурлыкающей пакости!
Впрочем, Голос Баст не был черномагическим магиклавом, и это явно не его
эманации разведывательная служба сектора по неправомерному
использованию волшебства засекла почти три месяца назад. Значит, кошачья
башка со своей убаюкивающей песней была для Упивающихся лишь
средством незаметно подобраться к той дряни, которую аврорам так и не
удалось обнаружить в октябре. Расчёт был почти правильный: начальник
аврората после месяца бесплодного рытья земли носом потерял интерес к
подозрительному месту и отозвал своих людей, а магглов разогнал по тёплым
норкам египетский артефакт - путь был свободен. Но Волдеморт не учёл
одного влюблённого мальчишку, который повадился навещать свою
подружку, учившуюся как раз в зоне поражения Голосом Баст. Наверняка
Фабз тоже читал каирские сводки, поэтому сразу сообразил, что происходит,
и без труда снял заклятье с Лизы. А потом, очевидно, появились
Упивающиеся…
"Фабз!" - знакомая рыжая шевелюра ярко горела на фоне серой каменной
стены. Ярче, чем обычно. Когда Джин подбежала к нему, стало видно, что его
волосы вымазаны кровью. Кровь была везде: пятнала снег, вытоптанный в
месте сражения до самой земли, заливала ступеньки потайного хода, на
пороге которого лежал Фабз…
"Джин… - он с трудом открыл затуманенные глаза. - Больно…"
"Молчи, молчи… - она водила палочкой вдоль его тела, диагностируя
повреждения, и половины которых хватило бы, чтобы уже сейчас с
уверенностью сказать, что она опоздала, что тут не помогли бы ни новейшие
открытия в зельеделии и колдомедицине, ни суперсовременная маггловская
техника. - Фабз, держись, ты только держись, пожалуйста!"
Она вливала в него зелье за зельем - весь свой запас, бормоча что-то
бессмысленно-успокаивающее, а потом опять пыталась заговорить хотя бы
открытые раны, но его магия не отзывалась, тело уже не боролось, хотя по-
прежнему слабо поднималась грудная клетка и трепетали веки. Потом он
сделал над собой усилие и снова посмотрел на неё:
"Джин… что там… с Лизой? Я её бросил, понимаешь? - на его губах с
каждым словом вскипали кровавые пузыри. - Я велел ей… спрятаться…
торопился… Гидеон… он увёл их от нас… тут, один… торопился к нему…
Как Лиза?"
"Всё хорошо, Фабз, она в порядке, - прошептала она, приглаживая его
волосы. - Ты лежи спокойно, сейчас зелья подействуют, и можно будет
перенести тебя в Хогвартс, слышишь? Лиза в порядке, она спряталась…"
Она врала ему всё время. От этой последней лжи не должно было быть
большого вреда.
"Хорошо, - он улыбнулся светло, как ребёнок, а потом судорога перекосила
его лицо, он вздрогнул всем телом и снова открыл глаза - на этот раз в них
были боль и обида. - Что это, Джин? Что это?"
Она ревела и бормотала заклинания, понимая, что это конец, чувствуя, как
утекает его жизнь - вместе с кровью, которую она не в силах остановить, она
снова и снова звала его по имени, растирала ледяные пальцы, умоляла не
сдаваться, обещала какие-то глупости вроде Румынии, и вновь колдовала…
Когда за её спиной раздался хлопок аппарации, она едва не шарахнула, не
глядя, проклятьем. Сама толком не знала, каким, это был просто
разрушительный порыв, невербальный вопль. Жажда уничтожить, раз уж не
дано было спасти.
Но это были авроры во главе с Грюмом и Сириус, во взгляде которого было
столько детского ужаса, что Джин нашла в себе силы подняться с колен. Она-
то уже не была ребёнком. Никто не успел ничего сказать, как она первая
шагнула в проход, который закрывал собой Фабз. Сразу за дверью начиналась
бесконечно-длинная лестница, которая привела их в круглый зал,
представлявший из себя часть огромного непостижимого механизма. У
небольшого возвышения, на котором был установлен треножник с каким-то
варевом, лежал мёртвый Гидеон Прюэтт. И трое волшебников в масках, один
из которых был под заклятьем окаменения, а остальные тоже мертвы.
"Ну что ж, картина ясная, - вздохнул Грюм. - От того места, где убили
девушку, Гидеон прибежал первым. Прорвался сюда, в подвал и помешал
этим треклятым упырям запустить свою дрянь, - он окинул выразительным
взглядом механизм, немного напоминающий маятник. - А Фабз задержался в
том дворе, но потом тоже подоспел на помощь. И держал оборону на входе,
пока брат сражался здесь, внизу. Вот так поступают герои, запоминайте,
ребятки".
Джин отстранённо подумала, что бледные до зелени ребятки теперь уж точно
не захотят геройствовать никогда в жизни.
"Значит, они её так и не включили? - уточнил Сириус. - Почему же тогда
сбежали? Ведь Фабз…"
"Понятия не имею, - буркнул Грюм. - Ты видела кого-нибудь?"
Джин помотала головой. И подумала, что, может быть, братьев Прюэттов
убила её убеждённость в том, что они погибнут. Может тут и не было
никакого Долохова - а просто она сама была готова найти лишь мёртвые тела?
Ведь до сих пор всё происходило именно так, как должно произойти по её
представлению… Зажимая рот руками Джин кинулась наверх, наружу,
преодолела снова добрую сотню скользких ступеней и, споткнувшись о
порог, почти что упала в окровавленный снег, но была подхвачена
подоспевшим Фрэнком. Он гладил её по голове и говорил что-то
утешительное, что-то очень похожее на то, что она говорила Фабзу, когда
пыталась убедить его, что он всё сделал правильно, что всё будет хорошо…
Ещё только что - и он ей верил, он улыбался…
Она вырвалась из обнимающих её рук и вновь упала на колени перед Фабзом,
снова пытаясь его реанимировать, снова пачкаясь в его крови, которая всё
больше и больше загустевала на холодном воздухе. Фрэнк с Сириусом
оттаскивали её вдвоём, отдирали скрюченные пальцы, которыми она
вцепилась в джинсовую куртку Фабза - лёгкую не по сезону, глупый
пижонистый мальчишка - потом Грюм, взяв её за шкирку, сунул головой в
сугроб, нечаянно приложив при этом о камни, потом каким-то образом
связались с Дамблдором, и он прислал Поппи, которая напоила её
успокаивающим, но так и не уговорила вернуться вместе в Хогвартс. У Джин
ещё был долг перед братьями Прюэттами. Последний долг колдомедика.
Убедив Поппи, что она взяла себя в руки, Джин с телом Фабза аппарировала
в Ньюкасл. Гидеона перенёс молчаливый Сириус, заметно повзрослевший за
этот день. Он, ни разу не покривившись, помогал ей очищать тела, штопать
открытые раны - маггловским способом, потому что зарастить уже мёртвые
ткани было невозможно, а трансфигурировать ребят, как предметы, казалось
кощунством. Они уже облачили обоих в новые аврорские мантии, которые
прислал Грюм, когда появилась жена Гидеона, Кристин. Она никогда не
общалась с фениксовцами и, кажется, не одобряла ни работу мужа, ни, тем
более, его подпольную деятельность. Как чувствовала. Джин оставила её
сидеть с Гидеоном, а сама переместила Фабза в соседнюю комнату. Сириус и
Эмми заглянули к ней, но поняли, что их помощь не требуется и устроились
на кухне.
Джин всегда думала, что, когда она увидит мёртвого Фабза, он непременно
напомнит ей Фреда. Но сейчас она смотрела в его спокойное лицо и
понимала, что больше всего он похож на Рона. И это было так ужасно, а
самое ужасное, что она не могла сообразить - имеет ли это значение. Больнее
или легче ей оттого, что это не Рон, не Фред, не Чарли - именно Фабз? Её
друг, которого она привыкла мысленно называть "приятелем", которого она
так старательно ассоциировала со всеми Уизли сразу - лишь бы не видеть, что
он сам по себе, отдельный человек, целый мир. Которого она так боялась
подпускать к себе, боялась видеть в нём опору, позволить себе привязаться. И
который всё равно прорывался через все её баррикады, и стискивал её в
крепких объятьях, и смешил, и опекал… А она отравляла себе каждое
мгновенье с ним чёрными мыслями о предопределённости, своим чёртовым
знанием - вместо того, чтобы просто жить, как он показывал своим
примером. Это то, что он умел лучше всего - жить взахлёб, хотеть всего и
сразу, смеяться, когда весело и когда горько, улыбаться синеглазым
незнакомкам, мечтать о драконах, насмерть стоять на дороге у зла… И
дружить.
Она до последнего думала, что у неё хватит мужества лично передать Молли
часы Фабза. Но когда они прибыли в парадный зал Академии, где
происходило прощание с телами, Джин так и не нашла в себе сил подойти к
ней - вдруг разом превратившейся в ту Молли, боггарт которой будет
принимать обличье мёртвых членов её семьи. Джин вцепилась в руку идущей
рядом Алисы и шепнула, что она не может. Кто-то взял часы у неё из рук и
шагнул к Молли, и та повисла у него на шее, наконец разразившись слезами.
И только тогда Джин увидела, что это Джеймс. Она стояла и смотрела, вновь
потерявшись во времени - настолько это было похоже на ту давнюю сцену на
кухне Норы, когда Гарри получил эти самые часы в подарок на
совершеннолетие. Тогда Гермиона наблюдала, замерев на пороге, как он
обнимает миссис Уизли, и не смела нарушить хрупкое волшебство момента.
И снова перед её глазами были знакомые чёрные лохмы и Молли, едва
достающая Джеймсу до плеча, а потом всё заволокла обморочная пелена, и
очнулась Джин уже в Хогвартсе.
Дамблдор ещё долго не позволял ей покидать замок. Отпустил только тогда,
когда потребовалось давать показания в аврорате. Это было чудовищно
тяжело - не только потому, что надо было снова вспоминать весь тот кошмар,
но и потому, что Джин пришлось выдавать себя за девушку Фабиана. Иначе
невозможно было объяснить причину её появления на месте событий так,
чтобы она вписалась в официальную версию. Поэтому Лизу представили
случайной жертвой, а Джин послушно произнесла заученную ложь о том, как
они с Фабзом отправились на романтическую прогулку по Оксфордскому
ботаническому саду, как поняли, что вокруг что-то происходит, как
попытались укрыться в колледже Магдалины, но наткнулись на группу
Упивающихся, как Фабз отбивался, как потом туда же аппарировал Гидеон,
который оттеснил из дворика, а затем увёл за собой часть нападавших, как
потом её приложило Ступефаем о каменную стену и она потеряла сознание, а
когда очнулась - никого уже не было, кроме тела маггловской девушки. И как
она, вспомнив, что Фабз рассказывал о своём октябрьском задании, побежала
искать его в Мертон, где и обнаружила ранее не существовавшую дверь.
Допрос Грюм вёл лично, и он же подготовил Джин, из показаний других
свидетелей восстановив события глазами Лизы.
О том, как на месте событий оказался Гидеон, поведал молоденький стажёр
Академии, который скучал на посту в то время, как весь аврорат был поднят
по идиотской учебной тревоге "обезвреживать" условно-сбежавшего из
Гринготтса дракона. Старший Прюэтт в этот момент, заперевшись изнутри в
своём кабинете, корпел над отчётностью, которую всегда запускал до
последнего. Когда авроры подорвались на учебный вызов, Гидеон,
специально взявший отгул, чтобы без лишних помех разобрать бумажные
завалы, остался на месте. А буквально через десять минут после того, как
этаж опустел, прибежал на пост и, тыча пальцем в свои волшебные часы,
заорал, что Фабз во что-то влип, что они что-то упустили и что надо срочно
врубать общую тревогу и гнать весь отдел в Оксфорд.
На ручных часах Гидеона была только одна специальная стрелка,
указывавшая на то, чем занимается его неугомонный брат. И когда эта
стрелка указала на деление "смертельная опасность", Гидеон, знавший, что
только что Фабз был на свидании с девушкой, понял: патрулирование с
Мертон-колледжа было снято слишком рано. Тратить время на сбор членов
Ордена через камин или хотя бы на активацию зачарованного галеона он не
стал, а, прихватив из сейфа Грюма блэковское зеркало, аппарировал на
помощь брату. Дежурный же кинулся разыскивать тех, кто обладал
полномочиями и физической возможностью установить связь с аврорами и
направить их на помощь Прюэттам.
Остальные подробности Грюм вытянул из "упыря", которого удалось
захватить живьём. Это вообще было редкой удачей, потому что обычно
Упивающиеся не бросали своих на поле боя ни живыми, ни мёртвыми,
поэтому сведений о Волдеморте и его приспешниках было ничтожно мало.
Но этот пленный, к сожалению, был "шестёркой", завербованной совсем
недавно, и потому не мог поведать почти ничего стоящего ни о загадочном
устройстве в подвале, ни о структуре их организации, ни о дальнейших
планах. Назвал лишь несколько имён, а точнее - кличек, под которыми он
знал своих товарищей по отряду. Собирал их Долохов лично, операция в
Мертоне была спланирована сильно заранее, но активная подготовка началась
около месяца назад ("Как только в их лапы попал "Голос Баст"!" -
прокомментировал Грюм), их задачей было обеспечение безопасности и
ассистирование какому-то профессору, не то немцу, не то австрийцу, который
и должен был заставить ту штуку работать. Но когда они с профессором
аппарировали в Оксфорд, то первым делом наткнулись на того самого аврора,
который всё никак успокоиться не мог - шастал и шастал под носом, чем
чрезвычайно раздражал Долохова. В общем, тот даже обрадовался, когда
рыжий щенок попался им на глаза. И, отправив профессора с одним из
сопровождавших в Мертон, остался проучить легавого. Они втроём уже
загнали его в нишу, как вдруг во двор аппарировал ещё один. И тоже рыжий.
Несчастливый день. На этом месте "упырь" жалобно покосился на Грюма, но
тот был далёк от сочувствия. В общем, вдвоём легавые махались так люто,
что Долохов стал отступать из ворот по направлению к Мертону, а второй
рыжий погнался за ним. Долохов велел им спешить к профессору, и, кое-как
отбившись от первого рыжего, они все аппарировали. Тайная дверь уже была
открыта, Долохов с помощью какого-то устройства запросил у Волдеморта
ещё людей, а потом загнал "упыря" и ещё двоих из их группы вниз и
спустился сам, оставив небольшой отряд охранять вход. В подвале профессор
возился с каким-то зельем, что именно он собирался делать, "упырь" не имел
понятия. Вдруг сверху послышался шум, и вскоре появился тот второй
рыжий. Потом был короткий бой. Коротким он, видимо, оказался для
"упыря", потому что, поймав Петрификус Тоталус, он стукнулся о каменный
пол и вырубился совсем.
Справившись с Гидеоном и при этом лишившись всех своих людей, Долохов,
скорее всего, решил эвакуировать профессора в безопасное место. Но на
пороге уже стоял Фабиан, отбивавшийся в это время от новой партии
Упивающихся. Возможно, именно тех, которые убили Лизу, потому что
"упырь" Салазаром клялся, что, когда они аппарировали из Магдалины, он не
видел никакой маггловской девки. Наверное, она покинула укрытие, когда всё
стихло, но как раз в этот момент появилось подкрепление, вызванное
Долоховым. В таком случае Джин разминулась с ними всего на несколько
минут. Если бы она быстрее нашла Лизу… Если бы не стояла над ней в
оцепенении… Если бы сразу из Ньюкасла аппарировала в Мертон - ведь мама
столько раз показывала ей на фотографии каменный барельеф* над входом в
колледж, что она запросто могла бы сконцентрироваться на этой картинке!
Но Грюм с жестокой прямотой заявил, что в этом случае они имели бы три
трупа - только и всего. По его сведениям, Долохов не склонен был оставлять
свидетелей. Когда он, поднявшись по лестнице, возник за спиной у
загораживавшего вход Фабза, тот уже был настолько изранен, что его даже не
посчитали нужным добивать. Скорее всего, Долохов просто отпихнул его в
сторону и дизаппарировал вместе с профессором и своими людьми. Но если
бы в тот момент там оказалась Джин…
"Ты не продержалась бы до нашего появления, - Грюм опустил тяжёлую
жёсткую ладонь ей на плечо. - Поверь старому волку. Я сам тренировал
Гидеона, уж если не смог он… Хотел бы я знать, какой растреклятый идиот
придумал эти кретинские учения по обезвреживанию дракона! - он в сердцах
треснул кулаком по письменному столу так, что на нём подпрыгнуло даже
пресс-папье, представляющее из себя миниатюрную копию главного здания
Азкабана. - Полчаса, парни ждали помощи целых полчаса! Да мы бы восемь
раз этих упырей повязали, если бы… Эх! Иди отсюда, Найтли…"
Он вытолкал её в коридор, напоследок буркнув: "Привет Дамблдору!", и
перед тем, как дверь его кабинета захлопнулась, Джин успела увидеть, что
Грюм потянул из кармана свою любимую фляжку. А она пошла к лифтам,
думая, что тоже хотела бы знать, кому в голову пришла светлая идея
организовывать аврорские учения именно в тот самый день и час, на который
Волдеморт назначил свою сильно заранее спланированную операцию. Но
что-то подсказывало ей, что Грюм не добьётся ответа на этот вопрос - старого
вояку уже сейчас начали опасаться и пытаться оттереть от любой
информации.
И в этом она оказалась права - найти концы в запутанном клубке абсурдных
министерских распоряжений и перепихивания ответственности с одного
отдела на другой так и не удалось. Но зато через полтора месяца, на
очередном собрании Ордена, Грюм доложил результаты расследования,
проведённого в подвале Мертона Отделом Тайн. "Эта дрянь" оказалась
древнее самого Оксфорда, и, возможно, была построена самим Салазаром
Слизерином после того, как он покинул Хогвартс. Во всяком случае,
создатель артефакта специально позаботился о том, чтобы его детище когда-
нибудь было найдено, потому что Мертон-колледж был явно не случайно
спустя почти два столетия выстроен точно над этим местом, учитывая
потайной ход, проходящий в толще стены. Таким образом надёжно скрытая
от посторонних глаз, "эта дрянь" терпеливо ждала своего часа.
СпециалистыОтдела Тайн предположили, что для активации артефакта
требовалось совершенно определённое сочетание звёзд, такое, какое,
возможно, бывает раз в тысячелетие, и ряд других условий. Например, около
трёх галлонов крови трёх чистокровных волшебников. Да ещё и
определённого возраста. На этом месте Грюм широко улыбнулся, что
смотрелось довольно жутковато.
"В общем, тот упырь радоваться должен, что дело так и не дошло до
"ассистирования профессору". Потому Долохов и сбежал, что доноров его
Гидеон положил".
"А как этот артефакт должен работать?" - поинтересовался Питер.
Грюм помрачнел.
"Пакостная это штука, ребята, на самом деле пакостная, - он помялся
немного. - В общем, она вроде как… стерилизует всё маггловское население в
определённом радиусе. Вот такая дрянь".
"То есть все жители Оксфорда стали бы бесплодными?" - дрожащим голосом
спросила Лили. На неё, так страстно хотевшую поскорее завести
собственных детей, эта информация произвела вдвойне ужасающее
впечатление.
"Не в один момент, как я понял, - уточнил Грюм. - Она, вроде как, разгонялась
бы и разгонялась, и постепенно зона поражения должна была увеличиваться.
В каком-то там… - он пощёлкал пальцами, - …прогрессе!"
"В прогрессии?" - переспросила Джин.
"Да, точно. Невыразимцы сами не очень-то много поняли про неё. Будут
теперь рыть в библиотеках…"
"Зачем рыть? - спросил Джеймс. - Не проще эту дрянь просто уничтожить на
всякий?"
"Только вместе с городом, - ответил Грюм с кислой гримасой. - Так что вот,
ребятки, от какой беды наши парни спасли страну. Если бы Фабза не понесло
в этот день с невестой под ручку гулять, то профессор бы дело своё сделал,
дверь они бы снова замуровали, и всё - не дождаться бы Молли
племянников".
Тягостное молчание, последовавшее за этими необдуманными словами,
которые словно ткнули всех носом в то, что вот теперь-то Молли и не
дождётся племянников никогда и что она, наверняка, предпочла бы живых
братьев, ответило Грюму красноречивее любых слов. Да он и сам тут же
понял, что ляпнул совершенно не то, закряхтел и насупился, собираясь что-то
сказать, но в это время ему на выручку пришла Доркас, которая всегда
болезенно, почти до слёз сочувствовала, когда кто-нибудь попадал в
неловкую ситуацию. Она с преувеличенным интересом спросила:
"А почему все аппарировали к колледжу Магдалины? Я ещё понимаю Джин -
её именно туда звала на помощь Лиза. Но все остальные? Гидеон? Эти… Уж
они-то точно знали, что эта штука в Мертоне! И авроры - вы ведь тоже туда
аппарировали - к Магдалине, так ведь?"
"Да потому, что эта карандашница отовсюду видна, - с досадой в голосе
ответил Грюм. - Попытайся вот Оксфорд представить, сама увидишь, что у
тебя получится".
Джин обвела взглядом комнату. Все, буквально все послушно прикрыли
глаза, пытаясь воссоздать в голове какой-нибудь образ, на который можно
было бы аппарировать. И она готова была поклясться, что все, как один,
видели пресловутую колокольную башню колледжа св. Магдалины.**
Первым открыл глаза Сириус.
"Карандашница?" - сочувственно спросила его Джин.
"Вот ведь чёрт!" - озадаченно выпалил он и расхохотался.
А следом за ним и все остальные: Питер, Эмми, Лили, Джеймс, Дедалус,
Кэрадок, Доркас, Стерджис, Эдгар, Ремус, Фрэнк, Алиса… Когда к их хохоту
присоединился сам Грюм, Джин тоже не выдержала. Но к искреннему
веселью примешивалось знание, что вот они первый раз смеются после того,
как…
"Главное, чтобы не последний, Джин, старушка", - отчётливо прозвучал у неё
в голове голос, и она даже обернулась, как будто и впрямь ожидала увидеть за
своим плечом улыбающегося как ни в чём не бывало Фабза.
"Я попробую, Фабз. Честно - я попробую…"
- Найтли! - возвращая её к реальности, рявкнул в окно Грюм, уже стоявший в
саду, в центре их тренировочной поляны. - Особое приглашение требуется?
Сказал же - полчаса!

***

Безжалостный Грюм гонял их до седьмого пота, а потом ещё до сумерек. В

сравнении с ним Майлдфевер, образ которого уже потускнел и почти стёрся
из памяти, обращался с курсантами нежнее родной матери. Но Джин была
рада возможности нагружать тело - во время тренировок не оставалось
никаких сил на самокопания, и боль притуплялась, позволяла некоторое
время существовать, игнорируя чувство вины. Своеобразная анестезия.
Вот и сейчас, пока Питер и Лили жалобно охали, а Бенджи Фенвик, злобно
зыркая в сторону Грюма, пытался поставить магическую "заплатку" на
порванные брюки, Джин сидела на своём любимом подоконнике откинув
голову так, чтобы опираться затылком на стену оконного проёма, и
наслаждалась царившей у неё внутри тишиной.
В конце сегодняшней тренировки Грюм предложил поэкспериментировать с
патронусами. Он давно уже ломал голову, каким образом поддерживать связь
так, чтобы не зависеть от артефактов, которыми не всегда было время
воспользоваться, и иметь стопроцентную гарантию секретности. Но Джин не
спешила наводить его на идею с патронусами, так как с неё уже было
достаточно временных парадоксов, образованных при её непосредственном
участии, а главное - она была более чем уверена, что фениксовцы могут
забыть её глаза, рост, голос и походку, но никогда не забудут образ, который
принимает её защитник. Серебристая выдра достаточно побегала в своё
время между Лондоном и Норой, чтобы примелькаться всем её знакомым - не
говоря уж о том, что у Героини Войны, благодаря беспардонным
журналистам, не было никаких секретов от магического общества: начиная от
предпочтений в еде и заканчивая сердцевиной палочки и формой патронуса.
С другой стороны, из первого состава фениксовцев до того момента, как
Гермиона впервые создала защитника, дожили очень немногие, и почти ни с
кем из них ей не пришлось вместе сражаться. И уж точно никому из тех, кто
присутствовал на сегодняшней тренировке, не довелось потом воочию видеть
её выдру. В общем, когда Грюм велел каждому создать патронуса, Джин
решила не уклоняться от этого задания.
Паника подступила лишь тогда, когда настала её очередь. И Джин вдруг
запоздало сообразила, что какое, к дементорам, может быть счастливое
воспоминание сейчас, когда она уже вовсе не та наивная девочка, которая,
создавая патронус, вдохновлялась первым походом с отцом в лондонский
зоопарк? Она судорожно перебирала обе своих жизни, пытаясь найти в них
хоть что-то, что сильнее мрака, который подступал со всех сторон, хоть что-
то, не отравленное чувством вины. И когда она с абсолютно пустой головой
произнесла: "Экспекто Патронум!", то совершенно не ожидала, что защитник
на самом деле явится. Она не вложила в своё заклинание счастливую
уверенность, как учил когда-то Гарри, а только страстную мечту, чтобы
вопреки её неверию, вопреки слабости и растерянности, совершилось бы
чудо.
И тогда на её плечо бесшумно опустилась сияющая серебряным светом
величественная птица.
Остаток тренировки Джин пребывала в состоянии эйфории. До неё с трудом
доходили объяснения Грюма, и она чуть было не выдала себя, не сразу
сообразив, что он пока что не догадался, каким образом можно с патронусом
передавать голосовые сообщения, а всего лишь придумал, как отправлять их
в произвольную точку или к определённому человеку. Но и это было немало.
Джин была более чем уверена, что фениксовцы очень скоро откроют новый
способ надёжной связи - учитывая уровень энтузиазма, с которым они
принялись исследовать возможности патронусов. Эмми с Сириусом до сих
пор резвились, гоняя по тёмному саду её жеребёнка и его дельфина,
причудливо нырявшего между ветвей. Оставалось лишь надеяться, что
специальная защита, которую Эдгар на время тренировки устанавливал
вокруг всего участка, ещё работает, потому что зрелище было яркое и
воистину фантастическое.
- Ох, давай лучше я, - Доркас перехватила руку Бенджи, который своими
неловкими попытками исправить нанесённый ущерб рисковал остаться
совсем без штанов. Двумя ловкими пассами она "заштопала" дырку на его
коленке и устранила последствия его портняжных экспериментов. - Ты
просто не под тем углом...
- Так, отставить курсы кройки и шитья! - рявкнул Грюм. - Все в сборе?
Найтли! В Хогвартсе мечтать будешь, собирай остальных, задраиваем люки!
Сириус и Эмми были не настолько далеко от дома, чтобы до них нельзя было
докричаться. Но Джин всё равно решила позвать их с помощью патронуса.
Отчасти потому, что это было бы отличным тестом на догадливость: поймут
ли они, что от них хочет внезапно появившийся защитник, если об этом не
было никакой предварительной договорённости? Но главное - ей ужасно
хотелось ещё раз полюбоваться, как огромный филин делает плавный круг
над спящим садом.

__________
* барельеф над входом в Мертон-колледж:
http://farm1.static.flickr.com/121/316393508_c2220dfa83.jpg
** колокольня колледжа св. Магдалины:
http://s60.radikal.ru/i169/0911/35/d607c0df9532.jpg

Глава 30.
По вечерам было особенно тошно. Действие зелий, которые ей давали после
обеда, начинало проходить, к окнам подкрадывались зловещие сумерки, а в
отделении всегда экономили энергию магических светильников и включали
их на самый тусклый режим. Обычно Джин гасила свет в своей палате
совсем и устраивалась в углу напротив входа, так, чтобы на фоне
освещённого дверного проёма хорошо видеть входящих. Конечно, без
палочки она мало что смогла бы противопоставить пришедшему по её душу
убийце, но и позволить ликвидировать себя без сопротивления она не имела
права. Хотя иногда ей казалось, что это лучший выход.
Теперь она была совершенно бесполезна. Лучше было сразу смириться с тем,
что на этой войне ей отведена роль пассивного наблюдателя. Нельзя было
принимать приглашение Дамблдора в Орден. Не надо было даже поступать
на седьмой курс в Хогвартс. Надо было ехать в ту же Канаду или Австралию
и забыть свою прошлую жизнь, как страшный сон. И не метаться в поисках
правильного решения, не выверять каждое слово, не нести этот ужасный груз
вины за всё, что произошло из-за её бездействия и из-за её действий… А она
возомнила себе, что справится, просчитает, извернётся, что "приложит руку к
победе", гордилась тем, как ловко и ненавязчиво удаётся подбрасывать
фениксовцам крупицы информации - как будто это помогло спасти хотя бы
одну жизнь. Наоборот, если бы не эти чёртовы статьи, Доркас скорее всего
была бы жива.
А как они хохотали тогда, в нортумберлендской штаб-квартире, зимой
семьдесят восьмого, когда придумывали интервью с некой престарелой леди,
выпускницей Хаффлпаффа, которая жаждала поведать миру о своём
школьном романе с выдающимся волшебником, ныне известным под именем
лорд Волдеморт… Стерджис нарисовал целый комикс о встречах юной мисс
Ладино* с "душкой Томасиком" лунными вечерами на берегу озера. Доркас и
Джин, захлёбываясь от смеха, наперебой сыпали красочными эпитетами,
которыми Томасик награждал свою возлюбленную, и представляли в лицах,
как он обещал положить к её ногам весь мир. Конечно, опубликовать
фальшивое интервью в "Пророке" нечего было и пытаться, зато в каждой
статье Доркас была скрыта целая россыпь насмешек в адрес Волдеморта,
заметных лишь тем, кто был посвящён в некоторые неафишируемые
подробности его биографии. И к этому Джин, безусловно приложила руку.
Конечно, идея вести информационную войну методом высмеивания
принадлежала самой Доркас и даже была одобрена руководством Ордена.
Очень важно было дать магическому обществу, находившемуся под прессом
террора, веру в то, что злу можно и нужно сопротивляться. Джин и сама это
понимала. Она ещё помнила, как они с Гарри и Роном сияли от счастья,
услышав в эфире "Поттер-Дозора" дружеские голоса. Доркас тоже верила,
что если людям вернуть достоинство и чувство незримой поддержки, то они
найдут в себе силы противостоять давлению. И она писала - о нелепости
теории "чистой крови", о дружбе, любви и мужестве, о мире магглов и о том,
сколько он даёт волшебникам - писала, каждой своей заметкой развенчивая
мифы, которые Волдеморт вбивал в головы своих последователей, и
планомерно выставляя его ограниченным, завистливым и трусливым
тираном. Она призывала бороться и не поддаваться мраку. И заплатила за это
жизнью.
Джин съёжилась в своём углу. Она не хотела больше думать об этом. Гораздо
лучше было тонуть в воспоминаниях. Раньше Джин не позволяла себе
слишком много оглядываться назад, поначалу ища утешения в мечтах о том,
как она вернётся в "своё время", потом - в том, что происходило "здесь и
сейчас", в ежедневном балансировании между "запрещено" и "невозможно",
в маленьких победах, наполнявших шальным ощущением настоящего
счастья. Но за последние полгода окончательно убедилась, что всё хорошее
осталось у неё в прошлом. Одного за другим она теряла друзей - и с неё уже
было достаточно. Она не желала больше привязываться к тем, кто всё равно
скоро её покинет. А они шутили, хлопали её по плечу, обзывали занудой,
требовали к себе внимания, не оставляли в покое.
Когда в начале этого учебного года она отправлялась в Хогвартс с платформы
"9 3/4", провожать её на Кингз-Кросс пришла целая толпа фениксовцев. Джин
они сказали, что заняты обеспечением безопасности, хотя конечно же Грюм
на последнем совещании в Ричмонде не давал никаких инструкций на этот
счёт.
"Джин, ну что ты злишься? - шепнула ей Эмми, обнимая перед входом в
вагон. - Ты была такая грустная последнее время. Мы с ребятами решили
тебя подбодрить…"
На этом операция "Настроение Найтли" не была завершена. Первое, что
Джин увидела, сойдя с поезда в Хогсмиде - стоящий прямо на перроне
мотоцикл. И улыбающихся до ушей Сириуса и Эмми, которые туманно
объяснили, что "просто катались тут неподалёку". А потом напросились на
чай.
Следующие гости нагрянули в сентябре. Доркас с сестрой Тави, Алиса и
Эмми приехали специально, чтобы отпраздновать день рожденья Джин.
Первый - без Фабза. И осознание этого не удавалось заглушить беззаботным
девичьим щебетом. У Джин вообще было странное состояние. Она сидела за
накрытым столом в кабинете Поппи, рассеянно участвовала в общем
разговоре, а сама всё думала, что, может быть, в этот самый момент
маленькая Гермиона делает свой первый вдох. И даже втайне надеялась, что
само время наконец взбунтуется и прекратит издевательства над собой,
просто сотрёт Джин - лишнюю, неправильную, незаконную копию - как будто
её никогда и не было. Она иногда сомневалась, а была ли она в самом деле?
Даже присутствия на колдографии Ордена, сделанной "для истории", ей
удалось избежать. Пока фениксовцы оживлённо толпились в тесной
комнатушке штаб-квартиры, приглаживая волосы, поправляя мантии и
рассаживаясь так, чтобы было видно всех, она потихоньку выскользнула на
улицу и направилась на детскую площадку, расположенную в квартале от их
дома. Была ранняя, но очень холодная осень, с кристально прозрачным
высоким небом и первым ледком на неглубоких лужах. Прежде, чем
опуститься на качели, Джин согрела сидение заклинанием - в такой час на
площадке не было ни человека. Тогда она ещё не боялась сумерек, наоборот -
это было её любимое время: густо-синий стылый воздух пах опавшей
листвой и волнующим предчувствием, как в юности, которую у неё украла
война, а потом Гойл. Но когда она сидела на скрипучих качелях, запрокинув
голову в небо, ей снова хотелось летать, и плакать, и, может быть, влюбиться
как-нибудь глупо и остро. Чтобы это не было похоже на привычку,
переродившуюся в сестринскую любовь, как получилось у них с Роном.
Чтобы сильное чувство просто свалилось на неё, как откровение, как яркая
вспышка, которая бы выжгла все сомнения и расчёты…
"Из-за тебя мы не попали на общий снимок!" - обвиняющим тоном заявил
Фабз, усаживаясь на соседние качели.
"Мы не фотогеничные", - пожала она плечами и оттолкнулась от земли,
разгоняя качели, которые протяжно запели.
"Говори за себя. Конечно, в твоём возрасте уже имеет смысл скрываться от
колдокамер и зеркал…"
Получив по вихрастому затылку, он притворно взвыл, но сочувствия от Джин
не дождался и обозвал её старой садисткой, чуждой новаторских тенденций в
педагогике, которые не рекомендуют применять физическое насилие…
"Что же ты - такой молодой и фотогеничный - тоже сбежал?" - перебила она
его вдохновенную речь.
"Я не тоже - я к тебе, - просто ответил он и ухватил цепь, останавливая её
качели. - Джин…"
Она замерла, как заяц, окружённый в чистом поле сворой собак. И уставилась
на носки своих кроссовок, про себя умоляя Фабза молчать. И он, как
настоящий друг, всё понял правильно.
"…они чудовищно визжат… - сказал он. - Ты не накаталась?"
И они побрели в темноте обратно, в штаб, и Фабз вёл её за руку, чтобы она,
слепая курица, не споткнулась о бордюр. А через месяц встретил в Оксфорде
синеглазую Лизу, которая ослепительно улыбалась в камеру и, наверное,
беззаботно хохотала над его шутками…
- Мисс Найтли! - дверь палаты бесшумно отворилась, и на пороге возник
силуэт волшебника в форменной робе. - Пора принимать вечерние зелья.
Она махнула рукой, указывая на столик. Целитель пристроил туда поднос и
застыл в нерешительности, ожидая, что она подойдёт. Но Джин невозмутимо
глядела на него, сохраняя абсолютную неподвижность. Смена Уивери уже
закончилась, этот парень был ей незнаком, и она была не намерена вылезать
из своего угла раньше, чем он покинет палату. Целитель явно был
проинструктирован насчёт параноидальных причуд пациентки, поскольку не
стал настаивать, чтобы она выпила свои зелья при нём.
Конечно, без палочки Джин мало что могла сделать, но и бездумно глотать
всё, что ей дадут, не собиралась. Грюм никогда бы не простил ей, если бы она
послушно отравилась успокаивающим, принесённым лже-целителем. Но
зелья выглядели и пахли совершенно нормально. Дважды в день она решала
одну и ту же проблему - и каждый раз выбирала "пить". Иначе голоса в
голове вновь начинали сводить её с ума.
После того, как Волдеморт убил Доркас - прямо перед входом в редакцию
"Пророка", на глазах у нескольких её коллег, которые даже палочки не
вытащили, - она перестала спать. В голове металась единственная мысль:
"Кто будет следующим?" Это было совершенно невыносимо, и Джин в конце
концов сдалась и, вооружившись пергаментом и пером, стала
восстанавливать по памяти точный текст учебника новейшей магической
истории. Букву за буквой - все параграфы, посвящённые первой войне. Все
разговоры старшего поколения, все рассказы Гарри о фениксовцах на
колдографии, подаренной ему Грюмом. Каждое слово, случайно запавшее в
память. А потом пришла к Дамблдору.
"Джин, вот этого я всегда и боялся, - сказал он ей, протягивая руку и забирая
пергамент. - На тебя слишком много обрушилось за последний год".
"Я всё рассчитала, сэр, - ещё ничего не понимая, продолжала она по инерции.
- События, не связанные непосредственно с Волдемортом могут быть
изме…"
"Нет. Джин, послушай меня. Только слушай внимательно…"
"Нет? Нет?! Вы не можете… Отдайте! Отдайте мне, это моё!"
Она кинулась на Дамблдора, пытаясь отобрать у него свои записи, орала и
даже, кажется, царапалась. Фоукс носился под потолком, издавая
воинственные звуки, и Джин тогда казалось, что он болеет за неё, что уж он-
то понимает, как важно спасти хотя бы кого-то из обречённых её знанием на
смерть, что это нечестно, нечестно, нечестно… Дамблдор говорил какие-то
правильные вещи, насчёт того, что она сама приняла его руководство, что он
несёт ответственность за то, чтобы прошлое осталось неизменным - ради
того, чтобы она узнала "своё" время, когда наконец вернётся. А она орала, что
не желает его узнавать. Потому что это было время, в котором у Молли уже
никогда-никогда не будет племянников, а Чарли только от родителей будет
знать о том, как его дядя мечтал заниматься драконами. Время, в котором
один её друг останется сиротой в обмен на несколько лет передышки от
Волдеморта, а другой станет убийцей. Время, в котором невиновный больше
десяти лет проведёт в Азкабане, а предатель будет вспоминаться как герой.
Она не хотела, чтобы это было её временем, она готова была умереть здесь и
никогда туда не вернуться, и всё равно, совершенно всё равно, что там
изменится, она хотела умереть,умереть… Она осипла до потери голоса -
прямо как Гвен тогда, и, как Гвен, дала волю своей бушевавшей магии. Но её
гнев принял очень странную форму - в кабинете резко понизилась
температура, настолько, что за одно мгновенье заиндевели стёкла и Фоукс
сердито нахохлился. Дамблдор схватил её в охапку и перенёсся через камин в
больничное крыло, где сразу же начали появляться инеистые разводы на
окнах и на письменном столе, а страницы справочника, в котором Поппи
пыталась найти описание такого стихийного выброса, смёрзлись.
Приступ прошёл сам, когда Джин выплеснула всю свою магическую
энергию, а потом Дамблдор сидел рядом, гладил её, обессиленную,
опустошённую, по голове и обещал, что они спасут всех, кого можно, но её
"расчёты" должны быть уничтожены. Говорил, что надеется, Джин скоро
поправится, придёт в себя и поймёт, что она им нужна не как
предсказательница, а как солдат, как колдомедик, что ей просто очень тяжело
пришлось в последнее время, но она должна понять, что никто не может
просчитать последствия сознательного вмешательства в прошлое, а значит…
Дальше она уже не слушала. Равнодушно смотрела в потолок. И ей даже не
было стыдно, что она пыталась перевалить ответственность за жизни
фениксовцев на Дамблдора. Потому что он сам только что отказался от этой
ответственности. Даже не пожелал развернуть её пергамент - так и сжёг его у
неё на глазах. Груз знания ей по-прежнему предстояло нести в одиночку.
"Ты поймёшь, - сказал он перед тем как уйти. - Если и есть какой-то смысл в
том, что ты здесь оказалась - я имею в виду высший смысл - то он состоит не
в том, чтобы вмешаться и изменить… - Дамблдор подождал её реакции, но
Джин продолжала хранить молчанье. - Иногда требуется понять и простить.
А это обычно гораздо сложнее. Начни с того чтобы простить себя".
Но это было невозможно. Она уже сама не знала, за что больше себя
ненавидит: за бездействие или за ошибки, а может за то, что она, как обычно,
передоверила своё праворешать - когда бездействовать, а когда ошибаться. И
не могла теперь винить Дамблдора за то, что он нёс эту ношу, как умел. Она
даже понимала его правоту - головой, но не сердцем, которое, казалось,
готово остановиться из-за невыносимой тяжести, которую она тоже
малодушно пыталась переложить на плечи наставника. Или хотя бы
разделить её с ним. Чтобы он почувствовал то же, что чувствовала она, когда
один за другим погибали Марлин, Фабз и Гидеон, Кэрадок, Доркас…
Впрочем, сам факт, что Джин передала ему в руки подробнейший анализ
событий полутора предстоящих лет, был достаточной причиной для
Дамблдора, чтобы теперь в полной мере испытывать чувство вины за каждую
неспасённую жизнь. Но от этого, разумеется, легче не стало. Просто это была
не та тяжесть, которую можно было разделить. Своей отчаянной выходкой
Джин её лишь умножила. И вдобавок сама из бойца превратилась в
бесполезного инвалида, обузу.
Целитель Уивери с фальшивым энтузиазмом уверял, что естественные
ресурсы организма рано или поздно полностью восстановятся. Он, правда,
считал, что лучше всего для Джин было бы согласиться на глубокий сон, но
этот вариант она отмела сразу. Опасение за собственную жизнь
парадоксальным образом сочеталось с её общим безразличием. На самом
деле она не боялась смерти - её пугала лишь перспектива умереть
бессмысленно. Но и в жизни такой смысла было немного.
После принятия зелий напряжение, как обычно, её немного отпустило. Джин
смотрела в окно на тёмные аллеи маленького парка, который был разбит во
внутреннем дворике для прогулок пациентов, и думала, что здесь её место.
Здесь, в палате пятого этажа госпиталя св. Мунго, где от неё не требуется
принимать никаких решений и совершенно ничего от них не зависит. Надо
было ещё девять лет назад согласиться на предложение Бржихачка. Круг
замкнулся.

***

Люциус ненавидел Мунго, особенно в марте. Именно такая погода - ранняя

оттепель и серая хмарь - была на улице, когда у мамы начался рецидив. Она
"сгорела" за пару дней в одной из палат этого здания, которое возвышалось
над ним сейчас - такое же равнодушное, до тошноты казённое. По счастью,
акушерское отделение располагалось в небольшом строении, стоящем
особняком, через чахлый скверик от главного корпуса. Там царила совсем
другая атмосфера - надежды и радостного ожидания. Но каждый раз выходя
от Нарциссы, Люциус первым делом наталкивался взглядом на неизменную
громаду, и настроение немедленно портилось, хотя объективно всё было
неплохо. Угроза прерывания беременности почти миновала, и через неделю
целительница обещала отпустить Цисси домой. Люциус с нетерпением ждал
этого момента - не только потому, что терпеть не мог посещать госпиталь, но
и потому, что своими капризами Нарцисса сводила его с ума. В принципе, её
даже можно было понять: несколько месяцев строгого постельного режима
могли довести кого угодно. Целительница говорила, что дело в том, что магия
Нарциссы отторгает младенца, поэтому, помимо необходимости принимать
целую кучу зелий и проводить сложные процедуры, непременно нужно было
заботиться о её душевном состоянии. И Люциус заботился, как мог, но
настроить Нарциссу на благожелательный лад в больничных условиях было
очень сложно. Любимым её аргументом было заявление, что он думает
только о том, чтобы получить наследника, и совершенно не интересуется
чувствами жены. Что бы он ни делал, Нарцисса безапелляционно утверждала,
что ему наплевать на неё, что он старается только ради ребёнка, что уже
сейчас любит сына больше, чем её, и разражалась очередной истерикой.
Каждый визит выматывал его примерно так же, как встречи с Лордом.
К счастью, тот в последние полтора года довольно редко вызывал Люциуса к
себе, ограничившись письменными инструкциями. Когда обстановка
ощутимо начала накаляться и на общих собраниях всё чаще стали
проскакивать упоминания о каких-то "акциях", которые Лорд подробно
обсуждал только с посвящёнными, Люциус приложил все усилия, чтобы
убедить его в том, что он будет гораздо полезнее в качестве респектабельного
члена общества. Он демонстрировал, как дёргает министерских работников
за ниточки, приносил ценные сведения от своего осведомителя из Отдела
Магического Правопорядка, по первому знаку Лорда финансировал какие-то
совершенно безумные проекты - всё, что угодно, лишь бы остаться в стороне
от грязных дел, на которые так любила намекать Белла. Она очень
веселилась, наблюдая реакцию Люциуса и Нарциссы на её откровения.
"Всегда знала, что ты - трус, Люци! - расхохоталась она как-то, когда он
попросил её тщательнее выбирать темы для разговоров при беременной
сестре. - Интересно, знает ли Лорд о том, что ты не одобряешь его методы?"
Беллу Люциус ненавидел и боялся. Он больше не узнавал своей
однокурсницы и подруги: она как будто дала волю всегда сидевшей в ней
сумасшедшинке, которая раньше была пикантным украшением, придававшим
юной Белле индивидуальность, а ныне превратилась в основное свойство её
натуры. Не вполне нормальным был сам факт, что двадцатипятилетняя
замужняя женщина откровенно плевала на мужа, на обустройство семейного
гнезда, на перспективу рождения детей - на всё, что отвлекало её от служения
Лорду и его делу. А знание того, что эта служба подразумевала запугивание
людей, пытки и даже, возможно, убийства, вызывало у Люциуса мороз по
коже каждый раз, как Белла, мило улыбаясь, роняла несколько слов о
"последнем задании".
Но больше всего он ненавидел её за Макнейра. То, что Уолден получил метку,
Люциус узнал случайно, пару лет назад, когда вызов Лорда застал их
сидящими за столиком кафе в волшебной части Эдинбурга. Организовать
новую встречу наедине получилось только спустя несколько месяцев, но и
тогда Уолден был не слишком разговорчив. Да и чтобы требовать отчёта со
взрослого человека, выяснять, как его угораздило, надо было находиться на
том уровне отношений, которого они с Макнейром так и не достигли.
Уровняответственности друг за друга. Люциус смотрел в серо-зелёные,
привычно сощуренные глаза и вдруг вспомнил то самое выражение, которое
так часто появлялось во взгляде Найтли после Рождества и которое он никак
не мог разгадать. Жалость и бессилие - вот что это было. В точности то, что
он чувствовал, когда думал о том, что Уолден угодил в ту же яму - и может
быть именно потому, что между ними не было достаточной откровенности. А
сейчас было уже поздно.
Но тем не менее Люциус сделал над собой усилие и, преодолев все их "не
принято", всю иллюзорную независимость друг от друга, которую они
пестовали годами, которой так гордились, спросил прямо: "Зачем?"
"Потому что этой дуре кто-то должен прикрывать спину", - ответил Уолден и
больше ничего не стал объяснять.
Люциус и так всё понял. Всё-таки он получил ответ на вопрос, которым
задавался все годы их совместной учёбы. А ещё он понял, что снова завидует
Макнейру, который даже потерять свободу умудрился во имя чего-то
стоящего. По крайней мере, с точки зрения самого Макнейра.
Решив срезать дорогу через двор, Люциус шагнул на гравийную дорожку
сквера. Несмотря на тепло последних нескольких дней, та ещё была схвачена
льдом, и он внимательно глядел под ноги. Поэтому то, что он всё-таки
заметил Найтли, можно считать чистым везением. Или судьбой.
Он уже почти прошёл мимо её скамейки, краем глаза отметив очередную
фигуру в белой больничной мантии, в какие наряжали пациентов Мунго.
Потом обернулся - и что-то кольнуло в груди, словно острая льдинка. В
следующее мгновенье он едва не рухнул ей под ноги, поскользнувшись при
стремительном развороте. Но удержался. Она даже не пошевельнулась.
- Найтли! - и снова никакой реакции.
Но это точно была она - бледная, с почти прозрачной кожей, сквозь которую
отчётливо просвечивала каждая косточка. С тёмными кругами вокруг глаз и
мучительно сжатыми в полоску губами. Она, она, Люциус не мог ошибиться!

- Джин, - он сел рядом и взял её руку в свою. Рука оказалась неожиданно

тёплой. - Джин, это ведь ты?!
Что-то дрогнуло в её лице, но она продолжала смотреть прямо перед собой. И
Люциус вдруг подумал, что это просто сон, один из тех кошмаров, от которых
просыпаешься и долго лежишь, глядя в тёмный потолок, благодаря небеса за
то, что ничего не было.
- Поговори со мной, - попросил он, прижимая её ладонь к губам. -
Пожалуйста, Джин, скажи, что с тобой…
По её щеке покатилась слеза.
- Мистер… - окликнул его с другого конца аллеи какой-то целитель, и
Люциус поспешно выпустил её руку и поднялся со скамейки. Целитель,
оказавшийся примерно одних лет с Люциусом, приблизился. - Простите, вы
знакомый моей пациентки? - спросил он с подозрением.
- Мы с мисс Найтли вместе учились, - пояснил Люциус. - Мистер Малфой, -
он постарался, чтобы надменности в его тоне было ровно столько, чтобы дать
понять этому типу, насколько Люциус важная персона, но при этом не
оскорбить его. Сначала надо было получить ответы на свои вопросы.
- Целитель Уивери, - он протянул руку для рукопожатия, и Люциус на него
ответил. - Не видел вас раньше. Она вообще-то запретила пускать к себе
посетителей. Когда ещё говорила.
- Что это значит? - Люциус приподнял бровь. - Она что - онемела?
- Нет, просто не разговаривает. Уже три недели так. Явный регресс, - сказал
целитель досадливо, скорее себе, чем собеседнику, и подошёл ближе к Джин,
которая по-прежнему сидела с прямой спиной, устремив взгляд куда-то мимо
него. - Мисс Найтли! Мерлин, она плачет!
Люциус уже приготовился оправдываться, что он ничего не сделал, но в этот
момент Джин уронила лицо в ладони и разрыдалась в голос. Уивери
приобнял её и позволил уткнуться в своё плечо, сияя, как новенький сикль.
Он гладил её вздрагивающие плечи, спутанные волосы, выбившиеся из-под
упавшего капюшона мантии, а Люциус стоял рядом и чувствовал себя
полным идиотом.
- Подождите в холле, - беззвучно велел Уивери одними губами, дополнив
артикуляцию движением головы в направлении главного корпуса.
Люциус, ошарашенный всем происходящим, даже не стал возмущаться его
бесцеремонностью, а послушно направился в холл. Он наблюдал через
стеклянные двери, как Уивери бережно вёл Джин, которая ступала неловко,
словно слепая, как передал её молоденькой ведьме в робе младшей
целительницы, а потом вошёл внутрь.
- Хорошо, что вы дождались! - воскликнул он, найдя глазами Люциуса. - У
меня к вам есть вопросы. Сядем? - он приглашающим жестом указал на
диван напротив стойки регистратуры. - Итак, что вы ей сказали? - оживлённо
спросил он, едва они уселись.
Люциус пожал плечами.
- Да ничего. Только успел поздороваться. Но она меня как будто не заметила.
- Не говорите глупости! - махнул рукой Уивери. - Она всё замечает. Если бы
она вас не узнала, то скорее всего попыталась бы уйти. Она опасается
контактов с незнакомыми. Вообще-то её не должны были оставлять в
одиночестве…
- Скажите, она… - Люциус проглотил неожиданный комок в горле, -
ненормальна?
- Ну что вы! - всплеснул руками Уивери, который, похоже, жестикулировал
постоянно. - Совершенно нормальна. Просто магическое истощение и
эмоциональный коллапс. Последний, к счастью, миновал, будем надеяться,
что восстановится и магия. Так кто вы ей, простите?
Уивери слегка нахмурился, очевидно сообразив, что чересчур
разоткровенничался по поводу состояния пациентки.
- Я же сказал, я её бывший однокурсник. Мы учились в Хогвартсе, были на
одном факультете. Не виделись несколько лет, я понятия не имел, что она в
больнице.
- Да, с февраля, - воодушевление Уивери оказалось сильнее его верности
этическому кодексу. - Я так и знал, что для выздоровления ей необходимо
контактировать со знакомыми! Но она сразу распорядилась никого к себе не
пускать. Собственно, никто к ней и не приходил, она заранее договорилась со
своими…
- То есть вы незнакомы с её семьёй? - с замиранием сердца перебил его
Люциус.
- Семьёй? - переспросил целитель. - Нет никакой семьи. Её привела коллега,
миссис Помфри.
- Не знаю такую, - Люциус покачал головой.
- Странно, если вы учились в Хогвартсе. Миссис Помфри - школьный
колдомедик. Работает там уже почти десять лет. Ну да неважно! Всё-таки, что
вы ей сказали? Мы ведь пробовали всё… Крепкий орешек эта ваша Найтли.
Сама решила отказаться от зелий. Оно, конечно, с одной стороны, правильно.
Уже начало развиваться привыкание к успокаивающим средствам. Но без них
она совсем спать перестала! Интересно, кем она была раньше, с такой-то
силой воли…
- В смысле - раньше?
- Ну, до пожара, - пояснил Уивери.
Люциус не стал расспрашивать дальше, чтобы болтливый целитель не
догадался, что он совершенно ничего не знает ни о каком пожаре. Он ещё
несколько раз дал один и тот же ответ на вопрос, как он умудрился
расшевелить Джин, и, поняв, что ничего нового Уивери уже не поведает,
распрощался. Напоследок целитель попросил его заглянуть ещё, раз уж его
присутствие так благотворно влияет на мисс Найтли.
Затем за небольшое вознаграждение молодая смешливая ведьма принесла
Люциусу из архива копию старой карты Джин. Если бы все в больнице не
знали историю пациентки целителя Уивери, он бы не имел шансов разыскать
эти записи, так как в них Джин значилась под именем мисс Н. "Неудачная
аппарация" там даже не упоминалась, зато упоминались множественные
ожоги и ретроградная амнезия.
"Так-так-так, Найтли, кому же ты наврала: мне и Дамблдору насчёт мамы с
папой и жизни в Канаде или неким Вайсу и Бржихачку, когда уверяла их, что
этой жизни не помнишь?"
Вайс оказалась пожилой ведьмой, напоминавшей волшебных старушек из
сказок Андерсена - румяная, круглолицая, полноватая и благодушная. Однако,
всё благодушие как рукой сняло, когда Люциус попытался вывести её на
разговор о событиях девятилетней давности. Целительница довольно холодно
порекомендовала ему спросить об этом саму Джин, а ещё лучше - оставить
несчастную девочку в покое, потому что ей и без того досталось на несколько
жизней вперёд.
А вот целитель Бржихачек, найденный Люциусом в аврорате через его
осведомителя, не видел ничего зазорного в обсуждении своей бывшей
пациентки - уж больно интересный был случай. На вопрос, могла ли мисс Н.
симулировать потерю памяти, Бржихачек ответил отрицательно. Он уже
несколько лет курировал в аврорате программу по внедрению своего метода -
и тот ни разу не подводил.
- Хотя тогда, надо признаться, были сомнения, - добавил он. - Очень
целеустремлённая девушка. Я говорил Уивери, когда тот приглашал меня для
консультации: сама по себе сила воли - это не обязательно положительный
фактор. В случае с мисс Найтли - так, кажется? - ровно наоборот. В сущности
это очень трагично.
- Почему трагично?
- Потому что, когда я наблюдал пациентку в последний раз, она всю свою
силу воли приложила к тому, чтобы умереть. Неосознанно, конечно. Я,
вообще-то, специализируюсь в другом, но тут была ясная картина
классического "закукливания" - такой побочный эффект магического
истощения, знаете? Когда остатки энергии все направлены на поддержание
"кокона", обмен потоками с окружающим миром прерывается, и без подпитки
волшебник окончательно превращается в сквиба, а затем… ну, это сложно
для неспециалиста… В общем, обычно в перспективе - безумие и смерть. Но,
вы говорите, Уивери удалось вызвать кризис? - Люциус молча кивнул. - Что
ж, рад слышать. Лично я готов был поспорить, что она так и не оправится
после смерти жениха…
- Чьей смерти? - он в шоке уставился на целителя, на мгновенье уронив маску
вежливого внимания, с которой до сих пор слушал его откровения.
Но Бржихачек не заметил, как изменилось выражение лица собеседника.
Явно наслаждаясь предоставившейся возможностью посплетничать, он
охотно пояснил:
- У неё жених погиб чуть больше года назад. Громкое дело. Авроры Прюэтты,
может быть вы слышали? - он сделал небольшую паузу, но не дождавшись
реакции Люциуса, продолжил: - Говорят, прямо на её глазах убили, но тут уж
я не уверен. Зато видел её на похоронах. Ещё думал, кого же она мне
напоминает. Хотел даже подойти, но ей тогда плохо стало, и её увели почти
сразу. А в этом году прибыл в Мунго проконсультировать Уивери, гляжу - да
это же она самая, моя пациентка! - Бржихачек очень выразительно хлопнул
себя по морщинистому лбу, переходящему в глубокую лысину. - Потом уж у
ребят в аврорате поспрашивал, подтвердили, что вроде да, невестой
младшего была. Хороший был парень, помню его. Вот упыри проклятые…
Дальше Люциусу было неинтересно, и он как можно скорее отвязался от
словоохотливого целителя.
Убийство Прюэттов действительно было громким делом. И больше всего
шуму было от веймарского профессора, которого Лорд с середины октября
позапрошлого года поселил в Малфой-мэноре. Профессор чувствовал себя в
особняке Люциуса как у себя дома, точно так же, как и обе его легавые,
которые беззастенчиво залезали на диваны в гостиной, царапали когтями пол
и до дрожи пугали Нарциссу, мерцая в темноте коридоров светящимися
глазами. Капризный гость оккупировал библиотеку, потребовав, чтобы его
там не беспокоили, и вообще затерроризировал весь дом. Особенно его
раздражали домовые эльфы, поэтому он с первого же дня потребовал себе
человеческих слуг. Перечитьспециальному гостю Лорда, как и приглашать в
дом посторонних, нечего было и думать, и пришлось Цисси самой подавать
профессору кофе в библиотеку и лично звать его к накрытому столу. Уборку
комнат и чистку одежды всё-таки осуществляли эльфы, но только когда
профессор со своими собачками уходил на прогулку. Затем ему
потребовалась лаборатория, и Люциус срочно был вынужден освобождать
под неё винный погреб. Профессор не собирался заниматься такими
мелочами, как собственноручное оборудование своего рабочего места.
Единственным плюсом во всём этом было то, что в Малфой-мэнор переехал
Северус, который взялся перестраивать подвал.
Люциус впервые имел возможность нормально пообщаться с ним после того,
как сам закончил Хогвартс, и теперь с огромным удовольствием открывал для
себя выросшего Северуса, знакомого ему только по переписке, которую они
вели последние несколько лет. Конечно, о взрослости пока говорить не
приходилось, но с этим новым Северусом было гораздо интереснее, чем с
Нарциссой и профессором вместе взятыми. Закончив очередной этап работы,
они вознаграждали себя бутылкой вина и неспешным разговором ни о чём.
Обсуждали книги, имеющиеся в библиотеке Малфой-мэнора, и собственную
лабораторию Северуса в доме Лестрейнджей, вспоминали Хогвартс, правда,
тщательно обходя при этом тему Найтли. Люциус рассказывал про годы
учёбы в Университете, Северус - про свои исследования. Иногда темы для
разговора заканчивались раньше, чем вино, но наступавшая тогда тишина
ничуть не казалась неловкой. Они привыкли сидеть вдвоём у камина, ещё
когда Северус был первокурсником. Люциус тогда часто полуночничал в
ожидании, пока все слизеринцы вернутся на факультет и можно будет
пройтись по школе с обходом, а Северус молча к нему присоединялся. Эта
привычка вернулась к ним так незаметно и естественно, как будто и не было
никаких шести лет.
Но вскоре их тихим вечерам в бордовом кабинете пришёл конец.
Оборудование лаборатории было закончено, и Северус поступил в
распоряжение профессора. Они буквально не вылезали из подвала до самого
Рождества и были настолько поглощены своей задачей, что не заметили бы и
падения метеорита. Один тот факт, что профессор, погружённый в расчёты,
теперь спокойно принимал еду из рук домовых эльфов, сказал Люциусу
достаточно. Они с Нарциссой вновь оказались полновластными хозяевами
дома, выкинув из головы все мысли об "этих одержимых зельеварах". Потом
Северус уехал. По его словам, профессор приступил к какому-то секретному
этапу приготовления своего загадочного зелья и потребовал, чтобы ни одна
живая душа не переступала порог лаборатории.
В январе зелье наконец было готово, и профессор под охраной целого отряда
отбыл в неизвестном направлении. Но не успел Люциус насладиться
долгожданным покоем, а Нарцисса - выгнать собак в сад, как их
многострадальный дом вновь наполнился криками и топотом. К воротам
аппарировали заметно потрёпанные остатки долоховской бригады и сам
Долохов, бесцеремонно тащивший под локоть профессора, с ног до головы
густо заляпанного кровью. Впрочем, европейское светило оказалось целым и
невредимым, о чём можно было судить по извергаемому им потоку немецких
ругательств, в котором удавалось различить лишь имена Долохова, Малфоя и
интуитивно понятное "Diese Scheissbritannien". Когда профессор совладал с
эмоциями и перешёл на английский, от природы бледный Долохов побледнел
ещё сильнее. И было с чего.
"Я думал, вы серьёзные люди! Я полжизни угробил в архиве, расшифровывая
описание ритуала! Полжизни!!! Ваш Лорд обещал мне полное содействие! -
брызгал слюной профессор. - Вы хоть понимаете, - он схватил Долохова за
отвороты мантии и встряхнул, как щенка, - какой уникальный шанс
угробили?! Откуда вообще взялись эти мальчишки?"
И, не дожидаясь ответа, кинулся собирать вещи.
"Герр профессор! - попытался остановить его Долохов. - Это просто
несчастное стечение обстоятельств! Мы же можем попытаться ещё раз…"
"Вы не понимаете, mein lieber, - ядовито перебил его профессор, с грохотом
транспортируя свой дорожный сундук по мраморной лестнице. - Второй
попытки не будет. Не-воз-мож-но! Объясняйте сами это своему Лорду, а я
возвращаюсь в Веймар. Вольфи, Франц, kommt!"
И, сопровождаемый собаками, герр профессор исчез за воротами. А Люциус
проводил близкую к обмороку Нарциссу в её спальню, снабдил Долохова
стаканом виски, и они уселись ждать Лорда. Долохов в нескольких словах
поведал о том, как некстати подвернувшиеся авроры сорвали активацию
какого-то сверхсекретного артефакта, но их имена Люциус узнал только на
следующий день из статьи в "Пророке". А тогда ему не было до них никакого
дела, он смотрел на то, как заметно паникует всегда хладнокровный Долохов,
и ему становилось всё более не по себе. Он пытался уговорить себя, что
никоим образом не виноват в провале операции, а Долохов - старинный друг
Лорда и наверняка может рассчитывать на снисхождение, но плохое
предчувствие с каждой минутой только усиливалось.
Лорд появился через полчаса после ухода профессора. Его лицо было
непроницаемо, но в глубине тёмных глаз разгорались красные искры.
Долохов вскочил с кресла и распластался у его ног. Люциус замер на месте,
не зная, как поступить.
"Простите, мой Лорд! - взмолился Долохов, не дожидаясь, пока тот заговорит.
- Мои люди сражались до последнего. Мы отбили у авроров тайную комнату,
но было поздно. И этот старикашка - он просто струсил и сбежал".
"Я дал тебе столько людей, сколько ты попросил, Тони, - ровным голосом
заговорил Лорд. - У вас был "Голос Баст". С твоей дороги были устранены
все помехи. По первому требованию я прислал тебе подкрепление. Так
почему же задание, к которому мы все готовились полгода, так и осталось
невыполненным?"
"Мой Лорд, мы не ожидали, что авроры прорвутся внутрь. Наши…
ассистенты были убиты, я ничего не успел сделать…"
"Довольно, Тони, - скучающим тоном прервал его Лорд. - Я разочарован.
Крусио!"
Люциус зажмурился, попытавшись слиться с креслом, за которым стоял,
хриплые крики Долохова, казалось, были слышны на весь дом, и он отчаянно
надеялся, что Цисси догадается не высовываться из своей комнаты. Но всё-
таки Долохов был "старинным другом", поэтому пытка прекратилась раньше,
чем он окончательно потерял голос. Едва восстановив контроль над
трясущимся телом, он кинулся целовать край мантии Лорда.
"Спасибо, мой Лорд, спасибо! Простите, этого больше не повторится!"
"Пусть это будет тебе уроком. Люциус…" - Лорд обратил на него свой
холодный взгляд.
В этот момент в голове у Люциуса осталась только одна мысль: "Цисси,
Мерлина ради, оглохни!" Он знал, что не выдержит и будет кричать. Они с
Ноттом и Крэббом как-то из любопытства попробовали друг на друге
пыточное проклятье. Всего несколько мгновений, но забыть эти ощущения
было невозможно.
"Мой Лорд?" - он нашёл в себе силы шагнуть из-за кресла навстречу
поднимающейся палочке.
"Зачем ты отпустил профессора?"
"Вы не приказали его задерживать, мой Лорд. Я думал, что профессор - ваш
почётный гость, и старался не доставлять ему неприятностей…"
"Всё так, - на лице Лорда промелькнуло очень живое выражение горькой
усмешки. - Но ты бы мог догадаться".
"Да, мой Лорд", - Люциус склонил голову, ожидая, что в любую минуту…
"Куда он отправился?"
"Обратно в Веймар. По крайней мере он так сказал", - с готовностью доложил
Люциус, не веря своей удаче. До того, что будет теперь с профессором, ему
тоже не было никакого дела. Главное, чтобы Лорд наконец покинул его дом…

"С его стороны было очень невежливо уехать, не попрощавшись, не так ли? -
зловеще спросил Лорд и, не дожидаясь ответа, двинулся к выходу. - Пойдём,
Тони, - бросил он через плечо, и Долохов на дрожащих ногах последовал за
ним. - Люциус, передавай мои наилучшие пожелания прелестной миссис
Малфой", - сказал Лорд и вместе с Долоховым дизаппарировал прямо с
крыльца дома, не смотря на антиаппарационную защиту.
Цисси рыдала в объятьях Люциуса всю ночь и умоляла его уехать из страны.
Она прекратила разговоры об отъезде лишь спустя пару недель, когда в
"Пророке" появился некролог, в котором с прискорбием сообщалось о
скоропостижной кончине бывшего преподавателя Дурмстранга, автора
многочисленных публикаций по нумерологии, архивариуса Максимилиана
фон Бенекендорфа, жителя Веймара. Научный мир скорбел, а у Люциуса
пропали остатки иллюзий насчёт специфики отношений "вассал-сюзерен" в
случае с Лордом. Также он пришёл к выводу, что "полезный нашему делу
человек" - понятие относительное и, главное, преходящее. И что гарантией
выживания его семьи было только одно - быть полезным постоянно. Быть
незаменимым. И не допускать просчётов.
Он уже привык жить с этим грузом. В сущности, пока Лорд не
осчастливливал его личными встречами, всё было совсем не так плохо.
Нарцисса наконец забеременела долгожданным наследником, положение
Люциуса в обществе укреплялось день ото дня, а состояние росло. В жизни
наконец появилась долгожданная стабильность и предсказуемость. Но
почему-то в тот день, после разговора с Бржихачком, он почувствовал себя
выбитым из колеи. Настолько, что вместо того, чтобы шагнуть из Атриума в
камин до Малфой-мэнора, Люциус вышел в маггловский Лондон. И долго
стоял над мутной угрюмой Темзой.
Стоял - и с бессильной яростью, до потемнения в глазах завидовал уже год
как мёртвому Прюэтту.

***
- Снова вы? - бодро приветствовал Люциуса целитель Уивери,
приподнимаясь из-за горы карт, с которыми он работал на посту. - Мистер…
- …Малфой, - снисходительно подсказал он.
- Ах, да, простите! Так вы всё-таки решили навестить мисс Найтли? Очень
хорошо, она как раз идёт на поправку и уже несколько раз принимала
посетителей. Я сейчас спрошу её…
Целитель исчез так поспешно, как будто опасался, что Люциус передумает.
Тот и вправду вовсе не был уверен, что действительно хочет зайти к Джин.
Сначала он думал, что просто узнает о её самочувствии. А сейчас стоял
посреди коридора и больше всего на свете боялся, что Уивери, вернувшись,
скажет, что Джин не хочет его видеть. Но целитель махнул ему с другого
конца коридора, явно подзывая к себе.
- Заходите, что же вы! - сказал он, когда Люциус приблизился, и буквально
затолкнул его в палату.
Она сидела на кровати, с прямой напряжённой спиной, как будто копировала
Макгонагалл. И даже губы были поджаты так же. Люциус невольно
почувствовал себя студентом на экзамене по трансфигурации.
- Привет, Найтли! Я могу присесть? - она кивком головы указала на стул. -
Всё ещё верна обету молчания?
Она помотала головой.
- Прости, - заговорить ей удалось не с первой попытки, и голос звучал
хрипло. - Отвыкла.
О чём говорить с этой Найтли, чужой и безразличной, Люциус не знал. Уж
лучше бы она молчала и плакала. Эта, сегодняшняя, Найтли в утешениях уже
не нуждалась. Она казалась уставшей, измождённой, много старше своих лет
- но только не слабой. Впрочем, она никогда не была слабой - кроме той
недавней встречи в больничном сквере, которая уже казалась ему чуть ли не
розыгрышем.
- Ну, как ты? - неуверенно начал он.
Она повела глазами по палате:
- Я - вот. А ты? Впрочем, не надо… - Найтли взглянула на него почти
виновато.
"Пока ещё никого не запытал", - захотелось ему ответить просто ей назло.
Это её "не надо" почему-то оказалось очень обидным.
- Ты сильно изменилась, - сказал Люциус мстительно.
Но как только он это произнёс, с ней произошла метаморфоза: тёмные
запавшие глаза сверкнули знакомыми золотистыми искрами и лицо стало
пронзительно юным, как будто специально опровергая справедливость его
последних слов.
- Ты тоже. Отрастил волосы?
- Наблюдательная Найтли, - фыркнул он, словно им обоим снова было по
восемнадцать и они сидели в её лаборатории в Хогвартсе. - Ты всё там же? В
школе? - она кивнула. - Ну и как там?
- Всё то же. Костерост, прыщи, факультетские войны… Как тебя сюда
занесло?
- В Мунго? - он замялся. - Навещал Цисси.
Если Найтли и была заинтересована, то ничем этого не выдала. Лишь с
вежливым равнодушием спросила:
- Она болеет?
- Нет. Она лежит на сохранении, - ответил Люциус, сам удивляясь своему
агрессивному тону.
Может быть получилось так жёстко потому, что он не собирался делиться с
Найтли своими семейными новостями - особенно после того, как она дала
понять, что ничего не хочет знать о его жизни. Но она даже не поняла, что он
сказал, судя по вопросительно вздёрнутой брови. "Копия Северуса", -
подумал Люциус насмешливо, невольно смягчившись при этой мысли.
- Мы ждём ребёнка, Найтли, - пояснил он.
- А, - коротко откликнулась она. - Конечно.
- Конечно?
- Все рожают, - сказала она так, как будто это что-то объясняло.
- Кто - все? - Найтли помотала головой, явно не собираясь отвечать. - Но
вообще… ты права, многие. Тео, например, и Гойл, и Гринграсс…
- И Паркинсон.
- Нет, что ты, Фил у нас закоренелый холостяк. Зато у него, вроде,
племянница родилась зимой.
- Здорово, - с непонятным выражением прокомментировала Найтли и
подошла к окну.
"Дурацкий разговор, - мелькнуло в голове у Люциуса, пока она,
отвернувшись, любовалась больничным двориком с таким интересом, как
будто видела его впервые. - Конечно, ей не может быть никакого дела до
чужих детей. Неужели она правда собиралась замуж за Прюэтта?!"
Пауза затянулась, и Люциус уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы
попрощаться, как вдруг она обернулась.
- Ты видишься с Северусом?
- Редко, - ответил он. Последний раз Северус заглядывал в Малфой-мэнор
после Нового года.
- Как он?
"Значит, как я, ты знать не хочешь…" - подумал он с иррациональной
ревностью.
- Служит.
Найтли аж дёрнулась от его короткого хлёсткого ответа.
- Дай мне палочку, - велела она, уверенно протягивая руку, и Люциус, как во
сне, подчинился.
С тихим бормотанием Найтли направила его палочку на дверь, накладывая
какие-то сложные охранные чары.
- Она тебя послушалась, похоже?
- Ну, раньше-то слушалась, - пожала плечами она.
Они ещё в школе выяснили, что их палочки имеют одинаковую сердцевину, и
даже менялись ими ради эксперимента. На самом деле Люциуса удивило то,
что Найтли уже может пользоваться магией, хотя прошло всего чуть больше
недели с тех пор, как она вышла из "эмоционального коллапса".
- А где твоя? - спросил он, забирая свою палочку.
- Уивери держит её у себя. Нам тут… не положено, - она горько усмехнулась.
- Очень удобно.
- Кому удобно? - Люциусу всё меньше и меньше нравился их разговор.
- Может, ты мне расскажешь? - она по-птичьи наклонила голову вбок. - Кто
здесь из ваших орудует?
- Не говори ерунды, - по его спине пробежал холодок. - Вообще не понимаю,
о чём ты.
Он понимал. Хотя Люциус и не знал ответа на её вопрос, но то, что у Лорда
были люди везде, в том числе и в Мунго, ему было хорошо известно. Но
почему вдруг это волновало Найтли, и откуда она опять столько знала?
- Не понимаешь? До сих пор? - спросила она, забираясь обратно на кровать.
Пристальный взгляд, устремлённый на Люциуса, был совсем такой же, какой
он помнил со школы - смесь печали, укора и презрения, вызывавшая желание
оправдываться и этим ужасно раздражавшая. - Всё мечтаешь о единорогах,
скачущих по зелёным полям свободного Альбиона?
- Нет. Просто хочу выжить, - процедил он, в это мгновенье ненавидя её так,
что трудно было дышать. - И защитить свою семью.
- Все хотят. Но не все приносят в жертву этой цели других людей.
- Я не…
- А Северус? А Регулус - он же тоже часть твоей семьи! Как ты мог позволить
этим мальчишкам…
- Они меня не спрашивали! - выкрикнул он отчаянно. Ну почему, почему
именно она всегда безжалостно метила в самые болезненные точки, пробивая
любую защиту?
- Но ты знал. Ты знал, что Северус собирается… - она осеклась, не решаясь
даже с наведённой защитой говорить прямо.
- Найтли, как ты себе это представляешь? Ты хоть понимаешь, что если бы
кто-нибудь обронил хоть слово о том, что его предостерегали и
отговаривали… ты понимаешь, что доверять нельзя никому? - Люциус
перевёл дыхание. - И ведь ты тоже знала. Знала - но позволила. Так что не
тебе меня обвинять!
Она не опустила глаз, но лицо окаменело, и даже в воздухе как будто повеяло
холодом.
- Да, всё так, - откликнулась она неживым голосом. - Не мне.
Он подавил в себе желание коснуться её руки, сказать что-нибудь, утешить.
Они уже достаточно поиграли в эти игры, и он знал, что Найтли, как всегда,
отшатнётся с болью и отвращением в глазах. Поэтому он поднялся и шагнул к
двери.
- Мне пора. Поправляйся.
- Иди, - она выдавила вежливую улыбку. - Иди.
Защитные чары затрещали, когда он открыл дверь и шагнул в коридор.
Уивери, всё ещё сидевший на дежурном посту, с любопытством во взгляде
поднял голову, но ни о чём не спросил. Люциус кивком попрощался с ним и
поспешно зашагал прочь.

__________
* Ladino (амер.) - метис

Глава 31.
Ажурная тень листвы защищала террасу от палящего солнца, но не могла
сдержать июльский зной, которым был напоён полуденный воздух. К юго-
западу от Хогсмида тлели торфянники, и ветер порой доносил до замка
отчётливый запах гари. Джин с сожалением поднялась с нагретого пола и
зашла в комнату, плотно закрыв дверь. Её выписали из Мунго уже почти три
месяца назад, но она до сих пор неуютно чувствовала себя в четырёх стенах.
С другой стороны, пока снаружи царит невыносимая жара, она как раз успеет
упаковать подарок для Люциуса.
Строго говоря, подарок предназначался малышу Драко, но Джин решительно
ничего не понимала в детских товарах, поэтому решила пойти стандартным
путём и преподнести ему книгу. Через три-четыре года, которые потребуются
Драко, чтобы дорасти до сказок, многое может измениться и Люциус,
возможно, вновь передумает общаться, а ей ужасно хотелось подарить
Малфоям именно это. Мало того, что книга принадлежала перу маггловского
автора, так ещё и являлась по сути собранием негритянского фольклора.
Джин со злорадным удовлетворением представляла себе рафинированную
Нарциссу, читающую своему чистокровному сыночку про Братца Лиса и
Братца Кролика. Конечно, судя по Драко, нельзя было сказать, что он рос на
подобной литературе, так что, вполне вероятно, её подарок так никогда и не
был использован по назначению, но попытаться стоило.
Может быть, Малфой уже сожалел о своём порыве. Они расстались на плохой
ноте, и Джин совершенно не ожидала, что он захочет возобновить переписку.
И списала бы его послание, состоящее всего из одной строчки - "Найтли, у
меня родился СЫН!!!" - на вполне понятную эйфорию, в которой молодые
папаши спешат уведомить о счастливом событии абсолютно всех своих
знакомых, если бы не один нюанс. Записку ей принёс Сулла.
Тогда Джин вежливо поздравила Малфоя с наследником, едва удержавшись
от того, чтобы прибавить светскую просьбу передавать наилучшие
пожелания Нарциссе. И ужасно удивилась, когда через несколько дней Сулла
вернулся с ответом. То ли эйфория новоиспечённого отца затянулась, то ли
Малфой и впрямь был полон решимости продолжать общение, как ни в чём
не бывало. В пользу последнего предположения говорило поведение его
филина. Сулла, казалось, забыл всю свою спесь и былые обиды и вновь по-
кошачьи ластился к Джин. И Малфой тоже вёл себя так, как будто не было
никаких восьми лет, в течение которых ему было совершенно неинтересно,
где она и что с ней, так, как будто он успел забыть, что она "грязнокровка",
так, как будто они были добрыми приятелями, переписка которых прервалась
по чистому недоразумению.
В основном он писал о сыне. "Драко пытается держать головку", "Драко в
первый раз улыбнулся", "у Драко колики"… Это всё смешило, злило и
трогало одновременно. А если учесть, что в окружении Джин было ещё два
будущих молодых папаши, гордящихся своим приближающимся отцовством
так громко и активно, как будто они собирались рожать лично… В общем,
она читала письма Малфоя по диагонали и вяло поддакивала его восторгам.
Так что отчасти "Сказки дядюшки Римуса" были местью не только за все
прошлые унижения, которым её подвергал Драко, но и за то, что детская тема
стала центральной темой их с Малфоем общения. Впрочем, о чём им было
переписываться ещё? Спрашивать про Северуса Джин больше не решалась,
остальные их общие знакомые её не интересовали, а жизнь самого Люциуса
состояла как раз из его обожаемого сына и "службы", о которой она
предпочитала вообще не думать. На самом деле было даже хорошо, что
Малфой так откровенно счастлив - это доказывало, что человеческое в нём
по-прежнему не было подавлено интересами "политической партии".
Завернув книгу в упаковочную бумагу безупречно-слизеринского
изумрудного цвета, Джин прикрепила сверху маггловскую открытку с
фотографией очаровательного пушистого хорька. Она потратила немало
времени, разыскивая её по всему Эдинбургу, и была жутко собой довольна.
На обороте открытки она написала, что "это практически Гёте - на
американский лад и адаптированный для детей" и что "картинки тоже, в
принципе, можно зачаровывать не хуже, чем гравюры".
Теперь оставалось только разыскать Суллу, причём успеть сделать это до
вечернего Хогвартс-Экспресса, на котором Джин сегодня отправлялась в
Лондон. Члены Ордена по очереди охраняли палату маггловской больницы,
куда госпитализировали Лили. Она бы тоже предпочла рожать дома, как
Алиса, если бы ребёнок не был в тазовом предлежании. Когда Сириус
пошутил, что сын Джеймса, разумеется, с самого начала не может
подчиняться общим правилам, Лили едва не бросилась на него с кулаками.
Она до последнего надеялась, что ребёнок перевернётся, и даже ходила на
УЗИ, где ей заодно поставили маловодие и порекомендовали ложиться в
больницу заранее.
Связываться с Мунго нечего было и думать. Когда Джин выписалась из
больницы, Сибилла Трелони уже жила в Хогвартсе, а значит, пророчество
уже было сделано и передано Волдеморту. Разумеется, он с помощью своего
осведомителя имел возможность контролировать детей, рождающихся в
Мунго. Визита же упырей в маггловскую клинику можно было не ожидать,
но Дамблдор всё равно предпочёл подстраховаться. Даже не посвящая Орден
в существование пророчества, было несложно убедить всех, что за
Лонгботтомами и Поттерами ведётся специальная охота - учитывая, что и те,
и другие чаще остальных попадались Волдеморту на пути. После убийства
Боунсов нападения Упивающихся стали происходить чуть ли не каждую
неделю - очевидно, их лидер решил сменить "партийный курс", перейдя от
информационного террора к физическому уничтожению любого, кто
осмелится перейти его дорогу. Так что в открытых столкновениях с упырями
все члены Ордена, включая Джин, успели поучаствовать не по разу, но
почему-то именно Фрэнку, Алисе, Лили и Джеймсу особенно "везло"
оказываться там, где Волдеморт появлялся лично. Поэтому теперь обе
девушки были под постоянной охраной.
Джин должна была заступить на дежурство следующим вечером. Хогвартс-
Экспресс прибывал на Кингз-Кросс глубокой ночью, и она рассчитывала
снять комнату в Дырявом котле, как следует выспаться, днём пройтись по
Косому переулку, чтобы создать видимость, что именно за этим она и
приехала в Лондон, а уж потом отправиться в клинику Лили. Но чтобы её
планы не сорвались, нужно было непременно найти Суллу в ближайшие
четыре часа, оставшиеся до поезда, а эта задача была не из лёгких. Джин не
имела ни малейшего понятия, в какой части Запретного леса филин
предпочитает отсыпаться.
"И что тебе в Совиной башне не сидится…" - вздохнула она, накладывая на
себя охлаждающие чары помощнее. Если что и было в её жизни стабильно и
предсказуемо - так это капризы Суллы.

***

- Спит, - шепнул Стерджис, отдавая Джин мантию-невидимку. - Какую-то

капельницу ставили ей вечером, сказали - витамины.
В отделении патологий было тихо. Пациентки спокойно спали по палатам, а
на дежурную медсестру на время "смены караула" навели отвлекающие чары,
и она сосредоточенно искала что-то в ящике стола, не обращая никакого
внимания на совещающихся в конце коридора фениксовцев.
Распрощавшись со Стерджисом, который отправился домой отсыпаться,
Джин проскользнула в палату, тихонько притворив за собой дверь. Но Лили
всё равно встрепенулась, встревоженно уставившись в полумрак.
- Кто здесь? - шёпотом спросила она, а рука уже метнулась под подушку.
- Свои, - тут же отозвалась Джин. - Не бойся.
- Найтли! - Лили, облегчённо вздохнув, спрятала палочку обратно. - Мне
только что приснилось… Нет, не хочу рассказывать.
- Не рассказывай, - согласилась Джин, усаживаясь на стоявший в углу стул. -
Спи дальше.
- Не могу, - глаза Лили лихорадочно блестели. - Мне страшно.
- Нечего бояться, - успокаивающим голосом сказала Джин. - Никто не знает,
где ты. Здесь я, а на улице клинику патрулируют Бенджи и Эмми.
Лили замотала головой так отчаянно, что её рыжие кудри взметнулись в
воздух, как языки пламени.
- Я не упырей боюсь! Мне страшно… вдруг что-нибудь пойдёт не так…
Может, надо было сразу соглашаться на кесарево?
- Не говори глупостей! - Джин очень старалась говорить убедительно. - И
наша, и маггловская диагностики подтвердили, что естественные роды в
твоём случае вполне возможны, ни тебе, ни ребёнку ничего не повредит. У
тебя замечательная опытная акушерка - всё пройдёт прекрасно, не
сомневайся!
Но лицо Лили оставалось таким же напряжённым, а руки, нервно комкавшие
одеяло, заметно дрожали.
- Пожалуйста, посиди со мной, - попросила она жалобно. - Сядь сюда,
поближе…
Джин перебралась на краешек её кровати и взяла девушку за руку.
- А теперь будь хорошей девочкой - ложись и поспи немного. Глупо себя
изводить, тем более когда тебе нужен отдых.
Лили вцепилась в её ладонь обеими руками, как утопающая.
- Я знаю, ты нас не любишь, - заговорила она торопливо, не давая себя
перебить, глядя куда-то, где, она предполагала, было лицо Джин, но на самом
деле мимо неё. - Меня и Джеймса. Это из-за Северуса, да? Не говори ничего -
я знаю! Я знаю, я очень плохо с ним поступила, но что мне было делать?
Найтли! Я же не нарочно, просто… просто так получилось, я не хотела
делать ему больно…
- Что ты придумала? - Джин погладила её по руке. - Я никогда и не думала
винить тебя. И Северус тоже. Ты же знаешь, что он давно тебе всё простил.
- И всё-таки ты нас не любишь, - упрямо повторила Лили. - Но всё равно,
пообещай мне!
- Что тебе пообещать? - устало спросила Джин.
- Обещай, что если со мной что-нибудь случится - ты позаботишься о моём
мальчике, - решительно сказала Лили, и сердце Джин сжалось от боли.
- Не говори ерунды, - повторила она, не зная, что сказать, как заставить Лили
отказаться от этой дурацкой идеи. - Ничего с тобой не случится, и с
мальчиком твоим всё будет хорошо…
- Обещай мне! - твёрдости в её голосе только прибавилось.
- Почему я? - обречённо произнесла Джин, адресуя этот вопрос не столько
Лили, сколько безжалостной судьбе, вечно тыкавшей её носом в
ответственность, от которой она безуспешно пыталась сбежать или
отгородиться.
- Просто я чувствую, что ты его не оставишь, не бросишь. Пожалуйста,
Найтли, обещай!
- Надеюсь, Нерушимой клятвы ты с меня не потребуешь? - буркнула Джин,
сдаваясь. - Я согласна, но только если ты наконец успокоишься и
попытаешься заснуть.
- Обещаешь? - совершенно детским тоном спросила Лили. На этот раз она
угадала и смотрела Джин прямо в глаза.
- Обещаю. Я позабочусь о твоём мальчике, если это понадобится. А теперь
ложись.
- Спасибо! - Лили послушно улеглась и некоторое время беспокойно
ворочалась, ища удобное положение для живота. - Не сердись, пожалуйста.
- Я не сержусь, - ответила Джин честно.
- Хорошо, - вздохнула Лили уже в полусне. - Посиди со мной, тут…
Джин сидела и гладила её по голове, пока Лили окончательно не заснула. И
кляла себя последними словами, что не сбежала в Канаду в далёком
семьдесят первом году. А теперь было уже слишком поздно.

***

Джин аппарировала к границе ненаходимости ричмондской штаб-квартиры и

послала патронуса предупредить о своём прибытии. Охранные чары
перенастраивали каждые две недели, а она не была здесь несколько месяцев.
Но сегодня ей ужасно хотелось быть вместе со всеми.
"Конечно, отправляйся, - махнула рукой Алиса. - Мы с Фрэнком замечательно
справимся, и я уже почти совсем в порядке. Передавай поздравления
Джеймсу и Лили!"
Алиса действительно была в порядке. Джин перед её родами тряслась,
возможно, больше, чем сами Лонгботтомы. Ей, не имевшей никакой
акушерской практики, казалось ужасно безответственным браться за такое
важное дело в одиночку. Хоть она и перелопатила за последний месяц гору
специальной литературы и замучила Поппи расспросами, но совершенно не
чувствовала себя способной справиться с этим. Алиса же была безмятежна, и
уверяла, что гораздо больше боится приглашать в дом чужого человека, чем
довериться неумелой Джин. То ли сыграл её положительный настрой, то ли
просто удачное стечение обстоятельств, но роды Алисы были хоть и
длинными, но не очень трудными. Она умудрилась даже проспать большую
часть периода раскрытия, а потом до последнего ходила с Фрэнком по
вечернему саду, останавливаясь только во время особенно болезненных
схваток. Она всё делала настолько правильно, войдя в некое подобие транса,
что даже потом, в самый ответственный момент, всё участие Джин
заключалась лишь в том, чтобы выгнать Фрэнка за дверь, помочь при
выведении головки и плечиков и принять ребёнка.
Очистив дыхательные пути от слизи, Джин хлопнула мальчика по попе, но он
не закричал. Не потому, что что-то было не в порядке - нет, он исправно
дышал и жмурил затуманенные нездешние глаза, но ни одного звука так и не
издал. Перерезав пуповину, Джин запеленала малыша и разрешила Фрэнку
войти.
"Дай, дай его мне!" - страстно потребовала Алиса, жадно протягивая к сыну
руки.
"Иди к маме, Невилл!" - сказала Джин, передавая ребёнка ей, а Фрэнк тут же
начал распекать жену за то, что та проговорилась, какое имя они для него
приготовили.
Алиса пыталась оправдаться, что она никому не говорила, потому что вообще
рассчитывала на дочку, но, к счастью, они оба были слишком увлечены,
чтобы уделить этой теме достаточно внимания. Они втроём составляли такой
совершенный мир, что Джин чувствовала себя здесь абсолютно лишней. Она
со стороны любовалась покоем и нежностью, которые, казалось, были
разлиты по комнате, и впитывала эти ощущения, запасала их. Если ей
суждено было дожить до своего времени, она непременно хотела показать
Невиллу воспоминания о его родителях.
- Найтли! - она ухватилась за руку, протянутую из-за границы ненаходимости,
прошла внутрь и тут же была подхвачена Джеймсом, который закружил её в
объятьях. - Найтли, у меня СЫН!!!
- А ты кого ждал? - насмешливо спросила она, высвобождаясь. - Вроде бы по
УЗИ всё было ясно давным-давно.
- Ничего ты не понимаешь, Найтли! - махнул он рукой, буквально излучая
счастье. - Могла бы хоть один день побыть не таким сухарём, как обычно.
- Ну прости, молодой отец здесь всё-таки ты, - улыбнулась она. - Мне вроде
как не положено с ума сходить.
- Да, кстати, - Джеймс огляделся так, как будто искал что-то в траве. - А где
второй герой? Фрэнк что - с нами праздновать не будет?
Она помотала головой.
- Нет, он не захотел оставить Алису.
- На что ты намекаешь, Найтли? - обиделся Джеймс. - Лили сама меня
выгнала. Сказала, что хочет отдохнуть.
- Да ни на что я не намекаю, - Джин примирительно положила ладонь ему на
плечо. - Лонгботтомы передавали тебе поздравления. И я тоже поздравляю -
от всей души!
Джеймс ослепительно улыбнулся, и она поняла, что Лили была права. Джин
действительно злилась на них из-за Северуса, с тех пор, как однажды
услышала от Эмми подробное описание сцены у озера, после которой Лили
перестала общаться с другом детства. Но сейчас, видя, как Джеймс счастлив,
и зная, как немного ему осталось, она не могла не простить ему - им обоим -
их детскую жестокость и ошибки.
- Пойдём, Найтли, напьёмся безобразно! - предложил он с воодушевлением,
за плечи подталкивая её к дому.
- Заманчивая идея, Поттер, - согласно кивнула она, чувствуя, как в груди
оттаивает очередной осколок льда.

***

Сулла обожал будить Джин по утрам. Если она запирала окно на ночь, то он
скрёб раму когтями с ужасающим скрежетом, а если окно было открыто -
бесцеремонно забирался внутрь, усаживался на спинке кровати и сверлил её
внимательным взглядом. И тот, и другой способы были весьма
действенными, но в этот раз он превзошёл сам себя. Джин уже полторы
недели жила в Дырявом Котле - точнее, отсыпалась там между дежурствами в
больнице Лили и визитами к Лонгботтомам, и совершенно не ожидала, что
Сулла отыщет её так просто, несмотря на все охранные чары. Но тем не
менее она проснулась оттого, что филин балансировал на ней, вцепившись
острыми когтями ей в плечо, а не менее острый изогнутый клюв аккуратно
теребил её ухо.
- Сулла, брысь! - отмахнулась она от настырного почтальона. - Ты совсем уже
совесть потерял…
Очередной малфоевский доклад о том, на сколько секунд дольше Драко
задержал взгляд на яркой погремушке в этот раз, вполне мог подождать
несколько часов её законного, отведённого для сна времени. Но Сулла не
унимался и продолжал топтаться по ней когтистыми лапами, требовательно
ухая.
- О Мерлин, ну давай, что там у тебя такое срочное…
Она с усилием разлепила тяжёлые веки и развернула пергамент.
"Найтли, спасибо за книжку! Я наконец всё понял. Ты - моё смоляное
чучелко. Я уже влип в тебя дальше некуда, а кто-то, спрятавшийся на
обочине, только хихикает над моими попытками освободиться. И знаешь что?
Я ему благодарен, хоть у него и паскудное чувство юмора".
Джин несколько раз перечитала эту короткую записку, пока не поняла, что
безумно хотела бы, чтобы эти слова он сказал ей лично.
"А знаешь, Малфой? - ответила бы она тогда. - Все мы друг другу чучелки. И
уж лучше влипнуть намертво, чем быть заброшенным в этот чёртов терновый
куст - в Канаду, Австралию, Париж - как Братец Кролик, который волен
бежать куда ему вздумается, вычистив из шкурки остатки смолы".

Глава 32.
Едва открыв дверь в свои комнаты, Джин поняла, что что-то было не так.
Сегодня она засиделась в лаборатории до глубокой ночи, чтобы обеспечить
больничное крыло достаточным запасом необходимых зелий, так как вскоре
ей снова предстояло покинуть Хогвартс довольно надолго. Орден очень остро
ощущал нехватку людей, а теперь, когда Алиса и Лили были поглощены
заботами о детях, а Фрэнк и Джеймс заняты обеспечением безопасности
своих семей, - особенно. Поэтому Джин торопилась побыстрее закончить со
своими обязанностями в школе и аппарировать в Норфолк, чтобы подменить
Фрэнка.
Когда она потянула на себя дверь, по её ногам пробежал лёгкий сквозняк. А
так бывало, только когда она оставляла открытым проход на террасу. Чего
Джин в конце ноября, разумеется, не делала.
Она немедленно выхватила палочку, прыжком уходя из освещённого
дверного проёма. В комнате было не так уж много мест, где можно укрыться,
но наугад палить Ступефаямипо самым тёмным углам было всё равно глупо.
- Джин! - окликнул её мужской голос, и она тут же наставила палочку в его
направлении. - Подожди…
- Экспеллиармус! - после того, как к ней прилетела палочка, Джин
наколдовала Люмос и в его бледном свете увидела высокую чёрную фигуру
волшебника в плаще с капюшоном, демонстративно держащего пустые
ладони перед собой. - Кто ты?
Он тряхнул головой, скидывая капюшон.
- Северус! - не узнать этот нос, торчащий из-за занавеси слипшихся в
сосульки волос, было невозможно.
Но в остальном Северус сильно отличался от того мальчика, с которым она
простилась два года назад, после его выпуска. Он ещё сильнее похудел и
ссутулился, даже при скудном свете зажжённого ею светильника было видно,
какой нездоровый восковой оттенок приобрела его кожа, а пронзительные
тёмные глаза глубоко запали и смотрели затравленно.
- На кого я подумала, когда пропал мой треножник? - спросила Джин, не
опуская палочки.
- На Гвен, - хрипло ответил он и со вздохом опустился в кресло. - Джин, это
на самом деле я.
- Вижу, - она подошла ближе, возвращая ему его палочку. - Что с тобой
случилось? Как ты сюда попал? Ты голоден?
- Я не знаю, - прошептал он и согнулся, уперевшись лбом в свои колени и
обхватив голову руками. - Я ничего не знаю…
- Подожди, - она вышла в коридор и только тогда вызвала Майси, не желая,
чтобы он видел её гостя. Через пару минут эльф вернулся с подносом,
заставленном остатками сегодняшнего ужина. Поблагодарив Майси, Джин
вернулась к Северусу. - Поешь.
Она пододвинула к креслу журнальный столик и поставила поднос на него.
Северус благодарно принял из её рук чашку с горячим шоколадом, но еда в
него явно не лезла. Джин затопила камин и устроилась на полу, опершись
спиной на диван.
- Ну, начнём сначала - как ты попал в мои комнаты?
- Через террасу, - он мотнул головой в соответствующем направлении. -
Всегда подозревал, что там нет никаких чар ненаходимости, а только лёгкие
маскировочные. А где она находится, я приблизительно представлял. Кстати,
прости, но я там помял кусты немножко… Тебе обязательно нужно поставить
нормальную защиту - чтобы хотя бы дверь на террасу не открывалась
банальной Алохоморой.
- Ты первый, кому понадобилось сюда вламываться, - пожала Джин плечами.
После Мунго в ней многое перегорело, в том числе и страх перед возможным
покушением. Хотя защитить свои комнаты более серьёзным барьером
определённо стоило. - Что ж, а теперь, когда мы разобрались с "как",
выкладывай, "зачем". Или ты по мне соскучился?
Вопрос прозвучал ужасно фальшиво, все её потуги казаться беспечной были
бессильны перед поднимавшимся изнутри ощущением обречённости. И
измученный, сломленный вид Северуса, и то, что ему только что тоже не
удался бодрый и уверенный тон, когда он пытался её отчитать за
недостаточно защищённый вход, - всё это буквально кричало о беде.
Таким Джин видела Северуса только раз - на его шестом курсе, когда
незадолго до Рождества ему пришло известие о смерти родителей. Их убил
какой-то собутыльник его отца, причём даже не очень твёрдо понимал, зачем
это сделал. Северус тогда сидел в лаборатории Джин, раскачиваясь из
стороны в сторону на табурете, и, как заведённый, повторял, что отец
запрещал матери пользоваться палочкой и она даже не могла защититься. И
что этот урод таскал её по дому, заставляя показывать, где спрятаны
ценности, но в итоге так и не взял ничего. Бессмысленная жестокость этого
убийства потрясла тогда даже Джин, что уж говорить про
шестнадцатилетнего подростка, который в одно мгновенье превратился в
круглого сироту. И то, что сейчас Северус напоминал ей того ребёнка, лучше
всяких слов говорило о том, насколько серьёзно то, с чем он сюда пришёл.
- Я зря тебя не слушал, - глухо сказал он, глядя в пол перед собой. - Лорд -
он… Что я наделал, Джин?! Он теперь не остановится, он способен на что
угодно, понимаешь?
- Пока не очень, - ответила Джин, на самом деле понимая гораздо больше,
чем ей бы хотелось.
Северус поднял голову и решительно начал свой рассказ:
- Лорд отправил меня к Дамблдору. В марте. Он узнал, что в Хогвартсе будет
вакансия на следующий год, и хотел, чтобы я… Я пришёл на собеседование,
но мне сказали, что директор встречается с кем-то в Хогсмиде. Я отправился
туда и услышал… Джин, я понятия не имел, это звучало, как какая-то ерунда!
- выкрикнул он отчаянно, умоляюще глядя на неё.
"Я не хотел", - тут же вспомнилось ей. Гарри, ранивший Драко
Сектумсемпрой, Малфой, подставивший руку под Знак Мрака, Сириус,
отправивший однокурсника в лапы к оборотню. Сколько ещё эти безмозглые
мальчишки будут закусывать дрожащие губы и смотреть испуганными
глазами, как будто умоляя её исправить последствия их собственного
идиотизма?
- Что - это?
- Пророчество.
Одно-единственное слово, казалось, повисло над их головами, как лезвие
гильотины. Джин было противно выспрашивать дальше, притворяясь, что
она снова его не понимает, поэтому она просто ждала, пока он возьмёт себя в
руки и продолжит.
- Я даже не запомнил его толком. Просто сказал Лорду, что был свидетелем
того, как собеседница Дамблдора впала в пророческий транс. И что она
упоминала имя Лорда. Потом он залез ко мне в голову и сам просмотрел мои
воспоминания. Я и думать об этом забыл… - он нервно вскочил с кресла,
сделал несколько шагов к двери и вновь повернулся к Джин с искажённым
эмоциями лицом. - Ему нужна Лили! Моя Лили! Он считает, что пророчество
касается именно её ребёнка… Я потом тоже пересматривал этот момент. У
Лорда есть такая штука… неважно. В общем, теперь он боится быть
побеждённым каким-то ребёнком, который родился в конце июля. Ну
неужели таких детей мало? Почему Лили?!
- В смысле, будь это любой другой ребёнок, тебе было бы всё равно? -
уточнила Джин, едва сдерживая внезапно нахлынувшую ярость. - Да и
ребёнок Лили - не она сама, так ведь? Чего ты распереживался?
- Он убьёт их всех, - едва слышно ответил Северус, падая на колени. - Его не
остановить никому… Дамблдор обещал, но он не сможет… Что мне делать?!
- Дамблдор? Ты говорил с ним?
- Только что, - он горько усмехнулся. - Он тоже меня презирает, но обещал
помочь.
- А от меня ты что хочешь?
- Я не знаю. Ты ведь что-то знаешь про Лорда, так? Ты всегда его ненавидела.
Я теперь на твоей стороне, я сделаю всё, чтобы он… Джин, его необходимо
уничтожить.
В его глазах сверкала такая ненависть, что Джин стало страшно. Она
осторожно приблизилась к Северусу и обняла за плечи. Он и в детстве
нечасто позволял ей такое, но сейчас просто уткнулся лбом в её плечо,
тяжело дыша. Так они просидели несколько минут. Потом Северус поднял
голову и уставился на неё, как будто пытаясь загипнотизировать
пристальным взглядом.
- Я должен его уничтожить, понимаешь?
- Из-за Лили?
- И из-за мамы, - он отстранился, попятился, почти забившись в угол между
креслом и стеной, и сгорбился там ещё больше. - Я нашёл того урода,
который убил её. Недавно. Джин, он был под Империо!
- И ты думаешь… - она вновь села на пол напротив Северуса и взяла его за
руки. Они были ледяными, как у покойника, и она машинально стала
растирать их.
- Я знаю, - жёстко ответил он. - Теперь уже уверен. Сначала я случайно узнал,
что почти у всех наших родители умерли незадолго до или сразу после…
посвящения. У Гойла, Эйвери, Малфоя… И у всех - очень странно, ни один
не умер естественной смертью. Я точно знаю - он устраняет их. Для того,
чтобы получить доступ к деньгам и поместьям, или просто потому, что могут
помешать. Полгода назад Цигнус Блэк свернул себе шею на лестнице в
собственном доме. Уверен, это тоже неслучайно потому, что он в последнее
время слишком активно пытался контролировать Люциуса и Рудольфуса. В
общем, я съёздил в тюрьму к этому… покопался в его воспоминаниях.
Его лицо вновь исказилось от боли, и он надолго замолчал. Джин сидела
рядом, не зная, что сказать. Это было даже чудовищнее, чем всё то, что она
знала о Волдеморте до сих пор. Расчётливо уничтожать всех, кто мог
препятствовать вербовке молодёжи, а потом, как ни в чём не бывало,
оказывать "несчастным сиротам" своё "благородное покровительство" - в
точности как это было с Северусом!
- Она умоляла его остановиться, - снова заговорил Северус таким неживым
голосом, что Джин вновь охватил ужас. - Обещала отдать всё, что есть в
доме. Клялась, что никому не расскажет. А он просто бил, бил, бил её… как
машина. Как чёртов автомат, который запрограммировали на убийство. И все
её слова… она думала, что говорит с человеком. А он был просто куклой.
Его затрясло, и Джин кинулась в хранилище за успокаивающим. Когда она
вернулась, Северус уже выл в голос, и ей пришлось чуть ли не насильно
вливать в него зелье, а потом с помощью Мобиликорпуса вытаскивать из
угла, в который он забился. Уложив его на диван, она села рядом, гладя
спутанные волосы.
- Это я виноват, - сипло сказал он, смотря куда-то поверх её плеча, как будто
говорил сам с собой. - Если бы я не старался показать себя, если бы не сказал
Мальсиберу, что хочу выполнять какую-нибудь работу для Лорда, он бы меня
и не заметил. Но я сам хотел… хотел стать кем-то… Я думал, что это мой
шанс!
- Ты не знал, - сейчас у неё не достало бы жестокости говорить ему правду о
том, что истинное лицо Лорда и его последователей было замечательно видно
даже тогда.
- Знаешь, Регулус пропал, - произнёс Северус после длинной паузы и снова
сел, притянув колени к подбородку. - Он пытался на что-то намекнуть, но я не
понял тогда, а он не рискнул сказать прямо. А потом пропал совсем, даже
совы к нему лететь отказываются. Теперь мне больше некому довериться.
- А Малфой? - осторожно спросила она, страшась услышать, что и ему
Северус больше не доверяет.
- Люца нельзя в это втягивать, - решительно сказал он. - У него семья. Он и
так балансирует на грани. Одно неверное движение - и все его привилегии
кончатся.
- Привилегии?
- Лорд не посылает его на передовую, - ответил Северус и сумрачно добавил:
- Пока.
- А тебя? - голос Джин прозвучал так слабо, что она и сама его не узнала.
- А мои привилегии, похоже, кончились, - он невесело усмехнулся. - Лорд со
мной уже наигрался. Сначала были бесконечные комплименты и уверения,
что мой талант необходимо развивать. Он таскал меня в Европу, знакомил с
лучшими зельеварами, проводил в библиотеки, о существовании которых мир
даже не подозревает… Потом наконец выделил мне помещение под
собственную лабораторию и помог её оборудовать. У меня было всё, чего я
только мог пожелать - любой ингредиент, любые книги - всё, что угодно. И он
был мной доволен. Но однажды просто отправил нас в отряд под
командованием Розье - меня и Регулуса. И мы почти месяц занимались тем,
что переправляли через египетско-израильскую границу какие-то секретные
грузы. Было несколько столкновений с местными аврорами, потом
контрабанда пошла через Ливию, а нас отозвали в Англию. И знаешь, какое
задание нас там ожидало? - он помолчал, очевидно, взвешивая цену своей
откровенности, и наконец всё-таки решился: - Нападение на семью
волшебников. Прямо у них дома - не бой, не операция - убийство. Он был
каким-то министерским работником и слишком активно противодействовал
решениям, которые Лорд пытался протолкнуть с помощью своих ручных
политиков. Там был ещё ребёнок, мальчик, лет пяти…
Северус уткнулся лицом в свои колени. "Эдгар и Линда, - стучало в голове у
Джин. - И маленький Джейми. Наш сын полка". Ей хотелось кричать.
- Регулуса пытались заставить убить женщину. Но он не смог. У него так и не
получилось ни одного заклинания, а потом он просто бросил палочку, и
сказал, что не будет.
- А ты? - прошептала Джин и тут же зажала себе рот обеими руками, как
будто пытаясь удержать уже вырвавшиеся слова. "Пожалуйста, не надо, я не
хочу этого знать!"
- А мне не пришлось, - ответил Северус устало. - Розье слишком увлёкся,
преподавая Регу урок, как правильно убивать. Потом Лорд разрешил мне
вернуться в лабораторию, а для Регулуса у него было какое-то специальное
задание. После этого я видел Рега всего один раз. Мне кажется, всё это его
сломало, но он так и не открылся мне. Доверие - слишком большая роскошь в
нашей тёплой компании. Может быть Рег сбежал, а может Лорд о чём-то
догадался и убил его. Сейчас я уже ничему не удивлюсь.
- Значит, тебя Лорд оставил в покое?
Облегчение в её голосе было таким огромным, что Северус даже улыбнулся.
Впервые по-настоящему улыбнулся с того момента, как она обнаружила его в
своей гостиной. Впрочем, улыбка быстро погасла.
- Он совершенно непредсказуем. То поручает мне сварить сложнейшее зелье
по уникальному, считавшемуся утерянным рецепту и потом говорит, что оно
удалось мне идеально, то отправляет шпионить за Дамблдором. Я не знаю,
что ему придёт в голову в следующий раз, - и никто не знает. Так что, если
тебя интересует, недалёк тот день, когда он специально займётся
"неблагонадёжными" вроде меня или Люциуса, ходят слухи на этот счёт.
Особенно про Люца. Тут Белла подливает масла в огонь, ей ужасно хочется,
чтобы Лорд попробовал его "в деле". Садизм в чистом виде. В этом она уже
переплюнула всех, в том числе и самого Лорда.
- Он может бежать. Ты можешь бежать.
- От этого не сбежишь, - сказал он глухо и аккуратно закатал рукав рубашки,
демонстрируя ей метку. - Вот это связывает нас навсегда. И где бы мы ни
находились, Лорд всегда сможет нас найти.
- Ты мог бы спрятаться здесь, в Хогвартсе, - упрямо возразила Джин. - Он мог
бы сколько угодно знать, где ты, но никогда бы тебя не достал.
Северус послал ей какую-то снисходительную улыбку, как будто вновь
собирался сказать что-нибудь о женских мозгах.
- Дамблдор не собирается предоставлять мне убежище, Джин. Он хочет
использовать меня по-другому.
- Как шпиона, - утвердительным тоном произнесла она, и Северус кивнул.
- Не знаю, будет ли от этого толк. Но я всё сделаю, чтобы помочь защитить
Лили. А если её сын и вправду тот самый ребёнок из пророчества… Ты
веришь, что какой-то ребёнок может его победить?
Внезапно он схватил Джин за руки, глядя ей в глаза с такой страстной
надеждой, что она поняла - нельзя сейчас притворяться. И ответила честно:
- Да, Северус, я верю в этого ребёнка.
- Но может быть есть ещё что-нибудь? Ты столько знаешь о Лорде, вдруг есть
другие способы? Я готов на всё…
Джин почувствовала, что её знобит, и обхватила себя руками за плечи. Она
столько знала, что в пору было лезть в петлю. "Но мы это уже проходили в
Мунго, правда ведь?"
- Ты ничего не сделаешь в одиночку, - твёрдо сказала она. - Просто слушайся
Дамблдора и учись закрывать от… от Волдеморта разум.
- А Лили? - почти выкрикнул он. - Ведь он найдёт её, для него нет ничего
невозможного!
- Дамблдор позаботится о ней, как обещал.
- А ты? Ты обещаешь? С ней всё будет в порядке?
- Не спрашивай меня, - прошептала она, зажмурившись. - Пожалуйста, не
спрашивай.
- Вы все одинаковые, - горько сказал он.
- Да, - просто подтвердила она, вставая с дивана. - Мы одинаковые. И у нас
одна цель.
Северус тоже поднялся и потянул к себе плащ.
- Ты можешь остаться до утра, - предложила Джин, но он покачал головой и
двинулся к выходу на террасу.
- Спасибо, что выслушала. Это ты всегда хорошо умела.
- Северус! - он остановился на пороге. - Береги свою душу.
- Мне теперь надо втираться в доверие. Быть очень, очень полезным. Целая
душа - это не то, что Лорд ценит в своих людях.
Он плотно притворил за собой стеклянную дверь, но у Джин было
ощущение, что она осталась открытой настежь - настолько холодно вдруг
стало в комнате. Она подбросила полено в огонь и села напротив камина,
пытаясь взять под контроль эмоции, как учил её Уивери.
"Второй такой приступ может убить вас, Джин, - сказал он ей на прощанье. -
Что бы ни вызывало такую бурную реакцию - выбросьте это из головы раз и
навсегда. Я бы даже рекомендовал локальный Обливиэйт. Но если это вам не
подходит, то просто гоните от себя мысли, которые заставляют вас терять
власть над своей магией. А ещё лучше - переключайтесь на что-то другое".
На что можно было "переключиться" с чувства вины, пожирающего её
заживо, Джин по-прежнему не представляла.

***

- Что это за "надёжный источник", интересно знать? - скривился Сириус. - И

почему мы должны ему доверять?
- Потому что Дамблдор ему доверяет, быть может? - пожала плечами Джин и
равнодушно отвернулась к окну. Из новой штаб-квартиры Ордена,
расположенной на окраине Форта Уильяма, открывался чудесный вид на Бен-
Невис.
- А собственной голове ты тоже не доверяешь, сынок? - язвительно
поинтересовался Грюм. - И без того понятно, что у нас завелась крыса.
Джин еле удержалась, чтобы не кинуть взгляд на Питера. "Интересно, как он
себя чувствует сейчас?"
- Но это невозможно! Должно быть другое объяснение…
- Другое объяснение тому, что в последние три месяца мы потеряли обе штаб-
квартиры? Или что обыск того склада, который обнаружили Бенджи со
Стерджисом, ничего не дал, хотя упыри туда что-то выгружали буквально
накануне? Или что в Олтене нас ждала засада?
- То есть кто-то в этой комнате…
- О, ну вот мы и дошли до "охоты на ведьм"! - возмущённо воскликнула
Эмми. - Ты думай, что говоришь, Сириус.
- Вообще-то, Эмми, он прав, - Грюм закашлялся. - Это - самое вероятное.
- Навешанные на кого-то следящие чары? Прослушивание? Кто-то
купленный в аврорате?
- Только если всё сразу, - прокомментировала Джин через плечо. - А это
слишком сложно. Версия нашего тайного осведомителя выглядит более
правдоподобной. Насчёт крысы.
Она всё-таки не удержалась от этой невинной подначки. И очень зря, потому
что Сириус мгновенно взвился, своим безупречным чутьём угадав угрозу для
друга, хоть и не осознав её головой:
- Тогда это ты, Найтли. Единственная слизеринка среди нас. И не помню,
чтобы ты когда-нибудь использовала против упырей хоть что-то посерьёзнее
Ступефая. Бережёшь коллег?
- Полегче на поворотах, сынок, - буркнул Грюм недовольно. - Мы не будем
вот так обвинять товарищей, - с нажимом добавил он, обводя фениксовцев
пристальным взглядом. - Но когда всё выясним - а мы выясним - я не
позавидую предателю. Своими руками… - он досадливо махнул рукой и сел
обратно за стол, на котором были разложены карты.
Настроение у всех было хуже некуда. И оттого, что Орден с самой осени
преследовали сплошные неудачи, и из-за озвученного наконец подозрения,
которое, Джин была уверена, уже не раз приходило в голову каждому.
Положение и без того было тяжёлым. Волдеморт наконец догадался, каким
образом можно оказывать давление на таинственный Орден, в существовании
которого он убедился окончательно, завербовав Петтигрю. Он начал посылать
Дамблдору угрозы, требуя выдать ему Поттеров и Лонгботтомов - в обмен на
жизни магглов.
"У него вся страна в заложниках, что тут можно поделать?" - развёл руками
Грюм.
Всё, чего удалось добиться от Министерства - разрешение аврорату
отслеживать массовые аппарации. Один раз таким образом получилось засечь
место, выбранное упырями для очередного рейда, и спасти маггловскую
семью от расправы. Но на следующий раз отряд под командованием Грюма
угодил прямиком в расставленную ловушку. Двое авроров были ранены, один
погиб, и ни одного упыря не удалось взять живым. Теперь Орден с ужасом
ожидал новых угроз, понимая, что им нечего противопоставить террору.
От постоянного нахождения в боевой готовности, висящих в воздухе неясных
подозрений, от всех пережитых потерь и от предчувствия новых на
совещаниях фениксовцев не осталось и следа той прежней атмосферы,
которая раньше даже в самые тяжёлые моменты давала силы распрямиться и
шагать дальше, чувствуя рядом плечи товарищей. Теперь же любое веселье
казалось натянутым, искусственным, отравленным мыслью, что никому
нельзя доверять, что они несут поражение за поражением и не видно этому
конца.
Лонгботтомов и Поттеров Дамблдор прятал лично. Скорее всего он уже
рассказал им о пророчестве, иначе вряд ли удалось бы убедить их таскаться с
маленькими детьми по чужим домам, меняя укрытие почти каждую неделю.
Это была не жизнь, а выживание, и Джин уже готова была сама подсказать
Дамблдору идею с Фиделиусом, пусть даже это бы образовало новый
временной парадокс, но было ещё два соображения, которые мешали это
сделать. Во-первых, проницательный директор первым делом бы заподозрил
попытку вмешательства в прошлое и не послушал бы её. А во-вторых,
заклятье верности, так же как и фокус с говорящими патронусами, было
попросту неизвестно в этом времени. Джин понятия не имела, откуда
Дамблдор откопал его, и даже начала подозревать, что Фиделиус был
специально изобретён для защиты от Волдеморта. Как бы то ни было, пока
Поттеры обходились без хранителя, они не рисковали быть выданными, так
что, взвесив все "за" и "против", Джин решила не вмешиваться.
Никто из Ордена не знал, где скрываются Лили и Алиса с сыновьями. Находя
для них новое убежище, Дамблдор посылал Фоукса с письмом, в котором
давались координаты для аппарации. Джеймс и Фрэнк пытались участвовать
в жизни Ордена, но чем дальше, тем реже появлялись на общих собраниях, в
основном получая инструкции непосредственно от Грюма. А без Джеймса
Сириус был малоуправляем - ни Ремус, ни тем более Питер не имели на него
такого влияния, и даже Эмми всё чаще теряла терпение, когда он впадал в
детство и начинал психовать, что "надо же что-то делать". Всё, что им
оставалось сейчас - сидеть в ожидании нового рейда и надеяться, что удастся
среагировать вовремя и спасти хотя бы одну жизнь. Грюм пытался
проанализировать закономерность выбора Волдемортом целей нападений, но
без Лили мало что получалось, а подключать её Орден не собирался - от неё и
Алисы скрывали то, каким образом упыри пытаются добиться их выдачи.
Впрочем, Джин была уверена, что никакой закономерности не существует.
Невозможно было угадать, куда будет нанесён следующий удар. Вся надежда
была на Северуса, который понемногу поставлял сведения о планах
Волдеморта. И ужасно рисковал, пока в штабе Ордена был предатель.
Поэтому нытьё Сириуса, который органически не мог смириться с
бездействием, раздражало её больше, чем кого бы то ни было. Он рвался
совершать какие-то эпические подвиги, совершенно не задумываясь о том,
что героизм может заключаться не в размахивании палочкой в гуще боя, о
том, какое огромное мужество требуется, чтобы действовать в одиночку под
самым носом у Волдеморта, играя роль его верного слуги. Сириус не
понимал этого сейчас, не имея совершенно никакого уважения к их тайному
информатору, и не поймёт даже спустя пятнадцать лет. И сейчас он, вместо
того, чтобы всерьёз отнестись к предупреждению о "крысе", предпочитал
кидаться от страстного отрицания такой вероятности к страстным
обвинениям первого подвернувшегося под руку. В данном случае первой
подвернулась Джин, и то, что она не чувствовала обиды, было связано лишь с
тем, что она на самом деле считала себя предательницей. Как ещё можно
назвать человека, который бездействует, зная то, что знает она?
Она потёрла озябшие руки и вновь уставилась на гору, вершина которой
скрывалась в облаке. Созерцание хайлэндских пейзажей умиротворяло не
хуже, чем наблюдение за пляской огня в камине. И уж в любом случае
пялиться в окно было лучше, чем постоянно наталкиваться взглядом на
Питера.
- В общем, ребятки, постоянная бдительность! - резюмировал Грюм. -
Найтли, как обычно, дежуришь здесь, с тобой Люпин и Фенвик. Остальные -
отсыпаться по домам. Если Дамблдор получит очередную писульку от
упырей, будут активированы галеоны. Тогда авроры аппарируют в
Министерство, остальные собираются в штабе. И будем ждать, что скажут
специалисты, если вдруг снова удастся отследить рейд. А может этот наш…
"источник" чего-нибудь подскажет.
- Аластор, нам нужен второй колдомедик, - вновь подняла так и не решённый
вопрос Джин.
- Ты как себе это представляешь, Найтли? Тут и без того информация утекает,
а ты хочешь именно сейчас расширить круг вовлечённых?
- Да какая уж теперь разница, - вставил из своего угла Стерджис.
- Не обязательно посвящать нового человека во всё. Достаточно, если кто-то в
Мунго будет точно так же дежурить и аппарировать по вызову. Я могу
попробовать найти кого-нибудь надёжного…
- А тебе-то самой доверять можно? - опять завёлся Сириус.
Она наконец повернулась к остальным, уставившись прямо в возмущённые
серые глаза.
- Доверять, Блэк, нельзя никому. Подумай об этом.
- Джин, Сириус, хватит! - взмолилась Эмми. - Сил нет больше смотреть, как
вы собачитесь.
- Ладно, Найтли, допекла, - вмешался в перепалку Грюм. - Найду я тебе
целителя, лично позабочусь. А ты, Блэк… в самом деле! - он собирался ещё
что-то добавить, но передумал, лишь безнадёжно махнув рукой. - Всё, отбой,
сегодня больше ничего не высидим.
Подавленные и растерянные, фениксовцы постепенно начали расходиться.
- О чём думаешь? - подсел к Джин Ремус.
- Хочу совершить восхождение на Бен. Только вот боюсь, что это
противоречит принципу "постоянной бдительности".
- Потому что нам нельзя разделяться, - кивнул Ремус.
- Потому что кто-то из нас может тут же побежать докладывать Волдеморту, -
добавил подошедший к ним Бенджи, скорчив неописуемую гримасу.
- Но когда война кончится… - начал Ремус.
- …мы поднимемся туда всем Орденом… - продолжил Бенджи.
- …и дружно напьёмся? - предположила Джин, отгоняя от себя мысли о том,
что к этому времени от "всего Ордена" останется едва ли половина
первоначального состава. И если под окончанием войны подразумевать
полную победу над упырями, то Бенджи уже не суждено участвовать в этом
восхождении.
- Всё-то вы к одному сводите, - вздохнул Ремус.

Глава 33.
Люциус аппарировал на дорожку, ведущую через полузаброшенный сад с
поломанными деревьями к мрачному серому дому. Он ненавидел это место,
один взгляд на унылый пейзаж заставлял сердце сжиматься от дурных
предчувствий. Особенно сейчас, когда для таких предчувствий было более
чем достаточно реальных причин. Люциус покосился на угрюмого
Кристиана, шагающего чуть позади - было совершенно очевидно, что
прикрывать его тот не станет. В конце концов, в провале сегодняшней
операции был виновен только Люциус.
Лорд вызвал его к себе неожиданно, а это всегда означало, что поручение
будет особенно гадким. Но в этот раз планировался не рейд.
"Ко мне поступили сведения, что одного из мальчишек, попадающих под
описание пророчества, будут перевозить в другое место, - Лорд доверительно
придвинулся к Люциусу, и тому стоило огромных трудов продолжать
невозмутимо слушать, вместо того, чтобы отшатнуться от его змееподобного
лица. - Ты должен лично захватить или убить этого ребёнка".
"Да, мой Лорд", - Люциус склонился ниже, это позволяло под благовидным
предлогом прятать глаза.
"С тобой отправится Нотт. По словам моего источника, там будут только мать
и ребёнок, так что для вас не составит труда справиться с ними. Как только
они выйдут за границу ненаходимости, чтобы аппарировать - нападайте.
Можете принести мальчишку сюда, посмотрим сначала, что же в нём такого
особенного. Но если не выйдет доставить его живым, я не очень расстроюсь".

Удерживая каменное выражение лица, Люциус кивнул и поспешно покинул

резиденцию Лорда, надеясь ничем не выдать охватившего его ужаса и
отвращения. Речь шла о годовалом ребёнке, ровеснике Драко! Люциус
слышал от других, что иногда во время рейдов совершались нападения на
семьи с детьми, и каждый раз благодарил Мерлина, что его самого пока не
вынуждали поднять палочку на женщину или ребёнка. Хотя в последнем
организованном их отрядом взрыве вполне мог погибнуть кто угодно. Но это
всё же нельзя было сравнить с… И вот его везенье кончилось, и предстояло
самое страшное.
Но всё вышло совсем не так, как рассчитывал Лорд и страшился Люциус.
Они с Кристианом аппарировали в указанную точку, и вскоре, как и было
обещано, из-за волшебного барьера появилась молодая ведьма с малышом в
перевязи.
"Давай, Люц!" - возбуждённо шепнул Кристиан, но Люциус, уже поднявший
трясущейся рукой палочку, вдруг узнал Кэдоган. Это точно была она, только с
более короткой стрижкой.
Убить мало того что женщину - бывшую однокурсницу - нечего было и
думать. А пока Люциус колебался, неподалёку раздались хлопки аппарации и
рядом с Кэдоган появились ещё двое. Она испуганно дёрнулась, но тут же
явно узнала прибывших и даже кинулась обниматься, но была остановлена
одним из них.
"Алиса, аппарируй сейчас же!" - раздался голос, который Люциус не спутал
бы ни с чьим другим. Найтли!
"Вот они!" - крикнул второй волшебник, указывая палочкой на Кристиана и
Люциуса, выступивших из своего укрытия.
Нотт, не дожидаясь команды, шарахнул по Кэдоган Импедиментой, но та
успела дизаппарировать, а в грудь Люциуса ударил Ступефай, посланный
Джин. Он отлетел к какому-то забору, о который приложился затылком и
потерял сознание. Всего на несколько мгновений, потому что, когда он вновь
открыл глаза, бой ещё продолжался. Точнее, Нотт сражался с высоченным
блондином, а Джин как раз заканчивала развеивать аппарационный след - их
единственную надежду всё-таки выполнить задание Лорда. Видно, эта же
мысль пришла в голову Кристиану, потому что он, попав в своего противника
каким-то рассекающим заклинанием, направил палочку на Джин и
прокричал:
"Авада Кедавра!"
Люциус ещё не успел осознать, что едва не произошло на его глазах, а Джин,
молниеносным движением увернувшись от убивающего проклятья, уже
отбросила Нотта Ступефаеми метнулась к раненому блондину. В этот момент
Нотт снова поднял палочку, целясь в спину склонившейся над товарищем
Джин, но зелёный луч ударил в щит, который успел выставить между ними
Люциус. Джин хватило этого мгновенья, чтобы активировать свой портключ,
и они с блондином перенеслись куда-то, где ей уже не угрожала опасность.
Нотт не сказал Люциусу ни слова, но совершенно точно не собирался
молчать, когда настанет время объясняться с Лордом. Люциус нашарил рукой
висевшую на груди под мантией астролябию. Он и не думал воспользоваться
ею, нет, он давным-давно пересёк черту невозвращения. Не потому, что был
замечен в пытках или убийствах, хотя ему уже несколько раз случалось быть
их молчаливым соучастником, а потому, что он больше был не один. Если бы
он сбежал с помощью портключа, в заложниках у Лорда осталась бы его
семья. Так что оставалось положиться лишь на свою феноменальную
везучесть и выкручиваться до последнего. Но само ощущение тёплого
металла под рукой придавало ему сил. Словно последнее напутствие от
Джин.
Когда они поднялись на крыльцо, дверь сама распахнулась перед ними, и в
лицо повеяло затхлым запахом нежилого дома. Лорд ждал их в холле.
- Как я вижу, вы не принесли ребёнка. Жаль, очень жаль. Необязательно было
доставлять его живым, но я в любом случае хотел бы видеть тело. К тому же,
некоторые его части пригодились бы для моих исследований…
- Мой Лорд! - Нотт распластался на каменном полу у ног Лорда. - Люциус
упустил ребёнка!
Сделав глубокий вдох, чтобы не начать оправдываться слишком поспешно,
Люциус заговорил:
- Мой Лорд, ваш информатор солгал. Там были ещё авроры, которые и
помешали…
- Я сражался с ними обоими! - сдавленно пискнул Нотт. - А ты загородил их
щитом!
- Я загородил тебя, - холодно возразил Люциус. - Аврорша как раз
разворачивалась, чтобы ударить.
- Тс-тс-тс, мой скользкий друг, - покачал головой Лорд. - Так уж получилось,
что я навесил на Нотта один любопытный артефакт, который позволил нам
видеть всё его глазами.
- Нам? - глупо переспросил Люциус.
- Да, Люци, и это было тако-о-ое занятное зрелище, - протянула хрипловатым
голосом Белла, появляясь из двери за спиной Лорда. - Я всегда подозревала,
что ты неровно дышишь к этой Найтли. Но чтобы настолько…
- Настолько, чтобы не дать её убить, когда ребёнка всё равно уже упустили? -
уточнил Люциус. - Да, я против бессмысленного убийства тех, кто ещё может
пригодиться. Найтли дружила с матерью ребёнка, её имело смысл захватить
живой. Я же не знал, что у неё есть портключ!
- Но ты наверняка знаешь, куда она могла направится? - вкрадчиво спросил
Лорд. - Если ты приведёшь её сюда, твой сегодняшний промах будет забыт.
- Мой Лорд, это сложная задача. Теперь она вряд ли подпустит меня близко. Я
ведь говорил, что был бы гораздо полезнее, если бы моей репутации не
угрожало участие в противозаконных операциях…
- Вряд ли она тебя узнала, Люци, - хохотнула Белла. - Так что вполне
возможно, твоя репутация всё так же безупречна и не помешает тебе
приволочь сюда девчонку прямо сейчас. Даже я знаю, что она по-прежнему
работает на Дамблдора, а значит ты без труда разыщешь её в Хогвартсе.
Отправляйся! - к концу своей речи она почти сорвалась на визг.
- Мой Лорд, я жду ваших распоряжений, - Люциус склонил голову,
совершенно игнорируя презрительное фырканье Беллы. - Если такова ваша
воля…
- Да, мой скользкий друг, такова моя воля. И поторопись. А чтобы ты как
можно точнее исполнил поручение на этот раз, мы решили создать для тебя
дополнительный стимул.
Он махнул рукой, и от магического порыва тут же распахнулись двери слева
от холла. А за ними стояла бледная как смерть Цисси с маленьким Драко на
руках.

***

Раны Сигрида наконец начали затягиваться. К огромному облегчению Джин,

его ранило не Сектумсемпрой, залечивать которую обычными методами
получалось плохо. Она с ужасом ждала, что когда-нибудь столкнётся с такой
раной, и почти каждый день кляла себя, что так и не расспросила Северуса,
каким образом нейтрализовать действие изобретённого им проклятья. Но в
Сигрида попало обычное рассекающее заклинание, поэтому заживляющее и
кроветворное зелья вполне справлялись.
- Джин! - окликнула её Поппи из своего кабинета. - Срочно к директору!
"Неужели что-то с Алисой!" - в панике она едва не перевернула стоявший на
дороге стул и помчалась к камину.
Когда к Дамблдору пришли сведения о том, что Лорд готовится перехватить
Алису с Невиллом при перемещении из одного укрытия в другое, не было
возможности оповестить об этом членов Ордена. Большая их часть как раз
сегодня занималась приведением в порядок могилы Маккиннонов, снова
осквернённой упырями. Похоже, Марлин имела особое значение не только
для фениксовцев, но и для самого Волдеморта, который вот уже третий раз
отмечал годовщину её убийства специальными акциями. Но в этот раз он
превзошёл сам себя, превратив выкопанные тела Маккиннонов в инфери и
натравив их на ближайшую маггловскую деревушку. Только теперь стало
очевидно, что это было затеяно именно ради того, чтобы в нужный момент
большая часть аврората и почти все члены Ордена были заняты защитой
магглов и ликвидацией последствий. Под рукой у Дамблдора оказались
только Джин и преподаватель ЗОТИ Сигрид Йонсен, работавший в школе
весь прошлый учебный год, а теперь пришедший подписать увольнение. Они
перенеслись в указанное Дамблдором место и едва успели помешать двоим
упырям убить Алису или отследить её перемещение по аппарационному
следу. Джин была уверена, что всё сделала правильно, что же могло пойти не
так?
Неловко, как обычно, вывалившись из камина в директорский кабинет, она
обнаружила там человека, которого меньше всего ожидала увидеть.
- Найтли, я убью тебя! - Нарцисса с перекошенным лицом бросилась на
Джин, замахиваясь на неё кулачком, в котором была зажата…
- Что случилось? Где Люциус?! - Джин перехватила её занесённую для удара
руку, и Нарцисса как будто обмякла, теряя весь свой запал. - Да говори же!
- Это ты виновата, - прошептала Нарцисса, без сил опускаясь в пододвинутое
Дамблдором кресло.
- Откуда у тебя это? - Джин забрала из её руки астролябию.
- Люциус мне кинул, и я поймала. А потом он крикнул какое-то заклинание и
сработал портключ.
Нарцисса раскачивалась взад и вперёд, глядя прямо перед собой пустыми, как
будто выцветшими от страха глазами. А Джин вдруг увидела, что кроме них в
комнате находится ещё один человек. В огромном дамблдоровском кресле,
едва доставая белобрысой макушкой до крышки стола, сидел пухлощёкий
малыш с забавным чубчиком, сосредоченно таращивший серо-голубые глазки
на клекочущего над ним Фоукса. И тогда на Джин накатил самый настоящий
ужас. Она ухватила Нарциссу за плечи и встряхнула, как мешок с тряпьём.
- Что с Люциусом?!
Нарцисса уставилась на неё с нескрываемой злобой.
- Его пытают, наверное. А может уже убили. Белла сказала, что он предал
Лорда. Не выполнил задание и помешал убить тебя.
- Что?! Когда это было?
- Сегодня. Только что. Я не знаю! В Малфой-мэнор аппарировала Белла,
велела мне взять Драко и идти с ней. А там… там… - её огромные голубые
глаза налились слезами, а губы задрожали. - Я говорила Лорду, что это
ошибка, что Люциус никогда бы не стал защищать грязнокровку. Но он
только смеялся. А потом велел Люциусу привести тебя к нему. Но Люц… он
кинул в меня этой штукой. Закричал: "Лови!", а потом ещё что-то…
- Где это было? - перебила её Джин.
- Я не знаю, - Нарцисса беспомощно захлопала глазами. - Большой серый
дом…
Времени на пляски с думосбором не было, и Джин просто наставила на неё
палочку.
- Легилименс!
Она никогда не пробовала читать чужие мысли. Рон с Гарри как-то
развлекались таким образом, но Гермиона наотрез отказалась, заодно
нагрузив их десятиминутной лекцией об этике. Сейчас ей не было никакого
дела до всей этой чуши. Она просто провалилась в сознание Нарциссы, и её
тут же завертел хоровод каких-то обрывочных мыслей и впечатлений.
Кажется, Нарцисса кричала, но на это Джин тоже было плевать. Она только
отстранённо понадеялась, что они не испугают маленького Драко. Потом
раздался голос Дамблдора, который уговаривал Нарциссу расслабиться и
подумать о том месте, о том большом сером доме. И это сработало. Бешеная
пляска картинок, вызывавшая тошноту и головокружение, прекратилась и
прямо перед Джин возникло чёткое изображение уродливого сада и
заброшенного дома за ним.
Сложнее оказалось выбраться из чужого сознания, как будто опутавшего
разум Джин липкими белёсыми нитями. А голос снаружи уговаривал
высвобождаться осторожно, потому что иначе можно повредить Нарциссе.
Джин сосредоточилась на своём опыте вмешательства в чужую память, чем-
то эти две области ментальной магии были похожи. И только тогда, шаг за
шагом, начала аккуратно выпутываться из мутной пелены, царившей в голове
у Нарциссы, которая, похоже, потеряла сознание.
Джин пришла в себя, тяжело дыша, сидя на ковре посреди директорского
кабинета. Нарцисса безвольной сломанной куклой лежала в кресле.
- Джин, как ты могла? - укоризненно спросил её Дамблдор, нависая над ней и
сверкая где-то в вышине своими очками. - Запрещено применять
легилименцию к людям без их согласия. Тем более так неумело.
- Простите, - хрипло ответила она, опершись на крышку стола, чтобы
подняться. - Мне нужна была картинка.
- Ты могла повредить сознание - и себе, и Нарциссе…
- Как она?
- К счастью, всё в порядке. Но это не твоя заслуга.
- Я знаю, - устало согласилась она. - Альбус, сейчас это не имеет значения.
Дайте мне мантию Джеймса, скорее!
- Я не могу позволить тебе…
- Вы не можете мне помешать! - выкрикнула она срывающимся голосом. - Не
дадите мантию - я уйду так.
Дамблдор направил на неё свою палочку.
- Джин, прости, но я не отпущу тебя. Ни с мантией, ни без. Это грубейшее
вмешательство…
- Вы не понимаете, - она тоже выхватила палочку, отлично осознавая, что
против директора не имеет никаких шансов. - Наоборот, я должна исправить
последствия своего вмешательства. Это я дала Малфою портключ. Это из-за
меня он нарушил приказ, и теперь может быть убит. Вы хотите, чтобы ещё
один ребёнок рос без отца?
Они оба перевели взгляд на Драко, который начал кукситься и явно готовился
зареветь.
- Экспелли…
Директор едва заметно шевельнул палочкой, невербально запечатав её рот с
помощью Силенсио.
- Джин, прекрати! - он тут же снял с неё заклятье, глядя с укором. - Слизерин
тебя определённо испортил.
- Попробовать стоило, - ответила она вместо извинения. - Так вы отпустите
меня?
- Иди, - он со вздохом протянул руку на одну из полок и достал оттуда нечто
прозрачное и невесомое. - Я так понимаю, Орден тебе на помощь посылать
нельзя?
Она кивнула.
- Вот это точно будет вмешательством, - она подхватила маленького Драко,
который как раз собрался сползти с кресла на пол, и подняла его на
вытянутых руках. - Я обещаю, что вернусь, - сказала она Дамблдору, глядя
при этом в круглые от удивления глаза мальчика. - Я обещаю.

***

Магические путы натирали запястья ничуть не хуже, чем реальные верёвки.

Впрочем, о том, как действуют последние, Люциус знал только из книг. Его и
магическим способом связали впервые в жизни. "Вот интересно, хорошо бы,
чтобы этот раз оказался и последним, или лучше не надо такого желать?" - он
истерически хихикнул.
- Что, веселишься, Люци? Думаешь, что всех перехитрил? - Белла крутанула
в воздухе палочкой, затягивая невидимый шпагат ещё сильнее, отчего у
Люциуса искры посыпались из глаз.
- Ничего подобного, Белл, - прохрипел он. - Это недоразумение.
- Недоразумение?! - её тёмные глаза угрожающе сощурились. - Сейчас
посмотрим, что ты скажешь, если… Кру…
- Не нужно, - Лорд мягко отвёл её руку с палочкой, отчего Белла немедленно
зарделась. Люциус даже не представлял, что она умеет так мило смущаться. -
Лучше отправляйся в Малфой-мэнор, убедись, что сестра с племянником
благополучно добрались.
Когда за Беллой скрипнула, закрываясь, входная дверь, Лорд уселся в кресло
напротив Люциуса, сидевшего на стуле со связанными за спиной руками, и
лёгким движением палочки немного ослабил путы.
- Значит, недоразумение, - задумчиво протянул он. - В таком случае зачем же
этот балаган с портключом? Странно выражается твоя верность.
- Простите, мой Лорд! Просто я не мог позволить, чтобы угрожали тому, что
принадлежит мне. Это один из пунктов малфоевского кодекса. У каждого
древнего рода есть такой, вы же знаете… - он подавил искушение взглянуть в
этот момент в лицо Лорду, чтобы понаблюдать за его реакцией. - Он работает
как Нерушимая клятва, так что я не мог поступить иначе. Со мной же вы
можете делать, что хотите, как видите, я и не думал от вас скрываться. И если
честно, - тут Люциус поднял голову, призывая на помощь всё своё актёрское
мастерство, - я обижен недостатком доверия с вашей стороны.
- Обижен? - в голосе Лорда недоумение мешалось с насмешкой.
- Я преданно служу вам уже почти десять лет. И ни разу не давал повода
сомневаться в своей верности.
- Но ты связался с этой девчонкой, - лениво возразил Лорд. - С
грязнокровкой. И я своими глазами видел, как ты закрыл её щитом от Авады.
А ведь она помешала вам схватить мальчишку!
- Мой Лорд! - Люциус вновь почтительно опустил голову, пряча взгляд. - Как
только я смогу убедить её в том, что я на их стороне, что мне можно доверять,
я приволоку вам сколько угодно подходящих мальчишек и девчонок…
- Не трудись, мой скользкий друг! Я не собираюсь ждать так долго. Гораздо
проще будет получить сведения о местонахождении детей из первых уст.
Прямо сейчас.
С последними словами Лорд стремительно пересёк расстояние от своего
кресла до Люциуса и приставил ему палочку к горлу.
- Мисс Найтли, кажется? Добро пожаловать в мой гостеприимный дом! -
расхохотался он. - Вы можете уже не скрываться, охранные чары
предупредили меня о вашем прибытии. Я так и знал, что вас с Люциусом
связывает нежная дружба, и вы непременно кинетесь ему на выручку, - он
помолчал, прислушиваясь. - Только вот не ожидал, что вы так быстро сумеете
отыскать это место. Мне кажется, что такой талантливой слизеринке нечего
делать среди дамблдоровских прихвостней.
- Ты забыл, Риддл, что в твоих рядах нет места жалким грязнокровкам? -
раздался от камина насмешливый голос, и Лорд тут же швырнул туда
проклятье, расщепившее каминную полку.
- Чистокровная идеология, моя любезная мисс Найтли, служит для удержания
в моих рядах сумасшедших фанатиков, которые возведут меня на трон…
По-прежнему держа палочку направленной на Люциуса, Лорд вместе с ним
переместился так, чтобы за спиной у него была стена.
- Ого! - весело удивилась Джин, и в то место, откуда послышался её голос,
полетела чёрная искра очередного заклинания. - Имеется в виду пост
министра?
- Для начала сойдёт и это. А вообще, мисс Найтли, я совершенно не
стремлюсь к власти. Власть - это лишь инструмент, который позволит мне
наконец навести в этом мире порядок.
- Порядок во имя чего? - полюбопытствовала она, на этот раз слова
прозвучали настолько близко, что Лорд даже дёрнулся.
- Я учёный. Я уважаю интеллект превыше всего. И не терплю, когда полёт
мысли ограничивают дурацкими правилами и несправедливыми законами.
- Вроде "не убий"? - раздалось от окна.
И в этот момент Люциус заметил еле видимое шевеление воздуха на
расстоянии протянутой руки от них, и его путы начали ослабевать.
- Почему волшебники должны руководствоваться маггловскими
страшилками? Магглы слабы - поэтому напридумывали себе богов и божков,
а также мифическое деление на добро и зло. Но когда им самим выгодно, они
первые забывают о собственных правилах. Нет, эту мораль я не признаю.
Высшее благо для человечества несёт только знание. Жаль, что не все
способны это оценить. Но в вас, мисс Найтли, я верю. Такой огромный
потенциал преступно ограничивать. Кстати, каким заклинанием вы до такой
степени искажаете акустику?
- Не скажу, - совершенно по-детски ответила Джин, и Люциус был уверен,
что она при этом показала Лорду язык.
Эта нелепая картинка представилась ему так ярко, что он не выдержал и
рассмеялся, повергнув Лорда в полное изумление. Настолько, что тот
немного ослабил хватку. А больше Люциусу было и не надо. Он нырнул вниз,
высвобождая руки из ослабевших магических пут, надеясь на быстроту
реакций Джин. И она тут же ударила невербальным Ступефаем, впечатав
Лорда в стену с такой силой, что тому на голову посыпались куски сырой
штукатурки.
В следующее мгновенье на горящем от верёвок запястье Люциуса сомкнулась
её рука, помогая подняться. Чертыхаясь сквозь зубы, невидимая Джин
вытащила из-за ворота мантии портключ, он уже накрыл её ладонь своей и
вдруг увидел, что пришедший в себя Лорд медленно, как в кошмарном сне,
поднимает руку с палочкой. Всё, что он мог успеть, - это загородить Джин. В
следующую секунду его спина взорвалась болью, и рывка портключа он уже
не помнил.

Глава 34.
- По крайней мере ему не становится хуже, - Поппи сочувственно похлопала
Джин по плечу.
Утешение было слабым. Они уже почти две недели бились над проклятьем,
попавшим в Люциуса, но всё, что удалось сделать, - сдержать его
распространение. Снять его не представлялось возможным, если только не
пригласить для этого лично Волдеморта. За эти две недели Джин перекопала
гору книг и даже аппарировала в Европу, чтобы поискать в библиотеке
Пражского Университета Магии, которая была знаменита самым богатым
собранием чёрномагических гримуаров, но нигде не нашла упоминаний ни о
чём похожем. Люциус лежал в больничном крыле Хогвартса, не реагируя ни
на какие раздражители, и Джин даже не знала, бывает ли он в сознании.
Нарцисса в это время маялась от скуки и тосковала. Вернуться в Малфой-
мэнор она, разумеется, боялась, так же как и просто покидать стены
Хогвартса, но заняться ей здесь было решительно нечем. Джин пробовала
усадить её за книги, но помощница из Нарциссы оказалась никудышная: она
то бездумно листала страницу за страницей, думая о чём-то своём, то
озвучивала каждую фразу, за которую цеплялся её взгляд, с вопросом: "А это
не то?" Материнские обязанности её тоже тяготили - хогвартские эльфы, в
отличие от эльфов Малфой-мэнора, не были приучены нянчить младенцев,
поэтому Нарциссе пришлось заниматься сотней вещей, которые раньше
происходили без её участия. Каждый день она, взвинченная до предела,
срывалась на Драко, пытаясь заставить его есть или спать, и кончалось дело
тем, что её сменяли Поппи или Джин, уставшие от постоянных криков в
больничном крыле.
Вот и сейчас, судя по слышному издалека возмущённому рёву,
воспитательные методы Нарциссы вновь дали сбой. Рёв начал одновременно
усиливаться и приближаться по коридору, и в палату, где лежал Люциус,
ворвалась красная от гнева Нарцисса, за руку державшая сына на весу. Драко,
такой же красный, орал и извивался.
- Забери его, - Нарцисса буквально швырнула мальчика на колени Джин. - Он
сводит меня с ума!
Отложив в сторону очередной бесполезный справочник, Джин перехватила
Драко поудобнее и начала его покачивать, но он не унимался.
- Что на этот раз? - устало спросила она, поднимая взгляд на Нарциссу. В
глазах от напряжения уже мелькали цветные точки.
- Я больше не-мо-гу! - раздельно сказала та, глядя на Джин обвиняюще. - Это
просто невыносимо. Я не спала всю прошлую ночь, а сейчас он не может
посидеть спокойно всего час. Я не в состоянии бегать за ним по всему замку!
- Иди поспи сейчас, - Драко не унимался, пытаясь сползти с её колен,
поэтому Джин поднялась со стула, подняв его на вытянутых руках и пару раз
подбросила в воздух, вызвав у него слабую улыбку. Как только забава
прекратилась, он снова сморщился, набирая воздуха для новой порции плача.
- Я попрошу Майси, чтобы он с ним погулял.
- Ни за что! - взвизгнула Нарцисса. - Я не могу доверить ребёнка неизвестно
кому. Сиди с ним сама.
- Хорошо, - покорно согласилась Джин. В первую очередь из-за Поппи, у
которой уже с утра разыгралась мигрень. - Тогда я с ним погуляю.
- Нет, пусть сидит в замке, - категорично ответила Нарцисса. - Ещё не
хватало, чтобы он свалился в озеро. И вообще - это опасно.
- Не городи ерунды! - не выдержала Джин, спуская Драко на пол. - Ребёнку
нужны солнце и свежий воздух. Ему надо бегать! - Нарцисса скептически
покосилась на неё, только что пальцем у виска не покрутила. Конечно, пока
что Драко даже ходил не особо уверено, но это не значило, что его можно
запирать летом в четырёх каменных стенах. - И на улице под
антиаппарационным колпаком ничуть не опаснее, чем в замке.
- Это не тебе решать, - высокомерно заявила Нарцисса. - Не тебя муж втянул
в этот кошмар. Не ты боишься возвращаться в собственный дом. Не за тобой
охотится красноглазый маньяк. Я устала, я не могу больше! - закричала вдруг
она, драматично заламывая руки.
- Пожалуйста, не здесь, - вполголоса попыталась успокоить её Джин, глазами
показывая на Люциуса. - Давай выйдем.
Но та только сильнее завелась:
- Он всё равно ничего не слышит и не понимает! И никогда не восстановится,
ты только зря время теряешь со всей этой ерундой!
- Нарцисса, выйди! - разозлившись, рявкнула Джин, одновременно пытаясь
забрать у Драко из рук пустую стеклянную колбу, которую он стянул с
нижней полки стеллажа.
- Не указывай мне! - взвилась Нарцисса. - Это всё из-за тебя! Ты украла у
меня мужа, радуйся, добилась наконец своего! Получай его теперь, он весь
твой! А мне хочется жить, понимаешь?! А не трястись от страха в этой
дыре… - и она горько заплакала, упав на свободную койку. Драко даже
перестал ныть, в удивлении глядя на мать.
- Цисси, успокойся, пожалуйста, - Джин присела рядом, гладя Нарциссу по
спине, но та раздражённо дёрнула плечом и лишь безутешней зарыдала. - Всё
образуется. Вы здесь под защитой…
- Я не хочу выживать! - Нарцисса обернулась к ней, яростно сверкая глазами,
полными слёз. - Я больше не могу! Я не могу смотреть на него, такого, - она
сделала жест в сторону неподвижного Люциуса. - Я задыхаюсь здесь, в этом
каменном мешке…
Джин, вновь взяв на руки Драко, молча ждала, пока она наплачется всласть.
Постепенно всхлипывания пошли на убыль, и Нарцисса поднялась,
решительно вытирая слёзы. Если бы не покрасневшие веки и
пошмыгивающий нос, можно было бы сказать, что она являлась в этот
момент воплощением достоинства и самообладания.
- Я уезжаю, - твёрдо заявила она. - Ты во всём виновата, Найтли, ты сломала
нам жизнь… Я не могу растить ребёнка без мужа, я не смогу защитить его
одна. Поэтому я оставляю Драко в Хогвартсе. Здесь он будет в безопасности.
До Джин не сразу дошёл смысл её слов, а когда дошёл - она подумала, что это
очередная попытка манипуляции. Показательные истерики Нарцисса
устраивала с первого дня в Хогвартсе, изводя своими демонстративными
страданиями всех обитателей замка. Но когда она с невозмутимым видом
поцеловала Драко в лобик и попросила его "быть хорошим мальчиком", Джин
охватили нехорошие подозрения. Нарцисса меж тем преспокойно покинула
палату и направилась к выходу из больничного крыла. Джин кинулась за ней,
но тут же, ругнувшись, вернулась за Драко - оставлять мальчика наедине с
зельями, расставленными повсюду, было безответственно.
- Нарцисса, подожди! - закричала она, подхватывая Драко на руки. - Ты не
можешь так просто… Это неправильно! Нарцисса!
Она побежала по гулкому коридору и догнала Нарциссу, когда та почти
достигла главного холла.
- Куда ты собиралась? Хогвартс - самое безопасное место во всей Британии!
- А я и не думала оставаться в Британии, - снисходительно ответила
Нарцисса. - Вряд ли я так важна для Тёмного Лорда, чтобы он стал
специально разыскивать меня. Другое дело - Люциус. Но пока он лежит
здесь, у Лорда не будет повода искать где-то ещё.
- Но Драко! Ты не можешь его бросить!
- Куда, по-твоему, я могу его забрать? Я сама не знаю, где буду ночевать
сегодня, - Нарцисса трагически сжала губы, и к Джин вновь вернулась
надежда, что это всего лишь игра, что она просто хочет, чтобы её уговаривали
остаться.
- Может быть ты сначала решишь этот вопрос? Свяжешься со знакомыми в
Европе, или куда ты там собралась. А потом мы переправим вас вместе с
Драко туда, может быть даже поможем организовать защиту вокруг дома…
- Спасибо, ты уже помогла, - съязвила Нарцисса, не замедляя шага. - Не
пытайся меня остановить, Найтли. Я всё решила.
- Но Драко нужна мать! Нарцисса, пожалуйста… Ты не можешь бросить его.
Ты нужна ему и Люциусу!
- И у тебя ещё хватает наглости говорить об этом - после того, как ты
разрушила нашу семью? Драко поймёт меня, поймёт, что я сделала это ради
его безопасности. Я вернусь за ним, когда устроюсь на новом месте. А Люц…
его уже нет, Найтли! Тешь себя глупыми надеждами, не могу тебе запретить,
но не пытайся обмануть меня. Ты убила его, а теперь играешь в великую
целительницу…
Они уже шли вдоль рощицы, за которой кончался аппарационный барьер,
времени переубедить Нарциссу оставалось всё меньше, а тут ещё Драко
снова начал капризничать и выкручиваться из рук.
- Нарцисса, я тебя умоляю, не надо! Давай поговорим с Дамблдором, он что-
нибудь придумает. Мы найдём для Люциуса целителя, он поправится, и
Дамблдор вас спрячет. А потом вы сможете вернуться в Малфой-мэнор, и всё
будет как прежде. Нарцисса! Ты совершаешь ошибку. Это неправильно!
- Не тебе меня судить, Найтли, - отрезала она и в ту же секунду
дизаппарировала. Похоже, что она, в отличие от Джин, умела точно
определять место, по которому проходил барьер.
Джин, совершенно не ожидавшая, что их разговор кончится вот так, что
Нарцисса всё-таки сбежит, бросив сына, обессиленно опустилась в траву.
Вокруг стрекотали кузнечики и жужжали пчёлы, поскрипывали ветви старых
буков и ветер шелестел листвой. Драко прекратил скандалить и уже
увлечённо жевал какую-то подобранную с земли щепку. Джин подумала, что
уж сейчас-то она непременно разревётся, но вдруг сообразила, что они
находятся вне хогвартской защиты, и поспешно поднялась, снова беря
мальчика на руки.
- Пойдём-ка к папе, - вздохнула она, и Драко доверчиво прильнул головой к
её плечу. Когда они добрались до замка, он уже сладко спал, крепко намотав
на пальчик прядь её волос.

***
- Альбус! Альбус, где вы?
Горгулья пропустила их в директорский кабинет без пароля - привилегия,
которой пользовались фениксовцы, хоть Джин больше не участвовала в
работе Ордена, а Северус даже не прошёл установленную процедуру
посвящения. Дамблдор вышел к ним из соседней комнаты.
- Альбус, мы нашли описание ритуала!
- О, неужели? Поздравляю, - он ласково улыбнулся. - Присаживайтесь,
обсудим детали.
Джин протянула ему пергамент и опустилась в кресло, но тут же снова
вскочила в нетерпении. Если бы не Северус… Ему пришлось пойти на
сложные ухищрения, чтобы Лорд в его присутствии исполнил Приори
Инкантатем, но зато, узнав заклинание, поразившее Люциуса, оказалось
несложным раздобыть рецепт ритуального зелья, которое должно было
помочь. И теперь ждать чего-то казалось совсем невыносимым.
- Джин, - Дамблдор отложил пергамент в сторону и посмотрел на неё со
странным выражением, - я не могу разрешить это.
- Что?! Что вы говорите?
- Это же черномагический ритуал. Ты всерьёз думаешь, что я разрешу тебе
проводить его в стенах школы?
- А за стенами? - взвилась Джин, но Северус успокаивающе положил ей руки
на плечи, заставляя сесть.
- Альбус, это же всё-таки черномагическое проклятье. Конечно, чтобы снять
его, снова требуется обратиться к этой области…
- Не уговаривай меня, Северус. Джин и так перешла все границы, притащив в
школу… хм… твоего коллегу.
- Вы же дали работу мне, - возразил Северус. - И вас не остановило это, - он
досадливо дёрнул левой рукой. - Но при этом хотите отказать в помощи
Люциусу, который открыто пошёл против Лорда…
- Я не отказываю ему в помощи, но это… это слишком.
- Почему слишком? Довольно безобидный рецепт, по крайней мере в
сравнении со многими другими. Действие основано на родственности магии,
а такая связь у Джин с Люциусом есть.
- Но кровь, Северус! Позволить вам устроить здесь… - Дамблдор запнулся,
подбирая слово.
- Но вы же разрешили Лили дать Гарри защиту крови! - не выдержав,
выпалила Джин, и Дамблдор уставился на неё шокированно. - А это, между
прочим, тоже относится к чёрной магии.
- Это разные вещи, Джин, - вздохнул Дамблдор. - Тот ритуал был основан на
любви.
- В таком случае никакой разницы нет, - твёрдо ответила она.

***

Пробуждение было не из приятных. Вместе со способностью двигаться

вернулась боль в спине, не такая ослепительная, как в момент получения
проклятья, но всё же достаточно сильная. А когда Люциус поднял веки, его
глаза, несмотря на приглушённый свет в палате, немедленно заслезились. Он
вновь зажмурился, с облегчением ощущая, как тёплая влага течёт по щекам.
После долгих дней, что его сознание было заперто внутри совершенно
мёртвого тела, любые ощущения, даже такие, казались благословением. Он
аккуратно кашлянул, чтобы опробовать голосовые связки, и в горле тоже
заболело. Постепенно жжение начиналось в каждой мышце, которой мозг
посылал сигнал, - чувство, похожее на то, что бывает, когда
восстанавливается кровообращение в конечностях. "Это магия, - подумал он,
- магия возвращается".
Приближение Джин он научился угадывать издалека, только сам не знал -
различает ли он её шаги или дело в запахе, которым была пропитана её роба.
Зельевар Северус и колдомедик Дюваль пахли иначе, хотя все трое возились с
одними и теми же зельями. Шорох ткани, скрип пододвигаемого стула - и вот
на его лоб опустилась её прохладная рука. Наверное, она делала это много
раз, но раньше он мог лишь догадываться, что означают эти звуки -
шуршание рукава её мантии, касающегося его волос. Наконец чувствовать
само прикосновение - это было лучше, чем он мог себе вообразить.
- Джин, - прошептал он, не открывая глаз, и она вздрогнула от
неожиданности.
- Ты очнулся! - рука вспорхнула со лба - лишь затем, чтобы ласкающим
движением коснуться щеки.
- Любишь констатировать очевидное, Найтли? - Люциус слабо улыбнулся,
уверенный, что отвыкшие повиноваться ему лицевые мышцы вряд ли
способны изобразить действительно радостное выражение - скорее, жалкую
кривую гримасу.
- Можешь открыть глаза? - спросила она тоже шёпотом, но неистребимый
начальственный тон был отчётливо слышен даже сейчас.
- Больно. Ещё не привыкли.
Она всё гладила его лицо, нервными машинальными движениями, словно не
решалась заговорить.
- Всё хорошо, да? - а сейчас она звучала как маленькая испуганная девочка,
которой хочется, чтобы её успокоили. Впрочем, ведь всё на самом деле было
хорошо!
Люциус кивнул и шевельнул рукой, лежащей поверх одеяла. Она правильно
поняла это движение и тут же вложила свою ладонь в его.
- Говорить тоже больно?
- Немножко. Просто посиди со мной, - он погладил её кисть большим
пальцем.
- Я здесь, здесь, - ответила она каким-то напряжённым голосом и тут же не
сдержалась и всхлипнула.
- Найтли, ну почему ты всё время ревёшь? - он вновь попытался приоткрыть
глаза и сквозь ресницы посмотрел на Джин. А потом с усилием поднял руку,
чтобы коснуться её лица, уже мокрого от слёз.
Она коротким движением прижалась щекой к его раскрытой ладони, но тут
же отстранилась.
- Спасибо тебе! За то, что спас меня. За то, что не дал захватить Алису с
Невиллом. Спасибо!
- Ты уже говорила, - с улыбкой сказал Люциус и не без злорадства добавил: -
Много раз.
- Ты всё-таки слышал… Всё время?
- Большую часть, - ответил он неуверенно. Сознание порой отключалось, но
лёжа неподвижно, не имея возможности толком судить о происходящем
вокруг, трудно было сказать наверняка, насколько длинными были эти
периоды.
- То есть ты знаешь, что… - Джин замялась.
- Что Нарцисса сбежала, бросив нас с Драко? - уточнил он бесстрастно. -
Знаю.
- Мне жаль, - прошептала она.
- Не жалей. Мне не жалко.
Она заметно смутилась, не зная, что сказать.
- Джин, ты совсем ничего не соображаешь? - раздался возмущённый голос
медсестры, ворвавшейся в палату подобно фурии. - Ты ещё как минимум два
дня должна лежать и восстанавливать силы! Ты бледно-зелёного цвета
сейчас, если хочешь знать…
- Поппи!
Но та не собиралась так просто дать себя перебить:
- Немедленно возвращайся в свою палату и ложись! Майси тебя проводит.
- Поппи, Люциус очнулся, - вставила наконец Джин.
- Добрый вечер, мистер Малфой, - сухо отреагировала медсестра.
- Мисс Дюваль, - Люциус изобразил вежливый кивок.
- Мадам Помфри, - поправила его она и продолжила распекать Джин: -
Феноменальное упрямство, уж ты-то должна понимать, что это просто
опасно! Джин! Я к тебе обращаюсь!
- Да, Поппи, - покорно отозвалась Джин. - Я сейчас лягу.
- Сейчас же. И тебя ждёт твоё кроветворное зелье, надеюсь, мне не придётся
вливать его насильно…
Джин разгадала намерение Люциуса и попыталась отдёрнуть руку, но на этот
раз его реакция оказалась лучше. Он крепче ухватил её запястье и, закатав
рукав мантии, увидел бинты. Она недовольно вырвалась и натянула рукав
обратно.
- Майси, проследи, чтобы мисс Найтли немедленно легла в постель, -
распорядилась медсестра, и эльф, пробормотав уверения, что всё будет
сделано, увёл Джин прочь.
А мадам Помфри повернулась к Люциусу.
- А теперь, мистер Малфой, мы подробно обсудим ваше состояние…

***

- Смотри-ка, кто пришёл тебя навестить! - Джин с хитрой улыбкой заглянула

в его палату и тут же исчезла. А потом вновь зашла, подстраховывая
уверенно топающего впереди неё Драко. Впрочем, он тут же потерял
равновесие, но был подхвачен и водружён Люциусу на живот. - Поздоровайся
с папой!
- Он уже так здорово ходит! - восхитился Люциус, протягивая руки к сыну и
поднимая его в воздух, от чего Драко восторженно взвизгнул. - Ну привет,
маленький дракон! - притянув к себе, он ласково пободал его лбом, а потом
усадил обратно. - Найтли, я тебя умоляю, объясни своей коллеге, что мне уже
можно вставать!
- Тут я бессильна, - Джин покачала головой. - Сама от неё еле отбилась. И
потом, она вообще-то права, лучше перестраховаться.
- Дотошности и занудства с годами в тебе только прибавляется, - сокрушённо
заметил Люциус, и Джин притворно надула губы, двинув его в бок крепким
кулаком.
Он воспользовался этим, чтобы перехватить её руку и поднести к губам.
Джин помедлила, но всё-таки отняла её и чинно уселась на стул на
достаточном расстоянии от его кровати. Она была уже не такая бледная и
измождённая, как в первые два визита, и, как Люциус успел заметить, пока
целовал её ладонь, бинты уже были сняты.
- До чего вы договорились с Дамблдором? - спросила она серьёзно. - Он ведь
заходил к тебе вчера?
Люциус кивнул. Разговор со старым интриганом оказался не из лёгких.
Конечно, не стоило ожидать, что он сразу же проникнется доверием ко
вчерашнему слуге Тёмного Лорда, но от беседы всё равно остался
неприятный осадок. Люциус терпеть не мог, когда его держали за идиота, а
кто ещё мог бы поверить в то, что Северус принят в замке исключительно
потому, что перед самым началом учебного года неожиданно образовалась
преподавательская вакансия? Что характерно, сам Северус не пытался
скрывать от друга того, что сменил сторону. Более того - они вместе сочинили
довольно убедительную легенду, обеляющую Люциуса в глазах Лорда. Как
ни подло и трусливо поступила Нарцисса, когда сбежала, всё же она не
заслуживала смерти от рук Упивающихся, которая непременно ожидала бы
жену предателя. Поэтому Северус убедил Лорда, что Джин забрала Люциуса
из дома Риддлов против его воли, воспользовавшись тем, что он был без
сознания, и что в таком состоянии он и пребывает до сих пор. А также в
красках расписал, что бы с Люциусом сделала клятва верности, которая
связывала всех слизеринцев, если бы он позволил Нотту убить Джин. Белла
неохотно подтвердила, что это соображение тоже имеет право на
существование, хотя ей самой больше нравилась версия о том, что Люциус
вообще никуда не годится, что неоднократно подтверждалось его пассивным
и трусливым поведением во время рейдов. Главное - в измене его больше не
подозревали. Лорду вообще было не до Люциуса - он был одержим поисками
детей из пророчества, бросив на это все ресурсы.
Но Люциус всё равно не собирался возвращаться. Он наконец чувствовал
себя свободным, что после долгих лет постоянного напряжения само по себе
было счастьем. А ещё была Джин, рискнувшая сунуться к самому Лорду,
чтобы вытащить Люциуса, отдавшая свою кровь, чтобы снять с него
проклятье. Джин, которая сейчас буквально светилась от радости, хоть и
трогательно пыталась это скрыть… В общем, он готов был остаться в
Хогвартсе навсегда, вычеркнув всё плохое из памяти. Но Дамблдор, хотя и
согласился предоставить ему с сыном убежище до тех пор, пока они будут в
этом нуждаться, явно не одобрял его лёгкого отношения к ситуации в целом.
Возможно, он ожидал, что Люциус будет каяться в совершённых
преступлениях, молить о прощении и обещать искупить каждую каплю
невинно пролитой крови, и был разочарован, что не удалось обрести в его
лице ещё одного двойного агента. А может быть Дамблдору не нравились
именно их отношения с Джин…
- Решили, что пока мы с Драко поживём в гостевых комнатах по соседству с
твоими. А потом… Может быть мне попроситься на должность
преподавателя ЗОТИ?
- Вот уж не стоит, - насмешливо фыркнула Джин.
- Ты что, сомневаешься, что я смогу преподавать? - Люциус даже немного
обиделся, хотя сам всего пару дней назад точно так же подначивал Северуса,
в красках живописуя его будущие педагогические будни.
- Не в этом дело, - махнула она рукой. - Смотри, он совсем засыпает…
Драко, поначалу весело подпрыгивавший на животе Люциуса, наконец улёгся
головой ему на грудь и засунул большой палец в рот. Он ещё пытался
держать глаза открытыми, но тяжёлые веки всё больше слипались, а взгляд
уже был затуманен сонной дымкой. Люциус подул сыну в светлую макушку,
отчего мягкий пушок на его голове поднялся лёгким облачком.
- Давай заберу его, - предложила Джин, но Люциус покачал головой.
- Оставь. Пусть поспит со мной. Сядь ближе, чтобы не нужно было кричать.
Чем лучше становилось Люциусу, тем сдержаннее Джин себя вела. Она
больше не дотрагивалась до него, а ему ужасно хотелось вновь ощутить её
прохладную ладонь на своём лбу. Или хотя бы…
- Дай мне руку, - попросил он, и Джин, поколебавшись мгновенье,
подчинилась.
Люциус благодарно погладил её пальцы, развернул кисть ладонью вверх и
начал выводить по ней узоры, но Джин автоматически сжала руку в кулак.
- Не надо, - хрипло сказала она, тем не менее не отбирая руки.
Люциус, подождав немного, снова начал поглаживать её ладонь, потом
запястье, а затем потянул вверх рукав мантии, открывая белёсые шрамы от
ритуальных разрезов. Джин дёрнулась было, но он её удержал.
- Они уже не пройдут, да? - тихо спросил он.
- Не пройдут, - подтвердила она мрачно. - Это как шрам от проклятья. Очень
уродливо?
Он помотал головой, в горле неожиданно образовался комок, мешающий
говорить.
- Кстати, можешь не бояться, что в тебе теперь течёт грязная кровь, - жёстко
добавила она. - Это нужно было для ритуала, но мою кровь мы тебе не
вливали. Из неё было всего лишь приготовлено зелье…
- Мерлин, какая же ты дурочка, - сказал он, подтянув её руку к губам, и
осторожно прикоснулся к шрамам. - Мне совершенно плевать, какая у тебя
кровь. Я только переживаю, что ты готова так легко с нею расстаться.
Северус мне вкратце описал, процедуру - это действительно было опасно!
Она пожала плечами.
- Ты же сам сказал однажды: кровь - это ещё не жизнь, бывает надо чем-то
пожертвовать…

Глава 35.
- Ещё не вернулась, - утомлённо сказала мадам Помфри, не дав Люциусу и
рта раскрыть, едва он только появился на пороге её кабинета. - Мистер
Малфой, в самом деле! Вам нечем заняться?
Заняться было действительно нечем. Люциус даже начал понимать Нарциссу.
Летом замок был тих и пуст, а те, кто в нём остался, были поглощены своими
делами. Драко же, при всём своём очаровании и умильности, никак не мог
сойти за полноценного собеседника. Люциусу безумно хотелось пообщаться
хоть с кем-нибудь взрослым, но никому, кроме Джин и Северуса, не было до
него дела.
И всё же он надоедал медсестре своими вопросами не поэтому. Джин не
было уже третьи сутки, и Люциус с ума сходил от беспокойства. Дамблдор
явно продолжал посылать её на задания, хоть Джин и отрицала, что
подвергается опасности. Она утверждала, что всего лишь дежурит в
условленном месте и помогает эвакуировать раненых, если возникает
необходимость, но после того, как Люциус своими глазами видел две
летящих в неё Авады, это звучало не слишком убедительно. Чувство
беспомощности было совершенно невыносимым - остаться без палочки,
запертым в четырёх стенах, неделями не получать новостей из внешнего
мира… Не об этом он мечтал, когда выздоравливал в больничном крыле, а
Джин была постоянно рядом. Сейчас, пока Драко спал, нельзя было даже
отлучиться побродить по замку или выйти на улицу. Неудивительно, что он
заглядывал к мадам Помфри почти каждые полчаса, и неудивительно, что с
каждым разом это всё больше её раздражало. Но Люциус ничего не мог с
собой поделать - его буквально съедала тревога, по уровню настойчивости
всё больше походившая на предчувствие.
Понадеявшись, что сон Драко продлится ещё хотя бы полчаса, он вновь
направился в кабинет медсестры.
- Простите, мадам Помфри, я могу воспользоваться камином?
Она лишь приглашающе махнула рукой, вновь погрузившись в какую-то
писанину, а Люциус вызвал кабинет директора.
- Мистер Малфой, чем обязан? - Дамблдор ответил почти сразу.
- У вас нет возможности связаться с Джин, господин директор?
- Что-то случилось? - голубые глаза пронзительно блеснули за стёклами
очков.
- Хочу убедиться, что ничего.
- В таком случае, не вижу необходимости, - покачал головой директор, и
Люциус ощутил настойчивую потребность вцепиться в его благообразную
бороду. - Я понимаю ваше беспокойство, мистер Малфой, но это совершенно
лишнее, - и Дамблдор, не дожидаясь ответа, прервал связь.
Люциус, вне себя от злости, поднялся с пола, и в этот момент в соседней
палате раздался характерный хлопок открывшегося портала. Мадам Помфри
среагировала первой и, подхватив какие-то склянки, кинулась туда, Люциус
последовал за ней.
Целая и невредимая Джин укладывала на койку какого-то волшебника.
Люциус подскочил помочь, но она зашипела сквозь зубы:
- Уйди немедленно, тебя не должны видеть.
Тут она была права. Чем больше людей будет знать, что он добровольно
живёт в Хогвартсе, а вовсе не лежит в глубокой магической коме, тем больше
шансов, что об этом узнает и Лорд, который, в таком случае, может
пересмотреть точку зрения на отсутствие Люциуса в рядах своих слуг.
Главное - Джин была жива и снова в безопасности, поэтому он со спокойной
совестью отправился к Драко.

***

- Найтли, дай мне палочку! - обессиленно выдохнул Люциус, ввалившись в

лабораторию.
Джин и Северус синхронно обернулись от котла, совершенно одинаково
вздёрнув брови.
- Зачем тебе?
- Наложу на этого маленького паршивца сонные чары, - раздражённо ответил
он. - Или хотя бы привяжу его к кровати. Он не лежит ни минуты!
- Привяжи верёвкой, - равнодушно посоветовала Джин, отворачиваясь
обратно. - И обычный кляп работает не хуже Силенсио.
Северус хмыкнул, явно не собираясь вмешиваться в их беседу.
- Спасибо за совет, Найтли! - Люциус карикатурно поклонился. - Верёвки мне
тоже прикажешь плести вручную? Ну пожалуйста, Найтли, он сводит меня с
ума…
- Ладно, держи, - она протянула ему свою палочку. - Будешь пока помогать
Северусу. Так и быть, уложу твоего сына.
Она сняла с головы платок, тщательно вымыла руки и, бросив крайне
неодобрительный взгляд на повеселевшего Люциуса, скрылась за дверью.
- И этот человек что-то говорил мне про "способности к педагогике"… -
задумчиво произнёс Северус. - Сонные чары, надо же!
- Как видишь, это замечательно работает, - Люциус самодовольно кивнул в
направлении ушедшей Джин. - Так что…
- Ну да, манипуляции тебе всегда удавались блестяще. Растирай за это
вороньи глаза, - Северус протянул ему ступку.
- Слушаюсь, профессор! - Люциус встал к столу и принялся за дело. - Кого
Джин сегодня приволокла?
- Понятия не имею. Мне, как и тебе, лучше не попадаться кому-то на глаза до
начала учебного года.
- Почему это? Ведь Лорд и так знает, что ты в замке? Ты же сам говорил, что
пошёл на эту работу с его разрешения!
- Он знает, что я преподавать устроился. А не то, что я на каникулах зелья
варю для Дамблдора. Чтобы лечить тех, кого Лорд калечит. Или то, что я в
курсе здешнего лазарета, а ему не доложил.
- То есть ты имеешь в виду, - Люциус отставил в сторону ступку, - что кто-то
из тех, с кем Найтли сейчас возится, может оказаться осведомителем Лорда?
- Не останавливайся, мне их скоро добавлять, - велел Северус, но Люциус
продолжал демонстративно ожидать ответа, и он со вздохом сказал: - Да,
именно это я и имею в виду.
- Кто-то из тех, с кем вместе её посылают на передовую? - уточнил Люциус.
- Далась тебе эта передовая… Люц, она колдомедик, а не боевой маг.
- Вот именно, - мрачно процедил Люциус, вновь берясь за пестик. - Поэтому
и думает не о том, как щитом загородиться, а о том, как очередному идиоту
остановить кровотечение. Если при этом ещё и нет уверенности, к кому
можно поворачиваться спиной… Она хоть знает, что среди них есть
предатель?
- Они все знают, - снисходительно, как ребёнку, ответил Северус.
- Психи, - коротко прокомментировал Люциус. - Не понимаю, что в вашем
Дамблдоре такого замечательного, что вы все готовы работать на него в
подобных условиях?
- Как будто Лорд своих людей больше бережёт, - Северус криво усмехнулся. -
Господин директор, по крайней мере, не имеет привычки пытать
подчинённых. И не одержим убийством детей.
После этого оба надолго замолчали.
- А про Уолдена что слышно? - наконец нарушил тишину Люциус.
- Всё то же, - пожал плечами Северус. - В отряде старшего Лестрейнджа. К
нему у Лорда претензий нет. И это нам очень на руку, потому что Макнейр
единственный, кроме меня, кто посмел слово в твою защиту сказать. Так что
то, что он у Лорда на хорошем счету, оказалось очень кстати, его он хоть
послушал.
- А ты уверен, что Лорд действительно… что он поверил во всё это? Поверил,
что я не сбежал бы с Найтли по своей воле, и что под его проклятье попал
случайно?
- Кто же может быть уверен, что у него в голове? Но мне кажется, что
поверил. И эта история его позабавила.
- Чего тут забавного?
- Ну, что Найтли сунулась в одиночку прямиком в расставленную им ловушку
- и с риском для жизни вытащила всё равно что труп. Ему нравится думать,
что он по крайней мере с ней поквитался за то, что она его обыграла.
- Обыграла… Северус, скажи мне, у неё вообще есть чувство
самосохранения?
- По-моему, Люц, ты другое хочешь услышать, - уголки тонких губ ехидно
приподнялись. - Передай тот черпак, пожалуйста.
- Не понимаю, о чём ты, - Люциус вздёрнул подбородок, изо всех сил пытаясь
изобразить надменное безразличие, но ничего не вышло - против воли на
лицо рвалась улыбка.
- Понимаешь. Ты ждёшь, что я тебе скажу, почему она кинулась тебя спасать.
Как будто это не очевидно. На этом мы, пожалуй, закончим обсуждать
чувство самосохранения и все остальные чувства, а то ты, самодовольный
павлин, того и гляди лопнешь от гордости.
- Это не гордость, занудный авгур, а счастье.
Люциус облокотился на подоконник, глядя в тёмную синеву за окном. Как
будто он и не уезжал никуда из замка, как будто это был его выпускной год, а
остальное лишь приснилось. По крайней мере сейчас он снова чувствовал
себя на десять лет моложе, и Джин осталась той же строптивой девчонкой, с
которой было так интересно разговаривать, но так сложно договориться, и
даже Северус в сущности остался таким же несносным язвительным
умником, только ростом повыше… Но так обманываться можно было от силы
минуту-две. А потом он вспоминал неживое измождённое лицо Джин в
больничном сквере, то, как Северус однажды зимой явился в Малфой-мэнор
и несколько часов просто молчал, и как тряслись тогда его руки, вспоминал
годы лжи и притворства, и постоянной угрозы, и необходимости скрывать
растущие страх и отвращение… Нет, они не были детьми, каждый за это
время прожил целую жизнь, но теперь, когда они наконец встретились здесь,
Люциусу так хотелось, чтобы эти десять лет стёрлись из памяти. И
осознавать, что для Северуса и Джин ещё ничего не закончилось, было
невыносимо. Эта война вполне могла обойтись без них!
Скрипнула открывшаяся дверь.
- Спит как ангел, - доложила Джин гордо. - Майси за ним присмотрит.
- Долго ты, - поддел её Северус. - Без палочки не так удобно?
- Представь себе, на свете существуют колыбельные, - она состроила ему
гримасу. - Это во-первых. А во-вторых, вовсе не долго. Меня не было всего
полчаса, а я ещё успела поговорить с Дамблдором.
- И? - спросил Люциус, полный нехороших предчувствий.
- Завтра возвращаюсь в штаб, - просто ответила она.
- Ваш господин директор совсем чувство меры потерял? - Люциус пытался
говорить спокойно, но, судя по напряжённым лицам Джин и Северуса,
контроль над голосом давался ему плохо. - Ты только сегодня с операции! И
что - опять?!
- А что ты имеешь против? - ощетинилась Джин.
- Как насчёт того, что это совершенно неженское дело? Что, совсем некого
стало подставлять под проклятья?
- Мы это уже обсуждали, - холодно ответила она. - Не вижу никаких причин,
по которым женщины не годятся для подобной работы. И возможности
отсиживаться в безопасности, пока другие воюют - тоже не вижу.
- Отсиживаться? - он отвернулся обратно к окну, понимая, что скорее всего
оба уже прочитали на его лице, насколько его задели её слова. Найтли
никогда не была гением дипломатии.
- Я не имела в виду… Вот чёрт! Малфой, у нас совсем разные ситуации. Ты
официально числишься всё равно что мёртвым, тебе действительно нельзя
покидать замок. Иначе либо придётся вернуться к… к нему, либо он откроет
на тебя охоту.
- А то, что Лорд охотится на тебя, тебя не смущает? Меня раздражает, что вы
оба, - он выразительно указал глазами на Северуса, делавшего вид, что он
очень увлечён инспекцией полок, - лезете на рожон. И что нежелание
геройствовать считается чем-то ненормальным.
- Ну причём здесь геройство?! - возмутилась Джин. - Я не могу оставить
ребят так просто. Вот когда будет второй колдомедик, Дамблдор сам
собирается меня отозвать. Но пока что я нужна там…
- Ты нужна здесь! - не выдержал Люциус. - Джин…
- Вот твой эгоизм точно с возрастом прогрессировал! - она уставилась на него
обвиняющим взглядом. - Что с тобой такое?! Я не могу всё бросить только
потому, что тебе тут скучно! Или потому, что ты не справляешься с
собственным сыном.
Северус аж закашлялся от неожиданности, услышав это заявление.
- Уже жалеешь, что вытащила меня от Лорда, да? - презрительно
сощурившись, спросил Люциус. - Только лишняя обуза тебе и господину
директору… Хотя подожди - я знаю! Ты явилась к Лорду, чтобы лично меня
убить! Это ты мне, кажется, обещала, если портключом воспользуется кто-то
другой?
- Может мне выйти? - поинтересовался Северус. - Доварите тут сами…
- Нет! - выкрикнула Джин поспешно и даже ухватила его за рукав. - Останься.

- Конечно, Северус, останься! - ядовито вставил Люциус. - Лишний здесь я.

Совершенно не герой потому что. Знаешь что, Найтли? Тебе бы хоть раз
посмотреть на то, как Белла пытает. Знаешь, каково это? Стоять, наблюдать и
не вмешиваться - потому что на месте её жертвы может оказаться твоя жена
или… - его голос внезапно сорвался, и он закончил почти шёпотом: - или
ребёнок… Знаешь, на что вы с господином директором обрекли Северуса? А
о жеребьёвке что-нибудь слышала? Это недавнее изобретение Лорда:
складывают палочки в погребальную урну, чью вытянут первой - тому и
"водить". То есть этот счастливчик и возглавит следующий рейд. Хочешь
знать, везло ли мне?
Она молчала, глядя на него расширившимися от ужаса глазами, но Люциус
уже не мог остановиться. Какая-то тёмная разрушительная волна наконец
нашла путь из глубины, сметая все барьеры, которыми он когда-то
отгородился, чтобы не выдать себя. И сейчас весь этот кошмар выливался
точками, подобно крови из артерии, оставляя внутри такую опустошённость,
что ему захотелось немедленно умереть. Он говорил, говорил, говорил -
вываливая на Джин всё то, что собирался от неё скрыть - о пытках магглов, о
лондонском терракте, о запахе крови, висевшем в воздухе, о криках раненых
и визге сирены, о том, что его теперь всегда тошнит от этого звука… Потом
Люциус обнаружил себя на коленях на каменном полу, Джин стояла перед
ним, совершенно несчастная, с бледным, искривлённым лицом, и гладила его
по голове, шепча какие-то глупые утешения. Северус всё-таки вышел,
оставив их наедине.
- Ну всё, всё, это уже позади, - она протянула ему руку. - Вставай.
- Для меня ничего не позади, Найтли, - ответил Люциус, поднимаясь. - Пока
ты не успокоишься, по крайней мере. Я боюсь тебя потерять, ты это
понимаешь?
- Прости, - сказала она. - Я вернусь, правда. Я всегда возвращаюсь. А теперь
иди к сыну, - Джин подтолкнула его к выходу.
Всё ещё чувствуя себя странно после недавнего приступа откровенности на
грани мазохизма, Люциус безропотно позволил выставить себя из
лаборатории. Когда он открыл дверь в гостевые комнаты, предоставленные
ему Дамблдором, там обнаружился Северус.
- Я отпустил Майси, - объяснил он. - Ну?
- Не знаю, о чём ты, - огрызнулся Люциус, без сил падая в кресло. - Она
отправляется завтра.
- Это я уже слышал. Или ты на самом деле рассчитывал её переубедить?
- Нет, - буркнул Люциус. - Упрямее ведьмы я не знаю. Я рассчитывал, что мы
по крайней мере посидим втроём, выпьем, поболтаем…
- Ты как-то невнятно высказал это предложение, - фыркнул Северус. - Или я
что-то пропустил?
- Нет, я только собирался. А сейчас уже нет никакого настроения… Давай
завтра? Обойдёмся и без Найтли замечательно.
- Э-м-м… Не хочу тебя расстраивать, Люц, но завтра меня тоже здесь не
будет. Лорд ждёт доклада.
- Ненормальные, - констатировал Люциус устало. Никаких сил на эмоции уже
не осталось. - Отправляйтесь, куда хотите, мне всё равно.
Северус с кривой ухмылкой поднялся и направился к двери. На пороге он
обернулся и сказал:
- Вы с ней оба идиоты. Третий курс, Хаффлпафф.

***

Джин проснулась одетая, на диване у камина в своей гостиной. Тихий стук в

дверь, разбудивший её, повторился. Подобрав с пола «Трактат о крови,
воспалении и огнестрельных ранениях» Джона Хантера, она поплелась
открывать. На пороге стоял Люциус.
- Опять не спит? - Джин подавила зевок.
Она сама была виновата. Стоило несколько раз уступить и заняться вместо
Люциуса укладыванием Драко, как оба деспотичных Малфоя привыкли к
такому положению вещей. Теперь Драко отказывался засыпать без её
колыбельной, а Люциус даже не пытался приложить какие-то усилия и
справиться с сыном самостоятельно. Допускать же, чтобы из дальнего конца
больничного крыла раздавался детский плач, было нельзя - сейчас, когда
замок наполнился студентами, Люциусу с ребёнком приходилось тщательно
скрывать своё присутствие. Даже гулял маленький Драко на террасе Джин - у
комнат, занимаемых Малфоями, не было такого приятного дополнения.
- Спит, - прошипел Люциус сквозь зубы, и она посторонилась, пропуская его
в комнату.
- Снова он? - сочувственно спросила Джин, уже не нуждаясь в ответе. - Ты же
знаешь, что никакие обезболивающие от этого не помогают. Надо просто
ждать, пока закончится вызов…
- Мне помогает твоё присутствие. Пожалуйста, Джин…
- Давно так уже? - она села в кресло перед камином и зажгла огонь. Почему-
то, когда Люциуса призывала метка, он всё время мёрз.
- Не знаю, - он со вздохом опустился на пол у её ног и прислонился к ним
головой. - Но дольше, чем обычно. Может быть он вызывает именно меня?
- Думаешь, он считает, что ты в сознании? - Джин машинально положила
руку ему на затылок. Ей больше нравилось, когда у него была та, давняя,
мальчишеская стрижка, но и теперь отросшие пряди были очень приятными
на ощупь.
Люциус только замычал от боли, крепче вжимаясь лбом в её колени.
- Расскажи что-нибудь… - сиплым шёпотом попросил он. - Всё равно, что.
И она начала рассказывать - всё вперемешку. Про своих родителей и их дом,
про Гвен с её мрачными шуточками, про то, что их переписка в очередной раз
оборвалась год назад потому, что она боялась, что Суллу выследят,
уговаривала его потерпеть ещё немножко, потому что любой пытке когда-
нибудь приходит конец, а потом снова несла какую-то чушь - о квиддиче,
болевом пороге, Париже и Норфолке, и о том, как однажды, открыв глаза
среди сырого тумана, она услышала его голос, звавший её по имени, и только
тогда поняла, что эта жизнь - не сон, от которого можно проснуться, если
покрепче зажмуриться и очень захотеть… А потом Джин просто беспомощно
гладила его плечи, запускала пальцы в волосы, совсем растрепав его
перевязанный ленточкой хвост, позволила ему касаться губами своих ладоней
и даже этих уродливых шрамов, а затем сама сползла с кресла и села рядом с
ним, разрешив обнять себя, а ещё через мгновенье они уже самозабвенно
целовались, и это было не остановить. Словно прорвало плотину, и всё, что
было между ними недосказано или недопонято, хлынуло прикосновениями.
Вот это невесомое касание его щеки кончиками пальцев означало "прости,
что была такой идиоткой", а новый жадный поцелуй - "одними извинениями
не отделаешься". Собственническое объятье, от которого едва не хрустнули
её рёбра, - "моя, моя, моя!" - и отчаянные короткие прикосновения губ,
которыми она осыпала его веки и лоб, - "всё равно мы из разных миров". "Но
сегодня…" - первая расстёгнутая пуговка её робы, "…всегда, всегда…" - её
рука на его запястье, тянущая в спальню, "чучелко моё" - тёплые ладони,
бережно держащие её лицо, "нагляделся?" - лукавый взгляд перед тем, как
впиться зубами в ухо, "никогда… не нагляжусь…" - его пальцы,
зарывающиеся в её короткую стрижку, заставляющие отвести голову назад,
открывая беззащитную шею. Шорох и возня, и тихий смех, потому что их
единственная палочка осталась валяться где-то в гостиной и приходится без
Люмоса прокладывать себе дорогу к вожделенной горизонтальной
поверхности, спотыкаясь о стопки книг и то и дело останавливаясь, чтобы
глотнуть ещё немного пьянящего чуда, отчего жажда только сильнее, и если
бы можно было идти так вечно, переплетаясь пальцами и душами, но острее
уже не бывает, и тёмная звенящая волна подступает ближе, ближе, и уже не
разговор, а крик, падение, яркие вспышки, ожоги поцелуев, и некстати
вспоминается картинка из маггловского учебника не то по физике, не то по
химии - мама заставляла летом заниматься общеобразовательными
предметами - иллюстрирующая диффузию твёрдых тел. Вот так и они
врастают друг в друга, перемешиваясь частицами, влипают глубже и глубже -
"мы все друг другу чучелки" - и она плачет, не зная, как объяснить ему,
сцеловывающему её слёзы, что это от одной мысли о том, насколько больно
будет потом, когда придётся разделяться. И засыпает, уткнувшись носом в его
плечо, полными горстями унося покой этого мгновенья в мир своих снов, в
котором сегодняшней ночью тоже царит умиротворение и тишина.

***

Лицо спящей Джин было совсем юным. Отчасти из-за нелепой причёски,
похожей на растрёпанный пук перьев, а ещё из-за припухлых губ и детской
манеры подкладывать под щёку ладонь. Чем дольше Люциус глядел на неё,
тем труднее ему было сопротивляться искушению обрисовать пальцем изгиб
брови, обвести линию скулы, погладить нежную шею, потом проследовать
вдоль ключицы к ярёмной выемке, а потом… потом, пожалуй, заменить палец
губами и продолжить движение вниз. Но она так сладко спала, что любое
посягательство на этот совершенный покой, казалось кощунством. Которое
весь последний час ему ужасно хотелось себе разрешить.
Люциус нерешительно поднял руку, и в этот момент она распахнула глаза.
Ещё раньше, чем из них улетучилась сонная дымка, выражение лица стало
взрослым и озабоченным. Лоб снова прорезала вертикальная морщинка,
уголки рта немножко опустились, а из карих глаз полыхнула тревога. В
следующее мгновенье она резко села, подтянув одеяло к подбородку.
- Драко! - тревога в глазах сменилась паникой. - Люц, ты что, спал здесь всю
ночь?!
- Не волнуйся, - Люциус ухватил её за плечи и повалил обратно в постель. - Я
ходил к нему, как только ты заснула. И наложил на кроватку сигнальные
чары. Как только он проснётся…
- Ты нашёл палочку? - Джин улыбнулась такой улыбкой, какой он никогда у
неё до сих пор не видел - лукавой и застенчивой одновременно. Но под его
пристальным взглядом она вновь смутилась, и глаза стали напряжёнными.
Не давая ей времени сформулировать мысль, суть которой наверняка свелась
бы к требованию покинуть её комнаты, Люциус улёгся рядом поверх одеяла и
спросил, уткнувшись губами ей в шею:
- Сегодняшняя ночь не была благотворительной акцией?
Джин дёрнула головой, немного отодвигаясь, но при этом одеяло, прижатое
его весом, ещё больше сползло, поэтому Люциус в ожидании ответа крепко
зажмурился. Она издала мягкий смешок и взъерошила его волосы.
- Мы, слизеринцы, благотворительностью не занимаемся, - важно заявила
Джин, пытаясь укрыть плечи.
- Надо сказать об этом моему поверенному, - пробормотал Люциус, наконец
добравшись до ключицы. - Мошенник ввёл меня в заблуждение.
- М-м-м, да, Люц, тебя обдурили, как ребёнка, - она запрокинула голову,
подставляя шею его поцелуям. Одеяло уже было забыто.
- О, я ужасно наивный, - прошептал он, обводя большим пальцем её губы. -
Всегда верю людям на слово.
- Неужели? - они перекатились по кровати, теперь Джин лежала на нём. Она
потянулась и поцеловала Люциуса в переносицу. - Всегда-всегда?
- Угу, - он перехватил её губы губами, положив ладони ей на талию. - Хочешь
убедиться сама?
Джин долго не отвечала, увлечённо исследуя его ушную раковину.
- Каким образом? - наконец выдохнула она ему в самое ухо, и Люциус вновь
перекатился, уложив Джин на лопатки, и навис над ней на вытянутых руках,
любуясь открывшимся зрелищем.
- Ты мне скажешь, - он лёг рядом, и она пристроила голову у него на плече, -
что хочешь прожить со мной всю жизнь. А я поверю.
Она шутливо двинула его кулаком, но тут же посерьёзнела.
- Люциус, я хочу прожить с тобой всю жизнь, - он потянулся к ней губами, но
она отстранилась и села. - Но не всё так просто, как тебе бы хотелось.
- Куда уж проще? - возразил он, кладя её руку себе на лицо и наслаждаясь
лёгкими прикосновениями пальцев, пробегающих по лбу и зарывающихся в
волосы. - Есть ты, я и Драко. И этот замок - почти что неприступная
крепость.
- Давай просто довольствоваться тем, что есть здесь и сейчас, - сказала она
тихо и снова легла рядом, положив подбородок ему на грудь. - И не
загадывать на будущее.
Такая формулировка Люциусу категорически не нравилась, но у него была
бездна времени, чтобы убедить её пересмотреть свои представления о
будущем. Главное, что "здесь и сейчас" она была рядом с ним - тёплая, живая,
настоящая Джин, десять лет бывшая несбыточной мечтой и оказавшаяся в
тысячу раз лучше любых фантазий.
- Но сейчас мы вместе? - спросил он, гипнотизируя её взглядом.
- Тебе для протокола, что ли? - фыркнула Джин и куснула его за плечо. - А
говорил, что доверчивый… и наивный…
Она принялась выцеловывать дорожку на его груди, спускаясь всё ниже.
- Чудовищно наивный, - подтвердил Люциус, закрывая глаза.
И в этот момент её палочка на прикроватной тумбочке начала вибрировать.
- Драко! - простонали они хором, и Люциус со вздохом сел и потянулся за
одеждой, в беспорядке разбросанной вокруг кровати.
- Как насчёт сонных чар? - без особой надежды предложил он, но Джин,
естественно, помотала головой.
- Дай мне пятнадцать минут, - попросила она. - А потом приходите. Драко
полазает на террасе, а мы выпьем кофе.
Одевшись, Люциус нагнулся к ней и поцеловал тёплые губы.
- Так мы вместе? - повторил он свой вопрос.
В странном взгляде Джин мешалось столько эмоций и неозвученных мыслей,
что он предпочёл их не анализировать. Достаточно было и того, что в
результате она кивнула.

Глава 36.
- Придёшь к нам сегодня на ужин?
Люциус перехватил ручонку сына, потянувшегося к ножу для масла. Теперь,
когда на улице окончательно похолодало, они переставили стол с террасы в
бывшую спальню Джин, превратив её в столовую, а сама Джин переехала в
комнаты Малфоев. Таким образом образовалось достаточно места, чтобы
принимать гостей, жаль только, что желающих навестить их было не так уж
много. Пару раз заглядывала Помфри, которая явно тяготилась обществом
Люциуса и даже до сих пор чопорно называла его "мистер Малфой", а в
основном компанию им составлял Северус, почти каждое утро приходивший
в их комнаты на завтрак и частенько заглядывавший вечером после уроков –
повозиться с Драко и посидеть у камина, снимая ежедневный стресс от
общения с "этими невозможными паршивцами". Джин, уложив ребёнка,
присоединялась к ним и обычно тут же сцеплялась с Северусом по поводу
очередного примера "вопиющего наплевательства на достижения
современной педагогики", а Люциус с удовольствием играл роль рефери.
Чаще всего он присуждал победу Северусу – главным образом потому, что
ему нравилось дразнить Джин, которая злилась с очаровательным запалом и
искренностью. Потом разговор перескакивал на колдомедицину и
зельеварение, и можно было просто наслаждаться уютной семейной
атмосферой и осознанием, что самые близкие его люди рядом с ним, в
безопасности.
- Нет, прости, не выйдет, - Северус торопливо отхлебнул горячего кофе -
сегодня он впервые вёл студентов в Хогсмид. - Надо присутствовать на
праздничном пиру. Да и на факультете явно спокойно не будет. Хотел бы я
знать, что эти паршивцы задумали…
- Вряд ли что-то очень уж оригинальное. Так что обратись к собственному
школьному опыту – и будешь знать, чего ожидать, - Люциус поднёс
очередную ложку овсянки ко рту Драко, но тот сжал губы и надул щёки с
таким решительным видом, что стало ясно – борьба будет упорной.
- В школьные годы я не интересовался идиотскими розыгрышами, - буркнул
Северус, поднимаясь.
- Тогда запасись конфетами, может тебе ещё предложат откупиться, -
посоветовал Люциус, пытаясь впихнуть в наследника злосчастную кашу
насильно, но пока преуспел только в том, чтобы равномерно покрыть ею
лукавую мордашку.
- Рассчитываешь, что калории впитаются через кожу? - поинтересовался
Северус, протягивая Люциусу салфетку. - В любом случае, сегодня бросить
подземелья без присмотра не получится.
- Жалко. Джин в последние дни сама не своя. Я надеялся, она хоть немного
развеселится, если ты придёшь.
Северус лишь пожал плечами, извиняясь.
- Прости, мне уже пора. Макгонагалл и так с начала учебного года на меня
когти точит. Привет Джин.
- Удачно отмучиться. Драко, помаши дяде Северусу ручкой!
"Дядя Северус", скорчив кислую гримасу, отправился на растерзание
гриффиндорской деканше и паре десятков неуправляемых подростков, а
Люциус с тяжёлым вздохом вытащил Драко из-за стола. Лично ему, чтобы
почувствовать себя растерзанным, вполне хватало нескольких часов общения
с собственным сыном. Особенно сейчас, когда Джин начала проводить в
лаборатории большую часть дня. Люциус недоумевал, для чего может быть
нужен такой запас зелий. Не имея возможности свободно ходить по
Хогвартсу и сидя безвылазно в их комнатах, он даже начал подозревать, что
на самом деле она вновь начала покидать замок по приказу директора, но
Северус подтвердил, что никуда дальше больничного крыла Джин не
отлучается. Более того, по мнению Северуса, обстановка во внешнем мире
стала гораздо менее напряжённой, Лорд почти месяц как затаился,
разрабатывая какой-то план, поэтому сейчас не было никакой нужды
использовать оперативные навыки Джин – организация Дамблдора
замечательно справлялась без неё.
Но что-то было не так, Люциус знал это точно. За почти два месяца, что
Джин жила с ним, редкую ночь она спала без кошмаров. Зелье для сна без
сновидений она отказывалась принимать наотрез, так как после лечения в
Мунго у неё выработалось привыкание к большинству компонентов. Пока
что Северус пытался изобрести что-то аналогичное по действию, но с
принципиально иным составом, а Джин выматывала себя в течение дня до
полуживого состояния, надеясь, что это поможет ей провалиться в глубокое
забытьё. И всё равно просыпалась от собственного крика, вся в слезах, и
долго молчала, уткнувшись Люциусу в грудь и тяжело дыша. На все его
расспросы она только мотала головой, как беспомощный ребёнок – уж
теперь-то Люциус знал цену всей её взрослости и рассудительности. И был
уверен, что корни её странного поведения, скрытности, параноидальной
готовности к неприятностям и страшных снов – всего, что мешало ей просто
быть счастливой и жить хотя бы сегодняшним днём, как она ему обещала, –
крылись в её прошлом, том, что было до несчастного случая, приведшего её в
Мунго в первый раз. Но ни Поппи, ни Северус, как показало осторожное
раследование, даже не знали об этом эпизоде её биографии. А спрашивать
прямо саму Джин Люциус не хотел – мало того, что ей бы явно не
понравилось, что он собирал о ней сведения, этот разговор влёк за собой
воспоминания о её втором попадании в госпиталь, а значит и о Прюэтте.
А о Прюэтте лично ему даже думать было почти физически больно, не то что
говорить. Одна мысль о том, что, возможно, по ночам, в объятьях Люциуса,
она плачет о нём, была невыносимой. Люциус дошёл до того, что, как
сентиментальная барышня, перебирал воспоминания о первых днях их
знакомства, пытаясь отыскать в них знаки, что он уже тогда был ей дорог –
он, а не Прюэтт! Но вспоминалось всё время не то: сумасшедшее биение
сердца во время их первой совместной аппарации, ладонь, прижатая к стеклу
вагона, золотые блёстки прюэттовского вопиллера и её тёмный силуэт –
всегда в отдалении, всегда посреди пёстрой толпы гриффов и хаффлов,
недосягаемый и чужой. И чем больше Люциус старался обнаружить в памяти
доказательства неравнодушия Джин, тем яснее становилось, что он сам был
одержим ею с первой встречи. А она по-прежнему оставалась "вещью в себе"
– знакомая снаружи до последней чёрточки, до мельчайшего нюанса в
интонациях голоса, до самого лёгкого и незаметного жеста – и при этом всё
такая же непостижимая.
Надев на отмытого от каши Драко тёплую куртку и шапочку, Люциус вывел
его на террасу. Детскую одежду Джин покупала в маггловском магазине
Эдинбурга, чтобы не привлечь лишнего внимания – они надеялись, что Лорд
понятия не имеет, где скрывается Драко. Наблюдая за сыном в нелепых
маггловских вещах, сосредоточенно обрывавшего листики вечнозелёного
плюща, Люциус пытался представить себе их будущую жизнь. Сколько
можно вот так скрываться, быть пленником нескольких комнат и мучиться от
безделья? Чем заняться в Хогвартсе, если перестать прятаться, и как в таком
случае обезопасить Северуса? Ведь если до сведения Лорда дойдёт, что
Люциус вышел из комы, но остался в замке, он может отдать Северусу приказ
покарать предателя. Бежать? Не было места в этом мире, где Лорд не нашёл
бы его через метку. Открыто бросить вызов бывшему хозяину, встав под
знамёна господина директора? Джин наверняка обрадовалась бы такому
решению. Но Люциус, гордившийся своими манипуляторскими
способностями, нутром чуял конкурента, умудрившегося так ловко запудрить
мозги достаточно критично мыслящим Северусу и Джин. Конечно, Северус
был прав, говоря, что из двух зол Дамблдор является меньшим, так как не
склонен жертвовать своими соратниками ради одной дисциплины или
вообще под настроение. Но зато наверняка был способен пойти на такие
жертвы ради высшего блага. И Люциусу не хотелось бы, чтобы он сам, его
сын или Джин оказались фигурами на размен. Стать двойным агентом, как
Северус? Прежде всего это означало необходимость вернуться к Лорду, а
значит – разлучиться с Джин и, возможно, с Драко, чтобы он снова не стал
заложником. И это не говоря о том, чем в таком случае придётся заниматься.
Если Лорд и поверил в то, что Люциус не замышлял предательства, когда
отправлял Нарциссу с сыном в укрытие, что вырвался из его хватки вовсе не
для того, чтобы дать Джин возможность ударить заклинанием, и что просто
неудачно шагнул вбок, а вовсе не закрывал её от проклятья – даже если всё
это действительно будет прощено, ему уже не вернуться к прежней почти
спокойной жизни. Теперь-то уж Лорд при каждом удобном случае будет
требовать от Люциуса снова и снова демонстрировать свою лояльность.
В общем, хорошего варианта, пока Лорд жив, не существовало. А убить его,
по слухам, было невозможно. Кто первый об этом заговорил, Люциус даже не
помнил, но и Белла, и братья Лестрейнджи, и Нотт с Крэббом, и Долохов
были совершенно уверены, что Лорд бессмертен. И даже Регулус что-то об
этом говорил Северусу в их последнюю встречу. Большинства заклинаний
прямого урона Лорд действительно не боялся. Свои эксперименты с
трансформациями он в своё время затеял именно для того, чтобы обрести
естественный иммунитет против боевой магии. Чем сложнее и темнее было
заклятье, тем с большей вероятностью оно не могло поразить его в полную
силу. Так что Джин исключительно повезло, что она ударила простейшим
Ступефаем – заклинанием, больше подходящим для студенческой дуэли в
коридоре Хогвартса, а не для атаки на непобедимого Лорда. Впрочем, как
Люциус имел возможность убедиться на собственном опыте,
сногсшибателями она владела более чем прилично. Но лучше бы, всё же, это
былаАвада, против которой нет и не могло быть никакого "иммунитета". И
тогда они все были бы сейчас свободны. Можно было бы вернуться в
Малфой-мэнор и показать Джин мамин зимний сад и Цицерона. А потом,
оставив Драко на попечении эльфов, отвести её в бордовый кабинет,
задёрнуть шторы, зажечь настольную лампу…
Правда, в этом случае ему бы не пришлось несколько недель лежать в
больничном крыле, слушая её отчаянные мольбы не умирать, бороться,
вернуться к ней. А значит, не было бы ни вечеров у камина, ни этой жёлтой
курточки, в которой маленький Драко был похож на цыплёнка, ни тихого
смеха в темноте. А целоваться в бордовом кабинете Малфой-мэнора ему бы
пришлось с Нарциссой.
Люциус почувствовал, что замерзает. Чего ему на самом деле не хватало – так
это палочки, конфискованной Беллой. Конечно, пользоваться палочкой Джин
было приятно – это подтверждало родственность их магии, а также создавало
особую близость между ними. Но Джин слишком часто не было рядом, и
Люциусу, привыкшему полагаться на магию, порой приходилось тяжело без
элементарных возможностей, вроде применения согревающих чар. Драко же
холод был нипочём, и уговаривать его вернуться в комнату было бесполезно.
Поэтому их прогулка всегда заканчивалась одинаково: Люциус хватал сына
поперёк тела и тащил его внутрь, игнорируя протестующие визги. Пару раз
наблюдавшая эту картину Джин даже наложила на террасу дополнительную
защиту от прослушивания. Воспитательных методов Люциуса она не
одобряла, но ей легко было судить – её-то Драко слушался беспрекословно.
Может быть всё дело было в том, что мальчик скучал по матери, поэтому
женский голос вызывал у него большее доверие. При этой мысли у Люциуса
внезапно сдавило горло. Ему вдруг стало так жалко своего несчастного,
брошенного сына, что он от всей души послал далёкой Нарциссе пару
нехороших пожеланий.
- Что тут у тебя? - не сразу справившись с голосом, спросил он у Драко,
который азартно тыкал найденной веточкой в прорезь в ограждении террасы.
Мальчик солнечно улыбнулся и сказал:
- Ы!
Люциус присел на корточки и со всей серьёзностью уточнил:
- Ы?
Драко лишь махнул рукой на бестолкового отца и вернулся было к
прерванному занятию, как у них за спиной стукнула дверь. На пороге стояла
Джин.
- Преподаёшь ребёнку азы гербологии? - осведомилась она, обводя взглядом
ошмётки листьев, которыми, благодаря старательному Драко, был усеян пол
террасы.
Драко кинулся к ней, воодушевлённо размахивая своим прутиком, от
которого Джин пришлось уклоняться, спасая глаза. Она подхватила мальчика
на руки и зарылась носом ему в шею, отчего Драко захихикал, дрыгая
ногами. Люциус подошёл и обнял их обоих, вдыхая запах трав, которым была
пропитана её роба. И подумал, что, в сущности, бордовый кабинет – совсем
не обязательное условие для счастья.

***

- Мне вполне хватает выкрутасов Драко за столом, - не выдержал Люциус,

глядя на то, как Джин вяло ковыряет в тарелке. - Тебя тоже прикажешь
кормить с ложечки?
- Прости, - тихо откликнулась она каким-то неживым голосом. - Я правда не
могу.
Сегодня они ужинали вдвоём – Драко, заигравшись, отключился прямо на
полу у камина и был уложен в постель раньше обычного. Люциус
предвкушал романтичный вечер, раз уж Северуса сегодня можно было не
ожидать, но Джин явно была не в настроении.
- Пойду проверю, как там Драко, - сказала она, поднимаясь из-за стола, и
вышла.
А Люциус застыл с бокалом, не донесённым до рта, поражённый внезапной
мыслью. А что если… Перепады настроения, отсутствие аппетита, слёзы –
всё было ужасно похоже на поведение Нарциссы во время беременности. И
даже то, что Дамблдор наконец оставил её в покое со своими заданиями…
Люциус вскочил, ещё не зная, что чувствует. Если его предположение
окажется правдой – как к этой новости относиться? Джин – его Джин, за
внимание которой он воевал даже с собственным сыном, – станет матерью и
больше уже никогда-никогда не будет принадлежать только Люциусу. Не
будет той тонкой трогательной девочкой, какой он всё чаще видел её в
последние несколько месяцев. Но зато у них будет общий ребёнок, который
раз и навсегда соединит их жизни без всяких оговорок вроде "поживём-
увидим". Её забота о Драко их тоже объединяла, но разве это можно сравнить
с тем, чтобы по-настоящему быть родителями малыша, в котором будут
перемешаны их частички, их магия… Но Драко – его первенец, его
драгоценный мальчик, дороже которого у Люциуса не было ничего – не
окажется ли он из-за этого отодвинут в сторону? Он так тянется к Джин, ища
замену потерянной матери, что если после рождения нового малыша он
окажется не нужен? Нет, Джин конечно никогда бы так не поступила, никогда
бы не отвергла нуждающегося в ней ребёнка, но будет ли в её сердце
достаточно места для сына Нарциссы? Сможет ли она любить их одинаково,
после того, как её впервые назовут "мамой"?
На смену этим вопросам пришли куда более неприятные мысли. Если Джин
знала о своём состоянии – а она не могла не догадываться – то, похоже, не
испытывала по этому поводу счастья. В последние дни она вообще была
совершенно не в себе. Даже Нарцисса, беременность которой проходила
тяжело и воспринималась ею как одна огромная жертва, первые месяцы
ходила с загадочной улыбкой, погружённая в себя и умиротворённая. Это
потом началась почти постоянная тошнота, затем кровотечения, одна
госпитализация за другой, противные на вкус зелья, капризы и обвинения
Люциуса в эгоизме. Может быть Джин не хочет этого ребёнка? Разве можно в
её положении по полдня проводить на ногах, в лаборатории, дыша
ядовитыми испарениями от котлов? Если только… если она не делает этого
нарочно. Люциус стиснул зубы. Нет, это было совсем не похоже на его Джин.
Наверное, она просто была растеряна. Ведь ситуация действительно была
тяжёлой, учитывая войну за стенами Хогвартса и то, что Люциус был
вынужден прятаться даже от обитателей замка. Вдобавок, официально он был
женат на другой женщине, и урегулировать этот вопрос в ближайшем
будущем не представлялось возможным. Где искать Нарциссу и каким
образом добиваться развода, считаясь недееспособным телом, – сейчас
казалось нерешаемой проблемой. Не самое простое время для рождения
малыша, но всё же ему не хотелось верить, что Джин может быть настолько
расстроена подобной перспективой. С ней надо было срочно поговорить,
успокоить, пока с ней не случилось то же, что с Нарциссой, магия которой
начала отвергать младенца. Целительница говорила тогда, что течение
беременности во многом зависит от настроя матери, что это верно даже для
маггловских женщин, а для ведьм имеет принципиальное значение – вот
почему в волшебных семьях редко рождаются нежеланные дети.
Люциус попытался собраться с мыслями, распланировать предстоящий
разговор прежде чем идти к Джин, но укротить ураган эмоций ему не
удалось. Осторожно выглянув в коридор, чтобы не столкнуться там с кем-
нибудь, случайно забредшим в тупиковый коридор больничного крыла,
Люциус поспешно нырнул в соседнюю дверь. Каждый раз переходя из
бывших комнат Джин в свои, он чувствовал себя отвратительно. Красться по
Хогвартсу, как вор… Жалко, что нельзя было объединить их комнаты общей
дверью – пронизанные магическими потоками стены не поддавались никаким
трансформациям, дополнительный проход можно было разве что продолбить
в каменной толще примитивным маггловским способом, что было бы
невозможно сделать бесшумно и быстро, а значит это неизбежно привлекло
бы ненужное внимание.
Свет был погашен – и в их спальне, и в комнате Драко. Люциус даже успел
подумать, что Джин, убедившись, что мальчик спит, снова сбежала в
лабораторию, но, когда глаза немного привыкли к темноте, увидел её силуэт в
глубине единственного кресла, оставшегося от старой обстановки бывшей
гостиной. Джин любила читать в нём перед сном или укачивать
проснувшегося среди ночи Драко. Но сейчас она просто забилась в него,
подобрав под себя ноги и свернувшись в калачик. Когда Люциус
приблизился, ему даже показалось, что он слышит, как её бьёт крупная
дрожь. Ничего удивительного – в комнате царил ужасный холод, несмотря на
закрытые окна и горящий камин.
- Джин, что с тобой? Ты заболела? - он опустился на корточки и протянул к
ней руки. Но когда ему удалось нащупать её ладони, они не были ледяными,
как он ожидал. Лоб тоже не был ни горячим, ни холодным. - Поговори со
мной, Джин!
- Мне плохо, - еле слышно произнесла она, и голос тоже дрожал. - Я больше
не могу…
- Скажи мне, что сделать? Хочешь, я позову Помфри? Или Дамблдора? Или
нужны какие-нибудь зелья? - она лишь мотала головой. - Джин, не пугай
меня! Нет ничего непоправимого, мы придумаем что-нибудь, всё будет
хорошо. Только скажи, что случилось?
Она со всхлипом уткнулась лицом в его плечо.
- Не-могу-не-могу-не-могу… - надсадным шёпотом повторяла она, и её всё
сильнее знобило.
Люциус потянул из руки Джин палочку, для чего пришлось разжимать её
пальцы, сведённые судорогой, подкинул в камин ещё пару поленьев и разжёг
огонь посильнее, а потом закутал её в плед. Она слабо вырывалась и говорила
что-то совсем уж непонятное, как будто бредила: то просила у кого-то
прощения, то твердила, что она не виновата, потом бормотала совершенно
невразумительную ерунду про крыс и бабочек, и Люциус уже всерьёз
собрался плюнуть на всё и тащить её к Дамблдору, как вдруг она посмотрела
на него прояснившимся взглядом, словно только начиная осознавать, кто она
и где.
- Люц… - дрожащая рука коснулась его щеки, как будто Джин хотела
убедиться в его реальности. - Я – чудовище, - она перевела пустой взгляд на
огонь, и некоторое время они сидели молча. В комнате постепенно теплело. -
Мне нет прощения.
- Что ты сделала, Джин? - спросил он, с трудом протолкнув эти слова сквозь
пересохшее горло. Он уже успел почти забыть версию, с которой шёл к ней, и
теперь ему было безумно страшно услышать от неё признание, что она
сделала что-то с ребёнком. Это был бы конец. - Скажи мне, что ты сделала?
- Ничего. Я не сделала ничего.
Она вновь посмотрела на него лихорадочно блестящими тёмными глазами, и
на лице была такая мука, что ему захотелось бежать как можно дальше от
этой искажённой маски – воплощения боли, которую он не мог облегчить, и
вины, которую он не понимал. Сбежать, чтобы не чувствовать себя таким
бессильным, неспособным ничем ей помочь. Чтобы за жалостью следом не
нахлынула злость – на её хрупкость и уязвимость в сочетании с невозможной
скрытностью, на недоверие к нему и на свою собственную растерянность.
И в этот момент метка вспыхнула болью. Это было совершенно не похоже на
вызов Лорда – кровожадная мерзкая тварь, расправляющая свои клешни и
тянущая из него энергию. Сейчас же на предплечье словно капал
раскалённый метал, прожигая дыру насквозь. Люциус дёрнулся всем телом,
сцепив зубы, понимая, что, если эта пытка продлится ещё хотя бы несколько
минут – он не сможет не орать от боли и напугает Драко. Зато Джин как будто
пришла в себя и сразу же кинулась к нему, но это нельзя было успокоить
объятьем, наоборот – хотелось кататься по полу или крушить мебель, и
кричать, кричать, срывая голос.
Казалось, это длилось вечность, хотя в действительности, может быть,
прошло всего несколько секунд. В глазах у Люциуса потемнело, и он уже
ожидал, что сознание отключится, как вдруг всё прекратилось. Остались
лишь цветные пятна, пляшущие перед глазами, лёгкий звон в ушах и привкус
крови во рту от прокушенной губы. Он поднялся с пола и, с трудом
добравшись до кресла на ватных ногах, рухнул в него.
- Ты как? - спросила его Джин таким деловитым тоном, как будто это не у неё
только что была непонятная истерика и как будто Люциус был пациентом,
которому она готовилась выписать перцовое зелье.
- Кошмарно, - прохрипел он и закатал рукав рубашки.
Джин издала слабый звук – не то удивления, не то испуга. Знак Мрака, ещё
утром выглядевший как угольно-чёрная татуировка, сейчас был еле заметен.
Люциус чувствовал, что клеймо осталось – там, глубоко под кожей, но
разглядеть его очертания мог теперь лишь тот, кто знал, как метка выглядела
раньше. Джин провела пальцем по его руке, от локтя до запятья, а затем
вложила свою ладонь в ладонь Люциуса, и он благодарно пожал её.
- Ну вот… - сказала она неопределённо, но он отлично понял, что это
означало. "Ну вот ты и свободен". - Мне нужно идти.
Подобрав с пола свою палочку, она встала одним резким движением.
- Подожди! Куда ты собралась – сейчас?!
- К Дамблдору. Это важно, Люциус, пожалуйста. Останься с Драко.
- Ты же никуда не уйдёшь из замка? - спросил Люциус, вдруг ощутивший, как
между ними стремительно разрастается неизвестно откуда взявшаяся
трещина. - Джин, ответь мне!
- Не уйду, - устало сказала она. - Теперь уже некуда идти.
Люциус не успел даже подняться из кресла, как она уже исчезла за дверью,
посчитав разговор законченным. У победы был отчётливый привкус беды.

***

Камин директорского кабинета был для неё разблокирован, словно Дамблдор

ждал, что она появится. Конечно – он всегда всё понимал. Каждый раз, как
что-то случалось, Джин видела на его лице одно и то же выражение. "Бедная
девочка, ты и это знала…"
Но сегодня было совсем не похоже на то, что было раньше. Не только потому,
что это был единственный раз, когда Джин была известна точная дата и время
нападения. Джеймс и Лили стали первой жертвой, значение которой она хотя
бы понимала. Как повлияло бы на будущее, если бы остались в живых
Доркас, или Фабз, или Кэрадок, или Боунсы, – Джин не знала. Может быть
этих смертей можно было бы избежать, может быть время простило бы ей это
вмешательство? Эта мысль преследовала её так упорно, что ей начало
казаться – с гибелью родителей Гарри смириться будет легче, по крайней
мере они умерли не напрасно. Но оказалось, что от этого в тысячу раз хуже.
Теперь она чувствовала себя палачом. Оправдывать своё бездействие тем, что
в смерти Поттеров был смысл… это было чудовищно. И чудовищнее всего,
что Джин с этим справилась.
Не умерла от боли, не сломалась, даже так и не потеряла контроль над
магией. Она не знала, кому больше обязана этим – Люциусу, удержавшему её
на грани реальности, или собственному чувству самосохранения, которое
оказалось гораздо сильнее, чем можно было ожидать. Но осознавать, что она
выстояла, смирилась, наконец успешно отгородилась от своей
непростительной вины, – было ужасно. Раньше она думала, что перегорела
тогда, вместе с листком расчётов, превратившимся в пепел на её глазах.
Вместе с её первой и последней попыткой бросить вызов времени и смерти.
И всё-таки тогда она по крайней мере чувствовала боль. А вот сейчас от
живых чувств и нормальных человеческих реакций и вправду остались одни
почерневшие головешки.
"Наверное, я уже никогда не смогу плакать", - отстранённо подумала она,
глядя в полные сочувствия глаза Дамблдора, появившегося из дальней
комнаты.
- Джин, - она кивнула, давая ему знак продолжать, - я только что получил
ужасное известие от нашего наблюдателя из Годриковой лощины.
- Джеймс и Лили, - Джин не опустила взгляда. - Говорите, Альбус, истерик
больше не будет.
Теперь он смотрел на неё с жалостью, как на неизлечимо больную. Что
поделать, такой она теперь и была – эмоциональный урод, ампутант с
обрубком души…
- Волдеморт пришёл за ними лично. Пришёл за мальчиком…
- Гарри, - машинально поправила его Джин, и тут же её охватил такой ужас,
что ослабели колени. А вдруг она всё-таки что-то изменила, что если в этой
реальности Гарри тоже не выжил?!
- Сядь, сядь, - Дамблдор подхватил её под локоть и помог опуститься в
кресло. - Воды?
- Нет, - она помотала головой. - Гарри…
- Гарри жив, - уверил её он, ободряюще похлопав по плечу. - Хотя, судя по
словам свидетелей, Волдеморт послал в него убивающее проклятье.
- Свидетели… - горько повторила Джин.
- Да. Когда защитные чары пали, местные жители смогли видеть дом. Было
три вспышки зелёного света, но никто так и не вышел наружу. Потом один
смельчак пробрался к окну и увидел, что ребёнок жив. Я собираюсь
отправить за ним Хагрида – не думаю, что кто-нибудь наберётся храбрости
зайти внутрь, хотя Волдеморта там точно нет.
- Нет, - как во сне подтвердила Джин. - Метка Люциуса исчезла.
- Совсем исчезла? - глаза Дамблдора остро блеснули.
- Волдеморт вернётся, Альбус, - мрачно пообещала Джин. - Он развоплотился
не навсегда.
- Что ж, я так и думал, - вздохнул он. - Джин, мне надо поторапливаться. За
эту ночь надо успеть многое…
- Подождите! - она удержала его за локоть. - Не отдавайте Гарри в семью его
тёти!
- Ты и это знаешь… - Дамблдор задумчиво пощипал бороду. - В таком случае,
предполагаю, именно у тёти Гарри и жил, - она смущённо потупилась. -
Джин, ты опять за своё!
- Ну пожалуйста! - взмолилась она. - Гарри может жить здесь. Я обещала
Лили, поймите! Я ей обещала…
- Джин, не надо. Даже если забыть о твоём предполагаемом невмешательстве
в события - Гарри нуждается в защите. Защите материнской крови, которую
ему дала Лили.
- Но в Хогвартсе ничуть не менее безопасно, - возразила Джин. - По крайней
мере ближайшие десять лет…
- А потом? - поинтересовался Дамблдор, и сказать на это было нечего. - Вот
видишь. Если защиту крови не активировать сейчас, то по прошествии
времени она уже не заработает. И не уговаривай меня нарушить
предопределённое… - он вдруг замолчал, прислушиваясь, а затем махнул
палочкой, открывая входную дверь. - А, Северус, заходи!
Обернувшись, Джин увидела на пороге Северуса, который сейчас больше
напоминал привидение, чем живого человека.
- Директор, - хрипло начал он и был вынужден прокашляться прежде, чем
смог продолжить, - произошло что-то странное…
- С меткой? - уточнил Дамблдор, и Северус кивнул. - Джин, ты не могла бы…
Мне действительно надо поскорей дать Хагриду инструкции.
- Идите, - безжизненно согласилась она. - Я всё расскажу ему.
- Что случилось?! - практически заорал Северус, заступая дорогу Дамблдору.
- Что это значит?
Джин обняла его за костлявые плечи, для чего ей пришлось привстать на
цыпочки.
- Пойдём к нам, Северус, поговорим.
Он, как оглушённый, позволил подвести себя к камину, в то время как
Дамблдор, послав Джин извиняющийся взгляд, исчез за дверью.
- Джин, скажи мне, - попросил Северус, когда она уже взяла горшочек с
дымолётным порошком. - Скажи мне – что-то с Лили, так ведь?
Его вещее авгурское сердце уже всё знало, но разум не хотел принять эту
истину. Джин перенесла их обоих в больничное крыло и потянулась было к
полке с зельями, чтобы взять флакончик с успокаивающим, но Северус
перехватил её руку.
- Это не понадобится, - сказал он таким тоном, что Джин поняла – теперь в
замке будет два эмоциональных инвалида. - Просто скажи мне. Скажи!
Он встряхнул её за плечи, жёсткие пальцы вцепились так, что причиняли
боль, но это было правильно. Эта холодная ярость – она должна была быть
направлена на Джин, хоть Северус этого и не знал. Было только справедливо,
что именно она, предательница, стояла сейчас перед своим другом, подбирая
слова, чтобы сообщить ему чёрную весть. Как и то, что, когда она наконец
решилась, он молча выслушал её, развернулся и ушёл.
А Джин, чувствуя себя древней старухой, осталась стоять посреди коридора.
И вдруг так ясно увидела прямо перед собой мраморное надгробие на
заснеженном кладбище в Годриковой лощине, что даже перехватило дыхание.
И тогда, боясь спугнуть это видение, она, как зачарованная, подняла палочку
и наколдовала венок из морозника. А когда её обняла за плечи тёплая рука и
осторожно, но настойчиво повела куда-то, Джин на мгновенье показалось,
что это Гарри. И она крепко зажмурилась, чтобы не разрушить волшебство. А
знакомый, хоть и полузабытый голос произнёс так отчётливо, как будто
наяву: "Последний же враг истребится – смерть".

Глава 37.
Несколько дней Люциус метался, пытаясь собрать воедино свой
разваливающийся на глазах мир. Северус и Джин, одинаково неживые и
погасшие, забились по разным углам и их нужно было буквально заставлять
есть, спать, двигаться – делать хоть что-то, кроме бессмысленного созерцания
им одним видных картинок прошлого. А Драко, болезненно реагировавший
на тягостную атмосферу вокруг, как с цепи сорвался, не давая передышки ни
днём, ни ночью. В общем, если Люциус когда-нибудь и осмеливался мечтать
об освобождении от Лорда, то определённо представлял эту свободу
совершенно не так.
За стенами замка в это время продолжалась жизнь. Магическая Британия
пережила первую волну эйфории и вернулась к своему обычному
полусонному состоянию, которое время от времени нарушалось свежими
известиями об очередном пойманном или упущенном подручном
Волдеморта. Дамблдор лично позаботился о том, чтобы дело Северуса было
рассмотрено закрытым судом одним из первых, после чего тот, полностью
оправданный, смог вернуться к преподаванию. Зная специфическое
отношение друга к своей профессорской должности, Люциус был сильно
удивлён, когда Северус решил остаться в Хогвартсе. И ещё больше – когда
стало ясно, что преподавательская рутина действительно помогла ему
выбраться из депрессии и стать почти самим собой.
Джин понадобилось больше времени, чтобы придти в себя. С каждым днём
Люциус всё сильнее жалел, что его предположение насчёт беременности не
подтвердилось, потому что на детской теме она явно была повёрнута. Точнее
– на одном конкретном ребёнке. Люциус не знал, что за особая связь была у
Джин с семьёй Поттеров, но судьба Мальчика-Который-Выжил была чуть ли
не единственным, что её вообще заботило. Она практически каждый день
отправлялась к Дамблдору с очередной попыткой уговорить того доверить ей
опеку над маленьким Гарри и каждый раз возвращалась ни с чем. А однажды,
проснувшись среди ночи, Люциус обнаружил, что Джин укачивает Драко,
тихонько напевая ему колыбельную, а по лицу её текут слёзы. С этого
момента всё стало почти совсем как раньше. Северус снова стал приходить к
ним на завтраки и по вечерам. Вдвоём с Джин им было легче переносить свои
потери, Люциус даже порой чувствовал себя лишним, когда они надолго
замолкали и придвигались ближе, ища поддержки друг у друга, а не у него.
Но главное, что оба были рядом с ним и что они справлялись.
Всё рухнуло в одночасье.

***

В дверь постучали, когда Джин, Драко и Люциус только вернулись с

"прогулки".
Они по-прежнему не рисковали выходить куда-то за пределы больничного
крыла и гуляли на террасе. Теперь, когда на самом деле был выбор, стены
давили не так сильно и можно было подождать ещё немного – пока будут
пойманы все беглые "коллеги" Люциуса, по крайней мере самые опасные, и
пока решится вопрос с его собственным статусом. Конечно, если бы против
Люциуса выдвинули обвинение, Дамблдор не стал бы помогать ему
скрываться от правосудия. Да Люциус и сам бы не собирался бегать и
прятаться. Но ожидать следствия предпочитал на свободе, и незачем было
напоминать о себе лишний раз. Ему было хорошо в Хогвартсе, и он не
торопился возвращаться во внешний мир. Этот мир сам ворвался в его тихую
гавань, взбаламутив и разрушив всё, что Люциус так тщательно строил.
– К тебе гости, – коротко доложила стоявшая за дверью Помфри, и по её
поджатым губам было понятно, что она совершенно не в восторге от
упомянутого визитёра. – Можете поговорить в моём кабинете.
Поблагодарив её, Люциус вышел в коридор, гадая, почему Помфри не
пригласила таинственного гостя в их комнаты. Ответ на этот вопрос он
получил, как только заглянул в кабинет медсестры и почувствовал знакомый
сладкий запах духов. Первым импульсом было развернуться и бежать прочь.
Слишком поздно.
– Люци, милый! – Нарцисса, стоявшая у окна, обернулась на звук
открывшейся двери и тут же кинулась к нему. – Ты справился… справился с
проклятьем! Какое счастье! – голубые глаза немедленно наполнились
слезами, и Нарцисса повисла у него на шее, отчаянно всхлипывая.
Люциус стоял, как громом поражённый, совершенно не представляя, как
реагировать. Между тем Нарцисса продолжала лепетать что-то о том, как она
была неправа, как виновата, как она ужасно скучала по нему и по Драко…
Когда прозвучало имя сына, Люциус наконец очнулся и осторожно отцепил
от себя её руки, отступая на шаг.
– А сейчас ты чего хочешь, Цисси? Это, конечно, трогательно, что мы ещё не
окончательно стёрлись из твоей памяти…
– Как ты можешь так говорить?! – перебила она с искренним возмущением. –
Не было ни дня, чтобы я вас не вспоминала. Я люблю вас и хочу, чтобы мы
были вместе!
– Забавный ты выбрала способ это доказать, – он вновь сделал шаг,
отодвигаясь от неё, – сбежав в самый тяжёлый момент.
Нарцисса уронила залитое слезами лицо в ладони, её хрупкие плечи
трагически вздрагивали с каждым судорожным вздохом. Люциус терпеливо
дожидался, пока она придумает, что ответить. Наконец Нарцисса справилась
с собой и заговорила дрожащим голосом:
– Это жестоко с твоей стороны, Люц! Жестоко – и несправедливо. Ты сам –
сам втянул нас в этот кошмар. По твоей вине мы с Драко чуть не погибли. Ты
хоть представляешь, как мне было страшно? Я всего лишь слабая женщина,
чего ты от меня хотел?! – она уже почти кричала высоким, срывающимся на
визг голосом. – Гриффиндорской отваги?! Тебе, слизеринцу, должно быть
понятно чувство самосохранения, в конце концов! Люц, пожалуйста… – она
ухватила его за рукав, умоляюще заглядывая в лицо. – Я же оставила Драко в
безопасном месте, там, где его могли защитить, где о нём могли
позаботиться!
– Ну, не переживай так, – холодно ответил он, высвобождая руку. – О нём и
сейчас есть кому позаботиться.
– Но сейчас всё по-другому! Ты поправился, Лорда больше нет – мы можем
вернуться домой. Я была там. Я видела твоего филина – он совсем одичал. И
вот ещё – посмотри! – Нарцисса начала отчаянно копаться в глубоком
кармане мантии, и Люциус почему-то сразу понял, что она ищет. – Белла её
вернула. Мы говорили с ней, она сожалеет…
Он, как во сне, протянул руку и забрал у Нарциссы свою палочку, чувствуя,
что вновь становится цельным.
– Спасибо! – искренне поблагодарил он, но тут же отшатнулся от её
воодушевлённых объятий. – Мы с Драко будем тебе писать.
Судя по опасно сощуренным глазам, до Нарциссы наконец дошло, что всё не
получается так гладко, как она запланировала.
– Ты не можешь так со мной поступить, – прошипела она угрожающе. – Вы –
моя семья, и я не собираюсь отступать. Если ты решил бросить меня, то
готовься расстаться и с Драко. Я не позволю, чтобы моего сына растила эта
грязнокровная девка…
– Убирайся! – Люциус схватил Нарциссу за локоть и поволок её к выходу,
преодолевая нешуточное сопротивление. – Убирайся, пока я…
В этот момент дверь распахнулась. На пороге стояла Джин, сияющая такой
ненатурально-солнечной улыбкой, что даже глаза заболели.
– Цисси, дорогая! – воскликнула она радостно, оттесняя Люциуса от
Нарциссы и награждая её поцелуем в щёчку, от которого та скривилась, как
от порции костероста. – Наконец-то ты вернулась! Драко, подойди,
поздоровайся с мамой…
Люциус заледенел, беспомощно наблюдая, как сын нерешительно
приближается к присевшей на корточки Нарциссе, как она стискивает его в
объятьях и покрывает удивлённое личико поцелуями, как Джин смотрит на
всё это с удовлетворённой улыбкой…
– Выйдем, – процедил он, буквально выталкивая Джин в коридор. Она
спокойно подчинилась, позволив притащить себя в их гостиную, где он
практически швырнул её в кресло, с ужасом чувствуя себя способным в
данный момент причинить ей физическую боль. Чувствуя, что хочет сделать
ей больно. – Что ты творишь?! Драко только-только начал её забывать!
– А ты считаешь правильным, что твой ребёнок забывает родную мать? – её
невинно-удивлённый тон выводил из себя, и Люциус заставил себя тоже
сесть, чтобы сдержать агрессию.
– Моему ребёнку не нужна такая мать. Мать, которая бросила его, сбежала,
предала нас обоих!
– Послушай, Люциус, – сказала она серьёзно, и он понял, что всё уже
решено. Джин всегда умудрялась решать их судьбу за двоих. – Нельзя же
так… жестоко. Она ошиблась, но она всё ещё мать Драко. И твоя жена.
– Ты веришь в то, что сейчас говоришь?
– Разумеется, – отрезала она. – Ты же знал, что мы с тобой – это не навсегда.
Ты согласился.
– Но почему? Почему мы не можем быть навсегда?
– Потому что, как бы ты на неё ни злился, но Драко нужна мать. А тебе –
жена, соответствующая твоему положению.
– Какое ещё положение? – фыркнул он. – Джин, я практически вне закона.
– Да брось! – произнесла она беспечно. – Если тебе и предъявят обвинение в
чём-нибудь, заявишь, что был под Империо. Прямых улик против тебя, как я
понимаю, быть не может. Значит, оправдают. А остальное сделают деньги. Не
успеешь оглянуться, как сможешь строить карьеру в Министерстве –
помнишь, ты мечтал?
– Это были не мои мечты, – возразил Люциус. – Я бы хотел остаться здесь.
Мог бы преподавать…
– Люциус, это смешно, – опять этот невыносимый поучительный тон. – Твоё
место не здесь…
– Решила поиграть в благородство, Найтли? – осведомился он светским
голосом, в то время как внутри бурлила ярость.
– Нет, боюсь, как бы слизеринская клятва верности не посчитала увод чужого
мужа за причинение вреда.
– Увод? Найтли, я что – лошадь?
– Нет, ты, похоже, осёл, – она изобразила улыбку. Слишком много улыбок для
одного дня. Если б хотя бы одна из них была искренней… – Подумай сам, что
сделает Нарцисса, если ты её вот так бросишь. Ты не только потеряешь сына,
но и сядешь в Азкабан.
– Очаровательно! – Люциус наградил её издевательскими аплодисментами. –
И ты предлагаешь мне продолжать семейную жизнь с женщиной, которая, по-
твоему, способна на такое?
– Оскорблённая женщина способна на многое. Ты же не хочешь проверить
это на практике?
– А ты, Найтли, ты вообще женщина? Как ты можешь так спокойно… Или
мы с Драко никогда не были тебе нужны?
Какой бы феноменальной ни была её выдержка сейчас, при этих словах в
лице что-то дрогнуло. Джин встала и повернулась лицом к окну, как будто на
террасе происходило что-то ужасно интересное.
– Это сейчас неважно. То, что было у нас, кончилось. Дальше так нельзя.
Он сделал к ней шаг, ещё не зная, хочет ли обнять или встряхнуть, смять,
искорёжить, вернуть сторицей её чудовищную жестокость, но она резко
обернулась – и в руке уже была палочка. Та, которую он почти привык
считать своей – так же, как и женщину, смотревшую на него насторожённо,
как будто она и вправду считала его способным напасть. Это было больно.
– Нарцисса будет тебе хорошей женой, поверь мне, – как ни в чём не бывало
продолжила Джин, не опуская палочку. – Ты вернёшься в свой дом со своей
семьёй, чего тебе ещё надо?
– Тебя, – он с вызовом уставился в её предостерегающе сощуренные глаза.
– Я не обещала тебе себя, – холодно ответила она.
– У тебя передо мной долг жизни, – почти прошептал он губами, как будто
онемевшими от этого холода в её голосе.
– Я его вернула, Люциус, – снисходительно напомнила она, слегка поддёрнув
рукав мантии – достаточно, чтобы обнажить запястье.
И это было последней каплей. Люциус выскочил из комнаты, впервые в
жизни хлопнув дверью.
"Не надейся так просто от меня отделаться!" – подумал он про себя, торопясь
по коридору в кабинет Помфри, чтобы увести сына от Нарциссы, пока она не
исполнила свою угрозу и не забрала его из замка.

***

– Боюсь, мистер Малфой, что ничем не могу вам помочь, – Дамблдор

откинулся на спинку кресла, посматривая на Люциуса поверх очков. – В
данный момент преподавательский штат полностью укомплектован. Разве
что… есть одна вакансия, точнее, будет через неделю. Но я сомневаюсь, что
вас она устроит.
"Можете хоть завхозом меня назначить, господин директор", – подумал
Люциус, перехватывая крутящегося на коленях Драко поудобнее.
– Я хочу получить работу в Хогвартсе, – ровным голосом повторил он.
– Что ж, в таком случае вы можете занять должность штатного зельевара при
больничном крыле. По правде говоря, я собирался разделить эту ставку
между Северусом и Поппи, но если…
– Что вы хотите этим сказать? Джин увольняется?
"Это, должно быть, ошибка! Она была здесь всегда, она неразделима с
Хогвартсом…"
– А вы не знали? – удивился Дамблдор. – Она написала заявление, как
положено, за месяц – ещё в начале ноября.
Люциусу показалось, что кресло под ним закачалось. "В начале ноября… Всё
это время… Неудивительно, что она так обрадовалась возвращению
Нарциссы! Сдать с рук на руки надоевшего…" Незаконченная фраза
продолжала упорно крутиться в голове, потому что он даже не мог теперь
сказать, кем являлся для Джин.
– Мистер Малфой! – окликнул его Дамблдор, возвращая в реальность. – Так
вам нужна эта работа?
– Нет, вы правы, господин директор, это меня не устраивает, – ответил он, как
во сне. – А куда Джин собирается?
Дамблдор кашлянул выразительно.
– Простите, мистер Малфой, но я не могу с вами обсуждать планы мисс
Найтли…
– Потому что вы опять собираетесь использовать её в операциях? – зло
бросил Люциус. – Пытаетесь спасти мир чужими руками? Посылаете в бой
женщин, сидя в своей высокой башне…
– Вы забываетесь, мистер Малфой, – перебил его Дамблдор, судя по
холодному тону, сильно задетый последними словами. – В какой-то мере вас
извиняет искреннее беспокойство за жизнь мисс Найтли, и только поэтому я
отвечу на ваш вопрос. Нет, она больше не собирается участвовать ни в каких
операциях ни в каком качестве. Остальное – не ваше дело. Но у меня есть
кое-что… – он наклонился, нашаривая что-то в глубине стола, и извлёк оттуда
астролябию. – Кажется, это ваше, возьмите. И прощайте.
Люциус, ни говоря ни слова, протянул руку, принимая первый и последний
дар Джин. Только теперь это был бесполезный медальон, мёртвый кусок
металла, в котором больше не было ни её магии, ни её любви. Одна лишь
память.

***

Вернувшись в свои комнаты, Люциус даже не сразу их узнал. Вся мебель,

переставленная два месяца назад, вернулась на место. Их спальня вновь
превратилась в стандартную гостиную, а в кресле, которое раньше стояло в
комнатах Джин и считалось креслом Северуса, сидела непривычно поникшая
Нарцисса. При его появлении она нервно пригладила мантию и уставилась на
Люциуса огромными умоляющими глазами.
– Что мне сделать, чтобы ты меня простил? – спросила она тихо.
– Возвращайся в Европу. Или где ты там пропадала с лета?
Люциус обошёл комнату, заглянул в "детскую" и вернулся к камину, вдруг
осознав, что здесь нет и не может быть его вещей. Ту одежду, что была
куплена Джин для Драко, не имело никакого смысла забирать в Малфой-
мэнор, а больше здесь не было ничего.
– Где ты оставил Драко? – в её голосе было искреннее беспокойство. –
Люциус, я не позволю тебе отнять у меня сына!
– Не волнуйся так, – Люциус уселся напротив неё на диван, ещё совсем
недавно бывший их кроватью, с которой встрёпанная Джин встала только
сегодня утром. – Драко гуляет с Северусом.
Лицо Нарциссы немного расслабилось, но поза оставалась всё такой же
напряжённой.
– Мне очень жаль, что я… Я ошиблась, Люциус, пожалуйста! Как будто ты не
хотел бы исправить свои ошибки, если бы мог!
– Конечно, – спокойно ответил он. – Хотел бы. Но я не могу. И ты не можешь.

– Но я же вернулась! – почти выкрикнула она в отчаяньи. – И я очень-очень

хочу всё исправить.
– Тут уже нечего исправлять, – он встал и склонился над ней, оперевшись
руками на подлокотники кресла. Нарцисса нервозно вжалась глубже в спинку.

– Люциус, мы всё ещё семья, – залепетала она слабым голосом. –

Пожалуйста, давай вернёмся домой. У тебя будет время обо всём подумать и
спокойно решить…
– Я уже всё решил, Цисси, – прошипел он ей в ухо. – Я с сыном возвращаюсь
домой. А ты можешь отправляться, куда хочешь.
– И в Малфой-мэнор? – уточнила она с лёгкой тенью торжествующей
улыбки.
– Дом большой, – он пожал плечами, – и Драко действительно нужна мать.
– Действительно? – она наморщила носик. – Что ж, в таком случае… – она
попыталась встать, но Люциус продолжал нависать над ней, – встретимся
дома. Я буду ждать – тебя и Драко.
– Не так быстро, дорогая, – он прижался губами к её шее, чувствуя, как
участился пульс на сонной артерии. – У меня есть условия.
– Ка… какие условия? – она попыталась отстраниться, но двигаться уже было
некуда.
Люциус намотал на палец светлый локон и потянул к себе. Теперь её
встревоженное лицо было в дюйме от его, а в огромных сияющих глазах
плескалась паника. Насладившись своей властью, он наконец впился в
мягкие губы злым поцелуем, наказывая её за этот дурацкий спектакль. Она
издала протестующий звук и попыталась вырваться, но Люциус только
усилил давление. Он оторвался от неё, лишь когда кровь начала гулко бухать
в ушах – за секунду до того, как контроль над ситуацией был бы
окончательно утерян. Её затуманенный взгляд начал проясняться, а на щеках
немедленно вспыхнул яркий румянец.
– Итак, моё условие… – продолжил Люциус, как ни в чём не бывало. – Ты
расскажешь мне, за каким боггартом тебе всё это понадобилось.
– Не понимаю, – зачарованно произнесла она, непроизвольно облизнув губы.
– Не понимаешь? – зарычал он угрожающе. Хотелось вновь накинуться на
неё, вмять в кресло, сокрушить – но от этого было хуже только ему самому. –
Не считай меня таким кретином, Найтли. Ты неплохо потрудилась над
образом, надо признать, но сама затея была совершенно идиотской. Так
зачем?
– Я не сказала ничего, чего бы не сказала она, – в усталом голосе отчётливо
были слышны защитные нотки. – Просто Нарцисса слишком переживает, она
могла наговорить лишнего. И ты… ты тоже мог бы сказать ей что-нибудь, что
было бы трудно простить. Поэтому…
– А как ты уговорила её? И куда она вообще делась? – Люциус сел на
прежнее место – подальше от неё, от её тепла, к которому его так тянуло.
– Нарцисса ничего не знает. Она просто отправилась в Малфой-мэнор. Я
сняла волос с её мантии и… – Джин взглянула на него исподлобья. – Да, это
было глупо, но я хотела, чтобы ты простил её. Я думала, что смогу
объяснить… Прости, я просто идиотка.
– Хуже то, что ты – идиотка, которая считает себя умнее других. Настолько,
что возомнила себя вправе играть чужими жизнями. Как будто я без тебя не в
состоянии разобраться с собственной женой. И какое тебе вообще дело?!
От его неожиданного крика она съёжилась, как будто Люциус её ударил.
– Я виновата, – почти неслышно ответила она. – Это я виновата, что она тогда
уехала. Что ты… что мы… этого не должно было случиться! Так
неправильно! Я всего лишь надеялась исправить свои ошибки…
– Я не ошибка, Джин, чтоб тебя, не ошибка! – заорал он, вновь вскакивая на
ноги. – Это всё, что ты можешь сказать про нас?!
– Так не должно быть, – она закрыла лицо руками. – Пожалуйста, не надо…
Всё пройдёт.
– Не говори мне, что мне чувствовать, – процедил он сквозь стиснутые зубы.
– После того, как ты вышвырнула меня и Драко из своей жизни. Совсем как
господин директор – из своего замка. Я бы и без твоих интриг вернулся в
Малфой-мэнор. Но тебе непременно понадобилось проконтролировать,
чтобы всё обязательно состоялось по твоему плану. Ну, радуйся, что же ты!
Она только ниже опустила голову. И Люциус вдруг подумал, что она
действительно никогда не обещала ему себя. А он загонял её в угол, пока не
добился того, что она стала способна на всё – лишь бы отделаться от него.
Так что винить оставалось только себя. За то, что снова поверил, что чудеса
случаются. Поверил, что он достоин чуда. За то, что беспечно пропускал
мимо ушей все её "но" и "пока что".
– Прости меня, – повторила она, выпрямляясь и глядя прямо на него сухими
глазами. – Мне больше нечего сказать, кроме того, что мне ужасно жаль.
– Тогда лучше молчи. Дико слышать её голос, когда я говорю с тобой, – на
самом деле он просто больше не мог выносить весь этот поток извинений,
которые вновь напоминали, что всё это было досадной ошибкой, её
неправильным решением, Мерлин побери!
– Так всё-таки, как ты понял, что я не Нарцисса?
Старая добрая Найтли со своим неистребимым научным интересом… На неё
невозможно было продолжать злиться, когда она загоралась жаждой знания.
К счастью для Люциуса, она по крайней мере не осознавала, какой
безграничной властью обладала, с этой вечно закушенной губой и
нетерпеливо блестящими глазами – даже сейчас, когда вместо лица у неё
была чужая маска.
– Я знаю Нарциссу двадцать лет, Найтли, – терпеливо начал он. – Из которых
восемь мы прожили вместе. Неужели ты всерьёз думала, что тебе удастся
сыграть её так, чтобы я ничего не заподозрил? Твоё поведение было
странным с самого начала. Но, возможно, до многосущного я бы додумался
нескоро, если бы не твой запах.
– Не может быть! – запальчиво возразила Джин. – Поппи создала отличную
парфюмерную иллюзию…
– Поппи… – хмыкнул он. – Да, духи Нарциссы сымитированы безупречно.
Но ты буквально пропитана запахом зелий. Это не замаскировать никаким
ароматом.
– Ясно, – протянула она таким тоном, как будто мысленно ставила себе
галочку – "учесть на будущее". – Действительно, глупо получилось.
– Глупо, – Люциус усмехнулся. – У тебя просто талант выбирать не те слова.
– Прости, – машинально ответила она.
– Найтли, хватит извиняться, не могу больше этого слышать, – простонал он,
и на её лицо вновь вернулось виноватое выражение.
– Тогда давай прощаться? – Джин поднялась из кресла и сделала
неуверенный шаг к нему навстречу.
– Это правда, что ты уезжаешь из Хогвартса? – она кивнула. – Можно будет
тебе писать?
– Нет. Я буду ненаходима для сов, прости. Я покидаю магический мир.
Совсем.
Люциусу показалось, что он ослышался.
– Ты собираешься жить среди магглов? Джин, ты в своём уме?!
– А чем плох маггловский мир? – спросила она, мгновенно ощетинившись.
– Тем, что ты – ведьма. Талантливая, могущественная ведьма, которая решила
похоронить себя в болоте серости и бездарности. Ты столького могла бы
добиться теперь, когда война закончилась! Я бы помог тебе…
Джин скривилась.
– Моё блестящее будущее, Малфой, мы обсудили ещё десять лет назад. Это
твоя дорога, а не моя, – она вдруг посмотрела задумчиво. – Но прежде, чем я
оставлю магический мир, мне действительно понадобится твоя помощь. У
тебя же есть связи в Министерстве?
– Не уверен. Сама понимаешь, я подрастерял свою популярность.
– Галеоны никогда не сдают позиций, – фыркнула она. – Люциус,
пожалуйста, это очень важно для меня.
Серьёзный тон Джин в сочетании с капризно-умоляющим личиком Нарциссы
и её мелодичным голосом – это было убийственное сочетание.
– Говори, а я подумаю, что можно сделать.
Она тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.
– Мне необходимо увидеться с Сириусом Блэком. Пока его ещё не отправили
в Азкабан.
Если Люциус и ожидал чего-то, то совершенно не этого. Беспокойный
двоюродный братец Нарциссы, обвиняемый в массовом убийстве магглов,
человек, которого после смерти Поттеров Северус считал своим кровным
врагом, – зачем он мог понадобиться Джин?!
Похоже, она прочитала сомнения на его лице, потому что тут же добавила со
всей серьёзностью:
– Клянусь, что не стану ни организовывать ему побег, ни устраивать самосуд.
Мне просто нужно сказать ему кое-что.
– Хорошо, Найтли, я попробую, но ничего не обещаю. Если получится –
пришлю тебе сову, так что задержись на несколько дней в Хогвартсе.
– Спасибо! – на секунду Люциусу показалось, что она хотела кинуться ему на
шею.
– Пока не за что, – надо было идти прямо сейчас, но он, как идиот, стоял и
ждал, что она сделает или скажет хоть что-нибудь. Напряжённое молчание
слишком затянулось. – Ты хочешь попрощаться с Драко?
Вот теперь Люциус видел, что ей тоже плохо, но от этого ему не стало легче.
– Нет, – наконец ответила она и даже помотала головой для верности. –
Пожалуйста, уходи.
– До свиданья, Найтли, – выдавил он, уже стоя на пороге.
– Прощай, – отозвалась она, не поднимая глаз.
Шагая по коридору больничного крыла, Люциус думал, что нужно было хотя
бы дождаться, пока закончится действие многосущного зелья. Потому что его
вдруг охватил панический страх, что он уже не может вспомнить её лицо и
голос. Это было похоже на то, как сон, который в течение нескольких минут
после пробуждения кажется логичным и чётким, при первой же попытке
пересказать его или хотя бы зафиксировать для себя превращается в
бессмысленный набор размытых образов. Вот что она была такое – всего
лишь сон, от которого так не хотелось просыпаться в реальную жизнь.

***

– Только не вздумай рассказать ему, что я плакала! – всхлипнула Джин,

утыкаясь лбом в угловатое плечо Северуса.
Он неловко обнял её, взъерошив волосы, и притянул к себе.
– Не скажу. А ты отцепишься наконец от этой куртки и выпьешь со мной чая.
Она переложила курточку Драко со своих колен на диван, но руку от неё так
и не убрала, поглаживая яркую ткань, как кошку.
– Я просто скучаю, – попыталась она оправдаться. – Непривычно, когда так
тихо.
– Непривычно, – согласился Северус. – А теперь представь, каково мне будет,
когда и ты уедешь.
– Прости, – в последнее время она только и делала, что извинялась. Перед
Дамблдором – за то, что бросает Орден, перед мёртвыми Поттерами – за то,
что принесла их в жертву, перед Люциусом – за причинённую ему боль… – Я
обещала Лили. Я должна быть рядом с Гарри – чтобы знать, что у него всё
хорошо.
На лицо Северуса набежала тень.
– С чего вдруг у него должно быть что-то плохо? – спросил он резким
голосом. – Он жив-здоров, Спаситель магического мира, герой…
– Сирота, – тихо добавила Джин, успокаивающим жестом накрывая его
ладонь своей рукой.
– И кто ему виноват? – горечь, которую он носил в сердце, расплескалась
наружу, едкая, разрушительная. – Его безмозглый отец, не сумевший даже
выбрать надёжного человека среди своих доблестных дружков? Не сумевший
защитить собственную семью… Или то, что жизнь сына показалась ей более
ценной, чем собственная?
– Все матери такие, – осторожно сказала она. – Да и вообще… Северус, это
же ребёнок! Ты бы на её месте смог отойти в сторону?
Он помрачнел ещё сильнее, и Джин тут же вспомнила его рассказ про
убийство Боунсов. На его глазах уже был убит ребёнок. И Северус не
вмешался. И, возможно, в будущем снова будет стоять перед таким выбором –
и снова выбирать невмешательство, на этот раз ради сохранения своего
положения при Волдеморте и, в конечном счёте, ради победы. Но разве от
этого может стать легче? Теперь-то она на собственной шкуре знала, какой
ценой даётся подобная выдержка.
– Мне просто невыносимо думать, что она не боролась, – наконец нарушил
он тягостное молчание. – Должен был найтись другой выход!
– Но его не было. И Гарри в этом не виноват, ты же понимаешь? А я обещала
ей… обещала Лили, что не брошу её сына.
– Всё хорошее, что было в моей жизни, отбирают Поттеры, – криво
усмехнулся Северус. – Это даже закономерно.
– И не стыдно тебе? – энергии злиться у Джин не было, поэтому упрёк
прозвучал слишком мягко. – Это же её ребёнок, мы должны заботиться о нём
в память о Лили!
– Уволь меня от этого, Найтли. Я никогда не смогу… Нет. Этот сиротинушка
и так будет окружён восхищённой толпой. У него это в генах, если даже
забыть о том, что он теперь Мальчик-Который-Выжил.
– Закроем тему, ладно? – Джин почувствовала, что ещё немного – и у неё
найдутся силы спорить, кричать и доказывать, но ей категорически не
хотелось ссориться с Северусом. Не теперь, когда им остались считанные дни
до разлуки. – Я знаю, что ты на самом деле так не думаешь.
Она знала, что он на самом деле думал именно так, по крайней мере можно
было сделать такой вывод из её воспоминаний о профессоре Снейпе, который
теперь казался ей одновременно и похожим, и не похожим на её Северуса. Но
это было неважно. Главное, что он всегда был надёжным: ангелом-
хранителем её детства, верным рыцарем её юности, лучшим другом сейчас.
Самое малое, чем она могла ему отплатить, – оставить свои нотации при
себе. Северус и без её лекций о добре и зле был способен поступать верно.
Вряд ли он прочитал её мысли, но зато явно уловил настроение, судя по
благодарному рукопожатию и тени улыбки, в которую на мгновенье
сложились узкие губы.
– Ты обещала составить мне компанию за чаем, – напомнил он, поднимаясь с
дивана.
– Буду счастлива принять твоё приглашение. А вот про куртку, – она
проследила его выразительный взгляд, – забудь. Если ты с ней что-нибудь
сделаешь, я перекрашу весь твой гардероб в такой же цвет, учти.
Северус на мгновенье задумался, очевидно, представляя себя в цыплячье-
жёлтой мантии посреди Большого зала.
– Вынужден признать, ты опасная женщина, Найтли. Угрожать мастеру
зелий, с которым собираешься пить чай – это смело.
– Ты лучший, – под влиянием момента Джин обняла его за шею и чмокнула в
щёку. – Спасибо, что предупредил, захвачу безоар.

Глава 38.
– Арабелла, я дома! – Джин шуганула Тафти, как всегда нагло
развалившегося на дороге, и прошла в кухню.
Две серые тени метнулись мимо неё в коридор. Наверняка снова залезали на
стол – причём исключительно из принципа, потому что поживиться там было
всё равно нечем. Очевидно, миссис Фигг снова задержалась на собрании
районного кружка вязальщиц. "Будь у меня такой неуютный дом, я бы тоже
не торопилась в него возвращаться", – подумала Джин, перекладывая
покупки в холодильник. За прошедшие два года она уже не раз успела
пожалеть, что не догадалась сделаться по легенде социальным работником.
Это, возможно, облегчило бы ей задачу, а главное – не пришлось бы ютиться
в крохотном домике, который был даже меньше, чем ричмондская штаб-
квартира Ордена, вместе с самой миссис Фигг и её тремя кошками. К
сожалению, когда появилась необходимость поселить наблюдателя рядом с
семейством Дурсли, в окрестностях сдавался лишь этот дом. Миссис Фигг
тоже была не в восторге от того, что ей пришлось покинуть свой коттедж в
Годриковой лощине, где её любимые киски были и веселее, и здоровее, и
могли бегать на воле, сколько им вздумается, а уж поселившаяся у неё с
декабря Джин была совсем лишней. Но, не испытывая огромного счастья по
поводу свалившейся ей на голову "племянницы", миссис Фигг всё же не
выказывала неудовольствия. А Джин старалась как можно меньше её
стеснять. Большую часть времени она проводила вне дома: работала
санитаркой в местной больнице и училась на курсах медсестёр, планируя в
будущем устроиться в школу, в которую пойдёт Гарри, когда подрастёт.
Пока что контакт с ним мешали установить Дурсли. Первые месяцы они
вообще скрывали, что в их доме находится ещё один ребёнок. Джин
пришлось проявлять чудеса изобретательности, выискивая возможность
завязать знакомство, а потом всеми правдами и неправдами пытаясь это
знакомство укрепить. Она без устали сюсюкала с Дадликом, льстила Вернону,
выслушивала получасовые монологи Петуньи о её садоводческих успехах.
Она тратила большую часть своей скудной зарплаты на приобретение
респектабельного гардероба и по полчаса проводила перед зеркалом,
укладывая волосы в причёску, подобающую серьёзной леди. Она оборвала
все контакты с магическим миром – всё, что угодно, лишь бы не показаться
Дурсли странной.
Впрочем, наколдовав на себя чары ненаходимости для сов, Джин
преследовала ещё одну, не столь благородную цель. Она просто больше не
хотела ничего знать о войне. Арабелла Фигг, хоть и состояла в Ордене, не
контактировала ни с кем, кроме Дамблдора. Поэтому, отсиживаясь в тихом
Литтл-Уингинге, Джин успешно отгоняла от себя мысли о Грюме, Бенджи
Фенвике, Алисе и Фрэнке… То, что фениксовцы – живые и мёртвые –
приходили к ней во сне почти каждую ночь, было не в счёт.
Успехи в укрощении Дурсли были такими же относительными. По крайней
мере, после Нового года Петунья объявила местному сообществу, что они с
Верноном стали опекунами её осиротевшего племянника. А потом до самой
весны Джин убеждала её, что мальчику необходимо гулять, получая в ответ
отговорки о том, что у него ужасно слабое здоровье.
День, когда Джин увидела Гарри в первый раз, она запомнила, как самый
большой праздник. Так получилось, что она ни разу не была у Поттеров,
после того, как Лили родила. Необходимости навещать их по делам Ордена
не было, а просто в гости персонально её не приглашали. И Джин это вполне
устраивало. Поэтому первая встреча с маленьким Гарри состоялась в
солнечный мартовский денёк на крыльце дома Дурсли. Петунья вынесла
племянника, обряженного в безразмерный комбинезон с подвёрнутыми
штанинами и рукавами. В такой массе ткани полуторалетний ребёнок был не
в состоянии не то что двигаться, но даже просто сохранять равновесие. Как
только Петунья поставила его на ноги, он плюхнулся на попу и даже не
попытался подняться, а наоборот перевернулся на живот и пополз к лестнице.

"Что за наказание!" – всплеснула руками Петунья, собиравшаяся вернуться в

дом за Дадли, и кинулась ловить Гарри.
Джин, караулившая за живой изгородью, сняла с себя маскировочные чары и
приветственно помахала Петунье.
"Ох, Джин, не заметила тебя. Всё время появляешься как из-под земли! –
слегка раздражённым тоном ответила та. – Не могла бы ты…"
"…последить за ним? Конечно! – с энтузиазмом откликнулась Джин, подходя
к крыльцу. – Гарри, да?"
"Гарри, – проворчала Петунья. – Ни секунды покоя…"
"Конечно, иди, мы с Гарри подождём тут, – пообещала Джин, перехватывая
малыша на самом краю верхней ступеньки. – А ты шустрый парень!"
Она подняла Гарри в воздух и поднесла его поближе, разглядывая маленькое
серьёзное личико, утонувшее в необъятном капюшоне.
"Дадличек, золотце, – раздалось с крыльца воркование Петуньи, вывозившей
сына в прогулочной коляске. – Пойдём кататься? Ставь его сюда, на
подножку", – скомандовала она Джин.
Джин скептически покосилась на коляску. Подножка явно предназначалась
для ребёнка трёх-четырёх лет. Гарри не смог бы дотянуться до специальной
ручки, даже если бы удалось как-то внушить ему необходимость держаться.
"Мне кажется, вам с Верноном стоило бы приобрести коляску для двойни", –
не выдержала Джин. Она очень старалась не давить на Дурсли, чтобы не
сделать ещё хуже, но некоторые вещи шокировали даже её, подготовленную
рассказами Гарри о своём детстве.
"Я ведь не знала, что мне придётся растить сразу двоих! – воскликнула
Петунья. – Мы специально выбирали для Дадлика коляску с ортопедической
спинкой, не выбрасывать же её теперь! А для двух колясок в доме просто нет
места. Тем более, что Гарри очень болезненный, он вряд ли будет часто
гулять. И скоро мальчики всё равно будут больше ходить, чем ездить…"
Однако Дадли продолжал кататься в коляске почти до трёх лет. А Гарри
действительно чаще сидел дома, причём, как Джин подозревала, запертый в
своём чулане. Это было невыносимо – знать, что с малышом так обращаются,
и не иметь возможности вмешаться. Невыносимо – когда больше всего
хотелось наорать на Дурсли и пригрозить им полицией или даже Дамблдором
– только сочувственно вздыхать на признания бедняжки Петуньи о том, как
ей тяжело управляться с двоими. Когда срок безвылазного заточения Гарри в
доме слишком затягивался, Джин изобретала повод для визита. И вновь
осыпала Петунью неискренними комплиментами и аккуратно предлагала
свою помощь. Но обычно все её инициативы отвергались, как была
отвергнута жёлтая курточка в самую первую весну Гарри в Литтл-Уингинге.
Джин приготовила целую историю о подруге, для сына которой была куплена
эта курточка, и о том, как она промахнулась с размером. "Может быть
подойдёт кому-нибудь из ваших мальчиков", – предположила она, отлично
зная, что пухлому Дадли никак в неё не влезть. Петунья поджала губы, но
подарок приняла. А спустя неделю Джин, увидев в сквере яркое пятно
знакомого цыплячьего цвета, подошла ближе и обнаружила куртку на Мэри
Милфорд, маленькой соседке Дурсли, жившей от них через два дома.
"Петунья сказала, что ни Гарри, ни Дадли куртка не подошла, и отдала её
нам, – поделилась Джоанн Милфорд, когда Джин похвалила одёжку её
дочери. – А мы носим – не нарадуемся. И не продувает, и не промокает, и
дышит, и чистится легко…"
"Ещё бы", – подумала Джин, которая, трансфигурируя рукава точно по
размеру Гарри, заодно наложила на курточку с десяток разнообразных чар
вплоть до охранного заклинания. Для этого она специально уезжала в
Лондон, чтобы не колдовать на территории, на которой официально не было
зарегистрировано ни одного волшебника. Министерская защита
игнорировала слабую беспалочковую магию вроде очищающих или
маскировочных чар, но в целом Джин приходилось обходиться без
волшебства. Она даже перестала носить с собой палочку, чтобы не выхватить
её однажды рефлекторно.
После истории с курткой Джин долго не решалась вновь сунуться к Дурсли,
испугавшись, что они воспринимают её предложения как навязчивую
подачку.Только к следующей осени, когда Гарри жил у дяди с тётей уже
почти год, они начали понемногу доверять Джин и время от времени
разрешали погулять с мальчиком. В основном тогда, когда Дадли болел и
Петунье нужно было, чтобы никто не крутился у неё под ногами.
Гарри выходил на крыльцо в обносках кузена и щурился на свет, как человек,
слишком много времени проведший в полутьме. А потом доверчиво
протягивал ладошку Джин и осторожно спускался с крыльца. Он вообще был
очень осторожным ребёнком. Если маленький Драко лез всюду, куда только
мог достать, когда ещё не очень твёрдо держался на ногах, то Гарри даже к
трём годам был больше созерцателем, чем активным деятелем. Джин не
переставала удивляться, куда только потом делась эта манера взвешивать и
обдумывать каждое движение. Петунья запрещала им уходить с участка,
поэтому вся прогулка Гарри заключалась в том, что он ковырял палочкой
дорожку или разглядывал ползущего червяка. Или просто запрокидывал
голову и смотрел в небо. Что интересного может быть в этом занятии для
такого малыша, Джин не представляла, но тоже задирала голову, и так они
стояли вдвоём, держась за руки и любуясь бегущими облаками, пока не
затекала шея. А потом она возвращала Гарри домой и знала, что, возможно,
не увидит его несколько недель.
Хлопнула входная дверь, заскрипела половица, и коты миссис Фигг с
отчаянными воплями кинулись приветствовать хозяйку и ябедничать ей на
бессердечную Джин, припрятавшую что-то вкусненькое, вместо того, чтобы
разложить это сразу по мискам.
– Джин! – окликнула её миссис Фигг. – Там, кажется, к тебе вчерашний
мальчик…
– О нет… – Джин обречённо застонала. – Может быть вы скажете ему, что
меня нет? Арабелла, пожалуйста!
– Боюсь, что сегодня он настроен решительно, – улыбнулась миссис Фигг. –
И расположился на нашем крыльце надолго.
– Мерлин великий… – вздохнула Джин, приглаживая волосы перед зеркалом.
– Хоть бы Дурсли его не заметили!
– Повеселись как следует, – пожелала миссис Фигг, игнорируя грозный взгляд
Джин. – Когда вернёшься?
– Да я вообще не собираюсь с ним гулять! – выпалила Джин и выскочила на
крыльцо в самом воинственном настроении. – Разве мы не договаривались,
что ты будешь держаться подальше от моего дома?
Дрейк, сидевший на ступеньках, поднял голову и ослепительно улыбнулся.
– Мне показалось, что тебя смущает мой байк, а не я сам. Как видишь,
сегодня я пешком – специально чтобы не эпатировать вашу тихую улочку.
– Ты забыл переодеться в приличную одежду, – Джин попыталась
скопировать неодобрительное выражение Макгонагалл. – Невооружённым
взглядом видно…
– …неподходящее знакомство? – перебил её Дрейк насмешливо. – А твоя
тётушка была вполне приветлива. Не похоже, чтобы у неё были какие-то
предубеждения.
– Достаточно того, что у меня они есть.
– Против байкеров или против кожаных курток?
– Против малолетних лоботрясов, бездарно проматывающих родительские
деньги и собственную молодость…
"…и этим ещё больше похожих на Сириуса – как будто мало лучистых серых
глаз, озорно глядящих из-под тёмной чёлки, яркой улыбки и ауры
беспечности, кстати, довольно заразной".
– Говоришь, как старушка, – наморщил нос Дрейк. – И выглядишь, как
старушка – в этих унылых тряпках.
Вообще-то, ничего не мешало Джин переодеться, прежде чем выходить к
Дрейку, но она сознательно осталась в том, в чём вернулась с курсов. В их
первую встречу она была одета гораздо более неформально, и может быть
именно поэтому настырный мальчишка продолжал видеть в ней ровню. Джин
надеялась, что строгий костюм подчеркнёт разницу между ними и наконец
заставит Дрейка отступиться. Но, судя по всему, смутить его было не так
просто.
– Я и есть старушка, – охотно согласилась Джин. – Самая натуральная.
– Ага, – протянул он лениво. – Ну и какого же ты года рождения, старушка?
– Ты не поверишь, – мрачно ответила она.
– О, ты не представляешь, какой я доверчивый! – жизнерадостно воскликнул
Дрейк, и Джин невольно вздрогнула.
Ну почему первый и единственный человек, заинтересовавшийся ею за два с
лишним года жизни в Литтл-Уингинге, меньше всего годился для
отношений? То, что он был младше её по крайней мере на десять лет, внешне,
как родной брат, походил на боевого товарища, сидевшего сейчас в Азкабане
из-за её молчания, а поведением попеременно напоминал мёртвого друга и
навсегда потерянную любовь, – всё это меркло по сравнению с основной
причиной, по которой Джин была полна решимости отделаться от Дрейка во
что бы то ни стало. Лучше, чем он сам только что, выразить эту причину
было невозможно: Дрейк был неподходящим знакомством. И Джин была
бессильна объяснить хоть кому-нибудь всю серьёзность этого аргумента
против. Против, снова против крепкой руки в темноте, тёплого дыхания в
затылок, против попытки хотя бы немного побыть счастливой. Только потому,
что Дрейк был хрестоматийным "обормотом" – и объектом неистовой
классовой ненависти Вернона Дурсли.
Неглупый и небесталанный юноша был отравлен романтикой "свободы и
скорости", некстати напавшей на него на пике подросткового кризиса. Следуя
своей новой жизненной философии, он завалил экзамены в полиграфический
колледж и объявил себя вольным художником. На практике же это означало
затянувшееся детство на шее у излишне снисходительных и чересчур
богатых родителей. Капризная муза Дрейка требовала ветра в лицо – и он
сделался счастливым владельцем легендарного "золотого крыла", на котором
и отправился колесить по Европе в поисках вдохновения. Джин была
наслышана о страданиях несчастных Таггартов, чей единственный наследник
умел только опустошать папочкины кредитки и мотать мамочкины нервы,
задолго до того, как блудный сын вернулся в Англию. Петунья злорадно
смаковала все педагогические ошибки миссис Таггарт, состоявшей вместе с
ней в комитете по защите исторического центра Литтл-Уингинга,
деятельность которого заключалась в ежемесячном чаепитии и
коллекционировании газетных вырезок с фотографиями Церкви святого
Михаила, городского сквера и старого здания пожарной станции. Вернон же
буквально зеленел, стоило жене упомянуть при нём младшего Таггарта. Джин
подозревала, что корни столь явного неравнодушия лежат в области какого-то
личного конфликта, а не обычного презрения к паразитическому образу
жизни Дрейка. Как бы то ни было, дружба с ним поставила бы под угрозу все
её достижения, чего никак нельзя было позволить – особенно теперь, когда
Дурсли запланировали поехать летом на море и уже почти решились оставить
Гарри под присмотром миссис Фигг.
– Убери сейчас же эту гадость, – зашипела она, когда Дрейк уже вытянул из
пачки сигарету и захлопал по карманам в поисках зажигалки.
– Ты так упорно строишь из себя зануду и ханжу, что я начинаю в это верить,
– буркнул Дрейк, убирая сигарету за ухо.
– Вот и правильно, – отрезала Джин. – Теперь, когда до тебя дошло, что я
ханжа, зануда и старуха, ты можешь…
– Не-а, – беззаботно фыркнул он, поднимаясь со ступеней. – Не так просто.
Джин в панике отступила на шаг, но дальше была только дверь в дом, а
позорно бежать она не собиралась. К тому же Дрейк и не думал переходить
грань, он просто с любопытством наблюдал за Джин и, казалось, даже
слышал, как мечутся её мысли.
– Раньше ты не была такой трусихой, – заметил он насмешливо.
– Раньше? Дрейк, мы знакомы всего месяц! Ты ничего обо мне не знаешь, и
не надо строить из себя великого эксперта.
– Я знаю, что это всё, – он окинул её выразительным взглядом – от тёмных
лодочек до аккуратного пучка волос, – не ты. И знаю, что тебе не место в
этом болоте.
Джин вновь непроизвольно дёрнулась. А что если… Она пристально
посмотрела Дрейку в глаза. Нет, нет, обычный маггловский мальчишка,
понятия не имеющий, что дерёт своими словами прямо по живому. Просто
мальчишка, воображающий себя рыцарем, прискакавшим вызволять
прекрасную даму из заточения. Их отношения были обречены на развитие по
такой схеме с самого начала. С того момента, как его Хонда лихо
развернулась на школьном дворе, обращая в бегство троих не вполне трезвых
подростков, а Джин осталась, как будто пришпиленная светом фары к
кирпичной стене. И почувствовала, что её ноги трясутся.
"Вот и поностальгировала", – издевательски прокомментировал тогда её
внутренний голос, давно уже вещавший исключительно с интонациями
Северуса.
Здание школы, как две капли воды походившее на то, в котором Гермиона
училась до Хогвартса, давно притягивало её. Хотелось прикоснуться к старой
кладке, просто постоять в центре гулкого двора, воображая, что она снова
вернулась в Винтербурн на каникулы и пришла поздороваться со своей
старой школой. Что отсюда можно отправиться домой, где уже пахнет
маминым фирменным пирогом, приготовленным специально по случаю
приезда дочери, где горит её любимая лампа с оранжевым абажуром, где её
ждёт вечерний чай и тихие разговоры, и тёплый плед, и урчание
Косолапуса… Но когда она разрешила себе этот невинный самообман,
поймать нужное настроение так и не удалось.
Необычно тёплый для середины марта вечер был хорош, пользуясь
наступившими сумерками Джин позволила себе надеть джинсы и кроссовки
вместо смертельно надоевших юбок и туфель, в которых она ходила даже на
работу, хотя в больнице офисный стиль был совершенно неуместен. Что там
на работу – она даже с Гарри гуляла на каблуках, хорошо ещё, что он не был
гиперактивным ребёнком. Худо-бедно Джин привыкла и к этой несвободе –
тем приятнее было тайком, пусть хотя бы на полчаса, выйти из образа
серьёзной молодой леди. В общем, антураж для "сеанса ностальгии" был
подобран идеально, но от этого контраст между ожидаемыми и полученными
ощущениями оказался ещё сокрушительней.
Стоило ей зайти на школьную территорию, как волшебство рассеялось. Под
ногами хрустнуло битое стекло, запахло раскисшими в лужах сигаретными
окурками, а так манившая Джин кирпичная стена оказалась изуродована
похабными надписями. Постояв минуту в растерянности и разочаровании,
она собралась уходить. И в этот момент заметила под одним из старых вязов,
которыми был обсажен двор со стороны улицы, мерцающий сигаретный
огонёк. Когда ей навстречу шагнул первый парень, Джин попыталась слегка
изменить курс, но тут же обнаружила, что путь к воротам преграждают двое
других. Всем троим было всего лет по шестнадцать, и впадать в панику было
не из-за чего, даже несмотря на то, что её палочка лежала дома. Ничего
ценного у Джин с собой не было, а серьёзной угрозы накачавшиеся пивом
придурки не представляли. Но то, как они приближались – молча, с мрачной
решимостью – словно загипнотизировало её. И Джин поняла, что её
заставили отступать, лишь тогда, когда почти упёрлась спиной в стену.
Давным-давно, в прошлой жизни, папа учил её перед дракой оценивать
только свою моральную правоту. Мама ужасалась и упрекала его, что он
воспитывает дочь как мальчишку, а Гермиона однажды возразила, что драка
не обязательно означает рукоприкладство. В конце концов, поединок может
быть и интеллектуальным. "Для интеллектуального поединка неплохо ещё
оценить уровень своих знаний", – хмыкнула мама, а Гермиона заявила, что с
этим-то у неё точно всё в порядке. Однако, в первый раз, когда ей
вспомнилось отцовское наставление, имело место именно рукоприкладство.
Причём свою правоту она оценивала уже задним числом, со смесью ужаса и
торжества наблюдая, как расцветает на лице Драко след её удара. Моральная
же правота одинокой женщины, загнанной криво ухмыляющимися
подростками на пустынный школьный двор, не вызывала никаких сомнений,
поэтому первому, протянувшему к ней руку в попытке схватить, Джин
расквасила нос. Грюм недаром уделял столько внимания физической
подготовке фениксовцев и отработке основных приёмов рукопашного боя.
Плохо только, что девушек на тренировках всё равно жалели и невольно
поддавались им. Вот Майлдфевер не допускал, чтобы курсанты делали
поблажки представительницам слабого пола, но его уроки были так давно,
что казались Джин чудом задержавшимися в памяти кинокадрами, а не
событиями реальной жизни. Впрочем, схватку на школьном дворе она бы всё
равно выиграла, даже если бы не появился Дрейк. Во всяком случае у неё
хватило сил оттолкнуть с дороги одного из нападавших и, увернувшись от
другого, кинуться к воротам. А вот первый, с разбитым носом, недаром сразу
показался ей самым опасным. Он усвоил урок, но сделал из него
неправильные выводы. Признав Джин не такой простой добычей, он, вместо
того, чтобы дать ей сбежать, решил действовать грубее и кинулся на неё,
сшибая на землю. Когда она, откатившись от его протянутых рук, вскочила на
ноги, двое других уже снова стояли между нею и воротами. И именно этот
момент рыцарь в сверкающих доспехах выбрал для своего триумфального
появления.
Судя по всему, ведомый той же ностальгией, только более оправданной, так
как в этой школе он действительно когда-то учился, Дрейк припарковал байк
в тени вязов и устроился на нём задолго до появления троих любителей пива.
Поэтому эффект неожиданности оказался достаточно мощным, чтобы
противники поспешно отступили, оставив поле боя за благородным
защитником прекрасной дамы. Которая, чертыхаясь, принялась отряхивать
одежду от налипшего на неё мусора. Если бы не сумерки, Дрейк бы
наверняка понял, что всё это не более чем бравада, спектакль, призванный
замаскировать запоздало накативший на неё адреналиновый шок. И,
возможно, теперь не считал бы её "необыкновенной", "удивительной" и
"заслуживающей больше, чем жизнь в этом болоте". А встреться они при
обычных обстоятельствах, Дрейк бы и вовсе не обратил на неё никакого
внимания. Зачем молодому, весёлому, беззаботному парню могла
понадобиться скучная старая дева "в унылых тряпках"?
"Всё это не имело никакого значения до тех пор, пока ты не узнала его
настоящее имя", – услужливо напомнил ей внутренний голос, который, как
всегда, был раздражающе прав. Дрейк действительно сразу ей понравился.
Когда она наконец смогла унять нервную дрожь и взглянула внимательней на
своего спасителя, ей показалось, что перед ней Сириус Блэк собственной
персоной. Это впечатление только усилилось, когда он слез с байка и
изобразил насмешливо-галантный поклон.
"Приятный вечер, сударыня, не находите? Позвольте составить вам компанию
и скрасить одиночество, невольной причиной которого я явился…"
Вот в тот момент и нужно было выдать всё своё занудство и добровольную
принадлежность к обывательскому болоту. Но вместо этого Джин
рассмеялась, пусть немного нервно, но искренне – и этим обрекла на провал
все дальнейшие попытки дистанцироваться.
"И в самом деле, сударь, после того, как вы распугали всех моих
поклонников…"
Они просидели на скамейке под вязами почти час, делясь школьными
воспоминаниями, и это было ничуть не странно. Джин вперемешку с
историями о детстве в Винтербурне рассказала несколько баек о своём
"интернате", на ходу редактируя повествование, балансируя на грани статуса
секретности и чувствуя себя при этом такой живой, какой не была, возможно,
с самого переселения в маггловский мир. Потом Дрейк повёз её в какое-то
шумное придорожное кафе, где она наконец рассмотрела его при свете. И
тогда впервые закралась мысль, что Дурсли будут совсем не в восторге от
нового знакомого своей соседки. Поэтому, когда настало время расставаться,
Джин, сославшись на тётушку строгих нравов, запретила Дрейку себя
провожать. Они стояли перед кафе, и освещённый неоновой вывеской байк
смотрелся как-то… неправильно. У троюродного брата Гермионы была такая
же Хонда, и она в своё время достаточно на неё нагляделась, чтобы сейчас
чувство неправильности усиливалось с каждой секундой. Джин, не веря
глазам, уставилась на эмблему. На крыле красовалась надпись "GoldHind",
причём из буквы "H" торчали тоненькие рожки, которые делали её похожей
на "W" и мешали сразу понять, что же было не так.*
"Золотая лань?! - воскликнула она. - Смешно. Это потому, что ты Дрейк?"
"Вообще-то наоборот, – признался он, явно польщённый, что Джин оценила
его художества. – Сначала было это хулиганство, а уж потом ребята в гараже
прозвали Дрейком. Мне нравится. Во всяком случае больше, чем Лоуренс".
"Лоуренс? – спросила Джин упавшим голосом. В голове что-то щёлкнуло, и
всё встало на свои места: недавнее возвращение домой из путешествия по
Европе, любовь к изобразительному искусству, собственная студия, снятая на
родительские деньги… – Лоуренс Таггарт?"
"О, я уже знаменит!" – ещё больше оживился он.
"Да, твоя слава бежит впереди тебя", – автоматически сказала Джин. Краски
беззаботного вечера как будто поблекли, и все её тридцать лет опустились
обратно на плечи.
"Тридцать два, вообще-то", – уточнил невидимый Северус, которому и знать-
то этого не полагалось. И вообще, намекать на почтенный возраст – это было
из репертуара Фабза.
"Что-то не так?" – немедленно среагировал на то, как помрачнело её лицо,
Дрейк. Лоуренс. Тот самый "позор" Литтл-Уингинга вообще и своих
родителей в частности.
"Всё не так", – честно ответила Джин.
И это стало негласным девизом их отношений. Если бы Дрейк умел держать
дистанцию, они могли бы встречаться время от времени, ужинать где-нибудь,
может быть она даже согласилась бы ему попозировать в его студии… Но
чувство меры и такт оказались ему чужды, а в маленьком городке было
совершенно некуда спрятаться – как от Дрейка, так и от любопытствующих
кумушек. Сначала он выяснил место работы Джин и начал караулить её у
больницы, давая персоналу пищу для пересудов. Приглашение в ближайшее
кафе на обеденный перерыв каждый раз превращалось в шоу с
коленопреклонённым Дрейком, воздушными шариками, цветами и даже
серенадами в исполнении уличного скрипача. А вчера он наконец узнал её
адрес…
И вот теперь снова стоял на крыльце миссис Фигг – бестолковая ходячая
угроза плану, исполнение которого было единственной стоящей целью её
жизни.
– Что тебе надо?! – почти выкрикнула она со злостью. – Что тебе надо от
меня?!
Дрейк дёрнулся – больше от неожиданности, чем от испуга, но явно не
обиделся. Непрошибаемый.
– Тебя.
"За что мне это?" Она знала. Если в жизни вообще были хоть какие-нибудь
смысл и логика, то это могло приключиться с ней по одной-единственной
причине. Как месть за Сириуса – за её самое последнее предательство, не
считая тех, кого она бросила скопом, сбежав из волшебного мира. Последний,
кому она смотрела в глаза и не спасла.
Люциус даже не стал доводить дело до конца, ограничившись тем, что
договорился о свидании со своим человеком в Отделе магического
правопорядка. О времени и дате ей сообщила записка, написанная чужим
почерком и доставленная незнакомой совой. Джин не обиделась.
Удивительно, что Люциус вообще не отказался помочь. Что это было –
широкий жест, попытка доказать, что ему всё равно, или своеобразная
благодарность – она предпочитала не задумываться. Главное, что она всё-
таки увиделась с Сириусом.
Их встреча состоялась в том самом помещении, где она когда-то давала
показания по делу об убийстве Прюэттов. Или в очень похожем. Маленькая
комнатушка, напоминавшая тюремную камеру. По контрасту с ней скромный
кабинетик Грюма, куда он потом увёл Джин для неофициальной беседы,
показался ей просторным и светлым. Представить, каковы в таком случае
азкабанские камеры, она была не в состоянии. И не хотела. Не хотела больше
бичевать себя и выплёскиваться истериками, с каждым разом всё надёжнее
обрастая панцирем безразличия к чужой боли ради сохранения собственного
рассудка. Нет, она была здесь, чтобы попытаться дать надежду.
Сириус выглядел даже хуже, чем после побега из Азкабана. Хотя с тех пор
прошло столько лет, что трудно было утверждать с полной уверенностью, но
одно Джин знала точно: тогда он по крайней мере не был таким погасшим.
Полубезумным, измождённым, почти утратившим свою человеческую
половину – но всё равно не сломленным.
Как ни странно, он начал разговор первым, и от его слов у неё всё
перевернулось, и захотелось раскатить здание Министерства по камушку.
"Прости, Найтли, – сказал Сириус. Без пяти минут азкабанский заключённый,
отправленный к дементорам без суда, при молчаливом попустительстве
Ордена Феникса. – На самом деле я не думал, что это ты".
"Я тоже, – выдавила она, и заранее приготовленные слова как будто царапали
сведённое судорогой горло, – я знаю, что это не ты. Слышишь, Сириус? Я
верю, что ты не виноват!"
Он захохотал, запрокинув лохматую голову. Если не знать обстоятельств, то
можно было бы подумать, что это искренний весёлый смех. Сириус перестал
смеяться так же резко, как начал, и уставился на неё раздражённо.
"Ну конечно же это я виноват, Найтли! – прорычал он. – Что ты об этом
знаешь!"
"Достаточно, – холодно ответила Джин, ненавидя себя за эту выдержку. – Это
неважно, Блэк. Важно, что ты нужен своему крестнику. Ты нужен Гарри".
Теперь он смотрел удивлённо. Как будто не был уверен, может ли доверять
собственным ушам. Но Джин не собиралась продолжать. Это было всё, что
она могла сделать. Всё, на что она имела право.
"Держись, – шепнула она Сириусу, обнимая его перед разлукой навсегда. –
Сохрани себя, чтобы вернуться. Ты справишься, я знаю".
А потом Джин шла по солнечной набережной. Это солнце в конце ноября с
изощрённым издевательством напоминало ей о том, что возможно в эту
минуту Сириуса запирают в камере. О том, что скоро он окажется там, где
нельзя сохранить ни капли радости. И поняла, что ошиблась. Надо было
принести ему не надежду, а ненависть. Говорить не о любви, а о мести. Или
не приходить совсем – потому что на самом деле она ничего не понимала ни в
том, ни в другом. И любая попытка помочь всегда делала только хуже.
Так что Дрейк был самым закономерным и логичным из всего, что могло бы с
ней случиться.
***

Голоса из прихожей звучали приглушённо, как сквозь вату.

– Я от Дамблдора. Где она?
– Проходите, – шаркающие шаги миссис Фигг приблизились к её двери. –
Джин, можно к тебе?
– Никого не хочу видеть! – она съёжилась на диване, натянув плед до самого
подбородка.
– Найтли? Я всё-таки войду…
И в комнату шагнул Северус, такой нелепый в маггловских вещах, что Джин
не сдержала истерический смешок.
– Что это на тебе надето?
– Трансфигурировал мантию, – сухо ответил он, без приглашения
устраиваясь рядом. – Я принёс для тебя успокаивающее зелье, а оказывается,
надо было захватить протрезвитель.
– Ну… – она сделала неопределённый жест. – Я подумала, что лучше
напиться, чем сорваться. И вообще – я уже в порядке. Арабелла слишком
мнительная.
Северус покосился скептически и взял её за руку, нащупывая пульс.
– Я бы тоже на её месте испугался за свой дом. О чём ты только думала, когда
отказывалась от магии?
– О том, что я не могу колдовать в маггловском районе и остаться
незамеченной, – ровным голосом произнесла она, как будто отвечая урок.
Боль уже перегорела или, может быть, была притуплена алкоголем.
Северус отчётливо скрипнул зубами.
– Вот в этом главная причина, по которой магглорождённые волшебники
действительно представляют угрозу магическому миру. Никогда не знаешь,
какая элементарная вещь могла быть упущена при их воспитании. Найтли,
магию нельзя сдерживать до бесконечности! Это энергия, и если её не
пускать в дело, она в конце концов разрушит тебя изнутри. И, возможно, ещё
что-нибудь вокруг. Если тебе нельзя колдовать здесь, надо было хотя бы
время от времени бывать там, где можно. Уж поверь мне, я знаю, о чём
говорю.
При последних словах его лицо заметно помрачнело, и Джин подумала, что,
наверное, матери Северуса было нелегко жить с человеком, который пытался
запретить ей пользоваться магией.
– Со мной ничего страшного не случилось, – возразила она вяло.
– Ну конечно. И именно поэтому господин директор лично примчался ко мне
в лабораторию и велел немедленно собираться кого-то спасать. Если бы я
знал, что речь о тебе, захватил бы лучше вина. Хотя… – он окинул Джин
выразительным взглядом, – тебе, кажется, уже хватит. Так всё-таки, Найтли,
что произошло?
Последний вопрос он задал нормальным тоном, без привычного сарказма, но
Джин это только сильнее разозлило. Мало того, что Северус практически
поселился у неё в голове, теперь он вдобавок притащился в Литтл-Уингинг и
требует отчёта!
– Не хочу говорить об этом, – буркнула она, заново наполняя свой стакан. Её
уже ощутимо подташнивало, но волшебный эффект скотча начал
рассеиваться, поэтому необходимо было добавить.
– А придётся, – Северус крепко схватил её за плечи и наверняка собирался
встряхнуть, но, к счастью, передумал. – Давно ты тут спиваешься?
– Не ваше дело, профессор Снейп! – выпалила она и снова глупо захихикала.
В следующее мгновенье у неё перед глазами всё закрутилось, а желудок
угрожающе подкатил к горлу. А потом Северус поставил её на ноги посреди
какой-то незнакомой тёмной комнаты.
– Ванная… – только и смогла простонать Джин и кинулась в указанном
направлении.
Зато когда она, спустя полчаса, наконец вернулась в гостиную (или,
возможно, кабинет?), ей было что сказать.
– Какого чёрта, Снейп! Я могла расщепиться!
– Не думаю, – ухмыльнулся он. – Не с твоими заторможенными реакциями.
Именно так и рекомендуется аппарировать пьяных – без подготовки, и это
гораздо безопаснее.
– Зачем вообще надо было… Это твой дом? – он кивнул. – Тот самый,
родительский? – в конце вопроса её голос упал до шёпота.
– Нет, тот дом я продал, – глухо ответил Северус, отвернувшись. – Но я
перевёз сюда нашу старую мебель и все мамины книги… Располагайся, – он
указал ей на диванчик.
– Ты посмотри, в каком я виде! – ахнула Джин. – Ой, то есть не смотри!
Из одежды на ней оказались лишь коротенькие шорты, полурасстёгнутая
мятая рубашка и вязаные полосатые гольфы. В своё оправдание она могла
сказать только то, что не собиралась наносить никому визиты.
– Так зачем ты меня сюда притащил? – обиженно спросила она,
заворачиваясь в протянутый им плед.
– Затем, что здесь можно колдовать.
– Как видишь, я без палочки, – огрызнулась Джин, с ногами забираясь на
диван.
– Я собирался наложить на тебя протрезвляющие чары, – пояснил Северус. –
Но, как я понимаю, это больше неактуально?
Она бы запустила в него чем-нибудь потяжелее, чтобы стереть с лица
самодовольную ухмылку, но в досягаемости протянутой руки были лишь
книги – и совершенно не такие, какими можно безнаказанно швыряться.
– Посиди, я заварю чай. И мы поговорим.
Последняя фраза была произнесена с нажимом и даже немного угрожающе.
Джин тяжело вздохнула. Сбежать отсюда без одежды и без палочки было
невозможно, так что разговор и впрямь был неизбежен. А зная Северуса,
ожидать, что удастся отделаться от него и утаить причину, по которой она
вновь едва не сорвалась, до полусмерти напугав своим приступом миссис
Фигг – настолько, что та кинулась за помощью к Дамблдору… Главное, что
тревога действительно была ложной. Бутылка Тичерса, которую Поппи
прислала на Рождество, замечательно заменила успокаивающее зелье. Тем
более, если подумать, на этот раз и горе у Джин было совершенно
маггловским. Никаких Авад или разрывающих проклятий, никакого
Азкабана, никакой предопределённости, которой она не рискнула бросить
вызов. Оказалось, обыкновенный грузовик с солнечной картинкой оливковой
ветки на борту может нанести её миру не меньший урон. Оказалось, что
"принцип невмешательства" – её личный кошмар, преследующий Джин
независимо от того, знает ли она будущее. И как бы далеко она ни бежала,
всегда находилась возможность предать, выбрав не человека, а правила.
Долбанные инструкции, за которыми, конечно, стояли гораздо более важные
соображения, чем просто сохранение чьей-то отдельной жизни. Только
раньше она уговаривала себя, что "это в последний раз". А вчера начала
сомневаться, будет ли для неё когда-нибудь конец. По всем законам Джин
тогда тоже должна была свернуть себе шею. Она прикрыла глаза, опять, как
будто наяву, видя искорёженную, подмятую под бампер грузовика Хонду,
каких-то людей, не позволяющих ей подняться с газона, на который её
уложили, вытащив из-под колёс, врача скорой, твердящего про корсет…
Северус вернулся, левитируя поднос с чаем, и уселся в кресло напротив,
выжидательно уставившись на Джин. Она почувствовала себя припёртой к
стенке, но это было даже хорошо. Хоть какая-то опора. Изображать из себя
несгибаемую железную леди больше не было сил. Слишком тяжело, даже для
неё.
– Вокруг меня столько смертей, как будто война никогда не кончится,
понимаешь? – зашептала она торопливо, потому что безумно боялась, что
сейчас порыв откровенности пройдёт и снова придётся носить в себе эту
тяжесть. – Это как просыпаться из одного кошмара в другой: кажется, что
теперь-то наконец всё будет хорошо, и вдруг понимаешь, что просто
провалился в следующий страшный сон… И каждый новый кошмар должен
быть ужаснее предыдущего, иначе он уже не пугает – вот что самое
паскудное. Иначе можно даже что-то смешное найти в том, от чего раньше
сразу бы стошнило. Знаешь, я, кажется, и вправду смеялась, когда водитель
того грузовика залопотал что-то по-испански. Матч-реванш Непобедимой
Армады… Я смеялась, а Дрейк, возможно, ещё был жив. И если бы у меня
была с собой палочка, я бы могла… А может быть я просто себя так утешаю.
Может быть я бы всё равно дала ему умереть. Потому что вокруг была целая
толпа магглов – а значит потом группа стирателей памяти, расследование,
огласка, весь магический мир узнал бы, где живёт Гарри… Потому я её и не
ношу. В больнице у меня тоже иногда умирают люди. И некоторым можно
помочь – ты знаешь, скольких мы на самом деле могли бы спасти? Хорошо,
что я оттуда наконец ухожу, не могу больше смотреть на это.
Она отставила в сторону чашку, чтобы не расплескать остатки чая – так
сильно вдруг затряслись руки. Чёртов зельевар со своей любимой коллекцией
травяных сборов явно что-то добавил в чайник для развязывания языка. Но
Джин не злилась, она хотела наконец выплакать свою боль кому-нибудь, кто
способен понять. Пусть не сейчас, пусть потом, когда у него за плечами будет
собственный список тех, кого он не смог спасти. И может быть тогда ему
будет легче, если он будет знать, что это переносимая боль. Ведь она, когда
становилось совсем тошно, черпала силы в том же самом – в памяти о том,
что Северус выстоял до конца и сделал всё, как надо.
– Знаешь, как это много – иметь право действовать, чтобы предотвращать
беду? И если она всё-таки случается – это честная ошибка, потому что мы не
боги, Северус, нет. Но что если бы ты знал всё заранее и не имел права
пошевелить и пальцем? Что если бы у тебя на руках умирал человек, а ты
мог, но не имел права его исцелить? Если бы ты видел, как издеваются над
беззащитным малышом, но не имел права просто взять его за руку и увести в
мир, где его будут любить и оберегать? Ты просто не понимаешь, какое это
счастье – жить так, как будто тебе нет дела ни до какого завтра. Совершать
свои собственные ошибки. И исправлять их, не оглядываясь ни на кого.
Джин не знала, что из этого она действительно произнесла вслух. Северус не
задал ни одного вопроса. Наверное, был слишком ошарашен её сбивчивой
речью. Когда она выдохлась и затихла, он пересел к ней на диван и обнял за
плечи, уткнувшись острым подбородком ей в макушку. В общем, это и было
нужно ей больше всего – выговориться, а потом помолчать.

__________
* Хонда "золотое крыло": http://www.rcycle.com/GL_1000_128.JPG
Golden Hind ("Золотая лань") – галеон, на котором плавал капитан Фрэнсис
Дрейк

Глава 39.
– Большо-о-ой… – восхищённо протянул Драко, запрокидывая голову. – Я
вырасту и буду тут жить?
– Обязательно, – подтвердил Люциус, встрепав светлый хохолок на голове
сына.
– Вон там, в той башенке! – он заплясал на плитах двора, тыча пальчиком
куда-то вверх.
Лицо Нарциссы брезгливо скривилось – Драко безошибочно указывал на
гриффиндорскую башню.
– О, в Хогвартсе полно гораздо более замечательных мест, – Люциус присел
перед сыном на корточки и заговорщицки зашептал ему на ухо: – Например,
подземелья под озером, где живёт гигантский кальмар…
– А он большой? – с сомнением спросил Драко.
– Огромный, – торжественно пообещал Люциус.
– А он меня съест? – вопрос был задан скорее естествоиспытательским, чем
испуганным тоном. Четырёхлетнего Драко при ознакомлении с новым
объектом обычно интересовали всего три вопроса: кто больше, кто победит и
кто кого съест.
– Мы с тобой сами его съедим, – Люциус подмигнул сыну, игнорируя
недовольное лицо Нарциссы.
Сегодняшняя затея нравилась ему всё больше и больше. Когда с утра
Люциусу пришло в голову навестить Северуса в Хогвартсе, он не собирался
брать с собой жену. Изначально идея заключалась в том, чтобы наконец
показать Драко замок и спокойно пообщаться с другом, которого он не видел
с пасхальных каникул. Но не успел он изложить эту часть плана Нарциссе,
как заметил на её лице признаки самой настоящей паники. У неё явно была
намечена на сегодня встреча, и, судя по тому, что она сразу в этом не
призналась, довольно компрометирующего свойства. По факту они с женой
уже давно состояли в открытом браке, но так как официально этот вопрос не
поднимался, у неё хватало совести скрывать свой роман. Люциус знал лишь,
что её любовник значительно старше, что он живёт и работает где-то в
Южной Америке, что у него собственный бизнес, требующий частых
командировок в Британию, и что он, похоже, не собирается предлагать
Нарциссе замужество.
Её, судя по всему, устраивало существующее положение – теперь, когда
наконец улеглась шумиха, связанная с поимкой последних слуг Лорда,
Люциус был оправдан за недостаточностью улик и само его участие в
"противоправной группировке" постепенно начало забываться. Для этого,
конечно, потребовались серьёзные финансовые усилия: почти одна шестая
малфоевского состояния была брошена своре голодных фондов помощи
жертвам войны и прочим нуждающимся. Но дело того стоило – Драко
предстояло жить в этом мире, и Люциус ни за что бы не допустил, чтобы из-
за его ошибки сын стал изгоем в Магической Британии. В этом Нарцисса его
поддерживала, тоже изо всех сил стремясь восстановить прежнюю
респектабельность. Её репутация пострадала даже больше – из-за громкого
процесса по делу Лонгботтомов, на котором Белла показала себя во всей
красе. Когда Лестрейнджей наконец упекли в Азкабан, Люциус вздохнул с
облегчением. И даже проникся к Белле подобием уважения – за то, что она не
утащила за собой Макнейра. Уолден обнаружился лишь спустя сутки после
того, как Лестрейнджи и младший Крауч были арестованы, злой,
дезориентированный и страдающий головной болью. В зельях Белла никогда
не была сильна, так что чудо ещё, что она не отравила его своей бурдой. Но в
любом случае пара дней отвратительного самочувствия была лучше, чем
пожизненный срок в Азкабане. Люциус не понимал одного: неужели она
знала, что нападение на дом Лонгботтомов закончится так неудачно? Знала –
и поэтому заранее вывела из игры одного из самых сильных бойцов своего
отряда, пойдя против двоих авроров с неуклюжими братьями Лестрейнджами
и вообще ничего не умеющим мальчишкой? Или, наоборот, не доверяла
Уолдену? Выяснить это теперь вряд ли было возможно. Посещать Беллу было
запрещено, а если бы на это и было разрешение, ни Люциус, ни Нарцисса не
горели желанием вновь её увидеть.
Они оба были счастливы, когда магическому миру наконец надоело
обсуждать их семью. Отчасти поэтому было не время затевать
бракоразводный процесс, который вновь привлёк бы к ним ненужное
внимание. К тому же Драко действительно любил мать, а она изо всех сил
старалась загладить свою вину перед ним. В мирное время Нарцисса была
довольно надёжным партнёром, а её зависимое финансовое положение
давало Люциусу дополнительные гарантии. В общем, им было удобно
держаться друг друга, а личная жизнь жены интересовала Люциуса довольно
мало.
Но сейчас он искренне веселился, наблюдая за метаниями Нарциссы, не
знавшей, как уведомить любовника о том, что свидание отменяется. С самого
момента, как Люциус за завтраком объявил о своём внезапном желании
посетить Хогвартс, он не оставлял её в одиночестве ни на секунду, не давая
возможности отправить сову с запиской. А она так наивно верила в то, что её
тайна до сих пор остаётся тайной, и при этом так забавно нервничала, не
решаясь заикнуться о собственных планах, что Люциус не собирался
облегчать ей задачу. Наоборот, он демонстративно никуда не торопился,
останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы показать Драко
теплицы, южную галерею, главный холл, школьные часы… Когда они
наконец спустились в подземелья, Нарцисса уже закипала, хотя внешне ей
удавалось держать себя в руках.
Кабинет Северуса оказался не заперт, но охранные заклинания явно были на
месте, потому что стоило Люциусу перешагнуть порог, Северус тут же
появился в дверях лаборатории, располагавшейся в смежном помещении.
– Ты откуда? – озабоченно спросил он, стаскивая защитные перчатки. – Что-
то случилось?
– Мы просто соскучились, – Люциус отступил в сторону, пропуская в
кабинет Нарциссу и Драко. – Прости, что без предупреждения, надеюсь, мы
не нарушаем никаких твоих планов?
– Нарцисса, – Северус поприветствовал её кивком и присел на корточки,
протягивая руку Драко. – Привет, малыш!
– Я большой, – серьёзно возразил тот.
– Конечно, большой, – тут же исправился Северус. – Уже готов учиться в
Хогвартсе?
Драко растерянно обернулся на отца, явно не зная, что ответить.
– Тебе так не терпится проверить подземелья на прочность, Сев? –
усмехнулся Люциус. – Можем провести эксперимент прямо сегодня, если мы
не очень тебе помешаем.
– Нет-нет, – ответил Северус, но вид у него был немного растерянный. – Мне
только нужно закончить с зельем, от которого пока нельзя отойти, но меньше,
чем через час я буду в вашем полном распоряжении. И покажу тебе всё-всё-
всё здесь, – пообещал он Драко. – Люц, ты не мог бы помочь мне? А
Нарцисса с Драко пока могут погулять по окрестностям.
– Разумеется, – с энтузиазмом согласился Люциус. – Дорогая, встретимся в
главном холле через час?
– Конечно, дорогой, – процедила Нарцисса, которая терпеть не могла
прогулки.
Каждое пятнышко на одежде Драко, каждая подобранная им палка или
камушек были для неё источником серьёзного стресса, а чинно вышагивать
по дорожкам и созерцать природу на расстоянии их сын принципиально не
желал. Так что можно было понять мученическое выражение на лице
Нарциссы, когда она взяла Драко за руку, чтобы вывести его из подземелий.
Оно бы отлично подошло какой-нибудь царственной особе, которую ведут на
эшафот.
– А ты не очень-то радуйся, – фыркнул Северус, поймав торжествующий
взгляд Люциуса. – Тебя ждут флоббер-черви и скарабеи.

***

Гарри от нетерпения не мог усидеть на стуле, после каждой съеденной ложки

пытаясь сползти на пол, как будто это помогло бы приблизить долгожданный
поход в библиотеку. Но Джин была неумолима. До возвращения Дурсли из
отпуска оставалась всего неделя, и это был единственный шанс хоть немного
откормить Гарри. Кто знает, как скоро они теперь согласятся доверить
мальчика неблагонадёжной племяннице миссис Фигг. Джин и так стоило
огромных трудов после майской аварии, в которой она чудом отделалась
лишь ссадинами и ушибами, убедить их, что она вообще не склонна к
подобным чудачествам. При этом пришлось с непроницаемым лицом
выслушивать оханье Петуньи о безответственном поведении Дрейка,
дополняемое злорадными комментариями Вернона, которые сводились к
нехитрой мысли "сам виноват". И то они остались неудовлетворены беседой,
так как, очевидно, ожидали, чтобы Джин тоже осудила безмозглого
мальчишку, который едва не отправил на тот свет и её саму. Что, при всей
справедливости этого утверждения, было слишком жестоко. Но высказать это
Вернону, который не только не смягчился, но и, казалось, даже сильнее
возненавидел Дрейка после его смерти, было невозможно, и Джин лишь
крепче стискивала зубы каждый раз, как чета Дурсли возвращалась к теме
"ужасного происшествия". В конце концов, ей было не впервой отрекаться от
друзей, а Дрейку теперь было совершенно всё равно. Зато она прошла
проверку.
Возможно, если бы их отдых не был оплачен за несколько месяцев, Дурсли
бы так просто не закрыли глаза на ходящие по Литтл-Уингингу слухи о Джин
и Дрейке, но тогда у них не было бы другого варианта, кроме как отменить
поездку. В результате победила практичность, и семейство Дурсли отбыло к
тёплому морю, а Джин в тот же вечер купила билеты на Хогвартс-Экспресс
для себя и Гарри. Даже будучи густо засаженным деревьями, Литтл-Уингинг
оставался городом, а болезненность мальчика, изначально бывшая лишь
удобной для Петуньи отговоркой, постепенно становилась реальной. Поэтому
Джин твёрдо решила, что нужно непременно воспользоваться возможно
последним шансом вывезти Гарри на природу. Был ещё вариант отправиться
с ним в коттедж миссис Фигг в Годриковой лощине, но там слишком велика
была опасность, что его кто-нибудь узнает. Хогвартс же, пустующий на
каникулах, идеально подходил для летнего отдыха. В их распоряжении была
огромная территория с лужайками для беготни и озером для купания, а эльфы
вовсю старались, обеспечивая оголодавшему ребёнку правильное питание. В
послеобеденное же время Джин и Гарри совершали набег на владения мадам
Пинс и проводили около часа за чтением книг с полки маггловской
литературы.
Джин очень старалась, чтобы ничто волшебное не привлекло внимание
Гарри. Конечно, находясь в Хогвартсе нельзя было на это рассчитывать
всерьёз, но по крайней мере они избегали книжек с двигающимися
картинками, коридоров с говорящими портретами и эльфов.
"Как насчёт движущихся лестниц? – поинтересовался Северус. – По-твоему,
это недостаточно волшебно?"
"Ну, если Гарри и скажет что-нибудь своим родственникам, то они, скорее
всего, подумают, что речь об эскалаторе… Навру, что мы были с ним в
торговом центре, есть там такое здание с кучей магазинов и какими-то
аттракционами для малышей".
На самом деле Джин сомневалась, что Дурсли будут расспрашивать Гарри о
том, как он проводил время в их отсутствие. Главное, чтобы он сам не
вспомнил эти каникулы в Хогвартсе, когда снова попадёт в замок. Из её
собственного дошкольного детства сохранилось лишь несколько обрывочных
и смутных картинок, и Джин надеялась, что, если с Гарри не произойдёт
ничего совсем уж необычного, то он бесследно забудет последние две недели.

Северус, конечно, не понимал её опасений, и его заметно раздражало то, что

она пыталась создать для Гарри какие-то особые условия. Он не верил, что
мальчику так уж плохо живётся у родственников, а Джин не рассказывала и
сотой доли того, что знала про Дурсли. Что бы ни руководило профессором
Снейпом из её детства в третировании Гарри, его поведение тоже было одним
из кусочков мозаики, который важно было сохранить в том же виде. Поэтому
она не пыталась развеять заблуждения Северуса насчёт безоблачной жизни
Мальчика-Который-Выжил, ограничившись лишь объяснением, что Дурсли
терпеть не могут магию и волшебников и уж точно будут не в восторге, если
Гарри обмолвится о хогвартских чудесах.
"Ну и приехала бы одна, – буркнул Северус. – У меня ответственный
эксперимент на носу, и я не собираюсь быть нянькой…"
"Как будто тебя кто-то об этом просит! – обиделась Джин. – Не хочешь –
можешь вообще к нам не заходить".
"Я думал, ты будешь заходить ко мне. Когда Дамблдор предупредил, что ты
приедешь в замок, я надеялся, что ты мне будешь ассистировать…"
"Я приехала ребёнка выгуливать, а не в твоих подземельях над котлами
торчать", – отрезала она.
Два дня после этого они продолжали дуться, а потом Джин не выдержала и
послала к Северусу Майси с запиской.
"Найтли, – был ответ, – когда ты уже перестанешь судить людей по себе? Я и
не думал обижаться, просто не могу сейчас отлучаться из лаборатории. P.S.
Честно".
Приписка повеселила. Но Джин тоже честно не могла ни привести Гарри в
кабинет Северуса, ни, тем более, оставить его без присмотра, поэтому ещё
почти неделю они общались посредством "эльфийской почты". Потом
Северус стал выкраивать в своём графике вечера и начал приходить на
поздний ужин. Гарри к этому времени обычно уже спал, и ничто не мешало
тихим беседам у камина – совсем как три года назад, когда Северус только-
только поселился в Хогвартсе.
К огромному удивлению Джин, основной темой их разговоров стали
слизеринские "паршивцы". Северус действительно болел за свой факультет, и
пост декана подходил ему не меньше, чем Помоне Спраут или Минерве
Макгонагалл. Теперь многое из того, что возмущало Гермиону в действиях
профессора Снейпа, представало совсем в другом свете. Он гордился своими
змеёнышами и искренне переживал за них – особенно сейчас, когда
магический мир только приходил в себя после войны, и дети, вся вина
которых состояла лишь в том, что они учились на "факультете злых
волшебников", оказались изгоями. Слизерин был факультетом проигравших
эту войну, и победители не упускали случая поглумиться над подопечными
Северуса. Может быть, прими он деканскую должность в более спокойные
времена, отношение к своим и чужим не было бы столь катастрофически
предвзятым. Но после такого старта не было ничего удивительного в том, что
профессор Снейп привык выгораживать слизеринцев и не спускать ни
малейшей провинности представителям остальных трёх факультетов.
Похоже, он считал, что таким образом всего лишь выравнивает баланс, и
Джин находила его решительный настрой скорее умилительным, чем
несправедливым.
С Гарри Северус виделся редко, но когда они всё-таки встречались, он вёл
себя сдержанно и отстранённо, почти не обращая на мальчика внимания. А
сам Гарри, приученный не лезть к взрослым, спокойно смирился с тем, что
его игнорируют, довольствуясь компанией Джин. С ней он осмелел
настолько, что время от времени позволял себе поозорничать или
покапризничать, хотя вести себя прилично мальчика явно научили раньше,
чем пользоваться ложкой.
– Ну хорошо, теперь можно идти, – смилостивилась Джин, когда Гарри в
очередной раз взглянул на неё умоляюще. В конце концов, сегодня они
обедали раньше обычного, так как на вторую половину дня был запланирован
пикник, и, возможно, он ещё не успел проголодаться после завтрака.
Повторять приглашение дважды не пришлось. Мальчик соскочил со стула и
побежал к двери.
– Не так быстро, молодой человек! Чумазым поросятам вход в библиотеку
строго запрещён.
– Надо умыть мордочку? – упомянутая мордочка расплылась в солнечной
улыбке.
За полторы недели в замке их скромный быт оброс десятками маленьких
ритуалов, следование которым делало Гарри по-настоящему счастливым. И
сейчас сердце Джин в очередной раз болезненно сжалось при мысли о том,
что совсем скоро он вернётся к равнодушным Дурсли, которым совершенно
нет дела до того, сияют ли радостью его глаза.
Наконец мордочка была умыта, и приплясывавший от нетерпения Гарри был
выпущен за дверь. Джин еле успела запереть комнату Коллопортусом и была
вынуждена бежать за ним. Догнать и взять Гарри за руку удалось лишь в
конце галереи, перед самой лестницей. И то лишь потому, что
дисциплинированный мальчик послушно затормозил в условленном месте,
дальше которого Джин строго-настрого запретила выбегать без неё.
– Смотри под ноги! – скомандовала Джин, сжимая худенькую ладошку.
С портретами была проведена беседа, и они согласились не пытаться
заговорить с маленьким гостем Хогвартса, но замирать и притворяться
обычными картинами не собирались, поэтому Джин специально следила,
чтобы Гарри как можно меньше вертел головой по сторонам. Поэтому она
первая заметила стоящего на лестничной площадке третьего этажа мальчика.
Их с Гарри лестница вела мимо, на пятый, прямо к библиотеке. Джин
нарочно подгадывала время, чтобы попадать туда самым коротким путём. На
самом деле движение лестниц не было таким хаотичным, как ей казалось
раньше, – за годы работы в замке она достаточно их наблюдала, чтобы
уловить закономерность. Одинокий же ребёнок на самом краю над
лестничным пролётом был явно растерян и сбит с толку. Видно, ступеньки
только что отъехали у него буквально из-под ног.
– Гарри, милый, закрой глаза, – шёпотом велела Джин, вытаскивая из чехла
палочку. Хоть она и не колдовала в присутствии Гарри, но всегда теперь
носила её с собой. – Не бойся, малыш, – до мальчика была всего пара футов –
достаточно близко, чтобы дотянуться рукой, но это было слишком ненадёжно,
– стой спокойно, сейчас я тебя перенесу.Мобиликорпус! – коротко пискнув,
ребёнок поплыл по воздуху. – Ну вот, вот, теперь всё в порядке…
Мальчик поднял на неё полные непролитых слёз глаза. Плакать в пустом
коридоре было бы глупо, зато теперь, когда появились зрители, испуг и обида
на коварство лестниц искали выход. Его нижняя губа мелко задрожала, и в
этот момент Джин узнала это остренькое личико в обрамлении пушистых
светлых прядок. Причём узнала именно по сходству с далёким полузабытым
хорьком, а не с капризным малышом, которому она каждый вечер пела
колыбельные.
– Тебя ведь Драко зовут, так? – она присела на ступеньки перед ним. Мальчик
кивнул и судорожно вздохнул, сдерживая плач. – Как же ты здесь оказался?
– А можно мне открыть глаза? – раздался голос Гарри, и Джин не знала,
смеяться ей или плакать. Такое безоговорочное послушание почти
четырёхлетнего ребёнка было довольно пугающим.
– Можно, – разрешила она. – Только сядь, пожалуйста, рядом со мной, –
лестница с минуты на минуту могла тронуться, а главное – теперь сидящему
на ступеньках Гарри не было видно из-за перил большей части лестничного
колодца. – Драко, как ты сюда попал?
– Я случайно! – плакать Драко всё-таки передумал. – Я маму ждал.
– В том коридоре? Вы были у директора? – Драко только похлопал
ресницами. – Такой большой круглый кабинет? Видел красно-золотую
птичку? Феникса?
На все её вопросы мальчик лишь мотал головой.
– Дядя Северус велел погулять, – вдруг сказал он, и в этот момент лестница
поехала. – Ой, ой, держи меня! – Драко вцепился мёртвой хваткой в Джин и
не выпускал её, пока движение не закончилось.
– Мальчик испугался? – спросил Гарри, тоже на всякий случай хватая её за
рукав.
– Мальчика зовут Драко, – вздохнула Джин, прикидывая, чем может
аукнуться в будущем эта встреча. – Мы сейчас отведём его к дяде Северусу, и
пусть у него голова болит.
Держа в каждой руке по ладошке, она начала спускаться. Драко и Гарри
деловито шагали по ступенькам, время от времени оглядывая друг друга
подозрительными взглядами. Джин столько раз уже проходила здесь с Гарри,
но только сейчас её посетило чувство полной сюрреалистичности. Как будто
идти по Хогвартсу с двумя своими будущими однокурсниками было намного
удивительнее, чем с одним. Мальчики завязали какой-то разговор – кажется,
Драко выяснял возраст нового приятеля – но она почти не слушала их. Только
когда они, пройдя через главный холл, начали спуск в подземелья и Драко
стал оступаться на каждом шагу из-за непривычно крутых ступенек, Джин
пришлось сосредоточиться на том, чтобы никто не свернул себе шею, и
странное ощущение пропало. Здесь и сейчас была только она и двое её
подопечных, одному из которых, вообще-то, не следовало бы заходить на
слизеринскую территорию, между тем как второго надо было вернуть матери,
по возможности не встречаясь с ней.
Рассудив, что уж лучше Гарри посмотрит на ничем не примечательный
коридор, ведущий к комнатам Северуса, чем прибегать при нём к помощи
эльфов или самостоятельно разыскивать Нарциссу, Джин не учла лишь
одного. К тому моменту, как они нашли Драко, он явно уже набегался по
замку и сейчас начал ныть и канючить, что больше не может идти. Гарри
великодушно разрешил Джин понести "малыша Драко" на руках, и после
этого у неё уже не осталось выбора. Довольный Драко, как обезьянка, обвил
её руками и ногами, слегка придушив за шею и больно прижав волосы, а
Гарри заскакал вокруг, то и дело норовя подставить подножку. Все недавние
мысли о нереальности происходящего были забыты: ноющие руки и спина
были более чем реальны, как и голова, раскалывающаяся от несмолкающего
щебета в оба уха. В общем, остаток пути показался Джин ужасно длинным и
в кабинет Северуса она ввалилась совершенно без сил.
А когда, сгрузив веселящегося Драко на пол, Джин разогнулась, то вместо
Северуса обнаружила в кабинете того, мысли о ком отгоняла от себя по
несколько раз в день в течение последних двух с половиной лет.
– Мистер Малфой, – выдавила она, совершенно не представляя, что сказать.
– Мисс Найтли, – насмешливо поклонился он и тут же присел на корточки,
принимая сына в объятья.
– Папа! – заверещал Драко, повиснув у него на шее. – Я был высоко-высоко, в
башенке, а потом лесенка поехала, а потом тётя меня заколдовала и я летал, а
потом мы пошли к дяде Северусу, чтобы у него голова заболела, а я хороший,
у меня голова не болит, а тётя сказала…
– Тётю зовут Джин, – воспользовался Люциус неожиданной паузой. – Скажи
мне, куда же ты дел маму?
Драко засопел носом и немного отстранился.
– Я не дел. Я ждал, – ответил он, насупившись. – Я слушаюсь.
– Всегда-всегда? – вкрадчиво уточнил Люциус.
– Всегда-всегда, – с готовностью подтвердил Драко, немного просветлев.
– И не ходил без мамы по лестницам?
– Я с тётей ходил, – нашедшись с ответом, Драко заметно оживился и даже
отступил в сторону, тем самым призывая тётю в свидетели.
– Мисс Найтли? – издевательски осведомился Люциус.
– Он сидел на лестничной площадке в конце директорского коридора, –
пояснила Джин. – Один. А мы шли мимо.
Люциус перевёл взгляд на Гарри, который немедленно сделал шаг за спину
Джин.
– Понятно, – протянул Люциус неопределённо.
Джин не было понятно ничего, но это дело её и не касалось. А главное –
было почти невыносимо смотреть в его настороженные глаза, в которых
больше не было ни капли тепла для неё. На сына Люциус смотрел совсем
иначе, она же была теперь никто. Тётя.
– Мистер Малфой, мы, пожалуй, пойдём, – сказала она, беря себя в руки.
– Что ж, мисс Найтли, приятно было увидеться, – светским тоном ответил
Люциус.
– Дядя Северус! – завопил Драко так, что Джин вздрогнула. – У тебя голова
болит? Надо, чтобы болела.
– Надо – значит, заболит, – философски отреагировал Северус, появившийся
из лаборатории. – Джин.
– Ага. Мы тут… мы шли в библиотеку… – она окончательно смутилась и
двинулась к выходу, но в этот момент Гарри, чувствуя напряжённость между
взрослыми, выступил вперёд.
– Мы идём читать сказки, – доверительно сообщил он Люциусу, смело глядя
ему прямо в глаза. – Малыш Драко любит сказки?
– Я не маленький, я большой, – решил было обидеться Драко, но тут же
забыл об этом, снова повисая на отце. – Папа, можно мне тоже сказки?
– Мисс Найтли? – тон был прежний, издевательский, но в поднятом на неё
взгляде на этот раз была озорная искорка. И ещё что-то, от чего у Джин
ослабели колени.
– Мы с Гарри будем рады, если Драко к нам присоединится, – проговорила
она, изобразив вежливую улыбку, в то время как внутренний голос на все
лады проклинал её легкомыслие.
– В таком случае, Драко, слушайся тётю Джин, – Люциус снова взъерошил
сыну причёску. – А я найду маму и приду к вам в библиотеку.
Забыв недавнюю усталость, Драко вприпрыжку помчался по коридору,
далеко обогнав Джин и Гарри.
***

Едва за троицей закрылась дверь, Люциус, скрестив руки на груди,

повернулся к Северусу и мрачно спросил:
– Ну и когда же ты собирался рассказать мне, что Найтли вернулась в
Хогвартс?
– Не собирался, – невозмутимо ответил тот. – И она не вернулась. Они с
Поттером тут всего на несколько недель.
– Поттер? Тот самый Гарри Поттер…
– Да-да, тот самый Гарри Поттер, – досадливо перебил его Северус. –
Гордость и надежда магической Британии.
– Значит, Джин всё-таки стала его опекуном?
– Нет, она просто за ним присматривает. Слушай, я не могу об этом, правда.
Ты вообще не должен был их видеть, так что…
– Как обычно, – пожал плечами Люциус. – Чем играть в шпионские игры,
лучше бы рассказал, как она сама. Ваш драгоценный Мальчик-Который-
Выжил меня совершенно не интересует.
– Чем устраивать мне допрос, лучше бы поискал собственную жену, – в тон
ему ответил Северус.
– Я и так, кажется, знаю, где она, – Люциус скрипнул зубами. – И чем позже я
её найду – тем лучше для неё самой. И не меняй тему. Ты общался с Найтли?
И знал, где её найти?Всё это время?!
– Ничего подобного. Сам её впервые два месяца назад увидел. И то потому,
что Дамблдор послал.
– Ха, я знал, что он её не оставит в покое! – воскликнул Люциус, сам не зная,
торжествует он или злится. – Ну вот чем он лучше Лорда?! Точно такой же
фанатичный и лицемерный…
– Люц, уймись! – скривился Северус. – Никто на покой твоей драгоценной
Найтли не покушался. Наоборот… – он остановился на полуслове, явно не
желая продолжать.
– Наоборот? – Люциус вздёрнул бровь. – Ну же, Сев, не заставляй тебя
пытать.
– У меня основа сейчас выкипит! – спохватился Северус и поспешно скрылся
за дверью лаборатории.
Люциус последовал за ним, полный решимости выяснить, зачем Дамблдор
отправлял Северуса к Найтли. Он мог сколько угодно напоминать себе о том,
что ему нет и не может быть до неё никакого дела, что Найтли давно уже
чужой человек, что она никогда не была ему кем-то большим, чем сон,
короткое безумие, мираж – что угодно, подошло бы любое слово,
выражающее всю иллюзорность её присутствия в его жизни. Но стоило ей,
встрёпанной, раскрасневшейся, нелепой – и от этого ещё более настоящей,
переступить порог, как вся его защита пошла трещинами. "Мисс Найтли…"
Мерлин, он вёл себя совершенно по-идиотски! Как будто таким образом
можно было кого-нибудь обмануть!
– Это тебя не касается, – отрезал Северус в ответ на его красноречивый
взгляд. – Можешь хоть дыру во мне просверлить.
– Можно, да? – Люциус подошёл ближе. – Или лучше обойдёмся маленьким
безболезненным Империо?
– Ну-ну, – холодно среагировал Северус, по-прежнему стоя вполоборота и
уделяя больше внимания своему котлу, а не наставленной на него палочке. –
Какие ещё гениальные идеи сегодня посетили вашу светлость?
– Сыворотка правды? Ещё могу Драко тут оставить до конца лета.
Посмотрим, сколько ты продержишься…
– Завидная изобретательность, – хмыкнул Северус. – Убери палочку, а то
устроишь мне взрыв ненароком.
– Я и нарочно могу, – пригрозил Люциус, но послушался. Загубить
эксперимент Северуса было самым верным способом навсегда испортить с
ним отношения.
– Я просто отнёс ей кое-какие зелья, понятно?
– Она болела?
Насмешливый взгляд Северуса дал понять, что равнодушный тон Люциуса
его не обманул. Но зато он наконец перестал сомневаться, кому из двоих
друзей сохранять верность.
– У неё случился выплеск. Точнее, почти случился. Стёкла в доме чуть-чуть
побило…
– Из-за чего на этот раз? – Люциус уже перестал уговаривать себя, что это не
его дело. То, о чём Северус говорил так спокойно, для него представало
совсем в другом свете, стоило лишь вспомнить беседу с тем толстым
болтливым целителем.
– Кто-то умер, насколько я понял. А она не смогла спасти. Всё, Люциус, я и
это тебе зря рассказал.
"Снова Прюэтт? До сих пор?"
– Я пойду проверю, как они там, ладно?
Вдруг захотелось прямо сейчас, немедленно убедиться, что с Джин всё в
порядке. Что она не закуклилась, не стала сквибом, не умерла от очередного
приступа тоски по этому рыжему клоуну, который никогда не стоил таких
жертв, всего лишь погиб героически – единственное, что эти идиоты-гриффы
умеют в совершенстве…
– …ты вообще слышишь меня, Люц?
– Ты что-то хотел? – обернулся он с порога.
– Я говорю, что если ты хоть слово скажешь Найтли о том, о чём тебе знать
не полагается, то я…
– …пустишь меня на ингредиенты, я понял. Я бы никогда тебя не выдал, не
волнуйся. Честно.
Северус недоверчиво фыркнул, но в этот момент его зелье снова собралось
закипать, что и позволило Люциусу выскользнуть из лаборатории, не
дослушав занудных наставлений, на которые его друг был мастером. Иногда
можно было даже забыть, кто из них двоих старше. Когда Люциус в
очередной раз задавался этим вопросом, он тут же вспоминал магазинчик
Олливандера и горящие восторгом глаза Северуса, только что нашедшего
свою палочку. Всё, что приходило в голову потом – это был уже помощник,
собеседник, советчик, друг, как будто тот ребёнок исчез в одночасье, сразу
превратившись в равного. Многие слизеринцы искали покровительства
Малфоя, но Северус просто стал частью его жизни – так уверенно и
спокойно, как будто занял предназначенное для него место. Как и Найтли,
если подумать. Появившись из ниоткуда, они оба сделались неотделимы от
Люциуса. Она была неотделима, и верить в то, что ему всё равно, каждый раз
удавалось лишь до новой встречи. Да и то довольно плохо.
Первый год после исчезновения Волдеморта ему как-то удавалось не думать
о ней. Под постоянным давлением Отдела магического правопорядка и
возмущённой общественности во главе с жаждущей крови прессой мир
Люциуса сжался до пределов Малфой-мэнора. Притихшая Нарцисса
безропотно несла всю тяжесть – и своей вины, и опального положения их
семьи – и пыталась поддержать мужа, как умела. Джин приходила лишь во
сне, и он часто просыпался от того, что она плакала, уткнувшись ему в плечо.
И, повернувшись, чтобы привычно утешить её, обнаруживал пустоту. Потом
и это прошло. До осени, когда он, однажды вечером напившись безо всякой
причины, вдруг понял, что это был день рожденья Джин. Который они всего
год назад отмечали вместе. Это было вскоре после того, как она переехала в
его комнаты. Днём её навещали какие-то подруги, но потом Джин
праздновала с Люциусом, Северусом и Драко. И при воспоминании об этом
вечере он вдруг подумал, что её дружбы ему не хватает даже больше, чем её
любви. Что достаточно было и переписки – лишь бы не это ужасное
ощущение, что она просто исчезла из его жизни навсегда и нельзя даже
послать Суллу с поздравлением. Но стоило один раз увидеть Джин наяву, и
Люциусу стало кристально ясно, что ему не будет покоя, пока она не будет с
ним – в его доме, в его семье, в его руках. Потом уже можно было бы хоть
дружить с ней, хоть переписываться – главное, чтобы она засыпала и
просыпалась рядом. Чтобы признала, что "здесь и сейчас" – это слишком
мало.
Джин и дети были так увлечены чтением, что Люциусу ничего не стоило
незамеченным пробраться за стеллажи. Все трое расположились за столом
мадам Пинс: Джин на стуле, а Драко и Гарри – у неё на коленях. Она читала с
выражением, строя рожи и подделывая голоса героев, настолько захваченная
очередной дурацкой сказкой, что казалось, она сама была ровесницей
мальчишек, заливисто хохотавших над каждой фразой. Она вообще
выглядела непривычно – с отросшими распущенными волосами, в
маггловской одежде. Сейчас Джин казалась даже более счастливой и
свободной, чем тринадцать лет назад – до войны и всех потерь, через которые
она прошла. Впрочем, что он знал о её потерях? Что с ней было до их встречи
в главном холле этого замка? Откуда она взялась на его голову – с замашками
дикой кошки и презрением в глазах? И куда девалась эта дикарка, для которой
война была естественной стихией, когда у неё на попечении оказывались
дети? Например, сейчас, когда Джин, прорычав, что она – голодный
страшный волк, уткнулась носом в шею Драко, щекоча его…
– Убери руки от моего сына, грязнокровка! – раздался возмущённый вопль от
дверей, и в библиотеку ворвалась Нарцисса. От неожиданности оба мальчика
ещё крепче вцепились в Джин. – Драко, подойди ко мне! – велела Нарцисса
раздражённо. – Я же сказала тебе никуда не уходить, ты должен был стоять
там, где тебя оставили!
– Добрый день, Нарцисса, – холодно поприветствовала её Джин, помогая
Драко спуститься на пол. – Не стоило бросать ребёнка одного рядом с
лестницами…
– Не твоё дело! – рявкнула Нарцисса с искажённым от гнева лицом.
От её крика Гарри сильнее съёжился у Джин на руках, а Драко в ужасе
кинулся вглубь библиотеки. Люциус, сделав шаг из-за стеллажа, подхватил
сына и приблизился к жене.
– Мы тут подумали, – протянул он небрежно, и в глазах Нарциссы
немедленно появилась паника, – что я сам могу показать Драко Хогвартс. А
ты отправляйся по своим неотложным делам.
– Но я уже… Вовсе не обязательно… Я могу… – беспомощно залепетала она.

– Найтли, не могла бы ты… – Люциус усадил Драко обратно на колени

растерянной Джин и, взяв жену за локоть, вывел её из библиотеки.
– Послушай, эта твоя Найтли, – зашипела Нарцисса, едва за ними закрылась
дверь, – увела Драко, стоило на минуту отвернуться. Я обегала весь замок!
Если бы не портреты, я бы даже не узнала, куда она с ним пошла! Не
слишком ли много она о себе возомнила?
– Лучшая защита – это нападение, да, дорогая? Как же ты умудрилась так
основательно отвернуться, что у тебя из-под носа увели ребёнка?
Окрестности замка просматриваются достаточно далеко…
– Мы были на башне, – перебила его Нарцисса поспешно, наконец сочинив
правдоподобную с её точки зрения версию. – И я засмотрелась…
– …как гигантский кальмар тащит в озеро гиппогрифа? – сочувственно
предположил Люциус. – Или ты любовалась живописными красотами
Запретного леса? А Найтли подкралась и… Нет, постой, как я сразу не
сообразил – она стащила у Хуч метлу, прилетела, схватила Драко и унесла его
в библиотеку, так?
– Я попросила его постоять спокойно всего пять минут! – теперь Нарцисса
решила обвинить во всём сына. – Что за ребёнок такой! Мне нужно было
только…
– …только пять минут, чтобы написать письмо, я понял, – продолжил вместо
неё Люциус. – А Драко ты оставила снаружи, потому что в совяльне ужасная
грязь. Не трудись объяснять.
– А ты не делай из этого трагедии! – процедила она. – Ничего с твоим
драгоценным Драко не случилось, а если бы эта грязнокровка не совала свой
длинный нос в наши дела, то мы бы с ним уже давно отправились гулять. Но
нет, ей непременно надо влезть и всё испортить…
– На твоём месте, дорогая, я бы лучше поспешил отправить ещё одну сову.
Похоже, что твои планы вновь изменились.
– Ты меня прогоняешь? – на лице Нарциссы можно было прочитать целую
гамму противоречивых эмоций: от искреннего возмущения до предвкушения
встречи, которую она уже успела отменить.
– Ну что ты, дорогая, – Люциус ослепительно улыбнулся. – Просто тебе будет
с нами неинтересно.

Глава 40.
– Интересно, как ты умудрился отправить Нарциссу восвояси? –
поинтересовался Северус.
Было забавно наблюдать за ним в непривычной обстановке. Вне лаборатории
Северус явно чувствовал себя неуютно, а уж отдых на природе, да ещё и в
компании двух маленьких "паршивцев", оглашавших окрестности
восторженными визгами, был для него настоящей пыткой. По крайней мере
такой можно было сделать вывод, глядя на то, с каким брезгливым
выражением он устраивается на поваленном стволе.
– Удивительнее, как я умудрился не придушить её на месте, – буркнул
Люциус неохотно. – В какой-то момент очень хотелось.
– Сам виноват, – безжалостно заметил Северус. – Если знал, что она способна
на такое… э-э-э… легкомыслие, то нельзя было оставлять её с ребёнком.
Хогвартс – это тебе не Малфой-мэнор, где и портретам и эльфам есть дело до
того, чем Драко занимается.
– Знаешь, даже для Нарциссы это было слишком, – Люциус скривился. – Не
хочу об этом. Сменим тему?
– Я даже знаю, на какую, – голос Северуса был полон ехидства, но
выражение лица было, как обычно, не разобрать из-за завеси волос.
– Твоё последнее усовершенствование "жидкого сна"? – невинно
предположил Люциус.
– Или то, зачем вам понадобилось выдёргивать из лаборатории меня, –
фыркнул Северус. – Нашли тоже дуэнью…
– Вообще-то, идея позвать тебя принадлежала Драко. Его самого пригласил
Гарри. Так что единственный незванный гость здесь я.
Люциус растянулся на трансфигурированном пледе и, ладонью прикрыв
глаза от солнца, уставился в небо. Сосны протяжно поскрипывали, как будто
приветствуя его после долгой разлуки. Здесь словно ничего не изменилось:
тот же слегка похрустывающий под ногами ковёр из серебристо-голубого
мха, те же огненно-рыжие чешуинки коры, золотившиеся в лучах уже
прошедшего зенитную точку солнца, тот же мерный плеск волн,
разбивающихся о прибрежные камни, запах душистых трав и близкой воды с
неуловимым привкусом тины… И странное, противоречивое ощущение –
сплавленные воедино чувства щемящей тоски и тихого умиротворения. Здесь
они, юные, восторженные, полные бурлящего желания изменить этот мир,
клялись друг другу в преданности, до хрипоты спорили о миссии
чистокровных магов, молчали, без слов признавая родство, глазами обещая
всегда быть верными – не факультету или убеждениям, а общему детству,
которое на самом деле и было единственным действительно важным, чего
они не успели рассмотреть и распробовать, занятые какими-то
воображаемыми будущими свершениями. Они растеряли его, сначала
поторопившись вырваться во взрослую жизнь, требующую взрослых
решений, а потом замкнувшись каждый в своём мире, в своих проблемах, в
своей боли и одиночестве. А когда ломка наконец закончилась, выяснилось,
что вместе с наивностью, горячностью и максимализмом были утрачены и
связи между ними. От того Слизерина, который Люциус сейчас мог бы
назвать своим, осталось лишь это место. Но зато оно по-прежнему
объединяло все поколения бывших слизеринцев, создавая иллюзорную
общность, основанную на памяти и воображении. Как будто здесь до сих пор
бродила та Белла, что умела беззаботно хохотать, встряхивая непокорной
гривой волос, и тот Уолден, похожий на благородного рыцаря, которому
осталось лишь подпоясаться мечом и получить напутствие прекрасной дамы
перед сражением с драконом, и тот Люциус, воображавший себя сказочным
принцем, хозяином зачарованного замка… И так хотелось увидеть их наяву,
чтобы объяснить этим идиотам, что гнёт отцовской власти или несчастная
любовь – недостаточная причина, чтобы сломать себе жизнь, что есть другой
выбор и другой выход.
– Сейчас она утопит твоего наследника, – невозмутимо заметил Северус,
прерывая поток мыслей и воспоминаний, и Люциус снова сел так, чтобы
видеть полоску берега, где между огромными валунами носились Джин с
мальчишками.
Она уже успела скинуть обувь и теперь бегала по воде босиком, в
подвёрнутых джинсах, растрёпанная и беспечная. Драко, захваченный в плен,
заверещал в восторге и ужасе, когда Джин сделала вид, что сейчас окунёт его
головой в озеро, но стоило ей поставить его на ноги, как они с Гарри тут же
продолжили брызгаться водой. Сначала Драко был немного скован, но новый
знакомый уверенно втянул его в игру, и они очень быстро освоились друг с
другом. Люциус впервые видел, чтобы сын так легко преодолел
застенчивость. Поведение Драко со своими и чужими очень сильно
отличалось – настолько, что большую часть тех редких детских праздников,
на которые Малфои получали приглашения, он проводил на коленях у отца.
Теперь, полюбовавшись на то, как сын самозабвенно веселится в компании
чужого мальчишки и женщины, которая исчезла из их жизни два с половиной
года назад, Люциус подумал, что, наверное, стоит самому устраивать приёмы
в Малфой-мэноре. Общества домашних эльфов Драко явно было
недостаточно.
– Когда я смотрю на них, то ненавижу вашего господина директора ещё
больше, – признался Люциус, не отрывая взгляда от возни на берегу. – Если
бы он разрешил поселить мальчишку в замке, осталась бы и она. И, может
быть, позволила бы нам с Драко жить с ней. Тогда сейчас всё это было бы
настоящим.
– Поверь мне, всё равно ничего бы не вышло, – покачал головой Северус. – И
Дамблдор не мог поступить иначе, и Джин никогда бы не согласилась…
после того, как Нарцисса вернулась, у тебя не было шансов. Ты же знаешь
Найтли с её принципиальными позициями. И вообще, не пора ли забыть всё
это? Жизнь продолжается…
– Да я сам не могу поверить, что меня до сих пор волнует женщина, которая
уже тринадцать лет при каждой встрече топчется по моему сердцу маршевым
шагом! – Люциус со стоном досады повалился обратно на плед. – Но каждый
раз, как я её вижу, хочется снова попробовать что-то исправить, понимаешь,
ведь так не должно быть!!!
– Вот поэтому я и не собирался сообщать тебе, что Джин в Хогвартсе. И
считаю, что этот ваш "вечер встречи выпускников" – идиотская затея.
Особенно если учесть, что её авторство принадлежит Поттеру.
– Мальчик просто пригласил Драко на пикник, что в этом такого ужасного?
– То, что ты теперь сидишь тут и ноешь. Вместо того, чтобы присоединиться
к этому детскому саду, – он мотнул головой, указывая подбородком в
направлении резвящейся на мелководье троицы, – и не мешать мне
наслаждаться отдыхом.
– О, я просто не знал, что ты пытаешься наслаждаться… – глядя на
чопорного Северуса, чья полная достоинства поза невольно навевала
подозрения о проглоченном аршине, трудно было удержаться от смеха, и
Люциус поспешно перевернулся на живот, уткнувшись лицом в колючую
шерстяную ткань.
– Представь себе, – ответил Северус с нажимом, но в то же мгновенье
вскочил на ноги. – Это же Юнгерманния Полярная! – он кинулся к какой-то
кочке и упал перед ней на колени, совершенно позабыв, как только что всеми
магическими и немагическими способами очищал место на стволе, прежде,
чем на него опуститься. – Ты только погляди…
Дальнейшие его восторги Люциус уже не слушал, вновь повернувшись к
озеру. Молодое поколение, объединившись, явно побеждало – Найтли уже
была мокрая с ног до головы. Вот она беспомощно подняла руки, очевидно,
умоляя о пощаде, и мальчишки наперегонки помчались к "столу". А Джин
направила им в спины палочку, наколдовывая высушивающие чары. После
такого обращения мантию можно было выкидывать.
– Папа! – раскрасневшийся Драко плюхнулся рядом с Люциусом. – Мы хотим
пить!
– Люц! – предостерегающе воскликнула подошедшая Джин, едва он только
потянулся за палочкой. – Я сама.
Это было самое непонятное во всём том, что Северус презрительно называл
"вознёй вокруг Поттера". В мальчике совершенно точно был магический
потенциал, и, насколько Люциус мог судить, немаленький, ему предстояло
обучение в Хогвартсе и жизнь среди колдунов и ведьм. Но Джин
тщательнейшим образом отгораживала его от всего волшебного. Даже на
пикник они расположились именно в соснах лишь потому, что отсюда не
было видно Хогвартса. А уж те предосторожности, с которыми Джин водила
мальчика по замку и прилегающей территории, и вовсе вызвали у Люциуса
закономерное недоумение: какой смысл везти ребёнка сюда, если не
показывать ему ни башен, ни подземелий, ни Большого зала, ни теплиц, ни
квиддичного поля – ничего, хоть сколько-нибудь интересного? Она буркнула
что-то о том, что в Хогвартсе спокойно и безопасно и что ей проще
обманывать слизеринскую границу ненаходимости или наколдовывать на
Гарри отвлекающие чары, чем организовать его отдых где-то ещё. Как
Люциус понял, Джин увезла мальчика без ведома его официальных опекунов
и поэтому не могла рисковать, чтобы его кто-то увидел. Но это объясняло
лишь "почему именно Хогвартс". Вторая же – и самая принципиальная –
часть его вопроса так и повисла без ответа. Зачем скрывать от Гарри то, с чем
он всё равно неизбежно познакомится через несколько лет? Северус только
пожал плечами, мотивов Джин в данном случае он не понимал и даже не
пытался.
А вот Люциусу ужасно хотелось знать причины её страстной одержимости
Мальчиком-Который-Выжил и необъяснимой смелости, с которой она решала
все вопросы, связанные с ним. Он помнил, как она осторожничала с Драко,
избегая любой ответственности за его воспитание, хотя тогда Люциус
пытался дать понять, что безоговорочно доверяет ей сына. А теперь, с чужим
ребёнком, Джин была гораздо уверенней, как будто имела полное право
распоряжаться его жизнью.
– Мы хотим покидать камушки, – едва прожевав пирожок, доложил Гарри, и
Драко энергично закивал, присоединяясь к просьбе.
Люциус повернулся к Джин:
– Идём? Или хочешь отдохнуть? Я могу присмотреть за ними. А можешь
присоединиться к дяде Северусу, на которого гербологический зуд напал…
Она проследила его жест в направлении мелькающей между соснами чёрной
мантии и помотала головой. В глазах была лёгкая растерянность. Очевидно,
ей не хотелось ни сидеть с Люциусом на берегу, ни доверять ему Гарри.
Наконец, взвесив все "за" и "против", Джин вскочила на ноги, демонстрируя
полную готовность "кидать камушки". Правильно поняв это движение,
мальчики ухватили её за обе руки и потащили к озеру, а Люциус последовал
за ними, чувствуя себя лишним.

***

– …а она так брыкалась, что в результате засветила профессору Перкинсу в

глаз. Случайно, конечно. Но особенно он разозлился, когда ребята из Отдела
регулирования популяций поймали этого келпи и подтвердили, что уздечку
Эмми надела правильно. Кеттльбёрн ей даже баллов хотел добавить, но
Макгонагалл запретила.
– Что, правда? – изумился Северус.
– Представь себе! Некоторые деканы думают не только о соревновании
факультетов, но и о воспитательных задачах.
– А некоторые их решают, вместо того, чтобы о них думать, – парировал
Северус.
– Придираешься к словам! – возмутилась Джин.
– А что ты знаешь о том, кому и с какими целями я начисляю баллы?
– Да уж скорее отнимаешь, – лениво протянул Люциус, растянувшийся в
траве у их ног.
"Мистер Малфой…" Когда после библиотеки Гарри пригласил Драко на
пикник, Джин занервничала. День в компании Малфоев грозил обернуться
серьёзным испытанием. К счастью, Северус согласился к ним
присоединиться, что позволило Джин большую часть времени возиться с
детьми, уклоняясь от общения с Люциусом. Да он и сам не пытался
сократить дистанцию, и она чувствовала себя по-дурацки со своими
неоправдавшимися опасениями. Конечно, Люциус был не тем человеком,
который мог два с половиной года питать какие-то тёплые чувства после того,
как его оскорбили и отвергли. Хотя ещё глупее было ожидать, что он всё это
время помнил и переживал их разрыв. Судя по его теперешнему
спокойствию, Джин тогда совершенно правильно оценила последствия. Всё
получилось, как она и хотела: Малфои до сих пор были вместе и вообще
выглядели как нормальная семья. Люциус был абсолютно безмятежен,
общаясь с Джин на том уровне официоза, которого они придерживались во
время совместной учёбы и в переписке после выпуска. И это было уютно.
Она даже поймала себя на мысли, что вновь получает удовольствие от его
компании, несмотря на то, что в груди всё равно болезненно ныло от
невозможности просто сесть ближе, прислониться спиной, почувствовать на
своих плечах его руки…
– Тётя Джи-и-ин! – хором взвывшие Гарри и Драко вернули её в реальность.
– Не получа-а-ается!
Совместными усилиями с берега была принесена целая куча разноцветных
камешков, и теперь мальчики были поглощены строительством чего-то
грандиозного. Жаль только, что размах архитектурного плана не
соответствовал фактическим возможностям имеющихся в распоряжении
материалов и технологий.
– Найтли, не вредничай, наколдуй детям слабенькие скрепляющие чары, –
предложил Люциус.
– Неспортивно, – отрезала Джин.
– Зато действенно, – возразил Северус.
– Вот именно, – подтвердил Люциус, теребя подобранную с земли шишку. –
И нас не дёргали бы каждые две минуты.
– Слизеринцы! – фыркнула Джин, с усилием отводя взгляд от его пальцев.
Ответом ей были две одинаковые насмешливые ухмылки, делавшие лица
Северуса и Люциуса такими юными, что сдавило горло – не то от горечи, не
то от счастья. И вдруг ужасно, до слёз, до крика захотелось обниматься с
ними обоими так, как она обнималась с Роном и Гарри – просто стиснуть
мёртвой хваткой и держать, как будто под ногами пропасть, как будто впереди
разлука навсегда. А ведь так и было: оставленные в будущем друзья теперь,
после стольких лет, казались чуть ли не чужими. Если ей и суждено было к
ним вернуться, то Джин всё равно уже будет совсем другой, будет Джин
Найтли, которой малыш Гарри кажется гораздо более реальным, чем
Победитель Волдеморта. И зачем она будет нужна там – такая? А здесь и
сейчас было ужасно жаль тех откровенных и искренних отношений, которые
могли у неё быть с Люциусом и Северусом, если бы она на самом деле
родилась на тридцать лет раньше. Жаль маленького Драко, который её,
разумеется, даже не узнал и с которым так потом всё отвратительно
получится – ещё один загубленный её молчанием ребёнок.
"Убери руки от моего сына, грязнокровка!"
Когда в библиотеке Люциус внезапно появился из-за полок, Джин внезапно
показалось, что сейчас он заставит Нарциссу извиниться, хотя бы один раз в
жизни. Но он лишь вручил ей Драко – как какой-нибудь гувернантке – и
удалился с женой под ручку. За несколько часов, что Джин и Люциус
провели, гуляя с детьми, это почти забылось, как и его холодно-насмешливое
"мисс Найтли". Но стоило вспомнить, какую сволочь он воспитает из своего
сына, как тут же весь день предстал в совсем другом свете: бесконечные
насмешки насчёт её попыток оградить Гарри от волшебства, в каждом слове
презрение к маггловскому миру, сдержанный взгляд – как будто Люциус сам
уже не верил, что у них могло что-то быть. Это было правильно, это был
почти тот самый мистер Малфой, оскорбивший её родителей в "Флориш и
Блоттс", а значит всё шло как надо. А Джин была чужой, пустым местом,
неловким воспоминанием. Было ошибкой поддаться уговорам Гарри.
Джин отвернулась ото всех к озеру, подтянула колени к подбородку и крепко
зажмурилась, чувствуя, как из-под закрытых век катятся слёзы. За её спиной
некоторое время продолжалась возня с камешками под руководством
Люциуса, потом по его команде Гарри и Драко кинулись собирать шишки.
Джин спустилась к воде, чтобы ополоснуть заплаканное лицо.
– Надоели вы мне со своими страданиями, – раздался рядом голос Северуса,
и она медленно обернулась, приглаживая волосы. Убедительно изобразить
недоумение не получилось. – Сколько можно?
– А сколько нужно? – огрызнулась она, чувствуя, что эмоции начинают
выходить из-под контроля. – Не вижу тут ничего, из-за чего переживать тебе.
– Ну ещё бы! С твоим-то избирательным зрением… – он направил палочку на
ближайший валун и очистил его бок от водорослей, после чего прислонился к
нему спиной, скрестив руки на груди. – Сказал же – не могу смотреть, как вы,
идиоты, друг друга мучаете.
– Оставь это, ладно? – голос вдруг подвёл, и Северус скорее догадался, чем
услышал, что она сказала.
– Ему тоже плохо, – упрямо продолжил он, немедленно напомнив Джин
подростка, который, задрав подбородок, гордо обещал, что сам сделает себе
имя в научном мире.
Она шагнула обратно к кромке озера, чувствуя себя загнанной в угол.
Вечернее солнце висело низко над горами, разбегаясь яркими бликами по
поверхности воды, и Джин прищурилась так, чтобы поймать мокрыми
ресницами радугу. Рыжие лучи брызнули во все стороны, заметались под
веками, ослепляя, и она пошатнулась, оступившись на скользком камне.
– И что?! – почти выкрикнула она с досадой. – Какое это отношение имеет ко
мне? Разве что ему не по себе от близкого соседства грязнокровки…
– Найтли, ты пьяна? – спросил Северус напряжённым голосом.
– Ничуть, – ответила она, снова уставившись на дорожку расплавленного
золота, протянувшуюся от того берега, – и плевать, что глаза слезились и
болели. – У меня наоборот прояснение в голове наступило.
– Что на тебя нашло?! Только что всё было нормально!
– Может я просто устала делать вид, что всё в порядке! Я ведь существо
второго сорта, так кому нужны эти игры в терпимость к магглорождённым?
– Ушам своим не верю. Джин, что за ерунду ты несёшь? – Северус подошёл к
ней и встряхнул за плечи, но она вырвалась из его рук. – Ты знаешь его
столько лет – и до сих пор не умеешь отличить маску от сути?
– Эта его маска диктует ему поступки, Северус, – запал кончился, и на неё
накатила ужасная усталость. – Так что не вижу принципиальной разницы. А
Драко уж точно не разберётся во всех этих тонкостях, уж поверь.
– Причём здесь вообще Драко? Речь о том, что ты никогда не была для него
"существом второго сорта". Неужели это не очевидно?
– Это ничего не меняет! Он будет жить с Нарциссой, и вместе они
постараются превратить Драко в точно такого же высокомерного ублюдка,
каким Люциус на самом деле и является.
Её слова повисли между ними, и чем дольше затягивалась пауза, тем
очевиднее становилось, что Джин перешла грань. Это она видела надменного
господина с ледяным взглядом, это она знала, что он всё равно вернётся сам и
отдаст сына под командование возродившегося Волдеморта, это у неё был
счёт ко всей этой снобской семейке. Но нечестно было вываливать свою
правду на Северуса, заставлять его делать выбор. Да и какой тут мог быть
выбор! Люциус всегда был для него важнее.
Джин наконец повернулась, стирая со щёк мокрые разводы. В глазах
заплясали зелёные и фиолетовые пятна, и она, пошатнувшись, оперлась на
предложенную Северусом руку. Даже не видя его лица, можно было
почувствовать, насколько он шокирован и как стремительно разрастается
между ними пропасть отчуждения. Но ещё раньше, чем Джин нашла слова,
чтобы смягчить свою грубость, раньше, чем восстановилось зрение, подал
голос третий участник разговора.
– Спасибо, Найтли! Лучше поздно, чем никогда, – протянул он своим самым
противным тоном. – По крайней мере, это честное мнение. Я, конечно,
предпочёл бы, чтобы оно было высказано в лицо…
– Зачем тогда подкрадываться со спины и подслушивать? – процедила она,
оборачиваясь на голос. Слепое пятно, всё ещё плавающее перед глазами, не
позволяло разглядеть выражение лица Малфоя – только силуэт на фоне
высокого берега.
– Чтобы тебе не нужно было ещё тринадцать лет лицемерить. Сожалею, что
причинил столько неудобств. Тяжело тебе, наверное, пришлось, а, Найтли?
Он подошёл ближе, почти вплотную, и Джин даже отшатнулась, панически
вцепившись в Северуса.
– Я пойду, посмотрю за детьми, – тут же отреагировал тот, мягко
высвобождаясь.
Зная Северуса и его отношение к "маленьким паршивцам" вообще и к Гарри
в частности, Джин могла оценить весь героизм этого предложения, но благие
намерения друга в данном случае не привели бы ни к чему хорошему.
– Не надо! – она вновь схватила его за локоть. – Нам с Гарри уже всё равно
пора.
– Давай, беги, – издевательски поддержал её Малфой. – Тебе не впервой.
Джин очень хотелось найти слова, которые бы побольней укололи его в ответ.
Или просто ударить. За то, что Малфой посмел назвать лицемерием её
искреннюю веру в то, что он лучше, чем можно подумать. За то, что она сама,
ослеплённая сиюминутной обидой, предала эту веру – или, наоборот, предала
себя тринадцать лет назад, когда перестала считать неизбежным превращение
того Люциуса, с которым она вместе училась и которого привыкла считать
другом, в мистера Малфоя. За то, что она больше ничего не знала наверняка.
За то, что она не сказала ни слова неправды, но ей всё равно было стыдно, так
стыдно, что она не смела даже поднять глаза и взглянуть ему в лицо.
Он посторонился, давая ей пройти, и насмешливо поклонился на прощанье.
Всего час назад они стояли здесь рядом, наблюдая за беготнёй Гарри и Драко.
Почти соприкасаясь плечами. Тем для разговора не находилось, но это
почему-то не смущало. А потом подбежал запыхавшийся Драко, заставил
отца наклониться, обнял за шею и что-то возбуждённо зашептал ему на ухо,
оглядываясь на в ожидании переминающегося с ноги на ногу Гарри. Люциус
растрепал шевелюру сына и дал ему лёгкого шлепка, отпуская до "во-о-о-он
того камня". И тогда Джин сказала: "Твой мальчик – просто очаровательный",
а он ответил: "Твой тоже". Это снова был мир, хотя в него с трудом удавалось
поверить после всего, что она натворила. Почему ей надо было всё разрушить
– и только затем осознать возможность перемирия между ними? Может
потому, что ей всё равно было мало мира, мало даже дружбы, и невыносимо
больно – помнить, что они были семьёй, что она своими руками отдала его
Нарциссе, сама отреклась от Драко и больше не имела никакого права
ревновать и злиться на его равнодушие, и пялиться на его руки, и замирать в
надежде на случайное прикосновение, которого уже никогда не будет…
– Гарри! – мальчики, сидевшие на корточках над целой горой шишек,
обернулись на её окрик. – Нам пора, пойдём скорее.
Любой другой ребёнок закатил бы скандал с возмущёнными требованиями
"ещё немножечко поиграть", Джин достаточно насмотрелась таких сцен на
детских площадках Литтл-Уингинга. Любой, но не Гарри. Старательно
отряхнув с коленок иголки и прочий лесной мусор, он подошёл и послушно
вложил ладошку в её протянутую руку.
– Драко, малыш, пока! – Гарри повторил её жест, тоже помахав
растопыренной пятернёй в воздухе.
– Я не маленький, я большой, – ответил немного растерявшийся Драко. – И
хороший.
– Ну конечно хороший, – Джин двинулась было к нему, чтобы обнять, но
поняла, что не выдержит этого, и решительно зашагала к границе
ненаходимости, крепко сжимая ладошку Гарри. – Закрой глазки, Гарри…
Северус догнал их уже на дорожке в Хогсмид.
– Найтли, погоди! Ты не можешь так сбежать!
– Ещё как могу, – ответила она, не сбавляя шага. – Сев, я не могу остаться,
пойми! Мы немедленно возвращаемся.
– Ты ведь собиралась пробыть ещё целую неделю. И Хогвартс-Экспресса
сегодня нет.
– Неважно. Мы аппарируем. Пожалуйста, не уговаривай! И… ты не мог бы
прислать наши вещи? Там только одна сумка, всё сложено, может только
босоножки… и книги на столе. Майси может всё собрать. Пожалуйста.
– Пароль от комнат? – спросил Северус обречённо.
– Симсим.
– "Начинаю думать, что зельевар – это диагноз", – передразнил он. – Чтобы
ты знала, всеотпирающего зелья на самом деле не существует, это миф.
– Знаю. Нам рассказывал… преподаватель. А мой пароль просто из сказки.
– Джин, – он решительно ухватил её за плечи и развернул к себе лицом. – Не
убегай. Это неправильно. Просто перестань трусить и извинись – он простит.
– Чёрт, Сев, я знаю! Мне ужасно жаль, что я так сказала, и ещё больше – что
он это услышал. Но не в этом дело!
– А в чём? Что с тобой происходит?!
Джин отступила на шаг, чтобы победить искушение разреветься, привычно
уткнувшись в его пропахшую зельями мантию. Сдаться, рассказать всё,
скинуть наконец с себя ответственность, которую не пожелал принять
Дамблдор, но Северус – совсем другое дело, он не бросил бы её, он что-
нибудь бы придумал, он…
"…никогда бы тебя не простил за то, что ты принесла в жертву Лили…"
Они стояли друг напротив друга, напряжённо уставившись глаза в глаза.
Гарри снова уселся на корточки, разглядывая в траве какого-нибудь
очередного жучка.
– Я не могу никого спасти. Мне нельзя. И мне тошно было бы наблюдать
своими глазами, как вы вернётесь к своему… лорду. И как Драко… Пойми, я
не могу!!! – Джин подхватила Гарри на руки, спрятав лицо в его
растрёпанных волосах. – Лучше пусть обижается – всё лучше, чем пустая
надежда. У него совсем другой путь. А у меня… у меня…
Не договорив, она бросилась бежать. Впрочем, всего через несколько
десятков ярдов пришлось перейти на шаг, а потом и вовсе опустить Гарри на
землю. Северус молча шёл следом. До того самого поворота, за которым
открывался вид на Хогсмид. Место прощаний, место последнего
необратимого шага – как она ненавидела этот чёртов антиаппарационный
барьер, отсекавший её сейчас от самых дорогих ей людей. Потому что это
было очень удобно – опять валить всё на внешние условия и ограничения,
тогда как она сама была вольна сделать шаг обратно, вернуться, повиснуть на
шее у хмурого Северуса, уговорить его довести Гарри до замка – и полететь,
едва касаясь земли, туда где остался тот, с кем она хотела остаться навсегда –
пусть даже рухнет весь этот мир, которому она уже пожертвовала обе своих
жизни и всё, что было в них ценного.
– Прощай, – она снова взяла Гарри на руки. – Прости меня, ладно? Я не
хотела, чтобы всё получилось так.
– Прощай, – эхом отозвался он и неодобрительно поджал губы.
Джин аппарировала, не отрывая взгляда от его лица, до последней секунды
надеясь, что это суровое выражение смягчится.

Глава 41.
Драко заснул, едва коснувшись головой подушки, что случалось с ним крайне
редко. Может быть так вымотался за день, а может смутно помнил, как в этой
самой комнате Джин пела ему колыбельные. Люциус скривился, как от боли.
Возвращаться домой не хотелось совершенно. К тому же не мешало дать
Нарциссе лишний повод поволноваться и подумать о своём поведении. И
если бы она сейчас сделала выбор в пользу своего Хавьера, Люциус бы не
слишком огорчился.
Но, в то же время, остаться в Хогвартсе – в тех самых комнатах, в которых
они жили с Джин – тоже оказалось не очень хорошей идеей. Здесь всё
напоминало о ней, предательнице, лицемерке, враге. И всё кричало о том, что
произошла чудовищная ошибка. Что её сегодняшнее поведение было
странно, дико и нелогично. Не похоже на ту Джин, которая на цыпочках
выходила из "детской" и гордо докладывала, что Драко заснул. Как и на ту,
которая вместе с мальчиками собирала на берегу пёстрые камешки, которая
клялась, что в озере до сих пор водится келпи, и счастливо жмурилась в
солнечных лучах, втягивая носом жаркий просмолённый воздух… Чтобы
спустя всего несколько минут с искренней злобой выплюнуть:
"высокомерный ублюдок" – и пройти мимо, брезгливо поведя плечом.
"Надо разобраться", – сказал Северус. И это прозвучало как обещание. А
пустых обещаний Северус никогда не давал. Хотя в данном случае Люциус и
не разделял его энтузиазма.
"Мне неинтересно, с чего она вдруг… взбесилась", – ответил он, не
задумавшись.
"Это и мне неинтересно, – фыркнул Северус. – Слишком очевидно".
"Не поделишься, в таком случае, выводами, мой проницательный друг?" –
ядовито осведомился Люциус и тут же получил невозмутимый ответ:
"Ревность и обида".
"Обида? Ревность? По какому праву?! Она сама…"
"А ты всегда испытываешь только те чувства, на которые имеешь право? –
перебил его Северус. – Счастливый человек…"
– Ну хорошо, – продолжая разговор с того же места, на котором они
прервались два часа назад, произнёс Люциус, как только присоединился к
Северусу в гостиной, – если всё так просто, то что же, по-твоему, интересно?
– О, да буквально всё остальное! Но в первую очередь – откуда у неё эта
непрошибаемая уверенность в своей правоте и почему она, Мерлин раздери,
всегда оказывается права. Поэтому главное, что я собираюсь выяснить, – с
этими словами он торжественно водрузил на стол думосбор, – какие ещё
прогнозы делала Найтли, и сколько из предсказанного сбылось.
– Ты это всерьёз? – по спине Люциуса побежал холодок. – Ты не можешь
говорить это всерьёз!
– Отчего же? – холодно поинтересовался Северус, в данный момент сам на
себя непохожий. – Мне кажется, это очевидно, что она что-то скрывает. Что-
то, что касается тебя, меня, Драко… Собираешься и дальше делать вид, что
не понимаешь, о чём речь?
– Ладно, – Люциус кинул опасливый взгляд на серебристое мерцание,
исходившее от думосбора. – Что от меня требуется?
– Нужны любые воспоминания, где Найтли говорит о Лорде. Потому что
больше всего она знает о войне. Всё-всё-всё, особенно то, что было сказано в
запале.
– Тогда до утра сидеть будем, – мрачно ответил Люциус, – потому что в
запале она пребывала большую часть времени. Если не в тоске или в
истерике. Кстати! – Северус, который было пытался сконцентрироваться,
обернулся на его возглас с недовольным лицом, но Люциуса это не смутило. –
Добавь туда же воспоминания о её последнем срыве.
– Как раз это не имеет никакого отношения к тому, что она скрывает. Если
тебя снова любопытство замучило – так и скажи, вместо того, чтобы
пытаться обходными путями…
– Ладно, мне любопытно, – легко согласился Люциус, – но дело
действительно не в этом. Ты знаешь, что она от такого приступа чуть не
умерла? И потом, уже когда я жил в Хогвартсе, с ней было что-то похожее.
Как раз в ту ночь, когда… когда Лорд исчез. Так что, может быть, тебе только
кажется, что нет никакой связи?
– Найтли просто попала в аварию, – неохотно признался Северус.
– Это что? С этими их уродливыми механизмами? Она сильно пострадала?
– Вообще не пострадала. Что, кстати, довольно странно. Парень, который
был с ней, погиб, а у Найтли – пара синяков и царапин.
– Она везучая, – Люциус выдавил из себя улыбку, но на самом деле всё
внутри болезненно сжалось. – Что за парень?
– Уж это-то точно неважно, не выпытывай, Люц! Какой-то местный маггл,
они дружили… Вот я так и знал, что ты всё к этому сведёшь! А у меня нет
никакого желания расследовать обстоятельства её личной жизни, понял?!
Разозлённый Северус снова повернулся к думосбору, сосредотачиваясь на
нужных воспоминаниях.
– Знаешь, её отношения с тем же Поттером – это тоже её личная жизнь, –
возразил Люциус.
– С Поттером? – Северус недоумённо изогнул бровь. – А, ты про мелкого
Поттера… Там всё просто – она сказала, что… выполняет обещание, –
последние слова прозвучали совсем глухо, как будто были сказаны не для
того, чтобы их услышали. – Но вообще ты прав! – он вновь сел лицом к
Люциусу. – В нашу предпоследнюю встречу она что-то говорила… Ладно,
Мерлин с тобой, посмотрим и это воспоминание тоже.

***

– И мне, – Северус выразительно кивнул на свой бокал.

Бледный от природы, сейчас, после нескольких часов, проведённых в
думосборе, он был буквально зелёного оттенка. Но возможно утомление
было тут ни при чём. Это вполне могла быть реакция на увиденное и
услышанное. Люциуса и самого подташнивало.
Половину бутылки они выпили молча, в тягостных размышлениях. Наконец
Люциус не выдержал:
– Так Найтли – прорицательница? – Северус лишь покосился на него своим
знаменитым деканским взглядом и плеснул себе ещё вина. – Да, ты прав,
непохоже. Но ведь откуда-то она знала всё это заранее! И про Лорда, и про
наши метки, и про твою Лили…
– Как раз прорицатели-то и не знают о содержании своих пророчеств, –
Северус устало потёр виски. – Они в этот момент в трансе находятся. Ты
когда-нибудь видел Найтли в трансе?
"Люц, я чудовище! Мне нет прощенья…"
– Нет, – уверенно ответил он. – Даже в тот вечер, в Самхейн – она всё
осознавала. И знала задолго до того, как…
– Да, – жёстко подтвердил Северус. – По крайней мере за год. Когда я пришёл
к Дамблдору за помощью – она уже всё знала.
– И безошибочно определила всех с нашего курса, кто примет метки. И Гойла
тоже. А ведь он присоединился к Лорду всего за несколько месяцев до его
исчезновения. И про тебя, и про Рега… Почему же она молчала?!
Северус долго не отвечал, меланхолично разглядывая своё вино на свет.
– У меня только одно объяснение, – произнёс он наконец, переводя взгляд на
Люциуса. – Магический контракт. Но кто и зачем мог связать её таким
контрактом? И, судя по всему, это было ещё до её появления в Хогвартсе.
Говоришь, она лежала в Мунго?
– Да. С ожогами и амнезией. И про Канаду – тоже враньё. Я проверял. Не
было в Академии Кленового Листа никакой Найтли. Она как будто возникла
из ниоткуда – и сразу начала врать.
– В общем, теперь нужно выяснить, в каких случаях накладывают такие
ограничения. Кто мог запретить ей делиться информацией.
– И откуда она её взяла, – добавил Люциус. – Попробую покопаться в
министерском архиве. Может быть Найтли не единственная такая. Тогда там
могут отыскаться записи, – Северус одобрительно кивнул. Поколебавшись
немного, Люциус всё-таки решился задать ему вопрос, который вертелся на
языке с того момента, как они вынырнули из воспоминаний: – А с ней ты не
собираешься поговорить об этом?
– Сначала мы сами выясним всё, что можем. А то вдруг там какая-нибудь
Нерушимая клятва. Или просто блокировка, как у невыразимцев.
Люциус даже дёрнулся от неожиданной мысли.
– А если она…
– Тоже нет. Сколько ей было, когда она угодила в Мунго? Лет семнадцать-
восемнадцать, так? Она никак не могла успеть до этого поработать в Отделе
Тайн. Там одна стажировка больше десяти лет. К тому же увольняющимся
сотрудникам просто стирают память, это всем известно, – он поднялся из-за
стола. – На сегодня хватит, пожалуй.
Люциус согласно кивнул. Ни на какие разговоры, даже самые лёгкие, не было
сил. Хотелось просто провалиться в глубокий сон без сновидений. Но ещё
больше – иррационально, по-детски – хотелось, чтобы Северус никуда не
уносил думосбор. Чтобы можно было ещё раз воровато полюбоваться, как
она, только что злая и напряжённая, светлеет лицом, произнося: "Мир,
Малфой". Ещё раз убедиться, что ей тоже никогда не было всё равно.

***

– Что-то ты плохо выглядишь, – бесстрастно констатировал Уолден,

приподнимаясь из-за своего стола, чтобы ответить на рукопожатие. – Каким
ветром?
Люциус неопределённо пожал плечами. Не признаваться же, что идея
навестить друга, с которым они не виделись уже несколько месяцев, пришла
ему потому, что страстно захотелось выпить кофе и хоть немного отдохнуть
от архивной пыли, норовящих рухнуть прямо на голову папок и мельтешения
букв перед глазами. Два дня впустую. Если и были раньше случаи, подобные
Найтли, то, похоже, они были засекречены.
– Какими способами можно узнать будущее? – неожиданно для себя спросил
он.
– Тебе шарлатанские способы нужны или настоящие? Их много всяких.
Самый надёжный, я считаю, – руны.
– Руны… Для этого надо уметь задавать им правильные вопросы. А если, –
Люциус вскинул палочку, запечатывая дверь, – если кто-то просто знает, что с
человеком случится в течение нескольких лет? Знает день его смерти? Знает
его судьбу?
– Судьбу? – переспросил Уолден. – Тогда точно руны. Потому что по сути это
обращение к норнам. А они как раз видят.
– Будущее?
– Нет, именно судьбу. У каждого человека есть своя норна. Та, что
присутствовала при его рождении и наделила его определённой судьбой. И её
можно спросить, что ему предназначено.
– А кто видит судьбу мира? – едва задав этот вопрос, Люциус вдруг
почувствовал, что нащупал что-то важное.
– Младшая норна, – пожал плечами Уолден. – По имени Скульд, то есть Долг.
Есть просто норны, низшие божества пантеона. А есть три хранительницы
Древа Миров, вещие девы…
– Это я помню, – нетерпеливо перебил Люциус. – Урд, Верданди и Скульд.
Но этой Скульд можно задавать вопросы? Чтобы не про одного человека, а
сразу про нескольких. Или про исход войны, например?
– Ну, Скульд вообще дева-воительница, – задумчиво протянул Уолден. – Я
что-то помню смутно, насчёт того, что перед всякими грандиозными
событиями она спускается к людям. Но не для того, чтобы вещать. Там что-то
связанное с Героем. Что ему в покровительницы положена не обычная норна,
а сама Скульд.
– У тебя здесь есть "Старшая Эдда"? – напряжённо спросил Люциус.
– В "Эдде" ты ничего не поймёшь, – Уолден снова встал и придвинул
небольшую лесенку к книжному стеллажу. – Там всё слишком туманно. А
про приход Скульд – это было в "Комментариях" Гуннара Фридрикссона. И
на твоё счастье, – он встал на лесенку, чтобы дотянуться рукой до самой
верхней полки, – они у меня есть, потому что до семнадцатого века норн
относили к нашему ведомству.
– А потом? – поинтересовался Люциус, принимая книгу.
– А потом вскрылись новые факты, касающиеся процесса над Орлеанской
девой, и весь собранный по скандинавскому пантеону архив передали Отделу
Тайн.
– Жанна д'Арк-то тут при чём?!
– Так её как раз и считают одним из доказанных пришествий Скульд. У меня
иногда ощущение, что на лекциях Биннса ты только имитировал пристальное
внимание…
– Зато я готов внимать тебе сейчас. Давай уже, Уолден, не томи!
Люциус сел, положив перед собой "Комментарии к "Старшей Эдде", и
выжидательно уставился на друга.
– Да там нечего рассказывать. Идея, что Скульд может выполнять функции
обычной норны-хранительницы для важной исторической фигуры, которой
предстоят большие свершения, мягко скажем, не нова. Когда во Франции
объявилась Жанна, на неё тут же примерили роль младшей норны. И
оказалось, что она идеально вписывается в эту теорию. Родилась как раз
перед началом значительных событий, в разгар войны появилась в самой их
гуще, – Уолден начал загибать пальцы, – девушка не от мира сего, неизвестно
когда и кем обученная воинскому искусству, несколько в точности сбывшихся
пророчеств, а главное – она выбрала себе Героя.
– Дофин Карл? – предположил Люциус.
– Именно, пять баллов Слизерину, – ухмыльнулся Уолден. – Обещание
великой судьбы, чудесная помощь, как будто бы свыше… Она казалась
непобедимой, поэтому их Магический конвент слишком расслабился. Только
когда Жанну захватили в плен, они наконец решились провести ритуал
соединения.
– Это ещё что?
– Что-что, Кошон выторговал её у англичан, в Руане, как по нотам, был
разыгран весь этот фарсовый инквизиционный процесс, и Жанну сожгли
заживо, чтобы Скульд, освободившись от земной оболочки, воссоединилась с
Карлом.
Люциус вцепился в крышку стола так, что побелели костяшки пальцев.
– А дальше? – выдавил он, преодолевая спазм челюсти.
– А дальше Франция под командованием Карла была очищена от английского
присутствия. Так что довольно посредственный король был провозглашён
Победителем. Ну а потом он помог ослабить власть Папы над галликанской
церковью, что, естественно, на самом деле было инициативой Магического
конвента, наконец получившего контроль над землями и возможность хоть
как-то защитить французское магическое сообщество от инквизиции. Тебе
дальше лекцию читать или хватит уже?
– Нет, что дальше было с Жанной? – уточнил Люциус, слыша себя как будто
со стороны.
Уолден уставился на него с искренним изумлением.
– Малфой, сосредочься. Её сожгли. А спустя двадцать лет Карл, движимый не
то сентиментальностью, не то чувством вины, затеял оправдательный
процесс и добился восстановления её доброго имени.
– Как можно сжечь богиню? – спросил Люциус потрясённо. – Она же
неуязвима вроде?
– В битве – да, – подтвердил Уолден, на лице которого появилось явное
беспокойство. – Но не для огня.
"Ожоги пятидесяти процентов тела…"
– Люциус! Ты в порядке? – голос Уолдена пробился к нему, как сквозь вату.
– Нет, – хрипло ответил он. – Не в порядке. А что случается со Скульд,
когда… когда её тело…
– Становится хранительницей Героя, – терпеливо повторил Уолден. – Так же,
как при жизни, только ещё эффективнее. Ради этого, собственно, и проводят
ритуал.
"Да, Северус, я верю в этого ребёнка…"
– А потом? Когда Герой умирает?
– Она возвращается к Древу Миров. Люц, ты меня пугаешь! Это всего лишь
легенда.
– Да? И поэтому Отдел Тайн, как ты говоришь, забрал все документы?
– После Жанны даже не было пришествий Скульд…
– …или они были тщательно засекречены, – продолжил Люциус.
– Слушай, Малфой, я не понимаю, к чему ты ведёшь. Все материалы,
которые у меня есть – эти "Комментарии". Просвещайся на здоровье!
Люциус решил последовать этому совету немедленно.
– Кофе, – коротко попросил он, углубляясь в книгу.
– Удивительное нахальство, – прокомментировал Уолден, доставая из шкафа
джезву и небольшой настольный треножник.

***

Ощущение нереальности усиливалось с каждой минутой. Она столько лет

мечтала, что этот день когда-нибудь наступит, но оказалась совершенно не
готова к тому, как вдруг стремительно закрутились события. Только что она
сидела на качелях в зелёном сквере, наблюдая за копающемся в песочнице
Гарри и лениво прикидывая, насколько реально сделаться тайной
любовницей Люциуса и при этом не оставить отпечатка на будущем. И вот
уже невесть откуда взявшийся Дамблдор тащит её по каким-то извилистым
коридорам Министерства.
– Альбус, стойте! – Джин резко остановилась, выдёргивая руку из его хватки.
– Неужели это обязательно делать вот так?! Ведь я… я даже ни с кем не
попрощалась…
– С кем?
– Да со всеми! – выкрикнула она зло, отступая на шаг. – С Северусом, Поппи,
Эмми, Ремусом, Аластором…
"И с Люциусом. Последнее, что я ему сказала… Вот чёрт!"
– Джин, ты же понимаешь, что это неразумно, – Дамблдор неодобрительно
покачал головой. – Что ты им скажешь? А главное – ждать нельзя ни минуты.
Испытание хроноворота назначено на сегодня, если ты не отправишься
сейчас, то ещё неизвестно, когда появится новая возможность. Пойдём!
Он снова ухватил её за локоть и повлёк за собой, и Джин безвольно
подчинилась, не чувствуя никакого радостного предвкушения, цепляясь
взглядом за серые камни, из которых были сложены стены коридора, как
будто это помогло бы остановить время.
– Проходите, – поприветствовал их из-за внезапно открывшейся двери
невзрачный волшебник лет сорока.
– Джин, познакомься с Бродериком Боудом, – представил невыразимца
Дамблдор. – Бродерик, это мисс Найтли, наша "подопытная".
– Я понял, – Боуд коротко кивнул, а Джин вдруг вспомнила, где она его
видела – в палате госпиталя Св. Мунго. – Садитесь, мисс Найтли, Альбус.
Сначала заполнение документов и инструктаж, а потом уже я проведу вас в
Отдел Тайн, – он зашуршал какими-то бумагами, выкладывая на стол перед
Джин целую стопку разнообразных анкет. – Итак, мисс Найтли, мы
оформляем вас как стажёра – такова процедура для всех участников
экспериментов. Вы даёте подписку о неразглашении. Хроноворот переместит
вас ровно на пятнадцать лет, и вы окажетесь…
– Что значит – ровно на пятнадцать? – перебила его Джин срывающимся
голосом. – Я исчезла из будущего зимой, а появлюсь спустя полгода?!
– У данного прибора есть только шкала "годы". Отрегулировать перемещение
с точностью до месяца пока невозможно.
– Но ведь меня будут искать! Вы представляете, какой будет скандал?
– С чего бы? – удивился Боуд. – Будете некоторое время числиться пропавшей
без вести или погибшей…
– Вы соображаете, что вы говорите?! – вскипела Джин, вскакивая на ноги,
несмотря на умоляющий взгляд Дамблдора. – Мои родители, друзья – они
же… Как так можно?!
– Спокойней, девушка! – недовольно поморщился Боуд. – Мы вам ничего не
должны, если вас не устраивают условия – живите свои четырнадцать с
половиной лет, вернётесь день в день, никто и хватиться вас не успеет…
– Вы издеваетесь? Ну хорошо, а почему бы не переместить меня ровно на
четырнадцать лет?
"Февраль девяносто восьмого, война в разгаре, ещё жив Добби, и Фред, и
Ремус, и Тонкс… и Северус! И плевать, плевать, плевать!!!"
– Я не могу вам позволить разгуливать где-то одновременно с вашим
двойником.
– Тогда я лучше своим ходом, спасибо! – сдерживая ликование, она шагнула к
двери, лишь краем глаза поймав две нацеленные на неё палочки.
– Джин, это невозможно! – никогда она ещё не видела у Дамблдора такого
ледяного взгляда. – Садись и заполняй документы. Я понимаю, что ты устала,
но это и есть конец всех твоих мучений. Будь умницей и не заставляй меня…
– Я вас ненавижу! – прошипела она, чувствуя, как на глазах вскипают слёзы
бессильной обиды. – Решение не вмешиваться может быть сто раз
правильным – но всё равно этонеправильная правота! И вы это знаете, вы
всегда это знали!!! Как же вы можете…
– Мисс Найтли, заполняйте документы, – ровным голосом напомнил Боуд. –
Или мы вас просто изолируем до момента вашего исчезновения из будущего.
Поверьте, хроноворот – лучший выбор.
– Ненавижу! – она с грохотом отодвинула стул и плюхнулась на него, с
демонстративным отвращением подтягивая к себе бумаги.
– Вот и славно, продолжим… Итак, вы окажетесь в специальной комнате,
вместе с документами, удостоверяющими вашу личность и
подтверждающими, что вы – участник эксперимента и имеете право
находиться в Отделе Тайн. Хроноворот вы, разумеется, должны сразу же
сдать сотрудникам, вместе с этими записями о данных эксперимента, – Боуд
кивнул на голубую папку. – Новые документы вам выдадут на основании вот
этих бумаг, – с этими словами он вручил Джин запечатанный конверт. – Здесь
также пароль для разблокирования двери, её можно открыть только изнутри,
все пятнадцать лет она будет замурована. Всё понятно? Тогда приступайте к
заполнению анкет.
Под напряжённым взглядом Дамблдора, который так и не спрятал палочку,
Джин взялась за перо. Она просидела над бумагами почти полчаса, отвечая на
кучу однообразных вопросов, а когда наконец закончила – почувствовала
такую апатию, как будто уже постарела на пятнадцать лет.
– Альбус, позвольте мне хотя бы написать письмо! – прошептала она одними
губами, едва удалось поймать взгляд Дамблдора. – Я не могу просто
исчезнуть!
– Нет, Джин, боюсь, это не лучшая идея, – он сочувственно покачал головой.
– Если ничего не объяснять, то от этого письма никому не станет легче. А
если объяснить… Ты сама понимаешь. Стоит кому-то из твоих друзей узнать
правду, и они смогут выяснить очень многое, просто вспомнив все твои
многочисленные оговорки и намёки. К тому же, это повлияет на их
отношения с тобой в будущем. Расскажешь им всё сама, когда вернёшься.
– Кому?! Кому я всё это буду рассказывать?! – звенящим от ярости шёпотом
поинтересовалась она. – Больше половины из них не доживёт до этого
времени!
– Джин, прекрати! – Дамблдор одними глазами указал ей на Боуда,
погружённого в какие-то расчёты. – Я передам твоё прощание на словах,
обещаю. Хотя, что касается членов Ордена, – он ещё понизил голос, – то ты
вроде бы простилась с ними ещё два года назад, когда перестала общаться с
магическим миром.
– Всё равно! – торопливо зашептала она, перегнувшись к нему через стол. –
Передайте Аластору, что он лучший инструктор, который у меня был. И
чтобы… нет, больше ничего… А Эмми передайте, что я видела её келпи,
совсем недавно. И ещё что я её люблю. И Ремусу… Ремусу… – она вытерла
тыльной стороной ладони мокрые щёки, – что всё равно надо подняться на
Бен-Невис. В честь Бенджи. И Фрэнка, и Алисы, и Фабза… и Гидеона, и
Доркас, и Эдгара, и Линды, и Ли… и Лили… – выдавив это имя Джин не
выдержала и разрыдалась в голос, уткнувшись лбом в прохладную
поверхность стола. Как только спазм в горле немного ослаб, она снова
подняла голову, глядя на Дамблдора сквозь пелену слёз. – И всех-всех наших.
И пусть выпьют за меня тоже. Передайте! – она вцепилась в его руку с такой
силой, что, наверное, оставила синяки. – А Северусу… ему скажите, что я не
знаю человека храбрее и надёжнее, чем он. И что он мой самый лучший друг,
я его не заслужила, но всё равно… А ещё расскажите ему про Дары Смерти.
Расскажите про вашу палочку, чёрт возьми, так нельзя!!! Поклянитесь мне,
Альбус, я должна знать, что вы всё ему скажете. Клянитесь!!!
– Я передам всё, клянусь, – послушно пообещал Дамблдор.
– И скажите, что я уехала в Канаду. Или в Австралию. Неважно.
– Мисс Найтли! – окликнул её Боуд, поднимаясь со стула. – Вы закончили? В
таком случае пора.

***

– Эй, Малфой! – Уолден нерешительно потряс его за плечо. – Может быть

хватит на сегодня? Если хочешь, могу на время дать тебе "Комментарии",
можешь забрать домой.
– Не нужно, – глухо ответил Люциус, захлопывая книгу. – Я уже достаточно
прочитал.
– Нашёл, что искал?
– Увы, похоже, что да, – Люциус потёр уставшие глаза. – Теперь мне нужен
архив Отдела Тайн.
Уолден замер на мгновенье с изумлённо открытым ртом.
– Ты шутишь? – осторожно спросил он наконец. – Или переутомился.
– Вовсе нет, – упрямо возразил Люциус. – Серьёзнее некуда. Легенда это или
не легенда, но, руководствуясь ей, людей действительно приносили в жертву.
– Ну и что? Всё равно, если даже в это поверить, – до сих пор Скульд для
своих воплощений выбирала магглов…
– Это потому, что до сих пор главное противостояние происходило именно в
маггловском мире. Поэтому и Герой, и его норна появлялись среди магглов.
Но эта война – она только наша, понимаешь?
– И ты знаешь кандидатов на главные роли? – в голосе Уолдена наконец
появилась искренняя заинтересованность.
– Хорошо бы я ошибался, – Люциус встал из-за стола. Беспокойство с каждой
минутой всё усиливалось. – В общем, с твоей помощью или без – но я должен
попасть в архив невыразимцев.
– Ты не хуже моего знаешь, что это невозможно. Теперь, когда Руквуд в
Азкабане… Нет, забудь сразу, дурацкая идея!
Невербально сняв с двери защитные чары, Люциус двинулся к выходу.
Витиевато ругнувшись, Уолден последовал за ним. В коридорах
Министерства было пусто, как всегда в послеобеденное время пятницы.
Особо трудолюбивые сотрудники всё ещё заседали в своих кабинетах, а
остальные уже разошлись по домам.
Когда их лифт открыл двери на этаже невыразимцев, Уолден предпринял
последнюю попытку отговорить Люциуса, но тот лишь досадливо
отмахнулся. Его словно что-то подталкивало в спину, торопило, кололо
иголочками беспокойства. Поэтому он даже не удивился, когда у двери в
засекреченные помещения Отдела Тайн они столкнулись с Джин под конвоем
из двух волшебников. Скорее можно было удивиться тому, что одним из них
был Дамблдор лично. Но, если подумать, это тоже было логично и ожидаемо
– кто, как не он, был более всех заинтересован в том, чтобы выпестовать
настоящего Героя, защищённого всеми доступными средствами? Джин не
могла выбрать себе худшего союзника. Если… если только она искала
спасения.
– Мистер Малфой? – настороженный взгляд Дамблдора упёрся прямо
Люциусу в лицо, игнорируя вызывающе вытащенную из чехла палочку.
– Господин директор, – холодно ответил Люциус, краем глаза замечая, как
Уолден, немного поколебавшись, тоже достаёт палочку. – Куда вы её ведёте?
Он на мгновенье перевёл взгляд на Джин. Её осунувшийся вид и заплаканные
глаза исключали всякую возможность, что она следует за конвоирами
добровольно, и Люциус, больше не раздумывая, направил палочку на
Дамблдора. Второй волшебник нервно дёрнулся в сторону, но директор даже
не дрогнул, только в глазах появилось что-то похожее на любопытство.
– Мистер Малфой, почему бы вам не спросить мисс Найтли, куда она идёт? –
безмятежно произнёс он.
В его голосе была отчётливая насмешка, услышав которую, Люциус
окончательно утратил контроль над собой. Может быть для Дамблдора Джин
была не более чем фигурой на шахматной доске, может быть он даже не
считал её человеком, но такой чудовищный цинизм вынести было
невозможно. Никогда ещё у Люциуса не получалось невербального
заклинания такой мощности. Если бы его Инсендио достигло цели, от
господина директора осталась бы лишь горстка пепла. Но тот недаром
назывался величайшим волшебником столетия. Несмотря на то, что Люциус
действовал практически не размышляя, а Дамблдор на момент атаки даже не
занял боевую позицию, огненный шар ударил в защитную сферу и растёкся
по ней потоком лавы, бросив багровый отблеск на стены коридора. Уолден
тоже выставил щит, загораживающий их с Люциусом, но было ясно, что
директор при желании легко пробьёт его. А в следующую секунду палочка
Люциуса вылетела у него из ладони.
Чтобы оказаться в руке Джин.
– Люц, прекрати! Альбус, пожалуйста! – воскликнула она, вставая на линии
огня. – Вы же видите, что он не в себе.
– Джин, это не шутки, – сказал ей Дамблдор укоризненным тоном, как будто
отчитывал нерадивую студентку. – Не могу поверить, что ты снова за него
просишь! По-моему, мистер Малфой слегка… обнаглел от безнаказанности.
– Это какая-то ошибка, – твёрдо ответила она. – Просто дайте нам
попрощаться, я клянусь, больше не будет никаких проблем, – Дамблдор
неохотно кивнул, опуская палочку, а Джин обернулась ко второму
волшебнику, который до сих пор в ужасе пытался вжаться в стену. – Мистер
Боуд! Дайте мне пять минут, хорошо?
Не дождавшись от него внятного ответа, она шагнула к Люциусу, протягивая
ему отнятую палочку.
– Что ты творишь?! Хочешь в Азкабан лет на десять? – зашипела она в
привычной поучительной манере, от которой Люциус окончательно пришёл в
замешательство.
Добровольно идти на жуткую казнь – и продолжать, как ни в чём не бывало,
читать ему лекции… Но эта странная, сбивающая с толку беспечность была
так заразительна, что Люциус отреагировал так, как реагировал на её
нотации, когда они ещё были студентами – максимально вызывающе:
– А мне это грозит? Кому, как не тебе, знать?
Джин немного опешила от его прямого вопроса.
– Ты о чём?
– Я всё знаю, не надо больше ломать комедию. Так что, меня и вправду ждёт
Азкабан?
– Не сейчас, – резко ответила она. – Но если будешь продолжать в том же
духе – непременно…
Люциус поймал её за запястья и притянул к себе. Она даже не
сопротивлялась, только запрокинула голову, продолжая серьёзно и
внимательно глядеть ему в лицо. Прощаясь.
– Джин, не надо! – зашептал он торопливо, касаясь губами выбившейся из
причёски пряди волос. – Ты нужна мне здесь. Мне всё равно, кто ты, только,
пожалуйста, останься!
– Не могу, – еле слышно сказала она, уткнувшись лбом в его грудь. – Это не
жизнь, Люц, это клетка. И мне нельзя… Я должна вернуться, моё место не
здесь.
– Не отпущу… – он прижал её крепче, отчаянно стискивая худые плечи.
Прикосновение обжигало пальцы, как будто она уже пылала.
– Не удержишь, – устало откликнулась Джин, отстраняясь. – Так надо,
пойми, пожалуйста… И прости меня. За всё, что я сказала. За всё, что я
сделала. И за то, что не сделала – тоже.
– Мисс Найтли! – слегка дрожащим голосом позвал её невыразимец. – Вы
обещали…
– Иду! – досадливо воскликнула она, как будто речь шла о чём-то обыденном,
как будто она и вправду не испытывала ненависти к своим палачам. –
Люциус! – она перехватила его руку с палочкой, поднятую было на
Дамблдора, который в данную секунду беспечно повернулся ко второму
волшебнику. – Не смей! У тебя сын, слышишь?! – Джин повернулась к
Уолдену: – Уведи его, Макнейр. Если придётся – даже под Империо.
Тот завороженно кивнул.
– Ну, прощай, – она коснулась щеки Люциуса прохладными пальцами и тут
же отдёрнула руку, не давая ему снова поймать себя. – Всё будет хорошо,
поверь, всё правильно…
Озабоченная вертикальная складка на лбу, тёмные глаза, беспокойно ищущие
что-то в его лице, бледные искусанные губы, ладонь, поднятая в прощальном
жесте… Люциус в оцепенении наблюдал, как с каждым словом она отступает
на шаг, как невыразимец, взяв Джин за локоть, подталкивает её в отпертую
дверь, как Дамблдор, в последний раз неодобрительно покосившись на них с
Уолденом, тоже скрывается за нею, как снова входят в пазы защёлки…
– Пойдём, – неуверенно произнёс Уолден, едва в коридоре вновь настала
тишина. – Ты же видел, это было её решение.
– Я видел тебя после суда над Беллой, – напомнил Люциус, и собственный
голос показался ему чужим. Мёртвым. – И не говори мне, что ты не хотел
тогда развалить это проклятое здание до основания. Хотя это тоже было её
решением. Не говори!!!
Он ударил в дверь раскалывающим заклятьем, потом ещё и ещё, потом
врезался в неё плечом, но она даже не дрогнула, и осталось бессильно
разбивать в кровь кулак, не обращая внимания на попытки Уолдена оттащить
его.
– Импе… Импедимента! – сквозь шум в голове Люциус еле услышал
произнесённое Уолденом заклинание, а уж успеть среагировать не было ни
шанса, и он замер в нелепой позе, с занесённой для нового удара рукой.
А в следующее мгновенье коридор осветился серебряным сиянием, которое,
казалось, просачивалось прямо сквозь камни, сквозь заляпанную кровью
резьбу двери. Это сияние становилось всё ярче и ярче и вдруг сложилось в
ослепительную птицу.
– Это же… Люц, это твой филин? – очевидно сообразив, что ждать ответа от
заколдованного Люциуса бесполезно, Уолден снял своё заклинание.
– Нет, это её, – как во сне, он протянул руку, и патронус бесшумно сел,
благосклонно кивнув ушастой головой.
Люциус замер, боясь спугнуть чудесное ощущение её присутствия, как будто
сама душа Джин опустилась на его плечо. Он был готов стоять вот так вечно,
вглядываясь в мудрые нездешние глаза её защитника. И когда филин
внезапно исчез – не так, как обычно развеиваются патронусы, а просто погас,
словно свеча под колпаком, – Люциус подумал, что ослеп. Не только потому,
что глазам, привыкшим к яркому свету, показалось, что коридор мгновенно
погрузился в чернильную тьму. Но и потому, что теперь уже неотвратимо
обрушилось понимание, что Джин в этом мире больше нет.

Глава 42.
– Ну и что тут у вас произошло? – спросил Северус, протягивая фиал с
восстанавливающим зельем.
Но у Люциуса так кошмарно тряслись руки, что Северусу самому пришлось
вливать в него содержимое фиала. Позорная слабость. Утешало лишь то, что
выработать иммунитет кКруцио до сих пор не удалось никому. Так что Белле
в данный момент было не менее паршиво. А может и похуже – всё-таки её
драгоценный Лорд впервые подверг свою самую верную слугу пыточному
заклятью. Самому Люциусу уже довелось раз узнать всю тяжесть хозяйского
гнева, когда пришло время платить за провал в Министерстве. По сравнению
с этим год в Азкабане вспоминался как каникулы. Не самые беззаботные, но
уж во всяком случае гораздо более спокойные, чем нынешняя жизнь в
заложниках у окончательно спятившего Лорда.
– Если бы ты поторопился, то сам бы всё увидел, – буркнул Люциус, вновь
прикрывая глаза.
– Если бы ты понятнее выразился, может и поторопился бы, – парировал
Северус, устраиваясь в кресле. – К тому же у меня там тоже… проблемы.
– Я бы и выразился понятнее, но у меня в тот момент за спиной бродил
Петтигрю. Сам понимаешь… – они обменялись одинаковыми брезгливыми
гримасами.
– Так что случилось?
– Да то же, что и всегда. Поттер.
– Что?! – напускное спокойствие слетело с побелевшего лица Северуса. –
Говори, что с ним!
– Ничего страшного, – Люциус скривился, массируя саднящее горло. – Я же
тебе сто раз говорил, что за этого мальчишку можно не переживать. С ним
никогда ничего не случится.
– Люц, твоя теория… Ты даже мысли не допускаешь, что можешь
ошибаться? Что если у него нет никакой особой защиты? Может, эту защиту
ему должны дать мы? Может, так она и работает, эта магия – притягивает к
нему на помощь тех, кому небезразлично…
– Мне – плевать! – отрезал Люциус. – Я тянул время, да, но кидаться на его
защиту бы не стал. Уж скорее помощь нужна была его лохматой подружке…
– Грейнджер?! – Северус даже привстал от удивления. – Она тоже здесь
была?
– А ты когда-нибудь видел Гарри Поттера без свиты? По-моему, во все
крупные неприятности они влипают вместе, разве не так? И младший Уизли,
разумеется, тоже.
– Ладно, переходи к делу. Что им понадобилось в твоём доме?
– Визит вежливости! – фыркнул Люциус. – Их приволок наш четырёхлапый
приятель. Как только я увидел их во дворе, тут же связался с тобой, как мы и
договорились. Хотя смысла в этом нет никакого, – он возвысил голос, не
давая Северусу себя перебить. – Ты не можешь быть в ответе за всех
подростков Британии! Они даже не все ученики Хогвартса, так что можешь
не начинать снова петь мне про свой директорский долг. Но если вдруг
охотники и поймают кого-то из твоих студентов, твоё присутствие ничего не
даст. Ты всё равно не можешь ни за кого заступаться перед Лордом. Да и не
так всё страшно: дочка этого писаки, например, так и сидела у нас в подвале,
живая и здоровая, зря ты волновался. И сбежала вместе с Поттером, кстати.
– А тебя всё это забавляет? – глухо спросил Северус, явно совершенно не
склонный "смотреть на это легче".
– Просто не могу видеть, как ты изводишься, – ответил Люциус серьёзно.
– Оставь это! – Северус безнадёжно махнул рукой. – Я по-прежнему
настаиваю: если сюда приведут кого-нибудь, особенно детей – сразу сообщай.
Я должен… хотя бы знать… – он опустил голову так, что лица совсем не
стало видно. – Так что там с Поттером? И что там с Грейнджер?
– Грейнджер познакомилась с главным талантом Беллы, – Люциус невольно
вновь поднёс руку к горлу – одна только мысль о пыточном заклятье
посылала по телу болезненные импульсы.
– Ты серьёзно? – потрясённо выдохнул Северус. – Белла её пытала?
– Собственноручно, – кивнул Люциус. – Хотела знать, откуда у них меч
Гриффиндора. А твоя Грейнджер до последнего утверждала, что это
подделка.
– И Белла поверила?
– Ага. После того, как это подтвердил какой-то гоблин. Его тоже Грейбэк
привёл. Гоблину, конечно, виднее, но мне непонятно, зачем Поттеру таскаться
с фальшивкой? – Люциус красноречиво посмотрел на друга, но ответом ему
было совершенно непроницаемое выражение лица. – Ладно, можешь не
говорить. А потом наш вечно выживающий мальчик каким-то образом
выбрался из подвала и устроил в гостиной побоище. К сожалению, в
подробностях описать не могу, потому что большую часть этой сцены я
пропустил. Валялся без сознания после поттеровского Ступефая, – добавил
он, отвечая на вопросительно поднятую бровь Северуса. – А Добби –
помнишь ещё такого? – едва не убил Драко. Люстру на него уронил, вообрази
себе! Недаром я его терпеть не мог всегда…
– Ты, Люц, вообще эльфов терпеть не можешь, – поддел его Северус.
– Ну да, – легко согласился он. – Либо жалкие подлизы, либо предатели.
Гнилой народец. В общем, откуда и когда появился Добби, я понятия не
имею, но всех твоих героических студентов он куда-то аппарировал. Вместе с
тем гоблином и Олливандером. Вот и вся история. Если не считать
последующих объяснений с Лордом, – с этими словами он снова
непроизвольно потёр горло.
– А как Лорд вообще узнал, что у вас в руках был Поттер? Белла совсем
утратила чувство реальности и решила честно доложить о провале?
– Нет, просто она вызвала Лорда, когда считала, что всё под контролем. На
этот раз её подвела основательность, – Люциус слабо улыбнулся, несмотря на
ноющие лицевые мышцы. – Пока выясняла, откуда у детишек артефакт,
который ты лично отправил в хранилище в Гринготтсе… – он сделал
выразительную паузу, но Северус сохранил невозмутимость, – пока
разбиралась с Грейбэком и его командой, пока поттеровскую подружку
пытала… В общем, у Поттера было достаточно времени, чтобы что-нибудь
предпринять. К тому же, – Люциус доверительно понизил голос, изображая
предельную искренность, – сначала нам надо было убедиться, что Поттер –
это Поттер.
– Это что – такая огромная проблема? – изумился Северус.
– Представь себе. У него лицо каким-то заклятьем было изуродовано. Всё
оплывшее. Да ещё Драко, умница, как по нотам разыграл. Может Поттер,
может нет. Вроде Уизли, а с другой стороны… Если бы не Белла, Грейбэк бы
на это точно купился.
– А сказать, что это не Поттер, Драко не мог?
– Ну, знаешь ли, Белла сумасшедшая, но уж точно не дура. К тому же, насчёт
сохранения не-Поттера живым нет никаких распоряжений Лорда. А вот кого-
то, кто может оказаться Поттером, нельзя и пальцем тронуть.
– Но спутников Поттера это распоряжение не касается, – сумрачно напомнил
Северус. – То есть ты опять подставил Уизли и Грейнджер.
– Что значит – опять? Ты мне до смерти будешь припоминать Министерство?
– Люциус в раздражении вскочил с дивана и, подойдя к окну, уставился на
фонтан. – И, кстати, никого там не убили. Даже не покалечили. Ах да! – он
демонстративно хлопнул себя по лбу. – Чуть не забыл, как беспомощные
детки выбили Уолдену глаз. В общем, неплохо справились с бандой
нехороших тёмных волшебников, я считаю.
– Это не твоя заслуга, – холодно возразил Северус. – Ты, помнится, разрешил
"убить остальных". Детей, Люциус, ровесников твоего сына!
Люциус прислонился лбом к прохладному стеклу, считая до десяти.
– Чтобы я ещё хоть раз согласился показать тебе свои воспоминания! –
вырвалось у него на счёте "шесть". – Как будто непонятно, что ни Белле, ни
Долохову никакогоразрешения не требовалось! Что, я должен был им прямо
там мораль читать о том, что "это же дети"?! А остальные и так не стали бы
причинять вашим воинственным школьникам никакого вреда, ты это знаешь
не хуже моего. Зато у Лорда не было оснований усомниться в моей
лояльности. И всё равно в итоге никто не погиб!
– Победителей не судят, да? – ядовито поинтересовался Северус.
– Именно так. Главное – результат.
– Между прочим, в результате Грейнджер и оба Уизли пострадали довольно
серьёзно.
– Плевать! – отрезал Люциус в сердцах. – Живы – и ладно. Поттер цел,
пророчество Лорду не досталось, меня всего лишь полчаса круциатили, а не
скормили сразу Нагини – чем тебе не результат?
– Значит, Поттер цел – это результат? – усмехнулся Северус, и Люциус понял,
что его развели, как младенца.
– А чем ты недоволен? – огрызнулся он. – Поттер – наш единственный шанс
на победу. На свободу.
– Не заговаривай мне зубы. Просто признайся, что тебе не плевать на его
жизнь. И что ты действительно кинулся бы его защищать, возникни такая
необходимость.
– Вот уж вряд ли, – покачал головой Люциус. – Но ты прав – мне не плевать.
Пока он жив – она тоже где-то здесь.
Северус издал тихий стон досады. Их беседы на эту тему всегда
заканчивались одинаково. Скептик Северус не желал признавать очевидного.
Можно было сколько угодно совать ему под нос "Комментарии" Гуннара
Фридрикссона и предъявлять воспоминания о той проклятой пятнице. Даже
после того, как Люциус покопался в голове у Боуда – того невыразимца,
который помог Дамблдору убить Джин, – Северус продолжал спорить.
"Ну и что доказывают эти картинки? Это может означать всё, что угодно!"
Ментальная блокировка против вторжения в сознание невыразимца оказалась
слишком мощной, но в основном она предназначалась для охраны
вербальной информации, которую пытались получить с помощью Империо,
веритасерума и тому подобных воздействий. Ставить же защиту на
визуальные образы в Отделе Тайн пока не додумались. И те несколько немых
сцен, что Люциусу удалось увидеть, сказали ему достаточно.
"Северус, её замуровали в каком-то… каменном мешке! Она плакала и
хватала господина директора за руки. А он стоял и смотрел. Смотрел, как… И
ты продолжаешь ему верить! Хотя сам понимаешь, какая это чушь – насчёт
Канады. Она никуда не уезжала, её убили – ради того, чтобы у "светлой
стороны" был свой непобедимый Герой…"
Сначала Люциус ненавидел этого ребёнка. Первый год – ярко, страстно, до
ночных кошмаров, в которых он нёс Поттера на руках по бесконечно длинной
лестнице на Астрономическую башню, зная, что собирается сбросить его
оттуда на камни центрального двора. Сон всегда обрывался в одном и том же
месте – когда Люциус тянул на себя дверь и их с Поттером обдавало сырым
ночным ветром. И в этот момент доверчиво прижимавшийся к его плечу
мальчик вдруг начинал бешено вырываться, хрипло крича: "Джин! Джин!
Джин!" Люциус просыпался от собственного крика. Знай он, где Дамблдор
прячет своего Героя – возможно отправился бы туда, чтобы свернуть его
тощую шею. Просто чтобы прекратить подступающее безумие. Но время
шло, боль притупилась, дикие сны отступили, и Люциус почти убедил себя,
что ему больше нет дела до Мальчика-Который-Выжил. Пока Драко не
поступил в Хогвартс.
Тогда появилось глухое раздражение. Люциус даже честно верил, что он
просто переживает неудачи сына, что Поттер бесит его лишь потому, что
вечно переходит Драко дорогу, потому, что ему всё сходит с рук, потому, что
он – директорский любимчик. Только когда Северус летом рассказал ему о
том, что мальчик пережил встречу с Лордом и помешал его возрождению,
Люциус впервые почувствовал искру истинного интереса к тому, ради
защиты кого Джин добровольно рассталась с жизнью. Но прошло немало
времени, прежде чем он понял – она всё ещё живёт. Пусть её больше нельзя
увидеть, нельзя к ней прикоснуться, но удачливость Поттера была лучшим
доказательством, что Джин не покинула этот мир окончательно, как он
подумал сначала. А иногда в его присутствии Люциус даже чувствовал её
магию. Это сводило с ума вернее, чем ночные кошмары. В мальчишке не
было совершенно ничего уникального, чего-то, что сделало бы его
достойным её жертвы, её покровительства. И напрасно Северус так верил в
то, что Люциус был готов вместе с ним играть роль провидения,
подстраховывая вечно попадающего в переплёт Поттера. Скорее уж наоборот
– порой ужасно хотелось самому протестировать его феноменальное везение,
чтобы собственными глазами убедиться, что тот действительно справляется
лишь благодаря помощи свыше. Что бы она предприняла, если бы
Героювздумал угрожать Люциус? Осталась ли у неё какая-нибудь память о
жизни в теле Джин Найтли, магглорождённой колдуньи? И если да – то могла
ли она подать знак? Что нужно было сделать, чтобы она захотела его подать?
Все эти вопросы занимали Люциуса гораздо больше, чем реальность
грозящей Поттеру опасности, в которую он никогда по-настоящему не верил.
И каждая встреча вызывала такой клубок противоречивых эмоций, что
становилось трудно дышать.
– Если она "где-то здесь", – заговорил Северус после небольшой паузы, – то
вряд ли в восторге… А, ладно!
– Нет уж, продолжай! – потребовал Люциус, резко поворачиваясь к нему.
– Думаешь, она одобрила бы то, каким ты стал? – буркнул Северус неохотно,
отведя взгляд, но тут же тряхнул головой, откидывая волосы с лица, и
уставился на Люциуса в упор. – Думаешь, порадовалась бы, что ты
поддерживаешь травлю магглорождённых? Позволяешь пытать детей в
собственном доме? Держишь в подвале пленников?
– А ты что предлагаешь? – несмотря на то, что говорить всё ещё было больно,
голос Люциуса зазвенел от злости и обиды. – Если у тебя есть идеи, как
отказать Лорду от дома, с интересом их выслушаю.
– Люциус, дело не в твоём истинном отношении к происходящему, а в
репутации. В том, какие поступки тебе диктует твоя маска – помнишь, она
именно об этом предупреждала?
– Кто бы говорил о репутации! – при виде исказившегося лица Северуса,
Люциус тут же пожалел об этих невольно вырвавшихся словах и торопливо
попытался смягчить свой выпад: – Для меня эта маска – залог выживания,
для тебя – выполнения поставленной задачи. Мы не можем позволить себе
быть добренькими ко всем…
– Добренькими?! Люциус, очнись, что ты несёшь! – Северус вскочил на ноги
и тоже подошёл к окну. Гипнотизируя Люциуса пронзительным взглядом, он
продолжил свистящим шёпотом: – На твоих глазах пытали девушку, почти
ребёнка. А ты не вмешался – чтобы не привлекать к себе внимания? И ты
думаешь, она… Джин признала бы этот мотив достойным?
– Я сделал для девчонки всё, что мог, – возразил задетый за живое Люциус. –
В доме постоянно действует помеховая порча настроенная на магию Беллы.
Здесь она и вполовину не так эффективно колдует, как могла бы. И, между
прочим, если это заметит Лорд…
– …то ты скажешь ему, что дом просто чувствует твою неприязнь к
свояченице, – фыркнул Северус, слегка смягчаясь.
– Кстати, о неприязни! – оживился Люциус. – Без жертв сегодня всё-таки не
обошлось. Успокойся, – он положил руку на дёрнувшееся плечо друга, – эта
новость тебя должна порадовать. Твои беспомощные детишки, убегая из
подвала, расправились с Петтигрю. Что уж они там на него наколдовали,
неизвестно, но наш хвостатый компаньон во цвете лет закончил свою
блестящую карьеру…
– Не паясничай, Люц, – поморщился Северус. – Так Петтигрю мёртв?
– Мертвее не бывает.
Северус еле заметно кивнул, и его тёмные глаза при этом хищно сверкнули.
На сегодня было достаточно нетактичных намёков, а не то Люциус
непременно бы припомнил ему разговор двухлетней давности,
произошедший спустя неделю после собрания, на котором Лорд отдал своему
ручному колдомедику приказ избавиться от Боуда, пока к нему, чего доброго,
не вернулся рассудок. Тогда Люциус выразил сожаление, что это поручение
досталось не ему. Хотя втайне испытал облегчение, что не пришлось пачкать
руки. Даже когда невыразимец был в его власти, когда захлёстывала ярость и
боль после того, как Люциус своими глазами увидел, что Джин подчинилась
лишь под прицелом двух палочек, – даже тогда он не смог убить одного из её
палачей. Всё, на что он оказался способен – раздавить эту мразь, сокрушить
его разум, превратить в растение. Но настоящее удовлетворение пришло,
лишь когда стало известно, что с Боудом покончено.
Люциусу довелось испытать это чувство лишь единожды. Врагов разного
калибра было много: опасные – вроде Беллы и ещё некоторых "коллег",
раздражающие – как этот безумный магглофил Уизли, нелепый патриарх
своего идиотского рыжего семейства, сильные и ничтожные, отвечавшие
взаимной ненавистью и не подозревавшие о вражде, и уж точно бессчётное
число тех, о существовании которых он сам даже не имел понятия. И многие
из этих врагов умирали. Но никто, кроме Боуда, не вызывал такого страстного
желания поплясать на его костях после смерти.
Тогда, наверное, состоялась их с Северусом самая крупная ссора. То, что
наполняло Люциуса мрачной радостью и торжеством, у Северуса вызвало
лишь ужас и отвращение. Он не желал ничего слышать о том, что Джин
заслуживает, чтобы за неё хотя бы отомстили. И вот теперь сам не мог
убедительно изобразить равнодушие по поводу смерти своего врага. Люциус
слишком хорошо знал приметы этого чёрного ликования, чтобы обмануться
его делано безучастным видом.
– Так что, не покажешь воспоминания? – задумчиво протянул Северус, и
сразу стало понятно, что своего он всё равно добьётся.
Хотя бы потому, что лишённый палочки Люциус даже с поддержкой магии
дома не смог бы эффективно противостоять мастеру легилименции, а для
Северуса защита Поттера уже давно была гораздо важнее дружеских чувств и
прочей сентиментальной ерунды. Это раздражало. Заботься Северус о
мальчишке в память о Джин или этой самой его Лили – Люциус был готов
понять и принять необходимость любой жертвы. Но тот уже много лет
действовал исключительно по воле господина директора, даже сейчас, когда
старый манипулятор почти год покоился в могиле. Может быть именно
поэтому смерть Дамблдора, в отличие от смерти Боуда, не принесла Люциусу
чувства удовлетворённой мести. Господин директор продолжал жить, пока
жили те, кто ему верил, кто продолжал исполнять его распоряжения, кто по-
прежнему считал его учителем, командиром и вообще предпоследней
надеждой магической Британии. Последней, разумеется, был Поттер.
Настоящей победой Люциус посчитал бы, если бы удалось развенчать этих
двух фальшивых кумиров. Хотя бы в глазах Северуса. Если бы тот поверил в
то, что Джин и есть младшая норна – единственная причина того, что
Мальчик-Который-Выжил до сих пор выживает. Если бы перестал нести этот
детский лепет о том, что она жива-здорова и когда-нибудь непременно
вернётся. Если бы прекратил оправдывать и защищать Дамблдора, отрицая
теорию Фридрикссона вообще и выводы Люциуса в частности.
– Хорошо, – согласился он, усаживаясь обратно на диван. – Но если я услышу
хоть один упрёк…
– У меня складывается впечатление, что все мои упрёки ты просто
игнорируешь, – пожал плечами Северус, поднимая палочку. – Легилименс!
Но вместо ожидаемой круговерти образов в сознании возникла глухая светло-
серая преграда – не то пелена тумана, не то размытое, нечёткое изображение
каменной стены. Чем больше Люциус пытался определить природу этого
барьера, тем больше он походил на мираж, но стоило перестать вглядываться
– и тут же можно было различить рисунок кладки, вплоть до мелких
трещинок и выщербин.
– Люц, мы же, вроде, договорились! – возмущённый голос Северуса пробился
сквозь шум в голове, и Люциус открыл глаза. – Мне действительно важно
знать, что здесь было – во всех подробностях.
– Я понятия не имею, в чём дело! Это не я!
– Интересно… Беспалочковая окклюменция? – Северус нахмурился, но на
этот раз не недовольно, а скорее озабоченно. – А с палочкой ты когда в
последний раз тренировался?
– Она мне не подходит, сколько можно об одном и том же! – раздражённо
ответил Люциус.
– Олливандер сделал точную копию твоей старой. Она не может не
подходить. Ты здорово рискуешь из-за какого-то дурацкого каприза!
– Это не каприз, – упрямо сказал Люциус. – Я чувствую, что эта новая
палочка совсем другая. Ты просто не понимаешь…
– Это ты не понимаешь, что нельзя просто перестать колдовать. И твоя
беспалочковая магия – не выход. Знаешь, что происходит? – Северус
напряжённо уставился Люциусу в глаза. – Твой дом – он теперь тебе вместо
палочки. И это неправильно! – с нажимом добавил он, не давая Люциусу
возможности вставить слово. – Да, он исполняет твои желания, может даже
защитить тебя от прямых воздействий, но это не его собственная магия! Он
использует твою энергию, он тянет силы из тебя. После того, как ты начал
свои эксперименты, Малфой-мэнор превратился в один огромный артефакт,
впитывающий твою магию, и ты скоро совсем перестанешь управлять этим
процессом.
– Да перестань! Дом не делает ничего такого, что не совпадало бы с моими
намерениями.
– Так значит, барьер ты установил сознательно?
– Нет, но…
– Так сними его! – Северус вновь наставил на него палочку. – Расслабься и
захоти показать мне свои воспоминания.
– Ты же знаешь, что это неприятно, – поморщился Люциус. – Может быть
дом чувствует это…
– И потакает твоему ребячеству, да? Легилименс!
На этот раз стена была настолько реальной, что от неё даже тянуло особым
каменным холодом, а в трещинах кладки можно было разглядеть растущий
мох. Люциус честно попытался сосредоточиться на том, чтобы открыть
сознание Северусу, но не мог отделаться от мысли, что он там, за стеной. Для
удачного проникновения в разум огромное значение имел голос легилимента,
который вёл, направлял к нужным воспоминаниям, удерживал ментальную
связь. Но сейчас Люциус слышал только звуки собственного сада: журчание
фонтана, шорох веток, птичьи крики. Тогда он попробовал представить
ворота – тяжёлые кованые ворота Малфой-мэнора. Картинка дрогнула и
поплыла, трансформируясь по его воле в знакомые створки, но подъездная
аллея за ними была пуста. "Северус!" – окликнул Люциус, чувствуя себя
совершенно по-дурацки, ведь он совершенно точно знал, что друг в данный
момент сидит напротив, но это никак не помогало избавиться от иллюзии. Он
потянулся к прутьям решётки, ожидая, что рука пройдёт сквозь них, как это
произошло бы в реальности, и даже вздрогнул от неожиданности, когда
пальцы коснулись холодного металла. Люциус положил ладонь на замок. Но
ворота вновь обманули его ожидания. Они не желали распознавать ни
хозяйскую магию, ни Знак Мрака. В этот момент клубящийся вокруг туман
сгустился, почти скрыв ворота из вида, а в следующее мгновенье перед
Люциусом вновь оказалась знакомая стена. Только на этот раз её сверху
донизу пересекала глубокая трещина. Которая прямо на глазах расширялась –
как будто от мерных ударов тарана снаружи. Люциус, словно
загипнотизированный, наблюдал, как содрогается кладка – снова и снова – и
вдруг ему в лицо брызнуло каменное крошево, а более крупные обломки
осыпались к ногам.
В проломе возник Северус собственной персоной. "Легилименс!" – снова
выкрикнул он, и на этот раз заклинание сработало как надо. События
сегодняшнего дня закрутились перед глазами: оскаленная гримаса Грейбэка,
безумный хохот Беллы, перепуганный Драко, беспомощно хватающий
Люциуса за руки, "Отец, я не могу, не-могу-не-могу…", скорчившаяся на
мраморном полу девчонка Грейнджер, залитое слезами лицо которой скрыто
под массой грязных спутанных волос, бессвязные причитания и всхлипы,
удивление в мёртвых, словно восковых чертах Петтигрю, а дальше
смертельный ужас и чудовищная боль, его семья, на коленях вымаливающая
прощение у Лорда… И вдруг, без предупреждения, весь этот кошмар
развеялся, превратившись в картинку залитого солнцем сада. Люциус даже
подумал сначала, что Северуса вновь выкинуло из его сознания. Но нет, это
тоже было воспоминание, в котором Люциус вышел на крыльцо Малфой-
мэнора, бесшумно притворив тяжёлую дверь, и скользящим шагом
приблизился к сидящей на ступенях Джин. Картинка была настолько яркой,
настолько беззаботной и солнечной, что казалась реальней, чем все те
четырнадцать серых лет, каждый день которых начинался с саднящей боли в
руке, всё ещё помнившей резьбу двери в Отделе Тайн. И когда Джин
обернулась – "Скажи, Малфой, это обязательно – подкрадываться к людям со
спины?" – Люциус сначала даже не узнал её, настолько ожидал увидеть
такой, какой она была перед самой смертью. А эта ослепительно юная
незнакомка казалась совершенно земной, обыкновенной девчонкой в
мешковатой мантии. Она хмуро щурилась от солнца и кривила губы,
произнося какие-то дежурные гадости, – и была той восхитительно
свободной Джин, над которой не было власти ни у Дамблдора, ни у самой
Скульд. И если бы только семнадцатилетний идиот, украдкой уткнувшийся в
её взлохмаченную макушку, понял, что держит в руках главную
драгоценность своей жизни, если бы можно было объяснить ему, беспечному
и самоуверенному, каменную тяжесть слова "поздно", – она никогда не
выбрала бы Долг. Он бы ей не позволил. Они бы стали спасением друг для
друга, если бы Люциус мог тогда хоть чуть-чуть заглянуть в будущее.
Жаркий августовский день почти тридцатилетней давности внезапно померк,
затянутый серой дымкой, а затем обрушилась сплошная тьма.
– Открой глаза, – раздался у Люциуса над ухом усталый голос. – Ну что,
убедился?
– В чём? – Люциус вызывающе вскинул подбородок, но боевой настрой угас,
едва он только увидел, что Северус пытается остановить идущую носом
кровь. – Что это с тобой?
– Спроси у своего дома, – буркнул тот, осторожно направляя на себя палочку.
И Люциус немедленно вспомнил, как вёл его, первокурсника, в больничное
крыло после очередной драки, и как Джин выскочила навстречу, словно
почувствовала что-то, и как Северус недовольно кривился, уворачиваясь от её
рук, и бормотал, что с ним всё в порядке, а она отчитывала его, но
укоризненный взгляд почему-то был обращён на Люциуса, как будто обвиняя
во всех смертных грехах… Почему сегодня мысли постоянно возвращались к
ней? Может из-за очередной встречи с Поттером, из-за её ауры, которую
Люциус вновь уловил своим загадочным внутренним камертоном.
"Родственная магия, – когда-то давно, когда Джин ещё была жива, объяснял
этот феномен Северус. – Ты чувствуешь родственную магию. А после
проведения ритуала ваша связь стала ещё крепче".
– Я снова слышал её! – торжествующе выпалил Люциус самое главное из
всего, что сегодня произошло. – Джин была здесь, теперь уж точно. И даже
не пытайся снова мне доказывать, что это самовнушение!
– Люц, не меняй тему! – наконец пассы Северуса дали нужный эффект, и
кровотечение остановилось. – Ты осознаёшь, что это опасно…
– Да подожди! – досадливо перебил его Люциус. – Разве ты не понимаешь,
как это важно? Я говорю тебе, что чувствовал её присутствие – а знаешь, что
это значит? Не только то, что тебе придётся признать теорию младшей
норны. Северус, ведь эта родственная магия – она же была в крови, так?
Следовательно, это была магия Джин, а не Скульд!!! Понимаешь?! А значит,
она не просто всё ещё существует – она осталась собой, она, может быть,
узнаёт нас, может быть, пытается что-то сообщить…
– Остановись, – попросил Северус, потирая виски. – Ты не о том думаешь!
Вместо того, чтобы что-то изменить в своей реальной жизни, ты забил себе
голову какими-то дурацкими сказками. Твой хвалёный Фридрикссон – просто
мошенник и безответственный мистификатор, и нечего так на меня смотреть!

– Но ты же видишь, что всё сходится! – заорал Люциус в ответ, вскочив на

ноги.
– Да ничего у тебя не сходится! – вот теперь Северус явно разозлился. – Не
объясняет эта теория ни того, откуда Джин взялась, ни того, почему ты то
чувствуешь её, то не чувствуешь, и это уже не говоря о том, что Дамблдор
никогда… – он вдруг запнулся, и по лицу пробежала еле заметная судорога. –
Он не поступил бы так.
– Хочешь сказать, что человеческие жертвоприношения – это слишком
высокая цена за победу над Лордом? – скептически осведомился Люциус. –
Что-то мне подсказывает, что господин директор придерживался иной точки
зрения…
– Как и сама Джин, – произнёс Северус почти шёпотом, опустив лицо так,
что разобрать его выражение было невозможно. Но Люциус и так знал, что
сейчас там была боль.
– Ты мстишь ей! – пришедшее вдруг озарение придавило его, как могильная
плита. – Скажи, это месть? Ты столько лет жил с Поттером в одном замке, и
все эти годы лелеял в себе ненависть – чтобы она мучилась? Ведь она
наверняка чувствует твоё отрицание!
Северус поднял голову, и в глазах его появилось очень странное, неуместное
выражение весёлого недоумения. Несколько секунд он разглядывал Люциуса,
как какое-то экзотическое насекомое.
– Ну и фантазия! – наконец сказал он, откидываясь на спинку кресла. –
Люциус, ещё раз тебе говорю, хватит сверлить меня взглядом. Я не мщу ей и
уж тем более не отрицаю её существование. Это ты его отрицаешь, чёрт
возьми! Я говорил и говорю, что никто твою Джин не сжигал, не
замуровывал и не превращал в личную норну Поттера. Но тебе же больше
нравится думать, что…
– Продолжай, – холодно велел Люциус. – Что же ты замолчал? Мне нравится
думать, что она не могла меня просто бросить – а только умереть? Ты же это
имел в виду, так?
– Всё не так, – помотал головой Северус. – Повторяю, ты думаешь не о том!
Цепляешься за одну-единственную теорию, хотя она не выдерживает никакой
критики, – вместо того, чтобы обратить внимание на по-настоящему важные
вещи. Люциус, твой дом слишком много на себя берёт!
– Ну хорошо, – обречённо вздохнул Люциус, понимая, что отделаться от
друга с его параноидальными подозрениями не получится. – Что тебе в этом
не нравится? Так работает родовая магия. Я полгода жил без палочки, да и та,
что есть теперь – совершенно ни на что не годится. Без Малфой-мэнора я был
бы совсем беспомощным…
– Послушай внимательно, – серьёзный тон Северуса не оставлял сомнений в
том, что, так или иначе, но он заставит себя выслушать. – Дом должен
поддерживать тебя, да. Но когда ты начал упражняться в беспалочковом
колдовстве, ты превратил Малфой-мэнор в единственный проводник своей
магии. Ты напитал его своей энергией, и теперь канал связи между вами
поддерживается помимо твоей воли! Думаешь, новая палочка случайно
отказывается работать нормально? Потренируйся с ней за воротами – тебя
ждёт огромный сюрприз, я уверен.
– Ты так и не сказал, что плохого в беспалочковой магии, – упрямо возразил
Люциус. – А плюсов – огромное количество. Например, сколько Петтигрю ни
шнырял – так и не сумел пробиться сквозь защитные чары и не подслушал ни
одного важного разговора. С палочкой я бы никогда не добился таких
результатов, а уж тем более – не смог бы противостоять пыточному заклятью
или той же легилименции так, чтобы это не выглядело, как открытое
сопротивление. Разве это – не преимущество? Белла ещё пару дней не сможет
с постели встать, а я уже почти в порядке. Девчонка эта тоже держалась
отлично, скажи спасибо, а то у Лорда и к тебе были бы вопросы…
– Скажи лучше, куда меч делся после того, как Поттер сбежал? – перебил его
Северус нетерпеливо, явно думая о чём-то своём. – Этого в твоих
воспоминаниях не было.
– Он его с собой прихватил, если верить тем, кто в сознании был в тот
момент, – ответил Люциус. – Если тебя это интересовало, спросил бы прямо,
чем пытаться ломать мою защиту.
– Это не твоя защита! – похоже, Северус вышел из себя. – Из тебя окклюмент,
как… как… Люциус, приди в себя! Ты не властен над собственной магией –
дом использует её по своему усмотрению, и чем дальше – тем это опаснее! А
ты даже не сопротивляешься…
– Потому что меня всё устраивает, – отрезал Люциус. – Если этот кошмар
когда-нибудь закончится, если Лорд будет побеждён, можно будет подумать о
том, как сопротивляться дому. Хотя вообще это глупо…
– Глупо позволять кому-то или чему-то распоряжаться своей жизнью. Глупо
сидеть в четырёх стенах и позволять убаюкивать себя приятными
воспоминаниями.
– Ну да, у меня же есть такая замечательная альтернатива – вновь уговорить
Лорда дать мне какое-нибудь поручение! – воскликнул Люциус с
воодушевлением. – Как же я сразу не подумал, что обязательно надо
заставить новую палочку работать, чтобы опять иметь возможность
участвовать в рейдах – или как вы их там теперь называете? И конечно пусть
Лорд беспрепятственно копается у меня в голове – там ведь нет ровным
счётом ничего, что могло бы его заинтересовать, так? Разумеется лучше уж
это, чем величайший легилимент современности Северус Снейп, не дай
Мерлин, потерпит поражение!
– Мне пора, – сухо ответил Северус. – Когда надоест паясничать, подумай как
следует, кто из нас сегодня потерпел поражение. И потренируйся с палочкой,
– с этими словами он шагнул в камин и ядовито добавил через плечо: – Это
никак не повредит твоим новообретённым способностям в окклюменции.
Взметнувшиеся зелёные языки слизнули сутулую фигуру, не дав Люциусу
времени придумать достойный ответ. Но поднявшееся было раздражение так
же быстро улеглось. Злиться на Северуса Люциус не умел совсем, любого
повода хватало не дольше, чем на пару минут. А сейчас и вовсе не хотелось
думать о только что состоявшемся разговоре. Гораздо важнее казалось
проанализировать сегодняшние успехи. Если воспоминание о Джин не было
вызвано по воле Северуса, значит во власти дома было воскрешать картины
из прошлого без всякого думосбора. Стоило лишь научиться управлять
процессом – и это действительно открыло бы новые возможности в
окклюменции. Как бы ни иронизировал Северус, но он еле пробился через
защитный барьер, возникший спонтанно. Интересно, многого бы он достиг,
если бы Люциус сопротивлялся вторжению в свою память? Если бы с самого
начала подставлял не те воспоминания, которые требовал показать
легилимент? У Северуса просто не было бы шансов, вот откуда эта досада!
Задетая гордость, которая всегда была его больным местом, заставляла
говорить все эти глупости насчёт того, что Малфой-мэнор опасен. Хороший
друг никогда не стал бы пытаться разоружить Люциуса в такое опасное
время, уговаривая променять веками безупречно работавшую защиту родовой
магии на жалкую деревяшку, которая была неспособна повторить и десятой
части того, что могли старые стены. Если кому Люциус и мог доверять, то
только своему дому, который всегда приходил на помощь, всегда окружал
заботой, всегда терпеливо ждал, когда хозяин поймёт, что в том мире, за
воротами, для него ничего не осталось…
Глава 43.
После духоты и суеты, царивших на кухне, сад Норы казался тенистым
оазисом, где даже время замедляло ход. Джинни тщательно отряхнула руки
от муки и с протяжным вздохом опустилась в плетёное кресло. Отец вяло
шевельнул палочкой, пододвигая к ней предмет своей гордости –
портативный маггловский холодильник, подаренный коллегами на юбилей.
Бутылки в нём тоже были маггловские.
– Бери ту, что с красной крышечкой, – напомнил Артур.
Джинни тихонько фыркнула, вытягивая себе "Кока-колу". Родители до сих
пор пребывали в непонятно на чём основанной уверенности, что ничего,
крепче усладэля, их маленькая девочка в жизни не пробовала.
– Ну что, долго ещё? – страдальчески протянул Билл, которого разъярённая
Флёр с позором изгнала из кухни, застав за дегустацией кремовых украшений
её фирменного торта.
– Ждём именинника, – злорадно доложила Джинни. – Мама сказала, что без
Гарри мы за стол не сядем.
Билл застонал ещё жалобней.
– Как думаешь, она примет во внимание, что голодная смерть одного из
гостей слегка омрачит праздник? – с надеждой спросил он, втягивая щёки.
– Мы оттащим твоё тело в гараж, – с энтузиазмом пообещала Джинни. –
Никто ничего и не заметит.
– Флёр, наверное, всё-таки заметит, – с ноткой сомнения вмешался Артур.
– Да, скорее всего! – оживился, почувствовав поддержку, Билл. – Джинни, не
будь врединой, достань чего-нибудь пожевать.
– Можно подумать, Билли, жена тебя не кормит, – Джинни замаскировала
ехидство лучезарной улыбкой. Страсть Флёр к овощным салатикам стала
притчей во языцех после большого семейного сбора в Ракушке на первую
годовщину их с Биллом свадьбы. – Ладно, помни мою доброту…
Прокравшись на цыпочках к окну кухни, она направила палочку на блюдо с
пирожками. "Прав был Гарри со своим вечным занудством по поводу того,
как важно практиковаться в невербальной магии!" – подумала она, когда
небезупречно выполненное Ассио подняло в воздух несколько салатниц, а
бумажный пакет с мукой опрокинулся, образовав небольшое белое облако. Но
зато, пока Молли и Флёр, одинаково всплеснув руками, кинулись наводить
порядок, Джинни шёпотом призвала злополучные пирожки и смылась с
места преступления незамеченной.
– …значит, всё-таки несчастный случай? – донёсся до неё конец отцовской
фразы, в ответ на которую Билл лишь кивнул.
– Вы о чём? Какой несчастный случай? – поинтересовалась Джинни,
торжественно водружая на стол перед братом свой трофей.
– Закончено следствие по делу о пожаре в Мунго, – ответил Артур, в то время
как Билл с довольным урчанием впился в пирожок. – Обвинение никому не
предъявят.
– Как – не предъявят?! – возмущённо воскликнула Джинни, плюхаясь
обратно в кресло. – Все знают, что это был поджог!
Артур только со вздохом развёл руками.
– Мало знать, нужно ещё доказать, – пояснил Билл. – Ни одной палочки
найти не удалось, так что теперь не установить однозначно, кто устроил
пожар, если это вообще было сделано нарочно. С тем же успехом это могла
быть и чья-то стихийная магия…
– Ты веришь в то, что сейчас говоришь?!
– Я знаю только то, что вчера миссис Гойл получила в Гринготтсе
компенсационную выплату. Это значит, что вину её сына доказать не удалось.
А больше там никого не было, не считая Гермионы… – на некоторое время
воцарилось тяжёлое молчание, теперь всегда сопровождавшее упоминание её
имени. – И если рассматривать версию о поджоге, то она – точно такая же
подозреваемая.
– Но это же полная ерунда! – Джинни вскочила на ноги, как будто собираясь
немедленно бежать и доказывать кому-то свою правоту. – Это был не просто
пожар – терракт и спланированное убийство Героини Войны. И у них ещё
хватает совести…
– Никто и не обвиняет Гермиону, – успокаивающе произнёс Артур. – Просто,
в отличие от Гойла, она была в здании с палочкой, что зафиксировано в
журнале посетителей.
– Но у неё не было мотива!
– Так и у Гойла не было. Дежурная целительница и его лечащий колдомедик в
один голос утверждают, что ничто не предвещало и что пациент всегда вёл
себя примерно. Сбежать из палаты он мог от страха, когда всё загорелось.
Этого теперь не установить. Вот поэтому следствие предпочли замять,
очевидно.
– А я по-прежнему считаю, что всё было спланировано, и вовсе не Гойлом, –
Джинни упрямо вздёрнула подбородок. – Кто-то просто выпустил его, чтобы
он бежал. Что только доказывает…
– Джинни, остановись, – поморщился Артур. – Твоя версия совсем уж
фантастическая.
– Это почему это?!
– Потому что не осталось на свободе никого из Упивающихся, кому бы под
силу было провернуть такое. Пробраться в охраняемое здание, у всех под
носом выпустить Гойла из палаты, зажечь огонь в нескольких местах,
заманить Гермиону в ловушку и так же спокойно уйти, оставшись
незамеченным? Причём, всё-таки бросив Гойла посреди пожара. Как-то
неправдоподобно. Это ещё можно было объяснить тем, что в Мунго остался
кто-то, до сих пор преданный Тому-Кого-Нельзя-Называть…
– Видишь! – торжествующе воскликнула Джинни. – Значит, это всё-таки
возможно!
– Но всё указывает на то, что, кроме Мириам Страут, никто из персонала не
был завербован. Она под веритасерумом взяла на себя ответственность за все
известные нам случаи саботажа и нападений в Мунго. Нет ни одного
свидетельства, что Тот-Кого-Нельзя-Называть действовал там через кого-то
ещё…
– Как будто с тех пор, как её вычислили, нельзя было подкупить ещё кого-
нибудь! – фыркнула Джинни, выхватывая у Билла из-под носа последний
пирожок. – Это всего лишь вопрос денег – найти человека, который пронесёт
в госпиталь палочку и передаст её Гойлу, а дальше он всё сделает сам.
Персонал ведь не проверяют, сколько палочек они внесли, сколько вынесли,
так?
– Ну и кому же это понадобилось? – снисходительно спросил Билл. – Война
закончилась, все Упивающиеся Смертью в Азкабане…
– Да хотя бы Малфой! – перебила его Джинни раздражённо. – Он, что, уже у
вас не Упивающийся?
Артур и Билл обменялись понимающими взглядами. Ненависть младшей
Уизли к семейству Малфоев и её возмущение по поводу того, как легко они
отделались, были темой ничуть не менее популярной, чем салатики Флёр.
Все настолько устали от навязчивой идеи Джинни, что невольно, из одного
только чувства противоречия были готовы оправдывать тех, кого она
обвиняла.
– Как раз у Малфоя шансов организовать что-то на свободе практически нет.
Сидит в поместье без связи с внешним миром, посещения только по
специальному разрешению Министерства, даже счётом своим не
распоряжается… Зачем ему все эти сложности, да ещё и с риском загреметь в
тюрьму? Какой в этом смысл?
– А какой был смысл выпускать василиска в школе, где учится его
собственный сын? Просто этот сноб так ненавидит магглорождённых, что у
него отказывает всякий здравый…
– Пойду пройдусь, – вздохнул Билл, выбираясь из-за стола.
– Иди-иди, аппетит нагуливай, – язвительно прокомментировала Джинни,
задетая тем, что её, как обычно, не воспринимают всерьёз. – Возразить-то
нечего…
– Джинни, детка, – мягким голосом начал Артур, – та история с дневником
никак не связана с магглорождёнными. Разве что в том смысле, что Малфой
пытался таким образом дискредитировать закон "О защите магглов", который
я продвигал, помнишь?
Джинни неуверенно кивнула.
– А не слишком ли это замысловато? – с сомнением протянула она. – Для
того, чтобы провалить твой законопроект, подвергнуть опасности весь
Хогвартс…
– В том-то и дело, что дневник вообще не должен был попасть в школу, –
ответил Артур, извлекая из холодильника ещё одну бутылку. – План был
гораздо проще: в тот же день, что мы встретились в Косом переулке, в Отдел
обеспечения правопорядка поступил анонимный донос о том, что в Норе
хранятся опасные артефакты. По счастью, это письмо попало прямо в руки
Кингсли.
– И он не дал делу ход?
– Не совсем, – замялся Артур. – Сначала он спросил меня. Под
веритасерумом.
– Ого! Так прямо и устроил другу допрос?
– Ну не допрос, конечно, но не мог же он… – Артур рассеянно потёр
переносицу. – В общем, я не в обиде. Главное, Кингсли убедился, что ничего
черномагического я у себя не держу, и дал время…
– …перепрятать получше твои усовершенствования маггловских штучек, –
понимающе продолжила за него Джинни.
– Ну да. У меня была целая неделя. А потом в Норе состоялся обыск, – он
поморщился.
– Почему же мы ничего не знали?
– Билл и Чарли знали. А вы все были в школе, и мы с мамой решили вас не
волновать… – Артур виновато потупился. – Кто же мог знать, что у нас в
доме действительно был опасный артефакт и что он находится у тебя? Мы с
Кингсли потом даже вычислили этого анонима, он на самом деле работал на
Малфоя. Один из наших, министерских… В общем, решили, что Малфой
просто в очередной раз мутит воду, и успокоились…
– Папочка, – Джинни успокаивающим жестом накрыла ладонью сцепленные
руки отца, заставив его посмотреть себе в глаза, – папочка, ты не виноват! Я
сама была такой идиоткой… И потом, всё ведь обошлось!
– Обошлось… – сквозь зубы процедил Артур. – Если бы, не дай Мерлин, ты
или кто-нибудь ещё из учеников пострадали из-за этого… я бы сам его
удушил, и плевать, что он там планировал!
– Вот видишь! – Джинни расцвела победной улыбкой. – Ты и сам понимаешь,
что я права. Такое нельзя прощать.
– Это ты не понимаешь, – устало возразил Артур. – Никто ничего никому не
прощал. Все обвинения, которые можно было предъявить Малфою, были
предъявлены. Всё, что можно было доказать, учли при вынесении
приговора…
– Это не приговор, а какая-то насмешка! – перебила его Джинни. – И ты прав,
я не понимаю. Не понимаю, как этот… как главный прихвостень Волдеморта
отделался всего лишь домашним арестом!
– Думаешь, пожизненное лишение свободы – это такое лёгкое наказание?
– Да, думаю! – она вызывающе сверкнула глазами. – Живёт себе припеваючи,
как ни в чём не бывало. Ещё, глядишь, дождётся смягчения приговора…
– Вряд ли, – покачал головой Артур. – Ходят слухи, что он не доживёт до
зимы, так что…
– Вот бедняжка! – Джинни хищно улыбнулась. – Так глубоко раскаялся? Или
по жене скучает?
– Откуда в тебе столько жестокости? – спросил Артур с грустью глядя на
дочь.
– Дай подумать… – она чувствовала, что пора уже остановиться, но боль и
разочарование переполняли так, что для здравого смысла места почти не
осталось. – Может это потому, что за смерть Гермионы так никто и не
ответит? И винить в ней следует совершенно неоправданное великодушие
Визенгамота по отношению к тем, кого следовало бы сразу…
– То есть ты за то, что Грегори Гойла надо было не лечить пытаться, а сразу
подвергнуть поцелую дементора? – во взгляде отца мелькнула самая
настоящая неприязнь.
– Я за то, чтобы к преступникам относиться как к преступникам, –
огрызнулась она. – За то, чтобы держать их в тюрьме, а не в больнице или в
собственном шикарном поместье. А то, что Билл сказал про компенсацию –
это уж вообще ни в какие ворота! Интересно, Грейнджеры тоже получили за
дочь деньги?
– Нет, тут совсем разные случаи. За Гойла в момент пожара несла
ответственность администрация Мунго. В договоре, заключаемом с ними,
есть специальный пункт о страховке, которая выплачивается пациенту или
его родственникам, если тот пострадал из-за неправильного лечения или
несчастного случая по вине больницы.
– Всё равно это дико, – Джинни встала. – Я пойду посмотрю, чем ещё маме
нужно помочь…
– Конечно, рыжик, беги! – Артур слабо улыбнулся, явно испывая облегчение
от того, что не надо продолжать разговор, грозивший закончиться очередной
ссорой.
Джинни обвила его шею руками, ткнувшись носом в колючую щёку, и
замерла так на мгновенье. Иным способом признавать свою неправоту она не
умела.

***

– Ох, ну наконец-то! – воскликнула Молли, кидаясь к камину, но тут же

отпрянула.
Сколько Гарри ни репетировал по дороге, к объяснениям с миссис Уизли в
реальности он не был готов.
– Э-э-э… Молли… – начал он неуверенно, сгрузив бесчувственного Рона на
диван. – Дело в том, что ребята из Академии предложили нам посидеть
немного, отпраздновать с ними. Мы действительно пытались уйти
пораньше…
Под пристальным взглядом Молли он окончательно сник. Правда
заключалась в том, что Рон принял приглашение Апполинариса и Фольвига
совершенно самостоятельно, и цель их похода в маггловский паб неподалёку
от Академии не имела ничего общего с днём рожденья Гарри. Собственно,
они и "праздновать"-то начали ещё вчера вечером. Гарри набегался сам и
загонял свою почтовую сову, всю ночь пытаясь разыскать друга, и был
здорово удивлён, уже под утро наконец обнаружив его в компании двух
будущих военных колдомедиков. Все трое были безобразно пьяны и
производили впечатление закадычных приятелей, хотя в Академии их
учебные группы никогда не пересекались. Гарри даже не сразу вспомнил, как
их зовут, и был уверен, что Рон тоже не знал этого вплоть до сегодняшней
ночи. Зато с ними вместе училась Гермиона, и это, в принципе, объясняло
всё.
В общем, Гарри не мог сердиться на друга за то, что тот заставил его
поволноваться, и за бессонную ночь накануне собственного дня рожденья, но
вряд ли можно было рассчитывать на понимание Молли, которая так
старалась ради этого праздника, так хотела, чтобы всё прошло идеально.
– Рональд Уизли, я же просила! – скорее с отчаяньем, чем со злостью
воскликнула она, склонившись над сыном. – А почему он не принял
протрезвляющее зелье?
– Он принял, – вздохнул Гарри.
Потратив почти час на уговоры, он всё-таки вытащил Рона из того паба и
доставил его домой. Где неожиданно выяснилось, что их запас протрезвителя
закончился. В результате Гарри отправил сову с запросом в аптеку Косого
переулка, а сам, предусмотрительно заблокировав камин и наложив на дверь
квартиры сигнальные чары, свалился, как подкошенный, и проспал до
четырёх часов дня. А проснувшись, обнаружил, что на праздничный обед в
Норе они уже безнадёжно опоздали, сова, отчаявшись достучаться в закрытое
окно, оставила зелье на подоконнике, а Рон протрезвел естественным путём.
По настоянию Гарри он всё-таки выпил протрезвитель, который избавил его
от головной боли, но не смог улучшить настроение. Более того, Рона,
страдающего от похмелья, было бы куда проще оттранспортировать в Нору,
тогда как Рон, злой и полный энергии, категорически заявил, что сыт
семейными сходками по самое горло и никуда не собирается. Короткий
разговор закончился ещё более короткой дуэлью, в которой один
пропущенный Ступефай решил дело. Гарри не мог позволить другу остаться
в Лондоне одному.
– Энервейт! – бесцеремонно скомандовала подошедшая Джинни.
Рон мучительно наморщил лоб, но глаза не открыл.
– Рональд! – жалобно окликнула сына Молли. – Ну что с тобой такое!
Неужели нельзя хотя бы ради дня рожденья Гарри побыть нормальным
человеком…
– Оставь его, мам, – посоветовал из своего угла Джордж.
– Да, давайте уже сядем за стол, – поддержала брата Джинни, и Гарри
незаметно с благодарностью пожал ей руку. – Если Рон захочет, он сам к нам
придёт.
– Флёр, дорогая, помоги мне с тарелками! – переключилась на бытовые
заботы Молли и, кинув на младшего сына крайне неодобрительный взгляд,
скрылась в кухне.
Джинни потянула Гарри за собой к лестнице, где они расположились на
нижних ступеньках.
– Я соскучилась, – прошептала она, снимая с Гарри очки и поудобнее
устраивая голову на его плече. – Почему ты не хочешь, чтобы я переехала к
тебе в Лондон?
– Я хочу, – возразил он. – Просто сейчас это не очень удобно. Никто не
поверит, что Рон позволил тебе занять её комнату…
– Ну не вечно же там будет музей! – слегка раздражённо ответила Джинни, но
взгляд её тут же сделался виноватым, как будто ей стало стыдно за свою
резкость. – Гарри, меня беспокоит, что с вами обоими происходит. Скажи
мне, Рон что – совсем ушёл в запой?
– Конечно нет! – искренне возмутился Гарри. Рон на самом деле крайне редко
нарушал спортивный режим. Только это не делало его более живым. – И
ничего с нами не происходит, честно. Живём дальше. Но её комната… Ты не
поймёшь… Она как будто только что из неё вышла, там даже "Высшие зелья"
так и валяются в углу. Да, это глупо, но это даёт надежду…
– Я понимаю, – яростно закивала Джинни, – понимаю. Я сама иногда
забываю, что её больше нет. Однажды проснулась и села писать ей письмо.
Сначала какой-то свой сон пересказала, потом пригласила на каникулы в
Нору, потом ещё о какой-то ерунде. Пишу и плачу, как дурочка. А потом
проснулась по-настоящему, – она шмыгнула носом, и Гарри, обняв за плечи,
прижал её ближе, – и всё вспомнила. И вдруг так захотелось на самом деле ей
написать. И отправить это письмо – неважно, куда. Как будто всё в порядке.
Так что я, правда, понимаю. Но, Гарри, это не может больше продолжаться! –
Джинни повернула к нему лицо, и глаза её были полны непролитых слёз и
отчаянья. – Я уже видела такое, когда мы потеряли Фреда. Ты знаешь,
Джордж до сих пор иногда ведёт себя так, словно… Этот его дурацкий
магазин! Думаешь, он хоть сколько-нибудь счастлив заниматься имтеперь?
Ничего подобного, он однажды сам сказал: "Я должен". Должен,
понимаешь?! И я не хочу, чтобы Рон превратился во второго Джорджа! Уже
хватит. Почему бы тебе… вам не снять другую квартиру? Или переехать в
Нору? Теперь тут достаточно места…
– Джинни, давай об этом попозже? Пойдём к остальным, а то, боюсь, твоя
мама…
– Ну конечно! – она тут же вскочила на ноги и бодро потащила Гарри за руку.
– Ты же герой вечера, а я тут…
– Только не обижайся! – Гарри заключил её лицо в ладони, с тревогой
заглядывая в блестящие карие глаза. – Молли так старалась, а я опоздал…
– Что ты, я не обижаюсь! – она помотала головой. – Ты прав, успеем ещё
наговориться. К тому же, – она хитро улыбнулась, – мой подарок я собираюсь
вручить тебе отдельно от остальных, попозже.
– Буду ждать с нетерпением, – сказал он, наклоняясь, чтобы коснуться её
тёплых губ. – Я тоже скучал.

***

Всё-таки не следовало пить это дурацкое протрезвляющее зелье. Одним из

его побочных эффектов являлось усиление чувства голода, а это было
совершенно некстати. Конечно, можно было аппарировать домой или в какое-
нибудь недорогое кафе, но это бы смертельно обидело маму. Поэтому в конце
концов пришлось присоединиться к компании за столом и вести себя
прилично. Ощущение было довольно противоречивым: одновременно Рон
чувствовал себя ужасно виноватым – перед Гарри, перед мамой и
остальными, но в то же время под слоем этой внешней вины за едва не
испорченное им торжество была правота гораздо более глубокая и важная, он
знал это точно. Фальшиво-жизнерадостный девиз, что жизнь должна
продолжаться, ему совершенно не подходил. Её жизнь закончилась,
оборвалась так нелепо и страшно, что вместе с ней закончился весь
известный Рону мир. В том мире, который он знал, невозможно было
представить, что Гарри не получил на очередной день рожденья ни одной
книжки. В том мире вот тот стул напротив обязательно был бы занят. В том
мире не было так тошно думать о бесконечном, словно резиновом лете, о
бессмысленном и ещё более долгом предстоящем учебном годе, обо всей этой
продолжающейся жизни, в которой не осталось ни единого шанса что-то
переиграть.
В глубине души Гарри тоже знал это. Знал, что неправильно, почти
кощунственно пытаться замолчать их общую боль, произносить
оптимистические тосты, осторожно отводя глаза от пустующего за столом
места, с деланым оживлением обсуждать реформирование Министерства и
перспективы Палящих Пушек в будущем сезоне… Знал, но подыгрывал этой
фальшивой непринуждённости, когда на самом деле надо было принять
самому и отстоять перед другими неоспоримый факт: скорбь от их потери не
пройдёт и не ослабеетникогда.
– Рон! Рон, я к тебе обращаюсь! – на лице мамы снова было то жалобное
выражение, как будто она тоже понимала, что на самом деле неправа в своём
желании жить как ни в чём не бывало. – Ты ведь сможешь, правда?
"Смогу что?" – в панике спросил он у Гарри взглядом, и тот немедленно
пришёл на помощь:
– Ну конечно же мы сможем. Сборы у нас с Роном только через две недели,
так что мы с удовольствием покажем Габриэль Лондон.
– А жить она опять сможет здесь! – с воодушевлением подхватила Молли.
– О, это так здо'ово! – воскликнула Флёр. – А то 'одители так невовгемя
затеяли путешествие – как 'аз когда у меня в 'азгаге гемонт. Бедняжку Габи
сове'шенно некуда девать…
Если принимать за чистую монету все эти стенания, то можно было бы
подумать, что "бедняжке Габи" просто нет места в этой жизни – так часто её
футболили из Лиона в Ракушку и обратно. В последнее время добавилась
мода ссылать Габриэль к новым родственникам в Нору. Насколько редко Рон
теперь ни наезжал в родительский дом, но стоило ему только объявиться на
пороге, как вскоре оказывалось, что "бедняжку" в очередной раз "совершенно
некуда девать". На почве совместной опеки над девочкой Молли как никогда
сблизилась с Флёр, и даже обычно делакуроустойчивая Джинни в ответ на
жалобы Рона заявила, что "Габриэль славная". Ещё бы, не её же вынуждали в
такую жару проводить экскурсии для их "новой младшей сестрёнки", как
Молли теперь называла Габриэль.
Пряча раздражение, Рон перевёл взгляд на дальний конец стола и ободряюще
улыбнулся девочке. За весь последний час Габриэль не произнесла и пары
слов и вообще вела себя настолько тихо, что, если бы разговор не зашёл о
ней, Рон и вовсе бы её не заметил.
"Сколько ей лет – тринадцать? четырнадцать? А вейловские способности всё
никак не проявятся", – подумал он вдруг.
И тут же вспомнилось, как во время Тремудрого турнира Флёр одним
взмахом ресниц ровными рядами укладывала в штабеля мужскую половину
Хогвартса. А следом в памяти всплыла картинка рождественского бала на
четвёртом курсе: Гермиона в своей сногсшибательной сиреневой мантии,
неожиданно оказавшаяся девочкой, сияющая редкой, но от этого только ещё
более чудесной улыбкой. Впрочем, Рону милее был другой её образ – с
несходящими чернильными пятнами на пальцах и вечной сосредоточенной
морщинкой на лбу. Эта невыносимая всезнайка принадлежала только им с
Гарри – до Виктора Крама, до Армии Дамблдора, до того, как война
подхватила их и понесла, словно щепки… С тех пор они все стали совсем
другими, но именно той самоуверенной заучки Грейнджер, трогательно
близорукой в житейских вопросах, не хватало больше всего.
Снаружи послышалось урчание мотора. Судя по звуку, автомобиль свернул на
подъездную дорожку Норы, и Артур немедленно выскочил из-за стола,
следом за ним во двор высыпали все остальные. Из блестящей тёмно-красной
машины с открытым верхом уже выбирались Луна в маггловском сарафане из
какой-то лёгкой пёстрой ткани и огромной соломенной шляпе с полями и
Невилл в джинсовом комбинезоне и клетчатой рубашке, выглядевший, как
заправский фермер. За рулём сверкал белозубой улыбкой Дин Томас.
– Извините, мы опоздали, – заговорила Луна, приближаясь своим
пританцовывающим шагом. – Это всё из-за знаков. Я говорила, что гораздо
проще добраться сюда, следуя правилу лабиринта, но Дин меня не
послушал… Кстати, ничего, что мы пригласили с собой Дина? Мы случайно
столкнулись с ним в Косом переулке, и он выглядел таким одиноким…
– Конечно, хорошо, что вы его позвали! – закивал Гарри с энтузиазмом и тут
же поинтересовался: – А что это за правило лабиринта?
– Всегда выбирать левый поворот. Так ты никогда не заблудишься, –
безмятежно ответила Луна и протянула ему обмотанный красной лентой
тубус. – С днём рожденья, Гарри!
– Спасибо! – он открутил крышку и уставился на какие-то деревянные рейки.
– А что это?
– Это пирамида. В собранном виде она немножко громоздкая, так что я
подумала, что лучше ты сам… Там прилагается чертёж.
– Понятно, – слегка растерянно протянул Гарри.
– Пирамиды очень полезны, – назидательно продолжила объяснения Луна. –
Они концентрируют энергетические потоки в один направленный пучок.
Слышал про излучение формы? В общем, ты можешь использовать её для
самых разных вещей: хранить под ней продукты, выращивать растения,
затачивать лезвия, можешь носить на голове – тогда она будет улучшать
работу мозга. Ещё пирамиды лечат от многих болезней и способствуют
долголетию…
– Спасибо, Луна! – Гарри ещё раз обнял её. – Как ваша практика у Спраут?
– Весьма познавательно, – важно кивнула она. – Нам с Невиллом выделили
целую теплицу для экспериментов…
– И, кстати, мой подарок выращен там, – продолжил подошедший Невилл,
показывая Гарри горшок с необычным растением, стебель и листья которого
выглядели так, как будто они отлиты из какого-то светлого металла.
– Гарри, дорогой! – позвала от порога Молли, – Приглашай гостей в дом, что
же ты!
– Да, ребята, проходите, – спохватился тот, жестом указывая дорогу. – Дин,
рад тебя видеть!
– Спасибо, дружище, – Дин обменялся рукопожатием с Роном и Гарри. –
Прости, что я без подарка…
– Ерунда! Чем занимаешься?
– Всё то же, – пожал он широкими плечами. – Играю в североамериканской
квиддичной лиге. Приехал в Британию на несколько дней – навестить
Симуса. Потом сразу обратно. А вы как?
– А мы с Роном в Академии. Рон, кстати, тоже в команде.
– Ух ты! – Дин оживился. – К нам не хочешь? В Америке очень ценят
легионеров из Европы. Я серьёзно, легко могу тебе устроить смотр в
команду!
Не успел Рон осознать суть предложения, как у него за плечом кто-то
неожиданно фыркнул.
– Ещё бы! – с нескрываемым презрением произнесла невесть откуда
взявшаяся Габриэль, выступая вперёд. – Собственной-то квиддичной школы
у них нет и не было никогда!
Её короткая и абсолютно невежливая речь произвела на всех троих
впечатление разорвавшейся бомбы. Дин наверняка был оскорблён столь
нетактичным заявлением какой-то малявки – тем обиднее, что оно было
довольно близко к истине. А Гарри и Рон настолько привыкли, что малышка
Габи обычно представляет собой молчаливое приложение к Флёр и
собеседницей не является по определению, что, наверное, меньше удивились
бы, вздумай с ними заговорить фамильный упырь Уизли. К тому же она
говорила на английском почти не коверкая звуки – во всяком случае, гораздо
чище, чем её сестра, из-за чего возникло ощущение, что в тихую Габриэль
вселилась какая-то незнакомая девчонка. А она стояла, как ни в чём не
бывало, и с явной насмешкой в зеленоватых русалочьих глазах любовалась
произведённым эффектом.
– Гарри! – снова позвала Молли, удачно прервав неловкое молчание. – Идите
скорей!
Компания уже села обратно за стол, только Артур остался во дворе, словно
приклеенный к машине Дина. Место Габриэль в углу было занято Невиллом,
поэтому Молли срочно наколдовала ещё один стул по соседству с Роном.
Тому ничего не осталось, как помочь маленькой нахалке устроиться рядом.
Дин расположился напротив и тут же с энтузиазмом занялся содержимым
своей тарелки, игнорируя брошенный ему вызов.
После нескольких громогласных тостов слово взял Невилл, до сих пор
сидевший в обнимку со своим растением.
– Гарри, – начал он, осторожно левитируя горшок над столом прямо Гарри в
руки. – Я вырастил этот цветок специально для тебя. Он называется Spei
Certus…
– "Полный надежды", – перевела Флёр.
– "Полный надежды", – кивнул Невилл. – Я знаю, вы с Роном способны
загубить и чертополох, но Spei Certus действительно неприхотлив, и я
надеюсь, он проживёт у вас дольше обычного, – судя по смущённому
румянцу, Гарри вспомнил незавидную судьбу мексиканского папоротника, до
сих пор боровшегося за жизнь в их квартире. – Это уникальное растение: его
используют в терапевтической практике для излечения депрессивных
состояний, листья являются компонентом для омолаживающего зелья и для
феликс фелиситис, если поставить горшок в изголовье кровати, то он будет
работать как "ловец снов"…
– А ещё его цветы звенят, – добавила Луна мечтательно. – Надо только
прислушаться.
Молли зашикала на пробирающегося к своему стулу Артура, и он замер на
месте, а остальные отложили вилки и бокалы и уставились на Spei Certus, как
снегом обсыпанный мелкими белыми цветами, вдыхая их сильный свежий
аромат, который в одно мгновенье заполнил всю комнату. И вдруг Рон
вспомнил, что ему девятнадцать, Мерлин побери, и захотелось вскочить на
метлу и с ликующим кличем взвиться в небо, чтобы ветер засвистел в ушах.
Можно было ехать на край света или вернуться в родительский дом – он где
угодно мог найти себе занятие по душе. Его ладонь неожиданно накрыли
чьи-то трепещущие пальцы, и, неохотно отведя взгляд от цветка, Рон
встретился глазами с взволнованной Габриэль, детское лицо которой сейчас
было полно вдохновенной веры в чудо. Он тепло улыбнулся ей и даже почти
протянул руку, чтобы погладить по голове, но в этот момент Луна подняла
палец, красноречиво склонив ухо к Spei Certus. И тут же Рону тоже начал
мерещиться тихий звон, похожий на то, как ветер перебирает тонкие
сосульки…
Раздавшийся на улице хлопок аппарации нарушил волшебство.
Присутствующие недоумённо и растерянно переглянулись, неохотно
стряхивая с себя чары цветка.
– Больше мы никого не ждём, – озвучила общую мысль Джинни.
И вдруг Гарри вскочил из-за стола и, даже не вытащив палочку, рывком
распахнул дверь, почти нос к носу столкнувшись с гостьей, стоявшей за
порогом.
– С днём рожденья, Гарри! – раздался её чуть хрипловатый голос. – Как же
ты вырос…

__________
Spei Certus, иллюстрация от OkaVoka:
http://www.ljplus.ru/img4/r/o/rough_book/_MG_0836.JPG

Глава 44.
Гарри смотрел на Гермиону, которая сидела под старой яблоней,
прислонившись к стволу спиной, и размышлял о том, что глаза и голос – это
всё, что осталось от неё прежней. Но в то же время эта новая Гермиона после
нескольких прошедших с её возвращения дней казалась ему такой же родной
и знакомой. В её поведении всегда было много материнского, что было
совершенно неестественно для одиннадцатилетней девчонки, здорово
раздражало в девчонке пятнадцатилетней и вызывало снисходительную
улыбку, когда проскальзывало при общении с девятнадцатилетней девушкой.
Но взрослая женщина, прошедшая обе войны с Волдемортом, продолжавшая
хоронить друзей, когда для них с Роном уже всё закончилось, имела полное
право на этот усталый взгляд, в котором можно было прочитать: "Вы не
понимаете". Это действительно было очень сложно понять, гораздо легче –
принять, не задумываясь. И он принял, почти без усилий, что Гермионе уже
не девятнадцать, а тридцать два, что в глазах её больше боли и скорби, чем
было сразу после битвы за Хогвартс, что она сделалась жёстче и резче в
движениях и в чертах лица, растеряла тревожность и суетливость, став
гораздо молчаливей.
Рону приходилось намного тяжелее.
"Она совсем другая, разве ты не видишь?!" – спросил он Гарри в первый
вечер, точнее – уже глубокой ночью, когда потрясённая Молли наконец
вернулась в реальность и решительно велела "детям" расходиться по
спальням.
"Вижу, – ответил Гарри, погасив свечу, и шмыгнул под одеяло. – Билл тоже
стал совсем другим после встречи с Грейбэком, разве нет?"
"Нет! Это другое!" – запальчиво возразил Рон.
"То же самое, – зевнул Гарри, блаженно вытягиваясь во весь рост. – Всё это
внешние изменения…"
Рон только фыркнул в ответ, и этот короткий выразительный звук отлично
заменил целую речь. Гарри было с чем поспорить и было с чем согласиться,
но ужасно хотелось спать, и не было сил ни на то, ни на другое. У них
впереди было достаточно времени, чтобы во всём разобраться. Но потом как-
то так вышло, что все разговоры свелись к её воспоминаниям о молодых
Мародёрах, Лили, родителях Невилла и других членах Ордена Феникса, о
самой же Гермионе речь заходила редко. Она лишь вскользь упомянула, что
училась на Слизерине, а потом работала в больничном крыле Хогвартса,
немножко рассказала о войне, немножко – о жизни в Литтл-Уингинге. Гарри
всё больше привязывался к этой новой Гермионе, Рон – всё больше от неё
отдалялся, а она сама с каждым днём становилась напряжённее и скованней.
И сейчас, украдкой разглядывая её профиль, Гарри подумал о том, какими
они все оказались эгоистами. С первого же дня, как только Гермиона
поведала свою историю, обитатели Норы навалились на неё всей толпой, и
каждый требовал рассказов об оставленных в прошлом дорогих людях.
Исключение составили только Дин, Джордж и Луна, которые наутро отбыли в
Лондон, дав торжественное обещание не трепать языками, и Рон, который,
хоть и присутствовал при всех разговорах, по крайней мере не наседал на
Гермиону с просьбами. Остальные же как с цепи сорвались. Миссис Уизли
бомбардировала Гермиону вопросами о своих братьях, Фабиане и Гидеоне –
особенно о Фабиане, с которым та, как выяснилось, была очень дружна. Они
с Артуром даже вспомнили, как несколько раз Фабз планировал привести на
праздники какую-то Джин из Хогвартса, но та так ни разу и не приняла его
приглашение. Билл тоже расспрашивал о своём дяде, которого немного
помнил. Сестёр Делакур заинтересовало знакомство Гермионы с молодой
мадам Помфри. Оказывается их семьи общались, и скандальную историю
старшей дочери Дювалей, сбежавшей с магглом без родительского
благословения, вспоминали в Лионе до сих пор. Гермиона явно была очень
смущена, когда поняла, что, упомянув девичью фамилию школьной
медсестры, невольно выдала её тайну, но Флёр с Габриэль поклялись не
сплетничать, и она немного успокоилась. Задержавшийся в Норе на пару
дней Невилл жадно впитывал воспоминания Гермионы о его родителях. Она
рассказывала о доме Кэдоганов в Норфолке, о свадьбе Алисы и Фрэнка, о
письмах, которые они писали ей во время учёбы в Академии… Тут обычно
вмешивалась Джинни, воспринимавшая несчастный случай с хроноворотом
как одно большое приключение. Её интересовало абсолютно всё, но больше
всего – война и деятельность Ордена Феникса первого созыва. А ещё она
вбила себе в голову, что на Слизерин Гермиона пошла специально, чтобы
внедриться в ближний круг Волдеморта, и продолжала развивать эту тему,
несмотря на то, что та категорически отрицала что-то подобное.
Но переплюнул всех сам Гарри, который был готов часами выспрашивать о
родителях, молодых Сириусе и Ремусе и, конечно, о собственном детстве.
Почему-то из всего, поведанного Гермионой, больше всего запомнилось, как
она незадолго до возвращения в своё время привозила его, почти
четырёхлетнего, в Хогвартс. Ему даже показалось, что он начинает что-то
смутно вспоминать: длинная лестница, на которой обязательно нужно было
сидеть, опустив голову, комната с дверью в маленький каменный дворик,
окружённый высокой зелёной стеной из каких-то вьющихся растений,
тропинка через залитый солнцем луг и далёкие башни… Гарри уже не
понимал, действительно ли эти картинки извлечены из памяти или его
воображение просто дорисовало их, опираясь на рассказы Гермионы, но
очень дорожил ими. И, даже если считать новую Гермиону совершенно
другим человеком, ему она всё равно не могла быть чужой. А он ни разу даже
не спросил, как она ощущала себя там и что чувствует сейчас.
– О чём думаешь? – он решительно приземлился в траву напротив неё, по-
турецки скрестив ноги.
Гермиона повернулась к нему со странным выражением на лице.
– Правда хочешь знать? – Гарри неуверенно кивнул. – Думаю о том, что Нев
теперь меня ненавидит.
– Да у него просто летняя практика! – воскликнул Гарри, шокированный
таким заявлением. – Он действительно не мог больше оставаться. С чего ты
вообще взяла… с чего ему тебя ненавидеть?!
Ещё один непонятный взгляд, под которым он почувствовал себя очень
неуютно.
– Удивлена, что ты сам до сих пор не понял, – произнесла она еле слышно и
закрыла лицо ладонями, но тут же решительно вскинула голову. – Гарри, я
была в прошлом. Мне никто не стирал память. И я знала, что случится – что
будет с Лили и Джеймсом… с Фрэнком и Алисой… И, как видишь, ничего не
сделала.
Гарри не сразу нашёл в себе силы заговорить. Гермиона же ждала его
реакции, не отводя глаз. Готовая принять любой приговор.
– И Невилл… Невилл из-за этого… Он поэтому так неожиданно уехал? Он
так и сказал?!
Она помотала головой.
– Он ничего не сказал. Но он всё понял, я точно знаю. Я видела его лицо,
когда… – голос Гермионы прервался.
– Да, такое не просто переварить, – глухо ответил Гарри. – Неудивительно,
что он сбежал, не простившись.
– А ты? – отчаянно выкрикнула она, по-прежнему упрямо глядя на него в
упор. – Ты тоже теперь хочешь сбежать?
"Хочу. Но не сбегу. Потому что никто не знает, что было бы если… Потому
что ты, живая, мне дороже уже похороненного прошлого. Потому что я не
могу потерять тебя ещё раз, не могу оттолкнуть. Потому что не хочу
перекладывать на тебя вину, которую ты снова пытаешься взвалить на себя
целиком – как тогда, когда сломалась моя палочка, и ты смотрела такими же
несчастными, виноватыми глазами. Потому что сейчас ты опять
напоминаешь мне себя настоящую, опять доказываешь, что твоей истинной
сущностью всегда была ответственность. И если ты не вмешалась – значит
действительно не могла, как бы ни рвалось от этого сердце…"
– Бедная, – сказал он вслух, беря её за руку. – Как же ты всё это выдержала?
И Гермиона позволила привлечь себя в объятье, спрятав мокрое от слёз лицо
у него на груди. Гарри неловко гладил её по спине, по волосам, и думал, что
по-настоящему она вернулась только теперь – словно треснул невидимый
панцирь, заключавший в себе ту Гермиону, что полгода назад шагнула в
камин, пообещав быть дома к ужину.

***

Рон в одиночестве наворачивал круги над холмом. Обычно полёты помогали

восстановить душевное равновесие, но сейчас он даже не пытался
успокоиться. Он чувствовал себя последней сволочью, но ничего не мог
поделать с навязчивой мыслью, что эта новая Гермиона, вернувшись,
окончательно украла у него девушку, которую он до сих пор любил. От этой
мысли было недалеко до сожаления о том, что она вообще выжила, а
ощущать себя подлецом, способным на пожелание мучительной смерти своей
лучшей подруге, было непривычно и ужасно неприятно. И тем не менее, как
он ни старался увидеть что-то знакомое в этой чужой женщине, получалось
плохо. Особенно когда она смотрела на Гарри как на потерянного и вновь
обретённого сына, а тот зачем-то подыгрывал и даже начал через раз
называть её Джин.
"Так что, нашей Гермионы больше нет и не будет? – спросил его Рон,
несколько дней наблюдавший всеобщий ажиотаж вокруг гостьи, и сам
ужаснулся тому, сколько злобы прозвучало в этом вопросе. – Такое
ощущение, что вам она интересна исключительно тем, что была в
прошлом…"
"А у меня ощущение, что именно ты не желаешь признавать в ней "нашу
Гермиону", – парировал Гарри. – Что же касается прошлого… Отчасти ты
прав, мы все перегнули палку. Но представь себе, какой это уникальный шанс
– для меня, для Невилла, для твоей мамы – спустя столько лет после потери
наших близких встретить человека, который ещё совсем недавно общался с
ними, хорошо их знал… Да что я тебе рассказываю, не ты ли всего неделю
назад выбирал себе собутыльников только из того соображения, что с ними
можно поговорить о ней, живой?"
"Ну и что ты хочешь мне этим доказать? – буркнул Рон. – Что её
воспоминания о дяде Фабиане, к примеру, важнее, чем наше общее прошлое,
которое для нас закончилось полгода назад, а для неё, поди, уже быльём
поросло?"
"А ты бы с ней поговорил, – насмешливо предложил Гарри. – Тогда бы сам
убедился, что она помнит, а что нет".
Рон и рад был бы последовать его совету, но чем больше проходило времени,
тем всё более невозможным казалось просто подойти к ней и заговорить.
Пихнуть, как раньше, плечом, устраиваясь рядом, и спросить: "А здорово
тогда Гарри засунул троллю палочку в нос?!" Идиотизм. Ещё тупее было бы
напомнить, как они напились перед первым разом. Настолько, что наутро Рон
даже не был уверен, было ли у них что-нибудь. Да, это определённо была не
та тема, которая бы подошла для первой беседы. "А ты только Гарри и
Невилла нянчила? Может, меня тоже немножко?" Тьфу.
Рон заложил широкую петлю над садом, невольно выглядывая её силуэт
среди деревьев. Прежняя Гермиона, скорее, сидела бы в доме, уткнувшись
носом в очередную книжку. Эта – предпочитала проводить время на улице,
как будто стены на неё давили. Она могла часами сидеть неподвижно, с
закрытыми глазами, и была при этом мыслями где-то далеко-далеко, в той
жизни, о которой они все не имели ни малейшего понятия, несмотря на то,
что каждый вечер набрасывались с расспросами. Может быть, ему тоже
стоило вместе с остальными не давать ей прохода и продыха, чтобы по
крайней мере не сложилось впечатления, что ему всё равно. Может, если бы
они привыкли разговаривать – пусть даже о дяде Фабиане, сейчас было бы
легче восстановить потерянную ниточку, ведь, Мерлин побери, Гарри прав,
это была всё та же их Гермиона, но с каждым днём они всё больше
отдалялись друг от друга. Сегодняшний вечер был последним перед её
отъездом. Последний шанс.
Занятый невесёлыми мыслями, Рон не сразу заметил, что в небо поднялась
ещё одна метла. Он обратил на это внимание, лишь когда летун набрал
изрядную высоту. И сразу стало понятно, что он явно не справляется с
управлением: метла, как припадочная, совершала рывки из стороны в
сторону, словно пытаясь сбросить наездника, а затем вошла в штопор и
устремилась к земле. Рон с максимально возможной скоростью рванулся
наперерез, уверенный, что не успеет.
Он перехватил древко спятившей метлы, когда до столкновения с землёй
оставалось каких-нибудь пять ярдов, и она, узнав его уверенную руку,
подчинилась, выравнивая полёт параллельно горизонту. Но разгон к этому
моменту был такой большой, что от резкого торможения оба наездника
свалились с мётел и покатились к подножию холма, переплетаясь руками и
ногами. Наконец казавшееся бесконечным падение прекратилось, и Рон едва
успел упереть ладонь в землю, чтобы не обрушиться всем весом на Габриэль.
Несколько мгновений он, раскрасневшийся и встрёпанный, тяжело дыша,
смотрел в её широко распахнутые глаза. Она медленно подняла руку, убирая
забившиеся в рот волосы, и в этот момент Рон яростно прошипел:
– Это метла Фреда, идиотка! – и одним прыжком вскочил на ноги.
Подхватив с земли обе метлы, он решительно зашагал прочь, даже не
потрудившись удостовериться, что она ничего себе не сломала. Поэтому не
увидел, как Габриэль села, подтянув колени к подбородку, и уткнулась в них
лицом, пытаясь унять подступающие слёзы злости и обиды.

***

– Тебе обязательно уезжать? – спросила Джинни, пошевелив в костре веткой,

отчего в небо взметнулся столп искр. – От лета осталось всего ничего, скоро
ребята отправятся на сборы, а у меня просмотр в команду. Может,
задержишься ещё на недельку?
– Нет, – Гермиона решительно помотала головой. – Я и так провела дома
всего два дня. Пора возвращаться.
Перед родителями ей действительно было ужасно стыдно – прежде всего за
то, как мало она вспоминала о них, будучи в прошлом. А ведь один Мерлин
знает, что они пережили за те несколько месяцев, что она числилась
погибшей. Утешало только одно: оказалось, родители не верили в её смерть,
не сомневались, что непременно случится чудо и дочь вернётся. Когда
волшебники, лучше представляющие себе действительные возможности
магии, уже потеряли надежду и смирились с утратой, двое магглов упорно
продолжали ждать. Поэтому радость встречи не была омрачена чересчур
сильным потрясением, и Гермиону довольно легко отпустили в Нору –
известить своих друзей о том, что она жива.
– А долго тебе ещё прятаться? – подал голос Гарри.
– Прятаться меня никто не заставляет. Но прессе, конечно, лучше пока на
глаза не попадать. Сначала Отдел Тайн должен придумать объяснение моему
возвращению. Да ещё следствие по делу о пожаре снова возобновили,
придётся давать показания, и в аврорате тоже просили раньше времени с
журналистами не общаться.
– Правильно! – оживилась Джинни. – Теперь уж эти сволочи за всё заплатят!
– Ты о ком? – озадачено спросила Гермиона.
– Ты же сама рассказывала – про ту дуру, которая бросила на столе палочку,
про Гойла…
– Ну и кто из них должен заплатить "за всё"? Гойл уже мёртв, а целительница,
дежурившая в тот вечер, сразу после пожара уволилась и уехала во Францию.
Так что обвинение предъявлять всё равно некому.
– Они не могут это так оставить! – возмущённо воскликнула Джинни, и
Гарри с Роном зашикали на неё с обеих сторон – звонкий голос младшей
Уизли, далеко разнёсшийся по ночному саду, был способен перебудить
спавших в доме. – Теперь, когда есть свидетель…
– Надо признать, свидетель из меня так себе, – пожала плечами Гермиона. – Я
даже не могу вспомнить лицо этой дежурной целительницы. Не говоря уж о
палочке. Каким образом можно установить, что именно её использовал Гойл?
Если эта Мари, или как её там, сразу не заявила о пропаже палочки, а втихую
заказала себе новую, то никто не докажет, что она её вообще теряла. Так
что…
– То есть ты тоже считаешь нормальным, что преступница останется на
свободе? После всего того, что с тобой было?!
– Джинни… – Гермиона не знала, смеяться или плакать от того, каким
ребёнком теперь казалась ей лучшая подруга. – Ну какая ещё преступница?!
Её можно обвинить в халатности, максимум. И в сокрытии информации от
следствия. Но за это уж точно не сажают.
– А что если это была не просто халатность? Что если всё было организовано
нарочно, и этой твоей Мари заплатили за то, чтобы она забыла свою палочку
без присмотра?
– О не-е-ет, – застонал Рон. – Бескомпромиссная Джинни Уизли утирает нос
Визенгамоту и в одиночку разоблачает заговор! – он широко взмахнул
руками, изображая в воздухе газетный заголовок. – Скорее кто-нибудь
пригласите Риту Скитер, у нас тут сенсация…
– Вот дурак! – Джинни замахнулась на брата крепким кулачком, но Гарри
перехватил её руку.
– Та-а-ак, кому-то пора спать, – заявил он, заставляя девушку подняться на
ноги. – Пойдём, я провожу тебя.
Они обменялись выразительными взглядами, после чего Джинни, мило
улыбнувшись, пожелала Рону и Гермионе спокойной ночи и послушно
разрешила себя увести. Наступившее неловкое молчание вдруг было
прервано насмешливым фырканьем Рона.
– Старый добрый Гарри со своим дипломатическим талантом, – произнёс он,
придвигаясь ближе к огню. – Придётся перестать делать вид, что мы с тобой
не знакомы. А то получится, что все его старания были напрасны.
– Может, у него, наоборот, были какие-то личные соображения, – буркнула
Гермиона. – И, кстати, я не делала вид, что мы не знакомы.
– Про личные соображения, – Рон потянулся за бутылкой, – я притворюсь,
что не услышал. Всё-таки речь о моей сестре. Ещё вина? – она молча
кивнула. – Ну хорошо, я вёл себя всё это время как… как…
– Как обычно, – подытожила Гермиона, отсалютовав ему кружкой. – Я всё
понимаю, Рон.
– Как обычно. Так что – мир?
– Мир, – вздохнула она, устраиваясь рядом с ним. – Что с тобой поделаешь…
– Ну конечно, ты теперь у нас взрослая тётенька, тебе положено проявлять
снисходительность к подрастающему поколению.
– Точно! – она назидательно вскинула указательный палец. – А тебе положено
уважать старших.
– Уважать старость, ты хотела сказать? – с невинным видом уточнил Рон и
тут же получил подзатыльник. – У-у-у, Грейнджер, а рука всё такая же
тяжёлая…
– Я практиковалась. Думаешь, ты единственный несносный подросток, с
которым мне пришлось дело иметь?
Она внезапно помрачнела, и Рон тут же почувствовал перемену в настроении
и не стал продолжать шутливую перебранку. Вместо этого он разлил остатки
вина по кружкам и молча стал ждать, пока Гермиона заговорит сама.
– Мой лучший друг в прошлом тоже был сильно младше меня, – призналась
она, наконец решившись на откровенность. – Почти на десять лет. И мне…
ужасно больно… – её голос зазвучал совсем слабо, сведённое судорогой
горло отказывалось повиноваться, – от того, что мы с ним больше никогда не
увидимся. Я ни за что… ни за что не согласилась бы потерять тебя.
– Это тебе не грозит, – серьёзно заверил Рон, обнимая её за плечи. – Вполне
возможно, что эта задача вообще невыполнима. Например, мама в детстве
пыталась потерять меня раз пять. В Косом переулке, несколько раз на
местной ярмарке, ещё на каком-то очередном юбилее тётушки Мюриэль, и на
Кингз-Кроссе, когда впервые отправляла в Хогвартс близнецов… И папа тоже
пару раз попробовал, в Министерстве. Но всё было бесполезно, как видишь…

Он нёс полнейшую ахинею до тех пор, пока Гермиона невольно не

заулыбалась.
– Какой же ты клоун… – она легко чмокнула Рона в щёку.
– Ну а теперь признавайся, на ком ты отрабатывала свою знаменитую
затрещину в моё отсутствие?
– Вообще-то, на твоём дядюшке, – ответила Гермиона. – Ты, кстати, очень
сильно на него похож.
– Но у вас же не такая большая разница в возрасте, – удивился Рон. – Ты
говорила, что он был всего на курс тебя младше, разве нет?
– Всё правильно.
– А как же тот "лучший друг на десять лет моложе"?
– О, он не позволял себя так просто лупить, – засмеялась она.
– Ну всё, теперь ты просто обязана рассказать, кто же тот храбрец, что
осмелился сопротивляться твоим воспитательным мерам. Иначе я зачахну от
любопытства.
– Боюсь, это тебя слишком шокирует, – Гермиона скорчила страшную рожу,
чувствуя себя с Роном так легко и свободно, что невозможно было
представить, насколько он был далёким и чужим ещё сегодня днём.
– Ничего, я готов, – он преувеличенно-внимательно уставился на неё с
демонстративно серьёзным лицом. – Я выдержу. Давай уже, шокируй.
– Снейп, – просто ответила она. – Я дружила с Северусом Снейпом.
Рон надолго замолчал, переваривая информацию.
– Да уж, ты умеешь удивить, – сказал он наконец.
– Я предупреждала, – она пожала плечами. – На самом деле он
замечательный. Он всегда поддерживал меня, когда мне было плохо.
Позволял увидеть свои слабые места и болевые точки. Мне очень-очень его
не хватает… – закончила она почти шёпотом, чувствуя, как снова подступают
слёзы. – И я благодарна этой дуре Мари, – Гермиона решительно вскинула
голову, – за то, что получила шанс увидеть некоторых людей совсем не
такими, какими представляла их себе раньше. Этот опыт был болезненным, и
болит до сих пор, но я не жалею. Не жалею, понимаешь?! – она казалась себе
натянутой звенящей струной, которая вот-вот лопнет от напряжения.
– Понимаю, – кивнул Рон, притягивая её ближе. – Правда, понимаю. И… ты
ведь не только о Снейпе говоришь сейчас?
– Наверное, я и вправду не сильно изменилась, – она шмыгнула носом, – раз
ты до сих пор видишь меня насквозь. Да, я много что поняла и много чего
пересмотрела. И да – там был ещё один очень важный для меня человек,
потеряв которого я всё равно что потеряла себя.
– Он тоже уже умер? – осторожно спросил Рон.
Гермиона только помотала головой, не в силах произнести ни звука. Они
долго сидели, бездумно наблюдая за пляской языков костра, чувствуя, как
срастается что-то, что, казалось, было разорвано навсегда. Как возвращается
тепло и доверие, без которых этот мир был бы совсем не таким,
неправильным, ущербным…
– Ты совсем засыпаешь, – Рон слегка шевельнул рукой, которая наверняка
уже затекла. – Может, всё-таки сначала выспишься у нас, а уж потом к
родителям?
– Нет-нет! – встрепенулась Гермиона, волевым усилием разлепляя ресницы и
стряхивая дремоту. – Я обещала маме, что утром буду дома. А вот тебе и
вправду давно пора ложиться. У вас же завтра… то есть уже сегодня поездка
в Лондон запланирована, так?
– Угу, – без энтузиазма признался он. – Придётся тащиться с девчонками на
игру. Любимые Гарпии Джинни устраивают благотворительный матч с какой-
то любительской командой. Для Героев Войны, между прочим, почётные
места забронированы, вот так-то. Если бы не твоя конспирация, могла бы
устроить громкое и красивое возвращение.
– Да ну его, – она широко зевнула. – Повеселитесь без меня пока.
– Какое уж там веселье, – махнул рукой Рон. – Водить за ручку "бедняжку
Габи" и следить, чтобы она себе шею не свернула… Слышала, что она
сегодня отколола?
– Угу. И кстати, зря ты так на неё налетел. Откуда ей было знать…
– Что, уже успела наябедничать?! – перебил он раздражённо. – А спросить
кого-нибудь она не могла, прежде, чем взять из сарая самую норовистую
метлу?
– А она, между прочим, в результате подумала, что ты разозлился только
потому, что вещи Фреда неприкосновенны. И рыдала полдня.
– Всё-таки вы, девчонки – это… полный кошмар!
– Нет, это у вас, мальчиков, иногда вместо головы бладжер, – парировала
Гермиона.
– Почему не квоффл? – слегка обиделся Рон.
– Потому что вызывает желание вдарить битой. И вообще, скажи спасибо,
что не снитч.
– Маленький, всегда неизвестно где, и делает ушами "хлоп-хлоп"? – уточнил
он. – О да, спасибо. Пускай будет бладжер.
– Рон, прекрати, – сдавленно произнесла Гермиона, ярко представив себе
человека со снитчем на плечах. Истерический смех удалось сдержать только
тем соображением, что обитатели Норы вряд ли оценили бы подобную шутку
в четыре утра. – Это вообще не смешно. Обидел девочку и даже не
извинился. Тоже мне, герой!
– А я никогда и не претендовал, – буркнул Рон.
– Ты может и не претендовал. Но Габи всегда считала тебя своим личным
спасителем. Ещё с Тремудрого турнира.
– Да брось! Никого я не спасал! – он заметно смутился и даже вскочил на
ноги, с крайне озабоченным видом начав подкладывать в костёр новые ветки.
– Это мы с тобой знаем, – продолжила Гермиона, как ни в чём не бывало,
наслаждаясь его замешательством. – А для Габи ты с тех пор стал самым
настоящим героем. Как Гарри для Джинни после Тайной комнаты.
– То есть ты хочешь сказать… – в ужасе начал Рон. – Да нет, она совсем ещё
ребёнок, ты что!!!
– Ну и что ей теперь влюбиться нельзя? – невинно поинтересовалась
Гермиона. – В Героя Войны, звезду квиддича, будущего бравого аврора, да и
просто отличного парня…
– Заткнись, Грейнджер, – простонал он, хватаясь за голову. – Какой кошмар!
– Никакого кошмара, – беспечно возразила она. – Не понимаю, чем ты
недоволен.
– И что же мне теперь делать? – Рон смотрел так жалобно, что Гермиона едва
удержалась от смеха. – Что мне с этим делать?!
– Расслабиться и получать удовольствие, – невозмутимо ответила она. – Она
будет обожать тебя на расстоянии, краснеть, бледнеть и печь для тебя
фирменное печенье. А потом подрастёт и повырывает твоим квиддичным
фанаткам все их белокурые шиньоны…
– Так, стоп! – решительно перебил её Рон. – Я всё понял. Тебе просто не
терпится передать меня "в хорошие руки", чтобы дальше строить свою
взрослую жизнь.
Лёгкое настроение как ветром сдуло.
– Едва ли из наломанных мною дров теперь удастся что-то построить, –
грустно сказала она, поднимаясь с земли. – Светает – мне пора.
– Уже? – он сжал её в крепком объятии. – Не пропадай, ладно? Может быть,
поедешь с нами на сборы?
– Мне сначала хотя бы документы получить надо. Да и вообще, с моей
учёбой ещё ничего не понятно. Так что вряд ли. Но как только воскресну
официально – сразу же приеду вас всех навестить.
– Будем ждать, – пообещал он. – Передавай привет родителям.
Кивнув, Гермиона аппарировала, а Рон, наколдовав на себя чары
непромокаемости, улёгся прямо в траву. Первые лучи восходящего солнца
позолотили макушки деревьев, качавшиеся у него над головой, где-то
недалеко запела первая утренняя птица. Рон почти что начал засыпать, когда
негромко стукнула дверь дома, и спустя несколько минут рядом с ним, голова
к голове, растянулся Гарри.
– Я слышал хлопок аппарации, – сквозь отчаянную зевоту сообщил он. – Куда
она в такую рань?
– Домой. И я понятия не имею, почему именно на рассвете. Мы не ссорились,
и я ничем её не обидел, – немного раздражённо добавил он, отвечая на немой
вопрос. – Правда, всё в порядке.
– Поговорили?
– Поговорили.
– Ну и хорошо.
А потом они долго лежали, глядя в светлеющее небо. И, уже окончательно
погружаясь в сон, Рон ворчливо сказал:
– Твой дурацкий цветок пахнет на всю округу…

Глава 45.
Гермиона не прожила у родителей и недели, как стала чувствовать себя
зверем в клетке. Давно уже ей не приходилось проводить столько времени
совершенно бесцельно. Конечно, после непрекращающейся суеты, царившей
в Норе, тихий дом её детства как нельзя лучше подходил для того, чтобы
собраться с мыслями и решить, что же делать дальше со своей жизнью. Беда
в том, что ничего толкового не придумывалось. Возвращение в Академию
было лишено всякого смысла – это единственное, что она знала наверняка.
Можно было бы пойти учиться на зельевара или колдомедика – чтобы
подтвердить свои практические знания официальным документом. Или, в
конце концов, уехать ото всех в Париж и исполнить мечту юности, поступив
в Университет на магическое право. Эта мысль казалась самой
привлекательной из всех, но времени до начала учебного года было слишком
мало. Даже если бы ей и разрешили сдавать вступительные экзамены после
того, как набор завершён, – до первого сентября было невозможно успеть
подготовиться. От осознания, что опять всё не получается так, как хотелось,
Гермиону накрыла апатия.
Она проводила все дни в гамаке на заднем дворе, в обнимку с непривычно
покорным Косолапусом, пытаясь возродить в себе веру в то отчаянное "не
жалею", которое она выкрикнула в лицо Рону. Но она жалела, Мерлин
побери, обо всём! Жалела, что они с Роном вытащили Гойла из Выручай-
комнаты, жалела, что не прогуляла ту чёртову практику в Мунго, жалела, что
спаслась из огня – цена, заплаченная за это, оказалась слишком высока.
Жалела, что доверилась Дамблдору, и что шла наперекор его советам, и что
последним, что он от неё услышал, было злобное шипение: "Вы не доживёте
до победы!" – так хотелось хоть немного отомстить ему и Боуду за то, что
пришлось играть по правилам до конца.
За это прощание ей было так стыдно, что, оказавшись в Хогвартсе, Гермиона
первым делом отправилась не в кабинет к Макгонагалл, не в больничное
крыло к Поппи, не в теплицы к Невиллу, а к белой гробнице. Разговаривать с
директорским портретом ей не хотелось, но над могилой Дамблдора она
просидела почти час, жалуясь, проклиная, умоляя о прощении. Там её и
нашла Макгонагалл. Тихо подойдя в своём анимагическом обличии, она с
достоинством уселась на дорожке, ожидая, пока Гермиона обратит на неё
внимание. А когда та вскочила и бросилась к ней – сделала шаг навстречу,
превращаясь и принимая в объятия заплаканную бывшую ученицу.
"Я думала, что ты уже не вернёшься, девочка, – прошептала она. – Почти
совсем перестала ждать…"
"Ждать? – переспросила Гермиона непонимающе. – После того, как Невилл
передал вам, что я жива?"
"О да, Невилл и Луна мне рассказали. Ты и вправду могла бы появиться в
Хогвартсе пораньше, но я имею в виду другое. Почему ты не вернулась сразу
после пожара? Я уже не надеялась…"
"Вы знали, что я не погибла?" – потрясению Гермионы не было предела.
"Идём, – Макгонагалл поманила её за собой в замок. Приведя Гермиону в
директорский кабинет, она усадила её в кресло и потянулась к верхней полке
одного из шкафов. – Альбус просил передать это тебе, когда мы снова
увидимся… Джин".
Макгонагалл протянула Гермионе уменьшающую шкатулку, в которой Джин
Найтли держала то немногое, что было ей дорого: шахматный набор,
подаренный Фабзом и Алисой, сердоликовые серьги и браслет, колдография
Ордена Феникса, зачарованный галеон, по которому никого и никогда уже не
вызвать… И письма, письма, письма – она сама не знала, зачем хранила их,
если ни разу даже не решилась перечитать. Вот эта толстая связка – от
Алисы, чуть поменьше – от Доркас, которая оттачивала перо, практикуясь в
эпистолярном жанре, ворох забавных записок от Фабза, который терпеть не
мог писать длинные письма, но зато гонял сову ради того, чтобы пожелать
Джин удачи на экзамене или просто доброго утра – в том числе и когда они
оба находились в Хогвартсе. А там, в самой глубине, завёрнутые в алый
платок, которым она покрывала волосы, работая в лаборатории… Гермиона
захлопнула шкатулку так поспешно, как будто там сидела ядовитая змея.
"Значит, вы всё знали?"
"Не сразу. Догадалась, когда ты была на шестом курсе. Пришла со своими
подозрениями к Альбусу, и он их подтвердил. Он сказал, что ты вернёшься в
своё время, и поэтому, когда я узнала про пожар… – её голос задрожал и
прервался. Сделав глубокий вдох, Макгонагалл слабо улыбнулась Гермионе и
продолжила: – Сначала я была уверена, что ты вот-вот объявишься. Но время
шло, ты официально была признана погибшей… И я начала думать, что
произошла какая-то чудовищная ошибка. Что Джин Найтли так и не попала
обратно".
"И поэтому никому не признались", – задумчиво произнесла Гермиона, и
Макгонагалл кивнула.
"Я не хотела давать ложную надежду, – сказала она виновато. – Какое счастье,
что ты снова с нами! Помона сейчас тоже в замке – она будет в восторге!"
Помона и в самом деле пришла в восторг. Гермиона, которая вначале только и
думала о том, как бы половчей сбежать, не обидев пожилых профессоров,
сама не заметила, как оказалась втянута в девичьи посиделки с бутылкой
молодого эльфийского вина и совершенно несолидной болтовнёй о старых
добрых временах, когда студенты были прилежней, а кавалеры –
обходительней.
"Жалко, что нет Поппи, – вздохнула профессор Спраут. – Представляю, в
каком она будет шоке, когда узнает!"
"Она опять отпуск в Кордове проводит?" – автоматически спросила
Гермиона, скорее для поддержания разговора, чем из настоящего интереса.
"Что ты! – всплеснула руками Спраут. – С Ксавье у них давно всё
закончилось. Вскоре после первой войны. Он потом приезжал в Британию,
бедняжка, надеялся её вернуть. Кстати, Поппи писала, что недавно встретила
его на Лазурном берегу, представляешь?! Живёт там на какой-то вилле с
богатой дамой, – она заговорщицки понизила голос. – А помнишь, – Спраут
совершенно по-девчачьи хихикнула, – как он хвост пушил, изображая из себя
испанского гранда? Серенады нам с Поппи пел… по очереди…"
"А Невилл всё ещё в замке?" – невпопад спросила Гермиона, чувствовавшая,
что вечеринку пора сворачивать, пока кому-нибудь не пришла в голову идея
открыть ещё одну бутылку.
"Да, он у меня на практике до сентября, – закивала Спраут. – Позовём его?"
"Нет-нет, мне уже пора, – испуганно возразила Гермиона, совершенно не
уверенная, что Невилл захочет её видеть. – Я просто хотела передать ему кое-
что. Профессор Макгонагалл…"
"Минерва! – Макгонагалл погрозила ей пальцем. – Мы же договорились…"
"Минерва, – покорно исправилась Гермиона, – а думосбор профессора
Дамблдора всё ещё… могу я им воспользоваться? Точнее, оставить в нём кое-
какие воспоминания. Для Невилла".
"Ну разумеется!" – Макгонагалл приглашающе махнула рукой.
Сначала Гермиона собиралась показать Невиллу ту сцену в доме
Лонгботтомов, вскоре после его рождения. Но чем дольше она сидела над
думосбором, тем больше вспоминалось счастливых мгновений из жизни
Фрэнка и Алисы, которыми она просто обязана была поделиться с их сыном.
Серебристые нити тянулись одна за другой: первая встреча в библиотеке
Хогвартса, выпускной, свадьба в Норфолке, собрания Ордена Феникса…
Широкая улыбка Фрэнка, его рука, всегда лежащая на талии жены, и Алиса –
весёлая, озорная, такая хрупкая рядом с мужем. Они оба сияли от любви, и
Гермиона вдруг поняла, что завидует им даже сейчас, когда они лежат в
больничной палате. Всё так же вместе, несмотря ни на что. У неё самой этого
уже не будет никогда.
– Джин! – окликнула её из дома мать. – Иди обедать!
Это было невыносимо. Родители изо всех сил делали вид, что ничего не
произошло, и Гермиона подыгрывала им, как могла. Она понимала, насколько
им не по себе – после ужасного известия, после долгих месяцев отчаянной
надежды, наконец снова увидеть дочь – такой. И как она ни старалась, с
каждым днём было всё трудней изображать беспечную уверенность и
оптимизм. Особенно тяжело было с мамой, которая из всех проблем дочери
сосредоточилась на одной-единственной – получении ею
подобающегообразования. Новость о том, что Гермиона не собирается
дальше учиться на аврора, была воспринята легко, даже, скорее всего, с
затаённой радостью и облегчением. Но потом начался сущий кошмар. Мама
честно пыталась на неё не давить, но тем не менее за всеми этими "я тебя не
тороплю" и "решать должна ты" скрывалась железобетонная убеждённость в
том, что Гермиона просто обязана немедленно озаботиться своим
образовательным статусом. Причём лучше, если это будет нормальный
университет с нормальнойпрограммой, который выпускает нормальных
специалистов. Иными словами, Оксфорд. Едва только прозвучало это слово,
Гермиона почувствовала, что запас дочерней покорности окончательно иссяк.
Конечно, маме неоткуда было знать, что камни Мертон-колледжа,
скрывающие отвратительный механизм, всю жизнь будут пахнуть смертью и
кровью. И у неё не было ни малейшего шанса понять, почему дочь так
изменилась в лице и почему с этого самого дня не желала ничего слышать о
маггловских учебных заведениях. Это непонимание потянуло за собой
цепочку недоговорок, а порой и откровенного вранья, и за несколько
последних дней между ними накопилось такое напряжение, что впору было
бежать сломя голову – в Нору, в лондонскую квартиру, в Хогвартс – куда
угодно, лишь бы не видеть больше укоризненного взгляда матери. "Вот ты
сидишь целыми днями, теряешь драгоценное время – я больше не узнаю
тебя!" – читалось в нём.
Отец, как обычно, не вмешивался в воспитательный процесс. Он и в прежние
времена не пытался спорить с женой, оказывая Гермионе лишь молчаливую
поддержку. Она просто знала, что отец на её стороне, понимала это и мама, у
которой хватало мудрости не привлекать мужа в качестве арбитра. Да и
поводов для откровенного недовольства своими решениями Гермиона раньше
не давала. Мама всегда была против того, что дочь всё больше погружается в
магический мир, но, будучи в этом вопросе в меньшинстве, старалась не
обострять конфликт. Сейчас в меньшинстве себя ощущала Гермиона. Может
быть, она переоценила спокойствие, с которым, как ей казалось, родители
пережили известие о её смерти. А может, шок накатил на них с запозданием.
Как бы то ни было, даже отец, всегда поощрявший желание дочери жить и
работать среди волшебников, теперь явно предпочёл бы, чтобы она
держалась подальше от мира, который едва не убил её. Конечно, этого
следовало ожидать, но Гермионе всё равно было ужасно обидно лишиться
союзника, одобрение которого раньше значило для неё так много – гораздо
больше, чем все возражения мамы. Особенно сейчас, когда она сама
чувствовала себя потерянной и одинокой.
– Через пять минут, мам! – Гермиона прикрыла глаза, собираясь с силами.
Сейчас ей снова предстояло выдержать волну агитации. После того, как мама
смирилась с мыслью, что в Оксфорд Гермиона не поедет никогда, её
стратегия осталась прежней. Изменились лишь проспекты, раскиданные по
всему дому. Теперь на них красовалась не намозолившая глаза
"карандашница", а капелла кембриджского Королевского колледжа – вот и вся
разница. Не-вы-но-си-мо!
Гермиона открыла шкатулку, чтобы спрятать обратно письма Алисы. Их она
тоже решила передать Невиллу, но сначала хотела перечитать сама. По
крайней мере, это было хоть какое-то занятие. Уже второй день на
задаваемый инквизиторским тоном вопрос: "Что ты там делаешь?" она со
спокойной совестью отвечала: "Разбираю корреспонденцию". Это звучало
достаточно солидно, чтобы мама временно оставляла её в покое, не требуя
подробного отчёта о планах на ближайшее будущее.
Внезапно Косолапус, нежившийся у Гермионы под боком, навострил уши.
Скорее всего, услышал скрежет открываемой банки с кормом – судя по тому,
с какой скоростью он метнулся в направлении кухни. По дороге так толкнув
Гермиону под локоть, что та выронила шкатулку, содержимое которой
рассыпалось по земле. Тоненько звякнули серёжки, покатились во все
стороны фигурки из раскрывшегося от удара шахматного набора, веером
разлетелись записочки Фабза…
– Косолапус! – угрожающе зарычала Гермиона, поспешно выпрыгивая из
гамака, чтобы поднять свои сокровища.
Белый король, шатаясь, словно контуженный, заковылял на своё место,
неодобрительно оглядываясь на Гермиону, которая трясущимися руками
собирала пожелтевшие листочки. И старательно игнорировала яркое пятно,
маячившее на периферии зрения, – до тех пор, пока внезапный порыв ветра
не взметнул платок вверх, отчего тот на мгновенье стал похож на язык
пламени. В следующую секунду Гермиона упала на колени, подхватывая и
прижимая к груди стопку писем, которую все эти дни запихивала подальше.
– Джин, всё готово!
– Мам, я потом… Попозже, ладно? – голос сел от волнения, а дрожащие
пальцы уже разворачивали самый верхний листок.
"Я наконец всё понял. Ты - моё смоляное чучелко".
Его последнее письмо, на которое она так ничего и не ответила. Конечно,
тогда нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь узнал об их переписке, хотя
истинной причиной было то, что Джин просто не знала, что написать в ответ
на подобное признание. Но всё равно – моменты, столь же счастливые, как
тот, в убогой комнатке Дырявого котла, можно было пересчитать по пальцам.
И неважно, что пришлось отправить Суллу восвояси – теперь-то она знала,
что ниточку между ней и Люциусом было не так легко оборвать. Для этого
нужно было оставить его в прошлом. Но сейчас годилась и иллюзия его
присутствия – просто чтобы не чувствовать себя такой одинокой. Перебирая
письма, она словно слышала его голос.
"Только что вернулся из Нового Света. Ни за что не поверишь, кого я здесь
встретил. Помнишь, ты писала про Аврору Бек? Так вот, она ещё жива и,
представляешь, она всё-таки разыскала своего мужа и вернула ему память!
Спустя пятнадцать лет, вообрази себе!!! Правда, сейчас он уже умер от
старости, а она до сих пор преподаёт в Салемской Академии. Совершенно
потрясающая карга, тебе бы она наверняка понравилась…"
– Не сейчас! – Гермиона нетерпеливо отмахнулась от лезущего под руку
Косолапуса, который, пообедав, вернулся к ней за порцией ласки. – Как
думаешь, Гарри поверит, что это и вправду мой патронус? – задумчиво
спросила она у него, доставая палочку.
Кот лишь страдальчески закатил глаза, что на его языке всегда обозначало:
"Поменьше разговоров, давай, действуй!"

***
– Седина и нос крючком совершенно лишние, – заявил Гарри вместо
приветствия, подсаживаясь за её столик. – Тебя и без того никто бы не узнал.
– Ну видишь – ты-то узнал. Значит, не совсем невозможная задача, –
возразила Гермиона, пододвигая к нему вазочку с мороженым.
– Ты облегчила мне задачу. "Целоваться с Чу Ченг было мокро, жду через час
у Флорана, Всезнайка", – передразнил он её. – Более идиотского послания я
от тебя ещё никогда не получал, конспираторша.
– Я волновалась, – пожала она плечами. – Думала, а вдруг ты уже на сборах.
– До отъезда ещё два дня. Как твои дела с документами продвигаются?
– Да никак. Скорый выход из подполья мне не грозит, сижу в Винтербурне.
Пару раз только выбиралась из дома: заглянула в Хогвартс и ещё с Невиллом
навещала его родителей в Мунго.
– Здорово! – Гарри тепло улыбнулся. – А у меня для тебя сюрприз.
Он открыл тот самый тубус из-под разборной пирамиды Луны, а из него
достал скатанный в трубочку холст. Гермиона осторожно развернула его и
ахнула. На картине был изображён трёхмачтовый галеон, который, казалось,
вот-вот проткнёт холст форштевнем, ныряя носом с высокой волны. На баке
стояли две человеческие фигуры. Мужская была едва намечена, прописана
лишь рука, держащаяся за борт, и складки плаща, который взметнулся от
шквального порыва. А рядом, чуть за его плечом, не то поддерживая, не то
благословляя, стояла женщина. Она была закована в воронёную кирасу, а
летящие по ветру волосы были гораздо длиннее, чем Джин носила в
прошлом, но черты лица, освещённого падающим из-за туч широким лучом
солнца, несомненно, принадлежали ей.
– Жанна д'Арк какая-то, – хмыкнула она, скрывая под насмешкой смущение.
– Дрейк так мне её и не показал. Говорил, что ещё не закончил.
– Ну да, её сняли для меня прямо с мольберта, – ответил Гарри. – По-моему,
красиво…
– Спасибо! – на её глаза навернулись слёзы. – Сюрприз удался. Как ты её
разыскал?
– Ну-у-у… – Гарри замялся. – Сначала я просто хотел расспросить Дурсли,
что они помнят о тебе. Мы с тётей Петуньей… в общем, она старается
наладить отношения, и мы иногда видимся. Я был у них три дня назад, и они
упомянули этого Лоуренса.
– Дрейка. Он называл себя Дрейком.
– Дрейка. Всё равно, пришлось потом ещё с миссис Фигг трясти
подробности. Она, кстати, передавала тебе приглашение на чай. Ну вот, потом
я разыскал его семью. Про тебя они ничего не знали, но зато показали мне его
бывшую студию. И когда я увидел эту картину, подумал, что ты будешь
рада…
– Я рада, спасибо! Правда, рада! – Гермиона шмыгнула носом.
– И ты не сердишься, что я…?
– Не сержусь. Я понимаю, что ты не собирался лезть в мою личную жизнь.
– Угу, – он смущённо опустил взгляд. – Так это он? Тот, второй, по которому
ты тоскуешь?
– Рон – трепло! – фыркнула она. – Нет, это другой человек.
– Рон, может, и трепло, – немного обижено произнёс Гарри, – но ты могла бы
сама мне рассказать про Снейпа. Ты же знаешь, как мне это важно… важно
понять, что он все эти годы чувствовал.
Гермиона перевела взгляд на снующих туда-сюда по Косому переулку
волшебников. Ещё неделя – и улица наводнится школьниками, занятыми
подготовкой к новому учебному году в Хогвартсе. Хогвартс без Северуса…
– Я расскажу, – тихо сказала она. – Обязательно расскажу – попозже, ладно? –
Гермиона задержала дыхание, собираясь с духом, и наконец выпалила: – А
что с Малфоями?
– С кем? – Гарри показалось, что он ослышался. – Что именно ты хочешь
знать?
– Хочу знать, чем закончился процесс. Какой им вынесли приговор? Они… в
Азкабане?
– Нет, выкрутились, как обычно, – с брезгливой гримасой ответил Гарри. –
Даже Люциус отделался домашним заключением. Для него – пожизненное,
для Драко – пять лет.
– Пожизненное… – повторила она неживым голосом. – В Малфой-мэноре?
– Ага. Без права переписки, и для посещений требуется разрешение из
Министерства…
– А Нарцисса? – перебила Гермиона.
– Нарциссу оправдали. Ещё до твоего пожара, кстати. И она решила, что в её
возрасте морской воздух гораздо полезнее для кожи, чем статус жены
преступника под следствием, имущество которого в скором времени будет
арестовано, поспешно развелась, отсудила себе какую-то недвижимость во
Франции и уехала туда поправлять пошатнувшееся здоровье. Вот так-то, а я
думал, что слизеринские пары как лебеди – друг без друга не живут…
– А Люциус? – нетерпеливо спросила она. – Что про него известно?
– Да ничего, – пожал он плечами. – Я как-то не интересовался. Слышал краем
уха, что хорёк пытался шум поднять, требовал рассмотреть мнение какого-то
колдомедика, что отец, мол, болен и заключения не перенесёт. Но ничего у
него с этим не вышло.
– Гарри, – с нажимом произнесла Гермиона, – мне нужно получить
министерское разрешение, срочно. Прямо сейчас.
Гарри окинул её внимательным взглядом.
– Вот оно что… – сказал он неопределённо. – Ты для этого пригласила меня?
Это он – тот самый? Люциус Малфой?
Гермиона накрыла его ладонь своей, умоляюще заглядывая в глаза.
– Я не могу его ненавидеть, прости, – прошептала она. – Это всё равно, что
ненавидеть саму себя. Свою юность, свои ошибки. Я клянусь, что всё
расскажу тебе и, может быть, ты меня поймёшь. А сейчас просто помоги мне!
Я должна его увидеть, должна вернуться, я обещала, что всегда возвращаюсь,
понимаешь?!
– Тише, тише, я понимаю, – успокаивающе ответил Гарри. – Просто это
совсем уж…
– Ты поможешь мне или нет?! – в её голосе зазвенел металл, и выражение
лица стало как на той картине – яростное, вдохновенное и юное.
– С меня разрешение на визит в Малфой-мэнор, с тебя – объяснения, идёт? –
сдался он, раздираемый противоречивыми чувствами, из которых в данный
момент побеждало любопытство.
– Хорошо, – без колебаний согласилась Гермиона. – Но по дороге.

***

– Пляши, подруга! – Гермиона, нервно мерявшая шагами Атриум, бросилась

навстречу Гарри, который вышел из лифта, помахивая в воздухе какой-то
бумажкой. – Под мою личную ответственность. Поскольку, пока ты
официально не воскресла, то формально признаёшься недееспособной и
находишься под моей опекой… – он насладился шокированным выражением
её лица и только потом признался: – Шутка. Но тем не менее, выписать
разрешение на посещение Малфой-мэнора на твоё имя пока невозможно.
– Что это значит? Ты отправишься к Малфоям вместе со мной?!
– Ну да, посижу там, поболтаю с Драко о том, как мы в детстве вместе
играли…
– …аж целых пять часов, пока я не забрала тебя домой, – скептически
продолжила Гермиона. – Кто бы мог тогда подумать, что это было начало
прекрасной дружбы?
– Валяй, издевайся, а мне на самом деле жаль, – внезапно посерьёзнев, сказал
Гарри. – Как-то всё нелепо. И я ещё не до конца понимаю, как же вышло
так… паршиво.
– А я боюсь, что это всё из-за меня, – тихо, но твёрдо произнесла она.
– А я вот всё думаю, отчего динозавры вымерли, – буркнул он. – У нас
портключ на половину одиннадцатого завтра. Лично я – домой, отсыпаться,
эти бюрократы меня умотали.
– Я, пожалуй, останусь в Дырявом котле, – решила Гермиона, которой до
завтра надо было собраться с мыслями.
– Не хочешь лично сообщить Рону, кому мы собираемся нанести визит? –
поддел её Гарри.
– Нет, и тебя прошу не говорить, – серьёзно ответила она. – Ещё неизвестно,
как всё пройдёт. Скорее всего, он и говорить со мной не захочет, после
стольких лет…
– То есть, предпочитаешь пострадать в одиночестве? Ну, как знаешь.
– Захвати мою картину с собой, – попросила Гермиона, протягивая ему тубус.
– Пусть ждёт меня дома.
Гарри, просияв, кивнул. Его явно порадовало её признание, что она всё ещё
считает лондонскую квартиру своим домом. Хотя на самом деле Гермиона
понятия не имела, где теперь её дом. Это всё было неважно до тех пор, пока
она не исполнит своё обещание и не вернётся – пусть даже это было уже
никому не нужно.

***

Когда Драко вышел из ванной, по подоконнику его комнаты прохаживалась

министерская сова. Судя по её потрёпанному и недовольному виду, можно
было с уверенностью утверждать, что Сулла вновь подстерёг конкурентку в
саду. Отцовский филин не желал смиряться с вынужденной отставкой и
заточением в поместье. Установленный вокруг Малфой-мэнора барьер не
позволял ему даже просто вылететь за пределы сада, не говоря уж о доставке
почты. Теперь единственным способом связи с внешним миром был камин,
соединённый только с одним адресом – кабинетом старшего аврора Квинси,
куратора Малфоев. И если в поместье что-нибудь, не дай Мерлин, случится
ночью или в выходной – у них даже не будет возможности попросить о
помощи. Драко еле-еле выторговал для отца ежемесячный визит целителя
Неббиша. От старика было мало толку, но он хотя бы не смотрел на них как
на прокажённых и честно пытался разобраться, что происходит с Люциусом.
Драко сомневался, что кому-нибудь ещё было до этого дело.
Зато Квинси без устали слал распоряжения: проверить по каталогу
библиотеку, предоставить подробный план дома, составить опись фамильных
артефактов и портретов…
"Скоро он потребует пересчитать столовые приборы", – прокомментировал
как-то отец.
Было совершенно ясно, что всё шло к полной конфискации имущества.
Первым делом вывезли лабораторию – вместе с приличным запасом
ингредиентов, среди которых было немало очень ценных, в своё время с
большим трудом добытых Северусом. Теперь в доме не из чего было сварить
даже перцовое зелье. Да и не в чем.
– Ну что там у тебя? – нелюбезно буркнул Драко, впуская сову и отцепляя от
её ошейника свиток. – "Настоящим уведомляю, что мистер Гарри Поттер с
сопровождающим лицом получил разрешение на посещение Малфой-мэнора
14 августа 1999 года. Старший аврор Квинси". Ну спасибо, птичка! Главное –
успеть расстелить ковровую дорожку… – сова, не моргая, смотрела на него
тупым взглядом. Но, по крайней мере, хотя бы делала вид, что слушает. В его
ситуации годился и такой собеседник. – И что ещё за "сопровождающее
лицо"?
Сова наконец сообразила, что угощения ей снова не дождаться, и, сердито
клацнув клювом, вылетела в окно.
– Что им тут вообще понадобилось?! – проорал вслед удаляющемуся силуэту
Драко и в сердцах хлопнул створкой так, что стекло жалобно задребезжало.
Драко направился в спальню отца, раздумывая, стоит ли предупредить его о
завтрашнем визите. Тот уже два месяца не выходил из своей комнаты,
поэтому встреча с гостями ему всё равно не грозила, и Драко решил умолчать
о сегодняшней почте. Некоторое время назад Люциус окончательно перестал
реагировать на попытки сына поговорить с ним. Раньше Драко упорно
продолжал что-то рассказывать – лишь бы не сдаваться, не признавать, что
надежды вернуть его нет. Ведь рекомендуют же целители беседовать с
больными, находящимися под воздействием "жидкого сна" или в магической
коме – чтобы они не теряли связи с миром живых. Но вскоре стало ясно, что
все старания Драко ни к чему не приводят. Сознание Люциуса работало, он
просто не хотел возвращаться в реальность, в лучшем случае раздражаясь, а в
худшем – просто не замечая сына.
Вот и сейчас он сидел в своём кресле, сосредоточенно глядя куда-то вдаль, и
даже не шевельнулся, когда вошёл Драко. Нахохлившийся Сулла, сидевший
за окном на перилах балкона, с надеждой посмотрел на младшего Малфоя, но
тот лишь развёл руками. Что он только не испробовал, когда отец начал всё
чаще и всё глубже погружаться в это странное и пугающее состояние.
Последний совет Неббиша сводился к тому, что Люциусу может помочь
встряска, какой-нибудь сильный шок. Тогда, собравшись с духом, Драко
направил на отца палочку.
"Мне придётся наложить на тебя Империо, – предупредил он дрожащим
голосом. – Ты знаешь, что министерские следящие чары это непременно
засекут, и меня отправят в Азкабан. Но клянусь, если ты немедленно не
поднимешься из этого чёртова кресла…"
В следующий момент его сшибло с ног магическим ударом. Пришёл в себя
Драко уже за дверью отцовской комнаты. Когда он набрался смелости вновь
туда заглянуть, Люциус, как ни в чём не бывало, сидел на своём месте, не
выказывая ни малейшего интереса к самочувствию сына, который только что
протаранил головой стену. С тех пор Драко не рисковал навязывать ему свои
решения.
– Спокойной ночи, отец! – прошептал он, наклонившись над Люциусом,
чтобы поцеловать его в лоб.
В ответ не дрогнули ни губы, ни брови, взгляд всё так же был устремлён в
невидимые Драко дали, а похудевшие пальцы, не сбившись с ритма ни на
мгновенье, продолжали перебирать тимпаны маленькой латунной
астролябии, которую отец не выпускал из рук с самого февраля.
Глава 46.
Гарри ввалился в комнату, которую Гермиона сняла в Дырявом котле, за три
минуты до срабатывания портключа, задыхающийся и красный от бега по
лестнице.
– Представляешь, проспал! Меня Рон до пяти утра пытал, правда ли, что Габи
в него влюблена ещё с Тремудрого турнира…
– Ох, Гарри, молчи лучше, – с угрожающим видом надвинулась на него
Гермиона. – Ещё не знаю, во что тебя трансфигурировать, но сейчас
придумаю.
– Я не виноват! – попятился он, изображая смертельный ужас. – Между
прочим, мне с трудом удалось отбиться от его расспросов, куда это мы
собрались. Я даже не позавтракал! У тебя нет ничего пожевать?
– Ты издеваешься надо мной?! Доставай портключ немедленно!!!
– Ну что ты так нервничаешь… Как видишь, отлично успели, – вторую
половину фразы Гарри договорил, поднимаясь с влажной травы, росшей
вдоль дорожки, которая вела к главному входу.
Из-за густого тумана казалось, что сейчас совсем раннее утро, и дом
выглядел спящим, но при приближении к нему ощущалось, что этот сон
неспокоен и тягостен. Гермиона поёжилась – не то от липкой сырости
воздуха, не то от дурного предчувствия.
– Как думаешь, мы никого не разбудим? – спросила она – просто для того,
чтобы стряхнуть с себя оцепенение.
– Они должны были получить уведомление из Министерства, – пожал
плечами Гарри и решительно постучал в дверь.
– Гарри… – прошептала она одними губами, и он приобнял её на мгновенье,
помогая обрести уверенность.
– Всё будет хорошо, – пообещал он, тоже понизив голос. – Ты же так
хотела…
Он замолчал на полуслове, когда за дверью послышались шаги, щёлкнул
замок и на пороге перед ними показался Драко Малфой собственной
персоной.
– Поттер, – коротко поприветствовал он Гарри и посторонился, пропуская их
в дом.
– Малфой. Ты теперь сам себе дворецкий, как я погляжу? – не удержался от
подначки Гарри, и Гермиона незаметно двинула ему кулаком в рёбра.
Но Драко как будто не заметил сарказма.
– Дворецких нам иметь запрещено, – пояснил он спокойно. – Эльфы могут
аппарировать за установленный барьер, поэтому их всех сослали во
французское поместье. Так что мы с отцом живём тут совершенно одни.
– Ты что – и готовишь сам?! – искренне изумился Гарри.
Драко лишь пожал плечами и вопросительно уставился на него, явно ожидая,
что тот представит свою спутницу. Гарри же, похоже, совершенно не
догадывался о его затруднении.
– Драко Малфой, – наконец отрекомендовал он себя сам с коротким кивком.
– Здравствуй, Драко, – ответила Гермиона.
На лице Драко отразилась смена эмоций: от раздражённого недоумения до
прозрения и шока.
– Грейнджер?! – недоверчиво выдохнул он, и у Гермионы внезапно
совместились образы маленького Драко, который доверчиво тянул к ней
пухлые ручки, и этого – стоящего перед ними с напряжёнными плечами, с
горестной вертикальной морщинкой на лбу.
Она шагнула вперёд и мягко обняла его, и Драко, к их общему изумлению, не
сделал попытки сразу вырваться, наверное, от потрясения. Так они простояли
почти минуту в тишине, пока Гарри не сделал несколько шагов по холлу с
таким видом, будто приехал на экскурсию. Только тогда до Драко, видимо,
начала доходить вся абсурдность ситуации, и он медленно отстранился,
судорожно соображая, что же заставило его обниматься с грязнокровкой.
– Стало быть, ты жива? – глупо спросил он. – Это и вправду ты?
– Это и вправду я, – просто ответила Гермиона. – Драко, я приехала к твоему
отцу. Могу я увидеть его прямо сейчас?
Подошедший ближе Гарри вновь успокаивающе положил ладонь ей на плечо.

– М-м-м, Грейнджер, – на лице Драко появилась неуверенность, – он сейчас

не в состоянии принимать гостей, извини.
– Что с ним?! Что происходит?! – почти выкрикнула она, стряхивая с себя
руку Гарри.
– Понятия не имею, Грейнджер, – устало ответил Драко. – Он как будто тает,
я не знаю, как это объяснить.
– А что он сам говорит? – помертвев, спросила она, чувствуя, как внутри
растёт новый крик, полный ужаса и боли. Поздно?
– Ничего. Теперь уже ничего. Ещё два месяца назад он разговаривал, правда,
в его речах было всё меньше и меньше смысла. А теперь только повторяет
иногда: "Дальше некуда, дальше некуда"…
– На латыни? – перебила его Гермиона.
– А ты откуда знаешь? – Драко попятился к широкой мраморной лестнице,
ведущей на второй этаж. – Что вам надо от моего отца?!
– Отведи меня к нему, – скомандовала Гермиона, и он снова подчинился,
жестом пригласив следовать за собой.
Они поднялись по лестнице, прошли короткий коридор и оказались перед
массивной дверью из тёмного дерева. Только тогда Гермиона поняла, что
Гарри остался внизу. Похоже, он до сих пор лучше её самой понимал, когда
нужно поддержать, а когда – предоставить свободу. Она перехватила запястье
Драко, который уже взялся за дверную ручку.
– Я войду к нему одна, – распорядилась она непререкаемым тоном, и Драко,
как зачарованный, кивнул. – Пообщайтесь пока с Гарри. Скажи ему, что я
разрешила всё рассказать про Джин.
– Джин? – он сосредоточенно нахмурился. – Джин Найтли?
Гермиона вздрогнула.
– Ты что-то помнишь?! – но Драко смотрел на неё, явно не понимая, о чём
речь. – Откуда ты знаешь это имя?
– Северус… Профессор Снейп оставил отцу для неё письмо. И меня тоже
просил, на всякий случай, чтобы кто-нибудь из нас передал это письмо Джин
Найтли, если она вернётся. Больше я ничего не знаю, кроме того, что отец
чуть его не заавадил от ярости, когда услышал эту просьбу. И орал, как
ненормальный, что она не вернётся никогда, потому что её больше нет. А
потом они надрались вдвоём. Это было на рождественских каникулах на
моём седьмом курсе.
– И где сейчас это письмо? – внезапно севшим голосом спросила Гермиона.
– В бумагах отца, наверное, – пожал он плечами. – Ну, ты идёшь?
Она лишь кивнула, горло сдавило так, что трудно было даже дышать, не то
что говорить.
– Тогда удачи, Грейнджер, – напутствовал её Драко совершенно серьёзно.
И эта его серьёзность пугала её больше всего. Что должно было случиться,
чтобы Драко выглядел таким поникшим? Чтобы так легко доверился ей,
представ без своей вечной маски абсолютного превосходства? Чтобы смотрел
на неё чуть ли не с надеждой, как будто только последняя капля гордости
мешала ему попросить о помощи?
Дрожащей рукой она нажала на дверную ручку и шагнула в комнату
Люциуса.

***

Когда Грейнджер скрылась в отцовской комнате, Драко остался стоять под

дверью в состоянии, близком к смятению. Всё это было ужасно странно:
трагически погибшая и давно оплаканная всеми Героиня, внезапно
объявившаяся на пороге его дома, её подозрительный интерес к Люциусу,
непривычно дружелюбное поведение обоих гриффиндорцев… Вчера,
получив министерское уведомление, Драко пообещал себе изо всех сил
сдерживать враждебные порывы по отношению к Поттеру, который при
желании мог здорово усложнить ему жизнь. А мог и облегчить – если бы
только удалось пробудить в нём хвалёное гриффиндорское благородство и
сострадание к побеждённым. Поэтому Драко был всерьёз настроен вести
себя как паинька – ведь от этого, возможно, зависела жизнь его отца. Но с
самого начала всё пошло совершенно не так, как он ожидал.
Первым делом у него мелькнула мысль, что это была тщательно
спланированная аврорская операция. Грейнджер и Поттера, уже
зарекомендовавших себя во время войны, вполне могли привлечь к
серьёзному делу, хоть они пока и не числились в составе аврората. Но что
было истинной целью их визита – допрос Люциуса? Или возможность для
Поттера беспрепятственно разгуливать по Малфой-мэнору, пока Драко
провожает Грейнджер к отцу? Ради чего тогда был затеян этот жестокий блеф
с пожаром в Мунго? Уж что-что, а пожар-то точно был настоящий. Ведь Гойл
погиб в нём на самом деле. Да и Грейнджер… была совсем не похожа на себя.
Если бы не голос, Драко вряд ли вообще поверил, что это всё-таки она. И при
этом всего за несколько минут, что они проговорили, он успел от полного
неузнавания прийти к такой же полной уверенности, что это не двойник, не
иллюзия, а Грейнджер собственной персоной. А теперь даже не мог понять,
ни на чём основана эта убеждённость, ни почему не узнал её сразу и что
конкретно в ней не так.
Самым же странным во всём этом был необъяснимый порыв откровенности,
овладевший Драко, когда Грейнджер начала расспрашивать его об отце.
Наверное, он просто смертельно устал нести в одиночку тяжесть пустого
дома, ставшего его тюрьмой. Настолько устал, что визит двух бывших
однокурсников, двух набивших оскомину школьных врагов вызвал у него
приступ какой-то дурацкой сентиментальной… радости. Это было чистым
безумием, но в его доме наконец-то снова были живые люди – не те
равнодушные сволочи из министерства, как саранча налетевшие на Малфой-
мэнор в поисках поживы, а нормальные, пусть раздражающие, но зато
хорошо знакомые люди из той, прежней жизни. И даже если они тоже
участвуют в какой-то игре – пусть, лишь бы только…
Буквально раздираемый противоречивыми эмоциями и совершенно сбитый с
толку, Драко наконец принял решение. Отец, даже в своём теперешнем
состоянии, был вполне способен при необходимости постоять за себя, а вот
оставлять без присмотра Поттера, который, возможно, в эту самую минуту
вынюхивает что-то в их многострадальном доме, не стоило. А ещё Драко
нужно было непременно использовать выпавший шанс наладить с ним
контакт – и попытаться выяснить, что же, Мерлин раздери, вообще
происходит!
Вопреки опасениям, Поттер ожидал там, где его оставили, у подножия
лестницы в холле. При виде Драко он просиял приветственной улыбкой и
заискивающе спросил:
– Малфой, может ты пригласишь меня позавтракать? Я даже могу поработать
для тебя домашним эльфом, если, конечно, есть продукты.
Драко лишь неопределённо пожал плечами, не торопясь принимать правила
новой игры, и молча повёл Поттера на кухню. Когда-то, несколько веков
назад, в Малфой-мэноре работала человеческая прислуга, и теперь, когда они
лишились эльфов, кухня нормальных размеров оказалась очень кстати. Мама
ещё до отъезда во Францию успела оборудовать её всякими современными
штуками и трансфигурировать столы, но собственно искусство готовки ей не
давалось, и довольно скоро эта обязанность перешла к Драко. Поэтому он мог
оценить ловкость, с которой Поттер принялся за дело, едва только получил
указания, где что лежит.
"Наверняка освоил кулинарные премудрости под чутким руководством
мамаши Уизли, с этой семейки станется приставлять гостя к готовке… – с
иррациональной ревностью подумал Драко и тихонько фыркнул – в конце
концов в данный момент он сам эксплуатировал Поттера без зазрения
совести. – Но с другой стороны, – поспешно поправился он, – Поттер мне не
гость!"
Но сколько Драко ни твердил себе, что сегодняшнее нашествие гриффов не
имеет ничего общего с дружеским визитом, при виде деловито
хозяйничающего у плиты Поттера никак не удавалось вернуться обратно в
настороженно-сосредоточенное состояние, в котором он полчаса назад
открыл дверь Малфой-мэнора. Мысли метались, как припадочные, ноющее
беспокойство об отце сменялось страстным желанием заставить Поттера
проникнуться их бедственным положением, но тут же неведомо каким
образом сохранившиеся остатки гордости начинали нашёптывать, что
первоначальный план никуда не годится, и всё было так дико и неправильно,
как бывает только во сне. А Поттер болтал без умолку, не отрываясь от
готовки, и, казалось, не чувствовал никакой неловкости.
– Так что там с Джин Найтли? – спросил Драко, наконец собравшись с
мыслями и дождавшись паузы. – Грейнджер разрешила тебе всё мне
рассказать.
– Правда? Я думал, она сама захочет. Малфой, – Поттер отложил нож, ссыпал
порезанные овощи в сотейник и повернулся, пристально и серьёзно глядя
Драко в глаза, – а что ты помнишь о своём детстве? Самое раннее
воспоминание?
– Мы что, теперь друзья, Поттер? – выпалил он раздражённо и тут же
мысленно отвесил себе подзатыльник. Отец всегда говорил, что отсутствие
выдержки порой вредит больше, чем отстутствие мозгов. Подразумевая, что
Драко не хватает именно первого. – С какой стати ты задаёшь такие вопросы?
– добавил он более спокойным тоном, надеясь, что это поможет сгладить
впечатление от его грубости.
– Могли бы быть друзьями, – задумчиво ответил Поттер, проигнорировав
выпад. – По крайней мере, в детстве мы уже встречались. Я сам пока не очень
много об этом знаю, – добавил он, отвечая на немой вопрос в глазах Драко. –
Надо расспросить Гермиону.
– А Грейнджер тут при чём? – поинтересовался Драко, в этот момент
совершенно уверенный, что всё сегодняшнее утро ему попросту приснилось
и сон продолжается до сих пор.
– При том, Малфой, что она нас обоих помнит маленькими. Гермиона жила в
прошлом под именем Джин Найтли. И дружила со Снейпом и…
– …и с отцом! – закончил Драко помертвевшим голосом. – Твою мать,
Поттер, ты не мог сразу?… За мной, живо!
Подхватив с полки успокаивающее зелье – небольшой запас, раздобытый для
них Неббишем, – Драко помчался вверх по лестнице, шагая через несколько
ступенек.

***

Притворив за собой дверь, Гермиона огляделась. Комната была большой и

светлой. Вся её внешняя стена являлась одним сплошным окном, выходящим
на некогда ухоженный парк с фонтанами и клумбами, но густой туман почти
полностью скрывал землю, создавая впечатление, что спальня парит где-то
высоко в пышном облаке. Гермиона ожидала увидеть огромное ложе по
центру, но, похоже, эта комната принадлежала Люциусу лично, поэтому
отражала тот спартанский стиль, к которому он тяготел в годы учёбы:
простая узкая кровать располагалась у стены, оставляя много свободного
пространства, в противоположном углу стоял запертый секретер, над
которым висело несколько книжных полок, а у окна – кресло с высокой
спинкой. Ни портретов, ни ковров, ни даже занавесок – только белый
мраморный пол и пасмурный свет, льющийся серым потоком. Всё это
немедленно вызвало у Гермионы ассоциации с хрустальным гробом.
Она осторожно приблизилась к окну, огибая кресло, и наконец заглянула в
любимое лицо. Люциус, сидевший с закрытыми глазами, выглядел как
никогда спокойным и умиротворённым… но таким ломким, неживым…
Драко был прав – он как будто таял, растворяясь в туманной пелене,
окутавшей Малфой-мэнор, отдавая ей свой свет, свою магию, свою жизнь. И
сейчас не напоминал ни насмешливого, уверенного в себе молодого человека,
которого полюбила Джин, ни высокомерного и опасного подручного
Волдеморта, которого боялась и ненавидела Гермиона. Какая-то нездешняя
хрупкая красота, проступая через слишком рано постаревшие черты лица,
делала его непохожим на человеческое существо. Это было страшно, но
завораживающе-прекрасно. Настолько, что она даже не могла понять: слёзы,
льющиеся по лицу, – от боли они или от счастья? Или просто её счастью
всегда было суждено быть таким острым и коротким, что оно не грело, а
ранило…
"Не отдам!" – казалось, от её мысленного вопля вздрогнули даже стены дома.
– Не отдам, – звенящим шёпотом повторила она вслух, двумя резкими
движениями вытерев щёки. – Не смей уходить… не теперь!
Фантастическое свечение тут же померкло, как будто вспугнутое её голосом,
или просто она сама очнулась от морока, и нечеловеческая красота Люциуса
тоже погасла, его лицо стало обычным – усталым, измученным, родным… А
в следующее мгновение он открыл глаза.
– Джин.
В голосе не было ни радости, ни удивления, словно он тоже расстался с ней
всего две недели назад. Как будто она уезжала в Австралию, а теперь
вернулась и нанесла обычный визит вежливости бывшему однокурснику.
Бывшему другу. Гермионе захотелось немедленно развернуться и бежать из
этого чёртова поместья.
– Да, – она кивнула. – Да.
Глупо было верить, что он ждал её возвращения. Повторить подвиг Авроры
Бек ей оказалось не по силам. Подобные истории хороши лишь чтобы
восхищаться ими со стороны, а в жизни никто не будет хранить верность
призраку прошлого. Пора бы уж знать, не маленькая.
Она сделала шаг назад, потом ещё один. А потом он протянул к ней руку с
зажатой в ладони маленькой астролябией.
"…повторяет иногда: "Дальше некуда, дальше некуда"…"
– Я же предупреждала, что он одноразовый, – сказала она первое, что пришло
в голову.
– Помню, – он слабо улыбнулся. – К тому же с тех пор моя репутация
изрядно пострадала. После того, как я на глазах у твоего Поттера присягнул
возродившемуся Лорду, о помощи в Хогвартсе можно было забыть
окончательно.
– Так зачем? – не удержалась она. – Почему ты к нему вернулся?
Люциус пожал плечами и коротко ответил:
– Драко. В школе он был всё равно что в заложниках.
– Ерунда какая-то. Что могло угрожать твоему сыну в Хогвартсе?
– Ему может и ничего. А вот Северус в случае моего неповиновения рисковал
получить приказ расправиться с сыном предателя. Поэтому я предпочел
вернуться и играть роль кающегося слуги. Так я хотя бы мог принести какую-
то пользу.
– Ты что – шпионил для Дамблдора?! – Гермиона уставилась на него с
неописуемым изумлением.
– Разумеется, нет! – фыркнул Люциус, и от этой живой и непосредственной
реакции у неё потеплело на сердце. – Я делал это для Северуса. Дурить
Лорда вдвоём было не в пример проще. Все эти проверки, что он устраивал…
Без моей подстраховки Северус не дожил бы до конца войны. Очень жаль, –
добавил он, – что некоторые секреты Лорд не доверял никому. Если бы мы
знали про Старшую палочку… Если бы ваш господин директор не скрывал от
Северуса…
Он надолго замолчал.
"Ну и пусть! – упрямо сказала она себе. – Даже если я не нужна ему больше,
он не откажется от дружбы. Им с Драко необходима помощь. И я больше
никогда-никогда не брошу…"
– Я больше без тебя не могу, – эхом откликнулся он на её хаотично скачущие
мысли. – Раньше я хотя бы знал, что ты где-то рядом.
– Я могу остаться здесь, – торопливо ответила Гермиона, отбросив к
дементорам своё первоначальное решение ни в коем случае не навязываться.
– Действительно можешь? – Люциус, похоже, был искренне удивлён.
– Кто мне теперь запретит? – беспечно пожала она плечами.
– Да, конечно… – он как будто помрачнел после этого заявления, и к
Гермионе вдруг пришло осознание абсолютной неправильности
происходящего.
Всё было не так: безмятежный взгляд Люциуса, когда он только-только её
увидел, этот безумный разговор, какая-то невозможная каша в её собственной
голове, мешанина мыслей, не дававшая сосредоточиться на чём-нибудь кроме
растущего разочарования.
"А ты, наверное, рассчитывала, что прекрасный принц, очнувшись, тут же
наградит тебя поцелуем? – издевательски полюбопытствовал внутренний
голос. – Но он за пятнадцать лет, похоже, успел смириться с твоим уходом,
какая неожиданность!"
Гермиона потрясла головой, заставляя замолчать непрошенного
комментатора. Не для того Гарри вчера уламывал министерских чиновников,
чтобы сейчас она сдалась так просто! Медленно, словно преодолевая вязкое
сопротивление окутавшего их тумана, она подняла руку и коснулась его
щеки.
– Какая тёплая… – зачарованно прошептал Люциус, наслаждаясь лаской, и
вдруг его глаза сверкнули знакомыми острыми льдинками. – Кто вы? – ясным
голосом осведомился он, перехватив её запястье жёсткими пальцами. – Кто
вы такая?!

***

Когда они с Драко ворвались в спальню старшего Малфоя, тот тряс Гермиону,
как тряпичную куклу, держа одной рукой за ворот рубашки, а другой –
выламывая ей запястье, не давая дотянуться до палочки. Едва услышав звук
открывающейся двери, он бросил полузадушенную девушку на пол и
медленно повернулся к вошедшим. Выражение его лица было совершенно
безумным, но при этом чарующе-прекрасным. Гарри сам не понимал, что в
этих искажённых гневом и болью чертах так притягательно, что не даёт
отвести взгляд – как невозможно оторваться от танца змеи, готовящейся к
смертоносному броску…
– Поттер, очнись, чтоб тебя! – прошипел Драко. – Где твоя палочка?!
– Но он безору…
– Ступефай! – красный луч из палочки Драко ударил в зеркальную сферу,
возникшую вокруг Люциуса и Гермионы, и отлетел от неё, едва не задев при
этом Гарри.
– Сын, выйди! – ледяным тоном приказал Люциус, который, казалось, прямо
на глазах становился выше ростом. – И забери с собой… этого. Я не
потерплю в моём доме министерских шпионов.
– Отец! – жалобно выкрикнул Драко, но тот одним движением брови залепил
ему рот невербальным Силенсио.
– Мистер Малфой, – наконец нашёл в себе силы заговорить Гарри, хотя
какая-то часть его сознания буквально вопила о том, что он должен
немедленно опуститься на колени и молить о пощаде. – Это просто…
недоразумение…
– Мистер Поттер, – Люциус снисходительно наклонил голову, изобразив
приветственный кивок. – Потрудитесь покинуть Малфой-мэнор и передайте
вашему начальству, что их дешёвые провокации… – в этот момент Гарри
наконец нащупал в кармане палочку, но не успел её выхватить, как холодный
взгляд Люциуса остановился на его крадущейся руке. – Во-о-он!!!
Яростный вихрь впечатал их с Драко в стену. Гарри ещё раз попытался
достать палочку, но почувствовал на теле невидимые путы, сдавливавшие его
всё сильнее и тянувшие к двери. Рядом красный от напряжения Драко
пробовал подняться на ноги. Люциус же равнодушно отвернулся от них,
переведя взгляд на зашевелившуюся на полу Гермиону.
– Экспекто Патронум! – воскликнула вдруг она, стремительным движением
направив палочку в лицо старшему Малфою.
Палочка тут же вырвалась из её руки, отлетев в дальний угол. Но серебряный
защитник Гермионы уже развернул свои огромные крылья, заливая комнату
ослепительным светом. И всё сразу успокоилось. Защитная сфера погасла,
будто растворилась в сиянии патронуса, и Гарри почувствовал, что
опутывавшие его верёвки тоже исчезли. А Люциус с каким-то странным,
отрешённым лицом подставил птице руку, на которую та уверенно
опустилась.
– Петрификус Тоталус! – ударил Драко заклинанием, воспользовавшись тем,
что отец отвлёкся.
Серебряный филин вспорхнул с руки Люциуса и немедленно растаял, когда
тот, окаменев, пошатнулся и начал падать плашмя. Подскочивший Драко
мягко принял отца в объятья, не дав ему удариться о пол.
– Поттер, не стой столбом, помоги мне! – процедил он сквозь зубы, и вместе с
Гарри они перенесли Люциуса на кровать.
– Почему ты не предупредил, что он опасен?! – возмущённо рявкнул Гарри.
– Потому что он не опасен! – заорал в ответ Драко, дрожащими руками
отмерявший успокаивающее зелье. – Я не знаю, что твоя подружка ему
сделала, что вызвала такую реакцию! В последнее время он просто ни на что
не обращал внимания.
Гермиона, отчаянно кашляя, поднялась с пола и подошла к ним.
– Я могу наколдовать ремни, – просипела она, кивком указывая на Люциуса.
– Мой отец не сумасшедший, Грейнджер, – резко ответил Драко, вливая отцу
зелье. – И твои ремни его всё равно не удержат. Не бойся, – усмехнулся он,
поймав её встревоженный взгляд. – Ещё часа два он будет спать. Вы спокойно
успеете покинуть дом.
– А ты? – вмешался Гарри. – Мерлин великий, Малфой, что тут у вас
происходит?!
– А то, что, с тех пор, как ваше уродское Министерство распорядилось
сломать отцовскую палочку…
– Давно?! – перебила его гневную речь Гермиона.
Драко пожал плечами.
– Вскоре после оглашения Визенгамотом приговора. Где-то в середине мая.
– То есть он уже почти три месяца не может колдовать?!
– Как видишь, может, – криво усмехнулся Драко. – Если честно, он этой
палочкой и раньше практически не пользовался. Говорил, что она ему не
подходит. Но когда Квинси её сломал, в доме не осталось ни одной палочки.
Представляете себе, что это такое – когда нечем даже разжечь огонь?
– Есть такая волшебная вещь, как спички, – буркнул Гарри, почему-то
почувствовавший себя виноватым.
– О да, я в курсе, спасибо, Поттер, – Драко изобразил издевательский поклон.
– Квинси прочитал нам целую лекцию и даже подарил от своих щедрот
несколько коробков.
– Погоди-ка! – вмешалась Гермиона. – А как же эта? – она указала на палочку
в его руке.
– Мама прислала её на мой последний день рожденья, – пояснил Драко, и его
голос еле заметно дрогнул. – А до этого отец управлялся со всем при помощи
родовой магии. Северус объяснял, что наш дом может играть роль
проводника энергии. Но он слушается только старшего в роду. Сейчас это
отец.
– И у него от беспалочковых экспериментов крыша поехала? – хмыкнул
Гарри, чем заслужил два крайне неприязенных взгляда.
– Мой отец – нормальный, – с нажимом произнёс Драко. – Он странно себя
вёл в последнее время, но никогда ни на кого не кидался. Даже на этого
говнюка Квинси.
– Драко! – укоризненно сказала Гермиона, вызвав у Гарри новый приступ
тихого веселья. Эти её материнские интонации… – Пойдёмте вниз, – она
первая двинулась к двери и вдруг застыла, явно захваченная какой-то идеей. –
Моя палочка! Гарри…
– Ассио! – послушно скомандовал Гарри, и Гермиона, поймав вылетевшую
из-под секретера палочку, подошла к Люциусу и вложила её ему в руку. – Ты
что делаешь? – осведомился Гарри страшным шёпотом. – Разве мы не
собирались двинуть отсюда подобру-поздорову, пока хозяин в отключке?
– Я – не собиралась, – уверенно заявила она.
Драко наблюдал за ними с заинтересованным видом, но в разговор не
вмешивался.
– Тебе мало, что он тебя едва не придушил? – Гарри ещё понизил голос. –
Гермиона, мне жаль, но, похоже, Люциус действительно свихнулся…
– Не смей! – жёстко сказала она, но он видел за этой яростной реакцией
подступающие слёзы бессилия. – Гарри, пожалуйста, я не могу так уйти.
Если хочешь, можешь отправляться без меня.
– Я за тебя отвечаю, – напомнил ей он. – Ладно, Мерлин с тобой, подождём.
– Знаешь, Грейнджер, – подал наконец голос Драко. – Я бы на твоём месте
всё-таки не оставлял бы ему свою палочку. Не боишься, что отец с ней что-
нибудь сделает? Как видишь, он сейчас немного… не в себе.
– Не боюсь, – Гермиона решительно тряхнула головой. При виде этого, такого
знакомого, движения, которым она раньше отбрасывала назад гриву волос,
Гарри подумал, что чересчур поспешил засчитать подруге поражение. –
Когда-то эта палочка была нашей.

Глава 47.
– Ну а теперь, – начал Гарри, когда они расселись внизу с бутылками
усладэля – ничего крепче в запасах Малфоев не обнаружилось, – я бы хотел
понять, что произошло. Согласись, Драко, поведение твоего отца было
довольно… экстравагантным.
– Ты можешь называть меня по фамилии, Поттер, – скривился Драко. – Как в
старые добрые времена.
– Не-а, – помотал головой Гарри. – Если бы знал, что тебя так злит
собственное имя, я бы ещё в "старые добрые времена"…
– Как скажешь, Гарри, – слащаво пропел Драко, и Гарри был вынужден про
себя согласиться, что прежнее обращение по фамилии было гораздо
привычнее и даже казалось более дружелюбным.
– Неважно, – буркнул он. – Объяснит мне кто-нибудь, с каких пор
нормальным считается кидаться на людей, обвиняя их в каком-то заговоре? –
Гарри покосился на подавленно молчащую Гермиону и продолжил с
драматическими завываниями: – Бр-р-р, на меня столько страху даже
Дамблдор с Волдемортом вместе взятые не нагоняли. Гром,
молнии,"убирайтесь отсюда, презренные, пока я не развеял вас в прах!"
Кажется, я знаю, кому теперь принадлежит титул величайшего волшебника
столетия…
– Не говори ерунды, – Драко слабо улыбнулся. – Просто отцу всегда хорошо
удавались иллюзии. А дом их ещё усиливает. В Сочельник, чтобы развлечь
маму, отец устроил целый бал. С ёлкой, музыкой, гостями… И в разгар всего
этого явился Квинси с проверкой. Представляете: вылезает он из камина – а
вверенные его надзору арестанты вальсируют, как ни в чём не бывало. В
окружении толпы друзей, половина из которых в данный момент отбывает
срок в Азкабане. После этого Квинси совсем озверел, – мечтательная улыбка
Драко погасла, и на его лицо набежала тень. – Хотел ещё тогда родителей
палочек лишить, но пока не было окончательного приговора Визенгамота,
министерство не рискнуло поддержать его инициативу. Зато теперь…
– Мне жаль, – искренне сказал Гарри. – Но всё-таки, признай, сегодняшнее
представление было не похоже на рождественский бал. И в стенку нас с
тобой швырнуло не совсемпонарошку…
– Понятия не имею, что это было, – твёрдо повторил Драко. – Он ни на кого
раньше не нападал. Ему, наоборот, было на всё плевать, – добавил он с
горечью. – В том числе и на министерских крыс, шныряющих по дому.
– Но ты же понял, что что-то может случиться! Не просто же так ты кинулся
в его комнату?
– Конечно. А ты бы как отреагировал, если бы с того света вернулся дорогой
тебе человек, которого ты оплакиваешь уже полгода?
– Да уж не так я отреагировал, это точно, – невольно ухмыльнулся Гарри.
– Ну и я не такой реакции ожидал, – невозмутимо ответил Драко. – Неббиш
говорил, что сильное потрясение может спровоцировать кризис. Тем более,
как я теперь понимаю, этот его ступор был связан именно с Грейнджер.
– Но зачем ты тогда пустил её туда одну?
– А откуда я мог знать, что отец всё это время по ней убивался? До меня
только сейчас дошло, что это его состояние начало развиваться как раз после
статьи о пожаре в Мунго. Сначала он просто ходил задумчивый, всё что-то
прикидывал, размышлял. Вопросы задавал – о Хогвартсе, в основном. О моей
жизни там. Ну, то есть я так думал, что его это интересует. А потом он вдруг
ушёл в себя. Перестал спускаться вниз, потерял интерес к тому, что
происходит в доме. На заседании Визенгамота, когда нам вынесли приговор,
вообще не сказал ни слова. Как будто ему всё равно.
– Хочешь сказать, – наконец подала голос Гермиона, – он убедился в том, что
я погибла и больше никогда не вернусь? И сейчас принял меня за призрака?
– Получается, что так, – Драко пожал плечами.
– Не сходится, – она энергично помотала головой. – Если бы он догадался,
что я не погибла в пожаре, а перенеслась в прошлое, где мы и познакомились,
то он, наоборот, должен был ждать моего возвращения. А если не догадался –
то с какой стати ему скорбеть по грязнокровке Грейнджер? Или с какой стати
он вспомнил про Джин только сейчас?
– Из-за Джин он переживал и раньше, я же тебе говорил. Хотя вы так до сих
пор и не просветили меня, что там за история была. Кроме того, что ты
тринадцать лет прожила в прошлом и общалась тогда с отцом, – Драко
требовательно уставился на Гермиону, но та проигнорировала его
красноречивый взгляд. – В любом случае, получается, что что-то ещё
спровоцировало новый виток депрессии.
– Это же очевидно! – включился в мозговой штурм Гарри. – Осознание того,
что любимая женщина… – при этих словах Драко выразительно поднял
бровь, – …что любимая женщина, с потерей которой он худо-бедно, но
смирился, всё это время была совсем рядом, сама не подозревая, как близки
они были, – Гермиона заметно покраснела, а бровь Драко практически
исчезла под линией волос. – Что эта женщина теперь потеряна окончательно,
без прощального слова, без последнего взгляда…
– Но это не объясняет, почему он был так уверен, что я погибла в прошлом, –
торопливо перебила его окончательно смутившаяся Гермиона. – Ведь он же
своими глазами видел, как меня отправляли назад.
– То есть вы всё-таки попрощались? – живо отреагировал Драко.
– Н-нет, не совсем, – неуверенно сказала она. – Меня провели на его глазах в
Отдел тайн, там были Дамблдор и Боуд… Но он же говорил, что всё знает! Я
не сомневалась, что он понял, откуда я. Он меня спрашивал про будущее! И
вообще, если он догадался, что Джин – это Гермиона, попавшая в прошлое,
то логично было предположить, что я в конце концов вернулась в своё время!
– Вот, Грейнджер, – торжественным тоном начал Драко, – не думал, что
дождусь когда-нибудь такого повода, но сейчас со всей ответственностью
заявляю: ты – безнадёжная дура! В том-то и дело, что ты не вернулась. А он
как раз ждал – на каждый свежий "Пророк" кидался, как ненормальный! А
потом перестал.
– Ты сам говорил, – в ответ на обвиняющие нотки в голосе Драко Гермиона
ощетинилась, – что он не верил в моё возвращение. Что спорил с Северусом.
– Ну знаешь, Грейнджер, версия с хроноворотом у нормального человека так
просто не родится. Это для тебя, может, дело привычное, Девочка-Которой-
Слишком-Многое-Разрешают, – Драко запнулся, встретив её взгляд. Гарри
была очень хорошо знакома его растерянность – сам он несколько дней
укладывал в голове тот факт, что Гермиона вернулась к ним взрослой
женщиной, почти годящейся ему в матери. – А нам, простым смертным, такое
объяснение приходит в голову в последнюю очередь. Так что на новую
встречу отец действительно не рассчитывал.
– Вот это и странно. Почему он не думал, что я когда-нибудь снова появлюсь?
Даже когда понял, что Найтли – это Грейнджер, попавшая в прошлое. Ведь в
любом случае ничто не мешало мне дожить до настоящего времени своим
ходом.
– Может, он боялся увидеть тебя страшную и беззубую? – поддел её Гарри.
– Мне было бы всего на несколько лет больше, чем ему, – обиделась
Гермиона и продолжила серьёзно: – Нет, он почему-то уверен, что я погибла
окончательно, если принял меня за призрака. А другого объяснения его
поведению у меня нет. Мы ведь сначала нормально разговаривали. Он даже
не удивился. Как будто моё присутствие ему совершенно привычно. А потом
вдруг набросился… – она потёрла шею, на которой даже, кажется,
проступило несколько синяков.
– Если честно, Грейнджер, вся твоя история уж больно дикая, – признался
Драко. – Не могу сказать, что я верю в неё, извини. Может быть, отец не так
уж неправ? Может, вы на самом деле затеяли какой-то спектакль…
– Чтобы что? – она уставилась на него в упор с хорошо знакомым Гарри
выражением. Именно с таким лицом Гермиона громила все их с Роном
теории, начиная с первого курса. Некоторые вещи не менялись. – Ну хорошо.
Что именно я должна подтвердить?
– Не знаю. Не верится, что вы могли быть… даже просто в хороших
отношениях.
– Хочешь доказательств, что мы общались? – она на мгновение задумалась. –
Люциус ненавидит дымолётную сеть. Во время учёбы в Хогвартсе у него был
портключ, зачарованный на голос. Пароль: "Домой".
– Ага, потом этим ключом пользовался я, – перебил её Драко. – Ты могла
подслушать.
– Люциус говорил, что получил его в личное пользование после того, как
сдал СОВы на отлично. Вряд ли он доверил бы его тебе раньше. А когда ты
закончил пятый курс, Люциус уже был в Азкабане. Так что тебе он достался
только в начале седьмого курса, так ведь? – Драко неохотно кивнул. – Тогда я
не могла ничего подслушать.
– Ну не ты, так ещё кто-нибудь из вашей компашки.
– Ладно, – легко согласилась она. – Что ты знаешь о соснах? – на лице Драко
отразилось замешательство. – Неужели вас на старших курсах не посвящали?
– Не до того было, – тихо ответил Драко. – У большинства наших в тот год
были семейные проблемы, если ты забыла. Никто не знал, не придётся ли
вставать против своих. Тут уж не до клятв верности…
– Да, понимаю, – Гермиона заметно погрустнела. – Но ты, по крайней мере,
знаешь, о чём речь.
– Знаю, но сам там никогда не был.
– На самом деле, был, – она улыбнулась. – И Гарри тоже.
– Что?! Поттер-то с какой стати?
– По специальному приглашению, – Гарри еле удержался, чтобы не показать
Драко язык. – Говорил же тебе, что мы в детстве уже встречались.
– Хорошо, ты знаешь про сосны, – произнёс тот, хмуро покосившись на
Гарри. – И что это доказывает?
– То есть тебе надо услышать что-нибудь более личное? – прищурилась
Гермиона. – Любимым предметом Люциуса в Хогвартсе были чары, а самым
нелюбимым – гербология, с тех пор, как он едва не оглох от крика
мандрагоры. Поэтому гербологию он бросил сразу после СОВ… У него есть
шрам от проклятья – между лопаток. Тётушка Элалия из Реймса однажды в
детстве заперла Люциуса в комнате с боггартом, случайно. Боггарт
превратился в его отца, который сидел отвернувшись и молчал. Всё время,
пока Люциуса не нашли, – она остановилась, чтобы перевести дыхание. – В
зимнем саду Малфой-мэнора живёт карп Цицерон. Уолден Макнейр подарил
Люциусу на восемнадцатилетие филина. Кстати, если Сулла ещё жив, то он
меня должен узнать.
– Достаточно, Грейнджер, – выдавил Драко. – Я только не понял, что ты
теперь хочешь.
– Для начала – хочу прочитать письмо Северуса, адресованное мне, – твёрдо
ответила она.
Драко, не говоря ни слова, вышел. Он отсутствовал несколько минут, в
течение которых Гарри и Гермиона сидели молча. Гарри разглядывал
гостиную – ту самую, в которую их приволок Грейбэк. Только теперь, без
массивной люстры под потолком, комната смотрелась совсем иначе. И стены,
кажется, раньше были другого цвета. А сейчас здесь было даже уютно. Гарри
перевёл взгляд на Гермиону. Она отлично держалась, но напряжённые
пальцы, теребившие кисточку на диванной подушке, выдавали нервное
состояние. И, когда у дверей вновь послышались шаги, её плечи будто
закаменели.
– Вот, я нашёл, – объявил Драко с чрезвычайно довольным лицом. – А
Северус-то был не так прост…
– Преуменьшение года, – фыркнул Гарри. – Чему ты так радуешься, позволь
спросить?
– Оказывается, он зачаровал письмо. Точнее, использовал вместо сургуча
специальный состав. Никто кроме Джин Найтли его вскрыть не сможет.
– И в кого же ты такой недоверчивый… – вздохнула Гермиона. – Вот,
пожалуйста, – едва она коснулась свитка, ядовито-зелёная печать растаяла
сама собой. – Я хотела бы…
– Мы же так и не приготовили завтрак! – воскликнул Гарри с искренним
энтузиазмом. – Малфой, пойдём…
– Теперь уже актуальнее обед, Поттер, – снисходительно поправил Драко,
позволяя утащить себя прочь от Гермионы, которая сразу перестала замечать
что-нибудь вокруг себя, кроме знакомого убористого почерка.

***

"Найтли!
Я, наконец, сажусь писать это письмо, которое сочиняю уже без малого три
года. Но, как и тогда, когда Гермиона Джин Грейнджер впервые напомнила
мне тебя, не знаю, что сказать. Как ни прискорбно, но я пришёл к выводу, что
до нашей новой встречи не доживу. Вы, гриффиндорцы, никогда не умели
толком скрывать мысли и эмоции. В общем, учитывая всё это, надо написать
что-то очень важное, самое главное… короче, что-то, здорово напоминающее
завещание, а мне бы не хотелось, чтобы моё первое и последнее письмо тебе
было полно пафоса, которого мы так удачно избегали при личном общении.
Ты сейчас мёрзнешь где-то по лесам и пустошам с этими двумя идиотами, и
утешает только мысль о том, что я точно знаю – для тебя всё закончится
хорошо. Забавно, как мы с тобой поменялись ролями: теперь я помню всё
твоё будущее на много лет вперёд. И, так же, как ты тогда, не могу открыть
тебе ничего. Теперь я понимаю твои мучения и метания, как никто другой, и,
поверь, не виню тебя ни в чём.
Хотя не могу сказать, что это далось мне так уж легко. Во время Тремудрого
турнира, когда я только начал догадываться, то много бы отдал за то, чтобы
мои подозрения не подтвердились. Углядев что-то знакомое в чертах лица, я
стал внимательнее присматриваться к мисс Всезнайке и к ужасу своему
обнаружил знакомый стиль в её работе у котла, а затем и в манере двигаться
вообще. Последним штрихом стал бой в Министерстве, который я не так
давно просмотрел в воспоминаниях Люциуса. Кстати, ты до сих пор слишком
напрягаешь запястье, движение должно идти от плеча…
В общем, у меня было достаточно времени, чтобы смириться со своим
открытием. Сначала мне казалось, что это обесценит воспоминания о нашей
дружбе, что я буду разочарован от того, что ты никогда не была до конца
искренней. Но ведь то же самое я могу сказать и о себе. Я нечестно поступил
с Гермионой Грейнджер, решив за неё её судьбу, но эта девочка – будущая ты
– стала мне от этого только дороже. Теперь я немножко в ответе за всю твою
жизнь, за все ошибки, за то, что ты была у меня, мой самый лучший друг. Я
сознательно посылаю тебя к себе, чтобы ты позволила мне идти к тому, что
ждёт меня. Так что в конечном итоге мы с тобой сами творцы своей судьбы –
разве это не здорово?
Иногда я думаю, захотела бы ты прожить эту жизнь в прошлом, если бы у
тебя был выбор? Если бы я дал тебе выбор. И почему-то уверен, что ты бы не
отказалась от пути, по которому прошла Джин Найтли. Хотя бы потому, что
ты была очень нужна там. Всё было бы совсем иначе, мы были бы совсем
другими – и я, и Люциус – если бы у нас не было тебя. И несмотря на то, что
мы оба ожесточились, несмотря на все наши маски и роли, память о тебе
всегда удерживала нас обоих – от отчаяния, от разрушения, от тьмы. Сколько
бы Люциус ни отрицал, я знаю, что он никогда не позволил бы причинить
вред Поттеру – потому что помнил, что это твой мальчик.
Он не догадывается о том, кто ты такая, кто такая Гермиона Грейнджер. Но я
точно знаю, что если сказать ему правду, он сделает какую-нибудь глупость.
Если же удержится и не сделает – то будет грызть себя, а это наверняка
окажется для него фатально, потому что Малфоям чувство вины не присуще,
следовательно против него у них нет никакого иммунитета. А если серьёзно –
я боюсь давать ему надежду. Альбус сказал мне, что ты вернулась домой. Но
я не знаю, вернулась ли ты к Люциусу. Он привык к мысли о твоей смерти,
вбил себе в голову, что тогда, в Отделе тайн, Дамблдор вёл тебя на
ритуальную казнь. Если сейчас он узнает, кем была Джин Найтли, откуда
взялась и куда пропала, а потом ты решишь, что этот "высокомерный
ублюдок" не заслуживает прощения…
Глупо уговаривать тебя сейчас, когда ты уже держишь в руках моё письмо.
Но чёрт, Найтли, ты же простила его давным-давно! Будь последовательна.
А вообще я надеюсь, что, раз уж ты это читаешь, то у вас двоих всё будет
хорошо. Не хотелось бы думать, что я потратил столько чернил только затем,
чтобы они годами выцветали в сейфе Люциуса. Не говоря уж о том, что есть
две вещи, которые Гермионе Грейнджер непременно надо узнать. Во-первых,
словечку "грязнокровка" Драко научила Нарцисса, а вовсе не Люциус. Если в
ваших отношениях и было предубеждение, то именно с твоей стороны. А во-
вторых, ты была моей лучшей студенткой за все годы преподавания в
Хогвартсе.
Прощай, мой дорогой друг".

***
"Прощай, мой дорогой друг…"
– Грейнджер! Хватит уже реветь, – Драко нерешительно потряс за плечо
свернувшуюся калачиком на диване Гермиону. – Лучше поешь, пока Поттер
не сожрал всё.
– Эй, ты же не думаешь, что я оставил бы свою лучшую подругу голодной? –
возмутился Гарри, левитируя поднос с ароматно пахнущим рагу.
– За стол, я так понимаю, сесть не судьба? – вздохнул Драко. – Один ест стоя
у плиты, вторая – в гостиной… Придётся заняться вашим воспитанием.
– Не слушай его! – замахал руками Гарри. – У них в столовой чудовищно
холодно. Лето на дворе, а там такая сырость, хуже, чем на Гриммо, уж поверь.

– А ты попробуй прогрей такую махину, – Драко повёл взглядом,

подразумевая Малфой-мэнор. – Если я даже целыми днями буду заниматься
только вопросами отопления, толку не будет. Раньше за камины отвечал
почти десяток эльфов, и они никогда не сидели без дела. И вообще, видел бы
ты, какой ужас здесь творился зимой. Если бы не отец… – он посмурнел и
ссутулился в своём кресле.
"Бедный мальчик, – Гермиона вдруг отчётливо представила себе долгие дни,
что Драко провёл в пустом доме с молчащим, ко всему равнодушным
Люциусом. – Тебя снова бросили…"
– Всё наладится, – произнесла она вслух.
– Что ты в этом понимаешь, Грейнджер? – буркнул Драко невежливым тоном,
но в его взгляде Гермиона заметила искорку надежды.
Ей ужасно хотелось снова его обнять, зарыться носом в по-прежнему мягкие
пряди на макушке, пообещать, как маленькому, что всё будет хорошо…
– А теперь ты расскажешь нам про детство? – Гарри жизнерадостно
плюхнулся рядом с ней на диван, дружески пихнув плечом. – Кстати, Малфой
говорит, что кое-что вспомнил.
– Правда? – Гермиона от души понадеялась, что в голосе прозвучала только
заинтересованность, а не та бешеная радость, которая вдруг охватила её при
мысли, что она не стёрлась бесследно из памяти Драко.
– Ну, я не уверен… – замялся тот, и она вдруг поняла, что он точно так же
боится показаться смешным и ненужным со своей жаждой человеческого
тепла.
Он сидел в кресле напротив, держа спину неестественно прямо, и лишь по
глазам можно было понять, как он завидует Гарри, который беспечно
привалился к плечу Гермионы. Но если бы она проявила инициативу, Драко
бы наверняка в смущении отпрянул. Для него прошло слишком мало
времени, и Гермиона, пусть даже не очень похожая на себя прежнюю, всё ещё
казалась ему бывшей однокурсницей, отношения с которой никогда не были
близкими и тёплыми. И это "преуменьшение века", как сказал бы Гарри.
– Вспомнил, как жил в Хогвартсе? – уточнила она, чтобы как-то подтолкнуть
его. – Или как вы с отцом приезжали в гости к Северусу?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Помню сплошную стену из плюща или
чего-то такого, и как я в ней ковырял дырочку, чтобы посмотреть, что там, с
той стороны. И ещё помню такую странную… – Драко прикрыл глаза,
пытаясь сосредоточиться. – В общем, как будто на мне не мантия, а что-то…
– Куртка? – подсказала Гермиона. – Маггловская куртка?
– Может быть. Такая жёлтая…
– Ничего себе! – потрясённо выдохнула она, изо всех сил пытаясь не
обращать внимания на то, как подозрительно защипало в носу. – Тебе было
всего полтора. Даже меньше – год и четыре месяца. Я и не думала, что ты
что-то запомнишь… Наша комната в больничном крыле выходила на террасу.
И ты там гулял каждый день. И проковырял в живой ограде столько
"дырочек", что Северусу пришлось наложить дополнительные
маскировочные чары, а я ходила клянчила у Спраут саженцы, чтобы
исправить нанесённый ущерб.
– Мы прятались?
– Ну этого ты точно помнить не можешь!
– Нет, конечно, – фыркнул он. – Но отец немного рассказывал. О том, как он
заболел за несколько месяцев до исчезновения Лорда. И как лечился в
Хогвартсе, потому что нужен был ритуал, который в Мунго бы проводить не
стали. А мама почему-то в это время жила во Франции и не могла меня к себе
забрать. Но сейчас я вспомнил, как тётя… Беллатрис частенько намекала
отцу, что, если ему что-то не нравится, он всегда может сбежать в Хогвартс.
Так, как будто он уже это делал. Вот я и подумал…
– Да, вы скрывались там от Волдеморта. Никто в замке не знал про вас с
Люциусом – кроме меня, Северуса, Дамблдора и мадам Помфри. Драко, – она
осмелела настолько, что, наклонившись вперёд, накрыла его ладонь своей, –
твой отец уже тогда не хотел ему служить. Он понял свою ошибку почти
сразу.
– Как же тогда так вышло? – совсем по-детски закусив губу спросил Драко. –
Почему?…
– Почему он не рассказал тебе? – он слабо кивнул. – Может быть, сначала
считал тебя слишком маленьким для таких откровений. А потом Волдеморт
вернулся, и снова пришлось изображать лояльность. На свободе осталось
достаточно по-настоящему верных Упивающихся, и, скорее всего, Люциус не
хотел, чтобы ты, учась на Слизерине, был вынужден постоянно притворяться.

– Слушайте, может хватит об этом? – не выдержал Гарри. – Темы

поинтереснее не найти?
– Квиддич? – предположила Гермиона, состроив оживлённую гримасу.
– Балда! – добродушно прокомментировал Гарри. – Рассказала бы лучше что-
нибудь про нас. Я, кстати, помню сосны, – добавил он, повернувшись к
Драко.
На самом деле это было наглое жульничество. Картинки пикника в соснах
Гарри подсмотрел в её воспоминаниях, пока они ждали министерского
разрешения. Ему так хотелось поскорее вытянуть из Гермионы подробности
своего общения с Драко и Северусом, что он не согласился ждать
возможности воспользоваться хогвартским думосбором, а уговорил её
попробовать легилименцию. Потом Гарри утверждал, что и раньше помнил
каменный берег, тёмную лошадиную морду, кивающую из воды, клетчатый
плед, шишки, но Гермиона сомневалась, что это возможно. А с другой
стороны, одно то, что он прилагал столько усилий, чтобы Драко оттаял,
оправдывало любое враньё.
Гермиона всегда была уверена, что Гарри жалел о той потерянной, а точнее,
не состоявшейся дружбе. Он бессчётное число раз задавал один и тот же
вопрос: может быть Драко не хватило совсем немного, чтобы не поднимать
палочку на Дамблдора. Чтобы не подставлять руку под клеймо. Не вступать в
инспекционную дружину Амбридж. Не провоцировать Клювокрыла на
нападение. Рон от таких разговоров лез на стенку, закатывал глаза и начинал
припоминать значки "Поттер-вонючка", "грязнокровку" и "нищеброда", а
заканчивал свою пламенную речь заявлением, что великодушие победителей
не обязано распространяться на подлое трусливое ничтожество, коим хорёк
был от рождения и будет до смерти. Но Гермиона ещё тогда хорошо видела,
что столь незамысловатый аргумент чем дальше, тем меньше устраивает
Гарри. А уж теперь, получив объяснение своему нежеланию окончательно
ставить на Драко крест, он явно был полон решимости докопаться до чего-то
хорошего, с чего можно было бы повести отсчёт новых отношений.
"Война начинается здесь, – сказал он как-то давным-давно, в прошлой жизни,
задумчиво коснувшись пальцем лба. – Здесь же её надо закончить".
Именно после этой фразы, запавшей ей в голову, Гермиона и начала изучать
материалы о поствоенном синдроме – и тут же обнаружила полный букет
симптомов у обоих своих друзей. Но только сейчас она поняла, что Гарри
имел в виду нечто, не имеющее ничего общего с брошюрами по оказанию
психологической помощи, нечто из совсем другой области. И с этой задачей,
на решение которой Джин потратила тринадцать лет, он справился ещё до
пожара в Мунго. А сейчас она наблюдала практическое воплощение его
метода.
Драко, сперва заметно ошалевший от такого напора, начал постепенно
осваиваться в новой роли – роли друга детства неугомонного гриффиндорца,
энтузиазм которого всегда был чрезвычайно заразным. Гермиона не успела
оглянуться, как они, признав всю тщетность попыток вспомнить что-нибудь
об июльском дне пятнадцатилетней давности, переключились на учебник
Принца Полукровки – тему, захватившую обоих всерьёз и надолго. Она
вполне могла бы поучаствовать в их беседе, поскольку большую часть своих
изобретений Северус в своё время испытывал именно в её лаборатории, но
предпочла просто сидеть рядом, исподтишка наблюдая, как между ними
осторожно протягивается тонкая ниточка – ещё не доверия, но несомненной
симпатии, сейчас не омрачаемой ничем.
– Слушай, Грейнджер! – неожиданно воскликнул Драко. – Я правда кое-что
вспомнил! Северус иногда напевал одну песню…
– Снейп – пел?! – перебил его поражённый Гарри.
– Не пел, – досадливо отмахнулся от него Драко, – мурлыкал себе под нос,
когда работал в лаборатории. Я как-то спросил его, что он поёт. А он сказал,
что, когда я был маленький, то засыпал только под эту колыбельную, и с тех
пор она застряла у него в голове.
– И ты её помнишь? – заинтересовалась Гермиона.
– В том-то и дело, что нет. Только мелодию.
– Ну-ка! – оживился Гарри. – Давай, Малфой, не заставляй накладывать на
тебя Империо.
– Нашли тоже Селестину Уорбек, – фыркнул он, но всё-таки напел начало
музыкальной фразы.
– Это же… – Гарри замер с открытым ртом. – Это…
– Ну да, "Колыбельная Клары", – улыбнулась Гермиона. – Драко её очень
любил.
– Ты просто феноменальна! – широко улыбнулся Гарри. – Долго выбирала
песню?
– Что? – Драко мгновенно ощетинился. – Чего тут смешного?
– Да ничего, – Гарри успокаивающе похлопал его по руке. – Наоборот,
замечательно подходит именно тебе… – и он, не сдержавшись, заразительно
расхохотался.
– Та-а-ак, Грейнджер, – угрожающе протянул Драко. – Теперь тебе придётся
спеть мне эту драклову колыбельную, чтобы я тоже мог оценить, что же в ней
такого смешного.
– Да ничего, честное слово, – попыталась оправдаться Гермиона. – Очень
красивая песня. Просто я петь не умею, поэтому Гарри…
– Хватит мне зубы заговаривать, Грейнджер.
– Ты что, правда хочешь, чтобы я её спела? – Гермиона смутилась, но Гарри
подтолкнул её плечом.
– Давай, не ломайся. Разве не ты хотела устроить вечер ностальгии?
– Во-первых, ещё далеко не вечер, во-вторых, ностальгией тут одержим
только ты, а в-третьих…
– Я тоже одержим, – вмешался в их перепалку Драко. – Ужасно хочу
послушать твоё пение, Грейнджер.
– Вот ты и в полтора года был такой же…
– …очаровательный?
– Доставучий. Ладно, будет вам колыбельная, детишки. Но первого, кто
прокомментирует мой вокал…
Не закончив угрозу, она начала петь вполголоса, чувствуя себя довольно
неловко, но потом, закрыв глаза, представила себя в Хогвартсе, в гостевых
комнатах больничного крыла. Гершвин действительно оказывал какое-то
волшебное воздействие на маленького Драко, поэтому редкий вечер
обходился без пения на ночь. Это было только их время – минуты, когда
Джин Найтли позволяла себе забыть о всякой ответственности за судьбу мира
и просто наслаждалась доверчивым теплом засыпающего на её руках
малыша. И сколько бы она ни ворчала на Люциуса, что тот окончательно
переложил на неё заботу о собственном сыне, но никогда не согласилась бы
уступить ему эту обязанность.
– А мне ты не пела на ночь! – немного ревниво заметил Гарри, когда песня
закончилась и Гермиона вернулась в реальность. – Я бы запомнил.
– Мы же виделись только днём, – она насмешливо потрепала его по волосам,
скрывая смущение. – А когда гостили в Хогвартсе, ты каждый вечер так
уматывался, что засыпал прямо на полу у камина и не было никакой нужды
тебя убаюкивать.
– Да, это та самая песня, – мечтательно произнёс Драко. – Я расспрашивал
маму, но она не знала такой.
– Ничего удивительного, – хмыкнула Гермиона. – Песня-то маггловская.
– Надо было спросить у меня, – раздался голос у них за спиной. – Я помнил
каждое слово.

__________
Clara's lulluby (Summertime)
Summertime,
And the livin' is easy
Fish are jumpin'
And the cotton is high
Your daddy's rich
And your ma is good lookin'
So hush little baby
Don't you cry
One of these mornings
You're going to rise up singing
Then you'll spread your wings
And you'll take to the sky
But till that morning
There's a'nothing can harm you
With daddy and mammy standing by
http://muzz.irkutsk.ru/mp3/Summertime-McRae.mp3
Глава 48. Эпилог
***

– Когда твои две трети возвращаются из этих своих… лагерей?

– Со сборов. Послезавтра, кажется. И, знаешь, твои цифры устарели. Вместо
двух третей у меня теперь половина.
– О, так ты закрыла месяц в минусе?
– М-м-м, по объективным показателям, похоже, что так. Но по субъективным
ощущениям… Что? Почему ты так смотришь?
– Ненавижу рыжих. Ты вечно из-за них страдаешь.
– Не выдумывай.
– Да придёт он, никуда не денется. У Поттера есть ещё почти три недели,
чтобы его уговорить. Лично я верю в нашего Героя. Уж если он Драко за
полдня приручил…
– Ты не знаешь, какой Рон упрямый. И вообще не думаю, что это хорошая
затея.
– Ну, ты всегда можешь отпраздновать с ними где-нибудь ещё.
– Люц, я хочу встретить свой день рожденья здесь. С тобой. Слышал стук?
– Это Сулла. Сиди, я его впущу.
– Ну, что там?
– Очередной пакет от Минервы.
– Ох, какой огромный! Его архивом, должно быть, были забиты все
подземелья.
– Всего несколько комнат. Правда, за три года, что я там не был, он мог
накатать ещё пару десятков трактатов.
– Сулла надорвётся таскать это в одиночку.
– Ничего, по-моему, он только рад. Всё лучше, чем сидеть взаперти, правда,
мой хороший?
– Люц, ты его совсем разбалуешь! Сулла, брысь, не топчись по столу! Так,
слушай меня, хулиган ушастый. Я тебе, тебе. Разрешение пользоваться
почтовой птицей в этом доме имею только я. Поверь, ты не хочешь меня
разозлить всерьёз. Эй!!! А ну вернись! Чёрт, Люц, ты посмотри, что он
натворил!
– Кажется, твои угрозы его не впечатлили.
– Знает, зараза, что у меня рука не поднимется снова его запереть. Ну что тут
смешного?! Полдня работы…
– Бессмысленной работы.
– Вовсе нет. Вероятно, Северус менял способ шифровки через определённые
промежутки времени. Если рассортировать архив по хронологии…
– Не так. Для каждого нового проекта – свой принцип кодировки.
– Он всегда занимался несколькими исследованиями одновременно. И что –
держал в голове столько ключей? Это нелогично.
– Просто где-то должна быть подсказка. Он рассчитывал, что мы догадаемся,
если завещал свои бумаги в таком вот виде.
– Параноик. Невозможный параноик. Невозможный скрытный параноик!!!
– Тс-тс-тс… Тише. Эта задача должна быть решаемой.
– Я и решала её целых три дня. А теперь ты говоришь, что это была
совершенно бессмысленная работа! Чего молчал, спрашивается?
– Просто мне нравится, как ты тут…
– …занимаюсь ерундой? …бездарно трачу время?
– …смотришься. А если бы я тебе намекнул, где в первую очередь следует
искать подсказку, то ты бы сразу же кинулась…
– Мне нужно в Тупик Прядильщиков!
– Ну вот, что и требовалось доказать.
– Это ненадолго.
– Это неизвестно.
– Но ведь ты понимаешь, как важны эти бумаги! Модификация "жидкого
сна", усовершенствование аконитового зелья… Восстанавливающее средство
для нервной системы – это зелье может помочь Алисе! А если там не только
его научные исследования? А например, какие-нибудь личные документы?
Может даже что-то, что позволит смягчить твой приговор? Ведь он же
недаром оставил архив нам с тобой.
– Мы оба разбираемся в зельях, ты понимаешь в колдомедицине, он нам
доверял достаточно, чтобы поручить расшифровать свои записи и
обнародовать их, не забыв упомянуть его имя, – не достаточно причин?
– Вот именно, мало ли, что ещё он мог нам доверить? Опубликовать архив
могла и Минерва, в этом он мог на неё положиться. Но вместо этого зачем-то
создал столько сложностей – чтобы возились с бумагами именно мы. Не
потому ли, что там что-то, не предназначенное для чужих глаз?
"Не потому ли, что он хотел, чтобы ты была вынуждена рано или поздно
вернуться в Малфой-мэнор? Просто этот прагматик не верил в чудеса и
поэтому предпочитал творить их своими руками. Но на этот раз чудо
произошло само. Ослепительное, как патронус, пьянящее до головокружения,
такое невозможное, что до сих пор перехватывает дыхание, стоит только
вспомнить, как ты неуловимым крадущимся движением шагнула в мои руки
и спрятала счастливое лицо у меня на груди. Совершенно прежняя Джин –
только, наконец, свободная. Но то, что ты выбрала из целого мира, лежащего
перед тобой, добровольное заточение в моём доме, не мог предсказать даже
наш проницательный авгур.
А теперь, когда ты сидишь здесь, освещённая настольной лампой, и
сосредоточенно хмуришься, разбирая его мелкий почерк, хочется, чтобы этот
дурацкий архив расшифровался как-нибудь сам, без нашего участия.
Точно так же невозможно было готовиться вместе с тобой к ТРИТОНам. С
тех пор прошло двадцать семь лет, но я словно наяву вижу твой любимый
библиотечный стол, с зигзагообразной трещинкой на крышке. Он был таким
огромным, что, как ни старайся, не получалось случайно столкнуться руками.
Задачу усложняло ещё то, что в конечной цели я не признавался даже себе
самому. Наверное, я казался тебе тогда абсолютным идиотом. И разгильдяем
вдобавок, потому что выдерживал не больше получаса такой "подготовки к
экзамену", после чего позорно сбегал в подземелья, где вжимался пылающим
лицом в сырые камни, досадуя на своё необъяснимое смятение.
Ты, как и тогда, умудряешься ничего не замечать вокруг себя, поглощённая
очередной заковыристой задачкой. Но Малфои умеют извлекать опыт из
своих ошибок. И теперь я знаю, что если подойти ближе, встать за твоим
плечом и протянуть руку к одному из разложенных на столе листочков, ты
замрёшь, ощущая мой взгляд всей спиной, а особенно – этими короткими
завитками волос на шее, на которые так и тянет подуть. Но надо выдержать
паузу, как будто углубившись в созерцание закорючек этого, Мерлин его
раздери, неподдающегося шифра, и ты сама потянешься к моей руке,
прижмёшься к ней щекой, и только тогда можно будет уткнуться в твою
макушку и пробормотать, что, конечно же, дом в Тупике Прядильщиков
никак не может подождать – ведь он стоит без присмотра уже больше года, а
ну как именно сегодня ночью что-нибудь кардинально изменится? Нет,
рисковать ни в коем случае нельзя, ведь когда у заклятья Фиделиуса такой,
немолодой уже, хранитель, как я, может произойти абсолютно всё что угодно.
Вдруг к утру я, чего доброго, не сумею вспомнить адрес? Споткнусь на
лестнице и ушибусь головой? Или меня разорвут на клочки в собственном
кабинете? И это наиболее вероятное развитие событий, если судить по
угрожающему выражению твоего лица. К тому же эти бордовые стены –
классический интерьер, идеально подходящий для средневековой драмы с
кровавым убийством. И для тысячи других, гораздо более приятных вещей".

-FIN-