Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Ë. È. ØÅËÅÏÎÂÀ
ÐÓÑÑÊÀß
ÝÒÈÌÎËÎÃÈß
ÒÅÎÐÈß È ÏÐÀÊÒÈÊÀ
Рекомендовано
Советом по филологии Учебнометодического объединения
по классическому университетскому образованию в качестве
учебного пособия для студентов высших учебных заведений,
обучающихся по направлению и специальности «Филология»
Р е ц е н з е н т ы:
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой
теории коммуникации, риторики и русского языка Алтайского
государственного университета А. А. Чувакин;
кафедра общего и русского языкознания Барнаульского государственного
педагогического университета (зав. кафедрой —
кандидат филологических наук, доцент К. И. Бринёв)
Шелепова Л. И.
Ш425 Русская этимология : теория и практика : учеб. пособие
для студ. высш. учеб. заведений. — 2-е изд., испр. и доп. —
М. : Издательский центр «Академия», 2007. — 128 с.
ISBN 978-5-7695-3959-6
В учебном пособии характеризуются современное состояние и основ-
ные теоретические и методические проблемы русской этимологии, рас-
крываются главные понятия и термины этой науки, дается обзор важней-
ших этимологических словарей русского языка (как общих, так и регио-
нальных), предлагаются приемы использования сведений по этимологии
в школьном преподавании русского языка. В пособии представлены раз-
нообразные практические задания, вопросы для самопроверки, темы для
докладов.
Для студентов-филологов, учителей-словесников и всех, кто интере-
суется русским словом и его происхождением.
УДК 808.2(075.8)
ББК 81.2Рус-3я73
Оригинал-макет данного издания является собственностью
Издательского центра «Академия», и его воспроизведение любым способом
без согласия правообладателя запрещается
4
тателя не с собственно методикой этимологического анализа, а с
«приключениями слов» — конкретными фонетическими, слово-
образовательными, семантическими изменениями, которые наблю-
даются в истории слов, при учете соотношения слова и вещи, сло-
ва и реалии [Балалыкина 1993]. Вышедшее сравнительно недавно
учебное пособие С. С. Ваулиной [Ваулина 1995] базируется на дан-
ных, представленных в этимологической литературе (в том числе
учебной направленности) 50 — 70-х гг. прошлого века [Абаев 1956;
Житников 1969; Шелепова 1977]. К тому же большинство назван-
ных пособий вышло малым тиражом, в местных издательствах и
поэтому оказывается труднодоступным для использования их в
учебном процессе.
Таким образом, необходимость публикации настоящего посо-
бия вызвана недостатком учебной литературы по курсу русской
этимологии — дисциплины, важной самой по себе, отражающей
активно развивающуюся отрасль русистики, а также являющейся
существенным дополнением к одной из фундаментальных дисцип-
лин в системе профессиональной подготовки студентов специаль-
ности «Русский язык и литература» — истории русского языка (ис-
торической грамматике), которая традиционно направлена на изу-
чение закономерностей развития фонетической системы и грам-
матического строя русского языка и не затрагивает (или почти не
затрагивает) проблем происхождения и истории лексики.
Одной из отличительных черт предлагаемого пособия является
то, что особенности каждого из аспектов этимологического иссле-
дования демонстрируются на многочисленных конкретных при-
мерах, причем для доказательства возможности той или иной эти-
мологической версии (гипотезы, легенды) привлекается разнооб-
разный материал, в том числе из неопубликованных источников
(диалектных словарных картотек, записей живой речи диалекто-
носителей разных регионов).
Глава 1
Этимология как один из древнейших
отделов языкознания.
Историческая изменчивость термина
«этимология».
Явление деэтимологизации
6
в этом случае термин «этимология» может быть поставлен в ряд
таких терминов, как «лексикология», «морфология», «семасиоло-
гия», «дериватология» и т. п.; во-вторых, комплекс исследователь-
ских приемов, необходимых для выяснения происхождения слова,
и результат этого выяснения — решение, гипотеза; в-третьих, про-
исхождение слова [Русский язык: энциклопедия 1998: 643 ].
Известно, что слова любого современного языка (в нашем слу-
чае — русского языка) с точки зрения их происхождения, степени
сохранения мотивационных связей оказываются очень разными.
Для одних слов (как правило, сравнительно недавно созданных)
мотивационные связи являются живыми (например, летчик — от
летать, настенный — от стена, подоконник — от окно, свисток —
от свистеть). У других слов мотивационные связи находятся на
грани разрушения (например, отщепенец — от щепа; наперсток,
перстень — от перст; полотенце — от полотно). Третьи слова со-
вершенно утратили свои прежние связи и отношения, и только
глубокий этимологический анализ может их восстановить (напри-
мер, бобр, корова, луна, солнце). Считается, что все слова при своем
возникновении были мотивированными (может быть, за исключе-
нием тех, которые появлялись на начальных этапах развития язы-
ка): возникали от определенных производящих (мотивирующих)
основ по определенным словообразовательным моделям. Так, на-
пример, образовались имена на -но с общим предметным значени-
ем, мотивированные глаголами: сукъно — ‘скрученное, свитое’ —
от сучити — ‘крутить, скать’; толокъно — ‘толченое зерно’ — от
толочи; пьшено — ‘мелкоистолченное зерно’ (затем — ‘крупа из
проса’) — от пьхати — ‘толочь’. С помощью древнего суффикса
-sl- были образованы существительные: масло (*mazati > maz-slo >
масло), весло (*vezti > vez-slo > весло), прясло (*pr êdti > pr êd-slo >
прясло) и т. д. Суффикс dl(o) явился средством для образования
слов: мыло (*myti > mydlo > мыло), рыло (*ryti > rydlo > рыло) и т. д.
[Шанский, Боброва 2002].
Однако с течением времени многие слова теряют свои прежние
мотивационные связи — деэтимологизируются. Под деэтимологи-
зацией понимается явление утраты «первоначальной мотивирован-
ности слова, опирающейся на его словообразовательные связи внутри
этимологического гнезда» [Аркадьева 1990: 3 — 4 ]. Деэтимологиза-
ция, как разрыв связей между мотивирующим и мотивированным
словом, происходит по самым разнообразным причинам: под влия-
нием фонетических, словообразовательных и семантических изме-
нений, экстралингвистических факторов, причем часто они высту-
пают вместе, что ускоряет процесс деэтимологизации. К числу наи-
более важных причин деэтимологизации относят следующие [Бала-
лыкина 1993; Аркадьева 1990; Булаховский 1949; Житников 2001]:
1) фонетические изменения, которые претерпевает слово (на-
пример, слово ладонь в др.-рус. языке имело форму долонь и пер-
7
воначально означало ‘та сторона кисти, которая обращена долу,
т. е. вниз, к земле’. Позднее слово подверглось метатезе — пере-
становке звуков (лодонь). Развитие акающего произношения и за-
крепление его на письме (лодонь > ладонь) завершили процесс пре-
образования звуковой оболочки слова и вследствие этого разрыва
этимологических связей);
2) исчезновение из языка производящих (мотивирующих) ос-
нов (например, слово добрый утратило мотивирующее доба — ‘пора,
время’ (первоначальное значение прилагательного — ‘большой,
крепкий, вошедший в добу — пору’); слово кольцо перестало соот-
носиться с исчезнувшим коло — ‘круг’; слово ожерелье было не-
когда мотивировано исчезнувшим жерело — ‘горло’ и т. д.);
3) изменение словообразовательной нормы, степени употреби-
тельности, десемантизация тех словообразовательных средств, ко-
торые участвовали в создании слова (например, слова глу/м/-ить-
ся, глу/п/ый, глу/х/ой; жи/в/ой, жи/д/-к-ий, жи/л/а, жи/р/; пи/в/о,
пи/р/, пи/р/-ог содержат в своей структуре «мертвые» для совре-
менной системы словообразовательные суффиксы);
4) семантические изменения, которые происходят в слове (на-
пример, первоначальное значение существительного подоплека —
‘подкладка, пришиваемая под плечи мужской рубахи’; появление
у слова переносного значения — ‘скрытая причина, внутренний
смысл чего-нибудь’ — способствовало разрушению связи с преж-
ним мотивирующим — плечо; старое значение слова сохраняется
в некоторых русских говорах);
5) изменения самих предметов, реалий действительности, на-
званных по тому или иному признаку (например, существитель-
ное обои исторически образовано от глагола обить: раньше обои
были из ткани и стены ими обивали, а не оклеивали).
Таким образом, деэтимологизация — это объективный и неиз-
бежный процесс. В языке постоянно происходит утрата мотиваци-
онных (этимологических) связей между словами, восстановить
которые призвана такая наука, как этимология.
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
8
5. Что понимается под явлением деэтимологизации? Назовите ос-
новные факторы и причины деэтимологизации слов русского языка.
6. Следующие слова современного русского языка разделите на три
группы: а) слова с сохранившимися (живыми) мотивационными связя-
ми; б) слова с затемненными, но еще осознаваемыми мотивационными
связями; для каждого слова этой группы восстановите предполагаемое
производящее (мотивирующее); в) слова, мотивационные связи которых
возможно восстановить только с помощью этимологического анализа.
Воспитать, подснежник, ведьма, бобр, окно, копыто, одуван-
чик, лысый, вельможа, горе, печаль, переплет, снегирь, собака,
кольцо, коричневый, город, неделя, сова, словарь, рыло, белобры-
сый, мерзкий, стыд, оранжевый, настенный.
7. Основываясь на представленных ниже этимологиях, установите в
каждом конкретном случае причину отрыва слова от его производящего
(мотивирующего). Постройте классификацию предложенных слов по
сходству причин деэтимологизации.
Близорукий. Я всякий раз испытываю удовольствие, добираясь
до слова с подвохом, с фокусом… Как вам кажется: при чем тут
руки, когда речь идет о свойстве зрения, глаз? Перед вами одна из
обычных причуд, чтобы не говорить — ошибок языка; из тех, впро-
чем, причуд, которые никому не мешают. В древнерусском языке
существовало слово близозоркий, противоположное по смыслу даль-
нозоркому. Но вам известно, что такое гаплология? Из двух одина-
ковых слогов зо-зо в этом слове один под ее влиянием исчез. По-
нятное близозоркий превратилось в бессмысленное близоркий. А язык
не любит непонятных слов. Он уподобил это слово другим, ему
известным: долгорукий, короткорукий — и превратил в близорукий.
[Успенский 1967]
Висок. Восходит к висеть. В единственном числе слово обозна-
чало, очевидно, висящую прядь волос, во множественном числе —
«волосы вообще»; потом в результате сужения значения — опреде-
ленную часть волос, покрывающих голову между ухом и глазами,
откуда перенос значения и на ту часть черепа, которая расположе-
на под этими волосами. [ШЭС]
Врач. Пусть не обижаются те доктора медицины, которым слу-
чайно попадется в руки эта моя книга, но ведь врач — это ‘тот, кто
врет’, так же, как рвач — ‘тот, кто рвет’ и ткач — ‘кто ткет’. Вот
только врать в языке наших предков вовсе не обязательно значило
‘лгать, говорить неправду’. Оно часто означало просто ‘говорить, бол-
тать, бормотать’. Вот с этим значением и связано слово врач. В древ-
ности оно означало: ‘тот, кто лечит заговорами’. [Успенский 1967]
Изящный. Связано с древним глаголом изъять — ‘избрать, вы-
брать’. Изящный значило ‘избранный, отборный’. В летописи бо-
гатырь Пересвет, выделенный русским войском для поединка с
Мамаевым воином, называется ‘изящным иноком’ митрополита
9
Сергия, т. е. его ‘избранником’. Вот как с течением времени дале-
ко уходят слова от их первоначального смысла. [Успенский 1967]
Канючить (прост. ‘плакаться, жаловаться на что-либо’). Обра-
зовано от канюк — ‘хищная птица семейства ястребиных, крик
которой напоминает плач’, по происхождению звукоподражатель-
ного. [КрЭС]
Копейка. Вероятнее всего, слово это чисто русского происхож-
дения: на некоторых древнерусских монетках был рисунок всад-
ника с копьем в руках. Они сначала получили название копейко,
т. е. ‘копьецо’. Потом слово изменилось на копейка, потому что
многие другие названия денег — гривна, куна, полтина — были
женского рода. [Успенский 1967]
Курносый. Восходит к кърноносый, зафиксированному в памят-
никах XIV в. и в результате гаплологии (см. выше) изменившемуся
в корносый, отмечаемое в диалектах. Кърноносый является образо-
ванием путем сложения основы прилагательного кърныи (ср. кор-
нать ‘резать’) с существительным нос. Изменение корносый в кур-
носый, вероятно, связано с диалектными колебаниями в произно-
шении безударного гласного. [КрЭС]
Ладонь. Казалось бы, нет ничего общего между словами ладонь
и долина, а на самом деле они очень близки. В древнерусском язы-
ке ладонь звучало как долонь, лишь позднее слово подверглось ме-
татезе — перестановке звуков. Первоначальное долонь означало:
‘та сторона кисти, которая обращена долу’ — ‘вниз, к земле’. [Ус-
пенский 1967]
Мошенник. Это точный двойник нашего карманник — ‘вориш-
ка, опустошающий карманы’, только двойник много более старый
по возрасту. Древняя Русь не знала тюркского слова карман; день-
ги носили тогда в особых кошельках — мошнах. От слова мошна и
произведено мошенник — специалист по кражам из мошон. По-
зднее оно стало значить ‘жулик, плут вообще’; не обязательно ‘кар-
манный вор’. [Успенский 1967]
Неуклюжий. Образовано с помощью приставки не- от уклю-
жий, префиксального производного от клюжий — ‘красивый, стат-
ный’, образованного от клюдь — ‘порядок, красота’, в диалектах
еще известного. [КрЭС]
Печать. Слово связано с пеку, печь. Первым его значением было:
металлический штамп, чтобы выжигать тавро на коже животного,
‘припекая эту кожу’. Затем оно стало обозначать любой оттисну-
тый на чем-нибудь знак и всякое приспособление для этого. Со
временем значение его еще расширилось: оно включило в себя:
‘все, что печатается’ — литературу, прессу. [Успенский 1967]
Позор. Однокорневыми являются слова: зреть, зоркий. Перво-
начальное значение слова позор — ‘то, на что зрят, смотрят, зрели-
ще’. В таком смысле слово позор употреблялось, например, еще
поэтом Баратынским, современником Пушкина:
10
Величествен и грустен был позор
Пустынных вод, лесов, долин и гор.
У Державина слово позор также употребляется в его старом зна-
чении:
Восстав от сна…
Благодарю, что вновь чудес, красот позор
Открыл мне в жизни толь блаженной.
Считают, что слово позор — ‘зрелище’ приобрело современное
значение — ‘стыд, срам’ — от позорного столба, к которому при-
ковывались когда-то преступники на общее обозрение, на позор.
Тогда это слово и переосмыслилось, превратилось в современное
позор — постыдное положение привязанного к столбу преступни-
ка. В чешском языке до сих пор позор значит ‘внимание, смотри-
те’, а в болгарском языке позорище — ‘театр, зрелище’. [Успенский
1967]
Пряник. Сначала тут имелось в виду ‘печенье с пряностями,
перчистое печенье’. Слово пряность произведено от древнерусско-
го пьпьрь — ‘перец’. Сначала перчистый звучало как пьпьряный, за-
тем сработала уже известная нам гаплология: один из двух одина-
ковых слогов исчез, и возникло слово пьряный и далее пряник. [Ус-
пенский 1967]
Стрелять. Когда ‘стреляли’ из лука, все было понятно: это и
значило ‘метать стрелы’. Но — так постоянно случается в языке —
затем старое слово было сохранено для обозначения совершенно
иного, а вместе с тем в чем-то сходного действия. И хотя шуточ-
ное пулять гораздо точнее передает то, что делает современный
охотник или воин, мы продолжаем «метать стрелы» — стрелять
даже из нынешних винтовок. Даже из пушек. [Успенский 1967]
Тучный. Суффиксальное производное (суф. -ьн- > -н-) от тукъ —
‘жир’, суффиксального образования (суф. -к-, ср. звук) от той же
основы (с перегласовкой ы/у), что тыти — ‘жиреть, тучнеть’, тыл
(букв. ‘выпуклость’), туша. Тучный исходно ‘жирный’. [Шанский,
Боброва 2002]
Ужин. Суффиксальное производное от угъ — ‘юг, полдень’. Ис-
ходное значение — ‘полдник’. [Шанский, Боброва 2002]
Ухаб. Производное от ухабить ‘портить, делать дорогу неров-
ной’, префиксального производного с усилительным у- от хабить
‘портить’. [Шанский, Боброва 2002]
Глава 2
Цель и задачи этимологического
анализа. Понятия внутренней формы,
мотивировочного признака, этимона,
«ближней» и «дальней» этимологии.
Вопрос об объекте современного
этимологического исследования
12
1) слова, производные в русском языке, причем с разной степе-
нью прозрачности внутренней формы, или образа, положенного в
основу наименования1. Сравните, с одной стороны, летчик, подо-
конник, одуванчик — слова с прозрачной внутренней формой и, с
другой — обаятельный, привередливый, калач, верзила — слова, об-
разовавшиеся на русской почве, но потерявшие на протяжении
истории русского языка связь с теми словами, на основе которых
они были созданы, т. е. это исконно русские образования с исто-
рически производной основой;
2) слова, непроизводные в русском языке (например, вода, зима,
корова, молодой). Поиск внутренней формы этих слов предполага-
ет выход за пределы русского языка и сопоставление с другими
языками, ему родственными.
Таким образом, представляется актуальной следующая класси-
фикация слов русского языка с точки зрения происхождения.
1. Слова исконные производные (так называемые внутриязы-
ковые дериваты): площадь, забота, калач, обаятельный, вежливый,
нужный, назойливый и др.
2. Слова исконные непроизводные в русском языке: вода, луна,
береза, лысый, вдова, век, борода и др.
3. Слова, заимствованные в русском языке: собака, театр, скот,
конфета, оранжевый, ворс, витрина и др.
Приведем этимологии слов каждой из этих групп (содержащи-
еся в этимологических словарях русского языка) и ответим на во-
просы, что же устанавливает исследователь, определяя происхож-
дение того или иного слова, и каковы конкретные задачи этимо-
логического анализа.
Первый пример — из области исконных слов, производных в
историческом прошлом русского языка.
13
сохранившегося в севернорусских говорах в значениях ‘пища,
еда, мелкий корм для лошадей’ [СРНГ]. Первоначальное (эти-
мологическое) значение слова забота, таким образом, — ‘то,
что гложет, ест, грызет человека’ [ПрЭС; ФЭС; ШЭС]. В ка-
честве семантической параллели (и доказательства правиль-
ности произведенной семантической реконструкции) мож-
но привести следующие славянские названия заботы (с мо-
тивацией ‘грызть’): укр. гр<жа — ‘печаль, огорчение, терза-
ние’, диал. (гуцул.) гр=жа — ‘забота, печаль’, белорус. диал.
грыжа — ‘забота, огорчение’, болг. гр=жа — ‘беспокойство,
забота’; то же значение и у макед. грижа. Как отмечают со-
ставители «Этимологического словаря славянских языков»
(под ред. О. Н. Трубачева), «семантическое развитие ‘физи-
ческое страдание’ > ‘страдание нравственное’ элементарно
очевидно» [ЭССЯ].
14
Третий пример — из области заимствований.
15
таточно распространенное в современной лингвистике, впервые
было выражено А.А. Потебней в его книге «Мысль и язык»: «В слове
мы различаем: внешнюю форму, т. е. членораздельный звук, со-
держание, объективируемое посредством звука, и внутреннюю
форму, или ближайшее этимологическое значение слова, тот спо-
соб, каким выражается содержание» [Потебня 1993: 124 ].
Некоторые лингвисты определяют внутреннюю форму как мате-
риализованный в слове мотивировочный признак, или признак
номинации, носителем которого является, как правило, корневая
морфема. Синонимичным термину «внутренняя форма» в данном
случае может рассматриваться терминообозначение этимон.
16
мологией [Откупщиков 2005а: 190 ] (см., например, этимологию
слова забота). «Другие слова этимологизируются только на более
широком историческом фоне, для их объяснения необходимо при-
влекать данные родственных индоевропейских языков» [там же]
(см., например, этимологию слова борода). Подобные случаи иногда
называют дальней этимологией.
2. Объектом этимологического исследования в настоящее вре-
мя признается слово как единство звуковой формы и определен-
ного лексического значения. При этом считается, что объект эти-
мологического анализа должны составить все слова лексической
системы языка, синхронный словообразовательный анализ кото-
рых не объясняет их происхождения (независимо от степени «про-
зрачности» этимологизируемых лексем). В соответствии с этой
точкой зрения этимологическому объяснению могут и должны
подвергаться не только исконно русские слова, имеющие непро-
изводную основу (типа вода, молодой, бобр), не только заимствова-
ния, но и те исконно русские образования с исторически произ-
водной основой, которые пережили деэтимологизацию, измене-
ние своей морфемной структуры (процессы опрощения, перераз-
ложения и т. д.) [Шанский 1959: 3 — 4 ] — так называемые внутри-
языковые дериваты, т. е. слова, образовавшиеся и развившиеся на
русской почве, но потерявшие на протяжении истории языка связь
с теми словами, на основе которых были созданы.
3. «Происхождение» слова выше было определено как первона-
чальное его образование из каких-либо предшествующих элемен-
тов. Однако надо учитывать то, что зачастую удается только дове-
сти генетические связи слова до определенного предшествующего
этапа (скажем, до языка-основы), не раскрывая до конца, «почему
и откуда» оно возникло. Ср. в связи с этим рассуждение В. И. Аба-
ева: «Если говорят, что слово перстень образовано от перст с по-
мощью определенного форманта, можно на этом остановиться и
считать этимологию, т. е. происхождение слова перстень, установ-
ленной. Но что значит установить, скажем, этимологию русского
слова два? Связать его со старославянским дъва или гипотетиче-
ским общеиндоевропейским *duwo? Но можно ли считать, что эти
сопоставления разъясняют происхождение слова два как опреде-
ленного звукового и семантического единства? Дают ли они ответ
на вопрос, из каких предшествующих материальных элементов и
на какой семантической основе возникло данное числительное.
Конечно, нет. Эти сопоставления только доводят историю слова
до определенных прошлых эпох, до эпохи славянского или индо-
европейского единства. До происхождения, в смысле первоначаль-
ного возникновения, мы на этот раз не доходим» [Абаев 1956: 286 —
287 ]. Поэтому некоторые авторы, определяя этимологию, предпо-
читают говорить не о «происхождении», а о «генетических связях»
слова. Так, А. А. Белецкий определяет этимологию как «установле-
17
ние восходящих и нисходящих генетических связей данной фор-
мы известного языка» [Белецкий 1950: 5 ].
Думается, что все-таки правомернее определять «происхожде-
ние слова» именно как первоначальное его образование из каких-
то предшествующих элементов, а задачу этимолога, как указано
выше, видеть в реконструкции формы и семантики анализируе-
мой лексемы. Действительно, решить эту задачу удается далеко не
всегда. Но в этом случае приходится констатировать неясность,
неустановленность этимологии того или иного слова, что доста-
точно часто можно обнаружить в существующих этимологических
словарях. По мнению специалистов, «надежных индоевропейских
этимологий в каждом отдельном языке сравнительно немного»
[Откупщиков 2005а: 190 ].
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
18
водное от *bher — ‘светлый, ясный’, того же корня, что и белый.
Берёза буквально — ‘дерево с белой корой’.
Боров. Общеслав., суффиксальное производное (< *borvъ), род-
ственное нем. Barg — ‘кастрированный кабан’, англ. barrow — тж.,
образовано от той же основы (*bhor-/*bher — ‘резать, колоть’), что
и борода, бор. Боров буквально — ‘кастрированный кабан’.
Брат. Индоевроп. (ср. лат. frater, нем. Bruder и т. д.). Слово со
старой основой на -er, широко распространенной в родственных
названиях, ср. мать — матери, сестра, лат. pater — ‘отец’ и т. д.
Современная форма из братръ в результате диссимилятивного от-
падения конечного р.
Брусника. Общеслав.; обычно объясняется как суффиксальное
производное от той же основы, что и бръснути (см. бросать), в
силу того, что спелые ягоды растения можно легко рвать горстью.
Не исключено, однако, что ягода названа так по своему красному
цвету (от утраченного бруснъ — ‘красный’, родственного др.-рус. и
диал. брускъ — ‘краснота, пурпур’); ср. голубика, черника и др.
Желудок. Общеслав., суффиксальное производное от желудь того
же значения, в др.-рус. языке еще известного. Последнее, скорее
всего, того же корня, что и глотать, голод <…>. В таком случае
желудок буквально — ‘то, во что попадает проглатываемая пища’.
Менее вероятно принимаемое некоторыми учеными родство с
жёлудь (с трактовкой называния желудка по форме, будто бы на-
поминающей жёлудь).
Лечь. Общеслав., исходное *legti > лечь после изменения перед
гласным переднего ряда gt > kt > ч (ср. ночь < *naktis) и отпадения
конечного безударного и. Того же корня, что нем. liegen ‘лежать’,
лат. lectus — ‘постель’ и др.