Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/11119957

Живи, борись, люби

Направленность: Слэш
Автор: Мистер_Крот (https://ficbook.net/authors/4452996)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: альфа!Ким Тэхён/омега!Чон Чонгук
Рейтинг: NC-17
Размер: 78 страниц
Количество частей: 2
Статус: завершён
Метки: Разница в возрасте, Счастливый финал, Развитие отношений,
Нецензурная лексика, Романтика, Hurt/Comfort, AU, Омегаверс, Здоровые
отношения

Описание:
Ему каждый день напоминают, сколько в него вложено: сколько денег, сил и
времени потрачено на создание идеального образа, которым, по идее, фигурист
не должен обладать. Его постоянно таскают на какие-то благотворительные
акции, деньги с которых растворяются в небытие, на светские мероприятия, где
тусуются чиновники, модели и другие высокопоставленные шишки, и куда он
вписывается так же, как и обычный соломенный веник во дворец с мраморным
полом.

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Примечания:
Эпопея с поступлением закончилась, и вот я снова здесь *подмигиваю
дëргающимся глазом*.

Это что-то странное и очень сумбурное, писала не в самом лучшем своëм

состоянии, но не выложить не могла – слишком много сил и времени потрачено.

Обложку сделали золотые ручки одной прекрасной читательницы, я балдею.

Посмотрите, какая прелесть!
 Оглавление

Оглавление 2
Часть 1 3
Часть 2 33
Примечание к части Работа для меня получилась слишком объëмной, но я
искренне пыталась еë нормально вычитать. С каждым разом, перечитывая, я всë
больше склонялась к тому, что хочу всë просто к чертям удалить, поэтому, чтобы
избежать такой неприятности в очередном порыве, если не сложно – закидайте
меня ошибками в пб. Буду очень благодарна)

*На всякий случай – не пугаемся, вся романтика и сопли во второй части)

Часть 1

— Да ты его видел вообще? Такое ощущение, что через пару дней Богу
душу отдаст, просто тихий ужас, — Ëндже показательно кривит лицо и небрежно
отбрасывает журнал в сторону, делая очередной глоток своего латте на
миндальном молоке. Конечно же, без сахара.

— Ещë и европеец, а косить пытается под корейца! Жалкое зрелище.

— А нос? Нос ты его видел? Да там все греки одновременно в гробу

перевернулись.

— Господи, а уши…

— Чон-а, ну-ка, глянь, — Юджу отодвинул в сторону чашку обычного капучино,

который Чонгук с превеликим удовольствием потягивал уже минут тридцать, и
прямо перед носом положил свой телефон с открытой фотографией на чьей-то
странице в инстаграме.

На фотографии Чонгук видит красивого омегу, совсем ещë молодого, наверное,

его ровесника. У него глаза ярко-голубые, близко посаженные к переносице,
тонкие губы с изящным изгибом, острые скулы и линия челюсти. Малость
оттопыренные уши Чонгук замечает в последний момент, потому что их слегка
прикрывают тëмные, чуть завитые волосы. Чонгук переводит свой взгляд на
друзей, и сразу же понимает, чего от него ждут. Но он всë равно не догоняет, в
чëм смысл этого сплетничества и обсуждения человека за его спиной, если все
они знают, что место на обложке досталось ему не по случайности. И явно не
потому что он спит с исполнительным директором.

— По-моему, он симпатичный, — Чонгук жмëт плечами и возвращает кружку на

место, с огорчением замечая остатки напитка на самом дне. Он бы с радостью
заказал ещë, но помешанный на питании Юджу за такое количество сахара
закопает его под землю.

— Как обычный, заурядный парень, может быть и да, но не как модель. Ты и то

лучше выглядишь.

И почему это звучало как оскорбление?

— Ëн-а, перестань на него всех собак спускать, он фигурист, а не модель, и не

обязан разбираться во всех тонкостях индустрии моды. Отстань от ребëнка, —
Юджу как всегда вовремя осаждает друга, но от его слов Чонгуку не становится
легче.

Он хоть и не модель, как Ëндже, но в красоте что-то понимает, и парень на

3/83
обложке действительно красивый, об этом стоит судить хотя бы по продажам за
этот месяц, которыми так хвалился Минхо, главный редактор того журнала, с
которым Ëндже подписал контракт.

— Да. Фигурист, точно, — Ëндже тянет через трубочку остатки кофейного

напитка и снова лезет в свой телефон.

Вчетвером они выглядели как-то несуразно, что ли. Ëндже — модель, Сехун —
известный дизайнер, Юджу — важная шишка в федерации фигурного катания,
которой управляет его отец. В этой троице все всегда одеты с иголочки, они
даже ходят одинаково — нога в ногу, от бедра, в своих идеальных туфлях, на
которых даже шпильки одной длины. А Чонгук…

Чонгук заправляет широченную белую рубашку в самые обычные джинсы,

обувается в кеды или кроссовки, носит кучу браслетов, колец, серëжек и других
недорогих аксессуаров, и весь его чумовой образ дополняет скособоченный
пучок, из которого буквально за несколько минут вываливаются несколько
передних прядей и ещë одна сзади под закрученной гулькой. Омеге удобно и
ему нравится то, как он выглядит, но постоянные смешки со стороны Ëндже и
колкие комментарии в сторону выбранной Чонгуком одежды немного угнетают.
Чон, конечно же, ничего не говорит и не обижается, потому что понимает, что
Ëндже хочет как лучше, и благодарности в сердце Чонгука гораздо больше, чем
нелепой, по его мнению, обиды.

Когда шесть лет назад Чон чудом прошёл отбор, он фактически ничего из себя
не представлял и был пустым местом. Всë, что у него есть сейчас — всë
заработано им благодаря этим людям, и не ему жаловаться на мелкие стычки.
Ëндже имеет на это право.

— Чон-а, — Чонгук оглядывается на Юджу, видит явный укор во взгляде и

виновато поджимает губы, откладывая в сторону чайную ложку, которой от
нечего делать стучал по блюдечку. — Не забудь перезвонить Вонбину.

Чонгук тут же встрепенулся и начал рыться в своëм рюкзаке в поиске телефона.

Он ещë три часа назад обещал ему позвонить, как только освободится, и
благополучно об этом забыл.

— Я отойду? — Чонгук кивает головой в сторону уборной, прикладывая телефон

к уху и не дожидаясь ответа, уходит, параллельно вслушиваясь в долгие гудки,
которые спустя несколько секунд сменяются на любимый голос.

Ëндже провожает его спину взглядом и кусает губы, на которых чувствуется

приятная сладость латте и остатки карамельного бальзама. Он
многозначительно переглядывается с Сехуном и переводит взгляд на Юджу,
который неодобрительно качает головой.

Ëндже лишь показательно цокнул и опустил взгляд на дисплей своего телефона,

где в очередной раз высветилось сообщение от Вонбина.

***

4/83
— Чëрт, Чонгук! — Вонбин быстро оказывается возле омеги, лежащего на льду и
прижимающего дрожащие руки к ноющему бедру, хочет помочь встать, но Чон
уворачивается от его руки, сцепив зубы. — Что с тобой сегодня? Ты запорол
буквально все прыжки, Чонгук.

— Я говорил, что я плохо себя чувствую, — омега тяжело дышит и запрокидывает

голову назад, когда перед глазами появляются цветные мушки. — У меня живот
болит, Бин, давай перенесëм тренировку, прошу тебя.

— Гу, чемпионат на носу, понимаешь? Сейчас нельзя давать себе послабления, —

альфа поднимает Чона на ноги и вместе с ним движется в сторону бортика.
— Всего два месяца осталось. Потерпишь? — Вонбин вроде бы спрашивает, но
Чонгуку кажется, что это далеко не вопрос. Он живëт лишь с иллюзией выбора
уже много лет. — Ты не можешь сейчас всех подвести. На тебя надеемся не
только я, Ëндже, Сехун и Юджу, на тебя надеется огромное количество людей по
всей стране. Ты ведь и сам понимаешь, какие жертвы приходится приносить
ради того, чтобы пробиться и заработать признание в нашей стране. Да что там
стране, во всëм мире! Сейчас победа на чемпионате в Корее уже считай твоя, а
там чемпионат мира, представляешь?

О, Чонгук представляет. Наверное, как никто другой.

Ему каждый день напоминают, сколько в него вложено: сколько денег, сил и
времени потрачено на создание идеального образа, которым, по идее, фигурист
не должен обладать. Его постоянно таскают на какие-то благотворительные
акции, деньги с которых растворяются в небытие, на светские мероприятия, где
тусуются чиновники, модели и другие высокопоставленные шишки, и куда он
вписывается так же, как и обычный соломенный веник во дворец с мраморным
полом.

Чонгуку порой казалось, что из него пытаются лепить себе подобного, хотя это
изначально было невозможно. В отличие от Юджу, Ëндже и Сехуна, которые
воспитывались в неприлично богатых семьях, он рос в деревне, где не было всех
этих правил этикета, где всем было насрать на социальный статус человека и
его моральный облик. Его воспитывали дедушки, потому что родители
разошлись и забили на ребëнка, и тогда, спустя годы, ему впервые в жизни
повезло обратить на себя внимание Юджу, который каким-то чудесным образом
в четырнадцатилетнем оборвыше увидел скрытый потенциал.

Сейчас Чонгук — восходящая национальная звезда, и его семья делает всë,

чтобы имя омеги было на слуху не только в мире фигурного катания, но и за его
пределами. И если в четырнадцать лет омега был ослеплëн количеством
внимания к своей персоне и дальнейшими перспективами, то сейчас он бы всë
отдал за хотя бы один спокойный вечер в окружении вредной еды и любимых
сериалов.

У него были такие вечера, когда ему едва исполнилось семнадцать лет. Тогда в
тренерский штаб пришëл Вонбин, и Чонгук до сих пор считает, что это была
любовь с первого взгляда, такая чистая, правильная, самая искренняя. И он по-
прежнему так сильно влюблëн, боже. Он с рвущимся из груди трепетом

5/83
вспоминает их первые неловкие свидания, их первый поцелуй, первый секс,
вечера в кинотеатрах и кафешках, а главное — дома, где было всегда уютнее
всего. Тогда даже усиленные тренировки не мешали им любить друг друга, а
сейчас… Сейчас они в большинстве случаев видятся только на тренировках и
перед сном. Вонбин прослыл отличным тренером, Чонгук — подающим надежды
фигуристом с огромным сердцем, отличными манерами, знающим все правила
этикета, ну и далее по списку. Омега хотел бы остановиться на первом пункте,
как Вонбин остановился на своих профессиональных характеристиках, потому
что этого вполне достаточно, а остальное должно быть известно только близким
ему людям, чужим — с его инициативы. Но Чонгук понимает, что все его
внутренние качества, все достоинства и недостатки так и остались с ним, а
идеальный образ — не его. Вся эта напускная безупречность ощущается как
шуба летом в +30 градусов по Цельсию, надетая сверху на купальник.

Чонгук эту шубу крепче удерживает на плечах, потому что он в свои двадцать не
знает о жизни ничего, и всë, что он сейчас умеет — заслуга давно родных ему
людей. Чонгук просто надеется, что рано или поздно он начнëт чувствовать себя
комфортнее. Ëндже говорит, что он привыкнет. Чонгук, конечно же, верит.

— Немного осталось, — говорит Вонбин, мягко поглаживая напряжëнную спину.

— Два месяца и мы поедем на отдых, хорошо? Только ты, я и какой-нибудь
малонаселённый городок Европы, что скажешь?

Чонгук только кивает и слабо улыбается, снова выезжая на лëд.

***

К вечеру стало хуже. Боль распространялась по всему телу, и Чонгук в

дрожащих руках сжимал бутылëк с сильнодействующим обезболивающим,
которые покупал по совету врача из штаба, с одним лишь отличием —
принимаемая им доза лекарства была в несколько раз больше назначенной.

Вонбин носился по всей квартире, собирая какие-то бумаги и параллельно

одеваясь, в то время как Чонгук продолжал сидеть на их кровати, покачиваясь
вперëд-назад в попытке унять режущую боль. Он чувствовал, что становилось
лучше, но на место боли встала тошнота и головокружение, а ещë дикое
желание поскорее лечь спать.

— Гук-а, пора ехать, мы уже опаздываем. — Вонбин проносится мимо с галстуком

в руках, встаëт перед зеркалом и мастерски завязывает аккуратный узел,
поглядывая при этом на Чонгука через отражение. Тот не двинулся с места,
лишь продолжил пялиться в стену напротив, прижимая колени к груди. — Там
будут мои родители, помнишь?

Чонгук обречëнно выдыхает.

6/83
Семья Вонбина омегу явно недолюбливает, хоть никто и не говорит прямо. К
нему просто относятся как к временному варианту, будто бы у них с Вонбином
обычная интрижка, и плевать, что она длится уже три года. Вся чета Чхве
уверена, что альфа просто балуется, и Чонгука это до сжимающегося сердца
задевает, бьëт по самооценке, по уверенности в себе и их совместном будущем.
Вонбин лишь говорит не слушать и забить, а Чонгук не понимает как, и вообще
не представляет реакцию папы альфы, если Вон сделает ему предложение.
Чонгуку почему-то кажется, что это будет грандиозный скандал.

Они едут в полной тишине. Рука Вонбина привычно лежит на бедре омеги, по
радио крутят какую-то попсовую песню, и Чон искренне пытается расслабиться.
Живот перестал болеть совсем, но превышенная в очередной раз норма выпитых
таблеток отзывается болью в затылке и висках, весьма ощутимым
головокружением и тошнотой. Его волнами накрывало тревожное чувство в
груди, заставляющее всë тело покрыться мурашками, а в голове при этом
роились обрывки мыслей, которые разбились на нескладные словосочетания и
отдельные предлоги.

— Бин, мне совсем плохо, — Чонгук дышит сбито, коротко, неровно. Вонбин лишь
секундно отводит взгляд от дороги и хмурит брови. — Останови, пожалуйста,
останови.

— Чон-а, здесь негде остановиться. Потерпи ещë пятнадцать минут, и мы будем

на месте, — Чхве давит на газ и легко сжимает омежье бедро, в то время как
Чонгук уже просто физически не может находиться в душном салоне
автомобиля, поэтому, совершенно не соображая, дëргает металлическую ручку.
— Ты с ума сошëл?! — Вонбин резко перестраивается в другой ряд и сбавляет
скорость, чтобы закрыть приоткрытую с пассажирского места дверь. — Жить
надоело?

— Я сейчас откинусь прямо у тебя в автомобиле, Чхве Вонбин, и мы поедем не на

встречу с твоими родителями, а в морг, — Чонгук чувствует гнетущую панику и
крепко сжимает кожаное сидение, лишь краем сознания улавливая щелчок
блокировки дверей. — Уверен, твой папа будет счастлив.

— Перестань, Чонгук, — Вонбин съезжает с моста и тут же выруливает на

обочину. — Если мы опоздаем, родители открутят нам голову.

— Не нам, а мне, — Чонгук дрожащими руками отстëгивает ремень безопасности

и порывисто дëргает ручку двери, но та не поддаëтся. — Открой эту чëртову
дверь!

Когда в салоне снова раздаëтся щелчок, Чонгук буквально вываливается из

машины, а спустя пару шагов и вовсе падает на колени, и его выворачивает с
такой силой, что он едва не выплëвывает все внутренности.

Вонбин стоял в стороне и нервно курил, а Чонгук продолжал вымученно дрожать,

сидя на земле в ожидании следующей волны тошноты. От макияжа на лице
спустя время осталось одно слово, из глаз текли слëзы, у него болел рот и горло
саднило из-за неконтролируемых спазмов, а острые коленки через тонкую ткань
дорогих штанов неприятно впивались в сырую землю.

Внутри бушевал целый ураган эмоций, и Чонгук из последних сил держал их в

узде, отчаянно вытирая рукавами пиджака стекающие по щекам слëзы. Он не

7/83
раз предпринимал попытки встать, но по итогу лишь вымученно хныкал,
оглядываясь на своего альфу в поиске поддержки и немой просьбе о помощи.

— Всë? — сзади послышался голос Вонбина, который так и стоял рядом с

машиной, раздражëнно смотря на сгорбленную фигуру омеги, и с этим его «всë?»
у Чонгука вырвался первый всхлип, а затем второй и третий, перешедший в
полноценные рыдания. От обиды или от боли, он точно не мог сказать.

Лишь спустя полчаса Чонгук смог самостоятельно встать с земли и на дрожащих

ногах подойти к машине. Чхве в это время с кем-то ругался по телефону, а омега
наконец-то прополоскал рот водой, которую благоразумно взял с собой в дорогу.

— Пожалуйста, не кричи, мы будем через полчаса, — Вонбин сбрасывает вызов и

устало трëт переносицу. Ему тоже нелегко, Чонгук прекрасно это понимает, но
вряд ли он осознаëт все риски, которым подвергает омегу, запрещая идти к
любому врачу, даже к Ынхо из штаба, который лишь с позволения Вонбина
прощупал брюшную полость и сказал, что скорее всего все боли Чонгука
возникают из-за психосоматики и стресса. Чону было стыдно за такие мысли, но
он действительно позволил себе предположить, что именно Чхве подговорил
Ынхо, или же просто запретил проводить другие процедуры. — Чëрт, Чонгук, ты
испортил костюм!

— Это единственное, что тебя волнует?

Омега не кричит и не упрекает, смотрит жалостливо и в какой-то мере

разочарованно. Он полчаса протирал коленями мокрый газон и блевал дальше,
чем видел. Его чуть ли наизнанку не вывернуло, а Вонбина интересуют только
зелëные пятна на бежевых штанах. Это огорчает.

— Поехали в больницу, Бин, — Чонгук сглатывает, видя звереющего на глазах

альфу. Тот обычно спокойный и нежный, но, видимо, сегодня у него плохой день.
— Пожалуйста.

— Окей, — Вонбин заводит машину, сглатывая и играя побелевшими желваками.

Чонгук в ответ молчит и больше не вякает, с благодарностью принимая тот факт,
что альфа его всë-таки услышал. — Я отвезу тебя к остановке и закажу такси.

Чонгук сдувается моментально, проглатывает обиду и поджимает губы. Он не

станет скандалить и выяснять отношения, потому что понимает, как сильно
сейчас подставляет альфу. Мало того, что ему весь мозг вынесут на тему того,
что Чонгук ему не пара, так омега может ещë и запороть чемпионат из-за своих
болячек, а столько, сколько в него вложили сил, денег и времени — на данный
момент не вкладывали ни в кого. Но он в любом случае его проиграет, если ему
будет всë так же хреново.

Хотя на данный момент Чонгук вообще не уверен, что протянет следующие два
месяца.

Омега действительно выходит из машины, когда они подъезжают к остановке, и

садится на лавочку, активно борясь с желанием прижать колени к груди. Вонбин
из своего авто так и не вышел, заказывал такси прямо сидя в машине. Он злился,
это было видно невооружëнным взглядом, и это заставляло омегу чувствовать
себя ещë более паршиво, хотя казалось, что уже некуда.

8/83
Они даже не прощаются. Вонбин скидывает Чонгуку на телефон контакты
таксиста и характеристики автомобиля, а после просто трогается с места,
вливаясь в поток других машин. Вечер был не сильно морозным, но Чонгуку
отчего-то было холодно, а ещë очень сильно хотелось плакать, и почему-то —
скулить. Захотелось себя пожалеть, захотелось обнять папу, и чтобы его обняли
в ответ. Говорят, родительские объятия обладают чуть ли не целебными
свойствами.

Как жаль, что Чонгук об этом знает только по рассказам из интернета.

Таксистом оказывается приятный омега средних лет, и в его удобном седане с

шашечкой на крыше Чон чувствует себя куда уютнее, чем в новеньком
кроссовере своего парня. Таксист, имя которому Шину, по дороге много болтал, а
Чонгук внимательно слушал, периодически отвечая на те редкие вопросы,
которые ему задавали. Он лишь спустя полчаса пути, когда они уже находились
на парковке возле какого-то огромного здания, вдруг задался вопросом, куда
они вообще всë это время ехали.

— Не пугайся так, Чонгук-и, впервые такси заказывал, что ли? — Чонгук

стыдливо качает головой в знак согласия. Он ездил до этого на такси, но ни разу
не заказывал его самостоятельно.

— Его заказывал не я, а мой молодой человек, — омега неловко поправляет

выпавшие из укладки пряди волос, глядя на Шину, лицо которого непроизвольно
вытянулось.

— Деньги-то тебе на такси твой горе-любовник дал? — Чонгук смотрит в

недоумении и лишь сейчас понимает, что он даже не в курсе, взял ли с собой
деньги. — Нда, вот это кавалеры пошли. Знаешь, смотрю на твой внешний вид, и
поражаюсь, как он тебя вообще куда-то отпустил, — Шину прицокивает,
оглядывая помятые, испачканные вещи.

— И-извините, — Чонгук непроизвольно заикается и чувствует, как неприятно

щиплет в носу. Он судорожно вспоминает, где он вообще в последний раз видел
свою банковскую карту, и с чертовски громким вздохом облегчения нащупывает
пластик у себя в кармане пиджака. — Вот. Простите, я совсем забыл, что карта у
меня с собой.

— Тихо, ребëнок, не паникуй, — Шину мягко дотрагивается до его запястий.

— Хочешь, я тебя здесь подожду? Или мне сходить с тобой?

— Нет-нет, что Вы! — Чонгук весь подбирается и начинает нелепо махать

руками. — Вы и так уже много для меня сделали, спасибо.

— Я всë-таки оставлю тебе визитку, — Шину протягивает прямоугольную

картонку омеге напротив, дружелюбно улыбается и, не удержавшись, запускает
руку в уложенные волосы. Под слоем геля и лака они даже чересчур мягкие, и он
даже позволяет себе разочарованный выдох, представляя, как эти самые волосы
чуть завиваются и приятно лоснятся по пальцам.

Такую красоту гробят.

Чонгук всë-таки рассчитывается и решает написать Вонбину, что ночевать он

будет у Юджу, после чего выходит из машины и довольно смело идëт в сторону

9/83
огромной больницы, внутренне полагаясь лишь на то, что если Вонбин вбил как
конечный адрес именно еë, значит, она действительно хорошая.

На удивление, внутри никого не оказывается. Чонгук растерянно смотрел по

сторонам и не понимал, куда ему вообще идти. Он чувствовал себя ребëнком,
который потерял в торговом центре своего папу, вот только больница была
абсолютно пустой, и потерянным он себя чувствовал явно не из-за того, что кого-
то или что-то потерял. Стоит просто признать, что он настолько не подготовлен
к этой жизни, что даже в холле больницы не может найти ресепшн.

Он так и стоит посреди первого этажа здания, глядя то на гардероб, то на

несколько дверей прямо напротив, и его метания резко прерываются на
очевидном цоканье каблуков по плитке, которое неумолимо приближалось и
сильно пугало омегу. Да, если бы ему кто-то помог, ему явно стало бы куда
проще, но он даже не знает, как обратиться, как задать вопрос, и можно ли
вообще что-то сделать в такой поздний час с его болячками, которые он даже не
знает как охарактеризовать.

Звук приближающихся шагов, тем временем, буквально бил нарастающей

громкостью по вискам, и Чонгук в какой-то момент снова почувствовал поганое
головокружение и подступающую к горлу тошноту.

Альфа, только вышедший из-за поворота, стал последним, кого Чонгук увидел
перед тем, как отключиться.

***

Чонгук приходит в себя из-за резкого и ужасно неприятного запаха, после

чего отчаянно морщится и мотает головой из стороны в сторону, пытаясь согнать
странное, будто бы стягивающее ощущение во всëм теле. В глазах в первые
несколько секунд было мутно, вокруг были сплошные пятна разных цветов, от
которых хотелось избавиться сию же секунду, но его сил хватило лишь на частое
моргание, благодаря которому спустя какое-то время удалось увидеть два
силуэта, которые нависали прямо над его лицом.

— Ну же, давай, солнышко, приходи в себя, — тонкий мелодичный голос и лëгкие

шлепки по щеке более-менее приводят Чонгука в чувства, и картинка перед
глазами проясняется.

Над ним нависал очень красивый омега с большими губами, которые растянулись
в очаровательной улыбке, когда во взгляде Чонгука появилась хоть какая-то
осознанность. Чуть позже в глаза бросился белый халат, аккуратно уложенные
волосы, которые, судя по всему, к концу дня немного растрепались, и отросшая
пшеничная чëлка, которая явно мешалась и закрывала глаза. Этот человек
выглядел по крайней мере дружелюбно, и Чонгука, продолжающего отходить
после обморока, это хоть немного успокаивало.

10/83
Рядом с ним стоял ещë один врач, тот, которого Чонгук увидел в холле перед
тем, как отрубиться. Это был альфа, явно ростом немногим выше, чем омега
рядом с ним, худощавый и не самый приветливый на вид, но отчего-то его
суровость не нагоняла на Чонгука панику, как это бывало обычно. Он стоял со
сложенными на груди руками и изучающе вглядывался в лицо лежащего на
кушетке омеги, в то время как сам Чонгук едва ли мог понять, где он находится
и что с ним вообще происходит.

— Как Ваше самочувствие? — голос у альфы ровный, Чонгуку даже сначала

кажется, что чуть надменный. Холодный взгляд и вздëрнутая бровь казались
омеге прямым намëком на то, что ему здесь явно не рады. Хотя вряд ли в такое
время в больнице прямо ждали человека, который просто посреди холла решит
потерять сознание.

— Юнги-ши, будьте добры, сделайте хлебало попроще, а то наш пациент сейчас

второй раз в обморок шлëпнется.

— Чимин-ши, будьте добры, не открывайте свой очаровательный рот именно в

тот момент, когда я веду беседу. Это противоречит нормам этики.

— Ебал я Ваши нормы этики, Юнги-ши.

Чонгук так и лежит, замерев на месте, потому что реальность происходящего

уже навевает сомнения. Точно ли он пришёл в себя? Может, у него
галлюцинации из-за передозировки обезболивающими?

— Можно ли поинтересоваться, что такое прекрасное создание привело в

приëмное отделение нашей больницы в одиннадцать часов вечера? — доктор
Пак, как обозначено на бейджике, на удивление Чонгука заговорил с
осторожностью и такой яркой нежностью в голосе, будто бы спрашивал что-то
совершенно иное, будто бы интересовался, как прошëл его день, спрашивал о
настроении и самочувствии, будто бы Чонгук не являлся какой-то обузой,
внезапно свалившейся на его голову.

— Чимин-ши, наш многоуважаемый пациент свалился в обморок прямо посреди

коридора в приëмном отделении, и я, конечно, не экстрасенс, но могу
предположить, что он пришёл, потому что ему плохо.

— Закройся, — Чимин рявкает своим тонким голосом, и звучит это максимально

безобидно, поэтому и вызывает снисходительную улыбку у альфы рядом с ним.
Доктор Пак лишь фыркает и закатывает глаза, после чего обращается уже
непосредственно к Чонгуку: — Как Вы себя сейчас чувствуете?

— Мне… лучше, — Чонгук немного запинается, потому что, очевидно, врëт. Ему
не лучше, он чувствует, как неприятно крутит все органы и как хочется просто
выплюнуть все внутренности, чтобы просто стало хоть немного легче. Он даже
не уверен, что находится в полном сознании и что он может управлять своим
телом и речью.

— У Вас есть предположение, по какой причине мог случиться обморок?

— доктор Пак отходит назад и садится за рабочий стол, который обнаруживается
сбоку от кушетки в завале из бумаг. — Вы же не просто так пришли в больницу, я
правильно понимаю?

11/83
Чонгук бегает взглядом по всему помещению, задумываясь о том, как ему
описать своë состояние и стоит ли это делать вообще. Понимание того, что ему
действительно нужна помощь слишком очевидно, но перед глазами встаëт образ
Вонбина и его разочарование, которое настигнет Чонгука в том случае, если этот
осмотр хоть как-то повлияет на участие омеги в чемпионате.

Чонгук окончательно устаëт от собственных терзаний, он понимает, что его ждут

и терпят, поэтому он наконец делает глубокий вдох и медленный выдох, после
чего говорит тихо, но вполне осознанно, с полным пониманием всех рисков:

— На самом деле, меня уже некоторое время мучают боли в животе, — омега
оглаживает ладонью низ живота, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Спазмическая боль ощущается будто бы через толщу воды, через какой-то
невидимый барьер, который становится тоньше каждую минуту и грозится вот-
вот разорваться оглушающей волной боли. Поэтому Чонгуку страшно даже
просто полноценно вдохнуть.

— Они настолько сильны, что Вы падаете в обмороки? — Чимин раскрывает

толстую тетрадь формата А4, явно потрëпанную временем, и начинает что-то
писать, напряжëнно сведя брови к переносице.

— Нет, я думаю, — Чонгук запинается, резко переводя взгляд на альфу, который

неожиданно присел на кушетку рядом с чонгуковыми ногами. — Думаю, это из-за
обезболивающего. Кажется, я немного переборщил с количеством таблеток.

— Что Вы принимали и в каком количестве?

— Кетонал, — Чонгук медлит перед тем, чтобы ответить на вторую часть

вопроса, потому что сначала даже не может вспомнить, сколько таблеток
принимал. Он понимал, что даже примерная и чуть приуменьшенная цифра в
любом случае вызовет у медика как минимум негодование, поэтому сказал
навскидку, столько, сколько принимал обычно, до сегодняшнего дня, когда он,
сидя на кровати и корчась от боли, закинул в себя чуть ли не треть бутылька.
— Десять, может, двенадцать таблеток.

— Прости, сколько? — Чимин даже не осекается, когда в очередной раз

переходит с формального обращения на неофициальное, потому что он плохо
совладает с эмоциями. — За один раз? — Чонгук кивает. — Но зачем так много?
Этот препарат отпускается только по рецепту, и я очень сомневаюсь, что Ваш
лечащий врач мог выписать такую дозировку.

— Мне давно не помогает то количество препаратов, которое прописывал мне

специалист из тренерского штаба, — Чонгук от нервов и внезапного осознания
своего положения начинает мять манжеты пиджака. Десяток
сильнодействующих обезболивающих таблеток за раз, и даже они помогают с
трудом — значит, что-то действительно настолько серьëзное?

— Специалист из тренерского штаба?

— Я фигурист, — ну вот, все карты раскрыл. — Ну, фигурным катанием

занимаюсь.

— Ладно, хорошо, — Чимин трëт лицо руками, несколько раз щëлкает шариковой
ручкой и вращает еë между пальцами. Решимость появляется на его лице

12/83
совершенно неожиданно, и он снова ближе подтаскивает тетрадь к краю стола,
нависая над ней корпусом и поднося ручку к листу. — Вам проводили
полноценное обследование? Клинические и общие анализы, УЗИ, может,
компьютерную томографию брюшной полости? — Чонгук на всë мотает головой и
с бóльшим упорством мнëт рукава пиджака, глядя на доктора Пака, который
смотрел то на свои записи, то на Чонгука, и, видимо, поверить не мог в то, что
слышал. — Совсем ничего?

— Мой тренер запрещал проходить обследование до чемпионата, — Чонгук не

уверен, что должен был это говорить, но выдумывать что-то на ходу он был не в
состоянии. А вот о том, что его тренер является его любимым человеком, знать
уже никому не обязательно.

— Что за чемпионат такой, ради которого можно жертвовать здоровьем

человека? — Чимин говорит будто бы в воздух, хмурится и смотрит на пациента
сканирующим взглядом, явно не понимая, кто перед ним находится. Чонгука в
какой-то мере безмерно радует, что он не является актëром или певцом, потому
что в Корее фигурное катание не пользуется такой популярностью, как та же
киноиндустрия. Хотя, вряд ли это как-то затрагивает врачей, которые батрачат
чуть ли не 24 на 7 и которым в равной степени плевать как на дорамы, так и на
фигурное катание.

— Чемпионат Кореи. От него зависит моë участие в чемпионате мира, а там и до

Олимпиады не далеко, — Чонгук жмëт плечами и тут же кривит лицо,
подтягивая ноги ближе, чтобы унять нарастающую боль.

— В таком состоянии ты вряд ли доживëшь даже до первого этапа этого пути, —

и Чонгук бы хотел посмеяться, но ему было совершенно не смешно. От врача
такое слышать — страшнее, чем просто об этом думать.

— От чего исходят твои боли ещë предстоит понять, но доза обезболивающих,

которую ты принимаешь — это дорога на тот свет. Я вообще не понимаю, почему
ты до сих пор можешь функционировать как нормальный человек и даже
заниматься спортом. Любой другой уже давно лежал бы в больнице и по десять
раз в день ходил на промывание желудка, — доктор Мин говорит подобные вещи
абсолютно беспристрастно, поэтому ему никогда не дают беседовать с
пациентами и просто представляют как хорошего специалиста, потому что он
действительно отличный хирург, да и человек не хуже, но его способность
говорить страшные вещи с абсолютной, казалось бы, незаинтересованностью на
лице и полным отсутствием сочувствия в голосе действительно могла довести до
истерики любого человека, будь то родственник больного или сам пациент.

Чимин смотрел на своего коллегу с явным презрением и буквально метал молнии

своим гневным взглядом, но мужчина напротив всë так же сидел на месте со
сложенными на груди руками, прислонившись при этом спиной к стене. Пака он
откровенно бесил своей заносчивостью и взглядом свысока, хотя сам Мин ростом
обходил Чимина лишь на сантиметр. Омега списывал всë на свой гендер и всегда
говорил, что если бы он был альфой, его рост определëнно был бы сантиметров
на десять повыше.

Чонгук в напряжëнной игре в гляделки участия не принимает: лежит с

закрытыми глазами и думает, что делать. Как лучше поступить? Он думает о
Вонбине и Юджу, о том, сколько они в него вложили, об их надеждах и
опасениях, которые наверняка не были беспочвенными. Если обнаружится что-то

13/83
серьëзное, его ведь действительно могут отстранить от чемпионата, и больше
возможности у него не будет. Стоит ли рисковать своей карьерой?

И стоит ли карьера его здоровья?

— Мне… мне нужна помощь, — Чонгук запинается, говорит на выдохе, тихо и

неуверенно. Он не знает, правильно ли расставил приоритеты, потому что до
этого момента принимать решения в одиночку ему не приходилось. — Я не
прошу дать какую-нибудь чудодейственную таблетку или вылечить меня за
ночь, — Чонгук делает оговорку сразу же, как только видит явное напряжение
на лицах врачей. — Я просто хочу знать, что со мной происходит и насколько это
опасно. И есть ли хоть какой-нибудь шанс уменьшить боль, при этом не
откинувшись до соревнований.

Он внимательно изучает профиль альфы, но практически сразу же понимает, что

его настрой ему явно не удастся распознать, а вот омегу, сидящего за рабочим
столом, прочитать было довольно легко. Пак явно был слишком добрым и
мягкосердечным, из-за чего в ожидании пялился на своего коллегу, который, в
отличие от него, не стал бы бросаться в воду к утопающему и первоначально
подсчитывал все «за» и «против».

— Хорошо, но с одним условием, — альфа поднимается с кушетки, и Чонгук

непроизвольно и сам начинает подтягиваться на руках чуть выше, но сдавленно
шипит из-за боли и остаëтся на месте. — Нет, всë же с двумя. Раз уж у нас
появляются некоторые договорëнности и лечение заходит за рамки
классического оказания помощи, предлагаю наконец перейти на «ты», — альфа
дожидается ответного кивка и продолжает. — И во-вторых, каким бы ни был
твой диагноз, всë это время, несмотря на тренировки, деловые вечера, свидания
и прочие события, которые будут происходить в твоей жизни, ты будешь
посещать больницу, ходить на процедуры и беспрекословно выполнять все
указания врачей.

— Я согласен, — Чонгук выпаливает раньше, чем успевает подумать, но даже

спустя какое-то время жалеть не начинает. Он ведь делает это частично и для
того, чтобы повысить свои шансы на чемпионате. С врачебной помощью он хотя
бы до него доживëт, а это уже какой-никакой плюс.

Весь следующий час он провёл в боксе отделения скорой помощи, но, по словам
Чимина, тот был резервным. Его не таскали по кабинетам из-за ухудшающегося
состояния, и вставал он только для того, чтобы сдать какие-то анализы. В какой-
то момент Чонгуку совершенно внезапно стало плевать на всë: на соревнования,
на чужие ожидания и надежды, на все перспективы, на разочарование в глазах
Вонбина, на дерьмовое отношение его родителей. Потому что когда на его
живот, обмазанный гелем, надавили специальным датчиком, его буквально
согнуло пополам, и разогнуться он уже не смог.

Его держали три врача: два за ноги и один за руки, но он умудрялся дëргать
корпусом даже несмотря на то, что всë это время отчаянно пытался
сдерживаться. Обезболивающее вкалывать ему не рисковали, ибо в организме и
без того была немалая доза сильнейшего анальгетика. Сделать полноценное УЗИ
не получилось даже с перерывами, и Чонгук, спустя десять минут после
последней попытки, начал реветь и в своей беспомощности из последних сил
бить кушетку под собой. Вместе со слезами из него выходил животный ужас,
который он испытал во время обычной, казалось бы, процедуры, боль, которую

14/83
приносили отнюдь не самые сильные нажатия, и надежды на то, что ему вообще
можно ещë чем-то помочь.

— Может, его под общий наркоз? — Юнги стоял вне зоны видимости Чонгука, но
омега прекрасно его слышал и приходил в ещë больший ужас, потому что в
голове как некстати начали появляться фрагменты из фильма «наркоз», хоть
Чонгук и понимал, что, во-первых, он обещал выполнять все указания врача, а во-
вторых, его даже не собираются пока что резать.

— Я позвонил Тэхëну, может, он сможет что-то сделать, — Чимин упирается

локтями в собственные колени и исподлобья смотрит на скорченного в позе
эмбриона Чонгука, который понятия не имел, кто такой Тэхëн и чем этот человек
может помочь в сложившейся ситуации, если он не чëртов волшебник.

Спустя какое-то время за спиной Чонгука хлопнула дверь, и омега смог лишь
перевести взгляд на Чимина, который тут же широко улыбнулся. Пак подмигнул
горе-пациенту, а вот Юнги, который до этого находился также за спиной
Чонгука, вдруг переместился к противоположной стене, прислонившись к ней
спиной и состроив, кажется, самое недовольное выражение лица.

— Ну привет, мой замечательный, — Чонгук крупно вздрогнул, когда прямо сбоку

от него появилась новая фигура, и так и не понял причину, по которой целая
армия мурашек вдруг пробежалась по его спине. Неожиданность, приятный
голос или необычайно ласковое прозвище, данное абсолютно незнакомому
человеку? В любом случае, времени подумать у Чонгука не было — мужчина
подтащил стул прямо к кушетке и неожиданно крайне проницательно посмотрел
на лицо омеги, будто бы сканируя каждую черту. — Такой маленький ещë, точно
восемнадцать есть? Может, надо было его в детскую?

Чонгук опешил. Последний вопрос был адресован явно не ему, а Чимину, который
встал прямо возле Юнги. В этот момент, пока альфа сидел к омеге полубоком,
Чонгук обратил внимание на бейджик, на котором было написано уже
упомянутое Чимином имя — Ким Тэхëн.

— Мне двадцать, — альфа видит явное замешательство на чужом лице,

снисходительно улыбается и натягивает на руки одноразовые перчатки. Он
тянется к животу омеги, и Чонгук думает, что тот, видимо, вообще не в курсе
ситуации, раз думает, что у него всë так легко выйдет.

— Ничего себе, а такое личико детское… — на удивление Чонгука, альфа

продолжает болтать, но при этом действовать не спешит. Да и что можно
предпринять, когда пациенту нужно сделать УЗИ брюшной полости, а тот лежит
на спине в позе орешка, подтянув колени к груди?

Доктор Ким вдруг стопорится и медленно наклоняет голову чуть в бок, щурит
глаза и снова улыбается:

—… но определëнно знакомое, — Чонгук испуганно сглатывает, упорно пытаясь

вспомнить, мог ли он когда-то видеть этого человека, совершенно позабыв о том,
что, вообще-то, является двукратным чемпионом Кореи по фигурному катанию.
— Вряд ли ты у меня лечился, я своих пациентов помню. Значит, какая-то
знаменитость? — Врач продолжает незамысловатый монолог и с абсолютно
непринуждëнным выражением лица садится на кушетку, устраиваясь прямо
возле бëдер омеги. Чонгук вообще не особо понимает, что происходит, этот

15/83
альфа не давал времени подумать — делал всë и сразу, при этом успевая
говорить что-то без особой смысловой нагрузки, но с явным гипнотизирующим
эффектом. Чонгук так и не уловил тот момент, когда большие ладони оказались
на его ногах. — Ох ты ж. Маленький да удаленький, да? Что ж, однозначно не
актëр и не певец, профессиональный спортсмен, да? — Чонгук, будто
завороженный, кивает и смотрит во все глаза, а доктор Ким тем временем уже
перекидывает его ноги через собственные, и омега даже не чувствует жгучей
боли, когда его тело разгибают как ракушку. — Не пловец точно, плечи
маленькие, для гимнастики бëдра слишком большие, судя по ногам, либо лëгкая
атлетика, либо танцы. Хотя, нет, однозначно что-то связанное с прыжками.
Фигурное катание?

Чонгук кивает, наверное, раз десять, совершенно шокированный всем

произошедшим, и завороженно смотрит на альфу, пока тот размазывает гель по
его животу. Боль была ощутимой, неприятной, но не режущей, поэтому
потерпеть лëгкие нажатия даже на болевые точки он мог.

— Да тебе в детективное агенство надо было, а не в медицину, — Юнги смотрел

на происходящее с кривой ухмылкой и едва уловимым скепсисом в голосе, но
Чонгук и так разрывался в своей растерянности, чтобы уловить ещë и взаимную
неприязнь между двумя альфами. Он даже не сразу понял, что на экран
монитора было выведено изображение, которое внимательно рассматривал
Чимин, потому что всë его внимание было сконцентрировано на руках доктора
Кима, одна из которых уверенно выводила датчиком узоры на Чонгуковом
животе, а другая будто бы обнимала его ноги чуть ниже коленок. Омега почему-
то в этом жесте уловил утешающие нотки.

— Всë плохо? — Чонгук не выдерживает и десяти минут гнетущей тишины,

которую слишком громко нарушали стуки клавиш, щëлканье мышки и звук
работающих приборов. Чимин лишь спустя несколько минут оторвался от экрана,
а следом за ним и альфа отложил датчик, потянувшись за салфетками.

— УЗИ — это самая безобидная процедура, она в принципе мало что может
выявить, нам просто нужно было убедиться в отсутствии опухолевых
образований и в нормальном расположении и размере органов, — Чимин говорит
и параллельно записывает что-то в свою огромную тетрадь, лишь на секунду
обернувшись на встревоженного мальчика.

— Мои поздравления, заяц, гепатита, панкреатита, камней в почках и опухоли у

тебя нет, а это уже неплохо, — альфа насухо вытер напряжëнный живот и уже
аккуратно приподнял чужие ноги, чтобы встать с кушетки, но вдруг остановился,
хмуро уставившись на растерянное выражение лица.

— Значит, Ынхо был прав и я просто надумал себе все болячки? — Чонгук
смотрел в потолок и старался сосредоточиться на собственных ощущениях, и
даже в этот момент чувствовал тянущую боль. Сам придумал? Получается, он
просто симулянт?

— Нет, мой замечательный, — Чонгук в этот раз даже не дëргается от

непривычно ласкового прозвища, но опускает взгляд на врача, голос которого
звучал как лучшее успокоительное в этом мире. — Понятия не имею, кто такой
Ынхо, но при всëм моëм уважении, врач из него откровенно дерьмовый, — Чонгук
широко распахивает глаза и нелепо открывает рот, на что альфа тихо
посмеивается. — Нужно сделать гастроскопию и колоноскопию, ну и дождаться

16/83
результатов анализов, и тогда уже можно будет делать какие-то выводы, —
Тэхëн всë же поднимается с кушетки, напоследок погладив острую коленку,
стягивает с рук перчатки и нависает над Чимином, одной рукой опираясь на
стол, а другой на спинку стула.

Они шептались о чëм-то слишком тихо, Чонгук не мог разобрать ни единого

слова, как и Юнги, который по-прежнему стоял у стены и активно набирал какой-
то текст в планшете.

— Пришëл ответ из лаборатории, сейчас занесут все результаты, кроме

биохимического и иммунологического анализов крови, они будут завтра, — Тэхëн
с Чимином одновременно поворачиваются на доктора Мина, но тот всë так же
смотрит в телефон, оперевшись спиной на стену.

Чонгук неровно выдыхает и в очередной раз дëргается, когда в бокс входит

медбрат с небольшой стопкой бумаг, которую на двоих делят Чимин с Тэхëном, и
последний просто берëт и садится на пол, в очередной раз заставляя Чонгука
шокированно уставиться на него широко раскрытыми глазами.

— Да, заяц, ты тут такой букет собрал, — Тэхëн водит длинными пальцами по
показателям, которые были выделены жирным шрифтом в таблицах, и снова
переглядывается с Чимином, который делал то же самое. — Тут и инфекция
мочевыводящих, и жутко пониженный уровень гемоглобина в крови, и, скорее
всего, язвенная болезнь.

— Доктор Ким прав, нужно сделать гастроскопию и колоноскопию, а там видно

будет, — Чимин снова хватается за свою тетрадь и что-то быстро записывает,
параллельно спрашивая у Чонгука необходимые данные для заполнения, судя по
всему, специального талона. — Чонгук, пожалуйста, учти, что это не шутки. Мы
не знаем, насколько всë серьëзно, но, судя по твоим болям и по количеству
принимаемых тобой обезболивающих, если не заняться лечением сейчас, всë
закончится очень плачевно, — Чонгук сглатывает вязкую слюну и понятливо
кивает. Он впервые так ясно осознаëт, что ему просто хочется жить. — Вот с
этого номера, — Чимин протягивает визитку, — Тебе позвонят в ближайшие дни
и скажут, на какое число и время у тебя будут назначены процедуры.

— Чонгук-и, — омега оборачивается на доктора Кима, смотрит совсем жалобно,

чувствует, что вот-вот не выдержит и позорно разревëтся, потому что тело
сковывает страх. — Спорт — это просто этап твоей жизни. И лучше пожертвовать
одним этапом, чем всей жизнью.

Чонгук понятия не имеет, почему мужчина говорит так, будто бы знает всю его
историю, будто бы знает, ради чего омега всë это время не занимался своим
здоровьем, но его слова действуют на Чонгука лучшим образом — он обещает
себе, что впервые поставит свои интересы выше чужих, что займется наконец-то
своей жизнью вне зависимости от того, одобрит Вонбин его решение или нет.

***

17/83
 Из больницы Чонгук вышел с полной уверенностью, что со следующего дня
начнëт лучше следить за своим здоровьем и перестанет наконец игнорировать
полуобморочное состояние, в котором он находится как минимум половину
своего обычного дня. Его решительность воодушевляла, он отчего-то был
уверен, что в этот раз всë точно получится, что всë будет хорошо и он вскоре
перестанет чувствовать эту боль, без которой уже давно не представляет своей
жизни.

Оказавшись на крыльце здания больницы, Чонгук сразу же набрал номер Юджу,

потому что, в отличие от Вонбина, его он не предупредил о своëм внезапном
визите. Друг долго не отвечал, взяв телефон только с третьего раза, и Чонгук
лишь облегчëнно выдохнул, когда на том конце послышался голос омеги.

— Юджу, можно я приеду к тебе на ночь? — Чонгук нервно жуëт губу и невольно
сжимается от неприятного холодного ветра, лизнувшего голую кожу шеи. Днëм
было тепло, октябрь не был холодным, но ночью температура падала, и в одном
только костюме было не слишком тепло. — Я поссорился с Вонбином, не хочу
сейчас возвращаться домой.

— Малыш, я сейчас не дома, — Юджу тяжело дышит в трубку, а Чонгук

моментально краснеет, ибо о таком исходе он точно не мог подумать. — Позвони
Ëндже, он должен был уже вернуться.

— Хорошо, пока, — Чонгук мгновенно тушуется, говорит слишком быстро и

сбрасывает вызов моментально. Всë такой же красный, он сразу же набирает
номер Ëна, но тот не берëт трубку даже с четвëртого раза.

Звонить Сехуну он не стал, потому что смысла не было. Тот стопроцентно всë
ещë торчал на мероприятии, потому что оно, вообще-то, было устроено в честь
выпуска его новой коллекции, и он вряд ли вернулся бы домой раньше семи
утра. И как раз таки в этот момент Чонгук понял, что домой всë же придëтся
ехать. Он не захотел вызывать такси, поэтому просто пошëл на автобусную
остановку, где по итогу простоял полчаса, пока не додумался посмотреть на
расписание, висящее возле остановки. Там он выяснил две вещи: во-первых, он
не знал номер нужного ему автобуса, а во-вторых, в такое время автобусы уже,
оказывается, не ходили. В кармане всë ещë лежала визитка доброго таксиста, но
в три часа ночи тот вряд ли мог бы приехать, а как вызвать другую машину, он
понятия не имел.

Выглядел он со стороны просто ужасно, Ëндже от его вида наверняка упал бы в

обморок. Он заляпал смесью травы и земли дорогущие бежевые штаны, испортил
причëску и размазал по лицу макияж, а вкупе с покрасневшими глазами и
осунувшимся выражением лица, и вовсе выглядел как человек без
определëнного места жительства. Может, как алкаш или жертва насилия.

За своими размышлениями Чонгук и вовсе не заметил, как к остановке

подъехала белая ауди, из окна которой высунулась голова Чимина. Чонгук
удивлëнно уставился на приветливую улыбку, не понимая, в реальности всë это
происходит или у него уже начались глюки. Пак кивнул на пассажирское
сидение, и Чонгук, предварительно тыкнув себя в грудь, беззвучно спрашивая
пресловутое: «Я?», и получив в ответ кивок с лëгкой усмешкой, послушно обошëл
машину и уселся по правую сторону от врача, который буквально час назад

18/83
разбирался с его болячками. Не то чтобы у Чонгука был выбор.

— Ты серьëзно целый час торчал на улице? Ещë и простудиться хочешь? — Чимин

задаëт вопросы с ходу, как только его сегодняшний пациент забирается в
автомобильный салон. Пак забавно щурится, глядя то на дорогу, то на прибитого
к сиденью Чонгука, который почему-то боялся двинуться с места и посмотреть на
него в ответ. — Ты чего такой зашуганный?

— Ничего, — Чонгук мотает головой и слабо улыбается. Чимин протягивает ему

телефон с открытым приложением навигатора, и Чонгук, на удивление, быстро
улавливает, что от него требуют, вбив адрес в строку поиска и построив
маршрут.

— Тебя Тэхëн так шокировал? — Чон в очередной раз в недоумении уставился на

Чимина, а тот всë не прекращал улыбаться, будто бы не он едет домой в четыре
часа утра после тяжëлой смены, а человек рядом с ним — не тот самый
проблемный пациент, у которого здоровье в жопе и голова набекрень. — Не
переживай, после первой нашей с ним встречи я тоже был в шоковом состоянии
и собирался держаться от него подальше. До сих пор называю его чудиком, но
это просто привычка, а так мы, вообще-то, лучшие друзья, — Пак жмëт плечами,
а Чонгук не может отделаться от странного ощущения, будто бы с ним
разговаривают, как со своим давним другом.

— Наверное, все гениальные специалисты немного странные, — Чонгук неловко

жмëт плечами, а Чимин на его заявление снисходительно улыбается. — Меня
смутили только прозвища, которыми он меня называл, а в остальном… Все мы не
без чудинки, — Чонгук замолкает лишь на секунду, прежде чем хмуро
добавить: — Ладно, вру, его методы проведения УЗИ и разбор документов на
полу меня всë же немного напрягли.

Чимин заливисто смеëтся, а Чонгук на его растянутых в улыбке губах зависает.

Такой красивый, добрый человек, ещë и с такой тяжëлой профессией, может
вызывать только восхищение. Чонгук после своих многочасовых тренировок
выглядит как жопа из кустов и свою усталость никак не пытается скрыть, а ведь
изо дня в день помогать людям справляться с тяжëлыми болезнями, при этом
терпя отвратительные характеры отдельных индивидов — это та ещë ноша, и
Чимин с ней отлично справляется, при этом оставаясь невероятно утончëнным и
изящным. Чонгук понимает, что ему до такого уровня как до Луны, точно так же,
как и до своих самых близких друзей.

Чонгук отворачивается к окну и ещë раз проверяет телефон. На нëм по-

прежнему не было ни одного сообщения, и Чонгук подумывал всë же повторить
попытку со звонком, но вовремя себя остановил, потому что вспомнил о времени,
в которое все уже наверняка спали.

— Тэхëн может справиться с любым, даже самым ужасным человеком, знаешь

почему? — Чимин начинает говорить слишком неожиданно, и Чонгук тут же
снова поворачивается на него, кивнув в знак того, что он внимательно слушает.
— Потому что он работает с детьми. Он может наладить контакт с самыми
капризными, закрытыми, избалованными из них, а если ты можешь справиться
даже с самым ужасным ребëнком, то взрослые тебе не страшны.

— Работает с детьми? — Чонгук хмурится, а Чимин кивает как-то… гордо? С

таким лицом когда-то Юджу представлял Чонгука своему отцу после его первой

19/83
победы на чемпионате страны. С такой же гордостью его дедушки ещë до
подписания контракта описывали все чонгуковы достоинства, не опуская даже
личных качеств.

— Он заведует хирургическим отделением в детской больнице, да и сам

проводит немало операций. Он и вправду отличный специалист, таких, как он,
днëм с огнëм не сыщешь, — Чимин останавливается на светофоре и с интересом
наблюдает за чужой реакцией, видит явную заинтересованность и почему-то
испытывает острое желание говорить. Просто говорить, говорить много, всë, что
захочет, потому что видит реакцию, видит, что его слова не уходят в пустоту.

— Тогда что же он делал во взрослой больнице?

— Помогал, — Чимин жмëт плечами и возвращает внимание к дороге, пока

Чонгук хмурит брови от односложного ответа. — После смены в детской
больнице он часто приходит сюда. Может кого-то ненадолго подменить,
провести обход, помочь с тяжëлыми пациентами, поддержать кого-то из
персонала. Можно считать, что у нас он как полноправный член команды.

Чимин с теплотой говорит о своëм друге, и Чонгук почему-то задумывается о

своих взаимоотношениях с Ëндже и Сехуном. Может ли он сказать что-то о них с
той же мягкостью в голосе? Такие мысли кажутся ему неправильными, потому
что они по-прежнему являются теми, кто дали ему всë, что у Чонгука есть
сейчас.

Но если всë же задуматься о чëм-то, кроме нынешнего материального

положения и статуса в обществе? В голове пусто. Чонгук сразу переключается на
Юджу, и с ним у омеги было связано гораздо больше общих воспоминаний. Юджу
занимался его воспитанием и был Чонгуку как родитель или, скорее, как
старший брат. А Вонбин научил его любить и показал, что это такое — быть
любимым и кому-то нужным. Но разве смог бы Чонгук с такой же любовью в
голосе рассказать даже про кого-то из них? Может, это с ним что-то не так?

Поток мыслей возвращается к странноватому врачу, который просто поразил

Чонгука… собой. Омега не знал, что за чувство билось у него в груди, но после
слов Чимина всë стало слишком очевидно — это было восхищение. Чонгук знал,
что любой труд важен и ценен, но врачи всегда вызывали у него особые эмоции,
вот только впервые Чон столкнулся с кем-то подобным. Омега считал себя
комнатным цветком, потому что с жизнью вне тренировочного зала и их с
Вонбином квартиры он не был знаком. В повседневные реалии лишь криво
вписывались вычурные мероприятия, но они никак не влияли на мировосприятие
Чонгука, поэтому омега даже примерно не представлял, какие люди могут
встретиться на жизненном пути, но знал точно, что даже самый хороший
человек может быть в плохом расположении духа, может быть злым из-за
жизненных обстоятельств, может быть испуган и загнан в угол, и тогда работа с
таким человеком становится невыносимой. Но именно Тэхëн похож на человека,
который может справиться с кем угодно. Чонгук очень хорошо понимает, почему
тот легко ладит с детьми и почему даже его собственное тело расслабилось в
присутствии этого врача.

— Наверное, он очень одинок, — Чонгук изрекает свою мысль внезапно даже для
себя и замолкает так же быстро, как и произнëс эту фразу. У Чимина от такого
заявления брови взлетают под самую чëлку, которую он тут же небрежно
зачëсывает назад пятернëй.

20/83
— С чего ты взял?

— Ну… Похоже на то, что он просто не хочет возвращаться домой, — Чонгук

жмëт плечами, опуская взгляд на собственные пальцы, упорно мнущие
испачканные полы пиджака. — Нет, я верю в то, что доктор Ким просто
бескорыстно хочет помогать людям, но разве тот, кого всегда ждут дома, стал
бы так задерживаться и искать место, где он был бы необходим?

— А ты неплохо в этом разбираешься, да? — Чимин видит непонимание на чужом

лице и спустя несколько секунд разъясняет: — Ну, в человеческой психологии.
Ты явно неплохо анализируешь.

— Нет. Я, если честно, очень плохо разбираюсь в людях, потому что в моей жизни
их было не так много, — Чонгук неловко улыбается. — Это самый обычный вывод.

— Я думаю, вы бы с ним подружились, — Чимин сам себе кивает, уверенный в

своих убеждениях. — Похоже, что вы одинаково несчастны.

Оставшийся путь они едут в тишине. Чонгук смотрит в окно, а Чимин следит за
дорогой, и оба думают о чëм-то своëм. У Чонгука в голове бьëтся последняя
брошенная врачом фраза, а у Чимина в голове возникает образ друга,
непременно с широкой улыбкой во все тридцать два и с глубокой печалью,
затаëнной в глазах. Они с Чонгуком разные совершенно, но Чимину почему-то
кажется, что омега рядом с ним поймëт Кима куда лучше него самого, и это при
том, что они дружат со времëн школьной скамьи.

— Приехали, — Пак подъезжает к бордюру и поворачивается лицом к Чонгуку,

который так же, как и он сам, клевал носом и едва держал глаза открытыми.

— Спасибо огромное, Чимин-ши, за всë, — Чонгук кланяется настолько,

насколько позволяет сидячее положение и фантомные боли в животе, но
тормозит, когда слышит громкий выдох, явно несущий определëнный посыл.

— Мы уже перешли на ты, и если уж на то пошло — я тебе хëн, — Чимин

наделяет его лëгкой улыбкой, и Чонгук, кажется, краснеет. Пак по-доброму
треплет его соломенные из-за лака волосы, и как только получает в ответ
полную благодарности улыбку, которую дарят чаще на прощание, хватается за
тонкое запястье, явно намереваясь что-то сказать. — Пожалуйста, Чонгук, следи
за своим самочувствием, и за телефоном следи, чтобы не пропустить звонок из
больницы. Знаешь, — Чимин открывает бардачок и недолго там роется,
выуживая прямоугольную картонку. — Это — мой номер. Если вдруг что — звони,
обязательно, слышишь? — Чонгук кивает в ответ и смотрит побитым щенком,
которого добрые люди забрали с улицы. Чимин чувствует, как тает от такого
взгляда.

— Спасибо, хëн! — Чонгук на эмоциях тянется за объятиями, и вместе с ними

получает тëплые похлопывания по спине.

Уже в подъезде, стоя перед дверью в квартиру, Чонгук наконец задумывается

над тем, что будет говорить Вонбину. В голову лезли только совсем уж глупые
отмазки, и самым разумным решением, по мнению Чонгука, было просто
рассказать правду. Он искренне надеялся на то, что если он передаст слова
врачей, то он сможет без утайки начать лечение. Почему-то именно в этот

21/83
момент, в четыре часа утра, стоя под дверью в квартиру, Чонгук набрался просто
небывалой для себя решительности, будто бы что-то в нëм поменялось после
этой поездки в больницу. Кажется, он наконец осознал цену своей жизни, а
точнее, еë бесценность.

В квартире было тихо и темно, но Чонгук был настроен на разговор именно в это
время, поэтому идея разбудить Вонбина казалась не такой уж страшной, хоть
тот, скорее всего, разозлился бы довольно сильно. Чонгук был так воодушевлëн
тем, что его боли — это не порождение воспалëнной фантазии, а вполне
осязаемая реальность, что даже не заметил на входе чьи-то туфли.

Путь до спальни лежал через гостиную, совмещëнную с кухней, где было

слишком темно из-за зашторенных окон и выключенного света, поэтому омеге
пришлось пробираться до нужной комнаты на ощупь. И только тогда, когда он
запнулся о какую-то тряпку и чуть ли не расквасил нос об пол, он решил
включить хотя бы фонарик на телефоне.

В момент, когда яркий свет осветил небольшой радиус помещения, у Чонгука

перехватило дыхание, а в животе что-то ухнуло вниз.

Чонгук не был дураком, немного наивным — да, возможно, но точно не тупым.

Сложить два и два — не сложно, сложно осознать, принять и понять, что делать
дальше. И он пытался всë это осуществить за рекордное время, стоя в гостиной
посреди разбросанной по полу одежды явно двух человек, с разбитым сердцем и
мозгом, отказывающимся работать. Он видит пиджак Вонбина, его штаны и
рубашку без пуговиц, которые валяются на полу отдельно, явно сорванные в
порыве страсти. Чонгук даже может представить картину, как его Бин
вваливается в квартиру с каким-то омегой без возможности оторваться от него и
раздеться нормально, из-за чего вся одежда летит в стороны, а если не
получается снять быстро — оказывается порванной и испорченной окончательно.
И всë это происходило в то время, когда Чонгук лежал в больнице, где сначала
потерял сознание, а потом не мог разогнуться, чтобы сделать ебучее УЗИ. Все
это было сделано для того, чтобы доказать, что ему необходимо лечение,
которое омеге запрещали проходить из-за грядущего чемпионата, который
действительно, видимо, был дороже его жизни.

Чонгук чувствует себя половой тряпкой.

Рядом с одеждой альфы валяется красивая атласная блузка, почему-то одна

бархатная перчатка и классические чëрные штаны. Вонбин явно встретил своего
спутника на ночь именно на том треклятом вечере, и Чонгук почему-то был
уверен, что не без помощи его родителей, которые давно пытались вытравить
омегу из жизни четы Чхве.

Идти дальше, в комнату, сил не было. Щëки обожгло горячими слезами, губы
поджались и задрожал подбородок, но Чонгук пытался себя сдержать, хоть и
хотелось лечь на пол и громко разрыдаться. Ему нужно было сделать всего три
шага до нужной двери, но ноги будто бы к полу прилипли. Возможно, в тот
момент Чонгук просто на уровне подсознания понимал, что это может быть не
последний удар, поэтому тело отказывалось его слушаться, оттягивая
возможные последствия до последнего. Чонгук же решил разобраться с этой
ситуацией, как с пластырем: чем быстрее оторвëшь — тем меньше будет боли.
Уж лучше одна яркая вспышка, чем долгая, мучительная и тянущаяся боль.

22/83
В их комнате пахнет смешанными природными ароматами и сексом, Чонгук
невольно жмурится и морщит нос. А потом вглядывается в силуэты на кровати и
делает шаг назад, закрывая за собой дверь, по которой и сползает медленно
вниз, крепко зажав себе рот.

Открывшаяся Чонгуку картина, к сожалению, отпечаталась в памяти буквально

за секунду, и появлялась перед глазами каждый раз, когда Чонгук прикрывал
веки. На кровати лежал Ëндже. Его тонкая фигура очень гармонично смотрелась
с крепким телом альфы, они даже по цвету кожи были будто бы идентичными,
будто бы слившимися в единое целое: переплетëнные ноги и руки, плотно
прижатые друг к другу бëдра, даже их головы соприкасались так, будто бы от
этого контакта зависела вся их жизнь. Они бесспорно смотрелись бы красиво на
какой-нибудь картине или профессиональной фотографии, но это была жизнь,
абсолютно реальная, где на кровати в квартире Чонгука и Вонбина лежал сам
альфа, а рядом с ним — друг Чонгука, которого Чон весьма опрометчиво считал
старшим братом.

Омега дышит тяжело и загнанно, чувствует, как воздуха в лëгких становится всë
меньше, и дышать становится просто невозможно. Он с трудом поднимается на
ноги, чуть заваливается в сторону и просто ждëт, опираясь на соседнюю стену.

Лучше не становится. Лëгкие спазмически сжимаются, к горлу подкатывает

очередной ком тошноты, и Чонгук буквально вылетает из квартиры, как пробка
из шампанского. На лестнице его подводят ноги, и он валится на последней
ступеньке между первым и вторым этажом, больно подворачивая ногу, но не
останавливается и вскоре выбегает из подъезда, жадно хватая ртом свежий
воздух.

Чонгук впервые в жизни хочет пойти в круглосуточный ларëк за сигаретами, или

порезать руки бритвой, не насмерть, но чтобы было больно, напиться хотелось,
ну или побить что-нибудь — в общем, сделать хоть что-то для того, чтобы
успокоиться, чтобы осознать и придумать, что вообще ему делать и как дальше
жить.

Щëки, липкие, стянутые засохшими слезами, неприятно саднило от того, с какой

силой и злостью Чонгук чесал их отросшими ногтями. Он хотел выдрать волосы,
которые по-прежнему больше походили на плохо свитое гнездо из-за половины
банки лака, которую на его голову вылил Ëндже, когда приезжал к ним ещë
днëм, чтобы помочь Чонгуку собраться. Хотел снять этот отвратительный
костюм, который по своей воле он не надел бы никогда в жизни.

Хотел бы никогда не встречать этих людей, чтобы не было так больно.

Сидеть на лавочке возле подъезда было как минимум небезопасно. Горе-

любовники могли проснуться в любой момент, к тому же Вонбин нередко
выходил покурить на балкон ночью, поэтому нужно было убираться и как можно
скорее, но вот куда — тот ещë вопрос. У него не было друзей, кроме Ëндже,
Юджу и Сехуна, и всем им Чонгук отныне не доверял, Вонбину, соответственно,
тоже. Из родных у него были только дедушки, которые жили в другом городе, и
ничем помочь внуку они не могли. И оставался у Чонгука один вариант — он сам.

Ноги понесли его в сторону круглосуточной кафешки, где он был в последний

раз года два назад. Юджу сказал, что Чонгук набирает там за раз дневную норму
калорий, поэтому там они больше не появлялись. В этот раз Чонгуку было

23/83
насрать на калории, на полезные свойства еды, на свой вес и на свою кожу —
пусть хоть три килограмма на весах прибавит и прыщами покроется. Ему
разбили сердце, он имеет право на долбанное пирожное.

Помещение было маленьким, не рассчитанным на большое количество людей, и

из-за раннего времени посетителей в нëм ещë не было. Чонгук выбрал самый
неприметный уголок, где его практически не было видно, скинул на спинку стула
свой пиджак и пошëл к витрине с пирожными. Он, кажется, скупил половину из
всего, что там было, и его даже не смутил взгляд кассира.

Чонгук думал, что это несправедливо. В таких ситуациях главные герои в

фильмах идут к своим друзьям, родственникам, близким знакомым, которые
могут что-то посоветовать и дать какое-то напутствие, а у Чонгука, который к
жизни приспособлен так же, как и пятилетний ребëнок, никого не было. Он
терпел пренебрежительное отношение к себе, потому что боялся одиночества,
потому что думал, что, кроме Вонбина и трëх его «старших братьев», у него
никого никогда не будет, потому что он попросту никому не нужен. Потому что,
как он думал, только рядом с ними он будет в безопасности, но почему-то об их
предательстве даже и не задумывался.

— Что же мне делать?

Вопрос в воздух, Чонгук проговаривает его вслух и пытается отключить все свои
эмоции, чтобы придумать хоть какой-то план действий на ближайшее время.
Возвращаться домой и устраивать истерику он не собирался точно, как и в
принципе показывать, что он о чëм-то знает. Он мог бы, конечно, всë бросить,
уйти из фигурного катания и заняться собой, но на самом деле, ничего из всего
перечисленного он не мог сделать, потому что по контракту на ближайшие два
месяца он — собственность их клуба, и в случае ухода Чонгук вынужден будет
выплатить огромную неустойку, и это при том, что все средства Чонгука
находятся на счету Вонбина, и даже банковская карта с относительно
небольшим количеством средств была привязана к номеру телефона Чхве.
Квартира у них тоже общая, все знакомые, так называемые друзья, карьера —
всë общее, но на самом деле, Чонгук только сейчас понимает, что нет. Не общее.
Всë вышеперечисленное принадлежит Вонбину. И омега, получается, тоже ему
принадлежит.

Чонгук впервые радуется, что они не женаты, что у них нет брачного контракта и
общих детей, потому что в таком случае всë было бы ещë сложнее. В голове
тысячи нюансов, которые придëтся учесть, сотни действий, которые нужно будет
провернуть за жалкие два месяца, а в сердце почему-то пустота, даже боли нет,
зато есть страх, потому что время идëт, и вскоре ему придëтся увидеть чужую
ложь. И научиться прятать свою.

***

Он возвращается домой в восемь часов утра, предварительно написав

24/83
Вонбину смс о своëм раннем прибытии. В квартире уже было пусто, а на пороге
стоял полусобранный альфа, застëгивающий на своей руке дорогие часы.

Всë было… как обычно. Вонбин суетливо собирался на работу, бегая по дому в
поиске конкретной футболки, прямо перед выходом уже привычно поцеловал его
в лоб, сказав такое обыденное:

— Не опоздай сегодня на тренировку, Гу.

После хлопка двери в квартире стало тихо. Чонгук сидел и смотрел куда-то
сквозь стену, и чувствовал, что ничего не чувствовал. Странное состояние, и
Чонгуку почему-то казалось, что боль была куда лучше.

Он переживал, когда шëл домой. На нëм по-прежнему был потрëпанный жизнью

костюм, голова была не вымыта, а на лице не было ни грамма косметики, потому
что он всë же успел умыться в кафе и привести хотя бы лицо в порядок. Чонгук
боялся, что Вонбин что-то заподозрит, свяжется с Юджу и узнает, что омега
вовсе не ночевал у друга, и Чон боялся, что не сможет выкрутиться. Но Чхве
будто бы вообще ничего не заметил, и Чонгуку оставалось лишь выдохнуть. С
обидой, горечью и облегчением.

Где-то через полчаса он буквально сполз со стула и направился к их спальне.

Мазохистское желание побывать на «месте преступления» никак не вязалось с
его состоянием, но он решительно шëл к деревянной двери, которая со скрипом
распахнулась и явила взору аккуратно заправленную двуспальную кровать и
чуть ли не стерильно чистое пространство вокруг неë. Недавнее чужое
присутствие выдавал лишь еле ощутимый запах кокоса, дыни и персика,
который не успел выветриться до его прихода. Чонгук вдруг словил себя на
мысли, что, если бы он не знал об измене, он бы даже не обратил внимания на
запах.

Омега не захотел даже садиться на постель, хоть и понимал, что ночью ему
придëтся на ней спать. Ему было мерзко, потому что даже чистое бельë не
отменяет того факта, что эта кровать, видимо, повидала куда больше, чем мог
бы даже предположить Чонгук. Омега вдруг представил, что могло произойти,
если бы перед выходом Вонбин поцеловал его не в лоб, а в губы. Смог бы он
выдержать, или скривился бы в очередном приступе тошноты? Может быть,
просто не дал бы себя поцеловать? У него бы началась истерика? Чонгук не
представлял, как сможет врать. Как сможет терпеть объятия и поцелуи, ночи в
одной кровати, как будет ходить на тренировки и на встречи с Ëндже, Сехуном и
Юджу. Вся его жизнь, вся его деятельность как бы то ни было связана с этими
людьми, и он ничего пока что не может с этим сделать, поэтому он просто
выходит из спальни и снова идëт на кухню, где залпом выпивает практически
литр воды после того, как закидывается десятью таблетками кетонала.

Пора собираться на тренировку.

***

25/83
Прогон короткой программы начинается с полного краха. Чонгук падает с
тройного сальхова, который делал идеально в каждом прокате, пропускает
каскад из тройных лутца и риттбергера, вместо тройного тулупа делает
двойной, перед чередой вращений чуть ли не валится с бедуинского прыжка, а
уже после, вишенкой на торте, больно падает с тройного акселя, после чего уже
не может встать и продолжить. На всë это со стороны смотрит Вонбин, и когда
он видит, что Чонгук не собирается продолжать прокат, выезжает на лëд, чтобы
помочь омеге подняться на ноги, находясь при этом в сильнейшем шоковом
состоянии.

— Чонгук? — он смотрит прямо в покрасневшие глаза, из которых текут слëзы,

хотя омега упорно пытается отвернуться, еле передвигая ноги. — Что это только
что было? До чемпионата меньше двух месяцев, а ты показываешь… вот это?
— Чонгук сглатывает горькую слюну, вслушиваясь в напряженный голос.
— Надеюсь, это просто из-за того, что ты не выспался.

— Просто не выспался, — Чонгук хмыкает себе под нос, но не начинает

объясняться. Не пытается в очередной раз донести, что у него проблемы со
здоровьем, что ему плохо уже не первый месяц, что он живëт только благодаря
обезболивающим и что ему нужно срочно заняться собственным здоровьем. Не
говорит о дыре в груди от предательства, не говорит, что не может даже
смотреть на него без яркой вспышки обиды, которая перекрывает кислород.
Чонгук молчит, потому что на данном жизненном этапе он может делать только
то, что получается у него, судя по всему, лучше всего.

Терпеть.

Как терпел плохо прикрытые «заботой» унижения от Ëндже, терпел ужасное

отношение со стороны родителей Вонбина, терпел издевательства над
собственным здоровьем и многое другое, то, что раньше считал нормой.

Раньше Чонгук считал, что не может что-либо сделать просто потому, что у него
никого больше не было, а всë его материальное состояние — это заслуга его
«семьи», состоящей из трëх друзей-предателей и парня-изменника, с которым
Чонгук планировал в будущем построить крепкую семью. Сейчас же это не имеет
значения. Всë, что дали ему эти люди, он в любом случае вскоре потеряет,
поэтому ему не за что быть благодарным. До него наконец дошло, что его место
в фигурном катании — это его кропотливый труд, многочасовые изнуряющие
тренировки и желание выбиться в люди. Так, как его когда-то заметил Юджу, его
мог заметить кто угодно, в противном же случае он бы продолжал
тренироваться и продолжал бы пытать удачу, потому что Чонгук считал
фигурное катание делом своей жизни. Он благодарен за то, что ему дали
тренера, за все те программы, которые он откатал за это время, но явно не за
«сделанное» имя, благодаря которому оплошать перед общественностью Чонгук
может даже пресловутым походом в Макдональдс.

С тренировки Чонгука отпустили. Вонбин нервно массировал пальцами виски,

пока Чонгук переодевался в уличную одежду. Он что-то бормотал про
количество тренировок, про то, что Чонгук теряет тонус и нужно заниматься
больше, но сам омега лишь отмалчивался, пытаясь завязать шнурки на
потрëпанных кедах, которые он вытащил из недр кладовки. Ещë на нëм была
огромная чëрная толстовка и рваные джинсы, и если бы его сейчас видел Ëндже,

26/83
он бы по обыкновению своему скривился в гримасе презрения, но Чонгуку, что
весьма обоснованно, было бы уже плевать.

Шнурки по-прежнему не поддавались, Чонгук попросту не мог справиться с

собственными руками, которые дрожали так, будто бы у него вот-вот начнëтся
эпилептический приступ. Вонбин в это время стоял прямо над ним, и Чонгук
впервые в жизни хотел что-нибудь рявкнуть, да так, чтобы тот прочувствовал на
себе всю обиду, копившуюся в сердце омеги вот уже несколько лет. Но он
продолжал упорно молчать, потому что нарваться на конфликт — значит
наговорить лишнего. А у Чонгука только начал зарождаться план действий,
который непременно сорвался бы, узнай Вонбин правду. Чонгук будет молчать,
потому что ему не привыкать. Терпел же каким-то образом предыдущие шесть
лет, значит, и следующие два месяца перетерпеть сможет.

Из здания он вышел только через несколько минут, передвигаясь вдоль

стеночки, чтобы не свалиться и не расквасить себе нос. Он был рад, что на этот
день у него появилась отмазка для того, чтобы не идти на встречу с Сехуном и
Ëндже, ибо единственным его желанием было завалиться в постель и проспать
до следующего дня. Уже было всë равно и на чужой запах, и на чужую страсть,
которой подвергся их многострадальный матрас.

На улице стало полегче. Чонгук нашëл ближайшую к тренировочной базе

лавочку, сложил ноги в грязных кедах бабочкой и между ног устроил спортивную
сумку. В голову пришла совсем глупая идея, но Чонгук, который боялся новых
людей как огня, решил, что она будет менее травмирующей для него, чем вызов
такси через приложение. Он просто решил позвонить Шину, тому вчерашнему
таксисту. Тот показался Чонгуку очень добрым, и омега почему-то сразу же к
нему проникся. И раз уж Чону даже дали визитку, почему бы ей не
воспользоваться?

Гук взволнованно жевал губу, пока набирал номер, и продолжал бы мучать

разодранную нежную кожицу, но ему уже с третьего гудка ответил знакомый,
тëплый, немного смешливый голос, который в итоге попросил подождать всего
лишь двадцать минут. Чонгук готов был ждать хоть два часа.

Прошло лишь десять, и дисплей на телефоне снова загорелся входящим

вызовом. Номер был неизвестен, и Чонгук лишь немного напрягся перед тем, как
поднести гаджет к уху, сразу же услышав мелодичный голос из динамика:

— Здравствуйте, Чон Чонгук? — омега хмурится и кивает, лишь потом осознавая,

что его не видят, и довольно громко угукает. — Чонгук-ши, Ваш лечащий врач,
Пак Чимин, просил назначить Вам дату для прохождения гастроскопии и
колоноскопии, а также назначить запись для посещения гастроэнтеролога,
эндокринолога и гинеколога. Я буду называть Вам даты, и мы вместе подберëм
время, согласны?

Чонгук вслушивается в приятный голос и с усилием сглатывает горькую слюну.

Сейчас он сделает глупость. Огромную глупость, о которой потом будет жалеть.

— Нет, простите. Не нужно никаких процедур, — Чонгук кусает губу и крепко

жмурится, потому что на сей раз жертвует не каким-то конкретным аспектом
своего здоровья, а своим существованием в целом, но убеждать в чëм-то
Вонбина, пытаться доказать ему необходимость лечения после того, как
вскрылась его измена, не было никакого желания.

27/83
Отмазка глупая, Чонгук прекрасно понимает, что сам еë придумал для
собственного оправдания. Где-то на уровне подсознания он понимал, что его
отказ от лечения — потеря стремления к жизни. Мысль о том, что ему вообще не
стоит за неë цепляться, довольно ощутимо била по мозгам. Ему уже было себя не
жаль, зато было стыдно перед врачами, которым он дал обещание и не сдержал
его.

— Но Ваш лечащий врач, — Чонгук слышал растерянность в голосе после

длительной паузы. — Пак Чимин, он сам назначил Вам эти процедуры, и…

— Прошу, передайте ему мои извинения. Мне жаль, правда жаль. И ещë, —
Чонгук смотрит на подъезжающую к остановке машину, делает глубокий вдох и
встаëт со скамейки, чувствуя очередной разряд боли, который не дал
разогнуться окончательно. — Скажите ему спасибо за всë, что он сделал для
меня.

***

Чонгук сидел и молча сверлил взглядом стенку, постоянно касаясь своей шеи
с едва виднеющимся красным следом. Омегу тошнило от того, что происходило
утром этого дня, его чуть ли не трясло от страха и перенапряжения, которые
даже не были связаны с чемпионатом, который должен был пройти в этот день.

Чонгук проснулся от того, что его придавило чужим весом к матрасу, а на его
шее и бедре сжимались чьи-то пальцы. От животного ужаса, поднимающегося от
низа живота к самой глотке, омега вдруг начал рыдать и отбиваться. Вонбин все
же не был зверем, он отступил сразу же, но на его лице было столько
непонимания, будто бы до этого не было чуть ли полугода воздержания, будто
бы истерика омеги была действительно неожиданной. Чонгуку было мерзко от
того, что Вонбин по-прежнему мог к нему так прикоснуться, ему было страшно и
отвратительно. Страшно от того, какие последствия могла носить эта близость
для его и без того шаткого состояния, а отвратительно от самого осознания, что
он продолжал трахать Ëндже на стороне, и при этом вëл себя так, будто бы
ничего не происходило. Чонгуку каждый раз хотелось кричать, хотелось
спросить, как он смел так бесстыже врать столько раз, не краснея и не
смущаясь, глядя прямо в глаза. Как мог трогать другое тело и через несколько
часов возвращаться к нему?

После утренней истерики стало попроще. Из-за такого мощного выброса

адреналина весь страх перед выступлением ушёл на второй план, а на первом
теперь было полное безразличие ко всему происходящему. Его изменившееся
отношение к окружающим и разбитое состояние уловил только Юджу, но, кроме
расспросов, он ничего так и не предпринял, зато все остальные, даже Вонбин,
были уверены, что с ним всё как всегда. Ёндже даже был в некого рода восторге
от ухудшающегося состояния омеги, потому что со временем он превратился в
тряпичную куклу, которая слушалась каждого их слова и выполняла все

28/83
пожелания. Это вначале в Чонгуке был ярый протест, желание бороться за
справедливость и собственную свободу, но к нынешнему моменту в нём осталось
только желание поскорее избавиться от всей лжи и уехать либо в больницу, либо
на тот свет.

— Чонгук?

Вонбин вошëл в гримëрку, откуда омега не собирался выходить вплоть до

выступления. Ёндже потратил на макияж и причёску фигуриста около трёх
часов, и это при том, что недавно ему наконец удалось отстричь Чонгуку волосы,
а до этого влезать в костюм ему помогал Сехун, который долго и громко
отчитывал Чонгука за очередные сброшенные килограммы, из-за которых костюм
сидел хуже, чем во время предыдущей примерки. Бин тоже замечал
стремительное снижение веса омеги, но так как Ёндже поощрял это
экстремальное похудение, ничего не говорил. Сейчас, стоя на входе в гримёрку,
он выглядел загнанно, будто бы его растоптали минутами ранее и снова
поставили на ноги. Так, как выглядел сам Чонгук последние месяцы.

— Я говорил с Юджу, и он сказал, что в ту ночь, — он запинается, беззвучно

раскрывает рот, но потом крепко смыкает челюсти, играя желваками и мечась
взглядом по всему помещению. — …Что в ту ночь ты не был у него.

Чонгук коротко хмыкает, приподнимая дрожащие уголки губ. Он отрешëнно

смотрит в зеркало перед собой и не узнаëт человека напротив. Пустой взгляд
потухших глаз, худое, изнемождëнное тело, бледная кожа синеватого оттенка,
которая становилась ещё светлее на фоне прозрачной кожи, и необъятная боль,
которая виднелась в каждом, даже самом незначительном его жесте. От него
уже ничего не осталось, он даже не знает, сможет ли восстановиться, потому
что восстанавливать уже, по сути, было нечего.

— Я всю ночь тогда провëл в больнице, — Вонбин смотрит пристально, с трудом

сглатывает, пытаясь распознать ложь. — Не сказал, потому что не хотел злить.
Вы же не хотели, чтобы я появлялся у врача, а я прошëл целое обследование.

— И что, — Вонбин снова спотыкается о собственные слова, прочищает горло и

продолжает. — Что врачи сказали?

Чонгук хочет смеяться, потому что знает, что даже этот вопрос ему задают не
из-за беспокойства за его здоровье, а для попытки вывести его на чистую воду.
Он думает, что, если бы было можно, он бы и вправду остался там на всю ночь.
Омега помнит каждого из тех врачей, с которыми контактировал, и он тогда
впервые за долгое время увидел искреннее сочувствие, желание помочь и как-то
утешить.

Он просто успокаивал себя тем, что скоро всë закончится, потому что за
последние два месяца он сделал всë, чтобы остаться полностью независимым от
давно уже не родных людей. Он оформил новую карту и завëл новый счëт в
банке, куда перевëл все средства, принадлежащие ему. Чонгук уже не помнит
свои отговорки и выдуманные предлоги, которые предоставлял Вонбину ради
таких денежных махинаций, но они, на удивление, сработали. Он снял новую
квартиру, а этим утром, когда Вонбин уже уехал к месту проведения первого дня
чемпионата, перевëз в неë свои вещи. Не все, конечно, в квартире Чхве он
оставил все те дорогущие шмотки, которые покупал под контролем Ëндже, все
подарки Бина и все памятные для них вещи, которые Чонгук решительно

29/83
настроен был оставить в прошлом. Чонгук думал, что если повезёт выжить, и его
организм ещё способен будет бороться, то он обязательно начнёт новую жизнь,
без болезненных привязанностей, без слепого самопожертвования и
неоправданной веры в людей.

Но для начала нужно было откатать короткую программу, пережить первый день
чемпионата и убедить Вонбина, что у них всё хорошо. Не хотелось наводить
суету за несколько часов до собственного выхода на лёд.

— Ничего конкретного. Для полной картины нужно было сделать ещё ряд
процедур, но я знал, что ты не позволишь, — Вонбин, конечно же, почувствовал
камень, прилетевший в его огород, но сказать что-либо ему не дал Чонгук,
который продолжил говорить после секундной паузы всё тем же
непринуждённым тоном. — УЗИ не выявило ничего особенного, а судя по
анализам, у меня язва.

— Прости, Гу, я вёл себя просто ужасно. Потенциальный карьерный рост

настолько вскружил мне голову, что я совершенно не думал о тебе. И о нас я
тоже не думал. Прости.

Вонбин выглядит так, будто бы его совесть прямо в этот момент выедает его
мозг чайной ложкой, и несчастные глаза, такие большие, выразительные глаза
шоколадного цвета, становятся печальными и глубокими, как у верного пса,
оставленного хозяевами. Чонгук почти верит. Почти прощает, почти чувствует
облегчение, почти отпускает ситуацию. Он улыбается и качает головой, давая
понять, что речь альфы задела струны его души и проняла до дрожи в коленях,
но на деле — полнейшее ничего. Ему просто всё равно. Извинения Вонбина
ничего не меняют, потому что они не помогут Чонгуку вылечиться, не повернут
время вспять и не заставят его вовремя придержать член в трусах. Слова — это
отлично, но они уже давно ничего не значат.

— Поговорим об этом дома, хорошо? Не хочу сбивать твой настрой, лучше позову
Юджу, — Чонгук никого не хочет видеть, но всё же кивает в знак согласия,
потому что общество Юджу кажется омеге более приятным, чем общество Бина.
Он до сих пор не уверен в том, что его друг знает о романе Чхве с Ёндже, как не
уверен и в том, что тот не имеет к этому никакого отношения. Его роль может
быть любой, и Чонгуку на данном жизненном этапе больше импонирует
неведение, чем та самая «горькая» правда.

— Что-то ещё? — Чонгук старается сделать голос менее нетерпеливым, потому

что после собственных слов Вонбин не покидает гримёрку — он стоит как
вкопанный прямо посреди помещения и выглядит так, будто бы хочет сказать
ещё что-то.

— Да, ещё кое-что, — Чхве делает несколько неуверенных шагов вперёд,

приближаясь к омеге, а Чонгук едва заметно отводит голову в бок, даже на
уровне подсознания пытаясь защититься от возможного поцелуя или любого
другого телесного контакта. — Прости за сегодняшнее утро. Ты так испугался из-
за того, что тебе больно, да? — Чонгук едва сдерживает вырывающийся смешок.
Из-за его боли они перестали заниматься сексом ещё полгода назад, теперь же
причин стало значительно больше. — Главное не переживай, после чемпионата
мы сразу же займёмся твоим лечением. — Чонгук очень хочет съязвить. Одному
Богу известно, сколько саркастичных, злых фраз у омеги в голове именно на эту
тему. Сцену разоблачения любовников он представлял не единожды, в красках,

30/83
и каждый раз всё более пафосную. Хотя чаще он всё же представляет, как
просто шлёт всех нахер. — Хочу купить нам путёвки в Норвегию, я помню, что ты
очень хотел. Или, если хочешь, поедем в Германию, там очень хорошая
медицина, и мы сможем совместить приятное с полезным, ну, или…

— Бин, позови Юджу, — Чонгук не успевает себя одернуть, и, когда видит

полную растерянность на лице альфы, чьи рассуждения он так резко прервал,
поспешно добавляет: — Эти разговоры меня сбивают. Не хочу портить настрой.

— Точно, от нервов много болтаю, прости, — альфа даже краснеет немного, и

Чонгук поджимает губы, почему-то вспоминая начало их отношений, первых и
единственных. Говорят, первая любовь закладывает фундаментальный пласт во
взгляде человека на романтические взаимоотношения, она основополагающая,
поэтому еë важность сложно переоценить. Но Чонгук больше придерживается
мнения о том, что первый блин всегда комом.

Вонбин вскоре покинул гримëрку, поцеловав омегу в лоб, но даже спустя полчаса
в помещении так и не появился Юджу. Чонгуков выход был одним из последних,
поэтому ждать нужно было довольно долго. Чон был не против, но где-то на
подкорке бился страх за время действия обезболивающего, которое могло
закончиться в любой момент.

Омега увеличил дозу до восемнадцати таблеток в день, в обычные дни он пил их

порционно три раза в день, но именно перед выходом из дома сегодня Чонгук
закинул в себя всю горсть разом. Выходить на лёд было страшно и из-за
возможного прекращения действия анальгетика, и из-за возможной реакции
организма на обезболивающее. Если честно, страшно было из-за всего. Чонгук
знал, что симптомы усиливаются, что он может отключиться или просто
моментом почувствовать, как живот будто бы вспарывают изнутри. Но больше
всего он боялся неизвестности. Срок действия контракта истекал на следующий
день после официального окончания чемпионата, а Чонгук даже не знал, сможет
ли он дожить до произвольной программы.

К нему так никто и не пришёл, но это только сыграло на руку. Ему не нужны
были воодушевляющие речи и напутственные слова, ему просто нужен был
физический и моральный покой, а всё остальное было не так уж и важно. В итоге
Юджу зашёл в гримёрку лишь за полчаса до выхода Чонгука. Он не говорил
ничего, будто бы чувствуя состояние фигуриста, просто помогал разминать
мышцы и делал лёгкий массаж шейного отдела, пока не объявили о выходе
мальчика, который должен был выйти перед Чонгуком.

Уже спустя десять минут, стоя перед катком и краем уха улавливая собственное
имя, Чонгук начинает чувствовать просто весь спектр эмоций. Делая небольшую
раскатку перед самой программой, омега почувствовал, как его затапливает
волнение, которое он всегда ощущал перед своими выступлениями. Он думал,
что долгожданный мандраж так и не наступит, но теперь Чонгук морально
чувствовал себя так, как надо, и даже головокружение и слабая
чувствительность ног не сбивали его настрой.

Выход на первый прыжок был самым волнительным, и тройной сальхов должен

был задавать темп всей программе. Чонгук боялся оттолкнуться под неудачным
углом и упасть, но он буквально слышал, как перед самим элементом все в зале
затаили дыхание, ожидая от него чуть ли ни полëта в космос, и когда Чонгук
удачно приземлился на лëд, отведя ногу назад, тишина оказалась нарушена

31/83
радостными возгласами.

Он катался как в последний раз — с идеальным скольжением, с плавными

переходами между элементами, с докрученными, высокими прыжками под
идеальным наклоном и с таким умиротворением на лице, будто бы в душе у него
было одно лишь всепоглощающее спокойствие. Он не вылавливал взгляды с
трибун, не смотрел на Вонбина, который вместе с Юджу приседал на каждом
прыжке и аплодировал громче всех, не пытался сосредоточиться на чём-то
конкретном. Он просто делал то, чему учился годами, чувствуя при этом
долгожданную свободу и будто бы появившиеся за спиной крылья.

После ряда вращений, с окончательным тактом, он поднял руки вверх и выгнул

спину, глубоко дыша и мгновенно жмурясь от ударившего в глаза света. Чонгук
не видел турнирную таблицу, но был уверен, что он выступил достойно, когда
увидел поднимающихся со своих мест зрителей. Он впервые чувствовал
облегчение и даже давно забытую радость, смотря на переполненные трибуны и
делая привычный поклон на четыре стороны.

Оставив на льду все игрушки, он поспешно направился к бортику, где его ждал
Вонбин с тëплой спортивной кофтой и Юджу с бутылкой воды и чехлами для
лезвий коньков. Из-за света софитов перед глазами мелькали цветные мушки, а
в ногах ощущалась дикая слабость вместо привычной боли в мышцах. Чонгук
слышал восторженные возгласы толпы, кучу комплиментов комментаторов и
целый поток вопросов от чересчур взволнованного Вонбина. Альфа порывисто
обнимал тонкое тело, а Чонгука от чужого трепета воротило так, что все органы
будто бы скручивались в трубочку.

Всë произошло слишком быстро. Его мутило, вспышки камер слепили и мешали
хоть как-то ориентироваться в пространстве, в теле появилась уже знакомая
тяжесть, тянущая его к полу, и Чонгук стал понимать, что он перестаëт ощущать
собственное тело. Надеть чехлы на коньки так и не получилось, как и
посмотреть на итоги первого тура чемпионата, потому что в это время Чонгук
уже не видел ничего, провалившись в темноту.

32/83
Часть 2

Чонгук слышит чьи-то голоса. Отдалëнно, словно через толщу воды,

а ещë собственное дыхание, какое-то механическое, с щелчками и протяжными
звуками, напоминающими процесс надувания шарика гелием. Тело не слушалось
совершенно, и попытка хотя бы поднять руку оказалась провальной, а перед
глазами при этом виднелись только размытые светлые пятна, из-за которых
невозможно было понять, где он находится.

— Чонгук-ши? — Джихва, медбрат, на котором висел вечерний обход, замечает

пробуждение пациента быстрее Сынри, их анестезиолога, который переживал за
состояние фигуриста больше всех.

Полуоткрытые глаза с увеличенными зрачками были абсолютно

расфокусированы, а пальцы на руках бесконтрольно дëргались, грозясь скинуть
пульсометр.

— Джихва, позови Чимина, быстро! — Сынри светит небольшим фонариком в

глаза, проверяя реакцию зрачка на свет. Он суетился, что-то проверял на
аппаратах, которые измеряли основные жизненные показатели, а Чонгук тем
временем пытался хоть что-то разглядеть в мутных пятнах перед глазами и
беспомощно открывал рот под кислородной маской.

Способность видеть возвращалась быстрее, чем осознанность. Образы перед

глазами прояснялись, а вот понимание происходящего – нет, поэтому то, что
происходило вокруг больничной койки, Чонгука не особо волновало. Зато
абсолютно сухие губы, которые трескались при каждом вдохе, тупая боль во
всëм теле и полная потеря контроля над ним же – очень даже.

Он приходил в себя несколько часов, пока вокруг него суетилась целая орава
врачей. Первым делом он осознал, где находится, и каково же было его
удивление, когда он увидел Чимина и знакомых на лицо медбратьев. Чувства
тоже потихоньку возвращались, и стыд был первой эмоцией омеги, которую он
испытал после паники от пробуждения в больнице. Подсознание услужливо
воспроизвело в памяти обещание Чонгука, которое тот дал Юнги и Чимину, когда
они сидели в кабинете последнего. Ему хотели помочь, впервые так бескорыстно
и искренне, а он, даже не объяснившись, исчез и от этой помощи отказался.

Одиночество и полную тишину, которые царили в палате последние пятнадцать

минут, нарушил звук открывающейся двери. На Чонгука смотрели добрые,
глубокие, всë такие же тëплые глаза. Чонгуку от этого стало совсем паршиво.

— Ну привет, солнце, — Чимин щурится из-за собственной улыбки, и глаза-

полумесяцы приобретают новые краски. Чонгуку кажется, что весьма
справедливо было бы называть солнцем именно его. — Ты очень сильно всех
напугал, знаешь? — Чонгук, естественно, ответить не может, у него на лице
кислородная маска, как-никак, но он в ответ аккуратно жмëт плечами, морщась
от неприятных ощущений. — Знаешь, Юнги так разозлился на тебя, когда ты
отказался от всех процедур. Да и я обиделся, если честно. Мы очень за тебя
переживали.

Чонгуку стало плохо, но уже не физически, а морально. Он умудрился обидеть

единственных людей, которые искренне желали ему помочь, и их разочарования
33/83
он боялся даже больше, чем грядущей встречи с Вонбином и Юджу. То, что Сехун
и Ëндже не будут его навещать, было и так понятно, но на это уже было
насрать.

— Главное, не вини себя. Мы никогда не были профессиональными

спортсменами, от которых зависела бы честь страны, поэтому не нам тебя
судить. Если отказался, значит, не смог, — Чонгук заламывает брови, явно не
понимая, почему эти люди относятся к нему так хорошо. — Но не думай, что
теперь мы от тебя отстанем! — Чимин вдруг говорит строго, меняя тон, а Чонгук
кивает болванчиком. Он и сам теперь от них ни ногой. — Ты ложишься в
больницу и будешь здесь до того момента, пока состояние не станет стабильным
для выписки. Это может занять много времени, но у тебя нет выбора. И даже
твой тренер-ублюдок нам не помешает.

Да, точно. Стоп. Что?

— Айщ, не смотри так. Он нам такую истерику закатил, когда мы оформляли

документы на твоë лечение здесь, что охранникам пришлось его отсюда
выкидывать на улицу, — Чимин отфыркивается и закатывает глаза, но когда
смотрит на омегу напротив, невольно вздрагивает. Тот сбросил довольно сильно,
и на бледном, осунувшемся лице огромные чёрные глаза выглядели едва ли не
пугающе. Особенно в тот момент, когда он распахнул их, кажется, максимально,
явно находясь в шоковом состоянии от чужих слов. — Не волнуйся за него,
просто ему в ближайшее время нельзя будет тебя навещать.

Чонгук хотел сказать, что это буквально лучшая новость, которую он мог
услышать от Чимина, но всë же лишь молча смотрел на своего спасителя,
который даже не подозревал, как подсобил своему пациенту. Чонгук не хотел
видеть своего нынешнего-бывшего, даже при том, что знал, что поговорить им
придётся.

— Оу, да ты рад? Хотя, чему я удивляюсь, это ведь явно тиран какой-то! Это он
запретил тебе посещать врачей? — Чонгук кивает. — Мудила, — омега изрекает
коротко и лаконично, а Чонгук едва сдерживает смех от богатой на эмоции
мимики, и той харизмы, которая любому слову врача придавала определëнный
окрас. Даже обзывался он по-своему. — Отдыхай, малыш, завтра будет долгий
день.

***

Чонгук следующим утром уже без маски и без катетера в руке, но всë такой
же болезненно бледный, скрюченный в позе эмбриона. Как оказалось, ему не раз
промывали желудок, а после общего наркоза он не приходил в себя два дня, из-
за чего анестезиолог заглядывал к нему буквально каждый час.

Организм, привыкший к постоянному действию сильного анальгетика, уже не

справлялся без посторонней помощи. Чонгук не мог даже шевельнуться, потому

34/83
что каждое движение вызывало новую волну боли, которая расходилась по
всему организму неприятными покалываниями.

— Привет, солнце! — Чимин улыбчиво машет Чонгуку рукой, заходя внутрь

палаты. — Тэхëн подойдет к тебе буквально через десять минут со всеми твоими
анализами, он, кстати, по тебе очень соскучился!

— Я думал, он по утрам на работе, — Чонгук наклоняет голову и хмурится. Он

тоже хочет увидеть этого удивительного человека, но он не хочет, чтобы на него
тратили столько времени. Тем более, если оно не рабочее и у человека есть шанс
отдохнуть.

— Детская больница рядом, а все его операции назначены на вечер, — Чимин

жмëт плечами и поправляет больничный халат. — Вообще, твой лечащий врач по
документам – я, но Тэхëн напросился на моë место, и я благоразумно ему
уступил. Его, как и нас всех, очень сильно заинтересовал твой случай. — Чимин
подходит к кровати и мягко ерошит чëрные вихры, которые были намертво
закреплены лаком в их первую встречу. Чонгук выглядел измученным и
печальным, и Чимина это почему-то слишком сильно цепляло. — А ещë нас всех
интересуешь ты и твоë состояние. Тэхëн – это лучшее, что мы можем тебе
предложить.

Чимин выходит из палаты, на прощание подмигнув и улыбнувшись. Чонгук тоже

слабо улыбнулся и удобнее устроился на мягкой поверхности, тяжело сглатывая
и терпя боль.

Чонгук вздрагивает и быстро поднимает взгляд, когда дверь распахивается

слишком резко и на пороге появляется высокая, уже знакомая фигура с кипой
бумаг в руках.

— Ну привет, мой замечательный, — Тэхëн усаживается на то место, где до этого

восседал Чимин, а Чонгук снова смущается, но не краснеет щеками, потому что в
нынешнем состоянии он мог лишь позеленеть. — Хотя, судя по твоим жизненным
показателям, мне стоит тебя называть мальчиком, который выжил, — хирург
откладывает в сторону бумаги, и под ошарашенный взгляд Чонгука берëт его
руку в свои ладони, согревая с обеих сторон. — Но всë же показатели – это одно,
а твоë самочувствие – совсем другое. Как ты себя чувствуешь, Чонгук?

— Мне лучше, — омега не врëт, ему действительно стало легче, хоть больно
было просто ужасно.

Тэхëн наклоняется ближе, смотрит прямо в глаза, и Чонгуку вдруг кажется, что
его гипнотизируют. Голосом, взглядом, тёплым касанием рук, он как будто бы
пытался заглянуть в душу и расположить к себе. Он не знал, что с Чонгуком
случилось, просто не мог знать, но его действия будто бы свидетельствовали об
обратном. Чонгук почему-то видел в них немую просьбу о доверии, которого явно
поубавилось из-за недавних событий.

— Тебе предстоит пройти уйму обследований, а после – долгое, муторное

лечение, которое мы тебе, конечно же, предоставим. Но, Чонгук, — альфа делает
паузу, наклоняясь ещё ближе и заглядывая прямо в глаза напротив. — Помни,
что всё идёт от головы. Если ты не захочешь, ты в жизни не вылечишься.

Тэхён впервые говорил с омегой так строго, из-за чего тот сперва растерялся, не

35/83
зная, как реагировать и что отвечать. Как только в его голове складывался хоть
какой-то образ, альфа тут же стремительно его разрушал, и Чонгук понятия не
имел, что из себя представляет человек напротив него. Но почему-то именно ему
отчаянно хотелось доверять.

— Ах, да, точно, чуть не забыл, — альфа достаёт из-под стула два больших
пакета и ставит их прямо возле кровати. — Мы не решились просить о чём-то
твоего печально известного тренера, а никого другого, кто мог бы позаботиться
о твоих вещах, мы не нашли. Поэтому, вот. На первое время хватит, а дальше
посмотрим.

— Откуда? — Чонгук вытягивает из одного пакета две огромные футболки,

которые выглядели удобными настолько, насколько это вообще возможно.

— Что-то из магазина, что-то из моего гардероба, — Тэхён неловко чешет

затылок и поджимает губы в маленькой улыбке. — Надеюсь, ты не брезгливый, и
тебе не станет плохо от моего запаха. Я честно всё постирал, но он слишком
стойкий, прости.

Чонгук потупил взгляд в пол, сжимая в руке мягкую ткань. Так вообще бывает?
Квалифицированный врач, взрослый, состоятельный человек, просто берёт и
отдаёт свои вещи едва знакомому омеге, без какой-либо выгоды, просто так?
Просто потому что хочет помочь?

— У тебя сегодня ФГДС. Вещь неприятная, так что готовься, а я зайду к тебе уже
вечером, — Тэхён щёлкает его по носу, широко улыбается и встаёт со своего
места, выходя из палаты.

Как только дверь за ним закрывается, Чонгук ближе прижимает коленки к груди
и стискивает в кулаке синюю футболку с каким-то персонажем из аниме, и
неожиданно даже для себя подносит её к носу. В голову ударяют самые яркие
нотки из целой комбинации запахов – бергамот, имбирь и корица. Чонгук
втягивает аромат глубже и прижимает футболку к груди, лишь на секунду
прикрывая глаза.

***

Проходит неделя. В Чонгуковой карте появляются всë новые диагнозы,

начиная от самых безобидных, вроде перегиба желчного пузыря, и заканчивая
совершенно отвратительной язвенной болезнью, которую Чонгук сперва не
воспринимал всерьëз. Он, признаться честно, даже не знал, что язвы могут
появиться от стресса.

От стресса, как оказалось, может появиться буквально всë. Тэхëн сказал, что
большая часть всех болячек идëт от головы человека, и Чонгук впервые осознал,
что эти слова – не пустой звук. Это не значит, что он сумасшедший и сам
придумал свою боль, это значит, что он был настолько измучен, что его организм

36/83
просто перестал справляться.

Но эту неделю Чонгук потратил не только на выяснение диагнозов и лечение.

Омега старался разобраться и в собственном странном поведении, которое
пугало не по-детски, и Чонгуку, если честно, становилось тошно от самого себя.

Сейчас, например, Чонгук сидел на своей кровати в довольно странной на

первый взгляд позе – скрестив ноги и натянув большую серую футболку на нос.
Он чувствовал себя ужасно разбито, но он действительно вынюхивал футболки
Тэхëна, потому что, на удивление, терпкий запах бергамота его очень хорошо
успокаивал и даже притуплял боль. Возможно, последний факт сильно
преувеличен, но во время приступов, особенно после приëмов пищи и резких
движений, он лежал на кровати и просто зарывался лицом в толстовки и
футболки альфы, после чего ему действительно становилось лучше. Чонгуку
было стыдно. Он никогда не делал так с вещами Вонбина, хотя от того пахло
тоже довольно приятно – базиликом, клубникой и яблоками, и это был его
парень, его мужчина, с которым он делил чувства, постель и общий быт. Чонгуку
нравилось, как он пахнет, правда, нравилось, но он никогда не брал вещи своего
альфы и не нюхал их для того, чтобы облегчить боль. Чон просто успокаивал
себя тем, что он и не пробовал. Может быть, если бы он хоть раз так сделал, на
него запах Бина подействовал так же.

Пугало и то, что за эту неделю Тэхëн приблизился слишком сильно. Чонгук не
мог адекватно охарактеризовать его роль в своей жизни на данный момент, он
не воспринимал его ни как брата, ни как своего альфу — упаси боже. Он ещë с
предыдущими отношениями не разобрался, Вонбин даже не знает, что они
расстались, потому что разговор по душам, который Чонгук планировал провести
после чемпионата, отложился на неопределённый срок. Тэхëн же будто бы стал
для него убежищем. От него исходила какая-то особенная аура, благодаря
которой Чонгук чувствовал себя защищëнным от всего и всех, даже когда альфы
не было поблизости. Он в течение дня писал кучу сообщений с дурацкими
смайликами, постоянно таскал и передавал через Чимина из детской больницы
какие-то поделки, закидывал в директе короткими видеороликами про
животных, а вечером приходил буквально на несколько часов, один из которых
проводил в палате Чонгука, умудряясь и болтать без умолку, и слушать всë то,
что говорил сам омега. Чонгук не понимал, случайно или специально, но Тэхëн
избавлял его от гнетущего чувства одиночества и создавал вокруг омеги
огромную зону комфорта, из которой выбираться совсем не хотелось. Чонгук
чувствовал его постоянно: он сидел в его одежде, смотрел то, что присылал ему
альфа, переписывался с ним, завороженно слушал истории из жизни и сам
рассказывал едва ли не больше.

Чонгуку действительно казалось, что вокруг него появляется какое-то защитное

поле.

— Привет-привет, малышня, пора встречать гостей! — омега вздрагивает всем

телом и дëргает футболку вниз, чтобы она перестала закрывать нижнюю
половину его лица. Тэхëн в это время что-то высматривал в документах и
периодически посматривал в телефон, одновременно с этим пытаясь закрыть
дверь в палату. На Чонгука он взгляд поднял только спустя пару секунд, когда
до омеги только начал доходить смысл его слов.

— А? — переспрашивает, глупо выпучив глаза. Тэхëн улыбается ему, и в ответ

хочется тоже улыбнуться, но слова о каких-то гостях его напрягали.

37/83
— К тебе пришли. Если честно, я уже успел испугаться, что тебя никто навещать
не будет, — Тэхëн действительно выглядел так, будто бы переживал, что за всю
неделю в больнице из близких людей омеги так никто и не появился. — Там
внизу три омеги: До Сехун, Сон Ёндже и Ли Юджу. Твои друзья? — Чонгук
поджимает губы и мотает головой из стороны в сторону. Тэхён молчит пару
секунд, а потом сбрасывает ботинки и уже привычно для Чонгука усаживается
на кровать прямо напротив него, отзеркалив бабочку ногами. — Поделишься?

— Эм, да, — Чонгук садится ближе, думая, как ему лучше сформулировать свою
мысль. — Что ж, если коротко – Ёндже переспал с моим парнем, а Сехун и Юджу,
кажется, об этом знали. Хотя, насчёт Юджу не уверен, это не точно, но он
стопроцентно должен был догадываться, — Чонгук продолжает что-то лепетать
себе под нос, пока лицо Тэхёна вытягивается в неопределённой эмоции. — Ах,
да, чуть не забыл. Мой парень – это мой тренер, Вонбин. Ну, тот мужчина,
которого на днях выгнали из больницы и который запрещал мне проходить
обследования.

Тэхëн сидит на кровати и практически не моргает. Они в своих безобидных

беседах никогда не трогали личную жизнь, потому что альфа знал, что эта тема
в какой-то мере будет для Чонгука болезненной, и сейчас, когда ещë на одну
тайну стало меньше, Тэхëн может сделать то, что получается у него очень
хорошо – отвлечь омегу от плохих воспоминаний и переключиться на что-нибудь
другое. Он может, да, но не будет. Ему нужно понять масштаб катастрофы.

— А кто-то, кроме них, есть? Родители, другие друзья, может, дальние

родственники? — Тэхëн наклоняется так, чтобы посмотреть в глаза омеги, и
когда ловит беглый взгляд непривычно увлажнившихся круглых глаз, хватается
за нежные руки, которыми Чонгук упорно сжимал простынь. — Есть кто-то, кто
может о тебе позаботиться?

— У меня есть я, — коротко изрекает Чонгук и хмыкает совсем невесело и

отнимает одну руку, чтобы вытереть слезящийся глаз. Он не до конца осознаëт,
что выкладывает едва знакомому человеку всю свою подноготную, и также не
понимает, что доверил бы ещë больше. — Мне страшно с ними разговаривать, я
не знаю, что вообще им говорить. Сегодня день истечения контракта, и мне
нужно каким-то образом отказаться от подписания нового и объяснить причину.

— Мы можем их не пускать, хочешь? — Тэхëн говорит абсолютно серьëзно, а

Чонгук вдруг посмеивается. Он не знает, что его удивляет больше – то, что он
сам абсолютно по-детски хочет избежать проблемы, или то, что Тэхëн, который
старше его на добрый десяток, предлагает не менее детские способы решения
этой проблемы. — Или я могу стоять за дверью и ты в любой момент сможешь
меня позвать, хочешь? Они ничего тебе не сделают и вряд ли даже попытаются.

Чонгук еле останавливает себя от совершенно идиотской и эгоистичной просьбы

остаться с ним внутри палаты, но всë же соглашается на то, чтобы врач стоял за
дверью. Ему действительно было так гораздо спокойнее, даже при том, что он
осознавал глупость своих действий.

Юджу появился в дверях уже через десять минут. Он выглядел так, будто бы
действительно беспокоился о Чонгуке, а вот Ëндже и Сехун выглядели довольно
отрешëнно. Чонгук видел, каким взглядом Сехун окинул его внешний вид, и
непроизвольно сжался. Он и не знал, что всего за неделю можно отвыкнуть от

38/83
постоянных упрëков.

— Нет, я больше так не могу, — Юджу шумно выпускает воздух из лëгких, чуть
ли не подбегая к больничной кровати. — Ты так нас напугал, Чонгук!

Названный непроизвольно дëргается назад, когда Ли заключает его в крепкие

объятия, но в ответ всë же неловко обнимает. Ему не хочется верить, что
старший обо всëм знал и молчал. Он доверял ему едва ли не больше, чем
Вонбину, потому что, хоть Юджу и был с ним строг, он занимался его
воспитанием, заботился о нëм и хвалил, чего не делал никто другой. Чонгук не
верил, что даже он окажется предателем.

— Это ж надо было закинуть в себя такую дозу обезболивающих, чтобы

отключиться сразу после проката, — Ëндже всë так же стоял у стены и уже не
скрывал своего раздражения. Чонгук знал, что гладко их встреча не пройдëт, но
ему всë ещë было обидно. Он смотрел на Сона и не мог отделаться от мыслей о
том, чем он мог заниматься в их с Вонбином квартире, пока Чонгук лежал в
больнице. Они вообще заметили то, что часть вещей омеги пропала из дома? А
что его самого в этой квартире больше не было? — Это был твой шанс, Чонгук!
Ты набрал рекордное количество баллов за короткую программу и был первым
претендентом на первое место! Можешь поздравить с победой своего главного
соперника – Миëн отлично откатал обе программы.

— Ëндже, перестань, — Ли бросает фразу через плечо, скривившись от слов

друга. Ему было стыдно за то, что он не обратил внимания на состояние Чонгука,
что он не воспринял всерьез его боли и не был в курсе, какое количество
обезболивающего в себя запихивает омега, чтобы эту боль не чувствовать.

— Нет, не перестану. Чонгук ведь даже не представляет, как Бину прилетело от

руководства. К твоему сведению, — Ëндже делает два шага вперëд, сложив руки
на груди. — Его чуть не уволили. Все наши вложения – усилия, деньги, время –
всë прогорело! Это даже не второе и не третье место, ты никакой, Чонгук!
Просто никакой!

Чон всë так же сидел на своей кровати и смотрел на собственные пальцы,

сцепленные в замок. Глаза щипало, как у маленького ребëнка, которого
неоправданно ругала мама, а он отчаянно держался, сомкнув губы и поджав
дрожащий подбородок. Нет, плакать он при Ëндже точно не будет. Зато
выскажет всë, что копилось в нëм годами, и наконец поставит точку.

— Ты не сделал нихера, Ëндже, — Чонгук смело поднимает взгляд и натыкается

на очевидный вопрос в увеличившихся глазах напротив. — Твоя заслуга лишь в
моëм образе, придуманном для общественности, который никому нахрен не
всрался.

— Чонгук, — Юджу пытается предотвратить ссору, но никто на него даже не

смотрит. Ëндже лишь на пару секунд растерял свою уверенность, потому что
Чонгук никогда раньше не вступал в конфликт.

— Этот образ – твоя репутация, неблагодарный сучëныш! В двадцать пять

уйдëшь на пенсию, а дальше как подниматься будешь? Чтобы занять место в
Министерстве, нужны связи. Думаешь, кому-то будет дело до твоих кубков? —
Ëндже звереет на глазах, но Чонгук больше не боится. Даже несмотря на
физическую беспомощность, несмотря на то, что он один, а их трое, несмотря на

39/83
все пережитые потрясения – он впервые готов отстаивать свои интересы до
последнего.

— Да! Да, будет! Нахрен мне не сдалось место в Министерстве спорта, ясно? —
Чонгук резко дëргается с места и тут же сжимает футболку на животе, прикусив
нижнюю губу.

— Ты это Вонбину скажи, маленькая дрянь, пусть знает, какие у тебя,

оказывается, планы на будущее, — Ëндже продолжает сыпать оскорблениями,
пока Сехун держит его за плечи, а Юджу аккуратно сжимает колени Чонгука,
чтобы тот не мог сорваться с места.

— Пусть заботится о твоих планах на будущее, а мои не трогайте!

— Не переводи стрелки, причëм здесь я вообще?

— Я знаю, что вы трахаетесь.

В палате становится оглушающе тихо. Чонгука не интересует застывший в

момент Ëндже, он смотрит на реакцию Юджу. У него на лице в этот момент не
было ни единой эмоции, он смотрел ровно перед собой и просто в один момент
ссутулился, закрыв лицо ладонями. Чонгук понял сразу, что тот знал, и от этого
стало гораздо обиднее. Знали буквально все, кроме него самого.

— Сехун, Ëндже, можете выйти? — Ли наконец собирается с мыслями,

повернувшись лицом к стоящим поблизости друзьям, так и не подняв взгляд на
самого Чона.

— Мы выйдем, только кое-что я всë же скажу, — Ëндже снова смотрел надменно,

свысока, будто бы секундами ранее не он стоял с абсолютно потерянным
выражением лица. — Это было закономерно. Ты рядом с Вонбином всегда
выглядел как безродная псина, так к тому же он не получал от тебя и доли того,
чего заслуживал. Ты даже удовлетворить его не смог, так чего ты ждал?

Ëндже видит, как скривилось чужое лицо в гримасе боли и отвращения,

чувствует себя победителем и наконец покидает палату. Сехун кивнул Юджу и
вышел следом, а вот Ли остался, наконец подняв взгляд на побледневшего
Чонгука, глаза которого краснели слишком стремительно.

— Ты знал?

— Я знал.

Чонгук позорно всхлипывает и шмыгает носом, заваливаясь боком на кровать.

Юджу подсел ближе, аккуратно положив на острую коленку руку, которую, к его
удивлению, не пытались сбросить.

— Но я собирался сказать, честно. До подписания контракта, чтобы у тебя была

возможность уйти. Я думал, что иначе, если бы я сказал раньше, ты не смог бы
справиться со всем этим и натворил бы глупостей.

Юджу только в этот момент понял, насколько сильно он ошибался. Чонгук был
гораздо сильнее, чем все они себе представляли, и ему даже подумать страшно,
через что пришлось пройти Гуку за последние месяцы. И что самое страшное, в

40/83
одиночестве. Они сами оградили его от любого общения, и именно из-за этого
Чонгук даже не имел возможности выговориться хоть кому-нибудь.

— Ты не обязан понимать меня и уж тем более не обязан прощать, но я просто

хочу, чтобы ты знал, что твоей вины в этом нет. Вонбин любил тебя и всë ещë
любит, — Чонгук снова подрывается с места, но Юджу укладывает его обратно.
— У них была всего одна ночь, и Бин до сих пор винит себя за еë существование.
Он так яро пытался скрыть это от тебя, что даже не заметил, что ты уже давно
всë знаешь.

Ли двигается ближе, тянется к тонкому предплечью и мягко его сжимает. Чонгук

вытирает мокрое лицо об наволочку, шмыгает носом и смешно выпячивает
нижнюю губу в попытке успокоиться. Юджу смотрит на него, такого маленького,
как тогда, шесть лет назад, и про себя подмечает, что такой очаровательный
ребëнок явно не заслужил всë то, что выпало на его долю.

— Знаешь, я даже рад, что всë вышло именно так, — Ли кивает сам себе,
проходится тëплой рукой по взмокшей спине Чонгука и продолжает. — Если бы
не этот случай, чëрт знает, сколько бы ещë ты промучился с нашими вечными
запретами и правилами, в неудобной одежде, с невкусной едой и вечным гнëтом
общественности. Может, это шанс жить нормально? — Чонгук знал, что вопрос
риторический, но сам на него он ответить не смог бы. — Восстановишься,
пойдëшь работать тренером, потому что без своих коньков ты долго не
сможешь, найдëшь друзей, тех, кто действительно будет тебя любить и ценить,
а не таких, как мы. Так у тебя гораздо больше перспектив.

— Думаешь, я смогу?

— Я в этом уверен, малыш.

Юджу не может сдержаться и всë-таки тянется к вьющейся копне волос,

которые раньше постоянно были уложены в аккуратную причëску по настоянию
старших. Ли треплет непослушные пряди и чувствует себя старшим братом,
который слишком много косячил по отношению к младшему в период пубертата
и лишь спустя время осознал свою вину. Он и вправду совершил множество
ошибок: был слишком строг, не обращал должного внимания на переживания
младшего, как сейчас, так и годами ранее, не вступался за него тогда, когда
стоило. Сейчас же он мог только отпустить наконец того, кто отыгрывал роль
марионетки все долгие шесть лет, потому что был связан по рукам и ногам
чувством благодарности. Ëндже был неправ во всех своих словах, но в
особенности – про неблагодарность. Чонгук буквально боготворил их все эти
годы, и все их вложения в итоге окупились с лихвой.

— Чонгук, — Ли наконец поднимается с кровати, понимая, что уже пора уходить.

— То, что мы сейчас прощаемся, не значит, что ты не можешь ко мне обратиться
в случае чего. Я всегда помогу, если ты попросишь, помни об этом, пожалуйста.

Он целует младшего в лоб и с лëгкостью в голове выходит из палаты. Ëндже с

Сехуном возле неë не было, они наверняка уже давно спустились вниз, зато
прямо возле двери сидел тот альфа, который сопроводил их к Чонгуку. Юджу
даже толком рассмотреть его не смог, потому что тот сразу же встал и
поклонился, после чего буквально за секунду прошмыгнул в палату к Чону. Ли
улыбнулся и дëрнул бровями, с едва заметной ухмылкой направившись к
лестнице. Чуйка у него по-прежнему была отменной.

41/83
 ***

Чимин никогда не лез в самое пекло не потому что не любил спорить, а

потому что слишком сильно любил наблюдать. Со стороны немого зрителя можно
было разглядеть гораздо больше, чем при непосредственном участии в
конфликте, поэтому во время всех стычек Пак всегда находился где-то в
стороне, внимательно вслушиваясь в слова, всматриваясь в незначительные на
первый взгляд жесты и делая соответствующие выводы.

Такую позицию он, конечно же, использовал не только при каких-либо

конфликтах.

Не то чтобы его жизнь была скучной, и ему было нечем заняться, но иногда
чужая личная жизнь была куда интереснее дорамных сюжетов. Таким образом,
даже не участвуя в обсуждении сплетен с их змеиным коллективом, Чимин
всегда был в курсе всех новостей. Он знал, кто в кого влюблëн, кто с кем
переспал, кому что подарили и далее по списку, просто потому что умел
наблюдать и при этом не обращать на себя внимания. Эдакий человек-
невидимка, ниндзя в белом халате и шпион под прикрытием в одном флаконе.
Чимину, откровенно говоря, было просто весело, да и вреда он никому не
наносил, потому что сплетни не распускал, и если обсуждал что-то, то только с
Тэхëном.

Он-то и удивил больше всех.

Чимин именно по этой причине никогда никуда не лез, потому что когда
находишься внутри ситуации, со стороны на неë посмотреть не можешь и многое
упускаешь. Альфа всегда был под боком и являлся тем самым хранилищем
Чиминовых познаний, куда и прилетала вся свежая информация, добытая
омегой. И пока Чимин привычно наблюдал за всеми и рассказывал Тэхëну
буквально всë, из-под носа сыщика ушла главная сенсация – змея, пригретая под
боком и именуемая Ким Тэхëном, сама являлась той самой сплетней, до которой
Чимин так и не добрался.

Озарение снизошло совсем внезапно: это было воскресенье, раннее утро,

которое Чимин проводил с кипой бумаг на столе и стаканчиком кофе, который
Тэхëн любезно притащил из кофейни напротив здания больницы. У Кима был
заслуженный выходной, который он в очередной раз просиживал во взрослой
больнице, пока Чимин перебирал карты новых пациентов и одновременно с этим
рассуждал на тему отношений Минхо, одного из фельдшеров отделения скорой
помощи, и Хëнджина, медбрата из инфекционного.

— Нет, серьëзно, они собачатся чаще, чем видятся. У меня вчера чуть ли уши в
трубочку не свернулись, пока они делили последний пибимпаб с говядиной в
столовой. Я, признаться честно, некоторых слов даже и не знал, — Чимин резко
затыкается, когда понимает, что пытается поставить подпись вверх ногами, —

42/83
Чëрт. Кофе не помогает, меня безбожно рубит.

— Хочешь, я продолжу? Можешь вздремнуть, — Тэхëн жмëт плечами, а Чимин

чувствует просто неимоверную любовь к своему другу, который так просто и
бескорыстно помогает ему буквально во всëм.

Чимин, естественно, соглашается. У него в кабинете имеется диван, хоть и не

самый удобный, но в его состоянии – в самый раз, на который он и ложится, сразу
же прикрывая глаза. Тэхëн умел подделывать его подпись чуть ли не
досконально, да и требовалось от него совсем немного – вклеить в карты
пациентов соответствующие анализы и поставить печать с подписью, поэтому
проделать подобный трюк было не так уж и сложно.

— Кстати, глянь потом карточку Чонгука и его последние показатели, — Чимин

говорит это уже спустя какое-то время, лëжа на диване с закрытыми глазами. —
Ещë неделя, может, две, и его выпишут. Подумать только, он так быстро
восстанавливается, — Чимин уже не говорит, а бормочет себе под нос,
постепенно проваливаясь в сон. — Главное, чтобы на физиотерапии и режим
питания... — Чимин не договаривает, потому что резко подскакивает на месте от
глухого удара кулака Тэхëна о стол. — Ты чего?

— Прости, ударился коленом, — Тэхëн закрывает чëлкой глаза и хватается за

ручку, которую сам и бросил на стол секундами ранее. Чимин стопорится
буквально на секунду, прежде чем возмущëнно воскликнуть:

— Ты меня за придурка не держи, я видел, как ты ударил по столу кулаком!

На самом деле, это была чистая случайность. Чимин мог уснуть прямо в тот
момент и ничего не увидеть, но один его глаз совершенно рандомным образом
приоткрылся именно в ту секунду, когда кулак альфы несдержанно прилетел в
деревянную поверхность стола. И это было охренеть, как странно.

— Подожди, — Чимин резко принял сидячее положение и нахмурился. Он метнул

в Тэхëна короткий взгляд и увидел, как тот затравленно посмотрел на него
исподлобья, напряжëнно сжимая руки в кулаки. — Блять, Тэ, — Чимину кажется,
что осознание буквально бьëт его по голове кувалдой. — Да ты же влюбился.

И это точно был не вопрос.

Конечно же, Чимин догадывался. Ещë в тот день, когда Чонгук впервые появился
в больнице и весьма удачно познакомился с Тэхëном, Пак понял, что эти двое
явно поладят. Но потом он просто перестал обращать внимание на очевидные
сдвиги в их взаимоотношениях, потому что то, что лежит на поверхности, да ещë
и перед самым носом, всегда становится заметно в последнюю очередь. И сейчас
он чувствовал себя чëртовым идиотом, смотря на потерянное выражение лица
своего друга.

— Это неважно, — Тэхëн судорожно хватается за очередную бумажку и клей, а

Чимин сидит в шоке и даже встать не может, пялясь на друга округлившимися
глазами. — Ты сам сказал – его выписывают через неделю, максимум – две.

Чимину нужно время, чтобы собраться с мыслями, потому что буквально

несколькими секундами ранее он осознал то, о чëм должен был знать уже давно.
Он как человек с диагнозом дальнозоркости: вдали видит, а вблизи – нет. Этот

43/83
влюблëнный олух светил перед ним своими горящими глазами практически весь
месяц, что Чонгук находился в больнице, а Чимин в упор не видел самого
очевидного.

— Дай мне пять минут. Мне нужно осознать, чтобы начать свой словесный понос,
— Чимин прикрывает глаза и снова силится осознать тот факт, что Тэхëн, его
вечно одинокий друг, который никогда не питал романтических чувств к своим
пациентам (да и ни к кому другому, если честно, уже довольно долгое время),
вдруг влюбился. Да, конечно, Чимин на подсознательном уровне изначально был
уверен в том, что между этими двумя будет что-то, но к тому, что это что-то
когда-то всë же наступит – оказался слишком очевидно не готов. — Ладно, окей.
Ты ведь понимаешь, что его выписка – это слишком слабый аргумент?

— Он только недавно расстался со своим альфой, Чимин, — Тэхëн говорит эту

фразу с такой интонацией, будто бы ничего очевиднее в своей жизни Пак и не
мог услышать. — Они даже не говорили лично на эту тему. Я не могу требовать
чего-то от человека, который только недавно пережил предательство.

— Ну, во-первых, три месяца прошло с измены, ты сам говорил. Чонгук вряд ли с
тех пор ещë думал о сохранении их отношений. Да и те омеги, что приходили к
нему на первой неделе, явно наделили его бывшего нужными знаниями, — Чимин
мысленно благодарит Кима за то, что тот рассказывал ему про Чонгука
буквально всë, потому что иначе что-то доказать было бы сложно. — А во-вторых,
Чонгук и сам тебе едва ли в рот не заглядывает и слушает с таким лицом, будто
бы ты рассказываешь ему самые интересные вещи в его жизни. Чëрт, и как я
раньше не заметил? — вопрос, выпущенный в воздух, так и повис без ответа.

Тэхëн молчал, поджав губы. Но стоило признать, что для человека, который
влюблялся до этого всего один раз и потом избавлялся от своих чувств в течение
пяти лет, он держался весьма неплохо. Чимин знал, как тот опасался
влюблëнности, и это было оправдано. Он никогда не испытывал даже симпатии,
у него либо любовь до гроба, либо ничего. А Чонгук действительно выглядел как
человек, который мог бы любить Тэхëна так же сильно.

И да, Чимин любит оставаться в стороне и быть наблюдателем, но именно в этой

ситуации он оставит привычные позиции, если Тэхëн решит Чонгука просто
отпустить.

— Эй, Тэ, — Чимин двигается по скрипящей кожаной обивке дивана и

усаживается на ближний к Тэхëну подлокотник. — Я не хочу нагнетать, но тебе
уже тридцать два, ты помнишь? А учитывая то, с какой периодичностью ты
влюбляешься, скорее произойдет второе пришествие Христа, чем у тебя
появятся отношения.

— А ему двадцать. Я старше его на грëбаных двенадцать лет, — Тэхëн не

выдерживает и бьëтся лбом об стол, и Чимин понимает, что его предыдущий
аргумент явно был лишним.

— Возраст – это всего лишь цифры. Выглядишь ты на двадцать пять, ведëшь

себя... — Чимин показательно чешет подбородок. — На пятнадцать.

— Нет, Чимин, возраст – это очень весомо, — Пак только вскидывается, чтобы
возразить, но его тут же останавливает Тэхëн, который продолжал говорить
тоном, не терпящим возражений. — Я в свои тридцать два не вижу его своим

44/83
парнем, я вижу его своим мужем. И это, блять, проблема, потому что мы
общаемся всего месяц, а я уже готов встать на одно колено. По-твоему, это
нужно молодому омеге в его нынешнем состоянии?

Чимин поднимает палец вверх и уже собирается огласить выстроенную в голове

речь, но его прерывает еле слышный стук в дверь, после чего та приоткрывается
и на пороге появляется сам Чонгук. На часах было чуть больше восьми утра, и по
внешнему виду Чона сразу же стало понятно, что проснулся он буквально
минутами ранее. Щëки были припухшими, на правой даже виднелся еле
заметный след от подушки, глаза были немного прищурены от яркого света, а
отросшие волосы были на скорую руку собраны в умильный маленький хвостик,
который Чонгук научился делать буквально три дня назад, когда Тэхëн впервые
предложил убрать мешающиеся омеге пряди. Пак также сразу подмечает на
Чонгуке любимую чëрную футболку Тэхëна с бесноватым принтом и еле
сдерживает рвущуюся на губы ухмылку. Омега выглядел в ней едва ли не лучше,
чем сам Ким.

Тэхëн же выглядел так, будто бы его прямо в этот момент из травмата

подстрелил ебучий Купидон. У него во взгляде было буквально всë – от тоски и
печали до слишком сопливой нежности, и у Чимина лицо скривило от того,
насколько очевидно выглядели чувства Тэхëна. Да даже если бы в эту секунду
Ким вслух признался, его слова не были бы так красноречивы, как его же лицо.

— Здравствуйте, Чимин-ши, — Чонгук кланяется на девяносто градусов, а Чимин

вскидывается и уже собирается проныть такое привычное "Опять на Вы!?", но их
пациент к этому моменту уже переводит взгляд на альфу. — Хëн, там завтрак
несут, можно я с тобой посижу? В одиночестве я точно выкину эту овсянку в
окно.

Чимин прыскает и тут же прикрывает рот кулаком, глядя на Тэхëна. Тот

улыбался как последний придурок, но Чимин его понимал. Чонгук был тем
человеком, который заставлял улыбаться даже Юнги, а такое в принципе мало
кому удавалось.

— Сегодня без овсянки, мой замечательный, — Тэхëн встал и вышел из-за стола,
после чего вытащил из шкафа небольшой раскладной столик, который быстро
оказался прямо перед диваном. — Что скажешь насчëт сэндвичей с индейкой?

— Ты купил сэндвичи с индейкой? — Чимин удивлëнно вздëрнул бровь, глядя на

друга. Он знал ответ, но спросил именно для того, чтобы его услышал Чонгук.

— Приготовил, — альфа слишком явно смущается, отчего у него краснеют щëки

и кончики ушей, но он не подаёт виду, открывая контейнер, и Чимин еле
сдерживается, чтобы не запищать, когда помимо самих сэндвичей видит
несколько веточек зелени и помидорки черри.

Тэхëн, человек, который мог есть суп поварëшкой прямо из кастрюли и картошку
вилкой со сковородки – взял и украсил чëртовы сэндвичи прямо в контейнере,
чтобы те выглядели максимально презентабельно.

— Я даже не знаю, что сказать, — Чонгук смотрит растерянно, пока Тэхëн,

который так и не уселся на место, заворачивал сэндвич в специальную бумагу,
чтобы его было удобнее есть. — Спасибо, хëн. Как только меня выпишут и у меня
появится доступ к кухне, я тоже буду носить тебе завтраки, — Чонгук сразу же

45/83
откусывает практически треть, быстро жуëт и очаровательно заламывает брови,
потому что еда ему, очевидно, понравилась.

Чимин ехидно хмыкнул, глядя исподлобья на альфу, которого буквально

пригвоздило к стулу словами Чонгука.

Мелкий говорил что-то с набитым ртом, но это, на удивление, не раздражало.

Чимин не особо вслушивался, но восхищение в голосе омеги уловить было совсем
не сложно. Пака больше волновал альфа, который впилился взглядом в чужой
рот, и он бы, наверное, что-то сказал, но Тэхëн вовремя отвлëкся на собственный
телефон.

Чимин альфу понимал. Чонгук выглядел очень хорошо, особенно в сравнении с

тем, в каком состоянии он был месяц назад. Омега набрал семь килограмм и
практически добрался до своей нормы, и стоит признать, что набранный вес
Чону чертовски сильно шëл. И эти округлые щëчки над острой линией челюсти
смотрелись особенно притягательно.

Чимин оторвался от своих размышлений примерно в тот момент, когда в кармане

халата завибрировал телефон, и он не слишком удивился, когда увидел
содержание пришедшего сообщения.

От кого: Tae
Кому: Mini_Jim
Это нормально, что я хочу укусить его щëку?

От кого: Mini_Jim
Кому: Tae
В твоëм случае – да.

— Чонгук-а, ты испачкался, — Чимин кивает как раз на ту щëку, на которую всë

покушался Тэхëн. Он правда сперва собирался самостоятельно вытереть соус, но
потом посмотрел на альфу и тут же отдëрнул руку.

— Тут? — младший тычет пальцем в самое яблочко, но Чимин не успевает

среагировать, потому что Тэхëн аккуратно цепляет подбородок омеги и
поворачивает его лицо на себя, большим пальцем стирая полоску соуса, глядя
при этом на омегу так, что у Чонгука прерывается дыхание.

От кого: Mini_Jim
Кому: Tae
Это самый клишированный момент в моей жизни!
Ты серьëзно только что побил все рекорды шаблонности!!!
Меня тошнит от того, насколько вы милые.
Отвратительно...
Продолжайте.

***

46/83
— Иди спать, Чонгук.

— Ещë серию, Тэ, пожалуйста!

— Спать, говорю, завтра вставать рано.

Чонгук что-то бухтит себе под нос, пока Тэхëн прячет улыбку за широкой
ладонью и выключает сериал, который они смотрели последние несколько часов
после отбоя.

— Посидишь со мной? — Чонгук оборачивается на альфу, уже стоя в дверном

проëме. На нëм снова висит очередная футболка, которая ярко пахнет самим
Тэхëном.

Альфе стыдно до безумия, но у него внутри всë буквально переворачивается

вверх дном, когда на Чонгуке мешаются их запахи. Омега пахнет медовой
сладостью, пряностью мускатного ореха и нежной ванилью, на которые так
идеально ложится довольно резкий запах бергамота в комбинации с имбирëм и
корицей. Тэхëн действительно со страхом ждëт того момента, когда Чонгук
поймëт, что привозимая альфой одежда пахнет сильнее, чем должно быть после
стирки, но омега упорно ничего не замечает. Или же замечает, но ничего не
говорит.

А ведь Тэхëн выработал целую чëртову схему для того, чтобы на одежде
оставался его стойкий запах. Он стабильно раз в неделю увозил вещи в стирку,
чтобы не забивать прачечную в больнице, после чего снова привозил их Чонгуку.
В какой момент что-то щëлкнуло в мозгу альфы, он понятия не имел. Просто в
один день, сразу же после того, как вещи высохли, Тэхëн одну футболку надел
на себя и натянул поверх толстовку, а остальную одежду начал раскладывать в
тех местах, где его запах был самым концентрированным, чтобы уже чистые
вещи насквозь пропитались его природным ароматом. Тэхëну правда противно
от самого себя, но Чонгук, покрытый его запахом, – одно сплошное искушение.

Тэхëн думает, что он, Господи прости, просто животное.

— Конечно, — Тэхëн отвечает запоздало, кивает для верности и не упускает тот

самый прекрасный момент, когда на лице омеги расцветает улыбка.

Это уже привычка, даже традиция, можно сказать. Чонгук плохо засыпает,
конечно же, по понятным причинам – когда ты несколько лет в отношениях и
спишь рядом с любимым человеком, а потом остаëшься один на одноместной
кровати в больнице, заснуть без чужого тепла становится практически
невозможно. Поэтому рядом с ним сидит Тэхëн. Они обычно много разговаривают
или молчат, и альфа уходит только тогда, когда Чонгук засыпает. Сам же он
практически не спит, адски мучаясь с бессонницей, о которой не знает даже
Чимин. Тот просто диву даëтся, как альфа может возвращаться домой в два часа
ночи и приходить к ним в больницу уже в семь утра, а Тэхëн, загруженный
мыслями о своих чувствах, совершенно не обращает внимания на три часа сна в
сутки и дикую усталость, отражающуюся на его внешнем виде. Чонгуку же
приходится врать о перерыве в несколько часов во время рабочего дня, чтобы

47/83
тот не смотрел на него так жалобно, когда сам уже ложился.

— Хëн? — альфа садился на стул прямо возле Чонгуковой кровати, когда тот
устраивался под одеялом. Омега знал, что мужчина не всегда с первого раза
откликается, пребывая где-то в своих мыслях, а Тэхëн на деле просто
прокручивал в своей голове то, как Чонгук ласково его звал хëном. Возможно,
ему лишь казалось, но думать по-другому просто не хотелось. — Ты точно
нормально спишь? Может, поедешь сейчас домой?

— Всë хорошо, мой замечательный, спи.

Тэхëн торчал в его палате следующие полчаса, хотя Чонгук вырубился уже
спустя пять минут после того, как его голова коснулась подушки. На завтрашний
день была назначена выписка, потому что состояние омеги наконец
стабилизировалось и ему больше не было смысла наблюдаться в больнице.
Чонгук даже перестал подтягивать колени к груди, как делал это раньше, когда
боль была совсем нестерпимой, и Тэхëн действительно был рад, что тот быстро
шëл на поправку. Впереди оставался долгий путь реабилитации и
восстановления, постоянные физиотерапии и довольно строгий режим питания,
но это явно лучше, чем было раньше.

Ким искренне радовался за улучшающееся состояние Чонгука, но внутри у него

всë скручивалось в тугой узел от мысли о том, что всë, что у него было с омегой
сейчас, могло прекратиться. Эгоистичное желание урвать как можно больше
моментов с Чонгуком не давало спокойно продохнуть, и Тэхëн чувствовал себя
отвратительно от того, насколько сильно он хотел просто привязать своего
омегу к себе и никуда не выпускать.

Своего омегу, надо же. Ему правда стыдно, он знает, насколько он ужасен, раз
уже мысленно называет Чонгука своим и даже не думает о том, что может быть
иначе. Все его мечты заняты самим Чонгуком, их отношениями, да даже их
свадьбой, не говоря уже о самых потаëнных, которых он и сам боится от того,
насколько они желанны. В них во время прогулки Чонгук держится за низ
тяжëлого живота, а у Тэхена на руках уже сидит их старший малыш, с такими до
боли знакомыми чертами лица. И это до отвратительного прекрасное видение
заставляет альфу стыдиться самого себя. Он ведь даже не знает, что
испытывает Чонгук. Это может быть любовь младшего брата к старшему,
привязанность или благодарность, а он уже кольца выбирает, великовозрастный
дебил.

Тэхëн почему-то был уверен на все сто процентов, что омега назвал бы его
извращенцем за то, что творилось у него в голове, и это было бы справедливо.

И его мало назвать извращенцем. Его бы приложить затылком об стол и

залепить смачную пощëчину, чтобы перестал пялиться на приоткрытые розовые
губы и даже не думал делать что-то без взаимного согласия, но его уже было не
остановить. В голове билась мысль о том, что это может быть его последний
шанс, поэтому отчаянной решительности в нëм было слишком много для
проявления капли благоразумия.

Это было лишь аккуратное касание, без лишнего давления, с еле ощутимым
контактом мягких губ, такое же, как и обычный поцелуй в лоб или щëку, только
для Тэхëна оно значило гораздо больше. Из груди рвался позорный скулëж,
сдерживаемый лишь нежеланием альфы будить Чонгука, который спал слишком

48/83
сладко, и альфе казалось, что он убил бы любого, кто попытался бы прервать его
сон.

Ему приходится себя уговаривать выйти из палаты, чтобы не натворить ещë что-
нибудь... подобное. Уже стоя на парковке с сигаретой в зубах, Тэхëн кривит губы
в горькой усмешке. Он ведь ненормальный, может, ему в психушку надо было
лечь вместо того, чтобы идти работать врачом? Все люди вокруг него отмечали
некоторые странности, но их всегда перекрывал наработанный
профессионализм и умение расположить к себе людей любых возрастов. Никто
даже и не догадывается, насколько глубоко уходят эти странности, и что Тэхëн
представляет из себя на самом деле. Да даже его желание завести семью
больше походило на грëбанную одержимость, и его подход к еë созданию
казался не менее странным. Он ни разу за всю свою жизнь не встречался с кем-
то дольше двух месяцев, серьëзно влюблялся всего два раза (и это включая
Чонгука), и готов был жениться на любимом омеге уже спустя месяц после
начала общения (а если быть честным, то ещë раньше). Он даже не мог понять,
по какому принципу его сознание, сердце и всë его существо выбирали ту самую
"жертву", как и не понимал, почему он спустя всего месяц готов был обручиться
с человеком, которого едва знал. Он мог бы подобрать омегу по всем критериям,
строить отношения на протяжении нескольких лет, спустя время сыграть
свадьбу и в период медового месяца заделать избраннику ребëнка, но он за это
время не испытал бы и сотой доли того, что испытал рядом с Чонгуком за один
чëртов месяц. Он и вправду был одержимым идиотом, потому что омеге было
всего лишь двадцать лет, он едва оправился от предательства любимого
человека и собирался продолжить в ближайшем будущем карьеру в фигурном
катании. Тэхëн, грëбанная курица-наседка, ему к чëрту не сдался со своей
гиперопекой, которую он бы обязательно выплеснул на омегу, если бы тот
только согласился принадлежать ему, и ненормальными чувствами, которые
связывали бы Чонгука по рукам и ногам. Это нездорóво. Это просто ужасно.

Сигаретный дым во рту оседал неприятной горечью, и странным было то, что
Тэхëн ни разу не поперхнулся. Сколько он не курил? Два года? И не будет. Он и
так слишком далëк от идеала, не хотелось бы давать себе ещë один повод для
самокопания. Чонгук достоин получить самого лучшего альфу на этом свете, и
если уж Тэхëн соберëт яйца в кулак и станет его добиваться, то он уж точно не
должен давать ещë больше поводов для сомнений, поэтому сигарета тут же
оказывается на асфальте под ботинком, а остальная пачка, припрятанная в
бардачке на всякий случай – в мусорном баке.

***

— Может, ты всë-таки его проводишь? — Чимин спрашивает максимально

аккуратно, насколько ему позволяет полное отсутствие тактичности, и уже
спустя несколько секунд теряет последние проблески надежды, когда видит,
что альфа на него даже не смотрит. — Ты серьезно, блин? Нафига ты тогда
вообще припëрся сегодня сюда, если мог к десяти ехать к себе в детскую?

49/83
— Я хочу посмотреть, — Тэхëн лишь на одну секунду поднимает взгляд на друга,
но тот считывает сразу же все эмоции на его лице, особенно самые явные –
смятение, смущение и тоску. Смущение удивляет, особенно вкупе с какой-то
неловкостью и стыдливо поджатыми губами.

— Куда?

— Ну, в окно, — Чимин всë так же непонятливо косится на друга, пока тот нелепо
жестикулирует, пытаясь занять чем-нибудь руки. — Ну, оно выходит на главный
выход. Чонгук ведь вызвал такси, оно должно подъехать прямо к воротам.

Ах, так вот за что ему было стыдно. Вы посмотрите на него, Рапунцель 2.0,
кореан эдишн, сидит в башне и смотрит вниз, как будто бы не у неë
километровая копна волос, которая тебе и лестница, и одеяло, и лассо. В случае
Тэхëна всë ещë проще – у него есть лифт.

— Бог мой, ты серьëзно? — Чимин даже до конца не верит, хотя к странностям

друга уже вроде бы привык. — Не любишь прощаться?

— Не хочу от себя отпускать, — Тэхëн откидывается на спинку стула и трëт

ладонями лицо.

— Да брось, ему всего лишь нужно прийти в себя, хотя бы день пожить в новой
квартире и разложить там свои вещи. Зуб даю, он уже завтра будет ходить к
тебе на работу и таскать контейнеры с едой, — Чимин в ободряющем жесте
сжимает плечо друга и подходит к окну. — Чонгук, кстати, передал тебе пакеты
с вещами, и я оттащил их в гардероб. Ему буквально осталось только спуститься
вниз и уехать, точно не пойдëшь его провожать?

— Ты ведь сам сказал, что он завтра уже вернëтся.

— Не хочешь его лишний раз видеть, пока не удостоверишься, что он точно

собирается возвращаться?

— Да.

Чимин лишь выдыхает обречëнно и качает головой. Иногда Тэхëн слишком похож
на неуверенного в себе ребëнка, который почему-то переполнен глупой
уверенностью в том, что он никому не нужен, хотя это никогда не было правдой.
Да даже если брать в расчет самого Чонгука, то...

— Это что, его бывший?

Тэхëн появляется рядом ещë до того, как Чимин успевает обернуться. Он

смотрит вниз и каменеет, глядя на мужчину, который чуть не разгромил
больницу, когда они пытались оформить документы на лечение омеги. Он стоял
с букетом цветов и взволнованно смотрел на стеклянные двери, откуда должен
был выйти Чонгук. Тот появился в поле зрения буквально через несколько секунд
и застыл на месте, явно удивившись не меньше персонала больницы. Чхве здесь
помнили практически все.

Букет был отложен на небольшой стеллаж возле входа, а Чонгук резко оказался
в чужих объятиях, в которых смотрелся слишком неправильно.

50/83
Тэхëн хотел сорваться с места, побежать вниз и вмазать альфе, чтобы не смел
даже шаг делать в сторону Чонгука, не то, что руки распускать, но он лишь
беспомощно сжимал кулаки, понимая, что он не имеет на это никакого права.
Кто он Чонгуку? Его врач? Нет, он даже не в этой больнице работает. Друг? Ага,
хороший товарищ, который украл у него поцелуй прошлой ночью. Его альфа?
Снова мимо. Просто человек, который отчаянно хочет быть рядом, но не может
высунуть язык из жопы. Ну и жизнь испортить не хочет одним лишь своим
присутствием, конечно же.

Силы покидают его окончательно, когда обе руки альфы ложатся на тонкую
талию, скрытую тëплым пальто, под которым была его, Тэхëна, толстовка. Он не
сдерживает скулежа и задушенного, отчаянного рычания, бьëт кулаком по окну
и ранит удлинившимися клыками нижнюю губу, пока Чимин стоит в стороне и
тихо охреневает, потому что видит Тэхëна таким впервые.

А Чонгук, там, внизу, в объятиях Вонбина чувствовал себя оленем в свете фар.
Они ведь тоже не убегают от надвигающейся машины, а трусливо замирают на
месте, ожидая собственной участи. Вот и он стоит, смотрит куда-то вперëд и
никак не может понять, что вообще происходит.

— Я скучал по тебе, — доносится совсем близко, Чонгук даже чувствует, как

мочку трогает жар чужого дыхания. Ему... мерзко? Нет, уже даже не из-за
предательства и не из-за обиды. Он настолько разлюбил, что эти прикосновения
стали нежеланными и противными. Неправильными. — Домой? — Вон немного
отстраняется, смотрит на омегу так, будто бы ничего не произошло, а у Чонгука
глаза на лоб лезут.

Он издевается сейчас?

— Я думал, Юджу, н-ну или Ëндже, я не знаю... поговорили с тобой, — Чонгук

наконец приходит в себя, порывисто отталкивая альфу и еле сдерживая
желание снять нахрен пальто, на котором будто бы вмятины остались от чужих
рук.

— Гу, давай просто поедем домой и поговорим, хорошо? — Бин явно начинал
нервничать, снова потянулся к чужой руке, но Чонгук отошëл ещë на шаг назад.
Омега крепко вцепился пальцами в свою спортивную сумку. Та по чистой
случайности оказалась у него после того, как его забрали прямо с выступления, в
ней был красивейший костюм, в котором он выступал, коньки и...

Футболки Тэхëна. Четыре штуки, те, пропажу которых, по мнению омеги, Ким не
должен был заметить. Он впервые в жизни почувствовал себя настоящим вором,
когда при сборе пакетов с одеждой, которые в итоге отдал обратно альфе,
забрал себе несколько чужих вещей и под шумок затолкал на дно сумки.

— Если ты имеешь в виду тот дом, где ты трахался с Ëндже, то поезжай туда
сам. У меня новая квартира, — он снова поправляет на плече лямку и наконец
решается обойти альфу. Он даже не задевает его плечом и делает всего
несколько шагов вперëд, пока снова не слышит голос Чхве.

— Если ты про ту квартиру, которую ты снял в Инсадонге, то еë уже нет, —

Чонгук резко останавливается, стоя спиной к Бину, который повернулся
практически сразу же. Омега всë силился понять, не послышалось ли ему то, во
что верить отчаянно сильно не хотелось. В смысле нет? Опять какой-то

51/83
грëбанный заговор? — Я забрал договор аренды.

Произносит скороговоркой, бегая глазами по лицу напротив, когда Чонгук всë же

оборачивается на него.

— Ты сделал... что? — у Чонгука с глухим отзвуком падает с плеча сумка, а руки

после этого болтаются так, будто у него в момент атрофировались все мышцы в
теле. — Как?

— Все твои документы у меня, Чонгук, и на квартиру в том числе.

Омега не думает о том, как глупо выглядит, разинув рот и пялясь на своего
бывшего округлившимися глазами. Он думает о том, как вообще человек может
вести себя подобным образом после того, как сам предал, чуть ли не сломал ему
жизнь и за месяц не написал ни одного сообщения.

— Ты...

— Я знаю, знаю, прости, слышишь? — он делает ещë один шаг в сторону омеги,
но на сей раз не видит ответного движения назад. Чхве принял это за хороший
знак, а Чонгук на деле был просто в шоке и не мог сдвинуться с места. — Я... я
купил кольцо. Ещë до того, как ты попал в больницу. Я хочу прожить с тобой всю
жизнь, поставить наконец тебе метку, и, если ты согласишься, я обещаю... Нет, я
клянусь, — он запинается несколько раз, а Чонгук почти его не слышит, лишь
урывками вылавливая определëнные фразы. — Я клянусь, что такого больше не
повторится.

Чонгук неожиданно даже для себя задумывается над тем, что бы он ответил
месяц назад, если бы Чхве извинился и сделал ему предложение тогда, когда он
лежал на больничной койке без возможности разогнуться. Согласился бы? Или
уже тогда ответил бы отказом даже не раздумывая?

Омеге вдруг становится смешно. До него внезапно доходит уровень абсурдности

ситуации, и ему действительно хочется рассмеяться от того, насколько
самонадеянными являлись поступки альфы. Он ведь действительно рассчитывал
на то, что Чонгук согласится. И весь ужас ситуации заключался в том, что их
отношения так и строились всë то время, что они были вместе. Омега закрывал
глаза буквально на всë, и если бы ничего в нëм не изменилось за последние три
месяца, он бы простил и согласился. Вот, что страшно.

— Думаешь, твои родители одобрят?

Ему было интересно. Его добросердечность и мягкотелость отошли на второй

план, а внутренняя омежья сущность требовала целого шоу и хотела посмотреть
на страдания и унижения этого горделивого альфы, некогда желанного и самого
любимого, который сначала показал, что такое любовь, а потом уже дал понять,
что из себя представляет предательство. Чонгук знал, что больше собственных
родителей Вонбин не боялся никого и ничего. Что удивительно, именно его папа-
омега держал за яйца всë семейство, и это даже в какой-то степени восхищало.

То, как моментально побледнел его несостоявшийся муж.

— Нет, но я договорюсь с ними.

52/83
Чонгуку хочется истерично рассмеяться. От родителей Бина он пострадал чуть
ли не больше, чем от самого альфы, потому что таким говном, как рядом с ними,
он не чувствовал себя никогда и нигде. Но это и вправду было очаровательно.
Одно лишь выражение лица альфы при упоминании родителей стоило многого.

— Договоришься с ними, чтобы получить разрешение на брак со мной, — Чонгук

вытягивает губы трубочкой и дëргает бровями, сложив при этом руки на груди.
Голова непроизвольно чуть наклонилась в бок, и всë его детское очарование
вдруг размылось на лице, выражение которого прибавило лет пятнадцать к его
возрасту. — Просто замечательно.

— Нет, нет! — Вонбин выставляет руки вперëд, наверняка желая остановить

омегу и выкрутиться так, чтобы всë было по его сценарию, который он
стопроцентно прокручивал в голове сотни раз до их встречи. Чхве был хорошим
тактиком, и он с вероятностью в восемьдесят процентов мог предугадать все
действия Чонгука. Жаль, что эта его способность была действенна лишь в то
время, когда омега был в него влюблëн. — Хочешь, я перестану с ними
контактировать? Они больше никогда тебе ничего не скажут, хочешь?

Это выглядело жалко, и явно уже не входило в первоначальный сценарий. У Бина

были все козыри – он приехал встречать омегу с букетом цветов и кольцом, у
него были все документы Чонгука, все его вещи и квартира, которую тот снял
втайне ото всех. Он не думал, что дойдëт до подобного торга.

— Всë, хватит, это уже просто цирк какой-то, — Чонгук хватает с земли сумку и
поправляет отросшие пряди волос, которые из-за ветра выбились из хвостика.
Он хотел наконец поставить точку, потому что вся эта ситуация – один сплошной
сюр и абсурд. Надо было заканчивать, и как можно скорее. — Я ничего уже от
тебя не хочу, — снова делает несколько шагов назад, подготавливаясь к тому,
что он собирался сказать дальше. Это было тяжело, хоть и слишком очевидно. —
Я остыл, Бин. Я больше тебя не люблю.

Внутри всë будто бы оборвалось, но лишь в хорошем смысле – с сердца как будто
бы упал огромный камень, который мешал всему организму нормально
функционировать. Это то, что он хотел сказать. То, что он действительно
осознал и принял, и ему от этого было чертовски свободно, чего нельзя было
сказать об альфе, который застыл каменным изваянием с нечитаемым
выражением лица. Чонгук будто бы заранее знал, что тот скажет сейчас что-то,
что для него станет тотальной ошибкой, поэтому лишь слегка дрогнул, когда тот
начал говорить.

— Твои документы всë ещë у меня. Все твои счета, включая банковскую карту,
наша общая квартира, все твои вещи, м? Что собираешься с этим делать?

Он лишь спустя пару секунд понял, что сказал, после чего черты его лица
моментально разгладились, но в глазах напротив, кроме разочарования, уже
ничего не было.

— Я никогда не свяжу свою жизнь с таким человеком, — Чонгук перестал

отходить назад. Такси должно было приехать с минуты на минуту, но омеге уже
некуда было ехать. Оставался лишь один вариант.

— Нет, стой, — у Вонбина уже откровенно дрожал голос. Он не сразу даже смог
понять, что Чонгук сорвался вперëд и обошëл его стороной, направляясь к

53/83
дверям больницы. Чхве в последний момент ринулся следом и почти нагнал
омегу, еле остановившись перед дверью, когда Чонгук резко остановился в
проходе и развернулся лицом к нему в последний раз.

— Не отдашь документы – я подам заявление в полицию. А со всем остальным я

уж как-нибудь справлюсь.

Альфа так и остался стоять на улице, запустив пальцы в волосы и жëстко

оттянув их назад. Чонгук в это время буквально бежал к лифту, чувствуя на себе
кучу чужих взглядов. Он совсем не удивится, если в сети буквально через
несколько минут появится репортаж с "места происшествия" и фотография того,
как Чонгук дрожащей рукой пытается сломать кнопку вызова лифта. Былое
спокойствие, хоть и относительное, как рукой сняло, его место занял жуткий
мандраж и осознание произошедшего – всего, что сказали ему, и что сказал он
сам.

В кабине лифта, пока механический голос отсчитывал этажи, Чонгук вдруг

почувствовал, как у него задрожала губа, да он весь задрожал, даже ресницы
из-за скопившейся в глазах влаги трепетали слишком очевидно, но омега на
полном серьëзе не собирался плакать до того момента, пока не появилась бы
возможность уткнуться в шею Тэхëна. Только с запахом бергамота в носу и с его
руками на своей пояснице. Над тем, насколько эта мысль была адекватной, он
явно собирался подумать позже.

Когда Чонгук преодолевает путь от лифта до двери в кабинет, с его плеча в

очередной раз сваливается сумка. Он кидает еë куда-то в угол, как только
оказывается внутри маленького помещения, где впереди него уже стоял альфа,
лица которого из-за пелены перед глазами было не видно. Омега буквально
наугад бросился вперëд и не ошибся – его тут же словили в тëплые объятия,
казавшиеся в этот момент самым безопасным местом на всей планете.

Чимин, стоявший всë это время у стены возле двери, решил удалиться из
кабинета именно в тот момент, когда омега горько разрыдался, а Тэхëн, крепко
прижимавший его к себе, кивнул головой на дверь. Пак всë ещë был в шоке
буквально от всего, что произошло за сегодняшнее утро на его глазах, поэтому
небольшая прогулка по коридорам больницы казалась ему не такой уж плохой
идеей.

— Ну же, мой замечательный, — Тэхëн ласково поглаживал мягкие волосы на

затылке, при этом обвивая одной рукой тонкую талию, чтобы прижать омегу
крепче к себе.

Тэхëн чувствовал, как в нëм пробуждается что-то сродни отцовскому инстинкту,

когда он вдруг начинает немного покачивать омегу в своих объятиях и
нашëптывать что-то бессмысленное, но определённо успокаивающее. Альфа
тысячи раз предотвращал истерики людей любых возрастов, но именно сейчас,
держа в объятиях двадцатилетнего омегу, в которого был без памяти влюблëн,
он вдруг начал делать всë то, что не раз проворачивал именно с детьми. Все эти
убаюкивающие движения, протяжное, повторяющееся в одном и том же темпе
"шиканье", ему оставалось только колыбельную спеть и пообещать конфету, ей-
богу.

— Заяц? — Тэхëн собирается с мыслями и медленно перекладывает обе ладони

на линию челюсти, чтобы поднять на себя полностью мокрое от слëз лицо, но

54/83
Чонгук ещë сильнее прижимается к альфе, надрывно воя и сжимая в кулаке его
халат на спине. — Ты сейчас сломаешь себе носопырку, если так же продолжишь
ею вжиматься в моë плечо, — Тэхëн продолжает говорить ласково и спокойно,
хоть внутри и начинает разрастаться паника. Состояние омеги будто бы
передавалось и ему самому, поэтому внутри всë неприятно обжигало от всех тех
задушенных всхлипов, которые Чонгук пытался заглушить в его плече.

Истерика начала сходить на нет лишь спустя несколько минут, когда омега
начал хрипеть сорванным голосом и дышать слишком коротко и часто, что не на
шутку испугало Тэхëна и всë же заставило его надавить на хрупкие плечи
сильнее обычного, чтобы всë же отстранить Чонгука и заставить его дышать
нормально.

— Эй, заяц, — Тэхëн смотрит на покрасневшее лицо, раздражëнную от слëз кожу,

на выпирающие венки, размазанные дорожки слëз вперемешку с соплями и
слюнями, и, блять, любуется. Кажется, что даже если бы у Чонгука защемило
лицевой нерв и его перекосило в одной жутко страшной гримасе, для Тэхëна он
бы всë равно остался самым красивым. Тот всë смотрел своими чëрными
глазищами, всхлипывал каждую секунду и снова пытался уткнуться в чужую
грудь, видимо, прикинув, насколько привлекательно он мог выглядеть в тот
момент. Тэхëн же невозмутимо держал дистанцию в несколько сантиметров. —
Сделаем дыхательную гимнастику, хорошо? Тебе нужно успокоиться.

Чонгук кивнул и решительно начал повторять все действия за врачом, пока тот
ободряюще гладил напряжëнные предплечья, следя за неровно вздымающейся
грудной клеткой.

Уже через десять минут Чон сидел на диване с кружкой зелëного чая в руках,
укутанный в мягкий плед, который Тэхëн накинул на его плечи вместо пальто.
Сам альфа сидел напротив, терпеливо ожидая того момента, когда Чонгук
созреет на разговор и скажет хоть что-нибудь. Его разрывало от желания узнать,
что от омеги хотел его бывший, но нарушать тишину не решался, боясь
ненароком спугнуть парня.

— Кажется, я опять влип, — Чонгук слышит свой голос и удивляется тому,

насколько сильно тот охрип. Ему было больно сглатывать, а зелёный чай только
добавлял неприятных ощущений, о чëм Тэхëн догадался не сразу, а лишь
посмотрев на скривившееся лицо.

— Чëрт, не стоило тебе зелëный чай заваривать, он здорово сушит горло, —

альфа поднимается со стула и идëт к небольшому тайнику, куда они с Чимином
ныкали всякие вкусняшки. Он достал оттуда недавно купленное банановое
молоко и отдал его Чонгуку, забрав кружку с чаем. — Мой замечательный, все
проблемы решаемы...

— Кроме смерти, — Чонгук перебивает, смотря в чужую спину. Тэхëн вылил

содержимое чашки в раковину и обернулся. — Я помню, хëн, — Чонгук вертит в
руках небольшую баночку жëлтого цвета и невольно улыбается, но открывать не
спешит. — Мне разве можно?

— Я как врач должен сказать, что нельзя, но тебе на сегодня хватило потрясений
и без дерущего горло чая, — Тэхëн жмëт плечами и возвращается на своë место,
глядя исключительно в собственную кружку с чаем. Смотреть на то, как Чонгук
обхватывает своими очаровательными розовыми губами несчастную трубочку от

55/83
молока, не было уже никаких сил. Особенно после того, что он сделал этой
ночью. Он всë ещë чувствовал себя мудаком, который без спроса сделал то, на
что не имел права. — Дома старайся не пить холодные жидкости и не есть
жëсткую пищу, связки восстановятся за день-два.

— Я вряд ли вообще буду что-то пить или есть дома, — Чонгук поджимает под
себя ноги и в защитном жесте прижимает к себе подушку. — Вонбин забрал все
мои документы и каким-то образом забрал договор на аренду квартиры, которую
я снимал и в которую я должен был сегодня уехать.

Чонгук жмëт плечами и улыбается, а в его глазах снова стоят слëзы, которые
красиво переливаются под солнечным светом. Эта улыбка, разбитая,
наполненная разочарованием и усталостью, разбивает Тэхëну сердце, и ему
ничего не остаëтся, кроме как пересесть на диван, сгрести омегу в крепкие
объятия и вытереть рукавом халата одну-единственную слезу, трепетно
проходясь кончиками пальцев по нежной коже.

— Это ничего, мой замечательный, — решение ударило в голову слишком быстро,

а желание помочь и утешить лишь добавляло решительности. — Поживëшь пока
у меня. Квартира довольно большая, места точно хватит. А с документами
разберëмся, у меня в полиции есть знакомые, они подсобят, если... — Тэхëн
охает и заваливается назад, неприятно упираясь спиной в подлокотник дивана,
когда Чонгук резко подаëтся вперëд и обвивает его шею руками. Альфа, отойдя
от неожиданного выпада, уложил ладони на чужую поясницу, трепетно
прижимая к себе омегу.

В надëжных объятиях Чонгук впервые чувствует себя настолько комфортно, и

думает о том, что прикосновения Вонбина были ему неприятны не только из-за
остывших чувств, но и из-за новой искры, которую зажëг в нëм, кажется, самый
лучший на этом свете человек.

***

Они весь день проводят в детской больнице, потому что у Тэхëна по-
прежнему оставалась целая куча работы. Омегу он посадил в своëм кабинете,
выдал ноутбук, любимую мангу Чонгука на случай, если бы тот решил в
тысячный раз перечитать свои любимые моменты, и даже дженгу откопал, в
которую омега всë же сыграл несколько раз в гордом одиночестве.

Чонгук помнил слова Пака о том, что Тэхëн в детской больнице заведует
хирургическим отделением, поэтому картинка в голове сложилась сама собой, и
она не слишком совпадала с реальностью. Он грешным делом подумывал на
сокращение обязанностей из-за повышения должности, но оказалось, что это так
не работает. Альфа носился по отделению, как торпеда, а за ним следом
постоянно вился хвостик из нескольких деток, постоянно сменяющих друг друга.
Чонгук лишь несколько раз выглядывал из кабинета, и в каждый из них у Тэхëна
на руках, на плечах, в ногах, на коленях или на спине находился кто-то из детей,

56/83
которые цеплялись за альфу, как за спасательный круг, а он возился с ними так,
будто бы являлся отцом для всей этой своры малышей.

В середине дня Чонгук понял, что про сон альфа ему всë-таки соврал. Его грызла
совесть за то, что он просил Тэхëна посидеть с ним и задерживал в больнице, из-
за чего Ким наверняка не высыпался и выглядел очень уставшим. Высказывать
что-то самому альфе он, конечно же, не стал, потому что у того на день было
назначено три операции, и отвлекать мужчину для выяснения отношений не
было смысла, поэтому ему оставалось лишь наблюдать за работой Тэхëна и не
вмешиваться.

Чонгук был поражëн тем, как Ким вëл себя с детьми. Он видел, как тот укачивал
на руках малыша, которому было явно не больше трëх лет и которому была
назначена операция по удалению родинки на этот день. Чонгук сразу же понял,
о чëм речь, потому что большое пятно на пухлой щечке ребëнка слишком
очевидно бросалось в глаза. Малыш ревел взахлëб и обнимал Тэхëнову шею, пока
тот покачивался на месте, похлопывая своего крохотного пациента по спинке,
постоянно что-то нашëптывая и получая в ответ частые кивки головой.

Чонгук видел, как заведующий хирургическим отделением лежал на полу в

игровой комнате, пока ему оттягивали волосы, тыкали пальцами в щëки,
ползали, ходили и бегали по его торсу, громко кричали прямо в уши и надрывно
плакали, когда свободных для издевательств участков тела не оставалось. Тэхëн
играл с ними во всë, кроме пряток, даже если это были вышибалы
попрыгунчиком.

У Чонгука громко билось сердце, когда он незаметно следил за всем действом

из-за угла, и ему даже пришлось положить руку на грудную клетку, когда
сердечный ритм начал проходиться дрожью по всему его телу. Он не раз
оглядывался и не видел поблизости никого из родителей, потому что те
безоговорочно доверяли Киму, и Чонгук их понимал. Сложно такому человеку не
доверять.

— Ты не против, если мы немного задержимся? Хочу подождать, пока Ыну не

очнëтся от наркоза, — Тэхëн заглянул в кабинет уже в девять часов вечера,
когда его рабочий день должен был быть окончен. Чонгук вспоминал в этот
момент, как альфа оказывался рядом с ним во взрослой больнице уже в половину
десятого, а значит, он никогда не задерживался на работе ради него. От этого
было одновременно и стыдно, и тепло.

— Конечно, — он улыбается, наверное, слишком влюблëнно, и выглядит при

этом, как полнейший идиот.

До дома они добираются только в одиннадцать часов вечера, предварительно

заглянув в круглосуточный магазин за продуктами, которых дома у Тэхëна не
было совсем. Тот попросту практически не бывал в квартире, и единственное,
что он там делал – периодически завтракал хлопьями и спал.

— Что ж, — Тэхëн включает свет в коридоре и начинает говорить, когда они

оказываются в квартире. — Сейчас будет мини-экскурсия, потом сделаем тебе
молоко с мëдом и ляжем спать. Как тебе такой план?

— Я за, — Чонгук смотрит в спину альфы и быстро снимает обувь, после чего
тихо идëт вслед за Тэхëном.

57/83
Они вместе разбирают пакеты с едой, Ким ставит молоко в микроволновку и
включает электрический чайник, после чего жестом указывает на коридор, в
котором Чонгук краем глаза зацепил две двери, находящиеся практически
напротив друг друга.

— Вот это, — Тэхëн указывает на одну из них. — Спальня. Обустраивайся, я

принесу вещи из машины, которые ты носил в больнице, а потом съездим в
торговый центр и купим тебе нормальную одежду.

Чонгук заглянул внутрь лишь на секунду и тут же отшатнулся обратно,

удивлëнно округляя глаза и приподнимая брови.

— Стой, это разве не твоя комната? — Чонгук немного морщится от того, как по
его носу буквально ударил концентрированный запах бергамота с пряностями.
Игнорировать приятное тепло, обволакивающее горло, было не так уж и просто.

— Да, но я фактически живу в зале, поэтому ничего особо не поменяется, не

переживай.

Тэхëн нагло врëт, но виду не подаëт, сконцентрировавшись на эмоциях Чонгука.

Он увидел, как омега сморщил нос, приоткрыв дверь в его комнату, но
однозначно подобную реакцию расценить не смог. Зато, буквально через
несколько секунд, когда крылья носа Чонгука затрепетали, а сам он слишком
очевидно начал принюхиваться, на лице альфы чуть ли не растянулась широкая
улыбка.

В этой комнате прошлой ночью происходило то, о чëм Тэхëн никогда никому не
расскажет. Он едва ли не краснеет, когда вспоминает, к чему привëл невинный
поцелуй, но продолжает держать лицо, чтобы Чонгук не отвлекался и
продолжал говорить. Проблема была лишь в том, что он его не слушал.

— ... так что это правда не лучший вариант, мне и в зале будет совсем неплохо,
— Чонгук выглядит растерянным и сбитым с толку. Его отвлекало покалывание в
носу и невозмутимость мужчины напротив, который просто так предлагал занять
ему собственную комнату, явно не подумав о всех неудобствах, которые могли
возникнуть.

— Я не стану стелить тебе на диване, ни один нормальный альфа не позволит

себе поселить своего омегу в гостиной, когда в доме есть хорошая спальня.

Он говорил слишком спокойно для человека, который мог сморозить что-то

подобное, но на деле он настолько ушëл в свои мысли, что даже не заметил, как
сам оговорился. Уже спустя несколько секунд Чонгук смотрел на него
округлившимися глазами, а Тэхëн задумчиво уставился в стену, пытаясь
вспомнить, что же он такого ляпнул, что внутри у него всë свербило, и омега при
этом смотрел так, будто бы он только что кролика достал из шляпы.

— Я что-то не то сказал, да? — Тэхëн смотрит на Чона и отчаянно пытается

понять, где совершил промах, но омега в один момент отмирает и мотает
головой.

— Нет, я просто думаю, чем ещë аргументировать свою позицию, — на его губах
застывает лëгкая улыбка, а на щеках – едва заметный румянец. Тэхëн ярко

58/83
осознаëт, что что-то он всë-таки сказал не так, но раз Чонгук не отреагировал
отрицательно, значит, ничего страшного в этом не было.

— Не нужно ничего аргументировать. После больницы тебе точно нужна кровать,

а не диван.

— Но я всë ещë не понимаю, как ты собираешься решать вопрос со сборами на

работу. Сомневаюсь, что тебе будет удобно собираться при мне, — Чонгук жмëт
плечами и пытается вернуть себе нормальное выражение лица. Ему многих
усилий стоит не приложить ладони к горящим щекам.

— Одежда – это единственное, что я беру из комнаты по утрам. А перенести еë в

зал не такая уж и большая проблема, — Тэхëн чувствует чужое смущение как
собственное, поэтому мягко берëт омегу под локоть и ведëт на кухню. — Ты всë
ещë лечишься и тебе нужны максимально комфортные условия для полного
выздоровления, так что не спорь, — с кухни доносится характерный щелчок и
громкое бульканье. — Кажется, чайник вскипел. Наверняка и молоко уже
погрелось. Пошли на кухню?

— Постой, а что в той комнате? — Чонгук стопорится на выходе из коридора и

кивает на противоположную дверь, после чего видит на чужом лице секундную
растерянность.

— Там просто коробки с некоторыми вещами, а так – пусто. Даже обоев нет, —
Тэхëн жмëт плечами. — Пошли.

Не станет же он признаваться в том, что в его планах эта комната когда-нибудь

должна была стать детской.

— Ого, ты пьëшь молочный улун? — Чонгук заглядывает через плечо в чашку

альфы, когда тот закидывает в неë чайный пакетик.

— Нет, вообще, я его терпеть не могу, но его любит Чимин, поэтому у меня в
квартире всего три упаковки чая и все они с молочным улуном, — Ким наливает
кипяток в чашку, и они вдвоëм с Чонгуком морщатся от неприятного запаха.

— Чимин часто у тебя бывает? — Чонгук берëт в руки свою кружку и

прислоняется бедром к столешнице.

— На самом деле, он единственный, кто здесь бывает, кроме меня, — Тэхëн

вздрагивает от неожиданного шороха со стороны омеги, когда тот отставляет
чашку в сторону и садится на столешницу, всем своим видом показывая, что он
готов слушать. На нëм была всë та же толстовка Тэхëна, которая на Чонгуке
смотрелась не менее органично, чем остальная одежда альфы, и Киму
действительно пришлось приложить усилия, чтобы продолжить говорить. —
Квартиру эту купил я, но выбирал еë Чимин. Изначально мы жили здесь вместе,
просто он съехал несколько лет назад.

— Почему? — Чонгук смотрит пытливо, будто бы пытаясь заглянуть глубже и

увидеть то, о чём Тэхëн может умолчать.

— Ну, — альфа потупил взгляд в пол под таким внимательным взглядом больших
чëрных глаз, всем своим видом давая понять, что Чонгук подбирается к чему-то
слишком личному. — Нам обоим было уже под тридцатку, и у обоих совершенно

59/83
не клеилась личная жизнь. У меня в принципе никого не было, а у Чимина были
проблемы с Юнги, поэтому решение разъехаться было самым оптимальным.

— Проблемы с Юнги?

Чонгук продолжал цеплять из Тэхëновых слов ту самую информацию, которую

альфа пытался упомянуть лишь вскользь. Омега и сам не понимал, до чего хочет
докопаться, но внутреннее чутьë почему-то всë никак не умолкало.

— Юнги ревновал. Нет, конечно, он не говорил ему об этом прямо, но он сказал

это мне, всего один раз, напившись вусмерть, — Тэхëн делает очередной глоток
и снова морщится. — Хотя всë это и так было очевидно.

— Ревновал Чимина к тебе? — Чонгук снова уточняет, чуть наклоняя голову, и

Тэхëн кивает, отводя взгляд в сторону. Он чувствовал себя так, будто бы его
раздевали, но скрывать что-то от Чона альфа не хотел. Лучше, чтобы тот узнал
всë сейчас от Тэхëна, а не позже от кого-то другого.

— Да, — альфа снова кивает, залпом допивает содержимое кружки и

неаккуратно ставит еë в раковину. — Мы жили вместе и были очень близки, но
дело было именно в той информации, которая чисто случайным образом
просочилась за пределы нашей квартиры, — Тэхëн начинал нервничать, но его
почему-то успокаивал тот факт, что перед ним стоял именно Чонгук. Он знал, что
его в любом случае поймут и не станут осуждать, и именно это заставляло его
влюбляться ещë больше. — Дело было в том, что, — он запнулся и прочистил
горло. — Только ничего не подумай, ладно? Мы не извращенцы, просто, — альфа
выпускает воздух из лëгких громко и прислоняется бëдрами к столу так, что он
оказывается прямо напротив Чонгука. — Просто трудно работать врачом, и
особенно тяжело было поначалу. Я люблю детей, Чимин любит людей в целом, но
нам обоим приходится сталкиваться со сложными, а иногда совершенно
обречëнными случаями. Работая сутками напролёт, времени на себя-то не всегда
хватало, а на отношения и подавно, поэтому, — Тэхëн опасливо поднимает
взгляд и смотрит исподлобья, но на Чонгуковом лице всë ещë не видит чего-то,
что дало бы ему сигнал прекратить. — Мы с Чимином... Помогали друг другу.

— В плане...? — Чонгук, конечно же, сразу догадывается.

— Да. Физические потребности, да и моральные тоже, — на лице у Чонгука после

этих слов застыло выражение полной задумчивости, а внутри у него будто бы
что-то ухнуло вниз, и он настолько отчëтливо уловил этот звук в собственных
ушах, что ему даже показалось, будто бы и Тэхëн мог его услышать. Думать о
ныне близких друзьях в таком ключе было неприятно, но он сам внезапно
захотел докопаться до правды, вот он еë и получил. Чонгук по классике жанра
ревновал, и даже не отрицал этого. — Просто нам было тяжело, и мы искали
утешение друг в друге, потому что ближе никого не было. А Юнги, как
оказалось, был влюблëн в него ещë с того момента, когда он пришëл к ним в
больницу практикантом-третьекурсником, — Тэхëн поджимает губы, вспоминая
напившегося от отчаяния альфу, который в первый и последний раз на его
памяти, захлëбываясь в слезах и разъярëнно выплëскивая всю желчь,
выворачивал душу. Что иронично, Тэхëну, которого он ненавидел до искр перед
глазами. — Но мы с Чимином давно прекратили это. Уже года два, может, три,
между нами ничего не было. А вот с Юнги у них тëрки уже который год. Чимин
даже и не заметил, как сам влюбился, и это стало основным поводом для того,
чтобы разъехаться.

60/83
В памяти у Чонгука тут же вспыхнула сцена знакомства с Чимином и Юнги, но
она не была самой показательной. Очевиднее всего была реакция Юнги на
Тэхëна, когда тот оказывался рядом с Паком, или им же упоминался в разговоре.

— У нас с Чимином действительно очень крепкая дружба, потому что мы

умудрились пройти даже через подобие отношений. Он – моя семья, и с этим
Юнги ничего не сможет сделать, только принять. Но они с Чимином слишком
упëртые, — на последнем слове оба почему-то одновременно поднимают взгляд
друг на друга и тут же его опускают, потому что увиденное напротив отражение
собственной неуверенности оставляет неприятный осадок на душе.

Их разговор прерывается, когда чашки оказываются в раковине. Тэхëн, всë так

же настаивая на своëм, укладывает Чонгука в собственной спальне, а сам
забирает вещи на утро и идëт в зал.

Они снова пересекаются возле душа, когда Чонгук выходит из ванной в

фаворите всех фаворитов – футболке со свинкой Пеппой, желают друг другу
спокойной ночи и расходятся, соприкасаясь плечами. Чонгуку даже кажется, что
альфа на секунду сжал его пальцы, но он старается не надумывать и идëт спать
в комнату, где абсолютно все вещи пропитаны той самой смесью запахов,
которая сводит омегу с ума.

Всю эту ночь он задыхается на пахнущих бергамотом простынях, комкая между

ног одеяло и отчаянно борясь с собственным возбуждением.

****

Через две недели от концентрации напряжения воздух можно было резать

ножом, и причина заключалась в том, что со временем прикосновений стало
больше, а слов – меньше, и обоих это доводило до ручки. Каждый из них держал
на кончике языка три главных слова, которые так и грозились сорваться в самый
неподходящий момент, но каждый раз кто-то будто бы забирал возможность
говорить.

Чонгук знал, что не может просто взять и выбросить их на воздух, ему слишком
много всего нужно было сказать альфе перед тем, как признаться. Чувства
никак не вязались с предыдущим опытом, они казались сильнее и ощущались
совершенно по-другому, и это пугало ровно настолько же, насколько и
притягивало. В голове не было даже мысли о том, что всë двигается слишком
быстро, Чонгуку впервые всë казалось правильным, таким, каким и должно быть,
и Тэхëн ощущался для него как дом, который дарит ощущение тепла, уюта и
безопасности.

Тэхëн же держал язык за зубами лишь потому, что боялся за Чонгука, за его
комфорт и нынешнее положение. У мальчика никого не было, и Тэхëн хотел
взять на себя все роли – отца, брата, друга и его альфы, но без вреда для них
обоих мог примерить на себя лишь первые три, потому что в случае
невзаимности Чонгук бы просто не смог отказать, ибо ему как минимум некуда
было идти, а принуждать его к чему-то Тэхëн уж точно не хотел.

61/83
Но как же чертовски сложно было держаться, когда из-за желания поцеловать
приходилось едва ли не бить себя по щекам, как сложно было проходить мимо
своей спальни, зная при этом, что в ней лежит такой ласковый, родной омега,
который пахнет так, будто бы на нëм уже стоит метка альфы. Как сложно было
на работе впервые сидеть с контейнером, наполненным едой именно для него, а
с утра находить в холодильнике приготовленный с вечера завтрак, на который у
него никогда не хватало сил.

В нëм взбушевались какие-то странные древние инстинкты, когда он впервые

почувствовал что-то слишком сумбурное и иррациональное, вроде: вау, мой
омега в моëм доме, в моей постели, он пахнет мной, носит мои вещи и ест еду,
которую я купил, он хорошо себя чувствует и ждëт меня с работы. надо
жениться, срочно.

У них даже будто бы негласно было установлено взаимное собственничество,

когда во взглядах, исподлобья направленных друг на друга, так отчëтливо
виднелось – моë, но при этом никто ничего вслух не говорил, оставляя самое
важное до того самого момента, который обязательно должен был наступить, но
когда – никто точно сказать не мог. Даже просто потому что виделись они
только по вечерам и на выходных, и в те несколько часов, на которые Чонгук
приходил в больницу. И то, стены кабинета омега видел чаще, чем самого
Тэхëна.

Предыдущие выходные они провели вдвоëм, безвылазно сидя в квартире и

смотря "Друзей", поедая приготовленную совместными усилиями еду. И даже
относительно питания Тэхëн умудрился позаботиться о Чонгуке больше, чем
омега мог себе представить. Мало того, что он покупал продукты и напрочь
отказывался брать у Чонгука деньги, так он ещë и "за компанию" начал
придерживаться правильного питания, отказавшись от всего, что Чонгуку нельзя
было есть, и в особенности от лапши быстрого приготовления, которую до этого
он поедал тоннами.

На этих выходных они собирались продолжить свой марафон и договорились с

самого утра начать готовить завтрак, обед и ужин, но когда Чонгук проснулся и
привел себя в порядок, в квартире никого не оказалось. Телефон молчал,
никаких записок омега не обнаружил, поэтому решил немного подождать,
надеясь на то, что Тэхëн просто вышел в магазин.

Спустя три часа стало понятно, что альфа явно был не в магазине.

Внутри у Чонгука всë сжималось от странного волнения. Оно не было

неприятным, таким, каким бывало предчувствие чего-то плохого, оно лишь
отзвуками бродило по всему телу, заставляя чувствовать странный трепет.
Ждать становилось всë сложнее, но Чонгуку почему-то казалось, что это
ожидание обязательно окупится.

Когда из коридора донëсся звук открывающейся двери, омега сидел на стуле за

барной стойкой и нервно помешивал в кружке чай с бергамотом. Запах альфы
кружил голову и перебивал даже концентрированную заварку, а аромат
пряностей забивался прямо под кожу, заставляя напряжëнно свести колени.
Сила воли омеги держалась на одном честном слове, и Чонгук, видит Бог, это
честное слово удерживал из последних сил.

62/83
— Заяц, я дома, — из коридора слышен мягкий бархат голоса, который
заставляет трепет внутри ударить по мозгам с новой силой. — Надеюсь, не
спишь.

— Нет, я давно проснулся, — Чонгук, отозвавшись, повернулся ко входу в кухню и

тут же замер, глядя на альфу в деловом костюме с какой-то папкой в руках.

— Прости, нужно было кое-что сделать.

Чонгук видит, что в Тэхëне будто бы смешались умиротворение и нервозность,

как бы странно это ни звучало. Он будто бы был чем-то доволен, но при этом
сильно нервничал, и Чонгука такое настроение сбивало с толку.

— Расскажешь? — омега заискивающе смотрит, а Тэхëн, глядя в любимые чёрные

глаза, по наитию кивает, сначала отвечая, а потом думая над тем, на что
согласился.

— Я ездил на встречу с Юджу, — Тэхëн говорит быстро, практически

скороговоркой, и не даëт Чонгуку вставить слово. — Я уже давно с ним связался,
и мы разбирались с твоими документами. Сегодня наконец-то закончили.

На столе оказывается та самая синяя папка, которую омега подметил ещë тогда,
когда Тэхëн только вошëл на кухню. В ней действительно оказываются все
документы, включая договор аренды, который уже не имел никакой силы после
расторжения, но Чонгука волновало не это. У него в горле будто бы ком застрял,
и ощущение было такое, будто бы он мешал ему дышать и его нужно было
срочно выплюнуть, но он лишь немо открывал и закрывал рот, не имея
возможности сказать что-либо.

— Даже в полицию обращаться не пришлось, хотя я планировал. Юджу, кстати,

тебе привет передавал, мы с ним поговорили немного, он довольно приятный, а
вот бывший твой тот ещë скользкий тип. Ха-ха, вот это я каламбурщик, тренер по
фигурному катанию – скользкий тип. Не смешно, да? Ну ладно, я слишком сильно
люблю тебя, так что можешь и дальше не смеяться над моими тупыми шутками.
У вас, кстати, такая квартира уютная, ну, то есть, теперь его квартира, надо бы
нам тоже обустроиться, а то как-то пусто, недушевно, что ли...

Чего?

Чонгук даже икнул от неожиданности, нахмурившись. Тэхëн продолжал

говорить, говорить много и без остановки, а Чонгук, который перестал
улавливать суть монолога после одной конкретной фразы, так и сидел с
открытым ртом, пока Ким, в какой-то момент поднявшийся со своего места,
быстрыми шагами рассекал по кухне то с чайником в руках, то с водой, то с
документами.

— ...ну я ему и говорю, закрой забрало и завали своë хлебало. Так этот олень
обосранный меня в отделение отвëз, я сутки в камере провëл, Чимину пришлось
выкуп тащить. В общем, опыт со стражами правопорядка у меня такой себе, два
из десяти, и то, чисто за возможность провести двадцать четыре часа в полной
тишине.

— Тэ?

63/83
— А?

Альфа наконец остановился, держа в руках две кружки чая.

— Чëрт, ты себе уже заварил, да? Я даже не заметил, что ты с чашкой сидишь,
потому что твоя любимая была пустой, и...

— Тэ, ты сказал, что любишь меня, — Чонгук говорит вкрадчиво и смотрит

пронзительно, потому что и сам думает, что ему послышалось. Тэхëн в этот
момент застывает, тяжело сглатывая.

— Я? Я... нет, — он говорит даже для себя неестественно хрипло, прочищает

горло и ставит обе чашки на стол, плюхнувшись на второй стул. — Чëрт. Да. Я,
кажется, действительно сказал это.

— Ты действительно, или...?

— Действительно. Не или.

Чонгук не думает о том, насколько тупым и несодержательным выходит с виду

диалог, потому что в нëм заложено, кажется, всë, что ему нужно от этой жизни.
У Тэхëна с лица смывается весь спектр эмоций, губы сжимаются в тонкую
полоску и желваки белеют от напряжения. Опять ляпнул, опять не подумал,
опять проебал момент.

Он даже не успевает вспомнить о том, по какой причине не хотел признаваться,

потому что Чонгук действует на опережение: пролезает под барной стойкой и,
неловко перекинув ногу через чужие бëдра, неудобно усаживается на колени
альфы, пряча при этом румянец, предательски выступивший на щеках.

— И я тебя, — останавливается, сглатывает. — Ну это. Люблю.

— О мой Бог. Я не знаю ни одной пары на этом свете, Чон Чонгук, у кого
признание в любви звучало бы так же тупо, как и у нас с тобой.

Они посмеиваются тихо, но затихают слишком быстро, уставившись друг на

друга. У Тэхëна взгляд тоскливо замирает на уже знакомых ему губах, у Чонгука,
как ему думается, на ещë совершенно неизведанных, и обоим вдруг становится
не до смеха. Им жуть как хочется, но их переглядывания всë не прекращаются,
взгляды становятся очевидно вопрошающими, и всë происходящее начинает
походить на игру на выдержку. Естественно, без шанса на победу.

Они больно сталкиваются носами и зубами, наконец неряшливо соприкасаясь

губами. От долгожданного контакта из груди Чонгука вырвался совсем тихий
стон, от которого в альфе что-то перемкнуло, заставило утопить в объятиях и
прижать к себе так крепко, что шанса выбраться просто не оставалось. Он
голодно сцеловывал сладость с чужих губ, с нежной грубостью гладил изгибы
любимого тела, а у Чонгука в его руках не получалось сделать полноценный
вдох, потому что все органы будто бы разом отказались функционировать. Омеге
впервые было так хорошо, так тепло и безопасно в чьих-то объятиях, так
комфортно и так правильно. Чонгук ведь никогда до этого не чувствовал себя на
своëм месте. Рядом с друзьями чувствовал себя лишним, рядом с семьëй
любимого человека чувствовал себя половой тряпкой, рядом с Вонбином никогда
не испытывал чувства защищëнности. Тэхëн же одним своим присутствием

64/83
создавал те ощущения, которые омега испытывал в детстве, когда в крохотной
комнате строил шалаш из стульев, подушек и одеяла. В руках именно этого
человека было так же тепло и спокойно.

Через некоторое время губы немного онемели от слишком частых касаний и

мягких покусываний, поэтому альфа лишь на несколько сантиметров
отстранился, чтобы посмотреть в такие же горящие любовью глаза. Всë такие
же чернющие, огромные и выразительные, которые не дали шанса остаться
равнодушным. Тэхëн в очередной раз не смог удержаться от прикосновений, всë
любовно оглаживая нежную кожу на щеках и линии челюсти, а Чонгук ластился
к этим прикосновениям голодным до ласки котëнком, доверчиво прикрывая
глаза в ожидании новых поцелуев.

Атмосфера в комнате казалась слишком интимной, даже при том, что за окном
ярко светило солнце. Тэхëн думает, что когда-нибудь (в его мыслях, конечно же,
в ближайшем будущем) в такой же обстановке он сделает Чонгуку предложение,
и именно в этот момент, когда пальцы омеги трепетно касались его лица, он был
уверен на сто процентов, что тот согласится. Обязательно согласится, потому
что так, как этого омегу, он уже никого не сможет полюбить. Когда в отражении
чужих глаз видишь собственный образ, сомнений не остаётся.

Поцелуи становились более медленными и менее глубокими, вот-вот всë должно

было прекратиться, и их признание, первые поцелуи (по обоюдному согласию)
навсегда отпечатались бы в памяти завершëнным моментом, как эпизод в кино,
после которого обязательно начинался следующий кадр. Вот только вопреки
всем ожиданиям атмосфера вокруг начала сгущаться, а в воздухе повисла
лëгкая дымка возбуждения. Нежность снова перетекала в страсть, в каждом
касании чувствовался голод, желание врасти в чужое тело и стать одним целым.

Руки плавно спускались на поясницу омеги, оглаживали бока и кольцом

сжимались вокруг тонкой талии, отчего Чонгука вжимало в крепкое тело, а губы
сами непроизвольно поддавались чужому напору. Поцелуй получался
неряшливым, но бесконечно мягким и волнительным. У Чонгука на ногах
поджимались пальчики от того, насколько ему были приятны короткие, звучные
поцелуи, хватка зубов на пухлой нижней губе, прикосновения-бабочки на щеках,
на подбородке и линии скул. У него внутри всë туго сжималось, как и его
непослушные пальцы, вцепившиеся в рубашку альфы. Он податливо гнулся в
нежных руках, а когда Тэхëн отстранялся, капризно тянул его обратно, голодно
принимая каждое новое касание.

Их попытки остановиться выглядели довольно комично. Тэхëн только

отстранялся, увеличивая дистанцию, как сразу же сокращал еë до исходной, а
Чонгуку будто бы только в радость – он охотно подставлялся под пылкие
поцелуи и всем телом следовал за приятным теплом, исходившим от тела альфы.

— Надо остановиться, — Тэхëн дышит тяжело, вылизывает тëплую кожу на шее и

пробирается руками под футболку со Спанч Бобом. Вопреки собственным словам
– снова добирается до опухших губ и плющит их новым поцелуем, удерживая
вихрастый затылок и горячую поясницу на месте.

— Ага, — Чонгук мычит в поцелуй, сжимает широкие плечи через ткань рубашки
и улыбается, когда Тэхëн в очередной раз пытается отстраниться. Он
откидывается на спинку стула, и, конечно же, снова притягивает омегу к себе,
целует коротко, а потом снова пытается отстраниться.

65/83
— Может, чаю? — Чонгук смотрит с игривым прищуром, приподнимая
подбородок и легко улыбаясь, а Тэхëн снова гулко сглатывает.

— Чай. Да, чай – это хорошо, просто прекрасно.

И снова целует, томно выдыхая горячий воздух.

Через полчаса они всë же оказываются за столом. Молча пьют горячие напитки и
пилят друг друга взглядами, цепляясь за покрасневшую кожу даже вокруг губ,
за всклокоченные волосы, сбитую одежду и следы на коже.

Слишком неловко.

— Чëрт, — отложив ложку в сторону, Чонгук поправляет полы жутко помятой

футболки и исподлобья смотрит на альфу. Он совсем раскраснелся, когда всю
смелость смыло потоком осознания. — И что обычно люди делают после
признания? В книжках на этом заканчиваются главы, а в фильмах меняется
эпизод.

— У нас был план, помнишь? — Тэхëн снимает галстук и расстëгивает верхние

пуговицы своей рубашки. У него горят губы, он всë ещë не верит в происходящее
и в его мозгу одна сплошная каша. — Мы с тобой, "Друзья" и много еды. Мы
можем ему следовать, но при этом много обниматься и целоваться, что
скажешь? — он наклоняется вперëд, нависая над столом, и омега зеркалит его
позу, оставляя между их лицами буквально несколько сантиметров.

— Звучит отлично, — Тэхëн чувствует на своих губах чужое дыхание. — Мне

нравится.

— Да?

— Да.

О документах, одиноко лежащих на столе, никто уже не вспоминает, а

заговорившего на тему переезда Чонгука просто затыкают очередным поцелуем.

Ночью этого дня Тэхëн впервые будет спать настолько крепко, прижимая к груди
сладко сопящего омегу.

***

Чонгуку нужно было в душ. Срочно.

Подходила к концу вторая неделя их отношений и совместного проживания в

одной комнате, когда оба окончательно осознали, что наконец-то дорвались до
своего, и вот тогда началась настоящая игра на выживание. Когда в голове

66/83
появилось такое долгожданное "да, да, он твой, тебе можно", ограничения будто
бы стëрлись окончательно, и крышу от этого сносило так, что практически
каждый поцелуй неведомым образом едва ли не доходил до секса.

И пока Тэхëн тормозил себя из последних сил, Чонгук познавал многогранность

удовольствия, отбросив свою главную фобию – боязнь боли.

Последние разы с Вонбином были просто невыносимы, и хоть Чон эти ощущения
запомнил очень хорошо, с Тэхëном ему было не страшно. Абсолютное,
фактически слепое доверие и вера в то, что Ким просто не может сделать ему
что-то плохое, сделали своë дело. Чонгуку, отпустившему все свои страхи и
сомнения, настолько сильно хотелось, что его тело будто бы само по себе начало
проворачивать слишком смущающие махинации. Скрыть своë желание просто не
удавалось, потому что некоторые физиологические особенности с потрохами
выдавали практически перманентное состояние омеги. Конечно же, в самые
неподходящие моменты.

Это был обычный вечер пятницы. Тэхëн в скором времени должен был вернуться
с работы, а у Чонгука совершенно неожиданно в отсутствие альфы разыгралась
фантазия, и по мозгам вдарило так, что в кровати он совершенно неожиданно
оказался в одной лишь Тэхëновой толстовке, сбившейся на уровне груди, с тремя
пальцами в заднице и с жутким чувством стыда. Он изводил себя слишком долго,
и теперь, стоя в ванной всë в той же толстовке, доходившей до середины бедра,
ему с трудом удавалось держаться на своих двоих, и то, с постоянной опорой на
раковину. Хотелось включить ледяной поток и прямо как есть залезть в душевую
кабину, но сообразительности Чонгука хватило только на то, чтобы в нетерпении
одновременно прокрутить краны с холодной и горячей водой.

Прийти в себя получилось гораздо быстрее, чем ожидалось изначально. Всë тело
окатило мощным фонтаном, и у Чонгука ушло слишком много времени на
осознание того факта, что вода выливалась явно не из тех отверстий, которые
для этого были предназначены. Из омеги сантехник был, откровенно говоря,
никакой, но проанализировать проблему он всë же смог – очевидно, смесителю
настал конец.

Когда всë вокруг, включая самого Чонгука, стены, пол и потолок, оказалось в
воде, в омеге постепенно начала нарастать паника, но он при этом оставался на
месте и ничего не предпринимал, тупо пялясь с открытым ртом на сломанный
смеситель. Когда толстовка, то бишь, единственная одежда, прикрывавшая
нагое тело, окончательно превратилась в тяжëлую мокрую тряпку, из коридора
донëсся голос Тэхëна.

Чонгук понял, что он в полнейшей жопе.

— Чонгук? — названный медленно повернул голову на дверь и заломил брови,

когда увидел, что не закрылся на щеколду. С пола вода наверняка уже вытекала
за пределы ванной комнаты, поэтому то, что Тэхëн оказался внутри так скоро,
можно было предсказать. — Блять.

Альфа явно соображал в экстренных ситуациях куда лучше, поэтому сразу же

полез в фонтанирующий поток, сдвинув Чонгука за свою спину, а тот вымок
насквозь и всë стоял неподвижно, глядя на то, как Тэхëн с каждой секундой
становился всë более мокрым. Помимо холода, пробирающего тело до дрожащих
зубов, Чонгук чувствовал чужую злость, исходящую от Кима неконтролируемым

67/83
потоком феромонов, которые представляли собой целый эмоциональный
коктейль – раздражение, испуг, беспокойство и напряжение, и до Чона, на
удивление, сразу же дошло, что причиной такого состояния альфы стал именно
он, а не сломанный смеситель. Тэхëн всегда переживал, боялся, что с его омегой
может что-то случиться, и только в такие моменты он себя не контролировал. И
такое его состояние, конечно же, подействовало на Чонгука совершенно
непредсказуемым образом.

На Киме был свитер крупной вязки, который спустя несколько минут стал целым
препятствием на пути к устранению поломки, поэтому альфа без задней мысли
снял его через голову, бросив прямо на пол. И Чонгук, право слово, не раз видел
обнажëнные спину и торс Кима, но именно в нынешних обстоятельствах, какой
бы абсурдной ни казалась ситуация, ему просто захотелось сесть на стиральную
машинку и раздвинуть ноги. Ему было в равной степени стыдно и волнительно, а
ещë по-прежнему немного страшно, и от этого разброса в эмоциях он будто бы
возбуждался ещë сильнее, ощущая неловкость из-за собственных чувств.

Всë это мракобесие продолжалось всего несколько минут, а у Чонгука было

такое ощущение, будто бы прошёл целый час. За собственное неуместное
желание было адски стыдно, особенно когда до омеги дошло, что всë это время
он просто стоял и смотрел, пока Тэхëн возился с тем, что натворил сам Чон. Он
был уставшим после работы, мокрым с головы до ног, и таким обеспокоенным,
будто бы Чонгук сломал себе ногу, а не смеситель в его ванной.

— Боже, заяц, ну как ты умудрился, — альфа со свистом выдохнул и аккуратно

приблизился, боясь навернуться на мокром кафеле. Он сразу же вплëл
узловатые пальцы в мокрые волосы на чужом затылке, прижал омегу к груди и
легко поцеловал в висок, успокаивающе поглаживая тонкую шею. — Испугался?
— Чонгук кивает часто-часто и жмëтся ближе, с дрожью выдыхая и порывисто
делая очередной вдох. — Мокрый весь, ты посмотри. Снимай толстовку, нужно
срочно тебя отогреть.

Ну всë, кранты.

Омега смотрит испуганно, пока альфа снимает с крючка большое банное

полотенце, и только больше входит в состояние полнейшего ступора, понимая, в
каком положении он оказался.

— Заяц, ты чего? — Тэхëн уже стоял напротив, расправляя концы полотенца. Он

всë ещë был обнажëнным по пояс, его вены на руках и шее вздулись из-за
напряжения, а широкая грудная клетка по-прежнему тяжело вздымалась. Он не
был качком, Тэхëн был далëк от спорта так же, как Чонгук от медицины, но его
тело было жилистым, хорошо сложенным и крепким. Чонгуку приходилось
давить скулëж, застрявший где-то в горле, облизывая взглядом мокрый торс.

Чонгук знал, как в этот момент ощущался его запах. Страх, до этого
перекрывавший возбуждëнное состояние омеги, стремительно развеивался, и
слишком очевидные нотки в его аромате усиливались. В них природой заложена
чувствительность к подобным изменениям, и Чонгук краснеет пуще прежнего,
когда на чужом лице отражается понимание.

— Не смотри на меня так, — Чонгук отходит назад, чувствуя, как стопы скользят
по мокрой плитке. Ему, чëрт возьми, стыдно, а Тэхëн всë продолжал пялиться
так, будто бы знал обо всëм, чем Чонгук занимался до его возвращения домой. А

68/83
там действительно было, чего стыдиться.

Альфа неожиданно двинулся вперëд, а Чонгук отступил на шаг назад, и из-за

этого Ким решил остановиться. Он изучающе осмотрел омегу с ног до головы, и
взгляд его остановился в не самом очевидном для Чонгука месте – на ноге, судя
по траектории взгляда – чуть выше колена.

— Это...?

— Что?

Чонгук бросает взгляд на собственные ноги и тут же застывает на месте, открыв

рот. У него начинает дрожать нижняя губа, когда он видит, как по внутренней
стороне бедра течëт смазка, слишком отличающаяся от обычных капель воды, и
стыдливо сводит колени вместе.

— Какой позор, — Чонгук прикрывает лицо руками и хнычет в собственные

ладони, потому что от стыда хотелось просто провалиться под землю.

Из-за закрытых глаз он не видел, как Тэхëна начало трясти, как альфа
приближался к нему, чтобы в конце встать вплотную и убрать от влажного лица
холодные ладони. Он терпел, он ждал, он выбирал момент, даже хотел
назначить дату и куда-нибудь съездить, чтобы их первый раз был таким, какие
описывают в книжках, но в этот день его терпение лопнуло, как мыльный
пузырь. Он впервые возбудился так быстро и так сильно, Чонгука хотелось
просто до безумия, а тот будто бы нарочно был таким, каким Тэхëн его с
осторожностью и стыдом представлял в своих самых грязных мечтах.

Руки сами двинулись вниз и медленно потянули толстовку вверх, на уровень

талии, обнажая молочную кожу. Альфа аккуратно перехватил еë одной рукой, а
другой коснулся нежной кожи бедра, пока Чонгук, не выдержав смущения и
уткнувшись носом в чужую грудную клетку, рвано, тяжело дышал, вздрагивая от
лëгких прикосновений.

— Мне можно? — Тэхëн плавно проводит дорожку пальцами от бедра к мягкой

ягодице, намекая, но прямо не спрашивая. Чонгук тоже ничего не говорит, молча
кивает и прикрывает глаза.

Тэхëн его гладит, растирает кожу на спине и боках, едва переходя на ягодицы, и
мягко целует в макушку, пытаясь успокоить дрожь в чужом теле. Однако трясло
омегу отнюдь не из-за холода. Он понимал, что в этот раз они не остановятся,
что это та самая конечная точка, путь к которой лежал через безоговорочное
доверие. Тэхëн единственный человек, которому омега мог доверить всего себя,
не боясь, что сделают больно. Только не этот альфа, кто угодно, но не он.

Поэтому страха не возникло даже тогда, когда мокрая от смазки и воды кожа
соприкоснулась с холодной поверхностью стиральной машинки, а ноги
интуитивно окольцевали торс Тэхëна. Тот сдержанно гладил бëдра, пытаясь
успокоить то ли омегу, то ли самого себя, но ни то, ни другое не вышло. Чонгук
отчаянно прижимался к альфе, своими холодными, дрожащими губами целовал
шею и линию челюсти, одной рукой намертво вцепившись в плечо, а другой – в
мокрые волосы на затылке.

У Тэхëна от осознания того, что на омеге кроме толстовки ничего не было,

69/83
кружилась голова, зато руки абсолютно бессовестно сминали обнажëнные
ягодицы, подбираясь к мокрой расщелине. Когда один палец вообще без какого-
либо сопротивления вошëл внутрь, а за ним с тем же успехом второй, альфа
замер, сконцентрировавшись на рваном дыхании омеги, опаляющем его шею.

— Заяц?

— Пожалуйста, не спрашивай, — Чонгук жмëтся сильнее и едва слышно скулит,

прикусывая кожу на шее. — Просто... продолжай.

А Тэхëн не знает, что продолжать. Омега принимает три пальца и гнëтся в спине,
бëдрами выписывая восьмëрку, а дальше, получается, только презерватив и
смазка, и то, последняя нужна по сути только номинально. Он не был готов к
тому, что всë случится так скоро, в чëртовой ванной на стиральной машинке. У
него даже не было того времени, которое он мог бы потратить на растяжку и
хоть какие-то размышления, потому что Чонгук уже был готов, его уже можно
было брать, и Тэхëн со своей съехавшей от возбуждения крышей должен был
сделать хоть что-то.

Бездействие в такой ситуации порождает настоящий взрыв. Чонгук становится

неуправляемым, гнëтся в руках кошкой и цепляется так крепко, будто бы боится,
что его уронят. Поэтому Тэхëн и не ожидает, что цепкие пальцы вдруг окажутся
не на шее, не на плечах и даже не в волосах, а между их телами, прямо на
ширинке брюк. Нетерпеливые движения негнущихся пальцев заводят ещë
больше, и оба стонут сквозь зубы, когда штаны оказываются спущенными с
бëдер вместе с боксерами, а напряжëнный член в захвате слишком холодных
пальцев.

Тэхëн вжимался носом в вихрастую макушку, пока Чонгук, растеряв всякое

стеснение, орудовал пальцами внизу, аккуратно прикасаясь к покрасневшей
головке. Им по-прежнему нужны были презервативы и смазка, и Тэхëн, которого
близость омеги выводила из адекватного состояния, понятия не имел, где в его
квартире находятся те самые стратегические запасы, которыми он совсем
недавно напичкал всю квартиру. В голове не было ни одной здравой мысли,
хотелось просто... Просто хотелось Чонгука.

Всë необходимое нашлось в тумбе под раковиной, куда Тэхëн полез просто из-за
стресса и нервов. Чонгук продолжал за него цепляться, поэтому оторвать его от
себя и самому как-то отстраниться было слишком сложно. Их будто бы магнитом
друг к другу тянуло, хотелось быть настолько близко, насколько это вообще
возможно, поэтому даже когда Тэхëн пытался надорвать несчастный пакетик из
фольги, Чонгук уже вцепился в него клещом, из-за чего приходилось
действовать на ощупь.

Всë происходило быстро и слишком сумбурно ровно до того момента, пока

крупная головка не упëрлась в сжатое колечко мышц. Тяжëлое дыхание
превратилось в протяжные стоны, когда бëдра неконтролируемо толкнулись
друг другу навстречу, а губы соединились в подобии поцелуя. У Чонгука внутри
всë горело огнëм, на бëдрах кожу саднило от крепкой хватки больших ладоней,
и всë тело дрожало так, что сложно было дышать.

— Чëрт, — Тэхëн крепко зажмурился, толкнувшись до основания. Вдоль

позвоночника пробежала волна мурашек, когда Чонгук сжался и проскулил
надсадно. Боли не было, зато тянущее чувство наполненности отдавалось

70/83
дискомфортом внизу живота, но вместо того, чтобы отстраниться, омега только
ближе притянул к себе бëдра альфы, уперевшись пятками в ягодицы.

Ритм выровнялся только после нескольких толчков и десятка рваных выдохов.

Тэхëн боялся сделать больно, но отзывчивое, нежное тело в его руках не давало
остановиться. В его памяти так не вовремя всплыли все те мокрые сны и
фантазии, от которых даже самому альфе было стыдно, и движения
непроизвольно становились только быстрее. Член входил туго и упруго
выскальзывал из узкого отверстия, и Тэхëн просто боялся посмотреть вниз,
чтобы не кончить раньше времени. Он даже не знал, был ли он огорчëн
наличием толстовки на любимом теле, потому что сильные бëдра и мягкие
ягодицы в руках ощущались и без того слишком хорошо. Чонгук по-прежнему
дышал ему куда-то в шею и обнимал за плечи, выстанывая так чувственно и
страстно, что желание только больше подавляло любое здравомыслие.

— О Господи, — Чонгук болюче кусает ключицу, чувствуя, что толстая плоть

внутри него движется слишком быстро и резко, сотрясая всë тело. Он вдруг
откидывается назад, упираясь руками в машинку, и одновременно с альфой
скашивает взгляд вниз. — Блять.

Тэхëн полностью солидарен. У Чонгука большие, красивые бëдра, с ещë не до

конца ушедшим рельефом мышц, небольшой член с красной головкой, стройные
ноги и невероятный изгиб талии. У альфы в горле застревает позорный скулëж, а
в голове что-то щëлкает.

— Ты такой красивый, Чонгук, — он гладит талию, живот и бëдра, задирает

толстовку до груди и впивается в неë губами, целуя выпирающие рëбра и
прикусывая соски. — Идеальный. Мой.

Чонгук выгибается и стонет, сучит ногами, а Тэхëн двигается только быстрее,

напирая так, что стиральная машинка под ними начинает двигаться и
сталкиваться со стеной. Из омеги вытекает смазка, разлетается каплями по
внутренней стороне чонгуковых бëдер и вымазывает пах альфы. Тяжëлая
мошонка бьëтся об ягодицы, и этот звук у обоих откладывается в памяти,
бесперебойно звучит в ушах и наверняка будет сниться сегодняшней ночью.

Тэхëн думает, что не только сегодняшней.

Болезненно пульсирующий член выскальзывает из покрасневшей дырочки, а

Чонгук по наитию продолжает двигать бëдрами, пока Тэхëн не сдëргивает его со
стиральной машинки. Он не даëт опомниться, поворачивает к себе спиной,
обхватывает рукой хрупкую грудную клетку и снова входит, оттягивая ягодицу в
сторону. У Чонгука перед глазами ярко вспыхивает, в животе всë скручивается и
жжëтся, хочется одновременно прекратить всë и не заканчивать никогда, а у
Тэхëна руки совершенно неуправляемо перемещаются, одна обхватывает плечи,
а другая давит на поясницу, заставляя прогнуться в спине.

Альфа стонет громко, раскатисто, а Чонгук немо открывает рот, сжимая внутри
себя твердеющий член, у основания которого начинает набухать узел. У Тэхëна
уже совсем не получается сдерживаться – он двигается рвано, коротко, на
пределе собственных возможностей, целует покрывшуюся испариной шею и
шепчет что-то бессвязно, Чонгук не понимает, что именно, но цепляет несколько
раз повторяющееся "люблю".

71/83
Сколько прошло времени не знал никто из них, но от усталости у обоих уже
сводило мышцы. Чонгук со стоном-всхлипом навалился грудью на холодную
поверхность, а Тэхëн, расставив руки по бокам от его головы, с ещë большим
напором толкался внутрь, головкой упорно проезжаясь прямо по
чувствительному бугорку внутри. Чонгук же нашëл в себе силы только на то,
чтобы завести руку назад и наощупь вцепиться в чужой бок, обернувшись через
плечо и взглядом упрямо вперившись в напряжëнное лицо альфы. Тот покорно
опустился на локти и лëг грудью на спину омеги, замедляя темп и оставляя
поцелуи на подставленной под ласки щеке.

Прижавшись губами к мокрому от пота виску, Тэхëн резко погрузился внутрь

растянутого колечка мышц под протяжный стон омеги, который, теряясь в
собственных чувствах, встал на носочки и только больше выгнул спину.
Толстовка, наличие которой неимоверно бесило, всë также болталась на уровне
груди, собравшись гармошкой и просто мешая движению. Тэхëн постоянно
залезал под неë руками, то вдавливая омегу грудной клеткой в поверхность
машинки, то любовно оглаживая мягкую кожу. Чонгук вряд ли смог бы сказать,
что нравилось ему больше.

Когда Чонгук уже практически не чувствовал ног и держался в сознании только с

Божьей помощью, Тэхëн вдруг остановился. Короткий чпокающий звук и пустота
в онемевшей заднице явно указывали на слишком неожиданную остановку, и
Чонгук всë ещë не слишком хорошо ориентировался в пространстве, когда его
отлепили от стиральной машины и потянули на пол.

На Тэхëне, оказывается, всë ещë были мокрые, прилипшие к ногам брюки,

которые он совсем не грациозно снимал с себя, сидя в луже воды на кафельной
плитке. Чонгук сидел рядом и с непонятно откуда взявшимся смущением
натягивал толстовку так, чтобы ткань прикрывала все стратегически важные
места. Вот только еë вскоре Тэхëн снял тоже, усадив омегу к себе на бëдра, и
пока он копошился, подальше отбрасывая неприятный мокрый ком одежды,
Чонгук уже с шипением насаживался на скользкий от смазки член, придерживая
тот у основания. Он выглядел слишком прекрасно. Его порывисто вздымающаяся
грудная клетка, выпирающие ключицы, чувственные изгибы тела и невероятное
выражение лица, искажëнное сладким удовольствием.

Такой красивый.

Через несколько плавных движений под пристальным изучающим взглядом,

Чонгук громко стонет, запрокинув голову назад, а Тэхëн двигается навстречу,
напрягая бëдра для более точных движений. Поза не самая удобная, под ними
хлюпает вода и холодный кафель обжигает чувствительную кожу, но такие
мелочи не кажутся важными. Движения тел вопреки всему ускоряются, и всë
внимание концентрируется друг на друге, на напряжëнных телах, которые
взаимно хочется заласкать до потери пульса, на горящих страстью и любовью
глазах, на ощущениях, в которых хочется раствориться.

Вскоре у Чонгука спазмически сжимается низ живота, а ноги сводит судорогой,

когда узел начинает натирать распухшие края дырочки, и омега закрывает
глаза, представляя, как в кульминационный момент Тэхëн кусает его в
основание шеи. Желание это необузданное и неуправляемое, Чонгук и сам не
понимает, что делает, когда зарывается пальцами в густую копну мокрых волос
и вжимает альфу губами в местечко между шеей и плечом. Тэхëн не кусает, но
оставляет мгновенно краснеющий засос, и неожиданно валит их на пол.

72/83
Чонгук буквально проезжается всем телом по мокрой до скрипа поверхности
пола, вертит головой в стороны, стонет, дышит громко, рот не закрывает и еле
успевает сглатывать слюну, заламывая брови. Бесперебойные шлепки голой
кожи вскоре сменяются на неритмичные, рваные, и в это время уже никто из них
не может понять, где начинается одно тело и где заканчивается другое. Тэхëн
одной рукой поднимает омегу над полом, крепко вжимая в свой пах мягкую,
скользкую от смазки и пота задницу, а Чонгук до хруста выгибается навстречу,
притягивая альфу к себе, впившись ногтями в чужие ягодицы. Он чувствует
внутри себя горячую пульсацию, надрывно стонет и до хруста выгибается в
спине, замирая в совершенно неудобной позе, и лишь чуть позже ощущает, как
окаменело в момент сильное тело, нависшее над ним.

Тэхëн еле удержался, чтобы не упасть прямо на Чонгука, которого только-только

начало отпускать. Дрожащая рука, на которую альфа опирался всë это время,
постепенно начала неметь, и Тэхëн, из последних сил сделав рывок, прижал к
себе размякшее тело, переворачиваясь так, чтобы сам он оказался спиной на
полу, а омега – на нëм сверху.

Пока Тэхëн пытался восстановить дыхание, Чонгук просто вырубился. Просто

уснул, лëжа сверху на альфе, абсолютно обнажëнный и покрытый мурашками от
холода, окатившего остывающее тело. Ким не мог даже примерно представить,
как встать так, чтобы не разбудить омегу и не разбить лицо об кафель, но в этот
момент его это не особо волновало. Какая разница, как он будет подниматься?
На нëм лежит любовь всей его жизни после их первого секса, который
произошëл не на шëлковых простынях в каком-нибудь уютном домике за чертой
города, а в их квартире, в ванной комнате со сломанным смесителем.

— Вот блять, — он шипит и бьëтся затылком об пол, жмуря глаза. — Ебланище.

— Ничего подобного, — Чонгук неожиданно подаëт голос, совсем тихо и хрипло,

а потом целует в том месте, где сердце альфы стучит громче всего.

Тэхëн вплетает пальцы в его спутанные волосы и массирует затылок, думая о

том, как бы не сожрать себя ночью за собственное безрассудство.

— Самый лучший альфа.

Самый лучший альфа спустя несколько минут всë же поднимается на ноги,

подхватывая свою ношу под коленями и унося в спальню, при этом аккуратно
ступая по мокрому полу. Принять душ они явно сегодня не смогли бы, поэтому
Тэхëн просто вытер разнеженное тело влажными салфетками, оставил несколько
мягких поцелуев на улыбающихся губах и бережно укутал в тëплое одеяло.

Ровно в полночь альфа в -дцатый раз выжимал половую тряпку в ведро и ни о

чëм не жалел.

***

73/83
 Тэхëн выкладывал куски маринованного мяса на гриль и чувствовал себя так,
будто бы он босиком ходил по минному полю с повязкой на глазах. На него
исподлобья смотрела пара лисьих глаз, явно не слишком дружелюбных, и хоть
он к этой неприязни давно привык, оставаться с Юнги наедине всë ещë не
слишком хотелось.

— Значит, вы решили съехаться? — Тэхëн выговаривает неловко, и уже знает,

что язвительный до мозга костей альфа не пропустит мимо ушей такой тупой
вопрос. Они с Чонгуком были приглашены на новоселье, и это было слишком
очевидно.

— Как видишь, — Юнги хмыкнул, и лицо его в этот момент стало до того
надменным, что Тэхëн невольно поморщился. Он мог найти общий язык с любым
человеком, но выйти на мировую с Мин Юнги у него, кажется, не получится
никогда. И это, в принципе, оправданно.

Вряд ли он смог бы наладить общение с Вонбином, даже если бы тот разошëлся с

Чонгуком на хорошей ноте.

— Эм, — Тэхëн протягивает согласную, думая, что ещë можно сказать или
спросить. Эта тишина между ними не была такой, какая возникала рядом с
Чонгуком. С омегой он мог молча лежать несколько часов и чувствовать себя
отлично, а вот молчание наедине с Юнги – это чистый ад. — И как вам живëтся
вместе? Чимин сказал, что решение о его переезде было принято... неожиданно.

Мин просто в один день приехал к нему домой в четыре часа утра, собрал три
чемодана вещей и под крики Чимина перевëз их к себе. После третьего такого
захода Чимин с воплями и проклятиями раскладывал все свои вещи уже в
квартире Юнги.

Тэхëн думает, что у них и не могло быть по-другому. Их отношения начались с

драки на парковке, когда они не могли поделить выезд, о чëм вообще речь?

— Кого ты пытаешься наебать? Чимин наверняка тебе всë в подробностях уже

рассказал, и про переезд, и про то, как нам живëтся.

— Ну, у вас ведь наверняка взгляды немного разнятся, — Тэхëн всë также
неловко жмëт плечами и пытается сказать что-то ещë, но в итоге просто
закрывает глаза и вымученно громко выдыхает, отбрасывая пустую миску из-под
мяса в раковину. — Слушай, сколько можно? Мы с Чимином лучшие друзья,
сколько бы ты на меня ни агрился и ни пытался самоутвердиться за мой счëт –
ты это никак не изменишь.

— Вы трахались.

— Это было три года назад! — Тэхëн практически кричит, неопределëнно

вскидывая руками. Неприязнь Мина можно было почувствовать за версту, но
раньше она ощущалась совершенно по-другому, ибо не слишком выбивалась из
общей картины жизни Тэхëна. Но теперь, когда у него появился любимый
человек, когда на верхней полке в серванте (за стопкой книг и зеркальной
стенкой, чтобы уж наверняка) лежала коробочка с кольцом, ожидающая своего
часа, когда у него снова появилась надежда на исполнение собственных мечт –

74/83
чужие слова и действия, слишком очевидная пассивная агрессия и извечные
попытки вывести Кима из себя на контрасте ощущались острее и неприятнее.

— Но это было, и это факт.

Юнги больше не казался таким невозмутимым и холодным. На его лице ясно

отражалось раздражение, злоба и обида, которые уже было не скрыть за
напускной холодностью, скрывавшей настоящие эмоции альфы. Тэхëн даже с
ужасом осознал, что тот впервые в его глазах выглядел на свой возраст, хотя
Мин всегда выглядел лет на десять моложе, чем есть на самом деле.
Осунувшееся лицо и глубокая тоска в глазах делали своë дело.

— Послушай, я влюбился в Чимина за восемь лет до того, как мы сошлись, и ты

понятия не имеешь, какое количество его ухажëров я перевидал, но ты – мой
главный кошмар, потому что в отличие от остальных, даже после того, что
между вами было, вы умудрились не только сохранить дружеские отношения, но
и стали ещë ближе. Знаешь, каково видеть бывшего своего любимого человека
рядом с ним на постоянной основе? Конечно, нет, потому что у твоего Чонгука
всего один бывший, и тот – моральный урод.

— Ты так говоришь, будто бы мы виноваты в том, что ты не мог ему признаться

всë это время, — Тэхëн не обращает внимания на шкварчащее в гриле масло,
говорит наконец то, что думает. Он всегда старался быть мягче к людям, но
такому жëсткому человеку, как Мин Юнги, что-то объяснять мягко не было
смысла. — Постоянно гнобил его и критиковал каждое действие, и как он, по-
твоему, должен был понять, что он тебе нравится? Тогда у нас с ним никого не
было, и да, друг в друге мы нашли утешение, и продолжали до тех пор, пока не
окрепли морально и физически. А ты смог признаться только под действием
алкоголя, и то, только мне, когда между нами уже год как ничего не было.

— Заткнись.

Они застыли друг напротив друга, тяжело дыша и злобно сверля одними только
глазами. Казалось, что вот-вот кто-то из них бросится на другого с кулаками, но
напряжение, повисшее в воздухе, развеялось вместе с раздавшимся в коридоре
звуком открывающейся двери. Чимин с Чонгуком звонко смеялись, шурша
пакетами и громко о чëм-то переговариваясь. Они крепко сдружились за
последние несколько месяцев, потому что Чонгук частенько захаживал и во
взрослую больницу, пока наконец не устроился на работу. Он тренировал
малышей, которых даже в силу возраста не допускали до соревнований, поэтому
переживать за них не приходилось и это был уже какой-никакой плюс.

— Я надеюсь, вы не подрались, пока нас не было? — Чимин зашëл на кухню с

пакетом наперевес и широкой улыбкой на расслабленном лице. Проходя мимо
Юнги к холодильнику, он чмокнул альфу в щëку, а тот лишь заторможенно
повернулся, когда Пак уже стоял возле холодильника.

— Нет, всë хорошо, — Тэхëн бросает короткий взгляд на Юнги, а тот начинает
шинковать огурец так, будто бы под ножом находятся пальцы Кима.

Внимание Тэхëна отвлекает его омега, вошедший на кухню с ещë одним пакетом,
который тут же был перехвачен и отставлен в сторону. На Чонгуке были
бежевые брюки, плотно обхватывающие талию и бëдра, и белая рубашка с
широкими рукавами, дополняющими нежный образ. Он выглядел слишком

75/83
очаровательно, и Тэхëн, не удержавшись, дëрнул его на себя, обхватив кольцом
из рук тонкую талию.

— Даже привет не скажешь? — Чонгук наклонил голову чуть в бок и ласково

огладил ладонями всë ещë напряжëнную шею. Тэхëн уже тянулся за поцелуем,
когда Юнги с лязгом опустил нож на стол.

— Как на работе, Чонгук?

Омега повернул голову в сторону, а Тэхëн промахнулся, мазнув поцелуем по

щеке и приподнятому в улыбке уголку губ. С Мином Чонгук тоже успешно
наладил отношения, и Кима это радовало настолько же сильно, насколько и
выбешивало.

— Всë хорошо, хëн.

Чон улыбнулся Мину и оставил быстрый поцелуй на поджатых губах своего

альфы, после чего подхватил пакет и присоединился к Чимину, который уже
практически закончил выставлять продукты на полки в холодильнике. Юнги в
это время с лëгкой ухмылкой нарезал помидоры, а Тэхëн резко стушевался, то ли
из-за нарастающей неприязни между ним и альфой его лучшего друга, то ли из-
за странноватого поведения Чонгука. Тот улыбался, разговаривал о чëм-то с
Чимином и ничем не выдавал своего состояния, но Тэхëн, изучивший своего
мальчика вдоль и поперëк, сразу же понял, что что-то случилось. В жестах и
взгляде было что-то инородное и совершенно неестественное, но что именно,
альфа не мог понять. Окончательно он убедился в своих догадках лишь тогда,
когда услышал сказанную шëпотом фразу Чимина: "Скажи ему, давай".

— Я, кстати, видел сегодня Вонбина и Ëндже, — Чонгук не поднял взгляда, когда

говорил, упорно делая вид, что ему больно интересно выкладывать из пакета
продукты. — Оказывается, наш клуб единственный в Сеуле, где тренируют
малышей уже от четырëх лет, и у нас в группе первогодок занимается
племянник Ëндже. Подумать только, я даже не знал, что у него есть племянник.

Чонгук явно был расстроен, даже если не показывал этого прямо, и по Тэхëну это
било не менее сильно, потому что в глазах омеги была та самая тоска, которую
Ким так боялся всегда увидеть. Для него это было прямым указателем на то, что
он не смог заменить омеге тех, кто так некрасиво ушëл из его жизни, но хуже
было от того, что Чонгуку снова было больно. Его боль, моральную или
физическую, Тэхëн переносил хуже всего.

— Чонгук-и, — Чимин зовëт зависшего друга, и тот рассеянно кивает. — Поставь,

пожалуйста, соус на верхнюю полку, — Пак передаëт в руки омеги контейнер с
красной густой субстанцией и отправляет к открытой дверце холодильника. —
Только осторожно, он... — Чонгук сильно наклоняет контейнер в бок, и часть
соуса мгновенно оказывается на белой рубашке. — Не плотно закрыт.

— Боже, серьëзно? — Чонгук запрокинул голову, надсадно взвыв. — Новая

блузка, блин.

— Сегодня просто не твой день, малыш, — Чимин посмеивается, пытаясь как-то

разбавить повисшее в воздухе напряжение. В этой комнате все, кроме Чимина,
были чем-то загружены, кто-то озлоблен и обижен, кто-то напряжëн, кто-то
расстроен. Пак же просто хотел есть. — Иди в ванную и застирай, пока соус не

76/83
въелся. Потом поставим стирку.

Чонгук с мученическим стоном развернулся на пятках и пошëл по указанному

направлению. Когда он прошёл мимо Кима и даже не повернулся, Тэхëн
буквально впал в ступор.

— Так и будешь стоять? — Юнги скинул в миску с овощами дольки помидоров, а

потом упëрся кулаками в поверхность стола, тяжело глядя на Кима. Тот, по его
мнению, тупил безмерно, но на деле Тэхëн просто не знал, что делать. Идти
успокаивать или дать побыть одному? Может, Чонгука это вообще не так сильно
задело и он зря переживает? Или же он просто не захочет его сейчас видеть? Он
всегда чувствовал омегу как себя самого, знал, когда и что ему нужно, потому
что они изначально были как два кусочка пазла, которые делили все эмоции на
двоих. Но из-за собственной растерянности и глупого страха Тэхëн не смог бы
даже дважды два в уме посчитать, что уж говорить об эмоциях Чонгука.

Стоять на месте и продолжать жарить мясо он тоже, естественно, не мог. В

голове довольно своевременно появилась мысль о том, что он не обязан идти и с
порога начинать разговор о Вонбине и Ëндже. Он мог пойти и узнать, что сейчас
нужно Чонгуку, и просто дать ему то, что он захочет. Разговор, тишина и простое
присутствие, поцелуи и объятия, может быть – недолгое время наедине с собой и
своими мыслями. Он может сколько угодно гадать, но самый верный способ –
пойти и узнать, потому что для них обоих это важно.

— Чимин-а, последишь за мясом? — Тэхëн откладывает прихватку и наконец

снимает нелепый фартук с Пикачу, когда Пак с готовностью занимает его пост у
гриля, и уже через несколько секунд Юнги с Чимином остаются на кухне одни.
Симфонию шкварчащего масла в гриле и нарезания зелени лишь на секунду
перебил щелчок закрывающейся щеколды.

Чимин будто бы ждал этого момента. Альфа позади него всë так же звучно
нарезал зелëный лук, но Пак решил, что зелень может подождать, а вот важный
разговор, который уже давно должен был состояться – нет. Он набирался
смелости слишком долго, и теперь, когда Мин явно злился и был ещë
"горяченьким", нужно было брать быка за рога, поэтому он бесшумно, не
привлекая внимания, обошëл стол и подкрался к альфе сзади, собираясь
обхватить чужую талию кольцом. Уж точно он не ожидал, что в последний
момент Юнги развернëтся на сто восемьдесят градусов и крепко прижмëт его к
себе медвежьими объятиями.

— Ну? — Чимин смотрит прямо, как и Юнги, оба упрямо задирают подбородки,
горделиво так, не собираясь сдаваться. После стольких лет отчаянной борьбы
друг с другом уже не хотелось выпячивать свою гордыню, но привычка осталась,
и им долго придëтся над этим работать.

— Что? — Юнги не выдерживает долгой паузы первым. Естественно, он знает,

что Чимин хочет устроить очередной разбор полëтов, и он знает, что им это
нужно. Возможно, он просто не готов к этому сейчас, но он также знает, что к
этому невозможно подготовиться, а оттягивать ещë больше просто опасно, он
это усвоил на горьком опыте.

— Через плечо, Юнги. — Чимин резко становится слишком серьëзным, наконец

собираясь расставить все точки над I. Он ничего не уточняет, но Юнги сразу же
понимает, о каком периоде их жизни тот начинает говорить, поэтому лишь

77/83
прижимает крепче к себе, морщась от неприятных воспоминаний. — Мне тогда
нужна была поддержка и опора – Тэхëн смог меня этим обеспечить. Если бы не
он, я бы не стоял здесь, тебе стоит благодарить его хотя бы за это. И за то, что
сейчас я с тобой – тоже.

Они оба это знают. Тэхëн никогда не рассказывал Чимину о том, как Юнги
ужрался в сопли и в эмоциональном порыве рассказывал всë о своих
болезненных чувствах, но после этого, даже несмотря на их взаимную
неприязнь, помогал Чимину осознать свои собственные чувства. Пак разглядел в
суровом взгляде адресованную именно ему нежность лишь благодаря своему
другу, и окончание негласной войны между Чимином и Юнги также стало
отчасти заслугой Кима.

— Я люблю тебя, ты же знаешь, да? — Пак нарушает затянувшуюся паузу весьма

смущающим вопросом. Юнги поджимает губы и кивает, собирается ответить тем
же, но Чимин его перебивает. — И ты меня любишь, можешь не отвечать. Эту
историю не вспоминает никто, кроме тебя, потому что это давно пройденный
этап, который только причиняет тебе боль. Хватит, слышишь? Мне было плохо,
тебе тоже, и я хочу об этом забыть, — Чимин видит, как наполняются влагой
чужие глаза, как сжимается челюсть до побеления желваков, и быстро
пресекает попытку отвернуться, заранее предугадывая такой очевидный ход. —
Поэтому просто перестань, глядя на Тэхëна, думать о том, что когда-то мы с ним
спали. Сейчас он мой друг, и он действительно хороший человек, Юнги, он не
заслуживает чьей-то ненависти.

— Я знаю, что он хороший, — Мин звучит привычно ворчливо, но не язвительно,

не в этот раз. Говорит вымученно, но искренне, и Чимин это ценит. Он не ждëт от
Юнги мгновенного озарения и признания Тэхëна братом по крови, для Чимина
важно, чтобы дорогие для него люди были в хороших взаимоотношениях, но к
этому совершенно не обязательно идти километровыми шагами, можно
двигаться постепенно, и сейчас Юнги наконец сдвинулся с мëртвой точки. — Моя
ненависть построена только на ревности, и она не касается его личностных
качеств.

— Вот и всë, ты это признал, а дальше уже будет легче. Того и гляди, через год
будете вместе ходить на рыбалку и распивать одну бутылку пива на двоих. —
Юнги отфыркивается и всë же отворачивается к столу, чувствуя, что с души упал
огромный камень весом минимум в тонну. И запах гари он тоже чувствует. —
Ëшкин дрын, мясо!

Чимин подбегает к грилю и опасливо приоткрывает крышку. Он с облегчением

подмечает корочку, которая была лишь чуть темнее обычного, и один маленький
кусочек, который провалился под нагретую панель и стал причиной неприятного
запаха. Им нужен был красивый узор на мясе, как от решëтки, поэтому он
положил свинину под другим углом и снова прижал грилем.

— Тем более, скоро они поженятся, — говорит как бы невзначай, но очень тихо –
всë же ванная комната была не так далеко, и Чонгук с Тэхëном могли выйти из
неë в любой момент. Юнги издал странный звук, после чего подавился слюной на
вдохе, а Чимин лишь горделиво задрал нос. Он-то изначально всë знал, и все
переживания выслушивал, и даже был в курсе планов на свадьбу, которые Тэхëн
рассказывал с явным смущением и нежеланием делиться чем-то настолько
сокровенным. Они даже кольцо ходили выбирать вместе!

78/83
— Что, прости?

— Да-да, — Чимин поворачивается к альфе лицом и видит наполненный шоком

взгляд. Юнги явно не ожидал от Кима такой прыти. — Тэхëн собирается сделать
Чонгуку предложение, так что они практически семейная пара.

На кухне воцаряется тишина. Чимин снова возвращается к мясу, проверяет

получившийся узор и выключает гриль. Юнги же отмирает не сразу: сначала
хмурится так, что брови съезжают к переносице, хрустит суставами на руках и
смотрит бездумно в стену, а потом всë же выпрямляется и медленно движется к
Чимину, который в это время шустро при помощи лопаточки выкладывал на
поднос куски мяса.

Руки сцепились в замок и нашли своë место на животе омеги, а подбородок

удачно закрепился на плече, с которого как раз съехал свитер. Чимин казался
крошечным и очень хрупким, но Юнги всегда поражала именно та сила, которая
была заключена в таком маленьком теле. Им обоим пришлось несладко, но
теперь наконец началась белая полоса. Юнги сделает всë, чтобы она никогда не
заканчивалась.

— И нам надо бы, — он говорит это спустя минут пять после того, как на кухне
стало совсем тихо. Чимин не сразу вспомнил, что говорил до этого, но когда до
него всë же дошло – глаза моментально полезли на лоб.

— Чего?

— Потом, Чимин. Обсудим это позже.

Слов больше не было, зато самых нежных поцелуев и самых крепких объятий
было много. Они это заслужили.

Из ванной в этот момент был слышен только шум воды. Чонгук стоял в своих
штанах и толстовке Тэхëна, которую тот натянул на омегу минутами ранее, и
уже в четвëртый раз усиленно выстирывал красное пятно. Альфа всë это время
стоял позади него и прижимался голой грудью к напряжëнной спине, не нарушая
тишины и будто бы выжидая тот момент, когда его голос не покажется лишним.

— Ты же знаешь, что можешь рассказать мне всë, да?

Тэхëн думает, что получилось слишком громко, но на деле его голос был едва
различим. Чонгук же ничего не ответил и лишь заторможенно кивнул, потому
что был поглощëн своими мыслями и терзаниями. Отношения с Тэхëном были
просто... слишком. Слишком для Чонгука, который всю свою жизнь не чувствовал
себя таким ценным, нужным и любимым. Альфа оберегал его, заботился так, как
никто и никогда, и Чонгук за эти месяцы так привык к счастью, к своим чувствам,
к тому, что его так крепко, так сильно любят, что встреча с Вонбином и Ëндже
просто выбила его из колеи. Его будто бы отбросило назад, в то время, когда
было постоянно больно и страшно, но одновременно с этим в голове возникли и
хорошие воспоминания, а такие, безусловно, были. Чонгук отвык от этой
двойственности, уже давно позабыл о том, как когда-то ему приходилось
разбираться в себе и раскладывать по полочкам собственные чувства и эмоции, и
ему слишком сильно не хотелось снова к этому возвращаться. Не хотелось
вспоминать ни хорошее, ни плохое, хотелось просто оставить всë позади и не
расстраивать своего альфу, человека, который заслуживал этого меньше всего.

79/83
Тэхëн всë ещë стоял позади. Смотрел своими преданными глазами и обнимал
крепко, давая понять, что он всегда рядом. Чонгук просто не имел права ему не
доверять, у него бы не хватило совести что-то утаить, поэтому безбожно
испорченная блузка мокрым комком отправилась на дно ванны, а сам омега
крутанулся в руках Кима и обхватил ладонями чужую шею, отмечая вздувшиеся
на ней вены.

— Знаю, я только тебе и доверяю. Просто... — Чонгук отросшими ногтями

царапнул шею, прежде чем ухватиться сильнее. Тэхëн его молчаливо обнимал в
ответ, и это действительно лучшее, что он мог сделать для омеги сейчас. —
Знаешь, я так странно себя чувствовал в тот момент, даже описать не могу, как
именно, — Чонгук торопится всë объяснить, но в его голове всë снова путается,
поэтому он запинается и несколько секунд не может продолжить.

— Не спеши, — Тэхëн шепчет, знает, какое влияние на омегу оказывает его

голос, особенно совсем тихий, размеренный, спокойный. Он гипнотически
убаюкивал Чонгука, заставлял прийти в себя и перестать нервничать.

— Мне всë ещë обидно, — Чонгук начинает на выдохе, доверчиво прижимаясь к

тëплому телу. — Я по-прежнему ощущаю то разочарование и какую-то тоску, но
при этом такую... Лëгкость? Я будто бы окончательно с ними попрощался, хотя
мы и слова друг другу не сказали.

Чонгук ещë раз в голове прокручивает тот момент, когда увидел их возле катка.
Вонбин как и всегда был в костюме, а Ëндже в обычной повседневной одежде, по
которой с виду и не скажешь, что она стоит как почка. Это было так знакомо, но
одновременно с этим так непривычно, что у Чонгука даже в ушах звенеть
начало. Он сам в этот момент стоял в обычной тренировочной одежде,
запыхавшийся и взмокший, но совершенно другой. Не такой, каким его видели
на тренировках до соревнований. Его тело стало мягче, хоть он и набрал
мышечную массу после длительного перерыва, потому что вместо белковых диет
с урезанным количеством углеводов и жиров, он перешëл на правильное
питание с редкими вкраплениями чего-то вредного, и у него наконец появилась
жировая прослойка, такая, какая должна быть у любого здорового человека,
особенно на бëдрах и заднице, из-за чего под тренировочными лосинами больше
не просвечивала каждая мышца, а виднелись плавные линии и изгибы в нужных
местах. К Чонгуку наконец стала приходить любовь к себе и своему телу, на
которое раньше было попросту плевать. У него никогда не было комплексов, он
просто не обращал внимания на то, как выглядит, потому что за его внешним
видом всегда следили Ëндже и Сехун, но теперь, когда из-за всякого рода
болячек ему наконец пришлось обратить на себя внимание, рядом оказался
Тэхëн. Человек, который по утрам покрывал всë его тело поцелуями, постоянно
разминал, гладил и щипал всë, до чего мог дотянуться, каждый день, особенно
перед сном, говорил ужасно смущающие комплименты и смотрел так, будто бы
перед ним находился самый красивый человек во всëм мире.

И в тот момент, когда позади было уже две тренировки, когда с волос,
неряшливо торчащих из маленького хвостика, каплями стекал пот, когда голая
полоска кожи между спортивным топом и лосинами не имела абсолютно
никакого рельефа, Чонгук встретил своего бывшего парня вместе с его
любовником.

Они не сказали друг другу ни слова, да и дистанция была приличная. Просто

80/83
обменялись взглядами и вернулись к своим делам – Чонгук к тренировке, а
Вонбин и Ëндже к маленькому омеге, занятие с которым недавно провëл главный
тренер в штабе.

Тогда почему-то было всë равно. Зато, когда за Чонгуком заехал Тэхëн, и они
вместе поехали на новоселье к Юнги и Чимину, ему вдруг стало... странно. Не
было грусти, злости, обиды, просто стало отчего-то неуютно, будто бы внутри
что-то сжалось в неприятный ком.

— Мне всë ещë не по себе от всего произошедшего. Они стали такими чужими,
хотя мы столько лет провели вместе. Будто бы видишь родного по крови
человека, но понимаешь, что он тебе по сути никто. Наверное, я чувствовал бы
что-то похожее, если бы встретил родителей.

Чонгук напоследок крепко обнимает альфу и чуть отстраняется, при этом

продолжая ощущать обнимающие его талию руки, которые явно не собирались
никуда его отпускать.

— Мне жаль, что я не смог их тебе заменить.

Эта фраза будто бы отвешивает омеге пощëчину. Он смотрит в такие преданные,

любящие глаза напротив и всë не может понять, что он такого хорошего сделал
в прошлой жизни, что в этой любовь Ким Тэхëна досталась именно ему.

— Тэ, — Чонгук склоняет голову в бок, смотрит пронзительно и упрямо, вызывая

у альфы искреннее желание улыбнуться. — С чего ты взял, что ты должен кого-
то заменять? Они были когда-то в моей жизни и сделали мне больно, это факт, и
с ним ничего не сделаешь. Сейчас мне просто грустно от воспоминаний, но никак
не потому, что я хочу вернуть этих людей в свою нынешнюю жизнь, — Чонгук
большими пальцами оглаживает напряжëнную линию челюсти и встаëт на
носочки, чтобы оставить поцелуй на подбородке альфы. — В настоящем времени
моя семья, мой друг, мой альфа – это ты, Тэхëн. Именно с тобой я хочу строить
своë настоящее и будущее.

Он шепчет в самые губы, а потом целует легко и сладко, чувствуя, как стучит
чужое сердце. Тэхëн готов был разреветься, но отчаянно сдерживался, углубляя
поцелуй и крепко вжимая в себя такое мягкое, родное и податливое тело. А
Чонгук всë улыбался и смотрел, как трепещут густые ресницы на закрытых
глазах, и радовался тому, что наконец-то смог вслух произнести такие важные
для них обоих слова. Он слишком плох в этом, ему сложно выражать свои
чувства, но для Тэхëна он старается. Он такой важный, такой любимый, что не
говорить просто невозможно.

— Значит, ты согласишься выйти за меня замуж?

Бум.

Чонгук поднимает взгляд и прищуривается. На его губах появляется лукавая

улыбка, такая очаровательная, что Тэхëн подвисает, глядя то на пухлую нижнюю
губу, то на крупные передние зубки. Такой прелестный зайчик.

— Конечно, соглашусь, куда я от тебя денусь, — он явно не воспринимает

предложение всерьëз, Ким это понимает, но не расстраивается. Вообще-то,
никто не делает предложение с голым торсом и без кольца, стоя в ванной

81/83
комнате в доме у друзей.

— Ты не понял. Сейчас, — Тэхëн смотрит, как сводятся к переносице его

любимые "злые" брови. Омега в ступоре похож на птичку из angry birds. —
Кольцо, правда, дома. Я всë ходил, выбирал момент, но лучше уже вряд ли
будет.

Пауза длится неприлично долго. Чонгук смотрит так, будто бы ждëт, когда Тэхëн
засмеëтся и скажет, что всë это – шутка, но альфа, естественно, молчит.

— Это сейчас предложение? Не в перспективе, а типа... — Чонгук неопределëнно

мотает головой без какого-либо направления, поднимает брови и будто бы
просит за него продолжить, потому что самостоятельно не может
сформулировать мысль, но всë же прочищает горло и продолжает. — Ты меня
замуж зовëшь? Совсем? Вот прямо мы поедем скоро в ЗАГС, да?

— Да, — Тэхëн тихо посмеивается с растерянного вида омеги и едва сдерживает

улыбку, пряча глаза за вьющейся чëлкой. — И летом свадьбу, м?

В тот момент Чонгук был воплощением недопонимания и растерянности. Тэхëн

откровенно любовался, и даже когда он отходил назад, чтобы сесть на бортик
ванны, взгляда не отрывал.

— Да, — оповещает громко, настолько, что голос даëт петуха. Он

прокашливается и решительно повторяет: — Однозначно, да.

Тэхëн улыбается как придурок, глядя на то, как омега с самым серьëзным видом
скрещивает руки на груди, из-за чего широкие рукава топорщатся и
складываются гармошкой. У него в сердце щемило от одного только вида омеги,
такого смелого, с красными щеками и ушами, делающего вид, что предложение
не поразило его до глубины души и что собственный ответ ему дался легко
настолько, насколько это вообще было возможно. И кольцо ему, конечно же, не
хотелось увидеть как можно скорее.

— Смеëшься, да? — Тэхëн прикрывает рот ладонью и кивает, а Чонгук смотрит

на морщинки возле глаз и милую родинку на нижнем веке, стараясь не
улыбнуться и не расплакаться одновременно. — Когда-нибудь я тебе отомщу,
серьëзно. Я забеременею и так отыграюсь, что ты ещë вспомнишь и своë
признание, и предложение.

Он всë же утирает уголок правого глаза, будто бы убирая соринку, и даже не

сразу замечает, как вытянулось лицо альфы. Как в его взгляде появилось такое
очевидное "Мне же не послышалось?" и "Правда?".

— У нас... когда-нибудь будет малыш? — альфа видит игривый взгляд, понимает,

что Чонгук тоже издевается по-доброму и легко посмеивается. Он ещë не знает,
как сильно и как долго Тэхëн хочет ребëнка, поэтому, когда альфа тянет его на
себя за край толстовки, смеëтся только громче.

— Естественно. Ты вон какой старый, тебе уже внуков заводить пора.

— Мне всего тридцать два!

— Четвëртый десяток пошëл, это уже не шутки...

82/83
— Маленький засранец, — Тэхëн пробирается руками под толстовку и щипает
мягкую кожу. Смотрит так любовно снизу вверх, тянет ближе к себе и обнимает
за бëдра, прислонившись ухом к груди омеги. — Мой замечательный маленький
засранец.

83/83