***********************************************************************************

************
don't make me dream of you
https://ficbook.net/readfic/10582306
***********************************************************************************
************

Направленность: Слэш
Автор: Djisa (https://ficbook.net/authors/373013)

Беты (редакторы): senbermyau

Фэндом: ENHYPEN
Пэйринг и персонажи: Пак Сонхун/Ким Сону, Ли Хисын /Ян Чонвон
Рейтинг: R

Размер: 156 страниц

Кол-во частей: 16
Статус: завершён
Метки: Высшие учебные заведения, Алкоголь, От незнакомцев к возлюбленным, Отрицание
чувств, Как ориджинал, Борьба за отношения, Первый раз, Влюбленность, Метки,
Нецензурная лексика, Романтика, Драма, Философия, AU, Соулмейты, Упоминания
жестокости

Описание:
В этом мире Сонхун совсем один и даже не рассчитывает узнать, что такое любовь,
потому что его родственная душа умерла пятнадцать лет назад. Но однажды в его жизнь
врывается Ким Сону и, как тайфун, выворачивает все планы, морали и чувства Сонхуна
наизнанку.

Посвящение:
Тане, Саше и их любви ❤
И Алисе за её труд ❤

Публикация на других ресурсах: Разрешено только в виде ссылки

Примечания:
1. так как это соулмейт мир - все персонажи по умолчанию бисексуалы или
бисексуальность как единственная сексуальная ориентация в этом мире

2. хивоны - side couple with ER, особой роли не играют

3. возраст персонажей корейский

4. если вам кажется, что персонажи много пьют, вам не кажется

5. перед каждой главой вы можете послушать песенку для настроения

6. рейтинг между PG-13 и R, но ставлю R (за пошлые шуточки и нецензурные словечки)

7. enjoy!

... you can't breathe when your eye's all fixed on me

Know you think that I don't see it but I do...

В качестве обложечки https://vk.com/djisa_fic?w=wall-100198290_163

!! Там же гайд по персонажам, если вы из другого фандома, но хотите почитать !!

Пожалуйста, если хотите прочитать мою работу, то читайте на моём профиле. Если
хотите поделиться - делитесь ссылкой ❤️

========== Глава 1. О лживой свободе ==========

Комментарий к Глава 1. О лживой свободе

с камбэком меня!

перед каждой главой вы можете послушать песенку для настроения

«It feels like heaven on the inside
(S)He's calling my name and, oh, it sounds nice
The way that (s)he's dancing in the moonlight
I think I'm falling in love with all these big signs»

Chase Atlantic — Paradise

— На сколько ещё свиданий мне нужно сходить, чтобы найти родственную душу? — ноет
Чонсон, роняя голову на руки. А остальные за столом переглядываются. И Сонхун готов
поспорить, что Хисын только что пнул Чонсона под столом.

У его друзей есть негласное правило не разговаривать о родственных душах при

Сонхуне. Дело в том, что почти у всех его друзей уже есть либо ещё будет чёрная
парная метка. А вот у Сонхуна на её месте белёсый шрам.

Он нашёл родственную душу в детском саду, когда ему было шесть. Мало кто встречает
свою судьбу так рано. Но воспоминания почти стёрлись. Он помнит, как они играли
вместе во дворе, и как девочка смеялась над его несмешными шутками, помнит её
ладошку в его руке. Но особенно ярко он помнит день, когда её не стало. Он никогда
не забудет тот миг, когда автобус, в котором они ехали с другими детьми,
перевернулся. Сам Сонхун трижды ударился головой о впереди стоящее сиденье, а затем
ощутил острое жжение на руке. Прямо на левом предплечье, где и была его парная
метка. Он плакал от страха, от боли, перемазанный в крови — и своей, и чужой. Ему
до сих пор иногда снится этот день.

Теперь у Сонхуна на предплечье просто белый шрам, похожий на старое клеймо. И в

этом мире ему суждено быть одному. В тринадцать лет он часто плакал от осознания
этой несправедливости. Сейчас ему двадцать один, и он свыкся с действительностью.

— Тебе только двадцать один, не драматизируй, — говорит Сонхун. Он хочет показать

своим друзьям, что им пора бы уже перестать беспокоиться о его чувствах.

— Вот именно, мне уже двадцать один…

Сонхун уверен, что Хисын только что пнул Чонсона ещё раз.

— Некоторые встречают свою родственную душу после тридцати. Как раз у тебя будет
время поумнеть, хён, — дразнит сидящий напротив Чонвон, а у самого на фаланге
указательного пальца левой руки метка, похожая на созвездие малой медведицы. Точно
такая, как у Хисына.

— Ты подумал над подарком? — спрашивает Джеюн. И Сонхун отлично понимает, что его
друг пытается перевести тему. — Мы всё ещё можем купить тебе то, что ты захочешь.

— Просто приходите в бар, я плачу. Это всё, что мне нужно, — отвечает Чонсон. — Из-
за этого грёбаного университета в моей жизни почти не осталось радости. Давайте
хотя бы разок повеселимся.

Сонхун согласен. В старшей школе жизни было больше. Теперь они с друзьями учатся в
разных местах. Он хочет обратно в школу и с трудом понимает, как пережил первый
курс университета. Говорят, что второй будет не легче.

— Хорошо, что я всё ещё в старшей школе… У меня есть хоть немного времени на
жизнь, — негромко хихикает Чонвон, чтобы снова подразнить Чонсона, и это работает
каждый раз как в первый.

— И что, теперь надо каждый раз об этом напоминать?! Хён, скажи своей родственной
душе, пусть перестанет измываться над каждым моим словом.

Хисын лишь пожимает плечами. Мол, это не его война.

— Тц, — Чонсон цокает языком. — Как же я жалею, что вообще вас познакомил.

— Ну, не познакомил бы, мы бы всё равно нашли друг друга, — пожимает плечами
Чонвон. Сонхун в очередной раз поражается, как человек с таким ангельским личиком
может быть той ещё пираньей. И находит забавным то, как Чонсон всегда препирается с
мелким, не боясь, что его руку могут откусить по самый локоть. — Но спасибо, мне
даже не пришлось ходить по свиданиям в поисках своей судьбы. Не то что тебе, хён!

Хисын очень старается не заржать, это понятно по его улыбке. Сонхун сам улыбается
уголками губ. Но замечает, как хён всё же незаметно (как он думает) постукивает
Чонвона по плечу. Иногда Сонхуна это начинает подбешивать, хоть он никогда не
говорит об этом вслух. Иногда = всегда.

— Если будет текила, я приду, — говорит он, продолжая разговор.

— Будет.

— А с мелким что?

— Не парьтесь. Проведу через чёрный вход, — говорит будущий именинник и добавляет
для Чонвона: — Ты сам, главное, не накидайся.

— Тогда купи для меня колу. Я законопослушный.

Остальные снова лыбятся, вспоминая, как в прошлый раз мелкого развезло от трёх
бутылок сидра, и хён нёс его на спине до дома.

— Кстати, я могу взять с собой друга? Чонсон, помнишь, я рассказывал тебе, что он
ходит в тот же спортзал, что и я?

— Это который посещает группу по борьбе и не может поднять гантели тяжелее двух
килограмм?

— Да, Ким Сону. Ты видел его, когда мы пересеклись на улице.

Сонхун слышит это имя впервые. И это даже как-то выбивает его из колеи. Впрочем,
как и каждый раз, когда он узнаёт, что у Джеюна и Чонсона есть свои секреты.

— Окей. Он вроде бы милый, — соглашается Чонсон.

— Кстати, Сонхун-а, Сону очень хотел познакомиться с тобой.

— Что? — Сонхун поднимает взгляд на Джеюна, друг лишь улыбается. — Откуда он меня
знает?

— Ну, я немного рассказывал ему о вас. Он сказал, что ему как раз нужны новые
друзья, которые слушают Зико, чтобы сходить вместе на концерт, — объясняет он, и
Сонхун кивает. — Так что будь с ним поприветливее.
Вот так Сонхун узнаёт о существования в этой Вселенной человека по имени Ким Сону.

Через неделю они отмечают день рождения Пак Чонсона в каком-то дорогом клубе,
потому что богатый мальчик может себе это позволить. В качестве символичного
подарка они покупают ему торт, на котором сами пишут кремом: «Тебе уже 21, а
значит, 30 всё ближе». Идея, конечно же, принадлежит Чонвону.

В клубе немного душно, но в VIP-зале на втором этаже есть отдельный кондиционер.

Сонхун сидит прямо под ним и пьёт текилу, хотя льда в его бокале намного больше,
чем самой текилы. Хисын и Чонвон, вероятно, прыгают на танцполе, как дети, Джеюн
ушёл неизвестно куда, а Чонсон сидит напротив и продолжает ныть, что ему уже
двадцать один, а он ещё ни с кем не встречается. Год назад всё было точно так же.

— Привет, — Сонхун никогда не слышал этот красивый голос прежде. Он поднимает

взгляд и видит перед собой невысокого парня. У него немного пухлые щёки, как у
хомяка. Розовые губы, скорее всего, из-за тинта. И выкрашенные в пепельный блонд
волосы. За спиной у него стоит Джеюн, из чего Сонхун быстро делает вывод, что
парень перед ним и есть не кто иной как Ким Сону.

— О, Сону! Присоединяйся. Заказывай, что хочешь.

Когда слова Чонсона вырывают его из мыслей, Сонхун понимает, что смотрел на
новенького неприлично долго и слишком в упор.

— С днём рождения, Чонсони-хён! — Сону улыбается и протягивает небольшой пакетик, а

его глаза исчезают в полумесяцах. — Ты сказал, что подарок не нужен, поэтому я
испёк для тебя печенье.

Слишком милый. Сонхун чувствует неприятный ком в горле и, отвернувшись, делает

небольшой глоток.

— Познакомься, это Сонхун, — говорит Джеюн, интонация его голоса буквально

заставляет снова поднять взгляд. — Сонхун, это Сону.

Новенький смотрит прямо на него, у Сонхуна мурашки от этого взгляда, и ему это
совсем не нравится. Он кратко кивает и показывает рукой в сторону свободного места
рядом с Чонсоном, но Сону обходит диван и садится прямо рядом с ним. Сонхун краем
глаза видит, как тот берёт со столика меню и бегло просматривает.

— Что это? — спрашивает он, и Сонхун не сразу понимает, что вопрос адресован ему.
Только после того, как Джеюн пихает его ногой под столом.

— Текила.

— Можно попробовать?

Слишком назойливый. Сонхун указывает пальцем на бутылку и ведёрко со льдом, которые

стоят на краю стола. Вся эта ситуация какая-то безумно неловкая. Сонхуну не
нравится, когда кто-то настолько быстро начинает пробивать установленные им границы
дозволенного. Джеюн спасает ситуацию, берёт новый бокал и делает напиток. Сонхун не
смотрит на Сону, но слышит, как тот кашляет, поперхнувшись — вероятно, текила
оказалась крепче, чем он ожидал. Сонхун никак это не комментирует. Он всё ещё
чувствует мурашки на кончиках пальцев из-за того, что кто-то незнакомый сидит
настолько близко.

Чонсон тем временем разворачивает свой подарок и откусывает кусочек печенья.

— Отпадно!
— Да нет… — голос Сону звучит приторно вежливо и слишком рядом. — Но надеюсь, что
съедобно.

— Ну, ты определённо готовишь лучше всех моих друзей вместе взятых! Сонхун,
например, умеет разве что заваривать рамён, — прилетает колкость.

— Ну, это тоже достаточно важное умение, — говорит Сону. Сказанное им звучит так
глупо, и Сонхун немного давится текилой, что горчит у него на языке.

Джеюн и Чонсон почему-то быстро переглядываются. Они всегда делают так, когда не
хотят, чтобы Сонхун о чём-то догадался. Например, когда они по пьяни раздолбали его
старый CD-плеер, которым уже никто не пользуется с десяток лет, переглядывались они
точно так же. Поэтому он хмурится.

— Теперь я тоже хочу попробовать, — Джеюн тянется к пакетику с печеньем, но Чонсон

шлёпает его по руке. — Ну, пожалуйста!

— Попроси Сону сделать для тебя отдельно. Это моё!

Чонсон очень щедрый, когда дело доходит до заботы о друзьях. Но к личным подаркам
никогда и никого не подпускает. Сразу превращается в дракона из пещеры, что
разлёгся на своём бесценном золоте.

— Я сделаю тебе ещё, Чонсони-хён! — смеётся Сону. Чонсон недовольно морщится, но
протягивает другу одну печеньку. Затем достаёт ещё одну и отдаёт Сонхуну. Сонхун
приподнимает брови в удивлении, но принимает печенье под пронизывающим его взглядом
Джеюна. Отказывать было бы не вежливо. Он откусывает совсем маленький кусочек,
чувствуя, как Сону ёрзает рядом на диване.

Слишком сладко.

Он кусает ещё раз вежливости ради. И только в следующее мгновение по вытянувшемуся

лицу Чонсона понимает, что сказал свои мысли вслух. Неловкость переходит на
следующий уровень.

— Эм… Сону, пойдём я представлю тебя ещё кое-кому. М, Чонсон-а, хён и Чонвон внизу?

Сонхун же на секунду зажмуривает глаза и, сделав глоток, ставит бокал перед собой.

— Да, конечно…

Он чувствует, как диван прогибается, когда Сону встаёт. А затем бокал Сону скользит
по столу и с лёгким звоном стукается о бокал Сонхуна.

— Можешь выпить мой напиток, Сонхуни-хён. Мне не очень понравилось, — говорит он, и
они вместе с Джеюном уходят, оставив Сонхуна в полной растерянности. Казалось бы,
как только Сону покинет черту его личного пространства, сразу отпустит, но какая-то
невидимая сила сжимает желудок лишь сильнее. Сонхун никогда прежде не испытывал
ничего настолько же отвратительного.

— Что это было? — спрашивает он, посмотрев на Чонсона, но тот лишь задумчиво
пожимает плечами.

Сонхун морщится. Текила больше не лезет ему в горло.

Когда вся компания вновь оказывается в сборе, они заказывают пиццу. Забавно, что на
деньги Чонсона они могут позволить себе любое блюдо из меню, но неизменно выбирают
пиццу. Сону, кажется, отлично поладил с коллективом. Пока они едят, хён и Чонвон
обсуждают с ним, что лучше «Наруто» или «Ван Пис» — первый признак их расположения
к человеку. А затем запускают Ted Talks на тему «Пицца с ананасами — признак
морального расстройства или пища богов». Сонхун был слушателем этой дискуссии уже
раз сто, не меньше.

В какой-то момент он чувствует, что ему нужно подышать свежим воздухом, и выходит
на небольшую террасу. На улице тепло. В этом году апрель явно предвещает знойное
лето. Сонхун уже представляет, как будет задыхаться в душном мегаполисе. Летом у
него учебная практика в детском спортивном центре, так что он точно свихнётся.

Неожиданно чей-то палец упирается ему в предплечье. Прямо туда, где из-под рукава
футболки выглядывает выцветшая метка. Сонхун вздрагивает, отшагнув в сторону, и
видит стоящего рядом Сону, совсем не понимая, когда тот успел подойти настолько
близко. Очень хотелось бы возмутиться или ругнуться, но язык с трудом ворочается во
рту.

— Ты всегда витаешь в своих мыслях и не обращаешь внимания на мир вокруг, хён?

Сонхун очень хочет сказать: «Не трогай меня», но вспоминает просьбу друзей быть
повежливее и спрашивает:

— Тебе что-то нужно?

— Тебя долго не было, я решил узнать, где ты, — отвечает Сону, и Сонхуна корёжит от
его искренности. Есть в ней что-то такое, от чего пробивает ознобом.

— Я в порядке. Просто хотел побыть один.

В целом должно было прозвучать достаточно понятно, чтобы собеседник уловил в словах
завуалированную просьбу уйти. Но Сону так и стоит, улыбается и не отрывает взгляда
от предплечья Сонхуна.

— Как давно твоя метка такая? — спрашивает он, видимо, не понимая, насколько этот
вопрос может быть личным. На мгновение Сонхуну кажется, что за смазливо-милой
мордашкой Ким Сону, скрывается полное отсутствие манер и понимания такой банальной
вещи как «личное пространство». Но он ничего не успевает сказать, потому что Сону
расстёгивает правый манжет своей рубашки и протягивает руку, обнажив запястье.

— Вот моя.

Сонхун слышит тонкий звон колокольчиков в ушах.

Метка Сону прямо там, где обычно измеряют пульс. Другой формы и другого размера, но
такая же выцветшая, как и у него самого.

Происходящее кажется чем-то нереальным. Это впервые, когда он встречается лицом к

лицу с человеком, у которого тоже нет будущего. Только белёсый шрам на коже. Сонхун
не отдаёт себе отчёта в том, что делает, прикасаясь подушечками пальцев к запястью
Сону и очерчивая контур вспорхнувшей птички.

— Красивая… — шепчет, и собственный голос возвращает его из транса обратно в

реальность. — Была, — добавляет он.

— Она и сейчас мне нравится. Когда я смотрю на неё, то думаю о свободе.

Они знакомы всего пару часов, так что у Сонхуна нет никаких шансов разгадать, что
за нотки проскальзывают в голосе собеседника. Поэтому он даже не пытается.

— Свободе от чего? — спрашивает он чуть хрипло.

Сону пожимает плечами.

— От другого человека. Можешь жить, как ты того хочешь. Искать кого хочешь.
Выбирать кого хочешь.

Сонхун никогда не думал о том, что жизнь с белёсой меткой может быть такой. В его
глазах она пустая, бессмысленная, полная тягучего одиночества. И слышать слова Сону
для него немного дико, неправильно, это будит водоворот из злости и чувства
несправедливости в его усталой душе.

— И ты радуешься этой свободе? — спрашивает он. Возможно, голос даже звучит немного
резко. Но, кажется, Сону такая интонация ничуть не задевает. Он лишь улыбается и
кивает.

— Да. Кстати, наши метки чем-то похожи и дополняют друг друга.

Тонкий тёплый палец вновь касается метки у Сонхуна на плече.

— В каком месте они похожи? — он пытается одёрнуть край рукава, лишь бы Сону
перестал её трогать.

— У меня парящая птица, у тебя — летящая комета.

— Вот именно. Они совсем разные.

Сону улыбается и его глаза вновь превращаются в полумесяцы.

— Но они обе наполнены свободой.

Сонхун не очень любит спорить. Обычно он просто сливается и остаётся при своём
мнении. Разве что может позволить себе подраться с Чонсоном из-за пачки чипсов. Но
в этот раз всё не так. Чёрт возьми, Ким Сону в его жизни всего пару часов
(повторяет Сонхун себе ещё раз), а уже начинает расшатывать его систему координат.
Сонхун собирается возразить, но их окликает Хисын.

— Вот вы где! Чонсон предлагает поиграть в какую-нибудь игру. Лэтсгоу!

Так они снова оказываются в VIP-зале в кругу друзей. Именинник рассаживает всех по
кругу и кладёт в центр пустую бутылку. Сонхун скрещивает пальцы в надежде на то,
что это не «Бутылочка». Во-первых, хоть он никогда в неё не играл, сама мысль о
том, что придётся целоваться с Чонсоном или Джеюном уже вызывает у него желание
проблеваться. Ему точно придётся полоскать рот неделю. Не меньше. Во-вторых, он как
бы ещё… Ну, вы поняли. Никогда не целовался.

— Fuck, marry or kill! [1]

Чонвон рядом слишком радостно хрюкает и прижимает ладонь ко рту.

— Все знают правила или кому-то нужно объяснить? — уточняет Чонсон. И Сонхун
отвечает без слов, подняв руку. — Окей. Всё просто. Крутишь бутылку и для того, на
кого она укажет, остановившись, выбираешь один глагол. Fuck, marry или kill.

— Что, если я всех вас хочу kill… — бубнит он, выслушав эти дебильные правила.

Джеюн расплывается в этой своей широкой улыбке от уха до уха.

— Тогда для Сонхуна отдельное правило: не выбирать «kill» больше двух раз подряд!
— Эй! — Сонхун бьёт друга по ноге, но остальные соглашаются. Стая предателей.

В руке снова бокал, в этот раз с виски. Первый глоток приятно жжёт горло. И в целом
Сонхун ловит себя на мысли, что ему абсолютно похер на то, насколько тупую игру
предложили его придурошные друзья. Да, кстати, если вы ещё не поняли — у него очень
придурошные друзья.

— Я хочу быть первым! — говорит Джеюн и закручивает бутылку, которая, очертив
кругов десять, замирает напротив Сонхуна. — Отлично, и ты сразу в игре. Даю тебе
обещание, что если не встречу свою судьбу до тридцати, то я marry you.

Сонхун очень натурально изображает рвотные звуки и крутит бутылку слишком резко,
что та аж звенит, отскакивая от пола.

— Kill, — выплёвывает он, когда она указывает на Чонсона. И все ржут.

Они играют несколько кругов. Чонсон выбирает жениться на Сону, потому что тот
готовит отличное печенье. Сону в свою очередь выбирает жениться на Чонвоне, потому
что у того милые ямочки. А когда бутылка каким-то магическим образом
останавливается на Хисыне, и Чонвон выбирает «fuck», рвотные звуки изображает уже
вся золотая троица, рождённая в 2002-м. Чонвон обзывает их кучкой хейтеров. А Сону
мило хихикает.

Когда бутылка в третий раз оказывается у Сонхуна в руках, Чонсон довольно хлопает
себя же по коленям.

— А теперь в силу вступает наше специальное правило.

Это та ещё подстава, но Сонхун не пасует. В чём-то он согласен, выбирать всё время
одно и то же слишком скучно. Так что он запускает бутылку крутиться и, пока она
вращается на скорости, отпивает виски. Его мысли тоже делают поворот вокруг своей
оси под новой дозой алкоголя.

Бутылка замедляется. Проскакивает Джеюна, Чонсона, самого Сонхуна, Чонвона… и

медленно останавливается, указывая горлышком на Сону. Кажется, Сонхун никогда в
жизни не видел своих долбанутых друзей настолько счастливыми. Он желает, чтобы те
задохнулись от смеха.

— Третье правило должно сделать твой выбор проще, ведь варианта всего два.

Сонхун жалеет о том дне, когда согласился быть другом Чонсона. Он ловит на себе
взгляд Сону и поджимает губы. Сказать «marry», очевидно, самый безопасный вариант,
который перед ним использовали уже раз пять. Он всего-навсего проблюётся радугой,
поморщится от кринжа, и круг продолжится. Но Сонхун вдруг вспоминает о какой-то
лживой свободе. О том, что Сону мечтает о ней так, как сам Сонхун мечтает о крепкой
связи с родственной душой, которой у него больше никогда не будет.

Это просто игра. Но ему вдруг становится мерзко от одной мысли сказать Сону
«marry».

— Fuck.

Кажется, Хисын только что очень громко поперхнулся своим пивом.

Сону отворачивается. И то ли это алкоголь, то ли у него действительно красные щёки.

Не важно. Сонхун снова пьёт.

— Я бы хотел пошутить, но это превзошло все мои ожидания, Пак Сонхун. Я думал, что
ты слишком ссыкло, чтобы говорить такие слова, — сложно понять, что смешного Чонсон
находит во всём этом.

— Почему вдруг? Ты думаешь, что мне пять, и я не знаю, что люди занимаются сексом?

Он видит пурпурные кончики ушей Сону, выглядывающие из-под светлых прядей волос. Но
самое ироничное, что Сонхун такой смелый только на словах. На самом деле, всё, что
он знает — это теория. На практике он даже не целовался.

— Сону-я, мы играем дальше или что? — спрашивает он. Возможно, даже излишне дерзко,
потому что у Чонсона, сидящего напротив, снова вытягивается лицо. А Ким Сону прячет
взгляд и крутит бутылку. Когда та указывает на Джеюна, Сонхун слышит: «Marry».

Под утро он наконец чувствует себя пьяным. Не то чтобы в стельку. Но у него

кружится голова, и он почти не контролирует то, что говорит или делает. Час назад
они с Джеюном как минимум минут пятнадцать катались по дивану и ржали над какой-то
хернёй. А именно над Чонсоном, который никак не мог попасть в доску для дартса.
Родители Чонвона звонили раза три. Два — на телефон мелкому, последний — на телефон
Хисына, после чего эти двое вынуждены были уйти.

Мир немного не в фокусе, когда Сонхун лежит и чувствует, что кто-то сел рядом с ним
на диван. Он даже не открывает глаза. Его шестьсот шестьдесят шестое чувство
подсказывает, что это Сону.

— Хён, ты в порядке? Хочешь немного воды? — а его голос звучит совсем иначе. Так
ласково и мелодично. — Сонхуни-хён?

То, как Сону произносит его имя, открашивает мир Сонхуна в пастельные тона на
обратной стороне век. Такие нежные, но не менее яркие.

Он мычит в ответ, в надежде, что этот звук хоть отдалённо напоминает «Нет».

Следующее мгновение меняет верх и низ местами, ставя под угрозу стабильность его
ментального здоровья. Потому что руки Сону заставляют его чуть приподнять плечи,
под лошадиной дозой алкоголя он слушается, а затем голова его оказывается на чужих
коленях. Но это только начало конца.

Мягкие подушечки пальцев прикасаются к коже его головы чуть пониже затылка, и
Сонхуна будто бьёт током. Первые несколько мгновений он лежит, боясь даже
пошевелиться, прислушиваясь к этим новым ощущениям во всём теле, в то время как
пальцы продолжают гладить его по голове, немного спустившись на шею к границе роста
волос. Сонхун никогда не испытывал на себе действие дефибриллятора (да-да, это те
самые утюги, которые врачи прижимают прямо к груди, если у вас вдруг остановилось
сердечко), но он уверен, что эффект должен быть точно такой же. Прикосновения Ким
Сону искрят, просачиваясь Сонхуну прямо под кожу. Наконец он находит в себе силы
перевернуться с бока на спину и, открыв глаза, затуманенным взглядом ищет лицо
человека, который только что поджёг ему кровь. Сону смотрит на него сверху вниз.
Его пальцы, придавленные головой Сонхуна, выскальзывают из нехитрой ловушки. И в
следующее мгновение Сонхун чувствует, как они прикасаются к его лбу, убирая в
сторону упавшую на глаза чёлку.

В полумраке VIP-комнаты, под бьющие снизу биты уже сонного танцпола и под пьяную
болтовню двух оставшихся друзей, Сонхун попадает в плен лисьих глаз цвета молочного
шоколада.

Комментарий к Глава 1. О лживой свободе

[1] «Трахни, женись или убей»

========== Глава 2. О вишнёвых поцелуях ==========

«And I can’t wait till taste all of your
Cherry kisses, kisses»

청하 — Cherry kisses

Сонхун делает вид, что у него провал в памяти. И изо всех сил старается ни о чём не
вспоминать. В целом план примерно такой.

Всё возвращается на круги своя. На следующей неделе в пятницу они с друзьями

встречаются в любимой закусочной. Никто не задаёт ему никаких странных вопросов о
том, почему, например, в клубе он спал у Сону на коленях. Чонсон снова жалуется,
что его очередное свидание закончилось никак. Сонхун не знает, откуда у друга
столько сил бегать за каждой юбкой, но он молчит, наблюдая, как хён снова пинает
ноги Чонсона под столом. А Чонвон с довольным лицом издевается над старшим, сидя у
Хисына на коленках.

Ким Сону исчезает из жизни Сонхуна так же внезапно, как и появился. И это к
лучшему. По крайней мере, это то, что Сонхун повторяет в своей голове.

Но вскоре оказывается, что Вселенной плевать на чьи-то глупые планы.

У Сонхуна безумно тяжёлый понедельник. Ему нужно готовиться к предстоящему срезу по

анатомии. Поэтому с самого утра, вернее, с ночи воскресенья, он сидит в библиотеке,
забив на никому не нужные пары по философии. Мир начинает немного расплываться от
нехватки здорового сна и третьего стакана Айс Американо, и в один из моментов перед
глазами темнеет. По очень странной причине. Просто кто-то, вставший у него за
спиной, ладонью закрывает ему глаза настолько внезапно, что Сонхун даже
подпрыгивает на месте.

— Что за фигня? — ругается он и накрывает чужую ладонь своей, ожидая, что это
Джеюн, потому что с ним они хотя бы учатся в одном универе, но ладошка маленькая.

А когда нарушитель его покоя тихо хихикает, Сонхун понимает, что жизнь только что
предложила ему сходить на далёкие три буквы.

— Хён, что ты делаешь здесь так рано? — спрашивает этот мелодичный голос, от
которого волосы встают дыбом.

Ладошка исчезает, перед глазами снова тетрадь с лекциями и огромный справочник по

физиологии человека. Ножки стоящего рядом стула скребут об пол. Сонхун поворачивает
голову и видит рядом широко улыбающегося Ким Сону.

— Или ты тут… — Сону обводит взглядом стол, — просидел всю ночь?

Сонхун безумно хочет ляпнуть что-то не очень приятное. Вообще, его достаточно
сложно вывести из равновесия (он в этом убеждён), но у Сону это получается
буквально по щелчку пальцев.

— Сонхуни-хён? Ты помнишь меня?

Такой глупый вопрос. Словно были шансы его забыть.

— Ммм, — Сонхун надеется, что мычание тоже сойдёт за ответ.

— Чем занимаешься? — интересуется Сону и, кажется, совсем не понимает, что делает,

когда накрывает ладонь Сонхуна на столе своей и чуть отводит её в сторону,
придвигаясь ближе… зачем? Чтобы заглянуть в чужие лекции?

— Ты можешь не нарушать моё личное пространство? — Сонхун наконец озвучивает то,
что вертелось на языке ещё в клубе. И, господь, это работает, потому что Сону
убирает руку и садится ровно.

Но передышка длится недолго.

— Оу, извини, я и не подумал, что у тебя есть такая проблема.

— Мне сложно, когда посторонние так близко, — зачем-то оправдывается Сонхун, и это,
вероятнее всего, его главная ошибка.

Сону всё ещё улыбается, а в его лисьих глазах что-то меняется.

— Посторонние? Я думал, что ты выбрал трахнуть меня в прошлый раз.

Не то чтобы Сону произносит эти слова слишком громко, но в тишине библиотеки,

кажется, их слышат все. Две девушки, которые до этого сидели к Сонхуну спиной, с
любопытством оборачиваются, чтобы посмотреть на него.

Воздух застревает в лёгких, а слова — в горле. Сонхун кашляет, пытаясь протолкнуть

их, но не выходит. У него звенит в ушах так же, как в средней школе, когда кто-то
случайно долбанул его баскетбольным мячом по голове. Только вот Сону уж точно
сказал такое специально.

Сонхун поднимает на него взгляд в надежде прожечь дыру. Сону прикусывает нижнюю
губу, сдерживая смех. Он совсем не тот Сону, который сидел с алыми щеками и
смущённо отворачивался. Что ж, похоже, счёт 1:1.

— Ты можешь… не говорить это так громко? — произносит Сонхун почти одними губами,
потому что на них всё ещё поглядывают, и чувствует, что сейчас умрёт, ведь у
здорового человека не может так долбить пульс.

— Ох, извини… — невинно отвечает Сону и заправляет несколько прядей за ухо. — Я не
подумал об этом.

Сонхун не верит ни одному слову. Он нутром чувствует, что Сону сказал это
специально. Его взгляд скользит по фигуре нежданного гостя и останавливается на
небольшом рюкзачке, который лежит у Сону на коленях. Только в этот момент Сонхуна
озаряет.

— Мы что, учимся в одном универе?

— Ага, — улыбка Сону такая яркая.

— На одном факультете?!

— Нет. Я учусь на факультете дошкольного образования.

Сонхун морщится, и, кажется, его реакция снова смешит Сону, который прикрывает рот
ладонью.

— Звучит отвратительно.

— Ну что ты, хён. На самом деле, дети такие очаровашки. Я люблю их. Только немного
грустно, что в силу юного возраста они почти никогда не запоминают своих
воспитателей из детского сада. Ваши жизни сталкиваются, но в итоге это исчезает из
памяти... — вздыхает он. — Кстати, мы с тобой тоже как-то столкнулись, но ты,
наверное, не заметил меня, — хихикает он. — Ничего страшного.

Сонхун совсем не помнит, чтобы раньше где-то встречал Сону. Он бы запомнил. Лицо
Сону невозможно не запомнить. Сонхун готов поклясться, что никогда не пересекался с
Сону. Но он оставляет эти мысли при себе.

— Зато ты запомнил меня?

— Очень сложно не запомнить тебя, когда о тебе знает половина университета, — Сону
легко пожимает плечами.

— И почему же?

— Ну, во-первых, ты известный спортсмен, — он сначала сжимает пальцы в кулак, а

затем выставляет большой, начиная отсчёт. — Во-вторых, все знают, что ты холодный
неприступный красавчик, — выставляет второй. На самом деле, Сонхун сомневается в
первых двух причинах. Он никогда не замечал, чтобы окружающим было до него дело. На
первом курсе несколько человек попросили его подписать фотографии, но этот период
быстро закончился, когда он успешно смешался с общей массой студентов. Сону тем
временем разгибает ещё один палец. — В-третьих, твоя метка.

Разряд тока снова пробивает прямо изнутри. Сонхуну не нравится это липучее чувство.
Оно вызывает беспокойство.

— Белёсая метка — большая редкость в таком возрасте. Удивительно, что мы как-то

встретились.

От этих слов искрит. Искрит так, как не искрило никогда. Сонхун не знает, что это
за эмоции скребут его прямо под кожей. Он чувствует такое впервые и боится, что,
если шевельнётся, то умрёт от короткого замыкания. Но Сону даже не меняется в лице.
На его губах всё та же завораживающая улыбка, а лисьи глаза внимательно
рассматривают Сонхуна. И на несколько секунд даже кажется, что он обладает техникой
скрытого гипноза. Впрочем, Сонхун ничуть не удивится, если так и есть.

— Так что ты здесь учишь?

Сону кивает на книги перед Сонхуном, снова придвигает стул и пытается заглянуть
через руку, но что-то идёт не по плану. Пластиковый стакан падает, и холодный кофе
начинает быстро растекаться по поверхности стола.

— Твою мать!

В первое мгновение Сонхун ошарашенно подскакивает на ноги, опрокинув стул, во

второе понимает, что надо хватать конспекты.

— Ах, хён, прости! Мне так жаль… — рядом скулит Сону, но Сонхун не обращает на него
внимания, из последних сил сдерживая себя от ненужной брани. В конце концов, они
всё ещё в библиотеке.

Он успевает спасти справочник. Можно выдохнуть: строгая бабуля-библиотекарь не

откусит его голову, как импостеры в Among Us. Но вот конспекты теперь больше
напоминают древний папирус. И по цвету, и по структуре, и по расплывающимся
чернилам его мажущей шариковой ручки. Сонхун пытается стряхнуть с них капли, но всё
тщетно. Теперь его бесценные лекции, по которым он планировал готовиться, выглядят
просто ужасно.

Он резко разворачивается, намереваясь отругать виновника произошедшего хотя бы

парой коротких, но колких фраз. И замирает… Сону, одолжив у девушек за соседним
столиком пачку салфеток, без лишних слов принимается убирать устроенный беспорядок.
У него немного дрожат руки. И от внимания Сонхуна не ускользает, как нервно тот
кусает нижнюю губу. От улыбки не осталось и следа.
— Прости… мне очень-очень жаль… Я куплю тебе новый кофе, — даже голос звучит совсем
иначе, словно в другой тональности. Интересно сколько их? Сонхун ловит себя на
мимолётной мысли, что хотел бы послушать их все. И в разных вариациях. Конечно же,
только потому, что у Сону магически мелодичный голос. Это совсем не то, что кто-то
из вас мог подумать.

Сону забирает из его рук блочную тетрадь и смотрит так… не хватает слов, чтобы
описать это выражение лица. Сонхун вообще не очень хорош в словах. Его взгляд тут
же цепляется за маленькую трещинку у Сону на губе, трепещущие ресницы, и то, как
Сону чуть втягивает щёки, а его лицо становится серьёзным. Каждая деталь рисует
новый образ.

— Я всё перепишу.

— Не надо, я сам… — отмахивается Сонхун и пытается забрать свою тетрадь, но Сону
отступает с ней назад.

— Я всё перепишу для тебя, раз это моя вина.

Он открывает лекции и вытаскивает испорченные блоки.

— Не нужно… я поправлю поверх.

Но Сону словно не слышит, сосредоточено промакивая каждую страницу салфетками. И

Сонхун решает его не трогать. Не хватало ещё только подраться из-за тетради для
полной палитры эмоций. Он молча берёт несколько оставшихся салфеток и раскладывает
их между сухими страницами, чтобы не слиплись. Когда они заканчивают, Сону
аккуратно убирает тетрадь Сонхуна к себе в рюкзак.

— Пойдём, я куплю тебе кофе.

Но Сонхун качает головой. От одной мысли, что нужно будет идти куда-то с Сону, ему
становится плохо. Сложно понять в каком именно смысле. Но он предпочитает избегать
ситуаций, которые выбиваются из предсказуемых рамок. А других с Сону пока нет.

Через два дня Сону ловит его в коридоре у поточной аудитории и отдаёт новую тетрадь
и стакан с Айс Американо. Сонхун не понимает, откуда Сону вообще узнал расписание
его занятий. И благодарит всевышние силы за то, что Сону и Джеюн разминулись, и ему
не придётся отвечать на глупые расспросы друга.

Когда начинается лекция, и Сонхун открывает тетрадь, в горле застревает ком. У Сону
безумно красивый, аккуратный и выразительный почерк. Сонхун водит пальцем по буквам
и на несколько мгновений теряет себя в очень странном чувстве.

Он открывает нужную страницу, чтобы продолжить записи, и замечает небольшой

листочек с номером телефона.

Но Сонхун так и не звонит по нему.

Не пишет.

И даже не сохраняет в контактах.

Просто кладёт эту записку под чехол телефона.

Сонхун встречает Сону в университете ещё несколько раз, но максимум здоровается и

спешит уйти, хотя по лицу младшего отлично видит, что тот очень хотел бы завязать
разговор. Сонхун сбегает. Но проще не становится. Потому что он никак не может
понять одну тупую вещь. Почему раньше он даже не знал о существовании человека по
имени Ким Сону, а теперь каждый раз первым замечает его в толпе. И почему они
учатся на совсем разных факультетах, но продолжают встречаться там, где не должны.

Вечером в пятницу Сонхун собирается, как обычно, позависать с друзьями в закусочной

или, если с ними не будет Чонвона, в баре, но в этот раз богатый мальчик Пак Чонсон
приглашает всех в гости, потому что его родители уехали в круиз и оставили целый
дом в его распоряжении.

Сонхун приходит последним, потому что был вынужден пропустить два поезда в метро,
набитых людьми примерно так же, как набивают консервные банки килькой. Уже на
пороге он видит пять пар ботинок. И сразу понимает, что сегодня их на одного
человека больше. Ему даже не надо гадать, кто занял пятое место. Здороваясь с
горничной и направляясь в гостиную, откуда доносятся голоса, Сонхун уже морально
готовится к тому, чтобы вновь встретиться с Ким Сону.

— Наконец-то! — Чонсон, хлопает его плечу. — Почему так долго?

— Потому что чтобы доехать до тебя, мне надо сделать две пересадки в метро при
условии, что я влезу в вагон.

Его взгляд скользит по присутствующим и на секунду замирает на Сону, который

смотрит на него, обернувшись через плечо. Это сродни выстрелу куда-то под рёбра,
поэтому он быстро переводит взгляд обратно на Чонсона. Тот протягивает стопку с
текилой, но Сонхун качает головой. Похоже, он не сможет пить текилу до конца своей
жизни. Теперь она напоминает ему о лживой свободе.

Кстати, со стороны может показаться, что каждый раз, собираясь вместе с друзьями,
они тупо бухают. Ну, в целом так оно и есть.

— Играете в покер? — спрашивает Сонхун, осматривая заваленный фишками и картами

ковёр, и садится на пол рядом с Джеюном, у которого самая большая гора, так как тот
всегда выигрывает. — Отсыпь мне фишек.

Он уже тянется, чтобы загрести себе немного, но друг хлопает его по руке.

— Лучше помоги Сону, он проигрывает.

Судя по скудной кучке фишек у Сону, тот действительно близок к банкротству.

— Я ещё не до конца понял, как надо играть…

Сонхун вздыхает и пересаживается.

— Покажи мне карты.

Сону осторожно разворачивает к нему свои карты так, чтобы другие не увидели. И да,
его карты полный отстой. Если и в предыдущих партиях у него выпадали похожие
расклады, возможно, то Сону просто не везёт в азартных играх. Но Сонхун лишь
шмыгает носом.

— Приготовьтесь проиграть, — предупреждает он друзей, выдвигая в центр первую

ставку. Он собирается блефовать по полной. По крайней мере, опять-таки план
примерно такой.

Хисын сдаётся первым после второго повышения ставок. Сейчас на полу пиковая
девятка, червовый валет и дама. Неплохой набор, для того чтобы собрать «Стрит» [1],
если, конечно же, у вас не такие карты, как у Сону — тогда шансов, само собой,
никаких. Всё, на что Сонхун может рассчитывать — это «Пара», потому что у него в
руке только шесть червей и семь треф. Ну, и на удачу.
Он внимательно следит за ставками. Судя по тому, что Джеюн особо не повышает, у
него откровенно неудачная комбинация в этом кругу. И, когда в центре открывается
четвёртая карта, он тоже откладывает свои в сторону и принимается пить. И это
отлично, потому что Джеюн играет лучше всех. Но, возможно, он всего лишь даёт
Сонхуну шанс отыграться за Сону в этом кругу.

Чонсон недоверчиво смотрит на разложенные карты и долго думает, перед тем как
выдвинуть следующую ставку. Тем временем на полу девять, валет, дама и туз. Сонхун
уверен, что у кого-то напротив есть «Стрит».

— Что такое? Не хватает карт для «Рояла»? — дразнит Сонхун Чонсона, а вот Чонвон,
напротив, как-то неуверенно ёрзает.

— Не дави на меня, — бурчит друг, но ставки сильно не повышает. — У самого как?

— У меня «Стрит», — врёт Сонхун.

— Ага, конечно, тогда у меня «Фулл-хаус», — фыркает Чонсон, но Сонхун не обращает

на едкий комментарий никакого внимания. Гораздо больше его интересует реакция
Чонвона, из которой он делает вывод, что тот, скорее всего, рассчитывает собрать
какую-то из либо названых комбинаций. Судя по его ставкам, это «Стрит» или
«Тройка», потому что она идёт сразу следом в распределении очков.

Когда Джеюн наконец выкладывает последнюю карту, Сонхун чувствует, как у него
сводит пальцы рук. Потому что перед ним шестёрка бубей. И «Пара» из шестёрок — это
правда единственная доступная для него комбинация самого младшего порядка.

Чонсон скидывает карты, а Сонхун и Чонвон делают первые ставки финального раунда, и
то, как Чонвон буквально дрожит, сильно выдаёт его волнение. Он слишком очевидный
для такой игры.

— Я поставлю всё, — объявляет Сонхун, так как фишек у него не то чтобы много, то и
терять как бы нечего. И это его последний способ надавить на беспокойного
оппонента. Тем временем Пак Чонсон давится виски.

— Ты охренел? У тебя реально, что ли, «Стрит»? — спрашивает он, видимо, уже
сомневаясь в том, что Сонхун врал.

— Не, у меня лучше.

— Да он блефует, — говорит Джеюн.

— Нет, — спокойно отвечает Сонхун. — Чонвон-а, ты будешь повышать или что?

— Сонхун никогда не рискует, — задумчиво отмечает Хисын, и это правда. На самом

деле, он действительно обычно останавливается сразу, как только понимает, что карты
дрянь, то есть в самом начале. Но это не его карты, не его фишки, и проигрыш, если
он случится, тоже будет не его. Он чувствует себя лживо свободным.

— И никогда не блефую. Сону, что думаешь?

Сонхун возвращает ему карты, проводит по ним пальцем и постукивает, словно

показывая нужный расклад.

— А на что мне надо смотреть? — неуверенно спрашивает Сону.

— Сюда… вот эта, потом вот так, и вот эта… они идут подряд, — показывает Сонхун.
Это чистейшая ложь — у них на руках всё ещё бесполезная семёрка треф и червовая
шестёрка, и никакие другие указанные им карты не идут в ряд. Но Сону то ли каким-то
образом понимает, в чём заключается хитрость, то ли он так и не уяснил правила игры
и не запомнил комбинации, но он вдруг уверенно кивает и улыбается:

— Да, отлично.

Чонвон смотрит на свои карты и немного медлит.

— Аргх! — рычит он, сдавшись. — Пас.

Когда Чонвон вскрывается, Сонхун видит «Тройку».

— Покажи! — Чонсон же пытается заглянуть в их с Сону карты, но Сонхун прячет их.

— Нет.

— Он по-любому блефовал, — заключает Джеюн. — Я же говорил.

— Нет, — отрицает Сонхун. — Но я имею право не показывать карты, потому что мы
выиграли!

— Спорю, что у вас только «Пара», — уверено настаивает друг.

— Ни фига, у нас «Стрит»!

— Сону? — Чонсон пододвигается к ближе и кладёт руку тому на плечо. — У вас же не
«Стрит»?

И Сонхун на все сто процентов уверен, что сейчас Сону сдаст их, смущённо улыбаясь и
уклоняясь от чужих объятий, но…

— «Стрит», — подтверждает он своим ангельским голосом. — Честно!

По комнате прокатывается дружный вой, Хисын даже закатывает глаза:

— Сонхун, ты учишь Сону плохому.

— Пока я только учу его играть в покер.

Это всё звучит как-то немного двусмысленно. Словно по Фрейду. Но Сонхун сохраняет
абсолютно невозмутимое выражение лица, хотя в груди у него воспламеняются лёгкие.

Первым покер надоедает Чонсону, потому что сегодня он так ни разу и не выиграл, а
так как он хозяин вечеринки, то решение за ним.

— Давайте уже поиграем в игру, где можно напиться, — предлагает он. — Например, «Я
никогда не…»?

Если честно, Сонхун бы лучше продолжил играть в покер, потому что:

— Мы знаем всё друг о друге, какой в этом смысл?

— Но Сону нет! Отличный способ узнать друг друга получше.

Сонхун бы сказал, что способ просто отстой, и узнавать друг друга надо совсем не
так, но ему тоже очень хочется выпить после безумной недели, во время которой он
чуть не сдох от недосыпа, поэтому он отмахивается, соглашаясь. Чонсон разливает
понемногу виски в бокалы и доливает вишнёвую колу Чонвону и Сону, чтобы понизить
для них градус.
Может, Вселенная преследует какую-то тайную цель сделать Сонхуна трезвенником?
Потому что если все напитки будут напоминать ему о Ким Сону, Сонхун точно бросит
пить. Возможно, даже воду. И умрёт от обезвоживания.

— Раз все знают правила, то я начинаю, — говорит Чонсон, удобно подгибая под себя
ноги и прижимаясь спиной к креслу. — Я никогда не встречал свою родственную душу.

— Что за тупой вопрос? — возмущается Сонхун.

— Хочу заставить вас выпить для начала.

Поскольку из присутствующих меток нет только у Чонсона и Джеюна, они выпивают, и

последний продолжает игру:

— Я никогда ни с кем не флиртовал. Осознанно.

Сонхун не любит эту игру за именно вот такие вот дурацкие вопросы. Когда он в
первый раз читал про неё в интернете, подборка утверждений там была намного лучше,
чем то, что обычно выдают его друзья, потому что они придурки. Тем временем все
пьют, кроме него.

— Мне казалось, что смысл этой игры спрашивать то, что безопасно для тебя?
— удивляется Сону, потому что Джеюн выпил.

— Зависит от того, какую цель ты преследуешь: остаться трезвым или напиться.

Сонхун, твоя очередь.

— Я никогда не пел в душе, — заявляет Сонхун и под недовольные стоны друзей тоже
пьёт. Ну, что поделать, им никогда не нравятся его скучные утверждения.

— Получается, что теперь моя очередь? — уточняет Сону, потому что в этот раз только
его бокал полон.

— Не может быть такого, чтобы ты не пел в душе. Все поют в душе, — упрекает его
Сонхун.

Сону пожимает плечами.

— Я не помню, чтобы осознанно делал это. Так что… да, я буду считать, что я этого
не делал.

Остаётся только закатить глаза. И виски снова заливает дно бокалов, пока Сону
думает над вопросом.

— Я никогда… не целовался? — наконец говорит он.

Эту фразу Сонхун слышал уже сто пятьсот тысяч раз. Именно поэтому он и считает игру
тупой. Однако, когда оказывается так, что не пьёт только он, у него отвисает
челюсть.

— Так, стоп! Вы двое! — он тычет пальцем в своих одногодок. — Мы играли в это на
мой день рождения, и пили только хён и Чонвон! Когда?!

Чонсон неловко пожимает плечами:

— Ну… как-то на свидании меня затащили под омелу. Дело было в Рождество. Что мне
оставалось делать? Не отказывать же!
— А я не расскажу, это мой секрет, — хихикает Джеюн и допивает виски из бокала.

Чонсон-то ладно, фиг бы с ним. Это должно было произойти рано или поздно, учитывая
то, на какое количество свиданий он сходил в прошлом году, когда основательно
взялся за поиск своей родственной души. Но вот от своего сознательного друга Сонхун
такого никак не ожидал.

— Серьёзно? У вас двоих даже ещё меток нет, какой в этом смысл?

— Практический, — отвечает Джеюн, который ещё год назад топил за то, что до встречи
с родственной душой состоять с кем-то в отношениях не стоит.

— Серьёзно. Это очень приятно, тебе стоит попробовать, — соглашается Чонсон.

Если вы вдруг забыли, у Пак Сонхуна очень придурошные друзья. Он даже не пытается
понять причины их поступков, лишь время от времени жалеет, что найти новых будет
проблематично. Поэтому просто опрокидывает в себя виски.

— Эй! Ты ещё ничего не сказал, куда ты пьёшь?!

— Меня никогда не бесили мои друзья, — говорит он без сожалений.

Они играют в эту игру, до тех пор пока не привозят вторую порцию пиццы. Сонхун
чувствует, что его немного развозит, поэтому переключается на простую воду.
Полностью продолбать трезвое состояние ещё немного не в его планах. Сону всё так же
сидит рядом, пьёт колу, и иногда их колени даже немного соприкасаются, когда кто-то
из них пытается дотянуться до еды или усесться поудобнее. Сонхуна больше не
триггерит, но внутри всё ещё ощущается нечто инородное, что трепещет каждый раз,
когда Сону смеётся или говорит, а делает он это почти без остановки. Это чувство
похоже на отчаянье. Но не такое, с которым Сонхун уже знаком, потому что испытывал
прежде. Не тяжёлое, не убивающее, не выворачивающее, а какое-то совсем другое. И он
не знает, как разгадать это чувство. Он не видит лица Сону, потому что они сидят
рядом, и изо всех сил старается не коситься, чтобы не выглядеть идиотом. Ведь
напротив сидит Пак «Зоркий глаз» Чонсон.

Хён предлагает включить музыку, и разговор сам собой перетекает в обсуждение

горячих хитов. И все почему-то начинают говорить о какой-то новой песне, которая
нравится Сону. И Сонхун, кажется, единственный, кто не в теме.

— Сону не присылал её тебе, хён? — отвечает Чонвон вопросом на вопрос, стоит лишь
спросить, что это за песня, в конце концов.

— Ах… мы с хёном не успели обменяться номерами… — отвечает за него Сону, и на долю

секунды Сонхуну даже становится немного стыдно, ведь та записка прямо здесь, под
чехлом телефона, но он только поджимает губы и кивает, соглашаясь со сказанным.

— Пф… — фыркает Джеюн, — Хун, дай ему свой номер, хотя подожди… — добавляет он, с
присущей ему проницательностью предположив, что Сонхун сольётся, и достаёт
смартфон. — Сону, я сейчас сам кину тебе его контакт в Kakao.

Сонхуну ещё никогда не хотелось откусить голову Шим Джеюну так же сильно, как
сейчас.

— Поиграем во что-нибудь ещё? А то скучно, — продолжает друг, пока Сонхун занят

разработкой коварного плана мести. — Может быть, «Семь минут в раю»?

— О! Отличная идея! Я за! — радуется Чонвон так, словно это его последний шанс
попасть куда-то в замкнутое пространство с хёном, и они вовсе не целуются каждый
день везде, где только могут, при первой же возможности.
Пока остальные обсуждают, какое место в доме Чонсона лучше всего подойдёт для этой
игры, Сонхун думает о том, что в Австралии любят какие-то тупые игры.

Все пишут на бумажках свои имена. Последняя попытка Сонхуна всё же предложить
сыграть ещё разочек в покер или придумать другую игру заканчивается ничем, потому
что Джеюн даже не обращает на неё внимания, пока обходит их, чтобы собрать бумажки
в небольшую коробочку. Вернувшись на своё место, он выразительно трясёт ею из
стороны в сторону, чтобы перемешать все бумажки. А затем опускает туда руку и
вытаскивает две.

И, скорее всего, Сонхун в какой-то немилости у судьбы, либо она проверяет его на
прочность, потому на одной из бумажек его имя. Но это ещё не самое страшное.
Гораздо хуже то, что на второй бумажке имя Сону. И либо это кармическое совпадение,
либо Шим Джеюн мухлюет, и если это так, то сопротивляться бесполезно.

Так они с Сону оказываются в небольшой личной гардеробной Пак Чонсона почти в
полной темноте. Замок щёлкает, запирая их внутри. Сонхун бесится и недовольно
колотит в дверь, но в ответ слышен лишь дружный хохот и удаляющийся топот — видимо,
друзья отправляются доедать пиццу.

В следующее мгновение пальцы Сону аккуратно нащупывают его руку. В полумраке это
кажется чем-то интимным, поэтому он почти отдёргивает кисть, но сбивчивый шёпот его
останавливает:

— Хён?.. Ты знаешь, где здесь включается свет?

— Снаружи. Эти светодиоды, — он указывает на лампы у потолка, которые светят

совсем-совсем тускло, — только на случай, если в доме полностью выключится
электричество. А что такое?

— Я… боюсь темноты.

— Брось, тут же только мы с тобой.

— Я понимаю, но мне всё равно некомфортно, — шепчет Сону так тихо, словно кто-то
может их услышать. — Немного страшно…

Сонхун чувствует, как у Сону дрожат пальцы.

— Зачем ты тогда согласился на эту игру? Подожди. Давай позовём их, чтобы они нас
выпустили?

Он собирается ещё раз постучать в дверь, только на этот раз с большей силой и
закричать, чтобы парни вернулись, но Сону сжимает его ладонь.

— Не надо. Я не хочу, чтобы другие знали об этом… Пожалуйста, можешь подержать меня
за руку?

Сонхун бы подумал, что эти банальные выдумки лишь повод подкатить к нему. Несколько
раз он видел такое в фильмах. Но пальцы в его руке дрожат по-настоящему. И он
сжимает их в ответ.

— Да, конечно. Давай сядем, в углу был диван. Осторожно, не ударься о полку.

Они ныряют под выступающий сверху шкафчик, где, насколько Сонхун помнит, его друг
хранит свои шапки, панамки и кепки. Небольшой диванчик ютится в углублении между
шкафами, но места достаточно, чтобы уместиться вдвоём. Пальцы Сону всё ещё в руке
Сонхуна. И он не знает, что должен делать в такой ситуации, как успокоить и
подбодрить. Поэтому он молча вслушивается в сбивчивое дыхание Сону и ждёт, когда
что-то изменится.

Сонхун не знает, сколько времени проходит. Возможно, пара минут. Сону наконец
начинает дышать ровно, а его пальцы больше не вздрагивают. Но Сонхун всё равно
боится их отпускать.

— Хён, я раздражаю тебя?

Этот вопрос застаёт врасплох. На него очень сложно ответить однозначно. Потому что
и да, и нет. Сложно сказать, что именно раздражает, какая-то совсем мелкая деталь
не даёт покоя, не отпускает. Сонхун мучительно пытается отыскать её, но как только
начинает казаться, что он вот-вот ухватит мысль за хвост, как она тут же ускользает
от него, это раздражает ещё больше, и так по кругу.

— Нет.

Это ложь и правда одновременно.

— Ты можешь сказать мне, если я делаю что-то не так… — продолжает Сону. И это
давит.

— Всё так, — перебивает Сонхун и неохотно признаётся: — Просто… я тяжело схожусь с

людьми. Мне нужно чуть больше времени и пространства.

Так странно говорить эти слова. Впервые. Обычно люди отступали сразу же. Понимали
всё без слов. Но Сону совсем не такой.

— Я хочу так много узнать о тебе…

Сонхун не знает, как на это отвечать, поэтому молчит. Достаточно того, что они всё
ещё держатся за руки. И он не помнит, когда в последний раз делал это так долго.
Может быть, разве что в далёком, почти забытом детстве. Уже только от этого
настолько интимного момента в горле снова образуется ком.

— Ты давно потерял свою родственную душу? — спрашивает мелодичный голос.

Сонхун знает, что Сону смотрит на него. Он чувствует его взгляд, но не поворачивает
голову.

— Давно, — кратко отвечает он, но сказанные ранее слова Сону снова непонятно почему
давят на него, и он решает дать чуть более развёрнутый ответ. — Я был в детском
саду.

Гардеробная снова погружается в молчание. Сонхун хочет знать, сколько ещё времени
им тут торчать, потому что эти семь минут превращаются в настоящую пытку. Он боится
громко дышать, горло сдавливает, а ладони начинают потеть. Это всё ненормально.

Сону тоже словно чего-то ждёт. Спустя несколько мгновений Сонхун догадывается, чего
именно. Вовлечённости.

— А ты? Давно с такой меткой?

— Четыре года.

По меркам Сонхуна совсем мало. Со спины подкрадывается неприятная мысль о том, что
Сону, скорее всего, нашёл и потерял кого-то очень важного. Человека, которого,
возможно, любил, с которым впервые целовался и планировал провести вместе всю
жизнь. Сонхун мало что помнит о своей родственной душе, она как забытая сказка. И
он точно не знает, что такое любовь. Это всё для него не более чем теория. Он не
знает, что потерял, потому что ему не с чем сравнить. Его, скорее, бесит
несправедливость этой ситуации, ведь в отличие от всего человечества он так никогда
и не узнает этого чувства.

Для Сону же всё должно быть совсем иначе. Он потерял родственную душу в осознанном
возрасте. Сонхун даже не может представить, каково это.

— Тебе было грустно? — вопрос вырывается сам.

И пальцы Сону опять вздрагивают в его руке.

— Нет, — отвечает тот еле слышным шёпотом.

— Нет? — удивляется Сонхун, в полной уверенности, что ослышался.

— Мы можем не говорить об этом, хён? — ещё одна тональность открывается в голосе
Сону. Она звучит немного странно. Сонхун не знает, что теперь с ней делать. Но в
душе неприятно скребёт от мысли, что он сказал что-то не то. Поэтому он набирается
смелости продолжить диалог и меняет тему.

— Что за песня?

Он сжимает пальцы Сону чуть сильнее и проводит большим пальцем по костяшкам. Вроде
бы в фильмах, которые он смотрел, персонажам это помогало.

— Песня?

— О которой вы сегодня говорили.

Он слышит лёгкий смешок, и у него падает камень с души, потому что его план,
кажется, хоть немного, но работает.

— Dream of you.

Сонхун уверен, что никогда её не слышал, даже если это хит номер один этой весны.

— Она тебе нравится?

— Ну… она приставучая. Послушаешь один раз и уже не сможешь забыть.

«Прямо как ты», почти вырывается реплика, но Сонхун прикусывает кончик языка. И
вдруг чувствует, как Сону смещает свою ладонь в его руке и большим пальцем гладит
запястье. Он уверен, что Сону может почувствовать, как у него участился пульс. От
этого прикосновения взрываются галактики. Прямо там. Под пальцем.

— Хён, ты правда никогда не целовался?

Язык прилипает к нёбу и не хочет даже шевелиться. Поэтому Сонхун просто

утвердительно мычит. Он хочет двигаться маленькими шажками. Он не умеет иначе. Он
никого не подпускает очень быстро. И очень близко тоже. Но Сону как таран. Сонхун
боится, что тот раздолбит его стены с разрушительной силой. От настойчивости Сону
немного кружится голова. Сонхун хочет, чтобы всё было медленно. Но Сону раз за
разом словно выворачивает руль на встречную и жмёт на газ.

— Хочешь попробовать? — прямо как сейчас.

В панике Сонхун отдёргивает руку и, повернув голову, растерянно смотрит на Сону,

разглядывая его лицо в полумраке. Он надеется, что это шутка, но взгляд лисьих глаз
такой ясный. По спине крадутся липкие мурашки. Сонхун хочет назвать это ощущение
неприятным, но не может.

— Нет.

— Точно? Я никому не расскажу, — обещает Сону, словно дьявол. И Сонхуна магнитит.

Ему приходится прикладывать неимоверные усилия, лишь бы не вскочить, не заорать,
снова не схватить Сону за руку, а сидеть неподвижно. — Всё, что происходит за эти
семь минут, остаётся здесь.

Он должен ещё раз сказать: «Нет». И желательно очень уверенным тоном. Но слова
друга назойливо лезут прямо в голову. Горят красными буквами на табло. Орут из
громкоговорителя.

Это приятно. Это приятно. Это приятно. Это приятно. Это приятно.

Взгляд сам падает на губы Сону. В полумраке они выглядят немного иначе, но Сонхун и
так может представить их сочный розовый цвет. Он даже знает, чем они пахнут, потому
что Сону наносил бальзам для губ, когда они сидели рядом в гостиной. Сонхун помнит
этот лёгкий аромат ванили, коснувшийся его носа, и уверен, что почувствует его
вновь, если наклонится ближе.

— Не… не… хочу.

Он сам не понимает, сказал он: «Не хочу» или: «Хочу». Впрочем, это уже не так
важно. Важно только то, как этот ответ понимает Сону.

В следующее мгновение обрушивается цунами. Сонхун ничего не понимает, когда чужие

руки слегка нажимают ему на плечи, заставляя откинуться на спинку дивана. А лицо
Сону теперь опасно близко. Сонхун, на долю секунды запаниковав, пытается отпрянуть,
но упирается в подлокотник дивана. И Сону, оказавшись чуть выше, ловит ладонями его
лицо и наклоняется. Сонхун делает вдох, но не делает выдох.

Прикосновения по линии губ похожи на трепыхающегося мотылька у слепящего огня. Но

уже и их достаточно, чтобы разорвать пространственно-временной континуум. Губы Сону
мягкие и действительно на вкус как ваниль. Сонхун пытается распробовать их,
повторяя за Сону движения, и легко прижимается к его губам несколькими лёгкими
поцелуями-бабочками. Мир начинает вращаться по спирали. И в какой-то момент Сонхун
решает, что хватит, и пытается отстраниться. Но сначала чувствует прикосновение
пальцев к задней стороне шеи, которое удерживает его на месте, а затем большой
палец настойчиво давит прямо под челюсть у самого подбородка, заставляя открыть
рот.

Теперь их губы сочетаются совсем иначе. И начинается катастрофа. Сонхуну срочно

нужен телефон, чтобы вызвать спасателей. И оставить предсмертное послание. Прежде,
чем он умрёт от разрыва аорты. Но губы на его губах выбивают из головы все ненужные
мысли. Сонхун даже не успевает попрощаться со своей жизнью.

Рот Сону как вишнёвая кола. Такой же вкусный. Сонхун никогда и не думал, что у
поцелуев бывает вкус. Но когда язык Сону оказывается прямо у него во рту, хочется
знать, какого вкуса этот поцелуй для самого Сону? Горьковатый, как виски?

Мозг и тело вдруг на подсознательном уровне понимают, что им надо делать. Видимо,
это какой-то зашитый в ДНК инстинкт. Руки бесконтрольно притягивают чужое тело
ближе, закольцевавшись вокруг талии. И, судя по тому, как Сону урчит Сонхуну в рот,
забравшись ему на колени, происходящее удивляет их обоих.

Так много говорят о первых поцелуях. О том, как это нежно. Или неловко. Особенно,
когда прямо рот в рот. Но когда ты перешагиваешь за черту так стремительно,
становится неважно, что ты, скорее всего, отстойно целуешься, и со стороны
выглядишь как подросток с бушующими гормонами. Пока это приятно, настолько приятно,
что поджимаются пальцы на ногах, Сонхун doesn't give a damn. Ни на секунду. Он
целует Сону так, как хотел бы, чтобы целовали его самого. Запоминает то, что
особенно нравится, и повторяет. Как самый прилежный ученик, схватывает на лету.

Цунами чувств разрывает изнутри. Кажется, что сердце сейчас допрыгнет до самого
горла. Он никак не ожидал, что ощутит сразу так много эмоций. Сонхун уверен, что у
других первый поцелуй совсем другой — мягкий, краткий, невесомый. А у него сразу же
«Роял-флеш» или как минимум «Фулл-хаус».

Кажется, Ким Сону только что вдребезги разбил все его стены, распластав по спинке
дивана. И если так суждено, то пусть.

Сонхун ещё не знает, что его друг просто с самого начала зажал нужные бумажки в
кулаке. Яркий свет вдруг слепит глаза, распахивается дверь, кто-то кричит, что
время вышло. И после минуты, проведённой в настоящем раю, наступает момент вновь
спуститься на землю.

Комментарий к Глава 2. О вишнёвых поцелуях

[1] Здесь и далее называются покерные комбинации, из которых «Роял-флеш» —
самая выигрышная.

========== Глава 3. О жёлтых синяках на коленках ==========

«Right before I close my eyes

The only thing that's on my mind
Been dreaming that you feel it, too
I wonder what it's like to be loved»

Shawn Mendes — Wonder

«Всё, что происходит за эти семь минут, остаётся здесь».

Сонхун очень хочет в это верить. И повторяет по сто раз на дню. Но правда в том,
что всё, о чём он думает — это рот Сону. Сонхун даже покупает вишнёвую колу. Вот
насколько всё плохо.

Ещё он слушает песню. И это тоже ошибка из ошибок. Потому что теперь она мерещится
в каждом звуке. И ему даже кажется, что он слышит её во сне. И как бы Сонхун не
пытался перебить её микстейпами Зико, она всё равно вертится где-то на кончике
языка.

Вещей, которые постоянно напоминают о Сону, становится всё больше. И Сонхун боится,
что если в этом и был план, то Сону явно на пути к успеху.

В кафе, где Сонхун с друзьями сегодня собираются, слава Богу, играет подборка
«BTS». Суббота. На улице удушливо тепло, а ведь ещё даже не лето. Сонхун приходит
первым, заказывает фраппе разнообразия ради и проверяет Kakao. Его друзья немного
опаздывают, а Чонсон опять кинул их ради свидания. Когда-нибудь друг уже поймёт,
что нет смысла носиться по свету в поисках родственной души (ну, или хотя бы по
всему Сеулу), сядет на попу ровно и будет спокойно ждать. Но не сегодня.

У Сонхуна есть время. Ему как раз нужна пара минут, чтобы проверить почту. Он
достаёт из рюкзака iPad и смотрит, не ответил ли преподаватель на его письмо с
заявкой на практику в летний спортивный лагерь. Но что-то сбивает его с мысли, и
его сознание растворяется в цепочке поисковых запросов…
— «Как научиться хорошо целоваться»? Вау!

Громко произносит голос у самого уха. Сонхун подпрыгивает, роняет iPad себе на
колени, но успевает заблокировать экран. Он оборачивается и злобно смотрит на
Чонвона, который стоит прямо у него за спиной и хихикает.

— Тебе зачем вдруг это понадобилось, хён?

— Просто ссылка перенаправила, — врёт Сонхун.

Джеюн, хён и Чонвон ехидно переглядываются, рассаживаясь по местам.

— Ну и как, хорошая статья? Скинешь потом? Я тоже почитаю, — подкалывает мелкий, но
садится подальше, видимо, на всякий случай, чтобы его не прожгли взглядом в ближнем
бою. Сонхун выуживает из кофе трубочку и метко кидает её прямо в Чонвона.

— Извини, что задержались, — говорит Джеюн, плюхаясь рядом с Сонхуном. — Ждали хёна
целую вечность.

Ну, это same old classic. Сонхун даже не удивляется, отлично зная, как долго самый
старший может копаться в шкафу. Хисын виновато улыбается и садится рядом с
Чонвоном, закинув тому руку на плечо. Они быстро проглядывают меню и тоже делают
заказ. А пока напитки готовятся, Чонвон жалуется на своих тупых одноклассников и
самый сложный выпускной год в его жизни. Сонхун не хочет расстраивать его тем, что
дальше всё будет только хуже и вообще можно забыть о том, что такое сон, поэтому
молчит. И всё вроде как обычно, но Сонхуна принимается мучить какое-то зудящее
внутри беспокойство. Проходит ровно одиннадцать минут, прежде чем он наконец
спрашивает:

— Сону не придёт?

— А ты что, соскучился по нему? — с каким-то странным удовольствием хмыкает Джеюн.

— Нет, — отвечает Сонхун. И это правда. Он лишь хочет быть уверен, что сегодня ему
не придётся принимать ничего от аритмии, потому что уже реально страшно за своё и
без того не железное здоровье. — Я видел его вчера, — и под пристальным взглядом
друга добавляет: — Ну, мы пару раз пересеклись в коридоре. Вот.

— И всё? — с недоверчивым прищуром уточняет Чонвон.

Ну, вообще-то, да.

— А что должно быть ещё? — спрашивает Сонхун у своих друзей, не особо догадываясь,
к чему они клонят и почему так на него смотрят.

— Ну… может, вы хоть переписываетесь?

Сонхун не уверен, что это можно назвать перепиской. Он вообще не помнит, чтобы хоть
раз посылал Сону сообщение длиннее пары эмоджи или слова из двух слогов. А что он
может поделать, если пальцы с трудом попадают по клавиатуре, стоит прочитать новое
уведомление? Он старается открывать диалог с Сону как можно реже и пролистывать не
глядя. Только бы не задохнуться.

— Нет.

Чонвон разочарованно стонет и роняет голову на стол, хён мягко похлопывает его по
спине. А Сонхун всё ещё не понимает, чего они ожидали? Что они с Сону начнут
задушевную беседу? Как? Если каждый раз у Сонхуна буквально отнимается язык, стоит
увидеть в толпе знакомую светлую макушку. Чёрт, вот опять… Ему срочно нужно
глотнуть кофе.

— Господь, Сонхун-хён такой тупой. Я не понимаю, что Сону-хёну в нём нравится. Мог
бы найти себе кого-нибудь получше.

Сонхун замирает, так и не успев поднести стакан ко рту.

— О чём это вы? — он переглядывается с Джеюном, который тоже закатывает глаза.

— О тебе и Сону.

Ему не нравится, как это звучит. Это не тот ответ, на который он рассчитывал. Хотя
на что он вообще рассчитывал?

— Что ты имеешь в виду?

— Б*яяя… — снова протяжно тянет Чонвон, и хён шлёпает его по коленке за

ругательство. — Хён, не тупи. Ты нравишься Сону-хёну. Он же тебе тоже? Всё просто.
Встречайтесь. Зря, что ли, мы вас познакомили?

Сонхун чувствует, что стакан у него в руке начинает подрагивать, поэтому он как
можно спокойнее опускает его на стол, но выходит всё равно слишком громко.

— Чонвон, конечно, выразился слишком прямолинейно… но да, — Джеюн как-то неловко

потирает шею у затылка. Сонхун сжимает челюсть, чтобы та не отвалилась.

— Вы что, пытаетесь меня с ним свести? — цедит он сквозь зубы и смотрит на хёна, но
тот едва пожимает плечами, говоря, мол, это не его идея, он всего-навсего сидел
рядом, когда план был в разработке.

— Ну, мы подумали, что это хорошая мысль, потому что у него тоже нет родственной
души, — признаётся Джеюн. — Слушай, не то чтобы мы как-то обговаривали это с Сону.
Просто мы с Чонсоном решили пригласить его к нам в компанию. Очевидно, он сам
заинтересован в тебе, нет?

Это какой-то сюр. Сонхун ненавидит, что снова должен думать о Сону. Потому что Сону
и так захватил все его мысли: Сонхун думает о нём каждую минуту. А теперь его
придурошные друзья вынуждают думать о Сону иначе. (Ха-ха, словно Сонхун ещё ни разу
не делал это сам, когда пил вишнёвую колу.) И это настолько невыносимо, что его
вот-вот накроет эмоциональный срыв.

Кстати, на случай, если вы ещё не запомнили: да-да, у Пак Сонхуна очень придурошные
друзья, и порой они его бесят.

— Я не заинтересован в нём, — выдавливает он. — Мы вообще не подходим друг другу. И
не можем подходить.

— Да ну, разве между вами нет искры? — настаивает Джеюн, потому что, видимо, ни на
секунду не верит ему. Сонхун и сам не верит. Но если признает это, то земля ему
бетоном.

— Конечно, нет. Как между нами может пробежать искра? Он не моя родственная душа, —
Сонхун говорит это и у него горит рот. — Вот моя метка! — он рывком задирает рукав
футболки на левом предплечье. — Если вы вдруг забыли, как она выглядит. Моя
родственная душа мертва!

От эмоций кривится лицо.

— Но это не значит, что ты должен всю жизнь быть один… — наконец подаёт голос хён.
По его тону сразу понятно, что он говорит на полном серьёзе. — Тебе надо прекратить
так думать.

— Да, Сонхун, — Джеюн мягко похлопывает его по плечу. — Тебе не обязательно быть
одному до самой смерти.

— Но это и не значит, что я должен быть с Сону только потому, что у нас обоих нет
родственной души! Вы считаете меня настолько отчаявшимся одиночкой, что я буду с
первым же человеком, у которого тоже блёкла метка? И с чего вы вообще взяли, что
Сону мне интересен?

— Ну, знаешь, хён, лично мне так показалось, когда я увидел, как ты буквально
облизываешь его гланды, — фыркает Чонвон.

— Хотите сказать, что смысл игры был не в этом? — огрызается Сонхун, потому что его
бесит, когда мелкий позволяет себе так дерзить, пусть и на правах младшего друга.

— Господи, хён, не было никакой игры! — в сердцах выпаливает Чонвон и тут же

осекается, поджав губы, а остальные взволнованно переглядываются. И под
испепеляющим взглядом болтуну приходится сознаться, хотя и так очевидно, что он
скажет. — Арх… Джеюн-хён с самого начала держал в кулаке бумажки с вашими именами.

— Серьёзно? — Сонхун переводит взгляд с хёна на Джеюна и обратно. — Б*я... И как?

Вам было весело?

— Хён…

Но поздно. Он вскакивает на ноги так резко, что едва не опрокидывает стул, и

яростно запихивает iPad в рюкзак. Джеюн пытается удержать его, схватив за руку, но
Сонхун вырывается. Он слышит, как Чонвон извиняется и умоляет остаться, но не
оборачивается.

— Сонхун!.. Хун-а! Стой, погоди!.. Сонхун! — хён тоже.

Сонхун не понимает, что именно происходит. Эта реакция совсем никак не вписывается
в его привычные паттерны. Но больше всего злит, что он и так это знал. Ещё тогда,
когда, задыхаясь, мурчал Сону в рот. Просто боялся услышать.

Он вылетает на улицу как раз в тот самый момент, когда затянувшийся плейлист из
песен «BTS» сменяется «Dream of you».

~~~

Сонхун не разговаривает с этими придурками два дня. После чего сдаётся, потому что
даже на физическом уровне не может делать это дольше. Но у ссоры находятся и плюсы.
Его друзья больше ни слова не говорят о Ким Сону. Не то чтобы это помогает, но
Сонхун рад, что они оставили свою глупую затею по устройству его личной жизни. Ну…
опять же, Сонхун так думает. До тех пор, пока Шим Джеюн не зовёт его в спортзал.

В начале первого курса они часто приходили сюда вместе. На самом деле, в первые
месяцы в университете Сонхуну было сложно, потому что его близких друзей не было
рядом. Это была идея Джеюна — вот так проводить время вдвоём. Ведь Сонхуну всё
равно нужно было поддерживать себя в форме. Таким образом, они совмещали приятное с
полезным.

В общем, предложение сходить в качалку не предвещало беды. Ну, до того самого

момента, как Сонхун вспомнил, что Сону тоже туда ходит. Жаль вот только, что
вспомнил он этом на пороге спортивного зала. И сбегать было уже поздно.
— Привет, — Джеюн, подкравшись со спины, хлопает его по плечу. Но Сонхун даже не
вздрагивает, всё его внимание сосредоточено на поиске Сону. Только полностью
просканировав зал и поняв, что раздражителя спокойствия рядом нет, он выдыхает и
реагирует на появление друга. Хотя где-то внутри тоскливо скулит желание увидеть
Сону здесь.

Всё нормально. Сердце стучит быстрее только из-за беговой дорожки. И у менеджеров
явно хороший музыкальный вкус, раз они включают какую-то американскую попсу. Он
согласен на всё, что угодно, лишь бы не горячие корейские хиты. Джеюн рассказывает
последние новости, Сонхун с удовольствием слушает. Всё как обычно, пока он не
слышит знакомый звонкий голос, который теперь узнает из тысячи.

— Тренер, извините за опоздание!

Сонхун даже не оборачивается, просто осуждающе смотрит на друга.

— Что? Ты всё ещё обижаешься на меня?

— Я уже думал было сказать, что не обижаюсь, но ты снова обыграл меня и оказался на
шаг впереди.

Он изо всех сил старается не оборачиваться. Словно пока не увидел Сону воочию, у
него ещё есть шанс сохранить адекватное состояние. Ага, как же. Сонхуну в целом и
не нужно оглядываться по сторонам, чтобы чувствовать, как Сону проходит мимо. Он
улавливает каждое слово, которое тот говорит своему тренеру. И, конечно же, знает,
что Сону тоже видит его.

Становится абсолютно всё равно, что там рассказывает друг про свою тяжкую
студенческую жизнь на физическом факультете. Сонхун тайком бросает краткие взгляды
в сторону. На Сону безразмерная футболка солнечно-жёлтого цвета и чёрные шорты чуть
выше колен, тренер помогает ему размяться, а затем они идут на маты.

Не очень понятно, зачем Сону нужны такие тренировки, если он даже не может отжать
веса на тренажерах. Это как-то не складывается в единую картинку с его невесомо-
нежным образом. Да и вообще, Сонхун не считает эти занятия безопасными, особенно,
когда крупный мужчина перекидывает Сону через плечо и роняет на мат или крепко
держит, зажимая его рукой у самой шеи. Сонхун повторяет себе, что это не его дело,
не его грёбанное дело, и Сону может делать всё, что угодно, особенно если ему
хочется сломать себе шею. Но в какой-то момент, когда Сону отлетает настолько
сильно, что падает на край мата и громко охает, Сонхун вдруг резко спрыгивает с
тренажёра и быстро шагает в сторону матов для борьбы.

— Эй! А можно как-то полегче? — вообще это не тот тон, в котором следует
разговаривать со старшими, но Сонхун ничего не может с собой поделать. И удивлённо-
строгий взгляд тренера его ничуть не смущает. — Не обязательно ломать ему
конечности. Он ведь даже отжаться нормально не может.

— Сонхуни-хён… — Сону медленно поднимается с пола. — Всё в порядке, не волнуйся, —

а затем кивает тренеру, мол, всё хорошо.

Сонхун опускает взгляд и видит синяки у него на коленках. Неприятный ком сдавливает
горло.

— Сону, — вздыхает тренер. — Мы ведь уже говорили, что тебе нужны наколенники.

— Извините, всё в порядке, честно… Наверное, я немного устал…

Конечно. В порядке. Да у него ноги трясутся. Сонхун чувствует, что уже на грани, и
уходит. Но не потому, что ему всё равно, а потому что по какой-то причине очень не
всё равно. Когда он возвращается со стаканом льда из круглосуточного напротив [1],
Сону сидит на коврике и растягивает мышцы ног, наклоняясь то к одной, то к другой.

Сонхун присаживается рядом на корточки.

— Сведи ноги, стакан у меня один.

Когда Сону послушно вытягивает ноги вперёд, Сонхун прижимает лёд к его коленкам, на
которых, кажется, нет ни одного живого места.

— Не нужно было, но… спасибо.

Они молчат. Сонхун то и дело ловит на себе взгляды и друга, которого кинул, и
тренера Сону, который уже занимается с другим подопечным, кстати, более подходящим
по комплекции для таких тренировок.

— Тебе что, нравится калечить себя? — бубнит Сонхун недовольно. — Выбери себе что-
нибудь более подходящее. У тебя такие тонкие запястья, слабые руки, ты и ногами
даже двадцать кило отжать не можешь.

— Ты следил за мной, хён?

Непонятно, откуда в его голосе эти нотки детского счастья.

— Весь зал это видел. Почему ты выбрал борьбу?

Сонхун поворачивает голову, чтобы посмотреть на Сону, и если тот ничего не скажет,
то хотя бы найти ответы в его взгляде.

— Я хочу уметь защищать себя. Поэтому тренер учит меня самообороне.

Фиг знает, как там по статистике, пригодились ли навыки самообороны людям, которые
этому обучались, но, разумеется, Сону может делать, что хочет, пока…

— Тогда следи за тем, чтобы твои занятия были безопасными. Видишь вот это? — он
указывает на желтеющие синяки у Сону на коленках, скорее всего, оставшиеся с
прошлых занятий. — Это не нормально. Их не должно быть.

Сону почему-то улыбается. И это странно, ведь Сонхуну кажется, что его слова
прозвучали достаточно строго.

— Ты не должен себя ранить, понимаешь? — добавляет он.

— Хорошо. Обещаю, в следующий раз я не забуду наколенники.

Нужно уйти. Но сделать это невозможно, потому что тело упрямо сопротивляется.
Сонхун знает: если задержится ещё хоть на мгновение, Сону не позволит ему уйти. И
пока мозг бьёт тревогу, тело медлит.

— Хён, так ты волнуешься за меня?

Вот и всё.

— А ты сам как думаешь?

Сону лишь пожимает плечами, продолжая улыбаться.

— Я не знаю. Было бы лучше, если бы ты сказал.

Сонхун очень хочет ответить, что иногда поступки говорят громче слов, ведь он даже
добежал до магазина, чтобы принести лёд. Но знает, что не может сказать такое.
Потому что тогда всё изменится. И Сонхуну это не нужно. Он просто хочет обратно
свою простую, спокойную жизнь, которой он жил до того, как в ней появился Ким Сону.

— Чего ты добиваешься? — спрашивает он вместо ответа.

Холодные пальцы вдруг проскальзывают в его ладонь и сжимают её. Это настолько
внезапно и прямолинейно, что сердце предаёт, протаранив грудь.

— Тебя.

Почти признание. (На самом деле, это оно и есть, но если Сонхун не добавит это
незначительное, но решающее «почти», он откинется, без шуток.) Сону достаточно
одного слова, чтобы сказать так много и так просто. Теперь, когда это больше не
глупые бредни его друзей-сводников, реальность разбивается. По самому худшему
раскладу. Сонхун очень хотел бы узнать Сону получше, подружиться с ним, но теперь
он точно не сможет, теперь он никогда не подпустит его ближе… потому что это
неправильно. Потому что это ущербно. Потому что без одинаковых меток он ничего не
может ему пообещать.

Так что Сонхун осторожно освобождает свою руку. И глаза Сону гаснут, как по щелчку.

— Ничего не получится.

— Почему?

— Потому что я этого не хочу.

Сонхун понимает, насколько жестоко звучат его слова. Но Сону лучше выбрать кого-то
другого. Или смириться с тем, что он будет жить в одиночестве до самой смерти. До
следующей жизни.

Когда Сонхун встаёт, он уверен, что тут же рухнет замертво, но нет, ноги, как
назло, держат крепко. Он бросает торопливое: «Пока» и шагает мимо Джеюна прямиком в
раздевалку, игнорируя его удивлённый недоумевающий взгляд. Отвращение горчит на
языке. Отвращение к самому себе. Оно не исчезает даже после того, как в душевой
Сонхун дважды полощет рот.

— Что случилось? — друг ловит его в раздевалке.

— Собирайся резче, или я ухожу без тебя.

— Сону выглядел расстроенным… Вы поругались? — Джеюн такой упрямый, что никогда не

понимает с первого раза.

— Так надо! — огрызается Сонхун.

— Что ты сказал ему?

Пока друг пилит ему мозги, самое время кое-как запихать вещи в сумку. На самом
деле, Сонхун и правда готов уйти один, только бы не терпеть это давление. Он
уверен, что Джеюн и так всё понимает, ведь он умный мальчик, не зря же закончил
школу с отличием.

 — Собирайся. У тебя пять минут.

Сонхун закидывает сумку и рюкзак на плечо и как можно скорее проносится по коридору
мимо спортзала, лишь бы ничего не видеть, но всё равно замечает, как Сону всё ещё
сидит и прижимает лёд к коленкам. У них нет связи, так что Сонхун не может
почувствовать его или увидеть его лицо на расстоянии, но он и так знает, что тому
должно быть паршиво. Так надо. Сонхун планирует повторять это столько, сколько
потребуется. Хоть целую вечность. Он нервно трёт свою блёклую метку, ждёт пять
минут внизу и уходит.

Комментарий к Глава 3. О жёлтых синяках на коленках

[1] Если вы не знаете, то в Корее в круглосуточных магазинах можно отдельно
купить стаканчик со льдом, чтобы вылить туда купленный напиток и наслаждаться им на
жаре.

========== Глава 4. О мерцающих огнях ==========

Комментарий к Глава 4. О мерцающих огнях

я лично считаю, что эта глава не слабонервных. так что рассчитывайте свои силы
«All night long
‘Cause I’ll keep you so turned on
So now no more games come through
Don’t make me dream of you

Don’t make me don't make me

Don’t make me dream of you»

청하 — Dream of You

Сону больше не пишет. И, казалось бы, должно стать как-то проще. Но нет.

Сонхун всё ещё слушает его песню, хоть раз в день. Исключительно для чистоты души.
Раз в час или два смотрит на их диалог в Kakao и открывает профиль Сону, чтобы
полистать фотки. За неделю он дважды покупает вишнёвую колу. И считает, что это
просто унизительно. Буквально самое дно. Но Сонхун уже не сомневается в том, что
пробьёт и его. Потому что, кажется, у него биполярочка.

Это всё чем-то напоминает период дикой влюблённости. Обычно такое бывает в первые
пару месяцев, когда родственные души только находят друг друга и примагничиваются
силой своей любви. Сонхун отлично помнит, как наблюдал что-то такое у хёна, после
того как у него появилась метка. Хён прямо подпрыгивал каждый раз, когда они сидели
вместе с парнями, а на его телефоне высвечивался входящий звонок от мелкого. Или
как он не мог ни на секунду заткнуться и перестать рассказывать о том, как Чонвон
дышит, и это, мол, прекрасное невиданное чудо. В дорамах персонажи тоже ведут себя
очень похоже. Только есть небольшая, но ключевая разница: Хён и Чонвон родственные
души, Сонхун и Сону же больше напоминают незнакомцев, от которых Вселенная чего-то
ожидает. Всё было бы значительно проще, если бы она с самого начала без лишней
драмы нарисовала им метки на коже.

Они всё так же пересекаются в коридорах и бегло здороваются. И хоть Сону больше не
цепляется за эту призрачную возможность поговорить, Сонхун всё равно видит в его
глазах какой-то отблеск надежды. И каждый раз словно новая доза сумасшествия
неконтролируемо вбрасывается в кровь.

Чтобы не поехать кукухой, Сонхун тренируется ещё больше и учится ещё усерднее, но
получается настолько же плохо, насколько красиво его тетрадь с лекциями исписана
почерком Сону. Когда он видит эти ровные буквы, его рука сама тянется к телефону,
чтобы порвать шаблон и первым написать своё безэмоциональное: «Привет».

Он понимает, что хочет. И понимает, что не должен. И это дэдлок.

Как вы уже догадываетесь, в конце следующей недели Сонхун встречается с друзьями, и
они снова пьют. На этот раз их только трое, потому что у хёна и Чонвона другие
планы, и, если честно, Сонхун совсем не хочет знать, какие именно. Когда он
приезжает в клуб, Чонсон и Джеюн уже сидят за барной стойкой. Тот, который Пак,
жалуется на свою нелёгкую жизнь; тот, который Шим, хихикает, закидываясь шотами.
Никто из них ни слова не говорит о Ким Сону. И Сонхун вроде бы должен этому
радоваться, но чувствует себя так, словно сам готов говорить о Сону при первой же
возможности.

Лёгкое постукивание по плечу заставляет вздрогнуть и даже как-то отрезвляет после

третьей стопки, удивлённые мурашки бегут вниз по спине. Хотя не то чтобы Сонхун
сильно пьян, три стопки — это разогрев, но всё равно.

— Ты Пак Сонхун?

Это оказывается незнакомая девушка, очень миниатюрная — если учитывать, что он

сидит на высоком барном стуле, она всё равно немного ниже уровня его глаз. У неё
длинные ухоженные волосы и яркие стрелки на веках, одета она в чёрное платье. В
целом Сонхун уверен, что забудет её лицо через минуту.

— Да, — он кивает, а она тут же протягивает ему блокнот и ручку.

— Можно автограф?

Чонсон и Джеюн замолкают. Сонхун расписывается и приглушённо слышит, как хихикают

подруги девушки у той за спиной. Наверное, делают они это достаточно громко, но
музыка сильно их заглушает.

— Держи.

Он рассчитывает, что теперь девушка уйдёт, но она продолжает смотреть на него. Ну,
а как вы знаете, Сонхун совсем не мастер поддерживать и тем более начинать беседу.

— Я тоже занимаюсь фигурным катанием, — вдруг сообщает она, смущённо улыбаясь.

— Круто… — запинается он и чувствует, как Чонсон несильно толкает его коленом под
столом. Видимо, друг так пытается подать сигнал к действию.

— Было бы здорово пообщаться с тобой. Я бы хотела узнать про твои тренировки и…

— она немного теряется, не получив никакой реакции в ответ, поэтому быстро
переходит к главному: — У нас с подругами забронирован столик. Может быть, вы с
друзьями присоединитесь?

Сонхун хочет сказать: «Нет», но проблема в том, что Чонсон уже громко сказал: «Да».

Именно так они оказываются сидящими на кожаных диванчиках в компании незнакомых

девушек. И, в общем, всё вполне нормально, Джеюн и Чонсон берут инициативу в свои
руки, начиная непринуждённую беседу, все знакомятся и разбиваются на пары по
интересам. Девушку-фигуристку зовут Соён, она старше Сонхуна на один год, то есть
формально является его нуной, но в фигурном катании не так долго, и, конечно же,
любитель, а не профессионал.

— Ты больше не выступаешь? Ушёл из спорта?

— Да.

— Почему? Я думала, что ты обязательно поедешь на Олимпиаду.

— Ах, — Сонхун неловко посмеивается и врёт: — Я понял, что это не моё.
— Жаль, мне так нравился тройной тулуп в твоём исполнении…

Их беседа начинается с обсуждения тулупа, а затем перетекает куда-то в неведомые

дали…

Сонхун не особо понимает, как именно они начинают целоваться. Просто она сидит
близко, от её волос приятно пахнет парфюмом, а у него немного кружится голова после
шота с еловой настойкой. На самом деле, всё чисто ради науки. Ему жизненно
необходимо закрепить всю прочитанную теорию на практике. Потому что в прошлый раз
где-то в самом начале процесса у него напрочь отключился мозг, и он мало что понял.
В этот раз он целуется осознанно. Мысли не разлетаются в панике по всей черепной
коробке. Он вполне способен контролировать свой пульс, его дыхание достаточно
ровное. Губы скользят по губам, и теперь Сонхун понимает, почему его друзья так
рекламировали поцелуи. Только вот кроме приятного ощущения нет ничего, пустота.
Если сравнивать с первым поцелуем, то выходит как-то механически. Нет-нет, в целом
ему очень даже нравится, нравится, как чуть скручивает живот, когда тонкие пальцы
зарываются в его волосы и гладят по затылку, нравится ощущение чужого тела так
близко, нравится мягкое дыхание на губах. Но чего-то не хватает. Он хочет, чтобы
его снова накрыло цунами, но в душе безразличный штиль.

Неожиданно звонкие нотки пробивают всё тело током, и это на двести двадцать вольт
мощнее того, что заставляют его чувствовать губы Соён, ласкающие его шею. Сонхун
словно ведомый слуховой галлюцинацией, поворачивает голову, чтобы понять, что этот
голос ему ничуть не мерещится.

Может быть, Ким Сону вживил ему куда-то датчик слежения? Потому что другого
объяснения у Сонхуна нет.

Он смотрит на человека, вошедшего в зал. В следующее мгновение Сону поворачивает

голову и бросает взгляд в сторону Сонхуна. И, когда они наконец смотрят друг другу
в глаза, мир схлопывается. Только этого достаточно, чтобы сердце начало качать
кровь настолько истерично, словно жизни Сонхуна грозит смертельная опасность, и ему
срочно надо спасаться любым доступным (или нет) способом. Улыбка замирает у Сону на
губах, а глаза чуть расширяются в удивлении. Кажется, он отлично понимает, что
происходит. Особенно после того, как Соён снова ловит пальцами отвлёкшегося Сонхуна
за подбородок и втягивает в поцелуй. Автоматически отвечая, Сонхун не отводит глаз
от Ким Сону, который, только появившись, сразу же ломает всю его теорию,
выстраиваемую бессонными ночами.

Какая-то девушка стучит замершего Сону по плечу и зовёт за собой. Сонхун смутно
припоминает её лицо и лица ещё нескольких ребят рядом, потому что прежде видел Сону
в их компании, кажется, в универе, из чего напрашивается очевидный вывод, что,
скорее всего, они учатся вместе. Странно, что Сонхун вообще думает об этом прямо
сейчас, когда симпатичная девушка почти забирается ему на колени. Он честно хочет
хоть что-нибудь почувствовать к ней, но не может. Из всех ощущений остаётся только
разочарование, остальные полностью растворяются.

— Если вдруг у меня тоже не будет родственной души, может быть, мы сможем
встретиться снова? — мурлычет она ему на ухо, а затем пишет свой KakaoId на тыльной
стороне ладони той же самой ручкой, которой ранее он нацарапал автограф в её
блокноте. Но сердце Сонхуна даже не ёкает. Он пьян, и единственное, чего он хочет —
это Ким Сону. Снова. Но выбравшись из её объятий, он бессовестно лжёт, что хочет
подышать свежим воздухом.

Музыка гремит в ушах. Сонхун опять у барной стойки. Залпом вливает в себя текилу и
закусывает долькой лайма. Для ясности мысли. И чувствует эстетическое наслаждение,
представляя, как было бы, наверное, офигено пить её прямо с живота Сону. Он видел
такое в дурацких романтических комедиях, и его всегда передёргивало, но сейчас
Сонхун вдруг думает, что если это будет с Сону, то он очень даже готов попробовать.

Откинув волосы назад, он смотрит на своё искушение, что вьётся на танцполе. Сону
вряд ли может увидеть Сонхуна, стоящего в углу, словно в укрытии, зато сам он как
на ладони. Он веселится с друзьями, хоть Сонхун и уверен, что после увиденного
улыбка его немного фальшивая. На нём чёрно-белая рубашка с тигровым принтом и
бл*дские, обтягивающие бёдра, тёмные джинсы. Если бы Сонхун мог, он бы точно
запретил Сону так одеваться, а может быть, даже выходить из дома или — в
перспективе — покидать его постель. Он бы посадил Ким Сону под замок подальше от
чужих глаз. И держал бы взаперти, пока у того не развился бы стокгольмский синдром.

Бармен жестом спрашивает, налить ли ему ещё, но Сонхун отказывается, потому что
чувствует: ещё рюмка — и точно можно сойти с ума. А он и так уже считает себя
достаточно отвратительным. Он ненавидит Сону за то, что начинает мечтать о таких
безумных вещах.

Трек сменяется следующим. Подруга Сону, кажется, показывает, что ей нужно отойти, и
исчезает в толпе. Когда тот остаётся один, Сонхун с трудом сдерживается, чтобы не
поддаться соблазну и не подойти. Его ломает, пальцы барабанят по барной стойке. И
он уже собирается отвернуться и уйти в надежде сохранить остатки благоразумия,
когда вдруг замечает рядом с Сону незнакомого парня. Слишком, запредельно близко.
Это не нравится ни ему, ни Сону. И то, как парень распускает руки, в корне меняет
планы.

Сонхун сам не понимает, успел ли он резко протрезветь или, наоборот, пьян

настолько, чтобы быть вменяемым и предельно смелым одновременно. Он выходит на
танцпол, обходит несколько танцующих парочек и приближается к Сону со спины. Рука
тут же ловит его, обхватив поперёк живота и утягивая в объятья, а губы кратко
припечатывают поцелуй за ухом, заставляя удивлённо охнуть.

— Детка, прости, если заставил тебя ждать, — говорит он достаточно громко,

специально перекрикивая музыку, и прижимает Сону ещё ближе. — Не скучал без меня?

И на секунду кажется, что им не нужны парные метки, чтобы понимать друг друга без
лишних слов. Потому что Сону сразу узнаёт его и расслабляется, откидывает голову
назад Сонхуну на плечо так естественно, словно делает это каждый день, а пальцы
скользят по обнявшей его руке, оставляя после себя искры, и накрывают ладонь.
Сонхун наклоняется ближе и носом зарывается куда-то в шею Сону, чтобы сделать
глубокий вдох и улететь в другой мир. Потому что Сону пахнет сладко и нежно, совсем
не так приторно, как Соён, и есть вероятность, что Сонхун больше его не отпустит,
пока не надышится, то есть никогда. В это мгновение для всего мира со стороны они,
возможно, выглядят как самая настоящая пара.

Когда Сонхун открывает глаза, навязчивого парня и след простыл.

— Не оставайся в клубе один, если не хочешь, чтобы этим воспользовались, — говорит
он Сону в ухо и ослабляет хватку рук, позволяя развернуться к себе лицом. Сону
слишком близко, настолько, что Сонхуна размазывает, стоит услышать:

— Спасибо.

Плевать на его благодарность. В мерцающих огнях лицо Сону — произведение искусства.

Это единственная мысль в голове, которая кометой порождает другую, обжигая
дыхательные пути.

— Потанцуй со мной.

Сону смотрит на него чуть растерянно, закусывая краешек нижней губы.

— Хён, ты пьяный? — спрашивает он, видимо, удивлённый столь сомнительной просьбой.

— Да, — отрицать бессмысленно.

Лисьи глаза так глубоки, словно не имеют дна, и если очень долго смотреть в них, то
можно сдохнуть. Но Сонхун, кажется, уже и не против. Теперь он на всё согласен. Кто
он такой, чтобы не любоваться ими? Даже если они высосут из него душу.

Ещё неделю назад он так яростно повторял себе, что ему это не нужно. А теперь
Сонхун не понимает, что с ним происходит. Кажется, он решил сдаться. На сегодня.
Это завтра, на трезвую голову, он обязательно постарается найти новые отговорки. А
пока пальцы Сону скользят по его рукам выше, к плечам, и он лишь жалеет, что одет в
рубашку с длинными рукавами и не может ощутить эти прикосновения прямо на коже.
Когда пальцы замирают на задней стороне его шеи, мир схлопывается во второй раз.
Бёдра к бёдрам — очень близко. Сонхун ловит ладонями приятную дрожь тела рядом и
оставляет их на верхней части бёдер Сону, словно это их законное место. И если бы
он мог поцеловать Сону, он бы сделал это прямо сейчас. Сменяется трек. Все слова
этой злосчастной песни на подкорке мозга. Он чувствует их смысл каждой клеткой
своего тела. И назад пути нет.

Может быть, Ким Сону всё же сжалится и больше не будет вынуждать мечтать о том, о
чём Сонхун и не должен? Потому что это нечестно. Потому что мечтать о том, чего у
тебя не может быть, слишком больно. И Сонхун явно мазохист, раз теперь готов сесть
на эту иглу добровольно. И если Ким Сону превратится в его несбыточную мечту, он
точно наложит на себя руки.

В мерцающих огнях Сонхун чувствует, как умирает и воскресает вновь.

Они танцуют мимо долбящего ритма, пока не стихает последний бит. Отчаянье давит на
горло. Это настоящее эмоциональное насилие. Фаза принятия через отрицание.
Возможно, он проклят. «Пожалуйста, не превращайся в мою мечту». Сонхун правда готов
умолять. Но вместо этого он спрашивает:

— Хочешь выпить со мной?

От понимающего взгляда бармена ни капельки не легче. У Сонхуна снова два шота, у

Сону — сладкий коктейль «Текила Санрайз». Они сидят на высоких стульях, и по позе
Сону Сонхун сразу понимает, что тот сидит на таком впервые.

— Не бойся, ты не упадёшь, — заверяет он. — Хочешь я поставлю руку на спинку? — на
самом деле, это слишком явный предлог, чтобы сидеть ближе, но Сону кивает.

Беседа на удивление такая лёгкая. Градус хорошо развязывает язык. Тело расслаблено,
только сердце всё ещё дёргается. Но Сонхун медленно привыкает к этому ощущению.

— Хён, почему ты бросил фигурное катание? — в какой-то момент спрашивает Сону. И
этот вопрос всегда немного ставит в тупик, потому что Сонхун ещё ни разу не отвечал
на него честно. Но сейчас впервые озвучивает настоящую причину.

— Потому что я не Юдзуру Ханю [1].

Правда в том, что он даже не верит в то, что смог бы попасть на Олимпиаду. Сколько
бы ни тренировался, сколько бы ни убивался на льду, он знает, что его физические
способности достигли своего предела.

— Но у тебя ведь было много побед…

— Их недостаточно.
Сону заглядывает ему в лицо и чуть хмурится.

— Тогда почему ты решил стать тренером? — спрашивает он с неподдельным интересом. И

если прежде это отпугивало, то теперь располагает к себе ещё больше.

— Потому что мои ученики могут добиться большего, чем я, — признаётся Сонхун. И
пусть это прозвучит для кого-то как отговорка неудачника, он действительно верит,
что это правильное решение.

— Тогда я приведу к тебе всех своих детей, — смеётся Сону, подпирает щёку, пока
бармен повторяет ему коктейль, и добавляет, смешно наморщив нос: — Из моего
будущего детского сада, конечно же.

Улыбка Сону — это нечто незаконное. Его природное очарование бьёт через край. Ну,
или Сонхуну всего лишь надо прекратить так много и часто пить.

— Почему ты решил поступить на факультет дошкольного образования? — спрашивает он,

чтобы как-то отвлечься от неопознанных желаний, обуревающих его.

— Не знаю… — задумчиво тянет Сону и отпивает немного коктейля, обхватив трубочку
губами. В целом отвлекаться получается так себе. На твёрдую четвёрку из десяти. Но
Сонхун хвалит себя даже за такой прогресс. — Я ещё не до конца понял, чем хочу
заниматься в будущем, но… Мне нравится проводить время с детьми. Я очень хочу
защищать их.

— Тогда не лучше было бы стать педиатром или следователем по делам

несовершеннолетних? — дразнит Сонхун, покручивая пальцами пустую рюмку. И ему тут
же прилетает мягкий шлепок по плечу.

— Хочешь сказать, что воспитатели не так важны?

Сложно сдержать смех, когда Сону надувает губы и выглядит ещё милее, чем когда
старается понравиться окружающим специально. Что ж, это отличный повод дразнить его
каждый день.

— А как ты собираешься защищать их, когда станешь воспитателем?

— Буду помогать им отстаивать их детские мечты. У тебя, хён, ведь тоже в детстве
была мечта?

Сонхун помнит, как держал эту мечту в своих руках. И как она разлетелась осколками
бокового стекла автобуса. Он морщится, откусывая половину ломтика лайма.

— Не-а, я почти ничего не помню о своём детстве, — врёт так же легко, как и обычно.

— Значит, у тебя был плохой воспитатель, — заключает Сону, тем самым подтверждая
свою теорию. Совсем не хочется её опровергать.

— А ты был бы хорошим?

— Ты сомневаешься в моих способностях? — он театрально оскорбляется, прижав руку к

груди, и Сонхун смеётся, а затем снова принимается дразниться.

— Мама говорит, я был очень непослушным ребёнком. Ты бы точно не справился.

— Почему это? Справился бы.

— Что… смог бы сделать меня послушным? — хмыкает Сонхун, и в следующий раз, когда
кто-то из его друзей-придурков скажет: «Я никогда ни с кем не флиртовал…», кажется,
ему придётся выпить.

— Думаю, я и сейчас смогу, — Сону улыбается, не размыкая губ, и от его взгляда

пересыхает во рту. — Никогда не поздно попробовать.

Счёт 2:2. Сонхун мысленно благодарит бармена за то, что тот снова появляется рядом,
уточняя, не налить ли ещё. Потому что кто знает, что было бы, если бы они с Сону
продолжили смотреть друг на друга вот так. Да, именно так. Сонхун бы точно
поцеловал его и рухнул в пропасть. А он ещё не готов к падению.

В какой-то момент, кажется, после четвертого коктейля, когда Сону едва не

вырубается прямо за барной стойкой, Сонхун понимает, что младший не особо умеет
пить. Возможно, он даже не ходит по клубам и сегодня оказался здесь по волшебному
стечению обстоятельств. А может быть, во всём снова виноват Шим Джеюн. Это не будет
чем-то удивительным.

Кстати, о придурошных друзьях Пак Сонхуна. Ещё одна удивительная особенность: стоит
лишь вспомнить о них, и они тут же появляются будто из-под земли. God bless them.

— Эй, ты что, споил Сону? — задорно подмечает Чонсон, со спины навалившись Сонхуну
на плечи.

— Разве я виноват в том, что он не умеет пить? Я, вообще-то, выпил раза в два
больше и, как видишь, даже сижу ровно. А вы куда?

— Меня водитель ждёт. А Джеюн — ленивая задница, поэтому едет со мной, — отвечает
друг, что-то проверяя в телефоне.

— Подождите, давайте отвезём Сону, пока он тут не отключился, — впадает в панику

Сонхун. И по хитрому взгляду Чонсона понимает, что не зря.

— Ох, ну, мы все не влезем, в машине есть место только для двоих.

— Чего это вдруг? У тебя же огромная тачка! — это настолько очевидная ложь, что
бесит неимоверно.

— Да я сегодня на другой… — отмахивается Чонсон. — Так что оставляем малыша на

тебя. Ты же тоже живешь в общежитии. Вот и доведёшь его, там недалеко.

— Всё... нормально… — бубнит Сону заплетающимся языком, не поднимая головы. — Я

сам... Я вызову такси.

Джеюн бодро хлопает Сонхуна по другому плечу и, наклонившись, шепчет в самое ухо:

— Давай же, будь джентльменом.

И, отстранившись, заговорщицки подмигивает. Сонхун переводит это как: «Смирись и

терпи». Он даже не уверен в том, что Сону сможет стоять на ногах, а его друзья,
легкомысленно помахав на прощание, поспешно удаляются. Вам уже известно, что они
полные придурки, и иногда Сонхун их ненавидит.

— Ты как? — он осторожно гладит Сону по плечу. — Встать сможешь?

Тот открывает свои лисьи глаза и смотрит немного затуманенным взглядом.

— Нормально… да…

Но Сонхун на всякий случай придерживает Сону, когда тот спрыгивает со стула на пол,
потому что его и правда немного ведёт в сторону, скорее всего, из-за лёгкого
головокружения. Сонхун держит крепко и не думает отпускать. Он расплачивается за
напитки картой, заказывает такси через приложение и выводит Сону на улицу. Майский
ночной зной ударяет в лицо, и Сонхун очень жалеет, что не взял с собой вентилятор.
Ещё и Сону жмётся ближе, горячий (во всех смыслах), как обогреватель.

Таксист косится на них с неодобрением — а кому нравится развозить нетрезвые парочки

после клубов? Сонхун неловко поджимает губы, когда вместе с Сону усаживается на
заднее сиденье. Вообще-то, он очень хотел бы сесть вперёд, потому что там намного
безопаснее для его ментального здоровья, но не вышло — Сону, как липучка, потянул
его назад. А теперь его голова перекатывается по плечу Сонхуна каждый раз, когда
машину потрясывает, а пальцы цепко сжимают его локоть, стоит машине вильнуть на
очередном повороте. Ночные дороги почти пусты. Но Сонхун готов поспорить, что их
такси едет раза в три медленнее, чем могло бы. И это пытка. Потому что сладкий
парфюм травит ему лёгкие и дурманит сильнее растекающегося в крови алкоголя. Ему ни
в коем случае нельзя знать, что это за запах, иначе он зальёт им все свои вещи.

На пороге общежития Сонхун почти с облегчением выдыхает. После поездки в такси

Сону, кажется, немного протрезвел и вполне способен удерживаться в вертикальном
положении. Сонхун провожает его до нужного корпуса и уже собирается попрощаться, но
его останавливает негромкий вымученный стон.

— Что такое?

Сону тяжело вздыхает и хлопает себя по щекам.

— Хён, ты можешь… довести меня до комнаты? — лисьи глаза смотрят с мольбой. — Вдруг
я упаду на лестнице, а мне на третий этаж…

— Лифт?

— Сломался ещё вчера…

Вселенная точно испытывает его на прочность, закаляя со всех сторон.

Они поднимаются по лестнице, и Сонхун благодарит небеса за то, что Сону не живёт
выше, потому что даже после тренировок в зале или на катке он никогда не чувствовал
себя таким усталым. Хотя на них он, конечно же, всегда трезвый. И там нет никакого
Ким Сону, чтобы провоцировать тахикардию.

Этот бесконечный, безумный и местами дикий вечер наконец близится к своему

логическому завершению, когда они подходят к нужной двери. Всё вроде бы как и
должно быть, но всё равно не так, словно чего-то не хватает, и разочарованность
скручивается в низу живота неприятной спиралью. Через несколько мгновений Сону
скроется за дверью, и Сонхун должен бы радоваться, потому что бес, шепчущий ему на
ухо всякие гадости, наконец успокоится. Но он невольно хмурится, оттого что так и
не сделал самого главного.

Когда Сону оборачивается, чтобы, видимо, попрощаться, и когда их взгляды

встречаются, Сонхун понимает, что сделает это прямо сейчас. Завтра он будет
оправдываться тем, что был пьян... Ну что же, это будет завтра.

Два шага, и они снова настолько близко, что просто невыносимо. И в первый раз в
жизни он посылает нах*й все свои бесполезные моральные принципы, прижимая Сону к
так и не открытой двери. Лисьи глаза сияют мириадами звёзд — уже давно угасших,
пока ещё живых и ещё не рождённых.

Ему бы всего лишь проверить. Понять, был ли в теории хоть какой-то смысл, или он
всё же где-то просчитался. Нужна ли с Ким Сону вообще какая-то теория или важна
только практика? Сону ошарашено моргает. Сонхун и сам не верит в то, что делает,
когда их губы снова соединяются, как идеально совпадающие части паззла.

В голове взрывается воем сирена. Стоп-кран сломан. Тормоз выбит. Код красный. Вся
его нервная система возбуждена до предела.

Рот Сону такой податливый. Встречает вкусом апельсина. Тёплый и вязкий. И чёрт…
Сонхун никогда в жизни не чувствовал себя настолько голодным.

— Ты целовался с той девушкой… — тихий шёпот скользит между губ, прерывая на глоток
воздуха. Совесть злорадно усмехается, издевательски похлопав по плечу. Сонхун
хочет, чтобы она заткнулась, но всё, на что он способен — это пустое оправдание.

— Это ничего не значило…

Сону впивается в его рот кратко, но жадно.

— А это значит?

Лисьи глаза стреляют прямо в сердце навылет. Стон громче любого «Да». Это не штиль
и не цунами…

Это пожар. Пожар, в котором Сонхун не прочь сгореть заживо.

Что там говорят про бабочек в животе? Где они? У него тут внутри некормленое
животное, которое ловит запястье Сону и заводит эту руку наверх, прижимая к двери.
Теперь, когда их тела снова впечатаны друг в друга, голод накрывает с новой силой.
Ведомый инстинктом, Сонхун пробует шею Сону на вкус.

Пульс в сонной артерии бьётся так быстро, он чувствует его под своими губами. Сону
почти не дышит, только негромко скулит от каждого поцелуя по изгибу шеи, а его ноги
дрожат, прижатые к двери ногами Сонхуна. И он ластится, пытаясь стать ещё ближе.

Воздух толчком выходит из лёгких, когда колено ведёт по внутренней стороне бедра
Сонхуна наверх. Это, видимо, следующий уровень. Игра без сохранения. Сонхун от
удивления подаётся назад, чтобы найти в лисьих глазах подсказки. И сразу минус одна
жизнь. Потому что в них ловушка-капкан.

Пухлые губы поцелуями обжигают Сонхуну кожу по линии челюсти. Когда Сону ловит его
за шею и тянет к себе, заставляя наклониться ближе, а пальцы соскальзывают ниже,
чтобы расстегнуть пуговицу рубашки, открывая больший доступ к шее, остаётся разве
что как-то зацепиться за дверь. Сонхун уверен, что после такого не выживают.

Он выпускает руку Сону и тут же чувствует, как она скользит вдоль позвоночника
вниз. Словно спичка, распаляет пламя ещё сильнее. Ему физически больно отстранять
Сону от своей шеи, но так надо. Пока губы не остыли.

Сону целует немного дико. И нежно, и жёстко одновременно. И от этого контраста

Сонхуна опять размазывает. Запуская систему самоуничтожения. Если бы Сонхуну
сказали, что ему остаётся жить две с половиной минуты, он бы без колебаний решил
провести их у Сону во рту.

— Это что, Пак Сонхун?..

— Да тихо ты…

Слышен удивлённый шёпот, и две пары ног быстро шуршат мимо них по коридору. Сонхун
открывает глаза и прижимается лбом к горячему лбу Сону, расфокусировано разглядывая
его затуманенные глаза и глубоко дыша. Когда он смотрит на зацелованные им до
красноты губы, ему вдруг кажется, что это лучшее достижение за всю его жизнь.
Остальные победы и рядом не стояли.

Но вдруг Сону осторожно, но уверено давит ему на плечи, вынуждая сделать шаг назад.
От вида его пылающих щёк горят трахеи. Сонхун пытается отдышаться, но звук кодового
замка возвращает к жизни, вырывая из плена головокружительной одержимости.

— Спасибо, хён, но до кровати я дойду сам.

Сонхун убирает руки, разрывая объятья, потому что должен, и позволяет Сону
проскользнуть за дверь. Когда она закрывается прямо у него перед носом, он
понимает, что точно проклят. И имя этому проклятью — Ким Сону.

Комментарий к Глава 4. О мерцающих огнях

[1] Юдзуру Ханю — японский фигурист-одиночник. Первый в истории завоевал все
титулы во взрослой и юниорской карьере в фигурном катании, установил 7 мировых
рекордов по системе +5 / −5 GOE (Качество исполнения) после 2018 и 12 мировых
рекордов до.

========== Глава 5. О мятном шоколаде ==========

«멈춰 제발, 멈추지 마 (Умоляю, остановись... Нет, не останавливайся.)

너 때문에 온몸이 타올라 (Из-за тебя всё моё тело в огне,)

너 때문에 심장이 목말라 (Из-за тебя моё сердце мучает жажда.)
Like a fever, fever, fever, fever»

Enhypen — Fever

Больше нет смысла сопротивляться, хотя Сонхун всё ещё пытается из последних сил. Но
где-то совсем в глубине души. Потому что сейчас его жизнь вывернута настолько, что
делится на две: с Сону и без.

Теперь, когда тормоза сорваны, он не останавливает себя. Не тратит на это лишние

силы. У него зависимость. Он, как наркоман, либо под дозой, либо в ломке. Выживает
от поцелуя до поцелуя. И никак не может насытиться.

Как можно догадаться, теперь они пересекаются с Сону намного-намного чаще и

намного-намного дольше. Негласно и по углам. Каждый раз, когда они видят друг друга
в толпе, они уже знают, что должно произойти. Сону даже ни разу не сопротивляется,
когда Сонхун затаскивает его в ближайшее безлюдное место, будь то пролёт под
лестницей, дальний стеллаж в библиотеке, пустой кабинет или кабинка в туалете.
Место абсолютно не важно. Иногда такие встречи — лишь урванные моменты: беглые и
отрывистые, горят парой быстрых поцелуев на губах, а иногда растягиваются в минуты
и тогда уже прожигают до самых лёгких.

В голове полный бардак. Но когда пальцы Сону гладят его по щекам, щекочут шею или
чуть царапают затылок, нырнув в чёрные волосы, становится неважно. Он чувствует
одержимость на кончиках этих самых пальцев. И парадокс в том, что Сонхун даже не
знает, какое мороженое Сону любит больше всего, зато уже выучил наизусть его рот.
Спорно, какое из знаний важнее для жизни. Когда он вжимает Сону в любую
горизонтальную или вертикальную поверхность, кажется, что, безусловно, второе, но
оставшись наедине с самим собой, например, под прохладным бодрящим душем, Сонхун
начинает склоняться к первому. Потому что это продолжается уже почти полмесяца, а
он до сих пор не знает о Ким Сону ничего, кроме имени. (Ну и рта, как вы уже
заметили.)

Он не понимает, что происходит, и находит этому только одно объяснение —

гормональный всплеск его повзрослевшего озабоченного тела. Звучит как бред,
конечно. Но намного лучше, чем хоть на секунду допустить мысль о том, что он просто
влюбился. Поэтому Сонхун и не допускает. Он боится думать о том, что всё это
значит. Но они с Сону никогда не говорят об этом. И слава Богу.

Зависимость, само собой, тоже не медлит и прогрессирует. Теперь, когда Сону

присоединился к их компании и посещает все планируемые get-together, значение фразы
«И хочется, и колется» наконец познаётся в полной мере. Конечно, при друзьях они
ведут себя иначе, делают вид, что между ними ничего не происходит, и Сонхун совсем
не распускает руки (ну, почти). В целом достаточно того, что Сону всегда садится
рядом, и можно услышать сладкий запах его парфюма, а иногда даже почувствовать
прикосновения бедра, осторожно погладить под столом его острую коленку или схватить
за лисью лапку, да и взаимодействовать с ним в диалоге так тоже намного проще. А
если вдруг по стечению обстоятельств остальные ребята оставляют их наедине хоть на
две секунды, чтобы заказать еду, забрать заказ, сходить в уборную или сделать что-
либо ещё, можно успеть поймать Сону за подбородок и быстро припечатать его губы
своими. Сонхун уже знает, как делать это ловко и метко.

Друзья либо не замечают того, что происходит прямо у них под носом, либо делают
вид, что не замечают, что больше похоже на правду. Сонхун думает, что они уже давно
обо всём догадались, хоть поначалу и не уверен. Но однажды они собираются в кафе,
чтобы поиграть в карточную настольную игру, которую притащил мелкий. Сонхуну
немного скучно, поэтому он нежными прикосновениями пальцев почти незаметно рисует
дразнящие узоры на коленке Сону под столом, а сам при этом делает вид, что прячет
карты.

— Хён? — вдруг окликает его Чонвон, сделав свой ход, и даже не пытается скрыть
ехидный тон.

— М?

— Держи руки на столе.

А Хисын, как любитель всех шуток по Фрейду, ржёт так сильно, что начинает
задыхаться.

В общем, все всё знают.

Сонхуна это не особо удивляет, потому что он объективно оценивает свои навыки
конспирации, да и друзья умеют видеть его насквозь. Он только благодарен им за то,
что они не заставляют рассказывать о них с Сону. Потому что Сонхун точно ещё не
созрел.

Но Вселенная никогда не спрашивает, готов он или нет.

Как-то в обеденный перерыв они собираются с Джеюном поесть пиццы, и к ним

присоединяется Чонсон, потому что богатый мальчик может позволить себе пропускать
занятия. Сонхун до последнего ждёт сообщения от Сону, чтобы узнать, сможет ли тот
составить им компанию и, когда получает отрицательный ответ с кучей грустных
смайликов, испытывает давящее разочарование в груди. Он знает, что Сону на этой
неделе носится со своей исследовательской работой по детской психологии и,
наверное, правда очень занят, но Сонхун ничего не может поделать с этим назойливым
чувством.

— Сону не придёт, — вздыхает он, откладывая телефон на стол.

— Почему?

Сонхун пожимает плечами, а скрыть огорчение всё сложнее, но он очень старается.

— Так ты расскажешь нам наконец, что между вами? — Чонсон явно решает
воспользоваться тем, что на этот раз их только трое. И нет лишних ушей.

— Ничего.

Друг пинает его под столом.

— Да ладно тебе, Сонхун… Давай мы перестанем делать вид, что ничего не видим, а вы
перестанете так искусно, в скобочках нет, прятаться от нас.

Джеюн усмехается и отпивает кофе. Сонхун бросает на него взгляд в надежде на

поддержку, ведь другу совсем ничего не стоит заткнуть Пак Чонсона. Джеюн всегда
более деликатен в таких вопросах, поэтому если на чью-то помощь и стоит
рассчитывать, то только на его. Но тот лишь приподнимает брови, видимо, тоже ожидая
от Сонхуна ответа.

— Вы теперь пара? — спрашивает он вдогонку. Время занести его имя в список

предателей. Первым пунктом.

— Нет.

— Можешь признаваться, мы не давим.

Да. Конечно. Ни капли не давят. У Сонхуна против его на то воли начинает дрожать
нога, он опускает взгляд на еду, но аппетит исчезает, стирая сочный вкус сырной
пиццы из его рта.

— Мы не пара, — упрямо повторяет он с полным ртом, но кусок не лезет в горло.

Чонсон как-то странно давится. Сонхун поднимает взгляд и читает замешательство в

его глазах, потом переводит взгляд на Джеюна. Тот выглядит не менее удивлённым и
озвучивает все свои предположения разом:

— Ты ещё не признался ему, или он уже отшил тебя, или что?

Сонхуна бесит, когда его вот так начинают душить его же собственные друзья, какими
бы придурками они ни были. Всегда.

— Нет. Мы с ним ничего не обсуждали.

Это явно не те ответы, на которые они рассчитывали. Джеюн переглядывается с

Чонсоном и продолжает:

— И? — он как-то странно почесывает шею, а разговор явно катится по наклонной. — Ты

собираешься обсудить с ним это или…

— Я пока не знаю. Мне особо не в чем ему признаваться, — это звучит немного резко,
потому что Джеюн пытается залезть прямо в душу и выводит из состояния душевного
равновесия. — Нас всё устраивает.

— Ты имеешь в виду тебя всё устраивает? — в тоне Чонсона что-то меняется, добавляя
в его слова остроты. И эта перемена никому из них не нравится.

— Я не совсем понимаю, зачем вы в это лезете?

Тот, который Пак, закатывает глаза, словно, ему сейчас придётся объяснять
элементарную математику маленькому, но очень глупому ребёнку; тот, который Шим,
осторожно поглядывает на Сонхуна и поджимает губы.
— Может быть, это и не наше дело, но… То, что вы постоянно сосётесь у всех на
глазах, вызывает соответствующие вопросы, — самый прямолинейный в их троице, как вы
уже можете догадаться сами, всегда был, есть и, скорее всего, будет Чонсон. — И
если вы ещё это не обсудили, то… звучит очень херово.

— Мы… Мы не делаем это у всех на глазах, — оправдание выходит чуть-чуть сбивчивым.

— Если ты реально думаешь, что люди вас не замечают, то у меня для тебя очень
плохие новости, — качает головой Джеюн. — Буквально весь твой курс только это и
обсуждает. Некоторые из них даже нашли меня у тебя в друзьях на Facebook и написали
в личку, чтобы узнать подробности!

— И мне тоже.

Сонхуна сейчас вырвет всей той пиццей, что он съел.

— Чего, блин? Какая им разница? Это всё равно ничего не значит, — выдавливает он из
горла через болезненный спазм. И буквально перестаёт дышать, захлёбываясь своими же
словами.

— Что? — удивлённо переспрашивают оба друга одновременно.

Они буквально заставляют говорить вещи, которые хотелось спрятать как можно глубже.
О которых хотелось бы навсегда забыть. От дозы к дозе это отлично получалось.
Потому что когда её действие на исходе, и у Сонхуна начинается болезненная ломка,
он до шелушения на коже может расчёсывать свою блёклую метку, срываясь с
эмоциональных качелей вниз.

— Мы не родственные души. Разве это может что-то значить? — он буквально сейчас
умрёт от понимания того, что действительно этим оправдывается.

— Сонхун, у тебя беды с башкой? — рыкает Чонсон и у него отпадает челюсть, поэтому
Джеюн берёт удар на себя.

— Даже если вы не связаны, такие вещи не могут ничего не значить. Это ведь было не
один раз. И не два, и не три. Это длится уже почти месяц.

— Три недели… — пытается поправить его Сонхун, но друг перебивает его.

— Уверен, что люди пишут ему и спрашивают, что между вами. И если ты вообще не
сидишь в соцсетях, это не значит, что он тоже, и что на нём такие обсуждения никак
не отражаются. Ты хоть сам понимаешь, что ты делаешь? Ты ему нравишься, и если ты
не хочешь, чтобы это переросло во что-то серьёзное, тогда не играй его чувствами.
Если же ты всё ещё в стадии отрицания, то сначала пройди через неё.

— Да нет у меня стадии отрицания, — сопротивляется Сонхун. И чем дольше длится этот
разговор, тем сильнее хочется делать это и дальше. Лишь бы только эти придурки
оставили его в покое и не ворошили то, что и так выедает нервные клетки. Его снова
откатывает назад. Даже дальше стадии отрицания.

— Тогда прекрати так поступать с Сону, — очень странно слышать подобное от

человека, который носится по свиданиям со скоростью света, чтобы найти свою
единственную родственную душу, но Сонхун боится, что в чём-то Чонсон может
оказаться прав. Например, во всём. — Ты думал о том, в каком свете его выставляешь?

— В каком?

— В плохом. Не пользуйся тем, что он не может отказать тебе, и хотя бы не порти ему
репутацию. Мы всё ещё живём не в Америке, люди здесь привыкли вешать на других
ярлыки. Ему даже нечем защитить себя от сплетен. Не выставляй его легкодоступным.

Сонхун никогда не воспринимал Сону в таком ключе. Для него Сону, наоборот, самая
сложная головоломка, неизвестный прежде шифр, к которому он, не понимая зачем,
пытается подобрать ключ, чтобы разгадать все спрятанные за ним чувства. Но, если
это действительно картинка, которую люди видят со стороны, то передайте,
пожалуйста, пистолет, Сонхун с радостью застрелится. Пицца так и лезет по горлу
обратно.

— Можете не соваться в это? Пожалуйста. Я сам попытаюсь разобраться с Сону, когда

смогу, — выдавливает он слово за словом и видит, как Чонсон всё ещё хочет что-то
сказать, но Джеюн останавливает его.

Самый отвратительный в жизни разговор наконец закончен. Воцаряется молчание. А

Сонхун всё ещё с трудом подавляет рвотные позывы.

После этого разговора он чувствует себя мерзко. Он даже два дня всячески избегает
Сону, чтобы не провоцировать себя. Когда в пятницу вечером друзья, как всегда,
планируют встретиться где-нибудь и повеселиться, он пишет в чат, что не придёт,
потому что у него тренировка. На самом деле, все знают, что он обычно тренируется в
выходные рано утром, но принимают его сообщение как факт.

Сонхун не врёт, он правда приходит на каток, как и всегда, когда ему надо
прочистить голову от ненужных мыслей. Иногда он даже может пообщаться здесь с
детьми, помочь им встать на коньки — всё это действительно успокаивает. Но сегодня
у него самого плохо получается стоять на ногах, а тройной тулуп размазывает тело по
льду. Тренер постоянно твердит, что настроение надо уметь оставлять за пределами
катка, но у Сонхуна редко получается. Самое ироничное в этом то, что он всегда
производит впечатление неэмоционального и очень сдержанного человека, но лёд давно
превратился в его лакмусовый индикатор.

Сонхун падает на лёд у края катка и, перевернувшись на спину и раскинув руки в

стороны, закрывает глаза, прислушиваясь к ощущениям во всем теле, как при
медитации. Правда, во время медитации надо сконцентрироваться на безмыслии, а у
него на обратной стороне век мерцающие огни. Точно такие же обрамляли лицо Сону в
полумраке клуба. Стоит вспомнить, и по животу сладкой волной бегут мурашки, а во
рту немного горчит. Мысли о Сону теперь всегда отдают горько-сладким послевкусием.
Сонхуну надо понять, что теперь делать с их марафоном поцелуев. Пока всё не зашло
слишком далеко. Пока он всё ещё может попытаться вернуться на старт. И забыть всё,
что произошло, как нелепый сон о самой красивой мечте.

Надо сказать, что ему не нужны эти недоотношения. Один раз и громко. Сказать и
Сону, и самому себе. Такое Сону точно поймёт с первого раза. У них ничего не
получится, ничего не получится, точно ничего не получится. Как будто Сонхун не
знает, что бывает с людьми без парных меток, как они могут мучить друг друга, как
остаются вместе, только чтобы не прожить всю жизнь в одиночестве, как они, не
связанные единой нитью судьбы, изменяют друг другу, ломают друг друга, убивают друг
друга. Он знает много диких историй. Да, без связи это именно дико. Это отклонение
от принятой нормы. Это сплошные проблемы. Это всё наизнанку. Говорят, родственные
души — это идеальное совпадение не только на генетическом, но на и духовном уровне,
поэтому они понимают и чувствуют друг друга в подсознательном плане, так сказать,
на уровне тонкого тела. Сонхун точно не знает, как это проявляется физически и
психологически, потому что никогда не чувствовал ничего подобного. Он разве что
может это нафантазировать. Но взять, например, опять же хёна и Чонвона. Несмотря на
все их отличия, начиная от вкусов и заканчивая характерами, в чём-то они как
разлучённые в детстве близнецы. Иногда кажется, что они умеют понимать друг друга
глазами. А слова — это так, бренность материального мира.
Сонхун же не уверен, что когда-нибудь сможет понять Ким Сону. Он как парадокс:
сколько ни думай, ответ не найти. Может быть, только если очень сильно постараться?
Подпустить ещё ближе. И что потом? Как дальше представить жизнь без связи? С другой
стороны, иной связи в его реальности уже не будет. И Сонхун чувствует себя просто
ужасно, когда думает о том, что его друзья правы, и при всех возможных раскладах
Сону — его самый лучший шанс начать новую жизнь. Но это слишком расчётливо. И ему
снова кажется, что его вот-вот вырвет той самой сырной пиццей, хотя прошло уже два
дня.

— Хён?

Сонхун не сразу понимает, что обращаются к нему, но когда голос раздаётся снова, он
открывает глаза и видит склонившегося через ограждение катка Чонвона.

— Я сначала подумал, что ты соврал про тренировку, но решил поискать тебя здесь.

Сонхун поднимается и отряхивается.

— Почему ты не с остальными?

— Соврал, что мне позвонили родители, — мелкий пожимает плечами и улыбка рождает
очаровательные ямочки на его щеках.

— Врать не хорошо.

— Кто бы говорил, хён… Я просто захотел составить тебе компанию, на случай, если
тебе вдруг нужно, чтобы кто-то был рядом.

В отношениях Чонвона и Сонхуна есть что-то особенное. Они почти всегда честны друг
с другом и легко могут высказать то, что думают, без страха обидеть. И, конечно же,
они никогда не осуждают друг друга за эту честность. Каждый раз, когда Чонвон
ссорится с хёном, что бывает достаточно редко и всегда из-за какой-то очень тупой
ерунды, он всегда приходит именно к Сонхуну, чтобы попросить совета или пострадать
о своей нелёгкой жизни.

— Они нажаловались тебе на меня? — спрашивает Сонхун, подкатив ближе, и опирается

спиной на бортик.

— Ну, типа того, — признаётся мелкий. — Чонсон-хён немного поворчал, сказал, что ты
ведёшь себя как мудак, но потом пришёл Сону-хён, и он заткнулся. Что скажешь в своё
оправдание, хён?

А что тут говорить?

— Ну, наверное, так и есть, — вздыхает Сонхун. — В целом со стороны всё так.

— А внутри?

Внутри пока всё очень сложно. Он даже не знает, реально ли это разъяснить словами.
Как можно признать перед кем-то то, что ты не можешь сделать даже наедине с собой?

— Просто скажи: так же или нет? Это вопрос на да-нет.

— Нет. Внутри не так.

Чонвон подбирается ближе и обнимает со спины. Сонхун в целом не очень любит, когда
его обнимают даже родители, но терпит, зная, что мелкий так проявляет свою
привязанность.
— Лучше или хуже?

Даже такие простые вопросы не помогают. У него внутри чёрная дыра, в которую его
засасывает неконтролируемым притяжением. Только он не знает, есть ли по ту сторону
жизнь.

— Не знаю. Он вызывает во мне чувства. Но у меня нет никаких гарантий, что они
правильные.

Чонвон вздыхает ему прямо в затылок, зарывшись носом в волосы.

— Ты всё ещё переживаешь из-за того, что у тебя больше нет родственной души, да?

Очевидно. Было бы странно не переживать из-за этого. Сонхун делает это с самого
детства, просто он уже настолько привык к этому перманентному состоянию, что порой
ему даже кажется, что переживаний больше нет. Но они, сука, есть. И всегда знают,
когда вылезти наружу.

Он лишь кивает.

— Ты ведь знаешь, что у многих людей нет родственной души, да? И они встречают
кого-то ещё.

Конечно. Он знает, что другие люди в его ситуации как-то живут без родственных душ.
Только это настолько непонятный и уникальный паттерн, что Сонхун даже представить
себе не может, как такое работает. Методом проб и ошибок?

— Я думаю, что тебе повезло, хён.

— В смысле?

Чонвон похлопывает его по плечам, не размыкая рук.

— Что у тебя всё же есть метка. Ты уже знаешь, что можешь двигаться дальше. Было бы
хуже, если бы её не было, но твоя родственная душа была мертва. А ты бы продолжал
её ждать. Таким людям намного сложнее…

— Я знаю, — давит из себя Сонхун, только от этих слов ничуть не легче.

— Я уверен, что Чонсон-хён втайне переживает из-за этого, хоть ему только двадцать
один… Но никто не хочет проводить свою молодость в ожидании.

Сложно что-то ответить, поэтому Сонхун мычит, поддерживая слова Чонвона-мыслителя,

и продолжает терпеть его объятья.

— Хён… Я знаю, мы все живём по привычной схеме. Девять из десяти просто ждут, затем
встречают свою родственную душу примерно до тридцати, создают счастливую ячейку
общества и разве что не умирают в один день. Но есть и другие истории: люди без
меток, с блёклыми метками, и даже те, кто отказывается быть со своей родственной
душой по ряду причин и сам выбирает себе партнёра. Ты не один. И это нормально. У
тебя всё равно есть выбор. Метка — это не всегда главное.

— Легко говорить, когда у тебя она есть.

— Поверь мне, она совсем не делает жизнь легче. Помнишь, когда мы только
познакомились, у нас с хёном были проблемы…

— …потому что он охренел от того, что его родственная душа учится в средней школе.
Хотя с виду казалось, что тебе вообще лет десять, не больше… — перебивает Сонхун,
за что получает хлопок по макушке.

— И он сказал, что хочет немного подождать с отношениями, до тех пор пока я не
закончу старшую школу. А потом, после разговора с тобой, хён вдруг пришёл и сказал,
что мы попробуем.

— Да, я помню.

— Что ты сказал ему?

— Что через год тебя может сбить машина, — отвечает Сонхун, потому что отлично
помнит тот день. Это была единственная фраза, которую он сказал хёну тогда.
Удивительно, что она подействовала. Наверное, когда есть живой пример перед
глазами, слова сразу обретают смысл.

— На самом деле, нам не всегда легко понимать друг друга. Порой мы можем ссориться
из-за очень глупых причин, из-за нашей разницы в возрасте, и связь совсем не
помогает... — звучит, конечно, так, будто между ними пропасть в два десятка, а не в
три года, но Сонхун молчит. — Мы как-то пытаемся прийти к компромиссу, учимся
прислушиваться к мнениям друг друга. Но раньше я часто думал о том, что было бы
лучше, если бы мы встретились чуть позже, и это угнетало меня.

— Мы не выбираем, когда встретить свою родственную душу.

— Но мы выбираем, остаться с ней или нет. У нас намного больше выбора, чем ты
думаешь, хён. Ты привык к мысли о том, что в твоей жизни никого не будет. Я
понимаю, что это помогало тебе двигаться вперёд всё это время, ты используешь веру
в это, как броню, но… Хисыни-хён прав. Тебе надо перестать жить под этой бронёй.
Мир давно изменился. Мы не в средневековье. Ты можешь быть с кем захочешь. Это всё
в твоей голове. Тебе просто нужно научиться впускать в свою жизнь тех, кто хочет в
ней быть. Попробуй хотя бы раз… Я не говорю, что ты должен попробовать именно с
Сону-хёном. Он не единственный вариант. И я не собираюсь капать тебе на мозги из-за
этого. Но постарайся не обидеть его, хорошо? Думаю, ему тоже непросто жить с такой
же блёклой меткой. Ты должен понимать это лучше остальных, верно?

Отвратительно то, что такие вещи ему говорит именно мелкий. Иногда Сонхуну кажется,
что из всех его придурошных друзей в жизни разбирается только Чонвон, а за его
бойким поведением скрывается очень понимающая натура.

— Ты точно учишься в старшей школе? Откуда столько взрослых мыслей? — хмыкает
Сонхун, наконец высвобождаясь из объятий, потому что в таком положении у него уже
порядком затекла шея и предплечья.

— Ну, кто-то же в нашей компании должен иметь мозги в голове, а не в жопе. И

кстати, ты старше всего на два года, так что… в зависимости от индивидуального
умственного развития, вполне может оказаться так, что мы одногодки или даже я твой
хён.

Ян Чонвон — самое мелкое, дерзкое, милое и одновременно ласковое звено компании.

Всё в одном флаконе. Но, наверное, если бы он не был таким, среди его друзей
действительно были одни безмозглые придурки.

После этого разговора Сонхун чувствует себя немного лучше. Не то чтобы у него сразу
отпали все сомнения, но он впервые задумывается о том, что, может быть, может быть,
может быть… его лживая свобода не такая уж и лживая? Может быть, у него получится
сделать её настоящей? Может быть, если он выпустит свою старую и уже сгнившую мечту
на свободу из клетки, то сможет отыскать новую? А что, если его новая мечта намного
ближе, чем он может себе представить?
Сонхун ищет ответы на эти вопросы, и все они приводят его лишь к Ким Сону.

~~~

После почти бессонной ночи, Сонхун забегает в кофейню рядом с университетом, чтобы
влить в себя кофе, потому что у него закончились пакетики с растворимым, а
проснуться перед первой парой по физиологии всё ещё жизненно необходимо. Он берёт
Айс Американо и сэндвич, чтобы заодно не умереть от голода, и, пока его заказ в
очереди, отходит в сторону и рассматривает витрину с фирменными чашками. А когда
слышит за спиной знакомый голос, то чувствует себя так, словно кто-то сильно пнул
прямо под колени.

— Прекрати уже жаловаться, я переписываюсь с тобой каждый день.

— Ага… только каждый раз, когда я хочу увидеться со своим лучшим другом, у него
теперь постоянно возникают какие-то дела, — Сонхун не знает, что это за низкий
голос, но не оборачивается, чтобы не выдать своё присутствие. — И вообще, с каких
это пор ты шляешься по клубам и барам? С тех пор, как по ним ходит твой Пак Сонхун?

Всё тело цепенеет. Теперь Сонхун знает, что точно не обернётся. Сердце с гулом
долбится под кадыком. Тот факт, что прямо сейчас Сону обсуждает его с кем-то
незнакомым, заставляет дрожь зарождаться где-то внутри.

— И что в этом плохого? — защищается Сону, Сонхун уже знает эту интонацию.
— Логично, что я хочу проводить с ним больше времени. Если ты ревнуешь, так и
скажи.

— Я не ревную, хён, — спокойно отвечает низкий голос, и его глубина идёт вразрез с
тем, что говорящий человек младше Сону. — Я переживаю за тебя. Ты сам на себя не
похож, с тех пор как начал бегать за ним… Я уже вообще не понимаю, что у тебя в
голове. Может быть, тебе следует немного притормозить, хён?

— Ты предлагаешь мне сдаться, после того как я так далеко зашёл?

— Вот именно, хён. Ты зашёл слишком далеко! И я жалею, что вовремя не остановил
тебя. Ради чего всё это?.. Ради того, чтобы он бросил тебя через месяц?

Слова взрезают реальность, как острое лезвие скальпеля. Сонхун никогда бы не

подумал, что мнение незнакомого человека может его настолько задеть. А теперь он
стоит и чувствует себя нанизанным на иглы: они по всему телу, вонзены до самых
нервов, лишая движения. Так можно пытать людей до смерти.

— Не говори так, а то сглазишь! — чуть повышает голос Сону, но всё равно звучит
очаровательно. Возможно, у Сонхуна всё же есть подсознательный кинк на его голос с
самой первой встречи. Он готов слушать его часами, если можно. Желательно ASMR.

— Да было бы что… — хмыкает незнакомец, и Сонхун хочет увидеть его лицо. — Он всего
лишь пользуется тобой, когда ему удобно. По крайней мере, судя по твоим рассказам,
всё выглядит именно так. Надеюсь, что ты не позволишь этому зайти дальше, хён.
Другие могут посчитать тебя легкодоступным.

Это слово нужно навсегда вычеркнуть из всех словарей мира. Потому что Сонхун уже
ненавидит его. И если люди видят всё, что происходит между ними, сквозь такую
призму, пусть выколют себе глаза. И если поведение Сонхуна стало причиной подобных
слухов, то он полностью возьмёт вину на себя, лишь бы это слово больше никогда не
пыталось уцепиться за Сону своими мерзкими щупальцами. Только скажите, как.

— В смысле? Как ты говоришь со своим хёном, мелочь пузатая! — возмущается Сону, и
обида в его голосе такая сочная. — Я же не позволяю целовать себя кому-то ещё!
— Ну, извини, что говорю как есть, хён. Если тебя устраивают свободные отношения с
его стороны, то…

— Это не так! Ты не понимаешь… Агрх, если он не сделает первый шаг, я сделаю его
сам, просто я хочу немного подождать.

То, что Сону приходится оправдываться вот так даже перед близким другом, вызывает у
Сонхуна волну отвращения к самому себе. И страх, который липкими мурашками скользит
по ладоням. Он точно не сможет прямо сейчас взглянуть Сону в глаза. Никак. Не-а.
Точно. Поэтому он достаёт из кармана джинс AirPods, для вида затыкая уши, и
поглядывает на дверь, обдумывая, как бы лучше сбежать. Но от следующей фразы
деревенеют ноги.

— Всё равно это закончится плохо, хён.

Сонхун не выдерживает и чуть оборачивается через плечо, замечая светлую макушку

стоящего к нему спиной Сону.

— Почему? — спрашивает тот намного тише. Возможно, он говорит что-то ещё, но слова
теряются в общем шуме, а Сонхун оказывается не готов к тому, что нужно напрягать
слух.

— Ты знаешь, почему, хён, — парень рядом с ним тоже понижает голос. Сонхун не может
разглядеть его лица, но по пиджаку догадывается, что это школьник. — Потому что ты
заварил такую кашу, и я не очень представляю, как ты собираешься её расхлёбывать.
Рано или поздно тебе придётся всё рассказать.

— Рики, прекрати уже это повторять!..

— Ну, будет хорошо, если я ошибаюсь.

Мозг повторяет попытку сопротивления, пытается заставить тело сдвинуться с места.

Нужно уйти. Сейчас. Вот прямо сейчас. Пока ещё не поздно. Пока ещё есть шанс.
Иначе…

— Заказ для Пак Сонхуна!

Именно так.

Сонхун разворачивается, делает вид, что только-только вытащил наушники, и очень

хочет верить, что удивление на его лице выглядит достаточно естественно, когда их с
Сону глаза встречаются.

— Хён?..

— Привет, — он неловко поджимает губы, потому что в ушах слишком громко стучит
пульс. — Что ты здесь делаешь?

Может показаться, что в данной ситуации это самая тупая фраза, которой следовало бы
начать разговор, учитывая, что они в кафе. Но благодаря ей испуг в лисьих глазах
растворяется, а уголки губ чуть приподнимаются в улыбке. Придётся прикинуться
дураком ради всеобщего блага. Под всеобщим благом мозг Сонхуна, конечно же,
подразумевает: «Ради того, чтобы Сону улыбался». Бариста вновь называет его имя.

Забрав заказ, Сонхун возвращается к Сону, потому что было бы слишком невежливо
просто уйти, и теперь у него есть возможность получше разглядеть его спутника. У
паренька совсем детское лицо: широкая переносица без коррекций, тонкие губы и глаза
азиатской формы, без искусственного двойного века, чёрные прямые волосы. На нём
светло-серая форма старшей школы, при этом они почти одного роста, и, судя по имени
на нашивке пиджака, он не кореец.

— Сонхуни-хён, это мой друг Рики… — говорит Сону, лисьей лапкой указывая на парня
рядом.

— Я Пак Сонхун.

Рики пожимает протянутую ему руку, и его рукопожатие достаточно крепкое и

уверенное.

— Я знаю, сонбэ. Сону-хён всегда много про тебя говорит.

Есть в его словах ловушка. Сонхун знает, что не должен попасться в неё. Он не хочет
выдать то, что стал невольным свидетелем разговора, который совсем не
предназначался для его ушей.

— Да? — он чуть приподнимает брови, чтобы более естественно выразить удивление на
лице, и смотрит на Сону. — И что же?

— Ничего такого, просто рассказываю, как я провожу время с тобой и ребятами, хён, —
слишком очевидно врёт Сону, но его щёки предательски пламенеют. Он неловко
заправляет прядку волос за ухо и бросает на Рики тот самый взгляд, которым вы
обычно пытаетесь подать вашему другу тайный знак. Сонхун буквально видит себя и
своих придурошных друзей со стороны.

Бариста вновь приходит на помощь, сообщая, что заказ Сону готов. Айс Американо и
круассан, которые из его рук тут же забирает Рики, а также баночка с мороженым.

— Сегодня обещали плюс двадцать пять и повышенную влажность… ах… — вздыхает он и

жмурит глаза. Рики молча отпивает кофе.

Сонхун не понимает, почему он всё ещё здесь, и почему не может найти в себе силы
уйти. Как и не понимает, чего именно он ждёт. Ким Сону, как магнит, удерживает его
рядом.

— Идёшь на занятия? Я могу проводить, — на самом деле, он не может, иначе опоздает

на пару, ведь корпус Сону находится совсем в другой стороне, но Сонхун уже близок к
этому шагу. Зачем вообще тащиться на пару по физиологии, если есть более приятное
времяпрепровождение?

— Ох, нет, я обещал Рики провести небольшую экскурсию по территории. Он как раз
решает, куда поступать в следующем году, так что…

— Хён, нам пора. Идём, — подаёт голос Рики, а его взгляд всё сканирует Сонхуна,
прожигая насквозь. — Мне надо успеть в школу после обеда.

Сону уйдёт. Прямо вот сейчас. Сонхун не знает, что должен сказать или сделать,
поэтому лишь кивает, и тут его взгляд падает на баночку мороженого.

— Это мятный шоколад?

— Ага. Это мой любимый вкус, — улыбается он, зачерпывая лакомство пластиковой
ложечкой. — А твой, хён?

Сонхун задумчиво хмыкает.

— Не знаю… Не могу сказать, что мне нравится какой-то определённый вкус. Я не очень
люблю мороженое, мне больше нравится айс-кофе, — отвечает он немного сбивчиво,
потому что вся его система координат шатается из стороны в сторону, как маятник
Фуко, ведь (если вы ещё не поняли!) Сону сейчас уйдёт. Горло душит такая сочная
палитра противоречивых чувств.

— Может быть, ты ещё попробовал недостаточно вкусов, — задумчиво отвечает Сону,

продолжая ковырять мороженное. — Если попробуешь много разных, то сможешь найти
тот, который тебе нравится больше всего.

Он поднимает взгляд, и этого каждый раз достаточно, чтобы стереть в пыль все стены,
что Сонхун старательно воздвигает. Нужно будет уже задуматься о приобретении
местечка на кладбище. Ведь в какой-то момент сердце реально может не выдержать
таких нагрузок.

— Хочешь начать с мятного шоколада?

Кто он такой, чтобы сказать: «Нет», даже если Сону вдруг предложит ему цианид? [1]
Он готов есть с его рук всё, что угодно. Сонхун кивает и послушно открывает рот,
когда Сону протягивает наполненную мороженным ложечку, и заглатывает её, возможно,
чуть глубже чем следовало, сомкнув губы. В глазах напротив бушует настоящая буря, и
если Сону выберет быть сверкающей молнией, Сонхун согласится быть рокочущим
вдогонку громом. Если ему будет позволено.

Ложечка выскальзывает изо рта. Мороженое приятно тает на языке.

— Сонбэ, извини, но если я не заберу у тебя сейчас Сону-хёна, то мы ничего не

успеем, — говорит Рики, настойчиво опуская ладонь на плечо своего маленького хёна.

— Да, конечно. И ты можешь называть меня «хён», не нужно формальностей, — вежливо

отвечает он, но не отводит взгляда от лисьих глаз. Когда Сону, вновь зачерпнув
мороженое, облизывает ложечку следом, внизу живота начинает зудеть так гулко, будто
отбойным молотком долбят старый асфальт. Сонхун уверен, что не только он подумал
про косвенный поцелуй. И взгляд лисьих глаз это подтверждает.

Сону прощается и выходит из кафе, а Сонхун так и не отпил свой кофе, потому что
сладкий, чуть холодящий вкус всё ещё растекается по его языку.

В следующий раз он хочет попробовать мятный шоколад у Сону во рту.

«A little less conversation, and

A little more touch my body
'Cause I'm so into you»

Ariana Grande - Into You

Комментарий к Глава 5. О мятном шоколаде

[1] Цианид — смертельный яд

========== Глава 6. О тусклых фонарях и безлюдных улицах ==========

«Is this love? Really love?

I need to know, need to know
'Cause I've never been this close
Is this love, is this love?
Really love, really love?»

James Arthur — Is this love?

На этот раз они в баре. И да, Чонвона сюда всегда проводят благодаря его щенячьим
глазкам и связям Пак Чонсона. Пьёт мелкий колу, потому что после прошлого раза его
родители вынесли Хисыну все мозги на тему алкоголя. Ну, то есть получается, трахать
Чонвона можно, а спаивать нельзя. Вот так.

Когда старший хён отворачивается, Сонхун незаметно подливает в бокал мелкому виски
и понимающе подмигивает. Сам он сегодня на алкоголь сильно не налегает — нет
настроения, и тоже разбавляет градус сладкой газировкой. Сону приходит последним,
задержавшись на занятиях, и втискивается на диван рядом, хотя напротив есть
свободное место, и Чонсон яростно буравит Сонхуна взглядом. Приходится как-то
сдерживать себя. На самом деле, Сонхун старается делать это всю последнюю неделю.
Получается через раз, конечно, потому что вид губ Сону уже систематически вызывает
головокружение и кислородное голодание. Но в сравнении с прошлой статистикой, на
этот раз Сонхун прямо очень-очень старается не падать в омут с головой. Хотя бы не
с первой минуты. Он даже держит руки на столе. На всякий случай. Чтобы не искушать
себя.

В какой-то момент Чонвон и Хисын уходят в уборную, и в принципе будет

неудивительно, если они вернутся оттуда нескоро. Чонсон флиртует с официантом в
надежде выловить подходящий момент, прикоснуться к нему как бы невзначай и
выяснить, появится ли у них парная метка. Джеюн пьёт пиво и так же, как и сам
Сонхун, поглядывает на плазменный телек, где транслируют повтор матча Лиги
Чемпионов.

— Хён? Сонхуни-хён? Пак Сонхун!

Сонхун вздрагивает, отлипает от телевизора и поворачивается к Сону, чтобы узнать,

в чём дело, но слова растворяются под пухлыми губами. Поцелуй такой напористый,
уносит сразу, и Сонхун сдаётся без единого вдоха, позволяя притянуть себя за шею
ближе. Взгляд скользит по дивану напротив — он понимает, что упустил момент, когда
они с Сону остались одни, и послушно открывает рот, отдав инициативу в чужие руки.
Ну, или губы.

Мята приятно покалывает язык, а следом в рот скользит леденец. Сонхун чувствует
довольную улыбку Сону под своими губами.

— Я делаю вид, что я ничего не вижу, — голос Чонвона заставляет распахнуть глаза и
быстро отстраниться, потому что остальные только что вернулись. — Можно я только
телефон возьму со стола? Мне звонят.

А Чонсон, сев напротив, пытается убить взглядом, Сонхун в этом просто уверен. Жаль,
что ему совсем не жаль. Он лишь загоняет леденец под язык и смотрит в сторону, изо
всех сил пытаясь скрыть улыбку. Мятный вкус переворачивает его мир вверх дном.

Большую часть вечера они играют в карточную настолку и ведут счёт, а в качестве
проигрыша Хисын платит за всё, что было заказано. Ближе к полуночи друзья наконец
расходятся, и Сону предлагает поехать на метро, чтобы не тратить деньги на такси,
раз уж они с Сонхуном оба почти трезвые. В вагоне шумно, так что особо не
проговорить. Хотя Сонхун не уверен, что они разговаривали бы, будучи в такси.
Сначала они стоят у дверей, потому что все места заняты, хоть и не особо людно, но
после пересадки на свою линию заскакивают в полупустой поезд и садятся. Всё это
время Сонхун почти чувствует, как пальцы Сону порхают рядом с его кистью и безумно
хочет схватить их и сжать, но его выдержки хватает ровно на то, чтобы не делать
такие вот глупости.

Они бредут по улице почти бок о бок. Сердце томно подпрыгивает в такт неторопливым
шагам, и совсем не хочется никуда спешить. Сонхун всё ещё думает о том, как было бы
круто сжимать лисью лапку в своей. Ведь он уже знает, что их руки отлично дополняют
друг друга. Пусть он и не любит, когда кто-то слишком близко, не любит обниматься и
тем более держаться с кем-то за руки, но если это Сону, то он готов, он очень даже
«за», он будет добровольцем.
— Хён? — прерывается тягучее молчание.

— Ммм? — Сонхун поворачивает голову, чтобы взглянуть на Сону, только вот тот
смотрит себе под ноги, а улыбка на его губах больше напоминает попытку держать
лицо, нежели ту, что наполнена искренней жизнью.

— Хён, тебе надоело? — спрашивает он, и голос чуть надламывается в конце фразы,
выворачивая вопрос наизнанку и загоняя в тупик. Сонхун любит, когда люди говорят
прямо. Например, как Чонсон, хоть порой это и бесит.

— Что именно? Я не понимаю тебя.

Сону замирает, и приходится остановиться следом. Сонхун хочет найти в лисьих глазах
хоть одну подсказку, но те почти исчезают в тени резкого контраста ночного мрака и
жёлтого света фонаря.

— Я тебе надоел?

То, как Сону это произносит, бьёт под дых. И Сонхуна срывает вниз с высоты, на
которой он парил, мечтая о лисьей лапке.

— Почему ты вдруг так решил? — паника без предупреждения набрасывается со спины,

цепкими когтями впиваясь в плечи. Сонхун не знает, куда деть руки, лишь бы те не
начали дрожать. Если бы у него была толстовка или кожанка, он бы мог спрятать их в
карманы, но на нём лишь рубашка цвета хаки и обтягивающие ноги драные джинсы, в
которые особо ничего не запихнёшь, даже ключи, только если телефон в задний карман.

Сону растерянно пожимает плечами и поднимает взгляд.

— Ты перестал обращать на меня внимание, постоянно в своих мыслях. Уже несколько
дней избегаешь меня в универе. Я не глупый, я всё вижу.

Сонхун хочет сказать так много, а может, так мало. Его коммуникативные навыки на
нуле. Наверное, если он так и не научится произносить вслух или хотя бы правильно
выражать свои чувства и мысли через действия, всё станет намного хуже. Он никогда
не достучится до сердца Сону. Как и не пустит в своё.

— Я не избегаю тебя.

— Хён… Пожалуйста, не обманывай меня, — просит Сону.

И вдруг кажется Сонхуну таким беззащитным. В свете чуть мигающего над ними тусклого
фонаря. И желание быть ближе распадается на два: первое — защитить его и второе —
овладеть им. Эта смесь льда и пламени прожигает кровь, что аж передёргивает. Он
быстро отбрасывает прочь вторую мысль, но она всё равно странным осадком оседает на
дне его живота. Сонхун ещё никогда прежде не думал, что можно вот так желать
сделать кого-то полностью своим.

— Всё не так, как ты думаешь. Но сейчас я не могу объяснить тебе, что происходит.
Потому что я сам не понимаю. И я не хочу давать тебе напрасные надежды. Потому что
не знаю, чем это закончится. Так что я подумал, что нам надо немного притормозить.

Сказав это неразборчиво, но прямо, Сонхун чувствует удавку на шее. Ещё чуть-чуть, и
его вздёрнет. А Сону смотрит на него своими большими лисьими глазами, затягивая
петлю ещё туже.

— Меня всё устраивает, хён, — негромко говорит он, но Сонхун всё равно слышит.
— Меня нет.

Ноги почти отрывает от земли. Ему кажется, что это его последний вдох.

— Почему?

Потому что это невыносимо, чёрт возьми! Потому что друзья выносят ему мозги! Потому
что он сам на грани переосмысления всей своей осознанной жизни! Потому что
ненормально задыхаться каждый раз, когда Сону настолько близко, так можно закончить
на аппаратах искусственного дыхания! Потому что после каждого поцелуя мозг
разжижается настолько, что невозможно думать! Потому что, если он не будет думать,
он ни в чём и никогда не разберётся!

— Потому что я не хочу сделать тебе больно.

Потому что он, блин, знает, что уже делает Сону больно, и не хочет сделать ещё
больнее.

Сонхун шагает ближе, завороженный горько-шоколадными глазами, как и в день их самой

первой встречи. Пульс уже привычно трепыхается под кожей запястья. А лёгкие болят,
потому что Сонхун снова забыл, что нужно дышать. Поймав голову Сону ладонями, он
приподнимает её, разглядывая его лицо. Волосы Сону такие мягкие на кончиках его
пальцев. А их разница в росте настолько идеальна, что в потенциале об этом можно
написать научную диссертацию.

— Давай притормозим, ладно? — предлагает он перемирие, впервые нежно поглаживая

кого-то, как ребёнка. — Рядом с тобой у меня отключается мозг, и это не есть
хорошо, согласен?

Фонарь гаснет. И Сону испуганно охает. Сонхун хмыкает, опустив одну ладонь ему на
шею, и гладит, потому что помнит, что Сону боится темноты. В следующее мгновение
фонарь мерцает и загорается вновь, неохотно освещая переулок.

— Пойдём, уже поздно, — говорит Сонхун, шмыгнув носом (видимо, его всё же продуло
под кондиционером), и убирает руки от волос Сону, когда тот едва заметно кивает.

Они продолжают путь по безлюдной улице. И их молчание лишь изредка прерывает шум
проносящихся по дороге машин. Но этого достаточно. Более чем достаточно. Сонхун не
помнит, чтобы когда-то прежде просто идти рядом с кем-то было настолько хорошо. Он
ходил по этим переулкам от метро к общежитию уже миллиарды раз, но каждый шаг рядом
с Сону особенный. Окрашивает реальность новыми цветами, о существовании которых
Сонхун даже не догадывался. Встреча с Сону превратила его жизнь в такую насыщенную
палитру. Он пытается дать определение каждому цвету, чтобы не захлебнуться сразу
всеми. Никто и никогда не был к нему настолько близко. Ни физически, ни ментально.
Рядом с Сону всё иначе. Он уже буквально циркулирует у Сонхуна в крови. Двадцать
четыре на семь. Люди называют эту эмоцию влюблённостью, так? Это она и есть, не
правда ли? Очень подходит под описание. Сонхун наконец пытается подобрать ей
название.

— Что сегодня с освещением… — немного обеспокоенно говорит Сону, когда ещё один
фонарь вдоль дороги дребезжит и гаснет.

— Может быть, где-то на линии перебои с электричеством, — Сонхун пожимает плечами,

сворачивая в тёмный переулок, где сегодня, видимо, тоже вышибло все лампы.

— Хён! Стой.

Он оборачивается через плечо и смотрит на Сону, который замер под фонарём,

окружённый блёклым, мерцающим светом.
— Что такое?

— Пойдём там, — просит Сону, указывая рукой на проезжую часть.

— Зачем? Так короче, — Сонхун кивает в сторону переулка. Он ходит по нему как
минимум дважды в день и уже знает каждый сантиметр лучше, чем линии жизни на своих
ладонях.

— Там темно и нет людей. Пойдем там, где светло.

— Сону, — из груди вырывается тягучий стон. — Да брось, тут пройти двести метров,
не больше. Вон в конце свет горит, всё видно. Идём?

Он отворачивается и делает ещё один шаг, когда Сону вдруг повышает голос.

— Хён, нет!

Сонхун снова оборачивается, и ему кажется, что он видит мольбу в лисьих глазах.

— Ну, что? Я же буду рядом, тебе нечего бояться.

— Пойдём вдоль дороги, пожалуйста, хён…

Остаётся только тяжело вздохнуть, потому что сопротивляться Сону он не в силах.

— Ты такой трусишка, — бубнит он и треплет пепельные волосы быстрым прикосновением,

прежде чем макушка отклоняется в сторону, пытаясь увернуться. — Честное слово,
дрожишь от любого шороха.

Сону надувает губы, потому что таким замечанием явно недоволен.

— Ну, знаешь, ходить по тёмным улицам небезопасно. Тебе что, родители никогда не
рассказывали про убийства в Хвасоне, или ты не знаешь об убийце из Осана? Это было
всего четыре года назад, и ещё два года полиция не могла его поймать.

— Люди умирают каждый день, — бросает Сонхун довольно беспечно и тут же понимает,
что зря, когда видит, как Сону вздрагивает от его слов. И сразу же сдаётся:
— Ладно, хорошо. Пойдём там, где скажешь.

И смиренно следует в сторону проезжей части, уже в мыслях представляя, какой

бесполезный круг им придётся навернуть.

— Если просто хочешь побыть со мной подольше, так и скажи, — дразнит он и

протягивает руку. — Хочешь, возьму тебя за ручку, чтобы было не так страшно?

— Если хочешь подержать меня за руку, так и скажи, — парирует Сону, не

растерявшись, но всё равно даёт Сонхуну свою лисью лапку.

— Могу и не держать, если ты не хочешь.

— Хочу.

Даже вот так препираться с Сону — это тоже что-то особенное. Его ладошка такая
тёплая. Сонхун сжимает её крепче, большим пальцем поглаживая по тыльной стороне.
Теперь они словно идут ещё ближе. В груди ураган. Сонхун наконец понимает, что
такое дышать полной грудью. И пока до самого общежития Сону отчитывает его за
пренебрежение правилами личной безопасности, он строит недовольные рожицы, а сам
думает о том, что пойти длинной дорогой в целом было хорошей идеей. И хоть ему
пришлось изначально уступить, что сродни проигрышу для его горделивого «я», но он
всё равно чувствует себя так, словно выиграл.

Рядом с Сону он никак не может избавиться от чувства глубинной связи, словно они
правда подходят друг другу на уровне ДНК, даже без меток. И пусть это лишь
отчаянные фантазии, Сонхуну вдруг кажется, что, может быть, может быть, может быть…
это то самое чувство, которое он втайне ждал всю свою жизнь? Напомните, как люди
обычно называют его?

Сонхун думает об этом всю ночь и весь следующий день. А когда ему на долю секунды
кажется, что наконец отпустило, он сталкивается с Сону в толпе студентов. Они
говорят лишь пятнадцать секунд, потому что оба очень сильно опаздывают на занятия.
Но Сонхун снова попадает в водоворот бесконечных мыслей и сомнений. Всё из-за
лисьих глаз.

— Что такое? — спрашивает Джеюн, когда они пьют кофе в сквере при университете,
сидя на ступеньках, которые ведут к факультету Сонхуна. — Ты со вчерашнего дня сам
не свой. Не то чтобы ты в последнее время выглядел адекватным, но со вчера прямо…
Слишком задумчивый, меня это пугает.

— Боишься, что я начну думать больше тебя в человекочасах?

Друг шлёпает его по плечу, громко стонет от столь тупой шутки и отпивает кофе.

— Говори давай. Это из-за Сону?

— Ты снова решил до меня докопаться?

— Ну, я твой друг. Докапываться до тебя, можно сказать, моя работа. Что случилось?
Всё ещё мучаешься на стадии отрицания?

— У меня нет стадии отрицания, — вздыхает Сонхун и, когда друг недоверчиво щурит
глаза, добавляет: — Я уже прошёл через неё.

— Вау, и какая же теперь?

— Не знаю, — пальцы нервно теребят шнурки. — Наверное, принятие. Но я не уверен,

что смогу пройти её до конца.

Хотелось бы поделиться всеми суетящимися в голове мыслями с мелким. За советами в

их компании всегда все ходят к Чонвону, потому что больше тупо не к кому. Но если
выбирать меньшее зло из оставшихся вариантов, Джеюн, пожалуй, лучшая кандидатура.
Если уж получить дельный совет не от кого, то хотя бы можно выговориться.

— Я никак не могу понять, что мне делать. Когда мы с Сону вместе, у меня
отключается голова, и я чувствую себя просто прекрасно. У тебя когда-нибудь было
такое? Мозг будто разжижается, в животе очень тепло и немного давит. И ты даже
дышишь по-другому. Словно перед прыжком на резиновом канате. Ты никогда не
чувствовал?

Джеюн качает головой, поджимая губы.

— Но когда прыгаешь, есть страховка. Ты заранее знаешь, что не разобьёшься.

В этом и проблема. Сонхун знает, что прыгает без страховки. Это как прыжок слепой
веры. Одна ошибка — и разобьёшься насмерть. Как потом соскабливать с земли разбитое
сердце, реально ли потом сшить его обратно по частям? Не лучше ли вообще не
прыгать, если не знаешь, что внизу: бездна или всё же сработает подушка
безопасности?
— Вот именно. Если бы у нас с Сону были метки, я бы точно знал, что стоит
рисковать. Я бы точно знал, что могу, и что у нас есть какие-то гарантии. Я бы
точно знал, как объяснить эти чувства.

— Я думаю то, что у тебя есть к нему чувства, уже значит достаточно, — хмыкает
Джеюн, снова отхлёбывая кофе. — Я вот пока даже не могу представить себе, что это и
как это. Я ни к кому не чувствовал ничего подобного. Чтобы там бабочки в животе, и
прочая херня, — вообще-то Сонхун ни слова не сказал про бабочек. Какие, к чёрту,
бабочки?! У него, скорее, минное поле: один неверный шаг — и все органы разорвёт на
части. Но Сонхун не поправляет. — Но я знаю, гарантий нет ни у кого. Посмотри на
моих родителей. Они всё равно разошлись, хоть у них и есть парные метки.

И это правда. Родители Джеюна не живут вместе уже давно. Со слов друга, для них это
нестерпимая пытка. Но, как говорит Чонвон, вероятность всегда один к десяти.
Настоящая рулетка. Даже с меткой.

— Я боюсь, что у нас всё будет не так, как должно, — признаётся Сонхун, потому что
хотел бы попасть в те девяносто процентов, но уже никогда не сможет.

— Ну, у вас будет по-другому. Вот и всё.

Сонхун боится этого «по-другому» до ломоты в теле. Боится всё сделать неправильно.
Боится, что утонет без ориентиров. И потянет Сону на дно следом. Он глотает кофе,
чтобы вишнёвый вкус добавленного туда сиропа хоть чуть-чуть взбодрил.

— Кого-то ты мне напоминаешь… — вдруг ехидно тянет Джеюн, отставив пустой стаканчик
в сторону.

— Кого же, интересно?

— Хёна, — отвечает друг и продолжает драматичный голосом, передразнивая Хисына: — О

боже, что же делать! А вдруг у нас ничего не получится? А что, если я только всё
испорчу? Почему у него появилась метка так рано?! А что, если я причиню ему боль?
Ему нужно уделять время учёбе, я буду ему мешать. Он только в средней школе. Он ещё
совсем маленький. Я его испорчу. Его родители точно не разрешат. Лучше подождать.
Но я ничего не могу с собой поделать, это невыносимо, думаю о нём постоянно, вдруг
я не смогу быть ему просто другом, бла-бла-бла. Помнишь, Чонсона ещё тогда вырвало
от этой тягомотины.

— Чонсона вырвало, потому что он ужрался соджу в говно.

— Да. Но согласись, совпало отлично. Perfect timing.

Сонхун помнит. Это было перед выпускным хёна из старшей школы. Капец его тогда
штырило — и с соджу, и без. Из-за мелкого, конечно же.

— Только вот разница в том, что хён и Чонвон родственные души, — вздыхает Сонхун.
— Было объективно понятно, что у них всё в итоге получится.

— Ну, своих родственных душ у вас с Сону всё равно уже нет и не будет, — говорит
Джеюн и как отрубает. — Так что не вижу разницы. Ты всё усложняешь, Сонхун. Жизнь
намного проще, чем ты её видишь. Если ничего не получится, то расстанетесь. В чём
проблема? Будет больно, но мы будем рядом, чтобы выпить с тобой соджу, — как вы
догадываетесь, титул лучшей моральной поддержки всегда по праву принадлежал и
принадлежит Джеюну (конечно же, нет). Сонхун не против его придушить. — Я вот уже
задолбался ждать. Ещё год, и я начну с кем-нибудь встречаться без метки, и пох*й,
что будет потом.
— Потом будет херово, — и это факт.

— Вот потом и разберусь, — отмахивается друг. — А ты можешь сделать это уже прямо
сейчас и…

Он не успевает договорить, потому что напротив них на несколько ступенек ниже

останавливается невысокая девушка. Сонхун видит её впервые. И вообще, у него плохая
память на лица.

— Ты ведь Пак Сонхун? — спрашивает она. Её голос звучит звонко и решительно.

— Да.

Он смотрит на неё выжидающе, пытаясь предугадать ситуацию, но девушка оказывается

бойкой и без промедлений спрашивает прямо:

— У вас с Ким Сону всё серьёзно или как?

Сонхун хочет выругаться, но рука Джеюна легонько похлопывает его по пояснице в

успокаивающем жесте, и он сдерживается.

— А какое тебе дело? — спрашивает он максимально вежливо. И если это всё равно
звучит грубо, то ему плевать.

Девушка убирает назад свои волосы, открывая шею с правой стороны, и Сонхун видит
блёклую узорчатую метку у неё на коже. Он ожидает, что сейчас она заявит на него
свои права, предложит себя на место Сону или позовёт на свидание. И внутренне
готовится отшить её как-нибудь помягче. Но что-то идёт не по сценарию.

— Если нет, то уступи его мне, — продолжает она напористо. — Он мне нравится.

Вот так. Сонхун чувствует, как внутри него просыпается и рычит какой-то неизвестный
древний зверь. И от этого ощущения как-то дико. Потому что ему кажется, что ещё две
секунды, и он как минимум наорёт на эту девушку, ну, или выльет на неё остатки кофе
из своего стакана.

— Почему ты говоришь это мне? — наконец озвучивает он совсем не то, что хотел бы,
но лучшее при данном раскладе.

— Потому что ты его держишь.

Сонхун смотрит на неё и хочет оторвать голову. Как жаль, что женщин бить нельзя.
Рука Джеюна всё ещё покоится на его пояснице.

— Ничем не могу тебе помочь, — цедит Сонхун сквозь зубы. — Скажи это Сону, если
хочешь. Извини, но мы с другом тут разговариваем, так что…

Девушка стреляет в него глазами, но уходит. Сердце снова бьётся в горле. А кровь в
венах ещё никогда не была настолько горячей. В плохом смысле.

— Тихо, тихо… — рядом посмеивается Джеюн, и это бесит ещё больше. — Зато смотри,
можешь отдать Сону в хорошие руки.

— Ага, щас, — огрызается Сонхун, нахмурившись. — Зачем она вообще пришла ко мне?
Как же это бесит, почему люди вообще считают, что могут лезть в чужую жизнь… Не
видно, что Сону пока занят, или что? Пусть найдёт себе другой вариант.

— Ну… Сону милый, добрый, внимательный… — перечисляет Джеюн. — Мне продолжать? — и
снова противно хихикает, как только Сонхун начинает судорожно хлебать кофе,
игнорируя вопрос. — Как видишь, тебе лучше поторопиться. Кто знает, будет ли Сону
ждать тебя всё то время, которое ты планируешь еб*ть мозги самому себе.

Сонхун отмахивается. На их языке жестов это означает: «Заткнись и отстань». Джеюн

последний раз хлопает его по спине и убирает руку.

— Поступай как знаешь, — хмыкает друг. — В конце концов, не мне же потом с Сону
встречаться. Но я скажу тебе одно. Ты веришь в любовь с первого взгляда?

— Нет.

— А я — да. Помнишь, когда вы впервые встретились в клубе? Если бы я не знал, что у
тебя уже есть метка, я бы решил, что это тот самый момент. Ты просто не видел своё
лицо со стороны. А я его видел. И когда потом вы танцевали, я тоже наблюдал за
тобой. То, как ты смотришь на Сону, невозможно описать.

Сонхун помнит. Помнит это так ярко. До таких мелких деталей, что можно свихнуться,
если описывать каждую. Он помнит, как мерцающие огоньки соскальзывали Сону на
ресницы, как верхний ряд аккуратных зубов закусывал пухлую губу. Помнит растерянный
взгляд лисьих глаз, в которых можно было сосчитать тысячи звёзд, но он так и не
смог, раз за разом сбиваясь в самом начале.

— Я был пьяный.

— И счастливый. Мои родители никогда не смотрели так друг на друга, сколько я их
знаю, кстати. Признайся уже самому себе, что говоришь одно, делаешь другое, а
чувствуешь третье, Сонхун. Это не сложно.

Самое сложное дальше. Потому что мечта — это одно, жить с этой мечтой — другое,
воплощать её в жизнь — третье.

— А что потом? — не то чтобы Сонхун рассчитывает на какой-то адекватный совет, но
всё же не теряет надежды. Но Джеюн не Чонвон, поэтому советы у него предельно
простые. Решающие проблему локально, а не глобально.

— Позови его на свидание, — друг пожимает плечами, словно всё вот так легко и
просто. — Пойдешь сегодня со мной в зал? Там будет Сону, обычно у него тренировки в
семь. Пригласи его после куда-нибудь.

Но Сонхун так не может. Это слишком в лоб. После того как они с Сону дышали друг
другу рот в рот, у него вообще не укладывается в голове, что он сможет подойти к
нему и сказать что-то вроде: «Не хочешь сходить со мной на свидание? Мы подержимся
за ручки, и вот это всё». Куда люди вообще ходят на свидания и как, кстати? В
голове ни одной подходящей мысли. Так что он пасует.

— Сегодня не смогу. У меня тренировка.

— Пак Сонхун, — по тону Джеюна понятно, что он догадался, что к чему. — Только не
говори мне, что тебе припекло на каток… Бл*ть, какое же ты ссыкло.

Вечером Сонхун снова на льду. Для очищения кармы. Типа он не отмазывался, а ему
правда очень надо! Тренер разрешает помогать детям кататься по кругу. И всё хорошо,
только взгляд то и дело ищет красные цифры электронных часов, что высвечиваются на
дальней стене.

Замотавшись, Сонхун снова ложится у края катка, хоть тренер и ворчит, что так можно
застудить лёгкие, но сейчас это не особо важно. Холод отрезвляет. Остужает пожар
неразборчивых чувств в душе.
Этот день кажется каким-то бесконечным. Сонхун думает о том, что сказал ему друг. О
том, что ему совсем нечего терять, даже если сигануть без страховки, без парашюта,
без инструктора, без всего. Даже если прыгать сразу насмерть. Когда веришь, что не
разобьёшься, то не должно быть страшно. Правда, так делают только мазохисты и
суицидники, но какая разница? Разницы нет.

Сонхун помнит, как пил текилу. Она нравится ему больше, чем виски, потому что лайм
оставляет освежающее послевкусие. Нет, конечно, после виски тоже можно съесть лайм,
и после соджу, но после текилы — самое то. А потом незнакомый голос вырвал его из
пустоты. Сонхун никогда прежде не слышал настолько эстетичный голос. Он помнит, как
тело затрясло, стоило поднять взгляд. Той самой мелкой навязчивой дрожью, от
которой быстро не избавиться. Когда он впервые увидел Сону, то подумал, что это
галлюцинация. Потому что люди не могут быть настолько красивыми по определению. А
их глаза не могут так гипнотизировать. Сонхуна спасла только текила, что горчила на
языке.

Он помнит, как Сону сел настолько близко, что бросило в жар. Сонхун много раз сидел
вплотную с множеством знакомых и незнакомых людей. Если собрать их всех вместе и
запихнуть в вагон поезда, то не все влезут. У него даже Джеюн и Чонвон пару раз
сидели на коленках при необходимости, и он не жаловался. Да, он не любит, когда
люди близко, но у него нет фобии, никогда его тело так сильно не ломало. Но когда
рядом сидел Сону, было настолько плохо и хорошо одновременно... Это напугало
Сонхуна ещё больше.

Он помнит, как Сону прикоснулся к его блёклой метке на левом предплечье, помнит
контур парящей птички на запястье, помнит звон колокольчиков в ушах.

И помнит пальцы Сону у него в волосах. И как он боялся, что откинется прямо у Сону
на коленях. И дышал через раз.

Тайфун затянул его в самую сердцевину воронки, выпотрошив все мысли, эмоции,
ощущения на кончиках пальцев. Все моральные устои, броню и страхи. Позволил мечте
Сонхуна взмыть в самое небо. И имя этого тайфуна вы тоже знаете. Три слога. Восемь
букв. [1]

Испытав всю эту дисперсию чувств, сможет ли он вернуться обратно? Сможет забыть её?
Это вообще реально? Кто-то в здравом уме способен выбрать жизнь без неё?

Сонхун не верит в любовь. Тем более в любовь с первого взгляда. Сложно верить в то,
чего не понимаешь. Сонхун верит в химию, в физику и в связь тонкого тела, то есть
души. Но ничто из этого не может объяснить появление Ким Сону в его жизни, который
расчертил его небосвод ослепляющей кометой. Он ведь не мог пересечь линию жизни
Сонхуна случайно. Ведь любая случайность на самом деле не случайна. У всего есть
причина. Вот, во что верит Сонхун.

Какая связь может быть сильнее связи родственных душ? Сонхун знает: такая есть. Она
уходит корнями глубоко-глубоко к истокам мироздания. Это слово обманчиво похоже на
слово «судьба». Но это не судьба, это хуже. Это глубже. Это крепче. Это сильнее
всего, что только можно себе представить. Связь сквозь перерождение. Кармические
узы.

Может быть, они с Сону были предназначены друг другу в прошлой жизни, но за какие-
то грехи Вселенная решила их наказать и разлучила в новом витке истории. Но они всё
ещё связаны. Больше не так, как родственные души, без меток, но связаны. Потому что
сильнее судьбы может быть только одно. Причинно-следственная связь всех событий,
всех решений, всех поступков, что они совершили в этой жизни, в прошлой, и во всех
предыдущих. Инён. [2]

Их встреча с Сону была предопределена. И, может быть, если Сонхун не сдастся, не

откажется от этой кармической связи, Вселенная опять сделает их родственными душами
в следующей жизни. Но побороться за будущую метку придётся в этой.

И даже если это просто фантазия. Разве кто-то может запретить Сонхуну мечтать?

Он подскакивает и, чуть не грохнувшись обратно на лёд, смотрит на часы. Времени

впритык. Он точно не успеет, даже если будет бежать со всех ног. Пять станций метро
с одной пересадкой на линию, где поезда ходят так часто (нет), что можно реально
уснуть, пока ждёшь. Но Сонхун всё равно срывается.

Он врезается в людей в метро, сбивает их с ног и даже не извиняется. Про себя

материт поезд, который тащится слишком медленно. После пересадки сразу же
выскакивает на улицу, потому что иначе есть риск умереть в муках ожидания, и
бросается бегом по улице. Он бежит две станции метро. Первый день июня такой
жаркий. Асфальт буквально горит под ногами, испуская пар на исходе дня. Сонхун
чувствует, что сейчас задохнётся и рухнет без сил, потому что хоть он и спортсмен,
но не спринтер и не марафонец. Пот заливает лицо, струится по вискам, шее и дальше,
под ворот футболки. Всё это время коньки в рюкзаке больно долбят Сонхуна по спине.

Он вылетает на нужную улицу, дышать так больно, что он почти задыхается. И если
Сону уже ушёл, Сонхун планирует лечь прямо на дорогу и лежать так несколько суток.
Но впереди мелькает знакомая фигура.

У Сонхуна есть доля секунды на то, чтобы удержать себя в прошлом, сбежать обратно,
спастись, пока не поздно. Но вместо этого он кричит из последних сил:

— Эй! Ким Сону!

Когда Сону оборачивается, и Сонхун видит его лицо, страха больше нет. Он,
замедляясь, подбегает ближе и, слава Богу, останавливается. Ноги держат с трудом,
он пытается дышать, но не может, потому что лёгкие горят и вот-вот пеплом вывалятся
наружу.

Сонхун жестом просит Сону дать ему перевести дух, упирается руками в колени,
судорожно вдыхая и выдыхая воздух и пытаясь откашляться. Наконец выпрямившись, он
смотрит на Сону, который растерянно кусает нижнюю губу в ожидании. У того
раскрасневшиеся щёки после тренировки и немного мокрые кончики светлых волос,
потому что Сону, скорее всего, пытался не намочить голову, когда принимал душ. Но
он всё равно такой красивый, что можно реально сдохнуть от остановки сердца. Сонхун
в него по самые уши.

— Хён?.. Ты в порядке? Что случилось?

— Там снова вырубило все фонари, — хрипло и сбивчиво врёт Сонхун, борясь со
скрежетом в горле. — Я подумал, что будет лучше проводить тебя…

— Правда? — спрашивает Сону так доверчиво. А в лисьих глазах — все ответы, которые
Сонхун так долго искал.

— Нет, — он тут же сознаётся. — Нет, не правда, — и говорит именно то, что ему так
сильно нужно наконец произнести вслух: — Я просто хотел тебя увидеть.

То, как Сону смотрит на него в ответ, не описать словами, не изобразить красками,
не передать через фотоплёнку. Ничем и никак. И Сонхун хочет, чтобы Сону смотрел на
него всегда именно так. Его сердце прямо доки-доки, как в самом романтичном, самом
ванильном аниме.

— Пойдём? — хрипит он, снова закашлявшись. Сону кивает и улыбается.

Сонхун хочет сказать много-много. Теперь он точно знает, что скажет. Может быть,
чуть позже. Он больше не будет ничего отрицать и убегать. И если это любовь, то
пусть. Если ошибка, то пусть. Всё, что важно прямо сейчас — лисья лапка в его руке.

Комментарий к Глава 6. О тусклых фонарях и безлюдных улицах

[1] в корейском написании в имени Ким Сону 8 букв.
[2] минутка познавательного корейского: в корейском языке есть слово «унмён» (운명)
— судьба, есть «инён» (인연) — связь между людьми, цепочка причинно-следственных
связей и кармических эффектов. Вы можете сказать: «Их свела судьба», используя два
этих слова, но в случае слова «инён» будет смысл того, что между ними была связь,
которая их свела сквозь время и жизни. Это было предопределено. Все их встречи в
прошлых жизнях, все поступки, которые они совершили в этой жизни и прошлых, — всё
это вновь привело их друг к другу.

========== Глава 7. О сладких мелочах ==========

«My head lies to my heart

And my heart, it still believes
It seems the ones who love us are the ones
That we deceive.
But you're changing everything,
You're changing everything in me.»

The Goo Goo Dolls — Without You Here

В кафе все, кроме Сону. Потому что Сонхун попросил банду собраться пораньше.

Вообще-то, на повестке дня операция «Свидание», но последние двадцать минут он

трубочкой мешает лёд в стакане с Айс Американо и молчит.

— Хён, так почему ты попросил нас прийти за час до Сону-хёна? — наконец спрашивает
Чонвон, спасая ситуацию. — У нас какие-то секреты от него или что?

— Почему у нас вдруг какие-то секреты от Сону? — удивляется Чонсон и смотрит на

Сонхуна.

— Ну, логично, раз его здесь нет, — разводит руками мелкий, и остальные кивают. —
Чонсони-хён, все догадались, кроме тебя.

— Предположим! — с излишним напором начинает Сонхун, прежде чем эти двое успеют
поцапаться. — Просто предположим, если бы кто-то из вас собирался на свидание, ну…
Чисто гипотетически!.. В общем, куда бы вы пошли? Какое самое подходящее место?.. —
он поднимает взгляд и смотрит на своих друзей: у Чонсона отпала челюсть, Хисын
сидит, чуть прикусив костяшки, видимо, чтобы не заорать, Чонвон тоже пялится на
него с широко открытым ртом, прикрывая его ладошкой (он всегда так делает, когда
пытается не верещать), а Джеюн тупо лыбится. По их реакции Сонхун понимает, что они
его раскусили. Его щёки вспыхивают, и он смущённо выпаливает: — Мне для друга! Он
спросил, но… я особо не шарю, так что…

Первым реагирует Чонвон, чуть наклоняется через стол и смотрит хитро-хитро. А на

щеках снова эти очаровательные ангельские ямочки.

— Передай своему другу, хён, что он такой же тупой, как угол в сто двадцать
градусов, — говорит мелкий, а Сонхун сейчас правда сгорит от стыда. — И если твой
друг очень хочет позвать Сону-хёна на свидание, то пусть ведёт его в кино. Самый
безопасный вариант на первый раз.

Сонхун кивает, потому что все слова застряли в горле, и, обхватив губами трубочку,
торопливо пьёт кофе. Ему настолько неловко, что он готов провалиться под землю. А
вот его друзьям говорить о таком заходит на ура.

— Бери сразу билеты на последний ряд, — добавляет Джеюн, и гадёныш улыбается, как
самая довольная на свете сваха. — Только хотя бы ради уважения к режиссёру за его
труд не соситесь весь сеанс.

Сонхун точно вычеркнет его из списка друзей.

— Тогда не проще ли сразу пойти в караоке? — подхватывает хён. — Там кабинки

отдельные.

Все, кроме Чонвона, смотрят на него со смесью недоверия, удивления и смутного

понимания во взгляде.

— Что? — Хисын изумляется их реакции, а мелкий ржёт. — Типа вы не знаете зачем люди
ходят в караоке? Ну, кроме того чтобы спеть пару песен?

— Я больше никогда не пойду с вами в караоке, хён, — давится Чонсон. И Сонхун

couldn't agree more.

На этом операция «Свидание» заканчивается, потому что приходит Сону. По рожам

друзей Сонхуна легко догадаться, что что-то не так (вы же помните, что они
придурки?), но Сону ничего не говорит, только как-то неловко улыбается и садится
рядом. Сонхун смотрит на хёна и Джеюна, взглядом предупреждая их, чтобы не
сболтнули ничего лишнего, а Чонсона даже пинает под столом, потому что иначе до
этого дебила не дойдёт. Мелкий же незаметно подмигивает и отвлекает Сону разговором
о новой дораме, которую начали выпускать совсем недавно на tvN. Сонхун чувствует,
что спасён.

Он собирается позвать Сону на свидание, но не при друзьях, и не знает, как выбрать

подходящий момент, потому что у них обоих начались экзамены, из-за которых Сону
очень переживает. Поэтому два дня подряд Сонхун полностью факапит, каждый раз,
когда они наедине.

— Просто скажи: «Сону, если ты сегодня свободен, пойдём вечером на свидание», и это
сработает, — советует Джеюн. — Я сто раз видел, как Чонсон так делал.

— У Сону экзамены, ему надо учиться, — бубнит Сонхун.

— О боже, ему надо учиться, я буду ему мешать! Ему надо ходить в школу и не
отвлекаться! — театрально стонет друг, снова передразнивая Хисына. — Серьёзно,
пацаны, вы такие сложные. Вон, кстати, смотри: там Сону! — и указывает пальцем.

Логично, ведь они на факультете дошкольного образования. У Сонхуна тут пары по

детской психологии, а у Джеюна сейчас свободное время для самоподготовки, поэтому
ему всё равно, где шляться. Сону стоит в окружении одногруппников и что-то с ними
обсуждает, прижимая к груди толстую тетрадь с конспектами.

— Там много людей…

— Сейчас или никогда, Пак Сонхун. Иди! Он же не отошьёт тебя!

— А вдруг…

— Иди! — грозно повторяет Джеюн. — Или я сейчас укушу тебя за жопу.

Сейчас. Да, Сонхун может сделать это прямо сейчас! Он в последний раз смотрит на
друга с мольбой, но тот решительно кивает и подталкивает в плечо. Сонхун вообще не
понимает, почему следует указаниям Джеюна. Но его сердце в огне.
Он подходит к Сону со спины. Остальные ребята стихают и чуть расступаются, заметив
его, но лисёнок всё ещё что-то весело мявкает на своём лисьем. Сонхун не особо
вслушивается, он прислоняется плечом к стене прямо у Сону за спиной и смотрит на
светлую макушку. А затем тихонько дует ему прямо в затылок и усмехается, когда Сону
почти подскакивает на месте и оборачивается.

— Ащ! Ты напугал меня! — и хлопает лисьей лапкой его по плечу.

— Привет, — негромко говорит Сонхун, рассматривая шоколадные глаза, чуть сведённые

брови, румянец на сладких щеках, маленькие родинки, мешочки под нижним веком и
каждую-каждую мелочь, словно не видел их прежде. А у самого сердце ёкает так
смачно, и немного тянет под языком. — Что у тебя?

Сону как-то странно поглядывает на своих одногруппников и смущается. И Сонхун

понимает, почему — они впервые так открыто говорят перед другими людьми (не считая
придурошных друзей Сонхуна), и это привлекает внимание. Он даже слышит, как кто-то
негромко перешёптывается и спрашивает у других: «Они встречаются или нет?» Но
Сонхуну вдруг резко становится всё равно. Не то чтобы это волновало его и раньше,
но сейчас пофиг вдвойне.

— Мы защищаем наши первые экзаменационные проекты… — щебечет Сону и стреляет

глазами из-под чёлки.

— А потом? — спрашивает Сонхун, и это почти в лоб. Краем глаза он замечает, как
Джеюн в стороне показывает ему жестом: «Всё окей» и одобрительно кивает.

Лисьи глаза чуть расширяются от удивления и начинают метаться, внимательно

всматриваясь в лицо Сонхуна.

— Потом?

«А потом хочешь пойти со мной на свидание?»

Сонхун делает вдох, прежде чем наконец сказать это, но… Распахивается ближайшая
дверь.

— Следующий — Ким Сону-щи!

Титаник врезается в айсберг. Сонхун закусывает щёку изнутри и сдерживает себя,

чтобы не застонать от разочарования. Сону растеряно хлопает глазами и, обернувшись
к преподавателю, поднимает руку, давая понять, что он здесь.

Сонхун легко и быстро треплет светлые волосы на макушке.

— Удачи. Увидимся позже.

Ещё пара мгновений, и за Сону закрывается дверь. Вселенная только что подставила
Сонхуну подножку, и он ненавидит её. Джеюн лишь похлопывает его по плечу и
предлагает перекусить, потому что знает, что Сонхун бывает злым, когда голоден.
Особенно после учёбы. Но идея так себе и бесит ещё больше, потому что Сонхун хотел
бы перекусить с Сону, а не вот это всё.

— Ты такой невезучий, конечно, просто капец, — шутит Джеюн, и ему тут же прилетает
пинок под зад.

Сонхун провожает друга до выхода из корпуса и задумывается: сдаться на сегодня или

испытать судьбу ещё разок? И вдруг чувствует прилив бешеной решительности.
— Иди без меня, — ноги вдруг замирают. И он железно знает, что ему нужно вернуться,
или он действительно не сделает этого никогда. — Я дождусь Сону.

Судя по взгляду друга, тот радуется, что у Сонхуна наконец появились яйца. Джеюн
показывает ему два больших пальца и подталкивает в спину, мол, давай шлёпай, я
дальше сам. А у Сонхуна внутри новый виток на американских горках.

Он возвращается в коридор на нужный этаж. Ребят у двери стало на несколько человек

меньше. Сонхун ищет глазами Сону и замечает у дальнего окна. Тот стоит, держа
телефон у лисьего ушка и что-то сбивчиво тараторит человеку на другом конце.

— Всё было так быстро… Вечером увидимся, и я расскажу всё в подробностях, но… Я
даже подумал, что потеряю сознание, но потом меня похвалили и...

Сонхун подходит ближе и кашляет, чтобы привлечь к себе внимание.

— Ким Сону. Можно тебя на два слова?

В этот раз он не сдастся. Не уйдёт так легко. Сону снова вздрагивает от его
внезапного появления и надувает губы, но в его глазах плещутся лучи солнца. И
Сонхун уверен, что это не блики от стекла, а самое настоящее солнце.

— Сонхуни-хён... Ой, Рики, подожди, пожалуйста, пару минут, тут Сонхуни-хён, —

говорит Сону в телефон и прикрывает микрофон снизу ладошкой. — Да, хён? Почему ты
вернулся?

— Ты свободен сегодня? — Сонхун решает дать себе две попытки. Не стрелять сразу в
десяточку, а хотя бы попасть в мишень.

Сону смотрит на него своими выразительными лисьими глазами. Совсем бесхитростными и

такими наивными. И на секунду Сонхуну становится интересно, трепещет ли лисье
сердце точно так же, как и его. Прямо в этот самый момент.

— А… Я должен встретиться с…

«Сону-хён, говори: "Да"!» — доносится голос из динамика, и Сонхун мысленно обещает,

что в следующий раз при встрече купит Рики любую еду, которую тот захочет. Ну
почему Сону совсем не догадливый, когда нужно?

— Хочешь пойти со мной в кино? — вот и вторая попытка. Теперь на поражение. — На

свидание.

Сонхун не верит, что сказал это вслух. Как и не верит, что сказал это Сону. Как и
не верит, что это не сон, что это по-настоящему. И его буквально в который грёбаный
раз размазывает от яркого контраста. Два месяца назад Ким Сону вообще не было в его
жизни, а теперь Сонхун разве что не стоит перед ним на коленях. Хотя в целом может.
Он готов, если надо.

«Сону-хён, говори: "Да"! — снова доносится из динамика. — Всё, пока. Созвонимся

потом!» — и короткие гудки.

Ещё несколько мгновений они молчат. Сону словно даже и не моргает. И, кажется, тоже
не верит в то, что происходит. А затем он чуть недоверчиво прищуривает глаза.

— Что ты сказал, хён?

— Ты пытаешься заставить меня повторить это? — хмыкает Сонхун, чувствуя всем телом,
как его ловят на крючок. Всё-таки иногда Сону настоящая лиса. — Ладно. Пойдешь со
мной на свидание, Ким Сону?
— Сейчас?

— Сейчас.

Сону уже собирается, что-то сказать, но раздаётся мяуканье уведомления из

KakaoTalk. Сонхун проклинает свою карму. Но когда Сону смотрит на экран телефона, а
его губы растягиваются в улыбке, Сонхун думает, что, скорее всего, там написано
что-то типа: «Сону-хён, говори: "Да"!»

— Да.

Одного слова достаточно, чтобы улететь прямо в космос.

Лапка Сону снова в его руке. Только на этот раз Сонхун берёт её иначе, переплетая
пальцы. Люди вообще редко ходят за руки просто потому, что вдруг резко захотелось,
но он убеждён, что именно так ходят только пары. И внезапно чувствует себя таким
смелым!

— Кстати, когда тебя в следующий раз спросят встречаемся ли мы, можешь сказать:
«Да», я буду не против, — дразнит он, не скрывая усмешки. В стиле Пак Сонхуна. За
флирт в трезвом состоянии теперь точно придется пить.

Сону вдруг резко останавливается и дёргает его за руку.

— Ты предлагаешь мне встречаться? — спрашивает он немного ошеломлённо.

— Я лишь сказал, что буду не против, — смеётся Сонхун и высовывает кончик языка,
отчего Сону супится. А в лисьих глазах калейдоскоп эмоций. От счастья до досады.

— Тогда я тоже не против, но если ты предложишь нормально.

Счёт либо 3:3, либо 4:4. Сонхун уже сбился.

— Так ты хочешь или нет? — не сдаётся он и, приподняв брови, смотрит немного с

вызовом.

Сону выдерживает мучительную паузу и облизывает левый уголок губ. Сонхун знает, что
это специально, чтобы испытать его терпение. И с каждой миллисекундой он всё ближе
к тому, чтобы выпалить: «Пожалуйста, умоляю, встречайся со мной!» Но когда он уже
готов это сказать, Сону по-лисьи улыбается.

— Хочу, — и продолжает, прибивая гвоздями: — Тогда теперь мы встречаемся.

Счёт 5:5. Сонхун уверен, что даже в истории Лиги Чемпионов ещё ни разу не было
такой красивой ничьей. Он собирается приставать к Сону весь сеанс, и ему плевать на
работу режиссёра и всего актёрского состава. Как и на людей, которые постоянно
будут на них оглядываться и шикать.

В следующий раз они встречаются с друзьями в бургерной в пятницу вечером, и Сонхун

закидывает руку Сону за плечи на спинку дивана. И теперь он наконец понимает,
почему Хисын всегда так делает, когда сидит рядом с мелким. Потому что ощущать
пальцами дальнее плечо Сону и при этом чувствовать его тело прямо под боком — это
так хорошо. Он рисует на предплечье Сону ласковые узоры, словно по нежнейшему
холсту, а иногда чуть сжимает плечо всей ладонью и притягивает Сону ещё ближе, к
себе под бок. Вроде бы мелочь, но это, бл*ть, так классно, что Сонхун морально
близок к эстетическому оргазму. Когда друзья спрашивают, встречаются ли они с Сону,
Сонхун отвечает кратко: «Да». Чонвон так громко орёт, что на них оборачиваются
почти все посетители, даже официант подходит уточнить, всё ли в порядке. Хисыну
приходится извиняться за всё это безобразие, Джеюн отдаёт мелкому десять тысяч вон,
а Чонсон сползает под стол, изображая обморок. В общем, друзья Пак Сонхуна
придурошные до жути, но он их любит. Время от времени. Особенно за то, что они
познакомили его с Сону.

Теперь вся его жизнь пронизана тонкими, доводящими до эйфории сладкими мелочами.
Утром они с Сону пьют кофе недалеко от универа, прежде чем разбежаться по своим
делам, и обязательно целуются перед этим не меньше минуты. Сонхун, конечно, не
засекал, но он уверен, что настолько хватает его дыхания, прямо если почти не
отрываться. Он как раз в прошлом году сдавал нормативы по плаванью.

Сейчас, когда лекции закончились и остались только практические занятия и экзамены,

они почти не встречаются в коридорах между занятиями, но если так случается, то
обязательно обнимаются. Пусть жарко, и телу не очень приятно физически, но это
последнее, о чём Сонхун думает. Рука сама находит своё уже законное место на талии
Сону, а губы прижимаются к лисьему ушку. Когда они занимаются в библиотеке, то
садятся друг напротив друга, потому что Сонхун знает, что иначе не отлипнет и точно
никак не сможет сосредоточиться на конспектах, но он всё равно почти всегда ловит
ногу Сону под столом, зажав его ступню своими. И достаёт для Сону учебники с
верхних полок за отдельную плату.

Сону печёт для него печенье на выходных, а Сонхун покупает для Сону мороженое со
вкусом мятного шоколада, чтобы хоть как-то понизить градус июньского зноя. Они
ходят длинным путём до общежития, даже если везде горит свет. Вместе пьют вишнёвую
колу и слушают песни через одну пару AirPods в метро, обнимаясь у двери.

Каждая подобная сладкая мелочь пронизывает существование настолько сокровенным

смыслом, что Сонхун не понимает, как раньше жил. Эти чувства пустили корни
настолько глубоко, меняя не только его жизнь, но и его самого так, что пути назад
нет. Он уже не сможет иначе.

И, кстати, если вам интересно, идут ли Сонхун и Сону в караоке — да. Поют ли они
там хоть одну песню? Да. Одну.

Теперь Сонхуна даже не надо звать в спортзал, он сам приходит туда в то же время,
что и Сону, разумеется. Уроки по самообороне до сих пор не вызывают у него доверия,
но он ничего не говорит. Пока Сону в наколенниках и налокотниках, его почти всё
устраивает.

Он старается не отвлекаться, и, можно сказать, он на пути к успеху, но ровно до

того момента, как Сону ложится на коврик рядом и смотрит на него снизу вверх, пока
Сонхун отжимается, а затем подползает ещё ближе. И Сонхун сразу понимает, что
должен сделать, наклоняясь и прижимаясь губами к его лицу после каждого отжимания.
Первый раз — в нос, второй — в висок, третий — в щёку, четвертый…

Сону негромко довольно хихикает и жмурит лисьи глаза. А Джеюн бросает на них
немного осуждающие, но понимающие взгляды. Как и остальные посетители зала. Как и
тренер Сону. В какой-то момент друг даже пытается жестами показать, что так себя
вести, вообще, не очень прилично в общественном месте, у всех на виду, но Сонхун
одними губами отвечает: «Мне пох*й». И это действительно так.

Как-то Чонсон предлагает собраться втроём, потому что ему очень надо поныть. Сонхун
решает, что это неплохая возможность хоть немного отвлечься от предстоящих
экзаменов и выпить. Они встречаются в небольшой забегаловке, где пьют соджу, едят
кимпаб и большую порцию тансуюка, а Чонсон жалуется, что на вчерашнем свидании
девушка отдубасила его сумкой за то, что он якобы её лапал. Втроём они потому, что
если будет хён, будет и мелкий, а значит, будет и круг унижений над избитым
страдальцем; ну, а если будет Сону, вы сами понимаете, разговаривать с Сонхуном
будет бесполезно. Именно поэтому их трое.
— Ну, так что? У вас уже было что-то с Сону? — в какой-то момент резко меняет тему
Чонсон, видимо, решив завязать со своим нытьём на сегодня, а Сонхун давится
кимпабом и надеется, что вопрос не о том, о чём он подумал.

— Было что? — неуверенно спрашивает он, пытаясь откашляться, потому что еда попала
не в то горло.

— Господи, Чонсон, они встречаются только две недели, — смеётся Джеюн с набитым
ртом.

— Две недели и два дня, — педантично поправляет его Сонхун, и ему прилетает рукой
по плечу.

Друг ехидно щурит глаза, проглатывая еду, и ёрничает:

— Ой, посмотрите на него! Он ещё и дни считает. А в часах и минутах не уточнишь?

— И что? — Чонсон отправляет в рот два куска свинины и дольку груши, и тыкает в
Джеюна палочками. — Кто-то переходит к этому уже после первого свидания. Я не про
себя, если что! Я чист! И вообще, я за их брачными танцами наблюдаю уже почти два
месяца, могли бы сломать систему и переспать до первого свидания.

Было бы неплохо, если бы Чонсон подавился, ну, или хотя бы просто заткнулся. Ради
его же будущего здоровья. В следующее мгновение друзья переглядываются и Сонхуну
это не нравится. Обычно это значит, что у этих придурков на уме очередная тупость.
Ну, и, как вы знаете, часто (то есть всегда) это не заканчивается ничем хорошим, и
вообще доводит Сонхуна до белого каления.

— Ну что, ставки? — усмехается Джеюн своей широкой щенячьей улыбкой. И теперь это
уже не может нравиться совершенно обоснованно.

— Какие ставки? — настороженно спрашивает Сонхун, потому что в его памяти шевелятся
какие-то отголоски прошлых воспоминаний, словно у него дежавю.

— Кто из вас кого первым уложит на лопатки, — а Джеюн выглядит таким довольным,
словно почти выиграл в лотерею или сорвал куш в казино, он-то уж точно может. — Мы
в прошлый раз на хёна и Чонвона тоже ставили.

— Б*я-я-я, — стонет Чонсон и запихивает в рот ещё больше еды, — и я проиграл. Это
была такая подстава.

— Ты поставил на хёна? — удивляется Сонхун. Никто в здравом уме бы никогда не

поставил на Хисына. Честное слово. Потому что змей-искуситель в этой парочке только
один. Змей-искуситель-школьник.

— Дурак потому что, — гогочет Джеюн, громко чавкая, и вливает в себя рюмку соджу. —
Было очевидно, что Чонвон его уломает.

Проигравший хмурится и забирает последний кусок кимпаба прямо у Джеюна из тарелки,

как обиженный на правду ребёнок. Ещё и оправдывается, потому что не умеет
проигрывать:

— Ну, блин, Хисын-хён постоянно так громко страдал об этом, я уж было думал, что он
наконец наберётся мужества и съест вишенку со своего торта.

Еда второй раз застревает у Сонхуна в горле, и он снова кашляет, чтобы не

подавиться. Хорошо, что здесь нет Чонвона, потому что он бы точно отпи*дил их всех
за «вишенку». Не иначе. Причём всех сразу и без разбора. И не важно, кто это
ляпнул.

— На самом деле, он просто тоже ссыкло, — хмыкает Джеюн, но такой смелый на слова
он, только когда хёна и мелкого нет рядом.

— Ну, его можно понять, — вздыхает Сонхун, запивая ком в горле соджу, прежде чем
умрёт от удушья прямо за едой. — Если что, с двух кулаков прилетит.

И это правда, потому что в семье Чонвона два отца. Причем с очень сильно развитым
чувством опеки. Так что Хисына правда можно понять — любое неверное решение может
плохо для него закончиться. По крайней мере, до тех пор пока мелкий не станет
совершеннолетним. Ну, либо до конца жизни. Тут уже всё зависит от кармы.

— Ну, так что? Поставишь на Сонхуна или на Сону? — не унимается Джеюн. — Даю тебе
выбрать.

И Сонхун на полном серьёзе пинает того ногой, повезло, что они у него длинные.

— Не смейте спорить на меня, козлы.

Чонсон с задумчивым видом прожёвывает мясо и постукивает палочками по столу.

— На Сону, конечно, что тут выбирать. Он умеет идти к цели.

— То есть в меня ты не веришь?

— Конечно, нет. Шим Джеюн-щи, принимаете вызов?

Второй предатель сканирует Сонхуна таким взглядом, словно собирается спорить не на

десять тысяч вон, как обычно, а как минимум на миллион.

— Окей, по рукам. Я поставлю на Сонхуна.

Это невыносимо, но Сонхун как-то выносит это уже почти десять лет. Из чего вы
можете сделать вывод, что терпения у него — неразгруженные вагоны, а вот нервы уже
сильно потрёпаны.

— Просто чтобы вы знали, я вас обоих ненавижу.

Как и ожидалось: они только что оценили его девственность в десять тысяч грёбаных
корейских вон [1]. Чего ещё ждать от жизни, когда ваши друзья те ещё твари?

Экран его телефона загорается на столе, высвечивая оповещение, и Сонхун, заметив

сердечко рядом с именем контакта, тянет к гаджету руку. Но её атакуют измазанными в
соусе палочками.

— Первое правило наших встреч — никаких телефонов, — строго говорит Чонсон. И

целится снова, стоит Сонхуну потянуться вперёд ещё раз.

— Но это Сону!

Чонсон остаётся непоколебим.

— Хоть президент. Не трогай телефон.

Сонхун хочет возразить, что президент — это менее важно. А Джеюн же, предатель,
снова начинает гоготать, но затем сам берёт его телефон, потому что тот лежит к
нему чуть ближе и передаёт владельцу под возмущённым взглядом Чонсона.
— Да ладно тебе. Его же иначе сейчас разорвёт, будет хуже.

Сердце буквально тает в груди, когда Сонхун открывает диалог в Kakao и набирает
ответ. Каждая мелочь, связывающая его с Сону, разливает внутри такое долгожданное
счастье. Даже то, как его друзья довольно хмыкают и дразнят смешными рожицами или
закатывают глаза, пока он пялится в телефон. Сонхун знает, что на самом деле они
очень рады, что их план удался. Он и сам рад и настолько благодарен, что готов
прощать друзьям всю их дурь ещё лет двести, с запасом. Потому что всё то, что он
видел в отношениях у хёна и так отчаянно мечтал заполучить себе, наконец стало
явью. И часть его до сих пор не верит в то, что это не сон. Какой роковой должна
стать одна единственная встреча, чтобы вот так перевернуть всю жизнь и раскрасить
её совсем другой гаммой цветов. Каждый штрих.

— Может, ещё поспорим? На то, как скоро Сонхун станет подкаблучником!

— А он разве не уже?

Впрочем, забудьте всё хорошее, что он только что подумал про своих друзей.

Комментарий к Глава 7. О сладких мелочах

[1] короче, примерно на 700 рубасов поспорили))))

можете сделать ставки в комментариях, если хотите! :D

========== Глава 8. О чёрном камушке ==========

"지금 내가 느끼는 이 감정은 (These feelings I’m feeling now)

도저히 말로 다 표현할 수 없어요 (I just can’t express with words)
So now on, I wanna show you
From now on, how much I love you"

청하 — From Now On

Сонхун знает, что у Сону скоро день рождения. И это равнозначно катастрофе. Он и
друзьям-то не может выбрать нормальные подарки, и, слава Богу, особо не приходится,
ведь идеи обычно генерируют Джеюн или Чонвон. Но на этот раз Сонхун один. И хоть
друзья пытаются что-то посоветовать, внутри он знает, что это только его война.

Тем временем часики тикают. Сонхун просыпается утром, голова гудит, а и он всё ещё
слышит страшный голос из ночного кошмара: «Осталось пять дней».

В субботу после тренировки он очень хочет увидеться с Сону, потому что за сутки уже
соскучился. Тот отвечает, что планировал встретиться с лучшим другом, но друг не
против, если Сонхун присоединится. Так Сонхун оказывается в кафе вместе с Сону и
Рики. Ему немного неловко, поэтому он сидит чуть дальше, чем обычно, и не
распускает руки, чтобы полапать Сону, каждые две минуты. Всё-таки его придурошные
друзья — это одно, весь остальной мир — другое, а друзья Сону — отдельная каста,
перед которой просто нельзя упасть в грязь лицом. Он не хочет, чтобы Рики посчитал
его озабоченным мудаком, поэтому держит руки при себе и лишь целомудренно чмокает
Сону в макушку, как только приходит. В общем, сегодня Сонхун сама невинность.

В какой-то момент он уходит в туалет, а когда уже моет руки, в зеркале замечает
подошедшего к нему Рики. Очевидно, для чего.

— Хён, у вас с Сону-хёном всё серьёзно?

Сонхуна так и подмывает спросить, мол, а что, если нет, тогда его задушат где-
нибудь в тёмном переулке по дороге домой или что? Но отвечает лишь:
— Да.

Рики всё ещё пристально смотрит на него через отражение.

— Это хорошо. Я не могу говорить за хёна о его чувствах, но ты должен понимать, что
для него всё очень серьёзно.

Сонхун закрывает кран и стряхивает капли с рук над раковиной.

— Для меня тоже, — отвечает он и, прерывая гляделки через зеркало, разворачивается

собеседнику. — Я ещё ни к кому и никогда не испытывал таких чувств. У меня нет цели
обидеть его или просто поиграть с ним.

Рики смотрит в упор ещё несколько мгновений, которые кажутся той самой вечностью
перед ожиданием приговора, и Сонхун вообще не понимает, почему какой-то там
школьник (который, кстати, выше него, но не суть) заставляет его чувствовать
нарастающий снежный ком внутри.

— Хорошо, — наконец произносит Рики и, отвернувшись к раковине, открывает кран.

Затем расстёгивает манжеты, закатывает рукава до локтей и мочит руки холодной
водой. Сонхун отлично понимает, почему: жара убийственная.

Он уже хочет уйти, но его взгляд цепляется за чёрный рисунок в изгибе локтя Рики.

— У тебя уже есть метка? — сначала спрашивает он и потом только думает, что надо бы
ударить себя по лбу за подобные вопросы. Или по губам.

— А? Да. Она у меня с раннего детства, — отвечает Рики, пожимая плечами.

Вау. Сонхун вдруг чувствует, насколько эта часть истории перекликается с его
собственной. Он тоже получил метку в почти бессознательном возрасте, только у него
она блёклая, а у Рики — чёрная. И это значит, что…

— Получается, что вы с родственной душой вместе с самого детства?

Рики хлопает себя холодными руками по лицу.

— Нет. Мы не вместе. Она живёт в Японии, а я с семьей — в Корее.

По краткому ответу Сонхун чувствует, что, скорее всего, лезет куда-то не туда,
поэтому просто кивает, не настаивая на продолжении разговора. Но Рики вздыхает и,
закрыв кран, тоже поворачивается к нему всем телом.

— Я мало кому об этом рассказываю, но раз уж ты теперь пара Сону-хёна, то… У меня
парная метка с моей кузиной, но наши семьи против кровосмешения, поэтому мы растём
в разных странах. На самом деле, я даже до недавнего времени не знал, как она
выглядит, мы были совсем маленькими, когда появилась связь. Но год назад я нашёл её
страничку в соцсетях и… Пока не знаю, могу ли ей написать или нет. В общем, эта
метка толком ничего не значит, мы даже ни разу не разговаривали. Ни вживую, ни
через интернет.

Грёбаная русская рулетка. Каждая десятая история в которой превращается в сюр.

Сонхун не понимает, почему в этой мистической Вселенной, где все люди связаны
тонкими линиями судьбы, существуют такие исходы. Насколько плохой должна быть
накопленная карма, чтобы так ломать людские жизни?

— Что собираешься делать?

— Не знаю. Как только закончу школу, хочу вернуться в Японию и встретиться с ней. А
дальше посмотрю по ситуации. Возможно, буду как-то жить.

— А Сону? — вопрос вырывается сам, и Сонхун вдруг чувствует себя уязвимым. Рики
бросает на него непонимающий взгляд, удивлённо моргая. — Сону… — Сонхун не уверен,
что должен спрашивать такое, но уже поздно. — Ты знаешь, кто был его родственной
душой?

Рики поджимает губы и чуть вздыхает.

— Да, я знаю. Но я никогда не встречал его родственную душу, только слышал.

На самом деле, это не то, что Сонхун хочет знать. Он вообще не хочет про это знать.
Зря он вообще спросил. Не стоило. Потому что теперь так неприятно скручивает
желудок внутри, как при изжоге. Отвратительное чувство. Сонхун ничего не хочет
знать о прошлом Сону. Прошлое должно оставаться в прошлом. А ещё он отлично помнит,
что метка Сону поблекла лишь четыре года, и это совсем не то, что хочется помнить.
Сонхун не может даже думать о человеке, которого Сону встретил до него.

— Хён, — и кажется, со стороны эти дикие эмоции, вылезающие наружу, сложно не

заметить. — Это не моя история, чтобы говорить о ней. Просто подожди, пока Сону-хён
сам не расскажет тебе обо всем. Я думаю, что ему нужно время, чтобы раскрыться.

Сонхун лишь кивает. На самом деле, он будет даже не против, если Сону так и не
расскажет. Он всё ещё не уверен, что ему нужно знать. Особенно сейчас, когда есть
более насущные проблемы.

— У Сону скоро день рождения… — и он перескакивает на другую тему. — Я бы хотел

сводить его куда-нибудь. Есть что-то, чего я точно не должен делать?

— Хм… Зависит от того, что ты планируешь. Никогда не води его в кино на страшные
фильмы. И на пугающие развлечения тоже, где темно, например. Ещё он боится высоты,
так что аттракционы не самый лучший вариант. Мы как-то были в Эверленде, и его
потом трясло до конца вечера. Ему нравится природа и спокойные места, где можно
расслабиться. А ещё животные и дети.

Сонхун чувствует себя легче. Возможно, он даже сможет придумать что-то подходящее.
И он очень благодарен Рики за доверие, возможно, тот даже неплохо вольётся в
компанию его друзей. Один умный школьник в ней уже есть, найдётся место и для
второго.

— Почему так долго? — спрашивает Сону, ковыряя пустую баночку из-под мятного
мороженого, когда они возвращаются.

— Просто Рики угрожал мне кровавой расправой, если с твоей головы упадёт хоть один
волос, — шутит Сонхун и наблюдает за тем, как меняются лица у обоих собеседников:
одно — на обескураженное, другое — на чуть строгое.

— Рики?!

— Что?! Хён, нет, этого не было! — теряется тот.

— Ну, не совсем так, но атмосфера была примерно такая, — признаётся Сонхун, за что
Сону хлопает его рукой по плечу. Сонхун ловит её и оставляет поцелуй прямо на
запястье.

Совет Рики наводит на нужные мысли о подарке. Поэтому следующий день Сонхун
пытается выбрать лучший вариант из всех, что придумал, и советуется с Чонвоном
(потому что, если помните, больше реально не с кем). А потом ещё целый вечер
носится сначала по Хондэ, потом по Тондэмуну, как угорелый, оставляя продавцов
сувенирных лавочек и магазинчиков украшений в полной растерянности, но подарок
находит.

На всякий случай Сонхун, конечно же, спрашивает, сможет ли Сону провести с ним весь
вечер, потому что вдруг у него есть планы увидеться с друзьями или семьёй, но Сону
соглашается. На его лице такая обворожительная и счастливая улыбка, что Сонхун не
удивится, если планы у Сону всё же были, но тот всё отменил.

День Х в пятницу, и это очень даже удобно, потому что везде не так много людей. Всё
идет по плану, маленький подарок лежит в кармане, но Сонхун всё равно проверяет его
каждые две минуты. Они приезжают в COEX Aquarium, и уже у самого входа сердце вдруг
замирает в груди.

— Я хотел отвести тебя в зоопарк, но на улице так жарко, что… В общем, я думаю,
здесь будет лучше, — почему-то оправдывается Сонхун, понимая, что рыбы не самые
контактные существа, но на улице действительно так душно, что легче сразу лечь в
гроб.

— Я так давно хотел сюда прийти, хён, как ты узнал? — глаза Сону пропадают в
полумесяцах, когда он улыбается.

Сонхун и сам никогда прежде не бывал в океанариумах, если только в далёком-далёком

детстве, потому что рыбы мало интересовали его, но место и в самом деле сказочное,
и даже на фотографиях в интернете оно завораживает. Приглушённый свет,
просачивающийся через толщи воды, создаёт магический полумрак, а проплывающие над
головой рыбы отбрасывают на пол скользящие тени.

Красиво. Но ещё красивее лицо Сону, когда тот прижимается к стеклу, разглядывая
разноцветные кораллы и мелькающих среди них маленьких рыбок. Теперь у него чуть
золотистые волосы, потому что Сону покрасился накануне своего дня рождения, решив
закрасить отросшие чёрные корни. На нём белая футболка, а поверх накинута
расстёгнутая голубая рубашка, на которой идеально отражаются переливы воды. Он
выглядит как ангел.

Сону кладёт ладошку на стекло, трогая прилипшего по другую сторону ската, и тихо
смеётся. Его смех заставляет сердце Сонхуна прыгать выше и выше. Они долго смотрят
на бассейн с белыми сомами, и сотрудники даже разрешают покормить этих проглотов,
отсыпав специальный корм. Сону очаровывает всех вокруг, особенно детей и их
родителей. Он даже поднимает чьего-то ребёнка на руки, чтобы тому было лучше видно
рыбок в бассейне, а другому помогает найти потерявшегося папу. И теперь Сонхун
понимает, что Сону правда подходит роль воспитателя: тому, как он умеет располагать
к себе детей, даже рыдающих, можно только позавидовать. У Сонхуна же с детьми
сплошные трудности.

В лабиринте с плавающими над ними маленькими акулами он чувствует, как Сону сжимает
его руку чуть крепче, поэтому, когда они наконец достигают огромного аквариума с
тигровой акулой, Сонхун обнимает пугливого лисёнка со спины, чтобы было не так
страшно.

— Красиво, да?

— Никогда не видел акул так близко, — тихо отвечает Сону, но расслабляется в его
руках.

— Не бойся, ничего не произойдёт. Это непробиваемое стекло, — Сонхун легко

поглаживает его по плечам и шутит: — Но если что… Зато умрём в один день. Не то
чтобы я это планировал, но получится романтично, как думаешь?
Сону вздрагивает и, откинув голову назад, бросает на него хмурый взгляд.

— Я не хочу умирать. Больше не шути так.

Сонхун целует лисье ушко, извиняясь, и уводит Сону подальше от скалящихся чудовищ.

В следующем зале, юркнув в воду, резвятся пингвины, и Сонхун понимает, что тот
самый момент, ради которого он привёл сюда Сону, всё ближе. Дети бегают вдоль
аквариума с черно-белыми птицами наперегонки и звонко смеются. Сону тоже улыбается.
Очевидно, что все любят пингвинов, потому что они милые, немного неловкие и
смешные. Но это лишь прицепившийся к ним образ, на самом деле Сонхун читал, что
они, как и люди, тоже проводят жизни в поисках своей единственной родственной души.

— Ты знаешь, что пингвины очень преданные? — спрашивает он, когда они стоят у
большого аквариума.

Сону поворачивает голову и бросает на него заинтересованный взгляд, и Сонхун

понимает, что должен как-то перебороть бушующее в душе волнение и продолжить свою
глубокую мысль.

— Пингвины, как и лебеди, выбирают себе пару на всю жизнь. Они вместе строят дом и
защищают своих детей. В мороз согревают яйца и даже голодают, чтобы отдать
пойманную рыбу своим птенцам.

Он проверяет маленький подарок в кармане. И его почти трясёт. Сонхун просто

надеется, что не выглядит со стороны как идиот, у которого начинается нервный
приступ. Но Сону смотрит на него так пристально и искреннее, что чуть легче дышать.

— Когда пингвины выбирают себе пару, они ищут для неё самый красивый камушек по
всему берегу и кладут его своей будущей паре на лапку в ожидании ответа.

За секунду до лисьи глаза такие чистые. Возможно, ещё не догадываются о том, что
сейчас произойдёт. И Сонхун понимает, что хочет смотреть в них до конца жизни.

— Протяни руку.

Во взгляде Сону что-то меняется, а пальцы чуть дрожат, когда тот выставляет ладонь
вперёд. Сонхуна и самого лихорадит, когда он кладёт на неё небольшой чёрный
камушек. Такой блестящий, элегантный, с изящным плавным изгибом. Сонхун долго
выбирал его в лавке полудрагоценных камней. Как самый настоящий упорный пингвин.

— Это обсидиан, — произносит он, потому что, если будет молчать, сгорит изнутри от
своих эмоций. — Будет защищать тебя от всего плохого.

Сону быстро-быстро моргает. Так, словно хочет отогнать прочь подступающие слёзы. И
сжимает ладонь, пробуя камень на ощупь, знакомясь с ним, пытаясь тактильно
почувствовать все его изгибы. Затем разжимает и вертит чёрный камушек в пальцах,
подносит к лицу, чтобы получше разглядеть. Всё это время Сонхун чувствует, что
сейчас рухнет на колени.

— И как долго ты его искал? — Сону улыбается, но уголки его губ заметно
подрагивают, разоблачая внутреннюю бурю.

Сонхун не сдерживает нервного смешка.

— Не скажу. Хочу, чтобы ты думал, будто очень-очень долго, — и чуть дразнит, чтобы
разрядить напряжение, а сам думает лишь о том, как бы не грохнуться в обморок.

Сону тоже смеётся, а его глаза, как драгоценные камни, бликуют всеми чувствами
души. Сонхун мечтает однажды научиться понимать их с полувзгляда. Пусть без меток.
Наугад. Пусть методом проб и ошибок. Он научится. Теперь он верит, что сможет. И
ему не страшно. Ну, почти.

— Так ты ассоциируешь себя с пингвином? — игриво спрашивает Сону, а его губы всё
ещё, всё ещё дрожат.

Сонхун усмехается и качает головой.

— Не знаю. Не совсем… Но я ассоциирую тебя со своей парой, — сознаётся он,

сдерживая внутренний ликующий вопль. — Ты хотел, чтобы я нормально предложил тебе
встречаться? Ну, как? Достаточно нормально? Тебе нужно дать ответ. Ты можешь
принять его либо выкинуть.

Чёрный камушек такой маленький, незатейливый. Но если бы кто-то знал, атрибутом

какой безграничной власти тот теперь является. Какой могущественной силой Сонхун
наделил его, вложив в ладошку Сону и поставив свою жизнь на кон. Ведь теперь одного
взгляда будет достаточно, чтобы подчинить Сонхуна полностью. Этому взгляду он не
посмеет перечить. Он будет боготворить лисьи глаза, возведя в абсолют. Будет бежать
на звук своего имени, находясь даже на грани смерти. Отдаст своё сердце, позволит
танцевать и на нём, и на своих костях. Будет рычать на чужих и будет ластиться к
любимым рукам, как верная псина у ног своего хозяина. Будет защищать до последнего
вдоха. Согревать своим теплом. Даже сгорит, если будет нужно. Всё, что ему
прикажут. Сонхун будет предан до последнего вдоха.

И судя по взгляду лисьих глаз, Сону всё это тоже предельно ясно. Он смотрит на
чёрный камушек ещё раз, прежде чем сжать в руке. А Сонхун слышит, как застегнулся
поводок у него на шее.

Руки Сону кольцом обвиваются вокруг груди, и в следующее мгновение он чуть

приподнимается на носочки, чтобы поцеловать Сонхуна в уголок губ. Сонхун наклоняет
голову и замирает, прижавшись к губам Сону в ответ. Скрепляя все слова и обещания
этой печатью.

Несколько минут они просто стоят, обнявшись. Это всё, что нужно, чтобы чувствовать
себя бесконечно счастливым. Просто быть рядом с Сону более чем достаточно. Дети
бегают рядом, и кто-то из них даже напевает свадебную песенку (вот же мелкие
п*здюки!). Когда Сону неохотно отлипает, отступая назад, Сонхун снова ловит его за
лапку, и они отправляются на поиски места, где можно перекусить. Едят одно бинсу
[1] на двоих вместо торта, рассматривая проплывающих по потолку рыбок. Сонхун
обещает, что в следующий раз отведёт Сону поесть бинсу на Хондэ. После они находят
бассейн с пираньями, Сонхун специально фотографирует самых зубастых и отправляет
фотки Чонвону, в ответ на что мелкий предлагает ему сходить нах*й. Тогда Сонхун
скриншотит и пересылает хёну. Пусть Хисын дальше сам разбирается, почему его
малолетка постоянно бранится.

Блуждания по залам прерываются объявлением, что развлекательный центр закрывается

через тридцать минут. И Сонхун давится разочарованием, закидывая руку Сону на
плечо. Они почти доходят до выхода, минуя пингвинов, акул и детскую игровую зону,
когда Сонхун замечает фотобудку и, погладив лисье плечо, увлекает за собой.

— Я плохо получаюсь на фотографиях, — немного сопротивляется Сону.

— Ага, именно поэтому выкладываешь каждый день фотки в Instagram, — посмеивается

Сонхун, с удовольствием наблюдая за тем, как румянец вспыхивает у Сону на щеках.

— Ты же говорил, что не пользуешься! — по праву возмущается тот. — Мог бы тогда

подписаться или лайкнуть, я не знаю…
— Не-а, — усмехается Сонхун, приоткрывая для Сону шторку фотобудки и пропуская его
вперёд. — Я сохраняю конфиденциальность и не палю свой аккаунт.

— Я поставлю настройки приватности, и ты больше ничего не увидишь! — угрожает Сону.

Приходится поцеловать его в висок, чтобы как-то задобрить.

Сонхун возится с автоматом, настраивая его на печать, и запихивает внутрь несколько

купюр в тысячу вон, Сону же смотрит на своё отражение на большом экране, поправляя
волосы. Когда они наконец садятся, Сону придумывает им милые позы. Сонхун в целом
не очень любит дурачиться на камеру, но если вместе с Сону, то ему даже нравится.
Особенно, если при этом они сидят очень близко. Для последней фотографии он
наклоняется ближе и прижимается поцелуем к мягкой щеке, чувствуя, как она приятно
горит под его губами.

Две фотоленты. По четыре фото на каждой. Сонхун собирается повесить свою в общаге
над письменным столом, чтобы видеть её каждое утро для хорошего дня и вечером для
сладких грёз. Он бы хотел ещё поставить их фотку на заставку телефона, но тогда
придурошные друзья точно его засмеют. Сонхун пока не готов пойти на такую жертву.

— Давай в следующем году тоже сделаем такие фотографии? — предлагает Сону. А в его
словах скрыто намного больше, чем может показаться на первый взгляд. Страшно давать
такое обещание, проще жить моментом и ничего не загадывать, но Сонхун кивает,
отбросив все сомнения. Оказывается, для того чтобы стать смелым, ему надо было
просто встретить Сону.

Он вдруг ловит себя на мысли о том, что как же хорошо, что он не умер пятнадцать
лет назад, потому что автобусу протаранили другой бок. Он не знает историю Сону.
Возможно, ему и не нужно её знать. Но как хорошо, что Сону здесь: живой и… Сонхун
ведь уже может назвать его своим?

Всё, что произошло в их прошлом, — это лишь цепочка кармических событий, которая
привела их друг к другу. Будущее — это то, что они могут создать вместе.

Комментарий к Глава 8. О чёрном камушке

[1] Бинсу — самый популярный корейский десерт, в основе которого лежит
измельченный молочный лед и разные добавки.
Самое популярное кафе с бинсу в Сеуле находится на Хондэ и называется Sulbing.
Можете просто загуглить sulbing bingsu seoul и подавитесь слюной вместе со мной тт
тт

Большое спасибо всем, кто читает и поддерживает работу! тт тт

========== Глава 9. О июньском зное ==========

«I just had to let you know you're

Mine…

Hands on your body, I don't wanna waste no time

Feels like forever even if forever's tonight
Just lay with me, waste this night away with me
You're mine, I can't look away, I just gotta say:

I'm so fucking happy you're alive».

Mine — Bazzi

В воскресенье вся банда снова в клубе на Итэвоне, который выбрал Чонсон. Сонхун
хотел бы, конечно, поваляться в общаге или погулять где-нибудь с Сону, но выбора
ему не дали. Его придурошные друзья очень громко и долго ныли, что он теперь якобы
прячет от них Сону, как дракон принцессу в пещере, и они до сих пор не смогли
поздравить того с днём рождения. Ну, здрасьте, приехали! А вина Сонхуна здесь
откуда?

В общем и целом всё, как обычно. Мелкому нельзя пить, но Джеюн тихонько по-братски
подливает ему в газировку то ли виски, то ли коньяк, когда Хисын не видит. Чонсон
флиртует и чуть не получает леща от парня незнакомой девушки. Хён следит, чтобы
Чонвон не отходил от него далеко, потому что мелкий в клубе и так незаконно. А
Сонхун разрешает себе одну порцию текилы, когда наконец приходит Сону.

На нём те самые запрещённые джинсы, которые Сонхун планирует втихую как-нибудь

выкинуть, светлая рубашка, пуговицы сверху расстёгнуты и широко распахнутый ворот
открывает красивый вид на ключицы, в одном ухе болтается длинная серёжка, а глаза
аккуратно, не очень броско, но достаточно эффектно подкрашены чёрной подводкой.
Если кратко, Сонхун планирует больше не пускать Сону в клубы, а сегодня — не
отходить от него ни на шаг, охраняя свою территорию. И у этого, разумеется, есть
плюсы и минусы. Ему безумно хорошо, когда Сону так близко, сердце Сонхуна почти
летает. С другой стороны, он ощущает, что стал на шаг ближе к опасности. Не то
чтобы Сонхун никогда прежде не чувствовал себя хорни, но сегодня он прямо с трудом
балансирует на тонкой грани.

Чонсон заставляет всех играть в очередные тупые игры, от которых Сонхун всячески
пытается отделаться и куда-нибудь свалить. Хисын начинает возмущённо выяснять: «Кто
из вас опять налил Чонвону виски в колу?!», в то время как мелкий чуть ли не
забирается на него, присасываясь к шее и лапая за задницу. Сонхун выпивает ещё пару
шотов текилы. Но во рту всё равно так сухо, словно у него похмельный сушняк. Они с
Сону танцуют под пару песен, а жажда внутри становится только сильнее. Джеюн даже
ловит его за локоть и шепчет на ухо:

— Хватит пожирать Сону глазами. Выглядит так, словно ты собираешься разложить его
на барной стойке.

Сонхун пытается прекратить, однако получается плохо. Но и барная стойка, слава

Богу, уже занята. Если родители Чонвона завтра найдут у мелкого на шее хоть один
сочный засос, то хёну точно не жить. Ну, помянем, как говорится.

Как-то так Сонхун уводит Сону на диванчики, чтобы не мозолить остальным глаза. Даже
одного взгляда друзей достаточно, чтобы между жестов прочитать просьбу избавить их
от лицезрения того, что им не стоит видеть. Теперь Сонхун и Сону только вдвоём, и,
как правило, Сонхун всегда знает, когда должен остановиться, если они целуются и
начинают задыхаться. Обычно это происходит на автомате. Но сегодня его систему
самосохранения, кажется, отрубило. И в этом точно виновата чёрная подводка. Не
иначе.

Шея Сону так хорошо ощущается под губами — кайф в чистом виде. Кожа на ней кажется
особенно нежной и тонкой, Сонхун старается не задевать её зубами. В отличие от хёна
у него нет таких кинков. Вроде бы. А вот руки забираются туда, куда бы не стоило, —
прямо Сону под бедра. Чёрные джинсы как вторая кожа. Кажется, что через них можно
почувствовать мурашки на чужом теле.

Пальцы Сону у него в волосах и так приятно давят на затылок. Сонхун ещё никогда не
испытывал настолько сильное желание, даже когда ему было шестнадцать, и он первый
раз пробовал трогать себя ради эксперимента за просмотром хентайного аниме. Да и в
целом все разы после тоже. Но сейчас, когда Сону дразнит, соскальзывая руками по
спине, и выдёргивает из брюк Сонхуна полы рубашки, от его прикосновений к пояснице
искрит так сильно, что волосы встают дыбом.

Внутри всё словно залили бензином. И как только фитиль выдержки прогорит, вспыхнет
всепоглощающее пламя. Сонхун по ощущениям во всём теле понимает, что это произойдёт
очень-очень скоро. Когда колено упирается ему прямо между ног, выбивая из груди
неконтролируемый рык, он уже знает, что не сможет остановиться. И не захочет.

Но не здесь и не так.

— Поехали ко мне? — Сонхун спрашивает, словно у него личный пентхаус на крыше

многоэтажки, хотя на деле только комната в общежитии. Нет, конечно, они всегда
могут снять номер в love-отеле неподалёку, но он не хочет опошлять что-то настолько
важное и интимное, поэтому отклоняется назад, чтобы через дымку звериного желания
заглянуть в лисьи глаза. Сону выглядит ничуть не лучше.

— Хён… Ты снова пьяный, да? — спрашивает он, а сам дышит так кратко и часто.

— Нет. Я трезв как никогда.

И это самое пугающее! Сонхун знает: он, бл*ть, трезвый как стёклышко, но в голове
настолько туманно, словно он под ЛСД (хотя сравнить не может, потому что не
пробовал). Три шота текилы не в счёт. Но даже если Сонхун и пьян, то дело совсем не
в градусе, а в том, как тело под ним жмётся ближе.

— Завтра у меня собеседование для практики в детском саду… — неуверенно начинает

Сону, а его пальцы вразрез словам гладят прямо по животу, заставляя тот судорожно
втянуться.

— Вот и подумаешь об этом завтра, м? — шепчет Сонхун, снова наклоняется ближе и

засасывает губами мочку лисьего ушка.

— Хён… У меня даже нет с собой сменной одежды…

— Возьмёшь мою, — Сонхун планирует мурчать Сону в ухо, до тех пор пока тот не
сдастся. — Или вернём тебя в твою комнату утром, м?

— Я буду уставший… — тихо хнычет Сону, а сам запрокидывает голову на спинку дивана,
открывая тем самым ещё больший доступ к своей шее, словно до этого было
недостаточно.

— Тебе же во вторую смену… Ну, детка…

— Фу! — Сону толкает его в плечи. — Не называй меня так.

И немного супится, а Сонхун смеётся прямо в изгиб его шеи, сползая губами к
ключицам. Не зря же Сону выставил их напоказ. И Сонхун бы правда подумал, что
позволяет себе слишком много, и как-нибудь нашёл бы в себе силы остановиться и не
пересекать черту дозволенного, только вот пальцы Сону неразборчиво шарят по его
ширинке. И это даже не то чтобы двусмысленно… Смысл тут явно только один.

— Сону, — Сонхун вновь отрывает себя почти рывком. (Для справки: третий раз он уже
точно не сможет!) И прижимается к правому виску Сону, чувствуя сбивчивое дыхание на
своей щеке. — Я очень сильно хочу тебя. Но я не хочу делать это здесь… Поехали
туда, где будет чисто и мы будем одни? Либо давай остановимся…

Сонхун сам не понимает откуда в нём столько выдержки для благородных речей.
Наверное, это её остатки. Либо он святой. Но вот следующий раунд точно не выдержит.
Особенно, если рука Сону прямо сейчас окажется у него в штанах. Конечно, хочется,
чтобы их первый раз был если уж не при свечах, то хотя бы там, где чисто, а не на
диване, который чего только ни повидал. Но Сонхун, бл*ть, тоже не железный! И он
уже чувствует, как его накрывает следующей волной неконтролируемого желания, когда…
— Хён, ну быстрее! — голос Чонвона такой звонкий.

Дверь распахивается со смачным хлопком. Хисын явно пытается отцепить от себя

пьяного мелкого, но получается у него не очень, учитывая то, как у хёна топорщатся
джинсы, завтра, возможно, его труп найдут где-нибудь в сточной канаве, а родителей
Чонвона посадят.

— Чонвон-а, ну я же просил тебя не пить! Твои предки оторвут мне голову…

— Ой, тут занято… — Чонвон расстроенно дует губы. Он всегда очень смешной, когда
пьяный. — Я же говорил, пойдём в уборную… Но ты, хён, никогда меня не слушаешь!

Сонхун серьёзно смотрит на Сону.

— Поехали ко мне, м? — предлагает в последний раз и, когда Сону наконец кивает, он

слышит, как открываются ворота в рай. Ну, или в ад.

Они почти одновременно подскакивают на ноги. Сонхун торопливо заправляет рубашку

обратно в свои безумно тесные брюки и, схватив лисью лапку, стремительно ведёт Сону
к выходу на трясущихся и негнущихся ногах.

— Вы куда?.. — спрашивает Хисын, а в глазах мольба оттащить от него Чонвона, ибо
это вопрос жизни и смерти.

— Мы уезжаем, попрощайтесь с парнями за меня, — бросает Сонхун на отвали. А до

мелкого, как и всегда, доходит раньше всех.

— Не забывайте предохраняться! — громко кричит им вслед эта мелкая овца, которой
ещё даже нельзя ходить по клубам. Сонхун разберётся с ним как-нибудь потом.

Они с Сону пролетают мимо Джеюна, который аж давится и выплёвывает виски обратно в
стакан, провожая их непонимающим взглядом. Он пытается спросить, что происходит, и,
не получив ответа, жестикулирует: «Позвони потом — как, что, удачи». Сонхун
отмахивается и усмехается, потому что, скорее всего, Джеюн всё же выиграл свои
десять косарей. Но не торопится загадывать.

У клубов всегда много такси. Сонхун ловит первое попавшееся, затаскивая Сону следом
на заднее сиденье. И в этот раз ему абсолютно всё равно, как на них смотрит
таксист, лишь бы уже довёз. Голова Сону не просто прикасается к его плечу, Сонхун
сам обнимает того за плечи, прижимая ближе и наслаждаясь его нежным дыханием на
шее. Июньский зной повсюду. Особенно на губах.

Взгляд непроизвольно падает на секундную стрелку часов. Он ловит лисью лапку и

обхватывает пальцами запястье.

Один. Два. Три.

Машина поворачивает, и их немного заносит, Сонхун успевает удержать Сону за плечо и

чувствует, как пухлые губы мажут по его кадыку.

Тридцать три. Тридцать четыре. Тридцать пять.

Красный свет. Чуть качает вперёд, когда водитель тормозит. Свободная ладошка Сону
сжимает колено Сонхуна, но не решается поползти выше.

Пятьдесят семь. Пятьдесят восемь. Пятьдесят девять.

— Когда мы уже приедем… — Сону тихо хнычет, зарываясь носом Сонхуну в изгиб шеи.
— Потерпи немного, детка.

— Ещё раз назовёшь меня так, и я выйду прямо на дороге!

А Сонхуну смешно.

Семьдесят восемь. Семьдесят девять. Восемьдесят.

Он вдруг думает, что не знает толком, что делать дальше. Его соседи по блоку,
наверное, знатно прих*еют, когда поймут, что он сегодня привёл кого-то в общагу. Ну
ничего, Кай как-то приводил к себе девушку, правда, та в итоге отдубасила его
подушкой и ушла, но он пытался.

Девяносто два. Девяносто три. Девяносто четыре.

Дальше, видимо, по наитию. Ничего такого, чего Сонхун бы не видел в порно, да? Он
просто будет учиться чувствовать тело Сону в своих руках. Искать его отзывчивые,
уязвимые точки и доступные ему, Сонхуну, границы. Очень осторожно и очень нежно.
Вероятно, успеет пару раз задохнуться. Не страшно. Он хочет скорее прочертить на
коже Сону карту звёздного неба, соединяя родинки губами. И оставляя на ней влажные
следы.

Девяносто девять. Сто. Сто один.

Секундная стрелка завершает свой круг. Сердечко Сону за минуту отстучало сто два
раза. [1]

Когда они вваливаются в общагу, Сонхун чувствует, что немного отпустило. Совсем
чуть-чуть. Но этого оказывается достаточно, чтобы не начать сосаться прямо в общей
прихожей. В блоке Сонхуна три маленьких комнаты, небольшая прихожая, душ и туалет
на троих. Так что не хотелось бы травмировать психику его соседей.

— Вау, ваша планировка совсем не такая как у нас! — удивляется Сону. — У нас
комнаты на троих и общий душ на этаже. Это общага для избранных?

— Ну, типа того, — Сонхун смеётся, чмокнув в его висок, и попутно кое-как снимает
ботинки и ставит их на полочку. На самом деле, он учится по специальной спортивной
стипендии. Его сосед по блоку Тэхён — секретарь студенческого совета всего
университета и самый золотой мальчик на курсе. По какой стипендии учится Кай,
Сонхун не знает, но ему и не интересно.

— Моя комната слева, — шепчет он в лисье ушко. А крайняя справа дверь вдруг
приоткрывается, и из-за неё выглядывает вышеупомянутый Кай и таращится так, словно
происходит незаконное вторжение.

— Ты что, кого-то привёл? — говорит он так громко, что Сонхун слышит, как в третей
комнате завозился Тэхён. — Тэхён-а, приколись! Сонхун кого-то привёл! Это не
учебная тревога!

А Сону прячет своё покрасневшее лицо, опустив голову. Сонхун заталкивает его в свою
комнату, а сам остаётся на пороге, опершись плечом о косяк.

— Мы будем очень тихо, — обещает он соседям, которые вышли из своих комнат. Правда,
не уверен, что получится. Но всё равно обещает.

— Кай, пойдём в бар, — обречённо говорит Тэхён, почесав шею. Сонхун за это готов
весь месяц закупать баночки рамёна. — Собирайся.

— Это же Ким Сону, да? Это он? Тот, что нравился Бомгю-хёну? — в Кае бушует столько
эмоций, что его, кажется, сейчас разорвёт.

— Кай, харе болтать, иди одевайся, — затыкает его Тэхён и предупреждает Сонхуна:
— У вас три часа, не больше. И пожалейте соседей слева. Завтра мне с ними ещё в
совете студентов сидеть.

Да. Конечно. Сонхун обязательно подумает об этом. Само собой. Разумеется. (Нет).

Его комната в каком-то смысле может показаться крошечной, но по сеульским меркам на

одного — это даже чуть больше чем достаточно. Тут есть шкаф, письменный стол, за
которым можно и похавать, полки прямо над ним, кровать, которую вполне можно
назвать полторушкой, если убрать мягкую спинку, и ещё примерно четыре метра
свободного пространства для жизни. В общем, нормальная комната.

Сону стоит в её центре и нерешительно осматривается. Сонхун бросает ключи на стол,

подходит ближе и обнимает со спины.

— Мои соседи валят, — тихо смеётся он в лисье ушко, а Сону гладит руки, которые
держат его поперёк живота.

— Можешь дать мне что-нибудь из одежды? — он чуть поворачивает голову и оставляет
краткий поцелуй на линии челюсти. — Я хочу принять душ.

— Зачем?

— От всего тела пахнет клубом, — шепчет он, поворачиваясь в объятьях к Сонхуну
лицом. — Я очень быстро, дай мне пять минут.

— Так, окей, а одежда-то зачем?

Сону тихо и раздражённо стонет и даже закатывает глаза.

— Я не собираюсь ходить голым перед твоими соседями, даже если они сейчас уйдут!
Дай хотя бы футболку.

Приходится вытащить из шкафа полотенце и домашнюю футболку, как о том просят. Затем
он отводит Сону в ванную комнату и показывает свою полку с шампунем, гелем для душа
и мылом (на выбор). В прихожей уже обуваются Тэхён, смиренно принявший свою участь
на этот поздний вечер, и Кай, который довольно лыбится и показывает два больших
пальца вверх. С соседями Сонхуну повезло явно больше, чем с друзьями.

Оставшись в одиночестве на несколько бесконечных мучительных минут, пока Сону в

душе, он открывает окно, чтобы впустить свежий воздух, но как только знойная ночь
ударяет ему в лицо, тут же понимает, что зря. Поэтому быстро захлопывает, включает
барахлящий вентилятор и просто разбрызгивает по комнате W.Dressroom с ароматом
персика. И вдруг начинает сомневаться в том, что всё правильно. Может быть, они с
Сону слишком торопятся, действуя на эмоциях, и надо ещё подождать. Потому что у
него нет даже презервативов, и он вообще не знает, нужны ли они ему сегодня или
нет. Но тут… Дверь чуть скрипит, останавливая круговорот беспокойных мыслей. Сону,
одетый в его футболку, заходит и аккуратно кладёт свои вещи на стул у письменного
стола. На глазах больше нет чёрной подводки, но Сонхун всё ещё хочет его ничуть не
меньше. Возможно, даже больше, когда вдыхает немного резкий запах своего же геля
для душа вдоль нежной шеи.

— Подожди меня, я тоже приму душ. Только не сбеги никуда, — шепчет он, прежде чем
уйти.

Смывая с тела запах вечеринки, Сонхун думает о том, что так будет правильно. Они
ещё обязательно успеют сделать это в клубе, под запах тел, спирта, кальяна и
сигарет, возможно, даже на том самом диване, добавив в его копилку парочку горячих
воспоминаний. Но сегодня… Сегодня Сонхун хочет чистоты.

Он быстро вытирает волосы полотенцем и надевает только спортивные штаны прямо на

голое тело, решив, что их потом всё равно снимать и так быстрее, а выйти лишь в
полотенце будет, наверное, too much.

Сону сидит на его кровати и, кажется, разглядывает пальцы ног, ну, или просто
думает.

— Могу выключить свет, если ты стесняешься, — предлагает Сонхун, закрыв за собой

дверь.

— Можешь оставить настольную лампу? Я не сплю без света…

— Да, конечно, — он не задаёт лишних вопросов, просто делает так, как просят, и,
сев рядом на кровать, притягивает Сону к себе на колени.

Лисьи глаза снова напротив. В них нет ни капли страха.

— У меня нет опыта, — негромко предупреждает Сону так, словно их могут подслушать.

— У меня тоже, — очевидно.

Под языком и внизу живота так приятно тянет. Когда локти Сону смыкаются за его
шеей, Сонхун понимает, что жил не зря. Он уже знает, что вот тут, с левой стороны,
почти у самого перехода в плечо у Сону слабое место, поэтому оттягивает ворот
футболки и сразу впивается туда губами.

— Ах, хён, только не оставляй следов! Будет плохо, если люди увидят, а я запарюсь
завтра в водолазке.

Сонхун и не планирует. Если и оставлять засосы, то там, где любоваться ими потом
сможет только он. Например, на животе, тазовых косточках или внутренней стороне
бёдер… Он обязательно попробует.

Ощущение того, что Сону тоже хочет его, настолько сносит крышу, что в теории этим
чувством можно либо пытать, либо исцелять. Это больше, чем биология. Это больше,
чем химия гормонов в крови. Это больше, чем родственные метки на коже. Это Ким
Сону.

Сонхун находит край футболки и, забравшись под неё руками, скользит ладонями от
талии вверх по спине, впервые наслаждаясь прикосновениями к обнажённой коже.

— Что это? — тихо спрашивает он, чуть отстранившись, когда пальцы натыкаются на
квадратный пластырь среднего размера под левой лопаткой.

— Ах это… Сковырнул родинку недавно, теперь заклеиваю, чтобы было не больно, —
мямлит Сону, между поцелуями, которыми покрывает лицо Сонхуна.

— Точно? Может нужно обработать? Я могу посмотреть…

— Хён, — произносит Сону немного строго. — Не отвлекайся, — и целует так глубоко и
чувственно, что Сонхун забывает обо всём на свете. А затем подхватывает Сону под
бёдра и опрокидывает на спину.

Кровь стучит под птичкой на запястье. Как и в вене на шее. Сонхун губами считает
удары. Капелька пота скользит по виску, срывается вниз и разве что не шипит на
раскалённой коже. Смятая простынь. Почти нечем дышать. Пульс за сто двадцать. А на
обратной стороне век видны звёзды, когда накрывает первый и такой вкусный оргазм.

Сону делает эту знойную июньскую ночь ещё жарче.

Комментарий к Глава 9. О июньском зное

[1] У Сону учащенное сердцебиение. Это вид аритмии, при котором частота пульса
увеличивается до 90 ударов и больше. Её возникновение способны спровоцировать как
отрицательные, так и положительные эмоциональные переживания.

Вскрываем карты ;)

========== Глава 10. О потерянном пропуске ==========

Комментарий к Глава 10. О потерянном пропуске

Можно сказать, что рейтинг R стоит за диалоги из этой главы. Boys talking about
boys' things. Если вам некомфортно, пролистайте.
«While you're lying awake
Covered all in the night before
I'm high, high, high, no one's got me quite like you.

I want you all to myself,

Don't leave none for nobody else.
I am an animal with you»

Troye Sivan — Animal

Первое, что Сонхун чувствует, когда пытается открыть глаза, — затекла шея. И руки
тоже. И спина болит из-за того, что он спал в неудобном положении. Ему липко и
очень жарко, а ещё у него немного саднит горло, и вам лучше не знать, почему.

Со стороны может показаться, что пробуждение далеко не самое приятное, но это

совсем не так. Сонхун закрывает глаза и подбородком прижимается к пушистой макушке
рядом. И чувствует себя будто в раю. Он не помнит, в какой именно позе они заснули
с Сону, но явно не в той, что просыпаются. Их ноги и руки не были так переплетены.
И голова Сону тоже абсолютно точно не лежала у него на предплечье. Сонхун бы просто
физически не смог так заснуть, потому что это жутко неудобно. И щекотно. Но сейчас,
когда сонное дыхание Сону скользит вдоль вен на его руке, он понимает, каково это —
просыпаться рядом с кем-то. Теперь ясно, почему люди хотят этого вновь, и вновь, и
вновь. Это лучшее утро в его жизни.

Он шарит под подушкой свободной рукой и достаёт телефон, чтобы проверить время:
10:03. Как бы ни хотелось снова заснуть, Сонхун понимает, что пора вставать. Он
вовсе не прочь пролежать вот так весь день, не отпуская то, что принадлежит ему.
Наслаждаться близостью, потерявшись во времени. Но он помнит, что не может. Дыхание
Сону тоже меняется: становится более глубоким, а его голова перекатывается по руке
Сонхуна.

— Детка… Выпусти меня, — тихо шепчет Сонхун и, быстро чмокнув лисье ушко,
приподнимается на локте. — Я пойду в душ.

— Хён, ты такой противный иногда, — хрипло хнычет Сону, так и не открыв глаза.
Сонхун ещё никогда не слышал эту версию его голоса. Очень сексуальную. — Прекрати
уже так называть меня… Я же сказал, что мне не нравится.

Сонхун смеётся, умиляясь тому, как Сону недовольно морщит нос, и наклоняется,
чтобы чмокнуть его в губы, но тот отворачивается и чуть отталкивает ладонью щёку.

— А как же мой поцелуй? — возмущается Сонхун, пытается поцеловать Сону ещё раз и
снова терпит неудачу.

— Ты не заслужил, ты плохо себя ведёшь… — отвечает Сону, но его пальцы всё равно
лениво поглаживают живот Сонхуна, запуская по телу волну мурашек.

— Поспи ещё чуть-чуть. Я приму душ и сделаю кофе.

Сонхун высвобождается из сплетения тел и, прихватив из шкафа чистые вещи, ползёт в

душ. Смыв с тела прошлую ночь, он чистит зубы и смотрит в зеркало, пытаясь найти
десять отличий от вчерашнего себя. Шея и плечи чистые, без единого засоса, и это
хорошо, потому что не придётся их прятать. Разве что совсем чуть-чуть треснул
уголок губ. В отражении всё выглядит как обычно, но внутри совсем иначе. И глаза
как-то нездорово (или наоборот) блестят. Он прислушивается к ощущениям во всём теле
и чувствует поразительную лёгкость, свободу и… жар. Да, Сонхун всё ещё чувствует
жар где-то глубоко внутри. И урчание дремлющего зверя, которого вчера сытно
накормили. Пока не понятно, когда он проголодается вновь.

Он ставит чайник, насыпает в чашки растворимый кофе и достаёт из холодильника два

онигири с тунцом, которыми закупается в круглосуточном. Сону спит, обняв подушку,
приходится осторожно погладить его по плечу, чтобы разбудить, сопротивляясь
безумному желанию лечь рядом. Утром Сону совсем другой: немного медлительный,
растерянный, лениво приоткрывает глаза, подолгу моргает. У него немного опухшее ото
сна лицо, но он всё равно выглядит очаровательно.

Сонхун отправляет его умываться, выдав чистый комплект одежды, потому что, во-
первых, вчерашняя футболка — домашняя, во-вторых, она валяется смятой на полу, в-
третьих, ничуть не чище простыни, потому что он вытирал ею живот. Эта парочка
вместе летит в корзину с грязным вещами. Когда он перестилает постельное бельё, а
Сону возвращается из душа, они завтракают, забравшись обратно на кровать. Вообще
Сонхун, конечно, за полный порядок во всём и всегда и никогда не разрешает себе
хомячить там, где спит, но если это с Сону, то можно.

Как и обещал, он возвращает Сону обратно в общежитие к 11:30, чтобы тот успел
собраться и привести себя в порядок перед собеседованием. И у них даже находится
пять минут, чтобы поприлипать друг к другу, прежде чем попрощаться.

Сонхун уже собирается вернуться к себе в комнату и поспать ещё пару часов либо
просто полежать в трансе от всего, что он пережил прошлой ночью, но на телефоне
высвечиваются уведомления из группового чата. Всего три сообщения и все от Чонсона:
место встречи, «Пак Сонхун, быстро тащи сюда свой зад!» и « RIGHT NOW». Последнее
реально капсом.

Отвертеться не получится. Ну, только если совсем отключить телефон, хотя в чате
уже, к сожалению, отобразилось, что сообщения прочитаны. Но Сонхун почему-то вдруг
думает, что сможет пережить встречу с друзьями. Не будут же они его пытать. Он
просто скажет двум дебилам, кто выиграл спор, и нормально поест, потому что нельзя
питаться одними онигири по утрам. В общем, как вы уже догадываетесь, Сонхун ещё
никогда так не ошибался.

Чонсон и Джеюн машут ему из-за стола слишком активно, что сразу же заставляет
насторожиться. Чонвон выбирает еду в автомате на кассе. Хёна пока нет, но, видимо,
он скоро будет. Либо его вчера прикончили, и мелкий собирается заедать своё горе.

Сонхун подходит к столу и плюхается рядом с Чонсоном.

— Мы взяли тебе картошку фри, стейк и кофе, — говорит Джеюн, пододвигая тарелку
(вот это забота!), и усмехается. — Решили, что ты будешь очень голодным.

А Чонсон рядом как-то слишком отвратительно гыгыкает. И это первый тревожный

звоночек, намекающий, что надо бы валить, но Сонхун беспечно отпивает кофе.

— Ну, что? — нетерпеливо спрашивает Чонсон, подперев щёку. — Ты все ещё девственник
или уже нет?

Сонхун морально готов к этому вопросу, поэтому даже не давится.

— Второе, — отвечает он кратко. Сложно представить себя девственником после того,

где сегодня ночью побывал его рот.

— И? — Джеюн с шумом втягивает молочный коктейль из трубочки и улыбается от уха до

уха. — Кто из вас кого уложил?

Сонхун смотрит сначала на одного придурка, затем на другого, прежде чем ответить:

— Джеюн выиграл.

— Да ну, нет! Я не верю, — возмущается Чонсон. — Сонхун, ты пытаешься набить себе

цену.

— Да я же тебе говорил ещё вчера! Ты просто не видел, как он протащил Сону за собой
мимо меня, — спорит второй, громко защищая свою победу. — И он его вчера весь вечер
глазами трахал!

Бабуля, сидящая через два стола и трапезничающая рисовым омлетом, бросает на них
строгий взгляд.

— Да блин, можете не орать?.. — Сонхун чувствует, как у него начинают алеть щёки.

Но друзья не обращают на его писк никакого внимания.

— Ля-ля-ля! Может, ты врёшь!

— Да вон спроси Чонвона, он подтвердит, — спорит Джеюн и тут же кричит через всю
грёбанную закусочную: — Чонвон-а! Ты же тоже видел, как Сонхун вчера потащил Сону
из клуба к себе?!

— Да, хён! — так же громко отвечает мелкий. — Вы бы видели его лицо! Хорошо, что он
не трахнул его прямо там, на диване!

Теперь на них смотрят все посетители. Даже повар выглядывает в окошко для выдачи.
Сонхун молится, чтобы Хисын пришёл как можно скорее и спас его.

— Чонсон, ты проиграл, — шипит он на своего придурошного друга номер один. — Теперь

заткнитесь уже, пожалуйста.

Но тот отказывается принимать поражение и переходит в контрнаступление.

— Ну, уж нет… Пусть Сонхун нам сначала расскажет, что у них было.

А придурошный друг номер два, как всегда, на подхвате. Ему лишь повод дай.

— Вы же предохранялись?

Сонхун пытается прожевать мясо, но не может, потому что во рту слишком сухо.

— Зачем это им? Они же не с кем не спали до.

— Ну, всё равно, презервативы — это типа гигиенично, и все дела, — деловито
отвечает Джеюн и, когда Чонсон смотрит на него со скептическим еб*лом (другого
подходящего синонима у Сонхуна сейчас просто нет!), добавляет со знанием дела: — Я
читал.

— Нет, мы… — начинает Сонхун. Но друзья перебивают его почти одновременно,

среагировав на первое же слово.

— Нет?! Не предохранялись?!

— Да прекратите орать!

Примерно вот так теряют друзей.

— Сону было больно? — не унимается Чонсон. — Он хоть может ходить?

— Да, может.

Сонхун никогда не желает своим друзьям смерти, поэтому готов сдохнуть сам. Лишь бы
этот блиц-опрос поскорее закончился.

— Точно? — недоверчиво продолжает Чонсон. — Чонвон рассказывал, что не мог ходить

целый день, и у него болел живот.

— Ну… Мы не делали... это.

Если вы думаете, что это всё шутки и злое чувство юмора за кадром, то нет, Сонхун
реально сейчас откинется. Спасительный звон колокольчика над дверью оповещает о
том, что помощь близка. Вошедший Хисын сначала чмокает Чонвона, потом, видимо,
просит заказать что-то и для него и, наконец, направляется к столу. И судя по тому,
что он вполне себе жив и здоров, либо родители Чонвона вчера были милосердны, либо
хён бессмертный.

— Что на повестке дня? — интересуется он, похлопав Сонхуна по спине.

— Пытаемся вытянуть из Сонхуна подробности его первой брачной ночи, — задорно

отвечает Джеюн, а Сонхун бросает на Хисына тот самый взгляд: «Хён, спаси!», потому
что кто-кто, а уж хён-то должен его понять. Но последняя надежда растворяется,
когда Хисын садится напротив и лишь усмехается:

— И как?

Кругом одни предатели. Сонхун решает просто пялиться в стол. Он надеется, что, если
будет игнорировать эту ситуацию, друзья в конечном итоге от него отстанут. И
пытается ровно дышать, чтобы сердце не выскочило от того, что ему приходится
вспоминать. Ну, и чтобы не перевозбудиться. Потому что он начинает чувствовать
призрачные прикосновения губ Сону там, где не должен.

— Ну как хёна расспрашивать, он был первый, а сейчас посмотрите, и двух слов не

хочет рассказать, — причитает Джеюн и даже подпинывает Сонхуна под столом.

— Да какая вам вообще разница? — огрызается Сонхун в ответ.

— В смысле, какая? — ворчит Чонсон. — Мы же с Джеюном поспорили. Просто скажи уже,

что у вас было!

— Было не так, как ты думаешь… Ну, то есть… Мы не делали это… так! — Сонхун
запинается и реально сейчас задохнётся, потому что его друзья такие тупые и совсем
не понимают намёков. Например, одного большого жирного намёка отъ*баться. — Мы не
зашли так далеко, чтобы… Я его не тра… Бл*ть, почему вы заставляете меня это
говорить!

— Ну, то есть у вас ничего не было? Или было? — хмурится Чонсон, запутавшись ещё
сильнее. И желание врезать ему растёт по экспоненте. — Хён, переведи, пожалуйста,
что он пытается сказать. Ты же у нас эксперт.

— Да было, было, — тянет Джеюн довольный, как игривый щенок, которому закинули
палочку. Круто, что хоть кого-то забавляет этот разговор. — Посмотри на него, он
сейчас убьёт нас взглядом. Признай, что ты проиграл, Чонсон, пока Сонхун не
подавился.

— Если у них ничего не было, то это не считается, — упрямится тот. — Переносим спор
на следующий раз.

— Я задам контрольный вопрос, окей? Если он ответит, что больше одного, то

считается, — настаивает Джеюн и, повернувшись к Сонхуну, спрашивает прямо в лоб: —
Сколько раз ты кончил? Только честно.

Сонхун показывает три пальца, потому что тупо не может произнести это вслух, и
падает носом в стол, чтобы друзья не видели его пунцовое лицо, хотя, скорее всего,
они всё равно могут любоваться не менее красными кончиками его ушей.

— Значит, было! Считается! — хлопает Джеюн в ладоши. — Пак Чонсон, гони деньги.

— Да как так… — расстроенно стонет проигравший, но десять тысяч вон отдаёт.

— Секс намного разнообразнее, чем ты его себе представляешь. — хихикает Хисын.

Чонсон фыркает, всё ещё не готовый смириться с тем, что только что проиграл:

— Ты хоть позаботился об удовольствии Сону, подонок?

— Да.

И никто из них не узнает, как именно. Этого Сонхун точно никогда не расскажет даже
под дулом пистолета.

— Блин! Поверить не могу, что Сонхун так быстро зашёл дальше меня! — разочаровано
ноет Чонсон и наконец начинает жрать свой бургер. Надежда на то, что он подавится,
всё ещё жива. Сонхуну безумно стыдно из-за всего, что говорят и спрашивают друзья.
Ещё немного, и он будет готов сменить имя и местожительства.

— Он и в поцелуях давно зашёл дальше тебя, — подшучивает хён, и они с Джеюном

переглядываются, как два счастливых нашкодивших ребёнка.

— Ой, всё! — мычит Чонсон с набитым ртом, затем прожёвывает (так и не подавился) и
продолжает, переводя стрелки: — Ну, могу только за него порадоваться, раз уж ему
больше не придётся одиноко мучить свою руку.

Сонхун жалеет, что в этот момент отпил кофе, потому что напиток проходит по горлу с
трудом. Через боль и слёзы.

— Что?! — хрипит он. — Я не…

— Ой, да ладно тебе, Сонхун! — подхватывает Джеюн, а ведь хоть разок мог бы и
промолчать. Словно унижений в десять тысяч вон было недостаточно, и он планирует
испытывать Сонхуна на прочность, пока тот окончательно не сломается. — Мы все
знаем, что ты дрочил на фотки Селены Гомез в старшей школе.
— Зато теперь у него есть ротик Сону…

— ЗАХЛОПНИТЕ ПАСТИ! — стукнув ладонью по столу, зло выпаливает Сонхун, а из ушей

почти идёт пар. Он правда очень близок к тому, чтобы начать убивать. Он даже рычит,
загребая картошку фри и кидая её в Джеюна. А вот Чонсону прилетает реальный
подзатыльник. — Ещё, бл*ть, одно слово, и я уйду!

Самое отвратительно, что три придурка за столом ржут, как гиены. Сонхун уже хочет
встать и хотя бы пройтись до туалета, чтобы немного остыть и никому больше не
вмазать, но его ловят за плечи и заботливо обнимают со спины, удерживая на месте.

— Кхм-кхм… — Чонвон упирается подбородком ему в макушку. — Что вы прицепились к

Сонхуни-хёну? У самих вообще ничего не было, дебилы. Первый раз самый трудный и
очень важный эмоционально. И вообще, девственность — это состояние души. Хён, не
обращай на них внимания, эти два неудачника просто завидуют. А с Хисыни-хёном я сам
разберусь, — коварно хихикает он, и Сонхун уже думает, что Чонвон единственный
человек, которому он может доверять, но тут мелкий наклоняется ближе и,
поддразнивая, тихо шепчет, прижимаясь губами к уху: — Попробуй в следующий раз
пальцами, хён. Они же у тебя длинные. Уверен, что Сону-хёну очень понравится.

Сонхун просто хочет, чтобы Сону пришёл и забрал его отсюда. Как ребёнка из детского
сада. Потому что ещё чуть-чуть, и у него сгорит всё лицо. Оно пылает, когда Сонхун
закрывает его руками. Кто-нибудь, пристрелите его.

Короче говоря… С этого дня у Пак Сонхуна больше нет друзей.

~~~

В июле у Сонхуна начинается практика в спортивном тренировочном лагере в пригороде

Сеула, и каждый день его жизни превращается в какой-то ад. Теперь двадцать четыре
на семь его окружают дети. И Сонхун даже пару раз задумывается о том, чтобы
выпилиться или бросить свою тупую учёбу.

Они волонтёрят сменами сутки через сутки. Причём не просто с утра до вечера, а
именно все двадцать четыре часа. Прямо как врачи. В полдень принимают смену, на
следующий день в полдень сдают второй группе страдальцев. Почти не отдыхают и даже
спят урывками, потому что за пронырливыми детишками даже ночью приходится следить.
Если Сонхун в спортивном лагере, значит, выживает от одной дозы кофе до другой;
если у него выходной, то он отсыпается в общежитии. Сонхун старается как можно чаще
напоминать себе, что все страдания ради его блестящего резюме в будущем. Только эта
мысль держит его на плаву.

У Сону тоже практика в детском саду, но не в таком бешеном режиме, а лишь по

полдня. Так что иногда они даже успевают встретиться, чтобы поесть вместе что-
нибудь вкусное, выпить бабл-ти (потому что айс-кофе уже начинает вызывать у Сонхуна
приступы тошноты), сходить в кино на поздний сеанс, где Сонхун умудряется
отрубиться пару раз на середине фильма, или побродить по округе. С Сону совсем не
важно, где быть. Главное, что с ним.

Без него жизни больше не существует. Даже когда Сонхун почти умирает, доживая
двадцать четвёртый час своей бесконечной смены, он думает о Сону, и ему легче.
Друзья, правда, ворчат, что на них у Сонхуна времени совсем нет, и даже называют
подкаблучником, ну, а что поделать? Приоритеты — они такие.

Смотрит ли он теперь на Сону как-то иначе? Вы издеваетесь? Что за глупый вопрос!

Конечно же, да. Теперь, зная, насколько уязвимым Сону может быть в его руках, как
нежна его кожа, особенно под коленями и над пупком, и как он приоткрывает рот,
когда ему особенно хорошо, или прячет лицо в изгибе локтя, Сонхун уже никогда не
сможет смотреть на него как прежде. Все чувства, которые он раньше испытывал к
Сону, вдруг помножились друг на друга, став ещё глубже. Словно кармические узы
связали их ещё сильнее.

На самом деле, Сонхуну очень хочется ещё раз испытать с Сону близость и попробовать
намного больше, чем в прошлый раз, но у него нет на это ни моральных, ни, главное,
физических сил. Он боится, что отрубится прямо в процессе, либо у него просто не
встанет от усталости. Сонхун хочет обратно свои нормальные летние каникулы, а не
вот это всё.

Июль заканчивается сезоном дождей, а Сонхун не может поверить, что встречается с

кем-то уже почти два месяца. Что он больше не один. Не трёт свою блёклую парную
метку до крови. Не завидует знакомым, которые находят свои истинные пары. Теперь у
него есть Сону. Пусть у них разные метки, и нет мистической родственной связи,
через которую они могут почувствовать друг друга даже на расстоянии, но это и не
важно. У них просто всё по-другому. Вся та лихорадка, которую Сонхун прежде
испытывал рядом с Сону, растворилась, преобразившись в совсем другое чувство —
тепло. Такое воздушное, ласковое, всеобъемлющее. Есть жизнь до этого чувства и
после.

В последнее время Сонхун часто думает о том, как порой хаотично складываются пазлы
в единую осмысленную картину, описывающую историю. Историю, в которой два человека
с блёклыми метками нашли друг друга. И ему хочется знать, какой пазл стал самым
первым. С чего именно началась эта цепочка причинно-следственных связей, не считая
накопленной за все прошлые жизни кармы.

Что, если бы они не поступили в один универ? Наверное, Сону никогда бы не узнал о
нём. Ведь не все увлекаются спортом и следят за жизнью спортсменов, тем более тех,
кто ушёл из профессии. Сону бы никогда не попал в один спортзал с Джеюном. И друзья
Сонхуна не пригласили бы его на день рождения Чонсона. Сонхун бы никогда не
встретился с Сону в клубе. И не увидел бы блёклую птичку на запястье. Не услышал бы
звон колокольчиков и не упал бы в лисьи глаза с головой.

Он бы до сих пор жил в своём чёрно-белом мире. По его правилам и бесполезным

законам. Но события зацепились одно за другое, как падающие костяшки домино, и
толкнули их с Сону прямо друг к другу.

Оказывается, так бывает.

Сегодня почти у всей компании совпал выходной. Чонсон уже третий раз звонит
Сонхуну, чтобы узнать, где их носит и сколько ещё ждать. Сам Сонхун в общежитии у
Сону, ждёт, когда тот закончит собираться, вернувшись после смены в детском саду.
Пока Сону куда-то вышел, Сонхун под любопытным взглядом соседа блуждает по комнате,
рассматривая вещи. Перебирает тетрадки на полке Сону, потому что ему интересно, что
именно тот изучает на своём факультете. И в какой-то момент неаккуратно
перекладывает в сторону ежедневник, тот соскальзывает и падает на пол,
распахнувшись.

Сердце Сонхуна сбивается с привычного ритма, когда он опускается, чтобы поднять…

свой потерянный в прошлом семестре пропуск. Кажется, он только что нашёл тот самый
первый пазл.

Девять месяцев назад

Погода в октябре всегда радует сердце. Дышать легко, не жарко, можно одеваться, как
хочешь, и не таскать с собой везде карманный вентилятор. Сонхун очень любит осень и
зиму. Но если можно было бы выбрать одно время года и поставить его на паузу, то он
бы не задумываясь выбрал осень. Потому что разноцветная картинка разлетающихся на
ветру пёстрых, рыжих и бурых листьев радует глаз.
После очередной почти бессонной ночи, которую Сонхун провёл за конспектами, они с
Джеюном бредут по территории университета, потому что им, слава Богу, в кои-то веки
ко второй. Джеюн рассказывает о том, что вчера родители в который раз пилили ему
мозги на тему наследства. Отец постоянно припахивает помогать с документами
компании и заниматься прочей фигнёй. Сонхун не понимает, зачем Джеюн тогда вообще
пошёл учиться на преподавателя по физике, если ему нужно будет потом всю жизнь
корпеть над семейным бизнесом, но это не его дело. В решения друга он не лезет.
Джеюн считает математику очень романтичной наукой, и Сонхун его не осуждает.

Сделав большой круг, они поднимаются по бесконечной лестнице, которая ведёт к

спортивному корпусу. Вокруг снуют старшеклассники, и Сонхун вспоминает, что
сегодня, скорее всего, день открытых дверей. И про себя надеется, что, может,
какие-нибудь пары внезапно отменят по сложившимся обстоятельствам. Он бы поспал во
время этого окна в расписании прямо за партой.

Занятый своими мыслями, он не замечает, как чуть не врезается в кого-то в школьной

форме, но успевает в последний момент увернуться, всё же задев человека локтем.
Старшеклассник стоит, уткнувшись в карту университета, и, видимо, ищет нужный ему
корпус.

— Извините, — обращается он, и Джеюн оборачивается. — Не подскажете, где здесь

факультет дошкольного образования?

— Оу, тебе совсем в другую сторону. Давай покажу! — друг забирает у старшеклассника
карту и объясняет, как пройти.

Сонхун стоит на несколько ступенек выше и ждёт, сунув руки в карманы куртки.
Смотрит на то, как друг любезничает и помогает потерявшемуся пареньку. Затем, когда
Джеюн прощается и догоняет Сонхуна, они продолжают свой путь.

— Ой, смотри! Это же Пак Сонхун? Фигурист!

— И правда! Он здесь учится?

— Я слышала, что он бросил спорт после травмы… Давай возьмём автограф?

— Он такой красавчик! А правда, что у него блёклая метка?!

— Тш-ш-ш… Давай подойдём к нему!

Сонхун привык к таким разговорам за спиной. Он слышал их на протяжении всей своей

спортивной карьеры. На ближайшем пролёте лестницы обнаруживается стайка восхищённых
старшеклассниц. Вздохнув, Сонхун на ходу выуживает из кармана куртки ручку, которую
всегда носит с собой, чтобы как можно скорее избавиться от назойливых девчонок. И
только у проходной на свой факультет понимает, что что-то не так.

— Чёрт! Мой пропуск!

— Что с ним? — спрашивает Джеюн, пока Сонхун отчаянно роется в карманах, уже
понимая, что в них пусто, но всё ещё не теряя надежды на чудо.

— Походу, я где-то обронил его… Чёрт! Наверное, когда доставал ручку.

— Уверен? Может, ты забыл его в общаге? Позвони соседям, если они там, пусть
глянут.

— Да нет же! Он точно был, я никогда его не вынимаю, — злится он и на себя, и на

тех старшеклассниц, из-за которых пришлось лезть в карманы.
— Я ж говорил тебе, носи его в сумке… — начинает нудеть друг, но Сонхун на
общедоступном языке жестов показывает: «Заткнись и отвали», а если по-простому —
средний палец.

Он поспешно возвращается на лестницу, пробегает по ней сверху вниз и обратно, но

безрезультатно. Его пропуск пропал без вести.

— Хён, я готов. Идём? — раздаётся голос прямо за спиной. Сонхун оборачивается,

замечает, что соседа уже и след простыл, и смотрит на вернувшегося в комнату Сону.
На секунду дыхание перехватывает, как и каждый раз, когда лисьи глаза подчёркнуты
тонкой линией чёрной подводки, а губы ближе к внутренней части подкрашены малиновым
тинтом. Сонхун чувствует, что начинает таять и гореть одновременно, но вспоминает
про пропуск в руке.

— Откуда это у тебя?

— О? — Сону удивлённо моргает. — Как ты нашёл его? Хён, ты же знаешь, что рыться в
чужих вещах неприлично?

— А ты знаешь, что воровать чужие вещи нехорошо?

— Я не воровал его. Ты сам уронил его в нашу первую встречу. Я ведь уже говорил,
что мы встречались до знакомства на вечеринке у Чонсони-хёна, но ты даже не заметил
меня.

Сону подходит ближе и пытается забрать пропуск, но Сонхун ловит его за пояс и,
прижав к себе, не даёт двинуться в сторону.

— Хочешь сказать, что видел, как я уронил его? — спрашивает он, заглядывая в лисьи
глаза.

— Да, — сознаётся Сону и снова пытается вывернуться, но Сонхун держит крепко.

— Почему ты не вернул его мне? Ты хоть представляешь, каких пизд*лей мне отвесили в
деканате?

— Мне захотелось оставить его на память, чтобы найти тебя вновь. Ну, и ты тут на
фотографии такой красавчик. Прямо как карточка айдола из альбома...

Сонхун даже не может злиться. Нет-нет, когда его отчитывали кураторы курса, он,
конечно же, был в бешенстве на себя, на неизвестного вора, на ситуацию — на всё
сразу. Но злиться на Сону он теперь не может по определению.

— Разве ты не знал моё имя и без этого?

— Я не увлекался спортом, поэтому не знал, кто ты такой, — сегодня у Сону явно день
признаний. — Я услышал, что у тебя блёклая метка, к тому же ты выглядел прямо как
модель... Поэтому я подумал, что должен попытаться найти тебя. Вернувшись домой, я
прочитал про тебя статьи в интернете.

— Ты просто мог отдать мне его сразу и познакомиться со мной...

— Сонхуни-хён, ты такой дурак! Ты даже толком не обернулся, чтобы посмотреть на

меня на лестнице! Как я мог подойти к тебе? Мне нужно было придумать хороший и
надёжный план.

Сонхун хмурится, потому что начинает теряться в своих мыслях. Его знакомство с Сону
было заслугой его придурошных друзей, которые вдруг взялись устроить его личную
жизнь. Не иначе. Точно никак иначе. Ну, по крайней мере, он так думал всё это
время.

— Только не говори, что ты специально поступил в этот университет только…

— Конечно, нет, — улыбается Сону. — Но это сделало мой выбор проще. Я специально
познакомился с Джеюни-хёном в тренажёрке, чтобы добраться до тебя, — и вся
картинка, которую Сонхун представлял себе последние почти три месяца, буквально
рвётся по швам, обнажая истину, — и рассказал ему про свою метку. Ещё я специально
ходил на твой факультет в библиотеку, чтобы пересечься с тобой хотя бы в коридоре.
И у твоей общаги. Я даже скачал себе твоё расписание! Ты хоть понимаешь, как много
моих усилий было в это вложено, Пак Сонхун?!

Хочется наворчать за все те унижения, которые Сонхуну пришлось вынести в деканате.

Хочется рассмеяться от осознания, что его придурошные друзья всё ещё придурошные и
сводники из них оказались так себе, ведь на самом деле всю работу у них за спиной
сделал сам Сону. Хочется зацеловать его до смерти за каждую лисью хитрость.

Это был Сону. Сону сложил их пазлы вместе. Улыбчивый, иногда слишком милый,
пугливый, настолько хилый, что даже не может нормально отжаться, но такой упорный.
Невероятный. Кажется, Сонхун уже не просто влюблён в него. С каждым днём это
чувство всё сильнее. И вы знаете его название.

Сонхун прижимается лбом ко лбу Сону и тихо шепчет на эмоциях:

— Ты правда самый потрясающий… Я так сильно…

Голос Зико обрывает на полуслове. Это звонит Чонсон. Сонхун обещает себе, что
обязательно придушит своего бесполезного друга при первой же возможности, и
выпускает Сону из объятий. Ну, что ж. В другой раз.

Лисьи пальчики выхватывают из руки Сонхуна его старый пропуск.

— Это моё, — уверенно говорит Сону.

Сонхун даже не спорит. Где-то совсем глубоко в душе хочет, но не спорит. Он теперь
такой послушный, просто капец.

Хотя всё ещё не понимает, зачем Сону нужен этот кусок пластика, когда он уже
получил всё, чего добивался. Ведь теперь ему принадлежит намного больше, чем
потерянный пропуск.

Но Сонхун не говорит этого вслух. Это он тоже скажет в следующий раз.

========== Глава 11. О ночных кошмарах ==========

«I'll be the fire, so I can light up

An empty room just for you.
I'll be a fighter, give me the thunder
And I'll get through just for you.

'Cause you'd do the same too».

Isak Danielson — Light Up

Практика наконец закончена. Сонхун ненавидит это лето. До конца каникул две с
половиной недели и всё, что он планирует делать в оставшееся перед учёбой время —
это отсыпаться и, по возможности, вы сами догадываетесь, что. Потому что его снова
мучает голод, утолить который может только Сону.

Звонит мама и ворчит, что не видела сына со времени зимних каникул, а Сонхун
вспоминает, что так и не рассказал семье о том, что у него теперь есть пара. Он
вообще не особо часто делится чем-то с родителями, но на этот раз событие
достаточно важное. Поэтому он приглашает Сону поехать вместе с ним в гости к себе
домой, чтобы представить его родным, и, конечно же, вся семья Сонхуна оказывается
очарована с первого взгляда, даже собака. Ну, видимо, это у всех Паков в крови.

В один из дней Сонхун предлагает Сону остаться у него на ночь. Заказать еды, вместе
посмотреть какой-нибудь фильм. Ну, вы поняли. Повод из серии чисто поесть рамён. Не
то чтобы он на что-то рассчитывает, но в глубине души, разумеется, да. И он уверен,
что Сону тоже это понимает.

Они заваливаются в его общежитие, обсуждая, что из еды лучше заказать, и в прихожей
их встречает раздражённый взлохмаченный Тэхён с огромными синяками под глазами. Ещё
и смотрит на Сонхуна очень недовольно.

— Сону переночует у меня, вы же не против?

— Я против, Сонхун, — отрезает Тэхён. — Мне всю ночь делать на завтра отчёт, так
что сегодня у меня совсем нет настроения слушать ваши стоны.

Когда Тэхён злится, он становится очень прямолинейным и вскрывает карты вот так с
ходу, не церемонясь. Сонхун бросает взгляд на Сону, и живот скручивает от вида его
порозовевших щек, словно их обоих только что обвинили в чём-то очень непристойном.

— Да мы тихо… — начинает он, но Тэхён непоколебим.

— Сонхун, нет. Пожалейте меня хоть немного!

В целом его можно понять. Сонхун сам виноват, что совсем забыл, как сосед
загоняется, исполняя свои должностные обязанности и выживая от одного дедлайна до
другого.

— Хорошо, хорошо, — он пытается сгладить ситуацию, — мы не будем делать ничего

такого. Просто посмотрим фильм.

— Не думай, что я на это куплюсь, — хмурится Тэхён, видимо, прочитав всё у Сонхуна
на лице.

— Обещаю.

Сонхун хочет, чтобы Сону хотя бы просто остался с ним на ночь, потому что так
сильно соскучился по его теплу. И Тэхён не может лишить его этого счастья из-за
какого-то там отчёта.

На помощь вовремя приходит Сону, включаясь в переговоры:

— Хён, я честно прослежу, чтобы он не нарушил своё обещание, — а голос такой

ласковый, что растопит сердце любого. — Можешь быть спокоен.

— Ладно, — неохотно соглашается Тэхён, а затем грозит Сонхуну пальцем: — Но если я

услышу хоть один подозрительный звук, Пак Сонхун, я тебя зарежу, а Сону продам в
рабство. Тебе ясно?

Из третьей комнаты очень громко ржёт Хюнин Кай.

Сонхун не то чтобы расстроен, но расстроен. И получает от Сону два кратких

утешительных поцелуя. Хотелось бы, конечно, чего-то большего, но что дают, то дают.
Обидно только, что Сону его реакция лишь умиляет.

Они заказывают две порции Фо Бо во вьетнамском ресторанчике и коробку курочки. А

Сонхун достаёт припрятанные бутылку соджу и банку пива, чтобы можно было смешать.
Пока они ждут доставку еды, Сону рассматривает комнату более внимательно, чем в
прошлый раз, а Сонхун негромко включает музыку. Тэхён, само собой, заглядывает
проверить не попытка ли это заглушить что-то ещё. Сонхун показывает ему вслед
средний палец.

В один момент начинает играть песня Зико из какой-то очень известной дорамы,
которую Сонхун не смотрел (он вообще не следит за дорамами), но его вдруг осеняет,
что у певца как раз скоро концерт.

— Хочешь, сходим вместе на выступление Зико в сентябре?

Сону пожимает плечами.

— Ну, если ты хочешь, чтобы я пошёл с тобой…

— А ты не хочешь? — Сонхун непонимающе хмурится. — Разве ты его не слушаешь? Джеюн

говорил, что ты фанат.

На мгновение у Сону отваливается челюсть, и он моргает несколько раз, растерявшись.

— А… ну, да, — а затем улыбается. Подозрительная последовательность. Вы ведь тоже

так считаете? Сложили два плюс два?

— Тебе на самом деле не нравится Зико? Или ты вообще не знаешь, кто это?
— догадывается Сонхун. Сону кивает под его пристальным взглядом и как-то странно
мычит, очевидно, смутившись своего прокола.

— Возможно, я ляпнул это случайно, не подумав, когда Джеюни-хён рассказывал мне про
тебя в первый раз, — и оправдывается.

— Зачем?

В ответ Сону надувает губы и выразительно всплёскивает руками.

— Как зачем? Я пытался ухватиться за любую возможность, чтобы познакомиться с

тобой, разве ты ещё не понял?!

Сонхун очень хочет расхохотаться, потому что теперь понимает, что Сону, которому
нравится Зико, — это и правда смешно, ведь тот постоянно слушает какую-то
заезженную попсу, но приходится сдержать себя от громкого ора.

— То есть твоя любовь к Зико была ложью, — начинает он немного резко, подступая
ближе, словно хищник, и растягивая губы в усмешке. — Что дальше? — и вкрадчиво
спрашивает: — Выяснится, что ты на самом деле не любишь мятное мороженое? Не
боишься темноты? Или умеешь играть в покер как ас, м?

Сонхун ловит Сону, притягивает ближе, закольцевав руки вокруг его талии, и смотрит
на то, как калейдоскоп эмоций вращается в лисьих глазах, а сам дразнит дальше.

— Может быть, у тебя и метка ненастоящая? И вообще, тебя зовут не Ким Сону? — шутит
Сонхун и звонко чмокает Сону прямо в щёку.

А тот недовольно хлопает его лисьей лапкой по плечу.

— Не говори ерунду, хён!

Сонхун наклоняется чуть ближе.

— Ну, так что? — спрашивает он, так и не получив ответа на свой самый первый
вопрос.

Во взгляде Сону проскальзывает какая-то странная эмоция, но Сонхун не успевает её

уловить и расшифровать. А сердце чуть замедляется в ожидании ответа. Следом лисьи
глаза превращаются в полумесяцы.

— Хорошо, я пойду с тобой на концерт! Ты этого добивался? — хихикает Сону, улыбаясь

своими щеками. — Покажи мне хоть, кто такой этот Зико.

Сонхун наклоняется и одной рукой подцепляет брошенный на кровать телефон, второй

продолжая удерживать Сону в объятьях. Загуглив, поворачивает к нему экран, Сону
пролистывает несколько фотографий, и его взгляд становится таким хитрым, таким
лисьим.

— А он ничего такой. У него есть метка?

Сонхун знает, что это шутка, но инстинктивно ведётся на неё, тут же вскидываясь:

— Так, Ким Сону. Не испытывай меня.

И накрывает вишнёвые губы поцелуем. Пальцы Сону ловят его лицо и гладят по щекам, и
Сонхун низко мурчит ему в рот, наслаждаясь этими ощущениями каждый раз, как в
первый. Ещё мгновение, и он толкнёт Сону в кровать. Но их вовремя прерывает звонок
из доставки еды. Отчёт Тэхёна всё ещё в безопасности.

Они вместе едят, усевшись на пол. Сону забирает себе весь острый перец из порции
Сонхуна и так очаровательно радуется вкусной еде, что Сонхун сам тут же чувствует
бешеный прилив энтузиазма, пока мешает соджу и пиво в стаканах. Затем Сону быстро
принимает душ и переодевается в домашнюю одежду для сна, если вдруг они отрубятся
за просмотром фильма. Кстати, теперь в шкафу есть отдельная полка, где Сону
оставляет несколько своих вещей, но переодевается он всё равно в одну из футболок
Сонхуна. Имеет право.

Они удобно устраиваются на кровати, Сону сидит у Сонхуна под боком, а на лисьих
коленках лежит ноутбук, где включен фильм «Влюбись в меня, если осмелишься» [1].
Сонхун вообще редко смотрит подобные фильмы, ему больше нравятся боевики с
динамичными сценами. Но он помнит, что Сону с такими жанрами не особо в ладах,
поэтому позволяет ему выбрать фильм на свой вкус. А если на каких-то моментах
становится немного скучно, Сонхун развлекает себя тем, что зарывается носом в
золотистые волосы, чмокает любимую макушку, оставляет краткие поцелуи на шее и
перебирает пальцы Сону, нежно массируя каждую фалангу. Но в какой-то момент
целомудренность, с которой он всё это делает, растворяется. Его руки забираются
Сону под футболку и принимаются ласкать по линии спортивных штанов, а губы
прижимаются к самому отзывчивому местечку за ухом. Он тут же чувствует, как Сону
вздрагивает, а по его коже бегут мурашки. Сонхун шумно выдыхает, ощущая, как
приятно стягивает низ живота. Но Сону вдруг ловит его за запястья, останавливая
нарастающие ласки.

— Хён, — тихо смеётся он. — Заканчивай… Ты обещал.

— Ну и что, — хнычет Сонхун, отказываясь вот так сразу сдаваться. — Хотя бы чуть-
чуть, м?

Но Сону не отпускает его руки и даже, наоборот, отводит их в сторону.

— Сонхуни-хён…

— Просто расслабься, — Сонхун продолжает ласково целовать за ушком и чувствует себя

Чонвоном. Он видел пару раз, как мастерски мелкий раскручивал Хисына на секс прямо
в клубах. Ну, вы и сами помните.

— Хён! — на этот раз голос Сону звучит ещё строже. — Ты же обещал. Держи своё
слово.

Сонхун разочарованно стонет, но руки послушно убирает, проклиная Тэхёна и его

грёбанный отчёт. Приходится досматривать фильм.

— Я не понимаю, почему они не могли остаться вместе, — жалуется он, когда на экране
наконец начинаются титры. И да, он всё ещё в печали из-за того, как жизнь
несправедливо его обломала. — Они же любят друг друга. Зачем было заливать себя
бетоном?

— Потому что они очень хотели остаться вместе, но боялись, что иначе не смогут, —
объясняет Сону, и его голос немного дрожит. Сонхун замечает, как Сону утирает
глаза.

— Отвратительный конец. Я надеялся, что он будет счастливым, а теперь ты плачешь.

— Ну, для них он счастливый… Они смогли обмануть все противоборствующие силы и
остаться вместе.

— Да не было никаких противоборствующих сил! Это ведь мир, где можно быть с кем
захочешь. Они сами из всего сделали проблему и запретили себе быть вместе, — спорит
Сонхун, в следующее мгновение Сону откидывается назад в его объятьях и, повернув
голову, целует в подбородок. Фактически тем самым выигрывая любой спор, достав
козырь из рукава.

— Они как разлучённые звёздами влюблённые. Star-crossed lovers [2].

— Не люблю все эти глупости ещё с тех времён, когда меня заставляли читать
Шекспира. Зачем вообще такое сочинять, если в реальности все обретают родственные
души.

— Ну, мы ведь смогли стать исключением из правил. Даже в нашем мире люди всё ещё
могут любить, кого захотят.

Сонхуна прошибает дважды. Первый раз от мысли, что Сону только что произнёс пока
ещё запрещённое слово, и вдогонку от того, что всё это сказано в контексте
выдуманной несчастливой истории любви. Ему просто жесть как не нравится это
сочетание.

— Это всего лишь фильм, — бубнит он в лисье ухо. — Давай укладываться, уже поздно.

Когда они наконец заканчивают приготовления ко сну, Сону беспокойно вертится у него
под боком на кровати.

— Что такое?

— Можешь положить свою руку мне под голову? — просит он.

— Нет. Я так не усну, — ворчит Сонхун, понимая, что в таком случае проснётся утром
с онемевшей рукой.
— Ну, пожалуйста… Или можно я обниму тебя со спины?

— Сону, — Сонхун негромко стонет, — как ты предлагаешь мне спать на твоей руке? Я
её тебе отдавлю, — и обхватывает неугомонную вертлявую лису за талию, прижав к себе
ближе. — Будем спать вот так. Всё. Спи.

Он проваливается в сон и попадает в водоворот непоследовательных абсурдных событий.

Сначала пытается выкарабкаться из какой-то огромной помойной ямы, которую заливают
бетоном. (Сонхун всё ещё спит, но уже ненавидит этот тупой французский фильм.)
Затем оказывается в клубе, где пьёт вишнёвую колу, пока у него на коленях сидит
незнакомая девушка, лицо которой он никак не может разглядеть. Она гладит его по
метке на предплечье. По чёрной метке. И Сонхуна охватывает паника. Он пытается
оттереть сочный цвет со своей кожи, сделать метку снова блёклой. Потому что ему не
нужна эта грёбанная связь. Не нужна! Ему нужен Сону. И в следующее мгновение
картинка резко меняется. Он оказывается на диване, а страх растворяется в крови,
уступая место приятному жару, потому что тело Сону прижимается к нему, а лёгкое
дыхание скользит по шее и сразу выбивает все дурные мысли из головы. Сон становится
таким горячим, Сонхун плавится, словно наяву. Потому что Сону весь такой тёплый и
податливый в его руках. Вспышка. Сонхун в автобусе и совсем не понимает, куда
именно едет. Он вертит головой, чтобы осмотреться, и замечает Сону, который сидит
на другом ряду на несколько сидений позади. Его улыбка такая солнечная. Визг шин,
автобус переворачивается, разбрызгивая осколками стёкла. Сонхун слышит крик. Темно
и страшно. Стоны боли не утихают. Он пытается понять, откуда они доносятся, но не
может. Ещё секунда, и Сонхун распахивает глаза.

Его грудь вздымается так высоко, словно он задыхается. Сердце колотится. Голова
гудит. Всё ещё ночь. Комнату освещает лишь приглушённый свет настольной лампы.
Сонхун осознаёт, что уже проснулся, но ночной кошмар почему-то не заканчивается. Он
все ещё слышит мучительный скулёж. Спустя несколько мгновений, утонувших в
прострации, Сонхун наконец понимает, что этот звук исходит от Сону.

— Эй, детка, — тихо шепчет он, поглаживая дрожащее рядом тело по руке. Ему кажется,
что нежное прикосновение должно успокоить даже сквозь пелену сна, но Сону лишь
сильнее дёргается. — Сону-я… Шшш… Проснись.

Он пытается потрясти Сону за плечо, но в ответ получает толчок локтем в живот. А

сам Сону скулит громче. Сонхун сильнее тормошит его за плечи, но тот отталкивает
его ещё яростнее, а затем кричит так пронзительно, что впору оглохнуть.

— Нет! Нет!..

Теперь, когда лисьи глаза распахнуты и испуганно мечутся из стороны в сторону,

Сонхун прижимается лбом к чужому влажному от холодного пота лбу и гладит напуганную
лису по голове.

— Тихо, тихо, Сону, это я, — шепчет он на грани отчаянья, перепуганный ничуть не
меньше. — Это был просто сон. Всё хорошо. Я здесь.

— Хён?..

— Да. Тебе приснился кошмар. Всё хорошо, я рядом.

В следующую секунду Сону начинает плакать. Нет, не плакать. Истерично рыдать. Он

дрожащими руками сначала ощупывает шею Сонхуна, а затем шарит по животу. И
всхлипывает так, словно только что встретился лицом к лицу со смертью.

— Ты в порядке?! Я видел, как тебя убили!.. Всё было в крови! Я звал тебя, но ты
ничего мне не отвечал… Хён, это правда ты?
Сонхуну кажется, что его окатили ледяной водой. Он прижимает Сону ближе и оставляет
поцелуй на шее у самого ворота футболки, лишь бы его любимый почувствовал контраст
яви и сна и вернулся обратно в реальность.

— Это правда я, — он гладит Сону по содрогающейся спине, пока горячие слёзы из
лисьих глаз капают ему прямо на предплечье. — Это был просто сон. Я живой. Со мной
всё хорошо, видишь?

— Сонхуни-хён… Ты правда здесь? Я не могу тебя потерять…

Дверь тихонько скрипит, и в комнату заглядывает Тэхён проверить, что тут

происходит. Сонхун просит его принести воду и успокоительное.

Выпив лекарство, Сону начинает медленно приходить в себя, но всё ещё мелко дрожит и
тихо всхлипывает, прижимаясь близко-близко. Сонхун убаюкивает его, не переставая,
шепчет, что живой, что всё хорошо, что ничего страшного не произойдёт, что это был
глупый ночной кошмар, и так по кругу. Он гладит Сону по спине, пока дыхание Сону не
выравнивается, и тот снова не проваливается в сон.

Сонхун же больше не может уснуть. Теперь трясёт уже его самого. Он пытается не
думать о предпосылках этого сна и о том, что именно наложило на психику Сону такой
сильный отпечаток, но не может. Мысли об этом мучают его почти до рассвета. Он
думает о скрытом за завесой тайны прошлом Сону, о том, что же именно случилось с
его родственной душой, и о том, что было в этом пугающем до дрожи сне. Почему Сону
так лихорадочно шарил по его животу? Почему именно живот? Его родственную душу
зарезали? Застрелили? Тогда почему Сону трогал его шею? Или его родственная душа
умерла от удушья?.. И самый страшный вопрос: откуда Сону это знает? Он чувствовал?
Видел тело? Или же… всё это произошло прямо у него на глазах?

В голове так много вопросов. Они изводят Сонхуна, высасывая силы и расшатывая
эмоции из края в край. Но он знает, что не сможет задать ни один из них. Ему
страшно. Он не готов. Как, скорее всего, и сам Сону.

С первыми лучами солнца Сонхун проваливается в забытье и отключается, так и не

выпустив Сону из своих объятий. А через пару часов урванного сна его будят легкими
поцелуями по линии подбородка — это Сону желает доброго утра. А ещё зачем-то
извиняется за то, что случилось ночью, и виновато хлопает своими лисьим глазами.
Сонхун просит его больше никогда не извиняться за что-то подобное. Он будет
оберегать лисий сон каждую ночь, как сторожевой пёс, если придётся.

Сону заверяет, что ему лучше. По крайней мере, ведёт он себя так, словно ничего
страшного не произошло, и они очень-очень тихо занимаются утренним сексом, хотя
Тэхён, наверное, всё равно слышит и проклинает их, но в стену не стучит.

Ночные кошмары остаются тем самым не найденным кусочком пазла, который Сонхун не
торопится собирать.

В конце каникул Тэхён и Кай уезжают домой, чтобы увидеться с семьями, и на всю эту
неделю Сону перебирается к Сонхуну в общежитие. И как вы, наверное, догадываетесь,
первые пару дней они почти не вылезают из постели, разве что чтобы поесть, сменить
бельё и принять освежающий душ. На этот раз у Сонхуна есть и презервативы, и
смазка, и они с Сону пробуют всё то, что так советовал Чонвон. И даже больше.

Сонхун много раз подряд умирает от того, как сладко Сону шепчет его имя за гранью
оргазма.

Они так и не говорят о том кровавом ночном кошмаре.

Комментарий к Глава 11. О ночных кошмарах
[1] «Влюбись в меня если осмелишься» — французская мелодрама режиссёра Яна
Самюэля, вышедшая на экраны в 2003 году. Главные герои фильма постоянно играют в
игру на «слабо», поочерёдно выполняя задания друг друга. В какой-то момент игра
выходит из-под контроля. Сонхун и Сону обсуждают противоречивый финал, где герои
покончили с собой, чтобы навсегда остаться вместе.
https://www.youtube.com/watch?v=H43pvs6a5g4&t=78s

[2] Star-crossed lovers — так называют влюблённых, отношениям которых часто мешают
внешние силы. Термин включает в себя другие значения, но первоначально означает,
что паре «мешает злая звезда» или что звёзды работают против отношений. Считается,
что эта фраза придумана Уильямом Шекспиром и впервые упоминается в прологе трагедии
«Ромео и Джульетта»:
«From forth the fatal loins of these two foes
A pair of star-cross'd lovers take their life».

========== Глава 12. О родственных душах ==========

Комментарий к Глава 12. О родственных душах

Перевод и адаптация эпиграфа с корейского сделаны мной ❤
«Я думал, что мы мечтаем об одном,
Но наша мечта так и осталась лишь мечтой.
Моё сердце разрывается, пожалуйста, спали его скорее,
Чтобы от моей боли и этого глупого влечения к тебе не осталось и следа.

Сон, что был столь сладок, рассеялся, и я открыл глаза.

Вот он настоящий ты, вот и настоящий я».

BTS — Tear

Сонхун встречается с друзьями на последней неделе каникул, чтобы поесть мяса на

гриле. Сону приводит вместе с собой Рики, и тот хорошо вливается в их компанию.
Поначалу совсем чуть-чуть заметно, что ему немного неловко, особенно рядом со
старшими, но Чонвон быстро это схватывает и старается всячески вовлекать его в
диалог.

Всё как обычно, только без алкоголя, потому что Хисын уже начинает ныть: «Пацаны,
давайте меньше пить, у меня не железная печень». Ну, и жопа, по которой ему
прилетает от родителей Чонвона, тоже. Все способны прочитать это между строк. Хён
не разрешает купить даже макколли, раз теперь с ними целых два школьника. Чонсон
очень сосредоточенно, как настоящий повар, жарит мясо, Сону кормит Сонхуна
маринованной редькой, которую им приносят в качестве закуски, Рики и мелкий
(который, кстати, теперь не самый младший, а второй с конца!) ноют друг другу о
том, как же задолбала школа и почему вообще надо туда ходить. Никто из старших, как
обычно, не огорчает их тем, что школа — это только первый круг ада.

Друзья сидят в самгёпсальной почти до полуночи, поэтому Сонхун и Сону обещают

проводить Рики до дома. Они уже выходят на улицу, когда Сонхун обнаруживает, что
забыл на столе телефон, и возвращается. Сону и Рики остаются ждать его на крыльце.
Сонхун быстро находит забытое и уже хвататеся за ручку двери, но вдруг замирает,
прислушиваясь к чужому разговору.

— Хён, ты должен ему всё рассказать.

— Я знаю, — в голосе Сону сквозит напряжение. — Я собираюсь.

— Ты собираешься уже целый месяц, — негромко, но строго отвечает Рики. — Прекрати

тянуть.

Сердце падает в пятки. И Сонхун даже задерживает дыхание, чтобы не выдать своё
присутствие.
— Сону-хён, — тем временем продолжает Рики чуть мягче, — я знаю, что рассказать о
таком непросто, но это очень важно. Будет лучше, если это расскажешь ты, чем он
узнает случайно. Ты и так уже ходишь по лезвию ножа.

Они точно разговаривают о родственной душе Сону, о той части прошлого, которую
Сонхун обязан знать. И у него начинает кружиться голова. Потому что, с одной
стороны, счастье в неведении, с другой — любопытство вошло в чат. Сонхуна разорвёт
от этих чувств, возможно, даже в очень ближайшем будущем.

— Я пока не знаю, как это сделать. Мне страшно, — по голосу Сону он понимает, что
тот ещё на шаг ближе к эмоциональному срыву.

— Ты сам говорил, что это всё ради счастья. Сонхун-хён поймёт, если он любит тебя.

— Я не знаю, Рики…

— Тебе снова снятся кошмары?

Испуг, сочащийся из этих слов, такой ядовитый. Сонхун чувствует, что его отсутствие
слишком затянулось, поэтому, сделав несколько шагов назад, он громко кричит хозяйке
ресторана: «Аджумма, спасибо за еду!», тем самым предвещая своё появление, и
открывает дверь. Сону тепло улыбается и берёт его за руку, но в лисьих глазах всё
равно виден отблеск беспокойства, которое Сону изо всех сил пытается скрыть. Сонхун
нежно гладит его по костяшкам и старается вести себя как обычно. А сам думает, что,
видимо, нужно как-то дать Сону понять, что тот может ему полностью доверять, но
пока не знает, как именно это лучше всего сделать. Трудно, когда нельзя сказать
прямо. Наверное, Сонхун должен подарить Сону чувство надёжности и просто ждать, но
слова Рики не дают ему покоя.

В последние дни каникул, прямо перед началом осеннего семестра, Чонсон зовёт всех к
себе в загородный дом недалеко от Пукхансана [1]. Да-да, богатый мальчик может себе
позволить, you know. От предложения отказывается только Рики, потому что ему,
скорее всего, очень неловко согласиться. Хотя сам он говорит, что проблема лишь в
его родителях, которые не любят отпускать его куда-то далеко от дома. До Пукхансана
можно добраться на сеульском метро с пересадкой на автобус, но никто на него не
давит.

Чонсон предлагает забрать всех на машине. Обычно в неё влезают только пять человек,
но если очень-очень потесниться, то можно как-нибудь влезть вшестером. Но при таком
раскладе Сонхун и Сону решают вместе доехать на метро, раз уж они выдвигаются из
одной общаги. Джеюн не упускает возможности поглумиться и присылает сообщение из
разряда: «Если просто хочешь полапать Сону в метро за задницу, в следующий раз так
и напиши. Не нужно этих отмазок». В общем-то, зерно истины в этом есть, но Сонхун
всё равно посылает друга на х*й. В целях профилактики.

В вагоне, конечно же, людно. Как и всегда. Они стоят в углу: Сонхун держится рукой
за поручень, Сону — за него, обняв за талию, а между их ног зажата спортивная сумка
с вещами, одна на двоих. Кондиционер работает на полную мощность, но Сонхун всё
равно заботливо держит карманный вентилятор, направляя его на Сону, а тот довольно
жмурит глаза, подставив лицо под прохладный поток воздуха, упираясь подбородком
Сонхуну в грудь. И да, кстати, Сонхун совсем не лапает Сону за задницу, потому что
у него заняты руки, так что Шим Джеюн на серьёзных щах может прогуляться сами-
знаете-куда. Они добираются до Пукхансана к полудню, Чонсон тут же принимается
готовить барбекю, хён и мелкий сеют хаос вокруг, Джеюн пьёт вторую банку пива.
Последнему вместо приветствия Сонхун показывает фак.

Ребята все вместе обедают и немного чилят у бассейна, и всё вроде бы хорошо, но
Сонхуна не покидает мысль, что с Сону что-то не так, ведь тот даже не идёт
плескаться в воде, сказав лишь, что врач просил лишний раз не мочить повреждённую
родинку, пока она окончательно не заживёт. Короче говоря, Сонхун начинает реально
переживать, что что-то происходит у него за спиной, а он не в курсе и никак не
может помочь. Ну и, как вы, должно быть, помните, со словами у него тоже туговато.
Само собой, первым предложить поговорить он не может. Да и боится напугать Сону ещё
больше, если скажет, что слышал их с Рики разговор. Так что Сонхун просто находится
в состоянии ожидания.

Ближе к вечеру, когда жара идёт на спад, ребята решают побродить по окрестностям.
Вообще, гулять по территории парка после его закрытия запрещено, но их пускают при
условии, что они будут идти только по указанной основной тропе и не залезать куда
не надо. А всё потому, что Пак Чонсон — это Пак Чонсон, и у его семьи везде связи и
VIP-доступ.

Чонвон очень хочет подняться повыше и посмотреть на заход солнца. Он умоляет об

этом каждый раз, но Сону здесь впервые, поэтому в итоге все соглашаются и шлёпают
по бесконечной лестнице наверх. Больше всех ноет Хисын, потому что ненавидит
восхождения на горы, но остальным глубоко наплевать на его страдания. Особенно, как
ни странно, Чонвону.

Подняться уж очень высоко они не могут, потому что уже поздно, и им в любой момент
может позвонить охрана и попросить вернуться. Так что они забираются на первое
попавшееся скалистое возвышение, недалеко от здешнего буддийского храма. Небо
окрашивается первыми всплесками цвета мандариновой кожуры. Сонхун думает о том,
чтобы усадить Сону к себе в объятья, но немного медлит, поражённый тем, насколько
ласково солнце скользит яркими красками по любимым щекам, губам и светлым волосам.
Так что он просто садится рядом, собираясь любоваться вовсе не закатом. Звучит
сопливо и романтично одновременно. Но Сонхуну нравится. Теперь он понимает, почему
люди так романтизируют закат. Раньше он думал, что они всего лишь приукрашивают
действительность, желая выставить картинку красочнее, чем она есть. Теперь же он
понимает, что на самом деле нет таких слов и эпитетов, чтобы полностью передать её
красоту. «Фу, как ванильно», — подумаете вы. И будете правы.

В какой-то момент, когда небо окрашивается в сочный пурпур, Сону переводит взгляд
на Сонхуна и смотрит так вкрадчиво, что сердце замирает и отказывается работать,
объявив технический перерыв.

— Хён?..

На секунду Сонхуну кажется, что вот он, тот самый момент. Может быть, прямо сейчас
Сону расскажет что-то очень-очень важное, судя по тому, как задумчиво он кусает
нижнюю губу.

— Что такое? — Сонхун внутренне паникует, но сам придвигается ближе. — Ты сегодня

какой-то загруженный. Что случилось? — спрашивает и поглаживает по спине, чтобы
подбодрить.

В лисьих глазах проскальзывает сомнение. Сонхун уже отлично знает эту эмоцию и
способен отличить от других.

Но вдруг губы Сону растягиваются в милой улыбке, и он лишь качает головой:

— Нет-нет… Со мной всё хорошо.

Сонхун знает, что это не так, но ничего не говорит. Лишь наклоняется и оставляет
несколько поцелуев у Сону на щеке, утягивая к себе в объятья. Сону ничего не обязан
рассказывать ему, если пока не готов. Пусть всё останется недосказанным, если так
нужно.
— Господи, ну только вы двое ещё не начинайте, — стонет Чонсон прямо у них за
спиной. — Пожалейте мои глаза. Мы с Джеюном всё ещё здесь.

Учитывая, что парочка долбанутых друзей Пак Сонхуна находится так близко и нарушает
столь нежную атмосферу, момент для разговора по душам и впрямь не самый подходящий.
Даже в лучах неописуемо прекрасного заката. Поэтому Сонхун просто ещё раз целует
Сону, на этот раз у мочки уха, надеясь, что это хоть немного успокоит лисёнка и
отгонит прочь переживания. (Но проблема в том, что Сонхун уже сам потихоньку
начинает накручивать себя.)

Чонсону звонит охрана и просит вернуться, потому что начинает смеркаться, так что
вся банда послушно топает на выход. Сону натирает пятку кроссовком где-то на
середине пути, поэтому приходится нести его на спине. Он, конечно, не то чтобы
лёгкий, но Сонхун не жалуется и просто принимает свою ношу такой, какая она есть.
Но не упускает возможности пошутить, что теперь можно не ходить в тренажёрку, а
просто приседать с Сону на спине по двадцать раз в день, и Сону смущённо хихикает в
ответ. Только сердце всё равно не на месте. Сонхун чувствует, как руки обнимают его
за шею чуть крепче, а губы прижимаются к затылку. И от волнения в горле застревает
неприятный ком.

Все выглядят немного уставшими. Возможно, от свежего воздуха. Поэтому разбредаются

по комнатам, чтобы пораньше лечь спать. А мелкий ржёт, что в этот раз все
укладываются по парочкам, даже два оставшихся неудачника.

Когда Сонхун возвращается из душа и ложится на футон, Сону уже спит. Ну, или делает
вид, что спит. Сонхун не тревожит его сон. Осторожно укрывает тонкой простынкой, на
случай, если вдруг ночью станет холодно от кондиционера, и оставляет руку у Сону на
талии. Засыпая, Сонхун думает о том, что если бы можно было выкинуть из общаги
кровать, он бы так и сделал и купил бы на её место мягкий вместительный матрас.

Его будят первые лучи солнца и, ещё толком не открыв глаза, Сонхун чувствует на
себе чужой взгляд. И приятную тяжесть тела рядом, потому что Сону, удерживая вес на
одной руке, нависает над ним и, видимо, разглядывает его лицо, а другой лапкой
гладит Сонхуна по щеке и лбу, убирая в сторону мешающие пряди волос.

Сонхун негромко стонет и возится, чтобы лечь удобнее, тем самым дав Сону понять,
что проснулся.

— Я разбудил тебя? — виновато мурлычет лиса и ластится ближе, оставляя поцелуй у

уголка губ. Сонхун мечтает просыпаться вот так каждое утро. Не имеет значения,
какой будет его кровать и где, главное, что место Сону в ней по определению. Вот,
что важно. Теперь Сонхун разрешает себе грезить смело.

— Нет, я проснулся сам, — шепчет он в ответ, а тело вдруг накрывает волна желания,
прокатываясь от низа живота вверх до самого горла. Из всех вариаций секса, которые
Сонхун успел попробовать, утренний — его самый любимый. Такой плавный, тягучий и
немного ленивый. Тело после сна особенно расслаблено и отзывчиво, а любая ласка
ощущается в сотни раз ярче. — Сколько времени?

— Почти пять. Сонхуни-хён… мне надо поговорить с тобой, — начинает Сону с тревогой
в голосе, но Сонхун ловит его за талию и перекатывается по футону, меняясь с Сону
местами.

— Позже, — шепчет он хрипло, потому что во рту опять пересохло.

— Хён… Это важно.

— Сону, пять утра. Я не соображаю в такое время, поэтому давай оставим важные
разговоры на потом, а сейчас займёмся чем-то более подходящим, м?
Когда пальцы зарываются в его волосы на затылке, Сонхун принимает этот жест за
беззвучное: «Да», и его рука тут же проскальзывает между нежных бёдер.

Второй раз он просыпается ближе к десяти, аккуратно выбирается из объятий, чтобы

сильно не потревожить Сону, натягивает чистую футболку и ползёт на кухню попить
воды, где его встречают две недовольные пары глаз и мелкий. Хисын, видимо, всё ещё
дрыхнет.

Внимание, в эфире телепередача «Пак Сонхун и его очень дебильные друзья».

— Пак Сонхун, ответь мне, у тебя есть совесть? — ворчит Чонсон, хмурый, как
грозовая туча, и пытается пробуравить дырку своим тяжёлым взглядом. — В пять
грёбанных часов утра можно было вести себя тихо?

Джеюн с сонным видом прожёвывает тост с джемом.

— Мне кажется, что даже если бы я не знал имя Сону, я бы всё равно его выучил, —
выговаривает он, соглашаясь со всем, сказанным перед ним, а мелкий начинает
хихикать.

— Зато согласитесь, что у Сонхуни-хёна сексуальный голос, когда он стонет!

Сонхун просто достаёт из холодильника минералку и прижимается к горлышку губами,

жадно глотая воду.

— И вообще, радуйтесь, что я на этот раз вёл себя тихо, — хвастается Чонвон, словно
за такое заслуживает какой-нибудь почётной награды. Медали с отличием. Или даже
премии.

— Ну, хоть на том спасибо… — бурчит Чонсон. А мелкий не упускает возможности его
побесить и добавляет:

— Но предстоящей ночью не обещаю!

— Я в следующий раз поеду куда-то только с Джеюном, — бухтит хозяин дома, допивая
кофе.

— Звучит очень двусмысленно, хён! — шутит Чонвон и тут же оказывается наказан,

когда его обхватывают за шею всей рукой и быстро-быстро треплют по волосам.

— Так, ладно, я в душ. А то с вами не поспишь, — бросает Чонсон и шлёпает прочь из

кухни. Джеюн поддакивает ещё пару раз и продолжает лениво жевать тост. На кухню
вваливается заспанный Хисын (только Богу известно, как он вообще смог сам поднять
себя из кровати) и, плюхнувшись рядом с мелким, заразно зевает. Сонхун готовит два
тоста для себя и Сону и ставит чайник, чтобы заварить кофе. Пока вода вскипает, он
возвращается в комнату.

Сону ещё спит, зарывшись носом в подушку. Сонхун садится рядом, наклоняется ближе,
чтобы оставить поцелуй на задней стороне его шеи, а рукой проводит по спине, оголяя
кожу и наслаждаясь её мягкостью, тем самым вырывая Сону из мира грёз. Тот негромко
вздыхает. Сонхун хоть и не видит, но уверен, что Сону улыбается. Пальцы вдруг снова
натыкаются на квадратный пластырь под левой лопаткой. В спонтанном порыве цепляют
его за край и тянут в сторону, отлепляя от кожи.

Сонхун слышит выстрел у виска. И мир рушится. Разлетается, как карточный домик. В
одночасье.

Потому что прямо там. Там. Под лопаткой. В том самом месте, где был пластырь. У
Сону чёрная метка.

В следующее мгновение они в ужасе отпрыгивают друг от друга. Сонхун просто

подскакивает на ноги, а Сону путается в футоне, зацепившись ногами за простыни,
падает и громко охает, ударившись о пол коленкой. Ткань пижамы проскальзывает по
его спине, скрывая уродливую правду. Хотя Сонхун вряд ли когда-нибудь забудет то,
что только что увидел. Кинжал, пронзающий розу.

Вот она, настоящая метка Сону.

Сонхун не понимает, как он не додумался сорвать этот проклятый пластырь раньше.

Наверное, он слепо верил всему, что говорил ему Сону, и уважал его личные границы.
Мозг вдруг начинает работать в полную мощность, складывает все кусочки головоломки.
Сонхуна отбрасывает в самое начало. В тот самый момент, когда он впервые узнал о
лживой свободе. И все воспоминания в голове рвутся одно за другим.

— Ты это хотел рассказать мне? — выдавливает он слово за словом, чувствуя, как

каждое из них режет его изнутри.

Сону ничего не отвечает, обхватывает себя дрожащими руками и смотрит так испуганно,
что Сонхуна начинает мутить.

— Что у тебя на руке? — голос словно чужой. Перед глазами на несколько мгновений
темнеет. Сонхун резко шагает ближе и ловит Сону за правую руку, повернув к себе
блёклую птичку. — Как ты её сделал? Она ненастоящая, да?

Он пытается дышать ровно, но не может. Сердце долбится в предсмертной агонии, как

ненормальное. В висках стучит. Сонхун сильнее смыкает пальцы на тонком запястье.

— Что ещё было ложью? Твоя тупая свобода? Твои чувства ко мне? Всё? — выпаливает
он, и язык просто пылает во рту.

— Ай, хён… Мне больно, — жалобно произносит Сону и пытается вывернуть руку из
мёртвой хватки, но Сонхуну плевать, если Сону и правда больно, всё, что ему нужно —
услышать правду. Иначе он сойдёт с ума.

Родственная душа Сону жива. Жива. Жива. Жива. Эта мысль долбит прямо в темя.
Оглушает. От неё немеет всё тело. Получается, четыре года назад никто не умер?
Тогда почему Сону отвернулся от своей судьбы? Зачем? Сонхуну просто необходимо
выяснить, где этот человек. Что с ним? Кто он? Но вопрос выходит совсем другим.

— Вы чувствуете друг друга? Ваша связь ещё жива? — Сонхун цепляется за последнюю
надежду, потому что знает: четыре года — это не так много. Их недостаточно, чтобы
разорвать связь на тонком плане, чтобы перестать ощущать себя единым целым. Но всё
же вдруг, вдруг…

Он смотрит в лисьи глаза и читает в них страшный ответ. Приговор.

«Да».

И его прошибает озноб.

— Сону, ты хоть понимаешь, что ты наделал? — он давится словами. Ему так больно,
словно от тела отрывают кусок за куском. Сонхун ещё никогда прежде не чувствовал
себя настолько уязвимым. — Каждый раз, когда мы… бл*ть. Бл*ть!

Когда он целовал Сону и нежно, и бешено, когда оставлял засосы на внутренней

стороне его бёдер, когда доводил до эйфории, держа в плену своей постели, и
наслаждался негромкими стонами любимого голоса, каждая яркая эмоция, которую Сону
чувствовал рядом с ним, транслировалась в мистическую связь, разоблачая
предательство. Сону заставил его совершить грех, который Сонхун совсем не был готов
на себя взять. Но это не самое худшее, Сонхун уверен, что сумеет как-то пережить
своё грехопадение. Намного хуже то, что…

— Зачем? Тебе нравилось играть моими чувствами? Тебе льстило это? Или что? Ты решил
поэкспериментировать со мной? Или ты просто хотел кому-то отомстить? — он почти
срывается на крик, и то, с какой ужасающей робостью Сону смотрит на него в ответ,
выбивает наружу ещё больше обнажённых чувств. Сонхун безжалостно встряхивает Сону
за руку и рявкает: — Отвечай мне, когда я тебя спрашиваю!

— Хён, ты тупой? Зачем?! Потому что я хочу быть с тобой! Вот зачем! — Сону рывком
высвобождает свою руку и бьёт его по плечу.

— Со мной? — Сонхун чувствует себя так, будто его только что заколотили в гробу,
потому что все разумные мысли, за которые он цеплялся, за счёт которых он пытался
удержаться на плаву, меркнут. — Ты сам себя слышишь? У тебя есть родственная душа!

— Да мне плевать на мою родственную душу!

Горечь во рту. Сонхун на секунду зажмуривает глаза и снова видит кровь, разбитое
стекло, слышит крики других детей, предплечье жжёт, словно с него наживую сдирают
кожу, а он вопит из последних сил. И вдруг наступает осознание. Мать его,
прозрение. Что воспоминание о том, как умерла его родственная душа, было
единственной правдой, которой он должен был жить. Потому что всё, что подарил ему
Сону, было соткано из лжи. Из той лжи, после которой нет жизни. Нет даже мечты. Нет
ничего.

— Радуйся тому, что она у тебя есть, Сону, — хрипит Сонхун. — Я даже не знаю, что
это такое. Понимаешь?

— Но я всё равно хочу быть только с тобой!

Взгляд Сону пронизывает до костей, выворачивает органы, рубит остатки живого.

Сонхун чувствует себя выпотрошенным, обманутым и преданным.

— Да? Именно поэтому ты солгал мне? — выплёвывает он. Чёрт, как же невыносимо
больно. Опять нечем дышать. Словно его душат. — Это и был твой надёжный план?!
Привязать меня к себе, а потом вскрыть все карты? Когда я влюблюсь в тебя! Ты
считаешь, что честно так поступать со мной?!

Голос срывается. Сонхун больше не контролирует его. И не только голос. Всего себя.
Тело начинает ломать так, словно он снова оказался в том самом проклятом автобусе,
придавленный сиденьем. Напуганный до смерти.

— Я собирался рассказать тебе! — душераздирающе хнычет Сону, пытаясь поймать

ладонями его лицо. Но Сонхун отклоняется. Это инстинкт самосохранения, потому что,
если Сону коснётся его прямо сейчас, у него остановится сердце. На этот раз в самом
плохом смысле.

— Ты должен был рассказать мне сразу, — отрезает Сонхун.

— Если бы я рассказал сразу, ты бы никогда не посмотрел на меня!

Сону тоже весь дрожит с головы до пят, истерично кусает губы, а на ресницах блестят
первые слёзы. Нет. Только не это. Нет, Сонхун не позволит надавить на себя так
просто. Ему надо разорвать этот порочный круг, начавшийся со лжи. Снять дурманящее
голову проклятье. Расстегнуть поводок на шее. Сорвать личину обманчивого счастья. И
впервые увидеть мир не через розовые очки, узрев безобразную правду.
— Вот именно. Потому что я и не должен был смотреть на тебя.

Потому что нельзя смотреть на чужое. Эта мораль зашита на генетическом уровне.
Забирать чужое — это мерзко и низко… Может пробить дно Марианской впадины. Сонхун
хочет прокричать об этом прямо Сону в лицо, но в дверь негромко стучат.

— Эй? У вас там всё хорошо? — обеспокоено спрашивает Чонсон.

Сонхун совсем забыл, что они с Сону не одни, и за стенкой на кухне сидят их друзья,
которые, скорее всего, слышали их ругань. Этой мысли достаточно, чтобы спохватиться
и вырваться из мучительного плена лисьих глаз. Он оглядывается по сторонам, хватает
свой телефон, бумажник и ключи с небольшого столика, где разложены их с Сону личные
вещи, и выскакивает за дверь, чуть не прибив ею друга. Чонсон таращится на него в
шоке.

— Хён… Сонхуни-хён! Подожди!

Пальцы Сону пытаются ухватить его за локоть, но Сонхун отдёргивает руку.

— Не трогай меня, — бросает он, не скупясь на грубость.

— Пожалуйста, поговори со мной, хён, — а плач Сону выводит из себя ещё больше.

— Я не хочу тебя видеть, — Сонхун считает, что ничуть не жестоко сказать такое
прямо сейчас. Потому что это лишь меньшая часть того, что ему хочется прокричать от
обиды и разочарования. В сравнении с тем, в какую бездну отчаяния он упал по вине
Сону, это просто незначительная мелочь. Сонхун так думает. В целом уже только то,
что он почти не матерится, можно считать милосердием с его стороны.

Отвернувшись от Сону, он быстро шагает в коридор. И слышит громкий вдох. Кажется,

это Джеюн.

— Хён, подожди!

Сонхун суёт ноги в кроссовки, впопыхах наступая на пятки, и выбрасывает своё тело в
дверной проём. Ему плевать на то, что он в пижамной футболке и шортах. Как и на то,
что почти все его вещи остались в комнате. Как и на то, что сейчас происходит в
доме. Как и на то, что сейчас думают его друзья. Сонхуну бы ещё очень хотелось,
чтобы ему резко стало наплевать на Сону. Но вот только чувства к нему держат крепко
и терзают до крови. Боль заставляет идти вперёд.

На экране телефона высвечивается входящий от Джеюна. Сонхун сбрасывает. Он просто

физически сейчас не сможет ответить или вернуться. Сообщения в общем чате он тоже
не открывает. Просто на низком старте ждёт автобус и заскакивает в него первым.

Водитель начинает отъезжать, но вдруг резко тормозит и, громко выругавшись на

человека, что чуть не кинулся ему под колёса, открывает переднюю дверь для
последнего пассажира. Сердце трепыхается в горле. Сонхун задерживает дыхание. Он
боится, что если увидит Сону, то просто рассыпется на части. А какая-то ещё
недобитая, очень похожая на мазохизм вера заставляет его до последнего надеяться,
что это будет Сону.

Но в проходе появляется запыхавшийся Чонвон. Мелкий пересекает трясущийся салон

автобуса и плюхается рядом, тяжело дыша. Сонхун чувствует прикосновение его ладони
и закрывает глаза. Слёзы жгут на обратной стороне век.

Обнажив правду, Сонхун словно исцелился от сладкой лжи, что, сродни болезни,
растеклась по всему телу [2]. Он должен был понять всё сразу. Он должен был помнить
своё место. Он не должен был забывать о своей унылой серой действительности. Но в
тот день Сону показал ему блёклую птичку на запястье и позволил вкусить ту самую
лживую свободу, о которой Сонхун слепо мечтал с самого детства.

Может быть, было бы лучше, если бы он умер вместе со своей родственной душой
пятнадцать лет назад в автокатастрофе. Тогда Сонхун бы никогда не встретил человека
по имени Ким Сону.

Комментарий к Глава 12. О родственных душах

[1] Пукхансан — национальный горный парк в северо-западной части Сеула.
[2] В корейском языке есть такая пословица, которая дословно переводится как:
«Сладкие речи — болезнь, горькие речи — лекарство». Русский аналог: «Лучше горькая
правда, чем сладкая ложь».

========== Глава 13. О лжи ради счастья ==========

«If I put on music then I'll play your song

If I play your song then I think I'll lose it
End up pulled up at the front of your lawn»

MUNA — Stayaway

Родители Чонвона разрешают остаться в их доме на пару дней, потому что Сонхун у них
всегда на хорошем счету. В отличие от Хисына. Дело в том, что Сонхуну очень не
хочется возвращаться в общежитие, на случай, если его там будет искать Сону. А ещё
он просит Чонвона никому ничего не говорить о том, где ночует ближайшие две ночи.

Они спят в одной кровати, обнимаясь, потому что, как вы помните, Чонвон так
проявляет свою заботу, и Сонхун позволяет мелкому это делать. Всё равно спать
получается плохо, так что не принципиально. Чонвон дважды пытается напоить его чаем
с ромашкой и один раз успокоительным, но, понятное дело, это не помогает. Сонхун
продолжает чувствовать какую-то странную предсмертную бодрость. И парадокс в том,
что Сону даже не его родственная душа, почему, мать его, так плохо?!

Наступает первый учебный день. Утром Чонвон уходит в школу, не особо радуясь новому
семестру, а Сонхун ползёт в общагу в надежде, что у своей комнаты не встретит Сону.
И Вселенная, вероятно, решила, что наиздевалась над ним уже более чем достаточно,
поэтому там стоит не Сону, а Джеюн с двумя стаканами кофе.

В прихожей их встречает полуголый Хюнин Кай, только что вышедший из душа.

— О, Сонхун-а! Сону искал тебя вчера, — беззаботно бросает он. — Вы нашли друг
друга?

Сонхун ничего не отвечает, у него внутри всё оледенело ещё два дня назад, и ему
очень тяжело говорить. Кай верно истолковывает молчание как плохой знак, поэтому
под руку не лезет и без лишних вопросов скрывается в своей комнате. Сонхун
принимает душ, переодевается в относительно презентабельную одежду и пьёт остывший
кофе, который ему принёс друг.

— Ты как? — наконец спрашивает Джеюн, и по его тону понятно, что он в курсе
произошедшего. Скорее всего, Сону рассказал им всё, что и должен был.

Сону-Сону-Сону. Одной мысли о нём достаточно, чтобы вспороть швы, которыми Сонхун
пытался сшить себя по частям обратно этой ночью.

— Плохо, — отвечает он честно и кратко. — Я не хочу говорить об этом.

Друг лишь понимающе кивает и пару раз поглаживает Сонхуна по плечу, прежде чем они
отправляются на учёбу. Сонхун не особо представляет себе, как собирается сидеть на
парах, но сегодня первый день семестра, и он просто не может его пропустить, потому
что необходимо отметиться в деканате, занести бумаги о летней практике для личного
дела, продлить пропуск и много чего ещё. Сонхун не может не прийти.

А Джеюн, видимо, решает примерить на себя роль няньки и берётся проводить его до
нужной аудитории. Мало ли что. И, на самом деле, не зря. Потому что, как Сонхун и
предсказывал, где-нибудь по пути их обязательно должен был перехватить Ким Сону.

— Хён!

Сонхуну мерещился этот голос до самого рассвета, а сейчас он звучит по-настоящему,

и это в миллиарды раз хуже.

— Сонхуни-хён! — Сону появляется прямо перед ними из оживлённой толпы студентов.

— Пожалуйста, мы можем поговорить?

Он выглядит прямо вот ужасно, без прикрас. Волосы растрёпаны, на лице слишком много
тоналки. Скорее всего, он пытался как-то скрыть синяки под глазами, но у него так и
не получилось, потому что в покрасневших глазах всё равно отпечатался след
бессонной ночи. Сонхун уворачивается, когда Сону пытается поймать его за руку. Ему
казалось, что день, проведённый порознь, успокоит и поможет начать лучше
контролировать себя, но вот Сону перед ним, и истошная злость опять вскипает в
крови.

— Мне нечего тебе сказать, — говорит он немного сухо, потому что не может иначе.
Ещё чуть-чуть, и его опять накроет приступ удушья.

— Но мне есть что рассказать тебе! — выпаливает Сону настолько судорожно, что
хочется только сбежать. Спрятаться как можно дальше, лишь бы остаться в живых.
— Пожалуйста, позволь мне всё объяснить.

Сонхун и так чувствует себя мёртвым. Неужели Сону собирается ещё поплясать на его
свежей могиле? Он пытается обойти преграду, но рука Сону (боже, Сонхун хочет снова
ещё хоть раз назвать её про себя лисьей лапкой, но не может!) останавливает,
упираясь ему в грудь.

— Сонхуни-хён, пожалуйста…

В выцветших глазах Сону Сонхун видит свою смерть двухдневной давности. Постфактум.
И давится сгустком из желчи и кофе, из последних сил сдерживая себя от глупостей.
Но если Сону прямо сейчас не уйдет или хотя бы не отпустит его, Сонхун точно ляпнет
то, что очень хочет высказать, но о чём потом, возможно, будет очень сильно жалеть.
И с каждой секундой он всё ближе к этой черте. Желание ужалить Сону как можно
больнее, словно злокачественная опухоль, стремительно разрастается у него в груди.

— Поговорите, — Джеюн осторожно похлопывает его по плечу.

Сонхун смотрит на друга, отвернувшись от Сону, и произносит чётко и жёстко:

— Я не хочу с ним говорить.

Так, словно Сону — пустое место.

— Я правда могу всё объяснить…

Сонхун несдержанно отталкивает удерживающую его руку.

— Тебе надо было сделать это с самого начала, Сону, не заставляй меня
повторяться, — отвечает он, а смотреть продолжает на Джеюна. — Сейчас я не хочу
тебя ни видеть, ни слышать, ни тем более разговаривать с тобой, — достаточно того,
что он не может перестать думать о Сону и не сможет в ближайшем будущем. — Если я
вдруг захочу с тобой поговорить, я поговорю. Или нет. Я не знаю. Сейчас я хочу
побыть один, потому что я очень зол на тебя.

Джеюн бросает в сторону Сону сочувствующий взгляд.

— А как же мы? — надежда в прежде любимом голосе острее любого лезвия разрубает
сердце на куски. — Мы же сможем всё исправить?

Горький привкус во рту. Сонхуна сейчас вырвет.

— Я так не думаю, — слова прожигают от горла до лёгких. — У тебя есть родственная
душа, тут нечего обсуждать. Между нами ничего не может быть.

Он хочет двинуться дальше, но негромкий вопрос приколачивает к месту:

— Ты вот так просто расстанешься со мной?..

Сонхуну надо просто заткнуться и уйти. Ничего не отвечать. Потому что он вряд ли
ответит что-то вменяемое. Только вот прямо сейчас он хочет лишь одного: навсегда
забыть лисьи глаза. И всё, что видел в них. И нежность, и страсть, и боль. Ему
нужно вынырнуть из океана иллюзий и вдохнуть полной грудью. Сонхун просто хочет
обратно свою жизнь: без метки, без любви, без ничего. И, главное, без Ким Сону. Он
просто мечтает вернуться в начало. В тот самый день, когда так наивно поверил в то,
что может стать свободным, как маленькая парящая птичка.

— Очевидно, — отчеканивает он резко, грубо и достаточно громко. На самом деле,

Сонхун совсем не хочет это говорить. Правда. Но ему, бл*ть, так ху*во, что слова
сами срываются с языка. — Если ты собираешься изменять своей родственной душе, ради
Бога. Но не надо втягивать в это меня. Найди себе кого-нибудь ещё. Мне это
противно.

Сонхун сам не верит, что сказал такое. Жестоко и искренне одновременно. Надо бы
вырвать себе язык. Их взгляды встречаются, и то, как Сону смотрит на него,
пропустив через себя эти слова, страшнее любой пытки. Сонхун видит в его глазах
вторую смерть. На этот раз уже не свою.

Джеюн толкает в плечо. Это сигнал закрыть рот и идти вперёд, пока не случилось что-
то ещё хуже. Хотя куда уж хуже? Сонхун делает ровно семь шагов, прежде чем слышит,
как Сону срывается и кричит им вслед:

— Я думал, что ты поймёшь! Поймёшь, что эти метки никому не нужны! Что они ничего
не значат и ничего не решают!

Сонхун не оборачивается. Каждое слово как новая доза яда. Сону говорит вещи, о
которых Сонхун никогда не думал. О которых в принципе нельзя думать. Слишком
безнравственно и крамольно. Людей, что говорят о них так громко и мятежно, порой
называют больными. И иногда даже не в шутку. За такое косятся и шепчутся по углам.
Такое осуждают. От таких людей держатся подальше. Сонхуну тоже следовало быть
аккуратным.

— Но оказалось, что ты такой же, как и все вокруг! — и это правда. Сонхун всегда
играет по правилам. И, если вы помните, никогда не блефует (ну, почти). Морали
общества для него даже выше писанных на бумаге законов. Он боится осуждения. Боится
запретов. Боится того, за что порицают. И боится жить без правил и гарантий.

А ещё он верит в карму, которая, как бумеранг, возвращается, стоит переступить

дозволенные рамки. Возможно, Сонхун слишком самонадеянно позволил себе мечтать о
том, о чём не должен был. И Вселенная наказала его за то, что он всё же поддался и,
сам того не зная, вкусил запретный плод.

И ему страшно, что слова Сону ломают вдребезги всё то, во что он до последнего
пытается верить.

— Катись к чёрту, Пак Сонхун.

Невыносимое чувство душит так сильно, что Сонхун сдаётся и оборачивается. Из лисьих
глаз катятся слёзы. В следующий миг Сону отворачивается и исчезает в окружающей их
толпе. В отличие от своих слов, что, подобно удавке, стягивают горло Сонхуна.

И вот. С первого дня семестра прошло уже семь дней (тут бы не сбиться со счёта!),
но с тех пор Сонхун так ни разу не появился на занятиях. И на тренировках тоже. Он
вообще почти не выходит из комнаты. Игнорирует звонки, но изредка отвечает на
сообщения, чтобы семья и друзья не сочли его без вести пропавшим или раньше времени
не заказали гроб. А ещё он почти ничего не ест. Иногда Кай заходит и подкармливает
его всякой всячиной, мало напоминающей нормальную пищу, типа чипсов, половинки хот-
дога или пары жевательных мармеладок. Но, если честно, Сонхун не особо голоден. У
него есть план сдохнуть прямо в кровати, и он его придерживается.

Поздним субботним утром в дверь громко стучат.

— Здарова, братва! — раздаётся ор Чонсона, и Сонхун с головой накрывается одеялом.

— Пак Чонсон, а ты тут откуда? — удивляется голос Тэхёна. — Ты даже не учишься в
нашем универе.

— Как всегда, дал взятку охране, — и Джеюн здесь.

— В нашем мире деньги решают всё, — соглашается Чонсон без капли стыда. — Ну, чё?
Как вы тут? Этот дебил что-нибудь ел? — Сонхун понимает, что под словами «этот
дебил» явно подразумевается он.

— Вроде как вчера Кай запихивал в него хот-дог…

— Так точно! — громко подтверждает Хюнин Кай.

Сонхун снова слышит шаги, и на этот раз долбят уже в дверь его личной комнаты.

— Эй, Пак Сонхун! Открывай! Ты там не сдох?

Может быть, если он не будет даже шевелиться, мир растворится, а друзья решат
оставить его в покое? Но как бы не так…

— Сонхун, быстрее! Отпирай дверь, мы с Джеюном пришли убедиться, что ты тут живой!
И мы не уйдём, пока ты не откроешь!

Приходится выползти из кровати и впустить этих придурков. Чонсон вваливается первым

и ставит пакеты с едой на стол. От одного запаха жареной курочки тут же
предательски ноет живот, не видавший человеческой пищи вот уже несколько дней.
Джеюн заходит вторым и приобнимает Сонхуна за плечи одной рукой, видимо, радуясь
тому, что его друг и правда не дал дуба.

— Ты, блин, хоть бы сходил в душ и переоделся, — ворчит Чонсон, ибо всегда жалуется
на то, что у него безумно чувствительное обоняние. — Ты чего, дал обет всю неделю
не вылезать из одной футболки? Или у тебя в шкафу дефицит чистой одежды?
Сонхун чувствует, как сдавливает горло. В который раз.

— В шкафу его вещи, — признаётся он. — Я не могу его открыть.

Чонсон смотрит на него в упор несколько мгновений и поворачивается к Джеюну:

— Достань ему чистую одежду из шкафа, пусть п*здует в душ. Я тут пока заварю лапшу.

Сонхун хочет возмутиться, что, вообще-то, пару раз он ползал в душ, а ещё сказать,
что на его полке в душевой тоже вещи Сону: пенка для лица, крем и зубная щётка — но
молчит, чтобы друзья не посмотрели на него как на совсем конченого. Он неохотно
забирается под тёплую воду, долго пытается намылить и промыть засалившиеся волосы,
полощет рот, чистит зубы и избавляется от редкой щетины на подбородке. Сквозь шум
воды он приглушённо слышит, как его друзья ругаются в комнате, но не может
разобрать, из-за чего именно. Сонхун разглядывает своё отражение в зеркале и
обречённо признаёт, что в самом деле выглядит ужасно, прямо как труп. Затем
замечает щётку Сону в своём стаканчике и выбрасывает её в мусорку под раковиной.
Жаль, что легче не становится.

В комнате витает такой сочный аромат еды, что желудок ликующе урчит. Сонхун садится
на пол рядом с друзьями, прислоняясь спиной к кровати. Джеюн пододвигает ему банку
с шин рамёном и передаёт палочки. Сонхун морщит нос, понимая, что еда вернёт его к
жизни, и тогда он точно не сдохнет, как планировал.

— Не налюбовался в зеркало на своё осунувшееся еб*ло? — грубо спрашивает Чонсон.

— У тебя так все мышцы уйдут, если будешь тут лежать, и плакала твоя спортивная
карьера. Так что не выёб*вайся и жри. Или я сейчас буду силой тебя кормить.

Голод берёт верх. Сонхун набрасывается на еду и даже давится. Джеюн осторожно
поглаживает его по плечу — король моральной поддержки. Чонсон просто жуёт кусок
курицы, но без особого энтузиазма.

— Сонхун-а, мы все очень переживаем за тебя… — начинает Джеюн и, судя по его

виноватому выражению лица, сейчас точно ляпнет какую-нибудь фигню, к которой Сонхун
не готов. — Я знаю, что Сону…

Например, вот такую.

— Не произноси это имя, — резко и глухо перебивает Сонхун.

Потому что оно тут же цепляет его мысли и начинает выкручивать чувства наружу.
Вытягивать их одно за другим.

— Джеюн, будь добр, захлопни рот и сиди молча, — вступается Чонсон. — Ты уже, блин,
помог, когда познакомил их. Дай Сонхуну спокойно пожрать, ему и так плохо.

Сонхун безумно ему благодарен за то, что не приходится затыкать Джеюна самому, и
можно просто жевать. Тем временем с каждым проглоченным куском к нему начинают
возвращаться силы. Сонхун надеялся, что после еды станет легче, но нет. Потому что
теперь он снова может чувствовать боль. У него опять есть силы терпеть её,
сопротивляться ей, страдать до следующего истощения. И его размазывает.

Джеюн гладит его по влажным волосам, как маленького ребёнка, пока Сонхун продолжает
давиться едой и подсаливать её слезами. Вообще, он очень редко плачет. И сейчас
особенно обидно, что он плачет из-за какого-то Ким Сону.

— Хочешь выпить? Мы принесли пиво и соджу, — Чонсон похлопывает по плечу. — Давай

нальём тебе?
— Не надо.

Сонхун уже пробовал. Он знает, что как только его голова закружится от градуса в
крови, он начнёт просматривать их с Сону переписку, листать его фотки в Instagram и
(не дай Бог!) звонить. В прошлый раз он был очень близок. Повезло, что телефон
выпал из рук. И ещё повезло, что у него не было сил дойти до общежития Сону ножками
и пьяно плакать у него под окнами. В общем, алкоголь — опасная штука, которая
весьма бесцеремонно вытаскивает все потаённые желания наружу. Так что Сонхун больше
не пьёт. Он знает, что, опьянев, сразу же захочет увидеть Сону. Поэтому мучает
себя, сохраняя трезвый рассудок.

Дружбаны сидят с ним несколько часов, заставляют посмотреть вместе с ними обзоры на
прошедшие матчи по футболу, выступления с Чемпионата Европы по фигурному катанию и
анбоксинг нового iPhone.

— Ты хоть сходи куда-нибудь, проветрись, — предлагает Джеюн перед уходом. — На
каток, например. Я в понедельник утром зайду за тобой перед первой парой и провожу
на занятия. И проконтролирую, чтоб ты позавтракал.

А ещё Сонхун слышит, как Чонсон негромко просит соседей приглядывать за «этим
дебилом» по возможности, а то мало ли что, вдруг Сонхун правда решит наложить на
себя руки, потому что никто не знает, что у него в голове. Ну, и ситуация тоже
полное что ни на есть говно.

Вечером Хюнин Кай приходит к Сонхуну в комнату с большой плюшевой игрушкой и

заставляет играть с ним в приставку. И даже пару раз поддаётся и проигрывает, но
его безупречная актёрская игра остаётся без Оскара. А Тэхён готовит на всех
пельмени и предлагает вместе поужинать.

Спустя ещё одну неделю Сонхун наконец чувствует, что может жить дальше. Ну, как...
Жить — это очень громко сказано, скорее, существовать. Но он снова возвращается к
тренировкам и посещает занятия. Пару раз даже встречается с друзьями, хотя всё
проходит странно и неловко, ведь ребята, словно на минном поле, боятся сказать
лишнее слово. Сонхуна это бесит, но он знает, что они не виноваты. Просто без Сону
теперь всё иначе. И пусть Сонхун ещё очень сильно злится на него за ложь, но никак
не может заставить себя не скучать. Как бы ни старался. Уйти было просто,
оставаться в стороне оказалось намного сложнее. А заставить себя забыть о
чувствах — ещё хуже. Но, видимо, не зря говорят, что любовь не проходит бесследно
(если вообще проходит). Сонхун никак не может понять, почему до сих пор так
тягостно, почему он просто не может отпустить это, ведь они с Сону, чёрт возьми, не
родственные души, чтобы так убиваться! У них даже нет связи. Но иногда, когда резко
накрывает тоска, ему даже кажется, что, если бы с него живьём снимали кожу или
вырывали ногти, было бы не так больно.

Он запрещает себе покупать вишнёвую колу, ходит короткой дорогой до общежития и

убирает фотографии с дня рождения Сону подальше в стол. Билеты на концерт Зико
улетают в солд-аут, а Сонхун так и не покупает даже один. А каждый раз, когда
абсолютно случайно включается «Dream of you», ему настолько плохо, что он почти
рыдает. Но никак не может найти в себе силы переключить трек или радиостанцию.

Сонхун больше ни о чём не мечтает и ни на что не надеется. Просто пытается не сойти

с ума. До последнего верит, что сможет как-то прожить с разбитым сердцем. Но в один
из дней он собирается после пар забежать в кофейню, чтобы привести себя в чувства
перед тренировкой, и замечает Сону. Тот сидит за крайним столиком у окна и либо
пытается посолить мятное мороженое своими слезами, либо заесть слёзы мороженым.
Сонхун не решается зайти и побеспокоить его своим присутствием, так что едет на
тренировку без кофе. Но образ залитого слезами мятного мороженого не покидает его
ещё два дня. Как и мысль о том, что он должен был подойти и обнять.
В пятницу вечером Хисын и Чонвон тащат его с собой покушать в их любимую
самгёпсальную. Сонхун начинает подозревать, что у его друзей организовано посменное
дежурство, дабы следить за его физическим и моральным состоянием. Хён даже
предлагает взять макколли или соджу, но Сонхун снова отказывается. Забавно, что
буквально несколько недель назад они все вместе здесь ели, и Сону так очаровательно
смеялся, когда Сонхун пытался кормить его мясом, а сейчас… От этих мыслей кусок не
лезет в горло, но под пристальным взглядом Хисына Сонхун послушно ест всё, что
друзья кладут ему в тарелку.

— Сонбэ? — внезапно обращаются из-за спины. Он оборачивается и видит Рики.

— Чонвони-хён сказал мне, что вы будете здесь. Я хотел поговорить с тобой, сонбэ,
если ты не против.

Сонхун уже разрешал называть себя «хёном», но отлично понимает, зачем Рики это
делает, показывая на чьей он стороне.

— Называй меня «хён», и тогда мы поговорим, — отвечает он, чтобы поставить ещё
одного выёб*стого школьника на место. Пристыженный Рики поджимает губы и кивает.
— Тебя Сону подослал ко мне?

— Нет. Сону-хён слишком гордый для такого. Ты очень сильно задел его чувства.

Вот оно что. Звучит просто потрясающе. Сонхун чувствует, как обида подступает к
горлу. Снова. Он, конечно, был груб с Сону, но на то была причина, и Сонхун всё ещё
считает себя пострадавшей стороной. Но, наверное, Сону тоже решил занять выгодную
для себя и своей совести позицию. Ладно, пусть. Сонхуна это волновать не должно. Но
почему-то очень сильно волнует.

— Тогда зачем ты пришёл?

— Ты говорил, что у вас всё серьёзно, поэтому есть вещи, о которых ты всё же должен
знать, хён, — начинает Рики, и его лицо чуть кривится на последнем слове, позволив
Сонхуну на секунду насладиться своим превосходством. — Было бы лучше, если бы ты
узнал всё от Сону-хёна, но… придётся рассказать мне.

Сонхун ничего не отвечает. Просто ждёт. Пытается ждать, по крайней мере. А у самого
трясётся нога под столом.

— Ты уже знаешь, что его родственная душа жива, но ты, наверное, до сих пор понятия
не имеешь, кто это…

— Покороче, если можно, — раздражённо поторапливает Сонхун.

Потому что… Да — он знает, и да — он думал об этом уже сотню раз! О том, что именно
произошло, и почему Сону оставил свою родственную душу. Сонхун даже дошёл до тошных
мыслей о том, что, может быть, этот человек стал недееспособен или находится в
коме, а Сону всё равно бросил его.

Рики делает долгий вдох, и Сонхун просто уверен, что если бы тот мог, то точно бы
уже ему врезал, и лишь традиционная субординация между старшим и младшим сдерживает
его от такого порыва агрессии. Хисын тем временем пинает Сонхуна под столом.

— Хён, тебе ведь известно про серию убийств в окрестностях Осана, что произошли
пять-шесть лет назад?

Сонхун кивает. Пусть он и не знает всех деталей, потому что учился, кажется, в
средней школе, постоянно готовился к соревнованиям, и ему было совсем некогда
следить за новостями, да и не интересно, но он помнит, что дело было громким.
— Этот серийный убийца один из самых везучих в наши дни. Он убивал очень часто, но
его не могли поймать почти два года, потому что полиция никак не могла выявить его
типаж жертвы. Тела находили в тёмных и безлюдных местах. У них у всех были следы от
удушья верёвкой и выпотрошенные внутренности в области живота. И даже когда
полицейские по ночам патрулировали улицы, а управление города пыталось устранить
проблемы с освещением, ему всё равно невероятно везло. До тех пор, пока его
последняя жертва не смогла убежать. Благодаря её показаниям, полицейским удалось
оперативно задержать преступника.

Сонхун чувствует, как медленно леденеет кровь и начинают подрагивать руки. К

сожалению, люди умирают каждый день. Кого-то ждёт тихая смерть, кого-то —
бесчеловечная. И на секунду ему кажется, что он был прав. Прав в том, что
родственную душу Сону убили. Или же пытались убить, но нанесли тяжёлые увечья. Но
Сонхуну всё равно не нравится то, как замирает сердце в груди в ожидании развязки.

— К чему эта история? — в горле першит.

Сонхун знает, что ответ, который он сейчас услышит, возможно, изменит всю его
жизнь.

— Это история о том, как Сону-хёну удалось выжить, — наконец произносит Рики, и
весь мир окрашивается в серый цвет.

— Что?..

— Серийный убийца из Осана — его родственная душа.

Секундная стрелка стучит так громко. Сонхун слышит её, но не слышит своё сердце. В
голове пустота, даже не звенит в ушах. Все чувства разом притупились и ушли на
второй план, уступив место сжирающей всё на своём пути пустоте.

— Его бабушка живёт в Осане, и хён ездил к ней каждое лето. Во время нападения у
него и у убийцы появились парные метки, это позволило Сону-хёну вырваться. Он
выбежал на дорогу прямо под колёса машины, и водитель отвёз его в полицейский
участок.

— Почему… — Сонхун слышит свой голос словно со стороны. — Почему он с самого начала
не рассказал об этом?

Он и сам знает, почему, но разве так не было бы лучше и проще? Если бы Сону сразу
рассказал правду, всё могло быть по-другому. Они могли бы построить отношения
совсем иначе. Не на лживой свободе, а на правде. Горькой и липкой, как дёготь.
Сонхун бы не потратил так много сил впустую, пытаясь поверить в то, что
действительно сможет стать свободным. Он бы сразу пытался принять то, что хочет
отнять чужое. И обязательно отнимет. Но они вместе с Сону всё проеб*ли.

— Потому что ему тяжело признаваться в этом. Люди часто осуждают его за то, что он
отказывается принимать свою родственную душу. Кто-то даже говорит, что это его
предназначение — стать спасением для заблудшей души. Но если он не хочет быть с
ублюдком, который чуть не отправил его на тот свет, разве кто-то может его за это
осуждать? Да и вообще, какая разница… Разве он не имеет права выбрать того, кого
посчитает достойным себя?

Эти слова сначала отвешивают Сонхуну звонкую пощёчину, а затем возвращают все те
прекрасные чувства, которые он пытался безжалостно уничтожить, но так и не смог.
Они вырываются из плена, в котором Сонхун их томил, и заполняют его голову.
Нанизывая все воспоминания на одну крепкую нить. Начиная с блёклой птички и звона
колокольчиков в ушах, заканчивая зацелованными губами Сону в лучах восходящего
солнца. Сонхун вдруг яростно желает вернуть всё обратно.
— Я не оправдываю его ложь, хён, — продолжает Рики, видимо, смутившись
воцарившегося молчания. — Я знаю, что план Сону-хёна был заведомо провальным, и я
всячески пытался его отговорить делать фальшивую метку на руке, но он безумно
упрямый, когда ставит себе цель. Всё равно пошёл и выжег её в нелегальном салоне.
Он до последнего верил, что она поможет ему начать новую жизнь. И что люди больше
не будут спрашивать, где его родственная душа. А ещё Сону-хён постоянно говорил о
тебе с вашей первой встречи... В последний раз я видел его таким одержимым, когда
он собирал коллекцию альбомных карт Ви из «BTS». И он правда собирался всё тебе
рассказать. Это была ложь ради счастья, хён.

Рики снимает с плеча рюкзак и достаёт из него папку.

— Вот, я распечатал несколько статей о деле в Осане, если ты вдруг не веришь мне. В
них скрыто имя Сону-хёна, но, может быть, ты захочешь хотя бы взглянуть, — говорит
он и кладёт папку на свободный край стола, а Сонхун слышит в его словах
завуалированный упрёк. Либо это просто новые морали в голове растоптали все старые
принципы, объявив долгожданную анархию. — Мне уже пора идти. Спасибо, что уделил
мне немного времени, хён.

Когда Сонхун открывает лежащую на столе папку, ему становится нечем дышать.

Комментарий к Глава 13. О лжи ради счастья

Автор предупреждает, что дело о серийных убийствах в городе Осан является
вымышленным, и любое сходство с реальными событиями — случайность.

========== Глава 14. О пеньковой верёвке ==========

Комментарий к Глава 14. О пеньковой верёвке

Для тех, кто читает главы с музыкой, я специально добавила дополнительный трек.
Я прикрепила его в пост:
https://vk.com/wall-100198290_194
Либо вы можете послушать его на ютубе:
https://www.youtube.com/watch?v=sBq0uWrB418
«I want you to stay, even though you don't want me
… why can't you wait?
… why can't you wait 'til I fall out of love?
Won't you call out my name?
… call out my name, and I'll be on my way and
I'll be on my

On my way, on my way, on my way»

The Weeknd — Call Out My Name

Убийства в Осане. Тусклые фонари. Безлюдные улицы. Пеньковая верёвка. Поварской

нож.

Сонхун взахлёб читает всё, что только может найти в интернете. И ночью то, что он
отыскал, снится ему в мельчайших деталях.

Темно. Сердце быстро долбится в груди. Картинка штрих за штрихом вырисовывается на

воображаемом холсте.

Он видит Сону, когда тот нерешительно сворачивает в тёмный переулок. Сонхун очень
хочет закричать и остановить его, но не может. Крик остаётся беззвучным.

Скорее всего, Сону чувствовал, что не должен идти по неосвещённой дороге, ведь в
городе постоянно развешивали объявления, напоминающие о личных мерах
предосторожности, но судьба позвала его за собой. Потому что некоторые встречи
предначертаны сквозь время и все арки истории.

Приближающиеся шаги. Сону должен был сразу всё понять. Но, возможно, когда он
услышал их, было уже слишком поздно. Либо убийца вышел ему навстречу, сразу же
оглушив ударом. Сонхун видит всё именно так. В его сне Сону бьют прямо по голове и,
скрутив руки, затыкают рот.

Сонхун не может представить себе Сону подростком, поэтому в его сне он такой, как
сейчас, но в шестнадцать лет Сону, должно быть, был ниже ростом, а его руки были
ещё слабее. Он бы точно не смог оттолкнуть от себя мужчину на голову выше и вдвойне
шире в плечах. Да он бы и сейчас не смог. У Сону не было шанса сбежать. Скорее
всего, он потерял ощущение пространства сразу после первого удара, и его тут же
оттащили в закоулок, полностью выпадающий из поля зрения любого проходящего мимо
человека. В кромешную тьму. Должно быть, Сону брыкался, цеплялся пальцами за чужие
руки, но ему не хватало сил вырваться.

Как потом показало следствие, нападавший всегда сначала душил жертву и только потом
потрошил тело. Воображение рисует, как Сону накидывают на шею пеньковую верёвку и
начинают затягивать всё сильнее, а Сонхун чувствует себя полностью парализованным.
Он не может ничего изменить даже в ночном кошмаре. Немой наблюдатель за
непробиваемым стеклом.

Чтобы не оставлять следов, убийца всегда был в перчатках, поэтому родственная связь
не установилась сразу. И появиться она могла только в двух случаях. При первом
раскладе всё же произошёл прямой контакт с кожей — например, нападавший придавил
Сону к земле или стене локтем, а может, даже навалился всем весом. Стояло жаркое
лето, и Сону, скорее всего, был в футболке или майке, и одежда могла задраться. Но
есть и второй вариант. Стоит лишь подумать о нём, как тело начинает корёжить. И
именно его Сонхун видит во сне.

Невозможно вот так просто убить свою родственную душу. Даже если вы всё ещё не
связаны метками на коже, даже если вы так и не прикоснулись друг к другу.
Кармический эффект не может не сработать. Особенно, когда вы настолько близко. И
пытаетесь придушить предназначенного вам человека, туго затягивая верёвку вокруг
его шеи.

Скорее всего, Сону почти задохнулся. Или ему очень сильно передавило кровеносные
сосуды.

В момент, когда всё тело пробило волной жара, он находился на перепутье между
жизнью и смертью.

А затем прямо под лопаткой Вселенная выжгла ему судьбоносную печать, ослепив
вспышкой боли. И в оцепенении убийца отпустил концы верёвки.

Сонхун сглатывает ком в горле и наконец кричит.

Пожалуйста, беги! Беги быстрее, не оглядывайся! Не останавливайся! Просто беги!

Спасись, пожалуйста! Беги со всех ног!

Он кричит из последних сил в надежде, что Сону его услышит. Потому что если Сону не
сможет убежать, они никогда не встретятся. Они никогда не найдут друг друга. Они
никогда не полюбят друг друга.

Сонхун не уронит свой пропуск на лестнице. Сону никогда не обнажит манжет на правом
запястье и не положит голову Сонхуна на свои колени. Они не будут вместе играть в
покер и целоваться в полумраке гардеробной. Сонхун не принесёт для Сону стаканчик
со льдом. И никогда не увидит, как мерцают огни у него на щеках, когда они вместе
будут танцевать совсем мимо ритма. Они никогда не поцелуются у двери, и в баре, и в
библиотеке, и в последней кабинке туалета на пятом этаже. А Сонхун так никогда и не
попробует мороженое со вкусом мятного шоколада. И не вложит чёрный камушек в лисью
лапку. И не узнает, каким податливым может быть тело Сону под его руками в дымке
персикового аромата.

Вселенная просто не может это отнять. Сонхун не позволит. Он правда готов

пожертвовать собой и отдать всё, что угодно. Лишь бы Сону смог спастись.

Пожалуйста, просто беги!

Яркий свет фар разрывает сон на части. Сонхун подскакивает, скинув покрывало. Пот
крупными каплями катится по вискам. Футболка липнет к телу. Мышцы дрожат. Во сне
правую руку свело в неестественном положении, Сонхун не может даже пошевелить
пальцами. Он сползает с кровати на пол и пытается отдышаться. На часах 03:12.

Этот кошмар снится ему уже вторую ночь подряд.

В дверь стучат.

— Сонхун-а! Ты как? Не спишь?

Хюнин Кай уже тут как тут, чтобы проверить, что случилось. Возможно, Сонхун очень
громко кричал.

— Да… Всё ок. Иди спать.

— Тебе снова приснился кошмар? Хочешь я посижу с тобой? Я там стрим Неко-тян
смотрю.

— Не нужно. Я в порядке.

Сонхун может справиться с этим сам. У него нет выбора. Он должен.

Он разминает онемевшую кисть и чувствует лёгкое покалывание, как только к ней вновь
начинает приливать кровь. А затем достаёт телефон и судорожно проверяет, когда Сону
был онлайн. Теперь это единственный доступный ему способ. Последняя сторис в
Instagram была загружена два часа назад. Сердце начинает биться чуть ровнее. Чёрт,
как же сильно Сонхун хочет вернуть Сону в свою постель, чтобы каждую ночь знать,
что его лиса в безопасности, но всё, что он может, — это подняться с пола и налить
себе воды.

До рассвета он снова пытается собрать себя по частям.

Ночные кошмары начинают сводить с ума. И подводят к самому безрассудному поступку,

который Сонхун когда-либо совершал за свою достаточно ещё короткую жизнь. Спустя
ещё один день он приезжает в Тэджон.

Сотрудница тюрьмы, проверяющая его заявление на встречу с заключённым, бросает на

него безэмоциональный взгляд и делает глоток кофе из видавшего виды стакана. У неё
безумно уставшее выражение лица, а в её тусклых глазах можно прочитать разве что
полное отвращение к месту, где она работает.

— Почему не отправили предварительную заявку на встречу? Вам известно, что

заключённый никого не принимает? — спрашивает она, просматривая документы. — Вы
родственник?

Сонхун теряется. Он и заявление на встречу с преступником заполнял первый раз в

жизни. И вообще, в тюрьме до этого был только один раз и то в не действующей, а
ставшей исторической достопримечательностью.

— Нет.

Женщина качает головой и отдаёт бланк обратно.

— Тем более на каком основании я должна это принять? Я здесь работаю все четыре
года, что его тут держат. Он ещё ни разу не согласился на встречу. Даже с близкими
родственниками. Так что не тратьте моё время.

Сонхун даже не пытается скрыть свою досаду от того, что всё идёт совсем не так, как
он планировал. Хотя сложно сказать, что у него вообще был какой-то план. Это,
скорее, катящийся на эмоциях снежный ком. Но в любом случае ему досадно, что
ожидания не оправдались. Он три часа добирался сюда на автобусах с пересадками и
фактически стоя. Не спал всю ночь и толком ничего не ел, разве что рано утром выпил
чашку воды. Он не может так просто уйти!

— Мне нужно хотя бы пару минут, — пытается вымолить Сонхун. — Пожалуйста.

— Ну, а я что могу сделать? — отвечает она немного раздражённо. — Нельзя нарушать
устав.

— Я пришёл… — Сонхуна начинает трясти, а язык заплетается во рту. — Я пришёл от его

родственной души… От Ким Сону. Он был последней жертвой. Сейчас я его пара.
Пожалуйста, дайте мне хотя бы несколько минут?

Что-то проскальзывает в её глазах. Какое-то очень знакомое и тонкое чувство. Очень

похожее на понимание. Следом её взгляд чуть смягчается.

— Он не согласится на встречу, даже если я приму заявление, — говорит она уже

ласковее. — Всё равно не уйдёшь? — Сонхун быстро и уверенно качает головой, и
сотрудница вздыхает. — Хорошо, допиши имя его родственной души вот здесь, в графе
«Цель посещения». Я отмечу тебя как дальнего родственника.

Сонхун хватает ручку, дописывает имя Сону и снова протягивает сотруднице

заполненный бланк. Она бросает на него сочувствующий взгляд и покачивает головой,
но заявление, как и обещала, принимает.

— Подожди вон там.

Сонхун проходит в сторону неудобных скамеек для ожидающих и садится на ближайшее

свободное место. Напротив сидят бабуля и женщина средних лет (по чертам лица он
догадывается, что они, скорее всего, мать и дочь), на соседней лавке храпит пожилой
мужчина. Сонхун старается не глазеть по сторонам, да и, если честно, у него нет на
это моральных сил. Он просто упирается локтями в колени и, подставив кулаки под
подбородок, прикрывает глаза, прежде чем они вывалятся от недосыпа. Ему уже даже
начинает казаться, что от сухости скрипят веки, когда он моргает.

Секунды растягиваются в минуты и выползают за пределы часа. Сонхун не знает какой

отметки они уже достигли. Он не смотрит на время. Просто сидит, прислушиваясь к
ощущениям во всём теле и пытаясь сконцентрироваться на направлении своих мыслей.
Чужие шаги, дыхание, разговоры — всё это сливается в непонятный белый шум, и в
какой-то момент Сонхун теряет ощущение реальности, провалившись в ломающую тело
дремоту.

— Пак Сонхун!

Желудок сжимает болезненный спазм. А ноги деревенеют.

Тюремный служащий, только что вышедший из-за тяжёлой железной двери, кивает ему,
поторапливая.

— Одобрено. Проходите быстрее.

В коридорах, по которым его ведут, мало света, воздуха, тепла, да и в целом жизни.
В одном из проходов тщательно досматривают на предмет непонятно каких вещей и
просят выложить телефон.

До последней двери Сонхуна провожает тот же самый служащий, что встретил его в
самом начале.

— Я всё знаю, — тихо говорит он, прежде чем впустить. — Это не по уставу. Если
придёт проверка, у нас могут быть проблемы. Но мы решили пустить тебя, потому что
этот ублюдок впервые согласился на встречу с кем-то. Считай, что ты особенный. У
тебя будет пять минут, может быть, десять, но не больше. Заходи. Садись на стул. И
жди.

В комнате с серыми стенами Сонхуна пробивает дрожь. Он в пиджаке, но ему всё равно
безумно холодно. Сев на неудобный жёсткий стул, он хватается пальцами за колени и
смотрит по ту сторону непробиваемого стекла. Сонхун не знает, готов он или нет. В
этот момент он начинает понимать, что скорее нет, чем да. Но бежать уже поздно.

Входная дверь за стеклом скрипит, отворяясь. Сонхуну кажется, что кто-то перерезал
аорты, которые держали в груди его сердце.

И мерещится фаталистический звон.

Пак Сонджун.

Девяносто второго года рождения.

Пусан.

Переехал в Осан за год до того, как произошло первое убийство.

По профессии электрик.

Четырнадцать жертв.

Последняя проходит по делу как «Покушение на убийство».

Когда мужчина садится прямо напротив, Сонхун разглядывает острые черты его лица,
подмечая лёгкую небритость на щеках, кривую линию губ, а от цепкого звериного
взгляда стынет кровь.

И на мгновение даже кажется, что они уже были знакомы. И ждали эту встречу. Словно
какой-то незавершённый в прошлой жизни вопрос заставил их вновь посмотреть друг
другу в глаза. И теперь Сонхун понимает значение выражения «дьявольская карма» [1].
Однажды расставшись врагами, вы обязательно встретитесь в следующей жизни, пока в
одной из них наконец не поставите жирную точку в этой истории.

По крайней мере, это та философия, в которую он свято верит.

Раз. Два. Три. Четыре… Секунды застывают.

Пак Сонджун решает прервать затянувшееся молчание первым, а его лицо искажает ещё
более уродливая гримаса. Сонхун уверен, что именно с таким выражением убивают
людей.
— Мой мальчик вырос, и теперь ему нужен ёбарь, который будет его трахать? Пришёл
показать мне себя, Пак Сонхун? — спрашивает он, с особым удовольствием в голосе
смакуя имя.

Сонхун стискивает зубы, чтобы подбородок не начал дрожать. Ему мерзко от того, что
кто-то говорит о них с Сону так пошло и грубо. Потому что всё, что они делали, было
пронизано любовью в каждом прикосновении, каждом вдохе, каждом звуке.

Почему из более чем семи миллиардов людей именно человек, сидящий по ту сторону
стекла, стал родственной душой Ким Сону? Как Вселенная вообще могла такое
допустить?

Сонхун заставит её исправить эту ошибку. Обязательно.

— Теперь он мой, — отвечает он негромко, но предельно чётко. И ему вообще не

понятно, откуда в голосе появилась эта стальная твёрдость. — Ты никогда отсюда не
выйдешь. Поэтому прекрати цепляться за него. Хватит залезать ему в голову и пугать
ночными кошмарами через вашу связь. И перестань угрожать ему, что убьёшь меня. Он
всё равно никогда не захочет быть с тобой. Он хочет быть со мной. И я могу дать ему
намного больше, чем ты. Даже без метки.

А что, если они с Сону никогда не были родственными душами? Что, если в прошлой
жизни Сонхун так и не сказал эти слова? Как и во всех предыдущих. Сколько вообще
перерождений ему потребовалось, чтобы, в конце концов, произнести их вслух? Сколько
жизней подряд он отдавал Сону этому человеку?

Пак Сонджун хищно облизывает губы. Наверное, если бы взгляда было достаточно, чтобы
разрезать человека на части, Сонхун уже был бы мёртв.

— Когда я выберусь отсюда, вам двоим не жить. Тебя я убью первым, — выговаривает он
неспешно и с леденящим душу наслаждением. — Я буду делать это очень долго и
заставлю его смотреть на то, как ты корчишься от боли. А затем я закончу то, что не
смог сделать в прошлый раз. Той же самой верёвкой.

Сонхун ощущает себя напуганным до смерти и неимоверно храбрым одновременно. Эту

смесь чувств не описать. Её можно только прожить, чтобы понять. Возможно, Пак
Сонджун однажды и правда сможет осуществить всё им сказанное и доберётся до них с
Сону. Если это произойдёт, Сонхун будет готов. И он не будет жалеть. Даже если ему
вскроют вены прямо от кистей до плеч, вспорют живот, вывернув наизнанку все
внутренности, раскромсают тело на куски, это уже ничего не изменит. Они с Сону всё
равно будут принадлежать друг другу. Сонхун сделает всё, чтобы это было именно так
до самого конца. До их последнего вдоха. Вот, что важно.

Человек, сидящий напротив, вряд ли вообще способен такое понять.

Сонхун усмехается уголками губ, вдруг ощутив внутри странную лёгкость:

— Попробуй.

Он никогда не отдаст Сону человеку по имени Пак Сонджун. Он обязательно срежет с

шеи Сону эту пеньковую верёвку. И заставит Вселенную в следующей жизни перерисовать
их метки иначе.

Дверь за спиной открывают. И просят на выход. Сонхун смотрит в нечеловеческие глаза

ещё несколько мгновений, прежде чем встать.

Только в коридоре его начинает неистово трясти, как в приступе ломки, если бы он
сидел на игле. Его бьёт дикий озноб. Словно у него температура под сорок. Лёгкие
болят, отказываясь размеренно вдыхать и выдыхать. Сонхун доползает до уборной, и
его рвёт. В желудке пусто, поэтому по горлу лезет только желчь, прожигая всё на
своём пути.

О том, где он был, знает только Хисын. Потому что, во-первых, старший хён не из
болтливых; во-вторых, Чонвон всё ещё подросток, и не стоит травмировать его
неокрепшую психику разговорами о тюрьме; в-третьих, Чонсон, приставит к нему
личного телохранителя, если всё узнает, а Джеюн точно запишет на приём к психологу.
В общем, ради всеобщего блага Сонхун рассказывает о своей поездке в тюрьму только
хёну.

Его жёстко штырит. Сонхун снова на грани срыва. Это какая-то эмоциональная
эстафета. Сначала он сам всё разрушил. Теперь ему предстоит всё исправить. Потому
что он больше не хочет ждать следующую жизнь. Он хочет в этой. Ему надо в этой.

Кажется, что ожидание дробит кости, когда Сонхун мечется по корпусу факультета
дошкольного образования в поисках Сону. У него словно маниакальный психоз. Ему
нужно начать нормально есть, больше спать, может быть, сходить ко врачу, чтобы тот
выписал какое-нибудь успокоительное. Но вместо этого он пытается отыскать своё
единственное лекарство, выглядывая в толпе светлую макушку.

Взгляд цепляется за знакомый профиль под накинутым на голову капюшоном безразмерной

толстовки.

— Сону!

Сонхун подрывается, быстрыми шагами огибая людей в толпе, пока Сону оглядывается по
сторонам, видимо, пытаясь понять, с какой стороны его настигнет опасность. Сонхун
хватает его за лапку и тянет за собой прочь от оживлённой толпы, и, на удивление,
Сону даже не сопротивляется. До тех пор, пока они не оказываются одни на лестничном
пролёте.

— Пак Сонхун, отпусти меня, или я выкручу тебе руку, — холодно говорит он, и Сонхун
послушно разжимает пальцы.

Сону быстро поправляет слетевший с головы капюшон, накидывая его обратно. И только
сейчас Сонхун понимает, почему не смог сразу узнать его в толпе — у Сону чёрные
волосы, а мешковатая одежда, совсем никак не вяжется с его обычным стилем. И губы
выглядят блёкло без сочных крапинок малинового тинта.

— Ты что-то хотел? — и взгляд лисьих глаз совсем иной.

— Твои волосы… — начинает он невнятно, абсолютно не понимая, почему вообще говорит

именно это.

— Что? — хмурится Сону, а затем, поняв, о чём идёт речь, обиженно поджимает губы и
отвечает с упрёком в каждом слове: — Пришлось покраситься, чтобы привлекать к себе
меньше внимания. После того как ты при всех объявил, что я развлекаюсь за спиной у
своей родственной души, люди, знаешь ли, странно на меня смотрят.

Сонхун на секунду зажмуривает глаза, проглатывая скопившуюся во рту слюну. Если бы

он мог прописать сам себе по еб*лу, он бы это уже сделал.

— Это всё, что ты хотел узнать, хён?

— Я хочу поговорить с тобой, — выпаливает Сонхун и вот-вот захлебнётся тоской. Даже

когда Сону смотрит на него вот так, не скрывая раздражения, Сонхун всё равно
чувствует растекающуюся в животе нежность. Он с трудом понимает, как вообще смог
прожить без Сону почти весь сентябрь. Он соскучился даже по тому, как Сону дышит.
— А я не хочу после всего, что ты мне наговорил в прошлый раз.

С каждым ударом сердца Сонхун всё ближе к тому, чтобы встать на колени, лишь бы
Сону не ушёл.

— Я всё знаю.

Страх в лисьих глазах тут же сменяется калейдоскопом из облегчения, разочарования,

недоверия и томления. В следующее мгновение Сону опускает взгляд, разрывая
магнетизм.

— Рики предатель, — бубнит он, прикусив краешек нижней губы. И вдруг шагает ближе,
опять переворачивая мир Сонхуна вверх дном. (Ну сколько можно?!) — И что? Для тебя
это всё изменило?

Когда Сону вновь поднимает взгляд, в лисьих глазах нет ничего. Эта пустота
настолько убийственная, особенно когда ты к ней совсем не готов, она накрывает с
головой и холодком шагает по позвонкам, превращая тело в непослушный окоченевший
кусок мяса.

— Почему ты просто всё с самого начала мне не рассказал? — Сонхун выталкивает из

себя слова, переходя на шёпот. — Я бы смог тебя понять. Прости, что я не выслушал
тебя, когда должен был. Давай поговорим и начнём всё ещё раз с того места, на
котором мы закончили? Пожалуйста.

Сону фыркает и качает головой, горестно усмехаясь.

— Ты так ничего и не понял, Пак Сонхун.

Даже в его словах нет жизни. И Сонхун в который грёбаный раз чувствует, как его
загнали в тупик. В этом лабиринте он снова свернул куда-то не туда. Как теперь
найти выход? Что он опять сказал не так, что должен был понять, что Сону хочет от
него услышать? Очередной приступ удушья. Сонхун представляет пеньковую верёвку
теперь уже на своей шее.

И, похоже, Сону легко читает весь этот шквал эмоций у него на лице.

— А если бы моя родственная душа была другой? Типа нормальной. Тогда ты бы

отказался от меня? — спрашивает он, приподняв брови. — Получается, так?

Эти вопросы выпинывают Сонхуна из фазы принятия в следующую, словно он всё ещё
разрушил не все столпы своей морали, словно Сону, как тайфун, собирается снести на
своём пути всё живое, не оставив даже руин. Однажды Сонхун не выдержит такого темпа
и просто сломается.

Лисья лапка легонько хлопает его по груди. Прямо там, где бешено колотится сердце.

— Когда ты найдёшь ответ на эти вопросы, может быть, я поговорю с тобой. Если
захочу.

Теперь им, видимо, стоит вести счёт на предмет того, кто, кому и сколько раз
сделает больно.

Сону отступает назад, и Сонхун чувствует себя потерянным и брошенным щенком. Он

хватает Сону за запястье, чтобы удержать хотя бы ещё на миг, заставить выслушать,
но… Боль вспыхивает сразу в двух местах: чуть пониже колена, куда прилетает пинок
ногой; и прямо в кости над пульсом, куда Сону бьёт его кулаком, одновременно с этим
вырывая вторую руку. Это, чёрт возьми, так внезапно, так резко и так больно, что
даже в глазах искрит. Well-deserved. Ну, зато Сонхун может быть спокоен, что
занятия по самообороне прошли не зря. Проверено.

— Я же сказал, отпусти меня.

Сонхун болезненно стонет, придерживая запястье здоровой рукой. И смотрит, как Сону
быстро, не оглядываясь, сбегает вниз по лестнице. Прикрыв глаза, Сонхун совсем не
изящно плюхается на пол и откидывает голову к стене. У него в планах сидеть вот так
минут пять точно, прямо как в самой дешёвой слезливой дораме. Чувства скребут
изнутри, прогрызая сердце. Сонхун чувствует себя беспомощным и ни на что не годным.

И снова хочет сдохнуть.

Комментарий к Глава 14. О пеньковой верёвке

[1] Минутка познавательного корейского: Дьявольская карма (Агён) – это
разновидность того самого Инён (см. Глава 6), является отрицательной накопленной
кармой. Аг – дьявол, испорченность, ён – связь. Если вы в прошлой жизни были
врагами или у вас остался какой-то неразрешённый конфликт, то вы обязательно
встретитесь снова, пока не расставите все точки над «i». Можно также использовать
это слово, чтобы описать отношения, обречённые на несчастный или даже трагичный
финал, или отношения, которые просто не принесли в вашу жизнь ничего хорошего.

И чтобы вы прямо в полной мере ощутили злую иронию судьбы, их имена отличаются
одной буквой: 박성훈 и 박성준.

Финал в пятницу.

========== Глава 15. О той самой, долгожданной свободе ==========

«Everything that you are was all I'm dreaming of

And if I can break enough to show you that I need us
I'd give up everything I have (girl) just for you.

It's you.
You, it's you».

헨리 — It's You

Проходит почти месяц, но в лучшую сторону ничего не меняется.

Одного взгляда лисьих глаз достаточно, чтобы не переступать черту. Сонхун, конечно,
хотел бы попытаться поймать Сону и заставить его поговорить. Хотя бы ещё один раз.
Но пока не готов жертвовать своими руками и ногами. Так что лишь наблюдает со
стороны и ждёт момента, когда же Сону наконец сжалится.

Иногда Сонхун приходит к его факультету (ну то есть всегда, когда у него есть
свободная минута) и ищет взглядом знакомую, теперь уже тёмную макушку. А в воздухе
кружат первые, оторвавшиеся от веток, алые листья клёна.

Сону продолжает общаться с Чонвоном. Только так Сонхун понемногу узнаёт о том, как
у него дела, когда мелкий всё же сдаётся, видя, как страдает его непутёвый хён, и
проявляет милосердие. Как-то раз Сонхун не выдерживает и спрашивает, интересуется
ли Сону тем, как дела у него, и, когда Чонвон лишь качает головой, чувствует себя
опустошённым.

А ещё Сону внёс его номер телефона в чёрный список и заблокировал в KakaoTalk,
чтобы пьяный Сонхун больше не писал и не звонил ему среди ночи, умоляя вернуться, а
также полностью удалил свой аккаунт в Instagram, скорее всего, потому что люди
писали ему туда отвратительные вещи. Хорошо, что несколько друзей продолжают с ним
общаться, несмотря на всё произошедшее, и заставляют его улыбаться. Этим Пак Сонхун
пытается как-то утешить себя, когда его снова начинает кусать совесть за все те
мерзкие слова, что от злости сорвались с языка.

Усталость от всей этой затянувшейся ситуации уже превратилась в какое-то

перманентное состояние. Сонхуну постоянно плохо. Прямо вот тошно. Он вывозит с
непосильным трудом.

И всё ещё ищет ответы на вопросы, которые Сону выжег в его сердце.

Даже впервые за последние несколько лет приходит в храм. Слушает буддийские мантры
местного монаха, вдыхает тонкий аромат сандала и пытается медитировать.

Но все его мысли так или иначе закольцовываются на Сону.

Что, если они и в самом деле те самые разлучённые звёздами возлюбленные? Мечтают
вырваться из плена всевышних сил, но не могут.

Что, если они правда никогда не были родственными душами? Что, если они каждый раз
пытаются, пытаются, пытаются, но никак не могут остаться вместе? Борются, бунтуют,
ошибаются, оступаются, упускают тот самый нужный момент, ломаются, сдаются… Что,
если их стараний снова недостаточно? Что ещё нужно исправить, чтобы у них наконец
получилось?

Если бы Сонхун мог узнать, за что получил такую карму, он бы всё сделал как надо.
Но Вселенная, конечно же, не щедра на подсказки. Неужели она не может хоть чуть-
чуть пожалеть его? И ткнуть носом в то, что он должен понять.

Но нет.

Как-то Чонсон зовёт золотое трио выпить, а сам опаздывает. Джеюн названивает ему,
но в ответ слышит лишь поток какой-то неадекватной брани. Чонсон приезжает чуть ли
не через два часа, весь в мыле, растрёпанный и с такой поникшей рожей, что даже
страшно.

— Почему так долго? — фыркает Сонхун, раз уж настала его очередь поиздеваться над
другом. — Тебя что, преследовали якудза?

Чонсон плюхается на стул, как зомби.

— Пацаны, не поверите! Я нашёл свою родственную душу.

У Джеюна отпадает челюсть.

— Ну, наконец-то, — восклицает Сонхун, сложив ладони вместе, словно для молитвы.
— Высшие силы нас всех услышали. Ну, и что? Где он? Или она?

— Я, бл*ть, не знаю! В этом и проблема!

Теперь челюсть отпадает уже у Сонхуна:

— Как это не знаешь?

С этого момента Пак Чонсон начинает рассказывать свою охрененно увлекательную

историю:

— Короче, я попал в дикую пробку в дороге, часа на два. Там даже если мигалку
включить, особо не проедешь. Короче, мой шофёр сказал, что я быстрее доеду на метро
три станции. Еду я, значит, спокойно эти три станции, собираюсь выходить из вагона,
выхожу! Понимаете? Выхожу! И тут в вагон заходит девушка, и… вот!

Он взмахивает ладонью. На тыльной стороне чёрнеет символ бесконечности.

— Ну, так… что с этой девушкой?

— В том-то и дело, что я не знаю! Двери закрылись! Закрылись, понимаете?! Я ждал
следующий поезд на другой стороне, но она не вернулась. Я поехал на следующую
станцию — и там её нет. Потом обратно на свою. Грёбанное метро! Я даже лица её не
разглядел. И потом до меня дошло самое, блин, криповое: она была в группе туристов!
Они зашли все вместе. С ними был гид, и у них были чемоданы. И я даже не знаю, на
каком языке они разговаривали!

— На английском? — настороженно спрашивает Джеюн.

— Ты считаешь, что я совсем дурак и английский от корейского не отличу?

— огрызается Чонсон. — Точно европейский язык. Ну, они там все были с европейскими
лицами. Но не испанский! Его бы я тоже узнал.

— Может, французский? — предполагает Джеюн. — Что-то типа парлэ ву франсе? Мерси

боку?

— Точно нет. И не немецкий, я пытался его учить в средней школе.

Звучит так, словно Пак Чонсон — профессиональный лингвист. Вот умора. Сонхун
усмехается и, опрокинув в себя стопку соджу, отпускает шуточку в отместку за все
унижения, через которые друг заставляет его проходить уже N-ое количество лет:

— Надеюсь, что она русская. Чтобы у тебя язык сломался сразу на слове
«Здравствуйте».

— Смешно тебе, бл*ть, Пак Сонхун?!

Чонсон аж огнём дышит, когда Сонхун заливается звонким смехом, проговаривая с

трудом сквозь слёзы:

— Честно? Очень.

Эту историю про то, как богатый мальчик решил первый раз в жизни прокатиться на
метро, можно теперь рассказывать детям на семейном стендапе.

— Делать-то мне теперь что?!

— Если она туристка, то можно поискать её в самых популярных туристических

местах, — задумчиво отвечает Джеюн. — Кёнбоккун там… Или Намсан!

— Наверное, она уже написала что-то на портал «ГдеМойСоулмейт», — говорит Сонхун,

наконец отдышавшись после приступа смеха. — Ты тоже можешь выложить туда пост и
фотки своей метки.

— А если нет?!

— Прекрати ныть, на вот, запей горе, — продолжает дразниться Сонхун и вручает

Чонсону стопку соджу. Тот ворчит, но опрокидывает алкоголь в себя.

Все вместе они оформляют пост, указав в подробностях место и время встречи, после
чего Чонсон начинает маниакально мониторить чужие посты и обновлять страницу каждую
минуту в надежде на новое уведомление. Сонхун и Джеюн решают не отвлекать его от
столь ответственного занятия и особо не заставляют включаться в разговор. А ещё
краем глаза Сонхун замечает, как у Джеюна чуть подрагивают уголки губ, когда он
пытается улыбаться. Очевидно, почему. Ведь он остался последним без метки и теперь
начнёт жёстко загоняться по этому поводу. Сонхун пытается подбодрить его,
похлопывая по плечу, и заказывает ещё парочку шотов.

К полуночи он в общаге и снова пьяный.

А это значит, пришло время для сеанса самоистязания: Сонхун начинает вспоминать
вещи, которые добивают его ещё сильнее.

Например, о том, как однажды он отрубился прямо в кинотеатре, а когда проснулся,

Сону уже сидел у него на коленях и тоже спал, уткнувшись ему в шею.

Или как Сону измазался мороженым, но вместо того чтобы ответить ему, с какой именно
стороны остались следы, Сонхун слизывал их, не позволяя Сону отвернуть лицо.

Как Сону выдыхал сладкий дым ему прямо в рот, когда Чонсон затащил всю банду в
кальянную, и друзья весь вечер называли их отвратительными.

И как Сону обиделся из-за молока, и Сонхуну пришлось в полтретьего ночи переться в
ближайший круглосуточный на территории общежития и искать то самое, со вкусом дыни.

И как Сону всячески мешал и смеялся, когда Сонхун пытался заплести ему маленькие
косички и закрепить их детскими заколками.

А ещё как Сону кошкой выгибался под ним, вцепившись в пальцы Сонхуна, пока тот
оставлял россыпь поцелуев на задней стороне его шеи в перерывах между ритмичными
толчками.

Или как Сону обводил черты его лица, думая, что Сонхун спит, а Сонхун просто
притворялся, лишь бы насладиться этой лаской как можно дольше.

Этих сводящих с ума воспоминаний целая бесконечность.

А Сону так и не разблокировал его номер.

— Просто дай ему время, — утешает Хисын, поглаживая по спине, когда Сонхун приходит
к нему пострадать. — Ты ведь не стал слушать его. Теперь жди, когда он сам захочет
с тобой поговорить.

— А если он так и не захочет? — давится Сонхун, не поднимая головы, лбом уткнувшись
в скрещённые на столе локти. И слышит, как хён открывает вторую бутылку соджу.

— Так не бывает. Он ведь тоже человек, и у него есть к тебе чувства. Дай ему
соскучиться и обдумать все твои и свои ошибки. Он ведь знает, что ты ждёшь. Вот и
жди.

— С Чонвоном это прокатывает?

Он сильно сомневается в том, что это вообще рабочая схема, но пытается найти хоть
какое-то утешение в словах хёна.

— Я не довожу с Чонвоном до такого, — звучит как очередной упрёк, Сонхун слышит их
везде. — Но… в теории, думаю, что могло бы.

От этой теории ничуть не легче. Ему уже кажется, что он сдохнет быстрее, чем Сону
его простит.

В конце октября Чонсон вытаскивает всех в клуб на тематическую вечеринку по случаю

Хэллоуина. Сонхун приходит без костюма, потому что считает, что и так выглядит как
зомбак. Так что сегодня он просто в кожанке и джинсах. На самом деле, он вообще не
собирался идти и планировал отмазаться тренировкой на катке, но Джеюн после
последней пары негромко шепнул ему на ухо: «Возможно, там будет Сону». И вот Сонхун
в клубе.

Сону тоже где-то здесь со своими преданными друзьями. Сонхун уже видел его силуэт
пару раз в толпе. Вокруг, на удивление, много знакомых лиц. Джеюн закатывает глаза
и сварливо отвечает, что если бы Сонхун хоть иногда заходил в соцсети и смотрел
обновления на страничке их курса, он бы знал, что многие собирались на эту тусу.

Хочется сказать, что всё, как всегда, но нет. Мелкий впервые пьёт колу и не
жалуется. Хисын сидит спокойно и не трясётся над мобильным телефоном, потому что
родители Чонвона отпустили того до самого утра. Джеюн, походу, всё ещё чутка
депрессует из-за того, что остался единственным без метки. А Чонсон больше никого
не клеит. Со своей обретённой родственной душой он, кстати, так и не встретился,
потому что она опаздывала на самолёт. Зато они всё-таки нашлись в интернете и
теперь общаются через видеозвонки. Бог знает на каком языке. Наверное, на
английском.

А Сонхун сегодня не пьёт текилу. Только соджу.

Он пытается держать Сону в поле зрения, наблюдая за ним с VIP-балкона. У того на

голове мигающие алыми огоньками дьявольские рожки, он одет в ярко-красную клетчатую
рубашку поверх чёрной футболки, и в кои-то веки на нём нормальные джинсы. Сону в
компании друзей пьёт какой-то явно сладкий голубой коктейль, скорее всего, с Блю
Кюрасао, смеётся, и Сонхун ни разу не чувствует на себе его взгляд. Даже обидно.

После пятой стопки соджу всё происходящее вдруг кажется настолько неправильным.
Больше нет сил это терпеть. Сколько ещё мучиться? Разве Сонхун уже не признал
достаточно? Он отказался от своего прошлого. Отказался от своей метки. Он и не
хочет больше знать, как это с меткой. Ему достаточно знать, как это без неё. Ему
больше ничего не нужно. Он всю жизнь мечтал только о том, чтобы у него появился
Сону.

Этого мало?

Чего ещё Сону от него хочет?

Сонхун встаёт настолько резко, что Джеюн даже не успевает среагировать и, может
быть, поймать его за руку, чтобы уберечь от глупостей. А фразой: «Эй, ты куда?»,
брошенной вслед, его не остановить.

Только оказавшись у барной стойки, где тусуются Сону и его компания, Сонхун
понимает, что всё то время, что он спускался по лестнице, его сердце не стучало.

К удивлению, Сону смотрит на него, скорее, растерянно, чем равнодушно или холодно.
Сонхун пропускает: «Привет. Как дела? Можем поговорить?» и сразу же выпаливает
почти срывающимся голосом:

— Слушай, Сону, я так больше не могу. У меня нет ответов на твои вопросы, но…
Просто скажи, что мне сделать, чтобы ты простил меня? Чтобы ты поверил, что я
правда хочу этого? Я сделаю всё, что угодно.

Пожалуйста, бл*ть. Они смотрят друг на друга, и Сонхун уверен, что в его глазах
точно можно прочитать ещё больше, чем он только что сказал. Вдруг Сону сможет сам
найти в них те ответы, которые ему нужны. Сонхун готов открыть перед ним душу. Она
уже почти нараспашку.
— Хён, — на секунду кажется, что взгляд лисьих глаз смягчается, но… — Сейчас не
самый подходящий момент и место, чтобы говорить об этом. Давай в другой раз?

Сонхуну плевать на грохочущую музыку, на людей вокруг, на звон бокалов, смех,

алкоголь в крови. Он хватает Сону за руку, не позволяя уйти.

— Нет. Я не отпущу тебя, пока мы не поговорим. Сегодня. Сейчас.

Ему плевать. Даже если Сону выкрутит ему суставы или выбьет колено, после чего о
коньках придётся забыть — он хочет вырваться из этого бесконечно длящегося дня
сурка.

— У тебя какие-то проблемы? — у Сону за спиной появляется высокий парень, тот, с
которым они всегда ходят вместе на пары, и закидывает ему руку на плечо. А рядом та
самая невысокая девушка, которую Сонхун видел с Сону в клубе ещё весной. Походу,
кстати, у них с этим пацаном парные метки.

— Мы разговариваем, — бросает он резко и руку Сону не отпускает. — Оставьте нас,

пожалуйста.

Парень хмурит брови и уже собирается ответить, но девушка начинает говорить первой:

— Сону пришёл сюда с нами, — замечает она очень дипломатичным тоном. — Мы бы хотели
забрать его, чтобы поиграть вместе. Вы ведь можете поговорить в другой раз? Тебе
ведь не горит?

И улыбается так вежливо-вежливо, хотя сама только что хоть и завуалированно, но

послала Сонхуна нах*й. Он пристально смотрит на Сону прямо вот в упор и до
последнего надеется, что тот сдастся и согласится на разговор, но вместо этого
слышит:

— Хён, отпусти, пожалуйста.

Ну, что ж. Сонхун хотя бы пытался. Поджав губы, он послушно делает то, что просят.
А затем разворачивается и уходит, потому что снова накатило, и ему опять так плохо,
что он собирается напиться в хлам. А дальше будь что будет.

— Как насчёт текилы? — Сонхуну даже мерещится, что это тот же самый бармен, который
дважды спас его от грехопадения в мерцающих огнях.

— Абсент.

Чтобы вот прямо нах*й унесло.

Он успевает прикончить вторую стопку, когда Хисын появляется у него из-за спины и
ловит за руку, отнимая третью:

— Прекрати пить.

Сонхун протестует, пытаясь дотянуться до заветной стопки абсента, а напиток

начинает выплёскиваться за края, заливая пальцы.

— Кому какая разница, — рычит он. — Отстань от меня.

Но хён бескомпромиссно передаёт стопку Джеюну, который стоит от него по другую

руку. И теперь спасительный абсент ещё дальше.

— Тебе нельзя пьянеть. Лучше сходи и немного проветрись, — этот строгий тон хёна
можно услышать довольно редко, только в исключительных ситуациях. Напрашивается
вывод, что это она и есть! — Мы уговорили друзей Сону присоединиться к нам и во
что-нибудь поиграть. И, возможно, после этого Сону захочет с тобой поговорить, если
ты будешь вести себя нормально. Поэтому возьми себя в руки. Иди умойся холодной
водичкой, протрезвей немного и приходи к нам на второй этаж, хорошо?

Сонхун просто хочет влить в себя абсент, но послушно кивает. Бармен понятливо
ставит перед ним бутылку воды без газа.

На улице зябко, а ветерок даже бодрит. Сонхун глотает воду и ждёт, когда дымка
противоречивых желаний чуть отпустит и перестанет так больно жечь лёгкие. Для
ускорения процесса он даже поливает водой затылок, наклонившись вперёд. Несколько
струек бегут прямо за ворот футболки и вынуждают поёжиться. Две девушки курят
рядом, прислонившись к стене, табачный дым неприятным комом застревает в горле и
отрезвляет ещё больше.

На самом деле, Сонхун не то чтобы прямо в говно и ни черта не соображает. Вообще-

то, у него высокая переносимость алкоголя. Просто он на нервах, и ему надо
успокоиться. Ведь там будет довольно большая компания людей, перед которыми ему
придётся вести себя адекватно. И желательно ещё не пялиться на Сону. На такое надо
хорошенько настроиться. Нельзя всё испортить. Надо как-то контролировать свои
эмоции. Заткнуть их поглубже.

Спустя минут двадцать или, может быть, чуть больше, Сонхун наконец чувствует, что
готов. Он поднимается на второй этаж, где до этого тусовались его друзья и, заметив
компанию, он ещё раз (контрольный, так сказать!) повторяет себе собраться и вести
себя как обычно.

— О, хён! — радуется мелкий. — А я уже подумал, что ты сбежал от нас! — лыбится и
похлопывает по свободному рядом с собой.

— Во что играете? — спрашивает Сонхун и садится между Чонвоном и Джеюном, стараясь
не задерживать взгляд на Сону.

— Правда или действие, — отвечает девушка, имя которой он до сих пор не знает.

— Чья была идея?

— Моя, — гордо говорит Джеюн. Сонхун даже не удивлён. У кого ещё в голове могут
быть такие тупые идеи. Лучше бы они поиграли в ют [1], ну серьёзно.

Остаётся лишь закатить глаза и достойно принять свою участь, потому что пусть не
напротив, но чуть сбоку сидит Сону, и пасовать Сонхун просто не может. Он надеется,
что друзья способны оценить его скверное настроение и не будут лишний раз
провоцировать в этой глупой игре. В целом всё начинается нормально, ему везёт, и
бутылка почти всегда проскакивает мимо. Один раз только приходится ответить на
вопрос: «Хотел ли ты когда-нибудь заняться сексом в общественном месте?» Вы уже
знаете ответ: если с Сону, то он готов на любые безумства. Но вслух Сонхун отвечает
очень кратко и безэмоционально: «Да», украдкой бросая взгляд на Сону и его
порозовевшие щёки.

А затем в какой-то момент он снова слышит те самые колокольчики. Ну, либо это так
звякает крутящаяся бутылка, но не суть. И когда горлышко замирает, указав на него,
они с Сону впервые за эту игру смотрят друг другу в глаза. У него две секунды,
чтобы морально подготовиться к первому вопросу.

— Пак Сонхун, правда или действие?

Сложно сказать, что хуже. Но мало ли, вдруг Сону воспользуется ситуацией и попросит
не подходить к нему, не разговаривать, не трогать… Поэтому Сонхун выбирает:
— Правда.

Лисьи глаза заглядывают прямо в душу. Сону чуть медлит. И Сонхун на секунду боится,
что сейчас вновь раздастся тот самый вопрос, на который у него до сих пор нет
ответа (вдруг Сону решил добить его перед всеми). Но слышит совсем другое:

— Ты любишь меня?

От такого поворота Джеюн громко охает рядом, а Чонсон выскуливает тихое и долгое:
«Бл****ть» (и у него по-любому вытянулась физиономия!). Лица друзей Сону тоже
весьма красноречиво говорят о том, насколько они прихренели.

Сонхун чувствует, как его бьёт током тот самый дефибриллятор, возвращая сердце к
жизни. Ким Сону чиркает спичкой и прямо сквозь кожу превращает кровь Сонхуна в
огонь. Так может только он. Потому что только он держит Сонхуна под своим
проклятьем и впридачу на коротком поводке.

— Ты уверен, что это подходящий вопрос для игры? — решает уточнить Сонхун, потому
что, ну, просто не может не пощекотать нервы Сону в ответ, чтобы сравнять счёт.

— В правилах нет никаких ограничений.

Да даже если бы они и были. Правила явно существуют лишь для того, чтобы Ким Сону
их нарушал.

Ну, что же. Вообще-то, Сонхун планировал сказать эти заветные слова как-то иначе и
хотел выбрать более подходящий момент. Но Сону сам захотел именно так.

— Да. Люблю.

Джеюн громко охает второй раз подряд, мелкий издаёт какой-то странный писк, Чонсон
просто хлебает соджу прямо из бутылки. А уровень неловкости в комнате подскакивает
с нуля сразу до бесконечности.

Но это всё херня. И не волнует Сонхуна ни на секунду.

Всё, что он видит — это звездопад в любимых лисьих глазах.

Он тянется вперёд, чтобы чуть придвинуть к себе бутылку, потому что его очередь её
крутить, но рука замирает прямо поверх стекла. И он вдруг понимает, что тоже больше
не хочет играть по этим тупым правилам. Задолбало. К чёрту правила. И всех, кто их
придумал.

— Ким Сону, правда или действие?

Чонсон давится соджу.

— Сонхун, ты должен сначала…

— Джеюн, заткнись, — шикает Хисын.

Сону несколько раз удивлённо моргает и в растерянности даже переглядывается с

остальными ребятами в кругу. А затем прикусывает нижнюю губу, и Сонхун уже знает,
каким будет ответ.

— Действие.

Конечно же. Сону наверняка решил перестраховаться, чтобы у него нельзя было
спросить то же самое. Но Сонхун не настолько предсказуемый.

Победа ощущается сладким привкусом на кончике языка, когда он играет all-in [2]:

— Будь моим.

И если бы они играли в покер, Сону должен был бы поставить не меньше.

На несколько мгновений мир теряет фокус.

— Чёрт, я забыл выключить утюг! — первым кричит мелкий, подскочив, и дёргает Хисына
следом, который недоумевает: «Какой ещё утюг?» — Быстрее! Кто-нибудь может
позвонить в службу спасения?! Чонсони-хён, пойдём! Так! Внимание! Технический
перерыв! Срочно выйти отсюда всем, кроме Сонхуни-хёна и Сону-хёна!

Ребята начинают суетиться: Чонсон бросает негромкое, но смачное: «Пи*дец», мелкий

выпинывает всех на лестницу, подруга Сону легко похлопывает того по плечу, прежде
чем оставить их наедине. А Сонхун из последних сил старается не заржать, особенно
над выражением лица Джеюна, когда друг, прежде чем спуститься на лестницу
последним, оборачивается, чтобы поднять вверх два больших пальца.

— Ты считаешь, что это смешно, хён? — Сону явно очень пытается сделать так, чтобы
вопрос прозвучал строго, но выходит плохо, потому что он тоже с трудом сдерживает
улыбку. Вот такие у Сонхуна друзья-клоуны.

— Да, потому что они абсолютно точно притаились на лестнице и слушают, — признаётся
Сонхун, ведь знает своих придурков как облупленных.

Сону, вздохнув, поднимается со своего места и подходит ближе. Сонхун встаёт следом,
а в груди пылают лёгкие. От момента истины его отделяет лишь расстояние в несколько
шагов, которое Сону стремительное сокращает. Осталось только снова не про*баться.

— Я не об этом, хён, — говорит Сону на этот раз по-настоящему серьёзно. — Ты сам
уверен, что загадал подходящее действие для такой игры?

Сонхун ещё никогда в жизни не был так в чём-то уверен, как в этом. Он даже в законы
Ньютона верит меньше, чем в то, что Ким Сону должен принадлежать ему.

— Я не шутил, — отвечает он смело (всё же спасибо двум стопкам абсента!) и

заглядывает в лисьи глаза. — И ты знаешь это.

Пальцы ловят лисьи лапки, и на этот раз Сону не отталкивает его руки, не угрожает
выкрутить запястья, не бьёт по колену, а лишь чуть робко сжимает пальцы Сонхуна в
ответ.

— Выполнение этого действия зависит не только от меня, но и от тебя, — продолжает

Сону тихо и так проникновенно, а у Сонхуна дрожат колени от его бархатного голоса.
— Ты сможешь справиться со своей частью?

Да. Это всё, что Сонхуну нужно. Это всё, что имеет смысл. Это всё, что он когда-
либо желал. Это всё, о чём он так долго мечтал. Несколько жизней подряд. И эта
мечта была такой искренней, такой смелой, такой мятежной, такой дерзкой и
непоколебимой, что крепче любой пеньковой верёвки связала их судьбы. Сонхун больше
никогда не позволит отнять эту мечту.

Он притягивает Сону в объятья.

— Смогу. Обещаю, я…
Я больше никогда тебя не обижу. Я больше никогда не убегу. Я всегда буду с тобой
рядом, чтобы ты мог полностью положиться на меня. Я буду заботиться о тебе и каждый
день делать тебя счастливым. Я буду слушаться тебя и выполнять твои любые капризы.
Я сделаю всё, чтобы ты всегда чувствовал себя в безопасности и ничего не боялся. Я
всегда буду выбирать только тебя, мне больше никто не нужен. Только ты. И это
навсегда.

Сонхун хочет сказать очень многое, но произносит лишь самое главное. То, что важнее
всего:

— Я никому тебя не отдам.

И слышит тихий всхлип. Руки Сону вдруг ползут по его спине к плечам, обнимая
крепче. А дрожащие губы жмутся к шее.

Может, это и был тот самый правильный ответ?

Сонхун прижимает Сону ещё ближе и целует его лисье ушко. А объятья Сону
красноречивее слов говорят о том, что он тоже очень сильно скучал.

Пох*й на метки. Пох*й на то, что подумают люди. Пох*й на родственные души. Это всё
не имеет значения. Есть вещи намного глубже и крепче. И Вселенная это только что
доказала. Нет. Не так. Это они с Сону доказали ей.

— Мне было так плохо без тебя… — тихое признание прямо у уха. Сонхун и не мечтал
его услышать. — Прости, что соврал. Я должен был сам всё рассказать тебе.

— Тш-ш-ш… Забудь. Я больше не злюсь. Это я должен был выслушать тебя. Прости меня.

Больше никаких секретов. Больше никакого молчания. Больше никаких запретов. Больше
никаких страхов. Больше никаких ошибок.

От пережитого взрыва эмоций вдруг тянет истерично рассмеяться.

— Так ты хочешь быть моим или нет? — не скрывая ласковой издёвки, спрашивает
Сонхун. Просто не может упустить свой шанс поддразнить лисёнка ещё разок.

— Хочу, — подтверждает Сону и шмыгает носом. Отстранившись, но не разорвав объятья,

он заглядывает Сонхуну в лицо, а в его глазах пляшет самая что ни на есть настоящая
лисья хитрость. — Пак Сонхун, правда или действие?

Сонхун не думал, что они всё ещё продолжают игру.

— Действие, — «правду» он уже выбирал, и ему больше нечего добавить.

— Поцелуй меня.

Сердце никогда ещё не дрожало столь сладко. Он мягко прижимается губами к губам
Сону. Совсем не так дико, как они обычно это делают. Нет. На этот раз поцелуй почти
невесомый. И его достаточно, чтобы досказать друг другу о самом важном без лишних
слов, но всё же…

— Правда или… — шепчет Сонхун, потому что есть ещё кое-что, о чём он хочет спросить
и что ему нужно именно услышать, а не просто почувствовать. Но Сону перебивает,
словно прочитав в его мыслях не озвученный ещё вопрос:

— Я тоже тебя люблю.

Прикосновения нежных пальцев к щекам воскрешают. В этот раз навсегда. Сонхун больше
не собирается умирать. Сколько бы сложностей ни было впереди, нет таких
противоборствующих сил и обстоятельств, которые они не смогут преодолеть вместе.

Мелкий очень громко пищит: «Они помирились, они помирились!», Чонсон матюкается, а
Джеюн начинает ржать — настолько, видимо, нервишки расшатались. Ну и, как Сонхун и
говорил, его друзья-придурки всё это время подслушивали, прячась на лестнице, и
ниндзя из них никакие. Но он готов их простить, раз уж Сону целует его ещё раз.

До самого выпуска Сонхуна из университета почти день через день Сону живёт в его
комнате. А Тэхён и Кай просто, видимо, решают смириться с тем, что их теперь
четверо, поставив лишь одно условие: «Никакого секса в общем душе». Иными словами в
их святая святых.

А вот после выпуска начинается настоящий ад. На Сонхуна сваливается столько

обязанностей и работы, что летняя практика в спортивном лагере сразу кажется ему
очень приятным воспоминанием. Но когда Сону целует его перед сном в их маленькой
съёмной квартире в пригороде Сеула, все заботы отступают на второй план. И пусть
они живут одни и далеко от центра, зато у них панорамное окно на третьем этаже и
широкий футон, на котором они каждое утро просыпаются вместе.

На стене развешаны фотографии. И с каждым годом их становится всё больше. На

полочке Сону лежит чёрный камушек, однажды нагло «украденный» пропуск и стоит
небольшая музыкальная колонка, через которую Сону любит включать на выходных свой
пёстрый попсовый плейлист. Но, впрочем, под некоторые песни из него по настроению
можно неплохо проводить время вдвоём на футоне, приглушая то, что соседям слышать
абсолютно точно не нужно. Голос Сону звучит на фоне одних и тех же четырёх аккордов
и заезженных битов так, словно он мейн вокал.

Нет, конечно, не всегда всё так гладко. Иногда они ругаются. Например, когда никак
не могут понять друг друга. И причины бывают посерьёзнее молока со вкусом дыни.
Потому что Сонхуну проще, когда Сону говорит всё прямо, а не своими головоломками,
а Сону словно специально начинает загадывать ребусы и давать свои тупые, понятные
только ему одному подсказки.

Но каждый раз после ссоры они всё равно мирятся. И если так подумать, ничего
страшного в этом нет. Достаточно просто посмотреть на хёна и Чонвона, которые порой
собачатся из-за того, что, наоборот, слишком хорошо понимают друг друга, и все
вопросы к Вселенной отпадают.

Пак Чонсон теперь под каблуком, Шим Джеюн встречается со своей девушкой без метки
уже три года. Рики уезжает учиться в Японию, но про личную жизнь ничего не
рассказывает, может быть, если только Сону по секрету.

Семья Сону относится к Сонхуну с теплотой, а мама даже иногда называет его «сыном».
Разве что бабушка до сих пор причитает, что Сону должен был выбрать свою
родственную душу, несмотря ни на что, и теперь их всех обязательно настигнет плохая
карма. Однако Сонхуну глубоко пох*й на её мнение.

Но есть и то, что он ненавидит. А именно ночи, когда Сону будит его криками, потому
что кое-какому мудаку опять неймётся. Тогда Сонхуну приходится убаюкивать свою лису
до самого утра. Либо они очень пылко занимаются сексом, отправляя в ответочку
накрывший Сону головокружительный оргазм. Чтобы тварь по ту сторону связи не
забывала, что она никому тут не нужна.

Может быть у Сонхуна и Сону нет всего того, что есть у родственных душ: понимания
на уровне мыслей и чувств, одного эмоционального вихря на двоих, одинаковых меток
на коже, но это всё и не нужно. Пока они засыпают, прижавшись ближе друг к другу,
устало шепчутся о бытовых мелочах и домашних делах, или же бездельничают и валяются
весь выходной с утра до вечера, устроив очередной марафон фильмов, объятий и
ленивых поцелуев… Пока Сону жмётся к Сонхуну во сне, сонно улыбается поутру, будит
палящими поцелуями по линии ключиц и сладко стонет его имя, когда они занимаются
любовью на рассвете в медовых лучах только что проснувшегося солнца… Всё остальное
становится не важным. Есть только они и их любовь.

Накануне их седьмой годовщины Сону просыпается посреди ночи. Ему плохо, он мечется
по футону, а всё его тело прошибает лихорадка. И он плачет навзрыд, словно его
режут. Но Сонхун знает, что это слёзы боли и счастья. И крепко держит его, пока с
метки под лопаткой полностью не исчезает цвет.

Новый рассвет встречает их той самой, долгожданной свободой.

Конец

«So just breath,

Breath in, release you know that's all you need,
I can't describe your eyes, but when they're looking at me.
My heart, it beats & I can't seem to dream…

Baby you know that I won't mind,

If we get no rest, til' the sunrise.
Until you make me fall in love again, as light shows your face
I could never be the same
I plan to love you all my life,
Until you meet your chariot».

Jacob Lee — Chariot

Комментарий к Глава 15. О той самой, долгожданной свободе

[1] Ют — корейская национальная игра, во многом похожа на современные игры на
досках с бросанием костей. В эту игру Enhypen играли во 2ом эпизоде Playground
вместе с TXT.
[2] All-in (Ва-банк) — ситуация, когда один из игроков ставит на кон все имеющиеся
фишки. Остальные игроки должны либо поставить сумму не меньше суммы, поставленной
игроком, идущим ва-банк, либо пасовать, в результате чего выигравший забирает весь
банк, а остальные игроки теряют свои ставки.

========== От автора ==========

Вот история и подошла к своему концу. Мы прошли этот путь вместе с Сонхуном от «Я
этого не хочу» до «Я никому тебя не отдам».

Этот персонаж был самым требовательным за всю мою жизнь. Не отпускал меня спать до
двух ночи и поднимал писать текст дальше часов в пять-шесть утра: «Поспала, мать,
три часа? Пойдём. У нас ещё очень много работы!» Он постоянно лез со своим мнением
и менял сцены под себя.

Иногда мне было за него очень стыдно, а иногда можно было поиздеваться над ним в
ответ. Но он мне теперь как кореш 😂 Буду по нему чуть-чуть скучать, но надеюсь,
что мы больше никогда не встретимся. Потому что если автор и персонаж встречаются
вновь, они мучают друг друга ещё сильнее. Так что бай, битч, си ю невер.

Хочу поблагодарить всех и каждого, кто активно поддерживал эту работу, продвигал её
в фандоме, оставлял комментарии, делился своими впечатлениями и просто читал!
Надеюсь, что история подарила вам много впечатлений!💕

Отдельно большое спасибо и низкий поклон моей бете, senbermyau, которая проделала
огромную работу над текстом вместе со мной! Спасибо, что решилась и так быстро
подхватила эту историю. Благодаря тебя она стала лучше, и я чувствовала внутри
покой и уют. ❤️
🥺

Как всегда. Не прощаемся :)

Комментарий к От автора
Оставляю ссылки на составленные плейлисты.
Основной: https://vk.com/music/playlist/-100198290_3
Парочка бонусных треков, которые я потом сменила: https://vk.com/music/playlist/-
100198290_4
(3 глава, 4 глава, 5 глава, 9 глава, 14 глава)

Я постараюсь хорошо подготовиться к следующему камбэку на Фикбуке и вернуться с

очередной захватывающей историей! А пока вы всё ещё можете почитать законченное ay
на английском:
https://twitter.com/DjisaLovesSun/status/1350552110140682240

И, возможно, можете ожидать (скорее всего) твиттерское ау на русском:

https://twitter.com/DjisaLovesSun/status/1403490137712041989