ФГБОУ ВПО «КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

На правах рукописи

НИКТОВЕНКО ЕЛЕНА ЮРЬЕВНА

СЕМАНТИКА КОНФЛИКТСОДЕРЖАЩИХ
ПАРЕМИЙ И АФОРИЗМОВ
В ЛИНГВОКОГНИТИВНОМ И ЛИНГВОКУЛЬТУРНОМ АСПЕКТАХ
(НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОГО И АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКОВ)

10.02.19 – теория языка

Диссертация
на соискание ученой степени
кандидата филологических наук

Научный руководитель:
доктор филологических наук, профессор
Елена Николаевна Рядчикова

Краснодар 2015
 Оглавление

ВВЕДЕНИЕ............................................................................................................4

ГЛАВА 1. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПАРЕМИОЛОГИИ И

КОНФЛИКТОЛОГИИ......................................................................................11

1.1. Специфика лингвистического и лингвокогнитивного

анализа паремий............................................................................................11
1.1.1. Структурное многообразие паремий и их лингвистический
статус ..........................................................................................................11
1.1.2. Лингвокогнитивный аспект изучения семантики паремий .17

1.2. Конфликт сквозь призму лингвистической когнитивистики......23

1.3. Конфликтогенность как когнитивно-прагматическая

характеристика паремий .............................................................................34

ВЫВОДЫ .............................................................................................................44

ГЛАВА 2. ПАРЕМИИ КАК ЯЗЫКОВАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ

КАРТИНЫ МИРА В ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ
................................................................................................................................48

2.1. Универсализм и лингвокультурная специфика паремий и их

роль в языковой картине мира ..................................................................48

2.2. Лингвокультурологический аспект изучения английской и

русской языковых картин мира ..............................................................611

ВЫВОДЫ .............................................................................................................77

ГЛАВА 3. КОГНИТИВНАЯ И ЛИНГВОКУЛЬТУРНАЯ СЕМАНТИКА

АНГЛИЙСКИХ И РУССКИХ КОНФЛИКТСОДЕРЖАЩИХ
ПАРЕМИЙ И АФОРИЗМОВ ...........................................................................80

2
 3.1. Когнитивно-прагматические особенности русских
конфликтсодержащих паремий и афоризмов .........................................80
3.1.1. Семантические группы конфликтов, представленных в
паремиях ....................................................................................................80
3.1.2. Семантические группы причин и мотивов конфликта .........85
3.1.3. Иллокутивные значения и интенции личностно
обусловленных конфликтсодержащих паремий ...............................98
3.1.4. Представление в паремиях конфликтов, обусловленных
гендерно, социально, эмоционально, онтологически ...................1044
3.1.5. Языковые особенности конфликтсодержащих паремий .....108

3.2. Когнитивно-прагматические особенности английских

конфликтсодержащих паремий ...............................................................112
3.2.1. Семантические группы конфликтов, представленных в
паремиях ..................................................................................................112
3.2.2. Семантические группы причин и мотивов конфликта .......116
3.2.3. Иллокутивные значения и интенции конфликтсодержащих
паремий ....................................................................................................131
3.2.4. Представление в паремиях конфликтов, обусловленных
гендерно, социально, эмоционально, онтологически .....................134

3.3. Соотносительные параметры английских и русских

конфликтсодержащих паремий и афоризмов .......................................137

ВЫВОДЫ ...........................................................................................................152

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ................................................................................................158

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК .........................................................166

3
 ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования определяется обращением к

таким насущным отраслям современного языкознания, как
лингвоконфликтология, семантика, когнитивистика, лингвокультура,
паремиология, афористика.
Изучение древних языковых единиц, какими являются пословицы и
поговорки, нельзя считать завершенным. «Пословицы переходили из века в
век и несомненно еще пригодятся – ими не утрачена их жизненная и
поэтическая ценность. Порой она даже возросла вследствие расширения
предметно-речевой сферы их применения. Прямой смысл многих пословиц
стал архаикой, а переносный живет. Такими пословицы пришли в речь
наших современников и такими они от нас перейдут к людям грядущего
столетия. Их время не минуло. Долгий век пословицы продолжается»
(Аникин 1988, с. 4).
Филологическое исследование паремий и афоризмов не только не
заканчивается, но становится все более востребованным в силу развития
гуманитарного знания в целом, становления и развития ряда новых отраслей
языковедения: «Отметим тот факт, что наряду с чисто лингвистическим,
фольклористическим и эмпирическим подходами в отечественных и
зарубежных паремиологических изысканиях сегодня в область науки о
пословицах и поговорках активно внедряются достижения таких дисциплин,
как семиотика, лингвокультурология, психология, социолингвистика,
прагматика, теория речевых актов, когнитивная лингвистика, теория
дискурса» (Натхо 2009, с. 436).
Изучение народной мудрости стало актуальным по отношению как к
какой-то одной лингвокультуре, так и в сопоставительном ключе. «Если в
прошлом веке основной целью изучения пословиц и поговорок было
познание ―духа народа‖, то с укреплением фразеологии как
лингвистической дисциплины нас стали интересовать и чисто языковые

4
особенности фразеологизмов и паремий, их употребление в художественной
речи, взаимодействие с фольклорным фондом других народов, проблемы
перевода на другие языки» (Мокиенко 2011, с. 34).
Помимо этого, как масштабное языковое явление еще мало изучен
конфликт. «Упоминание о конфликтности языковых явлений фрагментарно
появляется в работах крупных ученых. В одних случаях осторожно говорят
о напряженности, внутреннем разногласии, в других прямо говорят о
конфликте» (Непшекуева 2003, с. 45). К. Боулдинг отмечал, что «все
конфликты имеют общие элементы и общие образцы развития и именно
изучение этих общих элементов может представить феномен конфликта в
любом его специфическом проявлении» (цит. по: Основы конфликтологии
1997, с. 26). А.Т. Анисимова справедливо утверждает, что это положение
имеет методологическое значение как для общей теории конфликта, так и
для лингвистической интерпретации этого явления (Анисимова 2004, с. 66).
Лингвисты акцентируют внимание на том, что «актуален на сегодняшний
день комплексный подход к изучению конфликта как феномена языка и
речи, что подразумевает анализ лингвокогнитивного,
психолингвистического и лингвокультурологического аспектов
рассматриваемого явления» (Кошкарова 2007, с. 127).
В диссертационном исследовании К.М. Тангир были рассмотрены
русские афоризмы, содержащие конфликт или указывающие на него; они
были названы конфликтосодержащими (Тангир 2007). Представляется
возможным применить данный термин (как вариант –
конфликтсодержащие) и основные принципы лингвистического
исследования и к паремиям с аналогичной семантикой.
Обращение к указанным аспектам и направлениям современной
науки отражено в нашем исследовании. Оно продолжает ряд кандидатских и
докторских диссертационных работ, выполненных в рамках научной школы
Е.Н. Рядчиковой, посвященных изучению конфликта в лингвистическом
ключе, паремий, афоризмов и других устойчивых сочетаний (Шадунц 1997;

5
Назарова 2001; Баскова 2006; Непшекуева 2006; Тангир 2007; Горбань
2010).
Цель исследования состоит в разностороннем изучении семантики
конфликта в когнитивном аспекте, которая репрезентирована в русских и
английских пословицах, поговорках и афоризмах как языковых единицах,
имеющих особый лингвокультурологический статус в силу яркого
отражения в них синтеза языкового и лнгвокультурного значений.
Достижение данной цели обусловило необходимость решения
следующих задач:
– рассмотреть паремии и афоризмы в качестве лингвистической
единицы, содержащей конфликт или указывающей на него;
– исследовать конфликтогенность как когнитивно-прагматическую и
лингвокультурную характеристику русских и английских паремий;
– изучить лингвокультурологические аспекты русской и английской
языковых картин мира;
– выявить когнитивно-прагматические особенности русских и
английских конфликтсодержащих паремий.
Объект исследования – паремии и афоризмы русского и
английского языков, содержащие конфликт или указание на него.
Предмет исследования – семантика конфликтсодержащих паремий
и афоризмов русского и английского языков в лингвокогнитивном и
лингвокультурном аспектах.
Источниками иллюстративного материала послужили словари
фразеологизмов, пословиц, поговорок, афоризмов на русском и английском
языках, интернет-источники. Объем картотеки на двух языках составляет
2330 единиц.
Теоретико-методологической базой исследования стали труды в
области паремиологии В.Н. Телия, О.А. Дмитриевой, Л.Б. Савенковой,
Г.Д. Сидорковой, С.В. Сидоркова, Е.И. Селиверстовой; когнитивной
лингвистики – З.Д. Поповой, И.А. Стернина; лингвокультурологии –
В.Н. Телия, В.В. Красных, Н.Ф. Алефиренко, М.Л. Ковшовой;
6
лингвоконфликтологии – А.Н. Баранова, Д.О. Добровольского,
Т.С. Непшекуевой, В.С. Третьяковой; конфликтсодержащих паремий и
афоризмов – К.М. Тангир, И.В. Горбань и др.
Методологические основания и главная гипотеза исследования.
Вслед за К.М. Тангир мы основываемся на том, что конфликт есть
речемыслительная универсалия, представленная в категориях всеобщего
(мышление), общего (язык) и особенного (речь) (Тангир 2007, с. 68).
Помимо этого, важным для нашего исследования также является вывод,
сделанный Л.А. Петровой о том, что паремия является интенциально-
прагматическим знаком, то есть относится к таким типам единиц, из
которых можно извлечь больше информации, чем содержится в их
языковых значениях (Петрова 2007). В развитие данных положений мы
выдвигаем основную научную гипотезу нашего исследования: конфликт
как речемыслительная универсалия воплощается в паремиях, он может
служить когнитивно-прагматической базой для создания паремий и их
функционирования в речи, иметь лингвистические маркеры.
Методы исследования: в процессе осуществления поставленных
задач были использованы следующие методы языкового анализа материала:
описательно-аналитический метод, метод экстралингвистической
интерпретации фактов, метод систематизации и классификации материала.
Использовалась комплексная методика исследования с применением
методов интроспективного и понятийного анализов, компонентного и
интерпретативного анализа, семантического анализа (от языковой формы
единицы языка к еѐ семантическому содержанию),
лингвокультурологический метод (по М.Л. Ковшовой) с созданием
лингвокультурологического комментария.
Обоснованность и достоверность полученных в ходе исследования
данных обеспечивается опорой на значительное количество фактического
материала. Теоретические положения диссертации опираются на анализ
большого количества источников, которые связаны с вопросами и
проблемами, поставленными в исследовании.
7
 Положения, выносимые на защиту:
1. В число прагматических характеристик паремий входит
конфликтогенность – явная или скрытая: в этом случае паремия содержит
либо саму конфликтную ситуацию, либо указание на нее, на условия ее
возникновения. Конфликтсодержащие паремии и афоризмы есть языковые
реализации как межличностного когнитивного конфликта, отражающего
коммуникативную напряженность, неудачу межличностных отношений, так
и внутриличностного конфликта. Кроме того, они содержат информацию об
истории, психологии, об универсальных и национально-специфичных
особенностях мышления и поведения людей.
2. Коммуникативно-прагматический эффект паремий, содержащих
конфликт, парадоксален, поскольку они могут и привести к конфликту, и
предупредить его возникновение или развитие. Позитивные функции
конфликтсодержащих паремий заключаются в стимулировании к
изменениям, в разрядке напряженности между собеседниками, в
предотвращении конфликтов или дальнейшего развития возникших
конфликтов.
3. Употребление в речевой коммуникации паремий с
полемической, конфликтсодержащей направленностью является оценочно-
модальным, коннотативным маркером: прямо или косвенно они содержат
негативную оценку, передают пренебрежение, раздражение, разочарование,
удручающую обреченность, злость, обиду или иронию, высмеивание.
Именно этот факт маркирует речевой конфликт, делает рассматриваемые
языковые единицы конфликтсодержащими. Структура коммуникативно-
прагматической стратегии конфликтсодержащих паремий такова: интенция
– информация – аргументация – убеждение – воздействие – перлокутивный
эффект либо подытоживание сообщаемого.
4. Семантические группы конфликтов, причины и мотивы
конфликта, иллокутивные значения и интенции в большинстве своем
совпадают в русском и английском языках. К небольшому количеству
национально специфичных причин конфликтов, названных в русских
8
паремиях, относятся оскорбление, насмешка, фамильярность, нескромность,
оправдание; в английских – воспитанность, благополучие, несерьезность,
излишнее сближение людей, неумение пользоваться собственными
средствами, излишняя осторожность.
5. Конфликтсодержащие паремии русского и английского языков
обнаруживают как сопоставимые, универсальные, так и специфические
аспекты. К универсальным принципам, отраженным в паремиях на обоих
языках, относятся, невзирая на конфликтную направленность, принципы
взаимоуважения, добра, сочувствия, примирения и согласия.
Научная новизна и теоретическая значимость работы заключается
в исследовании семантики паремий и афоризмов на русском и английском
языках в рамках когнитивного, лингвокультурологического и
лингвоконфликтологического направлений; в выявлении структуры
коммуникативной стратегии конфликтсодержащих паремий и
семантических групп данных паремий на двух языках; в определении
перечня причин и мотивов конфликта по данным указанных единиц языка и
речи (как общих, так и национально-специфичных), их иллокутивных
значений и интенций; в рассмотрении гендерно, социально, эмоционально и
онтологически обусловленных факторов конфликта, репрезентированных в
паремиях и афоризмах; в изучении их языковых особенностей; в
установлении когнитивных оснований формирования значений
анализируемых языковых единиц.
Практическая значимость определяется тем, что материал данного
исследования можно использовать при составлении двуязычных словарей, в
вузовских курсах лингвистического изучения пословиц, поговорок и
афоризмов, семантики, лингвокультурологии, когнитивистики, а также
переводоведения.
Апробация работы осуществлялась на академических научно-
практических конференциях «Новое поколение в науке – 2010» и «Новое
поколение в науке – 2011», проводимых ФГОУ ВПО «Морская
государственная академия им. адмирала Ф.Ф. Ушакова» (Новороссийск,
9
2010 и 2011 гг.); на VIII, X и ХI региональных научно-технических
конференциях «Проблемы эксплуатации водного транспорта и подготовки
кадров на юге России», проводимых ФГБОУ ВПО «Государственный
морской университет им. адмирала Ф.Ф. Ушакова» (Новороссийск, 2010,
2012 и 2014 гг.); на региональной научно-практической конференции
«Современные направления в обучении иностранным языкам», проводимой
на факультете романо-германской филологии Кубанского госуниверситета
(Краснодар, 2012 г.); на ХI межвузовской аспирантско-докторантской
научно-практической конференции, проводимой филологическим
факультетом Кубанского госуниверситета (Краснодар, 2012 г.), на
Х Международной научно-практической конференции «Язык и культура»
(Новосибирск, 14 февраля 2014 г.), проводимой Красноярским краевым
научно-учебным центром кадров культуры и Центром Развития Научного
Сотрудничества, а также на заседаниях кафедры общего и славяно-русского
языкознания Кубанского госуниверситета.
Основное содержание диссертации отражено в тринадцати научных
публикациях, в том числе четыре в изданиях, рекомендованных ВАК РФ.
Общий объем опубликованного материала – 54 страницы (3,3 п.л.).

10
 Глава 1. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПАРЕМИОЛОГИИ И
КОНФЛИКТОЛОГИИ

1.1. Специфика лингвистического и лингвокогнитивного анализа

паремий

1.1.1. Структурное многообразие паремий и их лингвистический статус

Из многообразия дефиниций паремий в наибольшей степени

отвечает задачам нашего исследования следующее: паремии – это
вторичные языковые знаки, замкнутые устойчивые фразы, являющиеся
маркерами ситуаций или отношений между реалиями (Савенкова 2002).
Примем его как рабочее. Однако оно в большей степени говорит об общих
свойствах паремий, не предусматривает конкретные параметры их состава.
Поэтому далее необходимо определить состав данных замкнутых
устойчивых фраз.
В лингвистике существует широкое и узкое понимание перечня
паремических единиц. Это относится, во-первых, к разграничению /
неразграничению понятий «пословица» и «поговорка», а во-вторых – к
противопоставленности / непростивопоставленности пословиц и поговорок
с одной стороны и фразеологизмов – с другой.
По поводу первой из проблем – относительно разграничения /
неразграничения понятий «пословица» и «поговорка». «Довольно частой
являлась практика совместного рассмотрения пословицы и поговорки, их
неразграничения (Н.М. Шанский, А.М. Мелерович, А.Н. Лисс)»
(Селиверстова 2010, с. 13). До настоящего времени существует
неопределенность относительно вопроса дефиниции и разграничений
понятий «пословица» и «поговорка» в отечественной научной литературе.
«В качестве критериев различия этих языковых единиц выделялись:
структурная законченность пословицы и незаконченность поговорки

11
(С.И. Ожегов, Б.М. Волин, Д.Н. Ушаков, Г.Л. Пермяков, О.С. Ахманова);
обобщенность семантики пословицы и конкретность темы поговорки
(Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев, Г.Д. Сидоркова); образность пословицы и
буквальный смысл поговорки (Л.Б. Савенкова, О. Широкова, В.П. Жуков,
В.П. Фелицына, Ю.Е. Прохоров)» (Натхо 2009, с. 434). Однако, как
справедливо указывает Е.И. Селиверстова в масштабном диссертационном
исследовании, посвященном русской пословице в паремиологическом
пространстве, «несмотря на достаточно длительную традицию, вопросы,
связанные с лексикографической разработкой пословиц, с отграничением их
от поговорок и пословично-поговорочных выражений, по-прежнему
дискутируются (Е.В. Иванова, А.В. Королькова, Л.Б. Савенкова,
Н.Н. Семененко, Т.В. Гоннова и др.), и во многих существующих сборниках
поговорки и пословицы представлены вместе» (Селиверстова 2010, с. 14).
Нередко для решения данной проблемы языковеды прибегают к иной
терминологии. Так, А.В. Батулина, оперируя термином А.В. Жукова
«пословично-поговорочное выражение», отмечает, что в лингвистической
литературе он обычно употребляется по отношению к пословицам и
поговоркам как родовое наименование, но в своей диссертации
обосновывает принципиально новый подход к определению пословично-
поговорочных выражений, заложенный в работах В.П. Жукова, при котором
ППВ рассматриваются как переходные явления в системе паремиологии;
А.В. Батулина объединяет данные языковые единицы в одном термине
«пословично-поговорочные выражения» (Батулина 2003).
По поводу второй из проблем, касающейся связи пословиц,
поговорок, фразеологизмов следует сказать, что в данной работе мы будем
придерживаться широкого понимания паремий, как это делает, например,
Л.А. Булаховский, который ставил пословицы и поговорки – произведения
народного творчества, запечатлевшего мудрость народа, его ценностную
картину мира, – на первое место среди других фразеологических оборотов.
На этом подходе основываются также П.В. Ткаченко (1958), В.П. Фелицина
(1964), В.Н. Телия (1996), Г.Д. Сидоркова (1999), Н.В. Курбатова (2002),
12
С.В. Сидорков (2003) и многие другие исследователи. Ряд ученых
(например, Н.Н. Семененко, Л.Б. Савенкова, др.) считает, что «поскольку
поговорка близка к пословице и нередко является ее частью, то не всегда
можно провести чѐткую грань между этими двумя типами ходячей народной
фразеологии» (Фелицына 1964, с. 203). Именно поэтому зачастую нелегко
чѐтко и однозначно разграничить, какая единица является народной
поговоркой, пословицей, а какая обычным фразеологизмом. Патриарх
русской и европейской фразеологии В.П. Жуков, преемник и продолжатель
фразеологических концепций В.В. Виноградова и Б.А. Ларина, «будучи
приверженцем узкого, идиоматического понимания границ фразеологии,.. в
то же время сразу же оценил неразрывную связь между фразеологизмами и
пословицами…» (Мокиенко 2011, с. 34). И.А. Стернин предпочитает
оперировать термином «фразеосочетание», который «в широком понимании
фразеологии… объединяет сочетания лексем всех типов «от свободных до
идиом, включая пословицы» (Стернин 1979, с. 34).
Немало современных исследователей объединяют пословицы и
фразеологизмы уже в самой дефиниции, например, А.В. Кунин,
Т.М. Грушевская, Н.В. Луговая придерживаются определения пословиц как
коммуникативных фразеологических единиц, представляющих собой
предикативные сочетания с замкнутой структурой или
цельнопредикативные (Кунин 1996; Грушевская, Луговая 2005, с. 268).
И.В. Сиглюк тоже рассматривает «пословицы и поговорки как особый вид
фразеологизмов» (Сиглюк 2005, с. 354). В.Н. Телия, сделав обзор
проблемных толкований фразеологии, пишет о том, что идиомы и
словосочетания, также пословицы и поговорки, включаемые в состав
фразеологии, «объединяются по двум признакам: несколькословность
(следовательно, – раздельнооформленность) и воспроизводимость. Иными
словами, широкий объем фразеологии можно определить как все то, что
воспроизводится в готовом виде, не являясь словом» (Телия 1996, с. 58).
Также придерживаясь такого широкого трактования фразеологии,

13
О.И. Натхо предлагает считать паремии материалом фразеологии, а
паремиологию – ветвью фразеологической науки (Натхо 2009, с. 435).
Опираясь на объемный перечень научных исследований по
фразеологии, И.В. Горбань выявляет ряд общих признаков у паремий и у
фразеологизмов, а именно: наличие переносного значения, образности,
семантической целостности, экспрессивно-эмоциональной окрашенности,
возможности структурно-семантических преобразований, а также
воспроизводимость в готовом виде, кодифицируемость во фразеологических
словарях. Данные признаки являются основанием для включения пословиц
и поговорок во фразеологический состав русского языка, несмотря на
наличие отличительных от фразеологизмов особенностей. Это
семантическая обобщенность (генерализация), способность к
самостоятельному существованию. Поэтому мы считаем возможным
придерживаться позиции тех ученых, которые понятие «фразеология»
трактуют широко и включают в нее пословицы, поговорки, крылатые
выражения и т.д. (см.: Горбань 2010, с. 172−173).
Об устойчивых единицах – пословицах и поговорках, помещенных
во фразеологических словарях и толковом словаре русского языка,
Е.А. Хузина говорит, что они неоднозначно трактуются и квалифицируются
специалистами: то как паремические элементы, то как особые
фразеологические единицы, то как особый жанр фольклора, а в последнее
время – как лингвокреативный феномен, несущий в себе огромный поток
историко-культурной, лингвокультурологической информации (Хузина
2011, с. 147).
П.В. Чесноков объясняет «несамостоятельность» фразеологизмов
как объектов лингвистического изучения тем, что «фразеология не
составляет особого уровня в структуре языка, а относится к аспекту
субстанции синтаксических единиц, занимая в нем особое место» (Чесноков
2008, с. 113). При этом субстанция, по мнению ученого, т.е. конкретная
лексическая наполняемость синтаксических построений, «в большинстве

14
случаев относится к сфере не языка, а речи и… не может быть объектом
изучения науки» (Там же).
Немало ученых к паремиям также причисляют афоризмы, крылатые
слова и выражения. О.И. Натхо указывает: «Как правило, к области
паремиологических единиц относят ряд языковых явлений – это поговорки,
пословицы, крылатые слова, афоризмы, являющиеся маркерами ситуаций
или отношений между реалиями» (Натхо 2009, с. 433). Видимо, поэтому
«проблема соотношения пословиц, поговорок и фразеологических единиц
не исследуется в трудах зарубежных лингвистов. Понятие ―фразеология‖
используется ими как ―зонтиковый термин‖ для всех устойчивых
выражений, включая паремические образования» (Там же, с. 435).
Пословицы и афоризмы имеют ряд различий, в первую очередь – это
авторство последних. Однако с когнитивно-прагматических позиций между
ними есть много черт, объединяющих эти разновидности речений. В
частности, такие разновидности лингвокультурных текстов, как пословицы
и афоризмы, могут быть охарактеризованы следующими жанровыми
признаками: относительно содержания – присутствие философской
глубины, дидактичности, (претензии на) истинность; относительно формы –
краткость, законченность, структурированность в виде предложения;
относительно функции – автосемантичность, цитатность, широкая
употребительность. «С формальной точки зрения афоризмы занимают
промежуточное положение между пословицей и обычным
(конкретизирующим) высказыванием. Пословицы и афоризмы имеют ряд
содержательных и формальных отличий, но функционально сближаются»
(Дмитриева 1997, с. 6). Кроме того, как узуально-поведенческие тексты,
пословицы и афоризмы иллюстрируют различные аксиомы поведения
(аксиомы жизнеобеспечения, взаимодействия, ответственности, общения,
реализма, безопасности, благоразумия, управления) (Карасик 1994).
Пословицы и афоризмы есть универсальные высказывания с обобщающей
семантикой, имеют сходство в плане содержания и функционирования в
контексте. Пословицы обладают образной мотивировкой общего значения, а
15
афоризмы – прямой мотивировкой общего значения, поэтому они зачастую
вступают в отношения эквивалентности и/или контрастности.
«Эквивалентность пословиц (и афоризмов) основывается на отождествлении
их глубинных смысловых структур» (Дмитриева 1997, с. 8).
Кроме того, еще один очень важный момент – более широкая
тематика и проблематика афоризмов по сравнению с половицами и
поговорками. Доказано, что «в каждой культуре существует ряд явлений,
само собой разумеющихся, которые не находят отражения в пословицах,
тогда как в афоризмах, наоборот, находят свое отражение…» (Дмитриева
1999, с. 155). Афоризмы, в отличие от пословицы, могут быть
парадоксальными и могут переворачивать всю систему ценностей (Там же).
Следовательно, наиболее полное представление не только о языке, но и о
менталитете, о культуре народа могут дать вместе и паремии, и афоризмы.
В силу того, что в нашем исследовании акцент делается не на
структурные, а на семантические особенности языковых единиц, для нас
разграничение фразеологизмов, пословиц, поговорок и афоризмов
также не является принципиальным. Мы будем придерживаться
широкого понимания паремий, как это отражено, например, в следующем
определении: «Под паремиями, как известно, понимаются сказки, басни,
притчи, сказания, поговорки, пословицы, прибаутки и прочее, то есть
формы, имеющие фольклорный характер» (Мегентесов, Сидорков 2011,
с. 144). Афоризмы выделяем в силу длительной лингвистической традиции
выделять их в самостоятельную группу на основании того, что их авторство
известно – хотя, опять-таки, можно возразить и по поводу только что
приведенного определения: то, что широко известны авторские басни,
сказки и даже поговорки и пословицы (ср., например, авторские поговорки
из пьес Шекспира, басен Крылова, произведений Пушкина, Грибоедова и
под.). Однако никто не предлагает считать авторские сказки и басни
афоризмами, а народные сказки и басни, авторство которых утрачено, –
паремиями. Тем более, что есть и совершенно иное мнение: включать

16
пословицы и поговорки в состав афоризмов, как это делает, например,
А.С. Мамонтов (2002).
Среди ученых не выработано также единое мнение по поводу
языковой / речевой отнесенности паремий.
По мнению Г.Д. Сидорковой, лингвистический статус устойчивых
единиц «в некотором смысле парадоксален: они принадлежат одновременно
языку и речи (системе и тексту)» (Сидоркова 1999, с. 3). Указанная
амбивалентность «позволяет исследователям рассматривать пословицы и
поговорки под специфическим углом зрения: как поэтические произведения
(Потебня 1976), как свод национальных ментальных установок, как
источник данных о реалиях быта и др.» (Сидоркова 1999, с. 4).
Считаем, что такая точка зрения вполне обоснована.

1.1.2. Лингвокогнитивный аспект изучения семантики паремий

Когнитивная лингвистика как сравнительно новая область

теоретической и прикладной лингвистики центром своего внимания делает
язык как общий когнитивный механизм, как когнитивный инструмент –
систему знаков, играющих роль в репрезентации (кодировании) и в
трансформировании информации, поскольку в механизмах языка
существенны не только мыслительные структуры сами по себе, но и
материальное воплощение этих структур в виде знаков со своими «телами».
Когнитивная лингвистика вторгается в сложнейшую область исследования,
связанную с описанием мира и с созданием средств такого описания
(Демьянков, Кубрякова 1996, с. 53, 54). В когнитивной лингвистике акцент
делается на то, что в еѐ параметрах язык рассматривается как определенный
когнитивный процесс, состоящий в переработке информации, заключенной
в любом речевом высказывании. «Естественно, что внутри когнитивной
лингвистики стремятся рассмотреть такую обработку информации, которая
нашла свое выражение в языке и с помощью языковых средств, что
включает как анализ ―готовых языковых единиц‖ (составляющих в

17
совокупности ментальный лексикон человека), так и анализ предложений,
текста, дискурса, т.е. описаний, данных на естественном языке» (Кубрякова
1996 (а), с. 64–65).
В обширном ряду вопросов, связанных с лингвистическим
исследованием паремий, проблема лингвокогнитивного анализа паремий
является относительно новой и недостаточно изученной. Например, еще
сравнительно недавно В.Н. Телия, обозначая актуальные подходы к
изучению фразеологизмов в русской лингвистике, указывала на
необходимость освоения «новых методов описания, уделяющих
пристальное внимание таким проблемам, как условия референции
(отнесенности к объектам действительности), прагматические функции
фразеологического знака, его роль в высказывании, речевом акте и
текстообразующие потенции» (Телия 1996, с. 40). Как видим, о когнитивных
аспектах здесь речь еще не ведется.
Между тем, поскольку фразеологизмы, пословицы, поговорки,
афоризмы отражают менталитет как отдельных личностей, так и народа в
целом, изучение когнитивных особенностей этих единиц языка и речи
необходимо – хотя бы в силу того, что менталитет есть «специфический
способ восприятия и понимания действительности, определяемый
совокупностью когнитивных стереотипов сознания, характерных для
определенной личности, социальной или этнической группы людей»
(Попова, Стернин 2001, с. 26), а когниция есть проявление умственных,
интеллектуальных способностей человека и включает осознание самого
себя, оценку самого себя и окружающего мира, построение особой картины
мира (Кубрякова 1996 (б), с. 81).
О важности применения когнитивного подхода к паремиям говорят
многие современные ученые, они отмечают, что «…исследовательские
проблемы и задачи в аспекте когнитивного описания семантики русских
паремий связаны, прежде всего, с признанием когнитивной функции языка в
качестве одной из ведущих функций в процессе формирования и
функционирования паремиологического фонда русского языка. Являясь
18
порождением речевой стихии, паремии, тем не менее, ярко свидетельствуют
о тех свойствах и закономерностях языковой системы, которые обусловлены
тесной связью языка и мышления. Особенности семантической структуры
различных видов народных афоризмов находятся в прямой зависимости от
когнитивной структуры, лежащей в основе этих синкретичных знаков»
(Семененко 2010, с. 263). Можно считать уже вполне доказанным, что «в
рамках когнитивно-дискурсивного направления, его семантико-
когнитивного подхода, пословицы и поговорки считаются когнитивно-
дискурсивными единицами. Паремия, являясь одной из форм ментальных
репрезентаций, сосредоточила в себе результат масштабного процесса
восприятия человеком себя и действительности, и выступает часто в
качестве рифмованной и / или ритмизованной когнитивной сущности»
(Горбань 2010, с. 174).
Как указывает М.Л. Ковшова, исследование паремий в когнитивном
аспекте основано на понимании их как знаков, соотносимых по структуре со
свернутым текстом и имеющих в своем содержании несколько блоков
информации (макрокомпонентов), охватывающих объективный и
субъективный компоненты сигнификата и денотацию, оценку, мотивацию,
стилистическую маркированность (Ковшова 1996, с. 2). Кроме того,
когнитивный подход к изучению пословиц, поговорок и фразеологических
единиц позволяет рассматривать способы проникновения в них знаков
национальной культуры и установок, стереотипов, символов, мифологем
(Привалова 2001, с. 11).
Когнитивно-дискурсивную парадигму языкового знака,
универсально-предметный код представил Н.Ф. Алефиренко, который
выделяет два типа когнитивных структур и иллюстрирует их паремиями.
Поскольку в их числе есть и те, которые содержат конфликт, остановимся на
этих положениях подробнее. По мнению ученого, универсально-
предметный код есть та первая когнитивная структура, которая уже во
внутренней речи закладывает мыслительный базис языковой семантики. В
основании этого базиса находится информативное содержание, которое
19
формирующется в процессе осмысления и обобщения денотативной
ситуации (Алефиренко 2009, с. 7). Появление предметного остова языкового
знака квалифицируется как образ, но образ без признаков модальности,
образ уже осуществившегося или будущего предметного действия. Такой
образ может приобрести определенную словесную репрезентацию. Ср.:
наказать кого-л., проучить кого-л., показать, где раки зимуют кому,
костей не собрать; спустить (содрать) шкуру с кого, стереть в порошок
кого. До словесного облачения предметный остов остается стержневым
элементом мысли: человек знает умом, что он хочет сделать, какое
воздействие произвести, но не может то, что знает умом, собрать в
зрительный образ. Виртуальная, желаемая реальность становится
актуальной лишь тогда, когда возникает наглядно-чувственный образ,
проецирующий в свою очередь образ словесный» (Там же, с. 8–9).
Вторая когнитивная структура – предметный остов, который «в
структуре внутренней формы в сочетании со смысловым восприятием
объекта номинации представляет собой когнитивную базу любого
языкового знака и в этом плане связан с этимоном слова. Этимон – это…
своего рода речемыслительный конструкт, в котором находит выражение то,
как представлен нашему сознанию концепт в результате сопоставления всех
форм его репрезентации в экстенсионале языкового знака» (Там же, с. 11).
При этом Н.Ф. Алефиренко называет универсально-предметный код и
предметный остов структуры слова элементами и когнитивной, и
семантической структуры слова (Там же, с. 11).
Изучение семантики паремий и афоризмов хотя и остается в наши
дни актуальной задачей целого ряда лингвистических наук, все же не может
претендовать на завершенность и рассматриваться как единственно
возможный подход к постижению значения и смысла указанных единиц.
«Само понятие ―семантика‖ не всегда самодостаточно для характеристики
паремий, поскольку план их содержания не сводится к выражаемому
языковому значению, а во многом определяется прагматическим смыслом и
когнитивной моделью, лежащей в основе умозаключения» (Семененко 2010,
20
с. 262–263). Противоречия в характеристике плана содержания паремий
позволяет снять когнитивно-прагматический подход (Там же), а также
теория когнитивной семантики. В ней, в этой «эмпирически заземленной
субъективистской» теории значения, принимается, что значение выражения
не может быть сведено к объективной характеризации ситуации,
описываемой высказыванием: не менее важным является и ракурс,
выбираемый «концептуализатором» при рассмотрении ситуации и для ее
выразительного портретирования (Демьянков 1996, с. 73). Полная
семантическая характеристика выражения устанавливается на основе уровня
конкретности восприятия ситуации, фоновых предположений и ожиданий,
относительной выделенности конкретных единиц и выбора точки зрения
(перспективы) на описываемую сцену (Там же, с. 73–74).
В лингвистической науке когнитивное описание семантики русских
паремий определяется связано с рядом ведущих проблем: во-первых,
с проблемой семантической типологии паремий с установлением ряда
особенностей семантической структуры каждого вида народных афоризмов,
исходя из жанровой природы, лингвистического статуса и когнитивного
механизма формирования их значения; во-вторых – с проблемой
определения особенностей внутренней формы паремий, характеристики ее
взаимосвязи с комбинаторной семантикой пословиц, поговорок, загадок и
примет с учетом процесса когнитивной интеграции, влияющего на
внутреннюю мотивацию значения народных афоризмов; в-третьих – с
проблемой выявления и описания основных функций лексем в организации
семантической структуры паремий, а также многими частными проблемами,
возникающими в связи с изучением прагматического потенциала народных
афоризмов (Семененко 2010, с. 263−264). Н.Н. Семененко говорит еще об
одном критерии – о репрезентативном потенциале и способности к
порождению интегрированных когнитивных пространств, вследствие чего
паремия выражает существенно больше смысла, чем определяет их
внутренняя форма (Там же, с. 264).

21
 В аспекте когнитивного исследования феномен обобщенного
значения пословицы ученые предлагают рассматривать с двух основных
позиций. Первая позиция, обоснованная в трудах З.К. Тарланова (Тарланов
1999, с. 41−45), опирается на понимание значения пословицы как
образования с ослабленной внутренней референцией денотатов слов-
компонентов (Семененко, Шипицына 2005, с. 78-100).
З.Д. Попова и И.А. Стернин представляют подробную когнитивную
интерпретацию результатов описания семантики языковых средств, на
принципы которой мы будем опираться в своих дальнейших исследованиях.
Правда, основной анализ учеными проведен на материале концепта, но они
подчеркивают, что эти же принципы в полной мере приложимы к изучению
паремий и афоризмов.
«Когнитивная интерпретация представляет собой выявление
когнитивных признаков, формирующих исследуемый концепт как
ментальную единицу. Когнитивная интерпретация осуществляется как
обобщение семантических признаков, выявленных при анализе семантики
языковых единиц, образующих номинативное поле концепта, и
формулирование тех когнитивных (ментальных) признаков концепта,
которые репрезентируются различными, но сходными по семантике
языковыми средствами» (Попова, Стернин 2007, с. 137–138). Аналогично
обобщаются результаты семантического описания фразеологизмов,
высказываний писателей и поэтов и паремий (Там же, с. 138).
В свете когнитивно-дискурсивного подхода в лингвистике
А.А. Константинова исследует окказиональную трансформацию англо-
американских паремий (Константинова 2011).
Есть все основания считать, что когнитивный подход к описанию
семантики паремий, который, впрочем, отличается широкой
вариативностью «в наборе приемов, а сам предмет его приложения у разных
видов паремий свой» (Семененко 2010, с. 268), метод когнитивной
интерпретации может быть применен к единицам языка и речи, содержащим
конфликт или указывающим на него.
22
 Но прежде чем обратиться к анализу конфликтсодержащих паремий,
выясним, как конфликт исследуется с научных позиций.

1.2. Конфликт сквозь призму лингвистической когнитивистики

Понятием «конфликт» оперируют сейчас многие области знания –

социология, психология, лингвистика, педагогика, философия,
юриспруденция, поскольку противоречия и разногласия возникают
практически во всех сферах человеческой жизни: профессиональной,
личной, бытовой. Взаимодействие людей, их контакты зачастую порождают
столкновения, вызванные противоречиями целей, взглядов, интересов, точек
зрения двух сторон, носящих конфликтный характер (Третьякова 2000,
с. 127).
Исторически сформировались две противоположные точки зрения на
конфликт как социальное явление: первая, сложившаяся давно, гласит, что
конфликт есть патология, он деструктивен, разрушителен и
дисфункционален (позиция социологов-функционалистов, в частности,
Т. Парсонса). Сторонники второй, более поздней, полагают, что
напряжение, как и конфликт, являются развивающими моментами для
общества; конфликт ценностей и столкновение культур являются
типичными для современного общества (Боглинд 1993, с. 54–55). И хотя
Г. Зиммель говорил о «естественной враждебности между человеком и
человеком», которая является «основой человеческих отношений, наряду с
другой – симпатией между людьми» (Зиммель 1994, с. 114), он
придерживался идеи о том, что конфликт не всегда и не обязательно
приводит к разрушению – напротив, он может выполнять важнейшие
функции сохранения социальных отношений и социальных систем (The
Sociology of Georg Simmel 1950). Очевидно, положительные последствия
конфликта во многом обусловлены тем, что в целом людям присуща ярко
выраженная бессознательная установка к конформизму, к нахождению

23
компромисса с группой, даже если он идет вразрез с их первоначальной
версией, а также тем, что в культуре существуют специальные механизмы,
закрепляющие и усиливающие эту установку (Мельникова 2003, с. 70–71).
Общая идея положительного эффекта конфликтов такова: конфликт
ведет к изменению, изменение ведет к адаптации, адаптация ведет к
выживанию (Goddard 1986, р. 8). Основные позитивные функции конфликта
сводятся к следующему перечню. Конфликт может: 1) разрядить и снять
напряженность между антагонистами; 2) выполнять коммуникативно-
информационную и связующую функции, по-своему объединяя людей и
позволяя им больше узнать друг о друге в процессе взаимодействия;
3) структурировать и оформлять групповые процессы и образования;
4) способствовать интеграции, позитивным изменениям и нововведениям,
уменьшению враждебности и ослаблению напряжения, выполнять
сигнальную функцию, привлекая внимание к необходимости изменения;
5) сдерживать более сильный конфликт (так называемый «зиммелевский
парадокс») (см.: Мельникова 2003, с. 33–35).
Мы считаем возможным доказать в дальнейшем отнесенность
конфликтсодержащих паремий к данным позитивным функциям конфликта.
Многие лингвистические исследования подтверждают приведенные
положения. Лингвистическому статусу конфликта посвящена отдельная
монография (Муравьева 2002), в рамках когнитивной лингвистики конфликт
как концепт был предметом диссертационного исследования (Анисимова
2004), он рассмотрен как феномен языка и речи (Третьякова 2000, 2003),
рече-языковым аспектам конфликтности и парадоксальности русских
антиномичных афоризмов посвящена докторская диссертация К.М. Тангир
(Тангир 2007), детально разработан внутриличностный конфликт как
лингвистический феномен (Непшекуева 2006), изучению
конфликтологического потенциала устойчивых выражений в речевых актах
– кандидатская диссертация И.В. Горбань (2010).
Некоторые ученые убедительно доказывают, что фразеология
отражает в основном негатив, в том числе конфликты (см., например:
24
Райхштейн 1980, с. 61; Кунин 1986, с. 156; Телия 1993, с. 310; Ретунская
1996, с. 208). Но О.Г. Бараева в результате изучения пословиц и поговорок
приходит к выводу о том, что в русской ЯКМ отношение к конфликтам не
вполне негативно: оно может быть расценено как в отрицательным, так и в
положительном плане примерно в равном соотношении. Это объясняется
тем, что русские люди, будучи по своей натуре терпимыми и
бесконфликтными, идут на конфликты лишь в крайних случаях. Однако
если конфликт все же разгорается, то русский человек отстаивает свои
позиции до конца, что отражено во фразеологическом фонде (Бараева 2009).
Для русского народа, как и для многих других народов, характерным
ценностным признаком является толерантность к разного рода
конфликтным ситуациям (см.: Башиева, Геляева 2011), что также
отражается в паремиях (Башиева, Геляева, Мокаева 2010), но в то же время в
русском языковом сознании не сложилось отрицательного отношения к
конфликтам. Хотя, как пишет О.Г. Бараева, «идиомы с компонентом
―конфликт‖ характеризуются повышенной эмоциональностью
и образностью, основанными на особом восприятии явлений и фактов
окружающей действительности, на их оценке (в основном отрицательной).
Выделяются группы ФЕ с общими приращенными значениями (конфликт —
война, конфликт — человеческие жертвы, конфликт — стремление
действующих лиц к насилию, уничтожению других, конфликт — это
ненависть и злоба к другим, призыв к возмездию) и группы ФЕ с
национально-специфическими коннотациями, отражающими особенности
менталитета и самобытность культуры русского народа: в русском языке
конфликт — социальное понятие (ссора, раздор, драка, война), конфликт —
негативные эмоции (гнев, ярость, спесь, жестокость, ненависть), конфликт –
представление о человеке (подлость, коварство, злоба)» (Бараева 2009,
с. 10). В афоризмах же отношение к конфликтам выражено однозначно —
как осуждение, неодобрение, возможность решения мирными средствами
любых конфликтных ситуаций (Там же).

25
 При всей важности конфликта для социума, для каждого человека и,
соответственно, для речевой коммуникации, в том числе и межкультурной,
в лингвистике, между тем, концептуализированное понятие «конфликт» еще
не получило «своего целостного описания в когнитивном, языковом и
культурологическом планах» (Бараева 2009, с. 3).
Обычно конфликтом называют форму столкновения,
сопротивления, напряжения, разногласия, спора, коллизии, нарушения
гармонии (Непшекуева 2003, с. 45). Сталкиваться могут интересы, позиции,
взгляды, ценности, установки, цели субъектов; обстоятельствами, которые
определяют возникновение и развитие любой конфликтной ситуации,
являются личностные, психологические, возрастные, половые особенности
индивидов, противоборствующих в конфликте (Кошкарова 2007, с. 127).
Примем эти положения за основу для наших дальнейших исследований.
В последнее десятилетие конфликт стал объектом пристального
внимания со стороны представителей различных направлений современного
языкознания. Это вызвано тем, что на нынешнем этапе развития
лингвистики наблюдается переход от изучения коммуникации как способа
использования языковой системы для трансляции информации к научному
обоснованию различий в формах межличностного общения, на характер
которых влияют такие факторы коммуникации, как принадлежность
индивида к определенной социальной группе, проявление его личностных
потребностей, мотивы и стратегические аспекты общения (Волкова 2009,
с. 10). Для лингвиста представляет интерес речевая специфика конфликта
как проявление взаимодействия различных внешних факторов, а важнейшей
задачей является установление отрицательного денотативного пространства
речевого общения и факторов, обусловливающих зарождение, развитие и
разрешение конфликта. Решение такой задачи возможно при выявлении
средств и способов, используемых коммуникантами для обеспечения или
разрушения гармоничного общения (Третьякова 2003). Само собой
разумеется, что увеличение языковых единиц с отрицательной оценкой
(пейоративных) является также показателем возрастания конфликтов в
26
общении. Хотя следует оговорить и тот факт, что в устойчивых единицах
пейоративность и мелиоративность во многом предопределяется их
отнесенностью к определенной тематической группе.
А.Т. Анисимова на основании того, что слово конфликт
(заимствованное из латыни conflictus) практически в неизменном виде
входит в другие языки, говорит о том, что языковое сознание носителей
разных национальных языков причастно к некоему общему смыслу,
соотносимому с явлением, которое обозначается словом конфликт
(Анисимова 2004, с. 81). А.Т. Анисимова, исследуя лингвистические
проекции конфликта, приходит к следующему выводу: выделение статики и
динамики в содержании концепта «конфликт» обнаруживает его
антиномическую природу: это и процесс, и состояние, и причина, и
следствие одновременно. Именно этим, как предполагает исследователь,
объясняется такое разнообразие толкований самого понятия «конфликта»
различными областями знания (Там же, с. 80).
В.С. Третьякова называет такие основы конфликта для речевой
коммуникации, как : 1) адекватность / неадекватность взаимного понимания
партнеров по коммуникации обусловливается в определенной степени
природой самого языка; 2) знание нормы языка и осознание отклонений от
нее способствуют выявлению факторов, приводящих к непониманию, сбоям
в общении и к конфликтам; 3) любой конфликт, социально-
психологический, психолого-этический или какой-нибудь другой, получает
и языковую репрезентацию (Третьякова 2003, с. 220).
В.С. Третьякова справедливо отмечает, что с переходом от
лингвистики языка к лингвистике общения языковой конфликт является
предметом исследования системной лингвистики, а речевой конфликт –
предметом лингвопрагматики, социолингвистики, психолингвистики,
коммуникативной лингвистики. При наличии языкового и речевого
конфликта можно также говорить и о существовании неречевого конфликта,
который развивается безотносительно к речевой ситуации: это, как правило,
конфликт целей, взглядов. Но поскольку репрезентация неречевого
27
конфликта происходит в речи, то он тоже становится предметом
исследования прагматики в аспекте отношений и форм речевого общения
(спор, дебаты, ссора и пр.) между участниками коммуникации.
«Огромную роль конфликт, противопоставления играют в процессе
познания и, соответственно, в лингвистической когнитивистике» (Тангир
2007, с. 65). На основании того, что эволюция любого явления предполагает
наличие конфликта, борьбу противоположных тенденций, т.к. эволюция –
это борьба консервативного и прогрессивного, устойчивого и изменяемого,
старого, надежного и нового, рискованного, К.М. Тангир приходит к выводу
о том, что «конфликт есть речемыслительная универсалия, представленная
в категориях всеобщего (мышление), общего (язык) и особенного (речь), что
в полной мере воплощается в афоризме» − и, добавим, в других устойчивых
сочетаниях языка, в частности, в паремиях. «Конфликт – понятие лингво-
философское, но прежде всего – ментальное, поскольку конфликт
складывается и осознаѐтся как таковой вначале в мыслях, в сознании
индивидуума (то есть он субъективен) и лишь затем может
социализироваться, обретать общественно-значимый объективный
характер…» (Там же, с. 68).
Итак, конфликт сначала зарождается в мыслях, в представлениях
индивида в результате его познавательно-мыслительной активности.
Процесс формирования элементарного сообщения и передачи информации
представляется Н.С. Гюрджян как реализация каких-либо предварительных
когнитивных условий, которые необходимы для совершения когнитивной
трансакции. Такое сочетание когнитивных пресуппозиций коммуникантов
исследователь предлагает рассматривать «как когнитивную способность,
или когнитивную компетенцию участников речевого взаимодействия.
Когнитивная компетенция представляется нам первичной по отношению к
коммуникативной и составляет основу языковой (лексико-грамматической)
компетенции» (Гюрджян 2008, с. 8). Когнитивная компетенция способна
породить когнитивный конфликт.

28
 В философской и психологической терминологии под когнитивным
конфликтом (КогК) понимается определѐнное интенциональное состояние
коммуникантов, характеризующееся как «интеллектуальный конфликт,
возникающий, когда имеющимся мнениям и представлениям противоречит
новая информация» (Ильичѐв, Федосеев и др. 1983, с. 214).
А.Т. Анисимова когнитивным конфликтом называет
лингвокультурный концепт с позиций коммуникативной напряженности,
неудачи межличностных отношений (Анисимова 2003).
В исследовании Н.С. Гюрджян, посвященном речевым манифестациям
когнитивного конфликта в диалоге на русском и английском языках, под этим
понятием понимается несколько иное. «Категория когнитивного конфликта
трактуется в работе как коммуникативная категория, отражающая
определѐнный аспект онтологии речевой интеракции. Процесс понимания
(взаимопонимания) в рамках речевого взаимодействия (интеракции)
реализуется через выдвижение интенционально обусловленных гипотез
относительно референта сообщения и принятия выдвинутых гипотез со
стороны собеседника. Понимание представляется как синхронизация
интенциональностей собеседников, направленных на предметный
(объектный) и интеракциональный (субъектный) планы речевого
взаимодействия. Когнитивный диссонанс на уровне общего когнитивного
пространства собеседников рождает КогК» (Гюрджян 2008, с. 3). В
соответствии с этим когнитивный конфликт следует рассматривать как
коммуникативную категорию, которая лежит в основе межличностного
конфликта собеседников и коммуникативных неудач в речевом
взаимодействии (Там же, с. 4).
Рассматривая причины конфликта в речевой коммуникации,
исследователь приходит к следующим выводам: «Успешность,
релевантность высказывания в зависимости от ситуации говорения
складывается из:
— семантической релевантности, которая касается определѐнных
лингвистических, логических или когнитивных сущностей, например
29
пропозиций, и характеризуется такими концептуальными понятиями, как
референция, и т.д.;
— прагматической, касающейся определѐнных целей говорящего и
умения слушающего распознать речевое намерение говорящего.
Нарушения постулатов общения могут привести к непониманию
(КогК) со стороны собеседника, конфликту между коммуникативным
ожиданием слушающего и речевой интенцией говорящего» (Гюрджян 2008,
с. 8). Можно сказать, что конфликт есть результат нарушения некоей
заданности представлений, запрограммированности, столкновения
ментальных оценок. При вступлении коммуниканты в речевое
взаимодействие происходит процесс сопоставления их когнитивных
программ, т.е. сопряжения собственных картин мира, представлений об
устройстве отражаемого объекта, окружающей действительности. Чтобы
речевая интеракция (взаимодействия) протекала успешно, требуется, чтобы
когнитивные программы собеседников в основном совпадали.
«Несовпадение когнитивных программ вызывает противоречие и, как
следствие, — когнитивный конфликт» (Там же, с. 8). Возникновение
конфликта предопределено тремя следующими видами несовпадений:
«когнитивный конфликт представляется, прежде всего, как рассогласование в
когнитивных (инференционно-логических), интеракциональных
(стратегических или тактических) и дискурсивных (кодово-процедурных)
программах взаимодействующих субъектов (коммуникантов). В основе
онтологического представления когнитивного конфликта лежат
методологические принципы инвариантности / вариативности (1),
контрфактичности (2) и противоречия (3) в когнитивно-коммуникативном
взаимодействии… В рамках речевой интеракции происходит сопоставление
результатов такой рефлексии, и, как правило, собеседники сопоставляют
―свой мир‖ и ―мир другого‖ прежде всего для оценки адекватности двух
миров. Происходит своего рода ―договор по поводу референта‖,
составляющий предмет речевого взаимодействия. Расхождение в
когнитивных программах собеседников порождает когнитивный конфликт на
30
уровне отношения субъекта к объекту (внутриличностный конфликт) и на
уровне отношения субъекта к субъекту (межличностный конфликт)» (Там же,
с. 9).
Н.С. Гюрджян утверждает, что рассматриваемый вид конфликта есть
коммуникативно-прагматическая категория: «…когнитивный конфликт
может возникать как внутриличностный конфликт, имеющий свои
манифестации во внутренней или внешней речи, не обращѐнной к
слушателю… КогК может возникать как интенциональное (намеренное)
речевое поведение, и его осознанное осуществление со стороны говорящего
связано, скорее, не с непониманием, а с отрицанием, несогласием со стороны
собеседника… Таким образом, когнитивный конфликт получает статус
коммуникативно-прагматической категории, которая возникает в
результате нарушения когнитивно-коммуникативной нормы. КогК возникает
как столкновение двух положений дел, возможных миров, выражающихся в
реальных (эксплицитных) или виртуальных (имплицитных) пропозициях
высказываний собеседников, в результате чего отрицается релевантность
одной из них» (Там же, с. 11).
Ситуаций и способов разрешения конфликта может быть много. Так,
А.А. Бодрова и Н.В. Коробова, проведя лингвистический анализ конфликтной
ситуации на английском языке, приходят к выводу о существовании
следующих стратегий разрешения конфликта: директивная, манипулирующая,
конфронтационная, уступки, регулятивная, индифферентная. При этом
реализующих их тактик может быть много, наиболее действенной из них
можно считать тактику согласия (Бодрова, Коробова 2001, с. 15–16).
Рассматривая многочисленные теоретические модели и направления
исследования конфликта, Н.В. Гришина отмечает интерсубъективность
(диалогичность) как основное свойство конфликта «в разных его формах»
(Гришина 2008, с. 123).
Чтобы понять природу любого конфликта, важные точки его
возникновения, локализации и разрешения (или элиминации), необходимо,

31
как отмечает Н.Н. Кошкарова, тщательно изучить межличностный уровень
развития конфликтного процесса (Кошкарова 2007, с. 127).
В соответствии с этим мы в дальнейшем будем рассматривать
конфликтсодержащие паремии и афоризмы как языковые реализации
межличностного когнитивного конфликта.
«Основной характеристикой смысла слова в конфликтном дискурсе
является кодирование его составляющих» (Белоус 2007, с. 122).
Следовательно, при понимании и интерпретации такого дискурса
реципиенту необходимо провести обратное когнитивно-прагматическое
действие – декодировать смысл составляющих его языковых элементов.
Иными словами, используя метаязык лингвистики, – провести когнитивный
анализ высказывания: во-первых, разложить означаемые на минимальные
семантические элементы, или семы; во-вторых – познать смысл сообщения,
то есть познать все компоненты «речевой картины мира» другого человека:
эмоции и чувства, образы и символы; языковой опыт, иллокутивные и
энциклопедические знания, на основе которых оно родилось
(Романов 2006). Для этого необходимо знать культуру своего собеседника,
его представления о жизни, национальную концептосферу, языковой пласт
культуры; кроме того, необходимо обладать сведениями о сложившихся
образцах ритуального речевого поведения собеседника (Белоус 2007, с. 121).
Среди речевых конфликтов в отдельную группу можно выделить
конфликты, в основе которых лежит манипулятивное поведение людей, то
есть такое взаимодействие между ними, «при котором одни из них
оказывают влияние на других, но так, что последние, сами не осознавая
того, делают нечто себе во вред, но в угоду манипулятору» (Сидорков,
Сидоркова 2008, с. 332). В Китае и Индии такие речевые стратегии и
тактики – «истинное воплощение трехтысячелетней мудрости» – получили
название стратагем: «Само понятие "стратагема" (по-китайски: чжимоу,
моулюе, цэлюе, фанлюе) означает стратегический план, в котором для
противника заключена какая-либо ловушка или хитрость» (Зенгер 1995,
с. 4). При этом стратагемная дипломатия, ставшая национальным
32
достоянием и долгое время составлявшая государственную тайну, строго
охранявшуюся от иноземцев, изначально была лишена морально-этической
базы, поскольку «черпала средства и методы не в принципах, нормах и
обычаях международного права, а в теории военного искусства, носящей
тотальный характер и утверждающей, что цель оправдывает средства» (Там
же). Тем не менее, благодаря устной традиции, историческим хроникам и
художественным произведениям эффективность применения стратагем
стала очевидной и для широкой публики. С течением времени
стратагемность стала достоянием и многих других народов, что нашло
отражение в национальных языках и речевых традициях. С.В. Сидорков и
Г.Д. Сидоркова отмечают, что фольклорно-языковой материал разных
народов содержит большое количество устойчивых выражений
стратагемного характера, группирующихся вокруг следующих четырех
принципов: 1) введение в заблуждение; 2) экономия усилий; 3) малая
жертва; 4) интрига. Ученые подчеркивают тот факт, что стратагемность
наиболее ярко выражена в последнем из указанных принципов и вычленяют
в нем такие аспекты, как: а) подстрекательство, натравливание на
собственного противника третьего лица; б) сеяние раздора, нестабильности
в рядах противника. В ряду стратегических действий, базирующихся на
принципе интриги, особо выделяется прием «подставного», чѐтко
выраженный во фразеологическом обороте Загребать жар чужими руками
(это соответствует китайской стратагеме 3 Убить чужим ножом, арабскому
выражению Убить копьем Вахши) (Сидорков, Сидоркова 2008, с. 331).
Итак, конфликт как форма столкновения, напряжения, сопротивления,
разногласия, нарушения гармонии, которые происходят в силу ряда
личностных, психологических, возрастных, половых особенностей
индивидов, может быть деструктивным, а может быть развивающим
моментом для общества, что, как нам представляется, нашло отражение и в
конфликтсодержащих паремиях.

33
 1.3. Конфликтогенность как когнитивно-прагматическая
характеристика паремий

Главная сила и ценность паремий заключается в том воздействии,

которое они способны оказать на слушателя/читателя. Основное назначение
паремиологических единиц в речи, как отмечает Е.И. Селиверстова, –
«служить средством повышения экспрессивности текста, средством
выражения оценки и характеристики ситуации, эмоционального и/ или
прагматического отношения» (Селиверстова 2010, с. 11). Для лучшего
понимания оценочного компонента значения устойчивых единиц следует
проанализировать их семантическую структуру, которая представляет
собой, по мнению С.М. Кравцова, симбиоз предметно-логического
(сигнификативно-денотативного) и эмоционально-экспрессивного аспектов
содержания (Кравцов 2008, с. 14).
Вместе с тем, ряд ученых говорит о возможности и даже
необходимости разграничения семантики и прагматики в языковых
единицах. Так, А. Вежбицкая настаивает на недопустимости подмены
одного из этих понятий другим (Вежбицкая 1990, с. 139). Н.Н. Амосова
видела необходимость в разграничении у языковых единиц целостного
значения и разного рода прибавочных смыслов: «От целостного значения
следует отличать и тот прибавочный или аллюзивный смысл, который
может возникать как в словосочетаниях, так и в предложениях переменного
характера. Этот прибавочный смысл представляет собой, так сказать,
семантическое добавление, не отменяющее и не затемняющее собой
основное содержание данного сочетания слов, а напластывающееся на него
в качестве невысказанного вывода» (Амосова 1963, с. 96). Аналогично
этому Г.В. Колшанский писал о том, что прагматика есть реализация
семантических потенций языковой единицы, в этом случае «семантический
потенциал языковой единицы, способный реализовываться в контексте
употребления, может быть назван коммуникативно-прагматическим»
(Колшанский 1984, с. 7). Л.А. Лебедева и С.Ю. Замай отмечают, что
34
носители языка эмпирически различают семантическую и прагматическую
функцию устойчивого сравнительного оборота, исходя из коммуникативных
целей его употребления (Лебедева, Замай 2005, с. 129). Таким образом, в
языковых единицах возможно различать два вида прагматики: «внешнюю»
и «внутреннюю». «Внешняя», «привнесенная» прагматика возникает
благодаря погруженности единицы в дискурс, в ситуацию общения и
заключается «в выражении говорящим своего восприятия и оценки
конкретных предметов, явлений, каких-либо свойств или же отношений
между объектами языкового отражения своего отношения к содержанию
сообщения и к его адресату, а также в достижении прагматического
эффекта, призванного оказать воздействие на адресата речи» (Там же,
с. 131). Т.А. Ширяева отмечает, что коммуникативно-прагматическая
функция высказывания может проявляться в том, чтобы в ходе подачи
информации не только информировать адресата об определенных
социальных, экономических или политических фактах, но и оказывать на
аудиторию определенное заданное воздействие через «содержательно-
концептуальную информацию» (Гальперин 1977, c. 248), подаваемую в виде
описания событий и фактов (Ширяева 2010, с. 62).
Помимо оценки, творимой говорящим в речи, выделяют также
готовую прагматическую оценку, встроенную непосредственно в
содержательную сторону языковых единиц и имеющую, тем самым,
постоянный статус в языке (Апресян 1995 (а), с. 136). Именно это позволяет
в структуре словарной статьи выделить «особую зону для
лексикографически существенной прагматической информации, куда
войдут прагматические стилистические пометы, включая оценочные,
обозначения статуса говорящего и слушающего, разного рода коннотации и
т.д.» (Лебедева, Замай 2005, с. 131), а также утверждать, что устойчивые
сравнения, будучи экспрессивными по своей природе, функционируют в
языке именно как единицы, выполняющие прагматическую функцию (Там
же, с. 132).

35
 Коммуникативно-прагматический потенциал пословиц и поговорок в
современной англо-американской прессе подробно исследован в
диссертационной работе А.А. Константиновой (2007).
Мы полагаем, что в число прагматических характеристик паремий
входит и конфликтогенность – явная или скрытая: тогда паремия содержит
либо саму конфликтную ситуацию, либо указание на нее, на условия ее
возникновения. Пословицы могут служить своеобразным справочником по
конфликтологии: они способны предупреждать о возможности конфликта,
называть конкретные случаи и причины его появления, давать
рекомендации об оптимальном поведении в конфликтной ситуации и о том,
как следует избегать конфликтов.
Мы присоединяемся к мнению А.В. Дмитриева, В.П. Шейнова,
Т.С. Непшекуевой, которые считают конфликтогенами элементы
человеческого общения (речевые и неречевые действия), потенциально или
реально ведущие к созданию напряжений и конфликту (Дмитриев 2002,
с. 277; Шейнов 2003, с. 7). Т.С. Непшекуева даѐт убедительное и лаконичное
определение конфликта и конфликтогена: «Конфликт – состоявшееся
противостояние, а конфликтоген – лишь его потенциал» (Непшекуева 2006,
с. 73).
Конфликтогенный экстремизм языка (термин М.С. Миримановой)
проявляется в том, что большую часть нашего словаря составляют слова
отрицательно-оценочные, пейоративные, по сравнению с положительно-
оценочным запасом.
По отношению к речевой коммуникации А.Т. Анисимова называет
серьезным препятствием к взаимопониманию рассогласование
индивидуальных когнитивных систем субъектов общения и характеризует
его как конфликтогенный фактор (Анисимова 2004).
Т.С. Непшекуева говорит о двух основных типах конфликтогенности:
универсальной и ситуативной (Непшекуева 2006, с. 73–74). В
конфликтологической литературе приводятся различные перечни
конфликтогенов.
36
 Закономерно возникает вопрос: конфликт – это явление языка или
речи? Какую роль в нем играют и какой статус приобретают устойчивые
единицы?
О.Г. Бараева относит выражения конфликта к явлениям языка и
указывает, что концептуализация понятия «конфликт» находит
множественные выражения в языке посредством лексических и
фразеологических единиц в виде представленных в них признаков
отношения к конфликтам (Бараева 2009). По отношению к
конфликтсодержащим антиномичным афоризмам К.М. Тангир
придерживается иного мнения; она отмечает, что конфликт, представленный
в афоризмах, не языкового характера, т.к. афоризмы выстроены в
соответствии с правилами русского языка, и не прагматического характера;
такой конфликт носит ментально-дискурсивный характер, «так как он
выражает столкновение представлений, определенных стереотипов
мышления, поведения, общения и направлен не непосредственно на язык, не
внутрь личности-адресанта, а вовне, в дискурс, создаѐтся для адресата»
(Тангир 2007, с. 73). Представляется, что это положение характеризует
также и конфликтсодержащие паремии.
Интересно, что, по-своему трактуя понятие «конфликт»,
В.С. Третьякова конфликтом называет только конфликт между участниками
коммуникации, «если речевые действия одного из них направлены против
другого с целью упрека, замечания, возражения, обвинения, угрозы,
оскорбления и т.п., когда речевое общение строится не на основе принципа
сотрудничества (постулаты Г.П. Грайса), а на основе противоборства»
(Третьякова 2003, с. 223). Иными словами, исследователь придаѐт
конфликту только речевой статус, отказывая в наличии такового единицам
языка. Однако далеко не все ученые разделяют это мнение. Так, Н.Д. Голев
говорит о языко-речевом конфликте и отмечает, что это –
фундаментальное лингвистическое понятие, т.к. по своей сути любой
речевой акт конфликтен. Ученый объясняет это тем, что в конфликте
находятся форма и содержание, эксплицитное и имплицитное содержание,
37
замысел и воплощение, разные смыслы одной единицы и т.д. (Голев 2001,
с. 38). Т.С. Непшекуева применительно к художественному тексту
придерживается того же мнения. Она отмечает: «Конфликтные речевые
действия могут быть выражены как в речи персонажей, так и в авторской
речи художественных произведений, иметь различную текстовую
протяженность и содержаться практически во всех речевых актах»
(Непшекуева 2006, с. 78). Последнее позволило И.В. Горбань в
диссертационном исследовании гипотетически предположить наличие
конфликтологического компонента практически в любой паремической
единице (Горбань 2010, с. 133) – при соответствующих условиях общения
коммуникантов, при определѐнной настроенности автора речи и/или ее
адресата. Не отрицая данный вывод, мы в своем исследовании будем
рассматривать только конфликтогенность «встроенную», «готовую» (по
Ю.Д. Апресяну), не зависящую от употребления в дискурсе, а присущую
паремиологической единице изначально.
Н.Н. Семененко указывает, что особенности хронотопа пословицы
обеспечивают такое ее качество, как поликонцептуальность, то есть
способность репрезентировать сразу несколько когнитем, включая те,
которые не имеют в данной пословице непосредственных лексических
вербализаторов. Например, в пословице Бежал от волка, а попал под
медведя репрезентированы концепты «Опасность/Неприятность»,
«Агрессия», слот «Непредсказуемость событий» фрейма «Судьба» и
концептуальная антитеза «Больший – Меньший» (Семененко 2010, с. 265).
Выявление всех когнитем есть задача когнитивно-прагматического и
линвгкультурного анализа.
И.В. Горбань приводит следующие примеры вербальной
составляющей (маркеров) конфликта, выраженной паремиями: ошибись
милуя; без приварка живу; не по шерсти тебя поглажу; жалует царь, да не
жалует псарь; жалью моря не переедешь и др. (Горбань 2010, с. 153).
Языковые показатели конфликта в афоризме очень подробно
изучены К.М. Тангир. Еѐ исследования показали, что ими могут быть
38
«аллитерация, лексические бинарные противопоставления, сравнительная
форма частей речи, приставки, имеющие значение противопоставления,
отдельные морфемы в составе слов, синтаксические связи. Маркерами
конфликта в афоризме бывают парадоксальные отношения равноправности,
необычного уравнивания противоположных вещей, растождествление
понятия или признака, явления с самим собой. На контекстуальном уровне
парадоксальная антонимия представлена в основном имплицитно, на
глубинном уровне. Наряду с фигурами прибавления наиболее часто в
афоризмах встречаются фигуры размещения и перестановки,
синтаксический параллелизм, хиазм и инверсия, эллипсисы, риторические
вопросы; чрезвычайно распространена форма каламбура (обыгрывание
прямого и переносного значений лексемы)» (Тангир 2007, с. 166).
А.Н. Баранов и Д.О. Добровольский репрезентацию аспектов
конфликта во фразеологизмах считают возможным представить как
семантическое поле, под которым они понимают совокупность единиц,
объединенных общим нетривиальным семантическим признаком. Ученые
указывают: «Поскольку фразеологизмы представляют собой единицы
словаря, то и в сфере фразеологии также выделяются семантические поля…
Во фразеологической системе представлены отношения причины-следствия,
фазовости состояния или действия и ряд других неиерархических
отношений. Например, существует группа фразеологизмов, которые
описывают различные этапы развития конфликта и различные виды
конфликта. Так, идиома бросить перчатку указывает на начало конфликта,
подливать масло в огонь — на его углубление. Конец конфликта
обозначается идиомами идти на попятную, спустить на тормозах,
закурить трубку мира. Среди видов конфликта выделяются: спор (копья
ломать, с пеной у рта), ссора/скандал (катить бочку, переть буром, сцена у
фонтана), конкуренция (дышать в затылок, наступать на пятки) и др.
Таким образом, распределение лексики (и фразеологии) по семантическим
полям должно ориентироваться не только на родо-видовые отношения»
(Баранов, Добровольский 2011. Эл. ресурс).
39
 Рассматривая пословицы и поговорки как речевые действия, т.е. с
позиций теории речевых актов в рамках когнитивно-дискурсивного
подхода, ученые выявляют определенные интенциональные установки:
совет, упрек, предостережение, угрозу, которые ситуативно могут
продуцировать конфликт либо нивелировать его. «Паремии способны
выступать в художественном дискурсе в роли скрытого или явного
конфликтогена. Классификация конфликтогенности паремических единиц
включает следующие параметры: а) конфликтогенность и в собственно
иллокуционных установках паремии, и в ее дискурсивной реализации;
б) конфликтогенность паремии в дискурсе; в) паремия как вероятный
конфликтоген; г) конфликтогенность паремии как перлокутивная реакция на
оскорбление» (Горбань 2010, с. 5).
Итак, пословично-поговорочные выражения с разнообразными
собственно прагматическими установками способны играть роль
конфликтогена. Чаще всего ими становятся паремии с иллокутивным
значением угрозы, а также того, пословицы и поговорки с интенциями
совета, предостережения, парирования и т.д. (Горбань 2010, с. 134).
Т.С. Непшекуева универсальными конфликтогенами называет
высокомерие, неприятие, недоброжелательность, обидные несправедливые
сравнения, неприветливость, пренебрежительность, неуважение и др. (см.
Непшекуева 2006, с. 79). Среди самых распространенных называют такие
конфликтогены, как месть, упрек, враждебность, гордыня, страх, риск,
ярость, эгоизм, зависть (Там же, с. 60). Кроме того, в некоторых речевых
ситуациях конфликтогенами могут быть даже проявления радости и
спокойствия (Рядчикова, Непшекуева, Боева 2004, с. 105).
Исследователи утверждают, что конфликты возможны также между
нормами, ценностями. Это объясняется тем, что в ценностях разных
социальных слоев отражены желательные для их представителей варианты
общественного устройства (Основы социологии 1993, с. 69). Именно
поэтому нередко встречаются пословицы и афоризмы, содержащие мораль и

40
жизненные позиции небольших групп населения, зачастую враждебные по
отношению к большинству народа (Копыленко, Попова 1989, с. 67).
Относительно прагматической функции устойчивых единиц ученые
заметили, что паремия, даже содержащая конфликт, может представлять
«мотивацию поведения действующего лица, индуцирует движущие им
чувства и мысли» (Сидорков 2003, с. 96). Более того, коммуникативно-
прагматический эффект рассматриваемых единиц очень своеобразен – до
парадоксальности: «Агрессивность не предполагается как обязательная,
основная черта коммуникантов, использующих в речи афоризмы-
конфликты; часто бывает наоборот – использование афоризмов, даже
содержащих конфликт, снимает агрессию, устраняет и внутриличностный, и
межличностный конфликты» (Тангир 2007, с. 73-74. См. также: Рядчикова,
Тангир 2007). Именно поэтому необходимо изучать народную мудрость,
запечатленную в пословицах, поговорках, афоризмах, уметь правильно
применять их в речи – так, чтобы вызвать конкретный, заранее
запланированный эффект. В устах умелого коммуниканта, сильной
языковой личности конфликтогенная паремия может стать своей
противоположностью – синтоном. Это позволит избежать ссоры, скандала,
сохранить если не дружеские, то хотя бы нейтральные отношения
общающихся, без враждебности. (О неумелости коммуникантов, об
ошибках в использовании паремий усреднѐнной или слабой языковой
личностью см., например: Рядчикова, Кушу 2007; Тхакушинова 2010;
Кадилина 2011.)
Нужно обладать высоким интеллектом, хорошо развитым
«языковым чутьѐм», чтобы четко осознавать и различать следующие
позиции: «Паремические единицы наряду с иными языковыми единицами и
невербальными средствами участвуют в создании конфликтного дискурса.
Но проявляют они контекстуально различные потенции: могут являться и
―зоной конфликта‖, и ―миротворческим контингентом‖ одновременно. Все
зависит от конкретной ситуации, конкретных условий, сопровождающих
процесс общения. Результат подобных взаимоотношений зависит от доброй
41
воли его участников, их стремления к сотрудничеству, решению всех
возникающих вопросов цивилизованными способами» (Тангир 2007, с. 154).
Конфликтная ситуация может нередко возникать в беседе, однако не всегда (в
идеале – никогда) она должна разрешаться ссорой, провокацией,
коммуникативным провалом. «В речевой ситуации могут фигурировать
маркеры конфликтогенности, но коммуникативной неудачи удается избежать.
В таких случаях следует говорить о синтонности беседы, об умении
собеседников выходить в русло конструктивного общения, о создании
взаимотолерантных отношений, возможность существования которых
обусловливают и паремические единицы языка» (Там же, с. 171).
Итак, любая паремия способна в речевом акте оказаться
конфликтогенной, в наибольшей степени это относится к
конфликтсодержащим паремиям – они в речевой коммуникации, в дискурсе
также имеют конфликтогенную направленность, содержат в себе потенциал
конфликта, который может реализоваться при определенных условиях и
интенциях коммуникантов, а может и не реализоваться.
Подчеркнем еще раз специфику конфликтогенности как явления,
процесса, акта, могущего быть направленным в речевом акте в
противоположные стороны. Это тем более важно акцентировать, так как
коммуникативно-прагматический эффект содержащих конфликт
паремий заключается в том, что они могут и привести к конфликту, и
предупредить его возникновение или развитие. В этом заключается один
из парадоксов коммуникативно-прагматического эффекта паремий данного
вида.
Употребление конфликтсодержащих паремий реализует
определенную коммуникативную стратегию говорящего, в большинстве
случаев – воздействие на собеседника посредством убеждения с помощью
аргументации. Под коммуникативной стратегией вслед за
М.А. Кульковой мы понимаем некую инструкцию в отношении вербального
и невербального поведения отправителя информации в рамках решения
основной коммуникативной задачи – убедить (прямо или косвенно)
42
получателя информации в необходимости выполнения / невыполнения
какого-либо действия с учетом конкретной ситуации действительности
(Кулькова 2010, с. 146). То есть конфликтсодержащие паремии в речевом
акте применяются с целью получить перлокутивный эффект.
Рассмотрим, какова структура указанной стратегии рассматриваемых
паремий.
Для начала паремия информирует о чем-либо. Убеждающим
аргументом выступает не только лексика и логика паремии, но и сама
паремия как народная – обобщенная, традиционно сложившаяся – мудрость,
поскольку «существенную роль в создании положительного перлокутивного
эффекта играет когнитивный компонент традиционности в системе
человеческих представлений…» (Кулькова 2010, с. 146). Согласно
А.А. Ивину, «традиции имеют отчетливо выраженный двойственный,
описательно-оценочный характер. С одной стороны, они аккумулируют
предшествующий опыт успешной деятельности и оказываются
своеобразным его выражением, а с другой – представляют собой проект и
предписание будущего поведения» (Ивин 2003, с. 108–109).
Таким образом, обобщение приведенных выше данных позволяет
представить структуру коммуникативной стратегии
конфликтсодержащих паремий в следующем виде: интенция –
информация – аргументация – убеждение – воздействие – перлокутивный
эффект.
В других случаях – когда говорящим интенционально не преследуется
перлокутивный эффект – конфликтсодержащие паремии имеют
коммуникативно-прагматический эффект подытоживания сообщаемого
путем опять-таки апелляции к традиционности, к авторитету народной
мудрости, к всеобщности, типичности явления, действия. Нельзя исключить,
что тогда употребление конфликтсодержащей паремии призвано либо
укрепить, подтвердить авторитет говорящего, либо сыграть роль утешителя,
дескать, не один я (вы, мы) один такой, не со мной одним (с вами) такое
случается.
43
 ВЫВОДЫ

С учетом того, что на протяжении долгого времени существует

широкое и узкое понимание понятия «паремия», что вопросы, связанные с
составом пословиц и их связи с фразеологизмами, поговорками и
пословично-поговорочными выражениями, афоризмами, в том числе
народными, по-прежнему дискутируются, мы считаем возможным
придерживаться широкой трактовки, которая позволяет рассматривать
указанные единицы языка и речи как хотя и разнородную, но, в целом,
единую группу. Разграничение фразеологизмов, пословиц, поговорок, и
афоризмов также не является принципиальным (последние мы называем
отдельно лишь в силу устоявшейся длительной лингвистической традиции),
поскольку, во-первых, с когнитивно-прагматических позиций они
обнаруживают множество общих, объединяющих их черт, и в большом
количестве лингвистических трудов они рассматриваются вместе; во-
вторых, в нашем исследовании акцент делается не на структурные, а на
семантические особенности языковых единиц; в-третьих, наиболее полное
представление не только о языке, но и о менталитете, о культуре народа
могут дать вместе и паремии, и афоризмы.
В когнитивной лингвистике одним из главных постулатов является
то, что в еѐ параметрах язык рассматривается как определенный
когнитивный процесс, состоящий в переработке информации, заключенной
в любом речевом высказывании, который нашел свое выражение в языке и с
помощью языковых средств, и, соответственно, предполагает анализ
готовых и создающихся в речи языковых единиц (устойчивых сочетаний,
предложений, текста, дискурса).
Поскольку паремии, являясь одной из форм ментальных
репрезентаций, ярко свидетельствуют о тех свойствах и закономерностях
языковой системы, которые обусловлены тесной связью языка и мышления,
и поскольку особенности семантической структуры различных видов
паремий находятся в прямой зависимости от когнитивной структуры,

44
лежащей в основе этих синкретичных знаков, постольку для их изучения
необходимо применять когнитивный подход.
В аспекте данного подхода ученые предлагают выделять
когнитивно-дискурсивную парадигму языкового знака, которая позволяет
выявить два типа когнитивных структур: а) универсально-предметный код,
б) предметный остов как когнитивная база любого языкового знака. Оба
этих типа являются элементами и когнитивной, и семантической структуры
слова. Так как план содержания паремий не сводится к выражаемому
языковому значению, а во многом определяется прагматическим смыслом и
когнитивной моделью, лежащей в основе умозаключения, то противоречия в
характеристике плана содержания паремий позволяет снять когнитивно-
прагматический подход, а также когнитивная семантика. В этом ключе
полная семантическая характеристика выражения может быть установлена
только на основе уровня конкретности восприятия ситуации, фоновых
предположений и ожиданий, относительной выделенности конкретных
единиц и выбора точки зрения на описываемую сцену. Феномен
обобщенного значения паремий может быть выявлен с опорой на понимание
их значения как образований с ослабленной внутренней референцией
денотатов слов-компонентов и на учет многослойности смысловой
структуры паремии, в которую входят когнитивная модель и пропозитивная
структура высказывания, его внутренняя форма, комплекс прагматических
смыслов.
В качестве обобщения семантических признаков и формулирования
когнитивных признаков паремии представляется необходимым опираться на
когнитивную интерпретацию результатов описания семантики
репрезентирующих еѐ языковых средств. Этот метод когнитивной
интерпретации вполне может быть применен к единицам языка и речи,
содержащим конфликт или указывающим на него.
Главная ценность паремий заключается в том воздействии, которое
они способны оказать на слушателя/читателя. Они могут дать новые знания,
выразить оценку, эмоциональное, прагматическое отношение,
45
охарактеризовать ситуацию. Постичь эти аспекты глубже и точнее помогает
лингвистический анализ их семантической структуры.
Кроме того, паремии и афоризмы очень часто характеризуются
неоднозначностью, наличием добавочных смыслов. Эти смыслы заложены в
паремиях потенциально в качестве вывода и требуют определѐнных
умственных усилий от реципиента для их расшифровки и интерпретации. В
этом заключается коммуникативно-прагматическая функция паремий и
афоризмов.
Конфликт, заключенный в паремиях, имеет не языковой и не
прагматический характер, а ментально-дискурсивный. При
соответствующих условиях общения коммуникантов практически каждая
паремия и афоризм могут выполнять роль конфликтогена. Это –
конфликтогенность вторичная, «приобретенная» устойчивым
высказыванием в процессе коммуникации.
Для нашего исследования актуальна конфликтогенность первичная,
«встроенная», присущая паремиологической единице изначально, вне
зависимости от употребления. Именно в таком виде конфликтогенности
ярко проявляется когнитивно-прагматическая характеристика паремий в
силу того, что, во-первых, такая паремия содержит знания (когницию) о
конфликте, и применяющий ее в своей речи адресант также об этом знает;
во-вторых, именно она имеет более или менее точную, рассчитанную и
направленную силу воздействия на адресата. Употребление
конфликтсодержащих паремий реализует определенную коммуникативную
стратегию говорящего, в большинстве случаев – воздействие на собеседника
посредством убеждения с помощью аргументации, следствием чего является
перлокутивный эффект. Структура коммуникативной стратегии
конфликтсодержащих паремий такова: интенция – информация –
аргументация – убеждение – воздействие – перлокутивный эффект либо
подытоживание сообщаемого. В последнем случае употребление
конфликтсодержащей паремии призвано либо укрепить, подтвердить
авторитет говорящего, либо сыграть роль утешителя.
46
 Один из парадоксов коммуникативно-прагматического эффекта
содержащих конфликт паремий обусловлен спецификой конфликтогенности
как явления, процесса, акта, могущего быть направленным в речевом акте в
противоположные стороны. В силу этого в коммуникации паремии и
афоризмы рассматриваемого типа могут и спровоцировать конфликт, и
предупредить его возникновение или развитие.

47
Глава 2. ПАРЕМИИ КАК ЯЗЫКОВАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ КАРТИНЫ
МИРА В ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ

2.1. Универсализм и лингвокультурная специфика паремий и их

роль в языковой картине мира

Восприятие человеком себя и действительности, осмысление и

оценка переживаемого опыта и последующая вербализация в устойчивых
языковых выражениях есть своего рода коллективная рефлексия,
отражаемая в рамках национального языка, то есть национальное
самосознание. С учетом идей Гумбольдта о языке как выразителе народного
духа, а также основного постулата лингвокультурологии,
сформулированного В.Н. Телия, гласящего, что субъект языка – это всегда и
субъект культуры (Телия 1996), «становится очевидно, что когнитивная
наука не может не учитывать национально-культурную специфику сознания
(языкового, лингво-культурного – как бы его ни определять)» (Красных
2008, с. 142). Это дает основание ряду лингвистов – в частности, Э. Рош
(Rosch 1975) и ее единомышленникам (Valera, Roschatal. 1991),
В.В. Красных – говорить не только о некоем когнитивном базовом уровне и
его категориях, но также и о базовом уровне культуры и о его категориях. В
этом случае фокус когнитивных исследований «перемещается в большей
степени на культурную составляющую, и, следовательно, мы попадаем на
поле именно лингво-культурного сознания… Такая постановка вопроса –
это иное преломление… поисков ответа на вопросы, что делает русских
русскими, китайцев – китайцами, англичан – англичанами и т.д.» (Красных
2008, с. 143). То же отмечает и Ю.Е. Прохоров, подчеркивая, что
лингвокогнитивный и лингвокультурологический подходы не только не
являются взаимоисключающими, а пересекаются и дополняют друг друга
(Прохоров 2008, с. 24).

48
 Лингвокультурология в числе прочего изучает и ценностную
значимость (аксиологию) паремий. Как известно, «предметная область
лингвокультурологии – сфера взаимодействия культуры и естественного
языка. Это обусловливает разработку общих понятий, с выделением
существенных для лингвокультурологии содержательных аспектов, и тем
самым уточнение используемых в различных научных подходах, но взятых
в новом, лингвокультурологическом, аспекте понятий: (лингво)культурная
семантика; культурная коннотация; код культуры и др. Представляется
логичным, что в лингвокультурологических исследованиях понятия
этнолингвистики, когнитивной и концептуальной лингвистики оказываются
взаимосвязаны» (Ковшова 2009. Эл. ресурс). В свою очередь, «современная
когнитивная наука – это по сути сплав, новая субстанция, своего рода
―амальгама‖ общей психологии, культурно-исторической (―второй‖)
психологии, когнитивной психологии, этнопсихологии, лингвистики,
этнолингвистики, психолингвистики, этнопсихолингвистики,
лингвокультурологии, фольклористики, антропологии,
культурантропологии, философии, логики, компьютерной науки» (Красных
2008, с. 142). Культурное пространство может быть описано, как утверждает
В.В. Красных, в параметрах следующих подсистем: когнитивной,
метафорической, эталонной, символьной – либо фрагментарно (в пределах
одной подсистемы), либо целостно (в совокупности всех подсистем) (Там
же, с. 143). Таким образом, учеными обосновывается необходимость и
возможность интеграции лингвокогнитивистики и лингвокультурологии,
что представляется вполне аргументированным и своевременным.
Р.С. Аликаев и С.К. Башиева рассматривают фразеологические
единицы как транслятор этноспецифической информации (Аликаев,
Башиева 2010). М.Л. Ковшова в масштабном диссертационном
исследовании, посвященном изучению семантики и прагматики
фразеологизмов в лингвокультурологическом аспекте, доказывает, что
фразеологизму как особому знаку языка присуще не только языковое
значение, но и культурная коннотация, которую исследователь считает
49
ключевым понятием лингвокультурологии и понимает еѐ как связующее
звено между значением единиц естественного языка и пространством
культуры – сформированными в ней стереотипными представлениями,
символами, мифологемами, эталонами и т.п. (Ковшова 2009).
Так, например, в ряде языков и, соответственно, лингвокультур и
менталитетов народов, существует крылатое выражение «коварный
Альбион», которое имеет длительную историю. Вкратце она такова. «Один
из самых частых эпитетов в отношении Альбиона – ―коварный‖. Истинные
причины такой политики Англии – поддерживать слабейшего и давить
сильного – кроются в истории Столетней войны» (Russia.ru. Эл. ресурс).
Наиболее широко это выражение употреблялось во Франции в XVIII в. в
эпоху буржуазной революции и в течение всех наполеоновских войн, затем
во время войны между Египтом и Турцией, когда Англия вступила в
коалицию, поддерживающую Турцию, а также в русской дореволюционной
литературе. Во французской литературной речи появились также варианты
этого выражения: «английское коварство», «коварный англичанин»,
«коварный остров» и др. (Ашукин, Ашукина 1960, с. 298).
Таким образом, обнаружение культурной коннотации в языковых
единицах требует от реципиента обширных знаний и умственных усилий. В
очень большой степени это относится к русским паремиям. Практически
никто из ученых сейчас не отрицает того, что «значительная часть
фразеологического состава современного русского языка обусловлена
экстралингвистическими факторами, знание которых необходимо для
адекватного восприятия подобных фразеологических единиц носителями
иной культуры» (Кочнова 2005, с. 6).
Мы считаем, что есть все основания распространить данные
положения, касающиеся фразеологизмов, также и на другие разновидности
паремий, поскольку к восприятию их языковой семантики аналогичным
образом в той или иной мере «подключена» семантика культурная в виде
устойчивых представлений, стереотипов и т.д., в связи с чем содержание
культурной коннотации «достраивает» семантику языкового знака,
50
преодолевает семантическую неопределенность отдельных паремий,
объясняет феномен их эврисемичности, или широкозначности.
Итак, во фразеологических единицах, особенно в паремиях, ярко
проявляется своеобразие быта, жизни, истории и культуры народа, его
языка. И хотя национально-культурная семантика присутствует на всех
уровнях языка – и в грамматике, и в синтаксисе, не исключая фонетики, –
однако «наиболее ярко она проявляется в так называемых строевых
единицах языка, которые непосредственно и прямо отражают внеязыковую
действительность, называют предметы окружающего нас мира (Фелицына,
Прохорова 1979, с. 3). К числу таких строевых единиц языка принадлежат
фразеологизмы, пословицы, поговорки и крылатые выражения (Сиглюк
2005, с. 354).
Нельзя не согласиться с тем, что на современном этапе развития
науки о языке исследование фразеологических единиц немыслимо без
изучения их национально-культурной специфики, без рассмотрения роли
фразеологизмов в репрезентации культуры народа (Труфанова. Эл. ресурс).
«Особую роль в… трансляции культурно-национального самосознания
народа и его идентификации как такового играет… фразеологический
состав языка, так как в образном содержании его единиц воплощено...
культурно-национальное мировидение» (Телия 1996, c. 231);
«фразеологический состав языка – это зеркало, в котором лингвокультурная
общность идентифицирует свое национальное самосознание» (Там же, с. 9).
Не столько объемные тексты разных жанров, сколько именно «малые
фольклорные жанры» позволяют увидеть «наиболее предпочтительные для
данного национально-культурного менталитета идеи, характеристики,
ассоциации и т.п.» (Катермина 1989, с. 43). Знание и активное владение
фразеологическим богатством не только украшает речь, но и способствует
лучшему пониманию менталитета народа изучаемого языка. Это тем более
важно потому, что в настоящее время интенсивно изучаются проблемы
общения культур и народов в связи с возрастанием значимости знания
иностранных языков. «Культурная самобытность языкового сообщества,
51
пожалуй, наиболее ярко проявляется при изучении паремиологического
фонда языка. Пословицы, поговорки, фразеологические единицы являются
своеобразными экспонентами культурного знания, где происходит
взаимодействие языковой и культурной семантики. Паремии, как часть
языковой системы, выступают в качестве хранилища культурных традиций
народного менталитета, в них наиболее ярко подмечены и отражены
моменты жизнедеятельности представителей определенного языкового
социума» (Привалова 2001, с. 10). Именно поэтому исследование
фразеологических единиц способствует познанию всей истории развития
человеческого общества, начиная с зарождения традиций и обычаев до
достижений науки и техники, помогает сопоставлению своеобразия
эволюции двух или более отдельно взятых сообществ (Слепушкина 2009,
с. 3).
Фразеология дает возможности исследователю выявлять вербальные
манифестации национальных понятий народа, составляющих национально-
языковую картину мира, связанную с историческими корнями нации, «ибо
каждый оборот есть отражение каких-либо национальных реалий,
составляющих в свое время самобытность культуры того или иного народа»
(Мокиенко 1999, с. 6).
Таким образом, исследования В.П. Фелицыной, Ю.Е. Прохорова,
О.А. Дмитриевой, М.Л. Ковшовой, Ф.Ф. Фархутдиновой, И.В. Приваловой,
И.В. Сиглюк и других ученых позволяют говорить об особом
лингвокультурологическом статусе паремий и афоризмов, поскольку в
данных единицах наиболее ярко представлен синтез языкового и
лнгвокультурного значений.
Исследования С.О. Кочновой показывают, что национально-
культурная специфика фразеологизмов «может проявляться:
– эксплицитно: через совокупное значение ФЕ; через слова-
компоненты фразеологизма или через прототипы – свободные
словосочетания, которые отражают национальную культуру;

52
 – имплицитно и может быть обусловлена: а) степенью
распространенности, ролью в жизни народа и отношением носителей языка
к тому или иному явлению, предмету; б) типичными для данного народа
ассоциациями, которые возникают у носителей языка в связи с
определенными предметами и явлениями; в) национальным восприятием
окружающего мира» (Кочнова 2005, с. 6).
Как указывает Л.Б. Савенкова, наличие паремий в любом языке есть
универсалия, а их набор, структура паремиологического фонда, еѐ
заполненность конкретными единицами, а их формально-семантическая и
прагматическая характеристики специфичны для данного языка (Савенкова
2002, с. 3).
Сопоставлять и обнаруживать общее среди паремий разных народов
и культур позволяет, помимо прочего, включенность пословиц в
паремиологическое пространство (термин Ю.И. Левина (Левин 1998)) как
«особую сферу, объединяющую как сами паремии, так и их составляющие –
стереотипы и формульные комплексы, мотивы, коды и идеи, лексический
―реквизит‖, художественно-эстетические приемы» (Селиверстова 2010, с. 9).
(О пространстве русской пословицы см. также: Селиверстова 2009.)
Согласно А.Н. Баранову и Д.О. Добровольскому, исследование
национально-культурной специфики ФЕ должно быть сосредоточенным
исключительно на обращении к плану содержания, так как план выражения
у единиц разных языков изначально различен. «В плане содержания
фразеологизмов (особенно в случае их синхронно ощущаемой
мотивированности) выделяются актуальное значение и образная
составляющая, изучение которой представляется наиболее существенным,
так как, «во-первых, именно здесь могут быть обнаружены нетривиальные
различия между языками... и, во-вторых, различия такого рода скорее могут
оказаться культурно мотивированными» (Баранов, Добровольский 2008,
с. 260).
Изучение паремиологии иностранного языка повышает
эффективность изучения лексики, способствует обогащению языка
53
страноведческими знаниями, отражающими специфические условия жизни
(Структурно-семантические особенности… Эл. ресурс). «Огромный интерес
представляет сравнительное изучение пословиц нескольких языков с целью
выделения их национально-культурного компонента, отражающего те
реалии данного народа, которые не имеют прямых соответствий в других
языках. Такой подход направлен прежде всего на выявление общих и
различных национально-культурных черт исследуемых паремиологических
систем, чтобы лучше понять культуру и мировоззрение другого народа и
через эту призму более глубже проникнуть и осознать свою родную
культуру» (Грушевская, Луговая 2005, с. 268).
Нельзя не согласиться с О.И. Натхо в том, что «пословицы и
поговорки представляют незаменимый материал для исследования культуры
народа, поскольку они обладают сложной семантикой и формой и
одновременно тяготеют как к кругу языковых явлений, так и к области
фольклора. Так, Дж. Лакофф и М. Тюнер считают, что паремиологические
единицы – это элементы фольклора, и они являются универсальными и
естественными для всех культур. Однако Ana Ibanez полагает, что хотя есть
общий смысл и можно найти эквиваленты тех или иных пословиц одного
языка в другом, большинство паремий индивидуальны, специфичны для
своей культуры и не естественны для другой. Она выделяет два типа
пословиц: общие (к ним относятся те, в которых заключено универсальное,
сходное во всех странах если не по форме, то по содержанию, нравоучение)
и специфические (к ним можно отнести только определенные пословицы,
возникшие благодаря какому-либо историческому событию, местному
обычаю и т.д. Они обладают специфическими признаками,
характеризующими определенное место и время своего происхождения).
Именно второй тип наиболее интересен исследователям как
паремиологический фонд, отражающий национальные ценности,
исторические факты, обычаи и традиции – всѐ то, в чѐм выражается
самосознание народа» (Натхо 2009, с. 437).

54
 Ученые отмечают, что взаимодействие этноязыков и культур
происходит во взаимообогащении на базе асимметрии лингвистических и
культурных сущностей, поскольку и внутри этнокультурного мира, и между
этнокультурными мирами протекают семиотические процессы. В обоих
случаях они двуплановы. Так, в первом из них – внутри этнокультурного
мира – семиотический процесс осуществляется, во-первых, через
«распаковку» смыслов, – а именно через развитие когнитивных структур,
риторических стилей, поведенческих стереотипов и установление их
соответствия языковым выражениям. Во-вторых – посредством
метаязыковой интерпретации, то есть установления внутриязыковых
эквивалентностей через трансформацию, парафраз, объяснение (Щербина,
Баранов 1996, с. 83). Во втором случае – между этнокультурными мирами –
семиотические процессы протекают также в двух планах:
«1) лингвистическом – как межъязыковая металингвистическая
интерпретация и внедрение новых смыслов и, соответственно, знаков;
2) культурологическом – как установление эквивалентностей
этнокультурных стереотипов, как трансплантация иноязычных культурных
ценностей» (Там же).
Носители языка воспринимают паремии, прислушиваются к
содержащимся в них рекомендациям благодаря их «внутреннему багажу»,
историческому содержанию, которое с течением времени может
утрачиваться, тогда контекст становится ключевым моментом в их
понимании, но они, тем не менее, остаются социальным феноменом и
используются в социальных целях. Исследователь Ana Ibanez подчеркивает,
и с этим нельзя не согласиться, что «не важно, отражают ли паремии
социальные ценности или они передают реалии социальной
действительности, но одно бесспорно – лишь взглянув на них мы многое
можем сказать об эпохе и традициях народа» (Ibanez 2004, с. 54).
Паремиологический фонд занимает важное место в лингвокультуре
народа, ибо для адекватного межкультурного общения «необходимо
понимать различные аспекты речевого поведения, которые, как известно,
55
связаны с культурой и историей. Исследование реализации
лингвокультурной доминанты в пословицах позволяет выявить некоторые
особенности языковой системы и норм поведения в их взаимосвязи, что
помогает сделать межкультурное общение адекватным» (Натхо 2009,
с. 437).
Справедливо также утверждение о том, что паремии способны стать
основательным подспорьем в изучении специфики психического склада и
поведения людей – всего того, что определяется их этнической
принадлежностью и что способно выявить глубинный уровень массового
сознания, образ мира, присущий определенному этносу, иными словами –
его ментальность. Паремические единицы, будучи текстом, являются
проявлением культуры и менталитета определенной нации, которые
закодированы в языке, ибо не всякое изречение становилось пословицей или
поговоркой, а лишь то, которое коррелировало с представлениями
определенной национальной картины мира, отражало доминанты духовной
и бытийной жизни людей. Национальная личность идентифицирует себя,
проявляет самобытность в том числе посредством паремий, как ментальных
репрезентаций (Горбань 2010, с. 174).
Многие исследователи к признакам национальной маркированности
фразеологических единиц относят национальный образ, культурно-
значимый прототип в основе фразеологического переосмысления,
компоненты-наименования национальных реалий. Наличие же обозначения
национальной реалии в составе ФЕ в сумме с образной составляющей
усиливает культурно-национальную значимость ФЕ (Труфанова. Эл.
ресурс).
Культурно-маркированный компонент в составе ФЕ – «это либо
обозначение каких-либо реалий, известных только носителям одной нации
или нескольким нациям, связанным общностью культуры или религии, а
также своеобразные топонимы, антропонимы, гидронимы, характерные для
какой-то одной страны» (Селифонова 2002, с. 67).

56
 (Изучению национальной специфики фразеологизмов разных языков
посвящены такие исследования лингвистов, как, например: Арсентьева
2006; Боргоякова 2002; Буряковская 2000; Верещагин, Костомаров 1982;
Вражнова 2004; Икономиди 2007; Курбатова 2002; Панина 2005;
Селифонова 2002; Чикина 2004 и др.)
Каковы особенности изучения паремий в лингвокультурологическом
аспекте?
Основываясь на том, что типология пословиц и афоризмов может
быть построена по признакам структуры, т.е. формы, содержания и
функции, О.А. Дмитриева относит к наиболее значимым для
лингвокультурного анализа содержательным признакам указанных единиц
модальную квалификацию суждения (деонтические и алетические
высказывания), уровень иносказательности (вторичности смысла),
образность. «Лингвокультурное содержание пословиц и афоризмов можно
адекватно выявить, используя комплексную методику исследования с
применением методов интроспективного и понятийного анализов,
интерпретативного анализа, а также социолингвистического
интервьюирования» (Дмитриева 1997, с. 6).
С начала возникновения лингвокультурологии утверждалось, что
поскольку эта наука полисинтетическая, постольку и методы для нее можно
извлекать из многих других смежных наук.
Не оспаривая этого, М.Л. Ковшова предлагает новый, выработанный
ею в процессе исследования, лингвокультурологический метод, который
способствует комплексному описанию языковой и культурной семантики
устойчивых языковых единиц, моделированию процессов, которые
осуществляются при употреблении их в речи, выявить особенности их
знаковой функции. Особое внимание в разработке
лингвокультурологического метода исследователь уделяет созданию
лингвокультурологического комментария, в котором излагается
целостное описание фразеологизма как знака языка и культуры, указывается
его особая, культурная, знаковая функция (Ковшова 2009).
57
 Остановимся на этом подробнее, поскольку считаем возможным
данный метод применить в дальнейших своих исследованиях по отношению
к конфликтсодержащим паремиям.
В лингвокультурологическом комментарии М.Л. Ковшова вычленяет
два уровня – обычный и глубокий; первый из них базируется на
минимальном количестве культурных и языковых знаний, присущих
рядовому носителю языка, в не требующем специального обучения объеме.
Эта часть связно излагает те ассоциации и расплывчатые образы, которые
вызывает образ фразеологизма, те культурные смыслы, которые в
«свернутом» виде возникают в сознании. Обычная часть комментария
способна максимально адекватно обозначить контуры знаний,
представлений, ассоциаций любого носителя языка и культуры; она
маркируется такими словами и выражениями, как «известно»,
«общеизвестно», «согласно распространенному представлению» и под. В
этой части культурная коннотация фразеологизма описывается с помощью
максим и предписаний культуры, запечатленных в образах общеизвестных
пословиц и поговорок; приводятся приметы и поверья; упоминаются
фрагменты библейских и литературных текстов, исторические факты,
принадлежащие общему знанию; отмечаются ассоциативные связи
фразеологизма с другими фразеологизмами, словами и выражениями.
Глубокая часть комментария предполагает более квалифицированный
уровень описания фразеологизма, осуществляемого с опорой на научные
исследования, касающиеся языка и культуры, которые могут быть известны
как специалисту, так и любознательному носителю языка. В этой части
комментария употребляются термины и научные выражения типа
«архетипические оппозиции», «концептуализация», «внутренняя форма»,
«символизация», «метафора», «эталон», «стереотип» и др.; с ними
соотносятся данные из области истории, культуры, языка, вследствие чего
становится возможным делать выводы о знаковой культурной функции
фразеологизма.

58
 Обычная и глубокая части комментария не должны, по мнению
М.Л. Ковшовой, разделяться в исследовании и соединяются таким же
образом, как знания, представления, ассоциации разной глубины
«переплетены» в сознании носителей языка. Таким образом построенный
комментарий позволяет не преувеличивать размеры того элементарного
культурного фона, который имеется в сознании любого носителя языка и на
котором воспринимается образ фразеологизма, а также указывает на
возможное расширение этого фона, раздвигает границы культурного
пространства обычного носителя языка до «идеального» (Ковшова 2009. Эл.
ресурс).
Для эффективного решения возникающих проблем каждому
человеку необходимо усвоить определенный минимум теоретических
знаний и практических навыков поведения в конфликтной ситуации
(Козырев 2001, с. 4), соотносимый с тем, что выработано в той или иной
культуре, чему в той или иной степени могут научить пословицы и
поговорки, переданные нам нашими предками.
Таким образом, из вышесказанного следует, что в пословицах и
поговорках наиболее ярко отражаются межличностные отношения, которые,
будучи «зеркалом» культуры, сложно и многократно отражают
самосознание народа, его менталитет и видение мира; это порождение
живой речи, культурное творчество народа, назначение которого
простирается далеко за рамки высказывания поучительного свойства. В
пословице заключен практический, творческий и философский взгляд на
мир, что и придает ей статус ценного орудия познания. Культура есть среда
обитания человеческого разума, а пословица становится следствием еѐ
глубокого самосознания как субстанция, созданная двойником человеческой
сущности – языком (Структурно-семантические особенности… Эл. ресурс).
Межличностные отношения нередко передаются посредством
фразеологизмов, паремий, содержание и построение которых соответствуют
логическому квантору тождества. Анализируя их, С.Г. Воркачев и
Е.А. Воркачева отмечают, что таковые (они называются в данном
59
исследовании то фразеологизмами, то паремиями), наверное, имеются, в
каждом языке: два сапога пара, одного поля ягоды, birds of the feather, tarred
with the dame brush, etc. Ученые пишут о том, что такого рода паремии
русского и английского языков обнаруживают как сопоставимые, так и
специфические аспекты. В частности, универсальность проявляется на
уровне функционально-семантических разрядов, поскольку все множество
идентифицируемых паремий обоих языков «разбивается на две группы:
1) единицы, прямое значение которых совпадает с денотативным
компонентом и отправляет к равенству объективных свойств двух и более
предметов, а перенос совпадает с квалификативным компонентом и
2) единицы, не обладающие денотативным компонентом, прямое и
переносное значения которых отправляют к квалификации, оценке»
(Воркачев, Воркачева 1998, с. 25). Специфика же выражается в том, что для
русского языка «характерно преобладание единиц с полемической
направленностью и с отсылкой к различиям интервалов абстракции
отождествления говорящего и слушающего» (Там же).
Однако не вполне понятно, почему названные ученые полагают, что
указанные паремии наряду с функцией отождествления «прежде всего
передают значение безразличия» (Там же). Нам представляется, что если
говорящий употребляет в своей речи подобные выражения (помимо
упомянутых, к ним, видимо, относятся и такие: что в лоб, что по лбу; закон
что дышло – куда повернешь, туда и вышло; яблоко от яблони недалеко
падает; те же штаны, только назад пуговицей; то же яйцо, только в
профиль; рыбак рыбака видит издалека; чем кумушек считать трудиться,
не лучше ль на себя, кума, оборотиться и под.), то никак не с безразличием:
на наш взгляд, совершенно очевидно, что данные выражения содержат
негативную оценку, передают пренебрежение, раздражение, разочарование,
удручающую обреченность, злость, обиду или иронию, высмеивание.
Именно этот факт маркирует речевой конфликт, делает рассматриваемые
языковые единицы конфликтсодержащими. В плане лингвистической

60
прагматики такой репликой или начинается, или инициируется, или
завершается конфликт в речевом общении.

2.2. Лингвокультурологический аспект изучения английской

и русской языковых картин мира

Изучение лингвокультурологического аспекта английской и русской

языковых картин мира актуально и востребовано в силу активного развития
межкультурной коммуникации, а также в силу того, что сейчас особую
значимость приобретает проблема межнационального общения и
взаимопонимания. Поэтому диалог культур можно рассматривать в качестве
средства гармонизации взаимоотношений между людьми разных
национальностей, средства выявления духовного богатства той или иной
нации. Такой диалог позволяет более глубоко понимать и свою собственную
культуру, и инонациональную – в процессе сопоставления картин мира
разных народов.
Под понятием «картина мира», получившим широкое
распространение в различных областях гуманитарных наук, понимается
«упорядоченная совокупность знаний о действительности» (Попова,
Стернин 2007, с. 51). Известно, что представители разных национальностей
воспринимают мир по-разному, хотя «существует иллюзия, свойственная
порой даже образованным людям, будто значения одинаковы во всех языках
и языки различаются только формой выражения этих значений. По сути же,
значения, в которых классифицируется наш опыт, культурно
детерминированы, так что они существенно варьируются от культуры к
культуре» (Ладо 1989, с. 43–35). Поэтому нет абсолютно тождественных
понятий в разных языках, ибо в основе понятий лежат разные предметные
отношения, закрепленные разными средствами. Действительность в разных
языках представлена по-разному. Это явление, известное как
лингвистическая относительность, или лингвистическая дополнительность,

61
порождает так называемое языковое мышление, особое у носителей каждого
языка (Корнев. Эл. ресурс).
В ходе контактов с миром у человека возникает картина мира –
субъективный образ, интерпретация мира. Язык общества является важным
каналом трансляции менталитета, так как структуры языка небезразличны к
содержанию передаваемой на нем информации (Слепушкина 2009, с. 6–7).
Постичь национальную картину мира чужого народа – значит встать на
место носителя языка, принять его точку мировосприятия и «через
лексическую систему получить представление о национальной
ментальности (национальной логике) и национальном характере (эмоциях и
средствах их выражения, нравственных приоритетах и т.д.» (Корнилов 2003,
с. 146).
Часть картины мира – языковая картина мира, трактуемая как
«интерпретативно-творческий акт постижения», результатом которого
является «мировосприятие человека, его культура, социальное поведение,
убеждение, мнение» (Диброва 1996, с. 3); «совокупность знаний о мире,
которые отражены в языке» (Пименова 2004, с. 5); «система вербальных
знаков, отражающих социально-историческое, духовно-культурное
восприятие действительности национальным союзом людей» (Помыкалова
2005, с. 439).
Общим для языков разных народов является то, что они, выполняя
коммуникативную и познавательную функцию, отражают одну и ту же
действительность, в процессе чего создаются понятия об окружающей
действительности. Однако, хотя в основе мышления лежат логические и
психологические законы, одинаковые у всех людей, каждому языку
соответствует своя особая организация данных опыта. Адекватно и полно
отражая одну и ту же объективную действительность, различные языки
весьма различно членят ее, накладывают свой специфический отпечаток на
общечеловеческие процессы мышления, особенно на вербальное
оформление мыслей, пользуются не только различными материальными
средствами, но и разными внутренними формами (Корнев. Эл. ресурс).
62
 Так, исследования С.Г. Незговоровой, проведенные на материале
концептуальных полей, показали, что ядра языкового сознания русских и
англичан имеют разную системность. Последовательность семантических
полей в языковом сознании русских и англичан различна. В языковом
сознании русских – Человек, Работа, Дом, Тело, Болезнь, Цвет, Пища,
Животное, Война, Одежда. В языковом сознании англичан – Человек, Тело,
Пища, Цвет, Болезнь, Дом, Животное, Война, Одежда. В ядре языкового
сознания англичан, в отличие от ядра языкового сознания русских,
семантическое поле «Работа» не выделяется (имеет небольшое число
входящих связей). Содержание семантического поля языкового сознания
русских и англичан также различно. Тем не менее, несмотря на различия,
существует много общего в содержании единиц языкового сознания
носителей английского и русского языков (Незговорова 2004).
Языковая картина мира запечатлена в лексических,
фразеологических, паремиологических единицах, а также в грамматическом
строе языка. Но лингвокультурологические исследования наглядно
показали, что культурная информация не может накапливаться в языке как
таковом; она хранится в текстах, то есть в фольклорных, классических
произведениях, пословицах, поговорках, фразеологизмах, даже более всего в
последних, поскольку фразеологизмы являются микротекстом,
микроисторией, микромифом, микрофольклором (см.: Маслова 2001;
Слепушкина 2009, с. 7).
В.Н. Телия справедливо говорит о том, что пословицы и поговорки,
будучи в значительной степени реализацией кумулятивных функций языка,
«отражают стереотипы, стандарты, нормы и идеалы как часть культурно-
исторического наследия» (Телия 1996, с. 25). Три основных культурно
маркированных блока значений пословиц и поговорок – мотивационный,
оценочный и эмотивный – интерпретируются в категориях культуры.
Пословицы и поговорки не только отражают народную мудрость,
ценностную картину мира нации, но и в афористической форме содержат

63
«сумму активных и пассивных знаний о внешнем порядке вещей и
внутреннем мире человека» (Фархутдинова 2000, с. 100).
Образованные в глубокой древности фразеологизмы имеют двойную
связь с культурой – «сама их внешняя форма – это уже язык культуры, с
одной стороны, а с другой – этот образ осознается и интерпретируется
носителями данного языка в соответствии с их культурной компетенцией»
(Телия 1996, с. 251).
Скрупулезный анализ языка позволил Ю.Д. Апресяну типично
русскими считать концепты душа, удаль, тоска, судьба, воля, задушевность,
даль, авось» (Апресян 1995 (б), с. 38). В.В. Колесов полагает, что
«национальная русская идентичность сохраняется, пока остаются в силе
основные формулы русской цивилизации: Культ Слова и Реализм. В их
коренном, идущем из вечности, смысле» (Колесов 2011, с. 41–42).
В.В. Воробьев акцентирует внимание на том, что «нормы, в
соответствии с которыми функционирует общество, формируют и
национальную личность», а продуктивным представляется подход,
основанный на анализе ценностей, усвоенных русским народом в процессе
его исторической судьбы. «Эти ценности, ставшие элементом
национального менталитета и нашедшие свое отражение в русском языке, и
определяют суть, структуру русской национальной личности» (Воробьев
1997, с. 112).
Система ценностей, как известно, – это одна из важнейших сторон
культуры. Ценности, нормы, образцы, идеалы – важнейшие компоненты
аксиологии – учения о ценностях.
Совершенно очевидно, что если эти ценности каждый народ
представляет как свои (хотя, разумеется, существуют и ценности
универсальные, общемировые), то общетеоретический подход по
отношению к их исследованию не может и не должен носить национального
характера и с полным основанием может быть применяем не только к
русским менталитету, культуре, языку, но также и к другим
национальностям.
64
 Сопоставление различных типов национальной личности по данным
языка, в том числе анализа устойчивых единиц, предпринималось
лингвистами неоднократно. А. Вежбицкая сравнила различные культуры
через посредство лексики и грамматики, отметив, что «любая культура
уникальна и имеет свои собственные культуроспецифичные способы
коммуникации» (Вежбицкая 2001, с. 125–126). На основании сопоставления
афоризмов, паремиологического материала, отдельных высказываний
русских и греческих писателей Э.М. Гукасова составила схему соответствий
и расхождений между греческой национальной личностью (ГНЛ) и русской
(РНЛ) по пятнадцати позициям (Гукасова 2001). Результаты исследований
показали, что для греков в большей степени характерны веселость, чувство
юмора, остроумие, а для русских – трагическое восприятие мира и
связанные с этим пессимистичность, безропотность; одним из важнейших
качеств греков в противовес русским «правдоискательству» и
«неритмичности в труде» является «приверженность к индивидуальной
собственности, материальная обеспеченность».
Д.А. Каллаева предприняла лингвокультурологический анализ
лакских и английских паремий (Каллаева 2011), У.А. Газаева – анализ
паремий лакского и немецкого языков (Газаева 2011). Аналогичных
примеров исследований довольно много.
Русская ментальность, картина мира, русская душа во многом была и
остаѐтся загадкой для Запада. Как писал известный русский философ
И.А. Ильин, сталкиваясь с русскими, «каждый раз западный европеец снова
и снова спрашивает себя: что это за народ? Что он может? Чего он хочет?
Чего следует ждать от него? Да и язык этого народа кажется странным и
трудным», как трудна и судьба говорящего на нем народа, ведь язык – это
«фонетическое, ритмическое и морфологическое выражение народной
души» (Ильин 1997, с. 373). Тем не менее, в русской ментальности
«представлено много из того, что является общим для многих народов. Это
подтверждает общечеловечность многих черт русской ментальности… Она
часто ускользает за словом – русским полновесным словом – потому для
65
них [для западных авторов. – Е.Н.] кажется загадочно неуловимой. Может
быть потому, что западный интеллектуал не владеет диалектикой или
просто не умеет за словом видеть суть дела» (Колесов 2011, с. 15).
У русского народа, по мнению Н.А. Бердяева, есть «опыт
разворачивания усложненной человечности», ибо «русская душа раскрылась
для этого огромного и значительного опыта» (Бердяев 1989, III, с. 672), и
тогда начала образовываться русская всечеловечность, характерная для ХIХ
века (Бердяев 1955, с. 20). Русский духовный тип много выше византийского
(с которым его сравнивают), «потому что более человечен» (Бердяев 1989,
III, с. 671).
Исследование национального самосознания в русской паремиологии
Л.С. Панина проводит на материале сборников пословиц и поговорок
В.И. Даля, В.Н. Татищева и других. Исследователь отмечает, что в русских
пословицах и поговорках ХIХ века преобладают народные выражения,
отображающие быт и «сметку русского трудового народа»; они также
выражают сатирическое отношение к царской власти, судьям, чиновникам;
часто и с достоинством говорят о труде; в них осуждаются бездельники,
лентяи; подчеркивается важность науки, сила учения, просвещения, разума
(Панина 2005).
За время, прошедшее с тех пор, изменился не только народ, но и,
соответственно, его менталитет, ценности, язык. Что же осталось
неизменным с тех пор в паремиях, а что подверглось изменению?
На этот вопрос стремится дать ответ Л.Б. Савенкова. Она полагает,
что паремиологический фонд русского языка являет собой открытый
перечень, он включает активную и пассивную части. Материалы сборников
пословиц и поговорок показывают, что три четверти единиц из активно
употреблявшихся ещѐ сто пятьдесят лет назад оказываются неизвестными
нынешним носителям русского языка, а среди остальных множество
паремий знакомы далеко не всем им. Однако не следует считать, что
паремия как тип языкового знака теряет свою весомость в современной
системе языка, поскольку и в наши дни используются новые устойчивые
66
словесные комплексы, функционально аналогичные утраченным
изречениям. Среди причин необнаружения в современной речи паремий,
имевших хождение ранее, исследователь называет «отсутствие в наши дни
ряда реалий, наименования которых создавали образную основу пословиц и
поговорок в прошлом, и изменение отношения индивидов к мнению
общества. Кроме того, следует помнить, что сопоставление по отношению к
современности проводилось только на материале письменных
художественных и газетно-публицистических текстов, без учѐта фактов
бытования паремий в устной речи горожан и современных русских говорах,
в то время как собиратели XIX в. (в первую очередь – В.И. Даль) в
значительной мере привлекали именно диалектный материал» (Савенкова
2002).
В подтверждение этих выводов можно привести значительное
количество паремий. Среди них, например, такая: Голова без ума, что
фонарь без свечи. Для адекватного и полного понимания этого выражения
необходимы сведения исторического характера, относящиеся к
«доэлектрической» эпохе, когда для освещения применялись только свечи,
которые для защиты от атмосферных явлений (ветер, дождь и т.п.) вне
помещений ставились в фонарь. Долгое время именно так освещались
улицы, и фонарщики, приставив лестницу к фонарному столбу, по вечерам
зажигали свечи в фонарях. В наши дни в связи с изменением реалий эта
паремия практически вышла из употребления. Однако, хотя ее семантика не
вполне может быть ясна современным молодым носителям языка, в ней все
равно прочитывается негативная оценка, указание на внутриличностный
конфликт.
Исследование употребления паремий в письменной речи (на примере
газетных публикаций) позволило Л.Б. Савенковой выявить ту систему
ценностей, которая наиболее значима для русского народа в настоящее
время. Как показала статистика оперирования паремиями на газетной
полосе, в целом она не отличается от той, которая существовала и в XIX в., в
том числе и по значимости. Причѐм лидируют «справедливость», «добро»,
67
«солидарность», «дружба», «совесть». Но по сравнению с положением дел в
XIX в. большая часть этих ценностей резко изменила первенство
занимаемых ими мест в сознании носителей языка: в первую пятѐрку
входила только ценность «добро», а остальные перечисленные занимали 11-
е, 8-е, 22-е и 13-е места. Можно предположить, что данный сдвиг
сигнализирует о том, что в современном российском обществе сложился
дефицит перечисленных ценностей.
На первый план выдвинулись утилитарно-практические ценности,
что можно считать признаком изменения в сознании русского человека
такой ценности, как «активность». Современные люди стали более
прагматичными и рассчитывающими в первую очередь на умение извлекать
практическую пользу из своей деятельности. В списке этих ценностей по-
прежнему приоритетными остались «толк», «труд», «языковое общение»,
«рассудительность», «хорошее». Но если «рассудительность» в числе
паремий XIX в. находилась на пятом месте, то теперь она переместилась на
второе и стала реализовываться в составе логем, которые рекомендуют
прогнозировать ситуацию, проявлять осторожность в поведении, чтобы
избежать отрицательные последствия. В исследовании Л.Б. Савенковой
отражен и факт переоценки ценностей по отношению к кругу людей,
которые могут быть отнесены к «своим» по разным признакам: приоритет
отдаѐтся уже не кровно-родственному, а межличностному объединению,
которое строится на духовной или идейной почве. Из экономических
единственно значимой осталась ценность «деньги». Несколько большую
значимость приобрели познавательные и психологические ценности, но их
еще невозможно признать первостепенными или хотя бы второстепенными
по сравнению с другими (Савенкова 2002).

68
 Для русского сознания характерно свободное выражение как
положительных, так и отрицательных эмоций, максимализм, искренность,–
эти факты установлены Е.В. Слепушкиной на основе сопоставительного
анализа английской и русской фразеологии (Слепушкина 2009, с. 5).
Исследование концептов «предупреждение» и «угроза» позволило ученому
ключевым, изначальным понятием мировосприятия русских считать
«общинность как ценностную ориентацию», в то время как сейчас в
сознании русских противоречиво сочетаются ценности коллективизма и
индивидуализма. Индивидуалистические тенденции, как констатирует
Е.В. Слепушкина, все-таки не стали господствующими. Индивидуализм
противоречит основным принципам русской культуры, поэтому не может
доминировать как мировоззрение. В национальной системе ценностей у
русского народа на первом месте стоит духовность. Бережливость,
трудолюбие, смелость являются ценностями и для русских, и для англичан
(Там же, с. 17), а смирение и самоуважение издавна являются
непротиворечивыми доминантами русской духовной культуры (Рядчикова
2003), вера, надежда, любовь, радость, сопереживание, милосердие, долг в
христианском русском самосознании занимают главенствующие места, что
также нашло отражение в языке (Рядчикова 2015).
Исследование градиент-концепта «дружба-мир-вражда» (имеющего
непосредственное отношение к конфликтам) в русской и английской
лингвокультурах, проведенное на материале лексики и фразеологии,
позволило О.М. Лунцовой установить, что наиболее яркими чертами
русского национального характера по данным языковой картины мира
являются, с одной стороны, бескомпромиссность в отношениях, а с другой
стороны – склонность к крепким дружеским узам, обязательствам в
отношениях; у англосаксов же — дистантные отношения, компромисс на
взаимовыгодных условиях, уважение к свободе личности, толерантность,
приятное общение, не отягощенное обязательствами (Лунцова 2008).
В силу того что в Англии и в Америке государственным языком
является английский, принято оперировать понятиями «англо-американская
69
культура» (см., например: Новоселова 2005), «англо-американская языковая
картина мира» (см., например: Коновалова 2012), «англо-американская
лингвокультура» (см., например, работы Г.А. Гаджиян (2006),
М.А. Садыковой (2007), Д.О. Платоновой (2012), А.А. Гетман (2014) и др.).
«Англо-американская лингвокультура представляет собой иерархическую
структуру, где элементы располагаются по принципу субординации
центральной фигуре Anglo...» (Уфаева 2008, с. 5). Кроме того, «английский
язык как global language становится языком общения в ведущих
экономических державах мира, соответственно, англо-американская
лингвокультура выступает в роли донора для других лингвокультур,
ощущающих на себе последствия подобной экспансии» (Зайнуллин,
Зайнуллина 2011. Эл. ресурс).
Для русского и американского языкового сознания в равной мере
«характерно преувеличение, превышение (―overstatement‖), что ясно видно на
примере фразеологических единиц со значением угрозы в русском и
английском языках» (Слепушкина 2009, с. 16).
На основании анализа трудов русских мыслителей В.В. Колесов
пришел к выводу о том, что англо-американская культура (в терминологии
исследователя – британская) «исходит из конкретности вещи, т.е. любого
явления предметного мира, и рассматривает соотношение между словом и
идеей, которые понимаются как равнозначные. Это позиция номинализма и
– в принципе – протестантизма» (Колесов 2011, с. 39), тогда как
континентальная европейская культура основана на христианской идее
Логоса, чем объясняется и западноевропейская ориентация на идею, из
которой исходят в поисках соответствия между словом и вещью в ее
устроении, и славянское тяготение к слову, в котором видят возможность
согласовать идею и созданную на ее основе вещь (Там же, с. 39–40).
Движение мысли «от вещи» неприемлемо для христиан, которые убеждены
в том, что человек, как и мир, произошел от Слова Божия, а британский
менталитет опирается на дарвиновскую теорию происхождения видов,
которая все чаще вызывает отторжение со стороны представителей других
70
культур (Там же, с. 40).
Вместе с тем, некоторые факты языка, в частности, употребление
фразеологических единиц, позволяют исследователям считать, что
«англичане и американцы воспринимают мир по-разному» (Слепушкина
2009, с. 22). Это вполне оправдано, так как Англия – страна строгих
многовековых традиций, Америка характеризуется необычайным
этническим, религиозным, социально-политическим разнообразием, смесью
совершенно непохожих традиций и обычаев представителей разных наций.
Е.Н. Гусева рассмотрела доминантные черты американского
менталитета, репрезентируемые в паремиях, и выявила основные из них.
Это независимость, уважение независимости других, трудолюбие,
деловитость, спокойное отношение к неудачам, азартность,
законопослушность, патриотизм (Гусева 2005).
Можно предположить, что менталитет русских людей ближе к
американскому менталитету, чем к английскому. И русским людям, и
американцам, в отличие от англичан, свойственно открытое проявление
эмоций. Если русский человек угрожает кому-либо, то он прямо сообщает о
возможных последствиях для адресата и игнорирует при этом возможную
реакцию. Англичанин, даже если угрожает, стремится перед собеседником
все равно «сохранить лицо», старается не показывать, в какой степени он
разгневан (Слепушкина 2009, с. 22).
Справедливо утверждая, что язык влияет на различные формы
народной ментальности (в частности, в синтаксисе нагляднее всего видны
логические и психологические особенности народной мысли), В.В. Колесов
указывает: «По категориальным и структурным особенностям современные
языки так выстраиваются по степеням обобщенности логических схем,
представленных в языке: английский – французский – немецкий –
русский… И русский менее других скован внешними логическими формами
выражения мысли… Французский и немецкий языки в этом отношении
находятся посредине между максимально формализованным английским и

71
язычески свободным русским, хотя и между ними имеются различия,
отражающие национальную ментальность» (Колесов 2011, с. 8–9).
Еще Ш. Балли отмечал, что если, например, французская мысль
синтаксична, она постоянно возвращается к формулам речи, замещающим
слова, то русская ментальность, наоборот, традиционные словесные
формулы «рассасывает» на составляющие текст отдельные слова, обогащая
их смыслом путем семантического включения и транспозиции; если
французский в поисках истинности смысла сжимает синтагмы, то русский
синтагмы раскрывает. Русский язык дает движение мысли от вещи к идее и
наоборот (круглый стол – стол круглый), а английский – от идеи к слову-
знаку (от wise к wisdom) (Балли 1955, c. 326, 389).
Если русский язык сложен (как и русская ментальность), то с
английским языком, по ироническому утверждению Дж. Оруэлла, дело
обстоит гораздо проще: в нем одна часть речи легко может переходить в
другую, в сочетании с предлогами одно и то же слово содержит до двадцати
значений. Здесь нет длинных фраз и сложных риторических периодов, как
это нередко встречается в русском, «английский – язык лирической поэзии и
газетных заголовков», и «именно потому, что им легко пользоваться, им
легко пользоваться плохо», что многих устраивает. «Никаких сложных
правил не существует, есть лишь общий принцип, согласно которому
конкретные слова лучше абстрактных, а лучший способ что-нибудь сказать
– сказать кратко… В устной речи опускается всѐ, что можно опустить, а
оставшееся сокращается… Культурный английский утратил жизненную
силу, потому что чересчур долго был лишен подпитки снизу – от народной
образной речи» (Оруэлл 1992, с. 223). С болью за родной язык в заостренной
форме классик высказывается так: «Англичане никогда не станут нацией
мыслителей. Они всегда будут отдавать предпочтение инстинкту, а не
логике, характеру, а не разуму». Англичане – прагматики дела и вещей, «из-
за острой нехватки интеллекта» они не интересуются интеллектуальными
проблемами» (Там же).

72
 Проведение сопоставительного анализа фразеологизмов
семантических групп «предупреждение» и «угроза», которые также имеют
отношение к выражению и предупреждению конфликтов, привело
Е.В. Слепушкину к выводу о том, что не все то, что может быть хорошим
для англичанина, аналогичным образом воспринимается русским
человеком, и наоборот. Например, гостеприимство англичанин оценивает
скорее отрицательно, нежели положительно: The best fish smell when they are
three days old; a constant guest is never welcome. Англичане уверены, что
долго быть в гостях неэтично, неприлично. Отрицательная оценка
гостевания отражена в бытующем в русском языке выражении Незваный
гость хуже татарина, которое этимологически восходит к трагическому
опыту нашествия на Русь татаро-монгол. В английской культуре
поощряются гибкость мышления, умение приспосабливаться, способность
менять свои решения в зависимости от изменения ситуации, условий: It’s a
silly fish that is caught twice with the same bait; it’s a poor mouse that has only
one hole. Человек, который следует раз и навсегда избранному способу
действий, по мнению англичан, проигрывает в жизни, напоминает глупую
рыбу или бедную мышь, которая не сможет спастись в случае опасности.
В английской культуре стремятся уважать себя, тогда и другие будут
уважать тебя: Respect yourself, or no one will respect you. В русской культуре
«уважать себя» – значит радоваться чужим успехам. Сравним: He that is ill to
himself will be good to nobody и Кто чужой радости не рад, тот сам себе
враг (Слепушкина 2009, с. 10).
А.Г. Бент в качестве характерного выражения национальной
английской ментальности называет сплин, юмор и чудачество (Бент 2011).
«Для восприятия английского юмора иностранцам приходится принять во
внимание специфические качества комического. Английский юмор нужно
рассматривать как ‗warm‘, ‗unsatirical‘, ‗unintellectual‘ – ‗теплый‘,
‗несатирический‘, ‗не интеллектуальный‘: юмор ради юмора, юмор как
таковой, не преследующий сатирических или иных целей. Понятие юмора в
английском языке связано с понятиями спорт, нонсенс, чудачество» (Бент
73
2011, с. 6). Юмор британского разговора – это средство сохранить
присутствие духа в драматических или трогательных ситуациях (Бент 2011,
с. 9). Классик английской литературы Сомерсет Моэм писал, что чувство
юмора помогает терпимо относиться к людям, не слишком доверять
человеческой природе и вносить необходимые коррективы в высокопарные
моралистические декларации. Больше ли в юмористическом начале этики,
чем в серьезности – зависит от точки зрения. Юмор может отдавать
некоторым цинизмом или нигилизмом, но он не требует человеческих
жертвоприношений (Моэм 1991, с. 69).
Высмеивание, закрепленное в паремиях, нередко отражает конфликт.
Такие черты в людях, как беспомощность, неспособность, а также
хвастливость чаще всего подвергаются англичанами критике и осмеянию:
Pride goes before a fall (тж. Pride will have a fall или pride goes before
destruction). Ср.: Дьявол гордился, да с неба свалился (Слепушкина 2009,
с. 17).
Согласно стереотипу речевого поведения отличительными чертами
английского национального характера выступают взвешенность,
сдержанность в проявлении эмоций, рационализм (Там же, с. 4–5).
Английские мужчины не выразительны в плане эмоций, не умеют их
передавать или умеют их скрывать. Для поведения типичного англичанина
характерна сдержанность в выражении своих эмоций и чувств; он сдержан
во всем – в хвале и в порицании, он не может в принципе вести себя по-
другому, ибо его ценностный и личностный мир сформирован его семьей, в
которой свято чтут традиции нации (Ваганова, Трусова 2011, с. 27). Сюда
же следует отнести вербальную агрессию и следование стратегии
доминирования (Там же, с. 29). Основными чертами коммуникативного
поведения англичан, отмечает Е.В. Слепушкина, можно считать
сдержанность, взвешенность, самоконтроль, осторожность, практичность и
чувство собственного достоинства. Лингвоспецифичным для
англосаксонского менталитета является понятие understatement, которое
часто переводится на русский язык как «языковая сдержанность,
74
недоговоренность, сдержанное высказывание» (Слепушкина 2009, с. 15).
Англичанам присущ дух индивидуализма. «Исконно английским
феноменом является понятие privacy, отражающее стремление англичан к
дистанцированности – выбранной позиции по отношению к окружающему
миру. Слово privacy на русский язык можно перевести лишь
приблизительно – «уединение», «уединенность», «право на частную жизнь».
Потребность в privacy – общечеловеческое свойство, присущее в той или
иной степени большинству людей, но в английском обществе эта
потребность возведена в культ» (Там же, с. 16).
Англичанин предпочитает быть наблюдателем (the observer), нежели
непосредственным участником событий. Это создает эффект
дистанцированности от событий и находит свое выражение в поведении и
во всем менталитете англичан (Джиоева 2006, с. 52; 54).
Соответственно, нарушение этих базовых принципов менталитета,
культуры, привычного поведения может привести к различного рода
конфликтам, в том числе речевым. Об этом, в частности, свидетельствует и
такая поговорка: He who says what he likes, shall hear what he does not like –
кто говорит то, что ему вздумается, услышит то, что ему не понравится,
то есть нужно говорить не все, что приходит в голову, а думать о возможной
реакции собеседника.
На основе анализа английского паремиологического фонда
Ю.Д. Полиниченко делает вывод, что язык получил в основном
отрицательные коннотации в английском языковом сознании: язык опасен
для окружающих и для самого говорящего. Английскому языковому
сознанию свойственно сравнение языка с оружием (A good tongue is a good
weapon – хороший язык – хорошее оружие; Words cut more than swords)
(Полиниченко 2004).
Изучая компаративные и негативные конструкции английского
языка, А.И. Лызлов установил, что в английской паремической картине
мира положительно оцениваются любовь к близким, родным, патриотизм,
мудрость, здоровье, смелость, трудолюбие, умеренность, красота,
75
безопасность, сила, чистая совесть, страстность, послушание, хорошее
воспитание, удачливость, милосердие к врагам, требовательность к себе,
уважение к подчиненным, способность довольствоваться малым,
жизненный опыт, геройская смерть, страстность, подчеркивается ценность
семьи, важность выбора супруга, роль мужа в семье и т.д. В описываемых
паремиях осуждаются такие качества, как агрессивность, расточительность,
болтливость, сварливость, леность, алчность, амбициозность, жестокость,
трусость, глупость, порочность, гордыня, неопытность, неискренность,
невыполнение обещаний, слабость перед врагом, красивая внешность,
бесчувственность, богатство и бедность как крайние, нежелательные
полюсы материального достатка, брак по расчету, нечистая совесть,
неблагодарность и др. (Лызлов 2009).
Можно утверждать, что данный перечень ценностей традиционно
актуален и для русской картины мира.
Аналогичным образом О.М. Лунцова отмечает: к числу сходных черт
относится то, что вражда в обеих лингвокультурах иногда получает
амбивалентную оценку, что связано с врожденной агрессией человека как
биологического существа, необходимой ему в борьбе за собственное
существование (Лунцова 2008). Вместе с тем, исследование лексики и
фразеологии, которые бытуют в русской и английской лингвокультурах,
показало и существенные различия в ценностных ориентациях русских и
англосаксов. Они определяются в соответствии с их этнопсихологическими
особенностями (склонностью русских к общинности, коллективизму, а
англосаксов – к индивидуализму). Так, например, большое значение в
англосаксонской культуре имеют: состязательность как сублимированная
форма враждебности, которая необходима человеку в реализации
собственной личности, толерантность, стремление к компромиссу,
нейтрализация вражды вообще, дружелюбие, вежливость. Эти явления
получили широкую объективацию в языке. По сравнению с русским в
английском языке на языковом уровне гораздо шире представлена
нейтрализация вражды в явлениях языковой эвфемизации,
76
политкорректности. Русский национальный характер отличается
противоречивостью. Компромисс воспринимается им как уступка,
проявление бесхарактерности. Толерантность чужда русскому человеку,
поскольку он не приемлет инакомыслия, зато среди представителей группы
своих ценной представляется идея равенства (Там же).
Таким образом, становится очевидным, что конфликтность играет
значительную роль в обеих лингвокультурах, является отдельным
аксиологическим аспектом картины мира, в том числе языковой картины
мира. Так, многие паремии имеют то или иное отношение к конфликту: или
содержат указание на возможный конфликт, или описывают его
содержание, причину, или предупреждают от конфликта, или дают
рекомендации оптимального поведения в конфликтной ситуации, или
указывают пути выхода из нее.

ВЫВОДЫ

Интеграция лингвокогнитивистики и лингвокультурологии

способствует обнаружению в языковых единицах, в паремиях национально-
культурной специфики, культурной коннотации, которая, являясь ключевым
понятием лингвокультурологии, требует от реципиента обширных знаний и
умственных усилий для полного и адекватного понимания, для
«распаковки» смыслов. При этом культурную мотивацию и различия между
языками возможно обнаружить не столько в актуальном значении паремий,
сколько в их образной составляющей.
Сопоставлять и обнаруживать общее среди паремий разных народов
и культур позволяет, помимо прочего, включенность пословиц в
паремиологическое пространство. Паремии разных языков обнаруживают
как сопоставимые, универсальные, так и специфические аспекты.
Методы для изучения паремий разнообразны, наиболее
продуктивным и релевантным для целей нашего исследования
представляется лингвокультурологический метод, включающий
лингвокультурологический комментарий.
77
 В паремиях отражаются межличностные отношения, заключен
практический, философский и творческий взгляд на мир, пословицы и
поговорки, переданные нам нашими предками, помогают усвоить
определенный минимум теоретических знаний и практических навыков
поведения в конфликтной ситуации. Так, многие паремии имеют то или
иное отношение к конфликту: или содержат указание на возможный
конфликт, или описывают его содержание, причину, или предупреждают от
конфликта, или дают рекомендации оптимального поведения в конфликтной
ситуации, или указывают пути выхода из нее.
Употребление в речевой коммуникации паремий с полемической,
конфликтсодержащей направленностью является оценочно-модальным,
коннотативным маркером: прямо или косвенно они содержат негативную
оценку, передают пренебрежение, раздражение, разочарование,
удручающую обреченность, злость, обиду или иронию, высмеивание.
Именно этот факт маркирует речевой конфликт, делает рассматриваемые
языковые единицы конфликтсодержащими. В плане лингвистической
прагматики такой репликой или начинается, или инициируется, или
завершается конфликт в речевом общении. Конфликтность играет
значительную роль в ряде лингвокультур, в частности русской, английской,
американской, и является отдельным аксиологическим аспектом картины
мира, в том числе языковой картины мира. Понятие англо-американская
культура не является однородным. Можно предположить, что менталитет
русских людей ближе к американскому менталитету, чем к английскому.
Поскольку представители разных национальностей воспринимают
мир по-разному и у них может отличаться система ценностных
представлений, постольку нет абсолютно тождественных понятий в разных
языках. Кроме того, по-разному в разных лингвокультурах могут
оцениваться одни и те же факты, события или же они могут получать
несколько иную коннотативность с течением времени даже в одной
лингвокультуре. Поэтому лингвокультурологический подход, основанный
на анализе ценностей, усвоенных тем или иным народом в процессе его
78
исторической судьбы, должен применяться как при изучении одного языка,
так и в сопоставительных исследованиях языковых единиц; вместе с
методом когнитивной интерпретации он позволяет наиболее адекватно и
полно постичь многослойность смысловой структуры паремий.

79
 Глава 3. КОГНИТИВНАЯ И ЛИНГВОКУЛЬТУРНАЯ
СЕМАНТИКА АНГЛИЙСКИХ И РУССКИХ
КОНФЛИКТСОДЕРЖАЩИХ ПАРЕМИЙ И АФОРИЗМОВ

3.1. Когнитивно-прагматические особенности русских

конфликтсодержащих паремий и афоризмов
3.1.1. Семантические группы конфликтов, представленных
в паремиях

Как показывают исследования О.Г. Бараевой, непосредственно слово

«конфликт» в русских пословицах и поговорках не употребляется, поскольку
данное слово является иноязычным. В качестве синонимов к нему в паремиях
применяются лексемы ссора, раздор, спор, брань, драка, война (Бараева 2007,
с. 48). Изучение концепта «конфликт» в русском пословично-поговорочном
фонде, по мнению исследователя, не только передает чувства, реакции,
проявления эмоциональной жизни человека в целом, но и формирует
ценностную картину мира, поскольку дает оценку этическим и эстетическим
нормам языкового коллектива, квалифицирует определенные свойства и
проявления личности, соотнося их в основном с отрицательной оценкой, и
принадлежит выразительному фонду языка, который противостоит
номинативному (Там же, с. 49).
Исследования, проведенные О.Г. Бараевой в диссертационной работе,
посвященной изучению концептуализации понятия «конфликт» в русской
национальной картине мира второй половины XX в. – начала XXI в.,
позволили ей прийти к выводам о том, что в картине мира русского социума
конфликт представлен следующими концептуальными признаками:
1) конфликт — это прежде всего ссора, распря, столкновение, схватка, драка,
битва, бой, сражение; 2) конфликт вызывает у людей агрессию, вражду, гнев,
грубость, жестокость, истерию, негодование, протест, раздражение, тревогу,
отчаяние, усталость, шок, ярость, 3) конфликт приводит к бандитизму, лжи,
насилию, кровопролитию, обману, преступлению, схватке, ущербу, 4) через

80
конфликт человек проявляет свое отношение к смыслу жизни, злу, 5) в
конфликте выявляются и положительные человеческие качества (верность,
гордость, совесть), и отрицательные (подлость, аморальность, низость,
наглость, безнравственность, предательство) (Бараева 2009).
О.Г. Бараева выделяет следующие идеи, семантические группы,
представляющие конфликт на уровне пословично-поговорочного фона:
1) «конфликт – социальное понятие»; 2) «конфликт – это негативные эмоции»
(это гнев, ярость, спесь, жестокость, ненависть); 3) «конфликт – представление
о человеке» (это подлость, коварство, злобность); 4) взаимоотношения людей и
животных, их роль в конфликтах (Бараева 2007, с. 48–49).
Мы считаем возможным значительно расширить и детализировать
данный перечень и выделить нижеследующие семантические группы, что
позволит сделать выводы о знаковой культурной функции
конфликтсодержащих паремий.
Указание на возможный конфликт:
Злая жена сведет мужа с ума.
Сладок мѐд, да не горстью его; горько вино, да не лишиться его.
Не корми меня калачом, да не бей в спину кулаком.
С собакой ляжешь – с блохами встанешь.
Обреченность на конфликт, неизбежность конфликта:
Что посеешь, то и пожнешь.
Бачили очи, что куповали.
За что боролись, на то и напоролись.
Переполнилась чаша терпения.
Называние конфликта:
Замуж идет – песни поѐт, а вышла – слѐзы льѐт.
Я ее палкой, а она меня скалкой.
Маленькие дети – руки болят, большие дети – сердце /
Маленькие детки – маленькие бедки, а большие детки – большие
бедки.
Промедление смерти подобно (Петр I).
81
 Лебедь, рак и щука (И.А. Крылов).
В последнем примере наблюдается символизация, так как называние
самих по себе щуки, лебедя и рака не является конфликтным, но, исходя из
пресуппозиционных знаний об одноименной басне, которая повествует о
конфликте с участием названных представителей фауны, реципиент
воспринимает их уже метафорически, знаково. Можно утверждать, что
упоминание лебедя, рака и щуки (и именно в таком порядке) в русской
лингвокультуре является маркером конфликта.
Косвенное обозначение конфликта:
Яркая отличительная черта этой группы паремий – образность,
понимание и расшифровка которой требует энциклопедических знаний.
Опросы, проводимые нами на занятиях со старшими школьниками и
студентами, показали, что если крылатые слова из басен и других известных
литературных произведений трактуются, в целом, правильно, то по
отношению к фразеологизмам, пословицам, поговоркам картина среди
представителей современной молодежи во многом удручающая: они не
знают подобных выражений и не понимают их смысла или же понимают не
совсем так, как следует.
Вставлять палки в колеса.
Не будите спящую собаку.
Ловить рыбу в мутной воде.
Загребать жар чужими руками.
Первый блин комом.
Без меня меня женили.
Переливать из пустого в порожнее.
В камень стрелять – только силы терять (<Заниматься чем-л.
заведомо неисполнимым – значит попусту терять время и силы>).
Без руля и без ветрил (М.Ю. Лермонтов).
Волк в овечьей шкуре (И.А. Крылов).
Демьянова уха (И.А. Крылов).
Зелен виноград (И.А. Крылов).
82
 Рыцарь на час (Н.А. Некрасов).
Хоть видит око, да зуб неймет (И.А. Крылов).
Следует отметить, что несмотря на прямую корреляцию феномена
косвенности с теорией речевого этикета, акцентирующей принцип
соблюдения вежливости в целях формирования социально комфортного
климата общения (Серль 1986, с. 201), паремии, выражающие конфликт
косвенно, далеко не всегда способствуют комфортности речевой
коммуникации. Более того, они способны нарушать то правило ведения
речи для говорящего, сформулированного Н.И. Формановской, которое
предписывает говорящему осуществлять «доброжелательность, проявлять
уместную в данной ситуации общения… вежливость… Необходимо
стараться смягчать свою речь, снимать излишнюю категоричность»
(Формановская 1989, с. 19). То, что паремия, обозначающая конфликт
косвенно, будет способствовать проявлению вежливости или же напротив,
нарушать еѐ, приводить к конфликту или уводить от него, зависит от
ситуации речи, интенций говорящего, позиции слушающего, от
паралингвистических средств (интонации, взгляда, мимики, позы, жестов,
паузности и т.п.), то есть от дискурсивно-прагматических составляющих.
И наоборот: употребление паремий, напрямую содержащих
подстрекание к конфликту, может заставить собеседников, готовых начать
конфликт, одуматься и прекратить враждебные речи или действия, особенно
если произносятся с соответствующим паралингвистическим и/или
просодическим средством (мирный тон, доброжелательная интонация,
улыбка, мягкий взгляд и т.п.).
Подстрекание к конфликту:
Полно браниться, пора подраться.
Клин клином вышибать.
Ты ему слово, а он тебе – десять.
Перевернуть с ног на голову.
Свалить с больной головы на здоровую.
Запрет на конфликт:
83
 Не лезь поперед батьки в пекло.
Руби дерево по себе.
Не дели шкуру неубитого медведя.
Игра не стоит свеч.
Свои собаки дерутся, чужая не приставай.
Не буди лихо, пока оно тихо.
Не плюй в колодец.
Интересно отметить, что в последней фразе запрет на конфликт
просматривается, если она употребляется в таком – усеченном – виде. Если
же добавляется продолжение – пригодится воды напиться – то эта же
паремия выполняет уже иную функцию – предупреждения,
предостережения от конфликта.
Разоблачение при конфликте:
А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! (Н.В. Гоголь).
А вы, друзья, как ни садитесь, всѐ в музыканты не годитесь
(И.А. Крылов).
Фазовость конфликта:
А) Начало конфликта:
Аппетит приходит с первым куском, а ссора с первым словом.
Лиха беда – начало.
Пришла беда – открывай ворота.
Встать с левой ноги.
Б) Углубление конфликта:
Чем дальше в лес, тем больше дров.
Это еще цветочки, а ягодки впереди.
Из огня да в полымя.
В) Завершение конфликта, воздание по заслугам:
Собаке собачья смерть.
Вору воровская и петля / мyка.
Ели-пили – веселились, подсчитали – прослезились.
Легко воровать, да тяжело отвечать.
84
 Выйти сухим из воды.
Легко отделался.
Разнести в клочья.
Разрубить гордиев узел.
Остаться у разбитого корыта (А.С. Пушкин).
А ларчик просто открывался (И.А. Крылов).

3.1.2. Семантические группы причин и мотивов конфликта

Как полагал Дж. Остин, всякий раз, когда говорящий произносит

некое осмысленное выражение в определенной ситуации, он, во-первых,
самим фактом произнесения слов, обладающих референцией и наделенных
смыслом, совершает локутивное действие; во-вторых, он совершает
иллокутивное действие – задает определенный способ использования
локуции (благодаря которому его слова понимаются как совет, просьба,
пожелание и т.д.); и, в-третьих, осуществляется перлокутивное действие, т.е.
оказывается некоторое воздействие на слушателей – его слова влекут так
называемый перлокутивный эффект (Остин 1986).
Основоположники теории речевых актов Дж. Остин и Дж. Р. Сѐрль
впервые выделили иллокутивный уровень анализа в качестве основного
объекта исследования, ввели понятия иллокутивного значения,
иллокутивного воздействия и иллокутивной силы. Эта сила придает
высказыванию целенаправленность, реализует целеустановку, интенцию
говорящего, явные или скрытые цели высказывания. Например,
предложение Почему бы и нет? по своей иллокутивной силе является не
вопросом, а согласием. Правильная интерпретация иллокутивной силы,
которая обязательно должна быть выражена в речевом акте вербально или
невербально (просодически, мимически), обеспечивает правильное
понимание, то есть успешность употребления фразы (Горбань 2010, с. 111).
Г.Д. Сидоркова отмечает, что не всякая иллокутивная цель может быть
достигнута посредством паремического изречения пословично-
85
поговорочного типа. К подобным речевым действиям ученый относит
обещание, приказание, разрешение, упрашивание и др. (Сидоркова 1999,
с. 50).
В соответствии с тем, что «общение в целом, его конфликтный вид в
частности, будет определяться личностной, социальной и национально-
культурной парадигмой» (Кошкарова 2007, с. 127), мы считаем возможным
выделить следующие семантические группы причин и мотивов конфликта
(личностных, а также обусловленных социально, эмоционально,
онтологически, гендерно), классифицировать иллокутивные значения и
интенции конфликтсодержащих паремий.
Причины и мотивы конфликта:
– негативный опыт:
Обжегшись на молоке, дуют на воду / Пуганая ворона куста боится.
Битому псу только плеть покажи.
На леченой кобыле далеко не уедешь.
Не верь другу замиренному.
– плохой пример:
Дурной пример заразителен.
С кем поведешься, от того и наберешься.
– дружба:
Пригреть змейку на свою шейку / Пригреть змею на своей груди.
Нет злее врага, чем бывший друг.
Дружба дружбой, а табачок врозь.
Избави меня боже от друзей, а с врагами я сам справлюсь
(приписывается Александру Македонскому).
– мистические силы, фатальность, неизбежность:
Я за пирог/порог, а черт поперек.
Поп едет дорогою, а черт поперек.
Судьбу и на коне не объедешь.
От смерти ни крестом, ни пестом.
От тюрьмы да от сумы не зарекайся.
86
 Гнилого болота и черт боится.
Черта крести, а он в воду глядит.
Большое количество паремий этой группы согласуется с
исследованиями А.А. Мельниковой относительно взаимосвязи языка и
национального характера: «…свои и чужие достижения русскоговорящие
склонны приписывать не упорному труду, настойчивости и т.п., а какой-
либо внешней силе (например, судьбе) или стечению обстоятельств»
(Мельникова 2003, с. 134).
– принадлежность к иной культуре, нации, вере:
Душа христианска, да совесть цыганска.
Цыганская правда хуже православной кривды.
Цыган да жид – обманом сыт.
– несоответствие внешнего и внутреннего:
Колосс на глиняных ногах.
В тихом омуте черти водятся.
Не все то золото, что блестит.
Много шума из ничего.
Хорошая одежда ума не прибавит.
Большой/ велик вырос, а ума не вынес /Ростом с Ивана, а умом с
болвана / Велик телом, да мал умом.
Борода с лопату, а ума – кот наплакал.
Рожей/ с рожи пригож, да умом не гож.
Не бойся собаки, которая лает. Молчан-собака исподтишка за икры
хватает (Михельсон 2006).
Хрестоматийный глянец (В.В. Маяковский).
Е.И. Селиверстова говорит о том, что в русской паремиологии
сложилась структурно-семантическая модель, где в первой части ПЕ
говорится о красоте – также при несоответствии ей ума (Селиверстова 2010,
с. 37):
Лицом беленек, душой/ сердцем черненек.
Красен как майский день, а умом пень.
87
 Молодец что орел, а ума что у тетерева.
Осанка львиная, да ум куриный.
– нечистая совесть:
Совесть без зубов, а гложет.
– желания:
Много хочешь – мало получишь.
Лучше синица в руках, чем журавль в небе.
– противоречие между словами и делами:
Соловья баснями не кормят / Брюхо не насыщается словами.
На баснях / лясах недалеко уедешь.
От слова до дела бабушкина верста.
По словам овцы, а по делам мошенники.
Шумим, братец, шумим (А.С. Грибоедов).
«Компоненты говорить – делать, слово и дело, составляющие
биномы, не являются в строгом смысле антонимами. Их можно считать
оппозитами, характерными для фольклорного текста (С.Е. Никитина), или
прагматическими антонимами (Л.А. Новиков)» (Селиверстова 2010, с. 41).
– смешение высокого, духовного, и низкого, практического:
Смешал Божий дар с яичницей.
Начал духом, а кончил брюхом.
По церковному запел, да на плясовую свел.
В паремиях этой группы наблюдается явное противопоставление
(применяется схема семантической антитезы, которая может
сопровождаться антитезой синтаксической) и говорится о недопустимости
такового.
Антитеза может быть обнаружена и среди семантических групп
паремий, содержащих конфликт или указывающих на него. Так, например, в
русской языковой картине мира причиной конфликта может быть и голод, и
сытость, и бедность, и богатство. Очевидно, что в целом по отношению к
картине мира в таких противопоставлениях имплицирована обобщенная

88
идея о «золотой середине» как о положительном явлении, о недопустимости
впадания в крайности: всѐ плохо, что чрезмерно.
– голод, бедность:
Голод не тѐтка.
Не кормя, далеко не уедешь.
Богатство ум прибавляет, а бедность и последний отнимает.
– сытость, богатство:
Сытое брюхо к работе/ к ученью туго / глухо.
Сытое брюхо на мозги давит.
Сытый голодного не разумеет.
Богатый – что бык рогатый: в тесные ворота не влезет.
К аналогичной антитезе называющих причины конфликта в русских
паремиях относятся также ложь и правда.
– правда:
Правда глаза колет.
Правда уши дерет.
И Мамай правды не съел.
Правдолюб: душа нагишом.
Неправдою жить – не хочется, правдою – не можется.
Говорить правду – терять дружбу.
– ложь, неправда:
Кто неправдой живет, того Бог убьет.
Вся неправда от лукавого.
В ком правды нет, в том добра мало.
Не ищи правды в других, коли в тебе ее нет.
Без правды не житьѐ, а вытьѐ.
В русской лингвокультуре прослеживается также неоднозначное,
двойственное отношение к языку, к владению словом. Во многих из
паремий это владение оценивается как положительное умение, оно всячески
приветствуется и поощряется. Но они конфликт не содержат, поэтому в
нашей работе приводиться не будут. Мы будем рассматривать лишь
89
паремии со второй частью такой оценочной антитезы, где язык выступает
причиной неприятностей.
– пьянство:
Вина напилась, вся бесу отдалась.
Смелым Бог владеет, пьяным черт качает.
Иван пиво пьет, а черт со стороны челом бьет.
– воровство:
И вор Богу молится, да черт молитву его перехватывает.
– возраст:
Молодо-зелено.
Яйца курицу не учат.
Если бы молодость знала, если бы старость могла!
– простота:
Простота хуже воровства.
Простой, как сибирский валенок.
Личиком беленек, да умом простенек.
– неуважение, предательство, подлость:
Женина родня ходит в ворота, мужнина в прикалиток.
Друга нельзя купить, зато его можно продать.
Кто роет другому яму, сам в нее попадѐт.
– несправедливость:
Кто кого обидит, тот того и ненавидит.
Как волка ни корми, он всѐ в лес смотрит.
– утраты:
Где стол был яств, там гроб стоит (Г.Р. Державин).
А счастье было так возможно, так близко! (А.С. Пушкин).
Иных уж нет, а те далече (А.С. Пушкин).
Мечтам и годам нет возврата (А.С. Пушкин).
Что имеем, не храним, потерявши, плачем (Козьма Прутков).
– удаление людей друг от друга:
С глаз долой – из сердца вон.
90
 Своя рубашка ближе к телу.
– плохое, недостойное обращение с кем-либо:
Кнут коню не помощник / На кнуте далеко не уедешь.
На обмане далеко не уедешь.
Не гони коня кнутом, а гони его овсом.
Не понукай, не запряг еще.
– тщетность усилий:
Собаку съел, а хвостом подавился.
О погибшем деле напрасно слова терять.
Палить из пушки по воробьям.
За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь (<Если
возьмешься сразу за несколько дел, не добьешься результатов ни в одном>).
– непосильная, изнуряющая работа:
Укатали Сивку крутые горки.
От работы кони дохнут.
– уступчивость, покорность, безропотность:
Кто воз везѐт, на того и взваливают.
Положи ему палец в рот, так он всю руку откусит.
– недоверие:
Свежо предание, а верится с трудом (А.С. Грибоедов).
Фома неверящий / неверный.
Не поверю, пока не вложу персты в язвы (Библия. Новый Завет).
– неуместность действий:
Пир во время чумы.
Залетела ворона в боярские хоромы.
Не всякое лыко в строку.
Дорога ложка к обеду.
– неуместная ссылка на отдалѐнные родственные связи:
Седьмая вода на киселе.
Нашему забору двоюродный плетень.
Отставной козы барабанщик.
91
– манипулирование другим человеком:
Водить за нос.
Обводить вокруг пальца.
Вставлять палки в колѐса.
– торопливость, поспешность:
Поспешишь – людей насмешишь.
Бежать впереди паровоза.
Торопись (поспешай) медленно.
Не шей быстро, а то пороть придется.
– опоздание, запоздалость:
Перед смертью не надышишься.
После драки кулаками не машут.
Семеро одного не ждут.
– нарушение принятого порядка:
Ставить телегу впереди лошади.
На охоту ехать – собак кормить.
В Тулу со своим самоваром не ездят.
Не говори гоп, пока не перепрыгнешь.
– излишние устремления:
Мартышкин труд (И.А. Крылов).
Большое счастье искать – малое потерять.
На чужой каравай рот не разевай.
Недосол на столе, а пересол на спине.
Не до жиру, быть бы живу.
Охота пуще неволи.
– неприязнь, нелюбовь:
Насильно мил не будешь.
Сердцу не прикажешь.
Герой не моего романа (А.С. Грибоедов).
– неопытность:
Яйца курицу не учат.
92
 От горшка два вершка, а туда же…
Молодо-зелено.
– невезучесть:
На бедного Макара все шишки валятся.
Из огня да в полымя.
Попал как кур в ощип.
Иногда в невезучести человек бывает – вольно или невольно –
виноват сам: Не было у бабы забот, так купила баба порося.
– равнодушие, безответственность:
Отзвонил и с колокольни долой.
У семи нянек дитя без глазу.
Где бы ни работать, лишь бы не работать.
– власть:
Ох, тяжела ты, шапка Мономаха! (А.С. Пушкин).
Ну как не порадеть родному человечку! (А.С. Грибоедов).
Административный восторг (Ф.М. Достоевский).
Государство – это я (Людовик XIV).
– знания:
Во многия знания многия печали / во многой мудрости много печали
(Екклезиаст, 1, 18).
Меньше знаешь – лучше спишь.
Облысел от знаний.
– негативные привычки и черты характера:
О.Г. Бараева, исследуя концепт «конфликт» в русской языковой
картине мира, отмечает, что ФЕ данного концепта представляют собой
«тематические поля», в которых раскрываются черты характера человека
(непримиримость, суровость, черствость, самоуверенность), его поведение
(невежливость, бестактность, грубость, фальшь, обман, безрассудство,
задиристость, бесцеремонность), темперамент (неуравновешенность,
вспыльчивость, горячность, раздражительность, несдержанность),

93
эмоциональное состояние (недовольство, неудовлетворенность,
расстройство, возмущение, гнев, злоба) (Бараева 2009).
Наши исследования подтверждают эти выводы и, в то же время,
позволяют дополнить их и расширить следующим образом.
Злость: Всех злее злых злая жена.
Злая жена – та же змея.
Лучше раздразнить собаку, нежели бабу.
На сердитых воду возят.
Глупость:
Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибѐт.
Ум без разума беда.
Ума к голове не прицепишь.
За шкурой ума нет, так и к шкуре не пришьешь.
Бей дурака, не жалей кулака.
Услужливый дурак опаснее врага (И.А. Крылов).
Знания, ум: Грамотницу взять – станет праздники разбирать,
Умную взять – не даст слова сказать.
Глаза – человеку вороги/ неприятели.
Много будешь знать – скоро состаришься.
Горе от ума (А.С. Грибоедов).
Занудство: Ученый малый, но педант (А.С. Пушкин).
С ученым видом знатока (А.С. Пушкин).
Человек в футляре (А.П. Чехов).
Волга впадает в Каспийское море (А.П. Чехов).
Заумный язык. Заумь (А.Е. Кручѐных).
Палочки должны быть попендикулярны (В. Каверин).
Болтливость: Где баба, там рынок; где две, там базар.
Три бабы – базар, а семь – ярмарка.
Бабу не переговоришь.
Самодурство: Не хочу в ворота, разбирай забор (иноск.) – о самодурстве
(Михельсон).
94
 Нос не понравился (иноск.) – невзлюбили, да и только.
Лень: Не хочу учиться, хочу жениться (Д.И. Фонвизин).
От чего кот гладок? поел да и на бок.
Долго спать – с долгом встать.
Хвастовство, надменность: Не хвались лапти шить, не надравши лыка.
Не хвались, а прежде Богу помолись.
Выше носу плюнешь – себя заплюешь.
Хвалилась синица море поджечь.
Неблагодарность: За моѐ ж добро да мне же переломили ребро (За наше
добро нам же рожон в ребро) (иноск.) – о неблагодарности.
Как волка ни корми, он всѐ в лес смотрит (глядит).
Наглость, бессовестность: С его совестью и помирать не надо.
Положи ему палец в рот, так он и всю руку откусит.
Да, жалок тот, в ком совесть не чиста (А.С. Пушкин).
Бестактность, невоспитанность: Не бойся гостя сидящего, а бойся гостя
стоящего.
Хорош гость, коли редко ходит.
Слон в посудной лавке.
Посади свинью за стол – она и ноги на стол.
Нескромность: Пустая бочка громко гремит (Пустую бочку дальше
слышно).
Наделала синица славы, а море не зажгла (И.А. Крылов) / Хвалилась
синица море поджечь.
Упрямство: Горбатого могила исправит.
Нашла коса на камень.
Хоть кол на голове теши, а он своѐ.
Жадность: За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.
Как собака (лежит) на сене (сама не ест и другим не даѐт). Сам не
гам и другому не дам.
– язык, слово:

95
 Чаще всего в паремиях говорится об опасностях в речевой
коммуникации, которые связаны с языком, речью, предупреждается об
осторожности при разговоре:
Не ножа бойся, а языка.
Язык мой – враг мой.
Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
Ешь калачи, да поменьше лепечи. = Всякая сорока от своего языка
погибает. = Болтуна язык до добра не доведет.
Лучше оступиться, чем оговориться. = Лучше ногою запнуться, чем
языком.
Слово пуще стрелы разит. = Не ножа бойся, а языка. = Бритва
скребет, а слово режет.
Злые языки страшнее пистолета (А.С. Грибоедов).
Ах, Боже мой! Что станет говорить княгиня Марья Алексевна
(А.С. Грибоедов).
Однако библейское выражение «метать бисер перед свиньями», «не
мечите бисера перед свиньями», ставшее крылатым, говорит о чрезвычайно
высокой степени ценности речи, оно служит предупреждением конфликта:
«не тратьте слов с людьми, которые не могут понять их, оценить» (Ашукин,
Ашукина 1960, с.401).
Некоторые из разновидностей конкретизаций конфликтогенности
языка отражены в следующих шести группах:
а) сплетни, клевета:
Скажешь слово, а прибавят десять.
Мягкие слова кости ломят (Михельсон 2006).
Дуть в уши (кому-нибудь) – иноск.: наушничать, наговаривать,
переносить (Михельсон 2006);
б) молчание или неспособность к речевой коммуникации, к
высказыванию обиды:

96
 дитя не плачет, мать не разумеет (если сам не скажешь о том, что
тебе нужно, никто не догадается об этом и поэтому не сможет помочь)
(Фелицина, Прохоров 1979, с. 42).
Молчание может оказаться более предпочтительным, чем разговор,
если человек неумен – чтобы не выдать его глупость, ибо речь человека есть
портрет его интеллекта:
Молчи, дурак, – за умного сойдешь.
Лучше не бай, глазами мигай, будто смыслишь (Михельсон 2006);
в) плохое владение языком:
Каша во рту.
Смешенье языков французского с нижегородским (А.С. Грибоедов);
г) нелогичность, неточность речи:
В огороде бузина, а в Киеве дядька.
Где поп, а где приход.
Слышал звон, да не знает, где он.
Начал за здравие, а кончил (свѐл) за упокой.
Дважды два – стеариновая свечка (И.С. Тургенев);
д) речь не по существу, иносказательность:
Дела пытаешь, аль от дела лытаешь (лыняешь) – иноск.: о деле
спрашиваешь или без дела бродишь (Михельсон 2006).
Во многоглаголании несть (нет) спасения - «употребляется как
характеристика пустого и бесполезного многословия» (Ашукин, Ашукина
1960, с. 103).
Брось свои иносказанья
И гипотезы пустые,
На проклятые вопросы
Дай ответы нам прямые! (Цитата из стихотворения Г. Гейне,
перевод М.Л. Михайлова (1858) (Ашукин, Ашукина 1960, с. 60).
Друг мой, Аркадий Николаич, не говори красиво! (И.С. Тургенев). –
«фразой Базарова характеризуется излишнее красноречие там, где

97
требуется простота, логическая трезвость суждения» (Ашукин, Ашукина
1960, с. 424).
Птичий язык – «так профессор астрономии Московского
университета Д.М. Перевощиков (1788–1880) назвал научно-философский
язык 1820–1840-х годов, перегруженный терминами и затемняющими
смысл формулировками… В современном языке… применяется для
характеристики псевдонаучного языка» (Ашукин, Ашукина 1960, с. 10);
е) неумение или нежелание собеседника прислушаться к
говорящему:
Глас вопиющего в пустыне (Исаия, 40, 3; цитируется у Матф. 3,3 и в
других местах) – употребляется в значении: напрасный призыв к чему-
нибудь, остающийся без внимания, без ответа» (Ашукин, Ашукина 1960,
с. 141).
Молчанье было ей ответом (А.С. Пушкин).
А Васька слушает да ест (И.А. Крылов).
В ряде паремий представлены рекомендации по избеганию
конфликтов и по оптимальному поведению в конфликтной ситуации:
Тише едешь – дальше будешь.
Не пори, когда шить не знаешь (иноск.) – не уничтожай, что есть,
коли лучше сделать не умеешь (Михельсон 2006, с. 497).
Не по себе дерево клонишь (иноск.) – о неподходящем (Михельсон 2006,
с. 497).
Не покупай лишнего, не продашь нужного (Ср. Кто покупает лишнее,
скоро будет продавать необходимое) (Михельсон 2006).

3.1.3. Иллокутивные значения и интенции личностно

обусловленных конфликтсодержащих паремий

Среди иллокутивных значений и интенций конфликтсодержащих

паремий мы выделили следующие:
а) угроза:
98
 Не доглядишь оком, так заплатишь боком (Михельсон 2006, с. 484).
Отольются кошке мышкины слезки / Отольются медведю коровьи
слезы/ Отольются волку овечьи слезки.
Не всѐ коту масленица, будет и Великий Пост;
б) совет:
Не сули журавля в небе, а дай синицу в руки!
Не сули журавля в год, а хоть синичку до ворот (Михельсон);
в) запрет:
Свои собаки грызутся, чужая не подходи.
Не трись подле сажи – сам замараешься.
Не рой другому яму, сам попадешь.
Не убив медведя, шкуры не продавай (иноск.) – не рассчитывай на
неверные выгоды (Михельсон).
С огнем не шути, с водой не дружись, ветру не верь.
Не конь, так и не лезь в хомут!
Не радуйся чужой беде, своя на гряде (<Говорится тому, кто
злорадствует>). Здесь запрет сочетается с предостережением.
Не лезь наперѐд: не стать бы назади (Михельсон). Здесь сочетаются
запрет, предостережение и угроза.
Запрет и наказ как личностно-ориентированные доводы в пользу
совершения/ несовершения действия М.А. Кулькова относит к аргументам,
реализующим коммуникативную тактику объяснения в пословичном
дискурсе и отмечает, что к часто используемым в таком дискурсе тактикам
относятся тактики намека, объяснения, представления положительных и
негативных последствий действий (Кулькова 2010, с. 149);
г) предостережение:
Проведенное Е.В. Слепушкиной исследование фразеологических
единиц, объективирующих концепты «предупреждение» и «угроза» в
русском и английском языках, позволило исследователю утверждать, что в
них имеет место ценностная составляющая, что проявляется в их
ориентации на речевое воздействие. «Угрожая кому-то, человек стремится
99
запугать его, открыто заявляя об угрожающей опасности. Предупреждение
предполагает, что человек подает адресату предупреждения сигнал об
опасности, стремится оградить его от неприятных последствий. Очевидно,
что человек положительно относится к тому, кого он предупреждает, а к
тому, кому угрожает – отрицательно» (Слепушкина 2009, с. 12).
Обратимся к примерам:
Будешь сладок – живьем проглотят; будешь горек – проклянут.
Много будешь знать – скоро состаришься.
Не буди лихо, пока оно тихо.
Не бойся гостя сидящего, а бойся стоящего.
Не ставь недруга овцою, ставь его волком (Михельсон).
Ворам потакать – самому таким прослыть.
Не тронь (не вороши), так и не воняет.
Долгие проводы – лишние слѐзы (<Длительные проводы только
усугубляют тяжесть расставания>).
Час упустишь – годом не наверстаешь (<Вовремя не выполнишь
какого-л. дела, потом поздно будет>).
Совет и предостережение в пословичном дискурсе М.А. Кулькова
относит к тактике намѐка – наиболее мягкому способу убеждения,
характеризующемуся «умеренной» иллокутивной силой. В случае
применения аргументационных высказываний, содержащих совет и
предупреждение, «последствия несоблюдения рекомендуемых правил,
вероятно, не представляют серьезной угрозы для жизнедеятельности
реципиента, высказывание носит превентивно-рекомендательный характер»
(Кулькова 2010, с. 148);
д) парирование:
Что за оплеуха, коли не достала уха.
Не пойман – не вор (не уличена – не гулява) (Михельсон).
Не съест он тебя! (иноск.) – подойди, не бойся (не обидит)
(Михельсон).
Не съешь горького, не поешь и сладкого.
100
 Не я бью, сам себя бьешь (иноск.) – ты сам вызвал наказание своей
виною (причитывают наказуемому) (Михельсон).
Молоко бело доит и черная корова.
Не пугай сокола вороной!
Полно мертвым соколом ворон пугать;
е) пренебрежительность:
Не велика (не великого полѐта) птица.
Не по чину берешь (Н.В. Гоголь).
Не по старцу ломоть.
Не тот коленкор.
Всяк сверчок знай свой шесток.
Всяк по-своему с ума сходит.
В семье не без урода.
Собака лает, ветер носит.
Не сахарный, не растаешь.
Не твоего ума дело (не по силам).
Не твоя печаль чужих детей качать.
Не сердись, печѐнка лопнет.
Не суйся в волки, когда хвост тѐлкин (Не суйся в волки с телячьим
хвостом (иноск.) – не берись за дело, на которое ты не способен
(Михельсон).
Не с той ноги, кума, плясать пошла (иноск.) – не удаѐтся
(Михельсон).
Не лезь со свиным рылом в калашный ряд.
Гусь свинье не товарищ / Лапоть сапогу не товарищ;
ж) невыполнение долга, обещания:
Не тужи, кто берет, а тужи, кто взаймы даѐт.
Займует – ходит, а платит, так кругом обходит.
Мужик тонул, топор сулил, а вытащили, топорища жаль;
з) обвинение, упрѐк:
Не язык, а помело (Помело вместо языка).
101
 Ничего святого!
и) оскорбление, насмешка:
Невеста без места, жених без ума.
Ворона в павлиньих перьях (И.А. Крылов).
Не обманешь – не продашь (не похулишь – не купишь).
Нанялся волк в пастухи, говорит: как быть, послужить надо.
Для бешеной собаки семь верст не крюк;
к) фамильярность:
Филькина грамота.
Тришкин кафтан (И.А. Крылов).
Мели, Емеля, твоя неделя;
л) урезонивание:
Не смейся, горох, не лучше бобов (В. Даль).
Не смейся, братец, чужой сестрице: своя в девицах (простонар.)
(Михельсон).
Не час по малину, так в бор по шишки (иноск.) – нет большого, надо
довольствоваться малым (Михельсон).
За каждой мухой не нагоняешься с обухом (иноск.) – беспокоиться
из-за пустяков).
Полно браниться, не пора ль помириться?
м) упрашивание:
Не вели казнить, вели слово молвить. Не спеши карать, спеши
выслушать.
Не гони меня, кум милый, дай ты мне собраться с силой
(И.А. Крылов);
н) намеки на недостатки и неуспех:
Знай, баба, свое кривое веретено!
Нос вытащит – хвост увязнет; хвост вытащит – нос увязнет.
Метил в ворону, а попал в корову (невпопад). Метил в лукошко, а
попал в окошко (о неудаче).
Кто о чѐм, а вшивый – о бане.
102
 У семи нянек дитя без глазу.
Сапожник без сапог.
Вообще намек зачастую встречается в различных группах
конфликтсодержащих паремий. Г.А. Брутян указывает: «Практика как
обыденного, так и художественного мышления показывает широкую
распространенность приема намека, недосказанности, скрытого смысла,
который предполагает и предлагает, чтобы его раскрыли. Этот прием имеет
большую эмоциональную и суггестивную нагрузку, благодаря чему
становится хорошим аргументативным средством» (Брутян 1992, с. 73);
о) оправдание:
Хороших не отдают, а плохую взять не хочется.
Не раздавивши пчѐл, мѐду не съешь.
Не угодишь на него! (говорят люди в свое оправдание, когда они сами
не только никому угодить не могут, но – невозможно) (Михельсон).
Не ударить лицом в грязь (не опозориться).
Кабы всегда чара доходила до рту (Михельсон).
Не чѐрт толкал, своей головою попал.
Ни дерева без порока, ни коня без подтычки (Конь без подтычки,
корова без передою, да закром без переводу (не бывает)! (Михельсон).
На безрыбье и рак рыба.
Дареному коню в зубы не смотрят.
Конь о четырех ногах, да и тот спотыкается;
п) растерянность, неожиданность:
Не думал, не гадал, как в беду попал.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
Когнитивно-прагматическая интерпретация следующего афоризма:
Спасение утопающих – дело рук самих утопающих (И. Ильф,
Е. Петров).
Имеется конфликт, но ждать помощи неоткуда, необходимо
действовать автору речи или ее адресату.

103
 3.1.4. Представление в паремиях конфликтов, обусловленных
гендерно, социально, эмоционально, онтологически

Оказалось также возможным выделить ряд факторов конфликта,

имеющих не личностный характер, а обусловленный более
универсальными, более крупными, более масштабными аспектами, в
частности, гендерно, социально, эмоционально, онтологически. Рассмотрим
их подробнее.
Гендерно обусловленные факторы конфликта:
В этой группе в основном выражено пренебрежение к женщине и
осуждение еѐ (глупость, своенравность, жестокость), раздоры и
противоречия между мужчиной и женщиной, неумение женщин найти
общий язык между собой в противовес мужчинам и иные виды неравенства
между полами. Это обусловлено тем, что, как показывают исследования, «в
русских гендерных концептах зафиксирована патриархальная установка и
система стереотипов, согласно которым женщине в большей степени
присущи многие пороки, из-за чего сравнение с ней мужчины всегда имеет
негативную окраску. Сравнение женщины с мужчиной, наоборот, служит
гендерно маркированным положительным фактором, отражающим
закрепившийся в русском языковом сознании стереотип превосходства
мужчины в обществе почти по всем критериям» (Волошина 2020, с. 6).
Устоявшиеся гендерные стереотипы становятся вербальными стратегиями
концептуализации гендерного поведения во фразеологии (Аликаев, Башиева
2013), в свадебных обрядах (Аликаев, Башиева 2010).
Приведем примеры конфликтсодержащих паремий, имеющих
гендерную направленность:
Коза – не скотина/ Кобыла не лошадь, баба не человек.
Мужик тянет в одну сторону, баба в другую.
Стели бабе вдоль, она меряет поперек.
Мужичий ум говорит: надо, бабий ум говорит: хочу.
Баба да бес – один у них вес.
104
 Бабе хоть кол на голове теши.
Семь топоров вместе лежат, а две прялки врознь.
Не петь курице петухом, не владеть бабе мужиком.
Гендерно-социальный конфликт – он находится на границе между
гендерным и социальным конфликтом, поскольку отражает конфликт уже
не просто между полами (гендер), но и между мужчинами и женщинами,
имеющими социальную роль супругов. Обратимся к примерам:
Муж – как бы хлеба нажить, а жена – как бы мужа избыть.
Муж в бедах, жена в гостях.
Иван в дудку играет, а Марья с голоду помирает.
В стары годы бывало – мужья жен бивали; а ныне живет, что жена
мужа бьет.
Женишься раз, а плачешься век.
Неравный брак.
Интересно отметить, что последняя поговорка в зависимости от
ситуации, по отношению к которой она применяется, может
характеризовать конфликт и гендерный, и социальный. В первом случае –
когда речь идет только лишь о большой разнице в возрасте. Однако чаще (и
дольше исторически) это выражение применяется к браку-конфликту
социального характера, когда супруги имеют большую разницу в
имущественном, общественном отношении. Правда, при этом в
большинстве подобных случаев возрастной фактор также имеет место.
Однако, какие бы конфликты ни случались в супружестве, его
окончание может быть еще хуже, горше:
Вдовицу Бог бережет, а люди не берегут.
Социально обусловленные факторы конфликта:
С волками жить – по волчьи выть.
С.А. Мегентесов и С.В. Сидорков называют эту поговорку формулой
моральной деградации героя (Мегентесов, Сидорков 2011, с. 145).
В этой группе уделяется внимание учению – детей (учить надо с
рождения), людей умных (учить не надо) и глупых (учить бесполезно):
105
 Не учили поперек лавочки, а во всю вытянулся – не научишь.
Ученого учить – только портить.
Дураков учить, что мертвого лечить.
В этой же группе обозначен конфликт, который могут вызвать люди
определенных профессий:
Не бойся суда, бойся судьи. Не бойся закона, а бойся законника. Судья
суди, да за судьей гляди.
Попу да вору отведи хоть золотую гору – все мало.
Утиного зоба не накормишь, поповского/ судейского/ подьяческого
кармана не наполнишь.
Кто чем торгует, тот тем и ворует.
От вора дубиной, от гаишника/ чиновника/ инспектора/ пожарника
полтиной.
Эти паремии имеют общую оценку, которая выражается также
паремией:
Нечистоплотные действия (иноск.) – безнравственные.
Аналогичная оценка заключена и в следующих примерах:
Мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. (Дурак на
дураке сидит и дураком погоняет).
Дурные сообщества портят хорошие нравы.
Недруг дарит – зло мыслит (злоумышляет).
Богатый бедному не брат.
Мышке с кошкой не надраться.
Гусь свинье не товарищ.
Слуга барину не товарищ.
Тайны мадридского двора – «ироническое выражение, используемое
по поводу разоблачения какой-нибудь тайны. Часто так в шутку называют и
интриги, секреты вышестоящих лиц. Появилось это выражение после
издания романа немецкого писателя Г. Борна ―Изабелла, или Тайны
мадридского двора‖ (1870) в России. Аналогичных выражений в других
европейских языках нет» (Ашукин, Ашукина 1960, с. 591). Это выражение в
106
Википедии сопровождается аналогичным замечанием: «Несмотря на то, что
фраза имеет иностранное происхождение, она не имеет эквивалентов в
английском языке» (Википедия. Эл. ресурс).
Социально предопределенный конфликт представлен и в афоризмах,
например, в таких:
«Сомнения украшают философов, но губят солдат» (Н. Грибачев).
Гнусная расейская действительность (В.Г. Белинский) – «этими
словами он клеймил самодержавно-крепостнический строй» (Ашукин,
Ашукина 1960, с.144).
В этой группе конфликтсодержащих паремий выделяется называние
конфликта по причине противопоставления «свой/чужой»:
Свои собаки грызутся – чужая не приставай.
Среда да пятница в чужом дому не указчица (намѐк на домашние
распоряжения по случаю соблюдения поста) (Михельсон).
В чужой монастырь со своим уставом не ходят.
В чужом пиру похмелье.
С чужого коня среди грязи долой.
Людской стыд/ позор – смех, а свой – смерть.
Кулик всегда своѐ болото хвалит.
В своем болоте и лягушка поет, <а на чужбине и соловей молчит>.
На своей печи сам себе голова.
Чужую беду руками разведу, а к своей ума не приложу.
На чужой стороне и сокола вороной назовут.
В чужой беседе всяк ума купит.
Бей своих, чтоб чужие боялись.
Эмоционально обусловленные факторы конфликта:
Тоска: Тошно жить без милого, а с немилым еще тошней.
На сердце ненастье, так и в вѐдро дождь.
Кошки на сердце скребут.
Страх: Битому псу только плеть покажи.
У страха глаза велики.
107
 Гром не грянет, мужик не перекрестится.
Не до жиру, быть бы живу.
Не до поросят свинье, коли самое палят (на огне) – иноск.: некогда
думать о помощи другим, когда самому трудно приходится.
Онтологически обусловленные факторы конфликта, наиболее
ярко в них проявляются такие черты, как обреченность и категоричность
(зачастую они соседствуют друг с другом в одной паремии, их нельзя
разделить):
а) обречѐнность:
Нести свой крест.
Выше головы не прыгнешь.
Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.
Ни из короба, ни в короб (иноск.)– о безвыходном положении (Ни из
хомута, ни в хомут – нет исхода ни туда, ни сюда).
От черта крестом, от медведя пестом, а от дурака ничем.
Ни моря без воды, ни войны без крови.
Быть бычку на веревочке;
б) категоричность:
Нечего Бога гневить.
Не учи рыбу плавать.
Не шепчи глухому, не мигай слепому.
Что в лоб, что по лбу.

3.1.5. Языковые особенности конфликтсодержащих паремий

Е.И. Селиверстова в докторской диссертации предприняла

масштабное исследование бытования русских пословиц в
паремиологическом пространстве, сделав основные акценты на их
стабильности и вариативности. Конфликтсодержащие паремии в нем не
рассматривались, но примеры таких выражений приводятся среди ряда
других. Поэтому мы считаем возможным привести те положения из
108
данной работы, которые могут быть распространены как
квалификационные для паремий, содержащих конфликт или указывающих
на него. Это, в частности, такие языковые особенности:
«а) разнообразие биномов, передающих одни и те же отношения –
при доминировании одной пары – ср. Барыш с накладом в одних сапожках
ходят / в одном кармане живут; Малый барыш лучше большого накладу;
Барыш с накладом равны; и иные биномы, реализующие в ПЕ
семантическую дистанцию «доход – расход» (выигрыш – проигрыш,
наклад – прикуп, прибыль – убыль, рост – изъян, прибытки – убытки);
б) характерная для бинарных структур тенденция к унификации
грамматического оформления частей бинома в составе ПЕ (Волос долгий,
да ум короткий и Волос долог, ум короток), к закреплению за различными
формами и значениями компонента определенных «амплуа» (Маленький
мал, большой – велик, а середний и вряд, да негде его взять), к
варьированию морфологической принадлежности бинома (Лучше нищий
праведный, чем богач ябедный; Богатство живет, и нищета живет);
в) способность одного компонента паремии к образованию
нескольких биномов с близкой семантикой; ср. пары веселиться – плакать
(Есть время плакать, есть и веселиться; Все видят, как веселюсь, а
никто не видит, как плачу) и веселиться – прослезиться (Торговали –
веселились, подсчитали – прослезились; перм. Ели-пили – веселились,
подсчитали – прослезились), смех – слезы (Из дурака смех слезами
выпирает; Ранние смехи, поздние слезы; Слезливый слезами обольется, а
смешливый со смеху надорвется) и радость – слезы (Что день, то
радость, а слез не убывает; Кто сеет со слезами, получает с радостью)
и т.д.» (Селиверстова 2010, с. 41–42).
Помимо этого, к языковым особенностям конфликтсодержащих
паремий можно отнести «…сравнительно немногочисленные рифмопары,
составляющие которых меняют свой грамматический статус, сохраняя при
этом универсальную форму. Так, в ПЕ с биномом тихо – лихо речь идет
уже об омоформах: компонент тихо – то наречие, то краткое
109
прилагательное – образует бином как с наречием лихо (В болоте тихо, да
жить более лихо), так и с существительным лихо (Добро не лихо, бродит
по миру тихо; Не ищи лихо, пока оно тихо» (Селиверстова 2010, с. 44). В
паремиях наиболее широко представлены биномы, отражающие «бытовые
представления, формируемые повседневной жизнью, особенности
семейного и хозяйственного уклада русского человека. Биномы
фиксируют связь вещей, соседствующих в пространстве, связанных
функционально, наблюдаемых в одной сфере жизни и т.д., например: печь
– каша (Хороша каша, да в чужой печи стоит; На чужую кашу надейся, а
своя бы в печи была), конь – хомут (Красив конь упряжью, да в хомуте;
Не конь, так и не лезь в хомут!), собака – блоха (Из собаки блох не
выколотишь; С собакой ляжешь – с блохами встанешь), корова – молоко
(В корове молоко не прокиснет; Которая корова умерла, та <и> к молоку
добра была), нога – сапог (Хорошо тому живется, у кого одна нога:
сапогов немного шьется и порточина одна; Сапоги без ног – никуда);
платье – разум (Не смотрят на платье, смотрят на разум; И в новом
платье, да в старом разуме), прялка – топор – инструменты, ассоциативно
связанные с женщиной и мужчиной (Прялка рогата, топор комоват;
Семеро топоров под лавкой <вместе> лежат, а две прялки врознь) и т.д.»
(Там же, с. 46–47).
Кроме перечисленных, в конфликтсодержащих паремиях мы выявили
языковые особенности, выраженные на уровне морфологии, синтаксиса,
семантики:
а) фазисность глагола, начало/конец действия:
Высоко замахнулся, да низко стегнул.
Легко воровать, да тяжело отвечать.
Под гору вскачь, а на гору хоть плачь.
б) внутрифразовая антонимия:
Лучше быть богатым, но/ и здоровым, чем бедным, но (и)
больным.

110
 Лучше быть в бедности, да с милым, чем в богатстве, да с
постылым.
Сытый конь – богатырь, голодный – сирота.
При счастье бранятся, при беде мирятся.
в) субъектно-объектные отношения:
Тихо едешь – беда догонит, скоро едешь – беду догонишь.
Здесь происходит контекстное уравнивание антонимов.
г) ложное противопоставление: Быть было ненастью, да дождь
помешал.
Синтаксическая структура говорит о наличии противопоставления, а
лексико-семантическое наполнение его снимает.
д) абсолютивность: Какой палец ни укуси/ ни отруби/ ни отрежь, все
больно.
Имплицитная абсолютивность: Съел волк корову, идет, берет и
веревку.
Среди конфликтсодержащих афоризмов, в которых задействована
языковая игра, каламбуры, ярко выделяется маскировочная функция,
например:
Уголовников тоже влечет к добру, но, к сожалению, к чужому
(Н. Глазков).
Не согласен с математикой. Считаю, что сумма нулей дает грозную
силу (С. Лец).
Что ты скажешь на это, физика? В отношениях между людьми
трения ведут к охлаждению (С. Лец).

111
 3.2. Когнитивно-прагматические особенности английских
конфликтсодержащих паремий
3.2.1. Семантические группы конфликтов, представленных
в паремиях

Своеобразной эмблемой, символом английских

конфликтсодержащих паремий выступает поговорка straw in the wind (досл.
– солома на ветру), употребляемая в значении: признак того, что что-то
случилось, намек, предупреждение, указание. О важности ее для
англоязычной лингвокультуры, картины мира свидетельствует также
популярность одноименной песни на английском языке, одноименное
название книги английского автора Janet Woods.
Паремические представления носителей англоязычной культуры о
конфликте, выраженные в пословицах и поговорках, сообщают нам, как
отмечает О.С. Волкова, что конфликты неизбежны (Every man is his own
enemy), они всегда имеют причину (There is no smoke without fire), возникают
при участии двух сторон (It takes two to make a quarrel), конфликтные
личности громко заявляют о своих претензиях, но редко предпринимают
решительные действия (God sends a curst cow short horns), третья сторона
получает преимущества перед непосредственными участниками конфликта
(Two dogs fight for a bone, and a third runs away with it), начало конфликта –
самая сложная фаза (Tread on a worm and it will turn), в процессе
коммуникации необходимо следить за речью, поскольку сказанного не
изменить (A word spoken is past recalling), для разрешения конфликта
применимы любые средства (All is fair in love and war), прекратить конфликт
и примириться никогда не поздно, а после любой конфликтной ситуации
наступает мир, перемирие (It is never too late to mend), согласие и
бесконфликтность имеют неоспоримые преимущества перед конфликтом (A
bad peace is better than a good quarrel) (Волкова 2009, с. 26).
Но паремии также дают рекомендации, предписания для поведения в
конфликтной ситуации: человек должен осознавать последствия некоторых
112
поступков, которые могут привести к конфликту (Don’t trouble trouble until
trouble troubles you; Curses come home to roost), не следует угрожать
впустую, начинать конфликт, если не уверен в своих силах (Never make
threats if you cannot carry out). Если конфликт возник, необходимо
продумывать свои действия (Never tell your enemy that your foot aches; When
angry, count a hundred), не стоит сразу сдаваться (Don’t swap horses in the
middle of the stream), не следует вмешиваться в чужие конфликты (Never fish
in troubled water), для разрешения конфликтной ситуации необходимо
терпение и прощение (Let bygones be bygones), а для предотвращения
конфликтов и их успешного разрешения в случае возникновения нужно
изучать это явление и заранее готовиться к возможности его появления (If
you want peace, prepare for war) (Волкова 2009, с. 27). Приведем и такой
пример, который имеет отношение к конфликту: Opportunity makes the thief –
пословица: плохо не клади, вора в грех не вводи. Иными словами, если
оставишь на видном месте ценную вещь, то это может невольно
спровоцировать кражу.
В англоязычной лингвокультуре преобладают паремии
констатирующего характера; это подтверждает мысль о том, что в сознании
ее носителей конфликт представляется как неизбежное явление
человеческого бытия, которое, однако, можно успешно преодолевать (Там
же, с. 27). В этом же аспекте в качестве когнитивно-языковой особенности
необходимо отметить присутствие в конфликтсодержащих паремиях
критической альтернативы, например:
Mend or end (end or mend) = Либо полон двор, либо с корнем вон.
Либо сена клок, либо вилы в бок (досл. перевод: Либо вылечить, либо
отправить на тот свет) // Митина 2009, с. 87.
Более того, англичане сами осознают свою конфликтность,
стремление выяснять отношения, сутяжничать, что отражено в такой весьма
характерной пословице:
When two Englishmen meet, then comes the tug of war. = Когда
встречаются два англичанина, начинается тяжба (кто кого).
113
 Наши исследования позволили выявить следующие семантические
группы английских конфликтсодержащих паремий.
Указание на возможный конфликт:
To be at the end of one’s tether = Переполнить чашу терпения (досл.
перевод: Быть на краю/быть на пределе) // Дубровин 2009, с. 197.
A civil denial is better than a rude grant = Вежливый отказ лучше
грубого согласия // Митина 2009, с. 6.
A friend’s frown is better than a foe’s smile = Лучше горькая правда
друга, чем лесть врага. Недруг поддакивает, а друг спорит (досл. перевод:
Лучше хмурое лицо друга, чем улыбка врага) // Митина 2009, с. 9.
Обреченность на конфликт, неизбежность конфликта:
As you make your bed, so you must lie upon it = Что посеешь, то и
пожнешь (досл. перевод: Так как ты постелил свою постель, то ты
должен на нее лечь) // Мюллер 2000, с. 58.
Even a worm will turn = Всякому терпению приходит конец (досл.
перевод: Даже червяк возвращается) // Мюллер 2000, с. 838.
Tread on a worm and it will turn = Всякому терпению приходит конец
(досл. перевод: Наступи на червяка и он вернется) // БАРС 1979. Т. II, с. 807.
Называние конфликта:
A fly in the ointment = Муха в бальзаме. Ср.: «Ложка дегтю в бочке
меду» // Easy Reading Series 1945, с. 1.
A hard nut to crack = Ср.: «Орешек не по зубам» (досл. перевод: Тверд
орешек, чтобы его расколоть) // Easy Reading Series 1945, с. 2.
Cat-and-dog life = Жизнь кошки и собаки (т.е. вечная склока) // Easy
Reading Series 1945, с. 6.
Запрет на конфликт:
The game is not worth the candle = «Игра не стоит свеч» // Easy
Reading Series 1945, с. 19.
It is ill to waken sleeping dogs = Нехорошо будить спящих собак //
Easy Reading Series 1945, с. 12.

114
 Let sleeping dogs lie = Кто старое помянет, тому глаз вон (досл.
перевод: Позволь спящей собаке лежать). Не будите спящую собаку //
http://masterrussian.com/proverbs/russian_proverbs_15.htm;
http://www.bookland.ru/book1560907.htm
He that has a house of glass must not throw stones = Тот, у кого дом из
стекла, не должен швыряться камнями // Easy Reading Series 1945, с. 10.
Wait for the cat to jump = Подожди, дай прыгнуть кошке (т.е.
послушай, что другие скажут) // Easy Reading Series 1945, с. 25.
What’s done is done = После драки кулаками не машут (досл. перевод:
Что сделано, то сделано) // http://www.bookland.ru/book1560907.htm
http://masterrussian.com/proverbs/russian_proverbs_15.htm
Начало конфликта:
Let loose the dogs of war (выпустить собак войны) – развязать
конфликт, ссору.
An old dog barks not in vain = Старый пес без причины не лает
http://test.msk-arbitr.ru/spravochnik_poslovici_i_pogovorki.php
Little chips light great fires = Малая искра великий пламень родит //
Митина 2009, с. 82.
Углубление конфликта:
Add fuel to the fire (flame) = Подливать масла в огонь // Easy Reading
Series 1945, с. 3.
To fall out of the frying pan into the fire = Выпасть из сковороды в
огонь. Ср.: «Попасть из огня в полымя» // Easy Reading Series 1945, с. 22.
An old quarrel is easily renewed = К старой брани немного новой
ссоры надобно (досл. перевод: Старую ссору возобновить легко) //
Григорьева 2009, с. 209.
Pouring oil on the fire is not the way to quench it = Огонь маслом
заливать – лишь огня прибавлять (досл. перевод: Подливая масло, огонь не
потушишь) // Григорьева 2009, с. 393.
Quarrels are like babies: they grow bigger with nursing = Ссоры, как
маленькие дети: чем больше с ними нянчатся – тем хуже (досл. перевод:
115
Ссоры, как маленькие дети: они становятся больше, когда с ними
нянчатся) // Английские афоризмы и пословицы 2012, с. 23.
Завершение конфликта:
To come off cheap = Дешево отделаться // Easy Reading Series 1945,
с. 21.
To come off with flying colours = Выйти с развевающимися знаменами
(т.е. добиться решительного успеха) // Easy Reading Series 1945, с. 21.
To come off with a whole skin = Выйти с целой шкурой // Easy Reading
Series 1945, с. 21.
To come out of the battle unscathed = Выйти из боя невредимым // Easy
Reading Series 1945, с. 21.
To come out dry = Выйти сухим (из воды) // Easy Reading Series. 1945,
с. 21.
To pick one to pieces = Разнести кого-либо в клочья (т.е. разнести в
пух и прах; раскритиковать; разбранить) // Easy Reading Series 1945, с. 24.
Мнимое (неверное) завершение конфликта:
Forbearance is no acquaintance = Временно смириться не значит
примириться // http://test.msk-arbitr.ru/spravochnik_poslovici_i_pogovorki.php
-
http://modernlib.ru/books/modestov_vs/kratkiy_slovar_trudnostey_angliyskogo_y
azika/read/ (досл. перевод: Снисходительность (терпимость) не
освобождает от обязательств, долга); Снисходительно терпеть не
значит примириться // Митина 2009, с. 52.

3.2.2. Семантические группы причин и мотивов конфликта

Английские паремии называют следующие причины и мотивы

конфликта:
– лень, безделье:
A lazy youth, a lousy age = Ленивая юность – нищая старость.

116
 Of idleness comes no goodness = Лень до добра не доводит (досл.
перевод: Из безделья не выходит ничего хорошего) // Григорьева 2009,
с. 274.
A lazy sheep thinks its wool heavy = Проглотить-то хочется, да
разжевать лень. Ср.: Ленивой овце и собственная шерсть тяжела (досл.
перевод: Ленивая овца считает собственную шерсть тяжелой) //
Гарбузова 2013, с. 23.
Perpetual sunshine produces a desert = Долгое безделье в конце концов
опустошает (Английские афоризмы и пословицы 2012, с. 95).
– негативный опыт:
A burnt child dreads the fire = Обжегшись на молоке, дуют на воду
(досл. перевод: Обжегшийся ребенок боится огня) // Митина 2009, с. 5.
A scalded cat fears cold water = Ошпаренный кот боится холодной
воды // Григорьева 2009, с. 414.
Offenders never pardon = Кто кого обидит, тот того и ненавидит
(досл. перевод: Обидчики никогда не прощают) // Григорьева 2009, с. 243.
He that has been bitten by a serpent is afraid of a rope = Ужаленный
змеей веревки боится (досл. перевод: Кто был укушен змеей, тот боится и
веревки) // Григорьева 2009, с. 540.
Whom a serpent has bitten, a lizard alarms = Ужаленный змеей веревки
боится (досл. перевод: Кого укусила змея, того и ящерица пугает) //
Григорьева 2009, с. 540.
– опасные связи:
He should have a long spoon that sups with the devil = Связался с
чертом, пеняй на себя (досл. перевод: У него должна быть длинная ложка,
чтобы ужинать с дьяволом) // Митина 2009, с. 62.
If you deal with the fox, think of his tricks = С хитрецом водиться – в
оба глаза глядеть (досл. перевод: Если имеешь дело с лисой, помни о ее
хитростях) // Григорьева 2009, с. 477.
– дружба:

117
 Friends are thieves of time = Друзья – воры времени // Easy Reading
Series. 1945, с. 9.
Cherish a serpent in one’s bosom = Пригреть змею на своей груди //
http://www.multitran.ru/c/m.exe?a=3&&s=serpent&sc=310&l1=1&l2=2
Lend your money and lose your friend = В долг давать – дружбу
терять (досл. перевод: Одолжи деньги и потеряй друга) // Григорьева 2009,
с. 52.
While the dog gnaws bone, companions would be none = Собачья
дружба до первой кости (досл. перевод: Когда собака грызет кость, у нее
нет товарищей) // Григорьева 2009, с. 502.
No longer foster, no longer friend = Дружба в обед, а как скатерть со
стола – и дружба сплыла (досл. перевод: Нет больше поддержки, нет
больше и друга) // Григорьева 2009, с. 142.
In time of prosperity, friends will be plenty; in time of adversity, not one
amongst twenty = Дружба в обед, а как скатерть со стола – и дружба
сплыла (досл. перевод: В благополучное время друзей будет много, в
тяжелое время не найдешь и одного среди двадцати) // Григорьева 2009,
с. 142.
I cannot be your friend and your flatterer too = Дружба крепка не
лестью, а правдой и честью (досл. перевод: Я не могу одновременно и
дружить с тобой, и льстить тебе) // Григорьева 2009, с. 143.
Woes unite foes = Нужда сдружила, приволье раздружило (досл.
перевод: Беды объединяют и недругов) // Григорьева 2009, с. 388.
Adversity makes strange bedfellows = Нужда сдружила, приволье
раздружило (досл. перевод: В нужде с кем только не поспишь на одной
постели) // Григорьева 2009, с. 388.
The cat and dog may kiss, yet are none the better friends = Кошка с
собакой дружно не живут (досл. перевод: Кошка с собакой могут и
целоваться, но большими друзьями не становятся) // Григорьева 2009,
с. 230.
– мистические силы, фатальность:
118
 A curst cow has short horns = Бодливой корове бог рог не дает (досл.
перевод: У проклятой коровы короткие рога) // Митина 2009, с. 7.
To get out of bed on the wrong side = Встать не с той стороны
кровати (т.е. «с левой ноги») // Easy Reading Series 1945, с. 22.
– принадлежность к иной культуре, нации, вере:
Italian hand (нежелательное влияние, вмешательство в чьи-либо дела.
Досл. – итальянская рука).
Исследования В.А. Буряковской показали, что исходя из значений
слов, входящих в дефиницию словосочетания Italian hand, ядерными семами
его значения являются ―нежелательное вмешательство‖, ―хитрость‖,
―нечестность‖. Человек, проделывающий манипуляции такого рода,
является хитрым и изворотливым. Это в семантике словосочетания
выражается с помощью периферийных сем ―низкий‖, ―умело
манипулирующий‖. Ассоциативный же признак ―итальянцы хитрые и
изворотливые‖ целиком и полностью выявляется за счет этнонима Italian,
который относит нас к представителям этого народа и является намеком на
то, какие черты им присущи (Буряковская 2000).
To take a French leave (уйти по-французски).
Ядерной семой этого выражения, отмечает В.А. Буряковская,
является сема ―уйти‖, а конкретизирующим дифференциальным
компонентом является сема образа действия ―не попрощавшись‖. Сема
оценки “так поступать нехорошо” и ассоциативный признак – ―англичане
считают, что так обычно поступают французы, которых они в силу
определенных причин недолюбливают‖, коннотативно маркированы,
причем признак этничности образует прагматический фокус этой
маркированности (Там же). Как известно, выражение с аналогичной
семантикой существует и в русском языке, только вместо французов
фигурантами являются англичане. Следует отметить, что выражение уйти
по-английски (незаметно, не попрощавшись) в русском языке далеко не
всегда употребляется с отрицательной модальностью. Напротив, нередко к
этому выражению добавляется слово «красиво». В этом случае говорящий
119
даѐт скорее положительную оценку поступка, подчеркивает тактичность
ушедшего, его нежелание привлекать к себе внимание, отвлекая
присутствующих от чего-то более важного и интересного. Таким образом, в
одном языке выражение с одной и той же семой является конфликтогеном (в
английском), в другом – в зависимости от ситуации – может выражать
положительную оценку и конфликтогеном не являться (в русском).
В следующем примере, также содержащем «национальные
компоненты», конфликт содержится имплицитно. Эксплицировано там
понятие мудрости, но, поскольку она имеет временные ограничения, то,
следовательно, она не абсолютивна, не совершенна, оставляет время и
пространство для совершения глупости, конфликта:
The Italians are wise before the deed, the Germans in the deed, the
French after the deed. = Итальянцы мудры до совершения поступка, немцы –
во время совершения, французы – после совершения поступка.
Другие паремии не отличаются толерантностью,
иносказательностью, напротив, они довольно злые, резкие, грубые:
The older the Welshman, the more madman. = Чем старше уроженец
Уэльса (валлиец), тем более он безумен.
The Dutchman drinks his buttons off, the English doublet and all away. =
Голландец пропивает свои пуговки, английский камзол и вообще все.
«С 1766 в Америке распространяется выражение “Indians will be
Indians”, которое, несмотря на отсутствие в нем метафоры, обозначает, что
индейцы так и останутся нецивилизованными. Значение пословицы
“The Indian will come back to his blanket” трактуется следующим образом:
―обученные‖ белыми индейцы рано или поздно вернутся к своему укладу
жизни, их не изменить» (Буряковская 2000).
Fair the Greeks, even bearing gifts = Бойся данайцев, дары приносящих
(досл. перевод: Бойся греков, приносящих дары) // Григорьева 2009, с. 38.
– несоответствие (противоречие) внешнего и внутреннего:

120
 A fair face may hide a foul heart = Лицом хорош, да душой непригож.
Личиком гладок, а делами гадок (досл. перевод: Честное лицо может
прятать подлое (предательское) сердце) // Митина 2009, с. 7.
Fair without, false within = Личиком бел да душою черн (досл. перевод:
Красиво снаружи, фальшиво внутри) // Григорьева 2009, с. 276.
Dumb dogs are dangerous = Не бойся собаки брехливой, а бойся
молчаливой. В тихом омуте черти водятся (досл. перевод: Молчаливые
собаки опасны) // Митина 2009, с. 42.
A honey tongue, a heart of gall = На языке мед, а под языком лед //
Митина 2009, с. 12.
Beauty may have fair leaves, yet bitter fruit = Красна ягодка да на вкус
горька (досл. перевод: У красоты могут быть безупречные листья, но
горькие плоды) // Григорьева 2009, с. 232.
– нечистая совесть:
A guilty conscience is a self-accuser = Совесть без зубов, а гложет
(досл. перевод: Нечистая совесть спать не дает) // Гарбузова 2013, с. 21.
– возраст:
Life begins at forty = Жизнь начинается в сорок лет (т.е. когда
поумнеешь) (Английские афоризмы и пословицы 2012, с. 177).
– противоречие между словами и делами:
Full of courtesy, full of craft = На языке медок, а на сердце ледок (досл.
перевод: Полон любезности, полон обмана) // Григорьева 2009, с. 329.
Carry fire in one hand and water in the other = В глаза льстит, а за
глаза пакостит (досл. перевод: Нести огонь в одной руке, а воду – в другой)
// http://masterrussian.com/proverbs/russian_proverbs_15.htm;
http://www.bookland.ru/book1560907.htm
Honey is sweet but the bee stings = Мягко стелет, да жестко спать
(досл. перевод: Мед сладок, да пчелка жалит) // Русско-английский словарь
1990, с. 174.

121
 His bark is worse than his bite = Он больше бранится, чем на самом
деле сердится (досл. перевод: Его лай хуже, чем его укус) // Мюллер 2000,
с. 52.
– голод:
A hungry man is an angry man. = Голодный мужчина – сердитый
мужчина // Митина 2009, с. 12.
– желания:
If a man could have half his wishes, he would double his troubles =
Осуществи хоть половину своих желаний, и твои заботы удвоятся
(Английские афоризмы и пословицы 2012, с. 103).
What more of us need most is to needless = Что большинству из нас
надо пожелать, так это – укротить свои желания (Английские афоризмы
и пословицы 2012, с. 139).
– богатство:
A great dowry is a bed full of brambles = Лучше на убогой жениться,
чем с богатой браниться. Богатую взять – станет попрекать (досл.
перевод: Богатое приданое все равно что постель, полная ежевики) //
Митина 2009, с. 11.
A great dowry is a bed full of brambles = Женино добро колом в глотке
стоит (досл. перевод: Большое приданное – это постель, полная ежевики)
// Григорьева 2009, с. 162.
Better a portion in a wife than with a wife = Не с богатством жить – с
человеком (досл. перевод: Лучше приданное в жене, чем с женой) //
Григорьева 2009, с. 368.
The abundance of money ruins youth = Богатство родителей – порча
детям (досл. перевод: Избыток денег губит молодость) // Григорьева 2009,
с. 37.
A great fortune is a great slavery = Богатому не спится, он вора
боится. Ср.: Больше денег – больше хлопот // Гарбузова 2013, с. 21.
– правда:

122
 Flattery makes friends and truth makes enemies = Говорить правду –
потерять дружбу (досл. перевод: Лесть делает друзьями, правда –
врагами) http://masterrussian.com/proverbs/russian_proverbs_15.htm;
http://www.bookland.ru/book1560907.htm
Truths and roses have thorns about them = Правда глаза колет (досл.
перевод: Правда и розы имеют вокруг себя шипы) // Григорьева 2009, с. 443.
The sting of a reproach is the truth of it = Правда глаза колет (досл.
перевод: Жало упрека в его правде) // Григорьева 2009, с. 443.
Truth finds foes, where it makes none = Правду говорить – друга не
нажить (досл. перевод: Правда находит врагов и там, где она их не
делает) // Григорьева 2009, с. 445.
Confess and be hanged = Правду говорить – себе досадить (досл.
перевод: Признайся, и тебя повесят) // Григорьева 2009, с. 446.
A clever man can always tell a woman`s age – a wise one never does =
Умный мужчина всегда может сказать, сколько женщине лет, а мудрый –
никогда этого не сделает (Английские афоризмы и пословицы 2012, с. 16).
– давление силы, неравенство людей:
The great fish eat the small = Сильные пожирают слабых (досл.
перевод: Большие рыбы едят маленьких) // Мюллер, 2003.
The weakest goes to the wall = Бойкий скачет, а смирный плачет
(досл. перевод: Самый слабый терпит неудачу) // Григорьева 2009, с. 38.
When the weasel and the cat make a marriage, it is a very ill presage =
Женится медведь на корове (досл. перевод: Когда женятся горностай и
кошка, это очень плохое предзнаменование) // Григорьева 2009, с. 164.
– удаление людей друг от друга:
Far from eye, far from heart = С глаз долой, из сердца вон // Митина
2009, с. 49.
– излишнее сближение людей:
Familiarity breeds contempt = Чрезмерная близость порождает
презрение // Митина 2009, с. 49.

123
 Care killed the cat = Заботы до добра не доводят = Не работа
старит, а забота (досл. перевод: Забота убила кошку) // Гарбузова 2013,
с. 36.
– опоздание, запоздалость:
First come, first served = Кто первый пришел, тому первому и подали.
Ср.: «Кто поздно пришел, тому обглоданный мосол» // Easy Reading Series
1945, с. 8.
When the house is burned down, you bring water = После пожара да за
водой (досл. перевод: Дом сгорел, а ты несешь воду) // Григорьева 2009,
с. 437.
Delays are dangerous = Промедление смерти подобно (досл. перевод:
Промедление опасно) // Гарбузова 2013, с. 40.
He who waits too long for turn of tide may end up missing a boat = Тот,
кто слишком долго ждет прилива, рискует опоздать на корабль
(Английские афоризмы и пословицы 2012, с. 93).
– неумение пользоваться собственными средствами:
To keep a dog and bark oneself = Держать собаку, а лаять самому
(т.е. не уметь пользоваться своими средствами) // Easy Reading Series 1945,
с. 23.
To use a steam-hammer to crack nuts = Пользоваться паровым
молотом для щелкания орехов. Ср. «Стрелять из пушек по воробьям» //
Easy Reading Series 1945, с. 25.
To cut blocks with a razor = Тесать глыбы бритвой (т.е. «покушаться
на что-нибудь с негодными средствами) // Easy Reading Series 1945, с. 22.
– негативные привычки и черты характера:
злость, злословие: He that mischief hatches, mischief catches = Не
рой другому яму, сам в нее попадешь (досл. перевод: Кто вынашивает в
сердце зло, зло и получает) // Митина2009, с. 65;
знания/незнание: The husband is always the last to know = Опричь
мужа всяк знает, что жена гуляет (досл. перевод: Муж всегда узнает
последним) // Григорьева 2009, с. 401;
124
 болтливость: He that is a blab is a scab = Кто без устали болтает,
в том толку не бывает (досл. перевод: Кто болтун, тот и подлец) //
Григорьева 2009, с. 235.
Many words, many buffets = Многие речи к добру не приводят (досл.
перевод: Много слов, много и ударов) // Григорьева 2009, с. 301;
зависть: Envy shoots at others and wounds herself = Завистливый по
чужому счастью сохнет. Завистливый от зависти сохнет (досл. перевод:
Зависть стреляет в других и ранит себя) // Митина 2009, с. 44.
Envy never enriched any man = В зависти нет корысти (досл.
перевод: Зависть ни разу никого не сделала богатым) // Григорьева 2009,
с. 54.
Envy never dies = Зависть прежде нас родилась (досл. перевод:
Зависть никогда не умирает) // Григорьева 2009, с. 177;
излишняя осторожность: The cat would eat fish and would not wet
her feet = Кошка хотела бы поесть рыбы, но боится замочить лапки // Easy
Reading Series 1945, с. 19;
нерешительность: Undecided people lose half their life; the energetic
double it = Нерешительные люди теряют половину жизни, энергичные –
удваивают ее (Английские афоризмы и пословицы 2012, с. 132);
неискренность: Better an open enemy than a false friend = Не та
собака кусает, что лает, а та, что молчит да хвостом виляет // Митина
2009, с. 29;
несерьѐзность: A joke never gains an enemy but often loses a friend =
Шуткой врага не задобришь, а друга оттолкнешь // Митина 2009, с. 13;
невоспитанность, бестактность: Familiarity breeds contempt =
Бесцеремонность порождает презрение // Easy Reading Series 1945, с. 8.
Curiosity is ill manners in another’s house = В чужом доме не будь
приметлив, а будь приветлив (досл. перевод: Любопытство в чужом доме –
дурной тон) // Григорьева 2009, с. 65.

125
 A willful man must have his way = Не хочу в ворота – разбирай забор
(досл. перевод: Своевольный человек должен все сделать по-своему) //
Григорьева 2009, с. 378.
He, who comes uncalled, sits unserved = Незваные гости гложут и
кости (досл. перевод: Тот, кто приходит без приглашения, сидит не
обслуженный) // Григорьева 2009, с. 380;
воспитанность, благополучие: Accidents will happen in the best
regulated families = И в самых благородных семьях бывают скандалы (досл.
перевод: Несчастные случаи будут происходить в самых урегулированных
семьях) http://masterrussian.com/proverbs/russian_proverbs_15.htm;
http://www.bookland.ru/book1560907.htm;
глупость: Experience keeps a dear school, but fools learn in no other =
Натерпишься горя – научишься жить (досл. перевод: Опыт содержит в
себе дорогостоящую школу, но дураки нигде больше не учатся) // Митина
2009, с. 48.
It is idle to swallow the cow and choke on the tail = Переплыл море, да в
луже утонул (досл. перевод: Глупо проглотить корову и подавиться
хвостом) // Григорьева 2009, с. 418.
Burn not your house to fright away the mice = Осердясь на блох, да
шубу в печь (досл. перевод: Не сжигай свой дом, чтобы отпугнуть мышей)
// Григорьева 2009, с. 403.
A little pot is soon hot = Дурака легко вывести из себя (досл. перевод:
Маленький горшок быстро нагревается) // Гарбузова 2013, с. 23;
уступчивость: He that lets his wife go to every feast and his horse drink
at every water, shall neither have good wife nor good horse = Дал муж жене
волю – не быть добру (досл. перевод: Кто позволяет своей жене ходить на
всякий пир, а своей лошади – пить у всякого водоема, у того не будет ни
хорошей жены, ни хорошей лошади) // Григорьева 2009, с. 118.
All lay load on the willing horse= Кто везет, на того и накладывают
(досл. перевод: Все взваливают груз на охочую лошадь) // Григорьева 2009,
с. 237.
126
 A friend to everybody is a friend to nobody = Всем угодлив, так никому
не пригодлив (досл. перевод: Кто друг всем, тот никому не друг) //
Григорьева 2009, с. 86;
невезучесть: An unfortunate man would be drowned in a teacup =
Несчастного можно утопить (и) в чайной ложке. (досл. перевод:
Несчастный человек мог бы утонуть в чайной чашке) // Easy Reading Series
1945, с. 4.
I escaped the thunder, and fell into the lightning = От волка бежал, да
на медведя напал (досл. перевод: Я убежал от грома, да попал под молнию)
// Григорьева 2009, с. 405;
равнодушие: None so deaf as those who won’t hear = Никто так не
глух, как те, которые не желают слышать // Easy Reading Series 1945,
с. 16.
– язык:
The least said, the soonest mended = Чем меньше сказано, тем скорее
исправлено. Ср.: «Больше дела, меньше слов» // Easy Reading Series 1945,
с. 19.
Better the foot slip than the tongue = Лучше оступиться, чем
оговориться. Ср.: «Слово – не воробей, выпустишь – не поймаешь» // Easy
Reading Series 1945, с. 5; Лучше ногою запнуться, чем языком // Митина
2009, с. 31.
Let not your tongue run at rover. = Ешь калачи, да поменьше лепечи.
(досл. перевод: Не позволяй своему языку бежать за странником) //
Универсальный русско-английский словарь. Эл. ресурс.
A word and a stone let go cannot be called back = Выпустив камень и
слово, не вернешь их обратно. Русский аналог: Слово не воробей, вылетит,
не поймаешь.
По отношению к данным высказываниям можно применить такую
когнитивную интерпретацию: язык есть потенциальный источник опасности
для окружающих, таким является он и для самого говорящего, поэтому в
некоторых паремиях содержится призыв быть осторожнее в высказываниях
127
во избежание отрицательных последствий. Результат языковой деятельности
невозможно изменить (Полиниченко 2004).
Words are but wind, but blows unkind. = Слова хоть и ветер, но дует
зло.
Язык сравнивается с жалом змеи, с ее болезненным, подчас
смертельным укусом, со смертельным ядом:
The tongue stings. = Досл. перевод: язык жалит (причиняет острую
боль).
The tongue is more venomous than a serpent’s sting = Язык более
ядовит, чем укус змеи (Язык ядовитее змеиного укуса).
The human tongue is more poisonous than a bee’s sting = Язык мой -
враг мой (досл. перевод: Человеческий язык более ядовит, чем жало пчелки).
// http://www.multitran.ru/c/m.exe?a=3&&s=tongue&sc=310&l1=1&l2=2
There is no venom to that of the tongue = Не существует яда, равного
яду языка.
There is no venom to that of the tongue = С ядом языка ничего не
сравнится. //
http://www.multitran.ru/c/m.exe?a=3&&s=tongue&sc=310&l1=1&l2=2
There is no venom to that of the tongue = Злые языки страшнее
пистолета (досл. перевод: Нет яда страшнее, чем яд языка) // Григорьева
2009, с. 188.
Ряд паремий напрямую утверждает, что язык является оружием:
A good tongue is a good weapon – хороший язык это хорошее оружие;
Words cut more than swords. = Злые языки страшнее пистолета
(досл. перевод: Cлова ранят сильнее (острее), чем шпаги) // Универсальный
англо-русский словарь. Эл. ресурс.
An ill tongue may do much = Злые языки страшнее пистолета (досл.
перевод: Злой язык может много чего наделать) // Григорьева 2009, с. 187.
A fool’s tongue is long enough to cut his own throat = Всякая сорока от
своего языка погибает (досл. перевод: Язык у дурака такой длинный, что
может перерезать ему горло) // Григорьева 2009, с. 89.
128
 Можно наносить удары при помощи слов:
Words may pass, but blows fall heavy. = Досл. перевод: Слова могут не
затронуть, но проклясть сильно) //
http://sayings.ru/world/english/english_25.html
Many words hurt more than swords = Многие слова ранят больше
(больнее) мечей // Easy Reading Series 1945, с. 14.
When the heart is afire, some sparks will fly out of the mouth = От
избытка сердца уста глаголют (досл. перевод: Когда сердце охвачено
пламенем, изо рта летят искры) // Григорьева 2009, с. 407.
Язык способен доводить до увечий и даже смерти:
The tongue breaks bone, and herself has none. = Язык ломает кость, но
сам ни одной не имеет.
Under the tongue men are crushed to death. = Люди гибнут под
влиянием языка.
The tongue talks at the head’s cost. – Болтовня может стоить головы.
Некоторые типы конкретизации конфликтогенности языка отражены
в следующих группах:
а) ложь, клевета:
If you throw mud enough, some of it will stick = Клевета – как уголь: не
обожжет, так замарает (досл. перевод: Если человека обольешь грязью в
достаточной степени, что-нибудь да пристанет) // Митина 2009, с. 72.
A lie begets a lie = Ложь ложью погоняет (досл. перевод: Ложь
порождает ложь) // Григорьева 2009, с. 277.
One lie makes many = Ложь ложью погоняет (досл. перевод: Из
одной лжи получается много) // Григорьева 2009, с. 277.
A liar is not believed when he speaks the truth = Соврешь – не помрешь,
да впредь не поверят (досл. перевод: Лгуну не верят и тогда, когда он
говорит правду) // Григорьева 2009, с. 503.
б) жалобы, нытьѐ:
A bleating sheep loses her bit. = Скулящая овца теряет (лишается)
свой кусок.
129
 He that seeks trouble never misses = За худым пойдешь – худое и
найдешь (досл. перевод: Кто ищет неприятностей, тот всегда их находит)
// Григорьева 2009, с. 177.
в) молчание или неспособность высказать обиду:
Let not the sun go down on your wrath. = Не держи долго обиду,
выясняй все сразу (досл. перевод: Не позволяй солнцу садиться на свой гнев)
// http://www.multitran.ru/c/m.exe?a=3&&s=let%20go&sc=310&l1=1&l2=2
г) неумение найти общий язык с кем-либо:
I can’t find a common tongue with you = Дед про юшку, баба про
петрушку (досл. перевод: Я не могу найти общий язык с тобой) //
http://www.multitran.ru/c/m.exe?a=3&&s=tongue&sc=310&l1=1&l2=2
Youth and age will never agree = Молодой старому не верит (досл.
перевод: Молодость и старость никогда не договорятся) // Григорьева
2009, с. 307.
В английских паремиях представлены также рекомендации по
оптимальному поведению в конфликтной ситуации:
Best defence is attack (Best defence is offence) http://www.native-
english.ru/proverbs/50) = Нападение – лучший вид защиты
http://www.bilingual.ru/goods/tales/alibaba.html
Though thy enemy seem a mouse, yet watch him like a lion = Не ставь
недруга овцою, а ставь его волком (досл. перевод: Хоть твой враг и
кажется мышью, следи за ним, как за львом) // Григорьева 2009, с. 370.
Среди рекомендаций по избеганию конфликтов можно
обнаружить следующие:
A nod is as good as a wink to a blind horse = Бесполезно подмигивать
слепой лошади.
A little fire is quickly trodden out = Легче погасить искру, чем
потушить пожар (досл. перевод: Небольшой огонь быстро потушить) //
Мюллер 2003.

130
 A soft answer turns away wrath = Жесткое слово строптивит, мягкое
смиряет (досл. перевод: Мягкий ответ охлаждает гнев) // Митина 2009,
с. 16.
There is a time to speak and a time to be silent = В добрый час молвить,
а в худой промолчать (досл. перевод: Есть время говорить, а есть время
молчать) // Григорьева 2009, с. 52.
The first blow makes the wrong, but the second makes the fray = Первая
брань лучше последней (досл. перевод: Первый удар приносит вред, но
второй создает драку) // Григорьева 2009, с. 417.
An obedient wife commands her husband = Жена мужа не бьет, а под
свой норов ведет (досл. перевод: Послушная жена командует своим
мужем) // Григорьева 2009, с. 162.

3.2.3. Иллокутивные значения и интенции конфликтсодержащих

паремий

Среди иллокутивных значений и интенций конфликтсодержащих

паремий на английском языке оказалось возможным выделить такие:
а) угроза
Have you pray’d to-night, Desdemona? (Shakesp.) – Молилась ли ты к
ночи, Дездемона? (Михельсон 2006, с. 1036).
Безусловно, сама по себе как таковая эта фраза не содержит
конфликта, по форме это обычный вопрос. Конфликтогенность этих широко
известных во всем мире слов возникает именно благодаря тому, что они
стали крылатым выражением, причем не только в английской
лингвокультуре, но и в ряде других языков и культур также. То есть, строго
говоря, конфликтоген содержится не в самой фразе, а возникает лишь
благодаря той ситуации и тому контексту, которые ее сопровождали и
которые за ней последовали в трагедии Шекспира «Отелло». В современной
жизни это выражение далеко не всегда влечет за собой убийство, как в
131
пьесе, более того – употребляется иногда даже шутливо, но, несомненно, в
любой ситуации оно является свидетельством того, что в сознании
говорящего конфликт назрел и готов выйти вовне. Аналогичным образом
это крылатое выражение употребляется и в русском языке.
He that cannot beat the horse, beats the saddle = Бил дед жабу, грозясь
на бабу (досл. перевод: Кто не может побить лошадь, бьет по седлу) //
Григорьева 2009, с. 32.
б) совет: Ask no questions and you will be told no lies = Не задавай
вопросов – не услышишь лжи (досл. перевод: Не задавай вопросов, и тебе не
солгут) // Григорьева 2009, с. 353.
Give neither counsel nor salt till you are asked for it = На чужой совет
без зову не ходи (досл. перевод: Не давай ни совета, ни соли, пока тебя об
этом не попросят) // Григорьева 2009, с. 329.
Keep your tongue within your teeth = Держи язык за зубами //
Григорьева 2009, с. 129.
Mind your own business = Не тычь носа в чужое просо (досл. перевод:
Занимайся собственным делом) // Григорьева 2009, с. 375.
Agree, for the law is costly = Не судись: лапоть дороже сапога
станет (досл. перевод: Соглашайся, ибо закон дорог) // Григорьева 2009,
с. 375.
Fall not out with a friend for a trifle = Не стоит из-за пустяков
дружбу терять (досл. перевод: Не ссорься с другом из-за пустяка) //
Григорьева 2009, с. 371.
Draw not thy bow before thy arrow be fixed = Прежде соберись, а
потом дерись (досл. перевод: Не натягивай тетиву, пока не вставишь
стрелу) // Григорьева 2009, с. 449.
в) предостережение:
Эта группа очень обширна.
For trust not him that hath once broken faith (Shakesp.) = Не верь тому,
кто раз изменил (Михельсон 2006, с. 1035).

132
 A wager is a fool’s argument = Спорь до слез, а об заклад не бейся
(досл. перевод: Пари – аргумент (спор) дурака) // Митина 2009, с. 17.
Gifts from enemies are dangerous = Недруг дарит – зло мыслит (досл.
перевод: Подарки от врагов – опасны) // Митина 2009, с. 54.
Put not your hand between the bark and the tree = Не вмешивайся в
чужие дела (досл. перевод: Не суй руку между корой дерева и самим
деревом) // БАРС 1979. Т. I, с. 133.
Don’t trouble trouble until trouble troubles you = Не буди лиха, пока оно
спит тихо. Не вороши беды, коли беда спит. Не ищи беды: беда сама тебя
сыщет. Не дразни собаку, она и не укусит. Не хлещи кобылы, и лягать не
станет // Митина 2009, с. 41.
No safe wading in an unknown water = Не зная броду, не суйся в воду
(досл. перевод: Нет безопасного брода в незнакомой воде) // Григорьева
2009, с. 353.
Who spits against heaven, it falls in his face = Вверх не плюй, себя
пожалей (досл. перевод: Кто плюет в небо, тому все падает на лицо) //
Григорьева 2009, с. 65.
Good is to be sought out and evil attended = Ищи добра, а худо и само
придет (досл. перевод: Добро нужно искать, а ко злу быть готовым) //
Григорьева 2009, с. 206.
A good name is sooner lost than won = Слава приходит золотниками, а
уходит пудами (досл. перевод: Легче потерять доброе имя, чем
приобрести) // Гарбузова 2013, с. 20.
г) парирование:
If you cannot bite, never show your teeth = Не суйся в волки, когда
хвост телкин (досл. перевод: Не скаль зубы, если не можешь кусаться) //
Митина 2009, с. 72.
If you laugh before breakfast you’ll cry before supper = Рано пташечка
запела, как бы кошечка не съела (досл. перевод: Посмеешься до завтрака –
поплачешь до ужина) // Митина 2009, с. 72.
д) пренебрежительность:
133
 He is not so black as he is painted = Не так страшен лукавый, как его
малюют.
е) невыполнение долга, обещания:
Vows made in storms are forgotten in calms = Как тонет, топор сулит,
а вытащишь – и топорища жаль (досл. перевод: Клятвы, которые даются
в бурю, забываются в хорошую погоду) // Григорьева 2009, с. 215.
ж) обвинение:
A barren sow was never good to pigs = Бесплодная свиноматка
свиньям не нужна http://www.gotohoroscope.com/quotes/danish/11653.html
з) намеки на недостатки и неуспех:
He that looks not before, finds himself behind = Не доглядишь оком,
заплатишь боком (досл. перевод: Кто не смотрит вперед, тот
оказывается позади) // Григорьева 2009, с. 351.

3.2.4. Представление в паремиях конфликтов, обусловленных

гендерно, социально, эмоционально, онтологически

Гендерно обусловленные факторы конфликта сводятся в основном к

тому, что в большинстве английских поговорок о женщине – как и в русских
– заключается негативная оценка женщин, осуждаются их конфликтность,
злость, неумность, острый язык:
A woman sometimes scorns what best content her = Женщина иногда
отклоняет от себя то, что составило бы ее счастье (Shakesp.) //
Михельсон 2006, с. 1034).
There was never a conflict without a woman (Английская пословица) =
Никогда не бывает конфликта без женщины // http://www.special-
dictionary.com/proverbs/keywords/conflict
A woman’s sword is her tongue, and she does not let it rust = Мечом
женщины является ее язык, и она не позволяет ему ржаветь.
Geese with geese, and women with women = Гусь свинье не товарищ
(досл. перевод: Гуси с гусями, женщины с женщинами) //
134
http://masterrussian.com/proverbs/russian_proverbs_15.htm;
http://www.bookland.ru/book1560907.htm
Trust not a woman when she weeps = Женские слезы – не вода, а невода
(досл. перевод: Не доверяй женщине, когда она плачет) // Григорьева 2009,
с. 164.
Исследования К.С. Волошиной показали, что в английских
гендерных концептах отражается асимметричность представлений о
мужчине и женщине во фразеологии: образ мужчины актуализируется
такими ФЕ, которые репрезентируют как доминантные положительные
мужские качества – агрессивность, стремление к лидерству, активность, в то
время как в образе женщины чаще отражаются факультативные негативные,
второстепенные свойства, качества, функции – пассивность, глупость,
льстивость, неверность (Волошина 2010). Это же отражается и в английских
конфликтсодержащих паремиях:
A saint abroad and a devil at home = В людях – ангел, не жена; дома с
мужем – сатана (досл. перевод: Святая вне дома и черт дома) //
Григорьева 2009, с. 55.
Better be half hanged than ill wed = Лучше железо варить, чем со злою
женою жить (досл. перевод: Лучше быть наполовину повешенным, чем в
плохом браке) // Григорьева 2009, с. 281.
Three things drive a man out of his house – smoke, rain, and a scolding
wife = От пожара, от потопа и от злой жены, Боже, сохрани (досл.
перевод: Три вещи гонят мужчину из дома: дым, дождь и сварливая жена)
// Григорьева 2009, с. 409.
A fair wife and a frontier castle breed quarrels = Пригожая жена –
лишняя сухота (досл. перевод: Красивая жена и приграничный замок
порождают раздоры) // Григорьева 2009, с. 451.
Who has a fair wife, needs more than two eyes = Пригожая жена –
лишняя сухота (досл. перевод: Тому, кто имеет красивую жену, нужно
иметь больше двух глаз) // Григорьева 2009, с. 451.

135
 The first wife is matrimony, the second company, the third heresy =
Первая жена от Бога, вторая от человека, третья от черта (досл.
перевод: Первая жена – супружество, вторая – собеседник, третья –
ересь) // Григорьева 2009, с. 417.
Women will have their wills = Женский обычай – не мытьем, так
катаньем (досл. перевод: Женщины своего добьются) // Григорьева 2009,
с. 164.
В следующей паремии обозначение конфликта носит не межполовой
характер и говорит не об отрицательных качествах женщины, а обозначает
извечную проблему еѐ существования, бесконечных стараний на благо
семьи, дома и имеет положительную коннотацию, взывая сочувствие и
уважение к женщине:
A woman’s work is never done = Женский труд никогда не
заканчивается // http://znatok.ua/english_proverbs
Социально обусловленные факторы конфликта:
Fish begin to stink at the head = Рыба от головы тухнет (портится) //
Митина 2009, с. 51.
When in Rome, do as Romans do = В чужой монастырь со своим
уставом не ходят (досл. перевод: Находясь в Риме, делай, как делают
римляне) // http://masterrussian.com/proverbs/russian_proverbs_15.htm;
http://www.bookland.ru/book1560907.htm
You must ask your neighbour if you shall live in peace = Сосед не
захочет, так и миру не будет (досл. перевод: Тебе нужно спросить соседа,
будешь ли ты жить в мире) // Григорьева 2009, с. 504.
Эмоционально обусловленные факторы конфликта. Среди них
наиболее яркими и распространенными являются такие противоположные
чувства, как любовь и гнев:
а) любовь, страсть:
Friendship is constant in all other things,
Save in the office and affairs of love =
Дружба тверда во всех делах,
136
 Только не в делах и услугах любви (Shakesp. // Михельсон 2006,
с. 1035).
Hatred is blind, as well as love = Страсти затуманивают разум. У
огня не бывает прохлады, а у гнева рассудка (досл. перевод: Ненависть
слепа, так же как любовь) // Митина 2009, с. 59.
Love is blind, as well as hatred = Любовь зла – полюбишь и козла (досл.
перевод: Любовь слепа, так же, как ненависть) // Митина 2009, с. 84.
The greatest hate springs from the greatest love = От любви до
ненависти – один шаг (досл. перевод: Самая большая ненависть появляется
из самой большой любви) // Григорьева 2009, с. 408.
б) гнев:
Anger and haste hinder good counsel = Во гневу не наказывай. (досл.
перевод: Гнев и спешка затемняют рассудок) // Митина 2009, с. 24.
Языковые особенности английских конфликтсодержащих паремий
мы не выделяем в отдельный подраздел, как это было сделано для русских
паремий, т.к. не обнаружили особых отличий по сравнению с тем, что уже в
основном было сделано в других исследованиях, посвященных английским
паремиям (см., например: Арсентьева 2006; Бент 2011; Буряковская 2000;
Воркачев, Воркачева 1998; Вражнова 2004; Константинова 2007;
Коновалова 2012; Кунин 1996; Лызлов 2009; Мельникова 2003; Натхо 2009;
Полиниченко 2004; Слепушкина 2009; Юсупова 2005 и др.). Те же немногие
отличия языковых особенностей, что нам удалось выявить, будут освещены
в следующем параграфе.

3.3. Соотносительные параметры английских и русских

конфликтсодержащих паремий и афоризмов

В двух предыдущих разделах данной главы мы постарались более

или менее подробно выявить национальную специфику русских и
английских конфликтсодержащих паремий. Однако по отношению к

137
указанной разновидности устойчивых выражений она не является
довлеющей и не в силах привести к полной разделенности или
непониманию между народами – носителями этих языков, ибо, помимо
различий, в указанных лингвокультурах обнаруживается большая доля
сходных, имеющих аналоги устойчивых выражений. Об этом, в частности,
свидетельствует и тот факт, что авторы англо-русских словарей по
отношению к большой доле английских паремий нашли возможность в
качестве перевода привести русские паремии. Ученые утверждают, что
«национальная специфичность паремиологических фондов русского и
английского языков не означает их несоотносимости. Универсальные,
общечеловеческие культурные ценности обуславливают сходство паремий в
двух языках» (Привалова 2001, с. 15). Мы также разделяем данную точку
зрения. Интересно, что Е.Ф. Арсентьева подчеркивает: не следует
преувеличивать роль национально-культурного компонента во
фразеологической картине мира, поскольку в фразеосоставах русского и
английского языков существует значительное количество
интернационализмов, а также «фразеологизмов, связанных с
общечеловеческим знанием о свойствах реального мира» (Арсентьева 2006,
с. 67).
Одним из подтверждений этому служит то, что в обоих языках
существуют устойчивые выражения, имеющие один и тот же источник –
Библию. Их мы не можем считать национально-специфичными, поскольку
выражения, взятые из Библии, распространены во многих странах мира.
Отражают они не национальный характер, а ценности общечеловеческие,
повсеместно принятые нормы морали, поведения в обществе. Приведем
лишь несколько примеров библейских выражений, содержащих конфликт,
ставших крылатыми как в английском, так и в русском языках:
… And if your right eye makes you stumble, tear it out… (New Testament
1992, р. 12) = Если же глаз твой правый соблазняет тебя, вырви его…
(Новый Завет. Мф. 5:29).

138
 For every one who does evil hates the light, and does not come to the
light, les this deeds should be exposed (New Testament 1992, р. 277) = Ибо
каждый, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не были
изобличены дела его (Новый Завет. Ин. 3:20).
Enter through the narrow gate. For wide is the gate and broad is the road
that leads to destruction, and many enter through it. 14
But small is the gate and narrow the road that leads to life, and only a few
find it (New Testament. Эл. вариант). = Входите тесными вратами, ибо
широки врата и просторен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими;
ибо тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их
(Новый Завет. Мф. 7:14).
Кроме того, в обоих языках чѐтко и однозначно выражено
доминантное отношение к конфликтам вообще:
Do as you would be done by = Когда хочешь себе добра, то никому не
делай зла. Не делай другому, чего себе не хочешь. Поступай так, как
хочешь, чтобы поступали с тобой // Митина 2009, с. 39.
Это высказывание также восходит к Библии: Что ненавистно тебе
самому, того не делай никому [Тов.4:15].
Better a lean peace than a fat victory = Худой мир лучше доброй ссоры
(брани) // Митина 2009, с. 29.
Находиться в конфликте, среди враждующих сторон некомфортно
для русско- и англоговорящих людей. И хотя поговорка, свидетельствующая
об этом, формально лишена маркеров отрицательной модальности в обоих
языках, таковая явствует из самой ситуации – опасной, критической, даже
катастрофической, что усиливается образным компонентом:
Between the upper and nether millstone = Между двух огней. Между
молотом и наковальней (досл. перевод: Между верхним и нижним
жерновами) // Митина 2009, с. 32.
Отметим, что образный компонент английского варианта этого
выражения понятен и русскому человеку, поскольку имеется в виду
мукомольная мельница, в той же мере издревле присущая русской культуре
139
и важной для нее, что английской и многим другим. Однако в русском
варианте закрепился более угрожающий жизни, более разрушительный
образ, нежели трущиеся друг о друга камни – огонь, кузница, что должно
иметь наибольшую воздействующую силу, передавать более сильные
эмоции.
В целом большое количество одинаковых или сходных по смыслу
конфликтсодержащих фразеологизмов, пословиц, поговорок, крылатых
выражений являются свидетельством общности ряда ценностных установок
русской и англоязычных культур по отношению к внутренним и
межличностным конфликтным ситуациям. В большинстве из них даются
советы всячески избегать конфликтов, пресекать их в самом зародыше,
однако не рекомендуется искать легких путей в жизни, поскольку никто не
может полностью избежать проблем в течение жизни; преодоление
трудностей – благо для человека, а чрезмерная мягкость, изнеженность –
вред. Таким образом, изученные нами паремии, даже включающие в себя
конфликт или указывающие на него, содержат принципы взаимоуважения,
добра, сочувствия, примирения и согласия.
В «Кратком словаре иноязычных фразеологизмов» (Кочедыков 2000.
Далее – КСИФ) помещен ряд английских выражений, которые известны
(или, по мнению автора словаря, должны быть известны) русскоговорящим
людям и употребляются ими в речи. Некоторые из них заключают в себе тот
или иной конфликт или содержат отсылку к нему. (По нашим наблюдениям,
только последнее из приводимых ниже высказываний – из Шекспировского
«Гамлета» – более или менее активно употребляется в русской речи,
остальные же если и вводятся в разговор, то почти всегда только в русском
переводе.) Приведем эти фразеологизмы:
Big stick policy – англ. = политика большой дубинки. Политика силы,
с позиции силы. Выражение принадлежит президенту США Теодору
Рузвельту. Так он охарактеризовал вмешательство во внутренние дела
латиноамериканских стран (КСИФ, с. 42).

140
 Hands off! – англ. = руки прочь! Требование невмешательства в дела
кого-либо или чего-либо. Выражение принадлежит английскому министру
У. Гладстону, употребившему его как политический лозунг по адресу
Австрии, занявшей Боснию и Герцоговину в 1878 г. (КСИФ, с. 92).
Kill with kindness– англ. = «Убить посредством мягкости». Погубить
чрезмерной добротой (КСИФ, с.114).
Much ado about nothing – англ. = Много шуму из ничего. Название
одной из комедий Шекспира (КСИФ, с. 132).
Struggle for life – англ. = Борьба за существование. Источник
выражения – труд Ч. Дарвина «происхождение видов» путем естественного
отбора (КСИФ, с. 190).
Sweating system – англ. = Потогонная система. (Эконом). Система
крайней эксплуатации трудящихся (КСИФ, с. 190).
To be or not to be – англ. = Быть или не быть (− вот в чем вопрос). О
состоянии неопределенности или раздумья, колебаний перед
необходимостью принять ответственное решение. Начальные слова
монолога Гамлета из одноименной трагедии В. Шекспира (КСИФ, с. 200).
Опираясь на данные других словарей, мы выявили практически
одинаковые (лексически и семантически) для английского и русского
языков конфликтсодержащие устойчивые выражения:
War of all against all // Википедия. Эл. ресурс. = Война всех против
всех (Томас Гоббс, английский философ XVII в.).
Dollar Diplomacy // http://en.academic.ru/dic.nsf/enwiki/2262111 =
«Долларовая дипломатия (В.Г. Тафт, президент США). Это выражение
означает политику, проводящую экономическое закабаление малых
государств и подчинение их господству крупных иностранных банков и
промышленных компаний… На практике пускались в ход и доллары и
пули» (Ашукин, Ашукина 1960, с. 186).
Almighty dollar // Википедия. Эл. ресурс. – Доллар всемогущий
(Вашингтон Ирвинг, американский писатель) // Ашукин, Ашукина 1960,
с. 122).
141
 Live like dogs and cats = Жить как кошка с собакой // БАРС 1979. Т. I,
с. 59.
Every man is his own enemy = Действовать во вред самому себе //
Мюллер 2000, с. 237.
Curst cows have cut horns = God sends a curst cow short horns =
Бодливой корове бог рог не дает // БАРС 1979. Т. I, с. 318.
All is fair in love and war = В любви и на войне все средства хороши //
Мюллер 2000, с. 257.
As a man sows, so shall he reap = Что посеешь, то и пожнешь //
БАРС 1979. Т. II, с. 504.
Reap as one has sown = Что посеешь, то и пожнешь // Мюллер 2000,
с. 599.
The bone of contention = The apple of discord = Яблоко раздора.
The road to hell is paved with good intentions = Благими намерениями
дорога в ад вымощена (досл. перевод: Дорога в ад вымощена добрыми
намерениями) // Дубровин 2008, с. 241.
Незначительные различия в этой группе паремий относятся к области
формального выражения – к синтаксической структуре:
а) в английском языке применяется форма личного предложения, в
русском – безличного или неопределѐнно-личного: Every man is his own
enemy = Действовать во вред самому себе; As a man sows, so shall he reap =
Что посеешь, то и пожнешь;
б) форма условного предложения в русском, повелительного – в
английском: Sow the wind and reap the whirlwind = Посеешь ветер –
пожнешь бурю (досл. перевод: Посей ветер и пожни бурю) // Дубровин 2008,
с. 255.
в) причастие или причастный оборот в английском не присутствует в
русском в силу традиций народной речи: Hasty climbers have sudden falls =
Поспешно взбирающиеся внезапно падают. Ср.: «Спеши, да не торопись» //
Easy Reading Series 1945, с. 9.

142
 В плане семантики при сохранении синтаксической структуры в
русском варианте нередко более ярко выражена абсолютивность (различия
касаются семантики меры, например, мало и нет вовсе; нитка и волосок):
Great cry and little wool = Много крику, да мало шерсти. Ср.: «Визгу
много, а шерсти нет» // Easy Reading Series 1945, с. 9.
Hang by a thread = Висеть на волоске (досл. перевод: Висеть на
нитке) // Easy Reading Series 1945, с. 9.
Зачастую между английской и русской соотносительными
конфликтсодержащими паремиями наблюдается изменение образности,
например:
Once bitten, twice shy = Однажды укушенный вдвойне боязлив. Ср.:
«Пуганная ворона куста боится» // Easy Reading Series 1945, с. 16.
В русских конфликтсодержащих паремиях в гораздо большей
степени выражен негатив, чаще употребляются лексемы горе, беда и
соотносимые с ними понятия и реалии, вроде черта и дьявола. Приведем
несколько примеров:
It is no use crying over spilt milk = Нечего плакать о пролитом молоке.
Ср.: «Слезами горю не поможешь» (досл. перевод: Нет пользы плакать над
пролитым молоком) // Easy Reading Series 1945, с. 12.
Pride goes before a fall = Гордыня предшествует падению. Ср.:
«Дьявол гордился, да с неба свалился» // Easy Reading Series 1945, с. 17.
Still waters run deep = Тихие воды имеют глубокое течение. Ср.: «В
тихом омуте черти водятся» // Easy Reading Series 1945, с. 18.
Пожалуй, ярче всего разница в эмоционально-экспрессивных
компонентах, в резко противопоставляемых образах английского и русского
менталитетов видна в следующей конфликтсодержащей паремии:
It’s not the gay coat that makes the gentleman. = Нарядная одежда не
делает джентльменом. Ср.: «По бороде – апостол, а по зубам – собака» //
Easy Reading Series 1945, с. 13.
Кроме этого, в лексике русских и английских соотносительных по
смыслу конфликтсодержащих паремиях нередки и стилистические различия
143
– для русских в большей степени характерны просторечные выражения,
слова из бытового обихода, а в английских можно встретить и более
изысканные слова, например, в поговорке, говорящей о том, что кто-то
находится в затруднительном положении, в конфликтной ситуации:
Between the horns of a dilemma = Между двух огней (досл. перевод:
Между рогами дилеммы) // Мюллер 2000, с. 347.
Можно также привести шутливую пародию на эту особенность
английских паремий: русская грубоватая поговорка «баба с возу – кобыле
легче» своеобразным образом «трансформирована» под английскую
изысканную стилистику: «леди освободила автомобиль, сообщив мотору
дополнительное ускорение».
Помимо идентичных паремий, в двух рассматриваемых языках
существует большое количество паремий соотносительных – они
переводятся аналогичными по семантике устойчивыми языковыми
единицами и отличаются лишь небольшими нюансами, коннотациями. В их
числе, например, такие:
Every man is his own enemy = Всяк по своему с ума сходит (досл.
перевод: Каждый человек сам себе враг) // БАРС 1979. Т. I, с. 535.
Dogs eat dogs = Человек человеку волк (досл. перевод: Собаки едят
собак) // БАРС 1979. Т. I, с. 400.
Исследования Е.В. Слепушкиной, проведенные на материале
концептов «предупреждение» и «угроза», показали, что в английском и
русском языках составляющие этих концептов представлены в разных
пропорциях. Это исследователь объясняет тем, что носители английского
языка понимают мир по-иному, чем носители русского языка. Количество
выражений предупреждения-совета больше в русском языке, возможно,
потому, что англичане не считают себя вправе вмешиваться в частную
жизнь других людей и давать какие-либо советы, когда их об этом не
просят. Англичанин стремится предостеречь об опасности, а проявления
угрозы, враждебности свести к минимуму, поскольку угрожать другому
человеку – значит относиться к нему заведомо враждебно, недружелюбно,
144
что не характерно для британского менталитета (Слепушкина 2009, с. 15).
Кардинальные различия в семантике русских и английских
конфликтсодержащих паремий, конечно, существуют, но их количество
очень невелико. В качестве примера приведем, например, такие, в которых
речь идет о росте человека: ср. Мал да удал; Мал золотник, да дорог, но A
little pot is soon hot = Люди маленького роста часто вспыльчивы
(Английские афоризмы и пословицы 2012, с. 163).
Некоторые паремии демонстрируют включение национального
компонента, что проявляется на фоне сопоставимой паремии на другом
языке, но эти компоненты не всегда играют определяющую роль: при
переводе одна национально-специфичная реалия вполне может быть
заменена другой – также национально-специфичной или нейтральной, что
не влечет изменения или затемнения смысла.
Можно привести известный пример конфликтсодержащей паремии,
указывающей на возможность крупного конфликта от ничтожной причины:
От копеечной свечки Москва сгорела.
Паремии аналогичной семантики – как в русском, так и в английском
языках – также акцентируют незначительность повода для крупных
разногласий, мелочность раздуваемого скандала:
A storm in the teacup. = Ср.: «Буря в стакане воды» (досл. перевод:
Буря в чашке чая) // Easy Reading Series 1945, с. 3; Мюллер 2000, с. 713.
Как известно, чашка чая – символ священной для англичан традиции
«послеполуденного чая», которая некогда возникла благодаря Анне,
седьмой герцогине Бедфордской, а в 1851 году «five-o‘clock»
(«пятичасовое» чаепитие, устраиваемое по всей Британии) был введен в
Соединенном Королевстве принудительно и соблюдается до настоящего
времени: в это время на пятнадцать минут закрываются магазины и
учреждения, офисы и банки — все пьют чай.
В России же чай стал популярным гораздо позже, чем в Англии, и
долгое время принято было его пить не чашками, а стаканами. Кроме того,
«стакан воды» для русского менталитета имеет такое же обобщенное
145
значение (нечто необходимое, жизненно важное, повсеместно
распространенное), как и для англичанина «чашка чая». В приведенных
паремиях эти «емкости для жидкости» играют роль другого символа –
указание на маленький объем, подчеркивание несоответствия между сутью
и формой конфликта (чашка / стакан и буря).
В другом случае английская река Темза обретает семантический
(контекстуальный) аналог «порох» с общим значением «невозможность»:
He will never set the Thames on fire = Ему никогда не зажечь Темзы.
Ср.: «Он пороху не выдумает» // Easy Reading Series 1945, с. 10.
И хотя порох также является не русским изобретением, а китайским,
но все же для русского менталитета он более понятен в силу своей
повсеместной распространенности, нежели английское географическое
название.
В других случаях образность соотносимых паремий может быть не
столь прозрачной, требует определенных усилий для понимания
содержащейся в них метафоры, например:
Every cloud has a silver lining = У всякого облачка своя серебристая
кайма. Ср.: «Нет худа без добра»// Easy Reading Series 1945, с. 8.
В том случае соответствующей лексикой усиливается и
эмоциональная окраска выражения (облачко – худо, серебристая кайма –
добро).
Дословный перевод другой поговорки «Давай каждому свое ухо, но
не каждому свой голос» потребовал некоторого изменения лексики:
Give every man thine ear, but few thy voice = Слушай всех, но говори с
немногими // Easy Reading Series 1945, с. 9.
Интересно сопоставление русской и английской паремий, говорящих
о возможности малым испортить большое, сравним:
One drop of poison infects the whole tun of wine = Одна капля яда
заражает всю бочку вина // Easy Reading Series 1945, с. 16.
Русский аналог: ложка дѐгтя в бочке мѐда.

146
 В обоих случаях фигурирует бочка как мера большого объема
вещества, а также капля и ложка как мера ничтожно малая. Но в английском
варианте «злом» является яд, в русском – дѐготь. Очевидно, здесь передано
и отличие в ментальности и «традициях» разных наций: на Руси отравление
врагов ядами было не столь широко распространено, как в Европе.
Однако паремия с точно такой же семантикой одинаково
распространена и в английском, и в русском языках:
One scabbed sheep will mar a whole flock = Одна паршивая овца все
стадо испортит // Easy Reading Series 1945, с. 16.
Есть и сугубо английская поговорка с аналогичной семантикой:
The rotten apple injures its neighbours = Испорченное яблоко портит
соседние // Easy Reading Series 1945, с. 20.
И хотя никакого национального компонента она не содержит,
понятна любому народу, знакомому с яблоками, однако употребляется
именно в английском языке.
Подобным же образом обстоит дело и с поговоркой,
употребляющейся как осуждение за разглашение семейных или
корпоративных секретов. В русском языке она одна, в английском – две:
To tell tales out of school = Разбалтывать за стенами школы (т.е.
выносить сор из избы) // Easy Reading Series 1945, с. 25.
To wash dirty linen in public = Стирать грязное белье на людях. Ср.
«Выносить сор из избы» // Easy Reading Series 1945, с. 25.
Далеко не всегда можно объяснить национальными традициями
присутствие той или иной лексемы в конфликтсодержащих паремиях. Так,
например, остаѐтся загадкой образность следующей соотносительной по
семантике пары паремий: почему в английском языке фигурирует верблюд,
который так же чужд Англии, как и России:
The last straw breaks the camel’s back = Последняя соломинка
переламывает хребет верблюда. Ср.: «Последняя капля переполняет чашу»
// Easy Reading Series 1945, с. 19.
Впрочем, «винить» в этом только лишь сами языки не приходится,
147
поскольку определяющая роль принадлежит явлениям и свойствам,
лежащим за пределами языка. Оценивая роль языка в формировании
картины мира, П.В. Чесноков констатировал следующий факт:
«Семантические расхождения между языками обусловлены не внутренними
субъективными свойствами конкретных языков, а бесконечным богатством
и разнообразием самой объективной действительности, наличием огромного
количества свойств и отношений у каждого предмета и явления, благодаря
чему предметы и явления в самом объективном мире одновременно по-
разному объединяются в классы, входя по одним признакам в одни
группировки, а по другим – в другие. Но всякий раз предметы включаются в
определенный класс по их действительным признакам, а не в силу
субъективного произвола человеческого сознания.
Под влиянием различных условий жизни носителей языков одни
языки могут отображать одни факты, а другие языки – другие факты»
(Чесноков 2011, с. 151–152).
Теперь рассмотрим, как столкновение стереотипов мышления,
выраженное посредством языка, может служить отражением некоторых
черт, присущих английскому менталитету на примере конфликтсодержащих
афоризмов. (Все афоризмы извлечены из: (Душенко 2001).)
Первые два высказывания содержат аллюзию на библейские
выражения «нельзя наливать новое вино в старые мехи», говорящее о
необходимости обновления, о соответствии новой формы новому
содержанию, и «превращать воду в вино» – первое чудо Иисуса Христа на
бракосочетании в Кане Галилейской. В афоризмах говорится об обратных
действиях:
Англичане как ни одна другая нация в мире обладают способностью
наливать новое вино в старые мехи (Клемент Эттли).
Англичане обладают волшебным даром превращать вино в воду
(Оскар Уайльд).
Конфликт состоит в том, что консерватизм, традиционно присущий
англичанам, зачастую мешает нововведениям (в первом случае) и не менее
148
традиционная неэмоциональность, сдержанность англичан может сделать
выражение чувств слабым, пресным (во втором случае). Последнее
подтверждается также следующим афоризмом, указывающим на конфликт
между ментальным и эмоциональным:
Англичанин уважает ваши мнения, но совершенно не интересуется
вашими чувствами (Уилфрид Лориер).
Следующее высказывание гипертрофированно представляет
английские ценности; конфликт содержится в разнице между сильнейшей
отрицательной эмоциональной оценкой (совершить социальное
самоубийство, презирать) и – с точки зрения многих других наций и
народов – ничтожностью, смехотворностью повода для этого:
Для англичанина признаться в своем полном невежестве по части
лошадей – значит совершить социальное самоубийство: вас будут
презирать все, и в первую очередь лошади (Уолтер Селлар и Роберт
Йитман).
В другом афоризме конфликт указывает на отношения между
англичанами и ирландцами – на привилегированность первых по сравнению
со вторыми:
В английском суде подсудимый считается невиновным, пока он не
докажет, что он ирландец (Тед Уайтхед).
Сырой, дождливый климат туманного Альбиона стал поводом для
шутливого конфликта в следующем высказывании:
Англичане путешествуют не для того, чтобы увидеть чужие края, а
для того, чтобы увидеть солнце (Сэмюэл Батлер).
Очень хлѐсткие афоризмы обличают конфликт, содержащийся в
особенностях поведения. Этот конфликт подчеркивается парадоксальным
контекстуальным сближением антонимичных пар «молчание – беседа» и
«строгость – безнравственность»:
Молчание – английский способ беседовать (Генрих Гейне).
Я люблю англичан. Они выработали самый строгий в мире кодекс
безнравственности (Малколм Брэдбери).
149
 Специфика противопоставления в паремиях вызывает пристальный
интерес лингвистов. В диссертационном исследовании, выполненном на
материале паремий трех языков – французского, английского и русского,
З.А. Юсупова приходит к справедливому выводу о том, что «при реализации
противопоставления в паремиологическом высказывании могут
прослеживаться национально-специфические черты характера того или
иного народа» (Юсупова 2005, с.100), поскольку противопоставление есть
неотъемлемый этап процесса восприятия и познания мира человеком;
противопоставление существует в объективной действительности как
процесс, результатом действия которого являются противоположности,
отражающие внутренний мир человека и внешний общественный мир,
поскольку частные противопоставления гармонично заложены в систему
мироздания (Там же). Наши наблюдения также позволили выявить
интересные конфликтные сопоставления и противопоставления, которые
содержатся в афоризмах, говорящих о разнице между менталитетом,
ценностными приоритетами англичан и американцев:
Англия и Америка – две нации, разделѐнные общим языком
(Перефразированный Оскар Уайльд).
Парадоксальная мысль о том, что общий язык может разделять
народы, в данном контексте на самом деле отражает истинное положение
вещей: многие англичане как преимущественно мононация с
пренебрежением относятся (особенно раньше) к тому, как изменяется,
трансформируется их язык в устах множества народностей всего мира,
населяющих Новый Свет.
Тем не менее, следующий афоризм свидетельствует о некоторой
распущенности англичан и терпимости англичанок к недостаткам и
строгости поведения американских граждан обоего пола:
Американки требуют от своих мужей таких исключительных
достоинств, какие англичанки ожидают найти разве что у своих лакеев
(Сомерсет Моэм).

150
 В другом афоризме говорится о якобы обратных ценностях в
представлении американцев и англичан, однако, по сути, это
противопоставление мнимое, оно призвано лишь показать узость круга,
ограниченность ценностных приоритетов и интересов и тех, и других и
практически уравнивает в них животных и женщин:
В Англии я предпочел бы быть мужчиной, или лошадью, или собакой,
или женщиной, – именно в этом порядке. В Америке этот порядок был бы
обратный (Брюс Гулд).
Таким образом, среди наиболее ярких черт, характеризующих старую
Англию и английский менталитет, – плохой климат, а также консерватизм,
максимальная сдержанность в проявлении чувств, вплоть до молчания,
строгость, своеобразное слепое подчинение букве закона, вплоть до
абсурдности, что может даже идти вразрез с общечеловеческой моралью,
принижение ирландцев, любовь к лошадям. Англичане и американцы –
очень близки по менталитету, по аксиологическому комплексу, но с
несколько различными оценочными доминантами: изначально они говорили
на одном государственном языке, но с течением времени этот же
изменившийся язык оказался способным их разобщить; одни и те же
ценности чуть более важны для одних и чуть менее – для других;
наибольшие отличия лежат в области гендерных отношений: для
американцев Женщина и Мужчина, их взаимоотношения – на пьедестале
почѐта, для англичан – отнюдь.
Коммуникативно-прагматическая функция приведенных выше
афоризмов заключается, однако, не только в передаче данной информации,
но также и в оказании воздействия на реципиента, в формировании у него
ироничного отношения к перечисленным традиционным английским
ценностям, к стремлению строго их соблюдать. Кроме того, тот факт, что
данные афоризмы помещены в русской книге афоризмов, на русском языке,
говорит также и о том, что подобную же цель – уже конкретно для русских
читателей – преследовал и автор-составитель этой книги.

151
 Полагаем, что устойчивые конфликтсодержащие единицы русского и
английского языков, включающие национально-специфические черты
характера других народов в ироническом ключе и отражающие
столкновение стереотипов мышления, могут быть отнесены к разряду
стратагем, служат своего рода манипулятивными средствами.

ВЫВОДЫ

В русском языке среди паремий, репрезентирующих конфликт,

представлены следующие семантические группы: указание на возможный
конфликт; обреченность на конфликт, неизбежность конфликта; называние
конфликта; косвенное обозначение конфликта; подстрекание к конфликту;
запрет на конфликт; разоблачение при конфликте; фазовость конфликта –
начало, углубление, завершение конфликта, воздаяние по заслугам. Среди
причин и мотивов конфликта русские паремии указывают следующие:
негативный опыт, плохой пример, дружба, мистические силы, фатальность,
неизбежность, принадлежность к иной культуре, нации, вере,
несоответствие внешнего и внутреннего, противоречие между словами и
делами, смешение высокого, духовного, и низкого, практического, голод,
бедность, сытость, богатство, правда, ложь, язык, слово (сплетни, клевета,
молчание или неспособность к речевой коммуникации, к высказыванию
обиды, плохое владение языком, нелогичность, неточность речи, речь не по
существу, иносказательность, неумение или нежелание собеседника
прислушаться к говорящему), пьянство, воровство, неуважение,
предательство, подлость, несправедливость, утраты, удаление людей друг от
друга, тщетность усилий, непосильная, изнуряющая работа, уступчивость,
покорность, безропотность, недоверие, неуместность действий, неуместная
ссылка на отдалѐнные родственные связи, манипулирование другим
человеком, торопливость, поспешность, простота, опоздание, запоздалость,
нарушение принятого порядка, излишние устремления, неприязнь, нечистая
совесть, нелюбовь, неопытность, невезучесть, желания, возраст,
равнодушие, безответственность, власть, знания.
152
 Паремии могут содержать рекомендации по избеганию конфликтов и
по оптимальному поведению в конфликтной ситуации.
Среди причин конфликтов не выявлены такие соответствия среди
английских паремий: оскорбление, насмешка, фамильярность, простота,
нескромность, оправдание; очевидно, их можно относить к разряду русских
национально специфичных.
Иллокутивные значения и интенции русских конфликтсодержащих
паремий: угроза, совет, запрет, предостережение, парирование,
пренебрежительность, невыполнение долга, обещания, обвинение, упрѐк,
оскорбление, насмешка, фамильярность, урезонивание, упрашивание,
намеки на недостатки и неуспех, нескромность, оправдание, негативные
привычки и черты характера (злость, глупость, знания, ум, занудство,
болтливость, самодурство, лень, хвастовство, надменность,
неблагодарность, наглость, бессовестность, бестактность, невоспитанность,
упрямство, жадность), растерянность, неожиданность.
Гендерно обусловленные факторы конфликта – пренебрежение к
женщине и осуждение еѐ (глупость, своенравность, жестокость), раздоры и
противоречия между мужчиной и женщиной, неумение женщин найти
общий язык между собой в противовес мужчинам и иные виды неравенства
между полами.
Гендерно-социальный конфликт находится на границе между
гендерным и социальным конфликтом, поскольку отражает конфликт уже
не просто между полами, но и между мужчинами и женщинами, имеющими
социальную роль супругов.
В паремиях представлены также социально и эмоционально
обусловленные факторы конфликта.
В числе онтологически обусловленных факторов конфликта
наиболее ярко проявляются такие черты, как обреченность и
категоричность, зачастую они соседствуют друг с другом в одной паремии,
их нельзя разделить.

153
 Среди языковых особенностей русских конфликтсодержащих паремий
наиболее яркими и часто встречающимися показателями конфликтной
ситуации являются фазисность глагола, начало/конец действия,
внутрифразовая антонимия, субъектно-объектные отношения, ложное
противопоставление, абсолютивность.
Среди конфликтсодержащих афоризмов, в которых задействована
языковая игра, каламбуры, особенно ярко выделяется маскировочная
функция.
В паремийном фонде англичан отражено осознание конфликтности
как своей национальной черты, стремление выяснять отношения,
сутяжничать.
Возможно выделить следующие семантические группы английских
конфликтсодержащих паремий: указание на возможный конфликт,
обреченность на конфликт, неизбежность конфликта, называние конфликта,
запрет на конфликт. В паремиях говорится о разных видах начала
конфликта, его углубления и завершения, в том числе мнимого или
неверного.
Среди причин и мотивов конфликта фигурируют: лень, негативный
опыт, глупость, опасные связи, дружба, мистические силы, фатальность,
принадлежность к иной культуре, нации, вере, несоответствие
(противоречие) внешнего и внутреннего, противоречие между словами и
делами, голод, невоспитанность, нерешительность, бестактность, нечистая
совесть, воспитанность, благополучие, богатство, правда, давление силы,
желания, возраст, несерьѐзность, неискренность, удаление людей друг от
друга, излишнее сближение людей, негативные привычки и черты характера
(злость, злословие, знания и незнание, болтливость, уступчивость, зависть,
излишняя осторожность (последнее характерно только для английских
паремий)), язык (жало змеи, оружие, наносит удары, способен довести до
увечья и даже смерти). Типы конкретизации конфликтогенности языка:
ложь, клевета, жалобы, нытьѐ, молчание или неспособность высказать

154
обиду, неумение найти общий язык с кем-либо), невезучесть, равнодушие,
опоздание, запоздалость, неумение пользоваться собственными средствами.
Среди них воспитанность, благополучие, несерьезность, излишнее
сближение людей, нерешительность, неумение пользоваться собственными
средствами – сугубо английские, не имеют русских аналогов.
В английских паремиях, как и в русских, также содержатся
рекомендации по оптимальному поведению в конфликтной ситуации и по
избеганию конфликтов.
Иллокутивные значения и интенции английских
конфликтсодержащих паремий: угроза, совет, предостережение,
парирование, пренебрежительность, невыполнение долга, обещания,
обвинение, намеки на недостатки и неуспех.
В английских паремиях также представлены гендерно
обусловленные факторы конфликта (негативная оценка женщин), социально
и эмоционально обусловленные факторы конфликта.
В русском и английском языках существуют устойчивые выражения,
имеющие один и тот же источник – Библию. В обоих языках чѐтко и
однозначно выражено доминантное отношение к конфликтам вообще –
лучше их не разжигать и не давать повода, ибо находиться в конфликте,
среди враждующих сторон некомфортно для русско- и англоговорящих
людей.
Существуют практически одинаковые (лексически и семантически)
для английского и русского языков конфликтсодержащие устойчивые
выражения; встречающиеся незначительные различия относятся к области
формального выражения – к синтаксической структуре. В плане семантики
при сохранении синтаксической структуры в русском варианте нередко
более ярко выражена абсолютивность (различия касаются семантики меры).
Помимо идентичных паремий, в двух рассматриваемых языках
существует большое количество паремий соотносительных – они
переводятся аналогичными по семантике устойчивыми языковыми
единицами и отличаются лишь небольшими нюансами, коннотациями.
155
 Зачастую между английской и русской соотносительными
конфликтсодержащими паремиями наблюдается изменение образности. В
русских конфликтсодержащих паремиях в гораздо большей степени
выражен негатив, чаще употребляются лексемы горе, беда и соотносимые с
ними понятия и реалии, вроде черта и дьявола. Стилистические различия в
русских и английских соотносительных по смыслу конфликтсодержащих
паремиях сводятся к тому, что для русских в большей степени характерны
просторечные выражения, слова из бытового обихода, а в английских можно
встретить и более изысканную лексику.
Большая доля сходных, имеющих аналоги устойчивых выражений
является свидетельством общности ряда ценностных установок русской и
англоязычных культур по отношению к внутренним и межличностным
конфликтным ситуациям. В большинстве из них даются советы всячески
избегать конфликтов, пресекать их в самом зародыше, однако не
рекомендуется искать легких путей в жизни, поскольку никто не может
полностью избежать проблем в течение жизни; преодоление трудностей –
благо для человека, а чрезмерная мягкость, изнеженность – вред. Таким
образом, изученные нами паремии, даже включающие в себя конфликт или
указывающие на него, содержат принципы взаимоуважения, добра,
сочувствия, примирения и согласия.
Некоторые паремии демонстрируют включение национальных
компонентов, национальной специфики, но они не всегда играют
определяющую роль: при переводе одна национально-специфичная реалия
вполне может быть заменена другой – также национально-специфичной или
нейтральной, что не влечет изменения или затемнения смысла.
Присутствие некоторых лексем в конфликтсодержащих паремиях
далеко не всегда можно объяснить национальными традициями,
определяющая роль здесь принадлежит явлениям и свойствам, лежащим за
пределами языка.
По данным рассмотренных паремий среди наиболее ярких черт,
характеризующих старую Англию и английский менталитет, – плохой
156
климат, консерватизм, максимальная сдержанность в проявлении чувств,
вплоть до молчания, строгость, своеобразное слепое подчинение букве
закона, вплоть до абсурдности, что может даже идти вразрез с
общечеловеческой моралью, принижение ирландцев, любовь к лошадям.
Англичане и американцы – очень близки по менталитету, по
аксиологическому комплексу, но с несколько различными оценочными
доминантами: некогда единый, но с течением времени изменившийся
государственный язык оказался способным их разобщить; одни и те же
ценности чуть более важны для одних и чуть менее – для других;
наибольшие отличия лежат в области гендерных отношений: если для
американцев Женщина и Мужчина, их взаимоотношения – на пьедестале
почѐта, то для англичан – нет. Коммуникативно-прагматическая функция
конфликтсодержащих афоризмов заключается не только в передаче
информации, но также и в оказании воздействия на реципиента, в
формировании у него ироничного отношения к традиционным английским
ценностям, к стремлению строго их соблюдать. Устойчивые
конфликтсодержащие единицы русского и английского языков,
включающие национально-специфические черты характера других народов
в ироническом ключе и отражающие столкновение стереотипов мышления,
могут быть отнесены к разряду стратагем, они служат своего рода
манипулятивными средствами.

157
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Данное исследование выстроено с опорой на широкую трактовку

состава паремий, что позволяет рассматривать фразеологизмы, поговорки и
пословично-поговорочные выражения, афоризмы, в том числе народные,
как хотя и разнородную, но в целом единую группу, и разграничение
данных единиц языка и речи в этом случае не является принципиальным по
следующим причинам: 1) с когнитивно-прагматических позиций они
обнаруживают множество общих, объединяющих их черт, и в большом
количестве лингвистических трудов рассматриваются вместе; 2) в нашем
исследовании акцент делается не на структурные, а на семантические
особенности языковых единиц; 3) наиболее полное представление о языке, о
менталитете и о культуре народа могут дать вместе и паремии, и афоризмы.
Применение когнитивного подхода к указанным единицам
обусловлено тем, что паремии, будучи одной из форм ментальных
репрезентаций, ярко свидетельствуют о тех свойствах и закономерностях
языковой системы, которые обусловлены тесной связью языка и мышления,
а особенности семантической структуры различных видов паремий
находятся в прямой зависимости от когнитивной структуры, лежащей в
основе этих синкретичных знаков.
Два типа когнитивных структур – универсально-предметный код и
предметный остов как когнитивная база любого языкового знака – являются
элементами и когнитивной, и семантической структуры слова. Так как план
содержания паремий не сводится к выражаемому языковому значению, а во
многом определяется прагматическим смыслом и когнитивной моделью,
лежащей в основе умозаключения, то противоречия в характеристике плана
содержания паремий позволяет снять когнитивно-прагматический подход, а
также когнитивная семантика. В этом ключе полная семантическая
характеристика выражения может быть установлена только на основе
уровня конкретности восприятия ситуации, фоновых предположений и

158
ожиданий, относительной выделенности конкретных единиц и выбора точки
зрения на описываемую сцену. Феномен обобщенного значения паремии
выявляется с опорой на понимание еѐ значения как образования с
ослабленной внутренней референцией денотатов слов-компонентов и с
учетом многослойности смысловой структуры паремии, в которую входят
когнитивная модель и пропозитивная структура высказывания, его
внутренняя форма, комплекс прагматических смыслов.
Коммуникативно-прагматическая функция паремий и афоризмов
заключается в предопределенности умственных усилий реципиента для
расшифровки и интерпретации заложенной в них неоднозначности, наличия
добавочных смыслов. В число разновидностей прагматических
характеристик паремий входит и конфликтогенность – явная или скрытая:
тогда паремия содержит либо саму конфликтную ситуацию, либо указание
на нее, на условия ее возникновения. Многие паремии и афоризмы
способны предупреждать о возможности конфликта, называть конкретные
случаи и причины его появления, давать рекомендации по оптимальному
поведению в конфликтной ситуации и о том, как следует избегать
конфликтов.
При соответствующих условиях общения коммуникантов
практически каждая паремия и афоризм могут выполнять роль
конфликтогена, приобретать вторичную конфликтогенность в процессе
коммуникации. В первичной, «встроенной», присущей паремиологической
единице изначально, вне зависимости от употребления, конфликтогенности,
ставшей предметом нашего исследования, ярко проявляется когнитивно-
прагматическая характеристика паремий: они содержат знания (когницию) о
конфликте, и применяющий ее в своей речи адресант также об этом знает;
кроме того, именно она имеет рассчитанную и направленную силу
воздействия на адресата. Употребление конфликтсодержащих паремий
реализует определенную коммуникативную стратегию говорящего, в
большинстве случаев – воздействие на собеседника посредством убеждения
с помощью аргументации, следствием чего является перлокутивный эффект.
159
 Структура коммуникативной стратегии конфликтсодержащих
паремий такова: интенция – информация – аргументация – убеждение –
воздействие – перлокутивный эффект либо подытоживание сообщаемого. В
последнем случае употребление конфликтсодержащей паремии призвано
либо укрепить, подтвердить авторитет говорящего, либо сыграть роль
утешителя.
Один из парадоксов коммуникативно-прагматического эффекта
содержащих конфликт паремий обусловлен спецификой конфликтогенности
как явления, процесса, акта, могущего быть направленным в речевом акте в
противоположные стороны. В силу этого в коммуникации паремии и
афоризмы могут и спровоцировать конфликт, и предупредить его
возникновение или развитие.
Паремии разных языков обнаруживают как сопоставимые,
универсальные, так и специфические аспекты. Культурную мотивацию и
различия между языками возможно обнаружить не столько в актуальном
значении паремий, сколько в их образной составляющей.
Конфликтность играет значительную роль в русской, английской,
американской лингвокультурах и является отдельным аксиологическим
аспектом картины мира, в том числе языковой, поэтому многие паремии
русского и английского языков имеют то или иное отношение к конфликту.
Употребление в речевой коммуникации паремий с полемической,
конфликтсодержащей направленностью является оценочно-модальным,
коннотативным маркером: прямо или косвенно они содержат негативную
оценку, передают пренебрежение, раздражение, разочарование,
удручающую обреченность, злость, обиду или иронию, высмеивание.
Именно этот факт маркирует речевой конфликт, делает языковые единицы
конфликтсодержащими. В плане лингвистической прагматики такой
репликой или начинается, или инициируется, или завершается конфликт в
речевом общении.
В русском и английском языках среди паремий, репрезентирующих
конфликт, представлены следующие семантические группы: указание на
160
возможный конфликт; обреченность на конфликт, неизбежность конфликта;
называние конфликта; косвенное обозначение конфликта; подстрекание к
конфликту; запрет на конфликт; разоблачение при конфликте; фазовость
конфликта – начало, углубление, завершение конфликта, воздаяние по
заслугам. В паремиях говорится о разных видах начала конфликта, его
углубления и завершения, в том числе мнимого или неверного.
Среди причин и мотивов конфликта паремии на обоих языках
указывают следующие: лень, негативный опыт, плохой пример, опасные
связи, дружба, мистические силы, фатальность, неизбежность,
принадлежность к иной культуре, нации, вере, несоответствие
(противоречие) внешнего и внутреннего, противоречие между словами и
делами, смешение высокого, духовного, и низкого, практического, голод,
бедность, сытость, богатство, правда, ложь, язык, слово (сплетни, клевета,
молчание или неспособность к речевой коммуникации, к высказыванию
обиды, плохое владение языком, нелогичность, неточность речи, речь не по
существу, иносказательность, неумение или нежелание собеседника
прислушаться к говорящему; типы конкретизации конфликтогенности
языка: ложь, клевета, жалобы, нытьѐ, молчание или неспособность
высказать обиду, неумение найти общий язык с кем-либо), пьянство,
воровство, нечистая совесть, неуважение, желания, возраст, предательство,
подлость, несправедливость, утраты, удаление людей друг от друга,
тщетность усилий, непосильная, изнуряющая работа, недоверие,
неуместность действий, неуместная ссылка на отдалѐнные родственные
связи, манипулирование другим человеком, торопливость, поспешность,
опоздание, запоздалость, нарушение принятого порядка, излишние
устремления, неприязнь, нелюбовь, неопытность, равнодушие, власть,
негативные привычки и черты характера (злость, глупость, знания, ум,
занудство, болтливость, самодурство, лень, невезучесть, уступчивость,
покорность, безропотность, хвастовство, надменность, неблагодарность,
наглость, бессовестность, бестактность, нескромность, болтливость,
невоспитанность, упрямство, жадность, безответственность, неискренность).
161
 К разряду русских национально специфичных причин конфликта
относятся оскорбление, насмешка, фамильярность, нескромность, простота,
оправдание; английских – воспитанность, благополучие, несерьезность,
нерешительность, излишнее сближение людей, неумение пользоваться
собственными средствами, излишняя осторожность.
Иллокутивные значения и интенции конфликтсодержащих паремий
на обоих языках: угроза, совет, запрет, предостережение, парирование,
пренебрежительность, невыполнение долга, обещания, обвинение, упрѐк,
оскорбление, насмешка, фамильярность, урезонивание, упрашивание,
намеки на недостатки и неуспех, оправдание, растерянность,
неожиданность.
Различий в указании причин конфликта, иллокутивных значений и
интенций между русскими и английскими паремиями немного, и они не
являются кардинальными.
В русских и английских паремиях представлены гендерно
обусловленные факторы конфликта – пренебрежение к женщине и
осуждение еѐ (глупость, своенравность, жестокость), раздоры и
противоречия между мужчиной и женщиной, неумение женщин найти
общий язык между собой в противовес мужчинам и иные виды неравенства
между полами. Аналогично этому репрезентирован и гендерно-социальный
конфликт, он находится на границе между гендерным и социальным,
поскольку отражает конфликт между мужчинами и женщинами, имеющими
социальную роль супругов. В паремиях представлены также социально и
эмоционально обусловленные факторы конфликта. В числе онтологически
обусловленных факторов конфликта наиболее ярко проявляются такие
черты, как обреченность и категоричность, зачастую они соседствуют друг с
другом в одной паремии, их нельзя разделить.
Среди языковых особенностей русских конфликтсодержащих
паремий наиболее яркими и часто встречающимися показателями
конфликтной ситуации являются фазисность глагола, начало/конец

162
действия, внутрифразовая антонимия, субъектно-объектные отношения,
ложное противопоставление, абсолютивность.
У конфликтсодержащих афоризмов, в которых задействована
языковая игра, каламбуры, особенно ярко выделяется маскировочная
функция.
В обоих языках чѐтко и однозначно выражено доминантное
отношение к конфликтам вообще – лучше их не разжигать и не давать
повода, ибо находиться в конфликте, среди враждующих сторон
некомфортно для русско- и англоговорящих людей.
В обоих языках существуют устойчивые выражения, имеющие один
и тот же источник – Библию. Но и помимо них существуют практически
одинаковые (лексически и семантически) для английского и русского языков
конфликтсодержащие устойчивые выражения; встречающиеся
незначительные различия относятся к области формального выражения – к
синтаксической структуре. В плане семантики при сохранении
синтаксической структуры в русском варианте нередко более ярко выражена
абсолютивность (различия касаются семантики меры).
Помимо идентичных паремий, в двух рассматриваемых языках
существует большое количество паремий соотносительных – они
переводятся аналогичными по семантике устойчивыми языковыми
единицами и отличаются лишь небольшими нюансами, коннотациями.
Зачастую между английской и русской соотносительными
конфликтсодержащими паремиями наблюдается изменение образности. В
русских конфликтсодержащих паремиях в гораздо большей степени
выражен негатив, чаще употребляются лексемы горе, беда и соотносимые с
ними понятия и реалии, вроде черта и дьявола. Стилистические различия в
русских и английских соотносительных по смыслу конфликтсодержащих
паремиях сводятся к тому, что для русских в большей степени характерны
просторечные выражения, слова из бытового обихода, а в английских можно
встретить и более изысканную лексику.

163
 Большая доля сходных, имеющих аналоги устойчивых выражений
является свидетельством общности ряда ценностных установок русской и
англоязычной культур по отношению к внутренним и межличностным
конфликтным ситуациям. В большинстве из них даются советы всячески
избегать конфликтов, пресекать их в самом зародыше, однако не
рекомендуется искать легких путей в жизни, поскольку никто не может
полностью избежать проблем в течение жизни; преодоление трудностей –
благо для человека, а чрезмерная мягкость, изнеженность – вред. Таким
образом, изученные нами паремии, даже включающие в себя конфликт или
указывающие на него, содержат принципы взаимоуважения, добра,
сочувствия, примирения и согласия.
Некоторые паремии демонстрируют включение национальных
компонентов, национальной специфики, но они не всегда играют
определяющую роль: при переводе одна национально-специфичная реалия
вполне может быть заменена другой – также национально-специфичной или
нейтральной, что не влечет изменения или затемнения смысла.
Присутствие некоторых лексем в конфликтсодержащих паремиях
далеко не всегда можно объяснить национальными традициями,
определяющая роль здесь принадлежит явлениям и свойствам, лежащим за
пределами языка.
В паремийном фонде англичан отражено осознание конфликтности
как своей национальной черты, стремление выяснять отношения,
сутяжничать. По данным рассмотренных паремий среди наиболее ярких
черт, характеризующих старую Англию и английский менталитет, – плохой
климат, консерватизм, максимальная сдержанность в проявлении чувств,
вплоть до молчания, строгость, своеобразное слепое подчинение букве
закона, вплоть до абсурдности, что может даже идти вразрез с
общечеловеческой моралью, принижение ирландцев, любовь к лошадям.
Англичане и американцы – очень близки по менталитету, по
аксиологическому комплексу, но с несколько различными оценочными
доминантами: некогда единый, но с течением времени изменившийся
164
государственный язык оказался способным их разобщить; одни и те же
ценности чуть более важны для одних и чуть менее – для других;
наибольшие отличия лежат в области гендерных отношений: если для
американцев Женщина и Мужчина, их взаимоотношения – на пьедестале
почѐта, то для англичан – нет.
Коммуникативно-прагматическая функция конфликтсодержащих
афоризмов заключается не только в передаче информации, но также и в
оказании воздействия на реципиента, в формировании у него ироничного
отношения к традиционным английским ценностям, к стремлению строго их
соблюдать. Устойчивые конфликтсодержащие единицы русского и
английского языков, включающие национально-специфические черты
характера других народов в ироническом ключе и отражающие
столкновение стереотипов мышления, могут быть отнесены к разряду
стратагем, они служат своего рода манипулятивными средствами.
По данным афоризмов менталитет русских людей ближе к
американскому, чем к английскому.

В качестве дальнейшего раскрытия данной темы можно назвать

расширение перечня паремий, изучение семантики конфликтсодержащих
паремий в других языках, усиление сопоставительного аспекта
исследования, рассмотрение не только первичной, «встроенной» оценочной
прагматики данных паремий, но и вторичной, дискурсивно обусловленной.

165
 БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Алефиренко Н.Ф. Когнитивно-дискурсивная парадигма языкового знака

// Язык. Текст. Дискурс: Научный альманах Ставропольского отделения
РАЛК / под ред. проф. Г.Н. Манаенко. Вып. 7. – Ставрополь: Изд-во
СГПИ, 2009. – С. 7–14.
2. Аликаев Р.С., Башиева С.К. Вербальные стратегии концептуализации
гендерного поведения во фразеологии // Когнитивные исследования
языка. 2013. № 14. – С. 656–660.
3. Аликаев Р.С., Башиева С.К. Гендерная норма в контексте свадебного
обряда (лингвокогнитивный аспект) // Вестник Пятигорского
государственного лингвистического университета. 2013. № 1. – С. 154–
157.
4. Аликаев Р.С., Башиева С.К. ФЕ как транслятор этноспецифической
информации // Вестник Пятигорского государственного
лингвистического университета. 2010. № 4. – С. 106–109.
5. Амосова Н.Н. Основы английской фразеологии. – Л., 1963.
6. Аникин В.П. Долгий век пословицы // Русские пословицы и поговорки /
под ред. В.П. Аникина. – М., 1988.
7. Анисимова А.Т. Конфликт как лингвокультурный концепт // Актуальные
проблемы современного языкознания и литературоведения: Мат-лы 2-ой
Межвуз. докторантско-аспирантской науч. конф. в 2-х ч. – Краснодар:
КубГУ, 2003. Ч. 1. − С. 114−119.
8. Анисимова А.Т. Лингвистические проекции конфликта (дескриптивный
аспект): дис. … канд. филол. наук. – Краснодар, 2004. – 212 с.
9. Апресян В.Г. Интегральное описание языка и системная лексикография.
– М., 1995 (а).
10.Апресян Ю.Д. Образ человека в языке. Попытка системного описания //
Вопросы языкознания. 1995 (б). № 1.

166
11.Арсентьева Е.Ф. Фразеология и фразеография в сопоставительном
аспекте (на материале русского и английского языков). – Казань: Изд-во
Казан. гос. ун-та, 2006. – 172 с.
12.Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. – М., 1955.
13.Бараева О.Г. Аспекты представления концепта «конфликт» в
пословично-поговорочном фонде русского языка // Континуальность и
дискретность в языке и речи: Мат-лы Междунар. науч. конф. –
Краснодар: КубГУ, Просвещение-Юг, 2007. – С. 47–49.
14.Бараева О.Г. Концептуализация понятия «конфликт» в русской
национальной картине мира второй половины XX в. – начала XXI в.:
автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.01. – Краснодар, 2009. – 26 с.
15.Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Аспекты теории фразеологии. – М.,
2008. – 657 с.
16.Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Семантические отношения во
фразеологии // Труды международной конференции «Диалог 2011».
Балканская Русистика. URL: http://www.dialog-
21.ru/dialog2011/materials/pdf/7.pdf. Дата обращения: 20.02.2012.
17.Баскова Ю.С. Эвфемизмы как средство манипулирования в языке СМИ
(на материале русского и английского языков): дис. ... канд. филол. наук.
– Краснодар: КубГУ, 2006.
18.Батулина А.В. Пословично-поговорочные выражения в современном
русском языке: автореф. дис. … канд. филол. наук. – Великий Новгород,
2003. – 19 с.
19.Башиева С.К., Геляева А.И. Толерантность как лингвокультурная
ценность // Известия Кабардино-Балкарского государственного
университета. 2011. № 2. – C. 71–74.
20.Башиева С.К., Геляева А.И., Мокаева И.Р. Паремии как индикаторы
толерантного межличностного пространства // Национальные образы
мира в художественной культуре: материалы Междунар. конф. –
Нальчик: Кабардино-Балкарский ун-т, 2010. – С.264–272.

167
21.Белоус Н.А. Роль праксем в речевой картине мира личности в
диалогическом пространстве конфликта // Континуальность и
дискретность в языке и речи: Мат-лы Междунар. науч. конф. –
Краснодар: КубГУ, Просвещение-Юг, 2007. – С. 121–122.
22.Бент А.Г. «Недуг, которого причину давно бы отыскать пора»:
английский сплин, юмор и чудачество как выражение национальной
ментальности // Вестник Челябинского государственного университета.
Филология. Искусствоведение. – Вып. 51. – 2011. – № 8. – С. 5–10.
23.Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – Париж, 1955.
24.Бердяев Н.А. Собрание сочинений. – Париж, 1989. Т. 3.
25.Библия. Ветхий Завет. Новый Завет. – М: Издание Московской
патриархии, 2000.
26.Боглинд Ф. Структурализм и функционализм // П. Монсон. Современная
западная социология: теории, традиции, перспективы. – СПб., 1993.
27.Бодрова А.А., Коробова Н.В. Коммуникативные стратегии разрешения
конфликта (на материале английского языка) // Вестник Челябинского
государственного университета. Филология. Искусствоведение. –
Вып. 51. – 2011. – № 8. – С. 15–18.
28.Боргоякова А.П. Национально-культурная специфика языкового
сознания хакасов, русских и англичан (на материале ядра языкового
сознания): дис. ... канд. филол. наук: 10.02.19 – теория языка. – М., 2002.
29.Брутян Г.А. Очерк теории аргументации. – Ереван: Изд-во АН Армении,
1992. – 303 с.
30.Буряковская В.А. Признак этничности в семантике языка (на материале
русского и английского языков): дис. ... канд. филол. наук: 10.02.20. –
Волгоград, 2000.
31.Ваганова Н.В., Трусова А.Ю. Сущность языковой личности автора в
отражении мужских образов (на основе произведения Джерома
К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки») // Вестник Челябинского
государственного университета. Филология. Искусствоведение. –
Вып. 51. – 2011. – № 8. – С. 26–29.
168
32.Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и
грамматики. – М.: Языки славянской культуры, 2001.
33.Вежбицкая А. Сравнение – градация – метафора // Теория метафоры. –
М., 1990. – С. 133–152.
34.Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Национально-культурная семантика
русских фразеологизмов // Словари и лингвострановедение. – М., 1982. –
С. 89–98.
35.Волкова О.С. Прагмалингвистические особенности межличностного
общения в коммуникативной ситуации «Бытовой конфликт»: дис. …
канд. филол. наук. – Волгоград: Волг. гос. ун-т, 2009.
36.Волошина К.С. Фразеологизм как средство концептуализации понятия
«гендер»: дис. … канд. филол. наук. – Нальчик, 2010.
37.Воркачев С.Г., Воркачева Е.А. Тождественность и равнозначность:
сопоставительный анализ идентифицирующих паремий русского и
английского языков // Языковая личность: жанровая речевая
деятельность: Тез. докл. науч. конф. (Волгоград, 6–8 окт. 1998 г.). –
Волгоград: Перемена, 1998. – С. 25.
38.Воробьев В.В. Лингвокультурология (теория и методы): Монография. –
М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 1997. – 331 с.
39.Вражнова И.Г. Идиоматика в когнитивном и лингвокультурологическом
аспекте (на материале фразеологических единиц с компонентами
семантического поля «Вода» в русском и английском языках): дис. …
канд. филол. наук: 10.02.19. – Саратов, 2004.
40.Гаджиян Г.А. Семантико-смысловая структура концепта «ОК» в
различных лингвокультурах: автореф. дис. ... канд. филол. наук. –
Нальчик, 2006.
41.Газаева У.А. Сопоставительный анализ паремий лакского и немецкого
языков: дис.... канд. филол. наук. 10.02.20. – Махачкала, 2011. – 159 с.
42.Гальперин П.Я. Методы обучения и умственное развитие ребѐнка. – М.:
МГУ, 1977. – 290 с.

169
43.Гетман А.А. Концепт БОГАТСТВО в англо-американской
лингвокультуре. URL:
http://webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:OEKxOkWhVqIJ:oaj
i.net/articles/ (дата обращения 01.12.2014).
44.Голев Н.Д. Конфликтность и толерантность как универсальные
лингвистические категории // Лингвокультурологические проблемы
толерантности: Тезисы докладов Междунар. науч. конф. − Екатеринбург,
2001. − С. 37−41.
45.Горбань И.В. Роль паремий в речевых актах (на материале языка русской
художественной литературы): дис. … канд. филол. наук. – Краснодар:
КубГУ, 2010. – 196 с.
46. Гришина Н.В. Психология конфликта. 2-е изд. – СПб.: Питер, 2008.
47.Грушевская Т.М., Луговая Н.В. Национально-культурное своеобразие
паремических выражений (на примере пословиц со значением лучше
иметь что-то сейчас, чем когда-то потом в русском, английском,
немецком и французском языках // Язык и дискурс в современном мире:
Мат-лы междунар. научно-лингвистической конф. (19-20 мая 2005 г.).
Ч. 1. – Майкоп: АГУ, 2005. − С. 267−270.
48.Гукасова Э.М. Ценностно-нормативная картина мира греческой и
русской национальных личностей (На материале афористики) // Язык и
национальные образы мира: Мат-лы Междунар. науч. конф. – Майкоп,
2001.
49.Гусева Е.Н. Менталитет американцев через призму пословиц и
поговорок // Язык и дискурс в современном мире: Мат-лы междунар.
научно-лингвистической конф. (19-20 мая 2005 г.). Ч. 1. – Майкоп: АГУ,
2005. − С. 283−288.
50.Гюрджян Н.С. Речевые манифестации когнитивного конфликта в
диалоге (на материале английского и русского языков): автореф. дис. …
канд. филол. наук. – Пятигорск: ПГЛУ, 2008. – 17 с.

170
51.Демьянков В.З. Когнитивная семантика // Кубрякова Е.С.,
Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь
когнитивных терминов. – М.: МГУ, 1997. – С. 73–74.
52.Демьянков В.З., Кубрякова Е.С. Когнитивная лингвистика //
Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий
словарь когнитивных терминов. – М.: МГУ, 1997. – С. 53–55.
53.Джиоева А.А. Английский менталитет сквозь призму языка: концепт
"privacy" // Вестник Моск. ун-та. Сер.19, Лингвистика и межкультурная
коммуникация. – 2006. – № 1. – С. 41–59.
54.Диброва Е.И. Феномены текста: культурофилологический и
психофилологический // Филология-Philologika. – Краснодар, 1996.
№ 10. – С. 2–5.
55.Дмитриев А.В. Социальный конфликт: Общее и особенное. − М., 2002.
56.Дмитриева О.А. Культурно-языковые характеристики пословиц и
афоризмов (на материале французского и русского языков): автореф.
дис. ... канд. филол. наук: 10.02.20. – Волгоград, 1997. – 18 с.
57.Дмитриева О.А. Типы моральных оценок в текстах пословиц и
афоризмов // Языковая личность: проблемы лингвокульутрологии и
функциональной семантики. Сб. науч. тр. – Волгоград, 1999. – С. 154-
161.
58.Зайнуллин М.В., Зайнуллина Л.М. Этнокультурная идентичность в
эпоху глобализации // VI Международная научная конференция «Язык,
культура, общество»(22-25 сентября 2011 г.). – М.: Московский институт
иностранных языков, 2011. URL:
http://www.mosinyaz.com/conferences/mnk6_s2_12/ (дата обращения
11.01.2015).
59.Зенгер Харро фон. Стратагемы (о китайском искусстве жить и
выживать). – М., 1995.
60.Зиммель Г. Человек как враг // Социологический журнал. – 1994. – № 2.
– С. 114–119.

171
61.Ивин А.А. Риторика: искусство убеждать. Учеб. пос. – М.: Фаир-Пресс,
2003. – 304 с.
62.Икономиди И.Я. Модели представления качеств личности в русских и
новогреческих фразеологизмах с национально-специфичным
компонентом // Континуальность и дискретность в языке и речи: Мат-лы
Междунар. науч. конф. – Краснодар: КубГУ, Просвещение-Юг, 2007. –
С. 59–60.
63. Ильин И.А. Собрание сочинений. – М., 1997. – Т. 6, кн. 2.
64.Ильичев Л.Ф., Федосеев П.Н. и др. Философский энциклопедический
словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1983. – 836 с.
65.Кадилина О.А. Сильная / слабая языковая личность: коммуникативно-
прагматические характеристики (на материале текстов Д. Карнеги): дис.
… канд. филол. наук. – Краснодар, 2011.
66.Каллаева Д.А. Лингвокультурологический анализ лакских и английских
паремий: дис.... канд. филол. наук: 10.02.20. – Махачкала, 2011. – 174 с.
67.Карасик В.И. Оценочная мотивировка, статус лица и словарная личность
// Филология-Philologica. – 1994. – № 3. – С. 2–7.
68.Катермина В.В. Лингвокультурные характеристики малых фольклорных
жанров // Языковая личность: жанровая речевая деятельность: Тез. докл.
науч. конф. (Волгоград, 6–8 окт. 1998 г.). – Волгоград: Перемена, 1998. –
С. 42–43.
69.Ковшова М.Л. Культурно-национальная специфика фразеологических
единиц (Когнитивные аспекты): дис. … канд. филол. наук. – М., 1996.
70.Ковшова М.Л. Семантика и прагматика фразеологизмов
(лингвокультурологический аспект): автореф. дис. ... канд. филол. наук:
10.02.19. – М., 2009. URL: http://dibase.ru/article/26102009_kovshovaml/7
Дата обращения: 1.06.2012.
71.Козырев Г.И. Введение в конфликтологию. – М., 2001.
72.Колесов В.В. Основы ментальности русского народа // Колесов В.В.,
Пименова М.В. Языковые основы русской ментальности. – СПб: СПбГУ,
2011. – С. 5–72.
172
73.Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка. – М.,
1984.
74.Константинова А.А. Окказиональная трансформация англо-
американских паремий в свете когнитивно-дискурсивного подхода в
лингвистике // Вестник Томского гос. ун-та, 2011. – № 348. – С. 24–28.
75.Константинова А.А. Коммуникативно-прагматический потенциал
пословиц и поговорок в современной англо-американской прессе: дис.
… канд. филол. наук. – Тула, 2007. – 206 с.
76.Коновалова Ю.С. Фразеологизмы, паремии и афоризмы как средство
объективации возрастных концептов в англо-американской языковой
картине мира: автореф. дис. ... канд. филол. наук. – Воронеж, 2012. –
25 с.
77.Копыленко М.М., Попова З.Д. Очерки по общей фразеологии. –
Воронеж, 1989.
78.Корнев В.А. Сопоставительная семантика и проблемы межъязыковой
интерференции // Мат-лы Междунар. конф. «Языковая семантика и
образ мира» (Казанский гос. ун-т). URL:
http://www.kcn.ru/tat_ru/science/news/lingv_97/n42.htm/.Дата обращения:
4.02.2013.
79.Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных
менталитетов. – 2-е изд., доп. и исправл. – М.: Изд-во ЧеРо, 2003.
80.Кочнова С.О. Лингвокультурологическая интерпретация русских
анималистических фразеологизмов без зоонима в практике преподавания
русского языка как иностранного: дис. ... канд. филол. наук (13.00.02). –
М., 2005. – 216 с.
81.Кошкарова Н.Н. Психолингвистические основы речевой агрессии //
Континуальность и дискретность в языке и речи: Мат-лы Междунар.
науч. конф. – Краснодар: КубГУ, Просвещение-Юг, 2007. – С. 126–128.
82.Кравцов С.М. Картина мира в русской и французской фразеологии. –
Ростов н/Д, 2008.

173
83.Красных В.В. Культурное пространство: система координат (к вопросу о
когнитивной науке) // Филология как средоточие знаний о мире: Сб.
науч. тр. – М.; Краснодар: Просвещение-Юг, 2008. – С. 140–155.
84.Кубрякова Е.С. Когнитивная обработка языковых данных //
Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий
словарь когнитивных терминов. – М.: МГУ, 1996 (а). – С. 64–66.
85.Кубрякова Е.С. Когниция // Кубрякова Е.С., Демьянков В.З.,
Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. –
М.: МГУ, 1996 (б). – С. 81–84.
86.Кулькова М.А. Коммуникативные стратегии и тактики убеждения в
пословичном дискурсе // Политика в зеркале языка и культуры: сб. науч.
ст., посв. 60-летнему юбилею проф. А.П. Чудинова (Серия
«Филологический сборник». Вып. 10) / отв. ред. М.В. Пименова. – М.:
ИЯ РАН, 2010. С. 145–150.
87.Кунин А.В. Курс фразеологии современного английского языка. – М.,
1996.
88.Курбатова Н.В. Паремии, паремические выражения и народные
суждения как отражение национально-культурной специфики языковой
картины мира (на материале ново(древне)греческого и русского языков):
дис. … канд. филол. наук. – Краснодар: КубГУ, 2002.
89.Ладо Р. Лингвистика поверх границ культур // Новое в зарубежной
лингвистике. – М., 1989. Вып. 25.
90.Лебедева Л.А., Замай С.Ю. Соотношение семантики и прагматики в
лексикографическом представлении устойчивых сравнений // Мат-лы
междунар. научно-лингвистической конф. (19-20 мая 2005 г.). – Ч. 1. –
Майкоп, 2005. – С. 127–133.
91.Левин Ю.И. От синтаксиса к смыслу и далее (―Котлован‖
А. Платонова) // Левин Ю.И. Избранные труды: Поэтика. Семиотика. –
М., 1998. – С. 392–419.

174
92.Лунцова О.М. Градиент-концепт дружба-мир-вражда в русской и
английской лингвокультурах (на материале лексики и фразеологии):
автореф. дис. ... канд. филол. наук. 10.02.20. – Волгоград, 2008.
93.Лызлов А.И. Оценка и языковые способы ее выражения в паремиях: на
материале компаративных и негативных конструкций английского
языка: автореф. дис. ... канд. филол. наук. 10.02.19. – М., 2009.
94.Мамонтов А.С. Номинативные единицы – афоризмы (пословицы,
поговорки) в аспекте сопоставительного лингвострановедения // Вестник
Московского университета. Лингвистика и межкультурная
коммуникация. – 2002. – № 2. – С. 88–97.
95.Маслова В.А. Лингвокультурология. – М., 2001.
96.Мегентесов С.А., Сидорков С.В. Пословичные паремии как
типологический критерий литературных форм // Германистика в
современном научном пространстве: Мат-лы I Междунар. научно-
практич. конф. – Краснодар: Просвещение-Юг, 2011. – С. 144–148.
97. Мельникова А.А. Язык и национальный характер. Взаимосвязь
структуры языка и ментальности. – СПб., 2003. – 320 с.
98. Мокиенко В.М. Образы русской речи. Историко-этимологические
очерки фразеологии. – СПб.: Фолио-Пресс, 1999.
99. Мокиенко В.М. Пословица и поговорка: от терминологического
плюрализма к унификации // Литературная и диалектная фразеология:
история и развитие (Пятые Жуковские чтения): Мат-лы Междунар. науч.
симпозиума к 90-летию со дня рождения Власа Платоновича Жукова: в 2
т. Т. 1 (4−6 мая 2011 г.). – Великий Новгород: НГУ им. Ярослава
Мудрого, 2011. – С. 33–41.
100. Моэм У.С. Подводя итоги. – М., 1991. – 557 с.
101. Муравьева Н.В. Язык конфликта. – М., 2002.
102. Назарова И.П. Функционирование библеизмов в русском и немецком
языках и лингвопрагматические особенности вариантов перевода: дис.
... канд. филол. наук. – Краснодар: КубГУ, 2001.

175
103. Натхо О.И. Английские паремии в языковой картине мира // Язык.
Текст. Дискурс: Научный альманах. – Вып. 7. – Ставрополь: СГПИ,
2009. – С. 433–439.
104. Незговорова С.Г. Ядро языкового сознания русских и англичан:
содержание и структура: автореф. дис. ... канд. филол. наук. 10.02.19. –
М., 2004.
105. Непшекуева Т.С. Внутриличностный конфликт как лингвистический
феномен: дис. … д-ра филол. наук. – Краснодар: КубГУ, 2006.
106. Непшекуева Т.С. Особенности конфликта как речевого акта //
Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения:
Мат-лы 2-ой Межвуз. докторантско-аспирантской науч. конф. В 2-х ч. –
Краснодар: КубГУ, 2003. − Ч. 1. − С. 40−44.
107. Никтовенко Е.Ю. Структурное многообразие паремий и их
лингвистический статус // Вестник Майкопского государственного
технологического университета. – Майкоп, 2013. – Вып. 1. – С. 22–26.
108. Новосѐлова Т.Н. Языковая онтологизация концепта MATERIAL
WEALTH как фрагмента ценностной картины мира англо-американской
культуры: автореф. дис. ... канд. филол. наук. – Иркутск, 2005.
109. Оруэлл Дж. Эссе-статьи. – М., 1992. – Т. 2.
110. Основы конфликтологии: Уч. пособие / под ред. В.Н. Кудрявцева. –
М., 1997.
111. Основы социологии. Курс лекций / отв. ред. А.Г. Эфендиев. – М.,
1993.
112. Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике.
Вып 17. – М., 1986. – С. 22-129.
113. Панина Л.С. Идентификация национального самосознания в русской
паремиологии // Актуальные проблемы русского языка: Мат-лы конф.,
посв. 70-летию ЧГПУ / под общ. ред. Л.П. Гашевой. – Челябинск, 2005.
С. 388–392.

176
114. Петрова Л.А. Паремиологический минимум в лексиконе языковой
личности современных учащихся: дис. … канд. филол. наук. – Великий
Новогород, 2007. – 295 с.
115. Пименова М.В. Душа и дух: Особенности концептуализации. –
Кемерово, 2004.
116. Платонова Д.О. Концепт «Толстой» в англо-американской
лингвокультуре // Вестник Волгоградского госуниверситета. Сер. 2,
Языкознание. – 2012. – № 2. – С. 157–160.
117. Полиниченко Д.Ю. Концепт «язык» в английской паремиологии //
Язык, сознание, коммуникация. – Вып. 26. – М.: МАКС Пресс, 2004. –
С. 83–90.
118. Помыкалова Т.Е. Русская фразеологическая признаковая семантика и
национально-языковая картина мира // Реальность, язык и сознание:
Междунар. межвуз. сб. науч. тр. Вып. 3 / отв. ред. Т.А. Фесенко. –
Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2005. – С. 439–444.
119. Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. – М., 2007.
120. Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. –
Воронеж: ВГУ, 2001. – 270 с.
121. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. – М., 1976.
122. Привалова И.В. Отражение национально-культурных ценностей в
паремиологическом фонде языка // Язык, сознание, коммуникация: Сб.
статей / отв. ред. В.В. Красных, А.И. Изотов. – М.: МАКС Пресс, 2001. –
Вып. 18. – С. 10–16.
123. Прохоров Ю.Е. В поисках концепта. – М.: Флинта: Наука, 2008. –
173 с.
124. Райхштейн А.Д. Сопоставительный анализ немецкой и русской
фразеологии. – М., 1980.
125. Ретунская М.С. Английская аксиологическая лексика. – Н. Новгород,
1996.
126. Романов А.А. Лингвистическая мозаика. – М., 2006.

177
127. Рядчикова Е.Н. Вера, надежда, любовь, радость, сопереживание,
милосердие, долг в христианском русском самосознании и языке // Язык.
Личность. Культура: сб. науч. тр. – Краснодар: Просвещение-Юг, 2015.
Кн. 2. С. 471-479.
128. Рядчикова Е.Н. Смирение и самоуважение как непротиворечивые
доминанты русской духовной культуры // Вопросы гуманизации и
модернизации коммуникационных и учебных инфраструктур в странах
Ближнего Востока и Черноморского побережья: Мат-лы Междунар.
научно-практич. конф. – Афины; Москва; Краснодар, 2003. Ч. 1. С. 18-
20.
129. Рядчикова Е.Н., Кушу С.А. К вопросу о классификации
распространенных ошибок в речи политиков // Актуальные проблемы
языкового образования. Междунар. научно-практич. конф. (15-16 ноября
2007 г.). – Т. 2. – Майкоп: АГУ, 2007. – С. 86–91.
130. Рядчикова Е.Н., Непшекуева Т.С., Боева Е.Д. Спокойствие и радость
собеседника как конфликтоген // Лингвориторическая парадигма:
теоретические и прикладные аспекты: Межвуз. сб. науч. тр. / под ред.
проф. А.А. Ворожбитовой. – Вып. 5. − Сочи: СГУТиКД, 2004. − С. 104–
111.
131. Рядчикова Е.Н., Никтовенко Е.Ю. Конфликт сквозь призму
лингвистической когнитивистики // Известия Сочинского
государственного университета. – 2013. – № 3 (26). – С. 241–245.
132. Рядчикова Е.Н., Никтовенко Е.Ю. Конфликтогенность как
прагматическая характеристика паремий // Вестник Майкопского
государственного технологического университета. – Майкоп, 2013. –
Вып. 1. – С. 27-30.
133. Рядчикова Е.Н., Тангир К.М. Внутренняя конфликтность и
парадоксальность как лингвокогнитивные принципы афоризма //
Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты:
Межвуз. сб. науч. тр. / под ред. проф. А.А. Ворожбитовой. – Вып. 8. –
Сочи: СГУТиКД, 2007. – С. 97–105.
178
134. Савенкова Л.Б. Русские паремии как функционирующая система: дис.
… д-ра филол. наук. – Ростов н/Д, 2002. – 484 с.
135. Садыкова М.А. Лингвокультурный анализ мифологизированных
концептов «свет / light» и «тьма / darkness» в текстах священного
писания: автореф. дис. ... канд. филол. наук. – Ижевск, 2005.
136. Селиверстова Е.И. Пространство русской пословицы. – СПб.: МИРС,
2009. – 270 с.
137. Селиверстова Е.И. Русская пословица в паремиологическом
пространстве: стабильность и вариативность (лингвистический аспект):
автореф. дис. ... д-ра филол. наук. – СПб., 2010. – 56 с.
138. Селифонова Е.Д. Этнокультурный аспект отражения картины мира
(на примере русских и английских фразеологизмов с моносемными
компонентами) // Фразеология и межкультурная коммуникация. – Тула:
Изд-во ТГПУ им. Л. Н. Толстого, 2002. Ч. 2. – С. 65–68.
139. Семененко Н.Н. Проблемы лингвокогнитивного описания
паремиологической семантики // Предложение и слово: Сб. науч. тр. Кн.
1 / отв. ред. С.В. Андреева. – Саратов: Издательский центр «Наука»,
2010. − С. 262−268.
140. Семененко Н.Н., Шипицына Г.М. Русская пословица: функции,
семантика, системность. – Белгород, 2005.
141. Серль Дж. Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной
лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. – М.: Прогресс, 1986. –
С. 195–234.
142. Сиглюк И.В. Социокультурный аспект английских и русских
пословиц и поговорок, содержащих временные лексемы // Язык и
дискурс в современном мире: Мат-лы междунар. научно-
лингвистической конф. (19-20 мая 2005 г.). – Ч. 1. – Майкоп: АГУ, 2005.
− С. 353−358.
143. Сидорков С.В. Пословично-поговорочные паремии как фактор
структурно-смысловой организации дискурса: дис. … д-ра филол. наук.
– Краснодар: КубГУ, 2003. – 314 с.
179
144. Сидорков С.В., Сидоркова Г.Д. К типологии стратагемных принципов
// Филология как средоточие знаний о мире: Сб. науч. тр. – М.;
Краснодар: Просвещение-Юг, 2008. – С. 330–332.
145. Сидоркова Г.Д. Прагматика паремий: пословицы и поговорки как
речевые действия. – Краснодар: КубГУ, 1999.
146. Слепушкина Е.В. Фразеология русского и английского языков в
зеркале национального менталитета (на материале концептов
«предупреждение» и «угроза»): автореф. дис. ... канд. филол. наук.
10.02.20. – Пятигорск, 2009. – 23 с.
147. Стернин И.А. Проблемы анализа структуры значения слова. –
Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1979. – 143 с.
148. Структурно-семантические особенности пословиц и поговорок,
отражающих межличностные отношения (на материале французского
языка): курсовая работа. – Тамбов: Тамбовский гос. ун-т, 2008. URL:
http://pda.coolreferat.com/
149. Тангир К.М. Русские антиномические афоризмы: рече-языковые
аспекты конфликтности и парадоксальности: дис. … д-ра филол. наук. −
Краснодар: КубГУ, 2007.
150. Тарланов З.К. Русские пословицы: синтаксис и поэтика. –
Петрозаводск, 1999.
151. Телия В.Н. Культурно-национальные коннотации фразеологизмов //
Славянское языкознание. ХI междунар. съезд славистов. – Братислава,
1993. – М., 1993.
152. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и
лингвокультурологический аспекты. – М.: Школа «Языки русской
культуры», 1996. – 288 с.
153. Ткаченко П.В. Вопрос о пословицах как материале фразеологии: Уч.
зап. саратов. гос. пединститута, 1958. − Вып. 30.
154. Третьякова В.С. Конфликт глазами лингвиста // Юрислингвистика-2:
Русский язык в его естественном и юридическом бытии. – Барнаул, 2000.
– С. 127−140.
180
155. Третьякова В.С. Конфликт как феномен языка и речи // Известия
Уральского государственного университета. – 2003. – № 27. URL:
http://proceedings.usu.ru/.(дата обращения 15.06.2012).
156. Труфанова Л.А. Национально-культурная специфика фразеологизмов
(на материале фразеологических единиц неантропоцентрической
направленности в английском и русском языках). URL:
ftp://lib.herzen.spb.ru/text/trufanova_99_196_202.pdf. (дата обращения:
16.01.2012).
157. Тхакушинова Ж.Б. Речевые особенности политика как сильной/слабой
языковой личности: лингвопрагматический и лингвокультурный аспекты
(на материале русского и английского языков): дис. … канд. филол.
наук. – Краснодар, 2010.
158. Уфаева И.Ю. Лингвокультурный типаж Hispanic: автореф. дис. ...
канд. филол. наук. – Н. Новгород: Нижегордский гос. лингвист. ун-т им.
Н.А. Добролюбова, 2008.
159. Фархутдинова Ф.Ф. Роль паремий в лингвокультурологических
исследованиях // Фразеология-2000. – Тула, 2000.
160. Фелицына В.П. О пословицах и поговорках как материале для
фразеологического словаря // Проблемы фразеологии. Исследования и
материалы. – М.; Л., 1964.
161. Фелицына В.П., Прохоров Ю.Е. Русские пословицы, поговорки и
крылатые выражения: Лингвострановедческий словарь / под ред.
Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова. − М.: Рус. яз., 1979. – 240 с.
162. Формановская Н.И. Речевой этикет и культура общения. – М,:
Высшая школа, 1989. – 159 с.
163. Хузина Е.А. Модальность необходимости и долженствования
конструкций с инфинитивом-сказуемым (на материале русских пословиц
и поговорок) // Вестник Челябинского государственного университета.
Филология. Искусствоведение. – Вып. 51. – 2011. – № 8. – С. 147–152.

181
164. Чесноков П.В. Картина мира в языке и речи // Ярославский
педагогический вестник. – 2011. – № 2. – Т. I (Гуманитарные науки).
С. 149–153.
165. Чесноков П.В. Об основных измерениях в языковой системе //
Филология как средоточие знаний о мире: Сб. науч. тр. – М.; Краснодар:
Просвещение-Юг, 2008. – С. 112–114.
166. Чикина Е.Е. Выявление национально-культурной специфики
фразеологизмов: современные подходы. [Электронный ресурс]. –
Международный научно-практический журнал «INTER-CULTUR@L-
NET»: Владимир, 2004. Вып. 3.
167. Шадунц Е.К. Семантическая аппликация устойчивых сочетаний в
речевой реализации: дис. ... канд. филол. наук. – Краснодар: КубГУ,
1997. – 192 с.
168. Шейнов В.П. Конфликты в нашей жизни и их разрешение //
Прикладная конфликтология: Хрестоматия / сост. К.В. Сельченок. − М.;
Минск, 2003.
169. Ширяева Т.А. Язык как средство конструирования социальной
реальности // Язык. Текст. Дискурс: Научный альманах Ставропольского
отделения РАЛК / под ред. проф. Г.Н. Манаенко. Вып. 7. – Ставрополь:
Изд-во СГПИ, 2009. – С. 61–67.
170. Щербина Т.С., Баранов А.Г. Этноспецифика в системе языка и
речевых реализациях // Филология на рубеже ХХ–ХХI веков: Тез. докл.
междунар. конф., посв. 80-летию Пермского университета. – Пермь:
ПГУ, 1996. С. 82–83.
171. Юсупова З.А. Языковые аспекты реализации противопоставления в
паремии: На материале французских, английских и русских пословиц и
поговорок: дис. ... канд. филол. наук. 10.02.20. – Уфа, 2005. – 146 с.
172. Goddard R. The healthy side of conflict // Management Word. – 1986. –
Vol. 15.

182
173. Ibanez Moreno Anna. An Analysis of the Cognitive Dimension of
Proverbs in English and Spanish: the Conceptual Power of Language
Reflecting Popular Believes. Universidad de La Rioja, Spain, 2004.
174. New Testament. – Wheaton, 1992.
175. New Testament. URL: http://www.biblegateway.com.
176. Rocsh E. Cognitive representations of semantic categories // Journal of
Experimental Psychology: General 104. – 1975.
177. The Sociology of Georg Simmel / translated, edited and with an
introduction by K. Wolff. – Glencoe, 1950.
178. Valera F., Rocsh E., Thompson E. The Embodied Mind. Cognitive Science
and Human Experience. – Cambridge, Mass.: MIT, 1991.
Словари
179. Английские афоризмы и пословицы. Параллельные тексты на
английском и русском языках / сост. Г.А. Котий, С.В. Тюленев / под ред.
А.С. Дробашенко. – М.: Астрель, 2012. – 190 с.
180. Английские пословицы и поговорки и их русские соответствия / под
ред. В.С. Модестова. – М.: Русский язык, 2004. – 469 с.
181. Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова. Литературные цитаты.
Образные выражения. 2-е изд., доп. – М.: ГИХЛ, 1960. – 751 с.
182. Большой англо-русский словарь (БАРС) / под общ. руков. проф.
И.Р. Гальперина. Изд. 3, стереотип. – М.: Русский язык, 1979. – Т. I.
183. Гарбузова Т.М. Английский язык в пословицах и поговорках: English
through proverbs. – Ростов н/Д: Феникс, 2013. – 155 с.
184. Григорьева А.И. 1000 русских и английских пословиц и поговорок =
1000 Russian and English Proverbs and Sayings. – М.: АСТ; СПб.: Сова,
2009. – 608 с.
185. Дубровин М.И. Английские и русские пословицы и поговорки в
картинках. – М.: АСТ: Астрель, 2008.
186. Душенко К.В. Большая книга афоризмов. Изд. 5-е., испр. – М.:
ЭКСМО – Пресс, 2001. – 1056 с.

183
187. Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. 13-е изд.,
стереотип. – М.: Рус. яз. – Медиа, 2007.– 649 с.
188. Кочедыков Л.Г. Краткий словарь иноязычных фразеологизмов. – М.,
2000. – 240 с.
189. Митина И.Е. English proverbs and sayings and their Russian equivalents.
– СПб., 2009. URL: http://www.native-english.ru/proverbs/50.
190. Михельсон М.И. Толковый словарь иностранных слов, пословиц и
поговорок. – М.: АСТ: АСТ Москва: Транзиткнига, 2006. – 119 с.
191. Мюллер В.К. Новый англо-русский словарь. Изд. 7-е. – М.: Русский
язык, 2000.
192. Мюллер В.К. Новый англо-русский словарь. Изд. 8-е, доп. – М.:
Русский язык, 2003.
193. Русско-английский словарь / под общ. рук. проф. А.И. Смирницкого. –
М.: Русский язык, 1990.
194. Универсальный англо-русский словарь. URL:
http://universal_en_ru.academic.ru/2623039/.
195. Фелицина В.П., Прохоров Ю.Е. Русские пословицы, поговорки и
крылатые выражения. Лингво-страноведческий словарь / под ред.
Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова. – М.: Русский язык, 1979. – 240 с.
196. Easy Reading Series. 500 английских пословиц и поговорок. Обработка
И.С. Гварджаладзе, А.Л. Гильбертсон, Т.Г. Кочинашвили / под ред.
И.Х. Дворецкого. – М.: Изд-во литературы на иностранном языке, 1945
(переизд. 1960). – 32 с.
Интернет-источники паремий

197. Википедия. URL: http://ru.wikipedia.org/ (дата обращения 24. 02. 2013).

198. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений / автор-
составитель В. Серов. URL: http://www.bibliotekar.ru/encSlov/10/104.htm
(дата обращения 04.02.2013).
199. Russia.ru.
http://www.youtube.com/watch?v=n1q5DDAjJy8/Опубликовано 22.05.2012
(дата обращения 15.06.2012).

184
200. http://en.academic.ru/dic.nsf/enwiki/2262111 (дата обращения 05. 06.
2010).
201. http://sayings.ru/world/english/english_25.html (дата обращения 04. 09.
2010).
202. http://www.anglofill.ru/index.php/zametki (дата обращения 11.12.2011).
203. http://www.bilingual.ru/goods/tales/alibaba.html (дата обращения 11. 12.
2011).
204. http://www.bookland.ru/book1560907.htm (дата обращения 10. 09. 2010).
205. http://www.gotohoroscope.com/quotes/danish/11653.html (дата
обращения 20. 02. 2014).
206. http://www.homeenglish.ru/Proverbs2.htm (дата обращения 04. 09. 2010).
207. http://www.masterrussian.com/proverbs/russian_proverbs_15.htm (дата
обращения 14. 06. 2010).
208. http://www.multitran.ru/c/m.exe?a=3&&s=tongue&sc=310&l1=1&l2=2
(дата обращения 15. 06. 2010).
209. http://www.native-english.ru/proverbs/50 (дата обращения 15. 06. 2010).
210. http://www.special-dictionary.com/proverbs/keywords/conflict (дата
обращения 04. 09. 2010).
211. http://www.test.msk-arbitr.ru/spravochnik_poslovici_i_pogovorki.php
(дата обращения 15. 06. 2010).
212. http://znatok.ua/english_proverbs (дата обращения 24. 05. 2011).

185