Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

РОССИЙСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ДРУЖБЫ НАРОДОВ

На правах рукописи

Борисова Елена Сергеевна

НЕСОБСВЕННО-ПРЯМАЯ РЕЧЬ
В ИТАЛЬЯНСКОМ НАРРАТИВЕ XIX-XXI вв.

Специальность 10.02.05 – романские языки

ДИССЕРТАЦИЯ
на соискание ученой степени
кандидата филологических наук

Научный руководитель:
кандидат филологических наук,
доцент Р.А. Говорухо

МОСКВА – 2014
 2

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ ............................................................................................................ 3

ГЛАВА I ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ НПР .... 12

Краткий обзор отечественных и зарубежных исследований НПР ................ 12

Исследования НПР в итальянистике ................................................................. 18

ГЛАВА II ПРЕДИКАТЫ, УКАЗЫВАЮЩИЕ НА СУБЪЕКТ НПР .............. 61

Место предикатов, указывающих на субъект НПР ......................................... 62

Эксплицитный ввод НПР ................................................................................... 72

Имплицитный ввод НПР .................................................................................... 89

ГЛАВА III ОСОБЕННОСТИ ВЫСКАЗЫВАНИЯ ПЕРСОНАЖА В НПР ... 99

Дейксис в НПР ................................................................................................... 100

Дискурсивные маркеры НПР ........................................................................... 119

Конструкции экспрессивного синтаксиса в НПР .......................................... 137

Диалогизированная НПР .................................................................................. 171

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ................................................................................................. 189

БИБЛИОГРАФИЯ ............................................................................................. 194

 3

ВВЕДЕНИЕ

Настоящее диссертационное исследование посвящено несобственно-

прямой речи (далее - НПР) в итальянской художественной прозе XIX-XXI вв.
Явление НПР носит универсальный характер, поскольку существует
практически во всех современных письменных языках [Иванова 1986: 3, Lucy
1993: 353] и представляет собой один из способов передачи «чужой» речи в
тексте.
Понятие «чужая речь» не обладает терминологическим статусом, хотя
изучение этой проблемы имеет долгую научную традицию в исследованиях
разных областей гуманитарного знания. «Начиная с античности, философы
обращались к вопросу о различении сфер реального и сказанного (de re vs. de
dicto). <…> Особый интерес данного явления для лингвистики заключается в
том, что в его рамках прослеживается действие самых различных механизмов
языковой системы, таких как построение сложных предложений, ролевой,
временной и пространственный дейксис, выражение эвиденциальности»
[Резникова 2004: 130].
НПР – это один из способов включения «чужой» речи в текст. Термин
«НПР» был введен в отечественное языкознание М.М. Бахтиным в 30-е гг.
XXв.. Он оправдывает себя применительно к русскому языку, в котором НПР
структурно ближе к прямой речи. В итальянском языке, а также в других
европейских языках с развитой системой согласования времен это тип
переданной речи обозначается как косвенная форма, что соответствует
структурным особенностям этой конструкции. Различные подходы к
исследованию языка художественных произведений способствовали
возникновению тенденции уточнения уже существующего термина1. В
нашей работе, опираясь на достижения М.М. Бахтина, мы пользуемся
традиционным термином НПР и рассматриваем это явление как сложную

1
НПР называли «пережитой», «скрытой», «завуалированной», «псевдообъективной», «свободной
косвенной», «несобственной косвенной», «несобственной авторской», «непрямой речью автора»,
«несобственной речью героя», «получужой», «полупрямой», «непрямой», «смешанной», «авторским
смешением косвенной и прямой речи», «косвенно прямой», «замещенной прямой», «пересказанной»,
«представленной», «сообщенной», «переданной», «изображенной», «фигуральной», «живописной или
художественной, косвенной речью», «внутренним монологом», «речью как фактом», «речью в речи»
[Беличенко 2006: 42].
 4

синтаксическую конструкцию, возникшую в результате интерференции текстов

нарратора2 и персонажа.
В итальянском языке НПР широко распространяется благодаря
возникновению веризма, нового литературного направления второй
половины XIX в. [Vita 1955: 34]. Поэтому выбор материала исследования –
итальянская художественная проза XIX-XXI вв. - обусловлен историческими
особенностями развития итальянской литературы: поиском новых способов
включить слова или мысли персонажа в текст, в форме как можно более
приближенной к спонтанной разговорной речи.
Необходимо отметить, что в лингвистике отсутствует единое
понимание НПР [Труфанова 2001: 11; Шарапова 2001: 2], хотя не вызывает
сомнений двуплановый характер этого явления, связанный с пересечением в
одном синтаксическом целом субъектных планов нарратора и персонажа. В
силу своей двуплановости НПР не поддается строгому грамматическому
описанию. Само существование НПР является подтверждением того, что
«процесс языкового существования – это игра бесчисленного множества
разнородных и разнонаправленных факторов, открытое поле, в котором нет
ни раз и навсегда определенных действий, ни полностью предсказуемых
эффектов, вытекающих из этих действий» [Гаспаров 1996: 12]. НПР – это
своеобразная игра автора с читателем и нарратора с персонажем, в том числе
и на уровне грамматики. Это смешение в одном целом косвенной и прямой
речи с отличительными чертами и того, и другого способа передачи
«чужого» слова, являющегося одновременно «своим» для автора, его
передающего (именно поэтому определение «чужой» мы берем в кавычки).
Понятийная оппозиция «свое-чужое» составляет семантическую основу
НПР3.
Степень разработанности проблемы. Во многочисленных работах,
посвященных НПР, раскрываются широкие функциональные возможности
этой конструкции. Однако часто в них не учитываются языковые признаки
НПР: «грамматические позиции по отношению к «чужой» речи значительно
2
В данной работе используется понятие «нарратор», а не «автор», поскольку первое сугубо функционально,
то есть «обозначает носителя функции повествования безотносительно к каким бы-то ни было
типологическим признакам» [Шмид 2008: 68]. Мы также разграничиваем понятия текста автора (это весь
текст произведения) и текста нарратора, поскольку нарратор - создание автора. Подробно о соотношении
понятий «автор» - «повествователь» - «рассказчик» - «нарратор» см. [Шмид 2008: 44-106].
3
Об оппозиции «свое-чужое» см. работы М.И. Михельсона [1912]; А.Б. Пеньковского [1989]; Н.Д.
Арутюновой [1999]; М.В. Китайгородской [1993]; А. Пятигорский [1992]; М.В. Китайгородской, Н.Н.
Розановой [1995]; последовательное применение понятийной оппозиции «свое - чужое» по отношению к
описанию проблемы чужой речи см. в работах Н.В. Максимовой [2005, 2006].
 5

ослабевают (а иногда исключаются практически полностью)» [Максимова

2005: 9]. НПР рассматривается как средство художественной
изобразительности [Фещенко 1978], как стилистический прием [Глушкова
1965; Соколова 1968; Сахарова 1970; Гончарова 1975, 1980; Резникова 2004;
Родин 2011], как лингвостилистическая [Андриевская 1967, 1969] или как
прагматическая категория [Труфанова 2001; Омелькина 2007], как
коммуникативная стратегия [Максимова 2005], как разновидность
вербализованной внутренней речи [Гусева 2002]. Знакомство с работами
последних лет привело к выводу о необходимости уделить особое внимание
синтаксической структуре и семантике элементов НПР.
Исследований, посвященных НПР в итальянской художественной
прозе, не так много. Самыми полными из них являются Lo stile indiretto libero
in italiano 1963г. Джулио Херкцега, La parola d’altri. Prospettive di analisi del
discorso 1985г. и Il discorso riportato 1995г. Биче Мортары Гаравелли. В
работе Дж. Херкцега говорится об исторической обусловленности
возникновения НПР в художественной литературе, о несомненной
двойственности НПР, позволяющей рассматривать ее как в плане
стилистики, так и грамматики. В работах Б. Мортары Гаравелли
описываются синтаксические и семантико-прагматические особенности НПР.
Настоящее диссертационное исследование является первым в России
опытом изучения НПР в итальянской художественной прозе. В нем впервые
представлен обзор теоретических работ зарубежных итальянистов (Глава I),
дан подробный семантико-синтаксический анализ эксплицитных и
имплицитных элементов, вводящих НПР (Глава II), и рассматривается
диалогизация НПР (Глава III): все это составляет научную новизну работы.
Актуальность выбора темы диссертации определяется 1) широким
использованием конструкций, передающих «чужую» речь в нарративе; 2)
отсутствием единого понимания НПР в современной лингвистике; 3)
множественностью аспектов изучения НПР, не все из которых нашли
отражение в опубликованных до настоящего времени работах; 4)
отсутствием в отечественном языкознании исследований НПР на материале
итальянского языка; 5) дискуссионностью вопроса об объеме включаемых в
ее состав явлений; 6) трудностями восприятия текста иноязычным читателем
при наличии в нем НПР4.
4
«По-видимому, многие писатели намеренно используют этот прием, чтобы возникла смысловая неясность,
допускающая несколько объяснений (что обогащает нарратив возможными смыслами); чтобы вызвать у
 6

Теоретическая значимость работы состоит в том, что представленные

в ней результаты и выводы способствуют дальнейшей разработке
теоретических основ как НПР, так и других видов переданной речи.
Применяемый в работе комплексный подход к рассматриваемой проблеме
позволяет расширить теоретическую базу исследования статуса НПР в
тексте. Настоящая диссертационная работа также вносит определённый
вклад в разработку вопросов семантики, синтаксиса и прагматики текста в
итальянском языке.
Практическая значимость исследования заключается в возможности
использования его материалов и результатов для дальнейшей научной
разработки теории «чужой» речи в практике вузовского преподавания, при
чтении лекций и проведении практических занятий по теоретической
грамматике и синтаксису современного итальянского языка, на занятиях по
теории и практике перевода, в спецкурсах и спецсеминарах по теории
«чужой» речи и теории речевого воздействия. Поскольку НПР часто
встречается в художественных произведениях, на материале которых
проводится обучение иностранному языку, проанализированные примеры
диссертации могут быть использованы в практике преподавания
итальянского языка. Знание специфики НПР необходимо для нахождения
адекватных эквивалентов при переводе и для понимания идейно-
эстетической направленности художественного произведения в целом.
Проблематика исследования в том, что до настоящего времени НПР
рассматривалась только в нарративе от третьего лица и в большинстве
случаев учитывался только нарратив прошедшего времени.
Цель данной работы состоит в уточнении формальных признаков
НПР с учетом нарратива от первого лица и нарратива в настоящем времени и
в выделении признаков, указывающих читателю на голос персонажа в тексте.
В соответствии с намеченной целью предполагается решение следующих
задач:
1) рассмотреть подходы к изучению НПР, уточнить понятие НПР и выработать
ее рабочее определение;
2) определить положение НПР среди других способов передачи «чужой» речи в
тексте;

читателя доверие к видимой объективности нарратора, документальности и искренности его повествования;

чтобы письмо было более экономным, динамичным, концентрированным» [Казанкова 2012].
 7

3) исследовать процесс образования НПР в итальянском художественном тексте,

определить специфику ее функционирования в нем;
4) установить критерии выделения типов НПР в различных видах нарратива и
разработать классификацию этих типов;
5) выработать критерии выделения НПР в итальянском нарративе.
В формальном плане НПР - конструкция промежуточная между косвенной
и прямой речью. В зависимости от подхода к изучению «чужой» речи в тексте
возможно выделение разных способов передачи высказывания персонажа. В
нашем исследовании, основанном на формальном грамматическом подходе,
выделяется четыре типа включения речи персонажа в текст: косвенная речь,
несобственно-прямая речь, прямая речь, свободная прямая речь. Эта
классификация, заимствованная из работы Б. Мортары Гаравелли, представляется
наиболее удобной при выделении «чужой» речи в тексте, поскольку позволяет
лучше проанализировать степень зависимости вводимого высказывания от текста
нарратора. Степень связи переданной речи с вводящим высказыванием
представлена в таблице:

Изменения наличие
временной личные дейктики вводящего
план местоименные высказывания
и глагольные и выделение в
формы тексте
КР + + + +
НПР +/- + - /+ +/-
ПР - - - +
СПР - - - -

В косвенной речи (КР) вводимое высказывание целиком зависит от

вводящего предиката (в плане времени, личных местоименных и глагольных
форм, дейктиков). В НПР однозначной является только транспозиция личных
глагольных и местоименных форм. В прямой речи (ПР) на переданную речь
указывает эксплицитный вводящий предикат и пунктуация, в то время как в
свободной прямой форме (СПР) речь персонажа передается без всяких
вводящих элементов и ее можно выделить благодаря контексту,
специфическому синтаксису и лексике, свойственным разговорной речи
персонажа.
Следует упомянуть также еще одну разновидность прямой речи -
прямую номинацию или цитирование. Ее особенностями является либо
 8

графическое выделение, либо выделение особыми операторами цитирования

(в русском языке - это специальные частицы мол, дескать, -де).
Цитированием следует также считать примеры, в которых «чужая» речь,
несмотря на наличие пропозиционального глагола и изъяснительного союза,
не зависит от вводящего высказывания (см. [Падучева 1996: 340]). В русском
языке, классическим примером немаркированного цитирования можно
считать следующий:
Трактирщик сказал, что не дам вам есть, пока не заплатите за прежнее. (Гоголь «Ревизор»)

Это один из способов прямой передачи «чужой» речи в нарративе. Его

не следует смешивать с НПР, в которой обязательно подчинение личных
глагольных и местоименных форм вводящему высказыванию.
Сфера функционирования НПР - это, прежде всего, художественная
литература. В публицистических жанрах НПР встречается довольно редко,
поскольку в них «чужое» слово передается, прежде всего, конструкцией
прямой речи. Еще более редкое появление НПР в спонтанной разговорной
речи связано с тем, что субъектный план повествования в этом случае четко
определен (я – говорящий, ты – слушающий, он – объект повествования), и
появление не-первого лица, обозначающего субъект повествования,
проблематично. Если же НПР и появляется в спонтанной разговорной речи,
то слушающий выделяет ее, прежде всего, благодаря мимике и особой
интонации, которую говорящий использует для имитации голоса субъекта
оригинального высказывания [Calaresu 2004: 168].
В письменном тексте интонационные особенности «чужого»
высказывания может передать только автор-нарратор, то же относится к
мимике и жестам. Единственные показатели, позволяющие читателю
однозначно определить, что не-первое лицо обозначает субъекта речи или
мысли, - это предикаты пропозициональной установки, которые, иногда
отсутствуют. Поэтому читатель в некоторых случаях вынужден включаться в
поиски элемента, указывающего на принадлежность того или иного отрезка
текста голосу нарратора или голосу персонажа. Так как этот элемент может
быть «затерян» в предшествующих НПР других видах переданной речи или
следовать за словами персонажа, совершенно очевидно, что НПР следует
изучать не изолированно, а с учетом окружающего контекста. По
справедливому замечанию А.А. Андриевской, «для полноценного понимания
конструкции НПР требуется привлечение не только непосредственно
 9

содержащего ее речевого отрезка, но и более широкого ее обрамления, часто

контекста произведения в целом» [Андриевская 1969: 39] (см., например,
романы И.Звево, А.Моравиа, Дж.Бассани). На роль контекста указывал еще
М.М. Бахтин: «Объемлющий чужое слово контекст создает
диалогизирующий фон, влияние которого может быть очень велико. <…>
Поэтому при изучении различных форм передачи чужой речи нельзя
отделять способов оформления самой чужой речи от способов ее
контекстуального (диалогизирующего) обрамления» [Бахтин 1975: 153].
При рассмотрении НПР в ее связях с контекстом, возникает круг
проблем, включающих это явление в сферу исследований, которыми
занимается лингвистика текста. Одна из задач этой области языкознания -
«установить виды связи между некоторой (законченной)
последовательностью предложений и определить правила передачи этой
связи во избежание ложной трактовки текста читателем» [Николаева 1978:
6]. При анализе НПР следует учитывать и прагматическую направленность
высказывания. В данном случае, однако, речь идет не о прагматике текста,
фиксирующей отношения между текстом и субъектами текстовой
деятельности (то есть адресантом-автором и адресатом-читателем), но о
прагматике высказывания, неизбежно присутствующей при рассмотрении
диалога в тексте и диалогизации НПР, в частности. То есть при анализе
диалогизированной НПР учитываются, так же, как и в прагматике,
взаимоотношения говорящего персонажа и адресата, которым может быть
как другой персонаж, так и сам говорящий и их взаимодействие в
коммуникации. В связи с адресантом изучается организация высказывания
(тема-рематическое членение), в связи с адресатом – типы речевого
реагирования (вторые реплики-реакции), в связи с ситуацией произнесения
текста – интерпретация дейктических знаков.
Хотя настоящее диссертационное исследование опирается на
результаты работ многих лингвистов, изучавших явление НПР на материале
различных языков, автор приходит к ряду новых выводов, которые могут
быть использованы при дальнейшем изучении НПР как на материале
итальянского, так и на материале других языков.
Теоретической основой диссертации послужили труды отечественных
и зарубежных ученых: Т.Б. Алисовой, А.А. Андриевской, Ю.Д. Апресяна,
Н.Д. Арутюновой, М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Р.А. Говорухо, К.А.
Долинина, Анны А. Зализняк, Л.Т. Ивановой, И.М. Кобозевой, И.И.
 10

Ковтуновой, H.A. Кожевниковой, Е.Я. Кусько, Н.В. Максимовой, Е.В.

Падучевой, В.А. Плунгяна, Н.С. Поспелова, Л.А. Соколовой, Б.А.
Успенского, Н.Ю. Шведовой, В. Шмида, Л.П. Якубинского, Ш. Балли,
Э.Каларезу, Э. Кане, Г. Картаго, П.Д’Aкилле, М.Дардано, Дж. Херкцега,
В.Лульи, Б.Мортары Гаравелли, Л.Шпитцера, Н.Виты.
Материалом для работы послужили более 30 произведений
итальянских авторов XIX-XXI вв., из которых методом сплошной выборки
было извлечено более 3000 примеров с НПР. Отбор производился
интуитивным путем с позиции читателя, воспринимающего разные голоса в
тексте. Хронологические рамки исследуемого материала обусловлены
историческими особенностями развития итальянского нарратива, в котором c
конца ХIХ в. НПР оказывается одним из самых ярких синтаксических
явлений [Dardano 2008: 37]. Использование в качестве примеров конкретных
произведений, начиная c романа I Malavoglia Джованни Верги, связано с тем,
насколько тот или иной автор в поисках средств передачи, прежде всего
внутренней речи персонажа, желает (способен) абстрагироваться от
модусной рамки нарратора.
Методы исследования определяются целью, задачами и отобранным
материалом. Использованы метод контекстуального анализа и описательно-
аналитический метод, включающий совокупность приёмов наблюдения,
сопоставления и теоретического обобщения результатов анализа языкового
материала при использовании синтаксического, структурно-семантического,
функционально-грамматического и лингво-прагматического анализа.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. НПР представляет собой сложную синтаксическую конструкцию с
признаками прямой и косвенной речи, возникшую в результате
интерференции текстов нарратора и персонажа. В итальянском языке НПР
структурно ближе к косвенной речи.
2. НПР является одним из четырех способов включения речи персонажа в
текст. Каждый из этих способов - косвенная речь (КР), несобственно-прямая
речь (НПР), прямая речь (ПР), свободная прямая речь (СПР) – обладает
отличительным набором характерных признаков.
3. По содержанию и синтаксическому оформлению НПР отличается от речи
нарратора, в которую по замыслу автора могут включаться тексты
персонажей. Взаимопроникновение голосов нарратора и персонажа
выражается в обязательном синтаксическом подчинении местоименных и
 11

глагольных форм тексту нарратора и в обязательном сдвиге временного

плана переданной речи (но необязательной транспозиции времен по типу
косвенной речи).
4. Транспозиция глагольных и местоименных форм текста персонажа
происходит по-разному в зависимости от типа нарратива, в котором
функционирует НПР. В любом случае субъектом «чужой» речи оказывается
не-первое лицо.
5. Маркерами НПР в тексте нарратора являются предикаты, указывающие на
субъект повествования переданной речи. Если эти предикаты
эксплицированны, то читатель без труда определяет субъект НПР.
6. При отсутствии прямого указания на субъект повествования с помощью
вводящего предиката, НПР можно выделить благодаря дискурсивным
маркерам вводимого высказывания, а также дейктическим и синтаксическим
особенностям вводимого высказывания;
7. НПР – один из способов компрессии информации в тексте.
8. Прагматическими особенностями НПР являются особое
функционирование в тексте дейктических элементов и способность НПР
передавать диалог.
Структура диссертационного исследования обусловлена его целью и
задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав с выводами,
заключения, библиографического списка из 228 наименований (из них 68
источников на иностранных языках) и списка источников примеров из 37
наименований.
 12

ГЛАВА I
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ НПР
Краткий обзор отечественных и зарубежных исследований НПР

Подробный разбор исследований НПР конца XIX - начала XX вв.

провел М.М. Бахтин, согласно которому первым в зарубежной лингвистике
проблему НПР затронул А. Тоблер в 1887 г. [Бахтин 2000: 469]. С его точки
зрения НПР - это «своеобразное смешение прямой и косвенной речи» [Там
же].
Появление работ, посвященных НПР, именно в конце XIX в. связано с
началом широкого применения этой конструкции в языке художественной
литературы, когда на смену обобщенного героя Средневековья и
обобщенных чувств героев эпохи Возрождения приходит обыкновенный
человек и начинается процесс речевой индивидуализации персонажей
[Беличенко 2006: 40]. В это время литература стремится проникнуть в
подсознание, исследует сферу инстинктов, по-новому трактует
биологическое в человеке. Автор-повествователь, безусловно, не утрачивает
своего первостепенного значения, но он не считается «всевидящим и
всеведующим демиургом» [Шабловская 1998: 17]. Развитие НПР в
литературе напрямую связано с желанием писателей приблизиться к
наиболее адекватному отражению речи и мыслей рефлексирующего
персонажа.
Интерес к НПР, возникший как ответ на кристаллизацию этой
конструкции в художественной литературе XIX-XX вв., неоднозначная
природа НПР и разные взгляды филологов на язык, породили неизбежные
терминологические разногласия еще при первых исследованиях этой
конструкции в конце XIX в.. Таким образом, появление двух направлений
изучения НПР, структурного и стилистического, уже в начале XX в. было
вполне закономерным.
При структурном грамматическом подходе НПР рассматривается как
промежуточное звено между прямой и косвенной речью. В этом случае,
прежде всего, выделяются грамматические признаки этой конструкции,
отличающие ее от других видов передачи «чужой» речи. Традиционно к
структурному подходу причисляют сторонников школы Шарля Балли,
посвятившего НПР работы Le style indirect libre en français moderne, 1912 и
 13

Figures de pensée et formes linguistiques, 1914 [Cimaglia 2008: 4, 8-14]. В

первой работе впервые в языкознании вводится термин style indirect libre, где
прилагательное libre значит «независимая» в синтаксическом плане.
Сторонником противоположного подхода в исследованиях НПР был
основатель школы эстетического идеализма Карл Фосслер, который в
первую очередь призывал уделять внимание стилистике художественного
произведения.
В зарубежном языкознании НПР начинает активно изучаться после
выхода работ Ш. Балли, вызвавших оживленную полемику, в которую
включились Т.Калепки, Э.Лорк, Г.Лерх, Л.Шпитцер, М.Липс, Ш.Тодеманн
(подробный разбор см. у М.М. Бахтина). В отечественном языкознании
впервые на НПР обратил внимание П. Козловский в работе О сочетании
предложений прямой и косвенной речи в русском языке, назвавший эту
языковую конструкцию «утонченным эпическим приемом новейшего
времени». Козловский применил к НПР термин «фигуральная речь» (П.
Козловский 1890 – цит. по [Ковтунова 2002: 65]). Впоследствии его работа
была забыта.
В 30-е гг. ХХ в. складывается представление о НПР, как об одном из
способов передачи «чужой» речи в рамках художественного текста.
Выделенные на тот период признаки (3-е лицо субъекта высказывания НПР в
третьеличном нарративе, сохранение модальных и временных признаков в
переданном высказывании по типу косвенной речи, сохранение
экспрессивных элементов первоначального высказывания, отсутствие
вводящих глаголов и изъяснительного союза между вводящей и вводимой
частями) легли в основу многочисленных трактовок НПР при дальнейших
исследованиях. Необходимо оговориться, что при определении НПР не
следует отталкиваться от «первоначального высказывания» (высказывания в
прямой речи, которое мог бы произнести персонаж в реальной
коммуникации), поскольку оно не существует, но возникает как следствие в
сознании читателя, осмысливающего и выделяющего субъект повествования
в тексте. НПР нельзя определять как механическое смешение прямой и
косвенной речи, так как она представляет собой особый вид воспроизведения
высказывания, отличительная черта которого - объединение признаков
самостоятельного предложения с грамматическими признаками зависимой
предикативной синтагмы [Алисова 1971: 232]. Поэтому, выделенный на тот
период признак «независимости» НПР от текста нарратора в связи с
 14

отсутствием вводящих глаголов и подчинительного союза нельзя считать

правомерным, о чем речь пойдет в Главе II данного исследования.
В отечественном языкознании в 20-е - 30-е годы ХХ в. наиболее
плодотворными в исследовании «чужой» речи были идеи М.М. Бахтина и
В.В. Виноградова.
М.М. Бахтин в работе «Марксизм и философия языка» определяет
НПР как «наиболее важный и синтаксически шаблонизированный <…>
случай интерферирующего слияния двух интонационно разнонаправленных
речей» [Бахтин 2000: 465]. НПР в его работе не рассматривается как
механическое смешение форм прямой и косвенной речи. С его точки зрения
НПР – это «совершенно новая, положительная тенденция активного
восприятия чужого высказывания, особое направление динамики
взаимоотношения авторской и чужой речи» [Там же: 469]. Его работа, во
многом контурная, «эссеистическая», является, однако, наиболее цитируемой
в современных исследованиях «чужой» речи. С точки зрения Н.Д.
Арутюновой обзор и анализ проблемы «чужой» речи, сделанный М.М.
Бахтиным в 1929г., до сих пор остается лучшим в отечественной лингвистике
[Арутюнова 1999: 669].
После М.М. Бахтина НПР некоторое время рассматривается как
самостоятельная повествовательно-грамматическая структура, играющая
важную роль в формировании поэтики литературного произведения.
Большое внимание уделяется изучению стиля отдельных писателей,
взаимодействию автора и персонажа, а также проблемам сказа, стилизации,
пародии, полифоничности. В работах В.В. Виноградова НПР - это
художественный прием с широким спектром изобразительных
возможностей, начиная от передачи восприятия, точки зрения персонажа и
кончая фрагментами его речи – лексикой и фразеологией, вкрапленной в
повествование автора. В.В. Виноградов характеризует НПР как «сложную
комбинацию повествовательного языка с формами внутреннего мышления
самих персонажей» [Виноградов 1939]. По мнению ученого, формирование
НПР имеет прямую зависимость от принципов построения образа автора и
образов персонажей в художественном произведении. В русской
художественной литературе возникновение НПР В.В. Виноградов связывает
с басенным творчеством И.А. Крылова. Обращаясь к синтаксическим
особенностям этой конструкции, В.В. Виноградов справедливо отмечает, что
принцип субъективной многоплановости повествования в НПР
 15

осуществляется разнообразным соотношением времен. В русском языке

переход от точки зрения повествователя к точке зрения рассказчика
осуществляется за счет чередования форм совершенного и несовершенного
вида глаголов (подробнее см. [Виноградов 1936: 112-138, Поспелов 1957:
221-223, Падучева 1996: 348-350]). Кроме смешения временных планов,
субъективная модальность НПР достигается за счет «синтаксической
изобразительности»: введения в повествовательный стиль синтаксических
конструкций разговорной речи, разнообразных структурных элементов
устной диалогической речи, отражающих переход к другому субъектно-
речевому плану. В более поздней работе В.В. Виноградов указывает на роль
НПР при включении в нарратив устной разговорной речи: субъектно-
экспрессивное варьирование изложения, смешение и слияние
повествовательного стиля с чужой речью открывают широкий доступ в
литературный язык национально-бытовому просторечию и формам
разговорного синтаксиса [Виноградов 1941: 367].
Следующим периодом исследования НПР в зарубежном языкознании
можно считать 50-60-е гг. XXв. [Иванова 1986, Шарапова 2001]. В
большинстве своем это немецкие исследователи: М. Коэн, Й. Вершоор, А.
Нойберт, С. Ульман, X. Миллер, Г. Зайдлер и другие. В это время уже не
столь остра полемика по поводу наиболее подходящего термина для
обозначения этого вида переданной речи, как в первый период ее
исследования. Интерес сосредотачивается в основном на формальных
признаках НПР, на отдельных разновидностях НПР и на характеристике этих
разновидностей. НПР исследуется не просто как изолированная
грамматическая форма, а как определенный стилистический прием в
нарративе. Среди работ о НПР этих лет можно отметить исследования А.
Нойберта [Neubert 1957] на материале английского языка и венгерского
итальяниста Дж. Херкцега [Herczeg 1963]. Эти авторы связывают
возникновение и развитие НПР с психологизацией нарратива: в английской
литературе под влиянием «потока сознания», в итальянской – под влиянием
веризма5. Кроме указанных работ можно также упомянуть П.Д. Родригес -
Паскес [1968] на материале испанского языка, У. Домбска - Прокоп
[Dąmbska-Prokop 1958] на материале польского языка, Дж. Брондум -
Нильзен [1953] на материале датского языка6. Заслуживает внимания также
5
Подробный разбор работы Дж.Херкцега см. в Главе I.
6
Подробнее см. [Шарапова 2001: 46].
 16

монография испанского ученого Г.Вердина Диаса "Введение в свободно-

косвенную речь в испанском языке" [1970], детально разобранная в
диссертации Ивановой [1984: 10-17].
Поскольку наиболее интересные зарубежные работы, посвящённые
НПР, изложены или нашли свое отражение в ряде исследований
отечественных лингвистов [Андриевская 1967, 1969; Сахарова 1970; Кусько
1981, Иванова 1986, Шарапова 2001, Труфанова 2001], мы не будем на них
останавливаться. Следует, однако, коротко коснуться работ отечественных
авторов.
Идеи В.В. Виноградова явились стимулом к дальнейшему анализу
«чужой» речи в отечественном языкознании. По-настоящему плодотворные
исследования НПР проводились в 50-70-е годы XX в., когда началось
интенсивное изучение текста. В это время в отечественной лингвистике
появляется немало работ, в которых НПР изучается в разном объеме и с
разных позиций. Так, Н.Ю. Шведова рассматривает НПР как явление
«промежуточное между языковой категорией и стилистическим приемом»
[Шведова 1952: 113], И.И. Ковтунова относит НПР к «области
стилистического синтаксиса» [Ковтунова 1956: 8], Е.В. Гулыга видит смысл
НПР в переплетении речи автора и мыслей действующих лиц [Гулыга 1957:
161], Н.С. Поспелов, анализируя синтаксические особенности НПР,
указывает на ее отличие от свободной косвенной речи [Поспелов 1957]. A.A.
Андриевская называет НПР «целостно-единой лингвостилистической
категорией», которую необходимо рассматривать «в плане широкого
контекста организуемого ею сверхфразового единства, где она выступает как
ведущая конструкция, растворяющая в себе и осмысливающая сочетаемые с
ней единицы узкого контекста» [Андриевская 1967:10]. В монографии Г.М.
Чумакова, посвященной синтаксису конструкций с чужой речью, НПР,
обладающая специфическими семантическими и синтаксическими
свойствами, рассматривается как один из способов включения «чужой» речи
в художественное повествование [Чумаков 1975].
Дальнейший всплеск внимания к НПР в 80-х гг. был во многом
спровоцирован «Поэтикой композиции» Б.А. Успенского [1970], его
разработкой проблемы «точки зрения» в рамках литературно-
художественных произведений. Б.А. Успенский определяет НПР как синтез
прямой и косвенной речи, «т.е. совмещение текстов, принадлежащих разным
авторам: самому говорящему и тому, про кого он говорит <…>. В этих
 17

случаях наблюдается как бы скольжение авторской позиции, когда

говорящий в процессе речи незаметно меняет свою позицию». Совмещение
нескольких точек зрения возможно как в пределах повествования, так и
внутри одного предложения; это особенно характерно для устной речи,
«когда невольно становишься на точку зрения того, о ком рассказываешь».
Б.А. Успенский относит возникновение НПР к Xв. и утверждает, что эта
конструкция естественна в языке с развитыми формами гипотаксиса и
обусловлена характерной для речевой практики сменой авторской позиции.
Необходимо отметить, что Б.А. Успенский употребляет термин НПР в узком
смысле: «для обозначения явления переходного между прямой речью и
косвенной, то есть такого явления, которое можно определенными
операциями превратить (с той или иной степенью точности) как в прямую
речь, так и в косвенную» [Успенский 1995: 50-51].
Поскольку конструкция НПР универсальна, современные
лингвистические исследования сосредоточены не только на материале
русского языка - Л. Цзюань 1995, С. Ригато 1998, И.В. Труфанова 2001, В.В.
Сысоева 2004, Е.Е. Беличенко 2006, Ч. Цзин 2006, Г.О. Петросян 2008; но
также и на материале башкирского – Г.Н. Гареева 2010, английского - Н.Б.
Бабаликашвили 1986, С.Г. Чугунников 1995, Н.И. Герасимова 1998, Ю.В.
Шарапова 2001; немецкого - Е.Я. Кусько 1980, 1981, А.В. Бровина 2009, О.В.
Омелькина 2007; испанского Л.Т. Иванова 1986; французского - Л.С.
Гагарина 2003; итальянского – Р. Чималья 2008 и даже японского языков – Я.
Судзуки 2002.
Проблематика изучения НПР со временем становится более обширной,
исследования ведутся не только в пределах высказываний НПР, но и с
учетом окружающего контекста, а также контекста произведения в целом. В
лингвистику вводится новый термин «свободный косвенный дискурс»
[Падучева 1996]; НПР исследуется как один из способов передачи речи в
нарративе [Чумаков 1975; Беличенко 2006, Шмид 2008, Сысоева 2004];
рассматривается как грамматическая, стилистическая [Соколова 1968],
лингвистическия [Нестеров 2001], лингвостилистическая [Андриевская 1967,
1969] категория; как синтаксическая конструкция и стилистический прием
одновременно [Сахарова 1970]; как композиционно-речевая структура
[Ревзина 1998]; как прагматическая категория [Труфанова 2001, Омелькина
2007]; как коммуникативная стратегия [Максимова 2005], как разновидность
 18

вербализованной внутренней речи в психологии, психолингвистике,

системной лингвистике, лингвостилистике, поэтике [Гусева 2002].
Из последних зарубежных источников, посвященных проблематике
НПР можно выделить работу Ясуси Судзуки «Адаптация “НПР”: изменение
способа представления мысли в японском языке» [Suzuki 2002], в которой
говорится о влиянии НПР на язык японской художественной литературы,
произошедшем благодаря переводу европейских авторов. Также заслуживает
внимание исследование Джона Артура Льюси [Lucy 1993], посвященное
переданной речи, где говорится об истории возникновения НПР в
европейской литературе, об универсальности этого явления для европейских
и других языков, о невозможности происхождения НПР из одного авторского
источника (долгое время таким источником считался Флобер) и,
следовательно, о невозможности существования НПР в разговорной речи. К
интересным выводам приходят П.Диксон и М.Бортолусси в работе I metodi
della psiconarratologia [1999]: НПР оказывается одним из приемов
воздействия на читателя и показателем рассказчика мужского пола.

Исследования НПР в итальянистике

Работы, посвященные НПР в итальянском языке, как и работы,

рассмотренные выше, в общих чертах можно разделить на две группы: те, в
которых исследователи опираются на достижения Шарля Балли, когда их
внимание сосредоточено на структурных составляющих НПР и те, в основе
которых лежат идеи Карла Фосслера. Сторонники последнего пытаются либо
понять причину использования НПР конкретным автором, либо определяют
меру ее воздействия на читателя. Подобный подход в свое время вызвал
субъективизм и произвольность стилистических оценок, отразившихся на
многообразии терминов, призванных выразить сущность явления НПР
(пережитая речь, подражающая речь, речь как факт, несобственно-прямой
стиль и др.).
Одним из последователей К.Фосслера был австрийский лингвист и
литературный критик Лео Шпитцер, именно он первый обратил внимание
на НПР в итальянской художественной литературе. Подобно К.Фосслеру,
Л.Шпитцер был «сторонником “деграмматикализации лингвистики” через
обращение к языку индивидуальному» [Жирмунский 1928: 11], он
использовал метод, основанный на внимательном вчитывании в тексты и
 19

совмещении литературной критики с лингвистическим анализом. Выделение

основной идеи или темы всего текста при первом прочтении подтверждалось
или опровергалось дальнейшим анализом его фонетических, лексических и
синтаксических особенностей [Арнольд 2010: 349]. Его статья Sul senso
stilistico dell'imperfetto del discorso 1921г., опубликованная в журнале
Germanisch-romanische Monatsschrift, была посвящена стилистическому
анализу имперфекта в НПР. В 1923г. выходит его статья о несобственно-
прямом стиле в романе Babu de Montparnasse Шарля Луи Филиппа [Spitzer:
1928], в которой речь идет о взаимодействии голосов автора и персонажей в
текстах с НПР. В 1928г. Л. Шпитцер выступает с опровержением гипотезы
последовательницы Ш. Балли Маргарет Липс. В своей монографии Le style
indirect libre [1926] М. Липс утверждала, что НПР возникла из-за эллипсиса
союза que (che в итальянском). Л.Шпитцер, напротив, связывал исчезновение
этого союза и возникновение НПР, не с грамматикой, но с эстетикой: «Как и
любой другой стилистический элемент НПР выделяется своим назначением и
своим отношением к общему контексту, она является частной
интерпретацией состояния души и духовного мира рассказчика» (цит. по
[Cane 1969: 14]).
Вопрос происхождения НПР неоднозначен. Л.Шпитцер считает, что
своим возникновением НПР обязана разговорному языку. В статье 1956г.,
посвященной особенностям нарратива в романе Дж. Верги I Malavoglia
(Семья Малаволья), он связывает появление НПР с проникновением в
нарратив разговорных диалектных или неправильных форм. Таким образом,
НПР позволяет рассказчику, не снимая ответственность за повествование,
передавать свои мысли через «рассудок и сердца своих персонажей» [Baci-
Pop 2008: 4].
Однако в статье Genesi del «discorso rivissuto» e suo uso nella narrativa
italiana 1955г. Николы Виты показано, что НПР имеет литературные корни,
а не народное происхождение. Первые примеры НПР в итальянском языке
Н.Вита выделяет в Novellino (к. XIII в.); в поучительных историях из жизни
Франциска Ассизского и его учеников, изложенных в начале XIVв.
францисканским монахом Уголино из Монтеджорджо; в Декамероне
Боккаччо. Редкое использование НПР в XIVв., по словам исследователя, не
должно удивлять, поскольку в это время литераторы стремились строго
соблюдать грамматико-риторические правила как в прозе, так и в поэзии.
НПР не встречается в эпоху Возрождения, когда гуманисты-филологи
 20

стремятся возродить общий язык латынь, очистив ее от средневековых

искажений. «Возвращение» НПР происходит только в XIX в., в частности, в
романе Алессандро Мандзони I promessi sposi (Обрученные), открывающем
дорогу веризму и психологизму в итальянской литературе7. Но утверждается
эта конструкция в художественной прозе XIXв. благодаря видному
представителю веризма Джованни Верге. Н. Вита, рассматривая прозу
Г.Деледды, А.Фогаццаро, Л.Пиранделло, А.Панцини, К.Алваро,
Л.Биджаретти, А.Моравиа, делает вывод, что в ХХв. НПР становится общим
средством выражения, поскольку встречается даже в публицистике8 [Vita
1955: 34]:
Quando mi misi in cammino da Kabul verso Peshawar, sull’itinerario del Khyber, non
mancarono gli avvertimenti ed i consigli che mi invitavano ad una grande cautela… [Stessi
dunque bene attento, perché il transito era mal sicuro e precario, complicatо da tensioni locali tra
afghani e Pakistani, con l’eventualità di qualche scontro militare per soprammercato.] (Il Tempo,
9 giugno 1951, цит. по [Vita 1955: 34])

Использование «пережитой речи», именно так Н. Вита называет НПР,

предполагает два условия: грамматико-синтаксическую свободу писателя
(грамматический фактор) и его полное присоединение к жизни персонажа
(эстетический фактор). Но относительная свобода в плане лексики и
синтаксиса между текстом нарратора и текстом персонажа становится
возможной с появления нового направления в итальянской литературе -
веризма. Если раньше традиционными формами в прозе были собственно
нарратив, принадлежащий полюсу нарратора, и форма высказывания,
принадлежащая полюсу персонажа, то в определенный момент писатель
(например, Ж. де Лафонтен) или целое направление (веризм) почувствовали
ограниченность подобного метода и стали искать особую форму, которая
позволила бы автору более глубоко проживать жизнь своих персонажей.
Следовательно, НПР родилась из-за чисто художественной необходимости,
когда писатели стали стремиться, с одной стороны, приблизиться к своему
персонажу, а с другой стороны, отстраниться от него, чтобы сделать
повествование объективным.
Вновь обращаясь к двум направлениям исследования НПР
(структурному и стилистическому), следует отметить, что для Н. Виты
«discorso rivissuto» – это факт эстетики, спонтанная форма выражения,
появившаяся не из-за механизмов грамматики, но в силу художественной
7
Вопрос веризма и психологизма в итальянской литературе рассматривается в [Антонова 2013].
8
О несобственно-прямой речи в публицистике см. [Арзуманиян 2008 (1-3)].
 21

необходимости. «Она может быть грамматически и синтаксически

нестабильна из-за отсутствия в некоторых случаях транспозиции времен.
Примеры тому можно найти в прозе Верги, Фогаццаро, Пиранделло и т.д.»
[Vita 1955: 13]. Благодаря использованию НПР писатель может достичь
большего воздействия на читателя: «пережитая речь захватывает его и
держит в напряжении более, чем на это способны прямая и косвенная речь»
[Ibidem].
Несмотря на очевидные достоинства работы Н.Виты, состоящие в
подробном рассмотрении истории развития НПР, выделении нескольких
типов НПР в зависимости от наличия или отсутствия интродуктивных
элементов, часть его выводов вызывает сомнение. Например, с точки зрения
исследователя, некоторые отрывки текста с НПР более очевидны при
слуховом восприятии [Ibidem: 6]. Но следует заметить, что декламация
какого-либо текста в любом случае требует предварительной работы
читателя. В случае с НПР читатель, как за счет формальных грамматических
элементов, так и за счет контекстуальных признаков, относит отрезки текста
то к нарратору, то к персонажу, и только потом при произнесении выделяет
их голосом. Кроме этого «множество подтипов» НПР, выделяемых
исследователем, четко не классифицированы. Так, анализ примеров
итальянской прозы основан на количественном соотношении НПР
«сказывательного» типа (в повествовании от 1-го лица) с «нарративным»
типом (в повествовании от 3-го лица) и НПР, передающей слова персонажа, с
НПР, передающей мысли персонажа. Если не ясно, кому принадлежит
отрезок текста: нарратору или персонажу, Н. Вита относит его к
«ограничительному наррационному типу» [Ibidem: 13]. На наш взгляд,
рассмотрение НПР в разных видах художественного повествования и
разграничение ее использования при передаче речи или мыслей персонажа
указывает не на ее специфику, но на особенность литературного
произведения, в котором эта синтаксическая конструкция присутствует.
Кроме того, при анализе примеров, не заостряя на этом особого внимания,
Н.Вита выделяет еще один подтип НПР: «пережитая речь» в форме
внутреннего монолога, хотя с нашей точки зрения было бы логичнее
говорить о внутреннем монологе с использованием конструкции НПР.
Неоднозначным является вопрос места происхождения и
географического распространения НПР. Например, Витторио Лульи (1885-
1968) в работе 1928 г. Lo stile indiretto libero in Flaubert e in Verga [1952], как
 22

и Л.Шпитцер, придерживается теории моногенеза и связывает возникновение

НПР с произведениями Ж.Лафонтена и Г.Флобера. Напротив, с точки зрения
Н.Виты, подобные взгляды не обоснованы: «Даже если «пережитая речь»
французского языка влияет на таких писателей как Капуана в Giacinta или
Д'Aннунцио в Piacere, она не заимствована из французского, поскольку
оригинальное использование этого приема у Верги в романе Семья
Малаволья и в некоторых новеллах Пиранделло не имеет никакого
соответствия во французской литературе» [Vita 1955: 14]. Более того, Н.Вита
утверждает, что итальянская НПР более красочна, чем французская и «не
имеет никакого конкретного места происхождения вне взволнованной души
и творческой фантазии того, кто ведет повествование» [Ibidem]. Таким
образом, в вопросе географического распространения НПР Н.Вита
придерживается теории полигенеза: НПР начала спонтанно развиваться в
разных странах, а не была экспортирована из какой-то определенной страны,
например, Франции.
В 1963 г. выходит монография венгерского итальяниста Джулио
Херкцега Lo stile indiretto libero in italiano. Опираясь, прежде всего, на
работы Ш. Балли и Л. Шпитцера, исследователь связывает возникновение
НПР со стремлением писателей найти более непринужденные и менее
жесткие и сложные синтаксические решения контекстуально-стилистических
проблем. Дж. Херкцег отталкивается от исследования Вернера Гюнтера
[Günther 1928], содержащего многочисленные примеры НПР из итальянской
литературы, начиная с Неистового Роланда Л. Ариосто и Освобожденного
Иерусалима Т. Тассо.
Говоря о предпосылках возникновения НПР, Дж. Херкцег обращается к
истории итальянского языка и отмечает, что в XVIIв. шла борьба против
сложных и устарелых синтаксических схем, связанных со стремлением
подражать прозе Дж.Боккаччо, лежащей, как известно, в основе
современного письменного итальянского языка «высокого стиля». Но вряд
ли конструкция НПР, неотъемлемыми признаками которой являются
элементы разговорной речи, могла появиться в тексте, перегруженном
риторическими фигурами9. НПР проникает в художественную литературу
только тогда, когда ее язык начинает приближаться к обычному
разговорному языку, к речи простых людей, то есть в XIXв., когда после

9
О синтаксисе прозы Дж. Бокаччо см. [Алисова, Челышева 2009: 274-290]
 23

Обрученных А.Мандзони происходит стилистическая унификация не только

в области фонетики и лексики, но также и синтаксиса [Herczeg 1963: 252].
Таким образом, возникновение НПР Дж. Херкцег в первую очередь
связал со стремлением писателей облегчить перегруженный синтаксис
итальянской художественной прозы и также с тем, что непосредственное
отображение действительности больше не удовлетворяло писателей, так как
в этом случае фигура автора практически исчезала из повествования. Нужно
было найти лингвистические решения проблемы, позволяющие, с одной
стороны, сохранить автора в повествовании, с другой – обеспечить его
правдивость и живость, которые могли возникнуть только за счет включения
в нарратив элементов, характерных для разговорной речи [Ibidem: 31].
Дж. Херкцег обращает внимание на двойственность НПР и выделяет ее
грамматические и стилистические особенности.
Грамматические особенности - это элементы проксимального дейксиса
(в современной терминологии), например, наречия времени, не
изменяющиеся в описательные конструкции, как это происходит в косвенной
речи (не il giorno dopo, а domani); местоимения, указывающие на близость к
говорящему (questo); это эллиптические, восклицательные и вопросительные
предложения. Характерными для НПР являются также восклицательные,
вопросительные и описательные инфинитивы, последние не развивают
действие, не задают хронологической последовательности, а привносят в
НПР «инертную идею повторения, создающую впечатление
вневременности» [Ibidem: 55].
Для НПР характерна следующая система времен: Imperfetto, Trapassato
Prossimo, Condizionale Passato, Presente, Congiuntivo, в ней нет Passato
Prossimo и Passato Remoto. Imperfetto – это самая характерная для НПР
временная форма, также часто используется Trapassato Prossimo. Реже -
Presente, Futuro и Congiuntivo. Condizionale Composto в НПР фигурирует
преимущественно в качестве согласовательной формы для выражения
будущего в прошедшем. Passato Remoto, в свою очередь, - это формальный
показатель текста нарратора.
В ряду стилистических особенностей НПР Дж. Херкцег выделяет
скопление именных или же синтаксически не оформленных элементов
(например, междометий), служащих для передачи экспрессивно-
диалогической модальности высказывания. В НПР часто встречается
повторение опорных существительных (для создания цельного полотна
 24

повествования), которые сопровождаются изъяснительными придаточными,

вводимыми союзом che (на включение этого союза в НПР следует обратить
внимание, поскольку изначально большинство исследователей указывали на
его обязательное отсутствие в НПР). Из-за преобладания опорных
существительных редко используются глагольные предикаты. Другими
стилистическими характеристиками НПР являются эмоционально
окрашенная лексика, образные обороты речи и сравнения.
В представлении Дж. Херкцега НПР - это совокупность
грамматических и стилистических особенностей, свойственных как прямой,
так и косвенной речи: «НПР отражает живую речь, но в то же время
вынуждена подчиняться определенным, традиционно довольно строгим,
правилам косвенной речи» [Ibidem: 81].
Своеобразным ответом на монографию Дж. Херкцега была
критическая статья Пьера Паоло Пазолини (1922-1975) Intervento sul
discorso libero indiretto, опубликованная в ежемесячном литературно-
художественном журнале «Paragone» №184 в 1965 г. Как отмечает сам автор,
его работа – это «собрание заметок и экскурсов, сделанных на полях книги»,
что оправдывает некоторую ее фрагментарность. Но, несмотря на то, что
статья П.П. Пазолини в некотором роде является рецензией на исследование
Дж. Херкцега, уже в самом ее названии, акценты расставлены по-иному:
исследование венгерского итальяниста называется Lo stile indiretto libero in
italiano, а работа П.П. Пазолини - Intervento sul discorso libero indiretto.
Очевидно, что выделенное прилагательное свободный более существенно для
П.П. Пазолини при рассмотрении НПР, на что он и сам не раз обращает
внимание.
В работе Дж. Херкцега, первом полноценном лингвистическом
исследовании НПР на материале итальянского языка, П.П. Пазолини
заинтересовали грамматические категории инфинитива и Passato Remoto, а
также эстетическая категория – ирония.
Инфинитив, с точки зрения П.П. Пазолини – это «грамматическая
форма, необходимая для того, чтобы говорить через говорящего». Поэтому,
помимо выделяемых ранее Дж. Херкцегом функций описания и
историчности для инфинитивов, П.П. Пазолини выделяет также «эпическую»
функцию, которая проявляется в «хоральности». Так как инфинитив обращен
не к одному, но к «целому хору получателей», подразумевается, что он будет
понят и вызовет сочувствие: инфинитив в НПР «не содержит в себе простое
 25

переживание речи говорящего, как особого социально очерченного

персонажа, но говорящего типичного, представляющего целую категорию
говорящих» [Pasolini 1965: 82].
Рассматривая Passato Remoto, П.П. Пазолини полемизирует с
Дж.Херкцегом по поводу того, что это время редко встречается в НПР по
сравнению c Imperfetto. Существуют произведения, целиком состоящие из
НПР, где Passato Remoto неизбежно появляется в лингвистической системе
персонажа, выступающего в роли рассказчика. В этом случае писатель с
самого начала отказывается от роли рассказчика и сразу же погружается в
своего персонажа, повествуя обо всем через него. Подобное замечание, с
нашей точки зрения, не оправдано, так как произведение, написанное от
первого лица, не представляет собой НПР. Если в нем содержится этот тип
«чужой» речи, то на него указывают четкие грамматические показатели,
создающие текстовую интерференцию10, один из них – это Passato remoto,
вводящее НПР. Далее П.П. Пазолини обращается к иронии, полемизируя с
Л.Шпитцером, рассматривающим эту эстетическую категорию в качестве
доминирующего и основного признака НПР11. П.П. Пазолини считает, что
ирония заключается не в «добродушной критике» какого-либо персонажа, а в
«лингвистической симпатии» (курсив мой – Е.Б.), зачастую не
соответствующей реальным симпатиям автора, так как «персонаж не всегда
носитель той же идеологии, что и автор» [Ibidem: 89].
Обращаясь к вопросу возникновения НПР, П.П. Пазолини настаивает
на том, что первым в итальянской литературе ее начал использовать Данте
Алигьери. Под НПР у Данте П.П. Пазолини понимает подражание автора
языку, свойственному определенному кругу общества: элите – в песне о
Паоло и Франческе, низам общества – в ряде других случаев. «Когда Данте
изображает фигуры из «подозрительного мира», он создает нечто похожее на
НПР, но более в плане лексики, чем грамматики» [Ibidem: 86]. П.П. Пазолини
называет такую НПР «эмблематической и стилистически оправданной», и
отмечает, что грамматически она оформится позже. К вопросу НПР у Данте
П.П. Пазолини обращается также в статье La volontà di Dante di essere poeta

10
Термин «текстовая интерференция» введен В.Шмидом. Под текстовой интерференцией понимается
явление, при котором «формальные, грамматические, стилистические, оценочные и тематические признаки,
имеющиеся в высказывании, указывают не на одного говорящего, а относятся то к рассказчику, то к герою»
[Шмид 1998: 204]. НПР, в свою очередь, самое важное и характерное проявление текстовой
интерференциии [Schmid 1986: 39-66].
11
В итальянской литературоведческой традиции НПР часто рассматривается как средство передачи иронии
автора по отношению к своим персонажам, см., например, Guido Baldi [2005, 1980].
 26

1965 г., где указывается на то, что в Божественной комедии используются

языки различных социальных слоев. С точки зрения П.П. Пазолини, НПР
появляется, когда персонажи не соответствуют социальному статусу своего
создателя.
Критически отозвался на рассуждения П.П. Пазолини о НПР Чезаре
Сегре, справедливо отметив, что практически полное исключение
грамматики из интерпретации НПР в пользу социологического критерия,
ставит под сомнение само существование этой конструкции:
«Грамматические определения НПР разрушаются вмешательством
социологического критерия <…>, несобственно-прямой речью становятся
просторечные выражения, используемые Данте <…>. В связи с этим НПР
приходится понимать как 1) собственно НПР, 2) часть прямой речи, 3)
нарративные контексты. Следовательно, термин «НПР» становится
неоднозначным и ненужным» [Segre 1965: 80-81]. Того же мнения
придерживается и Элеонора Кане в монографии Il discorso indiretto libero
nella narrativa italiana del ’900: «Попытка Пазолини дать НПР
исчерпывающее определение заканчивается тем, что он отходит от
понимания НПР, как промежуточной конструкции между косвенной речью и
прямой речью, и отождествляет ее с самой тканью повествования» [Cane
1969: 12].
В монографии Э. Кане – довольно объемном и значительном
исследовании НПР - представлен, прежде всего, стилистический анализ
романов выдающихся писателей XX в.: Федерико Тоцци, Альберто Моравиа,
Карло Эмилио Гадды, Лучо Мастронарди и др. С ее точки зрения, для
определения НПР, недостаточно ссылки на то, что в основе этой конструкции
лежат определенные формальные грамматические признаки.
Исследовательнице интересно понять причину использования этой
конструкции конкретным автором. В своей работе Э. Кане опирается на
работу Бернардо Террачини [1966], по мнению которого НПР следует
рассматривать в контексте всего произведения. Чтобы уловить
«экспрессивную ценность» этого приема Э. Кане сосредотачивает внимание
на стилистическом аспекте проблемы. В понимании Э. Кане, НПР – это один
из формальных элементов, через который проявляется внутренний мир
писателя, и который позволяет понять центральные темы его поэтики и его
особую интерпретацию мира. Следовательно, это не только грамматическая
форма, но определенная манера поведения автора по отношению к своим
 27

персонажам: «это грамматическое и синтаксическое выражение,

«стилистический знак», представленный диадой автор-персонаж или еще
более сложной последовательностью автор-персонаж-рассказчик» [Cane
1969: 13]. Обращая внимание на возникающие в некоторых случаях
сложности с выделением НПР, Э. Кане говорит о том, что НПР, с одной
стороны, может вести к объективации повествования, когда персонаж
оказывается отстраненным от сферы влияния рассказчика. С другой стороны,
когда разница между автором и персонажем пропадает, и план
субъективности проникает в план объективности, может возникнуть
субъективация повествования. К подобному заключению приходит и Биче
Мортара Гаравелли в статье Stile indiretto libero in dissoluzione? [Garavelli
1968]. Она замечает, что «с введением новых перспектив, новых значений в
повествование, разные варианты речи способствуют взаимопроникновению
внутреннего мира автора и внутреннего мира персонажа» (цит. по [Cane
1969: 16]).
Под канонической или традиционной формой НПР Э. Кане понимает
синтаксическую конструкцию, в которой во вводящей части упраздняются
интродуктивные глаголы говорения и изъяснительный союз, а во вводимой -
используются имперфект, кондиционал, дискурсивные формы (междометия и
речевые слова) и происходит транспозиция наречий, прилагательных и
местоимений [Ibidem: 51]. Примеры этой формы НПР Э. Кане берет из
романа А. Моравиа Gli indifferenti (Безразличные), где с помощью НПР автор
передает не живой разговорный язык, но «психологические наблюдения, для
того, чтобы придать больше жизни размышлениям и идеям своих
персонажей» [Ibidem: 55]:
Carla seguiva attentamente la corsa e con quella stessa velocità i pensieri turbinavano nella sua
mente eccitata e stanca; [l’automobile era la sua vita, lanciata ciecamente nell’oscurità. Avrebbe
sposato Leo… vita in comune, dormire insieme, viaggi, sofferenze, gioie… avrebbe avuto una bella
casa, un bell’appartamento in un quartiere elegante della città…]

В данном примере формальными показателями выделенной

квадратными скобками НПР являются Imperfetto (era), Condizionale Composto
(avrebbe sposato, avrebbe trovato), транспозиция притяжательного
местоимения (sua) и глагольных форм, а также неполные незаконченные
предложения, передающие сбивчивость и непоследовательность мысли
персонажа. Отметим, что отсутствие вводящего глагола мысли, отмечаемое
многими исследователями как характерный признак НПР, в данном случае
 28

восполняется семантически соответствующим существительным в

интродуктивном предложении i pensieri turbinavano nella sua mente.
Недостаток исследования Э. Кане заключается в том, что она,
отождествляя понятия внутренний монолог и НПР, приводит некорректные
примеры. Действительно, «большая часть НПР – это внутренние монологи,
то есть размышления героя о событиях, не только рассказанных, но и
критически пережитых» [Ibidem: 74], но только в том случае если в этих
внутренних монологах присутствуют характеристики НПР, самой важной из
которой является транспозиция личных местоименных форм по типу
косвенной речи. В следующем отрывке, приведенным Кане в качестве
примера на НПР, несмотря на сосуществование в одном синтаксическом
целом форм имперфекта, будущего в прошедшем и наречий проксимального
дейксиса, отсутствие перевода местоименных и глагольных форм из первого
в третье лицо указывает на то, что это не НПР:
Era un piacere stare al sole la mattina. [Volevo capire perché fossi stufo e perché proprio adesso che
mi sentivo come un cane, non volessi più saperne degli altri. Pensavo che Amelio non poteva
sedersi e non avrebbe camminato mai più.] (Pavese цит. по [Cane 1969: 76-77])

В главе Sprachmishung (в переводе с немецкого - смешение языка и

диалекта) Э. Кане анализирует романы Карло Эмилио Гадды и Лучо
Мастронарди, писателей послевоенных лет, у которых наравне с итальянским
литературным языком используется диалект12. Это связано с
непосредственным отношением НПР к вопросу соотношения языка и
диалекта в художественном тексте: если прямая речь, вносящая голос
персонажа в повествование, может быть целиком на диалекте, то в НПР,
объединяющей в едином синтаксическом целом голос персонажа и голос
нарратора, появляются только диалектные вкрапления. Персонажи К.Э.
Гадды, яркого представителя полилингвизма, говорят на диалекте,
включение которого в НПР позволяет читателю отделить голос персонажа от
голоса нарратора, несмотря на то, что в романе эти голоса часто
смешиваются. «У Гадды НПР – это не что иное, как способ выражения
разных граней все время меняющейся действительности» [Ibidem: 97-132]. То
же происходит и в прозе Л. Мастронарди: диалект позволяет смещать планы
повествования от нарратора к персонажу и наоборот.

12
Как известно, итальянский язык довольно долго был «иностранным языком на родине» и только в первой
половине XX века начинается процесс распространения итальянского языка в Италии [De Mauro 1974: 552].
 29

В последней главе Повествование в различных планах Э. Кане

анализирует роман Раффаэле Ла Каприа Ferito a morte, в котором большую
часть занимают сны и мысли персонажа. В данном случае НПР не отражает,
как это было в других романах, стремление автора к реалистичному
подражанию: «Ла Каприя пользуется этим приемом для того, чтобы передать
реализм полусонного состояния» [Ibidem: 155]. Однако большое количество
примеров, приведенных Э. Кане, не содержит критериев, необходимых для
выделения НПР: в них нет транспозиции местоимений и глаголов,
согласования времен и наклонений по типу косвенной речи.
Несмотря на значительный вклад Э. Кане в изучение НПР, некоторые
ее выводы сомнительны, что связано, на наш взгляд, с недооценкой
формального анализа при разборе этой синтаксической конструкции.
В 70-е гг. интерес к НПР в итальянистике не ослабевает, но крупные
работы отсутствуют. В статье Габриэллы Картаго Un uso particolare
dell’indiretto libero [1993] рассматривается использование НПР, как
стилистического приема, в произведениях итальянских писателей конца XIX
– начала XX в., на примере романов Марио Пратези, Джероламо Роветты,
Джованни Верги. В статье анализируются письма, включенные в
прозаический текст художественных произведений. Г. Картаго справедливо
указывает на то, что НПР может относиться не только к мыслям, но и к речи
персонажей. Наряду с общепризнанными характеристиками НПР, такими как
транспозиция местоимений и глаголов из 1-го лица в 3-е, инверсия
«хронологической перспективы», использование временных наречий
проксимального дейксиса в тексте, относящихся к плану прошедшего
времени, она выделяет предложения с разорванными синтагмами в начале
периода, инфинитивы, вводные структуры, синонимические удвоения,
эмоциональную окраску НПР: «Эти особенности придают гибкость
повествованию и вносят отголоски живой речи в художественный текст.
Кроме того, они позволяют автору передать в косвенной форме, но в то же
время более свободно, чем это могло бы быть во внутреннем монологе или в
прямой речи, чувства персонажа» [Cartago 1993: 160-162]. Г. Картаго
обращает внимание на то, что в НПР могут передаваться не только устная
речь или мысли персонажа, но их письма. Это замечание исследовательницы
справедливо, и хотелось бы добавить, что применение конструкции НПР не
ограничивается перечисленными случаями, о чем речь пойдет в Главе II и в
Главе III. Применяя методы стилистического анализа, Г. Картаго выделяет
 30

особый тип НПР, использующийся в письмах персонажей. Однако, ввиду

отсутствия особых грамматических и стилистических показателей данного
типа (письма персонажей, приведенные в статье, носят разговорный
характер, также как и речь или мысли персонажей, переданные в НПР),
выделение его, с нашей точки зрения, не имеет смысла.
В том же 1971 году важным событием в отечественной итальянистике
стала монография Т.Б. Алисовой Очерки синтаксиса современного
итальянского языка. В этой работе затрагивается, в том числе и проблема
НПР, которая определяется как «литературная норма, не допускающая
замещение позиции диктума в конструкции косвенной речи независимым
предложением» [Алисова 2009: 231]. Т.Б. Алисова справедливо отмечает, что
НПР «располагает целым рядом приемов для сохранения экспрессивных
характеристик чужой речи при ее косвенном изложении от лица автора или
рассказчика. Сущность этих приемов сводится, согласно определению М.М.
Бахтина, к «речевой интерференции» автора и персонажа, к совмещению во
фразе «двух интонаций, двух точек зрения», где автор не просто имитирует
чужую манеру говорить, но и выражает свое отношение к созданному им
образу» [Там же]. Говоря о возникновении специализированной
синтаксической модели НПР, Т.Б. Алисова отмечает, что ее кристаллизация
связана с литературными течениями XIX - XX веков. Это явление
представляет собой «один из примеров обогащения и изменения
грамматической системы письменного варианта итальянского языка в
результате эволюции литературных жанров и стилей» [Там же: 233]. Важным
является ее наблюдение о том, что итальянскому разговорному языку эта
конструкция чужда.
В 1973 г. немецкий филолог Звенд Бах посвящает статью
несобственно-прямому стилю в романе Г. Д’Аннунцио Il Piacere
(Наслаждение) [Bach 1973], опираясь, прежде всего, на исследование Дж.
Херкцега. Одной из ярких особенностей этого романа оказываются повторы,
которые с точки зрения З. Баха являются одним из маркеров НПР в
нарративе, поскольку часто встречаясь в разговорной речи. Однако краткость
работы и сомнительность некоторых примеров не позволяют выделить
четкие критерии появления НПР в нарративе.
Самыми полными исследованиями НПР на материале итальянского
языка являются работы Биче Мортары Гаравелли. Ее интерес к проблеме
«чужого» слова в нарративе был во многом связан с переводами работ М.М.
 31

Бахтина на итальянский язык во второй половине XX в., когда бахтинское

противопоставление Я и ДРУГОЙ стало использоваться для анализа
диалогичности практически любого текста. Феномен цитирования в тех или
иных формах, как в письменной, так и в устной речи, замечания Бахтина о
том, что говорить о людях, о событиях реального или вымышленного мира
невозможно, не учитывая уже сказанное кем-то – все эти идеи повлияли на
работы Б. Мортары Гаравелли, в которых автор опирается на достижения
европейской текстологии и включает в себя синтаксический, семантический
и прагматический анализ «чужой» речи.
Б. Мортара Гаравелли рассматривает «чужую» речь не в рамках
предложения, синтаксической единицы, а в рамках высказывания, единицы,
принадлежащей области прагматики и теории речевых актов. На
разграничении предложения и высказывания настаивал и М.М. Бахтин:
«Очень многие лингвисты и лингвистические направления находятся в плену
смешения [предложения и высказывания], и то, что они изучают как
предложение, есть, в сущности, какой-то гибрид предложения (единицы
языка) и высказывания (единицы речевого общения)» [Бахтин 1979: 253]. По
его словам, только высказывание имеет непосредственное отношение к
действительности и к живому говорящему человеку (субъекту), а в языке
существуют только потенциальные возможности (схемы) этих отношений.
Наиболее интересными из работ Б. Мортары Гаравелли, посвященных
проблеме «чужой» речи являются монография La parola d’altri. Prospettive di
analisi del discorso 1985г. и статья Il discorso riportato 1995г. из Grande
Grammatica Italiana di Consultazione. Еще в одной статье 1995г. Il discorso
indiretto nell’italiano parlato говорится о практически полном отсутствии НПР
в разговорном узусе, что объясняется четким позиционированием
говорящего во времени и в пространстве, функционально необходимом в
устной коммуникации. В НПР при пересечении дискурсивных центров
нарратора и персонажей такое позиционирование невозможно.
В работе La parola d’altri Б. Мортара Гаравелли приводит
заслуживающую внимания статью Любомира Долежела Vers la stylistique
structurale [1964: 257-266]. В его исследовании, развивающем принципы
пражской функциональной стилистики, разбираются пять способов передачи
«чужой» речи: прямой стиль, свободный прямой стиль, свободно-косвенный
стиль, смешанный стиль и стиль нарратора. Свободно-косвенный стиль, то
есть НПР в нашей терминологии, отличается следующими признаками: в нем
 32

нет графических выделителей и трехступенчатой временной парадигмы, но в

нем содержатся экспрессивные элементы, которые выражают точку зрения
говорящего. Л. Долежел обращает внимание на полифоничность прозы XXв.,
которая субъективируется из-за вмешательства голосов персонажей [Mortara
Garavelli 1985: 111-112].
Б. Мортара Гаравелли в работе La parola d’altri также выделяет пять
способов передачи «чужой» речи:
1) прямая речь (discorso diretto);
2) косвенная речь (discorso indiretto);
3) НПР или несобственно-прямой стиль (discorso indiretto libero o stile
indiretto libero);
4) полупрямая речь (discorso semi indiretto), где, несмотря на
синтаксическую зависимость по типу косвенной речи, отсутствует
характерное для последней согласование времен (Diceva che sta bene),
встречается в неформальных стилях;
5) свободная прямая речь (discorso diretto libero), фигурирующая
преимущественно в художественной литературе во внутренних монологах
(подробнее см. далее).
Б. Мортара Гаравелли считает, что для полной характеристики
«чужой» речи одного синтаксического анализа не достаточно, поскольку
требуется также и семантико-прагматический анализ. С семантической точки
зрения «чужая» речь рассматривается в рамках предложения, с
прагматической – она изучается как факт коммуникации в рамках речевого
акта, предполагающего существование двух дискурсивных ролей:
говорящего и слушающего.
В НПР, как и в любой другой разновидности переданной речи, в одной
синтаксической конструкции присутствуют как минимум два говорящих (Г0
и Г1)13 и, соответственно, два принадлежащих им высказывания (В0 и В1),
сосуществование которых обуславливает полифоничность текста. Причем
количество говорящих теоретически может быть неограничено (Г1, Г2, Г3…
Гn). Распределение ролей в конструкциях с переданной речью Б. Мортара
Гаравелли комментирует следующим примером:
Г0: Luigi (Г1) va dicendo di aver sentito Piero (Г2) esclamare: «Gliela farò pagare io».

13
В художественной прозе Г0 – это нарратор, Г1 – персонаж, B0 – высказывание нарратора, В1 –
высказывание персонажа. Условные обозначения принадлежат Б. Мортаре Гаравелли.
 33

В этом примере Г0 – нарратор, Г1 (Luigi) – одновременно и говорящий1

и слушающий, Г2 (Piero) – говорящий2. Г0 и Г1 могут обозначать одного
субъекта высказывания в случае, если рассказчик передает свои же
собственные слова или мысли. Дискурсивные роли в повествовании могут не
совпадать с реальными физическими лицами, поскольку высказывание
«чужой» речи передается рассказчиком, аналогом говорящего Г0. Поэтому,
Б.Мортара Гаравелли, опираясь на работы О. Дюкро Analyse de textes et
linguistique de l’énonciation и Analyses pragmatiques [1980], разделяет понятия
эмпирических субъектов высказывания и их аналогов в нарративе: locutore ≠
parlante, allocutario ≠ ascoltatore. Такая оппозиция вполне справедлива: в
разговорном дискурсе есть говорящий (parlante) и слушающий (ascoltatore),
причем высказывание интерпретируется слушающим в присутствии
говорящего. В художественном тексте мы сталкиваемся с «неполноценной
коммуникативной ситуацией, которая с точки зрения читателя
характеризуется отделенностью высказывания от говорящего, а с точки
зрения автора – отсутствием синхронного адресата» [Падучева 1996: 208].
Таким образом, в художественном тексте противопоставление Б. Мортары
Гаравелли сводится к различию между адресантами (субъектами говорения -
locutori) и адресатами (субъектами восприятия - allocutari).
Функционирование дискурсивных ролей в тексте имеет свои
особенности в различных формах переданной речи. Б. Мортара Гаравелли
разделяет прямые и косвенные формы передачи «чужой» речи. Отличие
прямых форм от косвенных состоит в том, что в высказывание Г0 проникает
«чужое» высказывание или отдельные его элементы, не подвергаясь
синтаксическо-морфологическим изменениям, то есть фактически
происходит цитирование «чужой» речи. При косвенной передаче «чужая»
речь трансформируется и как бы «переводится» субъектом вводящего ее
высказывания. НПР исследовательница относит к косвенным формам, что
соответствует буквальному переводу итальянского термина discorso indiretto
libero.
Важным в концепции Б. Мортары Гаравелли является также положение
о взаимной невыводимости прямых и косвенных форм. В первую очередь это
касается восклицаний, вопросов, эллиптических конструкций, междометий,
обращений и т.д., которые не могут перейти без изменений в косвенную речь.
Прямая речь – это одна из форм передачи «чужой» речи в тексте, поэтому
трансформируется не прямая речь, а первоначальное высказывание,
 34

произнесенное или помысленное в реальности. «Первичное высказывание В1,

произведенное говорящим Г1, может полностью совпадать с высказыванием
В0, переданным говорящим Г0, но субъекты, производящие В0 и В1 никогда
не будут равнозначны» [Garavelli 1985: 21]. Таким образом, разделяемое
многими лингвистами мнение о первичности прямой речи по отношению к
косвенной и к другим видам переданной речи неправомерно. Кроме того,
прямую речь Б. Мортара Гаравелли называет формальным способом
передачи информации, так как в этом случае переданная речь формально
эквивалентна первоначальному высказыванию, а косвенную речь –
смысловым способом, так как косвенная речь содержит в себе только смысл
первоначального высказывания.
Несмотря на вполне справедливые замечания Б. Мортары Гаравелли по
поводу несоответствия первоначального высказывания конструкции прямой
речи, на наш взгляд, при изучении разных способов передачи «чужой» речи в
тексте, прямую речь следует считать своеобразной точкой отсчета, так как
именно прямая речь «обладает максимальной концентрацией базовых
признаков «чужой» речи: наиболее высоким потенциалом выполнения
ведущей функции – представления своего и чужого речевых центров в их
автономности и взаимодействии» [Максимова 2005: 12]. К тому же, для
художественного текста, не имеющего аудио оригинала, это единственно
возможный путь.
Используя условные обозначения, предложенные Б. Мортарой
Гаравелли, конструкцию косвенной речи (КР) можно представить
следующим образом:
(КР) Г0, В0; где В0 ≠ В1.
Г0 – нарратор (модусная рамка), В0 – переданное высказывание, В1 –
оригинальное высказывание.
В косвенной речи говорящий Г0, передавая смысл высказывания
говорящего Г1, в некотором роде берет на себя ответственность за его слова,
но если говорящий Г0 хочет отстраниться от высказывания В1 или показать
полную непричастность к произнесенному, то он пользуется эксплицитными
способами «избавления от ответственности»: кондиционалом, субъективно-
модальными выражениями типа cosiddetto, per così dire, кавычками и др.
[Garavelli 1985: 29].
Поскольку «чужая» речь не всегда выделяется графически, Б. Мортара
Гаравелли приводит следующие условия ее функционирования в тексте:
 35

1) высказывание В1 является дополнением глагола речи или мысли

высказывания В0:
Maria ha parlato per due ore di tutto quello che le è capitato la settimana scorsa, degli amici che ha
incontrato, ecc.

2) говорящий Г0 ≠ Г1; даже если речь идет об одном референте,

временные планы высказывания не совпадают;
3) глаголы, вводящие «чужую» речь, неперформативны14. Если речь
идет не о нарративе от первого лица, то вопрос перформативности –
неперформативности снимается, так как традиционый нарратив 3-го лица
предполагает в большинстве случаев прошедшее время вводящего
высказывания, при котором глаголы теряют свою перформативность, ср.
Обещаю прийти и Обещал прийти.15
4) временной план вводящего высказывания отличается от временного
плана вводимого высказывания. Даже если речь идет о грамматически
идентичных временах, хронологически они могут принадлежать разным
временным планам. В качестве примера приведем текст в НПР, где в прямую
речь персонажа включена его же речь в настоящем историческом времени и
время выделенных глаголов не совпадает с моментом произнесения
высказывания персонажем:
Passano due giorni e non chiama. È normale, dico, stanno in viaggio di nozze. Chiamerà. E invece
chi chiama? Il commissariato di Sorrento. Dicono che devo andare subito là. Gli chiedo perché.
Non me lo possono dire per telefono. Devo andare là se voglio sapere. Mi dicono che è proprio
mio figlio. (Ammaniti Non ho paura, pp.121-122)

5) обязательная коммуникативная направленность высказывания

переданной речи, предполагающая существование дискурсивных ролей
говорящего и слушающего.
Таким образом, согласно пятому условию, Б. Мортара Гаравелли
утверждает, что не всякое высказывание коммуникативно направлено, и
приводит пример Dico che questo è vero. На наш взгляд, для выделения пятого
критерия нет оснований, так как, согласно М.М. Бахтину, на работы которого
опиралась итальянская исследовательница, всякое высказывание рассчитано
14
Перформативы – это «особый тип языковых выражений, которые по существу являются действиями»
[Кронгауз 2001: 44], они могут быть представлены глаголами, значение которых эквивалентно действию,
поступку.
15
Обычно перформативное употребление допускают такие высказывания, в которых перформативный
глагол стоит в 1-м лице настоящего времени изъявительного наклонения. Хотя в определенном контексте
перформативный глагол может иметь перформативное употребление, если он стоит не в 1-м лице:
Пассажиров просят пройти на посадку. Пассажиры приглашаются в салон. [Падучева 1996: 225-226]
 36

на адресата, даже если оно существует только в мыслях. Об этом говорил

еще Платон в диалоге Сократа с Теэтетом: «Я понимаю под мышлением
беседу, которую душа ведет сама с собою, когда что-нибудь рассматривает
<…> мнить у меня называется говорить, мнением же я почитаю высказанное
слово, - высказанное, однако же, не другому кому и не голосом, а молча,
самому себе» (цит. по [Кучинский 1988: 107]). Кроме того, в случае с
внутренней речью, изучением которой занимается психолингвистика и
психология, вопрос о «необращенности» какого-либо речевого действия
разрешается скорее в пользу диалогичности, чем монологичности. Г.М.
Кучинский рассматривает внутреннюю речь как одну из составляющих
психологии общения, как внутренний диалог, возникающий благодаря
способности человека воспроизводить чужую речь в собственной, а также
реагировать на свою речь как на чужую.
В зависимости от способа передачи «чужой» речи (прямого или
косвенного) Б. Мортара Гаравелли выделяет различное количество
дискурсивных центров в высказывании.
В косвенной речи, где показатели 1-го лица отсылают к говорящему Г0,
а не к Г1, существует только один дискурсивный центр, в прямой речи их два
или более:
(I) Mario mi aveva promesso: (II) «Verrò domani a prenderti».

В (I) местоимение 1-го лица mi принадлежит Г0, в (II) 1-е лицо глагола
verrò - Г1. Второе лицо косвенного местоимения – ti указывает на
слушающего Г1, который, в свою очередь, совпадает с Г0, то есть слушающий
совпадает с говорящим. Обозначение слушающего через 2-е лицо в части (II)
соотносится с 1-м лицом (mi) в части (I). Подобное соотношение возможно
благодаря тому, что местоимения mi и – ti кореферентны. Дейктик domani
задает ориентацию речи на Г1.
В косвенной речи дискурсивный центр только один и ориентирован на
говорящего Г0:
(I) Mario mi aveva promesso di venire (che sarebbe venuto) a prendermi l’indomani (il giorno
dopo).

Б. Мортара Гаравелли делит типы переданной речи на те, которые

имеют один дискурсивный центр – это косвенные формы, и те, которые
имеют два и более дискурсивных центра – это прямые формы.
 37

В последней главе работы La parola d’altri детально рассматривается

НПР (discorso indiretto libero) и свободная прямая речь (discorso diretto
libero). Сопоставляются «свободные» способы передачи «чужой» речи, один
из которых принадлежит косвенным формам (НПР), а другой – прямым
(свободная прямая речь = СПР).
«Свобода» этих форм заключается в отсутствии графических маркеров,
обозначающих переход от одного дискурсивного центра к другому, и в
отсутствии подчинительных союзов или предлогов, соединяющих
переданные высказывания с глаголом-интродуктором. Различие этих форм
заключается в ориентации НПР на дискурсивный центр высказывания
нарратора (В0), но только в плане системы личных и притяжательных
местоимений и глагольных форм. Все остальные элементы (временные и
локальные дейктики, указательные местоимения, восклицания, междометья и
др.) ведут себя так, как если бы дискурсивным центром являлся текст
персонажа (В1). Свободная прямая речь имеет следующие характеристики:
1) персонаж говорит или думает от первого лица,
2) глаголы, относящиеся к протекающему моменту, стоят в настоящем
времени, согласование времен с вводящим «чужую» речь высказыванием
отсутствует,
3) не существует наблюдений и комментариев, внешних по отношению к
мыслям или речи персонажа.
В некоторых случаях, однако, рассказчик может говорить о себе как о
3-м лице, семантически равноценном 1-му лицу:
(СПР) Ero ancora rintronato dalle minacce che mi avevano fatto, ma ben deciso a non cedere.
Questo vecchio non crollerà, statene pur sicuri; ne ha viste troppe per avere ancora paura di
morire. E sogghignavo, come se fossi stato io il più forte. (прим. из [Garavelli 1985: 110])

В этом примере подлежащее questo vecchio кореферентно 1-му лицу,

выраженному в глагольных формах (ero, sogghignavo), в безударном
местоимении (mi) и в ударной форме (io). Моментом референции глагольных
времен (crollerà, state, ha viste) является дискурсивный центр высказывания
персонажа (В1), а 2-е лицо мн.ч. глагола stare, – это эксплицитный показатель
коммуникативных отношений между говорящим Г1 и слушающим С1.
В НПР этот пример выглядел бы так:
Questo vecchio non sarebbe crollato, ne stessero pur sicuri (potevano esserne sicuri); ne aveva viste
troppe per avere ancora paura di morire.
 38

В НПР отсутствует 2-е лицо, изменение временного плана зависит от

ориентации на дискурсивный центр высказывания В0, имперфект указывает
на одновременность действий.
Разграничивая лингвистические и литературоведческие понятия
способов и форм передачи «чужой» речи, Б. Мортара Гаравелли отмечает,
что свободная прямая речь встречается во внутреннем монологе, а НПР в
нарративном монологе (термин narrated monologue был введен американским
лингвистом Доррит Кох в 1966), где речь персонажа представлена не 1-м, но
3-м лицом [Garavelli 1985: 110]. Необходимость этого разграничения
очевидна, но в нашей работе внутренний и нарративный монолог
рассматриваются как явления одного порядка: под внутренним монологом
мы понимаем как мысли персонажа, переданные от 1-го лица, так и от 3-го
лица. По нашим наблюдениям НПР – это синтаксическая конструкция,
которая может использоваться во внутреннем монологе персонажа наряду с
другими синтаксическими формами передачи «чужой» речи.
Принципиальным отличием НПР от других видов передачи «чужой» речи
является пересечение в одном синтаксическом целом двух или более
дискурсивных центров – нарратора и персонажей, эта особенность
выражается в том, что:
1) система личных местоименных и глагольных форм высказывания В1 не
соответствует пространственному и временному дейксису высказывания В0:
Il disgusto che provava di se stesso aumentava; ecco; egli era dunque così: sfaccendato,
indifferente; questa strada piovosa era la sua vita stessa (Moravia Gli indifferenti - цит. по
Garavelli 1985: 114])

В этом случае дейктики (указательные местоимения и наречия)

времени и места соотносятся с точкой зрения говорящего Г1 (questa strada), а
местоимения и личные глагольные формы с говорящим Г0 (egli era, era la sua
vita). Если бы высказывание В1 полностью зависело бы от В0, то чужая речь
выглядела бы так: «quella strada piovosa era la sua vita stessa».
2) в НПР могут встречаться диалектные особенности и жаргонная
лексика:
Restò, quando quelle vennero a dirle che la sorella sposava. E che partito! Coi fiocchi, e procurator
proprio dalla Zâ (сиц.) Teresa: Pitrinu Cinquemani, nientemeno! giovine d’oro, cognate del
maggiore dei figliuoli; Pitrinu Cinquemani, quel picciottone (сиц.) che pareva una bandiera, con
terre e case e bestie da soma e da lavoro. (Pirandello Dal naso al cielo цит. по Garavelli 1985:
114])
 39

Если речь нарратора стилистически не отличается от речи персонажей,

этот признак не учитывается. Вполне справедливо замечание Б. Мортары
Гаравелли о том, что довольно часто не удается определить, какому
говорящему (Г0 или Г1) принадлежит высказывание, граница между
косвенной и несобственно-прямой речью бывает размыта.
3) при передаче «чужой» речи в конструкции НПР сохраняются
междометья, восклицания и другие эгоцентрики:
Si ostinava a dire che il viaggio le avrebbe fatto certo più male. Oh, buon Dio, se non sapeva più
neppure come fossero fatte le strade! Non avrebbe saputo muoversi un passo! Per carità, per carità,
la lasciassero in pace! (Pirandello Il viaggio цит. по Garavelli 1985: 114])

Cистема времен в НПР может зависеть как от дискурсивного центра

высказывания В0, так и от В1:
а) Al momento di partire da Z. Non rinunciò a un’ultima battuta cattiva: neanche dipinta,
ricomparirà in questo mortorio. (Manzoni I promessi sposi, цит. по Garavelli 1985: 39])
b) Rifletteva: non era questa la fine che aveva desiderato; non qui almeno. (Ibidem)

В примере (а) временной план высказывания В1 ориентирован на

дискурсивный центр говорящего Г1, в примере (b) – на Г0, но 3-е лицо
глагола, обозначающее субъект высказывания, и в (a), и в (b) ориентировано
на Г0.
В случае нарратива в настоящем времени разница между временным
планом высказывания В0 и В1 нейтрализуется для любых видов передачи
чужой речи:
Forse non sa neppure Margherita che lì dirimpetto c’è un villino con una Madonnina allo spigolo e
un lampadino rosso acceso. Che è il mondo per lei? Ecco, ora egli può intenderlo bene. Bujo.
Questo bujo. Tutto può cambiare, fuori. (Pirandello Berecche e la guerra, цит. по Garavelli 1985:
115])

Таким образом, особенностью концепции Б. Мортары Гаравелли, в

отличие от предшествующих (Spitzer 1923, 1928, 1966; Lugli 1943; Vita 1955;
Herczeg 1963; Pasolini 1965; Cane 1969), является определение НПР как
синтаксической конструкции, объединяющей в себе несколько дискурсивных
центров. Основной дифференциальный признак НПР - изменение системы
личных местоименных и глагольных форм по типу косвенной речи. Важным
является вывод исследовательницы о том, что зависимость временного плана
«чужой» речи от дискурсивного центра высказывания нарратора не является
релевантным признаком НПР, так как в некоторых случаях время вводимого
высказывания не подчиняется временному плану нарратива. Решающую роль
при выделении НПР играют дейктические показатели: личные и
 40

указательные местоимения, наречия времени или места. Когда перед нами

нарратив в прошедшем времени, то дейктики зависят от говорящего Г0,
поэтому можно утверждать, что и эти показатели являются характерной
особенностью НПР. При нарративе в настоящем времени ответ на вопрос о
принадлежности дейктиков говорящему Г1 или Г0 неоднозначен.
Важным в концепции Б. Мортары Гаравелли также является то, что она
предлагает различать понятия НПР и несобственно-прямого стиля (НПС),
отмечая недостаток последнего: «более широкий термин «НПС» вбирает в
себя практически все существующие смежные понятия» [Garavelli 1985: 20].
Мы разделяем ее точку зрения и настаиваем на том, что термин
несобственно-прямой стиль следует использовать в литературоведении, а
несобственно-прямая речь - в лингвистике.
Прагматическая направленность исследования Б. Мортары Гаравелли
позволяет рассматривать полифоничность НПР как один из способов
передачи диалогических отношений нарратора и персонажей в тексте.
Многоголосие в рамках одного синтаксического целого возникает благодаря
тому, что в тексте различаются несколько говорящих субъектов – каждый со
своей идеологической позицией, со своим языком, восприятием и фоновыми
знаниями. Однако подобный подход слишком широк для применения его в
настоящем исследовании, посвященном синтаксической структуре НПР и ее
взаимодействию с окружающим контекстом.
Дальнейшие исследования НПР в 80-х гг.

В статье Анны Данези Бендони Grammaticalizzazione del discorso

indiretto libero nel «Malavoglia» [1980] НПР рассматривается как одна из трех
модальностей высказывания, наряду с косвенной и прямой речью (под
модальностью высказывания понимается часть художественного текста, в
которой говорит или думает персонаж, а не автор). НПР в первую очередь
выделяется благодаря постоянным формальным грамматическим признакам
(транспозиция некоторых грамматических элементов, независимость от
глаголов говорения или мысли). Второстепенные признаки НПР,
содержащиеся во вводимом высказывании вариативны, менее
формализованы и, поэтому, являются сопутствующими показателями НПР.
Исследование Паулы Пульятти Lo sguardo nel racconto: teorie e prassi
del punto di vista 1985г. построено, прежде всего, на детальном обзоре
концепции Жерара Женетта о категориях «модуса» и «голосов» [Genette
 41

1976]. Нужно отметить, что работы этого ученого существенно повлияли на

европейскую и, в частности, итальянскую нарратологию. Описывая точки
зрения в литературно-художественном произведении, П.Пульятти
ориентируется на Платона, различающего в Государстве (Res publica, III, 392
d) «диегесис» (собственно повествование поэта) и «мимесис» (подражание
речам героев) и пользуется терминологией, заимствованной из англоязычной
литературы: telling и showing, что является переформулировкой разделения
Платона на чистое повествование и мимесис. Эта дихотомия, в свою
очередь, заключает в себе понятие нарратологической дистанции,
выражающейся в наличии или отсутствии голоса автора в повествовании.
Голос автора может отсутствовать полностью только в «чистом»
миметическом повествовании. [Pugliatti 1985: 219]. П. Пульятти определяет
НПР как синтаксическую конструкцию, занимающую промежуточную
позицию между прямой и косвенной речью. Обращаясь к работе Ж. Женетта,
П. Пульятти разделяет повествование на диегетическое и миметическое и
рассматривает меру удаления повествующего субъекта от нарратива.
Формой, свободной от «нарративного покровительства», является
внутренний монолог или «discorso immediato». В то же время «НПР не может
не зависеть от нарратива, поскольку персонаж говорит голосом нарратора и
два субъекта повествования смешиваются» (цит. по [Pugliatti 1985: 221]). С
тем, что в НПР персонаж говорит голосом нарратора, согласиться сложно,
так как элементы, свойственные разговорной речи, наоборот указывают на
то, что нарратор говорит голосом персонажа.
Пульятти приводит примеры трех типов переданной речи, начиная от
самой дистанцированной, заканчивая самой миметической:
КР: «Dissi a mia madre che dovevo assolutamente sposare Albertine»;
НПР: «Andai a trovare mia madre: dovevo assolutamente sposare Albertine»;
ПР: «Dissi a mia madre (o pensai): bisogna assolutamente che sposi Albertine»;

Кроме этого, существует еще наиболее дистанцированный от текста

персонажа четвертый тип: «Informai mia madre della mia decisione di sposare
Albertine» [Ibidem: 221], где переданная речь из придаточного предложения
включается в главное и теряет модальную окраску.
Рассмотрение типов переданной речи предполагает использование
традиционной гипотезы элиминации автора из повествования: постоянная
прогрессивная трансформация грамматических форм происходит по мере
 42

перехода от диегезиса к мимеcису разных типов переданной речи, последним

звеном этой цепи оказывается внутренний монолог, в котором 1-е лицо, «Я»
повествующего, сдает позиции «Я» повествуемому. Опорными точками зоны
действия этого перехода являются косвенная речь, НПР и прямая речь.
П.Пульятти обращает внимание на то, что довольно долго НПР
рассматривалась как производная от косвенной речи, а косвенная речь, в
свою очередь - от прямой речи. Однако с ее точки зрения описание НПР не
должно основываться на выделении какого-то конкретного говорящего,
следует признать, что НПР - это диалогичная разновидность передачи
«чужой» речи. Подобный взгляд связан с идеями Бахтина (Волошинов 1929)
о диалогичности и многоголосии романа, именно поэтому Пульятти
приходит к выводу, что НПР – «это диалог между различными содержаниями
и семантическими позициями» [Pugliatti 1985: 224]. НПР – это не
производная от других форм передачи «чужой» речи, но новая оригинальная
форма, в которой эффективно реализуется «динамика взаимосвязи между
речью переданной и передающей» [Ibidem].
Поскольку НПР встречается в разных языках, она привлекает
исследователей в области лингвистической типологии. Например, известный
итальянский славист Франческа Джусти-Фичи обращает внимание на то,
что «в переводах с одного языка на другой часто теряется смысл некоторых
элементов структуры художественного произведения», в случае с НПР
нарушается соотношение между авторской речью и речью героев» [Джусти-
Фичи 1985: 134]. Причины этого частично связаны с несоответствием
синтаксической структуры русского и итальянского языков, а частично – «с
неправильной интерпретацией переводчиком соотношения прямой и
косвенной речи» [Там же]. Ф. Джусти-Фичи отмечает, что при переводе с
русского на итальянский важно учитывать преобладание авторской речи в
непрямой конструкции в итальянском языке. В русском языке, в связи с
отсутствием системы согласования времен, в НПР преобладает голос
персонажа, следовательно, по справедливому замечанию исследовательницы,
логично использование термина «НПР» в применении к русскому языку и
термина «свободная косвенная речь» (калька с фр. discours indirect libre) в
применении к языкам, где согласование времен существует. Однако с
утверждением Ф. Джусти-Фичи о том, что НПР восходит к устной традиции,
а ее синтаксические следы сохраняются в прямой речи и в ее литературных
вариантах [Там же: 135], трудно согласиться.
 43

В следующей статье, посвященной взаимоотношениям голоса

рассказчика и голосов персонажей, Кто говорит в защиту Лужина? (Chi
parla in difesa di Luzin?) [Giusti-Fici: 1988], Ф. Джусти-Фичи вновь
обращается к проблеме «чужой» речи в тексте. Во избежание смешения
понятий лингвистики и литературоведения, исследовательница приводит
общую схему, описывающую отношения между разными «голосами» в
тексте:

Автор (фигура с реальной биографией)

│
Голос рассказчика
│
ЧР

прямое ПР, контаминация чужая речь фильтрованная

воспроизведение включающая голоса в рассказчиком
слов персонажа просодику и рассказчика и косвенной косвенная речь
жестикуляцию персонажа речи
[Giusti-Fici 1988: 65]

Схема Ф. Джусти-Фичи указывает на различные соотношения между

голосами автора и персонажей. Между прямой и косвенной речью,
находящимися по краям схемы, существует несколько вариантов «чужой»
речи, различающихся степенью взаимопроникновения голосов.
Промежуточное положение занимает НПР, которая, с точки зрения
исследовательницы, относится к стилистическим особенностям
литературного произведения.
Особенностью работы Ф. Джусти-Фичи является то, что она пытается
избежать обозначения разных типов «чужой» речи общепринятыми
терминами, часто не соответствующим действительности. Ее классификация
типов переданной речи основана на количественном соотношении голоса
рассказчика и голоса персонажа в тексте.
Самый распространенный случай, когда слова говорящего субъекта
появляются в повествовании, Ф. Джусти-Фичи называет «заражением»
[Ibidem: 75], которое может происходить на двух уровнях: структурном
(лексико-синтаксическом) и фонетическом.
 44

Структурное «заражение» состоит в том, что рассказчик заимствует

выражения и обороты речи у своих персонажей:
«Забредите» сказал он в тот день, когда Лужин старший в первый раз привел сына в школу.
(...) Лужин забрел.
«Infilatevi qui» disse quel giorno in cui Luzin senjor condusse per la prima volta il figlio a scuola.
Luzin si infilò.

Контаминация голосов рассказчика и персонажа может быть

фонетической, что невозможно отразить при переводе:
«Это ложь, что в театре нет лож». И сын писал, почти лежа на столе.
«È una menzogna che nel teatro non ci sono i palchi». E il figlio scriveva, disteso quasi sul tavolino.

Разбирая роман В.В. Набокова, Ф. Джусти-Фичи делает вывод о том,

что отмена границ между речью персонажа и нарратора, «присутствие
нескольких голосов в романе влечет за собой существование множества
точек зрения». [Ibidem: 79].
Перед исследованиями НПР конца ХХ в.- началa XXI в. можно было
бы поставить общий эпиграф, взятый из названия статьи Мортары Гаравелли
Quale linguistica per i testi letterari? [1990], в которой ставится вопрос о том,
может ли лингвистика описать суть литературного текста, когда лексико-
грамматический анализ оказывается недостаточным. Невозможность
существования слова вне контекста обуславливает обращение к методам
лингвистики текста и прагматики [Garavelli 1990: 87].
В монографии Эмилии Каларезу Testuali parole: la dimensione
pragmatica e testuale del discorso riportato [2004], посвященной «чужому»
слову и принципам его функционирования в разговорной речи, также
затрагивается проблема НПР. Как справедливо отмечает исследовательница,
воспроизведение «чужой» речи – это не только характерная особенность
любого типа коммуникации, но и важный аспект речевой деятельности
любого говорящего: «практически все наше знание основано на чужих
словах, которые мы слышим или читаем» [Сalaresu 2004: 204]. НПР – один из
традиционных способов передачи «чужого» слова в тексте, наряду с
косвенной, прямой и свободной прямой речью. Хотя НПР встречается
преимущественно в художественной литературе, ее появление возможно и в
разговорном узусе. Поэтому работa Э. Каларезу, в которой рассматриваются,
прежде всего, примеры, взятые из разговорной речи, представляет особый
интерес: до нее исследования в этой области проводились только на базе
речи письменной.
 45

При воспроизведении «чужой» речи непременно возникает проблема

«неточности» ее воспроизведения. Э. Каларезу настаивает на том, что
стопроцентное воспроизведение оригинала возможно только в письменном
тексте и прежде всего в научном. В случае с разговорной речью, только
аудиозапись позволяет точно передать все оттенки оригинального
высказывания. «Неточность» при передаче прямой речи связана с
экстралингвистическими особенностями поведения говорящего: в момент
включения чужих слов в свою речь он не может абстрагироваться от оценки
передаваемого им текста. Пример Э. Каларезу, иллюстрирующий
неадекватность воспроизведения чужой речи на лексическом,
синтаксическом и фонетическом уровнях:
(клиент) eh_ / scusi tanto // quindi / quando-quando-quando viene lei?
(сантехник) eh_ / quando vengo_ / ormai la settimana prossima
(3-е лицо, передающее их разговор) il proprietario - quello arrabbiato insomma il proprietario
dello scaldabagno dice BE’ / ALLORA ADESSO QUAND’È CHE HA INTENZIONE DI
VENIRE? / e l’idraulico BE’ / LA SETTIMANA PRO_SSIMA_ (Calaresu, p.20)

В разговорной речи на включение «чужих» слов в высказывание

указывает повышение тона, которое Э. Каларезу передает заглавными
буквами. В письменной речи интонационные изменения традиционно
передаются пунктуационными знаками. Однако в современной
художественной литературе, итальянской в частности, графические маркеры
часто отсутствуют, и читатель не всегда сразу может определить, какому
говорящему принадлежит тот или иной отрезок текста [Ibidem: 20]. Ситуация
может осложняться также отсутствием интродукторов, указывающих на
субъект высказывания, ср. с нашим примером – Е.Б.:
Via da qui, da questo spleen, cerchiamo una città bianca fatta di marmo a fior d'acqua, cerchiamola
insieme, una città così o un'altra analoga, non importa dove, da qualche parte, fuori del mondo. Non
posso. Puoi, basta volerlo. Ti prego, non mi costringere. (Tabucchi Piccoli…, p.80)

При исчезновении интродуктивных глаголов порой только из контекста

ясно, кому принадлежат высказывания. Их можно было бы назвать
репликами диалога, так как чаще всего элиминация вводной части при
передаче «чужой» речи происходит именно в диалоге. В последнем примере
чередование реплик не отмечено даже графически, что, на наш взгляд,
связано со стремлением автора дистанцироваться от речи персонажей и
объективизировать повествование, удалив внешние ясные границы
переданной речи.
 46

Рассматривая переданную речь, Э. Каларезу отталкивается в первую

очередь от позиции реципиента (слушателя или читателя), задача которого
выявить текстуальные и контекстуальные маркеры, позволяющие узнать
«чужое» в речи отправителя сообщения. Однако только в традиционных
формах, то есть в прямой и косвенной речи, благодаря наличию
интродуктивных элементов (в терминологии Э. Каларезу «рамок»), ясна
граница между передающим (В0) и передаваемым (В1) высказываниями.
Поэтому исследовательница предлагает пользоваться критериями наличия /
отсутствия интродукторов при разграничении форм передачи «чужой» речи и
выделяет эксплицитные формы с интродукторами или без и имплицитные
формы без интродукторов.
При восприятии «чужой» речи существенную роль играют не только
вводящие ее элементы, но и их локализация относительно переданного
высказывания. Место интродукторов важно с точки зрения прагматики,
риторики, синтаксиса. В разговорной речи постпозиция интродукторов
может вызвать удивление у слушающего и необходимость комментирования
переданной речи говорящим, что часто происходит в монологической устной
речи (лекции, конференции...). Постпозиция интродукторов может
передавать уход от ответственности за сказанное. Это происходит, когда
говорящий замечает неблагоприятную реакцию со стороны собеседника на
переданную информацию:
(Г1) Ho finalmente conosciuto Gastone.
(Г2) Ah, sì? Gastone è una persona infida. (При виде нахмуренного взгляда собеседника,
говорящий сразу же добавляет) Secondo Rita e Mario, eh.
(экзаменующийся): La caratteristica principale della lingua parlatа sono gli errori grammaticali.
(но увидев выражение лица преподавателя, сразу же добавляет) È scritto nel manuale.
(экзаменатор): Guardi che forse ha letto male il manuale.

Важной для описания НПР является проблема ее производности.

Э.Каларезу критикует те концепции, в которых точкой отсчета для
определения видов переданной речи берется прямая речь: «Передать чью-то
речь, это все равно, что создать иное высказывание» [Calaresu 2004: 49].
Прямая речь – это один из канонических способов передачи «чужой» речи,
встречающихся как в письменных, так и в устных текстах, наряду с
косвенной, несобственно-прямой, свободной прямой речью, поэтому ее
следует рассматривать в совокупности с ними, а не как точку отсчета для
них:
 47

(1) ПР: Noi tutti lì che ascoltavamo in silenzio ma Giovanni diventava sempre più nervoso. A un
certo punto è saltato in piedi di fronte a Lia e ha detto: «Basta, non ne posso più! D’ora in poi
fatevele da soli le vostre riunioni!» Allora Lia gli fa: «Eh ma che razza di presuntuoso!»
(2) КР: Durante la riunione Giovanni è saltato su come un pazzo e ha detto che non ne poteva
più, e che da allora in poi non lo avremmo più visto alle riunioni. Allora Lia gli ha risposto che
era un presuntuoso.
(3) НПР: Durante la riunione c’è stato uno show a sorpresa di Giovanni. E non ne poteva più, e
col cavolo che lo avremmo rivisto alle nostre riunioni, e allora lì Lia è scattata. Ah, era proprio
un bel presuntuoso!
(4) СПР: Noi tutti in silenzio e Giovanni che ribolliva. Hai presente un’esplosione? Mancava
poco che lui e Lia venissero alle mani. «Eh no, non ne posso più, adesso basta! Non mi
rivedrete mai più alle vostre riunioni.» «Ah, presuntuoso che non sei altro!» (Calaresu, p.18)

В качестве основных показателей косвенной речи Э. Каларезу

выделяет:
1) вводящие глаголы говорения (исследовательница не рассматривает
передачу мыслей, поэтому вводящие ментальные глаголы не учитываются);
2) вводящие союзы se или che;
3) вопросительные слова chi, quando, perché, come, quale, ecc..
Переданная речь в косвенной форме должна следовать правилам
согласования времен и изменения временных и пространственных дейктиков,
быть свободна от всех экспрессивных элементов (дискурсивных слов,
восклицаний, вопросов, неполных предложений, иноязычных включений).
Э. Каларезу справедливо отмечает, что НПР по некоторым показателям
сходна с косвенной речью: прежде всего, это транспозиция личных и
притяжательных форм местоимений и личных форм глаголов, указывающих
на субъект речи. В большинстве случаев, но не всегда, происходит
согласование времен во вводящей и вводимой частях и в некоторых случаях
изменение наречий места и времени, как в косвенной речи. Замечание о
необязательном согласовании вводящей и вводимой частей важно,
поскольку, действительно, встречаются примеры, где речь персонажа не
подчиняется во временном плане вводящей части. Однако многие
исследователи упускают этот факт из внимания. Как и прямая речь, НПР
может включать эмоционально окрашенные элементы, в числе которых
Э.Каларезу рассматривает инверсии, неполные предложения, иностранные
слова, вокатив, междометья. Редко встречающаяся в разговорном узусе НПР
маркируется, как и прямая речь, сменой интонации или изменением тембра
голоса, имитирующего оригинальное высказывание. Выделение
интонационных особенностей НПР приводит Э. Каларезу к выводу о том, что
 48

эта конструкция возникла именно в разговорном узусе, из которого она

пришла в письменный и литературный язык. Вряд ли с этим можно
согласиться, поскольку НПР является одним из примеров обогащения и
изменения грамматической системы именно письменного варианта
итальянского языка в результате эволюции литературных жанров и стилей
[Алисова 2009: 231].
Характеризуя свободную прямую речь в письменной форме,
Э.Каларезу указывает на отсутствие вводящих элементов, а в устной речи -
на более высокую интонацию. Кроме того, в свободной прямой речи чаще,
чем в других формах, встречаются междометия и дискурсивные слова,
вынужденно используемые говорящим для выделения чужой речи. Вопреки
распространенному мнению о принадлежности НПР и свободной прямой
речи исключительно литературным формам, Э. Каларезу приводит примеры
использования этих конструкций в разговорной речи. Подобное
употребление возможно при передаче диалогов:
quell’altro diceva [1] «EH MA IO SO’ VENUTO / INSOMMA POI LEI STA ANCHE MOLTO
LONTANO » [2] «AH MA NON È MICA COLPA MIA SE STO LONTANO! (ride) È COLPA
SUA SE-SE C’HA IL NEGOZIO COSÌ LONTANO E_DISORGANIZZATO» / [1] «EH MA IO
SO’ VENUTO! INSOMMA / HA DOVUTO FARE TUTTA QUELLA STRADA_» / e poi_deh
(Calaresu, p.30)

Говорящий, пересказывая перебранку сантехника с клиентом,

использует глагол говорения только при вводе первой реплики в прямой
речи, а дальше его опускает. Таким образом, мы получаем схему: ПР [1] +
СПР [2] + СПР [1]. Если в разговорной речи на смену ролей указывает
интонация, то в письменной речи отсутствие интонационного выделения
компенсируется вводящими глаголами или конструкциями, указывающими
не только на субъект говорения, но и на его психофизическое состояние.
Как и другие лингвисты Э. Каларезу отмечает, что конструкции с
переданной речью возникают при пересечении двух различных речевых
перспектив – передающей и передаваемой речи - то есть контекстов с разной
целевой установкой. В конструкциях с «чужой» речью необходимо
учитывать, что при воспроизведении или восстановлении в памяти
говорящего чужого высказывания, временной план последнего отличается от
актуального временного плана. Поэтому различительной характеристикой
способов передачи чужой речи является количество дейктических центров.
Косвенные формы передачи чужой речи имеют только один
дейктический центр. Прямые формы (например, прямая речь) - несколько
 49

дейктических центров. В большинстве случаев при передаче «чужой» речи

возникает одновременно несоответствие временных планов вводящего и
вводимого высказываний, и появляются лексические элементы, не
соответствующие контексту вводящего высказывания. Иногда на «чужую»
речь указывает только временной или модальный план, в том случае если
используется «imperfetto citativo» или «condizionale citativo»16. Т.Б. Алисова
относит этот тип кондиционала к особой форме НПР, типичной для языка
современной периодической печати: «Это синтаксическое наклонение,
выраженное морфологическим кондиционалом (простым или сложным),
соотнесенным с настоящим или прошедшим временем, обозначает чужое
утверждение, за истинность которого говорящий не ручается» [Алисова
2009: 233]:
Secondo quanto riferisce l’Agenfi, il ministro delle partecipazioni statali Bo avrebbe dichiarato
che… [Там же]

Каларезу, в свою очередь, приводит примеры «condizionale citativo» из

устной разговорной речи [Caleresu 2004: 194]:
(Г1) Hai saputo?
(Г2) No, cosa?
(Г1) Francesca sarebbe di nuovo in ospedale.
(Г2) Oh, no! Per cosa stavolta?

В современной лингвистике «condizionale citativo» можно

рассматривать в рамках проблемы эвиденциальности17, когда в определенном
контексте форма кондиционала используется для указания на то, что данный
отрезок текста передает слова третьего лица, то есть данная информация
известна говорящему с чужих слов.
Классификация переданной речи Каларезу
В своей классификации Каларезу отталкивается, прежде всего, от точки
зрения получателя высказывания, которому не столь важно, какой именно
перед ним тип переданной речи, а важно само ее существование. Поэтому,
при определении переданной речи Каларезу пользуется следующими
критериями:
16
Подробнее см. [Calaresu 2004: 192-202].
17
Грамматическое выражение эвиденциальности, в принципе, не свойственно европейским языкам. Как
отмечает В.А. Плунгян, «“навязывание” языковой системой обязательного указания на источник сведений о
сообщаемом факте выглядит, с точки зрения носителей большинства европейских языков, весьма
экзотической стратегией» [Плунгян 2011: 452], но в языках евроазиатского и прибалтийского ареала, в
языках Северной Сибири, Северной, Центральной и Южной Америки, в языках Австралии и Новой Гвинеи
значение эвиденциальности грамматикализованно и распространено.
 50

1) критерий различия эксплицитных и имплицитных форм передачи

речи, который зависит от наличия или отсутствия интродуктивных
элементов. Классический случай - это переданная речь, следующая за
вводящими ее элементами, благодаря которым не возникает проблем при
выделении реципиентом (слушающим или читающим) одного или
нескольких говорящих. Если вводящие элементы отсутствуют, то в контексте
могут существовать ссылки на субъект речи переданного высказывания.
2) критерий различия между прямыми и косвенными формами,
который определяет зависимость (косвенные формы) / независимость
(прямые формы) переданного высказывания от дейктического центра
передающего высказывания.
Кроме того, Э. Каларезу выделяет «размытые» или «неявные» формы
переданной речи, существование которых обосновывается тем, что для
реципиента важен факт наличия переданной речи, а не ее тип.

ЭКСПЛИЦИТНЫЕ ФОРМЫ ПЕРЕДАННОЙ РЕЧИ

I. Эксплицитные формы с интродукторами

1. Прямые эксплицитные формы с интродукторами

Это классическая прямая речь, выделяемая в тексте графически:

Carlo disse all’improvviso: “Ti devo confessare una cosa”. (Сalaresu, p.160)

2. Косвенные эксплицитные формы с интродукторами

1) косвенная речь (КР):

a) КР с вводящими элементами в препозиции.
Обычно этим элементам подчиняется В1. Однако в разговорной речи
правила согласования В0 и В1 часто не соблюдаются:
c’era una tipa che anche chiedeva se la… m / se la rice- se la… ricerca scientifica [la fisica]
allontana - allontani o meno da Dio (Ibidem)

b) КР с вводящими элементами в постпозиции.

В этом случае актуальное членение предложения осложняется выносом
темы вперед:
se la ricerca scientifica allontana da Dio / chiedeva la tipa (Calaresu, p.161)
 51

c) косвенная речь с поясняющими интродуктивными элементами

(discorso indiretto glossato)18:
Giovanni, stando a quando dice Lia, è un presuntuoso (Calaresu, p.161)

2) НПР, выделяемая интонацией в разговорной речи:

si erano dati appuntamento a casa e quello li non è venuto perché dice !AH CHE C’AVEVA UN
SACCO DI LAVORO! l’altro (ride) (Calaresu, p.168)

В данном случае на НПР указывают не только повышение тона, но и

появление восклицательного междометья между вводящим глаголом и
союзом che. Необходимо отметить, что анализируя корпус примеров из
разговорной речи, Э. Каларезу нашла только три примера НПР с вводящими
элементами, причем переданное высказывание везде маркировалось
интонационно.

3. Неявные эксплицитные формы с интродукторами

К ним Э. Каларезу относит случаи, встречающиеся в спонтанной

разговорной речи, когда говорящий не учитывает правила грамматики
(может отсутствовать подчинительный союз и / или согласование с главным
предложением), а также, в редких случаях, не выделяет переданную речь
интонационно:
Io e te dovremmo smetterla di discutere in pubblico le nostre beghe personali / metti in imbarazzo
tutti / mi ha detto Mario. (Calaresu, p.172)

В этом примере из-за постпозиции вводящего предложения не ясно, кто

кого «смущает» - субъект 1-го (io) или 2-го лица (te)? В то время как
препозиция вводящих элементов и перевод высказывания в прямую речь
решили бы проблему:
Mario mi ha detto: “Metti in imbarazzo tutti”.

II. Эксплицитные формы без интродукторов

1. Прямые эксплицитные формы без интродукторов

1) Свободная прямая речь

В свободной прямой речи, как и в классической прямой речи есть
несколько дейктических центров, определяющих разницу между вводящим и
вводимым высказываниями; возможно появление графических маркеров («»,
- -) в письменном тексте, если разница между В0 и В1 не улавливается на

18
О различии косвенной речи типа a и b см. подробнее [Calaresu 2004: 161-168].
 52

уровне персонального или временного дейксиса. В устной речи свободную

прямую речь можно выделить благодаря изменению интонации и частому
использованию междометий и дискурсивных маркеров, не принадлежащих
говорящему Г0.
В следующем примере только первое высказывание соответствует
классической прямой речи с интродуктивными элементами, далее отсутствие
интродукторов и иная интонация указывают на смену говорящего и
появление свободной прямой речи:
quell’altro diceva «EH MA IO SO’ VENUTO INSOMMA / POI LEI STA ANCHE MOLTO
LONTANO» «AH / MA NON È MICA COLPA MIA SE STO LONTANO! (ride) È COLPA SUA
SE-SE C’HA IL NEGOZIO COSÌ LONTANO E_DISORGANIZZATO» / «EH MA IO SO’
VENUTO! INSOMMA / HO DOVUTO FARE TUTTA QUELLA STRADA» / e poi_ (Calaresu,
p.174)

2) «Текстовые островки» (“isole testuali”)

Это эксплицитные формы передачи чужой речи без интродукторов, к
ним относятся цитаты, включенные в высказывание Г0:
Il pm di Potenza ha inviato una raffica di segnalazioni alle procure; il sospetto è che «il giro delle
mazzette sia lo stesso in venti città». (Calaresu, p.177 из La Reppublica)

“Isole testuali” могут встречаться и в разговорной речи, в этом случае

говорящий указывает на «чужие» слова жестами, мимикой или изменением
тона.

4. Косвенные эксплицитные формы без интродукторов

1) Косвенная речь без интродукторов
В этом случае вводящие элементы ясны из предыдущего высказывания
другого говорящего:

(Г1) sì / ho sentito solo la prima parte / non ho sentito cosa ha detto [il ristoratore]

(Г2) [allora] dunque il ristoratore che ha appunto il ristorante a spello / aveva avuto la prenotazione
da questa_da questa persona di Roma che sarebbe venuta con_ otto suoi amici no / questo l’hai
sentito? (Calaresu, p.113)

К этому же случаю Каларезу относит высказывания, в которых только

первая часть переданной речи подчинена интродукторам, управляющими
довольно длинной серией придаточных:
 53

Per il fatto del matrimonio ha detto che / avevano prenotato tanto tempo prima cento persone // il
ristorante aveva una capienza di centoventi persone quindi otto persone in più… (Calaresu, p.183)

2) НПР без интродукторов

Это конструкции, в которых на переданную речь указывают не только
транспозиция дейктиков и изменение интонации, но и некоторые виды
повторов, как в следующем отрывке из тосканской сказки, записанной со
слуха учениками средней школы Piazza al Serchio (Lucca):

Allora i… i re tuttё dispёratё perché la so’ fiola piangéa dala matina ala sera, voléa la palla voléa la
palla voléa la palla, un c’era versi d’andar a piar questa palla. E allora successё che […] (Bertoloni
1997; p.10, цит. по Calaresu, p.185)

Отсутствие вводящих элементов не мешает реципиенту понять, что

выделенные жирным шрифтом слова принадлежат персонажу сказки. Хотя
интонация в работе ученика не передана графически, по словам Э. Каларезу,
можно предположить, что рассказчик стремился ее воспроизвести.

5. Неявные эксплицитные формы без интродукторов

Э. Каларезу, не найдя примеров этой разновидности, приводит
придуманный ею вариант письменного текста, в котором он мог бы
существовать:

Molti ritengono impossibile parlare di perdita di peso senza l’aiuto di una dieta o di un notevole
esercizio fisico. Per dimagrire si deve necessariamente mangiare meno e fare attività fisica. Ma
noi cercheremo invece di dimostrarvi che questo non è vero e che si può dimagrire mangiando a
volontà e standosene comodamente seduti in poltrona. (Calaresu, p.186)

В этом примере, по утверждению исследовательницы, читатель

выделяет «чужую» речь, обозначенную жирным шрифтом, благодаря смене
лица глаголов ritengono – si deve – cercheremo и дальнейшему отрицанию
пропозиции Per dimagrire si deve… . На наш взгляд, на «чужую» речь в этом
примере однозначно указывает только глагол ritengono. Выделенное далее
инфинитивное предложение является всего лишь перифразой предыдущего
предложения, которое при наличии транспонированного лица говорящего
 54

субъекта можно было бы отнести к НПР. Поскольку инфинитивные

независимые предложения могут встречаться и в НПР, и в свободно-прямой
речи, это высказывание нельзя интерпретировать однозначно.
ИМПЛИЦИТНЫЕ ФОРМЫ
К имплицитным формам Каларезу относит высказывания, не
оформленные как цитаты, но которые можно отнести к переданной речи
благодаря контексту или общим фоновым знаниям говорящих [Calaresu 2004:
188].

1. Косвенные имплицитные формы с / без контекстуальных

признаков

Косвенные имплицитные формы встречаются как в разговорном, так и

в письменном языке, когда говорящий сам себе задает вопрос и на него же
отвечает:
(parla Silvio Berlusconi) I dissidi nella maggioranza? Solo una discussione in famiglia. (Calaresu,
p.188)

Говорящий включает цитату в свою речь, не используя никакого

синтаксического приема, проводящего границу между двумя типами
высказываний. Кроме того, примером косвенной имплицитной формы могут
служить высказывания с использованием пропозиционального глагола
эпистемической модальности pare che:
(жена говорит мужу, увидев нетрезвого сына, входящего в квартиру) Pare che tuo figlio abbia
alzato un po’ il gomito alla festa.
(день спустя его, абсолютно трезвого, видит подруга, которой не было на празднике) Allora,
pare che tu ti sia scolato un bel po’ di bottiglie ieri. (Calaresu, pp.191-192)

Очевидно, что в последнем случае, говорящий использует

информацию, полученную от 3-го лица, делая заключение о состоянии своего
знакомого.
2. Неявные имплицитные формы с / без контекстуальных признаков
Под неявными имплицитными формами Каларезу имеет в виду
встречающийся в литературе голос воображаемого читателя, к которому
обращается автор и ведет с ним диалог в прямой речи, не оформленной
графически:
Perché, vi chiederete, siamo andati ad approvigionarci di nuove parole nei lessici goti, longobardi,
franchi o bizantini? Perché non abbiamo provveduto da soli? La risposta è semplice: regredendo,
 55

dal punto di vista delle civiltà, avevamo anche paurosamente impoverito il nostro dizionario
(Granzotto 1998, p.24 цит. из Calaresu, p.56).

Недостатком классификации Э. Каларезу является, на наш взгляд,

недооценка роли контекста. С ее точки зрения, имплицитные формы
переданной речи могут существовать и без отсылки к контексту. По сути же,
выделение «чужого» слова в письменном тексте без каких-либо
контекстуальных признаков невозможно, на это указывают сами примеры,
приведенные исследовательницей. Тем не менее, ее классификация позволяет
по-новому взглянуть на НПР – это косвенная эксплицитная форма с
наличием или отсутствием интродукторов, указывающих на субъект
повествования переданной речи. Она редко встречается в разговорной речи, а
если встречается, то выделяется при помощи интонации. В разговорном
узусе, с точки зрения Э. Каларезу, НПР передает иронию. Исследовательница
придерживается того мнения, что НПР возникает именно в разговорной речи
и с течением времени переходит в письменный язык, где и кристаллизуется
как грамматическая форма, следовательно, с ее точки зрения, рассмотрение
НПР только на материале языка художественной литературы необоснованно.
Особенность работы Э. Каларезу состоит в том, что большая часть
примеров взята из разговорной речи, записанной на аудио носители. Этот
выбор обуславливает оригинальность взгляда на явления, традиционно
рассматриваемые на примере письменного языка, и позволяет коснуться
проблем, обычно остающихся вне поля зрения лингвистов.
Исследовательница обращается к синтаксическому, прагматическому и
функциональному аспектам переданной речи, поскольку, с ее точки зрения,
традиционный подход к переданной речи на уровне синтаксиса предложения,
не удовлетворяет запросам современной лингвистики.

НПР в итальянских грамматиках

Для составления более полного обзора истории исследования НПР в
итальянистике, следует обратиться к современным итальянским
грамматикам. Самое подробное описание НПР представлено в Grande
grammatica italiana di consultazione [1995], это более емкий вариант
проанализированной выше монографии Мортары Гаравелли La parola d’altri
[1985].
В грамматике Луки Серианни [Serianni 2000: XIV, 267] НПР
рассматривается с двух точек зрения: грамматической и стилистической. С
 56

первой точки зрения НПР – это способ косвенной передачи речи персонажа,
сохраняющий некоторые характеристики прямой речи, среди которых
Серианни выделяет вопросительные и восклицательные предложения,
эллиптические конструкции, вводные элементы, многоточие. «Эта языковая
конструкция совмещает в себе элементы характерные как для прямой, так и
для косвенной речи, но не выделяется графически, как прямая речь, и
избегает согласований, свойственных косвенной речи» [Ibidem]. В
грамматике отмечается, что при вводе НПР опускаются характерные для
косвенной речи глаголы пропозициональной установки и союз che. Для
временного плана НПР характерно частое употребление имперфекта
индикатива и сложного кондиционала. Серианни также указывает на то, что
для повествования, использующего эту конструкцию, характерна некая
двойственность: часто сложно определить, где автор говорит за себя, а где -
за своего персонажа [Ibidem]. Важным является замечание Серианни о том,
что НПР используется, прежде всего, в нарративе ХХ века.
В грамматике Маурицио Дардано и Пьетро Трифоне [Dardano,
Trifone 2007: 700-701] НПР определяется как «понятие, применяемое, прежде
всего, при анализе современных текстов, для указания на то, что речь
персонажа передана автором в косвенной форме, содержащей, однако,
некоторые характерные черты прямой формы <...>. НПР является
конструкцией альтернативной прямой и косвенной речи. Ее цель – оживить
повествование» [Ibidem]. Как и в грамматике Л. Серианни, НПР
рассматривается и как синтаксическая конструкция, и как стилистический
прием.
Из работ последних лет следует упомянуть диссертацию Риккардо
Чималья Несобственно-прямая речь в итальянской художественной прозе
от Мандзони до Пиранделло [Cimaglia 2008]. В диссертации НПР
рассматривается в романах А. Мандзони I promessi sposi, Дж. Верги I
Malavoglia, Г. Д’Аннунцио Il Piacere и в двух новеллах Л. Пиранделло
Scialle nero и Il fumo. Появление НПР в XIX в. Р. Чималья связывает с
зарождением реалистического направления в итальянской художественной
литературе и с вытекающей из этого необходимостью приблизить язык
литературы к живому разговорному языку.
В первом итальянском историческом романе с элементами реализма I
promessi sposi (Обрученные), НПР появляется редко. Причина, с точки зрения
Р. Чималья, заключается в том, что А. Мандзони не преследует цели
 57

отстраниться от повествования путем обезличивания рассказчика, как это

происходит во французском реализме и натурализме, а впоследствии и в
итальянском веризме. Поэтому голос автора проявляет себя чаще, чем голос
персонажей. Цель автора рассказать историю двух влюбленных максимально
доступным образом для современного читателя. В романе А. Мандзони
Р.Чималья выделил только 10 примеров НПР. Некоторые из них, однако,
вызывают сомнения:
Il terrore di Gertrude al rumore de’ passi di lui, non si può descrivere né immaginare: [era quel
padre, era irritato, e lei si sentiva colpevole]. Ma quando lo vide comparire <...>. (цит. по [Cimaglia
2008: 37])

В этом примере, на наш взгляд, к мыслям персонажа можно отнести

только предикативные обороты era quel padre, era irritato. Перцептивный
глагол si sentiva однозначно указывает на то, что он принадлежит голосу
повествователя, передающего внутреннее состояние героини, следовательно,
это не НПР.
В следующем примере Чималья трактует как НПР выделенное
кавычками цитирование речи персонажей, с чем нельзя согласиться,
поскольку выделение кавычками совершенно не свойственно НПР, тем
более, что изменения личных местоименных и глагольных форм в этом
примере нет:
Luca, «che aveva più giudizio del grande» ripeteva il nonno; Mena (Filomena) soprannominata
«Sant'Agata» perché stava sempre al telaio, e si suol dire «donna di telaio, gallina di pollaio, e
triglia di gennaio». (Ibidem: 64)

Если в романе Обрученные НПР только зарождается, то c романом

Дж.Верги Семья Малаволья эта конструкция полноправно входит в язык
итальянской художественной прозы. Р.Чималья уделяет достаточно много
внимания поэтике Дж. Верги, основными принципами которой являются
особое отношение к внутреннему миру персонажей и объективизация
повествования. Сам Дж. Верга в предисловии к роману говорит о «смерти»
автора, сравнивая роман с бронзовой статуей, «которую осмелился создать
скульптор, растворившись в своем бессмертном творении» [Ibidem: 51]. С его
точки зрения автор – это сторонний наблюдатель, не имеющий права
оценивать действие им изображенное. Роль автора должна заключаться
только в том, чтобы он, отстранившись от роли создателя, «беспристрастно
изучил свое произведение и дополнил его соответствующими красками,
 58

дающими представление о реальности, какой она была или могла бы быть»

[Ibidem: 56].
Использование НПР, как утверждает Р.Чималья, гарантирует
безличность автора и выражение чувств персонажей. В романе Дж. Верги
исследователь выделяет четыре функции НПР: 1) передача слов персонажей,
2) передача диалогов, 3) передача внутренних монологов, 4) включение в
повествование обобщенного голоса рассказчика из народа. Причем в
последнем случае Р.Чималья настаивает на использовании термина
несобственно-прямой стиль (НПС), под которым понимается повествование,
«содержащее в себе некоторые следы речи персонажей» [Ibidem: 87]. Язык в
романе Семья Малаволья насыщен лексикой, фразеологизмами, пословицами
и поговорками, типичными для жителей деревни Трецца (comandava le feste e
le quarant’ore; filava diritto alla manovra comandata; non si sarebbe soffiato il
naso; un bighellone di vent’anni).
НПР в романе Г. Д’Аннунцио Il Piacere (Наслаждение) – это уже не
способ включения в повествование голоса персонажа из народа, как у
Дж.Верги, но это «эстетствующая» НПР, придающая мыслям персонажа
красоту. Пристальное внимание Г. Д’Аннунцио к состоянию души своего
героя, Андреа Сперелли, обуславливает наличие большого количества
внутренних монологов в романе. Именно в Il Piacere, по мнению Р. Чималья,
впервые внутренний монолог передается НПР, своеобразным «сплавом
голоса автора с голосом персонажа»:
Andrea, preso da un impeto lirico infrenabile, si abbandonò alle parole.
[«Perché ella voleva partire? Perché ella voleva spezzare l’incanto? I loro destini ormai non
erano legati per sempre? Egli aveva bisogno di lei per vivere, degli occhi, della voce, del
pensiero di lei... Egli era tutto penetrato da quell’amore, aveva tutto il sangue alterato come da
un veleno, senza rimedio. Perché ella voleva fuggire? Egli si sarebbe avviticchiato a lei,
l’avrebbe prima soffocata sul suo petto. No, non poteva essere. Mai! Mai!»] (цит. по [Cimaglia
2008: 95])

Подражание Д’Аннунцио разговорному языку в Il Piacere по

определению Р. Чималья является «промежуточным звеном между прозой
Дж. Верги и развивающимся романом Пиранделло» [Ibidem: 93]. Интересно,
что в процитированном примере НПР выделена кавычками. Это не
соответствует положению о том, что НПР не выделяется графически. Однако
3-е лицо субъекта высказывания не позволяет рассматривать этот отрезок
текста как прямую речь. Далее, в проанализированных Р. Чималья новеллах
Л. Пиранделло, НПР уже не будет выделяться графически, как и в
 59

подавляющем большинстве примеров нашей диссертации (исключение –

роман Дж. Бассани Il giardino dei Finzi-Contini). На наш взгляд это связано с
историческими особенностями развития НПР: привычное выделение прямой
речи не сразу уступает место вливающимся в повествование словам
персонажа, автор чувствует необходимость провести границу между
разными субъектами высказывания, однако свойственное НПР подчинение
вводимой части, выраженное транспозицией личных и временных форм,
остается. Аналогичные изменения происходят и с прямой речью: появление в
начале XX в. литературных направлений, пропагандирующих «смерть
автора», лишают прямую речь привычного оформления, превращая ее в
свободную прямую речь.
Анализ 15 примеров из двух новелл Луиджи Пиранделло позволил
Р.Чималья сделать вывод, что НПР может быть связана как с поэтикой
конкретного автора (в качестве приема отстранения от авторского
повествования у Верги или же способа передачи внутренних монологов у
Г.Д’Аннунцио), так и с каким-нибудь направлением, например, веризмом.
Поскольку творчество Л. Пиранделло вряд ли можно ограничить рамками
какого-либо литературного направления, Р. Чималья делает справедливый
вывод о том, что НПР – это синтаксическая конструкция, используемая как
художественный прием для воплощения конкретного замысла автора.
Исследование теоретических работ итальянистов привело нас к
следующим выводам:
1. Возникновение и распространение НПР связано с литературно-
историческими факторами объективации повествования, свойственными как
конкретным авторам, так и целым литературным направлениям. В Италии
это, прежде всего, веризм. Однако НПР возникла не только из-за
специфических историко-литературных процессов, но также и процессов
языковых, поскольку формирование этой конструкции произошло благодаря
ослаблению синтаксических связей вводимого высказывания с вводящим.
Возникла особая конструкция, обладающая признаками как прямой, так и
косвенной речи.19 Стремление итальянских писателей конца XIX в. облегчить

19
Интересно, что НПР может быть не только следствием, но и причиной изменений в языке художественной
литературы: «Под влиянием европейских авторов в японской литературе развился прием, сопоставимый с
НПР: постепенно стала допустимой замена в воспроизводимом сообщении местоимения первого лица на
местоимение третьего лица. При использовании последнего в сочетании с глагольной формой
непрошедшего времени возникает эффект соединения объективного и субъективного способа представления
мысли, что и сближает данную конструкцию с НПР» [Резникова 2004: 132 рец. на Suzuki 2002].
 60

перегруженный синтаксис нарратива, в том числе посредством

использования НПР, совпало с возникновением нового литературного
направления.
2. Не существует конкретного источника происхождения НПР.
3. НПР начала спонтанно развиваться в XIX в. в разных странах в языке
художественной литературы, а не в разговорной речи, что доказывается
несоблюдением в разговорной речи правил синтаксического согласования
частей предложения, принадлежащих разным субъектам высказывания.
4. На вопрос о том, к какому направлению филологического анализа
принадлежит НПР, однозначно ответить нельзя, поскольку в зависимости от
предпочтений исследователя этот способ передачи «чужой» речи можно
рассматривать и как стилистическую особенность конкретного произведения
или целого литературного направления, и как синтаксическую конструкцию
с конкретными формальными признаками. Возможно также совмещение
методов литературоведения и лингвистики, как, например, у Л.Шпитцера,
Э.Кане и Р.Чимальи.
5. НПР может быть представлена как независимыми предложениями, так и
зависимой пропозицией, вводимой изъяснительным союзом che, что
соответствует наблюдениям Дж.Херкцега, Б.Мортары Гаравелли, Э.Каларезу.
6. Cовременные тенденции лингвистического анализа НПР в итальянистике
связаны с развитием прагматики, теории речевых актов и типологического
языкознания. В последних исследованиях затрагивается проблема
воздействия НПР на читателя (и в этом случае важно позиционирование
элементов, вводящих переданное высказывание) [Calaresu 2004], делается
вывод о неперформативности глаголов-интродукторов [Garavelli 1985],
указывается на то, что в языках с развитой системой согласования времен, в
том числе и итальянском, НПР ближе к косвенной речи, а в языках, где, как в
русском, временная парадигма глагола ограничивается тремя
составляющими, НПР ближе к прямой речи [Giusti-Fici 1988].
Поскольку конструкция НПР – результат интерференции текста
нарратора и текста персонажа вторая и третья главы посвящены этим двум
составляющим.
 61

ГЛАВА II
ПРЕДИКАТЫ, УКАЗЫВАЮЩИЕ НА СУБЪЕКТ НПР

Синтаксическую конструкцию НПР не всегда можно выделить в тексте

однозначно, так как признаков, указывающих на субъект переданного
высказывания, бывает недостаточно. Для базовых конструкций, передающих
«чужую» речь, то есть для косвенной и прямой речи, таковыми, в
подавляющем большинстве, являются вводящие глаголы говорения. Частое
отсутствие этих глаголов перед НПР, стимулировало возникновение нашей
гипотезы о существовании иных признаков, указывающих на появление
«чужой» речи в тексте. Элементы, вводящие НПР, будут рассмотрены с
привлечением лексико-семантического, синтаксического и прагматического
анализа. В рамках лексико-семантического анализа будет учитываться
семантика предикатов, вводящих НПР; в рамках синтаксического анализа
будут выделены формальные признаки, сигнализирующие читателю о смене
субъектных планов повествования; в рамках прагматического анализа будет
затронута проблема воздействия вводящих предикатов на читателя.
Совмещение всех типов анализа позволит понять, каким образом читатель
выделяет субъект повествования в тексте.
Не все исследователи рассматривают вводящие предикаты, как
составную часть НПР. С точки зрения М.М. Бахтина отсутствие вводящих
элементов в НПР дает возможность автору представить высказывания героя
так, «как если бы он сам принимал их всерьез, как если бы дело шло о
фактах, а не о сказанном лишь и подуманном» [Бахтин 1986: 477].
Интересно, что испанский лингвист Г. Вердин Диас, указывая на помощь
вводящих глаголов при определении НПР, называет их «ложными» ("los
falsos verbos introductores"), см. [Иванова 1984: 14]. Н.С. Валгина одной из
синтаксических особенностей НПР считает ее невыделенность в составе
авторской речи: «НПР не оформляется как придаточная часть (в отличие от
косвенной) и не вводится специальными вводящими словами (в отличие от
прямой речи). Она не имеет типизированной синтаксической формы. Это
«чужая» речь, непосредственно включенная в авторское повествование,
сливающаяся с ним и не отграничивающаяся от него» [Валгина 2000: 477].
В.Шмид в определении НПР, указывает, что «передача текста повествователя
не маркируется ни графическими знаками (или их эквивалентами), ни
вводящими словами (или их эквивалентами)» [Шмид 2008: 214]. В
 62

стилистическом энциклопедическом словаре русского языка под редакцией

М.Н. Кожиной отмечается, что при передаче чужого высказывания в НПР не
используются никакие вводящие глаголы речи и мысли (говорил, что…;
сообщил, что…), то есть отсутствует формальный сигнал перехода от
авторской речи к чужой. «НПР не выделяется в тексте авторскими словами,
не вводится как придаточная часть сложноподчиненного предложения»
[Кожина 2003: 251].
С нашей точки зрения, напротив, НПР нельзя рассматривать без
вводящих предикатов, так же как нельзя говорить о косвенной или прямой
речи без учета интродукторов, помогающих читателю распознать границу
между голосами нарратора и персонажа. При этом следует учитывать, что
интродуктивные предикаты в информативном отношении не автономны,
поскольку их роль состоит в подготовке последующего высказывания. В этой
главе приводится семантико-синтаксический анализ эксплицитных и
имплицитных элементов, вводящих НПР. Этот анализ позволит выделить
формальные признаки, указывающие читателю на появление голоса
персонажа в итальянском художественном тексте.
Как при эксплицитном, так и при имплицитном вводе НПР важным
является место интродукторов (если они существуют) относительно
высказывания персонажа.

Место предикатов, указывающих на субъект НПР

При восприятии текста с любой разновидностью переданной речи

важную роль играет локализация вводящих ее элементов (условно -
интродукторов), так как реципиент (слушатель или читатель) опознает
«чужое» в речи отправителя сообщения благодаря текстуальным и
контекстуальным маркерам, указывающим на переключение плана
высказывания от одного говорящего к другому. В зависимости от места
интродукторов, как отмечает Э. Каларезу, слушающий может быть сразу
введен в курс дела (препозиция интродукторов), неожиданно понять, что
перед ним переданная речь (интерпозиция интродукторов), или же должен
догадаться, кому она принадлежит (отсутствие или постпозиция
интродукторов) [Calaresu 2009: 153].
Наиболее естественный и распространенный ввод любого вида
переданной речи – это препозиция, так как она заранее настраивает читателя
 63

на введение «чужих» слов в нарратив. В интерпозиции интродукторы

переходят в разряд вводных, комментирующих «чужую» речь элементов.
Постпозиция или отсутствие интродуктивных элементов – это своеобразный
стилистический прием, включающий читателя в работу по определению
принадлежности высказывания голосу персонажа или голосу нарратора.
При рассмотрении локализации интродукторов относительно
переданного высказывания необходимо также обратить внимание на
синтаксическое и пунктуационное оформление переданной речи. В
частности, при передаче НПР нередко встречаются бессоюзие и парцелляция,
вызванные отсутствием элемента, связывающего высказывание персонажа с
высказыванием нарратора. Пунктуация, в свою очередь (в современных
текстах чаще ее отсутствие), указывает не только на границу между текстом
нарратора и текстом персонажа в НПР, но и наводит на размышления об
исторических изменениях в синтаксисе итальянского языка: некоторые
исследователи обращают внимание на тенденцию использования
упрощенных синтаксических структур в современной художественной прозе
[Tonani 2013]. Во многих случаях это происходит в целях стилизации
разговорной речи, но следует также отметить, что в современном
итальянском языке правила пунктуации наименее кодифицированы [Serianni
2000: 48], а использование знаков препинания варьируется от текста к тексту
и во многом зависит от автора [D’Achille 2006: 212]. При исследовании НПР
в художественных текстах XX-XXI вв. нами было замечено, что стремление
писателей передать подлинную разговорную речь влекло за собой упрощение
системы пунктуации (см., например, романы А. Табукки Il tempo invecchia in
fretta, М. Маццукко Un giorno perfetto, Vita и др.). Однако в задачи данной
работы не входит рассмотрение особенностей итальянской пунктуации,
поэтому ограничимся лишь ссылкой на наиболее интересные работы20.
Учитывая важность локализации предикатов, указывающих на субъект
НПР, рассмотрим подробнее их позиции по отношению к переданному
высказыванию.

1. Препозиция интродукторов, указывающих на субъект НПР

Препозиция интродукторов наиболее распространена, она сразу же

подготавливает читателя к вводу «чужой» речи, не оставляя сомнения в
20
Antonelli 1999, 2008; Dardano 2001; Mortara Garavelli 1996, 2003; Serianni 2001; Tonani www.
 64

субъекте переданного высказывания. Эксплицитный препозитивный ввод

НПР может оформляться следующим образом:
1.1. Интродуктивный глагол + союз
Il pensionante più anziano e scanganato dagli acciacchi rimesta la forchetta nella pasta e dice ad
Agnello che [lui paga dieci dollari al mese e se gli servono questi scarti che nemmeno i cani allora
si cerca un altro bardo]. (Mazzucco Vita, p.31)
Ma don Silvestro si fregava le mani come l’avvocato, e diceva che [lo sapeva lui perché li avevano
citati, ed era meglio per l’accusato]. (Verga Malavoglia, p.244)
Con grande accortezza ella osservò che [per sapere come si dovesse comportarsi, bisognava prima
di tutto sapere se il Volpini credesse nelle notizie ch’egli dava per sicure o avesse scritta quella
lettera tentando con essa di appurare vaghe voci raccolte; e poi, l’aveva scritta con la ferma
intenzione di prendere congedo, oppure per minaccia e pronto a cedere al primo passo che
Angiolina avrebbe fatto verso di lui?] (Svevo Senilità, p.150)

Многие исследователи при определении НПР указывают на отсутствие

изъяснительного союза, вводящего вместе с глаголом высказывание
персонажа. В этом случае они ссылаются на Ш. Балли, который
рассматривал НПР как позднюю разновидность косвенной речи,
образовавшуюся во французском языке из-за новой тенденции предпочитать
паратаксис гипотаксису, следствием которой было опущение союза que.
Однако анализ примеров в итальянской художественной прозе показал
обратное: НПР может вводиться пропозициональным глаголом с союзом.
1.2. Интродуктивный глагол без союза
Довольно часто высказывание персонажа вводится глаголом с
существительным, обобщающим это высказывание. В этом случае
переданная речь может оформляться двоеточием:
Lo informò delle novità accadute nella sua assenza, cioè dalla sera di sabato, che erano quasi
sempre le stesse: [la vacca aveva mangiato e stava bene, anche la capra e anche le galline; nessuno
era venuto, nessuno gli aveva dato noia; al Poggio tutti vivi, grazie a Dio]. (Seminara La fidanzata
impiccata, p.48 цит. по [Lanzilotta 2004: 363])

В следующем примере высказывание персонажа вводится именной

предикативной синтагмой: на субъект мысли указывает акциональный
глагол, управляющий существительным ментальной семантики.
Allora gli venne un’idea disperata; [poiché l’ultima prova era fallita e nessun più violento
stimolante era riuscito a galvanizzare il suo spirito morto, non sarebbe stato meglio decidersi una
buona volta a finger tutto, amore, odio, sdegno, finger senza parsimonia, con larghezza, anzi con
grandiosità, come chi ha anche da buttarne via?] (Moravia, p.237)

НПР может появляться после двоеточия или точки, возникающих на

месте эллипсиса причинного союза perché:
 65

Il Balli cercò di calmarlo: Ø [pensandoci bene trovava anche lui impossibile che Amalio avesse
avuto un vizio. Del resto egli non aveva voluto fare un affronto alla povera fanciulla]. (Svevo
Senilità, p.171)
Per un istante, fu dilaniata dalla tentazione di scendere a parlargli. Ø [Dopotutto, lui diceva di non
volere altro. Ma no, sarebbe stato un errore. Non doveva dare prova di cedimento. Be’, se Antonio
vuole vivere in macchina, peggio per lui. Se vuole spiare, che spii pure, che c’avrà da vedere qua
dentro lo sa Dio.] (Mazzucco Un giorno…, p.45)

НПР может появляться после эллипсиса какого-либо другого

связующего элемента, ясного из контекста:
Lo guardò: [né meglio né peggio degli altri, anzi meglio senza alcun dubbio, ma con in più una
certa sua fatalità che aveva aspettato dieci anni che ella si sviluppasse e maturasse per insidiarla ora,
in quella sera, in quel salotto oscuro]. (Moravia, p.5)

В этом примере двоеточие возникает на месте невыраженного

перцептивного глагола vide с изъяснительным союзом che. Нами было
замечено, что ввод «чужой» речи при помощи двоеточия очень характерен
для романа А. Моравиа Gli indifferenti (об особенностях ввода НПР
глаголами перцептивной семантики и соответствующие примеры см. далее).
НПР может возникать также после двоеточия, когда во вводящем
предложении нарратор указывает на эмоции субъекта речи или мысли:
Drogo fu preso dalla collera: [credevano quei soldati di poterlo sfottere? Gli avrebbe fatto
assaggiare lui qualcosa di duro]. (Buzzati Il deserto…, p.75)

Препозитивные элементы могут выполнять сразу две функции:

комментарий прямой речи и ввод следующей за ней НПР. В следующем
примере в виде НПР оформлены мысли персонажа, продолжающие его же
высказывание в прямой речи:
«Il pericolo?» chiese Drogo: [che pericolo poteva mai esserci a trasferirsi dalla Fortezza alla Ridotta
Nuova, per quel comodo sentiero, in località così deserta?] (Buzzati Il deserto…, p.39)

1.3. Дистанцированные интродукторы

Эксплицитные предикаты, вводящие НПР, могут находиться в
предыдущем абзаце. В этом случае ввод НПР сопровождается элиминацией
пропозиционального глагола мысли:
Gli pareva una consolazione poter almeno aprire completamente il suo cuore. <абзац> {Ø =
pensava che} [Certo, con gli altri, con i colleghi ufficiali, doveva farsi vedere uomo, doveva ridere
con loro e raccontare storie spavalde di militari e di donne. A chi altri se non alla mamma poteva
dire la verità?] (Buzzati Il deserto…, p.43)

Бессоюзный ввод НПР наиболее распространен, так как отсутствие

коннектора уже само по себе создает некоторую паузу перед следующим
отрезком текста. Эта пауза естественно возникает на месте отсутствующего
 66

связующего элемента и подготавливает читателя к появлению «чужого»

голоса в повествовании.
1.4. НПР в виде комментария
1.4.1. Комментарий слов нарратора
Le è venuto il sangue due mesi fa, ma siccome non l’ha detto a nessuno [(a chi avrebbe potuto
dirlo? i ragazzi non capiscono queste cose)…] (Mazzucco Vita, p.185)

В этом случае НПР может выделяться круглыми скобками.

1.4.2. Комментарий слов персонажа
НПР может комментировать прямую речь персонажа, и, как в
следующем примере, субъект разных типов переданной речи может быть
одинаков:
«Sono arrivato sfinito dopo due giorni di strada» [questo le avrebbe scritto] «e, arrivato, ho saputo
che se volevo potevo tornare in città. La fortezza è malinconica, non ci sono paesi vicini, non c’è
nessun divertimento e nessuna allegria». [Questo le avrebbe scritto.] (Buzzati Il deserto dei Tartari,
p.43)

В некоторых случаях в НПР комментируется предыдущая часть

высказывания в НПР того же персонажа:
A Romeo che gli chiese [che diavolo scriveva – non l’aveva mai visto con una penna in mano] –
spiegò che si trattava di una questione di proprietà. (Mazzucco Vita, p.179)

2. Постпозиция предикатов, указывающих на субъект НПР

Постпозиция предикатов, указывающих на субъект высказывания НПР,

встречается довольно редко. Это, вероятно, связано с тем, что постпозиция
интродукторов несет особую стилистическую нагрузку – включает читателя
в игру по определению принадлежности предыдущего отрезка текста. В
постпозиции в 85 из 116 случаев были встречены пропозициональные
глаголы речи, преимущественно dire, chiederе.
Gli chiesi se conosceva il proverbio italiano, magari c’era una variante simile nel suo paese,
[evidentemente lo conosceva: se stasera non dorme piglia un pesce insolito], disse sorridendo...
(Tabucchi Il tempo…, p.127)

В этом примере постпозиция интродуктора обусловлена

стимулирующей НПР репликой другого персонажа, в которой также
содержится пропозициональный глагол, вводящий косвенную речь.
Интродукторы в постпозиции могут быть представлены как
глагольными, так и именными предикатами. В следующем примере НПР
 67

зависит от предикативного оборота с существительным ментальной

семантики idea:
[Poteva ancora tornare a casa, schiantarsi sul letto otto ore filate, ø prendeva servizio solo alle nove
– poteva.] Ma scacciò immediatamente l’idea. (Mazzucco Un giorno…, p.18)

Постпозиция вводящего предложения вызывает у читателя некоторое

недоумение: предшествующие слова можно было бы отнести и к голосу
нарратора, тем более что повтор глагола potere как бы утверждает
присутствие нарратора в тексте. Но пропозициональный предикат scacciò
l’idea не позволяет этого сделать, указывая на то, что слова, выделенные
скобками, принадлежат персонажу. Инверсии подобного рода, на наш взгляд,
придают большую интонационную выразительность НПР: постпозиция
интродукторов предполагает увеличение паузы после слов персонажа и после
некоторого подъема интонации завершает синтаксически раздробленное
целое на более низком тоне. В косвенной речи это высказывание выглядело
бы так: Scacciò immediatamente l’idea di potere ancora tornare a casa,
schiantarsi sul letto otto ore filate perché prendeva servizio solo alle nove. Кроме
того, в рассмотренном примере НПР отсутствует союз причины, его
эллипсис придает большую интонационную выразительность высказыванию,
естественную для разговорного узуса, и, следовательно, для речи персонажа.
На субъект высказывания НПР в постпозиции могут указывать как
пропозициональные глаголы, в этом случае они отделены от вводимой части
запятой или тире (это характерно, например, для прозы Бассани), так и
самостоятельные высказывания, отделенные точкой.
[Doveva assolutamente trovare dell’eroina. Ad ogni costo. Dove sono?], si chiese. (Di Costanzo,
p.19)
[Da quanti anni i Manzoli erano a servizio a casa loro?] – si chiese entrando in bagno… (Bassani
L’Airone, p.746)
[Fra Quattro mesi, grazie a Dio, egli li avrebbe lasciati per sempre. Gli oscuri fascine della vecchia
bicocca si erano ridicolmente dissolti.] Così pensava. (Buzzati Il deserto…, p.56)

Комментирующий характер вводящих элементов в некоторых случаях

предполагает анафорический повтор части высказывания НПР:
[Ma anche qui si sentiva fuori del suo elemento], e lo diceva. [Ci voleva il mare per lui, l’estate.
Roma andava bene per uno come me, che non mi riconosceva più, diceva, portavo perfino la maglia
di lana sotto la camicia, cosa da pazzi!] (La Capria, p.154)

Отметим, что предикаты-интродукторы, которые содержатся в

независимых предложениях в постпозиции, чаще всего имеют ментальную
семантику: Mentre Gerlando si travagliava con queste riflessioni, il padre e la
 68

madre attendevano agli ultimi preparativi del pranzo (Pirandello Novelle…, p.17);
Cosí pensando, s'addormentò… (Ibidem, p.19); Questo dubbio sorgeva di tanto in
tanto nell'animo di don Mattia… (Ibidem, p.38); … queste amare riflessioni
(Ibidem, p.72).
Постпозиция интродукторов создает эффект «неопознанности» слов
персонажа. Заключение высказывания НПР указанием на мыслящего или
говорящего субъекта оказывается неожиданным для читателя, поскольку
текст, в котором фигурирует персонаж в 3-м лице, и временной план, ничем
не отличающийся от общего временного плана повествования, логично
относить к словам нарратора.
La seconda volta la incontrò per strada. Camminava, piangendo. Reagan stava bombardando la
Libia, lei non capiva la ragione di tutti quei morti. «Anche i bambini», diceva. «Perché anche i
bambini?». Quasi non si reggeva in piedi. Aveva bevuto troppo, forse birra. [Perché la gente
continuava a camminare come se non fosse successo niente?], chiedeva. La portò a casa, la mise a
letto, stette al capezzale accarezzandola sul viso finché non si addormentò. (Luperini I salici…,
p.97)

После указания на принадлежность высказывания читатель в случаях с

постпозицией интродукторов должен реинтерпретировать прочитанное:
[E Pereira era cattolico, o almeno in quel momento si sentiva cattolico, un buon cattolico, ma in una
cosa non riusciva a credere, nella resurrezione della carne. Nell’anima sì, certo, perché era sicuro di
avere un’anima; ma tutta la sua carne, quella ciccia che circondava la sua anima, ebbene, quella no,
quella non sarebbe tornata a risorgere, e poi perché?], chiedeva Pereira. (Tabucchi Sostiene…, p.8)

Часто на помощь читателю приходит интонационная оформленность

высказывания. В предыдыщих примерах это вопросительная интонация, в
следующем - восклицательная:
[Quell’occhio crepitava (курсив автора)!] Emilio si attaccò a questo verbo che gli parve
caratterizzasse tanto bene l’attività in quell’occhio. (Svevo Senilità, p.55)

В редких случаях в одном синтаксическом целом могут встречаться

слова нарратора, указывающие на субъект повествования в НПР, в
препозиции и постпозиции одновременно:
Le sembrò di capire che tutto dipendeva dall’acqua e non poté fare a meno di chiedersi [se al suo
corpo mancasse l’acqua, se anche lei non potesse sottrarsi al destino delle sue genti che per secoli
avevano lottato contro il deserto resistendo alla sabbia che ricopre tutto e poi avevano dovuto
arrendersi e andare altrove, e ormai dove una volta vivevano i suoi antenati i pozzi erano sepolti,
solo dune], lo sapeva. (Tabucchi Il tempo…, p.23)

Здесь в одном синтаксическом целом объединены две пропозиции,

выраженные НПР и зависящие от разных пропозициональных глаголов
ментальной семантики: в первом случае от глагола речи chiedersi в
 69

эпистемическом значении зависят два косвенных вопроса se al suo corpo... se

anche lei..., во втором случае изъяснительное придаточное ormai... i pozzi
erano sepolti зависит от глагола знания с анафорическим местоимением (lo
sapeva).
«Рамочная» позиция интродукторов нередко связана с тем, что НПР
довольно протяженна, поэтому приходится напоминать читателю о том, кому
принадлежит предыдущий отрезок текста:
Allora lo Scala, riprendendo il primo discorso, si metteva a rappresentar loro tutti gli altri pesi, a cui
doveva sottostare un povero affittuario di zolfare. [Li sapeva tutti, lui, per averli purtroppo
sperimentati. Ed ecco, oltre l'affitto breve, l'estaglio, cioè la quota d'affitto che doveva esser pagata
in natura, sul prodotto lordo, al proprietario del suolo, il quale non voleva affatto sapere se il
giacimento fosse ricco o povero, se le zone sterili fossero rare o frequenti, se il sotterraneo fosse
asciutto o invaso dalle acque, se il prezzo fosse alto o basso, se insomma l'industria fosse o no
remunerativa. <…> Guerra, dunque, odio, fame, miseria per tutti; per i produttori, per i picconieri,
per quei poveri ragazzi oppressi, schiacciati da un carico superiore alle loro forze, su e giú per le
gallerie e le scale della buca.] <абзац> Quando lo Scala terminava di parlare e i vicini si alzavano
per tornarsene alle loro abitazioni rurali, la luna <…> dopo il racconto di tante miserie <…> ne
faceva apparir piú squallida e piú lugubre la desolazione. (Pirandello Novelle…, p.34)

3. Интермедиальная позиция элементов, указывающих на субъект

НПР

Слова нарратора, указывающие на субъект повествования, могут

находиться внутри НПР. В этом случае они фигурируют в качестве вводных
слов или предложений и выделяются запятыми, дефисами или скобками:
[A meno che - soggiungevano alcuni con aria dubitativa – a meno che non si trattasse di un
figlio di quell’Angelo Josz]. (Bassani Cinque…, p.81)
[Che stupidaggine, pensò adesso Drogo, chiamare gente per una simile inezia. E chi sarebbe poi
venuto?] (Buzzati Il deserto…, p.33)
«Non c’è piú niente da fare», intendeva dire il dottor Corcos con quello sguardo e quella smorfia.
Ma forse anche altro. [Che lui pure, cioè, dieci anni avanti (e chissà se ne parlò quel giorno
medesimo, prima di accomiatarsi, oppure, come certo accade, solamente cinque giorni più tardi,
rivolto al nonno Raffaello, mentre seguivano ambedue passo passo l’imponente funerale), lui pure
aveva perduto un bambino, il suo Ruben.] (Bassani Il giardino…, p.30)

Интерпозиция вводящих элементов синтаксически сближает НПР с

прямой речью, которая довольно часто сопровождается комментарием
нарратора во вводной позиции.
Особенностью вводной синтагмы в интерпозиции и постпозиции в
итальянском языке, равно как и в русском, является инверсия подлежащего и
сказуемого:
 70

Si capiva che quella sera non aveva cercato di fare amicizia, [ma allora – pensava Ginia – vuol
proprio dire che racconta quelle cose a chiunque e che è scema davvero]. Forse mi crede una
bambina, di quelle che credono tutto. (Pavese, p.10)
Le mamme, in crocchio nella strada, discorrevano anch’esse di Alfio Mosca, [che fino la Vespa
giurava di non averlo voluto per marito], diceva la Zuppidda, [perché la Vespa aveva la sua brava
chiusa, e se voleva maritarsi non prendeva uno il quale non possedeva altro che un carro da asino:
«carro, cataletto» dice il proverbio]. (Verga I Malavoglia, p.25)

Интерпозиция интродукторов, как и любая другая их позиция,

переключает внимание читателя с одного говорящего субъекта на другой. В
следующем примере, который не относится к НПР, вводный глагол
напоминает читателю о том, что все написанное принадлежит персонажу, на
самом деле – это косвенная речь (gli pareva strano… che una persona… non
pensasse all’anima), за которой стоит нарратор:
Pereira a sua volta mantenne qualche secondo di silenzio, perché gli pareva strano, sostiene, che una
persona che aveva firmato riflessioni così profonde sulla morte non pensasse all’anima. (Tabucchi
Sostiene…, p.9)

Постоянное употребления пропозиционального глагола sostiene в

романе А. Табукки практически не изменило бы синтаксиса произведения,
это был бы обыкновенный нарратив от третьего лица без постоянного
навязчивого напоминания о том, что все подуманное и сказанное
принадлежит исключительно персонажу, а не кому-то еще, например,
нарратору.
При интермедиальной позиции интродукторов, также как и в
постпозиции, возможен анафорический повтор части высказывания
персонажа. В следующем примере причинный союз в высказывании
персонажа, субстантивируется и оказывается в позиции прямого дополнения.
Его вынос влево придает большую выразительность комментарию нарратора:
[E perché] il perché se lo chiedeva proprio ora, [in quel luogo che non le apparteneva, in quella
piana desolata avvolta nel caldo dell’agosto? Forse perché Greta, che aveva due anni meno di lei,
aveva prodotto due magnifici figli?] (Tabucchi Il tempo…, p.21)

В этом примере из романа XXI в. комментарий нарратора выделен запятой только с

одной стороны. Речь персонажа и речь нарратора как бы перетекают друг в друга без
какого-либо сигнала, помогающего читателю определить, кому принадлежит данный
отрезок текста. Этот стилистический прием текстовой интерференции (пренебрежение
пунктуацией) часто затемняет саму суть повествования. Читатель, особенно иностранный,
не видя в тексте пунктуационных знаков, указывающих на переход от одного субъекта
повествования к другому, не всегда понимает, кому принадлежит высказывание. Игра
автора с читателем терпит неудачу – текст оказывается неясным.
 71

Итак, позиция предикатов, вводящих НПР, следующим образом влияет на

восприятие художественного текста читателем:
1. Препозиция интродукторов ясно указывает читателю на субъект повествования. В ней
встречаются речевые и ментальные глаголы, а пропозициональное высказывание либо не
оформляется пунктуационными знаками, либо идет после знаков, представленных в
таблице.
2. Пунктуационное оформление интродукторов НПР в интерпозиции схоже с прямой
речью, которая довольно часто сопровождается комментарием нарратора во вводной
позиции.
3. Особенностью вводной синтагмы в интерпозиции и постпозиции в итальянском языке,
равно как и в русском, является инверсия подлежащего и сказуемого (VS). Если же
вводящий предикат находится в синтаксически независимом предложении и
непосредственно не связан с высказыванием персонажа, то порядок слов будет такой же,
как и в препозиции (SV).
4. Постпозиция интродукторов в НПР встречается довольно редко, она стилистически
нагружена, поскольку читатель вынужден переосмысливать прочитанное после появления
предикатов, указывающих на субъект повествования предыдущего высказывания.
5. В постпозиции в 70% случаев были встречены пропозициональные глаголы речи,
преимущественно dire, chiederе.
6. На субъект высказывания НПР в постпозиции могут указывать как пропозициональные
глаголы, в этом случае они отделены от вводимой части запятой или тире, так и
самостоятельные высказывания, отделенные точкой. В последнем случае предикаты-
интродукторы чаще всего имеют ментальную семантику.
7. Появление «рамочной» позиции интродукторов (в препозиции и постпозиции
одновременно) связано с прагматическими факторами: часто в НПР передается довольно
большой отрезок текста и поэтому приходится напоминать читателю о том, кто является
субъектом повествования.
Результаты анализа предикатов-интродукторов представлены в таблице:
Локализация Предикаты- Порядок слов Пунктуацион
предикатов интродукторы ное выделение
препозиция речи + мысли SV Ø/:/;/.
интрепозиция речи + мысли VS - - / () / ,
постпозиция речи > мысли VS / SV ,/-/.
Ø = отсутствие знаков препинания, S = субъект, V = предикат
 72

Эксплицитный ввод НПР

Чаще всего НПР вводят предикаты со значением речи или мысли. Об

этих предикатах, указывающих на возможность появления
воспроизведенного высказывания в тексте нарратора, писал еще Ш. Балли в
статье Le style indirect libre en français moderne [Bally 1912]. А.А.
Андриевская, проводя исследование на материале французского языка,
отмечала наличие в тексте нарратора единиц, указывающих на
репродуктивный характер высказывания: это предикаты со значением речи,
мысли, эмоции, волеизъявления или их функционально-синонимические,
ситуативные субституты, способные своей лексической семантикой, или
ассоциативно, осуществить переход к репродукции [Андриевская 1969: 44].
Г.М. Чумаков обращал внимание на то, что «конструкция с чужой речью
включает два обязательных, постоянных компонента: чужую речь, как
смысловое ядро, и слова ее вводящие, представляющие, репрезентирующие»
[Чумаков 1975: 15]. Т.Л. Иванова вслед за Т.Б. Алисовой рассматривает НПР
как конструкцию, состоящую из эксплицитногo или имплицитного модуса
вводящей части и диктума вводимой части [Иванова 1984: 127-149, Алисова
2009: 231-234].
Однако позиция модуса говорения или мысли может оказаться
незамещенной, тогда распознание текста персонажа происходит по иным
критериям, приведенным в разделе Имплицитный ввод НПР.

1. Интродуктивные предикаты речи

Глаголы речи в языке играют важную роль, что подтверждается «с

одной стороны, обилием слов, в толковании которых присутствует элемент
‘говорить’ и, с другой стороны, необычайной продуктивностью
словообразования основ с этим значением» [Зализняк 2006: 170]. Кроме того,
особое место глаголов со значением ‘говорить’ в языке связано с тем, что они
непосредственно связаны с ситуацией высказывания [Там же: 163]. В случае
с НПР verba dicendi устанавливают связь между текстом нарратора и
высказыванием персонажа, приобретают статус пропозициональных
глаголов и модальные коннотации.
Основная функция этих глаголов – передача «чужой» речи. Н.Д.
Арутюнова указывает на то, что они могут предварять прямую речь
независимо от ее смысла и цели и имеют мало ограничений на введение
 73

косвенной речи [Арутюнова 1999: 643]. Е.А. Ушакова отмечает, что «глаголы
говорения употребляются в основном в конструкциях с прямой и косвенной
речью» [Ушакова 2005: 187]. Появление этих глаголов при вводе НПР менее
распространено из-за специфической особенности этой конструкции –
передавать, прежде всего, мысли персонажа (в романе М. Маццукко из 103
примеров НПР – 15 с вводящими глаголами речи). В то время как
семантические и синтаксические особенности русских verba dicendi в прямой
и косвенной речи были предметом исследования в работах М.К. Милых
[1975], З.В. Ничман [1974], Л.В. Уманцевой [1980], Л. Н. Тумановой [1980],
Н.С. Болотновой [1986], М. Я. Гловинской [1993] и др., на примере НПР в
итальянских художественных текстах подобных исследований не
проводилось. Как и в случае с другими видами переданной речи НПР может
вводиться (или комментироваться) не только отдельными глаголами
говорения, но и предикатами, специфицирующими способы произнесения.
Некоторые виды предикатов речи по своей функции совпадают с
ментальными предикатами-интродукторами, на это следует обращать особое
внимание при переводе текстов с итальянского языка на русский. Прежде
всего, это возвратные формы глаголов речи si disse, si chiese21, передающие
внутреннюю речь персонажа:
Cristiano si chiese [perché cavolo continuava a insistere se era contento che suo padre avesse deciso
di mollare]. (Ammaniti Come…, p.199)

1.1. Самостоятельные лексемы

Эта подгруппа представлена глаголом dire и его семантическими
вариантами:
Allora lo zio Crocefisso montò in bestia anche lui, e le disse che [lo sapeva cosa voleva farne, che
voleva farsela mangiare da quel pezzente di Alfio Mosca, il quale le faceva l’occhio di triglia per
amor della chiusa, e non voleva vederselo più per la casa e nel cortile, che alla fin fine ci aveva
sangue nelle vene anche lui!] (Verga I Malavoglia, p.54)
[Disturbare! – esclamò la Cesarina -. Per carità, che non stesse a dirlo neanche per scherzo.]
(Bassani L’airone, p.858)

1.2. Предикативные группы

 Фазовый глагол + а + глагольный спецификатор пропозиции (речевой
или ментальной), выраженный инфинитивом.
В этом случае на тип НПР (внешняя или внутренняя речь) указывает
инфинитив, а на субъект повествования переданного высказывания – глагол в
21
При классификации интродуктивных предикатов учитывалась спецификация способов произнесения,
разработанная Анной А.Зализняк [Зализняк 2006: 171].
 74

личной форме, специфицирующий способ произнесения или мысли (cominciò

a dire, andò a deporre).
Lo incontrò giusto che veniva dalla sciara, vicino alla casa dei Zuppiddi, con quel suo piede del
diavolo, e cominciò a dirgli il fatto suo, [che era una carogna, e si guardasse bene dal dir male dei
Zuppiddi e di quel che facevano, che lui non ci aveva nulla a vedere]. (Verga I Malavoglia, p.95)

В функции фазового глагола может использоваться глагол движения andare:

Perdette, perdette, sissignori. Perdette, perché il servo del Ciancarella, passato ora al servizio dei
Montoro, andò a deporre che [aveva chiamato sì Spatolino per incarico del padrone, sant'anima; ma
non certo perché il padrone, sant'anima, avesse in mente di dargli l'incarico di costruire quel
tabernacolo lì…] (Pirandello Novelle…, p.53)

 глагол + обстоятельство образа действия,

- обстоятельство, выраженное существительным:
[Insomma, riprese con un’alzata di spalle, bisognava distinguere tra il Garrone in quanto uomo,
quale era esistito davvero (e quale interessava la polizia); e lo stesso Garrone in quanto
personaggio…] (Fruttero & Lucentini La donna…, p.78)

- обстоятельство, выраженное герундием (precipitò gridando)

На способ актуализации в тексте речи или мыслей персонажа может
указывать герундий в составе интродуктивного предиката, в котором за
субъект повествования в НПР отвечает управляющий герундием глагол:
Malagna picchiò, furibondo, la moglie, e, con la schiuma ancora alla bocca, si precipitò in casa mia,
gridando che [esigeva una riparazione perché io gli avevo disonorata, rovinata una nipote, una
povera orfana?] (Pirandello Il Fu…, p.27)

 глагол + прямое дополнение (raccontò la storia)

Интродуктивные глаголы говорения могут осложняться прямым
дополнением, выраженным существительным речевой или ментальной
семантики. В этом случае происходит бессоюзное соединение вводящей и
вводимой частей, создается пауза, за которой следует более выразительное
вступление голоса персонажа. Довольно часто глагол управляет
дополнением, обобщающим включенную речь персонажа:
Il Balli spiegò anche la forma che voleva. [La base sarebbe rimasta grezza e la figura sarebbe andata
affidandosi su fino ai capelli, che dovevano essere disposti con lа civetteria del parrucchiere più
modernamente raffinato.] (Svevo Senilità, p.144)

Помимо глаголов говорения НПР может вводиться предикативными

группами, состоящими из неречевого глагола и существительного,
обозначающего речь.
Ella portò anche molte altre prove: [era stata con lui tutte le sere che non aveva dovuto andare dalla
Deluigi; non possedeva un solo straccio che potesse servire a mascherarsi, ed anzi contava sul suo
 75

aiuto per provvedersi del necessario per la mascherata che avevano progettata]. (Svevo Seniltità,
p.149)
Emilio fece un’osservazione che corroborò il modo di vedere di Angiolina. [Nella chiusa
magniloquente, il Volpini dichiarava che la lasciava, prima di tutto perché lo tradiva, e poi perché la
trovava freddissima con lui e sentiva ch’ella non lo amava.] (Svevo Senilità, p.150)
… il giovane medico, venuto in campagna insieme col pretore, avesse trovato una graziosa
spiegazione del delitto incosciente della bestia. [Tita, malata di tisi, si sentiva forse mancare il
respiro, anche a causa, probabilmente, di quel fazzoletto che il povero don Filippino le aveva legato
al collo, forse un po' troppo stretto, o perché se lo fosse stretto lei stessa tentando di slegarselo.
<…> Ecco fatto! Bestia era, infine. Che capiva?] (Pirandello Novelle…, p.41)

В качестве дополнения интродуктивного глагола, указывающего на

субъект НПР, может выступать отглагольное существительное речевой
семантики
Casorin riprese la discussione dal principio, girando su se stesso come un ballerino. [A lui non
importavano né autori né teorie; tutto si può dire e tutto è stato detto; lasciava questi scherzi ai retori
come Moneta, ai vecchi retori e umanisti dei villaggi dell’Appenino e ai loro imitatori e seguaci
americani e inglesi]. (Levi, p.55)

 отглагольное существительное, обозначающее речь, в роли

подлежащего + глагол с обстоятельством места (le accuse ruppero dalla
sua bocca):
Tutte le accuse, di nuovo, ruppero dalla sua bocca. – [Quell’uomo non aveva più nessun ritegno,
nessun pudore. Non indietreggiava più davanti a nulla e a nessuno, per far denaro. Aveva perduta la
ragione; pareva in preda a una pazzia furiosa]. (D’Annunzio, p.221)

Предикативные конструкции, в которых на акт речи указывает глагол

или существительное, специфицируют способ произнесения высказывания
персонажа, придавая ему не чисто речевой, но речеповеденческий статус. В
тексте нарратора в интродуктивных предикатах содержится оценка действий
персонажа, взгляд на него со стороны, что указывает читателю на разные
субъекты повествования. Однако глаголы речи с обстоятельством образа
действия при вводе НПР встречаются редко, видимо, это связано с тем, что в
большинстве своем глаголы речи подчиняют пропозицию непосредственно.
1.3. Семантические особенности интродуктивных предикатов речи
Основной единицей этой семантической группы является глагол
говорить (dire). «Действие, выражаемое глаголом говорить,
многоаспектно… т.е. представлено как комплексное или “сложное” действие.
Говорить – это, “произносить”, “пользоваться устной речью”, “словесно
выражать что-то”, “общаться с кем-то”, “сообщать кому-то что-то” и
“утверждать”» [Шмелев 1973: 230] .
 76

1.3.1. Акустическая характеристика высказывания персонажа

Спецификация способа произнесения может касаться акустической
характеристики высказывания персонажа и в этом случае она передается
глаголами gridare, urlare, strillare, sussurrare, bisbigliare, mormorare,
rantolare, biascicare, ciangottare, tartagliare и т.д.
В глагол gridare входит семантический компонент, указывающий на
интенсивность действия (кричать ‘говорить громко’):
[Sebbene possedesse tanto di diploma di elettricista – gridava -, William si rifiutava di lavorare].
(Bassani L’airone, p.762)

На первый взгляд, при использовании gridare спецификация способа

говорения касается только акустической характеристики высказывания.
Однако в большинстве случаев этот глагол осложняется эмотивной
семантикой, поскольку причиной увеличения или уменьшения силы звука
является эмоциональное состояние персонажа, о котором читатель узнает
либо из вводящей НПР предикативной конструкции, либо из более широкого
контекста. Интродуктивные глаголы речи могут совмещать в себе
акустические признаки, актуализацию внутреннего состояния субъекта и
отношение субъекта к адресату:
…si mise a malmenarla senza alcun ritegno; gridandole in faccia che [con quella apparente
floridezza ella lo aveva ingannato, ingannato, ingannato; che soltanto per aver da lei un figliuolo
egli l’aveva innalzata fino a quel posto, già tenuto da una signora, da una vera signora, alla cui
memoria, se non fosse stato per questo, non avrebbe fatto mai un tale affronto]. (Pirandello Il Fu…,
p.20)

В следующем примере акустическая характеристика слов персонажа,

переданная в тексте нарратора глаголом esclamò, дополняется эмотивным
глаголом ridere, выраженным герундием:
«Come sta Ulderico?», fece. <абзац> [Oh, Ricco, lui stava benissimo – esclamò Cesarina ridendo -;
come anche i ragazzi, grazie a Dio…] (Bassani L’airone, p.861)

Спецификация способа произнесения может происходить не только за

счет распространения глагола герундием, как в предыдущем примере, но и
качественными наречиями, поскольку «глаголы речи обладают универсальной со-
четаемостью с наречиями психофизиологического состояния» [Имамутдинова 2010: 50]:
Elio balbettò confusamente di non aver fatto tutte le cose che aveva fatto perché voleva farle. [Ci si
era trovato dentro, ecco tutto. La vita è questa concatenazione di eventi banali, casuali e perfino
privi di senso, le cui conseguenze sono così imprevedibili, così sproporzionate, alle volte.]
(Mazzucco Un giorno…, p.22)
 77

В этом примере вводящий предикат состоит из глагола balbettare со

значением ‘pronunciare, dire, in modo confuso e spezzato’22, т.е. говорить тихо,
невнятно и наречия confusamente, дополняющего уже присутствующую в
глагольной лексеме актуализацию внутреннего состояния.
В следующем примере спецификация способа произнесения
содержится в обстоятельстве образа действия, выраженном
существительным с предлогом:
[Non bisognava disperare] – esclamava quasi con giubilo. (Bassani Cinque…, p.7)

1.3.2. Актуализация внутреннего состояния субъекта

При анализе корпуса примеров НПР были выделены вводящие глаголы
речи, актуализирующие внутреннее состояния субъекта. В следующем
примере в одной лексеме gemere заложено и значение произнесения речи, и
передача внутреннего состояния:
Maja tacque a lungo e poi gemette che Camilla aveva avuto un altro attacco di asma, ieri sera, e lei
stavolta si era spaventata davvero, [ma lui dov’era? Dov’era quando la loro coniglietta stava tanto
male e soffocava? Non c’era mai, lui, questa maledetta politica gli aveva divorato l’esistenza come
un cancro, diffondendosi in tutti i loro giorni irrefrenabile come una metastasi.] (Mazzucco Un
giorno…, p.30)

Глагол bestemmiare также может указывать на субъект НПР.

Bestemmiare = 1) оffendere la divinità o le cose sacre con espressioni ingiuriose
pronunciando bestemmie, 2) maledire. Хотя в его семантике заложено значение
‘произносить грубые, бранные слова’, этот глагол косвенным образом
передает внутреннее состояние недовольства персонажа, эксплицированное в
НПР:
Allora Piedipapera s’infilò il giubbone di furia, e se ne andò via bestemmiando, [che facessero pure
come volevano, lo zio Crocifisso e sua moglie, giacché lui non contava per nulla in casa]. (Verga I
Malavoglia, p.76)

Речевые глаголы, актуализирующие внутреннее состояние субъекта,

могут, как и в других случаях спецификации способа произнесения, входить
в предикативную группу с фазовыми глаголами.
La Zuppidda, colla schiuma alla bocca, salì sul ballatoio, e si mise a predicare ch’[era un’altra
bricconata di don Silvestro, il quale voleva rovinare il paese, perché non l’avevano voluto per
marito: non lo volevano nemmeno per compagno alla processione, quel cristiano, né lei né sua
figlia!] (Verga I Malavoglia, p.84)
E, come’egli restava perplesso e oscurato senza soggiungere altro, il padre si mise a supplicarlo,
vinto ogni ritegno, temendo il rifiuto. – Aveva soltanto quel mezzo: unico mezzo di sfuggire a una

22
Здесь и далее при определении семантики глаголов мы будем пользоваться определениями электронного
толкового словаря loZingarelli2008.
 78

vendita giudiziaria disastrosa, che senza dubbio avrebbe determinato tutti gli altri creditori a
piombargli addosso. (D'Annunzio, p.234)

Аспектуальные особенности передачи эмоционального состояния

субъекта через речь передает глагол insistere = continuare con ostinazione a
dire o a fare qlco., в следующем примере - ‘настойчиво продолжать говорить’:
Elio insistette, perché [non meritava i suoi rimproveri e se si era candidato аveva le sue ragioni e
queste ragioni erano il futuro di Camilla e di Maja – era questione di vita o di morte anche se lei
non lo sapeva né doveva saperlo]. (Mazzucco Un giorno…, p.31)

Описание внутреннего состояния субъекта НПР может содержаться в

неречевом глаголе внутреннего состояния, управляющем глаголом
говорения:
Poi la signora Elena si compiacque a lungo a descrivere quel fanciullo che l’aveva fatta soffrir
tanto. [Ardito, vivace, intelligente; tutto comprendeva, meno l’affetto che gli era offerto.] (Svevo
Senilità, p.180)

Глагол sfogarsi (liberarsi da uno stato di tensione, manifestare le proprie

pene, preoccupazioni, ansie e sim. spec. confidandole a qlcu.) обозначает речевое
действие, направленное на реципиента. Именно поэтому адресаты
присутствуют во вводном предложении (speziale, gli altri) и заполняют
позицию косвенных дополнений:
E andava a sfogarsi collo speziale e con gli altri <…>; che [se uno va dalla Santuzza, per
dimenticare i suoi guai, si chiama ubbriacone; mentre tanti altri si ubbriacano a casa di vino buono
non hanno guai per la testa, né nessuno che li rimproveri o faccia loro la predica di andare a
lavorare, giacché non hanno nulla da fare, e son ricchi per due; eppure tutti siamo figli di Dio allo
stesso modo, e ognuno dovrebbe avere la sua parte egualmente]. (Verga I Malavolgia, p.207)

1.3.3. Интродуктивные глаголы, передающие отношение субъекта НПР к

адресату речевого действия
НПР могут вводить глаголы, передающие отношение субъекта НПР к
адресату речевого действия. Например, глагол rinfacciare = 1) rimproverare
apertamente e in modo aspro a qlcu. un difetto, una colpa, un errore e sim.; 2)
rammentare a qlcu. con risentimento e in modo umiliante ciò che si è fatto per lui,
т.е. ‘говорить, выражая недовольство по отношению к слушающему’.
La gnà Venera gli rinfacciava ogni volta che [i Malavoglia avevano invitato la Piedipapera a
pettinare la Mena, bella pettinatura che le aveva fatto!, per leccare le ciabatte a compare Tino, a
motivo di quei quattro soldi della casa; che poi la casa se l’era presa egualmente, e li aveva lasciati
in camicia come Gesù Bambino]. (Verga I Malavoglia, p.132)

В следующем примере глагол говорения, вводящий НПР, aveva

approvato (одобрил, подтвердил = ‘сказал с одобрением’) актуализирует
 79

внутреннее состояние удовлетворенности субъекта, направленное на

адресата:
[Benissimo – aveva approvato - : una cena sola <...> che cosa ci voleva a prepararla?] (Bassani Il
giardino…, p.185)
1.3.4. Интродуктивные предикаты речи, осложненные каузацией
Значение интродуктивных предикатов речи может осложняться
каузацией, которая реализуется либо отдельной лексемой переходных
глаголов, либо присоединением служебного глагола fare к основному
глаголу:
[In realtà faceva la vita – assicurava chi era in grado di saperlo -, e senza nemmeno badare per il
sottile]. (Bassani Cinque…, p.186)

В этом примере в семантику глагола assicurare (fare sicuro) входит

ассертивное значение речевого глагола и желание говорящего воздействовать
на волю слушающего.
В следующем примере для передачи каузативного значения
используется глагол fare:
Venuta in campagna la signorina, Gerlando le aveva fatto rivolgere dalla madre la preghiera di
persuadere al padre che la smettesse di tormentarlo con questa scuola, [con questa scuola, con
questa scuola! Non ne poteva piú!] (Pirandello Novelle…, p.14)

Каузативные вводящие предикаты могут приобретать значение

речевого глагола благодаря спецификации действия при обстоятельстве
образа действия. В следующем примере - это существительное parole:
Con quelle quattro parole che si ricorda, riuscirà a fargli capire che [non è giusto far aspettare tanto
gli operai. Già vivono in mezzo alla foresta, se nemmeno ricevono notizie da casa il morale scende
sotto i tacchi. Non vuole che Vita si preoccupi. Va tutto a meraviglia.] (Mazzucco Vita, p.295)

В группу каузативных речевых предикатов входит также глагол

raccomandare в значении ‘настойчиво советовать, пытаясь уговорить кого-
либо:
Mi raccomandò che gli portassi i suoi saluti. [E i suoi complimenti, anche <...>. Anzi: servivano
dei pini? Dei cedri del Libano? Degli abeti? Dei salici piangenti? Glielo domandassi, al papà.]
(Bassani Il giardino…, p.101)

В этом примере речь персонажа отделена от вводящего высказывания

пунктуационно, но связь с глаголом речи прослеживается благодаря тому,
что валентность глагола raccomandare заполняется придаточным цели,
которое, в свою очередь, парцеллируется. Неполные предложения создают у
читателя впечатление вступления голоса персонажа, а 3-е лицо адресата
 80

высказывания в последнем оптативном предложении еще раз подтверждает,

что этот отрезок текста принадлежит именно персонажу, собеседнику
рассказчика, в нарративе от первого лица.
Иногда глагол, указывающий на субъект повествования в НПР,
дистанцирован от текста персонажа. Такие случаи мы будем относить к
имплицитному способу ввода НПР из-за отсутствия непосредственной
зависимости текста персонажа от текста нарратора. В следующем примере
интродуктор parlava находится в середине предыдущего абзаца, а указание
на субъект речи (vedova) – в абзаце ему предшествующем:
Fece chiamare la vedova <…>. <абзац> Non era timida. Parlava un dialetto comprensibile, il
capitano non ebbe bisogno che il maresciallo facesse da interprete <…>. < абзац > [Quel giorno il
marito si era alzato verso le sei. Lei lo aveva sentito alzarsi, al buio, che non voleva svegliarla: così
faceva ogni mattina, era un uomo pieno di delicatezza] (disse proprio così: era; sulla sorte del
marito evidentemente anche lei era dell’opinione del maresciallo). (Sciascia, p.11)

В этом примере в НПР вдовы включены комментарии адресата

сообщения, следователя (disse proprio così…), которые благодаря речевому
глаголу, подтверждают, что этот отрезок текста, насыщенный элементами,
свойственными разговорной речи, принадлежит именно персонажу, а не
нарратору.
Анализ корпуса примеров показал, что в большинстве случаев
интродуктивные предикаты речи помимо основного значения ‘передача
чужой речи’, включают в себя и другие значения, прежде всего связанные с
эмоциями говорящего. Эмоциональность пронизывает всю речевую
деятельность человека и закрепляется в семантике слова. Поскольку
эмоционально-оценочная функция языка обусловлена ориентацией речевой
деятельности на адресата, стремлением говорящего передать оценку
сообщаемого и воздействовать на собеседника, эмоционально окрашенные
глаголы говорения позволяют читателю без труда выявить в нарративе речь
персонажа, несмотря на 3-е лицо субъекта высказывания НПР.

2. Интродуктивные ментальные предикаты

Вторая группа эксплицитных предикатов, вводящих НПР, представлена

ментальными глаголами, которые обозначают «внутреннюю» мыслительную
деятельность человека. Это не позволяет согласиться с утверждением Л.Т.
Ивановой о том, что в большинстве случаев НПР вводится глаголами
говорения: «Эксплицитный модус передается непереходными глаголами
речи (среди которых преобладает глагол hablar), реже - глаголами мысли
 81

(предпочтение отдается глаголу meditar)» [Иванова 1984: 133]. Стоит

обратить особое внимание на то, что НПР, прежде всего, передает мысли
персонажей и это ее специфическая особенность, и даже если при вводе НПР
встречаются возвратные глаголы речи, то их следует относить к группе
ментальных предикатов. Поэтому, в количественном отношении ментальных
глаголов-интродукторов гораздо больше, чем глаголов речи.
2.1. Семантические особенности ментальных предикатов-
интродукторов
Мы разделили ментальные предикаты-интродукторы в соответствии с
двумя категориями ментальной сферы на две группы: 1) предикаты знания, 2)
предикаты мнения.
Подобное деление ментальных глаголов, входящих в категорию
предикатов внутреннего состояния, связано с тем, что знание может быть
рефлекторным, а мнение нет. Кроме того, как отмечает А.А. Зализняк, знание
может быть неполным, так как «источник знания – непосредственное
чувственное восприятие» [Зализняк 2006: 479]. Между глаголами знания и
глаголами мнения (или полагания) есть и другое различие: «эти модусы
занимают разные синтаксические места. Это дает возможность им
соприсутствовать в одном высказывании: Я думаю (полагаю), что знаю, с
кем вы объяснялись вчера в любви» [Арутюнова 1999: 432]. В конструкции
НПР модус знания присутствует реже, чем модус полагания, это связано со
специфической особенностью НПР - передавать субъективные мысли
персонажа.
2.1.1. Предикаты знания
Основной единицей этой группы является глагол sapere, типично
фактивный глагол, имеющий абстрактную семантику, относящийся к
предикатам, выражающим устойчивое состояние. Из многочисленных
значений этого глагола, нас будет интересовать ‘пропозициональное знание’
sapere che: sapere che cos'è la vita; sapere come vanno le cose.
«Пропозициональное ‘знать’ — один из наиболее фундаментальных
элементарных смыслов, выражаемых в естественном языке; он входит в
качестве компонента в сотни других, более сложных лексических и
грамматических значений» [Апресян Ю. 1995: 406]. Однако фактивность
глагола sapere не значит, что он вводит только суждения о фактах. Реальное
лексическое значение глагола ‘знать’ «располагается между полюсами
‘истинное знание’ и ‘мнение’, покрывая целиком первый полюс, пересекаясь
 82

с семантикой таких промежуточных ментальных предикатов, как понимать,

быть уверенным, верить, быть убежденным, и доходя до границ второго.
Это свойство составляет одну из особенностей наивного понятия знания»
[Апресян Ю. 1995: 418]. Именно в силу менее строгого употребления, когда
глагол sapere входит в синонимические отношения с глаголами c семантикой
понимания, уверенности, веры, убеждения или мнения, возможно его
использование в контексте будущих событий:
Sapeva quello che voleva: [si sarebbe spogliato, lаvato ben bene, rasato]. (Bassani L’airone,
p.892)

В этом примере пропозициональный глагол sapere имеет значение

уверенности, так как далее передаются конкретные будущие события,
планируемые или предвидимые персонажем. На границу между голосом
рассказчика и голосом персонажа указывает бессоюзие, которое в данном
случае вызвано невозможностью ввода дополнительного придаточного после
волитивного глагола.
В следующем примере знание сопоставляется не с реальным событием
во внешнем мире, а с информацией, находящейся в сознании персонажа:
Leo sapeva a quale rischio andava incontro con queste parole; [e se quelli avessero venduto la villa
all’asta? In tal caso il vero valore si sarebbe rivelato e l’affare sarebbe svanito] (Moravia, p.58)

В приведенном примере, на первый взгляд, нет зависимости НПР от

глагола знания. Но она очевидна, если снять вопросительную модальность
условного придаточного и трансформировать НПР в косвенную речь: Leo
sapeva che il vero valore si sarebbe rivelato e l’affare sarebbe svanito se quelli
avessero venduto la villa all’asta.
Интеллектуальное значение знания выражается глаголами ricordare,
rammentare = ‘avere presente nella memoria’, то есть помнить или
предикатами, содержащими это значение:
[Prima della Guerra – ricordava -, un signore di Ferrara poteva <...> andare a sparare le sue due
fucilate dalle parti di Codigoro…]. (Bassani L’airone, p.748)
[С’era andato con Elia bambino, rammentava <…> e ciò perché il minore dei suoi figli <...>
potesse ricordarsi dell’Uomo biondo in camicia rossa che aveva fatto l’Italia. Garibaldi!] (Bassani
Cinque…, p.66)
Gli venivano tanti ricordi piacevoli. [Ne aveva portate delle pietre sulle spalle, prima di fabbrificare
quel magazzino! E ne aveva passati dei giorni senza pane, prima di possedere tutta quella roba!]
(Verga Mastro…, p.79)
 83

НПР, вводимая отрицательной формой глагола знания, может

сопровождаться эллипсисом глагола, значение которого ясно из текста
нарратора:
Non ricordava nemmeno da quanto tempo lo stesse cercando. [{Ø = probabilmente lo stava
cercando} Da quanto era sbarcato. O da prima ancora. Era l’uomo misterioso, un fantasma
ricorrente nelle chiacchiere dei genitori, che abbassavano la voce quando si accorgevano che li
stava ascoltando.] (Mazzucco Vita, p.247)

В этом примере эллипсис глагола связан с диалогичностью,

возникающей между текстом нарратора и текстом персонажа. Эллиптические
парцеллированные предложения Da quanto era sbarcato. O da prima ancora.
создают впечатление независимых интонационно оформленных реплик
персонажа. Отрицательные формы глаголов знания скорее относятся к
модусу полагания, что подтверждается словами А.А. Зализняк о том, что
«неполнота знания связана с разного рода помехами при восприятии,
забыванием или просто отсутствием какой-то части информации» [Зализняк
2006: 479]. В положительной форме глаголы ricordare, rammentare относятся
к глаголам устойчивых состояний, они могут быть истинными для данного
объекта в течение какого-то промежутка времени, но они не занимают этот
отрезок времени в общем времени существования объекта. Видимо, в связи с
этими специфическими особенностями, указанные глаголы способны
вводить также и речь персонажа.
Глагол capire, напротив, вводит исключительно мысли персонажа:
Michele era di cattivo umore: gli avvenimenti della sera avanti gli avevano lasciato un malcontento
ipocondriaco; capiva che bisognava una buona volta vincere la propria indifferenza e agire; senza
alcun dubbio l’azione gli veniva suggerita da una logica estranea alla sincerità; [amor filiale, odio
contro l’amante di sua madre, affetto famigliare, tutti questi erano sentimenti che egli non
conosceva… ma che importava?]. (Moravia, p.190)

Этот пример показывает, что в основе понимания лежит знание или

представление, содержанием которого являются достаточно сложные факты:
«Для понимания обычно требуется определенная мыслительная работа,
опирающаяся на предшествующие знания субъекта. Знание или
представление, полученное таким образом, дает возможность предвидеть, как
ситуация будет развиваться в дальнейшем» [Апресян Ю. 1995: 415].
Глагол capire может подчинять пропозицию как в виде придаточного,
так и в виде прямого дополнения, которое является своего рода обобщением
мыслей персонажа, переданных в НПР:
Non esistevano per lui più fede, sincerità, tragicità; tutto attraverso la sua noia gli appariva pietoso,
ridicolo, falso; ma capiva la difficoltà e i pericoli della sua situazione; [bisognava appassionarsi,
 84

agire, soffrire, vincere quella debolezza, quella pietà, quella falsità, quel senso del ridicolo;
bisognava essere tragici e sinceri]. (Moravia, p.190)

«Понимание — это опирающееся на размышления трижды знание (в

настоящем, прошлом и будущем). По сравнению с простым знанием оно
имеет глубокую временную ретроспективу и перспективу» [Апресян Ю.
1995: 415]. В следующем примере глагол capire вводит мысли персонажа о
возможном будущем:
Rocco finalmente capì, chi l’aveva mandata qui. [Lei, proprio lei, avrebbe permesso a tutti loro di
abbandonare per sempre Prince Street. Li avrebbe spostati (курсив автора) – letteralmente, come
faceva con i bicchieri e le fibbie dei calzoni.] (Mazzucco Vita, p.151)

Не во всех приведенных нами примерах НПР непосредственно

подчиняется вводящему глаголу. Однако путем простой трансформации в
косвенную речь можно получить “что-придаточные”, которые, по словам
А.А. Зализняк, всегда несут в себе значения факта «и тем самым
допустимость придаточного с что указывает на наличие в глаголе
ментального компонента» [Зализняк А. 2006: 454]: sapeva che si sarebbe
spogliato, ricordava che prima della Guerra un signore di Ferrara poteva…,
Rocco finalmente capì che lei… avrebbe permesso a tutti loro di abbandonare per
sempre Prince Street.
2.1.2. Глаголы мнения (полагания)
Отличие глаголов этой группы от глаголов знания состоит в том, что
мнение может быть как истинным, так и ложным. Поэтому глаголы мнения
нельзя называть фактивными. Ведь ни из высказывания Pensa che dai suoi atti
deriva un gran male a tutti noi, ни из высказывания Non pensa che dai suoi atti
derivi un gran male a tutti noi нельзя сделать каких-либо выводов о
верифицируемости пропозиции. Основным глаголом этой группы является
глагол pensare. Во многих случаях при вводе НПР он опускается, так как
значение пропозиционального глагола ясно из контекста. Такой тип
конструкции НПР рассматривается в разделе Имплицитный ввод НПР.
В принципе, модус полагания «может быть предпослан практически
любому предложению, в том числе и такому, которое уже содержит модус.
Связывая суждение с грамматическим субъектом, он образует
прагматическую рамку, входя в которую предложение становится
высказыванием» [Арутюнова 1999: 428], что полностью отвечает природе
НПР, которую нельзя считать простой совокупностью предложений, но
 85

рядом высказываний, одновременно и независимых, и связанных с текстом

нарратора.
Tacque aspettando con una certa ansietà la risposta dell’amica; pensava che avrebbe dovuto
invitarla a quel ballo; [ella conosceva i Berardi, si sarebbe mascherata in un modo qualsiasi,
avrebbe bevuto, si sarebbe divertita… Poi al ritorno avrebbe domandato alla madre di lasciarle
Michele (le piaceva trattarlo come un ragazzo), si sarebbe fatta accompagnare a casa sua, a notte
alta, scherzando, pungendolo, eccitandolo…] (Moravia, p.182)

Слова со смыслом ‘думать’ «служат для того, чтобы строить

утверждения о наличии в сознании субъекта каких-то мнений, о соответствии
которых действительности заранее ничего не известно» [Апресян 1995: 411].
В следующем примере НПР – распространение непосредственно следующей
за глаголом pensare пропозиции portarla con sé:
C’era una tale intensità nella sua voce che per un attimo pensò di portarla con sé. Ø [Non era quello
che aveva sempre voluto? Portarla via da tutto questo. Ma come poteva cavarsela con una ragazzina
di dodici anni? Avrebbero finito per arrestarlo e mettere lei al riformatorio.] (Mazzuсco Vita, p.202)

Однако здесь глагол pensare имеет интенциональное значение, что

подтверждается следующим вопросительным предложением Non era quello
che aveva sempre voluto? Таким образом, несмотря на предложение
нарратора, в котором есть указание на субъект НПР, в этом примере опущен
глагол, указывающий на модус мысли высказывания персонажа. Так как
мысли персонажа переданы вопросительными предложениями, можно
говорить об эллипсисе глагола речи в ментальном значении si disse или si
chiedeva.
Вводящий НПР глагол pensare может приобретать дополнительный
оттенок оценки при наличии обстоятельства образа действия:
“Come doveva esser bello il mondo” pensava con un rimpianto ironico, [quando un marito tradito
poteva gridare a sua moglie: “Moglie scellerata; paga con la vita il fio delle tue colpe” e, quel ch’è
più forte, pensar tali parole, e poi avventarsi, ammazzare mogli, amanti, parenti e tutti quanti…]
(Moravia, p.191)

Способность глаголов мнения соединяться с обстоятельствами,

выражающими эмоции, отличает их от глаголов знания: нельзя *sapere con
un rimpianto. НПР может вводиться глаголом pensare, находящимся в
подчинении у эмотивного глагола:
Vita si sorprese a pensare che le cose non sono piatte e dipinte, ma hanno tante dimensioni come la
Signora verde sull’isola: [giri attorno, giri e come ti muovi anche la statua cambia, ti mostra la
schiena o la fiaccola, la corona o il culo incrostato di salsedine]. (Mazzucco Vita, p.207)

НПР может следовать после отглагольного существительного,

указывающего на появление мыслей персонажа. В таких случаях субъект
 86

мысли определяется глаголом, управляющим отглагольным

существительным:
Ma Emma non era un asceta indiano, non faceva il vuoto dentro di sé, la sua mente era una
centrifuga impazzita al centro della quale rimbalzava il pensiero di Antonio, appostato
insensatamente giù in strada. [La sentenza lo aveva mandato fuori di testa. Questa situazione non
poteva durare. Doveva cambiare casa, ma per andare dove? Non guadagnava abbastanza per pagare
un affitto.] (Mazzucco Un giorno…, p.43)

Глагол pensare возглавляет группу глаголов мнения и обладает таким

параметром, как степень уверенности (стоит обратить внимание на то, что
даже самая высокая степень уверенности не равна знанию, так как знание не
имеет степеней). «Мнение-предположение может рассматриваться как
субъективная оценка вероятности того, что некоторое событие имеет или
будет иметь место» [Зализняк А. 2006: 483]. Поэтому очень часто после
глаголов этой семантической группы в НПР появляется план будущего (см.
выделение курсивом):
E già immaginava come tutto questo sarebbe avvenuto; [ecco… egli l’avrebbe riattirata al suo
fianco, e guancia contro guancia, le avrebbe mormorato in un orecchio le dolci parole], già al solo
pensiero se ne sentiva tutta commossa e quasi consolata, quando, repentinamente, una terribile
paura l’agghiacciò. (Moravia, p.169)

В семантику глагола immaginare входит представление о нереальности

события, выраженного в подчиненной пропозиции. В следующем примере
эта сема дважды дублируется в тексте нарратора: в первый раз подлежащим с
определением fantasia illusa, во второй раз – в следующем за НПР выводом
нарратора Ma non fu così.
La sua fantasia illusa immaginava che [Leo l’avrebbe presa tra le sue braccia, l’avrebbe scossa,
chiamata per nome, si sarebbe alfine inquietato non vedendola rinvenire… e alfine ella sarebbe
lentamente tornata in sé, avrebbe riaperto gli occhi, i primi sguardi sarebbero stati per l’amante,
per lui il prossimo sorriso.] Ma non fu così… (Moravia, p.141)

Глагол «внутреннего зрения» immaginare по значению близок глаголам

зрительного восприятия, которые могут соединяться как с предметным, так и
с пропозитивным объектом. Отличие состоит в том, что объект этого глагола
лишен референции к предмету или событию действительности.
В следующем примере НПР вводится глаголом immaginò и
представляет собой, как это часто встречается, оторванные от текста
нарратора при помощи парцелляции мысли персонажа:
Meri avvistò una volante Bianca e blu della municipale, e Ago rallentò. Per un attimo, Zero
immaginò che l’agente sbandierasse la paletta. {Ø = che} [Qualcuno aveva segnalato la targa del
furgone, tutte le forze dell’ordine di Roma stavano cercando gli incendiari di Bravetta. Li facevano
scendere, li mettevano a gambe larghe faccia al muro. Li insultavano, li sfottevano – forse li
 87

picchiavano. Poi li portavano dentro. E domani tutti avrebbero saputo della bomba, e di lui.]
(Mazzucco Un giorno…, p.53)

Довольно часто при вводе НПР ментальные предикаты отсутствуют

(см. раздел Имплицитный ввод НПР). Эксплицирование модуса полагания
происходит, когда вводится мнение, истинность которого недостоверна и
которое может быть оспорено [Арутюнова 1999: 429].
… e le pareva inoltre, per un gusto fatalistico di simmetrie morali, che questa avventura quasi
familiare fosse il solo epilogo che la sua vita meritasse; [dopo, tutto sarebbe stato nuovo; la vita e
lei stessa; guardava quella faccia dell'uomo, là, tesa verso la sua]: "Finirla", pensava "rovinare
tutto..." e le girava la testa come a chi si prepara a gettarsi a capofitto nel vuoto. (Moravia, p.6)

Глагол credere – это глагол ментального состояния, семантика которого

может соединяться с эмоциональным отношением, что подтверждается в
следующем примере косвенным дополнением miracolo:
In realtà gli sembrava un miracolo, quasi non ci credeva – [e l’aveva fatto da solo, da solo. Lui, che
non aveva mai cambiato una lampadina e non sapeva nemmeno cucirsi un bottone]. (Mazzucco Un
giorno…, p.34)

К лексике интеллектуальной сферы относятся также глаголы esitare,

dubitare. Они включают в себя эпистемический компонент, дополненный
эмотивной составляющей, поэтому читатель без проблем относит следующие
за ними высказывания к голосу персонажа, тем более что чаще всего они
являются вопросами:
Lisa accese la luce; le venne in mente che erano passsati tre giorni da quando si era lavata per
l’ultima volta tutto il corpo; esitò; [era veramente indispensabile?] (Moravia Gli indifferenti, p.40)

Глаголы полагания, как и другие вводящие чужую речь предикаты,

соединяют авторскую оценку событий, которая в них содержится, с
суждением персонажей, то есть мышление о мире и мир, представленный
через речь персонажей. Основным глаголом этой группы является глагол
pensare (думать). Но в итальянских текстах часто встречаются речевые
глаголы, использованные в функции эпистемических глаголов, которые
вводят внутреннюю речь или мысль персонажа. Ср.:
[Ebbene – si disse, e il petto a un tratto gli allargò di sollievo -, ebbene non solo
risultava chiaro che Romeo nei suoi riguardi non covava il minimo rancore. Anzi.]
(Bassani L’airone, p.760)

Использование глаголов говорения в качестве глаголов мнения

возможно в том случае, если они имеют возвратное значение (si diceva,
esclamava dentro se stessa).
 88

Profeta lo guarda. Forse si chiede [dove ha già visto questo ragazzo con gli occhi d’un azzurro
artico – implacabile. Sono occhi da sicario. Un ragazzo così può spararti in faccia senza neanche
pensarci.] (Mazzucco Vita, p.200)

В следующем примере перед нами парцелляция вводимой глаголом

говорения НПР, на появление которой указывает модальное слово forse:
Dal rumore dell’acqua, dalla luce e dai luoghi che gli sembrava di riconoscere, si disse che doveva
essere a Berlino, forse sulle rive dell’Havel. [Doveva trovare le energie per rituffarsi nella
metropolitana. Tutti i suoi giri del centro erano bruciati. Bruciata la base di Heidelberg Platz.
Bruciate le stesse basi dell’Havel. A tutti doveva soldi o roba.] (Di Costanzo I Nemici, p.19)

Глаголы полагания, как и другие вводящие НПР элементы, содержат в

себе оценку достоверности сообщаемого говорящим:
[Sì, era venuta – confermò Romeo -. Si erano presentati tutti e due assieme: lei e il marito.] (Bassani
L’airone, p.888)

Этот пример относится к НПР, поскольку в нем происходит изменение

временного плана высказывания персонажа, что подтверждает предыдущий
контекст: «E vostra figlia come va?», domandò, dopo che ebbe messo piede a
terra. «È venuta oggi pomeriggio?» (Ibidem)
Оценкa достоверности сообщаемого говорящим может дополняться
эмотивным отношением говорящего к сообщаемому:
[Ecco – esclamò una volta di più dentro se stesso, ormai rasserenato -: qui si che si sentiva a suo
agio, veramente e completamente a casa sua!] (Bassani L’airone, p.761)

Ментальные глаголы, в отличие от глаголов говорения, не вводят в

текст новой достоверной информации и, следовательно, не способствуют
хронологическому развитию сюжета, как в случае с глаголами действия, но
передают внутреннее состояние персонажа и вводят его мысли.
Si ritrovò di lì a poco a fantasticare intorno a lui <…>. [Moglie e figli: chissà se nemmeno si
ricordava di lei]. (Bassani Cinque…, p.11)

Главное свойство ментальных предикатов – «отвлеченность от

реального протекания во времени» [Зализняк А. 2006: 36, 430], поэтому
вводимое ими высказывание является своеобразной лакуной, в которой
персонаж мыслит о прошлом, будущем или настоящем.

Анализ эксплицитных интродукторов показал, что

1) НПР может вводиться (или комментироваться) не только отдельными
глаголами речи или мысли, но и предикатами, указывающими на способ
произнесения. Таким образом, читатель получает информацию об
 89

экстралингвистических особенностях высказывания персонажа: мимике,

жестах и отчасти интонации;
2) cтруктура эксплицитных вводящих предикатов может быть различная, но в
любом случае в них содержится смысловая единица со значением речи или
мысли;
3) в конструкции НПР чаще всего передаются мысли персонажа, поэтому
вводящие глаголы речи встречаются реже, чем ментальные;
4) ментальные интродукторы наряду с основным значением могут содержать
такие смыслы как 'воспринимать', 'хотеть', 'считать', 'чувствовать', 'говорить';
5) НПР с эксплицитными интродукторами передает речь или мысли
персонажа и является своего рода пропозициональным дополнением
вводящих предикатов;
6) модус полагания во вводящем высказывании может быть связан не только
с вводимым им недостоверным мнением, но также и с диалогизацией,
возникающей между текстом нарратора и текстом персонажа в НПР;
7) семантика вводящих ментальных предикатов определяет важную
особенность НПР: отсутствие связи с актуальным временем повествования.

Имплицитный ввод НПР

Как уже отмечалось в первой главе, НПР редко встречается в

разговорном итальянском языке, что связано с частым несоблюдением
правил согласования времен между вводимым высказыванием и вводящими
его предикативными элементами. Немногочисленные появления этой
конструкции в разговорной речи, по наблюдению Э. Каларезу, маркируются
интонационно: говорящий имитирует голос субъекта, которому принадлежит
переданное высказывание, и сопровождает его мимикой и жестами [Calaresu
2004: 168]. В письменном тексте передача экстралингвистических
особенностей, сопровождающих НПР в спонтанной устной разговорной
речи, то есть мимики, жестов и частично интонации, возможна только в
интродуктивном высказывании, содержащемся в тексте нарратора.
Предикаты пропозициональной установки являются единственным
показателем, позволяющим читателю однозначно отнести высказывание с
субъектом речи или мысли в третьем лице к словам персонажа. В некоторых
случаях трудности, возникающие у читателя при выделении голоса
персонажа из текста, связаны с намерением автора не давать читателю
 90

прямого указания на субъект высказывания. Поэтому НПР часто

рассматривается как стилистический прием, вынуждающий читателя
включиться в поиски элемента, указывающего на принадлежность отрезка
текста тому или иному субъекту высказывания. Поскольку этот элемент не
всегда присутствует в тексте, любой способ передачи «чужой» речи, в
частности НПР, следует изучать с учетом окружающего контекста.
В предыдущем разделе были рассмотрены предикаты-интродукторы,
благодаря которым читатель без проблем выделяет субъект высказывания из
повествования. В некоторых случаях, однако, прямое указание на него
отсутствует, поэтому интересно выяснить, по каким критериям в этом случае
читатель различает голоса в полифонически организованной структуре
художественного текста. Каким образом, за счет каких формальных
признаков читатель догадывается, что определенный отрезок текста не
принадлежит голосу нарратора? Логично предположить, что если НПР
можно однозначно выделить благодаря интродукторам, то при их отсутствии
в тексте остаются некоторые сигналы, указывающие на введение «чужих»
слов в повествование.
Перед НПР в основном опускаются вводящие глаголы ментальной
семантики с изъяснительным союзом, так как НПР чаще всего встречается
при передаче мыслей персонажа. Если восстановление ментального
пропозиционального глагола возможно, то снимается вопрос, кому
принадлежит следующее за ним высказывание.
Ma il suono confuso di voci <…> gli fece accelerare istantaneamente i battiti del cuore.{Ø = pensò
che} [Dunque non si era sbagliato!]. (Moravia, p.217)

В приведенном примере, где НПР выделяется из-за наличия субъекта

мысли в 3-м лице (si era sbagliato), отсутствует ментальный
пропозициональный глагол pensò в Passato remoto, от которого формально
зависит Trapassato prossimo высказывания персонажа. Ср. с аналогичным
примером:
La padrona del Paradiso dei Bambini guardò platealmente l’orologio. {Ø = pensò che} [Ma
insomma, era l’una, doveva chiudere, anzi avrebbe già chiuso, se non fossero entrati loro <…>].
(Mazzucco Un giorno…, p.170)

Следует отметить, что эллипсис пропозициональных глаголов,

указывающих на субъект речи или мысли в НПР, создает некую паузу перед
вступлением голоса персонажа, являющуюся своеобразным сигналом смены
субъекта повествования.
 91

В следующем примере вводящее высказывание и соответственно

отсутствующий ментальный глагол - в настоящем времени, поэтому НПР
имеет план настоящего:
Diamante mastica soddisfatto. {Ø = e pensa che} [Gli piacerebbe che Vita fosse qui. O che almeno
lo vedesse. A Vita piacciono i ragazzi che se la cavano da soli. Sarebbe orgogliosa di lui.]
(Mazzucco Vita, p.294)

Однако в современной итальянской прозе довольно часто встречаются

случаи отсутствия формальной временной зависимости текста персонажа от
текста нарратора:
Ma quando Vita scelse Musolino, si rassegnò. Non era l’unico sacrificio che era disposto ad
affrontare per lei. Aveva calcolato che un amico impiega qualche mese, nel peggiore dei casi un
anno a diventare un marito. [Deve rintuzzare gli attacchi, combattere con gli altri uomini che il caso
le spingerà fra le braccia, dimostrare coi fatti di essere preferibile – attenendosi al più scettico
codice morale, che prevede solo lealtà, devozione e fedeltà a oltranza]. (Mazzucco Vita, p.414)

В этом примере отсутствие согласования времен, которое исчезает уже

в косвенной речи (Aveva calcolato che un amico impiega), – своеобразный
сигнал о смене субъекта повествования. Анализируя НПР в итальянском
языке, нельзя забывать о том, что в современной итальянской
художественной прозе прослеживается тенденция упрощения синтаксиса и, в
частности, системы согласования времен. Это связано со стремлением
писателей приблизиться к более непосредственной передаче разговорной
речи. НПР является одним из приемов, позволяющих достичь желаемого
эффекта [D’Achille 2006: 214].
При эллипсисе глаголов ментальной семантики, непосредственно
вводящих НПР, на модус мысли могут указывать входящие в предикативный
оборот cуществительные или глаголы, имеющие связь с ментальной
семантикой.
Существительные ментальной семантики довольно часто имеют
основное или дополнительное эмотивное значение (ha l’impressione, gli era
venuta paura, egli ne avrebbe provata qualche sorpresa, ne provò soddisfazione) и
обобщают следующее за ними высказывание НПР. Эти существительные
могут зависеть от эмотивных глаголов (la innervosiva l’idea). При эллипсисе
пропозиционального глагола ментальной семантики значение
существительного, передающего внутреннее состояние персонажа, может
дублироваться в тексте персонажа:
Incominciò a spogliarsi <…> quella luce <…> dava un senso piacevole e lievemente angoscioso di
sicurezza... [sì non c'era dubbio... ella era nella sua stanza, nella sua casa]. (Moravia Gli indifferenti,
p.36)
 92

В этом примере, передавая слово персонажу, автор отказывается от

пропозиционального глагола знания, который перевел бы экспрессивную
НПР в косвенную речь. Ср. Sapeva di essere nella sua stanza, nella sua casa…
Существительные ментальной семантики являются своего рода
сигналами, указывающими читателю на включение голоса персонажа в
общую ткань нарратива. Ментальный семантический компонент этих
существительных помогает читателю восстановить элиминированный
пропозициональный глагол и отнести следующий за ним текст к НПР.
Среди глаголов, имеющих связь с ментальной семантикой и способных
вводить НПР, нами были выделены следующие группы: глаголы речи в
отрицательной форме, глаголы внутреннего состояния, глаголы восприятия
(перцептивные), акциональные, волитивные глаголы. Рассмотрим подробнее
выделенные группы.
1) Довольно часто НПР встречается после отрицательной формы
глаголов речи (отрицание может быть передано лексически, например, при
помощи глагола trattenersi, в семантике которого заложено значение
отрицания - si trattenne dal raccontare). Если нет эксплицитного указания на
мысли персонажа в виде ментальных глаголов, то они подразумеваются, так
как их значение уже заложено в отрицательной форме глагола речи. Ср.
пример эксплицитного указания на ментальный компонент отрицательной
формы речевого глагола Maruzza non diceva nulla, ma nella testa ci aveva un
pensiero fisso (Verga I Malavoglia, p.48). В следующем примере на субъект
НПР указывает отрицательная форма глагола parlare и элиминированный
ментальный глагол:
Quando camminavano insieme per le vie egli non parlava del proprio desiderio <…> {Ø = stava
pensando che} [Ormai il Balli desiderava Angiolina quanto egli stesso. Come si sarebbe difeso da
un nemico simile?] (Svevo Senilità, p.142)

2) НПР, в отличие от косвенной речи, может вводиться глаголами

внутреннего состояния. Ментальный семантический компонент этих
глаголов способствует вводу пропозиции и, следовательно, непрямой
передаче речи или мысли. При интродуктивных глаголах внутреннего
состояния прослеживается причинно-следственная связь вводящего и
вводимого высказываний. Эллипсис союза perché создает паузу в
повествовании, указывающую на вступление голоса персонажа. НПР
передает причину возникновения внутреннего состояния персонажа,
описанного в тексте нарратора глаголами-интродукторами, семантика
 93

которых может дополняться семантикой неконтролируемого действия (Lisa

impallidiva, le labbra le tremavano):
Diamante rabbrividisce. {Ø = perché} [Gli sta chiedendo di rubare. A un morto. I morti ammazzati
sono i più pericolosi e vendicativi fra i morti. Le preghiere non li blandiscono. Mai e poi mai.]
(Mazzucco Vita, p.152)

Интродуктор в приведенном примере принадлежит к эмотивным

глаголам с дополнительной семантикой неконтролируемого действия.
Возникновение НПР после подобных глаголов связано с тем, что «эмоции
субъекта связаны с мыслью об объекте, а психические реакции возникают на
основе восприятия» [Говорухо 2007: 78]. Поскольку этот интродуктор
описывает эмоции, вызванные определенной причиной и длящиеся
определенное время, он относится к группе глаголов временных состояний.
Временное состояние «характеризуется тем, что в течение всего того
времени, когда оно имеет место, психическая система субъекта находится «в
возбужденном состоянии»» [Зализняк 2006: 429]. В эту группу входят также
глаголы ridere, sorridere, impallidire и т.д.. Ср.:
Il vicequestore sarebbe svenuto alla sola idea che lui potesse cominciare così l’“interrogatorio”. [E
certo – sorrise – un inizio di quel genere non sarebbe stato precisamente dei più felici.] (Fruttero &
Lucentini, p.58)

Совмещение в семантике глаголов указания на внешнее проявление

чувств с указанием на внутреннее состояние позволяет читателю
воспринимать следующее за ними высказывание как НПР и мысленно
восполнять эллипсис пропозиционального ментального глагола.
Как и в других случаях, интродуктивные глаголы внутреннего
состояния могут заменяться существительными той же семантики в
сочетании с акциональным глаголом:
“Ah! Mi aiuterà?” Un sorriso di compiacimento tentava le sue labbra: [quell’ottimo,
quell’eccellente Leo! La madre aveva ragione, in fondo era un uomo pratico, brusco, si sa, ma un
cuor d’oro...] (Moravia, p.195)

НПР может возникать в тексте до или после описания жестов. Эти

случаи сходны с вводом НПР при помощи глаголов, в которых передача
внутреннего состояния совмещается с действием, так как благодаря
описанию жестов читатель понимает, что следующий или предыдущий
отрезок текста принадлежит персонажу, несмотря на 3-е лицо субъекта
повествования:
- Secondo te, - dice l’avvocato, - quello s’avvia veramente in Venezuela con l’idea dei diamanti?
<абзац> [Non lo sa, non gliene importa niente]: glielo fa capire con un gesto. (La Capria, p.74)
 94

3) Конструкцию НПР могут также вводить глаголы восприятия.

Восприятие – субъективный процесс, образующий мост между реальностью
и нашим сознанием. Возможность употребления перцептивных глаголов в
функции пропозициональных глаголов предполагает наличие у них
эпистемического значения или, по крайней мере, созначения. Глаголы
восприятия делятся на «активные» типа слушать, смотреть и «пассивные»
типа слышать, видеть, чувствовать [Мустайоки 2006: 216].
А. «Активные» глаголы восприятия
Одним из распространенных способов является включение НПР в
нарратив после вводящих предложений с «активным» глаголом восприятия
guardare. Для глаголов восприятия связь с приобретением знания (причем,
именно знания, а не точки зрения или мнения) – факт, давно установленный
философами. Но только «активные» перцептивные глаголы указывают на
добывание информации, в то время как «пассивным» глаголам функция
приобретения информации не свойственна [Там же].
Довольно часто при использовании «активных» глаголов в тексте
нарратора встречается бессоюзное соединение вводящей и вводимой частей:
Guardò l’orologio: [era presto, meglio andare a piedi]. (Moravia, p.217)

Читатель относит подобные конструкции к мыслям персонажа,

поскольку значение глагола guardare предполагает заполнение
семантических лакун, однозначно указывающих на то, что перед нами не
слова нарратора, а НПР (ср. с прим.: Guardò l’orologio e vide che era presto e
pensò che sarebbe stato meglio andare a piedi). Субъективность процесса
восприятия позволяет читателю восстановить элиминированный глагол
восприятия vedere и глагол ментальной семантики pensare. Восстановление
пропозициональных глаголов напрашивается само собой при бессоюзном
соединении текста персонажа и текста нарратора. Глагол guardare не может
подчинять пропозицию, поэтому отсутствие нескольких связующих
элементов – в данном случае союзов и глаголов – дает читателю сигнал о
смене субъекта повествования. Guardare не всегда относится к глаголам
перцептивной группы, так как идея ‘видения’ в его семантике может
отсутствовать: можно смотреть, но не видеть. Смотреть – физическая
способность, видеть – способность физическая и умственная одновременно.
Именно поэтому после guardare и глаголов схожей семантики возможно
появление НПР.
 95

С другой стороны, в предыдущем примере, сама пропозиция указывает

на наличие эпистемического созначения у акционального глагола. При
обозначении глаголом guardare только физического действия смена
субъектных планов повествования не могла бы осуществиться: Guardò e non
vide niente. В этом случае глагол утрачивает свою интенциональность,
сознание субъекта предикации не воспринимает объект, оно отключено.
В следующем примере семантика guardare сходна с семантикой
глаголов внутреннего состояния, совмещающегося с действием.
Tacquero tutti e tre; Mariagrazia guardava l’amante con occhi disincantati e amari; tanta fretta la
travolgeva. [Tra poco Leo sarebbe partito, sarebbe scomparso nella notte piovosa lasciandola alla
sua casa fredda, al suo letto vuoto; sarebbe andato altrove…] (Moravia, p.144)

Предикаты, одновременно передающие и внешнее поведение, и

внутреннее психическое состояние субъекта (controllò, continuò a fissare), как
и перцептивный глагол guardare, могут вводить внутренний монолог, часто
выраженный НПР:
Controllò l’ora al Vacheron-Constantin da polso: [le quattro e cinquantotto. Tardi, era tardi] – si
disse... (Bassani L’airone, p.757)

Вводящий глагол controllò, указывает на восприятие персонажем

визуальной информации. Следующий далее глагол речи si disse в функции
ментального интродуктора подтверждает то, что и восприятие времени, и
следующий из этого вывод Tardi, era tardi принадлежат персонажу.
При включении НПР в повествование происходит своего рода перенос
объектива камеры с одного предмета на другой, причем во многих случаях
«автору-кинооператору» приходится сталкиваться со сложной задачей -
передать внутреннюю мысленную работу персонажа, не отрываясь от общего
нарративного плана, в который эта внутренняя работа включена. Если
продолжать метафору киносъемки, то нарратором оказывается режиссер,
который ставит перед оператором и актером задачу показать то, что
определенный отрезок текста принадлежит именно персонажу. Естественно,
что приведенные примеры могут вызывать сомнения с точки зрения
принадлежности НПР. В некоторых случаях единственным доказательством
может быть только контекст, позволяющий с точностью отнести то или иное
высказывание к голосу персонажа или к голосу нарратора.
B. «Пассивные» глаголы восприятия
Эпистемические коннотации присутствуют, хотя и в разной степени, у
всех перцептивных предикатов [Арутюнова 1989: 18]. Ср. пример,
 96

демонстрирующий связь перцептивного модуса с эпистемическим, где

перцептивные «пассивные» глаголы osservare, riuscire a vedere, a notare
обрамляющие НПР, стоят в одном ряду с ментальным глаголом pensare:
Eppure lui aveva avuto modo di osservarla <...>: [tale e quale come se fosse ferma, bloccata lì a
mezz’aria, e per sempre. Le piume nero lavagna, tinte leggermente sul dorso di giallo oliva. Testa,
collo e sottocoda neri.] <...> in un attimo <...> lui era riuscito a vedere tutto, a notare tutto, e a tutto
pensare <...>. (Bassani L’airone, p.818)

или ср. со следующим аналогичным примером, в котором за перцептивным

предикатом сразу же следует ментальный:
Silvia Roncella <…> aveva rivolto lo sguardo e il pensiero alla verde campagna lontana […].
(Svevo Una vita, p.84)

Перцептивные глаголы и, прежде всего, глагол vedere принадлежат

интенциональному типу, то есть обозначают некоторое состояние сознания,
направленное на объект. При восприятии объекта внешний мир проникает в
сознание человека. Без указания на объект интенциональные глаголы
неполноценны [Арутюнова 1989: 20]. Интенциональность видения
предопределяет приобретение глаголом vedere эпистемических компонентов
значения, так как при восприятии человек невольно получает знание из
внешнего источника [Апресян Ю. 2001: www]. Мнения формируются на базе
знания, поэтому вполне оправдан эллипсис ментальных глаголов перед
передачей «чужого» высказывания при наличии во вводящем предложении
перцептивных глаголов с эпистемическими коннотациями.
4) НПР может вводиться после описания неречевой ситуации, когда на
субъект высказывания в НПР указывают акциональные глаголы:
Si fermò davanti ad un negozio e pian piano, con le dita disfece l’involto e strinse l’impugnatura
dell’arma; [strano, freddo contatto; il grilletto; una lieve pressione e tutto sarebbe finito; per Leo; un
colpo, due, tre colpi; e poi, ecco, la canna, ecco, le scanalature...] (Moravia, p.248)

В этом примере указание на субъект высказывания во вводящей части

дублируется специфическим построением вводимой части, напоминающей
речь афатиков. Наблюдения А.А. Леонтьева над больными эфферентной
моторной афазией показали, что при внутренней речи четко
разграничиваются механизмы, управляющие номинацией и предикацией:
афатики не только не в состоянии построить предложение, но они
одновременно замещают целое предикативное высказывание отдельными
словами, чаще именами существительными в именительном падеже
[Леонтьев 2010: 163]. В предыдущем примере внутренняя речь передается
именно при помощи номинативных сегментов, воплощающих чувственные
 97

образы. А. Моравиа превосходно передает в НПР психологическое состояние

персонажа, у которого, как у больного, страдающего афазией, «выключен»
механизм, управляющий предикацией. Ср. пример из романа А. Моравиа с
примером НПР из А.Р. Лурия:
«Вот... фронт... и вот... наступление... вот... взрыв... и вот... ничего... вот... операция...
осколок... речь, речь,... речь» (цит. по [Леонтьев 2010: 163])

5) Волитивные глаголы также могут, хотя и редко, вводить НПР. В

высказывании персонажа в этом случае вместо личных глагольных форм
появляются инфинитивы:
Stranamente, il pensiero non gli suscitava paura. Anzi quasi desiderò [essere scoperto, arrestato,
processato. Aver fatto qualcosa di significativo. Essere qualcuno – nella squallida opacità del
mondo.] (Mazzucco Un giorno…, p.53)

По словам А.А. Зализняк, категория желания может сочетать в себе

компоненты внутреннего состояния (то есть эпистемический или
оценочный) с какими-то другими (чаще всего локутивным или
акциональным) [Зализняк 2006: 424]. На наш взгляд, именно
эпистемический компонент, содержащийся в волитивных глаголах,
позволяет читателю воспринимать следующую за ними пропозицию как
НПР. В приведенном примере на НПР указывают также парцеллированные
предложения, придающие словам персонажа свойственную разговорной
речи экспрессивность.
Кроме описанных выше случаев ввода «чужой» речи различными
семантическими классами предикатов, НПР может появляться как реакция
персонажа на прямую речь другого персонажа или может быть своеобразным
продолжением прямой речи, когда субъект повествования не меняется, но к
нему подключается голос рассказчика:
- E allora? – dico a Mauro. – La storia del motoscafo?
- Ah, già, tu non sai niente.
[Un mare terribile che s’era ingrossato di colpo mentre loro, incoscienti, mangiavano e bevevano da
Vincenzo alla Marina Piccola, fino a tardi. Erano in tre, e glielo avevano sconsigliato di tornare alla
Marina Grande con quel mare, d’altra parte come facevi a tirare il motoscafo sulla spiaggia?] (La
Capria, p. 174)

Л.Т. Иванова выделяет данный способ передачи речи или мысли

персонажа особо [Иванова 1984: 142]. Тем не менее, следует отметить, что
включение НПР в диалог также сопровождается интродуктором. В
приведенном примере на НПР указывает вынесенный в прямую речь
эпистемический глагол в отрицательной форме non sai и следующее за ним
 98

отрицательное местоимение niente, ‘расшифровка’ которого дана в

следующих переданных словах персонажа.
Подводя итоги, можно сказать, что, несмотря на отсутствие
пропозициональных предикатов речи или мысли, вводящих «чужую» речь,
читатель определяет субъект высказывания благодаря существительным
ментальной семантики, глаголам речи в отрицательной форме, глаголам
внутреннего состояния (жестам, передающим внутреннее состояние),
перцептивным, акциональным или волитивным глаголам. Восстановление
пропозициональных глаголов, непосредственно указывающих на переданную
речь, возможно из-за наличия ментальных коннотаций в перечисленных
типах предикатов. Отсутствие эксплицитных интродукторов создает перед
НПР паузу, невидимую границу, указывающую читателю на вступление
голоса персонажа, усиливает экспрессивность высказывания персонажа,
заключенного в модусную рамку текста нарратора, придает тексту
динамичность, выразительность и повышает силу художественного
воздействия на читателя.
 99

ГЛАВА III
ОСОБЕННОСТИ ВЫСКАЗЫВАНИЯ ПЕРСОНАЖА В НПР

Анализ конструкций с НПР предполагает рассмотрение двух

составляющих: вводящей и вводимой частей. Разновидности вводящих
элементов были рассмотрены в предыдущей главе. Вводимая часть
представляет собой ядро НПР. Именно в ней реализуются модусные
интенции персонажа, благодаря которым читатель выделяет «чужую» речь в
тексте. Специфика текста персонажа в НПР в том, что в нем совмещаются
некоторые особенности подчиненной пропозиции косвенной речи (см.
«Дейксис в НПР») с особенностями переданного высказывания в прямой
речи (см. «Дискурсивные маркеры» и «Конструкции экспрессивного
синтаксиса НПР»). В последнем разделе этой главы детально рассмотрены
способы диалогизации НПР. Включение диалога в текст указывает на
появление голоса персонажа, читатель без труда выделяет его из сложно
организованной структуры текста, несмотря на транспозицию лица субъекта
высказывания. Детальное исследование диалогизации НПР ранее не
проводилось: Л.Т. Иванова выделяет только реплики-реакции в НПР,
стимулами которых является исключительно прямая речь. «НПР в контексте
появляется всегда как реакция на речевую ситуацию <…>, поэтому реплика
диалога, переданная НПР, всегда будет вторым компонентом
рассматриваемого двучлена. Т.е. реплики в НПР в составе диалогических
единств будут всегда реагирующими, репликами-реакциями. Этим и
определяется их семантико-синтаксический тип» [Иванова 1984: 117].
Однако проанализированный нами корпус примеров, показал, что включение
НПР в диалог не ограничено только лишь репликами-реакциями (см.
«Диалогизированная НПР»). При выделении голоса персонажа из текста
читатель реагирует не на отдельный элемент экспрессивной лексики или
синтаксиса, свойственный разговорной речи, но на их совокупность, на
насыщенность высказывания экспрессивной модальностью, указывающей на
отношение говорящего к чему-либо. Это может быть реакция на нечто
увиденное или услышанное, которая воcпроизводится в нарративе не только
сразу и непосредственно, но и приводится в воспоминаниях или в снах
персонажа. Формальная зависимость высказывания НПР от текста нарратора
 100

не всегда позволяет сразу же определить голос персонажа, но присутствие

эгоцентрических элементов в тексте указывает на проникновение «чужого»
голоса в нарратив.

Дейксис в НПР

Дейксис – это «использование языковых выражений и других знаков,

которые могут быть проинтерпретированы лишь при помощи обращения к
физическим координатам коммуникативного акта – его участникам, его
месту и времени. Соответствующие вербальные средства именуются
дейктическими выражениями или элементами» [Кибрик www]. Различаются
первичный и вторичный дейксис. Первичный дейксис - это дейксис диалога,
дейксис нормальной ситуации общения. В речевом режиме имеется
темпоральная и, как правило, пространственная ориентация на дейктический
центр, где мыслит себя говорящий на момент речи. Говорящий и слушающий
видят друг друга, и сознанию каждого из них доступен один и тот же
фрагмент окружающий действительности. При рассмотрении НПР,
предполагающей передачу «чужой» речи, следует использовать понятие
вторичный дейксис, «называемый также нарративным или дейктической
проекцией» [Апресян Ю. 1995: 276]. Во вторичном дейксисе
повествовательного режима ориентация на момент речи отсутствует, ее
заменяет относительная ориентация на временной оси — «относительная
хронология» событий, не дополняемая их «абсолютной хронологией»
[Плунгян 2008: 13].
При исследовании дейктических особенностей нарратива следует
учитывать, что общепринятых определений дейктических показателей не
существует: «Некоторые исследователи делят пространственные дейктики на
абсолютные и относительные [Крылов 1984, Апресян Ю. 1995], другие же
противопоставляют их как объективные и субъективные [Уфимцева 1974:
167-170]. Субъективные / относительные дейктические показатели
описывают местоположение объекта относительно ориентира, которым
является говорящий. Объективные / абсолютные дейктические показатели
описывают местоположение объекта относительно ориентира, которым
является другой объект, не совпадающий с говорящим» [Труфанова 2001:
101]. Поскольку дейктические слова являются своего рода «подвижными
 101

определителями» (shifters23), приложимыми к любому референту [Арутюнова

1999: 2], в конструкции НПР следует различать те, которые относятся к
тексту нарратора и те, которые относятся к тексту персонажа. Для текста
нарратора не свойственны дейктические показатели, описывающие
местоположение предмета относительно ориентира, которым является
персонаж.
Поскольку НПР представляет собой результат текстовой
интерференции, взаимодействие голосов нарратора и персонажа, то в
соответствии с зависимостью дейктических элементов от текста нарратора
они делятся на две группы: дейктические элементы, зависящие от вводящего
высказывания, и не зависящие от него.
1. Персональные дейктики.
В исследованиях, посвященных НПР, при ее определении указывается
на то, что при смешении в одном высказывании двух голосов, двух речевых
манер или, по М.М. Бахтину, двух точек зрения [Бахтин 1975: 118]
«транспозиция лица и времени как будто подчиняет первоначальную речь
оптике повествователя» - «я» субъекта первоначальной речи (то есть речи
персонажа) превращается в «он» [Долинин 2007: 232]. Действительно, в
традиционном нарративе 3-го лица, в НПР транспонируется лицо субъекта
вводимого высказывания и «возникает особая фигура, невозможная ни в
разговорном дискурсе, ни в традиционном нарративе – 3-е лицо, которое
обладает всеми правилами 1-го» [Падучева 1996: 337]. Однако приведенные
определения не полностью отражают картину персонального дейксиса в
НПР, поскольку существуют и другие варианты транспозиции глагольных и
местоименных форм. Кроме того, довольно часто при определениях НПР
указывается на то, что персонаж «думает о себе в 3-м лице» [Омелькина
2007: 88]. Это неверно - субъект речи именует себя 3-м лицом (ни в коем
случае не думает) довольно редко и только в условиях неполноценной
коммуникативной ситуации, например, при обращении к ребенку, когда
говорящий берет на себя роль неспособного ответить ему собеседника или в
силу возраста (разговор с младенцем: «какая мама красивая!»), или в силу
нотационного характера разговора («Папа тебе игрушки покупает! Ходит с
тобой в бассейн! А ты!»). В НПР субъект речи или мысли в 3-м лице

23
См. также [Кронгауз 2001: 349-352].
 102

возникает в связи с прагматической установкой писателя придать

повествованию реальность спонтанной речи. Персонаж не думает о себе в 3-
м лице, но писатель, осознанно или неосознанно пользующийся
конструкцией НПР, включает слова персонажа в текст нарратора, формально
управляющий текстом персонажа. За счет транспозиции лица и времени
нарратор присутствует в высказывании персонажа: возникает текстовая
интерференция, включающая читателя в игру по определению точки зрения
автора на описываемые события. Синтаксическая интерференция в НПР
может происходить за счет специфического использования персональных,
временных и пространственных дейктиков.
1.1. Персональные дейктики НПР в нарративе от третьего лица
1.1.1. 1-е лицо субъекта мысли или речи выражается 3-м лицом
Поскольку подобная транспозиция присутствует в большинстве
примеров НПР и многие исследователи указывают на нее как на релевантный
признак этой конструкции, тип повествования, в котором субъект речи и
мысли обозначается 3-м лицом, следует рассматривать как основной тип
НПР:
[Perché vivevano ancora assieme?] – si chiedeva, uscendo dalla camera -. [Perché non si
separavano, finalmente?] (Bassani L’Airone, p.757)
[Un figlio suo – pensava Lida -: ecco che cosa gli mancava, ecco l’unica ombra che avesse turbato
la serenità della loro vita.] (Bassani Cinque…, p.38)

Местоимение loro в последнем примере замещает субъект и адресат

мысли. В прямой речи стояло бы местоимение 1-го лица множественного
числа:
Un figlio suo – pensava Lida -: ecco che cosa gli manca, ecco l’unica ombra che abbia turbato la
serenità della nostra vita.

Персональные дейктики могут быть выражены личными формами

глагола, а не личными субъектными местоимениями, «ярко выраженная
флексия итальянского глагола делает излишним указание на лицо в форме
местоимения» [Алисова 2008: 44]. Употребление личного местоимения при
той или иной глагольной форме в большинстве случаев «связано с целым
рядом тонких семантико-прагматических факторов, выходящих далеко за
рамки чисто синтаксических явлений» [Плунгян 2011: 320].
На субъект говорящего или мыслящего персонажа в НПР наряду с
личными формами глагола могут указывать как ударные, так и безударные
личные местоимения (lo):
 103

Il commissario scosse la testa. [Quella curiosità era comprensibile, ma lo indisponeva. O piuttosto],

pensò, [lo allontanava.] (Fruttero&Lucentini, p.153)

3-е лицо во вводимом высказывании НПР ведет себя во всех

существенных отношениях как 1-е и имеет очень мало общего с обычным 3-
м лицом, не способным в реальной коммуникации или собственно нарративе
обозначать субъекта речи или мысли.
1.1.2. 2-е лицо адресата, к которому обращается персонаж, выражается 3-
м лицом
Betta aveva un bel sgridarlo, e spingerlo per le spalle fuori dell'uscio, dicendogli che [chi l'aveva
preparata la minestra l'avrebbe mangiata, e lui doveva lasciar fare agli altri, purché lo lasciassero
star sindaco.] (Verga I Malavoglia, p.92)

К.А. Долинин называет НПР типичной «речевой аномалией»,

поскольку она нарушает норму авторской речи, вводя в высказывание
чужеродные элементы, принадлежащие первоначальному сообщению.
Столкнувшись с этими чужеродными элементами, внимательный и
достаточно опытный читатель стремится оправдать их появление в тексте –
«решить уравнение». А решить уравнение в данном случае означает
вообразить другую, первично коммуникативную ситуацию, стоящую за той,
в которой сам читатель фигурирует на правах адресата. Иначе говоря, надо
осознать, что эти чужеродные элементы отражают «чужое» слово, и понять,
чье именно. [Долинин 2007: 238]. Если НПР перекодировать в прямую речь,
то в последнем примере она будет выглядеть следующим образом:
Betta aveva un bel sgridarlo, e spingerlo per le spalle fuori dell'uscio: «Chi l'ha preparata la
minestra la mangerà, e tu devi lasciar fare agli altri, purché ti lascino star sindaco».

1.2. Персональные дейктики НПР в нарративе от первого лица

Система изменений глагольных и местоименных форм в этом типе
нарратива сложнее, чем в нарративе от 3-го лица.
1.2.1. 1-е лицо субъекта мысли или речи выражается 3-м лицом
Такая трансформация возможна, когда рассказчик становится
слушателем, передающим обращение собеседника к нему же:
[Se mi accontentavo di un campo di terra battuta] - ripeté – [<...> ambedue, loro, ne sarebbero stati
ben lieti e «onorati». <…> A parte il fatto che lui si sarebbe trattenuto a Ferrara almeno un altro
mesetto]. (Bassani Il giardino…, p.67)
 104

1.2.2. 2-е лицо адресата транспонируется в 1-е лицо

Подобная транспозиция возможна в случае, если адресатом является
нарратор (см. предыдущий пример Se mi accontentavo…).
Поскольку в формальной речи вежливой формой обращения является
3-е лицо (семантически 2-е лицо), то возможна также транспозиция 3-го лица
в 1-е:
[È normale], dico, [stanno in viaggio di nozze. Chiamerà]. E invece chi chiama? Il commissariato di
Sorrento. Dicono che [devo andare subito là]. Gli chiedo perché. [Non me lo possono dire per
telefono. Devo andare là se voglio sapere.] Mi dicono che [è proprio mio figlio]. (Ammaniti Non ho
paura, p.121)

Ср. с высказыванием, переданным прямой речью:

Mi dicono: «Deve andare subito là… Non Glielo possiamo dire… Deve andare là se vuole sapere. È
proprio Suo figlio».

Поскольку в данном случае 3-е лицо определяет только лишь

социальную дистанцию между говорящим и адресатом, семантически его
можно рассматривать как 2-е лицо.
1.2.3. 2-е лицо адресата выражается 3-м лицом, в то время как 1-е лицо
говорящего остается неизменным:
[Era o non era d’accordo – gli domandai – con la tesi del saggio di Leone Trotski che gli avevo
«passato» qualche giorno prima?] (Bassani Il giardino…, p.70)

Ср. с прямой речью:

- Sei o non sei d’accordo – gli domandai – con la tesi del saggio di Leone Trotski che ti ho
«passato» qualche giorno fa?

Проанализированный материал показал, что выделение только 3-го

лица субъекта речи или мысли в переданном высказывании НПР, не вполне
обоснованно, так как при включении «чужой» речи в диегетическое
повествование происходит транспозиция глагольных и местоименных форм
не только в 3-е, но и в 1-е лицо. Следствием этого является изменение
привычной семантики персональных дейктиков: 3-е лицо уже не выполняет
указательной функции, но обозначает субъект высказывания, а 1-е лицо
отсылает к предыдущему упоминанию референта в тексте, в отличие от обычной
речевой ситуации, где местоимения 1-го и 2-го лица указывают на объект
действительности. Транспозиция 2-го лица в 1-е лицо связана с тем, что в
диегетическом повествовании встречаются фрагменты текста, в которых рассказчик
говорит о себе как об одном из персонажей.
 105

Наиболее распространенный и исследованный тип НПР, в котором

субъект вводящего высказывания кореферентен субъекту вводимого
высказывания, соответствует косвенной речи с использованием местоимений
и форм глаголов в логофорической функции. Однако как в нарративе от
третьего лица, так и в нарративе от первого лица в НПР возможна передача
адресованной речи (именно речи, а не мысли) персонажа, при которой
логофоричность или вовсе пропадает, или частично сохраняется. Последний случай
возможен при множественном числе, включающем в себя субъект речи или мысли
+ другого, во вводимом высказывании. Следовательно, в НПР, в отличие от
косвенной речи, могут передаваться не только неадресованные слова или мысли
персонажа (внутренний монолог), но и диалог, отличающийся от прототипического
диалога аномальным использованием местоимений и личных форм глаголов.
Аномальным, поскольку реальные лица речевого акта - 1-е лицо говорящего и 2-е
лицо адресата - не соответствуют локуторам НПР, в которой 3-е лицо передает речь
или мысли персонажа или указывает на адресата, 1-е лицо обозначает адресата, а 2-е
лицо вообще отсутствует.
Результаты анализа персональных дейктиков представлены в таблице:
Транспозиция персональных дейктиков во вводимом высказывании НПР
нарратив от 3-го лица: нарратив от 1-го лица:
Sповествования = 3-е лицо Sповествования = 3-е / 1-е лицо
адресат = 3-е лицо адресат = 1-е / 3-е лицо

2. Временные дейктики.
Изменения, связанные с двойственностью НПР и касающиеся
категории лица, происходят также при «несобственном» употреблении
временных форм, которое одинаково для нарратива от 3-го и от 1-го лица.
Согласование вводящего и вводимого высказываний в НПР во многом
сходно с косвенной речью. Однако НПР, в отличие от косвенной речи, не
всегда передается сложноподчиненным предложением. Она может быть
представлена синтаксически независимыми предложениями, формально
подчиненными тексту нарратора. В НПР не стираются, как в косвенной речи,
индивидуальные грамматические особенности речи персонажа. Напротив, в
одном синтаксическом целом совмещаются подчиненные высказыванию
нарратора местоименные и глагольные формы и независимые от него
 106

дейктики времени и места. Некоторые исследователи отрицают возможность

применения термина «дейксис» по отношению к нарративу: «Нарративные
тексты вообще расположены «вне» реального времени. Внутри нарративного
текста имеет место только одно временное отношение - отношение
последовательности событий, т.е. понимание того, в каком хронологическом
порядке они происходили; но все эти события изолированы от актуального
момента речи и в общем случае никак с ним не соотносятся и не должны
соотноситься» [Плунгян 2011: 348]. Эта позиция была обоснована в середине
ХХ в. Эмилем Бенвенистом, который разграничил понятия «нарративного» и
«дейктического» режимов. «Бенвенист впервые показал, что в современном
французском языке существует особая группа глагольных форм, почти не
имеющих дейктических употреблений и возможных преимущественно в
нарративных режимах; главный представитель этих форм – так называемый
аорист, или «простое прошедшее» (фр. passé simple)» [Там же: 349]. В
итальянских художественных текстах в подавляющем большинстве случаев
функцию прошедшего нарративного выполняет Passato remoto, передающее
описываемые события в хронологической последовательности. Однако НПР
нельзя смешивать с понятием собственно нарратива, в котором временные
формы используются для организации связности текста, а субъектом
повествования является рассказчик. НПР – это включение в собственно
нарратив высказываний персонажа. В этой конструкции существуют две
точки отсчета, два дейктических центра: центр текста нарратора и центр
текста персонажа. НПР имеет специфическую дейктическую систему
координат, отличную как от прямой, так и от косвенной речи. Поскольку эта
система координат (например, в системе личных глагольных и местоименных
форм) вторична по отношению к прототипическому высказыванию в
спонтанной разговорной речи, НПР следует рассматривать, как
синтаксическую конструкцию, обладающую характерными особенностями
вторичного дейксиса.
2.1. Время вводящих глаголов
От времени вводящих глаголов зависит организация дейктического
пространства высказывания персонажа. Если вводящее высказывание
относится к плану прошедшего, то в тексте персонажа будут происходить
изменения, схожие с изменениями, происходящими в косвенной речи. Если
же текст нарратора в настоящем времени, то этих изменений не будет.
 107

2.1.1. Passato remoto.

НПР чаще всего встречается в нарративе от 3-го лица, базовым
временем для которого является не связанное с моментом речи прошедшее
нарративное Passato remoto. Дж. Херкцег выделяет Passato remoto как
характерный признак текста нарратора в НПР [Herczeg 1963: 64]:
Drogo fu preso dalla collera: [credevano quei soldati di poterlo sfottere? Gli avrebbe fatto
assaggiare lui qualcosa di duro]. (Buzzati Il deserto…, p.75)

Довольно редко во вводящем высказывании встречается Trapassato

remoto и в этом случае оно зависит от Passato remoto:
Infine, non appena ebbe acceso la luce e, seduto sul letto, si fu lentamente guardato attorno, colto da
un improvviso senso di avvilimento fu tentato di lasciar perdere, di non partire. <абзац> [<…>
certo è che la camera da letto dove <…> aveva dormito fino da ragazzo, non gli era mai sembrata
così estranea, così squallida.] (Bassani L’Airone, p.743-744)

2.1.2. Imperfetto
Глагол, вводящий НПР, может стоять также в Imperfetto, передающем
действие, не ограниченное временными рамками:
Diceva (Federico) a Rainaldo [che un mezzo papa garantiva pochissimo i suoi diritti<…>. Il papa,
beato lui, poteva far risalire le sue origini a Pietro <…> ma il sacro e romano imperatore che
faceva?] (Eco, p.124)

2.1.3. Trapassato prossimo

Во вводящем высказывании Trapassato prossimo встречается довольно
редко и только в своей основной функции, передающей прошедшее
законченное во времени действие, предшествующее другому прошедшему
действию:
[Presto, tra pochi mesi] – aveva sintetizzato -, [sarebbe scoppiata la guerra]. (Bassani Il giardino…,
p.197)

Следующий пример весьма сходен с косвенной речью из-за

практического отсутствия эгоцентрических элементов, указывающих на
голос персонажа в тексте. Единственными показателями НПР можно считать
субъективно-оценочное наречие certamente и существительные,
обозначающие разные должностные обязанности, в сочетании с наречиями
превосходной степени. Сочетание существительных с наречиями не
соответствует грамматическим нормам, но возможно в НПР, поскольку эта
конструкция способна включать в себя эгоцентрические оценочные элементы
языка:
Baudolino gli aveva detto [che doveva anzitutto capire cosa fosse un vescovo latino <…>
pochissimo vescovo e moltissimo cancelliere, certamente amante della poesia <…>]. (Eco, p.88)
 108

2.1.4. Presente indicativo

До настоящего времени НПР рассматривалась в нарративе прошедшего
времени (Долинин 2007: 232, Иванова 1984, Шарапова 2001: 67, Cimaglia
2008 и пр.). На наш взгляд, это связано с тем, что конструкция НПР
появилась в конце XIX в., когда основным нарративным временем было
прошедшее и четкие нормы согласования времен даже при включении в
повествование экспрессивных элементов текста персонажа предполагали
зависимость пропозиции от времени пропозициональных глаголов. В
современной прозе, однако, довольно часто встречается НПР с вводящим
высказыванием в настоящем нарративном:
Torna a voltarsi verso Vita, la costringe a sedere e le ficca in mano una forchetta. A voce bassa,
perché non ha voglia di urlare, oggi, le dice: «Magna». <абзац> [Che cosa credeva? di essere
venuta qui a fare le vacanze? Lena è esaurita. Da marzo c’ha l’anemia la debolezza le nausee e i
sudori notturni.] (Mazzucco Vita, p.33)

Естественно, что при включении НПР в нарратив настоящего времени,

не происходит временных изменений в тексте персонажа, и если в этом
примере появляется имперфект, то только потому, что он передает
прошедшее время текста персонажа. Следовательно, временной признак
вводящего высказывания нельзя включать в определение НПР.
2.1.5. Futuro semplice
Это время во вводящих высказываниях встречается очень редко и
связано с появлением плана настоящего в нарративе:
Con quelle quattro parole che si ricorda, riuscirà a fargli capire [che non è giusto far aspettare tanto
gli operai. Già vivono in mezzo alla foresta, se nemmeno ricevono notizie da casa il morale scende
sotto i tacchi. Non vuole che Vita si preoccupi.] (Mazzucco Vita, p.295)

2.2. Время вводимых глаголов

От временного плана вводимого высказывания зависит тип НПР.
2.2.1. Согласованная НПР
В случае, если временные формы текста персонажа подчиняются
временным формам текста нарратора, НПР следует называть согласованной
НПР. Дж. Херкцег, описывая систему времен в НПР, выделяет как наиболее
характерное время для передачи слов или мыслей персонажа имперфект, как
временную форму часто используемую – плюсквамперфект. Менее
характерным для вводимой части является настоящее или будущее время.
Сложная форма кондиционала в НПР используется преимущественно в
качестве согласовательной формы для выражения будущего в прошедшем. В
произведениях, где контекстно-обусловленным временем является
 109

прошедшее, НПР имеет особенности согласования по типу косвенной речи.

То есть в подавляющем большинстве примеров согласование происходит по
плану прошедшего. При согласованной НПР в переданном высказывании
система времен совпадает с косвенной речью:
 план настоящего времени передается имперфектом индикатива или
конъюнктива:
[Possibile che un vecchio come Barbetta si divertisse ancora a copiare le ragazze e studiare
com’erano fatte? Era anche lui ben preso], pensava. (Pavese, p.22)

В нарративе форма имперфекта употребляется в первую очередь в

значении одновременности по отношению к ориентиру, возникающему в
данном контексте. Таким ориентиром является текущий момент текстового
времени.
 план прошедшего - Trapassato prossimo, Congiuntivo trapassato, Passato
remoto
Появление этих форм в НПР связано с общим планом прошедшего
времени, в котором передан текст персонажа.
Questa volta, non poteva sperare di nulla; e si abbandonava completamente al suo sentimento.
[Perché non era scappato la notte che la mucchia bruciava? Perché era tornato a Siena, se suo padre
voleva morire senza farglielo sapere? <…> Ma, benché non avesse più pensato a Dio da tanti anni,
non poteva credere che Dio volesse annientarlo a quel modo.]» (Tozzi, pp.301-302)

Passato remoto в тексте персонажа не выделяется исследователями как

время, принадлежащее НПР, однако иногда такое употребление встречается:
в следующем примере вряд ли можно рассматривать это время, как не
связанное с моментом речи высказывания персонажа:
Aprì quella mano, sporgendola dal finestrino, al chiaro di luna, e si guardò nella palma. [Restò. Il
veleno. Lì, in tasca, il veleno dimenticato.] (Pirandello Novelle… p.219)

 план будущего - Condizionale composto

Для НПР характерно употребление сложного кондиционала в функции
будущего в прошедшем с проксимальными дейктическими наречиями
времени и их эквивалентами:
Drogo fu preso dalla collera: [credevano quei soldati di poterlo sfottere? Gli avrebbe fatto
assaggiare lui qualcosa di duro]. (Buzzati Il deserto…, p.75)

 модальное значение будущего времени - Futuro anteriore

Появление будущего времени в переданном высказывании может быть
связано с его способностью передавать модальное значение неуверенности
или предположения.
 110

Lo lusingò per un attimo l’idea di un’avventura. [Avrà avuto trent’anni, elegante, la faccia seria, le
gambe accavallate. Già: ma il bambino?] (Luperini, p.24)

 конъюнктив в синтаксически независимых предложениях НПР

В вопросительных предложениях с оттенком удивления (1),
оптативных (2), в предложениях, выражающих желание с оттенком сомнения
(3):
Lello ripensò al vecchio scarno e avido <…>. [Che fosse lui, il Bauchiero?] (Fruttero&Lucentini,
p.179)
Mi raccomandò che gli portassi i suoi saluti. [E i suoi complimenti, anche <…>. Anzi: servivano
dei pini? Dei cedri del Libano? Degli abeti? Dei salici piangenti? Glielo domandassi, al papà].
(Bassani Il giardino…, p.101)
[Gli avrebbe dato un figlio, sì, che fosse veramente suo <…> !] (Bassani Cinque…, p.38)

 имперфект в условном периоде

В связи с прагматической направленностью НПР, стремлением автора
приблизить к реальной разговорной речи слова персонажа, в условном
периоде может встречаться имперфект:
[Poco male] - e i ragionamenti <…> si accavallavano nella sua testa tumultuando <…> – [poco
male, se la spediva espresso faceva in tempo a prendere l'ultima distribuzione della sera, oppure...]
(Buzzati Sessanta…, p.432)

2.2.2. Несогласованная НПР

При несогласованной НПР временные формы текста персонажа
представлены настоящим или будущим временем независимо от времени
вводящего высказывания:
 план будущего – Futuro
[E quello?] la strattonava Diamante, indicando un tizio <…> Ma Vita scuoteva la testa. [Quel tizio
non poteva essere suo padre. Suo padre è un signore. Verrà sull’isola con lo yacht.] (Mazzucco Vita,
p.25)

В НПР могут быть включены высказывания, не связанные с моментом

речи. Когда говорящий утверждает, что «импликации верны на протяжении
некоторого длительного промежутка времени (может быть, даже они верны
«всегда»)» [Плунгян 2011: 349], или когда временные формы используются
дискурсивно, являясь своего рода ««повествовательным курсивом»,
отмечающим наиболее значимые моменты развития событий» [Там же]. В
первом случае – это настоящее гномическое, во втором - дискурсивные
глаголы.
 111

 простой кондиционал во вводимом высказывании НПР

Во вводимом высказывании НПР возможно также появление простого
кондиционала. Э. Кане, анализируя следующий отрывок с условным
периодом из Ф. Тоцци, указывает на несогласованность временных форм по
типу косвенной речи с вводящим глаголом sentiva и выделяет простой
кондиционал и Congiuntivo imperfetto как маркеры НПР:
Anche il suo podere era un nemico; e sentiva che [persino le viti e il grano si farebbero amare
soltanto se egli impedisse a qualunque altro di doventare il proprietario.] (Tozzi, p.246)

 настоящее гномическое
Под настоящим гномическим (афористическим, расширенным
временем, англ. aphoristic present, gnomic present tense, generic time, фр.
présent atemporel, нем. achronistisches Präsens) понимают вневременное
значение настоящего времени [Ахманова 2013: www]. Это употребление
настоящего времени в НПР встречается в пословицах или поговорках (1), в
энциклопедических реалиях или выводах из них, основанных на личном
опыте (2), в риторических сентенциях (3):
(1) Gli chiesi se conosceva il proverbio italiano <…> [evidentemente lo conosceva: se stasera non
dorme piglia un pesce insolito], disse sorridendo… (Tabucchi Il tempo…, p.127)
(2) [Allora voleva sapere perché le vacche non fanno due e anche tre figli come le capre], e senza
aspettare la risposta, fece una congettura: [forse perché si empiono troppo la pancia di erba e rimane
poco spazio per i figli. Quanto al tempo della gravidanza sono tal quali le donne. <…>] (Seminara,
р.51)
(3) Marco lo interruppe, per dire con aria distratta che tutte le burocrazie, in tutti i paesi, avevano gli
stessi difetti; [<…> che tutti conoscono le descrizioni classiche dei grandi scrittori russi della
burocrazia dello zar, che, in fondo ogni paese ha la burocrazia che si merita]. (Levi, р. 95)

В следующем примере в сентенции персонажа присутствует будущее

время, также как и настоящее, зависящее не от времени текста нарратора, а
от временных координат риторического высказывания персонажа.
Quando vent’anni prima aveva lasciato i corpi sotto il lago, Calgarinon si sarebbe mai immaginato
che un giorno sarebbero saltati fuori. [Certo, la vecchia Desolina sapeva qualcosa. Però se n’era
andata in Spagna. Eppure funziona così: se ti lasci alle spalle un testimone, la paura ti aspetterà
sempre dietro l’angolo.] (Fazioli L’uomo…, p.216)

 включение цитирования или свободной прямой речи в НПР

Появление плана настоящего времени, не зависимого от вводящего
высказывания, может быть связано с включением цитирования или
свободной прямой речи в НПР:
Poi finalmente un giorno rimase incinta. <…> Lui non reagì. Ci rimase male, Famey, [non era ciò
che avevano aspettato insieme per tutto quel tempo? Non era la fine dei loro incubi? Majid era
 112

diventato catatonico. Non parlava quasi con nessuno. Cosa devo cucinare oggi? Ha comprato la
carne? Ci vediamo domani. Come stai? Buonanotte.] (Scego, p.120)

 инфинитив
Инфинитив во вводимом высказывании НПР не изменяется в
зависимости от временного плана текста нарратора (подробнее см.
«Инфинитивные предложения в НПР»). В косвенной речи подобное
появление простых форм инфинитива невозможно:
E la vettura intanto seguitava ad andare, lentamente, con pena. <абзац> [No, no.] In preda a un
tremito angoscioso, il Ciunna avrebbe voluto fermarla. [E allora? No, no. Saltare dalla vettura?]
(Pirandello Novelle…, p.219)

Появление сложного инфинитива связано с указанием на

нереализованное желание:
Mi fu facile persuaderlo che avevo sorriso per tutt’altra ragione, e cioè di disappunto. [Averlo
saputo che esistevano a Ferrara delle lettere inedite del Carducci!] (Bassani Il giardino…, p.105)

2.3. Обстоятельства времени проксимального дейксиса в НПР

Одной из особенностей НПР, на которую указывают большинство
исследователей, является совмещение во вводимом высказывании
глагольных форм прошедшего времени с проксимальными наречиями или
элементами наречного типа.
Пьер Марко Бертинетто называет такие единицы deittici riorientati и в
качестве самых распространенных выделяет наречия времени ora e adesso.
Кроме них он выделяет также tra / fra X TEMPO (например: fra due giorni), X
TEMPO fa (due giorni fa), questo TEMPO (quest’anno, stamattina), ieri, oggi,
domani, TEMPO scorso / prossimo (l’anno scorso / prossimo) e da X TEMPO (da
due giorni) [Bertinetto 2003: 117]. Все эти наречия - своего рода производные
дейктической оппозиции ora – allora. Ora = во время речи говорящего или в
то время, в котором он мыслит себя. Allora = во время, отличное от времени
речи говорящего или от того времени, в котором он мыслит себя. В НПР, в
высказывании персонажа временные дейктики зависят от дейктического
центра персонажа, а не от текста нарратора. Поскольку чаще всего временной
план речи персонажа – настоящее, они принадлежат, прежде всего,
проксимальному дейксису и не изменяются в описательные конструкции, как
в косвенной речи:
[E tutti i pomeriggi erano buoni, se la cosa mi interessava] – aveva aggiunto -. [Oggi, domani,
dopodomani: potevo andare quando volevo, portando con me chi volevo, e anche il sabato,
naturalmente.] (Bassani Il giardino…, p.68)
 113

Lello si guardò in giro irosamente. [Non lo sapevano che la sosta in seconda fila era vietata? Certo
che lo sapevano, ma se ne sbattevano l’anima. Erano selvaggi <…>. Gente che fino a ieri viveva
ancora nelle foreste della Calabria, nelle caverne della Sicilia, e che oggi portava l’automobile come
la sveglia al collo.] (Fruttero&Lucentini, , p.253)

Возможно также использование наречий времени, образованных от

сочетания с проксимальным дейктиком questо:
A causa della posizione scomoda, aveva le ossa a pezzi, come se lo avessero pestato. [Era l’una
passata, nessuno si sarebbe più mosso, ormai stanotte non l’avrebbe vista più.] (Mazzucco Un
giorno…, p.18)

В состав временных дейктиков в НПР могут входить проксимальные

наречия места:
[Il dottor Scipioni tornava a dire che voleva sapere dov'era il contrabbando! e da quando in qua un
galantuomo non potesse andare a spasso all'ora che gli pareva e piaceva, massimо se ci aveva un po'
di vino in testa, per smaltirlo.] (Verga I Malavoglia, p.247)

В косвенной речи эти временные показатели, подчиняясь вводящему

высказыванию, меняются на соответствующие им эквиваленты, удаленные от
дейктического центра здесь и сейчас: ieri - il giorno prima, oggi - quel giorno,
domani - il giorno dopo – l’indomani / dopodomani - giorno seguente, quella sera
(mattina), ora, adesso - allora, a quest’ora, stasera, stamattina (и другие слова
или словосочетания с указательным местоимением questo) - a quell’ora и т.д.
В НПР при транспозиции глагольных форм из плана настоящего (будущего)
в план прошедшего изменения дейктических обстоятельств времени в
большинстве случаев не происходит. Наречия ora и аdesso, обозначающие
определенный временной интервал, непосредственно связанный с моментом
речи в тексте персонажа, довольно часто используются в НПР наряду с
планом прошедшего вводимого высказывания, они «чаще всего обозначают
некоторый момент, обособленный и некоторым образом
абсолютизированный в непрерывном потоке повествования» [Bertinetto 2003:
140]
Проксимальные дейктики возможны и в тексте нарратора, но они
встречаются в отрывках, в которых нет объективизированного отстраненного
повествования, напротив, нарратор оказывается во временной системе
координат персонажа. Подобные совмещения возможны, например, при
описании внутреннего состояния персонажа:
Dopo due mesi d'orrenda angoscia, quella confessione del suo stato la sollevò, insperatamente. Le
parve che il più, ormai, fosse fatto. Ora, non avendo più forza di lottare, di resistere a quello strazio,
si sarebbe abbandonata, così, alla sorte, qualunque fosse. (Pirandello Novelle…, p.18)
 114

В НПР изредка встречаются дальние дейктики, зависящие от плана

прошедшего вводящего высказывания. Но их примеры немногочисленны,
особенно в современной прозе:
«Ma adesso non è più tempo di scherzare» disse Calgari. <абзац> [Contini sperava nell’arrivo di
Francesca? <абзац> L’indomani avrebbero trovato i loro corpi. Il detective assassino fa la sua
ultima vittima e poi si uccide, avrebbero detto.] (Fazioli L’uomo…, p.242)

Совмещение в высказывании персонажа плана прошедшего с планом

настоящего за счет использования наречий проксимального дейксиса
сокращает дистанцию между нарратором и персонажем, невозможную в
косвенной речи, где подчинение личных местоименных, глагольных форм,
наречий времени и места дейктическому центру нарратора стирает
разговорные особенности переданного высказывания.
Анализ временных дейктиков показал, что чаще всего НПР встречается
в произведениях, где основным временем текста нарратора является Passato
Remoto, а текста персонажа – Imperfetto. Нормы согласования времен при
наличии экспрессивных элементов текста персонажа не всегда соблюдаются.
Поэтому мы выделили две разновидности НПР: 1) согласованная, в которой
временные формы вводимого высказывания подчиняются вводящему по типу
косвенной речи, 2) несогласованная, в которой это подчинение отсутствует.
Согласование с вводящей частью может отсутствовать по прагматическим
причинам – из-за желания автора приблизить повествование к реальной
разговорной речи. Поэтому в современной прозе часто несогласованность
текста персонажа с текстом нарратора во временном плане влечет за собой
отмену транспозиции личных местоименных и глагольных форм и,
следовательно, переход НПР в СПР. Отсутствие согласования с вводимой
частью может быть вызвано другими причинами: включением в текст
персонажа форм, не связанных с его дейктической системой координат
(инфинитивы, настоящее гномическое, цитирование).
Кроме глагольных форм, на ориентацию высказывания персонажа во
времени могут указывать обстоятельства. Поскольку чаще всего временной
план речи персонажа – настоящее, они принадлежат, прежде всего,
проксимальному дейксису и не изменяются в описательные конструкции, как
в косвенной речи. В НПР изредка встречаются дальние временные дейктики,
зависящие от плана прошедшего вводящего высказывания. Но их примеры
немногочисленны, особенно в современной прозе.
 115

3. Пространственные дейктики
К пространственным дейктикам относятся лексические единицы,
указывающие на положение объекта в пространстве. В конструкциях НПР
часто встречаются проксимальные дейктики, которые не подвергаются
изменениям, как в косвенной речи, в зависимости от вводящего
высказывания. К ним относятся демонстративы и обстоятельства места.
Поскольку демонстративы помимо указательной функции выполняют и
другие, они будут рассмотрены отдельно. Глагольные пары типа venire-
andare, выражающие ориентационные значения, функционируют также как и
в других видах переданной речи и поэтому здесь не рассматриваются.
Наречия qui – qua / lì – là и их производные имеют в НПР в основном
те же значения, что и в прямых видах переданной речи: qui – qua = в том
месте, где говорящий находится или где он в момент речи мыслит себя, lì – là
= в месте, отличном от того места, где находится говорящий или где он в
момент речи мыслит себя. В большинстве своем эти наречия связаны с
локализацией объекта относительно дейктического центра персонажа и являются
указанием на расположение объекта относительно этого центра, то есть точно так
же, как и в реальном речевом акте. Близость субъекта речи или мысли от
наблюдаемого объекта предполагает использование проксимальных
дейктиков:
Si rimise a guardar la calugine verde della coperta, dove gli pareva di veder la campagna: [qua la
vita, sì, ricominciava veramente, con tutti quei fili d'erba...] (Pirandello Novelle…, p.187)

Дистанцированность субъекта мысли от наблюдаемого объекта

предполагает использование дальних дейктиков:
[In America... là - oh, il suo figliuolo era tanto bravo! sapeva tante cose! scriveva, prima, anche nei
giornali... - in America, là, - lei magari ne sarebbe morta - ma il suo figliuolo avrebbe ripreso la
vita] (Pirandello Novelle…, p.85)

Однако в некоторых случаях, например, в сочетании с указательной

частицей ecco, наречия места могут выполнять анафорическую функцию:
[Aveva indossato, sì, la camicia rossa del fratello e si era fregiato il petto di medaglie non
propriamente sue; ma, fatto il primo passo, come tirarsi più indietro? <…> Ecco qua tutto il suo
torto.] (Pirandello Novelle…, pp.374-375)

В этом примере qua, включает в себя значение предыдущего

предложения Aveva indossato la camicia…, а ecco употребляется для указания
на логический вывод персонажа из создавшейся ситуации в данный момент
 116

времени24. Следует отметить, что граница между собственно дейксисом и

анафорой нечеткая. В НПР одна и та же языковая единица часто выполняет
одновременно и анафорическую и дейктическую функции.
Если же дейктическим центром для наречий места является текст
нарратора и местоположение персонажа описывается с точки зрения
стороннего наблюдателя, то такой отрезок текста нельзя относить к НПР:
Acquattato in una vigna, sentiva di tratto in tratto, qua e là, certi tonfi strani tra i pampini; ma non
gli passava neanche per la mente che potessero esser palle, quando, proprio lì, sul tralcio dietro al
quale stava nascosto... (Pirandello Novelle…, p.374)

Пространственные дейктики структурно и содержательно организуют НПР,

определяют позицию субъекта высказывания, его личную сферу,
противопоставленную сфере высказывания нарратора. Система
пространственного дейксиса бинарна и для текста персонажа, и для текста
нарратора, поэтому в зависимости от точки отсчета в высказываниях
персонажа или нарратора используются наречия проксимального или
дальнего дейксиса. Однако в речи персонажа, переданной несобственно-
прямым способом, возможно «аномальное» появление дальних дейктиков по
типу косвенной речи, фактически обозначающих приближенность к субъекту
речи:
Ingranò la terza e poi la quarta. E ben presto <…> giunse in vista dell’abbazia di Pomposa. <абзац>
[Da quanto tempo non arrivava da quelle parti!] – non poté fare a meno di sospirare… (Bassani
L’airone, p.795)

В следующем примере НПР дейктический центр принадлежит 3-му

лицу субъекта повествования, то есть персонажу. Другой персонаж Verona,
выделенный указательным местоимением costui, ходил в гости к первому
персонажу, тем не менее, использовано наречие дальнего дейксиса là.
Видимо, «аномальность» связана с зависимостью переданного высказывания
от текста нарратора, как в косвенной речи (что бывает не часто):
[Più di tutti lei lo aveva ingannato. Forse perché il pentimento di lei, dopo, era stato sincero. Il
Verona, no... il Verona, no... Costui gli veniva in casa, là, come un padrone e... ma sì! <…>] Come
questo pensiero odioso gli balenò, Martino Lori sentì artigliarsi le dita e le reni fenderglisi.
(Pirandello Novelle…, p.166)

4. Демонстративы
Демонстративы могут функционировать в тексте как пространственные
дейктики. Они рассматриваются в отдельном параграфе из-за способности

24
Подробнее об указательной частице ecco см. раздел Восклицательные предложения.
 117

участвовать также во временной организации текста. Questo = находящийся в

пространстве, где находится говорящий или где он в момент речи мыслит
себя. Quello = находящийся в пространстве, отличном от того, где находится
говорящий или где он в момент речи мыслит себя (эти два толкования
распространяются, с незначительными модификациями, и на указательную
частицу в сочетании с пространственными дейктиками ecco qua и ecco là). В
приведенных определениях используется понятие пространства, в котором
говорящий в момент речи мыслит себя. В НПР важны не фактические
физические координаты пространства и времени, как в первичном дейксисе,
но текущий момент текстового времени. Нарратор – это фигура наблюдателя,
из-за которой возникают прошедшее время, обозначающее настоящее, и
изменение лиц локуторов. Демонстративы, транспонирующиеся в косвенной
речи в дальние дейктики, в НПР, как и обстоятельства времени и места,
управляются дейктическим центром текста персонажа, и поэтому не
подвергаются изменениям. Questo / quello могут также иметь два значения:
временное или пространственное в зависимости от определяемого
существительного. Если существительное указывает на пространственную
локализацию, дейктик будет пространственным. Если же существительное
имеет временное значение, соответственно и дейктик будет иметь это
значение.
4.1. Пространственное значение
Lo vide sorvolare adagio il pezzo di laguna che separava la barena dalla botte <…>. [Ad attirarlo a
questo punto erano di sicuro i richiami. Ma prima? Fino a poco fa, insomma?] (Bassani L’Airone,
p.814)
Veniva avanti (airone – ком. наш – Е.Б.), adesso, sempre più avanti, mostrandoglisi con
straordinaria, quasi insopportabile evidenza. <…> E lui <…> stava appunto chiedendosi [che cosa
diamine poteva essere quello strano affare <…>?] (Bassani L’airone, p.820)

4.2. Временное значение

Следующий пример иллюстрирует появление в тексте персонажа
проксимального демонстратива:
"Quel ragazzaccio chissà cosa sta combinando per ora" pensava il Principe... <…> [Non era bello
tutto ciò; d'altra parte Tancredi non poteva mai aver torto per lo zio, la colpa vera quindi era dei
tempi, di questi tempi sconclusionati <…>. Brutti tempi]. (Tommasi di Lampedusa, p.15)

Во вводимом высказывании НПР пространственной или временной

точкой отсчета является персонаж. Дейктические центры текста персонажа и
текста нарратора не совпадают, что отличает НПР от косвенной речи, в
которой дейктики места и времени подчиняются вводящей предикативной
 118

синтагме. Однако если персонаж говорит или думает о событиях,

произошедших до момента речи, появляются дальние дейктики:
[Il prato, ecco; era sicura che c’entrava il prato, con quelle donnacce e quelle brutte cose sparse
nell’erba. Tutto era cominciato di lì, da quella notte che lei era uscita <…>.] <абзац> E tutto a un
tratto il pavimento le ondeggiò sotto i piedi… (Fruttero&Lucentini, p.408)

4.3. Выделительное значение

При сочетании с лексемами, не обозначающими ни время, ни место,
сложно определить, несут ли демонстративы дейктическую функцию,
которая, даже если и присутствует, то сочетается с функцией выделения
(оценки) определяемого слова:
Il Principe taceva: [la figlia, sì, quell'Angelica che sarebbe venuta a pranzo stasera; era curioso di
rivedere quella pastorella agghindata <…>!] (Tommasi di Lampedusa, p.49)
Federico <…> si stupì. [Ma non era il Gradale nelle mani del Prete Giovanni <…>? E non si
divisava di andare a cercare Giovanni proprio per ricevere in dono quel santissimo resto?] (Eco,
p.286)

Если значение questo и quello совпадает со значением di tale genere / in

tale (modo), они имеют выделительное значение, что также важно при
определении НПР. Выражение удивления, изумления, досады, возмущения,
указание на что-то неожиданное, странное или нежелательное при помощи
демонстративов questo и quello, позволяет наряду с другими особенностями
НПР выделить голос персонажа в нарративе. Усилительная функция
демонстративов может совпадать с aнафорической:
Baudolino gli aveva chiesto che cosa voleva dire essere cristiano sed Nestorianus (курсив автора).
[Dunque questi nestoriani erano un poco cristiani e un poco no?] (Eco, p.57)

При анализе демонстративов следует учитывать, что в итальянском

тексте они выполняют как смысловую, так и формальную функцию. «В
формальном отношении текст становится более слитным, в смысловом –
адресованным, поскольку демонстратив часто можно рассматривать как
прагматический маркер присутствия говорящего в тексте. Демонстратив
questo указывает на близость референта к когнитивному пространству
говорящего и слушающего, демонстратив quello – на удаленность от него и
на включенность в «мир текста»» [Говорухо 2014: 135-136].
Проведенный анализ дейктических маркеров НПР позволил сделать
следующие выводы:
1) Система личных местоименных и глагольных форм высказывания
персонажа в НПР ориентируется на текст нарратора. Транспозиция по
типу косвенной речи происходит и в нарративе от 1-го лица, и в
 119

нарративе от 3-го лица. При этом субъект вводимого высказывания может

быть либо кореферентен субъекту вводящего высказывания, либо нет.
Это связано с тем, что в НПР может передаваться диалог, а
транспонированные местоимения обозначать его участников.
2) Временной план традиционного нарратива прошедшего времени
определяет систему времен текста персонажа в НПР - это случай
согласованной НПР. В современной прозе, однако, довольно часто
встречается несогласованная НПР, в которой временные формы текста
персонажа не зависят от текста нарратора.
3) В согласованной НПР от дейктического центра персонажа в переданном
высказывании зависят только обстоятельства времени, временные формы
глаголов ориентируются на дейктический центр текста нарратора.
4) Пространственные дейктики в большинстве своем также зависят от
дискурсивного центра текста персонажа. Если после вводящего
высказывания в прошедшем времени в подчиненной пропозиции или
самостоятельно оформленных предложениях появляются обстоятельства
проксимального дейксиса, то такой отрезок текста относится к тексту
персонажа.
5) В несогласованной НПР голос персонажа выделяется за счет
транспозиции местоимений и наличия эгоцентрических элементов языка.
6) В НПР важны не фактические физические координаты пространства и
времени, как в первичном дейксисе, но текущий момент текстового
времени. Нарратор – это фигура наблюдателя, из-за которой возникают
прошедшее время, обозначающее настоящее, и изменение лиц локуторов.

Дискурсивные маркеры НПР

Помимо эгоцентрических элементов, рассмотренных выше, на голос

персонажа в нарративе указывают дискурсивные маркеры. Термин
«маркеры» в применении к НПР оправдан тем, что дискурсивные единицы
указывают читателю на появление голоса персонажа в тексте, иными
словами они «маркируют» появление НПР в нарративе. «Специфика плана
содержания лексических единиц в дискурсивном употреблении
интерпретируется либо как отсутствие у этих единиц лексического значения,
либо как десемантизация слова в данном употреблении» [Манаенко 2009:
13]. Кроме этого, дискурсивные единицы могут быть многозначны, а
 120

определение их значения субъективным, поскольку оно зависит от

конкретной семантической теории. Учитывая существующие разногласия в
классификации этих речевых единиц, мы будем придерживаться трактовки
К.Баццанеллы, которая под дискурсивными маркерами понимает частично
лишенные первоначального значения единицы, предназначенные для
структурирования речи (текста) [Bazzanella 2001: 225]25. Понятие
«дискурсивные маркеры» включает в себя разные слова, не имеющие
денотата, то есть предметного значения. Как в спонтанной разговорной речи,
так и в имитирующей ее НПР, эти единицы «обеспечивают связность
текста... отражают процесс взаимодействия говорящего и слушающего,
позицию говорящего… выражают истинностные и этические оценки,
пресуппозиции, мнения, соотносят, сопоставляют и противопоставляют
разные утверждения говорящего или говорящих друг с другом и проч.»
[Баранов, Плунгян, Рхилина 1993]. Поэтому их классификация основана не
на морфологических или лексических признаках, а на их роли в речи
(тексте), то есть на признаках коммуникативных.
Дискурсивные маркеры могут быть представлены: союзными и
наречными операторами согласования (e, ma; cioè), фразовыми наречиями
(praticamente), междометиями (учитывая особый «эмоциональный» статус
междометий и их принятое выделение в грамматиках, мы рассматриваем их в
отдельном параграфе), глаголами (guarda), предложными синтагмами (in
qualche modo), фразовыми выражениями (come dire) [Bazzanella 2001: 225]. В
класс дискурсивных маркеров входят также модальные и вводно-модальные
слова и выражения26.
В речевом узусе использование этих единиц связано с лингвистическим
и экстралингвистическим контекстами, влияющими на их интерпретацию.
При рассмотрении дискурсивных маркеров в НПР экстралингвистический
контекст не учитывается, поскольку это преимущественно текстовая форма
передачи спонтанной разговорной (внутренней) речи. Таким образом,
принципиально важным при определении роли дискурсивных маркеров в
НПР является окружающий контекст.

25
Функции дискурсивных слов были описаны еще Шпитцером в работе Диалог в итальянском языке
(Italienische Umgangssprache), особое внимание уделялось эмотивной, фатической, конативной и
металингвистическим функциям [Spitzer 2007: 84-102].
26
О возможности включения модальных слов и выражений в класс дискурсивных единиц см. [Манаенко
2009].
 121

1. Дискурсивные маркеры и разные способы передачи «чужой» речи

При выделении голоса персонажа из текста важным является то, что
дискурсивные слова не используются в косвенной речи, в которой все
эгоцентрические элементы, подчиняясь тексту нарратора, либо исчезают
(КР1), либо заменяются описательными оборотами (КР2):
A: Gianni è svenuto.
B: E ha ripreso conoscenza?
КР1: B chiede se ha ripreso conoscenza.
КР2: B, ricollegandosi all’informazione di A («Gianni è svenuto»), chiede se ha ripreso conoscenza.
(примеры из Bazzanella 2001: 226)
НПР: B chiese, e Gianni aveva ripreso conoscenza? (пример наш – Е.Б.)

При устранении дискурсивных маркеров в косвенной речи сохраняется

пропозициональное содержание, но исчезает эмоциональная окраска
высказывания, характерная для спонтанной разговорной речи, которой
наделяется персонаж в конструкциях прямой, свободной прямой и НПР,
включенных в нарратив. В следующих примерах разных способов передачи
«чужой» речи, К.Баццанелла астериском маркирует конструкцию косвенной
речи, в которой невозможно присутствие дискурсивных слов:
Parlante A (ПР): Mi ha detto: «Guardi, così non si va più avanti».
Parlante B (КР): Mi ha detto che così non si può più andare avanti.
Parlante B: *Mi ha detto che guardi così non si può più andare avanti.

Однако, в НПР включение дискурсивных слов возможно, более того,

именно эти слова, наряду с другими эгоцентрическими элементами языка,
позволяют читателю выделить голос персонажа из повествования, соотнеся
прототипическое высказывание с текстом нарратора. При передаче «чужой»
речи в косвенной форме удаление дискурсивных слов не влияет на
содержание, их информативное значение частично может быть передано
пропозициональным предикатом:
ПР: (Mario) Scusa, sai, ma non ce la faccio proprio, capisci.
КР: Mario dice scusandosi che non potrà soddisfare la richiesta.

В косвенной речи пропозициональное содержание такое же, как в

прямой речи, но элиминация дискурсивных слов влечет за собой потерю
коммуникативной направленности высказывания и его эмоциональности.
Краткий сравнительный обзор разных способов включения «чужой» речи в
нарратив позволяет сделать вывод о том, что дискурсивные единицы следует
рассматривать, как эгоцентрические элементы, указывающие на включение
голоса персонажа в текст.
 122

2. Коммуникативные функции дискурсивных маркеров

Основная функция дискурсивных маркеров в НПР - оживление
повествования, выделение голоса персонажа из текста. Ярким примером
имитации спонтанности разговорной речи в тексте являются хезитативы,
речевые единицы, указывающие читателю на отсутствие предварительного
речевого планирования в тексте персонажа:
Era come aveva detto lui: che [veramente, cioè, sua moglie non aveva potuto prenderlo sul serio, e
lo aveva ingannato, ecco qua <…>] (Pirandello Novelle…, p.157)

Хезитативы в спонтанной речи возникают в процессе формирования

высказывания. При передаче «чужой» речи в косвенной форме отражение
процесса «рождения» вербально оформленной мысли невозможно. В НПР,
напротив, несмотря на формальное подчинение высказывания персонажа
тексту нарратора, хезитативы имитируют поиск выхода из речевого
затруднения субъекта высказывания.
В спонтанной разговорной речи основной функцией дискурсивных
единиц является функция коммуникативная, связывающая диалогические
реплики говорящих. Именно поэтому в классификации К.Баццанеллы
дискурсивные единицы разделяются на две группы: 1) маркирующие
реплику-стимул, 2) маркирующие реплику-реакцию [Bazzanella 2001: 233]. В
НПР, имитирующей спонтанную разговорную речь, появление дискурсивных
единиц довольно часто связано с диалогизацией текста. Однако следует
учитывать, что разграничение реплик-стимулов и реплик-реакций не всегда
проходит четко. Вторые реплики могут быть откликами на собственную
мысль, на предполагаемое мнение «другого», могут быть реакциями на
обманутое ожидание или невольную ошибку. «Случается и обратная
ситуация, когда вторая реплика может быть приравнена к прямой реакции на
гипотетическое положение дел или на событие» [Арутюнова 1999: 662]. В
НПР, из-за формальной зависимости текста персонажа от текста нарратора,
слова персонажа редко являются репликой-стимулом, на который
предполагается реакция адресата, но чаще - репликой-реакцией на описание
некой ситуации, данной в тексте нарратора. Тем не менее, эгоцентрические
элементы, включенные в нарратив, маркируют появление голоса персонажа в
тексте практически так же, как они это делают в спонтанной разговорной
речи. Поэтому, взяв за основу схему анализа дискурсивных единиц,
 123

приведенную в статье К.Баццанеллы, рассмотрим функции этих

эгоцентрических элементов в НПР.
2.1. Вступление голоса персонажа
Дискурсивные маркеры в НПР указывают читателю на смену субъекта
повествования, то есть текст нарратора уступает место тексту персонажа. В
НПР эти дискурсивные единицы довольно часто представлены операторами
согласования, объединяющими высказывания с разными субъектами речи.
Операторы согласования, присутствующие в высказывании одного субъекта
речи, не имеют дискурсивного значения. Ср. примеры использования союза e
в недискурсивном (1) и в дискурсивном (2) значении:
(1) Sei giorni dopo Gesù prese con sé Pietro, Giacomo e Giovanni suo fratello, e li condusse in
disparte, su un alto monte. E apparve trasfigurato davanti a loro <…>. Ed ecco, apparvero
loro Mosè ed Elia <…>. E dalla nube si udì una voce che diceva <…>. [Vangelo, Matteo
17,5]
(2) Ma a questo punto <…> si ricordò che due anni prima egli si era alquanto compromesso
firmando <…> un manifesto antisovietico. [Figurarsi se i colleghi non l'avrebbero fatto
sapere alle autorità d'occupazione. No, no, meglio fuggire. E sua mamma, oramai vecchia? E
sua sorella minore? E i cani?] (Buzzati Sessanta…, pp.484-485)

Вступление голоса персонажа в НПР может маркироваться не только

союзами в дискурсивном значении (3), но и коммуникативами,
выражающими согласие (4) или отрицание (5):
(3) Leo la guardava, le parve, maliziosamente <…> [ma a cosa sarebbe servito resistere?]
(Moravia, p.30)
(4) Egli si sentì sommuovere tutto il fondo dell'essere alla rievocazione improvvisa di quel
ricordo <…>. <абзац> [Sì, sì... era vero: egli cantava, allora...] (Pirandello Novelle…,
p.252)
(5) Dando un’altra spintarella al macigno perlustrò i tratti della possibile pecora. [No, non lo era
di certo.] (Fruttero&Lucentini, p.242)

Отрицательный коммуникатив no, так же как и противительный союз

ma, часто открывает НПР, указывая на развитие хода мысли персонажа в
направлении противоположном, эксплицированному ранее в тексте
нарратора.
2.2. «Обращения»
В рамках этой коммуникативной функции мы рассматриваем
собственно обращения, представленные существительными, и слова,
привлекающие внимание собеседника: capisci, sai, come sai, lo sapete, lei dice,
come dice lei, eh?
 124

Disse che lui <…> si sedeva sempre nel posto accanto al finestrino. [Aveva visto quasi tutto il
mondo, dall’alto. E la indovinava una cosa, Emma?] (Mazzucco Un giorno…, p.349)
[Ah se almeno avesse potuto sapere con certezza come, perché fosse morto il suo bambino <…> Oh
povero innocente abbandonato, senza la mamma sua accanto, senza il padre, senza nessuno, morto
lí, fra mani estranee, oh Dio! oh Dio!] (Pirandello Novelle…, p. 499)

В последнем примере – десемантизированная форма вокатива oh Dio!,

выполняющая функцию междометия и в данном случае означающая
беспокойство + сожаление персонажа.
Изменение значение вокатива может также утрачиваться в случае
соединения его с притяжательным прилагательным 1-го лица (см. Spitzer
2007: 79-80):
Alla fine della telefonata non aveva più esitazioni. [E lei che come una pazza idiota ubriaca aveva
filtrato con quel… con quel… <абзац> Dio mio. Sola in casa, sotto una tempesta di neve, in
compagnia di un assasino.] (Fazioli L’uomo…, p.234)

Обращения, утратившие свою первоначальную коммуникативную

функцию, включенные в НПР, передают внутреннее состояние персонажа и
указывают читателю на включение голоса персонажа в текст.
Кроме десемантизированных вокативов на голос персонажа в тексте
могут указывать дискурсивные глаголы, частично утратившие значение
императива:
Mi confidava bisbigliando <...> -, [ecco là un tipo che se anche avesse preso lezioni di tennis tutti i
santi giorni <…>, non sarebbe mai (курсив автора) potuto diventare un giocatore nemmeno
passabile. Che cosa gli mancava per progredire? Vediamo. Gambe? <…> Fiato? <…> Forza
muscolare?] (Bassani Il giardino…, p.231)

Это так называемые «коммуникативные» [Weinrich 2004: 201] или

дискурсивные глаголы: dire, sentire, vedere, pensare, которые передают
«желание говорящего сконцентрировать внимание адресата на смене
эпизодов повествования» [Плунгян 2011: 349] и являются своего рода
посредниками между говорящим и адресатом.
2.3. Дискурсивные маркеры, указывающие на степень достоверности
сообщаемого
Дискурсивные маркеры могут быть представлены вводно-модальными
словами или выражениями, указывающими на степень достоверности
сообщаемого. Они являются показателями того, в какой мере говорящий
берет на себя ответственность за истинность своего высказывания. То есть
они либо усиливают точность утверждения персонажа, либо придают ему
модальность неуверенности. Эти дискурсивные единицы представлены в
НПР во вторых репликах «реальных» или внутренних диалогов. Вообще,
 125

дискурсивные слова чаще встречаются во вторых репликах диалога,

поскольку в них может выражаться семантика согласия, возражения и
допущения, опровержения, оправдания, отказа и т.д.
2.3.1. Дискурсивные маркеры, усиливающие утверждение персонажа
Утверждение персонажа в НПР усиливается теми же
коммуникативными единицами, которые используются в спонтанной
разговорной речи. Они могут выражать согласие / подтверждение /
разрешение или несогласие / отрицание. Дискурсивные маркеры могут
начинать НПР, стоящую сразу после слов нарратора, и маркировать реакцию
персонажа на описанную ранее речевую или неречевую ситуацию. В этом
случае дискурсивные маркеры обладают двойной функцией: отсылают к
предыдущему контексту и выделяют далее следующее высказывание
персонажа.
«Calgari ha ascoltato la nostra telefonata.» <здесь сокращен диалог, в котором подтверждается
истинность данной реплики> Contini era perplesso. [D’accordo, Calgari aveva ascoltato la
telefonata.] (Fazioli L’uomo…, p.214)

Поскольку в большинстве случаев конструкция НПР используется во

внутренней речи, дискурсивные единицы маркируют слова персонажа и
выражают согласие / несогласие персонажа со своим же ранее выраженным
мнением, часто переданным риторическим вопросом:
(Lulù Sacchi) Curvo, carezzava un cagnolino lungo lungo, basso basso, di pelo nero; e quel
cagnolino gli faceva un mondo di feste <…>. [Ma non era Liri, quello? Sì, Liri, il cagnolino di sua
moglie.] (Pirandello Novelle…, p.155)

Коммуникативные единицы согласия / несогласия в НПР, как и другие

дискурсивные маркеры, часто сопровождаются междометиями, придающими
разговорный эмоциональный характер высказыванию персонажа:
[{Ma si direbbe proprio che egli guarda qua, ch'egli guarda lei. Con quegli occhi?} {Via,
impossibile!}] (Pirandello Novelle…, p.236)

В этом примере отрицательный коммуникатив impossibile дублируется

междометием via, значение которого целиком зависит от контекста и в
данном случае соответствует отрицательному коммуникативу no.
Дискурсивные маркеры в НПР могут не только способствовать
диалогизации текста, как показывают примеры, проанализированные выше,
но и усиливать утверждения персонажа, не являющиеся диалогическими
репликами, в этом случае они входят в разряд вводно-модальных слов:
 126

Carla si stupì ugualmente del gran numero di persone che si fermavano a comprare mazzi grandi e
piccoli da portare al cimitero. [Un culto gentile, senza dubbio, ma che le pareva non meno assurdo
di quello dell’itifallo.] (Fruttero&Lucentini, p.236)
Lello rovesciò indietro la testa <…> lieto di aver dato retta a quel piccolo impulso di curiosità: [un
sopralluogo inutile, da una parte, ma dall’altra… In pochi giorni <…> uno poteva abbronzarsi come
un arabo, in un posto simile. E a dieci minuti, a dir tanto, dal centro]. (Fruttero&Lucentini, p.244)

Для выделения сказуемого в отрицательных предложения может

использоваться отрицательная частица affatto:
Le venne il dubbio di aver intuito l’opposto della verità: [forse lui non voleva affatto (курсив
автора) invitarla a colazione <…> e non sapeva come togliersela dai piedi senza sembrare rude.]
(Fruttero&Lucentini, p.242)

Сложное модальное слово davvero часто используется в НПР как

формальный показатель внутреннего вопроса:
Contini cercò di immaginare se Finzi sapesse qualcosa di più. [O davvero era una falsa pista?]
(Fazioli L’uomo…, p.61)

В некоторых случаях дискурсивные маркеры вводят высказывание

персонажа, связанное при помощи союза с текстом нарратора. Возможность
такой позиции еще раз подтверждает тот факт, что НПР может включаться в
текст, как при помощи изъяснительного союза, так и без него:
Rimenando lo zucchero nella tazzina ragionò che [sì, quella sua gran corsa da Zavattaro non aveva
fruttato niente di concreto<…>]. (Fruttero&Lucentini, p.235)
Lei disse che [però, onestamente, gli amori illeciti erano ormai da rivalutare, sul piano sia estetico
sia civile: proprio per la loro discrezione.] (Fruttero&Lucentini, p.245)

В последнем примере НПР маркирует также оператор связи però, не

характерный для конструкции косвенной речи.
Модальные слова и выражения, как известно, не являются частью
предложения, не выполняют номинативной функции, но актуализируют
высказывание в параметрах «ego-hic-nunc», придавая высказыванию
коммуникативный статус, благодаря которому читатель выделяет слова
персонажа из нарратива.
2.3.2. Дискурсивные маркеры, придающие высказыванию персонажа
модальность неуверенности
В предыдущем параграфе были описаны дискурсивные маркеры,
указывающие на степень достоверности сообщаемого. В НПР также нередко
встречаются модальные слова, передающие предположения персонажа,
связанные с ограниченным доступом к информации. Эти предположения
маркируются модальными словами типа forse, chissà:
 127

[Ma cosa c’era, tra quelle rocce? Forse una carogna, qualcosa che faceva impazzire l’olfatto del
cane.] (Fazioli L’uomo…, p.52)
Aveva paura che papà <…> se ne andasse prima che lei fosse riuscita a parlargli. [E chissà quando
lo avrebbe rivisto.] (Mazzucco Un giorno…, p.288)

Эти дискурсивные слова придают высказыванию модальность

ограниченного знания, которая в большинстве случаев не свойственна тексту
нарратора (мы не учитываем особый тип повествования «в русле игровой
поэтики», как у Набокова [Труфанова 2009]). Дискурсивные маркеры
неуверенности могут означать не только нехватку информации для трактовки
ситуации, но и колебания персонажа при выборе ответа на волнующий его
вопрос:
Francesca bevve un po’ di vino. [Quante altre coppie per evitare un litigio si buttano a parlare di
volpi? Ma forse era colpa sua, forse era il suo destino quello di uscire con tipi strani.] (Fazioli
L’uomo…, p.41)

Сложное слово chissà в НПР выражает эмоциональное предположение

персонажа о некоторых качествах или событиях, описываемых им самим:
Mariagrazia guardava l’amante con occhi disincantati e amari <…>. [Tra poco Leo sarebbe partito
<…>; sarebbe andato altrove; in casa di Lisa <…>. Chissà come si sarebbero divertiti quella notte
quei due, chissà come avrebbero riso di lei!] (Moravia, p.140)

В случае уменьшения точности пропозиционального содержания

используются вводно-модальные слова и выражения praticamente, circa, in
qualche modo, in un certo senso, a dir poco и т.д., которые привносят
добавочный модус в уже произнесенное или готовое быть произнесенным
высказывание персонажа:
[Era stato a Venezia] – proseguì – <...> . [Passava ore e ore in giro per antiquari. Ce ne erano certi
<...> che si può dire non avessero altro da vendere.] (Bassani Il giardino…, p.130)

2.4. Контроль внимания слушающего и просьба подтверждения /

согласия слушающего
В следующем примере дискурсивной единицей, выполняющей
функцию контроля внимания слушающего, является вопросительное è vero?,
обращенное Марко Вероной к слушателям (Джинетте и его отцу):
(Marco Verona) Gli diceva che stesse bene attento <…>. [Sul serio, veh! non scherzava. E Ginetta
non se lo sarebbe lasciato dire due volte: avrebbe abbandonato il babbo, la mamma, è vero? anche
la mamma, per andar via con lui...] Ginetta diceva di sí. (Pirandello Novelle…, p.162)

Однако часто подобные дискурсивные слова в силу интроспективности

НПР не имеют конкретного адресата. Учитывая контекст произведения, в
 128

предыдущем примере адресатом могла бы быть и мать героини, но в тот

момент она не присутствовала при разговоре.
2.5. Передача коммуникативной роли
Эту функцию дискурсивные единицы выполняют в диалогизированной
НПР. Поскольку в 80% общего корпуса из более 3000 примеров НПР
диалогизируется во внутренней речи, примеров с использованием
дискурсивных единиц, указывающих на смену говорящих не много:
Aveva telefonato a Desolina per ottenere altre informazioni. (НПР1) [Chi era l’uomo assieme a suo
padre, per esempio?] (НПР2) [Martignoni, probabilmente]. (Fazioli L’uomo…, p.161)

Довольно часто в НПР оформляется реакция персонажа на

стимулирующую реплику его собеседника, переданную прямой речью,
поэтому дискурсивные единицы передачи коммуникативной роли
оказываются в прямой речи:
(ПР1) «Che dici Guerrie’, tutto a posto?»
(НПР2) Dissi che [sì, grazie, era tutto a posto.] (Carofiglio, p.182)

2.6. Дискурсивные маркеры в реплике собеседника

Дискурсивные единицы НПР, указывающие на участие собеседника-
слушателя в речи говорящего, не могут полностью совпадать с
аналогичными единицами в спонтанной разговорной речи, поскольку
реакция слушающего в реальном диалоге может быть выражена и
экстралингвистическими способами. Кроме того, если в реальном диалоге
участвуют два или более субъекта речи и «контрастивное отрицание»
возникает при столкновении противоположных точек зрения,
принадлежащих разным участникам диалога [Арутюнова 1999: 661], то в
НПР разные точки зрения могут сосуществовать во внутренней речи одного
говорящего:
Chicco esitò davanti all’ufficcio di Calgari. [{Doveva bussare?} {No, meglio di no. Perché metterlo
in guardia?}] (Fazioli L’uomo…, p.205)

НПР может также вводиться дериватом обращения:

[Nossignori. Di questa libertà Carlino non voleva profittare, non solo, ma neppur dargli merito.]
(Pirandello Novelle…, p.257)

2.7. Дискурсивные слова, маркирующие умозаключения персонажа

В русском языке значение вводных слов в НПР для определения голоса
персонажа отмечала еще Л.А. Соколова [1968, 103-105], выделяя функцию
напоминания о прежде сказанном или функцию подведения итога. В
 129

итальянском языке дискурсивные слова логического вывода insomma,

dunque, comunque, del resto, in fondo также позволяют выделить НПР из
нарратива, поскольку они выражают субъективную модальность и относятся
к моменту речи персонажа.
[Insomma, la verità era semplice. Questo professore giovane timido e tanto per bene era proprio
giusto per Emma.] Olimpia non si capacitava che finalmente sua figlia l’aveva trovato. (Mazzucco
Un giorno…, p.323)
Drogo si mise a sedere. [Quello era dunque un rumore a ripetizione; gli ultimi tonfi non erano poi
stati minori del primo, non poteva essere dunque stillicidio in via di esaurimento. Come era
possibile dormire?] (Buzzati Il deserto…, p.33)

Некоторые лексические единицы приобретают дискурсивное значение

благодаря их десемантизации. Например, наречие poi в этом примере,
утрачивая временное значение, указывающее на хронологическую
последовательность событий, приобретает значением оператора логического
вывода. При этом дискурсивные слова часто указывают на продолжение
мыслей персонажа, разорванных словами нарратора:
Riprese il cammino coi suoi pensieri; [dunque, recapitolando, le ipotesi erano due: o egli riusciva
nei suoi scopi di sincerità, o si adattava a vivere come tutti gli altri]. (Moravia, p.217)

Вступление голоса персонажа, маркированное дискурсивными словами

подведения итога, возможно также сразу после реплики другого персонажа, в
этом случае НПР диалогизируется, а дискурсивные слова связывают реплики
говорящих:
Il signore barbuto <…> domandò se, (НПР1) [a ogni modo, questo figliuolo, a giudizio nostro, non
era stato frutto e conseguenza dell'eroismo. <абзац> (НПР2) Eh via, sì, questo almeno era
innegabile. <абзац> (НПР1) Oh dunque! Innegabile? E se frutto e conseguenza dell'eroismo era
stato il figliuolo, frutto e conseguenza dell'eroismo era anche la morte di lei.}] (Pirandello
Novelle…, p.293-294)

Дискурсивные маркеры могут объединяться в синонимичные ряды Eh

via, sì, как в этом примере, где via = certo = sì27, и сопровождаться
первообразными междометиями (Eh via, Oh dunque!), придавая
эмоциональную окраску высказыванию персонажа.
В следующем примере приводится последовательность речевых слов,
состоящая из фразеологизированного выражения a parte tutto, указывающего
на связь с предыдущим контекстом, и частично утратившего семантику
времени наречия poi, которое в дискурсивном употреблении выполняет
связующую функцию:

27
Об операторах sì / no, см. Эллипсис в НПР п.2.
 130

Lello s’incamminò verso l’auto: [inutile starci a pensare. Bauchiero o non Bauchiero, si sarebbe
visto. A parte tutto, poi, quel giretto in collina era stato provvidenziale…] (Ffuttero&Lucentini,
p.252)

Логический вывод может быть сделан персонажем на основе

увиденного:
Guardò macchinalmente in giro. [Che c’era dietro l’angolo della casa verde? un’altra uscita?
Comunque la rete metallica era allentata in più punti, facile da scavalcare.] (Ffuttero&Lucentini,
p.225)

Дискурсивные маркеры логического вывода в НПР «выступают

знаками синхронизации мысли персонажа и ее речевого воплощения»
[Труфанова 2001: 135].
3. Указание на смену темы в словах персонажа
В число дискурсивных маркеров, указывающих на НПР в тексте,
следует включить операторы связи, начинающие новую мысль персонажа и
объединяющие ее с предыдущим текстом.
Violentemente gli si ricompose la coscienza tetra e dura del suo stato presente <…> e s'arrestò
affannato nella corsa che aveva preso. [A casa! a casa! <абзац> Se non che, davanti al portoncino...
ma sì, lei... lei ch'era scesa... Annetta, sì.] (Pirandello Novelle…, p.202)

Дискурсивные операторы связи могут быть художественным приемом,

позволяющим автору сделать своеобразный монтаж разорванных частей. В
следующем примере НПР персонажа, введенная союзом ma, начинает главу:
[Ma se voleva invitarla a colazione, perché non si decideva a parlare, benedetto uomo?]
(Ffuttero&Lucentini, p.242)

Выделение новой темы в НПР при помощи противительных союзов

довольно распространено, кроме союза ma могут использоваться и другие
синонимичные операторы связи:
Si sentiva come un tronco d’albero gettato sulla spiaggia <…>. [Eppure aveva Massimo. Era
Massimo, il suo punto fermo. Ma perché lo sentiva così lontano?] (Ffuttero&Lucentini, p.213)

Cоюз e, который часто сопровождает другие операторы связи,

начинающие НПР, может обладать противительным значением:
Leo sapeva a quale rischio andava incontro con queste parole; [e se quelli avessero venduto la villa
all’asta?] (Moravia, p.58)
[E perché mai], si chiese, [doveva esporsi a una figura del genere? Per far rabbia a Botta?]
(Ffuttero&Lucentini, p.178)

В условиях субъективного повествования НПР значение операторов

связи иногда приобретают междометия (подробнее о междометиях в НПР см.
в соответствующем разделе):
 131

Non fu senza stupore che riconobbe l’avvocato Giorgio Calgari <…>. [E cosa vuole a quest’ora?
Vabbè, in fondo era più divertente di una serata fra amiche.] (Fazioli L’uomo…, p.232)

На смену мысли в словах персонажа могут указывать и

соединительные союзы, которые часто оказываются в начале предложения
из-за парцелляции высказывания:
Aveva perso l’orientamento. [Avevano imboccato la stessa galleria dell’andata? O si erano persi?]
(Mazzucco Un giorno…, p.383)

В НПР, как и в спонтанном итальянском разговорном дискурсе,

операторы согласования встречаются в конце высказывания:
Ancora sconvolto, Lello ingranò precipitosamente la marcia indietro <…> [Aveva sbagliato lui,
però.] (Ffuttero&Lucentini, p.234)

Междометия

1. Первообразные (первичные) и непервообразные (вторичные)

междометия.
Междометия появляются в нарративе только в случае имитации
разговорной речи [Poggi 2001: 411], одной из таких имитаций является НПР.
Междометия в НПР, как и в разговорном дискурсе, могут быть
первообразные (первичные) и непервообразные (вторичные). К
первообразным относятся междометия, не имеющие в современном языке
связей ни с одной из знаменательных частей речи, такие как ah, oh, eh, ehm,
beh, ahi, uffa и т.д. К непервообразным относятся междометия в разной
степени соотносимые со словами или формами той или иной знаменательной
части речи. В их число входят caspita, meno male, madonna!, Dio!, diavolo,
davvero, già и т.д.
На синтаксическом уровне первичные междометия характеризуются
как изолированные, отделенные от синтаксической структуры высказывания,
единицы. Важной синтаксической характеристикой междометий является то,
что они возникают как непосредственная реакция либо на ситуацию,
описанную в тексте нарратора, либо на реплику предыдущего персонажа-
собеседника. Поэтому междометия в художественном тексте чаще всего
занимают начальную позицию в предложении и «открывают» речь
персонажа:
Kevin si abbandonò compiaciuto fra le braccia di Emma. [Oh, meravigliosi tragitti in autobus e
sulla metro e poi su un altro autobus <…> bella e lontana dietro i finestrini o sopra la loro testa…]
(Mazzucco Un giorno…, p.80)
 132

Поскольку «статус вторичных междометий в лингвистике не является

общепризнанным, а объем класса не определен» [Шаронов 2009: 13], при
выделении их в тексте необходимо обращать внимание на «изолированность
синтаксической позиции, десемантизацию, потерю словоизменительных и
сочетаемостных возможностей и внутреннюю аморфность грамматической
модели для неоднокомпонентных единиц». [Там же: 13] То есть основным
признаком непервообразных междометий следует считать потерю словом
номинативного значения.
Непервообразные междометия могут быть образованы от разных
частей речи. Продуктивным способом является сочетание предлога per с
десемантизированным существительным, причем междометие может
состоять как из предложной синтагмы (per carità), так и из одного слова
(perbacco):
[Per carità, per carità, a sedere! a sedere! Oh, Dio! Lo volevano fare impazzire <…> !] (Pirandello
Novelle…, p.221)
S'accorgeva che la padrona prendeva a goderselo per la sua balordaggine, per la sua durezza di
mente; [<…> Per lo studio, eh, sì: bestia; non aveva difficoltà a riconoscerlo; ma se si fosse trattato
d'atterrare un albero, un bue, eh perbacco...] (Pirandello Novelle…, p.14)

В первом примере в НПР включены междометия per carità и Oh, Dio!

выражающие нетерпение и раздражение. Во втором помимо perbacco,
выражающего досаду, присутствуют хезитативное первообразное eh и
непервообразоное bestia, усиливающее следующие за ним утверждение non
aveva difficoltà a riconoscerlo.
В современной литературе, и в том числе в НПР, довольно часто
встречаются междометия – вульгаризмы:
Vassalli non fece discussioni, limitandosi a borbottare che [Tommi aveva preso una bella piomba,
cacchio, era completamente andato!] (Fazioli L’uomo…, p.103)

Широкий круг междометий представлен лексическими единицами,

утратившими первоначальное вокативное значение и функционирование
(Dio, Gesù, Santa Maria, Maria Vergine, diavolo, Dio liberi! и т.д.):
[Non la voleva guardare, non la poteva guardare. Mariavergine], implorò, [mariavergine.]
(Fruttero&Lucentini, p.408)
Novecento, lui, non è che si interessasse molto alla cosa. <…> [Un duello? E perché?] Però era
curioso. Voleva sentire [come diavolo suonava l’inventore del jazz]. (Baricco, p.37)

Причем встречаются междометия, совмещающие в одной лексеме два

диаметрально противоположных значения diavolo + domine:
 133

Contini non conosceva la nostalgia dei naviganti. [<…> Basta. E che diamine, perché diventare un
filosofo da quattro soldi? Lui era un investigatore e doveva investigare.] (Fazioli L’uomo…, p.84)

К непервообразным относятся волитивные междометия, которые

следует выделить в особую группу, поскольку в отличие от чисто
эмоциональных междометий они не являются непроизвольными реакциями
на стимул, но речевыми актами, воздействующими на собеседника и
требующими от него речевой или неречевой деятельности. Побудительные
междометия могут выражать призыв к собеседнику, приказ или
предостережение. Интроспективность НПР, передача внутренних
переживаний персонажа, обуславливает обращенность междометий на
самого субъекта высказывания. Междометия, входящие в эту группу, могут
быть представлены десемантизированными существительными:
Le tre sorelle fremevano a questo pensiero<…>. <абзац> [No, no, via! Un sacrifizio era necessario
per amore della bambina.] (Pirandello Novelle…, p.178)

В этом примере междометие via передает значение побуждения к

действию. В следующем примере via, использованное в сочетании с союзом
ma, означает уже призыв к прекращению действия:
A questa conclusione inaspettata e grottesca s'opposero, insorgendo, tutti i miei compagni di
viaggio. <абзац> [Ma che! ma via! ma perché doveva dirsi dipesa dall'eroismo la disgrazia di
quella poveretta, e non piuttosto dal male di cui soffriva prima?] (Pirandello Novelle…, p.292)

Междометия отглагольного происхождения также довольно

распространены в НПР:
Prese allora a dirle che [certo, oh! ma certo neanche lui in un giorno come quello, avrebbe creduto
alle parole del medico, e dunque, via, basta ora!] (Pirandello Novelle…, p.525)

2. Позиция междометий в конструкции НПР

Междометия «являются единственной лексической категорией,
передающей значение целого предложения» [Poggi 2001: 403], поэтому их
позиция в конструкции НПР может быть любой или иметь некоторые
ограничения, связанные с их семантическими особенностями. Поскольку
междометия принадлежат сфере эмоционально-оценочной лексики, они не
используются во вводящих НПР предложениях, которые указывают на
вступление голоса персонажа.
2.1. Изолированная начальная позиция
В этой позиции междометия встречаются чаще всего и являются
своеобразным сигналом вступления голоса персонажа:
Si asciugò il sudore dalla faccia con un sospiro. [Cazzo, l’aveva perso!] (Fazioli L’uomo…, p.152)
 134

Подтверждением того, что большинство междометий в НПР занимает

начальную синтаксическую позицию, является анализ наиболее частотных из
них: из 500 примеров с междометием ah, выбранных из новелл Л.Пиранделло
(Novelle per un anno), только в двух контекстах оно встречается не в
препозиции. Причем в одном из примеров ah является звукоподражательным
словом, поскольку передает плач персонажа:
[Ma se è per questo, ah, signor avvocato, gli dica - la prego - che in casa, io, col ragazzo non andrò
più a trovarlo; ma che, quanto a rispettarlo, ah, quanto a rispettarlo non posso farne a meno!]
(Pirandello Novelle…, p. 561)
Si mise a piangere come un vitello, dal rimorso, ripensando [- ah! - alle ultime parole del compare -
ah! - gli pareva di vederselo ancora lì, nella bottega, nell'atto di tentennare amaramente il capo - ah!
- ah! - ah!] (Pirandello Novelle…, p. 382)

Из 300 примеров с междометием oh не в препозиции находилось

только шесть междометий, среди них не было обнаружено ни одного
примера с НПР: - Allegra! Oh! Che fai? Oggi non si piange... (p.25) - Non per
qualche cosa, oh! (p.35) - Bello davvero, oh, quello sposino! (p.324)
Из 250 примеров с междометием eh в постпозиции стояло только 58, из
них 51 - вопросительные. Эти данные соответствуют наблюдению
Л.Шпитцера о том, что вопросительное eh, прежде всего, встречается в конце
предложения [Шпитцер 2007: 68]. В НПР было обнаружено только два
примера вопросительного eh:
[E Ginetta <…> avrebbe abbandonato il babbo, la mamma, è vero? anche la mamma, per andar via
con lui... Ginetta diceva di sì: cattivona! pei regali, eh? pei regali ch'egli le faceva a ogni minima
occasione.] (Pirandello Novelle…, p.162)
[Ci si provava anche adesso, ci si provava... e, no eh? non scorgevano alcun movimento gli amici?]
(Pirandello Novelle…, p.117)

Чаще всего eh встречается в интермедиальной позиции в значении

сожаления:
[Ah, per questo, lo ubbidiva sempre, buona buona <…> soltanto sul cuore di lei, eh, lì no, egli non
aveva alcun potere.] (Pirandello Novelle…, p.669)

2.2. Изолированная неначальная позиция

НПР – это один из вариантов включения спонтанной разговорной речи
и, следовательно, содержащихся в ней эмоционально-оценочных слов в
нарратив. Часто междометия включаются внутрь предложений, оказываются
в позиции вводного слова, но сохраняют синтаксическую изолированность
благодаря паузам, обозначенным пунктуацией.
[Se la casa fosse stata minacciata dai ladri, eh, quelle armi avrebbero potuto servirgli <…>. Ma
contro gli spiriti, caso mai, a che gli sarebbero servite? Uhm!] (Pirandello Novelle…, p.144)
 135

В этом примере НПР в изолированной неначальной позиции стоит

междометие eh, подтверждающее предыдущее высказывание персонажа.
Междометие Uhm! дублирует недоверие, выраженное риторическим
вопросом, по отношению к предыдущему высказыванию.
Ряду междометий препозиция вообще не свойственна, поскольку они
эмоционально дублируют только что произнесенное высказывание.
Например, veh! используется в значении ‘bada’ для усиления
предупреждения:
Gli diceva che stesse bene attento perché qualche giorno gliel'avrebbe portata via. [Sul serio, veh!
non scherzava.] (Pirandello Novelle…, p.162)

По утверждению И.Поджи междометия, выражающие колебание или

сомнение (ehm, beh, dunque), не могут завершать предложение [Poggi 2001:
410]. В случае с dunque это вполне естественно, так как оно, скорее -
оператор связи, указывающий на логические выводы персонажа:
[Tirati i conti, che cosa restava, dunque, ai produttori? <…> Guerra, dunque, odio, fame, miseria
per tutti <…>] <абзац> Quando lo Scala terminava di parlare <…> la luna <…> dopo il racconto
di tante miserie <…> ne faceva apparir più squallida e più lugubre la desolazione. (Pirandello
Novelle…, p.34)
D'un tratto, sotto lo sguardo acuto dell'Orsani, Lucio Sarti comprese tutto: <…> [Ma perché tanto e
così feroce odio fin oltre la morte? Se egli aveva udito, doveva pur sapere che nulla, nulla aveva da
rimproverare né a lui, né alla moglie. Perché, dunque?] (Pirandello Novelle…, p.78)

К междометиям также можно отнести не имеющую определенного

грамматического статуса указательную частицу ecco, которая в своем
основном значении является показателем пространственного дейксиса. В
роли междометия ecco усиливает предыдущее высказывание и теряет
указательную функцию:
Gerlando se ne stava affacciato al balcone e, per tutta risposta, pieno d'onta, scrollava di tratto in
tratto le poderose spalle. <абзац> [Onta sì, provava onta d'esser marito a quel modo, di quella
signora: ecco!] (Pirandello Novelle…, p.17)

В ecco, как и в русской указательной частице вот «заложено

представление о наблюдателе, зрителе, который н а б л ю д а е т некую
последовательность событий, сценическое действие, условием которого
является единство времени и места» [Апресян В. 2012]. Не случайно глаголы
в сочетании с ecco используются в настоящем времени или в имперфекте,
времени заменяющем в НПР настоящее. Наличие ecco в высказывании
создает эффект «присутствия и репортажа с места событий» [Там же].
 136

2.3. Неизолированные синтаксические позиции

Представляют интерес непервообразные междометия, которые,
заменяют высказывание или часть его, и не могут быть вырваны из контекста
без нарушения структуры предложения:
Fece qualche passo verso il bar, poi tornò indietro a prendere la cartella coi documenti destinati agli
Uffici Tecnici, [che guai a Dio se qualcuno glieli avesse rubati dalla macchina, ci sarebbe mancato
solo questo.] (Fruttero&Lucentini, p.235)

В этом примере модальная функция междометия неотделима от общего

значения предложения, а междометие – от самой его конструкции.
Возможность употребления междометия в позиции какого-либо компонента
предложения обычно возникает тогда, когда оно замещает собой ту или иную
словоформу, в данном случае – главное предложение в условном периоде
(sarebbe stato un guaio!).
Междометия в неизолированных синтаксических позициях
встречаются очень редко, при этом они сливаются с общим потоком речи и
не передают интонационных особенностей эмоциональных реакций.

Краткий анализ дискурсивных маркеров в НПР позволил сделать

следующие выводы:
1) Использование дискурсивных маркеров в нарративе оправдано задачей
автора изобразить звучащую разговорную речь и таким образом ярче
передать образы персонажей.
2) В НПР, прежде всего, включаются дискурсивные маркеры наиболее
распространенные в разговорной речи. Они играют важную роль в
обеспечении связности высказываний НПР, указывая читателю на
переживания персонажа, на его реакцию на внешнюю ситуацию или на
ход его мыслей.
3) Дискурсивные маркеры облегчают восприятие текста читателем,
позволяя выделить голос персонажа, несмотря на транспозицию личных
глагольных и местоименных форм и возможное изменение временного
плана по типу косвенной речи.
4) В диалогической НПР дискурсивные маркеры могут функционировать
как средства организации обратной связи: сигнализировать о внимании
говорящего к предыдущей реплике собеседника, к общему ходу разговора
или чаще всего являться репликой-реакцией персонажа на свои же
собственные слова или мысли.
 137

Конструкции экспрессивного синтаксиса в НПР

В данном разделе рассматриваются синтаксические конструкции,

типичные для разговорной речи и являющиеся своеобразными сигналами,
указывающими на включение голоса персонажа в нарратив, несмотря на не-
первое лицо субъекта повествования и измененный временной план
вводимого высказывания в НПР.
Синтаксис художественной речи характеризуется целым рядом черт,
восходящих к устной разговорной речи, которая является главным
источником пополнения экспрессивных ресурсов нарратива. Однако прямой
перенос разговорной речи в художественный текст без какой-либо авторской
обработки невозможен. НПР – это одна из конструкций передающих
спонтанную разговорную речь, до определенной степени обработанную
автором: неполная синтаксическая зависимость вводимого высказывания от
вводящего глагола позволяет конструкциям разговорного и экспрессивного
синтаксиса функционировать в НПР и указывать читателю на появление
голоса персонажа в тексте.
Интонационно маркированные конструкции в НПР
Наиболее очевидными конструкциями экспрессивного синтаксиса,
указывающими на НПР, являются, вопросы, восклицания и незавершенные
высказывания. Они маркированы соответствующими пунктуационными
знаками и в сочетании с не-первым лицом субъекта высказывания
сигнализируют читателю о появлении голоса персонажа в тексте. Причем
довольно часто существенной разницы между ними нет, поскольку вопросы
не всегда ориентированы на получение ответа, но на передачу экспрессивно
окрашенной реакции на что-либо. Отличие состоит лишь в графическом
оформлении:
Cosmo Antonio Corvara Amidei si mette allora a piangere come un bambino, facendole con la
mano cenno di tacere, [per carità! Grata, lei? Ma che dice?] (Pirandello Novelle…, p.459)

Выражение Ma che dice? в этом примере выражает укор.

Противительный союз ma, настоящее время и предыдущий контекст
исключают вопросительную модальность этого высказывания, которое
является скорее восклицанием, выражающим эмоциональную реакцию
говорящего на предыдущие слова собеседника.
 138

В вопросах с ma, появляющихся в НПР, довольно часто заключено

отрицание предыдущего контекста. Например, ma che voleva dire? = gli anni
non significano niente или ma che poteva farci? = non poteva fare niente:
[Gli anni? Sessantadue, sì... Ma che voleva dire? Avanti! Era come se cominciasse ora la vita.
Avanti! Avanti!] (Pirandello Novelle…, p.485)
Egli saliva impacciato e vergognoso, perché s'accorgeva che la padrona prendeva a goderselo per la
sua balordaggine, per la sua durezza di mente; [ma che poteva farci? il padre voleva così.]
(Pirandello Novelle…, p.14)

В последнем примере в вопросе содержится восклицательная

интонация, передающая недоумение и бессилие перед создавшейся
ситуацией. А в следующем примере, оформленном точкой, напротив,
присутствует вопросительная модальность благодаря вводящему НПР
частично десемантизированному союзу o, вопросительному слову che и
конъюнктиву:
Cosmo Antonio Corvara Amidei teme d'impazzire, [o che tutti si siano messi d'accordo per fargli
una beffa atroce.] (Pirandello Novelle…, p.469)

Сходство вопросов и восклицаний, прежде всего, в использовании

одинаковых операторов-интродукторов: che, cosa, chi, come, quale, quanto, se.
Однако не все они способны вводить высказывания с равнозначной
вопросительной и восклицательной интонацией. Эта двойная функция,
прежде всего, свойственна оператору che (см. предыдущие примеры) и come:
Si leva dalla sponda del letto e va <…> fino all'uscio della camera che ha la finestra bassa sullo
spiazzo, davanti la caserma. [Satanina sta affacciata a quella finestra e parla sottovoce con qualcuno
giù! Come! Con chi? Ah, spudorata!] (Pirandello Novelle…, p.478)

В НПР вопросительные и восклицательные операторы довольно часто

используются автономно, как в этом примере, и представляют собой
эллиптические интонационно маркированные предложения: Come! = Com’è
possibile!? Con chi? = Con chi parla?!
Двойная вопросительно-восклицательная модальность содержится
также в идиоматическом выражении chi sa, которое выражает неуверенную
надежду персонажа на реализацию неких событий в будущем и маркируется
либо как автономное высказывание, либо в составе восклицательного
предложения:
Gerlando si mise a studiare <…>. [Era già tardi, veramente: aveva appena ventiquattro giorni
innanzi a sé; ma, chi sa! <…> forse sarebbe riuscito a prendere finalmente quella licenza tecnica.]
(Pirandello Novelle…, p.19)
E dunque, uscendo dal collegio, egli avrebbe trovato in casa quella nuova creaturina. [<…> Chi sa
quale tremenda tortura segreta, in quei mesi!] (Pirandello Novelle…, pp. 445-446)
 139

Chi sa также может выполнять функцию пропозициональго глагола и

вводить условное придаточное в НПР. В следующем примере выражено
желание говорящего увидеть реализованным содержание пропозиции:
S'immaginava il padre Fioríca l'esultanza di Guiduccio, se dall'urna fosse sortito il suo nome…
<абзац> [E chi sa che quella Madonnina, entrando con tanta festa in casa Greli, non avesse poi il
potere di conciliare con la chiesa tutta la famiglia!] (Pirandello Novelle…, p.379)

Незавершенные высказывания в НПР, выделенные многоточием, также

передают особенности разговорной речи: сбивчивость и недоговоренность.
Сочетание восклицательных, вопросительных и незаконченных
предложений, несмотря на зависимость текста персонажа от текста нарратора
и не-первое лицо субъекта повествования, указывает читателю на голос
персонажа в НПР.
Неоконченным часто бывает условный период, в котором дается
только условное придаточное и сокращается главная часть:
Tommi si sentiva solo. Gli sarebbe piaciuto dimenticarsi di tutta la faccenda e fare un bel viaggio. O
farsi perdonare il male commesso. [Magari, se avesse parlato con la moglie di Pellanda…] (Fazioli
L’uomo…, p.79)

Незавершенные высказывания свойственны внутренним монологам,

которые часто передаются НПР. Помимо оборванных мыслей многоточие
может использоваться для передачи каких-либо особенностей речи
персонажа: в следующем примере - это заикание:
- Rivoluzione! Rivoluzione! - incalzava Melchiorino Palì il quale, quand'era così eccitato, soleva
ripetere due e tre volte le ultime sillabe delle parole, come se egli stesso si facesse l'eco:
- One... one... <абзац> [Era indignato non tanto per lo scioglimento del Consiglio (glien'importava
un fico... ico... un fico secco... ecco... a lui, se non era più consigliere) quanto per lo spettacolo
stomachevole che il Governo dava all'intera nazione trescando spudoratamente col partito socialista,
fino a darla vinta a quei quattro mascalzoni <…> protetti dall'on. Mazzarini, deputato del collegio,
che a Costanova però non aveva raccolto piú di ventidue voti... oti.] (Pirandello Novelle…, p.228)

Физиологические особенности речи персонажа, маркированные

многоточием в прямой речи, также оформляются и в НПР, в которой
Л.Пиранделло мастерски переплетает голоса нарратора и персонажа.
1. Вопросительные высказывания в НПР
Вопросительные конструкции наиболее часто встречаются в НПР, так
как интроспективность НПР обуславливает существование вопросов,
задаваемых персонажем самому себе.
Среди вопросов в НПР, как и в прямой речи, встречаются
вопросительные предложения, отличающиеся от повествовательных только
 140

интонацией. В процентном отношении их сравнительно небольшое

количество: из 150 рассмотренных вопросительных высказываний их всего
20.
Di notte sognava la moglie e la ragazza che credeva d’aver lasciato per sempre. Si svegliava con un
morso allo stomaco. [Tutto che si ripeteva, dunque?] (Luperini, p.107)

Вопросительные конструкции в НПР могут передавать как

произнесенные вопросы, так и внутреннюю реакцию персонажа на
услышанное или увиденное. В предыдущем примере вопросом оформлена
реакция персонажа на приснившийся ему сон.
Также как и в прямой речи, по характеру возможного ответа
интонационные вопросы могут быть общие, как в предыдущем примере, и
альтернативные. При ответе на альтернативные вопросы выбирается один из
двух вариантов, данных в вопросе:
Un pomeriggio <…> avevo ricevuto una telefonata da Alberto Finzi-Contini. [Era vero o no], mi
aveva chiesto subito <…> [era vero o no che io e «tutti gli altri» <…> eravamo dimessi in blocco
dal club: «cacciati via», insomma?] <абзац> Smentii recisamente: [non era vero, non avevo
ricevuto nessuna lettera del genere; almeno io]. (Bassani Il giardino…, p.67)

Частные вопросы, в отличие от общих и альтернативных, вводятся

вопросительными словами, которые в свою очередь сами могут
функционировать в качестве неполного вопросительного предложения:
Un semaforo, inversamente acceso, lo costrinse a sostare. [Come lo avrebbe assalito? Dove?]
(Pratolini Un eroe…, p.211)

Подобные вопросы, включенные в НПР, создают впечатление

спонтанной разговорной речи, которую читатель, несмотря на не-первое лицо
субъекта повествования, воспринимает как речь персонажа.
Очень часто в НПР вопросы вводятся причинным вопросительным
оператором рerché. Это связано с интроспективностью НПР: персонаж задает
себе вопросы с целью понять причины сложившейся ситуации.
Ogni volta che pensava a quel bambino perso per niente sentiva di odiare Patricia. [Perché l’aveva
umiliata così? Perché? Lei l’aveva amata molto, troppo. <…> Perché l’aveva ricambiata con un
aborto imposto e un suicidio? Perché non portarla con sé nella morte?] (Scego, p.272)

В качестве вопросительной частицы в НПР может функционировать

наречие forse в значении разве. В этом случае вопрос осложняется оттенками
недоверия, неуверенности, сомнения, удивления, недоумения. Forse
показывает, что вопрос вызван несоответствием между представлением
говорящего о чем-либо и тем, что этому представлению так или иначе
противопоставляется.
 141

[Non c’era forse di più da dipingere in una donna vestita? <…>] Ginia quasi piangeva. (Pavese,
p.22)
[Ma subito, come no?] ricorse al tribunale, Spatolino. [Poteva forse perdere? Potevano forse credere
sul serio i giudici che egli avesse costruito di testa sua un tabernacolo?] (Pirandello Novelle…, p.52)

1.1. Вопросы - «эхо»

В НПР довольно часто встречаются вопросы, которые повторяют
предыдущее высказывание. Причем повторяться может как высказывание из
текста персонажа, так и высказывание из текста нарратора:
Si vide solo <…> con quella creaturina lì che aveva ucciso la mamma venendo al mondo ed era
rimasta anche lei, così, nello stesso vuoto, abbandonata alla stessa sorte, senza padre... [Come lui.
Come lui?] (Pirandello Novelle…, p. 446)
Cocò, la sera avanti, le aveva detto che finalmente era venuto il tempo di pensare sul serio ai casi
loro. Didí aveva sgranato tanto d'occhi. <абзац> [Casi loro? Che casi? Ci potevano esser casi anche
per lei, a cui pensare, e per giunta sul serio?] (Pirandello Novelle…, p.296)

Подобный прием имитирует разговорную диалогическую речь,

насыщенную повторами, возникающими на стыках реплики-стимула и
реплики-реакции. Но при использовании НПР диалогические отношения
могут строиться не только между персонажами, но и персонажем и
нарратором.
1.2. Риторические вопросы
Риторические вопросы, включенные в конструкцию НПР, в
подавляющем большинстве используются во внутренних монологах или
диалогах, имеют экспрессивный характер и передают разные оттенки
эмоционального состояния персонажа: уверенность, неуверенность,
смущение, нерешительность и т.д. Причем иногда вопросительный знак
отсутствует, а вопросительная модальность остается благодаря
специфическому синтаксису, например, благодаря частично
десемантизированному союзу o, вопросительному слову che и конъюнктиву в
следующем высказывании персонажа в НПР:
Cosmo Antonio Corvara Amidei teme d'impazzire, [o che tutti si siano messi d'accordo per fargli
una beffa atroce.] (Pirandello Novelle…, p.469)

Включение в нарратив особенностей, свойственных разговорной речи,

предполагает использование конъюнктива в независимых предложениях. В
предыдущем и следующем примере – это вопросительное предложение с
оттенком удивления:
[Che cosa fosse sua madre oltre il cerchio ristrettissimo delle relazioni che aveva avuto prima con
lui, lì, le sere, a cena? <…> ] Piangeva. (Pirandello Novelle…, p. 445)
 142

Экспрессивность независимых вопросительных предложений с

использованием конъюнктива вместе с не-первым лицом субъекта
высказывания позволяет читателю рассматривать соответствующий отрезок
текста как НПР.
Довольно часто в НПР встречаются вопросы, введенные оператором se
в сочетании с союзом-интенсификатором e, в которых персонаж
рассматривает возможные варианты реализации действия, указанного в
вопросе:
Leo sapeva a quale rischio andava incontro con queste parole; [e se quelli avessero venduto la villa
all’asta? In tal caso il vero valore si sarebbe rivelato e l’affare sarebbe svanito...] (Moravia, p.58)

Одним из характерных признаков риторических вопросов являются

инфинитивные предложения28 [Fava 2001: 114], которые также могут
совмещать в себе вопросительно-восклицательную интонацию, даже если
она не маркируется графически:
Si dibatteva tra il sentimento del dovere e della gratitudine e il ribrezzo <…>. [Tradire, no; ma
mentire, mentire neppure!] (Pirandello Novelle…, p.437)

В этом примере сомнения персонажа переданы инфинитивными

предложениями, внутренний диалог включает в себя вопросительные
реплики-стимулы Tradire? Mentire? и реакции на них no; mentire neppure! В
нейтральной форме инфинитивные предложения из этого примера выглядели
бы следующим образом: Non poteva né tradire né mentire и уже не передавали
бы слова персонажа, но рассказчика.

Следует еще раз подчеркнуть, что вопросы в НПР встречаются очень

часто. Благодаря графической маркированности они легко выделимы,
поэтому читатель без труда относит вопросительно оформленное
высказывание к словам персонажа, даже если субъектом повествования
является не-первое лицо. В силу своей экспрессивности вопросы
невозможны в косвенной речи, а включение их в НПР позволяет автору
передать особенности речи персонажа без полного отрыва от текста
нарратора.

28
Подробнее см. Инфинитивные предложения в НПР.
 143

2. Восклицательные высказывания в НПР

Восклицательные конструкции являются маркерами НПР наряду с
обязательной транспозицией лица и временного плана (факультативно) во
вводимом высказывании. Как и в вопросительных предложениях НПР,
графическое оформление переключает внимание читателя с текста
рассказчика на текст персонажа. Интонационная оформленность
восклицательных предложений исключает их из косвенной речи, не
способной передавать эмоции говорящего. Восклицательной интонацией
может выделяться либо все высказывание, либо его часть. По характеру
отличий от нейтральных повествовательных предложений можно выделить
несколько типов восклицаний:
1) маркированные только интонационно,
2) введенные интродуктором и маркированные интонационно,
3) маркированные интонационно и особым порядком слов.
2.1. Восклицания, маркированные только интонационно
Восклицательной интонацией в НПР могут выделяться отдельные
слова, синтагмы, вводные, самостоятельные и придаточные предложения.
Чаще всего - это междометия или предложения, содержащие их29:
[Insomma Lisa, con l’abituale falsità, aveva immaginato mille stratagemmi per imbrogliarla; c’era
riuscita? Oh! No, non si poteva dire; ci voleva ben altro per ingannar lei, Mariagrazia, altro ci
voleva…] (Moravia, p.213)
Gerlando andò a picchiare all'uscio. Picchiò una prima volta, piano. Attese. [Silenzio. Come le
avrebbe detto? Doveva proprio darle del tu, così alla prima? Ah, maledetto impiccio!] (Pirandello
Novelle…, p.17)

В НПР часто включаются идиоматические выражения c che типа: che

diamine! che diavolo! и т.д., выполняющие функцию междометий.
Очень часто в НПР восклицательной интонацией маркируются
номинативные предложения. Они передают спонтанность мыслей
персонажа30 и довольно часто - экспрессивную оценку создавшейся
ситуации:
L’aveva evocata alla mente, la vedeva lieta, ingenuamente perversa e le sorrideva senz’ira. [Povera
fanciulla!] (Svevo Senilità, p.57)

Номинативные восклицательные предложения могут сопровождаться

междометиями:

29
Классификацию междометий см. в разделе Междометия в НПР.
30
Подробнее см. Номинативные предложения.
 144

Si sentiva pure miseramente responsabile del suo fallo. [Sì, lei, <…> lei che aveva sempre accolto
in sé sentimenti puri e nobili, lei che aveva considerato il proprio sacrifizio come un dovere: in un
momento, perduta! Oh miseria! miseria!] (Pirandello Novelle…, p.12)

В НПР номинативные восклицательные предложения могут

включаться в качестве вводных и придавать высказыванию персонажа
естественную разговорную окраску, дополнительно характеризуя какой-
нибудь объект действительности, выделенный персонажем:
[E aveva pure avuto la faccia tosta di minacciarlo col pugno sotto il naso (certe manone da bruto!),
lui, che era semplicemente venuto a chiedere un’informazione.] (Fruttero&Lucentini, p.235)

Часто номинативные восклицательные предложения парцеллируются.

В следующем примере презрительно-недоверчивый повтор предыдущих
мыслей персонажа Un protettore! Di Sandrino! представлен двумя
интонационно оформленными номинативными частями:
E del resto, dopo di averli frequentati <…> aveva potuto persuadersi ch’essi erano più ingenui che
cattivi: [anche Faliero, di certo un nemico, e mortale, ecco si ergeva a protettore di Sandrino. Un
protettore! Di Sandrino!] (Pratolini Un eroe…, p.113)

В НПР часто включаются восклицания c che: che diamine! che diavolo! и

т.д., выполняющие функцию междометий.
2.2. Восклицательные высказывания с интродукторами
Кроме распространенных и рассмотренных выше интродукторов сhe,
chi, come восклицательные высказывания в НПР довольно часто вводятся
оператором quanto. При сочетании с существительными, обозначающими
время, quanto вводит восклицательные высказывания, выражающие
недоумение персонажа:
Le pareva che Ninfarosa l'avesse buttata giù troppo in fretta, e non era neanche ben sicura che ci
avesse proprio messo l'ultima parte, delle cinque lire per il vestitino. [Cinque lire! Ah da quanto
tempo non l'aveva più veduta così <…> !] (Pirandello Novelle…, p.473)

Появление в тексте восклицательного оператора в сочетании с 3-м

лицом субъекта высказывания может и не маркироваться восклицательным
знаком, но экспрессивность высказывания, созданная повтором
квантификатора, указывает читателю на НПР:
Egli non provò dapprima che la gioia di tenersi così stretta quella sua adorata, il cui calore, l'odor
dei capelli, lo inebriavano. [Quanto, quanto, quanto la amava... ] (Pirandello Novelle…, p.188)

Come также может выполнять функцию усиления при повторе:

Il Principe non aveva ricordi da riordinare <…> il colpo inferto al suo orgoglio dal frac del padre si
ripeteva adesso nell'aspetto della figlia; ma questa volta non si trattava di panno nero ma di matta
pelle lattea; [e tagliata bene, come bene!] (Tomasi di Lampedusa, рр.58-59)
 145

Восклицательные высказывания персонажа в НПР, как и

вопросительные, могут вводиться оператором se и представлять собой
экспрессивные ассерции. В следующем примере в НПР передана реакция
персонажа на поведение другого персонажа, описанное в тексте нарратора
(реакция возмущения и несогласия вводится противительным союзом ma,
выполняющим усилительную функцию в восклицании:
E la Fogliato, piena di curiosità, partecipazione, solidarietà <…> quasi si offendeva un’altra volta
per la sua reticenza. [Ma se lui stesso non ci capiva più niente! Se lui stesso <…> non sarebbe stato
in grado di confermare o escludere nessuna ipotesi, proprio nessuna!...] (Fruttero&Lucentini, p.252)

2.3. Восклицательные предложения с маркированным порядком слов

Довольно часто предложения с маркированным порядком слов (со
смещением вправо или влево) также оформляются восклицательной
интонацией. Здесь будет приведено только несколько примеров, подробнее
см. раздел Выделительные конструкции в НПР.
Смещение вправо косвенного дополнения:
Verso le dieci, stanco, affannato, andava a rintanarsi nel chiosco, ove aspettava, dormendo, che gli
avventori uscissero dal caffè. [Ne aveva fino alla gola, di quel mestieraccio!] (Pirandello Novelle…,
p.385)

Восклицательные предложения часто сопровождаются инверсией:

Г1: «Il mio ragazzo fa rumore quando si alza? La disturba?»
Г2: [Se faceva rumore, il ragazzo!] Ma era il rumore di un ragazzo, l’unico che la costringesse a
sussultare. (Pratolini Un eroe…, p.36)

В этом примере в восклицании второго говорящего (Г2), частично

повторяющем предыдущую реплику (Г1) в прямой речи, наряду с
интонационным выделением присутствует и синтаксическое выделение
дополнения за счет выноса подлежащего в конец предложения.
2.4. Высказывания императивной модальности
Восклицательной интонацией всегда маркируются высказывания
императивной модальности. Их появление в тексте одновременно с не-
первым лицом субъекта высказывания указывает на НПР. Если вводящее
НПР высказывание стоит в прошедшем времени, то значение императива во
вводимом высказывании может быть передано формой Congiuntivo
imperfetto:
Si mise sul ballatoio a gridare che [lei non ne voleva roba degli altri, aprisse bene le orecchie la
Santuzza!] (Verga I Malavoglia, p.155)
Venivano tutti e tre <…> a strappargli di casa i piccini <…>. [Via, uno almeno! ne desse loro uno
almeno, o Nenè o Niní <…>!] (Pirandello Novelle…, p.265)
 146

Значение побуждения в НПР может передаваться не только особой

формой глагола, но и синтаксическим способом, например, повтором:
[No, perdio, no! Anche a costo di passare l'intera nottata nascosto nella chiesetta di Santa Lucia,
egli doveva, doveva riavere quella berretta ch'era sua!] (Pirandello Novelle…, p.383)

Поскольку у глагола dovere не существует специальной формы

повелительного наклонения, повтор в восклицательном предложении вслед
за коммуникативными операторами no… no! и междометьем perdio позволяет
воспринимать этот отрезок текста как голос персонажа.
Побуждение в НПР может быть выражено не только глаголами, но и
другими частями речи, например, существительными:
Attese un po', col cuore in tumulto. [Silenzio!] Ma gli parve misteriosamente animato, quel
silenzio... (Pirandello Novelle…, p.145)

отглагольными междометия типа basta!:

Uno di quei giorni, finalmente tornò dalla città sconfitto, bocciato, bocciato ancora una volta agli
esami di licenza tecnica. [E ora basta! basta davvero! Non voleva più saperne!] (Pirandello
Novelle…, p.20)

или наречия типа avanti!:

Non pensò più neanche d'aver una gamba zoppicante. <…> [Gli anni? Sessantadue, sì... Ma che
voleva dire? Avanti! Era come se cominciasse ora la vita. Avanti! Avanti!] (Pirandello Novelle…, p.
485)

Как известно, в косвенной речи императив существовать не может,

поэтому наряду с другими признаками НПР, он указывает на появление
голоса персонажа в тексте.
2.5. Ecco!
Восклицательное слово ecco!, несущее эмфатическое ударение, - один
из указателей появления НПР в тексте. Довольно сложно определить
частиречную принадлежность этой лексической единицы, которая может
использоваться для привлечения внимания к какому-либо объекту, для
выделения какого-либо факта, события или для указания на внезапное
появление чего-то:
Passata la stazione di Carroceto cominciò a sentir prossimo il mare <…>. [Ah, il suo mare! Da
quanto tempo più non lo vedeva, e che desiderio acuto, intenso, ardente, di rivederlo! Ma eccolo
già! Eccolo! Eccolo!] (Pirandello Novelle…, p.474)

Помимо указания на внезапное появление чего-то, как в предыдущем

примере, ecco может использоваться в речи персонажа при констатации
исчезновения какого-либо объекта:
 147

Stese pian piano un braccio nel posto accanto; [vuoto... ecco! Adriana... Sentì di nuovo l'abisso
aprirglisi dentro. Dov'era ella? e i figliuoli? Lo avevano abbandonato?] (Pirandello Novelle…,
p.186)

Ecco может относиться к предыдущему или последующему контексту

и, синтезируя, заканчивать, как в предыдущих примерах, или начинать некое
умозаключение в НПР:
I pensieri di Francesca tornavano a quei ricordi nascosti dall’acqua. [Com’era possibile che Elia non
le avesse mai detto niente? Quell’uomo aveva sempre la stessa faccia, ecco il guaio!] (Fazioli
L’uomo…, p.25)

Контекстуальным синонимом ecco может выступать наречие così:

Doveva contentarsi di queste risposte. [<…> Aveva, sì, supposto, partendo, che la lontananza le
sarebbe riuscita penosa; ma tanto poi no: era un vero supplizio, così!] (Pirandello Novelle…, p. 497)

В постпозиции ecco может использоваться как резкий (грубый) обрыв

разговора, часто в сочетании с tutto:
Elio balbettò confusamente di non aver fatto tutte le cose che aveva fatto perché voleva farle. [Ci si
era trovato dentro, ecco tutto.] (Mazzucco Un giorno…, p.22)

Ecco часто используется в сочетании с временными и

пространственными дейктиками. В последнем случае оно может быть
обособлено от основного высказывания и фигурировать в качестве
самостоятельной предикативной синтагмы:
Pareva a Gabriele che l'amico dimenticasse troppe cose <…> [Chi, se non lui, infatti, lo aveva
sollevato dalla miseria <…>? <…> E ora, ecco: il Sarti s'era fatto uno stato tranquillo e sicuro col
suo lavoro <…> mentre lui... lui, all'orlo di un abisso!] (Pirandello Novelle…, p.72)
…vide davanti a quell'altare <…> la vecchia, e si sentì come da un respiro non suo sollevare tutto il
petto <…>. [O perché se l'era immaginata bella e radiosa come un sole, finora, la fede? Eccola lí,
eccola lí, nella miseria di quel dolore inginocchiato <…> la fede!] (Pirandello Novelle…, pp.414-
415)

Подобно глаголам еcco может сочетаться с безударными

местоимениями и изъяснительным союзом che. В следующем примере по
мере продвижения персонажа под водой, показаны образы-видения,
возникающие в его сознании. В значении ecco заключена перцептивная
семантика. Вместо эксплицитного указания на увиденное в тексте нарратора
при помощи перцептивных глаголов (il personaggio vide che Ernesto
Contini…), дается более живая и емкая картина в НПР с использованием ecco:
Il ricordo di quelle mummie in fondo al lago si spezzava in una catena d’immagini che sparivano
appena tentava di approfondire. [Ernesto Contini che lavora alla sua vigna e poi che beve un
aperitivo in piazza, ed eccolo che litiga con qualcuno, non alza la voce, ma ringhia come un cane
impaurito. Con chi? Eccolo che ride mentre vanno a pescare, ecco l’immagine di Luigi Martignoni.]
(Fazioli L’uomo…, p.194)
 148

В сочетании с причастием прошедшего времени ecco указывает на

завершение какого-либо действия:
Vassalli guardò l’entrata del sottopassaggio alla sua destra. [Ecco scoperto il mistero, ecco da dove
veniva la musica!] (Fazioli L’uomo…, p.99)

Довольно часто в НПР ecco встречается в незавершенных

предложениях. В этом случае оно не отмечено восклицательной интонацией,
но общий эмоциональный характер высказывания предполагает его
выделение, как восклицательной формы:
Capo per capo volle che la vecchia vicina lo mostrasse loro: [le cuffiette, ecco... ecco le cuffiette,
sí... quella coi fiocchi rossi... no, quell'altra, quell'altra... ] (Pirandello Novelle…, p. 260)

Необходимо учитывать, что ecco появляется в сочетании с формами

прошедшего времени только в случае нарушения норм традиционного
нарратива, которое возможно в НПР, с прошедшим нарративным временем
этот эгоцентрический элемент не сочетается.
Подводя итоги, отметим, что восклицательные высказывания всегда
имеют конкретного субъекта речи и оценивают некоторый аспект
действительности как необычный [Sorianello 2011: 10]. Вопросительные
высказывания могут иметь восклицательную интонацию и не всегда
нацелены на добывание информации. Поэтому в некоторых случаях можно
говорить о сходстве восклицательных и вопросительных высказываний на
структурном уровне и о различиях в прагматической направленности. В
любом случае интонационные знаки при не-первом лице субъекта
повествования в нарративе являются сигналом читателю появления НПР.

Выделительные конструкции

Для прототипических высказываний НПР, восходящих к спонтанной

разговорной речи, характерно сообщение в первую очередь того, на что
говорящий хочет обратить особое внимание, интонационно выделить,
подчеркнуть. Поэтому синтаксическая структура НПР зависит от
коммуникативной направленности высказывания персонажа.
Обнаруживается стремление к препозитивному расположению
информативно наиболее значимого компонента сообщения.
В современном итальянском языке нейтральным и более
распространенным порядком слов является SVO (субъект-предикат-объект)
[Bonomi 2010: 133]. Он используется в косвенной речи, в которой нет
 149

экспрессивной составляющей, но часто заменяется выделительными

конструкциями в прямой и в НПР. Выделение объектов из ситуации – это
интерпретация события говорящим, в случае с НПР - персонажем.
«Выделение осуществляется с помощью помещения одного из аспектов
сцены в ядро предложения и вынесение других аспектов на периферию. В
ядро попадает объект, подвергшийся изменению, в отличие от объекта, не
подвергшегося изменению» [Кобозева 2008: 251]. В соответствии с
прагматической направленностью высказывания в НПР могут выделяться
любые члены предложения.
1. Выделение подлежащего
Выделение подлежащего может происходить за счет использования
личного местоимения, излишнего при нейтрально окрашенном
высказывании, поскольку значение лица включено в окончание личной
формы глагола:
Ma Emma pareva irremovibile, e anzi a un tratto scoppiò a ridere, [tutto questo era ridicolo e lei ne
aveva abbastanza] (Mazzucco Un giorno…, p.151)

Далее в НПР представлены примеры «уточняемой», то есть

плеонастически обособленной, темы [Алисова 2009: 141]. Она всегда следует
за сказуемым или непосредственно, или после дополнений и обстоятельств:
[Era uno strano tipo, quel detective.] Chico rimuginava tra sé mentre andavano verso piazza
Nosetto. (Fazioli L’uomo…, p.93)
[Per caso, eh?], pensò l’americanista Bonetto <…>. [La sfacciataggine, l’improntitudine. C’era
venuto apposta <…> il dannato sbirro. Erano uguali in tutto il mondo, i dannati pigs.]
(Fruttero&Lucentini, p.365)

Дополнительное упоминание темы позволяет в НПР передать

эмфатическое ударение, которое делается персонажем.
2. Выделение сказуемого
2.1. Местоименное
Если в сложном предложении имеется эпистемический глагол
пропозициональной установки, то он может выделяться за счет
катафорического местоимения, дублирующего пропозицию:
Si allontanò di qualche metro nel buio rimase fermo ad aspettare. <абзац> [Era Elia. Tommi lo
sapeva che sarebbe venuto. Si capivano al volo, proprio come succedeva ai vecchi tempi.] (Fazioli
L’uomo…, p.105)
Lello si guardò in giro irosamente. [Non lo sapevano che la sosta in seconda fila era vietata? Certo
che lo sapevano]. (Fruttero&Lucentini, p.253)
 150

2.2. При помощи повтора

Выделение сказуемого в НПР может происходить также за счет
синтаксического повтора однородных членов, каждый из которых
«уточняет» предыдущее значение:
Qualcuno le ricordò che non stava più nella boscaglia, [che quella era Xamar, la città, la capitale,
l’unica]. (Scego, p.438)

3. Выделение второстепенных членов предложения

Выделение второстепенных членов предложения возможно как за счет
помещения их в ядро высказывания, так и за счет их выноса на периферию. В
итальянской грамматической традиции эти типы выделения получили
название dislocazioni a destra / a sinistra (смещения влево / вправо)31.
3.1. Смещение влево
При выносе влево второстепенных членов предложения происходит их
дублирование анафорическим безударным местоимением-клитикой, что
придает разговорный характер высказыванию и указывает на голос
персонажа в тексте32.
А) Вынос влево прямого дополнения:
[А Camilla della famiglia non importava più niente. I pesci saranno pure muti, ma lei la lingua ce
l’ha.] (Mazzucco Un giorno…, p.151)
Ma Gina diceva per dire. [Senza quel poco che guadagnava, non avrebbe più avuto niente da
mettersi indosso e non si sarebbe comprati i guantoni per lavare i piatti risparmiando le mani. E il
profumo, il cappello, le crème, i regali per Guido, non li avrebbe più avuti, e sarebbe stata
un’operaia come Rosa.] (Pavese, p.66)

Б) Вынос влево косвенного дополнения:

Косвенное дополнение при выносе влево довольно часто вводится
предлогом di:
Qualcuno le ricordò che non stava più nella boscaglia, [<…>. E che di iene a Mogadiscio, a Xamar,
non se n’erano mai viste.] (Scego, p.438)

В этом примере в НПР появляется реприза, придающая разговорный

характер высказыванию.
При сочетании с предлогом con дублирование косвенного дополнения
не происходит. Тем не менее, вынос его вперед, на наш взгляд, выделяет
голос персонажа из повествования за счет изменения нейтрального порядка
слов SVO:
31
«По сравнению с другими романскими языками итальянский язык отличается большой подвижностью
членов предложения» [Benincà 2003: 255].
32
О разговорном характере высказывания при местоименной репризе см. [Dardano, Trifone 2007: 443]
 151

Le sembrò lontanissimo (commissario – коммент. наш – Е.Б.), anche se non “estraneo”; [un po’
come un prete. Con Federico, con Giulio, con tutti gli uomini che le facevano più o meno
seriamente la corte, non aveva mai questa impressione.] (Fruttero&Lucentini, p.236)

Следует, однако, учитывать, что выделение дополнения за счет его

выноса влево в современном разговорном итальянском языке встречается
довольно часто без особого интонационного маркирования, а отсутствие
местоименной репризы фиксируется уже в средневековых текстах, где
повтор дополнения был также необязателен, как и интонационное выделение
[Benincà 2003: 255]. Поэтому смещение дополнения влево не может быть
единственным признаком, указывающим читателю на появление голоса
персонажа в тексте.
3.2. Смещение вправо
Другой особенностью итальянского языка является смещение
дополнения вправо, при котором дополнение или обстоятельство отделяется
от остальной части предложения за счет использования безударного
катафорического местоимения и паузы перед выделяемыми членами
предложения (non ci vado da mesi, al cinema). Если смещения влево
распространены во всех разновидностях итальянского языка, не исключая
письменных текстов, то смещения вправо характеризуют, прежде всего,
разговорную речь, особенно часто они встречаются в вопросительных
предложениях: lo prendi un caffè? Появление выделительных конструкций со
смещением вправо в нарративе позволяет читателю услышать разговорную
речь и, следовательно, выделить голос персонажа из текста, несмотря на 3-е
лицо субъекта повествования и прошедшее время, обладающее всеми
признаками настоящего:
- E come no! – gridò entusiasticamente il signor Vollero. - E come no!
[Era felice. Gli affari erano affari, la pagnotta era la pagnotta, ma in fondo in fondo non
gl’importava nemmeno poi troppo di venderli, i quadri delle sue mostre.] (Fruttero&Lucentini,
p.162)

4. Сегментированные предложения

Высказывание персонажа в НПР может содержать сегментированные

предложения с маркированным порядком слов (frase scissa33). В этом случае
выделяемая информация (рема) вводится глаголом essere, а предикативная
часть (тема) - изъяснительным союзом che:

33
Подробный разбор frase scissa см. в Grande grammatica di consultazione a cura di Cardinaletti A., Renzi L.,
Giampaolo S. Vol. I. Bologna: Il Mulino, 2001 [1995]. P.208-239.
 152

Faliero, con le sue parole, le aveva aperto gli occhi. [Era unicamente per il bene di Sandrino ch’ella
scompariva!] (Pratolini Un eroe…, p.182)

В этом примере выделяется именная часть предикативной группы за

счет нарушения прямого порядка слов. Фразовое ударение перемещается с
конца предложения в его начало. Интересно, что «долгое время эти
конструкции подвергались критике в итальянских грамматиках» [D’Achille
2003: 167].
Появление выделительных конструкций в художественном тексте
связано со стремлением автора ярче передать образ персонажа, пользуясь
особенностями, свойственными спонтанной разговорной речи. Выделение,
подчеркивание того или иного элемента плана содержания достигается с
помощью разнообразных языковых средств: прагматических,
фонологических и синтаксических. Их использование в тексте, часто
указывает читателю на включение голоса персонажа в текст нарратора. Если
при наличии выделительных конструкций присутствует транспозиция лица
и/или времени в тексте персонажа, если экспрессивная составляющая
выражена ярко, а передающие ее языковые компоненты предстают как бы в
концентрированном виде, то мы имеем дело с НПР.

Эллипсис в НПР

Появление эллипсиса в НПР связано с тем, что в этой конструкции при

передаче мыслей или речи персонажей, обрамленных в модусную рамку
высказывания нарратора, сохраняются не только лексические, но и
синтаксические особенности, свойственные разговорной речи. К таким
синтаксическим особенностям относятся эллиптические предложения,
которые, как и некоторые другие элементы разговорной речи, способствуют
выделению мыслей или слов персонажа на общем фоне нарратива. Читатель,
встретив в повествовании элемент, относящийся к регистру (в терминологии
Г.А. Золотовой) отличному от регистра предыдущего отрывка текста,
обращает внимание на его маркированность на фоне участков,
принадлежащих тексту нарратора. «Соположенные единицы, несовместимые
в одной системе, заставляют читателя сконструировать дополнительную
структуру, в которой эта невозможность снимается» [Лотман 1998: 268], в
нашем случае - это НПР, в которой говорящим или думающим субъектом
является не-первое лицо. Эллиптические предложения, маловероятные в
 153

косвенной речи, находят место, не изменяя своей синтаксической структуры,

в конструкции НПР. Эллипсис, «являясь для художественного текста фактом
внесистемным, способен сигнализировать о внесении в ткань произведения
элементов других систем, например, стилизованной устной, внутренней или
письменной речи» [Коваленко 2006: 115].
При обзорном рассмотрении эллиптических предложений в НПР
следует учитывать, что проблема эллипсиса в тексте многогранна и не имеет
единой трактовки даже в лингвистических работах последних лет (см.
[Падучева 2007]; [Ларькина 2009]; [Калимуллина 2010]; [Каркошко 2010] и
др.). Эллиптическими традиционно называются предложения, содержащие
опущенный, но однозначно восстанавливаемый элемент. Эллипсис позволяет
говорящему (пишущему) осуществить речевую экономию за счет устранения
Данного или элементов Данного, то есть темы высказывания34. Элементы
Нового элиминируются достаточно редко, поэтому эллипсис ремы в целом
невозможен. Некоторые исследователи различают неполные, номинативные
и эллиптические предложения. Еще А.М. Пешковский отграничивал
номинативные предложения от неполных, считая основной характеристикой
неполных предложений отсутствие одного или нескольких членов, а
именных предложений - обязательное отсутствие специфически
приглагольных членов [Пешковский 2001: 377]. Причем в качестве неполных
он рассматривает и номинативные предложения, ср. приведенные А.М.
Пешковским примеры надписей на коробках с товаром: шоколадные,
ромовые (о конфетах) [Там же: 397].
С нашей точки зрения и номинативные, и неполные предложения
можно рассматривать как эллиптические, поскольку номинативность
является следствием опущения сказуемого, а неполнота – следствием
опущения или сказуемого, или подлежащего (возможно и того, и другого),
или какого-либо другого члена предложения. НПР, как и другие способы
передачи «чужой» речи в нарратив, включает не предложения, но
высказывания персонажа, часто состоящие из эллиптических предложений.
В НПР, являющейся специфической имитацией или реальной, или
внутренней речи, в большинстве своем встречается контекстуальный
эллипсис, при котором компенсация опущенных элементов происходит за
счёт обращения к контексту. Появление эллиптических высказываний в НПР

34
Подробнее об эллипсисе в итальянском языке см. [Cipolla 1974].
 154

связано со способностью этой конструкции включать в повествование

особенности разговорной речи: диалогичность и аффективность.
Эллиптические высказывания создают эффект спонтанности и
непринужденности разговорной диалогической речи, в которой в ряде
случаев словесное умолчание имеет вынужденный характер, например, когда
«в системе языка отсутствуют или не являются нормативными
соответствующие словесные способы выражения, и говорящий рассчитывает
либо на опыт слушающего или ситуативную самоочевидность
умалчиваемого компонента информации, либо на механизм ассоциации...»
[Шелякин 2002: 190-191]. Появление эллипсиса в НПР также может быть
связано со стремлением автора передать некую ситуацию, в которой нет
времени на обдумывание и на полноту оформления высказываемой мысли.
В данном разделе не рассматривается эллипсис, при котором какой-
либо член предложения (в большинстве своем - подлежащее) опускается, но
референциальная соотнесенность с ним оказывается очевидной из-за наличия
грамматических показателей у управляющих им глаголов. Эти случаи
характерны для любого типа повествования и любого вида передачи «чужой»
речи:
Mia madre andava al mattino alle carceri <…>. Poi andava in questura. Veniva ricevuta…
(Ginsburg, p.148)
В следующем примере имя референта появляется только после его
описания (катафорический эллипсис):
A Roma, lo conoscono tutti <…> Da mezzo secolo  se ne sta lì armato di tutto punto, pronto allo
scatto; ma poiché non è mai successo niente, la sua posa guerresca è ormai consideratа una innocua,
anche simpaticа bizzarria. E, infatti, come si può pensare che il Bersagliere di Porta Pia non sia
simpatico? (Manganelli пример из [Sabatini 2002: 264])

«Эллипсису может подвергаться любой член предложения, почти

любая комбинация членов предложения и почти любая часть члена
предложения <…> так что грамматическая природа сокращаемого слова или
группы слов почти произвольна, а имеет значение только контекст, в котором
происходит сокращение». [Падучева 2007: 177] Тем не менее, представляется
логичным рассматривать элиминирование частей предложения
последовательно - от главных к второстепенным. Эллиптические
предложения, которые будут анализироваться далее, в отрыве от контекста
грамматически неправильны и, следовательно, не способны передать смысла,
заложенного в высказывании, хотя в них и присутствует анафорическая
 155

(редко катафорическая) связь, отсылающая нулевой заместитель () к его

антецеденту35.
1. Эллипсис предиката
Эллипсис в НПР связан со стремлением автора максимально
приблизить речь персонажа к прототипическому высказыванию. Один из
способов - это устранение возможных повторов и выделение рематической
части высказывания. В НПР может опускаться весь предикат,
представленный полнозначным глаголом:
Facevano appena in tempo a incontrarsi, che subito giù, niente e nessuno poteva trattenerli
dall’appartarsi a parlottare fitto fitto. [E chissà di che cosa, poi  {parlottavano}?  Di donne?]
(Bassani Il giardino…, p.135)
Fu costretto a sorbirsi le sue esclamazioni entusiastiche…: [nemmeno se Gavino… avesse già
raccontato per filo e per segno come in realtà era andata. D’altra parte – si diceva… -, d’altra parte
lui non avrebbe potuto regolarsi in modo diverso.  {aveva raccontato} Gavino o no, non gli
piaceva fare la figura di essere tornato dalle valli a mani vuote]. (Bassani L’airone, p.853)

Нередко в НПР в тексте персонажа встречается последовательная

элиминация предыдущих членов предложения. Подобные конструкции
можно рассматривать как своеобразный риторико-стилистический прием, а
также как компенсацию избыточности текста:
Chiuse gli occhi. Non voleva piangere davanti a Sasha. [Non voleva piangere. Non voleva rovinare
tutto. Perché 1 {rovinare tutto} adesso? Perché 2 {rovinare tutto adesso}?] (Mazzucco Un
giorno…, p.328)

Предикативная группа может отсутствовать и в сравнительных

конструкциях, включенных в НПР:
Oh, Rico, lui stava benissimo – esclamò la Cesarina ridendo -; [come  {stavano benissimo} anche
i ragazzi, grazie a Dio...] (Bassani L’airone, p.101)

В конструкции НПР, как и в разговорной речи, может встречаться

частичный эллипсис предиката.
[Сhi era? Non  certo un ferrarese!] – mi dissi subito. (Bassani Il giardino…, p.81)
[Con la mamma e con Fanny non era il caso che si confidasse: erano donne. Con Ernesto nemmeno:
 troppo putín.] (Bassani Il giardino…, p.69)

В первом и во втором примерах отсутствует вспомогательный глагол

essere в имперфекте, времени маркирующем появление НПР в тексте.
Частичный эллипсис предиката в безличных вне контекста
предложениях также создает своеобразную паузу-границу между текстом
35
О семантической интерпретация “значимых нулей” в русских предложениях см. [Adamec 1995].
 156

нарратора и текстом персонажа, позволяя читателю выделить голос

последнего:
Gli pareva di trovarsi davanti a un quadro in cornice. [ = {era} Impossibile entrarci dentro. Non
c’era posto, spazio sufficiente.] (Bassani L’airone, p.873)

В некоторых случаях отсутствие вспомогательного глагола нельзя

объяснить контекстуально, поскольку эллиптические предикативные
предложения функционируют как междометия. Формально эллиптические
предложения могут быть не связаны с предыдущим предложением, но они
будут зависеть от него семантически - вне контекста их смысл не ясен:
Lello, ormai a pochi metri, udì distintamente il rumore della chiave girata dall’interno. [Ecco fatto,
si era chiuso nel gabinetto.  Meglio così, meglio così.] (Fruttero&Lucentini, p.178)

В следующем примере высказывание персонажа в НПР маркируется

частичным эллипсисом предиката 1 и далее следующим эллипсисом
именной части предиката 2 = gentilissimo:
- Lei avrà da fare, immagino, - disse, alzandosi dalla sedia di un centimetro. <…> - Io, perché?
<…> Ci pensano i miei colleghi, non c’è fretta. [1 Gentilissimo. 1 Troppo 2. A meno che, nella
polizia non esistessero orari <…> e avessero perciò una nozione del tempo completamente
sballata.] (Fruttero&Lucentini, p.242)

Этот пример – характерная имитация внутренней речи, поскольку в нем, как и в

спонтанной разговорной речи, тема высказывания ситуативно известна и поэтому
вербально не выражается.
В следующем примере НПР у предикатов capire и sentire в высказывании персонажа
отсутствует прямое дополнение и зависимое от него определение:
Le sembrava assurdo, a lei, che esistesse al mondo uno come me, il quale non nutrisse per gli alberi
<…> gli stessi suoi sentimenti di appassionata ammirazione. [Come facevo a non capire ? Come
duravo a vivere, senza sentire ?] (Bassani Il giardino…, p.110)

Как видно из приведенного примера, нулевой знак может замещать

довольно значительную часть текста, входящую в группу дополнения. Как и
в любом тексте, эллипсис компенсирует избыточную информацию ясную из
контекста.
2. Эллипсис главных членов предложения
Опущение какой-либо части предложения в НПР связана с тем, что как
и в спонтанной разговорной речи, опускается тематическая часть, которая
вводилась раньше. Акцент делается на реме, на новой информации в тексте.
В следующем примере опускается подлежащее:
 157

[L’odore era proprio buono], disse subito Micòl <…> [Anche a lei  piaceva molto]. (Bassani Il
giardino…, p.67)

Антецедент нулевого знака может находиться как в тексте персонажа,

так и в тексте нарратора:
Prestinari restò a contemplare quella sua estrema gloria <…>. [ {=Prestinari era} Fallito!
Avevano ragione i suoi amici lassù dei campi elisi: era stato uno sbaglio ritornare.] (Buzzati
Sessanta…, p.438)
Carla si agitava; capì che il marmo aveva sbagliato la strada; invece di Leo era stata colpita la
madre; [ sulla testa? no,  sopra la spalla]. (Moravia Gli indifferenti, p.140)

Причем в тексте, относимом нами к НПР, как в последнем примере,

может и не быть характерного для этой конструкции признака -
транспонированного лица субъекта высказывания, поскольку голос
персонажа возникает как продолжение текста нарратора и опущенные члены
предложения содержатся именно в нем. Но появление диалогической
модальности, сопровождаемой интонационной маркированностью, как в
предыдущем примере, указывает читателю на голос персонажа в тексте.
В следующем примере на появление НПР указывает интродуктивный
глагол sognasse:
Appoggiata a una colonna, la Nastasìa, come sognasse. [Dove conduceva la porta, per cui quelli
erano entrati, 1 in cima ai quattro scalini? E 2 l’altra scala che portava su, cui nessuno era salito
mai?] (Cicognani, p.248 - цит. по [Cane 1969: 42])

Мини-диалог персонажа с самим собой представлен в одном

предложении: на вопрос, дан ответ с эллипсисом темы (1), состоящей из
подлежащего la porta и сказуемого conduceva. Следующий вопрос уже не
имеет ответа, но в нем также присутствует эллипсис (2) - опущена
предикативная группа dove conduceva.
К предложениям, утратившим главные члены, можно отнести также
коммуникативы утверждения и отрицания sì/no, так называемые pro-frasi36.
Т.И. Малина рассматривает эти лексические единицы в русском языке как
фрагментарные высказывания, выполняющие функцию предложения,
«семантическая полнота которого определяется окружающим контекстом»
[Малина 1982: 10].
Lui adesso era in perfetto orario. [Lo aveva poi eseguito l’Elsa l’incarico? Data l’ora e la cena da
preparare magari no  {non lo aveva eseguito}, se ne era scordata.] (Bassani L’airone, p.886)

36
См. Grande grammatica italiana di consultazione a cura di Cardinaletti A., Renzi L., Giampaolo S. Vol. III.
Bologna: Il Mulino, 2001 [1995]. P.175-222.
 158

[Ecco, dunque] – si diceva -: [soltanto a patto di morire poteva volerle bene, alla Rory! E lei? Quasi
di sicuro no  {non poteva volerlo bene}]. (Bassani L’airone, p.889)

3. Эллипсис пропозиционального глагола

В итальянской лингвистической традиции «независимые» предложения
с использованием конъюнктива относят к эллиптическим конструкциям
[Serianni 2000: 530]. В НПР эллипсис пропозиционального глагола,
управляющего высказыванием персонажа, создает паузу, благодаря которой
читатель выделяет голос персонажа. При этом согласование с текстом
нарратора остается, в следующих примерах это имперфект конъюнктива,
зависимый от прошедшего времени текста нарратора:
Il tumulto del cuore gli tolse quasi il fiato. [Chi poteva aver frugato nella scrivania? O che si fosse
sbagliato?] (Buzzati Sessanta…, p.432)

Восстановление глагола пропозициональной установки в подобных

примерах повлекло бы за собой перевод высказывания из НПР в косвенную
речь c утратой, характерной для оптативных и вопросительных предложений,
интонационной оформленности и экспрессивных элементов разговорного
синтаксиса.
4. Выделение ремы за счет эллипсиса
В некоторых случаях неполные предложения, имитирующие мысли
или речь персонажа, оказываются ничем иным, как катафорическим
повтором части полного предложения, следующего за ним:
Gli cadde lo sguardo sul discorso per i comitati di quartiere di Torre Gaia. <перечисление
пунктов, которые надо было прочитать> Si rese conto con orrore che non lo aveva letto.
[Famiglia! Aveva parlato dei diritti della famiglia!] (Mazzucco Un giorno…, p.155)

Подобные слова – предложения, не обладая предикативными

свойствами, создают паузу, а далее в тексте эксплицируются
элиминированные члены предложения, необходимые читателю для
интерпретации высказывания персонажа:
[Adesso. Doveva assolutamente farlo adesso.] Eppure, Antonio fu attraversato dal desiderio di
godersi tutto intero questo week end. (Mazzucco Un giorno…, p.365)

5. Номинативные предложения
Рассматривая номинативные предложения в конструкции НПР и
опираясь на трактовку Г.А. Золотовой односоставных предложений в
русском языке, мы придерживаемся мнения, что всякое предложение
предикативно, поскольку оно соотносится с внеязыковой действительностью.
 159

В НПР номинативные предложения маркируют высказывание персонажа

тем, что они помимо экспрессивности обладают временной и
пространственной характеристикой, воспринимаемой читателем как «здесь»
и «сейчас». Следовательно, если общий план нарратива относится к
прошедшему времени, то номинативные предложения выделяются на его
фоне, и у читателя возникает впечатление, что говорит персонаж:
Era a tal punto distaccato da se stesso e dal mondo <…> che un poco più avanti, alle porte di
Tresigallo, il nome del paese… lo colpì come se non gli fosse mai venuto sott’occhio prima
d’allora. [ Tresigallo. Che razza di origine poteva avere un nome del genere?] (Bassani L’airone,
p.885)

Появление лаконичных, интонационно и семантически обособленных

номинативных предложений, свойственных разговорному стилю речи,
разрывает течение нейтральной авторской речи, являясь сигналом перехода к
выражению определенного отношения говорящего субъекта к сообщаемому:
Alzò gli occhi a guardare. Di là dal tetto ricurvo della macchina lo stabile dell’I.N.A. gli si ergeva
dinanzi più che mai alto, massiccio, incombente. [ Cento metri?] (Bassani L’airone, p.864)

В следующем примере в НПР представлены так называемые бытийные

предложения с эллипсисом предиката, в которых утверждается наличие,
существование некоторых явлений действительности:
I discorsi della gente <…> facevano un ronzio molesto <...>. [Ebrei, va bene, centottantatre su
quattrocento. <...> Cosa intendevano dire <...> i fascisti, con questa parola? Eh, i fascisti!] (Bassani
Cinque…, p.74)

Дополнительным указателем на принадлежность персонажу

выделенных высказываний, выраженных номинативными предложениями, в
этом примере является восклицательная интонация и междометия va bene, еh.
Они вносят в текст эмоциональную окраску и придают ему характер прямого
высказывания. Бытийные предложения в НПР играют важную роль при
определении голоса персонажа. Благодаря им «ситуация представляется в
том виде, в каком ее «видит» воспринимающий субъект. Образ ситуации
максимально приближается к самой ситуации. <…> В силу своей
грамматической специфики именные образования представляют собой
удобное средство для описания процессов, происходящих в сознании героя
[Мунгалова 1976: 97].
Специфика номинативных предложений в НПР заключается в том, что
свойственные им фрагментарность и лаконизм позволяют создавать более
ёмкие по содержанию высказывания. «В них называются только отдельные
детали ситуации, но детали важные, выразительные, рассчитанные на опыт и
 160

воображение слушателя или читателя – такие, по которым он может

представить себе общую картину описываемой обстановки или событий»
[Скобликова 1997: 162].
Если в реальной разговорной речи возможен ситуативный эллипсис,
восстанавливаемый субъектом речи из экстралингвистических факторов, то в
НПР, являющейся имитацией разговорной речи, он невозможен. Заполнение
эллипсиса всегда происходит за счет контекста, иначе содержание оказалось
бы не ясно.
Частое использование эллиптических предложений в НПР, связано со
специфической особенностью этой конструкции - стремлением автора
передать экспрессивность разговорной речи, не отрываясь полностью от
модального плана текста нарратора. Элиминирование каких-либо членов
предложения в НПР предполагает переключение внимания читателя к тому
компоненту высказывания, который автор актуализирует в речи персонажа.
В эллиптических предложениях НПР обычно умалчиваются те члены,
которые не имеют актуального значения из-за их контекстуальной
очевидности. Фрагментарность, структурная размытость, грамматическая
алогичность эллиптических конструкций, включенных в состав НПР,
позволяет автору, не отрываясь полностью от собственно нарратива,
передать спонтанность речи или мыслей персонажа. Читателю же,
сталкиваясь с эллипсисом в нарративе, приходится приложить определенное
усилие для его правильной интерпретации. Можно сказать, что читатель
включается в процесс создания текста, и таким образом повышается его
творческая активность и заинтересованность в чтении произведения.

Парцелляция и присоединительные конструкции

К элементам экспрессивного синтаксиса, выделяющим текст персонажа

из нарратива, относятся также парцелляция и присоединительные
конструкции. Эти явления текстовой избыточности схожи своей
зависимостью от основного высказывания. Отличие состоит в том, что
парцелляты представляют собой самостоятельно оформленные предложения,
а присоединительные конструкции нет.
 161

1. Парцелляция
Прием парцелляции очень характерен для НПР, он используется для
передачи спонтанности речи или мыслей персонажа. Парцелляция возможна
как в утвердительных, так в вопросительных и восклицательных
предложениях.
Passo passo <…> ella fece il giro della villa; guardò in su verso la finestra chiusa della sala da
pranzo: [cosa facevano quei tre? stavano ancora seduti intorno alla tavola a bere? oppure
discutevano?] (Moravia, p.80)
Maryam era ancora scioccata dalla domanda della figlia Zuhra. [Cosa doveva dirle? <…> Era così
bella lei, Maryam Laamane, negli anni sessanta. Lo doveva dire a Zuhra questo? Subito?
All’istante?] (Scego, p.58)

На первый взгляд эллипсис и парцелляция – явления сходные,

поскольку оба они связаны с неполнотой предложения. Однако не все
конструкции с отсутствующими главными членами можно рассматривать как
эллиптические. Некоторые из них представляют собой парцелляты -
однородные члены, выделенные в самостоятельные интонационно
независимые предложения, которые в составе НПР придают высказыванию
персонажа особую эмоциональную выразительность. Возникающая за счет
парцелляции текстовая избыточность, не свойственная повествованию,
предназначенному для передачи событийной канвы произведения, позволяет
читателю выделить голос персонажа из текста. Парцелляты также как и
эллипсис выделяют рематическую часть высказывания:
«Ma veramente l’Ucraina credo non sia più in Polonia» - osservò Maja, addentando una ciliegina
che sapeva purtroppo di plastica. [Non era contenta del catering. Niente affatto.] (Mazzucco Un
giorno…, p.278)

Встречающиеся в тексте номинативные предложения могут быть

следствием парцелляции:
Lo disturbò la vista del giaccone sulla trapunta del letto in cui da giorni non dormiva.
[Quell’indumento che sapeva di fumo di traffico e di stanchezza creava disordine. Provvisorietà.
Casualità.] (Mazzucco Un giorno…, p.363)

Парцелляты часто вводятся союзами и представляют собой

синтаксически параллельные конструкции с предложением, от которого они
отделены. В следующем примере представлена НПР от 1-го лица, где
адресатом сообщения является нарратор:
[Avrebbe potuto fornirci anche cose che non aveva con sé. Una tuta, per esempio, forse non mi
sarebbe piaciuta? Ne aveva una Cesarino <...> O a Marco non interessava un cappello
impermeabile, gommato, di vera gomma, con le ali abbassabili? O un pettine americano con
tagliarsi da solo i capelli e la barba?] (Levi, p.158)
 162

Оформление однородных членов предложения в парцеллированные

конструкции вносит в повествование интонационный рисунок, характерный
для текста персонажа. Парцелляция, как и эллипсис, создает паузы,
указывающие читателю на голос персонажа в тексте.
2. Присоединительные конструкции
Присоединение, также как и парцелляция, широко используется в НПР
и способствует усилению смысловых и экспрессивных оттенков
высказываний персонажа. Присоединение может быть бессоюзное и с
усилительным союзом:
Il nome gli richiamava qualche cosa di recente. Ma il ricordo al momento gli sfuggiva. [Ah sì. Due
giorni prima, gliene aveva parlato il Tamburini, un gobbetto immancabile in tutte le grandi mostre
d'arte, un manìaco che sfogava all'ombra dei pittori le sue fallite aspirazioni, un rompiscatole,
attaccabottoni temutissimo.] (Buzzati Sessanta…, pp.466-467)
Gli disse chiaro e tondo che la imbarazzava sentirsi chiamare signora Buonocuore, in quanto quello
era il nome di suo marito, [anzi di suo ex-marito. Il suo cognome era Tempesta. Il suo nome invece
era Emma.] (Mazzucco Un giorno…, p.268)
Eleonora, col capo appoggiato al tronco, richiuse gli occhi, sorrise per non piangere, assalita dal
rimpianto della sua gioventù perduta così miseramente. [A diciott'anni, sì, era stata pur bella, tanto!]
(Pirandello Novelle…, p.23)

Расчлененность текста на интонационно-смысловые отрезки часто

встречается в спонтанной разговорной речи. В художественной литературе в
составе НПР парцелляты и присоединительные конструкции широко
используются как средство изобразительности, создавая эффект
непринужденности речи и естественного течения мысли персонажа.

Повторы в НПР

Под термином «повтор» в данном разделе понимается повтор какой-

либо части предшествующего высказывания в прямой речи. Лексические
повторы внутри высказывания, также характерные для НПР, не
рассматриваются.
В основу нашей классификации повторов легла работа Н.Ю. Шведовой
о репликах-повторах в русской разговорной речи [1952]. Повтор предыдущей
стимулирующей реплики в сочетании с особой интонацией, передающей
эмоциональное отношение говорящего к сообщению, имеет характерные
признаки, присущие повтору как компоненту сложного построения.
 163

Реплики-повторы в НПР можно разделить на две группы: вызванные

вопросом и вызванные утверждением. Они различаются по характеру своих
модальных значений.
1. Повторы, вызванные вопросом
Повторы в НПР, вызванные вопросом, как и в разговорной речи, могут
иметь или форму вопроса или форму «невопроса» - восклицания, полу-
утверждения и т.п.
1) Повторение вопроса при ответе на вопрос типично для диалога. В
реагирующей реплике НПР при повторе предиката часто изменяется его
временная форма:
«Luca che diavolo di lavoro vai a fare?» [Ecco, quello era il punto: lui, in effetti, che lavoro
faceva?] (De Crescenzo, р.24)

При этом в соответствии с правилами передачи «чужой» речи в

нарративе 3-го лица прошедшего времени предикативная синтагма из
настоящего времени индикатива (vai a fare) переходит в имперфект
индикатива (faceva).
Повторам-вопросам присуща семантическая функция уяснения
сказанного и синтаксическая функция, связывающая реагирующую
вопросительную реплику со стимулирующей. В следующем примере в
повторе изменяется модальность и временной план вспомогательного
глагола: изъявительное наклонение сложного перфекта переходит в
сослагательное наклонение, в то же время нет зависимости от прошедшего
времени текста нарратора, так как ментальный глагол пропозициональной
установки pensare, вводящий НПР в постпозиции, стоит в настоящем
времени:
Giorgio Dinacci guarda Mario con intenzione. Vorrebbe chiedergli: «Ma sei stato tu a muovere il
tavolino o è stato lo spirito?» <абзац> [E se fosse davvero lo spirito? Forse su certe cose non si
dovrebbe scherzare], pensa Giorgio… (De Crescenzo, p.23)

В НПР повторы встречаются не только как ответ на реплику

персонажа, но и как ответ персонажа на свои же собственные мысли,
переданные в прямой речи и выделенные, соответственно, пунктуационно,
см. предыдущий пример. Хотя прошедшее время и 3-е лицо субъекта
высказывания в НПР не позволяют читателю полностью абстрагироваться от
текста нарратора, повтор, как чрезвычайно распространенная черта
диалогической речи, указывает на появление слов персонажа в тексте.
 164

В следующем примере повтор возникает как реакция-переспрос на

стимулирующую утвердительную реплику собеседника, он дан в прямой
речи. Далее переданы мысли персонажа в НПР, выделение которых
возможно не только благодаря интродуктивному речевому глаголу, но и
выделенному повтору:
«Il signor colonnello» continuò il sergente maggiore… «ha perfettamente ragione… Nessuno però
gli ha spiegato il pericolo.» <абзац> «Il pericolo?» chiese Drogo: [che pericolo poteva mai esserci a
trasferirsi dalla Fortezza alla Ridotta Nuova, per quel comodo sentiero, in località così deserta?]
(Buzzati Il deserto…, p.39)

2) Невопросительный повтор в ответ на вопрос не свойственен НПР,

в отличие от разговорной речи, где невопросительная реплика-реакция на
стимулирующую реплику естественна. Поэтому следующий пример,
рассмотренный вне контекста, то есть без учета ментального
пропозиционального глагола и пунктуационных маркеров, можно было бы
отнести к прямой речи:
«Ma sì, ma sì» pensa «dagli un premio, carogna, perché ha ammazzato bene. Un magnifico centro,
no?» <абзац> [Un magnifico centro, sicuro.] È proprio quello che il Matti sta meditando…
(Buzzati Il deserto…, p.105)

2. Реплики, вызванные утверждением

Реплики, вызванные утверждением, как и реплики, вызванные
вопросом, могут иметь вопросительную и невопросительную форму.
1) Повтор-вопрос в ответ на утверждение имеет значение
недоумения, удивления, часто с оттенком несогласия, неодобрения, иронии,
протеста, возмущения, огорчения, размышления, раздумья и т.п. [Шведова
2003: 307], то есть в нем обязательно присутствует характерное для НПР
экспрессивное значение:
- Scusi se la disturbo a quest’ora, ma mi sono trovato a passare per caso di qui, e ho pensato di
salire un momento. <абзац> [Per caso, eh?], pensò l’americanista Bonetto dietro un sorriso del più
bel verde. (Fruttero&Lucentini, p.365)

Предложения-повторы связаны с предыдущей репликой диалогической

связью. Интонация, содержащаяся в них, часто определяется читателем,
исходя не только из самих диалогических единств, но и при помощи
различных авторских указаний в узком или широком контексте. В
следующем примере в тексте нарратора присутствует характеристика
психологического состояния персонажа, определенным образом
дублирующая предыдущие высказывания-реакции (Questa parola aumentò la
confusione della donna...):
 165

(Michele) “Sì, infatti” disse alfine mostrando degli occhi incomprensivi e un volto vagamente
preoccupato. <абзац> (Lisa) [Infatti che cosa? Cosa significava infatti? Voleva forse dire: “Infatti
tu non mi hai tradito?” oppure: “infatti tu mi hai tradito?”] Questa parola aumentò la confusione
della donna... (Moravia, p.113)

Этот пример интересен также тем, что в состав НПР включена прямая
речь. Случай довольно распространенный при передаче в несобственно-
прямой форме мыслей персонажа.
В следующем примере повтор, скрепляющий прямую речь одного
персонажа с НПР другого персонажа, видоизменяется: глагол в личной
форме переходит в инфинитив, косвенное местоимение – в существительное
(le faccio gratis – fare le carte gratis), глагол piove заменяется однокоренным
существительным la pioggia. Реплика-реакция в НПР оформлена как
утверждение, но имеет вопросительный характер с оттенком удивления,
поскольку придаточное предложение стоит в препозиции к
пропозициональному глаголу:
La cartomante, vedendola incerta, pensa bene di incoraggiarla un pochino: «Per questa volta te le
faccio gratis, tanto piove». <абзац> [Che c’entri poi la pioggia col fare le carte gratis non si capisce
bene. D’altra parte], pensa Rosa, [perché non provare?] (De Cresccenzo, p.81)

2) Невопросительный повтор в ответ на утверждение выражает, как

правило, отрицательное отношение к сказанному – к предмету речи, к форме
выражения. В следующем примере повтор, хотя и не оформлен
пунктуационно восклицательным знаком, имеет восклицательную
интонацию за счет инверсии изъяснительного придаточного, и,
соответственно, изменения формы глагола из индикатива в конъюнктив:
«...è il Re di Picche, ma non è ancora uscito.» <абзац> [E che non fosse uscito Rosa lo sa
benissimo: sono anni che lo aspetta.] (De Cresccenzo, 82)

Повторы-невосклицания выражают раздумье по поводу сказанного, то,

с чем нельзя просто соглаcиться, что требует обсуждения, обдумывания, с
чем связаны какие-то скрытые мысли, сомнения:
- Non lo so. E anche se fosse, Massimo non me l’avrebbe detto. <абзац> [E anche se gliel’avesse
detto], pensò il commissario cogliendo la sfumatura, [l’avvertimento, tagliente più che reticente, lei
non l’avrebbe in nessun caso ripetuto in questura]. (Fruttero&Lucentini, p.302)

Переход ремы условного периода прямой речи при повторе в тему НПР
связан как с синтаксической скрепляющей функцией повтора, так и с
размышлением персонажа по поводу сказанного в предыдущей реплике.
Как видно из приведенных примеров, в НПР часто встречаются
вопросительные повторы, которые являются реакцией на вопросительную
 166

стимулирующую реплику, переданную прямой речью. Поскольку

конструкция НПР в большинстве случаев выражает мысли персонажа, а не
его речь, появление уточняющих вопросов-реакций вполне закономерно.
Реплики-повторы, вызванные утверждением, передают эмоциональное
состояние персонажа. В обоих случаях повторы выполняют синтаксическую
функцию: связывают реплику в прямой речи с высказыванием в НПР. Кроме
того, повторы, как проявление текстовой избыточности, делают текст более
экспрессивным и могут указывать читателю на появление диалога в тексте. В
реагирующих высказываниях, передаваемых НПР, обнаруживаются
признаки, указывающие на принадлежность этих высказываний персонажу.
Во-первых, это устно-разговорный характер высказываний НПР, в которых
используются конструкции экспрессивного синтаксиса и эмоционально
окрашенные лексические единицы. Во-вторых, это выражение субъективной
диалогической модальности, то есть субъективного отношения адресата к
полученному сообщению. Эти параметры, наряду с трансформацией лица и,
в большинстве случаев, временного плана, указывают читателю на
вступление голоса персонажа в текст нарратора.

Инфинитивные предложения в НПР

Инфинитивные предложения – это одна из синтаксических

особенностей разговорной речи, выражающая широкую гамму
семантических оттенков. В итальянских грамматиках инфинитивы в
независимых предложениях чаще всего характеризуются по типу
высказывания: вопросительные, восклицательные, оптативные, юссивные.
Последние встречаются в отрицательных и утвердительных безличных
предложениях. В качестве примеров обычно приводятся дорожные
указатели, рецепты и заголовки статей: tenere la destra, cuocere a vapore, Fare
chiarezza anche per capire il passato, см. [Serianni 2000: 333, 366, 545]. Также в
итальянских грамматиках рассматриваются нарративные и описательные
инфинитивы [Renzi 2001: 53-55].
Дж.Херкцег, анализируя конструкцию НПР, выделял четыре типа
инфинитивов: вопросительный, восклицательный, нарративный и
описательный [Herczeg 1963: 42-55]. Учитывая разнообразие значений
инфинитивных предложений, в данном разделе мы будем рассматривать их
следующие типы: рефлексивные, эпистемические, волюнтивные, оптативные
 167

и реактивно-оценочные (инфинитив, образующий грамматическую форму

повелительного наклонения, не рассматривается).
1. Рефлексивные инфинитивные предложения
Рефлексивные инфинитивные предложения обычно имеют форму
вопроса. Отсутствие собеседника, у которого говорящий хочет получить
ответ, заменяется в НПР внутренним диалогом. Субъектом вопроса и ответа
такой внутренней речи является одно и то же лицо:
Intanto, proseguendo per il viale, formulava la lettera da lasciare. [A chi indirizzarla? Alla moglie,
povera vecchia, o al figliuolo, o a qualche amico?] (Pirandello Novelle…,p.214)

Чаще всего вопросительные инфинитивные предложения в НПР

передают сомнения персонажа и представлены конструкцией из
вопросительного слова и инфинитива (che / come / dove и др.+ inf).
В грамматике Л.Серианни инфинитивы подобного рода названы infiniti
dubitativi. В НПР – это в большинстве своем вопросы, которые персонаж
обращает к самому себе, поэтому логично называть такие типы
вопросительных инфинитивных предложений рефлексивными. Они
указывают читателю на переключение повествования во внутреннюю сферу
сознания персонажа и являются одним из признаков, выделяющих НПР из
собственно нарратива:
Il Lori rimase a lungo a riflettere con quella lettera in mano, perplesso. [Aveva troppo sofferto, e
ingiustamente. Il liberarsi però di quella donna sarebbe stato, sì, forse, un sollievo; ma anche un
indicibile dolore. <…> Che fare?] (Pirandello Novelle…, p.160)

Стоит особо отметить, что инфинитивные предложения в НПР всегда

соотнесены с персонажем, размышляющим о предстоящих действиях,
альтернативных намерениях или своих возможностях. Формальным
признаком, указывающим на субъект речи или мысли инфинитива, являются
интродуктивные глаголы в предшествующем или следующем за НПР тексте
нарратора: Si mise a guardar fuori dietro ai vetri. <…> Ma dove andare?
(Pirandello Novelle…, p.199)
Инфинитивные предложения в большинстве своем не выражают
действие, но мнение говорящего или его состояние, даже если они
осложнены каузативным глаголом: Ma come farlo intendere al Verona, che non
voleva accorgersi neppure della freddezza con cui Silvia, ora, lo accoglieva?
(Pirandello Novelle…, p.163) Вопросы, обращенные персонажем к самому себе
и предполагающие в большинстве случаев отрицательный ответ, близки
 168

отрицательным инфинитивно-эпистемическим предложениям. Сам характер

возможного отрицательного ответа impossibile, inutile, mai, niente и т.д. ставит
эти предложения на грань полипредикативной инфинитивно-оценочной
модели:
[E che dire di quei biscotti al cocco per cui andavano matte? Niente. Senza di lei avevano perso
sapore.] (Scego, p.76)

2. Инфинитивные предложения с эпистемическим значением

Это тип инфинитивных предложений, в которых передаются оттенки
субъективно-эпистемической модальности: уверенность говорящего в
осуществимости / неосуществимости, необходимости, неизбежности,
предопределенности сообщаемого.
[Per giunta, il padre pretendeva ch'egli seguitasse a frequentar la scuola! Figurarsi la baia che gli
avrebbero data i compagni!] (Pirandello Novelle…, p.17)

3. Волюнтивные инфинитивные предложения

Инфинитивы, которые входят в состав предложений,
передающих требование говорящего совершить какое-либо действие
слушающим, в НПР встречаются не так часто, из-за рефлексивности НПР.
Волюнтивные инфинитивы выражают крайнюю степень волеизъявления.
Причем, если в разговорной речи потенциальным исполнителем действия
является 2-е лицо, то в НПР, в большинстве случаев, это обращение субъекта
речи или мысли к самому себе.
В примере, взятом из новеллы Пиранделло Un goj, во внутренней речи
персонажа-еврея, очень скептически относящегося к христианской морали,
не соответствующей жизни христиан, инфинитивы обращены не только к
субъекту высказывания, но и к обобщенному слушателю:
No, no, via! Ridere, ridere. Son cose da pensare e da dir sul serio al giorno d'oggi? <абзац> Il mio
amico signor Daniele Catellani sa bene come va il mondo. Gesú, sissignori. Tutti fratelli. Per poi
scannarsi tra loro. È naturale. <…> Approvare, approvare, approvar sempre. <абзац> Magari, sí,
farci sú prima, colti alla sprovvista, una bella risata. Ma poi approvare, approvar sempre, approvar
tutto. <абзац> Anche la guerra, sissignori. (Pirandello Novelle…, p.243)

В ходе анализа инфинитивных предложений в НПР было замечено, что

обращенность субъекта высказывания ко 2-му лицу возможна только при
произнесенной речи персонажа: Per carità, per carità, a sedere! a sedere! Oh,
Dio! Lo volevano fare impazzire. (Pirandello Novelle…, p.221)
 169

4. Инфинитивные оптативные предложения

В инфинитивных оптативных предложениях говорящий или
думающий субъект совпадает с потенциальным агенсом. Эти предложения
передают сильное желание говорящего совершить какое-либо действие часто
вопреки обстоятельствам: Restare solo, spogliarsi, pensare. Prepararsi. Non gli
premeva, non desiderava altro (Bassani L’airone, p.890). Инфинитивные
оптативные предложения в НПР могут быть выражены не только глаголами
действия, но и состояния, а также именными предикатами с инфинитивной
формой связки, как в этом примере (restare solo).
В примере Separarsi, sì! – pensava […] - . Separarsi si faceva presto a
dirlo. (Bassani L’airone, p.757) второй инфинитив следует отнести к реплике-
реакции, поскольку он контекстно обусловлен и предопределен предыдущей
репликой персонажа. Субъект инфинитивного предложения определяется
вводящим НПР предикатом мысли (pensava).
Экспрессивная сила желания, выраженная инфинитивным
предложением, наглядно проявляется в сопоставлении с информативным
сообщением о желании:
[Appena possibile strizzare la spugna, ritornare vuoto come prima, più leggero, insistente.
Un’operazione da ripetere spesso durante la giornata], pensa Massimo. (La Capria, p.81)

Ср. с devo/ voglio strizzare la spugna, devo / voglio ritornare vuoto.

5. Реактивно-оценочные инфинитивные предложения
Эти предложения выражают экспрессивно-оценочную реакцию
говорящего в рамках диалогической (внутренней диалогической) речи или
событийно-конфликтной ситуации. Инфинитив может обобщать эту
ситуацию, повторять часть предыдущей реплики персонажа (см. прим. с
Separarsi!) или часть вводящего высказывания нарратора. Реактивно-
оценочные инфинитивы сопровождаются неодобрительной, иронической или
протестующей интонацией, иногда подкрепляемой контекстом.
Se non che, quando per la prima volta Spiro Tempini s'era accostato improvvisamente alle quattro
Margheri, la scelta aveva potuto farla lui. Ora, per stare in pace, capiva che avrebbero dovuto invece
scegliere loro. <абзац> [Ma come scegliere, Dio mio, se egli era uno ed esse erano tre?] (Pirandello
Novelle…, p.178)

В НПР инфинитивные реактивные реплики в большинстве своем

являются реакцией персонажа на свои собственные слова или мысли,
поэтому довольно часто, как в предыдущем примере, инфинитивные
 170

предложения следуют за словами или мыслями персонажа, переданными в

косвенной форме. Посылом к реакции персонажа может быть его же реплика
в НПР:
Il cuore gli batteva forte. Era tutto in un bagno di sudore. <абзац> [{Che fare adesso?} {Prima di
tutto, chiudere quell'uscio e metterci il paletto.}] (Pirandello Novelle…, p.145)

Итак, анализ 250 инфинитивных предложений в НПР показал, что они

в 85% передают мысли, а не речь персонажа. Разнообразные семантические
оттенки инфинитивов выражают широкую гамму эмоций субъекта
высказывания, сближают НПР с прямой речью и указывают читателю на
появление голоса персонажа в нарративе. В количественном отношении в
НПР преобладают рефлексивные инфинитивные предложения, оформленные
в виде вопроса, причем вопросы эти в подавляющем большинстве случаев
риторические, то есть обращенные персонажем к самому себе.

Общие выводы к разделу Конструкции экспрессивного синтаксиса

следующие:
1) Вопросы, восклицания и незавершенные высказывания – это наиболее
очевидные в большинстве своем графически выделенные конструкции
экспрессивного синтаксиса, которые указывают на голос персонажа в
НПР. Интроспективность НПР обуславливает широкое использование
вопросительных конструкций.
2) Выделительные конструкции в НПР, также как и в спонтанной
разговорной речи, обращают внимание читателя на информативно
значимый компонент сообщения. Поэтому синтаксическая структура НПР
зависит от коммуникативной направленности высказывания персонажа.
3) Опущение каких-либо членов предложения в НПР предполагает
переключение внимания читателя к тому компоненту высказывания,
который автор актуализирует в речи персонажа. В эллиптических
предложениях НПР обычно опускаются те члены, которые не имеют
актуального значения из-за их контекстуальной очевидности.
Фрагментарность и структурная размытость эллиптических конструкций,
включенных в состав НПР, позволяет автору, не отрываясь полностью от
собственно нарратива, передать спонтанность высказывания персонажа.
4) Парцеллированные и присоединительные конструкции в НПР
сегментируют текст на интонационно-смысловые отрезки и создают
 171

эффект непринужденности речи и естественного течения мысли

персонажа.
5) Повторы в НПР – еще один формальный прием, выполняющий
выделительную функцию и указывающий на голос персонажа. В НПР
часто встречаются вопросительные повторы, которые являются реакцией
на вопросительную стимулирующую реплику, переданную прямой речью.
Поскольку конструкция НПР в большинстве случаев выражает мысли
персонажа, а не его речь, появление уточняющих вопросов-реакций вполне
закономерно. Реплики-повторы, вызванные утверждением, передают
эмоциональное состояние персонажа. В обоих случаях повторы
выполняют синтаксическую функцию: связывают реплику в прямой речи с
высказыванием в НПР.
6) Инфинитивные предложения в НПР в основном передают мысли (85%), а
не речь персонажа (37 случаев из 250). Разнообразные семантические
оттенки инфинитивов выражают широкую гамму эмоций субъекта
высказывания, сближают НПР с прямой речью и указывают читателю на
появление голоса персонажа в нарративе. В НПР преобладают
рефлексивные инфинитивные предложения, оформленные в виде вопроса,
причем вопросы эти в подавляющем большинстве случаев риторические,
то есть обращенные персонажем к самому себе.

Диалогизированная НПР

В отечественной лингвистике основы теории диалогa были заложены в

20–30 годы XXв. в работах М.М. Бахтина [1929] и Л.П. Якубинского [1923].
«“Слово по своей природе диалогично”, “диалогическое общение и есть
подлинная сфера ж и з н и языка” – таков исходный тезис М.М. Бахтина»
[Косиков 2008: 9]. В современных отечественных лингвистических
исследованиях диалог в нарративе рассматривается как важнейший
компонент композиционно-речевой структуры художественного текста,
формирующий его полифоничность [Кожевникова 1994; Дымарский,
Максимова 1996; Изотова 2006; Арутюнова 2010; и др.]. НПР - еще одно
средство создания полифоничности в тексте, поскольку в ней признаки
косвенной речи (вводящая часть, транспозиция дейктичных показателей лица
и в большинстве случаев времени) совмещаются с разговорными
особенностями прототипического высказывания. C одной стороны,
 172

использование конструкции НПР затрудняет восприятие текста особенно

иноязычным читателем, поскольку при транспозиции персональных
дейктиков не всегда очевиден субъект повествования. С другой стороны,
читатель без труда выделит голос персонажа из текста, если принципы
построения диалога в НПР соответствуют реальной коммуникативной
ситуации.
Диалог неразрывно связан с коммуникативной ситуацией, речевым
актом, фиксирующим место, время и участников высказывания. Именно с
помощью диалога писатель создает в тексте реальность спонтанной
разговорной речи, необходимым материалом для создания которой являются
эгоцентрические элементы и элементы вторичного дейксиса, указывающие
на голос персонажа в тексте. В НПР помимо перечисленных особенностей на
голос персонажа указывает также смена диалогических реплик, которые, как
и в прототипическом диалоге, соотносятся как стимул и реакция. Эти
реплики следует рассматривать как единое целое, части которого связаны по
определенным правилам синтаксической зависимости. Со структурной точки
зрения специфика диалога состоит в том, что «...определенные правила
построения линии синтаксического подчинения выявляются почти
исключительно в формах второй реплики, в то время как первая реплика в
своих формах относительно свободна» [Шведовa 1960: 281]. Именно адресат-
слушающий «волен принять или отвергнуть предложенную ему программу,
сдаться или оказать сопротивление, пойти на уступку или перейти в
наступление, выполнить просьбу или отказаться» [Арутюнова 1998: 661].
По отношению к диалогу в реальной разговорной речи диалогическая
НПР вторична, поэтому следует учитывать как особенности НПР, описанные
в предыдущих разделах, так и структурно-семантические особенности
прототипического диалога. В реальном диалоге минимальное количество
сменяющих друг друга реплик равно двум, а максимальное (теоретически)
безгранично, и принадлежат они разным участникам речевого акта. В НПР
передается либо одна из реплик диалога, либо обе, но в большинстве случаев
в НПР представлена диалогизированная внутренняя речь персонажа. Смена
диалогических реплик, соотнесенность художественного диалога с
первичной, прототипической формой коммуникации, позволяет читателю
вычленить из нарратива голос персонажа, несмотря на возможное отсутствие
эксплицитных интродукторов, указывающих на субъект высказывания
«чужой» речи. Поскольку «диалог лежит в основе формирования прагматики
 173

языка» [Арутюнова 2010: 8], в диалогизированной НПР должны

присутствовать те же прагматические связи37, что и в реальном диалоге38. К
наиболее очевидному для слушателя или читателя прагматическому аспекту
диалога относится тип согласования реплик по иллокутивной функции, к
которому относятся 1) вопрос – ответ, 2) утверждение (уведомление) –
подтверждение / возражение, 3) побуждение (просьба, приказ, совет) –
согласие/ отказ, 4) экспрессивы (выражение благодарности, извинение,
поздравления).
1. ВОПРОС – ОТВЕТ
В конструкции НПР передается как «внешняя» речь, так и внутренняя.
Вопросно-ответная структура диалога естественна в спонтанной разговорной
речи, перенос ее в нарратив позволяет достаточно ярко передать образы
персонажей:
(НПР1) [Ma il nonno, almeno, il nonno, lo aveva conosciuto?] Volli domandarglielo. {Ø = rispose}
(НПР2) [Ebbene, sì: lo aveva conosciuto, non ricordava con precisione se a Pavia o a Piacenza].
(ПР1) «Ah sì? Proprio conosciuto? E com’era?»
(НПР2) Era… non se ne ricordava lui, franc men.
(ПР1) «A sôn passà trant’ani…». (Pirandello Il fu…, p.113-114)

Это пример НПР в нарративе от первого лица. Ответная реплика

говорящего (Г2) в НПР то ли высказана, то ли нет - Г2 мог бы ограничиться
кивком. Ebbene sì – предикативная коммуникативная единица
подтверждения. Повтор lo aveva conosciuto, дублирует коммуникативный
статус sì. Следует отметить, что «утверждение и отрицание одной
пропозиции контрадикторны и поэтому несовместимы в тексте одного
автора. Диалог <…> создает для них наиболее естественный контекст,
распределяющий их между разными говорящими» [Арутюнова 1999: 664-
665].
Рассмотрим вопросно-ответные диалогические единства, в которых
встречается НПР.

37
«Прагматические связи – это такие, в которые существенным образом включается речевой акт, с его
условиями успешности, его участниками, презумпциями этих участников, с естественными законами
сочетаемости речевых актов друг с другом» [Падучева 1982: 512]. Помимо иллокутивной функции к ним
относятся связь реплики с условиями успешности предшествующего речевого акта, направленность реплики
на презумпцию предшествующего высказывания, 4) связь реплик, устанавливаемая на основе обращения к
импликатурам дискурса [Там же].
38
Поскольку «прагматика изучает поведение знаков в реальных процессах коммуникации» [Арутюнова
1985: 3], прагматический аспект НПР следует рассматривать с учетом того, что эта конструкция относится к
явлениям вторичного дейксиса.
 174

1.1. ПР1 / СПР1? – НПР2 ответ

При участии в диалоге двух говорящих НПР чаще всего появляется в
реплике-реакции на вопрос, переданный в прямой речи. Вопросительные
речевые акты возможны только в ситуации непосредственного контакта
говорящего и слушающего, способного ответить на его вопрос. Читатель,
видя ответ в НПР, догадывается, что он принадлежит именно персонажу,
отвечающему своему собеседнику, а не нарратору. Ответ в НПР может быть
как на общий, так и на частный вопрос.
Общий вопрос содержит в себе призыв слушающего оценить
истинность некоторого высказывания в терминах истинностной оценки (ДА /
НЕТ). Эти вопросы совпадают с невопросительными предложениями
(утвердительными или отрицательными) и отличаются от них только
вопросительной интонацией:
(ПР1) «Che dici Guerrie’, tutto a posto?»
(НПР2) Dissi che [sì, grazie, era tutto a posto.] (Carofiglio, p.54)

В приведенном примере в НПР2 передан ответ-подтверждение

эпистемической установки ПР1 с использованием коммуникативного
оператора sì и анафорическим повтором ремы вопроса tutto a posto. В
речевой практике sì закрепилось именно в качестве реагирующего
высказывания, отсылающего адресата к предтексту. При появлении sì в
реагирующей реплике естественно желание читателя, несмотря на
измененный временной план НПР, отнести высказывание к тексту
персонажа. В данном примере в ответе помимо коммуникативного оператора
согласия на НПР указывает повтор, являющийся универсальным свойством
структурно-семантического единства вопроса-ответа в диалоге: «Вопрос,
выражая требование информации, одновременно является «инструкцией»
слушающему по построению ответа» [Кобозева 2008: 294]. Кроме
коммуникативного оператора согласия и повтора на НПР в ответе указывает
формула вежливости grazie. В конструкции косвенной речи дискурсивные
единицы подобного рода невозможны, так как они трансформируются в
глаголы, входящие в состав предиката пропозициональной установки, ср.
Ringraziai dicendo che tutto era a posto.
Дискурсивные маркеры согласия / несогласия при ответе на вопрос
могут отсутствовать, в этом случае их значение может быть передано в
тексте нарратора, как в следующем примере, и в далее идущей НПР:
 175

(ПР1) «Lei è sicuro che Pellanda è morto affogato, giusto?»

(НПР2) Pessina ne era sicuro: [i polmoni dilatati, il fungo schiumoso intorno alla bocca, il terriccio
sotto le unghie… per non parlare dell’analisi microscopica, che in maniera inequivocabile aveva
individuato la presenza di corpuscoli di origine esogena. Affogato, non c’erano dubbi.] (Fazioli
L’uomo…, p.70)

В приведенном вопросе ясна эпистемическая установка говорящего на

одну из альтернатив возможного ответа: она эксплицируется во вводном
модально-вопросительном слове giusto, а далее – в тексте нарратора Pessina
ne era sicuro и НПР персонажа с анафорическим повтором ремы ассерции-
предположения ПР1.
В частных вопросах обязательно присутствие вопросительных
операторов (вопросительных слов). Согласование вопроса и ответа
грамматическое. В следующем примере репликой-реакцией в НПР является
эллиптическое номинативное предложение nessuna, nessuna {Ø =
impressione} с коннектором-усилителем ma:
(ПР1) - E il Riviera che impressione le ha fatto, professore?
(НПР2) [Ma nessuna, nessuna, era un tizio completamente nondescript; e come se lui, con Sheila
vicino, avesse potuto avere delle impressioni su un rumpiciap di quel genere]. (Fruttero&Lucentini,
p.328)

Передача реагирующих реплик в форме НПР часто используется при

изображении допроса, что было отмечено при анализе романов детективного
жанра в произведениях Л. Шаши, К. Фруттеро & Ф. Лучентини, А. Фациоли.
Такая форма диалогизации позволяет читателю представить ситуацию
ретроспективно: стимулирующие реплики в прямой речи выглядят как
реально произнесенные, а ответы в НПР будто бы уже пропущены сквозь
сознание слушающего персонажа. В данном случае это следователь,
вспоминающий о допросе, об ответах собеседника, переданных в тексте в
НПР от третьего лица. Все реплики следователя построены в форме общих
вопросов, которые слушатель либо подтверждает, либо отрицает:
(ПР1) - Sa che mi fa effetto <…> pensare che sia morto? In fondo lo rimpiangerò. Ci faceva
comodo, poveraccio. - Il Garrone? Ma non m’ha detto che lo conosceva appena?
(НПР2) [<подтверждение> Infatti, infatti. Ma il commissario doveva avere pazienza <…>.
Qualsiasi discorso un po’ approfondito sul Garrone comportava un numero infinito di correzioni,
aggiustamenti, calibrature, tarature…]
(ПР1) - Un uomo complesso, insomma? Un uomo interessante?
(НПР2) [<несогласие> Al contrario, al contrario; il fatto era che il Garrone non era mai esistito, in
realtà; l'avevano inventato loro, Massimo Campi e Anna Carla Dosio <…> Era stata una mezza
figura in una città di mezza provincia, uno dei tanti semi-qualcuno, sotto-personaggi, quasi caratteri
<…>.]
 176

(ПР1) - Una specie di… macchietta? – tentò volonteroso il commissario.

(НПР2) [<опровержение> No, no nemmeno. Torino era ormai troppo grande, troppo dilatata e
convulsa e ringhiosa. All’ombra della Fiat, la pianta delle macchiette locali appassiva e moriva
inesorabilmente.]
(ПР1) - Una… figura simbolica, diciamo?
(НПР2) [<опровержение> No, neanche questo si poteva dire.] (Fruttero&Lucentini, p.76)

Предикативные дискурсивные единицы, функционирующие в данном

примере: Infatti, infatti – выражает подтверждение ассерции ПР1,
оформленной в форме вопроса; Al contrario, al contrario – несогласие с
утверждением Г1, также переданным в форме вопроса; No, no nemmeno; No,
neanche questo - предикативные коммуникативные единицы отрицания,
передающие уклончивые ответы Г2. «Контрастивное отрицание, в сущности,
объединяет первую реплику со второй, оно отвергает чужое высказывание и
противопоставляет ему свое» [Арутюнова 1986: 61].
Первой репликой диалога может быть свободная прямая речь (СПР),
которая полностью совпадает с прямой речью, но не выделяется из нарратива
графически:
(СПР1) Ma quando ti è morto questo figlio? Insiste Vita <…> (НПР2) [Quando abitava a Cleveland
sotto la ferrovia, e il chiasso del treno lo faceva piangere tutto il giorno.] (Mazzucco Vita, p.126)

В этом примере в НПР передан ответ на частный вопрос с повтором

вопросительного оператора и эллипсисом главного предложения Ø = Le è
morto questo figlio. Эллипсис тематической части высказывания очень
распространен в разговорной речи и указывает на ее стремление к
информативности за счет опущения ясных из контекста смыслов.
Вообще эллипсисы традиционно связывают с диалогической и
разговорной речью. Разговорная речь характеризуется непринужденностью,
спонтанностью, преимущественно ситуативной обусловленностью, чаще
всего является диалогической. Одной из главных особенностей разговорного
синтаксиса является сжатость состава предложения.
1.2. НПР1? – ПР2 ответ
НПР встречается в диалогических единствах при оформлении вопроса.
Ответ в этом случае может быть передан конструкцией прямой речи. На
примерах подобного рода, взятых из традиционного нарратива в прошедшем
времени, легко проследить различие временных планов высказываний в НПР
и прямой речи, ср. E doveva uscire così…? - Qua usa così, e così devi vestire:
 177

(НПР1) [Erano proprio per lei tutte quelle galanterie, grembiuli ricamati, nastri di raso, spilloni
d'argento? E doveva uscire così, come se dovesse andare a una mascherata?] <абзац> Ersilia, che
già s'era levata di letto, si stizzì acerbamente:
(ПР2) - Uh, quante smorfie! Me l'aspettavo. Qua usa così, e così devi vestire, ti piaccia o non ti
piaccia. (Pirandello Novelle…, p.494)

1.3. НПР1? – НПР2 ответ

Однако встречаются немногочисленные примеры (около 10% из 1000),
в которых и вопрос, и ответ переданы в НПР. В большинстве случаев между
репликами персонажей встречаются слова нарратора. В следующем примере
в НПР1 задан вопрос, на который ответ-согласие собеседника дается в тексте
нарратора. Далее следует вопрос персонажа НПР2 с редко встречающимся в
НПР обращениями l'on.Verona, Sua Eccellenza и ответ на него с
использованием коммуникативного оператора согласия с предшествующим
ему междометием Eh sì:
Marco Verona lo accolse alla Camera con molta benignità. <абзац> Si mostrò seccatissimo d'essere
stato preso, come lui diceva, al laccio. (НПР1) [<…> Orbene, egli avrebbe voluto almeno nel
gabinetto l'ausilio d'un uomo onesto a tutta prova ed espertissimo, e aveva perciò pensato subito a
lui, al cavalier Lori. Accettava?] <абзац> <…> il Lori non seppe come ringraziarlo dell'onore che
gli faceva <…> ma tuttavia <…> lasciava intender chiaramente con lo sguardo ch'egli, in verità, si
aspettava un altro discorso. (НПР2) [Non voleva proprio nient'altro da lui l'on. Verona, anzi Sua
Eccellenza?] Questi sorrise, alzandosi, e gli posò lievemente una mano su la spalla. (НПР1) [Eh sì,
qualcos'altro voleva; pazienza, voleva, e perdono per la signora Silvia.] (Pirandello Novelle…,
p.161)

1.4. Вопрос в тексте наратора – НПР2 ответ

В НПР также может быть выражен ответ на имплицитный вопрос,
указание на который дано в тексте нарратора:
Poco dopo, a una nuova domanda di Rorò, aveva ancora trovato modo di dirle che [gli bisognava
un... sì, un fazzoletto pulito]. (Pirandello Novelle…, p.365)

В нарративе от 1-го лица включение вопроса в текст персонажа-

нарратора естественно, поскольку субъект повествования и говорящий –
одно лицо:
Avevo fretta di uscire dall’aula per conoscere quel signore elegante <…>. Lui non ci aveva trovato
nulla di strano <…> (Г1) il perché di quell’irruzione, era questo che volevo sapere, (НПР2) [ma che
domanda, non era affatto un’irruzione, lui era semplicemente uno dei registi degli Studi di Stato per
il Documentario <…>]. (Tabucchi Il tempo…, p.133)

1.5. НПР1? - нулевой ответ (Ø2)

С помощью диалогизированной НПР может быть передан разговор
двух персонажей, в котором некоторые реплики слушающего опускаются:
 178

(КР2) Gli dissi chi erano i giudici e lui, dopo averci pensato un poco, (КР1) disse che non valeva la
pena rischiare con quelli. Avrebbe patteggiato, così si sbrigava anche prima. (НПР1) [E io cosa
avevo quella mattina?] Ø2 (НПР1) [Ah, avevo un droghiere?] (Carofiglio, p.182)

В НПР может также передаваться телефонный разговор:

Aveva telefonato a Desolina per ottenere altre informazioni. (НПР1) [Chi era l’uomo assieme a suo
padre, per esempio?] (НПР2) [Martignoni, probabilmente]. (НПР1) [Ma perché, cos’era successo?]
Desolina non sapeva. (Fazioli L’uomo…, p.161)

При передаче телефонного разговора в художественном тексте

реплики-реакции часто опускаются. Показателями наличия двух
собеседников являются операторы связи, соединяющие не доступные слуху
читателя высказывания с эксплицированными репликами, поэтому
транспонированное лицо субъекта повествования в НПР ничуть не мешает
читателю рассматривать отрезок текста, подобный следующему примеру, как
текст персонажа:
Eppure, nel bar di dove il Campi le aveva telefonato poco prima, era sembrata la cosa più naturale
del mondo. [Passalacqua era stato un fisco? Ø Ah, ma lei intanto, ieri sera, aveva poi scoperto una
cosa che poteva interessare il commissario. Ø No. L’avrebbe detta solo al commissario, e non certo
per telefono: lo doveva vedere. Aveva tempo il commissario di passare a prenderla a casa tra un
dieci-venti minuti? Lei lo avrebbe accompagnato in un certo posto, era questione di un’ora al
massimo. Ø No, non lo voleva dire, il posto, ma era comunque abbastanza impensato. Ø Perché
impensato? Ma non lo voleva dire, non lo capiva il Campi? Venisse anche lui, se ci teneva tanto a
saperlo.] (Fruttero&Lucentini, p.221)

В этом примере помимо эгоцентрических элементов, оформляющих

текст персонажа, коммуникативных операторов, маркирующих появление
реплик собеседника на другом конце провода, в НПР фигурирует обращение
il Campi - еще один элемент, свойственный прототипическому высказыванию
разговорной речи.
1.6. НПР1 ? – НПР1
Основной особенностью НПР является то, что эта конструкция чаще
всего передает внутреннюю речь персонажей, которая может быть
представлена внутренним монологом или диалогом. По структуре
внутренний диалог ничем не отличается от реального диалога: в нем также
содержатся вопросы и ответы, но его нельзя считать канонической формой
диалога, поскольку задающим вопросы и отвечающим на них является одно
и то же лицо. Вопросы во внутренней речи также не вполне удовлетворяют
условию успешности вопроса – «спрашивающий не знает ответа» [Кобозева
2009: 297]. Неадресованность вопросов внутренней речи эксплицирует
многообразие эпистемических установок персонажа, реализующихся в
 179

вопросительных последовательностях НПР. Появление риторических

вопросов связано с изменением коммуникативного статуса речи, в которой
утрачивается конкретный адресат, вопрос превращается в «риторический
всплеск, восклицание или проблему» [Арутюнова 1981: 360]. Однако во
внутреннем диалоге не все вопросы можно назвать риторическими,
поскольку ответы на них даются даже при совпадении адресанта и адресата.
На наш взгляд, риторическими следует считать только ответы-ассерции,
оформленные вопросительной интонацией:
Planetta tacque e si guardò attorno indeciso. [Cosa doveva fare? Cavalcare via coi compagni,
piantando il ragazzo solo?] (Buzzati Sessanta…, p.18)

Во втором вопросе данного примера содержится предположение

персонажа о вероятном ответе на первый вопрос. Условие «незнание
спрашивающим ответа» оказывается совместимо во внутренней речи с
эксплицированным предположительным ответом. Такие ответы в НПР могут
формировать вопросительные последовательности, в которых собственно
вопросом является первый, а следующие за ним – это ассертивы с
модальностью неуверенности. В большинстве своем они выражены
эллиптическими предложения, в которых присутствует только рематическая
часть, а тема ясна из предыдущего вопроса:
Contini non si considerava un uomo d’azione bensì di attesa. [<…> Che cosa c’era dietro
l’ampliamento del bacino negli anni Ottanta? Un semplice bisogno di energia? O magari una
questione politica, o anche qualcosa di più torbido?] (Fazioli L’uomo…, pp.36-37)

Как и в реальном диалоге вопросно-ответное построение периода во

внутренней НПР может включать коммуникативные операторы,
связывающие текст и позволяющие рассматривать внутреннюю речь как
диалогическое единство. Эти операторы, как и в разговорной речи, могут
представлять собой автономные интонационно маркированные предложения:
Non se ne sarebbe afflitto tanto, egli, se anche a casa sua, come lì sul vaporetto, non si fosse sentito
estraneo. [{Casa sua? Questa, in quel borgo di Sicilia?} {No, no!}] (Pirandello Novelle…, p.408)

В диалогическом пространстве внутренней речи коммуникативные

операторы согласия / несогласия могут элиминироваться (Ø = no):
Riaprì gli occhi, riaffondò lo sguardo nel buio. [Nulla. L'acqua nera. Non un grido. Nessuno.] Si
guardò attorno. [{Silenzio, quiete. Nessuno aveva veduto? nessuno udito? E quell'uomo intanto
affogava... E lui non si moveva, annichilito. Gridare?} {Ø Troppo tardi, ormai.}] (Pirandello
Novelle…, p.83)

Нередко НПР возникает из косвенной речи. Голос персонажа

становится слышен за счет использования особенностей, свойственной
 180

разговорной речи. В следующем примере персонаж отвечает на заданный

себе вопрос, используя дискурсивное слово ecco, вводные выражения per
esempio, per dire la verità, модальное forse, коммуникативный оператор sì,
операторы связи ma в начале предложения, вынесение темы questo вправо,
неполные предложения и паузы, переданные многоточием:
Ciascuno dei due aveva assicurato la balia, (КР:) che il figlio era suo, traendone la certezza da
questo e da quel tratto del bimbo <…>; (НПР:) [{ma, ecco, per esempio, la testa... non era forse un
po' come quella di Carlino?} {poco, sì... appena appena... un'idea..., ma era pure un segno, questo!}]
(Pirandello Novelle…, p.262)

В НПР может также встречаться характерная особенность диалога –

анафорический повтор рематической части вопроса в ответе с возможным
эллипсисом ясных из контекста элементов l'unica Ø {Ø = scusa}:
Carlino era sicuro, adesso, che se Melina si fosse prima rivolta all'altro, lui non ci avrebbe trovato
nulla da ridire. <абзац> [{Basta. Bisognava scrivere la lettera, adesso. Che dire a quella povera
figliuola, in quello stato?} {Meglio non dirle nulla <…>; trovare una scusa plausibile di quel non
andare nessuno de' due a trovarla.} {Ma che scusa?} {L'unica Ø, poteva esser questa: che volevano
lasciarla tranquilla nello stato in cui era.} {Tranquilla? Eh, troppa grazia, per una povera donna
come lei <…>}] (Pirandello Novelle…, pp.258-259)

Также как и в реальном диалоге, в НПР возможен повтор

вопросительных слов, которые становятся операторами, связывающими
реплики стимула и реакции. При передаче внутренней речи повтор создает
впечатление напряженности психологического состояния персонажа:
[Oddio, basta], stava per mettersi a urlare Maja, [{perché aveva buttato là quella frase su Navidad
che l’aveva lasciata per tornare a Caracas? Perché?} {Perché non aveva niente da dire a queste
signore, ecco perché. Perché non era come loro, anche se fingeva di esserlo.}] (Mazzucco Un
giorno…, p.283)

В НПР может быть передан ответ на косвенный вопрос, включенный в

текст нарратора:
Ora si domanda (КР1) se non era questo il vero scopo della visita di lui. <абзац> (НПР1) [Forse no.
<абзац> È stata lei a darglielo, quel danaro, per farlo andar via e levarselo davanti.] (Pirandello
Novelle…, p.532)

Транспонированное лицо субъекта высказывания и возможное

изменение временного плана текста персонажа в НПР не мешают читателю
при диалогизации повествования выделить голоса персонажей в тексте,
поскольку на них указывают универсальные особенности вопросно-ответных
диалогических структур.
 181

2. УТВЕРЖДЕНИЕ
Кроме вопросно-ответного построения диалога в НПР встречается
прагматическая связь ‘утверждение (уведомление) – подтверждение /
возражение’.
2.1. ПР1 – НПР2
В НПР может передаваться подтверждение / согласие с репликой
другого персонажа в прямой речи:
(ПР1) - No, fija: nun serve. <абзац> (ПР2) - Come nun serve? <абзац> (ПР1) - Lo sai, nun serve.
<абзац> (НПР2) [Eh sí, difatti, la vecchia aveva ragione. Non serviva. Da un pezzo, difatti,
quell'uomo voleva liberarsi di lei, e per forza l'aveva mandata a Roma, perché cercasse di allogarsi
per bàlia.] (Pirandello Novelle…, p.80)

В этом примере в НПР2 передана внутренняя реакция персонажа на

предыдущий диалог в прямой речи. В следующем примере в НПР передано
возражение на утверждение другого персонажа в прямой речи:
(ПР1) - Così neppure un articolo al mese ti accettano. <абзац> (НПР2) [Non era d’accordo, non era
questa la ragione], disse. (La Capria, p.118)

2.2. НПР1 - ПР2 / СПР2

В большинстве случаев НПР является репликой-реакцией на слова
другого персонажа. Однако есть примеры, где в НПР передана реплика-
стимул:
Il pensionante più anziano <…> dice ad Agnello che (НПР1) [lui paga dieci dollari al mese e se gli
servono questi scarti che nemmeno i cani allora si cerca un altro bordo]. (ПР2) «Oggi ha cucinato
Vitarella», spiega Agnello, afferrando la figlia per la coda del grembiule. (Mazzucco Vita, p.31)

Реакцией на категорическое утверждение в НПР может быть эмотивное

высказывание в прямой речи, оформленное вопросительной интонацией:
Appena introdotto, per nascondere l'imbarazzo, prese a dir calorosamente all'onorevole Verona che
(НПР1) [la sua protetta chiedeva proprio l'impossibile, ecco!] <абзац> (ПР2) - La mia protetta? - lo
interruppe l'onorevole Verona. (Pirandello Novelle…, p.159)

2.3. НПР1 – НПР2

Возможны случаи диалогических единств, где реплики-стимулы и
реплики-реакции разных персонажей переданы НПР. В следующем примере
персонаж Эмма становится рассказчиком. Она вспоминает свой разговор с
Антонио, приведший к ссоре много лет назад. Их диалог состоит из
утверждений и возражений. Все реплики вводятся пропозициональными
глаголами, естественными для передачи прямой или косвенной речи, но
постепенное возрастание эмоциональности за счет включения элементов,
 182

свойственных разговорной речи, и третье лицо субъекта повествования

указывают на то, что в диалоге присутствует НПР:
Antonio stupefatto disse che (КР1) doveva rifiutarsi di andare in tournée con una banda di maschi
<…>. Emma replicò che (НПР2) [i musicisti li conosceva, non doveva giudicarli male se non
avevano avuto successo, il successo non significa niente <…>]. <абзац> Antonio disse che (НПР1)
[se partiva allora non le importava niente di lui e non lo aveva mai amato <…> era una grande
delusione per lui <…> era una puttana – e basta]. Emma protestò che (НПР2) [era ingiusto, lo
amava, voleva vivere con lui <…> lei pensava solo a cantare e lui lo sapeva] – insomma,
litigarono… (Mazzuco Un giorno…, pp.227-228)

2.4. КР1 – НПР2

НПР может возникать как возражение (см. предыдущий пример) или
подтверждение слов собеседника, переданных в косвенной речи:
Lena le confessò (КР1) di aver sognato il figlio. Vita disse tutta eccitata (НПР2) [che lo sognava
pure lei, perché Bambino la visitava tutte le notti - era un fantasma buono…] (Mazzucco Vita,
p.126)

В следующем примере приведен диалог, переданный в основном в

косвенной речи, только последние две реплики откалываются от общего
повествования, теряют непосредственную связь с пропозициональным
глаголом речи и приобретают самостоятельную интонационную
оформленность:
(КР1) Castellano mi spiegò che quella mattina aveva un processo a due suoi vecchi clienti che si
erano presi quattro anni ciascuno per una serie di scippi e mi domandò se sapessi chi componeva la
corte. Se erano giudici buoni avrebbe fatto il processo, se no avrebbe patteggiato. (КР2) Gli dissi chi
erano i giudici e lui, dopo averci pensato un poco, disse che (КР1) non valeva la pena rischiare con
quelli. (НПР1) [Avrebbe patteggiato, così si sbrigava anche prima. E io cosa avevo quella mattina?]
(Carofiglio, p.182)

2.5. Ø1 – НПР2
Первая реплика-стимул, в ответ на которую возникает НПР, может
быть имплицитной, переданной глаголом речи эмотивной семантики и
инфинитивным придаточным, как в следующем примере:
Don Pietro obbedì e, poco dopo, udì l'uscio della camera sbatacchiare furiosamente. Attraverso
quell'uscio, allora, egli le narrò ciò che gli era accaduto, pregandola (КР1) di far presto. (НПР2)
[Impossibile! Lei, donna Rosolina, uscir di casa a quell'ora? Impossibile! Caso eccezionale, sì.]
(Pirandello Novelle…, p.392)

2.6. НПР1 – Ø2
НПР может возникать как реплика-стимул, ответ на которую
передается в тексте нарратора:
(НПР1) Lei disse che [però, onestamente, gli amori illeciti erano ormai da rivalutare, sul piano sia
estetico sia civile: proprio per la loro discrezione. O il commissario era invece favorevole alla
promiscuità aperta e totale, al naturalismo, al nudismo, alla Svezia e a Zavattaro?]
 183

(Г2=Ø) Il commissario negò disperatamente.

(НПР1) [Credeva forse, il commissario, che ci fosse qualcosa di serio in questo neopaganesimo da
supermarket?]
(Г2=Ø) Il commissario era a mille miglia dal crederlo.
(НПР1) [Ma allora come spiegava che in tutto il mondo lo prendessero per buono, e che perfino in
una città sobria e diffidente come Torino potesse nascere un’industria di itifalli?]
(Fruttero&Lucentini, p.245)

В следующем примере показан несостоявшийся диалог, в котором

говорящие не приобретают новых знаний и точек зрения за счёт обмена
информацией, составляющей их смысловые позиции, поскольку реплики
утверждения чередуются с другими утверждениями, под которыми
подразумевается несогласие с собеседником. Причем чередуются разные
типы передачи «чужой» речи, на НПР указывает только 3-е лицо субъекта
высказывания, изменения временного плана нет:
(СПР полицейский) Ho l’ordine di leggerle il regolamento, recita in perfetto italiano l’uomo con
gli occhiali di corno. LEGGE SULLA ISTRUZIONE OBBLIGATORIA. (СПР Вита) No! urla
Vita, jatevenne, jatevenne, chi ve dicett’’e veni’? (читается закон) (НПР Аньелло) Agnello non
capisce [che c’entra lui con la legge dello stato di Nevorco, come fa a violare la legge uno che non
sa che quella legge esiste? Comunque la multa l’ha già pagata, 5 dollari fu, se lo ricorda bene, non
abbasta?] <…> (СПР полицейский) Insomma, mi sono spiegato? Mi segua senza fare storie, lei è
in sato di arresto. (СПР Аньелло) Ma qua’ arresto, qua’ carabozzo (= carcere)? sbotta Agnello,
divincolandosi, no’ me fa ota’ le zelle sinnò te zenzulìo da cca pe’ mezzo! (НПР Вита) Vita grida
[che è lei che deve andare in prigione, la guardava lei la lampada, è lei che c’ha il male dentro –
Agnello è uno zuccone con tante colpe, ma la colpa sua è grossa veramente, anche se non voleva
bruciare Lena, non era nemmeno più arrabbiata con lei, non voleva! Tata!] urla aggrappandosi, alle
divise azzurre dei poliziotti, mentre (НПР Аньелло) Agnello impreca e bestemmia, [che cazzo
vuole la scola da isso, che a scola non ci andette mai, e perché mai ci’ a da i’ (= e perché mai ci
deve andarci) figliama (= mia figlia), a fa’ ccosa? Ci manderà il prossimo figlio, se gliene nasce
uno, lo chiamerà Washington, sarà un bravo ammericano], (СПР Аньелло) chissu sì, lo ggiuro, lo
ggiuro, lassateme, ssan’ima béccia, gaddèm! (СПР Вита) Tata! Papà (Mazzucco Vita, p.199)

В этом примере читатель, несмотря на 3-е лицо субъекта высказывания

НПР, определяет голос персонажа не только за счет разговорных
особенностей речи персонажей, но и за счет контекста, благодаря которому
ясно, что несогласованность речевых стратегий собеседников вызвана
негативными установками говорящих друг к другу. Реплики девочки Виты,
дочери Аньелло, на самом деле - всего лишь хорошо сыгранная роль.
Тональности речи полицейского и других персонажей не совпадают -
полицейский говорит на литературном итальянском языке, а Аньелло и Вита
– на южном диалекте. В итоге перед нами - негармоничное речевое
взаимодействие с отсутствием эффективного результата общения.
2.7. НПР1-НПР1
 184

Диалогичность внутренней речи проявляется, прежде всего, в

вопросно-ответных структурах, однако, встречаются случаи диалогизации
речевых актов утверждения:
La vecchia madre, piano piano per non farsi sentire, si rimise a sedere nella saletta e a cucire: a
pensare. [{Dio, perché così pallido e stravolto, quella notte? Bere}, {non beveva, o almeno dal fiato
non si sentiva}.] (Pirandello Novelle…, p.85)

В этом примере типично разговорная конструкция Bere, non beveva,

состоящая из инфинитива и его повтора в личной форме, разделена на две
части: в первой приводится предположение, во второй – отрицание этого
предположения. О конструкции подобного рода в русском языке Г.А.
Золотова говорила, что они «как бы соответствуют внутреннему диалогу: в
предицируемом компоненте говорящий ставит перед собой вопрос о
возможности, целесообразности того или иного действия, предицирующим
компонентом отвечает на этот вопрос, обычно признавая невозможность
названного действия или приводя причины этой невозможности» [Золотова
2006: 263].
В следующем примере внутренний диалог выделяется за счет
приводимых персонажем аргументов и контраргументов, которые
объединяются в единое целое повтором предикативной группы medium senza
saperlo, коммуникативными операторами ma, però, dunque, Invece, no!,
положительно-оценочным наречием evidentemente.
In tutti gli esperimenti, la manifestazione dei fenomeni avveniva costantemente per la virtù
misteriosa d'un medium. [{Certo, uno dei tre Piccirilli doveva esser medium senza saperlo.} {Ma in
questo caso il vizio non sarebbe stato più della casa del Granella, bensì degli inquilini; e tutto il
processo crollava.} {Però, ecco, se uno dei Piccirilli era medium senza saperlo, la manifestazione
dei fenomeni non sarebbe avvenuta anche nella nuova casa presa da essi in affitto?} {Invece, no! E
anche nelle case precedentemente abitate i Piccirilli assicuravano d'essere stati sempre tranquilli.}
{Perché dunque nella sola casa del Granella si erano verificate quelle paurose manifestazioni?}
{Evidentemente, doveva esserci qualcosa di vero nella credenza popolare delle case abitate dagli
spiriti.}] (Pirandello Novelle…, p.142)

Итак, реагирующие реплики со значением «подтверждать»,

являющиеся частью диалогического единства, указывают читателю на
включение «чужих» слов в текст. Транспозиция личных форм глаголов и
местоимений и факультативное изменение временного плана
прототипического высказывания в сочетании с высказываниями подобного
рода является признаком НПР в тексте.
 185

3. ПОБУЖДЕНИЕ (ПРОСЬБА, ПРИКАЗ, СОВЕТ) – СОГЛАСИЕ / ОТКАЗ

Сочетания диалогических реплик, в которых хотя бы одна реплика
была выражена НПР, а реплика-стимул передавала бы побуждение,
встречаются довольно редко по сравнению с вопросами – ответами: 248 из
1500 проанализированных примеров.
3.1. ПР1 / СПР1 – НПР2
В следующем примере в прямой речи выражены побуждение-просьба,
а реакция - отказ с аргументацией - передан конструкцией НПР:
(ПР1) - Caro don Mattia, discorriamo. <абзац> (НПР2) [C'era poco da discorrere.] Lo Scala, con
quel suo fare a scatti, gli espose brevemente il suo accordo col Lo Cícero, e come, (НПР2)
[aspettando di giorno in giorno che quella maledetta bestiaccia morisse per pigliar possesso, avesse
speso nel podere, in più stagioni, col consenso del Lo Cícero stesso, beninteso, parecchie migliaia di
lire, che dovevano per conseguenza detrarsi dalla somma convenuta. Chiaro, eh?] (Pirandello
Novelle…, p.41)

Несобственно-прямой речью оформлены одновременно и речь

персонажа, и его мысли. Реакция персонажа в НПР2 на побуждение-
предложение в ПР1 начинается естественным для диалога повтором реплики-
стимула C'era poco da discorrere. Далее следует речь нарратора, указывающая
на действия второго субъекта повествования, она переходит в НПР, которая
выделяется благодаря элементам разговорного дискурса, позволяющим
читателю, несмотря на 3-е лицо субъекта высказывания, выделить голос
персонажа.
Побуждение в прямой речи может быть выражено как императивом,
так и индикативом в вопросительном предложении (даже если в следующем
примере реплика-стимул не маркирована вопросительным знаком, интонация
вопроса в ней предполагается):
(ПР1) - Vuoi che ci troviamo una sera in quattro: - Credette d’aver trovata la via per dare aiuto
all’amico ed Emilio accettò con entusiasmo. (НПР2) [Naturalmente! L’unico mezzo per poter
imitare il Balli era di vederlo all’opera.] (Svevo Senilità, p.58)

НПР может возникать как ответная реакция персонажа на побуждение

его собеседника, переданное в тексте свободной прямой речью:
(СПР1) Il morto ha un orologio d’oro nel taschino e non gli serva più. Prendi quell’orologio e
portamelo. Diamante rabbrividisce. (НПР2) [Gli sta chiedendo di rubare. A un morto. I morti
ammazzati sono i più pericolosi e vendicativi fra i morti. Le preghiere non li blandiscono. Mai e poi
mai.] (Mazzucco Vita, p.114)

Примеров, где побуждение в диалоге было бы выражено НПР,

встречено не было. Это подтверждает тот факт, что выражение
иллокутивного акта побуждения более естественно для прямых форм
 186

передачи «чужой» речи в тексте, а в итальянском языке НПР все-таки

относится к косвенным формам. Появление императивов возможно и в НПР,
но они, как показывают примеры из раздела Высказывания императивной
модальности, не включаются в диалог, поскольку являются либо
однонаправленными (побуждение обращено к самому субъекту
высказывания, что характерно для НПР), либо реплика-реакция не
эксплицируется, так как ответом на побуждение является действие,
описанное в тексте нарратора.
3.2. НПР1 – Ø2
Однако побуждение может быть выражено косвенным образом, через
речевой акт волеизъявления, как voleva esservi trasferita в следующем
примере:
Due giorni dopo, Silvia Ascensi ritornò sola al Ministero. <…> E con la più ingenua semplicità del
mondo andò a dirgli (al cavalier Lori – коммент. наш – Е.Б.) che non poteva più assolutamente
lasciare Roma: (НПР1) [aveva tanto girato in quei tre giorni, senza mai stancarsi <…>. S'era
innamorata di Roma, insomma, e voleva esservi trasferita, senz'altro. {Ø2 = impossibile}
Impossibile? Perché impossibile?] (Pirandello Novelle…, p.158)

Это пример неполноценного диалога, в котором опущена отрицательна

реакция собеседника на выраженную косвенным образом просьбу.
В следующем примере речевой акт побуждения (предложения) также
передан косвенным образом, а реакция на него находится в тексте нарратора:
Ma lui, immediatamente <…> a propormi di andare senz’altro da loro, a giocare a casa loro.
(НПР1) [Se mi accontentavo di un campo di terra battuta bianca – ripeté -, con scarso out <…>
Finché il tempo resisteva, sarebbe stato un vero delitto non approfittarne.] <…> Ringraziai senza
promettere nulla di preciso. (Bassani Il giardino…, p.67)

3.3. КР1 – НПР2

В связи со специфической интроспективностью НПР, реплика-
побуждение чаще всего фигурирует во внутренней речи персонажа. Однако
существуют примеры, в которых согласие является реакцией на побуждение
другого персонажа, выраженного в тексте нарратора в форме косвенной
речи:
Vedendolo <…> la vecchia serva <…> gli suggerì d'andare un po' fuori a fare una giratina per
sollievo. <3 абзаца, в которых передается недоумение персонажа по поводу предложения
служанки, ее прямая речь, описание внешнего вида персонажа и его переживаний> [Eh già...
Egli poteva uscire, ormai, volendo. Nessuno più gliel'impediva. Ma dove andare? E perché?]
(Pirandello Novelle…, p. 199)
 187

3.4. НПР1 - НПР1

Как мы уже не раз отмечали, НПР прежде всего используется во
внутреннем диалоге. Выражение побуждения может содержаться в реплике-
стимуле текста персонажа, на которую тот же персонаж отвечает согласием
или отказом:
[{Che fare adesso?} {Prima di tutto, chiudere quell'uscio e metterci il paletto. Sì, perché sempre,
per abitudine, prima d'andare a letto, egli si chiudeva così, in camera. È vero che, di là, adesso, non
c'era nessuno, ma... l'abitudine, ecco!} <…> {Non sarebbe stato bene, ora, aprire un tantino il
balcone? Auff! si soffocava dal caldo, là dentro... E poi, c'era ancora un tanfo di vernice...} {Sì sì,
un tantino, il balcone.}] (Pirandello Novelle…, p.145)

Изучение материала показало, что диалогизированная НПР может

встречаться в художественных текстах при согласовании реплик-стимулов и
реплик-реакций по иллокутивной функции в следующих вариантах: вопрос –
ответ, утверждение (уведомление) – подтверждение / возражение,
побуждение (просьба, приказ, совет) – согласие / отказ. Примеров НПР с
выражением благодарности, извинение, поздравления, то есть экспрессивов,
встречено не было, поэтому этот тип иллокутивной функции в данном
разделе не рассматривался. Диалогизации может подвергаться как
внутренняя, так и «внешняя» речь. Принципы построения диалога
(анафорические повторы, переходящие от одной реплики к другой,
использование коммуникативных операторов, дискурсивных слов, эллипсис
ясных из предыдущей реплики форм, экспрессивные интонационные и
синтаксические особенности) позволяют читателю, несмотря на
транспозицию лица субъекта повествования, выделить голос персонажа из
нарратива.
Диалог с использованием НПР, как и другие письменные
художественные формы передачи «чужой» речи, - это в некотором роде
реконструкция естественной речевой деятельности человека, стремление
автора, используя законы построения диалога, создать у читателя
впечатление реально услышанного разговора. В то же время НПР,
включенная в диалог как ответная или инициирующая реплика, может
затруднять восприятие текста, в особенности у иностранного читателя,
поскольку субъективная интерпретация речи персонажа нарратором
включает в текст дополнительные смыслы.
Смена диалогических реплик, соотнесенность художественного
диалога с первичной, прототипической формой коммуникации, позволяет
 188

читателю выделить из нарратива голос персонажа, несмотря на возможное

отсутствие эксплицитных интродукторов, указывающих на субъект
высказывания «чужой» речи.

Благодаря анализу корпуса примеров удалось выявить, что

синтаксическими особенностями высказывания персонажа в НПР являются
практически все элементы, присущие разговорному синтаксису. Среди них
дискурсивные слова, вопросительные и восклицательные конструкции,
незавершенные высказывания, выделительные и присоединительные
конструкции, эллиптические, парцеллированные и инфинитивные
предложения, повторы. Все эти элементы ярко представлены в
диалогизированной НПР речи, позволяющей читателю, несмотря на
обязательную транспозицию лица субъекта высказывания и возможную
зависимость временного плана вводимого высказывания от текста нарратора,
выделить голос персонажа из собственно повествования.
 189

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Цель данной работы заключалась в уточнении формальных признаков

НПР, благодаря которым читатель выделяет голос персонажа в итальянском
художественном тексте, где субъектом повествования является не-первое
лицо.
Во введении с учетом разных видов переданной речи была впервые
приведена схема зависимости вводимого высказывания от вводящего, что
способствовало выбору адекватных примеров для анализа НПР в нарративе.
В первой главе, наряду с кратким обзором отечественных и
зарубежных работ, посвященных НПР, был представлен подробный анализ
истории исследования НПР в итальянистике.
В общих чертах все работы, посвященные НПР, мы разделили на две
группы: те, в которых вслед за Ш. Балли рассматриваются структурные
составляющие НПР [Herczeg 1963, Алисова 1971, Mortara Garavelli 1985,
Pugliatti 1985, Calaresu 2004], и те, где анализируются стилистические
особенности художественных произведений с НПР. В последнем случае
прослеживается преемственность идей основателя школы эстетического
идеализма К. Фосслера [Spitzer 1921, 1923, 1928; Lugli 1928; Vita 1955;
Pasolini 1965; Cane 1969; Джусти-Фичи 1985; Cartago 1993].
Обзор отечественных и зарубежных работ в первой главе позволил
выбрать направление настоящего исследования: уточнение определения
НПР, выделение формальных и контекстуальных признаков НПР в
итальянском нарративе.
Во второй главе были выделены элементы текста нарратора,
указывающие на включение слов персонажа в текст. Синтаксический анализ
интродукторов позволил выделить формальные признаки НПР,
сигнализирующие читателю о смене субъектных планов повествования;
лексико-семантический – рассмотреть семантику предикатов-интродукторов;
прагматический – раскрыть механизмы воздействия вводящих предикатов на
читателя. Оказалось, что локализация интродукторов играет важную роль
при восприятии читателем художественного текста. Препозиция позволяет
наиболее адекватно воспринимать переданную речь, без проблем относить ее
к определенному говорящему или мыслящему субъекту. Интерпозиция и
постпозиция - это, в некотором роде, игра автора с читателем,
предполагающая угадывание слов персонажа в повествовании. Причем автор
 190

оставляет за собой право указать на субъект повествования, поместив

интродуктивные элементы после НПР, или же, при их отсутствии, оставить
открытым вопрос о принадлежности высказывания.
Кроме этого, анализируя художественную прозу конца XX начала XXI
вв., мы заметили частое отсутствие пунктуации при вводе речи персонажа,
так называемую интерференцию текста нарратора и текста персонажа,
включающую читателя в активную игру поиска субъекта повествования.
Однако этот стилистический прием часто затемняет суть повествования:
читатель, особенно иностранный, не всегда понимает, кому принадлежит
высказывание.
Выделение эксплицитных и имплицитных предикатов-интродукторов в
конструкции НПР позволило выяснить, что в тексте нарратора в любом
случае существует указание на голос персонажа во вводимом высказывании.
Чаще всего такими указателями являются предикаты с ментальным
значением или коннотациями. Отсутствие эксплицитных интродукторов
создает перед НПР паузу, невидимую границу, указывающую читателю на
вступление голоса персонажа, усиливает экспрессивность высказывания
персонажа, заключенного в модусную рамку текста нарратора, придает
тексту динамичность, выразительность и повышает силу художественного
воздействия на читателя.
В третьей главе были проанализированы особенности вводимого
высказывания НПР, указывающие читателю на голос персонажа в тексте:
дейксис, дискурсивные маркеры, конструкции экспрессивного синтаксиса. В
отдельном разделе рассматривалась диалогизированная НПР. Поскольку
НПР – результат интерференции текста нарратора и текста персонажа, во
вводимой части совмещаются некоторые особенности подчиненной
пропозиции косвенной речи с особенностями переданного высказывания в
прямой речи.
В разделе Дейксис в НПР был выделен основной признак НПР:
транспозиция личных местоименных и глагольных форм по типу косвенной
речи. Впервые проведенный анализ НПР в нарративе от 1-го лица позволил
представить полную картину транспозиции персональных дейктиков в
разных типах нарратива. Рассмотрение особенностей временных дейктиков
позволило сделать вывод, что в большинстве случаев НПР встречается в
нарративе прошедшего времени, где временные формы текста персонажа
согласуются с текстом нарратора. Однако это не исключает существование
 191

НПР, в которой временные формы вводимого высказывания не подчиняются

вводящему. Пространственные дейктики высказывания персонажа в НПР в
основном ближние. Они не подвергаются изменениям, как в косвенной речи,
но структурно и содержательно организуют НПР, определяют позицию
субъекта высказывания, его личную сферу, противопоставленную сфере
высказывания нарратора. Система пространственного дейксиса является
бинарной и для текста персонажа, и для текста нарратора, поэтому в
зависимости от дейктического центра нарратора или персонажа
используются наречия проксимального или дальнего дейксиса. Однако в
высказываниях персонажа, переданных в НПР, возможно «аномальное»
использование наречий дальнего дейксиса по типу косвенной речи,
фактически обозначающих приближенность к субъекту речи.
Помимо дейктических маркеров на голос персонажа в нарративе
указывают маркеры дискурсивные, к которым относятся разные лексические
единицы: союзы, наречные операторы согласования, фразовые наречия,
междометия, глаголы, предложные синтагмы, фразовые выражения,
модальные и вводно-модальные слова или выражения, коммуникативы sì /
no.
В разделе, посвященном экспрессивному синтаксису в НПР,
рассматривались типичные для разговорной речи синтаксические
конструкции, указывающие на включение голоса персонажа в нарратив.
Среди них были проанализированы интонационно маркированные и
выделительные конструкции, эллиптические, парцеллированные и
присоединительные конструкции, повторы и инфинитивные предложения.
Возможное отсутствие эксплицитных интродукторов во вводящем
высказывании, как и эллипсис каких-либо членов предложения во вводимом
высказывании, позволяет говорить о компрессии информации в конструкции
НПР, что отличает ее от конструкции косвенной речи.
Описание диалогизированной НПР позволило сделать выводы, что
чередование диалогических реплик, соотнесенность художественного
диалога с первичной, прототипической формой коммуникации, помогает
читателю выделить голос персонажа из текста, несмотря на возможное
отсутствие интродукторов, указывающих на субъект переданного
высказывания.
 192

Итак, общие выводы диссертационного исследования соответствуют

поставленным задачам:
1) рассмотрены подходы к изучению НПР, уточнено понятие НПР и
выработано ее рабочее определение;
2) определено положение НПР среди других способов передачи «чужой»
речи в тексте, cтепень связи разных видов переданной речи с
вводящим высказыванием представлена в приложении;
3) исследован процесс образования НПР в итальянском художественном
тексте, определена специфика ее функционирования в нем;
4) установлены критерии выделения типов НПР в различных видах
нарратива и разработана классификация этих типов;
5) выработаны следующие критерии выделения НПР в итальянском
нарративе:
- наличие эксплицитно или имплицитно выраженных предикатов
пропозициональной установки во вводящем высказывании,
- изменение временного плана вводимого высказывания в
зависимости от вводящего, но не обязательная транспозиция
временных дейктиков,
- не-первое лицо субъекта вводимого высказывания,
- наличие во вводимом высказывании проксимальных дейктиков,
дискурсивных маркеров, конструкций экспрессивного синтаксиса,
свойственных устной разговорной речи,
- диалогизация вводимого высказывания с учетом всех
вышеперечисленных особенностей.

Полученные результаты позволили наметить представленный в

таблице сопоставительный анализ разных видов переданной речи, основным
различительным признаком которых следует считать степень связи
вводимого высказывания с вводящим:

Вводяще Пунктуац Изменения дейктиков во вводимом Дискурси Экспресс

е ионное высказывании вные ивный
высказыв выделение временных персо- пространстве маркеры синтаксис
ание нальных нных

КР + - + + + - -
НПР +/- +/- +/- + - /+ + +
ПР + + - - - + +
СПР - - - - - + +
 193

Материалом дальнейших исследований может стать подробный

сопоставительный анализ конструкции НПР с другими видами передачи
«чужой» речи как в письменных, так и в устных текстах; диахронический
анализ функционирования переданной речи в итальянских письменных
текстах; типологический анализ закономерностей введения «чужой» речи в
текст для итальянского и русского языков, а также разработка проблемы
компрессии информации в тексте.
 194

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Алисова Т.Б. Очерки синтаксиса современного итальянского языка. М.:

URSS, 2009 [1971]. 296с.
2. Алисова Т.Б. Краткий справочник по грамматике итальянского языка.
М.: ВШ, 2008. 158с.
3. Алисова Т.Б., Челышева И.И. История итальянского языка от первых
памятников до XVI века. М.: Изд-во МГУ, 2009. 439с.
4. Андриевская А.А. Понятие НПР и его терминологическое оформление.
Вестник КРУ, серия филологии и журналистики, 1959, № 2.
5. Андриевская А.А. Несобственно-прямая речь в художественной прозе
Луи Арагона. Киев, 1967. 170c.
6. Андриевская А.А. Несобственно-прямая речь в современной
французской художественной прозе Луи Арагона: автореф. дис... д.ф.н..
Киев: Изд-во ГО, 1969. 21c.
7. Антонова Е.В. К вопросу о психологизме в итальянской литературе
рубежа XIX – XX веков // Мова і літаратура ў ХХІ стагоддзі:
актуальныя аспекты даследавання: матэрыялы II Рэсп. навук.-практ.
канф. маладых вучоных, Мінск, 22 сак. 2013 г. Мінск: Выд. цэнтр БДУ,
2013. C.31–35. http://elib.bsu.by/handle/123456789/50415
8. Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира
// Избр. труды. Т.II, Интегральное описание языка и системная
лексикография. М.: Языки русской культуры, 1995. С.629-650.
http://lpcs.math.msu.su/~uspensky/journals/siio/35/35_12APRES.pdf
9. Апресян Ю.Д. Системообразующие смыслы "знать" и "считать" в
русском языке // Русский язык в научном освещении. № 1. М.: Наука,
2001. С.5-26. http://www.philology.ru
10. Апресян В.Ю. Тут как показатель темпоральной близости http://dialog-
21.ru/digests/dialog2012/materials/pdf/107.pdf
11. Арзуманиян Д.И. (1) Обучение студентов-журналистов использованию
несобственно-прямой речи в художественно-публицистических жанрах:
(На примере очерка). Дис... к.пед.н.. МПГУ. М.: 2008. С.202.
12. Арзуманиян Д. И. (2) Дидактические возможности освоения
несобственно-прямой речи в современном образовании //
Преподаватель XXI век, 2008, N 1. М.: Изд-во «Прометей» МПГУ, 2008.
С.177-180. http://prepodavatel-xxi.ru/sites/default/files/n1_2008.pdf
 195

13. Арзуманиян Д.И. (3) Каковы возможности несобственно-прямой речи в

художественно-публицистических жанрах (к постановке вопроса) //
Известия РГПУ им. А.И. Герцена, 2008, № 70. М.: 2008. С.40-43.
http://elibrary.ru/item.asp?id=12833334&
14. Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. М.: URSS,
2010. P.443.
15. Арутюнова Н. Д. Фактор адресата // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. Т.
40, № 4. М.: 1981. С.356–367.
16. Арутюнова Н.Д. Лингвистические проблемы референции // Новое в
зарубежной лингвистике. Вып. XIII. Лингвистическая прагматика. М.:
Радуга, 1982. С.5-40.
17. Арутюнова Н.Д., Падучева Е.В. Истоки, проблемы и категории
прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI.
Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. С.3-42.
18. Арутюнова Н.Д. “Полагать” и “видеть” (к проблеме смешанных
пропозициональных установок) // Проблемы интенсиональных и
прагматических контекстов, АН СССР, ИЯ. М.: 1989. С.7-30.
19. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека («Чужая речь: «свое» и
«чужое»»). М.: Языки русской культуры, 1999. 895с.
20. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. Логико-семантические
проблемы. М.: УРСС, 2003. 383с.
21. Арутюнова Н.Д. Слово о диалоге // Моно-, диа-, полилог в разных
культурах. М.: Индрик, 2010. С.5-9.
22. Бабаликашвили Н.Б. Формы НПР и её эволюция (на материале
английской прозы 18-20 вв.). Автореф. дис. ...канд. филол. наук.
Тбилиси: 1986. 23c.
23. Баранов А.Н., Плунгян В.А., Рахилина Е.В. Путеводитель по
дискурсивным словам русского языка. М.: Помовский и партнеры,
1993. 207c.
24. Бахтин М.М. (Волошинов В.Н.) Марксизм и философия языка:
Основные проблемы социологического метода в науке о языке. Л.:
Прибой, 1929. 284c.
25. Бахтин М.М. Слово в романе // Вопросы литературы и эстетики. М.:
Худ. лит., 1975. 502c.
 196

26. Бахтин М.М. Проблема автора // Вопр. философии. 1977. № 7. С.148-

160.
27. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986.
445c.
28. Бахтин М.М. Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении.
Марксизм и философия языка. Статьи. М.: Изд-во «Лабиринт», 2000.
640c.
29. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. // Собрание
сочинений в 7 тт. Т.2. М.: Изд-во «Русские словари», 2000. 798c.
30. Беличенко Е.Е. Несобственно-прямая речь в языке художественной
литературы. Дис…. к.ф.н.. Спб: 2006. 194 с.
31. Боженко Л.Н., Липская О.В. Сегментация в тексте художественного
произведения http://www.filologdirect.ru/content/segmentatsiya-v-tekste-
khudozhestvennogo-proizvedeniya
32. Борисова М.Б. Рецензия на Максимова Н.В. «Чужая речь» как
коммуникативная стратегия / Науч. ред. С.Г. Ильенко. М.: РГГУ, 2005.
C.316. http://www.sgu.ru/files/nodes/41616/14_borisova.pdf
33. Бровина А.В. Сопоставительный анализ языковых средств выражения
несобственно-прямой речи в немецком и русском языках. Дис…. к.ф.н..
Екатеринбург: 2009. 214c.
34. Валгина Н.С. Синтаксис современного русского языка. М.: Агар, 2000.
416с.
35. Валгина Н.С., Розенталь Д.Э., Фомина М.И. Современный русский
язык. М.: Логос, 2006.
36. Вежбицкая А. Дескрипция или цитация? // НЗЛ. Лингвистика и логика
(проблемы референции). Вып. 13. М.: 1982. С.237-262.
37. Вежбицкая А. Семантика междометий // Семантические универсалии
и описание языков. М.: Языки русской культуры, 1999. С.612-620.
38. Вежбицкая А. Семантические универсалии и базисные концепты. М.:
Языки славянских культур, 2011. 567с.
39. Виноградов В.В. Стиль «Пиковой дамы» // Пушкин. Временник
пушкинской комиссии АН СССР. Вып. 2. Л.: 1936. С.74-147.
40. Виноградов В.В. О языке Л.Толстого //Литературное наследство, №35-
36. М.: Наука, 1939. С.117-220.
41. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М.: ГИХЛ, 1941. 620с.
 197

42. Всеволодова М.В. Теория функционально-коммуникативного

синтаксиса. М.: 2000. 502с.
43. Высоцкая А.В. Вопросно-ответный диалог как минимальная единица
диалогического дискурса / Науковий вісник ВНУ ім.Л.Українки Луцк:
Изд-во ВНУ, 2010. С.90-95.
http://www.nbuv.gov.ua/Portal/natural/Nvvnu/filolog/2010_7/R2/Vysotskay
a.pdf
44. Гагарина Л.С. Вертикальный контекст речи: К проблеме СФЕ,
содержащего несобственно-прямую речь Автореф. дис. ... к.ф.н. СПб.:
2003. С.22.
45. Гагарина Л.С. Вертикальный контекст речи: К проблеме СФЕ,
содержащего несобственно-прямую речь Дис. .. ... к.ф.н.. Архангельск:
2003. 185с.
46. Гаибова М.Т. Коммуникативный аспект изображения
речемыслительной деятельности персонажа в структуре
художественного текста: Автореф. дис. ... д.ф.н.. Тбилиси: 1986. 49с.
47. Гаибова М. Т. Пути и способы выявления образа автора во внутренней
речи Баку: АГУ, 1984.147с.
48. Гаибова М.Т. Прагмалингвистический анализ художественного
текста: учеб. пособие. Азерб. гос. ун-т им. С.М. Кирова.
Баку: АГУ, 1986.
49. Гареева Г.Н. Несобственно-прямая речь и формы ее выражения в
Башкирской прозе // Вестник Башкирского универ. Т. 15. №2. Уфа:
2010. С.379-382.
50. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового
существования. М.: Новое литературное обозрение, 1996. 352с.
51. Герасимова Н.И. Структурно-прагматические свойства
вопросительных предложений в предикатной несобственно-прямой
речи: На материале произведений Дж. Голсуорси "Сага о Форсайтах" и
"Современная комедия" Дис. … к.ф.н.. Пятигорск: 1998. 192c.
52. Глушкова М.В. Формы НПР в произведениях Толстого // Вопросы
стилистики. Вып. II. Саратов: Изд-во саратовского универ., 1965.
С.211-224.
53. Говорухо Р.А. Выбор детерминативова при анафоре в русском и
итальянском языках // Теория языка. Семиотика. Семантика. 2014 №1.
М.: РУДН. С.125-138.
 198

54. Говорухо Р.А. Qualche osservazione sull’uso dei verbi proposizionali in

italiano e in russo // "L'analisi linguistica e letteraria", Milano, XVIII (2010).
P.187-200.
55. Говорухо Р.А. «Лишние» глаголы в итальянском тексте - риторика или
грамматика?» // Скрытые смыслы в языке и коммуникации. М.: Сб.
науч. ст. РГГУ, 2007. С.72-84.
56. Говорухо Р.А. Эксплицитность модуса пропозициональной установки
в итальянском языке // Вопросы филологии 2006, № 2. М.: 2006. C.24-
32.
57. Говорухо Р.А. Модус говорения в итальянском языке: между
риторикой и грамматикой. // Риторика <=> Лингвистика 4.
Сборник статей. Смоленск: 2005. С.193-203.
58. Гончарова Е.А. Микроформы несобственно-прямой речи и их
стилистическое использование в авторском повествовании //
Стилистика художественной речи. Вып. 2. Л.: 1975.
59. Гончарова Е.А. Способы стилистической организации внутренней речи
персонажей в немецком романе воспитания // Cтилистика
художественной речи. Межвуз. сб. науч. трудов. Л.: 1980. С.24-31.
60. Гулыга Е.В. Косвенная речь в современном немецком языке // Ученые
зап. МГНИИЯ. Т. 15. 1957. С.157-186.
61. Гусева Г.В. Типологические характеристики вербализованной
внутренней речи. Автореф. дис. … канд. филол. наук. Орел: 2002. 34с.
62. Дискурсивные слова русского языка: опыт контекстно-семантического
описания / Под ред. К. Киселевой и Д. Пайара. М.: Метатекст, 1998.
C.447.
63. Джусти-Фичи Ф. Опыт анализа чужой речи в сопоставительном плане
(На материале «Двойника» Ф.М. Достоевского и его переводов) //
Вопросы языкознания №2. М.:1985. C.133-138.
64. Долинин К.А. О внутренних признаках несобственно-прямой речи //
ИЯШ. №1. 1980. С.22-26.
65. Долинин К.А. Интерпретация текста. М.: URSS, 2007. 299с.
66. Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный
текст. М.: УРСС, 2001. 326с.
67. Дымарский М.Я., Максимова Н.В. Диалогический синтаксис: принцип
«Не только... Но и» // Дискурс, № 1. Новосибирск: 1996. С.88-101.
 199

68. Женетт Ж. Повествовательный дискурс [Discours du récit] // Фигуры.

Т.2. М., 1998. С.60-280.
69. Жилина И.С. Структурные особенности оформления несобственно-
прямой речи в немецких и английских художественных текстах 20 века
// Вестник Адыгейского гос. универ. Серия 2: Филология и
искусствоведение. 2010. № 4. С.94-96. http://cyberleninka.ru/article/
70. Жирмунский Т.Н. Предисловие // Проблемы литературной формы. М.:
URSS, 2007 [1928]. С.3-16.
71. Зализняк Анна А. Многозначность в языке и способы е представления
М.: Языки славянских культур, 2006. 671с.
72. Звегинцев В.А. Эстетический идеализм в языкознании (К. Фосслер и
его школа). Материалы к курсам языкознания. М.: МГУ, 1956.
73. Золотова Г.А. Коммуникативная грамматика русского языка. М.: ИРЯ
РАН, МГУ, 2004. 544с.
74. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М.:
2005. 351с.
75. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.:
2006. 368с.
76. Иванова Л.Т. Несобственно-прямая речь в испанском языке. Дис...
к.ф.н.. М.: 1984, 201с.
77. Иванова Л.Т. Некоторые контекстуальные характеристики
несобственно-прямой речи (на материале художественной прозы на
испанском языке) // Вопросы языка и литературы (проблемы западных
и восточных языков) Сб. науч. трудов. Вып.16. М.: МГИМО, 1976.
С.15-27.
78. Изотова Н.В. Диалогические структуры в языке художественной прозы
А.П. Чехова: Диссер ... д.ф.н.. М.: 2006.
79. Имамутдинова Ф.Р. Функционально-когнитивная характеристика
глаголов речи в русском и английском языках // Вестник Челябинского
гос. универ. 2010. № 13 (194). Филология. Искусствоведение. Вып. 43.
С.48–51.
80. Инфантова Г.Г. К вопросу о несобственно-прямой речи. // Уч. зап.
Таганрогского пед. ин-та. Вып. 6. Таганрог: 1958. С.79-113.
81. Казанкова Е.А. Несобственно-авторское повествование и прямая
номинация в романе Джона Фон Дюффеля «Лучшие годы» //
 200

Narratorium. 2012. №2(4). М.: РГГУ.

http://narratorium.rggu.ru/print.html?id=2628913
82. Каркошко О.П. Парцелляция и эллипсис // Вестник АГУ Серия 2:
Филология и искусствоведение. Майкоп: 2010, Изд-во АГУ. С.83-85.
83. Кибрик А. Дейксис // Энциклопедия Кругосвет.
http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/DEKSIS.html
84. Китайгородская М.В. Чужая речь в коммуникативном аспекте //
Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-
прагматический аспект. М.: 1993. С.65-89.
85. Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. «Свое» - «чужое» в
коммуникативном пространстве митинга // Русистика сегодня. №1. М.:
Ин-т рус. яз. РАН, 1995.
86. Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. М.: URSS, 2008. 350с.
87. Коваленко Е.В. Эллиптические структуры как элемент
художественного текста: дис. ... к.ф.н. СПб.: 2006.
88. Ковтунова И.И. Несобственно-прямая речь в современном русском
литературном языке // Русский язык в школе. 1953. №2. С.18-27.
89. Ковтунова И.И. Несобственно-прямая речь в языке русской литературы
к. 18 - п.п. 19 вв: автореф. дис. ... к.ф.н. М.: 1956. 17с.
90. Ковтунова И.И. Проблема несобственно-прямой речи в трудах В.В.
Виноградова. // Вопросы языкознания №1. М.: 2002. С.65-71.
91. Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М.: Наука, 1986. С.206.
92. Кодухов В.И. Способы передачи чужой речи в русском языке. //
Ученые записки ЛГПИ им. Герцена. Т. 104. Л.: 1955. С.107-173.
93. Кожевникова Н.А. Об особенностях стиля Чехова (несобственно-
прямая речь) // Вестник московского университета. Серия 8.
Филология, журналистика. №2. М.:1963. С.44-51.
94. Кожевникова H.A. Несобственно-прямой диалог в художественной
прозе // Синтаксис и стилистика. М.: Наука, 1976. С.283-300.
95. Кожевникова Н.А. О некоторых тенденциях развития языка
современной русской прозы // Язык и стиль писателя в литературно-
критическом анализе художественного произведения. Кишинёв: 1977.
С.36-49.
96. Кожевникова Н.А. «Мертвые души»: из истории субъективного
авторского повествования: фрагмент книги: Типы повествования в
русской литературе XIX–XX вв. М.: 1994.
 201

97. Кожина М.Н. Стилистический энциклопедический словарь русского

языка. М.: Флинта, Наука, 2003. 695с.
98. Козловский П. О сочетании предложений прямой и косвенной речи в
русском языке. // Филологические записки. Выпуск 4, 5. Воронеж:
1890. С.7-12.
99. Колокольцева Т.Н. Культура диалогического общения (реплики-
реакции в диалоге) // Электронный научно-образовательный журнал
ВГПУ «Грани познания». №1(2). 2009. С.56 – 60. www.grani.vspu.ru
100. Коростова С.В. Несобственно-прямая речь как объект лингво-
прагматического анализа художественного текста // Русский язык в
школе. № 7. М.: 2010. С.15-21.
101. Косиков Г.К. Текст / Интертекст / Интертекстология // Пьеге-Гро Н.
Введение в теорию интертекстуальности. М.: Издательство ЛКИ, 2008.
С.8-42.
102. Кронгауз М.А. Семантика. М.: РГГУ, 2001. С.399.
103. Крылов C.A. К типологии дейктических систем //Лингвистические
исследования. Типология. Диалектология. Этимология.
Компаративистика. Сб. ст. М.: Наука, 1984. С.138-148.
104. Кузнецов А.М. рецензия на Реунова О.И. Эллипсис как
лингвистическое явление. // Социальные и гуманитарные науки.
Отечественная и зарубежная литература. Сер. 6: Языкознание. РЖ. М.:
2002, С.36-38.
105. Кузнецова С.В. Структурно-семантическая характеристика прямой
речи английского и русского языков на материале художественных
текстов: дис. … к.ф.н.. Москва: 2007, С.174.
106. Кустова Е.Ю. Французское междометие: лексико-грамматические
аспекты, семиогенез и интеракциональные функции: автореф. … д.ф.н..
Воронеж: 2010, ПГЛУ. 42с.
107. Кусько Е.Я. Несобственно-прямая речь в современной немецкой
литературе: автореф. дис... д.ф.н.. Киев: 1981. 39c.
108. Кусько Е.Я. Проблемы языка современной художественной
литературы. Несобственно-прямая речь в литературе ГДР. Львов: ВШ,
1980. 207с.
109. Кучинский Г.М. Психология внутреннего диалога. Минск: БГУ, 1988.
205c.
 202

110. Ларькина А.А. О лингвистических исследованиях эллипсиса во

французском языке // Вестник ЧелГУ. № 5 (143). Филология.
Искусствоведение. Вып. 29. Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 2009. С.67–72.
111. Леонтьев А.А. Психолингвистические единицы и порождение речевого
высказывания. М.: Красанд, 2010. 307c.
112. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. // Об искусстве.
СПб: Искусство, 1998. С.14-285.
113. Лю Цзюань Несобственно-прямая речь и ее экспрессивно-
стилистическая роль в авторском повествовании. Автореферат дис. ...
к.ф.н.. М.: 1995. 24с.
114. Максимова Н.В. «Чужая речь» как коммуникативная стратегия. М.:
РГГУ, 2005. 316с.
115. Манаенко С.А. Параметры дискурсивного употребления лексических
единиц // Вестник пермского университета. Российская и зарубежная
филология. В.3. Пермь: 2009. С.12-18.
116. Малина Т.И. Функционирование эллиптических конструкций в
паралингвистическом контексте: автореф. дис. ... к.ф.н. М.: 1982.
117. Милых М.К. Конструкции с косвенной речью в современном русском
языке. РнД.: 1975. 160с.
118. Михельсон М.И. Русская мысль и речь: Свое и чужое. Опыт русской
фразеологии. СПб: «Брокгауз-Ефрон», 1912. 103с.
119. Мунгалова О.М. Семантико-синтаксические и функциональные
особенности номинальных структур в испанском языке: автореф. дис...
к.ф.н. МГУ, 1976.
120. Мустайоки А. Теория функционального синтаксиса. М.: Языки
славянских культур, 2006. 510с.
121. Нестеров М.Н. Несобственно-прямая речь как лингвистическая
категория. // Развитие непрерывного педагогического образования в
новых социальных условиях на Кубани: Сборник тезисов. Вып. 7.
Армавир: Изд. центр АГПИ, 2001. 316с.
122. Николаева Т.М. Лингвистика текста // Новое в зарубежной
лингвистике, в. VIII. М.: Прогресс, 1978. С.5-42.
123. Ничман З.В. Глаголы говорения в сочетании с прямой речью //
Проблемы русской лексикологи. Новосибирск: 1974. С.30-64.
124. Омелькина О.В. Несобственно-прямая речь как лингвопрагматическая
категория: автореф. … к.ф.н.. Самара: 2007. 26 с.
 203

125. Падучева Е.В. Семантика нарратива. // Семантические исследования.

М.: Языки русской культуры, 1996. 463c.
126. Падучева E.В. О семантике синтаксиса (Материалы к
трансформационной грамматике русского языка). М.: КомКнига 2007.
291c.
127. Петросян Г.О. Функции и формы несобственно-прямой речи в жанре
исторического романа: на материале произведений А.Н. Толстого
"Петр I" и Ю.Н. Тынянова "Пушкин": автореф. дис. ... к.ф.н..
Ставрополь: 2008. 27c.
128. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Языки
славянской культуры, 2001. 510с.
129. Плунгян В.А. Дискурс и грамматика // Исследования по теории
грамматики №4. Ред. Плунгян. М.: Гозис, 2008. С.7-36.
130. Плунгян В.А. Введение в грамматическую семантику. М.: РГГУ, 2011.
670с.
131. Поспелов Н.С. Несобственно-прямая речь и формы ее выражения в
художественной прозе Гончарова 30–40-х годов // Материалы и
исследования по истории русского литературного языка. М., 1957. Т.4.
221с.
132. Пятигорский А. «Другой» и «свое» как понятия литературной
философии // Сборник статей к 70-летию проф. Ю.М. Лотмана. Тарту:
1992. Cс.3-9.
133. Ревзина О.Г. Методы анализа художественного текста // Структура и
семантика художественного текста. М.: 1998. С. 301-316.
http://danefae.org/lib/ogrevzina/metody.htm
134. Резникова Т.И. Reported discourse // Вопросы языкознания. 2004. № 2.
М.: Наука, 2004. С.129-133.
135. Родин К.А. Несобственно-прямое действие кинематографа // Вестник
томского гос. универ. 2011. №4 (16). С.116-123.
136. Рыженко Ю.А. Эллиптические предложения со значением бытия в
СРЯ: дис. ... к.ф.н.. Краснодар: 2004.
137. Сахарова Н.Ю. Несобственно-прямая речь в системе способов
передачи речи (на материале французской литературы): автореф. дис...
к.ф.н.. М.: 1970. 24c.
138. Соколова Л.А. Несобственно-авторская речь как стилистическая
категория. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1968. 280 с.
 204

139. Сысоева В.В. Нарративный потенциал несобственно-прямой речи в

художественном тексте: дис. … к.ф.н.. Белгород: 2004. 219c.
140. Сысоева В.В. Нарративный потенциал несобственно-прямой речи в
художественном тексте: автореф. дис. … к.ф.н. Белгород: 2004. 22с.
141. Труфанова И.В. Прагматика несобственно-прямой речи: дис. ... д.ф.н..
Нижний Новгород: 2001. 706c.
142. Труфанова И.В. Миф об Иксионе в романе В.В. Набокова «Отчаяние» //
http://sibac.info/index.php/2009-07-01-10-21-16/1189--------lr
143. Успенский Б.А. Поэтика композиции // Семиотика искусства. М.:
Языки русской культуры, 1995 [1970]. 357с.
144. Ушакова Е.А. Глаголы речи немецкого и русского языков в
функциональном аспекте (употребление в конструкциях с прямой
речью) Наука. Университет. 2005. Материалы шестой научной
конференции. Новосибирск: 2005. С.187-190.
145. Фещенко В.Г. Несобственно-прямая речь как средство художественной
изобразительности (на материале произведений Н.М. Пришвина):
автореф. дис.... к.ф.н.. Киев: 1978. 20c.
146. Чугунников С.Г. Два нестандартных способа пунктуационного
оформления несобственно-прямой речи: На материале англоязычной
модернистской литературы: дис. … к.ф.н.. Пятигорск: 1995. 175c.
147. Чудаков А. П. Поэтика Чехова / Акад. наук СССР. Ин-т мировой лит.
им. А. М. Горького. М.: Наука, 1971. 291с.
148. Чумаков Г.М. Синтаксис конструкций с чужой речью. Киев: ВШ, 1975.
220с.
149. Чэнь Цзин Прагматико-стилистические функции несобственно-прямой
речи. М.: Изд-во МГУ, 2006. 125с.
150. Шабловская И.В. История зарубежной литературы XX в. (первая
половина). Минск: Экономпресс, 1998. 382с.
151. Шарапова Ю.В. Несобственно-прямая речь в функционально-
коммуникативном и структурно-семантическом аспектах: на материале
английского языка: дис. … к.ф.н.. СПб: 2001. 197с.
152. Шаронов И.А. Междометия в языке, в тексте и в коммуникации:
автореф. дис. … д.ф.н.. М.: 2009. 38с.
153. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М.:
Азбуковник, 2003 [1952]. 377с.
 205

154. Шелякин М.А. Знаковые функции умолчания синтаксем в простых

предложениях русского языка // Коммуникативно-смысловые
параметры грамматики и текста. М.: 2002.
155. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики (на материале
русского языка). М.: Наука, 1973. 278с.
156. Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянских культур, 2008. 303с.
157. Шпитцер Л. Словесное искусство и наука о языке // Проблемы
литературной формы. М.: URSS, 2007. 240с.
158. Якубинский Л.П. О диалогической речи // Русская речь. Л.: 1923.
159. Adamec Р. Семантическая интерпретация “значимых нулей” в русских
предложениях // Бирнбаум Х. Флайер С. (ред.) Язык и стих в Росси.
Сборник в честь Дина С. Ворта к его 65-летию. М.: «Восточная
литература» РАН, 1995.
160. Alfieri G. Lettera e figura nella scrittura de I Malavoglia. // Studi di
grammatica italiana MCMLXXXIII. Firenze: L’Accademia delle Crusca,
1983. 203p.
161. Antonelli G. Sintassi e stile della narrativa italiana dagli anni Sessanta a oggi
// Storia generale della letteratura italiana, diretta da N. Borsellino e W.
Pedullà, vol. XII (Sperimentalismo e tradizione del nuovo). Milano: Motta,
1999. P.682-711.
162. Antonelli G. Dall’Ottocento a oggi // Storia della punteggiatura in Europa, a
cura di B. Mortara Garavelli. Roma-Bari: Laterza, 2008. P.178-210.
163. Baci-Pop A. Il discorso indiretto libero da Charles Bally a Giulio Herczeg. //
Annals of the University of Craiova. Series Philology, Linguistics. Articole, Nr.1-2,
2008. P.125-135.
164. Bach Z. Lo stile indiretto libero nel “Piacere” di G. D’Annunzio // Studi di
grammatica italiana (a cura dell’Accademia della Crusca) Vol. II. Firenze:
1973. P.155-190.
165. Bally Ch. Le stile in direct libre en français modern // Germanisch-
Romanische Monatsschrift. Heidelberg: Universitätsverlag Carl Winter,
1912. P. 549-556.
166. Bally Ch. Antphrase et style in direct libre, in A Grammatical Miscellany
offered to Otto Jespersen, Copenhagen, Levin e Munsgaard, 1930.
167. Baldi G. L'artificio della regressione: tecnica narrativa e ideologia nel Verga.
Napoli: Liguori Editore, 1980. 188p.
 206

168. Baldi G. Eroi intellettuali e classi popolari nella letteratura italiana del
Novecento. Napoli: Liguori Editore, 2005. 364 р.
169. Bazzanella С. I segnali discorsivi // Grande grammatica di consultazione a
cura di Cardinaletti A., Renzi L., Giampaolo S. Vol. III. Bologna: Il Mulino,
2001 [1995]. P.225-257.
170. Bendoni A.D. Grammaticalizzazione del discorso indiretto libero nel
«Malavoglia» // Studi di grammatica italiana a cura dell’accademia della
Crusca Vol.IX. Firenze: 1980. P.253-271.
171. Brøndum-Nielsen Joh. Dækning - Oratio tecta i dansk litteratur før 1870.
Festskrift udgivet af Københavns Universitet i anledning af Universitetets
årsfest, november 1953, Kobenhavn, B. Lunos bogtr. S.118.
172. Benincà P. Sintassi // Sobrero A. Introduzione all’italiano contemporaneo.
2003, Laterza. P.247-291.
173. Bertinetto P.M. Deittici riorientati e restrizioni sui Tempi verbali // Tempi
verbali e narrativa italiana dell’Otto / Novecento. Edizioni dell’Orso, 2003.
P.117-148.
174. Bonomi I. Le strutture dell’italiano. // Elementi di linguistica Italiana. Roma:
Carocci, 2010. P.85-156.
175. Calaresu E. Testuali parole. La dimensione pragmatica e testuale del
discorso riportato. Milano: FrancoAngeli, 2004. 224p.
176. Сane E. Il discorso indiretto libero nella narrativa italiana del Novecento.
Roma: Silva, 1969. 159p.
177. Cimaglia R. Il discorso indiretto libero nella narrativa italiana da Manzoni a
Pirandello. Tesi del dottorato di ricerca, Roma 3, Roma: 2008.150p.
http://dspace-roma3.caspur.it/bitstream/2307/112/1/Tesi%20Dottorato.pdf
178. Cipolla F. Il fenomeno dell’ellissi nell’italiano contemporaneo // Fenomeni
morfologici e sintattici nell’italiano contemporaneo SLI a cura di M. Medici
e A. Sangregorio Atti del sesto congresso internazionale di studi. Roma 4-6
settembre 1972, Vol. 1, T. 1. Roma: Ed.Bulzoni, 1974. P.71-78.
179. Cartago G. Un uso particolare dell’indiretto libero // Studi di grammatica
italiana a cura dell’accademia della Crusca Vol. XV. Firenze: 1993. P.157-
167.
180. Cohn D. Narrated monologue: definition of a fictional style // Comparative
Litarature 18, 1966, №2. P.97-112.
181. D’Achille P. L’italiano contemporaneo. Bologna: Il Mulino, 2006. 264p.
 207

182. Dąmbska-Prokop U. Stan badán nad mową pozornie zaležną.

[Gegenwärtiger Stand der Erforschung der erlebten Rede.] Kwartalnik
Neofilologiczny 5. Warszawa: 1958. S.227-233.
183. Dardano М. La lingua letteraria del Novecento. // Storia della letteratura
italiana. Il Novecento. A cura di N. Borsellino e L. Felici. Vol. II. Milano:
Garzanti, 2001.
184. Dardano M., Trifone P. Grammatica della lingua italiana. Milano: 2007.
747p.
185. Dardano M. Leggere i romanzi (Lingua e strutture testuali da Verga a
Veronesi). Roma: Carocci, 2008. 248p.
186. De Mauro T. Premesse a una raccolta di tipi sintattici // Fenomeni
morfologici e sintattici nell’italiano contemporaneo SLI a cura di Mario
Medici e Antonella Sangregorio Atti del sesto congresso internazionale di
studi Roma 4-6 settembre 1972, Vol. 2, T.3. Roma: Bulzoni, 1974. P.551-
574.
187. Ducrot O. Analyses pragmatiques // Communication, 32. Paris: 1980. P.11-
60.
188. Genette G. Figure III, Discorso del racconto, trad. it. Torino: Einaudi, 1976.
307p.
189. Fava E. Il tipo interrogativo. // Tipi di frasi principali in Grande grammatica
di consultazione a cura di Cardinaletti A., Renzi L., Giampaolo S. Vol. III.
Bologna: Il Mulino, 2001 [1995]. P.70-125.
190. Giusti-Fici F. Chi parla in difesa di Luzin? // Lingua e letteratura. A. VI, n.
10, maggio. Milano: I.U.L.M., 1988.
191. Günther W. Probleme der Rededarstellung. Untersuchungen zur direkten,
indirekten und ‚erlebten’ Rede im Deutschen, Französischen und
Italienischen. Marburg: N.G. Elwert’sche Verlagsbuchhandlung und G.
Braun. Marburg: 1928. 160p.
192. Herczeg G. Lo stile indiretto libero in italiano. Firenze: 1963. 264p.
193. Lanzilotta M. I romanzi calabresi di Fortunato Seminara. Cosenza: Pelligrini
Editore, 2004. 510p.
194. Lips M. Le style indirect libre. Paris: Payot, 1926.
195. Lucy J.A. Reflexive Language (Reported Speech and Metapragmatics)
Cambridge: 1993, Cambridge University Press. 424p.
196. Lugli V. Lo stile indiretto libero in Flaubert e in Verga. // Vol. Dante e
Balzac. Napoli: 1952 [1943]. 221p.
 208

197. Minisci A. Il discorso diretto, indiretto libero. // Grammatica italiana Analisi

grammaticale, logica e del periodo. Milano: 2005, Alpha Test. P.92-94.
198. Mortara Garavelli B. Stile indiretto libero in dissoluzione? // Linguistica e
filologia. Omaggio a B. Terracini. Milano: 1968. Pp.133-148.
199. Mortara Garavelli B. La parola d’altri. Prospettive di analisi del discorso.
Palermo: 1985. P.165.
200. Mortara Garavelli B. Quale linguistica per i testi letterari? // Italian
Literature in North America: Pedagogical Strategies. Vol. 9. Canada:
Biblioteca di Quaderni d’italianistica, 1990. Pp.85-94.
201. Mortara Garavelli B. Il discorso indiretto nell’italiano parlato // La
subordination dans les langues romanes: actes du colloque international.
Copenhague: Museum Tusculanum Press, 1995, Pр. 69-88.
202. Mortara Garavelli В. L’interpunzione nella costruzione del testo // La
costruzione del testo in italiano. Sistemi costruttivi e testi costruiti. Atti del
seminario internazionale di Barcellona (24-29 aprile 1995), a cura di María
de la Nieves Muñiz Muñiz e Francisco Amella. Firenze: Cesati, 1996. Pp.
93-111.
203. Mortara Garavelli B. Il discorso riportato // Grande grammatica di
consultazione a cura di Cardinaletti A., Renzi L., Giampaolo S. Vol. III.
Bologna: Il Mulino, 2001 [1995]. P.429-470.
204. Mortara Garavelli B. Prontuario di punteggiatura. Roma-Bari: Laterza, 2003.
155p.
205. Neubert A. Die Stilformen der "Erlebten Rede" im neueren englischen
Roman. Haale (Saale): Niemeyer, 1957. 179s.
206. Pasolini P.P. Intervento sul discorso libero indiretto. // Opere di Pier Paolo
Pasolini. Milano: 1991 [1965]. P.81-103.
207. Pasolini P.P. (а) La volontà di Dante di essere poeta. // Opere di Pier Paolo
Pasolini. Milano: 1991 [1965]. P.104-114.
208. Poggi I. Le interiezioni. // Grande grammatica italiana di consultazione. Vol.
III. Bologna: Mulino, 2008. P.403-425.
209. Pugliatti P. Lo sguardo nel racconto: teorie e prassi del punto di vista.
Bologna: Zanichelli. 1985. 245p.
210. Rigato S. Несобственно-прямая речь и ее формы во второй части
романа Ю.К. Олеши Зависть // Slavica tergestina 6. Trieste: Università
degli studi di Trieste, 1998. C.163-196.
 209

211. Renzi L., Salvi G., Cardinaletti A. Grande grammatica italiana di

consultazione. Vv. I-III. Bologna: Mulino, 2008.
212. Rodrigues-Pasques P. D. de. El discurso indirecto libre en la novela
argentina. // Studies in Romance languages and literature; 84. Microfilm
series; 18. Washington: The Catholic Univ. of America, 1968. 232p.
213. Sabatini F. La comunicazione e gli usi della lingua. Torino: 2002. 816p.
214. Schmid W. Der Textaufbau in den Erzählungen Dostoevskijs. München,
1973, 2. Aufl. Amsterdam: 1986. S.39-66.
215. Serianni L. Grammatica. Sintassi. Dubbi. Torino: 2000.
216. Sorianello P. Aspetti prosodici e pragmatici dell’atto esclamativo // Studi
Linguistici e Filologici Online 9, Dipartimento di Linguistica, Università di
Pisa: 2011. P.287-332. www.humnet.unipi.it/slifo
217. Spitzer L. Sul senso stilistico dell'imperfetto del discorso // Germanisch-
romanische Monatsschrift 1921.
218. Spitzer L. Pseudoobjektive Motivierung bei Charles Louis Philippe //
Stilstudien II. München: 1928 [1923]. P.166-207.
219. Spitzer L. Zur Entstehung der sog. “erlebten Rede” // Germanisch –
Romanische Monatsschrift 16, 1928. P.327-332.
220. Spitzer L. Linguistica e storia letteraria. // Critica stilistica e semantica
storica. Bari: Laterza, 1966. P.73-105.
221. Spitzer L. L’originalità della narrazione nei ‘Malavoglia’ // Studi Italiani,
Vita e Pensiero. Milano: 1976 [1954]. P.293-316.
222. Spitzer L. La lingua italiana del dialogo (Italienische Umgangssprache).
Milano: IlSaggiatore, 2007 [1922]. 382p.
223. Suzuki Y. The acceptance of “free indirect discourse”: A change in the
representation of thought in Japanese // Reported Discourse: A Meeting
Ground for Different Linguistic Domains. Philadelphia: John Benjamins,
2002. P.423. P.109-120.
224. Tonani E. Narrativa contemporanea, la punteggiatura impaziente.
http://www.treccani.it/magazine/lingua_italiana/speciali/punteggiatura/Elisa
_Tonani.html
225. Verdín Días G. Introducciòn al estilo indirecto libre en español. Madrid,
1970.
226. Vita N. Genesi del discorso rivissuto e suo uso nella narrativа italiana //
Cultura neolatina: bollettino dell’Istituto di filologia romanza, vol. XV.
Roma: S.T.E.M., 1955. P.5-34.
 210

227. Weinrich H. Tempus. Le funzioni dei tempi nel testo. Bologna: Il Mulino,
2004. 300p.
228. Zingarelli N. Vocabolario della lingua italiana (loZingarelli2008).
Zanichelli, 2008. Edizione elettronica.
 211

Источники примеров
1. Ammaniti N. Come Dio comanda. Torino: Einaudi, 2005. 495p.
2. Ammaniti N. Io non ho paura. Torino: Einaudi, 2001. 219p.
3. Bassani G. Cinque storie ferraresi. Torino: Einaudi, 2003. 202p.
4. Bassani G. 2 Il giardino dei Finzi-Contini. Torino: Einaudi, 1999. 193p.
5. Bassani G. L’Airone // Il romanzo di Ferrara. Milano: Mondadori, 2004.
P.741-900.
6. Buzzati D. Il deserto dei Tartari. Milano: Мondadori, 2007. 245p.
7. Buzzati D. Sessanta racconti. Milano: Mondadori, 2007. 531p.
8. Carofiglio G. Ragionevoli dubbi. Palermo: Sellerio, 1994. 299p.
9. D’Annunzio G. Trionfo della morte. Firenze: C.Pasquini, E. Cei, 2012. 556p.
10. De Crescenzo L. Zio cardellino. Milano: Mondadori, 2009. 155p.
11. Di Costanzo G. I Nemici. Tre racconti di guerra. Bari: Palomar, 2002. 131p.
12. Eco U. Baudolino. Milano: Bompianti, 2002. 478p.
13. Fazioli A. L’uomo senza casa. Parma: Ugo Guanda Editore, 2010. 264p.
14. Fazioli A. Come rapinare una banca svizzera. Milano: TEA, 2012. 341p.
15. Ginsburg N. Lessico famigliare. Torino: Einaudi, 2010. 278p.
16. Fruttero C., Lucentini F. La donna della domenica. Milano: Mondadori, 2008.
423p.
17. La Capria R. Ferito a morte. Milano: Mondadori, 2009. 203p.
18. Levi C. L’Orologio. Torino: Einaudi, 1989. 312p.
19. Luperini R. I salici sono piante acquatiche. Lecce: Manni, 2002. 143p.
20. Mazzucco М. G. Vita. Milano: BURextra, 2010. 475p.
21. Mazzucco M. G. Un giorno perfetto. Milano: BURextra, 2009. 409p.
22. Moravia A. Gli indifferenti. Milano: Bompiani, 2007. 285p.
23. Pavese C. La bella estate. Torino: Einaudi, 2005. 112p.
24. Pirandello L. Il fu Mattia Pascal. Milano: La sigla, 1995. 182p.
25. Pirandello L. Novelle per un anno. Milano: Mondadori, 1990. 669p.
http://www.classicitaliani.it/
26. Pratolini V. Un eroe del nostro tempo. Milano: Bompiani, 2013. 271p.
27. Scego I. Oltre Babilonia. Roma: Donzelli, 2008. 460p.
28. Sciascia L. Il giorno della civetta. Milano: Adelphi, 2002. 137p.
29. Svevo I. Senilità. Roma: Newton, 2008. 191p.
30. Svevo I. Una vita. Milano: Mondadori, 2004. 394p.
31. Tabucchi A. Il tempo invecchia in fretta. Milano: Feltrinelli, 2009. 171p.
 212

32. Tabucchi A. Sostiene Pereira. Milano: Feltrinelli, 1996. 207p.

33. Tabucchi A. Piccoli equivoci senza importanza Milano: Feltrinelli. 2013.
150p.
34. Tommasi di Lampedusa G. Il Gattopardo. Mosca: Jupiter-Inter, 2005. 213p.
35. Tozzi F. Il podere. Milano: 2002. 180p.
36. Verga G. I Malavoglia. Milano: Mondadori, 1991. 273p.
37. Verga G. Mastro-don Gesualdo. Roma: Newton, 2010. 251p.