ST.

PETERSBURG STATE UNIVERSITY

FACULTY OF ASIAN AND AFRICAN STUDIES

MANUSCRIPTS AND WOODBLOCK PRINTS

OF THE EAST

ESSAYS ON CODICOLOGY

Edited by Mikhail S. Pelevin

СВОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ST. PETERSBURG
2015
 САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ВОСТОЧНЫЙ ФАКУЛЬТЕТ

РУКОПИСНАЯ И КСИЛОГРАФИЧЕСКАЯ
КНИГА ВОСТОКА

ОЧЕРКИ КОДИКОЛОГИИ

Под редакцией М. С. Пелевина

СВОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
2015
 ББК 63.2
Р85

Печатается по рекомендации
Научной комиссии Восточного факультета СПбГУ

Рецензенты:
д. ф. н., проф. СПбГУ О. И. Редькин, д. и. н., г. н. с. ИВР РАН Т. Д. Скрынникова

Рукописная и ксилографическая книга Востока: очерки кодикологии /

Под редакцией М. С. Пелевина. – СПб.: Свое издательство, 2015. – 256 с., ил.

ISBN 978-5-4386-0995-7

Коллективная монография посвящена обзору кодикологии рукописной

и ксилографической книги ряда регионов Востока. В монографии рассматри-
ваются основные вопросы производства, оформления и бытования средне-
вековой книги в Китае, Индии, Японии, Монголии, Тибете, арабских странах,
Иране, Османской Турции. Особое внимание уделено типологическому сход-
ству развития книжной культуры у народов Востока.
Издание рассчитано как на специалистов-востоковедов, так и на широ-
кий круг читателей, интересующихся традиционной культурой Востока.
Коллектив авторов: Е. Б. Кудрявцева, С. С. Тавастшерна («Индийская
рукописная книга»); О. М. Ястребова («Персидская рукописная книга»);
М. Ю. Илюшина («Арабская рукописная книга»); Т. А. Слесарев («Османская
рукописная книга»); Д. И. Маяцкий («Китайская рукописно-ксилографическая
книга»); М. А. Азаркина, А. В. Леленкова («Японская рукописно-ксилографи-
ческая книга»); П. Л. Гроховский, П. И. Буцык, А. С. Крамскова («Тибетская ру-
кописно-ксилографическая книга»); К. В. Алексеев, А. А. Туранская, Н. В. Ям-
польская («Монгольская рукописно-ксилографическая книга»).

Manuscripts and Woodblock Prints of the East: Essays on Codicology / Edited by

Mikhail S. Pelevin. – St. Petersburg: Svoё Izdatel’stvo, 2015. – 256 p., ill.
The multi-author monograph is a codicological study of the manuscripts and
woodblock prints of the East. It surveys the basic problems of book production, design
and usage in China, India, Japan, Mongolia, Tibet, Arab countries, Iran, and Ottoman
Turkey. Much prominence is given to the typology of book culture in a number of
Eastern regions.
The book is addressed both to academic and non-specialist audiences with an
interest in the traditional culture of the East.

Written by: E. B. Kudriavtseva, S. S. Tavastsherna (Indian Manuscripts); O. M.

Iastrebova (Persian Manuscripts); M. Iu. Iliushina (Arabic Manuscripts); T. A. Slesarev
(Ottoman Manuscripts); D. I. Maiatskiĭ (Chinese Manuscripts and Woodblock Prints);
M. A. Azarkina, A. V. Lelenkova (Japanese Manuscripts and Woodblock Prints); P. L.
Grokhovskiĭ, P. I. Butsyk, A. S. Kramskova (Tibetan Manuscripts and Woodblock Prints); K.
V. Alekseev, A. A. Turanskaia, N. V. Iampol’skaia (Mongolian Manuscripts and Woodblock
Prints).
Работа выполнена при поддержке гранта СПбГУ 2.38.311.2014

© Коллектив авторов, 2015

ISBN 978-5-4386-0995-7 © Свое издательство, 2015
 ПРЕДИСЛОВИЕ

Книга как важнейшая форма визуальной (письменной) фиксации

семантической информации представляет собой сложное и многопла-
новое явление общечеловеческой культуры, исторически сложившее-
ся и развивающееся в единстве процессов духовного и материального
производства. Появившись у различных народов в разные историче-
ские периоды, она на протяжении столетий служила основным носите-
лем и инструментом распространения всех видов человеческого зна-
ния. Становление книжных традиций обуславливалось историко-куль-
турными особенностями того или иного региона. Значительный пери-
од в истории человечества книга была рукописной. Ее конструктивные
особенности напрямую зависели от типа письменности, а также специ­
фики писчего материала и инструментов для письма.
Разительное многообразие книжных традиций на Востоке явилось
следствием культурно-конфессиональных различий между отдельными
странами и регионами. Однако и в этой пестрой картине просматривают-
ся общие черты, свидетельствующие о типологическом сходстве развития
книжной культуры у народов Востока. Одной из них является длительное
бытование на Востоке рукописной, а у ряда народов рукописно-ксилогра-
фической книги (в некоторых регионах вплоть до начала ХХ в.).
В последние десятилетия одним из приоритетных направлений
изучения рукописно-ксилографической1 книги является кодикология2.
Эта наука возникла в результате синтеза ряда историко-филологиче-
ских дисциплин и занимается исследованием книги как явления мате-
риальной культуры.
В конце 80-х гг. был опубликован двухтомный сборник «Рукопис-
ная книга в культуре народов Востока», ставший первой в отечествен-
1
Большинство работ по кодикологии ограничивает объект ее исследо-
вания книгой рукописной. Тем не менее, на наш взгляд, особенности произ-
водства и бытования ксилографов, их постоянное сосуществование и тесная
взаимосвязь с рукописями, выражавшаяся в самых разнообразных формах,
позволяют включить ксилографическую книгу в круг объектов кодикологиче-
ских исследований.
2
Этот термин (от лат. codex — книга) был предложен А. Дэном в мо-
нографии 1949 г. для обозначения научной дисциплины, объектом которой,
в отличие от палеографии, «… являются сами рукописи, а не письмо» [Dain,
1949: 71].

5
ном востоковедении попыткой сведения воедино данных о восточных
рукописях [РКНВ]. В очерках сборника освещаются различные аспекты
исследования рукописных традиций, содержится богатый материал
для изучения роли книги в культурном развитии народов Востока. Тем
не менее кодикология восточной книги освещена в сборнике крайне
неравномерно: от исчерпывающего описания производства и бытова-
ния рукописей для одних регионов до простой констатации того факта,
что литературная традиция была рукописной — для других. Материалы
сборника свидетельствуют о различной степени изученности кодико-
логического аспекта книжных культур Востока.
Основная задача этого издания — изложение базовых сведений о
кодикологии восточной рукописно-ксилографической книги. Ее авто-
ры были лишены возможности дать кодикологическую характеристи-
ку рукописей и ксилографов во всех странах и регионах Востока. Выбор
для описания определенных книжных традиций был продиктован, в
первую очередь, составом коллекций рукописно-ксилографического
фонда Восточного отдела Научной библиотеки СПбГУ, ставшего основ-
ным источником исследовательского и иллюстративного материла.
С тем чтобы компенсировать лакуны, существующие в описании
кодикологии рукописей и ксилографов некоторых регионов, а также
подчеркнуть типологически сходные элементы в их производстве,
оформлении и бытовании на Востоке, разделы этого издания построе-
ны по сходному шаблону. В них описываются цели изготовления книг
и лица, участвовавшие в книгопроизводстве, процесс книгопроизвод-
ства, а также орудия и материалы, необходимые для его осуществле-
ния, формы и типы оформления рукописей и ксилографов, особенно-
сти бытования и использования книги в культурах народов Востока.

В написании книги участвовал коллектив авторов: Е. Б. Кудряв-

цева, С. С. Тавастшерна («Индийская рукописная книга»); О. М. Ястре-
бова («Персидская рукописная книга»); М. Ю. Илюшина («Арабская
рукописная книга»); Т. А. Слесарев («Османская рукописная книга»);
Д. И. Маяцкий («Китайская рукописно-ксилографическая книга»);
М. А. Азаркина, А. В. Леленкова («Японская рукописно-ксилографиче-
ская книга»); П. Л. Гроховский, П. И. Буцык, А. С. Крамскова («Тибет�
-
ская рукописно-ксилографическая книга»); К. В. Алексеев, А. А. Туран-
ская, Н. В. Ямпольская («Монгольская рукописно-ксилографическая
книга»).

К.В. Алексеев

6
 ИНДИЙСКАЯ РУКОПИСНАЯ КНИГА

1. Введение
Рукописная традиция в Индии — одна из самых богатых в мире.
Она развивалась не только в Индии, но и оказывала сильное влияние
на соседние с ней регионы  Среднюю, Центральную, Юго-Восточ-
ную Азию, Тибет, Дальний Восток. Это происходило благодаря распро-
странению религиозных учений (буддизма и индуизма), литературы
и научного знания. В настоящее время в самой Индии насчитывается
около 5 миллионов рукописей, а за ее пределами  около 200 тысяч,
из которых каталогизирована только пятая часть [Jain et al., 2013: 2].
В настоящем очерке анализируется только традиционная индийская
рукописная книга. Мусульманская рукописная книга, развивавшаяся в
средневековой Индии под влиянием персидской традиции, заслужи-
вает отдельного описания и здесь не рассматривается.
На данный момент у ученых нет ни одной индийской рукописи
старше первых веков нашей эры. Но и последующие века (вплоть до
XV в.) не оставили нам большого количества материала для изучения.
Это объясняется, с одной стороны, недолговечностью материала, ко-
торый использовался для записей: пальмовые листья, береста, бумага,
а с другой стороны, тем фактом, что индийская культура сама по себе
является культурой скорее устной, чем письменной. На протяжении
многих веков знание, в особенности знание священное  гимны Вед,
передавалось исключительно изустно, что наложило свой отпечаток на
развитие письменности и рукописной традиции.

2. Письмо в Древней Индии

На сегодняшний день достоверно неизвестно, когда у арийских
племен, заселивших Индию в конце второго тысячелетия до нашей
эры, появилась своя система письма. На момент прихода на Индий-
ский субконтинент они ее, очевидно, не имели и, вероятно, не нуж-
дались в ней. Стоит упомянуть древнейшие памятники письменности,
найденные на территории современного Пакистана, — надписи на пе-
чатях, относящихся к так называемой цивилизации Мохенджо-Даро и
Хараппы (3 тыс. до н.э.), высокоразвитой культуры, от которой арии не
переняли систему письма, хотя частично восприняли ее наследие, на-
пример, календарь.
7
 Годы гибели Протоиндийской цивилизации долины Инда иссле-
дователи относят к концу второго тысячелетия до н.э., примерно в это
же время племена ариев появились в Индии и примерно в эти же годы
были созданы первые гимны Ригведы. Таким образом, в истории ин-
дийской письменности образовался огромный разрыв  примерно с
XV в. до н.э. вплоть до III в. до н.э., когда мы получаем первые сведе-
ния об индийской письменности в наскальных надписях времен царя
Ашоки. О письменности и письменной традиции в этот период у нас
нет никаких достоверных сведений, кроме упомянутых наскальных
эдиктов. Единственное, на что можно опираться, — это упоминания о
письме в собственно индийских текстах, религиозных трактатах, ком-
ментариях к священным книгам и в других источниках.
Все древнейшие памятники индийской литературы, начиная с
Ригведы, дошли до нас только в более поздних списках. Первая пись-
менная фиксация Вед относится к VIII или IX вв. нашей эры, об этом
сообщает Бируни, посетивший Индию в начале XI в. и оставивший за-
пись о том, что царь Васукра Кашмирский незадолго до этого приказал
записывать Веды и так передавать знания о них [Бируни, 1995: 142]. Та
же ситуация сложилась и в отношении Махабхараты, которая на про-
тяжении почти тысячи лет вплоть до завершения складывания (с V в.
до н.э. по V в. н.э.) продолжала передаваться устно [Sukthankar, 1944].
Можно объяснить отсутствие рукописей неблагоприятным для мате-
риалов индийским климатом, однако дело не только в этом. Выше уже
говорилось о том, что индийская культура в большей степени устная,
нежели письменная. Ее фундаментом являлись Веды и многочислен-
ные ритуально-мистические комментарии к ним, которые с течением
времени превратились в литературу для узкого круга избранных 
брахманов, которые обладали привилегией на обучение и знание дан-
ных текстов. Вплоть до VIII в. н.э. записывать священные тексты Вед
считалось страшным святотатством. При этом тексты необходимо было
каким-то образом сохранять в первозданном виде, без изменений и
искажений, а также передавать ученикам. Эта ситуация породила мно-
жество мнемонических техник, которые способствовали сохранению
текстов, не зафиксированных в письменной форме. Прежде всего, это
стихотворная форма и различные вспомогательные техники, которые
создали возможность для долгого существования литературы в устной
форме и ее сохранения вплоть до момента переноса в письменную
форму. Следы длительного устного бытования текстов неизбежно от-
разились на позднейшей книжной культуре (оформление, структура и
т. д.) Эти техники создали условия для длительного, многовекового су-
ществования индийской литературы в исключительно устной форме,

8
и это является важнейшей чертой индийской цивилизации. Об этом
необходимо помнить при ознакомлении с письменным наследием Ин-
дии, ибо без этого знания оно может показаться бедным в сравнении с
наследием других культур Востока.

3. Терминология, связанная с письмом

В позднем санскрите используется два термина для обозначения
письма. Первый, lekhā (написанный текст, письмо как умение), обра-
зован от корня √likh (царапать). От этого же корня употребляются сле-
дующие производные: lekhanī (инструмент для письма), lekhaka (уме-
ющий писать, писарь). Второе название для письма — это lipi (пись-
мо, шрифт), которое считается заимствованием из древнеперсидско-
го [Burrow, 2001: 388] в то время, когда письмо вводилось в обиход в
Древней Индии (упоминается в эдиктах Ашоки в варианте dipi, III в. до
н.э.). Производное от этого слова – lipikāra (умеющий писать, писарь).
Несмотря на то, что слово lipi, скорее всего, заимствовано, индийцы
стали воспринимать его как свое и возвели к корню √lip (мазать). Хотя
производные от обоих корней могли использоваться как синонимы, в
них отражены два основных способа письма, применявшихся в Древ-
ней Индии: процарапыванием букв и написанием с помощью чернил.
Первые упоминания о письме в индийской литературе можно об-
наружить в буддийском каноне тхеравадинов, который формировал-
ся с V по III вв. до н.э. Так, в Виная-питаке, наиболее древней части
канона, упоминается письмо (lekhā) наряду с двумя другими навыка-
ми muddā1 и gaṇanā (арифметика). В 40-й Джатаке излагается сюжет об
обедневшем купце Анатхапиндике, раздавшем все свое богатство буд-
дийской общине и всем, кто у него что-либо просил. Некое божество
пыталось отвратить купца от учения Будды, за что было изгнано из
его дома. Бог Индра дает божеству совет взять все долговые расписки
(iṇa-paṇṇa) в одну руку, перо (lekhanī) – в другую и пойти по должникам,
чтобы те вернули деньги. Как видно из этого и других сюжетов, пись-
мо поначалу использовалось, скорее всего, исключительно для хозяй-
ственных нужд. В палийском каноне упоминаются различные матери-
алы для письма. Помимо упомянутого слова paṇṇa (лист дерева), встре-
чаются названия деревянных дощечек (phalaka), бамбуковых (salāka)
и металлических пластин (paṭṭa). В «Джатаке о золотом павлине» (№
159) говорится, что царь, ошибочно решивший, что его жена умерла по
вине волшебного павлина, приказывает вырезать на золотой пластине
(suvaṇṇa-paṭṭa) наказ для последующих поколений, что тот, кто съест
мяса этого павлина, обретет вечную молодость.
1
Значение этого термина неизвестно.

9
 В санскрите, в период, когда уже однозначно можно констатировать
существование традиции записи литературных текстов, употреблялись
два термина для обозначения книги. Первый это grantha (пали gantha),
который возводится к корню √granth (плести, связывать). Объясняется
происхождение данного слова практикой связывать пальмовые листы
в связки. Однако возможно и другое толкование. В ведийских текстах
данное слово не зафиксировано. До нас дошел один поздневедийский
текст «Нигханту» (nighaṇṭu) – так называемый ведийский словарь. Пер-
вый комментатор данного текста Яска (V в. до н.э.) выдвигает пред-
положение, что слово nighaṇṭu происходит из санскритского ni-grantha
(цепочка [слов]) (Nirukta 1.1), с чем согласны некоторые современные
индологи [Катенина, Рудой, 1980: 68-69]. Текст «Нигханту» представля-
ет собой особо организованный словник, рассчитанный исключительно
на заучивание. Вероятно, в древности подобного рода мнемонические
словники составляли для толкования сложных мест священных текстов.
Употребления термина grantha в позднюю эпоху показывают, что дан-
ное слово больше понималось как «текст», нежели «книга» как матери-
альный объект. В таком же значении термин grantha как «текст» употре-
бляет уже Яска в «Нирукте» применительно к священным Ведам (Nirukta
1.10), которые, как известно, в то время передавались исключительно в
устной форме. В позднем пали зафиксировано слово gantha-dhura, что
означает «носитель текстов» [PTSPED: 243], то есть человек, который
знает наизусть несколько разделов буддийского канона.
Второе слово, встречающееся для обозначения книги, это pustaka,
которое отсутствовало в санскрите и было как бы восстановлено из
среднеиндийского potthaka по правилам пересчета с пракритов на санс-
крит (ср. также пракритское potthia, хинди pothī). Одни ученые полага-
ют, что данное слово также является заимствованием из Ирана от пер-
сидского post (кожа) [Burrow, 2001: 389]. Есть также попытки возвести
данное слово к ведийскому pavasta (ткань) или даже к дравидийским
языкам. Интересно отметить, что палийское слово pottha обозначало
также некий рисунок, наносимый на штукатурку или глину, а прото�-
индийские печати с письменными знаками, которые могли быть, по
крайней мере, визуально знакомы древним индо-ариям, ставились
именно на глине. Джатака 388 палийского канона дает интересный
контекст употребления слова potthaka: Бодхисаттва, после смерти не-
коего царя, отдает распоряжение записать «книги судебных решений»
(vinicchaye potthake), после чего дает наказ принимать в дальнейшем
судебные решения на основании данных книг. Это еще одно подтверж-
дение специфического функционирования письма в эпоху историче-
ского Будды и несколько веков позже. В дальнейшем слово pustaka ста-

10
ло чаще обозначать книгу вообще (книгу как материальный объект), а
слово pothī, от которого первое исторически произошло, применялось
для обозначения книги традиционного индийского формата.

4. Возникновение рукописной традиции в Индии

Ученые сходятся во мнении, что возникла рукописная традиция
в буддийской среде. Каковы были причины ее возникновения, сказать
определенно вряд ли возможно. Мы знаем, что изначально на этапе
становления буддизма монахи заимствовали традиционную брахман-
скую систему обучения, то есть устную традицию передачи текстов.
Каждый старший монах в общине был носителем определенного тек-
ста или текстов, которые передавал устно ученикам. Возможно, в опре-
деленное время возникла опасность утраты текстов или потребность
их унификации путем письменной фиксации. Также вполне вероятно,
что потребность в тиражировании текстов возникла вследствие рас-
пространения буддизма различных сект на территории Индии и за ее
пределами. Сингальские хроники сообщают, что записан канон впер-
вые был в первых веках до н.э. на Цейлоне. Скорее всего, в это время и
начинается история рукописной книги в Индии.
До конца XIX столетия в распоряжении ученых были рукописи,
датируемые самое раннее XIV-XV вв. н.э. Это связывали в первую оче-
редь с особенностями индийского климата. Действительно, срок жиз-
ни даже высококачественной рукописи на пальмовых листах не пре-
вышает пяти столетий. Важные открытия были сделаны в конце XIX
столетия и в первой половине XX. Это находки в Кашмире (Гилгите),
Хотане, Средней Азии, а также находки буддийских рукописей в конце
XX в. в Бамиане (центр. Афганистан, буддийские пещеры в Гиндуку-
ше). Это регионы распространения буддизма в первые века нашей эры.
Вероятно, особый климат этих регионов способствовал сохранению
фрагментов буддийских рукописей.

5. Материал для рукописей

Самые ранние находки фрагментов буддийских рукописей, отно-
сящиеся к первым векам нашей эры, показывают, что в качестве ос-
новного материала уже на раннем этапе развития рукописной тради-
ции использовались пальмовые листья и береста.

5.1. Рукописи на пальмовых листьях

В индийской литературе встречаются несколько названий пальм,
листья которых употреблялись для изготовления рукописей, но наибо-

11
лее широко использовались пальма талипот и веерная пальма пальми-
ра. Как уже говорились, первые буддийские тексты, скорее всего, нача-
ли записываться в первые века до н.э. на пальмовых листьях. И хотя на
Севере Индии более распространенным материалом для письма была
береста, именно форма пальмового листа предопределила формат ру-
кописной индийской книги на многие века вперед. Наиболее ранний
образец (фрагмент) рукописи на пальмовом листе был обнаружен в Ба-
миане (Афганистан) в конце XX столетия. Это фрагменты «Махапари-
нирвана-сутры» II-III вв. н.э., находящиеся в частной коллекции Мар-
тина Скёйена [MPS].

5.1.1. Пальма талипот (talipot, сorypha umbraculifera)

Одним из основных материалов, используемых для рукописей в
древности, была пальма талипот, или корифа теневая, распространен-
ная в Южной Индии. Она имеет сдвоенный лист, сужающийся с обеих
сторон и достигающий до 3 м в длину и до 15 см в высоту в середине.
Листы для рукописей нарезались обычно прямоугольниками 6-9 см
в высоту и до 1 м в длину. Листы несколько раз вываривались в специ-
альном составе на основе молока и высушивались в тени до достиже-
ния необходимой эластичности. После этого листы полировались. Для
борьбы с плесенью и насекомыми иногда их обрабатывали мышьяком,
что делает работу с рукописями небезопасной.
Текст наносился на лист с двух сторон с помощью металлической
палочки с острым концом (loha-kaṇṭaka), специальный нож использо-
вался для внесения исправлений. Разлиновка не требовалась, посколь-
ку ею служила продольная фактура волокон листа. Перед чтением,
если было необходимо, в прорезанный текст втиралась черная паста
в качестве «проявителя». Посередине или слева от середины делалось
сквозное отверстие через всю рукопись, а также верхнюю и нижнюю
доски, между которыми помещалась рукопись, после чего она перевя-
зывалась. Для длинных листов отверстий может быть два.

Илл. 1. Рукопись на тамильском языке на пальмовых листьях (пальма тали-

пот). Из коллекции рукописного фонда Восточного отдела Научной библио-
теки им. Горького СПбГУ (Ms. Ind. 23).
12
 Чтение рукописи осуществлялось сверху вниз или снизу вверх пе-
реворачиванием листов.
Пальма талипот, несмотря на произрастание только на юге Ин-
дии, использовалась по всему субконтиненту. Китайский паломник
Сюань-цзан (VII в. н.э.) описывает ее плантации на юге, где листы для
рукописей производились и экспортировались в разные регионы Ин-
дии.

5.1.2. Веерная пальма пальмира (Borassus flabellifer)

С XV века (с этого времени в Индии начинается повсеместное ис-
пользование бумаги) на севере и в центральной части Индии пальму
талипот начинает вытеснять другой тип материала: пальма пальми-
ра. Материал более дешевый и прочный, хотя и менее пригодный для
«процарапывания» букв. Формат намного меньший, чем у пальмы та-
липот: до 5-6 см в высоту и до 40 см в длину. Чернила также использо-
вались для написания таких рукописей, вероятно, в связи с традицией
письма на берестяных листах, распространенного на севере.

5.2. Рукописи на бересте

Третий распространенный материал, причем только на севере
Индии, это береста (bhūrja, bhūrja-pattra). Самые ранние упоминания
об использовании бересты в Индии в качестве материала для пись-
ма сохранились в трудах историков похода Александра Македонского
(IV в. до н.э.). Один из образцов индийской рукописи на бересте II в.
н.э. был обнаружен в 1898 г. французской экспедицией Дютрёй де Рена
в Хотане (Восточный Туркестан). В пещерах Кумари были найдены
фрагменты рукописи на бересте пракритской версии «Дхармапады»,
выполненной письмом кхароштхи. Листы этой же рукописи купил у
местного населения русский консул в Кашгаре Н.Ф. Петровский. По-
следние сейчас хранятся в Институте восточных рукописей РАН в Пе-
тербурге [Воробьева-Десятовская, 1988: 30].
Важные находки берестяных буддийских рукописей были сделаны
А. Стейном в 1931 г. в Гильгите (Кашмире). Данные рукописи относят к
периоду V-VII вв. н.э. Береста на протяжении длительного времени ис-
пользовалась в качестве основного материала для письма в Кашмире и
других северных регионах Индии, где произрастает береза Betula utilis.
Отмечают, что в Кашмире береста была в ходу вплоть до XVI в., то есть
до завоевания долины могольским правителем Акбаром.
Береста для письма использовалась двояко. Мог использоваться
просто внутренний слой бересты. Также могли использовать верхний

13
слой, склеенный или спрессованный в несколько слоев. По сравнению
с пальмовыми листьями, где высота ограничена, берестяные рукописи
по формату более пропорциональные.
В основном рукописи на бересте копировали формат pothī, при-
меняемый для манускриптов на пальмовых листьях, однако, благода-
ря возможностям, которые предоставлял сам материал, формат мог и
сильно отличаться.
Естественный рисунок на бересте служил в качестве разлиновки.
По бересте писали чернилами.

5.3. Рукописи на бумаге

Достоверно не известно, когда бумага получила распространение
в Индии. Открытие гильгитской буддийской библиотеки показало,
что в V-VII вв. н.э. бумага уже использовалась для переписывания ру-
кописей [Воробьева-Десятовская, 1988: 43], то есть, предположитель-
но, в Кашмире уже в это время было налажено производство бумаги.
После гильгитских самыми древними бумажными рукописями счи-
таются непальские рукописи XII вв. Одна из них представляет собой
сдвоенную рукопись гимна буддийской богине процветания Васуд-
хара («Vasudārādhāraṇī») и гимна Будде («Nāmasaṅgīti»). Текст запи-
сан на крашеной синей бумаге золотыми и серебряными чернилами
[Losty, 1983: 34]. Данная рукопись также дает образцы ранней книж-
ной миниатюры. Известно, что в Непале было организовано произ-
водство бумаги как минимум с XII в. В качестве материала для из-
готовления бумаги использовался волчеягодник (Daphne papyracea),
обильно произрастающий в предгорных районах долины Катманду
[Losty, 1983: 11]. Несмотря на то, что бумага не только была извест-
на, но и производилась, ее использование до XVI в. было достаточно
ограничено. В индуистской Индии ограничение на использование бу-
маги еще усугублялось долго бытовавшим представлением о том, что
бумага  материал ритуально не чистый. Особенно это проявлялось
на юге Индии, где только в XIX в. бумага окончательно вытеснила
пальмовый лист.
Рукописи на бумаге изготовлялись в традиционном формате по-
тхи. Однако в процессе эволюции формат несколько изменялся. Длина
листа становились меньше, а высота  больше. Стандартная рукопись
на бумаге к XVIII веку имела соотношение сторон 2 : 1, где 2 — это ши-
рина. Для бумажных рукописей также стали использовать сдвоенные
листы (в том же формате потхи), которые сгибались пополам сверху
вниз и переплетались по верхнему краю.

14
 5.4. Рукописи на коре дерева алоэ
Еще один оригинальный материал, который использовался в Индии
при производстве рукописей, это санчи-пат (sañci-pāt). Pāt означает лист
дерева или страницу рукописи, а sañci  название дерева алоэ (Aquilaria
agallocha), произрастающего в северо-восточных областях Индии и более
известного под названиями агар или агару (скр. aguru). Данное дерево,
благодаря своим ароматическим свойствам, главным образом использо-
валось в Индии для производства благовоний и ароматических средств.
Однако на территории нынешнего штата Ассам с XIII в. н.э. дерево приме-
нялось для изготовления материала для рукописей [Gait, 1905: 369].
Технология выглядела следующим образом. У дерева возрастом не
менее 15 лет на высоте одного метра от корня срезались вертикальные
полосы коры шириной от 7 см и длиной от 1 м. Затем полосы скручи-
вались корой внутрь и высушивались несколько дней на солнце. Затем
полосы распрямлялись и шлифовались вручную о жесткую поверхность
для удаления неровностей и шероховатостей на внешней коре. В тече-
ние одной ночи полосы вымачивались, утром внешняя кора аккуратно
снималась и нарезалась на куски необходимого размера. Для удаления
щелочи полосы коры клали на один час в холодную воду, после чего они
полировались ножом и снова высушивались. После полного высушива-
ния происходила шлифовка обожженным кирпичом. Затем втиралась
паста, приготовленная из маша (vigna radiata), и наносилась желтая
краска на основе желтого мышьяка. Полосы снова высушивались и уже
окончательно полировались до блеска [Gait, 1905: 369]. Благодаря подоб-
ной обработке, а также благодаря ароматическим смолам самого дере-
ва, рукописи санчипат довольно устойчивы к вредителям и поражению
грибком. Для рукописей санчипат использовались чернила.

6. Чернила
Чернила индийцы использовали уже как минимум с IV в. до н.э.
[Barnett, 1999: 231]. При раскопках региона древней Таксилы (Такша-
шилы), известного во времена Будды центра образованности на севе-
ро-западе Индии, в Сиркапе были обнаружены медные и бронзовые
чернильницы [Higham, 2004: 345; Ghosh, 1947-48: VIII, 597]. Георг Бюлер
указывает на сохранившийся традиционный рецепт приготовления
чернил. Скорлупу миндального ореха пережигали, уголь затем толкли
в тончайший порошок, после чего его кипятили в бычьей моче. Полу-
ченные чернила были устойчивы к воздействию воды и хорошо ложи-
лись на берестяные листы [Bühler, 1877: 30]. Один из поздних рецептов
чернил для письма на пальмовых листьях состоял из смеси сока расте-

15
ния кусурте (Verbsina scandens) с отваром из киновари. Такие чернила
хорошо впитывались в пальмовый лист и не смывались. Л. Барнетт пе-
речисляет и другие рецепты изготовления чернил:
1. Смесь угля, воды, сахара и гуммиарабика.
2. Смесь ламповой сажи, толченого жареного риса и небольшой
порции сахара, иногда с добавлением сока кусурте.
3. Отвар хлопка, пропитанного лаковым красителем, в соке кусур-
те [Barnett, 1999: 231].
Для рукописей на пальмовых листьях чернила использовались
главным образом на востоке, в Бенгалии. На юге текст традиционно
процарапывался [Воробьева-Десятовская, 1988: 43]. Черная паста, ко-
торой натирался пальмовый лист, изготавливалась из измельченной
сажи [Эрман, 1980: 40].
Различие в технике письма послужило, как полагают исследовате-
ли, причиной развития двух различных типов письменности в Индии:
северной и южной.

7. Форма и оформление книги

Несмотря на все многообразие способов производства рукописей,
можно сказать, что вырабатывался некий канон письма и самой ру-
кописной книги. Самым распространенным во все времена был фор-
мат pothī, который можно назвать форматом индийской книги. Размер
книги мог отличаться в зависимости от использованного материала,
объема книги.
В качестве обложки выступали, как правило, две деревянные до-
щечки, которые могли украшать орнаментом или, если текст был ре-
лигиозного содержания, соответствующей иконографией (см. илл. 2).
Дощечки защищали рукопись от механических повреждений и предо-
храняли листы от деформации. Это особенно актуально для пальмовых
листов, которые имеют тенденцию к скручиванию, если они не зажаты
между досками.

Илл. 2. Рукопись на пальмовых листьях. Медицинский трактат на языке ма-

лаялам (Южная Индия). Из коллекции рукописного фонда Восточного отдела
Научной библиотеки им. Горького СПбГУ (Ms. Ind. 20).

16
 Титульный лист с указанием, например, названия текста  явле-
ние достаточно позднее, появившееся, возможно, под влиянием му-
сульманской или европейской традиции (см. илл. 3).

Илл. 3. Титульный лист литографического издания XIX в. рукописного текста

«Адхьятма-Рамаяна» (санскрит). На титуле на языке хиндустани указано ме-
сто (Варанаси), имя издателя и даже имя хозяина магазина, где можно лито-
графию приобрести. В конце указаны год (1917 по эре Самват)1, месяц (свет-
лая половина месяца Шраван) и день недели (Шукра, т.е. пятница). Из фондов
Восточного отдела Научной библиотеки им. Горького СПбГУ (шифр O IV 75).

Традиционная индийская рукопись, как правило, начинается с

самого текста. Тексту предпосылается восхваление божества или веро-
учителя, по которому можно сразу определить религиозную принад-
лежность текста и даже его характер. Если текст буддийский, то это бу-
дет восхваление Будды, например: «Поклон Будде!» (namo buddhāya).
Если джайнский, то почет будет воздаваться Джине Махавире: «По-
клон Джине!» (namo jināya). Индуистский текст будет восхвалять соот-
ветствующее индуистское божество (namo śivāya, namo kṛṣṇāya и т. д.).
Текстам научного или светского содержания в индуистской традиции
принято предпосылать хвалу Ганеше  слоноподобному божеству, по-
кровительствующему ученым и устраняющему препятствия в добрых
начинаниях: «Поклон Ганеше!» (namo gaṇeśāya). Текст также может на-
чинаться с формулы «Да не будет препятствий!» (avighnam astu), наме-
кающей на того же Ганешу. Приличным считается начитать текст с ка-
ких-либо благих слов, например, со священного слога om, со слова svasti
и т. д. Вот пример начала вишнуитского текста «Pañcabhīṣmamāhātmya»:
«Ом! Поклон! Ом! Свасти! Поклон Шри-Ганеше! Ом! Свасти! Шри-Ра-
ме поклон!» (oṃ namaḥ oṃ svasti śrīgaṇeśāya namaḥ oṃ svasti śrīrāmāya
namaḥ) [Миронов, 1905: 19]. Текст желательно не только начинать, но и
1
О датах на рукописях см. Раздел 8.

17
заканчивать несущими благо словами и фразами, такими как om, тро-
екратное śānti (мир, покой), śubham astu (да будет благо!) и проч. Все
эти слова, обрамляющие начало и конец текста, формально в него не
входят.
Текст записывается с обеих сторон листа, причем листы перево-
рачиваются сверху вниз или снизу вверх. Позднее, с введением бумаги
и переплета, рукописи такого формата могли переплетаться в верх-
ней части, и тогда рукопись перелистывалась снизу вверх. В поздних
бумажных рукописях на первом листе текст записывается только на
одной стороне, а лист укладывается текстом внутрь. Таким образом,
верхняя чистая сторона данного листа оказывалась чем-то вроде об-
ложки, защищающей рукописный текст от внешних воздействий.
Названия глав и разделов в индийской книге указываются в их
конце. В санскритских рукописях названию всегда предшествует ча-
стица iti. Название собственно книги также выносится в самый конец
текста, например: «iti конец произведения такого-то, сочиненного
тем-то». Такая разметка текста, вероятно, восходит еще к устному пе-
риоду передачи текстов, где подобного рода пометы (суть слуховые
маркеры) гораздо важнее в конце, нежели в начале. Нумерация строф,
частей текста также всегда выносится в конец.
Почти всегда в книге присутствуют правое и левое поле. Поля
выполняли различные функции. Для пальмового листа, где края
наиболее подвержены механическим повреждениям, они выполня-
ли защитную функцию. Поля на пальмовых листьях линиями не обо-
значались. Кроме того, поля использовались для пагинации (обычно
проставляемой в правом нижнем углу). Нумеровалась не страница,
а лист целиком, то есть цифра ставилась только на стороне recto. Ча-
сто при номере листа стоит какое-либо слово, например, pṛ (сокра-
щенно от pṛṣṭha, страница), pa (от pattra, страница), или такие слова
как rāma, guru, mālā (функция последних не ясна). Для поздних бу-
мажных рукописей лицевая сторона могла быть другого цвета, т.е.
использовалась клееная бумага двух цветов. В верхнем углу левого
поля лицевой стороны обозначалось, как правило, в сокращенном
виде название текста, а также проставлялась нумерация глав. Там
же мог дублироваться номер листа. Уже не переписчик, а владелец
рукописи мог использовать поля и любые свободные места для соб-
ственных помет.
Разлиновка, как говорилось выше, для рукописей на бересте и
пальмовых листьях не использовалась. На бумажных рукописях ино-
гда видны следы разметки (свинцовой палочкой или чернилами). Для
графления также использовали специальные доски с прорезанными

18
строчками. Эти доски под прессом укладывали на бумагу, после чего
отпечаток графления оставался на бумаге [Воробьева-Десятовская,
1988: 46]. В рукописном фонде Восточного отдела Научной библиотеки
СПбГУ хранятся две рукописи середины XIX в. из Непала («Ланкавата-
ра-сутра», Ms. Ind. 27, и «Джатака-мала», Ms. Ind. 29), где листы пред-
ставляют собой двуслойную склеенную бумагу желтого и белого цве-
тов. Следов разлиновки на рукописях не видно. Можно предположить,
что в несклеенном виде бумага обладала достаточной прозрачностью,
что позволяло переписчикам использовать трафареты.
Исправления на пальмовых листьях производились с помощью
специального ножа. На бумаге проще: либо закрашиванием чернила-
ми, либо белой краской, поверх которой наносилось исправление.
Для выделения определенных (значимых) мест в тексте также
могли использоваться чернила разного цвета. Это может быть начало
текста (восхваление божества), нумерация, конец раздела, конец про-
изведения.
Если текст содержит комментарий, то для комментария исполь-
зуется более мелкий почерк. Комментируемый текст помещается по-
середине и с увеличенным отступом, а комментарий – сверху и сни-
зу. Комментарий к тексту на странице не может переходить на другую
страницу. Такой тип оформления комментария назывался trivallī – три
складки (см. илл. 4).

ментария назывался trivallī – три складки (см. Илл. 4.).

Илл. 4. Пример комментированного санскритского рукописного текста:

1 – аббревиатура (первый слог) названия текста, 2 – аббревиатура названия
главы, 3 – номер листа, 4 – основной текст (крупным почерком и отступами
с двух сторон), 5 – комментарий (мелким почерком). Литографическое из-
дание XIX в. рукописного текста «Адхьятма-Рамаяна» (санскрит). Из фондов
Восточного отдела Научной библиотеки им. Горького СПбГУ (шифр O IV 75).

19
 8. Колофон
Колофоном обычно называют текст на последней странице ру-
кописи, где сообщаются дополнительные сведения об авторе, месте и
времени создания текста, времени переписывания рукописи, сведения
о переписчиках и прочие. Зачастую в описаниях индийских рукописей
колофоном называют название сочинения, повторяемое в конце глав и
разделов книги. Например, после каждой главы может быть записано:
«Конец такой-то главы, называемой так-то, в произведении такого-то,
называемом так-то». Такой текст колофоном не является.
Обычай писать колофоны, сообщающие информацию о перепис-
чиках, донаторах, времени создания рукописи, восходит к буддийской
и джайнской традициям. Буддисты и джайны по-особому относились к
текстам, созданным основателями их учений, поэтому переписывание
рукописей считалось особой религиозной заслугой.
В индуистской рукописной традиции (которая возникла позже ука-
занных выше двух) подобного рода колофоны встречаются реже. Это свя-
зано со спецификой отношения к тексту, особенно в священному, к ко-
торому приписывать что-либо свое считалось кощунственным. Несмотря
на строгие запреты в ортодоксальных индуистских кругах на запись неру-
котворных текстов (ср. «Кто запишет Веды, и будет их читать, тот будет [ра-
вен] убийце брахмана. А также кто держит в доме книгу, того непременно
сразит молния!», Yoginītantra, цит. по [Vācaspatya, 1882 v. XIX: 4393]), отно-
шение к письму все же менялось: «Кто закажет за плату переписывание
книг, толкующих Веды, ритуалы, а особенно книг законов, и принесет их
в дар, тот приобщится к священному. Кто перепишет Итихасы или Пура-
ны и принесет их в дар, то обретет плод добродетели, подобный дарению
брахману, помноженный надвое» (Гаруда-пурана, 1.213.77-78).
Обычно в колофоне указывается дата окончания рукописи по од-
ной из систем летоисчисления. Наиболее распространенные системы
следующие:
• эра царя Викрамадитьи (Vikramāditya) или эра Викрамы (58 г.
до н.э.), отвоевавшего Удджайни у шакских князей; обознача-
ется в текстах словом saṃvat,
• эра Шака (Śaka), установленная, вероятно, царем Канишкой,
занявшим Удджайни в 78 г. н.э.; данное летоисчисление ис-
пользовалось также и в Юго-Восточной Азии,
• эра Гупта (Gupta), установленная царем Чандрагуптой Первым
(320 г. н.э.),
• эра царя Харши (Harṣa) (606 г. н.э.).
Указанные календари использовались в основном в Северной,
Северо-Западной и Центральной Индии. На востоке, в Бенгалии, с

20
1119 г. использовалось летоисчисление, установленное, согласно, тра-
диции, царем Лакшмана Сеной (эра Lakṣmaṇa). В Непале до XX столе-
тия использовалось летоисчисление, называемое «непальский Самват
(или Самбат)» (Nepāla-saṃvat), берущее начало с 878 г. н.э. В непальских
рукописях данная эра может быть просто обозначена как saṃvat, т. е.
так же, как и самая распространенная в Индии эра Викрамадитьи. На
Шри Ланке использовалось летоисчисление от ухода Будды в нирвану
(544 г. до н.э., эра Будды). Джайны вели счет времени от смерти веро-
учителя Джины Махавиры (528 г. до н.э.). Индуисты также могли ис-
пользовать летоисчисление от начала мирового периода – Калиюги
(Kaliyuga, 3102 г. до н.э.).
При определении года написания рукописи следует учитывать
тот факт, что каждая «эра» начинается в определенный месяц, поэто-
му, если мы не знаем месяца, то может получиться погрешность в один
год. Как правило, в Индии использовали для начала летоисчисления
месяц Чайтра (середина марта)1.
В колофоне может быть указан не только год и месяц завершения
рукописи. Например, в рукописи «Шаддхармасамуччая», хранящейся
в РНБ (Ms. № 185, [Миронов, 1918: 133-134]), указано место издания,
фаза луны, день недели и даже время: третья часть ночи. Такие под-
робности связаны с астрологическими представлениями индийцев о
благоприятном времени, которое рекомендовалось астрологом для за-
вершения рукописи.
В Бенгалии и Непале существовала традиция указывать имя пра-
вителя, в чье время была изготовлена рукопись, а также датировать ее
по году правления, что является неоценимым источником для истори-
ков [Bendall, 1883: i-ix].

9. Книжная миниатюра
Живопись в Индии как искусство была известна еще задолго до
нашей эры. Об этом, в частности, свидетельствуют фрагменты буддий-
ских фресок в Ажданте, датируемые приблизительно первыми веками
до н.э. (Аджанта, пещера №10), то есть периодом становления рукопис-
ной традиции. Однако достоверных сведений о том, когда появилась
книжная живопись, у нас нет. В самых ранних из найденных к настоя-
щему времени рукописей 1 тыс. н.э. нет ни изображений, ни элементов
декора. В Британской библиотеке в Лондоне хранится часть буддий-
ской рукописи «Винаявасту» на бересте, обнаруженной в Гильгите и
датируемой VII-VIII вв. н.э. В данной рукописи мы видим изображения
1
Подробнее о пересчете индийских дат на современный манер см.: Basham,
1961: 494-495.

21
окружностей, возможно, символизирующих дхармачакру (колесо зако-
на), которые используются в качестве декоративных маркеров строф и
концов разделов [Losty, 1982: 29-30].
Самые ранние из обнаруженных книжных миниатюр относятся
к XI-XII вв. н.э. Это миниатюры в буддийских рукописях на пальмовых
листах, созданных в правление последних представителей династии
Палов (VIII-XII вв. н.э.) в Восточной Индии, близкие им по стилю ми-
ниатюры, обнаруженные в Непале, а также некоторые образцы ранней
джайнской миниатюры из Раджастхана и Гуджарата (Западная Индия)
[Craven, 1975: 219; Losty, 1982: 18-19].
Ранние буддийские миниатюры собственно иллюстрациями к
текстам не являются. Тексты на пальмовых листах содержат изображе-
ния различных Бодхисаттв, тантрических божеств, важнейшие собы-
тия из жизни земного Будды, не соотносимые с содержанием текста.
Миниатюра помещалась между колонками текста. Рисунки выполнены
непрозрачной акварелью и представляют собой миниатюрные копии
изображений, канон которых вырабатывался в эпоху династии Палов
и воплощался в культовых храмовых изображениях на фресках или в
скульптуре. После полного ухода буддийской общины из Индии в XII в.
вследствие мусульманских завоеваний стиль Палов распространился в
Непале и Тибете и продолжал там существовать вплоть до нашего вре-
мени [Losty, 1984: 19-20].
Особого внимания заслуживают ранние джайнские миниатю-
ры на пальмовых листах. Фигуры на них изображаются плоскими, с
искаженными пропорциями, рисунки изобилуют всевозможными ор-
наментами. Миниатюра раскрашивалась простыми цветами без тони-
ровок: красным, желтым, синим, золотым, белым, черным. Как отли-
чительную черту ранней джайнской живописи отмечают то, что у пер-
сонажей, даже нарисованных в профиль, изображены оба глаза, и глаза
при этом нарочито увеличены. Это связывают с джайнской традицией
вставлять в скульптуру стеклянные глаза для усиления воздействия на
верующих. С XIV века джайны-торговцы начинают поставлять из Пер-
сии бумагу, и уже к XV в. рукописи начинают создаваться исключитель-
но на бумаге. Эти же торговцы поставляли в Индию синий пигмент (на
основе лазурита), что отразилось и на миниатюре: к XVI в. живописцы
отказались от традиционного красного фона миниатюр и перешли к
синему. Это обстоятельство помогает более точно датировать ту или
иную рукопись. Миниатюра размещалась на листе справа или слева от
текста в специально отведенной рамке. На миниатюрах изображались
джайнские святые, различные божества и даже заказчики, спонсиро-
вавшие переписывание рукописи [Craven, 1975: 219-220].

22
 С XVI века, то есть с эпохи становления империи Великих Мо-
голов, в Индию стали приглашать живописцев из Персии. В столичных
мастерских также работали и обучались местные живописцы. В это вре-
мя расцветает придворная персидская миниатюра. Первые правители
могольской империи всячески приветствовали развитие изящных ис-
кусств. Однако во второй половине XVII в., когда к власти пришел Ау-
рангзеб, по его указу все мастерские были закрыты, и художники были
вынуждены искать себе покровителей при различных княжеских дво-
рах, в основном в Раджастхане, Пенджабе и предгорьях Гималаев. Этот
факт сыграл важнейшую роль в развитии книжной миниатюры в Ин-
дии, поскольку именно с этого времени возникает огромное количе-
ство так называемых местных школ миниатюры индо-мусульманского
стиля: меварская школа, канрга, бунди, басоли, чамба и многие другие.
В этот период появляются иллюстрированные версии эпических про-
изведений «Махабхараты» и «Рамаяны», пуран, сказочных сборников,
авторских произведений [КИИ, 1987: 122-138].
Нельзя не упомянуть еще одну традицию, получившую распро-
странение в южной Индии в Керале не позднее XV в. Как уже говори-
лось, в качестве основного материала для рукописей вплоть до XIX в.
там использовался пальмовый лист, на котором текст прорезался.
В этой же технике возникает и традиция книжной миниатюры. По-
сле «процарапывания» рисунка в него, также как и в текст, втиралась
черная паста. Этот тип миниатюры можно условно охарактеризовать
как разновидность графики. Одна из самых известных рукописей на
пальмовых листьях, состоящая практически полностью из одних ми-
ниатюр, это «Читра-Рамаяна» («Рамаяна в картинках»), хранящаяся в
университете Кералы (Тируванатапурам) и опубликованная в 1997 г.
в Тривандруме, которую индийские ученые датируют 1453 годом
[Vijayan, 1997: 10].

10. Бытование и использование книги

10.1. Хранилища рукописей
Одно из ранних упоминаний о хранилищах письменных тек-
стов мы обнаруживаем в трактате «Наука политики» (Артхашастра)
легендарного Каутильи, служившего при дворе царя Чандрагупты
Маурья в III в. до н.э. Во второй главе Каутилья описывает обустрой-
ство помещения, называемого nibandha-pustaka-sthāna (АШ 2.7), то
есть «места для [хранения] книг». Однако из контекста очевидно, что
данные помещения использовались исключительно для хранения го-
сударственных документов: доходных и расходных записок, законов,

23
дарственных грамот и т. д. Безусловно, первые библиотеки в Индии
должны были появиться с возникновением рукописной традиции, то
есть еще до нашей эры, но подлинный расцвет библиотечного дела в
Древней Индии связан в первую очередь с правлением знаменитой
династии Гуптов (IV–VI вв. н.э.), когда Индия переживала невидан-
ный подъем в области искусства, словесности и учености. Библиоте-
ки во множестве появлялись в буддийских монастырях, при храмах, а
также при царских дворах. Важнейшим источником о библиотеках в
Индии являются записки буддийских паломников, во множестве по-
сещавших Индию в 1 тыс. н.э. Так, китайский паломник Сюань-цзан,
посетивший Индию в VII в. н.э., сообщает о том, как получил в дар от
царя Харши Вардхаманы, который тогда правил в Канаудже, несколь-
ко вьюков рукописей из библиотеки царя. Также паломник сообща-
ет о дворцовой библиотеке некоего раджи, правящего в те времена в
регионе, прилегающем к Кашмиру. Паломник тогда получил полный
доступ к книгохранилищам, ему также был выделен целый штат пе-
реписчиков и служителей. Сюань-цзан также упоминает библиотеку
царя Бхаскаравармана на востоке Индии в Ассаме [Taher, 1994: 29-
30]. Паломники посещали известные центры учености, среди кото-
рых одним из самых знаменитых был буддийский университет в На-
ланде (совр. штат Бихар), просуществовавший с IV по начало XIII в.
н.э. Библиотечный комплекс монастыря состоял из трех зданий, одно
из которых было девятиэтажным. В библиотеке хранились не только
буддийские тексты, но и индуистские, а также рукописи светского и
научного содержания. Светские и индуистские науки также входи-
ли в программу обучения монастыря. Другими важными центрами
учености с крупными библиотеками были монастыри Паталипутры
(Бихар) и Тамралипи (Тамлук, Западная Бенгалия), где в начале V в.
н.э. китайский паломник Фа-сянь провел несколько лет. После упад-
ка университета Наланда особую известность приобрел университет
Викрамашила в Магадхе (Бихар), основанный царем Дхармапалой
в VIII в. н.э. Вероятно, в первом же тысячелетии н.э., когда в Индии
брахманизм переживал ренессанс, появляются и храмовые библиоте-
ки. Однако первые сведения о таковых относятся только к XI-XII вв.
н.э. [Taher, 1994: 31-34]. Джайнская традиционная история сообщает
нам, что первые библиотеки у джайнов появились в конце VIII в. с
целью сохранить священное знание [Cort, 1995: 78]. Надо отметить,
что джайны, которые за свою долгую историю в Индии не раз под-
вергались гонениям на религиозной почве, особое внимание уделяли
сохранению рукописей не только в смысле условий их содержания. До
сих пор во многих джайнских святилищах имеются секретные кладо-

24
вые, куда во времена политической нестабильности можно было бы
спрятать святыни, в том числе и рукописи [Taher, 1994: 80].
Хранились книги в сухих и чистых местах, защищенных от воз-
действия влаги и пыли. Рукопись обязательно перевязывалась между
пластинами, как правило, из дерева, но также из металла или слоновой
кости. Далее книга оборачивалась в ткань, обработанную мышьяком
для защиты от насекомых. В качестве ткани мог использоваться хло-
пок или шелк, редко использовали кожаную обертку из шкуры анти-
лопы и даже тигра. Иногда рукопись помещалась в специальный ящик
для дополнительной защиты [Losty, 1982: 13].
Производством рукописей занимались в монастырях, при хра-
мах и царских дворах. В буддийских и джайнских обителях созданием
рукописей занимались монахи, часто младшие монахи. При дворах
содержался штат писцов особой касты, то есть данная специальность
переходила по наследству. До нас дошло много именований людей
данной профессии: каястха, карана, лекхака, липикара и др. [Воробье-
ва-Десятовская, 1988: 52]. В буддийской традиции копирование книг
рассматривалось как обретение особой религиозной заслуги, помога-
ющей избавлению от плохой кармы. В религиозной жизни джайнов
рукописи также играли важную роль. Согласно их доктрине, после
просветления их вероучителя Джины Махавиры больше в этой эпохе
просветление невозможно. Поэтому особое внимание уделялось ко-
пированию слов учителя, всячески поощрялось спонсирование пере-
писки рукописей, о чем свидетельствуют множественные указания в
колофонах на донаторов [Cort, 1995: 77]. Спонсировали копирование
книг не только богатые прихожане, но и царственные особы, покро-
вительствующие той или иной вере. Царские библиотеки могли также
пополняться за счет трофеев, полученных в ходе войн [Taher, 1994: 30].

10.1. Функции книги

О том, как функционировали книги в Древней Индии, нам из-
вестно крайне мало. Безусловно, в зависимости от религиозной об-
щины, которой принадлежала та или иная рукопись, отличалась и ее
функция. Уже говорилось об особом отношении к своим текстам у буд-
дистов и джайнов. Однако для всех древних традиций можно констати-
ровать одну общую черту: текст предназначался в первую очередь для
чтения и заучивания. И в настоящее время в ряде традиционных школ
в Индии, где обучение проводится по древним образцам, предпочте-
ние отдается выученному наизусть тексту. Традиционное отношение
к устному знанию наложило свой отпечаток на рукописную книгу, ко-
торая с веками мало менялась и эволюционировала. Это, в частности,

25
видно из бесконечного разнообразия письменных систем, используе-
мых в различных частях Индии. Даже для священного языка санскри-
та не было разработано единого письма: в каждом регионе для этого
языка использовалась своя разновидность графики. В буддийских ру-
кописях XII в., созданных в Индии, мы видим развитие каллиграфии.
То же можно сказать и о джайнских текстах, в которых использовалось
правильное и орнаментальное письмо. Однако в индуистских текстах
на каллиграфию далеко не всегда обращали внимание. Можно обна-
ружить огромное количество текстов, весьма значимых для индуизма,
записанных понятным, но весьма неаккуратным почерком, что связа-
но опять же с отношением к письму как к чему-то вторичному. Только в
Новое время, под влиянием мусульманской и европейской книжности,
индийская книга стала видоизменяться, в частности, в оформлении.
Так миниатюра, которая носила на ранней стадии (например, в указан-
ных выше буддийских рукописях периода Палов) ритуальный характер
и, возможно, использовалась как объект медитации, в XVII-XVIII вв.
уже обрела эстетическую функцию. Книги начинают снабжаться все-
возможными орнаментами, красочными титульными листами, разви-
вается и каллиграфия.
В современной Индии можно наблюдать, как вокруг священных
рукописей и книг создают мистический ореол. По мнению ряда право-
верных индийцев, рукопись священной книги «Махабхараты» держать
в доме нежелательно, рукопись же не менее священной книги «Рама-
яны» наоборот  очень благоприятно. Над рукописями производят в
домашних условиях различные ритуальные действия и даже уклады-
вают их спать на ночь.
В настоящее время на юге Индии, в штате Тамилнаду, существу-
ет практика гадания по манускриптам на пальмовых листьях. Это свое­
образная смесь астрологии и хиромантии. По теории некоторых гуру,
каждому человеку соответствует какой-то манускрипт. Чтобы его найти,
у мужчин берется отпечаток большого пальца правой руки, у женщин 
левой. Затем производят определенные манипуляции с рисунком отпе-
чатка и находят соответствующий манускрипт, который содержит ин-
формацию о прошлом, настоящем и будущем человека [DP].

26
 ПЕРСИДСКАЯ РУКОПИСНАЯ КНИГА

1. Исследования по кодикологии
персидских рукописей
Рукописная книга — сложное, многоплановое явление, находяще-
еся на стыке материальной и духовной культуры и отражающее многие
аспекты жизни средневекового общества. Содержание кодекса, текст,
относится к литературному и духовному наследию народа, в недрах
которого он был создан, однако сама книга как материальный объект
является плодом работы одного или многих мастеров-ремесленников,
а иногда и выдающихся художников. На протяжении веков книги, пере-
ходя от одного владельца к другому, становились немыми свидетелями
больших и малых исторических событий, следы которых внимательный
исследователь зачастую может найти на страницах манускриптов.
В сборник «Рукописная книга в культуре народов Востока», вы-
шедший в 1987 г., была включена статья крупнейшего отечественного
специалиста в области персидской и, в целом, мусульманской книги,
Олега Федоровича Акимушкина (1954–2003) [Акимушкин, 1987]. В этой
работе были суммированы результаты отечественных и зарубежных
исследований в области палеографии и литературного репертуара
персидских рукописей, их социальной роли в различные исторические
эпохи. Тонкий знаток художественного оформления манускриптов,
текстолог и историк, О. Ф. Акимушкин подробно рассказал о формиро-
вании письменности на новоперсидском языке, предыстории и исто-
рии развития каллиграфии в Иране, поведал об источниках, содержа-
щих сведения о биографиях каллиграфов и специфике их труда, уделил
внимание репертуару рукописной книжности, стоимости рукописных
книг и развитии книготорговли. Эта статья, как и ряд других работ
Акимушкина, наиболее значительные из которых были объединены в
сборнике «Средневековый Иран: Культура, история, филология» [Аки-
мушкин, 2004], и сейчас не потеряла своей актуальности; любому рус-
скоязычному читателю можно посоветовать начать свое знакомство с
миром персидской рукописной книги именно с нее.
Изучение различных аспектов мусульманских рукописей как яв-
ления материальной культуры в последние десятилетия развивалось

27
весьма активно, в основном, правда, за рубежом. Современные техни-
ческие возможности и новые методики играют в этих исследованиях
все более заметную роль. Значительные успехи сделаны в методоло-
гическом осмыслении «науки о рукописях» стран ислама, приведении
разнонаправленных и освещающих различные аспекты исследований
в русло единой, сравнительно молодой научной дисциплины — коди-
кологии.
Кодикология — наука, изучающая рукописные книги, она тесно
связана с палеографией, источниковедением, археографией, текстоло-
гией и рядом других вспомогательных дисциплин. Достижения специ-
алистов по мусульманскому рукописному наследию были суммирова-
ны в коллективном труде «Исламская кодикология», опубликованном
в 2000 г. на французском [Déroche, 2000] и в переводе на английский
язык [Déroche, 2006]. Ф. Дерош видит основные задачи кодикологии
арабографических рукописей в максимально точном анализе всех ма-
териалов и технологий, задействованных в создании манускрипта, а
также попытке их датировать и определить географический ареал их
распространения [Déroche, 2006: 16]. Большое внимание кодикология
уделяет изучению истории бытования книг, судьбам книжных коллек-
ций и их роли в истории культуры. Разделы «Исламской кодикологии»
посвящены таким темам, как носители и материалы письма, инстру-
менты и орудия, способы брошюровки, особенности и разновидности
переплетов, расположение текста на странице и его рубрикация, ху-
дожественное оформление книг, труд и социальное положения пере-
писчика, общественная роль книги различного уровня оформления, а
также свидетельства о «биографии рукописи», история рукописных со-
браний. Отмечаются как общие для мусульманской книги характерные
черты этих элементов, так и региональные и разновременные особен-
ности. Ещё одним ценным пособием для знакомства с миром кодико-
логии арабографических манускриптов может служить «Путеводитель
по арабским рукописям» Адама Гачека [Gacek, 2009]. Принцип постро�-
ения этой книги — алфавитный, по сути это справочник терминов и
явлений, причем содержащий сведения не только об арабских рукопи-
сях, произведенных непосредственно в арабоязычных регионах, но и о
мусульманской книжности в целом, включая иранскую.
В таких общих работах мусульманские арабографические руко-
писи рассматриваются как единое явление. Мусульманская культура
возникла в значительной мере в результате синтеза доисламского ду-
ховного и материального наследия целого ряда регионов Ближнего и
Среднего Востока и традиций, принесенных на эти земли выходцами
из пустынь Аравийского полуострова, завоевателями-арабами. Поэто-

28
му во всех сферах своего проявления она демонстрирует как общие для
разных регионов исламского мира черты, так и неоднородность, мно-
гообразие.
В жизни бедуинских племен аравийских оазисов письменность
играла незначительную роль и была развита слабо. Книжная традиция
стран ислама с самого начала формировалась на основе технических
и художественных достижений жителей вновь завоеванных арабами
территорий — греков, коптов, сирийцев, иранцев. В результате слияния
разнообразных пластов постепенно выкристаллизовывается собствен-
ная мусульманская рукописная книжная традиция, имеющая помимо
арабского алфавита целый ряд узнаваемых особенностей, как палео-
графических, так и кодикологических. В большинстве случаев мусуль-
манская арабографическая книга, независимо от места ее производ-
ства, имеет черты, позволяющие отличить ее от книжной продукции
христиан, иудеев и других соседствующих с мусульманами этно-ре-
лигиозных общностей, также использовавших арабский язык. Однако
в рамках мусульманской книжной традиции выделяются локальные
тенденции, различия которых проявляются как в эстетике (почерк, ху-
дожественное оформление), так и в технических особенностях книги
(тип писчего материала, способ шитья, предпочтения в украшении пе-
реплета и т. д.).
Изучение мусульманских рукописей в целом, как единого явле-
ния, стимулировало и развитие локальных исследований книжной
культуры в отдельных регионах мусульманского мира. Осознание важ-
ности проведения кодикологического анализа рукописных источников
оказало существенное влияние на составление каталогов рукописных
собраний. Если ранее авторы каталогов видели своей целью как можно
подробней описать содержание рукописей в том или ином собрании и
зачастую строили свои работы по алфавитному принципу, то в совре-
менных каталогах читатель может найти большое количество инфор-
мации, которую принято относить к разряду кодикологической (опи-
сание бумаги, чернил, состава тетрадей, экслибрисов, помет и печатей
владельцев и т. д.), а составители строят каталоги «от рукописи», а не
«от текста». В качестве образчика такого подхода к описанию персо­
язычных манускриптов можно привести два выпуска каталога персид-
ских рукописей Национальной библиотеки Франции, подготовленных
ведущим современным французским специалистом в этой области
Франсисом Ришаром [Richard, 1989; Richard, 2013].
Художественное оформление персидских рукописных книг уже
более ста лет является притягательной для исследователей темой. В
последние годы появилось несколько монографий, посвященных ло-

29
кальным и ограниченным определенными временными периодами
традициям художественного оформления персидских рукописных
книг. Сюда можно, например, отнести работу Элейн Райт о книжном
производстве в Ширазе в XIV — начале XV в. [Wright, 2012] и моногра� -
фию Лале Улуч о художественно-оформительских традициях Шираза
XVI в. [Uluç, 2006]. Выходят издания, посвященные обзору наиболее
ценных материалов различных библиотечных коллекций, такие как
«Персидские шедевры» Ф. Ришара (обзор наиболее интересных иллю-
минированных и иллюстрированных рукописей Национальной библи-
отеки Франции) [Richard, 1997] и монография О. В. Васильевой «Нить
жемчуга», освещающая различные аспекты искусства производства
высокохудожественной книги в Иране на примере рукописей из собра-
ния Российской национальной библиотеки [Васильева, 2008].
В самом Иране изучение рукописного наследия активно развивается
при значительной государственной поддержке, при этом кодикологиче-
ским исследованиям уделяется все больше внимания. В 1994 г. под эги-
дой Министерства культуры и исламского руководства здесь была созда-
на организация «Бюро публикации письменного наследия» («Дафтар-е
нашр-е мирас-е мактуб»), преобразованная в 2006 г. в «Исследовательский
центр письменного наследия» («Марказ-е пажухеши-йе мирас-е мактуб»).
Центр поддерживает все виды исследований персидских рукописей, как
текстологических, так и кодикологическо-палеографических, выпускает
посвященные этой тематике периодические издания («Айене-йе мирас» и
«Гозареш-е мирас»), а также монографии, критические тексты сочинений
персидской классической литературы и факсимиле наиболее важных ру-
кописных памятников. Библиотека, музей и архив Междлиса (Парламен-
та) в Тегеране до недавнего времени выпускали журнал («Наме-йе баха-
рестан»), посвященный кодикологическим исследованиям созданных в
Иране мусульманских рукописей; в этом издании печатались статьи как
иранских, так и европейских исследователей.
В популяризации кодикологического подхода к изучению бога-
тейших рукописных собраний Ирана огромную роль сыграл выдаю-
щийся исследователь и научный деятель Ирадж Афшар (1925–2011). Он
не только сам является автором статей и монографий по этой теме: под
его редакцией и при его поддержке и содействии было издано много
работ иранских ученых-кодикологов. В частности с его предисловием
в 2011 г. фонд «Письменное наследие» («Мирас-е мактуб») издал учеб-
ник по кодикологии персидских рукописей ‘Али Сафари Ак-Кал‘е [Са-
фари Ак̣-К̣ал‘е, 2011].
В настоящее время кодикологические исследования мусульман-
ских и, в частности, персидских рукописей продолжают динамично

30
развиваться. Новые методы и технические возможности, облегчение
доступа к рукописным материалам благодаря технологии цифрового
копирования — все это позволяет исследователям открывать новые
грани в уже введенных в научный оборот книгах, рассматривать их в
новых, зачастую неожиданных контекстах. Данная статья ставит целью
показать, каких результатов удалось достигнуть ученым в области изу-
чения персидского рукописного наследия на основе кодикологическо-
го подхода, а также познакомить читателя с литературой по этой теме.

2. Источники
Кодикологические исследования персидских рукописей опира-
ются на два основных источника. Во-первых, предметом изучения
являются сами рукописи, причем с течением времени все большее их
количество вводится в научный оборот, что расширяет возможности
для применения статистических методов. Вторым, не менее важным
направлением является изучение текстовых источников на восточных
языках, предоставляющих сведения о биографиях мастеров, их прие-
мах, рецептах и технологиях.
Пожалуй, самым старым текстом, из которого можно почерп-
нуть некоторые сведения об истоках и ранней истории мусульманской
письменности и книжности, является знаменитое и неоднократно из-
данное и переведенное на европейские языки сочинение арабского
книготорговца и энциклопедиста Абу-л-Фараджа Мухаммада б. Аби
Йа‘куба Исхака ан-Надима (932–990), известного как Ибн ан-Надим,
«ал-Фихрист» (окончено в 987/988 г.) [Полосин 1989].
В мусульманском обществе сложился особый класс профессио-
нальных писцов (kātib) и секретарей (munšī), занимавшихся составле-
нием, копированием и регистрацией официальной переписки прави-
телей и высокопоставленных чиновников, ведением документации,
а также перепиской книг. Это ремесло требовало обширного образо-
вания, начитанности, знания этикета, владения слогом, хороших на-
выков в каллиграфии, умения приготовлять чернила и различные
пигменты, разбираться в бумаге, ее сортах. Составленные для таких
профессионалов трактаты с описанием тонкостей их ремесла являют-
ся неоценимым источником информации о развитии технологии и ре-
цептах приготовления различных материалов, необходимых для про-
изводства рукописной книги. Самые ранние из таких трактатов созда-
вались, естественно, на арабском языке, но они важны и для понима-
ния особенностей персидской рукописной книги, поскольку многие
изложенные в них данные являются общими для всей мусульманской
книжной культуры. К таким руководствам относится трактат ал-Му‘из-
31
за Ибн Бадиса (1007–1061) «‘Умдат ал-куттаб» («Опора для писцов»),
английский перевод которого был опубликован Мартином Леви [Levey,
1962: 13–50]. Большим вниманием ученых пользуется также и обшир-
ная 14-томная энциклопедия для секретарей-писцов «Субх ал-а‘ша фи
с̣ина‘ати-л-инша’» («Заря ночи в искусстве писания»), составленная в
мамлюкском Египте Шихаб ад-дином Абу-л-‘Аббасом Ахмадом б. ‘Али
ал-К̣алкашанди (1355–1418).
Персидских руководств для писцов известно также большое ко-
личество. Так, в статье одного иранского исследователя проанализи-
ровано и суммировано двадцать подобных текстов, относящихся к
XIII–XIX вв. [Нишапури, 2004: 82–83]. Одно из ранних сочинений этого
жанра на персидском языке принадлежит Сими Нишапури, библиоте-
карю из Мешхеда. В 1433/34 г. он составил трактат о тонкостях ремес-
ла секретаря-мунши под названием «Джавхар-и сими» («Белоснежная
жемчужина»). Текст по нескольким спискам был издан в качестве при-
ложения к работе Ива Портера о персидской и индийской живописи и
искусстве оформления книг [Porter, 1992: 181–197]. Пожалуй, наиболее
часто в научной литературе цитируется стихотворный трактат об ис-
кусстве письма выдающегося персидского каллиграфа, мастера почер-
ка наста‘лик (nasta‘līq), Султана ‘Али Машхади (1453–1520). Автограф
этого сочинения хранится в Российской национальной библиотеке
(Санкт-Петербург) и был издан факсимильно с переводом Г. И. Косты-
говой [Костыгова, 1957].
Трактат Султана ‘Али Машхади был хорошо известен позднесредне-
вековым иранским авторам, например, Кази Ахмаду Куми, который его
цитирует в написанном в 1596/97 г. «Трактате о каллиграфах и художни-
ках». Этот трактат относится, скорее, к жанру антологий (taδkira), так как
содержит в основном пересказы преданий и биографических сведений об
известных мастерах кисти и калама. Редакция трактата 1596/97 г., а также
более поздняя 1606 г., озаглавленная «Гулистан-и хунар» («Розарий искус-
ства»), неоднократно издавались и переводились [Кази-Ахмед, 1947; Qāḍī
Aḥmad, 1959; Кази-Ахмад, 1973]. Много сведений о мастерах художествен� -
ного оформления книг содержит предисловие, составленное каллигра-
фом и художником Дуст-Мухаммадом к альбому (muraqqa‘), собранному
им для сефевидского принца Бахрама Мирзы (1517–1549) и хранящемуся
ныне в библиотеки музея Топкапы в Стамбуле.
Средневековые мусульманские авторы создавали и руководства по
изготовлению переплетов. Так, в уже упомянутой работе Леви был опу-
бликован и перевод арабского руководства по переплетному делу и по-
золоте «Сина‘ат тасфир ал-кутуб ва-халл аз-захаб» («Ремесло переплете-
ния книг и разведения золота») марокканца Абу-л-‘Аббаса Ахмада б. Му-

32
хаммада ас-Суфйани (XVII в.) [Levey, 1962: 51–55]. Впервые этот арабский
текст был издан Проспером Рикардом в 1925 г. [al-Sufyani, 1925]; недавно
вышел персидский перевод [Суфйани, 2004: 7–16]. Еще одно интересное
руководство для переплетчиков — «Рисала-йи джилдсази» («Трактат об
изготовлении переплетов») Саййида Йусуфа Хусайна. Ранее считавша-
яся уникальной рукопись этого стихотворного трактата, переписанная
в 1809/10 г., хранится в Мадрасе в Государственной библиотеке восточ-
ных рукописей. Текст трактата публиковался неоднократно, в последний
раз — в 2011 г. в Иране [Саййид Йусуф Хусайн, 2011] с привлечением еще
одного списка, ранее опубликованного факсимиле в Чикаго.

3. Материалы письма
3.1. Бумага
Изучение писчих материалов, их разновидностей, состава, спо-
собов производства является в настоящее время одним из быстро
развивающихся направлений кодикологических исследований му-
сульманских рукописей. Известно, что в раннюю эпоху развития му-
сульманской книжности для записи текстов использовались два мате-
риала, унаследованные от доисламского времени: пергамен и папирус.
Пергамен — тонкая, специальным образом обработанная кожа, — ве-
роятно, был основным писчим материалом и в Сасанидском Иране. От
греческого названия этого материала διφθέρα произошло современное
персидское слово daftar (‘тетрадь, том, кодекс’). Ибн ан-Надим сооб-
щает, что в отличие от византийцев, которые использовали для пись-
ма кожи диких ослов, пергамен и «египетские свитки», т. е. папирус,
персы писали на воловьих, коровьих и овечьих кожах [Bosch, Carswell,
Petherbridge, 1981: 25; al-Nadim, 1970: 39].
Вполне вероятно, что еще в доисламское время иранцы имели
возможность познакомиться с бумагой, материалом, основой для ко-
торого служат волокна, получающиеся при измельчении сырья рас-
тительного происхождения. Знакомство могло произойти благодаря
тесным торговым и экономическим контактам с Китаем, где, согласно
устойчивой традиции, бумага была изобретена в I в. н. э. (археологиче� -
ские находки позволяют отнести это изобретение к гораздо более ран-
нему времени — II в. до н. э.) [Bloom, 2001: 32–33].
Проникновение бумаги в мусульманские страны принято связывать
с битвой на реке Талас, произошедшей в 751 г. Арабский историк ас-Са‘ли-
би (961–1038) сообщает в сочинении «Лата’иф ал-ма‘ариф» («Тонкости
знаний») о том, как взятые в плен китайские ремесленники были привезе-
ны в Самарканд, где с их помощью основали первую бумажную мельни-

33
цу в мусульманских землях. Это свидетельство процитировано многими
средневековыми авторами и упоминается во множестве научных работ
(см., например, [Porter, 1992: 23]). Впрочем, сообщение ас-Са‘либи, скорее
всего, носит легендарный характер, а бумага не только использовалась в
переписке согдийских правителей, но, возможно, даже производилась в
окрестностях Самарканда и ранее упомянутой битвы [Bloom, 2001: 43–45].
О том, что распространение бумаги в мусульманских землях на-
чалось именно с территории бывшей Согдианы, говорит и ее название
в новоперсидском языке — kāγaẕ. Это слово проникло в персидский
язык из согдийского, куда было заимствовано из китайского и означа-
ло «бумагу, изготовленную из коры шелковицы» [Bloom, 2001: 47]. В то
же время технология изготовления бумаги, прижившаяся в мусульман-
ском мире, несколько отличается от китайской. В Китае основным сы-
рьем для бумажной массы служили волокна коры различных деревьев,
прежде всего, шелковицы, и конопля с добавлением льняного тряпья
и циновок. Для мусульманской бумаги, насколько можно судить по са-
мым ранним ее образцам, основным сырьем было тряпье, как правило,
льняное, а впоследствии и хлопковое; конопля также использовалась.
Ибн ал-Бадис в XI в. описал бумагу, изготовлявшуюся из льна [Bosch,
Carswell, Petherbridge, 1981: 28]. Вероятно, способ изготовления бумаги
из тряпья был выработан в Центральной Азии незадолго до прихода
туда ислама, откуда и распространился по халифату Аббасидов в VIII в.
Принципы и этапы производственного процесса оставались неиз-
менными на протяжении веков, качество же бумаги зависело от состава
и искусности обработки исходного сырья: способов его отбеливания,
тщательности измельчения волокон и личного опыта ремесленника.
Приведем как иллюстрацию описание традиционной бумажной мель-
ницы в Коканде, сделанное русским географом и путешественником
А. П. Федченко в 1871 г., до присоединения этой области к Российской
Империи. Федченко отметил, что бумага в Средней Азии в это время
изготовлялась исключительно из хлопчатобумажного тряпья, в основ-
ном, из старых халатов и ватных одеял. Тряпки разбирались по цвету;
окрашенные в синий цвет шли на изготовление оберточной бумаги.
Замоченное в воде тряпье измельчалось в толчее при помощи двух пе-
стов, приводившихся в движение водяным колесом, устройство кото-
рого Федченко подробно описывает. Измельченное тряпье выклады-
валось на салфетку, промывалось под струей воды и подвергалось по-
вторному измельчению; процедура повторялась три раза. Полученная
масса передавалась мастерам, которые занимались непосредственно
отливкой листов. Мастер разводил массу с водой, в процессе работы то
и дело перемешивая оседающие на дно волокна.

34
 «Аппарат (хальпа), посредством которого мастер черпает бумажное
тесто (хталя) и превращает его в листы, имеет следующее устройство:
на деревянную рамку (хасы) кладется сетка из чия (товара). Чий — это
растение из семейства злаков (Lasiagrostis splendens), имеющее доволь�-
но прочный стебель, не толстый, но весьма правильно цилиндрический.
Рамка с наложенной сеткой, укрепленной боковыми палочками (юпчак),
опускается в яму с тестом, которое процеживается через сетку, оставляя
на ней осадок. Тогда поперек ямы кладутся две палочки (давандак), на
которые ставится рамка, и, пока процеженное тесто несколько обсыхает
и уплотняется, мастер снимает боковые палочки (юпчак) и приклады-
вает их сверху и снизу, чем и обравнивает края листа. Такой лист <…>
посредством оборачивания рамки кладется на доску и начинается при-
готовление другого, который кладется на предыдущий, и таким обра-
зом получается порядочная стопка бумаги; один мастер в течение дня
приготовляет 300 листов; к вечернему намазу они готовы, и на ночь на
них накладывается доска с достаточным грузом камней сверху, отчего
за ночь излишняя вода стекает и листы крепнут». Готовые листы бумаги
на следующий день вывешивались на просушку на гладко оштукатурен-
ной гипсом стене [Федченко, 1950: 247–249].
Понятно, что производство бумаги напрямую зависело от наличия
водных источников, поэтому в некоторых крупных городах, например,
в Ширазе, существование такого производства было невозможно. Поэт,
историограф и государственный деятель Мирза Мухаммад Тахир Вахид
(ум. 1708/09) в одном из своих четверостиший сказал: «От бумагоделов
проистекает такое волнение, / Что не описать и во множестве книг. //
Работа его (бумагодела) зависит от воды в его цистерне, / ведь эта вода
вращает его мельницу» [Kayvani, 1980: 335] (перевод наш — О. Я.).
Производство бумаги распространилось по всему мусульманско-
му миру весьма быстро. По сообщению историка XIII в. Йакута, в Баг� -
даде первая бумажная мельница открылась уже в правление халифа
Харуна ар-Рашида в 794/95 г. для обеспечения нужд растущей бюро-
кратии халифата. В XIV в. Ибн Халдун писал, что одной из причин за�-
мены других писчих материалов на бумагу стала ее способность впи-
тывать чернила, что затрудняет подделку записей, которые невозмож-
но незаметно смыть или стереть. Он связывает нововведение с именем
вазира ал-Фадла б. Йахйа (766–808) из рода Бармакидов, происходив-
шего из Балха (современный Афганистан), что опять-таки говорит о
восточно-иранском влиянии на процесс внедрения бумаги в культур-
ный обиход мусульман [Bloom, 2001: 49].
Значительными центрами бумажного производства до XIV в.
были Багдад, Сирия и Египет; именно об их продукции сообщает боль-

35
шинство ранних мусульманских историков и путешественников. В
персидской классической литературе самое раннее упоминание о про-
изводстве бумаги мы находим в одной из касыд поэта XI в. Манучих� -
ри Дамгани (ум. 1040/41). Он сравнивает покрытую снегом местность
с самаркандской бумажной мастерской, вокруг которой выложены на
просушку свежеизготовленные листы бумаги [Афшар, 2011: 79].
Самарканд как центр, из которого бумага начала свое распростра-
нение, славился высококачественной продукцией на протяжении мно-
гих веков. В других районах Ирана также, несомненно, уже в раннее
время должны были действовать бумажные мельницы в достаточно
большом количестве. Возможно, их продукция удовлетворяла спрос
внутреннего иранского рынка, но была недостаточно высокого каче-
ства, чтобы конкурировать с багдадской или сирийской бумагой, экс-
портироваться в другие регионы.
Иранские города, в которых существовало бумажное производство,
перечислены в книге Ираджа Афшара «Бумага в жизни и культуре иран-
цев». Так, о бумажной мастерской в Табризе в начале XIV в. известно бла�
-
годаря документу «Описание вакфа в квартале Раб‘-и Рашиди» Рашид
ад-дина Фадлаллаха Хамадани (1247–1318), вазира илханидов Газан-ха-
на (правил 1295–1304) и Олджайту (правил 1304–1316). В этом тексте
упоминаются деньги на оплату воды для бань и бумажной мастерской
(kāγaẕ-xāna) в квартале, который Рашид ад-дин основал в Табризе, по-
строив в нем школы и библиотеки, населив учеными, художниками и
искусными ремесленниками [Афшар, 2011: 89]. На его бумажной мель-
нице работали мастера, вывезенные из Китая [Bloom, 2001: 62]. В пер� -
сидской обработке XIV в. арабского сочинения автора XI в. Мафаррухи о
чудесах Исфахана упоминается, что в этом городе производили бумагу
типа рашиди (rašīdī) [Bloom, 2001: 63]. Во времена правления кашмирско�-
го султана Зайн ал-‘Абидина (правил 1420–1470) из Казвина в Кашмир
было вывезено несколько мастеров, которые основали там новое произ-
водство. Кашмирская бумага позднее пользовалась в Иране высокой ре-
путацией наравне с китайской [Афшар, 2011: 86–87, 90]. Об исфаханском
производстве рассказывает Мирза Хусайн-хан Тахвилдар в «Географии
Исфахана» (написана 1891 г.); вероятно, это была одна из последних ку-
старных мельниц в Иране, на которых отливка бумаги велась вручную
[Ibid.: 88–89]. Бумагу производили также в Кермане, Йезде, Мешхеде, од�-
нако все свидетельства об этом относятся к позднему времени.
Одним из первых специалистов, обратившихся к вопросу возник-
новения и истории производства мусульманской бумаги, ее типов и ха-
рактеристик, был австрийский ученый-палеограф Йозеф фон Карабацек
(Карабачек). Он подробно исследовал свидетельства средневековых авто-

36
ров о зарождении этого ремесла в исламском ареале, изучил термины, ис-
пользовавшиеся арабскими авторами для обозначения разновидностей
бумаги [Karabacek, 1887: 108–118]. Его работа заложила основы для раз�
-
вития этой области знаний, хотя и через сто лет после указанной публи-
кации авторы каталогов зачастую ограничивались лишь определением
«восточная бумага» (в противовес европейской) и упоминанием цвета и
степени лощения. Основное отличие восточной бумаги от европейской,
производство которой началось в Италии в XII в., — наличие в последней
изобразительных водяных знаков (филиграней), а также использование
европейцами проволочной сетки для бумагоотливочного лотка.
В конце XX в. палеографы все острее ощущали недостаточную из�-
ученность вопроса о физических особенностях мусульманской бумаги
разного времени; осознавали они также и то, что развитие этого направ-
ления исследований, выявление видимых и поддающихся измерению и
точному описанию особенностей бумаги того или иного региона несет
в себе богатый потенциал для датирования и локализации фрагментар-
ных рукописных источников. Исследователь еврейского рукописного
наследия Малахия Бейт-Арие, изучая созданные иудеями в мусульман-
ских странах рукописи, обратил внимание на видимые на просвет следы
бумагоотливочной сетки и описал их особенности для различных регио-
нов. Оказалось, что иранская бумага демонстрирует при сравнении с бу-
магой Ближнего Востока некоторые отличия, связанные с технологией
ее производства: в значительной части еврейских рукописей на бумаге,
произведенной в Иране и Средней Азии (Бухара, Самарканд), а также
в Ираке можно наблюдать на просвет только вержеры — частые про-
дольные линии, оставленные струнами бумагоотливочной формы. Эти
струны на Востоке изготавливались из прочных стеблей травы. Линии
понтюзо — поперечные и более редкие, оставляемые конским волосом,
который переплетался с продольными стеблями, скрепляя их, в ближне-
восточной бумаге до XIV в. группируются по две, по три и даже по четы�
-
ре. В иранской же бумаге линии понтюзо, по наблюдениям Бейт-Арие,
как правило, отсутствуют [Beit-Arié, 1981: 29].
В дальнейшем прогресс изучения восточной мусульманской бу-
маги был достигнут благодаря специалистам в области реставрации.
Канадец Дон Бейкер сформулировал признаки и характеристики, ко-
торые, по его мнению, следует фиксировать при описании мусульман-
ской бумаги [Baker, 1989: 67–68]. С помощью разработанного им про� -
токола Хелен Лавдей изучила бумагу около тысячи датированных му-
сульманских рукописей из разных регионов. Результаты исследования,
описанные в работе «Исламская бумага», позволяют выделить отличи-
тельные черты иранской бумаги и их эволюцию. Основные рассматри-

37
ваемые характеристики — качество и толщина бумаги, цвет, характер
поверхности, качество бумажной массы, прозрачность, видимые на
просвет следы бумагоотливочной формы.
Исследовательница установила, что до XV в. в Иране производили
достаточно плотную, толщиной от 0,11 до 0,22 мм, слабо лощеную и
напоминающую своим видом промокательную бумагу. С начала XV в.
бумага становится значительно тоньше, от 0,04 до 0,16 мм (средняя
толщина 0,09 мм), усиливается степень пропитки и лощения, так что
бумага при сгибании издает хруст. Что касается цвета неокрашенной
бумаги, то на протяжении семи столетий от XII в. до XIX в. она посте�-
пенно становится светлее: самая ранняя бумага имеет цвет от тем-
но-кремового до коричневого, а с XV в. — преимущественно кремовый.
В XIX в. бумага приобретает тускло-серый оттенок, очевидно, в связи с
изменениями в технологии текстильного производства, поставлявше-
го сырье для изготовления бумаги. Что касается обработки листов ло-
щением, то в XII в. она практически отсутствует, в XIII–XV вв. лощение
слабое, практически без следов обработки шлифовальным орудием.
Обильная пропитка и тщательная шлифовка характерны для бумаги
начиная с XV в.; особенно сильное лощение можно отметить в XIX в.
Значительно изменяется на протяжении истории и качество бу-
мажной массы. Особенно заметен прогресс в XV в.: если в более раннее
время сырье измельчалось плохо, так что в бумаге можно разглядеть
разного рода вкрапления и не разложившиеся на отдельные волокна ку-
сочки исходного материала, то с XV в. волокна в пульпе распределяются
более равномерно, отдельные волокна можно даже увидеть на просвет.
Чрезвычайной волокнистостью отличается бумага XVI–XVII вв. Про� -
зрачность бумаги также с течением времени увеличивается.
Исследования Х. Лавдей показали, что в Иране преимущественно
производилась бумага верже, на ней можно наблюдать отпечатки бума-
гоотливочной сетки — линии, называемые вержеры и понтюзо. В XII–
XIV вв. сетка делалась из стеблей травы или тростника, отпечатки ко� -
торых, вержеры, распределялись примерно по 5–7 линий на сантиметр
и были толщиной 1–1,5 мм. В XV в. частота вержеров возрастает до 7–8
линий на сантиметр, а их толщина сокращается до 1 мм. В дальней-
шем количество вержеров на сантиметр возрастает до 8–10. В XVIII в.
сетку начинают делать из металлической проволоки, благодаря чему
количество вержеров возрастает до 16 на сантиметр, а сами линии ста-
новятся более прямыми и ровными. Поперечные линии понтюзо на
иранской бумаге можно наблюдать далеко не всегда; с XIII до XVII в.
они встречаются спорадически и могут быть видны лишь на части ши-
рины листа, располагаясь друг от друга на расстоянии 15, 25 и 30 мм, а

38
также соединяясь в пары. Расстояние между парными понтюзо обычно
около 15 мм, а между парами около 45 мм [Loveday, 2001: 59–64].
Такие методы описания и изучения восточной бумаги широко ис-
пользуются современными исследователями. Элейн Райт, рассмотрев-
шая в своей недавно вышедшей монографии большое число рукопи-
сей, произведенных в Ширазе и в других областях Ирана в XIV–начале
XV в., отметила постепенно возрастающую плотность вержеров, а также
тот факт, что понтюзо встречаются далеко не во всех просмотренных
ею манускриптах. Чаще всего это были одиночные понтюзо, располо-
женные друг от друга на равном расстоянии; но попадались и листы с
группами по два или три понтюзо, а также с чередующимися группами
по два и три понтюзо. В небольшом числе рукописей была использо-
ванная так называемая «веленевая» бумага, при изготовлении кото-
рой на дне формы закреплялась не сетка, а кусок ткани [Wright, 2012:
142–144]. У такой бумаги отсутствуют линии вержеров и понтюзо, но на
поверхности можно наблюдать отпечаток тканевого плетения.
Как видно из исследования Х. Лавдей, в XV в. происходит замет� -
ный скачок в изменении качества производимой в Иране бумаги. Не-
которые исследователи связывают расцвет бумажного производства в
Иране и его одновременный закат в Ближневосточном регионе с опу-
стошительными захватами Багдада (1393 г.) и Дамаска (1400 г.) войска-
ми Тимура. Как следствие, бумажное производство в Сирии, Палести-
не, Ираке пришло в упадок, и местную бумагу с течением времени вы-
теснила с рынка импортная итальянская продукция. К XVII в. подавля� -
ющее большинство рукописей в Турции, Сирии и Египте создавалось
на европейской бумаге с филигранями [Déroche, 2006: 57].
Предполагается, что вывезенные Тимуром из захваченных запад-
ных городов мастера, а также интенсивный культурный обмен с Ки-
таем способствовали качественному подъему производства бумаги в
империи Тимуридов. Следует отметить, что как на западе, в государ-
стве мамлюков Египта, так и в Иране в правление илханов и после-
дующих династий, включая Тимуридов, популярностью пользовались
Кораны, переписанные на листах очень большого размера. Например,
внук Тимура Ибрахим-Султан ибн Шахрух (наместник Шираза в 1415–
1435 гг.) увлекался каллиграфией и за свою жизнь переписал несколько
Коранов; в том числе ему приписывается двухтомный экземпляр, хра-
нящийся в Ширазе в музее Парс [Акимушкин, 1987: 402–403]. Он из-
вестен как «Коран весом в семнадцать манов»; размер листа 72х48 см
[Абу-л-Касими, 2011: 233].
Однако наибольший интерес вызывают разбросанные по шест-
надцати музеям и частным коллекциям листы поистине гигантского

39
размера из Корана, каллиграфия которого приписывается брату Ибра-
хим-Султана, Байсункуру (1397–1433). Семь строк каллиграфического
почерка мухаккак (muḥaqqaq) длиной около 96 см располагаются на
листах высотой почти 179 см, причем листы не имеют полей и, следо-
вательно, предполагается, что их изначальные размеры были еще бо-
лее внушительны [James, 1992a: 24]. В последнее время исследователи
склонны считать эту рукопись Кораном, переписанным для Тимура
одноруким каллиграфом-левшой ‘Умаром Акт̣а‘, — той самой, о кото-
рой рассказывает анекдот, приведенный автором XVI в. К̣ази Ахмадом
[James, 1992a: 18–24; Кази-Ахмед, 1947: 71].
Изучив доступные источники, а также рукописный матери-
ал, ученые пришли к выводу, что наибольший формат был у листов
полноразмерной бумаги сорта багдади (baγdādī) (т. е. багдадской) —
приблизительно 73 на 110 см; уменьшенный формат бумаги багдади
составлял 65 на 98 см [Bloom, 2001: 53]. Размер листов «Корана Бай-
сункура» значительно превосходят этот формат. Предполагается, что
изготовление столь больших бумажных листов потребовало бы при-
менения иных, непривычных мастерам технологий, так как зачер-
пывание бумажной массы формой такого размера вряд ли возможно
осуществить вручную. Вероятно, пульпа не зачерпывалась, а налива-
лась в форму и оставалась в ней до высыхания, из-за чего верхняя
сторона листа оставалась неровной и непригодной для письма. Имен-
но это должно объяснить тот факт, что на сохранившихся листах текст
написан только на одной стороне [James, 1992a: 20]. Правда, некото�-
рые из листов считаются сделанными не ранее XVII в., о чем говорит
частота вержеров бумаги — 11 на сантиметр, в два раза больше, чем во
фрагментах тимуридского времени [Ibid.: 24]. Как отметил В. В. По� -
лосин, опубликованные страницы из рукописи представляют собой
не цельные листы, но склеены из горизонтальных полос, по одной
строке текста на каждой полосе. В связи с этим им высказано пред-
положение, что написанный на полосах бумаги текст мог изначально
предназначаться для переноса на твердый материал, и полосы были
склеены в листы лишь после выполнения этой задачи [Полосин, 2008:
39–42]. Кодикологическое исследование этой примечательной руко-
писи затруднено в силу ее фрагментарности.
На эстетику художественного книжного оформления в Иране
существенно повлияла распространившаяся в XV в. мода на бумагу,
окрашенную и/или раскрашенную орнаментами и рисунками, брызга-
ми золота. Это увлечение связывают с импортом высококачественной
бумаги из Китая, в том числе разноцветной. Цветные листы можно на-
блюдать в поэтических антологиях, на них также писались каллигра-

40
фические опусы, впоследствии включенные в альбомы каллиграфии и
миниатюр муракка‘. Во многих рукописях использовалась бумага раз-
ных цветов – зеленоватая, розовая, оранжевая.
Султан-‘Али Машхади, знаменитый каллиграф конца XV–начала
XVI в., так характеризует предпочтения в выборе цвета писчей бумаги
в своем поэтическом трактате о каллиграфии: «Нет цвета лучше, чем [у
бумаги] китайской. / Нет нужды в том, чтобы ты проверял это [утверж-
дение]. // [Этот цвет составляют] шафран, хна и несколько капель / чер-
нил; ничего другого не одобряй. // Письмо на такой бумаге красиво и
также красиво золото. / Хорошее письмо желательно украсить. // Густой
красный и белый цвета / утомляют глаз [так же], как если смотреть на
солнце. // [Бумага] для письма должна быть полутонов, / чтобы глаз от
нее успокаивался. // На бумаге темных цветов / красиво цветное пись-
мо» [Костыгова, 1957: 133].
Сими Нишапури, библиотекарь из Машхада, составивший в
1433/34 г. трактат «Белоснежная жемчужина» о тонкостях ремесла се-
кретаря-мунши, также говорит о предпочтительности тонирования
бумаги для письма: «Лучше, если белую бумагу немного подкрасят,
потому что белый лист утомляет зрение, подобно тому, как бывают
ослеплены глаза человека, смотрящего на снег, к тому же писания и
свитки мастеров, виденные [мной], были на цветной бумаге» (перевод
наш — О. Я.). Далее он дает подробные рецепты окраски материала в
различные тона. Используются в основном красители, полученные из
растений — шафрана, сафлора красящего, сандалового дерева, амаран-
та, индиго, хны и др. Цвет, называвшийся zangārī (‘ржавый’), получали
при помощи листа меди и уксуса. Краски, изготавливавшиеся из одно-
го ингредиента, Сими Нишапури называет «одиночными» (mufrad), а
цвета, получающиеся при их смешивании, — «составными» (murakkab)
[Porter, 1992: 187–190].
В конце XV в. цветную бумагу начинают все чаще использовать
для изготовления полей книги, имеющих вид рамки, в которую вкле-
ивался написанный на белой или слегка тонированной бумаге текст
(т. н. техника vaṣṣālī). При этом часто на развороте поля имеют разный
цвет, создавая неожиданный визуальный эффект. Мода на цветные
поля в книгах, содержащих поэтический или художественный текст,
сохранялась на протяжении всего XVI в., а в альбомах-муракка‘ они
встречаются и в XIX в.
Разбрызгивание золота по бумаге (zar-afšānī) — еще один декора-
тивный прием, позаимствованный в XV в. у китайцев и сохранивший
актуальность вплоть до XIX в. До нас дошел ряд рукописей, которые
были переписаны в Иране в середине и второй половине XV в. на ки� -

41
тайской бумаге, украшенной не только золотыми брызгами, но и зо-
лотыми художественными изображениями птиц, растений и пейзажа.
Изображения нанесены на бумагу до того, как листы были разрезаны,
а текст написан поверх рисунка [Soucek, 1988: 14–17]. Фрагмент Корана
на такой бумаге хранится сейчас в Москве в коллекции исламского ис-
кусства фонда Марджани; использованная в нем бумага имеет рисунок
в виде сидящей на ветке птицы, что делает рукопись уникальной — это
единственный известный Коран, содержащий изображения живых су-
ществ [Классическое искусство, 2013: 274–279]. Бумага этих рукописей
была изготовлена в Китае и в неразрезанном виде имела непривычный
для мусульманского ареала формат, напоминающий по форме свиток.
В Иран она могла попасть, например, с дипломатическими дарами.
Впечатленные этими образцами, иранские мастера имитировали ки-
тайскую технику золотого рисунка, однако изображения животных и
растений, а также растительные и геометрические орнаменты обычно
помещались ими на полях, контрастных по цвету к центральному про-
странству текста и не предназначенных для письма. Тексты, написан-
ные поверх золотых изображений (как правило, цветов), встречаются
нечасто и обычно относятся к поэзии.

Илл. 1. Илйас б. Йусуф Низами (ок. 1141 — ок. 1209). «Хосров и Ширин».
1530/31 г. (937 г. х.), Герат. Каллиграф Султан Мухаммад Нур. Текст написан
каллиграфическим почерком наста‘лик на бумаге разного цвета (слева жел-
той, справа сиреневой), цветные поля с золотым крапом. Корешок переплета
украшен с внутренней стороны тончайшей ажурной сеткой, наклеенной на
разноцветный фон. РНБ, шифр Дорн 346, л. 43v–44r.

42
 Заметным явлением стало воспроизводство иранскими мастера-
ми техники «мраморной» окраски бумаги — мастерства, корни которо-
го опять же принято искать в Китае. Иранцы называют такую бумагу
«облачной» (abrī), или «бумагой облаков и ветра» (kāγaẕ-i abr-u bād).
Неизвестно точно, когда этот способ украшения листов зародился в
Иране, однако самые старые рукописи, в которых можно его наблю-
дать, относятся к середине XVI в. [Porter, 1992: 52]. Распространившись
из Ирана в Османскую империю, искусство изготовления мраморной
бумаги стало там столь популярным, что и ныне считается одним из
народных ремесел. Для создания «мраморной» окраски в лоток с жид-
костью с кисти капают маслянистые краски разных цветов, которые не
растворяются и плавают на поверхности; мастер старается их не сме-
шивать, а создает при помощи палочки и гребенки разводы и узоры.
Когда на поверхности лотка создается желаемый узор, на нее кладется
лист бумаги, причем, только одна сторона его соприкасается с жидко-
стью и красками. Краски быстро впитываются, и лист вытягивают го-
ризонтально за край через кромку лотка, после чего выкладывают на
просушку. Из Турции эта техника пришла в Европу, где в XVIII и XIX вв.
мраморная бумага широко применялась в переплетном деле.
Вплоть до XVII в. производство бумаги в Иране сохраняет свой
объем, покрывая, в основном, потребности внутреннего рынка, а про-
дукция не теряет высокого качества. Получают развитие эстетические
принципы оформления книг, возникшие при Тимуридах; в иллюми-
нированных рукописях широко используются цветные, с золотым и
серебряным крапом или рисунками поля. Однако XVIII век, период
политической нестабильности и постепенного экономического упад-
ка, становится свидетелем импорта бумаги из Индии, в частности, из
Даулатабада, что, возможно, спровоцировано упадком собственного
производства [Bloom, 2001: 73; Афшар, 2011: 84; Porter, 1992: 28].

а) б)
Илл. 2. А) Бумага верже с группами по три понтюзо. Сборник трактатов по
астрономии. 1407 г. (809 г. х.). РНБ, шифр Дорн 317. Б) Датированная фили-
грань бумаги английского производства “Ruse & Turners 1807”. ‘Абд ал-Вах�-
хаб Нишат Исфахани (1761–1829). «Куллийат». Начало XIX в. (не ранее 1809 г.,
датировка по филиграням), Иран. РНБ, шифр ПНС 112.

43
 В конце XVIII — начале XIX в. на иранский рынок начинает по� -
падать бумага из Европы и, в том числе, из России. Русское бумажное
производство начало развиваться в XVII в., бумага делалась по при�-
шедшим из Европы технологиям на металлической сетке и снабжа-
лась фигурными водяными знаками – филигранями. В 1778 г. декрет
Екатерины II обязал всех производителей включать в изображение на
водяных знаках название фабрики с именем ее владельца, а также год
производства [Uchastkina, 1952: 163–165], благодаря чему рукописи и
документы на русской бумаге второй половины XVIII — начала XIX в.
поддаются довольно точной датировке.
Во времена правления Фатх-‘Али шаха русскую бумагу использо-
вала правительственная канцелярия для написания рескриптов и фир-
манов, о чем свидетельствует, например, небольшое собрание фирма-
нов, относящихся к событиям русско-персидской войны 1804–1813 гг.,
из которых большинство написано на бумаге производства Большой
Ярославской мануфактуры, два — на бумаге фабрики Мещаниновых
в Костромской губернии и один — на бумаге фабрики Ивана Маслова
в Тереньге около Симбирска (РНБ, фонд № 1236, №№ 14-37). Иногда
русскую бумагу можно увидеть и в персидских книгах-кодексах, при-
чем во второй половине XIX в. она уже машинного производства, без
водяных знаков, а происхождение ее можно проследить по рельефным
штемпелям, тиснутым в одном из углов листа.
Чтобы бумага не впитывала чернила и была достаточно ровной
для письма камышовым пером (каламом), поверхность листов под-
вергали дополнительной обработке, лощению. Сначала на бумагу
наносили специальный состав (āhār), обычно из рисового крахмала,
смешанного с клеем, который заполнял поры материала, а затем по-
верхность тщательно полировалась при помощи гладкого предмета
(muhra) — чаще всего полированного агата или раковины. Вот как опи-
сывал этот процесс Султан-‘Али Машхади: «Приготовляй ахар из крах-
мала, / запомни это слово от опытного старика. // Сначала приготовь
массу [из крахмала и воды] и [еще] подлей воды, [чтобы стало пожиже],
/ затем прокипяти это один миг на жарком огне. // Потом прибавь к
этому жидкого клея. / Процеди, чтобы [было] не жидким и не густым.
// Наноси на бумагу и старайся, / чтобы бумага не сдвинулась с места.
// Когда ты нанесешь на свою бумагу ахар, / осторожно проведи по ней
чем-нибудь влажным, [чтобы сгладить неровности]. <…> Лощить бума-
гу следует так, / чтобы на ее поверхности не появилось складки. // До-
ску для лощения следует чисто вымыть, / в силу руки, но не крепко [и]
не слабо» [Костыгова, 1957: 133, 135].
Сими Нишапури, помимо традиционного крахмала, упоминает
лощение с использованием рыбьего клея. Для устранения ворсистости,

44
придания ровности и прочности тонкому листу он советует использо-
вать сок сладкой дыни, семян мирта, семян огурца, винограда, слизь из
птичьего помета, рисовый отвар, гуммиарабик [Porter, 1992: 190].
Мандана Баркешли из Малайзии, проанализировав персидские
трактаты XV–XIX вв., упоминающие о способах лощения бумаги, на� -
шла в них сведения о следующих веществах: крахмал (из пшеницы и
риса), слизь (полученная из риса, блошного семени, огуречных семян,
семян алтея), сироп из винограда или дыни, растительный клей (гум-
миарабик, клей из корней растения эремурус). Изучив при помощи
методов спектрального анализа одиннадцать рукописей XVI–XVIII вв.
(девять переписанных в Иране и две в Индии), она обнаружила, что в
большинстве из них (в восьми случаях) для лощения было использо-
вано семя огурца, причем в одном случае в сочетании с трагакантовой
камедью, и лишь в трех изученных рукописях — крахмал. Основанное
на достаточно узком материале, это исследование, тем не менее, пока-
зывает, что огуречное семя было весьма распространенным матери-
алом, использовавшимся в процессе лощения бумаги [Barkeshli, 2003:
10–13].

3.2. Чернила
Вторым безусловно необходимым для письма элементом, помимо
подготовленной поверхности, являются чернила. Их, как правило, пис-
цы готовили сами, а средневековые руководства по писцовому ремеслу
приводят множество рецептов, как кратких, так и весьма подробных.
В мусульманских странах существовало два основных типа чернил: са-
жевые (тушь, араб. midād) и галловые, называемые также железо-гал-
ловыми (араб. ḥibr). Первые, как следует из названия, приготовлялись
из копоти, образуемой при сжигании органических веществ, смешан-
ной с камедью. Принцип приготовления сажевых чернил был известен
уже в глубокой древности; Ибн Бадис в трактате «Опора для писцов»
приводит множество рецептов с самыми разными исходными мате-
риалами, сжигание которых давало необходимую сажу, будь то жиры
животного или растительного происхождения, рог или шерсть, а так-
же разнообразные связующие элементы (гуммиарабик или, например,
яичный белок) [Levey, 1962: 15–18; Déroche, 2005: 113].
Рецепт чернил, которые Ибн Бадис называет «персидскими»,
предлагает взять за основу вымоченные в уксусе финиковые косточки,
положить их в глиняную посуду и запечатать накрытое материей гор-
лышко глиной. Затем поместить сосуд на день в печь, потряхивая его.
После охлаждения содержимое слеплялось в комочки и при необходи-
мости разводилось для письма [Levey, 1962: 17].

45
 Галловые чернила делались из богатого танином настоя черниль-
ных орешков (галлов) и солей металлов, таких как медный купорос,
сульфат железа, квасцы (двойная сернокислая соль железа). Черниль-
ные орешки — наросты, которые образуются на листьях дуба и других
деревьев при откладывании в них личинок паразитами. Такие чернила
бывают агрессивными к писчему материалу, будь то бумага или перга-
мен, вызывая его разрушение и выпадение текста, что можно нередко
наблюдать в старых рукописях [Ibid.: 114]. В целом ряде рецептов гал�-
ловых чернил, приведенных Ибн Бадисом, упоминается также о добав-
лении в них гуммиарабика [Levey, 1962: 18–21].
‘Абдаллах Кухдизи, живший в Индии во времена правления мо-
гольского императора Акбара (1542–1605), утверждал в трактате «Адат
ал-катиб» («Обычаи писца»), что изначально каллиграфы использо-
вали железо-галловые чернила (midād-i āb-i māzū va zāg), и лишь зна-
менитый каллиграф Ибн Мукла (866–939) начал добавлять в чернила
копоть и камедь [Porter, 1992: 66–67].
Наиболее распространенными в Иране были комбинированные
чернила. Смешанные чернила советует использовать Султан-‘Али
Машхади: брать для этой цели и сажу (dūda), и камедь (ṣamγ), и купорос
(zāg), и чернильный орешек (māzū). Правда, в дальнейших строках сво-
его стихотворного трактата он предлагает заменить купорос на квасцы
(zama), так как «чернилам от купороса бывает вред» [Костыгова, 1957:
130–131].
Сими Нишапури дает подробный рецепт высококачественных сме-
шанных чернил, которые он называет murakkab-i kāmil-i ṭāvūsī («совер-
шенные павлиньи чернила»), с подробным описанием трудоемких про-
цедур, призванных максимально очистить исходное сырье. После сме-
шения четырех основных элементов состава (сажи, камеди, купороса и
отвара чернильных орешков) он советует добавлять в чернила еще отвар
хны, басмы, листьев мирта, розовую воду, экстракт шиповника, отвар
шафрана, морскую пену, толченый алоэ, немного толченого жемчуга,
коралла, мускуса, амбры, а также разведенное золото, серебро, медь и
бронзу. «И эта удивительная смесь, — пишет Сими Нишапури, — никог-
да не изменится из-за смены климата, и долгие годы и бессчетные века
будет оставаться и пребывать на страницах непостоянного времени».
Для тех же, кто находит описанный им способ слишком трудоемким,
он предлагает ряд более простых, один из которых суммирован в сло-
вах четверостишия: «Возьми две драхмы ламповой копоти, без влаги, /
Добавь в нее гуммиарабика четыре драхмы, // Три драхмы чернильных
орешков и полдрахмы турецких квасцов, / И чтобы сделать чернила, ра-
зотри их вместе» [Porter, 1992: 185–186] (перевод наш — О. Я.).

46
 Свидетельством не всегда добросовестной конкуренции среди
писцов-профессионалов служит совет автора трактата: следует беречь
чернила от соперников, которые могут добавить в чернила сок индий-
ского тамаринда, и «тогда этими чернилами нельзя будет написать
правильно ни одного слова» [Ibid.: 194].

4. Калам
Чрезвычайно важным для писца делом было изготовление орудия
письма — тростникового пера, калама. От правильной его очинки и об-
резания кончика во многом зависело качество каллиграфически на-
писанного текста, так что в трактатах по каллиграфии на этот счет со-
держатся подробные инструкции. Каждый каллиграфический почерк
требовал особого способа очинки и обрезки, способы эти со временем
и по мере эволюции почерков менялись. Выделяют три основных спо-
соба обрезания кончика калама: он мог быть отрезан под прямым или
косым углом, или же оставаться необрезанным, закругленным [Gacek,
2009: 42].
Каллиграфы обычно имели свои собственные секреты подготовки
калама. Султан-‘Али Машхади, в частности, ставит читателя в извест-
ность, что следует уравнивать стороны, находящиеся слева и справа от
расщепа, «[так как соотношение их частей как] четырех шестых к двум
шестым — устарело» [Костыгова, 1957: 137]. А Кази Ахмад свидетель-
ствует, что прославленный каллиграф XIII в. Йакут Муста‘сими усовер� -
шенствовал почерк насх (nasx), разработанный его предшественником
Ибн ал-Баввабом, изменив способ заточки калама: «В мастерстве пись-
ма он следовал Ибн-Баввабу, свое писание возводил к нему, но в очин-
ке калема и обрезании конца калема изменил манеру прежних ма-
стеров… Ибн-Бавваб не обрезал конца калема — по этой причине его
письмо не является тонким и изящным. Что же касается киблы калли-
графов (т. е. Йакута — О. Я.) , то он обрезал конец калема, в том прави-
ле совершил изменение и в письме совершил изменение, ибо письмо
подчинено калему» [Кази Ахмед, 1957: 64–65].
С очинкой калама, как и с самим тростниковым пером, было оче-
видно связано много примет и поверий; о некоторых из них рассказы-
вает в своем трактате Сими Нишапури. Он пишет: «Если кто-либо хо-
чет послать в подарок другу перочинный нож, вежество требует, чтобы
к нему была добавлена игла, ибо первый есть орудие разрезания, а вто-
рая — орудие соединения…». Также он предостерегает от того, чтобы
затачивать тростниковое перо с двух концов, ибо это примета, сулящая
владельцу калама потерю. Не следует калам и посылать кому-либо в
дар, покупать и продавать, так как это «обрывает любовь и отвраща-
47
ет расположение». Если писец или счетовод во время письма забудет
что-либо важное и не сможет вспомнить, ему следует положить калам
на правое плечо [Porter, 1992: 184–185].
Сими Нишапури не советует держать готовые чернила в металли-
ческой чернильнице, так как они могут испортиться из-за окислов; в
случае же нужды он предлагает налить в чернильницу немного горяче-
го воска и распределить его по поверхности сосуда [Ibid.: 194].

Илл. 3. Фрагмент миниатюры из рукописи поэмы «Царь и нищий» («Шах ва

дарвиш») Бадр ад-дина Хилали (ум. 1529). 1537/38 г. (944 г. х), Иран. Калли�-
граф Камал. РНБ, шифр Дорн 459, л. 7r. На земле возле ног персонажа лежат
принадлежности писца: книжка в переплете с клапаном, фарфоровая чер-
нильница, калам и перочинный нож.

5. Разметка
Вооружившись каламом, бумагой и чернилами, переписчик книг,
прежде чем нанести текст на поверхность листа, обычно размечал
его. История знает различные способы разметки, применявшиеся в
разное время на разных материалах. В персидских рукописях, писав-

48
шихся почти исключительно на бумаге, мы встречаемся, в основном,
с разметкой при помощи специального приспособления, оставляю-
щего на листе рельефные следы (misṭar или misṭara). Обычно мистар
делался из картона, на который натягивались путем прошивки иглой
толстые нити, создававшие контуры пространства текста и отдельных
строк. Иногда такая разметка делалась и для полей, если на них также
предполагалось разместить текст; строки на полях в таком случае раз-
мечались по диагонали. Бумага прижималась к картону, в результате
чего на ее поверхности оставались вдавленные следы нитей. Мистар
прикладывали не к каждой странице по отдельности, а к уже готовой
тетради, состоящей из нескольких сложенных вдвое и вложенных друг
в друга листов. Поэтому рельеф не на всех листах рукописи будет оди-
наково хорошо выражен.
Одно из самых ранних упоминаний мистара в персидской лите-
ратуре мы встречаем в «Диване Шамса» Джалал ад-дина Руми: «Если
враг твой не уподобился циркулю двуязычием (т. е. неискренностью), /
то отчего круговорот небес держит его в путах, будто мистар?» [Сафари
Ак-Кал‘е, 2011: 67] (перевод наш — О. Я.).
Изредка встречаются книги, переписанные без использования
мистара или какой-либо другой разлиновки, в них количество строк
разнится от страницы к странице, не соблюдаются поля, иногда даже
текст пишется хаотично, в разных направлениях. Как правило, такие
рукописи делались неискушенными в каллиграфической премудрости
людьми для собственного использования и содержали выписки из раз-
личных сочинений, заметки, тематические подборки. Подобное хао-
тичное оформление можно наблюдать в создававшихся в Центральной
Азии в XVIII–XIX вв. собраниях образцов фетв — решений шариатских
судей, распределенных по традиционным тематическим разделам му-
сульманского законоведения (fiqh) и снабженных цитатами из законо-
ведческих сочинений, которые служат обоснованием того или иного
постановления.

6. Тетради;
маркеры последовательности листов и тетрадей
Тетради (kurrāsa, juz‘) собирались, как правило, из двойных ли-
стов, вложенных друг в друга, которые прошивались уже после того,
как книга была переписана целиком. Получали тетрадь обычно путем
складывания большого исходного листа в несколько раз, после чего
сгибы по внешнему краю разрезались. Такой способ давал тетрадь с
четным количеством листов, при этом в большинстве рукописей все
тетради, за исключением первой и последней, состоят из одинаково-
49
го количества листов, чаще всего — четырех или пяти двойных. Писцу
могло не хватить в конце, например, одного листа для завершения тек-
ста, и тогда он аккуратно подклеивал к тетради одиночный лист. Тетра-
ди с нечетным количеством листов можно обычно встретить в начале
и конце рукописи.
Сложенные вдвое листы, из которых состоит тетрадь, часто на-
зывают латинским термином бифолий (bifolium), а половину бифо� -
лия — лист (фолио). У каждого листа есть две стороны — страницы, к
ним применяют также латинские обозначения recto / verso (лицевая
сторона / оборот); в отечественной практике часто применяют литер-
ные значения (например, л.2а и 2б) или же лицевую сторону называют
по номеру листа, а к обороту прибавляют сокращенное обозначение
(например, л.3 и л.3об.). Термин «разворот» применяют к двум стра-
ницам расположенных последовательно листов, например 1v-2r; они
могут принадлежать к разным бифолиям. В книгах, написанных спра-
ва налево, страница verso будет располагаться на развороте справа, а
recto — слева.
Нумерация страниц (пагинация), как и последовательная нуме-
рация листов (фолиация), в мусульманских рукописях редки и обычно
бывают поздним дополнением. Тем не менее, чтобы пока еще несши-
тые в том тетради и листы не перепутались, в разные времена писцы
пользовались различными иными пометами: нумеровали тетради
арабскими числительными (цифрами или словами), буквенными сим-
волами по системе абджад, ставили специальные маркеры, указыва-
ющие на середину тетради. Для ранних персидских рукописей харак-
терна нумерация тетрадей. Например, в самой ранней датированной
персидской рукописи 1056 г. «Китаб ал-абнийа’ ‘ан хака’ик ал-адвийа’»
(«Книга основ фармакологии») Абу Мансура Муваффака ал-Харави но-
мера тетрадей проставлены отчеркнутыми сверху цифрами в верхнем
правом углу стороны recto первого листа каждой тетради.
Наиболее распространенным среди иранских переписчиков спосо-
бом для сохранения последовательности листов в рукописи постепенно
стало проставление на нижнем поле оборотной стороны листа первого
слова, с которого начинается текст следующего листа. Такие подписан-
ные слова принято в отечественной практике называть кустодами (от
греч. «сторож»); в арабском и персидском языке для них существует це-
лый ряд обозначений (istixrādj, ta‘qība, vaṣla, rābiṭa и др.). В современном
обиходе иранских кодикологов наиболее употребительным является
термин rikābe, а также pā-varaq, pā-ye barg [Сафари Ак-Кал‘е, 2011: 123–
124]. Появление кустодов отмечается в персидских рукописях с XIV в., а
с XVI в. их использование становится общепринятой практикой.

50
 7. Палеография персидских рукописей
Самые ранние датированные рукописи на новоперсидском языке
относятся к XI в., однако производство арабографических книг в Ира�-
не, как арабских, так и персидских, имеет более долгую историю. От
ранней эпохи до нас дошли в основном созданные в IX–X вв. на терри�-
тории Ирака и Ирана фрагменты кодексов Корана, преимущественно
на бумаге. Это вполне объяснимо, поскольку священный текст Откро-
вения — наиболее часто переписывавшаяся книга во всем мусульман-
ском мире. Экземпляры его повсюду изготавливались наиболее искус-
ными писцами и богато украшались, а затем бережно хранились. По-
черки, которыми переписывались Кораны в VII–XI вв., внешне сильно
отличались от более поздних и привычных почерков пропорциональ-
ной системы, прежде всего, преобладанием в них прямолинейных и
угловатых элементов, часто отсутствием диакритических точек.
Ранние авторы упоминают названия множества разновидностей
письма, использовавшихся в первые века ислама как при переписке
книг, так и при составлении разного рода официальных и частных до-
кументов (например, [al-Nadim, 1970: 11]), однако практически невоз�-
можно в наше время отождествить их с сохранившимися образцами.
В более позднее время, когда они уже вышли из употребления, за всех
их разнообразием закрепилось название куфи (kūfī; от названия г. Куфа
в Месопотамии); новые разновидности куфи, зачастую усложненные и
дополненные различными декоративными элементами, появлялись
и в дальнейшем, но использовались, как правило, в декоративных це-
лях. Мы видим их в заставках и рубриках рукописных книг, в надписях,
украшающих предметы прикладного искусства, на фасадах зданий.
С начала X в. в переписке Коранов стал использоваться почерк,
которому в научной литературе давалось множество названий, на-
пример, «ломаный куфи», однако наиболее часто ему дают географи-
ческое определение, называя «восточный куфи» или «иранский куфи».
Французский палеограф Ф. Дерош, отказавшийся от использования
термина куфи и предложивший новую классификацию арабских по-
черков раннего периода, характеризует этот тип письма как «новый
аббасидский стиль». Отмечено, что почерк сложился во многом под
влиянием курсивных почерков, развивавшихся независимо от корани-
ческой каллиграфии; в IX в. он уже широко использовался в переписке
некоранических текстов [Déroche, 1992: 132–133]. Автор недавно вы� -
шедшей обширной монографии по исламской каллиграфии Шила Блэр
придерживается термина «ломаный курсив», подчеркивающего то, что
происхождение почерка не связано с «куфическими» почерками ран-
них Коранов [Blair, 2006: 144].

51
 Тем не менее некоторые исследователи, особенно иранские,
склонны отождествлять «восточный куфи» с упомянутым ан-Надимом
почерком фирамуз (fīrāmūz), «на котором пишут и читают персы» [al-
Nadim, 1970: 11], подчеркивая, таким образом, роль иранцев в разви� -
тии арабографической каллиграфии уже на раннем ее этапе [Karimi-
Nia, 2006: 164, 167].
Тот же обиходный угловатый курсивный почерк, который по-
служил основой для создания коранического «нового аббасидского
стиля» письма, использовался и для записи персидских текстов. Его
характерные особенности мы можем наблюдать в самой старой дати-
рованной персидской рукописи, хранящейся ныне в Австрийской на-
циональной библиотеке в Вене. Она была переписана в январе 1056 г.
(шаввал 447 г. х.) известным лексикографом и поэтом ‘Али б. Ахмадом
ал-Асади ат-Туси. Этот ценнейший для истории иранской культуры
манускрипт содержит сочинение по фармакологии «Китаб ал-аб-
нийа’ ‘ан хака’ик ал-адвийа’» («Книга основ фармакологии») Абу Ман-
сура Муваффака ал-Харави. Несколько лет назад было осуществлено
его факсимильное издание со вступительными статьями Ираджа Аф-
шара, Берта Фрагнера и ряда других ученых [Abū Manṣūr Muwaffaq,
2009].
К усовершенствованию и кодификации «ломаного курсивного
почерка», вероятно, приложил немало усилий один из самых знаме-
нитых мусульманских каллиграфов Абу ‘Али Мухаммад ибн ‘Али, из-
вестный как Ибн Мукла (886–940) [Blair, 2006: 157–160]. Разработанная
им система письма основана на строгих пропорциональных соотно-
шениях всех элементов. Примерно через сто лет после Ибн Муклы дру-
гой не менее прославленный каллиграф, ‘Али б. Хилал по прозванию
Ибн ал-Бавваб (ум. 1022 или 1031), продолжил совершенствовать эти
принципы. Коран, переписанный рукой Ибн ал-Бавваба в 1000/01 г.
(391 г. х.), хранится в Библиотеке Честера Битти в Дублине, демонстри-
руя переходную ступень от «ломаного курсива» к более привычному
современному читателю почерку насх.
Писцы иранского происхождения активно участвовали в раз-
работке и совершенствовании классических почерков арабского
каллиграфического письма. В рамках этой системы были выработа-
ны стандартные пары, составившие впоследствии так называемую
«шестерку» (араб. al-aqlām as-sitta, перс. sitta или šiš qalam): мухак-
как (muḥaqqaq), райхан/райхани (rayḥān/rayḥānī), тауки‘ (tawqī‘), рика‘
(riqā‘), сулс (suls), насх (nasx). Подробная характеристика и описание
этих почерков даны в статье О. Ф. Акимушкина [Акимушкин, 1987:
337–347], так что здесь мы лишь кратко перечислим их. Мухаккак

52
и райхани — парные почерки, отличающиеся в основном разме-
ром, использовались почти исключительно для переписки Коранов
и были в этом качестве очень популярны до XV в. включительно.
Экземпляры текста Божественного откровения, переписанные на
огромных листах прекрасным крупным мухаккак̣ом и богато иллю-
минированные, были особенно любимы в илханидском и тимурид-
ском Иране и мамлюкском Египте. Тауки‘ и рика‘— более курсивные
и изобилующие лигатурами парные почерки, зародившиеся в не-
драх дворцовых канцелярий; основное различие между ними также
заключается в размере.
Одной из разновидностей тауки‘ был почерк мусалсал (‘уподо-
бленный цепочке’), в котором буквы лам и алиф переплетались между
собой, создавая петельки [Gacek, 2009: 264]. О нем упоминает, напри� -
мер, в своих стихах великий персидский поэт Джалал ад-дин Руми:
«Сердце ты от меня скрываешь, — чтобы я не познал [его]; / пишешь
почерком мусалсал, — чтобы я не прочел» [Маулави, 1996: II, 641] (пе� -
ревод наш — О. Я.).
Сулс, округлый и курсивный почерк, не допускающий, в отличие
от предыдущих двух, дополнительных лигатур между словами и несое-
диняемыми буквами, изначально использовался в официальной пере-
писке, но постепенно утратил практическое значение и приобрел в ос-
новном декоративные функции. Наконец, насх, считавшийся парным
сулсу, стал наиболее распространенным типом письма для копирова-
ния литературных текстов.
Именно насхом переписано подавляющее большинство дошед-
ших до нас персидских рукописей, созданных до конца XIV в. Осталь�-
ные почерки классической «шестерки» получили распространение
в персидских рукописях в качестве декоративных элементов. Сулс
и стилизованный куфи обычно используются в заглавиях на первой
странице, часто инкорпорированных в орнаментированный фрон-
тиспис, в басмале перед началом текста (обычно инкорпорирован-
ной в заставку), а также в рубриках, заголовках разделов. В последних
можно встретить и более курсивный почерк тауки‘. Почерком рика‘,
более мелким вариантом тауки‘, могли писаться колофоны, владель-
ческие приписки.
Эпоха преобладания «ломаного курсива», а затем вытеснившего
его насха в персоязычной книге охватывает период до XIV в. В течение
этих столетий арабский алфавит постепенно адаптируется к персид-
скому языку, вводятся и закрепляются в обиходе знаки для обозначе-
ния отсутствующих в арабском языке фонем (p, č, ž, g). Поэтому, а также
вследствие продолжающегося в то время процесса формирования фо-

53
нетики литературного персидского языка, в записанных в этот период
текстах можно наблюдать и орфографические особенности, исчезнув-
шие впоследствии. Вплоть до начала XIII в. встречается графема ‫ ﭪ‬,
служившая для обозначения некогда существовавшего звонкого губ-
ного спиранта β, перешедшего впоследствии в b или w [Lazard, 1963:
137–138; Акимушкин, 1987: 334]. Так называемый ẕāl-i fārsī («персид-
ский зал») — замена смычного d на щелевой δ в поствокальной пози-
ции, встречается в персидских рукописях западного ареала вплоть до
второй половины XIV в.; на востоке Ирана (в Мавераннахре и Восточ� -
ном Хорасане), а также в Северной Индии эта особенность исчезает су-
щественно раньше.

Илл. 4. Фарид ад-дин ‘Аттар (1145–1221). «Книга тайн» («Асрар-наме»). 1342–

1343 г. (743 г. х.). Переписчик Мухаммад б. Халил. Переписана почерком насх
с архаичными элементами орфографии. СПбГУ, шифр Ms.O. 1043.

54
 К XV в. процесс формирования орфографии персидского пись�-
ма завершается; поэтому представляется закономерным, что именно
в это время происходят качественные изменения в его каллиграфи-
ческой составляющей. В течение второй половины XIV в. в западных
районах Ирана отмечается постепенное изменение формы ряда букв
почерка насх в персоязычных рукописях. Изменения происходят в сто-
рону большей плавности, курсивности; при этом каллиграфы старают-
ся, чтобы текст оставался легко читаемым. В дальнейшем новый тип
почерка был осмыслен эстетически с позиции принципов гармонии и
пропорциональности, характерных для искусства арабской каллигра-
фии. Так завершается формирование нового почерка, применяюще-
гося почти исключительно для начертания персидских текстов — на-
ста‘лика (nasta‘līq) [Акимушкин, 1987: 351].
Термин наста‘лик произошел от стяжения названий двух почер-
ков, элементы которых в нем слились, насха и та‘лика. Та‘лик (ta‘līq;
букв. ‘подвешивание’) — секретарский почерк высокой степени кур-
сивности, в котором буквы соединялись между собой. На его основе
живший в конце XIV в. Тадж ад-дин Салмани Исфахани выработал
скорописную разновидность шикаста-йи та‘лик (šikasta-yi ta‘līq), в
которой допустимо соединение практически всех букв и даже слов в
строке. Одним из признанных мастеров этого почерка был каллиграф
XVI в. Ихтийар ал-Мунши Гунабади, образцы письма которого можно
увидеть во многих альбомах с образцами каллиграфии муракка‘. При-
менялся та‘лик, первый почерк, возникший исключительно в иран-
ской среде, в основном, в официальной переписке; начертанные им
кодексы чрезвычайно редки.
Оба почерка, и та‘лик, и наста‘лик, действительно, несут в себе
элемент «подвешенности». При взгляде на страницу, написанную по-
черком шикаста-йи та‘лик, возникает впечатление, что все слова в
строке как бы подвешены за свое начало, прикреплены к натянутой
поверх строки струне. Высказывались даже предположения, что исто-
ки этой своеобразной эстетики следует искать в иранском письме на
основе арамейской графики, использовавшемся для среднеперсидско-
го языка (пехлеви) до распространения ислама. Почерк наста‘лик про-
изводит более спокойное, уравновешенное впечатление: он не подра-
зумевает «запрещенных» лигатур, «подвешенность» в нем присутству-
ет в частях слов, разделенных пробелами между несоединяющимися
буквами, что создает более короткие диагонали и способствует более
равномерному и свободному распределению плотности текста.
Традиция связывает изобретение почерка наста‘лик с именем
каллиграфа первой половины XV в. ‘Али б. Хасана Табризи, о чем, на� -

55
пример, пишет и прославленный мастер наста‘лика Султан-‘Али Маш-
хади: «Если [и] существует мелкий и крупный насх-и та‘лик, / [то] изо-
бретателем [его] является ходжа Мир-‘Али. // У него было родство с веч-
ным ‘Али, / род его также восходит к ‘Али. // С тех пор, как существует
мир и человек, / никогда не было на свете такого почерка. // Он соизво-
лил изобрести [его] тонким разумом / из почерка «насх» и из почерка
«та‘лик». // Тростник пера его оттого сладостен, / что происхождение
его из святой земли Тебриза» [Костыгова, 1957: 140–141].

Илл. 5. Са‘ди. «Куллийат». 80-е гг. XIV в., Шираз. Почерк — ранний, не вполне
сформировавшийся наста‘лик. РНБ, шифр ПНС 551, л. 124r.

56
 На примере целого ряда рукописей, созданных в Ширазе в тече-
ние XIV в., Элейн Райт проследила постепенную эволюцию письма
от насха к наста‘лику. Она показала, что последний возник посте-
пенно в результате трансформации насха на протяжении несколь-
ких десятилетий XIV в. [Wright, 2003; Wright, 2012: 231–254, 306–
319]. Наиболее ранним датированным образцом почерка, в котором
присутствуют все характерные особенности наста‘лика, она считает
«Куллийат» (собрание сочинений) персидского поэта ‘Имада Факи-
ха, переписанный в 1370 г. и хранящийся в Российской националь-
ной библиотеке в Санкт-Петербурге (подробное описание рукописи
см. [Акимушкин, 1980]). Райт сделала вывод, что именно ширазские
мастера сыграли ключевую роль в развитии нового почерка, кото-
рый затем был воспринят каллиграфами Багдада и Табриза [Wright,
2012: 250–251].
Это последнее утверждение, правда, расходится с наблюдениями
Франсиса Ришара, который отметил схожие тенденции в некоторых
рукописях, произведенных в Табризе. По его предположению, новый
почерк формировался одновременно в двух центрах, в Ширазе (столи-
це государства Музаффаридов) и Табризе (столице Джалаиридов). Он
приводит свидетельство из трактата «Тухфат ал-мухиббин» («Подарок
возлюбленным»), который был составлен в Индии в 1454 г. каллигра-
фом из Шираза Абу-д-Да‛и Йа‛кубом б. Хасаном б. Шайхом по прозва-
нию Сирадж Хусайни Ширази. Автор трактата упоминает существова-
ние одновременно двух стилей наста‘лика, ширазского и табризского
[Richard, 2003: 8]. По-видимому, географические рамки процесса не
имели четкой определенности. Писцы часто переезжали из одного го-
рода в другой, что способствовало широкой циркуляции новых веяний
в каллиграфическом искусстве [Blair, 2006: 276].
С пятнадцатого века и вплоть до двадцатого в Иране сохраняет-
ся тенденция переписывать персидские тексты наста‘ликом, а араб-
ские — насхом. Это правило не является строгим; тем не менее насх,
если и встречается в персидских текстах, то, как правило, в прозе — со-
чинениях по историографии, законоведению, естественным наукам.
Использование двух почерков, насха и наста‘лика, часто при-
менялось для визуального выделения в персидском тексте арабских
вставок — айатов Корана, хадисов, иных цитат. Насх остается предпоч-
тительным почерком для переписки текста Корана. Тем не менее, из-
редка можно встретить священный текст, начертанный наста‘ликом,
как, например, в оконченном в 1538 г. Коране Шах-Махмуда Нишапу-
ри, работавшего в придворной библиотеке шаха Тахмаспа в Табризе в
1520 х–1540 х гг. [Акимушкин, 1987: 352–353; Blair, 2006: 433, fig. 10.7].

57
Илл. 6. Садр ад-дин Мухаммад б. Хасан Низами Нишапури (ум. 1235). «Венец
доблестных деяний» («Тадж ал-ма’асир»). 1426 г. (829 г. х.). Калиграф Кутб ад-
дин б. Хасан-шах ал-Кирмани. Рукопись из библиотеки мирзы Байсункура б.
Шахруха (ум. 1433). Персидский текст почерком наста‘лик, арабские цитаты
и стихи насхом и сулсом. СПбГУ, шифр Ms.O. 578, л. 12v.

58
 Самой заметной вехой в дальнейшем развитии почерка насх на
иранской почве стало творчество каллиграфа конца сефевидской эпо-
хи Ахмада Найризи, датированные работы которого относятся к пери-
оду между 1676/77 и 1740 гг. Он разработал собственную, ритмичную и
одновременно уравновешенную манеру письма. Для нее характерны
одинаковые уменьшенные пробелы между словами и огласовки, рас-
положенные на равном расстоянии от линии строки. Его стиль стал
эталоном для более поздних каллиграфов Каджарского периода [Blair,
2006: 423–426].
К классическим образцам наста‘лика относят творчество при-
дворных сефевидских каллиграфов первой половины XVI в. — Султа� -
на-‘Али Машхади (ум. 1520), Шах-Махмуда Нишапури (ум. 1564), Мира
‘Али Харави (ум. 1544) и других, известных не только по именам, но и
по сохранившимся кодексам и альбомным образчикам каллиграфии.
Почерк мастеров той эпохи в рукописных кодексах отличается чрез-
вычайной уравновешенностью, элегантностью и аккуратностью, соз-
дающей ощущение камерности и интимности. Образчики Мира ‘Али
Харави, любившего писать четверостишия более крупным вариантом
почерка (jalī), располагая каждую из строк по диагонали (т. н. čalīpā),
демонстрируют иную ипостась наста‘лика, его декоративный потен-
циал.
Важную роль в развитии почерка сыграл придворный каллиграф
шаха ‘Аббаса, ‘Имад ал-мулк Мухаммад б. Хасан Мухаммад Шафи‘
ал-Хасани ас-Сайфи ал-Казвини (ок. 1554–1615), известный как Мир
‘Имад ал-Хасани. Его образчики отличаются от работ предшествен-
ников смелостью, динамичностью, подчеркнутой контрастом между
утолщенными горизонтальными и тонкими вертикальными линиями.
Мир ‘Имад погиб в результате придворной интриги, после чего многие
из его учеников были вынуждены бежать в Индию, захватив с собой
образцы его искусства. Благодаря этому его стиль письма обрел попу-
лярность не только в Иране, но и при дворе Великих Моголов.
Из мастеров позднего периода наиболее влиятельным, пожалуй,
является каллиграф каджарской эпохи Мирза Мухаммад-Риза Калхур
(1829–1892), носивший почетное прозвище «Гордость писцов» (faxr
al-kuttāb). Творил он уже в эпоху, когда в Иране активно развивался
литографический способ книгопечатания. Для наста‘лика его стиля
характерна большая плотность письма с максимальным контрастом
между утолщенными горизонтальными и тонкими вертикальными
«хвостиками» окончаний букв [Blair, 2006: 446].
Помимо Ирана наста‘лик обрел популярность и широко приме-
нялся в Индии и Средней Азии, а также в Османской империи — регио-

59
нах, где велась переписка сочинений на персидском языке. Во всех этих
регионах почерк приобретал со временем свои характерные особенно-
сти, так что в каталожных описаниях кодексов можно встретить такие
определения, как «индийский» или «среднеазиатский наста‘лик».
По аналогии с шикаста-йи та‘лик, курсивным и изобилующим до-
полнительными лигатурами вариантом та‘лика, в конце XVIII в. склады�-
вается шикаста-йи наста‘лик, или наста‘лик-и шикаста — скорописный
«ломаный наста‘лик». Самым ярким представителем искусства писания
шикаста, был ‘Абд ал-Маджид Дарвиш Таликани (1737/38 г.–1771/72),
уроженец деревни Мехран в местности Таликан около Казвина, который
провел большую часть своей недолгой жизни в Исфахане. В начале карье-
ры ‘Абд ал-Маджид обучался по образчикам Мира ‘Имада, затем сосредо-
точился на овладении почерком шикаста и достиг в нем совершенства,
оказав влияние на многие последующие поколения каллиграфов [Байани,
1980: 252–254]. Сфера применения шикаста-йи наста‘лик — переписка (в
основном, частная), стихи (обычно, сборники лирических стихотворе-
ний-газелей и четверостиший), образцы каллиграфического письма для
альбомов, личные заметки, заметки на полях рукописей. В XVIII–XIX вв.
часто красными чернилами и мелким почерком шикаста вписывался
между строками текста Корана его персидский перевод.

8. Художественное оформление
Художественное оформление в персидских рукописях включает
в себя как сюжетные изображения — миниатюры, иллюстрирующие
в основном (хотя и не всегда) сцены из текста, так и орнаментальные
композиции. Программа орнаментального и художественного оформ-
ления рукописи обычно задавалась до начала ее переписки, чтобы кал-
лиграф мог произвести разлиновку и расположить текст на страницах
с учетом миниатюр, заставок, заголовков, которые появятся в книге
позднее. Добавление художественного декора не всегда выполнялось
непосредственно после окончания переписки. В силу переменчивых
жизненных обстоятельств нередко зарезервированные писцом для
миниатюр и заставок поверхности оставались на годы, десятилетия, а
иногда даже и столетия незаполненными, пока один из владельцев не
находил средства на оплату услуг художника (naqqāš) или декоратора
(muẕahhib). Запланированная иллюминация могла навсегда остаться
невыполненной, как, например, в рукописи поэмы «Маснави-йи ма‘на-
ви» («Поэма о скрытом смысле») Джалал ад-дина Руми в РНБ (ПНС 255),
переписку которой чрезвычайно мелким и четким каллиграфическим
насхом завершил в Тегеране в 1836–1837 гг. Мухаммад Махди б. Мухам-
мад Казим Исфахани. На переплетном листе перечислены элементы

60
Илл. 7. Сборник-байаз стихотворений Са‘ди (ок. 1203–1291), Му‘иззи (ум. ок.
1125), Хатифа (ум. 1783). 1837/38 г. (1253 г. х.), Иран. Орнаментальная застав-
ка перед началом текста; почерк шикаста-йи наста‘лик. Переписчик Абу-л-
Хасан; по заказу каджарского принца Мухаммада Таки Хусам ас-Салтане для
подарка И. О. Симоничу. РНБ, шифр ПНС 358.

61
иллюминации (taẕhīb), которые, очевидно, предполагалось исполнить
в этом кодексе — рамки, заставки, оглавление, украшения для послед-
них страниц шести частей (дафтаров) поэмы, заставки в разделах тек-
ста. Ничего этого в рукописи мы не наблюдаем, лишь одна из страниц
(л. 33r), возможно, в качестве образца, украшена золотыми рамками,
тремя заставками с заголовками разделов и золотым медальоном на
верхнем поле.
Мы намеренно оставляем за рамками данной статьи сюжетную
книжную миниатюру. Расцвет этого направления искусства пришелся
в Иране на XIV–XVII вв., подарил миру множество шедевров, создан�-
ных выдающимися мастерами. Однако изучение школ и направлений
миниатюрной живописи — это отдельная и слишком обширная тема,
чтобы даже беглый ее обзор мог быть помещен здесь. Что же касается
книжной иллюминации, то ее мы никак не можем обойти вниманием,
ведь помимо эстетической она исполняет и практическую функцию:
визуализирует для читателя структуру текста.
Одним из простейших способов украшения текста является об-
водка занятого текстом пространства рамкой (jadval). В персидских
манускриптах рамки, составленные из двойных красных линий, появ-
ляются в крупноформатных рукописях в конце XIII в., в эпоху правле�
-
ния илханов. Позднее, в тимуридскую эпоху, рамки обычно рисовались
золотом, обведенным тонким черным контуром. Часто по внешнему
краю рисовалась еще одна рамка синего цвета. Большие по объему по-
эмы или собрания сочинений поэтов часто переписывались в четыре,
иногда даже в шесть столбцов, разделенных рамками. Позднее появля-
ются и более сложные рамки: к золотым и синим обводам добавляются
также красные, оранжевые и бирюзовые. С распространением в XV в.
техники вассали — инкорпорирования текста в поля из окрашенной
или декорированной бумаги — такие многослойные рамки искусно
маскируют кромку склейки (см. илл. 2).
В XV в. довольно широко распространяется практика помеще� -
ния в книгу, помимо основного сочинения, еще одного текста, разме-
щенного на полях; при этом строки последнего располагаются по ди-
агонали, и если текст стихотворный, то каждая строка содержит одно
полустишие (miṣrā‘). Второй текст писался обычно на верхнем, боко-
вом и нижнем поле, а вокруг него с трех сторон чертилась дополни-
тельная рамка, обычно одноцветная или золотая с черным обводом,
называемая kamand (‘аркан’). Позднее такие рамки-каманд, визуаль-
но объединяющие две страницы разворота, можно наблюдать и без
маргинального текста, уже как декоративный, а не функциональный
элемент.

62
 Илл. 8. ‘Абд ар-Рахман Джами (1414–1492). «Куллиййат». 25.06.1527 г.
(20.09.933 г. х.). Каллиграф Максуд. На первом листе — розетка-шамса с
оглавлением рукописи и экслибрисом сефевидского принца Бахрама Мирзы
(1517–1549). РНБ, шифр Дорн 422, л. 1.

63
 В рукописях, не предназначавшихся для знатных заказчиков,
первая страница, как правило, не украшалась какими-либо орна-
ментами. Самые ранние образцы имеют на первой странице текст с
указанием названия сочинения и его автора, как, например, в упо-
минавшейся выше «Книге основ фармакологии» 1065 г. Однако в бо-
лее позднее время эта практика становится все более редкой; если на
первом листе не планировалось размещение каких-либо декоратив-
ных элементов, то и текст с названием на нем перестает размещать-
ся. Многие скромные записи с названием текста рукописи, которые
можно заметить на первых листах, обычно в одном из верхних углов,
являются позднейшими и нанесены библиотекарями, книгопродав-
цами или владельцами книги.
В книгах, изготовленных для придворных библиотек или же по
заказу знатных и состоятельных вельмож, на начальной странице за-
частую помещалась соответствующая запись, начинающаяся словами
bi rasm xizānati-l-kutub… или li xizānati-l-kutub… («для книгохранили-
ща…»). Эта фраза, выполненная каллиграфическим почерком, часто
цветными чернилами или золотом, обычно вписывалась в какой-либо
декоративный элемент, например, в расположенный в центре стра-
ницы медальон круглой или миндалевидной формы, или становилась
частью композиции фронтисписа, занимающей всю страницу. В ней
упоминались титулатура и имя заказчика рукописи.
Следует учитывать, что слово «фронтиспис» позаимствовано из
терминологии европейского издательского дела, где оно означает де-
коративную страницу, помещаемую на одном развороте с титулом. В
современной иранской кодикологической практике для обозначения
первой страницы рукописи используется, независимо от того, оформ-
лена ли она художественно, персидский термин pušt (‘спина, задняя
сторона’) в словосочетаниях pušt-e ketāb, pušt-e nosxe или аналогичный
ему арабский термин ẓahr.
Запись с именем заказчика часто помещалась в медальоне, где для
нее специально оставлялось незаполненное орнаментом простран-
ство, которое могло быть покрыто золотым или иного цвета фоном.
Для композиции на первой странице рукописей в XIV в. характерно
также размещение вверху и внизу страницы названия и имени авто-
ра сочинения, часто вписанных в орнаментированные рамки (katība)
продолговатой формы, прямоугольные или с закругленными углами.
Надписи и центральный медальон могли объединяться общей
рамкой, а пространство между ними покрывалось позолотой или ор-
наментом, таким образом, создавая композицию фронтисписа. В ти-
муридскую эпоху появляются «двойные» или «развернутые» фрон-

64
тисписы — две страницы в разворот, украшенные симметричными
относительно друг друга композициями. Последние включают в себя
такие элементы, как центральные медальоны, расположенные сверху
и снизу от центрального малые медальоны, орнаментированные пря-
моугольные рамки (с надписями или без), а также иногда и угловые
декоративные элементы. В богато украшенных сборниках, вышедших
из придворных мастерских, таких развернутых фронтисписов может
быть несколько, перед началом каждого из сочинений.
Двойные фронтисписы, центральная часть которых на обеих
страницах занята текстом начала сочинения, встречаются в персид-
ских рукописях, начиная с XIV в. В ширазских манускриптах первой
половины и середины столетия такие двойные фронтисписы помеща-
лись сразу за «титульной» первой страницей, украшенной медальоном
(šamsa) или одинарным фронтисписом. В ранних образцах текст зани-
мает большую часть листа, а орнаментальная часть представлена до-
вольно узкими рамками с медальонами, расположенными на внешних
полях. Позднее, начиная со второй трети XV в., орнамент становится
все более пышным, а занимаемое текстом пространство постепенно
сужается.
Медальоны в центре пустого листа или орнаментальной компози-
ции по форме могут быть круглыми (šamsa), фестончатыми, или иметь
заостренную, миндалевидную форму (turunj). Если в первой половине
и середине XIV в. они, как правило, окружены по контуру орнаментом
из крупных разноцветных лепестков, то в Тимуридскую эпоху и позд-
нее медальоны имеют тонкую синюю обводку с отходящими в сторо-
ны синей же краской нарисованными тонкими лучами (šarāfa). Малые
медальоны, расположенные по центральной оси сверху и снизу от
центрального, носят название sarturunj. В углах прямоугольной ком-
позиции помещались украшения, называемые lačakī (от перс. lačak ‘ко-
сынка, треугольный платок’). Искусство украшения книг развивалось
параллельно с другими декоративными искусствами, поэтому схожие
элементы декора можно наблюдать и на иных прямоугольных поверх-
ностях, будь то элементы архитектурных сооружений, резные деревян-
ные или костяные изделия, ковры.
Начало текста рукописи, как правило, размещалось на оборотной
стороне первого или одного из начальных листов. Любой текст в му-
сульманской культуре принято начинать с басмалы — фразы «Во имя
Бога, милостивого, милосердного», и достаточно рано возникла тен-
денция ее выделять цветом и украшать при помощи выразительных
средств каллиграфии и орнамента. Так появляются заставки в начале
текста, называемые персами sarlavḥ. До эпохи Тимуридов эти заставки

65
обычно представляют собой узкие прямоугольные рамки с орнамен-
том и текстом (басмалой, иной молитвенной формулой или заглави-
ем книги или ее раздела, см. илл. 5). С конца XIV в. заставки начинают
приобретать все более пышные формы, у них появляются выступаю-
щие сверху украшения — сначала напоминающие зубцы, а потом и ку-
полообразные, называемые «корона» (tāj) (см. илл. 7).
Сарлавх занимает все большую часть страницы, а начальная стро-
ка текста оттесняется вниз. Начальный разворот с текстом, начиная
с позднесефевидской эпохи, зачастую украшался декором на полях,
даже если подобные украшения на остальных листах рукописи отсут-
ствовали. Для более раннего времени характерно вклеивание текста в
уже декорированные цветные поля (vaṣṣālī).
Для заголовков разделов, встречающихся внутри текста, особен-
но в стихотворных произведениях, часто использовались рамки, вну-
три которых помещался орнамент и заглавие раздела. Для выделения
фраз, цитат и отдельных слов использовался цвет (красный, синий,
оранжевый, зеленый), золото, белила поверх синего фона. Написанные
твореным золотом надписи, как правило, недостаточно контрастно
видны на светлой бумаге, поэтому их обводят тонкой черной линией —
искусство, называемое takḥīl (‘обводка сурьмой’). Эффекта выделения
слова или фразы (заголовка, цитаты) достигают, как правило, не только
применением контрастного цвета, но и использованием другого по-
черка, зачастую более крупно написанного, чем основной текст.
Украшения можно встретить и на последнем листе персидского
манускрипта. Обычно конечные строки текста и его колофон посте-
пенно сужаются, создавая подобие равнобедренного треугольника;
оставшееся же пространство листа покрывалось растительным или
цветочным орнаментом.
Особенно богато украшенные рукописи имеют также золочение
и иной декор на пространстве между строк текста. Контуры строк об-
ведены тонкой черной линией, пространство между линиями покры-
вается твореным золотом, создавая как бы золотые «облачка». Иногда
линия контура не плавная, а мелко-фестончатая, тогда золочение име-
ет зубчатые края; такая техника называется dandānmūšī (‘с зубами, как
у мыши’), то есть зубчатый край уподобляется следам, оставленным
зубами мышей.

9. Шитье и переплет
Готовая книга принимает завершенный вид после сшивания те-
традей (ṣaḥḥāfī) и облачения в переплет (jild). В технологии изготовле-
ния, эстетике и методах художественного оформления мусульманский

66
переплет имеет много отличий от того, что мы можем наблюдать в
средневековых и современных европейских книгах. Изысканно укра-
шенные переплеты, вышедшие из-под умелых рук восточных масте-
ров, уже больше века привлекают внимание историков искусства исла-
ма. Многочисленные публикации по этой теме ставили своей задачей
не только демонстрацию отдельных образчиков искусства, но и изуче-
ние его типологии, истории, хронологии развития, а также материа-
лов, рецептов и технических приспособлений, которыми пользовались
средневековые переплетчики (обзор литературы по теме см. [Bosch,
Carswell, Petherbridge, 1981: 1–3]).
Изучая исламский переплет как единое явление, исследователи
выделили несколько его основных типов: персидско-турецкий, си-
ро-египетский, магрибинский, южноаравийский. Ряд специализиро-
ванных работ посвящен художественным особенностям персидских
переплетов [Hendley, 1893; Sakisian, 1934; 1937; Aga-Oglu, 1935; Gratzl,
1939].
Со второй половины XX в. все больше внимания уделялось сред� -
невековым источникам, руководствам для ремесленников, содержа-
щим описание переплетного ремесла. Из арабских источников прежде
всего следует назвать уже упоминавшийся трактат Ибн Бадиса, руко-
водство по переплетному делу в сочинении «Китаб ат-Тайсир фи си-
на‘ат ат-тасфир («Книга, облегчающая изготовление книг») Бакра б.
Ибрахима ал-Ишбили (ум. 1231 или 1232) (арабская терминология из
этого источника рассмотрена в статье Адама Гачека [Gacek, 1990]), на� -
писанный в 1619 г. трактат «Сина‛ат тасфир ал-кутуб ва халл аз-за-
хаб» («Ремесло переплетения книг и разведения золота») Мухаммада
ас-Суфйани (английский перевод [Levey, 1962: 51–55]). Последние два
сочинения составлены авторами магрибского происхождения. Един-
ственный источник на персидском языке — уже упоминавшийся сти-
хотворный трактат «Рисала-йи джилдсази» («Трактат об изготовлении
переплетов») Саййида Йусуфа Хусайна, самый ранний список которо-
го, хранящийся в Мадрасе в Государственной библиотеке восточных
рукописей, датирован 1224 г. х. (1809/10 г.).
Изучение национального искусства художественного переплета
развивалось и в Иране. В 1979 г. под редакцией Ираджа Афшара вышел
сборник статей и кратких заметок под названием «Традиционное пере-
плетное дело», посвященных различным аспектам переплетного дела в
Иране [Саххафи-йе соннати, 1979]. В сборник вошел текст упомянутого
трактата Йусуфа Х̣усайна [Ibid.: 107–149], эссе И. Афшара «О переплет�-
ном деле в культурном и историческом аспектах» [Ibid.: 77–94], статья
Насери Амини о разновидностях покрытия крышек переплетов и спо-

67
собах их украшения [Ibid.: 1–35], исследование Мухаммада-Таки Да� -
нешпажуха об источниках по технологии и истории переплетного дела
[Ibid.: 44–59], заметки Тахери ‘Эраки об известных иранских мастерах
переплетчиках, начиная с XVI в. и до наших дней [Ibid.: 63–71], а также
другие материалы, в том числе, библиографические. «Трактат об изго-
товлении переплетов» в 2011 г. был переиздан ‘Али Сафари Ак-Кал‘е. В
справочном пособии по персидской кодикологии этого же автора об-
ширный раздел посвящен описанию всех этапов создания переплета с
привлечением материала из «Трактата» и арабского сочинения «Китаб
ат-тайсир» ал-Ишбили [Сафари Ак-Кал‘е, 2011: 126–143], а также ха-
рактеристике различных типов украшения переплетных крышек.
Первый шаг в изготовлении переплетенной книги — соединение
тетрадей в прошитый блок. Для этого тетради складывались в стопку,
выравнивались, на их сгибы наносились две пометы, обозначающие
места проколов, через которые протаскивалась нить. Стопка закре-
плялась в специальных тисках, называемых šikanja, после чего тетради
сшивались между собой в единый блок. Сгиб каждой тетради скреплял-
ся стежком; пройдя изнутри через сгиб тетради наружу, игла пропу-
скалась под нитью, выходящей из сгиба тетради, расположенной ниже.
Таким образом, со стороны корешка образовывалось два шва-«косич-
ки», одновременно скреплялись и листы в тетрадях, и тетради между
собой. Плетение было достаточно свободным.
Следует отметить, что в Европе в средние века практиковался не-
сколько иной способ шитья тетрадей: на линии проколов размещался
шнур или ремешок, вокруг которого оплетались нити, а ремешок затем
крепился к крышкам переплета, делая их соединение с блоком более
плотным. Поэтому на корешках европейских книг можно заметить выпу-
клые выступы, называемые «бинты», на восточных же переплетах их нет.
К корешку по всей его длине приклеивалась лента из ткани, бума-
ги или кожи. В западных частях исламского мира, как и в Европе, сги-
бы тетрадей располагались так, что внешние тетради слегка утаплива-
лись относительно корешка, а внутренние выступали; таким образом,
профиль корешка получался выгнутым. На Востоке же, в том числе и в
Иране, сгибы тетрадей выравнивались строго вертикально по прямой
линии [Сафари Ак-Кал‘е, 2011: 133–134].
Следующий этап — изготовление каптала (šīrāza-bandī). Перед
этим верхний и нижний края книжного блока, закрепленного в тисках,
выравнивались при помощи обрезания. Затем бралась прочная нить,
которой прошивался край сгиба тетради и приклеенная к нему под-
кладка; нить огибала петлей кромку листа и приложенную к краю те-
традей тесьму из сыромятной кожи. Эта нить, называемая в «Трактате»

68
Саййида Йусуфа Хусайна pīrāza, создает таким образом основу для пле-
тения. Она переплеталась с поперечными, обычно шелковыми нитями
контрастных цветов, играющими роль утка (Йусуф Хусайн называет
их šīrāza); цветные нити оплетали сыромятный ремешок и создава-
ли ленту — каптал. Для укрепления краев тетрадей часто под каптал
наклеивался дополнительно прямоугольник из бумаги, как видно на
иллюстрации. Капталы плелись и по верхнему, и по нижнему краю ко-
решка книги.
В результате вышеописанных процедур формировался блок кни-
ги, который затем прикреплялся к переплетному покрытию, практи-
ческая роль которого заключается в защите книги от внешних воздей-
ствий. Принимая на себя последствия этих воздействий, переплеты ча-
сто быстро изнашивались и разрушались, поэтому значительная часть
средневековых рукописей имеет либо реставрированные переплетные
покрытия, либо относящиеся ко времени более позднему, чем пере-
писанный в книгах текст. Мусульманские переплеты, как правило, со-
бирались отдельно от блока книги и крепились к нему уже в готовом
виде: корешок приклеивался к задней части книжного блока, а крыш-
ки прикреплялись к начальным и конечным листам при помощи бума-
ги, ткани или тонкой кожи.
Особенностью иранских переплетов вплоть до конца XVII в. яв� -
ляется наличие у них защитного клапана. Отсутствие клапана харак-
терно для лаковых переплетов Каджарского времени, среднеазиатских
полукожаных переплетов XVIII–XIX в., а также османских переплетов
того же периода (т.н. čahārkūše). В Европе в средние века для письма
использовался преимущественно пергамен, легко подверженный де-
формации, поэтому крышки делались толстыми, часто изготавлива-
лись из дерева, снабжались застежками. Раннеисламские пергаменные
рукописи также переплетались в деревянные доски. В рукописях более
позднего времени, написанных уже на бумаге, основу крышек пере-
плета обычно составлял картон (muqavvā) — склеенные между собой
слои бумаги. Сильно пострадавшие от влаги и частично потерявшие
свое кожаное покрытие переплеты иногда расслаиваются, и тогда ис-
следователь может увидеть исписанные листы старых рукописей, из
которых склеен картон.
Вышеописанным способом переплеталось подавляющее боль-
шинство создававшихся в Иране рукописей, однако существуют два
типа книг с несколько иным строением переплета. Первый называется
safīna (‘ковчег’), термин, применяющийся к подборкам стихов различ-
ных авторов. Такие книги сшивались не по длинной стороне листа, а
по короткой и напоминают современные перекидные блокноты. Чаще

69
всего такой формат использовался именно для стихотворных сбор-
ников; одним из немногих исключений является изящная рукопись
1601/02 г. «Сборник бесед шаха Тахмаспа I с послами» (РНБ, Дорн 302)
[Васильева, 2008: 98–103]. Если не считать непривычного места бро-
шюровки и удлиненного формата, в остальном переплет делался так
же, как и у обычных книг. Переплет сафина бывает с клапаном или без
него.
а)

б)

Илл. 9. А) Мухаммад б. ‘Абд ал-Малик Му‘иззи (ум. ок. 1125). «Диван».

1834/35 г. (1250 г. х.). Типичный мусульманский переплет с поврежденным
шитьем и отклеившимся корешком. РНБ, шифр ПНС 354. Б) Четвероеванге-
лие («Инджил»), персидский перевод. Конец XVII–начало XVIII в. Переписчик
Саргис Луч б. Амир Малик. Поврежденный переплет с бинтами. РНБ, шифр
Дорн 248.

70
 С XVI в. становятся популярными альбомы, в которых собирались
образцы письма знаменитых каллиграфов, миниатюры и рисунки. Та-
кие альбомы получили название muraqqa‘; листы, служившие основой
для размещения материала, склеивались из нескольких слоев бумаги и
края последовательных листов соединялись между собой при помощи
полосок ткани в виде «гармошки»; с двух сторон прикреплялись обыч-
ные переплетные крышки. Такой переплет в силу своего строения не
мог иметь защитного клапана.
В качестве покрытия для крышек наиболее широко использовалась
кожа; кожаное покрытие могло быть как скромным, так и достаточно
изощренно декорированным различными способами, о которых будет
сказано ниже. В так называемых лаковых переплетах покрытие крышек
представляет собой сделанные на коже или бумаге рисунки, покрытые
затем слоем прозрачного лака. Внутренняя сторона крышки переплета
(дублюра) называется по-персидски āstar. Ее покрытие обычно отлича-
ется от покрытия внешней стороны крышки либо цветом материала и
способом его декорирования, либо самим его выбором: так, наружная
сторона может быть лаковой, а внутренняя кожаной, или же снаружи
крышки могут быть обтянуты кожей, а внутри оклеены бумагой.
Как в различных видах тиснения, так и в рисунках, покрываю-
щих поверхности лаковых переплетов, мы часто можем наблюдать те
же элементы, которые составляют и композиции в оформлении фрон-
тисписов: центральные медальоны (šamsa и turunj), малые медальоны
(sarturunj), угловые элементы (lačakī); прямоугольные картуши (katība),
рамки, имеющие обычно вид плетенок (zanjīra).
Наиболее распространенным способом украшения переплетов на
протяжении многих веков было тиснение различных декоративных
узоров на кожаном покрытии при помощи фигурных штампов. Более
ранние переплеты имеют неглубокий рельеф тиснения, для них ха-
рактерно преобладание узелкового и геометрического орнамента, аб-
страктных фигур. Среди ранних переплетов сельджукского, монголь-
ского и илханидского времени встречаются такие, крышки которых
покрыты сплошь сложными геометрическими композициями.
Со временем иранские мастера стали вырезать углубления в кар-
тоне основы крышки, повторяющие форму штампов. Тисненые деко-
ративные элементы при этом выделялись за счет понижения уровня
поверхности; для подчеркивания рисунка использовалось и золочение.
Декоративные элементы — средники, угольники, медальоны — приоб-
ретают иной вид: их внутреннее пространство заполняет теперь расти-
тельный орнамент, изображения цветов, животных и птиц. Такой спо-
соб украшения получает распространение в эпоху Тимуридов, с XV в.

71
 С середины XV в., возможно, под влиянием китайской живописи,
появляются переплеты, тисненные одним большим штампом, покры-
вавшим все пространство крышки. На таком штампе вырезалась целая
картина, изображавшая сад, подобный райскому, с цветущими дере-
вьями, реальными и фантастическими животными и птицами. Позд-
нее, в XVI в., изготавливались большие штампы с абстрактными де�-
коративными композициями, обычно в половину крышки переплета
(для украшения крышки требовалось два зеркально повторяющих друг
друга штампа). И тисненые сюжетные миниатюры, и орнаментальные
композиции чаще всего украшались золочением.

Илл. 10. ‘Абд ар-Рахман Джами. «Четки праведных» («Субхат ал-абрар»).

Лакированный переплет со сценой «Хосров встречает Ширин на охоте»;
внутренняя сторона клапана украшена ажурной кожаной сеткой. 1560/70 гг.

Еще одно нововведение подарила переплетному мастерству эпоха

Тимуридов: украшение переплетов ажурной кожаной сеткой, положен-
ной на цветную основу из шелка или окрашенной бумаги. Художник и
каллиграф Дуст-Мухаммад в своем предисловии к альбому, собранно-
му для Бахрам-мирзы в 1544/45 г., называет эту технику munabbatkārī и

72
приписывает ее изобретение Кивам ад-дину Табризи [Dost-Mohammad,
1989: 346], однако украшенные филигранной резной сеткой переплеты
были распространены и в государстве мамлюков [Déroche, 2006: 280].
Высказывались предположения, что на изобретение такого декоратив-
ного приема мастеров-переплетчиков вдохновили китайские поделки,
изготавливавшиеся из нескольких слоев разноцветного лака: вырезая
на поверхности изделия орнамент, мастер тем самым вскрывал слой
другого цвета [Soucek, 1988: 10]. Если в XV и начале XVI в. в такой тех�
-
нике создавались отдельные элементы декора (медальоны, угольники,
инкорпорировавшиеся в рамку прямоугольные картуши со скругленны-
ми краями), то во второй половине XVI в. в Ширазе распространилась
мода на покрытие сеткой сложной конфигурации всего пространства
крышки, с подкладкой ярких и контрастных цветов. Чаще всего фили-
гранной ажурной сеткой из-за ее тонкости и непрочности украшались
внутренние поверхности переплетов; изредка в результате реставрации
изношенных крышек она оказывалась с наружной стороны.
Наконец, в Тимуридское время изобретают еще один способ укра-
шения переплетных крышек — рисунок на коже или бумаге с лаковым
покрытием. Первоначально рисунок наносился на кожу, покрытую
слоем мела. Затем рисунок стали наносить поверх картона, покрыто-
го гипсом или мелом и несколькими слоями бесцветного лака. На по-
верхность рисунка также наносился лак, в который могли добавлять
пудру из золота, серебра или перламутра, придававшую изделию до-
полнительный блеск [Bosch, Carswell, Petherbridge, 1981: 71]. Основа
для такого переплета должна была быть более жесткой, чем обычный
картон, так как лак имеет свойство трескаться при малейшей дефор-
мации поверхности, и поэтому крышки изготавливались из папье-ма-
ше. Покрытый лаком рисунок чаще всего занимал всю наружную по-
верхность крышки и клапана, однако от конца Тимуридской эпохи до
нас дошли переплеты, украшенные в смешанной технике: некоторые
элементы, например, медальоны и угольники, наносились при помо-
щи позолоченного тиснения, а остальная поверхность покрывалась
лакированным рисунком. В отличие от хрупкой, легко повреждаемой
ажурной сетки, техника лакового переплета оказалась чрезвычайно
живучей. Огромное количество лаковых переплетов дошло до нас от
эпохи Каджаров; вообще, в XVIII–XIX вв. изготовление различных ла�-
кированных изделий — переплетных крышек, пеналов, шкатулок, ра-
мок для зеркал — было поставлено на широкую ногу.
В эпоху Сефевидов пользовались популярностью переплеты, об-
тянутые дорогой тканью. Однако такое покрытие непрочно и недолго-
вечно, поэтому тканевых переплетов сохранилось немного.

73
 В сфере художественного оформления переплетов, также как и в
других аспектах украшения книг, иранские придворные мастера и ху-
дожники были в течение нескольких столетий несомненными законо-
дателями мод, а изобретенные ими приемы подхватывались при дво-
рах сопредельных империй — могольской Индии и османской Турции.
Здесь мы лишь перечислили основные способы украшения переплетов
рукописных книг, которые применялись в Иране в различные эпохи.
Анализу нюансов стилистических и художественных особенностей
иранских переплетов, хронологии их появления и связи с определен-
ными локальными центрами книжного производства посвящен целый
ряд монографий и статей (некоторые из них перечислены в начале
данного раздела). Большое количество первоклассных книг, созданных
в придворных книгохранилищах для правителей и принцев Тимурид-
ской и Сефевидской династий, хранится в Петербурге, в собрании ру-
кописей РНБ. Богато иллюстрированная монография, подготовленная
хранителем фонда О. В. Васильевой, позволяет на примере материалов
из этой коллекции достаточно подробно проследить развитие пере-
плетного оформительского искусства в Иране, показывая, как посте-
пенно менялась стилистика и вкусы [Васильева, 2008: 11–23].
Переплеты далеко не всегда современны самой рукописи, что ос-
ложняет их изучение и датирование. Однако на тисненых и лаковых
крышках мастера иногда оставляли свои имена и даты изготовления.
Имена некоторых переплетчиков дошли до нас в трактатах о придвор-
ных каллиграфах и художниках. Так, помимо уже упоминавшегося Ки-
вам ад-дина Табризи, Дуст-Мухаммад сообщает имена двух переплет-
чиков, работавших в мастерской библиотеки шаха Тахмаспа, Камал
ад-дина ‘Абд ал-Ваххаба, известного как Хваджа Кака, и Мухсина [Dost-
Mohammad, 1989: 349]. М. Данешпажух перечисляет имена сорока двух
мастеров, упомянутых в различных литературных источниках, и пяти-
десяти трех человек, чьи имена встречаются на подписных переплетах
[Саххафи-йе соннати, 1979: 46–55].
В XIX в. в Средней Азии распространился тип полукожаных пе� -
реплетов, картонные крышки которых оклеивались цветной (зеленой,
бордовой, черной или желтой) бумагой, а корешок и окантовка крышек
делались из кожи. Крышки украшались утопленными кожаными тис-
неными медальонами, иногда угольниками контрастного цвета. Рас-
пространенной практикой среди среднеазиатских переплетчиков того
времени было указывать в клейме медальонов типа сартурундж свое
имя и год изготовления клейма.
Рукописи, появившиеся на стыке культур, иногда имеют коди-
кологические признаки, относящиеся к разным традициям. Так, на-

74
пример, в РНБ хранится персидский перевод Четвероевангелия кон-
ца XVII — начала XVIII в., переписанный армянином по имени Саргис
Луч ибн Амир Малик с протографа конца XIV в. (Дорн 248). Основная
часть книги выполнена в рамках иранских традиций — текст начертан
хорошим почерком наста‘лик на лощеной бумаге верже кремового от-
тенка, с использованием мистара при разлиновке, окружен рамкой —
синей и двойной красной линиями. Крышки переплета обтянуты
снаружи красной кожей с тиснением — средник турундж, медальоны
сартурундж, угольники лачаки, все с растительным орнаментом; вну-
тренняя сторона оклеена бумагой. Европейское влияние, однако, яв-
ственно прослеживается в способе шитья тетрадей: листы соединены
шестью стежками, а благодаря тому, что переплет поврежден и отходит
от блока книги, можно отчетливо наблюдать кожаные бинты, которые
рельефно выступают и на коже покрытия корешка. Кроме того, пере-
плет не имеет клапана, но на краях крышек видны следы от крепления
застежек, которые характерны для европейских книг, а также рукопи-
сей христиан Ближнего Востока, в частности армян.

10. «Биография рукописи»:

колофоны, приписки, печати и иные пометы
Одним из интереснейших разделов кодикологии является изучение
«биографий» отдельных книг и целых коллекций. Материал для этих ис-
следований ученые ищут на страницах книг, изучая разновременные по-
меты и записи, а также в исторических и иных письменных источниках.

10.1. Колофоны
Наиболее точную информацию о месте и времени создания ру-
кописи, имени писца, а также иногда сопутствовавших переписке об-
стоятельствах можно узнать из колофона (anjāma) — текста, который
писец помещает в конце скопированного им произведения. Никаких
строгих правил составления колофонов не существовало, однако в
большинстве случаев писцы опирались на некие стандартные фор-
мулы. Большинство персидских рукописей имеют колофоны, состав-
ленные на арабском языке или из смеси арабских и персидских фраз
и словосочетаний. Началом колофона обычно служит словосочетание
«завершилась книга» — арабское tamma-l-kitāb или персидское tamām
šud kitāb; за ним могло следовать или не следовать название произ-
ведения. Часто встречается мало информативная рифмованная араб-
ская фраза tamma-l-kitāb bi-‘avni-l-malik al-vahhāb («завершилась книга
с помощью Царя Одаривающего»). Имя писца вводится сочетанием

75
katabahu («написал ее»), а год — словами fī sana («в году…»). Свое имя
переписчик зачастую сопровождает уничижительными эпитетами, на-
зывая себя «рабом», «грешником», «бедняком» и т. д. Год писался либо
только цифрами, либо полностью числительными. В последнем случае
он обычно также дублируется и цифрами.
Вот, например, колофон одного из старейших датированных спи-
сков «Шахнаме» Фирдауси 1333 г. (РНБ, Дорн 329), составленный из
смеси арабских и персидских фраз. Чтение его затрудняется тем, что
край листа поврежден, кроме того, часть текста скрыта оттиском вла-
дельческой печати. Поэтому восстанавливаемые слова помещены в
квадратные скобки, а нечитаемый текст заменен многоточием: [tamām]
šud kitāb-i Šāhnāma az avval tā ba āxir ba farruxī va bihrūzī va katabahu ‘Abd
ar-Raḥmān al-Ḥasan (?) bin … Aḥmad (?) bin aẓ-Ẓahīr [fī] ta’rīx salx jumād
al-’avval (sic!) sana salāsa va salāsīna va sab‘a mi’a al-hijriyya ḥāmidan (?) va
musalliyan [tammat] bi-l-xayr («Завершена была книга “Шахнаме” от на-
чала до конца в счастье и благоденствии, а написал ее ‘Абд ар-Рахман
ал-Хасан бин … Ахмад бин аз-Захир в последний день месяца джума-
да-л-аввал в году семьсот тридцать третьем от хиджры, с восхвалением
Бога и молитвой, [окончилась] благополучно».
Другой пример — колофон роскошно оформленного и украшен-
ного миниатюрами списка поэмы ‘Арифи «Гуй ва чавган («Мяч и клюш-
ка»), который одиннадцатилетний шах Тахмасп переписал в подарок
своему воспитателю Кази-Джахану Казвини Хусайни в 1524/25 г. (см.
[Васильева, 2008: 65–71]): tamma-l-kitāb bi-‘avni-l-malik al-vahhāb ‘alā ya� -
di-l-‘abdi-l-muẕnibi-l-muḥtāj ’ilā raḥmati-l-lāhi-l-γanī Ṭahmāsb al-Ḥusaynī
γafara ẕunūbahu bi-dār as-salṭana Tabrīz fī šuhūr sana 931 az barā-yi xaḍrat
Qāḍī-yi Jahān («Завершение книги с помощью Царя Одаривающего ру-
кой раба грешного, нуждающегося в милости Аллаха Изобильного Тах-
масп ал-Хусайни, да простит [Аллах] его грехи, в стольном граде Табри-
зе в месяцы года 931 для Кази-Джахана»).
Месяцы мусульманского лунного года имеют свои устойчивые
эпитеты, которые обычно упоминаются в колофонах, например, «свя-
щенный мухаррам» (muḥarram al-ḥarām), «победоносный сафар» (ṣafar
al-muẓaffar) и т. д. Число месяца указывается не всегда, однако первый
день может быть обозначен словом γurra (‘новолуние’), последний —
словами salx (как в приведенном выше колофоне «Шахнаме» 1333 г.)
или āxir [см. Déroche, 2006: 323–324]. В сборниках или списках сочине� -
ний, состоящих из значительных по объему разделов, может быть не-
сколько колофонов с разными датами. При этом, поскольку рукопись
переплеталась уже после переписки, сочинения могли быть располо-
жены в переплете не в хронологическом порядке копирования.

76
 Случалось, что переписчики больших поэм добавляли в конце
стихотворные колофоны, составленные тем же стихотворным разме-
ром, что и основной текст. Так, например, персидский поэт-зороа-
стриец Зартушт-и Бахрам, живший в XIII в., переписал «Зартушт-на-
ма» («Книга о Заратуштре»), поэму более раннего автора Кай-Кавуса
сына Кай-Хусрава, и добавил к ней стихотворный колофон из 43 строк
[Rosenberg, 1904: lxxviii–lxxx]. Этот колофон был воспроизведен в бо� -
лее поздних списках и послужил источником путаницы: издатель по-
эмы Ф. Розенберг принял Зартушта Бахрама за автора и издал «Зар-
тушт-нама» под его именем.
Этот пример показывает, что в случаях развернутых и нестан-
дартных колофонов исследователь должен уделять внимание терми-
нам, при помощи которых определяется работа автора, составителя
или переписчика. Так, персидский глагол navištan (‘писать’), как и араб-
ский kataba, не могут быть применены к описанию процесса создания
сочинения, но лишь к копированию текста. Труд сочинителя в персид-
ском колофоне обычно будет обозначен производным от глагола guftan
(‘говорить’), как, например, в колофоне Зартушт-и Бахрама: navīštam
man īn qiṣṣa-yi arjumand / zi guftār-i dānanda-yi xūšmand // hunarmand-i
dīndār Kāvus Kay / va-rā bāb Kay Xusrav az šahr-i Ray… («Написал я этот
драгоценный рассказ / из сочиненного тем ученым мудрецом, // искус-
ным и стойким в вере Кай-Кавусом, / чей отец — Кай-͜Хусрав из города
Рея…» (пер. наш — О. Я.).
Персидское сочинение по географии и истории Ирана и Сред-
ней Азии «Бустан ас-сийаха» («Сад путешествий») Зайн ал-‘Абидина
Ширвани Ни‘маталлахи, переписанное каллиграфом ‘Али ‘Аскаром
Арсанджани, имеет в конце и дату составления (1247 г. х./1832 г.), и
дату переписки (1253 г. х./1837 г.); колофон составлен по-арабски: qad
ḥaṣala-l-firāγ min ta’līf haẕā-l-kitāb al-mustaṭāb bi-‘avni-l-malik al-vahhāb
al-musammā bi-Būstān as-siyāḥa fī baldati-š-Šīrāz fī yavmi-l-xamīs sābi‘ va
‘išrīna šahr šavvāl al-mukarram min šuhūr 1247 qad faraγtu min taḥrīr va
tasvīd haẕā-l-kitāb al-mustaṭāb bi-‘avni-l-maliki-l-vahhāb fī sālis šahr ṣafari-
l-muẓaffar min šuhūr sana salāsa va xamsīna va mi’atayn ba‘da-l-’alf va ’anā-l-
‘abdu-l-‘āṣī al-jānī ‘Alī ‘Askar ibn Muḥammad Šafī‘ al-Arsanjānī Allāhum aγfar
ẕunūbahumā bi-ḥaqq Muḥammad va ālihi («Случилось окончание состав-
ления этой прекрасной книги с помощью Царя Одаривающего, назван-
ной «Сад путешествий», в городе Ширазе в четверг двадцать седьмого
числа высокочтимого месяца шаввала года 1247. Закончил я переписку
этой прекрасной книги с помощью Царя Одаривающего третьего числа
победоносного месяца сафара года тысяча двести пятьдесят третьего,
а я — раб непокорный и преступный ‘Али ‘Аскар ибн Мухаммад Шафи‘

77
ал-Арсанджани. О Боже, прости грехи их обоих ради Мухаммада и его
семейства!») (РНБ, ПНС 131, л. 499v).
Писцы старались визуально выделить текст колофона, пользуясь
для этого разными методами. Нередко колофон писался почерком, от-
личным от основного сочинения, как, например, в приведенном выше
случае: сочинение «Сад путешествий» переписано каллиграфическим
насхом, а колофон — почерком рика‘. Кроме того, строки колофона по-
степенно сужались, создавая обращенный острым углом к нижнему
краю страницы треугольник, в нижней вершине которого часто писа-
лось один или несколько раз слово tamma (‘закончилась’) или его со-
кращение в виде буквы мим. Остававшееся незанятым пространство
страницы могло оставаться пустым или заполнялось орнаментом, в
зависимости от требований заказчика и уровня иллюминации.
Подробному разбору колофонов в персидских рукописях посвя-
щена обширная статья Ираджа Афшара, в которой он анализирует фор-
мулировки текста, способы оформления колофонов, проводит класси-
фикацию различных приводимых в них сведений [Афшар, 2002].

10.2. Владельческие пометы и вакфы

Иногда на первом листе рукописи, на странице recto, предваря� -
ющей текст, можно встретить имя и титулы заказчика рукописи. Это
особенно характерно для рукописей, созданных для библиотек прави-
телей и высокопоставленных вельмож; запись обычно наносилась на
специально отведенное для нее место в декоре первой страницы — ме-
дальоне (šamsa) или фронтисписе. При смене владельца надпись ино-
гда затиралась или закрашивалась, а поверх нее могло быть написано
имя нового владельца. Самая ранняя известная рукопись с таким «экс-
либрисом» хранится в Лейдене; она была создана по заказу газневид-
ского правителя ‘Абд ар-Рашида (правил 1049–1052), чье имя впослед-
ствии было частично затерто новым владельцем, купцом Мухаммадом
ибн Шиблом [Déroche, 2006: 317; Stern, 1969: 12–13, 22–23].
Последующая судьба рукописи также часто находила отражения
в пометах, оставленных ее владельцами и читателями чаще всего на
первом, но иногда и на завершающем листе. Это, как правило, краткие
записи о приобретении книги, нередко датированные. Будучи обра-
зованными людьми, знающими арабский язык, иранские собиратели
книг часто делали эти записи по-арабски; персидские приписки встре-
чаются реже и более характерны для позднего времени, XVIII–XIX вв.
Кроме того, книги нередко оказывались вдали от мест, где были созда-
ны, поэтому на манускриптах, переписанных в Иране, можно увидеть
пометы жителей иных регионов мусульманского мира. Наиболее ха-
78
рактерные формуляры арабской владельческой приписки начинаются
выражениями типа min kutub («из книг»), qad intaqala ’ilā («перешла во
владение»), mālikuhu va ṣāḥibuhu («владелец и господин ее») и др. (см.
[Gacek, 2009: 173–177]). Новый владелец мог смыть пометы предше� -
ственников, а мог и оставить их, добавив к ним собственную.
Записи о передаче рукописи в вакф какой-либо мечети, медресе,
суфийской обители или почитаемой усыпальнице также весьма рас-
пространены. Наиболее краткий вариант такой записи — арабская
фраза vaqf fī sabīl Allāh («вакф на пути Аллаха»), без уточнения места,
куда вложена рукопись. Некоторые вакфные записи содержат развер-
нутые тексты. Например, в 1608/09 г. шах ‘Аббас передал часть своей
библиотеки гробнице шейха Сафи, предка правителей Сефевидской
династии, находящейся в Ардебиле. Переданные им рукописи помече-
ны на первом листе записью, выполненной каллиграфическим почер-
ком рика‘, гласящей: «Передал в вакф эту книгу пес у порога ‘Али ибн
Аби Талиба (мир ему!) ‘Аббāс ас-Сафави лучезарной гробнице шаха
Сафи (да будет над ним милость!), чтобы каждый, кто захочет, читал ее
с тем лишь условием, чтобы из той гробницы ее не выносил. А каждый,
кто вынесет, станет пособником пролития крови имама Хусайна! 1017
[1608/09 г.]».

10.3. Печати
Рядом с владельческими приписками или вакфной записью часто
можно увидеть оттиск личной печати владельца или вакфа. Оттиски
встречаются на страницах рукописей и без приписок, причем некото-
рые владельцы помечали печатями не только первый лист, но и ряд
страниц в середине книги. Но чаще всего их можно наблюдать на пер-
вой странице и возле колофона.
Матрицы печатей обычно вырезались из полудрагоценных кам-
ней или металла (бронзы или серебра); к ним прикреплялась с задней
стороны ручка с петлей для ношения на шнуре или же печать исполь-
зовалась как вставка на перстне. Практика изготовления печатей была
унаследована мусульманами от византийцев и персов. На ранних па-
пирусных арабских документах оттиски ставились при помощи гли-
ны или свинца. Оттиски на бумаге, оставленные путем смазывания
поверхности печати чернилами, впервые появляются на документах в
эпоху правления в Иране династии илханов. Эта традиция была пере-
нята от монголов, которые, в свою очередь, позаимствовали ее у ки-
тайцев.
Первый персидский документ с такой печатью — указ хана
Гейхату (правил 1291–1295), составленный на персидском и тюркском
79
языках, скрепленный большой прямоугольной печатью с легендой
на китайском языке. В начале XIV в. илханы помечали документы
печатями, арабские надписи в которых вырезались квадратным по-
черком куфи (ма‛кили), напоминающим квадратный почерк китай-
ских печатей. Одним из наиболее ранних оттисков печати в рукопи-
си можно считать печать библиотеки, основанной в Табризе Рашид
ад-дином (Национальная библиотека Франции, Persan 121). Она от� -
носится к началу XIV в. и имеет вытянутую по горизонтали прямо�-
угольную форму с куфической легендой vaqf-i kitābxāna-yi rašīdiyya
(«вакф библиотеки Рашидие») [Déroche, 2006: 336]. В XV в. наиболее
распространены печати правителей и высокопоставленных лиц с
легендами, начертанными почерком насх; в более поздних иранских
печатях преобладают надписи, выполненные наста‘ликом. Некото-
рые увлекавшиеся собирательством книг правители, как, например,
тимурид Шахрух (1377–1447), имели специальные печати, использо-
вавшиеся ими исключительно для своей библиотеки. Печать Шахруха,
сохранившаяся в целом ряде рукописей, cодержит следующий текст:
min kutub xizānati-s-sulṭān al-’a‘ẓam Šāhrūh Bahādur («Из книг хранили-
ща великого султана Шахруха Бахадура» [Déroche, 2006: 340 (№ 122);
Джа‘фарийан, 2011].
С XVI в. использование печатей получает все большее распро� -
странение, увеличивается разнообразие их форм, а профессия рез-
чика печатей становится уважаемым ремеслом. Текст печати содер-
жит какие-либо благочестивые высказывания (например, басмалу
или одно из имен Аллаха) и имя ее владельца целиком или частично,
обычно с эпитетом, подчеркивающим набожность владельца. Иногда
легенда лишь намекает на имя, представляя собой фразу, в которую
элемент имени включается как значимое слово. На печати часто вы-
резался год ее изготовления, что весьма важно при определении вре-
мени создания фрагментарных или не имеющих точной даты пере-
писки книг.
В последние годы исследователями все больше осознается важ-
ность каталогизации и изучения печатей в рукописях для изучения
истории бытования книг. Появился ряд публикаций, например, ка-
талог печатей XVII–XIX вв. из Бухары Голиба Курбанова [Курбанов,
1987], а также обширный каталог, представляющий более 300 матриц
печатей и их оттисков, начиная от раннего периода ислама и вплоть
до недавнего времени, опубликованный А. Т. Гэллоп и В. Порт [Gallop,
Port, 2012]. Совсем недавно вышла в свет книга иранского исследова� -
теля Абу-л-Касеми о бытовании печатей в Иране с эпохи илханов до
конца каджарского периода [Абу-л-Касеми, 2015]. Библиотека Честе-

80
ра Битти в Дублине запустила проект создания базы данных печатей
из более чем 2600 арабских рукописей (http://www.cbl.ie/islamicseals/
Home.aspx). Изучение печатей наряду с владельческими приписками
помогает реконструировать некогда существовавшие частные собра-
ния, растворившиеся в фондах современных больших библиотек (см.,
например: [Yastrebova, 1997]). Однако материал этот столь обширен,
что можно говорить лишь о начале пути, ведущего к созданию корпуса
оттисков арабографических печатей в рукописях.

10.4. Иные пометы и приписки

Помимо перечисленных типичных и широко распространенных
поводов оставления помет и приписок в рукописях можно найти и це-
лый ряд иных записей, которые хоть и не столь полезны для восста-
новления биографии списка, однако могут нести ценную информацию
о повседневной жизни, мировоззрении, суевериях владельцев. На ли-
стах рукописных книг можно увидеть молитвы, хадисы, стихотворения
популярных авторов, а в Средней Азии владельцы книг часто записы-
вали на чистых листах рецепты народной медицины, заклинания или
отмечали взятые или отданные в долг суммы. Можно встретить и ма-
гические символы — т. н. «соломонову печать», магический квадрат,
слова, написанные «тайнописью» [Gacek, 2009: 150–151, 199, 245–246],
а также заклинание против насекомых, которые могли повредить кни-
гу (yā kabīkaj, yā ḥāfiẓ) [Gacek, 1986].
Иногда такие «вольные» приписки позволяют установить принад-
лежность рукописи какому-либо историческому лицу и узнать факты
из его биографии. Например, в рукописи XIV в. «Тарих-и джахангушай»
(«История завоевателя мира») ‘Ата Малика ал-Джувайни из собрания
русского востоковеда и дипломата Н. В. Ханыкова (РНБ, Ханыков 71)
на обороте л. 2 помещено стихотворение (касыда) на арабском язы-
ке, автор которого — известный ученый-астроном и богослов, поэт и
придворный сефевидского правителя ‘Аббаса I, Баха ад-дин Мухаммад
ал-‘Амили (1547–1622). Из заглавия стихотворения явствует, что оно
записано сыном автора, а сочинено в месяце шаввал 984 г. х. (декабре
1576 — январе 1577 г.) в Казвине.
Довольно распространенным был обычай записывать на свобод-
ных от текста начальных и конечных страницах точные даты и время
рождения детей, иногда также даты смерти членов семьи или же ка-
ких-либо важных для автора персон. При записи дат рождения часто
указывалось точное время, которое необходимо было знать для со-
ставления гороскопа. Можно встретить в рукописях и сами гороскопы.
Так, например, к упоминавшейся уже ранее рукописи XIV в. перевода
81
«Истории Табари» Бал‘ами (РНБ, Дорн 266) в середине XV в. на разво�
-
роте первых двух листов были добавлены два гороскопа сыновей одно-
го из владельцев рукописи, родившихся в 1444 и 1452 г. в Шемахе.

11. Заключение
Значение Санкт-Петербурга как одного из ведущих центров ми-
ровой иранистики во многом предопределено богатейшими коллек-
циями персидских рукописей, хранящимися в трех научных учрежде-
ниях: Институте восточных рукописей РАН, Российской национальной
библиотеке и Восточном отделе Научной библиотеки им. М. Горького
СПбГУ. Эти собрания, сложившиеся в XIX–XX вв., могут похвастаться
как уникальными списками ценнейших источников на персидском
языке, так и великолепными образцами искусства оформления книг,
созданными в Иране в различные эпохи. Усилиями многих поколений
ученых была проделана огромная работа по раскрытию фондов этих
библиотек, каталогизации собраний, изданию хранящихся в них тек-
стов, миниатюр, художественных переплетов, образцов каллиграфии.
Комплексное изучение коллекций и отдельных рукописей с примене-
нием современных методов кодикологии одновременно с текстоло-
гическими и искусствоведческими изысканиями таит в себе богатый,
пока еще далеко не полностью раскрытый потенциал.

82
 АРАБСКАЯ РУКОПИСНАЯ КНИГА

1. Арабская книжная культура. Библиотеки

Арабская система письма прошла длительный путь развития,
вобрав в себя традиции набатейской письменности, в основе которой
лежал арамейский алфавит. Становление арабской орфографии завер-
шилось в общем и целом к середине VIII в., но совершенствование ее
продолжалось и позднее. Первой книгой на арабском языке, наиболее
часто читаемой и переписываемой в мире ислама, стал Коран. Соглас-
но распространенному мусульманскому преданию, первый список сво-
дного текста Корана выполнил вольноотпущенник Мухаммада Зайд б.
Сабит в период правления халифа Абу Бакра (632–634) [Халидов, 1985:
13–30; Халидов, 1987: 244] (ср. [Белл, Уотт, 2005: 53–55; Welch 1986:
404–405]). Наиболее ранние дошедшие до нас фрагменты кораниче-
ских текстов относятся к I веку хиджры (VII–VIII в. н. э) [Крачковский,
1955: 115–116]. Мусульманская средневековая традиция рассматрива-
ет появление письменности как акт божественного промысла, утверж-
дая, что Коран был ниспослан Мухаммаду Богом и, следовательно, его
письмо также имеет божественное происхождение.
Арабский язык и арабская письменность выступают как неотъ-
емлемые компоненты мусульманской религии. Священный характер
письма стал характерной чертой ислама. Красивый почерк был крите-
рием учености и таланта, достоинство человека определялось его спо-
собностью писать изящно, грамотно и ясно. Правители не считали для
себя зазорным состязаться с профессиональными копиистами в кал-
лиграфическом мастерстве, а переписка Корана рассматривалась как
добродетель. Так, газнавидский султан Ибрахим б. Мас‘уд каждый год
отправлял в Мекку копию Корана, написанную им собственноручно
[Гасанов, 2002: 4–7; Роузентал, 1978: 153; Arnold, 1965: 1].
На рубеже VII–VIII вв. начали складываться основные направ-
ления развития арабской средневековой письменности. Постепенно
росло число сочинений по богословию, юриспруденции, филологии,
истории. Создавались многочисленные сочинения по философии, ме-
дицине, географии, астрономии, математике. Библиотеки открыва-
лись при мечетях, в больших и малых городах. Собрания книг счита-
лись величайшей ценностью и составляли гордость многих правителей
арабского Востока. Большие коллекции рукописей символизировали
83
богатство и власть. Сотни тысяч томов насчитывала библиотека хали-
фа Харуна ар-Рашида (786–809). Кордовский халиф ал-Хакам (961–976)
имел огромную библиотеку, каталог которой занимал 44 тетради по 20
листов каждая. Агенты в Каире, Дамаске, Багдаде, Александрии поку-
пали для него новые и старинные рукописи за любую цену. Количе-
ство томов в собрании халифа ал-‘Азиза (ум. 996) составляло по разным
оценкам от 120 до 200 тысяч. После смерти кордовского коллекционера
Абу-л-Митрифа (ум. 1011) его книги были распроданы за 40 тысяч ди-
наров.
Сохранилось описание библиотеки буидского эмира ‘Адуд ад-Дав-
ла (949–983), собравшего рукописи по всем отраслям знаний: «Библи-
отека состояла из большого вестибюля и длинного сводчатого зала,
к которому со всех сторон были пристроены боковые помещения.
Вдоль всех стен как самого зала, так и боковых помещений, он разме-
стил шкафы из накладного дерева высотой и шириной в три локтя, с
дверцами, опускавшимися сверху вниз. Книги помещались рядами на
полках. Каждая отрасль знания имела свой шкаф и каталог, в который
были занесены названия книг» [Мец, 1973: 148–149].
Увлечение книгами было распространено повсеместно, а об из-
вестных библиофилах ходили легенды и анекдоты. Рассказывали, на-
пример, что знаменитого ученого ал-Казвини (ум. 1095) в поездках
обычно сопровождал караван из десяти верблюдов, нагруженных кни-
гами. Крупный литератор ал-Джахиз (ум. 868/69), автор популярных
назидательных сочинений, во время работы любил раскладывать во-
круг себя горы книг, но однажды высокая стопка тяжелых фолиантов
обрушилась и убила его. Об Ибн Хакане, знатном вельможе IX в., вспо� -
минали, что он доставал книгу то из рукава, то из туфли и читал даже в
уборной [Мец, 1973: 148–151; Ziauddin, 1936: 35].
Настоящими библиофилами были некоторые мамлюкские султа-
ны и эмиры. Байдара (ум. 1293/94), участвовавший, между прочим, в
убийстве султана ал-Ашрафа Халила (1290–1293/94), не только поку-
пал, но и сам переписывал книги. В его коллекции, в частности, хра-
нился труд Ибн ал-Асира «ал-Камил фи-т-та’рих» («Полная история»)
в двенадцати томах. Султан Байбарс (1309–1310) начал осваивать араб-
ский, оказавшись в тюрьме, еще до своего непродолжительного пребы-
вания на египетском престоле. Отметим в скобках, что месяцы, а ино-
гда и годы вынужденного заточения, мамлюки нередко использовали
для того, чтобы расширить свои знания. Бейбарс, как свидетельствуют
источники, достиг значительных успехов в изучении арабского языка
и со временем собрал богатую библиотеку арабских книг, в которой
были по-настоящему драгоценные экземпляры, в том числе и копия

84
Корана, созданная знаменитым каллиграфом своего времени Ибн Ва-
хидом [Haarmann, 1988: 92–94, 113].
В библиотеках халифов и султанов трудились сотни переписчи-
ков, переплетчиков, иллюстраторов. Часто те, кто копировал книги
одной тематики, располагались вместе, по окончании работы руко-
пись отправляли на проверку, в ходе которой добавлялись необходи-
мые огласовки и пропущенные диакритические знаки [Халидов, 1985:
125–128; Ziauddin, 1936: 32]. К книгам относились бережно, используя
различные средства для того, чтобы сохранить их без повреждений.
И. Ю. Крачковский вспоминает, что в одной из сирийских библиотек
листы рукописей были бережно переложены змеиными шкурками для
предохранения от книжных червей [Крачковский, 1955: 29].
Наиболее ценным из самых ранних дошедших до нас источников
для изучения материальной составляющей арабской рукописной кни-
ги является труд XI в. «Опора пишущих и орудие обладающих разумом»
(«‘Умдат ал-куттаб ва ‘уддат зави-л-албаб»). Неизвестный автор этого
сочинения описывает способы изготовления бумаги, переплета, кала-
ма, чернил, рассказывает о различных вспомогательных письменных
принадлежностях (например, о емкости для чернил и губке для стира-
ния написанного), излагает правила техники письма и т. д. Разные тех-
нические и художественные аспекты изготовления рукописных книг
освещены в трактате магрибинца Мухаммада б. Маймуна б. ‘Умрана
ал-Маракуши ал-Хамири об изготовлении чернил («Ал-Азхар фи ‘амал
ал-ахбар») (1251 г.), книге Бакра б. Ибрахима ал-Ишбили (ум. 1231) о
переплетах («Ат-Тайсир фи сина‘ат ат-тасфир»), стихотворном трак-
тате автора XV в. Ибн Абу Хамиды (или Хумайды), также посвященном
искусству создания и украшения переплетов («Тадбир ас-сафир фи си-
на‘ат ат-тасфир»), и многих других источниках [Ayman Fu’ād Sayyid
1997: 13–15].

2. Переписчики
Бóльшую часть рукописных коллекций составляют копии автор-
ских сочинений. Их созданием занимались как профессиональные ма-
стера калама, так и те, кто переписывал книги для себя, из соображений
благочестия или по необходимости. Переписать текст Корана хотя бы
раз в жизни считалось богоугодным делом, существовал обычай дарить
собственноручно изготовленный список в мечеть. Переписыванием ав-
торских текстов регулярно занимались также учащиеся учебных заведе-
ний, выполнявшие задания своих учителей. На л. 103б рукописи Ms. O.
№ 31 из фондов Восточного отдела научной библиотеки Санкт-Петер-
бургского государственного университета (далее ВО) есть любопытное
85
посвящение, уместившееся в четырех коротких строках: «Всякий раз,
когда ты смотришь на этот список, / вспомни меня доброй молитвой, //
даже если я худший из твоих учеников. / я написал это, надеясь и моля
о твоем благе». Этот стихотворный текст составлен, вероятно, каким-то
учеником, скопировавшим по заданию своего преподавателя часть су-
пракомментария к грамматике аз-Замахшари (1074–1143).
Профессиональными переписчиками становились рабы и воль-
ноотпущенники, бедные студенты и попавшие в стесненные обстоя-
тельства ученые, не получившие должности юристы или чиновники.
Некоторые из них имели собственные печати. На первой странице
рукописи Мs. O. № 112 библиотеки ВО (комментарий ал-Кати (ум.
1359) на учебный трактат по логике ал-Абхари (ум. 1264) «ал-Иса-
гуджи» (обработка «Эйсагоге» Порфирия) из коллекции П. К. Сухте-
лена) сделана запись о том, что текст манускрипта был переписан
‘Абд ар-Рахманом б. Фатхаллахом в месяце мухаррам 1177 г. х. (1763
г.). Рядом видна печать в форме прямоугольника со скошенными
краями размером 17х13 мм с надписью: «Да облегчит Господь дела
‘Абд ар-Рахмана» ( )‫ رب سهّل امور عبد الرحمن‬и датой «1176». Содержание
надписи, по-видимому, непосредственно связано с профессией вла-
дельца печати. Сохранилось немало высказываний переписчиков о
трудностях их ремесла. Профессиональный переписчик Абу Хатим из
Нишапура, например, с горечью заметил: «Изготовление копий — за-
нятие жалкое и проклятое, оно не дает ни куска хлеба для жизни, ни
савана для смерти». Другой писец, семь раз в течение одного года ско-
пировавший сборник хадисов «Сахих» Муслима ради того, чтобы обе-
спечить свою семью средствами к существованию, так рассказывал
о своем сне: «…и когда я прошел врата рая, я бросился на землю на
спину, растянулся во всю длину, закинул ногу на ногу и вскричал: “Ах!
Вот теперь-то, клянусь Аллахом, я избавился от переписывания!”».
Несмотря на сетования средневековых переписчиков, копии, выпол-
ненные грамотно и аккуратно, разборчивым или особенно красивым
почерком, хорошо оплачивались и могли приносить неплохой доход.
Кроме того, переписчики служили в различных государственных ве-
домствах и библиотеках, получая за это регулярное жалование. Число
переписчиков библиотеки Бану ‘Аммар в Триполи, в которой храни-
лись сотни тысяч книг, одно время доходило до 180 человек, причем
работа продолжалась круглосуточно [Мец, 1973: 158; Халидов, 1985:
125–128; Ziauddin, 1936: 31, 35].
Торговца рукописями и писчими материалами, который часто со-
вмещал свою деятельность с копированием книг, называли варраком.
Книжные лавки чаще всего располагались неподалеку от мечети. Неред-

86
ко они становились настоящими литературными или научными клуба-
ми, где далеко за полночь продолжались дискуссии ученых, литерато-
ров, любителей поэзии и богословов [Халидов, 1985: 125–128; Ziauddin,
1936: 27–28]. На книжном базаре Багдада в IX в., по словам одного из
арабских ученых эпохи Аббасидов, было больше 100 лавок варраков.
Критерием оценки труда копииста прежде всего служили грамот-
ность, точность и хороший почерк. Сами же переписчики нередко со-
ревновались в скорости письма. Сообщали, что один из каллиграфов
мог скопировать 100 страниц за день, а другой взялся переписать тыся-
чу поэтических строчек за 24 часа. Сотни людей собрались посмотреть
на него, а когда работа была закончена в срок, забили барабаны и о
великом достижении возвестили городские глашатаи [Халидов, 1985:
130; Ziauddin, 1936: 28].
Профессия переписчика практически исчезла после появления
типографских станков и новых средств копирования рукописей. В на-
стоящее время сохраняется искусство каллиграфии и каллиграфы, но
не профессиональные переписчики. С последними представителями
этой вымирающей профессии столкнулся И. Ю. Крачковский во время
работы в Хедивской библиотеки в Каире. Он пишет: «В большинстве
это были все тихие, скромные люди пожилого возраста, обыкновенно
без всякого образования, редко понимавшие то, что они переписыва-
ют; некоторые из них были большими любителями и по-своему зна-
токами каллиграфии, но уже не находили ей настоящего применения»
[Крачковский, 1955: 31].

3. Типы письма и почерки

Потенциальные возможности для развития двух типов письма —
монументального и курсивного — были заложены еще в арабских над-
писях VI в. [Халидов, 1985: 168–169]. Город Куфа, один из старейших
центров учености в мусульманском мире, дал название почерку куфи —
разновидности монументального письма. Позднее так стали называть
любой прямолинейный и угловатый почерк с ярко выраженным устав-
ным характером письма, функция которого, начиная с середины VIII в.
свелась лишь к переписке Коранов. Типичный наклон верхушек букв
вправо в куфическом письме свидетельствует о древности рукописно-
го текста [Крачковский, 1955: 115].
Величайшим реформатором арабской каллиграфии и автором тео-
рии «пропорционального письма» (арабск. хатт мансуб) считается Ибн
Мукла (886–940). Основу системы Ибн Муклы составляет окружность,
диаметром которой является первая буква арабского алфавита — алиф.
Величина алифа и, соответственно, круга для каждого почерка различна.
87
В зависимости от этой величины высчитывается размер остальных букв,
которые также вписываются в окружность. Помимо этого почерки раз-
личаются соотношением прямого и криволинейного элементов, а также
особенностями соединения букв в слове [Гасанов, 2002: 7]. Основными
или классическими в арабской письменности признаны шесть почерко-
вых стилей: сулс, насх, мухаккак, райхани, тауки‘ и рук‘а. Часто создателем
этих почерков называют Ибн Муклу. По-видимому, Ибн Мукла разработал
и закрепил каноны сформировавшихся к Х в. стилей арабского письма.
Генезис наиболее распространенного арабского почеркового сти-
ля насх, курсивного криволинейного письма, не вполне ясен. Вероят-
но, он появился на основе более округлых и беглых вариантов куфи,
выделился как отдельный стиль письма в конце VIII в. и получил рас� -
пространение к концу IX в., испытав позднее влияние реформы Ибн
Муклы [Халидов, 1985: 169–172]. Буквы в этом почерке имеют легко
воспроизводимую ясную курсивную геометрическую форму без ка-
ких-либо сложных, специфических элементов. Ибн Бавваб (ум. 1022
или 1031), который придал пропорциональному письму элементы изя­
щества и элегантности, разработал особую разновидность насха для
переписки Корана [Халидов, 1985: 169–172; Safadi, 1978: 19].
В ВО имеется много рукописей, переписанных почерком насх.
Среди них — «Букварь для изучения арабских букв» из коллекции
П. К. Сухтелена (Ms. O. № 122). Шестнадцать листов этой небольшой
рукописи заполнены примерами правильного написания арабских
букв, их соединения и огласовок в почерке насх. Каждый элемент по-
вторяется трижды: первый раз более крупно, затем мельче.
С течением времени насх приобретал региональные особенности.
Так, в среде литовских татар была создана так называемая линеар-
ная разновидность письма насх, для которой характерно стремление
к растягиванию арабских букв по горизонтальной линии, появление
«сплющенных» и «укороченных» букв, имеющих элементы, опускаю-
щиеся ниже линии письма [Мишкинене, 2001: 28]. В ВО есть несколь-
ко весьма ценных и редких рукописей, в которых представлена такая
разновидность насха. Это два уникальных списка Корана XVII в., а так� -
же так называемые хамаилы — передаваемые из рода в род рукопис-
ные книги по религиозной тематике, из коллекции А. О. Мухлинского
(1808–1877) (Ms. O. № 868) (илл. 1).
Слово сулс буквально означает «одна треть». Это название отра-
жает наиболее характерную особенность почерка: прямой элемент со-
ставляет две трети каждой буквы, а криволинейный — одну. В Средние
века сулс использовали в официальных документах, а также для запи-
си тех элементов рукописного текста, которые хотели выделить особо:

88
названий глав, колофона, имени владельца или автора книги [Гасанов,
2002: 15]. Так, название книги жизнеописаний османских ученых из
коллекции А. К. Казембека (Ms. O. № 295) в ВО помещено в рамку и
написано почерком сулс в отличие от основного текста, выполненного
почерком насх (илл. 2).

Илл. 1. Восточный отдел научной библиотеки

Санкт-Петербургского государственного университета.
Мs.O. № 868.
Коллекция А. О. Мухлинского.
Коран. Фрагменты текста Корана на арабском языке с подстрочным перево-
дом (пересказом) на польский язык с белорусскими языковыми особенностя-
ми (конец 5-й суры, полный текст 6-й, 7-й, 20-й и 21-й сур).
1-я половина XVIII в.

Название почерка мухаккак буквально переводится как «отчет-

ливый», «ясный». Соотношение прямолинейных и криволинейных
элементов в этом монументальном почерковом стиле равно одному к
трем, т. е. криволинейный элемент составляет четвертую часть, а пря-
молинейный — три четверти буквы. Мухаккак относится к крупным
почеркам, его использовали для написания Корана крупного формата,
в тех случаях, когда тексту стремились придать особенно торжествен-
ный вид, а также в надписях, которые украшают архитектурные соору-
жения [Гасанов, 2002: 13–15].

89
 Илл. 2. Восточный отдел научной библиотеки
Санкт-Петербургского государственного университета.
Мs.O. № 295.
Коллекция А. К. Казембека.
ʼАхмад б. Мустафа Ташкебри Заде (ум. в 1560 г.). «Анемоны упоминаний об
ученых Османского государства». Жизнеописания ученых и шейхов Осман-
ского государства (488 статей) в период с 1300 по 1520 г.
1557 г., Стамбул.

Существует весьма распространенное мнение, согласно которо-

му создателем и эпонимом почерка райхани считается ‘Али ал-Райха-
ни (ум. 834). По другой версии название райхани связано с растением
базилик (по-арабски райхани буквально означает «базиликовый»), по-
скольку вертикальные элементы букв в упомянутом почерке якобы так
же тонки и изящны, как стебли этого растения, а штрихи и округлые
детали имеют острые концы. Все диакритические знаки выписывают-
ся в райхани еще более тонким пером, чем сами буквы. Изысканный и
изящный райхани, так же как и мухаккак, часто употреблялся для запи-
си коранических текстов и был особенно популярен в Иране [Гасанов,
2002: 16; Safadi, 1978: 20].
Тауки‘ переводится с арабского как «подпись». Это округлая, кур-
сивная скоропись, в которой только одна шестая часть буквы является
прямолинейной. В тауки‘ могут соединяться и буквы, и слова. Почерк ис-
пользовался для кратких записей от имени правителя в государственных
документах, а после XIV в. иногда в колофонах [Гасанов, 2002: 16–17].
Широкое хождение в современном арабском мире имеет легкая и
простая (в отличие от специфического тауки‘) скоропись рук‘а. Изгибы
букв в этом, как правило, мелком почерке имеют округлую форму, а
прямолинейные элементы укорочены [Safadi, 1978: 20].
Художественное письмо как вид средневекового искусства отража-
ло эстетические и практические запросы своего времени, развивалось в
соответствии с социально-политическими изменениями и культурными
тенденциями каждой эпохи. Персоязычные и тюркоязычные народы,
пользовавшиеся арабской графикой, активно способствовали становле-

90
нию и развитию новых почерковых стилей. К началу XVI в. насчитыва� -
лось семнадцать почерков или стилей арабского письма [Gacek, 1989: 144].

4. Писчие материалы
Cведения о писчих материалах, письменных принадлежностях и
инструментах, с помощью которых изготовляется арабская рукописная
книга, содержит известная энциклопедия Абу-л-‘Аббаса Ахмада б. ‘Али
ал-Калкашанди (1355–1418) «Заря для подслеповатого в искусстве де-
лопроизводства» («Субх ал-’а‘ша фи сина‘ат ал-инша’»). В своей энци-
клопедии, созданной для чиновников государственной канцелярии
Султаната Мамлюков, ал-Калкашанди наряду с другими сведениями
сообщает о разновидностях каламов и подготовке их для письма, о
чернилах и чернильных приборах, папирусах и бумаге. В библиотеке
ВО имеется выдержка из этого сочинения (Ms. O. № 69) (илл. 3).

Илл. 3. Восточный отдел научной библиотеки Санкт-Петербургского государ-

ственного университета.
Мs.O. № 69.
Приобретена у купца Сулеймана Бурнаева.
Выдержки из сочинения Абу-л-‘Аббаса Ахмада б. ‘Али ал-Калкашанди (1355–
1418) «Заря для подслеповатого в искусстве делопроизводства».
1485 г. ?

91
 До начала широкого распространения письменности арабы исполь-
зовали для письма плоские белые или светлые камни, пальмовые ветви,
широкие кости верблюда. Договоры, как сообщают некоторые средневе-
ковые источники, иногда записывали на дорогостоящем тонком льня-
ном полотне кубати, изначально производившемся в Египте. На таком
полотне, согласно преданию, были записаны знаменитые му‘аллаки —
семь непревзойденных шедевров арабской поэзии доисламской эпохи.
Арабы уже в древности познакомились с папирусом, пергаменом и бу-
магой, которые позднее стали основными писчими материалами. Кости
продолжали использовать для письма, но обычно в тех случаях, когда
не было возможности получить другие, более удобные материалы. Упо-
минания об этом относятся к омеййадской и даже аббасидской эпохе
[Халидов, 1985: 161; Wahīb al-Djabūrī 1994: 247, 251, 254].
Использование дерева не характерно для арабской рукописной
традиции. В некоторых регионах деревянные дощечки используют для
обучения письму в школах. Таблички (или доски) используются в стра-
нах Африки в школах, где ученики знакомятся с азами мусульманской
религии и изучают Коран. Такие же «школьные дощечки» были обна-
ружены и в Йемене. При необходимости, переписанные коранические
тексты с этих дощечек смывают водой. Иногда эту воду собирают как
«освященную Словом Всевышнего» и применяют для «исцеления» от
различных недугов [Frembgen, 2003: 20]. Доска для каллиграфического
письма, изготовленная в XVIII–XIX вв., хранится в фондах Этнографи�-
ческого музея Казанского федерального университета (илл. 4).

Илл. 4. Из фондов Этнографического музея

Казанского федерального университета.
Доска для каллиграфического письма.
XVIII-XIX вв.

Интересно, что в Древнем Египте ученики также использовали

для письма деревянные прямоугольные доски, на которых писали ку-

92
сочком гипса или известняка, что позволяло легко удалять написанное
[Bloom, 2001: 21].
На протяжении четырех тысяч лет в Египте производили папи-
рус. Папирус — это растение, достигающее в Египте 5 м в высоту и 5 см
в ширину. Писчий материал из египетского (нильского) папируса был
известен в Аравии до ислама и широко использовался в течение пер-
вых двух веков хиджры; его обычно называли киртас (от греческого
khartēs через арамейское qarṭis). Папирус изготавливали и продавали
в рулонах (до 14,5 м) и стоил он довольно дорого. В целях экономии
на оборотной стороне листа уже использованного папируса в случае
необходимости записывали другой текст. Иногда оборотную сторону
письма использовали для составления ответа, хотя это считалось не-
вежливым. Когда халифу ал-Му‘тасиму (833–842) пришло послание от
византийского императора, ответ специально написали на оборотной
стороне этого письма, чтобы подчеркнуть презрительное отношение
халифа к императору. С появлением самаркандской бумаги папирус
был постепенно оттеснен на второе место. Его продолжали употреб­
лять до конца Х в., в Египте — до конца XI в. [Халидов, 1985: 162-163;
Khan, 1995: 1–2, 15].
Большая часть сохранившихся арабских текстов на папирусе про-
исходит из Египта. Арабские папирусы середины IX в. были найдены
на территории современных Сирии и Израиля. По-видимому, для про-
изводства писчего материала папирус выращивали не только в Египте,
но и в Месопотамии. В 836 г. халиф ал-Му‘тасим основал мастерскую по
изготовлению папирусов в своей новой столице, Самарре. Работали там
в основном египтяне, объем производства был незначителен. Есть сооб-
щения о выращивании папируса на Сицилии, но и там писчий материал
из него изготавливали в небольших количествах [Bloom, 2001: 21–22].
Сохранившиеся арабские папирусы представляют собой отдель-
ные листы или их обрывки, свитки, небольшие кодексы. Это фрагмен-
ты финансовых и юридических документов — записи о налогах, счета,
договоры о сделках, брачные контракты, а также частная переписка.
Арабские тексты на папирусе представляют собой важный источник
для изучения социальной и экономической истории, дипломатиче-
ских отношений, исторической топонимики, развития арабского язы-
ка и письменности [Халидов, 1985: 162–163; Bloom, 2001: 21]. В насто�-
ящее время значительное количество арабских папирусов хранится в
библиотеках Каира, Чикаго, Берлина, Гамбурга, Гейдельберга, Парижа,
Лондона, Манчерстера, Оксфорда и Кембриджа. К настоящему време-
ни арабская папирология сформировалась как самостоятельное на-
правление в изучении рукописной традиции арабов [Khan, 1995: 4–6].

93
 В отличие от папируса на пергамене чаще записывали текст Ко-
рана. Пергамен довольно широко использовался до появления бумаги,
особенно в Северной Африке. Там были найдены полные экземпляры
Корана и сотни листов литературных текстов, написанных на пергаме-
не. Пергамен изготавливали из овечьих, козьих и телячьих, газельих и
других видов кож [Халидов, 1985: 161]. Особенной тонкостью и мягко-
стью славился пергамен из Куфы. Арабские средневековые источники
сохранили для нас три термина для обозначения этого писчего мате-
риала: ракк (ar-raqq), адим (al-’adīm) и кадим (al-qaḍīm). Pакк — общее
название для кож, подготовленных для письма; адим — красная и ду-
бленая кожа; кадим — специальным образом выделанная кожа белого
цвета, а также название особого сорта чернил для пергамена (ḥibr ar-
ra’s) [Wahīb al-Djabūrī 1994: 255, 259, 261].
Уже использованный пергамен можно было употреблять для за-
писи новых текстов, предварительно его очистив. В 1972 г. на чердаке
Большой мечети в Сане было обнаружено около тысячи рукописных
Коранов. Некоторые были написаны на пергамене. Согласно пре-
данию, изготовлением пергамена адим славилось йеменское племя
ал-Хавлан) [Там же: 255]. Среди Коранов из Саны есть палимпсесты,
т. е. рукописи на пергамене поверх смытого или соскобленного тек-
ста. В целом арабские палимпсесты с остатками иноязычных древ-
них текстов чрезвычайно редки [Халидов, 1985: 161]. Ал-Калкашанди
пишет, что с распространением бумаги в халифате Харун ар-Рашид
наложил на использование пергамена запрет, поскольку относитель-
ная легкость исправления текстов, написанных на этом материале,
делала возможной фальсификацию документов [Qalqashandī 1987:
475–476]. Указ халифа, по-видимому, касался дворцовой канцелярии
и не означал полного исчезновения пергамена как писчего материа-
ла. Сохранившиеся арабские рукописи на пергамене датируются, как
отмечает А. Б. Халидов, 784–1105 гг. и представлены во многих собра-
ниях (как правило, лишь единицами или несколькими десятками ли-
стов) [Халидов, 1985: 161].
Согласно некоторым средневековым арабским источникам, се-
крет изготовления бумаги раскрыл кто-то из пленных, захваченных
в Таласском сражении в июле 751 г. Но, возможно, бумажных дел ма-
стера из Восточного Туркестана и раньше попадали в Самарканд и его
окрестности [Халидов, 1985: 163–164]. Именно этот город стал первым
центром изготовления бумаги в Аббасидском халифате, огромном бю-
рократическом государстве, где бумага распространилась очень бы-
стро. Быстро растущие потребности Аббасидского государства в бумаге
могло обеспечить только хорошо налаженное собственное производ-

94
ство. Согласно Йакуту (ум. 1229), первая мастерская по изготовлению
бумаги появилась в Багдаде в 794/795 г. при Харуне ар-Рашиде. Вскоре
столица халифата стала признанным центром производства бумаги,
причем наилучшего качества. Один из ранних образцов тонкой бумаги
багдадского производства был использован знаменитым каллиграфом
Ибн ал-Баввабом в 1000/1001 г. для создания копии Корана, которая
хранится в настоящее время в библиотеке Честер Битти в Дублине.
Переписывать Коран на бумаге, а не на пергамене начали именно
в Ираке, а в XI в. новый материал использовали уже для всех типов ру� -
кописей. К XIV в. бумаги в Багдаде производили уже гораздо меньше,
чем до монгольского завоевания. Багдадская бумага стала редкостью,
хотя сохранила свое прекрасное качество. Ал-Калкашанди сообщает,
что этот сорт бумаги использовался только при составлении важных
государственных документов. На великолепной белоснежной, тонкой
и мягкой бумаге багдадского производства с необыкновенно длинны-
ми волокнами выполнен в 1307 г. известным каллиграфом Ахмадом
ас-Сухраварди (ум. 1230/1321) список Корана, который ныне можно
увидеть в музее Метрополитан в Нью-Йорке. Этот же сорт бумаги ис-
пользовался и для изготовления знаменитого Корана Джашангира в
Каире в 1304-1306 гг. [Халидов, 1985: 163–164; James, 1988: 37]. С рас�-
падом государства Хулагуидов в 30-х гг. XIV в. большая часть мастеров,
производивших дорогостоящую бумагу, которая перестала пользо-
ваться спросом, перебралась в Дамаск или Каир. Изготовление бумаги
в Багдаде пришло в окончательный упадок после того, как город пал
под ударами армии Тамерлана в 1401 г. [Bloom, 2001: 48, 50, 53, 56].
Значительная часть арабских рукописных книг IX–XIV вв. написа� -
на на самаркандской, так называемой «восточной» бумаге. Бумажное
производство было также развито в Бухаре и Коканде. На «восточной»
бумаге выполнена рукопись Ms. O. № 62 из фондов ВО.
Это «Книга исцеления» («Китаб аш-шифа’») Ибн Сины, поступив-
шая в Санкт-Петербург из Казани в 1855 г. (коллекция купца Сулеймана
Бурнаева). Рукопись датируется XVI в. и содержит 655 л. Как отмечают
А. Т. Тагирджанов и О. Б. Фролова, в этом манускрипте тонкая лощеная
бумага «восточного» производства, возможно, имеет в своем составе
шелк [Тагирджанов, Фролова, 1981: 79]. Обычно основным сырьем для
выделки бумаги по китайско-самаркандскому способу было льняное
или конопляное тряпье, а также известь и пшеничный крахмал. Этот
способ изложен в упомянутом выше трактате «Опора пишущих…». Шелк
использовали в Дамаске. Согласно преданию, впервые другие материа-
лы заменил на шелк человек по имени Йусуф б. ‘Амр в 706 г. [Султанов,
2005: 181; Халидов, 1985: 163–165; Ayman Fu’ād Sayyid 1997: 29].

95
 В XIV–XV вв. появляются арабские рукописи на бумаге европейско�
-
го производства [Халидов, 1985: 163–165]. Самая ранняя из известных
копий Корана, выполненных на европейской бумаге, была закончена в
1340 г., предположительно в Багдаде. На листах различим итальянский
водяной знак. Рукопись хранится в коллекции Насера Халили в Лондо-
не [Bloom, 2001: 56]. Водяные знаки, филиграни, нередко включают в
себя литеры и цифры, позволяющие в ряде случаев получить информа-
цию о приблизительной датировке или локализации рукописи.

5. Письменные принадлежности
Среди письменных принадлежностей для создания арабской
рукописной книги первое по значимости место занимает калам (из
греч.) — тростниковая палочка с вырезом на одном конце и расще-
пленным острием. Такое орудие для письма иногда изготавливали и
из других материалов: камыша (в этом случае оно называлось йара‘),
стеблей розы, особого сорта травы, веток пальмы и некоторых фрукто-
вых деревьев. Редко для письма применялись также плоские палочки
или птичьи перья. Диаметр калама мог варьироваться от 1–2 мм до 2
см. Острие калама обычно называли словом минкар (арабск. minqār).
Разным способам обработки острия соответствовали определенные
почерковые стили [Халидов, 1985: 165–166; Khan, 2001: 22–23].
Для создания рукописной книги в странах ислама традиционно
использовали два основных вида чернил — на угольной и железистой
основе. Чернила, приготовленные из сажи или угля, смешанных с мас-
лом или смолистыми веществами растительного происхождения, пер-
воначально называли мидад (арабск. midād; от madda ‘протягивать’).
Угольные чернила были известны уже в древности и отличались тем,
что их можно было смыть водой.
Чернила, основой для которых служили чернильный орех и желе-
зистые компоненты, при соприкосновении с бумагой приобретали ко-
ричневый, с оттенком красного, цвет. Они назывались хибр (арабск. ḥibr;
от ḥabara ‘писать’). Позднее оба термина, и хибр и мидад, стали исполь-
зовать как синонимы. Чернила должны были иметь густой черный цвет
и блеск. Различные виды чернил и многочисленные способы их приго-
товления подробно описаны во второй и третьей главах упоминавшейся
выше книги «Опора пишущих и орудие обладающих разумом». Наряду с
обычными черными, арабские каллиграфы использовали цветные чер-
нила, в том числе приготовленные с использованием золота и серебра.
Прибор для хранения чернил и письменных принадлежностей назы-
вался дават (арабск. dawāt) или, иногда, михбара (арабск. miḥbara). В прибор
помимо чернил помещали каламы, песок, крахмал, в саму чернильницу

96
клали небольшой кусочек хлопка, шерсти или шелка для того, чтобы пре-
дохранять калам от излишка чернил. Такие приборы делали из стекла, ке-
рамики, дерева, металла, украшали узорами и надписями. Формы дават
были также весьма разнообразны — от простых круглых до архитектурных
моделей в миниатюре [Халидов, 1985: 166; Blair, 2006: 61–65].

6. Форма и оформление книги

Арабская рукопись в большинстве случаев выглядит скромно и
непритязательно. Она мало отличается по размеру от современной пе-
чатной книги и имеет обычно от 18 до 35 см в высоту и от 13 до 25 см в
ширину. Гораздо реже встречаются рукописи миниатюрные и крупно-
форматные, а также те, у которых ширина превышает высоту.
Значительная часть арабских рукописей имеет титульный лист, на
котором помимо заглавия нередко помещаются пометки владельцев
или читателей сочинения, записи о передаче манускрипта в вакф или
в собственность какого-либо лица, причем записи эти не всегда сдела-
ны на арабском языке. Название сочинения и имя автора иногда поме-
щаются непосредственно перед текстом, в отдельных случаях пишутся
владельцем или библиотекарем на переплете, на обрезе книги (обычно
так пишут только титул, без имени автора) [Халидов, 1985: 167–168].
Текст арабской рукописи, как правило, укладывается в прямо-
угольную рамку, обрамленную широкими (от 4–5 до 10–11 см) поля-
ми. Разметка рукописи делалась заранее и переписчик редко нарушал
подготовленный им же трафарет. Такой трафарет, или предваритель-
ная разлиновка, назывался мистара (арабск. misṭara). Существовали
специальные трафареты для размещения текста в круглой рамке, кото-
рая чаще всего не очерчивалась, а украшалась орнаментом. Так, напри-
мер, оформлялись начальные страницы первой и второй сур Корана в
османскую эпоху. Специальные мистары готовили для записи текста в
несколько столбцов. В два столбца чаще всего записывались поэтиче-
ские тексты. Ученические трафареты нередко изготавливали из плот-
ной бумаги или картона, а строки выделяли протянутыми нитями.
Существовали оригинальные приемы заполнения строк и полей
страницы. И. Ю. Крачковский вспоминает, что ему посчастливилось
держать в руках рукопись, датированную VI веком хиджры (XII в.) и
принадлежавшую, по-видимому, школе знаменитого Ибн ал-Бавваба:
«… стих, не входивший в строку, загибался вверх более мелким шриф-
том, и эта своеобразная асимметрия как-то приятно оживляла рису-
нок» [Крачковский, 1955: 37].
Заглавная буква, красная строка и деление на абзацы — не харак-
терны для арабской рукописной книги. Известно несколько приемов
97
маркировки структурных единиц арабского рукописного сочинения.
Название части, раздела, главы или иных смысловых отрезков сочине-
ния выделяется более крупным почерком, иным почерковым стилем
или цветными чернилами, иногда пишется на полях рукописи или на
отдельной строке, реже — на отдельной странице. Оно может служить
поводом или средством иллюминации рукописи, в таких случаях ис-
пользуют иной, отличный от основного, стиль письма, а также рамку,
орнамент и т. п. [Халидов, 1985: 167–168].
Пространство за рамками текста, поля страницы, по-арабски назы-
ваются хашийа (арабск. ḥāshiyya). Здесь помещаются поправки перепис-
чика или читателя, пояснения, заметки, комментарии. Эти записи могут
быть расположены под углом к основному тексту или иметь противопо-
ложное направление. В некоторых случаях комментарий «привязывался»
к определенной части основного текста с помощью особых помет, напри-
мер, соединительных линий красного цвета. Иногда пометки располага-
ются между строк и образуют оригинальный «орнамент» рукописи. Рав-
номерно распределены между строк и вписаны изящным почерком, под
углом относительно основного текста, пояснения к поэме Мухаммада б.
ал-Хасана б. Дурайда ал-Азади (ум. 933) (Ms. O № 737) (илл. 5).
Иногда поля становились своеобразным местом общения читате-
лей друг с другом, или даже с автором. Об одном из таких случаев рас-
сказывает историк Ибн Тагри Барди (ум. 1469/1470). Читая книгу Ибн
Хаджара ал-‘Аскалани (ум. 1449), он заметил, что сведения относитель-
но обстоятельств освобождения одного из мамлюков неверны, и сделал
соответствующую запись на полях. Позднее книга — а это был авто-
граф, принадлежавший самому ал-‘Аскалани, — вернулась к владельцу.
Ибн Хаджар ал-‘Аскалани заметил появившийся комментарий, узнал
почерк Ибн Тагри Барди и согласился с его замечанием. Присутствую-
щий при этом общий знакомый двух историков рассказал позднее Ибн
Тагри Барди о том, что произошло. Ибн Тагри Барди счел своим долгом
еще раз уточнить известные ему факты и, дополнив их настолько, на-
сколько это было возможно, передал всю информацию Ибн Хаджару,
который внес в текст соответствующие исправления [Bardī 1992: 80].
На полях рукописи обозначали номера страниц, листов или те-
традей. Номера тетрадей проставлены, например, в рукописи Ms. O.
№ 696 из коллекции шейха ат-Тантави (ВО), которая содержит сочине-
ние Мустафы ал-Бакри ан-Накшбанди (1687/88–1748/49) по суфизму.
Нередко нумерация страниц делалась позднее хранителем рукописи
или библиотекарем. В некоторых случаях на поля выносили названия
глав сочинения, в биографических словарях — имена тех, кому посвя-
щался следующий раздел. В списках Корана, особенно иллюминиро-
ванных, на полях часто обозначены каждые пять и десять айатов.

98
Илл. 5. Восточный отдел научной библиотеки Санкт-Петербургского государ-
ственного университета.
Мs.O. № 737.
Коллекция Шейха М. А. ат-Тантави.
Мухаммад б. ал-Хасан б. Дурайд ал-Азади (ум. в 934 г.). «Дурайдова касыда
(«Ал-Максура»)».
1538 г.

99
 Переписчик мог вносить и иные добавления в рукопись, напри-
мер, размещать на первых или последних страницах оглавление [Ха-
лидов, 1985: 288; он же, 1987: 288]. Иногда перечень глав, помещенный
в начале сочинения после басмалы, выделялся цветом, более крупным
шрифтом, выписывался особенно тщательно. Интересно оформление
оглавления в рукописи Ms. O. № 437 из собрания ВО (илл. 6).
Это таблица, расчерченная золотой краской. В каждой ячейке по-
мещено название главы и страница, ей соответствующая. Слова bāb
(‘глава’) написаны красными, названия глав — черными, а номера
страниц — зелеными чернилами. Оглавление в виде таблицы занима-
ет первые пять страниц рукописи Ms. O. № 538, которая содержит текст
и комментарий юридического трактата, составленные, как пишет
А. К. Казем-бек в каталоге 1852 г., «Мюнля-Хосровым, Муфтием Кон-
стантинопольским, который начал сие сочинение в 10 день месяца
Зюль-када 877 года и трудился над ним 6 лет, 6 месяцев и 8 дней. Руко-
пись писана очень красивым та’ликом Каллиграфом Ахмед-Альгаузи.
Она полна, без ошибок и хорошо сохранена» (РГИА, ф. 733, оп. 193, Д.
674, л. 143).
Вне текста, на полях, первой и последней страницах, нередко ста-
вили свои печати лица, являвшиеся собственниками рукописи. Печати
имели самую разнообразную форму — «квадратную, четырехугольную,
шестиугольную, восьмиугольную, грушевидную, овальную, фигурную,
продолговато-четырехугольную и т. д.» [Султанов, 2005: 198].
На титульном листе рукописи иногда помещали украшенный осо-
бым образом или помещенный в картуш заголовок сочинения. В кар-
туш вписывали также названия глав, разделов и т. д. Особенно это ха-
рактерно для сур Корана. Распространенным элементом оформления
титульного листа арабской рукописной книги служил унван (арабск.
‘unwān ‘заглавие’), выполненный, как правило, красками синего, крас-
ного, золотого, зеленого цвета.
Особое внимание мастера иллюминации уделяли басмале — сло-
вам «Во имя Бога, Милостивого Милосердного» (би-сми-ллахи-рах-
мани-р-рахим), с которых начинается большинство арабских руко-
писных текстов, в том числе все суры Корана (кроме девятой). Ино-
гда басмала вписана в унван, иногда занимает отдельную страницу.
Интересный вариант оформления басмалы представлен в списке
Корана XVIII в. из Ирана (библиотека Честер Битти, Дублин). Свиток
выполнен на тончайшей бумаге. Текст в нем записан почерком гу-
бар (арабск. ghubār ‘пыль’). Это одна из форм насха, которую отличает
очень мелкий и тонкий шрифт. Такой почерк использовали, напри-
мер, для посланий, передававшихся посредством голубиной почты.

100
 Илл. 6. Восточный отдел научной библиотеки
Санкт-Петербургского государственного университета.
Мs.O. № 437.
Коллекция Одесского Ришельевского лицея.
Мухаммад б. ‘Али Мулла Хосров (ум. в 1480 г.) «Жемчужины мудрецов в разъ-
яснении лучших решений». Текст и комментарий юридического трактата,
написанного в 1472-1477 гг.
1662 г.

101
 В экземпляре Корана, о котором идет речь, текст, выполненный
губаром, заполняет все пространство в очерченной золотом рамке. Не
покрытая текстом поверхность представляет собой изящную басмалу,
окруженную легкой арабеской. Миниатюрные свитки Корана, подоб-
ные упомянутому экземпляру из дублинской библиотеки, укладывали
в маленький, обычно металлический, контейнер с шнурком или нитью
и носили на шее в качестве оберега [Wright, 2009: 83–85, 96–97].
Как отмечалось выше, средством иллюминации мог служить от-
личный от основного стиль письма, либо сочетание двух или несколь-
ких видов почерка в одной рукописи. Такой прием был особенно ха-
рактерен для мамлюкского периода развития каллиграфии.
Чаще других и роскошнее украшали рукописи Корана [Халидов,
1985: 167]. При этом нередко иллюминировали не только начальные стра-
ницы, но и весь текст. Во многих экземплярах книгу открывают парные
иллюминированные страницы без текста. На первых двух страницах в
искусном обрамлении из арабесок обычно помещали первую суру «Фа-
тиху» («Открывающая») и начальные стихи второй суры «Корова». Таким
же образом оформляли условную середину священного текста — начало
18-й суры «Пещера». Другие типичные элементы иллюминации Кора-
на — украшенные орнаментом и/или отмеченные пальметтой картуши
с названиями сур (нередко выписанными золотом), медальоны на по-
лях, отмечающие каждые пять и десять айатов, особое написание слова
«Аллах» (например, золотой краской), разделяющие айаты золотые или
цветные розетки, рамка и пр. Иногда текст Корана полностью записывал-
ся золотыми чернилами. Особым изяществом отличались те экземпляры,
в которых каждая написанная золотом буква и огласовка была аккуратно
обведена тончайшей черной линией [Wright, 2009: 70–78, 111].
Классическая эпоха создания иллюстрированных рукописей от-
носится к первой половине XIII в. Наиболее известные центры художе� -
ственного оформления рукописных книг находились в Багдаде, Мосуле,
Дамаске. Иллюстрациями сопровождали ограниченный круг текстов.
Чаще всего это были сборники новелл, сказок, притч, басен, например,
«Макамы» ал-Харири (1054–1122), «Китаб ал-Агани» Абу-л-Фараджа
ал-Исфахани (897–957), «Калила и Димна» Ибн ал-Мукаффы (720–756).
Нередко иллюстрировались также трактаты по ботанике и медицине,
например, арабский перевод «Materia Medica» Диоскура (40–90 г. н. э.),
известный в нескольких рукописях [Халидов, 1985: 175; Witkam, 2010].

7. Переплет
Искусство изготовления переплетов для арабской рукописной кни-
ги восходит к коптской традиции и опыту абиссинских мастеров [Ха-
102
лидов, 1985: 176]. Великолепные переплеты изготавливали в Магрибе,
Андалусии, Иране. Высочайшего мастерства достигли в XIV–XV вв. пере�-
плетчики Мамлюкского султаната [Ayman Fu’ād Sayyid, 1997: 41–42, 44].
Редкий для коллекции ВО переплет в магрибинском стиле име-
ет рукопись Ms. O № 562, являющаяся списком толкового словаря
ал-Джавхари (ум. 1002/03) и датируемая 657 г. х. (1258/59 г.). Бывший
владелец рукописи А. К. Казем-бек отмечает, что «этот экземпляр в
своем роде единственный» (РГИА, ф. 733, оп. 193, д. 674, л. 147).
Переплеты для арабских рукописей изготавливались в основном
из кожи, часто использовалась прессованная бумага. В собрании ВО
имеется хорошо сохранившийся коричневый кожаный переплет ком-
ментария на «Компендиум» ал-Джагмини (Ms. O. № 668). Это труд са� -
маркандского астронома при Улугбеке Кади-заде ар-Руми (ум. 1412 или
после 1427). В середине каждой из сторон прямоугольного обрамления
переплета, состоящего из растительного орнамента, находится рамка,
имеющая форму ромба, внутри которой помещено имя переплетчика с
фамильным прозвищем «ас-Саххаф» («Переплетчик») и дата — 1839 г.,
что позволяет предположительно датировать и саму рукопись.
Одна из рукописей собрания ВО, датируемая второй половиной
XVIII в., имеет кожаный переплет с завязками, что в целом не харак� -
терно для мусульманской рукописной книги (Ms. O. № 433).
Нетипичными для арабских рукописей являются также деревян-
ные крышки [Халидов, 1985: 178], однако в фондах ВО хранятся экзем-
пляры рукописных книг, имеющих деревянный переплет с кожаным
корешком. Одна из них (Ms. O. № 44) поступила из Казанского универ�-
ситета, другая (Ms. O. № 557) — из коллекции А. К. Казембека. Рукопись
Ms. O. № 44 была изготовлена в Татарстане, вероятно, во второй поло�-
вине XIX в.
Имена мастеров-переплетчиков редко встречаются в источниках
или на самих переплетах арабской рукописной книги. В то же время на
переплетах рукописей, сделанных в Средней Азии, начиная с XVIII в.
имена мастеров, как правило, обозначены [Султанов, 2005: 187; Хали-
дов, 1985: 177]. Имена переписчиков, напротив, довольно часто встре-
чаются в арабских рукописях. Как правило, они обозначены в колофо-
не. Примером могут служить многие списки из коллекции Восточного
отдела Научной библиотеки СПбГУ.
Отличительной особенностью «мусульманского переплета» яв-
ляется клапан. Обычно клапан состоит из двух частей и представляет
собой продолжение задней крышки переплета. Прямоугольник закры-
вает обрез книги, а пятиугольная часть закладывается под переднюю
крышку [Халидов, 1987: 294].

103
 ОСМАНСКАЯ РУКОПИСНАЯ КНИГА

1. Возникновение письменности. Первые книги

В историческом развитии тюркского языка Анатолии исследо-
ватели выделяют три этапа: 1) староосманский или староанатолий-
ско-тюркский (XIII–XV вв.), 2) османский (XVI–XIX вв.), 3) современ-
ный турецкий [Гузев, 1979: 13–14].
Наиболее ранние тюркские произведения Малой Азии относятся
к XIII — началу XIV вв. Это «Книга о превратностях судьбы» («Чарх-на-
ме») Ахмеда Факиха, тюркские вставки в стихах Руми, «Юсуф и Зу-
лейха» Шеййада Хамзы, стихи Султана Веледа, «Книга советов» («Риса-
лат ан-нусхиййа») Юнуса Эмре.
Старейшая из дошедших до нас рукописей датируется 1331 г.
(731 г. х.). Обнаруженная В. Д. Смирновым в 1914 г. в Британском Му-
зее, она содержит перевод арабского комментария к религиозной по-
эме Несифи [Смирнов, 1914]. Характерной особенностью этой рукопи-
си является употребление огласовок. Данное явление можно считать
типичным для ранних тюркских рукописей анатолийского ареала. В
период освоения чужеродного (арабского) письма, когда еще отсут-
ствовали общие орфографические нормы и наблюдались существен-
ные расхождения в употреблении графем [Гузев, 1966: 42], прописы-
вание надстрочных и подстрочных знаков существенно облегчало
понимание текста. В более поздних списках огласовки употреблялись
либо для устранения явных разночтений, либо при цитировании Кора-
на, либо в учебных пособиях (см., например, рукопись из Восточного
отдела научной библиотеки Санкт-Петербургского государственного
университета (далее ВО) Ms.O. 887) (см. илл. 1).
Впрочем, османская орфография так и не была окончательно
нормализована. При написании исконно тюркских слов переписчики
зачастую руководствовались собственными представлениями об уз-
наваемости этих слов и, соответственно, сами решали, прописывать в
них буквы для гласных звуков или нет. Примечательно, что в пределах
одного сочинения слово могло писаться по-разному: например, ‫درت‬
или ‫ دورت‬dört (‘четыре’). В таких случаях сложно сказать, идет ли речь
о каких-либо рациональных соображениях или об обычной небрежно-
сти. Интересной особенностью османской орфографии стало переос-

104
мысление функции арабских графем, передающих отсутствующие в
османском языке эмфатические фонемы (ṣ (‫)ص‬, ṭ (‫ )ط‬и пр.). В тюркских
словах они стали сочетаться исключительно с гласными заднего ряда,
что отдаленно напоминает принцип «консонантного дуализма» в
древнетюркской рунической письменности1.

Илл. 1. Ms.O. 887. Рисала фи ʻилм ал-хатт (лл. 9b-10a).

Также османская орфография последовательно соблюдала мор-

фематический принцип написания аффиксов: вне зависимости от ко-
нечного согласного основы на письме отображался основной вариант
аффикса со звонким согласным. Существенную функциональную на-
грузку данный принцип приобретает, если речь идет об аффиксах ска-
зуемости: согласно правилам тюркского синтаксиса, данные аффиксы
завершают предложение, т. е. в письменной речи фактически играют
роль точки. Таким образом, существовала небольшая группа буквосо-
четаний, которые почти однозначно сигнализировали об окончании
предложения. Соблюдение морфематического принципа, не предус-
матривавшего отражение на письме сингармонических вариантов,
сводило количество этих буквосочетаний к минимуму. Проблема сег-
ментации текста (при дефиците специализированных средств) была
частично решена.
1
Данный принцип заключался в том, что одной согласной фонеме
обычно соответствовало две графемы: одна из них употреблялась в сочетании
с гласными заднего ряда, другая — с гласными переднего ряда.

105
 2. Изготовление рукописей
2.1. Орудия и принадлежности для письма
Как и во всем мусульманском мире, османские каллиграфы ис-
пользовали тростниковые каламы (тур. kalem) — палочки с вырезом
на одном конце и расщепленным острием, расщепом (тур. şakk) раз-
личных размеров. Наиболее часто применялись каламы с расщепом в
1 и 2 мм — в зависимости от размеров почерка. В начале XIX в. через
яванских мусульман, приезжавших на паломничество в Мекку, в Тур-
цию попали каламы из пальмовых шипов, отличавшиеся особенной
прочностью (тур. Сava kalemleri). Такие каламы стали использоваться
для переписки текстов больших объемов [Blair, 2006: 477]. Монумен-
тальные декоративные почерки (тур. celi) требовали использования
деревянных каламов (тур. tahta kalemler) с плоским расщепом [Ibid.].
Калам было принято хранить в футляре (тур. kalemdân), а для очинки
калама использовался специальный нож (тур. kalemtıraş), который мог
также применяться для резки бумаги и стирания написанного. Трепет-
ное отношение к каламу, который упоминается в Коране1, повлияло и
на процесс очинки: стружку было принято не выбрасывать, а закапы-
вать в землю. Некоторые особенно ревностные мусульмане вообще
не избавлялись от стружки, а завещали сжигать ее в огне, на котором
должна была подогреваться вода для омовения их тел [Binark, 1975: 54].
Наиболее пригодным материалом для изготовления чернил2 (тур.
mürekkep) в Турции считалась сажа льняного масла (тур. bezir yağı isi).
Такие чернила равномерно стекали с калама, долгое время сохраняли
яркость и свежесть и при необходимости легко удалялись со шлихто-
ванной бумаги. Другими популярными материалами, из которых изго-
тавливались чернила, были нефть (тур. neft), сосновая сажа (тур. çıra),
сажа от козьей шерсти (тур. keçi kılı isi) [Binark, 1975: 56]. Для набирания
нужного количество чернил на дно чернильницы (тур. hokka) клали
шелковое волокно (тур. lika, kilke), которое также препятствовало зату-
плению кончика калама. Скорейшему высыханию чернил способство-
вало применение тончайшего фарфорового песка (тур. rıh), который
высыпался на написанное и через некоторое время счищался паль-
цами [Ibid]. Хранился этот песок в небольшом округлом сосуде (тур.
rıhdân) с отверстиями в верхней части, напоминающем солонку.
Что касается бумаги (тур. kâğıt), то во второй половине XIV в. на
территории Анатолии была распространена в основном европейская,
преимущественно итальянская бумага. Ситуация изменилась после
1
Название «ал-Калам» («Письменная трость» в переводе И. Ю. Крачков-
ского) носит 68-я сура Корана (также известная как «Сурат Нун»). Она начина-
ется со стиха: «Нун. Клянусь письменной тростью и тем, что пишут».
2
Подробно о технологии производства чернил см.: [Казиев, 1966: 17–25].

106
завоевания Константинополя в 1453 г., когда в пригороде этого города
была основана первая османская бумажная фабрика Kâğıthane [Bloom,
2001: 205]. Она выпускала бумагу с водяными знаками в виде льва. Са-
мый ранний документ, написанный на данной бумаге датируется 1486 г.
[Kâğıtçı, 1976: 8]. Помимо бумаги собственного производства османами
по-прежнему применялась европейская (итальянская) бумага, а также
индийская, самаркандская и исфаханская [https://www.yazmalar.gov.tr].
Перед использованием фабричная бумага нуждалась в обработке
крахмальным клейстером, шлихтовке (тур. aharlama) и лощении (тур.
mühreleme)1. Данные процедуры не только оберегали бумагу от сырости
и плесени, но еще облегчали скольжение по ней калама (соответству-
ющее качество бумаги называлось kalemgirlik), а также упрощали ис-
правление ошибок, которые просто стирались или соскребались. Более
того, обработанную таким образом бумагу можно было использовать
неоднократно. Именно поэтому не шлихтовалась бумага, предназна-
ченная для написания официальных документов, где исправления не
допускались [Binark, 1975: 50].

2.2. Разлиновка текста, ограничительные линии

Трафарет (тур. mıstar) изготавливался и применялся следующим
образом: расчерчивали лист картона, по концам каждой линии про-
калывали отверстия и через эти отверстия натягивали шелковые нити
(тур. ibrişim). Затем бумагу помещали на трафарет, надавливали, и пи-
сали, ориентируясь на следы, оставленные на бумаги шелковыми ни-
тями [https://www.yazmalar.gov.tr].
Для османских рукописей характерна рамка (тур. çerçeve), которая
отделяла текст от полей (тур. kenar, hamiş2). Рамки чертились красны-
ми чернилами либо жидким золотом, чаще всего на первых или по-
следних листах. Разлиновка листов была кропотливой и трудоемкой
процедурой, поэтому ее зачастую доверяли профессионалам, которые
назывались kalemkeş или cetvelkeş.

2.3. Почерки
Из традиционной мусульманской «шестерки» почерков (тур.
eklam-i sitte) — мухаккак (тур. muhakkak), рейхани (тур. reyhani), насх
(тур. nesih), сулс (тур. sülüs), тауки (тур. tevki) и рикаʻ (тур. rikaa) — по-

1
Подробно об этих процедурах см.: [Казиев, 1966: 25–32].
2
Термин hamiş применялся также для обозначения маргиналий, поэто-
му сами поля — свободное пространство по краям листа — чаще назывались
нейтральным по значению словом kenar (‘край, сторона’).

107
всеместную популярность на османской почве сохранили насх (тексто-
вый почерк) и сулс (декоративный почерк). Мухаккак и рейхани упо-
треблялись крайне редко1. Скорописным почерком тауки в Османской
империи писались официальные документы, такие как договоры и
верительные грамоты. Почерк рикаʻ стал известен у османов как «по-
черк лицензий» (тур. hatt-i icaze), так как именно этим почерком ма-
стер-каллиграф писал лицензии для своих учеников [Blair, 2006: 476].
Основная сфера применения сулса в рукописных книгах, как ука-
зывает Л. В. Дмитриева, — написание названия сочинения в унване
[Дмитриева, 1987: 468]. Данный почерк, получивший в мусульманском
мире обозначение «мать почерков» (тур. ümmü-l-hutut), обладает стро-
гими математическими пропорциями, поэтому каллиграфы начинали
овладевать своим искусством именно с него. В ВО под шифром Ms.O.
887 хранится рукопись «Рисала фи ‘илми-л-хатт» («Трактат о науке
письма») — учебное пособие по почерку сулс, составленное в 1792/93 г.
(1207 г. х.). Данное сочинение предваряется похвалой Богу, создавше-
му «дощечку и калам», в предисловии содержатся сведения о кала-
ме, ноже для очинки калама, упоминаются великие каллиграфы Ибн
Мукла и Йакут, характеризуется шестерка почерков. В первом разделе
формулируются правила начертания отдельных букв, исчерпывающе
проиллюстрированные на полях (илл. 4). К букве дал (‫)د‬, например, да-
ются такие пояснения: «Необходимо, чтобы верхняя сторона (до изги-
ба. — Т. С.) составляла от четырех до пяти точек. Если верхняя сторона
содержит четыре точки, то нижняя пусть насчитывает пять точек; если
верхняя сторона состоит из пяти точек, то нижняя пусть будет насчи-
тывать шесть точек» (MSO 887, л. 7а–7b). Второй раздел посвящен со�-
четанию букв (комбинация ‫ ل‬и ‫ ا‬считается не сочетанием букв, а от-
дельным знаком ‫ال‬, не сводящимся к сумме составляющих, и потому
рассматривается в первом разделе). В третьем разделе составитель
перечисляет позиционные варианты букв: например, у алифа (‫ )ا‬всего
одна разновидность, а у ба (‫ )ب‬их насчитывается пять.
Персидский насталик (тур. nestâlik), проникший в Османскую им-
перию во второй половине XV в., стал известен у османов под названи-
ем талик (тур. tâlik). Почерк же, называвшийся в Иране талик, преобра-
зовался на османской почве в канцелярский почерк дивани (тур. divanî).
Следует отметить, что в Турции популярна точка зрения, согласно ко-
торой данный почерк был изобретен самими османами и имеет лишь
косвенную связь с таликом2. В XVI в. развился обильно украшенный
1
Почерком мухаккак долгое время было принято выписывать басма-
лу — молитвенную формулу «Во имя Аллаха милостивого, милосердного».
2
Так, в монографии А. Алпарслана почерки дивани и рика помещены в
раздел «Почерки, созданные турками» [Alparslan, 2007:189–202].

108
почерк с огласовками джели дивани (тур. celi divani), который приме-
нялся в переписке на наивысшем уровне [Derman, 1997:16]1.
Наиболее выдающимися среди османских каллиграфов счита-
ются Шейх Хамдаллах (1429–1520) и Хафиз Осман (1642–1698). Шейх
Хамдаллах известен прежде всего тем, что он выработал свой соб-
ственный стиль почерка насх, который оказал существенное влияние
на каллиграфов последующих поколений. Свое мастерство он оттачи-
вал в первую очередь на переписывании текста Корана. Самый приме-
чательный экземпляр Корана, переписанный им в 1503/04 г. (909 г. х.),
предназначался лично для султана Баязида II. За эту работу мастер по-
лучил беспрецедентный гонорар в 7000 акче2. Для стиля Хамдаллаха
характерно ровное и изящное начертание букв, а также особенно тща-
тельное прописывание подстрочных элементов. Мелкий почерк губа-
ри (букв. «пылеобразный»), который использовался в миниатюрных
списках Корана (длиной 5–6 см)3, также носит черты стиля, разрабо-
танного Шейхом Хамдаллахом [Blair, 2006: 481]. Стиль шейха несколь-
ко утратил популярность в конце XVI — начале XVII вв., после чего он
был реанимирован и усовершенствован Хафизом Османом [Ibid.: 483].
Как правило, почерк насх применялся для переписки прозаиче-
ских текстов, а талик (насталик) — поэтических, причем стихотворные
вставки в прозаических сочинениях писались тем же почерком, что и
основной текст. Впрочем, по наблюдениям О. В. Васильевой, наиболее
распространенным почерком всегда оставался все-таки насх [Василье-
ва, 1986: 58]. Примеры использования насха в османских рукописях из
собрания ВО представлены на илл. 1, 4, 6, 7, насталика — илл. 5.
В XIX в. развился почерк рикʻа (тур. rika), который стал широко ис-
пользоваться для повседневных нужд. Этот почерк требовал чрезвычай-
но тонкого расщепа калама — не более 1 мм. В разработку этого почерка
значительный вклад внесли мастера Мюмтаз Эфенди (ум. 1872) и Мех-
мет Иззет Эфенди (ум. 1903). В рукописных книгах рикʻа встречается
главным образом в пометах к основному тексту и различных надписях,
зачастую не имеющих отношения к содержанию самих рукописей.

1
Надо заметить, что фактически у каждого почерка, кроме насха, было
два варианта — текстовый (тур. hafi, hurde ‘легкий, тонкий’) и монументаль-
ный (тур. celi).
2
Для сравнения: самая высокая дневная оплата труда каллиграфа со-
ставляла 24 акче, обычная — 10 акче, для учеников — 2,5 акче [Дмитриева,
1987: 465]. Акче — серебряная монета, чеканившаяся с первой половины XIV в.
вплоть до реформ середины XIX в.; основная денежная единица Османской
Турции.
3
Такие Кораны носили название sancak (‘знамя’); помещенные в вось-
миугольные коробочки они прикреплялись к знаменам во время военных по-
ходов и служили в качестве оберегов.

109
 2.4. Исправления, пометы, приписки
Как уже отмечалось выше (разд. 2.1), для изготовления рукописей
применялась шлихтованная бумага, которая позволяла относительно
легко исправлять ошибочные места. Зачеркивания встречаются край-
не редко, преимущественно за пределами основного текста. Пометы
на полях могли иметь самый разнообразный характер; например, чи-
татели рукописи MSO 464 помечали на полях более привычные им ва-
рианты написания того или иного слова или целого выражения (так, на
л. 1b представленный в основном тексте слитный вариант написания
фразы neylersin («Что ты делаешь?») сопровождается на полях поясне-
нием в виде раздельного написания этой фразы ne eylersin). Часто в ос-
манских рукописях встречаются поздние приписки, помещенные до и
после основного текста. Обычно они делались достаточно небрежным
почерком. Среди заслуживающих внимания приписок в рукописях из
собрания ВО — обстоятельная биография автора сочинения (Ms.O. 652)
или предшествующая тексту «Кабус-наме» подробная история пере-
вода этого сочинения с персидского языка на османский (Ms.O. 657).
Позднейшими приписками могли быть такие важные, с точки зрения
современного читателя, элементы книги, как оглавление и даже загла-
вие сочинения на «титульном листе» (см. илл. 2).

Илл. 2. Ms.O. 346. Ахмеди. Искендер-наме (внутренняя сторона верхней пе�

-
реплетной крышки и лист 1a). На «титульном листе» небрежным насхом
написано название сочинения (Китаб-и Искендер-наме). Ниже по-арабски
приведены сведения об авторе, указана дата написания сочинения – 792 г. х.
(1389/90 г.) и то, что оно было посвящено Сулейману Челеби.

110
 3. Оформление рукописей
3.1. Форма
Османская рукописная книга имеет форму кодекса, т. е. листов,
сложенных и скрепленных вместе и заключенных между двумя пере-
плетными крышками.

3.2. Обложка (переплет)

Наиболее распространенным материалом переплета (тур. cilt) явля-
ется картон (тур. mukavva), обтянутый кожей (тур. deri). Кожа может пол-
ностью обтягивать картон (в большинстве случаев) или закрывать четыре
его угла (в таком случае переплет носит название çârkuşe — ‘четырехуголь-
ный’). Переплет состоит из переплетных крышек — нижней и верхней
(тур. alt kapak, üst kapak) и корешка (тур. dip-sırt). Нередко элементом пере-
плета является также клапан (тур. miklep), защищающий переднюю часть
книжного блока; его подвижность обеспечивается гибким соединением
(тур. sertab). Подвижные части, соединяющие переплетные крышки и ко-
решок, носят название mukat payı (букв. ‘инвалид’), пространство между
верхней переплетной крышкой и сертабом и между сертабом и клапаном
называется dudak (букв. ‘губа’). Факультативно могут присутствовать фут� -
ляр (тур. ciltbent) и шнурок (тур. şiraze) [Binark, 1975: 8].
Для внешней стороны переплета характерен крупный декоратив-
ный элемент в виде тиснения (тур. şemse ‘солнце’). Данное украшение
в сельджукский и раннеосманский периоды имело круглую форму, а
начиная с XVI в. — овальную [Çığ, 1952: 114]. Концы шемсе зачастую
украшались мелкими овальными деталями (тур. salbek). Украшения
в углах переплетной крышки назывались köşebent (букв. «железный
угольник»).
Тисненые узоры выполнялись следующим образом: на картон-
ную основу переплета наклеивался другой, более тонкий слой картона
с предварительно вырезанными фрагментами, обозначающими места
будущих украшений. На данную заготовку наклеивалась кожа, и пере-
плетчик заранее приготовленными штампами выдавливал на ней узо-
ры. Существовала также особая разновидность тиснения, называвша-
яся gömme şemse (букв. «скрытое солнце»). В этом случае и в картоне и
в коже вырезалось гнездо, куда помещалось украшение. Такой способ
обеспечивал лучшую сохранность мелких деталей узора.
Штампы (тур. kalıp) первоначально изготавливались из дерева
и железа, однако они сильно деформировали переплетные крышки.
Впоследствии такие штампы стали делать из кожи по следующей тех-
нологии. Куски кожи вырезались по размеру узора и склеивались друг

111
с другом специальным клеем (тур. çiriş). После высыхания заготовку
доводили до нужной толщины с помощью молотка (тур. muşta), а за-
тем вырезали на ней узоры. Полученные таким образом штампы были
необыкновенно прочны и могли использоваться несколькими поколе-
ниями мастеров, вследствие чего узоры не отличались разнообразием
[Ibid: 114–115].
В зависимости от способа нанесения позолоты узоры подразде-
ляются на три вида. К одному виду относятся узоры с позолоченной
основой, к другому — узоры с позолоченными рельефными частями,
к третьему — полностью позолоченные узоры. В османской традиции
эти виды узоров называются соответственно alttan ayırma şemse (букв.
«солнце, отделенное от низа»), üstten ayırma şemse (букв. «солнце, отде-
ленное от верха») и mülemma şemse (букв. ‘блестящее солнце’) [https://
www.yazmalar.gov.tr]. По соотношению цвета узора и цвета переплета
традиционно различаются два типа узоров: mülevven şemse (букв. «вы-
крашенное солнце») и soğuk şemse (букв. «холодное солнце»). В первом
случае цвета шемсе и переплета не совпадают (здесь могут быть при-
менены способы позолоты alttan ayırma и üstten ayırma), во втором цве-
та шемсе и переплета совпадают [Ibid.].
Помимо тиснения существовали и другие техники украшения
кожаных переплетов, прежде всего резьба. Для резьбы применялись
специальные инструменты: kör alet (букв. «слепой инструмент»), teber
(букв. «секира»), yekşah (букв. «единорог»)1. Лезвия этих инструментов
раскаляли докрасна, а затем с силой проводили ими по поверхности
кожи, в результате чего та меняла свой цвет [Aritan, 1993: 555].
Переплеты, украшенные решеткой, выполненной из жидкого зо-
лота, называются zilbahar. Они получили широкое распространение с
конца XVIII в. Со временем сегменты решеток, имевшие квадратную,
прямоугольную или листовидную форму, стали украшаться позолотой,
что придавало переплетам очень богатый вид. Встречались также вы-
шитые золотом переплеты (тур. zerduz).
Особо следует отметить переплеты, оклеенные бумагой, изготав-
ливавшейся в технике ebru («мраморная бумага»)2. Такие переплеты
считались дешевыми и самыми заурядными [Bothmer, 1985: 43], что
подтверждают и материалы ВО. Например, рукопись Ms.O. 16 «Гюл-
шен-и шуара» («Цветник поэтов») была, очевидно, переписана самим
владельцем и потому оформлена очень неброско. Рукопись Ms.O. 464
«Хикайат-и Ходжа Насреддин» («Истории о Ходже Насреддине») и вовсе
1
Последний инструмент был особенно популярен и даже дал название
переплету, который изготавливался с его помощью.
2
Подробно о технике изготовления мраморной бумаги см. Казиев,
1966: 67–71.

112
является одной из самых скромных в коллекции: она выполнена не-
брежным насхом и не имеет традиционной рамки, отделяющей текст
от полей; по-видимому, ее использовали для повседневного чтения.
Также мраморной бумагой могли оклеивать внутренние компоненты
переплета (см. илл. 2).
Среди других разновидностей переплетов следует отметить тка-
невые (тур. kumaş), инкрустированные драгоценными камнями (тур.
murassa), лакированные (тур. lake, rugân).
Типичный османский переплет см. на илл. 3. В центре переплет-
ной крышки расположено крупное шемсе (soğuk şemse) с шестнадца-
тью лепестками, окаймленное позолоченной рамкой. Узор (тур. desen,
motif) — растительный, переплетение стеблей, листьев и цветков (тур.
penç1, букв. ‘пять’, по наиболее распространенному числу изображае-
мых лепестков). Края крышки декорированы тисненой позолоченной
рамкой zencirek (букв. ‘цепочка’).

Илл. 3. Ms.O. 652. Ал-Лямиʻи. Шараф ал-инсан

(верхняя переплетная крышка).

3.3. Оформление титульного листа и название

Титульный лист не играл в османской рукописной традиции
сколько-нибудь значительной роли. Об этом говорит и отсутствие об-
щепризнанного специализированного термина для данного элемента
книги. Сведения, ассоциирующиеся у современного читателя с титуль-
ным листом, помещались в разных частях книги. Название сочине-
ния (если указывалось вообще) обычно выписывалось на странице,
содержащей начало текста. Имя автора структурно не отделялось от
названия и традиционно составляло с ним единую грамматическую

1
Так называли изображение цветка сверху, изображение сбоку носило
название hatayi.

113
конструкцию, в частности, оформленную персидским изафетом, на-
пример: «Диван-и Физули» («Диван» Физули, Ms. O. 35), «Хайриййе-и
Наби Эфенди» («Хайрийе» Наби Эфенди, Ms.O. 463), «Тезкере-йи ʻАхди»
(«Тезкере» ‘Ахди, Ms.O. 16). Альтернативной возможностью указания
имени автора является конструкция с арабским посессивным предло-
гом ли, например: «Китаб-и мустатаб Шараф ал-инсан ли Махмуд ибн
ʻУсман ибн ʻАли ан-Наккаш ал-муштахир би-л-Лямиʻи ал-мутаваффа
۹۳۹» («Приятная книга, [именуемая] “Честь человека”, принадлежащая
Махмуду сыну Османа сыну Али ан-Наккашу, известному как Лямии,
умершему в 939 году», Ms.O. 652). Если на листе, предшествующем на� -
чалу текста, указано название сочинения, то чаще всего это поздняя
приписка, к тому же сделанная почерком, отличным от почерка основ-
ного текста и зачастую достаточно небрежным. В качестве примеров
можно привести упоминавшуюся выше рукопись Ms.O. 652, а также
Ms.O. 455 «Селим-наме» Исхака-челеби и Ms.O. 68a, «Генджине-йи Раз»
(«Сокровищница тайн» Яхьи Эфенди), где название сочинения на обо-
роте первого листа не только помещено в самый угол, но и совершенно
затеряно среди других многочисленных надписей, не имеющих пря-
мого отношения к содержанию рукописи.
Аккуратные и содержательные «титульные листы» являются, как
показывают материалы ВО, скорее исключением из правил. В каче-
стве примера можно привести рукопись Ms.O. 161 («Тезкере», состав-
ленное ‘Ахди). «Титульный лист» данного списка содержит следую-
щие надписи:
1) тезкере-йи ʻАхди ибн Шемси-йи Багдади аз шуʻара-йи кадим иб-
ни-ш-шуʻара-йи ʻаджем («Тезкере ‘Ахди б. Шемси Багдади, [составлен-
ное] из древних поэтов, преемников персидских поэтов»);
2) шаир ве камил ве махир олдугу бейна-ш-шуʻара машхурдур («То,
что он (‘Ахди) является поэтом, совершенным и искусным, известно
среди поэтов»);
3) шуʻара-йи кадимин ексери теслимиййет иле муʻтерефлердир ве
тезкере-йи маркумын исми Гюлшен-и шуʻара ве макдур телифи фи сене
٩٧١ тарихиндедир («[Здесь] смиренно признаны большинство древних
поэтов2; название составленного тезкере — “Цветник поэтов”; его пре-
допределенное Богом составление [произошло] в 971 году»;
4) ‘Ахди ибн Шемси Багдадинин дийар-и Рума сейахаты сене-йи сит-
тин ве тисʻими’e тарихинде вакиʻ олуп телиф-и тезкереси ихда ве сабʻин
ве тисʻими’e тарихинде вукуʻ булмушдур («Путешествие ‘Ахди б. Шемси
1
Данный список примечателен еще и тем, что название сочинения на-
писано также на обрезе книжного блока.
2
Имеется в виду, что в тезкере упомянуты все более или менее крупные
поэты.

114
по монастырям Рума состоялось в 960 году, а составление его тезкере
имело место в 971 году»);
5) мин кутуб аллати катабтуха би йади ва ана афкару-л-вара
‘Абдаллах ибн Ибрахим Ускюдари («Из книг, которые я переписал сво-
ей рукой; а я — ничтожнейший из рода человеческого Абдаллах сын
Ибрахима Ускюдари»)1;
6) йа кебких2;
7) ан-нас аджнас ва аксаруха ал-хассас («Люди бывают разные, но
большинство из них — подлецы»)3.
Скромное (без дополнительных украшений), но аккуратное
оформление рукописи Ms.O. 16, заурядный переплет, оклеенный мра-
морной бумагой, наличие подробного оглавления, отсутствие небреж-
ных надписей свидетельствуют в пользу предположения о том, что
данный список был создан владельцем и, по-видимому, долгое время
хранился в его личной библиотеке.

3.4. Оформление начала и конца текста, разделов,

пагинация, оглавление
Унван (тур. ünvan, букв. ‘название’4) — художественно оформ-
ленная первая страница — является достаточно распространенным,
но не обязательным элементом, маркирующим начало текста. Обра-
зец типичного османского унвана представлен в рукописи Ms.O. 455
(илл. 4). Это синий прямоугольник, заключенный в позолоченную
рамку и увенчанный полукруглым верхом. Унван декорирован вити-
еватым растительным орнаментом в стиле «руми» (тур. rumî)5. В цен-
тре прямоугольной части унвана расположен золоченый медальон с
выписанной белилами басмалой (почерк талик). Унван дополнен пя-
тью синими линиями со стилизованными растениями и позолочен-
ной рамкой, в которую заключен текст первой страницы.

1
Переписчик и владелец рукописи, указанный также в колофоне, явля��
-
ется составителем хроники «Вакайи-наме», охватывающей период с 1688/89 г.
(1100 г. х.) по 1694/95 г. (1106 г. х.) [Bursalı, 1975: 23].
2
Ya — обращение, kebkih — дикая петрушка, обладающая инсектицид-
ными свойствами. Как указывает Л. В. Дмитриева, эти «магические еврейские
слова», оберегающие листы от порчи, достаточно часто встречаются на осман-
ских рукописных книгах [Дмитриева, 1987: 470].
3
Эта надпись выполнена другим почерком (насталиком), и, по-види-
мому, другим человеком.
4
Данный термин не должен вводить в заблуждение: именно название
вписывалось в унван далеко не всегда.
5
«Руми» — один из самых популярных турецких орнаментов, переня-
тый сельджуками у византийских мастеров.

115
 Илл. 4. Ms.O. 455. Исхак-Челеби. Селим-наме (лл. 3b-4a).

Колофон (тур. hatime ‘заключение’, ferağ kaydı ‘отметка о заверше-

нии’, ketebe kaydı ‘отметка о написании’) традиционно завершает текст
рукописи и является одним из важнейших ее элементов. Именно ко-
лофоны служат основными источниками датировки рукописей. Наи-
более типичные колофоны имели форму перевернутых треугольников,
заключенных в рамку (илл. 5, 6). Традиция подобного оформления ко-
лофона оказалась настолько устойчивой, что впоследствии она пере-
шла и в печатную книгу. Кроме того, даже при отсутствии колофона ко-
нец текста рукописи мог оформляться в виде треугольника (например,
в рукописи Ms.O. 464).
Примеры текстов колофонов из собрания ВО:
1) кад вакаʻа ал-фараг мин китабат ан-нусха аш-шарифа ‘ала йад
‘абд ал-факир ‘Абд ал-Хайй ибн Мухаммад ал-Джамали фи вакт ал-‘а-
ср фи йавм ал-хамис мин авахир зи-л-ка‘да фи санат салас ва хамсин ва
тисʻими’а мин ал-хиджрат ан-набавиййа («Окончание написания этого
благородного списка было выполнено рукой жалкого раба ‘Абд ал-Хай-
йа ибн Мухаммада ал-Джамали после полудня в четверг в конце [ме-
сяца] зу-л-ка‘да 953 года от хиджры пророка (24.12.1546–22.01.1547. —
Т. С.)») (MsO. 68а);

116
Илл. 5. Ms.O. 14. Кыналы-заде. Аклак-и алаи (лл. 305b-306a).

Илл. 6. Ms.O. 16. ʻАхди. Гюлшен-и шуʻара (лл. 287b-288a).

117
 2) таммат ал-китаб ‘ала йад Джа‘фар ибн ‘Абдаллах ал-мухтадж ’ила
рахмат Аллах фи шахр зи-л-ка‘да санат хамс ва ситтин ва тис‘ми’а («За-
вершена книга рукой Джа‘фара ибн ‘Абдаллаха, нуждающегося в милости
Бога, в месяце зу-л-ка‘да 965 года (15.08–13.09.1558. — Т. С.)») (MsO. 455);
3) таммат ал-китаб би ʻавн Аллах ал-малик ал-ваххаб ‘ан йад ‘абд
ал-хакир ‘Абдаллах ибн Ибрахим аш-шахир би Ускюдари гафара-ллаху
лаху ва ли валидайхи ва ли джамиʻ ал-му’минин ва-л-му’минат фи шахр
мухаррам ал-харам ли санат саб‘ ва ми’а ва ’алф («Завершена книга с
помощью Господа, вседарящего властителя, рукой презренного раба
Абдаллаха ибн Ибрахима, известного как Ускюдари, да простит Го-
сподь его, родителей его и всех правоверных обоего пола, в священный
месяц мухаррам 1007 года (04.08–02.09.1598. — Т. С.)») (Ms.O. 16).
Как показывают примеры, колофон обычно содержит хвалу Все-
вышнему, имя переписчика, самоуничижительные формулы, дату пере-
писки (вплоть до указания времени суток). В поздних рукописях дата мог-
ла приводиться как по хиджре, так и по христианскому летоисчислению
(например, в рукописи Ms.O. 657, переписанной в 1837/38 г. (1253 г. х.)).
Ввиду того, что османская рукописная книга не знала абзацев,
функцию членения текста взяли на себя другие средства, основным
из которых была комбинация цветов чернил (прежде всего черного
и красного). В рукописи Ms.O. 464 выписанное красными чернилами
слово hikâye («рассказ») маркирует начало рассказов и одновременно
является единственным украшением этой рукописи. Для османских
текстов чрезвычайно характерно чередование стихов и прозы. Сти-
хотворный отрывок мог начинаться словом nezm («поэзия») или beyt
(«двустишие»), а прозаический — словом nesr («проза»).
Оглавление (тур. fihrist) встречается в османской книге достаточ-
но редко. Иногда оглавления добавлялись владельцами рукописей (на-
пример, Ms.O. 652). Пример тщательно оформленного оглавления см.
на илл. 7.
Пагинация (если имеется) — полистная. В подавляющем боль-
шинстве османских рукописей используются кустоды (илл. 1, 5, 6, 7).

4. Бытование рукописной книги. Библиотеки

Первоначально османские библиотеки существовали исключи-
тельно при мечетях и медресе и учреждались в форме вакфов — благо-
творительных фондов, имущество которых считалось изъятым из граж-
данского оборота. Центром культурной жизни Османской Империи стал
Константинополь после его завоевания в 1453 г. Здесь были сосредото-
чены самые крупные библиотеки. Перемещенная из Эдирне султанская
библиотека положила начало рукописной коллекции Топкапы.
118
 Илл. 7. Ms.O. 657. Кабус-наме (лл. 7b-8a).

Первая независимая библиотека была учреждена в 1678 г. Кё-

прюлюзаде Фазылом Мустафой пашой. Эта библиотека имела отдель-
ное здание и штат сотрудников. Здесь впервые были разработаны пра-
вила выдачи книг читателям.
Первоначально роль библиотечных каталогов исполняли вакуф-
ные реестры, содержащие списки принадлежащих данному вакфу книг.
«Библиографическая запись» включала название сочинения и изредка
имя автора. Первый самостоятельный каталог «Kitabü’l-kütüp» («Кни-
га книг») был составлен в 1502/03 г. по распоряжению Баязида II для
дворцовой библиотеки. Этот каталог насчитывает 340 страниц и кроме
списка книг содержит также некоторые правила каталогизации. Од-
ной из целей создания другого каталога, составленного в библиотеке
мечети Фатиха также во времена Баязида, была задуманная султаном
«проверка фонда» (т. е. сверка с вакуфным реестром) и восполнение
недостающих книг. Также в этом каталоге указаны правила расстанов-
ки книг.
Самый основательный из каталогов того времени был составлен
Хасанзаде Мухамедом б. Хызром для библиотеки медресе Семанийе в
1560/01 г., в предисловии к которому содержатся, между прочим, рас-
суждения составителя о роли книги в османском обществе.
Дальнейшее развитие методики каталогизации шло по пути ус-
ложнения библиографических записей и расширения системы класси-
фикации книг. В начале XIX в. для удобства читателей появляются «об-

119
легченные» каталоги (тур. el defteri, букв. ‘тетрадь’), содержащие лишь
название сочинения и, при необходимости, имя автора. Эти «тетради»
стали прообразом алфавитного каталога.
К концу XVIII — началу XIX в. утвердилось расписание работы
библиотек: обычно они были открыты пять или шесть дней в неделю.
Из-за недостатка освещения длина рабочего дня зависела от времени
года: библиотеки открывались через час после восхода и закрывались
за час до заката [Erünsal, 2000].

120
 КИТАЙСКАЯ
РУКОПИСНО - КСИЛОГРАФИЧЕСКАЯ
КНИГА

Точный возраст китайской письменности неизвестен. Предпо-

лагают, что процесс ее возникновения был длительным. Прообразом
древних иероглифов мог быть причудливый орнамент на керамиче-
ской посуде, принадлежавшей культуре Яншао (кит. Yangshao)1, кото-
рая существовала 5-7 тысяч лет назад и охватывала период почти в
три тысячелетия. Ее образцы впервые были обнаружены в 1920-е годы
в деревне Яншао провинции Хэнань (кит. Henan). Впоследствии на
протяжении XX в. похожую посуду находили и в других районах Китая
[Крюков, 1978: 86-90]. На отдельных керамических предметах можно
увидеть неповторяющиеся знаки. Так, например, предметы с такими
знаками были обнаружены археологами в 1953-57 гг. в местечке Баньпо
(кит. Banpo) близ города Сианя (кит. Xi’an) провинции Шэньси (кит.
Shaanxi) [Сиань Баньпо, 1963: 197; Ван Эньцюань, 2006: 552]. Посколь� -
ку знаки имеют примерно одинаковый размер, почти не повторяются
и отдаленно напоминают иероглифы, ученые предположили, что они
передают какую-то информацию. Но так как они все же существенно
отличаются от самых ранних иероглифов, и предметов с ними не так
много, расшифровать их пока не удалось.
Керамика Баньпо относится к ранней культуре Яншао и датиру-
ется примерно четвертым тысячелетием до н.э. К Яншао относят и бо-
лее позднюю керамику с похожими протоиероглифами, найденную в
1974 г. местечке Цзянчжай (кит. Jiangzhai) близ того же Сианя [Ван Цжи-
цзюнь, 1980: 14-21]. Она датируется вторым тысячелетием до н.э.
Предполагают, что знаки на цзянчжайских предметах имеют
преемственную связь со знаками на изделиях из Баньпо. Также от-
мечается, что визуально они больше напоминают иероглифы на пан-

1
Об археологических находках Яншао на русском языке см. Крюков,
Софронов, Чебоксаров, 1978: 85-104, 214-230. На китайском языке см., напри-
мер, Ван Юньчжи, 2010; Ван Эньцюань, 2006: 551-553.

121
цирях черепах и костях животных, появившиеся несколько столетий
спустя.
Пока ученые еще определяют природу и назначение яншаоских
знаков, исследователи истории китайской письменности сходятся во
мнении, что носителями древнейших расшифрованных китайских тек-
стов являются иероглифические надписи на нижней части панциря че-
репах или костях животных, известные как «иньские гадательные над-
писи» или «цзягувэнь» (кит. jiaguwen, «письмена на панцирях и костях»)
и «цзя гу гуа цы» (кит. jia gu gua ci, «гадательные надписи на панцире
черепах и костях животных») [Крюков, 1978: 214-230]. Такие надписи
до конца XIX в. китайцы находили регулярно. Плохо представляя их
назначение и приписывая им мистические свойства, люди называли
их «лун гу» (кит. long gu, «кости дракона») и использовали в традици�-
онной медицине для лечения ран и малярии. В 1899 г. китайские ин-
теллектуалы и любители древностей Лю Теюнь1 (кит. Liu Tieyun, 1857
– 1909) и Ван Ижун (кит. Wang Yirong, 1845 – 1900) с помощью местных
лекарей нашли несколько таких панцирей и костей в населенном пун-
кте Сяотуньцунь (кит. Xiaotuncun) уезда Аньян (кит. Anyang) провинции
Хэнань [Ван Юньчжи, 2010: 1]. Изучив их, ученые установили, что они
относятся к эпохе Шан (кит. Shang, 1766 – 1045 гг. до н.э.) и содержат
гадательные тексты. В 1903 г. Лю Теюнь опубликовал каталог «Собра-
ние изображений на панцирях черепах Теюня» (кит. Tieyun canggui),
содержавший 1058 снимков с 3000 надписей [Ван Юньчжи, 2010: 6]. Лю
Теюню в этих надписях удалось расшифровать 34 иероглифа. Он стал
первым в мире ученым, сравнившим цзя гу вэнь с современными иеро-
глифами и положившим начало науке о знаках на панцирях черепах и
костях животных цзя гу вэнь сюэ (кит. jia gu wen xue).
Впоследствии в провинциях Хэнань и Шаньси было найдено в об-
щей сложности около ста тысяч панцирей и костей с такими надписями.
Их изучением в основном занимаются Институт археологических иссле-
дований Китайской общественной академии наук (сокращенно – ИАИ
КОАН, Чжунго шэхуэй кэсюэюань каогу яньцзюсо, кит. Zhongguo shehui
kexueyuan kaogu yanjiusuo) в Пекине и Рабочая станция ИАИ КОАН в го� -
роде Аньян (Чжунго шэхуэй кэсюэюань каогу яньцзюсо Анъян гунцзочжань,
кит. Zhongguo shehui kexueyuan kaogu yanjiusuo Anyang gongzuozhan).
Изыскания ведут также десятки ученых в других китайских городах и
в различных странах мира. Ими было выявлено около 4700 иероглифов
[Ван Юньчжи, 2010: 14], из которых удалось расшифровать менее поло-

1
Он же Лю Э, автор известного романа «Путешествие Лао Цаня», издан�-
ного в 1958 г. в СССР в переводе Семанова В.И. (Лю Э. Путешествие Лао Цаня.
М.: Художественная литература, 1958).

122
вины. В России изучением иньских надписей занимался М. В. Крюков,
посвятивший этому предмету монографию [Крюков, 1973].
В книге М. В. Крюкова сообщается, что «иньские надписи» дела-
лись придворными гадателями бу 卜[Крюков, 1973: 10-19]. Их задачей
было проводить гадания по приказу правителя, чтобы с помощью со-
вета потусторонних сил найти правильные решения по различным
государственным вопросам. Размеры костей самые различные. Объем
текстов тоже неодинаковый – от одной строчки до нескольких десятков
строк, процарапанных сверху вниз справа налево острым предметом.
Как правило, на костях с помощью циклических знаков1 указывались
дата гадания, имя гадателя, описывался повод гадания и формулиро-
вался вопрос, обращенный к высшему божеству. Затем раскаленным
шестом дотрагивались до кости и по характеру трещин определяли от-
вет. Текст записывался иероглифами, еще не имевшими четко установ-
ленного написания и напоминавшими пиктограммы. Хранились кости
в доме правителя, поэтому находят их только на месте бывшего распо-
ложения столицы династии Шан.
Примерно с XIV-XIII в. до н.э. китайцы стали вырезать или от� -
ливать иероглифы на различных бронзовых предметах (как правило,
колоколах, ритуальных сосудах для мяса, воды, вина и злаков). Та-
кие надписи получили название «чжун дин вэнь» (кит. zhong ding wen,
«письмена на колоколах и треножниках») или «цзинь вэнь» (кит. jin wen,
«письмена на бронзе»)2. Первоначально это были имена мастеров или
пометки, сделанные для того, чтобы отличить свои предметы от чужих,
позднее – мемориальные надписи и пояснения о назначении того или
иного предмета, еще позже – тексты для потомков с информацией об
истории рода, выдающихся событиях и прочем. Объем текста мог со-
ставлять от одного-двух до нескольких сотен иероглифов, записанных
разными стилями. Наиболее ранние стили очень напоминают знаки на
гадательных костях и панцирях. В старом Китае образованные люди
собирали такие надписи, списывая их с колоколов и треножников,
попадавшихся им в разных местах. При этом они обычно аккуратно
сохраняли оригинальную композицию графем, то, как она была орга-
низована на наблюдаемых ими предметах. В силу этого текст в аль-
бомах «чжун дин вэнь» выглядит весьма своеобразно. Одна из таких

1
Иероглифические знаки, передающие числа десятиричного и двенад-
цатиричного циклов. Они использовались в традиционном китайском кален-
даре для обозначения времени суток, дней и месяцев года, годов шестидеся-
тилетних циклов.
2
Письменам на бронзе посвящена недавно вышедшая монография ки-
тайского ученого Чэнь Инцзе «Изучение мемориальных надписей на бронзо-
вых предметах эпохи Западная Чжоу» [Чэнь Инцзе, 2008].

123
коллекций, состоящая из нескольких десятков надписей, хранится в
Восточном отделе Научной библиотеки СПбГУ – «Чжун дин куань чжи»
(«Резные и выпуклые надписи на колоколах и треножниках», Xyl. F.31,
см. илл. 1). В наиболее полном китайском каталоге «Цзиньвэнь иньдэ»
(«Собрание надписей на бронзе»)1 представлено 5 758 надписей времен
Шан и Чжоу на 9 916 предметах [Kern Martin, 2009]. Тексты содержат не�
-
сколько тысяч разных иероглифов, не все из которых расшифрованы.

Илл. 1. Разворот книги «Чжун дин куань чжи» («Резные и выпуклые надписи
на колоколах и треножниках»), Xyl. F.31, Восточный отдел Научной библиоте�
-
ки СПбГУ (ВО НБ СПбГУ). Судя по всему, переписчик сохранил оригинальное
построение знаков на предметах.

Наносили китайцы тексты и на камни [Белозерова, 2004: 66-71].

Древнейшие из дошедших до нас относятся к III в. до н.э.2 Надписи вы-
резали на скалах или на больших поставленных вертикально камнях
(стелах-бэй 碑) — их называют «бэй вэнями» 碑文. Как правило, таким
способом увековечивали повеления императоров или выдающиеся
события – победы в войнах или на государственных экзаменах, осно-
вание монастырей, посещение местности известным лицом и прочее.
Камни могли также содержать тексты конфуцианских и буддийских
произведений, изображения святых и известных людей. Например, в
174 г. н.э. по приказу императора Лин-ди (кит. Ling-di, 156 – 189 гг. н.э.)
литератором Цай Юном (кит. Cai Yong, 132 – 192 гг. н.э.) на 46 стелах
1
Цзинь вэнь иньдэ: Инь-Шан-Си Чжоу цзюань (Сборник надписей на
бронзе: периоды Инь-Шан и Западное Чжоу). Наньнин, 2001.
2
Одним из авторитетных исследователей древнейших надписей на
стелах является китайский ученый Хэ Жуюэ, выпустивший монографию «Из-
учение надписей на ханьских стелах» [Хэ Жуюэ. 2010].

124
были записаны, а затем высечены ремесленниками канонические кон-
фуцианские тексты 1. Их выставили в городе Лоян (кит. Luoyang) с тем,
чтобы любой грамотный человек мог подойти и переписать себе офи-
циально утвержденную версию канона. До нас дошло более ста фраг-
ментов этого памятника. Впоследствии практика изготовления камне-
писных книг повторялась не раз вплоть до последней китайской дина-
стии Цин (кит. Qing, 1644 – 1911) включительно.
После изобретения бумаги и туши, в Китае появились масте-
ра, наловчившиеся снимать изображения со стел – то есть проводить
эстампирование та инь бэй кэ (кит. ta yin bei ke, сокращенно – та бэй,
кит. ta bei, либо чуй бэй, кит. chui bei). Как правило, для этого на стелы
наносилась тушь (замазывалось выпуклое пространство между иерог-
лифами), затем прикладывалась бумага, и на ней оставался отпечаток
с белыми иероглифами на темном фоне [Рифтин, 2012: 93-99]. Иеро-
глифы прекрасно считывались. Российские китаеведы, совершавшие
в цинское время поездки по Китаю, в своих экспедициях часто нани-
мали мастеров для снятия эстампажей или покупали в разных местах
готовые экземпляры. В Восточном отделе Научной библиотеки СПбГУ
хранится большой сборник эстампажей из монастыря Тяньнинсы (кит.
Tianningsi) города Чанчжоу (кит. Changzhou), содержащий текст и изо� -
бражения 500 архатов – «И ду у бай цзунь ло хань» (Иное прочтение
пятисот архатов, ВУ 176, см. илл. 2). Текст надписей датируется 1799 г.

Илл. 2. Полуразворот эстампа из первых листов собрания «И ду у бай цзунь ло

хань» («Иное прочтение пятисот архатов»), ВУ 176, ВО НБ СПбГУ.
1
Так называемые «Сипин ши цзин» (Каменные каноны эпохи Сипин).

125
 Первыми прообразами современных китайских книг, судя по
всему, были книги на бамбуковых или деревянных пластинках1. Они
упоминаются в памятнике «Чжун юн» (кит. Zhong yong) – третьей кни� -
ге конфуцианского «Четверокнижия» – в разделе 20. В тексте книги, в
ответ на вопрос князя Ай-гуна (кит. ai gong) о принципах правления,
Конфуций сообщает, что учение основателей династии Чжоу было за-
писано на фанцэ (кит. fang ce) –прямоугольных бамбуковых пластинках
[Чжун юн, 2003: 56].
Точное время появления таких книг не установлено. Предпола-
гают, что они были известны еще в эпоху Шан, но получили распро-
странение во времена Чжоу (1045 – 221 гг. до н.э.) и Хань (206 г. до н.э. –
220 г. н.э.). Процесс изготовления таких книг был хлопотным. Он опи-
сывается в книге профессора Пекинского университета и книговеда
Лю Го-цзюня «Рассказ о китайской книге» [Лю Го-цзюнь, 1957: 24-29].
Для изготовления книги из бамбука обрезали бамбуковую палку
между коленцами. Полученную трубку расщепляли на тонкие длинные
пластинки бань (кит. ban), которые потом сушили над огнем и проде� -
лывали в верхней и нижней части, а иногда и по центру, отверстия.
Сквозь отверстия продевали шнурок, соединяли планки в один длин-
ный ряд. Затем поверх планок с помощью заостренного писчего пред-
мета или кисточкой из расщепленных волокон бамбука чернилами
наносили текст. Чернила делались из сока лакового дерева. Текст шел
сверху вниз слева направо. Получившуюся книгу можно было скру-
тить. Если текст был большой, то он умещался на нескольких связках,
каждая из которых соответствовала разделу сочинения цзюань (кит.
juan). Для хранения связки обматывали мягкой тканью или помещали
в специальный мешок нан (кит. nang) [Лю Го-цзюнь, 1957: 27].
Длина пластинок в разных книгах и в зависимости от эпохи мог-
ла колебаться примерно от 15 до 90 см. «В периоды Чуньцю (770 – 476
гг. до н.э.) и «Борющихся царств» (775 – 221 гг. до н.э.) самые длинные
пластинки имели длину 2 чи 4 цуня2, затем шли пластинки длиной 1 чи
2 цуня и, наконец, пластинки 8 цуней. Во времена династии Хань са-
мые длинные пластинки имели длину 2 чи, затем шли пластинки в 1
чи 5 цуней и пластинки в 1 чи, а самыми маленькими были пластинки
в 5 цуней» [Лю Го-цзюнь, 1957: 25]. На самых длинных записывали го-
сударственные законы и позже – каноны. Количество иероглифов на
пластинке варьировалось от 8-10 до 30 знаков. На первой планке связ-
ки писали заголовок сочинения. Если оно было большое и состояло из

1
См. статью Чжан Цзюэ о книгах на бамбуке [Чжан Цзюэ, 1990].
2
Чи (кит. chi) – мера длины, равна 0.33 метра. Цунь (кит. cun) – мера дли-
ны, равна 3.2 см.

126
многих связок, то на первой планке сначала маленькими иероглифами
указывали название раздела, содержавшегося в данной связке, а затем
большими знаками писали название всего произведения.
Для изготовления книги на деревянных пластинках дерево рас-
пиливали на куски. Затем каждый кусок распиливали на пластинки.
Пластинки полировали и наносили на них текст. Такие пластинки с
текстом называли «ду» (кит. du). По форме пластинки были квадратны� -
ми, со стороной около 30 см [Лю Го-цзюнь, 1957: 25].
Судя по древним записям, на квадратных деревянных пластин-
ках изображали рисунки и карты, писали письма и короткие произве-
дения объемом около 100 иероглифов. Большие же сочинения писали
в бамбуковых книгах.
Бамбуковые и деревянные книги были очень неудобны и занима-
ли слишком много места. Например, в «Исторических записках» Сыма
Цяня, в главе 126 «Хуацзи ле чжуань» (Жизнеописания остроумных [со-
ветчиков]), сообщается, что однажды придворный Дунфан Шо (кит.
Dongfang Shuo, 161–93 гг. до н. э.) поднес ханьскому императору У-ди
(кит. Wu-di, 141–87 гг. до н. э.) доклад. Доклад занимал 3000 планок и
был настолько тяжел, что его еле донесли двое слуг [Сыма Цянь, 2010:
235]. Именно по причине громоздкости бамбуковых книг и появился
анекдот о том, что, когда философы куда-либо переезжали, за ними
следовала бесконечная череда повозок, груженных книгами.
Кроме того, в бамбуковых книгах могли перетираться веревки, и
тогда планки смешивались между собой. Хуже если смешивались план-
ки из разных сочинений – тогда восстановить книгу становилось делом
практически невыполнимым. Помимо этого планки могли ломаться.
До настоящего времени находили только фрагменты бамбуковых
книг эпох Чжоу и Хань. Например, в ходе раскопок одной чжоуской мо-
гилы близ Чанша нашли 37 планок [Лю Го-цзюнь, 1957: 29].
Приблизительно в V-IV вв. до н.э. китайцы начали писать тексты
на шелке1. В древности шелковую ткань для письма называли «бо» (кит.
bo) или «цзянь» (кит. jian) , а тексты на ней – «бо шу» (кит. bo shu) или
«цзянь шу» (кит. jian shu, в обоих случаях – «письмена на шелке»). Такие
книги были гораздо легче и удобней для транспортировки и хранения,
но отличались высокой дороговизной.
Ранние шелковые книги не имели определенной формы. Они
писались на кусках шелка той длины, которая требовалась для произ-
ведения. Большие сочинения писались на нескольких кусках шелка.

1
В наше время по старейшим книгам на шелке выходили две моногра-
фии: «Древние шелковые книги» Лю Гочжуна [Лю Гочжун, 2004] и «Поиск и из-
учение старых китайских книг на досках и шелке» Чжао Чао [Чжао Чао, 2005].

127
Отдельные куски складывались или свертывались в свитки и имено-
вались «пянями» (кит. pian) либо «цзюанями» (кит. juan). Этими двумя
словами пользовались как основными единицами измерения для под-
счета книг. Иногда они обозначали целые книги (из одного свитка),
иногда – их разделы (если книга была на нескольких свитках).
Сначала для письма применяли обычный шелк. Часто для удоб-
ства его разлиновывали. Позже стали изготавливать специальный
шелк с вытканными линиями черного или красного цвета. Шелк для
письма называли «чжи» (кит. zhi). Разделительные полосы между вер� -
тикальными рядами иероглифов имитировали границы бамбуковых
полосок.
Шелк было крайне невыгодно использовать для изготовления
книг, поэтому люди постоянно искали такой материал, который, с од-
ной стороны, отличался бы дешевизной, с другой — обладал бы мень-
шей громоздкостью, нежели бамбук и древесина. Так однажды изобре-
ли бумагу [Балаченкова, 2011: 52; Воробьева-Десятовская, 2003: 26-35].
Китайская традиция же приписывает это открытие ханьскому чинов-
нику Цай Луню (кит. Cai Lun, ?–121 г. н. э.), подавшему в 105 г. н.э. им�-
ператору Хэ-ди (кит. He-di, 89–105 гг. н. э.) доклад с изложением спо�-
соба рационализации изготовления бумаги, которая к тому времени
явно уже существовала. Цай Лунь рекомендовал производить бумагу
из древесной коры, конопли, старого тряпья и рваных рыболовных се-
тей [Воробьева-Десятовская, 2003: 26]. Это сырье измельчалось и выва-
ривалось в чанах до однородной массы, которая затем тонким слоем
выливалась на специальные решетки, слой высыхал, и получался лист
бумаги. Бумага в докладе называлась так же, как шелк для письма –
«чжи». После того, как Цай Лунь предложил свой способ производства,
им стали пользоваться в Китае повсеместно. Постепенно начали появ-
ляться бумажные книги чжи бэнь шу (кит. zhi ben shu).
В течение первой половины первого тысячелетия н.э. шел про-
цесс постепенного вытеснения шелковых и бамбуковых книг бумаж-
ными.
Первые книги на бумаге повторяли форму шелковых книг и были
свитками — цзюанями. Листы бумаги склеивались между собой в длин-
ную полосу. Затем к одному ее концу прикрепляли деревянный стер-
жень — чжоу (кит. zhou) и наматывали свиток на него.
Процесс письма и оформления бумажной рукописной книги под-
робно описан Л. Н. Меньшиковым [Меньшиков, 1988: 118-127]. Перед
тем, как писать книгу, листок свитка разлиновывали, делали поля. В
первых двух строках текста указывали полное название произведе-
ния, в следующей строке – название главы или раздела, номер свитка.

128
В конце раздела оставляли место для проставления даты переписки и
имени переписчика, но эти сведения указывали не всегда. Если текст
содержал комментарии, то основной текст записывался крупными ие-
роглифами, комментарии – мелкими иероглифами в две строки так,
чтобы они укладывались в одну строку основного текста. Нередко ком-
ментарии не выделялись размером иероглифов, а отделялись от основ-
ного текста точкой. По этой причине в процессе переписки часто воз-
никала путаница, можно было принять отрывок комментария за часть
основного текста и наоборот.
Ширина свитка в среднем составляла 30 см [Лю Го-цзюнь, 1957:
39]. В одной строке умещалось от 17 до 24 иероглифов. Длина свитка
тоже была разной и могла варьироваться от 1 до 10 м. Конец книги при-
крепляли к лакированной деревянной палочке, длина которой превы-
шала ширину свитка. Палочку могли изготавливать и из другого мате-
риала – кости, стекла, нефрита, золота, черепахи, коралла и проч.
Книги сворачивали таким образом, чтобы левый край оказывал-
ся в центре, а правый вверху. Такой обычай сворачивания сохранился
до наших дней. Обычно он применяется художниками традиционной
живописи и каллиграфами.
У бумажных свитков быстро изнашивался правый край, поэтому
его укрепляли шелковой тканью. Когда книга состояла из нескольких
свитков, их помещали в общий футляр из бамбуковых планок или тка-
ни со шнурками для завязывания.
Древнейшим экземпляром текста на бумаге на сегодняшний
день считается фрагмент «фанматаньской карты» (фанматань диту,
кит. fangmatan ditu), обнаруженный в 1986 г. в «Ханьской могиле № 5»
в местечке Фанматань городского округа Тяньшуй (кит. Tianshui)
провинции Ганьсу (кит. Gansu)1. Этот фрагмент представляет собой не-
большой бумажный фрагмент 5.6 см в длину и 2.6 см в ширину. Дати-
руется он периодом между 179 и 143 гг. до н. э. Образцы дуньхуанских
1
Первые результаты изучения этих находок были обнародованы во
втором выпуске журнала «Памятники культуры» в 1989 г. («Вэньу», Пекин,
1989. Вып. 2). В этот номер вошли совместный отчет «Находки эпох «Борю-
щихся царств», Цинь и Хань, сделанные в циньских и ханьских могилах в ме-
стечке Фанматань городского округа Тяньшуй провинции Ганьсу» Институ-
та археологичесих исследований провинции Ганьсу (Ганьсу шэн вэньу каогу
яньцзюсо, кит. Gansu sheng wenwu kaogu yanjiusuo) и Дома культуры округа
Бэйдаоцюй города Тяньшуй (кит. Tianshui shi Beidaoqu wenhuaguan), а таже
две статьи ученого Хэ Шуанцюаня – «Предварительные итоги исследования
карты Фанматань из циньской могилы в местечке Фанматань городского
округа Тяньшуй» (Тяньшуй Фанматань Циньму чуту диту чутань, кит. Tianshui
Fangmatan Qinmu chutu ditu chutan) и «Обзор циньских текстов на бамбуко�-
вых планках из местечка Фанматань городского округа Тяньшуй» (Тяньшуй
Фанматань Цинь цзянь цзуншу, кит. Tianshui Fangmatan Qin jian zongshu).

129
памятников более позднего времени хранятся в Институте восточных
рукописей РАН в Санкт-Петербурге.
С течением времени китайцы осознали, что длинные свитки чи-
тать крайне неудобно. Поэтому бумажную полосу стали равномерно
сгибать. Так появилась форма, получившая название «гармоника» (чжэ
де чжуан, кит. zhe die zhuang, см. рис. 3). Особой популярностью ста�
-
ла пользоваться «гармоника» с «вихревой брошюровкой» (сюань фэн
чжуан, кит. xuan feng zhuang). При изготовлении такой книги брали
лист бумаги, складывали его пополам. Одну половину приклеивали к
первой странице гармоники, вторую – к последней. Этот способ пре-
дотвращал растягивание книги на всю длину. «Вихревой» ее назвали
потому, что читатель мог, не отрывая пальца, пролистать книгу до кон-
ца и вернуться в начало. Эта форма книги появилась приблизительно в
середине эпохи Тан (618 – 907 гг.).

Илл. 3. «Гармоника» чжэ де чжуан. Буддийская сутра «Тай шан Тай цин хуан
лао ди цзюнь юнь лэй тянь тун инь фань сянь цзин» («Сокровенный канон
Высочайшего небесного старейшего владыки, повелевающего громом небес-
ного отрока»), ВУ 56, ВО НБ СПбГУ.

Форма «гармоники» для бумажной книги оказалась неидеальной,

поскольку в месте сгиба бумага быстро изнашивалась и книга могла
рваться на части.
К IX в. бумага стала основным материалом для изготовления
книги. До этого времени распространение книг осуществлялось по-
средством их переписывания. Это обстоятельство делало книги труд-
нодоступными. Положение вещей изменилось с изобретением ксило-
графии.
Точное время возникновения ксилографии в Китае неизвестно.
Первой печатной книгой по общему признанию считается хорошо со-

130
хранившаяся дуньхуанская «Цзинь ган цзин» («Алмазная сутра», кит.
Jin gang jing, санскр. Vajracchedikā-prajñāpāramitā-sūtra) [Лю Го-цзюнь,
1957: 46]. Это отпечатанный с ксилографических досок свиток длиной
чуть более 4 м и шириной 30 см. На свитке стоит дата – «9-й год эры
Сянь-тун» (868 г.). Внимание исследователей привлекает то, что книга
отпечатана на достаточно высоком уровне и содержит гравюру, изо-
бражающую Будду. Очевидно, что на тот момент техника ксилографии
в Китае была уже достаточно развита.
Остановимся на особенностях печати с гравированной доски1.
Ксилографический вид печати по-китайски называется «кань кэ» (кит.
kan ke), «кэ инь» (кит. ke yin) или «бань инь» (кит. ban yin). Книгу, напе�-
чатанную с ксилографических досок, называют «му бань» (кит. mu ban),
«кань кэ бэнь» (кит. kan ke ben), «кэ бэнь» (кит. ke ben), «кань бэнь» (кит.
kan ben), «цзы бэнь» (кит. zi ben). Чтобы напечатать книгу, делали клише
(кэ бань, кит. ke ban) из деревянных досок. Для этого обычно брали пря� -
моугольную доску размером примерно 25 см на 50 см . В зеркальном
2

отражении наносили на доску текст или рисунок обеих сторон листа,

затем вырезали древесину между чертами иероглифов или линиями
рисунка, получалась рельефная поверхность. Эту поверхность смазы-
вали краской и клише прикладывали к бумаге. На бумагу переносилось
прямое изображение обеих сторон листа.
Оттиск с клише называют «е» (кит. ye, «лист», см. Илл. 4). Печать
производится на одной стороне листа, другая сторона остается чистой.
После печати лист по центру складывается пополам, получаются две
страницы. Текстовая часть заключается в рамку «бянь куан» (кит. bian
kuang, «ограничительная рамка»). Одинарные линии, образующие
рамку, называются «лань» (кит. lan, «линия»), или «дань лань» (кит.
dan lan, «одинарная линия»). Двойные – «шуан лань» (кит. shuang lan,
«двойная линия»). Соответственно, одинарная рамка называется «дань
бянь» (кит. dan bian, «одинарная рамка»), двойная – «шуан бянь» (кит.
shuang bian, «двойная рамка»). Внутренняя линия двойной рамки тонь�-
ше внешней. Иногда рамка украшается декоративным орнаментом. В
этом случае она называется «хуа бянь» (кит. hua bian, «узорная рамка»).
Как правило, такие рамки встречаются в литографиях. В китайском
книговедении при замерах листа книги обычно обращают внимание
на длину и ширину рамки по внешней линии. При этом, поскольку лист
в книгах сложен пополам, ориентируются обычно на половину листа
1
О технике ксилографической печати см. Флуг, 1959.
2
Указаны наиболее типичные размеры книг, если судить по собранию
ксилографов в Восточном отделе библиотеки СПбГУ. Но в отделе встречаются
книги также большего и меньшего форматов. Большеформатные книги обыч-
но печатались для нужд императорского дома.

131
бань е (кит. ban ye), учитывая ширину рамки от края до места сгиба.
По рамке определяют размеры досок-клише, с которых производилась
печать.

Илл. 4. Лист ксилографа «Юань цзянь лэй хань» («Энциклопедия «Безбреж�-

ное зерцало»), ВУ 73, ВО НБ СПбГУ. На листе видны рамка с двойной линией,
разделительные полосы, два «слоновьих хобота» и два параллельных «рыбьих
хвоста»1. Также еле различимы толстая и тонкая линии двойной рамки.

Если в первых иероглифах строк текста упоминаются китайские

династии, особы императоров и члены их домов, а также вводятся име-
ющие отношения к императорам этикетные и иносказательные форму-
лы (в духе «по милости Государя», «Священный долгожитель» и проч.),
то рамка ломается и соответствующие иероглифы выносятся за ее пре-
делы, как бы возвышаясь на другими иероглифами. Поскольку и среди
«священных» иероглифов имеется своя иерархия, то зачастую от их по-
явления рамки приобретают весьма причудливый вид (см. илл. 5).
Для ксилографов характерны большие горизонтальные поля.
Поле над рамкой называется «тянь тоу» (кит. tian tou, «верх»), «шу мэй»
(кит. shu mei, «брови книги») или «мэй’э» (кит. mei’e, «брови на лбу»).
Поле под рамкой носит название «ди цзяо» (кит. di jiao, «низ»). Зачастую
эти поля занимают до половины площади листа. Видимо, это связано
с тем, что для книжного дела бумага производилась стандартных раз-
меров, а доски клише от книги к книге были разными. Владельцы книг
часто оставляли на полях свои пометы, обычно имеющие отношение к
содержанию книги.
Текст в ксилографах, в подражание рукописям и бамбуковым кни-
гам идет сверху вниз и справа налево. Между вертикальными рядами
иероглифов могут быть разделительные линии для строк – «цзе лань»

1
Об этом см. ниже.

132
(кит. jie lan). Другие обозначения этих линий – «цзе гэ» (кит. jie ge), «хан
сянь» (кит. hang xian), «хан лань» (кит. hang lan), «бянь чжунь» (кит. bian
zhun) и «цзе хан» (кит. jie hang). Эти линии могут присутствовать или
отсутствовать в книге (см. илл. 4, 5, 8).

Илл. 5. Пример книги с ломаной рамкой. «Лэн янь цзин чжи чжан шу» («Под�-
робнейшее толкование «Шурангама-сутры»»), ВУ 49, ВО НБ СПбГУ.

Рамка, равно как все линии и знаки на странице, может быть чер-
ного, красного, синего или зеленого цвета. Наиболее распространен-
ный цвет – черный.
В центре листа по месту сгиба проходит просвет «шу коу» (кит.
shu kou), «бань синь» (кит. ban xin), или «чжун фэн» (кит. zhong feng). По
нему лист и складывался. На этой полосе помещали полное или сокра-
щенное название книги («шу мин», кит. shu ming), номера и названия
разделов и глав («цзюань цы», кит. juan ci), номера листов («е цы», кит. ye
ci), имя гравировальщика («кэ гун», кит. ke gong). Также на центральной
полосе в верхней или нижней части мог помещаться особый значок под
названием «юй вэй» (кит. yu wei, «рыбий хвост»). Иногда таких значков
было два – вверху и внизу сгиба. Также вместо нижнего или верхнего
значка могли напечатать поперечную черту «хэн сянь» (кит. heng xian).
Бывало так, что рыбьих хвостов не печатали, оставляли только попе-
речную черту, либо и она тоже отсутствовала. Часто от рыбьего хвоста
к краю рамки шла жирная полоса – «сян би» (кит. xiang bi, «слоновий
хобот»).
Если от «рыбьего хвоста» до рамки поле белое (нет иероглифов
или «хобота»), то оно называется «бай коу» (кит. bai kou, илл. 9). Если
там имеются иероглифы и нет «слоновьего хобота», то название этого

133
места – «хуа коу» (кит. hua kou, илл. 6, 8, 10). Если же там пропечатыва-
ется толстый «слоновий хобот», то это пространство называют «да хэй
коу» (кит. da hei kou, илл. 6), и если хобот тонкий – «сяо хэй коу» (кит.
xiao hei kou, илл. 7). Существует три варианта оформления сгиба «сло-
новьим хоботом»:
— хобот в верхней и нижней частях сгиба (илл. 4);
— хобот только в нижней части сгиба (илл. 6);
— хобот только в верхней части сгиба (илл. 7).

Илл. 6 Илл. 7
Илл. 6. Сгиб со «слоновьим хоботом» внизу. «Юй пи цзы чжи тун цзянь ган му
чжэн бянь» («Высочайше утвержденное официальное издание «Всеобщего
зерцала, правлению помогающего»»), ВУ 9, ВО НБ СПбГУ.

Илл. 7. Сгиб со «слоновьим хоботом» вверху. «Си юй шуй дао цзи» («Заметки о
водных путях Западного края»), ВУ 129, ВО НБ СПбГУ.

«Рыбьи хвосты» тоже имеют свою классификацию, соотносимую,

прежде всего, с их количеством на листе. Один хвост на сгибе – «дань юй
вэй» (кит. dan yu wei, илл. 5, 7, 8), два хвоста – «шуан юй вэй» (кит. shuang
yu wei, илл. 4, 6), три хвоста – «сань юй вэй» (кит. san yu wei). Различают�-
ся они и по направлению. Если хвосты смотрят в разные стороны, то
это – «дуй юй вэй» (кит. dui yu wei, «обращенные друг к другу рыбьи хво�-
сты»), или «ни юй вэй» (кит. ni yu wei, «обратные рыбьи хвосты», илл. 9).
Если они направлены в одну сторону, то это – «шунь юй вэй» (кит. shun
yu wei, «параллельные рыбьи хвосты», илл. 6). Различаются хвосты и по
рисунку. «Бай юй вэй» (кит. bai yu wei) – незакрашенные хвосты (илл.
10). «Хэй юй вэй» (кит. hei yu wei) – закрашенные в черный цвет. «Сянь
юй вэй» (кит. xian yu wei) – в виде толстой поперечной линии. «Хуа юй
вэй» (кит. hua yu wei) – в виде узорного рисунка (обычно контур «хво� -
ста» представлен волнистой линией).
134
 Илл. 8. Илл. 9. Илл. 10.

Илл. 8. Сгиб с одним «рыбьим хвостом». «Юй чжи Чжоу И чжэ чжун» («Соз�-
данный по Высочайшему повелению Эклектический комментарий Чжоуской
Книги перемен»), ВУ 1, ВО НБ СПбГУ.

Илл. 9. Сгиб с двумя обратными «рыбьими хвостами». «Чжоу И» («Чжоуская

Книга перемен»), ВУ 2, ВО НБ СПбГУ.

Илл. 10. Сгиб с незакрашенным «рыбьим хвостом». «Хуэй ту Цин ле чжуань»

(«Иллюстрированные биографии честных и отважных»), ВУ 153, ВО НБ СПбГУ.

Строка на странице носит название «хан куань» (кит. hang kuan)

или «хан гэ» (кит. hang ge). При подсчете количества строк «хан шу»
(кит. hang shu) учитывают только половину листа. Говоря о количестве
знаков на листе, обычно приводят количество знаков в строке «мэй хан
цзы шу» (кит. mei hang zi shu).
Техника гравирования досок менялась от эпохи к эпохе [Лю Го-­
цзюнь, 1957: 54-56]. В северосунских ксилографах иероглифы боль-
шие по величине. Начертание иероглифов строго симметрично, в со-
ответствии с установками школы мастеров Янь Чжэньцина (кит. Yan
Zhenqing, 709 – 785 гг.) и Лю Гунцюаня (кит. Liu Gongquan, 778 – 865 гг.).
На полосе сгиба указывался номер доски, с которой печатали текст, на-
звание книги, номер главы или имя гравера. Могли указать еще общее
количество иероглифов. Рамка делалась двойной. В южносунских кни-
гах начерание иероглифов вычурное, линии тоньше, отдельные черты
становятся округлыми, появляется много мелких иероглифов, рам-
ки делаются одинарные. С южносунского времени вплоть до начала
XVI в. в месте сгиба часто печатали белые иероглифы на черном фоне
135
(в зоне «хэй коу»). В эпоху Юань (1279 – 1368 гг.) иероглифы приобре-
ли новое более красивое начертание, получившее название «юань-
ского» (кит. yuan ti, «юань ти»), и принадлежавшее Чжао Мэнфу (кит.
Zhao Mengfu, 1254–1322 гг.). Этот стиль является усовершенствованием
южносунского стиля и характеризуется максимальным приближением
к рукописным иероглифам. В XVI в. началась тенденция к возврату к
простоте и строгости северосунского варианта начертания. Этот про-
цесс привел к тому, что во второй половине XVI в. иероглифы стали
более широкими, гравировальщики начали отходить от формы руко-
писных иероглифов. К середине XVII в. выработалось начертание, в
котором горизонтальные черты делались тонкими, а вертикальные
толстыми, углы черт были либо прямыми, либо острыми. Сформиро-
вавшееся начертание прибрело название «сунской формы» (кит. song
ti, «сун ти»). В эпоху Цин (1644 – 1911 гг.) такое начертание стало нор-
мой. Когда в Китае в середине XIX в. появилась типографская печать,
этот стиль взяли за образец для шрифтов. Юаньское начертание в огра-
ниченном виде сохранялось в минскую и цинскую эпохи. Оно полу-
чило название «мягкого» (кит. ruan ti zi, «жуань ти цзы») и вылилось в
использование в ксилографии каллиграфических почерков «кай шу»,
«син шу» и «цао шу». Эти почерки, особенно «кай шу», можно встретить
в ксилографах времен императоров Канси (кит. Kangxi, 1654–1722 гг.) и
Цяньлуна (кит. Qianlong, 1736–1796 гг.). Примерно со второй половины
XVIII в., очевидно в связи с уменьшением числа квалифицированных
резчиков, такие почерки попадаются реже.
Видимо, вскоре после появления ксилографии, китайцы начали
гравировать иллюстрации к книгам. Древнейшая печатная иллюстра-
ция содержится в упоминавшейся выше «Алмазной сутре». Во времена
династий Сун, Юань, Мин и Цин печатали большое количество книг с
иллюстрациями. Наивысшего расцвета техника гравирования иллю-
страций достигла в конце династии Мин (1368–1644 гг.). В этот период
массово издавались произведения литературы (романы, пьесы) с ил-
люстрациями, количество которых могло доходить до нескольких со-
тен. Иллюстрации были выполнены с большим мастерством. Попада-
лись иллюстрации и в научных книгах. С середины XIX в. это искусство
стало приходить в упадок. В Восточном отделе Научной библиотеки
СПбГУ хранятся цинские иллюстрированные издания классических
романов («Речные заводи» – ВУ 136, «Сон в красном тереме» – ВУ 137),
собраний прозы («Записки Ляо-чжая» – ВУ 135), сутры (ВУ 45, 53), на-
учные трактаты (ВУ 126) и другие ксилографы с иллюстрациями.
С конца юаньского периода китайцы начали печатать цветные
книги (кит. dou ban, «доу бань», «многокрасочный ксилограф»). При мно-

136
гокрасочной печати для одного листа готовили две доски с одинаковой
рамкой. В одной рамке вырезали только те иероглифы и изображения,
которые нужно было напечатать, например, черным цветом. В другой
– то, что требовалось напечатать другим цветом. Затем рамки последо-
вательно прикладывались к бумаге, и получалась двухцветная печать.
Принцип сохранялся, если текст требовалось напечатать тремя и более
цветами. В этом случае работа еще более усложнялась – приходилось
тщательно подгонять и проверять точность наложения красок. Первой
двухцветной книгой считается «Алмазная сутра» 1340 года издания [Лю
Го-цзюнь, 1957: 59]. Цветные книги приобрели большую популярность
со второй половины XVI в. Существовали они и в цинское время.
В XI в. в Китае изобрели печать наборными литерами «хо цзы»
(кит. huo zi). Открытие связывают с именем Би Шэна (кит. Bi Sheng, 990
– 1051 гг.) [Флуг, 1959: 57-69]. Он изготовлял литеры из глины, вырезал
на них иероглифы, обжигал их. Затем брал лист железа (дно наборной
формы) смазывал смесью из смолы, золы и воска, подогревал ее, при-
кладывал железную рамку, вставлял внутрь литеры и выравнивал их с
помощью доски. Клейкий раствор остывал и прочно держал литеры.
Поверх литер печатник наносил краску и делал оттиск на бумаге. Что-
бы снять литеры, форма разогревалась. Наборное печатание требовало
много времени и труда, и поэтому применялось ограниченно и только
в тех случаях, когда требовалось тиражировать текст большим количе-
ством экземпляров. Тем не менее, этот способ продолжал развиваться.
Уже в XIII в. пробовали отливать литеры из олова.
В эпоху Юань Ван Чжэнь (кит. Wang Zhen, 1290 – 1333 гг.) приме� -
нил для печати деревянные литеры. Он вырезал на доске иероглифы
и распиливал доску на кубики, каждый с одним иероглифом, а затем
набирал из них строку, отделял ее планкой, набирал новую и так да-
лее. Ван Чжэнь изобрел наборную кассу и создал эффективный способ
нахождения в ней нужных литер. Его наборная касса представляла со-
бой два разбитых на ячейки круга. Каждый круг имел в диаметре око-
ло двух метров и изготавливался из легкого дерева. Круги крепились
на ось на высоте примерно в метр. Ячейки разделялись бамбуковыми
планками и нумеровались. Внутрь выкладывали литеры в соответ-
ствии с порядком иероглифов в словаре рифм. На втором круге были
наиболее употребительные и сложные иероглифы. Наборщик садился
между двумя кругами. Помощник смотрел в текст и выкрикивал номе-
ра по словарю рифм. Сидящий вращал круги, находил нужные знаки и
выкладывал в набор (доска формата книги с деревянными бортиками
с трех сторон), разделяя строки деревянной пластинкой. Затем набор
укрепляли и печатали.

137
 В минское и цинское время печатали с помощью деревянных или
медных литер. Относительно способов печати существует много во-
просов. Известно только, что во время императора Цяньлуна наборную
кассу в виде кругов заменили на кассу из десяти деревянных ящиков
с восемью или десятью отделами в каждом. В них лежали литеры. Два
наборщика смотрели в текст и называли иероглифы, четыре помощ-
ника находили и приносили им литеры. Каждый помощник отвечал
за слова в определенном тоне. При династии Цин наборное печатание
практиковалось при императорском дворе. Прибегали к нему и част-
ные предприниматели.
С изобретением книгопечатания изменилась и форма книги. По-
началу книги издавали в виде простой или вихреобразной гармоники.
Но листы в местах сгиба рвались, и книга распадалась. Тогда придума-
ли делать корешок и скреплять листы с одной стороны книги. Исчезла
необходимость склеивать листы в один длинный лист. Книгу стали пе-
чатать на листах, складываемых пополам, и прикреплять их стороной
сгиба к корешку. Так возник первый в Китае книжный блок – «бабоч-
ка» (кит. hu die zhuang, «ху де чжуан»). Она получила распространение в
эпоху Сун. У «бабочки» было два существенных недостатка. Во-первых,
после скрепления центральная полоса терялась в корешке, и перед
читателем разворот представал в виде сплошного текста. Во-вторых,
прочитав один разворот, читатель перелистывал книгу дважды, чтобы
пропустить белые поля на обратной стороне листа и открыть следу-
ющий разворот. Поэтому вскоре форма брошюровки была изменена
– листы стали скреплять с противоположной стороны от места сгиба.
Новую форму назвали «бао бэй чжуан» (кит. bao bei zhuang, «охват ко�-
решка»). В обоих случаях листы приклеивали к корешку, пока в начале
эпохи Мин «охват корешка» не заменили другим способом брошюров-
ки – «сянь чжуан шу» (кит. xian zhuang shu, «прошивная брошюровка»).
Склеивание листов в корешке было очень кропотливым трудом. Изго-
товители книг опытным путем пришли к выводу, что гораздо удобней
книги прошивать.
Для прошивки книгу прокалывали по краю корешка1 («шу бэй»,
кит. shu bei) книжного блока. Книги стандартных размеров (с высотой
корешка 15-30 см) обычно прокалывали в четырех местах, больших
размеров (свыше 30 см) – в шести, восьми или десяти местах.
Обложка книги («фэн мянь», кит. feng mian, или «шу пи», кит. shu
pi) делалась из толстой или тонкой бумаги, иногда оклеенной тканью.
Сочинения, состоявшие из нескольких книг, складывали в специ-
альный футляр («тао чжуан», кит. tao zhuang). Он изготавливался из
1
Противоположная сторона книги – «шу коу» (кит. shu kou).

138
обтянутых тканью деревянных планок или склеенной в несколько сло-
ев бумаги. Книги также помещали между лакированными деревянны-
ми дощечками и скрепляли шнурками.
Наиболее типична для книги следующая структура. Первая стра-
ница образует обложку. За ней следуют чистый белый лист, титул
(«фэй-е», кит. fei ye), предисловие («сюй», кит. xu; «цянь янь», кит. qian
yan), оглавление («му лу», кит. mu lu), основной текст, вспомогательные
разделы («фань ли», кит. fan li и другие), послесловие («ба», кит. ba), чи�-
стый лист и лист задней обложки.
Примерно до VI в. до н.э. книги, скорее всего, создавались только
по заказу правителя и хранились в придворных библиотеках. При дворе
удельных князей существовал штат летописцев, которые вели историю
княжеств и отвечали за сбор информации о событиях, происходящих в
государстве. Отдельной их задачей было записывать исполнявшиеся в
народе песни, чтобы по ним судить об успешности правления.
В период «Борющихся царств» (475 – 221 гг. до н.э.), когда выросла
популярность частных школ, стали возникать и частные библиотеки.
Их было мало и, скорее всего, в них хранилось немного книг. В библи-
отеках могли собирать сочинения по философии, медицине, сельскому
хозяйству и прочим наукам. Эти книги служили образованным людям
подспорьем в овладении существовавшими в то время знаниями и их
приумножении. Знания обычно носили прикладной характер.
С основанием империи Цинь (221 г. до н.э.) вышло распоряжение
Цинь Шихуана, запрещающее держать в домах книги. Всё, кроме книг
по истории Цинь, медицине, гаданиям и сельскому хозяйству, подле-
жало уничтожению. За нарушение приказа карали смертной казнью.
Поэтому книги были либо сожжены, либо спрятаны в стенах домов и
пещерах. Тогда безвозвратно исчезли некоторые произведения, вклю-
чая знаменитый «Музыкальный канон», части «Книги истории» и «За-
писок о ритуале».
С установлением власти дома Хань (206 г. до н.э.) частные библи-
отеки оставались под запретом. При втором ханьском императоре Ху-
эй-ди (кит. Hui-di, 210 – 188 гг. до н.э.) запрет был отменен. При импе�-
раторе У-ди (156 – 89 гг. до н.э.) заработала государственная программа
по восстановлению утраченных ранее книг. Император собрал боль-
шой штат ученых и переписчиков и учредил государственную библио-
теку. Сотрудники библиотеки собирали по всей стране книги, проводи-
ли их филологический анализ, редактировали содержание, исправляли
иероглифические ошибки, переписывали и сдавали на хранение. Эта
работа продолжалась сто лет. По завершении ее ученый Лю Сян (кит.
Liu Xiang, годы жизни неизвестны) со своим сыном Лю Синем (кит. Liu

139
Xin, 50 – 23 гг. до н.э.) подготовили каталог этих книг – это был первый
в истории Китая книжный каталог «Семь сводов» (кит. Qi lüe).
С изобретением бумаги книги стали более доступными. Для рас-
пространения их переписывали от руки. По мере расширения грамот-
ности к VII-VIII вв. росло число переписчиков. Начали появляться люди,
специализировавшиеся не только на переписывании, но и на продаже
книг, открывались первые книжные лавки. Частные библиотеки росли,
но крупнейшими по-прежнему были императорские книгохранили-
ща1. Известно, что при суйском императоре Янь-ди (605 – 618 гг.) для
нужд государя переписали десятки тысяч книг. При танском импера-
торе Вэнь-цзуне (809 – 840 гг.) также велось интенсивное копирование
рукописей.
С проникновением и распространением в Китае буддизма, осо-
бенно с V в., крупными книгохранилищами становятся монастыри
[Флуг, 1959: 70-83]. В монастырях переписывали книги преимуще-
ственно религиозного содержания. Исторически сложилось так, что
подавляющее большинство буддийских сочинений создавалось или
переписывалось в форме свитков, но форма блоков тоже применялась.
В частных собраниях тоже могло храниться много книг2. Напри-
мер, в эпоху Тан в библиотеке некоего книгофила Су Бяня (кит. Su Bian)
было от 10 000 до 30 000 свитков.
В 1900 г. монах Ван в провинции Ганьсу в храмовом пещерном
комплексе Могао (кит. Mogao, воздвигнут в середине IV в. н.э., состоит
из 500 пещер) в 25 км от города Дуньхуан (кит. Dunhuang) нашел за� -
мурованную в одном из помещений библиотеку с 25 000 рукописей и
множеством ксилографов V-X вв. В число этих книг входят буддийские,
даосские, конфуцианские сочинения, медицинские и географические
трактаты, литературные произведения, календари, счетные книги и
прочие сочинения на китайском, тангутском, тибетском, санскрите,
пали, иврите, хотаносакском, орхоно-енисейском, согдийском и тохар-
ских языках.
Первым из европейцев экспедицию к пещерам Дуньхуана в
1907 г. совершил британский путешественник с венгерскими корнями
Марк Аурель Стейн (1862 – 1943). Он передал свои находки Британско-
му музею, сейчас же они хранятся в Британской библиотеке. Вслед за
Стейном в первой половине 1908 г. экспедицию к пещерам совершил
французский ученый Поль Пеллио (1978 – 1945). Его находки сейчас
доступны в Национальной библиотеке Франции. В 1909 г. китайские

1
О дворцовых книжных собраниях см. Флуг, 1959.
2
О частных библиотеках императорского Китая см. Лю Го-цзюнь. Рас-
сказ о китайской книге. М.: Искусство, 1957. С. 76-79.

140
власти вывезли большинство оставшихся находок в Пекин, но многие
из них при до сих пор не выясненных обстоятельствах были украдены
уже в 1910 г. В 1911 г. с экспедицией в Дуньхуане побывал японский
ученый Отани, привезший оттуда в Японию несколько сотен рукопи-
сей. В 1914 г. Аурель Стейн совершил вторую свою экспедицию в Дунь-
хуан и тоже привез несколько сотен рукописей. В 1914 – 1915 гг. в Дун-
хуане также побывала группа российских ученых во главе с С. Ф. Оль-
денбургом (1863–1934). Экспедиция приобрела несколько сотен ма-
нускриптов и фрагментов живописи на шелке. Сейчас эта коллекция
хранится в Институте восточных рукописей (Санкт-Петербург).
После изобретения ксилографии быстрыми темпами росли объе-
мы книг, находившиеся в частных руках. Увеличивалось число образо-
ванных людей, росли фонды библиотек, умножалось и количество вла-
дельцев книжных собраний. Так, если в начале династии Северная Сун
в частных библиотеках Ли Чана (кит. Li Chang, 1027 – 1090 гг.) и Ван Чжу
(кит. Wang Zhu, 997 – 1057 гг.) хранилось от 20 000 до 40 000 свитков, то
в цинское время были известны частные книгохранилища с несколь-
кими сотнями тысяч книг [Лю Го-цзюнь, 1957: 76-79]. Значительная
часть этих книг сейчас находится в фондах Пекинской и Нанкинской
государственных библиотек
В настоящее время в Китае крупнейшие коллекции ксилографов
и рукописей собраны в Национальной библиотеке Китая (кит. Guojia
tushuguan, около 2 млн. единиц хранения) и библиотеке Пекинского
университета (кит. Beijing daxue, около 1.5 млн. единиц хранения). Дру� -
гие крупные собрания книг имеются в библиотеках Фуданьского уни-
верситета (кит. Fudan daxue, 400 000 ед. хр.), Шаньдунского универси� -
тета (кит. Shandong daxue, 400 000 ед. хр.), Нанкинского университета
(кит. Nanjing daxue, 400 000 ед. хр.), Чжуншаньского университета (кит.
Zhongshan daxue, 400 000 ед. хр.), Восточно-китайского педагогическо� -
го университета (кит. Huadong shifan daxue, 310 000 ед. хр.), Уханьско� -
го университета (кит. Wuhan daxue, 200 000 ед. хр.) и других местах1.
Крупнейшие коллекции старых китайских книг за рубежом собраны в
Японии в библиотеках Токийского университета и университета Ва-
сэда (всего несколько сотен тысяч ед. хр.). В России большие коллек-
ции представлены в Институте восточных рукописей РАН (несколько
десятков тысяч ед. хр.), Восточном отделе библиотеки СПбГУ (30 000
ед. хр.). Маленькие коллекции имеются в библиотеке Государственного
музея истории религии (С.-Петербург), Российской национальной би-
блиотеке (С.-Петербург), Российской государственной библиотеке (Мо-
сква), библиотеке Казанского университета и др. местах.
1
Информация о количестве книг взята с сайтов библиотек.

141
 Источники иллюстраций
1. И ду у бай цзунь ло хань (Иное прочтение пятисот архатов), ВУ
176.
2. Лэн янь цзин чжи чжан шу (Подробнейшее толкование «Шуран-
гама-сутры»), ВУ 49.
3. Си юй шуй дао цзи (Заметки о водных путях Западного края),
ВУ 129.
4. Тай шан Тай цин хуан лао ди цзюнь юнь лэй тянь тун инь фань
сянь цзин (Сокровенный канон Высочайшего небесного старей-
шего владыки, повелевающего громом небесного отрока), ВУ
56.
5. Хуэй ту Цин ле чжуань (Иллюстрированные биографии честных
и отважных), ВУ 153.
6. Чжоу И (Чжоуская Книга перемен), ВУ 2.
7. Чжун дин куань чжи (Резные и выпуклые надписи на колоколах
и треножниках), Xyl. F.31.
8. Юань цзянь лэй хань (Энциклопедия «Безбрежное зерцало»), ВУ
73.
9. Юй пи цзы чжи тун цзянь ган му чжэн бянь (Высочайше утверж-
денное официальное издание «Всеобщего зерцала, правлению
помогающего»), ВУ 9.
10. Юй чжи Чжоу И чжэ чжун (Созданный по Высочайшему пове-
лению Эклектический комментарий Чжоуской Книги перемен),
ВУ 1.

142
 ЯПОНСКАЯ
РУКОПИСНО - КСИЛОГРАФИЧЕСКАЯ
КНИГА

1. Возникновение письменности,
первые тексты и первые книги
Китайские иероглифы были первыми письменными знаками,
с которыми познакомились японцы. Согласно местным преданиям,
китайская письменность была введена в Японии корейскими послан-
никами Адзики (ок. 284 г.) и Вани (ок. 285 г., а по другой версии ок.
405 г.). Полагают, что в Японии существовала некогда и своя (некитай-
ская) письменность, которая впоследствии была забыта; документаль-
ные подтверждения этих преданий отсутствуют [Истрин, 1968: 243].
Более широкое проникновение китайского письма относится уже
к первой половине VI века. Решающее значение для развития пись� -
менности в Японии имело распространение буддизма в стране, начав-
шееся с прибытия в 552 г. посольства из Корейского княжества Кудара
с богатыми подарками. Среди даров были и рукописные тексты буд-
дийских сочинений. Немаловажную роль в заимствовании китайской
письменности сыграли исторические процессы, которые «настолько
переориентировали и ускорили развитие древнеяпонской культуры,
что часто отождествляются с началом японской государственности»
[Горегляд, 1988: 223]. Развитие письменности стало крайне важной за-
дачей и для японского императорского двора. С появлением письмен-
ности устные сказания, представлявшие собой, как правило, повество-
вания о деяниях того или иного знатного рода, способного оплатить
услуги сказителя и хранителя семейной истории, стали записываться,
что обозначило новый этап в развитии японской цивилизации и доку-
ментальном подтверждении прав знати.
С VII века начинается непрерывная история письменной культу� -
ры в Японии.
Заимствовав иероглифическую письменную кандзи (яп. 漢字),
японцы начали разрабатывать собственный метод чтения и письма

143
китайских иероглифов. Такой метод получил название камбун (яп. 漢
文), то есть способ записи японского языка китайскими иероглифами.
Ранняя форма японской письменности, в основе которой лежал
принцип смешанного идеографо-фонетического употребления иерог-
лифа, получила название манъё:гана (яп. 万葉仮名) от крупнейшей поэ-
тической антологии второй половины VIII века «Манъё:сю:» («Собрание
мириад листьев»; яп. 万葉集). Сам термин манъё:гана дословно означает
«азбука Манъё:сю:», на которой и была записана вся антология.
В конце VIII – начале IX вв. в Японии были созданы две системы
фонетического письма, основанные на иероглифической письменно-
сти и получившие общее название кана (яп.仮名). Согласно исследова-
ниям В. Н. Горегляда, «созданию фонетического письма способствова-
ли два обстоятельства. Во-первых, каждый китайский иероглиф обо-
значает слог <...>, и может быть использован чисто фонетически, без
его связи со смыслом. Во-вторых, знакомство образованных японцев
с санскритом подсказывало им возможность создания фонетического
письма по аналогии с нагари»1 (санскр. nāgarī ) [Горегляд, 1988: 232].
Исходя из этой логики, японцы наделили функцией силлабем ско-
рописную форму группы иероглифов. Эта группа стала называться хэн-
тайгана (яп.変体仮名; досл. с яп.: «письмо измененной формы»). Позднее
количество иероглифов с функцией силлабем было значительно сокра-
щено, а форма скорописного их написания упрощена. Таким образом,
была создана первая слоговая азбука хирагана (яп.ひらがな). Примерно в
это же время вошла в употребление и другая слоговая азбука – катакана
(яп.カタカナ), знаки которой были образованы путем выделения в иеро-
глифе его фонетика, состоящего не более чем из трех черт.
Порядок, по которому эти слоги располагались и заучивались, был
заимствован из системы сиддхам2 и получил название «годзю:он-дзу»
(яп.五十音図; букв.: «таблица из 50 знаков»): 10 столбцов по 5 знаков в
каждом. Зачастую создание слогового письма связывают с именем круп-
ного религиозного и общественного деятеля Японии VIII – IX вв. Ку:кай.
С изобретением кана японская письменность стала представлять
собой смешанный вид письма, получивший название в современной
японской письменности кандзи-канамадзирибун (яп. 漢字仮名交じり文).
Логичным следствием принятия письменности в Японии стало
появление первых текстов, а затем и книг.
Первые тексты представлены эпиграфическими материалами
(надписи на каменных или металлических артефактах, бронзовых зер-
1
Нагари – ранняя форма индийской письменности деванагари, исполь-
зующейся в Индии по сей день.
2
Сиддхаматрика – одна из форм письма в Северной Индии, использо-
вавшаяся для записи санскрита.

144
калах и колоколах, мечах, буддийских статуях и др.), которые являют-
ся важным источником описания культурно-исторического развития
Японии в VII-VIII вв. С этой точки зрения большое значение имеет тип
текста, зафиксированный на деревянных табличках. Такие таблички
назывались моккан (яп. 木簡), и представляли из себя дощечку 10-25 см
в длину и 2-3 см в ширину. Использование моккан неразрывно связано
с функционированием раннего государственного аппарата. На них за-
писывались распоряжения, донесения, официальные послания и удо-
стоверения; учебные тексты и «домашние задания» по иероглифике;
товарные бирки, прикрепляющиеся к грузу [История Японии, 1998:
107-108]. Особая ценность моккан заключается в том, что они не пред-
назначались для публичного использования, а, следовательно, практи-
чески не подвергались редактированию.
Среди письменных памятников VII-VIII вв. важное место занима� -
ют первые законодательные своды: «Семнадцатистатейная Конститу-
ция Сётоку Тайси» (604 г.), «Манифест Тайка» (646 г.) и «Свод законов
Тайхо:рё:» (701–702 гг.).
Оригинал «Конституции Сётоку» не сохранился, но её текст во-
шел в состав другого письменного памятника уже VIII в. – «Анналы
Японии». В «Манифесте Тайка», состоящем из преамбулы и четырех
статей, основные идеи Конституции получили более реальное выра-
жение. Он также представлен в «Анналах Японии», и в такой редакции
сохранился полностью. «Манифест» был составлен именно в то время,
когда совершался переход от бесписьменного обычного права к пись-
менным законам. Этот переход закончился письменной фиксацией в
702 г. «Свода законов Тайхо:рё:, обобщившего все основные законода-
тельные акты, изданные с 646 по 700 гг.» [Попов].
К первой половине VIII века относится создание ранних письмен� -
ных источников – «Кодзики» (яп. 古事記; «Записи о деяниях древности»,
712 г.) и «Нихонсёки» (яп. 日本書紀; «Анналы Японии», 720 г.). Оба па-
мятника – мифологическо-летописные своды, излагающие историю
Японии с древних времён до VII века. «Кодзики» были составлены при�-
дворным историографом Оно-но Ясумаро со слов сказителя Хиэда-но
Арэ на китайском литературном языке – вэнъяне. Основной целью со-
ставления «Кодзики» стало обоснование легитимности правящего рода
как прямых потомков богини солнца Аматэрасу, создание такой «мо-
дели прошлого, которая подтверждала бы справедливость социально-
го настоящего» [История Японии, 1998]. Генеалогическо-летописный
свод «Нихонсёки» был составлен под руководством принца Тонэри. Не-
смотря на сходство целей создания обоих сводов, «Нихонсёки» имели
существенные отличия от «Кодзики». Объем свода был гораздо больше

145
(30 свитков), и при его создании использовались достоверные источ-
ники, среди которых были не только предания, но и записи придвор-
ных, буддийские хроники, китайские и корейские источники.
Параллельно с составлением «Записей о деяниях древности» и
«Анналов Японии» создавался ещё один письменный памятник пер-
вой половины VIII века – этнографические описания «Фу:доки» (яп. 風
土記; «Записи о землях и обычаях»). В «Фу:доки» записывались геогра-
фические и культурно-этнографические особенности провинций. Пол-
ностью сохранился только текст описания провинции Идзумо (733 г.).
В VII-VIII вв. появились первые стихотворные японские антоло� -
гии. В 751 г. неизвестным составителем была создана первая японская
антология стихотворений на китайском языке (канси) – «Кайфу:со:» (яп.
懐風藻; «Милые ветры поэзии»). В неё вошло 120 стихотворений ше-
стидесяти четырёх японских поэтов, сочинённые за последние 80 лет.
Во второй половине VIII в. составлена уже упомянутая выше первая
стихотворная японская антология на японском языке – «Манъё:сю:».
Её составитель также неизвестен, хотя часто работу приписывают Ото-
мо Якамоти. «Около 500 авторов представлено в этом редком собрании
<...> 4516 песен содержится в 20 книгах этого памятника, разнообраз-
ного по жанру, стилю и содержанию» [Горегляд, 1988: 61].

1.1. Цели изготовления книг. Лица, участвовавшие

в книгопроизводстве: заказчики, писцы, резчики,
переплетчики, художники, декораторы, книгохранители
Исследователи полагают, что первые рукописные книги, создан-
ные в Японии, – это копии привезенных из Китая текстов. По боль-
шей части это были буддийские сутры; их переписывание считалось
похвальным и достойным занятием. Писания копировались не только
по религиозно-духовным соображениям, но также служили хороши-
ми упражнениями в образовании буддийских монахов. Что касается
переписывания светских текстов, то здесь преследовались образова-
тельные цели, в первую очередь для государственных чиновников. До-
стоверных сведений о том, кем и как переписывались такие тексты до
периода Нара1 сохранилось очень мало.
Самой древней сохранившейся рукописью является «Хокэкё:гисё»
(яп. 法華経義疏; комментарии сутры Лотоса) на китайском языке, вы-
1
В истории японской книги выделяют несколько основных этапов, со-
ответствующих исторической периодизации: первый период – 2-я половина
периода Асука и период Нара (645 – 794), второй – Хэйан (794 – 1185), третий
– Камакура (1185 – 1333), Асикага или Муромати (1334 – 1572), четвертый –
Адзути — Момояма (1573 – 1603), пятый – Эдо или Токугава (1603 – 1868) и
шестой – с реставрации Мэйдзи (1868) до наших дней.

146
полненная принцем-регентом Сётоку Тайси. Датируется первой поло-
виной VII века. Несколько позже, в 686 г. частным лицом была выпол� -
нена копия сутры «Конго:дзё: дарани кё:» (Ваджраманда дхарани-сутра;
санскрит. Vajramandadharanisutra). Рукопись снабжена колофоном, где
записано: «копия данной сутры является священным действием во
благо потомков заказчика…» [Kornicki, 2001: 79-80].
Практика переписывания буддийских сутр сякё: (яп. 写経) полу-
чила свое наивысшее развитие в период Нара. К VIII веку появились
первые скриптории, учреждавшиеся как государственные ведомства.
Копии сутр в основном выполнялись в государственно-религиозных
целях, но зачастую и по личным заказам с оплатой. Как правило, имена
заказчиков и цели копирования указывались в колофонах.
Сутры оформлялись в виде свитков. В период Нара и Хэйан для
копирования сутр стали широко использовать цветную бумагу, а текст
записывать золотыми или серебряными чернилами. С XI в. сутры за� -
частую начинают оформлять обложкой с иллюстрацией. Наиболее
ранний известный пример такой обложки в Японии — это копия Сутры
Лотоса, написанной серебряными чернилами в IX в. [Kornicki, 2001: 89].
В период Хэйан художественное оформление сутр становится бо-
лее разнообразным. Характер иллюстраций порой меняется от строго
священного к более светскому, включая изображения сцен и действую-
щих лиц повествования. Такое разнообразие в оформлении копий сутр
присуще именно данному периоду, и едва ли наблюдается в последу-
ющих.
Расцветом иероглифического письма в Японии считается VIII век.
Одним из лучших примеров тому служат записи из буддийской сутры,
написанные рукой монашествующей императрицы Комё в 740 г. в виде
молитвы за ее отца и мать. Также образцом совершенства считают над-
пись-автограф монаха Докё, выполненную в 762 г. [Горегляд, 1988: 229].
В VIII веке появились первые профессиональные объединения и
корпорации (дза) писцов. Однако уже к концу IX в. контакты с конти�-
нентальным Китаем прекращаются. X — XI вв. стали периодом разви� -
тия самобытной японской культуры. В это время происходит расцвет
литературы на японском языке. Тексты произведений записывались
хираганой (литература «женского потока») и китайскими иерогли-
фами («мужской стиль» письма), а затем распространялись в сотнях
списков, которые копировали любители литературы. Произошли из-
менения и в характере иероглифической каллиграфии. На смену тан-
скому стилю пришел японский, более округлый, тонкий, «спокойный».
Основоположником его считается Оно-но Тофу. Другие представители
– Фудзивара-но Сукэмаса, Фудзивара-но Юкинари. Период Хэйан явил

147
миру шедевры национальной литературы: «Повесть о принце Гэндзи»
Мурасаки Сикибу, «Записки у изголовья» Сэй Сёнагон, поэтическая ан-
тология «Кокинвакасю:». Эти произведения распространялись среди
читателей не в виде печатных книг, а в виде рукописей. Это был пери-
од придворной, аристократической культуры, где высоко оценивались
навыки в каллиграфии [Kamei-Dyche, 2011: 273].
С XII в. вновь восстанавливаются контакты с континентом, что
привело к заимствованию сунского стиля письма. Основными видами
изданий в это время были книги Касуга-бан (яп. 春日版), печатавшиеся
в семи крупнейших монастырях Нара, и Ко:я-бан (яп. 高野版), печатав-
шиеся в монастыре Конго:будзи (яп. 金剛峰寺) и десяти храмах, объе-
динённых этим монастырём. Издания Касуга-хан, как правило, много-
томные, что указывало на то, что к XII в. книгопечатание в Японии уже
располагало достаточной технической базой для выполнения больших
по объёму работ. Самая ранняя из дошедших до нас книг Коя-бан – про-
изведение священника Кукая «Санго:сики» (яп. 三教指帰) (написано в
797г., напечатано в 1253 г.), в котором он противопоставляет буддизм
даосизму и конфуцианству. В 70-е гг. XII в. было выпущено первое кси�
-
лографическое издание «Семнадцатистатейной конституции Сётоку
Тайси».
В середине XIII в. было отпечатано конфуцианское сочинение
«Луньюй с полными комментариями», а в конце появились книги Год-
зан-бан (яп. 五山版), отпечатанные в 5 дзэнских монастырях. До XV в.
двумя главными центрами ксилографирования оставались Годзан-бан
и Коя-бан. С XIV в. ксилографическим способом издаются хроники,
конфуцианские каноны, справочники, учебники, художественная ли-
тература.
В XII-XIV вв. вершиной мастерства в каллиграфии стал считаться
минский стиль. Одним из самых ярких и талантливых каллиграфов и
переписчиков рукописей этого времени стал японский поэт и филолог
Фудзивара-но Тэйка. Минский стиль получил дальнейшее развитие в
XVII-XVIII вв., когда «школа китайских наук» стала опорой официаль� -
ной идеологии токугавской Японии. Новые тенденции не потеснили
уже сложившиеся традиции японоязычной книги и японского стиля
письма. Наоборот, можно отметить существование двух линий разви-
тия японской рукописной книги – японоязычной (наиболее распро-
страненной в XVIII-XIX вв.) и китаеязычной (в различные эпохи).
В конце XVI-XVII вв. происходят важные изменения в книгопе� -
чатании. Прежде всего, в XVI в. была ликвидирована монополия мо� -
настырей на печатание книг, им начинает заниматься высшая знать,
появляются первые ростки частного книгопечатания. Издана первая

148
японоязычная книга светского содержания (двухтомный китайско-­
японский словарь 1590 г.). Миссионерами-иезуитами впервые были
изданы первые европейские тексты в Японии. Происходит знаком-
ство с европейским типом книги благодаря итальянскому миссионеру
Алессандро Валиньяно, привезшему в Японию подвижной шрифт и пе-
чатный станок. В 1592 г. участниками завоевательного похода в Корею
были завезены подвижные иероглифические литеры (деревянные и
металлические) [Завадская, 1986: 94]. В те же годы из Кореи были вы-
везены образцы книг, отпечатанные наборным шрифтом.
Японцы легко освоили этот тип издания благодаря схожести пись-
ма (сочетание иероглифов с национальной письменностью). Книги,
набранные подвижным шрифтом, являли собой что-то среднее между
рукописными книгами и типографскими изданиями европейского типа
[Завадская, 1986: 95]. За 60 лет было напечатано более 700 наименова-
ний книг: буддийские сутры, конфуцианские сочинения, а также книги
по истории, литературные произведения. Исследователи утверждают,
что «короткий, но насыщенный период печатания книг наборным спо-
собом, используя корейские технологии, в значительной степени спо-
собствовал узакониванию печати вне стен буддийских монастырей в
начале XVII в., что привело позднее к появлению частного книгопеча� -
тания» [Kamei-Dyche, 2011: 274]. В дальнейшем этот способ не получил
особого распространения из-за дороговизны, а также неудобства набора
японского смешанного письма (проблема графической стилистики).
Конец XVII в. считается временем расцвета культуры горожан.
Особой популярностью среди этого слоя населения пользуется твор-
чество Ихара Сайкаку, которое дает развитие новому литературному
жанру укиёдзо:си (яп. 浮世草子) («записки о бренном мире») – неболь-
шие повести из бытовой жизни горожан, которые создавались ксило-
графическим способом на дешевой бумаге. Жанр укиёдзоси берёт свое
начало из канадзо:си (яп. 佳奈草子) («книги, написанные на кана»), пе-
чатавшиеся в основном в Киото на протяжении XVII века.
Основные центры ксилографии находились в Нара, Киото, Оса-
ка, а с XVIII в. центр постепенно перемещается и в Эдо (Токио). В этот
период характер литературных произведений стал более популяри-
зированным, а следовательно, произошел переход от монополизации
ксилографирования буддийскими монастырями к развитию частного
книгопечатания в коммерческих целях. Городская культура явила на
свет такие литературные жанры, как нравоучительные повести ёмихон
(яп. 読本) и рассказы о жизни «веселых кварталов» сярэбон (яп. 洒落本).
Кроме произведений художественной литературы массовым спросом
пользуются ксилографические издания хронологических справочни-

149
ков и календарей, географические карты, путеводители по городам
Эдо, Киото, письмовники, учебники каллиграфии.
Резчики в эпоху Токугава достигли высокого искусства в переда-
че особенностей почерка переписчика, поэтому нередко встречаются
ксилографы, которые практически невозможно отличить от рукописи.
Особенностью токугавских ксилографов стали листы с рекламой гото-
вящихся изданий, которые помещались после основного текста ксило-
графа [Горегляд, 1988: 241].

2. Изготовление рукописей
На протяжении всей истории развития японской книжной культу-
ры рукописная книга пользовалась заслуженным уважением и почита-
нием. Вплоть до XX века поэтические тексты, различные сочинения о
национальных искусствах, например о чайной церемонии или об искус-
стве икебаны, рассчитанные на определенные слои населения, бытова-
ли только в рукописном виде. Рукописная книга создавалась и в импера-
торских дворцах, и в домах знати, и в монастырских скрипториях.

2.1. Орудия и принадлежности для письма

Материалы письма бесконечно видоизменялись и совершенство-
вались, однако стандарт, определяющий облик и главные черты ру-
кописи, сохранился неизменным со II века, со времени изобретения
бумаги, и до наших дней [Соколов-Ремизов, 1985: 194]. «Четыре дра-
гоценности ученого» – так почтительно в Древнем Китае, а затем и в
Японии, называли необходимые атрибуты каллиграфа. К ним относи-
лись кисть фудэ (яп. 筆), тушечница, бумага васи (яп. 和紙) и тушь суми
(яп. 墨). Позднее японцы, для которых каллиграфия стала не просто
искусством, но мировосприятием, культом, расширили этот список. В
него вошли также мягкая черная циновка для создания ровной удоб-
ной поверхности ситадзики (яп. 下敷き), металлическая палочка для
прижатия бумаги во время письма бунтин (яп. 文鎮), сосуд для чернил
судзури (яп. 硯) [Эстетика японской каллиграфии]. Иногда в этот спи-
сок включают и восьмой необходимый для письма элемент – сосуд для
воды мидзусаки (яп. 水指), чтобы разбавлять тушь [Письменность].
Мастера уделяли большое внимание выбору и бережному исполь-
зованию этих предметов.
Писчая кисть, в зависимости от назначения, имеет множество раз-
новидностей. Основу различий составляют материал, из которого она
изготовлена, и её размеры. Мягкие кисти, производимые из козьего
меха, больше подходят для каллиграфических стилей с плотными, соч-
ными линиями. Более жёсткие кисти, предназначенные для каллигра-

150
фических стилей с более тонкой, «пресной» проработкой черт, произ-
водят из меха колонка. Их ещё называют «волчьи» кисти, так как одно
из названий колонка «желтый волк». Кисти из заячьего меха, довольно
редкие и дорогие, отличаются ещё большей жёсткостью; они прекрасно
подходят для каллиграфии и живописи. Кроме того, существуют кисти
из куриного пера, гривы дикой лошади, свиной щетины, из раститель-
ных волокон. Круг материалов, связанный с «культурой кисти», включа-
ет также подставку для просушивания кистей, стопку для их хранения,
сосуд для промывания и другие. Высокие художественные качества этих
предметов, выполнявшихся из различных ценных материалов (под-
ставки – из горного хрусталя и нефрита, стопки – из бамбука и слоновой
кости, сосуды для промывки – из нефрита и фарфора), ставят их в ряд
изделий декоративно-прикладного искусства самого высокого ранга.
Наибольшим многообразием форм, материалов и видов испол-
нения обладают тушечницы – специальные подставки для растирания
туши. Материалом для производства тушечницы служили природные
камни, обожжённая неглазурованная глина (черепичные тушечницы)
и обожжённая глазурованная глина (керамика), металл, фильтрован-
ная глина, нефрит, фарфор. Форма тушечниц также сильно варьирова-
лась в зависимости от назначения. Наибольшее распространение по-
лучили тушечницы с углублением посередине; были тушечницы с воз-
вышением в центре и канавкой по периметру. Широко использовались
длинные тушечницы, разделенные на два отделения: для растирания
туши и для воды. Для больших объемов туши и работы с крупными ки-
стями использовались крупные тушечницы, называемые «море туши».
Тушечницы – вещь довольно долгоживущая, поэтому мастера не-
редко гравировали на них свои имена, украшали их орнаментом, рез-
ными драконами. И они передавались из поколения в поколение.

2.2. Материалы для письма. Бумага

Особую эстетическую ценность книги японские мастера видели
в красоте бумаги. В её фактуре, оттенках цвета, толщине. Достоинства
бумаги оценивались не отвлеченно, а в соответствии с художествен-
ным замыслом книги. Японские читатели, воспитанные национальны-
ми традициями, умели различать сорта бумаги и наслаждаться много-
образием ее свойств и художественных возможностей.
В книжном деле широко использовалась как привозная бумага,
китайская и корейская, так и отечественная. Производство бумаги в
Японии началось с 610 года. Бумага представляет область, в которой
емко отражена многогранность традиционной японской культуры.
Дзюнъитиро Танидзаки в знаменитом эссе «Похвала тени» писал: «В

151
то время как в европейской бумаге мы видим лишь предмет практи-
ческой необходимости и ничего более, при взгляде на китайскую или
японскую бумагу мы воспринимаем от нее какую-то теплоту, достав-
ляющую нам внутреннее успокоение <...>. Прикосновение к ним [ли-
стам бумаги] дает то же ощущение, что и прикосновение к листьям де-
рева: бесшумности и некоторой влажности» [Дзюнъитиро, 1986: 420].
Опираясь на опыт материковой культуры, японцы создали свои со-
рта бумаги. Наиболее древний сорт, но и поныне производимый в Японии,
– васи. И хэйанские аристократы, и дзэнские монахи с их стремлением к
простоте и естественности находили в васи выражение своих эстетиче-
ских идеалов. В качестве сырья для производства бумаги использовалась
кора трех видов древесных кустарников: кодзо, гампи и мицумата. 1 Вот
какое описание дает С. Хьюс в книге «Мир японской бумаги»: «Гампи за-
нимает высшую позицию из всех трех. Кодзо располагается справа от него,
а мицумата – слева. Красоту гампи ни с чем нельзя сравнить по качеству,
богатству и благородству. Она вечна. Мягкость и твердость, правдивость и
ложность, – всё встречается в ней. Нет на свете бумаги более благородной.
Кодзо является мужским элементом, защитником в мире бумаги. Его во-
локна толстые и сильные, эта бумага выдержит самую грубую обработку.
Благодаря кодзо васи сохраняет свою жизненную силу и по сей день. Если
кодзо не будет, мир бумаги ослабеет. Мицумата — женский элемент, при-
дающий мягкость и гибкость. Нет бумаги более изящной, чем эта. Ее при-
рода изысканна, облик мягок, а характер скромен. Если не будет мицу-
мата, в мире бумаги будет меньше очарования и эмоциональности. <...>
Эти три составляющие сохраняют и поддерживают жизнь васи <...>. Вне
зависимости от того, что вы выберете, в каждом из этих видов вы найдете
свою особую красоту васи» [Hughes, 1982: 76].
Для изготовления более дешевых сортов бумаги шли в ход коно-
пля, бамбук, рисовая солома.
В книгах XII – начала XVII вв. использовалась сложно декориро� -
ванная бумага сортов уммо (яп. 雲母) и гофун (яп. 胡粉). Уммо – это бу-
мага с добавлением слюды, гофун – украшенная белым или цветным
порошком, нанесенным на предварительно смоченную поверхность.
Поверх бумажного листа накладывали тонкий слой клеящего веще-
1
Кодзо (шелковица, тутовое дерево, Broussonetia kazinoki, B. papy�
-
rifera) — это лиственный кустарник, достигающий в высоту 3-5 м, ствол в
поперечнике доходит до 10 см. Первоначально кодзо были обнаружены в дикой
горной местности островов Сикоку и Кюсю, а затем стали культивироваться.
Гампи (викстремия, Wikstroemia capitellata) — кустарник, произрастающий
в горных, тёплых районах Японии. В высоту достигает 1-1,5 м, культивации
не поддаётся и поэтому является самым редким и дорогим из используемых
трёх материалов. Мицумата (Edgeworthia papyrifera) — кустарник, завезённый
из Китая. В высоту достигает 1-1,5 м, волокна его короче, чем у кодзо.

152
ства, а на него наносили золотой или серебряный порошок. Так на бу-
маге возникали изображения, чаще всего облаков или деревьев. Ино-
гда в бумагу вдавливали кусочки фольги или перламутра.
Для обложки книги чаще всего использовалась плотная бумага
желтоватого или розового оттенков.

2.3. Вещества для письма. Тушь

В японской рукописной и ксилографической книге важное значе-
ние придавалось цветовой гамме. До середины XVIII века, до времени
появления цветной печати, это выражалось в соотношении оттенков
черного, коричневого и синего цветов туши, в глубине и насыщенно-
сти тона, в плотности линий.
В Японии очень высоко ценилась китайская тушь различных со-
ртов. До середины XIII века тушь изготавливали из сосновой сажи
(«сунъянь»), смешанной с небольшим количеством натурального клея,
чаще животного происхождения (вытяжки из оленьих рогов, рыбий
клей, из кожи и костей животных и рыб). Иногда в полученную смесь
добавляли лекарственные травы. Мастера по производству туши имели
свои технологические секреты и тщательно хранили их друг от друга,
поскольку, в зависимости от состава компонентов и их пропорции, из-
менялось качество туши [Хай Ок Дя]. Уже во времена правления дина-
стии Сун (X-XIII вв.) в Китае производили цветную тушь, добавляя в нее
толченый жемчуг, яшму, камфару. Позже использовали и другие кра-
сители: для получения голубого цвета – индиго, белого – свинец, кино-
варь для красного, малахит для зеленого, для получения желтого цвета
использовали минерал «шихуан», т.е. перекись ртути. Эти цвета можно
соотнести с пятью первоэлементами древней китайской натурфилосо-
фии или ассоциировать со сторонами света. В XIII в. была создана тушь
на основе сажи кунжутного, конопляного, тутового масел и клея.
Помимо китайской, использовалась тушь, изготавливаемая в
Японии. Производилось три сорта туши: намбу (яп. ナンブ), сэйбоку (яп.
青墨) и тябоку (яп. 茶墨). Намбу – тушь густо-черного цвета, получае-
мая из масляной сажи, сэйбоку – черно-голубая тушь, основу которой
составляла сосновая сажа, имеющая голубоватый оттенок. Тушь сорта
тябоку, полученная из сажи тутового дерева, имела коричневый отте-
нок [Завадская, 1986: 17].
Готовая тушь прессовалась в плитки самых разнообразных форм
(геометрические фигуры, фигурки животных и растений, статуэтки
божков) и покрывалась золотистым лаком, декорировалась рельеф-
ным рисунком пейзажного или благопожелательного характера, зача-
стую каллиграфической надписью. Подобные элементы изысканного
художественного оформления являлись залогом творческого успеха
153
человека, берущего в руки один из предметов «сокровища мудрых».
Создание разнообразных пластинок туши в странах дальневосточного
региона превратилось в оригинальный вид искусства.
Тушь использовалась не только для создания рукописных текстов,
но и при печатании ксилографов. Благодаря своим свойствам, она хоро-
шо ложится на доски и дает четкий отпечаток. Однако при изготовлении
ксилографов наряду с тушью применялись и краски. Известный мастер
цветной гравюры Нисикава Сукэнобу оставил подробное описание кра-
сок, использовавшихся в книгопечатании [Мастера, 1965: 128-130]. В сво-
ей книге «Япония в картинках» он перечислил все известные в то время
красители, отметил достоинства и недостатки каждого из них, привел ре-
цепты приготовления. Вот пример одного из таких описаний: «[Краска]
«сико» (гуммигут) привозится из Китая, должна быть твердой, как камень,
желтого цвета. Если она похожа на песчаник, цвет будет плох. Хороша та,
которая гладкая и вся цельная, как камень. Наливают в блюдечко воду и
трут, как обыкновенную тушь. В нее также добавляют клея».
Все перечисленные принадлежности для письма, обладаю-
щие свойственными им качествами и несущие каждый свою эсте-
тическую ценность, только в гармоничном соединении достигают
наивысшей степени совершенства. Не случайно в многочисленных
трактатах китайских и японских мастеров-каллиграфов особая
роль отводится перечислению правил выбора бумаги, туши и ки-
сти, описанию работы каллиграфа и условий для создания атмос-
феры творческого процесса. Красота и совершенство – в гармонии
и в единстве. Как суммирует Соколов-Ремизов: «Кисть откликается
на движение руки, рука – на движение сердца. Тушь откликается на
кисть, бумага – на тушь» [Соколов-Ремизов, 1985: 198].

2.4. Техники письма

Концепции всех каллиграфических стилей Японии строились на
представлении о том, что написанный текст должен доставлять эсте-
тическое наслаждение. Отсюда и получил громадное распространение
культ каллиграфии.
В японской каллиграфии нет ничего случайного: для каждой ли-
нии и точки важно начало, направление, форма и окончание, важен
баланс между элементами, и даже пустое пространство несет опреде-
ленную смысловую нагрузку [Shodo]. «Линии должны наноситься как
можно быстрее, и количество их должно быть минимальным, нано-
сятся только самые необходимые линии. Недопустимы никакая мед-
лительность, никакое стирание, никакое повторение, ретуширование,
никакая переделка, никакое «лечение», никакой монтаж. Однажды

154
нанесенные мазки не могут быть смыты, нанесены заново и не под-
лежат дальнейшим поправкам или доделкам. Любой мазок, нанесен-
ный после, резко и болезненно выделяется вследствие специфических
свойств бумаги» [Дайсэцу Тэйтаро Судзуки].

2.5. Дукты и почерки

В основе японской каллиграфии лежит «культура линии-маз-
ка-штриха», выражающаяся в последовательности и направлении на-
чертания отдельных элементов, иероглифа, в его размерах и пропор-
циях. Стихия линий и их сочетание – это выражение мировой стихии,
бесконечно меняющихся соотношений и связей двух начал: твердого,
устремленного вверх мужественного и гибкого, податливого, земного
женского. Идея столкновения и гармонии получает развитие на всех
участках каллиграфического текста. Извечное движение осуществля-
ется сменой направлений, нажимов и отмашек. В структуре каллигра-
фического знака можно выделить восемь основных элементов (штри-
хов): точка (пишется вкось-влево-вниз); горизонталь (слева направо);
вертикаль (сверху вниз); крючок (снизу-вверх налево и снизу-вверх
направо) и четыре типа горизонтальных косых линий (слева-напра-
во-вниз-вверх). Без знания этой системы конструирования знака не
может быть составлена «партитура» каллиграфического текста [Соко-
лов-Ремизов, 1985: 199-204].
Три основные системы письма – иероглифическая кандзи и две
слоговые: хирагана и катакана, используемые для записи японских
текстов, — нашли отражение в системе письма и почерков.
Кайсё (яп. 楷書) – «устав» – буквально означает «правильная фор-
ма письма». Это стиль, в котором каждый из штрихов пишется четко
и понятно. После завершения написании линии кисть обязательно
отрывают от поверхности бумаги. Иероглифы выходят угловатыми,
квадратными по форме. Стиль внешне напоминает знаки катаканы, в
повседневной жизни используется достаточно редко, он в наибольшей
степени по своему начертанию соответствует типографским знакам,
которыми в Японии печатаются книги и газеты.
Гё:сё (яп. 行書) – «полукурсив» – переводится как «бегущая форма
письма». Кисть с легкостью отрывается от полотна. Линии более плавные,
закругленные, приближающиеся к стилю начертания знаков азбуки «хи-
рагана». Данный почерк широко используется в современной Японии.
Со:сё (яп. 草書) – «курсив» – означает «форма листа травы» и от-
носится к текучей скорописи, при которой кисть практически не от-
рывается от полотна в процессе написания и движется быстро. Форма
иероглифа сильно изменяется и почти полностью неузнаваема. В на-

155
стоящее время данный стиль применяется только в стилизованных
произведениях искусства и очень редко для передачи информации
[Стили японской письменности].

2.6. Описки, исправления и пометы

Японская бумага очень тонка, поэтому ошибки, допущенные при
написании текста, не могли быть исправлены с помощью подчистки
текста, как это делалось европейскими переписчиками. Каллиграф на-
клеивал на ошибочную запись полоску бумаги и записывал на ней вер-
ный текст.
Довольно часто в японских рукописях встречаются пометы, сде-
ланные в тексте, выделения отдельных отрывков и разметка для чте-
ния. Чаще всего такие записи производились киноварью, но иногда ис-
пользовался более мелкий шрифт или другой тип почерка (например,
рядом с текстом, написанным курсивом, параллельно идет текст на
кайсё). Более мелким почерком давались и комментарии к тексту. Они
записывались на верхних полях рукописи, либо на текстовой полосе,
справа от комментируемого слова или непосредственно под ним.

Илл. 1. Манъёсю («Собрание мириад листьев»), поздний период Эдо. Восточ-

ный отдел Научной библиотеки СПбГУ, Я-137. Фрагмент текста. Комментарии
и пометы, выполнены киноварью и черной тушью.

156
 3. Изготовление ксилографов
Ксилографические книги получили в Японии широкое распро-
странение. Зачастую они отличались таким высокохудожественным ис-
полнением, что рукописный оригинал трудно было отличить от копии.
Над созданием текста работали искусные каллиграфы, а резчики уме-
ли передать все тонкости начертания знаков, в том числе и скорописи.
Законы расположения текста на листе и способы брошюровки также
были заимствованы из рукописной традиции. Не могли выполняться
ксилографическим способом только свитки [Горегляд, 1988: 237].
Техника ксилографии, или печати с деревянных досок, пришла в
Японию из Китая около VII века н. э. вместе с распространением буд-
дизма. Первые ксилографические тексты в Японии были отпечатаны
в 770 г. по приказу императрицы Сётоку, которая повелела изготовить
«миллион миниатюрных пагод» (ступы) и поместить в них свитки с
текстом буддийского заклинания дхарани (санскр. dharani), отпеча-
танного с досок, и отправить их в десять главных буддийских храмов
страны [Горегляд, 1988: 236-237]. Печать с деревянных досок использо-
валась при изготовлении чёрно-белых оттисков с изображениями раз-
личных буддийских святых и при иллюстрировании текстов сутр, но
своего подлинного расцвета ксилография достигла лишь в XVIII–XIX
столетиях.

3.1. Материалы для ксилографии

Основной материал для производства ксилографии – дерево.
При производстве гравюр мастера использовали доски продольного
распила. Огромное значение придавалось выразительности рисун-
ка волокон. Самым лучшим материалом считалось жужубовое дерево
(Ziziphus jujube), худшим – смоковница (Ficus carica). Однако именно
смоковница получила наибольшую популярность благодаря свойствам
древесины (мягкой, легко поддающейся обработке) и небольшой сто-
имости.

3.2. Орудия и принадлежности для ксилографии

Для обрезки рисунка использовался целый арсенал инструмен-
тов: различные долота, ножи, стамески разной ширины и глубины про-
реза. Краска на доску наносилась широкой кистью.
Печатался каждый лист вручную, печатник прижимал его к доске
и проглаживал специальным инструментом – барэн (яп. 馬楝). Барэн –
изобретение японцев. Это плоский круг диаметром 10-12 см; его основу
составляет спиралевидно закрученный жгут из растительных волокон,

157
сплетенных между собой и пропитанных соком персимона. Эта плоская
дискообразная форма закреплялась в круглую рамку, а сверху покрыва-
лась футляром из высушенного бамбукового листа, который связывался
с внешней стороной диска в виде ручки. Между диском и футляром про-
кладывалось несколько слоев мягкой бумаги. Внешняя сторона бамбу-
ковой оболочки покрывалась лаком. Лак и сок персимона делали барэн
водонепроницаемым. Печатание с помощью барэна позволяло мастеру
усиливать или ослаблять тон краски, осуществлять нюансировку, полу-
чать любые градации одного тона. Нередко в Японии устраивались вы-
ставки барэнов как произведений прикладного искусства.

3.3. Техника ксилографии

Техника ксилографии основана на точности и жёстком исполне-
нии рисунка, не допускавшем никаких живописных размывов кисти.
Традиционность художественного языка, условия, которые диктовала
техника ксилографии, студийный процесс, когда работа разделялась на
несколько этапов, – всё это вместе взятое обеспечивало изобразитель-
ную логику элементов линии, пятна и орнамента. В создании гравюры
принимали участие три мастера: автор произведения (художник, вы-
полнявший первоначальный рисунок, или каллиграф), гравер-резчик
и печатник. Сведения о мастерах помещалась в центре доски, а по-
скольку с одной доски печатается не страница, а разворот, то запись
попадала на место сгиба. Важная роль принадлежала также издателю,
изучавшему спрос и определявшему тираж. Зачастую именно он зада-
вал тему гравюры и влиял на характер издания, приглашал художника,
резчиков и печатников для выполнения работы. Создание ксилогра-
фии начиналось с того, что художник делал чёрной тушью рисунок си-
та‑э (яп. 下絵) на тонкой бумаге. Эскиз корректировался автором мно-
гократно, утверждался издателем, а позднее и цензором. Затем выпол-
нялся окончательный вариант композиции, который предназначался
для копирования на доске уже с марками издателя, цензора, подпися-
ми автора хансита-э (яп. 版下絵).
На следующей стадии – изготовление основной доски омохан (яп.
主版) – в работу включался резчик-гравёр. Рисунок наклеивался лице-
вой стороной вниз на подготовленную нужного размера доску из горной
вишни. Все линии были чётко видны, но в зеркальном отражении. Рез-
чик изолировал области чёрного цвета контурным ножом, обрезая ли-
нии рисунка с высочайшей точностью. Все места, которые должны были
остаться неокрашенными или печатались другими красками, выскре-
бались специальными резцами разной толщины. По этим отпечаткам
художник различал, в каких местах листа будут использованы другие

158
краски. С отпечатка, выполненного с главной, ключевой доски, выреза-
лись остальные доски. Для каждого цвета соответственно вырезалась от-
дельная доска. На основании разметки резчики изготовляли отдельные
доски для каждой краски. На каждой доске вырезались так называемые
отметки совмещения кэнтō (яп. 見当), а на углах в нижней части каждой
доски вырезались невысокие выступы в форме буквы L, фиксировавшие
положение бумажного листа при печати, что и обеспечивало точное по-
падание последовательно печатавшихся цветов на каждом оттиске.
В студийной системе производства гравюры среди резчиков су-
ществовала узкая специализация, свидетельствовавшая о квалифика-
ции мастера. Гравёры делились на три категории: касирабори (яп. かし
ら彫り) – мастера высшего разряда, специализировавшиеся на изобра-
жении лица, причёски и пр., затем – дōбори (яп. どう彫り), вырезавшие
менее сложные линии тела и костюмов, и, наконец, хантэн (яп. 半纏)
– подмастерья-досочники.
Набор из нескольких готовых досок переправляли печатнику, ко-
торый наносил на каждую доску краски. После этого мастер наклады-
вал бумагу на каждую из вырезанных досок и делал оттиски вручную
при помощи барэна [Юсупова].

Илл. 2. Ксил. Исэ Моногатари сё, 1674. Восточный отдел Научной библиоте-
ки СПбГУ, Я-131, произведение классической японской литературы в жанре
ута-моногатари.

159
 Внешнее отличие ксилографа от рукописи — равномерная насы-
щенность тушью всех частей текста, в отдельных местах отпечатка, осо-
бенно в иллюстрациях, — следы мазков щёткой и годовых колец дерева,
в большинстве ксилографов — наличие рамки вокруг текста [Япония].

4. Форма и оформление книги

Книжной единицей в Японии считается кан, или маки (яп. 巻), что
буквально означает свиток или рулон. Помимо книжной единицы су-
ществует понятие переплетная единица, или сацу (яп. 冊; том). Сацу
может бытовать и как отдельная книга, и как том из многотомного из-
дания. Одна книга – маки – может быть сшита в отдельную обложку и
стать томом (сацу), или же несколько маки сшиваются в одну обложку и
становятся экземпляром книги, в которой маки — её подразделы. Зача-
стую издатели объединяли маки в сацу довольно произвольно, количе-
ство томов при таком подходе могло варьироваться в разных изданиях,
но число маки всегда оставалось неизменным. Кроме того, исследовате-
ли предлагают разделять понятия «маки» по отношению к разным ви-
дам изданий: применительно к ксилографам и печатным изданиям —
«книга», применительно к рукописям — «тетрадь» [Петрова, Горегляд,
1963: 7]. Каждый том имел свою индивидуальную обложку.
Форматы рукописных и печатных изданий до периода Эдо не
имели четко обозначенных стандартов. Однако попытки обозначения
более или менее устойчивых пропорций для книг предпринимались
неоднократно. В период Хэйан форматы тетрадей и книг-свитков коле-
бались в пределах некоторых установленных размеров; под влиянием
сунского книгопечатания в периоды Камакура и Муромати книжные
форматы становятся более четкими. В XVII и XVIII за каждым типом
издания закрепляют определенный формат.

4.1. Формы книги

Принципы оформления и способы брошюровки японских руко-
писных и ксилографических книг складывались постепенно; какие-то
формы были привнесены извне и сохранены в своем первозданном
виде, какие-то заимствованы из других культур и адаптированы, неко-
торые созданы японскими мастерами.
Самой ранней формой японской книги считаются свитки (маки,
или кан). Своим появлением они обязаны распространением в Японии
буддизма. Буддийские свитки, проникавшие в страну из Индии и Китая
на рубеже V-VI вв., были прекрасно оформлены, нередко снабжены кра�
-
сочными иллюстрациями. Оформлялись книги-свитки очень тщатель-
но. Листы с текстом соединялись между собой, затем наклеивались на

160
другой, более широкий и более длинный, служивший обложкой. Один
край свитка прикреплялся к стержню, на который он наворачивался; за-
вязывался свиток шнурком, приклеенным к противоположной стороне,
к обрезу свитка. Отдельные свитки составляли либо одно произведение,
либо одну часть большого текста. На обложку приклеивались этикетки
с указанием названия сочинения. До наших дней дошли лишь единицы
рукописных книг-свитков. Среди сохранившихся памятников признан-
ными шедеврами являются «Э-Инга-Кё» («Сутра о причинах и следстви-
ях») и «Конкомё-кё» («Сутра золотого песка») [Завадская, 1986: 47].
В IX-X вв. из Китая были заимствованы книга-гармошка (тё) и,
чуть позже, книга-бабочка котё:со: (яп. 蝴蝶袋). В книге-гармошке ли-
сты склеивались между собой и складывались в форме гармошки; в
книге-бабочке листы сгибались пополам, затем складывались в стопку
и приклеивались к обложке со стороны загнутых краев листа. Такая бро-
шюровка называлась орихон (яп. 折本; «вихревые страницы»). Перегиб
листа был обращен в сторону корешка; заполненные текстом страницы
чередовались с пустыми, что было весьма неудобно и некрасиво с эсте-
тической точки зрения. Чуть позже способ брошюровки был изменен:
листы склеивались со стороны обреза, а сгиб стал внешним краем. Спо-
соб получил название фукуро-тодзи (яп. 袋綴; «брошюровка мешком»);
при нем пустая сторона становилась скрытой от глаз читателей.
В XI-XII вв. для рукописных литературных произведений стал
широко использоваться переплет ямато-тодзи (яп. 大和綴). Каждый
лист складывался вдвое по вертикали, стопку сложенных листов поме-
щали между двумя листами очень плотной цветной бумаги большего
формата (прототип обложки) и сшивали. Данная техника возникла в
Японии, но по своему исполнению близка к технике переплета в Китае
[Kornicki, 2001: 43-44].
Лишь в XVI веке брошюровка стала осуществляться по китайско� -
му образцу: отпечатанные и нарезанные листы складывались пополам,
соединялись в стопку обрезами к корешку и помещались между двумя
листами очень плотной бумаги, служившей обложкой. В сантиметре от
края книги делали три прокола через все листы, продергивали крепкую
крученую нить, концы которой завязывали.

4.2. Обложка книги

Оформление японской книги в значительной мере определялось
ее функциональными особенностями. Обложка выполняла сразу не-
сколько функций – охранительную, информационную и эстетическую;
она рассматривалась в тесной взаимосвязи с формой книги, ее содер-
жанием и предназначением.

161
 Илл. 3. Татибана Тикагэ, Манъёсю ряккай (Толкование «Собрания мириады
листьев»). Восточный отдел Научной библиотеки СПбГУ, Я-20/1. Обложка
фактурная; по нежно-желтому фону рассыпаны ярко-зеленые листья.

В XVII-XVIII вв. цвет книжной обложки отражал ее содержание.

Шуточные рассказы кибё:си (яп. 黄表紙) издавались в книжках с желты-
ми обложками; рассказы обширной тематики акахон (яп. 赤本; дословно
«красная книжка»), предназначавшиеся, в основном, для детского чте-
ния – в книжках с красной обложкой. Книги с рассказами исторического
либо легендарного содержания, а также пьесы театров Кабуки и Дзёрури
издавались в черных или темно-синих обложках курохон (яп. 黒本) (досл.
«черная книжка») и аохон (яп. 青本) (досл. «голубая книжка») [Толковый
словарь японского языка Ко:дзиэн, 1998: 16, 22, 802, 885].

162
 При оформлении обложки очень большое значение придавалось
материалу. Бумага для ее изготовления выбиралась самого разного
качества и фактуры. Гладкая и плотная, рыхлая, с тиснением и с ор-
наментом; иногда обложки оклеивали тканью. При производстве фут-
ляров-папок для сброшюрованных книг и ларцов (футляров-коробов)
для свитков использовали плотный картон и доски. Надо сказать, что
изготовление футляров превратилось в самостоятельную отрасль при-
кладного искусства.
Зачастую для внешнего оформления обложки мастера использо-
вали орнаментально-декоративные и изобразительные формы. Укра-
шенная орнаментом обложка нередко служила фоном для написания
названия сочинения, имени автора и других данных. Часто применя-
лось шрифтовое каллиграфическое оформление обложки: художник
увеличивал отдельные иероглифы, используя ассоциативно-смысло-
вые элементы каллиграфии [Завадская, 1986: 33].

4.3. Оформление титульного листа и название книги

Специальную область книжного искусства представляли так на-
зываемые «особые страницы» – титульный лист, шмуцтитул, контрти-
тул, начальная и концевая полосы. Как правило, титульный лист был
одинарным, своей свободной стороной отражал пространственное по-
строение книги. Авантитул представлял собой лист без текста из выра-
зительной по фактуре и цвету бумаги [Завадская, 1986: 34].
На титульном листе были отражены основные сведения о книге:
название, автор, год издания (или период), место издания. Иногда эта
информация была не столь полной, иногда к уже обозначенным были
добавлены дополнительные сведения. В ряде случаев эта информация
была зафиксирована на контртитуле.
Название книги располагалось на обложке вертикально, реже гори-
зонтально, на длинной узкой полоске бумаги, наклеенной на обложку,
– дайсэн (яп. 題簽). Иногда рядом с названием можно увидеть и коммен-
тарии, которые представляли собой краткое содержание книги, – моку-
року-дайсэн (яп. 目録題簽). Встречаются также и иллюстрированные на-
звания на более широком листке бумаги – эдайсэн (яп. 絵題簽). Такой
тип написания особенно характерен для книг эпохи Токугава. В даль-
нейшем нередко случалось, что название на обложке – гэдай (яп. 外題)
отличалось от названия, напечатанного на внутренней обложке – найдай
(яп. 内題). Причиной тому, скорее всего, было стремление издателя пред-
ставить книгу как новую, а не как переиздание. Также в период Токугава
была распространена практика печатать рядом с внутренней обложкой
ее ксилограф – микаэси (яп. 見返し) [Kornicki, 2001: 45-46].

163
 Илл. 4. Котовадза гуса (Словарь древних пословиц), ксилограф, 1701.
Восточный отдел Научной библиотеки СПбГУ, Я-199. Титул и контртитул.

4.4. Оформление начала и конца текста,

знаки начала и конца текста
В структуре старой японской книги отступы для абзаца отсутство-
вали. Для выделения начальной полосы главы или раздела использу-
ются заголовки. Концевая полоса иногда завершается подписью и пе-
чатью автора.
Для японского текста, в большинстве своем, не характерно также
ставить специальные знаки, обозначавшие его начало и конец. Обычно
каждый абзац начинается с красной строки. Иногда встречается сплош-
ной текст, записанный скорописью. Однако в данном случае красная
строка может обозначаться иероглифическим знаком «один» — ити
(яп. 一). В конце абзаца ставится точка в виде маленького кружка. В не-
которых ксилографах точка выделена красным цветом. Скорее всего,
это означает, что она была поставлена не изначально, а позднее.
Значительная роль отводилась расположению дополнительных
текстов. Предисловия, приложения, примечания обогащали графиче-
ский ансамбль книги многообразием их композиционных решений.
Примечания размещались по верхнему блоку или внутри блока текста.

164
 Илл. 5. Со:ма никки (Дневник путешествия японского ученого
Оямада Томокиё из Кандагава в Тиба), ксилограф, поздний период Эдо.
Восточный отдел Научной библиотеки СПбГУ, Я-112.
Оформление титула и контртитула.

Справочно-вспомогательные тексты помещались и в начале, и

в конце блока. Внутритекстовые выделения представлялись по-раз-
ному: усиление жирности штриха, увеличение размеров иероглифа и
другие [Завадская, 1986: 34-35].

4.5. Оформление разделов

Рубрикация в японской книге разработана чрезвычайно подроб-
но. Шмуцтитулы использовались сравнительно редко, названия глав,
как правило, отделялись от текста достаточным пространством. Япон-
ские мастера часто использовали так называемую «немую» рубрика-
цию, где роль разделителей выполняли обширные пробелы.
Существенная часть японской книги – оглавление. По типу своего
художественного решения оно сходно с указателями. Колонцифры ста-
вились на сгибе листа: они представляли собой иероглифы и не выпа-
дали из общего графического облика книги.

165
Илл. 6. — ксил. Исэ Моногатари сё, 1674. Восточный отдел Научной библиоте-
ки СПбГУ, Я-131.

4.6. Вид книжного листа:

размеры, цвет и расположение текста,
пагинация и маргины
Вид книжного листа в значительной степени определялся функ-
циональным предназначением книги. Всё – размер листа, его цвет,
расположение текста — находилось в гармонии с самим текстом.
Расположение текста на листе оформлялось долгое время в соот-
ветствии с китайским образцом. Текст помещался в рамку, двойные
линии которой обозначали разметку полей текста. Каждая строка тек-
ста была разделена вертикальными линиями, так как текст записывал-
ся вертикально справа налево. На месте центрального сгиба книги на
обеих сторонах листа помещалась печать гёби (яп. 魚尾) (досл. «рыбий
хвост») [Kornicki, 2001: 55]. Также в середине книги могла быть встав-
лена специальная страница хансин (яп. 版心; досл. «сердце издания»),
на которой писалось толкование названия и пагинация. В конце книги
помещалось страница, содержащая информацию об изготовлении или
заимствовании книги – окугаки (яп. 奥書). С развитием японской клас-
сической филологии оформление текста претерпело некоторые измене-
ния, связанные, прежде всего, с отказом от следования китайской тра-
166
диции. Текст более не обрамлялся в рамку с разметкой страницы. Была
убрана и вставка хансин в середине текста. Пагинация ставилась в более
свободном порядке. Таким образом, визуальное восприятие текста было
значительно упрощено, хотя некоторые ксилографы вплоть до второй
половины XIX в. по-прежнему оформлялись по китайскому принципу.
Несомненный интерес представляют записи, не относящиеся не-
посредственно к книге как изданию, но представляющие несомнен-
ный интерес для исследователей. Речь идет о маргинальных записях. В
фонде ИВР РАН находится собрание рукописей и ксилографов из кол-
лекции Дайкокуя Кодаю. Маргиналии выполнены как иероглифами и
каной, так и русской графикой на японском языке. Эти надписи имеют
важное значение как с лингвистической, так и с исторической точек
зрения. По ним были восстановлены многие факты из жизни Дайкокуя
Кодаю в России в конце XIX в., так как листы имевшихся у него руко� -
писей послужили для личных записей моряка [Горегляд, 1985: 262-263].
Ценным источником информации для исследователей являются
печати книгохранилищ, храмов, индивидуальных владельцев, присут-
ствующие на книгах. Печати в Японии имеют разную форму – квадрат-
ную, круглую или овальную. Сделанная вручную печать уникальна и
имеет иероглифы, которые нанесены мастером с использованием ин-
струментов. Размер печати порой определяет и количество иерогли-
фов на ней. Маленькие печати ограничивают количество иероглифов
на оттиске от двух до пяти, тогда как большие печати позволяют раз-
местить порой до десяти иероглифов.
Выделяют два наиболее распространенных вида печати: сюбун
(яп. 朱文; «красные иероглифы») – оттиск печати представляет собой
красные иероглифы на белом фоне и хакубун (яп.白文; «белые иерогли-
фы») – белые иероглифы на красном фоне.
Печати ставились в конце рукописного или печатного текста. По-
рой в старопечатной японской книге можно увидеть сразу несколько
печатей, поставленных на обложке под названием книги. Есть также
случаи, когда наряду с одним киноварным оттиском на последних ли-
стах рукописи или ксилографа встречаются черные оттиски или рисо-
ванные копии печатей. В некоторой степени они дублируют идею ко-
лофона [Горегляд, 1988: 262-263].
Иногда в конце текста под печатями ставились стилизованные
подписи као: (яп. 花押). Автор сам придумывал себе индивидуальную
идеограмму, основанную на иероглифическом написании имени, и ис-
пользовал её в качестве подписи. Из каждого иероглифа имени брали,
например, его смысловую составляющую и комбинировали в один ри-
сунок. Бывало, что только один иероглиф реального имени был стили-
зован и использовался в качестве подписи.

167
 Илл. 7. Мотоори Норинага, 1816.
Восточный отдел Научной библиотеки СПбГУ, Я-138.
Печати.

Такой вид подписей был широко распространен среди государ-

ственных и официальных лиц или авторов и переписчиков рукопи-
сей [Образцы «стилизованных подписей», 1964: 1]. Данный способ
визирования в сочетании с печатью гарантировал подлинность до-
кумента или рукописи, а также служил надежной защитой против
подделки.

168
 4.7. Почерки
Основная идея каллиграфического письма в Японии – это эсте-
тическое удовольствие, которое текст должен нести читателю. Исходя
из этой идеи, были разработаны традиционные приемы графической
стилистики, дабы усилить эмоциональное воздействие на читателя.
Так, произведения определенного литературного стиля, театральные
пьесы, научные работы, официальные документы и т. д. записывались
определенным каллиграфическим почерком [Горегляд, 1985: 236].

4.9. Иллюстрации, миниатюры, гравюры, декор

Иллюстрации составляют важную часть общей конструкции япон-
ской книги. Текст и изображения образуют единую композицию, даже
подписи к иллюстрациям гармонично вписываются в структуру кни-
ги. Иллюстрации, находящиеся в центре разворота, режутся линиями
и вшиваются в переплет таким образом, чтобы при раскрытии книги
они предстали во всей полноте и читатель мог оценить каллиграфи-
ческий стиль текста и эскизный стиль иллюстрации одновременно
[Kornicki, 2001: 58].
До периода Эдо не придавалось особого значения процессу иллю-
стрирования печатных книг. Исключением являлись книги, набирав-
шиеся подвижным шрифтом в княжестве Сага – Сага-бон (яп. 佐賀本).
Это были издания с текстами пьес театра Но или же литературной про-
зой. Сюжеты иллюстраций были весьма просты: на них изображались
либо деревья и животные (бамбук и журавли), либо абстрактные узоры
[Цит. по: Kornicki, 2001: 56]. Первые иллюстрированные книги – эмаки
(яп. 絵巻; «иллюстрированный свиток») – появились в период Хэйан.
Исследователи полагают, что они определили характер иллюстрации
вплоть до второй половины XIX века [Горегляд, 1988: 235, 266].
В японских ксилографах иллюстрации выполнялись, как и сам
текст, тушью. С появлением гравюры изменился подход к оформле-
нию книги. Ранние отпечатки вплоть до 1740-х годов были, в основ-
ном, монохромные, сделанные с одной доски черной краской – суми,
полученной из сажи с добавлениями рисового клея сумидзури-э (яп.
墨摺り絵). Некоторые слегка подцвечивались киноварью тан-э (яп.
丹絵), подкрашивались тёмно-красной краской бэни-э (яп. 紅絵) или
оттенялись черной плотной краской, благодаря чему создавался эф-
фект покрытия черным лаком уруси-э (яп. 漆絵). Некоторые гравюры
раскрашивались от руки охрой – минеральной краской тан (яп. 丹) и
зеленой краской року (яп. 緑) из окиси меди. В XVI – начале XVII вв.
появились книги с цветной иллюстрацией нара-эхон (яп. 奈良絵本).

169
Илл. 9, 10. Тамэнага Сюнсуй. Ироха бунко (Роман. 47 самураев), 1882. Восточ-
ный отдел Научной библиотеки СПбГУ, Я-16.

170
Такие иллюстрации делались для «занимательных рассказов» отогид-
зо:си (яп. 御伽草子), издававшихся в виде сборника коротких рассказов
и легенд. Цветовая гамма иллюстрации была достаточно разнообразна
(использовались зеленый, красный, серебряный, золотой цвета); об-
ложки таких сборников, как правило, были бледно-голубого или тем-
но-синего цвета.
Около 1741–1745 годов появились цветные гравюры, напечатан-
ные в два цвета – розовый и зеленый бэнидзури-э (яп. 紅摺り絵). В 1765
году Судзуки Харунобу изобрел полихромную гравюру. Многоцветные
гравюры получили название «парчовые картины» нисики-э (яп. 錦絵).
С появлением в XVIII-XIX вв. нового направления искусства укиё-э
(яп. 浮世絵; досл. «картинки бренного мира»), вобравшего в себя фило-
софскую созерцательность и эмоциональную полноту любования окру-
жающим миром, гравюра перешла на качественно новый уровень раз-
вития. В техническом отношении искусство укиё-э – сложный процесс,
требующий высочайшего профессионализма на всех стадиях исполне-
ния. Для создания живописного эффекта полутонов печать выполнялась
вручную; от руки доски раскрашивали и лощили, задували золотым или
серебряным порошком [Старохамская]. На страницах книг этого перио-
да запечатлены работы таких известных художников, писавших в стиле
укиё-э, как Хокусай, Хиросигэ, Утамаро и других мастеров.
Не осталась без внимания и научная литература. Сочинения по
ботанике, фармакологии и медицине, географические карты и путево-
дители снабжались прекрасно выполненными рисунками.
В XIX в. среди горожан получил широкое распространение новый
вид передачи информации – выполненные грифельной печатью ли-
стовки каварабан (яп.かわら版), которые продавали на улице. Обычно
продавцы читали их громко вслух, дабы привлечь внимание покупате-
ля. Отсюда появился термин ёмиури (яп.読売), что дословно означает
«продавать, зачитывая» [Kornicki, 2001: 63]. Этот термин в дальнейшем
дал название одному из самых крупных газетных изданий современ-
ной Японии – Ёмиури симбун (яп.読売新聞).

4.10. Колофон
С особой тщательностью японские переписчики воспроизводили
текст переписываемого ими памятника. При этом они копировали не
только сам текст книги, но старались сохранять все колофоны прото-
графа. В колофонах традиционно указывались место и время перепи-
ски, фамилия, имя, прозвище или звание переписчика, инициатор или
заказчик копирования памятника, протограф. Колофоны встречаются
как краткие, так и весьма подробные.

171
 Илл. 10. Котовадза гуса, ксилограф, 1701. Восточный отдел Научной библи-
отеки СПбГУ, Я-199, колофон («Первый день первого месяца весны 14 года
под девизом Гэнроку. Печать изготовил Ибараки Тадзаэмон. Автор Танака
Сёбээ»).

Образцом составления считается колофон, записанный Фудзива-

ра-но Тэйка после текста «Дневника путешествия из Тоса» Ки-но Цу-
раюки. Оригинал произведения не сохранился, что придает ему ещё
большую ценность [Горегляд, 1988: 260-261].

172
 Колофонами снабжались далеко не все рукописи. Существует до-
статочно большое количество рукописей разной степени сохранности,
не имеющих ни колофонов, ни каких-либо иных помет переписчика.

5. Бытование и использование книги:

текстовые и внетекстовые функции,
дистрибуция и хранение
С распространением буддизма книги выполняли не только ри-
туальные функции, но играли важную роль в просветительской и хо-
зяйственной деятельности буддийских монастырей. Например, имен-
но в монастырской среде началось изучение конфуцианства. Также
в дзэн-буддийских центрах зародилось новое литературное направ-
ление, известное как «литература пяти монастырей». Произведения
пользовались популярностью среди монахов.
С расцветом культуры придворной аристократии в IX – XI вв. по-
явилось много произведений художественной прозы и стихотворных
антологий. Основной функцией таких рукописей и сборников являлось
духовное развитие личности. Читая текст, написанный совершенным
каллиграфическим почерком, представители придворной знати по-
лучали эстетическое удовольствие. Манера изложения и поэтический
слог развивали неповторимую культуру речи аристократического об-
щества того времени. Традиционные японские стихотворения вака
(яп. 和歌; досл. «японская песнь») нередко зачитывались вслух, как
правило, нараспев, с соблюдением особых интонаций. Таким образом,
японские средневековые антологии были ценны не только с филоло-
гической, но и с музыкальной точки зрения. Более того, книги, напи-
санные в жанре моногатари (яп. 物語; досл. «сказание»), представляли
огромный интерес для ценителей литературного слога и историческо-
го повествования. Моногатари писались на основе биографических со-
бытий из жизни придворной аристократии или военных домов.
С развитием феодальной системы в Японии появлялось все боль-
шее количество научных и исторических трудов, а также исторических
хроник, которые было принято писать, в основном, на камбун. Книги
такого содержания пользовались широким спросом среди официальных
лиц и государственных чиновников, которые, разумеется, обладали до-
статочным уровнем грамотности, чтобы прочитать текст на камбун.
С появлением «городской культуры» в XVII, а следовательно, с про-
цессом популяризации литературных произведений, все большее ко-
личество книг стало доступно для чтения простому народу, представи-
телям третьего сословия. В целом, такие книги несли развлекательный
характер. Как было указано выше, издавались также театральные пьесы,

173
порой даже с отзывами об артистах. В начале XIX века становятся попу-
лярными «забавные книжки», в которых доступным разговорным язы-
ком описывались сцены быта ремесленников, купцов, горожан.
Кроме произведений художественной литературы, массовым спро-
сом пользуются ксилографические издания хронологических справоч-
ников и календарей, географические карты, путеводители по городам
Эдо (Токио), Киото, письмовники, учебники каллиграфии. Стоит отме-
тить, что руководства по эпистолярному стилю и письмовники в Япо-
нии были очень популярны, и ими пользуются вплоть до наших дней
[Петрова, Иванова, Горегляд, 1964: 5].
Что касается дистрибуции книг в Японии, то мало что известно
достоверно по этому вопросу вплоть до периода Эдо. Существуют за-
писи о том, что, возможно, в XII в. книги продавались частным обра-
зом. Так, жена одного мастера по изготовлению сутр ходила по Киото
и предлагала купить имеющиеся у нее книги. Известно, что в XIV в. на
горе Коя находились книжные лавки, продающие книги секты Сингон
(яп.真言) [Kornicki, 2001: 170]. Однако начиная только с XVII в. можно
говорить о появлении книжных магазинов на улицах Киото, Осака,
Эдо. С этого времени понемногу стало развиваться книгопечатание
в коммерческих целях. Финансировали первые частные издательства
богатые представители купеческой среды. Надо сказать, что импера-
торский двор и буддийские монастыри уже спонсировали книжное
производство на тот момент времени, но оно имело достаточно узкий
рынок сбыта среди придворной и монашеской элиты.
В XVIII в. стали формироваться гильдии продавцов книг, занима-
ющихся и издательством. Члены гильдии решали, какие именно книги
следует публиковать и выставлять на продажу.
Несмотря на то, что печатные книги стали доступны достаточно
широкому кругу читателей в столице и больших городах, сложно ска-
зать, насколько доступна была покупка книг для жителей провинций.
Согласно достоверным записям, ученая прослойка старалась брать
книги во временное пользование из частных библиотек или коллек-
ций своих друзей или знакомых. Также была распространена практика
частичного и полного переписывания текста взятых на время книг. Од-
нако это вовсе не означает полного отсутствия практики продажи книг
в провинциальных городах. Известно, например, что торговцы книг из
Осака и Киото несколько раз посещали провинцию Вакаяма для нала-
живания контактов с местными продавцами [Kornicki, 2001: 173].
В Японии на протяжении многих веков буддийские храмы держа-
ли крупные собрания рукописных книг как религиозного, так и свет-
ского содержания.

174
 При дворе также имелось богатое собрание книг, хранящееся в
специальном ведомстве – Императорской библиотеке, возглавляе-
мой обычно крупным знатоком китайской литературы и философской
классики.
В разное время в Японии возникали частные библиотеки фео-
дальных кланов, буддийских монахов или привилегированных учеб-
ных заведений. В них обычно хранились семейные стихотворные со-
брания, памятники художественной и исторической литературы, пере-
писанные членами семьи или известными каллиграфами, произведе-
ния конфуцианской классики, буддийские сутры, трактаты буддийских
проповедников.
В XIII в. представитель военного дома Ходзё собрал богатую кол-
лекцию ценных рукописей на японском и китайском языках и основал
фонд библиотеки Канадзава. Фонды библиотеки постепенно пополня-
лись новыми поступлениями в последующие столетия и играли важ-
ную роль в развитии учености в позднее средневековье в Японии.
В XVII в. Токугава Иэясу основал крупнейшую библиотеку в Эдо (г.
Токио), куда по его распоряжению были переведены все старые книги
из других библиотек.
В середине XIX в. в Токио была открыта еще одна крупная библио-
тека с ценными рукописными фондами – библиотека Уэно. В 1949 г. на
правах отделения она была включена в Национальную парламентскую
библиотеку Японии.
Библиотека синтоистского святилища Исэ Дзингу (яп. 伊勢神宮内
宮) в городе Исэ, а также частное собрание императорского дома хра-
нят старые собрания, которые представляют собой высокую ценность
и по сей день [Горегляд, 1988: 268-269].
Одним из самых плодотворных времен в истории эволюции
книжной культуры Японии до XIX века стал период Эдо. Однако если
проанализировать различные тенденции книгопечатной культуры
того времени, то можно прийти к весьма противоречивым выводам. С
одной стороны, сёгунат Токугава поддерживал и способствовал разви-
тию частного книгопечатания в Японии. С другой стороны, в условиях
проводимой политики жесткой цензуры, существовавшей на протяже-
нии всего периода Эдо, книги зачастую распространялись в рукопис-
ной форме. Данные факты позволяют говорить о сосуществовании все
ещё развитой рукописной культуры и уже массовой книгопечатной
культуры в токугавской Японии.
Со второй половины XIX века и по настоящее время японская
книга развивается на стыке национальных традиций и полиграфиче-
ских достижений Запада.

175
 На разных этапах своего развития японская книга выполняла
разные функции, и требования, предъявляемые к ней — к ее оформле-
нию и содержанию, — изменялись сообразно потребностям общества.
Рукописная книга как зеркало отражает общую тенденцию развития
японской культуры — от заимствования письменности, через поиск
собственных путей развития, до самоутверждения. На страницах руко-
писей отмечены сомнения и размышления их владельцев в виде мар-
гиналий и разного рода помет. По владельческим штампам и печатям
можно проследить путь, который прошло то или иное издание. Кол-
лекции рукописных и ксилографических книг, бережно собиравшиеся
и хранящиеся в монастырях и библиотеках мира, еще смогут удивить
новыми находками, оставленными на страницах книг, но пропущен-
ными исследователями.

176
 ТИБЕТСКАЯ
РУКОПИСНО - КСИЛОГРАФИЧЕСКАЯ
КНИГА

1. Возникновение письменности,
первые тексты и первые книги
Согласно ранним тибетским историческим источникам (напри-
мер, апокрифу XIII-XIV вв. «Качэм-каколма1»), тибетское письмо было
создано в середине VII в. н.э. по приказу цэнпо2 Сонцен Гампо3 послан-
ным им в Индию министром Тхонми Самбхотой4 – после того, как по-
следний выучил от некоего брахмана 20 различных видов письма и, по
возвращении в Тибет, приспособил их к нуждам тибетского языка [Van
Schaik, 2012: 412].
Однако происхождение тибетского письма не так очевидно, как
можно представить. Так, ранние тибетские источники не называют в
точности, какой вид письма был взят за основу для создания тибет-
ского письма и не разделяют уставного и курсивного письма (учэн5 и
умэ6, соответственно), а более поздние сочинения7 возводят два глав-
ных подвида тибетского письма к совершенно разным письменностям
(ланца и вартула8). В результате, как в собственно тибетской, так и в ев-
ропейской научной среде существовал целый ряд мнений касательно
проблемы происхождения тибетского письма.
1
Тиб. bka’ chems ka khol ma – апокрифический текст, известный как
«Завещание» тибетского царя Сонцен Гампо, который якобы был обнаружен в
1049 г. [Востриков, 2007: 31-33].
2
Тиб. btsan po – титул правителя Тибета до падения Ярлунгской династии.
3
Тиб. srong btsan sgam po (569–649?/605–649?)
4
Тиб. thon mi sam+bho Ta.
5
Тиб. dbu can – букв. «обладающий головой».
6
Тиб. dbu med – букв. «без головы».
7
Впервые, вероятно, подобные идеи можно встретить в апокрифе XV
века, также приписываемом Сонцен Гампо, — «Мани-кабуме» (тиб. ma Ni bka’
‘bum) [Востриков, 2007: 45].
8
Хотя данные виды письма, относящиеся к сиддхаматрикской ветви
брахми, стали употребляться в Тибете не раньше XI века как каллиграфические
средства написания названий текстов на санскрите [Van Schaik, 2012: 413].

177
 Последние исследования в данной области опровергают исто-
ричность фигуры Тхонми Самбхоты1, отвергают гипотезу о раздель-
ном создании уставного и курсивного письма2 и возводят тибетскую
письменность к образцам так называемой «поздней гупты3» VI-VII вв.,
обнаруженным на территории Северной Индии и Непала [Van Schaik,
2012: 413-414]. Наиболее ранние образцы тибетского письма обнару-
живают большое сходство с последними, к тому же для этого истори-
ческого периода были характерны тесные политические, торговые и
культурные связи между Тибетом и Непалом, посредством которых,
вероятно, и произошло заимствование письменности.
Среди немногих дошедших до нас ранних тибетских текстов (са-
мые древние из них датируются VIII-IX вв.) можно выделить две груп�-
пы: 1) официальные надписи, выбитые на стелах и камнях или отлитые
на колоколах, которые содержат информацию о царских указах, воен-
ных действиях, заключении договоров, и т. д. и находятся на террито-
рии бывшей тибетской империи, а также Непала и Западных Гималаев;
2) рукописи, письма, ксилографы, надписи на деревянных дощечках
и бересте самого различного содержания4, которые были найдены в
Восточном Туркестане и пещерах Дуньхуана (Китай). Самым ранним
примером использования тибетского письма (ок. 764 г. н.э.) считается
знаменитая стела из Жола5, расположенная у подножия Поталы в Лха-
се. На трех ее сторонах (восточной, южной и северной) выбита надпись
о заслугах министра Нгенлам Тагда6 [Richardson, 1985: 1-2].
Дуньхуанские хроники (например, «Древнетибетские анналы7»)
свидетельствуют о том, что, вероятно, в VII-VIII веках в Тибете была
принята практика письма на деревянных дощечках. Приводятся на-
звания, по крайней мере двух их разновидностей: тиб. khram dmar
po «красные таблички» и тиб. khram skya – «серые таблички». И те, и
другие использовались в первую очередь для учетной деятельности
и аналогичны дописьменным биркам, имевшим хождение во многих

1
См. Miller, 1956.
2
Об этом еще в начале прошлого века писал выдающийся тибетский
ученый Гедун Чойпэл (тиб. dge ‘dun chos dpal) [Amdo Gedun Chopel, 1983].
3
Один из североиндийских дочерних вариантов брахми.
4
Так, М. И. Воробьева-Десятовская выделяет четыре основных темати-
ческих класса: хозяйственные документы и письма, исторические хроники,
канонические буддийские тексты и записи тибетского добуддийского фоль-
клора [Воробьева-Десятовская, 1988: 328-329].
5
Тиб. zhol – деревня в окрестностях Лхасы.
6
Тиб. ngan lam stag sgra.
7
Летописный свод, обнаруженный в пещерах Могао в окрестностях Ду-
ньхуана и кратко описывающий раннюю тибетскую историю с 643 г. по 764 г.
[Van Schaik, 2010: 149-150].

178
культурах1. Первые использовались для составления списков, ведения
налоговых ведомостей, описи владений и передачи приказов, вторые
обычно для переписи войск [Воробьева-Десятовская, 1988: 329].
Однако с развитием тибетского государства пришло и развитие
культуры – по свидетельству тибетских хроник, в 744/5 г. (всего через
сто лет после изобретения письма) был принят указ о переходе (во вся-
ком случае, в административной сфере) «на желтую бумагу2», что го-
ворит о достаточной степени образованности тибетских чиновников
по всему Тибету для ведения переписки и учетных записей с помощью
письма [Uebah, 2008: 57-59].

2. Цели и участники процесса книгопроизводства

Цели изготовления небуддийских книг в Тибете, вероятно, схожи
с аналогичными им в других странах – фиксация знания (от фольклор-
ного до научного) и удовлетворение административных нужд (напри-
мер, запись сводов законов). Производство буддийских книг имело осо-
бое значение, основывавшееся на понимании в махаянском буддизме
книги как воплощения Слова Будды, что наделяло ее особым сакраль-
ным значением: проповеданное Буддой Учение может принести благо
всем живым существам, помочь им достичь пробуждения. В тибетском
буддизме книга также понимается как «опора речи» Будды (тиб. gsung
rten), одна из «трех опор» (тиб. sku gsung thugs rten, ‘опоры тела, речи и
ума [Будды]’). Любое воспроизведение и хранение священных текстов
считалось добродетельным деянием, направленным на благо всех жи-
вых существ и способствующим распространению и сохранению Уче-
ния [Buddhist Manuscript Cultures, 2009: 1-2, 46; Schaeffer, 2009: 32].
Истоки почтительного отношения к воплощенному в книжной
форме буддийскому знанию можно найти в текстах многих сутр («Лото-
совой сутры», «Ваджрачхеддики» и других): «Если добродетельные муж-
чины и женщины будут сохранять, читать, декламировать, объяснять и
переписывать даже всего лишь одну строку из “Лотосовой сутры”, пред-
лагать сутре различные подношения – цветы, благовония, ожерелья,
ароматные порошки, притирания, шелковые зонты, знамена, одеяния
и музыку — и складывать ладони в почтении перед ней, то таких людей
будет уважать весь мир. Их следует почитать так же, как Татхагату. Знай,
что эти люди – великие бодхисаттвы, которые достигнут наивысшего
полного пробуждения» [Lotus Sutra, 2009: 157-158]. Считалось, что пере� -

1
«Бирка – […] палочка или дощечка, на которой зарубками, крестами и
другими резами, ножом, редко краской, кладутся знаки, для счета, меры или
приметы» [Даль, 1880: 89].
2
Тиб. shog shog gser po.

179
вод, переписывание, копирование и распространение рукописных или
ксилографических изданий буддийских сочинений приносит благие
заслуги всем участникам этого процесса, включая заказчиков и донато-
ров. Эта идея значительно стимулировала процесс перевода и перепи-
сывания буддийских сочинений как в Тибете, так и в других регионах
распространения буддийского учения [Schaeffer, 2009: 5].
Как видно из приведенной выше цитаты, буддийская книга также
была объектом ритуального поклонения и выступала в роли священно-
го предмета, способного распространить благословение на местность,
где он находится, и на людей, относящихся к нему с почтением. Мно-
гие паломники, посещая монастыри Тибета, намеренно проходили под
полками монастырских библиотек, чтобы получить благословение, ис-
ходящее от священных рукописей и ксилографов [Sironi, 2014].
Впоследствии, с ростом влияния буддизма во всех сферах жизни
тибетского общества, подобное почтительное отношение к книге и
письменному слову вообще распространилось и на небуддийские тек-
сты [Schaeffer, 2009: 87-88].
Производство книг в Тибете (и рукописных, и печатных) пред-
ставляло собой трудоемкий процесс, во время которого ресурсы ма-
териальные, предоставляемые милостынедателями, и трудовые, пре-
доставляемые различными специалистами, преобразовывались в со-
вершенно новый продукт — источник знаний, обладающий большой
эстетической ценностью, а также часто наделенный символической и
ритуальной значимостью [Buddhist Manuscript Cultures, 2009: 7]. Для
того чтобы осуществить рукописное или ксилографическое издание
какого-либо текста или текстов, необходимо было заручиться под-
держкой влиятельных и состоятельных представителей общества, по-
лучить от них необходимые материальные средства (бумагу, дерево,
серебро, драгоценные металлы, продукты, вьючных животных, масло
и многое другое), пригласить ведущих специалистов (ремесленников и
ученых), собрать все имеющиеся издания текстов, эффективно органи-
зовать редакционные и производственные работы.
Согласно К. Шэфферу, в книгопроизводстве участвовали следую-
щие лица: руководитель издания, управляющий писцами, корректоры,
главные писцы, изготовители бумаги, резчики, декораторы, художни-
ки, ювелиры, подборщики, изготовители книжных завязок, кузнецы
[Schaeffer, 2009: 26-27]. Покровители или заказчики издания, мате� -
риально обеспечивавшие процесс изготовления книг, также играли
чрезвычайно важную роль в книгопроизводстве. Ими могли быть как
люди разных сословий (пастухи, аристократы, купцы, монахи), так и
правители (включая императора Китая) [Успенский, 2011: 237-285]. Ко

180
всем специалистам и мастерам, участвовавшим в работе по изготовле-
нию книги, относились с уважением, однако в скриптории и печатном
доме существовала жесткая производственная иерархия и дисциплина
трудового процесса, предполагавшая административные взыскания в
виде штрафов [Schaeffer, 2009: 25].
Из многочисленных участников производства книг, в колофонах
книг чаще всего были отмечены поименно только заказчики (или до-
наторы) издания, руководители и писцы. Иногда в колофонах более
роскошных с эстетической точки зрения ксилографических изданий
встречаются и имена резчиков.
Помимо крупных скрипториев, производством рукописных книг
занимались отдельные писцы по заказу частных лиц [Schaeffer, 2009: 26].
Поскольку книжная культура в Тибете была связана с иде-
ей сохранения и распространения буддийского учения, скрипто-
рии и издательские центры чаще всего находились при монасты-
рях. Главные библиотеки также были организованы при монасты-
рях, однако существовала и практика частного хранения книг (так,
чрезвычайно богатая коллекция тибетских рукописей и ксилогра-
фов существовала в XVIII — нач. XX вв. у представителей правя� -
щего императорского дома в Китае) [Успенский, 2011: 199-224].

3. Книгопроизводство
3.1. Рукописи
Практически все тибетские книги, произведенные до середины
XX века, можно разделить на рукописные и ксилографические изда� -
ния . По оценкам исследователей , ксилографический способ печати
1 2

был освоен в Тибете уже в XI в. Его несоизмеримо меньшая ресурсо�

-
затратность впоследствии могла позволить ему полностью заменить
рукописный метод книгопроизводства, однако этого не произошло, –
хотя и в небольших объемах, манускрипты продолжают производиться
по сей день [Helman-Wazny, 2014 a: 251].
Этому есть две основных причины: 1) осуществление находя-
щимися у власти школами буддизма религиозной цензуры3, которая
могла запрещать те или иные сочинения, тем самым лишая их досту-
па к центрам ксилографии и обрекая на распространение в виде ма-
нускриптов; 2) повсеместное бытование традиционно-буддийских
представлений об отражении письменным словом Учения Будды и о
1
К ним не относятся только некоторые тибетские сочинения, напеча-
танные в XIX-XX вв. с помощью наборного шрифта в Индии.
2
См. Воробьева-Десятовская, 1988: 328.
3
Подробнее см. Воробьева-Десятовская, 1988: 328-329.

181
накоплении кармических заслуг, в соответствии с которыми духовная
ценность рукописных книг превышала ценность ксилографических.
Кроме того, из-за подобного отношения к буддийским текстам на пер-
вое место при подготовке к изданию выступал принцип отбора лучших
материалов и ингредиентов для письма – насколько позволяли сред-
ства заказчика, так, в некоторых источниках упоминается, что «напе-
чатать ксилограф красными чернилами в 108 раз добродетельней, чем
черными» [Kolmas, 2002: 18].
Орудие и материал для письма, как известно, играют большую
роль в формировании характерного внешнего облика той или иной
письменности. Для тибетского письма наиболее распространенным и
используемым до последнего времени оставался аналог калама1 — тиб.
smyu gu. Он пришел в Тибет вместе с самим письмом из Кашмира в VII
веке и поначалу, вероятно, сильно напоминал хотанские «куски дерева
вместо кисточек», которые упоминаются в «Книге Тан2»: обнаруженные
А. Стейном во время раскопок Нии и Крорайны (Синьцзян) четыре ка-
лама представляют собой грубо обрубленные палочки из веток тамари-
ска с одним заостренным концом [Воробьева-Десятовская, 1988: 335].
Стоит также упомянуть, что в Ние были найдены два дополнительных,
весьма редких инструмента для письма III в. н.э. – с костяным и клейким
(из засохшего клея животного происхождения) наконечниками [СБМ].
Предположительно, они использовались при работе с рукописями для,
соответственно, полировки страницы и склеивания краев листов в сви-
ток. Также стоит отметить, что, хотя традиционно ареалом создания
калама считается Ближний Восток (а именно, Древний Египет), в Китае
также существовал аналог калама из бамбука, которым, как считают не-
которые ученые, пользовались для письма до изобретения кисти – т. е.
до III в. н. э. [Воробьева-Десятовская, 1988: 336].
В последующие века, судя по всему, эволюция тибетского калама
шла по пути сближения с китайской письменной традицией: несмо-
тря на то, что тамариск, в отличие от бамбука, в Тибете встретить мож-
но намного чаще, для письма чаще использовали бамбуковый калам,
в его многочисленных (порядка 20) региональных вариантах3. Так, в
Центральном Тибете предпочтение отдавалось твердому виду бамбука
с очень малыми внутренними пустотами и желтой, гладкой поверхно-
1
Калам (от греч. κάλαμος - тростник) – это тростниковое перо с расще-
плением на конце для удержания чернил, существовало у многих народов
Древнего и Средневекового Востока. Для разных видов письма существовали
различные способы обрезки, очинки и расщепления тростника [БСЭ].
2
Кит. трад. 唐書 – так называемая «Старая история Тан», официальная
историческая хроника династии Тан, составленная в X веке.
3
Форма калама зависела от специфики местного сырья, а также от за-
дач, стоящих перед писцом [Helman-Wazny, 2014a: 101-102].

182
стью, в то время как в Восточном Тибете популярностью пользовался
темный, с большим объемом пустот бамбук.
Инструкции по изготовлению калама можно найти в некоторых
тибетских источниках, особенно современных. Чаще всего подготов-
ленный бамбук по-разному затачивали с двух сторон для создания ли-
ний разной толщины, причем важно было соблюсти нужную ширину
тонкого края – она должна была равняться 1/12 высоты буквы ཀ (тиб.
ка) [Пари Сангье, 2001: 34-37].
Кисть до последнего времени была нехарактерна для тибетского
письма и получила распространение во многом благодаря влиянию
китайской каллиграфии на тибетскую, однако история ее появления
в Тибете уходит корнями в 648 год, когда, согласно «Книге Тан», ти-
бетский правитель Сонцен Гампо обратился с просьбой к китайскому
императору прислать, помимо прочего, бумагу, кисти и тушь [Helman-
Wazny, Van Schaik, 2012: 1]. В современной тибетской каллиграфии ис�-
пользуется кисть, немного отличающаяся по форме и материалам от
обычной китайской.
На протяжении всей истории существования письменности в
Тибете для письма использовались самые разные материалы: дере-
во, береста, камень, металл, ткань, однако после появления в Тибете
собственного налаженного производства на первое место вышла бу-
мага (по оценкам исследователей, это произошло уже в IX в.) [Воробье�
-
ва-Десятовская, 1998: 334].
В Тибет бумага изначально завозилась, главным образом, из Ки-
тая и Восточного Туркестана. Выше уже упоминалась запись из «Книги
Тан» о просьбе цэнпо прислать ко двору бумагу. Можно также говорить
об использовании китайской бумаги высшего качества для издания
указов цэнпо, важных правительственных постановлений и т. д. Мно-
гие рукописи из Дуньхуана были написаны на хотанской бумаге [Воро-
бьева-Десятовская, 1998: 333].
Однако тот же указ 744-745 гг. о переходе чиновничьего аппара-
та на «желтую бумагу» говорит о том, что производство собственной
бумаги в Тибете в то время было уже в достаточной мере налажено.
Кроме того, найденные А. Стейном в Эндере (пустыня Такламакан)
фрагменты буддийских рукописей VIII-IX вв., несомненно, были напи�-
саны на тибетской бумаге, поскольку основным сырьем в ней является
древесина волчеягодника бумажного (Daphne papyracea) – кустарника,
произрастающего в Тибете и Непале и не встречающегося в Восточном
Туркестане [Helman-Wazny, 2014b: 99-100].
Практически все традиционные способы производства бумаги в
Азии восходят к китайской технологии, которая, по мнению знамени-

183
того французского синолога конца XIX в. Э. Шаванна, была изобретена
в Китае ок. 105 г. н.э. [Воробьева-Десятовская, 1998: 333]. Процесс соз-
дания бумаги содержал в себе четыре основных этапа, сохранивших-
ся затем во всех дочерних традициях: 1) очистка и измельчение сы-
рья; 2) вываривание бумажной массы; 3) распределение по сетчатым
экранам; 4) сушка. При этом в качестве сырья могли использоваться
самые разные материалы: определенные виды тутовых деревьев, в том
числе японское бумажное дерево (Broussonetia papyrifera), различные
виды кустарника эджвортии (Edgeworthia), бамбук, конопля, рисовые
и пшеничные стебли и т. д. [Hyejung Yum, 2011: 202-203, 206-208]. Та� -
кой широкий выбор зачастую объяснялся использованием особых
технологий: например, добавлением формирующего агента – склиз-
ко-вязкого экстракта, получаемого обычно из абельмосхуса маниоко-
вого (Abelmoschus manihot), который препятствовал оседанию волокон
(для создания более тонкой бумаги) [Robert C. Williams Paper Museum].
Однако, из-за особенностей географо-климатических условий и ком-
плекса исторических причин, точное воспроизводство подобных тех-
нологий в Тибете было невозможно, и со временем сформировалась
собственная методика производства бумаги.
Так, известно, что тибетскую бумагу обычно не пропитывали ре-
пеллентами, если за основу бралась кора уже упоминавшегося эндемич-
ного для Гималаев волчеягодника бумажного, по ядовитости выделя-
ющегося даже в собственном семействе волчниковых (Thymelaeaceae)
[Ashish, 2006]. Если же использовалась менее ядовитая эджвортия бу� -
магоносная1 (Edgeworthia papyrifera), принадлежащая к тому же семей-
ству, то могли применяться различные способы дополнительной защи-
ты: пропитка листов или обмазка их срезов раствором мышьяка или
различных ядовитых растений. Так, например, метод пропитки бумаги
ядовитым соком цветков и плодов софоры2 был широко известен еще
во времена написания дуньхуанских текстов – китайцы называли ее
хуай (кит. 槐), а кашгарцы – тхумек [Воробьева-Десятовская, 1998: 334].
Возможно, именно желтоватому соку софоры «желтая бумага» из ука-

1
По-тибетски оба растения называются shog shing – букв. «бумажное
дерево».
2
Скорее всего, китайцы, кашгарцы и тибетцы имели в виду разные
виды софоры. В отличие от распространенной в Китае и Японии софоры япон-
ской (Styphnolobium japonicum), в Тибете произрастает только софора желте-
ющая (Sophora flavescens), ареал которой не распространяется на Восточный
Туркестан (возможно, кашгарцы имели в виду софору толстоплодную лат.
Sophora pachycarpae, произрастающую в Средней Азии). Многие виды софо-
ры токсичны, обладают антибактериальными свойствами и применяются в
народной медицине Китая, Тибета, Восточной Сибири и Забайкалья [Лекар-
ственное сырье, с. 613; Яковлев, 1967].

184
за 744-745 года обязана своим названием, поскольку в дуньхуанских
источниках упоминается также и грубая серая бумага, которую исполь-
зовали в повседневном обиходе без необходимости длительного хра-
нения, а потому и не обрабатывали [Воробьева-Десятовская, 1998: 334].
Кроме того, как отмечает исследователь тибетской бумаги А. Хель-
ман-Важны, в бумажную массу не добавлялся формирующий агент, что
приводило к неравномерному распределению волокон и необходимо-
сти вторичной обработки бумаги – склеиванию слоев, обработке ли-
цевой стороны листа, полировке. Из-за невысокого качества получа-
емой бумаги, для придания необходимой при письме влагостойкости
на бумагу наносили слой лакировки из клея (чаще всего – из уваренной
пшеничной муки) и овечьих, ячьих или козьих мозгов, иногда с добав-
лением красящего пигмента (например, сажи – для создания черного
фона), или слой рисовой пудры с дальнейшей полировкой раковинами
или округлыми камнями после частичного высыхания [Helman-Wazny,
2014a: 103-107].
Кроме того, в различные исторические периоды в Тибете исполь-
зовалась и привозная бумага – индийская, монгольская, российская,
непальская и др. – различного качества и состава.
Тушь чаще всего производилась на месте, в Тибете, по индий-
ским или китайским рецептам, но могла использоваться и привозная
(например, китайская в виде палочек сухой туши). В ее состав обычно
входило как минимум два типа веществ – клеящая основа (древесная
смола, животный клей) и краситель. Встречаются тексты, написанные
черными (сажа или копоть от горения различных пород древесины,
особенно хвойных, растительных и животных масел, некоторых ми-
нералов и пр.), красными (киноварь), зелеными (вайда красильная1)
и даже желтыми (мышьяк) чернилами. В чернила также могли до-
бавляться золотой и серебряный порошки или более экзотичные ин-
гредиенты: мёд, буру2, древесную смолу, индиго, молоко белой козы
[Helman-Wazny, 2014a: 99-101].
1
Isatis tinctoria — широко распространенное в Европе, Северной Аф-
рике и Азии (в том числе в граничащей с Тибетом провинции Синьцзян) рас-
тение семейства капустных, листья которого издревле использовались для
окраски различных материалов (ткани, шерсть, бумага, пр.) в синий и зелё-
ный цвета. В. И. Даль указывал: «Вайда заменяет у нас кубовую краску, инди-
го» [Дикорастущие полезные растения СССР, 1976: 144].
2
Бура (тинкал) — минерал, декагидрат тетрабората натрия, с прозрач-
ными или сероватыми кристаллами, растворим в воде. В большом количестве
отлагается по краям тибетских самосадочных соляных озер, откуда впервые
и была ввезена в Европу. Ее применение довольно разнообразно: употребля-
ется при лужении, глазировании, лакировании, в медицине, как репеллент от
древесных жучков, для смягчения воды и т. д. [Энциклопедический словарь
Брокгауза и Ефрона, 1891: 3-4].

185
 Некоторые рукописи написаны чернилами со значительным
добавлением (вплоть до полной замены чернил) кровью их авторов.
Так, тибетский правитель Тисон Дэцен1 (755-797) после смерти своей
супруги, чтобы почтить ее память, приказал выпустить особое изда-
ние Пражняпарамиты, написанное тушью с примесью его собственной
крови, крови его почившей жены и молока белой козы [Helman-Wazny,
2014a: 101]. Практика использования собственной крови при создании
чернил, вероятно, проникла в Тибет из Китая, где пользовалась боль-
шой популярностью среди буддийского населения – как монахов-аске-
тов, так и мирян. Причина подобного распространения и длительного
бытования этой традиции (вплоть до XVIII в.2) кроется в традицион-
ных буддийских представлениях о накоплении заслуг от копирования
священных текстов3 и в традиционном китайском поклонении пред-
кам. В сочетании, эти два явления превратили аскетическую сектант-
скую практику в повсеместно принятый и до последнего времени по-
читаемый элемент китайского буддизма, поскольку позволял почтить
усопших родных и близких (чаще всего, родителей) и передать им кар-
мические заслуги от копирования текста [Kieschnick, 2002: 177-183].

3.1.1. Техника письма

Калам держали большим и указательным пальцами, так чтобы
при письме можно было его проворачивать, регулируя таким образом,
толщину линий. Остальные пальцы оставляли сжатыми, хотя некото-
рые писцы отставляли мизинец для лучшего баланса или оставляли
ладонь открытой настолько, «чтобы в ней могло поместиться яйцо»
[СТФ]. Писали слева направо, сверху вниз.
Бумага обычно разлиновывалась красной или черной тушью, но
иногда эффект разлиновки достигался без использования чернил, пу-
тем продавливания линий каламом или другим инструментом. Анало-
гичным способом размечались поля и другие пометы.
Кроме того, считается, что для уставного стиля тибетского письма
в XI в. был составлен некий свод правил написания букв и диакритиче�-
ских знаков, сформулированный известным каллиграфом того времени
Кхъюнгбо Юти по аналогии с пропорциями мандалы (см. илл. 1). Многие
1
Тиб. khri srong lde btsan.
2
Первое описание этой практики относится к VI веку – о том, как принц
Чэнь Шу Линг в 579 г. копировал Нирвана-сутру при помощи собственной кро-
ви [Kieschnick, 2000: 177].
3
Так, в Атавамсака-сутре Самантабхадра говорит Судхане, что будда
Вайрочана из почтения к Учению «срезал собственную кожу для бумаги, ло-
мал свои кости для калама и сцеживал свою кровь для чернил», скопировав
неисчислимое количество священных текстов [Kieschnick, 2000: 179].

186
тибетские авторы опирались на эту систему и приводили ее в своих ра-
ботах: Джамгон Конгтул1, Чойинг Тобдэн Дорже2, Пари Сангье3 и другие.
Эти правила обычно включают 58 признаков, которые может или
должна проявить графема, и делятся на пять категорий. Последние
описывают пропорции графем, соотношение белого и черного про-
странства в букве, углы, направления и темп написания графем. Кроме
того, употребляется особая терминология при описании и назывании
графических элементов: например, тиб. mgo, букв. «голова4» — верхняя
вертикальная черта в некоторых буквах (например, в ག
); тиб. dpung
pa/dpung ba, букв. «плечо»; тиб. gdan thabs, букв. «сиденье» — дугооб-
разный изгиб в нижней части огласовки u и др. ུ

Илл. 1. Правила написания буквы ཀ по системе Кхъюнгбо Юти5.

Позднее подобные правила в общем и более подробном виде

были сформулированы и для различных видов курсивного письма, а
1
Полное имя — тиб. jam mgon kong sprul blo gros mtha’ yas (1813–1899),
выдающийся деятель эпохи «тибетского возрождения» — римэ (тиб. ris med)
[Smith, 2001: 235-250].
2
Тиб. chos dbyings stobs ldan rdo rje (полное имя klong chen chos dbyings
stobs ldan rdo rje), один из представителей раннего римэ, энциклопедист
[Yangdon, 2011: 47].
3
Тиб. dpa’ ris sangs rgyas, современный тибетский исследователь, пре-
подаватель в Тибетском университете (тиб. bod ljongs slob grwa chen mo).
4
Значением «голова» в тибетском языке обладают два слова – тиб. mgo
и тиб. dbu, разница заключается в том, что второе из них принадлежит к гоно-
рифическому классу лексики.
5
Из книги Пари Сангье «Правила написания тибетской письменности –
Зрелище, желанное для всех» (тиб. bod yig ‘bri tshul mthong ba kun smon, Лхаса,
1997 г., с. 54).

187
совсем недавно, в 2008 г., в Лхасе вышел сборник правил «Введение в
стили умэ1» Ламоба Тэнцзин Гьюрмэ2 [Ламоба Тэнцзин, 2008].
Если образцы тибетского письма VIII-IX вв. еще довольно сильно
напоминают родственные ему северо-индийские варианты брахми, то
с течением времени и при все более активном употреблением письма
(прежде всего в административной сфере) его форма меняется, приоб-
ретая более плавные и округлые очертания.
В результате уже среди дуньхуанских документов, следом за С. Ван
Скайком, можно выделить четыре основных стиля тибетского письма:
1. квадратный (базовый уставный дукт, использовался в
династийных хрониках, сводах законов);
2. стиль сутр (похож на уставный дукт, но имеет более округлые
и вытянутые очертания);
3. официальный (напоминает дукт сутр, но менее аккуратный, с
частичным опущением «головы» буквы);
4. монастырский (уже совершенно без «головы», сжатый по
вертикали и вытянутый по горизонтали) [Helman-Wazny, Van
Schaik, 2012: 11-13].
В XI-XIII вв. окончательно оформляются и закрепляются отличия
между уставной и курсивной формами письма, им начинает припи-
сываться различное происхождение. Уставный стиль становится атри-
бутом ксилографических изданий священных буддийских текстов и
официальных документов, а разнообразные подвиды курсива (пецуг3,
цугтхунг4, кхьюйиг5, дуца6 и др.) делят между собой области ксилогра-
фических изданий, комментариев к буддийским текстам, рукописных
текстов, делового общения и личной переписки [Helman-Wazny, 2014a:
95-96].
Описки и ошибки могут присутствовать в тибетских текстах из-за
различных причин: так, установлено, что некоторые тибетские источ-
ники из Дуньхуана были написаны нетибетцами, чем могут объяснять-
ся особенности почерка и орфографии этих рукописей [БСС].
В более поздних рукописях и ксилографах можно обнаружить
ошибки самых разных видов, описанных в «Текстологии» Д. С. Лихаче-
ва: ошибки прочтения, запоминания, внутреннего диктанта, письма,
переосмысления запомненного и т. д. [Лихачев, 2001]. Однако в связи со
все большим расхождением между письменной и устной формой сло-
1
Тиб. dbu med kyi gzugs la ‘jug pa’i sgo.
2
Тиб. la mo ba bstan ‘dzin ‘gyur med.
3
Тиб. dpe tshugs.
4
Тиб. tshugs thung.
5
Тиб. ‘khyug yig.
6
Тиб. ‘bru tsha.

188
ва в тибетском языке наиболее часто встречаются ошибки восприятия
на слух при диктовке текста. Качество копирования текста зависело от
уровня образования переписчика, влияния различных диалектов и т. д.
Кроме того, были нередки случаи гаплографии, неверного употребле-
ния паронимов. Порой большинство ошибок переписчика объясняется
плохим состоянием оригинальной рукописи, некоторые писцы просто
опускали неразборчивые отрывки. Стадия же редакционной правки на
деле часто пропускалась, поэтому допущенные ошибки закреплялись
и воспроизводились в дочерних текстах [Colas, 1999: 33].
Многие тибетские ученые были обеспокоены таким положени-
ем вещей и писали специальные наставления по управлению работой
скриптория. Так, одиннадцатый настоятель монастыря Жалу1, редак-
тор тибетского канона Будон Ринчендуб2(1290–1364) пишет, что на
стадии проверки текст должен медленно и отчетливо произноситься
чтецом, чтобы писцы могли сверить с ним свою работу, по окончании
же проверки они должны написать результат в конце текста [Schaeffer,
2009: 22].

3.2. Ксилографы
Согласно последним данным анализа дуньхуанской бумаги, книго-
печатание в Тибете было заимствовано в IX–X веках из Китая [Helman-
Wazny, 2014a: 99]. После официального принятия буддизма Махаяны
в Тибете в VIII в. начался активный процесс перевода и распростра� -
нения буддийских сочинений: при цэнпо Ральпачане (812—836) была
создана особая переводческая коллегия. Первыми ксилографическими
изданиями, вероятно, были копии отдельных наиболее популярных
сутр: «Ваджраччхедики», «Хридая-сутры» и др. [Воробьева-Десятов-
ская, 1988: 353-354].
В начале XIV в. в монастыре Нартан была проведена кодифика� -
ция тибетского буддийского Канона, а при императоре Юнлэ в 1410 г.
и Ваньли в 1605 г. в Пекине были осуществлены первые ксилографи-
ческие издания тибетского Канона [Воробьева-Десятовская, 1988: 354].
При каждом последующем издании Канона и сопоставимых с ним
по объему сочинений требовалась работа писцов, резчиков, художни-
ков и копиистов. Самой дорогой процедурой была подготовка (выреза-
ние) ксилографических досок.
В качестве материала для печати тибетских ксилографов в боль-
шинстве случаев использовалась китайская или тибетская бумага и
чернила из сажи хвойных деревьев. В личном пользовании каждого
1
Тиб. zhwa lu.
2
Тиб. bu ston rin chen grub.

189
резчика находилось шесть инструментов для резки с острием различ-
ной формы – от ножевидной до шиловидной. Доски обычно делали
из плотных, устойчивых к резке пород деревьев (например, березы),
древесину заготавливали весной, затем вырезали текст и высушивали
доски [Jest, 1961: 83-84].
Затем на тонком листе бумаги писали текст (в подходящем калли-
графическом стиле), рисовали иллюстрации, специальной пастой из пше-
ничной муки приклеивали лицевой стороной к доске, давали высохнуть
и, смочив водой, осторожно снимали бумагу. Вновь подсушив доску, ее
обычно смазывали горчичным маслом для лучшего проявления букв [Jest,
1961: 85]. Окончив подготовительный этап, сидя со скрещенными ногами
за небольшим столиком, резчик начинал срезать лишнюю древесину во-
круг букв и изображений, попеременно смазывая доску водой и маслом
для размягчения древесины. Наконец, на подготовленную доску наноси-
ли чернила, прижимали к ней лист бумаги и прокатывали валиком.

Илл. 2. Сочинение «Основы тела, речи и ума1» в форме гармоники

4. Форма и оформление книги

На протяжении всей истории своего существования тибетские книги
создавались в форме тетради, свитка, гармоники (илл. 2), однако наиболее
распространенной формой тибетской книги являлась потхи (радж. pothī)
или пустака (санскр. pustaka), по-тибетски – пэча (тиб. dpe cha). Такая
книга представляет собой горизонтально ориентированные несброшю-
рованные (реже сброшюрованные) узкие прямоугольные листы. Форма
1
Тиб. sku gsung thugs rten bzhugs so, том 2, Восточный отдел Научной
библиотеки СПбГУ, T-439/2.

190
потхи появилась в Тибете около VIII века благодаря распространению
буддизма из Индии [Helman-Wazny, 2007: 249]. Копируя индийские руко� -
писи на пальмовых листьях, переводчики и переписчики часто оставляли
без изменений внешний вид рукописи, поэтому ранние тибетские книги
внешне похожи на индийские оригиналы. Так, в наиболее древних тибет-
ских книгах слева и справа от центра листа могли располагаться незапол-
ненные текстом пустые места, очерченные кругом (в подражание отвер-
стиям для брошюровки в индийской книге) [Scherrer-Schaub, 2002: 190].
Однако использование бумаги в качестве материала для письма позво-
лило увеличить размеры книги и добавить иллюстрации и миниатюры,
использование же шелка для оборачивания книг исключило надобность
в отверстиях для брошюровки листов (илл. 3) [Helman-Wazny, 2007: 252].

Илл. 3. Пример обернутой шелком книги-потхи — комментарий1 первого Да-

лай-Ламы Гендун Дуба2, изданный в Агинском дацане (XIX век)

Формирование основных эстетических параметров тибетской

книги проходило в течение нескольких столетий. Заметную роль в этом

1
«Изложение главы об умозаключении ради самого себя из сочинен-
ного всезнающим Гедун Дубом комментария на Праманавартику», тиб. tshad
ma rnam ‚grel legs par bshad pa zhes bya ba thams cad mkhyen dge ‚dun grub kyis
mdzad pa las rang don rjes su dpag pa‘i le‘u‘i rnam bshad bzhugs so. Восточный
отдел Научной Библиотеки СПбГУ, T-390/l.
2
Тиб . dGe ‚dun grub (1391-1474).

191
процессе сыграли широкомасштабные проекты по осуществлению ру-
кописных и ксилографических изданий тибетского буддийского ка-
нона [Helman-Wazny, 2014a: 125-132; Schaeffer, 2004]. Наличие опреде�
-
ленных законов расположения иллюстраций и текста на листе, а также
элементов внешнего оформления книги заметны уже в X-XIII вв., од� -
нако они не носили обязательный характер. Так, Такцан Лодзава Ше-
раб Ринчэн1 считал, что определять размер изготавливаемой книги не-
обходимо исходя из ее содержания [Schaeffer, 2004: 9]. Стандартизация
параметров, по-видимому, произошла позже, когда главенствующие
позиции в производстве книг занял ксилографический способ издания
[Helman-Wazny, 2014a: 131; Scherrer-Schaub, 1999: 10].
Размеры листов книги потхи отличаются большим разнообрази-
ем. Средние параметры тибетской книги — 30-50 см. в длину и 10-20
см. в ширину [Helman-Wazny, 2007: 252]. Некоторые исследователи раз�-
личают два типа форматов книги потхи — крупный и малый [Scherrer-
Schaub, 2002: 208].

4.1. Обложка книги

Листы тибетской книги потхи обычно заключены между двумя де-
ревянными досками, размер которых совпадает с размером листов. Кни-
гу оборачивают в отрез шелковой ткани и завязывают бумажными или
кожаными тесемками [Helman-Wazny, 2007: 251]. Резные и расписные
деревянные обложки являются одной из характерных черт тибетской
книжной традиции. Некоторые исследователи видят истоки тибетской
традиции украшения деревянных обложек в декоративном искусстве
северо-западной Индии VII-VIII вв. [Klimburg-Salter, 1991: 116]. Схема
отделки и украшения деревянных досок, служивших обложкой для ти-
бетских книг, закрепилась к XII веку [Klimburg-Salter 1991: 115]. В целом,
резные украшения и орнаментальные мотивы досок-обложек отлича-
ются значительным разнообразием в зависимости от времени и места
их изготовления, а также от тематики издаваемого сочинения. Однако
исследователи отмечают некоторые общие черты тибетских деревян-
ных обложек: «у доски-обложки плоская внутренняя поверхность, выпу-
клая резная внешняя поверхность и скошенные края… На внешней по-
верхности выделяется центральная прямоугольная часть, обрамленная
линиями и содержащая основной узор… Внутренняя сторона наиболее
роскошных изданий покрывалась красочным орнаментом» [Klimburg-
Salter, 1991: 116-117]. Наиболее распространенными видами орнамента
на досках-обложках были флористический и геометрический, которые
могли быть нарисованы или вырезаны на поверхности обложки. Дере-
1
Тиб. stag tshang lo tsa ba shes rab rin chen (1404-1477 гг.)

192
вянные доски-обложки покрывали лаком, золотили или украшали ме-
таллическими деталями [Helman-Wazny, 2014a: 144].
Существовал также и другой тип книжной обложки, встречающий-
ся в изданиях тибетского буддийского Канона, осуществленных на сред-
ства китайских императоров династии Мин в 1410 и 1606 гг., а также во
многих других книгах на тибетском языке, изданных в Пекине при ди-
настии Цин. Обложка этого типа составлена из двух частей – деревянной
планки и деревянной рамки, соединенных вместе и обклеенных шел-
ковой материей. Между рамкой и планкой помещался лист с роскошно
выполненным заглавием и миниатюрами, который был защищен от по-
вреждений шелковой «занавеской» [Helman-Wazny, 2014a: 146].
Происхождение древесины, из которой сделана обложка книги,
может помочь современным исследователям определить место изго-
товления самой книги. Однако, принимая во внимание тот факт, что
материал для обложки мог быть привезен издалека, и то, что многие
доски-обложки могли быть впоследствии заменены на новые, сложно
с определенностью сопоставить место издания книги и изготовления
досок для ее обложки [Helman-Wazny, 2014a: 144].

4.2. Оформление титульного листа и название книги

Тибетские книги потхи содержат особый титульный лист с загла-
вием. Он служит внутренней обложкой книги и часто богато украшен
декоративными орнаментами или миниатюрами. Название текста на
титульном листе выполняется красивым каллиграфическим шриф-
том [Helman-Wazny, 2012: 3]. Миниатюры на стороне recto титульного
листа обычно располагаются по обеим сторонам от центральной пря-
моугольной рамки с названием, а также могут окаймлять ее (илл. 4).
Сторона verso титульного листа может быть украшена орнаментами,
иллюстрациями и миниатюрами [Helman-Wazny, 2012: 4].

Илл. 4. Иллюстрации на стороне recto титульного листа.

Ксилограф «Сутры золотого света»1.
1
тиб. phags pa gser ‚od dam pa mdo sde‘i dbang po rgyal po zhes bya ba theg pa
chen po‘i mdo bzhugs so. Восточный отдел Научной библиотеки СПбГУ, T-412/1.

193
 Названию сочинения в рамке предшествует особый знак гойиг
(тиб. mgo yig ༄ ), который внешне похож на волну. Он может быть оди-
нарным, двойным или украшенным. Происхождение этого символа
некоторые исследователи возводят к индийской традиции [Scherrer-
Schaub, 2002: 191].

4.3. Оформление начала и конца текста

Начало текста оформляется при помощи знака гойиг, который
также встречается в верхнем левом углу на стороне recto каждого листа
тибетской книги [Beyer, 1992: 53-54]. Особое значение при оформле� -
нии границ между разделами сочинения играют отступы между вер-
тикальными чертами шэ (тиб. shad ‘ ། ’ ), служащими для обозначения
логических пауз в тексте, а также количество и орнаментальное укра-
шение данных знаков [Beyer, 1992: 51]. Так, между разделами текста
обычно стоят четыре шэ, т. е. один двойной шэ ( ‘།།’ ) в конце раздела и
один – в начале следующего. Для обозначения особо значимых разде-
лов используются декоративные виды знака шэ, например, «змеиный
шэ» (тиб. sprul zhad, ‘ ༈ ’) и шэ с точкой (тиб. tsheg shad, ‘༏’ ). Эллипсис
в тибетском тексте обозначается либо точкой с двумя линиями (тиб.
྾྾྾
bsdus rtags, ‘༴’), либо тремя крестами (тиб. ku ru kha, ‘ ’).
Правила и указания относительно использования и расположе-
ния этих знаков при рукописном и ксилографическом издании текстов
можно найти в сочинениях таких выдающихся тибетских ученых, как
Бутон Ринчэндуб и Шалу Лодзава Чокьонг Сангпо (тиб. zhwa lu lo tsA
bac hos skyong bzang po, 1441-1527 гг.) [Schaeffer, 2009: 23].
Конец текста обычно оформляется с помощью двойных шэ и со-
держит название сочинения и колофон.

4.4. Вид книжного листа

Оформление и размеры листа, расположение и цвет текста значи-
тельно отличаются в зависимости от времени и места рукописного или
ксилографического издания книги на тибетском языке [Helman-Wazny,
2014a: 183-185]. Обычно текст располагается на обеих сторонах листа и
отчерчен линиями или рамкой. Пагинация и маргинальное название
на тибетском языке находятся на стороне recto слева (на полях или в
специальной рамке), перпендикулярно строкам основного текста (илл.
5). Тибетская система нумерации листов преимущественно относит-
ся к буквенно-цифровому типу. Номер листа состоит из двух частей:
буквы, которая обозначает номер тома, и цифры, которая обозначает
номер листа в соответствующем томе [Scherrer-Schaub, 2002: 194-196].
В изданиях, осуществленных в Китае, нумерация листов на китайском
194
языке, а также обозначение сторон recto (кит. 上) и verso (кит. 下) распо-
лагается справа от текста [Helman-Wazny, 2014a: 160].

Илл. 5. Пример пагинации из безымянной рукописи1 начала XX века

На сторонах ректо и версо в центре горизонтально располагает-

ся от 5 до 8 строк текста, с интервалом 1-3 см в различных издани-
ях [Helman-Wazny, 2014a, pp. 145]. Обычно первые четыре листа по
оформлению отличаются от остальных листов книги. Они содержат
меньшее количество строк текста, который может быть выполнен бо-
лее крупным размером шрифта. Оформление последующих листов
книги обычно однообразно.
Основными цветами текста рукописного и ксилографического
издания книг были черный и красный. Так, издания тибетского ка-
нона в красном цвете осуществлялись в Китае (при династиях Мин и
Цин) и Дерге (тиб. sde dge), в то время как в Лхасе (тиб. lha sa) и мона�
-
стыре Нартанг (тиб. snar thang dgon) тибетский канон был отпечатан в
черном цвете [Helman-Wazny, 2014a: 160-183]. Существуют также книги
(чаще всего рукописные), в которых используются чернила обоих цве-
тов (красными чернилами выделяются либо значимые фрагменты тек-
ста, либо третья и шестая строки) [Helman-Wazny, 2014a: 158].
Размер шрифта основного текста — крупный, комментарии обыч-
но выполнены мелким шрифтом. В буддийских текстах чаще всего ис-
пользовался шрифт учэн (тиб. dbu can), в то время как в летописных и
медицинских текстах, а также различных книгах светского содержания
использовался шрифт умэ (тиб. dbu med) [Scherrer-Schaub, 2002: 198-200].
Как уже было сказано выше, текст мог быть отделен от полей ли-
ста с помощью двух вертикальных линий, или же ограничен рамкой
[Helman-Wazny, 2014a: 158]. Рамка, в которой располагался текст, могла
быть выполнена с помощью одной или двух линий, также могла быть
одинарной или двойной.

1
Тиб. // na mo gu ru gang la skyabs su song tzam gyis srid zhi‘i ‚jigs skyobs
dngos grub gnyis rtsol mdzad rin chen rnam gsum la skyabs ‚gro‘i rim pa ‚dir bshad
bya... Восточный отдел Научной библиотеки СПбГУ, T-451/1.

195
 5. Художественное оформление книги
Художественное оформление тибетской книги в значительной
степени зависело от редактора, а также личных предпочтений заказчи-
ка и его средств, общий же принцип выражался в том, что чем больше
ресурсов затрачено на издание, тем больше добродетель исполнителей
[Kolmas, 2002: 18]. Особенно последнюю повышало использование чер� -
нил различных цветов, золота, серебра, бирюзы и пр. Одним из харак-
терных тибетских вариантов декора является текст, написанный золо-
тыми чернилами на черном или темно-синем1 фоне (тиб. mthing shog –
букв. «лазурная бумага»). Эта традиция установилась еще в X-XIII вв.
и со временем стала считаться одним из самых красивых и богатых
способов издания сочинений [Pakhoutova, Helman-Wazny, 1995: 3].
Кроме того, в отделке манускриптов и ксилографов большую роль
играл китайский шелк (после установления контактов с Россией быва-
ли случаи употребления российской парчи), который использовали для
обертывания и хранения книг, а также для обивания деревянной облож-
ки потхи и изготовления «занавески» из отреза шелка, предохраняюще-
го от внешних воздействий иллюстрации, миниатюры и надписи золо-
тыми или серебряными чернилами [Pakhoutova, Helman-Wazny, 1995: 4].
Некоторые пекинские издания тибетского Канона отличаются не-
обычным оформлением срезов: как манускрипты, так и ксилографы
по бокам расписываются цветочными (чаще всего в виде лотосов) узо-
рами, атрибутами восьми благих знаков (ступа, колесо Учения, бивни
слона и т. д.) и иных буддийских мотивов (например, изображениями
защитников Учения) поверх цветного фона (красного, желтого или
синего). Также на таких срезах могут присутствовать надписи на ти-
бетском и/или китайском языках. Некоторые исследователи считают,
что это делалось в значительной мере для того, чтобы защитить книги
от насекомых и грызунов, поскольку в состав красок, входили мышьяк
или киноварь [Helman-Wazny, 2014 (a): 152-156].
В редких случаях растительный орнамент мог украшать и рамку
на странице.

5.1. Иллюстрации и миниатюры

Тибетские рукописи и ксилографы нередко были украшены ми-
ниатюрами с изображением Будд, бодхисатв, сиддхов, буддийских на-
ставников и божеств-покровителей (илл. 6). Такие миниатюры чаще
1
Такого оттенка добивались в результате использования различных
натуральных красителей: сока алычи, экстракта пшеничного пива, кардамо-
на, индиго, порошка из жженых раковин каури, черного очищенного купоро-
са, сажи и т. д. [Pakhoutova, Helman-Wazny, 1995: 5-6].

196
всего располагались на оборотной стороне титульного листа книги по-
тхи (реже – между разделами книги) по одной с каждой стороны листа;
иногда третья миниатюра, большая по размеру, помещалась в центре.
Миниатюры могли быть выполнены как в цветном, так и в черно-бе-
лом силуэтном формате [Pakhoutova, Helman-Wazny, 1995: 1-2].

Илл. 6. Миниатюра из сочинения «Основы тела, речи и ума».

Что касается иллюстраций, то первые сопровождающие текст ри-

сунки встречаются еще в дуньхуанских рукописях (драконы, буддий-
ские ступы, свастика и т. д.), чаще всего они не закрашены, но, кроме
черной, могут быть нарисованы красной или желтой тушью [Scherrer-
Schaub, 1999: 8].
В более поздний период в тибетской иллюстративной традиции
можно выделить две основные ветви. Работы в стиле первой создава-
лись ради разъяснения и наглядного изображения различных предме-

197
тов и явлений (от лечебных растений и внутренних органов до благих
знамений) и использовались преимущественно в трактатах по меди-
цине (особенно после издания «Голубого берилла1» Сангье Гьяцо2), ге-
ографии, музыке, каллиграфии и других прикладных наук и ремесел, а
также в тантрических сочинениях. Иллюстрации такого рода могли как
перемежаться с текстом, так и быть изданными отдельно – в качестве
пояснительного материала того или иного произведения (например,
иллюстрации к трактату Сангье Гьяцо), – быть как раскрашенными, так
и черно-белыми [Parfionovich, 1995: 403-405].
Иллюстрации второго типа (как правило, в книгах буддийского
содержания) сопровождали текст произведения [Helman-Wazny, 2014a:
86-92].

6. Колофон
Колофон тибетской книги расположен в конце сочинения или
тома. В зависимости от личности, участвующей в составлении коло-
фона, различают несколько типов колофонов: авторский (тиб. mdzad
byang), переводческий (в сочинениях, переведенных с других языков),
редакторский, издательский [Schaeffer, 2004: 38; Almogi, 2006: 115-118].
Колофон отражает определенный этап существования текста – созда-
ние и написание, перевод и повторный перевод, редактирование, ру-
кописное и ксилографическое издание.
Авторский колофон может включать информацию об авторе,
писце и заказчике, целях, месте и времени написания текста, а также
содержать благопожелания. Переводческий колофон обычно содер-
жит имя переводчика (или переводчиков), время создания перевода и
некоторую другую информацию. В редакторском и издательском ко-
лофонах обычно сообщаются причины выполнения работ по редакти-
рованию и изданию текста, имена донаторов, ремесленников, писцов,
редакторов ксилографического издания, даты вырезывания ксилогра-
фических досок и освящения готового ксилографа, а также другие све-
дения [Schaeffer, 2009: 60].
Нередко колофоны последующих списков и изданий текста
включают в себя предшествующие, что позволяет ученым проследить
историю существования текста. Однако исследователи отмечают, что
невозможно полностью доверять информации, содержащейся в коло-
фоне, поскольку она могла быть добавлена позднее одним из перепис-
чиков, редакторов или издателей текста [Almogi, 2006: 118].
1
Тиб. vaiḍūrya sngon po – комментарий на фундаментальный труд по
тибетской медицине «Четыре сутры» (тиб. rgyud bzhi).
2
Тиб. sangs rgyas rgya mtsho (1653–1705) – регент Пятого Далай-ламы.

198
 7. Бытование и использование книги
Функциональная специфика бытования тибетской книги связа-
на, в первую очередь, с ее содержанием, по которому весь массив до-
шедшей до наших дней тибетской литературы можно разделить на
две группы – религиозной и нерелигиозной литературы. Последняя,
ввиду особых исторических условий развития тибетского общества,
немногочисленна (добуддийский фольклор, официальные документы,
исторические хроники и др.) и долгое время находилась на периферии
типологически средневековой тибетской литературы. В результате, не-
смотря на общность некоторых текстовых и внетекстовых функций ти-
бетских книг обеих этих групп – например, образовательной и инфор-
мационной (получения, хранения и передачи информации), а также
развивающей и социализирующей, первая выполняла еще ритуальную
(чтение во время служб), мнемоническую (заучивание текстов) и рели-
гиозно-этическую функции.
Кроме религиозного значения, буддийские книги обладали еще и
высокой материальной стоимостью, в тибетских источниках уже с XII
века можно найти упоминания о владении книгами как имуществом:
они входят в перечисление собственности одного из богатых семейств,
ими владели монахи и некоторые художники [Schaeffer, 2009: 121-122].
Книги, как пишет исследователь истории тибетской книги К. Шэф-
фер, порой выступали в качестве элемента бартерного обмена (в эконо-
мически тяжелые времена), дара или подношения (монастырям, учите-
лям и т. д.), а также межкультурного контакта (так, существовала прак-
тика оплаты тибетскими паломниками книгами учебы и пребывания
в Индии и наоборот). Помимо этого, знание священных текстов могло
обеспечить заработок для несостоящих при монастыре буддийских мо-
нахов: в текстах описываются случаи подработки чтецами текстов в де-
ревнях или служителями при знатных родах [Schaeffer, 2009: 125-127].
Наконец, книга в Тибете обладала ролью символа – символа уче-
ности и связанной с этим понятием эрудиции, а также символа эзоте-
рического знания. Кроме того, раннее овладение навыками чтения и
письма во многих биографиях приводятся как доказательства высоко-
го интеллекта и одаренности [Schaeffer, 2009, pp. 128-133].
О дистрибуции книг на раннем этапе тибетской истории мало что
известно, однако надо заметить, что большинство тибетских рукопи-
сей, найденных в Дуньхуане, были произведены там же, и лишь о неко-
торых фрагментах можно говорить, что они были созданы собственно
в Тибете.
На более позднем этапе книги могли находиться в частном владе-
нии или же являться собственностью определенных групп людей. Мно-

199
гие буддийские религиозные деятели коллекционировали книги, кото-
рые они могли дарить своим последователям, завещать монастырям
или ученикам. Кроме того, была распространена практика, в соответ-
ствии с которой при отсутствии завещания коллекция книг оставалась
там, где в последний раз останавливался учитель. Подобные ситуации
часто провоцировали ссоры между монастырями по поводу правооб-
ладания такими библиотеками [Schaeffer, 2009:122-125].
Тибетские монастыри на протяжении веков являлись центрами
книгохранения, при них существовали библиотеки, среди которых
выделялись богатые библиотеки монастырей Таглунг1, Ташилунпо2,
Сэра3, Жалу и некоторых других. Самым же крупным и известным хра-
нилищем книг был дворец Потала в Лхасе, в котором кроме религиоз-
ной литературы находился самый большой архив административных
документов, исторических хроник и других текстов. Кроме того, книги
хранились в домах мирян: как знатных (в домашних библиотеках), так
и обычных людей.
Существовало несколько вариантов создания и распростране-
ния книг: 1) крупномасштабные (чаще всего, монастырские) проекты
по изданию основополагающих текстов тибетского буддизма (Канон,
Праджняпарамита, др.); 2) изготовление ограниченного количества
текстов по заказу влиятельных и обеспеченных лиц; 3) копирование
текстов для личного пользования либо накопления заслуг буддийски-
ми монахами; 4) копирование отдельных сочинений по заказам мирян
(обычно, популярных сутр, например, «Ваджраччхедики»).
Свободной дистрибуции книг препятствовала территориальная
разобщенность высокогорного Тибета. Помимо этого, доступом к мо-
настырским книгам обладали далеко не все – целые коллекции книг,
по усмотрению настоятеля4 могли быть закрыты даже для монахов
собственного монастыря [Schaeffer, 2009: 123].

1
Тиб. stag lung.
2
Тиб. bkra shis lhun po.
3
Тиб. se ra.
4
Который также являлся главным хранителем библиотеки.

200
 МОНГОЛЬСКАЯ
РУКОПИСНО - КСИЛОГРАФИЧЕСКАЯ
КНИГА

1. Рукописно-ксилографическая традиция монголов

Процесс становления монгольской рукописно-ксилографиче-
ской традиции начался в XIII в., почти одновременно с возникнове-
нием у монголов государственности. Объединение множества союз-
ных племен и покоренных народностей в военно-административную
организацию требовало общей идеологии, новых законов, а также
введения письменности, необходимой для хранения и передачи боль-
шого количества информации. Для этих нужд монголы заимствовали
уйгурское буквенно-звуковое письмо, которым пользовались тюрко-
язычные народности Восточного Туркестана. Оно возникло на осно-
ве согдийского письма, восходящего, в свою очередь, по современ-
ным научным предположениям, к одной из форм арамейского ал-
фавита. Уйгурское письмо получило распространение в IX–XIII вв. у
тюркских племен, исповедовавших буддийскую религию [ЛЭС, 533].
Обстоятельства заимствования уйгурской письменной системы из-
за противоречивых или слишком лапидарных сведений малоизвест-
ны. Монгольские источники передают легенду о пленении в 1204 г.
уйгурского писца и хранителя найманской государственной печати,
объяснившего монголам пользу письма и обучившего их уйгурской
грамоте [Позднеев, 1896: 16; Чулууны Далай, 1983: 150]. В монголь-
ском историко-эпическом памятнике 1240 г. «Сокровенное сказание»
первое упоминание о письменности относится к году тигра (1206 г.),
когда Чингис-хан (1162?–1227) приказал составить «синие книги»
на «белой бумаге», в которых должны были быть записаны распоря-
жения и указы, касающиеся хозяйственных и правовых дел. «Синие
книги» были составлены под руководством Шиги-Хутуху, приемного
сына Чингиса, но до нас не дошли [Кара, 1972: 17]. Последующий пе-
риод ознаменовался интенсивным распространением письменности
в монгольской среде и появлением первых надписей и письменных
памятников.
201
 Самым ранним из известных на сегодняшний день образцов
оформления письменного слова на монгольском языке является «Чин-
гисов камень», воздвигнутый в 1225 г. вблизи р. Аргунь в честь Есунке,
племянника Чингис-хана1 [Бира, 1988: 11–12]. За ним последовали дру-
гие камнеписные памятники, а также надписи на пайцзах (металличе-
ских пластинах-удостоверениях), печатях и монетах и одностраничные
документы, административные и хозяйственные (эдикты, грамоты,
письма, расписки и т. д.). Что же касается оригинальной монгольской
книги (то есть соединенных в одно целое рукописных или печатных
листов), то наиболее ранним сохранившимся ее экземпляром явля-
ется берестяная золотоордынская рукопись XIII в. Она состоит из 25
сшитых вместе листов, семь из которых содержат монгольский текст, а
остальные — уйгурский2 [Бира, 1988: 12, 18–19]. Начало широкому рас-
пространению рукописной продукции было положено уже в юаньский
период (1206/1271–1368), однако в силу особенностей кочевого быта и
истории монголов основная масса дошедших до наших дней книг от-
носится к XVII — началу XX вв.
Не позднее XIII в. монголы, возможно через уйгуров, познакоми-
лись с китайской ксилографией. Старейшие издания на уйгуро-мон-
гольской графике появились во второй половине XIII — начале XIV вв.
Наиболее ранним из сохранившихся ее образцов является фрагмент
монгольского перевода трактата индийского мыслителя Шантидэвы
(VIII в.) «Бодхичарья-аватара», изданного в 1312 г. в Дайду, столице им-
перии Юань, тиражом в 1000 экземпляров [Бира, 1988: 21–22; Терен-
тьев-Катанский, 1990: 135–136; Rona-Tas, 1965: 123]. Самое раннее слово
для обозначения ксилографа в монгольском языке — tamγa, tamaγa — пе-
чать. Позднее оно было вытеснено словом keb (форма, образец), которое
укоренилось в монгольском языке и до сих пор используется, когда речь
идёт о современной книжной печати (совр. монг. хэвлэх — издавать).
Кроме того, деревянные доски для печати называли заимствованным
из тибетского языка словом bar (тиб. dpar, spar, par — печатать) [Rona-
Tas, 1965: 136–137], а отпечатанные с них книги — bar-un nom («книга,
[напечатанная при помощи] досок»). Судя по сохранившимся образцам
той эпохи, ксилографическим способом издавались главным образом,
буддийские сочинения. Впоследствии ксилографические издания полу-
чили широкое распространение в монголоязычной среде.
Тем не менее, дороговизна ксилографии, удаленность печатных
дворов от заказчиков книжной продукции и причисление переписы-

1
Памятник в настоящее время хранится в Государственном Эрмитаже.
2
Памятник хранится в Государственном Эрмитаже. Подробнее о нем
см.: Поппе, 1941.

202
вания священных книг к высшим буддийским добродетелям способ-
ствовали тому, что монгольская рукописная книга превалировала над
печатной. Повсеместным явлением было рукописное копирование до-
рогостоящего или редкого ксилографа. Постоянное сосуществование у
монголов рукописных и печатных книг и их тесная взаимосвязь, вы-
ражавшаяся в самых разнообразных формах, определяли особенности
функционирования произведений, в частности их тиражи, высокие у
буддийских ксилографов и незначительные для рукописных светских
и полусветских сочинений [Неклюдов, 1988: 62].
Монгольская литературная традиция оставалась преимуще-
ственно рукописно-ксилографической вплоть до начала использова-
ния подвижного шрифта в первой четверти ХХ в. [Кара, 1988: 24]. За
семь с лишним столетий монголы создали богатейшую книжную куль-
туру1, которая сохранила следы влияния соседних народов. Они про-
слеживаются как в самой монгольской письменности, использовавшей
не менее десяти графических систем, так и в традиции изготовления и
оформления книг.

2. Источники
Несмотря на обилие и разнообразие материала, кодикология
монгольской книги изучена недостаточно. На протяжении всей исто-
рии развития монголоведения основное внимание уделялось тексто-
логии и источниковедению. Наблюдения за палеографией и матери-
альной стороной монгольской книги, как правило, использовались
лишь в качестве вспомогательных данных для локализации и дати-
ровки источников. На данный момент не существует самостоятельных
исследований, посвященных кодикологии монгольских рукописей. До
сих пор самым информативным источником по этому вопросу оста-
ется фрагмент второй главы монографии Д. Кары «Книги монгольских
кочевников», изданной в 1972 г. на русском языке [Кара, 1972: 104–121]
и впоследствии переизданной в переводе на английский [Kara, 2005:
199–266]. Последующие статьи содержат лишь дополнительные штри-
хи к этому труду [Бира, 1988; Кара 1988; Неклюдов, 1988; Сазыкин, 1988;

1
В это понятие входят ойратская и бурятская книжные традиции,
вплоть до начала ХХ в. составлявшие неразрывное целое с общемонгольской
рукописно-ксилографической традицией. Кроме того, сложно поставить знак
равенства между понятиями «монгольская книга» и «книга на монгольском
языке». По крайней мере с XIX в. тибетский язык играл в монгольском обще-
стве ту же роль, что и латынь в средневековой Европе, был языком монаше-
ского образования и литургии. Монгольские авторы много писали на тибет-
ском языке, что привело к появлению в монголоведении такого понятия, как
«монгольская тибетоязычная литература».

203
Wallace, 2008]. Внетекстовому использованию книги в традиционном
монгольском обществе посвящены статьи А. А. Базарова и Н. В. Цы-
ремпилова, а также В. Уоллес [Базаров, Цыремпилов, 2009; Wallace,
2010]. Ряд интересных сведений о монгольской рукописно-ксилогра-
фической традиции изложен в монографиях У. Туйи «История древних
монгольских рукописей» и «История монгольского книгопечатания»
[Tuyaγ-a, 2008, 2010].
Некоторые результаты палеографических и кодикологических
наблюдений содержатся в каталогах монгольских коллекций мировых
библиотек. Необходимо упомянуть здесь несколько монографических
описаний монгольских рукописей и ксилографов, далеко выходящих
за рамки обычных каталогов и, помимо текстологического и источни-
коведческого исследования, содержащих важные данные по кодико-
логии монгольской книги. Прежде всего, это историко-библиографи-
ческий труд В. Хайссига, посвященный систематизированному описа-
нию изданных в Пекине монголоязычных ксилографов [Heissig, 1954].
Краткие сведения о материальной стороне монгольской рукописной
традиции излагает В. Хайссиг и во введении к каталогу монгольской
коллекции Королевской библиотеки в Копенгагене [Bawden, Heissig,
1971]. Исследованию монгольских текстов, изданных ксилографиче-
ским способом, посвящена книга Ц. Шүгэра [Шүгэр, 2002]. Двухтом-
ная монография Э. Киодо [Chiodo, 2000, 2009] содержит исследование
монгольских рукописей на бересте. Некоторые сведения о кодиколо-
гии монгольской книги можно почерпнуть из труда Р. Отгонбаатара и
А. Д. Цендиной «Образцы письменной традиции Северной Монголии»,
посвященного исследованию монгольских орфографических тракта-
тов [Отгонбаатар, Цендина, 2014].
Основным источником информации о монгольской рукопис-
но-ксилогорафической традиции была и остается сама книга. Монго-
лоязычные сочинения, посвященные процедуре книгопроизводства,
крайне немногочисленны, носят скорее прескриптивный, нежели опи-
сательный характер, и содержат информацию лишь о нескольких базо-
вых правилах копирования рукописей. Одним из такого рода текстов
является приписываемое ойратскому ученому Дзая-пандите (1599–
1662) сочинение «О правилах переписывания [рукописей]» [BBY], ко-
торое бытовало среди монголов в нескольких версиях и под разными
названиями1. Помимо описания благих заслуг, приобретаемых благо-
даря копированию священных книг, в нем затрагиваются некоторые
практические аспекты копирования рукописей.

1
Другая версия текста носит название «Польза и добродетель письма»
[BSTE]. Археографическое описание рукописи см. в: Uspensky, 1999: № 385.

204
 Ряд сведений о крупных книгоиздательских проектах и написа-
нии парадных рукописей священных буддийских текстов содержится
в монгольской историографической и житийной литературе. Однако
практически все эти сведения изложены в сугубо агиографическом
ключе, в виде устоявшихся формул, определенных литературным эти-
кетом. Так, например, монгольские летописи «Золотое колесо с тыся-
чью спиц» (монг. Altan kürdün mingγan kegesütü) и «Золотые четки»
(монг. Altan erike) сообщают о факте написания золотом в 1629 г., во
время правления Лигдэн-хана чахарского (1588–1634), 113-томного
монгольского Ганджура — сборника переводов большого и разнород-
ного корпуса буддийских канонических текстов1 [Dharm-a, 1987:148;
Na-ta, 1989: 114).
Важным источником информации о целях изготовления книг, а
также лицах, участвовавших в книгопроизводстве, являются колофо-
ны монгольских рукописей и ксилографов. Колофоны — это «заключи-
тельные слова» (монг. tegüskel-ün üge), которые создатель текста или
книги (будь то автор, переводчик, переписчик или издатель) посчитал
нужным добавить к основному тексту [Alekseev, in print]. Будучи па-
ратекстами, а точнее перитекстами, в соответствии с классификацией
Ж. Женетта, колофоны призваны необходимым образом подготовить
и направить в нужное русло читательское восприятие, обеспечить ре-
цепцию текста в виде книги [Genette, 1997: 1–5].

3. Цели и участники процесса книгопроизводства

Разработанной статистики монгольской рукописно-ксилографи-
ческой книги не существует, однако состав дошедших до нас коллек-
ций свидетельствует о том, что большую часть монгольского книжного
репертуара составляли буддийские сочинения. Примечательно, что в
монгольском языке слово nom (заимствованное через уйгуров согдий-
ское nmw) обозначает как «книгу», так и «Дхарму», буддийское Учение2
[Wallace, 2010: 207]. Будучи вместилищем Дхармы, книга входила в круг
сакральных объектов, а ее изготовление, чтение и даже хранение счи-
тались добродетелями. О целях переписки и издания священных книг,
как правило, говорится в колофонах самих текстов в виде описания
различного рода благ, которые участники книгопроизводства ожидают
обрести за свои действия. Такого рода благопожелания можно разде-

1
В настоящее время 20 полных и неполных томов этого списка хра-
нится в библиотеке Академии общественных наук Внутренней Монголии в
г. Хух-Хото. Подробнее об этой рукописи см.: Alekseev, Turanskaya, 2013.
2
Согдийское nmw в свою очередь соотносится с греческим корнем νόμ-,
обозначающим «закон» [Кара, 1972: 104].

205
лить на три группы: сотериологические (пожелания всем живым су-
ществам обрести спасение и стать буддами), морально-этические (по-
желания встать на благой путь, совершать добродетельные поступки,
избегать греха и т. д.) и прагматические (пожелания счастливой жизни,
обилия злаков, отсутствия болезней и падежа скота и т. д.). Подобные
фрагменты колофонов призваны убедить читателя в том, что он, его
окружение и регион будут находиться под покровительством священ-
ного текста, а следовательно, и самого Будды. Так, в колофоне монголь-
ского перевода сутры «Шатасахасрика-праджняпарамита» (монг. J̌aγun
mingγatu) говорится: «Пусть в тех местах, где будут переписывать, по-
читать и читать эту сутру “Шатасахасрика”, источник всех будд, не бу-
дет оскудения, злаки будут обильны, да распространится там удиви-
тельное счастье и процветание!»1
Колофоны и, в меньшей степени, историографические сочинения
содержат информацию о круге лиц, участвовавших в книгопроизвод-
стве, правда, весьма ограниченного характера. Наряду с непосред-
ственными создателями текста, авторами или переводчиками, в них,
как правило, упоминаются две группы актантов: инициаторы/патро-
ны рукописного или ксилографического издания (монг. öglige-yin eǰen)
и непосредственные изготовители книги — переписчики рукописи
(монг. bičigeči) или резчики ксилографических досок (монг. seyilügči).
Другие участники процесса книгопроизводства, такие как переплетчи-
ки, художники или декораторы, в письменных источниках не упоми-
наются.
Инициаторами рукописных и ксилографических проектов или
заказчиками рукописей, как правило, выступали представители мон-
гольской знати, а также монастыри и высшее ламство. Роль буддийской
литературы в жизни монгольского общества по достоинству оценили
и цинские правители, под эгидой которых осуществлялись крупные
ксилографические проекты. Наиболее частыми покупателями буддий-
ских ксилографов были монахи буддийских монастырей Пекина и его
окрестностей, а также многочисленные монгольские торговцы, пере-
продававшие книги на территориях, заселенных монголами [Сазыкин,
1988: 432].
Согласно колофонам, основная функция патрона — распростране-
ние и защита буддийского учения среди населения. Как правило, дей-
ствия патрона описываются с помощью весьма ограниченного набора
устойчивых формул, из которых невозможно вывести реальный меха-
низм взаимодействия заказчика и переписчика/издателя: «по прика-
зу» (монг. ǰarliγ-iyar), «согласно напоминанию» (монг. duraduγsan-iyar,
1
Транскрипцию этого фрагмента колофона см. в: Касьяненко, 1993: 138.

206
duradduγsan küčün-dür) и т. д. Крайне редко в колофонах встречаются
данные о расходах мецената или издателя. О стоимости отдельных
рукописей и больших рукописных проектов, таких, например, как
издание 113-томного рукописного Ганджура, можно судить лишь по
сведениям об аналогичных тибетских изданиях. Так, в официальных
записях регента Тибета Дэси Сангье Гьяцо (1653–1705), в которых пе-
речисляются необходимые материалы и стоимость работ, сообщается,
что для издания 108-томного Ганджура, написанного на белой бумаге
в 1656 г., потребовалось 111 ремесленников, а работа заняла четыре с
половиной месяца. В производстве 116-томного золотого Ганджура в
1659 г. был задействован 201 ремесленник, работа заняла четыре с по-
ловиной месяца. Объем такого рода рукописного сборника составлял
около 40 000 тибетских листов большого формата. Стоимость работ
по изданию «простого» Ганджура составляла 1 823 меры серебра (тиб.
dngul srang), Ганджура, написанного драгоценными чернилами на си-
ней бумаге, — 10 328 мер серебра. При этом заработная плата ремес-
ленников составляла 30–35 процентов от общей стоимости проекта.
[Cüppers, 2010: 123–125].
Книгохранилищами были, прежде всего, монастырские библиоте-
ки, от обширных, имевших в своем составе полный буддийский канон
(исключительно на тибетском языке), до собраний небольших храмов,
располагавших лишь необходимой для богослужения литературой
[Позднеев, 1993: 102]. Отдельные представители монгольской и мань-
чжурской знати располагали личными библиотеками. Одним из яр-
чайших книголюбов своего времени был маньчжурский принц Юньли
(1697–1738), не только собиравший тибетские и монгольские книги, но
и заказывавший копии редких сочинений и переводы тибетских тек-
стов на монгольский язык [Успенский, 2011: 215]. Общинные и личные
библиотеки аратов редко превышали несколько экземпляров наиболее
почитаемых религиозных сочинений.
Фигуре переписчика, и тем более резчика ксилографических до-
сок, монгольские колофоны и исторические сочинения уделяют зна-
чительно меньше внимания, нежели авторам, переводчикам и меце-
натам, как правило упоминая лишь их имена или название печатно-
го двора. О статусе и социальном положении переписчиков известно
крайне мало. Четкой границы между создателем текста (автором или
переводчиком) и цехом переписчиков не существовало — одно лицо
могло выполнять обе функции [Tuyaγ-a, 2008: 98]. Недостаточно на
данный момент известно и о том, как происходила подготовка пере-
писчиков. Во времена монгольской империи ханы назначали писцов
из числа покоренных народов наставниками своих наследников. Нача-

207
ло этому положил в 1204 г. Чингис-хан, сделав учителем своих сыновей
уйгурского писца Тататунгу. В 1269 г. император Хубилай (1215–1294)
основал систему школ в провинциях для обучения молодых монголов
квадратному письму. С 1315 г. эта образовательная сеть была связана с
системой экзаменов, сдача которых была необходимым условием ка-
рьерного роста. Во время правления династии Цин (1636–1912) мест-
ная администрация содержала небольшие классы (от 15 до 25 человек)
для обучения монгольскому и маньчжурскому письму, однако лишь
немногие учащиеся получали статус писцов [Atwood, 2004: 159–160].
Судя по колофонам рукописей, основной контингент переписчи-
ков составляли буддийские ламы. Производство рукописных книг было
сосредоточено в скрипториях, функционировавших при буддийских
монастырях. Перепиской книг зарабатывали на жизнь и так называе-
мые «степные» ламы, не приписанные к какому-либо монастырю, как
это явствует, например, из приложенного к одной монгольской руко-
писи автографа Г. Д. Санжеева: «...копию исполнил один лама, который
за стол и подарки делал копии по всей Оке» [Сазыкин, 1988: 436–437].
Переписчики текстов существовали и при светских канцеляриях, а так-
же работали по найму или на рынок, но их число существенно уступа-
ло монастырским. В жизнеописании Дзая-пандиты «Лунный свет» и в
колофонах Ганджура упоминаются так называемые «быстрые писцы»
(монг. qurdun bičigeči) или стенографисты, писавшие диктуемый текст
на дощечке, покрытой салом и сажей1. Впоследствии текст редактиро-
вался и переписывался начисто на бумагу [Касьяненко, 1993: №614(1);
Раднабхадра, 1999: 37, 87; Tuyaγ-a, 2008: 96–97].
Ксилографы можно разделить по месту происхождения на пекин-
ские, южно-монгольские, халхаские и ойратские. Изготовление печат-
ных досок чаще всего выполнялось ламами-резчиками в монастырях
или печатными дворами Пекина [Сазыкин, 1988: 426, 430]. Подавляю-
щее большинство монголоязычных ксилографов XVII–XIX вв. было из-
дано в Пекине, где «было сосредоточено практически все книгопеча-
тание на монгольском языке в империи Цин»2 [Успенский, 2011: 262].
Деятельность пекинских печатных дворов продолжалась с 1650 г. до
начала XX в. За этот период были изданы монгольские переводы буд-
дийского канона (Ганджур и Данджур), а также более 250 книг на мон-
гольском языке, три четверти из которых составляли буддийские тексты
[Сазыкин, 1988: 432; Heissig, 1954]. Иногда вырезанием текста на досках
занимались и любители, пастухи-скотоводы [Tuyaγ-a, 2008: 111]. За ред-
ким исключением монгольские барханы (от тиб. (d)par khang — печат-
1
Четыре такие дощечки с надписями на тибетском и ойратском языках
(размер 7×32 см) хранятся в коллекции ИВР РАН под шифром КСВ 89.
2
Перечень пекинских печатен см. в: Heissig, 1954: 4–5.

208
ный двор) издавали книги на тибетском языке [Успенский, 2011: 262].
Несколько большее количество монголоязычных сочинений печаталось
в бурятских монастырях в конце XVIII — начале XIX вв., однако и здесь
удельный вес книг, издаваемых на тибетском, был значительно больше.
Лишь одна из пяти-шести ксилографированных книг выпускалась в мо-
настырских мастерских Бурятии на монгольском письме. Так, напри-
мер, в списке тибетских и монгольских ксилографов Чесанского дацана
упоминается 189 названий тибетских текстов и лишь 17 монгольских
[Сазыкин, 1987: 131; Сазыкин, 1988: 426; Сыртыпова, Гармаев, Базаров,
2006: 72]. По сравнению с монголами и бурятами, ксилографирование
у ойратов и калмыков было развито в значительно меньшей степени1.

4. Книгопроизводство
4.1. Рукописи
В начале сочинения «О правилах переписывания [рукописей]» пе-
речисляются необходимые материалы и орудия письма: бумага (монг.
čaγasun), киноварь (монг. singqu), тушь (монг. beke), калам (монг. üǰüg) и
линейка (монг. siγum), которые следует подготовить, приступая к рабо-
те. Процесс переписывания текста делится на три этапа: подготовитель-
ный (монг. barildulγ-a), основной (монг. boda, bodatu) и заключительный
(монг. segül)2. Перед началом копирования рукописи необходимо совер-
шить омовение, или соблюсти однодневный пост. Источник помещают
на невысокий столик, сам переписчик садится перед ним на коврик [BBY:
1v]. Перед тем как приступить к работе, он должен трижды произнести:
«Да обрету я в скором времени состояние совершенного будды ради бла-
га всех живых существ, ставших [нашими] матерями! Ради этого пере-
пишу я эту священную книгу. В добродетельных помыслах говорю я это.
Верую в Будду, Учение и [монашескую] общину. Пусть в силу благой за-
слуги написания этой рукописи стану я буддой ради блага живых суще-
ств!».3 Источник и копия именуются в сочинении «мать и сын» (монг. eke
köbegün bičig-üd). Положить их нужно так, чтобы не перепутать начало и
1
В настоящее время известно о существовании 15 ксилографирован-
ных изданий на ойратском «ясном письме». Почти все эти издания невелики
по объему и, вероятно, тиражу [Сазыкин, 1988: 433–434].
2
По аналогии с тибетскими текстами, содержащими наставления по
практике буддийского учения (тиб. sbyor, dngos, mjug), где подготовительный
этап включает бытовые предписания, визуализации божеств и т. д., основ-
ной — собственно практики, а заключительная часть — их завершение.
3
eke boluγsan amitan-u tusa-dur čaγ türgen-e: tuγuluγsan burqan-u qutuγ-i
olsuγai: teyimü-yin tula biber degedü nom-i bičin üiledsügei: buyantu sedkil-ün
aγar-ača ene metü ügülemüi: burqan nom kiged čiγuluγsan-u degedü-nügüd-tür
itegemüi bi: minu bičig bičigsen-ü buyan-iyar: amitan-u tusa-yin tula burqan
bolun bütügekü boltuγai: kemeküi γurban ta ügüleged ... [BBY, 1v].

209
конец текстов. Вокруг переписчика не должно быть объектов, отвлекаю-
щих зрение и слух, чтобы можно было сосредоточиться на копировании.
В знак особого почтения тантрийские тексты предлагается полностью
писать киноварью. В других сочинениях киноварью следует писать на-
чало текста, отдельные имена и эпитеты, а также прочерчивать рамку, в
которую заключен текст [BBY; BSTE].
Монгольские писцы использовали род пера — калам (монг. üǰüg,
külüsün üǰüg), реже — кисть (монг. bir, bigir, kilγasun bir). Среди бурятских
рукописей XIX — начала XX вв. встречаются написанные европейским
пером. Калам вырезали из тростника, реже — из дерева или кости. Для
этого собирали сухой тростник, полый внутри, отрезали сегмент дли-
ною в пядь и затачивали, причём для мелкого и крупного письма вы-
резались «перья» разных размеров. Поскольку длительное соприкос-
новение с тушью приводит к деформации калама, монголы использо-
вали различные способы обработки, «закаливания» материала: варили
тростник в масле или подвешивали новый калам на два-три месяца на
тоно (дымовое отверстие в центре купола юрты), чтобы он затвердел
под воздействием солнца и дыма [Tuyaγ-a, 2008: 83–84]. В последнюю
очередь на пере прорезали щель для чернил. Конец калама был пло-
ским, и форма его заточки позволяла делать два типа штрихов: жир-
ные, толстые линии проводились широкой частью пера, тонкие — его
«ребром». Ширина и тонкость штрихов, равно как и контраст между
ними, регулировались характером заточки. Эта особенность калама
определила и характерные черты каллиграфических почерков мон-
гольских рукописей, выделяющихся чёткостью линий и объёмностью,
обеспеченной искусным чередованием жирных и тонких линий. Текст,
написанный каламом, можно узнать по острым углам и контрастным
штрихам, однако эти особенности заметны не всегда. Так, в менее из-
ящно написанных рукописях, а также в случаях, когда почерк мелкий,
чередования жирных и тонких штрихов может не быть вовсе. Хоро-
шая иллюстрация тому — примеры исправлений, часто встречающи-
еся в рукописях: исправления, внесенные между строк, вписывались
как можно более мелким почерком. Характер линий подсказывает, что
в этих случаях был задействован калам, специально заточенный для
мелкого письма.
Помимо калама, для письма монголы использовали кисти (китай-
ские или собственного производства). Стержень (монг. bigir-ün qosiγun,
bir gügürsün) делали из бамбука, кости или рога, а саму кисточку (монг.
bir-ün miq-a, bigir-ün üsün) — из шерсти с кончика хвоста или ушей
животных, таких как волк или заяц. Кроме того, использовали шерсть
хорька, козы, конский волос, а самые тонкие, мягкие кисти получа-

210
лись из шерсти тушканчика. Наиболее подходящими для монгольско-
го письма считаются кисти из шерсти нескольких разных животных,
сочетающие мягкость и жёсткость [Tuyaγ-a, 2008: 85–86]. При письме
кистью использовали специальную чернильницу, представлявшую
собой дощечку для растирания туши с углублением для воды, а также
чашку для увлажнения кисти (монг. bir-ün norγaqu saba) [Кара, 1972:
112]. Текст, написанный кистью, можно узнать по плавным линиям без
резких углов. Часто эти линии неоднородны, а в «лохматых» очертани-
ях их концов можно различить следы растрепавшихся ворсинок. Ис-
пользование кисти для письма наиболее характерно для монгольских
рукописей позднего периода (XVIII — начала XX вв.).
Большая часть монгольских рукописей написана чёрной тушью
(монг. beke), которую покупали в Китае, или изготавливали сами мон-
гольские писцы. Основными ингредиентами были сажа и животный
клей. В Монголии практиковали несколько способов получения сажи, в
их числе — копчение бересты: в днище большого металлического кот-
ла делали отверстие размером в ладонь, котёл ставили на очаг, снизу
подставляли ёмкость, внутрь закладывали бересту, сверху накрывали
таким же котлом и промазывали щели глиной, после чего с внешней
стороны котла жгли сухие дрова, береста тлела в закрытом котле, и чёр-
ная копоть оседала в подставленном снизу сосуде. Полученную таким
образом сажу использовали как основу для туши [Tuyaγ-a, 2008: 88–89].
Для переписывания священных текстов использовали и чернила
других цветов, чаще всего — красную тушь, изготовленную на основе
киновари (монг. ulaγan beke, singqu), которую покупали в Китае. Кино-
варь — дорогостоящий краситель, и наиболее часто встречаются руко-
писи, в которых красной тушью написан не весь текст, а лишь некото-
рые его фрагменты1.
В тушь для письма добавляли и другие драгоценные красители.
Так, в Монголии существовала традиция написания священных тек-
стов «золотыми» и «серебряными» чернилами, а также так называе-
мыми четырьмя, семью и девятью «драгоценностями», то есть черни-
лами с добавлением порошков из золота, серебра, коралла, жемчуга,
бирюзы, лазурита, перламутра, меди и железа (или чернилами, ими-
тирующими их цвета) на черной глянцевой или темно-синей бумаге.
Вероятнее всего, такой стиль оформления парадных рукописей был
заимствован монголами из Тибета, но существовал и в индийской ру-
кописной традиции2, а также был распространён у уйгуров и тангутов
1
См. ниже.
2
Самые ранние из подобных индийских рукописей, дошедших до нас,
датируются XII в. Поскольку на таком материале, как пальмовые листья, пи-
сать золотыми и серебряными чернилами было крайне сложно, золотые и се-

211
[Helman-Wazny, 2014a: 47–48, 79–80]. Подобные рукописи хранятся во
многих мировых фондах и хранилищах, монастырских библиотеках и
частных коллекциях. В качестве примера можно привести изготовлен-
ный в Монголии в 1819 г. Ганджур на тибетском языке, в котором текст
написан на лакированных вычерненных листах (размером 22×56 см)
чернилами из золота, серебра, меди, бирюзы, кораллов, жемчуга, лазу-
рита, перламутра и стали (Музей Национальной библиотеки Монголии)
[MPL]. Реже встречаются книги, написанные на синей бумаге золоты-
ми и серебряными чернилами. Одной из уникальных рукописей такого
рода является фрагмент «Золотого» Ганджура на монгольском языке из
Библиотеки общественных наук Внутренней Монголии1, а также раз-
розненные «золотые» рукописные листы, хранящиеся в библиотеках
России и Европы2 (см. илл. 10).
Книги писали на коже, шелке, бересте и деревянных дощечках, од-
нако основным писчим материалом была бумага. Монголы в основном
использовали китайскую, тибетскую и русскую бумагу, разнообраз-
ную по качеству и стоимости. Преобладание той или иной бумажной
продукции в книгопроизводстве связано с историческим периодом,
регионом, форматом и содержанием книги, а также выбором орудия
письма. Монголоязычные словари маньчжурского периода содержат
обширные перечни сортов бумаги, часть которых использовалась в
книгопроизводстве. Так в XIII–XIV вв. писали на мягкой, серо-белой
бумаге китайского производства, изготовленной из льняного или хлоп-
чатого волокна и легко впитывавшей краску. Похожая бумага изготав-
ливалась из конопли. С конца XVI в. тетради и книги «гармоникой»3
было принято писать кистью на тонкой, почти прозрачной китайской
бумаге белого цвета с тонкой сеткой. Для письма каламом подходила
бумага с ровной, гладкой, плохо впитывающей чернила поверхностью.
Как правило, монгольские рукописи формата потхи4, написанные ка-
ламом, состоят из многослойных листов китайской бумаги. Китайская
бумага изготавливалась для письма кистью, и, чтобы подготовить её
для работы с каламом, два или несколько листов склеивали и разгла-
живали — так листы приобретали необходимую плотность и текстуру.
Русскую бумагу монголы начали использовать уже в конце XVII столе-
тия, однако наиболее распространена она была среди бурят и северных

ребряные индийские рукописи написаны на непальской бумаге [Losty, 1982:

11, 18, 34, colour plate VI].
1
Подробнее см. Alekseev, Turanskaya, 2013.
2
Подробнее см. Алексеев, Туранская, Ямпольская, 2014; Alekseev,
Turanskaya, Yampolskaya, 2015.
3
См. ниже.
4
См. ниже.

212
монголов в XIX — начале XX вв. Русская бумага, произведённая на за-
водских предприятиях, имеет водяные знаки или филиграни, что по-
могает датировать рукописи. Широкое распространение в монгольской
среде получила бумага «Фабрики наследников Сумкина»1. Кроме того,
в бурятских дацанах использовали бумагу других фабрик — Успенской,
Андреевской, фабрик Первушина, Сергеева и других [Кара, 1972: 121–
123]. Из-за нехватки писчего материала листы для рукописей делали из
упаковочной бумаги.

Илл. 1. «Трехчастный ритуал [подношения] тормы», л. 1, стороны recto и verso.

Монгольская рукопись на тибетском языке (вторая половина XIX — начало
XX вв.). Текст написан каламом на упаковочной бумаге «Фабрики Алексея
Сумкина в Лальске». Частная коллекция К. В. Алексеева.

Бумажные листы монголы сами обрезали до нужного формата,

склеивали слои и, возможно, иногда сами готовили бумажную массу
из старых листов, однако вопрос о собственно монгольском производ-
стве бумаги значительно более сложен. В то время как виды привозной
бумаги изучены в достаточной мере2, о монгольской бумаге упомина-
ют лишь некоторые современные работы. Так, например, монгольский
традиционный способ изготовления бумаги описан в монографии
У. Туйи. Корень степного ковыля (монг. talan türügüü)3 варили, проце-
живали и высушивали на солнце. После этого помещали в железную
ступку, измельчали, смешивали с желатином и маслом, добавляли

1
Описание штемпелей «Фабрики наследников Сумкина» см. в: Клепи-
ков, 1959: 109.
2
О китайской и тибетской бумаге см. соответствующие разделы дан-
ной книги. О бумаге русского производства см., например, Клепиков, 1959.
3
Лат. Achnatherum [Wallace, 2008: 83].

213
воду и тщательно перемешивали. В эту смесь добавляли измельчен-
ную орхидею (монг. banlaγ)1, а в некоторых местностях и дикорасту-
щую коноплю. Из дерева изготавливали раму, дно которой выстила-
ли холстиной, тонким слоем выливали в нее приготовленную смесь,
давали воде стечь и высушивали на солнце. Описан и другой способ
изготовления бумажного листа: бумажную массу помещали в лоток с
железным дном и, когда смесь отстаивалась, по четырем углам формы
проделывали отверстия для слива воды. После этого форму нагревали
на печи, и остатки воды испарялись. Досушивали бумажные листы на
земле. Как отмечает автор монографии, таким способом бумагу можно
было производить только в летнее время [Tuyaγ-a, 2008: 76–77]. В бас-
сейнах рек Орхон и Селенга монголы производили бумажную массу из
листьев ивы, а также изготавливали коричневатую бумагу на основе
растения стеллера [Wallace, 2008: 83]. Однако отличительные характе-
ристики бумаги монгольского производства, ее текстура, толщина и
цвет, проистекающие из способа изготовления и местного сырья, ни-
где не описаны, и едва ли представляется возможным отличить мон-
гольскую бумагу от изготовленной аналогичным способом китайской
или тибетской2. Для этого необходим химический и спектральный ана-
лиз ее волокон. Между тем, подобная работа еще не была проделана в
отношении рукописей на монгольском языке. Исключение составляет
проведенное А. Хельман-Важны исследование бумаги списка монголь-
ского Ганджура, хранящегося в Восточном отделе Научной библиотеки
СПбГУ. Исследование показало, что он написан на китайской бумаге,
склеенной в два слоя. Это бумага верже (22 вержера на 3 см, расстояние
между полосами понтюзо 3,5–4 см). Она состоит из длинных волокон
бумажной шелковицы и бамбука, что определяет высокое качество бу-
маги, обычно используемой для ксилографирования [Helman-Wazny,
2014a: 159–161].
Монголы также красили бумажные листы, предназначавшие-
ся для письма «драгоценными» чернилами или золотом и серебром3.
Один из самых доступных в кочевой среде способов окраски бумаги
описан в монографии У. Туйи. Для приготовления черной глянцевой
бумаги в большой котел помещали сажу из бересты и наростов на дере-
вьях и протухшие овечьи мозги, добавляли горячую воду, настаивали
и получали черную краску. В процессе ее изготовления очень важно
было соблюсти все пропорции, в противном случае золотые, серебря-
ные или «драгоценные» чернила не держались на бумаге. Листы опу-
1
Лат. Оrchis militaris.
2
Об аналогичном способе производства тибетской бумаги см., напри-
мер, Helman-Wazny, 2014a: 191–200.
3
См. выше.

214
скали в краску, или наносили ее тонким слоем с помощью кисти, после
чего оставляли их на солнце для высыхания и устранения неприятного
запаха. Затем для гладкости листы «полировали» круглым камнем, как
правило, сердоликом: глянцевая бумага абсорбировала меньше кра-
сителя, чем пористая необработанная поверхность, что обеспечивало
экономию дорогостоящих цветных чернил [Tuyaγa, 2008: 78–79].
Бумагу темно-синего цвета окрашивали индиго: окунали в кра-
ску, прокрашивали кистью или использовали комбинированный спо-
соб окраски. Значительную редкость представляют собой рукописи,
текст которых написан внутри вычерненного и отглянцованного пря-
моугольника на листах, изначально окрашенных в синий цвет. Таков
Золотой Ганджур, хранящийся в Хух-Хото, а также разрозненные листы
другого «золотого» списка Ганджура, привезенные в российские и ев-
ропейские хранилища из джунгарского монастыря Аблай-хит [Алексе-
ев, Туранская, Ямпольская, 2014; Alekseev, Turanskaya, 2013; Alekseev,
Turanskaya, Yampolskaya, 2015; Heissig, 1979; Knüppel, 2014].

4.1.1. Дукты и почерки монгольских рукописей

Монгольская графика, ее эволюция, а также дукты и почерки мон-
гольских рукописей до сих пор не становились объектом самостоятель-
ного исследования. Не существует и разработанной терминологии для
их описания. В опубликованной в 1929 г. «Сравнительной грамматике
монгольского письменного языка» Б. Я. Владимирцов первым отметил,
что в XIII–XIV вв. монголы использовали уйгурское письмо практиче-
ски без изменений. Затем начался длительный процесс медленного
изменения уйгурского почерка (при этом несколько менялось и начер-
тание отдельных знаков), закончившийся к концу XVI в. выработкой
собственно монгольского письма на основе уйгурского алфавита. Эле-
менты старых почерковых стилей еще встречались и в начале XVII в., а
в некоторых местах и в XVIII в. С XVII в. вырабатываются новые типы
почерков, уставных и скорописьменных [Владимирцов, 1989: 32]. Ис-
следовали монгольских рукописей оставили в своих трудах ряд заме-
чаний, позволяющих говорить о дуктах определенного периода или
региона (дукты XIII–XIV вв, конца XVI — начала XVII вв., халхаский,
южномонгольский, бурятский, ойратский и т. д.), однако картина гене-
зиса монгольского письма гораздо сложнее, чем она представляется по
отдельным заметкам и небольшим очеркам. Д. Кара предлагает выде-
лить четыре периода исторического развития монгольской графики,
сопоставимых с периодами развития монгольского письменного язы-
ка (среднемонгольским, переходным, классическим и новым). Каждо-
му из этих периодов соответствуют определенные группы дуктов, тер-

215
риториальных, профессиональных, варьирующихся в зависимости от
орудий письма, содержания и назначения рукописей, работа по уста-
новлению которых еще не была проведена [Кара, 1972: 56].
Для самых ранних образцов дукта, в частности — во фрагментах
светского и буддийского содержания XIII–XIV вв., обнаруженных в Ха-
ра-хото, характерны толстые линии вертикальной оси, короткие зубцы,
буква d с недоведённой до оси, «открытой» петлёй, а также вертикальные
финальные a, е и n (как правило, при отсутствии откидных форм этих
графем). В XVII в. развился и утвердился стиль письма, который можно
назвать «уставным», или «унциальным», по аналогии со схожими дукта-
ми латинских и славянских рукописей. Для монгольского «устава» XVII в.
характерны чёткие линии, буквы имеют форму, близкую к квадратной
или прямоугольной, обязателен контраст между жирными и тонкими
линиями калама. Таким безупречным, крупным «унциалом» написаны
парадные буддийские рукописи второй половины XVII столетия. Для
многотомных рукописных сборников и для рукописей большого объема
характерно разнообразие почерков, от крупного каллиграфического на
начальных листах сочинения до мелких и весьма посредственных.

4.1.2. Исправления и пометы

Для монгольской рукописной традиции характерна высокая ва-
риативность текста, а также значительное количество разного рода
помет, исправлений, глосс и интерполяций, вносившихся в текст руко-
писи на разных этапах его создания или даже чтения самим перепис-
чиком, редактором или лицами, причастными к бытованию книги. По-
меты и исправления встречаются даже в дорогих парадных рукописях.
В соответствии с основными типами графических описок существо-
вали следующие способы исправлений: исправление неправильно на-
писанного слова или фрагмента, вставка и выпуск. Технические описки
исправлялись как лишние знаки — выскабливались (если позволяла тол-
щина бумаги) или вычеркивались. В некоторых рукописях встречаются
большие фрагменты лишнего текста, обведенные тонкой линией и пере-
черкнутые косым крестом. Неверно написанные слова также заклеивали
чистым куском бумаги, по которому писали уже правильно. Если требо-
валось аккуратно вписать более длинный фрагмент текста, к строке под-
клеивали полоску бумаги нужной длины, которую загибали и разгибали
при чтении книги1. Однако чаще всего ошибку исправляли графически,
с помощью корректурных знаков. Пропущенный текст отмечался одним
1
Исправления, сделанные с помощью таких полосок, встречаются, напри-
мер, в медицинском трактате «Лхэнтап» (рукопись, тибетский и монгольский язы-
ки, вторая половина XIX в.), хранящемся в коллекции ИВР РАН под шифром I 108.

216
или несколькими крестами различной формы (+, ×). Знаком вставки мог-
ли служить и другие символы, например буддийская свастика, стилизо-
ванное изображение глаза и т. д. Небольшие вставки писали мелким по-
черком между строк, если места не хватало, вписанные строки «загибали»
на верхние или нижние поля листа. Большие вставки писали на полях.
Для большей точности вписанный фрагмент соединяли с местом встав-
ки рядом точек. Отметками выпуска, например слова или фрагмента, на-
писанного два раза подряд (распространённая ошибка при копировании
рукописей, когда писец считывал одну и ту же строку оригинала дважды),
служили такие же крестики, параллельный слову или фрагменту ряд то-
чек, один или несколько кружков [Кара, 1972: 113–114].

Илл. 2. Фрагмент листа 49v монгольского перевода жизнеописания Гампо-

пы Дакпо Лхаджэ (1079–1153). Бурятская рукопись, калам, бумага «Фабрики
наследников Сумкина № 8». Восточный отдел Научной библиотеки СПбГУ,
Mong. D 256. Место вставки отмечено в тексте рукописи двумя кружками и
косым крестом, текст вставки написан мелким почерком на полях листа.

Помимо исправлений, на полях рукописей встречаются разного

рода пометы. На правых (реже — левых) полях некоторых рукописей
можно обнаружить пагинацию, не совпадающую с основной пагина-
цией сочинения, как в виде чисел, написанных словами, так и в виде
комбинаций штрихов, кругов, точек или крестов. Не исключено, что эти
пометы свидетельствуют о практике «рабочей» нумерации листов, к ко-
торой прибегали в случаях, когда над одной рукописью одновременно
работали несколько переписчиков: в процессе работы каждый нумеро-
вал свою часть листов, общую же пагинацию наносили впоследствии
[Yampolskaya, in print]. В некоторых рукописях буддийского канона, на-
217
писанных в XVII в., переписчики оставляли на полях с правой стороны
свое имя, заключенное в небольшую рамку1. Довольно часто на полях
можно встретить различного рода священные формулы и слоги, напи-
санные монгольской и тибетской графикой или на алфавите ланча, а
также разнообразные пробы пера, не связанные с содержанием текста.

4.2. Ксилографы
Для изготовления ксилографа текст сначала писали каламом на
тонкой прозрачной бумаге. Затем лист бумаги с написанным на нём
текстом лицевой стороной накладывали на деревянную доску (монг.
modun bar), смазанную специальным клейким составом: состав при-
давал мягкость древесине, а текст или изображение отпечатывались
на ней [Флуг, 1959: 29]. Описан и другой способ, когда лист бумаги
промасливали и прикладывали к доске [Tuyaγ-a, 2008: 111]. На окра-
шенную поверхность помещали лист будущей книги и проводили по
нему щёткой так, что на бумаге оставался отпечаток текста [Кара, 1972:
114–116]. После этого резчик вырезал текст на доске с помощью набора
специальных инструментов таким образом, что на ней оставались вы-
пуклые знаки в зеркальном отражении. Непосредственно перед печа-
тью с помощью специальной щётки поверхность доски промазывали
краской для ксилографии (монг. keb-ün beke).

Илл. 3. Монгольский перевод «Собрания песнопений Миларэпы», л. 1v. Пе-

кинский ксилограф, вторая половина XVIII в. Листы 1 и 2 ксилографа напе-
чатаны красной краской. Лист 1v украшен двумя миниатюрами с изобра-
жениями Миларэпы (слева) и Рэчуна (справа) с вертикальными подписями.
Восточный отдел Научной библиотеки СПбГУ, E 55.

При ксилографическом издании ошибки в тексте могли проис-

ходить из рукописного оригинала или являться результатом работы
резчика. Большое количество ошибок можно встретить в ксилографах,
созданных руками китайских резчиков, плохо знакомых с монголь-
1
См., например, Alekseev, Turanskaya, 2013: 761.

218
ским языком. Если ошибку в тексте обнаруживали после того, как он
был напечатан, её могли исправить, заклеив фрагментом бумаги с пра-
вильным вариантом. Если исправленный текст написан от руки, это
означает, что исправление внёс владелец ксилографа. Если же текст на
полоске бумаги напечатан, это говорит о том, что ещё в печатном дво-
ре для этого фрагмента была изготовлена новая, верная форма.
Доски для печати изготавливали из древесины твёрдых пород
(груша, яблоня, берёза), которую предварительно вываривали в кот-
ле или высушивали. Доскам необходимо было придать максималь-
ную прочность, чтобы предотвратить износ при многократной печати
[Tuyaγ-a, 2008: 109–110]. Tекст вырезали с обеих сторон заранее от-
шлифованной доски. Если с течением времени доски приходили в не-
годность (например, деформировалась часть вырезанного текста или
изображения), их полностью заменяли на новые или реставрировали
частично (в таких случаях резьбу углубляли или повреждённый уча-
сток удаляли и заменяли вставкой). При этом текст мог подвергаться
редактуре. Таким образом, даже ксилографы, напечатанные с одних и
тех же досок, могут фрагментарно различаться между собой. Вместо
деревянных досок иногда использовали медные матрицы. Образец та-
кого рода монгольской чеканки XX в. сегодня хранится в Националь-
ной библиотеке Монголии в Улан-Баторе [Кара, 1972: 116]. Для печати
книг использовали толстую, склеенную в несколько слоев бумагу ки-
тайского или российского производства.
Черную краску для ксилографии готовили на основе сажи, которая
вываривалась в алкоголе до получения густой, вязкой массы. Наиболее
почитаемые тексты полностью печатались красной краской. Так, на-
пример, был напечатан весь текст 108-томного монгольского Ганджу-
ра, изданного в 1720 г. в Пекине. В 1742 г. таким же образом был отпеча-
тан Данджур — комментарии к слову Будды в 225 томах. В ксилографах
XVII–XVIII вв. встречается многокрасочная печать, производившаяся с
разных досок, каждую из которых промазывали краской нужного цве-
та. Кроме чёрной краски, здесь использовали и цветную, чаще всего —
красную, реже — синюю. Так, цветом могли выделить орнаментальную
рамку, обрамляющую текст. Встречаются и рукописи, текст нескольких
первых и последних страниц которых украшен рамкой, отпечатанной
ксилографическим способом. Например, печатная рамка синего цвета
украшает первые и последние листы рукописи сутры «Аштасахасри-
ка-праджняпарамита» из коллекции Королевской библиотеки в Ко-
пенгагене [Bawden, Heissig, 1971: MONG. 481, MONG. 482]. В бурятских
печатнях использовали китайскую тушь, однако позднее её полностью
заменила типографская краска российских мануфактур.

219
 4.2.1. Дукты и почерки ксилографии
Несмотря на то, что ксилограф — это печатная книга, текст, воспро-
изводимый с помощью этой техники, является рукописным, что даёт
все основания говорить о почерках в ксилографии. Почерки монголь-
ских ксилографов (до сих пор малоизученные) справедливо сравнива-
ют с почерками рукописей. Действительно, рукописные дукты разных
периодов были запечатлены в печатных памятниках: так, например, в
почерках монгольских ксилографов, напечатанных в Пекине в XVIII в.,
угадываются черты торжественных «уставных» почерков рукописей
конца XVII — начала XVIII вв. (см. илл. 3). В XIX в. масштабы производ-
ства ксилографов на монгольском языке заметно снизились как в силу
политических причин, так и по причине отсутствия потребности в боль-
шом количестве книг на монгольском языке: языком Буддизма в Монго-
лии был тибетский, и на монгольском языке читали, в основном, миряне
(по этой же причине бурятские ксилографы XIX в. на монгольском язы-
ке — это большей частью издания популярных сочинений). Уменьшение
количества издаваемых на монгольском языке ксилографов повлекло за
собой и упадок мастерства резчиков, что отразилось и на почерках.

5. Форма и оформление книги

5.1. Формы книги
В зависимости от способа брошюровки различают четыре основ-
ных формы монгольской книги — потхи (монг. boti), гармоника (монг.
nuγulbur-u nom), тетрадь (монг. debter) и свиток (монг. quyilamal nom).
Основной формой буддийской книги в Монголии была потхи —
книга, состоящая из отдельных, как правило бумажных листов1 про-
долговатого формата, которые помещались между дощечками и/или
заворачивались в ткань [Кара, 1972: 119; Кара, 1988: 34-36; Сазыкин,
1988: 423]. Листы книги потхи не скреплены между собой, текст на них
расположен с обеих сторон: прочитав текст на лицевой стороне, лист
переворачивали и читали обратную, складывая перевёрнутые прочи-
танные листы в стопку. В отсутствие переплёта порядок листов книги
потхи определяет только пагинация. Прототипом книг этой формы,
пришедших в монгольскую книжную культуру через тибетцев и уйгу-
ров, служили индийские книги на пальмовых листьях, скрепленные
нитью через одно или несколько отверстий по средней линии листа.
Размер монгольских потхи варьируется в зависимости от целей
издания: от рукописей и ксилографов карманного формата, содержав-
1
Известно также о бытовании в Монголии рукописей формата потхи,
написанных на бересте. Подробнее см. Chiodo, 2000; 2009.

220
ших краткие буддийские тексты, которые носили с собой в качестве та-
лисманов, до богато украшенных габаритных изданий, выполнявших
в первую очередь ритуальную функцию. Самой малоформатной из из-
вестных на сегодняшний день считается рукопись «Гимна Зеленой Таре»
(монг. Noγuγan dara eke-yin maγtaγal) размером 5×5,4 см, написанная
Шагджа-ламой (1886–1938) в 1914 г., самой большой из сохранившихся
до наших дней книг потхи — «Шатасахасрика-праджняпрамита», напи-
санная по-тибетски во время правления императора Канси, размером
32×82 см и весом 23 кг (хранятся в Национальной библиотеке Монголии)
[ТНС].

Илл. 4. Тома монгольского Данджура (225-томного собрания комментариев

к Ганджуру). Формат потхи. Библиотека Академии общественных наук Вну-
тренней Монголии, Хух-Хото.

Другая характерная форма монгольских книг — «гармоника» —

имеет китайское происхождение и была заимствована монголами у
китайцев напрямую или через уйгуров. Она представляет собой бу-
мажную ленту из одного или нескольких склеенных между собой оди-
наковых по размеру бумажных листов, сфальцованных рядами парал-
лельных складок. В зависимости от направления строк различают два
вида «гармоник» — вертикальные, в которых строки идут параллельно
ширине бумажной полосы, и горизонтальные, в которых строки идут
параллельно длине бумажной полосы [Кара, 1972: 119–120].

221
 Илл. 5. Фрагмент монголоязычного каталога Данджура, первая часть, лл.
1r–3r. Ксилограф, изданный в 1721–1724 гг. в Пекине, «гармоника». Восточ-
ный отдел Научной Библиотеки СПбГУ, Mong E 262/1. Весь текст ксилографа
напечатан красной краской.

Широкое распространение в монгольской книжной культуре по-

лучили тетради, состоявшие из листов, сшитых нитью, конским воло-
сом или бумажной лентой [Кара, 1972: 120]. В зависимости от распо-
ложения строк выделяют тетради «горизонтальные», в которых текст
идет параллельно длине листа, и «вертикальные», в которых текст идет
параллельно шву. Последние более характерны для монгольской книж-
ной традиции.
Листы тетрадей китайского типа нередко двойные (текст написан
только с одной стороны листа). Среди рукописей XVIII–XIX вв., в част-
ности ойратских и бурятских, встречаются тетради европейского типа,
которые состоят из сложенных пополам бумажных листов, прошитых
вдоль линии фальцовки. В тетради могли брошюроваться листы фор-
мата потхи. В этом случае текст писали или печатали на тонких листах
бумаги лишь с одной стороны, после чего листы складывали так, что-
бы фальцовка совпадала с промежутком строк, и прошивали по краям
[Кара, 1972: 120–121].
222
Илл. 6. Разворот горизонтальной тетради китайского типа, лл. 1r–2v по мон-
гольской пагинации. «Стихи о всеобщем счастье и благоденствии» авторства
Мерген Диянчи Лувсан Дамбиджалцана (1717–1766). Пекинский ксилограф
собрания сочинений автора, изданного в 1780 г., т. 1, лл. 260r–273r. Маргин.:
ölǰei ügülekü.
В Монголии также бытовали книги-свитки, которые представля-
ли собой один или несколько склеенных последовательно в длинную
ленту листов. Концы свитка, как правило, наклеивались на деревян-
ные валики, которые равномерно выступали с нижней и верхней сто-
роны бумажной ленты. Книга-свиток сворачивалась от конца текста к
его началу. Самый длинный монгольский свиток, известный на сегод-
няшний день — летопись «Драгоценный свод» (монг. Erdeni-yin tobči),
составленная Саган Сэцэном (1604–?) в 1662 г. — имеет длину 71,1 м
(Национальная библиотека Монголии) [ТНС].

Илл. 7. Указ маньчжурского императора Цяньлуна (1736–1795) казахскому

хану Аблаю (1711–1781) об урегулировании вопросов о кочевке казахов в
районе р. Или, 1756 г. Маньчжурский и ойратский языки. Свиток, шелковая
ткань, окрашенная в желтый цвет; поля украшены узором из разноцветных
драконов. Восточный отдел Научной библиотеки СПбГУ, Мд. 250.

223
 5.2. Оформление книги
5.2.1. Обложка
Листы монгольской книги формата потхи, как правило, заключе-
ны между двумя деревянными досками, выполняющими роль обложки,
защищающей книгу от повреждений. Доски-обложки парадных изданий
искусно украшали флористическими или геометрическими узорами (на-
рисованными или вырезанными), золотили, декорировали драгоценны-
ми металлами, лакировали, обтягивали шелком или парчой (см. илл. 4).
Парадные рукописи (чаще всего — буддийских канонических
сочинений) могли иметь обложку, состоящую из деревянной планки и
присоединенной к ней с внутренней стороны рамки, декорированных
шелком. Внутри рамки чернилось поле или помещался лист, на кото-
ром была написана молитва Трем драгоценностям и/или первые стро-
ки названия текста. К верхней части рамки нередко крепили шелковую
«занавеску», предохраняющую текст и миниатюры от внешних воздей-
ствий (см. илл. 8)1.
Своего рода обложками книг формата потхи также служили
хлопчатобумажные или шелковые обертки2 (монг. barintaγ, nom-un
debel) или деревянные ящики (характерно для бурятской книжной тра-
диции), лакированные, покрашенные краской или искусно декориро-
ванные росписью.
Для «гармоник» и тетрадей изготавливали обложки из многослой-
ных листов бумаги, которые обклеивали шелком, холстом или цветной,
чаще всего желтой или синей, бумагой.
Как и книги формата потхи, тетради иногда хранились между
тонкими досками. Тетради, содержащие части одного и того же сочи-
нения или объединенные в сборник, нередко помещались в бумажные
футляры, обтянутые темно-синей тканью.
Роль обложки свитка выполняет подклеенный к началу текста
лист плотной бумаги (иногда — с наклеенной на него тканью или ко-
жей), к краю которого пришита длинная тесьма. Свернутый в рулон
текст заворачивался в такую обложку и перевязывался тесьмой. Зача-
стую свитки вовсе не имеют обложки.

5.2.2. Оформление титульного листа и название книги

Титулом монгольской рукописной и печатной книги формата по-
тхи служит первый лист. В книгах этого формата название (полное или
1
См. также подраздел 5.2.2. Оформление титульного листа и название
книги.
2
Подробнее см. Кара, 1972: 135.

224
краткое), как правило, помещается в центре стороны recto первого ли-
ста. Часто оно заключается в рамку. Обрамляющие заглавие рамки мо-
гут быть самых разных форм и размеров, от прямоугольника до укра-
шенной декоративным узором равнобедренной трапеции. Простран-
ство рамки может быть разделено на несколько сегментов, внутри или
в верхней части рамки (верхняя линия рамки в этом случае образует
остроконечную или полукруглую фигуру) может быть указана тибет-
ская цифра или буква, ее транскрипция на монгольском языке и/или
название раздела, которые обозначают место сочинения в сборнике.
На лист 1 recto пекинских ксилографических изданий иногда наклеи-
вались этикетки белого или желтого цвета, на которых было написано
название сочинения. На обложках рукописных тетрадей и «гармоник»
название текста писали в центре или справа, печатных — в простых
вертикальных или горизонтальных рамках на белых этикетках, накле-
енных на обложку. Встречаются и книги, на обложке которых название
сочинения отсутствует, и его можно обнаружить лишь в самом тексте
или в колофоне [Кара, 1072: 129, 137].
Существует два основных вида оформления стороны verso перво-
го листа монгольской книги. В первом случае прямоугольная рамка,
иногда украшенная богатым орнаментом, делится вертикальными ли-
ниями на три основных поля. Внутри центрального поля помещается
несколько строк текста, исполненных каллиграфическим почерком.
Как правило, это молитвенная формула Трем драгоценностям (Будде,
монашеской общине и буддийскому Учению) и, если остается место,
название сочинения или его часть. Иногда такой текст наносили густой
золотой или серебряной краской или же буквы вырезали из тонкого
картона или кожи и покрывали позолотой, но чаще начальные строки
писали киноварью. Поля по краям оставляли под миниатюры буддий-
ских божеств или учителей. Скорее всего, миниатюры дорисовывали в
последнюю очередь, так как место, отведенное для них, часто остает-
ся пустым либо заполняется значительно позже написания основного
текста1. Внутри крайних полей выделяли небольшие дополнительные
сегменты, вертикальные и горизонтальные, в которых записывали или
печатали имена божеств или молитвенные формулы на тибетском и
монгольском языках. Богато декорированная сторона verso первого ли-
ста выполняла роль своего рода внутренней обложки.

1
Примером могут служить некоторые тома рукописного Ганджура,
хранящегося в Национальной библиотеке Монголии в Улан-Баторе. Текст ру-
кописи был написан в XVII в., в то время как украшающие первые листы ми-
ниатюры добавлены значительно позднее. Подробнее см. Алексеев, 2016.

225
 Илл. 8. Титульный лист (внутренняя сторона обложки) первого тома парад-
ного рукописного издания cутры «Шатасахасрика-праджняпарамита», на-
писанного в 1676 г. Размеры 23×67 см. Лист украшен шелковой занавеской
и цветными миниатюрами Будды Шакьямуни и Праджняпарамиты с верти-
кальными подписями. В центральном вычерненном поле золотом написаны
молитва Трем Драгоценностям и название сочинения на санскрите в мон-
гольской графике. ИВР РАН, К 24.

Второй способ оформления более простой: сторона verso перво-

го листа содержит текст сочинения, начальные строки которого могут
быть написаны киноварью.

Илл. 9. Лист 1 verso тома pa раздела «Сутры» (монг. Eldeb) рукописного мон-
гольского Ганджура (XVII в.). Китайская бумага, калам. Восточный отдел На-
учной библиотеки СПбГУ, Ганджур.

5.2.3. Оформление начала и конца текста

Как правило, в монгольских книгах полное название сочинения
воспроизводится в начале текста. В канонических или псевдоканони-
ческих текстах название дается на трех языках: санскрите и тибетском

226
(с помощью галика, специального алфавита, предназначенного для
передачи иноязычных букв или звуков) и в переводе на монгольский.
В некоторых рукописях название текста на санскрите и тибетском впи-
сано между строк тибетскими буквами. Это же характерно для некото-
рых пекинских и бурятских ксилографов, в которых тибетский текст
расположен вертикально между строк монгольского. В буддийских со-
чинениях начало текста также писали киноварью или выделяли жел-
той или красной краской.
Начало текста монгольской книги, а зачастую и начало главы
или раздела, а также начало текста на каждом листе отмечали особым
знаком — биргой (монг. birγa от индо-тиб. virga). Вероятно, он был за-
имствован из тибетской письменности во второй половине XVI в., в
период усиления тибетского влияния на монгольскую литературную
традицию. В текстах юаньского периода он отсутствует, и его роль вы-
полняют своего рода абзацы (начала строк, различающиеся по высоте)
и пустые места в строке. Форма этого знака варьируется — от простой
загнутой линии до сложного орнамента1 [Кара, 1972: 49; Chuluunbaatar,
2008: 29–30].
Знаками препинания служат точки четырехугольной и капле-
видной формы (монг. čeg, čig от тиб. tsheg), которые обозначают логи-
ческие паузы в тексте, границы предложений, их частей или конец тек-
ста. В монгольской книге используются точка, вертикальное двоеточие
или четвероточие (в этом случае точки располагаются в форме ромба).
Конец текста может быть оформлен несколькими точками, двоеточи-
ями и четвероточиями. Конец книги может быть отмечен одной или
несколькими молитвенными формулами или мантрами, записанными
тибетской или монгольской графикой, которые не входят в сам текст
сочинения и являются разновидностью паратекста монгольских книг.
В некоторых рукописях и ксилографах, в особенности содержащих пе-
реводы тибетских апокрифических сочинений (тиб. gter ma) в конце
текста встречаются стилизованные изображения священных или эзо-
терических символов благополучия, лотосов, драконов, исполняющих
желания драгоценностей, стилизованного символа иньян и т. д.2
Важной составляющей оформления начала и конца текста являет-
ся почерк, отличающийся на первой и последней страницах. Нередко
на этих страницах текст пишется каллиграфическим, более крупным
почерком, слова разделены на отдельные части, концы букв удлине-
ны, чтобы максимально заполнить все пространство листа. Колофоны
в конце сочинения могут быть написаны более мелким почерком, не-
жели основной текст.
1
См. иллюстрации разновидностей бирги в: Кара, 1972: 51.
2
Подробнее о такого рода изображениях см. Beer, 2003: 1–25.

227
 Разделы в монгольской книге оформляются знаками начала и
конца текста. Они также могут быть выделены графически — начи-
наться с новой строки или выделяться цветом, чаще всего красным.

5.2.4. Вид книжного листа

Вид книжного листа напрямую связан с форматом книги. Текст
в рукописях и ксилографах формата потхи, как правило, размещен
внутри рамки, параллельной, но не соразмерной листу (правые и ле-
вые поля зачастую более широкие). Встречаются различные формы
рамки: одинарная, двойная (внешняя линия, как правило, шире, чем
внутренняя) или тройная рамка черного, реже красного цвета. Иногда
в рукописях красным цветом выделяли рамку лишь на первых листах
книги, а на всех последующих рамка чертилась черным. Реже в рукопи-
сях вместо рамки на листе отмечались лишь ее правый и левый края.
В поздних рукописях формата потхи рамка могла отсутствовать, но
традиционно оставлялись поля, которые лишь при необходимости ис-
пользовались для различного рода приписок и помет.
Внутри рамки, как правило, вертикальными линиями отчерчива-
лись так называемые «палисадники» — узкие прямоугольные поля, со-
державшие различного рода информацию. В большинстве рукописей
«палисадник» присутствовал только на левом краю рамки листа на сто-
роне recto. Это приводило к тому, что стороны листа отличались по ко-
личеству строк — оборотная сторона содержала на одну строку больше.
Рамка с двумя палисадниками (в первую очередь, в пекинских и бурят-
ских ксилографах) обычно повторяется на обеих сторонах листа (см.
илл. 5). Среди ойратских рукописей встречаются такие, в которых вме-
сто рамки текст ограничен лишь двумя палисадниками, расположен-
ными по краям листа. Такое оформление гораздо чаще встречается в
тибетских книгах, нежели в монгольских. Вероятно, эти «палисадники»
являются остатками линий, обозначающих пределы текста на свитках,
и позднее на книгах «гармоникой» [Кара, 1972: 124–125].
В «палисаднике» могла быть указана следующая информация:
краткое заглавие текста или маргин (на монгольском языке), метка
тома (как правило, тибетской или монгольской литерой, или и той,
и другой) и пагинация (см. илл. 10). Маргин не всегда совпадает с на-
званием, данным в тексте. В пекинских ксилографах можно встретить
маргин на китайском языке или на монгольском в китайской транс-
крипции, а также его сокращение до одного-двух слогов. Для марки-
ровки томов было принято использовать буквы тибетского алфавита,
записанные на тибетской или монгольской графике (или сочетание
того и другого). В книгах формата потхи номер листа помещается в

228
нижней части полосы «палисадника», при отсутствии «палисадника» —
с левой стороны листа за рамкой или в верхнем углу листа (см. илл. 9).
Число писалось по-монгольски прописью, тибетскими цифрами или
обоими способами. Реже пагинация отмечалась тибетской прописью
(см. илл. 1). В пекинских ксилографах — китайскими знаками («про-
стыми» и «прописными» цифрами). Если пагинация проставлялась на
обеих сторонах листа, то указывалась лицевая сторона (монг. degedü)
и оборотная (монг. doradu). Крайне редкой особенностью проставле-
ния пагинации является обозначение сотен в номере листа небольши-
ми крестиками в многотомных рукописях буддийского канона1. Так,
например, в «палисаднике» листа написанного золотом монгольского
Ганджура лист 240 обозначен «++ döcin»).

Илл. 10. Фрагмент листа первого тома раздела «Виная» (монг. Yüm) монголь-
ского Ганджура. Рукопись, калам, золотые чернила по черному глянцевому
фону. На центральной оси с обеих сторон нарисованы двойные круги, ими-
тирующие отверстия для веревок, которыми скреплялись индийские рукопи-
си на пальмовых листьях. ИВР РАН, K 37.

1
Подобный способ пагинации встречается в ранних переводных ти-
бетских текстах, например, в рукописных версиях Праджняпарамиты из Ду-
ньхуана и Табо. Подробнее см. Alekseev, Turanskaya, 2013: 760.

229
 Листы горизонтальных «гармоник» оформлены подобно листам
потхи (см. илл. 5). В вертикальном варианте этого формата верхний и
нижний края листов отмечены одинарными или двойными линиями,
которые проходят по всей длине бумажной полосы, образующей «гар-
монику», или, реже, прерываются у сгибов. Линии образуют длинный
параллелограмм, короткие стороны которого находятся на первой и
последней страницах. Если текст книги вначале писался на отдельных
листах, а потом склеивался, то листы нумеровали [Кара, 1972: 125] (см.
илл. 4).
В рукописных тетрадях рамка зачастую отсутствует, пагинация
указана на полях в верхнем левом углу листа (чаще всего тибетскими
цифрами). Для ксилографических изданий характерна одинарная или
двойная рамка с тонким «палисадником», расположенным у линии
шва, или переходящая через нее и соединяющая текст обеих страниц.

5.2.5. Художественное оформление

рукописей и ксилографов
Оформление монгольских рукописей и ксилографов включает в
себя различные элементы декора и иллюстрации (собственно иллю-
страции к тексту книги и миниатюры буддийских божеств и деятелей
буддийской церкви). Выбор способа оформления зависел от тематики
сочинения, положения и состоятельности заказчика, а также наличия
квалифицированных мастеров книжного дела. Способ издания текста,
рукописный или ксилографический, также определял набор средств
иллюминации.
Богатый декор характерен, в первую очередь, для буддийских
книг, в особенности — для наиболее почитаемых канонических тек-
стов, которым приписывались сверхъестественные свойства, а также
для сочинений популярного характера, призванных пропагандировать
религию Будды среди простого населения. Остальные виды книжной
продукции декорировались значительно скромнее.
Средством выражения особого отношения к книге мог служить вы-
бор необычного материала для ее изготовления. Так, например, в музее
редких книг в Национальной библиотеке Монголии хранится сочине-
ние «Калачакра-тантра» на тибетском языке объемом 111 листов. Эта
книга была изготовлена в конце XIX в. для настоятеля монастыря Ман-
джушрийн-хийд (расположенного вблизи современного Улан-Батора)
Цэрэндорджа (1872–1937) из 1460 лан (приблизительно 52,5 кг) серебра
и золота (Музей Национальной библиотеки Монголи) [MPL]. О другом
дорогостоящем средстве иллюминации рукописей — использовании зо-
лотых, серебряных или «драгоценных» чернил — уже говорилось выше.

230
Киноварью могли выделять отдельные строки в середине текста или не-
сколько равных по количеству строк, расположенных на равных проме-
жутках между собой [Сазыкин, 1988: 450]. Подобным же образом было
принято выделять в тексте имена будд и бодхисатв или буддийскую
терминологию. Иногда, если в тексте было много повторов такого рода,
текст организовывался таким образом, чтобы написанные красным сло-
ва выстраивались в тексте на соседних строчках в одну линию.
К элементам декора относятся рамки, украшенные растительным
или геометрическим узором (см. илл. 3), застежки «палисадников», раз-
личного рода виньетки и буддийские символы в конце текста1 [Кара,
1972: 130–132]. Парадные книги потхи могли иметь тонированный об-
рез, чаще всего желтый, оранжевый или красный, или искусно распи-
санный цветочными узорами и изображениями символов буддийского
учения. В жёлтый цвет нередко красили первые и последние страницы
пекинских ксилографов.
Первые листы рукописей украшались многоцветными мини-
атюрами (как правило, лист 1 verso, реже — обе стороны листа 2, еще
реже — лист 3 recto), выполненными минеральными красками, акваре-
лью или гуашью. Как правило, на листе располагались две миниатюры,
слева и справа от текста (см. илл. 3, 8). В редких случаях на листе 1 verso
можно встретить три миниатюры, в промежутках между которыми
расположен текст. Декорирование первого листа одной миниатюрой
не характерно для монгольской книги. В качестве примера такого рода
оформления можно привести тома za раздела «Тантра» (монг. Dandir-a)
рукописного Ганджура, хранящегося в Национальной библиотеке Мон-
голии под шифром 13425/97. Миниатюра, изображающая Ваджрадхару,
помещена в левой части листа 1 verso.
Миниатюры, украшающие буддийские книги на монгольском язы-
ке — это изображения будд, бодхисатв или «гневных» форм тантрий-
ских божеств, выполненные по строгим правилам иконографического
и иконометрического канонов. Значительно реже встречаются иконо-
графические изображения исторических личностей. Так, например, на
первом листе тома ка сутры «Панчавимшатисахасрика-праджняпара-
мита» Уланбаторского рукописного Ганджура изображен Далай-лама,
в пятом томе рукописи сутры «Шатасахасрика Праджняпарамита»,
хранящейся в фонде ИВР РАН под шифром Q 401 — Далай-лама и Пан-
чэн-лама, а в четвертом томе этой же рукописи — Цзонкхапа [Сазыкин,
1988: 231–232].
В книгах потхи на последнем отдельном листе без текста могут
помещаться от двух до шести миниатюр, чаще всего изображающих
1
См. выше.

231
четырех хранителей сторон света — локапал и божеств-защитников
буддийского учения — дхармапал (это особенно характерно для пекин-
ских ксилографических изданий). Реже встречаются изображения и
других божеств. Так, например, последний лист тома Ма в разделе «Су-
тры» (монг. Eldeb) пекинского ксилографического издания Ганджура
декорирован миниатюрами Ади-будды Самантабхадры в окружении
свиты: Слона — воплощения богини Сарасвати, индийских божеств
Прабхавати, Суджаты и Мангалашравасты, считающихся подателями
богатства и мирских благ. Реже вместо божеств изображали восемь
подношений1 или сложные узоры-монограммы. В книгах-гармониках
миниатюры могут помещаться на первой и последней страницах2, а в
тетрадях встречаются крайне редко3.
Иногда процесс создания миниатюр занимал длительное время.
Поле оставалось незаполненным, или в нем был намечен только кон-
тур изображения, которое раскрашивали впоследствии. Подобным же
образом одноцветные гравюры, украшающие первые и последние ли-
сты ксилографов, могли быть раскрашены впоследствии мастером или
владельцем книги.
Говоря об иллюстративной части монгольской книги, следует от-
метить ее подвижность и изменчивость. Так, например, сравнитель-
ный анализ миниатюр в монгольском Ганджуре, а также различных
изданиях сутры «Шатасахасрика-праджняпарамита» показал их пол-
ное несовпадение по томам [Туранская, 2015], что позволяет предпо-
ложить наличие достаточной свободы в подборе иконографического
материала при оформлении книг.
Встречаются иллюстрированные книги с постраничными рисун-
ками и гравюрами, выполняющими функцию своего рода коммента-
риев к тексту4. Так, например, в Восточном отделе Научной библиотеки
СПбГУ хранится рукопись жизнеописания Будды Шакьямуни под на-
званием «Двенадцать деяний» (монг. Arban qoyar jokiyangγui)5. В этой
рукописи постраничные одноцветные иллюстрации, на которых изо-
бражены житийные сцены, сопровождают текст, расположенный в
нижней части страницы.

1
См., например, последний лист пекинского ксилографа, хранящегося
в фонде ИВР РАН под шифром А 26.
2
Подробнее см. Кара, 1972: 133–134.
3
В фонде ИВР РАН хранится рукописная тетрадь, посвященная стихам
монгольского поэта XIX в. Сандага (F103), страницы которой украшены ка-
рандашными рисунками животных.
4
Иллюстрированные книги (монг. ǰ iruγ-tu nom) более характерны для мон-
гольской книжной традиции XIX–XX вв. Подробнее см. Kollmar-Paulenz, 2013.
5
Издание рукописи см. Poppe, 1967.

232
 Илл. 11. Лист 9 recto иллюстрированной рукописи «Двенадцати деяний Буд-
ды», XVII в. Восточный отдел Научной библиотеки СПбГУ, Е 13.

Иллюстрированные книги в Монголии преимущественно со-

держат популярные дидактические истории: легенду о Молон-тойне
[Bawden, Heissig, 1971: XXVIII, 88–89; Баянова, 2014; МУТ: 490; Сазы-
кин, 1988: 436; Сазыкин, 1994: 64–65], жизнеописание тибетского йо-
гина и поэта Миларэпы, рассказы о пользе чтения сутры «Ваджраччхе-
дика» [Kollmar-Paulenz, 2013], описания буддийских адов [Sárközi,
1976a] и т. д. Встречаются также монгольские книги, состоящие только
из рисунков и являющиеся своего рода графическим изложением по-
пулярных легенд [Кара, 1972: 179, примеч. 193; Sárközi, 1976: 273–308].
Кроме того, иллюстрации, имеющие не декоративное, а приклад-
ное назначение, встречаются в фармакологических и медицинских
справочниках1, астрономических энциклопедиях, астрологических со-
чинениях, трактатах по географии и музыке.

6. Бытование книги
Бытование и функционирование книги в традиционной монголь-
ской среде до сих пор исследовано недостаточно. Текстовые функции
книги, такие как чтение, рецитации и т. д., были напрямую связаны с
уровнем образования читательской аудитории. Образование в Монго-
лии находилось в руках буддийской церкви и отдельных учителей, так-
же являвшихся, как правило, духовными лицами.
Буддийское монашеское образование получило широкое распро-
странение с конца XVI в., и к XIX в. монастыри являлись крупнейшими
центрами образования. Базовый курс обучения делал упор на чтение и
запоминание тибетских текстов, связанных с отправлением ритуала.

1
Иллюстрации наиболее характерны для переводов китайских рома-
нов и повестей, бытовавших преимущественно в рукописном виде. Подроб-
нее см. Кара, 1972, с. 134–135; Рифтин, 1981: 250.

233
Только после окончания этой программы монахи могли приступить
к изучению монгольской грамоты. [Позднеев, 1993: 133–135; Atwood,
2004: 159–160]. Доступная статистика традиционного образования
относится к концу XIX — началу XX вв., крайне скудна и сложна для
анализа. По свидетельству А. М. Позднеева, по окончании монастыр-
ского курса едва ли десятая часть лам умела читать и писать по-мон-
гольски [Позднеев, 1993: 135]. Около 45 процентов мужского населения
в Халхе и 17–20 процентов в соседней Внутренней Монголии в той или
иной степени проходили через монастырское образование, тем не ме-
нее, лишь немногих из них можно было считать по-настоящему гра-
мотными [Atwood, 2004: 150–160]. Такое положение дел сказывалось
как на выборе репертуара для чтения, так и на необходимости в ла-
ме-посреднике между книгой и неграмотной частью населения. Оно
также способствовало тому, что зачастую на первый план выступали
внетекстовые функции книги. В монастырской культуре книга имела
существенные отличия от того, чем она была в повседневной мирской
среде, где степень ритуализации ее функции была значительно более
высокой, нежели в монастырях. Этим объяснялся и состав литературы,
находившейся в общинных и частных собраниях, где доминировала
каноническая буддийская литература на тибетском и монгольском
языках. Наличие этих книг в доме являлось важной составляющей ри-
туальной практики. Активная функция книги как сакрального объекта
заключалась в ее ритуальном чтении или его имитации. Для чтения
чаще всего приглашались представители духовенства. Если сделать это
по каким-то причинам было сложно, книгу пролистывали, начиты-
вая мантры или молитвы. Книга обладала также пассивной функцией
сакрального объекта — считалось, что само физическое присутствие
книги в доме оказывает некий благотворительный или защитный эф-
фект [Базаров, Цыремпилов, 2009: 45–47].
Ряд буддийских (в основном, канонических) текстов был особо по-
читаем монголами. Существовало два вида ритуалов, связанных с та-
кими книгами: поклонение текстам, принятым в качестве гения-хра-
нителя (монг. idam от тиб. yi dam) и их использование в ходе прагма-
тических ритуалов: защитных, медицинских и прочих. К такого рода
сочинениям относились сутры «Аштасахасрика-праджняпарамита»
(монг. Nayiman mingγatu), «Ваджраччхедика-праджняпарамита» (монг.
Včir-iyar oγtaluγči), «Суварнапрабхаса» (монг. Altan gereltü) и другие ка-
нонические сочинения. Зачастую особое отношение к этим сочинени-
ям поощрялось государственными структурами. Так, колофон одного
из изданий «Ваджраччхедики» упоминает ритуальное освящение кси-
лографического издания сутры, выполненное в 1584 г. по указу Ал-

234
тан-хана (1507–1581). В указе цинского императора Канси (1661–1772)
монгольским подданным предписывалось иметь у себя дома сутры
«Ваджраччхедика», «Аштасахасрика», «Панчаракша», а также сборники
священных текстов «Сундуй» (тиб. gzungs bsdus).
Сутра «Ваджраччхедика-праджняпарамита» в монгольской тра-
диции обрела статус защитного божества. Считается, что это сочине-
ние содержит в себе квинтэссенцию учения праджняпарамиты, носит
имя «царя сутр» и символизирует пустотность всего сущего. Другое по-
пулярное каноническое сочинение «Гухьясамаджа-тантра» считается
«царем тантр», символизирует блаженство и содержит квинтэссенцию
Ваджраяны. Традиционно обе книги помещались в одну матерчатую
обертку и хранились на домашнем алтаре в качестве объекта поклоне-
ния. Это символизировало единение пустоты и тантрийского блажен-
ства, буддийских метода и мудрости. Оба текста также использовались
в качестве талисманов и для этой цели переписывались в небольших
«карманных» форматах. Традиционно монгольские ламы носили с
собой «Гухьясамаджа-тантру», а миряне — сутру «Ваджраччхедика».
Считалось также, что «Гухьясамаджа» способствует длительному хра-
нению тела усопшего. В наши дни в Монголии засвидетельствован та-
кой ритуал: если человек умирает в жару и необходимо сохранить его
тело до тех пор, пока на похороны не соберутся все родственники, один
конец веревки обвязывают вокруг рукописи «Гухьясамаджа-тантры», а
другой вкладывают в рот усопшего [Wallace, 2010: 207–212].
Фетишизация сутры «Ваджраччхедика» привела к появлению
сборника текстов, в которых объяснялась польза копирования и чтения
этой сутры в различных жизненных ситуациях, от спасения из буддий-
ского ада до исцеления от болезней и обретения различных мирских
благ [Сазыкин, 2004: 16–19].
Помимо этого, священные тексты использовались в прагмати-
ческих ритуалах. Так, например, «Арьяаюрджняна-сутре» поклоня-
лись в определенные дни, вычисленные с помощью астрологического
календаря, в надежде на то, что книга дарует долголетие и здоровье
[Wallace, 2010: 216–217].

235
 БИБЛИОГРАФИЯ ПО РАЗДЕЛАМ

Список сокращений
БСС — Блог Сэма ван Скайка.
КИИ  Классическое искусство Индии с 3000 г. до н.е. до XIX в. н.
э.
ЛЭС — Лингвистический энциклопедический словарь.
МУТ — Монголын уран зохиолын тойм.
РКНВ — Рукописная книга в культуре народов Востока.
СБМ — Сайт Британского музея.
СТФ — Сайт тибетской общественной организации “Trace
Foundation”.
ТНС — Үндэсний төв номын сангийн хамгийн хамгийн.
BBY — Bičig bičikü-yin yosun orosiba.
BSTE — Bičiküi-yin sanal tusa erdem orosibai.
DP  Delhi Planet. Nadi Astrology – Open the Leaf to your Future.
MPL — Mongolian Public Library.
MPS  Mahaparinirvanasutra.
PTSPED  The Pali Text Society’s Pali-English dictionary.

Предисловие
Рукописная книга в культуре народов Востока: Очерки. Кн. 1, 2.
М., 1987–1988.
Dain A. Les manuscrits. Paris, 1975.

Индийская рукописная книга

Бируни Абу Рейхан. Индия / Пер. А.Б. Халилова и Ю.Н. Завадовско�
-
го. М., 1995.
Воробьева-Десятовская М.И. Рукописная книга в культуре Индии
// Рукописная книга в культуре народов Востока: Очерки. Кн. 2. Москва,
1988. С. 7-80.
Катенина Т.Е., Рудой В.И. Лингвистические знания в древней
Индии // История лингвистических учений. Древний мир. Л., 1980. С.
67-92.

236
 Классическое искусство Индии с 3000 г. до н. э. до XIX в. н. э. / Ред.
С.П. Гупта. Л., 1987.
Миронов Н. Д. Каталог индийских рукописей Российской Публичной
библиотеки. Собрание И. П. Минаева и некоторые другие. Вып. 1. Пг., 1918.
Эрман В.Г. Очерк истории ведийской литературы. М., 1980.
Barnett Lionel D. Antiquities of India: An Account of the History and
Culture of Ancient Hindustan. Delhi, 1999.
Basham A.L. The Wander that was India. London, 1961.
Bendall C. Catalogue of the Buddist Sanskrit Manuscripts. Cambridge,
1883.
Bühler G. Indische Paleografie. Strassburg, 1898.
Cort Tohn E. The Jain Knowledge Warehouses: Traditional Libraries in
India // JAOS, Vol. 115, 1995. P. 77-87.
Craven Roy C. A Concise History of Indian Art. Oxford, 1975.
Delhi Planet. Nadi Astrology – Open the Leaf to your Future
[Электронный ресурс]. URL: http://www.delhiplanet.com/index.
php/2007/10/12/nadi-astrology-opening-the-leaves-to-your-future/ (дата
обращения: 04.11.2015).
Gait E.A. A History of Assam. Calcutta, 1906.
Ghosh Amalananda. Taxila (Sirkap). London, 1944-1945.
Higham Ch. Encyclopedia of Ancient Asian Civilizations. New York, 2004.
Jain Anil Kumar, Sudhir Kumar, Subhajit Choudhury, Keerti Bala Jain, Bal
Krishna Sharma. Rare handwritten manuscript collection in Indic Languages
at Scindia Oriental Research Institute (SORI), India. WLIC 2013, Singapore
(материалы конференции, опубликованные на сайте библиотеки IFLA
[Электронный ресурс]. URL: http://library.ifla.org/17/1/095-jain-en.pdf
(дата обращения: 04.11.2015).
Losty J.P. The Art of the Book in India. The British Library. London, 1982.
Mahaparinirvanasutra. The Shøyen Collection [Электронный
ресурс]. URL: http://www.schoyencollection.com/22-buddhism-collec-
tion/22-1-agama- sutras/mahaparinivanasutra-ms-2179-44 (дата обраще�-
ния: 04.11.2015).
Sukthankar V. Critical Studies in Mahabharata. Bombay, 1944.
Taher M. Librarianship and Library Science in Ancient India: An Out-
line of Historical Perspective. New Delhi, 1994.
The Pali Text Society’s Pali-English dictionary. Ed. T. W. Rhys Davids
and W. Stede. London, 1921-1925.
Vācaspatya Vacaspati T. A Comprehensive Dictionary of Sanskrit.
V. XIX. Calcutta, 1882.
Vijayan K. Rāmāyaṇa in Palm Leaf Pictures. Citrarāmāyaṇa.
Trivandrum, 1997.

237
 Персидская рукописная книга
Абу-л-Касими, Мирза Мухаммад-Садик. Кур’ан-и хифдах ман (Ко� -
ран весом в семнадцать манов) // Наме-йе бахарестан. № 2011( 17). С.
238–233 (на перс. яз.).
Абу-л-Касими, Мирза Мухаммад-Садик. Адаб-е мохрневиси дар до-
уре-йе эслами (аз илханан та пайан-е Каджарийе) (Традиция исполь-
зования печатей в исламский период: от Илханов до конца правления
Каджаров). Тегеран, 1393/2015 (на перс. яз.).
Акимушкин О. Ф. К биографии поэта Имад ад-дин Факиха из
Кермана // История и культура в средние века и новое время. М., 1980.
С. 19–26.
Акимушкин О. Ф. Персидская рукописная книга // Рукописная
книга в культуре народов Востока: Очерки. Кн. 1. М., 1987. С. 330–406.
Акимушкин О. Ф. Средневековый Иран: Культура, история,
филология. СПб., 2004.
Афшар И. Кагаз дар зендеги ва фарханг-е Ирани (Бумага в жизни
и культуре иранцев). Тегеран, 1390/2011 (на перс. яз.).
Афшар И. Макам-е анджаме дар носхе (Место и функции коло-
фона в рукописи) // Наме-йе бахарестан. № 1 (5) (2002). С. 100–139 (на
перс. яз.).
Васильева О. В. Нить жемчуга: Иранское книжное искусство XIV–
XVII веков в собрании Российской национальной библиотеки. СПб., 2008.
Джа‘фарийан Р. Мохр-е кетабхане-йе Шахрух-е Тимури (Печать
библиотеки Шахруха Тимурида) // Наме-йе бахарестан. № 17 (2011).
С. 228–225 (на перс. яз.).
Кази-Ахмед. Трактат о каллиграфах и художниках, 1596–97 (1005) /
Введ., пер. и коммент. проф. Б. Н. Заходера. М.; Л., 1947.
Кази-Ахмад, Куми. Гулистан-и хунар (Розарий искусства) / Изд.
текста А. Сохейли Хансари. Тегеран, 1973 (на перс. яз.).
Классическое искусство исламского мира IX–XIX веков: Девяносто
девять имен Всевышнего. М., 2013.
Костыгова Г. И. Трактат по каллиграфии Султан-Али Мешхеди
// Труды государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-
Щедрина. Том II (V). Восточный сборник. Л., 1957.
Курбанов Г. Н. Бухарские печати XVII — начала XX веков. Ташкент,
1987.
Маулави, Маулана Джалал ад-дин Мухаммад. Куллийат-и диван-и
Шамс (Полное собрание стихов Шамса) / Изд. текста Бадиʼ аз-Заман
Фурузанфарр. Тегеран, 1374/1996 (на перс. яз.).
Нишапури Ф. Ф. Барраси ва мукайесе-йе дастур ал-‘амалха-йе
мундаридж дар рисалеха-йе хошневиси-йе фарси (Сравнительное

238
исследование руководств, содержащихся в трактатах по персидской
каллиграфии) // Наме-йе бахарестан. № 2004( 8–7). С. 86–81 (на перс. яз.).
Полосин В. В. «Фихрист» Ибн ан-Надима как историко-культурный
памятник X века / Отв. ред. А. Б. Халидов. М., 1989.
Полосин В. В. Гигантский «Коран Байсунгура» в свете новых
данных и предположений // Письменные памятники Востока. № ,)9( 2
2008. С. 51–34.
Саййид Йусуф Хусайн. Рисала-йи джилдсази (Трактат об
изготовлении переплетов) / Предисл. И. Афшара; изд. текста ‘А. Сафари
Ак-Кал‘е. Тегеран, 2011/1390 (на перс. яз.).
Сафари Ак-Кал‘е ‘А. Носхешенахт: Пажухешнаме-йе носхешенаси-
йе носах-е хатти-йе фарси (Манускриптология. Исследование по
кодикологии персидских рукописей). Тегеран, 2011/1390 (на перс. яз.).
Саххафи-йе соннати: Маджму‘е-йе панздах гофтар ва кетабшенаси
дар баре-йе варраки, вассали, моджалладгари аз йадгарха-йе
хонар-е ирани ва эслами (Традиционное переплетное дело: сборник
пятнадцати статей и библиографии, посвященных искусству книжного
переплета в иранской и исламской культуре) / Сост. Ирадж Афшар.
Тегеран, 1357/1979 (на перс. яз.).
Суфйани, Абу-л-‘Аббас б. Мухаммад. С̣ина‘ат тасфир ал-кутуб ва
халл аз-захаб (Фанн-и джилдсази ва талакари) (Ремесло переплетения
книг и разведения золота) / Изд. текста, пер. с арабск., коммент.
С. ‘А. Анвар // Наме-йе бахарестан. № 7–8 (2004). С. 5–24 (на перс. яз.).
Федченко А. П. Путешествие в Туркестан / Ред. Б. В. Юсов. М., 1950.
Abū Manṣūr Muwaffaq bin ‘Alī al-Hirawī. Kitāb al-Abniya ‘an Ḥaqāy-
iq al-Adwiya (Rawḍat al-‘Uns wa Manfa’at al-Nafs), transcribed by ‘Alī bin
Aḥmad Asadī Ṭūsī, copied 447 Hijri / Pers. introd. Iraj Afshar, Ali Ashraf Sa-
deghi; Eng. introd. Bert G. Fragner, Nosratollah Rastegar, Karl Holubar, Eva
Irblich, Mahmoud Omidsalar. Tehran, 1388/2009.
Aga-Oglu M. Persian bookbindings of the fifteenth century. Ann Arbor,
1935.
Baker D. A note on the expression “…a manuscript on Oriental paper”
// Manuscripts of the Middle East. No. 4 (1989). P. 67–68.
Barkeshli M. Historical and scientific analysis on sizing materials used
in Iranian manuscripts and miniature painting // The Book and Paper Group
Annual. 2003, vol. 22. P. 9–16. (Online version: http://cool.conservation-us.
org/coolaic/sg/bpg/annual/v22/bp22-03.pdf).
Beit-Arié M. Hebrew codicology: Tentative typology of technical prac-
tices employed in Hebrew dated medieval manuscripts. Jerusalem, 1981.
Beit-Arié M. The Oriental Arabic paper // Gazette du livre medieval. №
28, 1996. P. 9–12.

239
 Blair Sh. Islamic Calligraphy. Edinburgh, 2006.
Bloom J. Paper before print: The History and impact of paper in the
Islamic World. Yale University Press, 2001.
Bosch G., Carswell J., Petherbridge G. Islamic binding and bookmaking:
A Catalogue of an exhibition, the Oriental Institute, the University of Chi-
cago. May 18 — August 18, 1981. Chicago, 1981.
Déroche F. The Abbasid Tradition: Qur’ans of the 8th to the 10th centu-
ries A.D. Oxford University Press, 1992.
Déroche F. Manuel de codicologie des manuscrits en écriture arabe.
Paris, 2000.
Déroche F. (a. o.). Islamic codicology: An introduction to the study of
manuscripts in Arabic script. London, 2006.
Dost-Muhammad. Preface to the Bahram Mirza Album // A Century
of Princes: Sources on Timurid History and Art, selected and translated by
W. M. Thackston. Cambridge; Massachusetts, 1989. P. 335–350.
Gacek A. The use of ‘kabīkaj’ in Arabic manuscripts // Manuscripts of
the Middle East. I, 1986. P. 49–53.
Gacek A. Arabic bookmaking and terminology as portrayed by Bakr
al-Ishbīlī in his Kitāb al-taysīr fī sinā‛at al-tasfīr // Manuscripts of the Mid-
dle East. №5, 1990–1991. P. 106–113.
Gacek A. Arabic manuscripts: A Vademecum for readers. Leiden; Bos� -
ton, 2009.
Gallop A. T., Porter V. Lasting impressions: Seals from the Islamic
world. Kuala Lumpur, 2012.
Gratzl E. Book covers // A Survey of Persian art from prehistoric times
to the present. Vol. III / Ed. Arthur Upham Pope and Phyllis Ackerman. Lon-
don; New York, 1939. P. 1975–1994.
Hendley Th. H. Persian and Indian Bookbinding // Journal of Indian art.
V, July 1893. P. 51–54.
James D. After Timur: Qur’ans of the 15th and 16th centuries. London,
1992.
Karabacek J. Das Arabische Papier: Eine historisch-antiquarische Un-
tersuchung // Mitteilungen aus der Sammlung der Papyrus Erzherzog Rai-
ner. Bd. 2-3. Wien, 1887. S. 87–178.
Karimi-Nia M. Iranian Kufic Qur’ān manuscripts: a brief survey // Journal
of Qurʾanic Studies (Majallat al-Dirāsāt al-Qurʾānīya). Vol. 8, issue 2, 2006.
P. 157–168.
Kayvani M. Artisans and guild life in the later Safavid period. Ph.D. Thesis
submitted to the School of Oriental Studies, Durham University. April, 1980
[Электронный ресурс]. URL: http://etheses.dur.ac.uk/7492/1/7492_4557.
PDF (дата обращения: 04.11.2015).

240
 Lazard G. La Langue des plus anciens monuments de la prose persane.
Paris, 1963.
Levey M. Mediaeval Arabic bookmaking and its relation to early chem-
istry and pharmacology. Philadelphia, 1962.
Loveday H. Islamic paper: A Study of the ancient craft. London, 2001.
al-Nadim. The Fihrist of al-Nadim. A Tenth-Century Survey of Muslim
Culture. Vol. 1–2 / Ed. and transl. by Bayard Dodge. New York; London, 1970.
Porter Y. Peinture et arts du livre: Essai sur la littérature technique
indo-persane. Paris; Téhéran, 1992.
Qāḍī Aḥmad. Calligraphers and painters. A treatise by Qāḍī Aḥmad, son
of Mīr-Munshī (circa A. H. 1015/A. D. 1606) / Transl. from Persian by V. Mi-
norsky. Washington, 1959.
Richard F. Catalogue des manuscripts persans: Bibliothéque National
de France, Département des manuscrits. T. I. Anceins fonds. Paris, 1989.
Richard F. Splendeurs persanes: manuscrits du XIIe au XVIIe siècle.
Paris, 1997.
Richard F. Autour de la naissance du nasta‛liq en Perse: Les écritures
de chancellerie et le foisinnement des styles durant les années 1350–1400
// Manuscripta Orientalia. 2003. Vol. 9, No. 3. P. 8–15.
Richard F. Catalogue des manuscrits persans: Bibliothéque National
de France, Département des manuscrits. T. II. Le supplément persan, pt. 1 (1
à 524), 2 (525 à 1000). Roma, 2013.
Rosenberg F. Le Livre de Zoroastre (Zarâtusht Nâma) de Zartusht-i Bahrâm
ben Pajdû / Publ. et trad. par Frédéric Rosenberg. St. Pétersbourg, 1904.
Sakisian A. La reliure dans la Perse Occidentale sous les Mongols, au
XIVe et au début de XVe siècle // Ars Islamica, II, 1934. P. 80–91.
Sakisian A. La reliure Persane au XVe siècle, sous les Turcomans // Ar-
tibus Asiae, VII, 1937. P. 210–233.
Soucek P. The New York Public Library “Makhzan al-asrār” and its im-
portance // Ars Orientalis. Vol. 18 (1988). P. 1–37.
Stern S. M. A Manuscript from the library of the Ghaznawid Amir ʽAbd
al-Rashid // Paintings from Islamic lands / Ed. R. Pinder-Wilson. Oxford,
1969. P. 7–31.
al-Sufyani, Abu al-‘Abbas Ahmad b. Muhammad. Art de la reliure et de
la dorure: Sina‘at Tasfir al-Kutub wa-Hall al-Dhahab / Texte arabe accom�-
pagné d’un index de termes techniques, par P. Ricard. Paris, 1925.
Uchastkina Z. V. History of Russian hand paper-mills and their wa-
ter-marks. Paper publication society, Hilversum, “Monumenta chartae pa-
pyricae historium illustrantia”, IX, 1962.
Uluç L. Turkman governors, Shiraz artisans and Ottoman collectors:
Sixteenth century Shiraz manuscripts. Istanbul, 2006.

241
 Wright E. The Calligraphers of Širaz and the Development of nasta‘liq
Script // Manuscripta Orientalia. 2003, Vol. 9, No. 3. P. 16–26.
Wright E. The Look of the book: Manuscript production in Shiraz,
1303–1452. Smithsonian Institution, 2012.
Yastrebova O. M. Reconstruction and description of mirza Muhammad
Muqim’s collection of manuscripts in the National Library of Russia //
Manuscripta Orientalia: International journal for Oriental manuscript
research. Vol. 3, No 3. November, 1997. St. Petersburg; Helsinki, 1997. P. 24–38.

Арабская рукописная книга

Белл Р., Уотт У. М. Коранистика: введение / Пер. с англ. СПб., 2005.
Гасанов М. А. Основы арабской каллиграфии. Махачкала, 2002.
Крачковский И. Ю. Над арабскими рукописями // Избранные
сочинения. Т. I. М.-Л., 1955. С. 11–149.
Мец А. Мусульманский Ренессанс. М., 1973.
Мишкинене Г. Древнейшие рукописи литовских татар (Графика.
Транслитерация. Перевод. Структура и содержание текстов). Вильнюс,
2001.
Роузентал Ф. Функциональное значение арабской графики //
Арабская средневековая культура и литература. М., 1978. С. 162–150.
Рукописная книга в культуре народов Востока: Очерки. Кн. 1. М.,
1987.
Султанов Т. И. Зерцало минувших столетий. Историческая книга
в культуре Средней Азии XV–XIX вв. СПб., 2005.
Тагирджанов А. Т., Фролова О. Б. Рукописи сочинений Ибн Сины в
библиотеке Ленинградского университета // Письменные памятники
и проблемы истории культуры народов Востока. XV годичная научная
сессия ЛО ИВ АН СССР. Ч. III. М., 1981. С. 78–82.
Халидов А. Б. Арабские рукописи и арабская рукописная традиция.
М., 1985.
Халидов А. Б. Рукописная книга в арабской культуре // Рукописная
книга в культуре народов Востока: Очерки. Кн. 1. М., 1987. С. 241–300.
Arnold T. W. Painting in Islam. New York, 1965.
Blair S.S. Islamic Calligraphy. Ediburgh, 2006.
Bloom J. Paper before print: the history and impact of paper in the Is-
lamic world. New Haven; London, 2001.
Frembgen J. W. Nahrung für die Seele: Welten des Islam. München,
2003.
Gacek A. Arabic scripts and their characteristics as seen through the
eyes of Mamluk authors // Manuscripts of the Middle East. Vol. 4, 1989. P.
144–149.

242
 James D. Qurʼans of the Mamluks. London, 1988.
Khan G. M. Arabic script: styles, variants, and calligraphic adaptations.
New York, 2001.
Safadi Y. H. Islamic Calligraphy. Colorado, 1978.
Welch A. T. al-Ḳur’ān (1–8) // The Encyclopaedia of Islam. New ed. Vol.
V. Leiden, 1986. P. 400–429.
Witkam J. J. Beyond the codex. Codicology in scholarship // The Le-
vantine Foundation Museology & Conservation Training Programme. Cai�-
ro, 2010 [Электронный ресурс]. URL: http://www.islamicmanuscripts.info/
files/Beyond%20the%20codex-2010-x.pdf (дата обращения: 04.11.2015).
Wright E. Islam: Faith, Art, Culture. Manuscripts of the Chester Beatty
Library. London, 2009.
Ziauddin M. A monograph on Moslem calligraphy. Calcutta, 1936.

На арабском языке:
Ayman Fu’ād Sayyid. Al-Kitāb al-‘arabī al-makhṭūṭ wa ‘ilm al-makhṭūṭāt
(Арабская рукописная книга и манускриптология). Al-Qāhira, 1997.
Bardī, Ibn Taghrī Djamāl ad-Dīn ’Abū ’l-Maḥāsin Yūsuf al-’Atābakī.
An-Nujūm az-zāhira fī mulūk Miṣr wa ’l-Qāhira. Djuz’ 14 (Сияющие звезды
царей Египта и Каира. Ч. 14). Bayrūt, 1992.
Al-Qalqashandī, Aḥmad b. ‘Alī. Ṣubḥ al-’a‘shā fī ṣinā‘at al-’inshā’.
Djild 2. (Заря для подслеповатого в искусстве делопроизводства. Т. 2).
Dimashq, 1987.
Wahīb al-Djabūrī, Yaḥyā. Al-khaṭṭ wa ’l-kitābat fī ’l-ḥaḍārat al-‘arabiyya
(Письмо и рукописная традиция в арабской культуре). Bayrūt, 1994.

Османская рукописная книга

Васильева О. В. Турецкие рукописи в фондах Государственной
Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина // Turcologica 1986:
К восьмидесятилетию академика А.Н. Кононова. Л., 1986. С. 57-65.
Гузев В. Г. К вопросу об использовании данных ранних
анатолийских памятников для изучения фонетики языка тюрок Малой
Азии XIII–XV вв. // Исследования по филологии стран Азии и Африки.
Л., 1966. С. 37–46.
Гузев В. Г. Староосманский язык. М., 1979.
Дмитриева Л. В. Турецкая арабописьменная рукописная книга //
Рукописная книга в культуре народов Востока: Очерки. Кн. 1. М., 1987.
С. 451–477.
Казиев А. Ю. Художественно-технические характеристики и
терминология средневековой книжной живописи, каллиграфии и
переплетного искусства. Баку, 1966.

243
 Рукописи Турции (Сайт министерства культуры и туризма
Турции) [Электронный ресурс]. URL: https://www.yazmalar.gov.tr/ (дата
обращения: 15.10.2014).
Смирнов В. Д. Старейшая датированная турецкая рукопись XIV в.
СПб., 1914.
Alparslan A. Osmanlı hat sanatı tarihi (История османской калли�-
графии). İstanbul, 2007.
Aritan A. S. Ciltçilik (Переплетное искусство) // İslam Ansiklopedisi.
C. 7. İstanbul, 1993. S. 551–557.
Binark I. Eski kitapçılık sanatlarımız (История нашего книжного ис-
кусства). Ankara, 1975.
Blair Sh. Islamic calligraphy. Edinburgh, 2006.
Bloom J. M. Paper before print. The history and impact of paper in the
Islamic World. New Haven; London, 2001
Von Bothmer H.-C. G. Buchkunst, Buchmalerei, Illumination, Kalligra-
phie, Bucheinbände, Papiere, Tughra // Türkishe Kunst und Kultur aus Os-
manisher Zeit. Recklinghausen, 1985. S. 29–125.
Bursalı M. T. B. Osmanlı Müellifleri (Османские авторы). C. 3. İstan�-
bul, 1975.
Çığ K. Türk kitap kapları. Asır XV–XX (Турецкие переплеты XV–XX
вв.) // Ankara Üniversitesi İlahiyat Fakültesi Dergisi. C. 1, s. 2. Ankara, 1952.
S. 109–123.
Derman M. U. Hat (Почерк) // İslam Ansiklopedisi. C. 16. İstanbul,
1997. S. 427–437.
Erünsal İ. E. The ottoman Libraries and the Ottoman librarian Tradition
// The Great Ottoman-Turkish Civilisation. V. 4. Ankara, 2000. P. 867–885.
Kâğıtçı M. A. Historical study of paper industry in Turkey. Istanbul, 1976.

Китайская рукописно-ксилографическая книга

Балаченкова А.П. История бумаги и бумажного производства.
СПб., 2011.
Белозерова В. Г. Китайская книга в камне // Библиотековедение. №
4. М., 2004. С. 71-66.
Воробьева-Десятовская М.И., Меньшиков Л.Н. Древняя
дальневосточная бумага // Актуальные вопросы истории бумаги и
бумажного производства. СПб., 2003. С. 35-26.
Конфуцианский трактат «Чжун юн». Переводы и исследования:
Антология / Сост. А. Лукьянов. М., 2003.
Крюков М.В., Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Древние китайцы:
проблемы этногенеза, М., 1978.
Крюков М.В. Язык иньских надписей. М., 1973.

244
 Лю Го-цзюнь. Рассказ о китайской книге. М., 1957.
Меньшиков Л.Н., Рукописная книга в Китае I тысячелетия н.э. // Ру�-
кописная книга в культуре народов Востока: Очерки. Кн. 2. М., 1988. С.
118-127.
Сыма Цянь. Исторические записки: Ши цзи: [в 9 т.] / Пер. с кит. и
коммент. А.Р. Вяткина. М., 2010. Т. 9.
Рифтин Б.Л. Путешествия русского китаеведа в Китай // Вестник
НГУ. Серия: История, филология. Новосибирск, 2012. Т. 11, Вып. 10:
Востоковедение. С. 93-99.
Флуг К.К. История китайской печатной книги сунской эпохи X-XIII
вв. М.-Л., 1959. С. 26-56.
Kern Martin. Bronze inscriptions, the Shijing and the Shangshu: the
evolution of the ancestral sacrifice during the Western Zhou// Early Chinese
Religion, Part One: Shang Through Han (1250 BC to 220 AD). Leiden, 2009.
P. 143-200.

Литература на китайском языке:

Ван Чжицзюнь. Гуаньчжун дицюй Яншао вэньхуа кэхуа фухао
цзуншу (Обзор знаков Яншао на предметах области Гуаньчжун») //
Каогу юй вэньу (Археология и памятники культуры). Сиань, 1980. № 3.
С. 14-21.
Ван Эньцюань. Чжунго ханьцзы дэ синчэн цзи яньбянь гуйлюй
чжи каобянь (Изыскания о формировании китайских иероглифов
и закономерностях их эволюции) // Шэньян нунъе дасюэ сюэбао.
Шэхуэй кэсюэ бань (Вестник Шэньянского сельскохозяйственного
университета. Общественные науки). Шэнъян, 8 № .2006 (3), Сентябрь.
С. 551-553.
Ван Юньчжи. Инь Шан цзягувэнь яньцзю (Изучение шан-иньских
гадательных надписей). Пекин, 2010.
Лю Гочжун. Гудай бошу (Древние шелковые книги). Пекин, 2004
Хэ Жуюэ. Ханьбэй вэньсюэ яньцзю (Изучение надписей на ханьских
стелах). Пекин, 2010.
Цзинь вэнь иньдэ: Инь Шан Си Чжоу цзюань (Сборник надписей на
бронзе: периоды Инь-Шан и Западное Чжоу). Наньнин, 2001.
Чжан Цзюэ. Фанцэ бянь (Рассуждения о бамбуковых книгах) // Ту-
шугуаньсюэ бао (Вестник библиотековедения), № 1. 1990.
Чжао Чао. Чжунго гудай цзяньду бошу фасянь юй яньцзю (Поиск
и изучение старых китайских книг на досках и шелке). Фучжоу, 2005.
Чэнь Инцзе. Си Чжоу цзиньвэнь цзоци юнту минцы яньцзю (Изу-
чение мемориальных надписей на бронзовых предметах эпохи Запад-
ная Чжоу). Ч.1-2. Пекин, 2008.

245
 Японская рукописно-ксилографическая книга
Горегляд В.Н. Рукописная книга в культуре Японии // Рукописная
книга в культуре народов Востока: Очерки. Кн. 2. М., 1988. С.223-270.
Дайсэцу Тэйтаро Судзуки. Общие замечания относительно
японской художественной культуры // Введение в Дзэн-Буддизм
[Электронный ресурс]. URL: http://www.psylib.org.ua/books/sudzd01/in-
dex.htm (дата обращения: 04.11.2015).
Дзюнъитиро Танидзаки. Избранные произведения в -2х тт. Т. 1. М.,
1986.
Завадская Е.В. Японское искусство книги (VII – XIX века). М., 1986.
История Японии / Под ред. А,Е. Жукова. Т.1: С Древнейших времен
до 1868 года. М., 1998.
Истрин В.А. Возникновение и развитие письма. М., 1968.
Као: кагами. Хэйан дзидай (Образцы «стилизованных подписей».
Период Хэйан). Том 1 / Сост. Коллегия Историографического института
Токийского университета. Токио: «Ёсикава Ко:бункан», 1964. 花押かが
み.平安時代.第１巻 / 東京大学史料編纂所 編纂者. 東京：吉川弘文館、1964
年. ― 344頁.
Ко:дзиэн дзисё. (Толковый словарь японского языка). -5е издание.
/ Ред. коллегия издательства «Иванами сётэн». Токио, 1998. 広辞苑辞
書．第五版．岩波書店辞書編集部 (著)．－ 東京：岩波書店、1998年．
Котэнсэки но буи // О:сака фурицу наканосима тосёкан /
О:сака сирё: то котэнсэки (Составляющие классической японской
старопечатной книги // Библиотека Наканосима префектуры Осака /
Письменные материалы и старопечатные книги префектуры Осака).
古典籍の部位 // 大阪府立中之島図書館 / 大阪資料と古典籍 [Электрон� -
ный ресурс]. URL: http://www.library.pref.osaka.jp/site/osaka/kosho-bui.
html#06 (дата обращения: 07.10.2015).
Мастера искусства об искусстве. В 7 тт. Т.2. М., 1965.
Нара эхон. Танрокубон // Кокурицу кокай тосёкан кайкан 60
сю:нэн кинэн китё: сётэн (Иллюстрированные книги в стиле нара эхон
и танрокубон // Выставка ценных книг в честь 60-тилетия открытия
Национальной Парламентской библиотеки). 奈良絵本・丹録本// 国
立国会図書館開館６０週年記念貴重書展 [Электронный ресурс]. URL:
http://www.ndl.go.jp/exhibit60/copy3/2naraehon.html (дата обращения:
07.10.2015).
Петрова О.П., Горегляд В.Н. Описание японских рукописей,
ксилографов и старопечатных книг. Выпуск I. М., 1963.
Петрова О.П., Иванова Г.Д., Горегляд В.Н. Описание японских
рукописей, ксилографов и старопечатных книг. Выпуск II. Филология.
М., 1964.

246
 Письменность и каллиграфия Японии // Редкая книга из Санкт-
Петербурга [Электронный ресурс]. URL: http://www.rarebook-spb.
ru/info/history_of_calligraphy/Japanese_alphabet/ (дата обращения:
07.10.2015).
Попов К.А. Конституция Сётоку (604 г.н.э.) // Восточная литература.
Средневековые исторические источники Востока и Запада [Электронный
ресурс]. URL: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Japan/VII/600-620/
Konst_Setoku/text2.phtml?id=1501 (дата обращения: 07.10.2015).
Соколов-Ремизов С.Н. Литература-каллиграфия-живопись. К про-
блеме синтеза искусств в художественной культуре Дальнего Востока.
М., 1985.
Старохамская К.Ю. Что такое укиё-э? Немного сведений о
японской гравюре // Школа жизни.Ру. [Электронный ресурс]. URL:
http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-2693/ (дата обращения: 07.10.2015).
Стили японской письменности. Японская каллиграфия
[Электронный ресурс]. URL: http://japantut.com/stili-yaponskoy-
kalligrafii.php (дата обращения: 07.10.2015).
Хай Ок Дя. «Стол ученого» и его традиционные атрибуты: Из
музейной коллекции «Искусство стран Дальнего Востока» // Сайт
Сахалинского областного художественного музея. [Эл.ресурс]: http://
sakhartmuseum.ru/
Эстетика японской каллиграфии: кисти, тушь, рисовая бумага,
настроение... // Сайт Виталия Подобаева [Электронный ресурс].
URL: http://aikilife.ru/2013/07/estetika-yaponskoj-kalligrafii-kisti-tush-
risovaya-bumaga-nastroenie/ (дата обращения: 21.09.2014).
Юсупова А. Техника ксилографии // Японская гравюра XVIII-XIX
веков [Электронный ресурс]. URL: http://www.japaneseprints.ru/refer-
ence_materials/articles/klisogr/index.php (дата обращения: 21.09.2014).
Япония // Книговедение: энциклопедический словарь
[Электронный ресурс]. URL: http://redkayakniga.ru/knigovedenie/item/
f00/s02/e0002337/index.shtml (дата обращения: 07.10.2015).
Hughes S. Washi. The World of Japanese Paper. Kodansha Internation-
al, 1982.
Inoue Endo. All about Japanese inkan/hanko/chops/seals 28.08.2013
// Becoming legally Japanese [Электронный ресурс]. URL: http://www.
turning-japanese.info/2013/08/all-about-japanese-inkanhankochopsseals.
html (дата обращения 27.09.2015).
Kamei-Dyche Andrew T. The History of Books and Print Culture in Ja-
pan // Book history. 2011. Vol. 14. p. 270-304.
Kornicki Peter F. The book in Japan. A cultural history from the begin-
nings to the nineteenth century. Honolulu, 2001.

247
 Shodo – искусство японской каллиграфии [Электронный ресурс].
URL: http://www.japancalligraphy.eu/ru/ (дата обращения: 07.10.2015).

Тибетская рукописно-ксилографическая книга

Блог Сэма ван Скайка (Sam Van Schaik) “Early Tibet” [Электронный
ресурс]. URL: http://earlytibet.com/2007/07/26/scriptorium-ii/ (дата
обращения: 2.11.2014).
Большая Советская Энциклопедия [Электронный ресурс]. URL:
http://bse.sci-lib.com/. (дата обращения: 10.10.2014).
Воробьева-Десятовская М. И. Рукописная книга в культуре
Центральной Азии в домусульманский период // Рукописная книга в
культуре народов Востока: Очерки. Кн. 2. М., 1988, С. 317-357.
Востриков А. И. Тибетская историческая литература. СПб, 2007.
Даль В. И. Толковый словарь живаго великорусскаго языка. СПб;
М., 1880.
Дикорастущие полезные растения СССР / И. А. Губанов, И. Л. Кры-
лова, В. Л. Тихонова. М., 1976.
Ламоба Тэнцзин Гьюрмэ. Умэ кьи зуг ла чжуг паи го (Введение в
стили умэ). Лхаса, 2008.
Лекарственное сырье растительного и животного происхождения.
Фармокогнозия / Под ред. Г. П. Яковлева. СПб, 2006.
Лихачев Д. С. Текстология на материале русской литературы X-XVII
веков. СПб, 2001.
Лонгчэн Чойинг Тобдэн Доджэ. Догьюн ринпочэи дзо (Драгоценная
сокровищница Сутры и Тантры). Чэнду, 2002, С. 431-721.
Пари Сангье. Бойиг дрицул тонгба кунмон (Правила написания ти�-
бетской письменности – Зрелище, желанное для всех). Синин, 2001.
Сайт Британского музея [Электронный ресурс]. URL: http://www.
britishmuseum.org/research/collection_onli (дата обращения: 1.11.2014).
Сайт тибетской общественной организации “Trace Foundation”
[Электронный ресурс]/ URL: http://www.trace.org/news/tour-through-
tibets-writing-arts (Дата обращения: 2.11.2014).
Успенский В.Л. Тибетский буддизм в Пекине. СПб, 2011.
Чжамгон Конгтрул Лодой Тайе. Щэча кункхьяб (Энциклопедия по� -
знаваемого). Пекин, 2002.
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб, 1891.
Яковлев Г. П. Заметки по систематике и географии рода Sophora L.
и близких родов // Труды Ленинградского химико-фармацевтического
института. СПб, 1967. С. 42-62.
Almogi O. How Authentic Are Titles and Colophons of Tantric Works
in the Tibetan Canon? The Case of Three Works and Their Authors and

248
Translators // Tibetan Studies: Proceedings of the Eleventh Seminar of the
International Association for Tibetan Studies, Königswinter 2006 / ed. Peter
Schwieger. Bd. 14. Halle: IITBS, 2008. S. 87-124.
Amdo Gedun Chopel. The Evolution of U’med from U’chen script // The
Tibet Journal. 1983. Vol. VIII, No. 1, P. 56-57.
Ashish P. Daphne papyracea Wall. ex Steud. A traditional source of
paper making in Arunachal Pradesh // Indian Journal of Natural Products
and Resources. 2006. Vol. 5 (2), P. 133-138.
Beyer S.V. The Classical Tibetan Language. New York, 1992.
Buddhist Manuscript Cultures: Knowledge, ritual, and art / Ed. S.C.
Berkwitz. New-York, 2009.
Colas G. The Criticism and Transmission of Texts in Classical India //
Diogenes. 1999. Vol. 47/2, No. 186. P. 30-43
Diemberger H. Holy Books as Ritual Objects and Vessels of Teachings
in the Era of the ‘Further Spread of the Doctrine’ (Bstan pa yang dar) //
Revisiting Rituals in a Changing Tibetan World / ed. Katia Buffetrille.
Leiden, 2012.
Helman-Wazny A. The Archaeology of Tibetan Books. Leiden, 2014a.
Helman-Wazny A. Tibetan books: scientific examination and
conservation approaches // Edinburgh Conference Papers 2006. London,
2007, P. 247-256.
Helman-Wazny A. Tibetan Paper and other Supports // Buddha’s Words.
The Life of Books in Tibet and Beyond. Cambridge, 2014b, P. 99–102.
Helman-Wazny A., Van Schaik S. Witnesses For Tibetan Craftsmanship:
Bringing Together Paper Analysis, Palaeography And Codicology In
The Examination Of The Earliest Tibetan Manuscripts // Archaeometry.
University of Oxford, 2012. P. 1-35.
Jest C. A. Technical Note on the Tibetan Method of Block-Carving //
Man. 1961. Vol. 61, P. 83-85.
Kieschnick J. Blood Writing in Chinese Buddhism // Journal of the In-
ternational Association of Buddhist Studies. 2000. Vol.23, No.2. P. 177-194.
Klimburg-Salter D.E. A Note on the Origin of Tibetan Book Cover Dec-
oration // The Tibet Journal. Dharamsala, 1991. Vol. 16, No. 1. P. 115-127.
Kolmas J. Iconography of the Derge Kanjur and Tanjur. Delhi, 2002.
Miller R. A. Studies in the grammatical tradition in Tibet // Amsterdam
studies in the theory and history of linguistic science. Amsterdam, 1976. P.
1-18.
Pakhoutova E., Helman-Wazny A. Tools of Persuasion: The Art of Sa-
cred Books // Orientations. 2002. Vol. 43, No. 2.
Parfionovitch Y., Gyurme Dorje, Meyer F. Tibetan Medical Paintings:
Illustrations to the Blue Beryl Treatise of Sangye Gyamtso (1653-1705) //

249
Bulletin of the School of Oriental and African Studies. University of London,
1995. Vol. 58, No. 2. P. 403-406.
Richardson H. E. A Corpus of Early Tibetan Inscriptions. Hertford, 1985.
Robert C. Williams Paper Museum, Georgia Tech. Teacher’s Guide. Washi:
Japanese Papermaking Workshop [Электронный ресурс]. URL: http://
www.ipst.gatech.edu/amp/education/TeacherManua.. (дата обращения:
31.10.2014).
Schaeffer K. R. The culture of the book in Tibet. New York, 2009.
Scherrer-Schaub C. Towards a Methodology for the Study of Old Tibet-
an Manuscripts: Dunhuang and Tabo // Tabo studies II: manuscripts, texts,
inscriptions, and the arts. Serie Orientale Roma 87. Istituto italiano per l’Af�-
rica e l’Oriente , 1999. P. 3-36.
Scherrer-Schaub C., Bonani G. Establishing a typology of the old Ti-
betan manuscripts: a multidisciplinary approach // Dunhuang Manuscript
Forgeries. London, 2002. P. 184-215.
Sironi M.-A. Animal, vegetable, mineral: the making of Buddhist texts
[Электронный ресурс]. URL: http://www.cam.ac.uk/research/features/ani-
mal-vegetab (дата обращения: 28.10.2014).
Smith E. G. Among Tibetan Texts: History and Literature of the Hima-
layan Plateau. Boston, 2001.
The Lotus Sutra / Tr. from the Chinese of Kumārajiva by Tsugunari
Kubo and Akira Yuyama. Berkeley, 2007.
Uebach H. From Red Tally to Yellow Paper: The official introduction of
paper in Tibetan administration in 744-745 // Revue d’Etudes Tibétaines.
2008. No. 14, P. 57-69.
Van Schaik S. Brandon Dotson: The Old Tibetan Annals // European
Bulletin of Himalayan Research. Katmandu, 2010, No. 37, P. 149-152.
Van Schaik S. The Origin of the Headless Script (Dbu Med) In Tibet //
Medieval Tibeto-Burman Languages IV. Leiden, 2012.
Yangdon Dhondup T. Reb kong: Religion, History and Identity of a Si-
no-Tibetan borderland town // Revue d’Etudes Tibétaines. 2011. No. 20. P.
33-59.
Yangdon Dhondup. Religion, History and Identity of a Sino-Tibetan
borderland town // Revue d’Etudes Tibétaines. 2011. No. 20, Avril. P. 33-59.
Yum Hyejung. History and function of dispersion aids used in tradi-
tional East Asian papermaking // Journal of the Institute of Conservation.
2011. Vol. 34, No. 2. P. 202–208.

Монгольская рукописно-ксилографическая книга

Алексеев К. В. Монгольский Ганджур: генезис и структура. СНВ,
2016. Вып. XXXVI. С. 190-228. (в печати).

250
 Алексеев К. В., Туранская А. А., Ямпольская Н. В. Фрагменты
монгольского Золотого Ганджура в собрании ИВР РАН // Письменные
памятники Востока 2014 ,)20( 1. С. 206–224.
Базаров А. А., Цыремпилов Н. В. «Ординарный человек» и буддий-
ская книжность // От Дуньхуана до Бурятии: по следам тибетских тек-
стов. Российские тибетологи к 80-летию со дня рождения Регби Ешие-
вича Пубаева. Улан-Удэ, 2009. С. 41–49.
Баянова А. Т. Особенности иллюстрирования монгольской
рукописной книги (на примере «Сутры о том, как Молон-тойн
освободил свою мать из ада»). Грамота, № 2014 )39( 1, часть 2.
Бира Ш. Из истории монгольской культуры // Книга Монголии.
Альманах библиофила, Вып. 4. М., 1988. С. 11–23.
Владимирцов Б. Я. Сравнительная грамматика монгольского
письменного языка и халхаского наречия. М., 1989.
Кара Д. Книги монгольских кочевников. М., 1972.
Кара Д. Монгольская книга // Книга Монголии. Альманах
библиофила, Вып. 4. Москва, 1988. С. 60–24.
Касьяненко З. К. Каталог петербургского рукописного «Ганджура».
Составление, введение, транслитерация и указатели З. К. Касьяненко //
Памятники писменности Востока CII, Bibliotheka Buddhica XXXIX. М.,
1993.
Клепиков С. А. Филиграни и штемпели на бумаге русского и ино-
странного производства XVII–XX вв. М., 1959.
Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
Монголын уран зохиолын тойм. Т. 2. Улаанбаатар, 1976.
Неклюдов С. Ю. Художественная словесность в старой Монголии //
Книга Монголии. Альманах библиофила, Вып. 4. М., 1988. С. 61–70.
Отгонбаатар Р., Цендина А. Д. Образцы письменной традиции
Северной Монголии. Алфавиты, транскрипции, языки (конец XVI —
начало XX в.). М., 2014.
Позднеев А. М. Очерки быта буддийских монастырей и буддийского
духовенства в Монголии в связи с отношениями последнего к народу.
Элиста, 1993.
Позднеев А.М. Лекции по истории монгольской литературы,
читанные ординарным профессором С.-Петербургского Университета
А. М. Позднеевым в 96/95( 18) акад. году. СПб., 1896.
Поппе Н.Н. Золотоордынская рукопись на берёсте. М.; Л., 1941.
Раднабхадра. Лунный свет: История рабджам Зая-пандиты.
Факсимиле рукописи. Перевод с ойратского Г. Н. Румянцева и
А. Г. Сазыкина. Транслитерация текста, предисловие, комментарий,
указатель и примечания А. Г. Сазыкина. СПб., 1999.

251
 Рифтин Б. Л., Семанов В. И. Монгольские переводы старинных
китайских романов и повестей. // Литературные связи Монголии. М., 1981.
Сазыкин А. Г. Видения буддийского ада. Предисловие, перевод,
транслитерация, примечания и глоссарий А. Г. Сазыкина. СПб., 2004.
Сазыкин А. Г. Раннепечатные бурятские ксилографированные из-
дания в собраниях монгольского фонда Института востоковедения АН
СССР // Историография и источниковедение истории стран Азии и Аф-
рики, Вып. Х. Л., Издательство Ленинградского университета, 1987. С.
130–147.
Сазыкин А. Г. Рукописная книга в истории культуры монгольских
народов. // Рукописная книга в культуре народов Востока: Очерки. Кн.
2. М., 1988. С. 423–465.
Сыртыпова С. Д., Гармаев Х. Ж., Базаров А. А. Буддийское
книгопечатание Бурятии XIX — начала XX вв. Улан-Батор, 2006.
Терентьев-Катанский А.П. С Востока на Запад. М., 1990.
ТНС — Үндэсний төв номын сангийн хамгийн хамгийн
[Электронный ресурс]. URL: http://www.unen.mn/content/1214.shtml
(дата обращения: 15. 08.2105).
Туранская А. А. Миниатюры в рукописных и ксилографическом
издании монгольского Ганджура: сравнительный анализ. // Азия и
африка в меняющемся мире. XXVIII Международная научная конфе-
ренция по источниковедению и историографии стран Азии и Африки.
СПб, 2015. С. 250.
Успенский В. Л. Тибетский буддизм в Пекине. СПб., 2011.
Флуг К. К. История китайской печатной книги сунской эпохи. М.–
Л., 1959.
Чулууны Далай. Монголия в XIII—XIV веках. М., 1983.
Шүгэр Ц. Монгол модон барын ном. Нэмэлт оруулж засаж
найруулсан хоёр дахь хэвлэл. Улаанбаатар, 2002.
Alekseev K. Anatomy of the Mongolian colophons in the translations of
the word of the Buddha. (In print).
Alekseev K., Turanskaya A. An overview of the Altan Kanjur kept at the
Library of the Academy of Social Sciences of Inner Mongolia // Asiatische
Studien / Etudes Asiatiques, 2013. Vol. LXVII, № 3. P. 755–782.
Alekseev K., Turanskaya A., Yampolskaya N. The First Mongolian Man-
uscript in Germany Reconsidered // Written Monuments of the Orient 1,
2015. P. 67–77.
Atwood Ch. P. Encyclopedia of Mongolia and the Mongol Empire. New
York, 2004.
Bawden C., Heissig W. Catalogue of Mongol Books, Manuscripts and
Xylographs. Copenhagen, 1971.

252
 Bičig bičikü-yin yosun orosiba:: Рук., частная коллекция, 3 лл.
Beer R. The Handbook of Tibetan Buddhist Symbols. Chicago; London,
2003.
Bičiküi-yin sanal tusa erdem orosibai:: Рук., Восточный отдел
Научной библиотеки СПбГУ, D 163, 4 лл.
Chiodo E. The Mongolian Manuscripts on Birch Bak from Xarbyxyn
Balgas in the Collection of the Mongolian Academy of Sciences. Pts. 1 and
2. Wiesbaden, 2000, 2009.
Chuluunbaatar Otgonbayar. Einführung in die mongolischen Schriften.
Buske Verlag, 2008.
Cüppers C. Some Remarks on Bka’ ’gyur Production in 17th-century Ti-
bet // Anne Chayet, Cristina Scherrer-Schaub, Françoise Robin & Jean-Luc
Achard (éds). Edition, editions l’écrit au Tibet, évolution et devenir. Munich,
2010. P. 115–128.
Dharm-a. Altan kürdün mingγan kegesütü (Золотое колесо с тысячью
спиц). Kökeqota, Öbör Mongγol-un arad-un keblel-ün qoriy-a, 1987.
Genette G. Paratexts: Thresholds of Interpretation / Jane E. Lewin
(transl.). Cambridge, 1987
Heissig W. Die erste mongolische Handschrift in Deutschalnd // Zen-
tralasiatische Studien 13, 1979. S. 191–214.
Heissig W. Die Pekinger lamaistischen Blockdrucke in mongolischer
Sprache: Materialien zur mongolischen Literaturgeschichte. Wiesbaden, 1954.
Helman-Wazny A. The Archaeology of Tibetan Books. Leiden; Boston,
2014.
Kara G. Books of the Mongolian Nomads. More than Eight Centuries
of Writing Mongolian. First English Edition Translated from the Russian by
John R. Krueger. Bloomington, 2005.
Knüppel M. Vom Irtysch nach Kassel. Zum Problem der ersten
mongolischen und tibetischen Handschriften in Deutschland. Kassel, 2014.
Kollmar-Paulenz K. Teaching the Dharma in Pictures: Illustrated Mon�-
golian Books of the Ernst Collection in Switzerland [Электронный ресурс].
URL: http://www.asianart.com/articles/paulenz/index.html (дата обраще� -
ния: 15. 08.2105).
Losty J.P. The Art of the Book in India. London, 1982.
Mongolian Public Library [Электронный ресурс]. URL: http://www.
mongolinternet.com/mongolnom/antiquebooks.htm. (дата обращения:
15. 08.2105).
Na-ta. Altan erike (Золотые четки). Kökeqota, 1989.
Poppe N. The twelve deeds of Buddha: a Mongolian version of the Lali��-
tavistara. Mongolian text, notes and English translation by Nicholas Poppe.
Wiesbaden, 1967.

253
 Róna-Tas A. Some Notes on the terminology of Mongolian Wriring. //
Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae, T. 18, Fasc. 1/2 (1965).
P. 119–147.
Sárközi A. Bethlenfalve G. Representationof Buddhist Hells in a Tibe-
to-Mongol Illustrated Blockprint. Wiesbaden, 1976.
Sárközi А. A Mongolian Picture-Book of Molon-toyin’s Descent into
Hells. // Acta Orientalia Academiae Scientiarium Hungaricae. Budapest,
1976. T. XXX ( 3). 1976a. P. 273–307.
Tuyaγ-a Ü. Mongγol erten-ü nom bičig-ün teüke. Öbör mongγol-un
arad-un keblel-ün qoriy-a, 2008.
Tuyaγ-a Ü. Mongγol keblel-ün teüke. Öbör mongγol-un surγan kümüǰil-
ün keblel-ün qoriy-a, 2010.
Uspensky V.L. Catalogue of the Mngolian Manuscripts and Xylographs
in the St. Petersburg State University Library. Compiled by Vlladimir L. Us-
pensky with assistance from Osamu Inoue. Tokyo, 1999.
Wallace V. A. Texts as Deities: Mongols’ Rituals of Worshipping Sūtras
and Rituals of Accomplishing Various Goals by Means of Sūtras. // Ritual in
Tibetan Buddhism / Ed. by José I. Cabezón. Oxford, 2010. P. 207–224.
Wallce V. A. Mongolian Buddhist manuscript culture. // Buddhist Man-
uscript Cultures. Knowledge, ritual, and art / Ed.by Stephen C. Berkwitz,
Juliane Schober, Claudia Brown. London; New York, 2008. P. 76–94.
Yampolskaya N. A Note on Foliation in Mongolian Pothi Manu-
scripts // Rocznik Orientalistyczny (in print).

254
 СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3
Индийская рукописная книга . . . . . . . . . . . . 5
Персидская рукописная книга . . . . . . . . . . 25
Арабская рукописная книга . . . . . . . . . . 81
Османская рукописная книга . . . . . . . . . . 102
Китайская рукописно-ксилографическая книга . . 119
Японская рукописно-ксилографическая книга . . 141
Тибетская рукописно-ксилографическая книга . . 175
Монгольская рукописно-ксилографическая книга . 199
Библиография по разделам . . . . . . . . . . . . . . 234

255
Рукописная и ксилографическая книга Востока:

Очерки кодикологии

ISBN 978-5-4386-0995-7

«Свое издательство»
199053 Санкт-Петербург, ул. Репина, 41
http://isvoe.ru
editor@isvoe.ru
(812) 900-21-45

Отпечатано в собственной типографии «Своего издательства»

Бумага офсетная. Печать цифровая
Тираж 150 экз.
Подписано в печать 29.12.2015