Магги Руфф (наст. имя Магги Безансон де Вагнер) – французская создательница мод,
о сновала в 1929 году успешный Дом моды.
Несмотря на обилие фотографий в журналах, издание трех ее книг, биография Магги
Руфф была и о стается малоизученной. А ведь этот элегантный дизайнер, начавший свою
деятельно сть еще в конце 1920-х годов, смог сохранить успех в столице моды на протяжении
более сорока лет. Нео споримо, что это прекрасный результат в изменчивом мире моды.
Магги Руфф откроет в этой книге самые потайные и сокровенные дверцы женской
психологии. Проблемы соотношения формы и цвета, возраста женщины и моды, платья и
аксессуаров занимают в книге немало страниц, чтение которых до ставит читателям истинное
наслаждение.
Магги Руфф
Вместо предисловия
Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV Возраст
Глава V
Глава VI
Глава VII
Глава VIII
Глава IX
Глава Х
Глава XI
Глава XII
Глава XIII
Глава XIV
Глава XV
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
Магги Руфф
Философия элегантности
© А. А. Васильев, предисловие, фотографии из личного архива, 2012
© Е. А. Макарова, перевод на русский язык, 2012
© ООО «Издательство «Этерна», оформление, 2012
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть
воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая
размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного
использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Александр Васильев,
От смерти к алфавиту
Пробежало множество блуждающих огней,
И… открывается больше, чем про стая дверь
В театр Гиньоль![1]
Посвящение
* * *
* * *
* * *
От Евы к Нарциссу, от Нарцисса до той бедной женщины, на протяжении всех веков тек
этот поток. Во всех странах света, на всех землях, холодных или жарких, мягких или суровых,
цветущих или пустынных, все женщины всегда искали свое отражение в зеркалах.
В зеркалах, переливающихся муаровым светом, темных и глубоких; в зеркалах водной
глади; в зеркальной поверхно сти тяжеловесной и звонкой бронзы; в дорогих зеркалах из
золота и серебра; в холодных зеркалах из стали; в хрупких и говорящих только правду
зеркалах самой Венеры! В зеркалах волшебных, обладающих по ночам колдовской силой, – в
такое зеркало рассмеялась Маргарита, когда увидела, насколько она красива! В зеркалах
пылающих, они могли бы сжечь целый корабль! В разбитых зеркалах, которые прино сят
несчастье; в старых, выцветших зеркалах, уставших столько лет говорить правду! В зеркалах
сверкающих, все преображающих; в зеркалах миниатюрных или огромных; в зеркалах
угрожающих или успокаивающих, любящих или ненавидящих. Зеркала рассеивали надежды
или опасения, дарили радо сть изумления или горечь разочарования, подтверждали победу
или поражение, вы черпаете в них силы на какие-то действия или на борьбу, вы настойчиво
ищете опровержений или иллюзий, хоть ненадолго прино сящих облегчение. Именно с
помощью зеркала вы делаете убийственные открытия: обнаруживаете первую морщинку,
которую вовсе не ожидали увидеть, седой воло с в еще полной сил пряди, закрывающей
висок, глубокую складку у рта, не о ставляющую никаких надежд.
Надежда, боязнь – вот два полюса великой драмы, вот вечный, со стоящий из двух
половинок, вопро с женщины к зеркалу.
Этот женский инстинкт, что он ищет на протяжении всех времен? Что ищет он во всех
мирах? О чем вопрошает он искусство? Чего требует от науки, служащей человечеству? Чего
он хочет, когда на ощупь, наугад пробирается вперед? Эта бесконечная, неустанная погоня,
кажется, существовала во все времена и не имеет ни начала, ни конца. Какова же ее цель?
Тревога, жажда, потребно сть, откуда они? Эта мощная энергия создает империи и народы,
эта сила становится то созидателем, то разрушителем, это неудержимое брожение. Все это –
вечное стремление к Красоте.
* * *
За три тысячи лет до Рождества Христова побережье Крита уже славило сь женщинами,
чью элегантно сть, раз увидев, невозможно было забыть. Можно сказать, что вся духовно сть
Греции уцелела благодаря драпировкам одежд; история Египта была передана в одной
тяжелой золотой диадеме; бессмертный Ренессанс продолжает блистать в одном ло скутке
ткани, написанной кистью Веронезе[5]; величие французских королей упрочивало сь и
про славляло сь в бархате, который но сили французские королевы. Во всех веках за все это
надо благодарить женщин!
Их страсть украшать себя спасла все эпохи от унылой безлико сти, а мир – от
однообразия. Именно они не позволили одной цивилизации быть похожей на другую, одному
веку быть неотличимым от предыдущего или по следующего, одной стране стать точной
копией другой.
Женщины отмечали для истории конкретное время и место какого-либо события.
Повинуясь прихоти женской элегантно сти, века хранят в себе нестираемые
отличительные знаки. Женщины ко всему прикладывали свою руку, они всегда были разными,
всегда изменчивыми. От хижин до замков, от будуаров до парламентов, от бальных залов до
эшафотов, от городов до деревень – им принадлежал любой уголок земли. Без них все было
бы не таким, как есть на самом деле. Они неразрывно связаны с происходящим, женские
призраки витают над всем, что мы видим.
Несравненный гений Марселя Пруста на нескольких страницах, исполненных но стальгии,
вспомнил о них:
«Мог ли бы я передать волнение, охватившее меня зимним утром, когда я, встретив
шедшую пешком го спожу Сван в манто из норки, в про стенькой шапочке с двумя
ножеобразными перьями куропатки, ощущал, тем не менее, комнатное тепло, каким от нее
веяло только благодаря смятому букетику фиалок у нее на груди, живое, голубое цветение
которых на фоне серого неба, в морозном воздухе, среди голых деревьев, обладало тою же
чудесною о собенно стью – во спринимать пору и погоду только как рамку и жить в
человеческой атмо сфере, в атмо сфере этой женщины, – тою же о собенно стью, что и цветы в
вазах и жардиньерках ее го стиной, возле топившего ся камина, у дивана, обитого шелком,
смотревшие в окно на метель?.. Природа снова воцарялась в лесу, и мысль, что это –
Елисейский сад, в котором хозяйка – женщина, испарялась. Серело настоящее небо над
искусственной мельницей, ветер гнал мелкую рябь по Большому озеру, как по любому озеру.
Большие птицы быстро пролетали по Булонскому лесу, как по любому лесу, и с громкими
криками, одна за другой, садились на кряжистые дубы, друидические кроны и додонское
величие коих словно оповещали о безлюдье утратившего свое назначение леса и помогали
мне яснее понять бесплодно сть моих попыток отыскать в окружающей действительно сти
картины, написанные памятью, ибо им всегда будет не хватать очарования, которое они
заимствуют у памяти, и они будут недо ступны для чувственного во сприятия. Того мира,
который я знал, больше не существовало. Если бы го спожа Сван появилась здесь хотя бы
чуть-чуть не такой, какою она была, и в другое время, то изменилась бы и Аллея. Места,
которые мы когда-то знали, принадлежат не нам, а только всеобщему про странству, в
котором мы располагаем их, как нам удобнее. Они всего лишь тонкий слой связанных между
собой впечатлений, из которых складывало сь наше прошедшее; во споминание о некоем
образе есть лишь сожаление о некоем миге. Дома, дороги, аллеи столь же – увы! –
недолговечны, как и года»[6].
«…Если бы го спожа Сван появилась здесь хотя бы чуть-чуть не такой, какою она была,
и в другое время, то изменилась бы и Аллея…»
Да, женщины о ставляют для нас отметки и во времени, и в про странстве. И время, и
про странство они делают похожими на себя, на тех, какими рисует их наше воображение,
кого во скрешает наша память. На женщинах лежит ответственно сть за окружающую
атмо сферу, за эпохи и пейзажи. Целиком в их власти изменить наши прошедшие дни или дни
настоящие – стоит только измениться им самим.
Магги Руфф, 1929
* * *
И на какую-то секунду застывали обращенные в ее сторону лица, и хотя глаза изо всех
сил старались сохранить безразличное выражение, все равно загорались любопытством,
стаканы и ложки замирали на половине пути, подрагивали спички в пальцах, с кончика
сигареты срывался столбик пепла – прошла женщина!
На фоне окна, в контражуре, четко вырисовывается профиль маркизы де П., ее шляпа
смело сдвинута таким образом, что ясно видна чистая линия лба. Чуть улыбающиеся глаза с
вежливой рассеянно стью скользят по залу, но тем не менее подмечают буквально все. Мадам
М.-де-Г., сидящая в противоположном углу, прячет свое личико матового оттенка в меховую
накидку, и возле ее щек бьются, как два маленьких сердца, серьги из белого жемчуга. Возле
нее, в шляпке по следнего фасона от Ребу[7], расположилась мадам де Р., а серо-голубая тушь
на ресницах выгодно оттеняет неповторимый цвет ее глаз.
Модница в шляпе и боа, ок. 1905 года
Мадам Р.Ф., которая всегда на виду и вокруг которой всегда оживление, сверкает
перьями и металлическим колье, вплетенными в прическу, согласно по следнему писку моды
этого сезона. Мадам М. входит так стремительно, что создается впечатление, будто она
заскочила на минутку и собирается идти дальше по своим делам. Она щедро рассыпает
приветствия, кому – кивком головы, кому – рукопожатием, кому – словесно. Плиссированная
юбка вальсирует вокруг ее стройных ног, воздух приходит в движение и вибрирует вокруг
фигурки, на головке гордо красуется шляпка, историю покупки которой за двадцать два с
половиной франка в Галери Лафайет она пересказывает с очаровательным чувством юмора.
Парижская мода, 1916
В огромном кресле устроилась мадам Д., очень маленького ро ста и прямой спиной, с
прической из тысячи мелких седых буклей, она смотрит строго, растянув губы в улыбку.
Мадам А., высокая, тоненькая, хрупкая, но сит одежду самого строгого покроя в этом
году, что подчеркивает ее худобу. Мадам П. Ж., вместе со своей всепоглощающей
молодо стью впускает в зал легкий ветерок, который играет ее золотисто-каштановыми
локонами, не желающими скрываться под шляпкой. Она не желает но сить ничего, что
сковывает, ограничивает и плотно облегает фигуру. Она вся – размах, движение, свобода,
полет в про странстве.
Парижское кафе, начало XX века. Из коллекции Е. В. Лаврентьевой
С высоты я в по следний раз смотрю на Елисейские Поля. Улица течет подо мной, как
широкая могучая река, выплескиваясь из прозрачной, будто хрустальной Триумфальной арки,
затем, скрываясь в зелени сада Тюильри и, наконец, сужаясь в перспективе, вонзается в
каменное подножие далекого Нотр-Дам.
Парижанка в автомобиле, 1932
То здесь, то там, в темном океане улиц и домов, вспыхивают ярким светом мерцающие
огни. Эйфелева башня проткнула и разорвала надвое облако, проплывавшее над бледной, как
лицо в темноте, церкви Сакре-Кёр. Гулкими толчками пульсирует сердце города. Воздух
насыщен самыми разными, никак не сочетающимися друг с другом запахами, запоздалые
ласточки вскрикивают и ныряют в надвигающуюся ночь.
Небо и Сена смотрятся друг в друга, повторяясь в своих отражениях и волшебным
образом увеличивая мерцание огней, которые в воде сияют изумрудным, а в небе рубиновым
цветом.
Нотр-Дам, Париж, начало XX века. Из коллекции Е. В. Лаврентьевой
Эйфелева башня, Париж, начало XX века. Из коллекции Е. В. Лаврентьевой
Если считать себя полной, хотя на самом деле толстая; полагать, что ты худая, а в
действительно сти – тощая; миниатюрная, а не коротконогая; высокая, а не чрезмерно ро слая,
ни к чему хорошему это не приведет. Можно назвать желтый цвет лица смугло стью, тяжелую
по ступь – спортивной походкой, со слаться на гибко сть, чтобы оправдать сутулую спину, или
находить о собый шик в тусклых воло сах – все это обман. Знать или, скорее, признавать свои
недо статки – вот первая и главная необходимо сть. Замаскировать или же использовать их для
своей выгоды – о собое искусство. Но любое искусство требует здравого рассудка, часто
смело сти, внимательного изучения предмета и строгой самокритики. Нужно уметь
смотреться в зеркало, погружаться в него целиком, как в обжигающую воду горькой правды.
В него надо смотреть, как в глаза врага, без жало сти и со злобой. Надо тщательно выискивать
любое несовершенство и с корнем вырывать его из своего сознания. В зеркало надо смотреть
взглядом первого встречного и хладнокровно оценивать отраженную в нем незнакомку.
Только тогда зеркальный образ выдаст своему живому двойнику все секреты. Только тогда
между этими двумя женщинами установится многообещающая интимная связь, которая
объединит их и приведет к победе.
В о снове любой элегантно сти лежит именно это абсолютное взаимопонимание. У кого
не хватит смело сти пойти на это, никогда не войдет в святая святых Храма элегантно сти.
Дверь в него низкая, и миновать ее можно лишь смиренно согнувшись, а другого входа нет,
даже для первой красавицы. Ничто здесь не поможет, ни деньги, ни хитро сть.
Смошенничавшую вначале ошибка эта будет преследовать всю жизнь, слепая так и о станется
слепой, пугливая никогда не превратится в бабочку. Лгать своему отражению – это предавать
все самое лучшее в себе.
Отважна та женщина, которая увидит, потому что хотела видеть, свой желаемый образ.
Кто в упорной борьбе отстоит знание о себе самой, той будут по плечу и другие победы.
Такая женщина не будет избегать мыслей о возрасте, внушающих страх, и перестанет с
унынием наблюдать, как ее красота исчезает, словно песок сквозь пальцы. Она сознательно
откажется от любых уверток, обмана, иллюзий, поблажек себе, пойдет по жизни с чистой и
легкой грацией.
Все их триумфы – это логическое завершение выдержанных сражений, а победы – их
заслуженные награды. А изумленные зрители и не подозревают ни о жестоко сти сражений, ни
о цене до ставшихся наград.
Но это только внешняя сторона, физическое проявление характера, который невозможно
понять, это всего лишь зыбкое отражение, подтверждающее или опровергающее другой…
настоящий характер.
Существуют несколько видов характеров.
Есть легкий характер – дружелюбный, мягкий и общительный. Есть характер ясный,
четкий, про стой и верный.
И, наконец, существует непростой характер – значительный, драматический или
героический.
В природе, как и в науке о морали, каждый отстаивает свое место в той или иной
классификационной категории.
«У меня есть характер. Это закаляет мой характер. В этом выражается мой характер» –
эти фразы соотно сятся с каждой категорией.
Если так редко и с таким трудом удается узнать физическое проявление своего характера,
приспо собиться к нему, научиться жить, не жульничая и не вступая с ним в сделку, то
насколько сложнее и реже случается близко познакомиться с самим характером. Чтобы
со ставить представление об одном, до статочно иметь зеркало и немного откровенно сти. Но
вот другой! Где увидеть его отражение? Что может раскрыть его секреты? До станет ли нам
прямодушия, хватит ли доброжелательства, чтобы сказать ему: «Вот вы какой на самом
деле!» – и оказать ему сердечный прием? Как, проявив такт, признаться себе, что не так-то он
красив, и не попытаться приукрасить его? Как признать, что мой характер проигрывает
своему со седу, но не считает его себе равным? Как заглянуть вглубь, на самое дно самой себя,
и не попытаться солгать? Как не спрятать, замаскировать, исказить?..
Но, спро сите вы меня, о чем идет речь? О чем разговор, о морали, фило софии или об
элегантно сти? Почему все так перемешано? Потому что здесь все так тесно сплетено и
взаимо связано. Характер и элегантность нерасторжимо связаны.
Если представления о целых цивилизациях во всем их величии или упадке, во всей их
помпезно сти или глубоко скрытых тайнах, складываются у нас во многом благодаря истории
ко стюма, то почему бы каждому мужчине, а в о собенно сти каждой женщине, не выразить
себя в искусстве одеваться?
Да, нас выдают платья и шляпы, которые мы но сим, все, к чему мы притрагиваемся и во
что одеваемся. Ну, а кто умеет видеть, то своей одеждой, своим образом жизни они, в какой-
то степени, о ставляют информацию и о них самих. Они говорят во всеуслышание о своем
внутреннем «я», о своих вкусах и моральных принципах, о своей энергии или апатично сти, о
профессии, укладе жизни, о своей смело сти и правде. Таким образом, дамский наряд – это не
пустое явление, он говорит о многом. Элегантно сть же проявляется гораздо реже, чем она
того заслуживает. Чтобы появиться на людях, ей необходимо спрятаться внутрь и быть
невидимой… вначале. Чтобы воплотиться в ткани, она должна быть душой и телом…
вначале. Чтобы стать подлинной элегантно стью, она должна отражать только правду,
подниматься наружу из глубины. Благодаря божественному превращению, происходящему с
ней на этом пути, элегантно сть влияет и на душу, возвышая и укрепляя ее, заставляя
отказаться от борьбы с естественным ходом вещей, которая противоречит ее духу.
Русская манекенщица Людмила Федосеева в дневном платье от Мэгги Руфф,
1936
В течение по следних лет я много раз убеждалась в правдиво сти этого убеждения.
Оставаясь верной идее, что внешний облик человека – отражение его духовного мира, я
часто страдала от того, что в о сновном этот облик о ставляли на произвол судьбы, во власти
всеобщего закона материи. И я смутно подозревала, что внешно сть человека была лишь
слабым, рассеянным отражением его внутреннего содержания.
Я знакома со многими художниками, учеными, даже с гениальными, которым никогда не
приходила в голову мысль об элегантно сти. Извините за банально сть, но исключение
подтверждает правило. Эти избранные существа имеют такую власть над природой, что
совершенно не нуждаются в выражении своей индивидуально сти, которая настолько сильна,
что впитывает в себя все и все пожирает. Они пребывают только в самих себе, в лучшем из
миров. Все обходят их стороной, их не интересует ничего из побочного, второ степенного, у
них собственные рамки приличий и представление об окружающем. Они объясняются без
условных знаков, их речь, правда, иногда излишне прямолинейна, не нуждается ни в какой
интерпретации.
Но что считается истиной для единичных избранных, не подходит для большинства.
А я говорю именно об этом большинстве. Именно оно в по следние годы глубоко
тревожит меня.
Ужиная по сле театральных по становок в ресторане, я обводила взглядом зал. Я видела
только человеческие фигуры, полулежащие в креслах, локти, двигающиеся по скатертям
между графинами, бокалами и пятнами. То и дело на глаза попадаются плохо причесанные
воло сы, спортивные кеды и туфли без каблуков. То здесь, то там я натыкаюсь на цветастые
рубашки, мягкие воротники, бесформенные карманы, неаккуратно о стриженные ногти,
вытянувшуюся ткань на ко стюме, вяло жующие рты. Бесхарактерно сть тел и одежд
сливается в беспокоящее меня единство. Недремлющий внутренний голо с мне твердит:
«Неужели это – отражение их души? И может ли образ так отличаться от действительно сти?
Могут ли сами вещи лгать до такой степени? А может ли внутренний мир о ставаться чистым,
пылающим, динамичным и вместе с тем принять такое обличье? Безалаберно сть в одежде,
может ли она скрывать благородство души? Сила и храбро сть, могут ли они прятаться под
этой маской, и зачем?
Увы! Я до статочно много прочла и видела. У меня имелись все о снования для сомнений
и опасений. Не один раз великий закон проявлял себя. Не один раз бессилие эпохи выдавало
себя. Не один раз внешний облик человека кричал во всеуслышание о той правде, которой он
поклоняется. Не один раз суждение по одежке оказывалось верным.
* * *
В жизни всегда надо что-то выбирать, но она снова и снова отступает и уходит в
сторону. И так до конца жизни она не решается жить.
Когда Кларисса покупает платье, ее выбор растягивается на часы, дни и недели. Она одна
в со стоянии измотать и лишить терпения целую армию продавщиц.
Девушка хочет ко стюм, но все-таки платье ей идет больше, а пальто, как ей кажется,
делает ее невыразительной, но ей так необходимо вечернее платье! Она спрашивает всех,
умоляет дать совет, объясняет причины своего замешательства.
Шелк слишком холодный, от шерсти у нее раздражение, голубой цвет ей к лицу, но она
никогда еще не пробовала но сить красное. Черный очень практичен, а белый такой милый!
Большие шляпы смотрятся великолепно, зато маленькие – какой шик! Ах! Если бы эти
маленькие шляпки шли бы ей так же, как большие!
И какое счастье, если можно было бы надеть на левую ногу туфлю на низком каблучке, а
на правую – лодочку на высокой шпильке!..
Стоит только Клариссе одеться в темное, как ее тут же начинает привлекать светлая
одежда. Если она выбирает цветастое платье, то всеми силами старается приглушить его
краски.
И если вдруг в ее душе поднимется волна храбро сти, она отгонит ее, пока никто не
заметил. Все, что она но сит, – хаотично и беспорядочно, без стремления к законченно сти и
выразительно сти. У нее никогда нет одежды, предназначенной только для лета, точно так же
она никогда не покупает вещи, чтобы но сить зимой. И такой манере одеваться девушка не
изменяет ни в какое время суток, ни в какое время года, ни под влиянием настроения. Она
хотела бы следовать моде, но боится: настолько силен в ней страх показаться смешной. Ей
хотело сь бы выявить свою индивидуально сть, но она приходит в ужас от мысли, что ее
заметят.
Кларисса – это всего лишь серая мышка.
Друзья Альберты дожидаются ее прихода, чтобы проверить точно сть своих часов. Она –
пунктуальная дама. Ее невозможно уличить в ошибке, она никому не прощает даже
минутного опоздания. Жизнь напоминает отлаженный ход часов, ее горизонт – это
хронометр. Для нее и минуты счастья, и другие минуты всегда со стоят из шестидесяти
секунд.
Но Альберта не только пунктуальна, она еще и скрупулезна. Все события в жизни, точно
так же, как и окружающие ее предметы, имеют строго определенное место. От винных
погребков до богемных мансард, от рождения до смерти, все классифицировано,
пронумеровано и учтено. От нее ничто не ускользнет, ни далекое во споминание, ни тайное
намерение. Девушка точно записывает время своего по сещения зубного врача… другие
визиты и никогда их не перепутает.
Ее жизнь – это строгое расписание.
Вот Альберта у своего портного. Из сумочки, в которой царит идеальный порядок, она
извлекает записную книжку, где аккуратно записано все. Она заранее знает цвет необходимой
ткани, куда будет ходить в этом платье, час и день, когда его наденет. Сделав заказ, она даже
не хочет примерить какое-нибудь другое платье, никакая фантазия кутюрье не находит у нее
отклика.
Бро сив в по следний раз взгляд в свой список и убедившись, что она ничего не забыла и
все заказала правильно, а заодно и справившись о времени, Альберта поднимается и уходит.
На примерке платья она проверяет каждую складку, каждую строчку, каждую выточку,
обметку по краю, каждый защип. Зануда проверит, как работает каждый крючок, крепко ли
защелкивается каждая кнопка, и открывает-закрывает застежку-молнию. Она проверяет,
ровно ли пришиты пуговицы, и очень волнуется по поводу структуры ткани, по скольку
опасается, что та будет мяться или пылиться.
Альберта готова к выходу. Ее воло сы симметрично расчесаны на прямой пробор и
убраны под аккуратно надетую шляпку. На платье невозможно заметить ни складочки, ни
морщинки, ее перчатки гладко натянуты, подол платья подшит строго перпендикулярно
длине юбки, молния сумочки закрыта до упора. Место, куда она прикрепляет брошь, на
каждом ее платье выверено до миллиметра, а воротничок блузки всегда одинаково
выглядывает из-под жакета.
Летние платья девушка начинает надевать строго с 1 апреля, а зимние – с 1 октября.
Альберта само небо учит пунктуально сти, точно знает продолжительно сть ношения траура
по умершему любой степени родства, а также как следует одеваться при любой ситуации.
Фантазии и неожиданно стям нет места в ее жизни. Точно так, как можно предвидеть ее
появление, по смотрев на часы, можно угадать, как она будет одета в такой-то час и такое-то
время года, и никогда не ошибешься.
Сабина – конформистка. В ее речи без конца про скальзывают выражения «так принято
делать, так принято говорить, это принято но сить». Когда загадочное «принято», которое
заправляет всей ее жизнью, объявляет о становку, никакая сила в мире не спо собна сдвинуть
Сабину с места. Ее существо целиком и полно стью подчинено служению этому неведомому
богу. На его алтарь она слагает свои вкусы и предпочтения, благополучие и комфорт, мнения
и суждения.
Она запрещает себе иметь какое-либо личное мнение, расценивая его как ересь. Девушка
стоически борется со своими пристрастиями, как если они были бы пороками, клеймит
любое свое стремление, в ее жизни существует только героическая борьба, требующая
самоотречения. Но зато какое она испытывает торжество, когда вечером может сказать себе:
«Я делаю то, что принято; я говорю то, что принято; я ношу то, что принято».
В этом жанре Сабина до стигла виртуозного мастерства. Она всегда возьмет читать ту
книгу, какую одобрит общественное мнение, – другие ее не интересуют. Она по смотрит
только те спектакль или фильм, которые одобрило общественное мнение, – к другим она
отнесется с презрительным равнодушием. Ее точка зрения на что бы то ни было ничем не
отличается от общепринятой, равно как и интерьер ее дома. Ее стремление со стоит не в том,
чтобы дом понравился или произвел впечатление уютного жилища, а в том, чтобы его
можно было бы включить в таинственную категорию вещей, устроенных как надо.
Она терпеть не может гольф, но усердно играет в него. Ей не нравится поздно есть, но
она никогда не ужинает раньше десяти часов вечера. Она любит романы, но читает рассказы
и очерки, она обожает белых шпицев, но завела черного пуделя. Сабина живет чужим
мнением.
Зайдя в ателье к своему портному, Сабина первым делом задает вопро с: «Что теперь
но сят? Какое платье пользуется наибольшим спро сом?» – но никогда не прибавит к этому: «А
как вы думаете, мне оно подойдет?» Если платье окажется зеленого цвета, Сабина, верная
своим принципам, наденет его – и бог знает, подойдет ли оно к цвету ее лица? Но сят
облегающие юбки? Она выйдет в облегающей юбке, и не важно, что это ее полнит!
Длина платьев становится все короче и короче – прекрасно! Тем хуже, ее ноги лучше бы
прикрыть.
Сабину часто видят без шляпы, хотя от сильного ветра у нее ужасная невралгия, яркое
солнце причиняет массу неудобств, а воло сы становятся слабыми.
Она но сит тяжелые туфли на платформе, в которых едва поднимает ногу, а сумка
огромных размеров так оттягивает руку, что немеют суставы.
Плохо или хорошо одета Сабина – в этом виновата изменчивая мода, или время. Бывает,
что в течение полугода она – само очарование, как вдруг все находят, что выглядит девушка
ужасно. Если одежда, которую она но сит, случайно совпадает с ее типом, то наступает
счастливый период. Если же нынешний гардероб ей не к лицу, она совершенно спокойно
готова выглядеть смешно и нелепо.
С ней можно быть давно знакомым, но узнать при следующей встрече невозможно. Она
выражает не себя саму, а быстротечное мгновение. Сабина – случайное соединение законов и
декретов, мгновенно распадающаяся смесь только что появившихся и уже ушедших веяний.
По сле нее о стается зрительный образ, но никаких во споминаний. До статочно одного взгляда,
чтобы догадаться, что она – рабыня и мученица, трясущаяся от страха, жертва тирании
великого «Так принято».
Модели Магги Руфф, 1929
Лучик света проник сквозь ставни. Клод взмахнула ресницами. Ей нужно чуть-чуть
повернуть голову на подушке, чтобы увидеть будильник. Какая устало сть! Она про спала
всего лишь одиннадцать часов, и сейчас десять часов утра. Клод перебирает в памяти все
дела, которые ждут ее сегодня. Некоторыми из них заняться необходимо, точно так же, как
поесть и одеться… Но другие!.. А что, если другие она быстренько отложит? На завтра,
например? Эта идея ей нравится, и Клод, испытывая облегчение, улыбающаяся и розовая,
засыпает снова.
Позже она про сыпается, но не встает с кровати. Она еще полежит немножко… Совсем
немножко… Своим утренним туалетом Клод занимается медленно, и вдруг утро исчезло, и
никто не знает, как и куда оно улетучило сь.
Свободное время у Клод пропадает зря. Ей хотело сь бы сделать и то, и это, но она всегда
и повсюду опаздывает. Если нужно ехать куда-нибудь утренним поездом, она за две недели
уже переживает эту неизбежно сть. Если ее про сят выполнить чье-то поручение, она тут же
от него отказывается… пусть его выполнят другие или вообще не выполнят. Со своими
детьми она поговорит завтра, сделает что-то по дому по слезавтра, займется собой на
будущей неделе.
Она бойко говорит только о будущем времени.
Любая работа наводит на нее скуку, любое усилие приводит в изнеможение, всякие
до садные проблемы подстерегают на каждом шагу. Часы утекают, как песок сквозь пальцы,
время, не проживаемое ею из-за праздно сти, проваливается в пропасть. Пустота дней
равнозначна ничтожно сти забот. Мертвые недели складываются в мертвые годы, и жизнь
проходит мимо ленивой и пассивной Клод.
Если вы где-нибудь встретите Клод, то на ней непременно будут платье или шляпка,
которые но сили в прошлом или позапрошлом году. Она обязательно расхвалит вашу шляпку
или платье, приобретенные недавно, и плачущим голо сом спро сит: «Как вы находите время
ходить по магазинам?» Она совершенно не может выкроить время сходить в
парикмахерскую, и, глядя на нее, вы понимаете, что и сегодня ей не хватило времени даже
для того, чтобы причесаться. Без сомнения, этим же объясняются и ее вытертая сумка, и
стоптанные каблуки. Чтобы пришить пуговицы к блузке, ей, видимо, нужно огромное
количество времени, так как их всегда ровно половина. Шейный платок никак не сочетается с
ко стюмом, к тому же, по всей вероятно сти, она его уже не раз надевала. Взглянуть на себя в
зеркало сегодня утром было свыше ее сил. Вот уже три дня, как она собирается выбро сить
эти перчатки, но так и не сделала этого, свой зонтик забыла у подруги, но так и не нашла
время зайти забрать его, а еще она вдруг вспомнила, что забыла надеть украшения – они так и
о стались на туалетном столике.
Клод вся распадается на фрагменты, производит впечатление незаконченно сти.
Забывчиво сть и небрежно сть, по селившиеся в ней, борются за свое первенство. Она строит
планы на будущее, но, как показывает прошлое, она – лентяйка.
Когда Ирен входит в комнату, приподняв плечи, вытянув шею, слегка вздернув
подбородок и расширив глаза, кажется, что она удивлена, хотя ничего о собенного вокруг не
происходит. Однако, если бы при ее появлении внезапно раздался гром среди ясного неба,
потолок разверзся бы над головой или окутало бы облако пыли, ничто бы ее не удивило.
Такое впечатление, что ступени в парадном ведут не в ее квартиру, а к императорскому трону.
Ирен оказывает честь любой лестнице, по которой ей доводится пройти. Она невысокого
ро ста, но тем не менее снисходительно опускает глаза на то, что ее заинтересовало. Ее «Я,
мне…» раскалывают тишину, как о стрый но с корабля ледяные про сторы, и заставляют
вздрагивать, как резкие звуки корабельных склянок.
Интерес к ее о собе невозможно сравнить с ее равнодушием к другим людям.
Ее устало сть, ее удовольствие, ее желание, все, над чем царит ее «Я», – все уникально и
имеет вселенскую ценно сть. Первоисточник мира, Ирен сообщает свою значимо сть всему, до
чего бы ни дотронулась: Ее муж, Ее дети, Ее семья, Ее друзья… Однако, удаляясь от нее, эти
объекты теряют свою важно сть, как затихающее эхо.
Она не уверена, что обладает всеми до стоинствами, но точно знает, что их намного
больше, чем недо статков.
Ирен не беспокоится по поводу своей красоты, т. к. никогда не сравнивала свою
внешно сть с чьей-нибудь еще.
Она не снисходит до того, чтобы обсуждать свои мнения, потому что это Ее точка
зрения, а если она чего-то и не знает, это недо стойно внимания.
Иерархия Ирен про ста и строга: Она… а потом все о стальные. Ирен не по себе от мысли,
что мода существует не для нее одной. Она ей платит тем же – не замечает ее. Она считает
себя до статочно сильной, чтобы дать отпор это упрямице, а значит, победить.
Поэтому порой Ирен то забегает вперед, то отстает от того, что но сят в данное время,
утверждая, что нынешняя мода забавна или ужасна, в зависимо сти от того, благо склонна или
нет к ней эта вечная капризница.
Всегда находится что-то, что искажает пропорции выдуманного облика. Инициалы на
сумочке всегда несколько больше обычного размера. «Почему?» – спро сите ее, и она ответит:
«Чтобы сразу было понятно, что она – моя». Ее воротники всегда выше. Ее украшения всегда
больше, как будто она говорит: «Я могу себе это позволить». Одежда ее довольно
естественна, но цвета несколько крикливы. Она может быть очень элегантной или выглядеть
строго и про сто, однако сочтет за о скорбление, если ее появление о станется незамеченным.
Понятие «ошибка» ей не знакомо, по скольку, совершая их, она уверена в своей правоте.
Она – уверенно сть и гарантия, к ней нельзя притронуться. Земля, по которой она ходит, –
это пьедестал, а небо, воздух и вся жизнь – подношения ей.
Корина всегда недовольна ни мужем, ни детьми. Она хочет именно того, чего получить
в данный момент не может, но ей это необходимо по той причине, что у других – уже есть.
По сле того как она увидела у Сабины украшения с рубинами, свои изумруды ее уже не
радуют. А квартира Мартины – о такой она давно мечтала. И она ни за что не успокоится,
пока не будет иметь такую же машину, какая у Флоранс. Корина приходит в волнение, узнав,
что ее друзья отправились в путешествие, а в ресторане столики ее приятелей всегда
расположены удачнее, чем ее. Цветы, преподнесенные ее подругам, намного красивее, чем
получила она, а их друзья – гораздо приятнее, их мужья – несравнимо внимательнее, их дети
– не в пример по слушнее, а их жизнь – более про ста.
У Корины все, что касается других, всегда отмечено знаком больше. А ее собственное –
знаком менее. Если бы ей принадлежала вся Земля, она подозревала бы кого-нибудь в
обладании Солнцем, и это вызывало бы до саду.
Завистница не знает ни передышки, ни отдыха в изнуряющей погоне за тем, чем
обладают другие. Свои счастье и радо сти она лишь пригубливает и замечает лишь краем
глаза, настолько убеждена, что у ее со седки все намного лучше. Имея все, Корина не имеет
лишь власти над самой собой. Не замечая своего богатства, она живет нищенкой. Разбрасывая
куски хлеба со своего стола, она живет тем, что подбирает крохи выпрашиваемой ею
мило стыни.
Каким-то порывом ветра Корину занесло в ателье, к своей портнихе. Ей непременно и
срочно нужно во схитительное маленькое платье… как вы его назвали? Ах, ну конечно,
«Весенний бриз»… которое она только что видела на Сабине. «А еще, мадам Сюзанна, что вам
заказала моя подруга Мартина? А Флоранс?.. Это тоже очень мило».
Заказать одно платье так, чтобы в нем совместились три, – проблема! Она слышала, что
Алина заказывала какую-то о собую, комбинированную модель.
– Можно на нее взглянуть?
– Нет, платье уже упаковано.
– В самом деле, неудобно об этом про сить, но сделайте одолжение, распакуйте, мне
хотело сь бы его примерить.
– Видимо, вы говорите о том платье, которое идет ей больше всего.
Вечернее платье от Магги Руфф, 1930
– Мадам Сюзанна, вы, случайно, не знаете, откуда у Флоранс новая шляпка? А у кого
заказывала туфли Мартина? Ах, большое вам спасибо, я сейчас запишу.
Корина зано сит в свою записную книжку еще один адрес. Ну, а теперь ей нужно купить
такие же духи, как у Сесиль, и узнать, откуда у Мари-Анжель такая меховая накидка.
Корина всегда появляется с недовольной гримасой. Никто не знает настоящего цвета ее
воло с: она то блондинка, то брюнетка, то рыжая, да и цвет лица – то бледный, то загорелый,
в зависимо сти от того, кому она подражает, Клер или Диане.
Костюмы для скачек от Магги Руфф, 1931
Она – рекламный про спект всего, что но сят ее подруги, она – зеркало, в котором
отражаются все, кроме одного-единственного образа – ее самой.
В этом причудливом смешении, в котором она находит удовольствие, нет ничего от нее
и ничего о ней. Корина живет взаймы и одевается за счет украденных идей.
* * *
О, Клод! О, Ирен! Красота и молодо сть – это не напрасные дары, старо сть и
безобразно сть – вот чем нельзя во спользоваться.
«УМЕТЬ И ХОТЕТЬ» – волшебные слова, уникальные фильтры, про стая древняя
мудро сть, корень мандрагоры, редкий эликсир, благотворно действующее лекарство, горькая
пилюля, спасительный нектар…
Рисунок Магги Руфф, 1932. Публикуется впервые. Из коллекции А. Васильева
Искусство – это одна область, а Вкус – совершенно другая. Когда они встречаются,
тогда рождается шедевр. Они могут со существовать или вести каждый свою отдельную
жизнь, смеяться друг над другом или сердиться, быть заодно или враждовать, быть единым
существом, как сиамские близнецы, или быть независимыми и держаться друг от друга на
расстоянии. Но случись между ними размолвка, и мне пришло сь бы выбирать между ними, я
не колеблясь встала бы на сторону Вкуса. В его компании я всегда чувствую себя спокойно и
уверенно… Чего не скажешь об Искусстве – его общество самое ненадежное!
Да, Искусство – это одно, а Вкус – совсем другое дело. Искусство порой изменяет Вкусу,
а тот может покорно снести любые о скорбления.
Вкус, в своем благородстве, очень часто помогает нам поверить в присутствие
Искусства там, где его и в помине нет. Вкус может спасти сомнительную работу, зато
Искусство, я думаю, не сможет извинить Вкус даже за небольшую ошибку.
Я видела скульптуры, исполненные силы и страсти, но их тривиальный сюжет вызывал у
меня смущение и вселенскую то ску – верные симптомы недо статка вкуса.
Я видела картины, написанные изумительными красками с блестящего ракурса, но одна
какая-нибудь деталь до ставляла мне физическую боль.
Некоторые предметы мебели, созданные в стиле буль [12], считаются настоящими
шедеврами, не имеющими цены, но ничто не может запретить мне думать и говорить, что
они не соответствуют французскому вкусу, хотя в них заметно влияние китайского искусства,
одного из самых тонких и изысканных, существовавших когда-либо. Резьба, покрывающая
мебель, сразу вызывает в памяти перегородчатую эмаль и полихромный фарфор.
Как бы мне хотело сь, чтобы в школах преподавали учителя, обладающие тонким
вкусом, водили бы своих подопечных на пешеходные экскурсии в музеи, да и про сто по
улицам!
И однажды, на какой-нибудь выставке цветов, дети почувствуют волшебное притяжение
цветовой гармонии, а в другой раз коллекция природных необработанных камней пробудит в
них неземной во сторг. Вандомская площадь навсегда по селит в них любовь к чистым и
элегантным линиям, а египетская скульптура откроет им тайну внутренней силы строго сти и
целомудрия, присущей абстрактному искусству. А привитое с детства умение понимать
красоту греческих драпировок удержит их от ошибок и поможет сохранить равновесие в
любых жизненных ситуациях. Краски Моне[13] добавят солнечного света, навсегда изгнав
отвратительное пристрастие к мрачным тонам. Безыскусной белизны китайских изделий
вполне до статочно, чтобы укоренить в детях, для их же блага, неприязнь к некачественному
товару и чрезмерному украшательству.
Мне бы хотело сь, чтобы дети, приклеившись но сами к витринам, учились любить,
ценить, распознавать. Что? Да все! От мебели до украшений, от фарфора до дамских сумочек,
от цветов до ковров, от флакончиков для духов до картин. Мне хотело сь бы, чтобы они
спокойно, не впадая в крайно сть, учились познавать чистую радо сть, которую можно
получить от красивой вещи, про сто от сознания того, что такая вещь существует. Я хотела
бы, чтобы они могли чувствовать ту необыкновенную легко сть, какая появляется от
созерцания красоты.
Нет никакой необходимо сти обладать этими вещами. До статочно их увидеть, чтобы
стать и богаче, и счастливее.
Я бы хотела, чтобы все невообразимо богатое наследие Вкуса, накапливаемое веками,
было бы полно стью отдано детям и они могли черпать из него, испытывая гордо сть за
прошлое и настоящее, счастье любить и честолюбивое желание его приумножить.
Я хотела бы, чтобы дети все с младых ногтей знали, как читать карту страны Нежно сти и
Вкуса, чтобы они учили необыкновенную географию без каких-либо границ и могли
отправиться в чудесное путешествие в обетованную землю Вкуса. Там текут удивительные
реки, вода в них то цвета розового кварца, то ляпис-лазурита, то нефрита, то бирюзы, а берега
напоминают бело снежный китайский фарфор. На горизонте поднимаются к небу То сканы
высокие горы с долинами, полными всевозможных сокровищ, например Флоренция и ее
музеи.
В ро скошных садах цветут хрупкие и бессмертные цветы, увековеченные в саксонском
фарфоре, а совсем рядом раскинулись зоологические сады Франкенштейна с совершенно
безобидными, ласковыми чудищами.
В самом центре лесов, изображенных на стенных гобеленах, резвятся грациозные
животные, сошедшие со страниц сказок Лафонтена[14]. Здесь же можно увидеть китайские
деревни Ватто [15], а под изображениями домиков с колокольчиками увидеть подпись Гюйе[16].
Выжженные солнцем до ярко-красного цвета равнины, по гладко сти и переливам красок
напоминающие горный хрусталь. Моря, глубиной цветов похожие на венецианские зеркала,
и… захватывающее плавание по залам музея Питти![17] И для всего этого была бы одна
столица – Париж.
О, чудесное и спасительное знание, уничтожающее уродство и упрочивающее красоту.
О, благотворный гений художественного вкуса! Я хотела бы увенчать Вкус лаврами и
воздвигнуть ему алтарь! Благодаря Вкусу никогда больше не уничтожались бы произведения
искусства, не было бы стертых с лица земли городов, уродливых строений, безликих
пейзажей, монументов, подавляющих вокруг себя все про странство… не было бы плохо
одетых женщин!
О, вкус, какова же ваша сущно сть, как, откуда вы появляетесь, из какого источника надо
испить, чтобы почувствовать вас, какую лампу включить, чтобы вы вышли из тени, откуда
берет начало едва различимая гармония вашей музыки?
Один мудрый человек, чье имя, увы, я уже запамятовала, сказал: «Вкус – это тысяча
бесвкусиц».
Чтобы по-настоящему любить одну вещь, нужно иметь мужество ежесекундно
отбрасывать тысячи других. Вкус – это прежде всего отбор и сортировка. Чтобы расчистить
ему путь, необходимо сорвать с себя, выбро сить, избавиться от бесполезных, стесняющих
вас оболочек.
Кто не найдет в себе силы разрушить многое ради сохранения малого, тому нечего
ждать прихода в его жизнь Вкуса.
Подобно святому Антонию, мы каждый час подвергаемся бесчисленным искушениям.
Если мы позволим себя одолеть, они заведут нас в трясину наших же застарелых привычек,
откуда уже не выбраться. Форма, цвет, материал – это те же демоны, которые сидят глубоко в
нас и управляют нами. Они всячески стараются приукрасить себя, ввести нас в заблуждение,
прикрывшись маской, смеются над нашей доверчиво стью и любым спо собом стремятся
удержать в своих сетях. Они пускаются на любые ухищрения, чтобы соблазнить нас и
заставить свернуть с узкой тропинки, которая ведет к настоящему Вкусу. Поэтому мы
должны неустанно бороться сами с собой, мы должны бороться и побежать, хранить чистоту
и не идти ни на какие компромиссы.
Сказать себе «Мне это нравится» – это хорошо. Но лучше почаще повторять про себя:
«Мне это не нравится».
Эта фраза – первое правило для всех творцов и созидателей. Именно она ведет
художника, музыканта, архитектора, кутюрье, поэта и декоратора. Именно она – важнейшее
правило для тех, чья жизнь – вечный выбор.
* * *
Все это подвело меня к анализу другого признака Вкуса – Чистоте. Чистота – это та
естественная про стота, которую может позволить себе совершенство. Чистота – это
пробный камень для красоты.
Невозможно ничего прибавить к целому, совершенство не выно сит никакой замены,
улучшать его бесполезно.
Русская манекенщица Женя де Кастекс, урожд. Горленко, в платье от Магги
Руфф, 1933
Как-то раз, в одном из ватиканских музеев, я плакала перед мраморной вазой невероятной
про стоты. Ее чистота линий была такой безупречной, что казалась частью вселенской
гармонии, одним лишь штрихом делая ее о сязаемой и зримой. Любой, так называемый
добавочный элемент всегда служит только одной цели – скрыть какую-нибудь слабую
сторону или несовершенство, стремится дополнить недо статок воображения, но никогда не
до стигает желаемого. Вкусно приготовленное блюдо хорошо само по себе и не нуждается ни
в каком соусе. Безупречно сшитое платье – законченное произведение и без внешней помощи
пуговиц или ничего не завязывающих бантиков. Когда возникает необходимость призвать на
помощь украшения, это означает, что в работе присутствует скрытый изъян. По-настоящему
элегантная женщина никогда не станет добавлять необо снованных деталей к своему туалету.
Все истинные художники – враги чрезмерно сти.
Строгая и нежная, Чистота заботится о Вкусе.
* * *
Вкус – это все та же Гармония. Где го сподствует вкус, все пребывает в согласии: цвета
возникают с тою же естественно стью, с какой реки текут в океан. Все о сновное
уравновешивается само по себе, повинуясь безошибочному и по стоянному таинственному
закону. Большое и маленькое, яркое и бесцветное, сверкающее и тусклое, тяжелое и легкое,
матовое и прозрачное – все сливается в единую непо стижимую оркестровую симфонию.
Вкус указывает, какие цветы должны быть в вазе, диктует композицию картины, место
украшению на платье, размещение источников света, содержание обеденного меню.
Он присутствует везде или везде отсутствует – в нас или вокруг нас.
* * *
Вкус в выборе вещей – это то же самое, что такт в разговоре и поведении. Они похожи
настолько, насколько это возможно, и могут заменять один другого.
Рассуждать обо всех этих мелких подробно стях перед теми, кому, может быть, вовсе не
интересно, – это отсутствие вкуса или такта? Одевать шикарное вечернее платье на обычный
ужин – это отсутствие такта или вкуса?
* * *
Высшая похвала времени – это признание его «эпохой Вкуса». Самый лестный
комплимент, который можно сделать даме, это сказать: «У этой женщины есть вкус».
Мадам Лобёф в вечернем платье от Магги Руфф, 1937
О вкусе уже написано до статочно глупо стей, встречаются даже такие: «На вкус и цвет
товарищей нет», «О вкусах не спорят». Но Вкус – это не стыдная болезнь или бесчестно
нажитое богатство. Я считаю, что, напротив, о нем надо говорить много… и это будет на
пользу тем, у кого его нет вообще. Удивительно, что часто человек, лишенный вкуса, считает
себя его обладателем, всегда отвергая лучшее в пользу худшего.
* * *
Еще говорят: «Природа – источник всех вкусов». Вполне возможно, но верно и то, что
иногда следует немного изменить сделанное природой.
* * *
Вкус – это врожденное свойство, однако ему можно научиться. Но уж если его потерять
– вновь обрести уже невозможно.
* * *
Одеваться со вкусом – это всегда вопро с интуиции или специальных знаний, но никогда
количества денег.
* * *
По святить себя Вкусу с большой буквы и считать его эталоном, обладателем самых
широких и разнообразных взглядов.
* * *
Не может быть, чтобы даме хватило вкуса выбрать платье, а шляпку – нет. Если она
ошиблась хотя бы в одной детали своего туалета, это несчастный случай.
Ансамбль от Магги Руфф, 1932
Одеваться со вкусом для одних так же естественно, как для других – невозможно.
* * *
Женщина может опередить вкус и выбрать платье, которое смотрится на ней не так, как
ей хотело сь бы, отстранив другое, сидящее безукоризненно.
* * *
Настоящий вкус имеет так же мало общего со вкусом сиюминутным, как оригинальное
суждение с фразой-штампом.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Когда одна женщина критикует вкус другой дамы – это означает, что она тем самым
утверждает свой собственный вкус.
* * *
* * *
Гораздо заметнее присутствие вкуса в чем-то уродливом, нежели его отсутствие в чем-то
красивом.
* * *
Вкус – как и любовь, или поражает с первого взгляда, или чувство приходит по степенно.
Из этих двух случаев второй обещает большее по стоянство. Однако, у кого ни спро си,
все ставят 12 против 2 за любовь с первого взгляда.
* * *
Шик довольно чопорен и во сприимчив, его может шокировать любой пустяк, и тогда он
мгновенно исчезает. Он храбр, даже дерзок, но нелепо сть заставляет его убегать. Он про ст,
как и все люди благородного происхождения, и, будучи интеллигентом, терпеть не может
всяких надуманных историй и сложно стей. Шик довольно симпатичный оригинал, может
стать совсем незаметным, вежливым и ласковым, но никогда и никому не позволит забыть,
что он – знатный сеньор. Он женат на светской даме, Элегантно сти, и ревно стно следит,
чтобы она не испытывала недо статка в почете и уважении.
Оба супруга любят по смеяться, пошутить, путешествовать, выдумывать, перевернуть
все вверх дном, создавать заново, но никогда не забывают, что Вкус – их отец, Париж – их
родина, а Красота – их истина.
Рисунок Магги Руфф, 1932. Публикуется впервые. Из коллекции А. Васильева
Глава IV Возраст
Очень немногие девушки и молодые женщины умеют одеваться. У них еще не было
времени обучиться этому, они еще не успели пройти школу искусства вкуса. Часто первые
дипломы от этой школы мы получаем с первыми морщинами.
Говорят, если в о сновных законах природы содержится много правды, только она
хорошо спрятана, то во второ степенных законах, видимо, ее немного поменьше, зато она
хорошо видна. Быть двадцатилетней девушкой, иметь красоту и желание нравиться, что
может быть лучше!
А что было бы, если женщины, вдвое старше и менее привлекательные, знали ровно
столько же, сколько двадцатилетние? Не следует пускать сразу в ход все свое оружие. Гораздо
лучше менять его по ходу развития событий.
Когда понимаешь, что одного оружия уже недо статочно, нужно прибегать к другому. К
тому времени, когда рука устанет пускать стрелы, с легко стью попадающие в цель, она
должна научиться расставить сеть, в которую попадется дичь.
* * *
Приняв за о снову темперамент, девушек можно отнести к двум очень разным категориям.
Одни – во всем покорны своим матерям, другие – реакционерки.
Как хороший художник передает свое мастерство ученикам, так же и матери
во спитывают дочерей. Они по свящают их в свои секреты, объясняют различные хитро сти.
По скольку обучить искусству невозможно, это явление сугубо индивидуальное, матери
прививают дочерям навыки ремесла.
Русская манекенщица Женя де Кастекс, урожд. Горленко, в вечернем платье
от Магги Руфф, 1933
Если одна из дочерей, в свою очередь, обретает само стоятельно сть и покидает родной
улей, чтобы создать собственную семью, она о сновывает «новую колонию», в укладе
которой заметны нестираемые следы повадок матери-пчелы.
Какие бы расстояния и внутренние несогласия их ни разделяли, ничто не может
разрушить их единения, разорвать их глубинной связи. И с этим ничего нельзя поделать: образ
одной тут же во скрешает в памяти образ другой, ничто не может разрушить монолит их
семейной связи.
Я видела сестер, молодых американок, которые в Нью-Йорке искали точно такие же
шляпки, которые покупала их мать в Париже.
Я видела девушку, уже многие годы жившую отдельно от своей семьи, но она точно так
же щурила свои абсолютно здоровые глаза, как ее близорукая сестра. Я видела многих
женщин-родственниц, которые но сили кольца только на мизинцах.
Практичная мода от Магги Руфф, 1935
Когда Моцарт, будучи еще ребенком, очаровал королевский двор, разве мог кто-нибудь
объяснить, откуда появился такой юный и такой уже зрелый гений?
Кто же может знать, каким образом, почему, о, вам, дочерям плохо одетой матери,
выпадает жребий знать все секреты грации!
Для всех же о стальных, менее счастливых, которым предстоит учиться этому самим,
лучший наставник – время.
Однажды кто-то с удивлением отметит, что вырез такой-то формы и глубины делает
лицо невыразительным, хотя до этого самого момента дама полагала, что может но сить
любое декольте.
Актриса Гоунан Рапби в вечернем платье от Магги Руфф, 1931
В другой раз такой крой платья, казавшийся вам абсолютно нейтральным, вдруг стал
слишком подчеркивать и утяжелять ваши бедра. А плохо уложенная прядь – о, ново сть! –
внезапно удлинила но с. Форма рукава искажает бюст. Шляпа, которая всегда вам шла, теперь
огрубляет лицо. А этот воротник придает вам сиротский вид.
Внезапно вы обнаруживаете то горбинку, то впадину в тех местах, где им быть не
следовало. А утром, когда вы про сыпаетесь, ваше лицо уже не столь свежего цвета. Здесь –
слишком про свечивают ко сти, а там – наоборот. Что-то необъяснимое разрушило сь,
сломало сь в вашем облике, и он перестал быть цельным. Это означает, что настало время
понемногу приниматься за работу, день за днем надо что-то компенсировать, что-то
скрывать, что-то улучшать. Нужно быть одновременно и архитектором, и художником, и
декоратором… С этого момента начинается искусство умения обмануть придирчивый взгляд.
Для меня в этом выражении нет ничего обидного, в первую очередь потому, что я
нахожу искусство обмануть придирчивый взгляд очень занятным и не верю ни одной
красивой и элегантной женщине, утверждающей, будто она не прибегает ни к каким
ухищрениям. В любом виде искусства есть свои ремесленники, любая картина имеет свою
раму, любому спектаклю нужны декорации, а любой шедевр нуждается в признании. Ваза
дополняет букет цветов, футляр – украшение, флакон делает аромат духов неповторимее,
тарелка спо собна изменить вкус блюда. Некоторые придумки украшают жизнь, а иллюзии
делают ее намного приятней. Так, платье должно украшать, преображать женщину и
очаровывать всех, кто на нее смотрит.
* * *
С двадцати пяти до сорока лет нужно учиться, не зная отдыха. Потом вы имеете право
немного попользоваться плодами своих усилий. О, но только совсем недолго, а то
приобретенные навыки исчезают быстро, и их потом так трудно во сстановить. Совсем
недолго, потому что глазом не успеете моргнуть – двадцать лет, они ведь пролетают в
мгновение ока! – подступает другая опасно сть, вы сталкиваетесь с ужасной, гнетущей,
неразрешимо трудной задачей – суметь постареть.
Какая ирония судьбы! Только-только научились пользоваться своими до стоинствами и
недо статками и делать выводы из собственных ошибок, едва узнали свою истинную цену,
как уже пора мало-помалу о ставлять с таким трудом отвоеванную территорию и вести бой
на другом, еще более опасном поле. И первая опасно сть – слепота!
Не замечать, что наступает старость. Воло сы окрашены в рискованный цвет, чересчур
много ко сметики на лице, все оттенки очень бро ские – под тем предлогом, что это молодит.
Неубедительная и слабая защита, прозрачный экран, который не скрывает ничего, отрицание
правды всем бро сается в глаза! Мучительная и бесполезная битва!
Безрассудна та, кто все еще верит в свою молодо сть. Безумна та, кто ищет тому
подтверждение в смущенно отводимых взглядах прохожих. Упрямица та, кто продолжает
поддерживать эту иллюзию. И малодушна та, кто хочет, чтобы в нее поверили другие!
К чему обманывать себя, зачем придумывать, что ты живешь по другим часам и в
другом времени года? Ведь другие судят о нас только по самому строгому правилу.
Русская манекенщица Женя де Кастекс, урожд. Горленко, в вечернем платье
от Магги Руфф, 1930
Женский прогулочный костюм от Магги Руфф, 1933
Что толку притворяться, когда это никому не интересно? Что толку хотеть, когда
о существить это уже не можешь? К чему играть спектакль перед пустым залом? К чему
во скрешать в карикатуре то, что в прошлом было прекрасным? Зачем сегодняшней печалью
губить вчерашнюю радо сть?
Другая опасно сть – состариться: знать об этом и мстить полным отказом на это
реагировать.
Седые пряди, тусклые лица, мрачные платья, тонкие поджатые губы, оплывшие талии,
огонек, который еле тлеет под слоями белого пепла. По стоянные упреки в адрес молодых,
добровольное затворничество, лишение себя по следних теплых лучей солнца, горечь и
язвительно сть, притворные отказы и подлинное равнодушие.
Не секрет, что вид заходящего солнца впечатляет намного больше, чем во сходящего, так
почему по следние шаги на своем пути надо делать, не замечая радо сти и красоты? Почему
бы не прогуляться в по следних лучах грации, о ставив по сле себя небольшое облачко
мерцающего сияния?
Как очаровательны женщины, которые стареют с улыбкой на губах!
Они знают, как из своих морщинок сделать приятный орнамент, оживить цвет лица,
конечно же уже далеко не такой, что прежде. Их кокетство нежно и скромно. В их обществе
никто не боится говорить о возрасте, и это самый большой комплимент, который им можно
сделать. Они не зако стеневают ни в своих мыслях, ни в своих вкусах. Они всегда замечают
новый современный рисунок, новую линию в силуэте платья. Они не делают идола из своего
времени и решительно существуют в вашем.
В самом деле, нет ничего более элегантного, чем старая элегантная дама. И нет ничего
более тонкого, успокаивающего, умилительного. Это встречается очень редко, и поэтому
очень ценно. Это одновременно неожиданно и очень хрупко. Это естественный итог жизни,
цветок, склонивший свою головку, медленно гаснущий огонек, ускользающий аромат
духов… Это нежно сть, во споминание, сожаление…
Глава V
Окружение
Перед тем как войти в незнакомый дом, я всегда испытываю смутное волнение, знакомое
мне еще с детства, когда, сидя в театральном зрительном зале, в жарком полумраке гаснувшей
люстры, ждала начала пьесы. Мое сердце било сь в три раза быстрее обычного, любопытные
глаза прожигали занавес, торопя его по скорее подняться.
И вот сейчас, нажимая кнопку звонка, я слышу легкий шорох, означающий, что
неведомое мне пока существо уже открывает дверь в неизвестно сть. Мне одновременно
хочется и по скорее войти в эту дверь, и продлить этот изумительный миг ожидания,
предвкушения и надежды.
Я люблю двери.
Ни одна из них не похожа на другую, у каждой – свое лицо. Они бывают надменны и
скромны, агрессивны или ленивы, очень богаты или про сты…
И не говорите мне, будто все двери одного дома одинаковы. Тому, кто умеет видеть, они
могут рассказать очень много интересного.
У одной, очень боязливой – множество замков, другая – кокетка, начищена до блеска,
тогда как ее со седка – совершенная неряха, а следующая всегда принимает множество
визитеров, о чем свидетельствует со стояние звонка. Дверь этажом ниже требует, чтобы все
тщательно вытирали ноги о коврик, а на верхнем этаже – закрыта наглухо и имеет угрюмый
вид.
Я люблю двери.
За те короткие мгновения, что я нахожусь с ними тет-а-тет, они успевают нашептать и
поведать немало любопытного. Если по сле звонка проходит какое-то время, прежде чем
дверь откроется, это означает, что квартира большая, а может, я отрываю ее обитателей от
какого-то важного дела. По звуку шагов за дверью я уже могу определить, ступят мои ноги
на мягкий ковер, на скользкую плитку или паркет.
Я чувствую едва уловимый запах дома – мастика? – духи? – кухня? – цветы?..
Да, я люблю двери! Легкая защита чьей-то жизни. Легкий проход или непреодолимое
препятствие. Невидимый подъемный мо ст, переброшенный в неизвестно сть. Узкая щель,
сквозь нее мы вторгаемся в другой мир. Рваная рана, через которую в нас проникает
окружающая действительно сть со всеми ее сюрпризами, катастрофами и радо стями.
Порог перейден, и квартира дает нам гораздо больше, чем мы даем ей. Она нас окружает,
овладевает нами, раскрывает свои комнаты, словно змея кольца.
Я не устаю поражаться тому факту, что на земле у каждого живого существа есть свое
лицо, и точно так же я удивляюсь, насколько непохожими могут быть дома у разных людей.
Не бывает двух одинаковых хижин, двух идентичных комнат, двух квартир-близнецов,
двух похожих как две капли воды дворцов.
Поток жизни настолько силен, что выплескивается из берегов и пропитывает нашим
существом все, к чему мы прикасаемся и что нас окружает.
Можно быть знакомым с кем-нибудь, но если вы не видели места, где он спит и
размышляет, ест и смеется, значит, вы очень мало знаете этого человека.
Разве будет кто-нибудь отрицать, что бывают дома глупые и умные, дома мертвые и
живые, дома грубые и тонкие, помпезные и добродушные, молодые и старые, банальные и
своеобразные, серьезные и веселые… и так до бесконечно сти?
Если дом – это некое отражение тех, кто в нем живет, то женщина должна быть
отражением и общим выражением своего дома. Вполне естественно, что женщина считается
продолжением ее интерьера, естественного окружения. Между ним и ею должна
существовать связь, гармония.
Буйство красок в декорациях и ко стюмах русского балета заставило бы содрогнуться
старые классические стены. Платье, уместное для по сещения этого дома, не может быть
сшито из плохой ткани любого тона. Необходимо, чтобы оно гармонично вписывало сь в
про странство, в котором ему суждено появиться. Если цвет стен и кресел подобран так,
чтобы смутить го стя, то справедливо будет отплатить ему той же монетой.
Превращать свое жилище в лавку пестрых тканей и сувениров – это все равно что
разбивать лагерь на тротуаре или проводить улицу сквозь свою квартиру. Претенциозная
обстановка не потерпит эффектного платья, которое своим появлением стерло бы и
разбро сало все предметы, словно неистовый ураган. Сдержанный и про стой интерьер не
может сочетаться с оборками и рюшами, это было бы неуместно. Дерево и мрамор
нуждаются в теплоте живых и мягких красок тканей, тогда как отделка обоями и портьерами
может по служить прекрасной декорацией для женщины, одетой сдержанно.
Одни контрасты – неуместны, другие же – проявление гениального вкуса.
Одни сочетания шокируют, другие во схищают, но что невозможно – о ставаться
безразличным.
Хотите вы того или нет, но дом и женщина – они или соперники, или союзники. Они
выступают друг против друга, сравнивают себя, во сторгаются друг другом и хорошеют от
этого либо заглушают и подавляют друг друга.
Русская манекенщица Женя де Кастекс, урожд. Горленко, в пальто от Магги
Руфф, 1930
* * *
Неодолимая сила интерьера, декора творит чудеса для нас, вокруг нас и в нас самих!
Декор! – вечный соблазнитель воображения, ты вбираешь в себя краски наших
впечатлений, направляешь наши вкусы, делаешь более о стрым наше удовольствие, в тебе
отпечатываются все наши беды и неудачи.
Все по ступки в нашей жизни совершаются под этот тихий аккомпанемент. Если декор
начинает докучать, это означает, что надо искать какой-то разлад. Если же льется чистая
мелодия, значит, наша жизнь находится в полной гармонии с окружением.
О, эти мелочи жизни!
Почему вкус вареного яйца, съеденного у ко стра, никогда не сравнится с ним же за
завтраком в столовой!.. Окружение!..
И женщина, одетая в бархат, о свещенная отблесками горящих углей в камине, в облаке
пряного запаха цветов, разве может она сравниться с той, кто идет в том же самом бархатном
платье только по улице?.. Окружение!.. И разве может сравниться ветчина, которой вы
перекусили, присев на сухую траву в тени яблони, с заказанной в ресторане?.. Окружение!.. А
пронзительная свежесть легкого платья, оттеняемая голубым небом и зеленой травой, разве
есть она у того же платья, висящего в шкафу?
* * *
Некоторые женщины, где бы они ни появлялись, создают вокруг себя о собую атмо сферу,
некий эффект домашнего уюта.
Оттенок шарфика или но сового платка совпадает с цветом обивки мебели, или штор,
или обоев в комнате. Какая-то безделушка, вдруг выпавшая из ее сумочки, кажется вам
знакомой, так и есть, вы ее уже видели на столике в прихожей квартиры этой дамы.
В архитектуре платья угадываются линии декоративного оформления ее дома.
Цветок, выбранный ею для своей бутоньерки, вызывает в памяти букет, который почти
всегда можно увидеть в вазе на ее туалетном столике.
Их манера прятаться или, наоборот, подвигаться поближе к солнцу очень похожа на то,
как они в своей го стиной поворачивают кресло к свету или отодвигают его подальше от
лампы.
Если они заказывают номер в «Ритце» или в другом отеле, пусть на короткое время, то
во ссоздают в этих комнатах неповторимую атмо сферу своего дома. Даже мебель в этих
номерах кажется такой же, что в их квартирах. Приглушенный свет настольной лампы
возвращает женским лицам их обычный, всегдашний цвет.
В ресторане ничем не отличающийся от других столик, покрытый белой скатертью,
становится аннексированной территорией.
На сумочке, лежащей на виду у всех, инициалы точно такой же конфигурации, что и на
наборе расчесок, спрятанных от по сторонних глаз в туалетной комнате. Снятая и брошенная
рядом перчатка еще хранит тепло ее руки и совсем живая. Коробочка с пудрой, губная
помада, портсигар, зажигалка, но совой платок появляются и исчезают с быстротой молнии,
их непредсказуемое мелькание делает одушевленным обычный стол, и это, пусть на короткое
время, происходит благодаря душевному настрою его по сетительницы.
Этот столик уже не похож на другие, он стал ее столиком, как ее домашний стол, за
который она садится каждый день. Надо быть благодарным этим женщинам за их победный
дух и неустанное завоевание и подчинение себе любого про странства, что они делают, почти
не отдавая себе отчета.
Они везде чувствуют себя как дома. Одним своим присутствием они создают о собую
атмо сферу. Одним жестом, одной какой-то безделушкой, зажатой в руке, эти дамы о ставляют
впечатление открытой и душевной близо сти. В людном месте, среди суеты, они
непо стижимым, волшебным образом рождают иллюзию пребывания в комнате, за плотно
закрытыми дверями. Уметь создать атмо сферу спокойного семейного уголка среди толпы –
редкий и ценный дар! Как будто они повсюду держат свой дом открытым, словно дарят всем
частичку себя. Но они не допустят, чтобы в вашем присутствии чувствовать себя как в
го стях… Везде и всегда принимающая сторона – они.
* * *
Женщина, которая хочет научиться одеваться, должна брать пример – и пусть про стят
мне такое сравнение – с хамелеона. Она должна инстинктивно уметь приспо собиться к
тысяче и одной ситуации, возникающих в ее жизни.
Вечерние платья от Магги Руфф, 1936
Она должна принять это как необходимое условие, без которого все рухнет, разрушится и
во сстановить будет невозможно, как по сле непонятной и неожиданной катастрофы.
Любая женщина, находясь дома или на улице, в городе или в деревне, гуляющая пешком
или едущая в автомобиле, в поезде или на корабле, должна иметь, да позволено мне будет
сказать так, разные масти. Каждый раз она должна словно бы «линять» с головы до ног,
меняться вплоть до ритма жестикуляции, вплоть до смены цвета кожи.
Семенящая походка мелкими шажками уместна на тротуаре, а на деревенской дороге она
будет смешной.
Белый цвет кожи на пляже будет вызывать, скорее всего, недоумение.
И скорее всего при виде дамы, ковыляющей в туфлях на каблуках в стиле эпохи
Людовика XV, прохожий скрипнет зубами.
Фигура в платье из крепдешина испортит прекрасный охотничий пейзаж, а ко стюмы из
органди[20] о скорбительны морю и небу. Некоторые украшения по сягают на свежесть утра, а
шляпы превращают тихие улочки в базарные ряды или красивую го стиную делают похожей
на крестьянский двор.
Вид некоторых чемоданов в спальном вагоне гораздо сильнее опьяняет меня
предстоящим путешествием, чем сам поезд, платформа и снующие во всех направлениях
пассажиры.
Есть платья, которые вызывают у вас о строе чувство потерянно сти и окрашивают все
вокруг, даже небо, в скучный монотонный цвет. Иногда до статочно поднять про стой или
меховой воротник на пальто, чтобы в зимней картине все пришло в равновесие.
Все это выдумать невозможно, это нужно знать или учиться. Все это скопировать нельзя,
а нужно каждый час импровизировать.
Все это купить нельзя, нужно создавать. Все это познать нельзя, надо чувствовать. Все
это объяснить нельзя, нужно понимать.
* * *
Общественное положение, занятие мужа, его должно сть – все важно в этой
нескончаемой гамме исходных данных.
Одним словом, чтобы одеться, надо понимать, кто вы есть… но еще больше – кем вы
никогда не будете.
* * *
Плечи Евгении де Монтихо [23] поражали своим совершенством, и похоже, что все
незабываемые декольте на туалетах императрицы создавались только для того, чтобы
показать их во всем блеске.
В 1900-х годах, когда повсюду мелькали воланы, кружевные накидки, цветы, плавно
колыхались в такт музыке бальные платья, широкополые шляпы обильно украшались
цветами, со ставленными во всевозможные композиции, разве мог кто-нибудь во схищаться
женщиной современного, спортивного типа?
Да и в наше время, когда крой женской одежды и сами манеры стали чуть более
мужскими, кого взволнует тип «Дамы с камелиями», воплощенный модельером в самом
сногсшибательном воздушном платье? Только если кто-то захочет немного по смеяться над
собой.
То же самое можно сказать и о шляпах, прическах, походке, цвете лица или улыбке.
Все, что соответствует времени, должно не только быть выражено в этом женском
типе, но и максимально подчеркивать, выделять его. Но и соединения всех этих условий и
обстоятельств еще недо статочно для до стижения желаемого результата. Для чего были бы
нужны вся красота и грация, если бы никто не смог их оценить? Необходимы социальное
положение, или со стояние, или о собый талант. Если хотя бы одного из этих слагаемых
недо станет, чуда не произойдет.
Вот почему много приятных дам, элегантных женщин, но так мало тех, которые
определяли эпоху. Известные женщины, артисты, го сударственные деятели до стигнут
совершенства только при одном условии: они должны выражать собою свою эпоху и даже
образ мышления своего времени. Чтобы преуспеть, они должны быть живым синтезом
до стоинств и ошибок времени, а также обладать материальными возможно стями для их
воплощения[24].
Вот так, на небесных дорогах, под сиянием и предводительством звезд, возникают
счастливые совпадения, которые в свою очередь создают благоприятные возможно сти!
* * *
* * *
Я считаю, что когда удается найти платье, идеально вам подходящее, его надо
повторить в нескольких вариантах – пусть различаются ткани и цветовые гаммы. По тому же
принципу стоит выбирать шляпки, туфли и сумочки. Немногие женщины понимают,
насколько такой подход облегчит им усилия выглядеть элегантно. Кроме того, насколько бы
уменьшился риск от по спешного и необдуманного выбора, ошибок среди огромного
количества по стоянно меняющихся предложений. Только некоторые, очень элегантные и
изысканные женщины умеют извлекать выгоду из такой системы, поэтому всегда и везде
одеваются лучше всех.
Гриф Дома моды Магги Руфф, 1940
Но результат никогда не бывает одним и тем же, по скольку даже одно платье можно
интерпретировать до бесконечно сти. Одна рука – это всегда одна рука, и никогда две руки не
будут полно стью идентичны друг другу.
Вот почему я не разделяю тревоги женщины, которая приходит в ужас при мысли, что
она может появиться где-нибудь в таком же платье, что и ее подруга. Однако во многих
случаях это – настоящий кошмар. Я слышала жуткие истории о пяти одинаковых платьях на
женщинах, приглашенных на чай, или о десятке похожих шляпок в каком-нибудь ресторане.
Это про сто катастрофа, по следствия которой модельеры, портные, мужья – все, вплоть до
горничных – переживают еще очень долгое время.
Красивые платья попадаются очень редко, и неудивительно, что все женщины хотят их
приобрести, но я также считаю, что каждая женщина вправе но сить это платье в
соответствии со своим индивидуальным стилем, дополняя наряд такими аксессуарами,
которые делают его отличным от других, и интерпретировать по своему вкусу.
Бархатное платье с меховыми манжетами из меха хорька от Магги Руфф,
1940
Вечернее платье от Магги Руфф, 1939
* * *
Любопытно, что качеству невозможно дать четкого определения. На вопро с «Как можно
распознать качество?» нет ответа. Никто не откроет своего секрета.
Одна знакомая дама, приходя в булочную, про стодушно о сведомлялась: «Мадемуазель, у
вас хлеб свежий?» Я всегда тайно мечтала, чтобы нашлась как-нибудь отважная продавщица,
которая ответила бы: «Мадам, он про сто отвратительный…» Но этого, к сожалению, до сих
пор так и не произошло.
Качество – это инстинктивное чутье, тонкое ощущение материального и внешнего, я бы
даже сказала, некая чувствительно сть кожи.
Качество инстинктивно во спринимается всеми чувствами – это шестое чувство,
вышедшее из совокупно сти о стальных. Оно может также родиться из опыта, но и в этом
случае все равно нужно иметь вкус, чтобы его распознать.
Почему одни художественные эксперты проницательнее других и их открытия
становятся настоящими откровениями?
В чем их знания превышают знания их коллег? Ни в чем, но настоящее произведение
искусства влечет их к себе непреодолимо, словно запах дичи охотничью собаку в о сеннем
лесу. Они следуют за своим инстинктом и никогда не ошибаются. Когда, приступая к
созданию новой коллекции одежды, я выбираю ткани, то о собенно чувствую силу этого
притяжения.
В тот самый момент, когда я до стаю из папки стопку рисунков с придуманными
силуэтами, уже тогда смутные ощущения от всевозможных шелковых или шерстяных тканей
начинают соперничать друг с другом в моем воображении, добиваясь отклонения одних и
признания других, с такой настойчиво стью, что порой бывает невозможно сопротивляться.
И тогда решение приходит не как результат долгого скрупулезного и обдуманного
выбора, а как мгновенное инстинктивное озарение.
У рук тоже есть свои предпочтения, и глаза в этом случае слабые помощники.
Одобрение пальцев для меня беспреко словно. Если они почувствуют что-то такое, чего
нельзя выразить словами, что-то более совершенное, дружественное, тогда я отдаю им право
решать за меня. Только так можно сделать правильный выбор. В другие дни, когда этот
инстинкт спит – бывает и такое, – и выбор окажется неудачным, потому что будет всего
лишь рациональным.
Это справедливо и в отношении тех женщин, которые умеют одеваться. Они вдруг
о станавливаются на каком-то платье, казало сь, едва взглянув. Они по смотрели на него так же
рассеянно, как и на двадцать других, попавшихся ранее. Им до статочно лишь секунды, чтобы
вынести свой вердикт. Вы можете увидеть, как они с какой-то резко стью, что на самом деле
является глубокой уверенно стью, выбирают сумочку или шляпку. А те женщины, которые
колеблются, мечутся от одного к другому, бесконечно долго выбирают, часами пропадают в
примерочных и мучаются вечными сожалениями, вот они-то, в конце концов, обязательно
ошибутся, потом ошибутся еще раз и будут ошибаться всегда.
* * *
Я уже говорила, что чувство качества не всегда врожденное. Когда оно не заложено в
генах, то приобретается как знания в какой-нибудь сложной научной области.
У меня страстная любовь, религиозное, более глубокое, чем фанатизм, чувство к
качеству, и тем не менее, будучи ребенком, я до безумия любила совершенно отвратительные
вещи.
* * *
Еще бытует мнение: «Качество – это на века». Аргумент худший, чем предыдущий, если
такое возможно. Быть приговоренной, под предлогом качества, бесконечно долго созерцать
очень прочную, но уже ставшую ненавистной вещь… В этом случае утешаться качеством
глупо и бесполезно!
Попробуйте, скажите мужчине, без памяти влюбленному в хрупкую, болезненную
женщину: «Вы не правы… Вот увидите, как через несколько лет она поблекнет… У нее же
нет никакой выно сливо сти… Лучше обратите внимание вон на ту высокую брюнетку, у нее
прево сходное здоровье. Она и через двадцать лет будет так же свежа, как сейчас».
Ансамбль для путешествий от Матти Руфф, 1941
* * *
Одна умная и немного язвительная женщина (а может, она была сильно язвительная и
совсем не умная?) сказала об одной из своих подруг: «У нее есть все положительные
до стоинства, кроме качества». В этом кратком резюме верно сформулирована мысль о том,
что качество само по себе не может быть заменено или создано из других до стоинств.
Бывает, что какое-то платье обладает всеми до стоинствами: оно милое, вполне
пригодное для повседневной жизни, свежее, практичное, оригинальное, но все-таки оно не
качественное. Ему не хватает чего-то неуловимого, что само по себе называется высшим
классом и отно сит вещь к этому разряду. Качество – это что-то вроде естественного
благородства, величаво сти, уверенно сти, по которой с первого взгляда можно узнать по-
настоящему красивые вещи. Это природный дар, им либо обладают, либо нет, как люди, так и
окружающий их материальный мир. Они такими рождаются, приобрести это невозможно.
Этого аристократического благородства может быть лишен дворец королевы, но его
присутствие может ощущаться в доме бедной женщины, оно может вспыхивать в про стоте
повседневных вещей, но обойти стороной предметы, имеющие огромную стоимо сть. Но кто
однажды узнал и влюбился в него, будет искать его всю жизнь, всегда и везде будет
высматривать его образ, сверяя со своими во споминаниями.
Обладать качеством – значит быть благородного происхождения, иметь до стоинство и
в то же время индивидуально сть и универсально сть.
«Но тем не менее, – во скликнет глупо сть, жеманясь и звеня побрякушками, – лично я
предпочитаю дешевую подделку! Каждому свое! Почему бы и нет?»
Глава VIII
Ирида[36], или цвет
«О, Цвет, эта музыка для глаз».
Я бы хотела эту главу поместить под защиту божественной Ириды, про ся ее разложить
симфонию цвета на семь бессменных знаков небесной нотной грамоты.
Волшебная полупрозрачная радуга, переливчатый шарф богини, стремительная комета,
начертавшая на небесном своде семь о сновных букв, универсальный и потрясающий закон
цвета!
Совершенное произведение природы, краткая и вместе с тем бесконечная гамма, к
которой невозможно ничего ни прибавить, ни убавить, но мы можем варьировать цвета
несчетное количество раз! Звенящая гамма цвета, обнимающая весь мир, от морской глади до
небес!
«Солнце, в лучах которого вещи становятся самими собою», – писал Ро стан[37]. Без цвета
ничего не могло бы существовать… по скольку даже ночью и в самой глубокой тени, как в
глазах, о слепленных ярким светом, о стается по следний увиденный образ, след… – магия
цвета!
Несравненное сокровище, щедро розданное, во славу цвета, огненной игре самоцветов и
любимым глазам! О, бесценный дар, тысячу раз ежечасно вручаемый каждому и всем!
О, дар палитры, которая отдает нам все богатство цвета!
* * *
С незапамятных времен цвету приписывали сакральный смысл. Он прино сит счастье или
горе, становится эмблемой го сударства, флагом. Он может венчать славой или покрывать
позором, имеет большое значение в оккультной символике.
У него четкий и про стой язык.
Начиная с пурпурного цвета всех влюбленных, императоров и кардиналов до не слишком
уважаемого желтого, все человеческие чувства, все их доблести и по стыдные по ступки,
общественное положение, радо сти и беды – все это вписано в семизначную цветовую шкалу.
Без цвета любая форма была бы невыразительна, как пустая ваза, мертвое лицо, слово без
голо са, жизнь без вибрации. Цвет – это очарование одежды и ее смысл, ее богатство и
эмблема, ее красота и до стоинство… но и ее опасно сть. Значение цвета настолько велико,
что он может одним своим существованием придать вещи благородство или же сделать ее
вульгарной, обратить в шедевр или в безвкусицу, обеспечить ко стюму успех или полный
провал.
У каждой страны, эпохи, цивилизации есть свои собственные цвета, о собые
гармоничные сочетания, неповторимые нюансы, специфичные цветовые гаммы. Каждая раса
со ставляет свои цвета точно так же, как придумывает свою музыку, наполняя их своей
душой.
А бесконечное разнообразие цветущих растений и ракушек! А солнечные, желтые и
оранжевые ткани, которые жители Мартиники повязывают вокруг бедер! А строгие цвета
Египта! А ро скошные, приглушенные и теплые цвета итальянского Возрождения! А
неподражаемые лимонные и алые краски Китая! А нарочито мягкие и приглушенные
цветовые оттенки XVIII века! А живо сть крестьянской одежды! А настоящий шок и
во схитительное ощущение душевного подъема от старинных русских красочных тканей! А
свежесть и чувство воздуха излюбленной цветовой гаммы горных жителей! И стоит ли по сле
того, как наш мир был так щедро одарен всем этим невероятным богатством блеска,
переливов и ярких вспышек, в наше время отказываться от цвета и спокойно наблюдать, как
он исчезает из нашей жизни, съедаемый все заполняющей Чернотой?
Чернота наступает шаг за шагом, съедая все на своем пути. Коварная болезнь убивает
гармонию и радо сть, обезличивает людей всех национально стей во всех странах, разрушает
местный колорит, лишает очарования народные предания, погружает все живое в
чудовищную безлико сть, иногда невозможно отличить, где мужчина, а где женщина.
Женское пальто от Магги Руфф, 1943
Если в одних странах на протяжении многих веков люди почти ничего не меняли в
ко стюме и цветовой гамме, закрепившихся в их местно сти, это означало лишь одно: эта
одежда и ее цвет полно стью соответствуют и ритму жизни, и температуре, и окружающему
пейзажу. Это означает, что существует глубокая связь между небом, природой, светом,
прозрачно стью воздуха, которую человек почувствовал и выразил в своей одежде.
Нет ничего случайного в естественных законах, управляющих мировой гармонией,
поэтому больно видеть, как так называемая цивилизация привно сит диссонанс в древнейшую
связь человека и природы. Когда сегодня на киноэкранах появляются китайцы в длиннополых
пальто и цилиндрах или пигмеи Центральной Африки в одинаковых кепках, создается
ощущение, что нам показывают что-то неприличное и преступное.
Когда все люди на нашей планете будут но сить черную одежду и котелки – а это может
случиться уже завтра, – тогда мы во споем хвалебную песнь во славу этой самой цивилизации,
разрушившей то, что создавало сь миллионами на протяжении всех прошедших веков!
Как будет печально видеть, выезжая на отдых в деревню, наших сельских жителей,
поголовно одетых в траур. Это будет о скорбление солнцу, светлым лесным лужайкам,
чистому воздуху, умиротворяющей скромно сти полей! Это будет преступлением по
отношению к небу, по скольку отвергается сама природа!
В некоторых местно стях и городках, как в Богемии[38] или Остмарке[39], не исчезли еще
очаровательное про стодушие и разнообразие крестьянских ко стюмов. Какой они дают отдых
глазам, какое наслаждение вызывает эта живая связь окружающего мира и его обитателей!
Кажется, будто эти ко стюмы рождены полевыми цветами. Местные жительницы любят
погулять в пшеничных полях, разбрасывая то тут, то там свои яркие ко сынки макового или
василькового цвета. Они кровно связаны с окружающим пейзажем, а он в свою очередь
отдает им с лихвой все свои краски. Повсюду, где бы такие ко стюмы ни появились, природа
становится ярче и богаче, своей живой грацией они подчеркивают красоту окружающего
мира, гармонично и неразрывно сливаются с ним.
А Чернота обо сновывается в больших городах, вползает в серые дома, бредет вдоль
тусклых тротуаров, таится в мрачных дворах – все это печально и грустно, но вполне
понятно. Но ради Бога, пусть не исчезнет у наших деревень эта феерия цвета, пусть они
заново выучат язык цветов, поймут их красоту, до стоинство и силу, пусть они уяснят себе,
насколько необходима гармония!
* * *
Я часто повторяю слово «цвет», но не отношу его к белому цвету, белое – это
отсутствие цвета. В древно сти у многих народов белый цвет – признак скорби, и это было
справедливо.
* * *
Если цвет необходим для жизни и сама жизнь находится под его влиянием, то
окружающая обстановка – это один из элементов, который может дать нам любой цвет, но
только в статичной форме. И женщины, выбирая себе платья, насыщают нашу жизнь
меняющимися, играющими красками, тем самым проявляя свою жизнеутверждающую
сущно сть.
* * *
На свое первое причастие я, светловоло сая девочка, шла с подругой, жгучей, как теперь
говорят, брюнеткой. Тогда моя мать сказала: «Одна – как муха на шелковой бумаге, а другая –
как моль в молоке». С тех пор мне решительно больше нравятся мухи на шелковой бумаге,
нежели моль, плавающая в молоке!
Чтобы цвет был красивым, нужно его наложить на поверхно сть одним широким и
уверенным мазком кисти, причем в единственном верно определенном и до статочно важном
месте. Его всегда необходимо не беспорядочно разбрасывать, а напротив, умело дозировать.
Научиться верно поместить один или несколько цветовых эффектов на черном фоне –
задача не из про стых. Научиться сочетать два цвета, дополняющих друг друга или
вступающих в борьбу между собою, еще более сложно, а суметь оперировать, не создавая
драматичных ситуаций, набором из нескольких цветовых решений требует безупречного
вкуса и сильно развитого художественного чутья.
Из-за этих сложно стей многие женщины не решаются предпринять ни малейших
попыток поэкспериментировать с цветами. Сколько раз я слышала: «Остановимся на
черном… черный цвет не преподно сит никаких неожиданно стей… в черном цвете всегда
можно быть уверенной, он не подведет…» Итак, прочь такие мысли! Прочь лень и отказ от
цвета. Никогда не надо бояться совершить ошибку, начать сначала и все исправить.
Гриф Дома моды Магги Руфф, 1929–1948
Ансамбль с баской от Магги Руфф, рисунок Ране Груо, 1945
Вечерние платья до недавнего времени вмещали в себя богатство цвета, о ставаясь его
по следним бастионом в борьбе с наступающей «чернотой». Если на какое-то время им
приходило сь уступать свои позиции, то цвет находил защиту в спортивной одежде и
ко стюмах, где можно проявить полную свободу фантазии и самые противоположные точки
зрения, использовать разные и причудливые цветовые гаммы.
И я хорошо понимаю женщин, ставших почти неврастениками, и все это от гнетущего
черного цвета, заполонившего их жизнь.
* * *
Никогда не надо забывать, что: все про стые и грубые ткани, такие как шерсть, льняной
холст, хлопок, лучше перено сят цвет, чем ткани шелковые, которые уже сами по себе очень
нарядны и легко приобретают праздничный вид. Однако это утверждение, естественно, не
касается вечерних платьев.
Ткани, так сказать, глубокой структуры, наиболее выразительны в темных тонах, и
лучший тому пример – бархат. Напротив, гладкие ткани, как, например, атлас, всегда
привлекательнее выглядят в светлых красках.
Если задуман контраст двух цветов, то они должны иметь одинаковую ярко сть, как два
спортсмена одного и того же класса. Если это условие не будет соблюдено, то один из них
одержит немедленную победу.
Цвет – это тонкая материя. Какая-то тысячная доля ярко сти тона может увести вас от
во схитительного и редкого оттенка к вульгарному и грубому.
Вечернее платье из атласа «Дюшес» от Магги Руфф, 1945
Цвет должен быть к лицу. Если это не так, то факт, почему вы его выбрали, должен быть
оправдан новизной или завораживающей красотой. Если он не обладает ни одним из этих
качеств, то это не цвет, а безвкусная пачкотня.
Очень часто один цвет смотрится выигрышнее за счет другого. И наконец…
Глаз, которому не нравятся цвета, – слепой глаз.
Несравненная Ирида, богиня Семи цветов! Нашли на нас опьянение гармонией, сделай
так, чтобы в случае, если все женщины мира сложили бы свои платья, то из них к небу
взметнулась бы огромная радуга – предвестница счастливых дней!..
* * *
Выбор аксессуара – очень важное дело, оно требует высочайшей со средоточенно сти и
почти математической точно сти.
Оно не приемлет никаких ошибок.
Перчатки и туфли, например, чтобы выглядеть элегантными, должны быть про стыми. Из
всех аксессуаров именно они плохо перено сят экстравагантно сть. Обращайте внимание на
свои ноги и руки, как бы стремление «украсить» их не обернуло сь вульгарно стью. Перчатки с
цветочками, дырочками и прорезями имеют так называемый душок. Самое лучшее – это
подобрать строгие перчатки из мягкой, хорошего качества кожи. Они должны быть
однотонными, но в самой широкой цветовой гамме. Они могут сочетаться по цвету с общим
ансамблем вашей одежды или, напротив, контрастировать с ним.
То же самое отно сится и к туфлям. Любое излишество, как пряжки, цветочки, кисточки,
говоря по правде, может оказаться для них катастрофой. Сколько раз, рассматривая витрины
магазинов, я приходила в ужас: как далеко некоторых производителей обуви может завести
скудное воображение, а точнее, полное его отсутствие! И эти «монстры» сапожного дела
буквально расхватываются покупательницами! Каким же должен быть дефект зрения, как же
слепы должны быть женщины, чтобы утверждать, будто эти туфли им нравятся! Чем ближе
туфли к строгому и классическому стилю, тем более они элегантны. Конечно, можно
позволить себе небольшую вольно сть, но настолько незначительную, что она должна быть
едва заметной и не нарушать строго сти и чистоты линий всего ансамбля. Так же как и при
выборе перчаток, можно позволить себе туфли того цвета, какой вам больше по душе, можно
допустить, в крайнем случае, покупку туфель из какого-нибудь не совсем привычного
материала. На этом все вольно сти заканчиваются.
Только вечерние туфли имеют право на некоторую эксцентрично сть. Да и то на это
могут о смелиться только женщины, обладающие тонким вкусом, о стальные по ступят мудро,
если о станутся верными наиболее про стым фасонам.
При выборе перчаток и туфель в первую очередь надо обращать внимание на удобство.
Ничего не может быть более неприятного, чем рука в слишком узкой перчатке, нога,
скованная тесной туфлей, или зажатая походка из-за неудобных каблуков. Руки и ноги
должны чувствовать себя вольготно, не надо их выпячивать на первый план, но еще менее
надо стараться их спрятать, сделать незаметными. Желание скрыть их или каким-то образом
уменьшить их величину приводит лишь к тому, что они сразу бро саются в глаза, поэтому,
чтобы вы чувствовали себя комфортно, предо ставьте все удобства рукам и ногам. Туфли, в
зависимо сти от места и времени, должны обеспечить ногам силу, необходимую при ходьбе,
безопасно сть, грацию и элегантно сть, до статочное тепло, а также придать им стройный
изящный вид.
* * *
Каждый раз, когда перед началом нового сезона я совершаю свои обязательные визиты в
ателье и к портным, я вижу повсюду образцы изумительных шляпок, в которых сочетаются и
высокое качество исполнения, и элегантно сть, и шик, и новизна – одним словом, все
до стоинства налицо. И каждый раз я думаю с надеждой: «Наконец-то в этом месяце все
женщины будут выходить на улицу в чудесных головных уборах». И так же неизменно,
несколько недель спустя, я по-прежнему и в тех же огромных количествах вижу невероятно
уродливые шляпы на женских головах. Большинство женщин обладают завидным
мастерством среди бескрайнего моря очаровательных головных уборов выбрать
единственный смешной и нелепый.
Стоит только одной такой шляпе появиться на улице, как начинается настоящая
эпидемия. Вирус перескакивает от одной дамы к другой, и чем дальше он распро страняется,
тем более серьезные о сложнения он вызывает. И вот уже, куда ни кинь взгляд, все поражены
этим недугом. Если чья-то болезнь началась с приобретения одной маленькой шляпки, то
заканчивается, когда эту шляпку обсыпают конфетти, словно именинный торт. Если же,
напротив, размер шляпки был далеко не маленький, то очень скоро он разрастется до
размеров зонтика от солнца. Высокие шляпы превращаются в какие-то «вздыбленные»
сооружения, а оригинальные, необычные некоторое время спустя вообще перестают быть
похожими на шляпы. Веточка, украшающая шляпу, превращается в буйный лес, ягодка – во
фруктовый сад, крылышко – в птичью стаю, бант – в запутанный лабиринт, ленточка – в
настоящий шлейф, фиалки сгущаются в тучи, плывущие по улицам на высоте человеческого
ро ста, страусиные перья и эгреты[41] красуются на всем, что отно сится к головным уборам.
Это массовый психоз, коллективное сумасшествие, всеобщее соревнование.
Кто окажется самой изощренной, кто побьет все рекорды, за кем о станется по следнее
слово, кому будет принадлежать по следний крик… и так до следующего сезона. Даже
шляпные мастера, втянутые в эти провокационные игры, забывают про свой вкус и талант.
Подавив в себе желание создавать красивые и про стые шляпы, они торопятся нагромоздить
(чем больше, тем лучше) хризантемы на яблоки, незабудки на пионы, банты на спутанные
пучки лент. Они продолжают «творить» в том же духе, пока вдруг не замечают, что шляпы-
то больше нет! Она настолько завалена всяким хламом, что нужны два работника, чтобы
убрать этот мусор и о свободить произведение искусства, которое можно надеть на голову и
выйти на улицу, чтобы мир излечился от болезни и стал спо собным во спринять красоту.
Певица Императорского Большого театра Л. Н. Балановская
Актриса Милль Доминик в манто из цигейки и шляпке Магги Руфф, 1945
И когда хотя бы одна женщина в Париже сможет сделать свой выбор, не поддаваясь
коллективному помешательству, а самое главное, избежав искушения завоевать славу экстра-
класса, как про сто тогда станет купить новые, очаровательные шляпки для каждого сезона!
Природная склонно сть и собственный вкус каждого шляпного мастера создают в пределах
современной моды бесконечный ряд различных моделей, подходящих к любому типу лица и
характера женщины. Благодаря этому каждая женщина может подобрать модный головной
убор в полном согласии со своим темпераментом, вкусом, личными предпочтениями. И для
до стижения своей цели ей не надо ничего отвергать или отказываться от своих привычек.
Рисунок Магги Руфф, 1942. Публикуется впервые. Из коллекции А. Васильева
Немногие женщины понимают, что нельзя безразлично отно ситься к шляпам, чтобы
иметь право назвать одну из них своей, недо статочно одной уверенно сти в том, что шляпка
модная. Другие женщины, напротив, впадают в другую крайно сть и, боясь любых перемен,
по стоянно придерживаются однажды выбранного стиля.
Рисунок Магги Руфф, 1942. Публикуется впервые. Из коллекции А. Васильева
* * *
Неправильно думать, что только деньги обеспечат правильный выбор. Многие женщины
тратят на покупки гораздо бо́льшие суммы, чем мадам С., но достигают гораздо меньше
успеха, по скольку ее талант – это результат огромных усилий этой женщины. Это то, что
отличает ее от подруг. Она не удовлетворилась только врожденным вкусом, а была
предельно внимательной и никогда не пренебрегала ни одной мелочью. Ей не до ставляло
никакого труда подобрать вторую сумочку точно такого же оттенка и качества кожи,
про следить, чтобы инициалы были определенного размера, найти зонтик, цвет которого
гармонировал бы с о сновной частью одежды. Все это никак не зависит от денег, зато
находится в прямой связи с наблюдательно стью, инициативой и желанием.
Когда мадам С. выбирает платье, она всегда следит, чтобы ее любимое колье, которое
она часто надевает, хорошо смотрело сь бы с ним. Когда она покупает сумочку, думает о
своем зонтике и учитывает сумочку, когда приходится покупать новый зонтик. Эта дама
тщательно подбирает но совой платок для каждой ситуации в отдельно сти и всегда охотно
откажется от украшений, если заметит, что они не подходят к ко стюму. Она никогда не
импровизирует в по следнюю минуту, потому что прекрасно понимает, что все требует
спокойного обдумывания идеи платья, внимательного о смотра получившего ся результата и
наконец – расставления по следних точек над «i».
Мадам С. очень красива и могла бы полагать, что ей к лицу все шляпы, однако она так не
думает. Что бы ни диктовала мода, есть некоторые вещи, которых она старательно избегает.
Что бы мода ни требовала, есть вещи, которые она будет одевать всегда, но несколько
видоизменив – и с каким искусством! Оставаясь классическими по своему стилю, ее наряды
выглядят гораздо более модными, чем самая по следняя новинка.
У этой дамы прививка против любых эпидемий, она защищена от микробов снобизма и
лихорадочных увлечений, поэтому никто и ничто не сможет одержать верх над ее
здравомыслием и заставить выглядеть нелепо-крикливо или невыразительно-тускло. Ее
элегантно сть всегда неуязвима и триумфальна.
* * *
Во всем, что касается аксессуаров, Париж – это Город всех городов. Нигде больше
невозможно так живо почувствовать их необыкновенное очарование.
Зайдя к Хельстерну[46], вы попадаете, если так можно сказать, под пристальный взгляд
туфель, ботинок и сапог, у которых такой аристократический и высокомерный вид, что
кажется, будто они недоумевают, неужели вы действительно заставите их шагать по
тротуару. У Перруджиа обувь выглядит более приветливо: «Эй, эй, мадам, куда пойдем?» –
кажется, говорят они. Сумки от Жермен Герэн обладают спокойным до стоинством
добропорядочного семьянина благородного происхождения, в чьем поведении преобладает
сдержанная деликатно сть. У перчаток от Гиберта[47] такой аппетитный маслянистый блеск,
что они кажутся чем-то съедобным.
А что можно в Париже найти более занятного, чем бутик Альбуи? Обивочные
материалы, гипсовые статуэтки, ворох тканей, кипы шляп и толпа клиентов – ткани и шляпы
на стульях, а клиенты теснятся возле ширм. Нет… я хотела сказать наоборот… Впрочем, я уже
не знаю, кто что рассматривает и куда протискивается сквозь толпу. Единственное, что я
знаю наверняка: здесь шагу нельзя сделать, чтобы не толкнуть кого-нибудь или что-нибудь.
Здесь все время что-то происходит: кто-то схватит со стула чью-то собачку, невольно приняв
ее за меховую шапку или шляпу, похожую на пекинеса; кто-то наступит случайно на ящик с
фиалками, споткнется о коробки или запутается в длинной поло сатой ткани, прозванной
«баядерка», по следнем изобретении Альбуи, которое уже заказала мадам де П… Эта лавочка-
магазин-ателье-будуар – одна из песчинок фундамента, на котором зиждется слава Парижа.
* * *
Ни одна эпоха и ни одна цивилизация не канули в прошлое, не о ставив нам какого-
нибудь шедевра ювелирного искусства, вечное напоминание о былом блеске и ро скоши.
Наивные колье из ракушек, переливающихся всеми цветами радуги, в которых навечно
спрятана завораживающая мелодия океанских волн. Пышные цветочные гирлянды,
источающие пряный аромат, в них смешались запахи: тонкий – белого жасмина, и тяжелый,
густой – тубероз. Розово-золотой отлив камней египетских пирамид, многократно во спетые
турецкие мотивы: жгуче-голубая эмаль и другие яркие, но мертвые цвета. А греческие
рубины, гранаты и изумруды, вплетенные в массивные ожерелья из золота и жемчуга,
спрятанного в глубине грустных цветов асфодели. Греческие и итальянские инициалы, память
доисторических руин, недо сказанные былины Халдеи и Ассирии, первые печати, вручаемые
победителям, – они были одновременно и украшением, и свидетельством личных
до стижений.
А вы, сумеречные ониксы, нежные сардониксы, полупрозрачные агаты, на которых
Дио скорид [48] вырезал свои шедевры!
А вы, круглые золотые пряжки, сверкающие бриллиантами на тогах римских граждан!
А вы, извивающиеся великолепные змейки, символ страха и почтения, вечно сти и
мудро сти!
А вы, несравненные и ро скошные украшения эпохи итальянского Ренессанса – такие
богатые, такие сложные, с тайниками для хранения ядов, украшения грубые и устрашающие,
украшения изысканные, подчеркивающие безумство династии Борджиа или щедро сть рода
Медичи, потрясающие ювелирные изделия, вызывающие в нашей памяти только одно имя –
Лоренцо Великолепный!
А эти незамысловатые свадебные украшения жителей Магриба с щедро нанизанными,
варварски перемешанными жемчужинами причудливых, то измятых, то выгнутых, форм
про стыми камнями молочного цвета, мутными, покрытыми белым налетом, изумрудами и
такими же, не «чистой воды», рубинами!
А ро скошные, отделанные жемчугом и алмазами кокошники, покрывающие головы
женщин в Древней Руси!
А все эти легендарные богатства владык и правителей мира, королевские драгоценно сти,
во семнадцать несравненных бриллиантов кардинала Мазарини и роковое колье Марии
Антуанетты, все эти камни, которые с самого своего рождения но сят звучные имена и имеют
свою генеалогию, легенду и историю! Камни о стаются в чьем-то владении всего лишь день,
покидают нас, исчезают, появляются вновь, переживают все смерти, всю славу и все
безумства.
* * *
Проходили века, но власть драгоценно стей над людьми была непоколебима. Из года в
год, повинуясь велениям моды и пристрастиям поклонников, они менялись, не теряя ни в
своем могуществе, ни в своей непреодолимой притягательно сти. Тяжелые колье, массивные
висячие серьги, большие орденские знаки, принятые при французском дворе, – все со
временем уменьшились в размерах, и уже в эпоху Наполеона III наши предки но сили
трогательные и слащавые украшения с наивным и вычурным рисунком, обрамленные
крошечными, не самыми дорогими камнями.
В нашу эпоху ювелирные украшения переживают одновременно и ренессанс, и апогей
своего развития. Я без колебания употребляю термин «апогей», по скольку и по
художественному мастерству выполняемых работ, и по красоте используемых камней
современные ювелиры и в будущих веках засвидетельствуют высокий утонченный вкус,
присущий нашему времени. Итог и награда этого триумфального пути – блестящая череда
витрин ювелирных магазинов на Вандомской площади, открывающая перед нами
фантастическое сверкание драгоценно стей Парижа.
Кольца, которые одно время были тонкими и манерными, приобрели высокое
архитектурное звучание, чистоту линий, индивидуальный характер. Они зрительно удлиняют
кисть руки, придают ей хрупко сть. Скучным брошам с геометрическим, подчас неясным и
путаным, рисунком, пришли на смену современные клипсы-зажимы, гибкие и мягкие, словно
ткань. Многоцветные, фантазийные, никогда не повторяющиеся обычные полевые цветы,
собранные в бутоньерку и прикрепленные к платью или ко стюму, превращаются в
необыкновенное украшение, притягивающее взгляды своими яркими, экзотическими
красками. Приколотые к воло сам, они кажутся райскими птицами, или бабочками, или
звездами. Но они могут внезапно и безмолвно, словно переливающаяся рыбка, нырнуть и
оказаться вдруг у выреза нашего платья.
* * *
* * *
* * *
Для украшений очень важен цвет, который определяет возможно сть сочетания самих
украшений между собой и с платьями. Не всем женщинам идут камни любого цвета, не все
камни смотрятся друг с другом, и не к каждому платью они подходят. Если вы отдаете
предпочтение сапфирам, то не стоит чересчур увлекаться платьями из зеленых тканей. Тем
более не надо считать, что изумруды и ярко-синие тона одежды одинаково хорошо идут вам.
Не спешите заказывать красное платье для украшений из рубинов или радо стно
во склицать: «Какая удача! Сейчас в моде ткани зеленого цвета, будет с чем но сить мои
изумруды».
* * *
Неожиданный, придуманный спо соб но сить украшение или намеренно про стое его
использование подчас делают гораздо больше для очарования и оригинально сти этого
украшения, чем его цена.
* * *
* * *
* * *
* * *
Надевать некоторые украшения утром – все равно что облачиться в бальное платье, едва
встав с кровати.
Русская танцовщица Татьяна Фокина, Рига, 1920-е годы
* * *
Я всегда удивляюсь, почему некоторые женщины, понимая необходимо сть одеваться по-
разному в зависимо сти от ситуации: в городе, деревне, поездке; от времени суток: утром или
вечером; во всех этих случаях надевают одни и те же украшения.
* * *
Поезд, занятия спортом, автомобиль и, чаще всего, первая половина дня – неподходящие
условия для дорогих или стилизованных «под дорогие» украшений. В таких случаях можно
допустить только золотые или про стые фантазийные украшения, одним словом, не
бро сающиеся в глаза.
* * *
В сфере элегантно сти нет никаких незыблемых правил… Драгоценно сти выходят из
моды так же, как и все о стальное. Подобно платьям, с течением времени вытесненным
ко стюмами, они могут возвратиться, но произойдет это только в том случае, если их возраст
не станет препятствием новому времени.
* * *
Чтобы не попасть в рабство к драгоценно стям, как, впрочем, и к деньгам, к ним надо
отно ситься с небрежной снисходительно стью.
* * *
Бодлер
* * *
* * *
История богов и людей окутана облаками ароматов, да и сама свято сть имеет свой запах!
Когда-то по сещенные нами места и встреченные люди о ставляют навсегда в нашей
памяти запахи, и мы даже с закрытыми глазами по одному запаху можем вообразить их себе.
В некоторых деревнях Гватемалы или индейцев, говорящих на языке кечуа, сжигают
столько жертвоприношений, по священных святому Томасу, столько фимиама и смолы, что
создается впечатление, будто все эти священные поляны, окутанные колеблющейся дымной
пеленой, сообщают всему вокруг нереальные, таинственные цвета и формы, поднимаются к
небу волшебными ароматными испарениями… Арабские рынки декоративной ко сметики, где
на прилавках, покрытых белой пылью, возвышаются небольшие холмики каких-то
таинственных порошков и пудры, о ставляющие разноцветные пятна… Голубые разводы
сурьмы; красные – от киновари; темно-коричневые – от пасты, которую заправляют в
тро стниковую палочку, чтобы получить карандаш для подводки бровей; ивовые корзины, в
них увядающие лепестки лежали вперемежку с уже сухими цветами. На персидских рынках
плавает тяжелый запах жарений, смешанный с ароматом духов, подслащенный
«во схитительным благоуханием выдержанного красного вина». Запахи, вышедшие из моды,
очаровательные запахи глубокой провинции – лаванды и кипящего варенья. Забытые во
времени и про странстве запахи сандала и ценных пород деревьев, которые вдруг нахлынут
во споминаниями с такой силой, что вы не сможете удержаться от слез. Запахи, разлитые в
воздухе, очаровывающие или отталкивающие, ароматы, добытые хитро стью и обманом,
рабски служащие своим обладателям, хранящиеся, словно в темнице, за семью замками,
ароматы – эхо нашего безграничного мира, запертое в крошечном флакончике, для того
чтобы мужчины могли наслаждаться исходящим от женщин запахом поэзии всего мира,
сконцентрированном в одной капле.
Как уже давно в Римской империи или в Венецианской республике, в настоящее время
все парфюмерные новинки стекаются в Париж, чтобы затем разойтись по всем землям.
С каждым разом становясь все более изысканными, год от года все более усложняясь,
про стые и естественные цветочные запахи превратились в много со ставные, фантазийные
ароматы. Множество формул, множество причудливых имен объединяются, переплетаются
друг с другом, чтобы в конце концов из их союза получило сь загадочное, удивительное или
вызывающее ассоциации название, которое, как дворянский титул, обеспечивает своему
обладателю вес и авторитет в обществе: Gicky от Герлен; Nuit de Noel от Карон; Or от Коти.
* * *
Выбрать правильный аромат – дело не такое про стое, как может показаться, по скольку
нужно умело лавировать между двумя подводными камнями: Чересчур много и Слишком мало.
Прежде чем пускаться в рискованное плавание по этому парфюмерному морю, нужно
уяснить себе, что лучше не причаливать никуда, чем причалить неудачно.
Парфюмерия не терпит по средственно сти, она примиряется только с самым лучшим. В
тысячу раз лучше ничего, чем распро странять вокруг себя вульгарный запах, который
о скорбляет обоняние и проникает во все щели, отравляя воздух.
* * *
Если, о становив свой выбор на каких-то одних духах, пользоваться ими долгое время, то
появляется привыкание к этому запаху, и вы его уже не ощущаете и невольно увеличиваете
дозу. В итоге получается, что окружающие вынуждены терпеть ваше обременительное и
неприятное присутствие.
Я знала женщин, которые, едва войдя, тут же целиком заполняли собой вашу го стиную,
квартиру или дом, истребляли все, им не принадлежащее, пропитывали собой воздух и все
предметы, ничто не могло от них укрыться. Они властвовали в этом про странстве и не
исчезали даже по сле долгого проветривания…
Я считаю, что это превышение прав го стя. Как можно допустить, чтобы присутствие
одного человека заполнило всю атмо сферу, вытеснило все другие запахи, закрыло своим
облаком горизонт и изменило до неузнаваемо сти такие привычные вещи? Это
по сягательство на жизнь других и недопустимая бестактно сть. Аромат духов мы должны
вдыхать как свежесть, доно симую редкими и легкими порывами ветерка. Мы должны
ревниво хранить его в меховых вещах, крепко-накрепко запирать его в свою сумочку и не
позволять ему внезапного побега. Пусть он прячется, как драгоценно сть, зажатая в ладони, и
только невольный жест внезапно может обнаружить его присутствие в расходящихся во все
стороны легких колебаниях воздуха.
Как все уникальное, аромат должен быть мимолетным, ускользающим. Его нужно дарить
и забирать обратно. Он должен атаковать обоняние внезапно, а затем так же внезапно
исчезать.
Чтобы желать встретить его снова, запах не должен быть пугающим и назойливым,
чтобы о ставало сь легкое сожаление по его исчезновении. Аромат всегда должен быть
тонким, деликатным и изысканным, а не тяжелым, привязчивым и вульгарным.
Вот тогда кто-то рядом с вами замрет на мгновение, уловив легкий, едва распознаваемый
аромат, который растворился в воздухе через мгновение, и мечтательно вздохнет: «Запахи…
Запахи… Зачем вы тревожите меня?»
Глава XII
Сделать и не сделать, сказать и не сказать
Никогда не говорите: «Мне нечего надеть». Во-первых, эта давно избитая фраза
вызывает только смех, а во-вторых, тем самым вы о суждаете сами себя. Каковы бы ни были
ваши возможно сти, вы обязаны «иметь что надеть».
«Иметь что надеть» зависит не от количества платьев, висящих в вашем шкафу, а от
качества его содержимого. Причем, что любопытно, чаще всего жалуются на отсутствие
подходящей одежды именно те женщины, шкафы которых буквально забиты вещами.
Никто не дожидается времени, когда уже пора садиться за стол, чтобы начать
со ставление обеденного меню, однако сколько женщин откладывают покупку платья чуть ли
не до того дня, к которому оно им необходимо. Всегда застигнутые врасплох, всегда
взволнованные до предела, не в со стоянии ничего предусмотреть или во всем без конца
сомневающиеся, они приобретают одежду, не обращая внимания на время года. В результате
эти женщины всегда оказываются в безвыходных ситуациях.
И тем не менее для столь драматических ситуаций есть про стое решение, и заключается
оно в том, что необходимо иметь в своем гардеробе классическую основу. Никогда не выходя
из моды, классика обеспечивает связь времен года, переход от одной моды к другой. Знайте,
что в экстренном случае вы всегда можете рассчитывать на нее.
Полагаться только на фантазию было бы нео сторожно, в ней есть необходимый шарм,
но она отличается непо стоянством и может внезапно подвести нас, толкнув на
несвоевременные по ступки.
Хороший спортивный ко стюм может спасти любое утро и быть иногда уместным в
обеденное время. Классический темный ко стюм всегда смотрится корректно на
всевозможных вечеринках элегантной публики. Качественные меха поднимут ваш престиж в
более деликатных ситуациях. Если к тому же и аксессуары будут подобраны безукоризненно,
то вы всегда найдете «что надеть» и, более того, будете выглядеть выше всяких похвал.
* * *
* * *
Одеваться, превышая планку своих возможно стей, гораздо опаснее, чем одеваться, не
до стигая ее. Любое натужное усилие обнаружит обман, а скупо сть всегда может сойти за
скромно сть.
* * *
Некоторые женщины стремятся любой ценой придать себе вид благородной дамы. Они
забывают, что благородство – это не видимо сть, его нельзя ни купить, ни приобрести. Либо
оно есть, либо его нет. Попытки напустить его на себя приводят к тому, что выглядите вы
про сто глупо.
Весенний ансамбль от Магги Руфф, 1947
Стремление казаться тем, кем вы на самом деле не являетесь, всегда имеет комичный
результат, тем более что, как правило, принимаемый облик далек от настоящей природы
женщины. Некоторые женщины самой благоразумной и буржуазной внешно сти
предпринимают титанические усилия, чтобы походить на эксцентричных кинозвезд. Дамы с
очень милыми и приветливыми лицами начинают изображать из себя женщин-вамп. Свежие и
здоровые девушки накладывают такой макияж, что можно испугаться их мертвенной
бледно сти. Плоды этого странного гибрида всегда горькие. А средства, которыми эти
эффекты до стигаются, иногда про сто ребяческие. Поразить нас макияжем в оранжево-
зеленой гамме, подведенными черными глазами, увеличенным контуром рта, длинными
развевающимися воло сами – да это же горгона Медуза с картинок из детских книжек!
Поразить нас несуразными шляпами, платьями, то слишком облегающими фигуру, то
чересчур короткими! Поразить нас всем вычурным, кричащим, завывающим, всем, что очень
похоже на симптомы какой-нибудь болезни. Нужно быть увиденной, нужно заставить
поднять глаза, обернуться!
«Мой стиль, твой стиль, ее стиль». Поразить нас любыми спо собами, любой ценой! Не
бояться ничего, ни улыбок, ни смеха за спиной, ни гротескного вида. Пусть о них судачат,
поднимают на смех, всплескивают руками или пожимают вслед плечами. Не важно! Это мой
стиль. Этот драгоценный стиль… этот проклятый стиль!
* * *
* * *
Ничто не раздражает так сильно, как притворные мелкие хлопоты по поводу каждой
морщинки или пятнышка на платье. Я симпатизирую женщинам, которые не смущаясь про сят
у хозяйки дома дать им другой стул, потому что предложенное плетеное кресло о ставит
следы на бархатной юбке. И не понимаю тех женщин, которые, не говоря ни слова, целый
вечер мучаются, пытаясь устроиться на краешке этого опасного кресла. У одних женщин
есть откровенная непринужденно сть в поведении, другие же не могут обращаться свободно
ни с людьми, ни с вещами.
* * *
Чтобы быть эксцентричной, недо статочно одного желания. Необходимо иметь чувство
меры и одновременно чувство парадокса, умение видеть новизну и неприязнь к нелепо сти,
отвагу и собственное суждение, фантазию и ощущение равновесия.
Несколько сезонов подряд, прикрываясь термином «эксцентрично сть», судачили о всех
промахах, ошибках, непристойно стях, абсурдных явлениях, отсутствии вкуса и гармонии,
извращениях, обо всех искажениях и глупо стях, совершаемых с единственной целью – быть
замеченной.
Почти каждая женщина, создавая свой маленький личный мирок «необычно сти», хотела
бы про слыть эксцентричной дамой. А в результате загрохотала ужасающая какофония, в
которой едва не погиб французский вкус.
Вечернее платье с шарфом из страусовых перьев от Магги Руфф, 1948
* * *
Если вы лучше смотритесь в шляпке, чем без нее, не стоит кричать по любому поводу:
«Мне очень идут шляпы». Оставьте другим этот труд: заметить и иметь удовольствие
сделать вам комплимент, насколько вы очаровательны в этой шляпке. Не полагайтесь на свой
«конек» сверх меры. Если вы будете но сить шляпы (которые вам так идут) по стоянно, то
скоро они превратятся в некую униформу, и никто уже не отметит, насколько вы хороши в
них. Показывайтесь попеременно то в шляпке, то без нее, чтобы по сторонний глаз с
удивлением это подмечал и не уставал во схищаться вашим вкусом.
* * *
Не надевайте украшения только для того, чтобы показать их или доказать кому-то, что
они у вас есть. Пусть украшения естественно и с некоторой небрежно стью вписываются в
ваш ко стюм, пусть они понемногу и не каждый день дополняют ваш образ.
Пусть они не о слепляют, а только украшают.
* * *
Некоторые женщины всегда выглядят так, будто но сят чужие платья. Такое впечатление
возникает не потому, что эти платья безвкусны, велики либо малы… Тут дело гораздо
серьезнее. Будучи во всем безукоризненными, не о ставляя никому возможно сти найти и
упрекнуть их даже в самой маленькой погрешно сти, они совершают одну огромную ошибку,
которую ничем не замаскировать: они кажутся чуждыми своей одежде, она – не продолжение
их самих, а нечто инородное, поэтому сидит на них, как на манекенах.
Русская манекенщица Варвара Раппонет в вечернем платье «Антрацит» от
Магги Руфф, 1947
Часто между женщиной и ее платьем нет той естественной близо сти, какой отличаются
люди аристократического происхождения.
Ко стюм и аксессуары всегда должны общаться друг с другом, как старинные друзья, а не
как случайные знакомые.
Рука должна дружить со своей перчаткой, туфли обязаны быть верными спутниками ног,
а пальцы – уверенно находить и открывать замок сумочки, даже в кромешной темноте.
Желательно, чтобы декольте платья не лишало вас уверенно сти в себе. Пояс должен сам
ложиться на место, ему предназначенное, а шляпка – держаться на голове так, чтобы это не
казало сь чудом…
В платье, которое вы надели впервые, нужно немедленно найти свои удобства, сразу же
подчинить его себе, иначе оно найдет тысячи спо собов отомстить вам, поддразнивая и
стесняя в движениях.
* * *
Никогда не отвергайте одежду грубого и про стого покроя, если вам в ней удобно и она
соответствует времени, зато настороженно отнеситесь к вычурной, сковывающей тело
манерной одежде и высоким каблукам – в дождливую погоду, меховому манто и
драгоценно стям – утром, лакированным туфлям и белым перчаткам – в обычный будний
день.
* * *
Красивое платье не скрывает ничего. Глаз знатока, как рентгеновские лучи, пронзает его
насквозь и видит перекрученную линию плеча, неровно подшитый подол, вычурное
сочетание деталей.
Вечерние платья от Магги Руфф, 1948
* * *
Есть два спо соба обмана. Заставить поверить, будто платье, заказанное в обычном
ателье, было куплено в известном доме мод, и наоборот. Оба спо соба довольно
распро странены, и их использование зависит от того, хочет ли женщина поразить подруг
своими финансовыми возможно стями или своим умением одеться.
* * *
Наступает момент, когда нужно одеться в молодежном стиле, чтобы казаться моложе
своих лет. Как только вы сделали это, почти сразу надо одеться в своей обычной манере,
чтобы произвести впечатление молоденькой девушки.
* * *
Как объяснить тот факт, что платье, которое смотрело сь на вас великолепно в
понедельник, во вторник уже не производит такого же эффекта? Это происходит оттого, что
и вы, и ваше платье – живые, а потому по стоянно изменяющиеся существа. Не упорствуйте,
подождите до среды, примерьте его вновь и надейтесь, что гармония во сстановится.
* * *
* * *
Для того чтобы хорошо одеваться, нужно обладать чем-то бо́льшим, чем воображение,
нужен дар двойного видения. Надо чувствовать атмо сферу до селе незнакомых мест, где
теперь вам предстоит прожить либо день, либо год. Угадать облик каждого места, его небо,
цвет, температуру, внутреннее устройство, цветы и землю, чтобы не оказаться «не в своей
тарелке», не выглядеть там по сторонней фигурой, вечно попадающей впро сак туристкой –
задача не из легких. Не так-то про сто, как это может показаться, уехав из Парижа и прибыв в
Стокгольм, Каир, Нью-Йорк или Клермон-Ферран, не сделать ни одного промаха и везде
чувствовать себя в «своей тарелке».
Любые сведения, справки, собранные заранее то здесь, то там, оказываются совершенно
бесполезными, если они каким-то таинственным спо собом не преобразуются внутри нас и не
обретают собственную жизнь, готовя нас к поездке, когда ресницы крепко смыкаются, чтобы
дать волю воображению.
* * *
Две малышки-близнецы, одетые одинаково, – это очаровательно. Две уже подро сшие
сестрички, одетые опять же в одинаковые платьица, вызывают смешанные чувства. Две
взро слые девушки-сестры, надевающие одинаковые ко стюмы, – это уже смешно. К чему
навязывать двум совершенно разным женщинам сформировавшийся при рождении
родительский эстетический образ? К чему это по стоянное копирование одежды, которое
одной сестре может принести удачу прямо сегодня, а другой – лишь завтра? Почему надо
заставлять каждую из сестер поочередно становиться уродливой тенью другой?
Этот двойной эффект вызывает лишь смех. Точное, будто зеркальное отражение – это
так скучно! Делать из двух живых девушек одинаковых кукол в угоду материнскому
инстинкту – не самая удачная мысль. Какая необходимо сть демонстрировать по сторонним,
что эти девушки – сестры? Что за нужда с такой настойчиво стью афишировать их родство?
Какая будет польза, если с ранних лет задушить в них стремление к независимо сти и
индивидуально сти?
Парижская мода, 1953
Почему вдруг возникает такая потребно сть через одежду выставить напоказ чувства,
которые должны храниться в глубине сердец?
* * *
* * *
Не совершайте такой ошибки, как заказать платье с рукавами «по памяти», с вырезом
«как на том, утреннем, платье», с юбкой «как в журнале “Первое путешествие”», из ткани
«моя любимая». Когда ваш заказ будет готов, вы окажетесь недовольными и будете
возмущенно говорить, что это непонятное изделие совершенно не похоже на модель… На
модель? А на какую модель? Никакой модели не было и нет.
Каждое платье должно иметь четкую архитектуру, которая не может быть искажена или
разрушена какими-то мелкими ошибками и погрешно стями.
По ставьте о строверхую башню минарета на греческие колонны и добавьте к этому
готическое обрамление окон и дверей – возможно, получится оригинально… но гармонично
ли? Нет, никогда.
* * *
Не пытайтесь вызвать улыбку избитой шуткой. Опасайтесь одеваться «по моде», когда
эта мода уже прошла. Отвернитесь решительно от такого платья. Откажитесь от него,
прежде чем оно откажется от вас, обгоните эту моду, чтобы не оказаться в отстающих,
измените ей раньше, чем это сделает она.
Если вы не знаете, что вам готовит следующий акт спектакля, продлите антракт. Если вы
еще не знаете, где дать сражение, перейдите на нейтральную территорию. Пренебрегайте и
воздерживайтесь, и никогда не сожалейте и упорствуйте.
* * *
Некоторые женщины заявляют, что живут одним днем, говорят об этом как о
непонятной болезни или чуде, а иногда как о несчастье. Пусть они успокоятся, даже если мое
утверждение их разочарует, но я убеждена, что в их образе жизни нет ничего «из ряда вон
выходящего». Такими «однодневками» бывают многие мужчины и женщины… и это
сказывается не только в их внешно сти!
Бывают дни, когда механика нашего тела до стигает максимальной продуктивно сти.
Таинственные ключики нашего загадочного мозга охотно поворачиваются, отвечая любым
требованиям. Они подрагивают от нетерпения, не играют с нами в мучительную игру
«кошки-мышки», вынуждая нас иногда пускаться вдогонку за чем-то ускользающим, и всегда
эта погоня оказывается напрасной. Мышцы работают слаженно и четко, без утомительных
распрей с нервами за единоличное управление нами. Эти дни полной гармонии – апофеоз
нашей красоты. Никакое облако не застилает блеск наших глаз, никакая тень не заставляет
потускнеть нашу кожу, никакое никчемное подозрение, никакие до садные отеки, никакая
морщинка или устало сть не подрывают наши силы. Тем лучше. Именно из таких моментов и
такого образа нужно черпать мужество и силы, необходимые для менее счастливых времен,
для равновесия между высшей и низшей точками нашего настроения. Именно этот образ –
идеальный портрет, которому надо хранить верно сть, стремиться во ссоздавать его день за
днем, именно ему надо никогда не изменять.
Обладать естественной красотой – это редкое, неожиданное и незаслуженное чудо. Быть
красивой «вопреки всему» – это чудо проявленных желания и воли.
Жить одним днем!.. Секрет между зеркалом и нами, этот секрет не стоит доверять ни
единой душе.
Жить одним днем! Это значит быть, благодаря своей энергии и уму, более красивой, чем
вчера, и немного менее, чем завтра.
* * *
Ежечасно возникают дела, не терпящие отлагательства, и другие, на которые не стоит
обращать внимания. Животные в этом смысле гораздо дальновиднее нас. Очень часто я беру
пример со своей собаки и с во схищением наблюдаю за ее образом жизни. Моя собачка,
надменная пекинессиха с непревзойденным высокомерием, обладает во схитительной
одеждой и прекрасно это знает. Она поборница очень строгих гигиенических правил,
соблюдает только ей одной известную диету, и ни один критик не сможет заставить от нее
отступить. Я уже давно преклоняюсь перед ее мудро стью. Перед едой она делает
энергичную гимнастику… неуловимый бело-золотой клубочек появляется и тут же исчезает
во всех углах, на всех диванах и креслах и за каждой дверью, но, поев, она уклоняется от
любых разговоров, удаляется от общества и закрывает глаза. В это время я всегда скучаю, и
мне кажется, что оно длится бесконечно долго. Я смотрю на свою собаку, лежащую на
коврике, теперь это кусочек длинного меха, в котором уже не бегают такие живые потоки
энергии, теперь тысячи пульсирующих пружинок таинственным образом замерли. Немного
позднее она про сыпается, сладко и протяжно зевая, встряхиваясь, приводит в порядок свою
одежду, затем тянется, внимательно прислушиваясь к каждому своему суставчику, и, если все
в порядке и, к ее радо сти, безотказно действует, она с новой силой возобновляет
единственно возможное для нее существование. Она никогда не выбегает из тени на солнце,
не прикрыв своих огромных и нежных каштановых глаз. Если утром я случайно запаздываю
вывести ее на прогулку, она тут же энергично выказывает мне возмущение моей
нерасторопно стью. Она знает все этапы своего утреннего туалета и, ненавидя их, тем не
менее с грациозной со средоточенно стью и внутренним убеждением в их необходимо сти для
красоты соблюдает каждый из них. Выкупанная, вытертая полотенцем, расчесанная щеткой,
она два или три раза возмущенно чихает и прямиком направляется к зеркалу, чтобы
внимательно изучить свою внешно сть. Склонив голову, кокетка задумчиво вглядывается в
свое отражение и вдруг… расплывается в улыбке… действительно, я знаю, она улыбается…
более того, заговорщически мне подмигивает, что, впрочем, не мешает ей в ту же секунду
нахмурить брови и смерить меня неодобрительным взглядом, словно говоря: «Довольно
фамильярно стей!»
Осеннее платье из букле от Магги Руфф, 1953
* * *
Непростое решение, или Из двух зол выбирают меньшее. Иногда вы колеблетесь, какое
платье надеть: очень практичное, которое хорошо на вас сидит, или другое – более нарядное,
но далеко не на все случаи жизни. Вы, вздыхая, перебираете все «если», «но», «по скольку»,
нагромождаете преждевременные сожаления. Вы оплакиваете любимое платье и надеваете
преждевременный траур, протягивая руку к практичному платью. Вы одинаково горюете и по
одному, и по другому. Вам не хочется отказываться от желанного платья, но пугает
возможно сть совершить глупо сть.
«На что решиться? Что выбрать? – думаете вы. – По советуйте мне, подскажите,
склоните в какую-нибудь сторону чаши весов, так упорно сохраняющих равновесие».
Не обнадеживайте себя. Любое мнение будет некстати, любая подсказка будет
бесполезной. С самого первого мгновения внутри вас уже созрело бесповоротное решение, и
любое противоречивое мнение только укрепило бы это решение, даже если бы вы стали ему
сопротивляться. Ваши колебания, уловки, сомнения – всего лишь спектакль, который вы
разыгрываете перед самой собой, чтобы усыпить угрызения совести, это репетиция
оправданий, возможно вам необходимая, алиби перед самой собой.
Вперед, будьте откровенны, имейте мужество! Вы давно уже выбрали платье. И вы
по ступите правильно, сделав его практичным и полезным, даже если оно таковым не
является…
А как же другое? Надев это платье, уже через несколько минут вы его возненавидите.
* * *
Если вы стараетесь понравиться самой себе, то ошибок будет всегда меньше, чем когда
вы думаете о том, чтобы похвалили ваш вкус, или ставите перед собой цель о слепить кого-
то.
В первом случае ваш выбор будет свободен от компромиссов, он будет строгим,
беспристрастным и объективным.
В другом же случае он всегда связан с компромиссами, отказами, сознательным
снисхождением к совершаемым ошибкам.
* * *
* * *
* * *
* * *
Мадам надела к ужину новое платье, она ждет Мсье. Он входит, о станавливается, резко,
через плечо бро сает: «Что это еще за рукава? Смешнее я ничего не видел. И о чем только
думают портные? В самом деле, скоро с женщинами никуда невозможно будет выйти…» И
тем не менее они отправляются в ресторан… Мсье не в духе, Мадам тоже. Разговор не
клеится, выбор меню происходит в напряженной атмо сфере. По сле омара и виски настроение
Мсье несколько улучшается, он чувствует прилив оптимизма, обводит глазами зал и обращает
внимание Мадам на черное платье:
– Вон там, вы видите, около колонны?
– И что? – раздраженно спрашивает Мадам, все еще занимая оборонительную позицию.
– Как что! Очаровательное платье.
– Вот как?! Очень мило, как же вы не видите, что у него такие же рукава, что и у моего
платья, несколько минут назад вы нашли их до крайно сти смешными!
Мсье молчит, боится окончательно испортить отношение к себе, уже и без того сильно
пошатнувшееся, а Мадам с горечью и грустью переживает случившуюся размолвку. Тень
ссоры нависла над ними…
Пусть Мадам не расстраивается. Мсье только что представил ей доказательства своей
любви и неловко сти, которые часто оказываются сторонами одной медали. Муж создал из
нее образ, он живет в его сердце, и ему трудно каждый миг извлекать его на свет и
корректировать в соответствии с велением времени.
В мимолетном же портрете незнакомки, до которой ему нет дела, он во спримет все что
угодно, удивится чему-то, за что зацепится глаз, и тут же забудет.
* * *
Для них нет ничего «вполне подходящего», как нет ничего «слишком дорогого». Если
результат не оправдывает ожиданий, такие мужчины терпеливо убеждают себя, что где-то в
своем выборе допустили ошибку, и с новым жаром, удесятеренной энергией и невиданной
изобретательно стью начинают все сначала. Я желаю им сохранить веру и никогда не будить
свои мечты. Я желаю им до самого конца покупать платья и шляпки, существовать для них…
и во всем винить их… а не того, кто виновен в таких фасонах.
* * *
* * *
Если мужчина умеет видеть, он видит несравненно лучше и больше любой женщины.
* * *
* * *
Мужчина чаще, чем женщина, не приемлет никакой вульгарно сти и чаще, чем она,
инстинктивно чувствует качество той или иной вещи.
* * *
В о сновном, для всех мужчин идеальная формула элегантно сти включает две
по стоянные величины – это классика и женственно сть.
* * *
Редкий мужчина спо собен оценить платье само по себе, но почти каждый во схитится,
увидев его на любимой женщине.
* * *
Одним мужчинам надо полгода, чтобы привыкнуть к новой шляпке своей жены, а
другие через эти же самые полгода только ее заметят.
* * *
Если первый случай грозит взорвать супружеский мир, то второй, напротив, может
привести к сильному похолоданию в семейной атмо сфере.
* * *
В сыне, чья мать всегда одевалась элегантно, навсегда о станутся нежные чувства к
женским платьям. Из него выйдет знаток женской красоты, а впо следствии – муж, который не
потерпит в своей жене дурного вкуса.
Коктейльное платье «Токада» из черного бархата от Магги Руфф, 1953
Мужчина, который из любви к женщине выучил о сновные законы элегантно сти, – самый
знающий из всех мужчин. Даже ошибки стимулируют его на дальнейшее по стижение этой
науки.
* * *
Правильно ли, нет ли судит мужчина о моде, но это всегда его личное, независимое
мнение. Он никогда не поддастся стадному чувству и не прислушается ни к какой
авторитетной оценке.
* * *
Нужно признать, что положение мужчины в вопро сах моды – довольно деликатное. Если
на классический вопро с: «Нравится ли тебе мое платье?» он искренне отвечает: «Оно
во схитительно», – женщина будет думать, что у ее мужа действительно есть вкус. Если же он
ответит: «Мне оно не нравится», женщина сделает вывод, что ее муж ничего не понимает в
моде.
* * *
Для многих женщин вкус мужа – очень удобная ширма, за которой они скрывают
метания собственных пристрастий. Сколько раз я была свидетельницей такой ситуации, когда
женщина, заказав в ателье платье красного цвета, получив его и даже однажды надев, вдруг
возвращает его под тем предлогом, что «мужу не нравится красный цвет».
Можно подумать, что по сле десяти, пятнадцати или двадцати лет супружества Мадам
наконец узнала об антипатии своего мужа к красному цвету, о его аллергии на норковый мех и
решительном неприятии некоторых видов декольте. Можно предположить, что все это ложь.
* * *
Если мужчина – настоящий знаток красоты, он еще и лучший судья в вопро сах
элегантно сти, чем женщина. Объективно сть мужа необходима, по скольку жена целиком
охвачена пылом соревнования.
* * *
Какие-нибудь платье или шляпка, увиденные мельком, могут впо следствии стать для
мужчины дорогим во споминанием, грустным или нежным. Они могут стать незабываемыми,
яркими, тесно связанными с каким-то мгновением в его жизни, заставляют учащенно биться
сердце. Их красота и оригинально сть настолько сильно запечатлеваются в памяти мужчины,
что становятся неким символом того чувства счастья или печали, что он испытывал в тот
момент.
Женщины, напротив, любят свои платья только в настоящем и совершенно исключают
их из своих во споминаний.
* * *
Чем сильнее мужская мода тяготеет к нейтрально сти, строго сти и однообразию, тем
больше мужчины стремятся найти компенсацию в изысканно сти и разнообразии нарядов
своих спутниц.
Возможно, именно этим частично можно объяснить быстрый темп изменения
современной моды. Были времена, когда мода жила на протяжении одного, а то и двух
поколений, тогда как сегодня она рождается и умирает на протяжении одного сезона.
Рисунок Магги Руфф, 1943. Публикуется впервые. Из коллекции А. Васильева
* * *
В начале этой главы я уже говорила, что мужчины по своей природе – консерваторы, и
если бы их желания и вкусы играли решающую роль, то мы до сих пор ходили бы в звериных
шкурах и виноградных листьях. И это чистая правда. Но, заканчивая главу, я добавлю, что без
них моды, возможно, не было бы вовсе…
Но она есть… Иногда несмотря на мужчин, но всегда благодаря им.
Глава XIV
Кутюрье и его роль
Сейчас говорят «кутюрье», по скольку мужское го сподство в этой области налицо, как
будто это ремесло, испокон веков женское, всегда принадлежало только мужчинам.
Женщина-кутюрье, несмотря на то что она Созидательница, называется портнихой,
по скольку представительница слабого пола кроит и шьет платья. Созидатель же – это царь и
Бог. Созидательница никогда не думает о том, что она кутюрье, тогда как любой кутюрье
уверен, что он – Созидатель!
Во французском языке есть еще несколько любопытных наименований, в которых род
существительного может изменить смысл слова. В детстве я была уверена, что лангуста –
законная жена омара, а лангустина – их маленькая дочка, и, узнав, что это не так, долго
переживала.
Чтобы не вно сить в обсуждаемый вопро с путаницы, в этой главе я буду употреблять
термин «кутюрье». Он подразумевает, как и должно быть, мужчин и женщин, работающих в
этой сфере. Это будет гораздо удобнее, по скольку все они, за редким исключением, имеют
одни и те же свойства, схожие личные качества и… одинаковые странно сти.
* * *
Кто же это такой – кутюрье? Прежде всего, это существо или своего рода
вычислительная машина, чрезвычайно уязвимая и впечатлительная.
В доказательство можно привести аргумент, что, легко расстраиваясь и «выходя из
строя», эта машина не отвечает ни на чьи попытки вернуть ее в рабочее со стояние. В ней
день за днем накапливаются все художественные и личные впечатления, собранные по всему
миру… попадает все вперемешку: эстрадное гала-представление, обида, путешествие,
выставка художников, любовь, приятный ужин, соперничество, прочитанная книга, иногда
алкоголь или наркотик, а порой и оба сразу, во споминания и надежды, снобистская
горячно сть и настоящий энтузиазм. Там все это хорошенько перемешивается, приходит в
со стояние брожения, а затем варится на медленном огне. Четыре раза в год в этой машине
открывается кран… и оттуда «вытекают» платья.
* * *
Если мы, хотя бы приблизительно, знаем, как действуют эти машины, то как они
появляются – не знаем совершенно. Несмотря на то что они очень редкие экземпляры,
отнюдь не поточные изделия, они различаются буквально во всех деталях, но в «сборке»
очень похожи друг на друга. Некоторые механизмы для этих машин могут по ступать из-за
границы, но окончательный их монтаж происходит только в Париже и ни в каком другом
месте. Даже по сле полной сборки эти машины еще не готовы к экспорту. Известны случаи,
когда, отбыв за границу, эта машина начинает «барахлить», работать с перебоями, и когда
приходит время открывать кран, вместо платьев оттуда появляются пестрые тряпочки, а то и
вообще ничего… зато всегда с большим шумом.
Салон модной мастерской в Париже, 1905. Из коллекции Е. В. Лаврентьевой
Срок службы этих машин очень различен. Некоторые, кажется, будут работать вечно,
производя неиссякаемое количество моделей. Интенсивно сть работы других незаметно
замедляется, и обнаруживается это странное явление только в тот момент, когда они
начинают производить одни и те же модели. Бывает наоборот. Кутюрье выдает
необдуманные, удивительные и неожиданные вещи, которые перегорают внезапно и с
большим шумом. В обоих случаях – это конец. Никакое во сстановление уже невозможно.
Рабочие механики иногда пытались скомбинировать две такие испорченные машины в
одну, которая могла бы работать. Но результат никогда не бывал успешным… и выпускала
она только бракованную продукцию.
* * *
Эти машины из-за своего внутреннего устройства, из-за таинственных сил, приводящих
их в действие, из-за полной неспо собно сти работать в другом месте, кроме Парижа, всегда
вызывают о строе любопытство у публики. Периодически любопытные «всезнайки»,
называющие себя журналистами, испытывают их на прочно сть, мучая бесконечными
интервью, цель которых – хоть что-то понять в их деятельно сти и объяснить ее. Они в
мельчайших подробно стях изучают происхождение этих аппаратов, расход топлива, спо собы
действия рычагов и кранов. Эти исследователи представляют научные отчеты о своих
наблюдениях, а по сле делают совершенно противоположные заключения.
Я забыла вам сказать, что одна, и далеко не второ степенная, их о собенно сть со стоит в
том, что конструируют они себя сами, без по сторонней помощи. Это – поколение, выро сшее
само по себе.
Время, необходимое для создания этих аппаратов, очень различно, в одном случае
требуются годы, в другом – до статочно одной ночи… В по следнем случае аппарат в течение
некоторого времени необходимо «обкатать», тогда он заработает в полную силу.
* * *
Увы! Нужно ли мне, в моем искреннем желании «объяснить, кто такой кутюрье», сделать
признание? Стоит ли публично сознаться, что сущно стью, о сновой кутюрье являются
некоторые до стоинства и многочисленные ошибки и недо статки, которые делают его тем,
кто он есть?
* * *
Кутюрье знает назубок все законы и иерархию Высокой моды. Если он охотно допускает
какое-то отступление в свою пользу, то любая, пусть даже менее значительная, поблажка
другим его сразу настораживает и приводит в со стояние крайнего беспокойства. Бдительный
страж «списка самых знаменитых людей», где записано его имя, до стижения, комментарии,
он ревно стно следит за любым изменением в этом перечне.
Он разделил все дома моды на: Старый дом, Новый дом, Модный нынче дом, Солидный
дом, Посредственный дом и Маленький дом. Он знает, что перейти из одной категории в
другую очень сложно, и заблуждение думать, будто до статочно быть Модным нынче домом,
чтобы оказаться в категории Солидного дома, и наоборот. Он знает глубину этих различий и
понимает, где находится шлагбаум, который может, но не обязательно, при каких-то
обстоятельствах подняться. Сохраняя свое до стоинство, он редко критикует работу своих
коллег, но если вдруг начинает ее хвалить с показной горячно стью, то это всегда оттого, что
в глубине души надеется услышать еще более хвалебные отзывы о своей работе.
Окруженный тысячью и одним приближенным, по стоянно жаждущий лести, он незаметно
привыкает к этому фимиаму, который становится его обычным воздухом, и каждый раз
наивно удивляется, когда этот воздух разрежается и ему становится трудно дышать.
Недоверчивый от природы, своей профессией обреченный на по стоянную борьбу против
забвения или охлаждения публики, он живет в необходимо сти ежеминутно придумывать
спо собы о ставаться у всех на языке.
Но для того, чтобы о нем говорили, надо, чтобы было о чем говорить! А чтобы было о
чем говорить, ему все время надо изобретать вызывающие интерес новшества, что очень
сложно, или стать объектом скандальных происшествий, привлекающих внимание
репортеров, а вместе с ним и любопытство публики. А это еще труднее. Невозможно делать
попытки самоубийства каждую неделю, каждый день отправляться в круго светный полет на
вертолете, каждый месяц рассказывать подробно сти семейного скандала!
Праздник Поля Пуаре «Тысяча вторая ночь», Париж, 1911
Модели Магги Руфф, 1933
Изыскивая другие спо собы до стижения своей цели, кутюрье сами придумывают мелкие
шало сти и причуды. То они выкрасят своих собачек в зеленый цвет, то устраивают свое
жилище на барже, или каждый сезон отправляются в Довиль с намерением сорвать банк,
причем эта эскапада сопровождается шумной рекламой, сплетнями о том, как этому кутюрье
не хватает про стоты.
* * *
Кутюрье очень суеверен. Его успехи и провалы подчас в меньше степени зависят от
подлинного качества созданных им платьев, чем от какого-то неуловимого движения в
ежесекундно изменяющемся настроении критики, мимолетного увлечения или ничего не
значащих пустяков.
Он, как терпящий кораблекрушение, с радо стью хватается за любую, кажущуюся ему
спасительной, соломинку. Для кого-то такой соломинкой становится дата показа его
коллекции, которая о стается по стоянной – третий четверг месяца, например, для другого –
определенная фаза луны, для третьего – присутствие или отсутствие определенного человека.
Цветы, животные, всевозможные амулеты играют официальную роль, которую все уважают
и даже не думают сомневаться или по смеяться над ней.
Со своей стороны могу признаться, что я никогда не признавала платья, полно стью
законченные, когда, например, даже подол обметан и подшит. Это происходит потому, что
ателье завалены работой и в спешке не могут предусмотреть все мелочи. Мне казало сь, что
день, в который я смогу надеть платье, доведенное до по следнего стежка, станет плохим
предзнаменованием, но я не предполагала, что другие могут не разделять мою нелепую
мысль. Можно пробегать от одного ателье к другому в поисках необходимого и не пытаться
исправить положение собственными руками.
* * *
* * *
Как работает кутюрье? Это секрет каждого. Но в общем, можно сказать, что его работа
со стоит из двух частей: первая совершается в его мозгу, вторая – воплощение в материи.
Настоящий созидатель придумывает платья по стоянно. Для него они – это явь, сон и мечты.
Случайно подмеченные слово, силуэт, жест, цвет какого-нибудь растения, необычный декор,
движение, со стояние неба, температура неважно чего, срабатывание секретной пружинки,
которая тут же трансформирует летучее впечатление в идею. Эффективные месяцы для
творчества – январь и июль. Это периоды устойчивого, зрелого времени и настроения. Кроме
шести недель перед показом, когда кутюрье не выходит из своего рабочего кабинета, в это
время он тратит наибольшее количество своих сил и энергии. Внешне, возможно, это
выглядит именно так, но на самом деле – нет. В эти шесть недель он конкретизирует и
воплощает в реально сть все, о чем думал, чувствовал, воображал во все о стальное время,
когда казало сь, будто он не работает вовсе. Нео сознанное творчество продолжается всегда –
это период долгой беременно сти.
Летняя модель от Магги Руфф, 1959
Бывают мучительные моменты, когда творцу кажется, будто тайная работа в нем
оборвалась и источник внезапно пересох.
Ему ничего не удается придумать на заказ. Тем не менее к назначенной дате необходимо,
чего бы это ни стоило, представить готовую коллекцию. Кутюрье застывает в
неподвижно сти, вглядываясь в себя, словно путник в пустыне в надежде увидеть оазис. Он –
один, никто не может ни сопровождать его, ни смягчить невыно симую то ску.
Показ вечерних платьев в Каннах в конце 1930-х гг. (слева направо): Пату,
Руфф, Алике, Пакен, Вионне, Молино, Лелонг
Как вдруг, в какой-то день или ночь, происходит толчок, иссохшая корка
растрескивается, и живительная влага вновь заполняет все про странство. Все снова зеленеет и
цветет. Засохший было сад ожил вновь.
* * *
* * *
Все, что я только что вам рассказала, отно сится к работе мозга – это о снова творчества
кутюрье. Все они, в жилах которых течет кровь истинного творца, испытывают одну и ту же
тревогу. А манера работы у каждого своя. Одни рисуют свои модели сами, другие создают
рисунок платья, набрасывая ло скуты ткани на живых манекенщиц, третьи производят
манипуляции с тканями на миниатюрных манекенах-куклах.
Что касается меня, то подготовка моих коллекций уже полно стью происходит в
воображении, о стается только перевести законченные образы в платья, модель каждого из
которых уже окончательно вырисовалась в моих мыслях.
Как только начинается практическая часть работы, весь Дом собирается, чтобы
помогать и ждать. Все силы устремляются к одной и той же цели в едином человеческом
порыве. Никто не считается с собой, все охвачены надеждой, все верят в будущую
коллекцию… все, кроме одного или одной, которые и являются движущей силой всего этого
организма. Кутюрье, измученный тысячью препятствий, встречающихся на пути к мечте;
стенающий по любому поводу; вспыхивающий ненавистью то к одной, то к другой своей
идее; капризничающий; брюзжащий; с притупившимся вдруг зрением от бесчисленного
вглядывания и разглядываний комбинаций, сочетаний и линий; безвольный, чтобы сохранить
решительно сть; апатичный, чтобы не растратить энтузиазм; он жадничает, спорит из-за
каждой мелочи, а потом раздает все, что у него есть, с лихвой. Иногда, уже почти подойдя к
финишной черте, сохранив за собой лидерство в этой гонке, он понимает, что все было
ошибкой, и в жуткой спешке, на по следнем вздохе, переделывает все от начала до конца.
Гриф Дома моды Мэгги Руфф, 1960–1964
* * *
Ни один кутюрье заранее не знает, какое платье будет пользоваться успехом. Если
попытаться сделать какой-либо прогноз, он почти всегда окажется неверным, по скольку глаз
кутюрье от устало сти уже перестал реагировать на нечто эфемерное, не поддающееся
объяснению и, тем не менее, им во спроизводимое.
В моем случае я чувствую необъяснимую физическую реакцию, которая подсказывает
мне, что только-только законченное мною платье неудачно. Эта мысль захлестывает меня
полно стью, я думаю об этом платье без перерыва. Даже если я вернусь к нему и переделаю
что-то, но пока о нем думаю, это «что-то» все равно не исправит положения. Но как только
это платье улетучится из моей головы, что в конце концов и происходит, то я не могу понять,
хорошее это платье или нет…
Эх, если бы существовал эталон хорошего платья!
* * *
Деятельно сть кутюрье включает в себя все тревоги, надежды, разочарования, гордо сть и
порывы настоящего художника, но вынуждена склоняться перед необходимой коммерцией,
по скольку без спонсоров не обойтись, а чтобы эта организация могла существовать и
функционировать… нужно продавать! Не будет продаж – не будет Дома!
Хочешь ты или не хочешь, но приходится подчиняться этой тирании и во спитывать в
себе коммерческий дух, даже если твое «я» отчаянно сопротивляется этому. Приходится
заставлять себя непрестанно думать о практической стороне своего дела, которая ничего,
кроме скуки, не вызывает: «Вот это платье, его можно будет продать?» Эта, по стоянно
преследующая тебя мысль слишком навязчива и раздражительна, поэтому самый большой
шик для кутюрье – это создать несколько платьев для себя самого, для удовлетворения
своего личного художественного вкуса, исключительно для собственного удовольствия,
заявив при этом, что они никогда продаваться не будут.
Коктейльное платье «Пимпренель» из полосатой тафты от Мэгги Руфф, 1953
* * *
* * *
Еще для этого нужно не слушать пение некоторых сирен, живущих внутри каждого
кутюрье. Нужно о ставаться беспристрастно объективным, заставить замолчать личные
предпочтения и прислушиваться к мировым тенденциям, впитывать невнятные и чуть
ощутимые шорохи. Тогда настает тот момент, когда кутюрье внутренним внимательным
взором видит только то, что не видит никто, чего нет в повседневной жизни. Это тот
момент, когда я, находясь в крайне рассеянном со стоянии, с до стоинством протягиваю
купюру привезшему меня домой собственному шоферу. Это тот момент, когда, входя в лифт,
я называю служащему свой полный адрес. Это тот момент, когда, сидя в кресле у своего
парикмахера и уставившись на оборотную сторону щетки для воло с, я удивленно думаю:
«Странно, почему-то сегодня в этом зеркале ничего не видно…»
Костюм «Денди» от Магги Руфф, 1953
Чего бы это ни стоило, но надо о ставлять возможно сть проникать этим шорохам в
самые тонкие фибры своей души, впитывать их, впуская в свою кровь, чтобы впо следствии
материализовать их, незамедлительно и четко отмечая предпочтения, соотношения вкусов со
своими собственными. И полагаясь только на свою интуицию, кутюрье, по крайней мере
дважды в год, подвергает риску весь свой Дом. Если он ошибется или его подведет слух, или
неверно истолкует свой внутренний голо с, тогда его ожидает полный и бесповоротный
провал. Все козыри уже разыграны. Тем лучше! Тем лучше для него! Я знаю, что некоторые
предпочитают идти нахоженной дорогой и никогда не вступать в крупную игру новизны.
Они спокойно продолжают существовать в необременительной рутине дежавю и уже
сделанного, лишь незначительно видоизменяя отживший материал, приспо сабливая его,
согласно своим желаниям, к современным требованиям. Это другая манера работы. Это
другое ремесло…
Демонстрация коллекции Поля Пуаре, Париж, 1925
* * *
Если кутюрье для отправной точки своей творческой мысли заимствует какую-либо
ткань или украшение, то в благодарно сть за помощь отдает долг в двойном размере. Он в
свою очередь становится теперь вдохновителем, источником новой жизни. Вид созданных
им платьев в свою очередь дает импульс для художников тканей, ювелирам, шляпных дел
мастерам, крупным и мелким ремесленникам, производящим аксессуары, безделушки, пояса,
сумочки, перчатки и так далее…
Вот таким образом, благодаря ему, в Париже установился двухтактный цикл ни с чем не
сравнимой жизни и, как двойное Рождество, рождается младенец Мода, который по слан
царствовать над всеми женщинами.
* * *
Хочет он того или нет, но кутюрье совмещает в себе две роли одновременно – роль гида
и во спитателя.
По велению вкуса, родившего ся в незапамятные времена и до ставшего ся ему с Божьего
соизволения, несущий перед всеми ответственно сть за эстетику идеала женской красоты,
наследник и хранитель традиций элегантно сти, он приговорен судьбой нести нелегкий крест
по извилистой дороге.
В подхалимстве ему нет никакой выгоды. Он не имеет права, да и не сможет, из
меркантильных интересов льстить некоторым женщинам, выбравшим себе имидж роковой,
слишком независимой или чересчур экстравагантной женщины. Кутюрье не признает никаких
компромиссов. У него есть одно обязательство. Это – обязательство перед загадочной и
магнетической женской сущно стью, го сподства над которой он добился и которую теперь
необходимо интерпретировать и вести к Красоте, прилагая для этого все свои силы, желания
и талант. Он должен придать этому движущемуся потоку гармонию и равновесие, следить за
тем, чтобы этот поток не затоплял дамбу вкуса.
Модельер не смог бы, будучи в полном здравии, уступить какой-нибудь расхожей
безвкусице, если его собственный инстинкт отвергает ее. Он не может заведомо одобрить
кажущуюся про стоту какой-то выскочки сиюминутной моды, если знает, что это «дурной
вкус». Он не может идти на сделку со своей совестью.
Если кутюрье хочет, чтобы его работа, созданная для Женщины, была именно той,
которую она ждет, то прежде всего ее образ, рожденный, оформившийся, детально
рассмотренный, скорректированный, придуманный во всех деталях, в его собственном
сердце должен быть еще красивее и совершеннее, чем ожидают и надеются увидеть.
Кутюрье запрещено его менять, что-то прибавлять или улучшать в святотатственной
надежде, будто эти вмешательства по спо собствуют быстрейшему узнаванию долгожданной
модели.
* * *
Наконец, у кутюрье есть еще одна, по следняя роль, ответственная и деликатная – роль
дипломата.
Во всем мире установленные им неписаные правила имеют силу закона; его платья,
задуманные в одинокой келье кабинета, могут разговаривать на всех языках; они отметили
своим пребыванием города на всех меридианах и пересекли все моря, проехали все дороги,
протиснулись во все переулки, путешествовали на поездах, летали на самолетах, танцевали,
участвовали в светских раутах, смеялись, плакали, любили, жили и умирали. Ветер шептал их
имена, а эхо возвращало эти звуки, исполненные грации. Через них женский мир дважды в год
видит и узнает заново лицо Франции.
Модель «Париж Твид» от Магги Руфф, коллекция осень-зима, 1953/1954
Они его видят таким, каким Франция считает нужным его показать.
Может ли оно быть каким-то другим, кроме как серьезным, нежным и веселым? Может
ли оно быть грубым или вульгарным? Можно ли его назвать другим словом, кроме как
«элегантно сть»?
О! Это опасное и ни с чем не сравнимое счастье держать в своих руках один из образов
своей родины! Тяжелая ответственно сть положиться на собственный голо с, чтобы передать
по слание! Жестокая и сладкая тревога, охватывающая сердце, когда ты кричишь на весь мир:
«Вот это – Парижский вкус, это отражение самой Франции, это ее улыбка. Судите о ней!
Любите ее!»
Глава XV
Завершение путешествия
Когда любое путешествие подходит к концу, всегда появляется легкая грусть, потому
что заканчивается волшебное, нереальное существование. Особенно грустно расставаться с
попутчиками, с которыми вы познакомились и так счастливо провели время, вас связывает с
ними тонкая нить случайно приобретенных общих привычек, притупленное уже во сприятие
всевозможных неожиданно стей и удивительных до стопримечательно стей. Ведь это –
звонок, возвещающий конец переменки, сигнал к новым урокам. Уже на перроне на вас
наваливаются забытые на время прежние заботы, незавершенные дела говорят вам: «Ну,
здравствуй, здравствуй», – и знакомая тревога о завтрашнем вползает в ваше сердце. В
некоторой степени я испытываю точно такое же чувство, заканчивая эту книгу, ее написание
стало для меня необыкновенным путешествием. Мне хотело сь бы ненадолго задержаться,
продлить удовольствие, не уходить в спешке с привокзального перрона.
Я закончила не только путешествие. Вокруг меня собрались ласково улыбающиеся
призраки, заполнявшие мое одиночество. Рассевшись вокруг меня, кто на подлокотнике
кресла, кто прямо на столе, а кто высовываясь из чернильницы, или о седлав мой карандаш,
или растянувшись в пепельнице, или вскочив на настольную лампу, они шепчутся, смеются,
чему-то перечат или одобряют, хотя чаще всего затевают споры. Вот с ними-то мне о собенно
тяжело прощаться.
Я вижу, как они начали бледнеть, удаляться от меня, и едва различаю их голо са. Они все
дальше и дальше от меня, они уже поняли, что путешествие-игра закончено и часы нашего
общения сочтены. Что делать?.. Призракам невозможно ни сказать «про сти», ни воротить
их… Их можно только любить и вспоминать… Милые дорожные попутчики!
Магги Руфф, 1942
Возможно, мне возразят, что я выбрала странное время для написания книги и эти
ничтожные и пустые проблемы сегодня никого не интересуют. Начав эту книгу еще до
появления этих опасений, теперь под их влиянием я заколебалась, а стоит ли мне ее
заканчивать. Я уверена, и пусть это будет свидетельством оптимизма, что по сле дождя
всегда выходит солнце и грусть может окончиться радо стью. Я убеждена, что все сколько-
нибудь значимые вещи рождаются в муках и страданиях и всегда необходимо какое-то
потрясение, чтобы показать миру их лучшие стороны. Я верю: этому миру необходимо все
самое лучшее – лучшие люди, лучшие законы и лучшее будущее.
Я жду этого и надеюсь на это.
Почему же я не могу поговорить о жизни и красоте? Сильнее жизни нет ничего, а красота
– она всегда и везде на своем месте. Разве птица не прекращает петь в бурю и не отвергает
прочные камни руин ради цветущего розового куста? Они слепо доверяют своей судьбе,
почему бы нам не следовать их примеру?
Может быть, для кого-то птичье пение и розовый куст – бесполезные, не стоящие
внимания глупо сти… Какая разница! Я пишу эти строки для тех, кому они действительно
нужны. Эти читатели про стят мне, что описанию несерьезных, казало сь бы, вещей я отдала
довольно значительное время. Они поймут: улыбнуться порой труднее, чем заплакать… и для
меня только эти читатели имеют значение.
В главе об искусстве одеваться я пыталась как можно лучше рассказать, о чем я всегда
думала, а самое главное, чувствовала. Я повторяла, что это тяжелое искусство и ему нельзя
обучиться, как кулинарным рецептам, оно не терпит бездумного набора предметов. А умение
хорошо одеться, как и все по-настоящему красивые произведения: чувство собственного
до стоинства, любой талант, – зарождаются внутри человека, а не приходят к нему извне.
Невозможно спрятать свою душу в одежду, она, напротив, очень часто в ней
проявляется. Именно душа про свечивает сквозь одежду, следовательно и в первую очередь,
надо позаботиться о ее красоте.
Я уверена, что не существует двух различных видов элегантно сти, один – для души,
другой – для одежды. Первый вид, даже если он не всегда видим, неизменно оказывает
влияние на второй.
Я, наконец, убеждена: нет безнадежно безобразных женщин, так же как и нет
безупречных красавиц. Только ваши усилия и желание помогут вам выйти из категории
дурнушек и закрепиться в круге очаровательных женщин.
Если эта книга поможет хотя бы одной женщине стать еще более красивой и счастливой,
я с глубокой радо стью буду считать, что не зря потратила время… Мои дорогие призраки
могут, взявшись за руки, танцевать веселую фарандолу.
И вы все, Кларисса, Клод, Альберта, Сабина, Ирен, Флоранс или Корина, склоняли ко мне
свои красивые лица, мелькнувшие перед кем-то лишь на час, а перед кем-то задержавшиеся
на всю жизнь, ваши красивые лица поведали мне множество секретов и позволили рассказать
их другим людям, что я и сделала, надеюсь, с большой точно стью и деликатно стью.
Я думаю, другие вас поймут и полюбят.
Кларисса, Клод, Флоранс, Ирен, что вам еще сказать? Когда не о стается больше слов,
нужно надеяться, что заговорят другие.
notes
Примечания
1
«Гран-Гиньоль» – парижский театр ужасов, работал в квартале Пигаль (1897–1963), его
имя стало нарицательным обозначением «вульгарно-аморального пиршества для глаз». Но
деятельно сть этого маленького монмартрского театра, слывшего до стопримечательно стью
французской столицы, привлекала равно про стых обывателей и представителей
художественного авангарда и оказала большое влияние на культуру и искусство XX века. –
Здесь и далее прим. ред.
2
Город на юго-западе Марокко.
3
Столица Сенегала.
4
Один из старейших городов Марокко, известный еще с XI в.
5
В е р о н е з е, Паоло (наст. имя Паоло Кальяри) (1528–1588) – один из виднейших
живописцев венецианской школы позднего Возрождения.
6
Перевод Н. М. Любимова по изданию Марсель Пруст. В поисках утраченного времени:
По направлению к Свану. – Прим. пер.
7
Р е б у, Каролина (1837–1927) – французская шляпница, в 1865 г. открыла свой первый
магазин в Париже, позднее в Лондоне, и на протяжении пятидесяти лет ей не было равных в
профессии.
8
Ла Брюйер, Жан Пьер Жозеф де (1772–1813) – французский дивизионный генерал с
1809 г., выдающийся военачальник.
9
Жак де Ла Палис (умер в 1525 г.) – французский маршал, маркиз, вошел в историю
благодаря своей любви к произнесению непреложных истин, граничащих с абсурдно стью.
Например: «За 10 минут до смерти он был еще жив».
10
Первая династия французских королей в истории Франции. Короли этой династии
правили с конца V до середины VIII в. на территории современной Франции и Бельгии.
11
В 497 или 498 г. (точно не установлено) король франков Кловис под влиянием королевы
Клотильды, которая уже была христианкой, принял христианское крещение от епископа
Реймса. Это событие в дальнейшем будут считать одним из актов образования королевства
Франции.
12
Мебельный декоративный стиль, названный по имени французского мастера XVII века
Андре-Шарля Буля. Отличается богатой инкрустацией фасадов из латуни, золоченой бронзы,
пластин из панциря черепах, рога и т. п.
13
М о н е, Оскар Клод (1840–1926) – французский живописец, один из о сновоположников
импрессионизма.
14
Л а ф о н т е н, Жан де (1621–1695) – знаменитый французский баснописец.
15
В а т т о, Жан Антуан (1684–1721) – французский живописец и рисовальщик,
о сновоположник и крупнейший мастер стиля рококо.
16
Г ю й е, Поль – французский художник середины XIX в.
17
Художественный музей во Флоренции, бо́льшую часть дворца занимает картинная
галерея. Одна из самых значительных до стопримечательно стей Италии.
18
Парижский шик (фр.).
19
Аллюзия на шляпу «туфель» от Эльзы Скиапарелли. – Прим. А. Васильева.
20
Очень тонкая жесткая прозрачная ткань, выработанная мелкоузорчатым переплетением.
Была модной в 1930–1940-е гг.
21
Город и порт на о строве Менорка в группе Балеарских о стровов (провинция Испании –
Балеарес). Как указано в одном из французских энциклопедических словарей, Маон был
завоеван герцогом Ришелье. В 1755 г. британцы о садили город. У французов иссякли запасы
продовольствия, за исключением яиц и оливкового масла. Из этих продуктов повара готовили
яичницу и омлет, которые изрядно надоели французским офицерам. Герцог Ришелье приказал
своему повару приготовить какое-нибудь новое блюдо. Находчивый повар взбил яйца с
маслом и приправил эту смесь солью и пряно стями. Понравившийся соус назвали майонезом
в честь города Маон.
22
Маркиза де Помпадур (наст. имя Жанна-Антуанетта Пуассон) (1721–1764) – официальная
фаворитка французского короля Людовика XV с 1745 г. Окружив короля преданными себе
людьми, определяла внешнюю и внутреннюю политику го сударства. Покровительствовала
наукам и искусству.
23
М о н т и х о, Евгения де (1826–1920) – императрица Франции, супруга Наполеона III,
испанская графиня. Славилась красотой и была законодательницей мод.
24
Все эти качества сейчас называют «иконой стиля», но в эпоху Магги Руфф такого
термина еще не существовало. – Прим. А. Васильева
25
Б а л к и д а, царица Савская (Х в. до н. э.) – легендарная правительница аравийского
царства Саба (Шеба, ныне Йемен), чей визит в Иерусалим к израильскому царю Соломону
описан в Библии.
26
Героиня одноименного исторического романа французского писателя Г. Флобера и
одноименной оперы. Действие происходит в Карфагене во время во сстания наемников (ок.
240 до н. э.).
27
Клеопатра VII Филопатор (69–30 до н. э.) – по следняя царица эллинического Египта из
македонской династии Птолемеев (Лагидов). Про славлена благодаря драматической истории
любви к римскому императору Юлию Цезарю, а затем к полководцу Марку Антонию.
28
Лукреция Борджиа (1480–1519) – дочь императора Александра VI и сестра Цезаря
Борджиа. Была по слушным орудием в их политической игре. Славилась необыкновенной
красотой. Женщина развращенная и жестокая, она, тем не менее, не без о снования слыла
покровительницей литературы и искусства.
29
П у а т ь е, Диана де (1499–1566) – возлюбленная и официальная фаворитка короля
Генриха II Французского.
30
В а л у а, Маргарита де (1553–1615) – известна как «королева Марго», дочь Генриха II и
Екатерины Медичи. В 1572–1599 гг. была супругой Генриха Наваррского, который под именем
Генриха IV занял французский престол.
31
Мария Антуанетта (1755–1793) – королева Франции, младшая дочь императора Франца I
и Марии Терезии. Супруга короля Франции Людовика XVI.
32
П а й в а, Тереза ла – дорогая парижская куртизанка. Некрасивая еврейская девочка Тереза
Лахман родилась в Мо скве, вышла замуж за ткача, но вскоре отправилась в Париж в поисках
успеха и путем упорного труда на древнейшей профессиональной ниве все-таки добилась
своего – вышла замуж за португальского маркиза Пайву.
33
В и н ь е р о, Мария Тереза дю (1636–?) – герцогиня д’Эгиньон, племянница кардинала
Ришелье (наст. имя Арман Жан дю Плесси).
34
Л а ф о р г, Жюль (1860–1887) – французский поэт, один из первых декадентов.
Характерная черта лирики – сочетание романтизма с иронией, приводящей к самопародии.
35
Мировая сеть итальянских ресторанов, существует более тридцати лет. Рестораны
славятся изысканно стью и разнообразием.
36
В древнегреческой мифологии богиня радуги, считалась по средницей между богами и
людьми, передающей волю богов. Она сходила по радуге на землю, поэтому слово «ирис» в
переводе с греческого означает «радуга».
37
Р о с т а н, Эдмон (1868–1918) – французский поэт и драматург неоромантического
направления. Автор произведений «Принцесса Греза», «Сирано де Бержерак», «Орленок» и др.
Член Французской академии с 1901 г.
38
Первоначальное название территории, на которой образовало сь го сударство Чехия.
39
Название Австрии по сле присоединения к Германии в 1938 г. Использовало сь до 1945 г.
40
Однажды на приеме при дворе Колумб утверждал, что может по ставить куриное яйцо
вертикально – и оно будет стоять. Никто не смог заставить яйцо замереть в вертикальном
положении – и тогда настала очередь Колумба. Он взял яйцо и слегка стукнул им об стол.
Скорлупа треснула и проломилась, но яйцо замерло в вертикальном положении. С тех пор эту
историю часто рассказывают как пример творческого мышления и возможно сти выхода за
рамки стереотипов (Колумб не говорил, что яйцо нельзя разбивать). – Прим. пер.
41
Украшение на шляпке, как правило, торчащее вверх перо.
42
Сюзи, Мари Ги, Роза Деска – знаменитые парижские модистки-шляпницы в 1910–1940-х
годах. – Прим. А. Васильева.
43
Альбуи, Аньесс, Легру – парижские модистки-шляпницы в 1920–1940-х годах. – Прим. А.
Васильева.
44
Н о а й, Анна Элизабет де, урожд. Бибеско-Бассараба, принцесса Банховен (1876–1933) –
французская поэтесса, хозяйка литературного салона, в ее творчестве своеобразно сочетались
традиции Гюго и поэтов Парнаса с мотивами быстротечной жизни и культом смерти.
45
История Дома моды «Эрмес» началась в 1837 г. По следующие пять поколений по стоянно
расширяли производство и создали настоящую империю безупречного вкуса и высокого
качества.
46
Известный Дом обуви «Хельстерн и сыновья» в первой половине XX в.
47
Перруджиа, Жермен Герэн, Гиберт – по ставщики императорского двора в Ро ссии. – Прим.
А. Васильева.
48
Дио скорид (II век до н. э.) – мастер резьбы по камню. В Парижском музее хранятся его
работы: геммы «Голова Маценаса» – на аметисте и «Персей» – на сердолике. – Прим. пер.
49
Бог творения в буддизме.
50
Н е р о н, Клавдий Цезарь Август Германик (37–68) – древнеримский император,
по следний из династии Юлиев-Клавдиев.
51
К о р т е с, Фернандо Монрой Писсаро Альтамирано (1488–1547) – испанский
конкистадор, завоевавший Мексику и уничтоживший го сударственно сть ацтеков.
52
Французская компания по производству часов и ювелирных украшений. Основана в
1847 г., имеет свои магазины в более 20 странах мира.
53
Французская ювелирная фирма. Основана в 1858 г., традиционно считается мировым
центром ро скошных ювелирных украшений.
54
Легендарный французский ювелирный Дом. Украшения с камнями редчайшего качества,
необычные формы.
55
Б е л ь п е р р о н, Сюзанн – французский ювелир. Ее изделия отличались
оригинально стью и выразительно стью.
56
Со суд для плавки, варки или нагрева различных материалов.
57
Вечнозеленое многолетнее растение рода перцев, листья которого имеют лекарственные
свойства и используются как специи. В Индии используются во многих религиозных
церемониях.
58
А н т у а н, наст. имя Антек Черпликовски (1884–1976) – знаменитый польский
парикмахер, открывший в 1912 г. в Париже, на ул. Камбон, 5, известный парикмахерский
салон. В 1925 г. о сновал сеть парикмахерских салонов под названием «Антуан» в США, число
которых к 1945 г. до стигло 121. – Прим. А. Васильева.
59
Маркус Валериус Мартиал – римский поэт, друг Плиния. – Прим. пер.
60
Б е к а с с и н – главный персонаж детского комикса об экстравагантной и одновременно
наивной няне, приехавшей из Бретани и нашедшей работу в добропорядочной английской
семье. – Прим. пер.