Tsakiridou C. A.

Icons in Time, Persons in Eternity

Tsakiridou C. A. Icons in Time, Persons in Eternity: Orthodox Theology and the
Aesthetics of the Christian Image. Farnham: Ashgate, 2013.

Несмотря на то что современное российское общество является в значительной

степени секуляризованным, а современная Россия — светским государством,
иконы продолжают играть большую роль в нашей жизни. В столице они укра-
шают главную площадь, их часто можно увидеть в частных домах, даже если их
хозяева не являются активными прихожанами Православной Церкви. Зачастую
с иконой ассоциируется само православие, а для иностранцев — и сама Россия.
Многочисленные здания храмов, древние и вновь построенные, также наполне-
ны почитаемыми иконами. В них можно увидеть и произведения иконописцев,
продолжающих древнюю традицию в наши дни.
В связи с этим свою актуальность не теряют исследования, связанные с
осмыслением места религиозных изображений в православной традиции и со-
временном обиходе. Не прекращается обсуждение ставших классическими
работ, таких как «Иконостас» свящ. П. А. Флоренского и «Богословие иконы
Православной Церкви» Л. А. Успенского1, издаются новые сочинения, среди ко-
торых можно назвать работы В. В. Бычкова2, И. К. Языковой3, Н. Ю. Раевской4.
Для зарубежных исследователей тематика православной иконы также ока-
зывается вовсе не чуждой. Ярким примером этого является рецензируемое ис-
следование. Название работы адъюнкт-профессора католического университета
Ла Салль в Филадельфии Корнелии Цакириду может быть переведено на рус-
ский язык как «Иконы во времени, люди в вечности: православное богословие
и эстетика христианского образа». К. Цакириду видит свой труд необходимым,
поскольку считает утерянным эстетический взгляд на икону, а рассмотрение ее
в современных концепциях изображения как знака неверным. Произведение
искусства, по мнению исследовательницы, существует в собственном бытии и
пространстве, является самостоятельным эстетическим субъектом, и восприя-
тие его должно быть основано на его выразительной целостности. Также, по
мнению автора, неверно говорить об иконе вне православной онтологии, то есть
без внимания к традиции богообщения, описанной в трудах Максима Исповед-
ника, Симеона Нового Богослова, свт. Григория Паламы. Вместе с тем важную
особенность исследования составляет его сравнительный характер. В моногра-
фии также идет речь о православной иконе в сопоставлении с произведениями
художников-модернистов и японским и китайским традиционным искусством.
Книга состоит из четырех разделов, в каждом из которых по три-четыре
главы, и тематика их достаточно разнообразна. В первом из них (c. 3–71) автор
поясняет ключевые понятия своего исследования. Важнейший из них — энар-

1
Одно из изданий русского оригинала лекций: Успенский Л. А. Богословие иконы Право-
славной Церкви. Коломна, 1997.
2
Бычков В. В. Феномен иконы: История. Богословие. Эстетика. Искусство. М., 2009.
3
Языкова И. К. Богословие иконы. М., 1995.
4
Раевская Н. Ю. Священные изображения и изображения священного в христианской
традиции. СПб., 2010.
147
 Рецензии
гейя (Òνάργεια). Автор определяет его как «присутствие в произведении искус-
ства присущей ему живости, выразительной автономии и самобытной формы»5.
К. Цакириду указывает на античные корни этого термина и знакомит читателя
с рядом цитат из произведений древних авторов, употребляющих это слово и
однокоренные с ним понятия. Это Платон, Аристотель, Эпикур, Дионисий Га-
ликарнасский, Квинтилиан, Филон Александрийский, Иоанн Сардский, Ио-
анн Евгеник и др. Пример из платоновского «Иона» открывает этот ряд и упо-
минается в работе неоднократно (535 ВС). В этих строках эпитетом «ÒναργØς»
награждено описание речи рапсода, которая оживляет перед зрителем историю
Ахиллеса и Гектора и другие эпизоды античных трагедий.
Энаргейа не является синонимом другого понятия — красоты («κ¨λλος»).
Красота указывает на соотношение произведения искусства с идеалом, суще-
ствующим вне его, энаргейа описывает акт ипостасного выражения, который
берет начало внутри самого произведения. Так, важным для исследования ока-
зывается также термин «ипостась», который вместе с понятиями «фантазия»,
«исихия», «лицо», «благоговение» автор подробно рассматривает в данном раз-
деле.
Второй раздел (c. 75–148) называется «Богословие и искусство» и также
носит отчасти вводный характер, поскольку в нем подробно рассматриваются
предпосылки появления труда К. Цакириду. С одной стороны, внимание здесь
сосредоточено на соотношении модернизма и христианского искусства, как оно
представлялось самим художникам, принадлежавшим к данному направлению,
и богословам ХХ в. (прежде всего католическим). Отдельная глава отведена для
анализа диалога с модернизмом Ж. Маритена. Профессор Цакириду выступает
здесь одновременно как богослов и как искусствовед, приводя одно за другим
описание полотен представителей русского авангарда и поясняя читателю их
связь с традиционным русским искусством. С другой стороны, речь в этой ча-
сти труда идет о неправильных, с точки зрения автора, подходах к осмыслению
искусства, принятых в современном богословии и искусствоведении. К. Цаки-
риду отмечает, что традиционным стало рассматривать художественный объект
как выражение психологических особенностей художника и культурной среды,
которая его сформировала. Также сомнительным представлен автоматический
перенос святости творца или персонажа, изображенного на полотне, на само
произведение искусства.
Третий раздел (c. 151–223) посвящен восприятию иконы в православном
богословии и византийском обществе. Однако богословие отцов эпохи иконо-
борчества не привлекает внимания автора. Исследовательница считает необхо-
димым вначале рассмотреть живое богословие, монашеский опыт и обращается
к тем трудам, в которых он зафиксирован. Опираясь на труды прот. Г. Флоров-
ского, она рассказывает об опыте умной молитвы, для которой чужды визуаль-
ные образы. Такой подход можно назвать своеобразным иконоборчеством, что
и отражено в названии соответствующей главы. Однако К. Цакириду также от-
мечает интересную особенность мысли Диадоха Фотикийского: употребление
5
Tsakiridou C. A. Icons in Time, Persons in Eternity: Orthodox Theology and the Aesthetics of
the Christian Image. Farnham, 2013. Р. XI.
148
 Tsakiridou C. A. Icons in Time, Persons in Eternity
им «художественных терминов», то есть слов «цвет», «форма», «красота», «изо-
бражать» и т. п., при описании уподобления человека Богу.
Одна из глав раздела все же рассматривает теорию образа Иоанна Дамаски-
на, но К. Цакириду считает взгляд Дамаскина на икону обусловленным полеми-
ческой направленностью его произведений и достаточно поверхностным. К. Ца-
кириду подчеркивает такую грань теории образа прп. Иоанна, как рассуждение
о цвете в качестве способа выражения, который равен слову ритора. Гораздо
больше внимание автора привлекает богословие прп. Максима Исповедника.
Приложение его богословия к эстетике рассматривается более подробно, при-
чем автор указывает на возможности дальнейших исследований в этом направ-
лении. В контексте богословия прп. Максима раскрывается термин «энаргейа»:
вся вселенная для него находится в таком состоянии. Существа реализуют свою
природу, когда сознательно или бессознательно участвуют в божественном до-
мостроительстве. Иконичность — не просто подобие, но динамичная самореа-
лизация в предмете его правды.
В последней главе этого раздела автор анализирует ряд экфрасисов, описа-
ний произведений искусства, сделанных византийцами. Эти тексты привлекают
внимание исследователя по причине отсутствия в византийской эстетике клас-
сических теоретических текстов. Взгляд на христианское изображение как на
место встречи святого и реальности выводится исследовательницей именно из
памятников этого жанра. Нил Схоластик восхищен образом архангела и говорит
о присутствии бесплотного в физическом изображении, Михаил Пселл — о воз-
можности заметить движение, остановив на образе взгляд. Никифор Каллист
Ксанфопул использует для описания образа Христа несколько измененный
текст эпиграммы о статуе Зевса, но византийское искусство, развиваясь на эл-
линистической основе, находит свои способы выражений новых реалий. К. Ца-
кириду приводит мнение Э. Кицингера, предпочитавшего говорить здесь не о
влиянии античного искусства, но о его родственности византийскому.
Заключительный, четвертый раздел работы (c. 227–312) назван «Богоявле-
ние и искусство». Знаменитая проповедь патриарха Фотия, произнесенная им
в 867 г. о мозаичном изображении Богородицы в Святой Софии, анализируется
здесь как пример восприятия зрителем реального присутствия в изображении
девства и материнства, божественности Младенца, любви и бесстрастия. К. Ца-
кириду приводит затем еще ряд примеров подобного впечатления от увиденного
произведения искусства или человека, переданного византийскими писателями.
Истоки такого подхода автор находит в поэзии прп. Симеона Нового Богослова.
Его гимны выражают реальное присутствие божественного света и причастность
личности вечной жизни в Боге. То же стремились показать в своих произведе-
ниях византийские художники и даже архитекторы. Вслед за этим К. Цакириду
переходит к богословию Паламы и отражению исихастской традиции в русской
иконописи, обращая внимание читателя на произведения Феофана Грека и Ан-
дрея Рублева.
Заключительные главы раздела носят сравнительный характер. Предпослед-
няя глава вновь возвращает нас к модернизму. Читателю представлен ряд про-
изведений К. Малевича, В. Кандинского, М. Ротко, анализируя которые К. Ца-
149
 Рецензии
кириду обращает внимание на стремление художников передать на полотне цвет
в его собственном существе. Цвет становится энергией и передает нематериаль-
ное, что снова заставляет вернуться к словам прп. Симеона Нового Богослова и
свт. Григория Паламы. Эксперименты модернистов с цветом приводят к осмыс-
лению произведения искусства как к самобытного явления, т. е. тому подходу,
который избирает автор для понимания православного образа. В тексте приве-
дены также интересные сопоставления произведений Феофана Грека, Андрея
Рублева и М. Ротко.
Последняя глава переносит читателя на Восток и дает возможность соот-
нести христианский образ и суми-ё, традиционные черно-белые китайские и
японские изображения, связанные с практикой дзен-буддизма. В связи с ними
также можно говорить об энаргейи, несмотря на отсутствие в буддизме учения
об участии индивидуальностей в обожении, совершенно несовместимого с уче-
нием об анатмане. Суми-ё уделяет большое внимание изображению природы,
что позволяет по-своему передать ощущение вечности. К. Цакириду выражает
надежду на то, что такое сопоставление, будучи очень беглым, все же сможет
вдохновить дальнейшие размышления в этом направлении.
Остается добавить о работе К. Цакириду всего несколько слов. Поскольку в
тексте, как было сказано, встречаются многочисленные описания произведений
искусства — православных икон, католической религиозной живописи, картин
художников-модернистов и даже фотографий, — книга содержит многочислен-
ные иллюстрации, поясняющие рассуждения автора. Можно сожалеть только
об отсутствии у издателя возможности представить все их в цвете, что особен-
но неудобно при рассмотрении модернистских полотен, в которых цвет играет
основную роль. Тем не менее наиболее важные иллюстрации все же содержатся
на цветной вкладке.
Если читатель станет обращаться к отдельным главам исследования К. Ца-
кириду, оно может показаться поверхностным, поскольку широкий охват работы
не позволяет подробно остановиться ни на одной из его тем, но их соединение
представляет собой, без всякого сомнения, интересный и плодотворный подход
к православной иконе. Ознакомление с ним будет полезным как для теологов
и искусствоведов, так и для тех, кто создает современное христианское искус-
ство — иконописцев.
Ольга Николаевна Изотова
(препод. кафедры общей и русской церковной истории
и канонического права Богословского факультета ПСТГУ)
matroskin2@list.ru

150