Методические основы изучения Священного Писания

По благословению
Архиепископа Костромского и Галичского АЛЕКСАНДРА
Председателя Отдела по делам молодежи
Московского Патриархата
 
Самосвидетельство Священного Писания
Для введения в тему рекомендуем прочесть тексты Священного Писания, которые могли бы помочь в
уяснении некоторых важных моментов; для этого можно использовать библейские богословские
словари или хотя бы обратить внимание на 118-й псалом, 2 Тим. 3:16, Мф. 5:17—18.
Историчность Библии
Библия создавалась в течение 1600 лет, со времен Моисея до конца 1 века н. э. Текст Нового Завета
дошел до нас в исключительно благоприятном состоянии, разночтения составляют около 0,5 процента,
что очень мало для древних текстов. Самые древние кодексы Нового Завета отстоят от оригинала на
полвека - век. Что же касается Ветхого Завета, особые меры по работе со священными книгами в
иудейской традиции также позволяют утверждать, что текст очень хорошо сохранился. Кроме того,
Септуагинта (греческий перевод Ветхого Завета) становится авторитетным текстом уже в
апостольский век. Не может быть и речи о том, что отдельные церковные деятели вносили поправки.
За сохранность текста можно ручаться; это тот текст, который написан самими священными авторами.
Священное Писание отличается от других книг тем, что в нем можно выделить одну центральную
тему — спасение в Господе нашем Иисусе Христе. Пророчества, которыми исполнен Ветхий Завет,
действительно сбываются. Благодаря Библии были уточнены многие археологические и исторические
данные. Авторы пишут о себе правду, какой бы горькой порой она ни казалась. Итак, Библия
заслуживает доверия как исторический документ, как правдивый рассказ о жизни Церкви и как Слово
Божие (см.сноску 8).
Длительный период создания текстов, тот факт, что сначала они бытовали в устной традиции,
подвергались редактированию, не должны нас смущать: в том, какой мы имеем сейчас Библию, можно
поистине усматривать Промысел Божий.
Канон (официальный реестр) книг Священного Писания в принципе чужд Православию, ибо мы
признаем, что и в писаниях святых Отцов действовал Тот же Дух, который наставлял на всякую
истину и священных авторов Библии (9). Однако для того, чтобы практически отличать книги
подлинные и духоносные от всевозможных апокрифов, составлялись списки книг Священного
Писания. Православная традиция, как и римско-католическая, признает 47 книг Ветхого Завета и 27
книг Нового Завета, причем в славянской и русской Библии есть некоторые добавления по сравнению
с текстом Септуагинты (авторитетного перевода Ветхого Завета на древнегреческий язык, сделанного
70 толковниками); еврейский и протестантский канон в Ветхом Завете признает только 39 книг,
оставляя вне канона книги Товита, Иудифи, Премудрости Соломона, Премудрости Иисуса, сына
Сирахова, пророка Варуха, 2-ю книгу Ездры и две книги Маккавейские (в католичестве они получили
название второканонических).
Священное Писание в ряду прочих церковных книг
Именно в Священном Писании мы находим самое ясное и точное изложение спасительных истин.
Желающий войти в Царство Небесное прежде всего должен обратиться к Священному Писанию и из
прочих книг именно Слово Божие избрать себе в качестве главного спутника и руководителя.
Евангельское учение обращено ко всем людям без исключения и для всех удобно исполнимо.
Далее по степени учительного достоинства стоят святоотеческие творения. Их следует читать только в
соответствии с избранным образом жизни (иноки — наставления инокам, миряне — святых Отцов,
произнесших свои поучения для всего христианства) — так, чтобы прочитанное можно было
применить в жизни; иначе в душе рождается бесплодная мечтательность, в сердце — смущение, а в
поведении — неопределенность, тягостная и вредная для читающего и ближних его (10).
Особенно не подобает на начальном этапе заниматься чтением догматических сочинений, ибо душа,
объятая страстями, будет понимать все превратно и подвергнется опасности падения. Гораздо
полезнее книги нравственного порядка — о борьбе со страстями и путях стяжания добродетели — т. е.
о практической жизни во Христе (11).
Современную церковную литературу нельзя приравнивать по значимости к поучениям святых Отцов и
тем более к Священному Писанию, поскольку она еще не прошла рецепцию (принятие) соборным
разумом Церкви. Среди таковой можно читать лишь книги, имеющие церковное благословение и
служащие к угождению Божию (12).
Без нужды и специального благословения духовника не следует читать книг полемических, т. к. они
производят ненужные споры (2 Тим. 2:14—18), написаны часто в порыве страсти и несут в себе
осуждение, не приличествующее христианину (Мф. 7:1). Православные христиане в отношении
спорных вопросов должны ориентироваться не на книги полемические, часто сомнительного
содержания, а на мнение священноначалия, выраженное в официальных церковных документах.
Еще строже и с большей осторожностью следует подходить к литературе светского характера.
Богодухновенность Священного Писания
Исключительное положение, которое занимает Священное Писание, объясняется тем, что оно является
богодухновенной книгой.
По-разному понималось, в каком смысле Священное Писание боговдохновенно. Некоторые думали,
что в нем все, от первой до последней строчки, продиктовано Богом, и потому оно не может содержать
ошибки. Это не совсем так, хотя бы в свете Гал. 3:15. Понималась богодухновенность и как
побуждение к письму независимо от содержания. Православный подход подразумевает, что
Откровением признается в Библии то, что Бог хотел открыть о Себе и о Своем отношении к миру
людям: Слово Божие учит нас не тому, как устроено небо, а как взойти на небо. Эти спасительные
истины стали нам доступны благодаря свободному сотрудничеству Бога и священных авторов в деле
написания Библии.
Такое понимание богодухновенности позволяет выделять в Священном Писании то, что установлено
на все времена (учение веры и правила нравственности), и то, что является установлением для
конкретной ситуации (моменты, обусловленные национальными особенностями, географией и
уровнем исторического развития).
Истина в Священном Писании
Истиной в Священном Писании признаются правила веры и нормы нравственной жизни. События
церковно-политической жизни народа, вообще исторические факты имеют значение постольку,
поскольку они значимы для истории нашего спасения.
Часто неверующие люди выискивают исторические противоречия в Священном Писании. Уместно
спросить себя: стоит ли вступать с ними в прения, ведь еще апостол Павел предупреждал, что «злые
люди будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь» (2 Тим. 3:13). Для себя же
хорошо прочесть одно из популярных введений в Священном Писание, чтобы увидеть: история
библейских исследований ХХ века наглядно продемонстрировала: то, что критическая наука ХIХ века
считала вымыслом и исторической фальшивкой, нашло свое подтверждение.
Ученые полагают, что современная картина мира вполне соотносима с библейской; основные события
священной истории находят все больше подтверждений. Только недобросовестная наука сегодня
может настаивать на том, что Священное Писание — выдумка и миф.
Библия и жизнь в Церкви
До сих пор мы рассматривали Священное Писание изолированно, но нужно четко понимать, что
Священное Писание — одна из составляющих Священного Предания Церкви: «Я не веровал бы
Писанию, — говорит блаженный Августин, — если бы не побуждал меня к тому авторитет
католической Церкви». Для православных верующих источником веры служит и богослужение, и
святоотеческое наследие, и, конечно, живые носители православной христианской веры, их опыт
хождения в Боге. Монашеская традиция постоянно подчеркивает, что именно живой пример является
лучшим средством для возрастания в совершенстве (13). Это вполне соответствует Священному
Писанию, которое говорит: «Итак вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим. 10:17, под
«слышанием» можно понимать вообще опытное научение). Впрочем, именно Священным Писанием
проверяется соответствие того или иного материала Преданию Церкви.
Уделяя должное внимание Священному Писанию, не стоит забывать, что учение веры является лишь
одной из четырех составляющих жизни Церкви, наравне с общением верующих между собой,
Причастием и молитвой (Деян. 2:42).
Молитва и чтение
Вообще Священное Писание — это не просто литература. Святые Отцы, пастыри церковные и простые
верующие — все единогласно свидетельствуют, что, читая Священное Писание, мы можем встретить
Господа и познать Его благую волю о нас; некоторые же священные писатели (например, блаженный
Иероним) рассматривают чтение Священного Писания как таинство, наравне с Евхаристией.
Словом Божиим, которое может просветить, исцелить и указать дорогу в жизнь вечную, Библия
становится только тогда, когда происходит личная встреча с Богом. Это часто происходит на молитве
— общественной и личной.
Еще в ветхозаветные времена перед чтением Торы (Пятикнижия Моисеева) читались особые
благословения: 1) собственно на выполнение заповеди изучения Закона Божия; 2) с просьбой о том,
чтобы изучение Писаний было приятным и вожделенным; 3) с благодарностью за избрание в удел
Божий и дарование Торы.
Сегодня православные христиане имеют специальные канонические молитвы, которые читаются перед
изучением Священного Писания и в которых содержится поистине целостное учение о чтении Слова
Божия, например:
«Господи, Иисусе Христе, открой мои очи сердечныя, чтобы я, услышав Слово Твое, уразумел Оное и
исполнил волю Твою. Не скрой от меня заповедей Твоих, но отверзи очи мои, чтобы я уразумел чудеса
от закона Твоего. Скажи мне безвестное и тайное премудрости Твоей! На Тебя уповаю, Боже мой, и
верую, что Ты просветишь ум мой и смысл светом разума Твоего, и что тогда я не только прочту
написанное, но и исполню оное. Соделай, чтобы я не в грех себе жития святых и Слово Твое прочитал,
но во обновление и просвещение, и в святыню, и в спасение души, и в наследие жизни вечной. Ибо Ты,
Господи, — просвещение лежащих во тьме, и от Тебя есть всякое даяние благое и всякий дар
совершенный».
Молиться необходимо не только перед началом, но и в процессе чтения Священного Писания. По
образному выражению одного опытного ведущего, Слово Божие звучало до сотворения мира и
продолжает звучать. Цель нашей молитвы перед чтением — войти в состояние слушания, настроиться
на это звучание, на эту волну: «Говори, Господи, ибо слышит раб Твой» (1 Цар. 3:10). И результат
чтения тоже должен выражаться прежде всего в молитве. При этом недостаточно лишь сборника
молитвенных текстов, ибо чтение Священного Писания должно найти личный отклик в душе каждого
верующего.
Цель чтения
Из общего языкознания известно, что в процессе коммуникации человек не только передает
информацию, но и выражает свое эмоциональное состояние, побуждает к действию. Это справедливо
и по отношению к Слову Божию. Оно не только передает нам какие-то знания, но и говорит об
эмоциональном состоянии священных авторов, призывает нас к чему-то. Очень важно именно
услышать призыв.
Цель чтения Библии — является встреча с Богом и подлинным человеком. Читая Священное Писание,
мы должны стараться увидеть в нем тот идеал, к которому надо стремиться, и идеал этот — Сам
Господь наш Иисус Христос. Не случайно святые Отцы, читая Ветхий Завет, усматривали в нем
скрытые повествования о Христе (что получило название «чтения в христологическом ключе»).
При совместном чтении Священного Писания наши братья и сестры также раскрываются несколько
иначе, чем это бывает в обычной жизни, ведь Слово Божие требует открытости сердца. И если мы
внимательны, то увидим благодать, которая присуща каждому верующему, и сможем радоваться и
благодарить. Мы также можем увидеть внутреннюю поврежденность и уязвимость, и это научит нас
бережнее относиться к ближнему. Совместное чтение Священного Писания — один из лучших
способов вступить в братские отношения в Боге.
Условия чтения
Первое условие — любовь к Богу и ближнему. Без веры и любви к Богу Библия останется «закрытой
книгой», но к Богу нельзя приступать, имея что-то в сердце против ближнего.
Отсюда чистота души — второе требование к тем, кто берет в руки Слово Божие: человек, желающий
понимать Священное Писание, должен заниматься не столько чтением толкований, сколько
очищением сердца от плотских пороков. Те, у кого душевные очи здоровы, не нуждаются в пособии
толкователей (14), поскольку в чистом человеке обитает Святой дух (1 Кор. 6:19), просвещающий
человека в Слове Божием (2 Тим. 3:16).
Необходимо понимать, что главным истолкователем Священного Писания должен быть Дух Святой
(Ин. 16:13). Именно Дух Святой посредством Священного Писания может показать нас себе самим в
истинном свете и побудить к покаянию, очистить душу от греховных помыслов и сообщить нам мир,
покой и радость о Господе (15).
Наконец, смирение, сокрушение духа и готовность без ропота слышать и исполнять волю Господню,
какой бы трудноисполнимой она ни казалась, — вот четвертое условие приступающему к чтению
Евангелия (Ис. 66:2). Не все будет получаться сразу, но тот, кто хранит слово Божие в добром и
чистом сердце и в терпении следует ему, обязательно принесет плод (Лк. 8:15).
Помощь комментариев
Удовлетворяем ли мы вышеперечисленным требованиям? Очевидно, нет, далеко не полностью. И
потому мы нуждаемся в помощи, которую можем получить у более опытных в духовной жизни людей,
у тех, кого Церковь называет святыми. Оставаясь открытыми для непосредственного действования
Духа Божия в нас, нужно ориентироваться именно на их понимание Священного Писания, ведь через
них, по свидетельству Церкви, говорит Святой Дух.
Человек, только пришедший к вере, должен сначала изучить православную церковную традицию,
поэтому комментарии иных конфессий не для всех полезны, лишь духовно опытные люди могут
пользоваться ими, отделяя истину от заблуждений; вообще, хорошо при выборе литературы на первых
порах руководствоваться советом духовника.
Относительность научного знания принуждает к тому, чтобы с осторожностью относиться и к
современным библейским научным исследованиям и переводам. К сожалению, далеко не все ученые
являются верующими людьми.
Некоторые технические моменты чтения Слова Божия.
Читать Священное Писание следует небольшими отрывками, с молитвой и размышлением. Впрочем,
для преуспевших в этом святыми Отцами одобряется и практика чтения целыми книгами. Чтение
должно быть регулярным и систематическим (последовательным), проходить в специально отведенное
для этого время. Изучать Слово Божие следует постоянно, и никакое место не может служить тому
препятствием (Втор. 6:6—9) (16). Впрочем, очень важно соблюдать тишину — прежде всего,
внутреннюю, — ведь голос Бога подобен дуновению тихого ветра (З Цар. 19:12). Полезно заучивать
Слово Божие наизусть, особенно отрывки из Евангелия и Псалтири (17).
Часто, читая некий текст, мы понимаем его не так, как его понимал автор. Это обусловлено
индивидуальными моментами нашего восприятия, историческими и культурными традициями. Читая
любой текст, мы как бы даем ему собственное толкование (даже не входя в детали). То же происходит
и в процессе перевода. Поэтому важно пользоваться различными историко-филологическими
комментариями и словарями, разными переводами, особенно освященными церковной традицией.
Впрочем, не стоит придавать этим моментам первостепенного значения — можно «закопаться» в
подробностях анализа и так и не дойти до смысла.
Важно замечать все детали повествования, будь то слово поучения или некоторое действие. Каждая
буква Священного Писания может учить того, кто относится к Слову Божию с благоговейным
вниманием (18).
И в другом смысле следует бережно относиться к Слову Божию: нельзя вычитывать из него то, что
нам хотелось бы услышать, замалчивая остальное (часто — для самооправдания). Это неверно и точки
зрения христианской нравственности, и с точки зрения методологии: Библия — это не сборник
разнородных стихов, каждый из которых самодостаточен, но целостное произведение, и потому
правильно понять какое- то место можно только в контексте всего Писания (так называемом
«широком контексте»).
Почти всегда для прояснения смысла текста требуется также обращение к ближайшему контексту,
поэтому полезно по крайней мере просматривать предыдущее и последующее повествования читаемой
книги.
Один из самых верных способов чтения Священного Писания — в связке с житиями святых. Подражая
подвигам святых в меру наших сил, мы будем понемногу расти и в понимании Слова Божия.
Путь изучения Слова Божия
Святоотеческая традиция чтения Священного Писания предполагает, что мы читаем Слово Божие для
того, чтобы встретиться с самим Господом нашим Иисусом Христом. Но это невозможно в том случае,
если мы поверхностно относимся к Слову Божию, читаем только для того, чтобы прочесть
определенный объем текста, не размышляя над ним. Впрочем, и излишнее размышление,
рассудочность грозят иногда стать самодостаточными, а интеллектуальная работа может подменить
живое общение с Богом. Вместо самокопания с целью самоисправления Отцы предлагают нам
обратиться с горячей мольбой к Тому, Кто единственный может исправить наше сердце: «Стучите, и
отворят вам» (Мф. 7:7). Когда же происходит встреча, уже не нужен рассудок, уже не нужны даже
слова молитвы, ибо мы получили то, к чему стремились — вошли в Присутствие Господне, где
говорить может только Он. Эта традиция получила название lectio divina.
В эпоху схоластики в употребление вошел метод lectio cursiva, при котором чтение становится более
интеллектуальным: ставятся вопросы, предлагаются решения, которые должны быть обоснованы
авторитетными текстами. Такое чтение хорошо для научения, но мало что может дать для духовной
жизни.
Индивидуальное, групповое и литургическое чтение Священного Писания.
Разные формы чтения Священного Писания имеют свои особенности, которые необходимо учитывать.
Домашнее уединенное чтение располагает к размышлению и молитве (применяется в основном метод
lectio divina).
Изучение Священного Писания в библейских группах призван научить правильному чтению
Священного Писания и выявить всю гамму заложенных в тексте смыслов для того, чтобы каждый
участник мог вынести для себя какое-либо назидание (частично используется метод lectio cursiva).
При написании комментариев применяются особые формы работы с оригинальным текстом, по
преимуществу используется метод lectio cursiva.
Чтение Священного Писания за богослужением и следующая за ним проповедь должны служить к
созиданию общины: здесь пастырь должен верно преподать учение Церкви и призвать к изменениям в
жизни каждого прихожанина и общины в целом (применение того или иного метода, их сочетание
зависит непосредственно от проповедника).
История церковного толкования Священного Писания
Остановимся несколько подробнее на методах толкования Священного Писания.
Разница в толковании Священного Писания может быть настолько широкой, что в еврейской традиции
говорится, что у Торы — семьдесят лиц (19), т.е. семьдесят уровней смысла, по числу народов земли.
Мы не сможем дать единственно верный смысл, и поиски такового неизбежно приведут к ереси
(впрочем, следует отсекать то, что противоречит догматам Церкви).
Именно неисчерпаемая глубина смыслов Священного Писания обусловила то, что в истории Церкви
существовали разные методы и даже школы толкования Слова Божия.
Конечно, проще всего видеть в библейском тексте только буквальный смысл. Так можно читать
исторические книги Ветхого Завета, именно так нужно читать исторические повествования в
Евангелиях и книгу Деяний.
Однако если так подойти, например, к Песни Песней, можно смутиться. На помощь приходит
аллегория. В данной книге под Женихом будут понимать Бога, под невестой — Церковь или душу
человеческую. Этот иудейский по происхождению метод используют святители Кирилл
Александрийский, Григорий Нисский и другие.
Новое понимание Писаний пришло во времена Спасителя. Особенность толкований нашего Господа
заключалась в том, что Он умел выделять существенное и учил руководствоваться не правилами в
применении библейских норм морали, но духом любви. Священное Писание Господь наш изъяснил
(истолковал) своей жизнью (Ин. 1:18). Именно опыт праведной жизни во Христе лучше всего помогает
понять нам смысл Писания.
Для первых христиан было важно найти пророчества, которые подкрепляли бы нашу надежду и веру,
пророчества не только словом, но и ситуацией. Так, иудейская Пасха предвосхищает христианскую,
манна — Евхаристию, в повествовании об Адаме, Иосифе, Исааке или Моисее мы видим прообразы
Христа, и т. д. Этот метод назывался теорией и был очень популярен среди толкователей.
Безусловно, стремление к праведности, очищению и возвышению души также нашло свое проявление.
Появляются моральные толкования, образцом для которых всегда останутся творения отцов-аскетов.
Наконец, с расцветом монашеской мистики появляются толкования, которые прозревают в текстах
глубокие вещи о Боге, Царстве Божием (святой Максим Исповедник). Этот метод получил название
анагогии.
Впрочем, как замечает святитель Григорий Нисский, не стоит спорить о названиях методов, можно
даже не знать их, важнее «держаться полезных разумений», т. е. понимать Священное Писание так,
чтобы это приносило пользу душе. Важно также отметить, что святоотеческие толкования никогда не
были произвольными фантазиями на тему библейского отрывка, но гармонично сочетали буквальный
и духовный смысл; и иначе быть не могло, потому что настоящие толкования — это не рассудочные
размышления, а то, что открывается в чтении с молитвой, в меру следования заповедям Христовым.
Уровни восприятия библейского текста
Итак, мы увидели, что текст Священного Писания можно по-разному прочесть и истолковать.
Поверхностного чтения, которое позволяет лишь проследить сюжетную линию, отнюдь не достаточно.
В каждом отрывке следует попытаться увидеть проблему, рассмотреть, какое решение она получает
здесь, а также и в широком контексте Библии, — следует размышлять над проблемой. Важно также,
чтобы то, что мы восприняли, не осталось сухой суммой знаний, чтобы наше чтение поднялось над
интеллектом, а истины веры коснулись нашего сердца.
Наконец, самое главное: посеянное в нашем сердце должно принести свои плоды — остается
претворить в жизнь то, что нам открылось.
Ограничения толкования
Даже когда все правила толкования соблюдены, некоторые вопросы остаются не вполне понятными.
Это не должно смущать нас. Смирение перед тайнами Божиими лучше бесплодных попыток прийти
своим умом к тому, до чего мы еще не доросли. Такова позиция и святоотеческого богословия, и
серьезных исследователей нашего времени (20).
Следует помнить, что основные истины, нужные для спасения, просты, и требуют не
интеллектуального постижения, а претворения в жизнь.
Впрочем, не следует смущаться тем, что что-то удержано от нашего разумения до времени, — в
нужный момент Дух Святой обязательно напомнит нам о прочитанном. Это «вклад», который
принесет пользу в свое время.
Плоды слушания и исполнения Слова Божия
Спаситель наш говорит:
«Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя, и
научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем; и найдете покой душам вашим. Ибо иго Мое
благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11:28—30).
Всякого, кто слушает слова Его и исполняет их, Господь наш Иисус Христос уподобляет мужу
благоразумному, чей дом построен на камне и не поколеблется вовек (Мф. 7:24— 27). Такой человек
освободится от страстей (Ин. 8:31—32), будет иметь радость (Ин. 15:10—11) и мир Христов (Ин.
16:33); Господь воскресит его в последний день (Ин. 6:40) и дарует в вечности наследие со святыми
(Деян. 20:32).

Молитва перед чтением Святаго Евангелия

(молитва после 11-й кафизмы)
Возсияй в сердцах наших, Человеколюбче Владыко, Твоего Богоразумия
нетленный свет, и мысленныя наши отверзи очи, во Евангельских Твоих
проповеданий разумение, вложи в нас и страх блаженных Твоих заповедей, да
плотския похоти, вся поправше, духовное жительство пройдем, вся яже ко
благоугождению Твоему и мудроствующе и деюще. Ты бо еси просвещение душ
и телес наших, Христе Боже, и Тебе славу возсылаем, со Безначальным Твоим
Отцем, и Пресвятым и Благим, и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно,
и во веки веков, аминь.
 
В Книге Жизни следует искать только пути жизни
„Есть три способа читать книгу, – пишет один мудрец, – можно читать ее для
того, чтобы подвергнуть ее критической оценке; можно читать, ища в ней утех
для своего чувства и воображения и, наконец, можно читать совестью. Первые
читают, чтобы судить, вторые – чтобы развлечься, третьи – чтобы
совершенствоваться. Евангелие, не имеющее себе равной между книгами,
нужно читать сначала только простым разумом и совестью. Читаемое так, оно
заставит трепетать вашу совесть на каждой странице пред добром, пред
высокою прекрасною моралью“.
„Для меня, как и для всякого верующего, – говорит Н. Н. Неплюев, – Библия
есть Книга Жизни, непреложное Слово Божие, неисчерпаемый источник воды
живой; заключенная в ней вечная истина правды Божией имеет вечное и общее
значение для всех времен и для всего человечества“.
„Кто был орудием воли Божией, как звали того, кто удостоился поведать миру
то или другое слово Божие, когда и по какому поводу прозвучало это слово для
человечества, – все это для нас второстепенно. Что наполняет нас верою,
любовию и радостью светлою – это внутренняя правда, несравненная
убедительность для разума и сердца каждого слова Книги Жизни, это чудо
гармонии, это дивное единство, это божественная стройность вечной истины
правды Божией, поведанной миру на протяжении многих веков и через
посредство многих людей Божиих“. [1]
Цель чтения Библии – познание воли Божией
„Чего хочет верующий? – продолжает Н.Н. Неплюев. – Он верит, что Книга
Жизни содержит в себе вечную истину правды Божией, главная цель его не
может быть иною, как познать святую волю Бога Живаго, во всей ее вечной
неизменной стройности. Для него Божественное Откровение содержит все то,
что исходящий от Отца Дух Святый благоволил открыть людям ради их
духовного воспитания и вечного спасения, чтобы они могли разумно жить,
согласно правде воли Отца Небесного“.
„При чтении Евангелия, – внушает еп. Игнатий (Брянчанинов), – не ищи
наслаждения, не ищи восторгов, не ищи блестящих мыслей: ищи увидеть
непогрешительно святую Истину.
Не довольствуйся одним бесплодным чтением Евангелия; старайся исполнять
его заповедания, читай его делами. Это Книга Жизни, и надо читать ее жизнию.
Раскрывая для чтения книгу – св. Евангелие, вспомни, что она решит твою
вечную участь. По ней мы будем судимы, и, смотря по тому, каковы были здесь
по отношению к ней, получим в удел или вечное блаженство, или вечные казни.
Бог открыл свою волю ничтожной пылинке – человеку! Книга, в которой
изложена эта великая и всесвятая воля – в твоих руках. Ты можешь и принять, и
отвергнуть волю Создателя и Спасителя твоего, смотря по тому, как тебе
угодно. Твои вечная жизнь и вечная смерть в руках твоих: рассуди же,
насколько нужно тебе быть осторожным, благоразумным. Не играй своей
участью вечною!“
 Исторические подробности – дело второстепенное; долго останавливаться
на них, особенно при самом начале чтения Библии, не полезно
Вопросы о том, когда, кем и по какому поводу было изречено то или другое
слово Божие, не могут иметь для верующего, относительно познания вечной
истины правды Божией, ровно никакого значения. Для верующего, – через кого,
когда и по какому поводу ни снизошел на землю тот или другой луч
Божественного света, – все Откровение исходит от Духа Святого, Господа
Животворящего, и, исходя от Бога Неизменного, в Котором нет „ни тени
перемены“, оно не может не иметь всеобщего и вечного значения, как
непреложная воля Бога Живого, земной отблеск неизменной вечной истины
правды Божией.
Исторические события имеют сами по себе второстепенное значение для
христианского мировоззрения; всего важнее и в них внутренний, непреходящий
смысл, который могут только затемнить выдвигаемые на первый план
исторические подробности.
Большая часть этих исторических исследований способна удовлетворить не
разумную потребность сознания, а скорее бесцельное любопытство.
Легкомысленные увертки так свойственны воле грешного человечества, что
всякая новая историческая подробность дает повод превращать сокровища
Божественного Откровения в никому не нужные исторические справки.
Необходимо ясно понимать, что Книга Жизни есть Слово Божие, имеющее
значение не местное и не временное, а общечеловеческое и вечное; что это
общечеловеческое, вечное значение присуще всякому лицу, о котором говорит
Библия, и всякому слову Откровения.
„Евангелие, – пишет Н.А. Астафьев, – не есть история событий, раз
случившихся, давно прошедших; оно всегда современно, оно вечно, как вечны
истины, в нем заключающиеся и непрерывно осуществляющиеся в жизни
людей, из рода в род“. [2]
Именно понимание этого внутреннего смысла Библии и затемняется для многих
историческими подробностями, отвлекающими внимание от вечного к
временному, преходящему.
Вот почему и возможно всем нам знакомое прискорбное явление, что люди,
обладающие обширными познаниями в области богословия и истории Церкви,
могут не уметь ни думать, ни чувствовать по-христиански.
Изучение отдельных библейских фактов полезно только при наличии
общего христианского мировоззрения
Знание отдельных фактов из жизни ветхозаветной и новозаветной Церкви не
может дать понимания стройного мировоззрения; без ясного понимания
христианского мировоззрения во всей его стройности самые
многознаменательные факты Священной Истории теряют свой непреходящий
жизненный смысл.
Действительно, если, не понимая христианского мировоззрения, я не знаю
истинного смысла земной жизни человека, не знаю истинного значения для
человечества Божественного Откровения, не понимаю мирового значения
воплощения Сына Божия, какое непреходящее жизненное значение будет иметь
для меня вера в отдельные факты, каковы: потоп, казни Египетские,
преступления царя Давида, рождение Спасителя мира от Девы Марии, чудеса,
воскресение и вознесение на небо Господа нашего Иисуса Христа?
Только ясное понимание домостроительства Божия, смысла земной жизни
человека и значения Божественного Откровения для человечества может дать
мне понимание истинного, непреходящего значения всех этих фактов, может
дать мне возможность разумно отнестись к добру и злу в себе и других,
сознательно согласовать жизнь с верою в эти факты.
Для человека, который вовсе не понимает общего христианского мировоззрения
или не имеет о нем достаточно определенного понятия, чтение даже лучших
произведений богословско-догматической литературы представляет некоторую
опасность. Он будет непременно в опасности составить себе ложное,
преувеличенное понятие о значении того вопроса, с которым он случайно
ознакомился, редко сумеет привести его в гармоническое единство с массою
других вопросов, которых место и значение для него совсем не понятны. Чем
больше он будет читать отдельных рассуждений, тем более будет
загромождаться его ум беспорядочными грудами богословских знаний,
совершенно между собой не согласованных.
Такой человек при первом столкновении с представителем самого нелепого
мировоззрения, основанного на самой нелепой из всех нелепых научных
сказочек, или даже в первую минуту сознательного отношения к самому себе,
легко может поколебаться в своих верованиях, если не хватит мужества
смиренно сознаться в своем позорном невежестве в деле понимания
христианства, несмотря на огромные груды знаний по отдельным вопросам
богословия.
Чтобы стяжать верное представление о духовной жизни и правильное
понимание Священного Писания, необходимо читать творения Святых Отцов
Православной Церкви, которые источником и основой имеют Священное
Писание и разъясняют его. Преподобных и богоносных Отцов, оставивших нам
свои книги, вдохновлял Тот же Святой Дух, Который вдохновлял пророков и
апостолов, возвестивших человечеству Божественное Откровение – Святое
Писание. „Детоводителями к Священному Писанию да будут для тебя святые
отцы Православной Церкви“, – пишет еп. Игнатий (Брянчанинов). Только из их
творений и можно почерпнуть целостное познание христианства.
В Библии следует искать уяснения смысла жизни, а не разрешения
научных вопросов
„Некоторые, – говорит один писатель, – обращаются к Слову Божию, думая
найти в нем исторические сведения о древних веках, и действительно находят;
но это не есть цель Слова. Другие ищут сведений относительно геологии и
усердно стараются привести или геологию к Писанию, или Писание к геологии.
Мы можем всегда быть вполне уверены, что истина никогда не противоречит
себе; но, так как никто еще пока не может вполне знать геологии – потому что
ее факты не были еще объяснены удовлетворительной теорией, – мы подождем,
пока философы разрешат свои вопросы, и мы уверены, что, когда они найдут
истину, она будет вполне согласна с тем, что Бог открыл. Во всяком случае, мы
можем предоставить науки ученым. Главное учение Св. Писания – о спасении
людей, о рае, о падении первых людей, о повреждении природы человеческой и
о средствах искупления. Прочтите все Писание, и вы найдете, что его главный
предмет – все, что относится к самым важным интересам людей, и не как евреев
или язычников, но как всех людей одной крови, – не как варваров и скифов, или
греков, или рабов, или свободных, но как людей, которые все призваны на
праздник благодати. И тот неправильно читает Слово Божие, кто не слышит его
говорящим о том, что более всего касается его и его ближних.
Это Книга, которая говорит лично нам. Она говорит не о том, что на луне или на
планете Юпитере, не о том только, что было в давно прошедшее время, и не о
том, главным образом, времени, которое настанет; но она касается нас, наших
настоящих обязанностей, – говорит о том, как грех может быть сегодня прощен,
и как наши души могут быть приведены в единение со Христом“.
Упомянутый нами мудрец в одном своем сочинении указывает, что христианин
должен читать Евангелие не как поэт, не как ученый профессор, не как
толкователь, историк: „Читайте его, – пишет он, – как человек. Есть нечто выше
воображения, науки, ума, гения, хотя бы это был ум всего мира или величайший
гений; есть нечто, стоящее выше всего этого, и вы не станете возражать мне, что
это нечто есть совесть, которою и нужно читать Евангелие“.
В самом деле, было бы грубою ошибкой с нашей стороны, если бы мы искали в
Библии разрешения всех вопросов, какие ставит нам ненасытная пытливость
нашего ума. Из вечной истины правды Божией Господь благоволил открыть
человечеству именно то, что необходимо для понимания смысла земной жизни
и разумного выполнения на земле воли Божией. Не будем же искать
удовлетворения прихотей разума там, где содержится вечная истина правды
Божией в размере насущного хлеба для человеческого сознания.
Не будем искать в Библии ответов на те вопросы по астрономии, геологии,
физиологии или анатомии, которые не имеют никакого значения для понимания
смысла земной жизни человека, и будем уверены, что найдем ответы на все те
вопросы из области этих наук, которые нужны для понимания смысла земной
жизни и разумного выполнения воли Божией. Зато будем твердо помнить, что
все то, что поведало нам Божественное Откровение, есть абсолютная истина,
что не сравнивать с нею, а проверять ею мы должны те научные гипотезы,
которые так часто основаны на наивных, нелепых научных сказочках, не
имеющих часто ни малейшего научного основания, как произведения
самонадеянной фантазии какого-либо ученого авторитета.
Не будем искать в исторической части Библии подробного изложения развития
исторических событий, согласно требованиям „современной научной мысли“,
требований, основанных на теории постепенного развития и полной
зависимости духовной жизни человека от породившей его среды и окружающих
его обстоятельств. Библия не знает наших временных увлечений и
порождаемых ими гипотез.
Признавая свободу воли человека, Библия постоянно помнит, что жизнь
человеческая зависит от настроения духа миллионов живущих, разумных и
свободных людей, а не настроения духа – от роковой деятельности
машинообразного общественного организма. Библия показывает, что ни среда,
ни обстоятельства не заставили св. пророка Моисея ни чувствовать, ни думать,
ни жить так, как жили современные ему евреи и египтяне; она говорит, что,
если Савл мог обратиться в апостола Павла, возможны и другие духовные
преображения наперекор измышленным законам постепенной эволюции духа,
столь удобным для усыпления совести и безмятежного выполнения
собственных прихотей.
 
О настроении при чтении Слова Божия
 
Через чтение Св. Писания мы вступаем в общение с Самим Господом
Один современный служитель Церкви нашей в пастырском наставлении своим
прихожанам о том, как должно читать Новый Завет, говорит: „Приими сию
священную Книгу, как дар, посланный тебе с небес от Самого Господа... При
чтении не забывай, что ты видишь Самого Господа, разговаривающего и
действующего перед тобою со св. апостолами во св. Евангелии, Деяниях и
Посланиях апостольских“. Вот настоящее отношение человека к Слову
„вечному и живому“.
Деятельность всякого исторического лица кончается с его смертью, – тогда она,
действительно, делается для нас историею прошедшего. Но не такова личность
и деятельность Иисуса Христа. Он не мертв, Он жив! И „близок ко всем
призывающим Его, ко всем, призывающим Его во истине“ (Пс. 144, 18). „Се, Я с
вами во все дни до скончания века“ (Мф. 28, 20). „Где двое или трое собраны во
имя Мое, там Я посреди их“, – говорит Господь наш (Мф. 28, 20). Потому и мы,
читая Евангелие, можем смиренным и верующим сердцем как бы видеть
Господа действующим со св. апостолами, как бы слышать слова Его...
„Иисус Христос, друг грешников, ходит по садам Писания, как однажды Он
проходил по горам и долинам Палестины. Вы можете и теперь еще Его видеть,
если открытыми глазами взглянете на древние пророчества; вы еще яснее
можете увидать Его в четырех Евангелиях; Он раскрывает нам Свою полную
тайн душу в Посланиях апостолов и дает вам слышать шаги Свои в символах
Апокалипсиса, слышать, как приближается „Пришествие“ Его. Жив Христос в
Книге Своей: вы видите Его лик почти на каждой странице, слышите речь Его,
как бы Он сам говорил с вами. Христос с „горы блаженств“ говорит в Книге
Своей до сих пор; Бог, Который сказал „да будет свет“, продолжает давать
страницам ее те же повеления; вечная истина, неподкупная и неизменная, живет
в ней во всей своей силе и сохраняет ее живою. „Трава завянет, и цветы ее
засохнут, но слово Господа живет и пребывает во век“ (1 Петр. 1, 23–25)“.
Как читаем и перечитываем мы строки дорогого нам лица, останавливаясь над
каждым словом, вдумываясь в него и услаждаясь им, обращая мысли и чувства
свои к тому, от кого письмо, – так следует читать и Слово Божие: с
благоговейным вниманием и детскою любовью, отбросив всякое сомнение и все
заботы житейские, вознося свой ум и сердце к Тому, Который в отеческом
попечении о нас „послал нам Слово, чтобы исцелить нас“ (Пс. 106, 20).
„Читай Евангелие, – заповедует еп. Игнатий (Брянчанинов), – с крайним
благоговением и вниманием. В нем не сочти ничего маловажным,
малодостойным рассматривания. Каждая йота его испускает луч жизни.
Пренебрежение жизни – смерть!“
 Чтение должно предваряться молитвою
„Когда садишься читать или слушать Слово Божие, – пишет св. Ефрем Сирин, –
помолись прежде Богу. Всегда моли Бога, чтобы Он просветил ум твой и
открыл тебе силу слов Своих, потому что многие, понадеявшись на разумение
свое и не уразумевши написанного, впали в хулы и погибли. Посему, если во
время чтения встретишь неудобопонятное, припиши это своему недомыслию“.
То же внушает св. Исаак Сирин: „К словесам таинств, заключенным в
Божественном Писании, не приступай без молитвы и испрошения помощи у
Бога, но говори: „Дай мне, Господи, принять ощущение заключающейся в них
силы“. Молитву почитай ключом к истинному смыслу сказанного в
Божественных Писаниях“ (Слово 85).
Необходимо читаемое прилагать к себе, сличать со своим нравственным
настроением
„Надобно, – говорит Н. А. Астафьев, – стараться мыслию переноситься в то
время, в ту местность, где происходило описываемое Евангелием событие, и
быть притом не простым лишь зрителем, но участником его, к себе применяя
читаемое так, как бы оно ко мне именно относилось. „Что вам говорю, говорю
всем“, – сказал Господь ученикам Своим (Мк. 13, 37). Тогда-то именно, и
только тогда, когда мы к себе применяем читаемое, мы испытываем на себе ту
чудную возрождающую силу, которая таится в Слове Божием, как в семени“.
Читая о прокаженных, расслабленных, слепых, хромых, беснующихся, которых
исцелил Господь, помышляй, что душа твоя, носящая многоразличные язвы
греха, находящаяся в плену у демонов, подобна этим больным. Научайся из
Евангелия вере, что Господь, исцеливший их, исцелит и тебя, если ты будешь
прилежно умолять Его об исцелении твоем.
Стяжи такое расположение души, чтобы тебе быть способным к получению
исцеления. Способны получить его сознающиеся в своей греховности,
решившиеся оставить ее. Горделивому праведнику, то есть грешнику, не
видящему своей греховности, не нужен, бесполезен Спаситель.
Зрение грехов, зрение того падения, в котором находится весь род
человеческий, есть особенный дар Божий. Испроси себе этот дар, и понятнее
будет для тебя книга Небесного Врача – Евангелие.
Нужно читать с верою
Святое Писание, написанное по внушению Духа Божия, и понято может быть
лишь при содействии Св. Духа, а чтобы удостоиться этой благодати, надо иметь
младенчески доверчивое сердце. Вспомним слова Спасителя: „Славлю Тебя,
Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие (тайны царствия Божия) от
мудрых и разумных, и открыл то младенцам“ (Мф. 11, 25), и с детским
доверием будем читать Слово Божие, как послание Небесного Отца нашего к
нам.
Великая разница: умом своим понимать буквальный смысл Слова Божия и
признавать его за истину или устами веры вкушать его, принимать его в сердце
свое. Как пища вкушаемая приятна для вкуса и питательна для тела, так и Слово
Божие, вкушаемое верою, веселит сердце и питает жизнь души. „Вкусите и
увидите, как благ Господь!“ – восклицает Псалмопевец (Пс. 33, 9). Для него
„суды Господни“ были „слаще меда и капель сота“ (Пс. 33, 10–11).
Великая разница: признавать Слово Божие за истину и – веровать в него! Мы
читаем описания южных плодов, их вида, их вкуса; мы не сомневаемся, что
такие плоды существуют, но – какая разница, когда мы сами их вкушаем! Какое
приятное, освежающее, живительное ощущение разливается во всем организме!
Таково и действие Слова Божия, если читать его с верою. Всякий любитель
Слова Божия легко это замечает. Иногда прочитываются строки и страницы, и
сердце остается холодным; но вдруг, при каком-нибудь изречении, оно как бы
растает, как лед под солнечным лучом, на душе станет так мирно и отрадно, она
умиляется, и ликует, и благодарит, или она устрашена и сокрушена, она
принимает твердое решение, она молится. И опять мир снисходит в нее. Душа
вкусила Слово Божие...
 Об исполнении Слова Божия
Здесь должно заметить необходимейшее правило плодотворного чтения Слова
Божия. „Вкусив“ слово Божие, заключающее в себе какое-либо наставление, с
того же часа надобно стараться исполнять его, пока сердце еще тепло; а
исполни его раз, в следующий раз исполнение делается уже легче, потому что
приобретается „навык“ к добру (Евр. 5, 14). Напротив, доброе намерение,
отложенное до другого дня, обыкновенно остается неисполненным, потому что
нравственная сила, сообщенная душе Словом Божиим, эта радостная решимость
последовать его внушению, оставаясь недеятельною, постепенно слабеет и
исчезает. „Нет никакой пользы, – пишет святитель Тихон Задонский, – читать и
не делать того, чему книга (Св. Писание) учит. Если волю не будешь
исправлять, то от чтения злейший будешь, нежели был“. Кроме того, такое
практическое отношение к Слову Божию наилучшим образом удостоверяет в
Божественности учения Спасителя. „Кто хочет творить волю Божию, – сказал
Он, – тот узнает о сем учении, от Бога ли оно“ (Ин. 7, 17).
 
Заключение
Итак, с каким настроением должны христиане читать Слово Божие?
„Слово Божие, – пишет Н.А. Астафьев, – не то, что слово человеческое, потому
и читать его должно не так, как читаем мы простую книгу. В Слове Божием
таится чудная „сила ко спасению всякого верующего“ (Рим. 1, 16)“ [3].
Если ты хочешь, поэтому, с пользою душевною читать слово Божие, то:
1) Читай его с благоговением и молитвою. Приступая к чтению, очисти прежде
сердце свое от всех забот житейских и проси внутренне Господа Иисуса, чтобы
Он отверз тебе ум к уразумению Писаний.
2) Читаемое применяй к себе так, как бы оно к тебе именно относилось. „Что
вам говорю, говорю всем“, – сказал однажды Господь ученикам своим (Мк. 13,
37).
3) Читай не торопясь, стараясь понять каждое слово. Если какого слова не
поймешь, подумай, что бы оно значило, и внутренне помолись, чтобы Господь
вразумил тебя; если все-таки не поймешь, оставь и читай далее; значит, не
пришло еще время понять это слово, – после поймешь.
4) Если какое наставление в Слове Божием ты понял, то с того же часа старайся
исполнять его, прося Господа Иисуса помочь тебе в том – и будешь ты „рабом
верным и блаженным твоего Господа“ (см. Ин. 13, 17).
Причины слабого действия на нас Слова Божия [4]
Отчего на нас теперь слабо действует Слово Божие? Почему древние христиане
были более отзывчивы к нему? [5]
Первое препятствие, которое не позволяет Слову Божию возрастать и созревать
в сердце человеческом, есть леность и небрежение слушателей. Иисус Христос
в своей известной притче о сеятеле и семени обозначает это словами: „Иное
семя упало при дороге“. Под дорогой разумеется здесь сердце ленивого и
празднолюбивого человека (как поясняет св. Златоуст). Как семя, брошенное на
дорогу, попирается (топчется) ногами проходящих, так и ленивый слушатель не
обращает внимания на Слово Божие. Он с большим удовольствием слушает,
когда ему рассказывают пустые небылицы, чем когда наставляют его
христианской жизни. Вот пример подобного небрежения:
Один греческий учитель не мог добиться, чтобы народ его выслушал, когда он
говорил о самых важных государственных делах. Тогда он стал рассказывать
народу следующую небылицу: „Какой-то юноша в летнее время нанял у
некоторого человека осла, чтобы проехать от одного города до другого. Когда в
полдень стало палить солнце, то оба они хотели укрыться от жара под тенью
осла, но один другого оспаривал и отталкивал от тени: юноша говорил, что он
нанял осла, а потому и тень осла должна быть в его пользу, а хозяин осла
говорил, что он отдал в наем осла без тени“. Сказав это, учитель сошел со
своего места, чтобы уйти, но народ удерживал его, требуя, чтобы он кончил и
сказал, какое было решение спора. Тогда учитель засмеялся и сказал: „Какие вы
люди! О тени осла вы желаете слушать, а о спасении отечества не желаете“.
[
[
Так и некоторые христиане: когда они смотрят, слушают или читают что-
нибудь пустое, то нимало не скучают, хотя бы это продолжалось целый день. А
на слушание или чтение Слова Божия совсем не достает времени.
Другое препятствие, не допускающее Слову Божию укореняться в сердцах
человеческих и приносить плод, есть ожесточение этих сердец. Людей с
ожесточенным сердцем Иисус Христос уподобляет камням, когда говорит:
„Иное (семя) упало на камень и, взошедши, засохло, потому что не имело
влаги“. Каким образом человек становится похожим на камень? Через
долговременное пребывание в грехе. Премудрый говорит: „Егда приидет
нечестивый во глубину зол, не радит“ (Притч. 18, 3), то есть, когда человек
привыкает к какому-нибудь беззаконному делу, то он не слышит ни угрызения
совести, ни обличения проповедников.
Третьим препятствием к тому бывают житейские попечения и наслаждения.
Все это Спаситель наш заключил под именем терния, сказав: „а иное семя упало
между тернием, и выросло терние и заглушило его“. Нередко бывает, что люди
с умилением, а иногда со слезами принимают в себя Слово Божие и, кажется,
хотят исправиться от грехов и обратиться на путь истинный. Но потом, не желая
лишить себя какого-нибудь временного блага или еще более желая умножить
его, по душевной слабости остаются такими же, какими были и прежде.
Посему-то Иисус Христос говорил: „Не можете Богу работати и мамоне“ (Мф.
6, 24). В особенности плотские страсти и сребролюбие не позволяют Слову
Божию созреть в человеческом сердце.
Вот главнейшие препятствия к принятию и сохранению внутри души
спасительного семени – Слова Божия.
 
Как часто нужно читать Библию?
 
Чтение Св. Писания есть долг христианина
Чтение Библии составляет священную обязанность христианина, потому что
заповедано Самим Богом. В Ветхом Завете, внушая иудеям важность закона
откровенного и желая приблизить их к его познанию, Он повелел навязать и
носить слова закона постоянно на челе и у сердца: „Да навяжеши я, – то есть,
прикрепишь и повесишь, – на руку твою“ (Втор. 6, 8). Псалмопевец говорит:
„Слова Господни суть слова чистые, серебро очищенное, седмикратно
переплавленное“ (Пс. 11, 7). В Новом Завете Господь заповедует: „Испытайте
Писания“ (Ин. 5, 39). Апостол Павел пишет христианам: „Слово Христово да
вселяется в вас богатно“ (Кол. 3, 16); своему ученику Тимофею внушает:
„Занимайся чтением“ (1 Тим. 4, 13), – и хвалит его за то, что он „с детства знает
Священные Писания“ (2 Тим. 3, 15).
Богатство и неисчерпаемость Слова Божия
Отличие Библии от произведений человеческих заключается в том, что она
может быть читаема непрестанно в течение целой человеческой жизни. „Как
благовонные ароматы, – читаем у св. Иоанна Златоуста, – чем более трутся
пальцами, тем более издают благовония, таково же действие и Писания: чем
более стараешься входить в него, тем более находишь в нем сокровищ“.
„С одним Евангелием, – говорит еп. Феофан, – или Новым Заветом можно
целый век прожить – и все читать, и до конца не дочитаешь. Сто раз прочитай, а
там все больше остается недочитанного“.
Усердие древних христиан к чтению Слова Божия
Многие христиане в древности знали на память большую часть книг Св.
Писания.
Таков, например, был один из палестинских мучеников, слепец Иоанн. „Этот
человек, – пишет о нем историк Евсевий, – имел книги Божественных Писаний
написанными не на кожах животных и не на бумаге, которые все портятся от
червей и времени, но в своей светлой душе и в своем чистом разуме, так что
мог, когда хотел, читать на память места из Моисея и Пророков или
Исторических книг, из Евангелия или Посланий апостольских“. В
благочестивых христианских семьях дети начинали свое умственное
образование с изучения Писаний. Таким образом, их умственное образование
совершалось вместе с нравственным: что умудряло их детское разумение, то
назидало и нежное их сердце; и, естественно, любовь к Писанию должна была
крепко укорениться в них.
Такой же образ воспитания был в той святой семье Неокесарийской, из которой
произошел великий вселенский учитель – свт. Василий. Мать его, при
воспитании сестры его Макрины, давала ей изучать те книги Писания, которые
были для нее понятны, особенно Книгу Премудрости Соломона, и в них – то,
что руководило к добродетельной жизни. Макрина знала Псалмы так, что
псалом, как добрый спутник, сопровождал ее при всех ее занятиях. Мать не
позволяла ей читать изображений страстей в языческих трагедиях и комедиях.
Впоследствии Макрина так же воспитывала брата своего Петра. Так был
воспитан и Василий Великий. „По милосердию Божию и благодати Господа
нашего Иисуса Христа, – говорит сам Василий Великий, – я воспитан
христианскими родителями и с самого детства научился от них Св. Писанию,
которое и вело меня к познанию истины“.
 Любовь к Псалтири
Любимою книгою у древних христиан была Псалтирь – собрание псалмов, то
есть священных песен царя Давида. Вот какими словами превозносят Отцы
Церкви книгу Псалмов:
„Она врачует раны души, утишает мятежные помыслы и плотские похоти,
смягчает раздражительность души. Псалом производит „печаль, яже по Бозе“,
псалом из каменного сердца источает слезы“ [6].
„Кто читает псалмы, – говорит св. Афанасий Великий, – тот (удивительное
дело!) написанное произносит, как свои собственные слова, поет их, как бы они
были написаны о нем, читает и понимает их так, как бы они им самим были
составлены“.
Древние христиане знали псалмы наизусть и воспевали их. Вот как, например,
блаженный Иероним, живший в четвертом веке, в Вифлееме, говорит об образе
жизни своих современников: „У нас все простота, и только пением псалмов
нарушается молчание. Обратись куда угодно: земледелец, идущий за плугом,
поет „аллилуиа“, покрытый потом жнец развлекается псалмами, и виноградарь,
срезывающий кривым ножом виноградные ветви, поет что-либо из Давида. Это
любимые песни народа. Псалом – восклицания пастухов, псалом – припевы
земледельца“. [7]
Псалмы пел счастливый, думая, как прекрасно говорит Григорий Нисский, что
святые песни суть дар, собственно для него назначенный, а несчастный ими
выражал скорбь свою, думая, что Бог дал для него сие Писание, как милость.
„Путешествующие по суше и по морю, – пишет Григорий, – и дома
занимающиеся своими делами, коротко сказать, все во всех состояниях,
мужчины и женщины, здоровые и больные, считают себя несчастными, если не
могут иметь в устах сего высокого поучения. На пирах наших и свадебных
празднествах это любомудрие составляет род увеселения“.
Чтение Библии создает христианское настроение
Читая ежедневно Библию, человек входит в круг ее истин, сродняется с ними,
делает их точкою опоры для суждений обо всем, и в конце концов в нем
является настроение, соответствующее библейскому духу. „Кто помнит Слово
Божие – и не исправляется? – спрашивает св. Ефрем Сирин, – разве человек
неискусный и жалкий“.
„Непрестанное изучение Писания, – читаем у св. Исаака Сирина, – свет для
души, потому что оно напоминает душе о том, чтобы остерегаться страстей,
пребывать в любви к Богу и в чистоте молитвы, а также начертывает пред нами
мирный путь по следам святых“ (Сл. 30).
„Одно воззрение на Библию, – говорит св. Иоанн Златоуст, – само по себе
удерживает нас от греха! Если мы и осмелимся сделать что-либо запрещенное и
оскверним самих себя, то, когда возвратимся домой и увидим Библию, совесть
сильнее будет осуждать нас. Когда же к сему присоединяется тщательное
чтение, в то время душа, как бы обращаясь в святых местах, очищается и
становится лучше: поелику чрез Писания беседует с нею Сам Бог“.
„Слово Божие есть семя, – разъясняет значение Библии Н. А. Астафьев. – Поле,
не засеянное хлебом, произращает лишь злаки, в пищу человека не годные; они
сочны и красивы, пока зелены; сухи и безобразны состарившись. Таково и
сердце человека, не засеянное семенем Слова Божия; по природе своей, грехом
повреждённой, оно не может производить ничего безусловно доброго, Богу
угодного.
Наши природные свойства могут быть привлекательны, пока они проникнуты
юношеским жаром, воодушевлением и поэзиею молодости; под старость же, за
немногими счастливыми исключениями, господствующим над всем в человеке
является себялюбие, сухой отталкивающий эгоизм, всем нам столь известный.
Но когда сердце человека с верою приемлет в себя и хранит семя Слова Божия,
это слово живое, то оно очищает наше сердце от плевел негодных – от страстей
и похотей; оно освещает его, видоизменяет, как закваска, брошенная в тесто, и,
пребывая в нем, соделывается семенем жизни вечной, – как само оно живо и
вечно (1 Петр. 1, 23; 1 Ин. 2, 17; Мф. 13, 33), и есть „слово жизни“ (Флп. 2, 16;
Деян. 5, 20). Тогда и у старца „обновляется, подобно орлу, юность его“ (Пс.102,
5)“.
 Благотворное влияние Евангелия на христианина
О благотворности действия, производимого и в наше время на людей св.
Евангелием, всего бы лучше спросить тех, кто имеет благочестивый обычай
ежедневно прочитывать что-нибудь из этой дивной книги. Наверное, такие
люди сказали бы нам, что св. Евангелие облегчает и услаждает всякое горе,
освящает и упрочивает чистую радость; как горнилом – искушает, очищает и
возвышает радость чувственную.
В самом деле, св. Евангелие, изображая жизнь Богочеловека, ясно показывает,
как Он, пришедши просветить и спасти нас, не имел, где главы подклонить, и до
самой смерти не переставал быть предметом злобы, зависти и самого черного
коварства. Но Иисус Христос, как Сын Божий, „греха не сотвори, ниже обретеся
лесть во устех Его“; а мы и рождаемся в грехах, и добровольно не выходим из
греховного состояния ни на минуту. После этого все самые тяжкие наши
страдания ничего не значат пред уничижением и муками, которые, без всякой
вины, единственно по любви к нам, претерпел наш Искупитель. Мысль о
бедствиях земной жизни Христа Спасителя, возбуждаемая в людях чтением или
слушанием св. Евангелия, легко может примирить их не только с днями, но с
годами скорби, с тяжкими испытаниями, с невозвратимыми и незаменимыми
потерями.
Но в св. Евангелии есть и таинственная, ускользающая от взоров испытующего
человеческого разума благодатная сила – восстановлять, оживлять, утешать,
целить, помимо всяких вспомогательных соображений со стороны человека:
сила, которая принадлежит Евангелию, как живому и действенному Слову
Божию. Эта сила обнаруживается в том, что какие бы удары бедствий ни
разразились над человеком – измени, например, ему и счастье, и дружба, и
справедливость, и кровное родство, оставь его все, на что он мог бы надеяться,
– обратившись к Евангелию, он найдет в нем помощь, отраду и успокоение для
своей подавленной трудными обстоятельствами души.
Итак, если вы в нужде, в горе, в беде, если вас преследуют, унижают,
оскорбляют, лишают заслуженного, спешите к святому Евангелию для верного
воодушевления благодатным мужеством спасительного терпения и
вожделенного благодушия. Ничего, если бедствия и печали сделались как бы
постоянным вашим жребием и неотвратимым уделом: и тут в св. Евангелии вы
обретете то, что тяжкую и мрачную жизнь вашу превратит для вас в легкую и
светлую. И св. Евангелие своею чудно оживляющею силою исполнит над вами
слова, сказанные некогда Иисусом Христом в беседе с иудеями: „Приидите ко
Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы“ (Мф. 11, 28).
По страницам св. Евангелия разлита особая, Божественная сила –
восстановлять, утешать, целить, живить, благоустроять, возвышать и освящать
человека. Кто не нуждается в этой силе? Все, и без всякого исключения,
нуждаются. Следовательно, все, и без всякого исключения, могут и должны или
слушать, или читать св. Евангелие [8].
 Наставления о непрестанном чтении Слова Божия
„Сделайте Евангелие, – внушает один писатель, – своей настольной книгой,
своим путеводителем. Если вы устали от дел дневных или от жизни, читайте
его, перечитывайте еще и еще раз... и вы станете близки ко Христу“.
„Постарайся, – убеждает еп. Игнатий (Брянчанинов), – чтобы Евангелие
усвоилось твоему уму и сердцу, чтобы ум твой, так сказать, плавал в нем, жил в
нем: тогда и деятельность твоя удобно соделается евангельскою. Этого можно
достичь непрестанным благоговейным чтением, изучением Евангелия.
Какое счастье, какое богатство – стяжание Евангелия памятью! Нельзя
предвидеть переворотов и бедствий, могущих случиться с нами в течение
земной жизни. Евангелие, принадлежащее памяти, читается слепым, узнику
сопутствует в темницу, говорит с земледельцем на ниве, орошаемой его потом,
наставляет судию во время самого присутствия, руководит купца на торгу,
увеселяет больного во время томительной бессонницы и тяжкого одиночества“.
„Читай Св. Писание постоянно, – пишет Н. П. Астафьев, – ежедневно в
свободное от житейских дел время, всего лучше утром, до начала работы, или
вечером, по окончании ее; уделяй на это святое дело хотя полчаса, хотя
четверть часа ежедневно. Читай по порядку одну книгу Св. Писания за другою,
преимущественно – книги Нового Завета, и постепенно, в меру, какую можешь
восприять, ты будешь умудряться и освящаться тем или другим словом
Божиим“.
 Порядок чтения Библии
Обыкновенно для более удобного и лучшего ознакомления с Библией
рекомендуют последовательное и неопустительное чтение этой книги по
главам, полагая по главе на каждый день. Такое изучение Библии может быть и
неутомительным, и плодотворным. Ничего не возражая против такого изучения
Библии по существу и рекомендуя его со своей стороны тем, кто найдет его для
себя целесообразным, нельзя, однако, настаивать исключительно на этом
способе изучения слова Божия. Пусть всякий христианин при чтении и
изучении Слова Божия сообразуется не столько с требованиями „метода“
изучения, сколько с настроением своей собственной души, и читает эту книгу
не столько по обязанности, сколько по влечению сердца. Нужды нет, что он в
один день прочитает не главу, а несколько подряд, а в другой день не успеет
прочитать и одной главы. Важно не то, сколько и когда он прочитает, а то,
чтобы он никогда не забывал этой книги, чтобы он, по возможности, чаще
прибегал к ней и читал ее с глубоким проникновением в ее
высоконазидательный смысл, как книгу в собственном смысле настольную.
О чтении отделов, положенных Церковью на каждый день
„Св. Церковь, – пишет еп. Никон [9], – постановила мудрое правило:
неизменно, каждый день, на Божественной службе читать Слово Божие. На
каждой Литургии читается Апостол и Евангелие, так что в течение года
прочитывается весь Новый Завет, кроме Апокалипсиса; а когда не бывает
Литургии, например Великим Постом, то предлагается чтение из Ветхого
Завета. – Читай и ты, брат возлюбленный, читай каждый день неопустительно
хотя те отделы, или зачала, которые положено читать в церкви; читай их утром,
пока сердце твое не засорилось житейской суетой, пока мысли твои не
рассеялись после твоей утренней молитвы. В молитве ты открываешь Богу свое
сердце, а в Слове Божием Сам Бог беседует с тобою. Освяти же свои мысли,
свое сердце, свою душу Словом Божиим!..“
„Какие для нас словеса дороже словес нашего Спасителя? И чем лучше
освятить нам свой ум и память, как не ими? – вопрошает святитель Феофан. –
Преподобный Пахомий требовал, чтобы его иноки знали наизусть Псалтирь и
Евангелие или же весь Новый Завет. У них было законом: как только свобода,
так читать что-либо из заученного на память, с размышлением. Прекрасное
правило. Нужно только заучиваемое прилагать к себе, например: Господь то и
то говорит, то и то заповедует, как мне можно выполнять это при моих
обстоятельствах? – Если будете прилагать к сердцу, к жизни своей все, что
будете заучивать, то вам и на ум не придет похвалиться своим знанием
Писания: не до того будет вашей душе, ибо она, как в зеркале, постоянно будет
видеть свое ничтожество, свои немощи, свои грехи...“
Так советует святитель Феофан, муж воистину богомудрый: „Не всякий может
учить Слово Божие наизусть; но каждый может читать его каждый день. В
церкви читаются краткие отделы, или зачала; дома можно читать больше. Для
пользы душевной не то важно, сколько страниц ты прочитаешь; важно то, если
читаемое слово на душу ложится, в сердце ударяет, так что хочется подольше
удержать его в уме, усладить им сердце. А для сего не должно спешить в
чтении. Лучше уразумей и сердцем усвой то, что в церкви положено прочитать.
А для сего хорошо прочитать и толкование на то зачало, которое положено по
уставу“.
При повторительном чтении многое прежде непонятное уясняется, и
понятное углубляется
Встречая что-либо непонятное при чтении Библии, не следует на этом
останавливаться, – после поймем, при повторном чтении. Вообще, полезно
часто перечитывать одно и то же в Библии. Прочитав, например, какое-либо
послание ап. Павла, вслед за тем прочитайте его во второй, в третий раз. „Когда
все произведение прочитано и все детали слились в одно стройное целое, –
говорит Н. Н. Неплюев, – необходимо прочесть второй раз, чтобы сознательно
отнестись к деталям при свете понимания того стройного целого, в которое они
входят как составные части“. При таком повторительном чтении не только
уясняется прежде непонятное, но и в речениях, уже однажды понятых,
усердный читатель открывает каждый раз все новые мысли, которые расширяют
и углубляют его понимание, радуя сердце. Каждое слово Божие воистину
является тогда как бы семенем, из которого, при внимательном рассматривании
его очами веры, постоянно вырастают стебельки, цветки, плоды новых мыслей.
Так что, чем более читаешь какую-либо часть Св. Писания, тем более нового в
ней находишь для себя; содержание ее постепенно расширяется – до
бесконечности, являя на себе тем свойство Слова Божия, столь же вечного и
беспредельного, как и Тот, от Кого оно изошло.
 Возражения против чтения Библии
„Скажи мне, – спрашивает Иоанн Златоуст своих слушателей, – кто из вас дома
берет в руки христианскую Книгу, проходит со вниманием то, что содержится
там, и старается узнать Писание? Никто не может сказать этого о себе. Шашки и
игральные кости я найду у весьма многих, а Библии ни у кого, во всяком случае,
у немногих. Да и эти обращаются с нею так же, как и те, которые совсем не
имеют: они прячут ее где-нибудь или полагают в шкафах и не заботятся о том,
чтобы читать ее. Какая же из этого польза, скажи мне? Не для того дано нам
Писание, чтобы мы имели его только в книгах, но чтобы запечатлели его в
сердцах. А какое представляют они оправдание в таком преступлении?
 
I. Читать Слово Божие „некогда“
„Я, – говорит, – не монах, но имею жену и детей, и занят домом“.
Вот что все заражает и губит: вы думаете, что одним только монахам надлежит
читать Божественное Писание! Напротив, вы более их имеете в этом нужду.
Миряне больше нуждаются в Св. Писании, чем монахи
Вам, которые обращаетесь среди света и ежедневно получаете раны, особенно
необходимо сие врачевство. То раздражает тебя жена твоя, то сын твой тебя
огорчает, то возбуждает тебя ко гневу, то преследует тебя неприятель, то
завидует тебе друг... Часто угрожает тебе судья, или удручает тебя бедность,
или же какая потеря в семействе причиняет тебе горесть, или счастье
соделывает тебя гордым, или угнетает тебя несчастие. Короче сказать, со всех
сторон окружает нас множество случаев и непреоборимых побуждений к
заботам, к смятению, к горестям, к суете и к превозношению; со всех сторон
летит на нас столько стрел, что беспрестанно имеем нужду в броне Священного
Писания, ...ибо невозможно, невозможно, говорю, чтобы кто-либо был, или мог
быть спасен, без чтения Священного Писания.
Значение Библии для воспитания детей
Хочешь ли, чтобы сын твой был благонравен? – В самом начале воспитай его,
по убеждению апостола, „в наказании и учении Господни“ (Еф. 6, 4). Не думай,
что излишнее для него дело – слушать Писание; ибо он прежде всего услышит
там: „Чти отца твоего и матерь твою“. Следовательно, это для тебя же будет
полезно. Не говори: „Это дело монахов, неужели и мне сделать сына своего
монахом?“ Нет нужды делать его монахом, но почему тебе бояться того, в чем
заключается для него столько пользы? Сделай его христианином. Людям
светским особенно необходимо знать учение Писания, преимущественно же
детям, потому что этому возрасту свойственно крайнее безрассудство. Не
постыдно ли отправлять детей обучаться искусствам и наукам, а не заботиться о
воспитании их „в наказании и учении Господни“? От этого-то мы сами первые
познаем плоды такого воспитания – воспитываем детей дерзкими,
невоздержными, непокорными, низкими. Не будем же делать этого, но
послушаемся увещания блаженного Павла. Покажем им пример, с самого юного
возраста заставляя их заниматься чтением Писания“.
 
II. „Прочесть всю Библию утомительно и бесполезно“
„Один из укоренившихся предрассудков, – пишет Н.Н. Неплюев, – мнение, что
прочесть всю Библию до конца и утомительно, и бесполезно. Под влиянием
этого предрассудка и я до 35 лет, прочтя множество книг, читать которые было
действительно и утомительно, и бесполезно, не решался приступить к изучению
Книги Жизни. Теперь, когда я ее прочел, я убежденно говорю, что читать
Библию не утомительно и в высокой степени полезно, что незнание
внутреннего содержания Книги Жизни есть позорное невежество для
интеллигентных людей христианских народов, и что именно в ней заключены и
самое стройное мировоззрение, и самый высший идеал, и самая совершенная
нравственность, доступные человеческому разуму“.
 
III. „Чтение Св. Писания не исправляет“
Как против слушания Слова Божия, так и против чтения, и встарь, и ныне
выдвигается то возражение, что слушающие и читающие не исполняют Слова
Божия, не исправляются, и тем навлекают на себя большее осуждение: раб,
знавший волю господина и не исполнивший ее, бит будет много (Лк. 12, 42).
Против такого недоумения еще древний (IV в.) церковный учитель Тимофей
Александрийский возражал: „Если и не соблюдаем, то не можем не укорять
себя за то, что, слушая, не повинуемся. Укорение себя есть часть спасения.
Сомневающиеся в пользе духовного чтения упускают из вида, что слово редко
действует заметно, „с соблюдением“, но почти всегда мало-помалу, постепенно,
неприметно, как пища и воздух оздоравливают больного. Даниил-пророк в
стране мрака языческого любил открывать окно в сторону Иерусалима. Так и
мы, имея душу, порабощенную суете, должны направлять око туда, где сияет
свет Божества, и приклонять ухо к глаголам Божиим“.
 
IV. „От чтения остается в памяти очень мало“
Некоторые читатели Слова Божия жалуются на забывчивость свою:
многократно они прочли Библию, а помнят мало. В утешение таковым
припомним одно отеческое сказание. Инок жаловался старцу на забывчивость.
У старца стояли два пустые кувшина. Старец сказал иноку: „Пойди, возьми
один из этих сосудов, налей в него воды, вымой, воду вылей, и сосуд кверху
дном поставь на свое место“. Инок проделал это по повелению старца трижды.
Тогда старец спросил: „Который из двух сосудов чище?“ Инок отвечал: „Тот, в
который я наливал воду и который мыл“. Старец на это заметил: „Так и та душа,
которая часто слышит Слово Божие, хотя не удерживает в памяти ничего из
слышанного, однако более очищается, нежели та, которая никогда не вопрошает
и не слышит Слова Божия“.
 
О понимании Св. Писания и руководстве Св. Отцов
 
Понимание Библии в общем не представляет собою непреодолимых трудностей.
Говоря вообще, нет такого человека, для которого эта Книга была бы
совершенно недоступна и непонятна. „Благодать Св. Духа, – справедливо
замечает Иоанн Златоуст, – для того и употребила мытарей, рыбарей,
скинотворцев и пастырей, простых и неученых людей, к написанию сих книг,
чтобы никто из неученых не жаловался на трудность уразумения, чтобы все
понимали, что эти книги говорят, чтобы ремесленник и слуга, вдова и самый
необразованный человек получали от слушания пользу и назидание“.
Тем не менее, нельзя сказать, чтобы в Библии все было понятно, и для каждого.
Не следует забывать, что Священные книги писались при известных
исторических условиях, на протяжении более полутора тысяч лет, и имеют
свойственные известному времени особенности речи. Затем, в Библии, как
откровении Бога, заключаются столь возвышенные истины, что для
правильного понимания их нужно особое руководство.
Необходимо руководство при изучении Библии
Все это предполагает в читателе, желающем уразуметь глубокий смысл этой
Книги, и некоторые специальные познания, и некоторую особую осторожность,
а главное – руководствование такими пособиями, которые помогали бы ему
непогрешительно уразумевать глубокий и таинственный смысл Св. Писания.
Где же искать такие пособия? Чтобы понимать поэта, нужно, говорят, идти в
страну поэта. Чтобы правильно понимать Библию, нужно идти в Церковь,
потому что эта Книга явилась в недрах Церкви и в ней всегда хранилась.
Поэтому Церковь и является первой и единственной истолковательницей
Библии. Каждый, желающий правильно понимать ее, должен прежде всего
обращаться к церковной сокровищнице, к дошедшей до нас святоотеческой
литературе.
„Самым важным, незаменимым пособием при чтении Слова Божия, для
правильного понимания его, должно служить для православного христианина, –
пишет Н.А. Астафьев – объяснение Слова Божия, святого, непогрешимого,
Православной Церковью, объяснение, предлагаемое ею в творениях Св. Отцов
Церкви. Почти нет места в Писании, на которое нельзя было бы найти
объяснения у того или иного Отца. К этим-то объяснениям и нужно обращаться,
чтобы не впасть в заблуждение при чтении Слова Божия. В случае надобности
нужно обращаться к живым учителям Церкви – пастырям“.
„Благоговейно читая словеса Духа Божия, помни, христианин, что не нашему
бедному, грешному уму исчерпать всю глубину премудрости Божией,
сокровенной в слове Божием, – говорит епископ Игнатий (Брянчанинов). –
Сказано: „в злохудожну душу не внидет премудрость“ (Прем. 1, 4), ибо сама
премудрость для человека есть прежде всего – благочестие (Иов. 28, 28)“.
Достоинство Св. Отцов и их толкований на Св. Писание
Были люди святые, сердцем чистые, духом смиренные и к Богу близкие; они
читали Слово Божие и просили у Бога вразумления, как понимать Книгу словес
Его; и Бог просвещал их Своею благодатию, и они, умудренные благодатию
Духа Божия, оставили нам в своих писаниях толкования на Слово Божие. К сим
богомудрым толковникам обращайся и ты, смиренный читатель Слова Божия;
не мудрствуй сам паче меры ума твоего; безопаснее довериться в уразумении
тайн Божиих тому, кто святою жизнию очистил свое сердце от страстей и сам
стал обителию Духа Божия; безопаснее вопросить такового богопросвещенного
мужа, нежели самому, одним своим умом, пускаться в неисследимую глубину
Божией премудрости. Слово царское лучше понимает и объясняет царский
слуга; Слово Божие лучше разумеет и разъясняет близкий Богу муж. А таковы и
были богомудрые пастыри и учители Церкви Божией, которая, по слову
апостола Христова, сама есть столп и утверждение истины (1 Тим. 3, 15). Они
сами изъясняли Св. Писание, руководствуясь преданием, от св. апостолов к ним
дошедшим. Так, св. Златоуст в одном месте говорит: „Не смущайтесь, если
сказанное мною для вас странно; я говорю здесь не свои слова, но слова отцов
наших, чудных и знаменитых мужей“.
Так Дух Божий, пребывая согласно Христову обетованию в Церкви, избирал
святых мужей, и чрез них сохранял и хранит доселе чистоту истинного
истолкования Св. Писания. Их толкование есть разумение самой Церкви.
„Только в Церкви, – говорит Климент Александрийский, – хранится истинное
ведение; кто толкует Писание вопреки церковному преданию, тот потерял
правило истины“. „Кто не в Церкви, – говорит св. Иларий, – тот вовсе не может
разуметь Божественного Слова“. После этого нам ли грешным, со своим
близоруким умом, со своим нечистым сердцем браться за такое великое
дело?“ ...
„Не дерзай сам истолковывать Евангелие и прочие книги Св. Писания, –
внушает тот же епископ-подвижник. – Святый Дух, произнесший через
Пророков и Апостолов Слово Божие, истолковал его чрез Святых Отцов. И
Слово Божие, и толкование его – дар Святаго Духа. Только это одно
истолкование принимает святая Православная Церковь! Только это одно
истолкование принимают ее истинные чада! Кто объясняет Евангелие и все
Писание произвольно, тот этим самым отвергает истолкование его Святыми
Отцами, Св. Духом. Кто отвергает истолкование Писания Святым Духом, тот,
без всякого сомнения, отвергает и самое Священное Писание.
Для понимания Слова Божия необходимо исполнение его – исправление
жизни
Оставь греховную жизнь, оставь пристрастия и наслаждения, отрекись души
своей: тогда сделается для тебя доступным и понятным Евангелие. „Ненавидяй
души своея в мире сем, – сказал Господь, – души, для которой от падения
грехолюбие сделалось как бы природным, как бы жизнью, – в живот вечный
сохранит ю“ (Ин. 12, 25). Для любящего душу свою, для того, кто не решается
на самоотвержение, закрыто Евангелие: он читает букву, но слово жизни, как
дух, остается для него под непроницаемой завесой. Когда Господь был на земле
пресвятою плотию, многие видели его – и вместе не видели. Что пользы, когда
человек смотрит телесными очами, общими у него с животными, а ничего не
видит очами души – умом и сердцем? И ныне многие ежедневно читают
Евангелие, и вместе никогда не читали его, вовсе не знают его.
„Евангелие, – сказал преподобный Марк Подвижник, – умом чистым читается;
понимается по мере исполнения заповедей его самым делом. Но точного и
совершенного раскрытия Евангелия невозможно стяжать в себе собственными
усилиями: это дар Христов.
Дух Святый, вселившись в верного и истинного служителя Своего, соделывает
его и совершенным читателем, и истинным исполнителем Евангелия“.
 
 
Свидетельства Отцов Церкви и церковных писателей о Библии
 Введение
 
 Прельщаетеся, не ведуще
Писания, ни силы Божия
(Мф. 22, 29).
 
Учение Слова Божия о себе самом
Апостол Павел, сказав, что „все Писание богодухновенно“, прибавляет: „и
полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в
праведности, – да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу
приготовлен“. Как осуществляется это? Это совершается тем же Словом
Божиим, „живым и действенным“ (Евр. 4, 12), когда человек верою принимает
его в сердце свое.
В Св. Писании называется Слово Божие мечом, молотом, огнем, светильником,
семенем, словом жизни.
Слово Божие есть „меч духовный“: оно „проникает до разделения души и духа
и судит чувствования и помышления сердечные“ (Еф. 6, 17; Евр. 4, 12).
Слово Божие есть „молот“, разбивающий наши каменные сердца (Иерем. 23,
29).
Слово Божие есть „огонь“, пожигающий в нас нечистоту греховную и
согревающий наши сердца, по природе холодные к „тайнам Царствия
Божия“ (Мф. 13, 11–15). Слово Божие, верою принятое в сердце, очищает,
освящает его (Ин. 15, 3 и 17, 7).
Слово Божие есть „светильник, сияющий в темном месте“ (2 Петр. 1, 19) и
светом своим рассеивающий тьму неведения, страстей и заблуждений наших.
Слово Божие есть „семя“ (Лк. 8, 11–15). Как в распаханную землю бросается
семя и приносит плоды, так и в сердце человеческое, сокрушенное, смягченное
Словом Божиим, подает то же семя Слова Божия и „приносит плод в тридцать,
шестьдесят или во сто крат“ (Мк. 4, 20).
Слово Божие есть, наконец, „слово жизни“ (Флп. 11, 16), слово, дающее жизнь –
жизнь вечную.
 
Св. Иустин Философ († 166 г.):
„Приидите и соделайтесь причастниками ни с чем не сравненной премудрости:
поучитесь из Слова Божия и познайте Царя вечного! Слово Божие проницает
души наши силою своей. О, какой это вестник мира для тебя, воинствующая
душа! Какое средство к укрощению жесточайших порывов страстей! Какой
наставник для погашения пламенеющего во внутренности огня! Не соделывает
из нас сила сия ни стихотворцев, ни философов, ни знаменитых витий; но она
руководит к высшим понятиям, она нас, смертных, соделывает бессмертными и
сопровождает нас из сего мира в другой“ [10].
 
Климент Александрийский ( † ок. 217 г.):
„Вся жизнь совершенного христианина подобна священному празднеству:
жертвоприношения его суть молитвы, богослужение его – чтение Библии... Зная
весьма хорошо Священное Писание, и в старости читая его, живет он в полном
повиновении Евангелию... Вся жизнь его не что иное, как учение и дела,
сообразные с учением Господним“ [11].
„Невежество и слабость – вот два источника грехов, и оба они от воли нашей
зависят: мы не хотим ни поучаться, ни покорять вожделений. Против того и
другого даны нам средства: познание и сильное убеждение из доказательств,
находящихся в Библии“ [12].
 
Зефирин, папа Римский († 217 г.):
„Подобно тому, как ночь не может угасить звезд, светящихся на небе, так,
конечно, и злоба на земле не может помрачить душ верующих, крепко
держащихся основания Священного Писания“.
  
Ориген († 254 г.):
„Дай, Боже, чтобы мы все исполняли сие Евангельское предписание:
испытайте Писания!“ [13]
„Невеждами и слепцами должны быть все те, кои не признают, что чтение
Библии возбуждает великие и достойные звания человеческого понятия“. [14]
Иисус Христос Сам изъясняет Писания
„Если испытуешь Писание, всегда ревностно поучаешься из него и стремишься
поступать по оному, то и тебе явится Иисус на пути сем и изъяснит тебе
Писание, так что и ты воскликнешь: „не сердце ли мое горя бе во мне, егда
глаголаша мне на пути и егда сказоваше мне писания?“ Ибо Он близок к тем,
которые о нем памятуют и которые денно и нощно испытуют Его
заповеди“. [15]
Св. Писание обновляет ум
„Я не знаю, может ли обновляться ум того, который равнодушен к Священному
писанию и к упражнению в духовных познаниях? Если через это упражнение и
не обновляется тот ум, который ищет здесь только распространения познаний
своих в науках, то, по крайней мере, может обновляться тот ум, который
руководствует нас к честности, к человеколюбию, к вере, к постоянству... Кто в
этом не обновляет ума своего, тот заблуждается и обманывается“. [16]
 
Св. Феон, епископ Александрийский († 300 г.):

[
[
[
[
„Ничто не питает души и не укрепляет так ума, как чтение Священного
Писания. Преимущественно же извлечете вы из этого ту пользу, что будете
постоянны, честны, благочестивы, будете в любви Христовой исполнять
обязанности ваши и ценить все преходящее менее, нежели обетованные вечные
блага, превосходящие всякий человеческий ум и понятия“. [17]
 
Св. Антоний великий († 356):
„Прилежи чтению Писаний, и они исторгнут тебя из нечистоты (то есть будут
разгонять нечистые помыслы).
Если будешь постоянно и усердно заниматься чтением Писаний и исполнять
заповеди, то Божие милосердие пребудет с тобою“. „Что бы ты ни делал, имей
на то свидетельство в Св. Писании“.
 
Св. Ефрем Сирин († 372 г.):
Чтение Писания собирает помыслы и дает ведение Бога
„По мере сил своих принуждай себя как можно чаще читать Писание, чтобы оно
собирало твои помыслы, которые враг рассевает своим злоухищрением, влагая в
тебя лукавые мысли.
Чтение Божественных Писаний приводит в собранность блуждающий ум и
дарует ведение о Боге, Потому не будь нерадив, но упражняйся в сем чтении и в
молитвах, чтобы просветился твой ум.
Чтение Слова Божия – беседа со Св. Духом, очищающая тело и душу
Иные хвалятся беседою с вельможами, князьями и царями, а ты хвались тем,
что в Св. Писаниях беседуешь со Св. Духом; потому что чрез них глаголет Дух
Святый.
Старайся читать Божественные Писания и постоянно пребывать в молитвах.
Ибо всякий раз, как беседуешь ты с Богом посредством оных, освящаются у
тебя тело и душа. Зная сие, старайся чаще упражняться в них.
Не умеешь читать, слушай другого
Если не умеешь читать, не отходи оттуда, где можно слушать и получать
пользу; ибо написано: аще узриши мужа разумна, утренюй к нему, и степени
дверей его да трет нога твоя (Сир. 6, 36). Это полезно не только не умеющим
читать, но и умеющим, потому что многие читают и не знают, что читают.
Ничем не отвлекайся от чтения
Смотри, чтобы, когда хочешь читать, не прерывал тебя враг, наводя уныние,
или рассеянность, или говоря: „Сделай сперва такое-то дело, так как оно
невелико, и потом со спокойным духом будешь читать“... Не верь ему, но будь,
как олень жаждущий и желающий прийти к источникам водным, то есть к
Божественным Писаниям, чтобы пить из них и утолять жажду свою, палящую
тебя страстями.

[
Читай внимательно, предваряя чтение молитвой
Когда читаешь, читай с усердием и прилежно; с великим вниманием
останавливайся на каждом слове.
Когда садишься читать или слушать читающего, помолись прежде Богу, говоря:
„Господи Иисусе Христе! Отверзи уши и очи сердца моего, чтобы услышать
мне словеса Твои и исполнить волю Твою.
Открый очи мои, и уразумею чудеса от закона Твоего (Пс. 118, 18). Уповаю,
Боже мой, что Ты просветишь сердце мое“. Всегда так моли Бога, чтобы
просветил ум твой и открыл тебе силу слов Своих. Многие, понадеявшись на
свое разумение, впали в заблуждение“.
 
Св. Василий Великий († 379 г.):
Чтение Св. Писания есть путь к истине
„Надежнейший путь к достижению истины есть чтение Св. Писания, ибо в нем
мы находим, что нам делать и чего не делать. Тут давно почившие святые люди
как бы воскресают пред нами с их высокою жизнию и указывают путь тем, кто
хочет подражать их добрым примерам. Вот почему каждый из нас,
чувствующий себя слабым в исполнении своих обязанностей, читая Библию,
может найти в ней подкрепление сил. Советую только, чтобы такое чтение
сопровождалось молитвой.
В Библии каждый может найти себе врачевство
Самый главный путь для отыскания того, к чему обязывает нас долг, есть
изучение богодухновенных Писаний, потому что в них находим мы правила
деятельности, и в них жития блаженных мужей, представленные в письменах,
подобно каким-то одушевленным картинам жизни по Богу, предлагаются нам
для подражания добрым делам. Поэтому, в чем бы кто ни сознавал себя
недостаточным, занимаясь Писанием, в нем, как в общей какой врачебнице,
находит врачевство, пригодное своему недугу. Так, любитель целомудрия часто
перечитывает историю об Иосифе, у него учится целомудренным поступкам,
находя его не только воздерживающимся от удовольствий, но по навыку
расположенным к добродетели. А мужеству обучается у Иова, который при
несчастном перевороте своей жизни, в одно мгновение сделавшись из богатого
бедным и из благочадного бесчадным, не только сам в себе не переменился,
сохраняя во всем возвышенный образ мыслей, но даже без огорчения перенес и
то, что друзья, пришедши для утешения, ругались над ним и усугубляли скорбь
его.
Опять, кто имеет в виду, как в одно и то же время быть и кротким, и
великодушным, чтобы против греха действовать гневом, а на людей кротостию,
тот найдет Давида мужественным в военных подвигах, но кротким при
воздаянии врагам. Таков и Моисей, который с великим гневом восстает на
согрешивших пред Богом, но с кротким сердцем переносит клеветы на него
самого. И как живописцы, когда пишут картину с картины, часто всматриваясь
в подлинник, стараются черты его перенести в свое произведение, так и
возревновавший о том, чтобы соделаться совершенным во всех частях
добродетели, должен при всяком случае всматриваться в жития святых, как бы в
движущиеся и действующие какие изваяния, и что в них доброго, то чрез
подражание делать своим.
Для разумения Писания необходимы чистая жизнь и продолжительное
занятие Писанием
Нужна чистота в жизни для того, чтобы распознаваемо было прикровенное в
Писании. Но, кроме чистоты в жизни, нужно и продолжительное занятие
Писанием, чтобы важность и таинственность Божия Слова чрез непрестанное
поучение напечатлелись в душе“.
 
Св. Григорий Богослов († 389 г.):
В Библии все имеет смысл и значение
„Полагаю, что заключающееся в Писании не без цели написано... Мы,
тщательно извлекающие духовный смысл из каждой черты и буквы, нимало не
согласны думать (это было бы и несправедливо), чтобы и самые
малозначительные деяния без какой-либо цели были и писателями подробно
описаны, и до сего времени сохранены на память. Напротив, цель их – служить
памятниками и уроками, как судить в подобных, если встретятся,
обстоятельствах, чтобы мы, следуя этим примерам, как некоторым правилам и
предначертанным образцам, могли одного избегать, а другое избирать“.
„Ты упражняйся всегда сердцем и устами в Св. Писании, и Бог не оставит,
вознаградит этот труд твой: ты почувствуешь, как некий тайный свет воссияет в
душе твоей, и дух твой устремится от вещей ничтожных и преходящих к
предметам возвышенным и вечным“...
 
Преп. Макарий Египетский ( † 390 г.):
Признаки повинующихся и неповинующихся Слову Божию
„Тем, которые хотят повиноваться Божию Слову и производят добрый плод,
сопутствуют следующие признаки: воздыхание, поникший взор, молитва,
молчание, пребывание на одном месте, болезненный плач, болезнование сердца
о благочестии, и дела: бдение, пост, воздержание, кротость, великодушие,
непрерывная молитва, поучение в Божественных Писаниях, вера, смирение,
братолюбие, покорность, труд, злострадание, любовь, благость, честность; и
всецелый свет, то есть Господь.
Признаки же не творящих плода жизни суть следующие: уныние, заносчивость,
блуждающий взор, невнимательность, ропот, непонятливость, а дела их:
многоядение, гнев, раздражительность, охота пересуждать, надменность,
безвременная говорливость, неверие, непостоянство, забывчивость, смятение,
лихоимство, сребролюбие, ревность, пронырливость, презрительность,
пустословие, безвременный смех, своенравие, и вся тьма, то есть сатана“ (Слово
4, гл. 1).
 
Св. Амвросий Медиоланский ( † 397 г.):
„Бог является в Св. Писании как бы ходящим и глаголющим, и потому человек,
читая Св. Писание, как бы слышит глас Божий. Мы говорим со Христом, когда
молимся; мы слушаем Его, когда читаем Св. Писание“.
 
Св. Иоанн Златоуст [18] († 407 г.):
Почему даны нам книги Св. Писания?
„По-настоящему, нам не следовало бы иметь нужды в помощи Писания, а
надлежало бы вести жизнь столь чистую, чтобы вместо книг служила нашим
душам благодать Духа, и чтобы, как те исписаны чернилами, так и наши сердца
были исписаны Духом. Но так как мы отвергли такую благодать, то
воспользуемся уж хотя бы вторым путем. А что первый путь был лучше, это Бог
показал и словом, и делом. В самом деле, с Ноем, Авраамом и его потомками,
равно как с Иовом и Моисеем, Бог беседовал не чрез письмена, а
непосредственно, потому что находил их ум чистым. Когда же весь еврейский
народ пал в самую глубину нечестия, тогда уже явились письмена, скрижали и
наставление чрез них. И так было не только со святыми в Ветхом Завете, но, как
известно, и в Новом. Так, и Апостолам Бог не дал чего-либо писанного, а
обещал вместо писаний даровать благодать Духа. „Той, – сказал Он им, –
воспомянет вам вся“ (Ин. 14, 26). И чтобы ты знал, что такой путь (общения
Бога со святыми) был гораздо лучше, послушай, что он говорит чрез пророка:
„Завещаю вам завет нов, дая законы моя в мысли и, и на сердцах напишу я, и
будут вси научени Богом“ (Иерем. 31, 31–34; Ин. 4, 45). И Павел, указывая на
это превосходство, говорил, что он получил закон (написанный) „не на
скрижалях каменных, но на скрижалях сердца плотяных“ (2 Кор. 3, 3).
В самом деле, Апостолы не с горы сошли с каменными досками в руках,
подобно Моисею, а неся в душе своей Духа, и всюду ходили, источая
сокровище и источник учений, даров духовных и всяких благ, став по благодати
одушевленными книгами и законами. Так они привлекли (к вере) три тысячи,
так – пять тысяч, так – все народы вселенной, потому что устами их говорил ко
всем приходящим к ним Бог (Деян. 2, 41 и 4, 4).
Но так как, с течением времени, одни уклонились от истинного учения, другие
от чистоты жизни и нравственности, то явилась опять нужда в наставлении
письменном. Размысли же, какое будет безрассудство, если мы, которые
должны бы жить в такой чистоте, чтобы не иметь и нужды в Писании, а вместо
книг представлять сердца Духу, – если мы, утратив такое достоинство и
возымев нужду в Писании, не воспользуемся, как должно, даже и этим вторым
врачевством! Если достойно укоризны уже то, что мы нуждаемся в Писании и
не привлекаем к себе благодати Духа, то какова, подумай, будет наша вина,
если мы не захотим воспользоваться и этим пособием, а будем презирать
Писание, как излишнее и ненужное, и таким образом навлекать на себя еще
большее наказание?
Каждое слово Писания заключает в себе сокровище
Чтение Божественного Писания подобно сокровищу. Как получивший из
сокровища и малую частицу приобретает себе великое богатство, так и в

[
кратком речении Божественного Писания можно найти великую силу и
неизреченное богатство мыслей. В Божественном Писании ничего не сказано
просто и без причины, но каждое, и малое, слово заключает в себе великое
сокровище. И не только сокровищу подобно Слово Божие, но и источнику,
источающему обильные потоки и имеющему много воды.
Действие Слова Божия на душу
Великое благо, возлюбленные, чтение Божественного Писания. Оно умудряет
душу, оно переносит ум на небо, оно располагает человека к благодарности
(пред Богом), оно не допускает его пристраститься к чему-либо настоящему,
оно заставляет ум наш постоянно обитать там (на небесах), побуждает нас
делать все в надежде на воздаяние Владыки и стремиться с величайшею
ревностью к подвигам добродетели. Здесь-то (в Писании) можно хорошо узнать,
как скор на помощь (нам) промысел Божий, увидеть множество праведников,
благость Владыки и обилие воздаяний. Им-то можно возбудить себя к
соревнованию и подражанию любомудрию доблестных мужей и не дать себе
ослабеть в подвигах добродетели, но твердо полагаться на обетования Божии и
прежде их исполнения. Что телесная пища для поддержания наших сил, то же и
чтение Писания для души. Оно есть духовная пища, которая укрепляет ум и
делает душу сильною, твердою и мудрою, не позволяя ей увлекаться
неразумными страстями, напротив, еще облегчая полет ее и вознося ее, так
сказать, на самое небо. Поэтому, прошу, будем заниматься чтением
Божественного Писания с наибольшим тщанием.
Слово Божие полезно при всех обстоятельствах
Послушайте, прошу вас, все призванные к сей жизни, приобретайте книги –
врачевство души. Если не хотите ничего другого, приобретите, по крайней мере,
Новый Завет, Деяния апостолов, Евангелие – постоянных наших наставников.
Постигнет ли тебя скорбь, приникай к ним, как к сосуду, наполненному
целебным веществом. Случится ли утрата, смерть, потеря ближних – оттуда
почерпай утешение в своем несчастии. Или лучше – не приникай только к ним,
но принимай их внутрь и храни в своем уме...
Ни величие славы, ни высота власти, ни присутствие друзей, и ничто другое из
вещей человеческих не может утешать в скорби так, как чтение Божественных
Писаний. Почему? Потому, что эти вещи тленны и скоропреходящи; поэтому и
утешение от них скоропреходящее: а чтение Писаний есть собеседование с
Богом.
От незнания Писания – всякое зло. Мы выходим на войну без оружия – и как
нам спастись? Легко спасаться с Писаниями, а без них невозможно“.
Молитва Св. Иоанна Златоуста пред чтением и слушанием Слова Божия
„Господи, Иисусе Христе, отверзи мои очи сердечные услышати слово Твое и
разумети и творити волю Твою, яко пришлец есмь на земли: не скрый от мене
заповедей Твоих, но открой очи мои, да разумею чудеса от закона Твоего –
скажи мне безвестная и тайная премудрости Твоея. На Тя уповаю, Боже мой, да
ми просветиши и смысл светом разума Твоего, не токмо чести написанная, но и
творити я, да не в грех себе святых жития и словеса прочитаем, но в
обновление, и просвещение, и в святыню, и в спасение души, и в наследие
жизни вечныя. Яко Ты еси просвещаяй лежащих во тьме, и от Тебе есть всякое
даяние благо, и всяк дар совершен“.
 
Преп. Иоанн Кассиан († 435 г.):
Чистота сердца открывает тайны Св. Писания
„Желающий понимать Св. Писание должен заниматься не столько чтением
толкователей, сколько очищением сердца от плотских пороков. Если сии
пороки будут истреблены, то, по снятии покрывала страстей, душевные очи
будут созерцать тайны Св. Писания. Ибо оно не с тем открыто от Св. Духа,
чтобы мы его не знали; темно же оно от того, что душевные наши очи
закрываются покровом пороков; а если им возвращено будет естественное их
здравие, то и одного чтения Св. Писания достаточно будет для уразумения
истинного смысла его, и не будет нужды в пособии толковников, подобно тому,
как телесные глаза не нуждаются ни в какой науке для видения, если только они
чисты, и нет темноты. Оттого-то и у самих толкователей произошло столько
разностей и погрешностей, что, приступая к толкованию Св. Писания, не
заботятся об очищении духа: по причине нечистоты сердечной они не только не
видят света истины, но ещё придумывают много противного вере [19] (Кн. V,
гл. 34).
О многоразличной пище Св. Писания
Божественное Писание о том, чему хотело научить нас, нечто – даже и тем,
которые не имеют острого ума, – так ясно и очевидно изрекло, что не только не
помрачено или не прикрыто никакой тенью сокровенного смысла, но и не имеет
никакой нужды в пособии толкования, выражает свои понятия и мысли в
собственном, буквальном значении слов.
А некоторые места так прикровенны и как бы затемнены таинственностью, что
в исследовании и уразумении их представляется для нас неизмеримое поле
упражнения и заботы. Это так Бог устроил по многим причинам: во-первых, для
того, чтобы Божественные тайны, не имея никакого прикровения духовного
разумения, не открывались всем людям, т. е. как верующим, так и неверующим,
с одинаковым знанием и пониманием; потом для того, чтобы и между самими
верующими, когда простирается пред ними неизмеримое поле разумения,
обличалось нерадение беспечных, и открылась ревность и тщательность
усердных. Поэтому Божественное Писание хорошо сравнивается с тучным,
плодоносным полем, которое рождает и приносит много таких плодов, которые
полезны для пищи людей без сварения на огне; некоторые, если наперед от
варения и умягчения на огне не потеряют жестокость своей терпкости,
признаются негодными для употребления людей или вредными; а некоторые
признаются удобными для употребления в том и другом виде, так что и
невареные они при своей терпкости не противны, или не вредны, однако же
сваренные на огне становятся более полезными. Многие растения также
вырастают в пищу только неразумных скотов и животных, или зверей и птиц, а
в пищу людям не полезны; таковые, оставаясь в своей суровости, без всякого
уварения на огне, доставляют животным жизненную сытость.
Подобное усматриваем и в этом плодоносном саду духовных писаний, в
котором некоторые места сияют ясным, очевидным буквальным значением, так
что не имеют нужды в высшем истолковании, только простым буквальным
смыслом достаточно питают слушающих, как напр.: слушай, Израиль, Господь
Бог твой есть один Бог и: люби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и
всею душею твоею, и всеми силами твоими (Втор. 6, 4–5).
А некоторые изречения, если не будут уточнены аллегорическим изъяснением и
умягчены испытанием духовного огня, то без причинения расстройства никак
не послужат спасительною пищею для внутреннего человека, и от принятия их
последует больше вред, нежели какая-либо польза, каково следующее: да будут
чресла ваши препоясаны, и светильники горящи. У кого нет меча, продай
одежду свою, и купи меч (Лк. 12, 35; 22, 36). Кто не берет креста своего, и
следует за Мною, тот недостоин Меня (Мф. 10, 38). Некоторые весьма строгие
монахи, имеющие ревность Божию, но не по разуму, понимая это просто,
сделали себе деревянные кресты и, нося их постоянно на плечах, всем видящим
доставили не назидание, но смех.
А некоторые изречения удобно и необходимо прилагаются к тому и другому
пониманию, то есть как буквальному, так и иносказательному, так что то и
другое изъяснение доставляет жизненные соки душе, каково следующее: если
кто ударит тебя в правую щеку твою, то обрати к нему и другую (Мф. 5, 39),
когда будут гнать вас в одном городе, бегите в другой. Если хочешь быть
совершенным, пойди, продай имение свое и раздай нищим, и будешь иметь
сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 10, 23; 11, 21).
Произращает оно и сено скотам, каковою пищею наполнены все поля Св.
Писания, именно содержит простое и чистое повествование истории, от
которого все более простые и менее способные к совершенному и чистому
разумению, по состоянию и мере своей, делаются здоровее и сильнее только к
работе и труду деятельной жизни (Собесед. VIII, гл. 3).
О двояком смысле Св. Писания
Посему о том, что ясными словами выражено, мы можем твердо определить и
смело произнести свое мнение. А те предметы, которые, предоставляя нашему
размышлению и упражнению, Дух Божий поместил в Св. Писании, желая,
чтобы о них заключали по некоторым знакам и предположениям, не спешно и
осторожно должны быть обсуждаемы, так что удостоверение или утверждение
их зависит от произвола рассуждающего или принимающего.
Ибо иногда, когда об одном предмете произносится различное мнение, то и то,
и другое может считаться разумным и без ущерба для веры может быть принято
или положительно, или в среднем смысле, то есть так, чтобы не принимать их с
полною уверенностью и не отвергать совершенно. Не должно отвергать ни того,
ни другого мнения, когда оба они не оказываются противными вере, как
например, что Илия пришел в лице Иоанна (Мф. 11, 14) и опять придет пред
пришествием Христовым; или мнение о мерзости запустения, которая стояла на
месте святом (Дан. 9, 27), под которою разумеют изображение Юпитера,
которое было поставлено в храме Иерусалимском, и еще будет стоять она с
пришествием антихриста; так же следует понимать и все то, что изображается в
Евангелии (Мф. 24), – что оно исполнилось и пред пленением Иерусалима и в
конце мира исполнится. Из этих мнений ни одно не опровергает другого, и
первое разумение не упраздняет последующего (Там же, гл. 4).
О приобретении истинного знания Св. Писания
Если хочешь достигнуть истинного знания Св. Писания, то тебе надобно
постараться сначала приобресть непоколебимое смирение сердца, которое
усовершением в любви приведет тебя не к тому знанию, которое надмевает, а к
тому, которое просвещает. Ибо невозможно неочищенной душе приобресть дар
духовного знания. И потому со всею осторожностью избегай, чтобы у тебя чрез
упражнение в чтении, вместо света знания и вечной славы, не произошли
качества, ведущие к погибели, от суетной гордости.
Потом надобно тебе всячески стараться, по отвержении всякой заботы и
помышления земного, рачительно и даже непрестанно заниматься чтением Св.
Писания, пока постоянное размышление напитает твой дух... Это размышление
приносит нам двоякий плод: первый – тот, что, когда внимание души занято
чтением и размышлением о прочитанном, она не пленяется никакими сетями
вредных помыслов; потом тот, что то, чего из пройденного частым
повторением, когда мы старались усвоить памяти, не могли понять духом, в то
время не свободным, после, освободившись от всех развлечений делами и
видением, размышляя особенно во время ночного безмолвия, мы яснее
усматриваем, так что, по успокоении и даже погружении в глубокий сон, нам
раскрывается разумение сокровеннейшего смысла, которого мы даже и слегка
не поняли в бодрственном состоянии (Собесед. XIV, гл. 10).
А при возрастании обновления нашего духа от этого упражнения начнет также
обновляться и взгляд на Св. Писание, и с преуспеянием в этом будет некоторым
образом преуспевать и красота более сокровенного разумения“ (Там же, гл. 11).
 
Преп. Нил Синайский († ок. 450 г.):
О чтении Слова Божия
„Будь ежедневным собеседником Божественных Писаний; чрез собеседование с
ними выживешь ты беседы (приражения) чуждых помыслов.
Кто поучением в Божественных Писаниях собирает сокровища духовного
ведения в сердце, тот легко изгоняет из него помыслы.
При ночном чтении на бдениях, слушая Божественные Писания, не будем
оглушать слуха сном, ни предавать душу в плен помыслам; но жалом Писаний
будем уязвлять сердца, чтобы, пришедши в сокрушение, восприять ревность о
спасении и пресечь противную нерадивость („Мысли и увещания“, гл. 33–35).
Истина Божественных словес
Как сверкающий сонм звезд светлым делает небо, так истина Божественных
словес, как бы светильник внося внутрь, осиявает человека. Посему будем все
носить один и тот же образ истины, потому что Господь вселяет
единомысленныя в дом (Пс. 57, 7)“ (Там же, гл. 57).
 
Св. Иоанн Лествичник († 563 г.):
Действие на душу Слова Божия
„Чтение Св. Писаний немало может просвещать и собирать ум; ибо они суть
глаголы Духа Святаго и всячески вразумляют читающих... Прежде приятия
силы духовной не читай книг, чуждых правоверия, потому что они исполнены
тьмы и помрачают умы немощных (Сл. XXVII, 78).
Душа, которая днем непрестанно поучается Слову Божию, обыкновенно и во
сне упражняется в том же; сие второе бывает истинным воздаянием за первое
делание, для отгнания духов и лукавых мечтаний“ (Сл. XX, 20).
 
Св. Максим Исповедник († 662 г.):
Слово Божие – свет и огонь
„Слово Божие есть свет и огонь, поколику освящает естественные помыслы и
попаляет неестественные; равно как поколику разгоняет мрак чувственной
жизни для тех, кои чрез исполнение заповедей стремятся к чаемой лучшей
жизни, а тех, которые самоохотно, по любви к плоти, держатся этой темной
ночи жизни (чувственной), казнит огнем суда и осуждения“ (Умозр. и деятел.
главы, 141).
Слово Божие и наша немощь
„Много нас говорящих, но мало делающих. Но никто не должен искажать Слово
Божие в угоду своей беспечности, а лучше исповедать свою немощь, не скрывая
истины Божией, чтобы вместе с преступлением заповедей не сделаться
повинными еще в перетолковании Слова Божия“ (О любви, 4-я сотница, гл. 85).
 
Св. Исаак Сирин (†VII в.):
Об углублении в Слово Божие
Во всем, что встретится тебе в Писании, доискивайся цели слова, чтобы
проникнуть тебе в глубину мысли святых и с большею точностью уразуметь
оную. Божественною благодатию путеводимые в жизни своей к просвещению
всегда ощущают, что как бы умный какой луч проходит по стихам написанного,
и отличает уму голые слова от того, что душевному велению сказано с великою
мыслию.
Если человек многозначащие стихи читает, не углубляясь в них, то и сердце его
остается бедным (ничего не вкушает), и угасает в нем святая сила, которая при
чудном уразумении души доставляет сердцу сладостнейшее вкушение (Сл. 1).
Плоды от чтения Слова Божия
Занимайся чтением Писания, и когда станешь на молитву и на правило свое, то
вместо размышления о том, что видел и слышал в мире, найдешь в себе
размышление о Божественных Писаниях, какие прочел, и сим размышлением
приведется в забвение, что памятовалось о мирском, а таким образом приходит
ум в чистоту. Чтение помогает душе, когда последняя станет на молитву;
чтением душа просвещается, чтобы всегда молиться неленостно и несмущенно
(Сл. 56).
В то время, как ум твой рассеян, паче молитвы занимайся чтением. Ибо чтение
Писания — источник чистой молитвы (Сл. 40).
Если прекратить хотя ненадолго частое чтение Божественных Писаний, то
увлекается человек в страсти (Сл. 66).
До каких пор нужно христианину читать Писания?
Пока человек не приимет Утешителя, потребны ему Божественные Писания для
того, чтобы памятование доброго напечатлевалось в мысли его, и непрестанным
чтением обновлялось в нем стремление к добру, и охраняло душу его от
тонкости греховных путей: потому что не приобрел он еще силы Духа, которая
удаляет заблуждение... Ибо когда сила Духа низойдет в действующую в
человеке душевную силу, тогда, вместо закона Писаний, укореняются в сердце
заповеди Духа, и тогда втайне учится у Духа и не имеет нужды в пособии
вещества чувственного“ (Сл. 58).
 
Преп. Симеон Новый Богослов († 1032 г.):
Путь уразумения тайн Писания
„От заповедей рождаются добродетели, а от добродетелей явными делаются
таинства, сокрытые в букве Писания. Тогда преуспевают в добродетелях, когда
хранят заповеди; и опять, тогда хранят заповеди, когда ревнуют о добродетелях;
а посредством добродетелей и заповедей открывается для нас дверь ведения,
или, лучше сказать, она открывается Иисусом Христом, который сказал: „Имеяй
заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя. И Аз возлюблю его и явлюся
ему Сам“ (Ин. 14, 21). Таким образом, когда вселится в нас Бог и откроет нам
Себя заведомо (знательно, осязательно), тогда и мы прозрим к ведению, то есть
уразумеем действенно те Божественные таинства, которые сокрыты в
Божественных Писаниях. Другим же каким-либо способом достигнуть сего
невозможно. И пусть никто себя не обманывает, думая, что открыл иначе как
этот сундучок ведения и вкусил благ, кои внутри его, то есть достиг причастия
их и созерцания их“.
 
Преп. Никита Стифат († ХI в.):
Чтение Писания представляет троякого рода пищу, в зависимости от
духовного состояния читающего
„Чтение Писаний иное бывает для тех, кои только вводятся в жизнь
благочестия, иное для тех, кои прошли до средины преуспеяния, иное для тех,
кои востекают к совершенству.
Для одних оно бывает хлебом трапезы Божией, укрепляющим сердца их на
священные подвиги добродетели, который силу крепкую подает им на борение
с духами, в страстях действующими, и соделывает их мужественными борцами
против демонов, так что они говорят: „Уготовал еси предо мною трапезу
сопротив стужающих ми“ (Пс. 22, 5).
Для других – вино чаши Божественной, веселящее сердца их, в исступление их
приводящее силою помышлений, ум их вземлющее от письмени
убивающего [20] и в глубины Духа испытательно вводящее, и всего его
соделывающее породителем и находителем уразумений, – так что и им
свойственно говорить: „И чаша Твоя упоявающи мя, яко державна“ (Пс. 22, 5).
А для третьих – елеем Божественного Духа, умащающим их душу,
укрощающим и смиряющим ее переизбытком Божественных озарений и всю
восторгающим превыше тела, так что и она хвалясь вопиет: „Умастил еси
елеем главу мою, и милость Твоя поженет мя вся дни живота моего“ (Пс. 22,
5–6).
Разъяснение и развитие предыдущего положения
Доколе мы с усилием, деятельным любомудрием, в поте лица направляемся к
Богу, умаляя страсти плотские, дотоле хлебом насущным, который
возделыванием добродетелей уготовляется и сердца человеческие укрепляет,
питается с нами Господь на трапезе дарований Своих.
Когда бесстрастием освятится у нас имя Его, и Он воцарится над всеми нашими
душевными силами, покорив и умирив расстоящее [21], – худшее, говорю,
покорив лучшему, – и воля Его будет и в нас, как на небе, тогда новое и
неизреченное пиво премудрости Слова, растворяемое умилением и познанием
тайн великих, пиет Он с нами в царствии Своем, в нас пришедшем.
Когда же соделаемся мы причастниками Духа Святаго, и добрым изменимся
изменением, в обновлении ума нашего, тогда Бог Сый (Сущий), яко с богами,
будет с нами, обожив воспринятое (человечество)“ (Вторая естественных глав
сотница, 90–91).
 
Св. Петр Дамаскин († XII в.):
Что нужно для уразумения Слова Божия
Пойте разумно (Пс. 46, 8), – говорит Пророк, и испытайте Писания (Ин. 5,
39), – говорит Господь. Кто слушается этого, тот просвещается, а кто
ослушивается, тот омрачается. Ибо, если кто невнимателен к тому, что он
произносит, не столько получает он плода от Божественных Писаний, хотя,
может быть, и часто поет и читает... Упразднитеся, – сказано, – и
разумейте (Пс. 45, 11), ибо упразднение (отвержение житейских попечений и
суетных помыслов) собирает ум, и если кто-либо захочет быть несколько
внимательным, то „познает отчасти“, по слову апостола (1 Кор. 13, 12), и
особенно тот, кто имеет „отчасти“ нравственное делание, ибо оно дает уму
большую опытность от борьбы со страстями.
Мера познания Св. Писания определяется степенью чистоты ума
Однако не настолько познает он, сколько таинств заключает в себе каждое
изречение Писания, но насколько чистота ума его может принять от благодати.
Это ясно из того, что мы часто познаем ведением какое-либо изречение
Писания и постигаем одно, или два, из намерений (смыслов), с которыми
[
[
написано было это изречение, а чрез несколько времени, когда ум делается
более чистым, он сподобляется иного разумения, высшего, нежели то первое.
Не о том говорю, когда кто-либо услышит – чрез какое-либо Писание или
человека, это не есть чистота ума или откровение; но если бы познал кто-либо и
не верил себе, пока не найдет, что Божественное Писание или кто-нибудь из
святых подтверждает то ведение, которое он получил самодвижно об изречении
Писания.
Многоразличный смысл изречений Св. Писания не есть разногласие
И если бы, может быть, вместо одного намерения (смысла) он встретил многие,
или услышал о них из Божественного Писания, или от Святых Отцов, то пусть
не не верит этому, и не считает этого за разногласие. Ибо случается, что вещь
бывает одна, а назначение ее многоразлично. Так, об одеждах если бы кто-либо
сказал, что они греют, другой, что украшают, и третий, что покрывают, – все
трое сказали бы истину, что одежда нужна для теплоты, покрова и украшения...
Если же кто, будучи тать и разбойник относительно разумений, сказал бы, что
одежда нужна для грабежа и воровства, тот всячески лжет. Ибо ни Писание, ни
природа вещей не подтверждают такого назначения одежды.
Так же бывает и при всякой вещи чувственной или мысленной, или Слове
Божественного Писания. Ибо и святые познают не всякое намерение Божие
относительно каждой вещи или написанного слова; кроме того, и не все вдруг
пишут, что они познали. Частию потому, что Бог непостижим, и премудрость
Его не имеет предела, чтобы Ангел или человек мог вместить все; частию же и
потому, что неполезно будет, если и сами святые будут говорить все, что знают,
вследствие немощи человеческой и чтобы не продлилось слово и не сделалось
ненавистным и неудобопонятным, по смущению, но чтобы говоримое было в
меру. Потому и бывает, что сегодня тот же (святой) о том же деле говорит одно,
а завтра другое; и это не есть разногласие, если только слушатель имеет ведение
или опытность. И опять: один говорит одно, а другой о том же самом изречении
Божественного Писания – другое, ибо часто и то и другое внушила
Божественная благодать, сообразно с временем и состоянием людей...
Цель Слова Божия одна – спасти человека
Кто действительно вкусил ведения Писаний, тот знает, что сила и простейшего
изречения Писания и наиболее премудрого одна и та же, и направлена к тому,
чтобы спасти человека, а непричастный этого ведения часто соблазняется“ (Кн.
II, сл. 23).
 
Св. Тихон Задонский († 783):
О побуждениях к чтению Библии [22]
„Писание Святое как всему роду человеческому, так всякому человеку, мне и
тебе, человече, от Бога предано. Бог бо „всем человеком“, следственно, и тебе,
„хощет спастися и в разум истины приити“ (1 Тим. 2, 4). Сего ради и Писание
Свое Святое всякому подал, дабы, читая или слушая его, спасение вечное мог
получити. Должно читать или слушать Слово Божие не ради того, чтобы быть
остроумным, быть мудрым пред веком сим, за мудрого считатися от людей: сие
[
бо противно есть Слову Божию. Ибо не на сей конец оно дано нам, чтобы нам
славу от него в мире сем иметь. Таковый, который читает и проповедует Слово
Божие, чтобы прославиться на земле, хощет дар Божий, то есть Слово Божие, не
в Божию славу, но в свою суетную обратить, и тако Божию себе честь похитить
от дара Божия, яко тать, что есть превеликий и премерзкий грех. Но читать или
слушать должно Слово Божие, чтобы умудренным быть во спасение,
просвещенный ум иметь к познанию истины и сердце, преклонное ко злу,
исправить к добру и творению воли Божией; также и проповедовать его ради
созидания людей, а не ради показания своей мудрости: на сей бо конец оно нам
от Бога и предано. Аще убо кто читает, или слушает, или проповедует Слово
Божие не на сей конец, тому Слово Божие не токмо не воспользует, но и
повредит. Отсюду-то бывает, что многие искуснейшие в письмени Святого
Писания далеко злейшие бывают, паче некнижных. Бог бо у таковых отнимает
благодать за презрение Свое и злоупотребление Своего Божественного дара: и
тако, без благодати Божией, от греха в грех падают. Ибо „гордым Бог
противится“, которые не Божией, но своей славы ищут (1 Петр. 5, 5).
Два рода ученых и мудрых людей. Едины учатся в школах от книг, и
множайшие от них суть безумнейшие, паче простых и безграмотных: яко и
алфавита христианского не знают. Ум острят, слова исправляют и красят; но
сердца своего исправити не хотят. Другие учатся в молитве со смирением и
усердием и просвещаются от Духа Святаго, и суть мудрейшие паче философов
века сего: суть благочестивии, святии и Богу любезнии. Сии хотя алфавита не
знают, но добро все разумеют: просто и грубо говорят, но красно и
благоприятно живут. Сим, христианине, подражай!
Изучение Слова Божия должно предпочитать всем другим знаниям [23]
Как любить должно нам Божие Слово! Так, что ничем так утешаться и
услаждаться не должно нам, христианам, как Словом Его святым. Слово Божие
есть Слово уст Его, якоже глаголет о себе Давид святый: „Благ мне закон уст
Твоих, Господи, паче тысящ злата и сребра“ (Пс. 118, 72). Следственно, какое
усердие, охоту и ненасытное желание к чтению и слышанию иметь должно.
Сколько раз или сами читаем, или служителя Божия читающа слышим, толико
раз слышим Бога нашего, к нам беседующего. Коль охотно слушаем, когда царь
наш к нам беседует; всяк сие за немало почитает: коль паче охотнее слушать
должно Бога, Царя небеси и земли, беседующего. Почтил Он нас недостойных
сего Своею милостию: не должно и нам сию великую Его милость
пренебрегать, но паче охотнейшим слушанием, или чтением Слова Его
багодарность к Нему показывать; и что открывает и обещает в нем – верить, что
повелевает – исполнять, и что запрещает – от того уклоняться.
Отсюду видно, как бессмысленно, или паче беззаконно, делают те христиане,
которые от Слова Божия удаляются. Многие, оставивши сей живой и святой
источник, забавляются в непотребных книжках, которые плоть их увеселяют, но
душу развращают: и тако чтением тем погубляют себя, а не созидают. Иные
тщатся знать, что делается в Америке, Африке, Азии и прочих дальних странах,
а близ себя и внутрь себя не хотят знать, что с душею их делается, в каком
состоянии она находится, из Слова Божия ведать не стараются. Иные натуру
трав, зелий, древес и прочих вещей испытывать стараются; но своего естества,

[
грехом растленного, из Слова Божия рассматривать не хотят. Иные звезды
считать, землю размерять учатся; но кратких жития своего дней и бесчисленных
грехопадений, которыми по вся дни пред Богом виновными являемся
(грехопадения бо кто разумеет? Пс. 18, 13), из Писания рассматривать не
хотят. Иные день и нощь поучаются, как бы богатство собрать, которое с телом
в сем веке оставить принуждены будут; но пользы душам из Писания собирать
не хотят, и о богатстве, которое на оный век с душами отходит, небрегут.
Другие стаются тело, скоро в прах обращаемое, врачевать и цело хранить; но о
душе бессмертной нерадят и немощи ее из Слова Божия знать и врачевать не
хотят. Иные иное замышляют и делают; но о том, что „едино есть на потребу“,
по учению Христову, небрегут. Сии все и прочие, сим подобные, делают
подобно тому, который полушку хранил бы в сундуке, но о тысяще червонных
нерадел бы; или тому, который в воде тонет, но, нерадя о себе, вещи свои
сохранить старается.
Об исполнении Слова Божия [24]
Не пользует Слово Божие читать, или слушать, но не творити. Христос не тех,
которые Слово Божие слушают, но тех, которые слышат и хранят, ублажает.
„Блажени слышащии Слово Божие, и хранящии е“ (Лк. 11, 28). Что пользует
семя посеянное: которое никакого плода не приносит? Ничего. Что пользует
пища желудку, которая в сок и кровь не претворяется? Весьма ничего. Так и
Слово Божие, семя Божественное, никакой пользы не приносит, когда
слышащие от него не созидаются. И как тело изнемогает, а далее и умирает,
когда пищу желудок приемлет, но не варит, и в сок и кровь не обращает: тако и
душа, хотя и слышит Слово Божие, которое есть душевная пища, но изнемогает
и погибает, когда слышанное Слово в духовный ее сок и кровь не обращается,
то есть, духовне ее не укрепляет. Тогда же сие бывает человеку, когда он от
слышанного Божия Слова не исправляется в житии своем, не обращается к
Богу, не творит истинного покаяния, от грехов не отстает, и духовного
утешения не чувствует в сердце своем. Слово бо Божие дано нам ради того,
чтобы мы, слыша его, исправляли себя по правилу его: а когда того нет в нас, то
оно нам никакой пользы не приносит. Якоже бо хотя изрядное врачевство
будет, но ничего не пользует немощному, когда не хощет его себе ко
врачеванию употреблять: тако и Слово Божие, которое дано нам от Бога ко
уврачеванию немощей наших духовных, как выше сказано, не воспользует нам,
когда от него не будем исправлять немощей наших. Так же, как мастеру
никакой пользы не приносит мастерства знание, когда мастерства своего в дело
не употребляет, но непременно имеет прийти в убожество: тако искусство в
Писании и знание воли Божией не пользует нам, когда по Слову Божию и воле
Его жития нашего исправлять не тщимся.
 Молитва, как главное средство для уразумения исполнения Слова Божия
Что же надобно делать христианину, дабы семя Слова Божия в нем плод
творило? Отвещает Христос: „Просите, и дастся вам; ищите, и обрящете;
толцыте, и отверзется вам. Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и
толкущему отверзется“. (Мф. 7, 7–8). Сами бо мы, яко немощни, никакого добра
творити не можем без Христа, по свидетельству Его: „Без Мене не можете
творити ничесоже“ (Ин. 15, 5). Сего ради молитвою усердною всего искать у

[
 Него должно. Надобно Духу Божию, Который Пророками и Апостолами
глаголал, действовать в нас, просвещать, вразумлять, наставлять и руководить
нас, когда хощем по правилу Его жити.
Правило касательно чтения Слова Божия
Читающему книгу должно исполнить следующее:
1) Должен читать не много листов и страниц, ибо много прочитавшему не
можно все уразуметь и в памяти содержать. 2) Мало прочитывать и много
рассуждать, что читается, ибо так лучше читаемое понимается и в памяти
углубляется, и наш ум просвещается. 3) Смотреть, что из читаемого в книге
понятно, или непонятно. Когда понимаешь, что читаешь, хорошо; а когда не
понимаешь, оставь и далее читай. Непонятное или от следующего чтения
изъяснится, или повторенным другим чтением, с помощью Божиею,
прояснится. 4) Чего учит книга уклоняться, чего учит искать и делать, о том
старайся, чтоб самым делом исполнять. От зла уклоняйся, и твори доброе. 5)
Когда ум от книги будешь только острить, а волю не будешь исправлять, то от
чтения книги злейший будешь, нежели был; понеже злейшие бывают ученые и
разумные дураки, нежели простые невежи. 6) Помни, что лучше любить по-
христиански, нежели разуметь высоко; лучше красно жить, нежели красно
говорить: „разум кичит, а любовь созидает“. 7) Чему сам с помощью Божией
научишься, тому и иных при случае любовно учи, дабы семя посеянное росло, и
плод творило“.

Как читать Библию

Каллист (Уэр)
епископ Диокликийский  Константинопольский Патриархат (Великобритания)
 
Святитель Тихон Задонский, писавший в XVIII веке, так говорит об отношении православных к
Священному Писанию: «Если бы ты получил письмо от царя земного, разве ты не читал бы его с
радостью? Конечно, с великой радостью и трепетным вниманием. Ты же получил письмо, но не от
земного царя, а от Царя Небесного. А ведь ты почти пренебрегаешь этим даром, таким бесценным
сокровищем» И дальше он говорит: «Каждый раз, читая Святое Евангелие, ты слышишь
обращенные к тебе слова Самого Христа Во время чтения, ты и молишься Ему и беседуешь с
Ним».
Нам следует воспринимать Священное Писание как письмо, обращенное Богом каждому из нас
лично. Каждый человек должен воспринимать чтение Священного Писания как прямой личный
разговор со Христом.
Через 200 лет после слов святителя Тихона Московская Конференция Православных и Англикан в
1976 г. определила правильное отношение к Священному Писанию другими словами, также
полноценно освещающими этот вопрос. Московское заявление, подписанное и делегатами
Англиканской Церкви, суммирует суть православного взгляда на Библию: «Книги Священного
Писания являются одним неразрывным целым. Они одновременно и богодухновенны, и выражены
по-человечески. Они с властью свидетельствуют об откровении Бога людям в Творении,
воплощении Слова и истории пути человечества ко спасению. Тем самым они выражают Божие
слово посредством человеческого языка. ... Мы познаем, принимаем и воспринимаем Священное
Писание через Церковь и в Церкви. Наш подход к Библии строится на послушании».
Сопоставляя слова святителя Тихона и Московского заявления, мы можем выделить четыре
основных качества, отличающих православное чтение Священного Писания. Во-первых, мы
должны читать в духе послушания. Во-вторых, мы должны читать соборно, как члены
Православной Церкви. В-третьих, наше чтение должно полностью сосредоточиваться на Христе.
В-четвертых, наше чтение должно быть личным.
Чтение Библии с послушанием
Итак, прежде всего, читая Священное Писание, мы должны внимать в духе послушания. И
святитель Тихон, и Московская конференция 1976 г. подчеркивают Божественное происхождение
Библии. Священное Писание - это письмо человеку от Бога. Сам Христос обращается к тебе.
Священное Писание - свидетельство Бога о Самом Себе. Оно выражает Слово Божие на нашем
человеческом языке. Оно вдохновленно Богом. Поскольку Сам Бог говорит с тобой посредством
Библии, твой ответ должен быть ответом послушания и восприимчивого внимания. Когда мы
читаем, мы должны быть открыты Святому Духу.
Но, будучи Богом вдохновленной, Библия в то же время выражена на человеческом языке. Это
целая библиотека различных книг, написанных в разное время и разными лицами Каждая книга
Библии отражает облик эпохи, в которую она была написана, и особенности воззрений автора.
Ибо Бог ничего не желает делать в отдельности от людей: благодать Божия действует в гармонии
с человеческой свободой. Бог не упраздняет нашей личности, но восполняет и совершенствует ее.
Так и с написанием богодухновенных книг Ветхого и Нового Заветов. Авторы их не были просто
пассивным орудием, стенографическим прибором, записывавшим чьи-то слова. Каждый автор
Священного Писания вносит в свой труд собственный человеческий талант. Параллельно с
божественными аспектами в Священном Писании присутствует и человеческий аспект. Мы
должны ценить и то, и другое.
Каждое из Евангелий, например, имеет свои характерные особенности. Святой Евангелист
Матфей более подчеркивает значение Христа для иудеев, уделяя при этом особое внимание
Царствию Небесному. Святой Евангелист Марк приводит яркие подробности служения Христа,
Его попечения о людях, отсутствующие у других евангелистов. Святой Евангелист Лука выражает
всеобъемлющую сторону любви Христовой, Его бесконечное сострадание, распространяющееся в
равной степени и на иудея, и на язычника. У святого Евангелиста Иоанна встречается вовнутрь
обращенное отношение ко Христу; при этом особо оттеняется Божественный свет и пребывание
Божие в верующих. Следует в полной мере наслаждаться этой живительной многогранностью
Библии и изучать ее.
Поскольку Священное Писание является, таким образом, словом Божиим, переданным на
человеческом языке, при изучении Библии допускается добросовестное исследование ее. Осваивая
человеческий аспект Библии, мы можем в полной мере использовать данный нам Господом Богом
разум. Православная Церковь не исключает научного обсуждения вопросов исторического
возникновения и авторств книг Библии.
Однако наряду с этими человеческими подробностями, мы не смеем терять из виду
Божественность Священного Писания. Это не просто книги, созданные рядом земных авторов.
Мы слышим в Священном Писании не просто обыкновенные человеческие слова, отличающиеся
большей или меньшей степенью мастерства и проницательности, а вечное Слово Самого Бога,
Божественное Слово спасения. Следовательно обращаясь к Библии, мы обращаемся к ней не
просто из любопытства, с целью получить информацию. Мы обращаемся к Библии с конкретным
вопросом, каждый с личным вопросом о самом себе: «Как мне спастись?»
Священное Писание, будучи Божиим словом спасения на человеческом языке, должно
пробуждать в нас чувство трепета. Кажется ли тебе иногда, читая или слушая, что все это
сделалось слишком знакомым? Не стала ли Библия для тебя в чем-то скучной? Постоянно следует
очищать душу, чтобы не отупело восприятие, и в изумлении, новыми глазами смотреть на то, что
Господь раскрывает перед нами.
Недавно я видел сон, который отчетливо запомнился мне Я снова был в том доме, где в детстве
прожил три года в школе-интернате. Во сне сперва я проходил через комнаты мне уже знакомые.
Затем спутник, водивший меня по зданию, привел меня в другие, которых я никогда раньше не
видел - просторные, красивые, полные света. Наконец, мы вошли в маленькую часовню с
мерцающими свечами и темно-золотистыми мозаиками.
Во сне я сказал своему спутнику: «Как странно, ведь я жил здесь три года, но никогда не знал о
существовании этих комнат». А он мне ответил: «А ведь всегда так бывает».
Я проснулся... И что же - это был сон.
Должно испытывать по отношению к Библии именно тот трепет, то ожидание, удивление и
радость перед чудом, которые я испытал во сне. В Священном Писании много комнат, в которые
мы не входили еще никогда. В нем еще предстоит обнаружить много глубины и величия. Это
сознание ощущения чудесного есть необходимый элемент нашего отзывчивого послушания.
Если послушание означает трепет, оно также означает и слушание. Таково первоначальное
значение этого слова как в греческом, так и латинском языках (И в славянском/русском. Прим.
пер.).
Студентом, я бывало, слушал по радио одну многосерийную юмористическую передачу. В одном
эпизоде, помнится, звонит телефон и герой протягивает руку, чтобы снять трубку. «Алло, -
говорит он, - алло, алло». Громкость его голоса нарастает: «Кто говорит?» Голос на другом конце:
«Это ты говоришь» «А, - отвечает он, - то-то я подумал, что голос знакомый». И он кладет трубку.
К сожалению, это притча о том, что слишком часто случается и с нами. Мы лучше говорим, чем
слушаем. Мы слышим звук собственного голоса, но не останавливаемся, чтобы расслышать голос
собеседника. Итак, при чтении Библии первое требование: умолкнуть и - слушать, внимать с
послушанием.
Когда мы входим в православный храм, расписанный в традиционном стиле, и смотрим по
направлению алтаря, на восток, то видим там, в апсиде, Матерь Божию с воздетыми к небу
руками. Так было принято в прежние древние библейские времена (и сегодня так возносят руки
священники Православной Церкви) - так и мы должны внутренне настроиться при чтении
Священного Писания с руками невидимо воздетыми к небу. Читая Библию, следует уподобиться
Преблагословенной Деве Марии, ибо Она - в высшей степени Та, Кто слушает. В день
Благовещения Она послушно внимает Архангелу и отвечает: «Да будет Мне по слову твоему»
(Лука, 1:38). Она не смогла бы принять и носить Бога Слова во чреве, если бы прежде того не
внимала Слову Божию в сердце Своем. После поклонения пастухов новорожденному Иисусу, о
Ней говорится: «А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем» (Лука, 2:19). И когда
Пресвятая Дева находит Иисуса во храме, еще раз говорится: «И Матерь Его сохраняла все слова
сии в сердце Своем» (Лука, 2:51). Та же потребность подчеркивается в последних словах Матери
Божией, которые сообщает нам Священное Писание, словах, сказанных на браке в Кане
Галилейской: «Что скажет Он вам, то сделайте» (Иоанн, 2:5); Она завещает это слугам и - всем
нам.
Во всех этих случаях Преблагословенная Дева Мария является отображением, живым образом
библейской христианки. Мы должны уподобиться Ей, слушая Слово Божие, размышляя над ним,
сохраняя все в наших сердцах и соблюдая все, что Господь Иисус Христос говорит нам. Когда
говорит Бог, следует внимать с послушанием.
Понимание Библии через Церковь
Во-вторых, как сказано в заявлении Московской конференции, «мы познаем, принимаем и
воспринимаем Священное Писание через Церковь и в Церкви». Наш подход к Библии должен
быть не только исполненным послушания, но и церковным.
Именно Церковь говорит нам, из каких текстов состоит Священное Писание. Та или иная книга
является частью Священного Писания не потому, что существуют доказательства относительно ее
авторства и года написания. Если бы вдруг было доказано, например, что четвертое Евангелие на
самом деле написано не святым Евангелистом Иоанном, возлюбленным учеником Господа Иисуса
Христа, это не изменило бы того факта, что мы, православные, признаем четвертое Евангелие как
часть Священного Писания. Почему? Потому что Евангелие от Иоанна принято Церковью и в
Церкви.
Именно Церковь говорит нам, что есть Священное Писание, равно как лишь Она говорит нам, как
следует понимать Священное Писание. Встретившись с эфиоплянином, читавшим Ветхий Завет на
своей колеснице, святой апостол Филипп спросил его: «Разумеешь ли, что читаешь?» И
эфиоплянин ответил: «Как могу разуметь, если кто не наставит меня?» (Деяния, 8:30-31). Все мы
находимся в состоянии этого эфиоплянина. Слова Священного Писания не всегда понятны без
объяснения. Бог обращается прямо к сердцу каждого из нас, когда мы читаем Библию: чтение
Священного Писания, как говорит святитель Тихон, - это личный разговор каждого из нас со
Христом. Но мы также нуждаемся в руководстве. И наша путеводительница - Мать-Церковь. Мы
полностью используем собственный разум при содействии благодати Святого Духа, в полной мере
используем открытия современных исследователей Библии, но всегда подчиняем частное мнение -
свое ли собственное или мнение ученых - соборному многовековому опыту Святой Церкви.
Суть этой православной точки зрения отражена в вопросе к оглашенному в чине принятия его в
лоно Церкви. В русской практике: «Признаешь ли, что Священное Писание должно приниматься и
истолковываться в согласии с верой, переданной нам святыми Отцами, которую Мать наша,
Святая Православная Церковь, всегда хранила и хранит поныне?»
Чтение Библии должно носить личный характер, но при этом мы не должны ощущать себя
изолированными друг от друга единицами, христианами-одиночками. Мы читаем как члены
семьи, семьи Вселенской Православной Церкви. Читая Священное Писание, мы говорим не «я»,
но «мы». Мы читаем, пребывая в общении со всеми другими членами Тела Христова во всех
частях мира и во всех временах. Мерилом понимания смысла Священного Писания является разум
Церкви. Библия - книга Святой Церкви.
С чего же следует начать, чтобы обнаружить учение Церкви? Первым шагом следует выяснить,
как Священное Писание используется в Богослужении. Как, в частности, выбираются библейские
чтения к различным праздникам? Мы должны также обратиться к творениям святых Отцов
Церкви и принять во внимание то, как они толкуют Библию. Чтение Священного Писания
православными носит, таким образом, и литургический, и святоотеческий характер.
В качестве примера того, в чем состоит литургический метод толкования Священного Писания, то
есть исходя из того, как оно используется во время церковных праздников, давайте рассмотрим
паримии - чтения из Ветхого Завета, полагающиеся на вечерне праздника Благовещения
Пресвятой Богородицы - 25 марта (7 апреля по гражданскому календарю). Их три:
1) из Книги Бытия, 28:10-17 - сон Иакова о лестнице, восходящей от земли до неба;
2) из книги пророка Иезекииля, 43:27-44:4 - видение пророком иерусалимского святилища с
закрытыми вратами, через которые никто, кроме князя, не может пройти;
3) из Книги Притчей, 9:1-11 - начиная со слов: «Премудрость построила себе дом».
Все эти ветхозаветные тексты, выбранные для служб 25 марта (7 апреля) и прочих богородичных
праздников, следует понимать как пророчества о воплощении Господа Иисуса Христа от Девы.
Пресвятая Дева Мария - лестница Иакова, давшая плоть Богу воплощенному, вошедшему в наш
человеческий мир. Пресвятая Дева Мария - врата затворенные; Она, единственная из женщин,
которая зачала в девстве и пребывала Непорочной. Пресвятая Дева Мария - тот дом, который
Христос, «Божия Премудрость» (1-е Коринфянам, 1:24), приемлет как жилище. Если проследить
таким образом, как подобраны чтения для различных праздников, мы раскроем многогранность
библейского толкования, путем сопоставления образов и примеров, которые совсем не очевидны
при первом чтении.
Возьмем в качестве другого примера вечерню Великой Субботы, бывшую много веков назад
первой частью пасхального всенощного бдения. В ней не менее 15-ти чтений из Ветхого Завета.
Эти 15 паримий, следуя одна за другой, раскрывают перед нами весь план священной истории,
выявляя в то же самое время глубокий смысл Воскресения Христова. Первое из чтений - из Книги
Бытия, 1-13 - повествует о первых трех днях творения. Воскресение Христово - это новое
творение. Четвертое чтение - вся книга святого пророка Ионы, в которой описывается, как пророк
три дня был во чреве кита, что предвосхищает тридневное воскресение Христово (ср. Матфея,
12:40). В шестом чтении рассказывается о переходе израильтян через Красное море (Исход, 13:20-
15:19), которое предвещает новый пасхальный переход от смерти к жизни (ср. 1-е Коринфянам,
5:7; 10:1-4) Последнее чтение - повествование о трех святых отроках, брошенных в печь,
раскаленную огнем (Даниил, 3), еще один прообраз восстания Христа из гроба.
Таков эффект соборного чтения Священного Писания в Церкви и вместе с Церковью. Изучая
Ветхий Завет параллельно с литургикой Святой Церкви и прибегая к творениям святых Отцов, мы
повсюду обнаруживаем все новые путеводящие знаки, ведущие нас к познанию великих таинств
Господа Иисуса Христа и Его Пречистой Матери. Читая Ветхий Завет в сопоставлении с Новым и
Новый в сопоставлении с Ветхим (на что и указывает наш церковный календарь), мы открываем
единство Священного Писания.
В воскресных школах полезно дать учащемуся особое задание: разузнать, в какие праздники
читается за богослужением определенный отрывок из Ветхого или Нового Завета. Затем можно
вместе обсудить, по каким причинам был выбран именно этот отрывок. Другим членам группы
можно дать задание по трудам святых Отцов Церкви, пользуясь в первую очередь проповедями и
поучениями св. Иоанна Златоуста. Но следует помнить, что понадобится проявить усердие в
поисках, прежде чем вы найдете то, что хотите найти. Святые Отцы Церкви обращались к людям
иного времени, и читать их надо с умением вникнуть в их эпоху.
Протоиерей Георгий Флоровский говорил, что современным православным необходимо обрести
святоотеческий образ мыслей. А чтобы этого достичь, мы должны проникнуть глубже
поверхностного понимания слов святых Отцов - в самую суть их внутреннего смысла.
Душа Библии - Христос
Третья особенность нашего чтения Библии состоит в том, что центром его должен стать Христос.
Если на Московской конференции 1976 г. говорилось, что «Книги Священного Писания являются
одним неразрывным целым», - то в чем же можем мы обнаружить эти единство и нераздельность?
В личности Христа. Он - связующая нить, проходящая через все Священное Писание, от первого
стиха до последнего. Мы уже упоминали о том, как возникают пророчества о Христе на страницах
Ветхого Завета. Был у меня в школе учитель истории, любивший подводить итоги словами: «Все
взаимосвязано». Это правило отлично подходит к изучению Священного Писания. Ищите
взаимосвязывающие, повторяющиеся аккорды - и постепенно раскроется все.
Часто западные критические исследования Священного Писания применяют методологию
анализа, при котором каждая книга разбивается на различные исходные материалы. Связь между
ними разрушается, и Библия сводится ко множеству первоначальных составных частей. Нам же
необходимо увидеть как разнородность, так и целостность Священного Писания. Православные
предпочитают скорее синтетический, нежели аналитический метод исследования. Мы
рассматриваем Священное Писание как единое целое, в котором постоянное присутствие Христа
связывает все воедино.
Мы всегда ищем точек соприкосновения между Ветхим и Новым Заветом и находим их во Иисусе
Христе. В Православии придается особое значение «типологическому» методу истолкования,
построенному на различии прообразов Христа, событий и символов, предвещающих все стороны
Его земной жизни и проповеди, на протяжении всего Ветхого Завета. Ярким примером этого
служит Мельхиседек, царь Салимский, «священник Бога Всевышнего», который поднес Аврааму
хлеб и вино (Бытие, 14:18) и который рассматривается как прообраз Христа не только святыми
Отцами Церкви, но уже и в самом Новом Завете (Евреям, 5:6; 7:1).
Другим примером, как мы уже видели, может послужить ветхозаветная Пасха, предвозвещающая
новозаветную: избавление Израиля от фараона на Красном море предвосхищает наше избавление
от греха смертью и Воскресением Спасителя. Таков метод истолкования, который нам следует
применять ко всей Библии. Почему, например, во второй половине Великого Поста в чтениях
Ветхого Завета из Книги Бытия занимает такое важное место личность праведного Иосифа?
Почему на Страстной Седмице мы читаем книгу праведного Иова? Потому что и Иосиф, и Иов -
невинные страдальцы, и в своем долготерпении являются прообразами Господа Иисуса Христа,
Чьи невинные страдания на Кресте Церковь готовится в те дни прославлять. «Все взаимосвязано».
Протоиерей Александр Шмеман называет христианином того человека, который везде, куда бы ни
поглядел, видит Господа Иисуса Христа и радуется Ему. Это можно сказать в особенности о
христианине, знающем Библию. Именно он, куда бы ни поглядел, видит Христа на каждой
странице Священного Писания.
Чтение святой Библии - сугубо личный процесс
Словами раннего писателя-аскета восточного христианства св. подвижника Марка, «смиренный в
мыслях и занимающийся духовным деланием, будет, читая Библию, все относить к самому себе, а
не к своему ближнему». Мы, как православные христиане, должны во всем Священном Писании
стремиться отнести его слова к себе лично. Следует спрашивать не просто: «Что это означает?»,
но: «Что это означает для меня?» Священное Писание - это личный разговор между Спасителем и
мною: Господь Иисус Христос говорит со мной, а я отвечаю. Это четвертый критерий
правильного чтения Библии.
Мне следует смотреть на все повествования Священного Писания как на часть своей собственной
жизни. Кто такой Адам? Имя «Адам» означает «человек», и поэтому рассказ о падении Адама в
Книге Бытия - это рассказ также и обо мне. Адам - это я. Это мне говорит Бог: «Адам, где ты?»
(Бытие, 3:9). Мы часто спрашиваем: «А где же Бог?» Но в действительности более существенен
тот вопрос, который Бог в лице Адама задает каждому из нас: «Где ты?»
Когда, в рассказе о зависти Каина к Авелю, мы читаем слова Божии к Каину: «Где Авель, брат
твой?» (Бытие, 4:9), они обращены к каждому из нас. Кто такой Каин? Это - я. И Бог спрашивает
Каина в каждом из нас: «Где брат твой?» Путь к Богу лежит через любовь к другим людям, и
иного пути нет. Отрекаясь от брата, я принимаю вместо образа Божия печать Каина (Бытие, 4:15)
и отрекаюсь тем самым от своего человеческого естества.
Чтение Священного Писания можно разделить на три ступени. Во-первых, воспринимать
Священное Писание как священную историю, историю мира от его сотворения, историю
избранного народа, историю Бога Воплощенного в Палестине, историю «великих деяний» после
сошествия Святого Духа на апостолов. То христианство, о котором говорит Библия, это не
идеология, не философская теория, но историческая религия.
Затем сделаем второй шаг. История, изложенная в Библии, - история конкретных отдельных
личностей. Мы видим, как Бог являет Себя в определенные времена и в определенных местах,
вступая в беседу с отдельными лицами. Он обращается к каждому по имени. Мы видим, что Бог
обращается лично к Аврааму, Моисею и Давиду, к Ревекке и Руфи, к Исайе и пророкам, а затем - к
Пресвятой Деве Марии и апостолам. Мы видим, как Божественное действие в истории
сосредоточивается на отдельных личностях и их судьбах. Любовь Божия объемлет всю
вселенную, но Он все же выбирает определенный уголок земли, определенное время и
определенную Матерь для Своего Божественного Воплощения.
Мы должны, таким образом, как можно полнее ощутить во всех подробностях те особые
обстоятельства, в которых протекают, согласно Священному Писанию, Божии деяния. Человек,
любящий Библию, любит хронологические и географические детали. Православные ревностно
почитают Святую Землю, те места, где Сам Христос жил и учил, умер и воскрес. Наилучший путь
более глубоко вникнуть в то, что ты читаешь в Священном Писании, - предпринять
паломничество в Иерусалим и Галилею. Походите там, где ходил Господь Иисус Христос.
Спуститесь к Мертвому морю, посидите в одиночестве на камнях, проникнитесь тем, чем был
окружен Господь Иисус Христос в течение сорока дней Своего поста в пустыне. Испейте воды из
колодца, у которого Он беседовал с самарянкой. Пойдите вечером в Гефсиманский сад, посидите в
темноте под древними оливковыми деревьями и посмотрите на светящиеся за равниной огни
города. В полной мере переживите конкретную реальность этой исторической местности и
унесите пережитое с собою, храня все это в памяти при ежедневном чтении Священного Писания.
Затем следует третий шаг. Пережив библейскую историю во всех ее особенностях и житейских
подробностях, мы должны отнести ее непосредственно к себе. Следует сказать себе: «Все эти
места и события - не просто нечто отдаленное и давнее, но часть и моего собственного личного
сближения с Господом Иисусом Христом. Я как бы становлюсь частью этих событий, этих
повествований».
Предательство, например, - часть биографии каждого. Разве ты не предавал других когда-нибудь в
своей жизни, разве ты не знаешь, что такое быть преданным, и разве память об этих минутах не
оставляет навсегда шрамы в твоей душе? Значит, читая о том, как святой апостол Петр предал и
отрекся от Господа Иисуса Христа и был прощен после Его Воскресении, ты можешь видеть себя
на месте каждого из участников этих событий. Представь себе, что пережили сразу после
предательства апостол Петр и Господь Иисус Христос, раздели их чувства и сделай их своими. Я -
Петр. Могу ли я в подобной ситуации уподобиться также и Господу Иисусу Христу? Размышляя
таким образом над путем к примирению, видя, как воскресший Христос с любовью и
снисхождением возвращает Петра в ряды Своих друзей, видя, как Петр, со своей стороны, имеет
мужество принять восстановление их отношений, спроси себя: насколько я похож на Христа по
отношению к тем, кто предал меня? И после своих предательских действий способен ли я принять
прощение от других, способен ли я простить себя?
Или возьмем другой пример - святую Марию Магдалину. Вижу ли я себя в ней? Найдется ли у
меня та щедрость, непосредственность, тот порыв любви, которые она проявила, пролив
драгоценное миро из алебастрового сосуда на ноги Господа Иисуса Христа? «Прощаются грехи ее
многие за то, что она возлюбила много». Или я робок, мелочен, всегда сдерживаюсь, никогда не
отдаюсь ничему вполне - ни плохому, ни хорошему? По словам отцов-пустынников: «Лучше
грешник, сознающий свой грех и кающийся в нем, чем не грешивший, возомнивший о своей
праведности». Достиг ли я смелости святой Марии Магдалины, ее постоянства и преданности,
проявившихся, когда она пошла помазать тело Господа Иисуса Христа во гробе (Иоанна, 20:1)?
Слышу ли я, как воскресший Спаситель зовет меня по имени, как ее позвал, и взываю ли я:
«Учитель» - с ее простотой и полной самоотверженностью (Иоанна, 20:16)?
Читая Священное Писание таким образом - с послушанием, как члены Святой Церкви, находя в
нем Господа Иисуса Христа повсюду, воспринимая все как часть своей собственной жизни, - мы
сможем в какой-то мере ощутить многогранность и глубину Святой Библии. И никогда нас не
покинет чувство, что мы всего лишь начали изучать Писание. Мы похожи на человека,
выплывающего на маленькой лодочке в безбрежный океан.
«Слово Твое - светильник ноге моей и свет стезе моей» (Псалом 118:105).

Препятствия на пути к Евангелию

протоиерей Сергий Четвериков
Протоиерей Сергий Четвериков, ставший иеросхимонахом Сергием, был пострижен в великую схиму
летом 1942 года, в монастыре Преп. Иова во Владимировой на Карпатах. Отец Сергий был великим
монахолюбцем и, еще будучи в России, духовно назидался у последних оптинских старцев. Уже до
революции были опубликованы некоторые его произведения. Преставился отец Сергий на 78-м году
жизни в Братиславе, где он жил вместе со своим сыном.
***
Современному человеку трудно подойти просто и непосредственно к Евангелию, принять его так, как
оно есть - без всякого мудрствования, с доверчивым сердцем, как это свойственно детям и простым
людям и как это, безусловно, необходимо по слову Господа нашего Иисуса Христа: "Если не
обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное" (Матф. 18:3).
"Не обратитесь," значит - не вернетесь назад, не станете снова ребенком - конечно, не в смысле
скудости знания и жизненной неопытности - а в смысле незагроможденности сердца собственной
личностью и разными предрассудками и страстями, которые развиваются и укореняются в человеке с
возрастом, при невнимательном отношении к себе, при забвении слов Спасителя: "Блаженны чистые
сердцем, ибо они Бога узрят" (Мф. 5:8). Чтобы принять Евангельское учение, современному человеку
приходится многое пережить, смириться, отвергнуться себя, и только тогда ему откроется со всей
ясностью высота содержания Евангелия. Целью настоящих заметок является рассмотреть некоторые
из тех внутренних препятствий, которые мешают современному человеку подойти к Евангелию.
1. Первым препятствием на пути к Евангелие надо признать привычку исключительно умственного,
теоретического подхода к предмету. Цель Евангелия не в том, чтобы удовлетворить умственные
запросы образованного человека, а в том, чтобы помочь ему стать на путь духовного возрождения и
обновления. "Кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия" (Иоан. 3:3). "Кто
[пребывает] во Христе, тот новая тварь" (2 Кор. 5:17).
Как видим из повествования Евангелиста Матфея, богатого юношу волновали духовные вопросы,
учение Христа ему нравилось и привлекало его - однако не на столько, чтобы ради него жертвовать
своим благополучием. Именно пристрастие к земному помешало ему стать учеником Христовым.
Когда Иисус Христос сказал ему: "Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое, и
раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мной," - то он отошел со
скорбью.
Если мы оглянемся на прошлое русского дореволюционного общества и русского студенчества, то
увидим, что им всегда был присущ горячий интерес к вечным вопросам о Боге, о правде, о смысле и
цели жизни. Но этот интерес был, по преимуществу, умственным, теоретическим, не оказывавшим
влияния на жизнь. Евангелие, призывающее, прежде всего, к внутреннему обновлению, мало
привлекало русскую интеллигенцию, потому что она интересовалась преимущественно отвлеченными
темами: философией, научными открытиями, политическими и социальными учениями, но не
вопросом спасения собственной души. А к этому-то, именно, и зовет Евангелие, говоря: "Какая польза
человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?" (Матф. 16:26).
Если мы сравним отношение к Евангелию русской интеллигенции с отношением христианских
подвижников и простых верующих людей, то увидим существенную разницу. Для последних
Евангелие меньше всего является предметом теоретического изучения. Они ищут и находят в
Евангелии, как в слове Божием, указание жизненного пути. Только этого одного они и ищут в нем.
Обращение к Евангелию является для них началом новой жизни, нередко - решительным разрывом с
прошлым. "Вот, мы оставили все и последовали за Тобою," - говорит ап. Петр Иисусу Христу (Лук.
18:28). Евангелие всецело захватывает душу христианских подвижников, не оставляя в ней места
другим интересам, другим жизненным целям. Не один только уголок отводят они Христу в своем
сердце, но отдаются Ему всецело "невозвратным помыслом," как говорит церковная песнь.
Припомним некоторые примеры из нашей русской истории, нам особенно близкой и родной. Преп.
Феодосий Печерский, будучи еще мальчиком, отказывается от нарядных одежд и предпочитает носить
рубище, желая подражать "нищете Христовой." Он просит кузнеца оковать его железной цепью по
голому телу для смирения своих греховных желаний, и кузнец исполняет его просьбу. Много раз он
убегает от своей матери, трудится для других, поселяется в сырой и тесной пещере преп. Антония.
Другой русский святой - молодой боярин Феодор Колычев, богатый и красивый, оставляет двор
Иоанна Грозного, переодевается простым крестьянином, работает по крестьянским дворам, принимает
на себя суровый подвиг в Соловецком монастыре. Богатая землевладелица Иулиания Лазаревская
раздает в голодный год все свое имущество голодающим. Преподобный Серафим 17-ти лет отроду
уходит из родного дома в странствование и всю остальную жизнь проводит в суровых подвигах
Христа ради. Паисий Величковский оставляет Духовную Академию, горячо любящую его мать,
предстоящее ему обеспеченное и почетное положение в обществе, становится скитальцем по
монастырям, живет в нищете и убожестве. Вдова полковника, Александра Мельгунова, отказывается
от светской, богатой жизни, поступает прислугой к бедному сельскому священнику, исполняет самые
черные работы.
Из этих примеров ясно видно отличие церковного, подвижнического отношения к Евангелию от
светского, присущего интеллигенции. И это отличие заключается вовсе не в суровости принимаемых
на себя подвигов, а, главным образом, в том всецелом повороте души к Евангелию, какой мы видим
у них. Не каждому нужно заковывать себя в цепи по примеру преп. Феодосия или проводить тысячу
ночей в молитве на камне подобно преп. Серафиму, но и тот, кто напоит одного из малых сих чашею
холодной воды во имя Христово, стоит на истинном Евангельском пути.
Все вышеизложенное можно вкратце выразить следующими словами: первым препятствием на пути
к Евангелию является привычка теоретического и отвлеченного интереса к нему, вместо
глубокого обращения ко Христу всей своей душой, как к источнику жизни и бессмертия.
2. Вторым препятствием на пути к Евангелию является неумеренная поглощенность самим собой,
собственной личностью. Нет ничего более духовно-убивающего, как делать себя, сознательно или
бессознательно, средоточием жизни. Когда человек делает себя центром жизни, своим кумиром, он
никогда не достигнет того, что ищет, т. е. истинного счастья. Его всегда гложет неудовлетворенность и
тоска. Осыпьте его миллионами, дайте ему возможность неограниченных развлечений и наслаждений,
мировую известность и славу, и после краткого восторга он почувствует пустоту и одиночесто. И
будет до тех пор чувствовать себя таким, пока не сумеет отрешиться от себя. Без этого, какие бы он не
ставил себе высокие цели, он будет обречен лишь на мимолетные и призрачные минуты радости,
которые будет неизменно сменяться длительным разочарованием и скукой.
Чтобы стать истинно-счастливым, надо полагать цель своей жизни не в себе самом. Чем значительнее,
чем важнее тот предмет, в котором мы полагаем цель своей жизни, чем полнее мы ему отдаемся, чем
больше забываем ради него о себе самих, тем мы становимся радостнее и счастливее. Счастлив
человек, бескорыстно отдающийся любимому труду: физическому или умственному. Счастлив
ученый, всецело поглощенный своими научными исследованиями, как какой-нибудь погруженный в
свои чертежи Архимед или Ксенофан, посвятивший свою жизнь изучению звезд, или Спиноза,
поглощенный своими религиозно-философскими размышлениями. Счастлива мать, всецело живущая
для своих детей, счастливы братья и сестры своею взаимной любовью, друзья - своей чистой и
искренней дружбой.
Величайшее счастье, полнота счастья, по христианскому учению, заключается в бескорыстной,
всецелой любви к Богу и людям - не к отвлеченному человечеству, а находящемуся около нас
ближнему - со всеми его недостатками и слабостями. Вся земная жизнь Иисуса Христа и Его учение, в
особенности - Его нагорная проповедь и прощальная беседа с учениками, Его страдания и смерть -
являются примером осуществления закона любви.
И все спасение нашей души в том и состоит, чтобы "отвергнуться себя," и, взяв крест свой, т. е. бремя
жизни своей, последовать за Христом. Только тогда и отвалится от нашей души тяжелый камень
внутренней неудовлетворенности, и на душе станет тепло и легко. Любящий человек никогда не
устанет жить любя. И сколько бы времени ни продолжалась его любовь, ему всегда будет казаться, что
она только начинается. Для христианина нет опасности, что его идеал когда-либо окажется полностью
осуществленным и исчерпанным, потому что христианский идеал заключается не во внешних
достижениях, а во внутреннем росте, которому нет конца.
Известная фраза Максима Горькoго: "Человек - это звучит гордо," имеет некоторый смысл лишь
постольку, поскольку мы видим в человеке образ Божий; если же применить ее к человеку,
отрешенному от Бога и лишенному бессмертия, то она звучит жалко и нелепо, потому что всем
хорошо известно ничтожество и бессилие человека, сегодня существующего, а завтра сдуваемого с
лица земли, как жалкая песчинка, как мыльный пузырь. Только в единении с Богом и в бессмертии и
заключается сила и слава человека, но никак не в нем самом, в его обособленности.
Поэтому всё, сказанное в этой части, можно вкратце выразить так: для правильного подхода к
Евангелио надо освободиться от привычки считать самого себя средоточием и целью жизни, надо
смириться и преклониться перед Богом, Который есть Высшее и Единое средоточие и цель
жизни всего существующего.
3. Третьим препятствием на пути к Евангелию следует признать порабощенность современного
человека материалистическим, механическим пониманием мира, недостаток осознания того, что
над миром господствует и руководит им духовное начало.
Люди не понимают, что мир - это великая Божественная тайна, глубину которой невозможно ни
исследовать, ни постичь. Наше частичное и поверхностное знание мы ошибочно принимаем за
познание его таин. Достигнутые успехи в науке приводят к убеждению в механичности мироздания, к
предположению, что вот-вот будет раскрыта последняя тайна природы, и всё станет понятным. На
самом же деле получается слишком близорукое и бледное понятие о вселенной, без учета величия и
премудрости Того, Кто всё это создал, без старания покориться Его закону и воле.
Тем не менее, новейшие научные изыскания все больше и больше опровергают грубо
материалистическое понимание мира, которое навязывалось воинствующим безбожием. Во-первых,
становится всё больше очевидным, что все, что мы видим, слышим или осязаем, в большей степени
является продуктом деятельности нашего познающего духа, нежели объективной принадлежностью
окружающих нас предметов. Цвет, запах, вкус, звук - все, что создает внешний облик, красоту и
прелесть окружающих нас вещей и явлений видимого мира: голубой цвет неба, сияние звезд, шум
моря, зелень полей и лесов, звуки человеческого голоса и прочее - все это производное нашего духа,
результат отображения окружающего нас мира на нашей психике. Правда, окружающие нас вещи
существуют и сами по себе, но наши представления о них создаются работой нашего духа, который
налагает на них свою печать. Наш дух является в некотором смысле творцом окружающего мира.
Само наше понятие о материи и ее свойствах есть результат деятельности нашего духа. С обогащением
нашего духа новыми познаниями, новыми наблюдениями меняется наше понятие о материи.
Человеческий разум еще в древние времена пришел к заключению, что окружающий нас мир
представляет собой непрерывное движение мельчайших частиц, недоступных нашему
непосредственному наблюдению атомов.
Что есть атом? Какова его природа, его строение? Есть ли это минимальная частица косного вещества,
в одно и то же время делимая и неделимая, или это есть нечто активное, живое? Последние научные
исследования утверждают, что этот основной элемент материи имеет, будто бы, совсем
нематериальную природу, т. е. не имеет ни протяженности, ни косности и является центром какой-то
живой движущейся энергии. По этой теории, материя, как мертвое и косное вещество, упраздняется и
превращается в нечто нематериальное, в некую силу. Таким образом, возникает новое понятие о мире.
Косное вещество уступает место живой энергии, а это уже есть некоторый переход к духовному
началу. Дух оказывается торжествующим над материей в самом строении мира.
Взглянем на взаимоотношение материи и духа еще и с другой стороны, личной. Что мы считаем в себе
самих самым существенным и ценным? Если дух есть простой придаток материи и сам по себе не
существует, то, конечно, самым действительным и ценным в себе мы должны считать свое тело. Ему
мы должны отдавать все наше внимание и заботы. Однако самый последовательный и убежденный
материалист не скажет, что истинное содержание и главный интерес его жизни заключается в работе
его желудка или в здоровом состоянии организма, а не в переживаниях, которые он испытывает:
чувства радости и грусти, дружбы и вражды, любви и ненависти и т. д. Любовь к прекрасному, интерес
к знанию, наслаждение предметами искусства, жажда духовного совершенствования и развития,
нравственные и религиозные переживания, духовное общение с другими людьми, общественная
деятельность - вот истинный круг высших и самых дорогих интересов человечества. Выбросьте из
человеческой жизни все духовное, - и что останется? Пустота!
Что всегда одушевляло и влекло людей на подвиг и самоотвержение? Только - идеалы духа. Тела наши
умирают и разрушаются, составляющее их вещество втягивается в кругооборот материи, а идеалы
духа остаются нетленными и продолжают вдохновлять и объединять человечество.
Здесь именно - в мире духовных ценностей - сосредотачивается высший интерес и истинная жизнь
человечества... Дух есть истинная, реальная, двигающая сила жизни... Победная сила духа с особенной
ясностью обнаруживается в религиозных движениях и, особенно - в истории христианства.
Своим появлением Евангелие потрясло, перевернуло древние понятия и взаимоотношения между
людьми. Если не в действительную жизни, то в сознание, в идеал оно внесло новые мысли, новые
задачи в умы людей и вдохновило ими человечество.
Явилось возвышенное понятие о Боге и Его отношении к людям. Выдвинулись с особенной силой
запросы духа. Произошел огромный подъем духовных сил и способностей человека, одушевленного
заповедью Христа: "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный" (Матф. 5:48). Дано было
новое неисчерпаемое содержание человеческому творчеству в области мысли, живописи, архитектуры,
музыки, поэзии. В Христианстве мы видим поразительное явление, когда победа в жизненной борьбе
оказалась не на стороне грубой физической силы, вопреки нашей обычной уверенности, не на стороне
ненависти, злобы и беспощадной жестокости, а на стороне сознательной беззащитности и кротости,
вооруженной только верой, молитвой и любовью. Одной только силой своего одушевления, силой
пламенной веры и горячей любви к своему Господу Спасителю и благодатным вдохновением Св.
Духа, христиане перенесли и преодолели упорные и беспощадные трехвековые гонения со стороны
могущественной римской власти, стремившейся с корнем вырвать и уничтожить ненавистное ей новое
учение любви и братства, кротости и смирения. К физическим мукам враги Евангелия, вооруженные
всем просвещением своего века, присоединяли грубые глумления и издевательства над христианским
верованием, изображали в карикатурном виде христианское учение и на сцене, и в литературе, но
ничто не могло поколебать и ослабить победную силу христианства. Известны случаи, когда актеры,
выходившие на сцену для глумления над Евангелием, неожиданно исповедовали свою веру в
Распятого и становились мучениками.
С радостными лицами и с молитвой за своих палачей шли христиане на самые страшные мучения и
мужественно встречали смерть, в которой видели дверь к новой, вечной, радостной жизни со Христом.
Из сказанного ясно, что Христианство есть могучее проявление духа, торжество духа над материей,
свободы над необходимостью, жизни над смертью. Пора уже нам отказаться от исключительно
материалистического и механического воззрения на мир. И материи, и механике принадлежит свое
место в мире, но верховное, царственное, господствующее положение принадлежит Духу, который
является реальной, конкретной, живой, свободной, самодеятельной, субстанциональной силой, более
действительной и более нам понятной, нежели так называемая материя.
Апостол Павел говорит: "Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода" (2 Кор. 3:17). Свобода
есть основное, существенное, неотъемлемое свойство духа. Но что такое свобода? Обычно мы считаем
свободой независимость от каких-либо ограничений, внутренних или внешних. Такое понимание
свободы, прежде всего, имеет только отрицательный характер. А затем - ограничение, внешнее или
внутреннее, является необходимым условием развития истинной свободы.
Евангелие учит, что тот, кто еще не победил греха в себе, есть раб греха и не имеет истинной свободы.
По существу, в положительном своем значении свобода есть способность творческого почина.
Материя инертна, косна. Она приходит в движение не по своему почину, но под действием извне и
сохраняет это движение, пока не встретит к тому препятствия опять-таки извне. Только одному духу
свойственен творчесюй почин действия, он - выше необходимости, не связан ею. "И сказал Бог: да
будет свет. И стал свет" (Быт. 1:3). Вот самое чистое, самое могущественное проявление творческой
свободы Духа!
В этом свойстве духа и лежит объяснение чудес. Чудо не является, как принято говорить, нарушением
законов природы, особенно, если принять во внимание, что так называемые законы природы
обыкновенно суть не что иное, как привычная для нас последовательность явлений, внутренняя
необходимая связь которых для нас не совсем ясна. Чудо же есть не что иное, как торжество
творческой силы духа над косностью материи.
Свободная сила человеческого духа постоянно совершает чудеса над косностью окружающей нас
материи. Высшая, всемогущая свобода Божественного Духа, даровавшая бытие миру, может
совершать чудеса, непосильные и поразительные для людей и, тем не менее, вполне соответствующие
природе Божественного Духа.
Если справедливо, что жизнь есть великая тайна, лишь незначительный уголок которой
приоткрывается людям, то несомненно, что у людей нет никакого логического основания сомневаться
не только в возможности чудес, но и в реальном, конкретном существовании ангелов и демонов,
загробного блаженства праведников и мучений грешников, о чем нам с полной определенностью
говорит Евангелие.
Формулируя кратко содержание всего выше сказанного, мы можем утверждать, что для правильного
подхода к Евангелию надо освободиться от предрассудка механического миропонимания и
усмотреть господствующую в мире силу свободного Духа. Надо помнить, что жизнь есть великая
тайна, только отчасти открывающаяся нам.
 
4. Другим важным препятствием к принятию Евангелия является сбивчивость и неясность наших
понятий о вере и знании и, в связи с этим, наклонность приписывать знанию превосходство над
верой.
Знание мы рассматриваем, как нечто несомненное, твердо обоснованное, вполне объективное,
логически неопровержимое и для всех обязательное; веру же мы считаем чем-то произвольным,
субъективным и бездоказательным. Однако такое противопоставление знания вере в действительности
оказывается ошибочным. Прежде всего, само определение знания, как чего-то несомненного и твердо
обоснованного, не соответствует действительному положению дела. Это, может быть, идеал знания, но
не наличное его состояние. Стоит только сравнить, хотя бы древнее учение о четырех стихиях с
современным учением об элементах и об электронах или древние астрономические теории об
устройстве вселенной с современными астрономическими открытиями, или медицинские понятия
Гиппократа и Галена с познаниями современных анатомов и физиологов и т. д., чтобы увидеть, как
текучи, изменчивы и даже противоречивы так называемые научные истины. То, что одними
поколениями провозглашалось, как несомненная научная истина, как величайшее достижение
человеческого разума, последующими поколениями рассматривалось, как наивное, детское
заблуждение. Таким образом, знание не есть что-либо точно и окончательно установленное: оно
постоянно видоизменяется и растет в зависимости от роста человеческого опыта, от умножения
наблюдений, от усовершенствования орудий познаний. Поэтому такие выражения, как "наука
признала," "наука отрицает" и т. д., следует употреблять с оговорками и без самоуверенности. Знание
есть не что иное, как результат опыта наших пяти чувств, проверяемый нашим рассудком. Этот опыт
только растет и уточняется, но не выходит никогда из своих границ, определяемых пятью чувствми и
рассудком, и, таким образом, дает нам только поверхностное познание о мире.
Что такое вера? Со словом "вера" соединяется несколько понятий. Вера, во-первых, есть чувство
уверенности в какой-нибудь истине. В этом смысле вера может быть и бывает свойственна людям не
только в области религии, но и в области знания. Сократ, Галилей, Колумб могут быть примерами
такой веры. Такая вера может быть и результатом собственного наблюдения и вдумчивого
размышления, и следствием доверия к словам лиц, в правдивости которых мы не сомневаемся и
которые являются для нас авторитетом. Так ребенок нисколько не сомневается в справедливости
рассказов няни о домовых и русалках. Он вполне верит ей, но эта вера - слепа. Она основана на
доверии, а не на сознательном опыте. Такую слепую веру обычно и противопоставляют знанию,
отдавая преимущество последнему, как основанному на сознательном опыте и размышлении.
Во-вторых, под верою можно разуметь особый род знания, отличный от научного, рассудочного
знания. Вера - это то знание, которое справедливо можно назвать прозрением, проникновением во
внутреннюю, глубочайшую сущность жизни, и которое апостол Павел называет "Вещей обличение
невидимых" (Евр. 11:1). Это проникновенное знание не всем одинаково доступно. Там, где один
человек ничего не замечает, другой усматривает глубочайшую истину и делает гениальное открытие.
Тысячи людей видели и видят падение яблока с дерева, но только одного Ньютона это обстоятельство
навело на гениальное открытие закона всемирного тяготения. Тысячи людей видели и видят кипение
воды в чайнике, а одному только Джеймсу Уатту пришла в голову гениальная мысль об устройстве
паровой машины.
Но обратимся к Евангелию и в нем отыщем пример проникновенной веры - знамя! Иисус Христос
исцелил слепорожденного, и этот человек тотчас же увидел в Нем великого праведника и пророка,
пришедшего от Бога. Его отношение к Христу-Спасителю с особенной яркостью вырисовывается при
сравнении его с отношением других лиц. Ученые книжники и фарисеи, видевшие исцеленного своими
глазами и произведшие самое строгое расследование по этому делу с допросами соседей и родителей
исцеленного, не признали в Иисусе Христе праведника и пророка Божия. "Не от Бога этот Человек,
потому что не хранит субботы" (Иоан. 9:16). "Это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, -
отвечает исцеленный, - а Он отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает; но кто
чтит Бога и творит волю Его, того слушает. От века не слышано, чтобы кто отверз очи
слепорожденному. Если бы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего" (Иоан. 9:30-33). В событии
исцеления слепорожденного открываются поразительные вещи: в одном и том же факте, точно
установленном и бесспорном, разные люди видят разный смысл: исцеленному, до очевидности, ясно
видна сила Божия, фарисеи же стоят перед ним, как слепые, бродят вокруг да около. Как объяснить
это?
Скажем ли мы, что слепорожденный обнаружил в данном случае слепую, наивную доверчивость, а
книжники проявили строгость и беспристрастие научного мышления? Едва ли кто-нибудь сможет это
утверждать! Напротив, разумность и глубина постижения здесь, и это очевидно, на стороне
исцеленного. Он прозрел истину, которой не хотели видеть другие. Это и отметил Иисус Христос в
своих заключительных словах: "На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали
слепы" (Иоан. 9:39). Ту же прозорливость обнаружила и грешница, обливавшая ноги Иисуса Христа
своими слезами, и это отмечено церковной песнью, где сказано: "Господи, яже во многие грехи
впавшая жена. Твое ощутившая Божество" (Стихира Великой Среды). Никто в доме Симона фарисея,
как и сам Симон, не ощутили с такой ясностью, с такой силой, с таким умилением Божество Иисуса
Христа, как эта "целомудренная блудница," по выражению церковной песни.
А припомните еще св. великомученицу Варвару. Отделенная своим отцом от всего мира, живущая в
полном уединении, она сумела глубоким проникновением в окружающую природу усмотреть в ее
дивной красоте Художника и Творца, Которого ни её отец и никто другой из окружающих не видел.
Из сказанного ясно, что вопрос о познании совсем не так прост, как может показаться. Для познания
недостаточно иметь только пять здоровых внешних чувств и следовать нормальной логике, но нужно
иметь еще и некую духовную чуткость, или, как говорят, способность интуитивного прозрения. Эта
способность интуитивного прозрения проявляется и в области научного мышления (Ньютон,
Эйнштейн), и в области религиозного постижения. Имея в виду именно эту способность, В.С.
Соловьев писал, что верить в Бога гораздо труднее, нежели не верить. Для веры требуется духовный
подъем, острота духовного зрения, духовная чуткость, а неверие во всем этом не нуждается. Для
неверия не нужен духовный подъем: ему достаточно лишь равнодушие и безразличие к глубочайшим
вопросам жизни, которое оно легкомысленно отбрасывает своими логическими построениями. Для
интуитивного проникновения в глубину жизни, надо иметь художественную душу, и при этом
воспитанную духовным подвигом, строгой проверкой себя.
Таким образом, нужно различать два вида знания: знание рассудочное, внешнее, которым постигаются
внешние взаимоотношения вещей, и знание созерцательное, внутреннее, которым постигается
глубокая сущность вещей. Например, красота познается интуитивно, внутренним чувством. Подобным
образом и вера в Бога есть познание интуитивное, зарождающееся в чуткой душе и сопровождаемое
глубокими религиозными переживаниями.
То, что веру в Бога можно назвать познанием, ясно подтверждается словами Господа: "Сие же есть
жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа" (Иоан.
17:3). Подобную мысль мы находим и у пророка Исаии: "Вол знает владетеля своего, и осел - ясли
господина своего; а Израиль не знает Меня, народ Мой не разумеет" (Ис. 1:3).
Но в то время, как познание научно-позитивное требует только рассудочной подготовки известной
степени формального развития, познание духовно-интуитивное тесно связано с нравственным
состоянием человека: оно требует чистоты сердца и строгости жизни. Если оно не всякому человеку
доступно, то единственно вследствие его греховности. Если мы иногда говорим и думаем, что
познание Бога нам недоступно, то это происходит по трем причинам:
o от нашей ненаблюдательности и невнимательности,
o от нашей привычки, привитой нам современным направлением европейской культуры не
столько созерцать предмет, сколько стараться втиснуть его в ясную для нас категорию,
o и от того, что наша душа загромождена, засорена огромным количеством постоянно
сменяющихся впечатлений и переживаний, мешающих ей вдумчиво наблюдать жизнь.

Философ Анаксагор, поставивший "созерцание звёзд" главнейшей задачей своей жизни, несомненно,
был ближе, по самым условиям своего существования, к познанию Бога, нежели современный
фабричный рабочий, оглушаемый шумом машин, или "культурный человек" с его кинематографами,
автомобилями и всевозможными видами спорта. Оглушаемые шумом и суетой окружающей нас
обстановки, мы не замечаем ни в себе, ни вокруг себя тихих движений истинной жизни. Нам нужно
было бы остановиться, прислушаться к этой внутренней жизни мира, внимательней вглядеться в то,
что происходит внутри нас и вокруг нас. Тогда мы научились бы видеть Бога, который, по словам ап.
Павла, "Не далеко от каждого из нас: Ибо мы Им и живем, и движемся, и существуем" (Деян. 17:27-
28).
Попробуйте внимательно проследить вашу жизнь и вы увидите в ней множество обстоятельств, встреч
и разговоров, обычно воспринимаемых нами, как случайных и незначительных, но при более глубоком
анализе выявляющих, что какая-то невидимая, но заботливая Рука, не насилуя вас, постоянно
направляет вашу жизнь на путь добра, спасает и помогает вам. Попробуйте сохранять все эти случаи в
памяти, записывайте их, изощряйте в этом направлении свою наблюдательность, и у вас наберется
большой фактический материал, который даст вам возможность опытно убедиться, как в
существовании Божием, так и в Его Промысле. Этот опытный путь есть лучший и, может быть,
единственный способ к познанию Бога, как об этом говорит и свят. Василий Великий, утверждая, что,
когда мы видим на себе и на других действия Промысла Божия, тогда мы начинаем познавать Бога и
любить Его. Не логическими доводами мы должны убеждаться в бытии Божием. Познание Бога
приобретается только личным религиозным опытом. Бытие Божие не доказывается: оно должно быть
внутренне почувствованно. Если же этого нет, значит существует некая преграда, мешающая
почувствовать Бытие Божие. Слепой не видит звёзд не потому, что их нет, а потому что глаза
повреждены.
Итак, всё сказанное здесь можно кратко сформулировать так: нельзя противопоставлять знание вере,
как нечто объективно достоверное чему-то субективно-произвольному и недостоверному. Вера, как
чувство уверенности, есть необходимый элемент всякого знания. Однако от знания научно-
позитивного, материалистического, рассудочного нужно отличать знание духовно-интуитивное,
созерцательное, проникающее в глубину жизни, которым и является вера. Эта высшая степень знания,
вытекает из духовной чуткости и неотделима от подвига нравственного совершенствования. Именно
она, вера, с Божией помощью, приводит нас к сближению с Богом и к разумению Евангелия.

иеромонах СЕРАФИМ (Роуз)

II. Как читать святых Отцов

     Настоящая патрология знакомит с Отцами Православия, поэтому ее объем и

цели отличаются от обычного семинарского курса по патрологии. На этих
страницах мы преследуем двойную цель: 1) представить православное
богословское обоснование духовной жизни - природу и цель духовной брани,
святоотеческий взгляд на человеческую природу, характер и действия
Божественной благодати и человеческих усилий, и прочее и 2) дать
практические наставления в том, как жить истинной духовной жизнью, с
описанием духовных состояний - и хороших, и плохих, через которые человек
может проходить в процессе духовной брани. Таким образом, строго
догматические вопросы, касающиеся природы Бога, Святой Троицы,
воплощения Сына Божия, действия Святого Духа и прочее будут затронуты
только в той мере, в какой они вовлечены в вопросы духовной жизни; и о
многих святых Отцах, чьи писания касаются, в основном, этих догматических
вопросов, а вопросы духовной жизни для них второстепенны, мы говорить не
будем. Словом, это будет, главным образом, слово об отцах Добротолюбия, сего
собрания православных духовных писаний, который был создан за заре нашего
времени, как раз перед тем, как во Франции разразилась смертоубийственная
революция, свидетелями последствий которой мы сейчас являемся, когда в
наши дни набрали большую силу безверие и самоволие.
      Однако в наше время заметно возрос интерес к Добротолюбию и святым
Отцам. В частности, стали изучать Отцов недавнего прошлого, таких как
преподобный Симеон Новый Богослов, преподобный Григорий Синаит и
святитель Григорий Палама, и немало их произведений переводится и издается
на разных языках. Можно даже сказать, что в некоторых семинарских и
академических курсах они "вошли в моду", что редко бывало с дней XIX века,
когда они вовсе были "не в моде" в большинстве православных духовных
академиях (это не относится к монастырям высокой духовной жизни, которые
всегда свято чтили их и жили по их писаниям).
      Но сам этот факт представляет большую опасность, о которой необходимо
здесь сказать. "Вхождение в моду" глубочайших духовных писаний ни в коей
мере не является положительным явлением. В действительности было бы
лучше, чтобы имена этих Отцов вообще остались неизвестными, чем стали бы
просто предметом занятий ученых-рационалистов или "восторженных
неофитов", которые не извлекают из того никакой духовной пользы, а лишь
бессмысленно гордятся тем, что знают об этих Отцах больше всех, или, что
даже хуже, начинают следовать духовным наставлениям в этих писаниях без
достаточной подготовки и безо всякого духовного руководства. Все это,
конечно, не означает, что стремящиеся к Истине должны пренебречь чтением
святых Отцов, Боже упаси! Но это означает, что все мы - ученые, монахи и
просто миряне - должны подходить к этим Отцам богобоязненно, со смирением
и недоверием к собственному уму и суждениям. Мы приближаемся к ним,
чтобы учиться , и, прежде всего, должны признать, что для учебы нуждаемся в
учителе. И учителя действительно существуют: в наше время, когда нет рядом
богоносных старцев, нашими учителями должны быть те старцы, которые,
особенно во времена близкие к нашему, поведали нам, как читать и как не
читать православные писания о духовной жизни. Если сам блаженный старец
Паисий (Величковский), составитель первого славянского Добротолюбия, был
"объят страхом", узнав, что готовится печатание таких книг, а не будет больше
их хождения в рукописной форме по немногим монастырям, то с насколько
большим страхом должны подходить у ним мы и понимать причину этого
страха, чтобы нас не постигла духовная катастрофа, которой он боялся.
      Преподобный Паисий в своем письме к отцу Феодосию, архимандриту
Софрониевой пустыни, писал: "Думая о появлении в печати книг святых Отцов
на греческом и славянском языках, я испытываю и радость, и опасение. Радость
- потому что они не будут преданы окончательному забвению, и ревностным их
почитателям будет легче их приобретать; опасение - потому что они могут
превратиться в легко доступные книги, наравне со всеми другими книгами, не
только монахам, но и всем православным христианам, и люди самонадеянные
станут превратно толковать содержащееся в ней святое учение и заниматься
самочинно умной молитвой, без надлежащего руководства и порядка; не впали
бы они в самомнение и прелесть, и тем не подали бы повода к уничижению
святыни, святость которой подтвердило великое множество великих святых
Отцов... а вслед за тем не последовали бы сомнения, касающиеся и всего учения
наших богоносных Отцов". Практика умной молитвы, продолжал преподобный
Паисий, возможна только в условиях монашеского послушания.
      Правда, в наши дни, когда аскетическая брань не ведется с прежней силой,
немного есть таких людей, которые стремятся к вершинам умной молитвы (или
хотя бы представляют, какой она должна быть), но предостережения
преподобного Паисия и других святых Отцов остаются действенными и для
меньшей брани многих современных православных христиан. Каждый, кто
читает Добротолюбие и другие писания святых Отцов и даже многие жития
святых, встретит сведения об умной молитве, о Божественном видении, об
обожении и других возвышенных духовных состояниях, и для православных
христиан важно знать, что следует думать и чувствовать в таком случае.
Давайте поэтому посмотрим, что говорят об этом святые Отцы, и подумаем
вообще о нашем отношении к святым Отцам.
      Преподобный старец Макарий Оптинский († 1860) счел необходимым
написать специальное "Предостережение тем, кто читает духовные
святоотеческие книги и желает попрактиковаться в умной Иисусовой молитве".
В нем сей великий Отец, живший так недавно, ясно говорит нам, как нам
следует относиться к этим духовным состояниям: "Святые и Богоносные Отцы
писали о великих духовных дарах, что не следует всем без разбора стремиться
обрести их, а надобно, чтобы не имеющие их и прослышавшие о таких дарах и
откровениях, данных удостоившимся их, признали бы свою собственную
немощь и незрелость и невольно приклонились бы к смирению, которое для
ищущих спасения важнее, чем все другие труды и добродетели". И вот что
писал преподобный Иоанн Лествичник (VI век): "Как убогие, видя царские
сокровища еще более познают нищету свою: так и душа, читая повествования о
великих добродетелях святых Отцев, делается более смиренною в мыслях
своих" (Слово 26, 211). Таким образом, нашим первым шагом на пути к
писаниям святых Отцов должно быть смирение.
      И еще из Иоанна Лествичника: "Удивляться трудам сих святых дело
похвальное; ревновать им спасительно; а хотеть вдруг сделаться подражателем
их жизни есть дело безрассудное и невозможное" (Слово 4, 42). Преподобный
Исаак Сирин (VII век) поучал: "Ищущие в молитве сладостных духовных
ощущений и предвкушений, и особенно те, кто стремится преждевременно к
видениям и духовному созерцанию, становятся жертвой бесовского обмана и
подпадают царству тьмы и помутняются рассудком, лишаясь Божие помощи и
подвергаясь осмеянию бесовскому из-за гордого стремления получить не в меру
и не по чести". Таким образом, надобно нам приблизиться к святым отцам со
смиренным желанием начать жизнь духовную на самой низкой ступеньке и
даже не помышляя самостоятельно достичь тех возвышенных духовных
состояний, которые нам совершенно недоступны. Преподобный Нил Сорский,
более близкий нам по времени, писал: "Что скажем мы о тех, кто в смертном
своем теле вкусил бессмертной пищи, кто удостоен был в сей преходящей
жизни получить частицу тех радостей, что ожидают нас в небесном нашем
доме?.. Мы, отягощенные многими грехами, ставшие жертвами страстей,
недостойны даже слышать такие слова. И все же, уповая на милость Господню,
осмелимся в умах наших повторять слова святых писаний, чтобы, по крайней
мере, утверждаться в осознании того, как низко мы пали".
      Чтобы укрепить наше смиренное намерение читать святых Отцов, нам
нужно начать с простых святоотеческих книг, с тех, которые учат азбуке.
Живший в VI веке послушник из Газы писал некогда великому прозорливому
старцу святому Варсонофию вполне в духе неопытного человека, изучающего
Православие в наши дни: "У меня есть книги по догматике, и, читая их, я
чувствую, что разум мой движется от страстных мыслей к созерцанию
догматов". Святой Старец ответил на это: "Я бы не хотел, чтобы ты занимался
этими книгами, потому что они слишком возвышают ум, лучше изучать слова
старцев, которые принижают ум. Я сказал это не с целью преуменьшить
значение догматических книг, но лишь даю тебе совет, ибо пища бывает
разной". Важным будет для нас определить, какие святоотеческие книги больше
подходят для начинающих, а какие следует оставить на потом.
      И еще, для православных христиан, живущих в разных условиях, подходят
разные святоотеческие книги о духовной жизни: то, что особенно нужно для
отшельников, не совсем годится для общежительных монахов; то, что подходит
для всех монахов, не может быть в том же виде использовано мирянами; и в
любом случае, духовная пища для опытных бывает несъедобной для младенцев.
Если кто-либо достиг определенного уровня в духовной жизни, то соблюдая
заповеди Божии в лоне Православной Церкви, с пользой читая более простые
писания святых Отцов, применяя их к условиям собственной жизни, чтобы
получить большую духовную пользу от этого чтения. Епископ Игнатий
(Брянчанинов) писал об этом: "Замечено, что новоначальный инок никак не
может применить книги к своему положению, но непременно увлекается
направлением книги. Если книга преподает советы о безмолвии и показывает
обилие духовных плодов, собираемых в глубокой пустыне, то в новоначальном
непременно явится сильнейшее желание удалиться в уединение, в безлюдную
пустыню. Если книга говорит о безусловном послушании под руководством
Духоносного старца, но в новоначальном непременно явится желание
строжайшего жительства в полном повиновении старцу. Бог не дал нашему
времени ни того, ни другого из этих жительств. Но книги святых Отцов,
написанные об этих жительствах, могут подействовать на новоначального так
сильно, что он, по неопытности своей и незнанию, легко решится оставить
место жительства, на котором имеет всю удобность спастись и духовно
преуспеть исполнением евангельских заповедей, для несбыточно мечты
совершенного жительства, нарисовавшейся живописно и обольстительно в его
воображении". Поэтому он приходит к выводу: "Не доверяйте, братия, вашим
помыслам, разумениям, мечтам, влечениям, хотя бы они казались вам самыми
благими, хотя бы они представляли вам в живописной картине святейшее
монашеское жительство!" ("Советы относительно душевного иноческого
делания," гл. X.) То, что епископ Игнатий говорит здесь о монахах, относится
также и к мирянам, с учетом разницы в условиях жизни мирян и монахов.
      Преподобный Варсонофий говорит еще нечто очень важное для нас,
слишком по академически подходящих к святым Отцам: "Заботящемуся о своем
спасении отнюдь не следует спрашивать (старцев, то есть при чтении
святоотеческих книг - о.С.) только о приобретении знаний, "разум убо кичит" (1
Кор. 8, 1), как говорит Апостол, а более пристало вопрошать о страстях, о том,
как прожить свою жизнь, то есть как спастись; это необходимо, это ведет к
спасению". Таким образом, не следует читать святых Отцов просто из
любопытства или как учебник, без твердого намерения на практике воплотить
то, чему они учат, в соответствии с духовным уровнем каждого. Современные
академические "богословы" достаточно ясно показали, что можно иметь много
абстрактной информации о святых Отцах и абсолютно никаких при этом
духовных знаний. О таких преподобный Макарий Великий сказал: "Так же, как
облаченный в лохмотья нищий может во сне увидеть себя богатым, а
пробудившись от сна снова видит себя бедным и неодетым, также и
рассуждающие о духовной жизни, кажется, говорят правильно, но как то, о чем
они говорят, не укреплено в их умах опытно, усилием, убеждением, они
остаются словно в мире мечтаний".
      О возможности узнать, читаем ли мы писания святых Отцов, как учебник,
или это чтение действенное, сказал преподобный Варсонофий в своем ответе
новообращенному, обнаружившему, что, говоря о святых Отцах, он проявляет
непочтительность и гордость: "Когда говоришь о житиях святых Отцов и об их
наставлениях, следует тебе говорить с самоукорением: "О, горе мне! Как могу я
говорить о добродетелях Отцов, когда сам ничего от них не приобрел и совсем
не подвигнулся вперед?" И живу я, поучая других ради пользы их; как же во
мне не исполнится слово Апостола: "Научая убо инаго, себе ли не учиши?"
(Рим. 2, 21)". Таким образом, к учению святых Отцов нужно всегда относиться с
самоукорением.
      Наконец, нам следует помнить, что цель чтения святых Отцов - это не дать
нам какое-то "духовное наслаждение" или утвердить нас в нашей праведности
или превосходном знании "созерцательного" состояния, но единственно в том,
чтобы помочь нам с усилием продвинуться по тропе добродетелей. Многие
святые Отцы говорят о различии между "деятельной" и "созерцательной"
жизнью, и здесь следует сказать, что это совсем не относится, как могут
подумать некоторые, к какому-то искусственному разделению между теми, кто
ведет "обычную" жизнь "внешнего православия" или просто "добрых дел" и
"внутреннею" жизнью, проводимою только монахами или интеллектуальной
элитой. Существует только одна православная жизнь, и ею живет каждый,
подвизающийся в Православии, будь он монах или мирянин, начинающий или
уже опытный, сделавший не один шаг на духовном пути; "действие" или
"практика" - это путь, а "видение" (теория) или "обожение" - это вершина пути.
Почти все святоотеческие писания говорят о жизни действенной , а не о жизни в
видениях ; когда упоминается о последней, то для того, чтобы напомнить нам о
цели наших трудов, нашей брани, которую в сей жизни достигают только
некоторые из великих святых, но в полноте своей она познается лишь в жизни
грядущей. Даже самые возвышенные писания Добротолюбия, как писал
епископ Феофан Затворник в предисловии к последнему тому Добротолюбия на
русском языке, "имеют в виду не умовую, а почти исключительно деятельную
 жизнь".
      И, несмотря на это вступление, православный христианин, живущий в
нашем веке суетных знаний, наверняка не избежит ловушек, ожидающих того,
кто пожелает прочитать святоотеческие писания в их полном православном
значении и контексте. Поэтому давайте теперь, перед началом чтения самой
патрологии, остановимся и кратко проанализируем некоторые ошибки,
сделанные современными читателями святых Отцов, с намерением таким
образом сформировать более ясное понимание того, как не читать святых
Отцов.
      Великий Отец недавних времен в традиции преподобного Паисия
(Величковского), будучи учеником Старца, отец Леонид (Лев) Оптинский
прорвался за границы современного знания и обрел высшее знание
святоотеческой традиции, передав ее неизменные истины на языке, понятном
современным людям. Своими сочинениями, также как и житием своим, он
вдохновил монашество, подвизающееся в наши последние времена, и сугубо
боролся против ложного рационалистического христианства и современного
знания. По смерти своей он явился в небесном сиянии, окруженный другими
небожителями и сказал: "Все, написанное в книгах моих, истинно," и совершил
исцеления болящих.

О чтении Евангелия. О чтении Святых Отцов

Святитель Игнатий Брянчанинов
 
О чтении Евангелия
При чтении Евангелия не ищи наслаждения, не ищи восторгов, не ищи блестящих мыслей: ищи
увидеть непогрешительно святую Истину.
Не довольствуйся одним бесплодным чтением Евангелия; старайся исполнять его заповедания, читай
его делами. Это - книга жизни, и надо читать ее жизнию.
Не думай, что без причины священнейшая из книг, Четвероевангелие, начинается Евангелием от
Матфея, а оканчивается Евангелием от Иоанна. Матфей научает более, как исполнять волю Божию, и
его наставления особенно приличествуют начинающим путь Божий; Иоанн излагает образ соединения
Бога с человеком, обновленным заповедями, что доступно одним преуспевшим на пути Божием.
Раскрывая для чтения книгу - святое Евангелие, вспомни, что она решит твою вечную участь. По ней
мы будем судимы, и, смотря по тому, каковы были здесь на земле по отношению к ней, получим в
удел или вечное блаженство, или вечные казни [1].
Бог открыл свою волю ничтожной пылинке - человеку! Книга, в которой изложена эта великая и
всесвятая воля - в твоих руках. Ты можешь и принять и отвергнуть волю Создателя и Спасителя
твоего, смотря по тому, как тебе угодно. Твои вечная жизнь и вечная смерть в руках твоих: рассуди же,
сколько нужно тебе быть осторожну, благоразумну. Не играй своею участью вечною!
Молись в сокрушени духа Господу, чтоб Он открыл тебе очи видеть чудеса, сокровенные в законе Его
[2], который - Евангелие. Открываются очи - и усматривается чудное исцеление души от греха,
совершаемое Словом Божиим. Исцеление телесных недугов было только доказательством исцеления
души, доказательством для плотских людей, для умов, заслепленных чувственностию [3].
Читай Евангелие с крайним благоговением и вниманием. В нем не сочти ничего маловажным,
малодостойным рассматривания. Каждая йота его испущает луч жизни. Пренебрежение жизни -
смерть.
Читая о прокаженных, расслабленных, слепых, хромых, беснующихся, которых исцелил Господь,
помышляй, что душа твоя, носящая многоразличные язвы греха, находящаяся в плену у демонов,
подобна этим больным. Научайся из Евангелия вере, что Господь, исцеливший их, исцелит и тебя,
если ты будешь прилежно умолять Его о исцелении твоем.
Стяжи такое расположение души, чтоб тебе быть способным к получению исцеления. Способны
получить его сознающиеся в своей греховности, решившиеся оставить её [4]. Горделивому
праведнику, то есть, грешнику, не видящему своей греховности, не нужен, бесполезен Спаситель [5].
Зрение грехов, зрение того падения, в котором находится весь род человеческий, есть особенный дар
Божий. Испроси себе этот дар, и понятнее будет для тебя книга Небесного Врача - Евангелие.
Постарайся, чтоб Евангелие усвоилось твоему уму и сердцу, чтоб ум твой, так сказать, плавал в нем,
жил в нем: тогда и деятельность твоя удобно соделается евангельскою. Этого можно достичь
непрестанным благоговейным чтением, изучением Евангелия.
Преподобный Пахомий Великий, один из знаменитейших древних Отцов, знал наизусть святое
Евангелие и вменял ученикам своим, по откровению Божию, в непременную обязанность выучить его.
Таким образом Евангелие сопутствовало им повсюду, постоянно руководило их [6].
И ныне отчего бы христианским воспитателям не украсить памяти невинного дитяти Евангелием, чем
засорять ее изучением Езоповых басней и прочих ничтожностей?
Какое счастие, какое богатство - стяжание Евангелия памятию! Нельзя предвидеть переворотов и
бедствий, могущих случиться с нами в течении земной жизни. Евангелие, принадлежащее памяти,
читается слепым, узнику сопутствует в темницу, говорит с земледельцем на ниве, орошаемой его
потом, наставляет судию во время самого присутствия, руководит купца на торгу, увеселяет больного
во время томительной бессонницы и тяжкого одиночества.
Не дерзай сам истолковывать Евангелие и прочие книги Священного Писания. Писание произнесено
святыми Пророками и Апостолами, произнесено не произвольно, но по внушению Святаго Духа [7].
Как же не безумно истолковывать его произвольно?
Святый Дух, произнесший через Пророков и Апостолов Слово Божие, истолковал его через святых
Отцов. И Слово Божие и толкование его - дар Святаго Духа. Только это одно истолкование принимает
святая Православная Церковь! Только это одно истолкование принимают ее истинные чада!
Кто объясняет Евангелие и все Писание произвольно, тот этим самым отвергает истолкование его
святыми Отцами, Святым Духом. Кто отвергает истолкование Писания Святым Духом, тот без всякого
сомнения, отвергает и самое Священное Писание.
И бывает слово Божие, слово спасения, для дерзких толкователей его зловоние в смерть, мечом
обоюдоострым, которым они закапывают сами себя в вечную погибель [8]. Им убили себя навечно
Арий, Несторий, Евтихий и прочие еретики, впавшие произвольным и дерзким толкованием Писания в
богохульство.
На кого воззрю, токмо на кроткаго молчаливаго и трепещущаго словес Моих,- говорит Господь [9].
Таков будь относительно Евангелия и присутствующего в нем Господа.
Оставь греховную жизнь, оставь земные пристрастия и наслаждения, отрекись души своей, тогда
сделается для тебя доступным и понятным Евангелие.
Ненавидяй души своея в мире сем,- сказал Господь - души, для которой, от падения, грехолюбие
сделалось как бы природным, как бы жизнию - в живот вечный сохранит ю [10]. Для любящего
душу свою, для того, кто не решается на самоотвержение закрыто Евангелие: он читает букву; но
слово жизни как Дух, остается для него под непроницаемою завесой.
Когда Господь был на земле пресвятою плотию,- многие видели Его и, вместе, не видели. Что пользы,
когда человек смотрит телесными очами, общими у него с животными, а ничего не видит очами души -
умом и сердцем ? И ныне многие ежедневно читают Евангелие, и вместе никогда не читали его, вовсе
не знают его.
Евангелие, сказал некоторый преподобный пустынножитель, умом чистым читается; понимается по
мере исполнения заповеданий его самым делом. Но точного и совершенного раскрытия Евангелия не
возможно стяжать в себе собственными усилиями: это - дар Христов [11].
Дух Святый, вселившись в истинного и верного служителя Своего, соделывает его и совершенным
читателем и истинным исполнителем Евангелия.
Евангелие есть изображение свойств нового человека который - Господь с небесе [12]. Этот новый
человек - Бог по естеству. Святое племя Свое человеков, в Него верующих и по Нему
преобразившихся. Он соделывает богами по благодати.
Вы, которые валяетесь в смрадном и грязном болоте грехов, находите в нем наслаждение! Подымите
главы ваши, взгляните на чистое небо: там ваше место! Бог дает вам достоинство богов; вы, отвергая
это достоинство избираете для себя другое: достоинство животных,- и самых нечистых. Опомнитесь!
Оставье болото зловонное; вычиститесь исповеданием грехов; умойтесь слезами раскаяния; украсьтесь
слезами умиления; подымитесь от земли; взойдите на небо: вас возведет туда Евангелие. Дондеже
свет имате, - Евангелие, в котором сокровен Христос - веруйте во свет, да сынове Света - Христа -
будете [13].
 
О чтении Святых Отцов
Беседа и общество ближних очень действует на человека. Беседа и знакомство с ученым сообщает
много сведений, с поэтом - много возвышенных мыслей и чувствований, с путешественником - много
познаний о странах, о нравах и обычаях народных. Очевидно: беседа и знакомство со святыми
сообщают святость. С преподобным преподобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши, и с
избранным избран будеши [1].
Отныне, во время краткой земной жизни, которую Писание не назвало даже жизнию, а
странствованием, познакомься со святыми. Ты хочешь принадлежать на небе к их обществу, хочешь
быть участником их блаженства? - отныне поступи в общение с ними. Когда выйдешь из храмины
тела,- они примут тебя к себе, как своего знакомого, как своего друга [2].
Нет ближе знакомства, нет теснее связи, как связь единством мыслей, единством чувствований,
единством цели [3].
Где единомыслие, там непременно и единодушие, там непременно одна цель, одинаковый успех в
достижении цели.
Усвой себе мысли и дух святых Отцов чтением их писаний. Святые Отцы достигли цели: спасения. И
ты достигнешь этой цели по естественному ходу вещей. Как единомысленный и единодушный святым
Отцам, ты спасешься.
Небо приняло в свое блаженное недро святых Отцов. Этим оно засвидетельствовало, что мысли,
чувствования, деяния святых Отцов благоугодны ему. Святые Отцы изложили свои мысли, свое
сердце, образ своих действий в своих писаниях. Значит: какое верное руководство к небу,
засвидетельствованное самим небом ,- писания Отцов.
Писания святых Отцов все составлены по внушению или под влиянием Святаго Духа. Чудное в них
согласие, чудное помазание! Руководствующийся ими имеет, без всякого сомнения, руководителем
Святаго Духа.
Все воды земли стекаются в океан, и, может быть, океан служит началом для всех вод земных.
Писания Отцов соединяются все в Евангелии; все клонятся к тому, чтобы научить нас точному
исполнению заповеданий Господа нашего Иисуса Христа; всех их и источник и конец - святое
Евангелие.
Святые Отцы научают, как приступать к Евангелию, как читать его, как правильно понимать его, что
содействует, что препятствует к уразумению его. И потому сначала более занимайся чтением святых
Отцов. Когда же они научат тебя читать Евангелие, тогда уже преимущественно читай Евангелие.
Не сочти для себя достаточным чтение одного Евангелия, без чтения святых Отцов! Это - мысль
гордая, опасная. Лучше пусть приведут тебя к Евангелию святые Отцы, как возлюбленное свое дитя,
получившее предварительное воспитание и образование посредством их писаний.
Многие, все, отвергшие безумно, кичливо святых Отцов, приступившие непосредственно, с слепою
дерзостию, с нечистым умом и сердцем к Евангелию, впали в гибельное заблуждение. Их отвергло
Евангелие: оно допускает к себе одних смиренных.
Чтение писаний отеческих - родитель и царь всех добродетелей. Из чтения отеческих писаний
научаемся истинному разумению Священного Писания, вере правой, жительству по заповедям
евангельским, глубокому уважению, которое должно иметь к евангельским заповедям, словом
сказать,- спасению и христианскому совершенству.
Чтение отеческих писаний, по умалении Духоносных наставников, соделалось главным руководителем
для желающих спастись и даже достигнуть христианского совершенства [4].
Книги святых Отцов, по выражению одного из них, подобны зеркалу: смотрясь в них внимательно и
часто, душа может увидеть все свои недостатки.
Опять - эти книги подобны богатому собиранию врачебных средств: в нем душа может приискать для
каждого из своих недугов спасительное врачевство.
Говорил святый Епифаний Кипрский: "Один взор на священные книги возбуждает к благочестивой
жизни" [5].
Чтение святых Отцов должно быть тщательное, внимательное и постоянное: невидимый враг наш,
ненавидящий глас утверждения [6], ненавидит в особенности, когда этот глас исходит от святых
Отцов. Этот глас обличает козни нашего врага, его лукавство, открывает его сети, его образ действий:
и потому враг вооружается против чтения Отцов различными гордыми и хульными помыслами,
старается ввергнуть подвижника в суетные попечения, чтоб отвлечь его от спасительного чтения,
борет его унынием, скукою, забывчивостию. Из этой брани против чтения святых Отцов, мы должны
заключить, как спасительно для нас оружие, столько ненавидимое врагом. Усильно заботится враг о
том, чтоб исторгнуть его из рук наших.
Каждый избери себе чтение Отцов, соответствующее своему образу жизни. Отшельник пусть читает
Отцов, писавших о безмолвии; инок живущий в общежитии, - Отцов, написавших наставления для
монашеских общежитий; христианин, живущий посреди мира,- святых Отцов, произнесших свои
поучения вообще для всего христианства. Каждый, в каком бы звании ни был, почерпай обильное
наставление в писаниях Отцов.
Непременно нужно чтение, соответствующее образу жизни. Иначе будешь наполняться мыслями, хотя
и святыми, но неисполнимыми самим делом, возбуждающими бесплодную деятельность только в
воображении и желании; дела благочестия, приличествующие твоему образу жизни, будут ускользать
из рук твоих. Мало того, что ты сделаешься бесплодным мечтателем,- мысли твои, находясь в
беспрестанном противоречии с кругом действий, будут непременно рождать в твоем сердце смущение,
а в поведении неопределенность, тягостные, вредные для тебя и для ближних. При неправильном
чтении Священного Писания и святых Отцов, легко можно уклониться от спасительного пути в
непроходимые дебри и глубокие пропасти, что и случилось со многими. Аминь.
 
Сочинения Епископа Игнатия
Брянчанинова. Том I.
С.-Петербург, 1905

С чего начать духовное чтение?

- Когда приходишь в православную книжную лавку, глаза разбегаются от обилия духовной
литературы. Среди жизнеописаний святых отцов и их трудов стоят книги современных священников и
монахов. С каких духовных книг или с каких авторов должен начинать чтение человек, который уже
несколько лет пребывает в Церкви, знаком с азами церковной жизни, кое-что читал или слышал из
святых отцов древности, но пока имеет все же поверхностные знания?
Отвечает настоятель храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве протоиерей Сергий
ПРАВДОЛЮБОВ:
- На мой взгляд, начинать надо с прп. аввы Дорофея. Это убеждение основано на опыте двухлетнего
преподавания предмета «святоотеческое чтение» в ПСТГУ. Авва Дорофей – образованнейший человек
своего времени. У него была настолько сильная тяга к наукам, что он даже водой обливался, чтобы
немножко прийти в себя от чтения – так глубоко он погружался в мир духовный и в мир известных в
то время наук. В его творениях заметны «следы» широкого кругозора. Всем известен пример: чем
ближе люди, стоящие на радиусах круга, к центру (а это пример из геометрии), тем ближе они друг к
другу. И несмотря на глубокую древность (конец VI века), он умеет очень просто объяснить то, что
кажется сначала трудным для понимания. В его изложении сложнейшие вещи выглядят простыми и
ясными, и таким образом он закладывает мощную основу духовного развития каждого человека.
И другая его черта – он пишет об этом с улыбкой, с очень тонким, легким юмором, невероятно ярким
и живым языком и с подлинным христианским смирением. Для любого человека в любых
обстоятельствах этот святой дает самую яркую, простую и светлую картину христианского подвига.
Он с такой легкостью, никого не осуждая, писал, как ему трудно было в монастыре (ему, откровенно
скажем, пакостили там), а он так спокойно, без всякой злобы пишет об этом, можно сказать, даже с
улыбкой. И вот своей манерой изложения он ставит человека в должные рамки и в нужное состояние,
он как бы настраивает человека, прокладывает ему духовную колею…
Единственный совет: читать авву Дорофея надо не спеша, потихонечку осмысливать, думать, и его
труды будут основой и опорой всей жизни человека.
Вторым автором для чтения после аввы Дорофея я бы предложил святителя Игнатия Брянчанинова. А
именно его первый том – «Аскетические опыты». Игнатий Брянчанинов – близкий к нам по времени
человек. По образованию он был инженер, а стал делателем молитвы и монашеских подвигов. Его
душа болела за всех нас, православных христиан, за наших современников, болела о том, чтобы не
ушли, не уклонились в сторону, не впали в духовный самообман, когда человек думает, что он достиг
каких-то высот, и когда его ум все дальше и дальше начинает уводить от подвига православного
смирения и смиренного восприятия самого себя. Его наставления – своеобразная инструкция, как не
погубить свою душу. Святитель Игнатий – это некий орел, который парит очень высоко, и когда вы
читаете колоссальный, мощный духовный опыт этого человека, просто дух захватывает.
А третий автор, которого я бы рекомендовал после первых двух, – это преподобный Иоанн
Лествичник. Тем более что чтение преподобного Иоанна Лествичника в древности полагалось за
чтением часов в Великий пост, это были уставные чтения. Это, можно сказать, уже цвет аскетизма. И
даже немножко страшновато становится, он даже немного пугает людей своей аскезой. Но это тоже
полезно, чтобы немножко попугать.
Ну а человек, который хочет понять смысл всех этих подвижнических творений, может затем читать
первый том «Добротолюбия», он очень полезный. А дальше пока не спешите. Это глубокая и святая
древность: Антоний Великий, Макарий Египетский – невероятная красота духовная.
Закончить этот вводный курс можно творениями святителя Феофана Затворника, книгой «Путь ко
спасению». Или в изложении более популярном – «Письма о духовной жизни, или Что есть духовная
жизнь и как на нее настроиться». Она написана в диалоговой форме, очень просто и доступно. Мало
кто знает, что свт. Феофан был доктором богословия в Санкт-Петербургской духовной академии. И то,
что он пишет в «Пути ко спасению» – бесценно! Его описания – невероятные по силе, по выражениям,
по мысли, которые трудно вообще найти, особенно в современной психологии, когда описывается
молодость, юность человека. Лучше не скажешь, как он сказал о трудностях юношеского возраста.
И еще хотелось бы, чтобы люди, которые интересуются духовной жизнью, помимо «теоретических» –
я это очень условно говорю – сочинений прочитали бы практическое исполнение этих вещей в
«Житиях святых» свт. Димитрия Ростовского.
Читая «Жития святых» св. Димитрия Ростовского, вы участвуете в их жизни сами – это практическое
погружение в жизнь святых. И вот это чтение было бы очень ярким и хорошим примером: как жили
святые люди и как они чувствовали, как они свою жизнь вели, как они совершенствовались, как они из
силы в силу восходили и как они умирали, – это тоже очень полезно.
Записал Алексей РЕУТСКИЙ

Мысли при чтении Священного Писания

  митрополит Сурожский Антоний       

  Я попробую поделиться с вами некоторыми мыслями, которые у меня собрались за многие
годы чтения Священного Писания – сначала Нового Завета, в котором я, мальчиком
четырнадцати лет, впервые встретил Бога, затем и Ветхого Завета.
          Первое, на что я хотел бы обратить ваше внимание, это то, что между началом Ветхого
Завета, парой первых глав, и дальнейшим его содержанием существует абсолютная,
категорическая разница, потому что содержание первой главы и начала второй, подводящее нас
к падению человечества, очень своеобразно: это рассказ языком падшего мира о том, что было
когда-то, когда мир еще не пал. Это попытка сказать нечто на одном языке, который не обладает
ни словарем, ни понятиями, ни опытом другого языка. И это надо принимать в учет, когда мы
читаем Ветхий Завет; мир от сотворения до падения – мир нам абсолютно неизвестный. Мы
можем гадать, можем пытаться представить, что тогда могло быть, но мы не можем опытно
войти в это.
          Можно сказать, что мы в какой-то мере приобщены этому опыту, потому что живем в
Церкви, то есть в обществе, которое искуплено, которое спасено, которое очищено
воплощением, смертью и воскресением Христа и даром Святого Духа. Однако мы являемся
грешными существами и можем только как бы чутьем что-то улавливать. Но мы не можем знать
опытно, непосредственно то, что знал Адам, что знала Ева, что знала вся тварь до того, как она
оторвалась от Бога.
          Это нам надо помнить, когда мы читаем начало Ветхого Завета. Мы должны его читать как
метаисторию, то есть не как историю, где описано все, как было, а где в форме описаний
падшего мира говорится о мире, которого больше нет и которого мы не знаем, о мире, которого
даже никогда больше не будет, потому что когда кончится время, когда наступит окончательная
победа Божия и, по слову Апостола, будет Бог все во всем (1 Кор 15:28), мы, однако, не сможем
вернуться к тому моменту, когда на земле еще никогда не было греха.
          Это нам надо каким-то образом пережить, потому что представить себе это нелегко, так же
как нелегко представить себе жизнь, которой мы не приобщены никаким образом.
          Второе, о чем я хочу сказать, – это язык. Я не говорю о том, что никто из нас не читает
Ветхий или даже Новый Завет на тех языках, на которых они были написаны; а о том, что самые
слова иногда не только теряют свой смысл, но постепенно меняют его; и мы переживаем слова в
том новом смысле, в котором мы теперь их употребляем, но не всегда в том смысле, в котором
они были написаны. Я сейчас хочу обратить ваше внимание на некоторые образцы.
          Во-первых, и в русском тексте, и во всех переводах, которые мне выпадало читать, то есть
в английском, во французском, в немецком и греческом, говорится, что сотворил Бог небо и
землю (Быт 1:1); и дальше речь идет о том, как Бог творит изо дня в день нечто, все новое. Если
вы возьмете этот отрывок – и это я говорю не по своему знанию, а потому что читал у людей
более ученых, чем я – то вы обнаружите, что слово "творить" употреблено только один раз: Бог
сотворил небо и землю... А дальше употребляется другое слово, которое нам описывает работу
как бы ремесленника, который, да, творит, но творит из уже существующего материала. В
английском языке можно было бы сказать fashions, то есть дает форму, дает облик тому, что уже
существует зачаточно. На это надо обратить внимание: момент сотворения – уникальный
момент; до того ничего не было. А что случилось потом? Случилось то, что прозвучало слово, то
есть Бог сказал: "Будь!", "Существуй!" – и никогда до того не бывший мир вдруг оказался перед
Лицом Божиим.
          И этот момент еще характеризован в Ветхом Завете словом, которое опять-таки на всех
языках усложняет понимание несмотря на то, что это единственный способ, которым это
понимание до нас доходит: создан хаос. Что значит хаос? Для нас хаос – это беспорядок; когда
мы говорим о хаосе, мы думаем о том, на что похожи, скажем, города, которые подверглись
бомбардировке или сгорели и т. д. Но не таков смысл этого термина, которым описано то, о чем
речь идет. Здесь хаос – это совокупность всех возможностей, которые у твари были и остаются
для того, чтобы родить из себя самой все многообразие нашего мира и того, о чем мы даже не
знаем, чего еще нет и чего нет больше. То есть этот хаос – не мертвый; это совокупность всех
возможностей, бесконечное богатство возможностей, которые должны расцвести. И над этим
хаосом как бы дышит Святой Дух, вызывая из него все, что этот хаос может родить. В этом
хаосе ничего мертвого нет, есть только возможное, и это возможное делается
действительностью. Вот это – второй момент, на который я хотел обратить ваше внимание.
          Дальше в рассказе о сотворении мы с удивлением видим, что каждый день начинается с
вечера, и затем следует утро. Это мне кажется очень значительным, потому что каждый день
является осуществлением; но вместе с этим, когда дело доходит до следующего дня, то есть до
следующего шага раскрытия всех возможностей твари, то предыдущий шаг кажется только
вечером, он кажется неполной светлостью, потому что воссиял новый свет. И это тоже нам надо
помнить: речь идет не о каких-то "днях", а о том, что то, что совершилось сегодня, является
полнотой света для этого дня; но как только является новая полнота, воссиявает новый свет, в
сегодняшнем свете можно видеть еще не полноту света, а подготовку к большему свету.
          Еще одно. Говоря о Боге, Ветхий Завет употребляет слово Элохим. Элохим –
множественное число, и такое употребление объясняется различно, в зависимости от того, к
какой богословской школе люди принадлежат. Одними это множественное число объясняется
просто тем, что раньше, чем созреть к пониманию о Едином Боге, люди мыслили категориями
многобожия. Но интересно, что есть и другое, замечательное объяснение: Элохим указывает
именно, что Бог не является арифметической единицей, а является единством. На еврейском
языке есть два слова: одно значит 'один' в смысле одного предмета, а другое значит 'единство'. И
вот Элохим нам говорит о том, что каким-то непонятным прозрением, чутьем было уловлено,
что Бог не является просто арифметической единицей, а каким-то очень богатым единством. Вы,
наверное, помните, как к Аврааму пришли три спутника. Эти трое спутников по комментарию и
ветхозаветного и позднейшего времени были ангелами – то есть посланниками – Божиими. И
замечательно то, что они говорят все время в единственном числе "я"; трое – говорят в
единственном числе. По толкованию Святых отцов это указывает нам на то, что Бог Троичен и
что в Нем есть Личности, есть Лица, Которые говорят как одно Лицо, потому что Они едины.
          Говоря дальше о языке, мы должны помнить, что еврейский язык пишется согласными;
только в средние века к ним были прибавлены значки для гласных звуков. И этим объясняется
то, что многие места читаются очень различно, причем не то чтобы "приблизительно не так", а
категорически по-иному. Я вам дам один пример из пророчества Исайина, которое читается в
рождественскую ночь. В теперешнем еврейском тексте и в западных переводах это место
читается так: родится от Девы сын, который будет Сыном Божиим, и он не будет пить вина и
сикера... Если вы возьмете этот же текст в греческом переводе, который был сделан в
Александрии задолго до того, как были введены эти значки, приблизительно за сто лет до
воплощения Христова, – значит, это не подделка под христианское учение, – этот текст говорит,
что раньше, чем Он сумеет различить добро и зло, Он выберет добро. Те же самые согласные
звуки, только определенные другими гласными... И вот с этим надо считаться. Читая, в
частности, Ветхий Завет, недостаточно довольствоваться тем текстом, который у нас перед
глазами, будь он русский, будь он иной – все равно. Порой для того, чтобы понять более глубоко
или чтобы поставить перед собой вопросы и искать на них ответы, которые насущны, которые
важны, приходится сравнивать с переводами на другие языки.
          Есть целый ряд английских, французских, немецких переводов; и что интересно – на
каждом из этих языков, в общем, нам наиболее доступных, существует не только христианский
перевод Ветхого Завета, но и перевод, сделанный раввинами. И вот тут иногда выпукло
выступают различия, которые очень значительны по смыслу и что-то нам раскрывают, потому
что каждое сочетание, сопоставление переводов может открыть нам глаза на очень многое.
          Есть места, над которыми задумываешься: что же это значит?.. Например, в рассказе о
сотворении Евы мы читаем, что Бог навел глубокий сон на Адама, и из его ребра была сотворена
Ева. Тут, можно сказать, два промаха, на которые надо обращать внимание, чего никогда не
делают. Первое: слово, которое на русский переведено как сон, в греческом переводе и в
оригинале не говорит о сне. Греческий текст говорит то есть по-русски экстаз, по-
славянски исступление, – состояние, когда человек выходит из себя самого, когда он уже не
замкнутая личность, а вдруг раскрывается, расширяется и делается восприимчивым к тому, чего
не мог воспринять иначе. И вот, рождение Евы – это не момент, когда Адам заснул глубоким
сном, и Бог хирургическим образом вырезал у него ребро и сделал из этого ребра ему жену, а
момент, когда вследствие целого ряда событий, описанных ранее, Адам уходит в свои глубины,
раскрывается к большему, чем он был до того – и рождается Ева. И тут надо принять в учет,
какие слова употребляются. В славянских житиях святых иногда говорится, что данный святой
никогда "не почивал на ребрах". Это просто значит, что он не ложился. Но в этом тексте Ветхого
Завета слово "ребро" употреблено в этом двойственном смысле; оно может либо значить, что
речь идет именно о ребре, либо – что человек лежит как бы на половине своего тела. Те из вас,
которые имеют представление о французском языке, могут понять, что Ева была сотворена de la
côte или du côté. Côté значит 'ребро', côté – 'сторона, половина'. И вот здесь речь идет о том, что
Адам уснул не обычным сном, когда мы теряем себя, а раскрылся так, как не мог бы раскрыться
иначе, и в этот момент в нем как бы родилась его супруга.
          Дальше по той же линии во всех текстах говорится, что Бог сотворил Адаму "помощницу".
И это в течение всех времен воспринималось очень узко. Даже святитель Иоанн Златоустый
ставит вопрос так: конечно, Бог сотворил женщину для того, чтобы она рожала детей, потому
что если бы Адаму был нужен помощник, чтобы возделывать рай, то мужчина мог бы это
сделать лучше... Это очень упрощенное, хотя такое естественное восприятие. Но если мы читаем
опять-таки еврейский текст, то речь идет не о "помощнице"; слово, которое употреблено на
еврейском языке, значит "некто, кто будет стоять лицом к лицу с ним"; это совершенно разные
вещи. Когда два человека могут стоять лицом к лицу, как бы созерцать друг друга, проникать в
глубины один другого, это совершенно другое, нежели представление, что один может помочь
другому в том или ином деле. И это взаимное созерцание выражено в Ветхом Завете немножко
дальше. Когда Адам открывает глаза и видит Еву, которая родилась из него, он говорит: "Это
кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женой, ибо взята от мужа"
(Быт 2:23). По-славянски, по-русски это ничего не значит: с какой стати она должна быть
названа "женой", потому что он ее "муж"? Но если взять еврейский текст, то речь идет о том, что
она будет иша, потому что я иш; это женская форма того же самого слова. На английском языке
можно было бы сказать he and she: это тоже одно человеческое существо в двух лицах – одно
женское, другое мужское. Но они едины, потому что они – две стороны как бы одного и того же
явления: человека.
          Я говорю все это не для того, чтобы прокомментировать начало Библии, – об этом надо
было бы говорить гораздо больше; а чтобы обратить ваше внимание на то, что если читать
Библию с желанием понять, то надо принимать в учет, что просто взять текст, который у нас
есть на славянском или на русском языке, недостаточно; надо попробовать узнать, каковы
другие переводы, какие комментарии, как объясняется то или другое место, – и не ради
учености, а ради того, чтобы эти места ожили в нашем сознании. Ведь совершенно иная картина
открывается перед нами о сотворении Евы, когда мы себе так представляем: что Адам был
создан как человек, который в себе совмещал – опять-таки, как хаос – все возможности
человечества. В какой-то момент он созрел, и в этот момент Бог привел к нему все другие
существа, и Адам увидел, что у каждого существа есть пара, а он – один. И в тот момент, когда
он осознал, что он один, в нем раскрылось что-то – экстаз – и родилась Ева.
          Я вам даю эти примеры просто для того, чтобы вы бережно, внимательно и с увлечением
могли читать и Ветхий и Новый Завет.
          Хочу сказать еще нечто о Ветхом Завете в целом. Когда читаешь Ветхий Завет, то
бросается в глаза, что там описывается очень откровенно, прямо многое неладное, греховное,
некрасивое. И вот это замечательно в Ветхом Завете. Замечательно то, что он был написан
людьми, которые перед лицом Божиим вглядывались в себя самих, в свою жизнь, в свою душу и
ее описывали, какая она есть: порой – с ужасом, порой – с недоумением. Если возьмете,
например, 50-й псалом – это крик покаяния царя Давида, который только что совершил
убийство, прибавив к тому прелюбодейство. Это крик грешника, но он не стыдится открыть весь
ужас своего падения и греха, потому что это исповедание он сочетает с истинным покаянием:
Помилуй, мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие
мое... – и т. д. Этот псалом вы, наверное, все знаете. И вот это очень поразительно. Очень важно
нам помнить, что это книга, в которой все говорят правду о себе самих, даже если она
неприятная, даже если она уродливая, даже если она осуждает их; но это правда, потому что они
говорят перед Богом, под Его руководством и под Его водительством.
          Есть места, где описываются такие настроения, которыми по-христиански – если слово
"христианство" в кавычки ввести – мы возмущаемся: как же так!.. В одном псалме царь Давид
говорит о преследующих его: Да будет путь их тма и ползок, и ангел Господень погоняяй их, то
есть да будет путь их темен и скользок, и Ангел Господень да преследует их (Пс 34:6). Мы,
благочестивые люди, считаем, что, конечно, не скажем ничего такого, хотя можем злиться
столько же, сколько царь Давид в тот момент злился. Но у меня был случай, когда мне вдруг
стало совершенно ясно, что это очень даже может случиться. Я когда-то преподавал в Русской
гимназии в Париже. У меня был кружок старших учеников, куда мы раз в неделю приглашали
представителей различных вероисповеданий; в том числе пришел и католик, который в течение
всей беседы нам доказывал, что Православия не существует, что существует только
католичество, а Православие оторвалось от своих корней и должно покаяться. Мне тогда и
тридцати лет не было, и я ехал домой и весь кипел; я помню, как я летел по лестнице метро и
говорил: "Пусть путь его будет скользок и Ангел пусть преследует его!", – потому что его слова
были таким оскорблением истины, правды, единственного, что мне действительно дорого до
конца... И тогда я подумал, что царь Давид просто правдив; в его обстоятельствах – да, он так же
отреагировал, и конечно, его обстоятельства были более трагичные, чем мои.
          Есть другие места, где описывается покаяние, чистое, светлое покаяние. И весь рассказ
Ветхого Завета, – это рассказ о человеческой жизни, человеческой истории, человеческих душах,
какими их видит Бог и какими люди просвещенные, стоящие перед лицом Божиим, могли видеть
себя самих и окружающих людей.
          Я дам вам еще один пример. Есть место в Ветхом Завете, в книге Царств, об учреждении
царства среди евреев. Это место всегда приводится как доказательство, что царство –
божественное установление, что король или царь является помазанником Божиим. А рассказ
говорит вот о чем. Прежде еврейский народ был водим духовными вождями; были патриархи,
были пророки, были судьи – это все были люди, которые не занимали как бы официального
положения, которых Бог вызвал из толпы, потому что они были Ему открыты до конца, и они
были способны провозглашать Его волю и проводить Его волю среди людей. В какой-то момент
Израиль посмотрел вокруг себя и увидел, что находится в абсолютно особенном положении:
никакой уверенности в завтрашнем дне нет, – у них нет постоянного вождя. "Сейчас у нас есть
Самуил; мы ожидали, что его сыновья унаследуют его роль и призвание, а они никуда не
годятся; что же – мы пропали? Давай-ка себя спасем, учредив какую-то уверенность...". И они
обращаются к Самуилу и говорят: "Мы хотим быть, как все народы (то есть именно тем, чем они
никогда не были; они были народом Божиим, тогда как все народы были иные), дай нам царя".
Самуил обращается к Богу и говорит: "Что мне делать? Они меня отвергли!". И Господь
отвечает ему: "Не тебя они отвергли, но отвергли Меня (1 Цар 8:7). Дай им царя, но предупреди
их о том, чем будет царь в их жизни". И дальше следует отрывок, где говорится, как царь их
будет порабощать, принуждать, притеснять и т. д.
          В этом отрывке мы видим, как Ветхий Завет нам описывает события, трагические для
еврейского народа, каковы они в глазах Божиих.
          Есть другие места, где самые слова играют роль, или потому, что мы не умеем сквозь них
читать, или потому, что мы не привыкли к тем выражениям, которые употребляются. Еврейский
язык очень конкретный (как и все древние языки). Например, есть в Священном Писании место,
где говорится: Коль красны на горах ноги благовествующих мир (Ис 52:7). "Ноги", конечно,
здесь означают приход; люди приходят на ногах. Но употребляется не отвлеченное слово
"приход" или "прибытие", а конкретное "ноги"; кроме того, разумеется, "красные" на славянском
языке не обозначает цвет, а значит "прекрасные". И перевод такой: Как прекрасен приход тех
людей, которые нам приносят благую весть о мире. И вот надо научиться читать то, что человек
был намерен сказать и сказал вполне ясно на языке своего народа и своего времени.
          Я уж не говорю о том, что порой читаешь отрывки, которые на славянском языке значат
что-то совершенно иное. Вы, наверное, помните выражение из псалма: Очи мои выну ко
Господу... (Пс 24:15). Выну значит 'всегда', очи – 'мой взор': опять-таки, с отвлеченного на
конкретное. Это значит "мой взор всегда обращен ко Господу", а не то что надо вырвать свои
глаза перед Господом. И есть многие места, где приходится делать поправку на наш язык.
          И надо принимать в учет, что из трех-четырех согласных, если нет знаков, которые дают
нам возможность их прочесть в звуковом порядке, можно сделать множество слов. В своем
Введении в перевод Псалтири архимандрит Лазарь дает пример целого ряда слов, которые
состоят из тех же согласных и в том же порядке, и только гласные, которые меняются, или знак
дают возможность их прочесть как разные слова. Например, у пророка Иеремии (25:30) читаем:
Прореки на них все слова сии. В действительности, согласными это обозначено таким образом,
что можно прочесть как "слова" (давар), так и "чума" (девер). Чтение слова выбрано
переписчиком, как он сам говорит, из надежды на милосердие Божие. Поэтому, когда мы читаем
русский или славянский перевод и какое-нибудь место нам кажется странным, то невредно
обратиться к другому переводу. Надо также принять во внимание, что окончательный текст
Библии на иврите был установлен раввинатом спустя несколько столетий после Христа, так что
это не текст, который существовал задолго до Него. Некоторые места, может быть, были
недопоняты; во всяком случае, окончательная редакция еврейского текста отстоит от
первоначальных записей на много столетий.

***

          Если теперь перенестись из Ветхого Завета в Новый, то здесь мы тоже можем увидеть
нечто похожее на то, что я говорил о метаистории первых глав Библии и об истории Ветхого
Завета в целом. Евангелие, конечно, не метаистория, но оно нечто совершенно особенное и
единственное. Это момент, когда Живой Бог – среди людей, которые, правда, в малом числе, но
Его узнали, Его приняли и стали Его учениками, и среди которых Он установил новое Царство,
новую Жизнь.
          После смерти и Воскресения Христова существует та же самая община, те же самые
двенадцать учеников, которые говорят о себе, словами святого Иоанна Богослова: О том <...>
что мы слышали, что видели своими очами <...> и что осязали руки наши <...> мы видели и
свидетельствуем (1 Ин 1:1). Они свидетели в том смысле, что они видели, они свидетели в том
смысле, что они слышали, переживали, Христос был среди них, они в Нем увидели
воплощенного Бога, они узнали Бога во Христе.
          Возьмите, например, чудо Преображения. Ученики увидели Христа, Каким никогда Его
раньше не видывали: Всего просиявшего Божественным светом. И если взять икону
Преображения, не рублевскую, а Феофана Грека, то мы видим, что Он весь сияет, одежда Его
бела, как снег, из Него струится свет, который доходит не только до учеников, но и до всего, что
окружает Его, и касается камней, растений, и из каждого камня, каждого растения свет брызжет.
Это Преображение – преображение не только Христа, но видение того, каково должно быть
преображение всего мира. Евангелие в этом отношении является как бы с начала до конца
временем, когда среди учеников – Христос, Который весь, видимо или невидимо, сияет
Божеством, как бы пышет Божеством, Который является Божеством в их присутствии, среди
них, и ученики живут преображенными в этом преображенном мире.
          А потом, после Воскресения Христова, они идут на проповедь. Люди, которые по их слову
делаются верующими, такого опыта не переживали: они не видели Христа, они не были с Ним;
однако некоторые – и таких свидетелей за историю христианства тысячи – встретили
воскресшего Христа. Я не говорю, что обязательно человек "видел" или физически ощутил
Христа, но он познал Его живое, преображающее присутствие.
          И вот книга Деяний Апостольских дает нам картину того, как множатся новые ученики,
Церковь рождается, но в ней и грех и правда. Когда-то ученики, пока Христос был с ними,
переживали постепенное вырастание, перерастание себя самих. Меня всегда поражает разница
между Евангелием и апостольскими Деяниями. В Деяниях Апостольских мы находим
человеческое общество верующих, которое уже начинает ставить перед собой вопросы узкие,
мелкие, общество, где, как тина со дна речки, поднимаются всякого рода человеческие
переживания. В Евангелии же поражает простор безмерный, простор такой же широкий, как Сам
Бог; такое чувство, что над широкой равниной веет ветер, и можно дышать полной грудью. И
замечательно то, что книга Деяний Апостольских, как и Послания, дает нам такую же картину в
своем роде, как Ветхий Завет в целом по сравнению с первыми главами Библии: это период,
когда Бог как бы действует, когда, как Христос Сам говорит, Его слово, словно дрожжи,
брошены в тесто. Да – Его присутствие, Его ученики, их проповедь, их слово, их деяния
являются дрожжами в этом мире, но тесто всходит постепенно, оно не мгновенно превращается
в чистый хлеб.
          И на это приходится обратить внимание, потому что Церковь, о которой мы говорим, в
которой мы живем, которая есть как бы начало будущего века, есть одновременно постепенное
оцерковление. В одной из своих лекций отец Георгий Флоровский сказал, что Церковь "и дома –
и на пути". Она дома, потому что сама стала домом Божиим, она дома, потому что мы все стали
детьми Божиими через Христа и во Христе, она дома, потому что она уже Божия до конца; но
она на пути в лице каждого из нас, потому что каждый из нас постоянно изменяется. Если мы
боремся, то из греховных делаемся менее греховными; из греховных, но уловивших нечто о
вечной жизни во Христе, делаемся более мудрыми, более знающими, более опытными. И мы
видим, что люди, которые не обязательно святы, могут сказать правду о Боге, потому что они
Его встретили; они еще не выросли в ту меру, когда они соединились с Ним уже неразлучно,
когда Он живет в них полностью, но они столько уже знают, столько пережили, что могут и с
другими поделиться.
          И вот мне хотелось вам указать на эту параллель между Ветхим и Новым Заветом: начало
мира, которое непостижимо для нас; начало Евангелия, которое тоже, в каком-то смысле,
непостижимо, потому что мы не можем встать на место первых учеников. Как весь Ветхий Завет
– рассказ о том, что было после падения, так и в Новом Завете все, что начинается с Деяний
Апостольских, это становление: становление каждого из нас, становление всего мира,
становление народов; оно происходит порой бурно, порой мирно, но это становление, это
история, но история, в середине, в сердцевине которой находится Христос.
          И образ, который мы могли бы взять, это образ бури на Генисаретском озере. Буря,
которая охватила озеро, привела учеников в опасность гибели – и вдруг в середине этой бури
стоит Христос. И Петр хочет до Него дойти, рвется к Нему; и Христос говорит: "Иди!". И пока
Петр о себе не думает, он не тонет, когда он только на Христа смотрит – он не тонет; но в тот
момент, когда он смотрит на волны и думает: "Я могу утонуть...", он начинает тонуть и
восклицает: "Господи, спаси!".

Н.Е.Пестов

Глава: ДУХОВНОЕ ЧТЕНИЕ

Глава 17
     СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ
     Не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом Божиим.
     Лк. 4, 4
     Истина сделает вас свободными.
     Ин. 8, 3
     Слово Божие проникает до разделения души и духа.
     Евр. 4, 12
     Истина — благая и радостная — есть пища души, без нее душа умирает.
Душе нужны мысли бодрящие, согревающие, возвышающие и окрыляющие ее.
     Благо тем, кто умеет постоянно питать себя ими. С ними легко жить, с ними
легко преодолевать все искушения, приражения тоски, уныния, лености и
нерадения.
     Вместе с тем глубоко воспринятая истина не может оставаться
бездейственной: она заставляет не только иначе думать, но и иначе жить.
     Душа может питаться молитвой от окружающих ее людей, в которых живет
Святой Дух. Но такие люди редки. Гораздо доступнее для всех другой источник
истины  — Священное Писание.
     Как в драгоценном сосуде, истина более всего собрана в Священных
Писаниях Нового Завета и особенно в Святом Евангелии. И кто хочет
освящения своей души, очищения сердца и просвещения ума, тот должен
прильнуть жадными устами к этому сосуду, чтобы постоянно питать себя
истиною. Трудно объяснить, рассказать словами о значении для нас Святого
Евангелия.
     Это кристально чистый источник для умирающей от жажды души; это огонь,
попаляющей нечистоту сердца; это светоч, озаряющий окружающий нас
греховный мрак. Прп. Серафим Саровский, который в течение каждой недели
прочитывал все Евангелие, Деяния и Послания   апостолов,   так   говорил   про 
чтение   Священного Писания:   «Через это не только душа моя, но и самое тело
услаждается и одухотворяется. При чтении Священного Писания я беседую с
Господом, содержу в памяти моей жизнь и страдания Его, и день и ночь
славословлю, хвалю и благодарю Искупителя моего за все Его милости,
изливаемые к роду человеческому и ко мне, недостойному».
     Как пишет еп. Игнатий (Брянчанинов): «Раскрывая для чтения книгу —
Святое Евангелие, вспомни, что она решит твою вечную участь. По ней мы
будем судимы и, смотря по тому, каковы были здесь, на земле, по отношению к
ней, получим в удел или вечное блаженство, или вечные казни»  (Ин. 12, 48).
     Сам Христос присутствует в Святом Евангелии и говорит из него с нашей
душой. Поэтому Церковь почитает Евангелие как Самого Христа: пред ним
несут зажженные свечи, а священнослужители снимают камилавки и митры,
приступая к его чтению.
     Некоторые из христиан (включая преподобного Серафима) считали
возможным читать Евангелие только стоя или на коленях. Но это, конечно,
необязательно. Архиепископ Арсений (Чудовской) считал непредосудительным
читать Евангелие и сидя.
     По существу благоговейное чтение Евангелия нельзя отличать от молитвы.
Старец Парфений Киевский так рассказывал про себя: «Однажды в
продолжение сорока дней читал я Евангелие о спасении одной благотворившей
мне души, и вот вижу во сне поле, покрытое тернием.  Внезапно спадает огонь с
небес, попаляет терние, покрывающее поле, — и поле остается чистым.
Недоумевая об этом видении, я слышу голос: терние, покрывающее поле, —
грехи благотворившей тебе души; огонь, попаливший его, — слово Божие,
тобою за нее читаемое».
     Через чтение Евангелия в человеке зарождается благодатный ум. Об этом так
пишет архиепископ Иоанн (Шаховской):
     «Вникание в Евангелие и проверка себя и своей совести его светом и
молитва просвещают малый человеческий разум и открывают в человеке
Высший Разум, который обычно бывает в человеке закрыт, засыпан мелким
практическим рассудком. Истина Христова освобождает человека от зла и
неведения, очищает и воспитывает внутреннюю глубину в человеке, его сердце,
дух».
     От одной рабы Божией я слышал такое суждение: «Когда я вхожу в новый
для меня дом, я смотрю — есть ли там Святое Евангелие и как оно там
почитается и хранится? И если оно есть и хранится бережно и лежит на
почетном месте — то я спокойно сближаюсь с новыми для меня людьми». И эта
раба Божия не ошибалась, следуя такому признаку.
     Однако горе тем из христиан, которые будут только хранить или чтить
Святое Евангелие, но не читать его — не общаться постоянно через него со
Христом.
     Это то же, что ставить около себя пищу и лишь смотреть на нее: результатом
будет неизбежная в обоих случаях духовная или физическая смерть.
     Но мало сказать, что Святое Евангелие надо читать, и читать ежедневно,
обновлять истину в своей памяти. Чтение чтению рознь, и многие из людей,
читавших Святое Евангелие, не получили от него для себя никакой пользы.
Мало пользы и для тех, кто Святое Евангелие будет читать только умом. Как
пишет о. Александр Ельчанинов:
     «В нашем восприятии слова Божия различны следующие моменты —
слышание, разумение его, принятие сердцем и,  наконец, употребление его к
жизни. Проверьте себя — в какой из этих стадий вы находитесь? Всегда ли вы
хоть просто слышите его или часто ли берете в руки, чтобы прочесть? Слыша,
читая, даете ли себе труд вникнуть и понять его? Доходит ли оно до вашего
сознания, сердца, будит ли оно их?
     Если да, то есть ли плоды этого, сдвигает ли оно вас хоть немного с мертвой
точки успокоенности обычной нашей жизнью? Проверьте себя — и медленно и
упорно начните свой подъем по этим ступеням».
     Итак, Евангелие постигается разумом, сердцем и жизнью, а у кого разум не
развит, то только сердцем и жизнью. Последним надо с детской доверчивостью
относиться к евангельским истинам. А по отношению ко всему, не
постигаемому умом, надо ждать времени, когда созреет разум, способный
проникнуть в Божественные тайны.
     Задумывались ли вы, почему Господь в поучении Своем часто применял
притчи, непонятные в ряде случаев даже для апостолов? И почему в Священном
Писании так много иносказательного — образов, символов и аллегорий? Не
лучше ли было прямо возвещать понятную всем  истину?
     Этот вопрос был задан Господу Его учениками: «Для чего притчами
говоришь им?»
     Господь на этот вопрос дал такой ответ: «Для того, что вам дано знать тайны
Царствия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет и
приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю
им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и
сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите —
и не уразумеете, глазами смотреть будете — и не увидите, ибо огрубело сердце
людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят
глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы
Я исцелил их. Ваши же блаженны очи, что видят, и уши ваши, что слышат, ибо
истинно говорю вам, что многие пророки и праведники желали видеть, что вы
видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали. Вы же
выслушайте значение притчи» (Мф. 13, 10-18).
     Итак, разъяснение тайного, сокровенного смысла притчи было открыто не
всем, слышавшим ее, а только ученикам. И все Евангелие, его «благая весть»,
хотя и читается всеми, но истина и тайные красоты его открываются лишь
избранным сердцам.
     Кто же может попасть в число этих избранников? Здесь мы подходим к
третьему условию чтения Святого Евангелия. Чтения жизнью.
     В чем была разница между учениками Господа и теми, которым Господь не
счел нужным объяснить значение притчи? Были ли ученики понятливее всех
других евреев? Нет. Даже, скорее, менее понятливы, ведь они были неученые
рыбаки, а среди прочих слушавших были ученые книжники.
     Но апостолы «оставили все» (Мф. 19, 27) и пошли с детской верою,
смирением и любящими сердцами за Христом. Они делом доказали свою
преданность Христу, и за это были удостоены постижения сокровенного смысла
учения Христа. И если «они имели» смирение, любовь, усердие и ревность, то
им и «дано было» дополнительно постижение тайн.
     Это постижение есть драгоценнейший дар от Господа, и этот дар дается
только избранным, «оставившим все»  и пошедшим за Христом.
     Но этого дара не удостаиваются те, у кого «огрубело сердце» духовное, у
кого «сомкнутые» внутренние глаза и уши. От них «отнимается» и то, что они
имеют: они или совсем не понимают, или забывают прочитанные истины, и
души их умирают.
     Итак, к чтению Святого Евангелия и многих книг Священного Писания надо
приступать с молитвой о даровании разумения его.
     Читать Священное Писание должно, как и молиться, по возможности в
уединении, с успокоенными чувствами, с очищенной совестью, с примиренным
сердцем с Богом  и  ближними.
     В тех случаях, когда при чтении какие-либо места из Священного Писания
остаются неясными, не надо стараться тотчас же их понять.
     Смысл Священного Писания раскрывается не сразу, а постепенно, по мере
духовного роста христианина. Старец Парфений Оптинский так говорил об
этом: «Священное Писание все тайнами повито. Там глубина, там смысл
неисчерпаемый. Всего уразуметь нельзя. Подобно тому, как можно снимать с
луковицы одну чешуйку, затем другую, третью и т. п.,  — вот то же и в
Священном Писании: уразумеет человек один смысл, за этим смыслом есть
другой глубокий,  за вторым   — третий и т. д.
     Вот так Господь и просвещает разум своих подвижников.
     В Библии кроме внешней стороны есть еще и внутренняя, т. е. помимо голых
фактов есть глубокий преобразовательный смысл этих же самых фактов. Этот
смысл открывается по мере очищения ума человека».
     Поэтому перед чтением Священного Писания всегда надо молиться о том,
чтобы Господь послал его разумение. Господь исполнит эту просьбу, и тогда
сразу же или в свое время ранее темные места становятся ясными и понятными.
     Как пишет прп. Исаак Сириянин: «К словам таинств, заключенным в
Божественном Писании, не приступай без молитвы и испрошения помощи у
Бога, но говори: дай мне, Господи, принять ощущение заключающейся в них
силы».
     А преподобный Симеон Новый Богослов пишет: «То, что написано об иных
мирских делах, читающие могут понимать и сами, но вещей Божественных и
спасительных никому невозможно понять или понимать без просвещения от
Святого Духа».
     Надо ли  повторять,  что Евангелие  следует читать ежедневно.
     Святые так часто и много читали Святое Евангелие, что некоторые из них
(например прп. Пахомий Великий и многие из его учеников) знали его наизусть.
     Однако при чтении Евангелия дело не в количестве прочитанного. Можно
прочитать много и ничего не усвоить, и можно одним отрывком напитать
надолго свою душу Божественною духовной пищей.
     Прп.  Никодим Святогорец дает такой совет:
     «Когда читаешь Божественное Писание, то не имей в виду, чтобы только
прочитывать лист за листом, но с размышлением вникай в каждое слово.
     И когда какие слова заставят тебя углубиться в себя, или произведут
движение сокрушения, или радостью духовною и любовью исполнят сердце
твое, остановись на них. Это Бог приближается к тебе; смиренно приими Его
отверстым сердцем, так как Он Сам хочет, да приобщишься Его».
     И св. Исаак Сириянин пишет: «Если хочешь насладиться чтением
Божественного и постигнуть его смысл, отложи в сторону количество и норму,
да углубится же ум твой в изучение слов Духа, пока душа твоя не возбудится
удивлением перед домостроительством Божиим и через глубокое размышление
не подвигнется к славословию или душеполезной печали».
     Святое Евангелие содержит ответы на все вопросы, которые могут
встретиться в жизни христианской души. И эти ответы идут от Самого Бога —
Начальника и Законодателя всей жизни. Поэтому Святое Евангелие — наш
путеводитель и советник, и вместе с тем — друг и утешитель.
     Не надо думать, что, познав до некоторой степени евангельскую истину,
можно успокоиться, считая ее прочно себе усвоенной, и более не читать Святое
Евангелие. Во-первых, память сохраняет у нас в уме лишь то, что мы постоянно
повторяем и чем всегда интересуемся. Во-вторых, истина неисчерпаема так же,
как неисчерпаемо познание Бога. Как пишет прп. Исаак Сириянин: «Пути
премудрости нет конца, она шествует выше и выше, пока не соединит
последователя своего с Богом. То и составляет ее признак, что постижение ее
беспредельно, потому что Премудрость есть Сам Бог».
     И чем более богатеет человек истиною, тем свободнее он становится от
греха, тем светлее его разум и тем чище его сердце, тем ближе он становится к
Богу уже в этом мире.
     Как говорит тот же св. Исаак Сириянин: «Чтение Божественных Писаний
укрепляет ум, побуждает к молитве,  помогает бдению,  с которым оно тесно
соединено, и подает свет разумению.
     Чтение удерживает ум от рассеянности, напоминая о Боге, указывает пути
святых и делает то, что ум приобретает тонкость и мудрость». А схимонах
Силуан пишет:
     «Не может душа иметь мира, если она не будет поучаться в законе Божием
день и ночь, ибо закон сей написан Духом Божиим, а Дух Божий от Писания
переходит в душу, и душа чувствует в этом услаждение и приятность и уже не
хочет любить земное, потому что любовь к земному опустошает душу, и тогда
она бывает унылая и дичает и не хочет молиться Богу.
     Враг же, видя, что душа не в Боге, колеблет ее и свободно влагает в ум, что
хочет, и перегоняет душу от одних помыслов к другим, и так целый день душа
проводит в этом беспорядке и не может чисто созерцать Бога». Кто знаком с
историей Христовой Церкви, тот знает о могуществе действия Святого
Евангелия на сердце человеческое. Имеется много рассказов о том, как чтение
Святого Евангелия преображало душу, отвращало людей от греха, исцеляло от
пороков.
     Вот что переживал, читая Святое Евангелие, о. Иоанн С: «Духовный восторг
охватывает мое сердце, так мне ощутительно присутствие благодати в Слове
Божием: мне даже представляется, что я читаю и вливаю в себя благодать
Божию».
     К сожалению, мы, рядовые христиане, далеко отстоим от о. Иоанна С. и
почти всегда воспринимаем при чтении мысли лишь умом. Но, как говорят св.
отцы, что если хотя одно Божие слово западет в сердце, то может дать жизнь
душе на всю вечность.
Приложения к главе 17-й

     Схиархимандрит Софроний о словах Евангелия

     Ниже приводится выдержка из сочинения схиархимандрита Софрония
«Старец Силуан», дающая глубокую характеристику значения Евангелия для
мира.
     «Всякая человеческая мысль, всякое слово человеческое есть энергия —
сила. И если это верно по отношению к мысли и слову человеческому, то тем
более верно по отношению к слову Божию, слову Христа.
     Когда мы слышим евангельское слово Христа — благоуханное, тихое,
сладкое "блаженны чистые сердцем, ибо они узрят Бога" или "научитесь от
Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем", — тогда не забываем, что это кроткое
слово Христа есть та непостижимая, беспредельная сила, которая вызвала из
тьмы небытия к свету жизни все сущее, все бесчисленные миры, все
неисчислимые в своем разнообразии твари разумные и неразумные. Слово
Христа, облеченное в смиренную, чувственно воспринимаемую форму
человеческого тварного слова, могущего быть зафиксированным даже
графически, оно, это слово, в своей глубине, в основе своей есть энергия
Великого Всемогущего Всетворца Бога.
     О нем должно сказать то же, что сказано в Писании о Самом Боге, т. е. что
оно есть "огнь поядающий", приближаться к которому земнородный должен с
величайшим  благоговением  и  страхом    (Евр.  12,  28-29).
     "Разжжено слово Твое зело" (Пс. 118, 140), — говорит псалмопевец.
     Слово Христа — самое таинственное слово; оно неприступно, непостижимо
для величайших умов, и в то же время оно так просто, что доступно даже и
малым детям.
     Слово Христа так нам близко, так оно понятно, естественно, так глубоко
родственно нашему человеческому сердцу и вместе, несомненно, оно
бесконечно превышает силы тварного естества: оно Божественное,
непостижимое, вышеестественное и, как говорит ап. Павел, не от человека оно и
не по человеку   (Гал. 1, 11-12).
     Слово Христа, обращенное к свободному человеку, краткое и
безнасильственное, и в то же время оно беспредельно, совсем не по-
человечески, властно, как слово абсолютного авторитета, как слово
беспредельного Владыки всего бытия.
     "Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут" (Мф. 24, 35), — говорит
Христос.
     Слово Христа, воспринятое глубокою верою, ведет человека к вечной жизни
по такому пути, на котором он встретит много необычного, неведомого. На
этом высоком пути все, что может переживать и познавать человек в своем
бытии, откроется ему.
     Свет слова Христа достигает последних пределов темной бездны, выявляя
природу множества признаков истины, во мраке влекущих к себе человека
     Слово Христа есть огонь, испытующий все, что есть в человеке и вообще в
бытии мира, ибо, как свидетельствует ап. Павел "нет твари, сокровенной от
Него" (Евр. 4, 13).
     Слово Христа есть дух и жизнь вечная, полнота любви и радость небес.
Слово Христа есть несозданный Божественный свет. Обращается оно не к
поверхностному логическому рассудку, но к глубокому сердцу человека.
     И тот, кто навстречу ему отверзает свое сердце до последней глубины, чтобы
достойно воспринять сей Божественный свет, чтобы слиться с ним воедино,
становится богоподобным. Слово Христа, воспринятое в жизнь, Богом  творит 
человека».
     Поэты о Евангелии
     Приводим мнения русских поэтов и писателей о значении Священного
Писания для души человеческой.
     В час полночный близ потока
     Ты взгляни на небеса,
     Совершаются далеко
     В горнем мире чудеса.
     Ночи вечные лампады
     Невидимы в блеске дня.
     Стройно ходят там громады
     Негасимого огня.
     Но впивайся в них очами
     И увидишь, что вдали
     За ближайшими звездами
     Тьмами звезды в ночь ушли.
     Вновь вглядись, и тьмы за тьмами
     Утомят твой робкий взгляд —
     Все звездами, все огнями.
     Бездны синие горят.
     В час полночного молчанья,
     Отогнав обманы снов,
     Ты взгляни душой в Писанье
     Галилейских рыбаков.
     И в объеме книги тесной
     Развернется пред тобой
     Бесконечный свод небесный
     С лучезарной красотой.
     Узришь — звезды мыслей водят
     Тайный хор свой вкруг земли,
     Вновь вглядись — другие всходят,
     Вновь вглядись — и там, вдали,
     Звезды мыслей тьмы за тьмами
     Всходят, всходят без конца,
     И зажжется их огнями
     Сердца дремлющая мгла.
     А. Хомяков
     *   *   *
     Измученный жизнью суровой,
     Не раз я себе находил
     В глаголах Предвечного Слова
     Источник покоя и сил.
     Как дышат святые их звуки
     Божественным чувством любви
     И сердца тревожного муки
     Как скоро смиряют они!
     Здесь все в чудно-сжатой картине
     Представлено Духом Святым,
     И мир, существующий ныне,
     И Бог, управляющий им,
     И сущего в мире значенье,
     Причина, и цель, и конец,
     И вечного Сына рожденье,
     И крест, и терновый венец.
     Как сладко читать эти строки,
     Читая, молиться в тиши,
     И плакать, и черпать уроки
     Из них для ума и души.
     И. Никитин
      *  *  *
     Пусть эта книга священная
     Спутница вам неизменная
     будет везде и всегда.
     Пусть эта книга спасения
     Вам подает утешение
     в годы борьбы и труда.
     Эти глаголы чудесные,
     Как отголоски небесные
     в грустной юдоли земной,
     Пусть в ваше сердце вливаются,
     И небеса сочетаются с чистою вашей душой
     К. Р.
     *  *  *
     Возьми, читай святую книгу Бога,
     Пойми душой спасенья словеса,
     И всякая пройдет в тебе тревога,
     И сердцем ты увидишь небеса
     Поверь, когда преклонны будут лета,
     Душевных бурь прокатится волна,
     Покинешь ты все книги, только эта —
     С тобой навек останется одна.
     И в ней найдешь, чего нигде дотоле
     Не обретал в пространном мире сем,
     И ничего просить не станешь боле:
     Тут полнота всех благ, тут все во всем
     П. А. Валуев

Глава 18

     ДУХОВНЫЕ КНИГИ
     Занимайся чтением.
     1 Тим. 4, 13
     Перед каждым чтением молись и умоляй Бога, чтобы Он тебе открылся.
     Прп.   Ефрем  Сирин
     Чтение писаний отеческих — родитель и царь всех добродетелей.
     Еп. Игнатий (Брянчанинов)
     Св. апостол и евангелист Иоанн Богослов, заканчивая свое Евангелие, пишет,
что «многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то,
думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин. 21, 25).
     Что это — художественное преувеличение? Но таких нет в Священном
Писании.
     Действительно, дела Иисуса Христа — Слова — Логоса — и Сына Божия —
совершались от начала творения мира через все века и совершаются и доныне.
Они раскрываются в истории Церкви Христовой, и кто хочет вполне познать
Христа, пусть изучит историю Его Церкви.
     Однако под историей Церкви не надо понимать лишь историю внешнего ее
устройства — историю патриархов и пап, ересей, религиозных войн и
крестовых походов, инквизиции, расколов, разделения Церквей, сект и т. п.
     Знакомство со всем этим может охладить ревность христианина и даже
поколебать его веру при картинах смут и расколов и неприглядного образа тех,
кто называл себя христианами, стоял во главе Церквей и в то же время не имел
ничего общего с духом Христа.
     Под историей истинной Церкви в первую очередь надо понимать описание
жизни тех, кто был вместилищем Святого Духа и был преисполнен Христовой
любви, Его смирения и кротости и прочих христианских добродетелей, иначе
говоря — жизнеописания святых и подвижников благочестия, которые
составляют мистическую Церковь и «Тело Христово»   (1 Кор. 12, 27).
     Не будет полно знать Христа тот, кто не даст себе труда изучить Его,
пребывающего в сердцах истинных христиан всех времен. Поэтому изучение
жизни святых и их творений также служит полноте сближения со Христом
души христианской.
     Так мы познакомимся с теми членами Церкви Христовой, которых мы
некогда увидим в ином, горнем мире, если только будем достойны этого.
Вместе с тем как говорит один пастырь, «жизнь святых так хороша именно тем,
что в ней находишь прекрасное сочетание самого высокого учения, когда-либо
преподанного людям, с самой яркой добродетелью и с таким счастьем,
которому едва верится».
     Надо знать, кроме того, что при глубоком восприятии образов сердцем душа
читающего таинственно объединяется с этими образами — пленяется ими и
отдается им. И эти нити единения и любви уходят в иной мир и вызывают
ответную любовь святых душ того мира.
     Так при чтении мы приобретаем друзей, покровителей и молитвенников за
себя из мира Церкви торжествующей. А старец Варсонофий из Оптиной
пустыни добавляет, что при этом «каждый святой (или святая) даст частицу
своей крепости читающему с верою житие и поможет при прохождении
мытарств». Как говорит епископ Феофан Затворник: «Дух писателя сообщается
тому, кто читает его с полным вниманием».
     Вместе с тем как пишет прп. Исаак Сириянин: «Чтение  Священного 
Писания  и  житий  святых  открывает путь тонкости созерцания, чтением душа
просвещается, чтобы всегда молиться неленостно и несмущенно».
     Совершенно очевидно, что Священное Писание является основой для
определения пути спасения человеческой души.
     Однако на практике жизни мы видим, что определение сущности этого пути
разнится как у различных христианских конфессий, так и внутри каждой
конфессии, где часто встречаются разногласия.
     Причиной этого являются испорченность сердца, слабость человеческого
разума и, главное, наличие в людях гордости и самоутверждения.
     Как же избежать ошибок в понимании Священного Писания?
     Святые отцы — величайшие из учеников Христовых — отвечают на это
вполне определенно: правильное постижение Священного Писания и пути
Господня достигается чтением писаний св. отцов Церкви, просвещенных 
Духом  Святым.
     Отсюда — изучение творений св. отцов и следование их мнениям является
главной гарантией правильности пути спасения христианина.
     Вся история ересей, лжеучений, расколов и заблуждений явилась следствием
нарушения этого пути и слепого индивидуального подхода к решению
основных положений в христианской религии. Как пишет епископ Игнатий
(Брянчанинов):
     «Чтение писаний отеческих — родитель и царь всех добродетелей. Из чтения
отеческих писаний научаемся истинному разумению Священного Писания, вере
правой, жительству по заповедям евангельским, глубокому уважению, которое
должно иметь к евангельским заповедям, словом сказать, — спасению и
христианскому совершенству.
     По умалении духоносных наставников чтение отеческих писаний соделалось
главным руководителем для Желающих спастись. Посредством их чтения
причащаемся живущему в св. отцах Святому Духу».Итак, наибольшую пользу
душе (после Священного Писания Нового Завета) дают книги, написанные св.
отцами о пути ко спасению и об очищении сердца. Прп. Варсонофий Великий
дал такой совет одному из своих учеников: «Не хотел бы я, чтобы ты занимался
догматическими книгами, потому что они возносят ум горе, но лучше поучайся
в словах старцев, которые смиряют ум долу. Я сказывал это не с тем, чтобы
унижать догматические книги, но лишь даю тебе совет, ибо пища бывает
различна».
     Передают совет одного старца архиепископу Антонию (Блюму), при начале
его духовной жизни: «Изучай 12 лет святых отцов, а потом можешь читать и
богословские книги».
     Но когда архиепископ Антоний (ныне митрополит Сурожский) так поступил
по его совету, то богословские книги оказались уже ненужными.
     Очевидно, что не только Священное Писание Нового Завета нам надо
систематически перечитывать, но и наиболее важные для нас книги из творений
св. отцов. Так, например, старец Макарий Оптинский через каждые три года
перечитывал творения аввы Дорофея и «Лествицу» и находил при этом в них
все новое и новое.
     Духовное чтение нам необходимо каждый день, подобно молитве. «Без
чтения душно и душа голодает», — говорит епископ Феофан Затворник.
     Хорошие духовные книги — это наши лучшие друзья, наши руководители,
воспитатели и наставники. Их надо читать, перечитывать, изучать, делать из
них выписки. Через такие книги мы беседуем со святыми — носителями Духа
Святого Божия.
     Поэтому книги надо всегда предпочитать пустым разговорам. Хорошая
духовная библиотека — это наиболее ценное на земле сокровище, на
приобретение которого не надо жалеть ни средств, ни времени.
     Когда христианин замечает свое духовное ослабление, угасание ревности,
охлаждение молитвы, то одно из наилучших средств для своего ободрения и
восстановления ревности есть чтение хорошей духовной книги: обаяние
духовной красоты святых, их ревность, высота духа и высокие духовные
переживания невольно побуждают и нас в какой-то мере следовать за ними.
     Вместе с тем надо помнить и истину, заключающуюся в словах пословицы,
что "бочку меда портит ложка дегтя".
     И если иногда почему-либо, может быть, по небрежности, нам случится
подвергнуться духовной отраве от чтения неподходящей для христианина
литературы, то здесь мы должны вспомнить слова прп. Петра Дамаскина,
который пишет:
     «Когда Господь, говорит св. Василий Великий, найдет сердце, чистое от всех
мирских вещей и учений, тогда на нем, как на чистой дощечке, надписывает
Свои учения. Это говорю я для того, чтобы не читал кто-либо не служащего к
угождению Богу.
     И если кто когда-либо прочитает по неведению, то пусть подвизается скорее
изгладить памятование о сем духовным чтением Божественных Писаний и
более того, что служит ему к спасению души, смотря по устроению, какого он
достоин.
     Помимо же Божественных Писаний да не читает отнюдь чего-либо. Какая
надобность принимать духа нечистого вместо Святого Духа? Ибо в каком слове
кто упражняется, того дух и усваивает себе, хотя и не видится ему это дело
противным, как видят опытные».
     К сожалению, последний совет смогут исполнить в наше время, вероятно,
лишь иноки и те немногие христиане, которые будут иметь возможность вести
нерассеянную жизнь.
     Но всем надо помнить следующее наставление о. Иоанна С:
     «Ты следишь за событиями во внешнем мире, читая светские сочинения,
журналы и газеты. Не упускай же из виду и твоего внутреннего мира, твоей
души: она ближе к тебе и дороже тебе. Читай же наипаче и наичаще Евангелие
и писания св. отцов, ибо грешно христианину не читать богодухновенных
писаний.
     Все мирское с миром и кончится — "И мир проходит, и похоть его"   (1 Ин.
2, 17)».
     Чтение можно сравнить с лекарством, но излечивает это лекарство не тело, а
душу. Но как тело, так и душа бывают больны различными болезнями. А для
каждой болезни показаны свои особые лекарства и для каждой души должна
быть подобрана такая духовная литература, которая соответствовала бы ее
болезни.
     Литература, подходящая для людей созерцательного типа (евангельской
Марии), не так подходяща для людей деятельного типа (евангельской Марфы),
и наоборот.
     Не для всех подходящи книги старинного стиля. Некоторым «младенцам во
Христе» будут интересны лишь духовные рассказы и т. д. Как пишет еп.
Игнатий (Брянчанинов):
     «Непременно нужно чтение, соответствующее образу жизни. Иначе будешь
наполняться мыслями, хотя и святыми, но неисполнимыми самим делом,
возбуждающими бесплодную деятельность только в воображении и желании;
дела благочестия, приличествующие твоему образу жизни, будут ускользать из
рук твоих.
     Мало того, ты сделаешься бесплодным мечтателем, мысли твои, находясь в
беспрестанном противоречии с кругом действий, будут непременно рождать в
твоем сердце смущение, а в поведении неопределенность, тягостные, вредные
для тебя и для ближних».
     Поэтому тем, кто духовно еще молод и мало сведущ в литературе, надо
искать указаний у духовно опытных людей при выборе книг для чтения.
     *  *  *
     Духовное чтение помогает нам и в молитвенном подвиге; когда молитва
становится холодной и рассеянной, тогда духовное чтение помогает ее оживить.
Об этом пишет так прп. Исаак Сириянин: «В то время, когда ум твой рассеян,
предпочитай духовное чтение молитве, так как чтение — источник чистой
молитвы».
     Если сумеем мы поставить себя в здоровую обстановку людей живых
духовно и питающих душу духовной литературой, то наш разум будет
пребывать в Божественных истинах, в светлых мыслях, обогащающих нас
мудростью, верой, надеждой, любовью, смирением и другими добродетелями
     Тогда разум и сердце наше погрузятся в созерцание истины и предвечной
красоты Сына Божия Иисуса Христа и Его Невесты — Вселенской Церкви.
Истина заполнит наш разум, а красота захватит наше сердце.
     Тогда как бы само собой исполнится и повеление ап. Павла, чтобы нам
мыслить — «что только истинно, что честно, что справедливо, что любезно, что
достославно, что только добродетель и похвала»   (Флп. 4, 8).
     *  *  *
     В заключение, однако, следует предупредить, что одним только чтением
духовной литературы христианин не спасется. Об этом так пишет о. Александр
Стефановский:
     «От чтения духовных книг без применения их в жизни скоро создается
самообман, что духовное возрастание началось. Духовная жизнь подменяется
воображением.
     От чтения надо переходить к жизни, начиная сейчас же и духовный подвиг с
первых ступеней».
     Как говорит о том же прп. Симеон Новый Богослов: «Для людей, надежду
спасения своего полагающих в одном изучении Божественного Писания, без
мистического опыта, недоступна сила Божественных Писаний».
     «Духовное чтение не заменяет внутренней деятельной духовной жизни, —
пишет и архиепископ Иоанн, —знание об истине — это не то, что знание
истины. Кроме содержания есть Дух Слова. Лишь Духом водимые (Рим. 8, 14)
открывают вечно новое в истине».

Приложения к главе 18-й

     Жития святых
     Значение знакомства (через чтение) с жизнью святых и подвижников
христианства хорошо раскрывается в предисловии ко 2-й части книги Е.
Поселянина  «Пустыня».
     «Род людской все тот же. Меняется обстановка, меняются условия жизни, но
так же все стремятся к счастью, и лишь ничтожная во все времена кучка людей
сознательно отворачивается от этого счастья ради великих загробных целей.
Странные люди, непонятные для большинства людей. Однако в этой их
странности есть какое-то непостижимое обаяние.
     Когда вчитываешься в рассказы об этих столь тихо, неслышно, незаметно
проживших свою жизнь людях, тогда как современники их наполняли
раскатами громов вселенную, — спрашиваешь себя: почему это память о них
могла победить сглаживающую силу стольких веков?
     И почему это доселе и среди высококультурных людей, и среди людей почти
первобытных заботливо берегутся рассказы о том, как "спасались" эти странные
люди.
     Если иногда трудно бывает в суете мирской присесть за книгу, говорящую
исключительно о подвигах духа, то так же трудно бывает и оторваться от такой
книги, когда в нее вчитаешься.
     Точно на ковре-самолете поднялся над землей, близко-близко к миру вечных
чудес, и душу охватило предчувствие такого счастья, какого не дает душе ни
одна чисто земная радость. Многим приходилось испытывать то
необыкновенное впечатление, какое переживаешь, когда вдруг до души,
измученной житейской тревогой, издали донесутся тихие, бесстрастные,
отрадные и счастливо-спокойные, как сама вечность, звуки церковного пения.
     Кто это испытал, тот поймет, что подобное впечатление переживаешь и
тогда, когда после долгого забвения высших интересов души, долгого периода,
во время которого уста от полноты сердца не шептали молитвы, — развернутся
вдруг перед глазами правдивые сказания о подвигах былых людей
христианства, тех вольных мучеников, которые с такою последовательностью
стремились взять и взяли от жизни лишь одну духовную ее сторону.
     Какою бы пропастью ни была отделена наша беззаконная жизнь от их
светлых "житий", но раз мы вызовем изнутри себя те сокровища, то лучшее
содержание нашей души, которое отчасти раскрадено, отчасти затоптано гнетом
жизни, но ростки которого никогда не погибают в человеке совершенно, пока
он дышит, — то этою лучшею стороною нашего существа мы и поймем этих
дальних и странных людей.
     Мы поймем, что, полные искренности, они, памятуя о светлом рае, которого
лишились, не могли, сыны неба, стать сынами земли.
     Не могли среди мира, задыхающегося от горя, слез и насилий, спокойною
рукою брать то счастье жизни, какое многим из них так обильно послала
судьба. И предпочли более всех страдать, чем более всех ликовать.
     Их лики озарены отсветом той кровавой зари, какая светила на Голгофе,
когда солнце в ужасе померкло.
     И дико было бы нам ждать раскатов смеха и всплесков радости от людей,
которые ежеминутно были проникнуты невыразимою значительностью этого
голгофского часа.
     Прекрасны они целостностью своих могучих характеров, тою великою
сосредоточенностью, с какой провели свой земной век, не отходя от ног Христа-
Учителя, "слушая слово Его".
     И вот теперь, когда их так уже давно нет на земле и они так давно ликуют в
"радости исполненной", — какое-то обаяние идет на нас от их имен, от тех
загадочных пустынь, откуда рвался к Богу пламень их молитвы.
     И как доселе мы с восхищением смотрим на воспроизведение обломков
римских и эллинских зданий — тем более восторженно мы созерцаем и
творчество этих великих духовных зодчих могучих и цельных эпох.
     Творчество же их, которым они занимались и которым себя обессмертили,
имело своей высокой целью по идеалу, завещанному Христом, — воссоздать
себя в формы высшей и непреходящей душевной красоты».
     Выдержки из дневника и писем о. Александра Ельчанинова о духовном
чтении
     Я убедился, что ежедневное чтение св. отцов и житий в наших условиях —
главнейшее и действительнейшее средство для поддержания нашей веры и
любви.
     Это чтение конкретно рисует нам области, куда мы стремимся, дает нашей
вере образцы, идеи, чувства, указывает пути, обнадеживает описанием
ступеней, этапов внутреннего движения, согревает сердце влечением к
блаженной жизни святых подвижников. Как можно любить то, чего не видишь,
от чего не имеешь постоянных впечатлений? Первые христиане оттого и горели
такой верой-любовью, что слышали, видели своими очами, осязали руками   (1
Ин. 1, 1).
     Эту возможность — иметь прямые впечатления от Божественного света —
дает нам или общение с живыми святыми, или общение с ними же через
проникновение, путем чтения, в их внутреннюю жизнь.
     Естественный, казалось бы, путь к тому — через чтение Евангелия. Конечно,
для тех, кто способен читать его с пользой. Есть множество людей, которым
Евангелие ничего не говорит, — или оттого, что оно с детства «зачитано», или
свет евангельский слишком ярок для слабых глаз, и не все способны воспринять
его и нуждаются в смягченной среде жизни святых, в которых тот же свет
евангельский,  но в более доступном нам виде.
     Нужно постоянно читать то, что питает твою душу, указывая цель,
единственную цель жизни. Здесь нужны своего рода аскетизм,
самоограничение, самопринуждение. Всякий христианин — подвижник.
     Запомни это: человеческая природа так искривлена, что на нее приходится
жестоко нажимать, если хочешь выравнять себя по евангельским меркам, и
выравнивать приходится каждый день, каждый час.
     Не всеми одинаково серьезно сознается важнейшее в наших духовных путях
значение созерцания жизненного пути святых. Есть даже речи: «У меня есть
Евангелие, у меня есть Христос — мне не нужны посредники». Иные, может
быть, не скажут этих самоуверенных слов, но фактически не прибегают к
помощи святых в периоды (а у кого их не бывает?) духовного упадка.
     Ведь что такое всякий святой? Тот же человек, но который, пойдя по
правильному пути, нашел То, Чего ищем мы все, — Бога. Как же нам не
вглядываться в них и не брать пример с них, не идти за ними? Собственно,
«святость»  — задача каждому из нас в меру его сил.
     Отчего так важно чтение житий святых?
     Среди бесконечного спектра путей к Богу, раскрытого в различных житиях,
мы можем найти свой путь, получить помощь и указание, как из дебрей нашей
человеческой запутанной греховности выйти на путь к свету.
     Вы жалуетесь на то, как трудно и даже просто скучно чтение св. отцов. Но
попробуйте поставить вопрос так, что трудны и скучны не они, а что, может
быть, ваша душа не готова еще увидеть тот свет, который видят же в них
другие.
     Все же не оставляйте это чтение, пытайтесь согреть свою душу теплом их
веры, прикоснуться к их духовному опыту. Вы скажете, что слишком
несоизмерима их высота и вся мелкая будничность, которая держит нас в своем
плену. Но присмотритесь к себе — не может быть, чтобы всегда это было
только трудно и скучно.
     В редкие минуты жизни — в испытаниях и горе или в большой радости —
душа ищет подняться, и тогда, может быть, иначе звучат слова, которые раньше
не доходили до вас.
     А в обычное время нужны труд и некоторое насилие над собой, чтобы
разбудить свою косность. И будьте уверены   — эти усилия дадут свой плод,  и
невидимое пока для вас накопление духовных богатств проявится в нужную
минуту, может быть, спасет вас в настоящей беде.
     Тут же вы пишете о своем одиночестве и покинутости. Конечно, вам нужны
живое общение с людьми и их близость. Но подумайте: уже в тех же св. отцах
— какое «избранное общество» вы имеете, какие сокровища лучших душ,
веками накопленные, дают они вам и всем нам в полное владение.
     В этом и радость церковного общения — что все мы живы и все братья
Церкви, и не может, не должно быть чувства своей покинутости у живого члена
Церкви.
     Отчего слаба наша любовь к Богу? — Оттого, что слаба вера. А вера слаба от
равнодушия к Божественным вещам. От познания, изучения их явится вера, от
веры — любовь.
     Священное Писание Ветхого Завета
     В Церковь вошли праведники всех времен начиная от сотворения мира.
Поэтому можно было бы думать, что изучение истории Церкви нужно начинать
с книг Ветхого Завета.  Однако здесь надо сделать иной вывод.
     Многие законы Моисея уже не имеют значения для христианина.
     Так, в них написано: «Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб: как он
сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать» (Лев. 24, 20).
Христос же повелевает: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и
другую»   (Мф. 5, 39).
     А когда ученики Христа хотели в подражание пророку Илии свести огонь с
неба на самарян, не принявших Христа, то услышали от Господа запрещение и
слова: «Не знаете, какого вы духа» (4 Цар. 1, 10-12; Лк. 9, 55).
     Словом, заповеди Ветхого Завета часто совсем иные, чем  для  Нового.
     В канонических книгах Ветхого Завета имеется «Песнь песней» Соломона.
Эта книга аллегорически повествует о силе любви Новозаветной Церкви к
своему Жениху — Господу Иисусу Христу.
     Но эта любовь изображена как реалистическая любовь Суламиты к своему
возлюбленному, что соблазняет некоторых, недостаточно утвержденных в вере.
     Кроме Песни песней в Библии имеются и многие другие места, которые
также будут непонятны или неполезны для чтения некоторых духовно молодых
христиан.
     Указанное относится в особенности к неканоническим книгам Ветхого
Завета (( Следует сделать различие между каноническими и неканоническими
книгами Ветхого Завета. Соборы не считают последние в полной мере
богодухновенными, как 22 канонические книги. К неканоническим книгам
относят книги: Товита, Иудифь, Вторая и Третья книги Ездры, три книги
Маккавейские, Премудрости Иисуса, сына Сирахова, Премудрости Соломона,
пророка Варуха, Послание Иеремии. прим. авт.)).
     В последних имеются места или труднопонимаемые (например, в книгах
Второй и Третьей Ездры), или места апокрифического характера (например, в
Книге Товита).
     И хотя ап. Павел писал, что «все Писание богодухновенно» (2 Тим. 3, 16), но
надо помнить и другие слова ап. Павла, что лишь «для чистых — все чисто» 
(Тит. 1, 15).
     А многие ли из числа тех, кто считает себя христианином, могут быть вполне
уверены в своей духовной чистоте?
     Поэтому всем рядовым христианам можно рекомендовать читать и изучать
преимущественно священные книги Нового Завета и Псалтирь. Книги же
Ветхого Завета в оригинале надо изучать лишь богословам. А прочим
христианам надо знакомиться с ними не в первые годы своей сознательной
духовной жизни, и лучше — в хороших сокращенных пересказах.
     Чтение для ума и для сердца
     Ты утаил  сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам.
     Мф. 11, 25
     Необходимо отметить, что далеко не вся литература, посвященная вопросам
религии, имеет одинаковое значение для души христианской и ее цели в жизни
— стяжания Святого Духа Божия.
     Можно питать мыслями ум, не затрагивая чувств сердца, и тогда мало
пользы для христианина в отношении очищения его сердца от страстей и
пристрастий и возращения  в  нем  христианских  добродетелей.
     Надо помнить слова ап. Павла, что «знание надмевает, а любовь назидает»  
(1  Кор. 8, 1).
     Поэтому следует предупредить тех христиан, которым импонирует богатство
богословской эрудиции, и они забывают о значении сердца, — здесь опасность
жизни чисто умозрительной.
     О частой бесплодности такого труда для души христианской так говорит
схиархимандрит Софроний в своей книге о старце Силуане:
     «Богослов-интеллектуалист о писаниях старца, возможно, скажет: я не вижу
здесь богатства богословской мысли; я не вижу здесь догматического ведения.
Так скажет он потому, что его духовность принадлежит иному плану
религиозной жизни.
     Богослов-рационалист занят множеством проблем и ищет разрешения их на
путях рассудочного умозрения. Его подлинный религиозный опыт невелик,
главный опыт его принадлежит сфере рассудка, а не живого богообщения.
     Свою научную эрудицию и рассудочный опыт он считает духовным
богатством и ставит его настолько высоко, что всякий другой опыт в его глазах
отступает на второстепенный план.
     Для человека подлинно религиозного, ищущего живого богообщения,
живущего Богом, очевидна наивность увлечения рационалиста. Он недоумевает
в каком-то смысле — не понимает, как может умный человек удовлетворяться
своими домыслами и отвлеченными построениями».
     Здесь надо вспомнить и о том, как сурово отзывался старец Варсонофий
Оптинский о тех богословских науках, которые преподавались в его время
(начало XX столетия) в семинариях и духовных академиях.
     Он говорил: «Держитесь духа. Смотрите, в семинариях и духовных
академиях какое неверие, нигилизм, мертвечина, а все потому, что только одна
зубрежка без чувств и смысла.
     Семинаристу странно, непонятно пойти в церковь одному, стать в стороне,
поплакать, умилиться, ему это дико» (Дневник иером.  Никона Оптин.  пуст.  
1907-1908 гг.).
 
митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл

Как нужно читать Библию

Когда вы приходите в гости и вам показывают семейный фотоальбом, то вам не

обойтись без некоторых дополнительных комментариев, помогающих
правильно ориентироваться в изображенных лицах. Ведь семейный архив
является достоянием данного семейства, так что человек посторонний может и
не разобраться здесь самостоятельно.
Библия была написана для избранного народа, наследником которого после
пришествия в мир Господа и Спасителя стал народ Божий, то есть Церковь
Христова. Библия есть книга Церкви. И поэтому понимать ее надо так, как
понимает ее семья, которой она принадлежит, то есть Церковь.
     Но сначала порассуждаем вот о чем. Сегодня каждый человек может
приобрести Библию, открыть ее и начать читать. Что же нужно для того, чтобы
это чтение привело к положительному результату, стало спасительным? И
можно ли читать Библию так, как читают обычную книгу?
     Библия есть книга Божественная, это обращенное к нам Слово Божие. Но к
правильному пониманию этого Слова надо себя подготовить. Если мы
открываем священные страницы где-нибудь в метро или в автобусе, если
пытаемся проникнуть в их смысл наспех или без усилий, то скорее всего не
поймем ничего. Здесь требуется внутренняя подготовка, определенный
духовный настрой.
     Святые отцы учат, что чтению Библии должна предшествовать молитва —
концентрация духовных и умственных сил для того, чтобы «остыть» от горячки
повседневной жизни, освободиться из плена эмоций, страстей, переживаний.
«Чтение твое да будет в не возмущаемой ничем тишине», — внушает
преподобный Исаак Сирин. Древние монахи читали Писание понемногу, вслух,
стараясь максимальным образом сосредоточиться на смысле библейского
текста. В египетских монастырях IV века монахи заучивали библейские тексты
наизусть, постоянно повторяя их про себя в течение всего дня. А великий
русский святой XIX века преподобный Серафим Саровский говорил, что ум
христианина должен «плавать» в словах Писания.
     Читая Библию, нужно с готовностью воспринимать ее не только разумом, но
и сердцем. Читать Библию следует неспешно. Не нужно поглощать главу за
главой, прочитывая по нескольку страниц без остановки. «Когда читаешь
Божественное Писание, не то имей в виду, чтобы только прочитать лист за
листом, — говорит преподобный Никодим Святогорец. — Но с размышлением
вникай в каждое слово». Лучше всего читать не более одной главы в день,
размышляя над прочитанным. Очень важно замечать в Священном Писании
непонятные слова, записывать новые для нас выражения, с тем чтобы
впоследствии, обратившись к толкованию или с помощью просвещенного
человека, найти ответ на возникший при чтении Слова Божия вопрос.
     Читая Библию, мы входим в общение с Богом, узнаем Его, устанавливаем
личную связь с Творцом. Поэтому чтение Библии является не только
рациональным, но и глубоко духовным деланием.
     В зависимости от уровня знаний, образования, жизненного опыта у человека
складывается свое восприятие и понимание библейского текста. В этом сокрыта
некоторая опасность. С одной стороны, индивидуальная работа со Словом
Божиим возгревает в нас религиозное чувство, укрепляет нашу веру. Но с
другой стороны — мы не застрахованы от ошибок, когда, читая Библию,
способны по незнанию, отсутствию опыта и соответствующего образования
прийти к неправильным выводам.
     В связи с этим возникает вопрос: а существует ли безошибочный критерий
для правильного понимания Священного Писания? Церковь утверждает:
поскольку Библия есть книга народа Божия — Церкви, то общецерковное
понимание и содержит в себе тот критерий, сверяясь с которым, можно
избежать ошибок.
     Почему же общецерковное понимание Библии безошибочно, а
индивидуальное может обернуться заблуждением?
     Библия есть Богодухновенная книга, написанная по Божественному
внушению, и, чтобы проникнуть в суть Божия послания к миру и человеку,
нужно иметь Духа Святого в своем сердце.
     Люди находятся на разном расстоянии от Бога. Один стоит ближе, другой —
дальше. Один имеет великие дары Духа Святого, а другой этих даров не имеет.
Но известно: в Церкви как общине веры живет и действует тот же
Божественный Дух, Который внушал древним библейским авторам
Богодухновенные тексты. И потому Церковь, имея в себе этот Дух, способна
безошибочно постигать Слово Божие. Это всесовершенное толкование
Священного Писания содержится, конечно, не в индивидуальных
высказываниях тех или иных церковных деятелей, пусть даже самых
просвещенных и авторитетных. Безошибочное понимание Слова Божия
хранится в церковном учении, которое формируется на основании Священного
Писания, принадлежит Церкви и передается в лоне ее из поколения в
поколение. Таким образом, Церковное вероучение, основанное на Слове
Божием, есть по своей сути обширный комментарий к Слову, внушенный силою
Святого Духа.
     С какой торжественностью, с какой величавостью происходит в Церкви
чтение Священного Писания! В один из самых важных моментов богослужения
Слово Божие торжественно выносят на середину храма. Перед тем как
провозгласить текст во время Божественной литургии, священник читает
особую молитву, в которой просит Господа помочь всем присутствующим
понять смысл читаемого. Диакон возглашает: «Премудрость. Вонмем», —
подчеркивая тем самым, что Слово Божие несет особую мудрость людям, и
воспринимать его надо с особым вниманием. После прочтения библейских
 текстов за литургией следует проповедь, содействующая правильному
церковному пониманию Божественных истин.
     Вслушиваясь в слова Священного Писания, мы стоим со склоненной
головой, готовые к приятию Слова Божия. Вслушиваясь в вечные глаголы
Божественного Откровения, мы расстаемся на время с миром и погружаемся в
себя. Ибо Слово Божие, по свидетельству апостола, действием своим подобно
«мечу духовному» (Еф. 6. 17), способному рассечь человеческое естество,
отделить правду от неправды, свет от тьмы, добро от зла. Слово Божие обладает
колоссальной силой духовного воздействия на человека. И очень важно, чтобы,
внимая этому Слову, мы впитывали истину, которую Дух Святой передал
древним авторам Библии и которую доныне преподает Церкви Христовой,
общине веры.

Священное Писание и Церковь

Иларион (Троицкий), архиеп.
По изданию: Архимандрит Иларион. «Священное Писание и Церковь». Москва. Печатня
А.И. Снегиревой. 1914 год
У Церкви нет скрижалей, на которых были бы начертаны письмена Божественным перстом. Церковь
имеет Священное Писание, но Тот, Кто создал Церковь, ничего не писал. Лишь однажды сказано о
Христе в евангелии Иоанна, что Он, низко наклонившись, писал, но и в этот раз Христос писал
перстом и писал на земле. Да может быть и не писал каких-нибудь слов, а лишь чертил перстом по
направлению к земле. И однако же Церковь имеет Писание, которое она называет Священным,
Божественным.
Христос не писал... Думается, если в достаточной мере поразмыслить над этим фактом, то можно
уяснить себе отчасти самую сущность дела Христова. Другие религиозные вожди человечества,
основатели различных школ философских, обыкновенно писали и много, и охотно, а Христос ничего
не писал. Не значит ли это, что дело Христово, по существу своему, совсем не то, что дело каких-
нибудь философов, учителей, передовых представителей умственной жизни человечества?
Да и сама Церковь, разве смотрела она на своего Основателя, как на одного из учителей человечества?
Разве усматривала она в Его учении существо Его дела? Нет, христианская Церковь с величайшим
напряжением своих богословских сил отстаивала ту великую религиозную истину, что Христос есть
воплотившийся на земле Единородный Сын Божий, Единосущный Богу Отцу. За эту истину
подвизались до крови величайшие отцы Церкви. В борьбе за эту истину были они непреклонны.
Здесь они не уступали врагам ни одной пяди, в буквальном смысле ни одной иоты, которой в
греческом языке подобосущный отличается от Единосущного. «Называющие ариан христианами
находятся в великом и крайнем заблуждении» — писал св. Афанасий Великий. Так определенно
мыслил сей адамант православия о невозможности быть христианином, отрицая воплощение Сына
Божия, Единосущного Богу Отцу.
Но неужели воплощение Единородного Сына Божия нужно было лишь для того, чтобы написать и
вручить человечеству какую-нибудь книгу? Нужно ли быть непременно Единородным Сыном Божиим
для написания книги? И если Церковь так настаивала именно на Божественном достоинстве своего
Основателя, она, очевидно, не в писании усматривала сущность Его дела. Воплощение Сына Божия
нужно было для спасения человечества, а не для написания книги.
Никакая книга спасти человечество не могла и не может. Христос не есть Учитель, а именно
Спаситель человечества. Нужно было возродить истлевшее грехом естество человеческое и начало
этому возрождению положено было самым воплощением Сына Божия, а не Его учением, не книгой
Нового Завета.
Эта истина со всей решительностью высказана была церковными богословами еще во втором веке. Как
известно, начиная с половины второго века, Маркион и его последователи проводили резкое различие
между Ветхим и Новым заветом. Учили даже, что два Завета от разных богов ведут свое начало.
Новый завет, следовательно, по их мнению, содержит в себе именно новое учение, прямо
противоположное учению ветхозаветному, а потому его и отменяющее.
Но Сам Христос и Апостолы, и Церковь с самого начала признавали ветхозаветное писание в качестве
авторитета. Учение Маркиона немедленно встретило себе надлежащий отпор со стороны церковных
писателей. В полемике против Маркиона богословы второго века подробно раскрывали, что новый
завет ветхого не отменяет; наоборот, весь Новый Завет уже предсказан в Ветхом. «Пророки знали
новый завет и возвещали его». «Читайте, — пишет св. Ириней Лионский, — внимательнее данное нам
Апостолами Евангелие и читайте внимательнее пророков, и вы найдете, что вся деятельность, все
учение и все страдание Господа нашего предсказано ими».
 
Следовательно, в смысле учения Новый завет ничего нового, по существу, совершенно нового, не дает.
Кто склонен был смотреть на Христа больше как на Учителя, конечно, несколько смущался такими
рассуждениями и теми выводами, которые из них напрашиваются сами собой. Но величайший
богослов второго века, св. Ириней Лионский, «умащенный, по словам св. Епифания Кипрского,
небесными дарованиями истинной веры и ведения», рассеивает это смущение. Он именно и обращает
внимание на то, что не новое учение составляет цель и сущность Христова пришествия. «Если, —
пишет он, — у вас возникнет такая мысль и скажете: что же нового принес Господь пришествием
Своим?
То знайте, что Он принес все новое тем, что принес Себя Самого и тем обновил и оживотворил
человека». Обновление человечества, следовательно, есть плод самого пришествия, самого
воплощения Сына Божия. Эту мысль особенно ярко выразил св. Отец в недавно открытом
произведении «Доказательство апостольской проповеди» (гл. 99). «Другие не придают никакого
значения снисшествию Сына Божия и домостроительству Его воплощения, которое апостолы
возвестили и пророки предсказали, что чрез это должно осуществиться совершенство нашего
человечества. И такие должны быть причислены к маловерам».
Итак, совершенство нашего человечества, по учению св. Иринея, должно осуществиться именно
домостроительством воплощения Сына Божия, а не каким-нибудь учением, не написанием какой-
нибудь книги. Своим воплощением и вочеловечением Сын Божий, Второе Лицо св. Троицы, сделал
людей причастниками Божественного естества. Восприняв человечество в единство Своей Ипостаси,
Сын Божий, воплотившийся, стал новым Адамом, родоначальником нового человечества. «По образу
и по подобию истлевша преступлением, видев Иисус, преклонив небеса сниде и вселися во утробу
девственную неизменно, да в ней истлевшаго Адама обновить».
«Сын всевышнего стал сыном человеческим, чтобы человек сделался сыном Божиим», — говорит
св. Ириней. В новом человечестве, которое зиждется на основе воплощения Сына Божия,
восстанавливается единство естества человеческого, единство, разрушенное грехом. Это новое
человечество Сам Христос наименовал Церковью. В 16-й главе евангелия по Матфею мы читаем о том,
как ап. Петр от лица всех апостолов исповедал истину воплощения Единородного Сына Божия.
И Христос ответил Петру: «На этом камне (очевидно, на воплощении, на том, что Он — Сын Бога
живого) Я создам Церковь Мою и врата ада не одолеют ея»( Мф. 16, 16-18 ). А разлучаясь и прощаясь
со Своими учениками. Христос обетовал им иного Утешителя — Духа Святого, который будет
наставлять их, будет вести ко всякой истине и который пребудет с ними во век( Ин. 14, 16-17; 15, 26;
16, 13 ). Об этом-то Духе Святом и говорится постоянно в Священном Писании, что Он оживляет
Церковь, которая есть тело Христово. В членах Церкви живет Дух Божий (Рим. 8, 9, 11, 23, 26, 2 Тим.
1, 14, 1 Петр. 4, 14), который их водит (Рим. 8, 14).
Дух Св. есть единый источник всех духовных даров, которыми наделены члены Церкви (1 Кор. 12, 4-
11). Церковь и вся как целое и в отдельных своих членах живет, мыслит и преуспевает в совершенстве
руководимая Духом Святым. Отдельный человек лишь по связи с Церковью получает все
необходимые для своего нравственного пересозидания силы.
Вот как и Священное Писание и разум Церкви заставляют нас представлять себе смысл и сущность
дела Христова. Дело Христово — создание Церкви, нового человечества. Понимаемое так дело
Христово действительно становится исключительным; оно безмерно возвышается над всяким делом
человеческим. Так часто теперь в языческой литературе, в буддизме и в Талмуде, в Вавилоне и в
Египте находят параллели к учению Христа.
Но кто смотрит на Христа как на воплотившегося Сына Божия, для того всевозможные речи об
исторических «влияниях» на христианство не имеют ни малейшего смысла. Сущность Христова
дела не в учении, а потому явная бессмыслица и даже кощунство ставить Христа в разряд учителей-
мудрецов вместе с Буддой, Конфуцием, Сократом и др. Христос сделал человечество причастным
естества Божественного, влил в человеческое естество новые благодатные силы, создал Церковь,
ниспослал Духа Святого. Всего этого ни один мудрец-человек сделать не мог, какие бы высокие
истины он ни проповедывал, какие бы умные и великие книги он ни писал.
«Наш неизменный Колумб всех открытых Америк» (как метко назвал Льва Толстого В.С. Соловьев) в
предисловии к женевскому изданию «Краткого изложения Евангелия» писал: «Я смотрю на
христианство, как на учение, дающее смысл жизни... а потому для меня совершенно все равно: Бог или
не Бог был Иисус Христос» (стр. 9-11). Но Церковь понимала, что посмотреть так на христианство
значит, — свести его к полному ничто. Мало указать человеку смысл жизни. Нужно дать ему силы
для жизни. Нужно пересоздание самого человека. Человечество спасается только воплощением Сына
Божия и Его созданием — Церковью.
Указанное в общих чертах церковное понимание дела Христова и должно служить единственным
исходным пунктом для всяких наших рассуждений о Священном Писании.
Христос не писал... Он и приходил на землю вовсе не за тем, чтобы писать. Сущность дела Его не
учение, не написание книги, например, полного курса христианской догматики. Нет, Его дело — не
книжное.
Но если это так, то что же тогда такое Священное Писание?
Христос создал Церковь. Церковь существовала и тогда, когда ни одной книги Священного Писания
Нового Завета еще не было. Ведь книги Нового Завета написаны апостолами уже после, в течение
более нежели полустолетия от начала исторического бытия Церкви. В написанных ими книгах
апостолы оставили памятники своего устного благовествования. Писали они для Церкви уже
существующей, и книги свои Церкви вручили для вечного назидания.
Очевидно, книги Священного Писания не составляют сущности христианства, потому что самое
христианство не есть учение, а есть именно новая жизнь, создаваемая в человечестве Духом
Святым на основе воплощения Сына Божия. А потому не будет дерзостью сказать, что не Священным
Писанием, как книгой, спасается человек, а благодатию Духа Святого, живущего в Церкви. Церковь
ведет людей к совершенству. У Церкви есть и иные пути, и иные средства для этого, кроме книг
Священного Писания. Св. Ириней Лионской пишет: «Многие племена варваров, верующих во Христа,
имеют спасение свое, без хартии или чернил написанное в сердцах своих Духом, и тщательно
сохраняют древнее предание. Принявшие эту веру без письмени суть варвары относительно нашего
языка, но в отношении учения, нрава и образа жизни они по вере своей весьма мудры и угождают
Богу, живя во всякой правде, чистоте и мудрости».
Чтобы сделаться последователем какой-нибудь определенной философской школы, нужно усвоить
философские труды родоначальника этой школы. А достаточно ли знать Новый Завет, чтобы сделаться
христианином? Достаточно ли этого знания для спасения? Конечно, нет. Можно знать наизусть весь
Новый Завет, можно в совершенстве знать всю новозаветную науку и однако быть очень и очень
далеким от спасения.
Для спасения необходимо приложиться к Церкви, как и в книге деяний апостольских сказано, что
спасающиеся прилагались к Церкви( Деян. 2, 47; 5, 13-14 ). Это было тогда, когда Писания не было, но
была Церковь и были спасающиеся. Почему же необходимо было прилагаться к Церкви? Да потому,
что для спасения нужны особые благодатные силы, а силы эти можно иметь лишь тому, кто причастен
к жизни церковной, к жизни единого и неразделимого тела Христова.
Благодатная сила Духа Святого действует в Церкви многоразлично: в таинствах и священнодействиях
Церкви, в общей молитве и общей любви, в церковных служениях; как богодухновенное Слово Божие
действует она и чрез книги Священного Писания. Здесь мы подходим к определению Священного
Писания. Книги Священного Писания — одно из средств, чрез которые в Церкви действует на
людей благодатная сила Божия. Дух Божий оживляет только тело Церкви, а потому и Священное
Писание может иметь смысл и значение только в Церкви. «Должно прибегать к Церкви и
воспитываться в ее недре и питаться Господними Писаниями. Ибо Церковь насаждена как рай в этом
мире. Посему «от всякого дерева райского можешь вкушать», — говорит Дух Божий, т. е. вкушайте от
всякого Писания Господня».
Итак, Священное Писание — одно из проявлений общей благодатной жизни Церкви. Оно —
имущество церковное, драгоценное и бесценное, но имущество именно церковное. Священное
Писание нельзя отрывать от общей жизни церковной. Только Церковь дает смысл существованию
Писания. Священное Писание не есть самостоятельная величина; его нельзя считать данным для
Церкви законом, который она может исполнять и от которого она может отступать. Священное
Писание явилось в недрах Церкви и ради Церкви. Церковь владеет Писанием и употребляет его на
пользу своих членов.
Наши православные храмы, думается, наглядно проповедуют о значении Писания в Церкви. Евангелие
у нас лежит на престоле вместе с прочими священными принадлежностями богослужения, вместе с
«запасными дарами», с «преждеосвященными агнцами». «Апостол» же хранится вместе с другими
богослужебными книгами. А в древней Церкви и Евангелие обычно хранилось в скевофилакирионе,
приблизительно в нашей ризнице, откуда выносилось только для всенародного чтения за
богослужением. Если бы христианство было чем-то вроде философской школы, то в наших
собраниях церковных мы, конечно, занимались бы только изучением и истолкованием Нового
Завета; но у нас этого нет. Христианство не школа, и чтение Священного Писания представляет у нас
лишь одну из стихий общественного богослужения. В полноводной реке благодатной жизни
церковной Священное Писание лишь одна струя.
Подобные рассуждения могут показаться как бы принижающими Священное Писание. Но кто более
Златоуста говорил о пользе и о величии св. Писания? Не он ли называл чтение Писания
собеседованием с Богом? Не для него ли божественные Писания были духовным лугом и раем
сладости? Но весьма замечательные рассуждения находим мы у св. Иоанна Златоуста в начале
толкования на святого Матфея евангелиста.
«По-настоящему, нам не следовало бы иметь и нужды в помощи Писаний, а надлежало бы вести жизнь
столь чистую, чтобы вместо книг служила благодать Духа, и чтобы, как те исписаны чернилами, так и
наши сердца были исписаны Духом. Но так как мы отвергли такую благодать, то воспользуемся уже
хотя бы вторым путем. А что первый путь был лучше, это Бог показал и словом и делом. В самом деле,
с Ноем, Авраамом и его потомками, равно как с Иовом и Моисеем, Бог беседовал не чрез письмена, а
непосредственно, потому что находил их ум чистым.
Когда же весь еврейский народ пал в самую глубину нечестия, тогда уже явились письмена, скрижали
и наставления чрез них. И так было не только со святыми в ветхом завете, но, как известно, и в новом.
Так и апостолам Бог не дал чего-либо писанного, а обещал вместо писаний даровать благодать Духа.
«Той, — сказал он им, — воспомянет вам вся»( Ин. 14, 26 ). И чтобы ты знал, что такой путь (общения
Бога со святыми) был гораздо лучше, послушай, что Он говорит через пророка: «Завещаю вам завет
нов, дая законы Моя в мысли их, и на сердцах напишу я, и будут вси научени Богом»( Иер. 31, 31-34,
Ин. 6, 45 ). И Павел, указывая на это превосходство, говорил, что он получил закон (написанный) не на
скрижалех каменных, а на скрижалех сердца плотяных( 2 Кор. 3, 3 ).
Но так как с течением времени одни уклонились от истинного учения, другие от чистоты жизни и
нравственности, то явилась опять нужда в наставлении письменном. Размыслите, какое будет
безрассудство, если мы, которые должны были жить в такой чистоте, чтобы не иметь и нужды в
Писании, а вместо книг предоставлять сердца духу, если мы, утратив такое достоинство и возымев
нужду в Писании, не воспользуемся, как должно, и этим вторым врачевством. Если достойно
укоризны уже и то, что мы нуждаемся в Писании и не привлекаем к себе благодати Духа, то какова,
подумай, будет наша вина, если мы не захотим воспользоваться и этим пособием, а будем презирать
Писание, как излишнее и ненужное, и таким образом навлекать на себя еще большее наказание?».
Св. Иоанн Златоуст защищает здесь необходимость изучения Священного Писания, но мимоходом он
говорит, что нам, по-настоящему не следовало бы иметь и нужды в Священном Писании, что при
чистой жизни вместо книг душе служит благодать св. Духа. Этот путь духовного просвещения выше.
С патриархами, с апостолами Бог говорил без помощи Писания. Нужда в Священном Писании явилась
уже тогда, когда одни уклонились от истинного учения, а другие — от чистоты жизни.
Писание, это — уже второе врачевство. Достойно даже укоризны то, что мы нуждаемся в Писании.
Ясно прежде всего, что св. Иоанн Златоуст не отождествляет Священного Писания с христианством.
Писание он называет по-собием, врачевством. Очевидно, религиозная жизнь может существовать и
помимо св. Писания и без св. Писания, которое является лишь одним из пособий этой жизни. Жизнь
спасающейся души питается Божественным Духом, конечно, в Церкви. Это уже воля Божественного
Духа, что для научения людей Он допустил посредство Писаний, книг, особенно тогда, когда
душа перестала быть способной для восприятия непосредственных действий Духа.
Весьма замечательно, что приведенные рассуждения св. Иоанна Златоуста почти буквально повторяет
преп. Исидор Пелусиот в письме к диакону Исидору. Преп. Исидор в рассуждениях Златоуста видел
море превосходящее обилие мыслей. От рассуждений Златоуста сам Исидор был в положительном
восторге, хотя и признает, что на первый взгляд эти рассуждения могут показаться чем-то
невероятным и даже соблазнительным. «Не поверишь, может быть, — пишет преп. Исидор, —
услышав, но хорошо выразумев, знаю, не только удивишься, но даже станешь рукоплескать. Что же
это такое, что сначала покажется невероятным, а после того сделается не только удивительным, но и
достойным рукоплескания? Скажу кратко, не многими слогами выразив и море превосходящее обилие
мыслей». Дальше преп. Исидор и повторяет рассуждения Иоанна Златоуста.
Наконец, великий подвижник и великий авторитет в вопросах духовной жизни и спасения авва Исаак
Сириянин, бывший епископом христолюбивого града Ниневии, свидетельствует, что для человека,
достигшего совершенства, на высших ступенях созерцательной подвижнической жизни Священное
Писание уже не имеет того значения, которое оно имеет для людей, высокого совершенства еще не
достигших. «Пока человек не примет Утешителя, потребны ему Божественные Писания для того,
чтобы памятование доброго напечатлелось в мысли его, и непрестанным чтением обновлялось в нем
стремление к добру, и охраняло душу его от тонкости греховных путей: потому что не приобрел еще
он силы Духа, которая удаляет заблуждение, похищающее душеполезные памятования и
приближающее его к холодности чрез рассеяние ума.
Но когда сила Духа низойдет в действующую в человеке душевную силу, тогда вместо закона Писаний
укореняются в сердце заповеди Духа, и тогда тайно учится у Духа и не имеет нужды в пособии
вещества чувственного. Ибо, пока сердце учится от вещества, непосредственно за учением следует
заблуждение и забвение, а когда учение преподается Духом, тогда памятование сохраняется
невредимым». Здесь можно отметить общую с Златоустом мысль о том, что Писание есть пособие для
духовной жизни. Чтение Писания обновляет в душе стремление к добру. Но жизнь души не
обнимается Писанием всецело. Эта жизнь благодатна, а благодать душе подает, конечно, не книга
Священного Писания, а Дух Святый, ниспосланный, Церкви.
Приведенные рассуждения великих отцов Церкви на первый взгляд могут показаться
соблазнительными, но если вдуматься в них и поставить их в общую систему православного
церковного миросозерцания, то нельзя не согласиться, что в них море превосходящее обилие мысли. В
них можно видеть церковную оценку Писаний. Так могли сказать только люди, всецело жившие в
Церкви и вполне усвоившие себе религиозный идеал Церкви, который состоит не в новом школьном
учении, а в новой жизни спасенного человечества, созидаемой Духом Святым на основе воплощения
Сына Божия.
Но несомненно, что в приведенных святоотеческих мнениях дается непривычная для нас оценка
Писания. Эта оценка Писания понятна лишь для того, кто живет сознательно чисто религиозным
идеалом. Религиозный идеал Церкви, идеал обожения, которым полно наше богослужение, в
современном сознании является уделом весьма немногих.
Может быть, самое печальное в наше время есть именно подделка Христа и Церкви. На христианство
смотрят не как на новую жизнь спасенного человечества, объединенного в Церкви, а только как на
сумму некоторых теоретических и моральных положений. Слишком много и часто стали теперь
говорить о христианском учении и забывать стали про церковную жизнь . Вместе с тем, забывать
стали и про то, что главное в деле Христовом, это — Его воплощение. На Христа стали смотреть
больше как на учителя-мудреца, а истина Его Богосыновства в современном религиозном сознании
отошла на задний план. Учителю ведь можно и не быть Сыном Божиим, Единородным и
Единосущным Богу Отцу.
Христианами теперь готовы назвать уже не только ариан, но даже и тех, кто Христа, как древние
жиды, почитает обыкновенным сыном назаретского плотника, в лучшем случае гениальным
религиозным учителем, вроде Будды, Конфуция и подобных. У нас и Лев Толстой попал в христиане,
да еще не простые, а «истинные христиане». Современному религиозному сознанию нужно и понятно
только Христово учение, но не нужен Христос-Богочеловек, и новая жизнь, принесенная Им на землю
и сохраняющаяся в едином благодатном организме Церкви. Христос с пристола одесную Бога Отца в
современном религиозном сознании низведен на кафедру проповедника.
Но если пред нами учитель, то каждое его слово, каждый литературный памятник, в котором так или
иначе отразилось его учение, должен получать особенное значение. Нечто подобное случилось и со
Священным Писанием. Само по себе и независимо от Церкви оно получило особенное значение тогда,
когда померк светлый идеал Церкви. Священное Писание стало предметом особенного внимания и
разностороннего изучения со времени немецкой реформации, т. е. именно тогда, когда на место
Церкви поставлена была отдельная личность и широко открыта была дверь для рационализма,
мертвящего всякую подлинно церковную жизнь.
Ведь в принципе убившее всякую церковную жизнь протестантство выступало и выступает не иначе,
как под знаменем Священного Писания, объявляя боговдохновенной каждую его букву. С речами об
особенном уважении к Писанию выступает протестантство даже и теперь, хотя уже и для пасторов не
считается обязательной вера в Божество Христа, как показал в последние годы случай с пастором
Ято — этим немецким Толстым в одежде пастора — и факты сочувствия пасторов новейшим
мифологистам во главе с Артуром Древсом, которые утверждают, что Христос, как историческая
личность, вовсе и не существовал. Потеряв живого Христа и подлинно церковную жизнь, протестанты
начали поклоняться книге Нового Завета, как какому-то фетишу Войдите вы в протестантскую кирху
крайних протестантских толков. Вы увидите ряды скамеек, обращенных к кафедре, кафедру и на ней
Библию.
Одним словом, если вынести из любого класса или аудитории икону, то и получится протестантская
кирха. Евангелие для протестантов как бы сочинение Христа-учителя, которое нужно изучать, чтобы
быть христианином. Всю полноводную реку благодатной церковной жизни протестантство пытается
подменить одной струей, взятой отдельно и обособленно. Из Библии протестанты,
взбунтовавшиеся против папы-человека, создали «бумажного папу» и была последняя лесть
горше первой.
По-видимому, Священное Писание выше ценится теми, кто потерял Церковь, но это только по-
видимому.
На Священное Писание должно смотреть как на одно из явлений благодатной церковной жизни. Но
кто вне Церкви, для того благодатной жизни нет вообще. Все рассуждения протестантов и сектантов о
боговдохновенности Священного Писания — одно пустословие, которое неясно, и всегда весьма
сомнительно для самих рассуждающих.
Живая духовная сила не может быть магически прикреплена к мертвым безжизненным вещам. Есть
страстные любители, например, древних икон, которые в религиозном отношении нигилисты. Разве
иконы их коллекций остаются теми же, какими были они, древние и чтимые, благоговейно
поклоняемыми и лобызаемыми, в древних благолепных храмах? Дух дышет, где хочет. Он оживляет
единое тело Христово. Какая же боговдохновенность вне Церкви, без Духа Божия? Если же
благодатная сторона Священного Писания вне Церкви необходимо уничтожается, то что же остается?
Остается Библия, книги, литературное произведение, литературный памятник. В Церкви Священное
Писание не составляет всего, но вне Церкви вовсе нет Священного Писания, Слова Божия;
остаются лишь книги Священного Писания.
Внецерковные люди очень часто говорят о своем уважении к Священному Писанию и укоряют
Церковь в пренебрежении Писанием. Но эти речи — лишь один самообман и печальное
недоразумение. Правильно мыслить о Писании мы можем лишь выходя из идеи Церкви, а правильно
употреблять Писание себе на пользу мы можем только живя в Церкви. Без Церкви, без церковной
жизни в ничто разрешается самое христианство и чтением литературных памятников умершей жизни
заменить нельзя.
Определяя сущность Священного Писания, мы можем теперь формулировать следующий тезис:
Священное Писание — одна из сторон общей благодатной церковной жизни и вне Церкви Священного
Писания, в истинном смысле этого слова, нет.
Устанавливая этот взгляд на Священное Писание, следует оговориться относительно господствующего
даже в нашем школьном богословии воззрения, по которому Священное Писание — прежде всего
источник вероучения церковного. Нужно признаться, что вопрос об источниках вероучения находится
почти в безнадежном положении в нашей резонирующей догматике. Обыкновенно говорят о двух
источниках вероучения: о Священном Писании и Священном Предании. Оба эти источника
необходимы, хотя нередко склонны преимущество отдавать Священному Писанию.
В полемике с сектантами и протестантами напрягают все силы к тому, чтобы доказать, что одного
Священного Писания недостаточно, что, кроме Писания нужно еще и Священное Предание. Но если
Священное Писание — источник вероучения, то как же почерпать из этого источника заключенное в
нем вероучение? «Ведь достаточно вспомнить арианство и первый вселенский собор, чтобы понять,
что и всякая ересь основывается на Писании.
Очевидно, возникает вопрос: как понимать Писание, чтобы почерпать из него истинное вероучение?
Нужно понимать его согласно с Преданием» — отвечают нам. Прекрасно! А какое предание следует
принимать? «Не противоречащее Писанию». Что же получается? Писание нужно толковать по
Преданию, а Предание нужно проверять Писанием. Получается логический круг, idem per idem, или, в
несколько вольном переводе на русский язык, — сказка про белого бычка.
Источник церковного вероучения один — Дух Святый, живущий в Церкви, о котором обетовано
Христом, что Он будет вести (Ин. 16, 13) Церковь ко всякой истине. И не потому Церковь имеет
истинное вероучение, что она берет его из Священного Писания и Священного Предания, а только
потому, что она есть именно Церковь Бога живого, столп и утверждение истины, — как руководимая
Духом Святым. Говорить нужно только о Церкви.
Вместе с Церковью стоит или падает и Священное Писание и Священное Предание. Весьма хорошо
писал А.С. Хомяков в своем «Опыте катехизического изложения учения о Церкви»: «Дух Божий,
живущий в Церкви, правящий ею и умудряющий ее, является в ней многообразно: в Писании, в
Предании и в деле, ибо Церковь, творящая дела Божий, есть та же Церковь, которая хранит предание и
писала Писание.
Не лица и не множество лиц в Церкви хранят предание и пишут, но Дух Божий, живущий в
совокупности церковной. Потому ни в Писании искать основы Преданию, ни в Предании
доказательств Писанию, ни в деле оправдания для Писания и Предания — нельзя и не должно. Вне
Церкви живущему непостижимо ни Писание, ни Предание, ни дело. Внутри же Церкви пребывающему
и приобщенному к Духу Церкви единство их явно по живущей в ней благодати» (§ 5). «По этому же
предмету можно читать прекрасные и глубокие рассуждения в «Послании патриархов восточно-
кафолической Церкви о православной вере».
«Веруем, что свидетельство кафолической Церкви не меньшую имеет силу как и Божественное
Писание. Поелику Виновник того и другого есть один и тот же Святый Дух: то все равно, от Писания
ли научаться, или от вселенской Церкви.
Человеку, который говорит сам от себя, можно погрешать, обманывать и обманываться; но вселенская
Церковь, так как она не говорила и не говорит от себя, но от Духа Святаго (которого она непрестанно
имеет и будет иметь своим учителем до века), никак не может погрешать, ни обманывать, ни
обманываться; но, подобно Божественному Писанию, непогрешительна и имеет всегдашнюю
важность... Живя и поучаясь в Церкви, в которой преемственно продолжается устная апостольская
проповедь, человек может изучать догматы христианской веры от вселенской Церкви, и это потому
что сама Церковь не из Писания выводит свои догматы, а имеет оные в готовности ; если — же она,
рассуждая о каком-нибудь догмате, приводит определенные места Библии, то это не для вывода своих
догматов , а только подтверждения оных, и кто основывает свою веру на одном Писании, тот не
достигает полной веры и не знает ее свойств».
В полном согласии с этими авторитетными рассуждениями мы можем все свести к вере в Церковь.
Верует человек в Церковь, — для него получает надлежащее значение Священное Писание.
Но кто не достиг полной веры, кто не знает ее свойств, кто не понимает, что христианства нельзя иначе
представлять, как в виде Церкви, тот грубо и кощунственно отвергает саму веру в Церковь.
Так поступал Лев Толстой, который в предисловии к «Краткому изложению Евангелия» писал:
«Заявление о том, что выражение такого-то догмата есть выражение Божественное, св. Духа, есть
высшая степень гордости и глупости: высшей гордости потому, что ничего нельзя сказать горделивее,
как то, что сказанные мною слова сказал через меня сам Бог, и высшей глупости потому, что ничего
нельзя сказать глупее, как то, чтобы на утверждение человека о том, что его устами говорит сам Бог,
сказать: нет, не твоими устами, а моими устами говорит Бог и говорит совершенно противоположное
тому, что говорит твой Бог.
А между тем только это самое говорят все соборы, все символы веры, все церкви и из этого вытекает и
вытекало все зло, которое во имя веры совершалось и совершается в мире». Эти грубые слова
интеллигентского «истинного христианина» и «великого учителя» в той или другой форме готовы
повторять весьма многие.
Вера в Церковь — подвиг и подвиг не легкий, а для наших современников порою непосильный. Жить
в Церкви — значит вообще любить, жить любовью, а жить любовью — значит бороться с греховным
себялюбием, которым люди так сильно болеют. В частности, вера в Церковь есть подвиг и ума, потому
что она требует от него покорности.
Покорять же разум свой Церкви особенно тяжело потому, что эта покорность непременно отразится и
на всей жизни. В отношении к Церкви подвиг ума связан и с подвигом воли. Представим на минуту,
что люди всецело покорились Церкви. Сколько идолов, сколько богов и божков нужно им будет
свергнуть? Уже не Днепр, а целое море нужно будет, чтобы потопить этих истуканов. Но даже и один
подвиг ума не легко дается тому, чей разум кичит. Преосвященный Феофан Затворник рассуждает:
«Замечательно, что премудрость зовет к себе безумных: «иже есть безумен, да уклонится ко мне».
Стало быть умникам нет входа в дом премудрости или в св. Церковь. Умность всякую надо отложить у
самого входа в этот дом. С другой стороны, если всякая мудрость и ведение только в доме
Премудрости, то вне сего дома, вне св. Церкви, только безумие, неведение и слепота.
Дивное Божие учреждение! Входя в Церковь, оставь свой ум — и станешь истинно умным, оставь
свою самодеятельность — и станешь истинным деятелем; отвергнись и себя самого — и станешь
настоящим владыкой над собою. Ах, когда бы мир уразумел премудрость эту! Но это сокрыто от него.
Не разумея премудрости Божией, он вопиет на нее, и безумных разумников продолжает держать в
ослеплении своем». Таких «безумных разумников» теперь очень много, потому что человечество стало
уж слишком «умно» и еще больше умничает.
Всечеловеческий разум кичит все больше и больше. А всякая гордость и кичение е Церковью не
совместимы. Еще древнецерковная мысль отметила связь гордости с отступлением и противлением
Церкви. «Ереси происходили и происходят часто оттого, — пишет св. Киприан Карфагенский, — что
строптивый ум не имеет в себе мира». «Гордые и непокорные люди отступают от Церкви или восстают
против Церкви».
Вот это-то антицерковное и антихристианское настроение и лежит в основе отделения Священного
Писания от Церкви. Церковь отрицается — Священное Писание признается. Церковь поносят —
Священное Писание превозносят. Наш тезис, что Священное Писание может быть только в Церкви и
не может быть вне Церкви, этот тезис заслуживает того, чтобы на нем остановиться подробнее, чтобы
истина возвысилась над заблуждением н недоразумением. Из идеи Церкви мы выходили при
рассуждении о самой сущности Писания; эта же идея определяет нам и наше отношение к
Священному Писанию. Только твердо держась за идею Церкви, можем мы отражать ложные речи
разделяющих неразделимое, отделяющих Священное Писание от Церкви.
Теперь все чаще и чаще приходится сталкиваться с подобными рассуждениями: «В Священном
Писании мы читаем вот то-то. Церковь учит иначе. Значит, Церковь заблуждается». Так до тошноты
однообразно поют всевозможные сектанты. Вторят им некоторые и из именующих себя христианами,
те именно, которые усвоили себе непонятное высокомирное отношение к Церкви, себя поставляя
несравненно выше нее. Стоя на охарактеризованной выше точке зрения на источники вероучения,
ответить собственно не легко. Взять хотя бы вопрос об иконопочитании. Сектант укажет на
запрещение изображений в ветхом завете, на слова Христа о духовном поклонении. Для него иконы —
противоречие. Сказать, что иконопочитание основано на предании?
Но ведь предание нужно принимать лишь тогда, когда оно не противоречит Писанию. Ссылки,
например, на херувимов завесы ветхозаветного храма малоубедительны. Спор поэтому идет без конца
и без пользы, потому что миссионеры переходят сами на точку зрения сектанта, а эта точка зрения по
самому существу ведет лишь к словопрению, но не к истине. Выходя из идеи Церкви, мы не имеем и
нужды спорить на основании Писания; для нас достаточно нашей веры в Церковь.
Бесплодность споров «от Писания» давно сознана еще Тертуллианом, который говорил, что от этих
споров можно лишь повредить желудку и мозгам, потерять голос и дойти до бешенства от
богохульства еретиков. Он же настойчиво утверждает, что не следует апеллировать к Писанию; там
победа или ненадежна или совсем невозможна. Церковный человек может смело повторить эти слова,
потому что для него «все равно от Писания ли поучаться или от вселенской Церкви».
Все рассуждения о противоречии Церкви Священному Писанию совершенно ложны и безбожны в
самом корне. Дух Святый чрез св. апостолов написал для Церкви Священное Писание, но ведь тот же
Дух Святый, по неложному обетованию Спасителя, и саму Церковь наставляет на всякую истину. Дух
Святый един и неделим, вечен и неизменен, Он — Дух истины. Как же могло случиться, что в
Священном Писании Он говорит одно, а в учении и жизни церковной — другое?
Разве напрасно, как собор апостольский, описанный в 15 главе книги деяний апостольских, так и все
последующие соборы начинали свои определения словами: «изволися св. Духу и нам?» Допускать
возможность противоречия между Церковью и Священным Писанием, это значит — говорить о
самопротиворечии св. Духа, это поистине значит возводить хулу на Духа Святого. Только диавол
может внушить богохульную мысль о противоречии Духа Святаго Самому Себе, и нельзя не
согласиться с сильным и резким, но мудрым и справедливым изречением преп. Викентия Лиринского:
«Когда увидим, что некоторые приводят изречения пророческие и апостольские в опровержение
вселенской веры (равно говорят о противоречии между Церковью и Священным Писанием), мы не
должны сомневаться в том, что устами их говорит диавол».
Вспоминается и стих из послания к евреям: «Колико мните горшия сподобится муки, иже... Духа
благодати укоривый» (Евр. 10, 29).
Если же Церковь и Священное Писание в противоречии быть не могут по самому своему существу, то
отсюда следует с необходимостью вывод: «если учение Церкви кажется нам противоречащим
Священному Писанию, то это признак лишь того, что мы плохо поняли или учение церковное, или
Священное Писание, или то и другое вместе, а потому наше дело только постараться понять то и
другое получше и понять само согласие Священного Писания и учения Церкви, а не отрицать и не
порицать учения церковного во имя своего горделивого недомыслия.
Так и поступали святые отцы Церкви на вселенских соборах. Еретики, например, ариане на первом
вселенском соборе, приводили множество мест Священного Писания, противоречащих, по их мнению,
истине единосущия, но отцы лишь показывали, как все эти места должно понимать, чтобы они истине
церковной не противоречили. Точно так же шестой вселенский собор не мало занимался
истолкованием евангельского повествования о «Гефсиманском борении». Вполне понятно, что для
церковного человека никакое место Священного Писания не должно противоречить церковному
учению, и церковное учение, таким образом, является мерилом истинного разумения Писания.
Необходимость именно церковного отношения к Писанию откроется с особенной ясностью, если мы
до конца продумаем ту величайшую ложь, которую начертал на своем знамени протестантизм, а за
ним всевозможное сектантство и вообще человеческое легкомыслие и неразрывно связанное с ним
вольномыслие. Протестантизм в принципе отверг необходимость церковных норм для истолкования
Писания. Говорю в принципе, потому что на самом деле эти нормы все же были выдуманы в виде
новоизмышленных сектантских символов.
Если нормы церковные отвергнуты, то человек остается с Писанием, так сказать, наедине и при
истолковании Писания каждому нужно руководиться своим так называемым здравым смыслом, надев
предварительно на свою голову тиару непогрешимого папы. Надежное ли дело руководиться при
толковании Священного Писания своим здравым смыслом? Но кто не встречался с фактами, когда
здравый смысл разных людей одни и те же явления оцениваем по-различному? При толковании
Евангелия на здравый смысл часто ссылается Толстой. Но ведь нужно иметь наивность и упорство
этого редкостного гордеца, чтобы признать чуть ли не психически ненормальными всех тех, кто не
может принять и не принимает его толкований, основанных на здравом смысле. Но я думаю, и это,
пожалуй, несомненно, что в таком деле, как понимание и толкование Священного Писания, наш разум,
предоставленный самому себе, совершенно не может быть здравым.
Ведь кто наблюдает за своей нравственной жизнью и имеет смелость сказать самому себе горькую
правду, тот, несомненно, замечал, как порою гнется наш разум под напором страсти и как он порою
робко, порою дерзко и нахально оправдывает нашу слабую волю. Обычно мы более или менее легко
соглашаемся друг с другом в тех вопросах, которые не затрагивают нашей жизни, не касаются
направления нашей воли. Вот почему в вопросах математических установлено столько
общепризнанных и бесспорных истин. В самом деле, почему бы мне не признать, что сумма углов
треугольника равна всегда двум прямым, что сумма квадратов, построенных на катетах, всегда равна
квадрату, построенному на гипотенузе, как утверждает теорема Пифагора? Почему не признать мне
этих математических истин? Ведь признание их меня ровно ни к чему не обязывает.
То же самое можно сказать и о других так называемых научных истинах. «Из-за чего здесь спорить,
из-за чего ломать копья? Не все ли мне, в сущности, равно, скажут ли мне ученые специалисты, что,
например, материя построена из Менделеевских атомов или электронов и ионов; что свет есть
волнообразное колебание эфира или объясняется незримыми и загадочными электрическими токами;
что солнце несется не к созвездию Геркулеса, а, положим, к созвездию Рака, Скорпиона или Лиры?..
Раз ученые люди нашли, что это так, пусть будет так. А когда они скажут, что это не так, и все другие
повторят за ними, что это не так. И ничего от этого не изменится. Это — дело специалистов, их
домашнее дело». Но весьма глубокомысленно и остроумно говорил гениальный Лейбниц: «Если бы
геометрия вооружалась против наших страстей и наших насущных интересов столько же, как мораль,
мы бы не менее ее оспаривали и нарушали, несмотря на все доказательства Евклида и Архимеда,
которые третировали бы как выдумки и считали бы полными паралогизмов, а Иосиф Скалигер, Гоббес
и другие, писавшие против Евклида и Архимеда, не находили бы себе так мало последователей, как
теперь». А Писание Священное как раз и направлено против страстей человеческих. Здесь все говорит
о жизни и о Том, кто Сам о Себе сказал: «Я есмь жизнь». Вот почему разум, если он предоставлен
самому себе, при толковании слова жизни не может остаться чистым или здравым.
Но что же из всего этого следует для нас поучительного по нашему вопросу? А именно то, что, если
толкование Священного Писания предоставим каждому отдельному человеку, то окажется столько же
пониманий слова Божия, сколько людей и сколько у всех их вместе будет капризов, т. е. совсем не
окажется Священного Писания с определенным смыслом. В жертву произволу будет принесена и
наука. Наука ведь бессильна при ответах на вопросы жизни; она не может по этим вопросам
установить какое-нибудь единомыслие. Если бы единомыслие зависело от науки, — давно бы пора
этому единомыслию установиться, но мы видим, что сомнений и разномыслий, благодаря науке,
становится нисколько не меньше, — наоборот, даже больше.
Прекрасной иллюстрацией того, как человек своим умом толкует Священное Писание, может служить
та сцена из «Фауста», где Фауст толкует первый стих евангелия Иоанна.
Возьму я подлинник раскрою,
С правдивым чувством, я взалкал
Святой оригинал
Перевести мне речию родною.
(Он открывает том и готовится).
Написано: «В начале было Слово».
Вот я и стал! Как продолжать мне снова?
Могу ли слову я воздать такую честь?
Иначе нужно перевесть!
Коль верно озарен исход тяжелых дум,
То здесь написано: «В начале был лишь ум».
На первой строчке надо тщиться,
Чтобы перу не заблудиться.
Ум та ли власть, что все подвинув сотворила?
Поставлю я: «Была в начале сила».
Но в миг, как собралась писать рука моя,
Предчувствую, что все не кончу этим я.
Вдруг вижу свет! Мне дух глаза открыл!
И я пишу: «В начале подвиг был».
 
В каких-нибудь три минуты сменилось целых четыре толкования одного и того же слова! Но ведь эта
сцена из «Фауста» разве не была разыграна и на русской почве, в Ясной Поляне, где поклонник
здравого (только своего!) смысла решил по справке с греческим лексиконом остановиться на таком
переводе того же евангельского текста: «Началом всего стало разумение жизни»?
Как иногда могут быть причудливы толкования евангельского текста, можно видеть на следующем
примере. Известный В. В. Розанов так однажды истолковал Мф.16, 18. «Ты — Петр, и на сем камне
(пустыня) созижду Церковь Мою» — есть как бы предуготовление, что вся Церковь, почти вся, будет
построена на характере пустынного, пустынножительного бытия». Но в другом месте  некто из
единомышленников Розанова («Рцы») тот же стих толкует иначе. Почему Церковь основана на Петре?
Потому, что он был женат, имел детей, страстно любил жену и детей, не разлучался с ними в своих
благовестнических путешествиях. Следовательно, в основе Церкви положено начало семейное.
Не ясно ли, что сколько людей и сколько у них настроений, столько и смыслов окажется в Священном
Писании. На эту тему мы имеем авторитетные и превосходные рассуждения преп. Викентия
Леринского. «Священное Писание, по самой его возвышенности, не все понимают в одном и том же
смысле, но один толкует его изречения так, другой иначе; так что почти сколько голов, столько же, по-
видимому, можно извлечь из него и смыслов».
«Неужели и еретики пользуются свидетельствами Священного Писания? Пользуются, действительно,
и притом — необыкновенно много. Они, заметь, рыщут по всем книгам божественного закона, — по
книгам Моисея, по книгам Царств, по псалмам, по Апостолам, по Евангелиям, по пророкам. При своих
ли или при чужих, частно или публично, в устных ли беседах, или в сочинениях, в домашних ли
собраниях или в общественных сходках, они никогда почти не говорят о своем ничего такого, чего не
старались бы оттенить вместе с тем и словами Писания.
Возьми сочинения Павла Самосатского, Прискиллиана, Евномия, Иовиниана и прочих заразителей, —
и ты увидишь в них несметное множество свидетельств; не найдешь ни одной почти страницы,
которая не была бы подкрашена и расцвечена изречениями нового или ветхого завета. Они знают, что
зловонные извержения их едва ли кому могут скоро понравиться, если оставить их испаряться в том
виде, как они есть, и потому орошают их как бы ароматом глаголов небесных, чтобы тот, кто легко
презрел бы заблуждение человеческое, нелегко отвернулся от вещаний божественных.
Они поступают подобно тем, которые, желая смягчить для ребенка остроту какого-нибудь питья,
сначала обыкновенно мажут ему губы медом, чтобы неопытное дитя, предощутив сладость, не
испугалось горечи. Потому-то и возглашал Спаситель: «Внемлите себе от лживых пророк, иже
приходят к вам во одежде овчьей, внутрь же суть волцы хищницы»( Мф. 7, 15 ).
Кто эти волки-хищники, как не еретики, которые со своими лютыми зверскими вымыслами постоянно
нападают на овчие дворы Церкви и терзают стадо Христово, где только могут, а чтобы незаметнее
подкрасться к простодушным овцам, прячут свой волчий вид, не покидая волчьей лютости и, как
руном, окутываются изречениями Божественного Писания, чтобы, чувствуя мягкость шерсти, никто не
побоялся их острых зубов?
Всякий раз, как только лжепророки или лжеапостолы или лжеучители приводят изречения
Священного Писания с целью превратным истолкованием их подтвердить свои заблуждения, они
несомненно подражают лукавым ухищением руководителя своего, к которым тот, конечно, никогда не
прибегал бы, если бы не знал по опыту, что когда надобно подвесть обольщение неподобным
заблуждением, то нет более легкого пути к обману, как ссылка на авторитет слова Божия.
Но откуда видно, скажет кто-нибудь, что диавол имеет обыкновение пользоваться свидетельствами
Священного Писания? Читай евангелия. Там пишется: «Тогда поять Его, т. е. Господа Спасителя,
диавол, и постави Его на криле церковном, и глагола Ему: Аще Сын еси Божий, верзися низу; писано
бо есть, яко ангелом своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих — на руках возмут тя, да
не когда преткнеши о камень ногу твою»( Мф. 4, 5-6 ).
Чего же не сделал бедненьким людям тот, кто на Самого Господа величества напал свидетельствами из
Писаний? Как тогда глава говорил Главе, так и ныне члены говорят членам, — члены, т. е. диавола
членам Христовым, вероломные верным, нечестивые благочестивым, еретики, наконец, православным.
Что же именно говорят? Аще, говорят, Сын еси Божий, верзися низу, — то есть если хочешь быть
сыном Божиим и наследовать царство небесное, то верзися низу, то есть, бросься с вершин Церкви,
которая также есть храм Божий, — оставь ея учение и предание.
И если кто спросит какого-нибудь еретика, внушающего ему это: чем докажешь, на каком основании
учишь, что я должен оставить древнюю и всеобщую веру вселенской Церкви? он немедленно ответит:
писано бо есть, — и тотчас представит тебе тысячу примеров, тысячу доказательств из Закона, из
псалмов, из апостолов, из пророков, чтобы, истолковав их на новый и худой лад, низвергнуть
несчастную душу из вселенского ковчега в омут ереси.
Что же, скажет кто-нибудь, делать людям православным, сынам матери Церкви, когда божественными
глаголами, изречениями, обетованиями пользуются и диавол и ученики его, из которых одни —
лжеапостолы, другие — лжепророки и лжеучители, а все вообще — еретики? Они непременно должны
наблюдать, чтобы Священное Писание истолковывалось согласно с преданиями всей Церкви и по
указаниям вселенского догматического учения».
Оставьте человека с Писанием одного, — и Писание потеряет всякий определенный смысл и значение.
Останется собственно только один человек, который капризы и причуды своего ума будет прикрывать
авторитетом Слова Божия. Без Церкви и вне Церкви, хотя бы человек и имел в руках книгу
Священного Писания, для него неизбежно состояние безнадежного блуждания.
«Отчуждившись от истины, — пишет св. Ириней об еретиках, — они естественно увлекаются всяким
заблуждением, волнуемые им, по временам думая различно об одних и тех же предметах и никогда не
имея твердого знания, желая быть более софистами слов, чем учениками истины. Они всегда имеют
предлог искать (истину), но никогда не могут найти ее».
Становится вполне понятным грозное слово Поликарпа Смирнского, — ученика апостола любви —
который в своем послании к Филиппийцам первенцем сатаны называет того, кто будет толковать слова
Господни по собственным похотям (гл. 7).
Мало того. Предоставленный в отношении Священного Писания самому себе рассудок может идти и
дальше в деле насилия над Писанием, оправдывая мудрые слова Климента Александрийского: «Люди,
предавшиеся страстям, насилуют и Писание сообразно со своими пожеланиями». А новозаветные
книги Священного Писания для всевозможного насилия над ними дают самый широкий простор, —
потому именно, что Христос ничего Сам не писал. Основатели каких-нибудь философских школ
оставили после себя часто многотомные собрания своих сочинений, где они более или менее полно и
определенно высказались, сами изложили свое учение. Кто хочет усвоить их учение, может обратиться
к этим сочинениям. Можно в них не все понять или понять несколько своеобразно, но все же
безграничного произвола быть не может, потому что изучающий связан подлинными словами
изучаемого автора, философа. Совсем не то Христос и его учение.
Сам Христос ничего не писал. Писали о Нем другие, писали спустя не мало лет после окончания Его
земной жизни, писали даже те, кто не был непосредственным очевидцем Его дел и слушателем Его
учения. С точки зрения автономного разума, не только вполне уместен, но даже законен и совершенно
неизбежен вопрос: да правильно ли писатели новозаветных книг передали Христово учение? Да верно
ли рассказали они об Его жизни и чудесах?
Пусть даже все новозаветные книги и совершенно подлинны, но разве это значит непременно, что все
в них написанное вполне соответствует действительности? Подлинность книги всегда нужно отличать
от ее достоверности. Подлинность еще далеко не есть постоянное и надежное ручательство
достоверности. Безусловно подлинное сообщение даже очевидца может нередко оказаться совершенно
ложным. Очевидец мог дурно наблюдать событие или плохо его понять. Мог он перепутать, если
писал по памяти спустя десятилетия после события. Кроме того, часто ли человек бывает совершенно
беспристрастным рассказчиком, лишь фотографирующим события?
Разве редко поддается он искушению прибавить кое-что и от себя, свою мечту описать
осуществившеюся? Да наконец, автор может иметь особую цель не все передавать непременно так, как
было. Все эти и подобные предположения, конечно, вполне понятны и естественны. Но ведь если так,
то разве не ясно, что для разума человеческого открывается совершенно безграничная возможность
находить в новозаветных книгах все, что угодно? Можно не находить того, что там есть, и можно
между строк читать то, чего не написано ни в одной из существующих строк.
Что в Евангелии действительно принадлежит Христу и что лишь выдано за Христово апостолами?
Какое именно событие соответствовало в действительности тому или другому евангельскому
рассказу? Предполагать можно что угодно и «христианство» можно создавать в полном согласии не
только со своими вкусами и желаниями, но даже и со своими прихотями. Но что будет с Христовой
истиной при таком отношении к Священному Писанию?!
Ведь, к сожалению, наши рассуждения не одно лишь предположение, а вывод из многочисленных и
поучительных исторических фактов. Еще во втором веке были люди, о которых св. Ириней Лионский
говорит, что они хвалились, называя себя исправителями апостолов  и считая себя мудрее не только
епископов, но даже и апостолов. Это — гностики валентиниане. Тертуллиан говорит о них, что
изречения Священного Писания были для них тем же, чем одежды овчие для хищных волков.
Известно, что за сумбурные системы учения были у гностиков с их эонами и сизигиями, но с этими
системами, по выражению св. Иринея, они будто в ложном сонном мечтании вторгались в Писания,
где и находили подтверждение всем своим учениям, так что без подтверждения из Писания ничему не
учили и сами говорили, что все нужно проверять учением Спасителя. Как же могло случиться, что
системы гностические оказались, заключающимися в Новом Завете? А именно так, что по учению
гностиков Христово учение изложено апостолами в Евангелии неясно и неопределенно. В Евангелии
не все следует понимать так, как написано.
Среди валентиниан была весьма распространена так называемая теория аккомодации. А по этой
теории и Христос во внешнем выражении Своего учения приспособлялся к пониманию Своих
учеников и вообще слушателей; так же и апостолы в своих посланиях. Христос учил Своих учеников,
во-первых, типологически и мистически, во-вторых, в притчах и загадочно и в-третьих, ясно и прямо,
притом по одиночке тех, которые могли понимать.
Отсюда, конечно, следовал вывод, что Писание не следует понимать буквально, все Писание как бы
притча или загадка. В словах Христа: «ищите и найдете» гностики видели прямую заповедь искать в
Писании скрытого таинственного смысла. Отсюда безграничный аллегоризм в толковании и в
результате в Писании находятся все положения гностических систем. Так, например, в притче о
винограднике( Мф. 20, 1-16) гностики находили учение о тридцати эонах. Хозяин выходил для найма
работников в первый, третий, шестой, девятый и одиннадцатый часы. Если сложить эти числа,
получится тридцать.
Это — указание на тридцать эонов. Можно согласиться с Тертуллианом, что подобное толкование
вредило истине не меньше порчи текста. Поклонник самостоятельного отношения к Священному
Писанию, т. е. вне церковного, может, пожалуй, возразить: «Вольно же было гностикам делать разные
нелепые предположения и пускаться в аллегории. Теперь этим никто не станет заниматься». На самом
деле не все обстоит так просто. Ведь гностики пользовались общенаучным экзегетическим методом
своего времени, которым пользовались и церковные писатели.
Общность метода толкования, однако, приводила к существенно различным результатам. Виноват не
метод, а виновато отделение Священного Писания от Церкви, которое всегда открывает доступ
человеческому произволу и позволяет, по выражению «Послания патриархов», «играть младенчески
такими предметами, кои не подлежат шуткам». От этого противоестественного разделения для истины
никогда ничего, кроме вреда, получиться не может.
Не менее поучительный исторический факт можно отметить и в более близкое к нам время. Гораздо
дальше гностиков второго века пошли гностики начала века девятнадцатого. Те, древние гностики,
искали в Новом Завете оправдания своих религиозно-философских систем; гностики начала
девятнадцатого века поставили целью дать «естественную историю великого пророка из Назарета».
Они рассуждали так: Христос и апостолы говорили языком простых галилейских поселян; в Евангелии
видны все черты наивного мировоззрения поселянина.
Простой человек всюду видит чудо, всюду готов усматривать присутствие каких-то
сверхъестественных сил. В Евангелии часто говорится о чудесах, о бесноватых и т. п. Значит ли это,
что все действительно так и было? Нет, это значит только то, что действия Христа чудесными казались
для окружавших Его простолюдинов, не будучи таковыми на самом деле. Евангелия, чтобы правильно
их понять, нужно сначала переложить на язык образованных людей того времени, а потом этот язык
перевести на наш современный язык, язык ученых. Кроме того, многое в Евангелии объясняется
только тем, что очевидцы плохо наблюдали события, смотрели на них через призму своего наивного
мировоззрения.
Такие именно взгляды в начале XIX века развивал Эйхгорн, который давал и образцы толкований по
своему методу. По рецептам Эйхгорна полное толкование Нового Завета дал Павлюс, который своими
удивительными толкованиями не оставил в Евангелии ни одного чуда, так что действительно
получилась естественная история великого пророка, в которой уж совершенно не узнать Евангелия
Иисуса Христа, Сына Божия.
Опять мы видим, что без авторитета Церкви Священное Писание теряет всякий определенный смысл,
потому что тотчас явятся самообольщенные «исправители апостолов», которые будут «исправлять»
каждый по-своему и все будут друг другу противоречить. Подобных «исправителей» знает каждая
эпоха. Просто удивительно, как это до сих пор люди не сообразят, что «исправление апостолов» есть
дело принципиально нелепое, бесчисленное количество раз себя компрометировавшее в истории. В
протестантском богословии противопоставление Христа и апостолов — самая обыкновенная вещь.
Апостолам не доверяют; их желают «поправить», а вследствие этого и Христос представляется лишь
каким-то искомым иксом. Его учение — уравнением со многими неизвестными, которое каждый
решает, как ему заблагорассудится.
Если отвергать Церковь, если помимо Церкви подходить к Священному Писанию, то факт, что
Христос не писал, ведет непременно к уничтожению Священного Писания. Этот путь от отрицания
Церкви до уничтожения Писания проходили и проходят очень многие, но, может быть, никто так
откровенно до цинизма не описал этого пути, как это сделал Лев Толстой в предисловии к «Краткому
изложению Евангелия» (Женевское издание).
«Читатель должен помнить, что Иисус никогда сам не писал никакой книги, как Платон, Филон или
Марк Аврелий, даже никогда, как Сократ, не передавал свое учение грамотным и образованным
людям, а говорил тем безграмотным людям, которых он встречал в жизни, и что только после Его
смерти хватились люди, что то, что он говорил, было очень важно и что не худо бы записать кое-что из
того, что Он говорили делал, и почти через сто лет начали записывать то, что слышали о Нем.
Читатель должен помнить, что таких записок было очень много, что многие пропали, многие были
очень плохи, и что христиане пользовались всеми ими, и понемногу отбирали то, что им казалось
лучше и толковее, что выбирая эти наилучшие Евангелия, церкви, по пословице «не выберешь
дубинки без кривинки», должны были захватить в том, что они вырезали из всей огромной литературы
о Христе, и много кривинки; что много есть мест в канонических Евангелиях столько же плохих как и
в отвергнутых апокрифических».
«После 1800-летнего существования этих книг, они лежат пред нами в том же грубом, нескладном,
исполненном бессмыслиц, противоречий, виде, в каком они были». Отсюда у Толстого прямой вывод:
«Читатель должен помнить, что не только не предосудительно откидывать из Евангелий ненужные
места, освещать одни другими, но, напротив того, предосудительно и безбожно не делать этого, а
считать известное число стихов и букв священными».
Не очевидно ли, что лишь только Толстой задумался над тем фактом, что Христос ничего не писал, он
с некоторой необходимостью пришел к оправданию полного извращения даже евангельского текста. В
самом деле, если допустить, что следует откидывать из Евангелия ненужные места, то разве не
открывается тем самым полный простор для всякого произвола? Что нужно и что ненужно? Кто это
будет определять? Очевидно, каждый по собственному вкусу.
Ведь у самого же Толстого ненужными оказались и евангельские блаженства, где ублажаются кроткие,
милостивые, чистые сердцем, — потому что они де «не в своем месте и вставлены случайно». Вкусы у
людей весьма различны и если личным вкусом будет определяться, что оставить в Евангелии и что
откинуть, то, очевидно, евангелий будет ровно столько же, сколько отдельных людей подойдут к
Евангелию помимо Церкви. Вместо определенного Христова учения, очевидно, получится хаос и
сумбур отдельных мнений.
Еретик второго века Маркион доверял только апостолу Павлу, утверждая, что лишь он точно и
правильно понял Христово учение и сохранил его в чистоте, а прочие апостолы — pseudoapostoli et
judaici evangelizatores, т. е. лжеапостолы, потому что в Христово учение внесли элементы иудейства. А
у нашего Толстого ап. Павел попал в «основатели христианского Талмуда», потому что он, «не поняв
хорошенько учения Христа», внес в христианство учение о предании, и этот-то принцип предания был
главною причиною извращения христианского учения и непонимания его.
Кого слушать — неизвестно. Ясно, кажется, только одно, что, оставшись с Писанием наедине, человек
скоро поставит себя выше апостолов, начнет их «поправлять» и создаст такое Христово учение, какого
только пожелает его собственное воображение. Нет Церкви, — не будет и Писания. Останутся книги
Писания, слова и буквы, но смысл в них каждый будет вкладывать свой. Если же слова и буквы будут
мешать, можно и их несколько «поправить». И все это потому что Христос Сам ничего не писал и Его
учение мы имеем лишь в чужой передаче, которую разум всегда может заподозрить в точности и
достоверности.
Раздумывая над тем фактом, что Христос ничего не писал, я бываю нередко готов признать здесь
некоторую особую провиденциальность. Благодаря этому именно факту, нецерковное отношение к
Священному Писанию может быть доведено последовательно до абсурда. Это уже фактически сделано
рационализмом, который, стоя на почве протестантизма, показал, что ничто не мешает совершенно
исказить Евангелие и заменить его своим собственным изобретением.
Мало того. Предоставленный самому себе рассудок не остановится пред уничтожением и самих книг
Священного Писания. В самом деле, на чем покоится признание тех или других книг Священным
Писанием и подлинно апостольским произведением? Ответ на эти вопросы может быть только один:
наше признание тех или других книг Священным Писанием и подлинно апостольским произведением
покоится исключительно на вере в Церковь и на доверии церковному авторитету. Книги Священного
Писания написаны апостолами и преданы на хранение Церкви.
Апостолы, особенно ал. Павел, давали даже особые доказательства подлинности своих посланий,
снабжая их своими собственноручными подписями. Хранительницей подлинных посланий и вообще
произведений апостольских была Церковь. Она одна могла судить об апостольском достоинстве
своего достояния. Церковь, наконец, и выразила в своих определениях свое учение о составе
Священного Писания. Потому и обязательно для нас признание Новым Заветом именно известных 27-
ми книг, что эти книги в качестве Нового Завета признаны Церковью. Блаж.
Августин говорил: «Ego vero Evangelio non crederem, nisi me catholicae Ecclesiae commoverat auctoritas».
Т.е. «Я не веровал бы Евангелию, если бы не побуждал меня к тому авторитет кафолической Церкви».
В этих словах Августина выражена великая истина. Если нет Церкви, то нет и Священного Писания.
Протестанты и сектанты, по-видимому, признают и почитают Священное Писание, но это признание
разве не висит у них в воздухе? Пусть-ка протестанты или сектанты до конца искренно продумают
вопрос: да почему эти именно книги признаем мы Священным Писанием? Сослаться на свое личное
мнение, это значит отказаться от разумного ответа. На науку сослаться тоже нельзя. Вопрос о
происхождении и подлинности книг Священного Писания много обсуждается в науке. Научная
литература растет уже целые столетия. Написаны груды книг. Но ведь положительных результатов
нет. Нет таких результатов, которые обязывали бы всех с ними согласиться.
Как может протестант сослаться на свою «беспристрастную» науку, если в ней идет безнадежный спор
даже о подлинности евангелий, особенно евангелия Иоанна! Пусть решит протестант вопрос о
подлинности пастырских посланий ап. Павла! Но ведь на этот вопрос ему представители
протестантской науки ответят все по-разному. Ученые консервативного направления признают их за
подлинные произведения ап. Павла. Другие скажут, что лишь в основе их лежат подлинные послания
Павла; в настоящем же своем виде они ему принадлежать не могут; в них есть позднейшие
добавления. Третьи объявляют пастырские послания целиком позднейшей подделкой да еще
тенденциозной; они де написаны для оправдания вновь создавшегося иерархического строя и около
середины второго века, а имя ап. Павла лишь ложно надписано. Кого слушать? Почему того ученого, а
не иного?
Многие ли способны взвесить самостоятельно тяжесть противоречивой аргументации? Да и многие ли
вообще способны входить в тонкости научного исследования? Нет общего авторитета и неизвестно,
кого слушать. Слушать же всех вместе невозможно, потому что один — в лес, другой — по дрова,
один рвется в облака, другой пятится назад, а третий тянет в воду. Сомнение в подлинности книг
св. Писания возникло вместе с самим протестантизмом. Ведь уж Лютер отвергал Послание Иакова,
называя его почему-то соломенным посланием. А последователи Лютера пошли несравненно дальше.
Необходимо, поэтому, признать, что понятие обязательного канона Священного Писания есть
понятие исключительно церковное, совершенно немыслимое вне Церкви. Это полное непонимание
дела, если сектанты хотят говорить о канонических и неканонических книгах Священного Писания.
Протестанты немало занимаются историей новозаветного канона, но ведь эта история совершенно
убийственна для понятия канонического вне Церкви. Она показывает, что канон не всегда и не во всех
церквах был один и тот же. Прошло несколько веков, прежде чем канон был закреплен соборными
определениями. Для нас здесь нет ничего соблазнительного, потому что мы веруем в Церковь и
определения Церкви для нас одинаково священны, принадлежат ли они второму, четвертому,
двадцатому векам. Не то для протестантов и прочих отвергающих истину Церкви.
Для них история новозаветного канона колеблет самое понятие канонического. Этого не скрывают
более последовательные протестанты. Адольф Юлихер, например, заключает свой очерк истории
новозаветного канона весьма характерной фразой. «Бесспорный факт постепенного и человеческого
Происхождения новозаветного канона служит тому, чтобы освободить нас от опасности, что этот
канон может из опоры сделаться гнетущим игом».
Можно сказать что на протестантской бирже акций ценность Священного Писания весьма
неустойчивая, никогда, впрочем, не поднимающаяся до своей номинальной стоимости. Этой ценности
всегда грозит совершенно внезапное понижение. Вдруг какой ученый на время докажет
неподлинность какой-нибудь новозаветной книги.
Ведь когда господствовала тюбингенская школа Баура, от всего Нового Завета оставалось лишь 4-
5 посланий ап. Павла. В настоящее время виднейшие ученые склоняются к признанию подлинности
большинства книг новозаветных. Но вдруг откроют где-нибудь в Египте какой-либо папирус, который
иначе осветит эпоху, и вот ценность Священного Писания у протестантов стремительно полетит вниз.
Принцип внецерковного отношения к Священному Писанию уничтожает ценность самого Писания.
Все отступники от Церкви, протестанты, сектанты всех родов, совершенно напрасно говорят о своем
почтении к Писанию. Эти их речи — одно недоразумение и даже порою лицемерие. Разве это не
характерно, что вся отрицательная, а часто и богохульная критика Писания идет от протестантов, в
учении которых Писанием заменена Церковь, для которых Писание — все?
Выше я сказал, что для протестанта Писание — фетиш, истукан, бездушный идол. Думается мне,
идолопоклонник все же чувствует, что идола он сам сделал. О наших диких инородцах рассказывают,
что после удачной охоты они всячески ублаготворяют своих идолов, мажут им губы салом убитого
зверя, кладут в рот лучшие куски мяса. Но неудачна была охота, — того же идола начинают сечь. Так
обращаются со Священным Писанием все, кто подходит к нему в отрешенности от Церкви. Пока
Писание им не противоречит, их не обличает, — они его превозносят. В противном же случае они
начинают своего идола безжалостно сечь, разрывают Писание на части, одни считают подложными,
другие — ненужными.
Св. Ириней Лионский Писание называет райским деревом, насажденным в Церкви, но для того, кто из
рая изгнан, это дерево может быть только деревом познания добра и зла, и после этого познания он
может убедиться лишь в той печальной истине, что он наг. Давно, давно пора всем противникам
Церкви убедиться в этой своей позорной наготе и просить у Церкви прощения, как блудный сын
просил прощения у своего отца! Ведь нелепое отделение Писания от Церкви дало уже свой
смертоносный плод. Ведь находятся из протестантов люди, которые утверждают, учат и проповедуют,
что Христа никогда не было и на свете, что вся евангельская история — один миф. Без Церкви нет ни
Писания, ни Христа, потому что Церковь — тело Христово.
Таким образом, и с отрицательной стороны утверждается истина неразрывной связи между Церковью
и Священным Писанием. Внецерковное отношение к Писанию неизбежно приводит к абсурду и к
потере самого Священного Писания.
Без Церкви, во-первых, нет никакой опоры при толковании Священного Писания и не Писание учит
человека, а наоборот, человек навязывает Писанию содержание, какое угодно.
Без Церкви, во-вторых, будет потерян всякий определенный путь ко Христу и Его учению, потому что
Христос Сам ничего не писал, апостолов же можно заподозрить в том, что учение Христово передано
ими неточно.
Без Церкви, в-третьих, не имеет никакого значения канон Священных книг и все протестанты и
сектанты на вопрос: почему каноничны эти именно книги? — могут остаться только безответными или
принуждены будут прибегать к постыдным «словесам лукавствия».
Общее заключение всех наших предыдущих рассуждений таково.
Священное Писание есть неприкосновенная и неотчуждаемая собственность Церкви, как одно из
проявлений ее благодатной жизни. Вне Церкви Священного Писания и нет, и быть не может. Не может
быть вне Церкви Слова Божия; живого и действенного, потому что нет вне Церкви благодати св. Духа.
Не может быть без Церкви Священного Писания и как определенного письменного памятника, потому
что не останется никакого надежного руководства для правильного понимания Писания и ничто не
может ручаться за его подлинность и каноническое достоинство. Отметим еще, что, утверждая тезис:
вне Церкви нет Священного Писания — мы повторяем истину, которую церковные писатели
проповедывали еще во втором веке. Св. Ириней Лионский говорил, что только в Церкви неподдельное
соблюдение Писания, без прибавления и убавления, и чтение Писания без искажения.
По мнению Тертуллиана, рассуждать должно о том, кому принадлежат Писания. Кому они не
принадлежат, того к ним и допускать не следует. Писания принадлежат Церкви; еретики же не
христиане и не имеют никакого права на христианские Писания. Еретиков Церковь может спросить:
кто вы такие? Вы не мои, что же у меня делаете? Это мое владение. Я владею издавна. Я имею
основание от самих авторов, которым принадлежит Писание. Я наследница апостолов. Вас, конечно,
навсегда они лишили наследства и отвергли, как чужих, как врагов.
Истина, которую мы старались обосновать, не новая, но ее следует повторять и в двадцатом веке,
потому, что теперь эта истина, хотя и оправдана многократно историей, нередко забывается.
 

Введение в богословие
протопресвитер Александр Шмеман
Курс лекций по догматическому богословию 1949-1950 гг.
 Введение
  1. Первохристианская община
 2. "Золотой Век" Православия
 3. Византийский период и падение Византии
 4. Школа русского богословия
 5. Заключение

Введение.

Введение в богословие - в этом курсе нужно сказать понемногу обо всем. Мы живем в иное время, чем
то, когда Григорий Богослов не мог войти в баню или лавку за хлебом, не будучи схваченным кем-
нибудь за рукав и не спрошенным: "Скажи, что правильнее "омоусиос" или "омиусиос"? Теперь так не
богословствуют и к богословию относятся неприязненно или с недоверием. Богословие стало уделом
одних богословов, специалистов, которые рассуждают о вопросах, никого больше не интересующих.
Большинство христиан ограничивается простой верой и с подозрением смотрит на богословие, боясь,
чего доброго, впасть посредством его в ересь. Это отношение способствовало превращению
богословия в чистую науку, интеллектуальное занятие, цель которого - в самом себе, и которое не
имеет никакой связи с жизнью. Даже большая часть священников, при обязательности для них
богословского образования, из знаний, полученных за пять лет своего обучения, используют лишь те,
что касаются устава и некоторых практических моментов. Прочее же никак не увязывается у них с
реальностью. Здесь встает вопрос о целях и задачах богословия.
Я принадлежу к тем людям, которые верят, что богословие есть высшее призвание, что без него нет и
не может быть христианства. И теперь, когда жизнь зовет к практическим делам, я скажу, что нужно
богословское призвание, нужно искусство богословия, нужен возврат к прежнему богословию, что без
этого не будет подлинного христианства, той веры, о которой говорится: "сия есть победа, победившая
мир, вера наша".
Богословие или "теология" (греч.) есть учение о Божестве; оно существовало и до появления
христианства. Теологами в древней античности называли тех поэтов, которые занимались
происхождением мира (космогония) или богов (мифология), в отличие от философов, которые
рассматривали вещи сами по себе.
Даже в более поздние времена Платон богословием называл мифологию, как учение о богах и их
происхождении. Только с появлением стоицизма, последнего цветка на древе греческой философии,
понятие "богословие" получило тот смысл, который оно имеет и теперь: учение о природе и сущности
Божества: В Римской Империи глагол "богословствовать" означал "обожествлять императора,
признавать его богом". В христианстве термин "богословие" появился не сразу. В начале он имел для
христиан слишком языческий, мифологический привкус. Они с трудом привыкали обращаться с
остатками языческих культов, как, например, воскурение ладана - каждение. Еще в III в. - т.е. через
двести лет после Рождества Христова - Климент Александрийский и Ориген по-прежнему называли
богословами греческих поэтов. Однако у них уже появляется предчувствие, что подлинное богословие
принадлежит христианству, что если у римлян оно есть культ императора, признание его богом, то у
христиан оно должно означать провозглашение Богом Христа. Только в IV в. это слово вошло в
христианский обиход.
Евсевий Кесарийский называет богословом евангелиста Иоанна и сам богословствует, развивая учение
о Христе как о Боге. У греческих отцов богословие постепенно стало определяться как учение о
правильном Боге, и с тех пор слово это прочно вошло в христианский словарь. Авторы аскетических
произведений (Евагрий, Максим Исповедник) называют богословие третьей ступенью совершенства,
богопознанием через молитву, ибо только так и возможно истинное познание Божества. Наконец,
особое понимание того, что есть богословие, возникло на Западе. Для схоластов оно приобрело
точный, научный смысл, и такое рационалистическое отношение к богословию существует на Западе и
по сей день. Что касается православия, то у нас богословием называют многое (как и проповедью - ею
считается всякое слово священника, сказанное с амвона. На самом же деле, в истинном смысле
проповедью, киригмой - греч. - может быть только слово о Христе). Такое злоупотребление словом,
или расслабление слова, есть первородный грех, яд которого отравляет и нашу церковную жизнь.
Любое слово мы употребляем в любом смысле. Например, кто угодно может по-своему истолковывать
слово "соборность", в то время как слово это -"кафолики" (греч) - есть одно из определений Церкви и
только Церкви и нельзя оперировать им в душевно-психологическом, неясном смысле. Прежде чем
начать заниматься богословием, нужно принести обет не произносить слов вне их точного смысла, ибо
какою кровью платила Церковь за нахождение слов, выражающих то таинственное, что заключено в
ней, и какие это были "богоприличные" (Василий Великий) слова! И что такое догматы, как не те, в
длительном процессе выработанные и высказанные словом понятия о вере христиан, про которую, в
свою очередь, говорится: "Сия/вера апостольская, сия вера отеческая, сия вера православная, сия вера
вселенную утверди"!
Можно точно разграничить, что в богословии является богословием и что богословской наукой, т.е.
теми подпорками, которые служат для утверждения здания. Эти подпорки и леса часто заслоняют само
здание веры, без которой не может обходиться христианская душа, однажды погруженная в
крещальную купель.
Что является объектом богословия и каковы его методы? Каждая наука должна найти то поле, которое
она возделывает. Что же является объектом богословия? Для того, чтобы ответить на это, нужно задать
себе вопрос, что такое христианство. Именно отсюда надо начинать изучение богословия. Скажут, что
это самоочевидно, элементарно. Между тем, происходит постоянное смешение понятий, ибо Христос
и вера постоянно смешиваются. Верить в Бога - еще не значит быть христианином. Вера в Бога есть
просто деизм, а не христианство. Людей, верующих в Бога, миллионы, и такие люди были и тогда,
когда пришел на землю Христос, и тогда, когда проповедовали апостолы. Но с пришествием
Христовым все стало иным, ибо христианство - не просто утверждение, что Бог есть, а проповедь того,
что пришел Христос Сын Божий и спас людей, что это событие совершилось в нашей человеческой
истории. С точки зрения историка, есть, может быть, факты важнее этого, но для христианина вера в
то, что произошло спасение мира - в захолустье, где-то на задворках, в среде маленького народа -
является самым важным и заключает в себе полноту всего. Для христиан христианство даже не
религия, как это было в понятии римлян, т.е. связь человека с Богом, для христиан оно есть живая вера
в Иисуса Христа Сына Божия. Когда я говорю, что я верую, то я этим утверждаю не новое учение, не
новую мораль, не новый принцип. Я утверждаю, что акт этот веры спасителен и через это утверждаю
некое богословие, за которым стоит определенный опыт, ибо только вера узнает, кто этот Спаситель,
этот Мессия. То, что в этом утверждении уже есть богословие, мы видим из слов Христа, когда Он
проповедовал ученикам перед своим Вознесением: "Идите, научите все народы, крестя их во Имя Отца
и Сына и Святаго Духа" (Мф, 28:19). Филарет Московский говорит, что, прежде чем христиане стали
называться христианами, они назывались учениками, и если христиане ими быть не хотят, то не для
них было проповедано Евангелие.
Когда мы говорим: "Иисус Христос", мы исповедуем нечто. Если взять слово, которое можно найти в
катакомбах, всего лишь слово или даже только знак, то оно одно уже было целым богословием. Слово
это - IXQYS , а знак - рыба, ибо по-гречески оно значит "рыба". Древние христиане расшифровывали
его как - 1 (Иисус), - Х (Христос), - Q (Божий), - Y (Сын), - S (Спаситель). В этом знаке заключено все
последующее христианское богословие. "Иисус" было самое распространенное в те времена имя. Но к
данному имени здесь прибавлено слово "Христос", т.е. "Помазанник", "Мессия". Сказать: "Иисус
Христос", значит, утверждать, что Иисус, т.е. простой человек, есть Помазанник Божий. Ко дню
явления Мессии, дню великому и страшному, шел весь Ветхий Завет. Но Ветхий Завет не узнал Его. А
узнать Его - значит исповедать. Мессию ждали и знали, что Он будет от Бога. Но Христос пришел и
сказал, что Он есть Бог.
Таким образом, один знак этой рыбки, одно имя "Иисус Христос" может наполнить всю нашу жизнь.
Но это не дано нам сразу в нашем опыте, так как не есть нечто самоочевидное. Опыт этот
приобретается, если каждое утро, просыпаясь, мы будем произносить имя Спасителя так, как будто мы
слышим его первый раз в своей жизни. Ибо вера рождается ежеминутно и ежеминутно возобновляется
(верующий "жить будет Мною" - Ин. 6:57), ибо ошибочно говорить: "Я поверил навсегда". Вера есть
постоянное обновление того ядра, которое составляет объект веры. В Первом послании к Коринфянам
(1 Кор.: 1-2) апостол Павел напоминает им, что "Евангелие, которое я благовествовал вам", есть то,
"которым и спасаетесь". В Евангелии заключена весть о жизни, смерти и воскресении Христа. Она-то
и есть объект нашей веры.
Здесь проходит строжайшая грань между богословием, и особенно христианским богословием, и
философией. У нас есть тенденция смешивать богословие и философию. Однако философия не
основывается на вере во что-то. Исходным пунктом ее являются какие-либо принципы (скажем,
платоновское учение об идеях), которые она развивает; она есть интеллектуальное занятие.
Христианство же - иное. В учении апостолов мы не найдем ничего абстрактного, никакой философии;
даже слов "Троица", "богочеловечество" мы там не встретим. Христианство не было учением, оно
было узнаванием факта, которого люди раньше не знали. Оно было вестью о новой жизни, данной
человеку. Как эту жизнь описать, как дать о ней понятие? Какое-либо учение можно воспринять
интеллектуально. Христианство же есть новая весть, факт, который совершился в мире. Поэтому все
христианское богословие основано на откровении. И откровение это дается человеку больному и
падшему. Всякий философ, поскольку он мыслит логически, считает, что он возвещает истину.
Христианство говорит о том, что истину возвещает с неба Бог, ибо все пало. Религиозная философия
удалась и привилась в русской культуре. Но профессора богословия должны оградиться от
религиозной философии, которая не есть богословие, ибо богословие знает только откровение, истину
от Бога, данную не снизу, а сверху.
Прежде, чем мы это поймем, мы сами должны измениться. Многие возражают: "Но Евангелие
написано людьми". Да, однако, не наши потребности определяют богословие: мы должны
приспосабливаться к истине, а не она к нам. В античном мире человек считался мерой всех вещей, в
христианстве мера всех вещей - Бог. И богословие есть наука, которая своим объектом полагает Бога и
все божественное. Оно есть раскрытие Откровения на основании самого Откровения - Евангелия,
благой вести о жизни и смерти Христовой. Глубочайшее внутреннее тождество богословия и
Откровения постигается через определение природы богословия. Последнее берет человека и ставит
его перед дверью Откровения, где должна молчать "всякая плоть человеческая", ибо "входит Царь
царствующих и Господь господствующих". Откровение является специальной сферой богословия;
назначения богословия - раскрытие этого Откровения. Каждый из нас призван сделать это богословие
своим жизненным источником и защищать его от замутнения.
Богословие есть продукт сложного развития, связанного частью с историей Церкви, частью - с
патрологией. В развитии богословия имеется несколько периодов:
1. Церковь живет первохристианской общиной без научного богословия. Этот период
заканчивается Оригеном, который есть первый из больших богословов отеческого стиля.
Ориген не удержался в православии, и некоторые составные части его учения осуждены
Церковью. Его роль в истории Церкви была роковой, и он не входит в число святых отцов. Но
этот человек любил Христа и имел гений богословия. Лучшая книга о нем принадлежит перу
профессора патрологии Institut Catholique в Париже, Jean Danielou и озаглавлена "Origene".
2. Золотой век православия, век святых отцов. Он длится с IV по VIII столетие. В этот период
жили великие отцы Церкви: свв. Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов,
Григорий Нисский, создавшие золотой фонд православного богословия.
3. Византийский период. В нем выделяется имя патриарха Фотия. Этот период приходится на IX
в.; относительно него можно говорить о фотиевском богословии, идеи которого были
 впоследствии разработаны Церковью.
4. XV - XVII вв. В XV в. пала Византия, но до своего падения она успела передать свое наследие
славянам. Болгария разделила судьбу Византии - турецкое иго. Судьба России тоже была
тяжелой в эту эпоху (см. книгу о. Г.Флоровского "Пути русского богословия").
5. Новая история, XVIII в. Школа русского богословия зарождается в Киеве под сильным
влиянием Запада, которое шло через Польшу. Это новое "школьное" богословие, куда входит
догматика, Новый и Ветхий Завет, другие разделы, выработано на Западе и находится под
влиянием западной школьной традиции. В этих науках есть внутренняя солидарность, что
полезно, но может быть и опасным.

Дадим общее представление о каждом из вышеупомянутых периодов.

1. Первохристианская община.
Крещение как основная черта первого периода

Первоначальный "заряд", т.е. то, с чем вышло христианство в мир, не был какой-либо философской
системой. Это была проповедь о некоторых фактах, имевших место в истории, и проповедь эта сама
приводила к некоторым фактам. То есть: из фактов, о которых проповедовалось, нужно было сделать
соответствующий вывод - нужно было креститься. Таким образом, неразрывная связь проповеди и
крещения является особенностью раннего христианского богословия, которое не было богословием
кабинетного типа. Предпосылкой для дальнейших выводов из него являются слова Христа: "Научите
все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа" (Мф. 28:16). Поэтому первый тип
богословия, который мы находим в Церкви, это исповедание веры, произносимое крещаемым перед
крещением. Великая функция восприемника есть, по сути, страшная вещь; в настоящее время люди
относятся к ней слишком легко. Восприемник обязан отвечать за крещаемого. Сегодня же это сводится
лишь к участию в домашних, семейных праздниках и только, восприемник даже не считает
обязанностью довести свое "engagement" до конца.
Вот первое, что мы встречаем по этому поводу в Деяниях апостолов: возвращавшийся из Иерусалима
вельможа, сидя на своей колеснице, читал пророка Исаию. Апостол Филипп, который встретился ему
по дороге, благодаря промыслу Божьему, спросил его: "Разумеешь ли, что читаешь?" и объяснил ему
место из Писания, которое читал тот человек, благовествуя таким образом ему о Христе. Когда,
продолжая путь, они приехали к воде, эфиопский евнух (а читающий был им) сказал: "Вот вода; что
препятствует мне креститься?" Филипп ответил ему: "Если веруешь от всего сердца, можно".
Вельможа сказал: "Верую, что Иисус Христос есть Сын Божий". И Филипп крестил его (Деян. 8:26-
40). Слова вельможи, "мужа ефиоплянина", являются, таким образом, уже жизненным исповеданием,
кратким символом веры.
Раннее богословие имело свои крещальные символы. Для евреев Иисус был Мессия, для язычников -
Бог. Чтобы стать христианином, от человека, иудея или эллина, требовалось признание одного или
другого; Церковь никогда не обходилась без элементарного богословия (т.е. без самого основного:
"элементарное" мы употребляем здесь во французском понимании: element как составляющее основу
чего-то).
Слово "Господь" как символ. Если одна часть христиан в раннюю эпоху придерживалась иудейских
традиций, то другая была разбросана в греко-римском мире. Мир этот стал гнать христианство, и
одной из причин, в данном случае, явилось христианское понятие "Кириос", т.е. "Господь". В этом
слове было заключено некое исповедание. Римская власть в целом была терпима к другим имевшимся
на территории империи религиям. Единственное, чего она требовала от своих подданных - это
признания цезаря Господом. Поэтому, когда престарелого Поликарпа Смирнского привели на форум,
от него требовали лишь: "Скажи, что цезарь - "Кириос". Слово "Кириос" имело до II в. в христианстве
совершенно особый религиозный смысл. "Господом" назывался тот хозяин, с которым человек был
пожизненно связан и которому служил до смерти. Исходя из этого надо понимать и слова Христа:
"Никто не может служить двум господам" (Мф. 6:24). "Кириос" писалось в катакомбах во время
гонений, как имевшее этот особый смысл. Когда власть стала обожествлять императора, и он стал
"Кириос", "имеющий власть", христиане должны были особенно против этого насторожиться. Ибо с
принятием христианства и крещением они переходили в новое "подданство" ("Бог соделал Господом и
Христом Сего Иисуса" - Деян. 2:36). Это новое подданство обязывало их оставить все прежние
привязанности, существовавшие до сих пор в их жизни, или допускать таковые постольку, поскольку
они не противоречат ему. И если Римская власть, будучи религиозно терпимой, требовала лишь
поклонения императору, то христиане в этом отношении как раз и не могли быть терпимы, т.к. для них
Господство, Церковь, Христос были реальными. Не понявший истины о том, что Христос пришел
разрушить державу дьявола, не мог быть христианином и становился изменником.
Теперь мы не придаем того значения словам, какое придавали им в те времена. Сегодня, когда
священник произносит: "Благословенно Царство", мы переносим Царство в другой, загробный мир,
который наступит после нашей смерти. В древние же времена все слова, все знаки были реальны и за
слово "Царство", за эту весть о нем христиане умирали. Стать христианином значило перейти из
одного мира в другой. Мы не чувствуем реальности вещей мира сего, т.к. на них не стоит особого
знака. Мы можем ходить на базар, покупать любые вещи, читать любые книги (допустим,
произведения Сартра), потому что на них не стоит антихристианского знака. Но первохристианин не
мог пойти в баню с язычниками или на базар, где продавалась окропленная идоложертвенной кровью
пища. Он как бы вычеркивался из жизни этого мира, он действительно принимал другое подданство.
Итак, слово "Господь", как крещальный символ, с самого начала входило в жизнь христианина. Это
слово - такой же источник богословия, как и слово "Христос". И если первый источник богословия
есть крещение, то исповедание Господа тоже огромное богословие.
Богословие стало развиваться по-настоящему, когда началась борьба с ересями. Можно жить одним
знаком рыбы, глубокий смысл которого: Иисус есть Христос, Сын Божий, Спаситель. Можно жить
одним словом "Господь", также содержащим в себе огромную богословскую глубину. Зачем же
Церковь создавала еще и громоздкие системы богословия? Они понадобились тогда, когда Церковь
должна была оградить себя от всех тех ядов, которые начали проникать в нее из языческого мира. Это
не было абстрактной защитой, как теперь, когда у нас проходят богословские споры. Вспомним
недавний спор о богословии о. Сергия Булгакова: он тоже носил абстрактный характер, спорящие не
указывали, что именно губительно в данном богословии. А в первые века Церковь защищала от ядов
не некую теоретическую истину, а самую сущность веры.
Одной из первых ересей был докетизм, учение о призрачности Христа как человека. Эта ересь
опиралась на слова Св. Писания о том, что Спаситель "принял образ раба, сделавшись подобным
человекам и по виду став как человек" (Флп. 2:7). Но, возражал на это Игнатий Антиохийский, если
Христос не был человеком, то зачем же страдаю я? В том и сладость, продолжает он, что Христос был
человеком. "Сладость - в том, что Он Эммануил, "с нами Бог" (Игнатий Антиохийский. Послание к
Римлянам). Для такого человека, как св. Игнатий, Христос действительно был Эммануил, он
чувствовал Спасителя в своей плоти и крови, а потому и защищал всей своей жизнью.
Так защищала Церковь саму себя - кровью святых мучеников. "Где сокровище ваше, там и сердце
ваше будет" (Лк. 12:34). Это и создало силу отеческого богословия.
Итак, богословие основывается на самой вере в Церковь, которая есть не просто вера, утверждающая
бытие Божие, - она утверждает факты, бывшие в истории. Из этой веры вырастает сложное и
многоветвистое дерево, называющееся богословием. Одной из главных причин, заставивших Церковь
изложить эти свои утверждения, была борьба с ересями. Но чем она их обосновывала? С самого начала
своего существования Церковь обладала Ветхим Заветом, на который ссылались и Сам Христос, и
апостолы. Первое время она вообще была сектой внутри иудейства. "Исследуйте Писания", - говорит
Христос (Ин. 5:39). Сейчас перед нами снова стоит проблема Ветхого Завета.
Перерыв, когда христианское сознание отошло от традиции, закончился, и христиане всех
исповеданий вновь обращаются к Ветхому Завету. В наших современных учебниках по богословию
нет, например, объяснений того, как пророчество о Святой Троице связано с явлением трех ангелов
Аврааму; история Ноя часто излагается лишь в качестве морального поучения; образ трех отроков в
печи приводится только как пример веры. А между тем, Христос и апостолы свое дело понимали в
свете Ветхого Завета: "Исследуйте Писания... а они свидетельствуют о Мне" (Ин. 5:39). Под
Писаниями здесь подразумевается Ветхий Завет. Христос был его исполнителем, совершителем,
увенчанием. И то, что Иисус был Мессия, нельзя понять вне Ветхого Завета.
Христос есть главная надежда Ветхого Завета. Вначале Он тот, кто должен спасти еврейский народ от
плена. С течением времени вера в Мессию приобретает все более духовные очертания - Христос как
последнее откровение Истины. Само имя Иисуса Христа есть уже ссылка на Ветхий Завет. Но как раз в
этой точке и произошел разрыв между иудейством и христианством, т.к. Иисус, пришедший на землю
и умерший на кресте, не был признан Мессией иудеями. В связи с этим непризнанием многие думают,
что в настоящее время Ветхий Завет сделался ненужным. А между тем, в первые века христианства
Ветхий Завет был насущной пищей христиан, чтение и объяснение его являлось ежедневным занятием.
Вообще, I-III вв. не знают иного богословия, чем истолкование Св. Писания, т.е. богословия
экзегетического. Первое, что имела Церковь, было той верой, которой жили иудеи, верой, основанной
на фактах. В наше время многим они кажутся мифологией, но мы, христиане, продолжаем верить, что
иудеи - богоизбранный народ, что их история - некое божественное откровение. Поэтому Ветхий Завет
важен для нас прежде всего не с точки зрения морали, а как подготовка к принятию обетования
Мессии.
Первое в составе Евангелий, Евангелие от Матфея, начинается перечислением тех ветхозаветных
людей, которые дали плоть будущему Христу. Это не есть история святых - наоборот, в этом перечне
мы встречаем имена грешных и даже многогрешных людей, причем они как бы подчеркнуты.
Подчеркнуты для того, чтобы показать: никто из них сам по себе не заслужил божественного
избранничества. Бог сам избрал их для проведения через этот грешный, но избранный им народ Своего
промысла о мире. Весь Ветхий Завет есть история измен и отпадений народа от своего Бога, но плодом
этого еврейского древа явилась Пренепорочная Дева Мария, которая Ветхий Завет и закончила. В
Новом Завете, к огромному материалу, дающему представление о Боге и вере в Него народа
Израильского, прибавляется еще утверждение, что все обещанное человечеству Ветхим Заветом
совершилось в Иисусе Христе. Поэтому апостольская Церковь долгое время обходилась без
собственных книг. Ориген говорит в III в.: "Все - в Ветхом Завете. Все есть учение о Нем (о Христе - о.
А. Ш.)". И действительно, если мы возьмем, например, псалмы, написанные за тысячелетие до
возникновения христианства и вне специальной религиозной цели, мы увидим, что все в них
проникнуто мыслью о грядущем Спасителе. В любом тексте, в любой книге Ветхого Завета мы можем
встретить поразительные откровения о Христе. И вне этой предпосылки, т.е. вне веры в то, что Иисус
есть Христос, Ветхий Завет теряет свой смысл и становится непонятно, для чего он написан. Для нас
же, верующих, Ветхий Завет есть как бы постепенно проясняющийся и возрастающий образ Христа. И
когда Иисус сказал: "Совершилось!" (Ин. 19:30), то это значило, что истина пророчеств о Нем
исполнилась. Наступили "последние времена". Иоанн Богослов постоянно повторяет: "Дети!
Последнее время!" (например, 1 Ин. 2:18) Теперь говорят, он ошибался. Но утверждая это, мы, тем
самым, навязываем первохристианам наши мысли, ибо если святой Иоанн ошибался в этом пункте, то,
значит, он ошибался и во всем остальном. Церковь в те времена жила эсхатологическими чаяниями,
т.е. ожиданиями конца ("та эсхата" - конец - греч.) А мы? Когда мы повторяем: "Да приидет Царствие
Твое", о чем мы думаем при этом? Конец уже наступил. Христос есть Альфа и Омега, Начало и Конец,
и в Нем все открыто и все дано. Никакой новой истины уже не будет даровано людям, ибо вся полнота
ее уже дана. Это последнее время может длиться миллионы лет. Церковь есть то странное общество
людей, где все обращено к одному и тому же, тому, что уже было. Церковь всегда обращена к
прошлому и одновременно к будущему - к тому Дню, "великому и страшному", дню Страшного Суда.
И Страшный Суд будет то, что всякий признает, что Иисус есть Христос. Церковь есть те младенцы,
которые знают все, которым открыто все ("Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам" -
Лк. 10:21). И дни ранней Церкви запечатлены этим откровением, этим ожиданием, заключающимся в
том, что Христос уже пришел. Всю суть перво-, да и вообще христианской веры можно выразить
словами: "Господь пришел, Господь приходит, Господь придет!" ("Маранафа" - Ей гряди! - др.-евр.).
Все то, что сейчас видно "как бы сквозь тусклое стекло, гадательно" (1 Кор. 13:12), станет явным в
день Второго Пришествия. И "последние времена" это время Церкви, живущей этим ожиданием.
Но время шло, и становилось необходимо считаться с окружающим миром. Человек не есть tabula rasa.
У него имеются какие-то предпосылки; поэтому истина о Церкви была дана миру на том языке, на
котором он был способен ее воспринять. Апостолы не сразу начали записывать свои воспоминания о
Христе, не сразу появились и Евангелия, которые есть лишь малая часть того, что было написано и
передавалось устно о Спасителе в то время. Очень много из этого осталось в апокрифах, не попавших
в разряд канонических книг.
Евангелия писались по разному поводу и с различными целями. Евангелие Иоанна Богослова написано
на греческом языке и открывается словами: "В начале было Слово". Слово или по-гречески "Логос"
есть термин греческой философии (см. сочинение князя С. Трубецкого "Учение о Логосе"). С какой
удивительной простотой апостол Иоанн берет этот ходячий в греческой философии термин и
применяет его в отношении Спасителя, как бы говоря грекам: "Вот видите, Логос, о котором вы
столько слышали, - это и есть Христос!" Далее апостол Иоанн не употребляет этого нового,
введенного им в христианскую терминологию слова, однако его пролог уже есть тот мост, по которому
христианская мысль получила возможность двигаться, когда она хотела объяснить внешнему миру
смысл христианства.
Столкнуться с ним, с этим миром, Церкви пришлось очень скоро, и столкновения эти были двоякие. С
одной стороны, они были связаны с гонениями на христиан, с другой, - со всей его культурой,
заключавшей в себе в то время яд гораздо более тонкий, чем содержавшийся в гонениях. Эрнест Ренан
называет греческий мир той эпохи "le miracle grec"; мы и теперь поражаемся красоте и законченности
форм этого мира. "Греческое чудо" продолжает владеть умами людей до сего дня, а в XV в., например,
Возрождение хотело целиком погрузиться в него. И вот, простые галилейские рыбаки бросили вызов
такой культуре.
Чем жил этот мир? Какова была его философия, его понимание Бога? Мы не найдем здесь грубого
язычества, которое можно было, как Перуна, стащить в Днепр. Никто в 1 в. пашей эры не верил в
истуканов. Здесь имела место вера в нечто, гораздо более глубокое, а именно: вера в природную
гармонию. Греческая мысль всегда стремилась уйти от всего случайного к гармоничному.
Гармоническое и было для нее вечным. Греки не интересовались историей, не любили и не ценили ее;
они любили то, что существует в мире всегда, и за отдельным фактом, за отдельной человеческой
личностью стремились увидеть общий закон. Все в мире циклично, все постоянно возвращается: весна,
лето, осень, зима; все гармонично, все повторяется. Греки гнушались всем конкретным и
историческим. Какая же это была разница с христианской проповедью, учившей, что мир во зле лежит
и что смерть - позорная казнь Христа - спасет мир от этого зла!
Христиане верят, что спасение совершилось в истории, "при Понтийском Пилате". Это указание
соединяет в себе абстрактную теорию спасения с жизнью мира. Так христианское богословие и
греческий мир противостояли друг другу, друг друга не понимая. Христианство хотело, с одной
стороны, оградить себя от него, а с другой - взорвать этот мир культуры. Данный период христианской
истории можно охарактеризовать как христианизация эллинизма или эллинизация христианства.
Христианство было изложено на языке греческой философии. Все чудо древней Церкви заключалось в
том, что эллинизм был воцерковлен. Парадоксально, но все еврейское ветхозаветное наследие - с
рассказами о коленах Израильских, о битвах, победах и поражениях Израильского народа, с
повествованиями о том, как Бог действовал в нем, - нашло себе выражение в языке эллинской
культуры. Соединение этих двух разноприродных величин и создало раннее христианское богословие.
Но перед тем, как произошло это слияние, христианству пришлось испытать период борьбы с
гностицизмом. Древний мир к I в. н.э. в большинстве случаев уже предпочитал иррациональной вере
идею высшего знания, которое Бог дает лишь посвященным (что мы встречаем теперь в антропософии,
теософии и т. д.). Тайные секты с различными ритуальными действиями, возникавшие в греческом
мире под влиянием восточных культов, были очень распространены. Они давали пишу воображению,
привлекали своей таинственностью. Христианство тоже несло в себе тайну, но эта тайна была иной,
ибо Христос учит: "Что на ухо слышите, проповедайте на кровлях" (Мф. 10:27). Гностики
заинтересовались христианством, т.к. оно казалось им новым союзником (христиане собирались по
ночам, совершали какие-то таинственные обряды). Гностики пытались вобрать христианство в свои
учения. Христианство распространялось очень быстро, и к нему часто присоединялись люди без
особой, соответствующей подготовки. Поэтому гностикам удавалось внушить некоторым из них, что
главное в христианстве не то, что Христос принес спасение, а то, что Он даровал тайные знания,
которым можно научиться, став посвященным. Появились мифы, созданные на противопоставлении
злого и доброго начал, хотя и несущие в себе какие-то отголоски христианского учения, но при этом в
корне извращающие его. Гностики учили, что Христос не был человеком и пришел на землю не для
того, чтобы вселиться в грязную и грешную человеческую плоть, но для того, чтобы сообщить людям
некую тайну. Такое понимание порождало различные искажения христианства. Одним из них явился
докетизм, который учил о призрачности явления Христа в мир.
Ощущая реальную опасность раствориться среди всех этих учений, Церковь решила точно оформить
канон Священного Писания. Из большого, как мы уже говорили, христианского материала, который
был распространен среди верующих, она выбрала четыре книги, названные ею Евангелиями.
Протестанты считают, что православие подчиняет Евангелие Церкви. Но мы верим, что если
Евангелие есть благая весть о Христе, то Церковь никогда не была без Евангелия; просто в
определенный момент она почувствовала необходимость зафиксировать эту весть. И лучшим
доказательство этой необходимости является то, что Евангелий у нас четыре, а не одно, что во всех
имеется та же весть о Христе и что весть эта передается по сообщению того или иного евангелиста, т.е.
засвидетельствована им. Поэтому, когда появились извращения Евангелия, Церковь сочла нужным
сказать: "Вот Евангелие, вот засвидетельствованная истина". Потом к Евангелиям были прибавлены
Послания, а к IV в. был зафиксирован весь канонический свод Священного Писания Ветхого и Нового
Заветов. Итак, 1) вначале Церковь выявила основное ядро своей веры - Иисус есть Христос - в
изобразительных символах (катакомбные знаки), 2) затем это ядро развернулось в Евангелия и 3)
Символ Веры. В нем была зафиксирована вера в Бога как Отца и Творца (реакция на неприятие
греками идеи творения из ничего), Вседержителя (отрицание дуализма самодовлеющих сил добра и
зла), и во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, который стал человеком (а не призраком), и в
Духа Святого (член Символа, никогда не получавший полного раскрытия); далее сразу говорится о
Церкви и тем самым указывается на то, что Духом Святым Господь пребывает среди нас и живет в
Церкви.
Во II в., как реакция на гностический яд, Церковью была определена и ее структура, которая
зиждилась на апостольском преемстве. Иерархия явилась еще одним пунктом, через который
Церковь определила свою веру. В дальнейшем христианская доктрина уже развивается как наука, но
фундаментом не только ее учения, но и литургического опыта всегда остаются: символ, Евангелие и
апостольская преемственность.
Церковь когда-то жила без писанного Евангелия и без оформленной иерархии, но она никогда не
оставалась без Евхаристии. Это Таинство с большой буквой, дарующее Церкви в живом опыте
ощущение вечного присутствия, вечного повторения того, что составляет саму ее сущность: Христос
есть Бог, Он жил на земле, пострадал, умер и воскрес. В этом мистическом опыте присутствует и
творение мира, и его падение, и его спасение. В литургии мы приобщаемся самого Источника живой
веры, Он есть живое Евангелие. Какие бы тяжелые минуты не переживала Церковь, - сохраняя
литургию, она сохраняет и свой объективный опыт. Основанием и критерием этого опыта являются не
отвлеченные данные, а сама жизнь Церкви. И драма нашего времени та, что миряне перестали
понимать, что такое богослужение. Только через литургию можно вернуть и возродить богословие и
церковное благочестие. Внутреннее единство символа, Евангелия и иерархии дано нам в таинстве
Евхаристии, непрестанно совершающемся, в полноту которого мы можем войти в меру наших сил.
Таким образом, источниками богословия и его основой являются: Священное Писание, Священное
Предание и учение об иерархии, как они были определены Вселенскими Соборами и у святых отцов.
Вспомогательное же назначение богословия есть: раскрытие и защита того, что уже существует в
Церкви во всей полноте. Викентий Леринский определил Священное Предание и богословие как то,
что всегда, всеми и всюду принимается. Богословие есть свидетельство не от моего таланта, а от той
полноты, в которой я крещен. Всякий христианин поэтому - в какой-то мере богослов, свидетель
Иисуса Христа пред Богом и миром, исповедующий, что Христос есть Сын Божий. Мы посланы в мир,
как апостолы; в этом плане спасение мира зависит и от самих нас, ибо нам дано то, что мы должны
передавать и другим - Предание. Церковь есть такое общество, которое должно продолжать дело
Божие на земле.
Обозначим круг источников церковного богословия, который остается неизменным. Его составляют:
Священное Писание, Священное Предание 6 литургический опыт Церкви. Если мы присоединяем к
таковым последний, это не означает, что богослужебный чин, в смысле обряда, остается одним и тем
же. Неизменен источник литургического церковного опыта. По отношению к этому неизменному ядру
все остальное в богословии есть обработка или раскрытие с той или иной целью тех или иных фактов
или идей, которые составляют предмет богословия. Но, прежде чем переходить к рассмотрению
неизменных источников богословия, скажем еще несколько слов об исторических судьбах самого
богословия.
К концу раннего периода Церкви, когда составлялись и оформлялись сами источники богословия, т.е.
приблизительно к середине III в., мы замечаем отдельные попытки дать систематическое изложение
того, что Церковь имеет в своем опыте. Родиной этого первоначального систематического богословия
была Александрия, в которой происходила интенсивная богословская жизнь и где в ту эпоху уже
существовал неоплатонизм. Там, под защитой блистательного александрийского Училища, или Музея,
как его тогда называли, и родилась школа Климента Александрийского и Оригена (с подробностями
учений этих богословов вы ознакомитесь в курсе патрологии, а сейчас мы лишь отметим отдельные
течения богословской мысли). Итак, Климент Александрийский и Ориген могут считаться
родоначальниками систематического богословия. Потребность богословствовать родилась впервые в
Александрии - не только из желания защиты веры от ее врагов, но и из какой-то внутренней
необходимости, из некоего богословского эроса. В наше время богословие часто противополагают
святости, но ранние отцы являют нам на своем примере, что это не разнородные величины, не
имеющие друг к другу никакого отношения; в то время богословие само приводило к святости, а
святость - к богословию. Сам Ориген был фанатик аскезы, а не кабинетный ученый. Он еще с детских
лет пытался удостоиться мученического венца, будучи сыном мученика; его письмо к отцу,
брошенному в тюрьму за свои убеждения, - характерный образец религиозной установки Оригена.
Ориген прикован к Священному Писанию, которое является для него единственным источником как
любых умозрений, так и самой святости. Он утверждает, что есть два способа причащения Христу:
один - через вкушение Плоти и Крови Спасителя, другой - через Слово Божье. И эта любовь к
Божьему Слову делает его богословие прежде всего экзегезой (т.е. истолкованием). Полагая, что
истолкование Св. Писания есть основание как богословия, так и христианской жизни вообще, Ориген
почувствовал необходимость научного изучения его текстов. И если Ориген - отец систематического
богословия, то он может считаться также и основоположником исследовательского подхода к Св.
Писанию. Он изучил еврейский и греческий тексты Библии, сличил различные переводы Ветхого и
Нового Заветов, пользуясь шестью колонками переводов, собрал в Александрии большое количество
рукописей и версий текстов всего Ветхого Завета. Ориген оставил последующим поколениям
богословов много различных толкований Св. Писания. Этим он задал тон дальнейшему изучению
Писания и самому характеру богословия. Основным утверждением Оригена является следующее: все
содержание Св. Писания - как Нового, так и Ветхого Завета - есть Сам Христос. Данный подход
привел дальнейших истолкователей к так называемому типологическому методу изучения Св. Писания
(типологию не нужно смешивать с аллегорией, т.к. первая есть нахождение прообразов, которые
типичны для того или иного события и остаются зафиксированными навечно. Аллегория же - продукт
времени, который не всегда совпадают с действительностью и исчезает, когда эпоха, его породившая,
проходит). Пользуясь типологическим методом, Ориген находит преобразовательный смысл всего
Ветхого Завета по отношению к Новому: ветхозаветная Пасха есть прообраз новозаветной, о которой
ап. Павел пишет коринфянам: "Пасха наша, Христос, заклан за нас" (1 Кор. 5:7); освобождение иудеев
из египетского и вавилонского плена есть прообраз спасения Христом рода человеческого и т. д.
Говоря о типах и аллегориях, уместно заметить, что в христианстве присутствуют еще и символы; в
этом отношении вся наша православная литургия до конца символична. Очень часто эти символы
понимаются как аллегории, т.е. как аллегорические изображения жизни Христа. К ним обычно относят
малый вход, свечу, выносимую перед Евангелием, и т. д. Однако эти обычные истолкования -
позднейшего происхождения. Подлинный символ имеет реальное значение; он есть не просто знак, но
знак, наполненный смыслом. Так, только через символ нам дана возможность приобщиться Телу и
Плоти Христовой, и в церковной практике, если священник на дискосе видит вместо хлеба-символа
тело, то подобного рода явление признается Церковью состоянием прелести (искушением). Итак,
аллегория есть нечто поверхностное, преходящее, типология же раскрывает внутренний смысл того
или иного явления в его отношении к Христу, Церкви и к самой душе человеческой.
Пользуясь этим методом, Ориген в своем сочинении "О Началах" попытался объяснить начала
христианской веры. Он сам подчеркивает, что система, предлагаемая им, является новой, и поэтому
Ориген ее отнюдь не навязывает, а лишь предлагает. Учение его можно рассматривать как опыт
философского объяснения веры. В сочинении "О Началах" Ориген говорит о творении мира и падении
человека. Оно имеет огромное значение в качестве первого опыта догматического богословия.
Климент Александрийский, как и Ориген, также имел огромное влияние в деле определения будущей
структуры богословия.

2. "Золотой Век" Православия

С IV в. начинается новая эпоха в истории христианства. Во внешнем плане это эпоха секуляризации,
т.е. примирения Церкви с государством, внутри Церкви - начало длинного периода богословских
споров, которые привели к более точному определению ее учения. К данной эпохе относится
появление на церковном горизонте тех титанов богословия, которых принято называть Отцами
Церкви. До этого жили Климент Римский, Игнатий Богоносец и другие почитаемые Церковью
учителя, но собственной школы они не создали. Что касается отцов Церкви в специальном значении
слова, таковыми называют богословов, живших в период между IV и XII вв. и выковавших нашу
православную догматику. Их произведения составляют золотой капитал Церкви, которым она
пользуется до нашего времени.
Потребность в нахождении и изложении точных формул веры появилась с началом арианства. В его
основе лежал спор о божественности Иисуса Христа, поднятый - не позднее 315 г. - александрийским
пресвитером Арием. В учебниках по богословию изложение его сути обычно несколько упрощено: в
них, как правило, говорится, что Арий отрицал божественность Иисуса Христа. На самом деле, этот
спор возник не из сомнений веры, а из некоего расхождения между актом веры и ее философской
интерпретацией. Становясь христианином, человек должен был как бы перековать свой ум, сделать его
способным к восприятию истины о божественности Спасителя. Старые инструменты, которые
имелись в наличии, не годились для объяснения истин христианской веры. В факты рождения, жизни,
смерти и воскресения Христова Церковь поверила раньше, чем стала думать о них, и жила радостью
своей веры в реальность этих событий до того, как стала эту веру формулировать. Ум же необходимо
было воцерковить и просветить ею. Эта перековка ума, перековка античных форм мышления на новые,
нахождение нового языка для новой истины и есть заслуга отцов. Опять вспоминается Василий
Великий, говоривший о "богоприличных словах". Нам с нашей практической установкой по
отношению к жизни трудно понять, почему люди так спорили из-за каких-то слов. Трудно понять, т.к.
мы не представляем себе, что эти слова (как, например, "омоусиос" т.е. "единосущный") были
исповеданием тех неизреченных истин, которые нужно было одеть и специально сшитую для них
одежду.
Арианский спор длился шестьдесят лет - между I и II Вселенскими Соборами - и привел к
определению Тринитарного догмата (т.е. догмата о Св. Троице). В выковывании этого догмата
участвовали Афанасий Великий, каппадокийские отцы - Василий Великий, Григорий Богослов - и
некоторые другие учителя Церкви. Это первое поколение отцов отдало свои силы формулированию
догмата Троицы, который выражается одним словом: "единосущие". Оно было внушено свыше
Афанасию Великому; в дальнейшем, каппадокийские отцы занимались постижением его смысла.
Не успел кончиться этот спор, как начался новый, христологический. После того, как Церковь
определила тайну Св. Троицы, немедленно возник вопрос о другой тайне: как сочетаются во Христе
две природы - божественная и человеческая. История этого спора делится на два этапа, первый из
которых связан с ересью Нестория.
Богословие Нестория не надо упрощать, сводя его к одному отрицанию Богоматери, т.к. на самом деле
речь шла прежде всего о божественности Христа. Несторий - проповедовавший из Сирийской
пустыни, а затем ставший архиепископом Первопрестольной кафедры Константинополя- учил об
Иисусе, как о величайшем из пророков, в котором вся полнота .Христова обитала телесно. Это учение
многим импонировало. Против несторианского богословия восстал и победил его один из величайших
отцов Церкви Кирилл Александрийский. Святой Кирилл первый дал формулу о богочеловечестве
Иисуса Христа и исповедал, что Божия Матерь была действительно Матерью Бога, назвав Её
Богородицей ( ).
Второй этап споров о дух природах Христа связан с монофизитством, обратной несторианству ересью
- ее сторонники видели во Христе одного Бога. Против этой ереси восстал целый ряд богословов,
самым крупным из которых был папа Лев Великий. Их защита богочеловечества Христа привела к
определению IV Халкидонского Собора (451 г.), утверждающему во Спасителе полноту Бога и
человека "неслиянно, неизменно, нераздельно, неразлучно". Эта соборная формула называется "орос",
т.е. "ограда" или "определение".
Так возник христологический догмат, догмат о богочеловечестве Спасителя, вероопределение
Вселенских Соборов, составляющее нечто неизменное и абсолютное. Если мы возьмемся за груды
материала, сохранившиеся от Вселенских Соборов, то невольно встанет вопрос: что являлось основой
их творчества? Отцы этих Соборов брали за нее Священное Писание. В настоящее время глубина
понимания Св. Писания, которая имела место в описываемую эпоху, утеряна, и мы не питаемся им так,
как питалась Писанием древняя Церковь. Ранние же отцы, кроме ' объяснения тех или иных его мест и
полемических писем против еретиков, базирующихся на том же Св. Писании, ничего после себя не
оставили. Поэтому упреки протестантов относительно того, что в Православии недостаточно изучается
Писание, неуместны, ибо все предание отцов Церкви пропитано и освящено им. Отцы были бы даже
удивлены, скажи им кто-нибудь, что существует иное богословие, кроме скриптуального. И если для
протестантов Библия не просто книга, а Слово Божие, то и для православных, каждый раз, когда во
время службы произносится: "И о сподобитися нам слышанию святаго Евангелия...", Слово Божие
также является подлинной реальностью.
Итак, основным ключом к объяснению догматов веры всегда служило Св. Писание. Дальнейшая
работа отцов заключалась в том, чтобы сочетать истины веры с понятиями греческой философии, т.е. в
приспособлении философии к восприятию христианства или в воцерковлении умов. Когда возник спор
с арианами, православный мир мучительно думал о том, что противопоставить этой ереси, диалектика
которой, казалось, была сильней. Арий ссылался на целый ряд текстов из Св. Писания,
обосновывавших, по его мнению, его утверждения ("Отец Мой более Меня!" - Ин. 14:28), "О дне же
том, или часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец" - Мк. 13:32). И вот, когда
богословы пытались научно ответить Арию, базируясь на Св. Писании, Афанасием Великим было
внезапно выдвинуто слово "омоусиос". Оно отсутствовало в Писании и было совершенно новым в
богословии, но только это слово, лишь оно одно могло спасти Церковь от арианской ереси. Только это
слово подходило для того, чтобы догмат о божественности природы Христовой был утвержден
окончательно.
В течении некоторого времени один Афанасий Великий, скрываясь от преследований в египетской
пустыни у Антония, поддерживал эту истину; даже Василий Великий не был тогда еще сторонником
понятия "омоусиос". Пятидесятилетний путь компромисса, сначала Восточной, а потом и Западной
Церквей завершился, в конце концов, тем, что вся Церковь во главе с братьями Василием Великим и
Григорием Нисским вернулась к Афанасию. Волнующее впечатление производит переписка Отцов по
этому поводу и особенно тот момент, когда Афанасий увидел возвращение всей Церкви к истине,
которую он всю жизнь отстаивал. Афанасий не был ни философом, ни особенно образованным
человеком, но, несмотря на это, оставил церковное выражение истины. В подобного рода явлениях и
заключается сила отеческого богословия; когда нужно было исповедание тех фактов, о которых
повествует Св. Писание, то для выковывания "богоприличных слов" отцы не пренебрегали и
профанным языком и, обращаясь к языку своего времени, употребляли его на служение истине. Как,
по выражению Климента Александрийского, "вся медь язычества, все золото Египта пошли, по
возвращении иудеев из плена, на украшение храма Единому Богу", то же произошло с созданием
богословской терминологии. В этом отношении отцы Церкви имеют первенствующее значение, и не
было и не может быть подлинного богословия, которое исходило бы не из отцов. То, что создали они,
остается фундаментом на все времена; богословие не может быть понято без вхождения в мир отцов,
хотя это другой мир и другая среда. Священный фундамент отеческого богословия ценен для нас тем,
что он есть синтез правил веры и жизни.

3. Византийский период и падение Византии

После отеческой настала эпоха, связанная с печальным фактом разделения Церквей. Как таковой, он
имел место в 1054 году, однако, процесс разделения был более длительным - общение между
Церквами не прервалось тотчас после этой Даты. Можно сказать, что это разделение происходило с
постепенным нарастанием и закончилось только в XII в., во время Крестовых походов, когда Церкви
встретились и увидели друг друга в неблагоприятном свете. После окончательного разделения
Восточной и Западной церквей начинается так называемый византийский период богословия.
Византийское богословие известно, по-преимуществу, как богословие полемическое, направленное
специально против Западной Церкви, против так называемых "латинян". Некоторые вопросы,
кажущиеся нам теперь центральными, не ставились тогда вовсе. Раннее богословие (например, Ириней
Лионский) было тоже полемическим, однако, здесь Церковь отстаивала факты; в византийском же
богословии маленьким обрядовым проблемам зачастую отводится больше места, чем, скажем,
проблемам Filioque, возникшим в споре Михаила Керуллария. Вообще, византийское богословие,
насколько оно известно широким кругам, питается, главным образом, ненавистью к Риму. Но это
мнение широких кругов основано преимущественно на западных оценках. Подлинного же
византийского богословия никто не знает, и существуют целые залежи рукописей Марка Эфесского,
Григория Паламы (даже здесь в Париже, в Национальной Библиотеке), которые до сих пор не
переведены на современные языки (правда, часть творений святителя Григория Паламы недавно были
переведены на русский язык архим. Киприаном Керном). Главной ценностью этого богословия
является переплавка догматического богословия отцов на литургический язык, язык молитвы.
Отражением этого творчества являются наши богослужебные книги. Два тома Октоиха, например,
обнимающие 8 гласов и служащие базой нашей службы, насквозь догматичны, а так называемые
"догматики" 8-ми гласов являются настоящими догматическими формулами, цитатами из святых
отцов. На основании же воскресных канонов можно написать целый трактат о Воскресении.
Турецкое иго прервало византийское богословие до XIX в. Молодые греки, жаждущие знаний,
отправляются учиться на Запад, в иностранные университеты, и живое предание Православной Церкви
прерывается. Но, прервавшись в Греции, оно - в конце XVII в. - возрождается в России, а в наши дни -
и в других православных странах. Чтобы понять, каким образом святоотеческие предания возродились
в русской Церкви, нужно проследить историю развития западного богословия, ибо указанное
возрождение произошло у нас не без западного влияния и не без западных методов.
Запад пошел совсем иным путем, чем Восток, и этот путь был ему навязан. С варварскими
нашествиями Imperium Romanum раскололась на две части: Западная Империя оторвалась от
Восточной. И если последняя продолжала развиваться как греческое православное государство, то
западная часть Империи потонула в варварском море. С V по IX вв. здесь тянутся так называемые
"темные века богословия": происходят подпольные процессы, результатом которых является
возведение стройного здания западного христианства, отличного от того, которое было воздвигнуто на
Востоке. Если символом восточного богословия может служить храм Св. Софии, то на Западе в
результате иного духовного опыта появляется Шартрский собор, обойдя который, можно ясно видеть
картину развития католического богословия. Независимо от правильности или неправильности путей
того или иного богословия, остается трагическая острота самого вопроса о разделении Церквей. И
здесь, на западном пути, неким ответом на данный вопрос служит образ того, кто считается отцом
западного богословия.
Он жил в ночи "темных веков" при зареве пожаров, освещающих нашествие варваров, в маленьком
городке Северной Африки. Погруженный в богословие, он старался не замечать, как орды вандалов
переходили Гибралтар и как разрушалась его родина, цветущая Африка, в то время блестящий
рассадник римской культуры. Имя этого человека - Августин, епископ Иппонский. Нельзя ничего
понять в западном богословском творчестве, если не знать так называемого августинизма. Блаженный
Августин имел такое же влияние на Западе, как Ориген - на Востоке. Он создал яркую и законченную
систему, которая положила печать на все последующее западное богословие и, вместе с тем, породила
трещину, приведшую к разрыву между западным и восточным христианством. А родоначальником
западных ересей, духовным отцом Лютера и Кальвина был Фома Аквинат, вся богословская система
которого вышла из богословия блаженного Августина.
Вторым, после августинизма, источником западного богословия является школьная традиция Рима.
В этой традиции было два цикла: низший и высший. Метод заключался в вопросах и ответах.
Аргументы приводились сначала от разума, потом - из Священного Писания. Это был так называемый
схоластический метод, в котором интеллектуальное жонглирование представляло серьезную
опасность, и который Фома Аквинат довел до высшей точки развития. Его "Summa theologica" по
необычайной стройности своих доказательств - высшее достижение схоластики. Этим методом в ту
эпоху было проникнуто все, включая архитектуру. Если, как я уже говорил, обойти Шартрский собор,
то можно найти в нем всю "сумму" западной схоластики, вплоть до чертиков на водостоках.
Но когда наступает высший расцвет чего-нибудь, тотчас же появляются и признаки распада. В
схоластике таковым явилась победа внешнего формализма над внутренней содержательностью.
Последний период Средневековья (до Ренессанса) есть в этом отношении уже эпоха падения.
Ренессанс представляет из себя острый приступ, взрыв неоязычества. Это источник всех болезней,
которыми мы сейчас болеем. Следствием Ренессанса была Реформация и появление Мартина Лютера,
когда вспыхнула та солома, которая уже загоралась. На реформу Римская Церковь ответила
контрреформой (Тридентский собор 1545 г.). С тех пор путь западного богословия раздваивается:
католичество и протестантизм, два близнеца августинизма, ведут между собой бесконечный спор.
Новое западное богословие характеризуется, прежде всего, повышенным интересом к истории.
Ввиду того, что весь пафос Лютера заключался в желании возвращения к чистому христианству,
протестантам необходимо было доказывать, что оно имеет место у них. Католики настаивали на
обратном. Из этой полемики родились "Магдебургские центурии", в которых протестантские
богословы писали, что католичество с каждым веком (отсюда и название "центурии" ) все больше и
больше отходит от первохристианства. Кардинал Бароний ответил им от лица Рима своими
"Анналами" (т.е. "Хроникой событий"). Таким было начало научного историзма в новом западном
богословии.
Вторым отличительным признаком этого богословия является по-новому поставленное изучение
Священного Писания. Лютер провозгласил догматичность Писания, как единственного источника
богословия. Отсюда возникла вся так называемая "библейская наука" с ее разветвлениями. Но как
только реформаторы отказались от Св. Предания, само Св. Писание стало распадаться в их руках. В
наши дни заметно начало некоторого возвращения к Преданию даже в протестантизме. Но в те
времена все было неустойчивым, все предавалось критическому анализу, вследствие чего
протестантизм частью выродился в либерализм, частью - в слащавый пиэтизм, представляющий из
себя некое адогматическое христианство, форму дешевой сентиментальной взволнованности.
Появилось бесконечное количество сект и т. д.
Таков был сложный путь западного богословия, в результате которого и определилась вся его
нынешняя структура. Когда по окончании турецкого (в Греции) и татарского (в России) ига, Восточная
Церковь начала возвращаться к богословию, эта структура была привита ей через Киевскую
Академию, находившуюся тогда под влиянием иезуитов.

4. Школа русского богословия

Мы дошли до того момента, когда западное богословие попадает в Россию. Я уже говорил, что в итоге
средневековой драмы и всех несчастий, постигших православную Церковь на Востоке, богословие, как
живая культурная и школьная традиция, было прервано. Голубинский говорит даже, что
древнерусские богословы были всего лишь грамотеями, но это неверно. До татарского нашествия на
Руси начала нарождаться своя оригинальная традиция. Профессор Федотов в книге "The Russian
Religious Mind" доказывает, что именно Киевская, а не Московская Русь, есть золотой век русской
православной культуры. Его можно определить как побеги византинизма, привитые на русской почве.
О том же говорит и прот. Г.Флоровский в "Путях русского богословия".
Как русский язык, или, вернее, славянский, был осколком греческого, так и русская душа была, по
выражению проф. Вейдле, как бы оформлена византийской культурой - благодаря значительнейшему
культурному акту Кирилла и Мефодия, составивших славянскую азбуку и переведших греческие
книги на славянские языки. Такие слова, как "благодушие", "благообразие", которым нет эквивалента в
западных языках, суть слова, переведенные с греческого и являющиеся отображением греческой
стихии и греческого способа мышления. И если в домонгольский период Русь не успела создать своей
богословской системы, то она, во всяком случае, была близка к этому. Есть много свидетельств того,
какие замечательные побеги дало в православной культуре крещение русского народа. Наличие одного
такого произведения, как "Слово о полку Игореве", уже показывает, как высоко была в то время
способна подняться русская душа.
Исторические события сделали из России военно-сторожевую цепь, которая, волею судьбы, защищала
Европу от вторжения азиатских орд. Это превратило Россию в тоталитарное государство с крепостным
правом и всеми его последствиями, за спиной которого Западная Европа могла продолжать
благодушно развиваться. В России же всякое самостоятельное развитие мысли было прервано.
Оставались живая вера и благочестие русского народа, чему свидетельством является как сонм
русских подвижников, оставивших нам свой опыт богопознания, так и русская икона, показывающая,
что опыт Церкви продолжал питать русские души изнутри, несмотря на отсутствие школьного опыта.
Результатом этого явился религиозный крах, ознаменовавшийся в XVII в. старообрядчеством.
Старообрядчество было именно продуктом отсутствия у нас богословской науки, богословского
размышления. Сейчас споры о том, как писать: "Исус" или "Иисус", могут показаться нелепыми. На
самом же деле, старообрядчество имело законченную систему, которую нельзя было трогать без того,
чтобы она не разрушилась и не потеряла ценность.
Таким образом создавалась особая русская культура, в которой отсутствует школьное богословие, но
зато имеется прекрасное, законченное богослужение, канон иконы, освященный быт. Но так долго
продолжаться не могло (что и показало старообрядчество), и еще задолго до Петра начались встречи с
Западом, сближение с которым Петр лишь завершил. Уже при Алексее Михайловиче Россию
наводняла масса европейцев и назревал кризис культуры, ознаменовавшийся таким бурным
переломом. И тут, на его пороге, произошла богословская встреча с западным христианством.
Эта встреча имела место в Киеве. Западнорусское христианство было поставлено в другие условия,
нежели те, которые существовали в Москве, выдерживая напор воинствующего богословия католиков
и протестантов, продукта недавней Реформации. Польшу наводнили иезуиты, в связи с чем в
Малороссии очень рано почувствовалась необходимость сражаться за свое православие. Стали
выковываться богословские школы, т.к. со стоявшими на большой богословской высоте иезуитами
надо было сражаться тем же оружием. Большую роль в этой борьбе сыграла Киевская академия,
связанная, в свою очередь, с именем Петра Могилы. Он создал свою школу, которая получила
известность как "могилянское богословие". Шляхтич Могила много лет учился у иезуитов и был
проникнут этой системой и даже манерой думать, богословие в Киевской академии преподавалось по-
латыни. Вследствие этого Петр Могила ввел в свою защиту православия западную манеру. Но,
несмотря на это, православие в Киеве было очищено и защищено от ереси римского католицизма.
В XVII в. многие киевские ученые приезжают в Москву. Среди них наиболее выдающимися могут
считаться Симеон Полоцкий и Вишневецкий, продукты ополяченного дворянства, явившиеся
родоначальниками первой духовной школы, открытой в Москве. Вскоре там открывается и академия,
которая получила название "словено-греко-латинской"; преподавание в ней, так же, как и в киевской,
велось на латинском языке. Ее возникновение положило начало целой сети духовных академий,
семинарий и школ, покрывшей всю Россию. Система преподавания в них была целиком перенята с
Запада; еще сто лет назад, до середины XIX в., наши сельские священники учились по-латыни.
Митрополит Филарет Московский всю свою "богословию ", как тогда выражались, учил на этом
языке. От языка же многое зависит. Поэтому, как говорил о. Г.Флоровский, люди "молились по-
славянски, а думали и богословствовали по-латыни". Язык Церкви стал не языком школы, а язык
школы не языком Церкви, в результате чего между ними возникло разделение, и школу приучились
искать на Западе. Даже фамилии поступавших в духовные семинарии студентов переделывали на
латинский лад (например, Беневоленский, Бенедиктов, Бенефактов); отсюда пошли как "поповские"
фамилии, так и особый "поповский" язык. Само слово "семинария" было взято с Запада. Оттуда же
был взят и весь особый мир духовной школы, и между ним и жизнью Церкви получился разрыв.
Богословие, которое сложилось в результате этих влияний, можно охарактеризовать двумя чертами.
Во-первых, это специфически школьная наука без намека на другую, кроме развития ума, роль, что
является чисто западным влиянием. Для святых отцов богословие не есть лишь наука, но нечто иное. В
семинариях же того времени целью ставилось просто приобретение некоторого запаса знаний. Все
старые школьные богословские учебники, катехизисы писались под влиянием западной традиции. Она
ощущается в этой области и по сей день, начиная с системы вопросов и ответов наших катехизисов:
"Что есть Закон Божий?" - задается вопрос ребенку.
Во-вторых, в это школьное богословие проникло и содержание западного богословия. Суть
знаменитой диссертации Самарина, посвященной Феофану Прокоповичу и Стефану Яворскому,
сводится к тому, что Яворский-католик и Феофан-протестант крушили друг друга, один -
католическими, а другой - протестантскими аргументами, и о православии мыслили с протестантско-
католической точки зрения. Даже такая фигура, как святитель Тихон Задонский, пользовалась книгами
западного богословия, например, "Подражанием Христу" Фомы Кемпийского или работами Арндта. И
если Тихон Задонский сумел переварить эти западные влияния, то исключительно благодаря тому, чем
билось его сердце, как внутренне православного человека. Архиепископ Димитрий Ростовский тоже
перенес на себе влияние западного богословия.
И все-таки, попадая на русскую православную почву, методы западного богословия оставались
чуждыми духу Православия, даже если и воспринимались умом. Сам же ум, однако, формировался как
тем, каким образом ставились богословские вопросы, так и тем, какие ответы давались на них.
Возьмем, например, догмат искупления, один из центральных догматов нашей веры. Кому была
принесена жертва Христова? - задает вопрос западное богословие. Отцы Церкви так вопроса бы не
поставили. Но такая постановка вопроса до сих пор может быть присуща православному сознанию,
чему примером служит хотя бы книга на тему об Искуплении, написанная недавно митр. Антонием
Храповицким. То же можно сказать и по поводу других вопросов нашей веры. Каковы атрибуты Бога?
Каковы свойства Божьей справедливости? и т.е. - подобного рода схоластическая постановка вопросов
искажала то, что было выращено Православием, и постепенно удаляла русских богословов от истоков
православного богословия.
Подлинное Православие оставалось жить в быту. Никому до собора 1917 г. не приходило в голову, что
богослужение само по себе (литургия или всенощное бдение) может быть источником богословия, -
настолько ум привык искать его лишь в учебниках. Но надо отдать справедливость поколению
Бенефактовых и Туберозовых, над которым теперь подсмеиваются, - если бы его представители,
увлекаясь "модным" богословием, забыли то, что хранилось их предками, может быть, до нас бы и не
дошло все ценное, что мы имеем сейчас. Ибо, несмотря на западные влияния, это поколение сохранило
для нас - через быт и богослужение - нечто исконно православное, что легло в основу нашего
школьного богословия, пусть и облеченного в то время в латинские одежды.
Помимо латинских каналов, по которым к нам проникало школьное богословие, была еще вторая
струя школьного богословия, которую можно назвать богословием светским. Постепенное выделение
священства в особую касту было естественным следствием распределения по сословиям всего
русского населения (факта, скрепленного даже государственным законом). Единство культуры и
Церкви, которое существовало на Московской Руси, нарушилось. Русская культура после
пресловутого окна в Европу, прорубленного Петром, была поставлена на другие рельсы. От Церкви же
оставалась скорее ее бытовая сторона, и никто не связывал с ней какой-либо культурной
проблематики. В середине XIX в. в связи с философским пробуждением в Германии, под влиянием
Фихте, Гегеля, Шеллинга в России тоже начинается пробуждение философских интересов. В 40-х
годах не Саровская пустынь привлекает русскую интеллигенцию и является для нее духовным
центром, а Берлинский университет, где кафедру философии занимают представители
идеалистического направления в немецкой философии. Сами проблемы идеалистической философии
ставятся так, что рождают вопросы историософского характера: о смысле исторического процесса, о
задачах отдельных стран и народов (см. Чижевский "Гегель в России"). И молодые русские студенты,
окружавшие кафедры немецких профессоров, начинают задумываться над судьбами России и ее
загадкой. Появляются славянофилы и западники, старавшиеся, каждый по-своему, дать ответы на
вопросы, волновавшие современные русские умы. Славянофилы (А.С.Хомяков и др.) считали, что
судьба России неотделима от Православия; западники (В.Г.Белинский и пр.) думали, что судьба
России должна быть слита с судьбами западных стран. Так германская философия совсем по-новому
оплодотворяла русскую мысль. Этим путем прошли сначала старшие, а потом и младшие
славянофилы. Русская интеллигенция стала интересоваться Церковью, и, начиная с А.С.Хомякова, у
нас появляется светское богословие (Владимир Соловьев и уже в наши дни - Н.Бердяев, о.
С.Булгаков). Таким образом, любящие противопоставлять А.С.Хомякова и др. "гнилому Западу",
неправы, ибо они забывают, что само славянофильство выросло из западной философии.
Одним из волнующих фактов, происшедших на наших глазах, явилась встреча путей, бывших столь
долго разъединенными: пути Церкви и пути культуры. Произошло это в апокалиптические годы
русской революции, и в наши дни мы видим сочетание священства и профессуры в одном лице
(например, о. В.Зеньковский), как некий символ участия русских культурных сил в жизни Церкви.
Богословие не является чем-то раз и навсегда готовым и очерченным, как бы упавшим с неба. Оно есть
продукт непрерывного творческого процесса, который можно охарактеризовать как "творимая
современность". Богословие всегда будет зависеть как от наших духовных потребностей, так и от
степени слияния его с православной Церковью и проникновения той Истиной, которую Церковь с
собой несет.

5. Заключение

В чем состоит богословская наука?

Основой всякого богословия является Священное Писание, а главными темами богословского
размышления (из которых каждая в наши дни ставится по-новому): 1) тема Слова Божия, 2) тема
Церкви, 3) тема Истории.
Цикл "Введение в богословие" я закончу несколькими словами о методе, т.к. этот вопрос, самый
сложный и трудный, является таковым особенно для богослова.
Богословие все больше и больше превращается в точную науку, стремится быть одной из наук. С
одной стороны, от богослова требуется то же самое, что требуется от каждого ученого. С другой - у
нас еще особое призвание служить Богу своим Логосом. Теперь ум человеческий дискредитирован,
люди говорят: "Сердце человеческое лучше и выше ума". Поэтому ум надо реабилитировать не по
человеческому разуму (ratio), а по Логосу, через который воплощается подобие Божие в человеке. Ум
надо сначала воцерковить и для этого усвоить те ценности простого научного метода, который теперь
презирают.
Всякая наука, заслуживающая этого названия, отличается, прежде всего, честностью и требует
интеллектуального критического подхода. Мы обычно пугаемся критики и думаем, что она противна
христианской морали. Но насколько она определялась трезвым взглядом на вещи и до того, как она
стала разрушительной, критика составляла основную добродетель монаха и аскета, ибо главным
моментом ее является рассуждение, трезвость. Трезвость есть то, что роднит ученого и монаха, ибо
каждый монах призван очистить свое сердце, сноп ум от того, что его загрязняет. То же должен
сделать и честный ученый. В христианстве нам дается необычайное искусство этого очищения,
указаны даже его ступени. И трезвость является одной из первых ступеней на пути христианского
богословия. Эта трезвость заключается в критике себя, в проверке эмоций, сферы душевного. В
древности обычно ученый-богослов был монахом и обратно: монах становился богословом. Кто
передал нам те ценные рукописи, которые служат сейчас основой нашего богословия? Монахи. Их
труд, медленный труд пчелы, труд трезвенный и постепенный, является основой всякого
христианского подвига.
Часто мы слышим враждебные нападки со стороны ученых на христианство и упреки в том, что в
христианстве есть много нечестного, много поддельного. Действительно, христианами совершались
ошибки, нужно признать это. И нужно сбросить те разноцветные бумажки, которые навешивались на
христианство, ибо ложная защита христианству не нужна. Обычно христианство противопоставляют
науке. Однако принципиального противоречия между ними нет. И путь науки лучше всего доказывает
верность этого. Нам, христианам, есть за что принести покаяние перед людьми науки: Церковь
сжигала людей за то, что они утверждали, что Земля вертится. И если наука отошла от Церкви, то не
потому, что представителями ее были люди падшие. Это произошло потому, что Церковь хотела
владеть этими людьми безраздельно, потому, что в ее давлении на мир, в данном случае, было
слишком много нехристианских мотивов, потому, что слишком .часто ложь признавалась за истину. В
результате, произошел тот трагический разрыв, вследствие которого мы теперь пишем трактаты на
тему "Христианство и наука", не отдавая себе отчета в том, что здесь виноваты обе стороны. Ибо мир
один и тот же для них обеих. Уважение к правде, саму Правду принес Христос ( "Аз есмь Истина" -
Ин. 14:6)), поэтому уважение к своему делу и в лаической науке родилось в христианстве, т.к. Христос
научил быть до конца и во всем правдивым. Есть какое-то недоразумение в подразделении науки на
просто науку и высшую науку. "Просто наука" есть псевдонаука, вульгаризованная философией XIX
в., и никакого отношения к подлинной научной высоте не имеет.
Сейчас наступает время показать в каждом деле, что мы свидетели Христовы, и жить так, как если бы
сегодня был последний день нашей жизни. Христианство обязывает нас относиться по-христиански ко
всему. Ипполит Римский сказал, что христианин должен быть лучшим во всяком деле. Мы мало
думаем о Словах Божьих: "Яко Твое есть Царство, и Сила, и Слава". Господь есть Царь, и Ему
принадлежит и Сила и Слава. Этого нельзя забывать. Нужно не только вернуться к христианской
иерархии ценностей, забытой в нашем лаицизированном мире, но восстановить и примат Истины во
Иисусе Христе, помня, что не будет подлинного богословия, если не будет жажды Его правды. Это
есть первая часть богословского метода и основание его.
Вторым методологическим принципом является библеизм православного богословия, т.е. живое
отношение к Слову Божию, совершенно иссякающее в нашем обществе. Библеизм не есть
протестантство, как это часто утверждают. Евангелие лежит у нас на престоле, как Слово Божие, мы
кадим перед ним и перед каждым чтением его слышим слова: "И о сподобитися нам слышанию" его.
Ориген говорит, что есть два способа причащения Христу: через Слово Его и через Таинства.
Но как же пользоваться Словом Божиим? Здесь вопрос метода. Проблема утилизации Слова Божия
возникла в определенный момент истории и в Римской Церкви; много богословов ушло из Церкви из-
за вопросов понимания Слова Божия и в эпоху модернизации знания. У нас этого еще не случилось,
т.к. богословию предоставлена полная свобода критического подхода к Священному Писанию (иногда
просто из-за равнодушия к Самому Логосу). Но вопрос по-прежнему остается мучительным, хотя он
так вульгаризирован, что попадает в совершенно ложную перспективу. Проблема заключается в
следующем: что есть Слово Божие, все ли факты, в нем заключенные, истинны или нет? В чем
заключается роль Исаии, Луки, Павла и других, ибо у каждого из них есть свой индивидуальный
"коэффициент", который входит в Божий план. Слово Божие не упало с неба, а прошло сквозь
историю, сквозь мозг тех или иных людей. В понимании Писания могут быть отдельные разногласия,
но в центр его, как в Ветхом, так и в' Новом Заветах, нужно всегда полагать Христа - это и есть
действительный метод. Многие ссылаются на Священное Писание и оправдывают им свои личные
выводы; любой текст в нем находит любое применение. Но мы должны в центре всего искать Христа.
Только потому мы и сохранили Ветхий Завет и с любовью читаем его рассказы, что вся ветхозаветная
история озарена Христом, что весь Ветхий Завет говорит о спасении людей.
Подлинный богослов никогда не снимает Библию с письменного стола, питается Словом Божьим, в
нем заключенном, однако, питается им церковно, т.е. в православном духе. И в этом заключается
следующий - исторический - пункт методологии. Мы уже приводили определение Предания, данное
Викентием Леринским, как того, что "всегда, всеми и всюду принимается". Викентию Леринскому
было ясно: все, что он понимал, как "всегда и всюду принимающееся", например, почитание Божией
Матери, возникшее в истории, или литургическое служение на антиминсе, не всегда существовало в
Церкви. Но правильно ли считать, что это может быть выброшено, как думают крайние протестанты?
И тут его слова получают свое значение. Да, все заключенное в Предании Православной Церкви всегда
и всюду принималось, но принималось implicite (т.е. внутренним образом). Так, мы могли знать или не
знать, что Дева дала плоть Сыну Божию, но факт этот остается фактом и питает нас сознательно или
бессознательно для нас. Таким образом, богословие не есть органическое развитие самих фактов, ибо
они всегда были, а познавание их. Поэтому богослов обязан, прежде всего, знать факты, что приводит
нас к необходимости признания исторического метода в богословии.
Обычно историю не любят, говоря, что история может разрушить веру, что лучше выбирать в истории
Церкви светлые стороны, чем снова переживать все скандалы и недоразумения, что, т.к. история
христианства есть больше история падений, чем побед, изучение ее может только ввести в соблазн. Но
мы должны помнить, что история Церкви не есть арсенал фактов, а представляет собой органический
пройденный путь, что главным в ней являются не отдельные факты и даты, а само ее существование,
которое лежит в поле нашего знания и которое влияет на все остальное (как кто-то сказал: "La culture
c'est се qui reste, quand tout le reste est oublie"). И мы сами, поскольку мы не крайние протестанты, для
которых существует только Я и БОГ, мы сами включены в общую историю человечества. То, что нас
отличает от животных, это присущая человеку память истории. И в этом отношении христианство
исторично от начала до конца, что связывает нас воедино одним историческим преданием. Где мы
находим Предание? Только в истории. Предание есть то, что передается от поколения к поколению, и
в Церкви передача эта есть не просто передача традиции. В Церкви передается Сам Христос, Сама
Истина. Что есть передача благодати, как не передача Христа? И апостольская преемственность и
передача богословских истин есть та же передача Христа. История Церкви так важна потому, что она
есть история этих передач. Вне этой эмпирической церковной истории нет христианства. Чудо
христианства не в том, что оно этих святых родило, а в том, что благодать, в нем живущая, остается в
нем неизменно. И это не рассказ о прошлом, а некая чудесная тайна, каждым человеком в этой Церкви
встречаемая, если он есть член тела Христова. Поэтому важны не подпорки исторического здания
Церкви, а то, что за этими подпорками стоит.
Система богословия есть учение святых и великих отцов Церкви и других богословов, вплоть до
наших дней; всякое отдельное учение здесь таит в себе истину и никогда целиком ее не выражает.
Христианство не стало систематическим осколком истории, оно находится в постоянном становлении.
И истину мы схватываем не в разорванных, отдельных ее частях, а во всей ее совокупности ("плирома"
- цельность, полнота - греч.), как некое органическое целое. Проповедь христианства о Царствии
Божием тоже дана нам в историческом аспекте. Символом Царствия всегда является нечто такое, что
может расти, развиваться, нечто органическое, а не являющее собой какую-то абстрактную систему
понятий. Такими символами являются, например, семя, которое растет, дерево, под которым птицы
могут укрываться. Такова тайна роста Царства Небесного. Относиться честно и правдиво к истории не
значит мерить прошлым современную церковную жизнь, любить или не любить ее из-за ее прошлого
(такой подход типичен для консерватора или активиста). Нужно любить то, что в ней истинно, любить
в ней Христа, Который вчера, сегодня, во веки тот же, Которому угодно было создать Свое Тело в
истории. Таким образом, третьим фундаментом богословия является история.
Четвертым основанием и методом богословия является литургический опыт Церкви. Под ним
разумеется не знание богослужебных книг, а само богослужение церковное, как основная часть
церковного предания, как сам факт, что Церковь есть, прежде всего. Церковь молящаяся. Без этого
момента Церковь, как "единую, соборную и апостольскую", представить себе нельзя. Древо
богословия - lex credendi - всегда питается от lex orandi; это закон питания Церкви. Мы живем в эпоху
литургического возрождения, и христиане всего мира все больше и больше начинают понимать, что
Церковь в своей основе является соборной и апостольской. О. Сергий Булгаков любил говорить, что
свое богословие он черпает из евхаристической Чаши. Эти слова свидетельствуют о том, что
подлинное свое вдохновение богослов черпает в храме, в молитве. Богословие есть только раскрытие
открываемого Богом человеку в духовном опыте. Но раскрытие это всегда кафолично, как и вся
Церковь, и паша жизнь в ней должна быть кафолична. На этом основана наша вера в "соборную"
Церковь. Данное слово - греческого происхождения (кафолон) и означает целостность, согласие в
целом. Позднейшее понимание этого слова закрыло смысл прежнего. Целое всегда предшествует
части, и часть живет постольку, поскольку она согласуется с целым. В настоящее время каждый
выбирает для себя в Церкви то, что ему кажется наиболее важным. А между тем, само слово "выбор"
значит по-гречески "ересь".
Если Церковь есть Сам Христос, то все назначение христианства в том, чтобы сделать нас
сообразными Христу. И оправдание себя тем, что я, мол, "такой человек и имею такой характер",
является чистой психологией, с которой нужно бороться. Если семя, т.е. мое Я, падшее в землю, не
умрет, то останется одно. Но если Я умирает, то возрождается в согласии с целым, как отображение
согласия с Христом, живущим в Церкви. В каждом христианине отображается весь опыт Церкви, и это
есть основа христианства. Опыт каждого отдельного человека может быть расширен до пределов
соборного сознания, и в этом основа нашего пути. Сообразовать свою жизнь со Христом, распять свое
Я нужно каждому христианину. Но особенно это необходимо богослову, ибо богословие есть
отражение и свидетельство всей истины Церкви. Христианство в глубочайшем смысле не
провинциально, не индивидуалистично, и поэтому, прежде чем что-нибудь в Церкви отвергнуть, надо
убедиться, что оно не совпадает с истиной Церкви, а не с нашими вкусами и желаниями.
Путь богослова не есть безмятежный труд вне мира с его радостями и волнениями. Никакого разрыва
между богословием и миром быть не должно. Богослов не должен замыкаться в своей личной жизни,
т.к. путь его трудный и ответственный. Если в жизни мы призваны к риску, то этот риск особенно
необходим в богословии, и каждый факт, каждый конфликт должен быть проверен Церковью. Эта
внутренняя целостность, или кафоличность, достигается молитвенной жизнью, совокупно с
аскетическим подвигом и жизнью в храме. Все призваны к почести высшего звания, и нет большего
служения, чем служение Слову ("Слово, которое я говорил, оно будет судить его в последний день" -
Ин. 12:48). Но служение это не приводит богослова к горделивому чувству, т.к. гордость заключается
только в ереси.
На этом можно закончить курс введения в богословие. Но важнее всего того, что я хотел сказать,
является мысль о глубочайшем единстве всего со всеми. Богословие не есть только занятие,
упражнение для интеллектуально настроенных людей, как и монашество не есть только призвание для
волюнтаристов. Богословие есть путь перерождения всего человека сообразно Христу. И "Сеющий" и
"Жнущий" плоды богословия есть тот же Христос.