Г.А.

ДРОБОТ
доктор политических наук
профессор МГУ имени М.В. Ломоносова

Реализм в теории международных отношений:

история, зарубежная и отечественная школы

1. Традиции политического реализма

Традиции политического реализма, или классическая традиция, в истории
социально-политической мысли имеют наиболее давнюю историю из всех школ и
направлений в изучении международных отношений и связаны с именами таких
мыслителей, как Фукидид (около 460-400 гг. до н.э.), Н. Макиавелли (1469-1527 гг.),
Т. Гоббс (1588-1679 гг.), К. фон Клаузевиц (1780-1831 гг.) и др.
Фукидид в своем труде «История Пелопоннесской войны» обращается к
событиям войны между союзами, возглавлявшимися Спартой и Афинами. Работа
Фукидида считается предшественницей школы политического реализма по ряду
причин. Во-первых, автор описывает отношения в фактически биполярном мире,
что впоследствии подтвердил ряд выводов, относящихся к периоду холодной
войны. Во-вторых, впервые античный мыслитель сформулировал ключевой
принцип взаимоотношений государств в квазианархичном мире – «дилемму
безопасности» (хотя сам термин появился лишь в ХХ в.). Суть принципа состояла в
том, что Спарта начала войну против Афин не потому, что Афины чем-то ей
угрожали, а просто потому, что Афины оказались на каком-то этапе
могущественнее Спарты. В мире, где отсутствует наднациональный орган
управления, такое соотношение сил порождает чувство небезопасности у более
слабой стороны и подталкивает ее к активным действиям против более сильной
стороны. Так состояние безопасности одного государства превращается в
ситуацию международной небезопасности. В третьих, Фукидид рассуждает о роли
права и морали в международных отношениях. Он не отрицает значение этих
категорий в отношениях между государствами, но при условии равенства сил
между ними. Моральным, с его точки зрения, может считаться только умеренность
в применении силы. Таким образом, понятие «сила»  главная категория анализа,
что и дает основание относить Фукидида к предшественникам политического
реализма.
В эпоху Возрождения традицию Фукидида продолжил Никколо Макиавелли –
флорентийский дипломат при дворе Лоренцо Медичи, друг Микеланджело,
философ в изгнании. Макиавелли творил в исторический период феодальной
раздробленности Италии на множество мелких княжеств (Флоренция, Генуя,
Милан, Турин, Венеция и др.), в то время как в Европе уже сформировались
крупные централизованные государства – Франция, Англия, Швеция, Испания с
австрийскими владениями Габсбургов. Кроме того немаловажна роль духовной
среды написания основного из известных трудов Макиавелли – «Государя». В
начале XVI в. в Европе господствовала концепция исторического
провиденциализма («предопределения»), что подразумевало главенствующую
роль Бога в жизни общества и каждого человека и главенство церкви над
государством. Наиболее известными теоретиками были такие отцы церкви, как
Августин Блаженный (V в.), Фома Аквинский (XIII в.).
Макиавелли в «Государе» дает советы флорентийскому правителю
относительно того, как надо править, чтобы сохранить и приумножить власть. Он
отталкивается от исторических и духовных условий своего времени, но


Дробот Галина Анатольевна, e-mail: gdrobot@mail.ru
рассуждает в новаторском, реалистическом духе. Поэтому его сочинение более
400 лет является настольной книгой многих крупнейших политических деятелей
различных стран и до сих пор не утратило своей актуальности, глубины и
самобытности.
Из наиболее значимых рассуждений Макиавелли в «Государе» можно
выделить следующие:
1) он вводит понятие рациональной политики (критерий – сильное государство),
в отличие от воли Бога как основы поведения государя (власти церкви), хотя как
сын своего времени Макиавелли не может полностью отрешиться от божьего
провидения: «…судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же
половину, или около того, она предоставляет самим людям»1;
2) суть интереса государя (что тождественно государственному интересу в
современном понимании), по мнению Макиавелли, состоит в сохранении власти
над определенной территорией и ее населением. Это относится к внутренним
аспектам государственного суверенитета, что сохраняет свою актуальность до
сегодняшнего дня. Что касается внешних государственных интересов, то
важнейшими из них, по мнению средневекового мыслителя, являются те или
иные формы приобретения территории (наследственные или путем завоевания),
которые сегодня уже утратили свою актуальность. Однако несмотря на
изменение содержания в настоящее время внешние аспекты государственного
суверенитета (невмешательство во внутренние дела, сохранение
государственных границ и др.) имеют не меньшее международное влияние, чем
внутренние;
3) отношения между государствами Макиавелли рассматривал так, как
несколько позже это сформулировал Т. Гоббс – как «войну всех против всех».
Фактически был выведен тезис о квазианархичности международных отношений,
т.е. об отсутствии наднациональной государственной власти и борьбе каждого
государства за свои интересы самостоятельно и независимо;
4) Макиавелли принадлежит идея о вседоступности средств в реализации
государственных интересов: «…государь, если он хочет сохранить власть, должен
приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по
надобности»2. Однако понятие «макиавеллизм», получившее хождение в ХХ в. и
означающее «все средства хороши для достижения цели», не следует
отождествлять с полным негативизмом в международных отношениях. Макиавелли
принадлежит весьма значимая фраза, имеющая отношение к трактовке его
концепции – «жестокость жестокости рознь»3. Речь идет о том, что жесткие меры в
политике хороши лишь тогда, когда они идут на пользу государственной власти (го-
сударю), но вредны, если они эту власть ослабляют.
В связи с последним тезисом встает вопрос: что стало анахронизмом во
взглядах Макиавелли, исчерпало ли себя понятие «макиавеллизм»? Ответ на
этот вопрос неоднозначен. С одной стороны, макиавеллизм, что тождественно
политическому цинизму, утрачивает свое значение в современных
международных отношениях, в которых усиливается роль международно-
правовых отношений и само существование международно-системных
отношений ограничивает экстремистские проявления отдельных акторов
международных отношений. Однако, с другой стороны, сохраняется
квазианархичный характер международной системы, т.е. отсутствие
наднационального управления, что провоцирует государства как главных акторов
международных отношений на любые действия во благо собственных интересов.

1
Макиавелли Н. Государь / Пер. с ит. М., 1990, с. 74.
2
Там же, с. 46.
3
Там же, с. 28.
Конечно, последние стараются прикрывать благовидными предлогами. Так что
сказать, что макиавеллизм ушел в прошлое, нельзя. Многие считают, что он
просто процветает на фоне двойных стандартов.
Непреходящее значение для теории международных отношений и мировой
политики сохраняет наследие Томаса Гоббса. В основу подхода английского
философа к определению и пониманию сущности межгосударственных
отношений легла его общая социально-политическая концепция, в которой
человек трактуется как существо эгоистическое, обладающее бессознательным
стремлением к власти, господству над другими людьми и материальному
обогащению. Как следствие естественным состоянием человеческих
взаимоотношений является «война всех против всех и каждого против каждого».
Сохранение естественного состояния представляет угрозу для существования
человеческого общества, так как таит в себе опасность самоуничтожения. Для
того, чтобы этого избежать, люди должны заключать общественный договор. На
основе такого договора и возникает государство (Левиафан), которому в обмен на
гарантии безопасности, мира и спокойствия люди добровольно уступают часть
своих прав и свобод. Отношения между людьми упорядочиваются в рамках
«гражданского состояния», но отношения между государствами сохраняют
«естественный», или «предгражданский» характер. Суверенные государства не
связаны никакими ограничениями, и единственным регулятором их
взаимоотношений остается сила. По мнению Т. Гоббса, государства – это
«военные лагери», которые защищаются «друг от друга с помощью солдат и
оружия».
Хотя с морально-этической позиции Т. Гоббс осуждал войны, видя в них
«корень всего несчастья и всех зол», из его концепции вытекало признание
неизбежности этого явления до тех пор, пока сохраняется «естественное»
состояние международных отношений. Согласно взглядам английского
философа, лишь создание мирового правительства, стоящего над властью
отдельных государств, способно покончить с войнами между народами. Однако
сам Гоббс в такую перспективу не верил. Он был первым, кто теоретически
обосновал анархический характер отношений между государствами. До сих пор
сторонники реалистической парадигмы в теории международных отношений
исходят из этих выводов4.
В XIX в. классическая традиция наиболее полно и последовательно нашла
свое воплощение во взглядах прусского генерала Карла фон Клаузевица в его
книге «О войне». Во-первых, об этом свидетельствует центральная тема работы.
Во-вторых, Клаузевиц не только считает аксиомой тезис о том, что
международные отношения суть отношения между государствами, но не устает
повторять, что война – всего лишь орудие политики, ее инструмент. Исходя из
этого, он утверждал: «Если принять во внимание, что исходной данной для войны
является известная политическая цель, то естественно, что мотивы, породившие
войну, являются первым и высшим соображением, с которым должно считаться
руководство войной». В-третьих, Клаузевица не интересуют перипетии
внутриполитических баталий, для него это не более чем нюансы, не ставящие
под сомнение приоритет внешнеполитических задач государства. «Можно сог-
ласиться,  пишет он,  с тем, что целью политики является унификация и
согласование всех аспектов деятельности внутренней администрации, а также
духовных ценностей и иного, что мог бы добавить к этому специалист по этике.
Разумеется, политика сама по себе – ничто. Она лишь выразитель всех этих
интересов перед лицом внешнего мира». Наконец, в четвертых, следуя в русле
4
Мировая политика и международные отношения: Учеб. пособие / Под ред. С.А. Ланцова, В.А.
Ачкасова. СПб., 2005, с. 38.
классической традиции и одновременно предвосхищая ее дальнейшее развитие
и формирование теории политического реализма, Клаузевиц полагал, что в
основе политики лежит постоянство человеческой природы, и поэтому она может
быть осмыслена в рациональных терминах и спланирована на основе оп-
ределенных законов5.

2. Классическая и неклассическая версии политического реализма

Классическая школа политического реализма утверждается в ходе дискуссии
с представителями либерального идеализма в межвоенный период и сразу после
окончания Второй мировой войны («первый большой спор» в теории
международных отношений). Предметом дискуссии были вопросы природы
международных отношений, роли силы и насилия, целей и средств акторов
международных отношений. Политический реализм не только подверг идеализм
сокрушительной критике, указав, в частности, на то обстоятельство, что
идеалистические иллюзии государственных деятелей того времени в немалой
степени способствовали развязыванию Второй мировой войны, но и представил
достаточно стройную теорию. Ее наиболее известные представители –
Рейнхольд Нибур, Фредерик Шуман, Джордж Кеннан, Джордж Шварценбергер,
Кеннет Томпсон, Генри Киссинджер, Эдвард Карр, Арнольд Уолферс и др.
Бесспорными лидерами этого направления стали американский ученый
немецкого происхождения Ганс Моргентау и французский ученый Реймон Арон.
Моргентау принадлежит труд, который стал настольной книгой многих
поколений студентов-политологов как в самих США, так и за их пределами. Это –
«Политические отношения между нациями. Борьба за власть и мир»6. Первое
издание увидело свет в 1948 г. и с тех пор книга многократно переиздавалась на
английском языке, однако на русском языке, к сожалению, изданы лишь
фрагменты этого классического труда Моргентау7. Здесь мы приведем, пожалуй,
самое известное место из данного произведения – шесть принципов
политического реализма, в которых в концентрированном виде сформулированы
важнейшие идеи данной школы. Как пишет Моргентау, эти принципы часто не
понимаются и поэтому он на них подробно останавливается.
В первом принципе отмечаются два фундаментальных положения – что
политика, как и общество в целом, подчинена объективным законам, которые
коренятся в природе человека, и что эти законы неизменны со времен античности
и останутся неизменными впредь, т.е. они вечны.
Второй принцип, пожалуй, один из важнейших из шести, раскрывает суть
одного из упомянутых законов, а именно объективного закона рациональной
внешней политики, который звучит следующим образом – внешняя политика
должна подчиняться «интересу, выраженному в категориях власти» («interest
defined as power»). Здесь следует дать несколько разъяснений. Термин «власть»
есть перевод английского термина «power», который применяется в
оригинальном тексте. Как известно, этот термин переводится на русский язык
многозначно, в том числе и как «влияние» или «сила». Нам представляется –
исходя из текста Моргентау – он имел в виду все же «влияние», которое должно
быть основным интересом государства. Однако реализовать это влияние, по мне-
нию Моргентау, можно только опираясь на силу государства. Под силой ученый

5
См.: Цыганков П.А. Теория международных отношений. М., 2002, с. 101-102.
6
Morgenthau H.J. Politics among Nations. The Struggle for Power and Peace. Third Edition. N.Y.,
1961.
7
См.: Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т. 2. Зарубежная политическая мысль ХХ века /
Отв. ред. Т.А. Алексеева. М., 1997, с. 500-507.
понимал, прежде всего, военно-политическую мощь. Отношения между госу-
дарствами должны строиться на балансе сил.
Во втором принципе дается подробное разъяснение указанной формулы
рациональной внешней политики. Так, Моргентау пишет, что в оценке внешней
политики следует избегать двух обывательских заблуждений – делать это через
призму мотивов и идеологических лозунгов. Мотивы – наиболее иллюзорное
психологическое явление. Знаем ли мы наши собственные мотивы полностью,
задается вопросом ученый. А что можно сказать о мотивах других? Но даже если
мы проникли в намерения субъекта, это не дает возможность объяснить или
предсказать его внешнюю политику. История показывает, что здесь нет прямой
зависимости, как и в сфере нравственности («Благими намерениями вымощена
дорога в ад»). Пример, который приводит Моргентау – политика английского
премьера Чемберлена в 1930-е гг., который не искал личной власти, а руко-
водствовался поиском путей к миру, умиротворяя гитлеровскую Германию, но эта
политика сделала Вторую мировую войну неотвратимой.
Касаясь идеологических пристрастий, Моргентау отмечает, что политический
реализм не призывает к безразличию к политическим идеалам. Он только
требует четкого разграничения желаемого и возможного. Когда политик
руководствуется только желаемым, политика приобретает иррациональный
характер. Для ее изучения необходимы методы психоанализа, а не политической
теории. Как пример такой идеологизированной иррациональности Моргентау
приводит американскую внешнюю политику в Индокитае в 1950-1960-е гг. (в
последующих изданиях своей книги).
Теорию политического реализма, по мнению ученого, можно сравнить с
портретом в противоположность фотографии. На фотографии мы видим реальный
процесс, внешние проявления хода событий. В портрете отражена человеческая
сущность, а детали могут отсутствовать. Так и в политической теории акцент
делается на интересах и влиянии, а мотивы и другие детали опускаются.
Третий принцип утверждает, что объективные законы и категории
реалистической политической теории подвижны и изменчивы, опосредованы
массой обстоятельств, изменяющих их до неузнаваемости. Это утверждение,
доказывает, что Моргентау был реалистом. На самом деле, если вспомнить
формулу реалистичной внешней политики, то надо признать, что и интересы и
способы их реализации со временем меняются. Но не меняется главное, с точки
зрения политических реалистов и Моргентау: «реалист никогда не признает, что
абстрактная идея, не согласующаяся с реальностью, способна взять верх над
последней». В этой мысли четко видна полемика с либеральным идеализмом 
главным оппонентом политического реализма во время написания книги
Моргентау.
Последние три принципа посвящены основному ядру полемики между
политическими реалистами и «моралистами-легалистами» (как называл
либеральных идеалистов Моргентау), а именно вопросу о роли морали в
политике и международных отношениях.
В четвертом принципе, на первый взгляд, содержится парадоксальное
утверждение: реализм признает моральное значение политических действий.
Именно по вопросу об этическом содержании политики и идет спор между
реалистами и идеалистами. Моралисты-легалисты отстаивали принцип
универсальной (общечеловеческой) моральности международно-политических
действий, с чем были не согласны реалисты. Однако дальнейшие разъяснения
Моргентау все ставят на свои места. Высшей политической добродетелью, по его
мнению, является осмотрительность, взвешенность своих действий с учетом их
последствий. Этот принцип соответствует тому, как Макс Вебер классифицировал
мораль – на «этику убеждения» и «этику ответственности». Именно «этику
ответственности», или политическую этику, в отличие от универсальной
(общечеловеческой) этики, Моргентау признает и отстаивает.
Кроме того ученый пишет, что в отличие от этики, которая утверждает
универсальность нравственных законов, политическая теория полагает, что они
модифицируются в зависимости от исторического времени и местных условий.
В пятом принципе отрицается тождество морали конкретной нации и
универсальных моральных законов. Как указывает Моргентау, в разное время
отдельным нациям удавалось представить свою мораль в качестве
универсальной, но в принципе это невозможно. Хорошим подтверждением этого
тезиса является современный этап глобализации, получивший другое название 
вестернизации. Западные, прежде всего американские ценности и образ жизни
транслируются по всему миру. Как следствие они вызывают протестные
движения, которые приводят к многочисленным сепаратистским настроениям в
самых разных странах, ориентированным на реанимацию собственных
натуральных ценностей и нравственных принципов.
Наконец, в шестом принципе утверждается специфичность политической
сферы. Она подчиняется своим собственным законам и принципам, главный из
которых – интерес, выраженный в категориях силы (влияния). Например,
экономист рассматривает интерес как богатство, юриста интересует соответствие
действия с правом, этика  с нравственными нормами. Экономист спросит: «Эта
политика эффективна с точки зрения приращения богатства?». Юрист спросит:
«Эта политика соответствует законам?». Этик спросит: «Эта политика
соответствует нравственным нормам?». Политик спросит: «Как эта политика
влияет на силу нации?». В переносе в политику законов и категорий иной сферы
видится Моргентау главное различие с моралистско-легалистским подходом.
Один из примеров, который приводит Моргентау, касается вопроса признания
США Китайской Народной Республики. В 1949 г. стоял нравственный вопрос – как
вести себя Соединенным Штатам по отношению к коммунистическому Китаю? С
моралистско-легалистской точки зрения, признания быть не могло.
Реалистический подход диктовал другое: необходимо оценивать интересы обеих
сторон и сил, которые за ними стоят. Китай уже в то время представлял собой
достаточно сильное государство с большой территорией и огромным насе-
лением. Однако победил моралистский подход, который доминировал до 1970-х
гг., пока США не установили дипломатические отношения с КНР и не поддержали
ее вступление в Совет Безопасности ООН в качестве постоянного члена вместо
Тайваня (Китайской республики).
Завершая рассмотрение шести принципов политического реализма, Моргентау
делает вывод: реализм не умаляет значение других подходов, помимо своего
собственного. Но считает, что у каждого своя сфера. Ведь человек един в
многообразии: он не только «политический человек», но и «экономический
человек» и «религиозный человек». Всего человека должны изучать все науки и
подходы. Но для изучения какой-то одной области необходимо абстрагирование от
других областей.
Концептуальная стройность реалистической парадигмы, стремление опираться
на объективные законы общественного развития, беспристрастно анализировать
международную действительность, – все это способствовало расширению
влияния и авторитета политического реализма в академической среде, а также в
среде государственных деятелей различных стран.
Однако и классический политический реализм оказался не лишен изъянов и
недостатков, которые подрывали его авторитет в науке о международных
отношениях.
 Во-первых, классический политический реализм фактически сводит
международные отношения к межгосударственным, что значительно обедняет их
понимание. Во-вторых, в трактовке классических реалистов понимание
внутренней и внешней политики государства выглядит как не связанное между
собой. Абсолютизация роли силы и недооценка значения других факторов, таких,
например, как духовные ценности, социокультурные реальности и т.п.,
значительно обедняет анализ международных отношений, снижает степень их
достоверности. Наконец, в своем стремлении опираться на вечные и неизменные
законы международного взаимодействия политический реализм стал заложником
собственного подхода. Его сторонники не учитывали весьма важные тенденции
мирового развития и уже произошедшие в нем изменения, которые все в большей
степени определяют характер современных международных отношений, в
отличие от тех, которые господствовали на международной арене вплоть до
начала XXI в.
Все это вызвало трансформацию классического политического реализма. В
конце 1970-х гг. появляется его неклассическая версия – неореализм, основные
положения которого были изложены Кеннетом Уолцем в книге «Теория
международной политики» (1979).
С одной стороны, неореализм сохраняет верность основным позициям
классического реализма: международная система анархична и нет оснований
полагать, что она приобретет какой-то другой характер; важнейшую роль в
международных отношениях играют военная сила и баланс сил; основа
национальных интересов – военно-политическая безопасность; государства –
функционально однородные элементы международной системы; международные
отношения – это игра с нулевой суммой.
С другой стороны, неореалисты отразили новые тенденции последних
десятилетий ХХ в., прежде всего рост взаимозависимости стран и регионов. Они
исходили из целостности мира, из того, что международные отношения – это не
совокупность внешних политик отдельных государств (как считали классики
реализма), а глобальная система. Помимо этого еще в работе 1959 г. «Человек,
государство, война» К. Уолц выделяет три уровня анализа международных
отношений – идиосинкратический (субъективный), национальный и системный
(международный). При этом наиболее характерно для неореалистов придание
определяющего значения в анализе поведения государств структуре
международной системы – совокупности внешних принуждений и ограничений,
которые влияют на международное поведение государств. Другими словами,
внешняя политика диктуется логикой международной системы и распределения
власти (силы) среди государств. Например, если структура международной
системы биполярная, то не только средние и малые государства, но и великие
державы, как и сами системообразующие сверхдержавы, подчиняются ее логике.
В основе этой логики лежат гонка вооружений, раздел сфер влияния, жесткие
требования к союзникам, устрашение и сдерживание противника и т.п. Иными бу-
дут логика и правила поведения государств в условиях многополярной системы,
которая предъявляет к ним свои требования. Эта особенность неореализма
связана с тем, что его еще называют структурализмом.

3. Новейшие версии политического реализма

В эпоху холодной войны популярность неореализма в теории международных
отношений подкреплялась биполярной структурой межгосударственной системы,
определявшей поведение традиционных акторов на мировой арене. Однако с
распадом СССР и окончанием противоборства двух сверхдержав на всем
мировом пространстве эти позиции во многом оказались подорванными.
Произошло массовое вторжение нетрадиционных акторов в сферу мировой
политики, возникло новое поколение конфликтов, международная безопасность
перестала зависеть лишь от конфигурации международной системы. Благодаря
распространению новейших средств связи, коммуникации и информации
межгосударственные границы стали проницаемыми. Значительную роль в
мировой политике стали играть цивилизационные, культурные, религиозные
факторы, самоидентификация новых акторов. Рационализм, присущий как
классической, так и неклассической версиям реализма, все более заметно
обнаруживал свою ограниченность. В этих условиях появляется новая –
постклассическая версия реализма. Одним из первых ее выразителей стал
профессор Гарвардского университета Самуил Хантингтон8.
В 1993 г. он выступил с идеей столкновения цивилизаций. В соответствии с ней
на смену государствам как главным акторам мировой политики приходят цивилиза-
ции – культурные сообщества, различающиеся историей, языком, традициями, но
более всего религией. Несмотря на взаимное переплетение и смешение основные
цивилизации – западная, конфуцианская, синтоистская, исламская, индуистская,
славяно-православная, латиноамериканская и, возможно, африканская –
представляют собой реальные сообщества с реальными разделяющими их
границами. Коммунисты могут стать демократами, богатые бедными, но
азербайджанцы не могут стать армянами, иллюстрирует Хантингтон свою мысль.
Взаимоотношения цивилизаций немногим отличаются от взаимоотношений
государств: они остаются конфликтными, поскольку в основе цивилизационных
различий лежат ценности и убеждения, которые примирить гораздо сложнее, чем
экономические и политические интересы. Кроме того, защищая собственные
убеждения, цивилизации, считает Хантингтон, стремятся к приобретению власти.
Различия в обладании властью и борьба за военные, экономические и
институциональные ресурсы, как и прежде, будут основной движущей силой
мировой политики. Хантингтон, как и классики реализма, утверждает, что субъекты
мировой политики в основном действуют в условиях анархии и практически не
существует факторов, сдерживающих их стремление к власти и господству. Иными
словами, в основе постклассической версии реализма сохраняются все главные
постулаты рассматриваемой парадигмы, касающиеся характера международных
отношений, доминирующих в них процессов, целей и средств участников, будущего
этих отношений9.
В 1998 г. Гидеон Роуз в сводной рецензии на пять англоязычных монографий, в
которых прослеживался новый подход к исследованию международных отноше-
ний, вводит термин «неоклассический реализм». С одной стороны, данный
подход продолжал традиции неореализма с его акцентом на системных и
структурных вызовах, на том, что именно они определяют поведение государства
в современном мире. С другой стороны, все пять авторов в той или иной степени
сходились в том, что ответ национальных правительств не является однозначной
и четкой реакцией на происходящее вовне, что необходимо учитывать некий
комплекс внутренних обстоятельств и интересов национальных игроков. Иными
словами, речь шла о возврате к отдельным положениям классического реализма,
к его идее о внутренней мотивации государств (интерпретируемой патриархами
этого направления как борьба за власть).
Наиболее емко неоклассический реализм можно определить как поиск ответа
на вопрос, почему давление глобальных и региональных факторов на

8
См.: Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Политические исследования, 1994, № 1.
9
См.: Международные отношения: теории, конфликты, движения, организации: Учеб. пособие /
П.А. Цыганков, Г.А. Дробот, М.М. Лебедева и др.; Под ред. проф. П.А. Цыганкова. М., 2012, с. 24-
25.
государства преобразуется в такую, а не иную внешнюю политику, другими
словами, как исследование своего рода «приводного ремня» внешней политики.
Причем речь не идет о ревизии неореализма; основными остаются давление
внешней среды и системные факторы, они определяют направление действий
государства в мире. Вместе с тем неоклассический реализм задается вопросом,
почему, действуя в одних и тех же условиях, схожие по своим параметрам
государства по-разному ведут себя на международной арене. И ответом
становятся внутренняя политика, конфигурация групп интересов, уровень
согласия государства (как системы институтов, обладающей среди прочего
монополией на применение силы) и общества, а также проблемы восприятия тех
или иных явлений. Иными словами, в неоклассическом реализме принято
выделять три составные части:
 «независимую переменную» (внешнюю среду, систему);
 «вмешивающуюся переменную» (весь комплекс внутри государства –
институты, взаимоотношения власти и общества, восприятие и идеология);
 «зависимую переменную» (внешнюю политику)10.
Завершая рассмотрение новейших версий политического реализма, следует
отметить, что они несут в себе все слабости канонического реализма. Прежде
всего, это идея о вечности и неизменности присущей международным
отношениям анархичности. Отсюда вытекает другое положение, касающееся
концепции национальной безопасности: международные отношения – это игра с
нулевой суммой, существует постоянная угроза войны между великими
державами, необходимо поддерживать баланс сил между ними. Однако
международная обстановка существенно изменилась. Так, между Россией и
блоком НАТО баланс сил оказался нарушенным после того, как распался СССР,
а блок стал расширяться на Восток, однако это не привело к войне. В
современных условиях чрезвычайно возросла роль угроз и вызовов невоенного
характера. Меняется соотношение между внутренней и внешней политикой в
пользу первой. Все это не учитывается новейшими версиями реализма.

4. Политический реализм в современном российском академическом

сообществе
Среди российских ученых-международников отсутствует единство мнений по
поводу зрелости отечественных школ в области международных исследований.
Все согласны с тем, что 90-е гг. отмечены заимствованием западных теорий и
концепций. Что касается ХХI в., связанного со стремлением отечественных
ученых разрабатывать собственные подходы к международным отношениям, то,
по мнению П.А. Цыганкова и Т.А. Шаклеиной, доминирующей школой в
российской науке о международных отношениях является реализм11. Более убе-
дительна, на наш взгляд, позиция А.Д. Богатурова, которая состоит в том, что
«особенностью современной теории международных отношений в России
является ее нерасчлененность на школы». Как пишет ученый, «границы между
«школами» отражают больше оттенки политических предпочтений авторов, чем
политологические разногласия между ними»12.

10
См.: Романова Т.А. О неоклассическом реализме в современной России // Россия в глобальной
политике, 2012, № 3.
11
См.: Шаклеина Т.А. Реалистическая школа: дебаты о мировом порядке и внешнеполитической
стратегии современной России // Вестник Московского университета. Сер.18. Социология и
политология, 2004, № 1.
12
Мировая политика: теория, методология, прикладной анализ / Отв. ред. А.А. Кокошин, А.Д.
Богатуров. М., 2005, с. 151.
 Можно выделить три крупные группы условных отечественных реалистов: 1)
историко-политики (структуралисты и геополитики попадут в эту категорию), 2)
социологи (здесь окажутся собственно социологи, политические философы и
политические психологи), 3) политэкономисты13.
Историко-политическая школа в свою очередь подразделяется на три группы:
системно-исторического подхода, структурного анализа и геотеорий.
К системно-исторической школе уместно отнести отечественных теоретиков-
классиков – М.А. Хрусталева и Э.А. Позднякова14. Это направление берет свое
начало в советское время. Среди современных российских теоретиков данного
поля исследования следует назвать С.В. Кортунова, А.А. Кокошина, С.М. Рогова,
А.Г. Арбатова, А.Ф. Фененко, В.В. Наумкина, В.А. Никонова и др.
Относительно новым и менее консервативным течением, понимающим
современное мироустройство в терминах, нехарактерных для доминирующих на
Западе направлений реализма, является российский структурный реализм. Эта
школа проявила себя ярче всего работами А.Д. Богатурова.
К историко-политическому направлению восходят отечественные геотеоретики.
Одним из наиболее «звонких» авторов, относящихся к ряду вульгарных
геополитиков, является А.И. Дугин, тексты которого представляют собой
предельно упрощенную, но контрастно яркую картинку на тему роли природно-
географических факторов в международных отношениях, враждебности Запада по
отношению к России, что способно напугать или восхитить, но обязательно увести
далеко прочь от понимания реальностей международного развития15. Впрочем,
геополитические исследования отмечены и именами более реалистичных
исследователей – В.А. Колосова, Н.С. Мироненко, Д.Н. Замятина, К.С. Гаджиева.
Социологическое направление в отечественном реализме представлено
прежде всего работами, связанными с именем П.А. Цыганкова, длительное время
возглавлявшего в МГУ кафедру социологии международных отношений16.
Впрочем, по мнению А.Д. Богатурова, этот автор представляет собой
промежуточную медиаторскую фигуру. Уделяя повышенное внимание
историческому аспекту теории международных отношений (история теории), он в
ряде моментов схож с теоретиками историко-политического корня. В то же время
ценя социальную составляющую теории, акцентируя роль общественных
институтов и личности в международном процессе, он смыкается с теоретиками-
психологами и философами, легко находя общий язык и с ними17.
Говоря о психологическом ответвлении социологического подхода, нельзя не
назвать такого отечественного ученого как Г.И. Мирский. Известный востоковед,
блестящий исламовед, Мирский выделяется тем, что на международные и
внутренние процессы в странах ислама не столько смотрит сквозь призму
экономических или политических интересов, сколько обращается к социальной
психологии. Некоторые исследователи считают это либеральным подходом.
Однако, на наш взгляд, как крупный ученый Мирский во многих своих работах
уходит от ортодоксального либерализма и работает в рамках реалистической
парадигмы.

13
Мировая политика: теория, методология, прикладной анализ, с.160.
14
См.: Хрусталев М.А. Системное моделирование международных отношений. М., 1987;
Поздняков Э.А. Системный подход к исследованию международных отношений. М., 1976; Он же.
Философия политики: В 2 т. М., 1994.
15
См.: Дугин А.И. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. М., 1997.
16
См.: Международные отношения: социологические подходы / Под ред. П.А.Цыганкова. М.,
1998; Цыганков А.П., Цыганков П.А. Социология международных отношений: Анализ российских и
западных теорий: Учеб. пособие для студентов вузов. М., 2006.
17
См.: Мировая политика: теория, методология, прикладной анализ, с. 165.
 Так, его перу принадлежит социально-психологический анализ причин
исламистского терроризма, который он связывает прежде всего с духовными
факторами. По мнению Мирского, психологической основой исламистского
терроризма является комплекс неполноценности, ущербности, который порожден
не столько экономическим разрывом между «бедным Югом» и «богатым Се-
вером», сколько еще не преодоленным, идущим от крестовых походов и
колониальной эпохи осознанием несправедливости всего мирового устройства, в
рамках которого на земле доминирует, задает тон западная цивилизация,
представители которой все еще с пренебрежением относятся к «туземцам»,
людям Третьего мира с их иной культурой. Особенно ранимыми в этом отноше-
нии оказываются мусульмане, которые гордятся своей древней и богатой
цивилизацией и видят в то же время, что в иерархической структуре
современного мира их страны стоят на низшей ступени по сравнению с Западом.
Убежденные в превосходстве своей культуры, они в отчаянии от того, что в мире
властвуют другие. Сила, мощь, влияние в сегодняшнем мире не у них, а у Запада.
Исламисты отнюдь не считают себя преступниками, ими движут вековые обиды18.
Общесоциологическая составляющая работ Мирского проявляется, в частности, в
разрабатываемой им российской версии концепции «нового Средневековья»19.
К социологической школе примыкают также Н.А. Косолапов (несмотря на
универсальность его научных интересов), Т.А. Алексеева, А.Д. Воскресенский (с
определенными оговорками, касающимися переплетения их взглядов с
либерализмом).
Еще одна разновидность отечественных реалистов – политэкономическая.
Политическая экономия международных отношений в России – дисциплина новая
даже по сравнению с социологией международных отношений. Наиболее
заметные фигуры здесь В.Л. Иноземцев, Г.К. Широков и некоторые другие20
специалисты по международным экономическим отношениям, уделяющие повы-
шенное внимание роли государства в международно-политической составляющей.
Важно отметить, впрочем, что это направление пока еще не развилось в
отечественную версию политической экономии международных отношений,
сопоставимую с той, что имеется на Западе. Тем более трудно говорить о
разграничениях между политэкономистами-реалистами и политэкономистами-
либералами. Об этом свидетельствует отсутствие обобщающих исследований,
содержащих осмысление достигнутого уровня анализа взаимосвязи экономики и
политики на мировой арене, чем богата, скажем, американская наука. Среди
российских ученых, занимающихся анализом политико-экономических вопросов
международных отношений, преобладают экономисты, привносящие свое видение
проблем, а не политологи или социофилософы. С этим связано несогласие среди
российских ученых-международников по поводу принадлежности тех или иных экс-
пертов к данному направлению исследования.
Как отмечалось выше, принадлежность к реалистам не означает единообразия
взглядов в их рядах и даже единообразия взглядов среди сторонников более
узких разновидностей реализма, что свидетельствует о незрелости самого
направления «российский реализм». Рассмотрим два примера многообразия

18
См.: Мирский Г.И. Дракон встает на дыбы (О международном терроризме) // Мировая экономика
и международные отношения, 2002, № 3; Он же. Американская сверхдержава против исламского
терроризма // Мировая экономика и международные отношения, 2004, № 10.
19
Мирский Г.И. Возврат в Средневековье? // Россия в глобальной политике, 2006, № 5.
20
См.: Мировая политика: теория, методология, прикладной анализ, с. 166; Современные
международные отношения и мировая политика / Отв. ред. А.В. Торкунов. М., 2004; Иноземцев
В.Л. Пределы догоняющего развития. М., 2000.
подходов российских реалистов к конкретным вопросам теории международных
отношений.
Среди реалистов нет согласия по поводу очертаний структуры современного
мира и связанного с ней уровня стабильности. Не пытаясь отрицать безогово-
рочно превосходство США как единственной уцелевшей сверхдержавы над всеми
другими государствами, разные реалисты по-разному интерпретируют ситуацию.
Одни вслед за МИД РФ упорствуют, утверждая, что мир многополярен (С.А.
Караганов и группа СВОП). При этом, в отличие от официальных комментариев
МИД России, Караганов характеризует современную международную ситуацию
как «революционный хаос нового мира»21. Перечисляя признаки нарастающего
международного хаоса, он отмечает, во-первых, геополитические перемены:
небывалое за всю историю человечества перераспределение сил в экономике
(рост мощи Китая и Индии и системный кризис в Европейском Союзе) и – по
нарастающей – в политике; во-вторых, социальные революции, которые
проявляют себя наиболее явно в образе «арабской весны», семена которой дают
всходы в России и, что совсем неожиданно, в странах Западной Европы. По
мнению Караганова, на Западе грядет эпоха авторитарной демократии (по типу
режимов де Голля, Черчилля или Эйзенхауэра).
Все вышесказанное не исключает большой войны. Спусковым крючком может
стать страх Израиля перед иранской угрозой (на фоне дестабилизации
международных отношений в целом на Большом Ближнем Востоке) и
полномасштабный ответ Ирана на возможную агрессию против него.
Критика концепции многополярности в отечественной литературе ведется по
методологическим основаниям. Акцент в ней делается на вопросе о критериях.
Под многополярностью понимается структура мира, для которой характерно
наличие нескольких полюсов-центров, сопоставимых между собой по
соответствующим потенциалам. Именно так обстояло дело в период «ев-
ропейского концерта» XIX в. Ситуация, для которой характерен «уход в отрыв» по
показателю совокупной мощи всего одной страны, должна указывать на воз-
никновение той или иной формы однополярности.
На базе такой логики была предложена концепция «плюралистической
однополярности» А. Богатурова22. Согласно этой идее мир после холодной войны
не превратился в чисто американский мир, Pax Americana, потому что роль
единственного полюса в нем заняли не одни США, а США в плотном окружении
своих ближайших союзников в лице «группы семи». Члены этой группы, хотя и не
обладали возможностями, сравнимыми с американскими, все же были способны
умерять амбиции США, немного менять их направление и влиять на поведение
этой державы в мире. Россия, с точки зрения Богатурова, примыкает к группе
лидеров (хотя не по всем вопросам, а прежде всего по проблеме борьбы с тер-
роризмом). Китай не входит в групповой центр, а представляет собой «играющую
по правилам оппозицию».
Наибольший разброс мнений, конечно, существует внутри реалистов по
проблематике выбора внешнеполитических ориентаций России. Европейский
вектор ориентаций, популярный в начале 90-х гг., в последние годы сильно ослаб.
Призывы «войти в Европу» давно перестали казаться вдохновляющими – по мере
того, как конкретика отношений с географически близкой Европой убедила:
Европа не ждет к себе в гости Россию и практические проблемы сближения с
Европой чрезвычайно сложны и ресурсоемки.

21
http://www.globalaffairs.ru/pubco/Revolyutcionnyi-khaos-novogo-mira-15416
22
См.: Богатуров А.Д. Лидерство и децентрализация в международной системе //
Международные процессы, 2006, № 3.
 При этом реалисты не согласны между собой в векторах внешних ориентаций
России. Можно выделить как минимум четыре направления анализа23. Часть
авторов в соответствии с официальной позицией российского руководства
тяготеет к преимущественному выбору в пользу СНГ, полагая, что такой выбор
естествен при ограниченности внешнеполитического ресурса России и
необходимости сосредоточиться на решении внутренних проблем (С.А.
Караганов и группа СВОП, а также «умеренные» геополитики К.В. Плешаков, В.Л.
Цимбурский). Другие призывают искать национальные ответы на глобальные
вызовы и строить этноэкономические системы по образцу тех, которые создали
Китай и Япония (Э.Г. Кочетов). Третьи рассуждают о российско-китайской и шире
 российско-восточноазиатской оси против Запада (А.С. Панарин, Г.А.
Трофименко, С.Н. Бабурин). Четвертые высказываются в пользу формирования в
дальней перспективе полноценного союза с Западом, но на условиях,
приемлемых для России, а не только для США и стран Западной Европы (А.Д.
Богатуров).
Мы подробно остановились на отечественной школе реализма, потому что
согласны с мнением о том, что она фактически представляет собой мини-срез
всей теории международных отношений в той мере, в какой она вообще
представлена в России. Это, вероятно, временное состояние, характеризующее
медленное, но уже несомненное движение отечественной науки в направлении
формирования «нормальной» полицентричной отрасли теории международных
отношений24.

Дробот Г.А. Реализм в теории международных отношений: история,

зарубежная и отечественная школы. Политический реализм – наиболее
практически востребованная теория в зарубежной и отечественной науке о
международных отношениях. В настоящей статье была поставлена задача рас-
смотреть эволюцию политического реализма начиная с его теоретических
предшественников до современной отечественной школы. Выделяются три
крупные группы отечественных политических реалистов – историко-политики,
социологи, политэкономисты.

Ключевые слова: политический реализм, классическая традиция, дилемма

безопасности, неореализм, постклассический реализм, современный
отечественный реализм.

Drobot G.A. Realism in international relations theory: history, foreign and

domestic schools. Political realism is the most practically demanded theory in foreign
and Russian science of international relations. This paper has been tasked to examine
the evolution of political realism, from its theoretical predecessors to the modern
domestic school. There are three large groups of domestic political realists-historical
and politicians, sociologists, political-economists.

Key words: political realism, the classical tradition, the security dilemma, neo-
realism, the post-classical realism, modern Russian realism.

23
См.: Дробот Г.А. Мировая политика как феномен глобального мира. М., 2010, с. 226-237.
24
См.: Мировая политика: теория, методология, прикладной анализ, с. 172.