Вы находитесь на странице: 1из 302

Ростовский государственный педагогический

университет
Лингвистический институт

В.Ю. МЕЛИКЯН

СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ
ЯЗЫК

СИНТАКСИС НЕЧЛЕНИМОГО
ПРЕДЛОЖЕНИЯ
Научный редактор:
доктор филологических наук, профессор В.П. Малащенко

Допущено Учебно-методическим объединением по специальностям


педагогического образования в качестве учебного пособия
для студентов высших учебных заведений, обучающихся
по специальности 032300 – русский язык и литература

Издательство Ростовского государственного


педагогического университета
Ростов-на-Дону
2004

2
Печатается по решению редакционно-издательского совета
Ростовского государственного педагогического университета

ББК 81.2 Рус-2


УДК 482-56

ISBN 5-8480-0348-3

М47 Меликян В.Ю. Современный русский язык. Синтаксис


нечленимого предложения: Учебное пособие. Ростов н/Д: Изд-во
РГПУ, 2004. 288 с.

Учебное пособие составлено в соответствии с учебным планом и


рабочей программой по современному русскому языку. Оно включает в
себя изложение основных проблем по теории нечленимого предложения
(синтаксической фразеологии), алгоритм для определения типов
нечленимых предложений (синтаксических фразеологизмов),
классификационную таблицу нечленимых предложений, задания и
упражнения, схемы и образцы разбора, темы рефератов, список
нечленимых предложений и список литературы.
Предназначено для студентов III-V курсов филологического
факультета, изучающих синтаксис современного русского языка.

ISBN 5-8480-0348-3
ББК 81.2 Рус-2
УДК 482-56

Рецензенты:
доктор филологических наук, профессор О.Б. Сиротинина
доктор филологических наук, профессор А.Л. Факторович

© Меликян В.Ю., 2004

3
СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6

Глава I. ОСНОВЫ ТЕОРИИ ОБЩЕЙ ФРАЗЕОЛОГИИ


1.1. История теории общей фразеологии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 8
1.2. Классификация объектов теории общей фразеологии . . . . . . . . . . 31
1.3. Основные категориальные признаки ФЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 39
1.4. Место фразеологии в системе языка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 43
1.5. Теория общей фразеологии как лингвистическая дисциплина . . . 50

Глава II. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ


СИНТАКСИЧЕСКОЙ ФРАЗЕОЛОГИИ
2.1. Понятие нечленимого предложения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51
2.2. Причины и условия появления нечленимых предложений . . . . . 53
2.3. Типология нечленимых предложений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 59

Глава III. НЕЧЛЕНИМЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ С


НЕНОМИНАТИВНОЙ СЕМАНТИКОЙ (КОММУНИКЕМЫ)
3.1. Проблема изучения коммуникем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 61
3.2. Понятие коммуникемы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 71
3.3. Фразеосинтаксические сращения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73
3.4. Фразеосинтаксические единства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 74
3.5. Смысловое наполнение коммуникем и их семантическая
классификация . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 76
3.6. Структурно-семантическая мотивированность и производ-
ность коммуникем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 82
3.7. Модели построения коммуникем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 85
3.8. Лексическая членимость и вариантность коммуникем . . . . . . . . . 99
3.9. Грамматическая членимость коммуникем и их парадигма-
тические свойства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 107
3.10. Проблема предикативности коммуникем . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119
4
3.11. Сочетаемость коммуникем с другими высказываниями
в тексте . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 121
3.12. Коммуникема в составе другого высказывания . . . . . . . . . . . . . 125
3.13. Семантическая сочетаемость (аппликация) коммуникем . . . . . 132
3.14. Экспрессивные и дифференцирующие функции знаков
препинания при сочетании коммуникем с другими
высказываниями в тексте . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 135
3.15. Источники эстетической и стилистической ценности
коммуникем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 140
Выводы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 149

Глава IV. НЕЧЛЕНИМЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ С


НОМИНАТИВНОЙ СЕМАНТИКОЙ (ФРАЗЕОСХЕМЫ)
4.1. Понятие фразеосинтаксической схемы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 153
4.2. Классификация фразеосинтаксических схем . . . . . . . . . . . . . . . . 156
4.2.1. Фразеосхемы-сращения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 158
4.2.2. Фразеосхемы-единства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 162
4.2.3. Фразеосхемы, строящиеся по живым
синтаксическим моделям . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 174
Выводы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 180

Глава V. ПЕРИФЕРИЙНЫЕ ЯВЛЕНИЯ В СФЕРЕ


НЕЧЛЕНИМЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ
5.1. Проблема переходности языковых единиц в сфере
нечленимых предложений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 181
5.2. Устойчивые модели . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 184
5.3. Крылатые выражения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 189
5.3.1. «Крылатизмы» в национально-культурной системе
общества . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 189

5
5.3.2. Понятие «крылатизмов». Крылатые выражения, их
типология и особенности функционирования в речи . . . . . . . . . 190
5.3.3. Классификация крылатых выражений . . . . . . . . . . . . . . . . 196
5.3.4. Функционирование крылатых выражений в речи . . . . . . 199

ЗАКЛЮЧЕНИЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 203

ЛИТЕРАТУРА
А) Основная . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 207
Б) Дополнительная . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 211
В) Словари . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 218

ПРИЛОЖЕНИЕ №1.
ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЙ ЛИНГВО-ДИДАКТИЧЕСКИЙ
МАТЕРИАЛ
1. Алгоритм определения типов нечленимого предложения . . . . . 221
2. Классификационная таблица нечленимых предложений . . . . . . 222
3. Схема разбора нечленимых предложений . . . . . . . . . . . . . . . . . . 225
4. Образцы разбора нечленимых предложений . . . . . . . . . . . . . . . . 227
5. Контрольные задания и упражнения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 232
6. Темы рефератов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 240
7. Вопросы для экзамена . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 242
8. Программа курса . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 244
9. Список сокращений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 248

ПРИЛОЖЕНИЕ №2.
СПИСОК НЕЧЛЕНИМЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ
Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 249
1. Список коммуникем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 251
2. Список фразеосинтаксических схем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 283

6
ВВЕДЕНИЕ

В последнее время значительно возрос интерес лингвистов к


функционально-коммуникативному аспекту языка, предполагающему
исследование особенностей реализации и функционирования языковых
единиц в речи, а также к прагматическим, социальным и
психологическим факторам речевого поведения личности.1 В связи с
этим разноаспектное изучение одного из наиболее многочисленных
классов единиц, составляющих ресурс живой разговорной речи, –
нечленимых предложений – приобретает особую значимость.
В теории общей фразеологии до сих пор слабо изученными
остаются так называемые синтаксические ФЕ (или нечленимые
предложения). Данный материал еще недостаточно исследован с
фразеологической точки зрения: не определено его место в системе
типов ФЕ, не установлены его связи с другими видами ФЕ и т.п.
Разноаспектное описание этого раздела фразеологии могло бы
способствовать окончательному становлению теории общей
фразеологии.
Нечленимое предложение (далее – НП) представляет собой одну из
структурно-семантических разновидностей простого и сложного
предложений. Признак членимости/нечленимости является ведущим
при классификации данных типов синтаксических единиц.
НП многочисленны. Особенно широко они распространены в
разговорной речи, которая занимает в коммуникативной деятельности
любого человека ведущее место. Поэтому обучение владению устной
разговорной речью, активному, осознанному и ситуативно адекватному
использованию НП, пониманию их природы, сущности,
функциональных и стилистических особенностей представляется
весьма значимым в рамках вузовской и школьной программы по
синтаксису русского языка, на занятиях по развитию речи, риторике,
стилистике и литературе. Несмотря на это, в школьном курсе русского
языка отсутствует раздел, посвящённый изучению НП. Более того,
отмечаемые в учебнике русского языка для 8-го класса признаки
предложения (“В отличие от словосочетания предложение имеет
грамматическую основу, состоящую из главных членов (подлежащего и
сказуемого) или одного из них”2) выводят НП за рамки темы и понятия
“предложение”, а также за пределы языковой системы в целом, оставляя

1
См.: Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987. С.24-25; Тураева З.Я.
Лингвистика текста и категории модальности // Вопр. языкознания. 1994. №3. С.107;
Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского
языка. М., 1998. С.389.
7
в стороне одну из основных строевых единиц разговорной речи.
Признак членимости/нечленимости применительно к предложению в
школьном курсе русского языка вообще отсутствует. Причина этого
кроется, вероятно, в вузовской традиции анализа этого материала:
данная тема слабо представлена (либо вообще никак не отражена) в
вузовских учебниках и учебных пособиях по русскому языку. В
результате многие учителя при столкновении с нечленимыми
синтаксическими построениями стремятся обойти их либо применить к
ним методику анализа членимых конструкций.
В этой связи хотим предложить своё видение темы «Нечленимое
предложение» в вузовском курсе: рассмотрим понятие НП, его
основные разновидности, структурно-семантические типы (простое и
сложное предложение), формальные и содержательные особенности,
различные критерии классификации, а также возможные варианты
упражнений, направленных на овладение этой темой. Данный материал
можно использовать в качестве самостоятельного курса (или спецкурса)
по теории нечленимого предложения или шире – синтаксической
фразеологии современного русского языка.
Конечным результатом изучения курса должно быть понимание
студентами того, что подобные предложения, как правило, не
подвергаются разбору по членам предложения и что к ним применима
другая схема анализа, отличная от схемы разбора простого и сложного
членимого предложения.
Обучение определению типа НП опирается на многоаспектный его
анализ (структурный, семантический, грамматический и
этимологический), а также на методы трансформации и эксперимента,
позволяющие сравнить его с членимым предложением и построить
производящую основу НП, которое чаще всего формируется на базе
членимого. Таким образом, данное синтаксическое явление
рассматривается не изолированно, а в ряду соотносительных единиц,
что позволяет установить характер их взаимоотношений, а также
структурно-семантическую специфику самого НП.
Реализовать подобный подход можно лишь после изучения теории
членимого предложения (простого и сложного), вооружив студентов
достаточным объёмом знаний и адекватным инструментарием анализа
единиц синтаксического уровня языка.
Материал данного учебного пособия может быть использован и
при изучении темы «Нечленимое предложение» в школьном курсе
русского языка после соответствующей переработки и адаптации.
2
Бархударов С.Г., Крючков С.Е., Максимов Л.Ю., Чешко Л.А. Русский язык: Учебник для
8-го класса общеобразовательных учебных заведений. М., 1993. С.36.
8
9
Глава I. ОСНОВЫ ТЕОРИИ ОБЩЕЙ ФРАЗЕОЛОГИИ

1.1. История теории общей фразеологии

Фразеология (от греч. phrasis – “оборот речи”, logos – “учение”)


представляет собой раздел языка, изучающий особый пласт значимых
единиц, которые характеризуются признаками устойчивости,
воспроизводимости, целостности и т.д.
Термин фразеология был введен выдающимся немецким
филологом Михаэлем Неандером в 1558 году для обозначения собрания
оборотов речи и выражений древнегреческого оратора Исократа (436-
338 гг. до н.э.).3
Разнообразные устойчивые обороты речи издавна привлекали
внимание лингвистов всего мира. Они изучались лексикологами,
синтаксистами, лексикографами, грамматистами, специалистами по
стилистике и т.п., в связи с чем получали самые различные
наименования: фразеологическая единица или фраза4, фразеологический
оборот, фразеологический шаблон, (тесная) фразеологическая группа,
графический фразеологизм, речевой фразеологизм, стереотипная фраза
диалогической речи5, стационарная фраза диалогической речи6,
стационарное неполное предложение7, оборот речи, слитное слово или
слитное речение8, неразложимое словосочетание9, неделимое
словосочетание, устойчивое сочетание слов10, лексическое
11
словосочетание , составное название, выражение, фразема и устойчивая
фраза12, фразес или идиоматизм13, грамматический идиоматизм14,

3
Солодуб Ю.П., Альбрехт Ф.Б. Современный русский язык. Лексика и фразеология
(сопоставительный аспект). М., 2002.
4
Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.-Л., 1947.
5
Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961.
6
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.76.
7
Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956. С.399.
8
Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение. Общий курс // Академик Ф.Ф.
Фортунатов. Избранные труды. Т.1. М., 1956.
9
Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л., 1941.
10
Абакумов С.И. Устойчивые сочетания слов // Русский язык в школе. 1936. №1.
11
Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи. М.-Л., 1945.
12
Бернштейн С.И. Основные понятия фонологии // Вопросы языкознания. 1962. №5. С.80.
13
Ломоносов М.В. Словарь Академии Российской. 1789-1794.
10
фразеологема, фразеолоид, идиома15, идиотизм16, клише, крылатые
слова и выражения, афоризм, литературная цитата и т.п.
Современная теория фразеологии характеризуется использованием
двойной системы терминов: фразеология и фразеологизм, идиоматика и
идиома. Данная особенность сопровождает фразеологию с момента ее
зарождения. Так, например, М.В. Ломоносов в своих работах
использовал термины обеих групп. Он называл ФЕ “фразесами” и
“идиоматизмами” (а также “российскими пословиями”). Такая традиция
сохранилась до сих пор. При этом термины идиома и идиоматика в
большей степени свойственны зарубежной лингвистической традиции.
Их применению в русистике иногда пытаются придать логический
характер, отмечая в качестве категориального признака ФЕ свойство
идиоматичности (узкое понимание фразеологии).
Наиболее распространенным и удачным является термин
фразеологическая единица, т.к. указывает на отношение ФЕ к системе
языка. По мнению В.Л. Архангельского, с учетом сложившейся в языке
терминологии (фонетика – фонема, морфология – морфема,
лексикология – лексема) следовало бы включить в оборот и термин
фразема, который соотносился бы с термином фразеология.
Объединяющим для всех объектов фразеологии, по утверждению
В.Л. Архангельского, может стать термин “фразеологический состав
языка”, который “…удачно соответствует термину «словарный состав
языка»”17 и помогает систематизировать различные по своим признакам
ФЕ.
Разнообразие терминов свидетельствует, с одной стороны, о
существовании различных типов ФЕ, с другой – о различных подходах
к изучению объекта фразеологии как научной дисциплины.
История исследования данных единиц языка насчитывает не одно
столетие, однако до сих пор теория общей фразеологии разработана
недостаточно: отсутствует полное представление о фразеологической
системе языка, её структуре, объеме и границах. Среди ученых нет
единодушного мнения о том, что считать ФЕ, каковы ее категориальные
свойства и т.п. Особенностью изучения фразеологии является
неравномерность описания отдельных ее частей (в большей степени

14
Москальская О.И. Грамматический идиоматизм и синтагматика // Иностранные языки в
высшей школе. Вып.1. М.. 1962. С.5.
15
Булаховский Л.А. Введение в языкознание. М., 1954.
16
Вульфиус И.М. К вопросу о классификации идиомов // Русский язык в советской школе.
1929. №6.
17
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.60.
11
описана лексическая фразеология, в меньшей – морфологическая и
синтаксическая), а также отсутствие четкой структурированности
теории общей фразеологии как лингвистической дисциплины.
Языковые единицы, относящиеся к фразеологической системе
языка, неоднородны по своему составу, т.к. фразеологизации могут
подвергаться единицы практически любого языкового уровня (за
исключением фонетического).
ФЕ различных языковых уровней обладают общими и
специфическими чертами. Закономерности их происхождения,
устройства и функционирования носят в целом универсальный
характер. Именно поэтому представляется целесообразным их
объединение в рамках одной языковой подсистемы, а также особой
лингвистической дисциплины – теории общей фразеологии.
Проблемы русской фразеологии интересовали еще М.В.
Ломоносова, который пытался осмыслить их природу и найти им место
в словаре русского литературного языка (Словарь Академии
Российской, 1789-1794). В дальнейшем лексикографическая практика
уделяла достаточно серьезное внимание описанию данного языкового
материала. ФЕ описывались В.И. Далем (Толковый словарь живого
великорусского языка, 1863-1866; сборник Пословицы русского народа,
1862), Я.К. Гротом (Словарь русского языка, 1895), А.А. Шахматовым
(Словарь русского языка), Д.Н. Ушаковым (Толковый словарь русского
языка) и практически во всех современных толковых и
фразеологических словарях. Однако в целом делается это бессистемно:
описывается различный набор категориальных признаков ФЕ,
предлагается их различная типология, а также не разграничиваются
отдельные разряды ФЕ. Это происходит в силу отсутствия единых
подходов к изучению фразеологической подсистемы языка и общего
понимания фразеологии как лингвистической дисциплины.
Лексикографическая практика является отражением состояния
современной теории языка. На протяжении всей ее истории остается
весьма актуальным целый блок вопросов, относящихся к фразеологии
как лингвистической дисциплине: толкование ее объема и границ, набор
интегральных и дифференциальных признаков ФЕ как единиц языка, в
том числе отграничение ФЕ различных языковых уровней –
морфологического, лексического и синтаксического – и т.п. Последняя
проблема представляется наиболее важной, т.к. она определяет
методологию проводимых исследований.
Активно теория фразеологии начинает изучаться с 60-х годов XIX
в. Так, И.И. Срезневский понимал фразеологию в широком плане,
относя к ней слова, сочетания слов (в том числе сочетание

12
полнознаменательного слова со служебным) и предложения. При этом
уже тогда он отметил ограниченные парадигматические свойства ФЕ:
“многие выражения употребляются в речи всегда без всякой перемены,
как, например: не могу знать, не весть что, куда ни шло… и пр.; многие
другие изменяются по надобности, как, например: поминать и
помянуть лихом, не помяните лихом, кто лихом помянет, тому глаз
вон… и пр.”18.
И.А. Бодуэн де Куртенэ, развивая идеи И.И. Срезневского,
выделяет синтаксически неделимые постоянные выражения со
структурой словосочетания и синтаксически неделимые постоянные
выражения со структурой предложения: “При автоматическом
повторении, при отсутствии в данный момент творческой работы,
вообще при отсутствии языкового творчества, даже целые предложения
могут принимать характер синтаксической неделимости. Таковы
пословицы, поговорки, заученные стихи”19.
Ф.Ф. Фортунатов20 (а за ним и его ученик А.А. Шахматов 21) в
системе языка различал “слитные слова” (н-р: неприятель, так как,
Москва-река), “слитные речения” (н-р: железная дорога),
“незаконченные словосочетания” (т.е. ЛФЕ) и “законченные
словосочетания” (т.е. СФЕ). А.А. Шахматовым также была выдвинута
мысль о необходимости разграничения устойчивых словосочетаний и
устойчивых предложений. Под законченным словосочетанием он
понимал законченное предложение, выражающее законченную мысль и
обладающее интонацией, под незаконченным словосочетанием –
собственно словосочетание, которое этих признаков не имеет. Однако
ему удалось более или менее подробно описать лишь последние.
Данный уровень теоретического осмысления фразеологии позволил
поставить перед исследователями задачу отграничения единиц
фразеологии от лексического и грамматического материала.
Основоположником теории фразеологии традиционно считается
швейцарский лингвист Шарль Балли22, который в начале XX века в
книге «Краткий очерк стилистики» (1905) попытался
расклассифицировать различные сочетания слов французского языка,
опираясь на степень устойчивости семантических связей между их

18
Срезневский И.И. Замечания об образовании слов из выражений // Записки
Императорской Академии Наук. Т.XXII. Кн.II. СПб, 1873. С.16.
19
Бодуэн де Куртенэ И.А. Лекции по введению в языковедение. Пг., 1917. С.52-53.
20
Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение. Общий курс // Академик Ф.Ф.
Фортунатов. Избранные труды. Т.1. М., 1956.
21
Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л., 1941.
22
Bally Ch. Precis de stylistique. Genéve, 1905; Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961.
13
компонентами (т.е. семантическую слитность). Однако он не считал
целесообразным выделять фразеологию в качестве самостоятельной
лингвистической дисциплины, включал ее в состав лексикологии и
изучал ФЕ преимущественно в стилистическом аспекте. Данная
традиция сохраняется в зарубежном языкознании до сих пор.
В начале ХХ века были созданы предпосылки для оформления
фразеологии в качестве самостоятельной лингвистической дисциплины.
Важную роль в этом сыграли работы И.И. Срезневского, Бодуэна де
Куртенэ, А.М. Пешковского, Е.Д. Поливанова, Л.В. Щербы, А.А.
Шахматова, Ш. Балли, Ф. Де Соссюра, К. Бругманна, Г. Пауля, О.
Есперсена и др.
В России идея о необходимости выделения фразеологии в
самостоятельную лингвистическую науку была выдвинута ещё в 20-е
годы XX века. Однако возникновение фразеологии как лингвистической
дисциплины в отечественном языкознании относится к 40-м годам XX
века и связано с именем В.В. Виноградова. Опираясь на идеи Л.В.
Щербы о целесообразности изучения фразеологии в языковом аспекте, а
не в плане речевой деятельности, В.В. Виноградов23 сформулировал
объект, предмет и структуру фразеологии как лингвистической
дисциплины, а также попытался систематизировать метаязык
фразеологической науки, предложив взамен существующим
многочисленным терминам использовать для обозначения
сверхсловных устойчивых оборотов термин “фразеологическая
единица”.
Учение А.А. Шахматова о неразложимости законченных и
незаконченных словосочетаний, а также Ш. Балли о различной степени
семантической спаянности компонентов отдельных сочетаний слов
позволили В.В. Виноградову разработать классификацию ФЕ с точки
зрения семантической слитности компонентов, которая легла в основу
всех последующих классификаций лексических и грамматических
(морфологических и синтаксических) ФЕ. Данная классификация
явилась во многом творческой переработкой типологии ФЕ,
предложенной Ш. Балли.
Однако нечеткость разделения некоторых классов ФЕ по
отдельным типам заставляет исследователей продолжать поиск
соответствующих решений. По мнению самого В.В. Виноградова,
наиболее размытым по составу и категориальным признакам оказался
разряд фразеологических единств: “вообще состав этой
фразеологической категории очень сложен и разнороден. К области
фразеологических единств относятся и многие фразовые штампы,
23
Виноградов В.В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. М.. 1977. С.119.
14
клише, типичные для разных литературных стилей, и литературные
цитаты, и крылатые выражения, и народные пословицы, и поговорки”24.
Таким образом, стянутыми в один класс ФЕ оказались единицы,
неоднородные в коммуникативном и грамматическом отношении:
единицы со структурой словосочетания (лить крокодиловы слезы и др.)
и предложения (была не была! и др.).
В пределах фразеологических сращений В.В. Виноградов также
объединяет единицы разных уровней языка: манна небесная и вот так
так!. Однако в дальнейшем он формулирует задачу изучения
идиоматических предложений в синтаксическом строе.25
Несмотря на активный поиск в области устойчивых единиц языка
на протяжении достаточно длительного времени место фразеологии в
системе других языковедческих дисциплин все же четко не
определяется: “вообще положение фразеологии (или фразеоматики, как
некоторые предлагают называть эту область лингвистического знания) в
кругу других лингвистических дисциплин остается крайне
неопределенным. Поэтому четко указать объем и проблематику тех
разделов фразеологии, которые чаще отдаются стилистике, в высшей
степени затруднительно”26. Это было обусловлено недостаточной
разработанностью многих вопросов теории общей фразеологии, в
частности, не было до конца сформулировано понятие ФЕ. В результате
этого различные по структуре, семантике и функции языковые единицы
(составные термины, фразеологические выражения, крылатые слова и
выражения, пословицы, поговорки, цитаты) были стянуты в одну
категорию ЛФЕ.
Целый ряд исследователей пытались систематизировать
разнообразный фразеологический материал. Так, например, Л.П.
Якубинский27, изучая ФЕ различных типов, выделил СФЕ в
самостоятельную группу, назвав их “сложными синтаксическими
шаблонами” и “целыми шаблонными фразами”. В своем учении он
противопоставил их свободным синтаксическим конструкциям, что,
безусловно, способствовало более четкому определению объема и
границ фразеологического уровня языка.

24
Виноградов В.В. Основные понятия русской фразеологии как лингвистической
дисциплины. Тр. юбилейной наук. Сессии ЛГУ. Секция филол. наук. Л., 1946. С.61.
25
Грамматика русского языка. Т.II. Ч.1. М., 1954. С.58-62.
26
Виноградов В.В. Итоги обсуждения вопросов стилистики // Вопр. языкознания. 1955.
№1. С.64.
27
Якубинский Л.П. О диалогической речи // Русская речь / Под ред. Л.В. Щербы. Л., 1923.
Вып.1 или Избранные работы. Язык и его функционирование. М., 1986.
15
Исследуя различные типы неполных предложений, А.М.
Пешковский28 особо оговаривал статус стационарных неполных
предложений (н-р: Доброго здоровья!, С приездом! и др.) и предлагал
изучать их скорее во фразеологии, чем в синтаксисе.
И.А. Попова также обратила внимание на формулы речевого
общения (лексически установившиеся устойчивые фразеологические
сочетания, устойчивые фразы междометного характера, стационарные
фразы диалогического характера, поговорки и другие “установившиеся
в языке смысловые и структурные единства”29), т.е. предложения типа
формул приветствия (Доброй ночи!, Счастливого пути! и др.) и формул
приказания (Стоять!, На месте! и др.)30.
Однозначно высказывался по поводу фразеологического статуса
устойчивых предложений и необходимости их выделения в
самостоятельную группу ФЕ также А.И. Смирницкий31.
Междометные фразеологизмы предлагал выделять Л.П. Карпов.32
С.И. Абакумов33 и Л.А. Булаховский34, основываясь на степени
утраты самостоятельного значения словами в составе ФЕ, различали
явления идиоматики и явления фразеологии. Однако уровневого
разграничения языковых единиц, относящихся к фразеологии, не
производили. Отсюда к фразеологизмам они относили и устойчивые
словосочетания (н-р: сесть в лужу) и устойчивые предложения (н-р:
ученье – свет, а неученье – тьма).
Чуть ранее С.И. Абакумов35 предпринял одну из первых в
отечественном языкознании попыток расклассифицировать ФЕ (наряду
с классификацией И.М. Вульфиус36). С точки зрения этимологического
состава он указал на наличие в русском языке ФЕ иноязычных и
калькированных, а с точки зрения семантической слитности
компонентов выделял идиомы (н-р: водить за нос, ни зги и др.) и

28
Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956. С.399.
29
Попова И.А. Неполные предложения в современном русском языке. Тр. Ин-та
языкознания. Т.II. М, 1953. С.123-124.
30
Попова И.А. Неполные предложения в современном русском языке. Тр. Ин-та
языкознания. Т.II. М, 1953. С.80.
31
Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. М., 1956. С.12-47, 228-230.
32
Карпов Л.П. Междометия русского языка и их синтаксические функции. Автореф на
соиск. учен. степени канд. филол. наук. Ростов н/Д, 1971.
33
Абакумов С.И. Современный русский язык. М.-Л., 1946.
34
Булаховский Л.А. Введение в языкознание. Ч.II. М., 1954.
35
Абакумов С.И. Устойчивые сочетания слов // Русский язык в школе. 1936. №1.
36
Вульфиус И.М. К вопросу о классификации идиомов // Русский язык в советской школе.
1929. №6.
16
названия терминологического характера (н-р: железная дорога, Белое
море и др.).
Задачу разграничения лексических и синтаксических ФЕ ставит в
своих работах Б.А. Ларин37. Однако при анализе конкретного языкового
материала оказывается не всегда последовательным, квалифицируя, к
примеру, выражение не до жиру – быть бы живу! в качестве
метафорического словосочетания. Он также четко не определяет свои
позиции в отношении правомерности отнесения устойчивых
предложений к ведению фразеологии.
Д.Н. Шмелев признает, что “в составе современного русского
языка находятся такие ряды близких по строению фразеологизмов,
которые являются результатом не преобразований какого-то
определенного фразеологического словосочетания, а скорее
результатом своеобразной лексикализации отдельных синтаксических
конструкций, имеющих (именно как конструкции, а не сочетания каких-
то конкретных слов) фразеологический характер”38. Он определяет
синтаксическую фразеологию как “связанный синтаксис”39 и вводит для
СФЕ термин “синтаксически связанные конструкции-фразеосхемы”40.
Разноаспектное исследование вопросов теории общей фразеологии
делает возможным появление работ обобщающего характера, в которых
авторы, с одной стороны, пытаются осмыслить фразеологию как
лингвистическую дисциплину, с другой – дать последовательное и
цельное представление об устройстве и структуре данной подсистемы
языка. К ним можно отнести работы В.Л. Архангельского, Н.М.
Шанского, В.И. Кодухова, Н. Янко-Триницкой, В.П. Жукова и некот.
др.
Интересны идеи В.Л. Архангельского по этому поводу, который
отводил СФЕ особое место в фразеологической системе:
“Представляется неоправданной попытка В.В. Виноградова включить
во фразеологическую категорию единств крылатые афоризмы,
общеупотребительные литературные цитаты и народные пословицы, и
поговорки, т.е. ФЕ, соотносительные по ряду признаков не с
словосочетаниями, а с предложениями”; “…афоризмы, литературные
цитаты, пословицы и поговорки представляют собой особую
фразеологическую категорию, отличную от фразеологического

37
Ларин Б.А. Очерки по лексикологии, фразеологии и стилистике. Л., 1956.
38
Шмелев Д.Н. Современный русский язык. Лексика. М., 1977. С.327.
39
Шмелев Д.Н. О «связанных» синтаксических конструкциях в русском языке // Вопр.
языкознания. 1960. №5. С.47.
40
Шмелев Д.Н. Синтаксически связанные конструкции-фразеосхемы // Синтаксическая
членимость высказывания в современном русском языке. М., 1976.
17
единства”41. Подобные СФЕ он предложил называть “устойчивыми
фразами”, а все ФЕ “разделить на устойчивые словосочетания,
соотносительные по значению со словом, а по форме – со
словосочетанием, и устойчивые фразы, соотносительные с
предложением. Например, лес рубят – щепки летят, из песни слова не
выкинешь – устойчивые фразы; железная дорога, вставлять палки в
колеса – устойчивые словосочетания, соотносительные по значению со
словом и по форме со словосочетанием”42. В другом случае он
предлагает уточнение данной терминологии: “ФЕ, эквивалентные
свободным словосочетаниям, будем называть фраземами; ФЕ,
эквивалентные свободным предложениям, – устойчивыми фразами”.
“Под устойчивыми фразами понимаются известные в русском языке и
воспроизводимые в речи устойчивые образования, эквивалентные по
грамматической форме свободным предложениям и способные
функционировать в речи как самостоятельные предложения или как
части сложных предложений. (Например: нашла коса на камень; из
песни слова не выкинешь; вот так так! всех благ! вот то-то оно и
есть! еще бы! не в обиду будь сказано и т.п.).”43.
Однако здесь же при анализе устойчивых фраз (т.е. СФЕ) у него
обнаруживаются ЛФЕ типа кот наплакал, куры не клюют и др. С
другой стороны, он пытается распределить имеющийся арсенал СФЕ,
представляющих собой предложения различной структурно-
семантической организации, по разрядам фразеологических сращений и
единств. Все это свидетельствует о расхождении между заявленной
автором концепцией и ее практической реализацией, а также о
непродуктивности чисто грамматического критерия классификации ФЕ.
Глубокое изучение СФЕ как самостоятельного разряда языковых
единиц позволяет В.Л. Архангельскому сделать ценные выводы по
поводу целесообразности их дальнейшей дифференциации и
классификации в связи с неоднородность их состава: “в крылатых
афоризмах, народных пословицах и поговорках разных семантических
типов обнаруживается разный характер фразеологической абстракции, и
включать их в одну фразеологическую категорию единств едва ли
целесообразно”44.

41
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.29.
42
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.30.
43
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.57.
18
По характеру коммуникативной значимости В.Л. Архангельский45
выделяет следующие типы устойчивых фраз (т.е. СФЕ):
1. Пословицы: правда глаза колет; ум хорошо, а два лучше.
2. Поговорки: дела – как сажа бела; соловья баснями не кормят.
3. Стационарные фразы диалогической речи экспрессивного и
эллиптического характера: хоть бы и так; что и говорить.
4. Междометные устойчивые фразы: добро пожаловать!; всех
благ!.
5. Модальные устойчивые фразы: само собой разумеется; не в
обиду будь сказано.
6. Устойчивые фразы, оторвавшиеся от языка художественной
литературы и публицистики (крылатые афоризмы и общенациональные
литературные цитаты): а ларчик просто открывался; счастливые часов
не наблюдают.
7. а) Ходячие библейские изречения: довлеет дневи злоба его; еже
писах, писах;
б) Фразеологические кальки устойчивых фраз других языков мира:
вот где собака зарыта.
8. Фразеологические шаблоны разных стилей литературной речи:
честь имею кланяться!; чего изволите?.
Данная классификация СФЕ является одной из первых в истории
лингвистической науки и представляла собой серьезный шаг на пути
разработки теории общей фразеологии. Однако современное развитие
данной отрасли языкознания позволяет отметить существенные
недостатки этой типологии ФЕ. Во-первых, пословицы и поговорки
целесообразно рассматривать как один класс СФЕ в силу сходства их
общелингвистических и фразеологических признаков. Во-вторых,
стационарные, междометные и модальные устойчивые фразы относятся
также к одному разряду СФЕ. Их объединяет (в отличие от других
видов СФЕ) наличие непонятийной семантики и полная деактуализация
компонентов. В-третьих, седьмая группа СФЕ представляет собой
объединение разнородных по структуре, семантике и функциям ФЕ:
крылатых выражений, пословиц, поговорок, ЛФЕ и т.д. В-четвертых,
причиной асистемности, нелогичности и непоследовательности данной
классификации является то, что в ее основание положены
разнохарактерные критерии: структурный, семантический,

44
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.31.
45
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.154-155.
19
функциональный, этимологический и стилистический, что признается и
самим автором.
В целом В.Л. Архангельский понимал фразеологию широко: “…
тот раздел языкознания, который изучает связанные, или устойчивые,
синтагмы в форме словосочетания и предложения, можно назвать
фразеологией в широком смысле слова”46. К ней он относил единицы
различных уровней языка: “К объектам русской фразеологии относятся
не только образования, эквивалентные по значению слову, а по форме –
свободным словосочетаниям и сочетаниям слов, но и единицы,
эквивалентные свободным предложениям и предикативным сочетаниям
слов”47.
Существенный вклад в развитие теории общей фразеологии внес
Н.М. Шанский. С точки зрения структуры он предложил разделить все
ФЕ русского языка “на два больших разряда: 1) фразеологические
обороты, структурно равнозначные предложению (ср: Куры не клюют;
Раз, два и обчелся…); 2) фразеологические обороты, по своему
строению представляющие собой то или иное сочетание слов (старший
лейтенант, встречаться глазами, подруга жизни…)”48. В первом
случае выделяются две группы ФЕ: коммуникативно самостоятельные
единицы, передающие целое сообщение (голод не тетка, счастливые
часов не наблюдают и др.); номинативные единицы, называющие то
или иное явление действительности (кот наплакал – “мало”, руки не
доходят – “некогда” и др.). Коммуникативные ФЕ, в свою очередь,
делятся на: а) коммуникативные обороты афористического характера
(крылатые слова и пословицы) и б) коммуникативные обороты,
представляющие собой разнообразные разговорно-бытовые штампы
(Глаза разбегаются, Аллах ведает, Все там будем, Воля ваша и т.д.).
По степени семантической слитности компонентов Н.М. Шанским
был предложен четвертый тип ФЕ – фразеологические выражения,
который развивает известную типологию ФЕ В.В. Виноградова.
Структурная классификация ФЕ Н.М. Шанского представляется
цельной, логически выстроенной и законченной. Однако, не все типы
ФЕ попали в поле его зрения (н-р: фразеосхемы типа Чем не подарок!,
устойчивые модели типа Поможет он тебе! Как же!, а также СП-
фразеологизмы типа Где-где, а уж в лесу я себя чувствую хорошо.). При
классификации же ФЕ с точки зрения “соотношения, существующего

46
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.57.
47
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.57.
48
Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка. М., 1963. С.58.
20
между общим значением фразеологизма и «частной» семантикой
образующих его частей”49 он не разграничил ФЕ различных уровней
языка, тем самым сопоставив языковые факты различной структурно-
семантической и функциональной организации – лексические и
грамматические ФЕ. Степень семантической слитности компонентов у
ФЕ различных уровней языка будет различной. Кроме того, она будет
различаться и в рамках каждого из этих уровней.
Интересными являются наблюдения Н.М. Шанского по поводу
сходства структуры ФЕ и слова. По его мнению, между значимыми
частями ФЕ и значимыми частями слова много общего. “«Морфемный»
характер слов в фразеологическом обороте особенно ярко виден при
сопоставлении фразеологических оборотов и синонимичных им слов:
одни морфемы и даже целые слова выполняют роль формообразующих
аффиксов, другие слова и их части являются выражением
вещественного значения фразеологического оборота, т.е. выполняют
роль основы слова. Так, во фразеологизмах подняла бокал, хранить
молчание, подруга жизни, соответственно равнозначных “выпила”,
“молчать”, “жена”, вещественное значение выражается частями подн-,
бокал, молчание и подруг-, жизни, а грамматические значения – частями
-я-л-а (ср. поднимала, поднял и т.д.), хранить и -а (ср. подругу,
подругами и т.д.) по своему существу также, как в их словных
синонимах (ср. вы-пи-л-а рядом с выпивала, выпил и т.д., молч-а(ть),
жен-а и т.п.).
Различное проявление слов как значимых частей
фразеологического оборота зависит и от морфологического характера, и
от семантической слитности фразеологического оборота.”50
Действительно, у ФЕ и слов в этом плане много общего. Дело в
том, что и значение ФЕ и значение слова создается семантическим
взаимодействием всех компонентов – лексем и морфем соответственно.
Роль каждого из таких компонентов определяется его языковыми
свойствами. Основную семантическую нагрузку в слове несет на себе
корневая морфема, а остальные морфемы привносят в него
словообразовательное и грамматическое значение. Роль лексических
компонентов в ФЕ определяется их лексико-грамматическими
характеристиками, а также степенью семантических преобразований и
деактуализации их смыслового наполнения в составе ФЕ.
Данные наблюдения наталкивает на мысль о необходимости
применения к слову методов и принципов исследования ФЕ (с точки
зрения соотнесения лексико-грамматического значения слова и
49
Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка. М., 1963. С.37.
50
Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка. М., 1963. С.22.
21
значения его отдельных компонентов, т.е. морфем) и, возможно,
причисления данных языковых фактов к объектам общей фразеологии.
Таким образом, несмотря на то что Н.М. Шанский четко не
определяет структуру фразеологической системы, в поле его зрения в
той или иной степени попадают многие ее составляющие.
В.И. Кодухов поддерживает идею своих предшественников о
существовании наряду с лексическим также и грамматического уровня
фразеологии: “…наряду с лексической фразеологизацией
(лексикализацией), можно выделить фразеологизацию и
грамматическую: вкус – в+кус (ср.: куса-ть, в-ход)51, буду читать (ср.:
буду дома)52”53. Собственно синтаксическая фразеологизация, по
мнению В.И. Кодухова, заключается “…в утрате обычной
синтаксической мотивированности и членимости, в лексической и
морфологической скованности синтаксической модели, в приобретении
формой слова и синтаксической конструкцией вторичной
синтаксической функции”54. При этом результатом синтаксической
фразеологизации могут быть различные виды СФЕ: “Фразеологизация
может порождать и опрощенные синтаксические единицы. Сочетание
быть не может не образует синтаксической модели; сочетание быть
дождю образует синтаксическую модель, которая может относительно
свободно заполняться лексическим материалом (конструктивно
постоянным является инфинитив быть)”55. Автор указывает также на
универсальность принципов устройства и закономерностей
функционирования ФЕ лексического и синтаксического уровней, что
представляется важным при разработке теории общей фразеологии: “В
том и другом случае компоненты изучаемых единиц хотя и сохраняют
соотнесенность со свободным сочетанием лексем и построением
синтаксических моделей, все же утрачивают семантическую и
синтагматическую полноценность и свободу, претерпевают
деформацию, превращающую их во вторичные связные единицы языка.
Как лексические, так и синтаксические фразеологизмы обладают
51
Мельчук И.А. Обобщение понятия фразеологизма (морфологические
“фразеологизмы”) // Мат-лы конференции «Актуальные вопросы современного
языкознания и лингвистическое наследство Е.Д. Поливанова». Т.I. Самарканд, 1964.
52
Гухман М.М. Глагольные аналитические конструкции как особый тип сочетаний
частичного и полного слова // Вопросы грамматического строя. М., 1955.
53
Кодухов В.И. Синтаксическая фразеологизация // Проблемы фразеологии и задачи ее
изучения в высшей и средней школе. Вологда, 1967. С.124.
54
Кодухов В.И. Синтаксическая фразеологизация // Проблемы фразеологии и задачи ее
изучения в высшей и средней школе. Вологда, 1967. С.125.
55
Кодухов В.И. Синтаксическая фразеологизация // Проблемы фразеологии и задачи ее
изучения в высшей и средней школе. Вологда, 1967. С.125.
22
вторичной формой и вторичным содержанием. Поэтому при изучении
фразеологизации важно иметь в виду понимание первичной и
вторичной функции”56. В то же самое время лексические и
синтаксические ФЕ обладают различительными свойствами,
обусловленными особенностями устройства единиц соответствующих
языковых уровней. Важным также является замечание о том, что
“синтаксическая фразеологизация охватывает как простое, так и
сложное предложения”57, что подчеркивает системность организации
данного фразеологического уровня. Таким образом, специфика
фразеологической системы языка заключается в том, что она
располагается не по горизонтали, а по вертикали в системе языка.
Заметный вклад в определение контуров фразеологической
подсистемы языка, а также ее места в языковой системе внесла Н. Янко-
Триницкая, которая в своих работах попыталась осмыслить вопрос об
объекте и предмете общей фразеологии. Она дает следующее
определение фразеологии и ФЕ: “Фразеология – это общее название для
всех отступлений от правил интеграции значимых единиц в одну более
сложную. Фразеологическая единица, или фразеологизм – это такая
структурная единица, строение которой не соответствует правилам
интеграции значимых единиц того или иного уровня; иначе говоря, она
является немоделируемым образованием”58. Уже в самом определении
говорится о том, что нарушения правил интеграции могут иметь место
на различных уровнях языка, что противоречит традиционному
пониманию фразеологии как подуровня исключительно лексической
системы языка: “фразеологические единицы обнаруживаются на всех
структурных уровнях языка, например: 1. На уровне слова: коз’-ол. 2.
На уровне номинативной единицы: вверх тормашками. 3. На уровне
предикативной единицы: (Если мы опоздаем, то) плакали наши
денежки. 4. На уровне предложения. Из одной предикативной единицы:
дело в шляпе. Из двух предикативных единиц: Не до жиру, быть бы
живу”59.
Таким образом, “отступления от правил интеграции компонентов
могут носить самый разнообразный характер: морфологический,

56
Кодухов В.И. Синтаксическая фразеологизация // Проблемы фразеологии и задачи ее
изучения в высшей и средней школе. Вологда, 1967. С.127.
57
Кодухов В.И. Синтаксическая фразеологизация // Проблемы фразеологии и задачи ее
изучения в высшей и средней школе. Вологда, 1967. С.126.
58
Янко-Триницкая Н. Фразеологичность языковых единиц разных уровней языка. Изв. АН
СССР. Сер. лит. и яз. Т. XXVIII. Вып.5. 1969. С.431.
59
Янко-Триницкая Н. Фразеологичность языковых единиц разных уровней языка. Изв.
АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. XXVIII. Вып.5. 1969. С.433.
23
морфонологический, словоформный, лексический, семантический,
акцентологический и др.”. “В наивысшей степени фразеологичность
присуща слову; большинство слов в той или иной степени
фразеологично, поскольку словообразовательное значение слова, как
правило, много шире лексического значения.”60
Выделение признака “нарушение правил интеграции”, иначе
говоря, “своеобразие отношений, устанавливаемых между
компонентами, входящими в структуру ФЕ”, в качестве
категориального позволяет некоторым исследователям (н-р, Ф.Ф.
Фортунатову61, Я.Г. Тестелец62 и др.) характеризовать их как
аграмматичные единицы языка. Данный подход вполне оправданно
критикуется И.Ф. Вардулем: “Если обнаруживаются предложения, не
поддающиеся истолкованию как грамматические (т.е. необъяснимые в
рамках теории), это должно рассматриваться как свидетельство
неадекватности теории. Такая теория не удовлетворяет требованию
объяснительности”63.
Вполне обоснованным представляется вывод Н. Янко-Триницкой
по поводу места фразеологии в системе языка: “фразеология не
представляет особого уровня в иерархии структуры языка, поскольку
фразеологизмы есть на всех структурных уровнях”64. Системная
организация ФЕ имеет свою специфику. Они не должны соотноситься с
единицами какого-либо одного уровня. При этом делается сравнение с
единицами стилистической системы, в которую входят единицы разных
уровней языка, находящиеся в особых отношениях между собой. Автор
отмечает, что ФЕ должны классифицироваться по особым
фразеологическим признакам. Таким критерием для классификации
должна выступить степень фразеологичности, т.е. степень отступления
от правил интеграции языковых единиц. В этой связи она предлагает
делить ФЕ по степени фразеологичности на две основные группы: 1.
“Значение структурной единицы не мотивируется суммой значений
компонентов, не выводится из значения компонентов. […] 2. Значение
структурной единицы мотивируется значением компонентов, выводится

60
Янко-Триницкая Н. Фразеологичность языковых единиц разных уровней языка. Изв.
АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. XXVIII. Вып.5. 1969. С.434.
61
Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение. Общий курс // Академик Ф.Ф.
Фортунатов. Избранные труды. Т.1. М., 1956.
62
Тестелец Я.Г. Введение в общий синтаксис. М., 2001.
63
Вардуль И.Ф. Основы описательной лингвистики: Синтаксис и супрасинтаксис. М.,
1977. С.316.
64
Янко-Триницкая Н. Фразеологичность языковых единиц разных уровней языка. Изв.
АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. XXVIII. Вып.5. 1969. С.435.
24
из значения компонентов, но самый выбор того или иного
синонимического компонента зачастую немотивирован”65.
История изучения ФЕ указывает на односторонность данного
подхода, т.к., во-первых, единицы различных уровней языка обладают
своей особой спецификой, определяющей характер их
фразеологичности, а также особенности нарушения правил интеграции
компонентов, что не позволяет рассматривать совместно
“разноуровневые” ФЕ, и, во-вторых, само понятие “степени
фразеологичности”, используемое Н. Янко-Триницкой, предполагает
наличие признака градуированности, которая, как правило, не
ограничивается только двумя точками на соответствующей шкале, а
представляет собой более сложную систему. Отсюда само выделение
лишь двух типов ФЕ не может дать адекватного представления об
устройстве фразеологической системы языка.
Не лишена недостатков и “уровневая” типология ФЕ. Во-первых,
первый уровень – “уровень слова” – на самом деле представляет собой
уровень морфемы (морфологическую фразеологию), т.к. речь идет об
особом сочетании морфем. Во-вторых, второй уровень – “уровень
номинативной единицы” – является лексическим уровнем
(“нетрадиционно” сочетаются лексемы). В-третьих, противопоставление
“слова” и “номинативной единицы” противоречит традиционному
толкованию данных терминов, которые применимы к одной и той же
языковой единице – лексеме, но характеризуют ее с разных сторон. В-
четвертых, при выделении третьего и четвертого типов ФЕ нарушается
принцип непротивопоставления друг другу в “поуровневой”
классификации ФЕ одного уровня: “предикативная единица”
противопоставляется “предложению”, состоящему из одной или двух
предикативных единиц. Данный критерий типологического описания
ФЕ в целом релевантен, однако на последующих этапах построения
соответствующей типологии, т.е. при более детальном рассмотрении
ФЕ синтаксического уровня языка.
Параллельно с этими рассуждениями Н. Янко-Триницкая наглядно,
в виде схемы дает представление о месте фразеологии в системе языка:

П р е д л о ж е н и е

Предикатив Ф р а- ные единицы

Номинативн ные единицы


з е о л о-
ые
65
Янко-Триницкая Н. Фразеологичность языковых единиц разных уровней языка. Изв.
гия
АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. XXVIII. Вып.5. 1969. С.435-436.
25
Сло ва

По мнению Н. Янко-Триницкой, “начиная со слова от уровня к


уровню фразеологичность единиц убывает, т.е. от уровня к уровню
уменьшается количество фразеологических единиц не только по
отношению к общему количеству единиц данного уровня, но и
абсолютно”66, т.е. по отношению к единицам всех уровней языковой
системы, что хорошо видно на схеме. Однако достоверность данного
тезиса на современном уровне развития теории общей фразеологии
проверить невозможно.
Автор делает также ценные выводы относительно проблемы
системной организации единиц языка в целом и ФЕ, в частности:
“Обратной стороной этого явления можно считать изменение
системности единиц разных структурных уровней. Системность как
основной признак отношений единиц одного уровня возрастает от
уровня к уровню, т.е. уменьшается относительно количество образцов
или правил интеграции единиц и расширяется количественное
наполнение каждого образца или количество случаев применения
каждого правила”67.
Данная схема наглядно отражает специфику фразеологической
подсистемы языка. С одной стороны, ее единицы обращены к
определенному уровню языка (лексическому, синтаксическому и т.п.), с
другой – тесно связаны с ФЕ других уровней.
Многоуровневость фразеологической системы отмечается и В.Н.
Телия (при определении понятия идиоматичности): “Идиоматичность –
свойство единиц языка (слов, сочетаний слов, предложений), состоящее
в неразложимости их значений на значения единиц, вычленяемых в их
формальном строении, и соответственно в несводимости значения
целого к значениям частей в данной их структурно-семантической
связи”68. Исследователь предлагает делить ФЕ на фразеологизмы-
идиомы, характеризующиеся слитным значением (независимо от
характера синтаксической структуры) и выполняющие (как и слово)
синтетическую знаковую функцию, и фразеосхемы, представляющие

66
Янко-Триницкая Н. Фразеологичность языковых единиц разных уровней языка. Изв.
АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. XXVIII. Вып.5. 1969. С.435.
67
Янко-Триницкая Н. Фразеологичность языковых единиц разных уровней языка. Изв.
АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. XXVIII. Вып.5. 1969. С.435.
68
Телия В.Н. Идиоматичность // Русский язык: Энциклопедия / Гл. Ред. Ю.Н. Караулов.
М., 1997. С.145.
26
собой синтаксические идиомы с аналитической знаковой функцией.
Особое место отводится фразеологизмам-предложениям, к числу
которых относятся пословицы и крылатые выражения.
Существует и функциональный подход к классификации данного
языкового материала, в соответствии с которым все ФЕ делятся на
номинативные и коммуникативные. Подобные исследования были
выполнены А.В. Куниным69 на материале английского языка и А.Г.
Назаряном70 на материале французского языка. При этом
устанавливается корреляция между номинативными ФЕ и словом или
словосочетанием, с одной стороны, коммуникативными ФЕ и
предложением – с другой. Коммуникативные ФЕ, в свою очередь,
подразделяются на ФЕ непословичного типа и ФЕ пословичного типа.
Особое место отводится междометным ФЕ, которые функционально
примыкают к коммуникативным единицам.
Подобный подход представляется весьма интересным, т.к.
позволяет более или менее полно систематизировать весь пласт ФЕ.
Однако за рамками классификации и терминологии остаются так
называемые МФЕ, которые не обладают самостоятельной
номинативной функцией, а также некоторые разряды СФЕ.
В целом вопрос об объеме и границах фразеологии решался по
пути обоснования узкого и широкого подходов. Причем здесь
наметилось два направления. В первом случае узкое и широкое
понимание фразеологии применяется исключительно к ЛФЕ. При узком
понимании к ФЕ относят единицы, обладающие признаком
идиоматичности (фразеологические сращения и фразеологические
единства) или предполагающие наличие хотя бы одного
переосмысленного компонента в составе ФЕ (фразеологические
сращения, фразеологические единства и фразеологические сочетания).
Другая концепция, определяющая “узкое” понимание фразеологии,
основывается на наличии у ФЕ признака семантической слитности
компонентов и называется семантической. На этих позициях стояли
В.В. Виноградов, В.П. Жуков, В.М. Мокиенко, А.В. Назарян, В.Н. Телия
и др. Данная концепция является универсальной, т.к. применима к ФЕ
различных языковых уровней (в отличие, например, от
функциональной). При широком подходе к фразеологии относят и
четвертый тип ФЕ – фразеологические выражения. “Широкой”, к
примеру, является концепция воспроизводимости. Ее представители
(Н.М. Шанский, И.И. Чернышева, А.В. Кунин, Р.Н. Попов и др.)
рассматривают в качестве ФЕ любое устойчивое и воспроизводимое в
69
Кунин А.В. Английская фразеология. М., 1970.
70
Назарян А.Г. История развития фразеологии. М., 1981.
27
речи как единое целое сочетание слов: “… фразеологизмы предстают
перед нами как устойчивые сочетания, воспроизводимые и, значит,
готовые единицы языка, существующие в виде целостных по своему
значению и устойчивых в своем составе и структуре образований”71.
Во втором случае узкое и широкое понимание фразеологии
применяется к единицам разных уровней языка: узкое – по отношению
к номинативным единицам (ЛФЕ), широкое – охватывает
номинативные и коммуникативные единицы языка (ЛФЕ, СФЕ и даже
МФЕ).
Иллюстрацией второго случая является попытка С.И. Ожегова
решить этот вопрос, который предложил различать фразеологию в
узком смысле, куда входят “устойчивые словесные сочетания,
фразеологические единицы языка”, являющиеся, “наряду с отдельными
словами, средствами построения предложений или элементами
предложений”, и фразеологию в широком смысле, куда входят
различные “творческие произведения”: пословицы, поговорки,
“крылатые слова” и тому подобные выражения.
Этой точки зрения в отечественном языкознании придерживались
также В.В. Виноградов72, В.Л. Архангельский, А.И. Смирницкий, А.В.
Кунин, Я.И. Рецкер и др. В зарубежной лингвистике данный подход
также преобладал. К его представителям относятся Ш. Балли, Ф.
Зейлер, Л. П. Смит73, Х. Касарес74, В. Дорошевский, А.В. Исаченко и др.,
н-р: “К фразеологии в более широком смысле слова теснейшим образом
примыкает изучение таких неразделимых сочетаний, которые являются
эквивалентами целых предложений. Сюда можно отнести разные
идиоматические обороты, встречающиеся в диалогической речи и
выступающие в качестве законченных реплик, например, еще бы!, …
то-то и оно-то!, … как бы не так!, … и т.п.”75. А.В. Исаченко назвал их
репликами-клише. “Они наделены значительной экспрессивностью и
приближаются по своей функции к междометиям. По своему значению
они охватывают богатую шкалу между «да» и «нет».”76 При этом он
71
Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. М., 1972. С.173.
72
В.В. Виноградов, однако, относил ФЕ к словарному составу языка. Он определял
фразеологию как особый раздел лексикологии, а не как самостоятельную
лингвистическую дисциплину.
73
Логан П. Смит. Фразеология английского языка (перевод с английского). М., 1959.
74
Х. Касарес. Введение в современную лексикографию. М., 1958; Г.В. Степанов. Рецензия
на книгу Х. Касареса // Вопр. языкозн. 1953. №3.
75
Исаченко А.В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким.
Ч.1. Братислава, 1954. С.54-57.
76
Исаченко А.В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким.
Ч.1. Братислава, 1954. С.54-57.
28
попытался дифференцировать различные типы СФЕ: “Особым отделом
фразеологии в широком смысле слова являются всякого рода
поговорки, пословицы, цитаты и сентенции, формально совпадающие с
законченными предложениями, но не организуемые в процессе речи, а
попадающие в нее в готовом виде…”77.
Проблема определения объема фразеологии остается актуальной
до сих пор. Так, например, Н.М. Шанский78, И.И. Чернышева79, А.В.
Кунин80 и др. относят пословицы и поговорки к фразеологии, другие
(М.Т. Тагиев81, А.М. Бабкин82, М.М. Копыленко83 и некот. др.) – нет.
Промежуточную позицию занимает В.П. Жуков: “Лишь немногие
пословицы, имеющие только переносное значение, семантически и
синтаксически не членимы. В составе этих пословиц слова в такой же
мере семантически преобразуются, как и в составе фразеологизмов, ибо
поглощаются общим смыслом выражения. Сюда могут быть отнесены
пословицы типа Бабушка надвое сказала; Быть бычку на веревочке;
Перемелется, мука будет; Завьем горе веревочкой; Игра не стоит
свеч; Нашла коса на камень; Старого воробья на мякине не проведешь
и др.”84
Подобные споры ведутся и в отношении других языковых фактов,
относимых к фразеологической системе языка.
Наибольший интерес в рамках широкого понимания фразеологии,
на наш взгляд, представляет грамматическая классификация ФЕ,
предложенная В.Л. Архангельским: “ФЕ могут обладать
грамматической структурой сочетаний слов, словосочетаний, так
называемых предикативных сочетаний слов и предложений разных
типов”85. Таким образом, с синтаксической точки зрения он различал
следующие типы ФЕ:
I. Сочетания служебных слов (составные союзы, частицы и
предлоги)86: потому что, так как, несмотря на то что, подобно тому

77
Исаченко А.В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким.
Ч.1. Братислава, 1954. С.54-57.
78
Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка. М., 1963.
79
Чернышева И.И. Фразеология современного немецкого языка. М., 1970.
80
Кунин А.В. Английская фразеология. М., 1970.
81
Тагиев М.Т. Глагольная фразеология современного русского языка. Баку, 1966.
82
Бабкин А.М. Русская фразеология, ее развитие и источники. Л., 1970.
83
Копыленко М.М. Сочетаемость лексем в русском языке. М., 1973.
84
Жуков В.П. Русская фразеология. М., 1986. С.19.
85
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.73.
86
Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.-Л., 1947. С.716.
29
как, в силу того что; что за, чуть ли не; по линии, невзирая на и т.п.
Они лишены лексического значения, тем более образности. Они
выражают только грамматическое значение, как и простые союзы,
частицы и предлоги, и близки к слову.
II. Сочетания служебного слова с полнознаменательным:
1) сочетание частицы с полнознаменательным словом: не пара, не
чета, ни ногой;
2) сочетание подчинительного союза с полнознаменательным
словом: как часы, как угорелый, как следует; хоть зарежь, хоть
тресни, хоть куда; что твой; чем свет;
3) предложно-именные сочетания87: без памяти, без ног, в дым, в
упор; для блезиру; до костей, до упаду; за глаза; из милости; из-под
полы; к лицу; на мази, на чай, на ножах; от души; по плечу, по нутру,
по рукам; под гребенку, под руку, под рукой; сквозь зубы; с носом, с
головы; через край, через силу;
4) отрицательные предложно-именные сочетания с частицами не и
ни: не в счет, не за горами, не к добру, не на шутку, не по годам, не по
зубам, не по карману, не с руки; ни с места, ни на волос;
5) предложно-именные сочетания с союзами: а) сравнительные с
союзом как: как без рук, как на подбор, как на грех, как по маслу, как по
нотам, б) уступительные с союзом-частицей хоть: хоть в воду, хоть в
огонь.
III. Сочинительные сочетания двух полнознаменательных
слов:
1) бессоюзные: грусть-тоска, буря-ненастье, гуси-лебеди;
тавтологические: жить-поживать, гулять-погуливать, кричать-
покрикивать; черным-черно;
2) союзные: смех и горе, царь и бог; ни сучка ни задоринки, ни свет
ни заря, ни рыба ни мясо; и стар и млад; тут и там; целиком и
полностью, сплошь да рядом; судить да рядить.
IV. Подчинительные словосочетания: знамение времени, бить
баклуши, вставлять палки в колеса.
V. Предикативные сочетания слов: аллах ведает, веревка
плачет, глаза разбегаются, руки коротки, уши вянут, терпенье
лопнуло.
VI. Открытые ФЕ, построенные по моделям двусоставных
предложений: искры из глаз посыпались, волосы дыбом встали, кровь
леденеет в жилах, кровь ударила в голову, еле ноги носят.

87
Чередниченко И.Г. Нариси з украiнськоi фразеологii (З росiйсько-украiнськими
параллелями). Частина перша. Прийменниковi конструкцii. Киiв, 1952.
30
VII. Незамкнутые ФЕ, построенные по моделям односоставных
предложений: вынь да положь, хлебом не корми, хоть караул кричи,
калачом не заманишь, в голове шумит.
VIII. Замкнутые ФЕ, построенные по моделям двусоставных
или односоставных ПП или по разным моделям СП (пословицы и
поговорки): бабушка надвое сказала; в чужой монастырь со своим
уставом не ходят; глаза страшат, а руки делают.
IX. ФЕ, генетически представляющие собой части СП (разные
модели придаточных предложений): в чем мать родила, куда ветер
дует, где раки зимуют, если на то пошло, насколько хватает глаз.
X. Стационарные фразы диалогической речи, представляющие
собой слова-предложения, в том числе модального, междометного и
модально-междометного характера:
а) модальные: к слову сказать, шутка сказать, шутки в сторону;
б) междометные с формами “звательного падежа”: боже мой!,
господи помилуй!;
в) эллиптические междометные с формами род. пад.: счастливого
пути!, доброго здоровья!, покойной ночи!;
г) междометные, восходящие к заклинаниям: типун тебе на язык!,
чтоб тебе пусто было!, лопни мои глаза!;
д) стационарные реплики диалогической речи: так и быть, так и
надо, что за невидаль, а то нет?, за чем дело стало?.
К преимуществам данной классификации можно отнести широкий
охват фразеологических объектов. Однако критерий, положенный в
основу этой типологии (грамматический, а точнее – синтаксический), не
позволяет дать системного представления о фразеологической
подсистеме языка. Просчет заключается в односторонности,
ограниченности подхода к решению данной проблемы. Автором не
была учтена специфика ФЕ как языковых единиц, которые существенно
отличаются от других единиц языка, прежде всего, своей
двуплановостью, что требует использования целого набора критериев
для их классификации. Таким образом, узость критерия анализа не дает
широты представления исследуемого материала. В результате этого
соотнесенными по характеру грамматической структуры оказываются
ЛФЕ и СФЕ (пословицы), которые должны разграничиваться (прежде
всего, по признакам идиоматичности, структурно-семантической
слитности компонентов, характеру выполняемой функции и т.п.), с
другой стороны, противопоставляются замкнутые и незамкнутые ФЕ,
организованные по моделям односоставных и двусоставных
предложений, которые представляют собой не отдельные типы ФЕ, а
варианты одной их разновидности, и т.д.

31
Кроме того, следует отметить, что в сфере ФЕ, которые устойчивы,
воспроизводимы и создаются обычно с нарушением правил интеграции
компонентов, а также элементы которых и отношения между которыми,
как правило, деактуализированы, десемантизированы, опустошены,
данный критерий их анализа – с точки зрения нормативных правил
интеграции составляющих их компонентов, т.е. в плане их
грамматического устройства – не может быть принят в качестве
адекватного и объективного. Этот критерий, который представляет
собой инструментарий исследования языковых единиц, организованных
по свободным моделям словосочетаний, предложений и т.п., может
быть применен к ФЕ лишь в этимологическом плане при установлении
их внутренней формы. Лишь в одном случае В.Л. Архангельский
указывает на этот аспект их связи (при этом здесь же, во второй части
своего определения, отступает от данного тезиса): “ФЕ, генетически
представляющие собою части сложных предложений, организованные
по разным моделям придаточных предложений…”88. Дело в том, что ФЕ
не могут образовываться по моделям придаточных предложений,
словосочетаний, ПП, СП и т.п. Они могут быть лишь генетически,
этимологически с ними связаны.
Как показала история изучения ФЕ и формирования фразеологии
как лингвистической дисциплины, весьма сложной и в то же время
важной является проблема определения категориальных признаков ФЕ.
Решение данного вопроса позволит более четко обозначить объем и
границы фразеологической подсистемы языка.
В качестве ведущего признака ФЕ выдвигались самые
разнообразные их свойства: идиоматичность (А.И. Смирницкий),
целостность номинации (О.С. Ахманова) или семантическая
целостность (И.С. Торопцев), воспроизводимость (Н.М. Шанский, С.Г.
Гаврин, Л.И. Ройзензон), образность (А.И. Ефимов, В.Ф. Рудов, Ю.Р.
Гепнер), лексическая неделимость (Е.А. Иванникова),
внутрикомпонентные связи (В.Л. Архангельский), способность ФЕ
замещаться словом-идентификатором (Ш. Балли), непереводимость на
другие языки (Л.А. Булаховский, А.А. Реформатский), сочетаемость
лексем и семем (М.М. Копыленко), характер отношения к
действительности (Е.Н. Толикина) и т.д.
В связи с двойственной природой ФЕ и проявлением ими ряда
асистемных свойств следует признать, что одного признака для
определения их статуса, объема и границ недостаточно. При
квалификации ФЕ как языковой единицы целесообразно применять
88
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.76.
32
целый комплекс признаков. Так, например, А.М. Бабкин89 относит к
категориальным свойствам ФЕ смысловую целостность, устойчивость
сочетания слов, переносное значение, экспрессивно-эмоциональную
выразительность, а А.И. Молотков90 – лексическое значение,
компонентный состав и грамматическое значение.
В целом основные свойства ФЕ можно разделить на пять групп:
семантические, формальные, функциональные, стилистические и
гносеологические. Так, идиоматичность и семантическая целостность
относятся к семантическим признакам ФЕ, устойчивость,
воспроизводимость и цельнооформленность – к структурным,
экспрессивно-эмоциональная выразительность – к функциональным,
вопросы ортологии и стилистики – к стилистическим, познавательная
ценность – к гносеологическим. Все пять категорий признаков являются
релевантными при исследовании ФЕ. Они по-разному проявляют себя
на различных уровнях языковой системы, однако сохраняют при этом
свою категориальную сущность. Так, например, категория
идиоматичности (несводимость значения ФЕ к сумме значений ее
компонентов), с одной стороны, имеет универсальные, интегральные
свойства, с другой – на каждом уровне языка проявляет свою
специфику. Это связано с различным механизмом формирования
фразеологического значения: на лексическом уровне оно образуется
путем переосмысления исходной языковой единицы, на уровне
синтаксиса – посредством абстрагирования семантики производящего
построения до самых общих категориальных сем.
Не менее важной проблемой фразеологии как лингвистической
дисциплины является вопрос о методах исследования ФЕ. Разработкой
данного раздела теории общей фразеологии занимались такие ученые,
как Н.Н. Амосова, М.Т. Тагиев, В.Л. Архангельский, И.С. Торопцев,
Р.Н. Попов, А.В. Кунин, В.П. Жуков и др.
При исследовании ФЕ используются различные методы и приемы:
контекстологический (семантические связи и отношения ФЕ), анализ по
окружению (конструктивные связи ФЕ), трансформационный
(структурное преобразование ФЕ), дистрибутивный, вариационный
(внутрикомпонентные лексические, семантические, морфологические и
синтаксические отношения), аппликации (структурно-семантическое
“наложение” ФЕ на производящее построение), идентификационный
(или синонимического сопоставления: подбор лексико-семантического
эквивалента ФЕ), внутриязыкового и межъязыкового перевода,
компонентный анализ семантической структуры, словарных
89
Бабкин А.М. Лексикографическая разработка русской фразеологии. М.-Л., 1964.
90
Молотков А.И. Основы фразеологии русского языка. Л., 1977.
33
дефиниций, моделирования и т.д. Каждый из них имеет определенную
сферу применения.

1.2. Классификация объектов теории общей фразеологии

Отсутствие типологии, адекватно отражающей объем и границы


фразеологии, побуждает предложить новый вариант такой
классификации. При этом данная классификация будет носить
многоступенчатый характер, что обусловлено разноуровневой
организацией фразеологической системы языка, а также наличием на
каждом таком уровне своей особой подсистемы ФЕ.
Такие свойства языка, как иерархичность организации его уровней,
универсальность их устройства, системность в представлении языковых
единиц на каждом из этих ярусов, а также специфика свойств самих
единиц различных языковых уровней вынуждают в качестве первого
критерия классификации ФЕ избрать свойство их принадлежности к
определенному уровню языка.
По этому признаку фразеологические объекты делятся на
морфологические, лексические и синтаксические. Отсюда следует
говорить соответственно о морфологических ФЕ, лексических ФЕ и
синтаксических ФЕ.
Второй критерий – структурно-семантический. Применение
данной характеристики предполагает противопоставление друг другу
ФЕ одного и того же языкового уровня. Это обусловлено
существованием различий в правилах интеграции единиц отдельных
уровней языка, а также наличием специфических свойств у языковых
единиц, располагающихся на этих уровнях. Данные две причины
делают невозможным соотнесение абсолютно всех ФЕ в рамках этого
критерия без их дифференциации по различным уровням языка. При
этом структурного критерия оказывается недостаточно для
классификации ФЕ. Так, например, при разграничении, с одной
стороны, СФЕ и, с другой – ЛФЕ типа песок сыплется, мурашки
бегают по спине, вилами по воде писано и т.п. следует учитывать
характер их семантического наполнения. Несмотря на то что последние
формально представляют собой предложения, их объединяет с ЛФЕ
наличие метафорического значения, образности и номинативной
функции.
Классификация морфологических ФЕ не разработана в той мере,
чтобы о ней можно было серьезно говорить. К морфологической
фразеологии можно отнести ранее названные примеры: вкус – в+кус

34
(ср.: куса-ть, в-ход), коз’-ол и т.п. Основанием для выделения МФЕ
является характер отношений между частями слова – морфемами. Они
напоминают отношения в составе ЛФЕ. Слово обладает цельным
значением благодаря идиоматичности отношений между его частями.
Отношения между частями ЛФЕ в большей степени похожи на
отношения между компонентами сложного слова, т.к. в таких ФЕ
выделяются компоненты примерно одинаковой семантической
значимости. Однако “…сложное слово в силу своей грамматической
цельнооформленности отличается значительно большей, чем
фразеологическая единица, семантической цельностью”91. Кроме того,
так же как и слово ЛФЕ “грамматически изменяется лишь в одном
своем компоненте, хотя грамматически оформленными
(раздельнооформленными) оказываются оба компонента
фразеологической единицы”92.
Существование МФЕ, которые по форме совпадают с ЛЕ, наряду с
НП с непонятийной семантикой (коммуникемами), подтверждает тезис
о переменности признака раздельнооформленности единиц
фразеологического уровня языка. Он составляет специфику лишь ЛФЕ.
Языковые единицы лексического и синтаксического уровней, на
основе которых строятся соответствующие ФЕ, чрезвычайно
разнообразны. В этой связи классификация лексических и
синтаксических ФЕ требует серьезного уточнения и переработки уже
существующих типологий.
К лексической фразеологии относятся следующие сочетания слов:
I. Сочетания служебных слов (составные союзы, частицы и
предлоги): то есть, так как, потому что, чуть ли не; по линии,
несмотря на и т.п.
II. Сочетания служебного слова с полнознаменательным:
1) сочетание частицы с полнознаменательным словом: не пара, ни
гроша;
2) сочетание союза с полнознаменательным словом: как угорелый,
как дома; хоть убей; что полоумный;
3) предложно-именные сочетания: от фонаря, без ног, в контрах,
до умопомрачения, на чай, по плечу, под руку, сквозь сон, с носа, через
край;
4) отрицательные предложно-именные сочетания с частицами не и
ни: не по погоде, не по нутру; ни на йоту;

91
Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. М., 1956. С.210.
92
Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. М., 1956. С.203-204.
35
5) предложно-именные сочетания с союзами: а) сравнительные с
союзом как: как на зло, как по маслу, как по нотам, б) уступительные с
союзом-частицей хоть: хоть в петлю.
III. Сочинительные сочетания двух полнознаменательных
слов:
1) бессоюзные: молодо-зелено, грусть-тоска, жить-поживать,
белым-бело;
2) союзные: смех и горе, царь и бог, ни много ни мало, и стар и
млад, там и тут, вкривь и вкось, сплошь да рядом, судить да рядить.
IV. Подчинительные словосочетания:
а) собственно ФЕ: манна небесная, сесть в лужу, брать быка за
рога;
б) крылатые слова: отец русской авиации, солнце русской поэзии,
Василий Алибабаевич, Остап Бендер, тарелочка с голубой каемочкой,
сын лейтенанта Шмидта, дорога к Храму, с корабля на бал, разбитое
корыто.
V. ФЕ-предложения:
1) построенные по модели двусоставного предложения:
а) бинарные: Господь ведает, голова кружится, душа не лежит,
мир тесен, руки опускаются;
б) многочленные: нашла коса на камень, молоко на губах не
обсохло, мороз по коже дерет;
2) построенные по модели односоставного предложения: взяло за
живое, досталось на орехи;
3) построенные по модели придаточного предложения: пока суд да
дело, что есть мочи, во что бы то ни стало, как ни в чем не бывало.
Традиционно в научной литературе лишь последние два типа ФЕ
относятся к лексической фразеологии. Их объединяет наличие значения,
равного значению слова.
Спорным является вопрос о выделении в качестве ЛФЕ сочетаний
служебных слов (составных союзов, частиц и предлогов) типа потому
что, так как, то есть, по линии, несмотря на и т.п. Так, например, В.В.
Виноградов и В.Л. Архангельский включали их в состав фразеологии.
Им возражал Н.М. Шанский, который характеризует обороты так как,
стало быть и им подобные как слова, потому что они “…не только
представляют собой неразложимое семантическое целое, но и имеют
одно основное ударение как одиночное самостоятельное слово: никакой
разницы в этом отношении между словами сегодня, тотчас и так как,
стало быть нет. Разница носит чисто орфографический характер”93.
Однако чуть позже Н.М. Шанский, противопоставляя ряд слов (в том
93
Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка. М., 1063. С.21.
36
числе сегодня) некоторым другим устойчивым оборотам, отмечает, что
“…такие фразеологизмы отличаются от слов, возникших в результате
лексико-синтаксического способа словообразования, лишь
акцентологически (ср.: за здорово живешь – заблагорассудится, в один
голос – втридорога, собаку съел – сумасшедший, задним числом –
сегодня и т.д.)”94. Таким образом, по мнению самого Н.М. Шанского,
орфографические и акцентологические различия не мешают
отграничивать ЛФЕ и сходные с ними по составу слова. Признак
семантической цельности не противоречит устройству ЛФЕ, более того,
является их категориальным свойством. Отсюда, подобная критика
оказывается несостоятельной.
Особняком в системе лексической фразеологии стоят
немногочисленные так называемые модальные слова и выражения
(“модальные фразеологические единицы”95 или “модальные
фраземы”96), выполняющие в предложении функцию вводных слов и
вводных сочетаний слов.97 Они представляют собой сочетание
различных частей речи (преимущественно полнознаменательных),
поэтому не могут быть по структурному признаку включены в общую
типологию ЛФЕ. Их выделение осуществляется на основе
функционально-семантического критерия, т.е. с опорой на значение и
роль в предложении.
Впервые выделил модальные слова в особую языковую категорию
В.В. Виноградов. Однако, во-первых, он подвел их под категорию
определенной части речи – модальные слова, преувеличив их
грамматические характеристики. На самом деле функциональные
свойства данных языковых единиц являются ведущими.
Синтаксическая обособленность модальных слов не позволяет
квалифицировать их в качестве определенного лексико-
грамматического разряда слов. Кроме того, признак
неоднокомпонентности, дискретности многих модальных слов ставит
под сомнение их собственно лексический статус. Во-вторых,
функционально-семантические потенции подобных языковых единиц
намного шире их модального значения. И, в-третьих, грамматическое
значение компонентов так называемых модальных сочетаний слов, а
также отношения между ними деактуализированы, что не позволяет им

94
Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка. М., 1063. С.23.
95
Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.-Л., 1947. С.735.
96
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.172.
97
Историю вопроса см.: Шанский Н.М., Тихонов А.Н. Современный русский язык. В 3-х
частях. Ч.2. Словообразование. Морфология. М., 1987. С.233.
37
грамматически сочетаться на синтагматической оси с другими
элементами текста.
Все это побуждает отнести их к сфере лексической фразеологии,
т.е. к ЛФЕ. Общим, объединяющим признаком данной группы ЛФЕ
является наличие у них непонятийного значения, однако характер этого
значения различен. Специфику их смыслового наполнения составляет
совмещение семантического и функционального аспектов. Таким
образом, по характеру функционально-семантического содержания
данную группу ЛФЕ можно разделить на следующие типы:
VI. Модальные:
1. Со значением объективной модальности (слова и
словосочетания, выражающие отношение высказывания или его части к
действительности, иначе говоря, оценивающие степень достоверности
сообщения):
а) реальной (со значением “утверждения”): конечно, безусловно; в
самом деле, вне всякого сомнения;
б) гипотетической (со значением “предположительности”):
вероятно, по-видимому; может быть, по всей видимости.
2. Со значением субъективной модальности (слова и
словосочетания, выражающие отношение говорящего к содержанию
высказывания, т.е. его эмоционально-оценочную реакцию на
сообщаемое): к сожалению, не в обиду будь сказано.
VII. Метатекстовые:
1. Текстообразующие (слова и обороты, организующие текст):
итак; в общем и целом, между прочим, кроме того, к тому же.
2. Вспомогательные:
а) слова и обороты, указывающие на источник сообщения: с точки
зрения, как известно, по мнению …, по выражению …;
б) слова и обороты, содержащие оценку стиля и способа
выражения мысли: буквально; одним словом, короче говоря, кроме
шуток, так сказать.
Выделение метатекстовых ЛФЕ базируется на следующих
оснвоаниях. По характеру отношения к предмету речи все языковые
единицы делятся на те, которые имеют прямое отношение к выражению
основного смысла текста, и те, которые имеют косвенное отношение к
его содержанию. Единицы второго типа выполняют вспомогательную,
справочную функцию в тексте: а) указывают на начало, продолжение
или окончание текста, вводят новую тему, определяют порядок
следования частей текста и т.п., б) указывают на источник сообщения,
в) оценивают способ организации мысли. Такие единицы языка
называются языком “второго порядка”, языком описания естественного,

38
основного языка или метаязыком. Отсюда и предлагается для данной
группы единиц термин “метатекстовые ЛФЕ”.
Для определения типа ЛФЕ, выделяемых на основе их
функционально-семантической специфики, предлагается следующий
алгоритм:
1) Относится ли ЛФЕ напрямую к предмету речи?
______________↓______________
↓ ↓
Да: Нет:
Модальные ЛФЕ Метатекстовые ЛФЕ
2) Участвует ли ЛФЕ в организации текста?
____________↓____________
↓ ↓
Да: Нет:
Текстообразующие ЛФЕ Вспомогательные ЛФЕ

По характеру грамматической структуры В.Л. Архангельский98


предложил различать следующие виды модальных и метатекстовых
ЛФЕ:
1. Глагольные:
а) деепричастные: собственно говоря, говоря по совести;
б) инфинитивные: так сказать, признаться сказать;
в) лично-глагольные: бог даст;
г) безлично-глагольные: стало быть, как говорится.
2. Именные:
а) сочетание имени существительного в дат. пад. с прилагательным
или местоимением: по крайней мере, по всей видимости;
б) именные сочетания без предлогов и с предлогами: одним
словом, другими словами; в самом деле, в конечном счете.
Модальные и метатекстовые ЛФЕ обладают цельным
мотивированным или немотивированным значением, синтаксически не
членимы и обособлены. Главным их отличием от других типов ЛФЕ
является отсутствие номинативного значения. Таким образом, по
логическому основанию все ЛФЕ можно разделить на две группы: ЛФЕ
с понятийным значением и ЛФЕ с непонятийным значением. Значению
первых на уровне логики соответствует такая единица, как понятие,
значению вторых – нет.
На уровне синтаксической фразеологии также имеются ФЕ с
непонятийным значением. Деление ЛФЕ и СФЕ на единицы с
98
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.172.
39
непонятийной и понятийной семантикой свидетельствует об
универсальности устройства двух фразеологических уровней языка:
лексического и синтаксического.
Синтаксические ФЕ делятся на:
I. ФЕ-ПП:
1. Нечленимые предложения с непонятийной семантикой
(коммуникемы): Вот еще!, Вот так номер!, Алло!, Вперед!,
Послушайте!.
2. Фразеосинтаксические схемы: Что за погода!, Как не любить
театр!, Вот так подарок!, Где уж ему угнаться за нами!.
3. Устойчивые модели: Разве так поступают с друзьями!,
Хороший друг!, Нужен ты мне!, Мог ты промолчать!.
4. Устойчивые обороты:
а) пословицы и поговорки: Семь раз отмерь, один – отрежь;
Семеро одного не ждут; У семи нянек дитя без глазу;
б) крылатые выражения: Лед тронулся, господа присяжные
заседатели. /И. Ильф, Е. Петров. Двенадцать стульев/;
в) клише: Я вас приветствую!, Мое почтение и самые наилучшие
пожелания, Чем могу быть полезен?, Что прикажете?.
II. ФЕ-СП:
1. ССП: Весна весной, а учиться нужно всегда хорошо.; Взрослый,
а обзывается.
2. СПП: Не проходило ни одной встречи, чтобы вы не поругались.;
Он слишком ее любит, чтобы позволить себе обидеть ее.
3. БСП: Выйди мы на минуту раньше, не опоздали бы на поезд.;
Зови не зови, никто не поможет.
Третий критерий классификации ФЕ – это степень их
фразеологичности, которая складывается из целого набора языковых
признаков: структурно-семантическая слитность компонентов,
идиоматичность, устойчивость, воспроизводимость,
цельнооформленность и т.п. Применению данного критерия
предшествует противопоставление друг другу ФЕ, во-первых,
различных языковых уровней и, во-вторых, – различных классов в
рамках одного уровня. Это обусловлено спецификой структурно-
семантической и функциональной организации ФЕ различных уровней,
классов и разрядов, что не позволяет анализировать их совместно. По
этому критерию целесообразно различать разряды ФЕ: ФЕ-сращения,
ФЕ-единства и т.п. Данные термины имеют не уровневую
характеристику, а категориальную, поэтому могут применяться не
только к ФЕ лексического уровня, но и к ФЕ всех остальных уровней.
Таким образом, деление ФЕ на сращения, единства и т.п. – это

40
универсальная методика анализа ФЕ, позволяющая установить степень
фразеологичности ФЕ, входящих в состав отдельного класса. Она
базируется на тезисе о том, что, во-первых, свойство фразеологичности
ФЕ имеет градуальный характер и, во-вторых, степень
фразеологичности ФЕ определенного уровня (ЛФЕ, СФЕ и т.п.) и
определенного класса (коммуникем, фразеосхем и т.п.) различна,
поэтому на всех уровнях фразеологической подсистемы можно
выделить ФЕ-сращения, ФЕ-единства и т.д.
Свойство различной степени фразеологичности ФЕ отдельного
уровня и отдельного класса имеет характер языковой универсалии.
Таким образом, данный критерий классификации ФЕ применяется
после распределения ФЕ по языковым уровням (т.е. после деления на
МФЕ, ЛФЕ и СФЕ), а также установления типологии ФЕ
применительно к каждому уровню фразеологической подсистемы.
Отсюда, различной степенью фразеолоигчности будут обладать,
например, на уровне синтаксической фразеологии отдельные группы
коммуникем, фразеосхем, устойчивых моделей и т.п. В связи с этим
нужно говорить о коммуникемах-сращениях, коммуникемах-единствах и
т.п., фразеосхемах-сращениях, фразеосхемах-единствах и т.п.,
фразеологизированных СП-сращениях, фразеологизированных СП-
единствах и т.п. и т.д. Отсюда, ФЕ-сращение, ФЕ-единство и т.п. – это
разряды ФЕ. В рамках одного уровня фразеологической подсистемы
языка выделяются классы ФЕ (н-р, на синтаксическом уровне:
коммуникемы, фразеосхемы, устойчивые модели и устойчивые
обороты).
Допускается объединение одинаковых разрядов ФЕ, относящихся к
различным классам, в рамках одного фразеологического уровня (н-р:
коммуникем-сращений фразеосхем-сращений, устойчивых моделей-
сращений и т.п.), что приводит к формированию гиперразрядов ФЕ
конкретного уровня. Гиперразряды выделяются на всех уровнях языка.
В связи с этим можно говорить о МФЕ-сращениях, МФЕ-единствах и
т.п., ЛФЕ-сращениях, ЛФЕ-единствах и т.п., СФЕ-сращениях, СФЕ-
единствах и т.п. Объединение МФЕ-сращений, ЛФЕ-сращений, СФЕ-
сращений и т.п. в одну группу приводит к образованию суперразрядов
ФЕ: ФЕ-сращений, ФЕ-единств и т.п.
Объединение ФЕ в гиперразряды на определенных уровнях языка
(н-р, на уровне синтаксиса: СФЕ-сращения, СФЕ-единства и т.п.), а
также в суперразряды в масштабах всей фразеологической подсистемы
языка (ФЕ-сращения, ФЕ-единства и т.п.) теоретически возможно и
проводится с целью выяснения интегральных и дифференциальных

41
свойств ФЕ различных уровней и классов, а также общих и
специфичных механизмов фразеологизации ФЕ.
Отсюда можно сделать вывод, что объединение ФЕ в
фразеологические разряды сращений, единств и т.п. имеет не только
горизонтальную (уровневую), но и вертикальную (межуровневую)
организацию: по горизонтали они объединяются в гиперразряды, а по
вертикали – в суперразряды.
Попытки построения универсальной, разноаспектной и
разнонаправленной (горизонтальной и вертикальной) классификации
ФЕ неоднократно предпринимались такими учеными, как В.В.
Виноградов, Н.М. Шанский, В.Л. Архангельский и некоторыми другими
(н-р, классификация всех ФЕ “по виду внутренней зависимости между
членами”99 и др.).
Все предыдущие попытки объединить ФЕ в разряды сращений,
единств и т.п. были неудачны именно по той причине, что анализу и
классификации подвергались одновременно единицы разных языковых
уровней. Такой анализ можно делать только в рамках одного уровня и,
более того, в границах одного класса ФЕ соответствующего уровня.
Объединение же разноуровневых ФЕ-сращений и ФЕ-единств
теоретически возможно лишь на последующих этапах классификации
ФЕ.

1.3. Основные категориальные признаки ФЕ

Рассмотрим универсальные категориальные признаки ФЕ, т.е.


свойства, присущие единицам различных уровней языка.
Воспроизводимость – это регулярная повторяемость языковых
единиц в речи в их постоянном, готовом составе. По мнению Н.М.
Шанского, который опирается на концепцию В.В. Виноградова,
основным свойством ФЕ считается не целостность или устойчивость, а
именно воспроизводимость, т.е. способность воспроизводиться из
памяти в готовом виде. Воспроизводимость – это форма проявления
устойчивости.
Идиоматичность – это смысловая неразложимость фразеологизма
на отдельные компоненты, соответствующие его отдельным
структурным элементам100. Иначе говоря, идиоматичность – это
99
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.182.
100
Ср.: Телия В.Н. Идиоматичность // Русский язык: Энциклопедия / Гл. ред. Ю.Н.
Караулов. М., 1997. С.145.
42
невыводимость смысла фразеологизма из значений его отдельных
структурных и лексических компонентов. Идиоматичность связана с
изменением способа обозначения (номинации) факта действительности
по сравнению со «стандартным» способом, при котором используются
слова, свободные сочетания слов или синтаксические конструкции со
свободным словопорядком. Идиоматичность возникает в результате
утраты реальных смысловых и грамматических отношений между
компонентами ФЕ, что приводит к их десемантизации и образованию
слитного (целостного) значения единицы.101 Идиоматичность может
быть полной или частичной.
Идиоматичность распространяется не только на содержание, но и
на форму языковых единиц и присуща различным их типам, в том числе
и членимым. Так, например Л.В. Щерба отмечал, что даже при
сочетании слов со свободным значением возникает не простая сумма
смыслов, а “новые смыслы”102 (Ср.: “Предложение – это целое, не
сводящееся к сумме его частей; присущий этому целому смысл
распространяется на всю совокупность компонентов. Слово –
компонент предложения, в нём проявляется часть смысла всего
предложения. Но слово не обязательно выступает в предложении в том
же самом смысле, который оно имеет как самостоятельная единица”103;
“Формы слов, составляющие форму предложения, вступают в
синтагматические отношения и образуют качественно новую
лингвистическую единицу, свойства которой не равны сумме свойств
форм слов”104).
С идиоматичностью тесно связано другое свойство ФЕ –
устойчивость. Под устойчивостью понимается “относительно
стабильное употребление сочетания слов”105. Признак устойчивости
выражается в наличии константных элементов в структуре ФЕ.
Устойчивость – это не абсолютная неизменяемость ФЕ, а ограничение
разнообразия трансформаций.106
Устойчивость – это мера идиоматичности или степень
структурно-семантической слитности, неразложимости компонентов

101
См., н-р: Современный русский язык. Теория. Анализ языковых единиц. В 2ч. / Под
ред. Дибровой Е.И. М., 2001.
102
Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании //
Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. С.24.
103
Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С.133.
104
Чепасова А.М. Семантико-грамматические классы русских фразеологизмов.
Челябинск, 1974. С.71.
105
Мокиенко В.М. Славянская фразеология. М., 1980.
106
См. работы Телия В.Н.
43
ФЕ. Степень устойчивости, а отсюда и идиоматичности определяется
степенью несоответствия, расхождения между целостным значением
ФЕ и семантикой его отдельных компонентов.
Идиоматичность, или невыводимость общего значения ФЕ из
значений составляющих ее компонентов формирует внутреннее
смысловое единство ФЕ, которое получило название семантической
целостности. Значение присуще фразеологизму в целом и не зависит (в
значительной степени) от лексического варьирования его состава.
Под структурной целостностью ФЕ понимается невозможность
сколько-нибудь существенной трансформации ее структурной
организации без ущерба для общего содержания. Подобные
формальные преобразования, как правило, ведут к разрушению ФЕ: в
лучшем случае – к трансформации в построение со свободными
синтаксическими отношениями (словосочетание или предложение), в
худшем – к полному разрушению как языковой единицы.
Структурно-семантическая целостность ФЕ достигается в
результате полной или частичной деактуализации лексического
значения составляющих ее компонентов, а также живых синтаксических
связей и отношений между ними в составе словосочетания или
предложения. Чем выше степень такой деактуализации, тем целостнее
значение ФЕ.
Наличие осознанной смысловой и структурной связи между ФЕ и
ее производящей основой (словосочетанием или свободной
синтаксической конструкцией) называется внутренней формой
(внутренним образом) фразеологизма. Внутреннюю форму ФЕ ещё
называют этимологическим значением. Внутренняя форма постоянно
сопровождает языковую единицу в качестве фона и оказывает заметное
влияние на ее реализацию в речи.
Такие ФЕ называются мотивированными в отличие от единиц,
которые производящей основой не обладают, а потому являются
первообразными и немотивированными. Мотивационными в сфере
синтаксической фразеологии следует рассматривать системные
отношения между близкими по форме, содержанию и коммуникативной
направленности членимыми и нечленимыми предложениями.
Мотивированность как свойство ФЕ противоположно идиоматичности,
которая предполагает отсутствие подобных мотивационных связей и
отношений. По справедливому утверждению Т.Л. Павленко,
“мотивированность и идиоматичность единиц не исключают друг друга,
но связаны отношениями обратной зависимости: чем более сильной

44
оказывается мотивированность ФЕ, тем ниже их идиоматичность”107.
Статус мотивированности и идиоматичности как языковых свойств ФЕ
не равнозначен: идиоматичность – это обязательный, категориальный
признак ФЕ108, а мотивированность присуща лишь отдельным их типам.
Степень идиоматичности отдельных видов НП различна. Так,
можно говорить по крайней мере о четырёх степенях идиоматичности
синтаксических фразеологизмов. Наивысшей степенью идиоматичности
обладают коммуникемы (единицы немотивированные или частично
мотивированные в этимологическом аспекте). На следующей ступени
располагаются фразеосинтаксические схемы, которые строятся, как
правило, по вполне современным синтаксическим моделям, однако
синтаксические отношения между их компонентами в значительной
степени деактуализированы. Степень идиоматичности самих
фразеосхем также различна (по этому признаку они делятся на три
группы). Употребление обязательных опорных компонентов в таких
построения отличается уникальным характером. Ещё менее
идиоматичны устойчивые модели, представляющие собой свободные
синтаксические построения. Их формальное и содержательное значение
максимально мотивировано прямыми значениями структурных и
лексических компонентов, однако не все элементы коммуникативного
смысла выводятся из значений составляющих их лексических,
морфологических и синтаксических компонентов. Последнюю группу
составляют так называемые устойчивые обороты, к которым можно
отнести пословицы, поговорки, крылатые выражения и клише.
Несмотря на различия в степени проявления идиоматичности ФЕ,
Т.Л. Павленко вполне справедливо отмечает общие показатели наличия
этого свойства: “стабильность лексического состава, узость
сочетаемости, которая часто носит алогичный характер и приводит к
отступлениям от принципа регулярности”109.
1.4. Место фразеологии в системе языка

107
Павленко Т.Л. Мотивированность и идиоматичность фразеологизмов // Известия
Ростовского государственного педагогического университета. Филология. Вып.2. Ростов
н/Д, 2000. С.69.
108
Ларин Б.А. О народной фразеологии // Ларин Б.А. История русского языка и общее
языкознание. М., 1977. С.153; Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Идиоматичность и
идиомы // Вопр. языкознания. 1996. №5. С.59.
109
Павленко Т.Л. Мотивированность и идиоматичность фразеологизмов // Известия
Ростовского государственного педагогического университета. Филология. Вып.2. Ростов
н/Д, 2000. С.73-74.
45
Положение фразеологии в системе языка до сих пор точно не
определено. Одни ученые (В.Л. Архангельский, А.В. Кунин, И.И.
Чернышева и др.) выделяют фразеологический уровень (ярус, пласт или
фразеологическую подсистему) языка: “Фразеологический состав
русского языка, находящийся в связи с другими частными системами в
общей языковой системе, называется фразеологическим уровнем”110.
Такой подход объясняется тем, что ФЕ существенно отличаются от
других языковых единиц структурно, семантически, функционально,
стилистически и т.д. Другие ученые вообще отказывают ФЕ в “праве на
существование”, считая, что они “…не представляют собой системного
материала языка и являются языковыми излишками”111. Ученые,
занимающие “умеренную” точку зрения (В.И. Кодухов, В.П. Жуков,
А.И. Смирницкий и др.), определяют фразеологию в качестве
промежуточного уровня языка, что обусловлено двойственной
природой ФЕ: “…фразеологические единицы двойственны: с одной
стороны, возникая из сочетания слов, они образуют своеобразное
устойчивое сочетание, а с другой стороны, они обладают единым
значением, функционируя как и обычные номинативные единицы –
лексемы”112.
Для определения места фразеологии в языковой системе
необходимо установить круг признаков, детерминирующих статус ФЕ
как языковой единицы.
Во-первых. Состав ФЕ насчитывает десятки тысяч единиц на
разных уровнях организации языковой системы, поэтому их нельзя
назвать “излишком” языка. Любая функциональная система, имеющая
такие “излишки” или “аппендиксы”, будет неспособна эффективно
выполнять свое предназначение. Отсюда, объект фразеологии
“заслуживает” того, чтобы его выделяли особо и изучали отдельно от
других языковых единиц, но в тесной связи с ними.
Во-вторых. Все ФЕ обладают набором общих признаков:
устойчивостью, цельнооформленностью, воспроизводимостью и
многими другими. Отсюда, ФЕ нужно не только выделять особо, но и
объединять в рамках одной группировки языковых единиц.
В-третьих. ФЕ отличаются от членимых единиц языка, в первую
очередь, своими категориальными свойствами и многими другими.
Отсюда, данная группировка языковых единиц должна быть
обособленной, самостоятельной в системе языка.
110
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.260.
111
Никитин М.В. О семантике метафоры // Вопр. языкознания. 1979. №1.
112
Кодухов В.И. Общее языкознание. М., 1974.
46
В-четвертых. ФЕ обладают двойственной природой, лишены
признака иерархичности, а также не способны к полноценной
реализации парадигматических и синтагматических свойств.
1. Многие ФЕ характеризуются двойственностью, т.к. обращены
одновременно к определенному языковому уровню, их “породившему”,
и к фразеологической подсистеме. Так, например, ЛФЕ по форме
представляют собой сочетание слов (синтаксический уровень), а по
значению – слово, выполняя номинативную функцию (лексический
уровень). Даже некоторые типы ЛФЕ, имеющие форму предикативных
сочетаний, простых или придаточных предложений (синтаксический
уровень), функционируют как номинативные единицы, выражая
лексическое значение (лексический уровень). Эта двойственность
проявляется не только при соотнесении плана выражения и плана
содержания ФЕ, но и при анализе ее формальных характеристик в
этимологическом аспекте: ЛФЕ формально строятся из лексем
(лексический уровень), образуя при этом единицы, генетически
связанные с единицами более высокого уровня: сочетания слов,
словосочетания, предикативные сочетания и т.п. (синтаксический
уровень).
МФЕ строятся из морфем (морфологический уровень), формируя
при этом лексемы (лексический уровень). СФЕ, в частности НП с
непонятийной семантикой (коммуникемы), имеют форму высказывания
(синтаксический уровень), а значение, сходное со значением
междометий и частиц (лексический уровень). И т.д.
Эти факты свидетельствуют о двойственном, переходном,
промежуточном характере ФЕ в системе языка. Однако, с одной
стороны, это свойство носит не абсолютный, категориальный характер,
т.к. присуще не всем ФЕ (н-р, синтаксическим ФЕ: фразеосхемам,
устойчивым моделям и устойчивым оборотам, т.е. пословицам,
поговоркам и крылатым выражениям); с другой – таких промежуточных
уровней пришлось бы выделять несколько: между морфологическим и
лексическим ярусами (МФЕ), между лексическим и синтаксическим
ярусами (ЛФЕ и некоторые СФЕ, например, НП с непонятийной
семантикой).
2. ФЕ различных классов одного уровня языка вступают в
парадигматические отношения не только между собой внутри одного
класса, но также вовлекая в эти отношения и единицы со “свободной”
организацией (т.е. членимые) соответствующего уровня, что
подчеркивает их связь с определенным уровнем “основной” подсистемы
языка: ЛФЕ – со словами, СФЕ – с членимыми предложениями и т.д.

47
3. По правилам организации отношений между единицами одного
уровня ФЕ должны вступать в синтагматические отношения только с
себе подобными единицами. Однако они практически не сочетаются
друг с другом, а вступают во взаимодействие на синтагматической оси с
членимыми единицами соответствующего уровня, что усиливает их
зависимость от этого уровня языка: ЛФЕ – со словами, СФЕ – с
членимыми предложениями и т.д.
4. Принцип иерархической организации языковой системы
предполагает членение ФЕ на единицы более низкого уровня. С
формальной точки зрения ФЕ действительно расчленяемы на
компоненты. Однако если расчленить ЛФЕ и СФЕ на слова и
установить их лексическое значение, то окажется, что сумма их
значений не будет равна значению ФЕ. Дело в том, что слова в составе
ФЕ зачастую деактуализированы, десемантизированы, т.е. семантически
преобразованы. Грамматическая форма производящего построения
(словосочетания, предложения и т.п.) также утрачивает первоначальные
формальные качества. Поэтому деление ФЕ на лексемы не актуально.
Конкретные лексемы, входящие в ФЕ, приобретают соответствующее
значение только в составе данной ФЕ. Вне ее данные лексемы этим
значением обладать не могут. Отсюда весьма спорно утверждение о
“семемной сочетаемости”113 компонентов ФЕ. Во всяком случае в
отношении ядра фразеологии – ФЕ-сращений и ФЕ-единств – данный
признак не релевантен. Таким образом, ФЕ не обладают свойством
иерархичности.
5. Этот же признак иерархичности предполагает способность ФЕ
определенного уровня порождать единицы более высокого уровня
путем комбинирования собственных языковых ресурсов. Анализ ФЕ
показывает, что иерархические отношения у них отсутствуют как
“вниз”, так и “вверх” в рамках фразеологической подсистемы языка. ФЕ
не способны к производству единиц более высокого порядка путем
последовательного сложения своих собственных элементов: “над
фразеологическим уровнем и его единицами нет других уровней и
единиц, по отношению к которым как единицам высшего порядка
инварианты единиц фразеологического уровня являлись бы единицами
низшего порядка”114. Подобные построения теоретически возможны,
однако носят экспериментальный характер и, как правило, направлены
на достижение юмористического эффекта, н-р: Эту белую ворону

113
Копыленко М.М. Попова З.Д. Очерки по общей фразеологии: Проблемы, методы,
опыты. Воронеж, 1978.
114
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.98-99.
48
хлебом не корми, только дай перемыть косточки вавилонской блуднице
или подложить свинью прекрасному полу.
6. Подавляющее большинство ФЕ обладает целостным значением
и дискретной (расчлененной) структурой. “Эта глубинная
противоречивость проецируется на многие свойства фразеологизма и
создает особый, присущий ему внутренний динамизм.”115
Отношение членимых языковых единиц к этому признаку более
последовательное и дифференцированное. Так, морфемы обладают
только недискретными формой и содержанием, ЛЕ – недискретной
формой и дискретным содержанием, синтаксические единицы –
дискретными формой и содержанием. В рамках же фразеологической
подсистемы языка эти признаки четко не дифференцируются по
уровням.
7. Все ФЕ характеризуются наличием свойства асимметрии формы
и содержания: значение ФЕ, как правило, не выводится или не
полностью выводится из значений составляющих ее компонентов,
которые зачастую являются формально и семантически
преобразованными.
Признак асимметрии на уровне ФЕ имеет еще одно проявление.
Известно, что при “рождении” ФЕ происходит переосмысление
исходной формы и исходного значения того построения, которое
выступает в качестве ее производящей основы. При этом данный
процесс характеризуется асимметричностью: преобразования на уровне
содержания оказываются масштабнее, чем на уровне формы. Причина
этого кроется в характере лексической и грамматической семантики:
первая является конкретной, вторая – абстрактной, формализованной.
Таким образом, и с точки зрения знаковой теории языка ФЕ и ее
производящая единица – это разные факты языка.
Двойственность уровневой организации большинства ФЕ,
асимметрия формы и содержания, целостность значения и дискретность
формы ФЕ не позволяют жестко “приписать” их к определенному
уровню языковой системы и, вероятно, свидетельствуют о том, что
данная группировка ФЕ лишена свойства системности.
В-пятых. ФЕ тесно связаны с определенным уровнем языка,
производными от которого они являются. Кроме того, они отличаются
друг от друга по сложности структурно-семантической организации и
функциональной специфике. Поэтому некоторую логику в их
поуровневом расположении все же можно установить, приняв во
внимание факт их расположения от более простого типа ФЕ (МФЕ) к
115
Мокиенко В.М. Фразообразование и семантика фразеологизмов // Словообразование и
фразообразование. М., 1979. С.149.
49
более сложному (ЛФЕ и далее – СФЕ). Отсюда, некоторые черты
системной организации группировке ФЕ все же присущи, поэтому
можно говорить о существовании фразеологической подсистемы языка.
Итак, данную совокупность языковых единиц целесообразно
представить в виде системы, располагающейся вертикально (ср., н-р, со
стилистической системой и др.). Такое расположение
фразеологического материала позволяет подчеркнуть двойственность
их природы: обращенность к конкретному уровню языка, с одной
стороны, и наличие общих фразеологических признаков – с другой.
Таким образом, фразеологию можно определить как
фразеологическую систему, в которой формально сохраняется
поуровневое распределение языкового материала, или как подсистему
по отношению ко всей языковой системе в целом. При рассмотрении
ФЕ с точки зрения их связи с определенными уровнями языковой
системы (т.е. по горизонтали) их соответствующие группировки можно
назвать фразеологическими подуровнями: подуровень МФЕ,
подуровень ЛФЕ и подуровень СФЕ. Анализ же ФЕ, предполагающий
противопоставление единиц различных подуровней, т.е. в рамках
фразеологической подсистемы, позволяет называть их уровнями
фразеологической системы языка.
С учетом вышеизложенного языковую систему и отношения между
ее составляющими (подсистемами и уровнями) можно представить
следующим образом:

Синтаксис → Синтаксическая фразеология



Лексика → Лексическая фразеология

Морфология → Морфологическая фразеология

Отношения между языковыми ярусами “основной” подсистемы


языка (морфологическим, лексическим и синтаксическим), как уже
было отмечено, являются отношениями двусторонними, носят
иерархический (вертикальный) характер и соответствуют отношениям
взаимной детерминации (или взаимной внутренней зависимости,
интердепенденции; градуальные отношения): один языковой уровень
предполагает наличие другого, и наоборот. Отношения между
отдельным языковым уровнем и его фразеологическим подуровнем,
например, между лексикой и лексической фразеологией, являются
отношениями односторонними, имеют характер детерминации (или
односторонней внутренней зависимости; привативные отношения) и

50
располагаются на оси координат по горизонтали: определенный
языковой уровень предполагает существование соответствующего
фразеологического подуровня, но не наоборот. Отношения между
фразеологическими подуровнями (морфологическим, лексическим и
синтаксическим) квалифицируются как отношения индетерминации
(или совмещения, констелляции; эквиполентные отношения): все
фразеологические подуровни языка совмещаются друг с другом как
логически равноправные и ни один из них не предполагает
существования другого. Такие отношения имеют неопределенный
характер, т.к. в них направление зависимости не выражено и они
включают в себя отношения как конъюнкции («и – и»), так и
дизъюнкции («или – или»). Каждый из фразеологических подуровней
может существовать как самостоятельно, изолированно, так и в
сочетании с другими подуровнями фразеологии.
Таким образом, языковую систему в лице ее основных ярусов
(уровней) характеризуют наиболее тесные, двусторонние связи и
отношения. Эти связи и отношения между основным уровнем и его
подуровнем оказываются односторонними, а потому менее тесными.
Отношения же между соответствующими фразеологическими
подуровнями оказываются наиболее свободными, что составляет
специфику данной подсистемы языка, которая, как показал ее анализ,
имеет как горизонтальное (в первую очередь, т.к. каждый подуровень
детерминирован прежде всего соответствующим уровнем языка), так и
вертикальное членение. Эта двойственность фразеологической системы
языка (обращенность, с одной стороны, к определенному уровню языка,
с другой – ко всем остальным фразеологическим подуровням
одновременно), судя по всему, ослабляет ее системные характеристики
и лишает свойства иерархичности. Кроме того, слабая
структурированность, некоторая “аморфность” фразеологической
подсистемы языка объясняется спецификой самих ФЕ, категориальным
признаком которых является слабость влияния грамматического
(морфологического и синтаксического) аспекта в плане организации ФЕ
как языковой единицы.
Итак, возможен двойной подход к изучению феномена языковой
фразеологии: как к целостному объекту, объединяющему аспекты
морфологической, лексической и синтаксической фразеологии, и как к
явлению частному, связанному с конкретным языковым уровнем (или
подуровнем).
Данный уровень обобщения сведений о языковой системе
позволяет сделать следующие выводы. Языковая система имеет
универсальное устройство, которое проявляется в действии однотипных

51
законов во всех ее частях. Так, в языковой системе имеются единицы,
строящиеся по двум основным моделям: с соблюдением правил
интеграции единиц одного уровня и с нарушением этих правил. Данный
критерий, положенный в основу классификации языковых единиц,
позволяет говорить о наличии двух типов единиц в системе языка –
“нормативных” (“правильных”, со свободной организацией элементов,
т.е. членимых) и “ненормативных” (“неправильных”, “аномальных”, с
несвободной организацией элементов, нечленимых, т.е. ФЕ), а также о
существовании двух параллельных “уровневых” подсистемах языка –
“основной” (фонетика, морфология и т.д.) и “дополнительной”, т.е.
фразеологической (морфологическая фразеология, лексическая
фразеология, синтаксическая фразеология).
Обе подсистемы характеризуются общими принципами
построения: наличием единиц с понятийной и непонятийной
семантикой, организацией по принципу “от более простой языковой
единицы – к более сложной” и многими другими.
Общими законами устройства отличаются и уровни
фразеологической подсистемы языка, н-р: значение ФЕ, как правило, не
равно сумме значений составляющих ее компонентов; все ФЕ обладают
различной степенью фразеологизации, а также (по этой причине)
предполагают деление на универсальные разряды сращений, единств и
т.д. и многое другое.
С другой стороны, каждая из этих языковых подсистем имеет свою
специфику и свое особое назначение в общей системе языка. Во-
первых, ФЕ представляют собой единицы более информативные. Они
выражают не только логизированное, рациональное, сигнификативное
или диктумное содержание, но также в обязательном порядке
иррациональное, коннотативное или модусное, субъективно-модальное,
эмоционально-оценочное, экспрессивное значение, которое для единиц
“основной” подсистемы языка является дополнительным,
факультативным, переменным. Таким образом, ФЕ, как правило,
совмещают предметное и эмоциональное значение. Во-вторых, ФЕ как
единицы нечленимые являются более экономными по сравнению с
членимыми. В-третьих, фразеологической подсистеме не свойствен
признак иерархичности ее построения. И многое другое.
Своеобразием отличаются и отдельные уровни фразеологической
подсистемы языка. Они различаются: количеством ФЕ, их структурно-
семантической организацией, моделями построения, механизмом
фразеологизации, степенью фразеологичности и т.д. Это обусловлено,
прежде всего, спецификой устройства “основных” уровней языка,
которые их детерминируют по всем аспектам: с точки зрения знаковой

52
теории языка, проблемы соотношения языка и мышления, языка и речи
и т.п. Так, например, с точки зрения знаковой теории языка различаются
морфема, с одной стороны, и лексема и предложение – с другой.
Неавтономность номинативной функции морфем не позволяет им
создавать ФЕ, которые бы представляли собой параллельную систему
языковых средств, как это имеет место на лексическом и
синтаксическом уровнях. Специфичны и механизмы фразеологизации
значения ФЕ: у ЛФЕ он обусловлен переосмыслением значения
производящего построения, а на уровне СФЕ – является результатом
обобщения, генерализации конкретного семантического наполнения
мотивирующей синтаксической конструкции. И многое другое.
Все это еще раз подтверждает тезис об универсальности
устройства языковой системы в целом и ее отдельных частей, о
целесообразности выделения фразеологии в качестве самостоятельной
подсистемы языка, о необходимости различения в составе
фразеологической подсистемы отдельных уровней, а также о праве
существования теории общей фразеологии как самостоятельной
лингвистической дисциплины.

1.5. Теория общей фразеологии как лингвистическая дисциплина

Фразеология как языковая подсистема включает в свой состав


следующие уровни: морфологическую фразеологию, лексическую
фразеологию и синтаксическую фразеологию. Следовательно, можно
говорить о существовании соответственно МФЕ, ЛФЕ и СФЕ.
Отсюда, фразеология как лингвистическая дисциплина имеет три
раздела: общую фразеологию, частную фразеологию и методы
исследования фразеологических единиц. Каждый из разделов
характеризуется наличием своих особых объекта, предмета, цели, задач
и методов изучения ФЕ.
Общая фразеология дает определение ФЕ, устанавливает ее
категориальные свойства, определяет объем и границы
фразеологического материала, отграничивает объект фразеологии от
единиц смежных языковых уровней, формулирует предмет, цель, задачи
и методы изучения фразеологии.
Частная фразеология занимается реализацией всех параметров,
устанавливаемых общей фразеологией, применительно к ФЕ
конкретных уровней фразеологической подсистемы языка или
относительно конкретных свойств ФЕ в пределах всей
фразеологической подсистемы в целом. В связи с этим в рамках
частной фразеологии целесообразно различать морфологическую
53
фразеологию, лексическую фразеологию, синтаксическую фразеологию,
стилистическую фразеологию и т.д.
Раздел методы исследования фразеологических единиц формирует
набор адекватного инструментария, призванный обеспечить
эффективное изучение ФЕ.

54
Глава II. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ
СИНТАКСИЧЕСКОЙ ФРАЗЕОЛОГИИ

2.1. Понятие нечленимого предложения

В синтаксисе, как и на лексическом уровне языка, имеется


некоторое количество единиц, которые отличаются от основного их
пласта тем, что проявляют значительную структурную и семантическую
слитность образующих их компонентов (Как бы не так!, А ещё
товарищ!, А то он сам не знает! и др.): “В составе современного
русского языка находятся такие ряды близких по строению
фразеологизмов, которые являются результатом не преобразований
какого-то определённого фразеологического словосочетания, а скорее
результатом своеобразной лексикализации отдельных синтаксических
конструкций, имеющих (именно как конструкции, а не сочетания каких-
то конкретных слов) фразеологический характер.”116 Это согласуется и с
мнением А.И. Смирницкого, который утверждал, что в составе
различных, вероятно, даже всех языков, имеется некоторое число
языковых единиц, являющихся непосредственным выражением чувств,
волевых побуждений, реакций на какое-либо явление, в частности − на
высказывание собеседника, на его предложение или вопрос.117
Такие построения свойственны преимущественно разговорной
речи, которая чаще всего прибегает к клишированным, иногда
усеченным сокращениям и деграмматикализованным формам, которые
всплывают в языковом сознании как готовые реакции на типовые
ситуации.118
Таким образом, можно говорить не только о лексической, но и о
синтаксической фразеологии как подразделе синтаксиса и
соответственно о синтаксических фразеологизированных единицах
(СФЕ), синтаксических фразеологизмах (СФ) или
фразеологизированных предложениях119 (ФП).
Последние два термина используются Грамматикой-80, однако в
современной лингвистической науке пока отсутствуют
фундаментальные работы, посвященные изучению синтаксической
фразеологии как раздела теории общей фразеологии. Результатом этого
116
Шмелёв Д.Н. Современный русский язык. Лексика. М., 1977. С.327.
117
Смирницкий А.И. Значение слова // Вопр. языкознания. 1955. №2. С.89.
118
Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики. Учебное пособие. М., 1998. С.71.
119
Лекант П.А. Синтаксис простого предложения в современном русском языке. М., 1974.
С.151.
55
является фрагментарное описание синтаксических фразеологизмов в
Грамматиках и учебниках, которое дается лишь в связи с
рассмотрением различных структурно-семантических типов членимых
синтаксических конструкций. Отсюда, синтаксические фразеологизмы,
к примеру, в Грамматике-80 даются в разделе не только “Простое
предложение”, но и в разделе “Субъективно-модальные значения”.
Называются они в этих разделах также по-разному: “предложения
фразеологизированной структуры” и “синтаксические фразеологизмы”
соответственно. При этом отсутствует дифференциация синтаксических
фразеологизмов по степени структурно-семантической слитности
компонентов (ведущий критерий), а также по характеру синтаксической
структуры предложения (сложная или простая). Таким образом,
подсистеме синтаксической фразеологии (или подуровню синтаксиса)
еще предстоит пережить свое рождение.
Синтаксическая фразеология представлена различными типами
синтаксических фразеологизмов или нечленимых предложений. Под НП
Грамматика-80 понимает построения “с индивидуальными
отношениями компонентов и с индивидуальной семантикой. В этих
предложениях словоформы связываются друг с другом идиоматически,
не по действующем синтаксическим правилам функционируют
служебные и местоимённые слова, частицы и междометия”120. Такие
единицы “...строятся не по живым действующим в языке правилам, а
представляют собою изолированные структуры – следы когда-то
свободных и легко расчленяемых построений”121. Подобные построения,
по мнению Л.П. Якубинского, “... становятся как бы окаменелыми,
превращаются в своего рода сложные синтаксические шаблоны;
членение фразы в значительной мере стирается и говорящий почти не
разлагает её на элементы. Воспроизведение, мобилизация такой фразы
есть воспроизведение привычного шаблона или «речения»...”122.
В.В. Виноградов справедливо отмечает коммуникативно-
синтаксический статус НП: “...нельзя сомневаться в том, что этим
выражениям или высказываниям присуща интонация сообщения.”123
В настоящем пособии под нечленимыми предложениями
понимаются синтаксические единицы, обладающие устойчивостью,
воспроизводимостью, целостностью, идиоматичностью, специфическим

120
Русская грамматика. / Гл. ред. Н.Ю. Шведова. Т.2. М, 1980. С.383.
121
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.269.
122
Якубинский Л.П. О диалогической речи // Русская речь / Под ред. Л.В. Щербы. Л.,
1923. Вып.1 С.175.
123
Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения //
Вопр. языкознания. 1954. №1. С.13.
56
характером отношений между компонентами, а также выполняющие в
языке коммуникативную и эстетическую функции.
В современном языке наблюдается тенденция к увеличению
количества НП, что свидетельствует о стремлении языка к
конвенциализации, устойчивости, системности, регулярности и
объясняется такими наиболее характерными свойствами нечленимых
синтаксических построений, как экономность, эмоциональность и
высокой степени экспрессивность. НП выступают в качестве одного из
наиболее ярких средств эмоционально-экспрессивной экспликации
коммуникативного смысла.
НП представляют собой пласт языковых единиц, широко
употребляемых в разговорной речи: “...разговорной речи в наибольшей
по сравнению с другими стилями степени свойственна
фразеологичность, понимая под последней “живописный способ
выражаться”, реализованный в устойчивых языковых единицах и их
речевых вариантах”124.
Особенности их списка (как в количественном, так и в
качественном отношении), лексического и морфологического
наполнения, моделей построения, условий употребления и т.п.
составляют самобытность любого языка: они отражают специфику
языка, языкового мышления коммуникантов, стратегии общения между
людьми, а также уровень эмоциональности носителей того или иного
языка. По мнению В.Г. Белинского, фразеологический фонд или
фразеологический состав языка – это “неисчерпаемое богатство
идиомов”, которые составляют “народную физиономию языка, его
оригинальные средства и самобытное, самородное богатство”125.
Нечленимость как категориальное свойство НП может быть
разноаспектной (синтаксической, морфологической, лексической и
семантической) и присуща им в различной степени, что определяется
спецификой каждого из них и является основанием для создания
типологии НП.

2.2. Причины и условия появления нечленимых


предложений

Как известно, язык трансформируется вместе с развитием


общества. За последние полтора десятка лет значительно изменился
облик нашего государства в сторону демократизации всех сторон его
124
Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. М., 1976. С.180.
125
Белинский В.Г. Басни Ивана Крылова. Полн. собр. соч. Т.IV. М., 1954. С.151.
57
жизни. В языке также наблюдаются подобные процессы, в связи с чем
более интенсивно и свободно стали употребляться формы,
позволяющие говорящему смело выражать свое мнение, свою
индивидуальность и независимость. Как результат, в языке получили
широкое распространение единицы эмоционально-оценочного и
экспрессивно-иронического характера, к которым относятся и НП, н-р:
– Слушай, спроси у него: почему это красные нас должны побить? – К
черту! – буркнул поручик. – Нет, ты спроси. – К черту! Пошел к
черту! – Спрашивай, тебе говорят! /М. Шолохов. Тихий Дон/; – А ты
посоветуйся с ним. – Ага, посоветуйся! Жди! Даст он тебе совету! /И.
Гончаров. Обыкновенная история/.
Вместе с трансформацией ПП как одной из основных
синтаксических единиц происходят изменения и на других уровнях
синтаксиса − ССЦ, контекста, текста. Среди них также отмечаются
новые образования. Наиболее активно они дают о себе знать в XIX и
особенно в XX веке. К этому времени, как отмечает М.В. Панов,
“некоторые грамматические формы оказались перегружены
значениями. Естественно, что в языке были использованы способы их
разгрузки от чрезмерного полисемантизма... Возможным оказалось
перераспределение значений, такое их размежевание по разным
грамматическим формам, которое уменьшает семантическую
перегруженность отдельных форм..; особенно если одна из
перегруженных форм имела значения, свойственные другой форме”126.
Это одна из многих причин возникновения новых синтаксических
явлений и, в частности НП.
Другая причина обусловлена избытком информации, стремлением
передать максимальное количество информации, использовав для этого
минимум языковых средств. Как утверждает Т.М. Николаева127,
развитие языка, действительно, происходит по пути увеличения
количества передаваемой информации в единицу времени.
Синтаксические конструкции формально упрощаются, одновременно
усложняясь содержательно. “Требование краткости побуждает искать
слова, которые могли бы заменить целые словосочетания...
...Структурные схемы предложений, утвердившиеся в языке,
подвергаются изменениям до такой степени, что одно слово может
выполнять функцию предложения”.128 Широко используются

126
Панов М.В. Глава 1. Вступление // Морфология и синтаксис современного русского
литературного языка. М., 1968. С.15.
127
Николаева Т. М. Лингвистика начала XXI века: итоги и перспективы. Тезисы
международной конференции Т. 2. М., 1995. С.379-382
128
Савченко А.Н. Лингвистика речи // Вопр. языкознания. 1986. №3. С.64.
58
построения с расчленённой подачей информации, т.е.
сегментированные конструкции, а также присоединительные,
прерванные, парцеллированные, нечленимые синтаксические структуры
и т.д., н-р: − Подойти к ним?.. Ни за что! − сверкнуло у меня в
голове /И. Тургенев. Ася/; Ср.: − Я не подойду к ним ни за что на
свете!.
Появление особых коммуникативных единиц языка происходит в
условиях устной речи благодаря действию некоторых универсальных
принципов организации устного высказывания. При этом результаты
функционирования этих принципов могут оказаться неодинаковыми.
Так, действие принципа отсутствия предварительного обдумывания
влечёт за собой на синтаксическом уровне диаметрально
противоположные результаты. Оно обусловливает продуцирование в
речи построений, с одной стороны, с немотивированной, неясной
синтаксической организацией, слабооформленных, с другой −
устойчивых, автоматически воспроизводимых в речи в виде готовых
форм (к последним относятся и НП).
Вторая тенденция является ведущей, т.к. речевая деятельность
человека строится преимущественно на использовании готовых
коммуникативных единиц. “Формируя высказывание, мы обязательно
прибегаем к схемам, шаблонам, клише. А без овладения жанрово-
ролевыми стереотипами общения, в которых языковые единицы
достаточно прочно увязаны с типическими ситуациями, взаимодействие
языковых личностей было бы затруднено.”129
“Наше повседневное общение широко использует клишированные,
стереотипные речевые блоки, которые обслуживают часто
повторяющиеся коммуникативные ситуации. Встречаясь с другом,
подругой, мы произносим: «Привет!», «Как дела!», «Как жизнь
молодая?». В ответ слышим: «Привет!», «Все нормально!», «Жизнь бьет
ключом!» и т.п. Подобные формулы, разумеется, не предполагают
сложных перекодировок во внутренней речи с УПК (универсально-
предметный код) на вербальный код. Они всплывают в сознании
говорящего по принципу «стимул – реакция». По ассоциативному
принципу развивается и разговорный диалог между хорошо знакомыми
между собой собеседниками. Его движение обычно протекает путем
«соскальзывания» с одной темы на другую. Участники общения здесь
понимают обращенные к ним высказывания с полуслова, широко
опираясь на общую ситуацию речи. В подобном типе коммуникации нет

129
Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики. Учебное пособие. М., 1998.
С.157.
59
необходимости использования развернутых, грамматически правильных
конструкций. Такая разновидность речи близка к речи внутренней.”130
Таким образом, НП − это речения, обязанные своим
возникновением, с одной стороны, принципу автоматизма речи131, когда
они появляются в речевом потоке в условиях высокочастотных
повторяющихся ситуаций (ситуативный сигнал, вызывающий их, также
стандартен). В свою очередь, автоматизм речевого поведения человека
(как и других видов поведения) обусловлен социальным фактором,
связанным с боязнью человека остаться “в изоляции”.132 С другой
стороны − принципу экономии, когда высказывания различной
протяжённости (как свободные, так и фразеологизированные)
сворачиваются (кодируются) до формул минимального размера,
выражающих их категориальное значение. Принцип “экономии
языковой работы” является ведущим фактором при организации устно-
разговорной формы речи. Он выступает причиной стандартизации речи,
которая предполагает “ограничение разнообразия”.133 Принцип
языковой экономии был установлен И.А. Бодуэном де Куртенэ134 и
разработан Е.Д. Поливановым135.
Принцип экономии действует не только при формировании НП, но
и при их дальнейшем функционировании. Это проявляется в линейном
сокращении некоторых устойчивых выражений, н-р: До скорого
<свидания>!; Иди ты <к черту>!; Что ты <говоришь>! и т.п.
Существенное влияние на действие принципа экономии оказывают
факторы, которые лежат вне сферы языка. Это, во-первых, особенности
самого субъекта речи, который стремится к максимальной
эффективности речи, характеризующейся не только свойством
точности, но и её производительностью, которая возможна при
максимальном темпе, имеющем, однако, свои пределы, либо при
кодировании членимых высказываний в более экономные, нечленимые
единицы, являющиеся “заместителями” первых. Во-вторых,
значительная часть информации, относящейся к содержанию

130
Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики. Учебное пособие. М., 1998.
С.70.
131
Лаптева О.А. Русский разговорный синтаксис. М., 1976. С.124.
132
Педагогика высшей школы. Ростов н/Д, 1972. С.121.
133
Матевосян Л.Б. Прагматический эффект нестандартного употребления стандартных
высказываний // Филол. науки. 1997. №4. С.96.
134
Бодуэн де Куртенэ И.А. Языкознание, или лингвистика, XIX века // Избранные труды
по общему языкознанию. Т.2. М., 1963.
135
Поливанов Е.Д. Где лежат принципы языковой эволюции? // За марксистское
языкознание. М., 1931.
60
конкретного речевого акта, как правило, уже выражена в конситуации,
что позволяет избегать её вербализации и тем самым экономить время и
“речевые усилия”. В-третьих, другая не менее внушительная часть
информации имплицитно (неявно) присутствует в контексте речевого
акта в форме различного рода пресуппозиций (общего фонда знаний о
реальной действительности). Всё это даёт возможность существенно
сократить расходование языковых средств в процессе коммуникации и
время на их репрезентацию.
Таким образом, именно противоречие между потребностями
человека в эффективных средствах коммуникации и его
ограниченными, неадекватными возможностями в сфере языка
стимулирует появление более экономных средств и единиц выражения
человеческой мысли, к которым относятся и НП. По справедливому
утверждению Р.А. Будагова, противоречие между потребностями
говорящих на данном языке и ресурсами языка, которое возникает в
каждую историческую эпоху, вообще является основной причиной
языкового развития.136 Направление разрешения подобных
противоречий детерминировано характером самой языковой системы,
позволяющей осуществлять подобные трансформации.
В результате действия принципа экономии план выражения более
экономной языковой единицы оказывается осложнённым за счёт
невербализованной части соотносимой с ней развернутой
синтаксической конструкции. Новое синтаксическое построение
становится информативно более напряжённым, что создаёт
дополнительную специфику таких единиц и позволяет им приобретать
новые свойства, обусловленные нестандартным для них соотношением
формы и содержания.
Действие линейно-динамического принципа, согласно которому
информативные центры высказывания доносятся до слушателя
раздельно, последовательно во времени, а наиболее информативно
значимый центр высказывания стремится занять инициальное
положение, в сфере специфических построений устно-разговорного
синтаксиса оказывает влияние как на словорасположение, так и на
сферу структурно-грамматическую, также обусловливая возникновение
специфических нечленимых синтаксических моделей.
На появление и функционирование предложений, формально и
семантически нечленимых, влияет и принцип превалирования в
разговорной речи семантического плана высказывания над
формальным, который проявляется в построении подобных единиц
синтаксиса по особым моделям языка, являющимся результатом
136
Будагов Р.А. Приемы развития языка. М.-Л., 1965. С.31-33, 36 и др.
61
распространения принципа актуального членения, семантического по
своей сути, на всю область словорасположения.
В дополнение к общим причинам, детерминирующим появление
различных типов НП, необходимо отметить также специфические
факторы, которые обусловливают рождение отдельных их разрядов.
Так, появление нечленимых неноминативных предложений
обусловлено прежде всего той формой мысли, которую они выражают −
цельной, нерасчленяемой на отдельные понятия, но имплицитно
(неявно) их предполагающей. Вообще наличие в языке синтаксических
построений, различных по своему характеру, связано с особенностями
выражаемой такими речениями мысли, а отсюда и значения.
По мнению психологов, наше мышление оперирует как минимум
двумя формами мысли: 1) конкретной, чётко структурированной, с
определёнными границами и объемом содержания и 2) обобщённой,
структурно нерасчлененной, с размытыми границами и
неопределенным до конца объёмом. Для выражения первой в языке
существуют соответствующие синтаксические средства − членимые
предложения. Вполне закономерным является стремление
коммуникантов подобрать единицы языка, пригодные для выражения и
нерасчленённой мысли, т.к. речь должна быть формально адекватной ее
содержанию.
Единицами, адекватными нечленимой мысли, являются НП, в
частности нечленимые неноминативные предложения. Такие структуры
приобретают особое значение для русского языка и для его носителей,
потому что, как справедливо утверждает А. Вежбицкая, русскому языку
и культуре свойственна “иррациональность” (или “нерациональность”)
− в противоположность так называемому научному мнению..;
подчеркивание ограниченности логического мышления, человеческого
знания и понимания, непостижимости и непредсказуемости жизни”137.
Русскому человеку в большей степени свойственно образное мышление,
тесно связанное с высокой степенью эмоционального накала
разговорной речи особенно в устном её варианте. Этими внеязыковыми
фактами может в какой-то степени быть объяснено широкое
распространение в русском языке НП.
Причин появления нерасчлененной мысли две: экономия
(сокращение времени мыслительных операций, а также
интеллектуальных усилий) и непонимание (поверхностное
проникновение в предмет мысли либо из-за отсутствия времени, либо
из-за недостатка требуемой для этого информации). Таким образом, как

137
Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996. С.34.
62
нерасчлененная мысль базируется на расчлененной, логически из нее
вытекает, так и НП основываются в конечном итоге на членимых.
К собственно языковой причине появления нечленимых
неноминативных предложений относится то, что они часто образуются
из слов и семантически эквивалентных им фразеологизмов, не имеющих
понятийного значения вообще и потому не способных функционировать
в качестве членов предложения, или из слов, утрачивающих
номинативность при переосмыслении в речи в результате их
употребления в качестве самостоятельного высказывания.
Ещё одна причина определяется характером семантики
нечленимых неноминативных предложений, которая представляет
собой модусную пропозицию. “Общеизвестно, что модусные единицы
сильно подвержены редукции. В каждый данный момент в любом языке
представлены стандартные формулы выражения модуса, находящиеся
на разных ступенях редукции”.138
К причинам социально-психологического характера, кроме
стереотипности ситуаций общения, относится еще целый набор
факторов. Так, “…люди, используя язык в своей общественной
практике, по-разному относятся к языку, к одним и тем же языковым
явлениям и, предпочитая одни, отвергают другие”139. Предпочтение, в
свою очередь, порождает частотность, которая приводит к появлению
речевого стереотипа. С другой стороны, частотность заметно
усиливается благодаря наличию в языке готовых речевых
произведений.
Коммуникативная направленность языка вызывает потребность в
стандарте, который является одним из принципов построения
организованных социальных систем.140 В целом можно отметить, что на
современном этапе развития языка в условиях массовой коммуникации
тенденция к стандарту активизировалась.141 Это объясняется
повышением эффективности коммуникации в стереотипных условиях
взаимодействия между говорящими. Стандартность условий общения
устраняет случаи непонимания друг друга.

138
Черемисина М.И., Колосова Т.А. Очерки по теории сложного предложения.
Новосибирск, 1987. С.35.
139
Швейцер А.Д., Никольский Л.Б. Введение в социолингвистику. М., 1978. С.11.
140
Соковнин В.М. О природе человеческого общения (Опыт философского анализа)
Фрунзе, 1974. С.105; Левкович В.П. Обычай и ритуал как способы социальной регуляции
поведения. М., 1976. С.212.
141
Протченко И.Ф., Черемисина Н.В. Лексикология и стилистика в преподавании
русского языка как иностранного (динамика, экспрессия, экономия). М., 1986; Матевосян
Л.Б. Стационарные предложения в современном русском языке. Ереван, 1992.
63
Формулы речевого общения (или стандарты), по мнению И.А.
Поповой, вырабатываются на основе широкого коллективного
народного опыта, накопленного в процессе общественно-речевой
практики.142
Все это, в свою очередь, свидетельствует о расширении сферы и
границ языковой фразеологии, а также о прочных позициях
синтаксических ФЕ в системе средств повседневного общения.

2.3. Типология нечленимых предложений

НП допускают классификацию по различным основаниям, что


позволяет более или менее чётко дифференцировать поле
синтаксической фразеологии.
По характеру структурно-семантической организации НП,
генетически восходящие к простому предложению, можно разделить на
четыре основные группы: коммуникемы143, фразеосинтаксические
схемы144, устойчивые модели и устойчивые обороты (пословицы,
поговорки, крылатые выражения и клише): 1) − Ревнуешь? − А то нет!
(“утверждение...”) /Н. Погодин. Янтарное ожерелье/; 2) − А их, таких
деревень-то, по России − ое-ей сколько!.. Где же всем поможешь!
Завязнешь к чертям... (“не поможешь всем...”) /В. Шукшин.
Непротивленец Макар Жеребцов/; 3) – Не знаешь ли, тётушка, чьи там
могилки? – Знаю! Как же! Всегда интересовалась…, ну не дурак! (“не
знаю...”) /Н. Помяловский. Мещанское счастье/; 4) Это вообще
неслыханно, ребят: доктор отказывается пить за здоровье. /Из к/ф
“Ирония судьбы или с легким паром”/.
Первые три вида НП характеризуются наличием пяти
категориальных фразеологических признаков: устойчивости,
воспроизводимости, цельнооформленности, идиоматичности и
экспрессивности. Четвертый – обнаруживает, как правило, только
четыре из них: устойчивость, воспроизводимость,
цельнооформленность и экспрессивность.
К ядру синтаксической фразеологии относятся коммуникемы и
фразеосинтаксические схемы. Степень идиоматичности устойчивых

142
Попова И.А. Неполные предложения в современном русском языке. Тр. Ин-та
языкознания. Т. II. М, 1953. С.80.
143
Меликян В.Ю. Проблема статуса и функционирования коммуникем: язык и речь:
Монография. Ростов н/Д, 1999.
144
Шмелев Д.Н. Синтаксически связанные конструкции-фразеосхемы // Синтаксическая
членимость высказывания в современном русском языке. М., 1976.
64
моделей слишком мала для включения их в эту группу, поэтому они
вместе с устойчивыми оборотами располагаются на периферии поля
синтаксической фразеологии. В связи с делением НП на ядро и
периферию можно говорить об узком и широком понимании
синтаксической фразеологии. Граница между данными подходами
обозначается признаком идиоматичности. В соответствии с узким
пониманием к синтаксической фразеологии относятся идиоматичные
(ядерные) фразеологизмы, при широком толковании – и идиоматичные
и неидиоматичные (периферийные).

65
Глава III. НЕЧЛЕНИМЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ С
НЕНОМИНАТИВНОЙ СЕМАНТИКОЙ (КОММУНИКЕМЫ)

3.1. Проблема изучения коммуникем

Статус коммуникемы (далее – K) как языковой единицы до сих пор


однозначно не определён, что затрудняет анализ текста, содержащего
подобные выражения. Почти всеми лингвистами они рассматриваются
как самостоятельный тип языковых единиц. Но в лингвистической
литературе их состав и объём квалифицируется по-разному, что связано
с неоднородностью оснований, по которым они выделяются, а также
сложностью самого предмета.
Проблема K уже давно интересует лингвистов. Впервые в
отечественной лингвистике она была поставлена ещё Ф.И. Буслаевым,
который обратил внимание только на предложения типа Да, Нет,
выражающие значение “утверждения” и “отрицания”. А.А.
Шахматовым были рассмотрены междометные предложения
императивного характера Цыц!, Брысь!, Стоп!. А.М. Пешковский
считал, что однокомпонентные высказывания, образованные из частиц
и междометий, нельзя квалифицировать в качестве предложений, т.к.
они лишены номинативности, выражают непредметное (по его словам)
значение “подтверждения” или “отрицания”. В то же время подобные
построения Р.И. Аванесов и В.Н. Сидоров145 характеризуют как
высказывания, обладающие смысловой законченностью, как слова-
предложения.
В Грамматике-60 K называются “слова-предложения”,
рассматриваются как самостоятельная функционально-структурно-
семантическая разновидность ПП и даются в разделе односоставных
предложений. Однако, часть K представлена одновременно и в разделе
“Морфология” в качестве соответствующих частиц и междометий, где
говорится, что междометия могут выступать “в качестве целого
самостоятельного предложения”146, а частицы “могут образовать
целостное высказывание”147. В результате этого данным единицам языка
приписывается двойной статус (наряду с синтаксическим и
лексический) и нарушается системность в их толковании. Грамматика-
70 определяет K как “высказывания, не воспроизводящие структурных
145
Аванесов Р.И., Сидоров В.Н. Очерк грамматики русского литературного языка. М.-Л.,
1945.
146
Грамматика русского языка. Т.1. М., 1960. С.672.
147
Грамматика русского языка. Т.1. М., 1960. С.637.
66
схем предложения и не являющиеся их регулярными реализациями”148.
Грамматика-80 квалифицирует K в разделе “Морфология” в качестве
частиц и междометий, способных выступать в роли “реплик” (или
“эквивалентов предложения”) различного характера: утвердительных,
отрицательных, эмоциональных и т.п. Лингвистический
энциклопедический словарь стоит на тех же позициях, утверждая, что
“к выполнению функции эквивалента предложения способны все
междометия”149.
Коммуникативная грамматика подобные построения определяет
как “...нечленимые, междометные предложения..., а также
многообразные устойчивые фразеологизированные обороты (Как же
так? Ну и ну! Ещё бы! Как бы не так! Вот ещё! Вот так так! Надо
же! Ну что вы! Да что вы! Да вы что!? Куда там! Где ему! и т.п.),
выступающие как самостоятельные ответные реплики или
сопровождаемые дальнейшими высказываниями”150. Там же к данному
языковому явлению применяется ещё несколько терминов −
“междометия” и “словечки”: “Если дополнить способы реакций,
приведённые выше, ещё одной группой междометий и словечек,
лишённых оценочности, но функционирующих для подтверждения,
поддержания речевого контакта (Да-да, Угу, Ага, Так-так, Ну?,
просторечное Не говори!), все эти речевые средства объединяются
контактоустанавливающими, контактоподдерживающими, реактивно-
оценочными функциями и получают достаточно обоснованное место в
ряду коммуникативных регистров”151. При этом за рамки данного
языкового материала сразу же выводятся K-волеизъявления, что
необоснованно ограничивает состав и объём K как языкового факта:
“естественно, за исключением побудительных Тпру! Нно-о! На! Тсс!
Эй! Айда! и некоторых подобных”152.

148
Грамматика современного русского литературного языка. / Под ред. Н.Ю. Шведовой.
М., 1970. С.574.
149
Кручинина И.Н. Междометия // Лингвистический энциклопедический словарь. М.,
1990. С.290.
150
Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского
языка. М., 1998. С.399.
151
Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского
языка. М., 1998. С.399.
152
Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского
языка. М., 1998. С.399.
K были выделены ещё в конце прошлого века (Добиаш, 1897). С тех
пор они получали самую разнообразную интерпретацию и
квалификацию. И только в последнее время стали предметом
углубленного изучения. Грамматическая традиция (См. работы В.В.
Виноградова, Н.Ю. Шведовой, Д.С. Светлышева, Р.П. Рогожниковой,
Е.А. Стародумовой, К.Э. Штайн, А. Бартошевич и др.) долгое время
сближала их с различными частями речи (наречиями, союзами и т.п.),
что обусловлено рядом вполне объективных причин. В работах же
последних лет (М.В. Ляпон, В.В. Бабайцева, П.А. Лекант, А.М. Ломов,
И.О. Степанян и др.) чаще они рассматриваются в качестве
коммуникативно самостоятельных единиц синтаксиса и исследуются с
позиций теории лингвистической прагматики (См. работы Т.М.
Николаевой, Р. Ратмайер, Ж. Вейранка и др.): внимание акцентируется
на прагматических условиях употребления высказываний, прежде всего
в аспекте передачи коммуникативных (прагматических) смыслов,
соотнесенных с конкретным речевым актом, т.е. на том, “как люди
используют язык”153.
Как известно, предложение − это коммуникативно-синтаксическая
единица языка, но не единственная. Традиционно выделяются
различные типы предложений, классификации которых базируются на
различных основаниях. При этом речь, как правило, идёт только о
членимых единицах синтаксиса. Но кроме предложений, обладающих
определенной моделью (схемой), существуют и нечленимые речения,
составляющие отдельный класс коммуникативных единиц,
характеризующихся своими особыми семантикой, функциями, формой,
лексикой и т.п.: − Ваня, − сказал он осторожно, − а вам, я вижу, картина
не очень?.. − Ну что ты! − сказал Жилин. − Просто я уже видел ее, да
и староват я для всех этих болот, Юрик. (“отрицание, несогласие...”)
/Стругацкие. Стажёры/.
K относятся к классу ПП, но представляют собой особый
структурный тип и не могут быть отнесены ни к двусоставным, ни к
односоставным предложениям.154 Поэтому при анализе темы “Простое
предложение” в учебных пособиях следует не только разграничивать
эти два типа ПП (членимое и нечленимое), отличающихся друг от друга
по разным аспектам, но и начинать рассмотрение данной темы с
указания на них.
Между тем в опытах создания типологии ПП не всегда учитывается
существование этой разновидности предложений. Так, Академическая
153
Никитин М.В. Предел семиотики // Вопр. языкознания. 1997. № 1. С.7.
154
См., н-р: Лекант П.А. Синтаксис простого предложения в современном русском языке:
Учеб. пособие. М., 1986. С.164.
68
грамматика-52 относит их в разряд односоставных предложений, а В.В.
Бабайцева155 включает их в ряд “двусоставное предложение −
односоставное предложение − нечленимое предложение”.
Не всегда последовательно и адекватно используется и
терминология, призванная определить статус таких построений, н-р:
“употребляемое в некоторых работах название “слова-предложения”
(Грамматика-52), состоящие только из одного слова или неразложимого
словосочетания, не вытекает из их семантико-синтаксической природы,
а является весьма условным обозначением, в основе которого лежит
чисто количественное определение − “предложения из одного слова”156.
Некоторые лингвисты, например Е.А. Земская157, В.Ф. Киприянов158
и др., отождествляют подобные построения с лексемой и приравнивают
их к определённому классу слов, пусть даже и особому:
“Коммуникативы − это лексико-грамматический класс слов,
категориальная совокупность признаков которых явно отграничивает их
от всех других лексико-грамматических классов слов (ЧР) и в то же
время ставит их в один ряд с ними в рамках единой системы ЧР”159.
Данная позиция имеет ряд недостатков. Во-первых, если какая-
либо группа слов используется в определённой специфической
функции, это ещё не является основанием для выделения её в особый
класс слов. Во-вторых, какой-либо класс слов не может
характеризоваться выполнением лишь одной функции, не свойственной
остальным классам слов, т.к. его морфология и функциональная
самостоятельность, обособленность ставит его вне системы языка, где
лексемы, входящие в этот класс слов, не могут пересекаться с другими
словами ни по одной из обозначенных линий. В-третьих, все слова,
даже полнозначные, теряют свою номинативность в составе НП.
Отсюда напрашивается вывод о том, что такие слова способны
выполнять особую, коммуникативную функцию, а также выражать
особое, нестандартное, не свойственное им в системе языка значение
лишь в составе определенной синтаксической структуры, что не может
являться основанием для выделения их как специфического класса слов.

155
Бабайцева В.В. Русский язык. Синтаксис и пунктуация. М., 1979.
156
Современный русский язык. Ч. II (Морфология. Синтаксис) / Под ред. Е.М. Галкиной-
Федорук. М., 1964. С.438.
157
Земская Е.А. Русская разговорная речь: лингвистический анализ и проблемы обучения.
М., 1987.
158
Киприянов В.Ф. Проблемы теории частей речи и слова-коммуникативы в современном
русском языке. М., 1983.
159
Киприянов В.Ф. Проблемы теории частей речи и слова-коммуникативы в современном
русском языке. М., 1983. С.92.
69
Более того, такие предложения не расчленяемы на отдельные
лексические компоненты, в связи с чем не представляется возможным
произвести анализ последних с точки зрения семантики, формы,
сочетаемости и т.п. в синхроническом аспекте. Слова в рамках K
десемантизируются и функционируют в качестве неразложимого
единства: ”...слово не обязательно выступает в предложении в том же
самом смысле, который оно имеет как самостоятельная единица”160.
Например: [Кулигин:] Как бы нибудь, сударь, ладком дело-то сделать!
Вы бы простили ей, да и не поминали никогда. Сами-то, чай, тоже не
без греха! [Кабанов:] Уж что говорить! (“согласие...”) /А. Островский.
Гроза/.
Список лексем, способных входить в состав K, в основном
исчисляем (в синхронии), хотя и открыт. В него включаются ЛЕ разных
частей речи. Объединить их в один особый лексико-грамматический
разряд слов не представляется возможным. С другой стороны, не все
лексемы, обнаруживаемые в составе K, можно подвести под разряд
частиц, междометий или какой-либо другой части речи. Поэтому K −
это не особая лексема и не особая часть речи, а особым образом
функционирующая единица языка, характеризующаяся наличием
коммуникативной функции и выполнением текстообразующей роли,
что вынуждает признать её синтаксический статус. Функциональный
аспект в данном случае оказывается доминирующим.
Функциональный аспект вообще является основным критерием
классификации единиц языка. Функциональным признаком
предложения служит то, что данная единица языка выступает в качестве
сообщения161. K также обладает свойством сообщения. Следовательно,
K − это единица синтаксиса.
K строятся на основе уже существующих единиц различных
языковых уровней (ЛЕ, лексических ФЕ, предложений), а также на базе
уникальных сочетаний лексем и словоформ, которые функционируют
только в роли K. Это свидетельствует о том, что для языковых единиц
первого типа это непрямое употребление является лишь одной из
функций или одним из значений, а для вторых − это единственная
функция и единственное значение. Следовательно, существует особый
разряд коммуникативных единиц, способный употребляться только в
качестве K: Так точно!, Никак нет!, Чёрт с ним!, Чёрта с два!,
Ёлки-палки!, Язви тебя в душу!, Чёрт-те что!, Тьфу тебе!, Забодай

160
Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С.133.
161
Шведова Н.Ю. Предложение // Лингвистический энциклопедический словарь. М.,
1990. С.395.
70
тебя комар! и т.п. Именно последние и осознаются как наиболее яркие
представители своего класса, составляющие его ядро, а также
позволяют говорить о K как особой единице синтаксиса.
K не выражают синтаксических связей и отношений в отличие от
лексических единиц (словоформ).
Другим, не менее распространённым для обозначения K, является
термин “релятив”, предложенный Г.В. Валимовой. “Под релятивами
понимаются речевые коммуникативные единицы ситуационного
характера, служащие реакцией на восприятие каких-либо явлений, но
выраженные не с помощью номинативных значений слов.”162 Данный
термин представляется одним из наиболее удачных, хотя
применительно к синтаксической единице языка он не вполне точно
отражает её суть, т.к. не учитывает функционального характера
высказывания, а именно, его коммуникативной направленности. В силу
своей этимологии термин “релятив” подчёркивает зависимость
непредикативной коммуникативной единицы от предшествующей
реплики (или любого другого стимулирующего ее фактора), а также её
ситуационный характер. Таким образом, он указывает как бы на три
линии соотнесённости K с компонентами акта коммуникации: с
предшествующей репликой, с конкретной ситуацией, а отсюда, и с
антиномией “говорящий-слушающий”.
Некоторые исследователи синтаксиса русской речи, пытаясь
систематизировать имеющийся материал, часто выходящий за рамки
существующих представлений, нередко идут по пути неоправданного
усложнения классификации и системы терминов. Так, например, О.Б.
Сиротинина (вслед за Г.В. Валимовой) предлагает называть все
коммуникативные единицы синтаксиса “коммуникатами”,
дифференцируя их при этом на “предложенческие коммуникаты” и
“непредложенческие коммуникаты”: “... предложение − это
самостоятельная единица текста (самостоятельный коммуникат)”163, т.е.
“предложенческий коммуникат”. Данная терминология достаточно
громоздка, не отражает сути называемых предметов, а главное
избыточна. Термин коммуникат тем более неудачен, поскольку он уже
используется по отношению к иной единице синтаксиса, и его
применение создает дополнительные трудности терминологического
характера (коммуникат − часть текста, обладающая относительной
смысловой завершенностью, некоторый информационно-тематический

162
Валимова Г.В. Функциональные типы предложений в русском языке. Ростов н/Д, 1967.
С.133.
163
Сиротинина О.Б. Лекции по синтаксису современного русского языка. М., 1980. С.97.
71
блок, иерархически организованный цепью высказываний и входящих в
них синтагм164).
В русистике существует мнение о том, что нечленимые
неноминативные предложения следует рассматривать в качестве
неполных. Одним из первых эту мысль высказал Ф.И. Буслаев165.
Позднее она была поддержана В.С. Федосеевой166 и некоторыми
другими исследователями.
Сходство между К и неполным предложением является лишь
формальным, внешним. Как неполные предложения, так и полные их
варианты, обладают категорией предикативности (другое дело, что она
по каким-либо причинам может быть не выражена у них формально). В
К же отсутствует грамматический центр предложения в силу ее
грамматической нечленимости. Глагольные лексемы, входящие в состав
К, семантически и грамматически “опустошены” и самостоятельно не
выражают никакого значения. Хотя в некоторых случаях отдельные
грамматические характеристики могут быть приписаны К с опорой на
контекст (реплику-стимул) и в качестве фактов сугубо речевых (в
противоположность языковым), синтаксически и контекстуально
обусловленных: Только после обеда, когда Аннинька, выполняя
родственный обряд, подошла поблагодарить дяденьку поцелуем в щеку,
он в свою очередь потрепал ее по щеке и вымолвил: − Вот ты какая!
(“положит. оц., одобрение…” − наст. вр.) /М. Салтыков-Щедрин.
Господа Головлевы/.
Структурная и семантическая неполнота нечленимого и членимого
предложений – это явления разного порядка, а сами нечленимое и
неполное членимое предложение – различные структурно-
семантические типы синтаксических конструкций.
Определение неполного предложения (“…неполные предложения
– это предложения с неполной реализацией структурных схем
предложений и словосочетаний, высказывания с незамещенными
позициями членов предложения…”167) применимо для квалификации
только тех предложений, которые характеризуются наличием
свободной синтаксической схемы. К же синтаксической схемой не
обладают вообще. Поэтому, если К условно и можно назвать неполным

164
Гаузенблас К. К уточнению понятия “стиль” и к вопросу об объеме стилистического
исследования // Вопр. языкознания. 1967. №5.
165
Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. Изд. 3. М., 1869. С.41.
166
Федосеева В.С. Функционально-синтаксическое использование слова да и его
эквивалентов // Русский язык в школе. 1950. №1. С.17.
167
Современный русский язык. Ч.3. Синтаксис. Пунктуация / В.В. Бабайцева, Л.Ю.
Максимов. М., 1987. С.131.
72
предложением, то этого явно недостаточно для отграничения ее от
членимых неполных построений.
В неполном членимом предложении может отсутствовать любой
член предложения: как правило, это тот из них, который называет тему
высказывания. Отсутствующий член легко восстанавливается в
соответствующем контексте. В основе же К лежит нечленимая
структура-предложение, поэтому анализ в аспекте актуального
членения в синхроническом плане к ним вообще не применим. В К
выражаются мысли без субъектно-предикатной членимости, без четкой
членимости на “определяемое” и “определяющее”, хотя К как и другие
структурно-семантические виды предложений употребляются в тексте
для высказывания чего-то о чем-то: “Основной чертой данного типа
предложений является не только их синтаксическая нерасчлененность,
но и абсолютная их нечленимость на обычные структурные составы –
подлежащее и сказуемое”168. В их составе, естественно, нет и не может
быть второстепенных членов предложения: [Бальзаминов:] Такое
невежество! Вы не можете себе представить! Это ужас что такое!
/А. Островский. За чем пойдешь, то и найдешь/; − Зато и вы
пожалуетесь мировому судье, − сказал Свияжский. − Я пожалуюсь? Да
ни за что на свете! Разговоры такие пойдут, что и не рад жалобе! /Л.
Толстой. Анна Каренина/.
И последний аргумент. Неполное предложение выражает
расчленяемое на отдельные компоненты смысловое содержание, т.е.
суждение, а К – нет.
K − это не лексема, а предложение, но предложение особого рода.
Каждое предложение является коммуникативной единицей, но по своей
структуре, семантике и функции предложения не равнозначны. Все
коммуникативные единицы обладают значением, но это значение может
образовываться на разных основаниях. В одном случае оно
складывается из номинативных значений слов (такие предложения
составляют основу репертуара коммуникативных единиц). В другом −
связано с психоэмоциональной сферой деятельности человека, которую
они и призваны обслуживать. Такие построения выражают обобщенное
значение (“утверждение”/”отрицание”, “положительной”/“негативной”
оценки и т.п.), делают это нерасчленённо, без строгой дифференциации,
без опоры на номинативное значение языковых единиц, входящих в
них: [Катерина:] Поезжай с богом! (Борис хочет подойти к ней.) Не
надо, не надо, довольно! [Борис (рыдая):] Ну, бог с тобой!
(“согласие...”) /А. Островский. Гроза/.
168
Современный русский язык. Ч.II (Морфология. Синтаксис) / Под ред. Е.М. Галкиной-
Федорук. М., 1964. С.438.
73
Формально-грамматическая и логическая нерасчленённость не
может служить основанием для исключения рассматриваемых
построений из общей системы ПП или для квалификации их как
образований, по словам А.Н. Гвоздева169, “занимающих среди
предложений других типов низшую ступень” (Ср., н-р: ”Не будучи
синтаксически членимыми, а следовательно, не соответствуя формуле
предложения, информативные единицы не представляют собой
предложений”170).
Такие коммуникативные единицы структурно не однотипны, т.к.
возникают из слов различных классов и сочетаний этих слов. Но все они
служат для выражения реакции говорящего, его отношения к
объективной действительности.
Наличие общих признаков у подобных построений позволяет
объединить их в один класс коммуникативных единиц и
противопоставить тем самым другим типам предложений.
К данного рода синтаксическим построениям применяется еще
целый ряд терминов: стандартные (стереотипные) высказывания,
шаблонные фразы171, предложения-формулы172, устойчивые формулы
общения173.
Наиболее удачным является термин “коммуникема”174 (наряду с
термином “нечленимое предложение”, который находится с
предыдущим в родо-видовых отношениях). Термин “коммуникема”
позволяет разграничивать различные типы ПП − членимое и
нечленимое, а также отдельные виды самого НП − построения с
понятийной и непонятийной семантикой (т.е. предложения полностью
нечленимые (Как бы не так!) и фразеологизированные синтаксические
конструкции (До вас ли мне!), которые, как правило, представляют
собой лексически проницаемые и синтаксически распространяемые
структуры). Кроме того, употребление данного термина подчеркивает
коммуникативную направленность K, а также её ориентацию на

169
Гвоздев А.Н. Современный русский литературный язык. Часть I. Фонетика и
морфология. М., 1973.
170
Волин Г.В. К вопросу о коммуникативных единицах // Вопросы синтаксиса русского
языка. Ростов н/Д, 1971. С.24.
171
Якубинский Л.П. О диалогической речи // Русская речь / Под ред. Л.В. Щербы. Л.,
1923. Вып.1 или Избранные работы. Язык и его функционирование. М., 1986.
172
Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958. С.16.
173
Формановская Н.И. Функциональные и категориальные сущности устойчивых формул
общения: АДД. М., 1979.
174
Меликян В.Ю. Экспрессивные текстообразующие функции коммуникем // НДВШ.
Филол. науки. 1998. №1.
74
адресата речи, что является категориальным признаком данной единицы
синтаксиса.
Является правомерным применение по отношению к K и термина
“высказывание”. В современной лингвистике существует узкое и
широкое понимание данного термина. В узком значении
“высказывание” − “это предложение в аспекте его коммуникативной
структуры, т.е. в аспекте его актуального членения”175. В широком
значении “высказывание” − это коммуникативная единица любого типа.
В настоящем пособии используется широкое понимание термина
“высказывание” − “высказывание как результат речевого акта”176. Это
соотносится и с тем подходом, который используется в Грамматике-80.
В ней отмечается, что “в речи, в процессе общения простое
предложение функционирует наряду с такими сообщающими
единицами, которые не являются грамматическими предложениями... В
определённых условиях контекста или ситуации ту или иную
информацию может передавать соответствующим образом
интонационно оформленная словоформа или сочетание словоформ,
частица, междометие, даже союз или предлог... Такую интонационно
оформленную сообщающую единицу можно назвать высказыванием”177.
Таким образом, K − это не исключение из правил, связанное с
нарушением норм и логики языка. Они являются развивающимся,
продуктивным и нормативным явлением современной разговорной речи
(нормы и логика у них особые, но они имеют место), определённым
типом синтаксического образования, занимающим своё место в системе
структурных типов ПП. Их нечленимый характер не противоречит
принципам организации текста, особенностям мышления субъекта речи
и восприятия вербализованной информации ее объектом. Потеря
значимости (актуальности) синтаксических отношений в составе K уже
сама по себе указывает на наличие определенного рода значения и
функции подобных построений: − Надо же! С виду приличная женщина,
а вцепилась, как пиявка! Целоваться лезет, как ненормальная!
Женишься, а потом занимайся любовью − нашла дурака! Я не мальчик!
Пару раз поцеловаться − инфаркт! (“несогласие, возмущение, негат.
отношение к предмету речи...”) /С. Альтов. Сметана/.
Структурным признаком K является наличие образующих их
частиц и междометий, а также модальных и полнозначных слов,

175
Сиротинина О.Б. Лекции по синтаксису современного русского языка. М., 1980. С.110.
176
Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. М., 1975. С.32.
177
Русская грамматика / Гл. ред. Н.Ю. Шведова. Т.2. М, 1980. С.7.
75
утративших в результате их нестандартного употребления признак
номинативности.
K − явление живой речи. “Предложения этого типа употребляются
преимущественно в диалогической речи, в ответных и вопросительных
репликах собеседников. Они могут, как отголоски внутреннего диалога,
употребляться и в монологической речи, при подтверждении уже
высказанного, при возражении самому себе и в других подобных
случаях.”178 K часто сопровождают какое-либо полнознаменательное
(выражающее суждение) предложение (членимое или нечленимое) в
рамках ответного блока высказываний, сочетаясь с ним по
категориальным семам, например, “отрицания”: – Уйдёт он от нас! –
Какое уйдёт! Ну, где ему! Мы его как зайца в поле. (1. “не уйдет…”; 2.
“отрицание, несогласие…”; 3. “догоним, поймаем…”) /И. Тургенев.
Записки охотника/.
K выработаны языком как более экономные, более краткие и более
эмоциональные формы выражения отношения говорящего к
объективному миру. Возможно, структурно-семантическая
нерасчленённость K тем и объясняется, что основной их функцией
является выражение большего содержания меньшими средствами. Эти
малые средства, отсюда, не позволяют чётко разграничить и выделить
все компоненты смысла того отрезка речи, который K замещает, н-р: 1)
Как бы не так!, Как раз! (“отрицание + негодование, возмущение,
ирония...”) вместо: − Как вам не стыдно! Я не согласен с вашим
мнением! Это безнравственно! и т.д.
Таким образом, K является важным компонентом процесса
общения благодаря своей особой функциональной нагрузке, которая
заключается: 1) в восполнении отсутствующих (недостающих) звеньев
коммуникации; 2) в придании речевому акту большей экспрессивности
по сравнению с членимым высказыванием, которое оно замещает; 3) в
линейном и временном сокращении речевого акта благодаря
замещению членимого, достаточно длинного в силу своей
семантической, морфологической и синтаксической расчленённости
высказывания или нескольких высказываний одной краткой репликой.

3.2. Понятие коммуникемы

178
Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения //
Вопр. языкознания. 1954. №1. С.15.
76
По мнению В.В. Виноградова, “...в русском языке есть
предложения, функция которых сводится к простому утверждению или
отрицанию, выражению согласия или к общей экспрессивно-модальной
оценке предшествующего высказывания. Это – предложения, основу
которых составляют утвердительные или отрицательные слова да и
нет, модально окрашенные слова и частицы (типа: разве? едва ли!
может быть! конечно! вероятно! и т.п.), междометия и слова,
близкие к междометиям.”179 Наличие в языке таких единиц позволило
Ш. Балли чуть ранее сделать замечание, обладающее большой
обобщающей силой: “преобладание эмоции над логическим смыслом в
словосочетаниях создает также аффективную фразеологию”180.
Подобные синтаксические построения относятся к классу нечленимых
неноминативных (т.е. с непонятийной семантикой) предложений и
получили название – коммуникемы.
Коммуникема − это коммуникативная непредикативная единица
синтаксиса, представляющая собой слово или сочетание слов,
грамматически нечленимая, характеризующаяся наличием модусной
пропозиции, нерасчленённо выражающая определённое непонятийное
смысловое содержание (т.е. не равное суждению), не воспроизводящая
структурных схем предложения и не являющаяся их регулярной
реализацией, лексически непроницаемая и нераспространяемая, по
особым правилам сочетающаяся с другими высказываниями в тексте181
и выполняющая в тексте реактивную, волюнтативную, эмоционально-
оценочную, эстетическую и информативную функции. В отличие от
других НП K лишена номинативной функции182 и полностью
идиоматична. “Такого рода нерасчленённые экспрессивные
однословные предложения, естественно, не обрастают другими словами
или членами, так как формы синтаксической связи здесь не имеют для
себя даже морфологической опоры. По отношению к таким
предложениям вообще неприменимо понятие «члены предложения».”183
(Ср.: “Основной чертой данного типа предложений является не только
их синтаксическая нерасчленённость, но и абсолютная их нечленимость

179
Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения //
Вопр. языкознания. 1954. №1. С.15.
180
Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961. С.287-288, 313-315.
181
Меликян В.Ю. Экспрессивные текстообразующие функции коммуникем // НДВШ.
Филол. науки. 1998. №1.
182
Ляпон М.В. Слова-предложения // Русский язык. Энциклопедия. М., 1997. С.492.
183
Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения //
Вопр. языкознания. 1954. №1. С.17.
77
на обычные структурные составы − подлежащее и сказуемое”184). В их
составе, естественно, нет и не может быть второстепенных членов
предложения. Например: − Не спеши, − улыбнулся Мишка. − Давай
поровну. − Щас − поровняю, − сказала Нинка, дергая мешок к себе. −
Спешу аж падаю. (“несогласие...”) /В. Войнович. Жизнь и
необычайные приключения солдата Ивана Чонкина/; – Никак потеряли
связь с отрядом! – Оба матроса тревожно стали всматриваться вперёд,
но ночная тьма была непроницаема. – Вот ёлки зелёные, беда какая! –
заволновался Серёгин. (“досада, огорчение...”) /А. Степанов. Порт-
Артур/; − Каков лещ! Ну и ну! (“восхищение...”) /А. Арбузов. Домик на
окраине/; – Суди ты меня строго-настрого, да чтобы я твой Закон
видел... А он [заседатель] на-ка! За деньги. (“возмущение, упрёк...”) /В.
Короленко. Убивец/.
Несмотря на различия между отдельными подклассами K, в целом
для всех K справедливо высказывание Ш. Балли, которое он сделал
применительно к ФЕ лексического уровня: “Связи между элементами
фразеологического оборота не осознаются говорящим, точно так же, как
и значение самих элементов, − образно выражаясь, механизм
заржавел”185. Однако, K отличаются от фразеологизированных ЛЕ тем,
что они не способны сочетаться с другими словами в грамматическом
аспекте. Сочетаемость K может реализовываться, как правило, только на
уровне семантики, причём по особым образцам. Кроме того, в отличие
от ФЕ лексического уровня K не обладают номинативной функцией, а
первые, в свою очередь − функцией коммуникативной.
В K наблюдается потеря внутреннего содержания синтаксических
отношений между ее компонентами, которые как бы объединяются
лишь “внешней формой” связи. Лексико-семантическая слитность
опустошает содержание синтаксических отношений, способствует
потере “внутренней формы” этих отношений.186
Однако, нельзя говорить о том, что синтаксический уровень
совершенно лишен содержательной значимости применительно к
анализу K. Потеря значимости синтаксических отношений в составе K
уже сама по себе указывает на наличие определенного рода значения и
функции подобных построений. Дело в том, что синтаксический
уровень − это уровень отношений, а не элементов, поэтому

184
Современный русский язык. Ч. II (Морфология. Синтаксис) / Под ред. Е.М. Галкиной-
Федорук. М., 1964. С.438.
185
Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961. С.101.
186
Гепнер Ю.Р. Об основных признаках фразеологических единиц и о типах их
видоизменения // Проблемы фразеологии. М.-Л., 1964. С.61-63.
78
синтаксическое значение определяется типами отношений между
элементами, т.е. характером формы синтаксической конструкции.
Значение формы четко не осознается коммуникантами и носит
подсознательный характер. Этот аспект семантики высказывания не
играет самостоятельной роли в языке, он несет лишь дополнительную, в
основном эмоционально окрашенную информацию.187

3.3. Фразеосинтаксические сращения

Фразеосинтаксическими сращениями называются НП,


характеризующиеся наличием непонятийного значения, которое
семантически неделимо, не соотносимо с отдельными значениями
составляющих их слов и не выводится из них, а отсюда,
немотивировано, непроизводно и условно. Лексические компоненты в
составе таких единиц не обладают самостоятельным содержанием и
лишены основных признаков слова, т.е. десемантизированы (Бог с ним!
= “согласие, примирение...”; Чёрта с два! = “отрицание,
несогласие...”; Ёлки-палки!, Растакая ваша неладная! = “удивление,
возмущение, досада...”; Вот так петрушка!, Ёкарный на глаз! =
“удивление...” и т.п.). Так, значение высказывания Ёлки-палки! никак
не связано с семантическим наполнением слов ёлки и палки, т.к. они
утеряли своё предметное значение в его составе. Структурно-
семантическая несоотнесённость фразеосинтаксических сращений со
свободными по форме сочетаниями слов предопределяет отсутствие у
них внутренней формы и соответственно образности.
У фразеосинтаксических сращений признак мотивированности всё
же частично может присутствовать, но он носит несколько иной
характер. Например, в выражении Чёрта с два! он обусловлен общим
негативным эмоционально-оценочным характером значения слова чёрт,
что и придаёт этому высказыванию значение “категорического
отрицания” иногда в сочетании с возмущением, негодованием в адрес
предмета речи или собеседника и т.п., т.е., во-первых, предопределяет
значение “отрицания”, во-вторых, работает в качестве интенсификатора
этого значения и, в-третьих, выступает в роли дополнительного
прагматического компонента семантики высказывания. В выражении
Чёрт с ним! негативно-эмоциональная окраска слова чёрт не связана с
мотивировкой значения “эмоционального согласия”, а служит лишь его
интенсификатором.
187
Журавлев А.П. Содержательность синтаксической формы (Синтаксический
символизм) // Вопр. языкознания. 1987. №3. С.46, 56.
79
Подобные построения не обладают определяемой синтаксической
схемой, лексически непроницаемы и нераспространяемы, а потому
максимально устойчивы и нечленимы: − Думаешь, читала она? Чёрта с
два! (“отрицание...”) /М. Шолохов. Они сражались за Родину/; Жена не
вышла. Сердится, не одобряет. Ну и пёс с ней! (“согласие, примирение
с ситуацией...”) /О. Смирнов. Помидоры/.

3.4. Фразеосинтаксические единства

Фразеосинтаксические единства по своим структурно-


семантическим показателям очень близки к фразеосинтаксическим
сращениям: они также являются семантически и грамматически
неделимыми (Отчего же!, Сию минуту!, Какой разговор!, Разогнался
и упал!, Чёрт побери!, Вот так да! и др.). Однако, значение
фразеосинтаксических единств детерминировано содержанием
производящего построения, т.е. мотивировано и производно. Эта
мотивированность обусловлена не прямо – влиянием значения
лексических компонентов, а опосредованно – переосмыслением
содержания производящей конструкции в целом. Такое переосмысление
связано с явлением сужения значения, с его абстрагированием,
обобщением до категориальных сем, к примеру, “утверждения” или
“отрицания”, что предопределяет отсутствие у данных единиц
образности. Например: − Ведь так, Петр Иванович? − Какой разговор!
Можно и так, отчего же, − отвечал Гордон (“согласие...”) /А. Толстой.
Петр Первый/; Ср.: 1) − Ты мне поможешь? − Какой разговор может
быть между друзьями?! (“между друзьями не может быть никакого
разговора по такому поводу...” = “согласие...”) /Из разг. речи/ (какой,
частица отрицат., в риторич. вопросах и восклицаниях (разг.).
Означает полное отрицание чего-л.: “вовсе не”, “никакой”. − Оставьте,
− отвечал он, − какой тут еще носильщик? (“никакого носильщика здесь
нет...”) /А. Гайдар. Школа/); 2) − Какого вы мнения о моем Евгении? /И.
Тургенев. Отцы и дети/ (какой, местоим. вопросит. Обозначает
вопрос о качестве, свойстве чего-л.).
Наличие производящей основы у фразеосинтаксических единств
означает появление у них внутренней формы. В разговорной речи
абсолютно преобладают фразеологизмы с активной внутренней
формой188. Внутренняя форма неотступно следует за высказыванием,
обеспечивая его дополнительными смысловыми оттенками и

188
Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. М., 1976. С.178.
80
наслоениями, возникающими в результате ассоциаций и контраста
между первичным и вторичным значениями: − Тьфу, чтоб тебя
черти! − возмущается горбач. − Поедешь ты, старая холера, или нет? ...
− Но, чёрт! (“возмущение, негодование, досада, злость и т.п.”) /А.
Чехов. Тоска/. Производящее высказывание Чтоб тебя черти забрали
и на сковороде зажарили!, которое представляет собой пожелание
неприятностей и тяжёлых испытаний, придаёт соответствующему
фразеосинтаксическому единству высокой степени экспрессивность,
эмоциональность и выступает в качестве интенсификатора (интенсемы)
общего эмоционально-негативного его значения.
Семантическая нечленимость фразеосинтаксических сращений и
единств, которые можно назвать собственно идиомами, не
препятствует, однако, проведению компонентного анализа их
смысловой структуры и выделению отдельных семантических
признаков: Теперь ему объявили десять лет лагерей, но это же, конечно,
злая шутка, это разъяснится?.. О, да, разъяснится, голубчик, жди!
(“отрицание, несогласие, ирония, насмешка, издёвка, негат. отнош. к
собеседнику и т.п.”) /А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг/.
3.5. Смысловое наполнение коммуникем и их
семантическая классификация

Одним из наиболее сложных вопросов, связанных с феноменом K,


является проблема её содержания. Морфологическая и синтаксическая
нечленимость K очевидна, но она характеризует её только со стороны
формы, не раскрывая особенностей смыслового наполнения.
Все коммуникативные единицы обладают значением, иначе они не
могли бы быть использованы в целях общения. Но значение одних из
них складывается из номинативных значений слов (они составляют
основу коммуникативных средств языка), а значение других, например
K, связано с экспрессивно-эмоциональной сферой поведения человека,
непосредственным выразителем которой они являются. Последние
выражают определённое отношение к объективной действительности,
часто без его строгой дифференциации. Значение таких единиц не
вытекает из номинативных значений единиц языка, входящих в их
структуру.
K является знаком отношений и чувствований, а не представлений.
Человеческие переживания, выражаемые в форме различного рода
отношений − такой же объективный факт действительности, как и
понятие о предмете, процессе и т.п., а непосредственная объективно-
субъективная вербализация его при помощи K свидетельствует не
только о наличии значения у последней, но и о необычайном его
81
богатстве. Поэтому утверждения о том, что, например, в K Нет
“...кроме чистого отрицания (Нет) не выражено ничего”189 и что K не
связаны непосредственно с явлениями объективной действительности,
не свободны от односторонности.
Значение K не грамматикализовано внутренними средствами знака,
что создаёт ложное впечатление о внеграмматичности K вообще.
Однако, необходимо помнить, что K выражают нерасчленённый акт
мысли, равный по значению целому утвердительному, оценочному и
т.п. предложению, и в качестве такового проявляют тенденцию к
обособлению в самостоятельную интонационно завершённую синтагму-
предложение, которая находится в соответствующих отношениях с
контекстом на уровне сочетаемости предложений.
Все K, по справедливому замечанию А.И. Смирницкого,
объединяются в один класс языковых единиц “не столько по характеру
их содержания, сколько по тому, как это содержание осознается: оно не
осмысляется, не анализируется, но непосредственно выражается, не
будучи, так сказать, пропущенным через мышление. Что касается
самого характера содержания, то здесь существенно только то, чтобы
это было какое-то переживание”190. Обобщение значения здесь
происходит путём установления говорящим непосредственной
социально осмысленной связи между внутренними переживаниями
фактов объективной действительности как предметов обозначения и
определёнными языковыми знаками: − Надо доски собрать, что с
крыши сорвало.., − говорил Трифон. − И то правда. (“согласие...”) /Ф.
Решетников. Свой хлеб/. Такое значение называется непонятийным,
неноминативным (в отличие от понятийного, номинативного).
О наличии значения у K свидетельствует ряд фактов: влияние
(частичное) в этимологическом аспекте лексического наполнения K на
характер её содержания, широкий спектр оттенков значения, который
может выражать K, способность K сочетаться на семантическом уровне
с другими смысловыми единицами языка в рамках текста и одного
предложения и т.п.
Формирование значения K происходит путём установления
субъектом речи непосредственной социально осмысленной связи
внутренних переживаний внешних условий речевого акта как предметов
обозначения с определёнными звуковыми либо графическими
комплексами. Значение K и её предметная соотнесённость в данном
случае логически не расчленены (здесь отсутствует сигнификат). Но тем
189
Сиротинина О.Б. Лекции по синтаксису современного русского языка. М., 1980. С.95.
190
Смирницкий А.И. Значение слова // Вопр. языкознания. 1955. №2. С.89.
82
не менее это языковая единица, обладающая вполне конкретным
содержанием, и по наличию социально закреплённой связи между
значением K и её формой, и по характеру её семантики: она выражает
отношение субъекта к фактам объективной действительности.
То, что в членимом, предложении составляет лишь сторону
значения, связанную с отношением к предмету обозначения, в K
выступает в качестве логически и лингвистически самостоятельного
предметного значения, однако, не освобождённого от непосредственной
связи с обозначаемым явлением: “… чувство, по мнению А.Н.
Савченко, может выражаться и вне связи с суждением, например: Как
хорошо!, Эх вы, умники!, Безобразие!, Вот так штука! В таких
предложениях, естественно не может быть ни субъекта, ни
предиката.”191.
При этом, несмотря на то, что значение K не может измеряться
понятием (суждением), т.к. основано на непосредственном выражении
явлений, оно в такой же мере предметно, как и значение любого другого
слова либо членимого предложения. Разница заключается лишь в
характере этой предметности: в членимом предложении − это
абстрагированная от всего эмпирически данного сущность предмета (и
предметов этого класса), в роли которого выступает конкретная
ситуация, отрезок объективной действительности, в K − эмпирически
данная предметность во всём богатстве объективного и субъективного,
логически нерасчленённого и не получившего морфологической
отмеченности.
Кроме того, является неточным определение K как единицы, “...
содержательная сторона которой относительна, понятна лишь в
определённой ситуации или в определённом контексте”192; У таких
единиц “предмет речи (мысли) обычно раскрывается в контексте: в
диалоге, в речевой ситуации и т.д.”193. K обладает вполне определённым,
конкретным содержанием (предметом речи), которое оформлено в
чёткую структуру значений. K способна иметь первичное значение,
понятное и вне контекста.
Проведённый анализ семантической структуры отдельного
значения K различных семантических групп показал, что оно может
включать в свой состав следующие семы: 1) ядерную (категориально-
типологическую): а) сему по признаку утверждение/отрицание −

191
Савченко А.Н. Лингвистика речи // Вопр. языкознания. 1986. №3. С.69.
192
Сиротинина О.Б. Лекции по синтаксису современного русского языка. М., 1980. С.94.
193
Современный русский язык. Ч. 3. Синтаксис. Пунктуация / В.В. Бабайцева, Л.Ю.
Максимов. М., 1987. С.110.
83
“утвердительную” или “отрицательную”; б) сему оценки −
“положительную” или “негативную”; в) сему волеизъявления −
“побудительную” или “запретительную” и т.п.;194 2) сему,
определяемую по характеру коммуникативной целеустановки −
“утверждение”, “побуждение”, “вопрос”, “восклицание” и т.п.; 3) сему
разной степени уверенности говорящего в достоверности
формирующегося у него представления о действительности
(интенсема); 4) отношение говорящего к предмету и объекту речи; 5)
сему “реакции” на какой-либо стимул или сему “стимулирования”
какой-л. реакции.
Структура значения K, относящихся к различным семантическим
группам, в основном совпадает. Различие заключается в категориальном
характере семантики: они могут выражать значение “утверждения”,
“оценки” и т.п.
Первые два компонента значения относятся к категории
объективной модальности; вторые два − составляют содержание
категории субъективной модальности; последний представляет собой
сему, определяющую функциональный характер K. Например: K Разве
что выражает “неуверенное согласие”, То-то − “удовлетворенное
согласие”, Что ж − “вынужденное согласие”, Ещё бы − “уверенное
согласие”. На основное значение “утверждения” или “отрицания”
наслаиваются дополнительные смысловые оттенки, связанные с
влиянием внутренней формы и контекста.
Таким образом, значение K формируется на базе объективного и
субъективного аспектов категории модальности, т.е. они всегда
выражают субъективно-объективное отношение говорящего к
предметам и явлениям реальной действительности. Отсюда,
категориальным значением K является значение “отношения”:
отношение содержания реплики-стимула либо сочетающегося с K
высказывания к действительности, отношение говорящего к
сообщаемому либо к одному из участников акта коммуникации. Причём
все эти виды отношений часто совмещаются в значении одной K:
[Степанида Трофимовна:] А ты, матушка, молчи лучше. [Матрена
Савишна:] Как же! Стану я молчать. Я, слава богу, купчиха первой
гильдии: никому не уступлю (“несогласие...”) /А. Островский. Семейная
картина/. K Как же! квалифицирует выраженное в реплике-стимуле
“предложение” как нереальное, отрицает возможность реализации

194
Коммуникема может иметь, как правило, только одну из категориально-
типологических сем.
84
подобной линии поведения и усиливает экспрессивно-иронический
характер последующего экспрессивно-иронического высказывания.
Модальность является содержательным центром предложения. K
обладает категорией модальности, следовательно без всякого сомнения
должна быть отнесена к синтаксическому уровню языка.
При анализе К со значением “оценки”, необходимо иметь в виду
существующее различение интеллектуальной и эмоциональной
оценки,195 хотя в исследованиях психологов отмечается взаимосвязь
эмоций и оценки. Так, А.Н. Леонтьев подчеркивает, что эмоции
отражают “оценочное личностное отношение субъекта к
складывающимся или возможным ситуациям, к своей деятельности и к
своим проявлениям в них”196. При этом содержание собственно
оценочного высказывания направлено на отражение внутренних
свойств предмета (явления и т.п.), о котором идет речь, а эмоционально-
оценочного − на выражение отношения говорящего к свойствам
данного предмета в форме психического явления, представляющего
собой эмоциональную реакцию. Содержание оценочных K составляет
эмоционально-оценочное (неинтеллектуальное) значение.
Значение K оформлено в виде пропозиции. Пропозицией в
лингвистике называется семантический инвариант предложения, общий
для всех его реализаций в речи.197
Известно, что пропозиция может быть выражена как
предикативной, так и непредикативной конструкцией, а семантика
высказывания (или пропозиция) делится на диктум и модус. Под
диктумом понимается та часть содержания высказывания, которая
отображает факты объективной реальности (основное сообщение), под
модусом – психические переживания, связанные с выражением
эмоционально-оценочного отношения к содержанию диктума
(дополнительное сообщение).198 Модусное событие может существовать
самостоятельно, вне отношения к диктумному. 199
K обладает непредикативной модусной пропозицией, содержание
которой соответствует категории “отношения”. K представляет собой

195
См.: Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М., 1985. С.40-42; Арутюнова
Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М., 1988. С.75-76.
196
Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы и эмоции. М., 1971. С.37.
197
Арутюнова Н.Д. Пропозиция // Лингвистический энциклопедический словарь. М.,
1990. С.401.
198
Черемисина М.И., Колосова Т.А. Очерки по теории сложного предложения.
Новосибирск, 1987. С.34-35.
199
Черемисина М.И., Колосова Т.А. Очерки по теории сложного предложения.
Новосибирск, 1987. С.37.
85
простое моно- (элементарное) или полипропозитивное предложение,
передающее одну или несколько пропозиций в форме отношения. Одну
пропозицию передает K, содержащая лишь значение “утверждения” или
“отрицания”, н-р: Да. Две − K, выражающая ещё и дополнительное
субъективно-модальное значение (“иронии, негативной оценки,
возмущения” и т.п.), н-р: Как же!, Как бы не так! и т.д.
K противопоставлены членимым предложениям, обладающим
номинативным значением, и приближаются по своим содержательным
характеристикам к служебным словам, которые “... лишены
номинативных значений, присущих знаменательным словам, т.е. не
называют предметов, признаков, свойств, действий, их лексическое
значение абстрагировано от отношений, которые они выражают в
предложении”200. В этом плане все предложения, как и лексемы, можно
было бы разделить на “полнозначные” (“полнознаменательные”) и
“неполнозначные” (“неполнознаменательные”). К последним,
разумеется, относятся K.
Вопрос о семантической структуре отдельного значения K
неразрывно связан с проблемой её внутренней формы. На важность
учёта данной содержательной категории языка указывал А.А. Потебня:
“язык есть не только материал поэзии как мрамор − ваяния, но сама
поэзия, а между тем поэзия в нём невозможна, если забыто наглядное
значение слова”201; “Какой бы отвлечённости глубины ни достигла наша
мысль, она не отделяется от необходимости возвращаться, как бы для
освежения, к своей исходной точке, представлению”202.
Под “внутренней формой” понимается то значение и та структура,
которые легли в основу наименования. Внутренняя форма составляет
глубинную структуру языковой единицы. На глубинном её уровне
заложена информация, дающая знания о происхождении единицы, её
структурных и семантических потенциях, а также информация,
поясняющая её коммуникативный смысл. Это наиболее удачное
определение данной категории, т.к. оно подчеркивает диалектическую
взаимосвязь субъективного и объективного в акте номинации,
поскольку при определении признака, который кладётся в основу
наименования объекта, существенное значение имеет характер
отношения субъекта речи к её объекту. Отсюда, выделяемый признак
может быть установлен только на фоне той материальной и духовной

200
Васильева Н.В. Служебные слова // Лингвистический энциклопедический словарь. М.,
1990. С.472.
201
Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С.198.
202
Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С.198.
86
культуры, той системы языка, в контексте которой возникло или
преобразовалось данное слово или сочетание слов203.
Большинство K обладает внутренней формой. По законам
семиотики внутренняя форма проявляется лишь в сопоставлении (или
противопоставлении) с внешней формой. Значение и функция многих K
реализуется благодаря наличию исходного значения, принадлежащего
их производящей основе: значение последней мотивирует значение K.
По характеру выражаемого значения K делятся на следующие
семантические подгруппы: 1) утверждения/отрицания (Ещё бы!, Как
бы не так! и др.); 2) эмоционально-оценочные (Вот это да!, Однако
же! и др.); 3) волеизъявления (Давай!, Валяй!, Айда!, Ша!, Ну! и др.);
4) контактоустанавливающие (Алло!, Внимание!, Послушай! и др.);
5) вопросительные (Как?, Что?, А?, Аюшки?, Да? и др.); 6)
этикетные (Благодарю!, На здоровье!, Простите!, Добрый день!,
Всего! и др.); 7) текстообразующие, “...которые членят речь на
относительно завершенные части, выполняют композиционно-
организующую роль, сообщают о намерении говорящего продолжить
или завершить высказывание”204 (Так, Наконец, Теперь, Вот, Ну и др.).

3.6. Структурно-семантическая мотивированность


и производность коммуникем

Многие характерные черты K, создающие её специфику,


обусловлены особенностями той единицы языка (лексической,
синтаксической), которая выступает в качестве её мотивирующей базы.
Поэтому анализ структуры производящей основы K, а также модели
построения K может дать много информации о её особенностях как
языковой единицы, парадигматических и синтагматических свойствах и
т.п.: такой анализ должен “обнаружить продукты давних эпох в
современном языке, наглядно продемонстрировать разнообразные
способы включения замкнувшихся или застывших словосочетаний в
структуру предложения в качестве его отдельных членов,
способствовать осознанию разнообразных процессов образования
идиоматических предложений”205.
Данное положение подтверждается многочисленными фактами
влияния грамматического или лексического значения слова, а также
специфики ряда моделей синтаксических конструкций, выступающих в

203
Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.-Л., 1947. С.17-18.
204
Ляпон М.В. Слова-предложения // Русский язык. Энциклопедия. М., 1997. С.494.
205
Грамматика русского языка. Т.II. Синтаксис. Ч.1. М., 1954. С.58-62.
87
качестве производящей основы K, на характер выражаемого K
значения, на способность членов их грамматической парадигмы
выполнять смыслоразличительную функцию, на возможность K иметь
противоположные значения, на появление фактов асимметрии в сфере
категории энантиосемии и т.п. Так, члены грамматической или
лексической парадигмы K способны, как правило, передавать не только
основное значение (“утверждения” или “отрицания”, “положительной”
или “негативной” оценки и т.п.) но и сообщать дополнительную
информацию: 1) уточнять тип значения: “утверждение” или
“отрицание” (собственно утверждение/отрицание, согласие/несогласие,
подтверждение/опровержение), “оценки” или “отношения” и т.п.; 2)
определять степень интенсивности выражаемого значения; 3)
представлять информацию об условиях речевого акта. Например, форма
прошедшего времени глагола, на основе которого образована K, как
правило, выражает более категоричное утверждение, форма настоящего
или инфинитив − менее категоричное: [Андрей:] Исчезай хоть на
неделю, но предупреждай. Так и уговоримся. Понял? [Алексей
(улыбаясь):] Идёт (“согласие” = “хорошо”) /В. Розов. В поисках
радости/; Ср.: − Так, это у нас будет Сашка Корабельников? − спросила
Светка, сжимая в руке червоного валета. − О` кей, замётано, − Светка
еле заметно подмигнула Татьяне, та чуть смутилась... (“согласие” =
“обязательно, безусловно”) /О. Вронская. Три грации/. Большей
категоричностью по сравнению с формой настоящего времени обладает
и форма императива: − Насчёт векселя − накося выкуси! По гривеннику
с моим удовольствием, а в отношении злостного банкротства бабушка
надвое сказала (“категорическое несогласие...”) /А. Чехов/.
Многие из K, образованных не из служебных слов, способны
указывать на характер отношений между говорящими
(официальные/неофициальные), на количество слушающих, категорию
персональности, свойственную глаголу-сказуемому в членимом
предложении, и т.п.: − Надеюсь, вы агроном? − Разумеется, − сказала
Анна. − Кем же я еще могу быть? − Не скажите, − возразил Богаткин.
− Не всегда агрономами посылают агрономов. /Л. Овалов. История
одной судьбы/; Ср.: − Не от ума же это − скорее от дурости. − Не
скажи. Не скажи, Стёпа. /С. Залыгин. На Иртыше/.
Таким образом, между K и её производящей основой существуют
вполне реальные структурные, семантические, морфологические,
синтаксические, функциональные и стилистические связи. Поэтому,
несмотря на нечленимый характер K, представляется целесообразным
при её анализе в этимологическом и других аспектах учитывать
88
разноуровневые характеристики её глубинной структуры (т.е.
производящей основы).
K является результатом элиминирования предложения с
понятийной семантикой (т.е. выражающей суждение) до уровня
единицы непонятийного, неноминативного характера (т.е. не
выражающей суждения): − Хочешь небось выйти в люди? − Ещё бы! В
людях хорошо, в людях тебя любить будут, холить будут, лелеять.
(“утверждение...”) /Стругацкие. Малыш/; Ср.: − ...? − Ещё бы я не хотел
выйти в люди! В людях хорошо... (“конечно, хочу...”).
В качестве подтверждения этой мысли можно привести следующие
аргументы. Во-первых, членимое или нечленимое номинативное
предложения и K, рассматриваемые в качестве производящего и
производного, совпадают по категориальным семам. Самое
существенное их отличие заключается в объёме эксплицитно (явно)
представляемой в речи информации. Но при желании и необходимости
эти различия могут быть легко устранены, т.к. практически любая K
(кроме тех, которые построены на основе служебных и вводных слов) в
соответствующем контексте без особого труда восстанавливается до
объёма производящего предложения. Отношения между их
семантическими структурами можно определить как отношения общего
и частного или абстрактного и конкретного. Например: − …Я взял
решение синоптиков ещё в шесть утра, когда они его обсуждали... “Вот
это да!” − с восхищением подумал Кочин. (“удивление, одобрение,
восхищение...”) /Стругацкие. Полдень XXII век/; Ср.: − Вот это
отбрила! − обрадовался Костя и с обожанием посмотрел на Свету.
(“здорово, хорошо отбрила + удивление, одобрение, восхищение...”) /В.
Кожевников. Корни и крона/. K Вот это да! построена на основе
фразеологизированной синтаксической модели предложения «Вот это +
N1 [Vfinit]». Данная синтаксическая конструкция может выражать самое
разнообразное предметное (диктумное) содержание. Неизменным
остаётся лишь модусное значение, которое всегда связано с
эмоциональной оценкой − “положительной” или “негативной”. Как
видно из примера, конкретное предметно-эмоциональное (диктально-
модальное) значение мотивирующего построения (“здорово, хорошо
отбрила + удивление, восхищение...”) подвергается линейному
сокращению, а также обобщению до категориальных, эмоционально-
оценочных (модусных) сем “удивления, одобрения, восхищения...”.
Во-вторых, они сходны и по структуре. Но структура K, как и её
семантика, меньше по объёму и включает в себя лишь ключевые
компоненты мотивирующей единицы.
89
В-третьих, K и её производящая основа практически полностью
функционально взаимозаменяемы в структуре текста.
K отличается от своей производящей основы рядом признаков: 1)
логическим − в K, в отличие от производящей структуры, отсутствует
деление на логический субъект и логический предикат; 2)
семантическим − понятийная семантика производящего предложения
относится к непонятийному содержанию K как частное к общему,
конкретное к абстрактному; 3) формальным − в K, как правило,
представлены лишь ключевые компоненты структуры производящего
предложения (рематичные или опорные); 4) стилистическим − K
может отличаться от производящего членимого предложения по своей
стилистической окрашенности: членимое предложение − единица
книжно-литературного языка, K − разговорного; 5) выразительностью −
K благодаря своей нестандартной, аграмматичной, свернутой форме,
стилистической окрашенности, контактности расположения
коммуникантов в момент её воспроизведения в речи (что даёт
возможность непосредственно и быстро выразить своё отношение к
предмету речи и собеседнику), как правило, более экспрессивна по
сравнению с производящим предложением. Эта экспрессивность
проявляется в эмоционально-оценочном плане как дополнительные
коннотативные речевые семантические наслоения, которые никак не
меняют семантическую структуру предложения на языковом уровне, во
всяком случае в синхронии; 6) структурным − специфика K как
языковой единицы способствует изменению её парадигматических и
синтагматических свойств в отличие от производящего предложения.
В пользу мысли о деривационных связях K с другими структурно-
семантическими типами предложений выступает и тот факт, что
каждый говорящий при столкновении в процессе коммуникации с K
ощущает на периферии своего сознания их более широкие смысловые
потенции и возможность развернуть K до предложения с понятийным
значением: [Катя:] Идём, тебя провожу. [Афанасий:] Ещё чего! Не
заблужусь (= “Ещё чего хочешь, придумаешь, скажешь...”) /В. Розов. В
добрый час!/. Значение производящего предложения с понятийной
семантикой как бы составляет фон содержания K, оно неотступно
сопровождает её во всех речевых реализациях. Это свидетельствует о
близости структуры, семантики и функции этимологически
соотносимых предложений: они совпадают по функции (оба
употребляются в роли реплики-ответа или реплики-стимула),
различаются структурно и семантически при сохранении ядра обоих

90
аспектов (формального и содержательного), взаимозаменяемы в тексте
и иногда могут обладать даже одинаковой стилевой маркировкой.
Таким образом, K (шире − НП) чаще всего обладает
мотивированной структурой и семантикой. K, как правило, представляет
собой производное построение, “свёрнутое” (редуцированное) на
основе чётко определенной схемы, диктуемой строгими законами
языка. В основе этого механизма лежит понятие “компрессии”,
“сжатия”, “редукции”. Данная категория является одним из механизмов
действующего в языке принципа “экономии”.

3.7. Модели построения коммуникем

Все K строятся по вполне определенным моделям, в основе


которых лежат конкретные языковые принципы. K − это свёрнутый
репрезентант предложения другой структурно-семантической
организации. Данный тезис базируется на учении Ш. Балли206 о сжатии
(или конденсации) словосочетания или предложения, в результате
которого, по его мнению, возникают сегментированные и связанные
предложения. Сходную мысль высказывал и В.И. Кодухов, который
несколько детализировал данное положение: “…возникшие уже и
существующие предложения могут подвергаться дальнейшей
фразеологизации, то есть семантическому опрощению и ограничению
своих формально-организующих возможностей”207. Таким образом, K –
это результат синтаксической деривации.
В разговорной речи вместо развернутого предложения в качестве
реплики-реакции используется лишь отдельный его компонент,
который может быть как словом или сочетанием слов, так и
предложением (самостоятельным или являющимся частью СП). Этот
выбираемый компонент должен выполнять роль “ключа” для
декодирования всей фразы слушающим и соответственно для
кодирования говорящим. Правила вычленения такого “ключевого”
компонента хорошо известны говорящим на данном языке. Они
приобретаются индивидуально с освоением языка в детстве. Такой
компонент можно назвать “маркером” (“сигнальным фрагментом” – по
выражению Б.А. Ларина208). Он должен характеризовать предложение,

206
Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961. С.97, 113.
207
Кодухов В.И. Синтаксическая фразеологизация // Проблемы фразеологии и задачи ее
изучения в высшей и средней школе. Вологда, 1967. С.125.
208
Ларин Б.А. Очерки по лексикологии, фразеологии и стилистике. Л., 1956. С.218-222.
91
замещаемое в речи, по двум параметрам: по цели высказывания
(утверждение, вопрос, побуждение) и по категориальному значению
(утверждение, оценка, побуждение и т.п.).
Практически в каждом свободном по структуре предложении
можно установить такой “заместитель” для более краткой передачи
мысли в условиях разговорной речи. В одних случаях он будет
представлять из себя неполное предложение, выражающее конкретное,
понятийное содержание, часть которого представлена имплицитно
(неявно), т.е. неявно (− Тебе понравился спектакль? − Хорош! =
“Хороший спектакль”), в других − фразеологизированную
синтаксическую конструкцию, характеризующуюся синтаксической
нечленимостью и выражающую понятийное содержание, равное
суждению (− Но каково же после этого, Анна Григорьевна,
институтское воспитание! (“никуда не годится… + возмущение,
неодобрение, разочарование...”) /Н. Гоголь. Мёртвые души/), в третьих
– K, значение компонентов которой трансформировано в сторону его
обобщения (семантика и структура таких построений полностью
фразеологичны, нечленимы и непонятийны): − Но каково! Это
институтское воспитание никуда не годится. (“возмущение,
неодобрение, разочарование...”). Другой пример: − Ты пойдешь в
школу? − Пойду! (= “Я пойду в школу”); Ср.: [Лыняев:] Так вы боитесь
полюбить? [Глафира:] Как же не бояться? Любовь мне ничего не
принесет, кроме страданий. (“конечно, боюсь...”) /А. Островский. Волки
и овцы/; Ср.: − ...? − Как же! Любовь мне ничего не принесет, кроме
страданий. (“утверждение...”).
Характер вычленяемого в рамках производящего предложения
маркера (K), являющегося “ключом” для его понимания, определяется
особенностями самого мотивирующего предложения. Понимание таких
“ключей” обусловлено, с одной стороны, частым их употреблением в
речи в стандартных ситуациях и, отсюда, знанием их семантики, с
другой − наличием в языке параллельно со “свернутыми”, нечленимыми
структурами “развернутых” членимых, основные компоненты которых
выражены эксплицитно (явно).
“Ключевой” характер языковых средств, используемых в качестве
K, основывается на тема-рематическом членении предложения: в роли
K чаще всего выступают рематичные элементы модели членимого
предложения. Как справедливо отмечает А.Н. Васильева, “...тема может
вообще опускаться (в разговорном диалоге нередко оперируют
сплошными ремами). Вследствие этого ремы, наиболее часто и
регулярно употребляемые, приобретают синтаксическую
92
самостоятельность и формируют особую группу эмоционально-
экспрессивных фраз...”209.
Рематичность K обеспечивается её позиционной контактностью с
темой, находящейся в предшествующем высказывании.
Таким образом, основной и одной из наиболее продуктивных
является модель построения K, базирующаяся на категории актуального
членения предложения, – тема-рематическая модель: 1) [Хрущов:]
Дура она... [Юля:] Ну, не скажите. (“несогласие...”) /А. Чехов. Леший/;
Ср.: − Уеду я! − Не скажите такой глупости еще кому!; 2) − Вы же в
госпиталь с вашей рукой не легли? А если по делу − вас давно бы самих
надо отправить! − Держи карман шире, − сказал Ефимов.
(“несогласие...”) /К. Симонов. Левашов/; Ср.: − Павел, держи карман
шире, а то рассыплем семечки; 3) − Ваня, − сказал он осторожно, − а
вам, я вижу, картина не очень?.. − Ну что ты! − сказал Жилин. −
Просто я уже видел её, да и староват я для всех этих болот, Юрик.
(“несогласие...”) /Стругацкие. Стажеры/; Ср.: − Ольга, ты пойдешь к
попам? − спросил Колька. − Ты что? Плохо позавтракал? Ты забыл,
что я комсомолка. (“ты что глупости спрашиваешь...”) /А. Макаренко.
Педагогическая поэма/; 4) − А что делать с этой большой штукой,
которую ты называешь верхней шляпой? − спросил Цвоттель. − Здесь
оставим? − Сейчас, − ответил Хербе. − С собой возьмем.
(“отрицание...”) /Отфрид Пройслер. Хербе − Большая Шляпа/; Ср.: −
Дай мне газеты! − Сейчас принесу! /Из разг. речи/; 5) [Андрей:] Кто бы
ты был? Ученый? Ничего подобного! (“отрицание...”) /В. Розов. В
добрый час/; Ср.: − Это твой рюкзак? − Ничего подобного у меня
никогда не было. /Из разг. речи/; 6) – С завтрашнего же утра начнём
монтаж оборудования цехов. – Позвольте! – вскочил Хохлов. – Под
открытым небом? (“неодобрение, возмущение...”) /А. Иванов. Вечный
зов/; Ср.: – Позвольте вам заметить, что здесь не курят!
(“разрешите...”).
По тема-рематической модели K могут строиться на основе
любого члена предложения, за исключением подлежащего, которое, как
правило, выступает в качестве темы высказывания. Чаще всего в этой
роли выступает предикат. Наиболее продуктивными в этом случае
оказываются имена существительные, предикативная функция которых
обусловлена их номинативно-характеризующим значением, и глаголы:
Цирк!, Дурдом!, Чёрт!, Дьявол!, Комедия!, Прелесть!, Красота!,
Класс!, Ужас!, Страх!, Жуть!, Конец!, Баста!, Амба!, Капут!,
Каюк!, Труба!, Табак!, Крышка!, Штука!, Дела!, История! и т.п.
209
Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. М., 1976. С.223.
93
Например: 1) − О, хороший закон − это великая вещь! И у нас есть
суровые законы, но они нам полезны, и мы их уважаем... − Чёрт! Что
он говорит! − смеясь, Петр опрокинул высокий кубок на птичьей
ножке. − Поговорил бы он так в Кремле... Слышь, Франц, обморок бы
там их хватил... /А. Толстой. Пётр Первый/; 2) Другой пример: – А
говоришь ты как? Ужас! Вместо квартира – фатера, вместо
эвакуироваться – экуироваться, вместо как будто – кубыть… (“негат.
оценка, недовольство, раздражение...”) /М. Шолохов. Тихий Дон/; Ср.:
Бурмакин с ужасом заметил, что взятые им на прожиток в Москве
деньги исчезли с изумительной быстротой. (“с изумлением,
негодованием, расстройством, досадой...”) /М. Салтыков-Щедрин.
Пошехонская старина/; 3) А как заехали на такой участок, то тридцать
центнеров, пшеница стеной стоит, комбайн на полный хедер не берёт, −
вот тут и завязли! Полнормы за день не выработаешь. Да пережог
горючего. Да если ещё дождики, поляжет хлеб. “Труба!” /В. Овечкин.
На переднем крае/; Ср.: [Смирнов] Если я завтра не заплачу процентов,
то должен буду вылететь в трубу вверх ногами. У меня опишут
имение! /А. Чехов. Медведь/.
“Отглагольные” K, образованные на основе вопросительных и
побудительных синтаксических конструкций, − достаточно
продуктивная подгруппа высказываний, например: 1) [Шабунина:] Я
ему плохого не хочу. Если полюбил другую – крылья не свяжешь.
[Харитонова:] Слыхано! Говорят – поэзия. А по-моему, пакость.
(“возмущение, негодование...”) /Б. Лавренёв. За тех.../; 2) – Он провалил
экзамены! Представляешь! (“удивление, негодование,
разочарование...”); Ср.: – Он провалил экзамены! Представляешь, что
теперь будет!; 3) – Суди ты меня строго-настрого, да чтобы я твой Закон
видел... А он [заседатель] на-ка! За деньги. (“удивление, возмущение,
упрёк...”) /В. Короленко. Убивец/; Ср.: – Суди ты меня строго-настрого,
да чтобы я твой Закон видел... А то нате вам его, деньги требует.
(“получайте взяточника и вымогателя...”); 4) – Она ещё ни разу, верно,
до этого дня не видела, как рвутся снаряды, а, поди ж, оказавшись в
такой трудной обстановке, сразу сообразила, что следует предпринять.
(“удивление, одобрение, восхищение...”) /В. Саянов. Небо и земля/; Ср.:
– Она ещё ни разу, верно, до этого дня не видела, как рвутся снаряды. А
вот пойди посмотри на неё, как она, оказавшись в трудной обстановке,
сразу сообразила, что следует предпринять! (“обрати на неё
внимание...”); 5) – Хочу к маме! − говорит опять Нина. – Ну, знаешь.
Уж если за мамину юбку держаться... Мы не для того добровольно
пошли в армию, чтобы хныкать... (“возмущение, порицание...”) /Е.
Ржевская. От дома до фронта/; 6) – А зато у меня по всем предметам
94
пятёрки, ... а у тебя одни тройки. Только по французскому пятёрка.
Подумаешь! Необязательный предмет. (“ирония, насмешка,
пренебрежение...”) /В. Вересаев. В юные годы/; [Леля] не сказала ни
слова этому вихрастому несносному юноше, но потом жаловалась на
него шёпотом Анне Петровне. – Подумаешь, − говорила она, − какой
гений! (“негат. отнош. к предмету речи, ирония...”) /К. Паустовский.
Героический юго-восток/; 7) В стихотворении было много смешного
про старушку... Он утирал слёзы ладонью и охал: – Это да, старушка!
Надо же... (“удивление, восхищение...”) /Ю. Герман. Дорогой мой
человек/.
Сюда также относятся K: Подумайте!, Смотрите!, Помилуйте!,
Ну, знаете!, Понимаешь!, Подумаешь! и др.
Все отглагольные K получают своё значение (“утверждение”,
“оценка” и т.п.) благодаря использованию соответствующих лексем в
синтаксических конструкциях, в которых эта сема присутствует. Они
заимствуют её либо у самой синтаксической модели, либо у
коммуникативного смысла высказывания в целом. Но самое главное это
то, что они не имеют её изначально, а получают в определенном
контексте (семантическом, грамматическом и т.п.) в качестве
периферийной, контекстуально обусловленной семы благодаря своей
рематичности.
Широко распространены K, строящиеся на основе
обстоятельственного члена предложения: 1) − Принеси мне,
пожалуйста, книгу. − Сию минуту. (“согласие”); Ср.: − ... − Несу сию
минуту (Принесу сию минуту же). В составе производящей основы K
темой является слово несу/принесу, т.к. это действие уже являлось
предметом речи в предыдущем высказывании. Таким образом, несу −
это исходный пункт, относительно которого утверждается нечто новое,
а именно согласие и указание на готовность незамедлительно
совершить это действие, выраженную обстоятельством сию минуту.
Обстоятельство в данном случае является тем “ключом”, который
необходим для понимания категориального содержания ответа
(“согласен”) и достаточен для сохранения принципа эффективности
коммуникации; 2) − Вы мне завяжите глаза чем-нибудь да уйдите от
меня в лес. А я минут через пяток начну вас искать. − Ну и не найдешь.
− А вот и найду. − Никогда! − Испытаем. (“несогласие...”) /В. Катаев.
Сын полка/; Ср.: − Ты поддержишь меня при обсуждении доклада? − Я
тебя никогда в этом не поддержу. (“обстоятельственное значение”).
Несколько реже в этой роли выступает дополнение: 1) − Вижу, вы
привезли нам что-то приятное. − Не без того, − отвечает Федоров
95
(“утверждение, согласие...”) /В. Ардаматский. Возмездие/; Ср.: − Ты
всегда опаздываешь? −Без этого мне не удается обойтись. /Из разг.
речи/. В данном случае “ключевым” компонентом синтаксической
структуры членимого высказывания является дополнение без этого в
сочетании с отрицательной частицей не. Эксплицирование остальной
части предложения оказывается уже избыточным, т.к. она выполняет
функцию темы и представлена в реплике-стимуле; 2) [Князь:] Вы,
кажется, намерены простить мне долг?! Ни за что! Карточный долг −
долг чести. /А. Толстой. Касатка/; Ср.: −...?! Я не соглашусь на это ни за
что из того, что вы могли бы мне предложить. /Из разг. речи/. Темой в
производящем предложении является субъект речи я и дополнение на
это, ремой − выражение воли говорящего (не соглашусь) и дополнение
(ни за что), усиливающее значение “отрицания”. K строится лишь на
основе рематичного дополнения, а предикат опускается. Это становится
возможным лишь в тех случаях, когда информация, выражаемая обоими
членами предложения, частично дублируется. Так, оба данных члена
предложения, содержат отрицание (не и ни), одно из которых,
безусловно, информативно избыточно. Воспроизведение содержания
предиката также не представляется необходимым, т.к. в реплике-
стимуле оно имплицитно (неявно) присутствует: − Вы, кажется,
намерены (т.е. согласны) ...? − данный вопрос направлен именно на
получение согласия/несогласия. Отсюда, в ответной реплике
оказывается достаточным предъявить лишь дополнение.
В рамках тема-рематической модели также рассматриваются и K,
сформированные на основе обращений, например: 1) − Обыватели.
Ничтожества. Опуститься до них − боже мой! (“возмущение,
негодование, порицание...”) /А. Толстой. Хмурое утро/; Ср.: − Бог мой
(господи), помоги мне / спаси и сохрани меня!; 2) − Мать родная, да
ведь это парнишка!.. − Неужто ухлопали?.. (“удивление, досада,
огорчение...”) /М. Шолохов. Нахалёнок/; Ср.: − Мать родная! Ты когда
ребенком начнешь серьезно заниматься? /Из разг. речи/. В подобных
примерах происходит сужение семантики от номинативно-
характеризующей к собственно характеризующей (т.е. эмоционально-
оценочной), что соответствует общему механизму формирования
оценочных K.
Использование обращения для построения K объясняется, во-
первых, тем, что обращение вводит в текст, как правило, актуальную,
новую, значимую информацию: “Обращение часто выступает как
компонент, вводящий главную тему: “Тебе, Кавказ, суровый царь

96
земли, Я снова посвящаю стих небрежный...”210. Кроме того, обращения
относятся к средствам эмоционального языка, благодаря тому, что
наряду с выполнением призывной (апеллятивной) функции являются
носителем и оценочно-характеризующей (экспрессивной). Обращение
обладает огромными потенциальными возможностями в аспекте
категории оценочности, поскольку оно называет главные действующие
лица акта коммуникации: собеседника, на которого намеревается
воздействовать (повлиять) говорящий, и самого субъекта речи
посредством характера его речевых действий. Например: − Бабушка! −
укоризненно, с расстановкой произнесла Олеся. /А. Куприн. Олеся/.
K могут быть построены и по модели простого предложения
(структурно-семантическая модель): 1) − Они тут были, сатрапы,
обратно − недоимки еще царского времени взымали. Мыслимо ли?
(“возмущение, негодование...”) /С. Залыгин. Солёная падь/; Ср.: −
Мыслил (Размышлял) ли кто-нибудь об этом деле, когда отбирал для
такого серьёзного дела несмышлёнышей вроде моего Пашки... (“думал
ли кто об этом + неодобрение, возмущение, негодование...”); 2) − Да
что же это такое! − выкрикнул я. − А то такое, что и не знаю, что с
ней делать... (“возмущение, негодование...”) /Ф. Достоевский.
Униженные и оскорблённые/; − Да что же это такое вы делаете?! −
Да ничего особенного: наказываю провинившегося. − Да разве можно
ремнём? − Только ремнём и нужно. (“что вы делаете + возмущение,
порицание...”) /Из разг. речи/; 3) ... Подал одёжку Севе. − Примерь? −
Новое дело! − обиженно кинулся Сева к дверям. − Брось фасонить!
(“удивление, возмущение, обида...”) /Ю. Грачевский. Течёт река к
морю/; Ср.: − БАМ − это ваше новое дело. Не посрамите отцов своих!
/Из разг. речи/; 4) − Скажи на милость! В какую ты честь попал,
Гришка! За одним столом с настоящим генералом! Подумать только!
(“удивление, одобрение, восхищение...”) /М. Шолохов. Тихий Дон/; Ср.:
− Скажи на милость, кто сегодня дежурит с тобой? /Из разг. речи/; 5) −
Вот это номер! − вырвалось у Семёна Иванова. − В Питере нашкодил,
а теперь примется в Астрахани? (“удивление, возмущение, гнев...”) /А.
Сапаров. Хроника одного заговора/; Ср.: − Вот это номер ты выкинул!
Взял да и уволился. (выкинуть номер – “совершить что-л. необычное,
выходящее за рамки общепринятых правил”) /Из разг. речи/; 6) − Что
за чёрт! − сказал Павел: − ведь вчера же ещё все было в порядке.
(“недоумение, неудовольствие, возмущение...”); Ср.: − Что за чёрт этот
парень! Ну никакого сладу с ним нет! (“плохой парень + недоумение,
210
Кручинина И.Н. Обращение // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
С.341.
97
неудовольствие, возмущение...”) /Из разг. речи/; 7) − Сдали экзамен, −
вздохнул Алексей. − Язви тя в душу! (“удовлетворение, радость,
облегчение...”); 8) − Он [Грушницкий] ...придерётся к какой-нибудь
глупости и вызовет Печорина на дуэль... Уж я вам отвечаю, что
Печорин струсит, − на шести шагах их поставлю, чёрт возьми! /М.
Лермонтов. Герой нашего времени/; 9) Но именно она, Васькина мать,
как казалось Шевардину, и мешала ему зайти к Ваське. Она при всех
ругала его, а он − нате, здравствуйте, − явится! (“удивление,
недовольство...”) /Н. Ляшко. Сладкая каторга/.
Образование K на основе целого предложения в
противоположность отдельному предикату обусловлено тем, что в
подобных случаях, особенно когда членимое высказывание имеет
сложную структуру, рема выражается большим отрезком текста,
равным простому предложению.
K могут быть построены и по модели сложного предложения: − Да-
с, анархия − мать порядка. Видал миндал! Вот она, превратность
судьбы. (“удивление, разочарование, сожаление...”) /И. Кремлёв.
Большевики/; Ср.: − Брат отказался помогать. − Видал, какой он
миндал? /Из разг. речи/. Из структуры СПП заимствуются наиболее
значимые (рематичные) компоненты, благодаря чему достаточно легко
можно восстановить его полную схему (как логико-семантическую, так
и морфолого-синтаксическую).
Обе части СП могут максимально формализовано быть
представлены в составе K, т.е. с помощью исключительно служебных
лексем, выражающих характер синтаксических отношений между
частями такого СП: − Если б случайно не узнал от одного человека, как
ты в ЦК пошёл и отбил меня, чтобы по тому письму меня не таскали,
если б не знал этого за тобой... − Что не договариваешь? Если бы да
кабы... Не знал этого, не сработался бы со мной, так, что ли?
(“неодобрение, неудовольствие, возмущение...”) /К. Симонов.
Солдатами не рождаются/; Ср.: − Если бы не знал этого, не сработался
бы с тобой! Как видим K, построена на основе сочетания двух условных
подчинительных союзов. Путём повторения двух стилистических
вариантов (нейтр. и прост.) одного и того же союза говорящий
акцентирует своё внимание на “условной” семантике этого
синтаксического средства связи, тем самым выражая недовольство по
поводу чьей-либо нерешительности.
K может строиться на основе главной части сложного предложения:
− Васька, давал тебе дядя Саббути за веревочку держаться? − А ты
думаешь! − обиделся Васька. − Сперва он Андрею дал, а потом мне.
98
Веревочкой мы с Васькой называли ременный шнур от пушки
(“утверждение...”) /Г. Мирошниченко. Юнармия/; Ср.: − Так это ты
сделал? − Да, это я сделал. А ты думал, что это не я! /Из разг. речи/.
Кроме роли главной части в сложноподчиненном предложении,
производящая основа K может выполнять функцию и придаточной. Это
опять-таки связано с тема-рематическим членением содержания
высказывания: − Ты не против, если я поставлю цветы в вазу? − Как
скажешь. (“согласие...”); Ср.: − ...? − Всё будет так, как ты скажешь.
Главное предложение обобщённо повторяет содержание вопроса,
выражая тему высказывания. Кроме того, к теме относится и
местоимение ты в придаточной части, т.к. лицо, обозначаемое им, уже
известно: оно заявило о себе в вопросе. Поэтому ремой данного СПП
является неполное ПП, входящее в состав придаточного. Именно на
этой основе и формируется известная K.
Достаточно часто в качестве производящей базы K выступает
вопросительное слово. При этом оно может сочетаться с другими
словами (членами предложения) − как полнозначными, так и
служебными: − Человеку уют нужен! А то как же! Где мы, там и дом.
Где дом, там и уют, − гудел он сверху. (“подтверждение...”) /Проханов.
Дерево в центре Кабула/; Ср.: − Как же он будет жить в таких ужасных
условиях? − Как-нибудь выживет.
Как известно, в роли ремы оказывается то, что утверждается или
спрашивается об исходном пункте сообщения − теме. Отсюда,
вопросительное слово в предложении всегда выполняет функцию ремы.
В данном случае это слово как в комплексе с частицей же.
В некоторых случаях вопросительное слово употребляется в
сочетании с предикатом: − Она забрала у меня сына. − Что же делать!
Такова жизнь. (“примирение, согласие”); Ср.: − ... − Что же ты будешь
делать в этой ситуации, когда ничего нельзя изменить? /Из разг. речи/.
В данном примере достаточно K Что же (ж), которая является
вариантом K Что же делать!: − Ты придёшь к нам опять? − Приду, −
ответил я, − непременно!.. − Что ж, − сказал в раздумье Валёк, −
приходи, пожалуй. (“согласие...”) /В. Короленко. В дурном обществе/.
Использование K Что же делать в предыдущем примере вместо Что
же обусловлено тем, что слово делать в производящем предложении
относится к реме. Несмотря на понятийный характер его семантики,
последняя обладает высокой степенью обобщенности: данная
глагольная лексема применима к любому действию и составляет его
категориальное значение, т.е. выполняет дейктическую (указательную,
заместительную, местоименную) функцию. Поэтому K Что же делать
99
может быть использована в сочетании практически с любой
стимулирующей репликой, предполагающей получение ответа в форме
согласия. В последнем же примере производящая основа включает в
состав ремы глагольную лексему ответить (Что же на это можно
ответить?!), хотя её можно заменить словом делать (Что же с этим
можно поделать?!). В таких случаях в составе K предпочтительней
опускать компонент делать (Что же). Использование слова ответить
либо другой глагольной лексемы не представляется возможным, т.к. все
они обозначают конкретные действия. Семантика таких единиц, как
правило, с трудом обобщается и они не включаются в состав K.
Наряду с тема-рематической моделью формирования K выявлен и
логико-семантический способ. Он базируется на использовании
определённой структуры, схемы, которая имеет логическую основу и
получает своё выражение на семантическом уровне. Сутью такой
логической модели является приём “столкновения” информации,
содержащейся в высказывании, и той, которая заложена а priori в
экзистенциальной пресуппозиции (т.е. составляет наши знания о мире):
− Сейчас же отдай мою книгу! − А морда не треснет?! (“отрицание,
несогласие…”; “не отдам”; “много хочешь” и т.п.). Данная K на логико-
семантическом уровне имеет примерно следующую схему: Если я тебе
отдам книгу, то у тебя может треснуть лицо (морда), а так как это
не допустимо, то книгу ты не получишь. Но для понимания
негативного характера ответа не обязательно разворачивать K до
размеров членимого предложения. Неадекватный (алогичный) характер
прямого значения этого высказывания, основывающийся на знании
отношений между предметами реальной действительности, позволяет
без труда определить истинный, вторичный смысл такого
высказывания.
Построение K по логико-семантической модели принципиально
отличается от тема-рематической схемы. Во втором случае
формирование K на семантическом уровне представляет собой процесс
обобщения, а точнее, сужения значения синтаксической конструкции с
понятийным значением до категориальной семы такого высказывания −
“утверждения”, “отрицания” и т.п.: − Только те настоящие люди,
которые сбивают цепи с разума человека. Вот теперь и вы, по силе
вашей, за это взялись. − Ну, что я? − вздохнула она. − Где мне?
(“несогласие...”) /М. Горький. Мать/; Ср.: − Вы справитесь сами? − Где
мне справиться-то одной! (“не справлюсь...”) − “не справлюсь...” →
“отрицание, несогласие...”. Логико-семантическая же модель
предполагает переосмысление прямого значения высказывания на
100
значение “отрицания”: − Верни рукопись! − А больше ничего не
хочешь?! (“отрицание...”) /Из разг. речи/; Ср.: − Принеси воды! − А
больше ничего не хочешь? − Нет, спасибо (знач. вопроса).
Таким образом, за репликой-реакцией, содержащей ирреальную
(заведомо ложную или гипербализированную) информацию,
закрепляется значение “отрицания”. Часто процесс формирования K по
данной модели сопровождается линейным сокращением производящей
структуры.
Подобные K напоминают косвенные речевые акты, когда
содержание высказывания оказывается многослойным. При этом
основным является второе значение, н-р: − Холодно. (т.е. − Закрой
окно.). Прямое значение такого высказывания соответствует его форме
(“мне холодно”), вторичное (основное) – логически выводится в
условиях конкретной ситуации (“поэтому закрой окно”). Ср.: – А морда
не треснет?! (1. “треснет морда”, 2. “поэтому нет”); – А больше
ничего не хочешь?! (1. “много хочешь”, 2. “поэтому нет”).
Отмечена также модель построения K, основанная на сочетании
двух полнозначных единиц, которые связаны между собой
ассоциативными отношениями (ассоциативная модель), например,
Ёлки-палки!, Ёлки-зелёные! и др.: − Эх, елки-зелёные! Провалили
дело, − сказал он. − Через нашу неорганизованность провалили. Нешто
иначе упустили бы этих подлецов? (“досада, огорчение, возмущение...”)
/А. Адамов. Последний “бизнес”/.
K самым тесным образом связаны в этимологическом аспекте и с
фразеологизированными конструкциями (т.е. нечленимыми, но с
понятийным содержанием – фразеосхемами), например, Тоже мне!
(«Тоже + <мне> + N1», «N 1 + тоже + <мне> + Adj»), Ну и ну! («Ну и +
N1»), Нашёлся (выискался) здесь! («Нашёл(-ся) + N4,1»), Вот ведь!
(«Вот ведь + N1 [V finit]»), Каково! («Каково + V finit») и др.: – Я не
сплю. Я всё слышу. – Значит, мне показалось. У вас были закрыты
глаза. – Веки тяжёлы, – сказал Энэн, снова закрыл глаза и опустил
голову. – Тоже мне Вий, – шепнула Элла. /И. Грекова. Кафедра/; −
Тоже, агрономша! Двух слов не свяжет. Тоже, женщина! Причесаться
не умеет /Г. Николаева. Повесть о директоре МТС../; Ср.: − Она тоже
хороша!.. Знает же, что у него семья, дети!.. − Та-а ... что ты её
осуждаешь? Ихное дело... слабые они. А он, видно, приласкал /В.
Шукшин. Капроновая ёлочка/. Более того, для многих из K такие
построения выступают в качестве переходного уровня на пути
членимого предложения в K. Часть K претерпевает поэтапный процесс
кодирования (элиминирования). На первом этапе фразеологизации
101
подвергается синтаксическая структура членимого предложения
(уровень фразеосхемы). При этом она все же остается частично
способной к распространению. На втором − полностью
фразеологизируется лексический состав модели предложения: она
теряет свойства лексической и синтаксической распространяемости, а
также способность к широкому варьированию лексических
компонентов фразеосхемы (а часто и сами эти компоненты), которые
превращаются в обязательные формальные элементы предложения
(уровень K). Таким образом, можно сказать, что фразеосхема
(предложение несвободной структуры с понятийной семантикой)
является фразеологизированным только на уровне формы, а K − на
уровне формы и содержания. Например, фразеологизированная модель
«Была охота + V inf» является производящей основой по отношению к K
Была охота!: [Кулигин:] Что у вас, сударь, за дела с ним? Не поймём
мы никак. Охота вам жить у него да брань переносить (“зачем жить у
него...”; “не стоит, не надо у него жить...”); /А. Островский. Гроза/; Ср.:
− Ты поможешь сестре? − Была охота! (“отрицание...”). Сочетание
была охота во фразеосхеме выполняет роль, близкую по значению и
функции к отрицательной частице не: − Ты пойдешь в библиотеку? −
Была охота ходить! (“не пойду...”). Выступая в роли самостоятельного
высказывания, данное сочетание приобретает коммуникативную
функцию, и значение “отрицания” оформляется у него в качестве
самостоятельного коммуникативного смысла.
Другой пример: − Небось с постели поднял? − Где там, мне не до
сна было, − спокойно сказал Андрей. /Д. Гранин. Искатели/; Ср.: −
Небось с постели поднял? − Где там ты меня с постели поднял?! Мне
не до сна было. (“не поднял ты меня с постели...”). Вопросительное
слово где уже в риторическом вопросе, который представляет собой
фразеологизированную синтаксическую структуру, приобретает
значение “возражения”, “отрицания”. Этого оказывается достаточным
для самостоятельного функционирования данной лексемы в сочетании с
одним из компонентов, входящих в производящую основу (там, мне и
т.п.), и приобретения таким сочетанием негативного значения −
“отрицания, несогласия”. В таких случаях K и соотносимое с ней
вопросительное предложение (− Ключи возьмешь в шкафу. − Где там?
− На верхней полке) являются омонимичными и несоотносимыми в
качестве непосредственных дериватов: это опосредованные дериваты
(через фразеосхему).
При образовании K из фразеологизированной конструкции
свободно варьируемые лексические компоненты могут получать
102
формальный статус в структуре K. При этом они сворачиваются до
компонента, который в обобщённом виде способен отразить их
категориальное значение, т.е. до компонента, отличающегося
неконкретной, а отсюда, неполной, абстрактной непонятийной
семантикой, н-р, «Почему бы [же] + и + не + V inf»: − Ты считаешь, что
все это надо мне сказать? − А почему же не сказать?! (“надо
сказать...”); Ср.: − Ты считаешь, что всё это надо мне сказать? − А
почему же нет? (“утверждение...”) /А. Чаковский. Свет далекой
звезды/. Свободно наполняемый инфинитив и отрицательная частица
не, выражающие отсутствие конкретного действия, заменяются на свой
обобщённый речевой вариант − слово нет. Данные построения, как
правило, абсолютно взаимозаменяемы в тексте. Всё это позволяет
утверждать, что K может являться дериватом фразеологизированной
синтаксической конструкции, выступающей в качестве её
производящей базы.
С другой стороны, большая часть фразеосхем не способна
формировать K. Некоторые из фразеологизированных построений
близки к переходу в K, но им не достаёт одного из элементов, который
смог бы в обобщённом виде отразить содержание лексически
варьируемых компонентов в составе K, н-р, «Чем не + N1»: −
Полюбуйтесь, наш аристократ... собственный выезд, чем не английский
лорд. (значение “утверждения...”: “самый настоящий английский
лорд...”) /Кукушкин. Хозяин/.
Итак, происхождение K, семантика, структура и функции
обусловлены особенностями структуры, морфологического наполнения,
тема-рематического членения ее производящей основы − предложения
(членимого или нечленимого) с понятийной семантикой. Эта связь не
непосредственная, прямая, синхроническая, а опосредованная,
косвенная, диахроническая. Несмотря на семантико-грамматическую
нечленимость K, они, как правило, этимологически полностью
зависимы от соотносимых с ними производящих предложений.
В качестве производящей основы K могут выступать различные
языковые единицы: 1) полнозначные и неполнозначные ЛЕ и ФЕ,
переходящие в разряд предложений; 2) предложения со свободной
синтаксической структурой; 3) предложения с фразеологизированной
синтаксической структурой. В последнем случае возможны два пути
образования K: а) членимое предложение → фразеосхема → K; б)
фразеосхема → K.
В основе же механизма кодирования членимого предложения в
нечленимое чаще всего лежит понятие актуального членения
103
предложения (тема-рематическая модель). При этом в качестве K
используется рематичный компонент членимого высказывания,
который утрачивает свое понятийное значение и выступает в функции
самостоятельной коммуникативной синтаксической единицы
(структурно фразеологизированной и лексически непроницаемой),
обобщенно выражая семантику членимого предложения.
В целом в арсенале K оценки и утверждения/отрицания
насчитывается значительно бóльшее количество моделей построения K,
чем у других семантических видов K. При этом максимальной
продуктивностью отличаются всё же оценочные K. Кроме того, они
характеризуются и бóльшим набором подвидов отдельных моделей. У
каждой семантической группы K существуют специфические модели их
построения, присущие только им.
Максимально продуктивной моделью построения K является тема-
рематическая модель, а также структурно-семантическая (на основе
предложения или его части).
Построение новых K не ограничено закрытым (в синхроническом
аспекте) кругом единиц языка, способных участвовать в их
формировании. Соответственно список K также открыт и постоянно
пополняется новыми единицами. Более продуктивной тенденцией
формирования K является их построение на базе полнозначных лексем
и синтаксических конструкций со свободной синтаксической
структурой, потому что, во-первых, количество неполнозначных слов и
фразеологизированных синтаксических конструкций в языке
ограничено, и, во-вторых, несмотря на максимально обобщенный
характер значения K, развитие их списка идет по линии детализации
выражаемого значения для более точной и полной передачи
информации, которая стоит за такими единицами, для чего пригодными
оказываются только полнозначные языковые единицы.
При однотипности механизма кодирования K различных
семантических подгрупп отмечаются некоторые отличия. Так,
наибольшим разнообразием в выборе средств и моделей построения
отличаются K с “негативной” семантикой: “негативной оценкой” и со
значением “отрицания”. Данная особенность является универсальным
признаком. Так, в языке в целом отмечается преобладание языковых
единиц, выражающих значение отрицания”, либо “негативной оценки”.
(Недаром Б. Шоу утверждал, что “есть пятьдесят способов сказать да и
пятьсот способов сказать нет... ”211.) Например, в рамках категорий
негопозитивности и энантиосемии переосмысление со знаком “–”
211
Б. Шоу. Избранное. М., 1946. С.11.
104
позитивных ЛЕ и лексических ФЕ, а также несвободных
синтаксических конструкций имеет место гораздо чаще.
Отличия в средствах выражения того или иного значения, лежат
вне сферы языка и обусловлены особенностями человеческой психики,
психологией взаимоотношений между людьми в обществе и, в
частности, особенностями речевого акта негативного оценивания. Такой
речевой акт всегда связан с конфликтом (который может проходить по
линии отношений говорящий − слушающий, вопрос − ответ), т.к. он
обычно предполагает вторжение в пространство внутреннего “Я”
слушающего. Любой человек, как правило, ожидает положительного
ответа либо позитивной оценки своих действий, поступков и т.п.
Поэтому единицы с негативной семантикой чаще всего сопровождаются
разочарованием слушающего, глубокими эмоциональными
переживаниями, а потому характеризуются более высоким зарядом
экспрессивности и эмоциональности. Субъект речи знает об этом. В
зависимости от сопутствующих целей речевого акта он выбирает
особые средства для того, чтобы или смягчить разочарование
собеседника, или усилить его. Эта цель достигается использованием тех
или иных языковых средств, обладающих различной способностью к
интенсификации либо деинтенсификации эффекта воздействия на
слушающего.

3.8. Лексическая членимость и вариантность


коммуникем

Тезис об абсолютной лексической нечленимости K, бытующий в


лингвистике, носит всё же относительный характер.212 Это
подтверждается анализом K в аспекте свойства лексической
вариантности.
Проблема лексической вариантности K является тем местом, где
сосредоточены основные противоречия данных единиц синтаксиса:
устойчивость и способность к трансформациям, взаимодействие
простого и составного знака, грамматическая нечленимость, застылость
ряда форм и частичное сохранение парадигматических свойств у
отдельных единиц, объединение в вариантный ряд и реализация его
членов.

212
Меликян В.Ю. К проблеме грамматической и словообразовательной парадигмы
коммуникем // Вопр. языкознания. 1999. №6.
105
Свойство лексической вариантности обусловлено огромной
потенциальной силой, которой обладает слово213 и которая проявляется
в его влиянии на содержательные параметры даже таких языковых
единиц, как лексические и синтаксические ФЕ, в том числе и K.
Существуют объяснимые и необъяснимые с исторической точки
зрения модификации в составе K. Последние являются результатом
утраты ситуации, породившей единицу, разрыва ассоциативных связей
слов, выпадения слов из системных отношений и т.д. Диахронический
аспект исследования вариантности K позволяет вскрыть механизм
образования нелогичных с современных позиций, но вполне
закономерных с точки зрения истории лексических и грамматических
субституций. И в конечном счёте позволяет утверждать, что все
преобразования обладают той или иной мотивированной
соотнесённостью в развитии языка.
Вариантный ряд K Ни за какие коврижки [блага, сокровища]!
(“категорическое отрицание...”) при синхронном анализе представляет
асистемные связи лексических чередований. Восстановление
производящей основы данной K (Маленькая девочка, как улитка, ушла в
себя и начинает строить себе свой мирок, в который она ни за какие
коврижки не пустит ни мамашу, ни гувернантку. (“ни при каких
обстоятельствах”) /Н. Писарев. Женские типы в романах и повестях
Писемского, Тургенева и Гончарова/) показало, что субституция
коврижки − блага отражает ассоциативные родо-видовые связи слов.
Появление субститута сокровища объясняется синонимией.
Варьирование чёрт − бес − леший в K Чёрт с ним! (“вынужденное
согласие...”) возникло на основе тематических связей слов-
наименований представителей “нечистой силы”.
Диахронический подход к исследованию высвечивает
семантические основы варьирования K и показывает системный
характер взаимозамен. Лексическая смена компонентов K идёт на
основе семантической организации слов в современном русском языке.
Слова в языке не существуют изолированно друг от друга. Лексика
языка представляет собой определённым образом организованную
систему, элементы которой (слова, значения) связаны
многочисленными и разнообразными отношениями. Таким образом,
лексическая вариантность K в своих субституциях использует уже
существующие между словами в условиях первичной номинации
лексико-семантические связи.

213
Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.-Л., 1947. С.14.
106
Лексические субституции обнаруживают пословную разложимость
K (т.е. определённую степень членимости, прямо пропорциональную
степени лексической разложимости K), определяемую семантическими
связями в системе языка лексических компонентов её производящей
основы. Это свидетельствует о том, что лексическое варьирование,
представляя собой изменения на словесном уровне K, в какой-то
степени детерминирует её членимость и в семантическом плане.
При этом вычленение различных аспектов значения семантически
и логически нечленимой K осуществляется на глубинном уровне
анализа её содержания и структуры, где она равна по этим показателям
членимому предложению и реализует свою первичную номинацию.
Именно такой анализ объясняет наличие явления вариативности
(лексической и грамматической) у данных единиц, а также дает
понимание влияния лексико-морфологического наполнения и
структурных особенностей производящей основы K на характер
выражаемого последней значения, на способность иметь
противоположные значения, на наличие различных видов асимметрии и
т.д.
Говорящий стремится привести семантику K в соответствие с
задачами коммуникативного акта, что вызывает варьирование её
структуры и содержания. В значении K отмечаются различные
направления лексико-семантического варьирования. Данные замены
могут быть построены по различным моделям языка.
Наиболее распространённой из них является вариантность на
основе тематического ряда214. Базой такой организации слов является
общая предметная область, а их включение в вариантные K обусловлено
присутствием в их составе родовых сем (гиперсем).
Дифференцирующие семы (гипосемы), как правило, нейтрализуются
при включении членов предметного ряда в вариантную K. Например: 1)
− Чёрт вас знает, что у вас за голова − соломой, что ли, набита. /Д.
Фурманов. Мятеж/; Ср.: − Леший вас знает! Ну как можно было не
сдать экзамен!; 2) [Светловидов:] Вот так фунт! Вот так шутка. В
уборной уснул! Спектакль давно уже кончился, все из театра ушли, а я
преспокойнейшим манером храповицкого задаю. /А. Чехов. Лебединая
песня/; Ср.: − Вот так фунт с походом! − воскликнул Ярлык,
разрешая общее напряжённое молчание. − Дела наши табак! − сказал
Дьякон. А адвокат мрачно подтвердил: − Последнего приюта мы
лишились. /М. Горький. Бабушка Акулина/. Как видим, лексическая
214
См., н-р: Диброва Е.И. Вариантность фразеологических единиц в современном русском
языке. Ростов н/Д, 1979. С.168.
107
вариантность может строиться не только на основе субституций, но и на
базе расширения, усложнения структуры K. В последнем случае это
реализовано на основе подчинительного ряда: Вот так фунт + с
походом.
Цель варьирования лексического наполнения K на основе
тематического ряда заключается в обновлении её семантической
структуры, придании ей свежести, в привлечении внимания к ней за
счёт повышения экспрессивности и интенсивности выражаемого
значения, вызванными трансформацией традиционной структуры K.
Пример интенсификации значения: − Принеси мне книгу! − Бегу [лечу]
и падаю! (“отрицание...”). Использование слова лечу вместо бегу
несколько увеличивает степень категоричности и ироничности
высказывания за счёт формального увеличения скорости движения
говорящего, якобы стремящегося исполнить просьбу собеседника.
Этот эффект может достигаться не только благодаря замене одного
из компонентов K, но и при помощи варьирования самой её структуры:
− Ты пойдешь с нами? − Само собой разумеется! / Самой собой!,
Разумеется! (“утверждение...”); Ср.: − А там поблагодарят?.. − Само
собой... И награда, и всё такое. /А. Толстой. Пётр Первый/; − Разве
бывают такие люди? − спросил Нежданов. − Разумеется! но редко, −
отвечал Паклин. /И. Тургенев. Новь/. Данные части K семантически
равны, т.к. являются компонентами одного производящего предложения
(Это само собой разумеется!), выражающими сходное значение. Их
совместное употребление в составе одной K удваивает значение
“утверждения, подтверждения”, что придаёт высказыванию большую
категоричность. То же самое отмечается и в другой K: На-ка выкуси
(На-ка!; Выкуси!).
Широко распространено варьирование на основе синонимической
субституции, например, бог – господь – создатель – творец: Ленский
входит и с ним Онегин. − Ах, творец! − Кричит хозяйка: − наконец! /А.
Пушкин. Евгений Онегин/; Ср.: [Анна Андреевна:] Ах, боже мой, какие
ты, Антоша, слова произносишь. [Городничий (с неудовольствием):] А,
не до слов теперь! /Н. Гоголь. Ревизор/. Использование устаревшего
варианта боже преследует стилистические цели: приведение
высказывания в соответствие с требованиями стилевой характеристики
ситуации общения, а именно придание речи сниженного, разговорного
характера. Включение в вариантный ряд синонима господь
старославянского происхождения “повышает” стилистическую окраску
K и текста в целом: − Он опять опоздал. − Бог [господь] его знает! У
меня уже нет на него сил!
108
Другой пример: − ...Ведь так, Петр Иванович? − Какой разговор!
Можно и так, отчего же, − отвечал Гордон. (разг.) /А. Толстой. Пётр
Первый/ и − Ты придёшь? − Какой базар! (грубо-прост.); − Что?.. − не
помня себя от радости, крикнул Коротков. − Кальсонера выкинули? −
Точно так-с. День всего успел поуправлять − и вышибли. (разг.) /М.
Булгаков. Дьяволиада/ и − С фронта? − спросил Григорий. − Так точно,
в отпуск еду из-под Новохопёрска. (офиц.) /М. Шолохов. Тихий Дон/. В
первом высказывании выбор осуществляется между разговорным и
грубо-просторечным стилем речи; во втором − между разговорным и
официально-деловым. Чаще всего отмечается стилевое варьирование в
рамках разговорного стиля, т.к. большинство K принадлежит именно к
этому пласту языковых единиц.
Стилистическая синонимия может быть связана с варьированием
частицы, например, Поди-ка(-кось, -тка, -тко, -ткось)!, На-ка(-ко,
-кось...): [Феона:] А он, на-ко-поди, ровно молоденький. /А.
Островский. Не всё коту масленица/; Ср.: − А он, поди-тко, даже не
поздоровался. /Из разг. речи/.
Синонимическому варьированию могут подвергаться и предлоги: −
Да не плачь же ты, в самом деле! − в сердцах сказала Уля. /А. Фадеев.
Молодая гвардия/; Ср.: − Ты что, на самом-то деле, не мог
предупредить, что опоздаешь! /Из разг. речи/. Различные по
лексическому значению предлоги, встречаясь в составе K в одинаковой
позиции, утрачивают свои дифференциальные признаки. Процесс
нейтрализации, имеющий место в данном случае, обусловлен
нечленимым характером K и является закономерным, вытекающим из
природы этой единицы языка. Взаимозаменяемость в составе K
предлогов в и на обусловлена их одинаковыми синтагматическими
свойствами: способностью сочетаться с именем существительным в
винительном или предложном падеже.
В максимальной степени изменения в содержании K при
варьировании её лексических компонентов проявляются в тех случаях,
когда такие варианты обладают разнотипной эмоциональной
окрашенностью.
Стремление внести негативный эмоциональный компонент в
оценку предмета речи послужило причиной замены слова бог на слово
чёрт в K Бог его знает!: − Одно худо: говорят, её муж − чёрт знает,
язык не поворачивается на это слово, − говорят, Инсаров кровью
кашляет. /И. Тургенев. Накануне/. Появление вариантов Пёс [леший,
хрен] знает! обусловлено необходимостью сохранить за K негативную
аффективность и в то же время соблюсти запрет на слово чёрт в
109
определенных ситуациях и социальных коллективах: − По уставу,
видно, по-ихнему так требуется, а, впрочем, леший их знает, прости
господи. /А. Мельников-Печерский. На горах/.
Такие K, как правило, предполагают очень широкие потенции в
плане лексической вариативности, что проявляется в наличии большого
количества окказиональных вариантов. Данный факт объясняется
существованием в недавнем прошлом табу на слова бог, чёрт, что
подталкивало носителей языка к индивидуальному творчеству в поиске
наиболее выразительных замен. С этим связано появление
синонимической субституции эвфемистического характера, например,
Бог [чёрт, лихо, родимец, мать, чума, фиг, ...] его знает!: −
Выстраивается такая цепочка, − Коля оглядел всех. − Родькин,
Соловьёв, Седой. И ведёт эта цепочка к Слайковскому. Только, сдаётся
мне, есть у н её лишние звенья. − Фиг его знает, − сказал Травкин. /А.
Нагорный, Г. Рябов. Повесть об уголовном розыске/; Ср.: Успехи
действительно у нас громадны. Чёрт его знает, если по-человечески
сказать, так хочется жить и жить. На самом деле, посмотри, что
делается. Это же факты! /Киров. Статьи и речи 1934/; Ср.: И та выходит,
и ... враг её знает, что она умела глазами делать: взглянула, как заразу
какую в очи пустила, а сама говорит: − Не обидь: погости у нас на этом
месте. /Н. Лесков. Очарованный странник/.
Другой пример: − Ёлки-палки! Что ты опять выдумал? /Д.
Незнанский. Девочка для шпиона/; Ср.: − Ну что ты хвалишься, ёлки-
моталки, слушать тошно! /Винниченко/. Причиной широкой
вариативности K типа Ёлки-палки [-моталки, -мочалки]!, их
высокой степени “отзывчивости” на требования ситуации является
утрата ими внутренней формы. Такие единицы можно назвать
идиомами, в отличие от других K, которые являются потенциально
членимыми благодаря возможности их соотнесения с производящей
основой, которая, как правило, членима или которая, в свою очередь,
обладает членимой производящей основой.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что внутренняя форма
K выступает в качестве стабилизирующего, консервативного фактора,
жёстко обусловливающего содержание, форму и функционирование K
как языковых единиц. Свойство лексической вариантности K, с одной
стороны, обусловлено наличием у K внутренней формы, с другой − эта
внутренняя форма чётко регламентирует характер и объём такого
вариантного ряда. Нерегламентируемость вариантного ряда K
свидетельствует об отсутствии у неё внутренней формы или о наличии
других факторов, стимулирующих его развитие. Существование
110
ограничений на лексическое варьирование многих K ещё раз
подтверждает тезис о том, что большинство из них обладает конкретной
этимологией, являются производными от других единиц языка.
Варьирование антонимического характера менее распространено
среди K. Такая лексическая антонимия в основном представлена
контекстуальными антонимами: − Поезд опаздывает. − Это бог [чёрт]
знает что такое! В данном случае антонимичные лексемы
способствуют реализации различной стилевой и экспрессивной
характеристики речи говорящего, а также дополнительных оттенков
значения.
Другой пример: − А другого нашла, чёрт с ней: девок мало ли?
Она мне и то постыла. (“согласие, примирение + злость, досада... ”) /Л.
Толстой. Казаки/; Ср.: − Да не нужен мне жеребец, бог с ним!
(“согласие, примирение...”) /Н. Гоголь. Мёртвые души/. Как видим,
первый вариант более экспрессивный, эмоциональный и выражает,
кроме “согласия”, еще и негативное отношение к предмету речи.
Второй представляет собой “вынужденное, смягченное согласие”,
связанное с безразличием к факту, о котором идёт речь.
Встречаются и примеры лексической субституции на основе
паронимического ряда: − Батюшки мои! − изумилась Ольга... − Царица
небесная! /А. Чехов. Мужики/; Ср.: − Царица немецкая! Да ведь мы
опоздали! /Из разг. речи/. Такие замены широко распространены в
разговорной речи. Они призваны “оживить” внутреннюю форму K
путём необычной субституции одного из лексических компонентов.
Подобная K привлекает внимание своей нестандартностью, что
повышает её эмоциональность и экспрессию, а отсюда и
воздействующую силу.
Лексическая вариантность может иметь и более сложный характер:
− Иди, служивый... Едрёна-матрёна. /М. Шолохов. Тихий Дон/; Ср.: −
Вы, едрёна-зелёна, и сами в колхоз должны идти и тянуть за собой
качающуюся фигуру середняка. /М. Шолохов. Поднятая целина/. Замена
компонента матрёна на зелёна обусловлена, во-первых, структурно-
ассоциативными связями K Едрёна-матрёна! с K Ёлки-зелёные!, во-
вторых, грамматическим сходством варьируемых элементов (матрёна,
зелёна − ж. р., ед. ч., им. пад.), и в-третьих, совпадением конечной части
заменяемых лексем (-ёна), что позволяет сохранить общую
зарифмованность данной K, ее “поэтику”.
Существуют примеры субституций, которые носят нечеткий
характер: [Мирон:] Ох! Догулялся! Вот так раз! Вот и похмелье
соскочило. /А. Островский. Невольницы/; Ср.: [Шура:] Яков, скажи
111
честно: что такое Тятин? [Лаптев:] Вот те раз! Ты же почти полгода
ежедневно видишь его. /М. Горький. Егор Булычёв/. В этом примере
местоимение тебе (просторечный вариант − те) указывает на
контактно расположенного собеседника, прямую обращённость
говорящего к нему и неофициальный характер их отношений, т.е.
вызвана необходимостью более точного указания на объект речи.
Модель варьирования носит слабо выраженный паронимический
характер.
В ряде случаев лексическое варьирование строится на основе
нейтрализации значений противопоставляемых членов оппозиции: − А
где же пленный? − Как где?.. − Дурачье! Сюда тащить надо было.
Списать всегда успеете. − Чего таскать? И так всё вымотали. Первый
дроздовский полк. Семьсот штук кадетов и пушка одна. − Загвоздочка...
ёлки-палки! С пушкой, сволочи! /Б. Лавренёв. Ветер/; Ср.: − Ну что ты
хвалишься, ёлки-моталки, слушать тошно! /Винниченко/. Слова палки
и моталки в составе данной K не выражают каких-либо оттенков
смысла в связи с близостью их прямого значения и выступают в
качестве ее равноценных компонентов.
В языке существует большое количество примеров как
лексической нейтрализующей вариантности, так и вариантности
дифференцирующего характера. Это является результатом острой
борьбы различно направленных тенденций, действующих в сфере
данных единиц языка. Так, с одной стороны, в связи с нечленимым
характером K лексическая вариантность на основе нейтрализации
членов вариантного ряда является более логичной и естественной,
максимально отражающей специфику K как языковой единицы. С
другой стороны, данная тенденция противоречит принципу экономии,
создавая несколько наименований для обозначения одних и тех же
“предметов”.
Стремление к экономии в сфере лексической вариантности
оценочных K берёт верх, в связи с чем в большей степени получает
развитие вариантность лексического ряда на основе дифференциации
его членов, которая стремится снять данное противоречие. Результаты
борьбы этих тенденций, однако, оказываются неоднозначными, т.к.
заметное развитие получает и второй вид лексической вариантности –
нейтрализующая.
Итак, лексическое варьирование K может иметь различный
характер: как дифференцирующий, так и нейтрализующий.
Вариантность K вскрывает различные семантические процессы,
происходящие на глубинном уровне их организации. Она обусловлена
112
различными факторами – языковыми, экстралингвистическими,
психологическими – отражает постоянное столкновение между
попытками K, с одной стороны, передать все многообразие своего
смыслового наполнения, детализировать, уточнить передаваемый K
смысл, связанный с различиями в условиях протекания речевого акта, с
другой − нейтрализовать всякие семантические различия.
Общим основанием вариантности является снятие
смыслоразличительных признаков между членами вариантного ряда.
Отсюда, все варианты K идентичны по своему категориальному
содержанию. Добавочные семантические компоненты (эмоциональные,
стилистические и др.) входят в состав этого значения, но представляют
собой лишь дополнительные наслоения на ядро. Тождество значения
при этом не нарушается, т.к. семные периферийные новообразования не
выходят за рамки основного значения. Но эти наслоения как раз и
составляют внутренние различия, которые имеют место в каждом
конкретном тождестве. Они не разрушают этого тождества, а
показывают лишь конкретные, отдельные проявления этого тождества в
вариантах, тем самым подчеркивая диалектическую взаимосвязь двух
категорий − тождества и различия.
Несмотря на нечленимость K, грамматические, семантические,
синтагматические и парадигматические свойства их лексических
компонентов (устанавливаемые при изолированном рассмотрении, т.е. в
прямом значении) всё же оказывают заметное влияние на характер
содержания и функционирования K. Свойство лексической
вариантности K при этом строго детерминировано характером их
внутренней формы. При утрате K связи со своей производящей основой
её вариантный ряд может стать нерегламентируемым и потенциально
бесконечным.
В целом лексическая вариантность K выступает в качестве
позитивного факта языка, позволяющего максимально точно
реализовать K в семантическом, прагматическом, функциональном и
стилистическом аспектах.

3.9. Грамматическая членимость коммуникем и их


парадигматические свойства

В сфере грамматики бытует точка зрения, в соответствии с которой


признаётся абсолютная грамматическая нечленимость построений типа
K. Однако, данная позиция не лишена недостатков. Несмотря на
113
логическую, морфологическую и структурную нечленимость, многие K
способны иметь грамматическую парадигму, что свидетельствует о
наличии слабо выраженных признаков членимости. Но в отличие от
свободных синтаксических построений K не включают в себя всю
возможную систему грамматических форм, а характеризуются
наличием неполной, дефектной парадигмы. Грамматико-семантические
особенности K накладывают значительные ограничения на
формирование их парадигматического ряда. Например, K Не скажи!,
кроме формы повелительного наклонения 2-го лица единственного
числа, может иметь форму повелительного наклонения 2-го лица
множественного числа (Не скажите!), а также форму инфинитива (Не
сказать!): [Павлин:] Женское дело, сударь... От женского ума порядков
больших и требовать нельзя. [Чугунов:] Ну, не скажи! У Меропы
Давыдовны её женского ума на пятерых мужчин хватит. /А.
Островский. Волки и овцы/; [Хрущов:] Дура она... [Юля:] Ну, не
скажите. /А. Чехов. Леший/; Полтора года в колонии. Плохо ли ему
было? Да нет, не сказать. /Литературная газета. 1964, № 22/.
Специфику значения грамматических вариантов K, а также
причины их появления можно установить благодаря анализу
внутренней формы K, т.е. её производящей основы,
характеризующейся наличием понятийного смыслового наполнения.
Сама же K такой информации не содержит в силу своей разноаспектной
нечленимости.
Однако, сопоставление K с их производящими основами,
установление морфолого-синтаксических и лексических факторов,
обусловливающих их более лёгкое переосмысление в аспекте лексико-
семантической категории энантиосемии или определение
формоизменительной парадигмы K, вовсе не означает признания того
факта, что они обладают свойством членимости в полной мере: у них
отсутствует грамматическое значение, они лексически непроницаемы,
логически и семантически нечленимы. У таких синтаксических
построений отмечаются лишь элементы потенциальной членимости.
Несмотря на свою максимальную формализацию и
абстрагирование от конкретной ситуации и её участников, K всё же
способна к индивидуализации своей формы и содержания, а отсюда,
благодаря наличию парадигмы форм может характеризовать ситуацию
общения, говорящего, выражать его отношение к собеседнику и
предмету речи. Именно это позволяет утверждать, что такие
устойчивые единицы синтаксиса находятся в прямой связи и в
некоторой степени зависимости от индивидуальности субъекта речи.
114
В отечественном языкознании проблема построения
формоизменительной парадигмы предложения решалась многими
лингвистами. Так, например, Е.А. Седельников обратил внимание на то,
что парадигма предложения принципиально несводима к
морфологической парадигме глагола. В её основе лежит форма ПП.
“Форма предложения не представляет собой простой суммы
грамматических форм слов. Формы слов, составляющие форму
предложения, вступают в синтагматические отношения и образуют
качественно новую лингвистическую единицу, свойства которой не
равны сумме свойств форм слов”.215
Н.Ю. Шведова216 же отмечает, что ПП обладает формой и
содержанием, и даёт определение понятия “форма предложения”:
“Формы предложения... − это все те видоизменения, которые, не меняя
его структурной основы, представляют каждое в отдельности то или
иное частное синтаксическое значение, а в своей совокупности − весь
комплекс его синтаксических значений”217. Такие преобразования ПП
имеют синтаксический характер и не воспроизводят морфологическую
парадигму глагола. Поэтому проблему построения грамматической
парадигмы K нельзя отождествлять только с формоизменительными
потенциями глагольных лексем. К этому проявляют известную
склонность (хотя в более скромных масштабах) и другие части речи:
существительное и местоимение.
Грамматическая парадигма K может складываться из выражения
различных грамматических значений, передающих различные оттенки
смысла, а также на основе их нейтрализации. Отсюда парадигма таких
единиц может быть значимой (дифференцирующей) и незначимой
(нейтрализующей).
В русском языке K чаще всего строят грамматическую парадигму
на основе категорий наклонения, времени, вида, залога, рода, лица,
числа и падежа: Раскатал губы(-у)!, И не подумал(-а, -и) бы!, Какой(-
ая, -ое, -ие) там!, Что же делать [сделать, поделаешь, сделаешь]!,
Размечтался(-лась, -лись)!, Где мне [нам, тебе, ему, ей, им]!, И не
подумаю [не подумал бы]!, И не подумаю(-ет, -ем, -ют)!, Вот

215
Седельников Е. А. Структура простого предложения с точки зрения синтагматических
и парадигматических отношений // НДВШ. Филол. науки. 1961. № 3. С.71.
216
Шведова Н. Ю. Типология односоставных предложений на основе характера их
парадигм // Проблемы современной филологии. М., 1965; Она же. Синтаксис
словосочетания и простого предложения // Основы построения описательной грамматики
современного русского языка // Русский язык. Грамматические исследования. М., 1967.
217
Шведова Н. Ю. Парадигматика... // Русский язык. Грамматические исследования. М.,
1967. С.15.
115
видишь(-ите)!, Вот даёт(-ют)!, Вот поди(-те) ж ты [вы]!, Видал(-
а, -и)! и др. Например:
1) − Закончу работу − пойду домой. − Размечтался(-лась, -лись)!
Закончишь одну, я тебе другую дам. (“несогласие...”); − Тогда шла
война. − И сейчас идёт война. − С жуликами? − Да, с жуликами. − Ну,
знаешь... /А. Адамов. Личный досмотр/; Ср.: Игорь Афанасьевич с
негодованием пожал плечами и развёл руками. − Ну, знаете!.. Это
просто ужасно. Живу среди каких-то... каких-то варваров. /А. Адамов.
Последний “бизнес”/; Лицо его начало оттаивать от недавней
окаменелости. −Что ты пёс, а? Глядишь, глядишь, ах ты, лохматый
философ! /П. Проскурин. Полуденные сны/; Ср.: − Ах вы! Я вам
покажу! Опять сестру обидели!
Члены парадигматических рядов категорий рода и числа называют
различных адресатов и адресантов, что вносит в общий смысл
высказывания дополнительные семы, уточняющие условия речевого
акта;
2) − Ты мне поможешь? − Раскатал губы(-у)! У меня у самого
работы по горло. (“отрицание...”). Изменение формы числа имени
существительного, формально выступающего в роли объекта действия,
в этом примере также несет на себе определенную смысловую нагрузку.
При этом грамматическое значение множественного числа флексии
существительного не подвергается нейтрализации. Можно
предположить, что количество “раскатанных губ” (одна или две)
позволяет говорящему указать на степень категоричности отрицания, а
также выразить различную степень своего неодобрения и негативного
отношения к предмету речи: чем “больше губ”, тем выше степень.
Данную K необходимо отличать от формально сходной с ней
лексической ФЕ, н-р: − А писака уже губёнки раскатал,
размечтался... /А. Маринина. Чужая маска/. Отличительной чертой
лексической ФЕ в данном случае является понятийный характер её
значения (“размечтался...”), наличие управления (на что? − “раскатать
губы на помощь, обед, зарплату” и т.п.) и полной грамматической
парадигмы;
3) − Ты выполнишь его требования? − Что же (с-)делать! У меня
нет выхода. Видовые различия глагольной лексемы также вносят
дополнительные оттенки в смысл высказывания. Так, грамматическое
значение совершенного вида своим характером (“...совершенный вид
сигнализирует достижение предела и, в силу этого, представляет
действие в его неделимой целостности...”218) указывает на более
218
Маслов Ю. С. Вид // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С.83.
116
высокую степень безысходности положения субъекта речи, решимости
поступить именно так, а не иначе, так как действие, подразумеваемое
под словом сделать, достигнув своего предела в процессе
обдумывания, не получило одобрения со стороны субъекта речи
(говорящий пришел к выводу, что ничего сделать в данной ситуации
невозможно). Значение совершенного вида подчеркивает окончание
обдумывания и отсутствие каких-либо реальных намерений действовать
в целях преодоления существующих препятствий. Значение
несовершенного вида благодаря своей специфике (“...несовершенный
вид нейтрален к признаку достижения предела и к признаку
целостности; во многих случаях он указывает на действие, лишь в
перспективе направленное к пределу или вовсе не предусматривающее
предела...”219) указывает на незавершенность процесса обдумывания
(действие не достигло своего предела), хотя субъект речи склоняется к
тому, что вариантов выхода из этой ситуации у него нет и надо
примириться. В связи с этим данный член видовой парадигмы выражает
меньшую степень безысходности продуцируемого утверждения;
4) [Мамаева:] Будет вам делами-то заниматься! Что бы с молодыми
дамами полюбезничать! А то сидит в своем кабинете! Такой
нелюбезный старичок! [Крутицкий:] Где уж мне! Был конь, да
уездился! /А. Островский. На всякого мудреца.../; Ср.: [Гаев:] Мне
предлагают место в банке. Шесть тысяч в год... Слыхала? [Любовь
Андреевна:] Где тебе! Сиди уж... /А. Чехов. Вишнёвый сад/; Ср.:
[Анна:] Злой он человек, жестокий. Ежели что − погубит тебя.
[Демчинов:] Где ему... /П. Маляров. Канун грозы/; Ср.: − А не фетишист
ли ты, майор? − Г-где уж нам? /Ю. Семёнов. Петровка, 38/. Данная K
во всех своих формах функционирует с общим значением “отрицания”:
она выражает “отрицание возможности или способности сделать что-
л.”. Местоименный компонент указывает на субъект действия, поэтому
изменение его формы способствует выражению дополнительных
компонентов смысла данной K. Это подтверждается и возможностью
присоединения к нему своеобразного приложения, например: − Такого
же ни одна истинная женщина не полюбит, тем более не захочет, чтобы
он её украл. ...Нет, куда ему, Брусенкову... /С. Залыгин. Солёная падь/;
5) − А в госпиталь, может, все же съездите, как вас мать просила? −
сказал “папочка”. − И не подумаю! (“отрицание...” → “не съезжу...” →
изъявит. накл. буд. вр.) /К. Симонов. Солдатами не рождаются/; Ср.: −
Если я попросил бы тебя, ты помог бы мне? − И не подумал бы!
(“отрицание...” → “не помог бы...” → сослагат. накл.). Некоторые K
219
Маслов Ю. С. Вид // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С.83.
117
формально способны выражать различное отношение содержания
высказывания к действительности, что заставляет периферию
семантики таких K трансформироваться вместе с изменением их
формы.
В сфере K оценки грамматическая парадигматика менее
продуктивна. Это обусловлено характером оценочного значения,
специфика которого проявляется в наличии весьма слабых связей
между лексическим и грамматическим его аспектами. Оценочные K
выражают внутреннее эмоциональное состояние в момент его
проявления, т.е. в содержательном плане соотносятся с моментом речи,
что препятствует их грамматическому варьированию. Отсюда
грамматическая парадигма таких единиц не оказывает сколько-нибудь
заметного влияния на характер их функционирования.
В основе словообразовательной парадигмы находится система
морфем одной части речи в их отношении друг к другу в смысловых
планах. План словообразовательной парадигматики K
сосредотачивается в варьирующихся словах-компонентах по аффиксам-
коррелятам, н-р: 1) − Он поможет мне? − Жди! Когда он помогал?!
(“отрицание...”); Ср.: − Думаю: повысили его, что ли?! − Дожидайся,
повысят! Скорей повесят. −Ха-ха-ха!.. (“отрицание...”) /В. Шукшин.
Позови меня в даль светлую/. Cловообразовательные формы (Жди! и
Дожидайся!) различаются не оттенками смысла, а лишь
стилистической окраской: первая нейтральна, вторая стилистически
маркирована по отношению к разговорному стилю речи.
Грамматическое значение возвратной частицы -ся в данном случае
нейтрализовано;
2) − Бум! Бах! Тарарах! − донеслось со стороны базы. − О дьявол!
− пробормотал Фокин. − Это-то зачем? /Стругацкие. Полдень XXII век/;
Ср.: − Дьявольщина! − заорал в темноте Фокин. − Кто здесь?
/Стругацкие. Полдень XXII век/. Суффикс отвлечённых имён
существительных -щин служит показателем книжного стиля речи, что в
целом противоречит разговорной стилевой доминанте K. Таким
образом, реализация данной морфемы в нестандартной для неё
ситуации (сфере) усиливает эмоционально-экспрессивную
окрашенность K в целом;
3) На противоположной, его, Антона, койке − он это не сразу
разглядел − лежал завёрнутый с головой в одеяло человек. − Хорошее
дело, − сказал Антон, с досадой подумав о том, что всего лишь двое
суток назад, перед самым заходом в порт, сменил на койке бельё. /В.
Воеводин. Буйная головушка/; Ср.: − Кулака надо вырывать с корнем! −
118
Полька − не корень. Она моя жена... почесть. − “Почесть?”
Хорошенькое дело!.. /М. Алексеев. Вишнёвый омут/. Несмотря на
морфологическую нерасчленяемость K, данные варианты всё же
несколько отличаются друг от друга в содержательном плане. Второй −
благодаря наличию уменьшительно-ласкательного суффикса -еньк
характеризуется бóльшим зарядом эмоциональности и экспрессии,
которые предопределены присутствием суффикса субъективной оценки.
Кроме того, подобные K чаще всего применяются для характеристики
разных предметов объективной действительности (хотя эта зависимость
не строго обязательна). Так, в качестве референта первой обычно
выступают какие-либо конкретные предметы или их действия; второй −
отвлечённые предметы или их действия.
Таким образом, грамматические формы K способны
организовываться в парадигматические ряды, члены которых выражают
различные оттенки значения. Словообразовательные же формы K
способны, как правило, лишь к изменению ее стилистической окраски.
Именно поэтому словообразовательная парадигма K встречается редко и
включает обычно не более двух членов такого ряда.
Формо- и словообразовательная парадигма K может также
складываться из нейтрализации грамматических и
словообразовательных значений её членов, что представляется более
естественным и логичным по отношению к K. Данные виды
парадигматики основываются на нейтрализации значения морфемы.
Такую парадигму можно назвать незначимой: И разговора(-у) быть не
может!, На-ка(-ся) выкуси!, Ничего не скажешь [нельзя сказать]! и
др. По своему характеру члены подобного ряда, по сути,
функционируют в роли вариантов, под которыми понимаются “...разные
проявления одной и той же сущности, напр. видоизменения одной и той
же единицы, которая при всех изменениях останется сама собой”220.
Например: 1) − Отдай немедленно записку! На-ка выкуси! (“отрицание,
несогласие...”); Ср.: Антип лезет за пазуху, вынимает треугольный
конверт. От Тани. “Жду в условленном месте. Т.” На-кася выкуси! В
деревню я больше не ходок. (“отрицание, несогласие...”) /М.
Колесников. Розовые скворцы/. Как видим, грамматическое значение
возвратного залога во втором примере не выражает свойственного ему
значения: оно нейтрализовано. Соответственно присутствие возвратной
частицы в составе одного из компонентов K никак не отражается на
значении последней в целом;

220
Солнцев В. М. Вариантность // Лингвистический энциклопедический словарь. М.,
1990. С.80.
119
2) − Хороша погода! − Ничего не скажешь! (буд. вр.); Ср.: − Он
парень грамотный! − Ничего нельзя сказать! (неопр. форма). Несмотря
на то, что глагольная лексема, которая в аналогичных членимых
предложениях выполняет роль сказуемого, представлена в этих
примерах в различных морфологических формах, значение последних
никак не влияет на изменение семантики K.
В основе словообразовательной незначимой парадигмы находится
система морфем одной части речи, смысловые планы которых
совпадают, н-р: − Конечно, несчастие велико; в одно время, что
называется, умер зять и с сестрой паралич; но, Перепетуя Петровна,
нужна покорность... Что делать! (“согласие, примирение...”) /А.
Писемский. Тюфяк/; − Мне здесь, признаться, будет лучше, чем в
Крыму. Жаль только: пропала путевка. Ну да что поделаешь!
(“согласие, примирение...”) /К. Паустовский. Старый чёлн/. Такие
словообразовательные корреляты K − это члены парадигматических
рядов, которые претерпели процесс семантической нейтрализации.
Наличие ряда вариантных форм у K обусловлено конкретными
причинами. Во-первых, их связью с производящей основой (членимым
предложением), в составе которой соответствующий лексический
компонент либо вся синтаксическая конструкция имеют полную
парадигму. Эта связь достаточно чётко и явно ощущается, т.к.
большинство из подобных предложений может употребляться как в
форме нечленимого, так и членимого высказываний без каких-либо
структурных изменений либо с незначительными трансформациями, н-
р: − А вот кто хорош, так это бабушка − умная, рассудительная
женщина, ничего не скажешь. (“подтверждение...”) /Г. Николаева.
Жатва/; Ср.: − Хороша работа! Ничего не скажешь плохого, если ты
постарался. Молодец!
Во-вторых, стремлением говорящего максимально детализировать
сообщаемую информацию в связи с конкретными условиями
коммуникации, например, желанием уточнить особенности речевой
ситуации, отметить характер взаимоотношений между собеседниками
(Не скажи!, Не скажите!) либо другие детали (И не подумаю(-ем,
-ют, -ет)!), необходимостью точно установить отношение содержания
высказывания к конкретному временному отрезку объективной
действительности, н-р: − Ты поможешь? − И разговора быть не
может! Когда я тебе отказывал? (“утверждение...”); Ср.: − Ты бы
помог в трудную минуту? − И разговора быть бы не могло! Конечно!
(“утверждение...”); Ср.: − Ты поможешь, если мне надо будет? − И
разговора не будет! Как же я могу тебе отказать? (“утверждение...”).
120
В-третьих, существующей в языке вариативностью некоторых
грамматических форм, н-р: − Ты поможешь? − И разговора(-у) быть не
может! (“отрицание...”); − Он сам справится? − Жди! / Дожидайся!
(“отрицание...”).
В-четвертых, “безразличием” K к характеру грамматического
значения отдельных её лексических компонентов, которое является их
специфическим, но не абсолютным свойством. В результате несколько
грамматических значений в рамках какой-либо грамматической
категории могут оказаться синонимичными на основе нейтрализации их
содержания, н-р: − Ты подготовил доклад? − Какой(-ое) там!
(“отрицание...”). Формы мужского и среднего рода в данном случае
оказываются синонимичными, т.к. грамматическая категория рода
вопросительного местоимения незначима в отношении предмета речи в
силу нечленимого характера K. На уровне же производящей основы K
форма рода слова какой становится грамматически и семантически
значимой. Такая конструкция может иметь предметный характер (− Ты
нашёл работу? − Какая там работа! Разве сейчас так быстро найдёшь
работу? = “отрицание; не нашёл...”) либо оценочный (− Ты нашёл
работу? − Какая там работа! Сидеть бумажки перекладывать! =
“плохая, неинтересная работа...”).
Нейтрализация содержания отдельных грамматических значений в
рамках грамматической категории может иметь место в некоторых
случаях даже на уровне производящей основы K, когда предмет речи
назван не существительным, а другой частью речи, н-р: − Ты успел? −
Какой(-ое) там успел! (“не успел...”); − Это красивая картина? −
Какой(-ое) там красивая! (“не красивая...”); − Так не горячо? − Какой(-
ое) там не горячо! (“горячо...”) и т.п. Производящая основа K в данном
случае представляет собой НП с понятийной семантикой (фразеосхему).
Парадигматический ряд K, как правило, включает в свой состав
два-три члена. Иногда такой ряд может оказаться достаточно
протяжённым, н-р: Что <же> делать [сделать, сделаешь, поделать,
поделаешь, будешь делать]!
В связи с анализом грамматической парадигмы ряда K и их
способностью варьировать оттенки выражаемого смысла под
воздействием изменения грамматического значения отдельных
лексических компонентов необходимо отметить наиболее
употребительные “грамматические формы” K, а также причины
преобладания одних форм над другими. По причине того, что появление
подавляющего большинства парадигматических рядов связано с

121
наличием в составе K глагольной лексемы, речь пойдет о
грамматических категориях глагола.
Чаще всего глагольные лексемы в таких K функционируют в
форме будущего времени. На втором месте K с глаголом в форме
настоящего времени. Это объясняется, по-видимому, причинами
психологического порядка. Как показывают исследования психологов,
людей больше всего волнуют проблемы, связанные с настоящим и/или
будущим моментом их существования. Но немало K и с глаголами в
форме прошедшего времени. Это обстоятельство не противоречит
предыдущей мысли, так как, обычно, форма прошедшего времени
глагола у таких K употребляется в переносном значении. Она вступает в
конфликт с грамматическим значением контекста, и в частности
реплики-стимула, что свидетельствует об ироническом, негативном
характере содержания K, которое полностью обращено в план будущего
или настоящего времени, н-р: − Ты придёшь? − Разогнался!
(“отрицание...”, т.е. “не приду...” − буд. вр.).
Чуть менее продуктивной оказывается группа K с глаголом в
форме повелительного наклонения. Они используются в значении
“утверждения”/ “отрицания”, оценки (“позитивной” или “негативной”)
и т.п. Таким образом, здесь на лицо асимметрия формы и содержания.
Применение данной формы (императива) обусловлено также
психологическими факторами. Она позволяет придавать содержанию
высказывания бóльшую категоричность, эмоциональность,
экспрессивность, а также дополнительные смысловые оттенки “угрозы”,
“запрета”, н-р: − Людей-то нам надобно, ваше величество!.. − Уж не
говори, Егор! Как кладоискатель за сокровищем гоняюсь за человеком,
а где его взять? Земля велика, а людей мало! (“уверенное
согласие...”) /А. Волков. Два брата/; − Что же всё-таки с нами
произошло? − спросил я. − Как это мы с тобой?.. (Евсеев почесал
макушку.) − Не говори! Вспоминать тошно. (“полное согласие...”) /Б.
Тихомолов. На крыльях АДД/; − Какой же от вас порядок? − Э, милый,
не говори! Я-то правда староват малость, а есть у нас старичок Аким
Кокишев, тот ничего, тот − бодрый старичок! (“уверенное отрицание,
несогласие...”, потому что “ты не прав”) /А. Волков. Два брата/; − Он
отказался от повышения! Представь себе! / Представляешь себе!
(“удивление, недоумение…”). [Карло:] А вот я возьму и тоже тебя
стукну. [Джузеппе:] Ну, ну, только попробуй. (“отрицание,
несогласие...” + “угроза, запрет”) /А. Толстой. Золотой ключик/. В
последней K форма повелительного наклонения глагола привносит в её
значение дополнительные смысловые оттенки “угрозы”, “запрета”.
122
Крайне редки у глагольных K формы сослагательного наклонения
и инфинитива, что объясняется характером их значения. Эти формы в
членимых производящих предложениях выражают ирреальное,
несуществующее действие, поэтому они не предрасположены для
использования в качестве утвердительных либо отрицательных
высказываний, так как в этом случае не ясна позиция автора в
отношении предмета речи. Те же из них, которые все же преобразуются
в K, теряют значение ирреальности при трансформации. Оно у них
нейтрализуется, например: − Ты поддержал бы его в трудную минуту?
− И не подумал бы! (“отрицание...”) /Из разг. речи/; Суд наедет,
отвечай-ка; С ним я век не разберусь; Делать нечего; хозяйка, Дай
кафтан: уж поплетусь (“согласие...”) /А. Пушкин. Утопленник/.
Среди видовых форм чаще используются глагольные лексемы в
значении совершенного вида (прош. и буд. вр.), которое придает
ответной реплике бóльшую категоричность, н-р: 1) − Жизнь − штука
сложная. − Что сделать! Нужно терпеть.; Ср.: − Дождя опять не
обещают. − Что делать! Остаётся только надеяться.; 2) − Ну вот что
ты с ним сделаешь! − подумал он. Убеждать его, что пить вредно, − он
и сам это знает. /Стругацкие. Стажёры/; Ср.: − ...Это же совсем просто и
неопасно, и никто не узнает... − Ну вот, что ты с ним будешь делать!
− вскричал Быков. /Стругацкие. Стажёры/.
Личные формы глагола предпочитают форму 2-го лица наиболее
распространены. Они значительно лабильнее в плане возможностей
переосмысления, а также в стилистическом аспекте. Как правило,
отнесённость ко 2-му лицу, т.е. собеседнику, потенциально
распространяется на всех. Отсюда, форма 2-го лица получает
обобщённое значение, что сообразуется с общей направленностью
специфики K, связанной с нерасчленённостью формы и содержания.
Например, Скажешь(-ете) <тоже>!, И не говори(-те)! и т.п.: − Нет,
это не русский пароход. [...] − Может быть, военное судно? −
Скажешь! (“несогласие...”) /А. Куприн. Листригоны/; [Зырянов:] Надо
же − в первый день войны родился парень. Подгадали как раз.
[Рожковой:] Не говори! Эх, Юрка, знал бы я, что война случится...
(“согласие...”) /Е. Войскунский. Субмарина/.
В то же время глагольные лексемы некоторых K могут иметь
формы 1-го или 3-го лица, а иногда обе, например: − Ты откажешься −
повторил Алексей. − И не подумаю, − сказала она. (“отрицание...”) /Л.
Овалов. История одной судьбы/; Ср.: − Они придут? − И не подумают!
(“отрицание...”).

123
Таким образом, глагольные K чаще образуются на основе
предложений с глаголом-сказуемым в форме изъявительного
наклонения будущего и настоящего времени, повелительного
наклонения, а также совершенного вида, 2-го лица. Именно эти формы
оказываются наиболее подвижными в плане переосмысления и
предрасположенными к выражению обобщённого значения
“утверждения”, “отрицания”, “оценки”, “волеизъявления” и т.п.
Выход за рамки парадигмы каждой конкретной K либо
синтаксическое распространение K, как правило, ведёт к её разрушению
и переходу в разряд членимого предложения либо к потери смысла
таким высказыванием вообще. Например: 1) − “Дорожка к счастью”
хороша на море, − сказал Кондратьев мечтательно. − Ну, не скажите.
Я сам из Торжка, речушка у нас там маленькая, но очень чистая. А в
заводях − кувшинки. Ах, как отлично! (“несогласие...”) /Стругацкие.
Полдень XXII век/; − Ах, хороша водица! − Ну, не скажите еще кому
этого! Разве это вода?! (“не скажите...”); 2) − Убери в комнате! −
Раскатал губы! (“отрицание, отказ...”); Ср.: − Убери в комнате! − Ты
рскатал губы! (данное высказывание в прямом значении вообще
лишено всякого смысла). Ограничения в варьировании формы и
содержания K являются одним из средств разграничения нечленимого
предложения и соответствующего ему членимого в случае, когда они
формально и функционально совпадают.
Итак, парадигматика K имеет два основания: 1) выражение
членами парадигмы различных грамматических значений, передающих
дополнительные оттенки смысла; 2) нейтрализация грамматических
противопоставлений. Образование парадигматических рядов
осуществляется по линии изменения зависимых и независимых
(грамматически) имён по категориям рода, числа и падежа, а также
глагола по категориям наклонения, времени, вида, залога, числа, рода и
лица.
Во втором случае грамматические и словообразовательные формы
K − это члены парадигматических рядов, претерпевшие процесс
грамматической, а отсюда, и семантической нейтрализации (более
устойчивыми в этом аспекте, т.е. менее подверженными семантической
нейтрализации являются категории наклонения, времени, лица и числа,
выполняющие модальную и коммуникативную функцию в
предложении). Эта нивелировка обусловлена, во-первых, обобщённым
(нечленимым) характером категориального значения K (н-р:
“утверждения” и/или “отрицания” и т.п.) и её коммуникативной
направленностью (K − это, как правило, реагирующая или
124
стимулирующая реплика). Поэтому какие бы формальные показатели K
ни приобретала, все они чаще всего нейтрализуются и
трансформируются до указанных значений. Унификации подвергается
не только ядро значения K, но, как правило, и его периферия. Во-вторых
− грамматически нечленимым характером K, который “обезличивает”
значение отдельных словоформ, входящих в её структуру.
Явление парадигматики менее характерно для оценочных K и
более − для K утверждения/отрицания. При этом незначимая
(нейтрализующая) парадигма в сфере оценочных K оказывается
развитой в гораздо меньшей степени, чем парадигма значимая, что
является фактом парадоксальным по своей сути. Это обусловлено
“разумным” началом, которое заложено в природе языка. В связи с
ослабленной смыслопорождающей ролью членов ее грамматической
парадигмы, язык (а точнее носители языка) отнёс данное направление
своего развития (грамматическое варьирование) в разряд
непродуктивных, чем и объясняется отсутствие хорошо развитой
грамматической парадигматики в сфере K оценки. Ограниченность
средств “формоизменения”, а также необходимость их экономии
побуждает язык разрабатывать лишь относительно продуктивные виды
парадигм (числа, лица, рода), члены которых способны привносить в
текст дополнительные смысловые компоненты и тем самым повышать
уровень эффективности процесса коммуникации.
Наличие же незначимой парадигмы среди K
утверждения/отрицания объясняется наличием большого количества
формоизменительных моделей (парадигмы наклонения, времени, вида,
залога, рода, лица, числа и падежа), по которым развиваются различные
парадигматические ряды. При этом не всегда это осуществляется на
основе принципа целесообразности, который определяется
смыслоразличительной ролью членов таких парадигм. В некоторых
случаях срабатывает механизм (принцип) аналогии, результатом
действия которого оказывается появление “незначимых”, избыточных
коррелятов.
Парадигматическое варьирование K представляет собой
положительный факт: оно позволяет говорящему выразить те или иные
конкретизирующие компоненты значения K, отдельные оттенки её
семантики, а также указать на условия, в которых протекает речевой
акт. Парадигматические свойства K свидетельствуют о наличии у них
гносеологической функции, которая связана со способностью языковых
единиц отражать объективную действительность и тем самым служить
средством её познания. Тем более что результаты познавательной
125
деятельности человека могут получать своё выражение не только в виде
рациональной информации, но также в форме всевозможных
эмоциональных переживаний.

3.10. Проблема предикативности коммуникем

Все НП так или иначе соотнесены с объективной


действительностью и определённым моментом речи. Но специфика этой
соотнесённости различна. У K она характеризуется условностью.
Значение предикативности у них никак не грамматикализовано, но
иногда может быть выведено из содержания контекста, поэтому носит
ситуативно-речевой характер: “В вопросно-ответных предложениях,
составляющих парное единство, значение времени в ответе нередко
предопределено предшествующим вопросительным предложением”221.
Например: − Что нам с ней делать? Оставить дома? − Ни в коем случае
(“отрицание...”) /А. Алексин. Действующие лица и исполнители/; Ср.: ...
− Ни в коем случае не оставим! (буд. вр.).
Существуют исключения в форме переходных явлений, у которых
значение предикативности формально получает своё выражение, а его
варьирование частично влияет на характер выражаемого
коммуникативного смысла: − Ты откажешься − повторил Алексей. − И
не подумаю, − сказала она. (“отрицание...” → “не подумаю
отказаться...”: изъявит. накл. буд. вр.) /Л. Овалов. История одной
судьбы/; Ср.: − Если я попросил бы тебя, ты бы приехал? − И не
подумал бы! (“отрицание...” → “не подумал бы приехать...”: сослагат.
накл.).
По мнению В.В. Виноградова, “внутренняя сущность модальной
функции таких слов, как да, нет, несомненно и т.п., ярко сказывается в
том, что иногда в диалогической речи они становятся своеобразными
заместителями глагольного сказуемого с присущими ему значениями
времени, лица и наклонения, например: − А в прошлом году вы имели
отпуск? − В прошлом году да; − А с мамой ты согласна остаться? − С
мамой да, а с Петькой нет. Вместе с тем слово да может входить в
состав сложного предложения в качестве одной из его основных
составных частей: − Ветерок в аллее? − Да, потому что листья
дрожат; − А вы ему должны, что ли? − Вот в том-то и беда моя, что
да.

221
Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения //
Вопр. языкознания. 1954. №1. С.17.
126
Предложения типа да, нет, конечно и т.п., нередко очень
экспрессивные, выражают модальную квалификацию сообщения и
иногда содержат побуждение к какому-нибудь действию,
следовательно, они также выражают синтаксическую категорию
модальности (Ср.: “В силу своей синтаксической нерасчленённости
слова-предложения не могут распадаться на члены предложения.
Однако они всегда так или иначе выражают синтаксическую категорию
модальности”222). К этим предложениям, синтаксически
нерасчленённым, совершенно неприменима психологистическая схема
подстановки сочетающихся представлений в роли субъекта и предиката.
Поэтому модальные слова-предложения всегда рассматривались как
особый тип предложения (а в субъективно-идеалистических
психологических теориях – как “эквиваленты предложения”), не
имеющих и не способных иметь в своём составе никаких членов
предложения – главных или второстепенных. И всё же они имеют
модальные значения.”223
Функционально-семантическая категория модальности в качестве
одного из компонентов формирует категорию предикативности, к
которой относятся также значения синтаксического времени и
синтаксического лица. Категория модальности у K составляет их
основное смысловое содержание, поэтому носит скорее не
предикативный, а семантический характер. Это не позволяет
утверждать, что K как предложение обладает категорией
предикативности (предикативность − “ключевой конституирующий
признак предложения, относящий информацию к
действительности...”224). Отнесение содержания K к плану настоящего,
будущего или прошедшего времени (н-р: − Ты заедешь за мной? − И не
подумаю! (“отрицание...” → “не заеду...” − буд. вр.); − Принеси воды! −
Разогнался! (“отрицание...” → “не принесу...” − буд. вр.) и т.п.)
является формальным и носит экспериментальный характер. Оно
означает лишь то, что соответствующая K имеет тот или иной
смысловой оттенок. И это связано не столько с процедурой соотнесения
содержания K или её глагольной лексемы с объективной
действительностью, сколько с тем, что отдельные грамматические
формы лексических компонентов производящей конструкции K
222
Современный русский язык. Синтаксис / Под ред. проф. Е.М. Галкиной-Федорук. М.,
1957. С.313.
223
Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения //
Вопр. языкознания. 1954. №1. С.15.
224
Ляпон М.В. Предикативность // Лингвистический энциклопедический словарь. М.,
1990. С.392.
127
потенциально предрасположены к различного рода трансформациям, в
том числе к формально-семантическому преобразованию в
коммуникему. Новые оттенки значения приобретаются K в ходе такого
преобразования и имеют характер влияния внутренней формы K на её
семантические параметры, а процедура соотнесения содержания K с
действительностью производится скорее в этимологическом,
диахроническом аспекте, что, однако, оказывает некоторое влияние на
синхронные семантические возможности K. Таким образом,
значимостью в данном случае обладают сами грамматические признаки
отдельных словоформ (значимость формы), за которыми в языке
закрепились те или иные трансформационные потенции.

3.11. Сочетаемость коммуникем с другими


высказываниями в тексте

Синтагматические свойства K специфичны. K достаточно


регулярно функционируют в качестве самостоятельного высказывания в
ответном блоке диалогического единства: − Всем хорош человек, но
одна беда: пьяница! − Вот так клюква! − подумал Посудин. /А. Чехов.
Шило в мешке/. Однако, чаще всего K выступают в сочетании с другими
высказываниями: – Нарубил, дьявол паршивый, на два плетня хватило
бы! Ишь чжигит нашелся, мать твоя курица. […] Погоди, парень,
пойдешь на службу, там нарубишься!.. Там вашего брата скоро
объездют… /М. Шолохов. Тихий Дон/.
K и сочетающееся с ней высказывание (или высказывания), как
правило, оказываются контекстуально синонимичными. Такая
синонимия может носить двоякий характер: абсолютный и
идеографический.
Абсолютная (или дублетная) синонимия встречается лишь в тех
случаях, когда в ответном блоке сочетаются две и более K одной
семантической группы: [Русаков:] Тьфу ты, прах побери... Провались
ты совсем! /А. Островский. Не в свои сани не садись/. Таких примеров
значительно меньше, чем случаев реализации идеографической
синонимии, которая имеет место при сочетании K с высказыванием,
обладающим понятийным содержанием (т.е. выражающим суждение): −
Да, ты, никак, полы мыть надумала? − А то. Неуж в грязи будет
жить? /Ф. Абрамов. Мамониха/. Устойчивая модель, кроме повторения
семы “отрицания”, содержит также “новую” (т.е. рематичную)
информацию о предмете речи, поэтому дополняет и уточняет
128
содержание K: − Да, ты, никак, полы мыть надумала? − Да, (потому
что) он в грязи не будет жить.
K могут сочетаться в рамках ответного блока высказываний как с
синтаксически свободными конструкциями, так и с несвободными
(фразеологизированными) построениями. Среди последних
предпочтение отдаётся энантиосемичным предложениям (т.е.
предложениям, способным выражать два противоположных значения) в
их вторичном, экспрессивно-ироническом значении. Их совместная
сочетаемость − явление частое и закономерное, т.к. у них много общего
в содержательном, функциональном и стилистическом аспектах.
Например: Меня смутили догадки возницы, и я сказал строго: − Мы на
работу сюда приехали. Покажи-ка, Петрусь, мою путёвку. − Новое
дело! − огрызнулся Маремуха. − Буду я тебе на таком ветру...
документы разворачивать. /В. Беляев. Старая крепость/. Так
сочетающиеся высказывания, как правило, функционально и
семантически самостоятельны в тексте, взаимозаменяемы и
представляют собой контекстуальные синонимы: Новое дело!
(“отрицание + возмущение, ирония, неодобрение…”); Буду я тебе на
таком ветру.... (“не буду + возмущение, ирония, неодобрение…”).
Возможна и постпозиция K: – Я всё-таки так и не поняла, он пишет
работу? – Какое пишет!.. Ну где ему! /А. Гайдар. Школа/.
В тексте могут встречаться самые разнообразные сочетания K и
предложений со свободной (ЧП) и фразеологизированной (НП)
структурой. Рассмотрим несколько примеров:
1) K + УМ + ЧП: − Думаю: повысили его, что ли?! − Дожидайся,
повысят! Скорей повесят. Ха-ха-ха!.. /В. Шукшин. Позови меня в даль
светлую/. Все три ответные высказывания в данном примере могут
выступать в качестве реплики-реакции самостоятельно. Первые два (K и
УМ: Дожидайся, повысят!) повторяют друг друга и в выражении
значения “отрицания” и в указании на негативную эмоциональную
оценку предмета речи. Третий член такой цепи не может полностью
повторять содержание первых двух: он обязательно должен развивать
тему, привнося нечто “новое”. В этой функции чаще всего используется
ЧП, т.к. варьирование его содержания и структуры, а также
приспособление для нужд речи безгранично. Здесь говорящий
применяет прием языковой игры, основанной на паронимии, и
преувеличения, развивая тему и связывая данное высказывание с
предыдущими: − Скорей повесят, чем повысят. Вторая часть этой
фразы выражена имплицитно (неявно), но понимается без особых
затруднений благодаря контексту;
129
2) K + УМ + ЧП + K: [Старуха:] Да ты чо уж, помираешь, что ли!
Может, ишо оклемаисся. [Старик:] Счас − оклемался. Ноги вон стынут...
Ох, господи, господи!.. /В. Шукшин. Как помирал старик/. Каждое из
четырёх высказываний ответного блока также может быть
изолированно использовано в качестве реплики-реакции, выражающей
отрицательный ответ. Здесь также сохраняется принцип развития темы,
начиная с третьего члена цепи, при помощи которого говорящий
аргументирует свое несогласие с собеседником. Четвёртая фраза
(оценочная K) также выражает “новое”, передавая эмоциональное
состояние субъекта речи (“сожаление, досаду, огорчение...”), которое не
было отражено в первых трёх высказываниях;
3) K + УМ + K: − Предал, змей! Я тебя проучу!.. Остановись
лучше! − Сейчас − остановился, держи карман! − Наум нахлёстывал
коня. /В. Шукшин. Волки/. В данном примере использованы две
тождественные по значению K которые обрамляют устойчивую модель,
подчёркивая максимальную категоричность отрицательного ответа.
Такое расположение высказываний ответного блока встречается
достаточно редко и служит реализации особого авторского замысла:
подчеркнуть, кроме категорического отказа совершить действие, то, что
говорящим овладел такой страх при столкновении с волками на дороге,
что он не в состоянии взять себя в руки, остановиться и подобрать
своего спутника. При этом автор прямо об этом не говорит; ему удаётся
сделать это косвенно благодаря особому расположению отдельных
реплик ответного блока, т.е. при помощи особого рода использования
языковых средств.
Чаще всего функцию обрамления выполняют K разных
функционально-семантических групп: K + УМ + K: [Полина:] Пошёл
ты!.. Чего я, сына на тебя променяю? На − выкуси. /В. Шукшин.
Билетик на второй сеанс/. Эмоционально-оценочная K Пошёл ты!
выражает негативное отношение к собеседнику и тем самым указывает
на отрицательный ответ. Риторический вопрос подчёркивает
негативный характер ответной реакции при указании на
неодобрительное отношение к содержанию реплики-стимула. K-
отрицание обобщает содержание предыдущих высказываний,
максимально ярко, категорично выражая как отрицательный ответ, так и
негативный характер субъективно-модального компонента значения.
Две K разной функционально-семантической направленности могут
располагаться и контактно: [Полина:] Пошёл ты!.. На − выкуси! Чего
я, сына на тебя променяю?

130
4) ЧП + K + УМ: Ты, чего, Сергеевна? − спросил [Глухов]. ... −
Чего-то сердишься... − Да нисколько! Вона − буду я ещё сердиться. /В.
Шукшин. Бессовестные/. При этом в ответном блоке сначала
выражается категорическое отрицание (неполное членимое
предложение: Да нисколько!), затем негативное отношение к
содержанию реплики-стимула (K: Вона!), и наконец, в заключительном
высказывании (УМ) происходит объединение уже выраженных смыслов
и их подчёркивание, усиление.
Таким образом, независимо от того, какой структурный тип
предложения завершает цепочку высказываний, образующих ответный
блок, он, как правило, выполняет роль обобщающего, суммирующего
члена всей совокупности реактивных фраз;
5) K + ЧП + ФС: − А грибы у вас есть? − Ещё бы! Великолепные
леса! Как не быть грибам! /Из разг. речи/. K и фразеосхема сходны по
содержанию и обрамляют ЧП, привносящее “новое” в содержание
ответного блока.
Крайне редки сочетания K в рамках ответного блока с
высказыванием, выступающим в качестве её производящей основы:
[Гаев:] Поезд опоздал на два часа. Каково? Каковы порядки? /Чехов.
Вишнёвый сад/. K Каково? формируется на основе фразеосхемы с
оценочным значением “Каков(-о, -а, -ы) + N1”. Ограничения на
совместную сочетаемость подобных дериватов обусловлены тем, что
ведущим принципом построения синтаксических конструкций,
встречающихся в разговорной речи, является принцип экономии
формально-грамматических средств. Данное же сочетание
высказываний организовано по принципу избыточности.
Возможен ещё целый ряд комбинаций K с другими
высказываниями в рамках ответного блока. В целом их
функционирование подчиняется тем же закономерностям, которые
были описаны выше.
Препозиция K в таких случаях встречается чаще, чем постпозиция.
Это обусловлено следующими факторами. Во-первых, характером
общего вопроса, предполагающего возможность краткого ответа − “да”
или “нет”. Во-вторых, ожиданием коммуникантов “главной”
информации: “утверждения”, “отрицания”, “оценки” (“положительной”
или “негативной”), “побуждения” и т.п. Детали являются
несущественными, поэтому их можно ввести в текст несколько позже. В
этом проявляется некоторое “нетерпение” собеседников, которое
придает напряженность и динамизм процессу коммуникации и
соответствует основным принципам организации разговорной речи. В-
131
третьих, стремлением говорящего дать быструю и точную реакцию (или
стимул) по ходу развития речевого акта, что диктуется особенностями
устной формы общения и становится возможным благодаря опоре на
конситуацию.
Таким образом, характер сочетаемости K с другими
высказываниями в тексте определяется логикой повествования,
особенностями авторского замысла, темпераментом говорящего,
степенью выразительности самой K и некоторыми другими причинами.
Максимальной спецификой при сочетании с другими
высказываниями в составе ответного блока диалогического единства
обладают K со значением “утверждения/отрицания” и “оценки”.

3.12. Коммуникема в составе другого высказывания

Все единицы языка обладают свойством сочетаемости.


Сочетаемость языковых единиц выступает в качестве единственного
целесообразного и экономного способа использования их
ограниченного состава для выражения бесконечного множества мыслей.
Данное свойство позволяет языку функционировать в качестве
всеобщего средства общения, а также придает ему творческий характер,
который вытекает из возможности постоянного комбинирования
имеющихся в языке средств с целью максимально точной передачи
мысли.
Сочетаемость может быть семантической, лексической,
морфологической, синтаксической и т.д. Предложение − это
синтаксическая единица, поэтому её цельность определяется в первую
очередь наличием синтаксических отношений между компонентами
(для СП − между простыми предложениями, функционирующими в
качестве частей сложного).
Синтаксические отношения не существуют сами по себе. Они
выявляются в способах организации смысла и структуры СП и
закрепляются определёнными формальными средствами. Свойства,
которые обусловливают возможность сочетаемости одного
предложения с другим, проявляются при взаимодействии двух
предложений и определяются совместимостью их содержаний,
структур, функций и интонаций.
Грамматические правила устанавливают правила связи слов и
предложений. Отношения между предложениями обобщённо отражают
связи между явлениями действительности. Таким образом, для
возникновения СП нужно, чтобы соотнесённые содержания входили во
132
взаимодействие друг с другом, порождая обобщённые синтаксические
значения и отношения, а также отражали реальные связи предметов.
Если этого нет, то не может быть и СП. Например: − Государь мой! куда
вы бежите? − В канцелярию, что за вопрос? /Н. Некрасов. Крещенские
морозы/. Части реплики-ответа связаны друг с другом одним предметом
речи, одной стимулирующей репликой и функционально (выступают в
роли реплики-реакции), но их грамматические типы, их структуры не
совместимы, что препятствует образованию СП. В составе СП могут
объединяться только те части, которые создают грамматическое
единство, соответствующее правилам построения таких конструкций.
В любом предложении интонация выполняет объединяющую роль
и служит средством выражения модально-предикативных значений.
Законченность интонации определяет его как коммуникативную
единицу. В силу этого в одном высказывании не может быть двух
законченных интонаций, поэтому ПП, входя в состав сложного, теряют
интонационную законченность. Потеря интонационной завершённости
не свойственна вопросительным построениям, ибо она бывает связана с
нарушением основной функции вопросительной конструкции −
побуждать к определённому ответу, а сохранение интонации вопроса в
одной части СП при невопросительном характере другой всегда ведёт к
интонационному разрыву, противоречащему единству интонации такой
конструкции. Поэтому вопросительная структура с невопросительной
обычно создают сочетание отдельных предложений, но не СП. Такие
построения состоят не из компонентов, потерявших самостоятельные
коммуникативные функции и лишь в совокупности создающих единое
синтаксическое значение, а из ряда предложений, ситуативно
сближенных друг с другом.
Таким образом, сочетаемость двух ПП в составе сложного
определяется двумя группами факторов: внеязыковыми и языковыми. К
внеязыковым относятся связи между предметами и явлениями реальной
действительности, которые определяют взаимоотношения смыслов
объединяемых частей. Собственно языковые факторы определяются
парадигматическими и синтагматическими свойствами сочетающихся
частей. Однако необходимо отметить, что в разговорном стиле речи
“...связи отдельных предложений в составе сложного часто не являются
“жесткими”, структура сложного часто такова, что оно легко может
быть расчленено на несколько более простых”225.
Становясь частью сложного, ПП подвергается преобразованию не
только в соответствии с требованиями целого, но и с учётом своих
собственных возможностей. Поэтому такой фактор, как тип ПП,
225
Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. М., 1976. С.233.
133
входящих в состав сложного, также обусловливает возможность или
невозможность их сочетаемости в рамках сложного.
“Насильственное”, необъяснимое с точки зрения семантики и
грамматики объединение двух ПП в границах одного высказывания в
таких случаях выполняет определенную функцию. Во-первых, снижает
уровень акцентуализации внимания говорящего на предмете речи, а
отсюда, во-вторых, уменьшает и уровень экспрессивности таких
построений, их экспрессивно-эмоциональный заряд. В-третьих,
указывает на некоторые экстралингвистические условия, в которых
протекает речевой акт, и в частности, на меньшую паузу между этими
высказываниями, разделенными запятой, чем между структурами,
отделенными друг от друга точкой; на более быстрый темп речи. Таким
образом, меняется интонационный рисунок данного отрезка речи.
Сложные речевые конструкции, создающиеся формально по
модели СП, в которых в качестве одного из элементов выступает K,
являются построениями, отношения между частями которых строятся
по особым правилам.226 Такие единицы, как правило, совмещают
признаки различных структурно-семантических типов предложений,
выступая в качестве синкретичных образований, либо представляют
собой “формальное” сочетание нескольких ПП в рамках одного
“сложного” высказывания. В одном случае части такого предложения
объединяются семантически и интонационно (при отсутствии
синтаксической связи либо ее слабой выраженности), повторяя,
усиливая или дополняя, раскрывая значение друг друга. В другом − они
объединяются лишь интонационно при семантической и
синтаксической самостоятельности, изолированности и часто
несовместимости, находясь в отношениях соположения, “формального”
объединения.
В первом случае выделяется два типа построений: конструкции,
выступающие преимущественно в роли ПП, и структуры,
обнаруживающие связи с СП. Например: [Лиза] Этого не говорят
девушкам. А должны были сами дожидаться, чтобы вас полюбили.
[Разлюляев:] Да, дождёшься от вас, как же! /А. Островский. Бедность
не порок/. В данном примере K Да! и Как же! сочетаются с устойчивой
моделью Дождёшься от вас! Если попытаться установить содержание
всех трех высказываний, то получим следующее сочетание значений:
Да! (“несогласие + негат. оценка предмета речи...”); Дождёшься от
вас! (“от вас не дождёшься” + “ирония, негат. оценка предмета речи...”);
Как же! (“несогласие + ирония, негат. оценка предмета речи...”). Как
226
В.Л. Архангельский считал невозможным вхождение высказываний типа K в состав СП
в качеств его составной части.
134
видим, вторая фраза ответного блока высказываний вбирает в себя все
функции и значения первой и третьей при полной функционально-
семантической самостоятельности последних. K дублируют содержание
УМ как в информативном, так и в эмоционально-оценочном аспектах.
Ничего “нового” (рематичного) K не привносят в содержание целого
высказывания, частью которого являются. Они лишь усиливают
(интенсифицируют) значение “несогласия” и “негативной оценки”. Роль
К в таких случаях близка к функции осложняющего компонента
семантической структуры ПП. При этом К находится за рамками
синтаксической структуры предложения с понятийным содержанием,
поэтому ее синтаксический статус приближается к функции вводного
слова или предложения, придающего или усиливающего субъективно-
модальное значение семантически более насыщенного предложения.
Приписывание K функции осложняющего компонента ПП является
условным определением их статуса в подобных “сложных”
синтаксических построениях. Это становится возможным благодаря
отсутствию у них предикативности и понятийного значения, что вообще
делает их максимально зависимыми от сочетающихся с ними
высказываний. Кроме того, семантика так объединяющихся
предложений во многом тождественна, а синтаксическая структура К
нечленима, что препятствует возможности ее нормативного сочетания в
едином значении СП и возникновению самого такого предложения в
полном смысле этого слова.
С другой стороны, K являются коммуникативно самостоятельными
синтаксическими единицами, они не способны связываться с другими
высказываниями при помощи соединительного союза (как обычные
однородные члены предложения), поэтому формально сходны с БСП.
Все это побуждает говорить о том, что подобные синтаксические
построения представляют собой конструкции, совмещающие в себе
признаки как ПП с осложняющим компонентом, так и БСП. Синкретизм
их синтаксического статуса бесспорен, однако превалирующими в
таких случаях признаками являются свойства ПП при значительном
ослаблении синтаксических связей между его основной и осложняющей
частями. При этом К выполняет роль сопутствующего,
дополнительного, модального компонента, усиливающего и
акцентирующего экспрессивно-эмоциональный аспект значения
высказывания с понятийным содержанием.
В случае же сочетания K с ПП свободной структуры часто между
этими единицами в рамках одного высказывания, кроме семантических
отношений и интонационной спаянности, просматриваются слабо
выраженные синтаксические отношения, свойственные СП:
135
1) БСП: Он отходил, смотрел так и этак, прищёлкивал от
удивления. Надо же, устроили такую параллель. /Д. Гранин. Картина/;
− Ну вот те на! не успела приехать и уже затосковала, − засмеялся
Соболев. /Г. Марков. Грядущему веку/;
2) СПП: − Виданное ли дело, чтобы в такие дни о таком думать.
Война! /Г. Семенихин. Над Москвою небо чистое/; − Ты пойдешь со
мной? − С удовольствием, потому что давно об этом мечтала! (=
Конечно, пойду, потому что давно об этом мечтала!);
3) ССП: − Ты пойдешь со мной? − Ни за что, и тебя не пущу! (= Я
с тобой не пойду, и тебя туда не пущу!).
В целом же во всех СП, одним из структурных компонентов
которых является K, отношения и связи между его частями оказываются
значительно слабее, чем в СП между компонентами синтаксической
схемы, представляющими собой простые членимые предложения. Чаще
всего К грамматически автономна, но семантически находится в
непосредственной связи с предложением или его частью.
Способность выступать в качестве части СП у K связана
преимущественно с бессоюзными конструкциями, т.к. сочетаемость K
осложнена их нечленимым синтаксическим характером и отсутствием у
них понятийного содержания. Кроме того, в разговорном стиле наличие
контекста и интонации делают союз избыточным, н-р: − Помилуйте,
отвечает: я ни в чём не виноват! − Да, дуй тебе горою: кто тебе
говорит, что ты в чём-нибудь виноват! /Н. Лесков. Пигмей/. Данное
синтаксическое построение представляет собой сочетание оценочной K
со СПП в форме риторического вопроса. K является эмоциональной
реакцией на предыдущую реплику. При этом второе высказывание,
обладая понятийным значением, поясняет, уточняет, раскрывает
причину такой реакции субъекта речи. Наличие пояснительных,
уточняющих синтаксических отношений между частями СП, а также
наличие общего экспрессивно-эмоционального семантического
компонента, который предполагает смысловую соотнесенность этих
частей, позволяют определить статус данного синтаксического
построения как БСП. В таких случаях, как правило, имеет место
препозиция K.
Главным требованием для формального объединения K и
построения с понятийной семантикой в границах одного СП является
то, что они должны входить в состав реплики-ответа, т.е. выполнять
одну функцию в составе диалогического единства и соотноситься с
одним предметом речи.

136
В случае, если эти части относятся к различным диалогическим
единствам, характер их взаимоотношений меняется: [Катерина:] Ну да,
его Варенька, его! Только ты, Варенька, ради бога... [Варвара:] Ну, вот
еще! Ты сама-то, смотри, не проговорись как-нибудь. [Катерина:]
Обманывать-то я не умею; скрыть-то ничего не могу. /А. Островский.
Гроза/; Ср.: − ... − Ну вот еще, ты сама-то, смотри, не проговорись
как-нибудь. В данном примере оба высказывания (Ну вот еще! и Ты
сама-то, смотри, не проговорись как-нибудь) относятся к разным
диалогическим единствам (первое является репликой-ответом в первом
диалогическом единстве, второе − репликой-стимулом во втором),
различаются модально-временными характеристиками, что
подчеркивает их несовместимость: −Ну вот еще = “Я не скажу”
(изъявит. накл., буд. вр.); Ты сама-то, смотри, не проговорись...
(повелит. накл.). Поэтому они не обнаруживают ни семантических, ни
синтаксических отношений, свойственных СП. В таких случаях они
функционируют самостоятельно.
Способность K в сочетании с ПП образовывать полноценное СП,
как правило, свидетельствует об изменении ее языкового статуса: −
Никто на работу не идет, − сказал Андрей. − А ты пошел бы? − спросил
я. − Держи карман шире. (в роли K; в знач. “отрицания...”) /Г.
Мирошниченко. Юнармия/; Ср.: − Ты поможешь мне? − Держи карман,
чтобы я еще тебе помогал! (в роли лексического фразеологизма; в
функции главной части СПП; в знач. “и не надейся, и не рассчитывай на
то, ...”) /Из разг. речи/. В последнем примере предложение Держи
карман шире! сохраняет свою синтаксическую нечленимость благодаря
этимологической связи с известной ФЕ, но в отличие от K приобретает
номинативную функцию, выражая определенное понятие.
Другой пример: – Беда не беда, а признаюсь, я было призадумался.
– Что же такое, братец? о чем дело? – Дело о Наталье: царь приезжал ее
сватать. – Слава богу, – сказала Татьяна Афанасьевна, перекрестясь. –
Девушка на выданье, а каков сват, таков и жених… (в роли К; в знач.
“успокоения, облегчения, удовлетворения, одобрения, радости…”) /А.
Пушкин. Арап Петра Великого/; Ср.: Какой у него дар слова, вы сегодня
сами судить могли; и это ещё слава богу, что он мало говорит, всё
только ёжится. (в роли лексического фразеологизма; в функции
именного компонента сказуемого в составе главной части СПП; в знач.
“хорошо, благополучно…”) /И. Тургенев. Дым/.
Некоторые K могут сочетаться с отдельными словами и их
комбинациями в понятийном значении, а также распространяться
зависимыми словоформами, которые не разрушают нечленимую
137
структуру K и функционируют в качестве добавочного элемента,
распространяющего один из её компонентов: Вон отсюда!, Доброго
вам здоровья!, Черт бы тебя побрал с твоей работой!, Гори ваши
обещания синим пламенем! и др. Такие построения представляют
собой аномальное явление, т.к. подобные трансформации связаны не
только со структурным уровнем (K становится частично проницаемой и
распространяемой, хотя степень проявления этих свойств строго
ограничена и регламентирована), но и семантическим (K как
непонятийная языковая единица получает распространение на
логическом и семантическом уровнях при помощи лексем с
понятийным содержанием). В формальном плане эти преобразования
незначительны, т.к. сохраняется свойство морфолого-синтаксической
нечленимости K, а ее сочетаемость с другими словами иногда носит
аграмматичный характер, что подтверждает факт
фразеологизированности, нерасчленяемости такого синтаксического
построения: − А тебе очень хотелось быть на его бале? − Нимало. Чёрт
его побери с его балом. (“возмущение, негодование, досада...”) /А.
Пушкин. На углу маленькой площади/; Ср.: Чёрт бы побрал бурсу,
заставлявшую человека прибегать к тем же средствам, чтобы избавиться
от нее, к каким прибегают рекруты для избавления от солдатчины, то
есть отрубают себе пальцы и рвут вон зубы. (“разочарование,
неодобрение, досада...”) /Н. Помяловский. Очерки бурсы/. В таких
случаях предмет оценки, выражаемой К, может вклиниваться в ее
формальную и семантическую структуру.
Таким образом, К в сочетании с другими предложениями в составе
одного “сложного” высказывания проявляет и в данном аспекте
максимум своеобразия, которое обнаруживается в слабых связях между
ними либо в их полном отсутствии. В связи с этим статус таких
построений определяется по-разному: в одном случае по своим
признакам они приближаются к ПП, в другом − к СП. В подобных
построениях имеет место сложение, а точнее сказать, наложение
(аппликация) друг на друга смысла предложения с понятийным
значением и семантических компонентов объективно-субъективной
модальности K, что дает свой особый результат − изменение
модальности и характера коннотаций информативных элементов
первого (т.е. с понятийным содержанием) предложения и всего
высказывания в целом. В третьем − не могут быть четко
квалифицированы с точки зрения структурно-семантических типов
предложения и представляют собой формальное сочетание нескольких
ПП, объединенных интонационно в рамках одной синтаксической
структуры.
138
В целом K в силу их разноаспектной нечленимости изначально не
предрасположены к установлению каких-либо синтаксических
отношений с другими высказываниями в границах СП. Иначе говоря,
они не предназначены для употребления в качестве компонента СП, что
определяется их категориальными признаками, ведущими из которых
являются “экономия”, “экспрессивность” и отсутствие своей
собственной предикативности и понятийной семантики.
Это позволяет констатировать факт существования в современной
русской разговорной речи не только синкретичных построений, но и
особых структур, отличных от уже известных.
Характер организации и функционирования подобных
синтаксических конструкций вполне соответствует тем тенденциям,
которые имеют место в разговорном стиле речи. В этой связи
необходимо отметить справедливость следующих высказываний:
“Раздельнооформленные вставки, добавления, расчленения, усечения
вносят немалую специфику в строй разговорной речи... С другой
стороны, наблюдаются деформирующие нормативную структуру
стяжения, контаминации предложений... [...] Многозначность структуры
нередко сочетается с функциональным синкретизмом. Наряду с
функциональным синкретизмом структуры наблюдается и формальный
синкретизм, явления нераздельной оформленности синтаксических
структур разных типов”227. “Под влиянием эллипсиса и активности
субъективно-модальных частиц в разговорной речи разрабатывается
особый класс специальных синтаксических конструктов.”228.

3.13. Семантическая сочетаемость (аппликация) коммуникем

При сочетании K с другим высказыванием в тексте часто имеет


место аппликация (наложение) их значений, что даёт свой особый
результат − изменение лексико-грамматического значения
сочетающегося с К предложения и характера микротекста в целом.
Аппликация − это явление наложения семантики одного
предложения в тексте на содержание другого, при котором
апплицируемое высказывание опирается на один (реже − более) из
смысловых компонентов другого, повторяя, усиливая его либо
осложняя новыми элементами: − Та нехай уходит! − крикнул кто-то из
толпы. − Мы ж их не звали! Ну и черт с ними. /Б. Горбатов.

227
Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. М., 1976. С.235.
228
Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. М., 1976. С.236.
139
Непокоренные/. В данном примере K выражает “усиленное
подтверждение решимости примириться со сложившейся ситуацией”,
которая описывается в первом высказывании, а также выражает
дополнительное значение “негативной оценки” предмета речи. Таким
образом, сочетание данных высказываний представляет собой своего
рода единый информативный блок: “пусть уходит + согласие” +
“согласие + негат. оценка собеседника...”. При этом именно K в силу
своего неполнозначного характера выступает в качестве
обслуживающей фразы, значение которой накладывается на семантику
полнозначного высказывания, заключающего в себе основную
информативную ценность (понятийное значение) такого отрезка текста.
Основой семантической аппликации является наличие у двух
сочетающихся высказываний общего категориального значения. В
последнем примере это сема “согласия”.
Структурно аппликативная модель с использованием K
представлена тремя обязательными компонентами: 1) базовое
предложение (с понятийной семантикой), в роли которого может
выступать как членимая, так и нечленимая синтаксическая конструкция;
2) апплицируемое предложение, в роли которого выступает K; 3) общий
семантический компонент, присутствующий в обоих высказываниях.
При аппликации K на сочетающееся с ней высказывание
происходят лексико-грамматические трансформации в составе базового
предложения. В связи с этим необходимо говорить о влиянии K на
другие высказывания в семантическом, грамматическом и
функциональном аспектах.
В результате взаимодействия K с опорным высказыванием в
последнем могут происходить следующие семантические
трансформации:
1) переосмысление значения предложения на противоположное: −
Ах ты, Боже ж мой! Какие ужасы! Ну, подумай только, Клотильдочка!
И ты не боялся, Леня? − Ну вот! Стану я всякой рвани бояться. (“не
стану... + возмущение, негат. оценка предмета речи...”) /А. Куприн/; Ср.:
− Ты когда уроки станешь делать? − Стану я делать уроки. Только
отстань. (“стану...”); − Прости, дяденька, − тоскливо сказал вор. −
Простить? Скажи на милость! Ишь ты! Как же так, сынок, я тебя
могу простить? Ты, вор, украл у меня товару. Значит, следовает тебе
упечь в тюрьму. (“не могу я тебя простить + удивление, неодобрение,
негат. оценка предмета речи...”) /М. Горький. Вор/; Ср.: − Батя, прости!
− Как же так, сынок, я тебя могу простить? − Да так, возьми и
прости. (прямое “вопросит. знач.”);
140
2) осложнение значения дополнительными субъективно-
модальными оттенками смысла: − Ты знакома с Телепахой? − Ну да,
как же, − ответила Алиса. Я вообще не знаю, кто это. (“я не знаю, кто
это + неодобрение, ирония, издевка...”) /Л. Кэрролл. Алиса в стране
чудес/;
3) усиление (интенсификация) значения: − Церковь есть? − А как
же, есть. (“есть + высокая степень уверенности”) /М. Шолохов. Тихий
Дон/; Ср.: − Билет есть? − Есть. (“есть”); − Привязалась к старику,
дурёха! Он по своей стариковской надобности, а она... Тьфу, господи,
да и глупая! (“глупая + максимальная степень неодобрения,
порицания...”) /М. Шолохов. Тихий Дон/; Ср.: − Привязалась к старику,
дурёха! ... Да и глупая! (“глупая + неодобрение, порицание...”);
4) изменение стилистической окрашенности: − Назовите
родственников или знакомых, мы сообщим. Пускай принесут передачу.
− Старик пришел с допроса обнадеженный; в радостном возбуждении
рассказал соседям: − Родственников у меня нет, но есть знакомый. Он, я
слышал, служит в вашей армии, в больших чинах. Это граф Игнатьев. −
Сокамерники подняли чудака на смех: − Да-да, как же − принесет он!
Держите карман шире... Да он со страху в штаны наделает! (“не
принесет + ирония, негат. оценка предмета речи…”) /В. Фрид. 58 с
половиной или записки лагерного придурка/; Ср.: − Он принесет
передачу? − Принесет он! Я обещаю. (“принесет”). В прямом значении
(второй пример) ответное высказывание относится к нейтральному
стилю, в переносном, экспрессивно-ироническом − к разговорному.
Грамматические и функциональные трансформации:
1) наклонения: − Вот и пойми его! Чёрта с два! (“ни за что не
поймешь...” − форма повелит. накл. в знач. изъявит. буд. вр.; повеств.-
восклиц. по цели высказ.); Ср.: − Вот и пойми его, если он тебе дорог! А
отвернуться от человека проще всего. (“пойми...” − повелит. накл.;
побудит. по цели высказ.); − Ты меня навестишь на следующей недели?
− Не навестишь тебя, как же! (“навещу...” − форма условн. накл. в
знач. изъявит. буд. вр.); Ср.: − Ты меня навестишь на следующей
недели? − (Если) Не навестишь тебя, ты же потом со свету сживёшь!
(“если не навестишь...” − условн. накл.);
2) времени: − Спой мне! − Сейчас − спел! (“не спою...” − форма
прош. вр. в знач. буд.); Ср.: − Ты петь будешь! − Уже спел! Ты что, не
слышала? (“уже спел” − прош. вр.);
3) лица: − Можно в кино с ребятами? − Я тебе пойду! Как же! (“не
пойдешь...” − форма 1-го лица в знач. 2-го); Ср.: − Я пошел работать. −
Подожди, я тебе помогу! (“помогу...” − 1-ое лицо);
141
4) вида: − В отпуске каждый день буду ходить на рыбалку! − Уже
пошел! Как же! (“не будешь ходить...” − форма сов. вида в знач.
несов.); Ср.: − Где муж? − Уже пошел на работу. (“пошел” − сов. вид).
K со значением “оценки” в силу специфики оценочной семантики
“индифферентны” к грамматическим параметрам соседнего
высказывания, поэтому таких примеров не дают.
Апплицируемые структуры (K) являются второстепенными по
значимости компонентами аппликативной модели. Их подчинённость
определяется функциональными и семантическими характеристиками, а
именно, смысловой “простотой”, т.е. наличием меньшего набора
компонентов смысла, чем в предложении с понятийной семантикой.
При сочетании К с другими высказываниями побеждают семантически
более насыщенные структуры (в данном случае те, которые выражают
суждение).
Итак, наиболее существенными признаками, характеризующими
аппликативную модель с участием K, являются, во-первых,
взаимодействие базового и апплицируемого предложений в форме
наложения их значений; во-вторых, их пространственная близость,
обусловленная, с одной стороны, смысловой зависимостью К в силу
обобщенности ее семантики, с другой − семантической однородностью
обоих высказываний; в-третьих, лексико-грамматические изменения в
составе опорного построения как результат влияния на него со стороны
K.

3.14. Экспрессивные и дифференцирующие функции


знаков препинания при сочетании коммуникем с другими
высказываниями в тексте

Знаки препинания − одно из важнейших средств письменной речи,


которое наряду с другими средствами языка помогает членить текст на
предложения, выделять в предложении части и определять характер
взаимоотношений между ними. Основное назначение пунктуации −
облегчить читающему понимание письменной речи.
Русская пунктуация отличается особым своеобразием и
потенциалом заложенных в ней возможностей. Поэтому многие русские
поэты и прозаики из всех существующих средств письма особое
значение придавали пунктуации, о чем свидетельствуют высказывания
выдающихся мастеров русского слова: “В настоящей литературе, −
писал К.Г. Паустовский, − нет мелочей. Каждое, даже на первый взгляд
142
ничтожное слово, каждая запятая и точка нужны... Хорошо известно,
какое потрясающее впечатление производит точка, поставленная
вовремя”; Ср.: “В интонации, − обращал внимание К.С. Станиславский,
− есть какое-то воздействие на слушающих, обязывающее их к чему-то:
вопросительная фонетическая фигура − к ответу, восклицательная − к
сочувствию и одобрению или к протесту, две точки − к внимательному
восприятию дальнейшей речи и т.д. ... Самое замечательное в природе
запятой то, что она обладает чудодейственным свойством ... Она, точно
поднятая для предупреждения рука, заставляет слушателя терпеливо
ждать продолжения незаконченной фразы”.
В русском языке своеобразие пунктуации с максимальной
степенью проявляется в письменном воспроизведении разговорной
речи. Так, пунктуационное оформление сочетаний К с другими
высказываниями в тексте характеризуется широкой вариативностью.229
Например: 1) − Наведи, пожалуйста у себя порядок. − Сейчас − навел,
держи карман! /Из разг. речи/; Ср.: ... − Сейчас! Навел! Держи
карман!; Ср.: … − Сейчас, навел! Держи карман!; 2) − Ты уж какой-то
очень добрый. И для всех ты готов достать, все сделать... В лепёшку
готов расшибиться! А они потом нос воротют, сволочи. Ты думаешь, ты
им в добро войдёшь? На-ка!.. /В. Шукшин. Петя/; Ср: ... − Ты думаешь,
ты им в добро войдёшь − на-ка!
При сочетании K с высказыванием, близким ей по содержанию, K
усиливает, подчеркивает его смысловое наполнение, апплицируясь на
его семантику, осложняя его структуру. Оба высказывания должны
выполнять сходную функцию в составе диалогического единства и
выступать в роли прямого ответа. Такие предложения употребляются
преимущественно в границах одного высказывания, поэтому между
ними ставятся запятая, тире, реже − восклицательный или
вопросительный знак; второе высказывание начинается со строчной
буквы. Например: 1) [Кабанова:] Не очень-то нынче старших уважают.
[Варвара (про себя):] Не уважишь тебя, как же! (1. “тебя нельзя не
уважить + несогласие, негат.-ирон. отнош. к предмету речи и
собеседнику...”; 2. “несогласие + негат.-ирон. отнош. к предмету речи и
собеседнику...”) /А. Островский. Гроза/; 2) − Старухе-то я нахвалился,
что, может, господь бог пошлет нам коровку за мое умственное усердие.
Как же, послал, держи карман шире! (1. “отрицание + ирония,
неодобрение...”; 2. “не пошлет + ирония, неодобрение...”; 3. “отрицание
+ ирония, неодобрение...”) /М. Шолохов. Поднятая целина/; 3) [Лиза:] И

229
Меликян В.Ю. Особенности пунктуационного оформления нечленимых
неноминативных предложений в русском языке // Русский язык в школе. 2002. №4.
143
Чацкий, как бельмо в глазу; Вишь, показался он ей где-то, здесь внизу
(осматривается). Да! как же? по сеням бродить ему охота! Он чай
давно уж за ворота, Любовь на завтра поберег, Домой, и спать залег. (1.
“отрицание + ирония, неодобрение...”; 2. “отрицание + ирония,
неодобрение...”; 3. “не охота… + ирония, неодобрение...”) /А.
Грибоедов. Горе от ума/; 4) [Хозяйка:] Спи, спи, милый. Пять часов
только. [Васин:] Уснешь тут, как же! (1. “не уснешь тут + ирония,
неодобрение, возмущение...”; 2. “отрицание + ирония,
неодобрение...”) /А. Арбузов. Таня/.
Порядок следования предложений не имеет существенного
значения в плане расстановки знаков препинания, т.к. все сочетающиеся
высказывания выражают экспрессивно-ироническое отрицание, т.е.
являются сходными по содержанию, функции, характеру экспрессивной
окрашенности и стилевой принадлежности.
Вариативность при расстановке знаков препинания несет на себе
экспрессивно-эмоциональную и функционально-семантическую
нагрузку, расставляя смысловые акценты в тексте, указывая на
экстралингвистические условия ситуации общения и выражая ту
степень экспрессивно-эмоционального заряда, которая, по мнению
автора, наиболее точно соответствует коммуникативным задачам
сообщения. В связи с этим варианты сочетания K с другим
высказыванием можно расположить следующим образом в порядке
возрастания степени интенсивности выражаемого значения: 1) − Уйдет
он, как же.; 2) − Уйдет он, как же!; 3) − Уйдет он − как же!; 4) −
Уйдет он! как же!; 5) − Уйдет он! Как же!. Запятая между
высказываниями сигнализирует о невысокой степени категоричности
выражаемого отрицания, иронии и экспрессивности. В случае же
отсутствия восклицательного знака в конце предложения степень
экспрессивности и категоричности будет ещё ниже. Если заменить
запятую на тире, то пауза несколько увеличивается, а общий уровень
экспрессивности и эмоциональности возрастает и т.п.
Раздельнооформленная реализация таких высказываний является
одним из средств активизации речевой экспрессии. При этом наиболее
информативно значимый компонент стремится к инициальному
положению: − Терпел, терпел Мишка, а потом брови сдвинул по-
дедовски, строгость на себя напустил и за отцовы усы ухватился. −
Пусти, батянька! − Ан, как бы не так. Не пущу! − Пусти! Я уже
большой, а ты меня, как детенка, нянчишь! (“отрицание + высокая
степень уверенности...”; “не пущу...”) /М. Шолохов. Нахаленок/.
При сочетании K с высказыванием, существенно отличающимся от
нее по смыслу, K имеет большую коммуникативную самостоятельность,
144
а отсюда, и содержательную значимость и выступает в функции
прямого, основного ответа (второе высказывание − в функции
дополнительного, косвенного). При этом аппликация значения K на
содержание другого высказывания не происходит. Такие высказывания
реализуются в тексте самостоятельно. Между ними рекомендуется
постановка точки, восклицательного или вопросительного знака. При
этом препозиция K является предпочтительной. Например: − А
купаться там есть где? − Ещё бы! Великолепные озёра, прозрачные до
самого дна. /Ю. Нагибин. Дорожное происшествие/.
Оба высказывания ответного блока взаимозаменяемы в тексте, но
эта заменяемость не абсолютная. К выступает в функции прямого
ответа, второе высказывание – косвенного. Второе высказывание
дублирует сему “утверждения” и содержит “новую” информацию,
поясняющую и распространяющую позитивный ответ. Это придает
структурную, содержательную, функциональную, а отсюда, и
интонационную самостоятельность, отдельность и “самобытность” этим
двум построениям.
Другой пример: [Анастасия Ефремовна:] Он пьяный, Петя!
[Андрей:] Ничего подобного! Не пил и не буду пить никогда. /В. Розов.
В добрый час!/. Второе высказывание, вводя в текст “новую”
информацию, указывает на причину отрицательного ответа,
выражаемого К.
В некоторых случаях характер распределения ролей между
высказываниями в структуре диалогического единства накладывает
запрет на их употребление в границах одного предложения: Он
предлагает ей отступиться. Как бы не так! Верит она в свою работу?
Верит! /Д. Гранин. Искатели/. Во-первых, сочетающиеся высказывания
не соотносимы по цели высказывания: K Как бы не так! по цели
высказывания − отрицательное, восклицательное предложение, а
высказывание Верит она в свою работу? − вопросительное. Во-вторых,
располагающаяся справа от K часть текста представляет собой
самостоятельное диалогическое единство, которое состоит из двух
раздельнооформленных фраз (− Верит она в свою работу? − Верит!):
реплики-вопроса и реплики-ответа. Таким образом, K как реплика-
реакция одного диалогического единства контактно расположена с
репликой-стимулом другого диалогического единства. Все это
препятствует объединению таких высказываний в границах одного
предложения.
Отступлением от данного правила являются редкие случаи, когда
реплика-реакция одного диалогического единства и реплика-стимул
второго представляют собой немногочленные синтаксические
145
построения, соединены между собой сочинительным союзом, а K
занимает препозицию: − Ты ничего не хочешь сказать мне, Тоня? −
спросила я на другое утро. − Нет, а что? /Ф. Вигдорова/. При этом
нейтрализуется частично признак различной функциональной
направленности двух высказываний, объединенных рамками одной
синтаксической конструкции. Намеренное объединение двух
функционально, грамматически и семантически отличающихся друг от
друга предложений в границах одного высказывания снижает акцент
внимания на предмете речи, понижает степень выразительности таких
построений, их эмоциональность. В семантико-синтаксическом же
аспекте они полностью независимы и автономны.
К различных семантических групп проявляют своеобразие при
постановке знаков препинания. Так, например, оценочные единицы
чаще всего сочетаются с другим предложением в границах единого
“сложного” высказывания. Таких реализаций примерно в полтора раза
больше, чем раздельнооформленных. Отсюда, ненормативная
пунктуация им свойственна в гораздо меньшей степени, чем это имеет
место в сфере K со значением “утверждения”/“отрицания”. Это
объясняется тем, что чаще всего они сочетаются с высказываниями,
выражающими оценочную семантику, т.е. синонимичное значение.
Например: Русские проклинали эту южную зиму. − Ну и зима, будь ты
неладна! − У нас зима − мороз, солнце, а тут этакая грязь да слякоть.
(“отвратительная зима + огорчение, досада, разочарование,
неодобрение...”; “негат. оценка, возмущение, огорчение, досада
разочарование...”) /Л. Раковский. Адмирал Ушаков/.
Оценочные K, формально сходные с целой синтаксической
конструкцией, предпочитают в тексте структурно-функциональную
самостоятельность: Навстречу ехал чёрный “ЗИМ”. Машина
остановилась, из неё вышел толстый, высокий человек. − Вот это
начальник, − шепнула Тася. − Это я понимаю. /Н. Давыдова. Любовь
инженера Изотова/. Те же из K, которые построены на основе лишь
отдельных компонентов производящей синтаксической модели,
склонны к пассивному или активному соединению с другими
высказываниями: − А ты иди, когда говорят. Тоже, скажите,
задаётся. Ну иди! /А. Куприн/; Ср.: − Тоже мне друг! Испугался каких-
то бродяг! (“Тоже <+ мне> + N1”).
Вариативность в постановке знаков препинания при сочетании K с
другими высказываниями обусловлена особенностями русской
разговорной речи. Дело в том, что чёткие границы отдельных
синтаксических конструкций далеко не всегда устанавливаются с
146
несомненностью в потоке связной речи, что придает границам
высказывания свойство размытости. Не всякое высказывание
заканчивается интонацией понижения тона; совсем не обязательна пауза
между предложениями. С другой стороны, она может иметь место и
внутри фразы; принадлежность компонентов предложения, и в
частности K, данному построению, а не следующему или предыдущему
далеко не всегда очевидна. Все эти явления не препятствуют
эффективной коммуникации и поэтому широко распространены в
устно-разговорной речи.
Вариативность знаков препинания также обусловлена
экстралингвистическими факторами: конкретными задачами речевого
акта, темпераментом говорящего, конситуацией и др.
Многообразие вариантов постановки знаков препинания при
сочетании K с другим высказыванием определяется двойственным
характером K как языковой единицы: с одной стороны, она
непонятийна, не обладает предикативностью, грамматически не
оформлена, не членима; с другой − ее семантика пропозитивна, она
коммуникативно самостоятельна, способна выражать обобщенное
значение “утверждения”, “оценки” и т.д., проявляет некоторые
признаки членимости и т.п.
Эта двойственность особенно ярко проявляется в
синтагматическом аспекте: семантические связи, как правило, налицо, а
синтаксические отношения отсутствуют или значительно ослаблены.
Таким образом, отношения между K и другим предложением в рамках
одного высказывания оказываются грамматически не оформленными. В
то же время K могут апплицироваться на значение соседнего
высказывания, осложняя его новым содержанием. Качественно новый
вид связи, дающий в результате экспрессивные конструкции с
различного рода семантическими наслоениями, разнообразие их
семантики создают и известное многообразие их графического
оформления в виде знаков препинания.

3.15. Источники эстетической и стилистической ценности


коммуникем

Языковые единицы должны рассматриваться не только с


семантической, но и с эстетической стороны. Такой подход к анализу
языкового материала базируется на философской традиции понимания
“эстетики”, которая к основным эстетическим категориям относит
“прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, драматизм,
147
трагическое и комическое, героическое”230. Эта позиция нашла свой
отклик и в лингвистической науке. Так, по мнению Г.Г. Шпета231,
эстетическими свойствами обладают те явления языка, которые
вызывают положительные или отрицательные реакции; остальные
относятся к моментам неэстетическим. Всякого рода отклонения от
традиционных норм языка, к которым причисляются и НП, − “продукт
творческой фантазии и источник, следовательно, эстетического
наслаждения”232.
Эстетическая значимость K заложена уже в самой их природе, т.к.
те особенности, которыми они характеризуются, обусловлены их
предназначением: воздействовать на чувства и эмоции собеседника, а
также на сферу его эстетической культуры.
Источником эстетической ценности К являются следующие их
языковые свойства и особенности речевого использования:
1. Контраст между формальной сжатостью и информативной
емкостью.
Природа эстетической ценности K объясняется прежде всего
контрастом между малой формой и объемным содержанием. K
представляют собой короткие фразы, где сжатость и информативная
плотность являются результатом взаимодействия двух противоположно
направленных, диалектически взаимосвязанных тенденций: стремления
к сокращению линейной протяжённости такого высказывания и к его
информативной емкости. Например: Такая легкая улыбка появлялась на
этом лице [девушки], что краснофлотцы только вздыхали и говорили
про себя: “Вот это да!” В этом возгласе было и восхищение, и
благодарность, и любовь. /К. Паустовский. Дым отечества/.
К являются эстетическим знаком в силу того, что намеренное
нарушение нормы структурно-семантического оформления языкового
знака вызывает особый интерес, эмоции и внимание со стороны
собеседника и выступает результатом стремления говорящего
“испытать самому и вызвать у собеседника эстетическое чувство самой
формы речи”233: Гусар Пыхтин гостил у нас... Я думала: пойдет, авось.
Куда! И снова дело врозь. (“отрицание...”) /А. Пушкин. Евгений
Онегин/; Ср.: − Куда тут чаи распивать! − нахмурился почтальон. −
Надо вот скорее греться и ехать. (“нельзя, некогда чаи распивать...”) /А.
Чехов. Ведьма/.
230
Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. М., 1991. С.545.
231
Шпет Г.Г. Эстетические фрагменты // Сочинения. М., 1989. С.432.
232
Шпет Г.Г. Эстетические фрагменты // Сочинения. М., 1989. С.462.
233
Земская Е.А. и др. Русская разговорная речь: Общие вопросы. Словообразование.
Синтаксис. М., 1981. С.44.
148
2. Влияние внутренней формы.
Эстетика K проявляется и в факте наличия у них внутренней
формы. Механизм ее функционирования связан с присутствием в
сознании говорящего и слушающего тех ассоциаций и связей, которые
возникают при соотношении K со своей производящей основой.
Например: Чёрта [беса, хрена, ...] <лысого> <тебе [<всем> вам, ему,
ей, <всем> им, всем]>! Грубо-прост. Выражение решительного
отрицания, несогласия, возражения в сочет. с возмущением,
негодованием, негат. отнош. − Хорошо зарабатывают? − Кто?
Рыбаки?.. Чёрта лысого. /В. Короленко. В Крыму/; − Я в долгу не
останусь. Понял? − Чёрта лысого! − подумал Парабукин. /К. Федин.
Первые радости/; – Я бы их и близко к колхозу не подпустил, а вот ты
понапринимал таких перевёртухов целую сотню и думаешь небось, что
из него сознательный колхозник выйдет? Чёрта лысого! /М. Шолохов.
Поднятая целина/. Производящее высказывание данной К Чёрта
лысого ты получишь! (т.е. “ничего не получишь…’) выступает в
качестве ее внутренней формы и представляет собой формальное
согласие и обещание предоставить предмет речи в распоряжение
собеседника. Контраст между позитивной по форме внутренней формой
и отрицательной по содержанию К придаёт ей высокую степень
экспрессивности, эмоциональности и интенсифицирует общее
эмоционально-отрицательное значение. Внутренняя форма постоянно
сопровождает такое высказывание, осложняя его семантическую
структуру дополнительными смысловыми компонентами. Она
возбуждает эстетическое удовольствие и способствует пониманию.234.
3. Функционирование аппликативной модели семантической
сочетаемости.
Эстетическая ценность аппликативных моделей, построенных при
участии K, заключается в том, что в таких сочетаниях возникает не
просто арифметическая сумма значений, а появляется единый
коммуникативный смысл, представляющий собой тесное переплетение
и взаимопроникновение различных аспектов содержания обоих
высказываний: На горе через впалую лысину кургана, понатужась,
переваливали двое конных. Передний в офицерской папахе плетью
вытянул длинноногую породистую кобылу. − Не уйдут коммунисты!...
За курганом Тесленко, вислоусый украинец, поводьями тронул
маштака-киргиза. − Черта с два! Не догонят. /М. Шолохов.
Продкомиссар/; − Зерна нету. − Вот те на! Как это нету? − Да так,
очень просто... Думал приблюсть на посев, а потом сдал на

234
Шпет Г.Г. Эстетические фрагменты // Сочинения. М., 1989. С.41.
149
хлебозаготовку мешки, а самому жевать нечего было. Вот и
потравил. /М. Шолохов. Поднятая целина/.
4. Употребление форм с “отсрочкой” и “перебоем” в
реализации коммуникативного смысла.
В ответном блоке высказываний одно из них может оказаться
контекстуально зависимым от последующего. Первое высказывание в
таком случае до момента появления второго воспринимается
слушающим в его прямом значении, что сигнализирует об обрыве
текста и тем самым вводит в заблуждение адресата. Его актуализация
происходит после появления второго, т.е. с паузой. Такая пауза
призвана мобилизовать дополнительный интеллектуально-
эмоциональный потенциал адресата и увеличить эффективность
процесса коммуникации. Появление второго высказывания выступает в
качестве показателя незаконченности текста.
Например: [Анна Андреевна:] Он обручился с Машенькой...
[Городничий:] Обручился! Кукиш с маслом − вот тебе обручился. /Н.
Гоголь. Ревизор/; − Учить девку в гимназии? Еще чего не доставало!
− с негодованием сказала мадам Падалко. /В. Киселев. Рассказы о
Крумене/. Негативное значение высказывания Обручился! (“не
обручился + несогласие, возмущение, негодование…”) становится
понятным после реализации моносемантичной К с эмоционально-
отрицательным значением Кукиш с маслом! В контексте с К,
выражающей эмоционально-позитивную оценку, данное высказывание
может быть реализовано и понято в прямом, эмоционально-
утвердительном значении: − Он обручился с Машенькой... − Обручился!
Вот здорово!. Таким образом, значение высказывания в тексте может
быть реализовано с некоторой отсрочкой, что является ненормативным
способом развертывания речевой цепи. Это создает напряженность в
тексте и придает ему дополнительную экспрессивность.
С отсрочкой может быть реализовано и значение многозначной К
или даже нескольких высказываний одновременно, н-р: − Ты пойдешь в
библиотеку? − Как же! Пойду! Аж три раза! (1. “отрицание…”; 2. “не
пойду...”); Ср.: − Ты пойдешь в библиотеку? − Как же! − Пойду. Я же
обещал (1. “утверждение”; 2. “пойду”). Истинный (прямой или
переносный) смысл сочетания высказываний Как же! Пойду!
становится понятным лишь после введения в текст последующего
контекста: в данном случае K Аж три раза! с эмоционально-
отрицательным значением.
Задержка в понимании переносного значения первого
высказывания для собеседника вызвана необходимостью осуществить
ряд логико-мыслительных операций, которые связаны с
150
декодированием подобного отрезка речи и представляет собой порядок
мыслительных операций, обратный авторскому. Такая модель призвана
подчеркнуть разницу между исходным лексико-грамматическим
содержанием базового высказывания и его коммуникативным,
глубинным смыслом, а также роль данного порядка расположения
высказываний в тексте и функцию контекста, который кардинально
меняет значение предшествующей фразы. В таких случаях происходит
задержка движения мысли, иногда приятная, иногда затрудняющая
понимание, но такая, на которую нельзя не обратить внимания.235 В
подобных построениях очень ярко ощущается механизм сложного
взаимодействия мысли языковой личности и её речи, сам ход мысли,
материализующийся в тексте.
5. Энантиосемическое переосмысление значения К.
Семантическая трансформация является одним из наиболее
эффективных способов порождения экспрессивности текста. Поэтому
энантиосемическое переосмысление значения К также становится
источником эстетического переживания и наслаждения, которое
вызывается необычностью формы, выражающей содержание,
противоположное ей по знаку. Например: − Если недопонимаешь, то
слушай, што говорят! − повысила голос тёща. − Красивая, нарядная
жена украшает мужа. А уж тебе-то надо об этом думать − не красавец.
[...] − Ну да, вы-то, конечно, понимаете, как надо украшать людей! Вы
уж двух украсили... − И тесть Вени, и бывший муж Сони − сидели. Тесть
− за растрату, муж Сони − за пьяную драку. Слушок по сему ходил −
Лизавета Васильевна, тёща, помогла посадить и мужа и зятя.
(“несогласие...”) /В. Шукшин. Мой зять украл машину дров!/.
Реализация энантиосемического значения K вызывает эффект
“несбывшихся ожиданий”, поскольку слушающий убежден в наличии
факта, прямо противоположного выражаемому. Тем самым говорящий
вторгается в границы внутреннего “Я” собеседника. Это активизирует
его эмоциональную и интеллектуальную сферы: слушающий
испытывает микростресс, сопровождаемый самыми разнообразными,
иногда противоречивыми эмоциями (удивление, недоумение,
разочарование, потрясение, негодование, облегчение, радость и т.п.), а
также размышлениями о том, почему это так, а не иначе и почему он
ошибался. Эффект неожиданности приводит к аффектации, что является
одной из функций высказывания, способствующих более точному и
глубокому пониманию текста.

235
Шпет Г.Г. Эстетические фрагменты // Сочинения. М., 1989. С.403.
151
Русскому языку и культуре свойственна “любовь к морали −
абсолютизация моральных измерений человеческой жизни, акцент на
борьбе добра и зла (и в других и в себе), любовь к крайним и
категоричным моральным суждениям”236. Отсюда вторжение во
“внутреннее пространство” собеседника − явление распространенное и
требующее наличия достаточного количества соответствующих
языковых средств его реализации. “...Именно русский ... выступает как
язык, уделяющий эмоциям гораздо большее внимание и имеющий
значительно более богатый репертуар лексических и грамматических
выражений для их разграничения.”237
Смысловая направленность энантиосемичных К во вторичном
употреблении прямо противоположна направленности, заложенной в их
языковой форме. Поэтому предложения в переносном значении
содержат элемент трагической оценки, определяемой субъективным
отношением автора к предмету речи. Он пародирует прямое значение
высказывания, однако, от него совсем не отказывается. Форма
подобных предложений может расцениваться как “маска”,
прикрывающая истинное значение (“лицо”) высказывания.
Эмоционально-негативные по содержанию высказывания намеренно, по
воле говорящего надевают на себя “маску” позитивных конструкций.
Энантиосемическое переосмысление K помогает автору, с одной
стороны, заявить об особенностях своего представления окружающей
его объективной реальности и отношения к отдельным её сторонам, с
другой − обнажить, сделать более выпуклой, контрастной, резкой
неприятную для собеседника информацию.
6. Употребление грамматических форм в переносном значении.
Использование грамматических форм в переносном значении также
способствует усилению выражаемой К иронии. Механизм порождения
эмоциональной экспрессии в данном случае связан с контрастом между
контекстом и грамматическим значением формы, н-р: − Приходи,
пожалуйста! − Разогнался! (“отказ + ирония, сарказм…”; разогнался →
“не приду” − форма прош. вр. в знач. буд.). Отрицание факта в будущем
формально выражается в качестве иронического признания его
осуществлённости в прошлом. Образное представление уже готового
факта, создаваемое формой на -л, усиливает эмоциональность и
экспрессивность такого высказывания.
Стилистическая отмеченность переносного употребления
грамматической формы четко видна при сопоставлении с

236
Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996. С.34.
237
Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996. С.44.
152
соотносительной формой в прямом значении, которая стилистически
нейтральна или менее экспрессивна. Ср.: − Приходи, пожалуйста! −
Приду!
Переносное употребление грамматических форм в большей
степени свойственно разговорному стилю речи. Например, прошедшее
совершенное в значении будущего: − Отдай сейчас же книгу! − Уже −
отдал! (1. “отрицание...”; 2. “не отдам...”). Такие конструкции всегда
апеллируют к эстетическому восприятию, воображению, чувству
юмора.238
7. Использование приема парадокса и образности.
Информативная ёмкость и экспрессивность текста с участием K
может создаваться за счёт использования приемов парадокса и
образности, н-р: − Но, колено тебе в дышло! (“возмущение,
негодование...”) /Из к/ф “Тени исчезают в полдень”/; − Подай газету! −
А морда не треснет?! (“отрицание...”). Благодаря наличию фоновых
знаний, общих представлений об устройстве мира объективной
действительности и языка собеседник однозначно понимает содержание
такого высказывания, парадоксальность смысла которого заключается в
невозможности существования факта, о котором идёт речь.
Алогичность и ненормативность его буквального толкования понятны и
говорящему и слушающему.
Именно парадокс создаёт экспрессивный эффект, т.к. алогичность
прямого понимания текста озадачивает, заставляет задуматься и искать
объяснение его существованию.
8. Прием градации.
На эстетический аспект K работает и такой синтаксический приём,
как градация, который состоит в особом расположении высказываний в
аппликативной модели, при котором каждая последующая фраза
заключает в себе усиливающееся (или уменьшающееся) значение всего
блока высказываний. При этом происходит увеличение (уменьшение)
степени интенсивности выражаемого значения либо его субъективно-
модальных элементов. В качестве компонентов такой аппликативной
модели могут выступать различные синтаксические конструкции, в том
числе сочетание нескольких K: − Оля, он еще сливок требует, −
обратился Пашкин. − Ну вот ещё! Может, ему крепдешину еще
купить на штаны? Ты ведь выдумаешь! /А. Платонов. Котлован/; − Он
мне подскажет? − Подскажет он! Конечно! Держи карман шире!
9. Изменение (снижение) стилистической окраски слов при их
вхождении в состав К.
238
Арутюнова Н.Д. Речь // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С.414.
153
При переходе отдельных лексем в разряд K меняется (повышается)
их стилистическая, а отсюда, и эстетическая ценность: − Ты поможешь
мне? − Выкуси! (грубо-прост.: “отрицание + негат. оц., негодование,
злоба, пренебрежение...”); Ср.: Выкусить (нейтр.): “Вырвать зубами
часть, кусок чего-либо” (МАС). Значение данной лексемы нейтрально с
точки зрения стилистики и эстетики, значение же совпадающей с ней по
форме K эстетически значимо.

Итак, активизация эстетического аспекта K обусловлена


краткостью её формы и объемностью содержания, энантиосемическим
переосмыслением значения, использованием аппликативной модели
построения текста и приёмов градации и парадокса, применением форм
с “задержкой”, “перебоем” в реализации коммуникативного смысла, а
также эффектом неожиданности, связанным с несовпадением формы и
содержания, яркой разговорной окрашенностью, выражением иронии,
сарказма, юмора, влиянием внутренней формы и т.д. Все это так или
иначе связано с различного рода ненормативностью и “аномальностью”.
Однако, K не являются “нежелательным” нарушением языковой нормы.
Они имеют статус полноправных единиц языка и относятся к
экспрессивным его средствам, выполняющим в тексте различные
функции, в том числе и эстетическую.
Все отклонения от существующих языковых правил, связанные с
формированием K как языковой единицы и её реализацией в речи,
служат семантической функции акцентуализации, заострения внимания,
подчёркивания значимости, ценности репрезентируемой информации в
процессе коммуникации. Это усиливает экспрессивность,
воздействующую силу текста, а также степень его запоминаемости.
Эмоции здесь важны не сами по себе, а потому что позволяют
подчеркнуть и усилить ключевые компоненты смысла.
Эмоциональная составляющая процесса общения является важным
фактором, влияющим на мыслительную деятельность коммуникантов и
способствующим принятию правильных решений. Поэтому наиболее
значимыми средствами при интерпретации текста (как в письменной,
так и в устной форме) являются те из них, которые работают на
реализацию авторских эстетических задач в целом. Наличие
эмоционально и эстетически ценных компонентов увеличивает
эффективность процесса понимания коммуникативного смысла
благодаря тому, что “эмоциональное решение (понимание) значительно
опережает интеллектуальное. Эта психологическая особенность может
отчасти объяснить и возникновение эстетической эмоции у реципиента
154
в процессе восприятия художественного текста, до анализа его
компонентов”239.
K относятся к эмоционально и эстетически значимым компонентам
текста, которые работают на решение авторских интенций не своим
предметным значением, которое у них максимально обобщено
(“утверждение…”, “отрицание” и т.п.), а субъективно-модальным,
оценочным, экспрессивным.
Использование в речи К характеризует саму языковую личность:
степень ее образованности, наличие языкового чутья, особенности
темперамента, характера, социального опыта и т.д.
Из всех функций, которые способна выполнять К −
познавательной, стилистической, эстетической и т п. − наиболее
значимой и яркой является последняя.

239
Виноградов Ю.Е. Влияние аффективных следов на структуру мыслительной
деятельности. М., 1979. С.55.
155
Выводы

Итак, K представляют собой самостоятельную группу нечленимых


синтаксических построений. Они обладают своей спецификой в
структурном, семантическом, этимологическом, грамматическом,
функциональном и стилистическом аспектах.
K являются производными от соответствующих членимых и
нечленимых предложений номинативного строя. При этом используется
целый ряд моделей их построения: тема-рематическая, структурно-
семантическая, логико-семантическая, ассоциативная и т.д.
Несмотря на нечленимость K, содержательные, синтагматические,
парадигматические и отчасти грамматические свойства лексических
компонентов их производящей основы всё же оказывают некоторое
влияние на характер значения и функционирования K. Таким образом,
формо- и словоизменительная дефектные парадигмы K при этом строго
детерминированы характером их внутренней формы. В целом
грамматическая парадигматика и лексическая вариантность K
выступают в качестве позитивных фактов языка: они позволяют
субъекту речи конкретизировать содержание выражаемой мысли.
K могут выступать как самостоятельно, так и в сочетании с
другими высказываниями. Во втором случае они проявляют максимум
специфики, сочетаясь с окружающими их речениями по особым
образцам. При этом, как правило, происходит апплицирование
семантики K на содержание высказывания с понятийным значением. В
таких случаях K обычно выполняет роль сопутствующего,
дополнительного модального компонента, усиливающего и
акцентирующего модусный аспект значения “основного” высказывания.
По справедливому утверждению О.А. Лаптевой, “современный
русский литературный язык наряду с компонентами стилевого
характера располагает своей устно-разговорной разновидностью,
обслуживающей различные сферы повседневного устно-речевого
общения основного конгломерата современных носителей русского
литературного языка”240. К таким языковым средствам относятся и K.
Основные принципы, в соответствии с которыми строятся K и которые
определяют их форму, содержание и специфику функционирования, −
это экономия, неподготовленность, спонтанность, непринужденность,
линейная последовательность донесения до слушателя, превалирование
содержательного плана высказывания над его формальным планом,
автоматизм речи т.п. Подобные языковые средства нормативны по
240
Лаптева О.А. Русский разговорный синтаксис. М., 1976. C.363.
156
отношению к разговорному стилю речи, т.к. обладают высокой
степенью облигаторности, ситуационно-тематической
прикрепленностью, широкой распространенностью в пределах устно-
разговорной разновидности языка.
Говоря о направлении развития K всех семантических групп,
структуры их лексического значения (в частности о проблеме
полисемии), явлении предметной и оценочной энантиосемии, можно
утверждать, что в сфере данного языкового факта доминирующим
является стремление к максимальной выразительности, яркости языка, с
одной стороны, к экономии языковых средств − с другой.
Противоположно направленная тенденция к однозначности, точности и
конкретности в этом случае оказывается более слабой. Это проявляется
в значительном превалировании списка многозначных K над
моносемантичными.
Данный вывод частично противоречит тем тенденциям, которые
имеют место в сфере нечленимых синтаксических конструкций с
понятийной семантикой (фразеосхем). Так, у предложений с
предметной противоположностью значений эта тенденция проявляется
в движении от полисемантичных к моносемантичным синтаксическим
построениям, т.е. её следствием является распад энантиосемичной
многозначности (системы противоположных значений предложения) и
образование однозначных синтаксических конструкций.
Причиной этого процесса является стремление закрепить данные
предложения за сферой экспрессивного синтаксиса благодаря их
использованию исключительно во вторичном, ироническом,
максимально экспрессивном значении и удалить из языка их первичные,
нейтральные или менее выразительные значения. В качестве
подтверждения существования данной тенденции выступает то
обстоятельство, что, как правило, моносемантичные построения
характеризуются наличием целого набора языковых средств,
закрепляющих за ними экспрессивно-ироническое значение.
В отличие же от фразеосхем с предметным значением, у которых
экспрессивно лишь вторичное значение, у оценочных фразеосхем оба
значения максимально экспрессивны благодаря их содержанию и
восклицательному характеру. Отсюда, язык “проявляет
заинтересованность” в существовании большего количества
полисемантичных оценочных моделей с противоположными
значениями.
В сфере же K экспрессивно практически любое значение, что
побуждает язык развивать систему значений данных единиц. K − это
экспрессивная единица языка по своей сути.
157
Но некоторая неравномерность в развитии отдельных групп K все
же присутствует. Так, обнаружено чуть больше K с семантикой
“оценки”, чем со значением “утверждения”/“отрицания”. Это, вероятно,
обусловлено бóльшими потенциями высказываний с оценочным
значением в плане категорий эмоциональности и экспрессивности,
отсюда, их бóльшей притягательностью для языка и говорящих в
анализируемом аспекте.
При этом имеет место весьма парадоксальный факт, связанный с
соотношением различных семантических групп K. Оказалось, что
однозначных оценочных K в несколько раз больше, чем
соответствующих K с семантикой “утверждения”/”отрицания”. Этот
парадокс объясняется не отступлением от нормы, а дополнительными
факторами. Оценочные единицы, как правило, обладают максимальным
зарядом экспрессивной энергетики причем в подавляющем
большинстве случаев негативного характера, что делает невозможным
функционирование каких-либо процессов конверсивного характера
(Ср.: “активность эмоциональных и эмоционально-оценочных
созначений в разговорной лексике специфична преобладанием
негативных или фамильярно “сниженных” и субъективно
переосмысленных (в том числе шутливых, иронических, насмешливых)
окрасок”241. Их негативная семантика носит агрессивный характер.
Часто она подкреплена солидными средствами языка в рамках самой K.
Таким образом, подобное “отступление” на самом деле развивается в
русле основных тенденций, свойственных данной группе K, т.е. в
направлении к максимальной экспрессивности. Однако, результат
получается прямо противоположный, никак не связанный с тенденцией
к экономии. Но в этом противоречии, по словам А.Н. Васильевой,
“находит выражение общеязыковой закон борьбы и неустойчивого
равновесия экономии и избыточности”242.
В целом K как единица экспрессивного синтаксиса разговорной
речи представляет собой явление живое, развивающееся, продуктивное
и динамичное, несмотря на свой нечленимый характер. Это категория
не изолированная от системы языка и его других средств и единиц, а в
значительной мере структурно, семантически, грамматически и
прагматически с ними соотносительная.
Появление K обусловлено потребностями общества в
образовании более сложных, чем членимые предложения,
коммуникативных единиц. Они выступают в качестве инструмента

241
Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. М., 1976. С.136.
242
Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. М., 1976. С.142.
158
познания механизмов мышления человека, способов представления и
интерпретации объективной действительности. “В основе всякого
литературного языка, − как справедливо писал Л.В. Щерба, − лежит
накопленное веками “сокровище” фраз, словосочетаний, комбинаций,
изречений, пословиц и т. п. Но это “сокровище” оказывается гораздо
бóльшим сокровищем, чем обыкновенно думают. Обычно его понимают
как сумму накопленной данным народом мудрости; между тем в
языковом материале, унаследованном от старших поколений, заложены
в виде возможностей и линии речевого поведения будущих поколений,
наследников этого сокровища”243.

243
Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. С.132.
159
Глава IV. НЕЧЛЕНИМЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ С ПОНЯТИЙНОЙ
СЕМАНТИКОЙ (ФРАЗЕОСХЕМЫ)

4.1. Понятие фразеосинтаксической схемы

Более последовательное рассмотрение в отечественной


лингвистике получили НП с понятийным содержанием, которым всегда
приписывался синтаксический статус: – Пашка! Пашка-а... – Тихон
погладил скулу. – Вот те и Пашка! Готовь слёзы... /М. Горький. Дело
Артамоновых/. Особое место здесь занимают книга Н.Ю. Шведовой
«Очерки по синтаксису разговорной речи» (1960), где дана
классификация данного вида НП по характеру участвующих в их
формировании обязательных опорных компонентов, Грамматика-80
(под ред. Н.Ю. Шведовой), а также работы Д.Н. Шмелёва244.
Фразеосинтаксическая схема − это коммуникативная
предикативная единица синтаксиса, представляющая собой
определяемую и воспроизводимую несвободную синтаксическую
схему, характеризующаяся наличием диктумной или/и модусной
пропозиции, выражающая членимое понятийное смысловое содержание
(т.е. равное суждению), обладающая грамматической и лексической
частичной членимостью, проницаемостью, распространяемостью,
сочетающаяся с другими высказываниями в тексте по традиционным
правилам и выполняющая в речи эстетическую функцию.
Такие высказывания “...обладают фиксированной и неизменной
схемой построения, включая сюда обязательный порядок слов и
наличие строго определённых, сильно ограниченных в варьировании
грамматических форм, а иногда и определённых служебных слов. В то
время как лексические фразеологизмы индивидуальны в лексической
сфере, индивидуальность фразеологических конструкций проявляется в
сфере синтаксиса, т.е. в пределах заданной схемы допускается в той или
иной мере свободное лексическое наполнение.”245 Несмотря на свою
нечленимость, “эти предложения чётко структурированы как по форме,
так и по смыслу” 246. (Ср.: Фразеосхемы “...строятся по определённой
фразеологической схеме”247). Например: «Как не + V inf»: − Слушайте, −
244
См. список литературы.
245
Шмелёв Д.Н. Современный русский язык. Лексика. М., 1977. С.327.
246
Малинович Ю.М. Экспрессия и смысл предложения: Проблемы эмоционально-
экспрессивного синтаксиса. Иркутск, 1989. С.181.
247
Шмелёв Д.Н. Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке.
М., 1976.С.134.
160
говорит, − есть дело. Можно обоим заработать тысячу. Хотите? − Ну
как не хотеть? (“конечно, хотим...”) /А. Куприн. С улицы/; «Мало +
<ли> + что [чего, кому...] + Vfinit [Adj]»: − Мало что бабы болтают!
(“то, о чём болтают бабы, не заслуживает серьёзного внимания...”) /И.
Горбунов. На реке/; «То ли дело + N1»: − То ли дело рюмка рома, Ночью
сон, поутру чай; То ли дело, братцы, дома! (“предпочтительнее, лучше
рюмка рома ... и находиться дома...”) /А. Пушкин. Дорожные жалобы/.
Синтаксическая схема таких построений включает в свой состав
элементы двух уровней: обязательные (опорные) и факультативные
(переменные). Таким образом, они всегда неоднокомпонентны.
Опорные компоненты представляют собой переосмысленные слова или
сочетания слов (н-р, что за в конструкции «Что за + N1»), что
обусловливает частичную грамматическую и лексико-семантическую
нечленимость, идиоматичность и целостность таких высказываний, а
также морфологические формы (н-р, N1 − имя сущ. в им. пад.), более
или менее широко лексически варьируемые и заполняемые
семантически актуальными словами, что позволяет говорить о
частичной лексико-грамматической членимости этих построений.
Наличие этих двух компонентов в структуре фразеосхемы
позволяет квалифицировать ее значение как “синтаксическое”, а сами
модели – как “лексико-синтаксические”248.
В подобных конструкциях свободно варьируемые лексические
компоненты могут употребляться как в прямом, так и в переносном
значении: Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки! (что
за − вопросит. местоим. в роли составной частицы: способствует
выражению знач. оценки (положительной или негативной); шейка – в
прям. знач.) /И. Крылов. Ворона и лиса/. “Такие конструкции
неразрывно связаны с определёнными интонациями (а в письменной
передаче − с контекстом); в них становится ограниченной или
невозможной синонимическая замена опорных слов”.249
Строго определённая позиция опорных компонентов в составе
таких фразеологизированных структур обусловливает закрепление за
ними и за подобными моделями предложений обобщённого значения
“утверждения”, “отрицания” и т.п. Например, возможно лишь самое
общее определение семантического наполнения таких сочетаний, как
что бы / нет бы во фразеосинтаксической схеме «Что бы [нет бы] + V

248
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.202.
249
Шмелев Д.Н. Экспрессивно-ироническое выражение отрицания и отрицательной
оценки в современном русском языке // Вопр. языкознания. 1958. №6. С.64.
161
inf [Adj (сравн. степ.)]», ну не в − «Ну не + N1» и др. Они способствуют
выражению этого обобщённого значения, полностью и гармонично
сливаясь с грамматическим значением синтаксических конструкций и
приобретая характер скорее элемента лексико-грамматического, а не
собственно лексического: лексическое значение в них максимально
абстрагируется, что и способствует их грамматикализации. “...Включая
в себя и разные формы имён, и формы глаголов, эти построения имеют
одно и то же синтаксическое значение.”250 Например: [Лизанька:] Ах!
амур проклятый! И слышут, не хотят понять, Ну что бы ставни им
отнять? (“не отнимают...”) /А. Грибоедов. Горе от ума/; Зла большого у
старика не было. Обидно было: пригрел человека, а он взял и унёс
ружье. Ну не подлец после этого! (“подлец...”) /В. Шукшин. Охота
жить/.
Как справедливо отмечает Н.Ю. Шведова, “во многих случаях
частица и соединяющиеся с ней формы знаменательных слов образуют
особую структуру – синтаксически неразложимое единство”251, что
делает невозможным их синтаксическое членение (Ср.: “Строение этих
конструкций, равным образом как и ряда синтаксически «связанных»
конструкций (например, Разговоры разговорами, а дело делом и т.п.), не
поддаётся традиционному анализу «по членам предложения».”252). Но
элементы синтаксической членимости здесь всё же могут
присутствовать: «Где [куда, откуда, какое] + V»: − А что, он лечит,
точно? − Какое лечит!.. Ну, где ему! /И. Тургенев. Касьян с Красивой
Мечи/. Формальные характеристики коммуникативного смысла данного
предложения (“не лечит...”) подтверждают предположение о
сказуемостном статусе глагольной лексемы лечит в нечленимом
высказывании. Однако этим синтаксический анализ и ограничивается,
т.к. синтаксическую функцию слова какой определить невозможно.
Подобные высказывания, как правило, являются производными, а
потому мотивированными. Однако формирование их смыслового
содержания происходит на основе не метафорического
переосмысления: за ними может закрепляться какое-либо определённое
значение (“утвердительное”, “отрицательное” или “оценочное”), а также
происходить переосмысление значения производящей конструкции на
противоположное (конвертация), что обусловливает отсутствие у них
образности: «А то + N1 + <не> + V finit»: [Сын:] Значит я должен тебя
250
Шмелев Д.Н. О синтаксической членимости предложения // Русский язык в школе.
1965. №2. С.12.
251
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.101.
252
Шмелев Д.Н. О синтаксической членимости предложения // Русский язык в школе.
1965. №2. С.12.
162
изучить: характер твой, повадки, походку... Все выходки твои, как у нас
говорят. [Отец:] А то ты не знаешь? [Сын:] Я к примеру говорю. (“ты и
сам знаешь...”) /В. Шукшин. И разыгрались же кони в поле/; «До чего +
Adj [Adv]»: − Ох, и времена, друг! До чего времена замечательные.
(“высокая оценка предмета речи...”) /А. Макаренко. Честь/.
Незначительная часть подобных построений относится к разряду
непроизводных в связи с невозможностью установить точно их
производящую основу: − То ли дело у нас: только поступи в училище, а
там уж сам поедешь... /В. Гаршин. Денщик и офицер/.
Фразеосхемы способны выражать предметное (диктумное) и
оценочное (модусное) значение: 1) [Колька:] “Четвертной − как псу под
хвост сунул. Свернул трубочкой и сунул”. Но вспомнил, что он на ямах
теперь будет зарабатывать по двести-двести пятьдесят рублей... И
успокоился. [...] “Жалеть ещё...” (“не буду / не стоит жалеть...”) /В.
Шукшин. Ноль-ноль целых/; 2) − Но как он тогда это сказал? Со
злорадством, с пренебрежением ко всему колхозному: ну и хозяева, ну и
работники! (“плохие хозяева, плохие работники...”) /Жестев. Земли
живая душа/.
Фразеосхемы в полной мере обладают категорией
предикативности, которая у них, как правило, выражена эксплицитно
(явно): [Аполлинария:] Ах, что это был за ребёнок! Это был воск! (“это
был прекрасный ребёнок...” – изъявит. накл., пр. вр., 3 л.) /А.
Островский. Красавец-мужчина/; Ср.: − Ах, что это за ребёнок! (“это
прекрасный ребёнок...”). Грамматическая парадигма фразеосхем чаще
полная.

4.2. Классификация фразеосинтаксических схем

Фразеосинтаксические схемы по своим характеристикам


неоднородны.
I. По принадлежности обязательного опорного компонента
фразеосинтаксической схемы к той или иной части речи выделяются
фразеосхемы с обязательным опорным компонентом, выраженным:
1) союзом: «N1 + как + N1» (Погода как погода!); «Нет + чтоб(-ы)
[того(,) чтоб(-ы), бы] + <не> + V inf [V finit (п.вр.), Adj, Adv, N1, Pred]>!» (Нет
чтобы помолчать!);
2) предлогом: «N1 + не в + N4» (Праздник не в праздник!; Веселье
не в веселье!);

163
3) частицей: N1 [V, Adj, Adv](,) + так + N1 [V, Adj, Adv]!»
(Погода так погода!) ; «V inf [V finit (п., б.вр. с.в., сослаг.н.)](,) + так +
<и> + V inf [V finit (п.в., б.вр. с.в., сослаг.н.)!» (Работать так
работать!);
4) междометием: «Ну [ах, ох, эх, ай <да>, уж](,) + и + N1 [V finit,
Adj1, Adv] + <же>!» (Ну и друзья!);
5) местоименными словами: «Всем + N3 (мн.ч.) + N1 (ед.ч.)!»
(Всем бандитам бандит!); «Как не + V inf(?)! (Как не заниматься
спортом!); «Чем не + N1(?)!» (Чем не богатырь!); «Что за + N1(?)!»
(Что за ребенок!).
Говорить о лексико-грамматическом статусе обязательного
опорного компонента в составе фразеосинтаксической схемы не
корректно, т.к. лексические элементы, составляющие его, как правило,
десемантизируются в лексическом и грамматическом аспектах. Поэтому
подобный анализ приемлем лишь в этимологическом плане.

II. По характеру (степени переосмысления) обязательных опорных


компонентов и способов сочетания этих компонентов с остальной
частью предложения выделяется три группы фразеосхем.253
“Это, во-первых, образования, в которых сочетание компонентов
не определяется действующими в языке синтаксическими нормами и
является с точки зрения этих норм немотивированным”254, н-р: «Всем +
N3 (мн.ч.) + N1 (ед.ч.)!», «N1 + не в + N4», «То ли не + N1», «Нет чтобы
+ V inf» и др.
“Во-вторых, есть построения, формы которых легко могут быть
объяснены существовавшими, но изменившимися или устаревшими
нормами. Формальные связи незаменяемого компонента с
соответствующей категорией слов не утрачены”255, н-р: «Чем не + N1»,
«Что за + N1(?)!», «До чего + <же> + <N1> + Adj [Adv, V finit (п.,
н.вр.)]», «На то + <и> + N1» и др.
“В третью группу объединяются предложения и сказуемые,
строящиеся по живым синтаксическим моделям, но включающие в свой
состав в качестве незаменяемого компонента слово, которое,
претерпевая отход от своего прямого лексического значения, в то же
время не утрачивает категориальных связей с соответствующим

253
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.269-279.
254
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.269.
255
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.269-270.
164
грамматическим классом”256, н-р: «Хорош(-а, -о, -и) + N1 [V finit (п.,
н.вр.), Adv, Adj, ...]!», «Ну [ах, ох, эх, ай <да>, уж](,) + и + N1 [V finit,
Adj1, Adv] + <же>!» и др.
Как видим, данная классификация строится на основе учета двух
факторов: степени переосмысления обязательного опорного компонента
и наличия аграмматичных явлений в структуре фразеосхемы.
Для разграничения данных разновидностей фразеосинтаксических
схем предлагается использовать следующие термины: 1) фразеосхемы-
сращения, 2) фразеосхемы-единства, 3) фразеосхемы, строящиеся по
живым синтаксическим моделям.

4.2.1. Фразеосхемы-сращения
Первую группу построений составляют собственно
фразеологизированные синтаксические конструкции, отношения между
компонентами которых не отражают существующих типов
синтаксических связей и являются в современном языке
немотивированными. Обязательный опорный компонент полностью
десемантизирован, этимологическая связь с его прямым значением
неактуальна. Это наиболее яркие представители данной разновидности
НП – фразеосинтаксических схем.
1. «Что бы + <N1, 3> + <не> + V finit (п.вр.) [V inf, N, Adv]!»
Обязательный опорный компонент – что бы. Местоименное
значение слова что утрачено полностью. Второй компонент
конструкции чаще – глагол в форме прошедшего времени или в
начальной форме. Порядок следования компонентов неизменен.
Конструкция многозначна и может выражать следующие значения:
а) “пожелание, побуждение к (не-)совершению какого-л. действия;
оценку предмета речи как предпочтительного, одобряемого, желаемого,
целесообразного и т.п.”: [Коринкина:] Что бы вам нынче у себя вечер
устроить с хорошим ужином и пригласить её. /А. Островский. Без
вины виноватые/;
б) “отрицание факта, который формально утверждается; а также
оценку предмета речи как предпочтительного, одобряемого, желаемого,
целесообразного, но не осуществившегося; иногда в сочет. с
удивлением, неодобрением, осуждением и т.п.”: Что бы дождю идти в
будни! Так нет, – с утра холодной сыростью завалило всё небо. /А.
Толстой. Подкидные дураки/; [Лизанька:] Ах! амур проклятый! И
слышут, не хотят понять, Ну что бы ставни им отнять? /А. Грибоедов.
Горе от ума/;
256
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.270.
165
в) “утверждение факта, который формально отрицается; а также
оценку предмета речи как предпочтительного, одобряемого, желаемого,
целесообразного, но не осуществившегося; иногда в сочет. с
удивлением, неодобрением, осуждением и т.п.”: – Что бы тебе не
встревать в разговор! Нет же, обязательно надо вставить своё
словечко!
2. «То ли дело + <не> + N1 [V, Adj, Adv, ...]»!; «То ли + <не> + N1
[V, Adj, Adv, ...]»!
Обязательный опорный компонент – то ли дело. Слово дело в
составе этого сочетания является необязательным (факультативный).
Местоименное значение слова тот утрачено полностью. Слово дело
также полностью десемантизировано. Второй компонент конструкции
свободно морфологически и лексически варьируем. Порядок
следования компонентов неизменен. Такая конструкция употребляется
для “выделения какого-л. факта (предмета, действия, признака и т.п.) из
класса подобных как (наи-)более точно соответствующего каким-л.
признакам, (наи-)более выдающегося по своим положительными или
негативным свойствам, (наи-)более или (наи-)менее предпочтительного
и т.п. в сочет. с разнообразной эмоциональной оценкой”: [Карп:] То ли
дело барыш! Что так, без барыша-то, небо коптить? /А. Островский.
Бешеные деньги/; [Людмила:] То ли дело умная голова! А ты –
непутёвый. /А. Островский. Поздняя любовь/; [Феклуша:] То ли дело
христиане православные: и в церкву ходят, и пироги по праздникам
пекут. /А. Островский. Гроза/; [Липочка:] То-то вот и беда, что
купчишка ваш, дурак, ничего он не понимает. То ли дело
благородный! /А. Островский. Свои люди – сочтёмся/; – То ли дело
виконт! Он, будучи воспитан в духе вековых традиций своей родины,
считал отказ от дуэли чем-то невозможным. /Э. Барстоу. Маргарита/.
3. «То ли не + N1 [V, Adj, Adv, ...](?)!»
Обязательный опорный компонент – то ли не. Местоименное
значение слова то утрачено полностью. Частица ли также полностью
семантически опустошена в связи с утерей конструкцией
вопросительного значения. Второй компонент конструкции свободно
морфологически и лексически варьируем. Порядок следования
компонентов неизменен. Значение конструкции – “утверждение факта,
о котором формально спрашивается; в сочет. с положительной оценкой,
одобрением и т.п.”: – ...А он за эти два года в дохтурском отделении
учился... То ли не дошлый парень! /Д. Мамин-Сибиряк. В худых душах/;
[Кухарка:] Моей старой хозяйке, – я у купцов прежде жила, – то ли не
жисть была, а всё, бывало, во сне видит, что будто её режут, да будто
её топят... /И. Горбунов. Постоялый двор/.
166
4. «Нет + чтоб(-ы) [того(,) чтоб(-ы), бы] + <не> + V inf [V finit
(п.вр.), Adj, Adv, N1, Pred]>!»; «Нет + <не> + V inf [V finit (п.вр.), Adj,
Adv, N1, Pred]>!»
Обязательный опорный компонент – нет чтобы. Второй элемент
опорного сочетания может состоять из одной частицы бы (нет бы) либо
полностью опускаться. Второй компонент конструкции свободно
морфологически и лексически варьируем (хотя чаще – инфинитив).
Порядок следования компонентов неизменен. Форм изменения не
имеет. Распространение возможно на основе присловных связей
инфинитива (Нет чтобы не заметить это!) и по правилам субъектной
детерминации для обозначения субъекта, который должен что-л.
совершить (Нет чтобы тебе не заметить это!). Данная
фразеологизированная конструкция построена на основе предложения
типа – Экое золото у меня этот Митенька... Нет того, чтобы нельзя. Я
же этого терпеть не могу. Всё можно. /Л. Толстой. Война и мир/,
которое употребляется для выражения констатации отсутствия чего-л.
Этимологическая связь между фразеологизированным и синтаксически
свободным производящим предложением не воспринимается
говорящими, поэтому фразеосхема относится к сращениям.
Конструкция многозначна и может выражать следующие значения:
а) “отрицание факта, который формально утверждается; а также
оценку предмета речи как предпочтительного, одобряемого, желаемого,
целесообразного, но не осуществившегося; иногда в сочет. с
удивлением, неодобрением, осуждением и т.п.”: [Ласуков:] Какую шубу
сгноили!.. Нет, чтобы подумать: где-то баринова шуба? /В. Некрасов.
Осенняя скука/; [Лоскутков:] Знаю, знаю, уж тебя без дела не
заманишь... ведь нет чтобы когда-нибудь зашёл этак посидеть,
покалякать да выпить бутылочку винца. /В. Некрасов. Петербургский
ростовщик/; – ...Экой ты! Нет чтобы подождать: видишь, генералу
проехать. /Л. Толстой. Война и мир/;
б) “утверждение факта, который формально отрицается; а также
оценку предмета речи как предпочтительного, одобряемого, желаемого,
целесообразного, но не осуществившегося; иногда в сочет. с
удивлением, неодобрением, осуждением и т.п.”: – Нет чтобы не
ворчать! Так она ещё больше заводится!
5. «Всем + N3 (мн.ч.) + N1 (ед.ч.)!»
Обязательный опорный компонент – всем. Второй компонент
конструкции представляет собой сочетание одного и того же имени
существительного, обозначающего названия лиц или конкретных
предметов, в разных падежах (дат. и им.) и числах (мн. и ед.);
167
лексически свободен. В роли второго компонента может выступать
сочетание однокоренных имен существительных, но очень редко.
Парадигма четырехчленна (наст., прош., буд. вр., сослагат. накл.): Всем
молодцам молодец (был, будет, был бы)!. Распространение
нехарактерно. Отрицание не допускается. Порядок следования
компонентов неизменен. Значение конструкции – “высокая степень
проявления каких-л. свойств (положит. или негат.) предмета речи как
наиболее выдающегося из своего класса; превосходство предмета над
всеми подобными; в сочет. с (не-)одобрением и т.п.”: Айе – всем
портным портной, всем покроям закрой! /Е. Иванов. Меткое
московское слово/; За столом шумно. – Ну, кума, и пирог! – кричит
Члибеев. – Всем пирогам пирог! – Где уж там! Я думала, что совсем не
выйдет. /А. Аверченко. Рождественский день у Киндяковых/.
6. «N1 + не в + N4»
Обязательный опорный компонент – сочетание отрицательной
частицы не и предлога в. Второй компонент конструкции представляет
собой сочетание одного и того же имени существительного
(неодушевленного) в разных падежах (им. и вин.); лексически
варьируем. Порядок следования компонентов неизменен. Чаще всего
принимает формы синтаксического индикатива и сослагат. накл.:
Отдых (был, будет, был бы) не в отдых!. Продуктивно сочетается с
глаголами бывать, (с-)делаться, становиться, стать: Отдых не в
отдых сделался (бывает). Распространение допускается за счет
субъектной детерминации для обозначения субъекта состояния (Ему
отдых не в отдых) и обстоятельственной детерминации (Здесь
(сегодня) отдых не в отдых). Значение конструкции – “оценка предмета
речи как лишенного обычного положительного содержания, качества,
не соответствующего нормальным представлениям”. Праздник не в
праздник!; Но не видно, чтобы он Удручен был этим, Чтобы сон ему не
в сон Где-нибудь на свете. /А. Твардовский/; И пир веселый им не в
пир. /А. Пушкин/.
Фразеосхема сформирована на основе действия закона аналогии по
схеме фразеологизированного словосочетания не в радость,
указывающее на то, что не доставляет радости, не дает счастья, и
выступающего в предложении в роли сказуемого: Нам, детям, жизнь
была не в радость. /А. Пушкин. Братья разбойники/. Однако, данная
этимологическая связь в настоящее время не является актуальной,
поэтому фразеосхема рассматривается как синтаксически
немотивированная. Значение “оценки”, выражаемое данной
фразеосхемой, не мотивировано ее формальной структурой, что
свидетельствует о ее идиоматичности и нечленимости.
168
Итак, фразеосхемы первой группы непроизводны в силу неактуальности
связи с производящей синтаксической конструкцией и прямым
значением обязательного опорного компонента. Оторвавшись от
мотивирующей их базы, они становятся полностью аграмматичными,
поэтому прямое прочтение таких синтаксических построений
невозможно.

4.2.2. Фразеосхемы-единства
Данную группу фразеосинтаксических схем составляют
построения, в которых “...отношения между формирующими их
компонентами отражают понятные носителям современного языка, но
изменившиеся или устаревшие нормы”257. Обязательный опорный
компонент в таких конструкциях сохраняет этимологические связи с
определённым классом слов, на основе которого он и был сформирован.
1. «Чем не + N1 [Adj, Adv](?)!»; «Чем + <же> + N1 + не + N1 [Adj]
(?)!»
Обязательный опорный компонент – чем не. Слово чем в составе
этого сочетания десемантизировано, однако, обнаруживает
генетическую связь с местоименным значением (– Чем это тебя? –
Мячом.). Второй компонент конструкции – имя существительное или
прилагательное в им. пад., или наречие. Отношения между элементами
данного построения неактуальны, однако мотивированы с точки зрения
современных синтаксических норм производящей вопросительной
синтаксической конструкцией, н-р: – Чем он тебе не жених? – Да всем:
мал ростом, неразговорчив и вообще. /Из разг. речи/. Имя
существительное лексически свободно. Порядок следования
компонентов неизменен. Парадигма четырехчленна (наст., прош., буд.
вр., сослагат. накл.): Чем не герой (был, будет, был бы)!.
Распространение возможно за счет субъектной детерминации для
обозначения субъекта оценки. Выражает значение: “уверенное
утверждение, оценка предмета речи как полностью соответствующего
представлениям о нем, иногда в сочет. с удивлением, неодобрением и
т.п.)”. Например: – Бесприданница твоя Аграфена, а то чем не
невеста. /К. Станюкович. Матроска/; – А дочь чем не красавица. Не
хуже других девиц. /М. Лермонтов/; [Матрёна:] А сынок чем не мужик?
Не хуже людей. /Л. Толстой. Власть тьмы/.

257
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.276.
169
Опорный компонент характеризуется свойством лексической
проницаемости: На этом месте архивариус ударил сынка по плечу и
воскликнул: а чем мы не женихи? /И. Горбунов. Из деревни/.
2. «Что за + N1(?)!»1; «Что + это [Pron1, N1] + за + N1(?)!»
Обязательный опорный компонент – что за. Он десемантизирован,
однако, этимологически связан с сочетанием вопросительного
местоимения что с предлогом за, которое обозначает “вопрос о
предмете, явлении, признаке, качестве, свойстве чего-л. и т.п.”.
Синтаксические отношения неактуальны, но мотивированы
вопросительной конструкцией, н-р: [Пионова:] И ты решишься этакое
варварство сделать? [Антрыгина:] Что за варварство? [Пионова:] Да
как же не варварство? Променять такого человека на какую-нибудь
дрянь. /А. Островский. Свои собаки грызутся/; – Что за автомобиль у
тебя? – Мерседес. /Из разг. речи/. Второй компонент фразеосхемы – имя
существительное в именительном падеже; лексически свободен.
Порядок следования компонентов неизменен. Парадигма
четырехчленна (наст., прош, буд. вр., сослагат. накл.): Что за деньки
(были, будут, были бы)!. Характерно сочетание с глаголами бывать,
(с-)делаться, оказаться, оказываться: Что за погода сделалась!.
Распространяется за счет компонентов, называющих субъекта
состояния или обладания: Что у тебя за настроение!. Отрицание не
допускается. Конструкция многозначна и может выражать следующие
значения:
а) “положительную оценку предмета речи, одобрение, похвалу,
восхищение и т.п.”: Вчера – ненастье, А сегодня – что за день! Солнце,
птицы! блеск и счастье! Луг росист, цветёт сирень. /А. Майков. Боже
мой! Вчера ненастье/; Она с любовью посмотрела на свои ярко-розовые
ногти: “Какие прелестные ногти у этой дивчины, скажут все. – Ах,
смотрите, смотрите! Что за ногти!” /В. Панова. Спутники/;
б) “негативную оценку предмета речи, неодобрение, порицание,
возмущение и т.п.”: Даша сказала: – Ах, что за лампа! Она давно не
работает, я её засунула под диван. /В. Панова. Спутники/; – Ну что за
женщина! – с раздражением сказал Шовелен. /Э. Барстоу. Маргарита/; –
Прошу вас, не мешайте мне, – попросила она и медлительно сдунула
волос со щеки, встретив глазами грустный взгляд Кондратьева. – Что
за человек! Это я вам мешаю? – раздражённо загудел голос
полковника. /Ю. Бондарев. Батальоны просят огня/.
Данная фразеосхема имеет свой омоним:
«Что за + N?!»2; «Что + ещё + за + N [Adj, Adv, ...]>?!»; «Что +
<это [<это> такое]> + ещё + за + N [Adj, Adv, ...]>?!»; «Что + <это> +
ещё + за + N [Adj, Adv, ...] + <какие-то [какой(-ая, -ое)-то, такие(-ой,
170
-ая, -ое)]>?!»; «Что + <это [<это> такое]> + за + N [Adj, Adv, ...] +
ещё?!»; «Что + <это> + за + N [Adj, Adv, ...] + ещё + <какие-то
[какой(-ая, -ое)-то, такие(-ой, -ая, -ое)]>?!»
Опорный компонент в отличие от омонимичной модели осложнен
факультативными элементами <это [<это> такое]> + ещё, которые
также десемантизированы в составе фразеосхемы, однако сохраняют
свои этимологические связи с соответствующими частями речи. Второй
компонент фразеосхемы морфологически и лексически свободно
варьируем. Конструкция представляет собой ответную реплику,
повторяющую ключевое по смыслу слово. Она многозначна и может
выражать следующие значения:
а) “удивление, негат. оценку предмета речи, осуждение,
возмущение, порицание и т.п.”: [Дудкин:] Ах, красавица моя!
[Коринкина:] Что такое за красавица! Что за фамильярность! /А.
Островский. Без вины виноватые/; Он поглядел на Катю. Она шла
спокойно... Уголки губ чуть ли не улыбались. – Что она – не понимает
всего этого ужаса? Что это за всепрощение какое-то? /А. Толстой/; –
Нет, нет! Что это ещё за игрушки с огнём! Мало тебе, что кипятком
обварился, ещё хочешь пожар устроить? /Н. Носов/.
б) “уверенное отрицание, несогласие иногда в сочет. с осуждением,
возмущением и т.п.”: – ...Такая молоденькая – и шьёт рубашки? А? –
Что за молоденькая, сударь: уж ей за пятьдесят. /И. Гончаров. Иван
Савич Поджабрин/; – Бабки длинны. – Что за длинны –
помилосердствуйте! /И. Тургенев. Лебедянь/; – ...Мол, барин у меня
добрый и хорошенький такой... – Вот, хорошенький! Зачем же врёшь? –
Что за вру! Вы ведь хорошенькие... /И. Гончаров. Иван Савич
Поджабрин/;
в) “побуждение (приказ, требование) к прекращению каких-л.
действий в сочет. с осуждением, возмущением и т.п.”: – Ты, Ворчун, всё
ворчишь, – ответил Незнайка. – От тебя и на воздушном шаре покою
нету. – Ну и уходи, раз тебе не нравится! – Куда же я тут уйду! – Ну,
довольно! – крикнул на спорщиков Знайка. – Что это ещё за споры на
воздушном шаре? /Н. Носов. Над облаками/; И задыхаясь, она старалась
вырваться из рук Юрия… – Что за шум! Кто там развозился! /М.
Лермонтов. Вадим/.
3. «Мало + <ли> + кто1-6 [что1-6, какой, где, когда, куда] + <не>
+ V finit [N2]!»
Препозитивный обязательный опорный компонент мало ли кто1-6
[что1-6, какой, где, когда, куда] представляет собой сочетание наречия
мало с одной из падежных форм местоимения или c местоименным
171
наречием. Частица ли является переменным элементом данного
сочетания. Второй компонент конструкции – личная форма глагола,
реже – имя. Порядок следования компонентов неизменен. Значение
конструкции –“оценка предмета речи как несущественного, не
заслуживающего доверия, внимания в сочет. с безразличием,
равнодушием и т.п.”: Чужая брань на вороту не виснет, – мало ли что
из зависти люди говорят. /Д. Мамин-Сибиряк. Дружки/; – Кто же у вас
там на мельнице? – Тётушка Арина Родионовна. – Не слыхал. Есть
Капитолина Ивановна, а Родионовны там не слыхал. – Мало ли чего ты
не слыхал! Отстань, не до тебя! /М. Пришвин. Курымушка/; – У нас в
школе говорили... – Мало что в школе. Ты учись, а стариков не суди. /П.
Бажов. У старого рудника/.
Синтаксические связи между компонентами незаменяемого
сочетания и их прямое лексическое значение неактуальны, хотя
понятны всем говорящим на данном языке. Мотивирующей
конструкцией выступает устойчивая модель, в которой наречие мало в
сочетании с местоимениями и наречиями кто, что, какой, где, когда,
куда употребляется в переносном значении: “многие, много; во многих
местах, во многих случаях, часто” и т.п. (– ...Мало каких игр есть? Разве
про всякую спрашивать? /А. Макаренко. Книга для родителей/; – Мало
ли чего человек не соврёт спросонья! /Н. Гоголь. Сорочинская
ярмарка/);
Данное значение, в свою очередь, сформировано на основе
прямого в свободной синтаксической конструкции: “немногие, немного;
в немногих местах, в немногих случаях, изредка” и т.п. (Нравственные
поговорки бывают удивительно полезны в тех случаях, когда мы от себя
мало что можем выдумать себе в оправдание. /А. Пушкин. Метель/;
Мало кто спал в эту ночь. /В. Арсеньев. По Уссурийской тайге/).
4. «На то + <и> + N1!»
Препозитивный обязательный опорный компонент – на то и.
Усилительная частица и является переменным элементом данного
сочетания. Второй компонент конструкции – имя существительное в им.
пад. Порядок следования компонентов конструкции неизменен.
Значение конструкции – “оценка предмета речи как полностью
соответствующего своему назначению в сочет. с подтверждением,
согласием, примирением и разнообразными эмоциями (досадой,
разочарованием, одобрением, поощрением и т.п.)”: Удастся набить зоб
– летай на свободе сытый и весёлый; не удастся – виси простреленный
на огороде вместо чучела. На то война. /М. Салтыков-Щедрин. Ворон-
челобитчик/; ...А он, слесарь, по всяк день молотком играет. Хоть с

172
локтя, хоть с плеча без промаху бьёт. На то и слесарь. /П. Бажов.
Широкое плечо/.
Прямое значение “цели, назначения” сочетания на то и (н-р: – На
то и построили беседку, чтобы в ней от солнца скрываться в зной.; –
Мало ли войсков наших идёт. Так его и пустили! На то начальство. /Л.
Толстой. Война и мир/) в составе фразеологизированной конструкции
ощущается говорящим и слушающим, однако неактуально.
5. «N1 [V, Adj, Adv](,) + так + N1 [V, Adj, Adv]!»; «Вот + <это> +
N1 [V, Adj, Adv](,) + так + N1 [V, Adj, Adv]!»
Обязательный опорный компонент – так. Его значение в составе
фразеологизированной конструкции деактуализировано в связи с
разрушением структуры бессоюзного сложного предложения, на основе
которого она построена. Но это значение легко восстанавливается как
лежащее в основе этимологической связи с ним: частица так в БСП со
значением условия употребляется для усиления и подчёркивания слова
или группы слов, к которым относится: – Но что там хорошо, так это
купец. Всем купцам купец. Уж коли угостит тебя, так угостит. /А.
Чехов. Актёрская гибель/; [Городничий:] Кричи во весь народ, валяй в
колокола, чёрт возьми! Уж когда торжество, так торжество. /Н.
Гоголь. Ревизор/.
Второй компонент конструкции – имя существительное в им. пад.,
глагол (во всех формах), имя прилагательное, наречие. Он лексически
варьируем и повторяется дважды. Порядок следования компонентов
обязательный. Такое предложение имеет четырехчленную парадигму:
наст., прош., буд. вр., сослагат. накл.: Вот (была, будет, была бы)
погода так погода! Отрицание не допускается. Возможно
обстоятельственное распространение и субъектное, указывающее на
обладателя какого-л. свойства, качества: Вот там у них погода так
погода!
Значение конструкции – “высокая степень интенсивности
проявления какого-л. признака, свойства предмета речи, его оценка как
во всём соответствующего называемому, обнаруживающегося во всей
полноте, во всех своих возможных проявлениях, в сочет. с
одобрением/неодобрением, возмущением/восхищением, порицанием,
огорчением и т.п.: – В степи – сила! – прибавил он, помолчав со
значением. Ветер так ветер, о! Грязь, так уж грязь, поборись с ней –
человеком станешь. /Д. Холендро. Дорога в степи/; – Вот кутят, так
кутят! /И. Гончаров. Иван Савич Поджабрин/; – Вот молодец – так
молодец! /П. Павленко. Идут дожди/; ...Уж брать, так брать, А то и
когти что марать! /И. Крылов. Воронёнок/; [Пирамидалов (отирая
пот):] Вот устал, так уж устал. /А. Островский. Богатые невесты/;
173
[Огудалова:] Нет, ты не фантазируй. Свадьба так свадьба: я Огудалова,
я нищенства не допущу. /А. Островский. Бесприданница/; –
...Правильные были господа, настоящие: зверь так зверь, во всю меру,
добрый так добрый, лакомый так лакомый. /Д. Мамин-Сибиряк.
Золото/; Казалось, суровая душа Пугачёва была тронута. − Ин быть по-
твоему! − сказал он. − Казнить, так казнить, жаловать, так
жаловать: таков мой обычай. Возьми себе свою красавицу; вези её
куда хочешь, и дай вам Бог любовь да совет! /А. Пушкин. Капитанская
дочка/.
При введение в состав конструкции подлежащего (указательного
слова это, местоимения, имени собственного) она переходит в разряд
членимых. При этом данное фразеологизированное построение
выступает в роли сказуемого: – Вот это плуты, так уж плуты! /Н.
Лесков. Обман/; – Вот это дождик, так дождик... /В. Некрасов. В
родном городе/; Вот это была косьба так косьба! Шурка никогда ещё
такой не видывал. /В. Смирнов. Открытие мира/; – Уж я не знаю, что и
думать. Он меня любит, так любит! /А. Чехов. Вишнёвый сад/; – Вот,
Татьяна Ивановна, я встретил женщину, так женщину! /А. Писемский.
Сергей Петрович Хозаров и Мари Ступицына/; [Кочкарёв:] Ну, что она
вздумала, дура? Ну, куда ж ей женить, ей ли женить? Вот я женю, так
женю. /Н. Гоголь. Женитьба/.
6. «V inf [V finit (п., б.вр. с.в., сослаг.н.)](,) + так + <и> + V inf [V
finit (п.в., б.вр. с.в., сослаг.н.)!»
Опорный компонент такой же, как и в предыдущей конструкции –
слово так.
Второй компонент конструкции – глагол в форме инфинитива или
буд. вр. сов. вида. Он лексически варьируем и повторяется дважды.
Порядок следования компонентов обязательный. Такое предложение
имеет также четырехчленную парадигму: наст., прош., буд. вр.,
сослагат. накл.: Ехать так ехать!; Поедет (поехал, поехал бы) так
поедет (поехал, поехал бы)! Отрицание возможно. Распространяется
при помощи субъектного детерминанта (кому?), обозначающего
субъект действия или состояния: Тебе работать так работать, а мы
отдохнем!
Конструкция выражает “решимость, готовность сделать что-л.,
добиться чего-л., осуществить какие-л. планы, замыслы и т.п., иногда в
сочет. с согласием, примирением, безразличием, равнодушием и т.п.”: –
Пропаду так пропаду, всё равно! /Ф. Достоевский. Преступление и
наказание/; “Умереть так умереть, видно так надо”, – думал этот
человек... /Л. Толстой. Сила детства/; – Делать нечего, – сказал я
Ноздрину. – Придётся ночевать. – Ну что же, ночевать – так ночевать,
174
– отвечал стрелок. /В. Арсеньев. В горах Сихотэ-Алиня/; – Да-а, – сказал
он. – Пить так уж пить – чтоб уж и время потерять: где день, где ночь.
/В. Шукшин. Беседы при ясной луне/.
Фразеосхема сформирована на основе следующей членимой
синтаксической конструкции: – Если уж работать, так уж надо
добросовестно работать!; [Лотохин:] Ах! Он меня любит! Ну, что же
тут делать? Остаётся только радоваться. Любит, так и пускай
любит. /А. Островский. Красавец-мужчина/.
7. «Как не + V inf(?)!; «Как + V inf(?)!; «Как + <же> + <здесь
[тут]> + <не> + V!», «Как + <же> + <не> + N [Adj, Adv, ...](?)!»;
«Отчего [с чего, с какой стати, что, для чего] не + V inf(?)!;
«Отчего [с чего, с какой стати, что, для чего] + <же [бы <это>]> +
<не> + V [N, Adj, Adv, ...](?)!»;
«Почему + <бы [же]> + не + V inf(?)!; «Почему + <бы [же]> +
<не> + V [N, Adj, Adv, ...](?)!»; «Когда + <же> + <не> + V finit [N, Adj,
Adv, ...](?)!»
Обязательный опорный компонент в таких фразеосхемах –
местоименное вопросительное наречие как, отчего, с чего, почему и др.
в сочетании с отрицательной частицей не или самостоятельно (в
зависимости от характера значения – “утвердительное” или
“отрциательное”). Его прямое значение (“вопрос об обстоятельствах,
образе, способе действия, причине” и т.п.: [Чацкий:] Ах! как игру
судьбы постичь. /А. Грибоедов. Горе от ума/) в составе
фразеологизированной конструкции неактуально.
Второй компонент конструкции морфологически и лексически
свободно варьируем, хотя чаще – инфинитив. Порядок следования
компонентов обязательный. Такое предложение имеет четырехчленную
парадигму: наст., прош., буд. вр., сослагат. накл.: Как (было, будет,
было бы) не поддержать тебя!. Распространяемо по правилам
присловных связей.
Фразеосхема многозначна и выражает следующие значения:
а) “уверенное утверждение факта, о котором формально
спрашивается, иногда в сочет. с неодобрением, порицанием,
возмущением и т.п.”. – Так ты, стало быть, её не любишь? – Как же не
любить-с? /А. Островский. Свои люди – сочтёмся/; Княжна ошиблась
ответом. – Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и
быстро отвернувшись... /Л. Толстой. Война и мир/; – Неужели ты не
заинтересован в том, чтобы ваш колхоз собирал высокие урожаи? –
Почему не заинтересован? Заинтересован... /В. Овечкин. На переднем
крае/; – А свиного сала не покупаете? – сказала хозяйка, следуя за ним.
– Почему не покупать? /Н. Гоголь. Мёртвые души/; – Я думал, сударь,
175
что… отчего, мол, думал, не переехать? – дрожащим от душевной
тревоги голосом говорил Захар. – Отчего не переехать! Ты так легко
судишь об этом! – говорил Обломов. /И. Гончаров. Обломов/; Меня что
попросят, я сделаю. Что ж не сделать! Я бы свинья был, когда б не
сделал! /А. Островский. Свои люди – сочтёмся/; – Да нельзя ли,
батюшка, хоть до Покрова обождать? – Обождать-то, для чё не
обождать, это всё в наших руках... /М. Салтыков-Щедрин. Первый
рассказ подьячего/;
б) “уверенное отрицание факта, о котором формально
спрашивается, иногда в сочет. с неодобрением, порицанием,
возмущением и т.п.”. – Уступите-ка их мне, Настасья Петровна? – Кого,
батюшка? – Да вот этих-то всех, что умерли. – Да как же уступить
их? /Н. Гоголь. Мёртвые души/; – Да, он хороший мужчина, только
несчастный! – Как же, душечка, быть ему счастливым! Как он,
бедный, ошибся! /А. Чехов. Иванов/; – Ну, что будешь делать теперь?
Квартиру менять? Лопахин снисходительно улыбнулся и пожал
плечами. – О чём речь? И с какой стати менять! То же самое и будем
делать, о чем с тобой договорились. Задача остается прежней. /М.
Шолохов. Они сражались за Родину/.
Фразеосхема образована на основе вопросительного предложения:
– Скажи мне, пожалуйста: как можно с ним не встретиться в
коридоре? – Не знаю.
8. «Какой(-ая, -ое, -ие) + <же [уж]> + N1 [V finit, Adj, Adv](?)!»1;
«Какой(-ая, -ое, -ие)1-6 [кой, како] + <же [уж]> + N1 [это] + <там [это,
тут, здесь, чёрт, к чёрту, ...]> + <не> + N [V, Adj, Adv, ...](?)!»
Местоименное значение вопросительности препозитивного
обязательного опорного компонента какой (н-р: – Какого цвета был его
последний костюм? – спросил Дюковский у Псекова. /А. Чехов.
Шведская спичка/) воспринимается на периферии, но неактуально для
коммуникативного смысла высказывания. Второй компонент
конструкции свободно морфологически и лексически варьируем.
Порядок следования компонентов конструкции неизменен, но может
активно осложняться переменными модальными элементами, например,
частицами, усиливающими то или иное значение высказывания.
Фразеологизированная конструкция многозначна и способна выражать
следующие значения:
а) “уверенное отрицание, несогласие иногда в сочет. с
неодобрением, возмущением, огорчением, досадой и т.п.”: – Брось, –
говорим – братишка! Какая нормальная, если она кидается. – Да что вы.
/М. Зощенко. Бешенство/; − Да, впрочем, − прибавил он, уныло глянув в
176
сторону, − какой я хозяин! /И. Тургенев. Пётр Петрович Каратаев/;
[Булычов:] Какой ты мне отец, если на смерть осудил? /М. Горький.
Егор Булычов и другие/; [Серафима Карповна:] Какие там обороты!
Мы и так можем жить. Всего у нас много. /А. Островский. Не сошлись
характерами!/;
б) “уверенное утверждение, согласие иногда в сочет. с
недоумением, возмущением, огорчением, досадой и т.п.”: – Нагнись!
Прошьёт он тебя, шалавый! – громко крикнул Сашка. – Врёшь, не
успеет! – прохрипел Лопахин. – Какое не успеет! Пригнись, кому
говорят! /М. Шолохов. Они сражались за Родину/.
в) “негативную оценку предмета речи”: – У вас тоже, говорят,
Василий Иванович, доходы теперь пообрезаны. – Какие наши доходы! –
уныло отвечал Васютин. (“плохие доходы…”) /И. Горбунов. Милая
девушка/; – Ну, ёлки зелёные! – всё больше изумлялся Ваганов. – Это
уж совсем… мрак какой-то. Какая уж это жизнь-то? (“плохая
жизнь…”) /В. Шукшин. Страдания молодого Ваганова/; – Кажется,
такой ночи и не запомню. Какая там ловля! Слава богу, что жив домой
добрался... (“плохая ловля…”) /Л. Толстой. Бедные люди/.
9. «Я [мы, он, она, они] + тебе [вам, ему, ей, им] + дам [задам,
покажу, пропишу] + <не> + V inf [V finit, N, Adj, Adv, ...]!»
Обязательный опорный компонент состоит из следующих
элементов: личного местоимения (1-го или 3-го лица) в им. пад. в
сочетании с личным местоимением (2-го или 3-го лица) в дат. пад. и
глаголом дам [задам, покажу, пропишу] в форме буд. вр. Второй
компонент конструкции свободно морфологически и лексически
варьируем. Порядок следования компонентов неизменен.
Фразеологизированная конструкция многозначна и способна выражать
следующие значения:
а) “отрицание, несогласие в сочет. с неодобрением, порицанием,
возмущением, угрозой и т.п.: “вы у меня не будете...”: ...И тут же
обратился с криком к солдатам: – Я вам дам по дворам бегать! –
крикнул он. /Л. Толстой. Война и мир/;
б) “утверждение факта в сочет. с неодобрением, порицанием,
возмущением, угрозой и т.п.: “вы у меня будете...”: – Я больше не буду
ходить в школу! – Я тебе дам не буду! Быстро марш собираться!;
в) “побуждение к несовершению какого-л. действия в сочет. с
запретом, предостережением, неодобрением, порицанием,
возмущением, угрозой и т.п.”: – Ну, иди, иди! – отвечал барин. – Да
смотри, не пролей молоко-то. – А ты, Захарка, пострелёнок, куда опять
бежишь? – кричал потом. – Вот я тебе дам бегать! Уж я вижу, что ты
это в третий раз бежишь. Пошёл назад, в прихожую! /И. Гончаров.
177
Обломов/; – Тётенька, я полегоньку, – сказал мальчик. – Я те дам
полегоньку. Пострелёнок! /Л. Толстой. Война и мир/;
г) “неодобрение, порицание, возмущение, угрозу и т.п.”: – Он при
мне ревизовал нашу губернию, так тáк сердечных пробрал, что до
новых веников не забудут. – Ну, уж вы скептик!.. – Даст он вам
скептик! И рожа-то у канальи, как у аспида... /А. Писемский. Тысяча
душ/; – Сидят смирно, промежду себя разговаривают. – Вот я им дам
“разговаривают”! /М. Салтыков-Щедрин. Пошехонская старина/.
Степень семантической трансформации элементов опорного
компонента различна. Так, оба личных местоимения точно указывают
на субъект и объект действия, что получает своё отражение в структуре
коммуникативного смысла такого фразеологизированного
высказывания. Но третий элемент опорного компонента дам [задам,
покажу, пропишу] претерпевает заметные семантические
преобразования, что получает формальное отражение в нарушении
существующих правил грамматической сочетаемости словоформ для
подобных конструкций в прямом значении: форма будущего времени
глагола оказывается контактно расположенной с формой инфинитива
смыслового глагола, который называет запрещаемое или негативно
оцениваемое действие. Подобное нарушение правил сочетаемости
свидетельствует, во-первых, о некоторой степени десемантизации
соответствующей глагольной лексемы, во-вторых, о фразеологизации
синтаксической и семантической структуры подобного высказывания.
Значение “угрозы” слово дам [задам, покажу, пропишу] по-прежнему
сохраняет в составе данной конструкции, однако, выражает его
несколько иным способом, тесно переплетаясь с другими элементами
опорного компонента фразеологизированной конструкции. Это, в свою
очередь, способствует наделению этим значением всего
синтаксического построения и делает невозможным анализ
лексического значения отдельных элементов составного незаменяемого
компонента. Например: – Ну, что ты там увидел? – ехидно спросил
Гусев. – Такого болвана, как ты! – в сердцах сказал Серёжка и побежал
по лестнице. – Такого гуся лапчатого, как ты! – кричал он на бегу. –
Нет, гусака! – Макар не погнался за ним. Он только высунулся из окна и
рявкну: – Я тебе покажу гусака! Лучше не попадайся. (= “Я возмущён
твоим поведением, словами, поэтому выражаю тебе своё неодобрение,
порицание, угрозу...”) /Е. Велтистов. Приключения Электроника/.
Фразеосхема образована на основе следующего членимого
сложного предложения: Я тебе дам по шее, если ты не будешь меня
слушаться! → Я тебе дам не слушаться!; Я тебе покажу, если ты
будешь обзывать меня гусаком! → Я тебе покажу (кого?, что?) гусака!
178
10. «Один(-а, -и) + <только> + N1 + чего стоит [стоил(-а, -и),
стоят]!»; «Один(-а, -и) + N1 + только + чего стоит [стоил(-а, -и),
стоят]!»; «Чего стоит [стоил(-а, -и), стоят] + один + <только> + N1!»;
«Чего стоит [стоил(-а, -и), стоят] + один + N1 + <только>!»
Обязательный опорный компонент один <только> ... чего стоит
состоит из двух частей, разделяемых полнознаменательными свободно
варьируемыми лексическими элементами. Порядок следования частей
опорного компонента обратим: чего стоит ... один <только>. Первая
часть незаменяемого компонента один <только> характеризуется
лексической проницаемостью, т.е. между его элементами могут
вставляться полнознаменательные лексемы: один вид его только чего
стоит!. Второй компонент конструкции – имя существительное в им.
пад. Фразеологизированная конструкция многозначна и способна
выражать следующие значения:
а) “высокую степень интенсивности проявления положит.
признака, действия в сочет. с одобрением, восхищением и т.п.”: – Или
вот зима, возьмите зиму! Пятнадцать рублей! Одна рамка чего
стоит. /Н. Гоголь. Портрет/; Одна квартира чего стоила, министерская
обстановка... /Д. Мамин-Сибиряк. Хлеб/.
б) “высокую степень интенсивности проявления негат. признака,
действия в сочет. с неодобрением, порицанием, возмущением и т.п.”:
[Пелагея Егоровна:] Да разве с ним сговоришь! Гордость-то его одна
чего стоит. /А. Островский. Бедность не порок/.
Значение вопросительности местоимения чего (“выражает вопрос о
размере цены: “сколько?”, “какую сумму?”, н-р: − Что стоит? −
спросил первый цыган. − Семьдесят рублёв, − отвечали ... спутники
Антона. /Д. Григорович. Антон-Горемыка/) неактуально в связи с
утерей всей конструкцией значения вопросительности и её
трансформацией в конструкцию повествовательную (иногда
восклицательную) по цели высказывания. Однако прямое значение
элементов опорного компонента один, только, стоит получают
активное отражение в структуре коммуникативного смысла
высказывания, что свидетельствует о их значительной актуальности, н-
р: Один Петров чего стоит! (= “Один Петров многого стоит” + оценка
со знаком “+” или “−”). Вопросительный характер местоимения чего
позволяет более свободно и радикально трансформировать его
семантику в заданном автором коммуникативном направлении.
Остальные части опорного компонента реализуются в своём прямом
значении, но обязательно в сочетании с переосмысленным элементом
чего.
179
11. «До чего + <же> + <N1> + Adj [Adv, V finit (п., н.вр.)]!»; «Adj
[Adv, V finit (п., н.вр.)] + <же> + <N1> + до чего!»; «Adj [Adv, V finit
(п., н.вр.)] + до чего + <же> + <N1>!»
Обязательный опорный компонент − до чего. Объектное значение
данного предложно-падежного сочетания в составе
фразеологизированной конструкции деактуализировано, но легко
восстанавливается как лежащее в основе этимологической связи с ним:
предлог до в сочетании с родительным падежом имени употребляется
при указании на степень, которой достигает действие, состояние, или на
предел, который является результатом действия, состояния (н-р: Дерзок
он был до сумасбродства. /И. Тургенев. Отчаянный/).
Второй компонент конструкции – имя прилагательное, наречие или
глагольная форма. Значение конструкции – “высокая степень
проявления признака или действия иногда в сочет. с положит. или
негат. оценкой и другими эмоциями”: – Фу ты, опять метель, а вчера
уже таяло! До чего надоела противная зима! /В. Панова. Серёжа/; Фу
ты, до чего он привязчив и живуч, этот шептун, побитый, но недобитый
Твардовским! Ведь так и вьётся, так и норовит примоститься на кончике
пера! А ну, брысь! /Лит. газета. 1954, 1 янв./; Нет, невесёлое моё дело!
Ох, до чего невесёлое! /Л. Пантелеев. Пакет/; [Устинья Наумовна:]
Ничего, жемчужная, возьму. И крестьяне есть, и орден на шее, а до чего
умён, ну просто тебе истукан золотой! /А. Островский. Свои люди –
сочтёмся/; Вот это мужчина! И когда он, поигрывая топориком, весело
лается с бригадиром, тогда-то видна вся устрашающая сила и мощь
Сёмки. Она в руках. Вот это мастер! До чего же хорош! /В. Шукшин.
Мастер/.
Незаменяемый компонент обычно препозитивен, хотя допускает
пост- и интерпозицию: Умный до чего <твой муж>!
12. «N1 + как + N1!»
Обязательный опорный компонент − как. Он в значительной
степени десемантизирован, однако этимологическая связь со
сравнительным союзом актуальна для говорящих (присоединяет
сравнительные обороты; означает: “словно”, “точно”. Степь уходила
в даль, обширная и ровная, как море. /Л. Соболев. Моря и океаны/).
Второй компонент конструкции в форме им. пад. повторяется дважды и
свободно лексически варьируем. Порядок следования компонентов
неизменен. Данная фразеосхема имеет полную грамматическую
парадигму (образует все формы синтаксического индикатива, сослагат.,
условн. и желат. накл.: Лето (было, будет, было бы) как лето; Если бы
лето было как лето; Будь лето как лето; Было бы лето как лето).
180
Отрицание не допускается. Может сочетаться с полузнаменательными
глаголами бывать, выйти, делаться, оказаться, сделаться, стать:
Стала улица как улица; Проект вышел как проект; Сделался мужик
как мужик. Фразеологизированная конструкция выражает значение
“оценки предмета речи как соответствующего норме”: – Я окончательно
поселилась здесь; несносный город, не правда ли? Но что делать! –
Город как город, – хладнокровно заметил Базаров. /И. Тургенев. Отцы и
дети/; Была комната как комната с диваном, письменным столом,
шифоньером. /Э. Казакевич. Весна на Одере/; – Ждем полярных
рассказов, Слепые полеты, … дрейфующие льды, снежные пустыни! –
Все в порядке, Николай Антонович, – возразил я весело. – Льды как
льды, пустыни как пустыни. /В. Каверин. Два капитана/.
Фразеосхема сформирована на основе следующей членимой
синтаксической конструкции: Город выглядит как обычный город;
Праздник прошел как обычный праздник.
Не являются НП следующие варианты фразеосхемы: 1) при
противопоставлении первого имени остальной части предложения в
качестве подлежащего (Весь день как день: трудов исполнен малых И
мелочных забот. Их вереница мимо глаз усталых Ненужно
проплывает. /А. Блок/); 2) при распространении данной схемы: а)
подлежащим (Все мы – люди как люди); б) обстоятельственными
детерминантами (Завтра будет день как день; Здесь вода как вода); в)
субъектными детерминантами, обозначающими воспринимающего или
оценивающего субъекта (Для меня это дата как дата; Мне все люди
как люди; У меня он ребенок как ребенок).

Итак, фразеосхемы второй группы допускают прямое прочтение в


силу актуальности правил их синтаксической организации, что
свидетельствует о наличии у них связи с производящей синтаксической
конструкцией и о их производности. Они построены грамматически
правильно, однако в них могут присутствовать отдельные элементы
аграмматичности, которые занимают факультативное положение и
объясняются существующими правилами синтаксической организации
предложения. Подобные фразеосхемы употребляются во вторичном
значении (н-р, вопросительная синтаксическая конструкция в роли
повествовательной). Обязательный опорный компонент, как правило,
десемантизирован, однако связь с его исходным значением актуальна.
Таким образом, по справедливому замечанию Н.Ю. Шведовой,
“синтаксические отношения здесь являются вполне современными, но

181
лексические значения образующих сочетание слов ослаблены,
«отодвинуты»”258.

4.2.3. Фразеосхемы, строящиеся по живым


синтаксическим моделям
В третью группу относятся “конструкции, образованные в
соответствии с действующими синтаксическими нормами, но
включающие в свой состав в качестве незаменяемого компонента такие
слова или сочетания, в которых, при сохранении категориальных
значений, в той или иной степени ослабляется конкретное лексическое
значение; такие слова и сочетания становятся обязательным формантом
предикативной единицы определённого модального значения”259.
Синтаксические отношения между компонентами подобных построений
неактуальны, несмотря на свою “прозрачность” (т.е. понятность и
грамматическую правильность). Семантические отношения также
значительно деактуализированы в силу частичной десемантизации
обязательного опорного компонента. Например: – Добрый вечер! –
Хорош вечер! Еще и пяти нет. (“это не вечер…”); Ср.: – Хорош вечер!
Мягкий и теплый. (“хороший вечер…”). При прямом прочтении
конструкции «Хорош + N1!» форма и содержание совпадают, во
фразеосхеме же имеет место асимметрия между структурой и
значением, что свидетельствует о фразеологизации предложения и
потере им актуальности синтаксических отношений.
1. «Хорош(-а, -о, -и) + N1 [V finit (п., н.вр.), Adv, Adj, ...]!»
Препозитивный обязательный опорный компонент − хорош.
Второй элемент конструкции свободно морфологически и лексически
варьируем. Порядок следования компонентов конструкции чаще
неизменен, хотя допускает в некоторых случаях конвертацию.
Фразеологизированная конструкция многозначна и способна выражать
следующие значения:
а) “негативную оценку предмета речи, который формально
оценивается положительно, в сочет. с неодобрением, порицанием,
возмущением и т.п.”: − Она тоже хороша!.. Знает же, что у него семья,
дети!.. − Та-а ... что ты её осуждаешь? Ихное дело... слабые они. А он,
видно, приласкал. /В. Шукшин. Капроновая ёлочка/; [Анна Павловна:]
Да, кажется, теперь успокоилась. [Няня:] Хорошо спокойствие.
Смотреть тошно. /Л. Толстой. Живой труп/; – Ты-то хорош, –

258
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.279.
259
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.278.
182
нахмурился Васька. – Сам убежал, а меня оставил. /А. Гайдар. Дальние
страны/;
б) “несогласие, отрицание факта, который формально утверждается
и положительно оценивается, в сочет. с недоверием, неодобрением,
пренебрежением, насмешкой и т.п. (обычно при повторе в ответной
реплике ключевого по смыслу слова)”: – Что вы, разве это детская
работа? – Какие мы дети! – обиделся Грунский, – хорошие дети... /А.
Макаренко. ФД-1/; [Семён:] ...Вот я его отстранил рукой... так,
маленечко. [Григорий:] Хорошо отстранил, чуть рёбра не сломал. /Л.
Толстой. Плоды просвещения/; – Не пускают, строгое начальство.
Нынче только офицер оказался обходительный. – Ну, хорош
обходительный! /Л. Толстой. Воскресение/; [Поликсена:]
Естественный? Скажите пожалуйста! Хороша естественность! /А.
Островский. Трудовой хлеб/.
Лексическое значение незаменяемого компонента хорош, в роли
которого выступает краткое прилагательное, нейтрализовано и
обобщено до значения “негативной оценки” или “отрицания”. Прямое
значение частично актуально для коммуникативного смысла
фразеологизированного высказывания. При этом трансформация
семантики опорного компонента происходит в два этапа.
Первоначально слово хороший в прямом значении – “обладающий
положительными качествами, свойствами, отвечающий своему
назначению” (н-р: – Хороший был боец! – Это был асс своего дела! /М.
Шолохов. Они сражались за Родину/) – подвергается
энантиосемическому переосмыслению. В результате
полнознаменательная лексема хороший приобретает вторичное значение
с противоположным знаком оценки – “обладающий отрицательными
качествами, свойствами, не отвечающий своему назначению” (н-р: –
Один в горячке, другой спит, а третий странников провожает, –
бормочет прохожий. – Хорошие сторожа, можно жалованье
платить! /А. Чехов. Недоброе дело/). И лишь затем происходит
обобщение её семантики до категориальных сем “негативной оценки” и
“отрицания”. При этом оценочный характер данной лексемы направлен
уже не на отдельный элемент описываемой ситуации, а на всю
ситуацию в целом.
2. «Ну [ах, ох, эх, ай <да>, уж](,) + и + N1 [V finit, Adj1, Adv] +
<же>!»; «Ну [ах, ох, эх, ай, уж](,) + N1 [V finit, Adj1, Adv] + <же>!»;
«Ну [ах, ох, эх, ай <да>](,) + уж + <и> + N1 [V finit, Adj1, Adv]!»; «И +
N1 [V finit, Adj1, Adv] + <же>!»

183
В роли опорного компонента выступает междометие
(изолированно или в сочетании с частицей и). Его прямое значение
актуально, однако переориентировано с оценки ситуации общения,
собеседника или его слов на оценку предмета речи. Иначе говоря,
оценка относится не к отдельным элементам высказывания, а к
содержанию всей конструкции в целом. Второй компонент конструкции
представлен парадигмой имени существительного и прилагательного в
им. пад., личной формы глагола, а также наречием, которые свободно
лексически варьируемы. Порядок следования компонентов неизменен,
но может активно осложняться переменными модальными элементами,
например, частицами, усиливающими то или иное значение
высказывания. Предложение имеет четырехчленную парадигму: наст.,
прош., буд. вр., сослагат. накл.: Ну и погода (была, будет, была бы)!
Отрицание не допускается. Распространяется ограниченно.
Фразеологизированная конструкция многозначна и способна выражать
следующие значения:
а) “удивление, положит. оценку в сочет. с восхищением, радостью
и т.п.” За столом шумно. – Ну, кума, и пирог! – кричит Члибеев. – Всем
пирогам пирог! /А. Аверченко. Рождественский день у Киндяковых/; –
Вот я смолоду одного архиерейского певчего знал – так он эту же
самую песню пел... Ну, пел! /М. Салтыков-Щедрин. Пошехонская
старина/; – Ну, и получили от вас бумагу! Ах ты, господи! Есть же ведь
люди – как пишут! /И. Гончаров. Иван Савич Поджабрин/; – Ну, да и
ба-а-ба же, я тебе доложу! – Получил векселя! – Крюков махнул рукой
и опять захохотал. – Ну, да и баба! – продолжал он. – Мерси, братец, на
знакомство! Это чёрт в юбке. /А. Чехов. Тина/; – Ну и была ж свинья –
прямо лев! /К. Паустовский. Последний чёрт/; – Уж и конь!
Кабардинский лов-тавро. /Л. Толстой. Казаки/; – Глазом не моргнёшь,
как всё кончится. А уж бабка-то я, повитуха-то! /К. Федин. Анна
Тимофевна/; – Да Ефимку можно приспособить, – уцепился Морозка. –
Ох, и ездок, скажу я тебе, – в старой армии призы брал! /А. Фадеев.
Разгром/; От разговора с зоотехником Валентин даже вспотел. – Ух, и
учёный! – сказал он с уважением. /В. Лукашевич. Хозяйка/; − Эх, и
танец же! /А. Макаренко. Командировка/; [Антип Антипыч:] Ай да
жена! Вот люблю! Ай да Матрёна Савишна! /А. Островский. Семейная
картина/;– Молодец! Ловко! Ай да питерский!.. /Л. Пантелеев. Лёнька
Пантелеев/; – Ай да валяет... музыкантша... Битховен!.. /Л. Толстой.
Юность/;
б) “удивление, негат. оценку предмета речи в сочет. с
неодобрением, порицанием, возмущением и т.п.” Когда Сергей подошёл
к Ирине, она встала и сказала: − Эх, и медведь! Руки − как грабли... Ещё
184
уронишь [ребёнка]! /С. Бабаевский. Кавалер Золотой Звезды/;
[Григорий:] Эх, ты, житьё, житьё! Вставши да за вытьё. /Н. Гоголь.
Лакейская/; [Авдотья Назаровна:] Шутка ли, с пяти часов сижу, а она
хоть бы ржавою селёдкой попотчевала... Ну, дом!.. Ну, хозяйство!.. /А.
Чехов. Иванов/; – Ну и наломала гроза хворосту! – подумал он... /К.
Паустовский. Повесть о лесах/; – Ну, уж ночка! Страх! /Л. Толстой.
Бедные люди/; – Уж и нашёл себе поверенного, нечего сказать!.. /Д.
Мамин-Сибиряк. Приваловские миллионы/; – Здорово, вояка! – мрачно
сказал Фрол. – Ай да молодец. Тягу дал, а? /Н. Вирта. Одиночество/;
в) “высокую степень проявления интенсивности какого-л. признака
в сочет. с различного рода эмоциями”. – Красавица, краля-то моя, –
сказал из-за двери вошедшая няня. – А Сонюшка-то, ну, красавицы!.. /Л.
Толстой. Война и мир/; – Ну, уж и рада же я, что увидала вас! /И.
Тургенев. Живые мощи/; [Скалозуб:] Поводья затянул, ну жалкий же
ездок. /А. Грибоедов. Горе от ума/; – Ой, и вредные пацаны, дали им
волю... /А. Макаренко. ФД-1/; – Эх, и саданули, – рассказывает рябой
минный машинист Тюркин... /А. Новиков-Прибой. Подводники/; – Ох, и
лютуют! /А. Фадеев. Разгром/; – Ох, и вкусно! поддразниваю я. /В.
Лукашевич. Прошлым летом/; − Делать нечего, смотреть нечего, гулять
надоело, ой, и надоело же, если бы вы знали... /А. Макаренко. ФД-1/; −
Ух, и бесстыжие глазищи! /А. Рыбаков. Водители/; – Много в те поры
пушек было... Ай, много!.. /И. Горбунов. Из деревни/.
Междометие не является опорным структурообразующим
компонентом фразеологизированной синтаксической конструкции в
случае, когда выполняет лишь вспомогательную функцию субъективно-
модальной характеристики содержания отдельных элементов
высказывания: − Ах да! − вдруг хлопнул себя по лбу Свежевский, − я
вот болтаю, а самое важное позабыл вам сказать. /А. Куприн. Молох/.
3. «Какой(-ая, -ие, -ов, -ова, -овы)1-6 [эк, экий(-ая, -ое, -ие)]1-6 +
N [Adj]!»; «N [Adj] + какой(-ая, -ие, -ов, -ова, -овы)1-6 [экий(-ая, -ое,
-ие)]1-6!»
Местоименное (определительное) значение обязательного
опорного компонента какой ослаблено. Второй компонент конструкции
– имя существительное или прилагательное – свободно лексически
варьируем. Порядок следования компонентов конструкции обратим,
однако предпочтительнее препозиция слова какой.
Фразеологизированная конструкция многозначна и способна выражать
следующие значения:
а) “положит. оценку предмета речи в сочет. с удивлением,
одобрением, восхищением и т.п.”. Я потом много раз вспоминал этого
185
Ваньку, перед глазами у меня стоял! душа была стойкая. Ах, какая
душа! /В. Шукшин. Наказ/; Опять помолчали. – Солнце-то какое! –
негромко воскликнул старик. /В. Шукшин. Солнце, старик и девушка/; –
Ах, братцы, какие книги есть на свете! /М. Горький. Коновалов/;
б) “негат. оценку предмета речи в сочет. с удивлением,
неодобрением, порицанием, пренебрежением и т.п.”. – Какова
аристократка! – зашипели мегеры, наступая на девушку. /Э. Барстоу.
Маргарита/; – Боже мой. – Боже мой… какая погода… ух… и живот
болит. Это солонина, это солонина! И когда же это всё кончится! /М.
Булгаков. Собачье сердце/; – Но какова тётя! – сказала она вдруг,
глядя на меня с улыбкой. – Мы с ней немного поссорились, и она
укатила в Меран. Какова? /А. Чехов. Ариадна/;
в) “высокую степень интенсивности проявления какого-л.
признака, иногда в сочет. с удивлением и разнообразными эмоциями”. –
Какие вы, однако, болтуны! /И. Тургенев. Вешние воды/; – Какие
молнии! – сказала Анфиса. – Я сижу с закрытыми глазами, а всё равно
слепит. /К. Паустовский. Повесть о лесах/; – Вставай, Федя! Погляди-ка,
раздолье-то какое!.. Волга! /Ф. Гладков. Вольница/; – Перевезите меня,
Николай Семёнович! – послышалось с того берега. – Николай молча
спустился к лодке. – До чего хорошо! Красота какая. /М. Шолохов.
Они сражались за Родину/.
Определительное местоимение какой в сочетании с наречиями
страх, ужас, страсть, междометиями ой, ох, эх, ух и др. образует
устойчивый оборот (лексический фразеологизм), который в препозиции
к сказуемому в восклицательных предложениях употребляется при
обозначении высшей меры или степени проявления признака (“очень”,
“чрезвычайно”), н-р: – У нас дьякон там был, Краснопевцев... Из себя
страсть какой видный, грива – во-о! /С. Сергеев-Ценский.
Неторопливое солнце/; – Наш батарейный командир тоже ух какой
баловник был!.. /И. Горбунов. Пётр Петрович/; – ...Атаман Ермак, –
силища у него у! какая была! /Ф. Решетников. Подлиповцы/. Подобные
высказывания носят просторечный характер. В прямом значении
определительное местоимение какой употребляется как отвлечённое
обозначение качества, свойства взамен названия его, н-р: Да вот какой
случай выпал. /П. Мельников-Печёрский. Бабушкины россказни/. Оба
типа синтаксических конструкций являются членимыми и представляют
собой этапы перехода слова какой в опорный компонент
соответствующей фразеосхемы.
Итак, фразеосхемы третьей группы строятся по живым
синтаксическим моделям. Аграмматичные элементы отсутствуют
полностью, однако синтаксические отношения в них незначимы.
186
Обязательный опорный компонент употребляется в прямом или
переносном значении при возможной его частичной десемантизации.
Элемент производности, присутствующий в таких построениях,
относится в основном к их опорному компоненту, который
претерпевает определенные семантические преобразования при
вхождении в состав фразеосхемы. Эти преобразования связаны с
обобщением его семантики и ее распространением на содержание всего
высказывания в целом.

187
Выводы

По степени фразеологизации или структурно-семантической


слитности компонентов (т.е. по степени аграмматичности
синтаксической организации, а также переосмысления и
десемантизации обязательного опорного компонента в их структуре)
фразеосхемы, как уже было отмечено, делятся по аналогии с
лексическими фразеологизмами (и частично коммуникемами) на три
группы: 1) фразеосхемы-сращения (синтаксически немотивированы в
силу потери связи со своей производящей основой, полностью
аграмматичны, лишены возможности прямого толкования формальной
и содержательной структур, опорный компонент полностью
десемантизирован и немотивирован и т.д.), 2) фразеосхемы-единства
(синтаксически мотивированы, частично аграмматичны, предполагают
прямое и переносное толкование формы и содержания, производны,
опорный компонент полностью десемантизирован, однако мотивирован
и т.д.), 3) фразеосхемы, строящиеся по живым синтаксическим
моделям (грамматически правильны, имеют “свободное” и
“фразеологизированное” толкование характера синтаксической
конструкции, а также смыслового наполнения, производны, значение
обязательного опорного компонента частично актуально, однако
соотносится не столько с отдельными элементами конструкции, сколько
распространяется на все предложение в целом и т.д.). Степень
фразеологизации (идиоматичности, нечленимости) максимальна у
построений первой группы, меньше – у второй, еще меньше – у третьей.
Список фразеосинтаксических схем, перечисленных в данном
разделе, не является исчерпывающим. Общее их количество достигает
примерно 100 конструкций. Самой многочисленной является вторая
группа фразеосхем – фразеосхемы-единства, наименее – фразеосхемы-
сращения.

188
Глава V. ПЕРИФЕРИЙНЫЕ ЯВЛЕНИЯ В СФЕРЕ
НЕЧЛЕНИМЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ

5.1. Проблема переходности языковых единиц в сфере


нечленимых предложений

Список НП русского языка разнороден по составу, функциям,


выражаемому значению и другим признакам. Поэтому они не все и не в
одинаковой степени способны обнаруживать специфические
(категориальные для НП) признаки и свойства, что не позволяет
некоторые из них относить к уровню синтаксической фразеологии.
В современном русском языке существуют синтаксические
построения, формально напоминающие фразеосхемы, однако таковыми
не являющиеся.
Так, к НП нельзя отнести соединения с именительным
представления, н-р: − Порыв, страсть − да разве это покупается на
деньги? /Д. Мамин-Сибиряк. Приваловские миллионы/; Книгу – ее
любить нужно; Жизнь – она ведь всякая (Всякая ведь она – жизнь)260.
Они обладают номинативностью, а коммуникативная функция
несколько ослаблена. Кроме того, данные построения членимы
синтаксически, морфологически и лексически; они безгранично
лексически варьируемы. Поэтому их относят к членимым
односоставным назывным ПП. Наряду с парцеллированными,
сегментированными, вставными и другими синтаксическими
построениями данную конструкцию можно отнести к членимым
предложениям, составляющим основу экспрессивного синтаксиса
современного русского языка.
По тем же самым причинам не могут быть квалифицированы в
качестве НП и “указательные предложения”, например, Вот дом261,
потому что они являются членимыми односоставными назывными.
Не являются НП некоторые построения, выделяемые
Грамматикой-70 на основе следующего их определения:
“Фразеологизированными схемами являются неразложимые предложно-
падежные сочетания в соединении с детерминантами: Нам (не) по пути;
Мне не до расспросов.”262 Предложно-падежное сочетание по пути
представляет собой лексический фразеологизм, зафиксированный
соответствующими словарями. Сочетание не до (кого, чего) имеет
260
Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970. С.576.
261
Сиротинина О.Б. Лекции по синтаксису современного русского языка. М., 1980. С.94.
262
Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970. С.563.
189
следующее значение: “нет склонности, желания, интереса и т.д., нет
возможности заниматься чем-л., обратиться к чему-л.”. Без
отрицания предлог до “(устар. и прост.) употребляется при
обозначении предмета, лица, которого что-л. касается, к которому
что-л. относится (преимущественно при существительных: дело,
прсьба, нужда и т.п.). [Бертольд:] Здравствуй, сосед. Мне до тебя
нужда. [Мартын:] Нужда! Опять денег? /А. Пушкин. Сцены из
рыцарских времен/. Таким образом, нет оснований говорить о наличии
особой фразеологизированной синтаксической схемы с участием
предлога до и падежной формы имени существиетльного: “Не до + N2».
Данное значение принадлежит предлогу, а не всей конструкции в
целом.
Предложения типа Эх, Маша, Маша! и др. вполне справедливо
относят к эмоциональным вокативам. Функция обращения, побуждения
или призыва в них является доминирующей и находится в центре
структуры их значения. Эмоционально-оценочный же компонент
значения составляет дополнительное содержание таких построений,
поэтому их нельзя квалифицировать в качестве НП.
НП отличаются от разнообразных шаблонов, которые
характеризуются наличием различной степени устойчивости, но
членимы и неидиоматичны: Предъявленному верить; Два до Москвы.
Подобные построения находятся за рамками раздела синтаксической
фразеологии, хотя некоторые из них, возможно, располагаются на пути
к нему.
По вполне справедливому утверждению В.Л. Архангельского, не
относятся к синтаксической фразеологии также регулярно
воспроизводимые речения, выражающие положения общего характера,
краткие общеупотребительные научные формулы, общеизвестные и
постоянно употребляемые аксиомы, н-р: Все люди смертны; Волга
впадает в Каспийское море; Всякая прямая короче кривой; Целое
больше части; Земля вращается вокруг Солнца и т.п. “В этих формулах
слова являются непосредственными знаками предметов мысли; они
лишены иносказания и выражают логическое суждение, а также
аналитичны по значению и синтаксически членимы.”263 Здесь
устойчивость и воспроизводимость как признаки фразеологизации
языковых единиц присутствуют скорее на уровне самих денотатов,
которые по своей природе являются элементами объективной
действительности и представляют собой факты “вечные” и
“незыблемые”.
263
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.156.
190
Периферию поля синтаксической фразеологии составляют
разнообразные устойчивые модели предложений и устойчивые
обороты (пословицы, поговорки, крылатые выражения и клише264).
К клишированным оборотам относятся построения типа Что если
мы опоздаем?; Есть что предложить (о чем задуматься) и др. Такие
конструкции представляют собой свернутый аналог соответствующего
СПП: Что произойдет, если мы опоздаем?; У нас есть то, что мы
можем предложить вам. Приращения смысла здесь не наблюдается,
структурообразующие словоформы (вопросит. местоим. что и
подчинит. союз если) употреблены в своих прямых значениях, отсюда,
признак идиоматичности отсутствует. Это отличает их от устойчивых
моделей. С другой стороны, имеет место асимметрия формы и
содержания: формально они монопредикативны, а содержательно –
полипропозитивны. Эта асимметрия носит характер скорее не
идиоматичности, а неполноты синтаксической структуры. Однако, им
присущи признаки устойчивости, воспроизводимости,
цельнооформленности, а также аграмматичности, которая не позволяет
полностью разбирать их по членам предложения.
Существуют и другие примеры подобных построений, которые
обнаруживают несколько большее количество фразеолоигческих
признаков. Так, некоторые из клише характеризуются наличием
полустершейся семантики, устойчивым лексическим составом и
грамматическим наполнением, н-р: Примите мои глубочайшие
уверения; Чем могу служить? и т.п. Особенности данных единиц очень
тонко подметил А.Н. Островский265 в одном из своих произведений:
[Негина (Великатову):] Позвольте вас познакомить! Петр Егорыч
Мелузов. Иван Семеныч Великатов. [Смельская:] Ах, знаете ли, Иван
Семеныч, ведь Петр Егорыч – студент, он жених Сашин. [Великатов
(подавая руку):] Очень приятно с вами познакомиться. [Мелузов:]
Что же тут приятного для вас? Ведь это фраза. Ну, познакомились, так и
будем знакомы. Вот и все. [Великатов (почтительно):] Совершенно
справедливо: очень много говорится пустых фраз, я с вами согласен; но
то, что я сказал, извините, не фраза. Мне приятно, что артистки выходят
замуж за порядочных людей. [Мелузов:] Да коли так… благодарю вас!
(Подходит и горячо жмет руку Великатову) /А. Островский. Таланты и
поклонники/.
По справедливому замечанию В.Л. Архангельского,
“фразеологические шаблоны находятся на пограничной черте,
264
Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961. С.108-110.
265
Данный пример был подмечен и использован В.Л. Архангельским в его книге
«Устойчивые фразы в современном русском языке».
191
отделяющей явления, изучаемые фразеологией, от явлений, изучаемых
описательным синтаксисом, но оказываются все же ближе к первым,
чем к последним”266.
5.2. Устойчивые модели

Устойчивые модели – это одно- или неоднокомпонентные


синтаксические построения, обладающие понятийным значением,
которое почти полностью равно семантике составляющих его
лексических элементов; в их составе отсутствуют десемантизированные
или фразеологизированные лексические компоненты.
Формально устойчивые модели (далее – УМ) ничем не отличаются
от предложений со свободным порядком слов и могут воспроизводить
все их структурные схемы. Синтаксические связи между словами в УМ
актуальны для говорящих и полностью совпадают со структурой
производящего предложения: − Придёт он! Как же! (“не придёт он...”:
сказ. + подлеж.); Ср.: − Придёт он! Я ручаюсь! (“придёт он”: сказ. +
подлеж.). Отличительной чертой УМ является то, что они
характеризуются некоторой степенью воспроизводимости,
устойчивости и идиоматичности (хотя наименьшей из всех остальных
типов НП). Показателями их фразеологичности может служить, к
примеру, использование вопросительной конструкции для выражения
утвердительного или отрицательного содержания, а также применение
морфологических форм в переносном значении (явление
грамматической транспозиции): 1) − В шахту бы его... Два года
ковыряются, а где продукция? Дали бы мне власть я бы всех их... (“нет
продукции...”: вопрос → утверждение) /Д. Гранин. Иду на грозу/; 2)
[Старуха:] Да ты чо уж, помираешь, што ли! Может, ишо оклемаисся.
[Старик:] Счас − оклемался. Ноги вон стынут... Ох, господи. господи!..
(“не оклемаюсь...”: прош. вр. → буд. вр.) /В. Шукшин. Как старик
помирал/.
Отдельным средством фразеологизации УМ является изменение
нейтрального словопорядка в предложении. В этом случае в начальную
позицию выносится информативно наиболее значимый член
предложения (чаще – предикативный). “Конситуативно обусловленное
значение так вынесенных слов оказывается обратным их прямому
значению”267, н-р: − Чёрта с два, − угрюмо подумал он. − Как же,
заболеют они! (“не заболеют...”) /Стругацкие. Парень из преисподней/;

266
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.155.
267
Русская грамматика. / Гл. ред. Н.Ю. Шведова. Т.2. М., 1980. С.223.
192
– Ты меня ждала? – Ждала его!.. Как же! /В. Шукшин. Рассказы/; – А
если я любила? – отозвалась она. – Любила она его?! Ты его никогда не
любила. /И. Гончаров. Обрыв/; – Говори! А то я тебе покажу, где раки
зимуют! – Боюсь я тебя! – воскликнул Сеня, смело взглянув на Махана.
– Я не боюсь тебя! /Л. Кассиль. Чаша гладиатора/; Вышла из подъезда
школьница с тяжёлым портфелем и, оглядев пустынную улицу,
скорчила дому рожицу: – Первое апреля – верю я вам! Как же! – И
убежала. /Е. Велтистов. Приключения Электроника/; – Вам премию
выдавали? – Жди, выдадут они премию! Догонют да ишо раз
выдадут. /В. Шукшин. Микроскоп/; – Он сказал, что займёт мне деньги.
– Займёт он! Жди! Держи карман шире! У него же слова расходятся с
делами. /А. Макаренко. Педагогическая поэма/.
“Очень часто ... различия в осмыслении одного и того же
предложения выражаются в вариациях порядка слов, а соответственно с
этим и порядка, в котором следуют друг за другом основа и ядро
высказывания. В повествовательном предложении обычен порядок
слов, начинающийся с изложения основы (т.е. того, что известно) и
направляющийся к ядру высказывания; этот порядок можно назвать
объективным. Но когда – вследствие специфической эмоциональной
мотивировки (обусловленной взволнованностью, внутренней
заинтересованностью говорящего, его желанием подчеркнуть что-
нибудь и т.п.) – возникает необходимость грамматически выразить
эмоцию, отношение говорящего к предмету сообщения, тогда
образуется субъективный порядок слов. В этом случае говорящий
начинает с ядра высказывания и только потом добавляет его основу,
раскрывая лишь в самом конце речи связь с ситуацией или
контекстом.”268 “Этим достигается более сильное выделение нового,
следовательно, бóльшая выразительность речи. Такой порядок слов
особенно характерен для эмоционально окрашенной речи, а также
применяется как эмфатический приём в стилистических целях. Таким
эмфатическим порядком слов может быть не только обратный, но и
прямой, если подлежащее выражает не данное, а новое. Ср. Несчастье
случилось у них и У них случилось несчастье и т.п.”269 “Такой
субъективный порядок словорасположения, размещения ядра
высказывания и его основы является нормальным в предложениях
вопросительных, побудительных и восклицательных. Актуальное
членение является основным фактором, определяющим порядок слов в

268
Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения //
Вопр. языкознания. 1954. №1. С.24.
269
Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения //
Вопр. языкознания. 1954. №1. С.25.
193
предложении, а также его членение на интонационно-смысловые
группы.”270
Таким образом, особое значение УМ опирается на специальную,
вполне определённую синтаксическую схему.
Всё это позволяет некоторым лингвистам рассматривать в качестве
первичного у синтаксических конструкций с обратным порядком слов
их экспрессивно-ироническое значение. Так, например, Д.Н. Шмелёв
считает, что для придания фразе типа Стану я читать утвердительного
значения “...нужно какое-то большее напряжение интонации, какой-то
“особый” контекст. И в большинстве случаев “нейтральнее”, привычнее
именно первое осмысление”271. Думается, что для такого подхода к
анализу иерархии структуры значений УМ всё же нет достаточных
оснований. Первичное значение любой языковой единицы должно быть
формально выраженным (т.е. форма и содержание должны совпадать) и
восприниматься даже вне контекста. В УМ “экспрессивно-ироническое”
значение оказывается асимметричным ее структуре.
Синтаксическая конструкция УМ характеризуется максимальной
степенью обобщённости, абстрагированности от конкретно-
лексического и морфологического её наполнения (в отличие от
фразеосинтаксических схем). В ней отсутствует обязательный опорный
компонент, стабилизирующий структурную схему предложения.
Синтаксические отношения между компонентами такой конструкции
актуальны для говорящих.
О наличии определённого уровня формально-семантической
фразеологизированности УМ свидетельствует и факт переосмысления272
содержания всей конструкции в целом на противоположное (явление
энантиосемии), а также несовпадение (асимметрия) исходного и
производного значений данных построений, их формы и
коммуникативного смысла, которое может выражаться в наличии или
отсутствии отрицательной частицы не и дополнительных
коннотативных оттенков смысла. Это, в свою очередь, указывает на то,
что не все элементы смысла такого высказывания выводятся из
значений его компонентов и что подобные конструкции обладают слабо
выраженными признаками идиоматичности, целостности, устойчивости
270
Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения //
Вопр. языкознания. 1954. №1. С.24.
271
Шмелёв Д.Н. Экспрессивно-ироническое выражение отрицания и отрицательной
оценки в современном русском языке // Вопр. языкознания. 1958. №6. С.64.
272
См.: Гаврилова Г.Ф. Категория негопозитивности в сложносочиненном предложении //
Структурно-функциональный анализ языковых единиц. Иркутск, 1985; Меликян В.Ю.
“Внутренняя антонимия” и способные выражения в языке // Русский язык в школе. 1998.
№2.
194
и воспроизводимости, н-р: 1) – Пора будить его, нужно вставать. –
Встанет он! Жди! (“не встанет он + ирония, неодобрение...”) /В.
Распутин. Последний срок/; Ср.: – Он уже встал? – Встанет он!
Подожди немного. (“встанет он...”); 2) – Я давно знаю её, – отвечала
Надя… – Расскажи! Знаешь ты её! (“не знаешь ты её + ирония,
неодобрение, порицание...”) /Н. Помяловский. Мещанское счастье/; Ср.:
– А я её знаю? – Знаешь ты её. Это Наталья из третьего подъезда.
(“знаешь ты её...”); 3) – Значит, про меня она тебе ничего не сказала? –
Сказала она! Как же! (“не сказала она + ирония, неодобрение,
пренебрежение...”) /М. Зощенко. Парусиновый портфель/; Ср.: – Она
обо мне что-нибудь сказала? – Сказала она. Не беспокойся. (“сказала
она...”).
Степень нечленимости и фразеологизированности УМ настолько
мала, что наличие этих свойств не мешает производить анализ их
синтаксической структуры в аспекте деления на члены предложения.
Это подтверждается тем, что синтаксическая схема УМ может
подвергаться разнообразным трансформациям при сохранении
категориального значения: она проницаема, распространяема,
конвертируема и т.п. Например: − Он мне поможет? − Поможет он
тебе! Как же! (“не поможет...”); Ср.: ... − Поможет обязательно он
тебе! Как же! (“не поможет...”); Ср.: ... − Он тебе поможет! Как же!
(“не поможет...”); Ср.: – Поможет он тебе сегодня вечером! Как же!
(“не поможет...”) и т.д. Отсюда условия их внутренней организации
менее жёстки, чем у остальных типов НП. Результатом этого является
то, “...что ироническое отрицание может скрываться вообще за всяким,
по сути дела, предложением”273. Однако это обусловливает повышенные
требования к их речевой реализации и, в частности к контексту. Такие
построения в письменной речи (без поддержки интонации) не могут
быть реализованы в своём переносном, экспрессивно-ироническом
значении без адекватно необходимого контекстуального окружения.
Например: 1) [Гребенщиков:] Неужели без суда нельзя было
договориться? Заплатили бы вам за баню... [Ефим:] Это уж ты сам с ней
договаривайся, может, сумеешь. Я не мог. Мне этот суд нужен... как
собаке пятая нога. (“не нужен + недовольство, неприязнь, досада, негат.
отнош. к предмету речи и т.п.”) /В. Шукшин. Суд/; Ср.: − Думайте, что
хотите, а мне этот суд нужен по принципиальным соображениям.
(“нужен...”); 2) − Вон...Дед кивнул в сторону горницы. − Ничего,
говорят, ты не понимаешь, старый хрен. Они понимают! (“они сами
ничего не понимают + неодобрение, ирония, возмущение, негат. отнош.
273
Шмелев Д.Н. Экспрессивно-ироническое выражение отрицания и отрицательной
оценки в современном русском языке // Вопр. языкознания. 1958. №6. С.75.
195
к собеседникам и т.п.”) /В. Шукшин. Критики/; Ср.: Они понимают, что
учиться крайне необходимо. (“они понимают...”).
Всё это свидетельствует о переходном статусе УМ между
членимыми и нечленимыми предложениями. Их отнесение к классу НП,
несмотря на разноаспектную (грамматическую, лексическую и
семантическую) членимость, основывается на наличии у них слабо
выраженных свойств устойчивости, воспроизводимости,
идиоматичности и целостности, а потому является всё же условным.
УМ характеризуются неограниченно широким лексическим
наполнением синтаксически устойчивых компонентов структуры. Такие
построения лексически проницаемы и бесконечно лексически
распространяемы. С другой стороны, УМ стремятся всё же к
ограничению лексико-синтаксической распространяемости. В этом
проявляется специфика природы НП, которые строятся в соответствии с
принципами экономии, устойчивости, системности, регулярности,
эмоциональности и экспрессивности, н-р: − Вылезай, − закричали
товарищи. − Да, вылезай! − отозвался Миша, − чёрта с два! вылезешь
тут... (“не вылезешь...”) /И. Тургенев. Отрывки из воспоминаний −
своих и чужих/; – …А ты всё ещё своей ерундой занимаешься! Не
обвык ещё? – Счас – обвык! Какой чёрт… (“не обвык...”) /А. Чехов.
Дочь Альбиона/; – Не знаешь ли, тётушка, чьи там могилки? – Знаю!
Как же! Всегда интересовалась…, ну не дурак! (“не знаю...”) /Н.
Помяловский. Мещанское счастье/.
УМ мотивированы, производны, а потому обладают внутренней
формой. Переосмыслению здесь может подвергаться, к примеру,
значение “утверждения” или “отрицания” в результате процесса
конверсии274, что также предполагает отсутствие у них образности.
Например, «V finit + ...»: 1) − Пошёл к дьяволу! − обозлился Иван. −
Сам давай ... с другом, вон. − Тогда я не посылаю с тобой чёрта, −
сказал изящный чёрт. И внимательно, и злобно посмотрел на Ивана. −
Понял? Попадёшь ты к Мудрецу!.. Ты к нему никогда не попадёшь
(перен. знач.: “не попадёшь...”) /В. Шукшин. До третьих петухов/; Ср.: −
Попадёшь ты на концерт! Не беспокойся. (прям. знач.: “попадёшь...”);
2) Какие удивительные перевороты бывают, я это знаю: он был
настоящий атеист. – Атеист он. Как же! – отвечает Дунечка, – просто и
верно говорят мужики: Бешеный барин. (перен. знач.: “не атеист
он...”) /М. Пришвин. Курымушка/; Ср.: – Он верующий? – Нет. Атеист
он. (прям. знач.: “атеист он...”); 3) – Какие вы бессовестные! Можно ли

274
См.: Меликян В.Ю. Синтаксические конструкции с противоположными значениями
негопозитивности и оценки в современном русском языке: АКД. Ростов н/Д, 1996.
196
так лгать? – Где уж тут солжёшь?! (перен. знач.: “нельзя так
лгать...”) /И. Гончаров. Обыкновенная история/; Ср.: − Мог он
промолчать? − Конечно, мог. (прям. знач.: “позитивный вопрос...”); 4)
Посмотришь, Илья Ильич и отгуляется в полгода, и как вырастет он в
это время! Как потолстеет! Как спит славно! Не налюбуются на него в
доме, замечая, напротив, что, возвратясь в субботу от немца, ребёнок
худ и бледен. – Долго ли до греха! – говорили отец и мать. – Ученье-то
не уйдёт, а здоровья не купишь; здоровье дороже всего в жизни. (перен.
знач.: “и до греха не долго...”) /И. Гончаров. Обломов/; Ср.: − Быстро
ли ты добрался вчера домой? − Да как обычно. (прям. знач.:
“позитивный вопрос...”).
УМ относятся к периферии поля синтаксической фразеологии.

5.3. Крылатые выражения

5.3.1. «Крылатизмы» в национально-культурной системе общества

Активная цитация слов и выражений из книг и кино – заметное


явление в речевой практике носителей русского языка, получившее
особое распространение в XX веке. Они входят в активный языковой
запас многих людей, часто являясь важнейшим фактором социального
поведения. Крылатые слова и выражения (особенно из фильмов)
оживляют речь, делают ее более эмоциональной, красочной, образной и
эффективной. «Крылатизмы» являются одним из средств образной и
выразительной речи.
Особенность российского менталитета и культуры в целом
заключается в лингвоцентризме, который выражается в особом
внимании к слову. Подтверждением этого является известное
высказывание И. Бродского о том, что единственная реальность в
России – это именно язык, остальное все изменчиво и бренно.
Отечественные «крылатизмы» – это прежде всего лингво-
этнографический феномен, потому высока их национально-культурная
составляющая. «Крылатый» фонд русского языка включает в себя
огромное количество различных по характеру языковых единиц. Так,
например только «Большой словарь: Крылатые фразы отечественного
кино» представляет читателю около 15 тысяч выражений из более чем
1300 отечественных фильмов.
Много крылатых слов и выражений вошло в активный русский
речевой обиход и из художественных произведений, например, А.
Грибоедова, И. Крылова, А. Пушкина, Н. Гоголя, Н. Некрасова и др.
197
Вообще “степень насыщенности русского текста «чужим словом»
всегда была высока”275.
В фонде русских крылатых слов и выражений на первом месте по
праву стоит наследие А. Пушкина. Цитирование Пушкина началось уже
в то время, когда был жив сам поэт. Эта традиция укоренилась
настолько глубоко, что иногда, употребляя пушкинские строки, мы не
отдаем себе ясного отсчета в их происхождении. В «Словаре крылатых
выражений Пушкина» дано около 2000 крылатых единиц с
модификациями и трансформациями. Частотность многих из них
невелика, если вообще не единична, однако, такие выражения
узнаваемы.
Достаточно часто цитируются священные книги (Библия, Коран,
Талмуд), сочинения, связанные с язычеством и расколом, другие
тексты, играющие важную роль в становлении национальной культуры
и истории нации. Например, во второй половине 90-х годов был
выпущен словарь-справочник «Библеизмы в русской словесности» Н.П.
Матвеевой.
«Крылатизмы» занимают свое особое место в системе языка,
являются ее неотъемлемой частью, соответствуя основным принципам
ее устройства и закономерностям функционирования. Они относятся к
экспрессивным и воздействующим на сферу эстетической культуры
средствам языка.

5.3.2. Понятие «крылатизмов». Крылатые выражения,


их типология и особенности функционирования в речи

Выражение «крылатые слова» восходит к Гомеру, в поэмах


которого («Илиада» и «Одиссея») оно встречается не один раз (“Он
крылатое слово промолвил”, “Между собой обменялись словами
крылатыми тихо”).
Гомеровское выражение стало лингвистическим термином
благодаря немецкому ученому Георгу Бюхману (1822–1884), который в
1864 г. выпустил сборник крылатых слов, часто встречающихся в
немецкой литературной речи. С тех пор им обозначают вошедшие в
речь из литературных источников и кинолент краткие цитаты, образные
выражения, изречения выдающихся представителей той или иной
эпохи, имена мифологических и литературных персонажей, ставшие
нарицательными (Геркулес, Тартюф, Хлестаков), образные сжатые
275
Мокиенко В.М., Сидоренко К.П. Словарь крылатых выражений Пушкина. СПб., 1999.
С.20.
198
характеристики исторических лиц (отец русской авиации, солнце
русской поэзии).
Нередко термин «крылатые слова» толкуется в более широком
смысле: им обозначают пословицы и поговорки, народные присловья,
всевозможные образные выражения, возникшие не только из
литературных источников, но и из бытовой сферы, народных обычаев и
верований, терминологии различных ремесел, старинного
судопроизводства и т.д. Такое расширительное значение термину
«крылатые слова» было дано беллетристом-этнографом С.В.
Максимовым (1831–1901) в изданной им в 1891 г. книге «Крылатые
слова».
Для обозначения “литературных цитат”276 (крылатых слов и
выражений) используют и другие термины: афоризмы, образные
выражения, идиомы, крылатые обороты, крылатые фразы,
реминисценции, аллюзии, инотекстовые вкрапления, чужое слово,
скрытая цитата, фразеологическая цитата277 и др. Под литературной
цитатой В.В. Виноградов понимал индивидуальное словесное
образование (словосочетание типа премудрый пескарь или предложение
типа не ндравится мне это), получившее широкое распространение в
повседневной практике общения, и относил ее к фразеологическим
единствам: “Литературная цитата часто бывает внушительна и
выразительна не меткостью, афористичностью, а характерностью – на
фоне представления того целого, из которого она извлечена. В этом
случае цитата как бы замещает и концентрирует сложный образ,
воплощенный в художественном произведении”278.
Существуют разные мнения относительно принадлежности к
фразеологии крылатых слов и выражений. Так, некоторые ученые (А.И.
Молотков279, А.И. Федоров и др.) не включают эти выражения в разряд
ФЕ, в то время как большинство лингвистов относят их к фразеологии
(В.В. Виноградов, Н.М. Шанский, А.В. Кунин, А.Е. Ефимов, Д.Э.
Розенталь, А.М. Бабкин и др.): “Крылатые выражения – один из самых
богатых и выразительных пластов национальной фразеологии”280. При
276
Виноградов В.В. О задачах истории русского литературного языка, преимущественно
XVII – XIX вв. Изв. АН СССР. Отд. Литературы и языка. Т.V. Вып.3. С.232.
277
Ефимов А.И. Язык сатиры Салтыкова-Щедрина. М., 1953.
278
Виноградов В.В. О задачах истории русского литературного языка, преимущественно
XVII – XIX вв. Изв. АН СССР. Отд. Литературы и языка. Т.V. Вып.3. С.232.
279
Молотков А.И. Фразеологизмы русского языка и принципы их лексикографического
описания // Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А.И. Молоткова. М.,
1987. С.16.
280
Сальникова О.Г., Шулежнова С.Г. Крылатые выражения из области искусства в
современном русском языке. Челябинск, 1985.
199
этом “…афоризмы, литературные цитаты, пословицы и поговорки
представляют собой особую фразеологическую категорию…”281. Однако
определение их языкового статуса представляет собой достаточно
сложную проблему. Крылатизмы включают в свой состав признаки
различных языковых уровней, поэтому скорее занимают
промежуточное положение, безусловно, тяготея к фразеологии языка.
Интересное решение этого вопроса предложил С.И. Ожегов в
статье «О структуре фразеологии»282. Принимая во внимание то
обстоятельство, что крылатизмы резко отличаются от остальных
фразеологических единиц по своей семантической и синтаксической
структуре (они обычно имеют структуру предложения и не являются
семантическим эквивалентом отдельного слова), С.И. Ожегов
предлагает различать фразеологию в узком смысле, куда входят
“устойчивые словесные сочетания” и “фразеологические единицы
языка”, являющиеся наряду с отдельными словами, средством
построения предложений и фразеологию в широком смысле, куда
войдут различные “творческие произведения”: пословицы, поговорки,
крылатые выражения (представляющие собой, по определению С.И.
Ожегова, любые отрезки текста с законченным смыслом,
употребляющиеся в речи как цитаты), сказочные формулы, афоризмы и
выражения. При этом он отмечает также возможность перехода
некоторых выражений, относящихся к фразеологии в широком смысле,
в разряд собственно фразеологии или фразеологии в узком смысле.
Такой переход происходит в тех случаях, когда в процессе
употребления крылатизм отрывается от авторского контекста и
определенной эпохи и становится системным явлением языка. На самом
деле узкое и широкое понимание фразеологии у С.И. Ожегова
представляет собой деление фразеологических единиц языка в
соответствии с их принадлежностью к тому или иному языковому
уровню: лексике или синтаксису. Отсюда, речь идет фактически о
дискуссии по поводу выделения новой подсистемы языка –
синтаксической фразеологии.
Существует большое количество толкований термина “крылатых
слов”. Так, по определению С.И. Ожегова, крылатые слова – образные,
меткие выражения, изречения, вошедшие в общее употребление283.
В словаре под редакцией О.С. Ахмановой выделяются следующие
их категориальные признаки: экспрессивность, устойчивость, наличие
281
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.30.
282
Лексикографический сборник. М., 1951.
283
Ожегов С.И. Словарь русского языка: 10 000 слов / Под ред. Н.Ю. Шведовой. М., 1990.
200
определенного источника происхождения. «Крылатые слова (крылатые
выражения, летучие слова) англ. winged words, нем. ge Alügelte worte. 1.
Слова, получившие широкое распространение и отличающиеся
значительной экспрессией. 2. Устойчивые словосочетания, подобные
пословицам и поговоркам, но происходящие из определенного
литературного или исторического источника»284.
Мокиенко В.М. несколько расширяет набор категориальных
признаков крылатых слов: “это сочетание слов, обладающее
относительной устойчивостью, воспроизводимостью в готовом виде,
экспрессивностью и целостным значением”285.
Наиболее полным является определение крылатизмов в ЛЭС:
“крылатые слова – устойчивые, афористические обычно образные
выражения, вошедшие в речевое употребление из определенного,
фольклорного, литературного, публицистического или научного
источника, а также изречения выдающихся исторических деятелей,
получившие широкое распространение. Они употребляются в
переносно-расширительном смысле и выступают как стилистическое
средство усиления выразительности текста.
Крылатые слова устойчивы и воспроизводимы (с возможными
модификациями, незначительными усечениями, но при сохранении
общего смысла), вследствие чего их относят к фразеологизмам, хотя
осознание индивидуально-авторского происхождения обусловливает их
особое положение среди речевых средств”286.
Каждое из приведенных выше определений отмечает лишь часть
категориальных признаков крылатизмов, не давая полного
представления об этом языковом феномене и не учитывая его
структурно-семантического разнообразия.
Крылатизмы различны прежде всего по своей структуре.
Существуют крылатые слова, сочетания слов (свободные и
идиоматические), выражения (высказывания) и сверхфразовые
построения (ССЦ, ДЕ и др.). Так, крылатые слова представляют собой
имена собственные, употребляемые в значении нарицательных: Василий
Алибабаевич, Золушка, Остап Бендер, Буба Касторский, Аниськин,
Анка-пулеметчица, Шариков, Манкурт. Они, с одной стороны, состоят
из одного слова или сочетания слов, с другой – обладают
устойчивостью и воспроизводимостью. Подобные крылатизмы могут
быть отнесены к фразеологии лишь условно.
284
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966.
285
Мокиенко В.М. Загадки русской фразеологии. М., 1990.
286
Бельчиков Ю.А. Крылатые слова // Лингвистический энциклопедический словарь. М.,
1990. С.246.
201
Свободные сочетания слов подпольный миллионер, стройная
креолка цвета шоколада, тарелочка с голубой каемочкой, сын
лейтенанта Шмидта и другие также характеризуются устойчивостью и
воспроизводимостью, поэтому тяготеют к фразеологическому уровню
языка. Например: Сдружившиеся дети лейтенанта Шмидта вышли из-
за угла и подступили к окну председательского кабинета; И лишь один
рынок особой категории жуликов, именующих себя детьми
лейтенанта Шмидта, находился в хаотическом состоянии.
Выражения типа дорога к Храму, с корабля на бал, разбитое
корыто и др. являются фразеологическими. В силу характера
выполняемой функции (номинативная) они относятся к лексическому
уровню фразеологии.
Крылатые слова и сочетания слов относятся к лексической
фразеологии, поэтому здесь не рассматриваются. Объектом анализа
синтаксической фразеологии являются крылатые выражения и
сверхфразовые построения. Для упрощения обозначения данного
языкового материала термин “крылатые выражения” применяется и к
предложенческим (выражения) и к сверхпредложенческим
(сверхфразовые единицы) построениям. Термин «крылатизмы»
используется по отношению ко всем крылатым единицам языка,
располагающимся на различных его уровнях: лексическом и
синтаксическом.
Крылатые выражения (далее – КВ) – это высказывание или
сочетание высказываний (сверхфразовое построение), обладающее
устойчивостью (постоянством структуры и семантики),
воспроизводимостью, целостностью (структурной
цельнооформленностью и семантической слитностью), как правило,
разноаспектной членимостью (семантической, лексической,
морфологической, синтаксической), образностью, афористичностью,
экспрессивностью, меткостью, широкой употребительностью,
вошедшее в речевое употребление из определенного литературного или
исторического источника и выполняющее в языке различные
стилистические функции. Например: – Двадцать процентов, – сказал он
[Ипполит Матвеевич] угрюмо. – И мои харчи? – насмешливо спросил
Остап. – Двадцать пять. – И ключ от квартиры? /Из к/ф «12 стульев»/; –
А может быть, вы хотите, чтобы я работал даром, да еще дал вам
ключ от квартиры, где деньги лежат? /Из к/ф «12 стульев»/.
По характеру связей слов и общему значению КВ чаще всего
ничем не отличаются от свободных синтаксических конструкций:
семантические и грамматические связи актуальны, а сами КВ членимы
по этим аспектам. Основная специфическая черта, отграничивающая их
202
от свободных сочетаний слов, заключается в том, что в процессе
общения они не образуются говорящими, как последние, а
воспроизводятся в качестве готовых единиц с постоянным составом и
значением.
КВ могут строиться и по модели простого нечленимого
предложения. Синтаксическая фразеологизированность в таких случаях
обусловлена не особенностями КВ как языковой единицы, а характером
синтаксической конструкции, лежащей в его основе. Таким образом, КВ
могут быть построены по модели любого структурно-семантического
типа предложения.
КВ нельзя смешивать с пословицами и поговорками. Пословица –
это краткое, устойчивое изречение (в форме предложения)
назидательного характера, в котором зафиксирован многовековой опыт
народа. Пословица обладает буквальным и переносным смыслом (Семь
раз отмерь – один отрежь) или только переносным (Горбатого могила
исправит).287 Поговорка – это краткое изречение (в форме
предложения), часто назидательного характера, обладающее только
прямым смыслом (Насильно мил не будешь; В тесноте, да не в
обиде).288
КВ и пословицы с поговорками имеют свои различия. Во-первых,
они отличаются своим происхождением. У КВ есть определенный
автор, а у пословиц и поговорок автора нет: они имеют глубокие
народные корни. Во-вторых, пословицы имеют прямой смысл, являясь в
то же время иносказанием. Сохранение прямого значения каждым из
слов, входящих в пословицу, обеспечивает ей жизнь в языке.
Пословица, утратившая для носителей языка прямое значение из-за
архаизации или исчезновения даже одного слова, теряет весь смысл и не
может быть употреблена иносказательно. А КВ могут существовать в
языке и после того, как утрачивается их прямой смысл.
Как видим, КВ, с одной стороны, имеют ряд признаков, которые
делают их сходными с фразеологическими единицами языка, с другой –
отличаются от них отсутствием свойства структурно-семантической
слитности (нерасчлененности) компонентов.
Однако В.Л. Архангельский по этому поводу замечает, что
“семантическая структура литературных цитат обычно характеризуется
единым неразложимым, но мотивированным значением”289. Единство

287
Жуков В.П. Пословица // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
С.389.
288
Жуков В.П. Поговорка // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
С.379.
203
значения и семантическая сплоченность крылатизмов, по его мнению,
обусловлена следующими факторами:
“1. Поэтическим образом, который лежит в основе многих из них:
Не стая воронов слеталась на груды тлеющих костей.
2. Тесной связью с контекстом (и в этом существенное отличие
литературной цитаты от пословицы и поговорки), нередко смысловой
емкостью и широтою литературных ассоциаций (ср. А ларчик просто
открывался, И мальчики кровавые в глазах).
3. Явлением ритма (и нередко рифмы), если литературная цитата
генетически восходит к стихотворному произведению: Как станешь
представлять к крестишку ли, к местечку, Ну как не порадеть родному
человечку.
4. Некоторые общенациональные литературные цитаты основаны
на каламбуре: Глухой глухого звал к суду судьи глухого, Осел останется
ослом, хоть ты осыпь его звездами.
5. …Явлениями контраста, несовместимостью объединяемых
значений, явлением параллелизма значений слов-компонентов или их
тавтологичностью: Фельдфебеля в Вольтеры дам; Мне время тлеть,
тебе цвести!; Была без радости любовь; разлука будет без печали…
6. Некоторые литературные цитаты являются эмоционально-
экспрессивными восклицаниями: Ах, боже мой! Что станет говорить
княгиня Марья Алексевна!”290.
Данные свойства крылатизмов заслуживают внимания и серьезного
изучения, т.к. свидетельствуют о их принадлежности к
фразеологической системе языка и тем самым способствуют решению
вопроса о их языковом статусе.

5.3.3. Классификация крылатых выражений

По характеру структуры КВ делятся на:


1) предложенческие единицы (ПП, НП, ССП, СПП, БСП, УСП) и
2) сверхпредложенческие единицы (сферхфразовые единства: ССЦ,
ДЕ).
1) а) ПП: Командовать парадом буду я. /И. Ильф, Е. Петров.
Двенадцать стульев/; Пиво только членам профсоюза. /И. Ильф, Е.
Петров. Двенадцать стульев/; Лед тронулся, господа присяжные

289
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.171.
290
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории
устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов н/Д, 1964. С.171-172.
204
заседатели. /И. Ильф, Е. Петров. Двенадцать стульев/; Люблю я
дружеские враки и дружеский бокал вина. /А. Пушкин. Евгений
Онегин/; Гений и злодейство – две вещи несовместимые. /А. Пушкин.
Моцарт и Сальери/; В одну телегу впрячь неможно коня и трепетную
лань. /А. Пушкин. Полтава/; Любви все возрасты покорны. /А. Пушкин.
Евгений Онегин/; Мальчик-то как разрезвился! /Из к/ф “Золушка”/;
Предупреждать надо. /Из к/ф “Обыкновенное чудо”/; Жениться
нужно на сироте. /Из к/ф “Берегись автомобиля”/; Факт продажи
Родины прошу зафиксировать в протоколе. /Из к/ф “Гараж”/;
б) НП: Какая фемина!; Ах, какая эффектная штучка!; Какое
сказочное свинство!;
в) ССП: Еще одно последнее сказанье, и летопись окончена моя.
/А. Пушкин. Борис Годунов/; Он, конечно, виноват, но он … не
виноват. /Из к/ф “Берегись автомобиля”/;
г) СПП: Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать
людей. /А. Пушкин. Евгений Онегин/; Если мы в таком темпе будем
продвигаться, я на аэродром не попадаю. /Из к/ф “Ирония судьбы или с
легким паром”/;
д) БСП: Была ужасная пора, об ней свежо воспоминанье. /А.
Пушкин. Медный всадник/; Мороз и солнце; день чудесный! /А. Пушкин
Зимнее утро/; Я по натуре добряк, умница, люблю музыку, рыбную
ловлю, кошек. /Из к/ф “Обыкновенное чудо”/; У меня есть смягчающее
обстоятельство: я честный человек. /Из к/ф “Берегись автомобиля”/;
Это вообще неслыханно, ребят: доктор отказывается пить за
здоровье. /Из к/ф “Ирония судьбы или с легким паром”/.
е) УСП: Каждый, кто не имеет машины, мечтает ее купить,
каждый, кто имеет машину, мечтает ее продать.; Блажен, кто
смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел, кто постепенно
жизни холод с летами вытерпеть умел. /А. Пушкин. Евгений Онегин/.
2) а) ССЦ: Блеснул мороз. И рады мы проказам матушки зимы. /А.
Пушкин. Евгений Онегин/; Какая гадость! Какая гадость эта ваша
заливная рыба! /Из к/ф “Ирония судьбы или с легким паром”/; Есть ли
жизнь на Марсе? Нет ли жизни на Марсе? Это науке неизвестно.
Наука пока еще не в курсе дела. /Из к/ф “Карнавальная ночь”/; Снизу
звездочки кажутся маленькими-маленькими. Но стоит только нам
взять телескоп и посмотреть вооруженным глазом – и мы уже видим
две звездочки, три звездочки, четыре звездочки… лучше всего, конечно,
пять звездочек… /Из к/ф “Карнавальная ночь”/;
б) ДЕ: – Что у тебя болит? – Совесть. /Из к/ф “Старики-
разбойники”/; – Куда вы меня несете? – Навстречу твоему счастью.
/Из к/ф “Ирония судьбы или с легким паром”/.
205
КВ различаются не только своим структурным составом, но и
смысловым наполнением. Содержательная сторона КВ более значима,
чем формальная. С точки зрения выражаемого смысла и способа его
репрезентации выделяются следующие группы КВ:
1) КВ-афоризмы содержат в себе какое-либо нравоучение, меткую
мысль, житейское наблюдение и представляют собой языковое
воплощение народной мудрости. Они имеют только буквальное
прочтение, которое получает у них высокую обобщающую силу и
расширительное применение (широкую референтную соотнесенность).
Например: Что пройдет, то будет мило. /А. Пушкин. Если жизнь тебя
обманет/; Бороться за свою славу – что может быть утомительнее?
… /Из к/ф “Обыкновенное чудо”/; Красота – это страшная сила. /Из
к/ф “Весна”/; Любви все возрасты покорны /А. Пушкин. Евгений
Онегин/; Живая власть для черни ненавистна. /А. Пушкин. Борис
Годунов/; Жениться нужно на сироте. /Из к/ф “Берегись автомобиля”/;
2) КВ-перифразы не являются воплощением народной мудрости.
При первом употреблении у таких выражений форма и содержание
совпадают. В дальнейшем они применяются к различным фактам,
которые прямо не называются данной фразой, т.е. получают переносное
употребление. Переосмысление значения происходит по пути их
абстрагирования до наиболее общих, категориальных смысловых
компонентов, н-р: “отрицание”, “негативная оценка”, “ирония” и т.д.
Наличие двух планов – внешнего (формальное, прямое значение) и
внутреннего (переносное значение, коммуникативный смысл), а также
контраст и противоречие между ними способствуют созданию их
образности, яркости и экспрессивности. Эмоционально-экспрессивный
эффект здесь достигается также ироничностью, едкостью, связанными с
нарушением правил коммуникации, когда, например, дается намеренно
нелогичный или ложный ответ на какой-либо вопрос, н-р: – А что вам
больше всего во мне нравится? – Жилплощадь. (“негат. оц. предмета
речи, ирония, неодобрение…”) /Из к/ф “Весна”/; Будете мешать –
оставлю без обеда. (“угроза, побуждение к прекращению каких-л.
действий, неодобрение…”) /Из к/ф “Обыкновенное чудо”/;
Предупреждать надо. (“неодобрение, возмущение, разочарование…”)
/Из к/ф “Обыкновенное чудо”/; Голубчик, у меня же лекция!
(“отрицание, отказ…”) /Из к/ф “Карнавальная ночь”/; Тепленькая
пошла!.. (“положит. реакция на появление чего-л.”) /Из к/ф “Ирония
судьбы или с легким паром”/;
3) КВ-цитаты. Такие выражения становятся крылатыми с момента
своего первого употребления, т.к. представляют собой точную, часто
206
“возвышенную” или ироническую характеристику какого-л. факта
объективной действительности. При этом предмет наименования
остается прежним как при первом употреблении, так и при
последующих, т.е. формальное и реальное значение совпадают, поэтому
такие обороты не обладают образностью. Устойчивая и ограниченная
референтная соотнесенность отличает КВ-цитаты от КВ-афоризмов,
которые приобретают множественную референтную соотнесенность.
Была ужасная пора, об ней свежо воспоминанье. /А. Пушкин. Медный
всадник/; В тот год осенняя погода стояла долго на дворе, зимы
ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе. /А. Пушкин.
Евгений Онегин/; Мороз и солнце; день чудесный! /А. Пушкин. Зимнее
утро/.

По цели высказывания КВ разнообразны.


Повествовательные: Будете мешать – оставлю без обеда. /Из
к/ф “Обыкновенное чудо”/; Я не волшебник, я только учусь. /Из к/ф
“Золушка”/.
Побудительные: Верните мне мои письма и телеграммы. /Из к/ф
“Весна”/; Предупреждать надо. /Из к/ф “Обыкновенное чудо”/; Связи
связями, но надо же и совесть иметь! /Из к/ф “Золушка”/; Факт
продажи Родины прошу зафиксировать в протоколе. /Из к/ф “Гараж”/.
Вопросительные: Где благодарность? /Из к/ф “Золушка”/; А кто
у нас муж? /Из к/ф “Обыкновенное чудо”/.
Восклицательные: Голубчик, у меня же лекция! /Из к/ф
“Карнавальная ночь”/; Сам сломаю, сам и починю! /Из к/ф “Ирония
судьбы или с легким паром”/; Тепленькая пошла!.. /Из к/ф “Ирония
судьбы или с легким паром”/.

5.3.4. Функционирование крылатых выражений в речи

Специфика функционирования КВ в речи обусловлена их особым


эмоционально-образным и экспрессивно-ироническим зарядом, н-р:
Командовать парадом буду я.; Может быть, тебе дать еще ключ от
квартиры, где деньги лежат.; Заседание продолжается.; Знойная
женщина – мечта поэта.; Лед тронулся, господа присяжные
заседатели!; Это конгениально!; Не учите меня жить.; Торг здесь
неуместен!; Не корысти ради, а только волею пославшей мя жены!;
Утром деньги – вечером стулья.; Это не Рио-де-Жанейро!
Природа иронического и шире – комического подобных КВ
обусловлена особенностями взаимодействия их формальной и
207
содержательной сторон с контекстом и ситуацией. Рассмотрим
некоторые из них.
Фраза Автомобиль не роскошь, а средство передвижения в устах
великого комбинатора, намеревающегося на «Антилопе» влиться в
автопробег и снимать потом “пенки, сливки и тому подобную сметану с
этого высококультурного начинания”, не воспринимается читателем
серьезно: возвышенный элемент народной мудрости и назидательность,
которые присущи афоризмам вообще и данной фразе в том числе,
противоречит нравственно сниженному образу Остапа Бендера,
постоянно замышляющего сомнительные мероприятия и пытающегося
и в этой ситуации провернуть очередную аферу. Не соответствие между
словами и поступками героя придает комическое звучание данной фразе
и порождает комизм ситуации в целом.
Образность, которую несут в себе КВ, их эмоциональность и
оценочность – необходимые элементы, работающие на создание
комического эффекта. Вспомним хотя бы фразу Остапа Бендера
Знойная женщина – мечта поэта. В ней переплетаются и образная
характеристика вдовы Грицацуевой с позиции ее жениха
(характеристика явно насмешливая и ироничная, если учитывать, что
представляет собой этот персонаж), и авторская оценка героя, и
псевдопоэтизированность этого высказывания (вряд ли образ вдовы
Грицацуевой может вдохновить поэта на какие-либо творческие
свершения), и “скромное” отношение героя к самому себе (“поэт”).
Яркий контраст между содержанием высказывания и реальной
действительностью, преувеличение – все это в итоге и работает на
достижение комического эффекта.
Пожалуй, самое известное КВ – знаменитая фраза Остапа Бендера
Ключ от квартиры, где деньги лежат: За ним бежал беспризорный. –
Дядя, – весело кричал он, – дай десять копеек! – … пешеход
остановился, иронически посмотрел на мальчика и тихо сказал: –
Может быть тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?
Ключ от квартиры… – это своеобразный символ удачи
представителей криминально-беспризорной среды, в которой обитает О.
Бендер. Для него, человека достаточно трезвого, это еще и символ
нереальной мечты. Отсюда его ироничный взгляд на беспризорного, его
насмешливое отношение к своему образу жизни, к психологии
окружающих его людей, которые звучат в данной фразе. Эта
нереальность символа, противоречие между словами и реальным
положением дел и порождает иронию великого комбинатора.
Реализация этой мечты для беспризорного еще более призрачна, чем

208
для самого Остапа, поэтому этот контраст, а отсюда и ирония
значительно возрастают.
Примечательно, что такие выражения регулярно воспроизводятся в
устойчивом составе. Эффект неожиданного, являющийся необходимым
компонентом комического, обусловлен самим появлением подобных
построений в тексте: их эмоциональная образность всегда привлекает
внимание. Автоматическое восприятие этой образности выделяет
подобные выражения и именно потому вызывает улыбку.
КВ постепенно теряют свою окказиональность, приобретая
свойство воспроизводимости и обобщенное переносно-образное
значение. Оторвавшись от породившего их текста, они живут своей
жизнью. Но поскольку их происхождение имеет литературную природу,
влияние внутренней формы и порождающей их ситуации всегда
осознается говорящими. Контраст между ситуацией их первичного
употребления и условиями последующих реализаций, их исходной и
вторичной референтной соотнесенностью порождает комизм и особую
экспрессивность текста.
Оживление эмоционально-экспрессивного потенциала КВ может
быть связано с различного рода трансформациями, которые имеют
место в ходе их функционирования в речи. Многие КВ, появляясь в
определенной речевой ситуации, получают широкое распространение и
подвергаются различным модификациям, связанным с
приспособлением к новым речевым условиям. Рассмотрим несколько
примеров.
Эпоха перестройки ознаменовалась критическим осмыслением
предыдущего исторического этапа развития страны и призывом
возрождать храмы и духовность, национальные языки и народные
традиции, образование и искусство и т.д. Все это происходило под
лозунгом, который был известен еще нашим предкам и заимствован ими
из книги Енклезиаста, или Проповедника, – Время собирать камни.
Кампания по “собиранию камней” получила широкое распространение,
что дало повод «Литературной газете» написать: “Откройте любую
газету минувшего года на выбор. Например «Советскую культуру» от
22 июня 1989 г. Видите крупный заголовок – “Время собирать
камни…?” Или вот «Правда» от 21 июля. “Не забывайте: Время
собирать камни” 26 сентября по 1-й программе ЦТ прошел фильм-
концерт. А назывался он… Ну, конечно “…И время собирать камни”.
(24 янв. 1990 г.).
Широкая употребительность этого выражения послужила
причиной появления его речевых вариантов. Они носили
окказиональный характер, однако сохраняли структуру выражения и
209
один из стержневых компонентов: Время покупать меха – о
прекращении повышения цен на меха и меховые изделия (Рос. газ. 1995.
18 мая); Время собирать деньги – об ужесточении финансовой
дисциплины (Незав. газ. 1991. 28 февр.; Рос. газ. 1995. 7 мая); Время
заплатить долги – о необходимости погашения задолженности по
зарплате (Рос. газ. 1996. 12 марта); Искусство собирать камни (Лит.
газ. 1994. 13 апр.).
Еще одно выражение этого периода очень быстро стало крылатым
– Процесс пошел. Например: Процесс пошел, сказал однажды Горбачев.
(Рос. газ. 1994. 4 июля); “Прихватизация” по-приморски. Ваучеров еще
нет, но, как говорится, процесс уже пошел. (Рос. газ. 1992. 9 сент.); Он
[М. Горбачев] по-прежнему считает себя демократом номер один в
посткоммунистической России и, похоже, совсем не прочь повторить
крылатое: “Процесс пошел!..” (Рос. газ. 1994. 23 окт.); Предприимчивые
люди зазывают потенциальных вкладчиков, обещая золотые горы. И
процесс пошел. (Рос. газ. 1997. 30 апр.); Генсек Организации
американских государстве… высказывает надежду на то, что этот визит
[папы Римского] “даст Бог, станет началом установления больших
политических свобод на Кубе”. Короче, используя модное ныне
выражение, процесс пошел. (Рос. газ. 1998. 20 февр.).
Данное выражение также подверглось различным
трансформациям. Появление вариантов здесь связано с заменой
компонентов, а также распространением этого КВ: Процесс пошел. Но
без меня. (Лит. газ. 1994. 20 апр.); Процесс опять не пошел. (Санкт-Пет.
ведомости. 1994. 4 янв.); Процесс апробации пошел… (Лит. газ. 1994. 12
янв.); С третьей попытки “поезд пошел”. (Рос. газ. 1993. 14 окт.).
Отмечены также и другие случаи его стилистического использования.
Так, юмористический оттенок КВ приобретает при столкновении его
переносного и прямого значений в одном контексте: “Процесс пошел”.
Сегодня в Москве пошел процесс, который с полным основанием
претендует на звание если не «процесса века», то самого громкого
процесса последних десятилетий истории России. На скамье
подсудимых – 12 высших должностных лиц бывшего СССР,
обвиняемых по делу ГК ЧП. (Смена. 1993. 14 апр.).
Выражение А. Солженицына Как нам обустроить Россию (КП,
1990 г.) также относят к приметам конца XX века. В дальнейшем
появилось немало его вариантов: Как нам обустроить свой дом?
(Санкт-Пет. ведомости. 1995. 11 янв.); Дома можно держать не только
кошку и собаку, но и даже насекомое, например такое, как сверчок. Как
обустроить его существование, об этом рассказывает сотрудник

210
ветеринарного института. (Санкт-Пет. ведомости. 1994. 20 сент.);
Бинкевич попался на обустройстве России. (КП. 1994. 11 мая) и др.

211
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итог анализу единиц уровня синтаксической фразеологии,


необходимо отметить следующее. Коммуникемы полностью
нечленимы291, фразеосинтаксические схемы нечленимы синтаксически,
морфологически и лексически (хотя и не в полной мере), а устойчивые
модели − лишь в незначительной степени синтаксически. Значение
любого из этих НП принадлежит ему в целом в силу нерасчленяемости,
как минимум, его синтаксической структуры, т.е. оно всегда в той или
иной мере целостно, устойчиво и идиоматично. Степень структурно-
семантической слитности (целостности) и идиоматичности различных
типов НП уменьшается у каждого последующего их вида: она
максимальна у коммуникем и минимальна у устойчивых моделей.
Устойчивые обороты относятся к синтаксической фразеологии на
основании наличия у них признаков устойчивости, воспроизводимости
и цельнооформленности. У крылатых выражений, пословиц и
поговорок эти свойства отмечаются на уровне грамматической
структуры и лексического наполнения, у конструкций типа Что если
пойдет дождь? – только на уровне их грамматической организации.
Крылатые выражения, пословицы и поговорки подлежат разбору по
членам предложения, вторые – нет, т.к. имеет место частичное
разрушение синтаксической структуры, приводящее к частичной
аграмматичности. Идиоматичность им не свойственна, признак
синтаксической нечленимости, как правило, отсутствует.
В структурно-семантической организации и функционировании
фразеосхем и K по многим аспектам прослеживается параллелизм: и у
тех и у других существуют одно- и многозначные единицы, они
обладают устойчивой, нечленимой моделью, в качестве обязательных
структурных элементов используют одни и те же лексические
компоненты. Фразеосхемы, как и K, “не могут быть традиционно
расчленены на отдельные члены предложения”292; “в них становится
ограниченной или невозможной синонимическая замена опорных
слов”293.
Особенностью фразеосхем является то, что в них в отличие от K
(т.е. полностью фразеологизированных построений, собственно идиом)
291
Данная оценка носит все же условный, относительный характер. См.: Меликян В.Ю. К
проблеме грамматической и словообразовательной парадигмы коммуникем // Вопр.
языкознания. 1999. №6.
292
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.87.
293
Шмелёв Д.Н. Экспрессивно-ироническое выражение отрицания и отрицательной
оценки в современном русском языке // Вопр. языкознания. 1958. №6. С.64.
212
“живые отношения между словами так или иначе сочетаются с
отношениями немотивированными, с застывшими или устаревшими
формами”294.
Значение фразеосхем формально ничем не отличается от значения
предложения со свободным порядком слов: оно понятийно,
предикативно и чётко структурировано. Различие заключается в его
устойчивости и неполной выводимости (т.е. частичной
идиоматичности).
K − это застывшие формулы, способные, однако, варьироваться и
создавать по своим образцам новые единицы языка. В то же время
фразеосхемы являются синтаксической моделью. Лексическая
непроницаемость K делает их модели по сравнению с фразеосхемами
более жёсткими, закрытыми и менее продуктивными. Вообще моделей
НП с понятийной и непонятийной семантикой носят принципиально
различный характер. Так, модели первых представляют собой
синтаксические схемы. Модели вторых располагаются больше в
логической плоскости; их построение основывается на отдельных
принципах.
Признаки устойчивости в составе и структуре, воспроизводимости
в качестве готовых единиц, целостности структуры и значения при
широком подходе к фразеологии являются категориальными для
синтаксических и лексических ФЕ. Включение в этот перечень свойства
идиоматичности приводит к узкому толкованию фразеологии.
Лексические и синтаксические ФЕ обнаруживают много общего, что
свидетельствует об универсальном характере организации уровня
языковой фразеологии.
Синтаксические фразеологизмы отличаются от лексических тем,
что они не способны сочетаться с другими единицами своего уровня в
синтаксическом и морфологическом аспектах. Их сочетаемость может
реализовываться преимущественно на уровне семантики, причем по
особым правилам.
НП − это особая коммуникативная единица синтаксиса, которая
относится одновременно к языку и речи: в языке у неё обнаруживается
определённое инвариантное значение, в речи оно выражается в
различных вариациях. НП − это развивающееся, продуктивное и
нормативное явление современной русской разговорной речи, это
определённый тип синтаксического образования, занимающий своё
место в системе структурных типов предложения. Его нечленимый

294
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С.279.
213
характер соответствует основным принципам организации разговорной
речи, текста и особенностям мышления говорящих на данном языке.
Появление НП обусловлено действием закона асимметрии
языкового знака и является результатом приобретения языковой
единицей нового значения и новой функции. С формальной точки
зрения это явление положительно сказывается на всей системе языка,
т.к. позволяет избежать чрезмерной перегрузки списка языковых
единиц, используемых говорящими на данном языке, а также
способствует интенсификации и оптимизации процесса коммуникации.
Различные типы НП проявляют высокую степень совместной
встречаемости. С этим связано свойство их предсказуемости: появление
в речи одного из них означает возможность (с высокой степенью
вероятности) появления другого в соответствующей конситуации.295
Реализация НП в речи основывается на выборе между
экспрессивной (фразеологизирвоанной) и соотносимой с ней в
этимологическом аспекте эмоционально нейтральной (свободной)
структурой. При этом предпочтение отдается конструкции, наиболее
точно выражающей замысел говорящего и соответствующей условиям
коммуникации. В разговорной речи преобладают
фразеологизированные построения.
Факт возникновения НП на базе членимых, которые соотносимы с
ними структурно-семантически, связан с выражением разнообразных
оценок и отношения говорящего к предмету речи и собеседнику,
которые появляются благодаря наличию внутренней формы у
большинства НП: “...эмоционально-оценочная экспрессия разговорного
фразеологизма рождается именно из соотношения значения его
внутренней формы и актуального речевого значения”296, а также из
необычности их формально-семантической организации, которая своей
нестандартностью уже сама по себе привлекает внимание собеседников.
Эмоционально-экспрессивные компоненты семантики НП составляют
значительную и неотъемлемую часть их значения. Таким образом,
параллельное существование и функционирование членимых
(свободных) и нечленимых (фразеологизированных) предложений
обусловлено различным объёмом выражаемого ими значения, а отсюда,
и различной функциональной предназначенностью. Последние
благодаря присутствию эмоционального компонента в их значении и
высокой степени экспрессивности характеризуются наличием функции
воздействия на слушателя с целью добиться от него необходимой
реакции, убедить в наличии или отсутствии какого-либо факта.
295
Лаптева О.А. Русский разговорный синтаксис. М., 1976. С.126.
296
Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. М., 1976. С.178.
214
Все отклонения от существующих языковых правил, связанные с
построением НП и их реализацией в речи служат семантической
функции акцентуализации, заострения внимания, подчёркивания
значимости, ценности репрезентируемой информации для дальнейшего
повествования. Это усиливает экспрессивность, воздействующую силу
текста, а также степень его запоминаемости, что также является одной
из семантических функций текста.
Всё это приводит к выводу о том, что из двух основных функций
языковых единиц − гносеологической (познавательной) и эстетической
− наиболее значимой для НП является последняя. 297 Ответственность же
за выполнение основной функции языковых единиц – гносеологической
– лежит на членимых предложениях.

297
Меликян В.Ю. Об одном из типов нечленимых предложений и его эстетических
функциях // Русский язык в школе. 1999. №2.

215
ЛИТЕРАТУРА

А) Основная:
Авдеева О.И. Фразеологические единицы со значением
утверждения/отрицания в современном русском языке: АКД. Ростов
н/Д, 1993.
Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка.
М., 1990. С.79-106; 115-125.
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском
языке. Основы теории устойчивых фраз и проблемы общей
фразеологии. Ростов н/Д, 1964.
Бабайцева В.В., Максимов Л.Ю. Современный русский язык. В
трёх частях. Часть 3. Синтаксис. Пунктуация. М., 1987.
Баранов А.Н., Крейдлин Г.Е. Структура диалогического текста:
лексические показатели минимальных диалогов // Вопр. языкознания.
1992. №3.
Валимова Г.В. Функциональные типы предложений в русском
языке. Ростов н/Д, 1967.
Васильева Н.В. Служебные слова // Лингвистический
энциклопедический словарь. М., 1990.
Величко А.В. Синтаксическая фразеология для русских и
иностранцев. М., 1996.
Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове.
М.-Л., 1947.
Всеволодова М.В., Лим Су Ён. Принципы лингвистического
описания синтаксических фразеологизмов: На материале
синтаксических фразеологизмов с общим значением оценки. М., 2002.
Гвоздев А.Н. Современный русский литературный язык. Часть I.
Фонетика и морфология. М., 1973.
Германович А.И. Междометия русского языка. Киев, 1966.
Грамматика русского языка. Т.1. Фонетика и морфология. М., 1960.
(Разделы: «Междометие», «Частицы»)
Грамматика русского языка. Т.2. Синтаксис. Ч.2. М., 1960. (Раздел:
«Слова-предложения»)
Грамматика современного русского литературного языка. / Под
ред. Н.Ю. Шведовой. М., 1970.
Гуцаки М.А. Функциональные и структурные особенности
коммуникативов-информативов // Коммуникативно-прагматические
функции языковых единиц: Межвуз. сб. науч. тр. Куйбышев, 1990.

216
Дагуров Г.В. Предложенческие и непредложенческие
высказывания // Современный русский синтаксис: Межвуз. сб. науч. тр.
Владимир, 1994.
Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная
грамматика русского языка. М., 1998.
Икрамов Т.Т. Фразеологические единицы с фиксированным
глагольным компонентом в императиве в современном английском
языке: АКД. М., 1978.
Кабуля-Тереся. Модально-междометные фразеологизированные
единицы в современном русском языке: АКД. М., 1987.
Кайгородова И.Н. Проблемы синтаксической идиоматики.
Волгоград, 1999.
Киприянов В.Ф. Нечленимые предложения в современном русском
языке: АКД. М., 1968.
Киприянов В.Ф. Нечленимые предложения в современном русском
языке как особый структурный тип простого предложения // Русский
язык в школе. 1961. №5.
Киприянов В.Ф. Проблемы теории частей речи и слова-
коммуникативы в современном русском языке. М., 1983.
Киприянов В.Ф. Фразеологизмы-коммуникативы в современном
русском языке… Владимимр, 1975.
Кодухов В.И. Синтаксическая фразеологизация // Проблемы
фразеологии и задачи ее изучения в высшей и средней школе. Вологда,
1967.
Колокольцева Т.Н. Специфические коммуникативные единицы
диалогической речи: АДД. Саратов, 2001.
Лекант П.А. Синтаксис простого предложения в современном
русском языке: Учеб. пособие. М., 1986. С.162-165.
Лим Су Ён. Принципы лингвистического описания синтаксических
фразеологизмов: на материале синтаксических фразеологизмов с общим
значением оценки: АКД. М., 2001.
Ляпон М.В. Слова-предложения // Русский язык. Энциклопедия.
М., 1997.
Макаренко Е.В. Предложения с экспрессивным местоименным
повтором // Риторика и синтаксические структуры. Красноярск, 1988.
Мекеко Н.М. Сопоставительный анализ функционирования единиц
речевого этикета тематической группы «пожелание» в английском и
русском языках: АКД. М., 2001.
Меликян В.Ю. К проблеме грамматической и
словообразовательной парадигмы коммуникем // Вопр. языкознания.
1999. №6.
217
Меликян В.Ю. К проблеме статуса коммуникемы // Русский язык в
школе. 2000. №5.
Меликян В.Ю. Материалы к изучению нечленимых предложений //
Русский язык в школе. 2001. №2.
Меликян В.Ю. Модели построения нечленимых предложений со
значением утверждения/отрицания // Русский язык в школе. 1999. №5.
Меликян В.Ю. Об одном из типов нечленимых предложений и его
эстетических функциях // Русский язык в школе. 1999. №2.
Меликян В.Ю. Об основных типах нечленимых предложений в
русском языке // НДВШ. Филол. науки. 2001. №6.
Меликян В.Ю. Особенности пунктуационного оформления
нечленимых неноминативных предложений в русском языке // Русский
язык в школе. 2002. №4.
Меликян В.Ю. Очерки по синтаксису нечленимого предложения:
Учебное пособие. Ростов н/Д, 2001.
Меликян В.Ю. Проблема статуса и типологии нечленимого
предложения: Учебное пособие. Ростов н/Д, 2000.
Меликян В.Ю. Проблема статуса и функционирования
коммуникем: язык и речь: Монография. Ростов н/Д, 1999.
Меликян В.Ю. Экспрессивные текстообразующие функции
коммуникем // НДВШ. Филол. науки. 1998. №1.
Николина Н.А. Несвободные синтаксические конструкции с
местоименным повтором в первой части // Современный русский
синтаксис: предложение и его членимость: Межвуз. науч. сб-к.
Владимир, 1994.
Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М.,
1938.
Пирунова С.И. Формально-смысловые и функциональные
особенности сложноподчиненных предложений фразеологизированной
структуры: АКД. Липецк, 1996.
Ратмайр Р. Функциональные и культурно-сопоставительные
аспекты прагматических клише (на материале русского и немецкого
языков) // Вопр. языкознания. 1997. №1.
Розен Е.В. О некоторых клише немецкой устной речи //
Иностранные языки в школе. 1961. № 4.
Русская грамматика / Гл. ред. Н.Ю. Шведова. Т.2. М, 1980.
Савицкая С.Н. Фразеологические единицы с модальным значением
в современном английском языке. КД. Киев, 1961.
Сиротинина О.Б. Лекции по синтаксису современного русского
языка. М., 1980.

218
Современный русский язык Ч.I. Лексика, фонетика,
словообразование, морфология / Под ред. Д.Э. Розенталя. М., 1976.
Современный русский язык. Синтаксис / Под ред. Проф. Е.М.
Галкиной-Федорук. М., 1957.
Современный русский язык. Теория. Анализ языковых единиц. В
2ч. / Под ред. Дибровой Е.И. М., 2001.
Современный русский язык. Ч. II (Морфология. Синтаксис) / Под
ред. Е.М. Галкиной-Федорук. М., 1964.
Старикова Т.В. Семантика междометных фразеологических единиц
// Лексическая и синтаксическая семантика: Межвуз. сб. науч. тр.
Барнаул, 1980.
Степанян И.О. Структурно-неоформленные (синтаксически
нерасчленённые) предложения в современном русском языке,
образованные из междометий, частиц и модальных слов: АКД. М., 1956.
Столярова Е.К. Синонимия реплик-реакций в русской
диалогической речи: АКД. М., 2001.
Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический
и лингво-культурологический аспекты. М., 1996.
Формановская Н.И. Речевой этикет // Лингвистический
энциклопедический словарь. 1990.
Цховребова Б.Ф. Структурно-функциональные характеристики
речевых формул пожелания: АКД. Владикавказ, 2002.
Шанский Н.М. О фразеологизме как языковой единице и предмете
фразеологии // Проблемы устойчивости и вариантности
фразеологических единиц. Тула, 1968.
Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л., 1941.
Шведова Н.Ю. О некоторых типах фразеологизированных
конструкций в строе русской разговорной речи // Вопр. языкознания.
1958. №2.
Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи.
М., 1960.
Шведова Н.Ю. Предложение // Лингвистический
энциклопедический словарь. М., 1990.
Шмелев Д.Н. О «связанных» синтаксических конструкциях в
русском языке // Вопр. языкозн. 1960. №5.
Шмелев Д.Н. О синтаксической членимости предложения //
Русский язык в школе. 1965. №2.
Янко-Триницкая Н. Фразеологичность языковых единиц разных
уровней языка // Известия АН СССР. Сер. лит-ры и языка. Т.XXVIII.
Вып.5. 1969.

219
Б) Дополнительная:

Акишина А.А., Камогава К. Сравнительный анализ русского и


японского речевого этикета // Лингвострановедческий аспект
преподавания русского языка иностранцам. М., 1974. С.9-24.
Амосова Н.Н. Основы английской фразеологии. Л., 1963.
Амосова Н.Н. Современное состояние и перспективы фразеологии.
ВЯ. 1963. №3.
Андреева С.В. Коммуникативные единицы спонтанной речи //
Предложение и слово. Саратов, 2000.
Архангельский В.Л. О методах фразеологических исследований //
Вопросы лексики и фразеологии современного русского языка. Ростов
н/Д, 1968.
Архангельский В.Л. Сокращение устойчивых фраз, основанных на
лексической детерминации по двум и более элементам // Вопросы
истории и теории русского языка.. Вып.2. Калуга, 1969.
Атаева Г.М. Междометная фразеология в словаре: АКД. Ташкент,
1990.
Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961.
Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Идиоматичность и идиомы //
Вопр. языкознания. 1996. №5.
Баранов А.Н., Кобозева И.М. Модальные частицы в ответах на
вопрос // Прагматика и проблемы интенсиональности. М., 1988.
Барлас. Русский язык. Стилистика. Пособие для учителя. М., 1978.
С. 93-94.
Белнап Н., Стил Т. Логика вопросов и ответов. М., 1981.
Болотова Г.Н. Частицы и местоименные слова как компоненты
“связанных” конструкций сверхфразового диалогического единства (на
материале немецкого языка): АКД. Нижний Новгород, 1996.
Бордович А.М. К вопросу о модальных словах и их семантических
разрядах // Уч. зап. Минского пед. ин-та. Вып. 6. Минск, 1956.
Борисова Е.Г. Отражение коммуникативной организации
высказывания в лексическом значении // Вопр. языкознания. 1990. №2.
Борисова Т.В. Лексические способы выражения модальности в
современном немецком языке: АКД. М., 1951.
Бровеев О.Г. Вопросно-ответные диалогические единства с
репликами подтверждения и отрицания в современном немецком языке:
АКД. Пятигорск, 1979.
Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. М.,
1976.

220
Викторова Е.Ю. Коммуникативы в разговорной речи (на материале
русского и английского языков): АКД. Саратов, 1999.
Викторова Е.Ю. Коммуникативы в разговорной речи (на материале
русского и английского языков). Саратов, 1999.
Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в
русском языке // Труды Института русского языка. М.-Л., 1950.
Виноградов В.В. Об основных типах фразеологических единиц в
русском языке // А.А. Шахматов. АН СССР. М.-Л., 1947.
Виноградов В.В. Основные понятия русской фразеологии как
лингвистической дисциплины // Труды Юбилейной научной сессии
Ленинградского государственного университета. Секция
филологических наук. Л., 1946.
Виноградов В.В. Современный русский язык. Вып. 1. М., 1938.
С.121.
Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика.
М., 1963. С.24.
Виноградов В.В. Язык художественного произведения // Вопр.
языкознания. 1954. №5.
Винокур Г.О. Культура языка. М., 1929. С.215; 181-182 и др.
Винокур Т.Г. Правильность речи и стилистический отбор (о
канцеляризмах и штампах) // Русский язык в школе. 1963. №5. С.26-27.
Владимирская Л.М. Грамматико-лексическое микрополе
утверждения в современном немецком языке: АКД. Нижний Новгород,
1992.
Владимирская Л.М. Микрополе утверждения в современном
немецком языке. Барнаул, 1996.
Вопросы языка современной русской литературы. М., 1971.
Востоков В.В. Об экспрессивных, эмоциональных и субъективно-
модальных значениях в предложении // Проблемы лексикологии и
семасиологии русского языка. Лингвистический сборник. Вып.9. М.,
1977.
Гак В.Г. О модально-эмоциональной рамке предложения // Новые
явления во французском языке: Межвуз. сб. науч. тр. М., 1984.
Галенко И.Г. Из наблюдений над удвоением корней, основ и слов //
Вопросы языкознания. Кн.1. Львов, 1955.
Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка. М., 1952.
Глаголев Н.В. Языковая экономия и языковая избыточность в
синтаксисе разговорной речи: АКД. М., 1967.
Гольдин В.Е. Обращение: теоретические проблемы. Саратов, 1987.
Городникова М.Д. К вопросу об устойчивых словосочетаниях в
современном немецком языке. КД. М., 1952.
221
Гухман М.М. Глагольные аналитические конструкции как особый
тип сочетаний частичного и полного слова // Вопросы грамматического
строя. М., 1955.
Дельская Т.Ф. Речевой стереотип как функциональная единица //
Значение и смысл слова. Художественная речь и публицистика / Под
ред. Д.Э. Розенталя. М., 1987.
Дементьев В.В. Непрямая коммуникация и ее жанры. Саратов,
2000.
Дискурсивные слова русского языка / Под ред. К. Киселевой, Д.
Пайара. М., 1998.
Дуринова И.Н. Синтаксические разговорные конструкции в
авторской речи: АКД. М., 1984.
Егоров В.Ф. Идиоматические конструкции в синтаксисе немецкой
разговорной речи: АКД. М., 1967.
Ерофеева Е.В. Прямые и косвенные способы выражения речевого
акта угрозы во французском языке // Филол. науки. 1997. №1.
Жуков В.П. Фразеологизм и слово (на мат-ле современного
русского языка). ДД. Л., 1967.
Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса.
М., 1982.
Иванова Т.К. Функции местоимения «какой» в восклицательных
предложениях // Неполнозначные слова как средства связи. Ставрополь,
1985. С.130-133.
Карпов Л.П. Междометия русского языка и их синтаксические
функции: АКД. Ростов н/Д, 1971.
Киселев А.Е. О некоторых случаях выражения модальности в
русском языке. Известия Крымского пединститута. Т.XXIII.
Симферополь, 1957.
Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Речь москвичей.
Коммуникативно-культурологический аспект. М., 1999.
Клаус Г. Сила слова. М., 1967. С.165.
Кодухов В.И. Фразеологизация как лингвистическое понятие //
Проблемы фразеологии и задачи ее изучения в высшей и средней
школе. Тезисы докладов межвузовской конференции 30 мая – 2 июня
1965. Череповец, 1965.
Козырева Л.Ф. Некоторые виды устойчивых фраз в современном
немецком языке. КД. М., 1968.
Козырева Л.Ф. Явление эллипсиса в устойчивых фразах // Вопросы
изучения русского языка. Ростов н/Д, 1964.
Копыленко И.М. О коммуникативных функциях частиц: АКД.
Алма-Ата, 1981.
222
Копыленко М.М. Из наблюдений над сложными словами в
болгарском языке. Уч. зап. Алма-Атинск. пед. ин-та иностр. языков. Т.2.
Вып.5. Кафедра русского языка. 1957
Костомаров В.Г. Русский речевой этикет // Русский язык за
рубежом. 1967. № 1.
Костомаров В.Г. Слова-сигналы // Русская речь. 1967. №2, №3.
Костомаров В.Г. Эстетствующее фразерство и проблема
стандарта // Вестник МГУ. Серия. Журналистика. 1968. №4.
Кохтев Н.Н. Клише и газетная речь // Вестник МГУ. Серия 11.
Журналистика. 1968. №3.
Красильникова Е.В. О монологической и диалогической формах
реализации русской разговорной речи // Семантика языковых единиц.
Доклады VI Международной конференции. Т.2. М., 1998.
Кунин А.В. Английская фразеология. М., 1970.
Кунин А.В. Фразеология современного английского языка. М.,
1972.
Лаптева О.А. Русский разговорный синтаксис. М., 1976.
Лаптева О.А. Живая русская речь с телеэкрана. М., 2000.
Лаптева О.А. О некодифицированных сферах русского
литературного языка // Вопросы языкознания. 1966.
Ларин Б.А. Очерки по фразеологии // Очерки по лексикологии,
фразеологии и стилистике. Ученые записки ЛГУ. №198. Серия
филологически наук. Вып.24. ЛГУ. Л., 1956.
Лебедева Л.В. Субстантивные эмоционально-оценочные
предложения в современном русском языке: АКД. М., 1967.
Левкович В.П. Обычай и ритуал как способы социальной
регуляции поведения // Психологические проблемы социальной
регуляции поведения. М., 1976. С.212.
Литвищенко Г.С. Междометные фразеологические единицы с
предлогом by // Теория и практика описания иноязычной разговорной
речи. Уч. зап. Вып.19. Горький, 1972.
Ломов А.М. Слова-предложения или неполные предложения? //
Вопросы синтаксиса русского языка: Межвуз. сб. науч. трудов. Ростов
н/Д, 1971.
Лопатинская Л.В. Семантико-синтаксические аспекты обращения
с модальной оценочностью: АКД. Краснодар, 1997.
Лютц И.В. Составные частицы с компонентом «вот» в
современном русском литературном языке: АКД. СПб., 1992.
Малинович Ю.М. Экспрессия и смысл предложения: Проблемы
экспрессивного синтаксиса. Иркутск, 1989.

223
Матевосян Л.Б. Прагматический эффект нестандартного
употребления стандартных высказываний // Филол. науки. 1997. №4.
Матевосян Л.Б. Стационарные предложения в современном
русском языке: АКД. М., 1989.
Матевосян Л.Б. Стационарные предложения в современном
русском языке. Ереван, 1992.
Матевосян Л.Б. Стереотипное высказывание как психо- и
социолингвистический феномен // Филол. науки. 1994. №2.
Машовец Е.Н. Конструкции с дательным этическим в современном
русском языке: АКД. Саратов, 2000.
Мельчук И.А. О терминах «устойчивость» и «идиоматичность» //
Вопр. языкознания. 1960. №4.
Мельчук И.А. Обобщение понятия фразеологизма
(морфологические «фразеологизмы») // Мат-лы конференции
«Актуальные вопросы современного языкознания и лингвистическое
наследство Е.Д. Поливанова». Т.1. Самарканд, 1964.
Мокиенко В.М. Загадки русской фразеологии. М., 1990.
Мокиенко В.М. Славянская фразеология. М., 1980.
Москальская О.И. Грамматический идиоматизм и синтагматика //
Иностранные языки в высшей школе. Вып.1. М.. 1962.
Москальская О.И. Устойчивые словосочетания с грамматической
направленностью // Вопр. языкозн. 1961. №5.
Нагорный И.А. Семантика модальных частиц едва ли, вряд ли в
высказывании // Лексическая, словообразовательная и синтаксическая
семантика: Межвуз. сб. науч. тр. Москва, 1990.
Назарян А.Г. История развития фразеологии. М., 1981.
Николаева Т.М. Функции частиц в высказывании: на материале
славянских языков. М., 1985.
Николина Н.А. Предложения фразеологизированной структуры с
частицей «так» // РЯШ. 1995. №1. С.83-88.
Ожегов С.И. О структуре фразеологии // Лексикографический
сборник. Вып.II. М., 1957.
Озерова Н.И. Структурные типы эмоциональных предложений в
современном русском языке: АКД. Свердловск. 1986.
Панов М.В. О слове как единице языка. Уч. зап. МГПИ им. В.П.
Потемкина. Т.51. Вып.5. Кафедра русского языка. 1958.
Полищук Г.Г., Сиротинина О.Б. Разговорная речь и
художественный диалог // Лингвистика и поэтика. М., 1979.
Попов А.В. Оборот что за… (was für ein) и сродные с ним. Филол.
зап. 1879. Вып. II. С.1-12.

224
Попова И.А. Неполные предложения в современном русском
языке. Труды ин-та языкознания АН СССР. Т.2. 1953. С.124.
Поройкова Н.И. Функционирование средств выражения
согласия/несогласия в диалоге // Функциональный анализ
грамматических категорий и единиц. Вып.2. Л., Ленинградский гос. пед.
ин-тут им. А.И. Герцена, 1976.
Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т.I-II. М., 1958.
Прибыток И.И. Английские сентенсоиды. Структура. Семантика.
Прагматика. Сферы функционирования. Саратов, 1992.
Прибыток И.И. Предикативные схемы английских однословных
синтаксических единиц // Предложение и слово: Межвуз. сб-к науч. тр.
Саратов, 2002.
Пруссова О.В. Слова-предложения в современном немецком языке:
АКД. Нижний Новгород, 2001.
Рожанский А.Я. Идиомы и их перевод // Иностранные языки в
школе. 1948. №3.
Розенталь Д.Э. К итогам обсуждения вопроса о штампах // Вестник
МГУ. Сер .11. Журналистика. 1968. №6.
Ройзензон Л.И. Фразеологизация как лингвистическое явление //
Труды Самаркандского государственного университета. Новая серия.
№113. 1961.
Ройзензон Л.И., Авалиани Ю.Ю. Современные аспекты изучения
фразеологии // Проблемы фразеологии и задачи ее изучения в высшей и
средней школе. Вологда, 1967.
Рословец Я.И. Номинативные эмоционально-оценочные
предложения в русском языке // Русский язык в школе. 1973. №1.
Саливанов Г.А. К вопросу лексикализации и грамматикализации
устойчивых словосочетаний. Уч. зап. Абакан. пед. ин-та. Вып.3 1958.
Сальникова О.Г., Шулежнова С.Г. Крылатые выражения из
области искусства в современном русском языке. Челябинск, 1985.
Светлышев Д.С. Состав и функции эмоционально-экспрессивных
частиц в современном русском литературном языке: АКД. М., 1955.
Сенина Н.А. Конструкции с вынесением в современной русской
разговорной речи: КД. Таганрог, 1990.
Сенкевич М.П. Стилистика научной речи и литературное
редактирование научных произведений. М., 1976. С. 101-108.
Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.,
1993.
Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности.
М., 1974.
Скворцов Л. Идеи новые – штампы старые // Слово. 1990. №3.
225
Сковородников А.П. Экспрессивные синтаксические конструкции
современного русского литературного языка. Томск, 1981.
Слепцова А.М. Фразеологизация и фразеологизм (К вопросу о
синтаксических фразеологизмах) // Вопросы грамматики и лексики
русского языка. Изв. ВГПИ. Т.126. Воронеж, 1972.
Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. М., 1956.
Соковнин В.М. О природе человеческого общения (Опыт
философского анализа) Фрунзе, 1974. С.105.
Солганик Г.Я. О штампах и «газетном языке» // Вестник МГУ.
Серия 11. Журналистика. 1968. № 2.
Сотникова А.Д. Согласие/несогласие как вид оценочной
деятельности участников диалога // Языковое общение единицы и
регулятивы. Калинин, 1987.
Тарасенко Т.В. Этикетные речевые жанры: опыт описания (на
примере описания жанра поздравления). // Жанры речи: Сб-к науч.
статей. Саратов, 2002.
Телия В.Н. Идиоматичность // Русский язык: Энциклопедия / Гл.
Ред. Ю.Н. Караулов. М., 1997.
Телия В.Н. Первоочередные задачи и методические проблемы
исследования фразеологического состава языка в контексте культуры //
Фразеология в контексте культуры / Отв. ред. В.Н. Телия. М., 1999.
Теньер Л. Основы структурного синтаксиса. М.,1988.
Формановская Н.И. Коммуникативно-прагматические аспекты
единиц общения. М., 1998.
Формановская Н.И. Речевой этикет и культура общения. М.,1989.
Формановская Н.И. Функциональные и категориальные сущности
устойчивых формул общения: АДД. М., 1979.
Черемисина Н.В. Стационарные предложения в современном
русском языке // Протченко И.Ф., Черемисина Н.В. Лексикология и
стилистика в преподавании русского языка как иностранного
(динамика, экспрессия, экономия). М., 1986.
Черемисина Н.В. Стационарные предложения как коллоквиальный
феномен // Теория и практика описания разговорной речи. Горький,
1982.
Чистоногова Л.К. Синтаксические фразеологизмы со значением
отрицания в современной английской разговорной речи: АКД. Л., 1971.
Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка. М.,
1963. (СПб., 1996)
Шаховский В.И. Значение и эмотивная валентность единиц языка и
речи // Вопр. языкознания. 1984. №6.

226
Шведова Н.Ю. Активные процессы в современном русском
синтаксисе. М., 1966.
Швейцер А.Д., Никольский Л.Б. Введение в социолингвистику. М.,
1978. С.11.
Шмелев Д.Н. О некоторых особенностях употребления
вопросительных местоимений и наречий в разговорной речи // Русский
язык в национальной школе. 1959. №6.
Шмелев Д.Н. О понятии “фразеологическая связанность” //
Иностранные языки в школе. 1970. №1.
Шмелев Д.Н. О семантических изменениях в современном русском
языке. Развитие грамматики и лексики современного русского языка.
М., 1964. С.16.
Шмелев Д.Н. Синтаксическая членимость высказывания в
современном русском языке. М., 1976.
Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. С.113.
Щукина И.А. Стилистическая дифференциация устойчивых
словосочетаний и их использование в современной художественной
литературе. КД. М., 1953.
Якубинский Л.П. О диалогической речи // Русская речь / Под ред.
Л.В. Щербы. Л., 1923. Вып.1 или Избранные работы. Язык и его
функционирование. М., 1986.
Янко-Триницкая Н. Синтаксические фразеологизмы с
лексическими повторами // Русский язык в школе. 1967. №2.
Ярмаркина Г.М. Обыденная риторика: просьба, приказ,
предложение, убеждение, уговоры и способы их выражения в русской
разговорной речи: АКД. Саратов, 2001.

В) Словари:

Англо-русский словарь американского сленга. М., 1994.


Арбатский Л. Довольно толковый словарь русской брани. М., 1999.
Ашукин Н.С., Ашукина Г.А. Крылатые слова. М., 1966.
Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова. Литературные
цитаты, образные выражения. М., 1986.
Бабкин А.М., Шендецов В.В. Словарь иноязычных выражений и
слов, употребляющихся в русском языке без перевода: В 3 т. С-Пб.,
1994.
Балакай А.Г. Доброе слово: Словарь-справочник русского речевого
этикета и простонародного доброжелательного обхождения XIX-XX
вв.: В 2 т. Кемерово, 1999.
227
Берков В.П., Мокиенко В.М., Шелужкова С.Г. Словарь русских
крылатых слов. М., 1992.
Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Словарь русской
фразеологии: Историко-этимологический справочник. СПб., 1998.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Национально-культурная
семантика русских фразеологизмов. // Словари и лингвострановедение.
М., 1982.
Геловани Г.Г., Цветков А.М. Русско-английский разговорник
бытовой лексики и сленга. М., 1991.
Елистратов В.С. Словарь крылатых слов (русский кинематограф):
Около тысячи единиц. М., 1999.
Жуков В.П., Сидоренко М.И., Шкляров В.Т. Словарь
фразеологических синонимов русского языка. М., 1987.
Квеселевич Д.И., Сасина В.П. Русско-английский словарь
междометий и релятивов. М., 1990.
Кожевников А.Ю. Большой словарь: Крылатые фразы
отечественного кино. СПб.-М., 2001.
Колесников Н.П., Корнилов Е.А. Поле русской брани / Под ред.
Ю.А. Гвоздарёва. Ростов н/Д, 1996.
Кунин А.В. Англо-русский фразеологический словарь. М., 1955.
Лубенская С.И. Русско-английский фразеологический словарь. М.,
1997.
Мелерович А.М., Мокиенко В.М. Фразеологизмы в русской речи.
Словарь. М., 1997.
Меликян В.Ю. Словарь: эмоционально-экспрессивные обороты
живой речи. М., 2001.
Мокиенко В.М. Образы русской речи: Историко-этимологические
очерки фразеологии. С-Пб., 1999.
Мокиенко В.М., Сидоренко К.П. Словарь крылатых выражений
Пушкина. М., 1999.
Никитина Т.Г. Так говорит молодёжь: Словарь молодёжного
сленга. С-Пб., 1998.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.,
1994.
Рогожникова Р.П. Словарь эквивалентов слова. М., 1991.
Русско-английский словарь бытовой лексики. М., 1969.
Русско-английский словарь междометий. М., 2001.
Сидоров А.А. Словарь современного блатного и лагерного
жаргона. Ростов н/Д, 1992.
Словарь американского сленга. / Сост. Ричард А. Спиерс. М., 1991.

228
Словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М.,
1981-1984.
Словарь современного русского литературного языка: Т.1-17. М.-
Л., 1948-1965.
Убин И.И. Словарь усилительных словосочетаний русского и
английского языков. М., 1987.
Уолш И.А., Берков В.П. Русско-английский словарь крылатых
слов. М., 1984.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / Пер. с нем.
и доп. О.Н. Трубачёва. Т. 1-4. М., 1964-1973.
Флегон А. За пределами русских словарей. Лондон, 1973.
Формановская Н.И., Шевцова С.В. Речевой этикет. Русско-
английские соответствия: Справочник. М., 1990.
Фразеологический словарь русского литературного языка конца
XVII-XX вв. / Под ред. А.И. Фёдорова. М., 1995.
Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А.И.
Молоткова. М., 1987.
Шанский Н.М. Опыт этимологического словаря русской
фразеологии. М., 1987.

229
ПРИЛОЖЕНИЕ № 1

ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЙ ЛИНГВО-ДИДАКТИЧЕСКИЙ
МАТЕРИАЛ

1. АЛГОРИТМ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ТИПОВ НЕЧЛЕНИМОГО


ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Для облегчения процесса определения типа НП предлагаем


следующий алгоритм, в основу которого положены наиболее
существенные и легко устанавливаемые признаки:

Обладает ли высказывание непонятийным


(неноминативным) содержанием?
__________________↓___________________
↓ ↓
Да: Нет:
коммуникема

2) Является ли высказывание 2) Имеются ли в синтаксической


исходным, т.е. модели предложения опорные
непроизводным? лексические компоненты в
_______↓_______ переносном значении?
↓ ↓ _______↓_______
Да: Нет: ↓ ↓
фразеосин- фразеосин- Да: Нет:
таксическое таксическое фразеосин- 3) Обладает ли выска-
сращение единство таксическая зывание элементами
схема идиоматичности?
______↓______
↓ ↓
Да: Нет:
устойчивая устойчивый
модель оборот

230
2. КЛАССИФИКАЦИОННАЯ ТАБЛИЦА НЕЧЛЕНИМЫХ
ПРЕДЛОЖЕНИЙ
Новая таблица на отдельном файле
Основание для КОММУНИКЕМЫ ФРАЗЕОСХЕМЫ
сопоставления
Фразеосин- Фразеосинта Фразеосин Устойчивы
таксически ксические таксич. е модели
е единства схемы
сращения
По характеру непонятийн непонятийное понятийное понятийное
выражаемого ое значение значение значение значение
значения с точки (не равно (не равно (равно (равно
зрения его суждению) суждению) суждению) суждению)
соотнесения с
логической
категорией
суждения
По возможности
выделения
логического − − + +
субъекта и
предиката действия
По типу 1) 5) предметное предметное
выражаемой утверждени контактоуста и и
семантики е/отрицан.; навливающее оценочное оценочное
2)эмоц.- ; 6) значение значение
оцен; 3) текстообразу
волеизъявле ющее
ние; 4) значение
этикетное;
По характеру модусная модусная диктумная диктумн.
выражаемой и и
пропозиции л л
и и
/ /
и и
модусная модусн.
По наличию
категории
предикативности:
а) модальность, + + + +
231
б) синтаксическое − − (есть + +
время, исклю-
в) синтаксич. лицо − − чения) + +
По наличию
признака
структурно- − + + +
семантич.
мотивированности и
производности
По наличию − + + +
внутрен. формы
По наличию
образности − − − −
значения
По признаку
идиоматичности, + + + +
цельнооформленнос частично в миним.
ти и устойчивости степени
По признаку + + + (частично + в миним.
синтаксической членимо) степ
нечленимости
По признаку + +
морфологическ. + + (частично (в мин.
нечленимости членимо) степ.)
По признаку + +
лексической + + (частично (в мин.
нечленимости членимо) степ.)
По признаку
семантической + + − −
нечленимости
По наличию − − + +
грамматической + + (дефектна)
парадигмы (дефектна)
По наличию − − + +
лексической + + (дефектна)
парадигмы (дефектна)
По структурной
одно-/неоднокомпо- −+ −+ неоднокомп −+
нентности онентно
По наличию и кол-
ву десеманти- + + + −
зированных полностью полностью частично отсутствую
компонентов в т
232
структуре
По наличию и − − + +
характеру фразеологиз устойчивая
синтаксической иров. (частично)
схемы
По возможности
деления на члены − − − +
предложения −
По лексической
проницаемости и − − + +
распространяемости
По характеру по особым по особым по стан- по
сочетаемости с др. правилам правилам дартным стандартны
высказыв. в тексте правилам м правилам
По выполнению
эмоц.-экспрессив. и + + + +
эстетической функц.
Категориальные 1. устойчивость; 2. воспроизводимость; 3.
признаки цельнооформленность; 4. идиоматичность.
синтаксических
фразеологизмов:

233
3. СХЕМА РАЗБОРА НЕЧЛЕНИМЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ298

По характеру выражаемого значения: значение равно суждению


или нет;
По возможности выделения логического субъекта и предиката
действия: выделяемы или нет;
По типу выражаемой семантики (категориального значения):
выражает значение: а) утверждения/отрицания; б) эмоционально-
оценочное; в) волеизъявления; г) этикетное; д) вопросительное; е)
контактоустанавливающее; ж) текстообразующее и т.д.;
По характеру выражаемой пропозиции: выражает диктумную
или/и модусную пропозицию;
По наличию грамматической категории предикативности
(модальность, синтаксическое время, синтаксическое лицо): обладает
категорией предикативности (установить точно её значение в
анализируемом примере) или только отдельными её грамматическими
признаками;
По наличию признака структурно-семантической
мотивированности и производности: мотивировано и производно
(указать производящую основу) либо нет;
По наличию внутренней формы: обладает внутренней формой
либо нет;
По наличию образности значения: обладает образностью
значения либо нет;
По признаку устойчивости, воспроизводимости и
цельнооформленности: обладает этими признаками (и в какой
степени?) либо нет;
По признаку идиоматичности: обладает этим признаком (и в
какой степени?) либо нет;
По признаку синтаксической нечленимости: нечленимо
(полностью или частично) или членимо (полностью или частично);
По признаку морфологической нечленимости: нечленимо
(полностью или частично) или членимо (полностью или частично);
По признаку лексической нечленимости: нечленимо (полностью
или частично) или членимо (полностью или частично);
По признаку семантической нечленимости: нечленимо (полностью
или частично) или членимо (полностью или частично);
По наличию грамматической парадигмы (набора грамматических
форм у предложения): имеет полную или неполную (дефектную)

298
Данная схема разбора НП может быть предложена и учащимся средней
общеобразовательной школы при соответствующем упрощении терминологии и
уменьшении количества характеризующих признаков. В неё можно было бы включить
следующие пункты: 1-3, 5, 10, 14-21, 23, 24.
234
грамматическую парадигму или не обладает набором грамматических
форм;
По наличию лексической парадигмы (набора лексических
вариантов отдельных компонентов предложения): имеет полную или
неполную (дефектную) лексическую парадигму или не обладает
вариативностью лексических форм;
По количеству структурных элементов: одно- или
неоднокомпонентно;
По наличию и количеству десемантизированных компонентов в
структуре: все компоненты десемантизированы, отдельные (опорные,
обязательные) компоненты десемантизированы либо таковые вообще
отсутствуют;
По наличию синтаксической схемы: соответствует какой-л.
синтаксической схеме предложения или нет (если да, указать
характер этой схемы – фразеологизированная или устойчивая – и
воспроизвести саму схему);
По возможности анализа предложения в аспекте деления на члены
предложения: членится или нет;
По лексической проницаемости и распространяемости:
непроницаемо и нераспространяемо или проницаемо и
распространяемо;
По наличию других структурных особенностей: например,
коммуникема Вот ещё! обладает факультативными структурными
компонентами: <Ну [ах]( ,)> Вот ещё <выдумал [придумал, удумал,
надумал]>!;
По характеру сочетаемости с другими высказываниями в тексте:
сочетается по стандартным или нестандартным правилам (наличие
разноуровневой связи, возможность преобразования сочетающихся
высказываний в сложное предложение и т.п.);
По характеру выполняемой функции: реактивная,
стимулирующая, волюнтативная, эмоционально-экспрессивная,
эстетическая, информативная;
Тип нечленимого предложения: фразеосинтаксическое сращение,
фразеосинтаксическое единство, фразеосинтаксическая схема,
устойчивая модель, устойчивый оборот.

235
4. ОБРАЗЦЫ РАЗБОРА НЕЧЛЕНИМЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ

I. − Послушай, Илья Фомич, знаешь ли что? Поезжай ты сам. − Ну,


вот ещё: с ума сошел разве? /Н. Гоголь. Женитьба/:
1) не выражает суждения; 2) отсутствует возможность деления на
логический субъект и предикат действия; 3) выражает категориальное
значение «отрицания, несогласия в сочетании с возмущением,
негодованием, негативным отношением к предмету речи...»; 4) значение
оформлено в виде модусной пропозиции; 5) значение предикативности
представлено только категорией модальности; оно включает в себя: а)
сему, определяемую по характеру коммуникативной целеустановки −
«утверждение»; б) сему по признаку утверждение/отрицание −
«отрицательную»; в) сему «высокой степени уверенности выражаемого
значения»; г) сему «негативного отношения к предмету речи в
сочетании с возмущением, негодованием и т.п.»; значение времени и
лица отсутствуют; 6) мотивировано и производно; образовано на основе
синтаксической конструкции с экспрессивно-отрицательным
значением; в составе производного предложения сочетание вот ещё
выступает в значении составной частицы, придающей эмоционально-
отрицательный характер значению всего предложения, например: Ну,
вот ещё я сам не ездил!; 7) обладает внутренней формой, которую
составляет экспрессивно-отрицательное значение производящего
построения; 8) не обладает образностью; 9) обладает
цельнооформленностью (не поддаётся каким-либо структурным
преобразованиям) и поэтому максимальной степенью устойчивости и
воспроизводимости; 10) обладает идиоматичностью (значение
высказывания Вот ещё! не выводится из лексических значений слов
вот и ещё); 11) синтаксически абсолютно нечленимо в связи с
невыделяемостью субъекта и предиката действия; 12) морфологически
абсолютно нечленимо, т.к. морфологические показатели лексических
компонентов высказывания нерелевантны; 13) лексически абсолютно
нечленимо, т.к. в состав данного высказывания входят полностью
десемантизированные лексические компоненты; 14) семантически
абсолютно нечленимо, т.к. невозможно выделить семантические
компоненты, определяющие производителя действия, само действие,
дополнительные характеристики вербализуемой и отражаемой в
высказывании ситуации; 15) не имеет грамматической парадигмы; 16)
не имеет лексической парадигмы; 17) неоднокомпонентно; 18) все
лексические компоненты десемантизированы; 19) не воспроизводит
никакой синтаксической схемы; 20) разбор по членам предложения
невозможен; 21) лексически непроницаемо и нераспространяемо; 22)
обладает факультативными лексическими компонентами: <Ну [ах]( ,)>
Вот ещё <выдумал [придумал, удумал, надумал]>!; 23) сочетается с
236
другими высказываниями в тексте по нестандартным правилам
(отсутствует грамматическая связь с соседними высказываниями,
невозможно объединение данного высказывания с соседним в рамках
одного сложноподчинённого предложения и т.п.); 24) выполняет
реактивную функцию (является ответной репликой диалогического
единства) и эмоционально-экспрессивную (кроме значения «отрицания,
несогласия», выражает дополнительно «возмущение, негодование,
негативное отношение к предмету речи...»; 25) коммуникема
(фразеосинтаксическое единство).
II. − Кто это? − шепнул Иван Андреевич. − Ну, так я вам и сказал
сейчас, кто я такой! − прошептал странный незнакомец. − Лежите и
молчите, коли попали впросак /Ф. Достоевский. Чужая жена и муж под
кроватью/:
1) выражает экспрессивно-ироническое значение, равное
суждению: «я вам не скажу кто я такой + пренебрежение, негативное
отношение к собеседнику...»; 2) выделяемы логический субъект
действия (я) и логический предикат действия (не скажу); 3) выражает
категориальное значение «отрицания в сочетании с иронией,
негативным отношением к предмету речи...»; 4) выражает диктумную
(«не скажу...») и модусную («ирония, негативное отношение к предмету
речи...») пропозиции; 5) обладает значением предикативности; оно
представлено категорией модальности (сема целеустановки −
«утверждение»; сема по признаку утверждение/отрицание −
«отрицание»; сема «высокой степени уверенности выражаемого
значения»; сема «негативного отношения к предмету речи в сочетании с
иронией и т.п.»); значение синтаксического времени («не скажу...» –
буд. вр.) и лица (1-ое л.); 6) мотивировано и производно; сформировано
на основе членимого предложения с аналогичной синтаксической
структурой и сходным лексическим наполнением в прямом
(«утвердительном») значении: − Надо было сразу сказать, кто ты такой!
− Ну, так я вам и сказал сейчас! Вы просто меня не поняли; 7) обладает
внутренней формой, которую составляет прямое утвердительное
значение производящего построения; 8) не обладает образностью; 9)
обладает цельнооформленностью (не поддаётся каким-либо
структурным преобразованиям) и высокой степенью устойчивости и
воспроизводимости; 10) обладает частичной идиоматичностью
(значение «отрицания» высказывания, а также дополнительное
субъективно-модальное значение «иронии, негативного отношения к
предмету речи...» не выводятся из лексических значений слов,
входящих в его состав); 11) синтаксически нечленимо, несмотря на
наличие и выделяемость субъекта и предиката действия, т.к.
невозможно установить синтаксический статус сочетания так и; 12)
морфологически частично нечленимо в связи с невозможностью
237
определения морфологических показателей сочетания так и; 13)
лексически частично нечленимо, т.к. в состав данного высказывания
входит лексически десемантизированные компоненты (сочетание так
и); 14) семантически членимо (выделяемы производитель действия,
само действие и другие признаки обозначаемой ситуации), хотя не
полностью, т.к. невозможно точно установить семантическое
наполнение инициального сочетания так и; 15) обладает
грамматической парадигмой, например: −Ну, так я (он, она, ...) вам и
сказал (скажу, сказал бы) сейчас, кто я такой! и т.д.; исключение
составляют все формы времени несовершенного вида глагола; 16)
опорный компонент так и не имеет лексической парадигмы;
синтаксически устойчивые компоненты предложения (N1 − сущ. в
именит. пад., формально соответствующее подлежащему, а также V finit
(прош., буд. вр., сов. вид) − глагол в форме прош. или буд. времени
соверш. вида, формально соответствующий сказуемому) безгранично
лексически варьируемы: − Ну, так я (он, Иван, ...) вам и сказал (сделал,
сбегал, ...) сейчас!; 17) неоднокомпонентно; 18) присутствует
десемантизированное лексическое сочетание, выступающее в роли
опорного компонента в структуре предложения: так и; 19)
представляет собой несвободную синтаксическую схему: «Так + N1 + и
+ V finit (прош., буд. вр., сов. вид)»; 20) разбор по членам предложения
невозможен, т.к. неясен синтаксический статус компонента так и; 21)
лексически проницаемо и распространяемо: − Ну, так я вам сразу всё
бросил и быстро сказал, кто я такой! и т.д.; 22) имеет вариант
синтаксической модели: «Так и + V finit (прош., буд. вр., сов. вид)»; 23)
сочетается с другими высказываниями в тексте по стандартным
правилам; 24) выполняет реактивную функцию (является ответной
репликой диалогического единства) и эмоционально-экспрессивную
(кроме предметного значения «не скажу...», выражает дополнительно
«иронию, негативное отношение к предмету речи...»); 25)
фразеосинтаксическая схема.
III. − Ах ты, Боже ж мой! Какие ужасы! Ну, подумай только,
Клотильдочка! И ты не боялся, Леня? − Ну вот! Стану я всякой рвани
бояться /А. Куприн/:
выражает экспрессивно-ироническое значение, равное суждению: «не
стану я всякой рвани бояться + негативное, презрительное отношение к
предмету речи...»; 2) выделяемы логический субъект действия (я) и
логический предикат действия (не стану бояться); 3) выражает
категориальное значение «отрицания»; 4) выражает диктумную («не
стану...») и модусную («негативное, презрительное отношение к
предмету речи...») пропозиции; 5) обладает значением предикативности;
оно представлено категорией модальности (сема целеустановки −
«утверждение»; сема по признаку утверждение/отрицание −
238
«отрицание»; сема «высокой степени уверенности выражаемого
значения»; сема «негативного отношения к предмету речи в сочетании с
презрением и т.п.»); значение синтаксического времени («не стану...» –
буд. вр.) и лица (1-ое л.); 6) мотивировано и производно; сформировано
на основе членимого предложения с аналогичной синтаксической
структурой в прямом («утвердительном») значении: − Станешь ты
когда-нибудь уроки делать? − Стану я делать уроки! Только отстань!;
7) обладает внутренней формой, которую составляет прямое
утвердительное значение производящего построения; 8) не обладает
образностью; 9) обладает элементами цельнооформленности
(экспрессивно-ироническое значение высказывания закреплено за
синтаксической моделью, которая представляет собой инвертированное
построение) и некоторой степенью устойчивости и воспроизводимости
(выражение экспрессивно-иронического значения закреплено за
синтаксической конструкцией с обратным порядком слов); 10) обладает
элементами идиоматичности (значение отрицания, а также
эмоционально-экспрессивные семантические наслоения высказывания
не выводится из лексических значений слов, входящих в его состав); 11)
синтаксически полностью членимо, хотя не все компоненты
синтаксической структуры эксплицитно (явно) выражены, например,
отрицательная частица не; 12) морфологически почти полностью
членимо, хотя невозможно установить морфологический статус
компонента структуры, соответствующего отрицательной частице не;
13) лексически почти полностью членимо, хотя невозможно обнаружить
один лексический компонент – не; 14) семантически полностью
членимо (выделяемы производитель действия, само действие и другие
признаки обозначаемой ситуации); 15) обладает полной грамматической
парадигмой, например: − Боюсь (боялся, боялся бы, ...) я (он, она, ...)
всякой рвани! и т.д.; 16) синтаксически устойчивые компоненты
предложения (подлежащее и сказуемое) безгранично лексически
варьируемы: − Стану (буду) я (он, Пётр, ...) всякой рвани бояться
(избегать, шарахаться, ...)!; 17) неоднокомпонентно; 18)
десемантизированные лексические компоненты отсутствуют; 19)
соответствует синтаксической схеме утвердительного предложения; 20)
разбирается по членам предложения: − Стану я всякой рвани бояться!;
21) лексически проницаемо и распространяемо: − Стану я вдруг ни с
того ни с сего всякой такой рвани бояться! и т.д.; 22) в синтаксической
модели предложения имеет место обратный порядок слов (инверсия);
23) сочетается с другими высказываниями в тексте по стандартным
правилам; 24) выполняет реактивную функцию (является ответной
репликой диалогического единства) и эмоционально-экспрессивную
(кроме предметного значения «не стану...», выражает дополнительно

239
«презрительное, негативное отношение к предмету речи...»); 25)
устойчивая модель.
IV. Лед тронулся, господа присяжные заседатели. /И. Ильф, Е.
Петров. Двенадцать стульев/:
1) выражает значение, равное суждению: «началось какое-л. действие,
какой-л. процесс + ироническое, шутливое отношение к предмету
речи...»; 2) выделяемы логический субъект действия (что-л.) и
логический предикат действия (началось, начало осуществляться); 3)
выражает категориальное значение «утверждения»; 4) выражает
диктумную («началось...») и модусную («ироническое, шутливое
отношение к предмету речи...») пропозиции; 5) обладает значением
предикативности; оно представлено категорией модальности (сема
целеустановки − «утверждение»; сема по признаку
утверждение/отрицание − «утверждение»; сема «высокой степени
уверенности выражаемого значения»; сема «иронического, шутливого
отношения к предмету речи и т.п.»); значение синтаксического времени
(«тронулся...» – прош. вр.) и лица (3-ое л.); 6) мотивировано и
производно; сформировано на основе членимого предложения с
аналогичной синтаксической структурой в прямом («утвердительном»,
«не ироническом, не экспрессивном») значении: Лед тронулся, господа
присяжные заседатели; 7) обладает внутренней формой, которую
составляет прямое утвердительное значение производящего построения;
8) обладает образностью; 9) обладает цельнооформленностью,
устойчивостью и воспроизводимостью (представляет собой цитату), 10)
обладает элементами идиоматичности (экспрессивно-ироническое и
шутливое значение не выводится из значений лексических компонентов
предложения); 11) синтаксически полностью членимо, хотя не все
смысловые компоненты эксплицитно (явно) выражены, например,
значение модусной пропозиции; 12) морфологически почти полностью
членимо, хотя невозможно установить морфологический статус
компонента структуры, выражающего содержание модусной
пропозиции; 13) лексически почти полностью членимо, хотя
невозможно обнаружить лексические компоненты, выражающие
значение модусной пропозиции; 14) семантически полностью членимо
(выделяемы производитель действия, само действие и другие признаки
обозначаемой ситуации); 15) не обладает грамматической парадигмой;
16) не обладает вариативностью лексических форм; 17)
неоднокомпонентно; 18) десемантизированные лексические
компоненты отсутствуют; 19) соответствует синтаксической схеме
утвердительного предложения; 20) разбирается по членам предложения:
Лед тронулся, господа присяжные заседатели; 21) лексически не
240
проницаемо и не распространяемо; 22) в синтаксической модели
предложения имеет место прямой порядок слов, а также присутствует
обращение; 23) сочетается с другими высказываниями в тексте по
стандартным правилам; 24) выполняет стимулирующую функцию и
эмоционально-экспрессивную (кроме предметного значения «что-л.
началось...», выражает дополнительно «ироническое, шутливое
отношение к предмету речи...»); 25) устойчивый оборот.

241
5. КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ И УПРАЖНЕНИЯ

1. Определите тип выражаемого следующими коммуникемами


значения («утверждения»/«отрицания», «оценки» и т.п.): 1) – С
завтрашнего же утра начнём монтаж оборудования цехов. – Позвольте!
– вскочил Хохлов. – Под открытым небом? /А. Иванов. Вечный зов/; 2)
– Что с тобой? – спросил его Щербацкий. – Да ничего, так, весёлого на
свете мало /Л. Толстой/; 3) − Пошла, пошла, пошла, − сказал Кирила
Петрович, − осуши свои слезы и воротись к нам веселёшенька /А.
Пушкин. Дубровский/; 4) − Здравствуй, Судьбинский! − весело
поздоровался Обломов /И. Гончаров. Обломов/; 5) − Послушайте! Где
здесь выход?
2. Определите тип выражаемого следующими фразеосхемами
значения (предметное или оценочное): [Соседка:] А ведь дознаются
сваты. [Кума:] Где ж им дознаться. Пьяные все /Л. Толстой. Власть
тьмы/; [Незнамов:] Не хочу я ни судить, ни прощать вас: что я за
судья? /А. Островский. Без вины виноватые/; [Липочка:] Ну, что за
жизнь: ни цели, ни радости, ни надежды! /А. Островский. Счастливый
день/; − Ах, Дуня, Дуня! Что за девка-то была! Бывало, кто ни проедет,
всякий похвалит, никто не осудит /А. Пушкин. Станционный
смотритель/.
3. Определите в выделенных предложениях коммуникативный
смысл, характер выражаемого значения (понятийное или
непонятийное), тип этого значения (утверждение/отрицание,
оценочное и т.п.), логический субъект и предикат действия и тип НП
(коммуникема или фразеосхема): 1) − Так, это у нас будет Сашка
Корабельников? − спросила Светка, сжимая в руке червоного валета. −
О` кей, замётано, − Светка еле заметно подмигнула Татьяне, та чуть
смутилась... /О. Вронская. Три грации/; 2) [Молчалин:] При трех
министрах был начальник отделенья, Переведен сюда... [Чацкий:]
Хорош, Пустейший человек, из самых бестолковых. [Молчалин:] Как
можно! слог его здесь ставят в образец! /А. Грибоедов. Горе от ума/; 3)
− Ну и гроза! Давно уж такой не бывало. Вот здорово! /Ф. Решетников.
Свой хлеб/; 4) − Да, так я вам и поверю! − сказал Иван Дмитрич,
приподнимаясь и глядя на доктора насмешливо и с тревогой; глаза у
него были красны /Чехов. Палата № 6/.
4. Установите тип НП по характеру выражаемого значения
(коммуникема или фразеосхема) и дайте его предикативные
(модальность, синтаксическое время и синтаксическое лицо) и
синтаксические (разбор по членам предложения) характеристики (если
возможно): − Зато и вы пожалуетесь мировому судье, − сказал
242
Свияжский. − Я пожалуюсь? Да ни за что на свете! Разговоры такие
пойдут, что и не рад жалобе! /Л. Толстой. Анна Каренина/; − Оля, он
еще сливок требует, − обратился Пашкин. − Ну вот ещё! Может, ему
крепдешину ещё купить на штаны? Ты ведь выдумаешь! /А. Платонов.
Котлован/; [Аполлинария:] Ах, что это был за ребёнок! Это был
воск! /Островский. Красавец-мужчина/; − Вон... Дед кивнул в сторону
горницы. − Ничего, говорят, ты не понимаешь, старый хрен. Они
понимают! /В. Шукшин. Критики/.
5. Определите характер выражаемого нечленимыми
высказываниями значения (понятийное или непонятийное) и их
коммуникативный смысл; обоснуйте свои выводы: 1) [Кочкарев:]
Ничего не нужно, отправляйтесь только домой. Я вам сегодня же дам
знать. (Выпроваживает его.) Да, чёрта с два, как бы не так! /Н.
Гоголь. Женитьба/; 2) − Ну что, струсил? − спросил я ребят. − А то
рази нет! − признался Васька /М. Алексеев. Хлеб − имя
существительное/; 3) [Матрёна:] А сынок чем не мужик? Не хуже
людей /Л. Толстой. Власть тьмы/; 4) − Дело яйца выеденного не стоит, а
я стану из-за него сердиться! /Н. Гоголь. Мёртвые души/.
6. Определите логический субъект и предикат действия, а также
подлежащее и сказуемое в выделенных предложениях; сделайте
заключение о возможности разбора подобных синтаксических
построений по членам предложения: [Хозяйка:] Спи, спи, милый. Пять
часов только. [Васин:] Уснёшь тут, как же! /А. Арбузов. Таня/; 2)
[Колька:] “Четвертной − как псу под хвост сунул. Свернул трубочкой и
сунул”. Но вспомнил, что он на ямах теперь будет зарабатывать по
двести-двести пятьдесят рублей... И успокоился. [...] “Жалеть ещё...”
/В. Шукшин. Ноль-ноль целых/.
7. Установите лексико-грамматический статус лексически
незаменяемых опорных компонентов модели предложения (например:
как же; было бы кого/что/куда/...; что за; ну и; как не и др.), соотнеся
его с функциональным статусом всего высказывания; отметьте, как
изменилось значение таких лексических сочетаний по сравнению с их
первичным значением и какова их роль в синтаксической модели
предложения (исходной и производной); приведите примеры их
прямого употребления; возможна ли в подобных моделях предложений
синонимическая замена опорных компонентов: 1) «Как + <же> + не +
V»: − Миша [медведь] приказал долго жить. Помнишь его? − Как не
помнить! − сказал Антон Пафнутьевич. − Очень помню! /А. Пушкин.
Дубровский/; 2) «Что за + N1»: −Батюшки мои! − ахнул дед,
разглядевши хорошенько: что за чудища! рожи на роже, как говорится,
243
не видно /Н. Гоголь. Пропавшая грамота/; 3) «Было бы + кто2-6 [что 2-6]
+ V inf»: [Тимофей:] Посидим по старой памяти, выпьем вот ...
Спомним былое... [Полина:] Было бы чего! /В. Шукшин. Билетик на
второй сеанс/.
8. Найдите признаки фразеологизации в следующих выделенных
высказываниях; установите, способны ли они к различным структурным
преобразованиям при сохранении общего значения, а также являются ли
лексически проницаемыми и распространяемыми; можно ли данные
синтаксические построения анализировать в аспекте деления на члены
предложения; к какому типу НП они относятся: − Буду я там из-за
каких-то стульев ездить! /А. Макаренко. Педагогическая поэма/; 2) −
Предал, змей! Я тебя проучу!.. Остановись лучше! −Сейчас −
остановился, держи карман! − Наум нахлёстывал коня /В. Шукшин.
Волки/; 3) Врач. Молодая, важная женщина. − Что с вами? [Ефим:]
Осколок. − Где? ... − Да в самом, знаете, интересном месте, как сострила
моя жена. − Покажите. − Господи! За что мне наказание такое?! Не мог
он, подлец [немец], малость выше взять! /В. Шукшин. Операция Ефима
Пьяных/; − Дружба дружбой, а дело делом!; − Читать читаю, но
редко!; − Помогать не помогает, а кричит!
9. Определите причины параллельного существования членимых и
связанных с ними по форме и по происхождению НП, а также
функционально-стилистическую нагрузку каждого из них в тексте (на
материале предыдущих примеров); аргументируйте свои выводы,
сравнив НП с его производящей членимой основой, например: − Ты
успеешь на самолёт? − Успеет он! Как же!; Ср.: − Ты успеешь...? −
Успеет он! Я тебе обещаю!
10. Определите, происходят ли какие-либо изменения в
коммуникативном смысле НП в результате изменения грамматического
значения одного из компонентов структуры; установите эти изменения
(если они имеют место): 1) [Павлин:] Женское дело, сударь... От
женского ума порядков больших и требовать нельзя. [Чугунов:] Ну, не
скажи! У Меропы Давыдовны её женского ума на пятерых мужчин
хватит /А. Островский. Волки и овцы/; Ср.: [Хрущов:] Дура она...
[Юля:] Ну, не скажите /А. Чехов. Леший/; Ср.: Полтора года в
колонии. Плохо ли ему было? Да нет, не сказать /Литературная газета.
1964, № 22/; 2) − Раз вы из полиции, то должны нас в тюрьму вести. −
Эх, размечтался(-лась, -лись)! Тут неподалеку домик есть один, вот
туда и путь держим /Дж. Стейнбек. И проиграли бой/; 3) − Желаете
подвезти? − гостеприимно произнесла незнакомка. У Руковяткина
перехватило дыхание, будто в зобу застрял персик. Нога тянула ведра
244
на полтора валютой! Михаил распахнул дверь машины, но тут же
захлопнул: “Стоп! Ишь раскатал губу” /С. Альтов. Ведро/; Ср.: − Ты
мне поможешь? − Раскатал губы! У меня у самого работы по горло; 4)
− А почему же двести тридцать, а не двести? − услышал Ипполит
Матвеевич. [...] − Это включается пятнадцать процентов комиссионного
сбора, − ответила барышня. − Ну, что же делать. Берите /Ильф и
Петров. Двенадцать стульев/; Ср.: Собрались, конечно, родственники у
её изголовья. её дети. Король бургундский Гунтрам тоже пришел. Начал
ее, наверно, утешать: дескать, что же сделать, потерпите. Бог дал, бог
и взял. Ничего, дескать, похороним пышно /М. Зощенко. Коварство/; 5)
[Мамаева:] Будет вам делами-то заниматься! Что бы с молодыми
дамами полюбезничать! А то сидит в своем кабинете! Такой
нелюбезный старичок! [Крутицкий:] Где уж мне! Был конь, да
уездился! /А. Островский. На всякого мудреца.../; Ср.: [Гаев:] Мне
предлагают место в банке. Шесть тысяч в год... Слыхала? [Любовь
Андреевна:] Где тебе! Сиди уж... /А. Чехов. Вишневый сад/; Ср.:
[Анна:] Злой он человек, жестокий. Ежели что − погубит тебя.
[Демчинов:] Где ему... /П. Маляров. Канун грозы/; Ср.: − А не фетишист
ли ты, майор? − Г-где уж нам? /Ю. Семенов. Петровка, 38/; 6) − Бате-
то, сказывают, плохо. Потом война, убить ни за что, ни прочто могут.
Ты имущество-то перерыл? − Нет, оставлю на старом!.. Жди! Тебе-то
куда, ты-то хранишь ево? Я ево храню, мое... я и знаю где... /Вс. Иванов
Голубые пески/; Ср.: − Ленту, что ли, привезли? − спросил я. − Опять
«Девушку с гитарой»? − Как же, ленту, дожидайся! − ответил
Чудаков /В. Аксенов. Апельсины из Марокко/; 7) Раньше под окнами
деда цвело, созревало, к концу июля крыжовник аж лопался. А тут как
собак выгнали, чахнуть стало. Трава полегла. Вместо ягод у
крыжовника колючки набухли. Дед в панике. Оказывается, он баночки
подготовил, варенье крыжовенное на зиму закатать. На-ко выкуси..,
дедуля! /С. Альтов. Оазис/; Ср.: Антип лезет за пазуху, вынимает
треугольный конверт. От Тани. “Жду в условленном месте. Т.” На-кася
выкуси! В деревню я больше не ходок /М. Колесников. Розовые
скворцы/; 8) − А разве ты не писал? − спросил я. − Как не писать! Два
письма послал... /Л. Толстой. Рубка леса/; Ср.: − ...? − Как не писал(-а,
-и, ...)!
11. Чем отличаются НП от внешне сходных с ними междометий,
частиц, вводных и модальных слов и их сочетаний, а также от
полнозначных лексем. Назовите основные свойства и функции
служебных частей речи и НП; подтвердите свои выводы примерами.

245
12. Определите значение, синтаксическую роль и языковой статус
выделенных в тексте единиц: – Ну! – это «ну» было сказано слишком
громко и гулом отдалось в пустой церкви за Родькиной спиной /В.
Тендряков/; − Не надо мне помогать, я сам справлюсь! − Неужели!
Наконец-таки!; Ср.: [Рашель:] Неужели вы воспользуетесь моим
положением? Не верю! /М. Горький. Васса Железнова/; [Зобунова:]
Средство это − дорогое! [Булычов:] Конечно! /М. Горький. Егор
Булычов и другие/; Ср.: − Вам до меня, конечно, нет никакого дела /А.
Толстой. Сестры/; − Ты обедал? − У меня... того... обедать-то нечего. Да
и не хочется. Ну да, рассказывай! Глупости! Помоги ковер внести,
потом пойдем на кухню, покушаем /Н. Островский. Рождённые бурей/;
Ср.: − Я опоздал, потому что заблудился. − Рассказывай мне! Ты к
Витьке ходил; Ср.: − Ну, Лизавета Григорьевна, − сказала она, входя в
комнату, − видела молодого Берестова... − Как это? Расскажи,
расскажи по порядку /А. Пушкин. Барышня-крестьянка/.
13. Сделайте выводы о соотношении НП, с одной стороны, и
сходных с ними междометий, частиц и модальных слов – с другой.
Определите языковой статус каждого из них. Какой критерий при этом
является ведущим (структурный, семантический, функциональный и
т.д.).
14. Установите, какие коммуникемы получили своё
лексикографическое описание и в каких словарях (Словарь русского
языка в 4-х томах, Фразеологический словарь русского языка, Словарь
коммуникем). Проанализируйте языковой статус коммуникем в этих
словарях и определите: к какой языковой единице их относят, в какой
части словарной статьи их подают (в основной или во
вспомогательной), как осуществляется толкование их значения, как
подаются их формальные характеристики (получают ли отражение
периферийные структурные компоненты, имеются ли сведения о
парадигматических свойствах и т.п.), каков характер иллюстративного
материала, имеются ли данные этимологического, стилистического и
функционального плана и т.п. Дайте свои рекомендации по проблеме
лексикографического описания коммуникем.
15. Ответьте на общедиктальный вопрос по-разному,
воспользовавшись сначала членимым предложением, а затем
нечленимым (причём разными видами). Определите разницу в
содержательном плане этих двух видов ответных высказываний и
установите: какую цель ставит перед собой при реализации этих
высказываний говорящий и какой ситуации соответствует каждое из
них. Ответные высказывания необходимо оценивать с точки зрения
учёта таких признаков, как официальность/неофициальность общения,
246
публичность/непубличность, непринуждённость, экономичность,
количество говорящих (два – диалог, более двух – полилог),
непосредственность участия говорящих, контактность/дистантность
общения, общий фонд знаний говорящих (пресуппозиции),
ситуационно-тематический фактор и др. Например: – Ты пойдёшь в
библиотеку? – Пойду / – Да / – А как же! / – А почему бы и не пойти!;
Ср.: – Ты пойдёшь в библиотеку? – Не пойду / – Нет / – Вот ещё! / –
Ещё я в библиотеку не ходил!;
16. Переделайте нечленимое ответное предложение в членимое и
обратите внимание на характер изменений (формальных,
семантических, функциональных, эмоционально-экспрессивных и
стилистических) в этой связи: 1) [Бальзаминов:] Такое невежество! Вы
не можете себе представить! Это ужас что такое! /А. Островский. За
чем пойдешь, то и найдешь/; 2) [Ведерников:] В конце концов,
настоящая медицина еще не начиналась! [Кузя:] Уж не с тебя ли она
начнется, Ведерников? [Ведерников:] Почему бы и нет! /А. Арбузов.
Годы стр./; 3) Веселок приятно разволновался и даже удивился, что в
ванной для него не нашлось зубной щетки, и огорчился, когда понял,
что он пока здесь все еще никто. В шкафу он не обнаружил своего
нарядного костюма, а в паспорте московской прописки.
Размечтался! /В. Царегородцев. Несимметричное пальто/.
17. Преобразуйте членимое ответное предложение в нечленимое и
отметьте произошедшие изменения в этой связи: Она отстранила меня
движением руки, громко спросила: − Ну что же, папаша? Уезжать? /М.
Горький. Детство/; − Она, наверное, меня любит. − Вот ещё! Ты ведь
выдумаешь, а потом ходишь страдаешь! Она о тебе и думать перестала!;
− Так это ты сделал? − Да, я. А ты думал? − Я думал, что кто-то другой.
18. Перестройте прямую речь с участием НП в косвенную и
проанализируйте формально-семантические и функционально-
стилистические изменения: 1) А будет немецкая власть − не надо ей ни
избы, ни самой жизни, пропадай всё пропадом /Б. Полевой. Её семья/;
2) [Андрей:] Исчезай хоть на неделю, но предупреждай. Так и
уговоримся. Понял? [Алексей (улыбаясь):] Идёт /В. Розов. В поисках
радости/; 3) − Ты откажешься − повторил Алексей. − И не подумаю, −
сказала она /Л. Овалов. История одной судьбы/; 4) − Нечего мне под
старость лет расставаться с тобою да искать одинокой могилы на чужой
стороне. Вместе жить, вместе и умирать. − И то дело, − сказал
комендант /А. Пушкин. Капитанская дочка/.
19. Обратите внимание на характер пунктуационного оформления
НП в тексте. При этом следует иметь в виду два случая: а) когда НП
выступает самостоятельно в тексте, б) когда НП входит в состав другого
247
высказывания. Охарактеризуйте каждый из этих вариантов. Во втором
случае расстановка знаков препинания является вариативной и несет на
себе экспрессивно-эмоциональную и функционально-семантическую
нагрузку. Установите эти признаки применительно к каждому варианту
пунктуационного оформления НП: 1) − Ах, какая прелесть! Ну, теперь
спать, и конец /Л. Толстой. Война и мир/; 2) − Старухе-то я нахвалился,
что, может, господь бог пошлет нам коровку за мое умственное усердие.
Как же, послал, держи карман шире! /М. Шолохов. Поднятая целина/;
3) [Лиза:] И Чацкий, как бельмо в глазу; Вишь, показался он ей где-то,
здесь внизу, (осматривается). Да! как же? по сеням бродить ему
охота! Он чай давно уж за ворота, Любовь на завтра поберег, Домой, и
спать залег /А. Грибоедов. Горе от ума/; 4) [Старуха:] Да ты чо уж,
помираешь, что ли! Может, ишо оклемаисся. [Старик:] Счас −
оклемался. Ноги вон стынут... Ох, господи, господи!.. /В. Шукшин. Как
помирал старик/.
20. Найдите в предлагаемых примерах НП и разберите их по схеме:
− А ты будешь с нами обедать? − Ну а как же! /А. Чехов.
Злоумышленник/; − Павла-то в Кремль пускают? − Ну а то! − Побывать
бы хоть разок там, посмотреть /В. Шукшин. Сельские жители/; −
Васька, давал тебе дядя Саббути за веревочку держаться? − А ты
думаешь! − обиделся Васька. − Сперва он Андрею дал, а потом мне.
Веревочкой мы с Васькой называли ременный шнур от пушки /Г.
Мирошниченко. Юнармия/; − Не спеши, − улыбнулся Мишка. − Давай
поровну. − Щас − поровняю, − сказала Нинка, дергая мешок к себе. −
Спешу аж падаю /В. Войнович. Жизнь и необычайные приключения
солдата Ивана Чонкина/; − Боже мой! Сегодня утром проснулась,
увидела массу света, увидела весну, и радость заволновалась в моей
душе, захотелось на родину страстно /А. Чехов. Три сестры/; Русские
проклинали эту южную зиму. − Ну и зима, будь ты неладна! − У нас
зима − мороз, солнце, а тут этакая грязь да слякоть /Л. Раковский.
Адмирал Ушаков/; И Тихон Ильич, с неожиданным для самого себя
бешенством, вдруг гаркнул на него: − Балуй, анафема, разрази тебя
громом! /А. Бунин. Деревня/; − Ну, прости меня, ангельчик мой Лизи,
ей-богу, не стану больше в карты играть: черт с ними! Они мне даже
опротивели... Сегодня вспомнил по утру, так даже тошнит /А.
Писемский. Тюфяк/; − Ты брось это дело, Андрей. Не годится. − Какой
разговор! Брошу. Только обидно мне ... до невозможностев!.. /М.
Шолохов. Поднятая целина/; Собакевич слушал, все по-прежнему
нагнувши голову, и хоть бы что-нибудь похожее на выражение
показалось в лице его /Н. Гоголь. Мертвые души/; − А их, таких
248
деревень-то, по России − ое-ей сколько!.. Где же всем поможешь!
Завязнешь к чертям... /В. Шукшин. Непротивленец Макар Жеребцов/;
Зла большого у старика не было. Обидно было: пригрел человека, а он
взял и унес ружье. Ну не подлец после этого! /Шукшин. Охота жить/;
[Мурзавецкая:] У Евлампии наличные деньги есть? [Чугунов:] Как не
быть? есть /А. Островский. Волки и овцы/; − Помог называется! Только
хуже сделал; Друг называется! Даже не поздравил!; − Ещё ты мне
будешь указывать!; − Что для него совесть? /Из разг. речи/; − Ну бал!
Ну Фамусов! умел гостей назвать! Какие-то уроды с того света /А.
Грибоедов. Горе от ума/; − А то будь она на хорошем счету − не
нашелся бы никто до двадцати шести лет! Эка! /В. Шукшин.
Чередниченко и цирк/; − Эх, я бы вот, поцеловал... − Пьяный женский
голос визжит: − Я те поцелую! /М. Горький. Дело Артамоновых/;
[Становой (грозя):] Я тебе поговорю! /М. Горький. Враги/; − Попариться
ему, вишь, захотелось, жеребцу! Дубина такая... Ты всю ночь-то
пробегаешь туда-сюда, а днём − спать на полосе! − Я не спал. − Вы у
меня поспите, дьяволы! Вы у меня ишо скирдовать в ночь будете /В.
Шукшин. Жатва/; [Хорошилин: ] Ну, ты похамишь! /К. Тренёв.
Навстречу/; [Круглова:] Много очень воли ты забрала. [Агния:] Заприте.
[Круглова:] Болтай ещё! /А. Островский/; Фельдшер вспылил и
крикнул: − Поговори мне ещё! Дубина... /А. Чехов. Скрипка
Ротшильда/; Он поднес ему под нос свой увесистый кулак и сказал: −
Этого ты не нюхал, сват? Покомандуй еще, так я тебе покажу, где бог, а
где порог... /К. Седых. Даурия/; − А ты его больше слушай, дурья
голова! Им только и дела − выдумывать что-нибудь, фокусы разные из
людей выкомаривать /А. Малышкин. Люди из захолустья”/; [Хозяйка:]
Спи, спи, милый. Пять часов только. [Васин:] Уснёшь тут, как же!
/Арбузов. Таня/; −Буду я там из-за каких-то стульев ездить! /А.
Макаренко. Педагогическая поэма/; − Нечего мне думать! ты хитрить
хочешь. − Нахитришь у вас! /А. Писемский. Богатый жених/; − Насчет
уклона-то ... смотри не вякни где. А то придут огород урежут. У меня
там сотки четыре лишка есть. − Нужно мне! /В. Шукшин. Космос,
нервная система и шмат сала/; − Есть за что любить! А кроме ехидства,
ты от нее ничего не видел /А. Чехов. Дипломат/.

249
6. ТЕМЫ РЕФЕРАТОВ

Сравнительная характеристика членимого и нечленимого


предложений.
Коммуникемы волеизъявления в современном русском языке.
Этикетные коммуникемы в современном русском языке.
Контактоустанавливающие коммуникемы в современном русском
языке.
Текстообразующие коммуникемы в современном русском языке.
Фразеосинтаксические схемы с предметным значением в
современном русском языке.
Фразеосинтаксические схемы с оценочным значением в
современном русском языке.
Фразеосинтаксические сращения как один из видов нечленимых
предложений.
Фразеосинтаксические единства как один из видов нечленимых
предложений.
Фразеосинтаксические схемы как один из видов нечленимых
предложений.
Устойчивые модели как один из видов нечленимых предложений.
Проблема языкового статуса клишированных и других устойчивых
оборотов русского языка.
Коммуникемы и фразеосинтаксические схемы: общее и различное.
Категория предикативности нечленимого предложения.
Пропозициональность нечленимого предложения.
Проблема внутренней формы нечленимого предложения.
Проблема идиоматичности нечленимого предложения.
Синтаксическая нечленимость как одно из категориальных свойств
нечленимого предложения.
Проблема лексической проницаемости и распространяемости
нечленимого предложения.
Отношение нечленимого предложения к реактивной функции.
Эмоционально-экспрессивная и эстетическая функции
нечленимого предложения.
Категория синтаксического времени коммуникем.
Категория синтаксического лица коммуникем.
Грамматика коммуникем.
Категория модальности коммуникем.
Проблема лексикографического описания фразеосинтаксических
схем с предметным (диктумным) значением.

250
Проблема лексикографического описания фразеосинтаксических
схем с оценочным (модусным) значением.
Проблема лексикографического описания устойчивых моделей с
предметным (диктумным) значением.
Проблема лексикографического описания устойчивых моделей с
оценочным (модусным) значением.
Проблема лексикографического описания коммуникем
волеизъявления.
Проблема лексикографического описания этикетных коммуникем.
Проблема лексикографического описания
контактоустанавливающих коммуникем.
Проблема лексикографического описания текстообразующих
коммуникем.
Проблема комического, трагического и иронического в
энантиосемичных нечленимых предложениях.
35. Проблема лексикографического описания энантиосемических
средств синатксического уровня языка.

251
7. ВОПРОСЫ ДЛЯ ЭКЗАМЕНА

История изучения теории общей фразеология. Теория общей


фразеологии как лингвистическая дисциплина.
Фразеологический состав языка как самостоятельная подсистема
языковых единиц. Место фразеологии в языковой системе.
История изучения НП.
Синтаксическая фразеология как раздел синтаксиса.
Синтаксическая и лексическая фразеология: общее и различное.
Категориальные признаки единиц фразеологического уровня
языка. Широкое и узкое понимание фразеологии? Понятие
синтаксических ФЕ (СФЕ). Ядро и периферия синтаксической
фразеологии.
Простое предложение в аспекте категории
членимости/нечленимости. Понятие НП и его основные категориальные
признаки.
Особенности семантики НП. Понятийное/непонятийное значение
НП. Основные «содержательные» категории НП. Классификация НП по
характеру выражаемого значения с т.з. его соотнесённости с логической
категорией суждения.
Классификация НП по степени структурно-семантической
слитности компонентов.
Понятие НП с неноминативной семантикой – коммуникемы.
Проблема изучения коммуникем и их языкового статуса.
Терминологические номинации коммуникем. Типы коммуникем.
Критерии отграничения коммуникем от внешне сходных с ними
языковых единиц.
Особенности смыслового наполнения коммуникем. Семантическая
классификация коммуникем. Объективно-субъективный (модусный)
характер пропозиционального наполнения коммуникемы.
Непредикативность коммуникем. Механизм формирования значения
коммуникемы.
Структурно-семантическая мотивированность и производность
коммуникем и модели их построения.
Парадигматические свойства коммуникем. Понятие
дифференцирующей и нейтрализующей парадигм коммуникем,
основные факторы и условия их формирования.
Синтагматические свойства коммуникем. Принципы сочетаемости
коммуникем с другими высказываниями в тексте. Семантическая
аппликация коммуникем и структура аппликативной модели с их
участием.
252
Понятие фразеосинтаксической схемы. Структурное своеобразие
фразеосинтаксической схемы как нечленимого предложения.
Классификация фразеосинтаксических схем по степени переосмысления
обязательного опорного компонента модели.
Признаки нечленимости/членимости (синтаксической,
морфологической, лексической и семантической) фразеосинтаксических
схем.
Содержательные характеристики фразеосинтаксических схем.
Семантическая классификация фразеосинтаксических схем.
Этимологические характеристики фразеосинтаксических схем и
модели их построения.
Парадигматические и синтагматические свойства
фразеосинтаксических схем.
Понятие устойчивой синтаксической модели как явления
переходного между членимым и нечленимым предложениями.
Структурное и семантическое своеобразие устойчивых моделей.
Признаки членимости/нечленимости (синтаксической,
морфологической, лексической и семантической) устойчивых моделей.
Переходные явления в сфере СФЕ, их типология и основные
признаки.
Устойчивые обороты, их фразеологический статус, основные типы
и свойства.
Пословицы и поговорки как объект синтаксической фразеологии;
их классификация и основные признаки.
Крылатые выражения в системе синтаксических ФЕ; их типология
и основные свойства.
Лингвистические и экстралингвистические условия и средства
реализации НП в речи.
Эстетические, стилистические и текстообразующие функции СФЕ.
Природа эстетической значимости СФЕ. Характер и источники особой
экспрессивности СФЕ.
Особенности речевой реализации НП, а также их эмоционально-
оценочный и воздействующий аспекты функционирования. НП как
одно из наиболее ярких средств эмоционально-экспрессивной
экспликации коммуникативного смысла в тексте.
Языковые и внеязыковые факторы формирования НП.
Современные тенденции развития языка в области синтаксиса
нечленимого предложения.

253
254
8. ПРОГРАММА КУРСА

«СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК.


СИНТАКСИС НЕЧЛЕНИМОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ»

Содержание курса
Введение. Современные тенденции развития языка в области
синтаксиса разговорной речи: стремлении к конвенциализации,
устойчивости, системности, регулярности. История изучения
нечленимых предложений (НП).
Теория общей фразеологии. История изучения фразеологии.
Отечественная школа фразеологии. Зарубежные лингвисты-фразеологи.
Основные фразеологические объекты. Категориальные признаки ФЕ.
Узкое и широкое понимание фразеологии. Фразеологический состав
языка как самостоятельная языковая подсистема. Место фразеологии в
языковой системе. Теория общей фразеологии как лингвистическая
дисциплина.
Синтаксическая фразеология (теория нечленимого предложения)
как раздел синтаксиса. Предложение в аспекте категории
членимости/нечленимости. Понятие НП (синтаксической
фразеологизированной единицы). Устойчивость, воспроизводимость,
цельнооформленность, эмоциональность и экспрессивность как
категориальные признаки НП. Структура поля синтаксической
фразеологии: ядро и периферия. Переходные явления в сфере НП.
Синтаксическая и лексическая фразеология: общее и различное. Узкое и
широкое понимание языковой фразеологии.
Понятие НП с неноминативной семантикой – коммуникемы.
Проблема изучения коммуникем и их языкового статуса.
Терминологические номинации коммуникем. Типы коммуникем:
фразеосинтаксические сращения и фразеосинтаксические единства.
Особенности смыслового наполнения коммуникем.
Семантическая классификация коммуникем: утверждения/отрицания,
оценки, волеизъявления, контактоустанавливающие, вопросительные,
этикетные, текстообразующие. Непонятийность коммуникемы:
коммуникема как знак отношений и чувствований, а не понятий,
суждений или умозаключений; логическая нерасчленённость её
значения и предметной соотнесённости. Объективно-субъективный
(модусный) характер пропозиционального наполнения коммуникемы;
сема «отношения» как её категориальное значение. Непредикативность
коммуникем. Обобщение содержания пропозиционального наполнения

255
производящей основы коммуникемы как механизм формирования её
значения.
Этимологический статус и свойства коммуникем. Структурно-
семантическая мотивированность и производность коммуникем.
Модели построения коммуникем. Понятие «компрессии» («сжатия»,
«редукции») как центральная категория механизма формирования
означающего и означаемого коммуникемы. Коммуникема – свёрнутый
«заместитель» предикативно наполненного предложения. Тема-
рематическое членение производящей базы коммуникемы как
центральная категория её деривационной модели. «Рематичность»
коммуникемы в этимологическом аспекте. Поверхностная и глубинная
структуры и характер связи между ними; разноаспектное влияние
глубинной структуры на поверхностную. Языковые и внеязыковые
факторы формирования коммуникем. Детерминированность значения
коммуникемы на различных уровнях организации её производящей
основы. Структурно-семантическая и функциональная
взаимозаменяемость коммуникемы и её производящей основы в тексте.
Парадигматические свойства коммуникем: лексическая и
грамматическая нечленимость. Проблема лексической вариантности и
грамматической парадигматики коммуникем. Вопрос об относительном
характере категории нечленимости у коммуникем. Основные факторы и
условия развития парадигматического аспекта у коммуникемы. Понятие
дифференцирующей и нейтрализующей парадигмы коммуникемы.
Парадигматика НП как результат стремления формы, с одной стороны,
нейтрализовать всякие различия, с другой – отразить собственное
своеобразие и шире – тенденций к устойчивости и выразительности
языка.
Синтагматические свойства коммуникем: лексическая
непроницаемость и нераспространяемость. Принципы сочетаемости
коммуникем с другими высказываниями в тексте. Семантическая
аппликация коммуникем. Понятие и структура аппликативной модели.
Проблема языкового статуса сложного предложения, в состав одной из
частей которого входит коммуникема. Отсутствие или слабость
синтаксических связей (грамматическая неоформленность) при
сочетании коммуникемы с другими высказываниями в тексте как одно
из её категориальных свойств на синтагматическом уровне. Характер и
типы влияния коммуникемы на сочетающееся с ней в тексте
предикативное высказывание. Экспрессивные и дифференцирующие
функции знаков препинания при сочетании коммуникем с другими
высказываниями в тексте; причины вариативности.

256
Критерии отграничения коммуникем от внешне сходных с ними
языковых единиц. Тенденции «развития» коммуникем.
НП с номинативной семантикой – фразеосинтаксические схемы.
Понятие фразеосинтаксической схемы. Структурное своеобразие
фразеосинтаксической схемы. Классификация фразеосинтаксических
схем по степени переосмысления обязательного опорного компонента
модели.
Признаки нечленимости (синтаксической, морфологической,
лексической и семантической) фразеосинтаксических схем.
Содержательные характеристики фразеосинтаксических схем:
понятийность, предикативность, пропозициональность. Семантическая
классификация фразеосинтаксических схем: с диктумным (предметным)
и модусным (оценочным) значением.
Этимологические характеристики фразеосинтаксических схем:
структурно-семантическая мотивированность и производность;
модели построения.
Парадигматические свойства фразеосинтаксических схем:
лексическая и грамматическая членимость/нечленимость. Лексическая
вариантность и грамматическая парадигматика фразеосинтаксических
схем.
Синтагматические параметры фразеосинтаксических схем:
лексическая проницаемость и распространяемость. Особенности
сочетаемости фразеосинтаксических схем с другими высказываниями в
тексте (в том числе нечленимыми).
Понятие устойчивой синтаксической модели как явления
переходного между нечленимым и членимым предложениями.
Структурное и семантическое своеобразие устойчивых моделей.
Членимость (синтаксическая, морфологическая, лексическая и
семантическая) устойчивых моделей: проницаемость,
распространяемость, конвертируемость синтаксической схемы;
релевантность синтаксического разбора; потенциально бесконечная
лексическая и морфологическая варьируемость наполнения модели
предложения. Другие признаки: мотивированность, производность,
наличие внутренней формы. Признаки фразеологизированности
(нечленимости) устойчивых моделей: минимальная степень
воспроизводимости, устойчивости, идиоматичности; грамматическая
транспозиция (синтаксическая и морфологическая метафоризация);
обратный порядок слов (общее правило – рематичный компонент в
инициальном положении); стремление к ограничению лексико-
синтаксической распространяемости; энантиосемическое
переосмысление содержания высказывания и др.
257
Понятие устойчивого оборота, его категориальные признаки:
устойчивость, воспроизводимость, цельнооформленность. Устойчивый
оборот как явление периферийное поля синтаксической фразеологии.
Виды устойчивых оборотов (крылатые выражения, клише,
паремиологические единицы и др.), их структурное и семантическое
своеобразие.
Лингвистические и экстралингвистические условия актуализации
НП в речи. Контекстуальные средства реализации НП в тексте.
Коммуникема как контекстуальное средство переосмысления
предложений в сфере категории энантиосемии.
Эстетические, стилистические и текстообразующие функции НП.
Разговорная маркированность НП. Природа эстетической значимости
НП как проявление их предназначения, а именно: воздействовать на
волевую, эмоциональную и эстетическую сферы человека. Характер и
источники особой экспрессивности НП: сжатость формы, с одной
стороны, и информативная ёмкость – с другой; наличие внутренней
формы и её влияние на формальные, содержательные и
функциональные характеристики НП; наличие семантических
аппликативных моделей, порождающих не арифметическую сумму
значений, а единый коммуникативный смысл; намеренное нарушение
норм грамматического оформления высказывания и его семантического
наполнения; наличие моделей сочетания НП и членимых предложений,
связанных с задержкой («отсрочкой», «перебоем») понимания их
коммуникативного смысла; эффект «несбывшихся ожиданий» при
реализации энантиосемичных построений; использование
грамматических метафор; применение различного рода приёмов
языковой игры, иносказания, иронии, парадокса, образности и др.
«Ненормативность» правил построения НП как стремление языка к
акцентуализации, заострению внимания, подчёркиванию значимости,
ценности репрезентируемой информации, а также как показатель
особенностей самой языковой личности: степени образованности,
наличия языкового чутья, особенностей темперамента, характера,
социального опыта и т.п. Особенности речевой реализации НП, а также
их эмоционально-оценочный и воздействующий аспекты
функционирования. НП как одно из наиболее ярких средств
эмоционально-экспрессивной экспликации коммуникативного смысла в
тексте, реализации авторских эстетических задач, интенсификатор
процесса коммуникации, а также как показатель самобытности языка,
его специфики, особенностей языкового мышления коммуникантов,
стратегий общения между людьми и уровня эмоциональности
носителей языка.
258
Причины и условия появления НП.

259
9. СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

б.в. – будущее время


ДЕ – диалогическое единство
K – коммуникема
КВ – крылатое выражение
ЛЕ – лексическая единица
ЛФЕ – лексическая фразеологическая единица
МФЕ – морфологическая фразеологическая единица
н.в. – настоящее время
н.в. – несовершенный вид
НП – нечленимое предложение
п.в. – прошедшее время
ПП – простое предложение
с.в. – совершенный вид
сослаг.н. – сослагательное наклонение
СП – сложное предложение
СПП – сложноподчиненное предложение
ССП – сложносочиненное предложение
ССЦ – сложное синтаксическое целое
СФ – синтаксический фразеологизм
СФЕ – синтаксическая фразеологическая единица
УМ – устойчивая модель
УСП – усложненное сложное предложение
ФЕ – фразеологическая единица
ФП – фразеологизированное предложение
ФС – фразеосинтаксическая схема
ФСЕ – фразеосинтаксическое единство
ФСС – фразеосинтаксическое сращение
ЧП – членимое предложение
Adj − прилагательное
Adv − наречие
finit − глагол в личной форме
imper − глагол в повелительном наклонении
inf − инфинитив
N1 − имя существительное в именит. падеже
N2- 6 − имя существительное в косвенных падежах
V − глагол

260
ПРИЛОЖЕНИЕ №2

СПИСОК НЕЧЛЕНИМЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ

Введение
1. Приложение состоит из двух частей – списка коммуникем и
списка фразеосинтаксических схем.
Список К содержит общеупотребительные в разговорной речи
выражения. В него не были включены:
а) звукоподражания и глагольно-междометные слова;
б) ругательные (матерные) выражения;
в) окказиональные выражения, за исключением тех, значение и
происхождение которых понятны широкому кругу носителей языка и
которые тем самым дают представление о способах и путях развития
фразеологизированных предложений как единиц языка;
г) устаревшие выражения, за исключением широко
представленных в художественной литературе XIX в.
2. НП (коммуникемы и фразеосхемы) в каждой из частей
расположены в алфавитном порядке. При наличии у них вариантов
начального компонента, широко известных читателю или равноправных
по степени употребительности, такие единицы даются несколько раз.
Дополнительные варианты снабжаются отсылкой к месту нахождения
основного:
Тётка [комар] его [её, вас, нас, их] за ногу! См. Комар [тётка]
его [её, вас, нас, их] за ногу!
3. Грамматические и лексические варианты НП приводятся рядом.
На первом месте располагается наиболее употребительный вариант:
Какой [что за] вопрос [разговор, базар] <может быть>!; Какие
вопросы [дела, разговоры, базары] <могут быть>!; Какие могут
быть вопросы [дела, разговоры, базары]!; Какой может быть вопрос
[разговор, базар]!; Что может быть за вопрос [разговор, базар]!
«Как [когда] + бы + <не> + V inf [V finit (п.вр.), N, Adj, Adv, ...]!»
4. Омонимы снабжаются цифровым указателем (справа, вверху) и
даются самостоятельно:
Во!1; Во-во!
Во!2; Вона!
Во!3; Вона!
5. При наличии более двух выражений, включающих в свой состав
один и тот же инициальный компонент, последний выделяется прямым
полужирным шрифтом, выносится перед группой данных НП и
отделяется от последующего текста знаком •:
261
1
Нет • <Да> Нет <же>!
2
Нет!
Нет слов! См. <Ну, просто> Слов(-а) нет!
6. В ломаных (угловых) скобках указываются факультативные
лексические компоненты НП. Факультативная запятая даётся в
круглых скобках:
<Ну(,)> <ты [вы]> Гляди(-ите) [погляди, глянь] <пожалуйста
[на него, неё, них]> <что творится [что они делают]>!
«Чем + <же> + <N1> + не + N1(?)!»
7. В квадратных скобках отмечаются лексические, фонематические
и акцентные варианты структурных компонентов НП:
Слава тебе [те] господи!
Мать [мама] роднáя [рóдная]!
«Как + <же> + <здесь [тут]> + <не> + V!»; «Как + <же> + <не>
+ N [Adj, Adv, ...]!»
8. Морфологические варианты (падежных окончаний, форм числа
и рода) заключаются в круглые скобки:
И разговора(-у) быть не может!
«Какое(-ой) + <Pron3 [N3]> + дело [интерес] + до + Pron2 [N2]
(?)!»
Морфологические варианты форм наклонения и времени
заключаются в квадратные скобки:
Как вы смеете [смел, посмел]!
И не подумаю [подумал бы]!
9. Лексические компоненты НП даются в той грамматической
форме, в которой они употребляются:
<Ну [ну вот, вот]> Что ты [вы] наделал(-и)!
<Вот> Это я понимаю!
«Тоже + <мне> + N1 [V] + <называется [нашёлся,
выискался]>!»

262
1. СПИСОК КОММУНИКЕМ это [этого] <не> видел(-а, -и)
[видал(-а, -и), нюхал(-а, -и), ...]?!
А • А!; А-а!; А-а-а!1 А это на что похоже?! См. <Ну> На
А?2 что это похоже?!
А больше ничего не хочешь?!; Ничего А это – умоешься!
больше не хочешь?! Абзац!
А ещё очки одел! Аванс!
А жирно не будет?! См. <Сильно Ага.;1 А-а.
[больно]> Жирно будет! Ага!2; Ага-а!; А-а!
А какаву с чаем не хочешь?! Агу!; Агунюшки!; Агусеньки!;
А как же!; <Ну,> А как же <иначе>! Агушеньки!
А ключ от квартиры не хочешь?! Ад и проклятие(-ье)!
А морда не треснет?!; Морда не Адью!; Адье!; Адьё!; Аdieu!; Addio!
треснет?!; Морда треснет! Аж два [три] раза!; Два [три] раза!
А ну! Аинька!?; Анньки!?; Аюшка!?;
А плохо не станет?!; Плохо не Аюшки!?; Ая!?
станет?!; <А> Не поплохеет?!; Ай • Ай • Ай!; Ай-ай!; Ай-ай-ай!; Ай, ай,
Плохо станет! ай!; Ай-яй-яй!
А то!; А то как же!; <Ну> А то <разве Ай да ну!
[рази]> нет!; Или нет! Ай же ребята!
А толку<-то> <что>?!; А что толку<- Ай-люли′ !
то>! Айда!; Гайда!; Айдате!; Айда-те!
А ты [вы] думал(-а, -и) [думаешь(-ете)]! Алле!
А фигу(-и) [кукиш(-а), фигушку(-и), Аллилуйя!
дулю(-и), шиш(-а)] <с маслом [на Алло!; Аллё!; Алё!
постном масле]> не хочешь(-ет) Амба!
[хотите(-ят), хотел(-а, -и), Аминь!
желаешь(-ете, -ет, -ют)]?! См. Фигу <Ну [это ж <прямо>, прямо]> Анекдот!
[фиг(-а, -и), фигушка(-у, -и), кукиш(- Антик с гвоздикой [с мармеладом].
а), дулю(-я, -и), шиш(-а)]!; <А вот [ну Аппорт!
и]> Фигу [фиг(-а, -и), фигушка(-у, -и), Ариведерчи(-иа)!; Аривидерчи(-иа)!
кукиш(-а), дулю(-я, -и), шиш(-а)] тебе Арьер!
[вам, ему, ей, им, мне, нам, всем] <с Ась?; Асе?; Асё?; Аси?; Ася?; Асенька?;
маслом [на постном масле]>! Асинька?; Асеньки?; Асенько?;
А хо-хо не хи-хи?! Асинько?; Асинь?; Асечки?;
А хрен(-а) <собачий(-ьего)> не хочешь(- Асички?; Асетко?; Аситько?;
ет) [хотел(-а, -и), не желаешь(-ет, Асюшка?
-ете, -ют)]?! См. Хрен(-а)!; <А вот Атас!
[ну и]> Хрен(-а) тебе [вам, ему, ей, Ату [его, их, ...]!; А-ту [его, их, ...]!
им, мне, нам, всем] <с маслом [на Ать-два! См. Раз-два!; Раз-два-три!
постном масле, в пятку, в голову, в Ау!
колено, собачий(-ье-го), ...]! Ах • Ах!
А что?1; А что <же [ж]> <тут [здесь]> Ах(,) так!; Ах(,) значит [даже] так!;
такое(-ого)?; А что же [ж]? <Ах(,)> Так <значит [даже]>!;
А что(?)!2; А что [чего] ж [же]! <Ах(,)> Значит [даже] так!
А шнурки тебе не погладить?! Ах ты [вы]!
А это видел?!; <А> Это [этого] ты [вы, Ахти!; Ахти-хти!
он, она, они] <не> видел(-а, -и) Ба!; Ба-ба-ба!
[видал(-а, -и), нюхал(-а, -и), ...]?!; Ты Бай-бай!
Балдёж! <Просто> Благодать!; Благодать
Бамбáрбия кургудý!; Бамбармúя кергудý! какая!
Баста!1; Basta! Благо дающим!
<И> Баста!2 <Просто> Блеск!
Батюшки <мои [светы, святы, Блин <горелый [какой-то]>!
родимые]>!; Батюшки мои <светы Бог • Бог в помощь!; Помогай [помоги]
[святы, родимые]>!; Батюшки- бог!
светы [-святы]! Бог знает!; Бог [Господь, Аллах, чёрт,
Бац-бац – и мимо! бес, шут, пёс, хрен, фиг, враг, ...] его
Баю-бай!; Бай-бай!; Баю-баю!; Баю-баю- [тебя, вас, её, их, нас] знает [ведает,
баю!; Баюшки-баю!; Баю-баюшки- разберёт, поймёт]!; Бог весть!
баю! Бог миловал.
Бегу! Бог мой!; Бог [Боже] ты мой
Бегу и падаю!; Бегу [лечу, спешу] и [аж] <создатель>!; Творец мой!
падаю [спотыкаюсь]!; Бегу [лечу, Бог <в [на]> помощь [помочь] <Вам
спешу]! [тебе]>!; Бог Вам [тебе] в [на]
Беда! помощь [помочь]>!; Божья помочь
Беда какая! См. Что за [какая, эка] <Вам [тебе]>!; Помогай [помоги]
беда(?)! <Вам [тебе]> Бог [Боже, Господь.
Без • Без вопросов [разговора(-ов), Царица Небесная, ...]!
базара(-ов)]! Бог <тебя [вас, его, её, их]> простит!;
Без никаких! Бог тебя [вас, его, её, их] прости!
Без понтов! Бог спасёт <тебя [вас]>!; Бог <тебя
Без сомнения!; Без(-о) [вне] <всякого(- [вас]> спасёт!
их)> сомнения(-ья, -ий)!; Без(-о) Бог с тобой!1; Бог [Христос, Господь,
всякого(-их)! Аллах, ...] с тобой [с вами, с ним, с
<Какое [что за, вот]> Безобразие! ней, с ними, с нами] <и все святые>!
Безусловно! Бог с тобой!2; Бог [Христос, Господь,
Бей тебя [вас, его, её, их, нас, вас всех, ...] бес, чёрт, Аллах, леший, шут, пёс,
кобыла задом! прах, ...] с тобой [с вами, с ним, с
(По-)Берегись(-тесь)! ней, с ними, с нами] <и все святые>!
Бис! Бог тебе [вам, ему, ей, им, нам] судья!;
Битте!; Битте-дритте! Бог тебя [вас, его, её, их, нас] суди!
Благодарен(-ы, -а)!; Много [премного, <Да> Бога [Христа, Всевышнего,
очень, весьма, бесконечно, Господа, самого Господа Бога,
чрезвычайно, чувствительно, Создателя, Творца Небесного, всего
чувствительнейше] благодарен(-ы, святого] ради! См. <Да> Ради Бога
-а) <вам [тебе]>!; Много [премного, [Всевышнего, Господа, самого
очень, весьма, бесконечно, Господа Бога, Создателя, Творца
чрезвычайно, чувствительно, Небесного, Христа, всего святого]!;
чувствительнейше] вам [тебе] <Да> Ради [за-ради, заради, за ради]
благодарен(-ы, -а)!; Много [премного] Бога [Христа, Господа, всего святого,
благодарен(-ы, -а) <вами>!; ...]!; <Да> Ради [за-ради, заради, за
Благодарные мы! ради] <самого> Господа <Бога>!
Благодарение(-ье) Богу [Господу, Боже • Боже!1; <О [ах](,)> Боже <ты>
Всевышнему, Создателю]! <милостивый [правый, праведный,
<Покорно [покорнейше]> Благодарю всесильный]>!; Милостивый
[благодарствуй(-те, -ю, -ем)]!; [всесильный] Боже!
Благодарю [благодарствуй(-те, -ю, Боже!2; Боже <ты> <мой>! См. Бог
-ем)] <покорно [покорнейше]>! мой!

264
Боже [Бог, Господь(-и), Христос, благословит <Вас [тебя]> Бог
Царица Небесная, Матерь Божья(- [Господь, Всевышний, Небо, ...]!
ья), Пресвятая Богородица, ...] спаси Будь(-те) готов(-ы)!
[помилуй, (со-)храни(-т), оборони] Будь(-те) добр(-ы) [любезен(-ы)]!
<тебя [вас, её, его, их]>!; Спаси Будь другом!
[помилуй, (со-)храни(-т), оборони] <Ну(,)> Будь(-те) здоров(-ы) <(и) не
<тебя [вас, её, его, их]> Бог [Боже, кашляй(-те)>!; <Ну(,)> Будь(-те)!;
Господи(-ь), Христос, Царица <Ну(,)> Будь(-те) здрав(-ы)!; Здрав(-
Небесная, Матерь Божья(-ия), ы) будь(-те)!
Пресвятая Богородица, ...]!; Сохрани Будь <он [она]> ладен [ладна(-о)]!
<тебя [вас, её, его, их]> Бог [Боже, Будь(-те) любезен [любезны(-а)]!
Господи, Христос] и помилуй!; Будь(-те) отцом <родным>!; Будь(-те)
Спаси и сохрани!; Оборони Бог отец родной!; Будь(-те) отцом и
греха! благодетелем!
Боже [Господи] упаси [избави] <тебя <Да [ну] уж> Будь(-те) (с-)покоен(-йна,
[вас, её, его, их]>!; Упаси [избави, не -йны) [спок, в спокое]!; Будь
приведи] <тебя [вас, её, его, их]> Бог спокойничек!
[Боже, Господи(-ь), Христос, Будь(-те) счастлив(-а, -ы)!
Царица Небесная]!; Упаси и Будь так!
помилуй! <О [да]> Будь(-те) ты [вы, он, она, оно,
Божественно! они, я] неладен(-ый, -а, -о, -ы)!
Больно [очень, куда как] мне [тебе, вам, <О [да]> Будь ты [вы, он, она, оно, они,
ему, ей, им] нужно [надо]! См. Надо я] <трижды> проклят(-а, -ы, -о)!
[нужно] мне [тебе, вам, ему, ей, им] Будь(-те) уверен(-а, -ы) [спокоен(-а, -ы),
<очень [больно]>! спок, в надежде]!; Можешь(-ете)
Больше мне [ему, ей, им, нам, тебе, вам] быть уверен(-а, -ы)!
делать нечего! См. Делать мне [ему, <Да [а]> Будь что будет! См. <Да [а]>
ей, им, нам, тебе, вам] больше нечего! Что будет, то будет!
Большое [огромное] спасибо! См. Будь я не я! См. <Я> Не я буду!
Спасибо <большое [огромное, на Будьте благонадёжны!
добром слове]>! Будьте благополучны!
Бонжур!; Bonjour!; Пламенный [низкий] Будьте знакомы!; Будем знакомы!
<Вам [тебе]> бонжур! Будьте нате!; Будьте-нате!
Браво! Бывает!
<Что за [какой, ну и]> Бред! <Ну(,)> Бывай(-те) здоров(-ы) [жив(-ы)
Брось!; <Да [<да> ну]> Брось(-те) <ты здоров(ы-)]!; <Ну(,)> Бывай(-те)!
[вы]>! Была не была!
Брось(-те) [прекрати(-те), кончай(-те)] Была охота!; Была мне [тебе, вам, ему,
дурака [дурочку] валять [ломать, ей, им] охота!; Охота <мне [тебе,
корчить]! См. Не валяй(-те) [ломай(- вам, ему, ей, им]> была(-о)!; Охота
те), корчи(-те)] дурака [дурочку]! мне [тебе, вам, ему, ей, им]!
Брр..!; Бр-р-р! Быстрее(-ей) всего. См. Скорее(-ей) всего.
Брысь(-те) <под лавку>! Быстро(-ее, -ей)!
Будем здоровы! <Этого [да, да этого]> Быть не может
<Да> Будет [будя, буде] <Вам [тебе]>! [могло]!; <Да> Быть не может
Будет сделано [исполнено]! [могло] этого!; <Да> Быть этого не
Будто! может [могло]! См. <Этого [да, да
Будь • Будь(-те) благодетелем(-ль)!;
этого]> Не может [могло] быть!1;
Будьте благодетельны!
<Да> Не может [могло] этого быть!
Будь(-те) благословен(-на, -ны, -но)!;
Быть [будь] по-твоему [по-вашему, по
Благослови <Вас [тебя]> Бог
сему]!
[Господь, Всевышний]!; Да
265
Быть так! См. <Ну [но]> Так <тому> и Верите(-ишь) <ли>!; Поверите(-ишь)
быть. <ли>!
Бяша!; Бяша, бяша! <Совершенно> Верно!
В • В атаку! Верняк!
В Багдаде всё спокойно! Веселей!
В-ва! Весёленькая история!
В-в-в!.. <Да> Весёлый разговор!
В гробину тебя [вас, его, её, их]! Вестимо!; Вестимо <(,) что> так!
<Да> В гробу я это [тебя, вас, его, её, их, Вестимое дело!
всех, <всё> это] видел! Вечер добрый! См. Добрый вечер!;
В добрый путь <вам [тебе]>!; Добрый Доброго вечера!
путь <вам [тебе]>!; Доброго пути Взаимно!
<вам [тебе]>!; Путь добрый! <Вот [какой, экий, что за]> Вздор!; Вот
<Ну и> В добрый час!; Час добрый! <ещё> вздор!
В дышло тебе [вам, ему, ей, им, всем] Вздрогнем!
колено! См. Колено тебе [вам, ему, Взы!; Взы [взы-взы] его [её, их]!; Узы
ей, им, всем] в дышло! [узы-узы] <его [её, их]>!
В карьер! Взяли!
<Ну> В конце<-то> концов! <Вот> Видал(-а, -и) [видел(-а, -и)]!;
В натуре! <Вот> Видишь(-ите) [вишь] <ли
В норме! См. Норма! [ты, вы]>?!; Изволь(-те) видеть!
<Всё> В порядке! См. Порядок!; Видал миндал!
Порядочек! Виданное [видано] <ли [<ли> это]>
В рот [ухо, нос, ...] тебе [те, вам, ему, ей, дело!; Видано ли!
им, нам] якорь [дышло, дюжину Виделись.
чертей, заразу, комар, ...]!; Якорь Видел я его [тебя, вас, её, их] в гробу, в
[дышло, дюжину чертей, заразу, белых тапочках!
комар, ...] тебе [те, вам, ему, ей, им, Видимое дело!
нам] в рот [ухо, нос, ...]! Виноват!; Винюсь!
В ружьё! Вира!
<Ну [<ну> и]> В [на] самом<-то> деле!1 Влип, очкарик!
В [на] самом деле?!2 Вне [без(-о)] <всякого(-их)> сомнения(-
В самый раз!; Самый раз! ья, -ий)! См. Без сомнения!
В том<-то> и дело [беда, проблема]! Внимание!
В цепь! Во!1; Во-во!
<Ну [<да> ну]> В чём <же> дело?! Во!2; Вона!
Важно! Воздух!
Важное дело! См. Эка [эко] важное дело! Возможно.
Важность! См. Что за [какая, эка] Возьми!; Взять!
важность! Во имя Отца и Сына и Святого
Вали(-те)! [Святаго] Духа.
Валяй(-те)! Воистину <так>!
Ваша [твоя] воля [власть]. См. Воля Воистину воскреc(-е)!; Воистину!
ваша [твоя]. Войди(-те)!; Входи(-те)!
Ваша правда. См. Правда ваша. Вольно!
<За> Ваше [твоё] здоровье! Вольному воля.; Вольному воля, а
Вашими [твоими] молитвами. спасённому [пьяному] рай.
Вашу [твою] руку! См. <Вашу [твою]> Воля ваша [твоя].; Ваша [твоя] воля
Руку!; Руку вашу [твою]! [власть].
Велика(-ая) беда [важность, дело]! Вон <отсюда>!
Велика радость!
266
Вообрази(-те) [представь(-те)] себе!; Вот [вот так, что за, какая, этакая]
<Только> Вообрази(-те) [представь(- оказия!; Оказия!
те)] <себе>!; Воображаешь(-ете) Вот оно!
[представляешь(-ете)] <себе>?!; Вот так • Вот тáк!1; Вот тáк вот!; О
<Ты [вы]> Можешь(-ете) <себе> так от!
вообразить [представить]?! См. Вот тáк!2; Вот тáк(-то) <вот>!; <Ну,>
Представь(-те) себе! Так-то <вот>!
Вообще!; Ты [вы, он, она, они, мы] Вот так вóт!
вообще [ваще]!; Ну <ты [вы, он, она, Вот так и держись!
они, мы]> вообще [ваще]! Вот так история <с географией>!;
<Какой> Восторг! <Вот это> История!
<Просто [как]> Восхитительно! Вот так кáк!
<Просто [какое]> Восхищение! Вот так [тебе, те] клюква!
Вот • Вот!1 Вот так компот!
Вот!2; Вот ведь! Вот так ну!
Вот!3; Вот, вот! Вот так [тебе, те] <и> петрушка!
Вот <Вам [тебе]> Бог, а вот порог! Вот так потеха!; <Вот> Потеха!
Вот <ещё> вздор! См. <Вот> Вздор! Вот так [тебе, те] раз!
Вот возьми его!; Вот [на] <и> возьми(- Вот так тáк!
те) его [её, их, тебя, вас, нас] <за Вот так фунт <с походом>!
[по] рубль тридцать [двадцать]>! Вот так хрен <на постном масле>!
Вот ещё!1; <Ну [ах](,)> Вот ещё Вот так [те] штука! См. <Вот так
<выдумал(-а, -и) [придумал(-а, -и), [те]> Штука!
удумал(-а, -и), надумал(-а, -и)]>! Вот тебе • Вот тебе [те, вам]!1
2
Вот ещё.2 Вот тебе [те, вам]!
Вот <тебе [вам]> <и> здравствуй(-те)! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
См. Здравствуй(-те) (здрасьте) Вот тебе [те] крест [хрест, Христос]!
<тебе [вам]>! Вот тебе на!; <Ну> Вот тебе [те] <и>
Вот и всё! См. <Да [вот]> И всё <тут>! на!; Вот <тебе [те]> <и> на!
Вот именно! См. Именно <так>! Вот тоже <мне> <понимаешь>! См.
Вот и чудно! См. <Вот и [вот, и]> <Вот> Тоже мне <, понимаешь>!
Чудно! Вот [у ах, ух, ...] ты [он, она, они, вы,
Вот как!; <Так [ах](,)> Вот [вон, во] мы] какая(-ой, -ие)!; Вот же [ж] ты
<оно> как <, значит>!; Вот [вон, во] [он, она, они, вы, мы] какая(-ой, -ие)!
<оно>, значит, как!; Вот [вон, во], См. Какой!
значит, <оно> как! Вот <так> удружил!; Вот удружил так
Вот [просто] наказание(-то)! См. <Вот удружил! См. <Ну> Удружил!
[это, просто, сущее, прямо, чистое]> Вот уже [уж, ужо]!
Наказание!; Наказание <какое-то Вот что!1; <Так [ах](,) Вот [вон, вона,
[одно, просто, сущее, прямо, во] <оно> что <, значит>!; Вот [вон,
чистое]>!; Наказание господнее вона, во], значит, <оно> что!
[божеское, мне <с тобой [с ним, с Вот что!2; <Так [ах](,) Вот [вон, вона,
вами, с ними]>]! во)] <оно> что <, значит>!; Вот
Вот напасть! [вон, вона, во], значит, <оно> что!
Вот [какая, эка(-я), что за] невидаль
Вот это • Вот это [так] да!; Это [вот]
[невидальщина]!; Невидаль какая
да!
[эка(-я)]!
Вот это дело!; Вот дело! См. <Вот
<Ну(,)> Вот <ещё> новости(-ь)!; Что
[<вот> это]> Дело!
<ещё> за новости(-ь)(?)!; Новости(- Вот это мило!
ь)! Вот это номер!; Номер!
267
Вот это я понимаю! См. <Вот> Это я Гениально!; Гениально, шеф!
понимаю! Глупости!; <Вот [<вот> ещё, <ещё>
Вперёд! какие(-ая), что за]> Глупости(-ь)!;
Вполне. <Вот [<вот> ещё]> Глупости(-ь)
<И> Впрямь! какие(-ая)!
Ври(-те)!; Врёшь(-ёте)! Гляди(-те)!1; Ты [вы] гляди(-те)! См.
Вроде <как [бы]>. Смотри(-те) [посмотри(-те), гляди(-
Вряд ли! те)]!1; Ты [вы] смотрú(-те)
Всегда готов(-ы)! [посмотри(-те), гляди(-те)]!
Всего доброго [лучшего, наилучшего,
Гляди(-те)!2; <Ты [вы]> Гляди(-те) <у
хорошего]!; Всего!
меня [мне]> <только>! См. Смотри(-
Всенепременно! См. Непременно!
Всех [всяческих] благ <вам [тебе]>!; те) [гляди(-те)]!2; <Ты [вы]>
Всяческого [всякого] блага <вам Смотрú(-те) [гляди(-те)] <у меня
[тебе]>! [мне]> <только>!
Всё • Всё!; Ну вот и [<ну> вот, <вот> и] Гляди(-те)!3; <Ну(,)> <Ты [вы]> Гляди(-
всё! ите) [погляди, глянь] <пожалуйста
Всё нормально [нормальненько, [на него, неё, них]> <что творится
нормалёк]! См. Нормально [что они делают]>! См. Смотри(-
[нормальненько, нормалёк]! те)!2; <Ну(,)> <Ты [вы]> Смотри(-
Всё равно [одно, едино]! ите) [посмотри, гляди, глянь, погляди]
<Ну> Всё-таки.(!) <пожалуйста [на него, неё, них]>
Всё что скажешь! <что творится [что они делают]>!
Встать! <Ну(,)> Гляди(-ите)!4 См. <Ну(,)>
Всю жизнь мечтал!
Смотри(-ите) [гляди(-те)]!4
Выдумывай(-те) [придумывай(-те)]!
Гляди(-те) в оба! См. Смотри(-те) в оба!
Выискался(-лась, -лись) [нашёлся(-лась,
Гм!; Гм-м!
-лись)] здесь [тут, там]! См.
Годится!
Нашёлся (-лась, -лись) [выискался]
Гой!
здесь [тут]!
Голову даю на отсечение! См. Даю голову
Выкладывай(-те)!
на отсечение!
Выкуси!1; На [нако, на-ко, накась, на- Голос!
кась, накось, на-кось, накася, на- Гони(-те)!
кася, накося, на-кося, натко](,) <–> <Ты [вы]> Гонишь(-ите)!; <Да [<да>
выкуси!; Накося [накась, нако, ...]- ну]> Ты [вы] гонишь(-ите)!; Не
выкуси! гони(-ите) <пургу>!
Выкуси(-л, -ла, -ли)?(!)2 Гоп!1; Гопа!; Гопаньки! См. Оп!1; Опа!;
Выметайся(-тесь) <отсюда>!; Опля!; Опана!; Опаньки!
Уметайся(-тесь) <отсюда>! Гоп!2; Гопа!; Гопаньки! См. Оп!2; Опа!;
Вы только поглядите на него!; Вы [ты] Опля!; Опана!; Опаньки!
<только> поглядите(-и) <на него <О,> Горе <мне [тебе, ему, ей, им, нам,
[неё, них]>! вам]>!
Газуй(-те)! <Да> Гори(-те) оно [ты, вы, он, она, они,
Гвоздь в шину! все, всё] синим [ясным] пламенем
Где • Где наша не пропадала(-о)! [огнём]!; <Да> Гори(-те) оно [вы,
Где там!; <Ну [<ну> да]> Где <уж> там они] всё [все] синим [ясным]
[тут, нам, ему, ей, им, поди]!; <Ну пламенем [огнём]!; <Да> Гори(-те)
[<ну> да]> Где <уж>! оно [ты, вы, он, она, они, все, всё]
Где это видано [слыхано](?)! прахом!; <Да> Гори(-те) оно [вы,
Ге-ге!; Ге-ге-ге! они] всё [все] прахом!; Гори гормя!
Гей! Горько!
268
Господи ● Господи <Иисусе [Владыко, даёшь(-ю, -ёт, -ют, -ёте, -ём, -л, -ла,
Боже <ты> <мой>, святая твоя -ли)!
воля]>!; Ах(,) <ты> Господи <Иисусе Даёшь!2
[Владыко, Боже мой, святая твоя <Ах(,)> Даже <так>!
воля]>! Дай!
Господи(,) благослови!; Благослови(,) Дай(-то) Бог!
господи! Дай <вам [тебе, ей, ему, им, нам]> Бог
Господи(,) помилуй! здоровья <счастья [успеха, ...]>!
Господи, твоя воля! <И> Далее.; Дальше.
Господь ● Господь <тебя [вас]> Дальше.1 См. <И> Далее.
благословит! Дальше!2
Господь с тобой!1; Господь [Бог, Даун!
Христос, Аллах, ...] с тобой [с вами, Даю голову на отсечение!; Голову даю на
с ним, с ней, с ними, с нами] <и все отсечение!
святые>! См. Бог с тобой!1 Двигай(-те)!
<Святая> Дева Мария!; Ах(,) <ты>(,)
Господь с тобой!2; Господь [Бог,
Христос, бес, чёрт, Аллах, леший, святая Дева Мария!
шут, пёс, прах, ...] с тобой [с вами, с Деваться некуда.
ним, с ней, с ними, с нами] <и все <Вот [вот уж],> Действительно!
Действуй(-те)!
святые>! См. Бог с тобой!2
<Ну и [вот <так>, во <так>, ох <и>]>
Готов(-а, -ы, -о)!
Дела(-о)!
Готовсь! См. Товсь!; Приготовсь!
Делать <мне [ему, ей, им, нам, тебе,
Грация!
Гуд бай!; Гуд-бай!; Good bye!; Гудбайте! вам]> <больше> нечего!1; Мне [ему,
Гули(-я), гули(-я), гули(-я)!; Гули-гули- ей, им, нам, тебе, вам] делать
гули! <больше> нечего!; Больше <мне
Гуляй! [ему, ей, им, нам, тебе, вам]> делать
Гуси, гуси, га-га-га, есть хотите, да-да- нечего!; Больше <мне [ему, ей, им,
да! нам, тебе, вам]> нечего делать!
Гутен таг [так]!; Guten Tag! Делать нечего.2; Нечего делать.
Гут(-ен) морген!; Guten Morgen! Дело • <Вот [<вот> это]> Дело!1
Да • Да <уж>!1; Да-да!; Да-да-да!; Да, <Ну и [вот (во) <так>, ох <и>]> Дело!2
да!; Да-с!; <Ну> Да, конечно! См. <Ну и [вот (во) <так>, ох <и>]>
Да!2; Да уж!; М-да!; Нда!; Н-да! Дела(-о)!
Да и ну! Дело верное.
Да ну!1 Дело житейское!
Дело табак! См. <Дело> Табак!
Да ну!2
Дело труба! См. <Дело> Труба!
Да ну?!3; Та ну?! Дело хозяйское!
Да что(?)! Дел-то!; Делов-то!
Давай(-те)!1 День добрый! См. Добрый день!; Доброго
Давай(-те)!2 дня!
Давно бы так!; Так бы и давно! Держи(-те)!1
Даёшь(-ю, -ёт, -ют, -ёте, -ём, -л, -ла, Держи(-те)!2; Держи(-те) руку [пять,
-ли)!1; Ну [вот, во](,) <ты [вы, он, краба, ...]!
она, они, мы, я]> даёшь(-ю, -ёт, -ют, <Ой> Держи(-те)!3; <Ой> Держи(-те)
-ёте, -ём, -л, -ла, -ли)!; Ну(,) даёшь(- меня <четверо>!
ю, -ёт, -ют, -ёте, -ём, -л, -ла, -ли) Держи за мной!
ты [вы, он, она, они, мы, я]!; <Ну(,) Держи карман <шире>!
ты [вы, он, она, они, мы, я]> Здорово Держись(-тесь)!1
269
<Ну> Держись!2 <Ну [<ну> это <уже>, совсем, ведь](,)>
<Вот [ну]> Дерьмо <собачее(-ье)>! Другое дело!
Дёрнуло меня [тебя, вас, его, её, нас, их] <Ну [<ну> это <уже>, совсем, ведь](,)>
за язык! См. Чёрт [леший, шут, Другой [не тот] коленкор [разговор]!
лукавый, пёс, прах, ...] дёрнул меня <Ну(,) это> Дудки!
[тебя, вас, его, её, нас, их] <за Дуй <вовсю [отсюда]>!
язык>!; Чёрт [леший, шут, лукавый, <Да> Дуй тебя [вас, его, её, их] горой(-
пёс, прах, ...] попутал меня [тебя, вас, ю)!
его, её, нас, их]! Дурака(-ов) [дурачка, дуру, дурочку]
<Просто [как]> Дивно! нашёл(-а, -и)! См. Нашёл(-а, -и)
<Какая [что за, эка(-я), вот]> Дикость!; дурака(-ов) [дурачка, дуру, дурочку]!
Дичь! <Вот [ну]> Дурдом <какой-то>!
Добакланились! Душа из тебя [него, неё, вас, них] вон!
Доболтались! Дышите носом!
<Ну [ну и](,)> Добро!; <Ну(,) [ну и]> Дьявол!; Дьявольщина!; Ах(,) <ты>
Дόбре! дьявол [дьявольщина]!
Доброго здоровья [здравия, здоровьица, Едва ли!
здоровьечка]!; Доброе здоровье! Едрёна • Едрёна [ядрёна] бабушка [вошь,
Доброе здоровье! мать, мышь, палка, репа, ...]!;
Доброе утро!; С добрым утром Едрёна(-ый) [ядрёна, ядрёный]
<страна>!; Утро доброе! корень!; Едрёный [ядрёный]
Доброй дороги! лапоть!; Едрёны [ядрёны] лапти!
Доброй ночи! См. Спокойной [покойной, Едрёна-зелёна!; Едрёна-матрёна [-
доброй] ночи! Матрёна]!
Добро пожаловать! Едри(-ть) [же, ж] твою [тебя, тя,
Добрый [приятный] вечер!; Доброго вашу, его, её, ...] за ногу [за кочан, в
[приятного] вечера!; Вечер добрый! кочан, в дышло, в бабушку(-ки), <в>
Добрый [приятный] день!; Доброго корень, в качалку, ...] <плюнуть>!;
[приятного] дня!; День добрый! Едрить твою − корень!
Довольно! Едят тебя [его, её, их, вас, нас] мухи
Договорились!; Сговорились! [комары]!
Дождёшься <у меня [мне]>! Ей-богу!
Дожидайся! См. Жди! Ей-ей-ей!; Ей-же-ей!
Дожили!; Вот [вот тебе <и>, до чего] Еловая мать!
дожили! Ерунда <какая(-то)>!; Это <такая>
До завтра! ерунда!; Что за ерунда!
Дозволь(-те)! См. Позволь(-те)! <О(,)> Если бы <так>!; Кабы так!; Так-
Докатились(-лся, -лась)! то бы!
Должно <быть>.; Должно статься Если бы да кабы <во рту [в носу]
[полагать]. выросли грибы>!; Если бы да кабы
Допрыгался(-лись)! выросли во рту [в носу] грибы!
Допустим. Естественно!
Дорога [дорожка] скатертью! См. Есть!
Скатертью дорога [дорожка, Есть немного [маленько]!
дороженька]! Есть такое дело!
<Вот [какая, такая]> Досада! Ещё • Ещё!1
Досадно!; Как досадно!
До <скорого(-ой)> свидания [встречи]!; <И> Ещё.2; <И> Ещё одно [вот что].
До скорого! Ещё бы <нет>!
Достал <уже>! <Да [да ведь, и]> Ещё как!; <Да> <ведь>
Достаточно! <и> Ещё как!; <Да> <ведь> <и> Как
Дохлый [пустой] номер! ещё!
270
<Да [да ведь, и]> Ещё какой(-ая, -ие)!; <Вот> Забавно!
<Да> <ведь> <и> Ещё какой(-ая, Забодай [ешь] тебя [тя, его, её, их, вас,
-ие)!; <Да> <ведь> <и> Какой(-ая, нас] комар(-ы) [блоха(-и)]!; Комар(-
-ие) ещё! ы) [блоха(-и)] тебя [тя, его, её, их,
Ещё лучше [того чище]! вас, нас] забодай [ешь]!
Ещё [ишо] чего <не хватало [не <Просто> Загляденье!
доставало, недоставало]>! <Ишь [<ишь> куда, как]> Загнул!
Ещё чего скажешь [придумаешь(-ет, <Да> Загребись(-тесь) [удавись (-тесь),
-ем, -л, -ла, -ли)]! подавись(-тесь)] ты [вы]!
Ёкарный на глаз! <Вот [<вот> это, <вот> так]> Задача!
Ёклмн <-опрст (-упрст)>! За дело!1
Ёлки • Ёлки [ёлочки] зелёные [-зелёные, За дело!2
кудрявые, точёные]! <Да [<да> ну]> За каким [коим] чёртом
Ёлки-палки [-моталки, -мочалки, [дьяволом, хреном, фигом, ...]?!
-метёлки]!; Ёлочки-палочки [- <Просто> Закачаешься(-етесь)!
моталочки, -мочалочки, <Просто [как]> Замечательно!
-метёлочки]!; Ёлки, палки Замазали!
[моталки, мочалки, метёлки]!; Замётано!
Ёлочки, палочки [моталочки, За мной!
мочалочки, метёлочки]!; Ёлы-палы Замолчал(-и)!; Замолкни(-те)!; Замолк(-
[-моталы, -метёлы]! ла, -ли)!; Умолкни(-те)!; Умолк(-ла,
Ёлкина мать! -ли)!
Ё-моё [твое наше]! Замри(-те)!; Замер(-ла, -ли)!
Ёрш твою меть! Замучишься(-итесь) ждать!; Ждать
Ёхай да [дай]! замучишься(-итесь)!
Ёханый бабай! Занятно!
Ёшки!; Ёшеньки! Запросто!
Ёшкин свет [кот]! <Вот [что за, ну <и>]> Зараза!
Ёш-шайтан-радúм-вас-вáс! Заразу [дышло, дюжину чертей, ...] тебе
Жаль!; Жалко!; Как жаль [жалко]! [те, вам, ему, ей, им] в рот [ухо, ...]!
Жарь(-те)! См. В рот [ухо, ...] тебе [те] [вам,
Ждать замучишься(-итесь)! См. ему, ей, им] якорь [дышло, дюжину
Замучишься(-итесь) ждать! чертей, заразу, ...]!
Жди <больше [от тебя, от него, от неё, <И> Затем.
от них, от вас, от нас]>!; Жди- Заткнись(-тесь)!; Заткнулся(-лась,
пожди <от тебя [от него, от неё, -лись)!; Уткнись(-тесь)!;
от них, от вас, от нас]>!; Жди- Уткнулся(-лась, -лись)!;
дожидайся <от тебя [от него, от Приткнись(-тесь)!; Приткнулся(-
неё, от них, от вас, от нас]>!; лась, -лись)!
Дожидайся <больше [от тебя, от Зачем(?)!; <Но [А]> Зачем же(?)!
него, от неё, от них, от вас, от Зашатаешься!; Зашататься!
нас]>! Здоровеньки булы!
Желаю здравствовать!
<Вот [как, просто]> Здόрово!1;
<Это> Железно!
Здоровски!
Живи!
Живо(-ее)! <Ну> Здорόво!2; Здорово, здорово!
<Сильно [больно]> Жирно будет!; А Здорόво бываешь [были]!
жирно не будет?! Здорόво живёте(-ёшь) <можете(-
Жми(-те)! ешь)>!; Здорόво живёте(-ёшь)-
Жму руку [пять, лапу]! можете(-ешь)!; Живёте здорово!
Жуть! Здоровы будем!
За! Здравия желаю(-ем)!
271
Здравствуй • Здравствуй(-те)!1; И не подумаю(-ет, -ют)!; И не подумал(-
Здравствуй(-те), здравствуй(-те)!; а, -и) бы!
Здравствуй(-те), коли не шутишь(- И разговора(-у) быть не может [могло
те)!; Здравствуй(-те), здравствуй(- <бы>]!; И разговора(-у) нет!;
те)!; Здравствуй(-те) <тебе [вам]>!; Разговора [базара] нет!
Здрасьте [здрассте] <тебе [вам]>!; И то!; <А [ну, да]> И то <правда [верно,
Здравствуешь! дело, будто, ладно]>!
Здравствуй(-те)!2; Здравствуй(-те) <Да [ну, да]> И то сказать.
[здрасьте, здрассте] <пожалуйста <Ну(,)> И что <же>?
[пожалуйте]>!; Вот <тебе [вам]> и <Это> Идея!
здравствуй(-те) <бабушка- Идёт!
старушка>! Идёт девка за парубка!
Здравствуй, мальчик Бананáн, тук-тук- Иди ты!; Да [а] иди [пошёл, пошла(-и),
тук! поди(те), пшёл, пшла(-и)]!; <Да [а]>
Здравствуй, милая моя, я тебя Иди(-ёт, -ёте, -ут) [пошёл, пошла(-
заждался! и), поди(те), пшёл, пшла(-и)] ты [вы,
Здравствуй Настя − Новый год! он, она, они] <вон [в баню, в болото,
Здравствуйте, я ваша тётя! к чёрту, к чертям <собачьим>, к
Здрасьте до свидания(-ья)! чёртовой матери, к дьяволу, к
Земля <ему [тебе, вам, ей, им]> пухом!; <ядрёной> бабушке, к чёртовой
Пухом <ему [тебе, вам, ей, им]> бабушке, к лешему, к свиньям, на
земля! фиг, на хутор бабочек ловить,
Земной рай!; Рай земной! знаешь(-ете) куда(-ы), куда(-ы) <-
Знаем мы вас [тебя, их, ...]!; Знаю я тебя нибудь> подальше, ...]>!
[вас, их, ...]! Избави [сохрани, упаси, оборони] Бог
<А> Знаешь(-ете) <ли [<ли> что]>?! [Боже, Господи, Царица Небесная]!
Знаешь у меня [мне]! См. Боже [Господи] спаси [помилуй,
Знай наших! (со-)храни, избави, оборони, упаси]
Знаменито! <тебя [вас, её, его, их]>!
Знамо дело!; Знамо! Избавь(-те)!; Избавь(-те) <меня [нас]>
Знатно! пожалуйста!
Известное дело!; Известно!
<Ах(,)> Значит [даже] так!1 См. Ах(,)
так!; <Ах(,)> значит [даже] так!; Извини(-те)!1; Извини(-те) меня [нас]
<великодушно [ради Бога, ради
<Ах(,)> Так <значит [даже]>!
4
Христа]>!; Извини(-те) меня [нас]
Значит так!2 См. Так <значит>.(!) ; ради Бога [Христа]!; <Я [мы]>
Значит так [таким путём].(!) Извиняюсь(-емся)!; Извиняюсь(-
Значит [значица], так и запишем. емся) <я [мы]>!
Зря! Извини(-те) <меня>!2; Нет <уж> <это>
И • И!1; И-и!; И-и-и! извини(-те)!; <Ну уж> <это> Нет,
И?2 извини(-те)!; Ну это извини(-те)!;
И вам [тебе] также [тоже, то же]! Извини <и> подвинься!
<Вот> И весь сказ [разговор]! Изволите(-ишь) видеть [понимать,
<Да [вот]> И всё <тут>! представить]!
И дело с концом!; И делу конец! Изволь(-те)!1
И-их! Изволь(-те)!2; Изволь(-те) радоваться!
<Ну> И как? Изволь(-те) [изволите(-ишь)] видеть
<Даже> И не думай(-те) [мечтай(-те), [знать, понимать]!
рассчитывай(-те), заикайся(-тесь), Именно <так>!; Вот именно!
надейся(-тесь)]! Имею честь! См. Честь имею!
Интересное кино!
272
Иси! Как <же> <ты [он, она, они, вы,
<Это абсолютно> Исключено! мы]> <это [так]> можешь(-ет,
Истинно <так>!; Истинное слово -ете, -ем) [мог(-ла, -ли, -ут)]?!
<Ваше [твоё]>! Как <вам [тебе, ему, ей, им, нам]> не
Истинный Бог! стыдно [совестно](?)!
<Вот это> История! См. Вот так Как <это> ни странно!
история <с географией>! Как пить дать!
Исчезни(-те)!; Исчез(-ла, -ли)! Как раз!
Ишь • Ишь <ты>!; Ишь удумал(-а, -и) Как скажешь(-ете) [пожелаешь(-ете),
[придумал(-а, -и)]!; Ишь ведь <ты хочешь, хотите, изволишь(-ите)]!
[вы]> <удумал(-а, -и) [придумал (-а, Как сказать!1
-и)]>!; Ишь <ведь> что выдумал(-а, Как сказать?2; Как тебе [вам] сказать?
-и) [удумал(-а, -и), придумал(-а, -и)]! Как смеете!; Как вы [ты, он, она, они,
Ишь чего захотел! См. <Ишь> Чего мы] смеете(-ешь, -ет, -ют) [смел(-а,
захотел! -и), посмел](?)!
Ишь(,) чего [что] откаблучивают(-ет) Как то ни чёрт!
[выделывают(-ет), ...]! Как это?; Как <же> это так?
Ищи!; Искать! Какая • Какая [что за, эка] беда! См.
Ищи дурака! Что за [какая, эка] беда!
Ищи-свищи! Какая важность! См. Что за [какая, эка]
Йэ алла! важность!; Важность <какая>!
К • К бою! Какая жалость!
К вашим [твоим] услугам! Какая красота [красотища]>! См. <Вот
<Ближе> К делу [телу]! [какая, ну и]> Красота
К чёрту!1; <Всё> К чёрту [бесу, дьяволу, [красотища]>!; Красота(-то)
едрёной (ядрёное) фене, еловой [красотища(-то)] какая [да и
матери, лешему, шуту, чёртовой только]!
матери, чёртовой бабушке, ...]!; К Какая охота! См. Что за охота!
[ко] <всем> чертям [чертям Какая печаль! См. Что за [какая, эка]
собачьим, псам, ...]! печаль!; Печаль какая!
К чёрту!2; Пошёл [иди] к чёрту! Какая [что за, вот, ну] прелесть! См.
Кайф!; Кейф! Прелесть!; Прелесть какая!
Как • <Ну> Как?1; <Ну [да]> Как <же> Какая [что за] прóпасть!; Ах ты [тьфу,
<это> так?; <Ну [да]> Как <же> тьфу ты, фу <ты>](,) <какая>
это <так>? прóпасть!; Прóпасть!
Как?!2; Как <же> <это> так?!; Как <Да [ну]> Какая разница!
<же> это <так>?! Какая [что за] чушь! См. Что за [какая]
Как Бог свят! чушь!
Как бы не так! Какие пустяки! См. Пустяки <какие>!;
Как [каково] вам [тебе] <это>?!; Как <Да> Это <же [<же> такие]>
<вам [тебе]> <это> нравится?! пустяки!
Как Вам [тебе] <будет> угодно! Какие <могут быть> сомнения(-ья)!
<Да [ну <да>]> Как же?! Какими судьбами?!; Каким(-и) ветром(-
Как же не так! ами)?!
<Это> Как же так(?)! Каков!; <Но [ну]> Каков(-а, -о, -ы) <же>!
Как знаешь(-ет, -ете, -ют) [хочешь(-ет), См. Какой!; У [вот, ах, ишь, ну] <ты
хотите(-ят)]! [вы]> какой(-ая, -ие)!
<Да> <ведь> Как знать! <С> Какого чёрта [рожна, лешего, беса,
Как изволите! хрена, дьявола, шута, ...](?)!;
Как можно?!; <Да [ну]> Как <же> <это Какого(?)!
[так]> можно <было>?!; <Да [ну]>
273
Какое!; <Ну [да],> Какое(-ая, -ой, -ие) низко [сердечно, душевно,
там [тут] <ещё>! почтительно]!
<Ну [да]> Какое мне [тебе, ему, ей, нам, <Просто> Класс!; <Просто> Классно!
вам, кому] дело?!; <Ну [да]> Что за Кланяюсь(-емся)!; <Низко [сердечно,
дело мне [тебе, ему, ей, нам, вам, душевно, почтительно]> Кланяюсь(-
кому]?!; <Ну [да]> Что мне [тебе, емся) Вам [тебе, ему, им]!;
ему, ей, нам, вам] за дело?!; <Ну Кланяюсь(-емся) Вам [тебе, ему, им]
[да]> Мне [тебе, ему, ей, нам, вам, низко [сердечно, душевно,
кому] какое [что за] дело?! почтительно]!
Какой • Какой!; У [вот, ах, ишь, ну, <Это [вот]>! Клёво!
экой] <ты [вы]> какой(-ая, -ие)!; <Но Клянусь <богом [<своей> честью, ...]>!
[ну]> Каков(-а, -о, -ы) <же>!; Вот Когда же нет!
[ах, ишь, ну, у] этакий! Кого я [мы] вижу [видим]!; Вас [тебя] ли
Какой [что за] вопрос [разговор, базар] я вижу!
<может быть>!; Какие вопросы Колено тебе [вам, ему, ей, им, всем] в
[дела, разговоры, базары] <могут дышло [...]!
быть>!; Какие могут быть вопросы Комар [тётка] его [её, тебя, вас, нас, их]
[дела, разговоры, базары]!; Какой за ногу [...]!
может быть вопрос [разговор, Комедия <да и только [какая-то]>!
базар]!; Что может быть за вопрос <Что за> Комиссия!
[разговор, базар]! Ко мне!
Какой картёж! Кому говорю(-ят) [сказал(-а)](?)!; Кому
Какой кошмар! См. <Какой> Кошмар! <было> сказано(?)! См. Я кому [что]
Какой [куда] к чёрту! См. Куда [какой] к говорю [сказал(-а)](?)!
чёрту! Конец!1
Какой позор! См. Позор <какой>! Конец!2; <Ну,> Конец какой-то!
Какой срам! См. Срам <какой>! <Ну [да],> Конечно!
Какой стыд <и позор [и срам]>! См. Кончай(-те)!
Стыд <и позор [и срам, какой]>! Кончай базар!
Какой [кой] чёрт [бес, дьявол, пёс, шут, (О-)Кончен бал!
хрен, ...]! Кончено!
Канай <отсюда>! Конь в пальто!
Канальство! Короче!
<Гитлер> Капут! Короче говоря!
Караул! <Какой [это, что за]> Кошмар!
Катись!; <Да> Катись(-тесь) ты [вы] <Вот [какая, ну и]> Красота
<отсюда [вон, к чёрту, к чёртовой [красотища]>!; Красота(-то)
матери, к дьяволу, к <ядрёной> [красотища(-то)] какая [да и
бабушке, к лешему, на фиг, на хутор только]!
бабочек ловить, знаешь(-ете) куда(- Кровь Христова!
ы), куда(-ы) <-нибудь> подальше, <И> Кроме [мало] того.
<отсюда> колбаской [колбасой] <по Кроме шуток!
Малой Спасской>...]>! Кругом!
Каюк! Круто!
Кино! Крышка!
Кис-кис!; Кис, кис! Кстати.
Кислое дело! Кто • Кто бы мог подумать!
Кланяюсь(-емся)!; <Низко [сердечно, Кто <его [её, их, вас, нас]> знает?!
душевно, почтительно]> Кланяюсь(- Кто там?
емся) Вам [тебе, ему, им]!; Кубыть тебя раскубыть!
Кланяюсь(-емся) Вам [тебе, ему, им]

274
Куда • Куда <это> годится?! См. Это лопнуть [треснуть] на <этом
никуда не годится! самом> месте!; Чтоб(-ы) я [ты, вы,
Куда деться [деваться, денешься, мы, он, она, они] лопнул(-и, -а)
подеваться, подеваешься]! [треснул(-и, -а)] на <этом самом>
Куда как [больно, очень] нужно [надо]! месте!
См. Надо [нужно] мне [тебе, вам, Лопнуть [треснуть] <мне [нам]> на
ему, ей, им] <очень [больно]>! <этом самом> месте!2; Лопни
Куда [какой] к чёрту! [тресни] я [мы]! См. Чтоб мне
<Это> <Ещё> Куда ни шло!; Да <уж> лопнуть!2; Чтоб(-ы) мне [нам]
куда ни шло! лопнуть [треснуть] на <этом
Куда там!1; Куда(-ы) <уж> там [тут, самом> месте!; Чтоб(-ы) я [мы]
здесь, нам, ему, ей, им, тебе, <ни> на лопнул(-и) [треснул(-и)] на <этом
фиг]!; Куда(-ы) <уж>!; Куда(-ы) самом> месте!
<тебе> [вам, мне, ему, ей, им, нам] с Лучше всех!
добром! Лучше не спрашивай(-ть)!
Куда там!2; Куда(-ы) там <ни> на фиг!; Любо!
Куда(-ы) ни на фиг!; Куда(-ы) <уж>!; <Это> Любопытно!
Куда(-ы) с добром! Люди добрые!
Куда ты [вы, он, она, они, мы] Люкс!
смотришь(-ите, -ит, -ят, -им)?! Майна!
<Э [эх, эк, эка, ишь]> Куда хватил Мало каши ел(-а, -и) [съел(-а, -и)]!
[махнул]! Мало ли [бы] <что [чего]>!
<Вот [вот же, ну]> Кусок! Мама [мать, мамочка] дорогая!
Куш! Мама мия!
Кушай(-те) на здоровье! <Ой> Мамочки!; <Ой> Мамочка(-и)
Кхм! [мать] <ты> моя(-и)!
Кыш(-ь)!; Киш(-ь)!; Кыш-кыш!; Кыш, <Шагом [бегом, рысью, ...]> Марш!
кыш! Марш-марш!
Кю! Матерь божья(-ия)!
Ладно!1 Матушки <мои>!
Ладно!2; Ладушки!; Лады!; Ну <Ну и Мать • Мать пресвятая богородица!
[да]> <уж> ладно!; Ладненько! Мать [мама] роднáя [рóдная]!; Ах(,)
Ладно Вам [тебе]! <ты> Мать [мама] роднáя [рóдная]!
Лафа! Мать твоя курица [ведьма, – две ноги]!
Лево на борт! Мать царица!
Легко! Мать честная!
Легко сказать! Махмуд, зажигай!
Легче [легше, полегче] <на поворотах>! М-да!
Лежать! Между прочим.
Лечу! Мерси!; Merci!; Мерси [марси] Вам
Лечу [бегу, спешу] и [аж] падаю [Вас]!; Большое [много раз] мерси
[спотыкаюсь]!; Лечу [бегу, спешу]! [марси]!; Мерси боку!; Гран мерси!;
См. Бегу и падаю! Гран-мерси!; Merci beaucoup!; Grand
<Вот это> Лихо! merci!; Премерси!
Ловко! Место!; На место!
Ложись! Мечтай!; Размечтался!
Лопнуть [треснуть] <мне [ему, ей, вам, Мечтать не вредно!
<Очень> Мило!
им, нам]> на <этом самом> месте!1;
Милое дело!
Лопни [тресни] я [ты, вы, мы, он,
Милости просим [прошу]!; Просим
она, они]! См. Чтоб мне лопнуть!1; [прошу] милости!
Чтоб(-ы) мне [ему, ей, вам, им, нам]
275
Мина(-у) <тебе [вам, ему, ей, нам, им]> в Можно подумать!
колено(-ку)! Мой любимый цвет [размер]!
Минуту!1; Одну [единую] минуту <О [ах],> Мой создатель!
[минутку, минуточку]!; Одна Молись(-тесь)!
минута [минутка]!; Прошу Молчание!
[попрошу] минуту [минутку, ми- Молчать!
нуточку]! Молчок!
Минуту!2; Одну [единую] минуту <Один [айн]> Момент!; Уно моменто!
[минутку, минуточку] внимания!; Морда треснет! См. А морда не
Одна минута [минутка]!; Прошу треснет?!; Морда не треснет?!
[попрошу] <минуту [минутку, ми- Мотай(-те)!
нуточку]> внимания!; Минуту Мочи(-те)!
[минута, минутку, минуточку] <Какая [что за, вот, ну <и>]> Мура
внимания! <какая-то>!
Мир Вам [тебе]! Муть!
Мир Вашему [твоему, этому, сему] Мчусь!
дому!; Мир дому Вашему [твоему, Мыслимое [мыслимо] <ли> дело?!;
этому, сему]! Мыслимо ли?!
Мир праху <твоему [его, её, их]>!; Мир <Это> Мысль!
ему [ей, им]!; Мир да покой <и На • На!1; <И> На [нате, нако, на-ко,
вечное поминанье>! накась, на-кась, накось, на-кось,
Мм-м!1; Мм! накася, на-кася, накося, на-кося,
натко] вот [тебе, вам]!; <Да и> На(-
Мм-м!2; Мм!
ка) поди!; <Да и> На-ко-поди!; На
Мне [ему, ей, им, нам, тебе, вам] делать
[нате, нако, на-ко, накась, на-кась,
больше нечего! См. Делать мне [ему,
накось, на-кось, накася, на-кася,
ей, им, нам, тебе, вам] больше нечего!
накося, на-кося, натко]!
<Нет,> Мне <это> нравится!
Мне плевать [наплевать]! См. Плевать На!2; <И> На [нате, нако, на-ко, накась,
[наплевать] <я хотел>!; Плевать на-кась, накось, на-кось, накася, на-
[наплевать] <мне>!; Мне плевать кася, накося, на-кося, натко] вот
[наплевать]! [тебе, вам]!; <Да и> На(-ка) поди!;
Много хочешь <− мало получишь>! <Да и> На-ко-поди!; На [нате, нако,
Моё Вам [тебе]! См. Наше [моё] Вам на-ко, накась, на-кась, накось, на-
[тебе] <с кисточкой [сорок одно с кось, накася, на-кася, накося, на-
кисточкой, (наи-)глубочайшее, кося, натко]!
(наи-)нижайшее, всенижайшее]>!; На все сто!
Сорок одно [два] с кисточкой!; Наше На всё воля Божья [Господня]!
вам, ваше нам! На-выкуси! См. Выкуси!
Моё [наше] почтение <вам>!; <Ну и> На <доброе [крепкое]> здоровье
Почтение!; Почтеньице!; С нашим [здоровьице, здоровьечко]!; Во
почтением! здравие!
Может быть.; Могет быть. На кой <чёрт [дьявол, леший]>?!
Может хватит <уже>?! На конь!
Можешь(-ете) быть уверен(-а, -ы)! См. На нет и суда нет!
Будь(-те) уверен(-а, -ы) [спокоен(-а, На плечо!
-ы), спок]! <Ну [<ну> и]> На [в] самом(-то) деле!
<Ты [вы]> Можешь(-ете) <себе> См. <Ну [<ну> и]> В [на] самом(-то)
представить [вообразить](?)! деле!1
Можно!1 На угощенье!
Можно?2
Можно и так!
276
На′ фиг [гад, черта, хрен, ...] <надо>?!1; хотят(-им)]>!; Начхать [чихать,
На фигá [чертá, гадá(-ы), хренá, ...] чихал(-а, -и)] я [он, ты, вы, мы, они]
<надо>?! вам [ему, ей, им] на голову!; Начхать
На′ фиг [хрен, гад, ...]!2 [чихать] мне [ему, ей, им, нам]!;
На фигá попу гармонь?! Мне [ему, ей, им, нам] начхать
<Ну> На что ты [вы, он, она, оно, они, я, [чихать]!
мы] похож(-а, -е, -и)?! Наше [моё] Вам [тебе] <с кисточкой
<Ну> На что это похоже?!; А это на [сорок одно с кисточкой,
что похоже?! (наи-)глубочайшее, (наи-)нижайшее,
Навались! всенижайшее]>!; Сорок одно [два] с
Наверно(-е)! кисточкой!; Наше вам, ваше нам!
Надейся! Наше почтение <вам>! См. Моё [наше]
Надо • Надо быть. почтение <вам>!; Почтение!;
Надо думать [полагать]. Почтеньице!; С нашим почтением!
<Ведь [ну, вот, ну вот, это, ну вот это]> Нашёл(-а, -и) дурака(-ов) [дурачка, дуру,
Надо же [ж]!; <Ну [<ну> вот]> Это дурочку]!; Дурака(-ов) [дурачка, дуру,
же [ж] надо! дурочку] нашёл(-а, -и)!
Надо [нужно] мне [тебе, вам, ему, ей, Нашёлся(-лась, -лись) [выискался(-лась,
им, нам] <очень [больно]>!; Надо -лись)] здесь [тут, там]!
[нужно] <мне [тебе, вам, ему, ей, им, Не • Не беда!
нам]> очень [больно]!; Очень Не без того [этого].
[больно, куда как] <мне [тебе, вам, <И> Не беспокойтесь(-ся)
ему, ей, им, нам]> нужно [надо]! [тревожьтесь(-ся), волнуйтесь(-
Назад! ся)]!; Не изволь(-те) беспокоиться
Накажи Господь [Бог]! [тревожиться, волноваться]!
<Вот [это, просто, сущее, прямо, <Давай> Не будем!
чистое]> Наказание!; Наказание <Вот> Не было печали!
<какое-то [одно, просто, сущее, Не валяй(-те) [ломай(-те), корчи(-те)]
прямо, чистое]>!; Наказание дурака [дурочку]!; Брось(-те)
господнее [божеское, мне <с тобой [прекрати(-те), кончай(-те)] дурака
[с ним, с вами, с ними]>]! [дурочку] валять [ломать, корчить]!
Не ваше [твоё] <собачье> дело!
Наконец<-то, -таки>!1
Не велика [невелика] беда!; Беда не
<И> Наконец.2 велика [невелика]!
Налево!; Нале-во!; На-ле-во! Не велика важность!
Наоборот! Не велика печаль!
Наплевать [плевать] <я хотел>!; Не велико дело!
Наплевать [плевать] <мне>!; Мне Не вздумай(-те)!
наплевать [плевать]! См. Плевать Не возражаю!
[наплевать] <я хотел>!; Плевать Не в службу, а в дружбу!
[наплевать] <мне>!; Мне плевать Не выдумывай(-те) [придумывай(-те)]
[наплевать]! <тоже>!
Направо! <Ничего> Не выйдет!
Напрасно! <И [Просто]> Не говори(-те)!
Напротив! Не гоже!
Нарочно не придумаешь! Не гони(-ите) <пургу>! См. <Ты [вы]>
Натурально! Гонишь(-ите)!; <Да [<да> ну]> Ты
Натюрлих <Маргарита Павловна>! [вы] гонишь(-ите)!
<Ну(,)> Началось! Не дай [приведи] Господь(-и) [Бог, Боже]
Начинаем!; Начали!; Начал! <греха>! См. Не приведи [дай]
Начхать [чихать] <я [он, ты, вы, мы, Госпóдь [Гóсподи, Бог, Боже, Царица
они] хотел(-а, -и) [хочу, хочет, Небесная] <греха>!
277
Не дело! Не стоит !1
Не думаю(-ем)! Не стоит!2; Не стоит благодарности
Не дури(-те)! [беспокойства, извинений]!
Не жалуюсь! Не стоит извинений!
Нé за что! Не страшно!
Не изволь(-те) беспокоиться! См. <И> <Вам [тебе, ему, ей, им, нам]> Не
Не беспокойся(-тесь)! стыдно [совестно] <ли [ль]>?!
Не иначе <как>. Не так ли?!
Нé к чему! Не так чтобы [чтоб].
<Ой [ну]> Не могу! Не то!
<Этого [да, да этого]> Не может Не то слово!
[могло] быть!1; <Да> Не может Не трудитесь!
[могло] этого быть!; <Этого [да, да Не тут-то было!
этого]> Быть не может [могло]!; Не хватало ещё! См. <Вот [<вот>
<Да> Быть не может [могло] только]> Этого ещё не хватало
этого!; <Да> Быть этого не может [недоставало]!
[могло]! Не хляет!
2
Не может <этого [того]> быть! Не хочешь и не надо!
Не может быть <и> речи! См. <И> Не царское это дело!
Речи быть не может [не было бы, не Не шали(-те)!
будет]! Не шуми(-те)!
Не надо!1; Не нужно! <Я> Не я буду!; Будь я не я!
<О> Небо!
Не надо!2; Не надо песен!
Нé на чем! <Это> Неважно!1
Не обессудь(-те) [взыщи(-те)]! Неважно!2; Неважнецки!
Не перевариваю! <Это> Невероятно!
Не (по-)пляшет! Невидаль какая [эка(-я)]! См. Вот [какая,
<Так> Не пойдёт [пройдёт]! эка(-я), что за] невидаль
<А> Не поплохеет! См. А плохо не [невидальщина]!
станет!; Плохо не станет?! <Это [сие]> Невыносимо!; <Это [сие]>
<А [да]> Не пошёл(-а, -и) бы ты [вы, он, Просто невыносимо!
она, они, мы] <на фиг [к чёрту, ...]>?! Нельзя!
Не правда <ли>?; Правда? Немудренó!
Не приведи [дай] Госпóдь [Гóсподи, Бог, <Это> <же> Немыслимо!
Боже, Царица Небесная] <греха>! Необыкновенно!
Не против! Неплохо!
<Да> Не рассказывай <сказок(-и)>! Непостижимо [нерастяжимо]! См. Уму
<Вы [ты]> Не (под-)скажете(-ешь) непостижимо [нерастяжимо]!
<ли>? См. Скажи(-те)!1; Скажи(- Неправда!
те), пожалуйста [на милость]! Непременно!; Всенепременно!
<Ну уж [да <уж>]> Не скажи(-ите) Неслáбо!; Неслабó!
<этого [ты этого]>! Неслыханно!
<Ну уж [да <уж>]> Не сказал(-а) бы Несомненно!
<этого [так]>!; Я бы не сказал! Несусь!
Не сметь(-й, -йте)! Нет • <Да [вовсе]> Нет <же [уж]>!1
2
Не советую(-ем) [советовал(-а, -и) бы]! Нет!
Не согласен(-ы)! 3
<И> Не сомневайся(-тесь)!; <Это> Нет!
Будьте без сомнения! Нет проблем [вопросов]!
<И> Не сомневаюсь(-емся)! Нет слов! См. <Ну, просто> Слов(-а)
<Да> Не сочиняй! нет!
278
Нет спору! См. Спору нет! Но!1 Но-но! Но-но-но!
Неудивительно! Но!2; Но-но!; Но-но-но!
Неужели?!; Неужто?! <Вот ещё> Новое дело!
Нехай себе Аполлон! Новости(-ь)! См. <Ну(,)> Вот <ещё>
Нехорошо! новости(-ь)!; Что <ещё> за
Нечего • Нечего <там> <и> греха новости(-ь)(?)!
таить! См. Чего [что] <там> <и> Норма!; В норме!
греха таить! <Всё> Нормально [нормальненько,
Нечего делать. См. Делать нечего. нормалёк]!
Нечего сказать! Ночевали здорóво!
Ни • Ни-ни!; Ни-ни-ни!
Ну • Ну!1; Ну(,) ну!; Ну-ну!; Ню-ню!
Ни боже мой! 2
Ни в жизнь [жисть]! Ну!
Ни в какую! Ну <же>!3; Ну-ну!; <Да>Ну же!; <А>
Ни в коем случае! Ну-ка!; Нуте-с!; Нуте-ка!; Ну-тка!
Ни за какие блага [сокровища, Ну <вот>!4; Ну-с!; Н-нусс!
коврижки] <в мире [на свете]>! Ну, батенька(,) <вы [ты] мой>!
Ни за что <на свете [в мире]>! Ну, брат(,) <ты мой>!
Ни к чему <всё это>! Ну вообще!; Ну ты [вы, он, она, они, мы]
Ни под каким видом [предлогом]! вообще [ваще]! См. Вообще!
Ни при каких обстоятельствах!
Ни пуха <ни пера>! Ну(,) вот!1
Ни с какого бока(-у)!; С какого бока(-у)?! Ну(,)<и> вот!2; И вот!
Ни с места! Ну да!1; Ну да <уж>!; Ну <уж> да!
Ни фигá [чертá, лешего, шишá, хренá, Ну да!2
шутá, ...]!1 Ну даёшь!; Ну [вот, во](,) <ты [вы, он,
Ни фигá [чертá, шишá, хренá, ...] <себе>! она, они, мы, я]> даёшь(-ю, -ёт, -ют,
2
-ёте, -ём, -л, -ла, -ли)! См. Даёшь!
Никак невозможно! Ну(,) знаешь(-ете) <ли>!
Никак нет! Ну, понимаешь(-ете) <ли>! См. <Вот
Никаких! [ну](,)> Понимаешь(-ете) <ли>!
Никогда! Ну не + ... ?!; Ну не ёлки-палки [едрёна
Нимало! бабушка, ё-моё, тётка его за ногу,
<Да> Нисколько! чёрт побери, ...]?!
Ничего • <Это> Ничего!1 Ну не чёрт [леший, шут, лукавый, пёс,
Ничего!2; Очень даже ничего! прах, хрен, нелёгкая, ...] ли меня
Ничего больше не хочешь?! См. А больше [тебя, вас, его, её, нас, их] <за язык>
ничего не хочешь?! дёрнул(-а)?!; Ну не чёрт [леший,
Ничего не выйдет! См. <Ничего> Не шут, лукавый, пёс, прах, хрен,
выйдет! нелёгкая, ...] ли меня [тебя, вас, его,
Ничего не попишешь [не поделаешь, не её, нас, их] попутал(-а)?! См. Чёрт
сделаешь]! [леший, шут, лукавый, пёс, прах, хрен,
Ничего не скажешь! нелёгкая, ...] дёрнул(-а) меня [тебя,
<Да> Ничего особенного. вас, его, её, нас, их] <за язык>!; Чёрт
Ничего подобного! [леший, шут, лукавый, пёс, прах, хрен,
нелёгкая, ...] попутал(-а) меня [тебя,
Ничего себе.1 вас, его, её, нас, их]!
Ничего себе!2 Ну′ прямо!
Ничего страшного! Ну скажу [доложу] я вам [тебе]!
<Вот [какой]> Ничтяк!; Ништяк! Ну так!; Ну-тк!
Ничуть <не бывало>!
Нишкни!
279
Ну тебя!; <Да [а]> Ну тебя [<всех> вас, Ой • Ой!1; О-о-й!; Ой-ой!; Ой-ой-ой!;
его, её, их] <к чёрту [к аллаху, к Ой-ей!; О-ё-ёй!
дьяволу, к бесу, к лешему, к ляду, к Ой?2; О-о-й?; Ой-ой?; Ой-ой-ой?; О-ё-ёй?
бабушке, к богу, на фиг, в Ой-ой-ой-ой-ой-ой-ой!
болото, ...]>! Ой ли?!; Ой-ли-ли?!
Ну тогда! См. Я не знаю! Ой-ля-ля!; О-ля-ля!
Ну(,) только! Оказия! См. Вот [вот так, что за, какая]
Ну ты посмотри на него! См. <Ну(,)> оказия!
<ты [вы]> Смотри(-ите) Окажи(-те) <мне [нам]> услугу!
[посмотри(-те), гляди(-те), глянь(- <Всё> О’кей!; <Всё> О’кэй!; <Всё>
те), погляди(-те)] <пожалуйста [на О’kау!; <Всё> Хоккей!
него, неё, них]> <что творится [что Окстись(-тесь)!
они делают]>! Ол райт!; Гуд ол райт!; Аll right!
Ну уж! Оно и видно!
Ну [да] что там! Оно-то так. См. Так-то <оно> так.
Ну(,) это положим!; Ну, положим!; Это Оп!1; Опа!; Опля!; Опана!; Опаньки!;
положим! Гоп!; Гопа!; Гопаньки!
Ну [да, <ну> тогда] я не знаю!; Ну
Оп!2; Опа!; Опля!; Опана!; Опаньки!;
тогда! См. Я не знаю!
Гоп!; Гопа!; Гопаньки!
Ну и • Ну и [вот, во, вот так, ох] дела(- Опомнись(-тесь)!
о)! См. Дела(-о)! Опять двадцать пять!
Ну и как? Опять за рыбу деньги!
Ну и нехай! См. Пусть! Опять пионеры!
Ну и ну!; Ну и! Оревуар!; О ревуар!; Au revoir!
Ну и пусть [пускай, пущай, нехай] <Вот это> Оригинально!
<так>! См. Пусть! Осанна!
Ну и [так <и>] что <же [ж]>?1; Ну и? Оставайтесь(-ся) с Богом [со Христом,
Ну и [так <и>] что <же [ж]>(?)!2 миром, добром, живы-здоровы]!
Нуте(-ка)! Оставь(-те)!
Нуте нате!; Нуте-нате! Осторожно(-ее)!
О • О! Остынь(-те)!
<Ну> О чём говорить! Отвали(-те)!; Отваливай(-те)!
О чём <может быть> разговор [речь, Отвяжись(-тесь)!
базар]! Отец [царь] небесный! См. Царь [отец]
Обалдеть <можно>! небесный!
Облезешь(-ете, -ет, -ут)! От козла уши!
Обломайся(-тесь)! Откуда!
Обнимаю!; <Крепко [сердечно, нежно, <Да и [ну и]> Отлично!
дружески, от всей души, ...]> Отнюдь!
Обнимаю тебя [Вас]!; Обнимаю <Просто> Отпад!; Отпад просто!
<тебя [Вас]> крепко [сердечно, <На> Отрыв!
нежно, дружески, от всей души, ...]! Отставить!
Обожаю! Отстань(-те)!
Обойдешься! Отцы <мои> родные [рóдные, святые]!
Обязательно! Отцы святители! См. <Отцы>
Ого!1; Ого-го!; О-го-го! Святители!
Ого!2; Ого-го!; О-го-го! Отчаливай(-те)!
Огонь! Отчего же(?)!
Один чёрт! <А> Отчего <бы> <и> нет!
Однако [одначе] <же [ж]>! Ох • Ох!
О-ё!; О, ё!
280
Охо-хо!; Ох-охо!; О-хо-хо!; Ох-хо-хо!; Погоди(-те)!1
Ох-хо-хошеньки! <Ну> <уж> Погоди(-те) <же>!2; Ну,
Ох ты! заяц, погоди!; Ну, чумадан, погоди!
Ох уж мне эти сказочки!.. Ох уж мне <Да> Подавись(-тесь) [удавись(-тесь),
эти сказочники! загребись(-тесь)] ты [вы]! См. <Да>
Охота <мне [тебе, вам, ему, ей, им]> Загребись(-тесь) [удавись(-тесь),
была(-о)!; Охота мне [тебе, вам, подавись(-тесь)] ты [вы]!
ему, ей, им]! См. Была охота! <И> Поделом <тебе [ему, ей, вам, ...]>!
Охотно! Подú(-те)!; Падú!
Охтú [óхти, ахтú, áхти] <мне>! Поди ты!; <Вот> Поди(-те) <ж> <ты
<Просто [прямо]> Очаровательно!; [вы]>!; <Вот> Поди-кась(-кось, -тка,
Очаровательно просто [прямо]! -тко, -тка-с, -тко-с, ...) <ты [вы]>!;
Очень мило! См. Мило! На [на-ка, ...] поди!; Да и на-поди!
Очень нужно!; Очень [больно, куда как] Подожди(-те)!
<мне [тебе, вам, ему, ей, им]> нужно Подтянись!
[надо]! См. Надо [нужно] <мне Подумаешь!
[тебе, вам, ему, ей, им]> очень Подумать только!; <Нет> <Ты [вы]>
[больно]!; Надо [нужно] мне [тебе, Подумай(-те) <только>!; <Нет> Ты
вам, ему, ей, им] <очень [больно]>! [вы] только подумай(-те)!; <Ведь>
Очень приятно! <это> <же> Подумать <только>!
Очень рад(-а, -ы)! Подходит!
Падú!; Подú!; Падú берегись! Подъём!
Падлой [...] буду! Поехали!
Пальчики оближешь(-ете)! <Ну(,)> Поехало(-ла, -ли, -л)!
Пардон<-мерси>!; Миль пардон!;
Пардон-пардон!; Pardon!; Пожалуй(-те)!1
Пардоньте! Пожалуй!2
Пас!1 <Всегда> Пожалуйста.1
2
Пас!2 Пожалуйста!
Перекрестись(-тесь)!; Покрестись(- 3
<Ну(,)> Пожалуйста <вам>!
тесь)!
Пожалуйте бриться!
Перестань(-те)!
Позвольте!; Дозволь(-те)!
Перетопчишься!
Поздравляю(-ем) <Вас [тебя, его, её, их,
Пиль!
нас]>!; Душевно [сердечно,
Пиши пропало!
горячо, ...] поздравляю(-ем) <Вас
Плачу и рыдаю!
[тебя, его, её, их, нас]>!
Плевать [наплевать] <я хотел>!;
Позор <какой>!; Какой позор!; Позор
Плевать [наплевать] <мне>!; Мне
джунглям!
плевать [наплевать]!
Пока!; Пока-пока!; Покедова!
Пли!
Поклон <Вам [тебе, ему, им]>!; Мой
Плохо дело!
[наш, низкий, нижайший,
Плохо станет! См. А плохо не станет?!;
сердечный, земной, большой,
Плохо не станет?!; <А> Не
душевный, глубокий, почтительный,
поплохеет?!
усердный общий] поклон <Вам [тебе,
Плюнь(те)!; Плюй(-те)!; Наплюй(-те)!;
ему, им]>!
Наплюнь(-те)!
По коням!
Побойся(-тесь) Бога!
<Ваш(-а) [твой(-я)]> Покорный(-ая)
Поверите(-ишь) <ли>! См. Верите(-ишь)
[покорнейший(-ая)] слуга! См.
<ли>!
<Ваш(-а) [твой(-я)]> Слуга
Погляди(-те) <-ка>!; Посмотри(-те) <-
покорный(-ая) [покорнейший(-ая)]!;
ка>!; Поглянь-ка(-ко, -кось)!; Гляди(-
Ваш(-а) слуга!
те) <-ка>!; Глянь(-те) <-ка>!
281
Полегче <на поворотах>! См. Легче <на согласись(-тесь)] <-ка> сам(-а, -и)!;
поворотах>! Сам(-а, -и) посуди(-те) [рассуди(-те),
Полно(-те)!; <Ну [и]> Полно(-те) Вам поразмысли(-те), подумай(-те),
[вы, тебе, ты]! представь(-те), согласись(-тесь)] <-
Полный вперёд! ка>!; Ты [вы] вот что посуди(-те)
Положим. [рассуди(-те), подумай(-те),
Полундра! представь(-те), согласись(-тесь)] <-
Получай(-те)!; Получи(-те)! ка>!; Сам(-а, -и) изволь(-те)
<Весьма [очень]> Польщён(-ена, -ены)! посудить [рассудить,
Помаленьку! поразмыслить, подумать,
Помалкивай(-те)! представить, согласиться]!;
По местам! Изволь(-те) посудить сам(-а, -и)
Помилосердствуй(-те)!; Помилосердуй(- [рассудить, поразмыслить,
те)!; Милосердствуй(-те)! подумать, представить,
<Да [<да> ну]> Помилуй(-те)!; согласиться]!
Помилуй(-те)-скажи(-те)! Потеха! См. Вот так потеха!; <Вот>
Помогай [помоги] <Вам [тебе]> Бог Потеха!
[Боже, Господь. Царица Потихоньку!
Небесная, ...]! См. Бог в помощь! Потише! См. Тихо!; Тише!
Помогите! <И> Потом.
Понемногу(-жку)! Потрясающе!; Потрясно!
Понеслись! Похвально!
<Вот [ну](,)> Понимаешь(-ете) <ли>!1; Поцелуй меня [его, её, их, нас, кобылу, ...]
Ты [вы] понимаешь(-ете)! в зад!
<Вот [ну](,)> Понимаешь(-ете) <ли>!2 Почему(?)!; <Но [А]> Почему же(?)!
Почёт и уважение!
<Вас> Понял!
Почтение! См. Моё [наше] почтение!
Понятно!1; Пóнято! Почту [сочту] за честь!; За честь
<Ну> Понятно!2 почту [сочту]!
Понятное дело!; Понятная вещь! Пошёл!1; <Да [а]> Пошёл(-а, -и) [пшёл,
Попробуй(-те) [посмей(-те)] только!; пшла(-и), иди] <ты [вы, он, она,
Только попробуй(-те) [посмей(-те)]!; они]> <вон [в баню, в болото, к
Пусть <только> попробует(-ют)!; чёрту, к чертям <собачьим>, к
Только пусть попробует(-ют)! чёртовой матери, к дьяволу, к
Только попробует(-ют) пусть! <ядрёной> бабушке, к чёртовой
Попутного ветра! бабушке, к лешему, к свиньям, на
Пора! фиг, на хутор бабочек ловить,
Порази [разрази] тебя [вас, его, её, нас] знаешь(-ете) куда(-ы), куда(-ы) <-
гром(-ом) [бог, господи, силы нибудь> подальше, ...]>! См. Иди ты!
небесные]! См. Разрази [порази] тебя
Пошёл!2; Пошла(-и)!; Пшёл!; Пшла(-и)!
[вас, его, её, нас] гром(-ом) [бог,
Пощади(-те)!
господи, силы небесные]!
По рукам! <Ваша [твоя]> Правда!1; Правда ваша
<Полный [вот и]> Порядок!; [твоя]!; И правда!
Порядочек!; <Всё> В порядке! <Это> Правда?2
<И> Последнее! <Совершенно> Правильно!
Послушай(-те) <-ка>!; Слушай(-те) <- <Ну> Право <же [слово]>!; <Ну> Право
ка>!; Слухай(-те)!; Слушай(-те) же слово!
сюда! Правое плечо вперёд!
Постой(-те) <-ка>! <Как [Это]> Превосходно!
Посуди(-те) [рассуди(-те), поразмысли(- <Ты [вы]> Представляешь(-ете)
те), подумай(-те), представь(-те), [воображаешь(-ете)] <себе>(?)!
282
<Ты [вы]> Представь(-те) [вообрази(-те)] <Очень [весьма]> Приятно
себе!; <Ты [вы]> <только> познакомиться! См. Очень приятно!
Представь(-те) [вообрази(-те)] Приятно слышать!
<себе>! Проблема!
<Как> [<ну> вот <и>]> Прекрасно! Проваливай(-те) <отсюда [вон, к чёрту,
Прекрати(-те)! к чёртовой бабушке, на фиг, ...]>!
<Как> Прелестно! <Чтоб> Провалиться мне <на <этом>
Прелесть!; Какая [что за, вот, ну] <самом> месте>!; Провались я!
прелесть!; Прелесть какая! Продли бог на сорок сороков!
Премного [много, чувствительно, <О [вот]> Проклятье(-ие)!
чувствительнейше] благодарен(-а, Пронеси господи!; Хоть бы пронесло!
-ы) <вам>! См. Благодарен(-ы, -а)! Пропадай моя голова [телега]!
Пресвятая богородица [троица]! Пропади ты пропадом!; <Да [а]>
Прибить [убить] тебя [вас, его, её, их, Пропади(-те) [пропадай(-те),
нас] мало! провались(-тесь)] ты [вы, он, она,
Привет <всем [тебе, вам]>!; Всем [мой] они, все, всё] <пропадом [совсем, к
привет!; <Ну> Привет(-ик) <c чёрту, к дьяволу, ...]>!
поклоном>!; Пламенный Прóпасть! См. Какая [что за] прóпасть!
[дружеский, товарищеский, ...] Просим [прошу] милости! См. Милости
привет! просим [прошу]!
<Сердечно [горячо]> Приветствую(-ем) Прости(-те)!1; Прости(-те) меня [нас]!
<вас [тебя]>!; Я [мы] вас [тебя] Прости(-те) <меня>!2; Нет <уж>
приветствую(-ем)! <это> прости(-те)!; <Ну уж> <это>
Приготовсь! См. Товсь!; Готовсь! Нет, прости(-те)!; Ну это прости(-
Придётся. те)!; Прости <и> подвинься!
<Ты [вы, он, она, они, мы]> <ведь> Прости господи [царица небесная]!
Придумал(-а, -и, -ешь, -ет, -ете, Просто • Просто ну [ах, ой, ...]!
-ют) [удумал(-а, -и, -ешь, -ет, -ете, Просто страсть! См. Страсть!
-ют), выдумал(-а, -и, -ешь, -ет, -ете, Просто страх! См. Страх!
-ют)] <тоже>!; Тоже придумал(-а, Просто ужас! См. Ужас!
-и, -ешь, -ет, -ете, -ют) [удумал(-а, Прочь!
-и, -ешь, -ет, -ете, -ют), выдумал(-а,
-и, -ешь, -ет, -ете, -ют)] <ведь>! Прошу!1; <Я> Прошу <Вас [тебя]>
Придумывай(-те)! <покорно [покорнейше]>!; <Мы>
Приехали! Просим <Вас [тебя]> <покорно
Приём! [покорнейше]>!; Покорно
Признателен(-льна, -льны)!; <Весьма [покорнейше] прошу [просим] <Вас
[очень, крайне, глубоко, [тебя]>!
сердечно, ...]> Признателен(-льна, Прошу!2; <Я> Прошу [умоляю] тебя
-льны) Вам [тебе]! [вас]!; Я тебя [вас] прошу [умоляю]!;
Прикинь(-те)! Христом<-Богом> прошу [умоляю]
Приплыли! тебя [вас]!
Приткнись(-тесь)!; Приткнулся(-лась, Прошу любить и [да] жаловать!
-лись)! См. Заткнись(-тесь)!; Прошу [просим] прощения(-ья)
Заткнулся(-лась, -лись)!; Уткнись(- [пардона(-у)]!
тесь)!; Уткнулся(-лась, -лись)! Прощай(-те)!; Прощевай(-те)!; Прости-
Притом!; При том! прощай!
Причём <здесь> это?! Прощения(-ья) просим [прошу]!
Приятного аппетита [аппетиту]!; Прямо!1
Приятный аппетит! <Ну> Прямо <там [тут, уж]>!2; Прямо-
Приятного сна!; Приятных сновидений! таки!
Пссс!
283
Пусти(-те)! Разрази [порази, убей] тебя [вас, его, её,
Пустое! нас, их] гром(-ом) [бог, господи, силы
Пустой [дохлый] номер! См. Дохлый небесные]!
[пустой] номер! Разреши(-те)?(!)
Пусть!; <Ну и> Пусть [пускай, пущай, Разумеется!; <Это> <уж> Само собой
нехай] <так>! разумеется!; <Это> <уж> Само
Пустяки <какие>!; Какие пустяки!; собой!
<Да> Это <же [<же> такие]> Раскатал губы(-у)!
пустяки!; Пустяк! Расскажи!; Рассказывай <басни
Путём! [сказки]>!; Расскажи это своей
Путь <да> дорога [дорожка]!; Путь- бабушке [ещё кому-нибудь
дорога!; Путём дорога!; Путём <другому>, мне, нам, им, ему, ей]!
дорожкой!; Путь вам чистый! <По порядку номеров [по двое, по
Равнение налево [направо]! трое, ...]> Рассчитайсь!
Равняйся!; Равняйсь! Растакая ваша неладная!; Растакую
Рад(-ы)!; Очень [весьма, сердечно, вашу неладную!
ужасно, чрезвычайно, душевно, ...] Рехнулся!; Ты [вы, он, она, они, мы]
рад(-ы)!; Рад(-ы) <нашей(-ему)> <совсем> рехнулся(-лась, -лись)
встрече [знакомству]!; Рад(-ы) [реханулся(-лась, -лись), рёху дался(-
познакомиться! лась, -лись), с ума сошёл(-а, -и),
<Да> Ради Бога [Всевышнего, Господа, спятил(-а, -и), свихнулся(-лась, -ись),
<самого> Господа Бога, Создателя, сдурел(-а, -и)]?!; Совсем рехнулся(-
Творца Небесного, Христа, всего лась, -лись) [реханулся(-лась, -лись),
святого]!; <Да> Бога [Христа, рёху дался(-лась, -лись), с ума
Всевышнего, Господа, <самого> сошёл(-а, -и), спятил(-а, -и),
Господа Бога, Создателя, Творца свихнулся(-лась, -ись), сдурел(-а,
Небесного, всего святого] ради!; -и)]?!; См. С ума сошёл!
<Да> Ради [за-ради, заради, за ради] <И> Речи быть не может [не было бы,
Бога [Христа, Господа, всего не будет]!; <И> Речи не может
святого, ...]!; <Да> Ради [за-ради, быть!; Не может быть <и> речи!
заради, за ради] <самого> Господа Решено <и подписано>!
<бога>! Решительно!
Рад(-ы) стараться! Рискни(-те)!
Разве • Разве?!1 Рожай(-те) <(по-)быстрее>!
2 Руками и ногами!; С руками и ногами!; С
Разве <что [только, лишь, вот]>! руками-ногами!
<Да> Разве <так> можно?! Руки вверх!
Разговаривай(-те)! <Вашу [твою]> Руку!; Руку вашу [твою]!
Разговоры!; Разговорчики <в строю>! Рядом!
Раз-два!; Раз-два-три! Ряды вздвой!
Раз-два, взяли!; Раз-два, дружно!
С • С Богом!
Раздолбай твоё [его, её] коры-то!
С добрым утром <страна>! См. Доброе
Размечтался! См. Мечтай!
утро!; Утро доброе!
Разнолетник их [его, её, тебя, вас, нас]
С дороги!
расшиби!
С какого бока(-у)?! См. Ни с какого бока(-
Разогнался [разбежался] <и упал>!;
у)!
Разогналась [разбежалась] <и
С какой стати [радости]?!
упала>!
С лёгким паром!
Разойдись!
С нами крéстная сила!
Раз плюнуть!
С Новым годом!
С <(пре-)великой [величайшей, большой,
нашей, полной, всякой, всяческой]>
284
охотой(-ю) [радостью]!; С <Ах(,)> <ты> Святая Дева Мария! См.
<(пре-)великим [величайшим, <Святая> Дева Мария!
большим, моим, нашим, полным, <Отцы> Святители!; Святители
особенным]> удовольствием! [святые] угодники!
С пальцем девять <(,) с огурцом [редькой] Свят-свят!
одиннадцать [пятнадцать]>! Святые отцы!
С руками и ногами! См. Руками и ногами! Сгинь(-те)!
С тобой [вами, ними, ней(-ю), ним] не Сговорились! См. Договорились!
соскучишься! Сделай(те) милость [одолжение(-ье),
С <(пре-)великим [величайшим, любезность, удовольствие]!; Яви(-
большим, моим, нашим, полным, те) [божеское, своё ваше]
особенным]> удовольствием! См. С одолжение(-ье)!; Яви(-те)
<(пре-)великой [величайшей, большой, <божеску(-ю)> милость!
нашей, полной, всякой, всяческой)]> Сейчас [сичас, щас, ща]!
охотой(-ю) [радостью]! Сейчас [сичас, щас, ща] всё брошу!
С ума сойти! Секунду!; Секундочку!
С ума сошёл!; Ты [вы, он, она, они, мы] Селяви [се ля ви] <(,) как говорят
<совсем> с ума сошёл(-а, -и) французы>!
[спятил(-а, -и), свихнулся(-лась, Сенкью [сэнкью] <вэри мач>!
-ись), рехнулся(-лась, -лись), <Ты> Серьёзно?!
реханулся(-лась, -лись), рёху дался(- Се си бон!
лась, -лись), сдурел(-а, -и)]?!; Совсем Сидеть!
с ума сошёл(-а, -и) [спятил(-а, -и), Сила!
свихнулся(-лась, -ись), рехнулся(- Силы небесные!
лась, -лись), реханулся(-лась, -лись), Сию минуту [минутку, минуточку,
рёху дался(-лась, -лись), сдурел(-а, секунду]!; Сею секундой!; В секунт!
-и)]?! Скажешь тоже!; <Ну ты [вы, он, она,
С чего <бы> <это>?! они, мы]> Скажешь(-ете, -ет, -ут,
С чего ты [вы, он, она, они, мы] взял(-а, -ал, -ала, -али) <тоже> <глупость>!;
-и)?! Тоже скажешь(-ете, -ет, -ут, -ал,
Салфет Вашей милости [чести]! -ала, -али)!
Салют! Скажи(-те)!1; Скажи(-те), пожалуйста
Салям-алейкум!; Салам-алейкум!; [на милость]!; <Вы [ты]> не
Салям!; Салам! (под-)скажете(-ешь) <ли>?
Само собой!; <Это> <уж> Само собой Скажи(-те)!2; <И вот [вот]> Скажи(-
<разумеется>! См. Разумеется! те)(,) пожалуйста [на милость,
Сам(-а, -и) посуди(-те) [рассуди(-те),
как]!; Ты [вы] скажи(-те) <(,)
поразмысли(-те), подумай(-те),
пожалуйста>!
представь(-те), согласись(-тесь)] <-
Сказки!
ка>!; Сам(-а, -и) изволь(-те)
<Какой [это, вот]> Скандал!
посудить [рассудить,
Скатертью <тебе [вам]> дорога
поразмыслить, подумать,
[дорожка, дороженька]!; Дорога
представить, согласиться]! См.
[дорожка] <тебе [вам]> скатертью!
Посуди(-те) [рассуди(-те),
Сколько лет(,) сколько зим [дней]!;
поразмысли(-те), подумай(-те),
представь(-те), согласись(-тесь)] <- Сколько зим(,) сколько лет!
ка> сам(-а, -и)! Сколько можно?!
Самый раз! См. В самый раз! Скорее(-ей)!
Сахаром в уста! Скорее(-ей) [быстрее(-ей)] всего.
Свободен(-на, -ны)!; Вы свободны!; Слабό!
Можете быть свободны(-ым)! Слава Богу [тебе (те)(,) Господи,
Создателю, Творцу]!
285
<Как> Славно!; Славно-то как! Совершенно справедливо! См.
Следующее. <Совершенно> Справедливо!
<Ну, просто> Слов(-а) нет!; Нет слов! Совет [мир] да [и] любовь <вам>!; Мир
<Ваш(-а) [твой(-я)]> Слуга покорный(- [лад] да [и] совет <вам>!
ая) [покорнейший(-ая)]!; <Ваш(-а) Совсем <уже> <того [что ли]>?!
[твой(-я)]> Покорный(-ая) Согласен!
[покорнейший(-ая)] слуга!; Ваш(-а) Сохрани [храни(-т), спаси, оборони,
слуга! помилуй] Бог [Боже, Господь(-и),
Служи(-ть)! Христос, Царица Небесная, Матерь
Служу России!; Служу Советскому Божья(-ья), Пресвятая
Союзу! Богородица, ...]!; Сохрани <тебя [вас,
Слушай(-те) <-ка>! См. Послушай(-те) её, его, их]> Бог [Боже, Господь(-и),
<-ка>! Христос, Царица Небесная, Матерь
Слушаю!1; <Я> Слушаю вас!; Я вас Божья(-ья), Пресвятая
слушаю!; Вас слушают! Богородица, ...] и помилуй! См. Боже
Слушаю(-сь, -с)!2 [Бог, Господь(-и), Христос, Царица
Слыханное [слыхано] <ли> дело!; Небесная, Матерь Божья(-ья),
Слыхано! Пресвятая Богородица, ...] спаси
Слышишь(-ите)!; Слышишь(-ите), что [помилуй, (со-)храни(-т), оборони]
я говорю?!; Слышь <, что я <тебя [вас, её, его, их]>!
говорю>?!; Слышь(-ка)?!; Слышь Сочиняй!
ты?! Спасе!
<Ай [ну, вот <уж>, то-то]> Спасибо!;
Сматывайся!1; Сматываемся!
Вот <уж> спасибо так спасибо!;
Сматывайся!2 Спасибо <большое [огромное, на
Смелее! добром слове]>!; Большое [огромное]
<Ну и [вот]> Смех!; Смех да и только!; спасибо!; Спасибочка(-о, -и)!
Смешно!; Смехота! Спаси [помилуй, (со-)храни(-т), оборони]
<И> Смех и грех [горе]! <тебя [вас, её, его, их]> Бог [Боже,
Смирно! Господь(-и), Христос, Царица
Смотрú(-те) [посмотри(-те), гляди(- Небесная, Матерь Божья(-ья),
те), глянь(-те)]!1; Ты [вы] смотрú(- Пресвятая Богородица, ...]!; Спаси и
те) [посмотри(-те), гляди(-те), сохрани! См. Боже [Бог, Господь(-и),
глянь(-те)]! Христос, Царица Небесная, Матерь
Смотрú(-те) [гляди(-те)]!2; <Ты [вы]> Божья(-ья), Пресвятая
Смотрú(-те) [гляди(-те)] <у меня Богородица, ...] спаси [помилуй,
[мне]> <только>! (со-)храни(-т), оборони] <тебя [вас,
Смотри(-те) [гляди(-те)]!3; <Ну(,)> <Ты её, его, их]>!
[вы]> Смотри(-ите) [посмотри(-те), Спасите!
гляди(-те), глянь(-те), погляди(-те)] Спасу от тебя [вас, него, неё, них] нет(-
<пожалуйста [на него, неё, них]> у)!
<что творится [что они делают]>! Спешу!
<Ну(,)> Смотри(-ите) [гляди(-те)]!4 Спешу [бегу, лечу] и [аж] падаю
[спотыкаюсь]!; Спешу [бегу, лечу]!
Смотри(-те) [гляди(-те)] в оба!
См. Бегу и падаю!
Снилось мне <это>!; Снилось <оно [он,
Спи(-те) спокойно!
она, они, <всё> это]> мне!; Сто лет
Спокойно!; (По-)Спокойней(-ее)!;
<оно [он, она, они, <всё> это]>
Спокойно, Маша, я Дубровский!
<мне> снилось(-ся, -ась, -ись)!
Спокойной [покойной, доброй] ночи!
Снимаю шляпу!
Спокойствие!; Спокойствие, только
Совершенно верно! См. <Совершенно>
спокойствие!
Верно!
Спору нет!; Нет спору!
286
<Совершенно [это <совершенно>]> Так бы и давно! См. Давно бы так!
Справедливо! Так ведь что [чего, чо]!
Спрашиваешь [cпросил(-а, -и, -ишь, -ит, <Ну,> Так вот <что>.(!)
-ите, -ят)] <тоже>! Так держать!
Срам <какой>!; Какой срам! Так его [её, их, вас, нас]!
Ссс!1 Так значит! См. Ах(,) так!; Ах(,) значит
Ссс!2 [даже] так!; <Ах(,)> Так <значит
Стало быть.; Стало. [даже]>!; <Ах(,)> Значит [даже]
Становись! так!
Статочное [статочно] <ли> <это> <Ну [но, уж]> Так <тому> и быть!;
дело(?)! Быть так!
Стой(-те)! Так <оно> и есть.(!)
Сто лет и куль червонцев! Так и знай(-те)!
Сто лет <оно [он, она, они, <всё> это]> <Я> Так и знал!; Так я и знал!
<мне> снилось(-ся, -ась, -ись)! См. Так <тебе [вам, ему, ей, им, нам]> и надо
Снилось мне <это>!; Снилось <оно [нужно]!
[он, она, они, <всё> это]> мне! Так и разэтак [разэдак]!
Стоп! Так <мол> и так; Так и так <мол>.
Сто пудов! <Ну> Так как <же>?
Стоять! Так ли?!
Странная вещь! Так мило с вашей [твоей] стороны!
<Как> Странно!; Странно-то как! Так не пойдёт [пройдёт]! См. <Так> Не
<Вот> Странное(-ые) дело(-а)! пойдёт [пройдёт]!
Страсть!; <Просто> Страсть <какая(- Так нет <же [вот]>!
то) [да и только]>! Так себе.
Страх!; <Просто> Страх <какой(-то) <Да> Так-таки!
[<какой-то> да и только]>! Так твою [вашу, его, её, их, нашу]
Стыд <и позор [и срам, какой]>!; Какой растак [перетак]!; Так-перетак!
стыд <и позор [и срам]>! <Ну,> Тáк-то <вот>!; <Ну,> Тáк(-то)
Стыда в тебе [вас, нём, ней, них, нас] вот! См. Вот тáк!2; Вот тáк(-то)
нет! <вот>!
Стыдно! Так-то <оно> так.; Оно-то так.
<Ах ты> Сукин сын камаринский Так точно!; Точно так-с!
мужик! <Ну(,) [Да(,) ну]> Так что <же>?
Супер! Такая ваша!; Такую вашу!
Счастлив ваш [твой] Бог! Танцевать, тёща!
Счастливо! Творец мой! См. Бог мой!; Бог [Боже] ты
Счастливого пути!; Счастливый путь!; мой <создатель>!
Счастливой дороги! Тебе [вам] говорят(-ю)?! См. Я кому
Счастливо оставаться! [что] говорю [сказал(-а)](?)!; Кому
Та! говорю(-ят) [сказал(-а)](?)!; Кому
<Дело> Табак!; Табак дело! <было> сказано(?)!
Так • Так.1; <Совершенно> Так! Тебе(-то) [вам(-то), ему(-то), ...] лучше
2
Так-то? знать!
3 Тебе(-то) [вам(-то), ему(-то), ...] что
Так?
4
<же [ж]>?!
<Да(,)> Так! Тебя посадят, а ты не воруй!
5 Тем более!
Так <значит>.(!) ; Значит так [таким
<И> Теперь.
путём].(!)
Терпение!
6
Так. Те-те-те!
287
Тётка [комар] его [её, тебя, вас, нас, их] Тсс!; Тссс!; Цссс!; Тш-ш-ш!; Чш!; Чш-
за ногу! См. Комар [тётка] его [её, ш!; Шш!
тебя, вас, нас, их] за ногу! Тубо!
Тётка твоя [ваша, его, её, их] Туда <тебе [вам, ему, им, ей, нам]> и
подкурятина! дорога!
Типун тебе [вам, ей, ему, нам, им] на Туда к чёрту [к дьяволу, ...]!
язык! Туды [мать] его [её, тебя, тя, вас, их,
Тихий ужас! См. Ужас! нас] <в> душу [в печёнку, в селезёнку,
Тихо!; Тише!; Потише! в качель, <в> кошёлку, блохи, ...]!; В
Тишина! душу мать(-то)!
Товсь!; Готовсь!; Приготовсь! Туши(-те) свет!
То есть <как>? Тц-тц-тц!; Нтц-нтц-нтц!; Тс!; Тсс!;
Тоже • <Вот> Тоже мне <, Тссс!
понимаешь>!; <Вот> Тоже! Ты • Ты [вы, он, она, они, мы] в <своём>
Тоже придумал(-а, -и, -ешь, -ет, -ете, уме?!
-ют) [удумал(-а, -и, -ешь, -ет, -ете, Ты [вы] не можешь(-ете) себе
-ют), выдумал(-а, -и, -ешь, -ет, -ете, представить [вообразить]!; Ты [вы]
-ют)]! См. Придумал(-а, -и, -ешь, -ет, представить [вообразить] себе не
-ете, -ют) [удумал(-а, -и, -ешь, -ет, можешь(-ете)!
-ете, -ют), выдумал(-а, -и, -ешь, -ет, Ты [вы] скажи(-те) <(,) пожалуйста>!
-ете, -ют)] <тоже>! См. Скажи(-те)!2; <И вот [вот]>
Тоже скажешь! См. Скажешь тоже! Скажи(-те)(,) пожалуйста [на
То ли дело! милость]!
Толкуй(-те)! Ты [вы] смотрú(-те) [гляди(-те), глянь(-
Только • Только вообрази(-те) <себе>! те)]!1 См. Смотрú(-те) [гляди(-те),
См. Вообрази(-те) себе!;
Воображаешь(-ете) <себе>?!; <Ты глянь(-те)]!1
[вы]> Можешь(-ете) <себе> Ты [вы] смотрú(-те) [гляди(-те)] <у
вообразить?! меня [мне]> <только>!2 См.
Только держись! Смотрú(-те) [гляди(-те)]!2
Только попробуй(-те) [посмей(-те)]! См. <Ну(,)> Ты [вы] смотри(-ите)
Попробуй(-те) [посмей(-те)] только! [посмотри(-те), гляди(-те), глянь(-
Только представь(-те) <себе>! См. те), погляди(-те)] <пожалуйста [на
Представь(-те) <себе>! него, неё, них]> <что творится [что
Только [тока] так! они делают]>!3 См. Смотри(-те)
Только через мой труп! [гляди(-те)]!3
Только что [лишь, разве]. Ты [вы, он, она, они, мы] <совсем> с ума
<Вот [ну]( ,)> То-то <и оно [и есть, вот, сошёл(-а, -и) [спятил(-а, -и),
что, же]>!; <Вот [ну]( ,)> То-то вот свихнулся(-лась, -ись), рехнулся(-
<и оно [и есть]>!; <Вот [ну](,)> То- лась, -лись), реханулся(-лась, -лись),
рёху дался(-лась, -лись), сдурел(-а,
то оно и есть!
-и)]?!; Совсем с ума сошёл(-а, -и)
<И> Точка!
[спятил(-а, -и), свихнулся(-лась,
Точка в точку!
-ись), рехнулся(-лась, -лись),
<Это [оно]> Точно!; Точно, точно!
реханулся(-лась, -лись), рёху дался(-
Тпру!; Тпрр!; Т-р-р!; Трр!; Тррр!;
лась, -лись), сдурел(-а, -и)]?! См. С
Тпррры!
ума сошёл!
Трах-тибидох!
<Нет> Ты только подумай(-те)! См.
Тревога!
Подумать только!
Трогай(-те)!
Ты у меня!; Ты [вы] у меня [нас, мне]
<Дело> Труба!; Труба дело!
здесь [тут, будешь(-ете) знать]!
Тру-ру ру-ру-ру!
288
Ты [вы] у меня [нас, мне, нам] Убирайтесь(-ся)!; Убирайтесь(-ся) к
попляшешь(-ете)! чёртовой бабушке [к ..., на фиг, в ...]
<Да [<да> ну](,)> Ты [вы, он, она, они, я, <отсюда>!; Убирайтесь(-ся) <вон>
мы] что [чо, чего] <же [ж]> <это>?1 отсюда!
См. Что ты?1; <Да [<да> ну] (,)> Убить [прибить] тебя [вас, его, её, их,
нас] мало! См. Прибить [убить] тебя
Что [чо, чего] <же [ж]> <это> ты
[вас, его, её, их, нас] мало!
[вы, он, она, они, я, мы]?
Убью [прибью]!
<Да [<да> ну](,)> Ты [вы, он, она, они, я,
Увидимся!
мы] что [чо, чего] <же [ж]> <это>!2 <Ну уж>! Уволь(-те) [избавь(-те)] <меня
См. Что ты!2; <Да [<да> ну] (,)> Что [нас]>!
[чо, чего] <же [ж]> <это> ты [вы, Увы!
он, она, они, я, мы]! Увы и ах!
<Да [<да> ну](,)> Ты [вы, он, она, они, я, Угу!
мы] что [чо, чего] <же [ж]> <это>!3 <Да> Удавись(-тесь) [загребись(-тесь),
См. Что ты!3; <Да [<да> ну] (,)> Что подавись(-тесь)] ты [вы]! См. <Да>
Загребись(-тесь) [удавись(-тесь),
[чо, чего] <же [ж]> <это> ты [вы,
подавись(-тесь)] ты [вы]!
он, она, они, я, мы]!
Удивительное дело!
<Да [<да> ну](,)> Ты [вы, он, она, они, я,
Удружи(-те)!
мы] что [чо, чего] <же [ж]> <это>
<Ну> Удружил!; Вот <так> удружил!;
<в самом деле>(?)!4 См. Что ты(?)!4; Вот удружил так удружил!
<Да [<да> ну](,)> Что [чо, чего] <же Уел!
[ж]> <это> ты [вы, он, она, они, я, Ужас!; <Просто [это]> Ужас <какой-
мы] <в самом деле>(?)! то [<какой-то> да и только, что
Ты [вы] шутишь(-ите)?! См. <Ты [вы]> такое]>!; Тихий ужас!
Шутишь(-ите)?! Ужасно!; Это <просто> ужасно!
Ты это [этого] <не> видел(-а, -и) [видал(- Уже!
а, -и), нюхал(-а, -и), ...]?! См. А это Уже обрили!
видел?!; <А> Это [этого] ты [вы, он, Уж и так?!
она, они] <не> видел(-а, -и) [видал(-а, Ужо тебе [вам, ему, ей, им]!
-и), нюхал(-а, -и), ...]?! Узы [узы-узы] <его [её, их]>! См. Взы!;
Тысяча благодарностей! Взы [взы-взы] его [её, их]!
Тысяча [тысячу] извинений! Уй!; У-ю-юй!
Тысяча чертей! Уймись(-тесь) <лучше>!
Тьфу, тьфу, тьфу!; Тьфу, тьфу!; Тьфу- Улёт!
тьфу-тьфу!; Тьфу-тьфу! Улю-лю!; У-лю-лю!
Тьфу [тьпфу, фу, тю] <ты> <пропасть Ума не приложу!
[господи, блин, дьявол, чёрт, к <Ой> Умереть <не встать>!; <Ой>
чёрту, ...]>! Умираю!; <Ой> Умру!; <Ой> Помру!
Тьфу [тю] тебе [<на> тебя, вам, ему, ей, Умолкни(-те)!; Умолк(-ла, -ли)! См.
им, нам, на вас, на всех, ...] <на Замолчал(-и)!; Замолкни(-те)!;
язык>! Замолк(-ла, -ли)!
<Просто> Тю! <Я> Умоляю [прошу] тебя [вас]!; Я тебя
У • У!; У-у! [вас] умоляю [прошу]! См. <Я>
У аппарата! Прошу [умоляю] тебя [вас]!; Я тебя
У [ах, ишь, вот] <ты [вы, он, она, они, [вас] прошу [умоляю]!
мы]> какой(-ая, -ие)! См. Какой! <Вот [ой, ну]> Умора(-то)!
У, каторжная! Уму непостижимо [нерастяжимо]!
У-тю-тю! Уникально!
Убей <меня> Бог! Упал отжался!

289
Упаси [спаси, помилуй, сохрани, избави, ты>!; Фу-ты-ну-ты!; Фу ты мама
оборони, не приведи] <тебя [вас, её, не горюй!
его, их]> Бог [Боже, Господи(-ь), Фу-ты пропасть [чёрт, блин, ...]
Царица Небесная]! См. Боже <какая(-ой, -ое)>!
[Господи] спаси [помилуй, (со-)храни, Фу, фу, фу!
избави, оборони, упаси] <тебя [вас, Фью!1; Фью-ю!; Фью-ю-ю!
её, его, их]>! Фью!2
Упокой [покой] <его [её, их]> Бог Фю... фю... фю...
[Господь(-и)]!; Упокой [покой] Бог Фюить!
[Господь(-и)] его [её, их] душу! Ха!; Ха-ха-ха!
Ура!; Уря! Хай!
Успокойся(-тесь)! Хана!
Усь! Хау ду ю ду!; Хау Ду Ю Ду!; How do you
Утро доброе! См. Доброе утро!; С do!
добрым утром <страна>! Хватит <уже>!
Уф!; Уф-ф! Хе!; Х-хе!; Хе-хе-хе!; Хе, хе, хе!; Хэ!; Хэ-
Ух!; У-ух!; У-у-ух! хэ-хэ!
Ух ты! Хелло!; Хеллоу!
Ффф!.. Хлеб да соль <вам [тебе, ему, ей, им,
Факт! всем, ...]>!; Хлеб-соль <вам [тебе,
<Вот> Фантазия!; Фантазии ему, ей, им, всем, ...]>!; Хлеб-соль
Веснухина! есть!
<Это [вот <это>]> Фантастика! Хлеба-соли кушать!; Хлеба кушать!
Фас! Хм!
Фе!; Ффе! Хо!; Хо-хо!; Хо-хо-хо!
Феерично! Ходу!
Фи! Холера!
Фиг [хрен, ...] с ним [ней, ними, тобой,
Хорош!1
вами]!
Фиг-то?(!) Хорош!2
Фигу [фиг(-а, -и), фигушка(-у, -и), Хорошее [хорошенькое] дело!
кукиш(-а), дулю(-я, -и), шиш(-а)]!; <А <Как [вот, очень]> Хорошо!1; Хорошо
вот [ну и]> Фигу [фиг(-а, -и), как!
2
фигушка(-у, -и), кукиш(-а), дулю(-я, <Всё> Хорошо!
-и), шиш(-а)] тебе [вам, ему, ей, им, 3
мне, нам, всем] <с маслом [на <Ну,> Хорошо! ; <Ну,> Хорошо, хорошо!
4
постном масле]>!; <А> Фигу(-и) Хорошо <же>!
[кукиш(-а), фигушку(-и), дулю(-и), Хоть бы пронесло! См. Пронеси господи!
шиш(-а)] <с маслом [на постном <А> Хотя [хоть] бы <и так>!
масле]> не хочешь(-ет) [хотите(- Хо-хошеньки!; Хохошеньки!
ят), хотел(-а, -и), желаешь(-ете, Хрен(-а)!; <А вот [ну и]> Хрен(-а) тебе
-ет, -ют)]?! [вам, ему, ей, им, мне, нам, всем] <с
Физкультпривет! маслом [на постном масле, в пятку,
<Ну и> Флаг <тебе [вам, ему, ей, им]> в в голову, в колено, собачий(-ье-
руки! го), ...]>!; <А> Хрен(-а) <собачий(-
Фора!; Форо! ьего)> не хочешь(-ет) [хотел(-а, -и),
Фр!; Фрр! не желаешь(-ет, -ете, -ют)]?!
Фу • Фу!1 Хреновина!
Фу!2 Христа ради! См. Ради Христа!
Фуй! Христос воскрес(-е)!
Фу ты!; Фу-ты!; Фу ты ну ты <лапти Христос с тобой!1; Христос [Бог,
гнуты>!; Фу-ты ну-ты <лапти гну- Господь, Аллах, ...] с тобой [с вами, с
290
ним, с ней, с ними, с нами] <и все Честь имею <(от-)кланяться>!; Имею
святые>! См. Бог с тобой!1 честь <(от-)кланяться>!
Христос с тобой!2; Христос [Бог, Честь имею представиться!; Имею
Господь, бес, чёрт, Аллах, леший, честь представиться!
шут, пёс, прах, ...] с тобой [с вами, с Честь и хвала <Вам [тебе]>!; Хвала и
ним, с ней, с ними, с нами] <и все честь <Вам [тебе]>!; Хвала <Вам
[тебе]>!
святые>! См. Бог с тобой!2
<Ну,> Чеши(-те)!
Худо <дело>!
Чёрт • <О [ах, ох, ух, эх]> <ты> Чёрт!
Царица небесная [немецкая]!
Чёрт [леший, шут, лукавый, пёс, прах,
Царство [царствие] <ему [ей, им]>
хрен, нелёгкая, ...] дёрнул(-а) меня
небесное!
[тебя, вас, его, её, нас, их] <за
Царь [отец] небесный!
язык>!; Чёрт [леший, шут, лукавый,
Целую!; <Крепко [крепко-крепко, нежно,
пёс, прах, хрен, нелёгкая, ...]
горячо, сердечно, с нежностью, ...]>
попутал(-а) меня [тебя, вас, его, её,
Целую <Вас [тебя]>!; Целую <Вас
нас, их]!; Дёрнуло меня [тебя, вас,
[тебя]> крепко [крепко-крепко,
его, её, нас, их] за язык!; <Ну> Не
нежно, горячо, сердечно, с
чёрт [леший, шут, лукавый, пёс,
нежностью, ...]!; Целование моё
прах, хрен, нелёгкая, ...] ли меня
<Вам [тебе]>!; Целование <моё>
[тебя, вас, его, её, нас, их] <за язык>
Вам [тебе]!
дёрнул(-а)?!; <Ну> Не чёрт [леший,
Целую <Вашу [Ваши]> руку [ручку,
шут, лукавый, пёс, прах, хрен,
ручки]!
нелёгкая, ...] ли меня [тебя, вас, его,
Ценю!
её, нас, их] попутал(-а)?!
Цúгель, цúгель, áй люлю'!
Чёрт знает!; Чёрт [Бог, Господь, Аллах,
Цирк!; <Просто> Цирк <да и только
бес, шут, пёс, хрен, фиг, враг, ...] его
[какой-то <да и только>]>!
[тебя, вас, её, их] знает [ведает]!
Цоб-цобэ!; Цоб!; Цобэ!
См. Бог знает!
Цып-цып-цып!; Цып, цып, цып!
<Это> Чёрт [Бог, хрен, шут, пёс,
Цыц(-те)!; Цыть!; Цытьте!
фиг, ...] знает что <такое>!; <Это>
Чай да сахар!; Чай-сахар!; Чай с
Чёрт [бог, хрен, шут, пёс, фиг, ...]
сахаром!; Чай да сахары!
знает!
Чао!; Чао, бамбино!; Чао-какао!;
Чёрт побери!; Чёрт [бес, леший, шут,
Чаушки!
лукавый, пёс, прах, чума, холера,
Час добрый! См. <Ну и> В добрый час!
хрен, лихоманка, ...] <меня [тебя,
Час óт часу не легче!
вас, его, её, нас, их]> возьми [дери,
Чего • Чего?; Чё?; Чё-чё?
подери, побери, бери, забери]!; Чёрт
Чего [что] <там> <и> греха таить!;
[черти, леший, шут, лукавый, пёс,
Нечего <там> <и> греха таить!
прах, лихоманка, холера, ...] бы
<Ишь> Чего захотел!
<меня [тебя, его, её, нас, вас, их]>
<Да [ну <да>, да ну]> Чего [что] <уж
побрал(-а) [брал(-а), забрал(-а),
[уже]> там [здесь, тут]!; Да что
драл(-а), подрал(-а), задрал(-а), взял(-
[чего] <уж [уже]>!
а)]!; Чёрт [черти, леший, шут,
Челом бью(-ём) <Вам [тебе]>!; Бью(-ём)
лукавый, пёс, прах, лихоманка,
челом <Вам [тебе]>!; Челом Вам
холера, ...] бы меня [тебя, его, её, нас,
[тебе] <до земли>!
вас, их]!
Чем чёрт не шутит!
Чёрт с тобой!; Чёрт [Бог, Христос,
<Что за [какая, эка]> Чепуха!;
Господь, бес, Аллах, леший, шут,
Чепуховина!
пёс, прах ...] с тобой [с вами, с ним, с
Честное слово!
ней, с ними, с нами] <и все святые>!
Честь и место!
См. Бог с тобой!
Чёрт-те что!
291
Чёрта [беса, хрена, ...] <лысого> <тебе дело?!;; <Ну [да]> Мне [тебе, ему, ей,
[<всем> вам, ему, ей, <всем> им, нам, вам, кому] какое [что за] дело?!
всем]>! Что за ерунда! См. Ерунда <какая(-
Чёрта ли! то)>!; Это <такая> ерунда!
Чёрта с два! Что за кошмар! См. <Какой [это]>
Чёртова бабушка! Кошмар!
Чёртова пропасть! Что за напасть <такая>(?)!
Что • <Ну> Что?1; Чего?; Чё-о? Что <ещё> за новости(-ь)(?)! См.
Что?!2; Чего?; Чё-о? <Ну(,)> Вот <ещё> новости(-ь)!
<Да [а]> Что будет, то будет!; <Да [а]> Что за [какая] охота!
Будь что будет! Что за петрушка!
<Да [ну]> Что выдумал(-а, -и) Что за [какая, эка] печаль!; Печаль
[придумал(-а, -и), удумал(-а, -и)]! какая!
Что делается! Что за [какая, вот, ну] прелесть! См.
Что делать!; <Да [<да> ну](,)> Что <же Прелесть!; Прелесть какая!
[ж]> делать [сделать, сделаешь(- Что за [какая] пропасть! См. Какая
ете), поделать, поделаешь(-ете)]!; [что за] пропасть!
<Да [<да> ну](,)> Что <же [ж]> с Что за [какая(-ие)] фантазия(-ии)(?)!
вами [с тобой, с ними, с ним, с ней, с Что за [какая, эка]> чепуха
нами] делать [сделать, сделаешь, [чепуховина]! См. Чепуха!;
поделать, поделаешь]! Чепуховина!
Что за чёрт [чертовщина, дьявол, хрен,
Что ж?1; <И> Что ж [же] <из этого>? шут, ...]!
Что ж?2; Ну(,) Что [чего] ж [же].(?)(!) Что за [вот, ну <и>] чудо! См. Чудо!
<Да [<да> ну](,)> Что же это Что за [какая] чушь!; Чушь <какая>!
<такое>?!; Что <же> <это> Что за шутки(?)!
такое?!; Что <же> <это> ещё Что и говорить!; <Да [ну <да>, да ну,
такое?! это]> <уж> Что [чего] <там [здесь,
Что за • Что за [какая, эка] беда(?)!; тут]> <и> говорить [толковать,
Беда какая! гутарить]!
Что за безобразие! См. <Какое <Да [<да> ну, <ну> и, а]> Что [чего]
[что за, вот]> Безобразие! особенного?!
Что за [какой, ну и] бред! См. Бред! Что правда, то правда!
Что за [какая, эка(-я)] важность!; <А> Что <я> <вам [тебе]> скажу!
Важность <какая>! <Да [<да> ну](,)> Что случилось
Что за [вот, какой, экий] вздор!; Вот [происходит]?!
<ещё> вздор! См. Вздор! Что [чего](,) совсем уже [уж] <с ума
Что за [какой] вопрос [разговор, базар] сошёл(-а, -и) [рехнулся(-лась, -лись),
<может быть>! См. Какой [что за] реханулся(-лась, -лись), рёхнулся(-
вопрос [разговор, базар] <может лась, -лись), чокнулся(-лась, -лись),
быть>! спятил(-а, -и), поумнел(-а, -и), с
Что за [<вот> ещё, <ещё> какие(-ая)] табуретки [с козла] соскочил(-а, -и),
глупости(-ть)! См. Глупости!; <Вот сдурел(-а, -и) ...]>?!
[<вот> ещё]> Глупости(-ь) какие(- <Да [<да> ну](,)> Что с тобой [вами]?!
ая)! Что так?
Что за дела(?)! <Да [<да> ну, и](,)> Чтó <же [ж]> <тут
<Ну [да]> Что за дело мне [тебе, ему, ей,
[здесь]> такое(-ого)?1
нам, вам, кому]?!; <Ну [да]> Что
мне [тебе, ему, ей, нам, вам] за Что такóе?!2
дело?! См. <Ну [да]> Какое мне Что [<да> ну, и](,)> Что <же [ж]> <тут
[тебе, ему, ей, нам, вам, кому] [здесь]> такое(-ого)(?)!3
Что так то так!
292
Что там? <Да [ну, о]> Чтоб(-ы) тебе [те, вам, ему,
Что ты?1; <Да [<да> ну](,)> Что [чо, ей, им, нам] пусто было [ни дна ни
чего] <же [ж]> <это> ты [вы, он, покрышки, ...]!; <Да [ну, о]> Чтоб(-
она, они, я, мы]?; <Да [<да> ну](,)> ы) тебе [те, вам, ему, ей, им, нам]>!
Ты [вы, он, она, они, я, мы] что [чо, <Да [ну, о]> Чтоб(-ы) тебя [тя, вас, его,
чего] <же [ж]> <это>? её, их, меня, нас] <собаки [черти, ...]
задрали [подрали, взяли, съели, ...]>!
Что ты!2; <Да [<да> ну](,)> Что [чо,
Чтоб(-ы) ты [он] жил на одну
чего] <же [ж]> <это> ты [вы, он, зарплату!
она, они, я, мы]!; <Да [<да> ну](,)> <Да [ну, о]> Чтоб(-ы) ты [он, она, они,
Ты [вы, он, она, они, я, мы] что [чо, мы] пропал(-а, -и)!
чего] <же [ж]> <это>! Чтоб(-ы) я [мы] делал(-а, -и) без тебя?!
Что ты!3; <Да [<да> ну](,)> Что [чо, Чтоб(-ы) я так жил!
чего] <же [ж]> <это> ты [вы, он, Чу!
она, они, я, мы]!; <Да [<да> ну](,)> Чуднó!1
Ты [вы, он, она, они, я, мы] что [чо, Чудно!2; Вот и [вот, и, ну <и>] Чудно!;
чего] <же [ж]> <это>! Чудненько!; Чудесно!
Что ты(?)!4; <Да [<да> ну](,)> Что [чо, Чуднóе дело!1
чего] <же [ж]> <это> ты [вы, он,
Чудное дело!2
она, они, я, мы] <в самом деле>(?)!;
<Что за [вот, ну <и>]> Чудо!
<Да [<да> ну](,)> Ты [вы, он, она, они,
Чума на твою <вшивую> голову!; Чума
я, мы] что [чо, чего] <же [ж]> на тебя [него, неё, ...]!
<это> <в самом деле>(?)! Чур <меня>!; Чур, чур!; Чур-чур-чур!;
Что ты [вы] говоришь(-ите)! Чур-чура!
<Ну [<ну> вот]> Что ты [вы] наделал(- Чушь <какая>! См. Что за [какая] чушь!
а, -и)! Ша!
<Ну [<ну> вот]> Что ты [вы] с ним Шабаш!
будешь(-ете) делать [сделаешь(- Шаг вперёд!
ете), поделаешь(-ете)]! Шагу дай!
Что это? Шайбу!
Что [чего] я [мы, он, она, они, ты, вы] Шайтан!
там [здесь] не видел(-а, -и)?! Шали!
<Ну [<ну> вот]> Что я [мы, он, она, они] Шалишь(-ите)!
тебе говорил (-а, -и)(?)! <Ну(,)> Шаркнули по душе!
Чтоб • Чтоб мне лопнуть!1; Чтоб(-ы) Шарман!; Charmant!
мне [ему, ей, вам, им, нам] лопнуть Шевелись(-итесь)!
[треснуть] на <этом самом> Шерш!
месте!; Чтоб(-ы) я [ты, вы, мы, он, Шик!; Шик, блеск, красота!; Шик-блеск
она, они] лопнул(-и, -а) [треснул(-и, – тру-ля-ля [красота]!; Шик
-а)] на <этом самом> месте!; модерн!
Лопнуть [треснуть] <мне [ему, ей, Шикарно!
вам, им, нам]> на <этом самом> Шире шаг!
месте!; Лопни [тресни] я [ты, вы, <Вот так [те]> Штука!
мы, он, она, они]! Шугý!
Чтоб мне лопнуть!2; Чтоб(-ы) мне Шут вас задави!; Да [да и, ну <и>, и]
[нам] лопнуть [треснуть] на <этом шут вас [тебя, его, её, их, нас, всех]
самом> месте!; Чтоб(-ы) я [мы] задави!
лопнул(-и) [треснул(-и)] на <этом <Ты [вы]> Шутишь(-ите)?!
самом> месте!; Лопнуть [треснуть] Шутка • Шутка <ли>!; Шутка <ли>
<мне [нам]> на <этом самом> дело!
месте!; Лопни [тресни] я [мы]! <Ведь> Шутка <ли> сказать!
293
Шутка что ли [нешто]! Эх!; Эх-х!; Эх-хх!
Шутки в сторону! Эх ты [вы]!; Эт ты!
Шуточное [шуточно] <ли> дело! Эхе!; Э-хе-хе!; Эх-хе-хе!
Шухер! Эхма!; Эх-ма!
Э!; Э-э!; Э-э-э!; Э, э, э! Я • Я!
Эва!; Эвона!; Эвося! Я [мы] вас [тебя] приветствую(-ем)! См.
Эге!1; Эге-ге!; Э-ге-ге! Приветствую(-ем) <вас [тебя]>!
Эге!2; Я кому [что] говорю [сказал(-а)](?)!;
Кому говорю(-ят) [сказал(-а)](?)!;
Эге!3; Эге-ге!; Э-ге-ге!
Кому <было> сказано(?)!; Тебе [вам]
Эгей!; Э-гей!; Эге-гей!
говорят(-ю)?!
Эй!
Я не знаю!; Ну [да, <ну> тогда] я не
Эка • Эка!; Эко(-ся)!; Эк!; Экста!
знаю!; Ну тогда!
Эка [эко] важное дело!; Важное дело!
<Ну> Я не могу!; Ой, ну я не могу!
Эка [эк, эко] ты!
Я [мы] погиб(-ли)!
Эко дело!
Я прошу <Вас [тебя]> <покорно
Экстра!; Экстра-люкс!; Экстра-класс!
Эт! [покорнейше]>!1 См. Прошу!1; <Мы>
Это • Это. Просим <Вас [тебя]> <покорно
Это абсолютно исключено! См. <Это [покорнейше]>!; Покорно
абсолютно> Исключено! [покорнейше] прошу [просим] <Вас
Это – Вася! [тебя]>!
<Ну [<ну> вот]> Это же [ж] надо! См. Я прошу [умоляю] тебя [вас]!2; Я тебя
<Ведь [ну, вот, ну вот, это, ну вот [вас] прошу [умоляю]! См. Прошу!2
это]> Надо же [ж]! Я сказал!
<Ну [<ну> вот]> Это же [ж] надо так!; Я так и знал!
<Ну [<ну> вот]> Это надо же [ж] <Ну,> Я так не играю!
так! Я тащусь [торчу, балдею, валяюсь,
Это никуда не годится!; Куда <это> худею, ...] <с тебя [вас, него, неё, них,
годится?! нас]>!
Это положим! См. Ну(,) это положим!; Я тебе!; <Вот> Я тебе [тебя, вас, вам,
Ну, положим! ему, ей, им] <сейчас> <дам [задам,
Это слишком!; <Ну> Это <было покажу]>!; <Вот> Я <тебе [тебя,
[будет]> уже [уж] слишком! вас, вам, ему, ей, им]> сейчас!;
<Ну> Это-то что! <Вот> Я <тебе [тебя, вас, вам, ему,
Это <просто> ужасно! См. Ужасно! ей, им]> <сейчас> дам [задам,
Это чёрт знает что <такое>! См. покажу]!
<Это> Чёрт знает что <такое>! Язви тебя [тя, его, её, вас, нас, их] в
Это <ещё> что такое?!; Это ещё что?! душу [в селезёнку, <в> кошёлку,
Это что-то [нечто]! блохи, мать, ...]!
<Вот> Это я понимаю! Якорь [дышло, дюжину чертей, ...] тебе
Этого быть не может! [те, вам, ему, ей, им, нам] в рот [ухо,
<Вот [<вот> только]> Этого ещё не ...]! См. В рот [ухо, ...] тебе [те, вам,
хватало [недоставало]!; Не хватало ему, ей, им, нам] якорь [дышло,
ещё! дюжину чертей, ...]!
Этот номер не пройдёт [не пляшет]! Ясно!
Ясное дело!

294
295
2. СПИСОК ФРАЗЕОСИНТАКСИЧЕСКИХ СХЕМ
«А ещё [ещё и] + <и> + N1 [V (п., н.вр.)!»; «N1 [V (п., н.вр.)] + ещё!»
«А то + <N1> + <не> + V [N, Adj, Adv, ...]!»
«А то + Pron (вопр.) [Adv (вопр.)]?!»
«Ах [ух, ну, ох, эх, ай, ой] + Pron1 + N1 [Adj]!»
«<Ну> Вот(,) + ещё + <не> + V [N, Adj, Adv, ...]!1»; «<Ну> Вот(,) + <не> + V [N,
Adj, Adv, ...]!»
«Вот + ещё + N1 [V, Adj, Adv]!2»; «Вот + N1 [V, Adj, Adv] + ещё!»
«Вот + и + N1 [V, Adj, ...]!»; «Вот + тебе [те, вам, ему, ей, им, нам] + и + N1 [V,
Adj, ...]!»; «Вот + тебе [те, вам, ему, ей, им, нам] + N1 [V, Adj, ...]!»
«Вот и + <не> + V imper + <здесь [тут, с вами, с тобой, с ним, с ней, с таким(-
и), с такой, ...]>!»; «Вот + <здесь [тут, с вами, с тобой, с ним, с ней, с таким(-и), с
такой, ...]> + и + <не> + V imper!»; «<Не> V imper + здесь [тут, с вами, с тобой, с ним,
с ней, с таким(-и), с такой, ...]!»
«Вот как + V finit!»
«Вот + оно [он, она, они](,) + N1 [V inf]!»
«Вот [от] + так [это, уж, ведь] + N [V, Adj, Adv, ...]!1»; «Вот [от] + <так [это,
уж, ведь]> + N [V, Adj, Adv, ...]!»
«Вот [от] + так [это, уж] + N [V, Adj, Adv, ...]!2»; «Вот [от] так [это, уж] + N
[V, Adj, Adv, ...] + называется(-ются)!»
«Вот + тебе [те, вам, ему, ей, им, нам] + и + N1 [V, Adj, ...]!»; «Вот + тебе [те,
вам, ему, ей, им, нам] + N1 [V, Adj, ...]!» См. «Вот + и + N1 [V, Adj, ...]!»
«Вот + тоже + N1 [V, Adj, Adv]!»; «Вот + N1 [V, Adj, Adv] + тоже!»
«Вот + это + N1 [V finit, Adj, Adv]!»
«Вот + <это> + N1 [V finit, Adj, Adv](,) + так + N1 [V finit, Adj, Adv]!» См. «N1 [V
finit, Adj, Adv](,) + так + N1 [V finit, Adj, Adv]!2»
«Всем + N3 (мн.ч.) + N1 (ед.ч.)!»
«Где + <же [ж, уж]> + <там [тут, здесь, мне, тебе, ...]> + <не> + V inf [V, N,
Adj, Adv, ...]!»
«Далось + <Pron3 [N3]> + V inf(?)!»; «Далось + <Pron3 [N3]>, + что(-бы) + <Pron
[N]> + V finit(?)!»
«Дался(-лась, -лись) + Pron1 [N1] + Pron3 [N3]?!»; «Дался(-лась, -лись) + Pron3
[N3] + Pron1 [N1]?!»
«Да ну + N [Pron, V, Adj, Adv, ...]!»
«До чего + <же> + <N1> + Adj [Adv, V finit (п., н.вр.)]!»; «Adj [Adv, V finit (п.,
н.вр.)] + <же> + <N1> + до чего!»; «Adj [Adv, V finit (п., н.вр.)] + до чего + <же> +
<N1>!»
«Если бы (б) [коли] + <же> + <не> + V [N, Adj, Adv, ...]!»
«Ещё + бы + <не> + V [N, Adj, Adv, ...]!»; «Ещё + <не> + V [N, Adj, Adv, ...]!»
«<N1> Ещё + и + V [N, Adj, ...](?)!»; «<N1> Ещё + V [N, Adj, ...](?)!»
«Ещё + Pron1 [N1] + мне [нам, ему, ей, им, вам] + <здесь [тут]> + будешь(-ет,
-ут, -у, -ем) + V inf!»; «Ещё + Pron1 [N1] + <здесь [тут]> + будешь(-ет, -ут, -у, -ем) + V
inf!»; «Ещё + Pron1 [N1] + не + V finit (п.вр. н.в.)!»; «V inf + ещё + <здесь [тут, с вами, с
тобой, с ним, с ней, с таким(-и), с такой, ...]>!»
«Зачем [для чего, к чему] + <же> + <не> + N [V, Adj, ...](?)!»
«И ещё + <и> + N1 [V (п., н.вр.)!» См. «А ещё [ещё и] + <и> + N1 [V (п., н.вр.)!»
«<Ох [эх, ух, ой, и-и, ишь],> Как + V finit [Adv, Adj (кратк. ф.)]!»; «<Ох [эх, ух, ой,
и-и, ишь],> V finit [Adv, Adj (кратк. ф.)] + как!»; Эк [эка] + V finit [Adv, Adj (кратк.
ф.)]!»
«Как не + V inf(?)!; «Как + V inf(?)!; «Как + <же> + <здесь [тут]> + <не> + V!»,
«Как + <же> + <не> + N [Adj, Adv, ...](?)!»
«Какой(-ая, -ое, -ие) + <же [уж]> + N1 [V finit, Adj, Adv](?)!»1; «Какой(-ая, -ое,
-ие)1-6 [кой, како] + <же [уж]> + <там [это, тут, здесь, чёрт, к чёрту, ...]> + <не> + N
[V, Adj, Adv, ...](?)!»
«Какой(-ая, -ое, -ие) + <же [уж]> + N1 [V finit, Adj, Adv](?)!»2; «Какой(-ая, -ое,
-ие) + <же [уж]> + N1 [это] + N1 [V finit, Adj, Adv](?)!»
«<Ох [ух, ай, ой, эх, и-и, страх, страсть, ужас]> Какой(-ая, -ие, -ов, -ова, -овы)1-6
[эк, экий(-ая, -ое, -ие)1-6] + N [Adj]!»; «N [Adj] + какой(-ая, -ие, -ов, -ова, -овы)1-6 [экий(-
ая, -ое, -ие)1-6]!»
«Куда + <же [ж, уж]> + <там [тут, здесь]> + <не> + N [V, Adj, Adv, ...]!»
«Мало + <ли> + кто1-6 [что1-6, какой, где, когда, куда] + <не> + V finit [N2]!»
«Много + Pron1 [N1] + V finit + <N4 [Pron4]>!»
«Надо же [ж] + <было> + <так(-ое, -ую, -ие)> + V inf»
«<И это> Называется(-ются) + N1 [V finit (п., н.вр.)]!» См. «N1 [V finit (п., н.вр.)]
+ называется(-ются)!»
«На кой чёрт [на фигá, на хренá, ...] + V [N, Adj, ...](?)!»
«На то + <и> + N1!»
«<Уж> На что + V finit [Adv, Adj, N1]!»
«Нашёл(-а, -и) + N4!»; «N4 + нашёл(-а, -и)!»
«Нашёл + кто1-6 [что1-6, где, куда, отчего, почему, зачем] + V finit (б., н.вр.)!»
«Нашёл + кто2-6 [что2-6, где, куда, отчего, почему, зачем] + V inf!»
«Нашёлся(-лась, -лись) [выискался(-лась, -лись), появился(-лась, -лись),
нарисовался(-лась, -лись), образовался(-лась, -лись)] + N1 [Adj]!»; «N1 [Adj] + нашёлся(-
лась, -лись) [выискался(-лась, -лись), появился(-лась, -лись), нарисовался(-лась, -лись),
образовался(-лась, -лись)]!»
«Нет + чтоб(-ы) [того(,) чтоб(-ы); бы] + <не> + V inf [V finit (п.вр.), Adj, Adv, N1,
Pred]>!»; «Нет + <не> + V inf [V finit (п.вр.), Adj, Adv, N1, Pred]>!»
«<Очень> Нужно [надо] + V inf(?)!»; «<Очень> Нужно [надо] + <было [будет]> +
Pron3 [N3] + V inf(?)!»
«<Очень> Нужно(-ен, -а, -ы) [надо] + Pron1 [N1](?)!»; «<Очень> Нужно(-ен, -а,
-ы) [надо] + <было [будет]> + Pron3 [N3] + Pron1 [N1](?)!»; «<Очень> Нужно(-ен, -а, -ы)
[надо] + <было [будет]> + <Pron3 [N3]>, + что(-бы) + <Pron [N]> + V finit [Adj, Adv, ...]
(?)!»
297
«Ну [ах, ох, эх, ай <да>, уж](,) + и + N1 [V finit, Adj1, Adv] + <же>!»; «Ну [ах, ох,
эх, ай, уж](,) + N1 [V finit, Adj1, Adv] + <же>!»; «Ну [ах, ох, эх, ай <да>](,) + уж + <и> +
N1 [V finit, Adj, Adv]!»; «И + N1 [V finit, Adj1, Adv] + <же>!»
«Ну(,) не + N1 [Adj, Adv] + <ли>(?)!»
«Один(-а, -и) + <только> + N1 + чего стоит [стоил(-а, -и), стоят]!»; «Один(-а,
-и) + N1 + только + чего стоит [стоил(-а, -и), стоят]!»; «Чего стоит [стоил(-а, -и),
стоят] + один + <только> + N1!»; «Чего стоит [стоил(-а, -и), стоят] + один + N1 +
<только>!»
«Откуда [откель] + <же [ж]> + Pred [N, Ad, Adv, ...](?)!»
«Отчего [с чего, с какой стати, что (прост.), для чего (прост.)] не + V inf(?)!;
«Отчего [с чего, с какой стати, что (прост.), для чего (прост.)] + <же [бы <это>]> +
<не> + V [N, Adj, Adv, ...](?)!»
«<Что за [была]> Охота + V inf [(,) чтобы + V finit (п.вр.)](?)!»
«Подумаешь(-ете)(,) + N1 [V, Adj, Adv, ...]!»
«Попробуй + <только> + V imper [V inf] + у меня [мне] + <ещё [тут, здесь]>!»;
«Попробуй + <только> + у меня [мне] + <ещё [тут, здесь]> + V imper [V inf]!»;
«Попробуй + <только> + V imper [V inf]!» См. «V imper [V finit (б.вр.)] + у меня [мне] +
<ещё [тут, здесь]>!»
«Почему + <бы [же]> + не + V inf(?)!; «Почему + <бы [же]> + <не> + V [N, Adj,
Adv, ...](?)!»; «Когда + <же> + <не> + V finit [N, Adj, Adv, ...](?)!»
«Почём [почему] + <же [ж]> + V inf [V finit (н.вр.)(?)!»
«Самое + V inf!»
«Сейчас + V finit (б.вр. с.в.)!»
«<Ох [эх, ух, ой, и-и, ишь]>, Сколько + N2!»; «<Ох [эх, ух, ой, и-и, ишь]>, N2 +
сколько!»
«С чего [отчего, с какой стати, что, для чего] + <же [бы <это>]> + <не> + V [N,
Adj, Adv, ...](?)!» См. «Отчего [с чего, с какой стати, что, для чего] + <же [бы <это>]>
+ <не> + V [N, Adj, Adv, ...](?)!»
«Так и + <не> + V finit»!; «Так + N1 + <N3> + и + <не> + V finit»!; «Так + <N1> + и
+ <не> + V finit + <N3>!»
«Так [ну] + уж [прям(-о)] + <и> + <не> + N [Adj, Adv, V]!(?)» См. «<Так [ну](,)>
Уж и [уж] + <не> + N [Adj, Adv, V, ...](?)!»
«Тоже + <мне> + N1 [V finit] + <называется(-ются) [нашёлся(-лась, -лись),
выискался(-лась, лись), понимаешь(-ете)]>!»; «Тоже + <мне> + понимаешь(-ете) + N1
[V finit] + <называется(-ются) [нашёлся(-лась, -лись), выискался(-лась, лись)]>!»; «N1
[V finit] + тоже + <мне>!»
«То ли дело + <не> + N1 [V, Adj, Adv, ...]»!; «То ли + <не> + N1 [V, Adj, Adv, ...]»!
«То ли + не + N1 [V, Adj, Adv, ...](?)!»
«Только + <попробуй> + V imper [V inf] + у меня [мне] + <ещё [тут, здесь]>!»;
«Только + <попробуй> + у меня [мне] + <ещё [тут, здесь]> + V imper [V inf]!»; «Только
+ <попробуй> + V imper [V inf]!» См. «V imper [V finit (б.вр.)] + у меня [мне] + <ещё
[тут, здесь]>!»
«Только и + N2 [V finit], что + ...!»; «У + N2 + только и + N2 [мысли, дел(-а),
забот(-ы), тревог(-и), ...](,) что(-бы) + V inf!»

298
«Ты [он, она, они] + у меня [нас, него, неё, них] + <не> + V finit (б.вр.)!»; «Ты [он,
она, они] + мне [нам, ему, ей, им] + <не> + V finit (б.вр.)!» См. «Я [он, она, они] + тебе
[вам, ему, ей, им] + <не> + V finit (б.вр.)!»
«Уже + V finit (п., н.вр. с.в.)!»; «V finit (п., н.вр. с.в.) + уже!»
«<Так [ну](,)> Уж и [уж] + <не> + N [Adj, Adv, V, ...](?)!»; «Так [ну] + уж [прям(-
о)] + <и> + <не> + N [Adj, Adv, V]!(?)»
«<Ну> [ух, ах, ох, эх, ай, ой](,) Уж + этот [эта, это, эти] + <мне [нам, вам, ему,
ей, им]> + <и> + N1 [Adj, Adv, ...]!»; «<Ну> [ух, ах, ох, эх, ай, ой](,) Уж + мне [нам, вам,
ему, ей, им] + <этот [эта, это, эти]> + <и> + N1 [Adj, Adv, ...]!»; «Ну [ух, ах, ох, эх, ай,
ой](,) + <уж> + этот [эта, это, эти] + <мне [нам, вам, ему, ей, им]> + <и> + N1 [Adj,
Adv, ...]!»; «Ну [ух, ах, ох, эх, ай, ой](,) + <уж> + мне [нам, вам, ему, ей, им] + <этот
[эта, это, эти]> + <и> + N1 [Adj, Adv, ...]!»; «И + этот [эта, это, эти] + <мне [нам,
вам]> + N1 [Adj, Adv, ...] + <же>!»; «И + мне [нам, вам] + <этот [эта, это, эти]> + N1
[Adj, Adv, ...] + <же>!»
«Хорош(-а, -о, -и) + N1 [V finit (п., н.вр.), Adv, Adj, ...]!»
«<И> Хоть [хотя] бы + кто [кто-нибудь, что, что-нибудь, N] + <не> + <V finit
(п.вр.)>!»; «<И> Хоть [хотя] бы + <кто [кто-нибудь, что, что-нибудь, N]> + <не> + V
finit (п.вр.)!»; «<И> Хоть [хотя] бы + <не> + N [Adv, Adj, ...]!»
«Чего стоит [стоил(-а, -и), стоят] + один + <только> + N1!»; «Чего стоит
[стоил(-а, -и), стоят] + один + N1 + <только>!» См. «Один(-а, -и) + <только> + N1 +
чего стоит [стоил(-а, -и), стоят]!»; «Один(-а, -и) + N1 + <только> + чего стоит
[стоил(-а, -и), стоят]!»
«Чем не + N1(?)!»; «Чем + <же> + N1 + не + N1(?)!»
«Что + N [Adv, Adj, V, ...](?)!»; «Что [чего] + <для + Pron2 [N2,3]> + N [Adv, Adj,
V, ...](?)!»; «N [Adv, Adj, V, ...] + что [чего] + <для + Pron2 [N2,3]>(?)!»
«<Ну [да]> Что [чего] + V [N, Adj, ...](?)!»; «<Ну [да]> Что [чего] + <же [ж, уж]>
+ <тут [там, здесь]> + <не> + V [N, Adj, ...](?)!»
«Чтоб(-ы) + <N [Pron]> + <не> + V finit (п.вр.) [N, Adv, Adj, ...](?)!»
«Что бы + <N1, 3> + <не> + V finit (п.вр.) [V inf, N, Adv]!»
«Что + ещё + за + N [Adj, Adv, ...]>?!»; «Что + <это [<это> такое]> + ещё + за +
N [Adj, Adv, ...]>?!»; «Что + <это> + ещё + за + N [Adj, Adv, ...] + <какие-то [какой(-ая,
-ое)-то, такие(-ой, -ая, -ое)]>?!»; «Что + <это [<это> такое]> + за + N [Adj, Adv, ...] +
ещё?!»; «Что + <это> + за + N [Adj, Adv, ...] + ещё + <какие-то [какой(-ая, -ое)-то,
такие(-ой, -ая, -ое)]>?!»
«Что за + N1(?)!»; «Что + это [Pron1, N1] + за + N1(?)!»
«Что за + охота + V inf [(,) чтобы + V finit (п.вр.)](?)!» См. «<Что за [была]>
Охота + V inf [(,) чтобы + V finit (п.вр.)](?)!»
«Я [он, она, они] + тебе [вам, ему, ей, им] + <не> + V finit (б.вр.)!»; «Ты [он, она,
они] + у меня [нас, него, неё, них] + <не> + V finit (б.вр.)!»; «Ты [он, она, они] + мне
[нам, ему, ей, им] + <не> + V finit (б.вр.)!»
«Я [мы, он, она, они] + тебе [вам, ему, ей, им] + дам [задам, покажу, пропишу] +
<не> + V [N, Adj, Adv, ...]!»
«Adv [Adj] + там [здесь, тут]!»
«N1 + <и> + есть + N1!»; «N1 + оно [он, она, они] + и + <есть> + N1!»; «N1(,) (–) +
N1 + <оно [он, она, они]> + и есть!»
«N1 [V finit, Adj, ...] + и + N1 [V finit, Adj, ...]!»
299
«N1 + как + N1»
«N1 [V finit (п., н.вр.)] + называется(-ются)!»; «<И это> Называется(-ются) +
N1 [V finit (п., н.вр.)]!»
«N1 + не в + N4»
«N1 [V finit, Adj, Adv](,) + так + <и> + N1 [V finit, Adj, Adv]!1»
«N1 [V, Adj, Adv](,) + так + N1 [V, Adj, Adv]!2»; «Вот + N1 [V, Adj, Adv](,) + так +
N1 [V, Adj, Adv]!»
«<Не> V finit (б.вр. с.в.) + тут [здесь, там]!»
«V imper [V finit (б.вр.)] + у меня [мне] + <ещё [тут, здесь]>!»; «V imper [V finit
(б.вр.)] + ещё [тут, здесь] + <у меня [мне]>!»; «Ещё + V imper [V finit (б.вр.)] + у меня
[мне] + <тут [здесь]>!»; «Ещё + у меня [мне] + V imper [V finit (б.вр.)] + <тут
[здесь]>!»; «Попробуй + <только> + V imper [V inf] + у меня [мне] + <ещё [тут,
здесь]>!»; «Попробуй + <только> + у меня [мне] + <ещё [тут, здесь]> + V imper [V
inf]!»; «Только + <попробуй> + V imper [V inf] + у меня [мне] + <ещё [тут, здесь]>!»;
«Только + <попробуй> + у меня [мне] + <ещё [тут, здесь]> + V imper [V inf]!»;
«Попробуй + <только> + V imper [V inf]!»; «Только + <попробуй> + V imper [V inf]!»
«V inf [V finit (п., б.вр. с.в., сослаг.н.)](,) + так + <и> + V inf [V finit (п.в., б.вр. с.в.,
сослаг.н.)!»

300
МЕЛИКЯН Вадим Юрьевич

СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК


СИНТАКСИС НЕЧЛЕНИМОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ:
Учебное издание

Лицензия ЛР № 65-43 от 22.11.99.

Подписано в печать 10.02.2004. Формат 60х84 1/16.


Компьютерный набор. Офсетная печать. Объём 18,45 усл. печ. л.
Тираж 300 экз. Заказ № ____.

Издательство Ростовского государственного


педагогического университета:
344082, г. Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая, 33.

301
Ротапринтный участок РГПУ: 344082, г. Ростов-на-Дону,
ул. Б. Садовая, 33.

302

Вам также может понравиться