Московский Государственный Университет имени

М.В.Ломоносова

Философский факультет

А.В. Чусов

Четыре лекции о методе.

Учебно-методическое пособие

Москва, 2009 г.
 Пособие содержит лекции по специальному курсу "Элементы
общей теории метода". Методы рассматриваются как относительно
самостоятельные структурированные единицы научного
исследования. Выделяются такие методические инварианты как
категории, принципы, логика, тип результата.
Пособие адресовано студентам, специализирующимся по
кафедре философии и методологии науки философского факультета
МГУ им. М.В.Ломоносова. Настоящие материалы могут быть полезны
для аспирантов и научных сотрудников, а также для всех
интересующихся вопросами философии и методологии науки.

2
 Введение

Оглавление
Лекция 1.......................................................................................................9
Лекция 2.....................................................................................................24
Лекция 3.....................................................................................................39
Лекция 4.....................................................................................................66
Определения 1. Классические семиотические определения (по:
Шрейдер Ю.А. "Логика знаковых систем". М., "Знание", 1974)..........94
Определения 2. Дополнительные семиотические определения
(существующие вне собственного контекста семиотической
концепции Ю.А. Шрейдера)....................................................................97
Рекомендуемая литература.......................................................................99

Эти лекции были прочитаны осенью 1996 года для студентов,

аспирантов и преподавателей кафедры фольклора филологического
факультета МГУ им. М.В.Ломоносова, силами которых и была
произведена их запись с последующей расшифровкой. Затем эти
материалы, с некоторыми изменениями, вошли в состав спецкурса
"Элементы общей теории метода", читаемого для студентов,
специализирующихся по кафедре философии и методологии науки
философского факультета МГУ им. М.В.Ломоносова.
Несмотря на прошедшее со времени чтения этих лекций время,
общие рассуждения о строении метода выглядят в настоящее время не
менее востребованными, чем в 96-м году. В целях публикации автор
правил и дополнял текст лекций, пытаясь добиться его большей
ясности и прозрачности. Тем не менее, в тексте остались черты
"живого" курса, позволяющие представить реакцию аудитории на
изложение, в записи выглядящее довольно сухим.
Для людей, интересующихся методологией, важным как для
дальнейшего изучения, так и для более точного понимания может
оказаться обращение к явно или неявно используемым семиотическим
определениям. С этой целью я привожу некоторые определения из
ставшей уже редкостью книги Ю.А. Шрейдера "Логика знаковых
систем". В основном эти определения даны в ней явным образом,
именно как определения, но некоторые определены контекстуально, и
я счел возможным дать их формулировки без точных ссылок. Вторая
часть глоссария содержит ряд иных определений, с целью показать
иные позиции в понимании семиотики. Две эти части глоссария не
являются вполне совместимыми. Вопрос возможности их совмещения
я специально не рассматривал.

3
 Введение

Этот спецкурс посвящен общим вопросам строения метода.

Ныне повсеместны высказывания в том духе, что у каких-либо наук
или научных коллективов есть метод или методы, что они используют
ту или иную методологию и прочее. Однако, при попытке выяснить,
что именно составляет тот или иной метод и каковы, собственно, его
отличительные особенности, мы, скорее всего, наткнемся на
отсутствие конкретных определений. Единственное исключение, по-
видимому, составляют методы решения конкретных задач, вроде
"метода решения системы из двух линейных уравнений с двумя
неизвестными". Но в целом отсутствуют разработанные в достаточной
степени определения метода и методологии, позволяющие уверенно
отличать структурную методологию, скажем, от феноменологической,
иначе, чем по типично используемой фразеологии. Так, в описаниях, к
примеру, герменевтического метода, мы увидим упоминания
"герменевтического круга", понимания, предпонимания и прочих
интересных предметов. Но почему герменевтический метод при этом
называется методом, наряду с феноменологическим или структурным
методами, остается все же неясным.
Описанная ситуация дает основания для попыток, хотя бы в
первом приближении, установить типичные черты и/или общие
структуры метода и методологии. Такое начальное определение
общих оснований методов и методологий и составляет замысел
настоящих лекций. При этом общий подход к различным методам
возможен, если мы попытаемся выявить и проанализировать
необходимые условия осуществления методологической позиции.
Такой подход методологически восходит как к критической позиции
И.Канта, так и к технике "последнего обоснования", развитой К.-
О. Апелем. Критическая позиция, на которую мы претендуем, связана
также с отказом от нормативной позиции в пользу дескриптивного
изложения (в частности, феноменологического, включая как некие
основные положения концепции предметности Э.Гуссерля и
А.Мейнонга, так и определенное их развитие и дополнение). Излагать
требования, которым должна удовлетворять научная рациональность,
но которым в действительности не удовлетворяет в полной мере ни
одна наука – занятие морализаторское. А я не претендую на высокие

4
 Введение

звания носителя высшей научной морали и провидца прекрасного

будущего. Ведь мечта и желание, хотя и притягательны, но все же
несравненно более просты, нежели реальность. А для меня более
интересны вопросы реального существования таких сложных
объектов как наука и связанные с нею познание и методология. И
именно научная методология является целью настоящих лекций.
В этой связи укажем на начало нашего исследования в сфере
метода. Это указание на непосредственную данность науки,
реализуемую применением различных методов. Результаты наук – в
первую очередь, непосредственно – даны нам как совокупность
моделей фрагментов мира. Поэтому мы будем рассматривать науку
как моделирование.
Определяя предметные сферы и области, к которым необходимо
обратиться для решения поставленной выше задачи, сделаем такое
замечание: методология, в той мере, в какой она реализована,
оказывается некой связью онтологии с гносеологией. Дело в том, что
разговор о методе исходит из неявной предпосылки: мы полагаем, что
применяем методы сознательно и осознанно. Это неявное
предположение обычно сопровождается критическим отношением к
онтологии, и, менее часто, – критическим отношением к гносеологии.
Не квалифицируя различные отношения к онто- и гносеологической
проблематике, остановимся на минимальной позиции, т.е. позиции,
выявляющей минимальный набор условий существования различных
онтологий и гносеологий. По нашему мнению, она должна
основываться на следующем признании: независимо от степени
принятия онтологической или гносеологической позиции,
методологическая точка зрения от них отталкивается и,
следовательно, их предполагает. Действительно, чтобы применять
какой-либо метод, необходимо предполагать как онтологические
структуры материала, в котором осуществляется методическое
движение, так и специфические для данной предметной области
гносеологические и эпистемологические соотношения между
а) исследованием как актом и действием, б) промежуточными
результатами познания и в) критериями завершения исследования
(получения результата в виде истины, окончательной для данного

5
 Введение

исследования). Поэтому любая конкретная методология должна

специфически определяться в отношении к конкретным же
онтологиям, гносеологиям и эпистемологиям.
Еще одна сфера рассмотрения, естественно оказывающаяся
условием методологической рефлексии – это семиотика (семиология).
Действительно, вследствие претензии как на сознательность, так и на
осознанность, методы и методологии должны быть непосредственно
выражены, в частности, в виде текстов. И семиотические условия
порождения текстов также должны быть выражены в таких
предпосылках как методологические условия, допущения и
регулятивы.
Очевидно необходимая предметная область, также содержащая
предельные для методологии основания, это логика. В настоящее
время довольно широко распространена точка зрения, согласно
которой логика и есть методология. Этой точке зрения противостоит
представление о существовании особых предметных логик. Однако в
обеих противоположных позициях возможен, по меньшей мере, выбор
логики. И вопрос о логических основаниях метода приобретает
значительную остроту и новизну в условиях существования
различных несводимых друг к другу логик.
Рассматривая вопросы методологии, мы естественным образом
заинтересованы в вопросах методологии науки. При этом под
"наукой" обычно подразумевается нечто вполне аморфное, типичным
выразителем чего служат научные теории, но куда включаются еще и
разные "побочные" занятия вроде экспериментов. Мы рассматриваем
науку как "объективацию" (в смысле Д. Лукача). Естественное
определение объективации в языке (исходящее из языковых
интуиций) состоит в том, что это "возникновение объекта".
Минимальное структурное определение объективации состоит в том,
что это "фиксация структуры". В обоих случаях не накладываются
ограничения на то, какие типы объектов при этом должны
рассматриваться, и в каких масштабах фиксируются структуры.
Фактически это вопросы, зависящие от выбора предмета
исследования. Науку мы будем понимать как относительно
самостоятельную сферу деятельности человека в современном

6
 Введение

обществе. При этом в состав объективации науки мы включаем как

типичные научные предметы (вроде научных теорий, гипотез, данных,
приборов и проч.), так и типичные виды деятельности в науке
(объективированные в научных профессиях и специальностях, в
научных институтах и регламентах, и субъективированные в
"мыслительных коллективах" – термин Л. Флека). Такое понимание
науки формально, поскольку включает формальные и логические
определенности науки. Оно и эмпирично, поскольку учитывает
опытную, экспериментаторскую компоненту науки. Но оно и
исторично, поскольку фиксирует исторически определенную степень
развития "научения". Ведь в другие века и времена наука была более
предметно бедна, научная деятельность осуществлялась посредством
иных общественных институтов, а материальная база науки была
просто несопоставима с нынешней. И введем еще одно рабочее
определение науки как объективации – со стороны действительного
отношения, которое становится исходным и воспроизводится в ходе
существования этой объективации (замечу, что такое отношение не
обязано быть единственным). Чтобы ввести такое отношение,
необходимо, в частности, указать на исходный общий для научной
деятельности феномен. Такой общий феномен дан в следующем
наблюдении: всякая наука непосредственно имеет дело со
специальными моделями той или иной реальности. Из общности этого
феномена для любой научной деятельности следует рабочее
определение нашей предметной области: научная деятельность либо
непосредственно является особого рода моделированием, либо
обеспечивает такое моделирование.
Вкратце суммируем методологические условия нашего подхода
к изучению научных методов: критичность, предпосылочность,
объективность (в особом смысле объективированности). При этом в
качестве предпосылок, определяющих существование научных
методов, мы рассматриваем онтологические, гносеологические,
эпистемологические, семиотические и конструктивные предпосылки
науки как моделирования. Глядя в ожидающее нас будущее, скажу о
том, что же вы в конце концов должны из этих лекций узнать. Целью
лекций является рассмотрение структуры метода в общем виде. Я

7
 Введение

постараюсь выделить некоторые инварианты метода – то, без чего

нельзя говорить о некоторой мысленной (и/или практической)
конструкции как о методе. Вкратце и предварительно, в структуру
метода входят: категории, принципы, логика и тип результата. Об
этих предметах в их методологическом значении и пойдет далее речь.

8
 Лекция 1

Лекция 1
Начнем с эскизного обзора способов изложения знаний о каких-
либо предметах. Вначале определимся в отношении к таким
подразумеваемым известным вещам как "предмет" и "знание",
полагая, что "изложение" специально определять не нужно.
Под предметом мы будем понимать данность объекта субъекту.
В этом определении, прежде всего, есть явная связь с естественным
языковым пониманием предмета как "того, на что можно указать".
Отметим также хорошую согласованность этого определения с
важными философскими позициями: оно очень близко
контекстуальному определению "предмета" Г.В.Ф.Гегелем, И.Кантом
и Э.Гуссерлем. Заметим, что в этом определении важны все три слова.
1) Прежде всего, предмет не может присутствовать в мире
субъекта, будь то индивидуального или коллективного, не
будучи каким-либо образом данным субъекту, т.е. не образуя
некой, в той или иной мере "актуальной", данности.
2) Далее, независимо от способа решения вопроса о соотношении
субъекта и объекта, объект – как неотменимая внешняя акту
субъекта субстанция – присутствует в понимании
рассуждающего или исследующего субъекта и является
необходимой конструкцией (здесь я опираюсь как на анализ
И.Кантом условий построения представления о мире, так и на
технику рассуждений, названную К.О. Апелем "последнее
обоснование" = Letztbegründung). При этом необходимо
заметить, что полностью отождествить объект (ту
относительную часть объекта, которая присутствует в
локальной данности) с предметом можно лишь при наивном,
некритическом подходе.
3) Наконец, бессубъектные онто-, гносео- и методологии просто не
реализуются. Точнее, реализация некоторого предмета всегда
предполагает соответствующего субъекта.
Теперь о знании. Мы будем понимать под знанием
представление какого-либо предмета, реализуемое актом субъекта.
Действительно, субъект, имеющий знание о чём-то, в общем случае
может актуально не иметь предмета этого знания ("сапожник ходит

9
 Лекция 1
без сапог", "воображаемые 100 талеров" и т.п.), что указывает на
наличие знания лишь как представления. С другой стороны, как
знаковые, так и реализованные в материальном субстрате (моделях)
выражения знаний сами по себе не являются знаниями, а
представляют собой лишь средства сохранения и передачи знаний.
Так, знания, записанные на мертвом языке, отсутствуют в наличии, и
лишь их новое прочтение каким-либо субъектом – то есть их
актуализация – снова превращают их в знания. Наконец, выражение
знаний в некоторой знаковой форме в принципе не имеет
единственной интерпретации, что подтверждает необходимость для
реализации некоторого знания не просто субъекта, а еще и его
соответствующего акта.
Так вот, схоласты различали уровни знания. Они говорили, что
знающие люди различаются по степеням (уровням) знания, в
зависимости от того, как они выражают свои знания. Есть люди,
находящиеся на первом уровне знания о каком-либо предмете.
Формальным показателем этого уровня является их способность что-
либо утверждать об этом предмете. С этим способом выражения
знания связаны аффирмативные суждения (от лат. affirmo –
утверждаю). Вторая ступень знания, с точки зрения схоластов, более
высокая – знание негативное (лат. nego – отрицаю). О нем
свидетельствует способность человека что-либо отрицать. Для того,
чтобы высказывать негативные суждения, нужно находиться на более
высоком уровне знаний. Наконец, самая высокая ступень знаний – та,
на которой человек способен не только утверждать или отрицать, но
может еще и различать (лат. distinguo – различаю). Для различающих
суждений специальное название не принято. Заметим также, что
определяющие степень развития знания характеристики – глагольные,
они связаны с определенной позицией субъекта.
Глядя на историю концепций, выдвинутых человечеством в
разных областях знания, можно констатировать, что системы знания
возникают сначала в виде практических комплексов. Затем от них
отделяются текстовые системы знаний, создание и развитие которых
превращается в особую теоретическую сферу деятельности.
Описательный этап сменяется критическим, который, далее,
развивается в направлении разработки методологических схем.
10
 Лекция 1
Заметим, что объективация науки развивается отнюдь не по
гегелевским представлениям, описывающим развитие тотальности.
Гегелевская позиция состоит в понимании предшествующих этапов
развития как моментов развития, самостоятельность которых
снимается в последующем движении. На деле же взаимодействие
различных уровней и отсеков научного воспроизводства не приводит
к поглощению, скажем, этапа получения данных этапом
теоретических исследований. Напротив, деятельность в сфере
эксперимента или классификации становится профессиональной. Но
это уже совсем другая история. Имея в виду обозначенное выше
относительно самостоятельное развитие различных уровней научной
деятельности, вкратце обозначим нашу позицию в отношении
начальных сфер теоретизации. В развитом состоянии они подчинены
методологическим регулятивам, но в то же время имеют и
собственные условия воспроизводства.
Вернемся к краткому описанию специфики начальных
логических этапов развития теоретизации. Описательный этап – это
естественное начало развития любой теории. Теоретизация в виде
создания начальных текстов, содержащих знания по какому-нибудь
предмету, эквивалентна созданию начальной классификации. В таких
текстах констатируется то, что есть. Иначе говоря, знания,
получаемые на описательном этапе развития той или иной
дисциплины, выражаются в виде системы аффирмативных суждений.
Критический же этап предполагает, что нужно отличать
порождаемое человеком мнение от знания, соответствующего
предмету. Уже древние греки, стихийно философствуя, породили
гносеологические направления (включая скептицизм и агностицизм).
Для них фактически основным вопросом гносеологии был вопрос: как
отличить знание от мнения? Вопросы выражения знания на этом этапе
еще не были поставлены "на собственном основании" и обсуждались
в связи с отношением философии к софистике. Отметим, что
гносеология изначально возникает как способ поставить под вопрос
то, что высказывается, для выяснения того, что же реально в акте
высказывания. Иначе говоря, критическое отношение к предмету
возникает вместе с выделением гносеологической проблематики.

11
 Лекция 1
Вообще, когда речь идет о критике, то обычно имеют в виду ее
негативную часть, притом что критика редко ведется в полном
объеме. Но в понятии "критика" есть и позитивная составляющая.
Позитивное содержание критики в явном виде было выражено
И.Кантом, который ввел такое ее понимание: критика есть выяснение
условий возможности. Критика какого-либо представления о
некотором вопросе (предмете) – это выяснение условий возможности
как самого предмета, так и этого представления. Критическая стадия
исследования необходима как для выяснения условий возможности
предмета, т.е. для его спецификации, так и для прояснения позиций
субъекта в отношении к этому предмету, т.е. для спецификации его
методической/методологической позиции.
Развивая наше почти историческое рассмотрение, рассмотрим
такие необходимые компоненты методологического анализа как
онтология и гносеология. В целях ограничения его объема этого
курса, мы не будем отличать гносеологию (учение об индивидуальном
знании) от эпистемологии (учения о системах знаний).
Как из истории появления современных гносеологических
концепций, так и из рассмотрения прокламируемых ими целей и задач
становится ясно, что гносеология является частью критического
подхода. Гносеология обращает внимание на то, как:
 у субъекта образуется знание о предмете,
 образуется позиция субъекта по отношению к предмету.
Однако, более полная критическая позиция должна включать в
себя, помимо гносеологической позиции, и часть первую,
онтологическую, в виде выяснения условий возможности самого
предмета.
Что же в предъявленном суждении исторического?
Мы можем зафиксировать, что онтология (как позиция, с
которой выделяется то, что есть) является первой, но никогда не
является единственной. Возникает критическая позиция, которая
может быть, в частности, позицией гносеологической, – позиция
критики того, как можно знать о чём-то существующем. Очень часто
на этой позиции и останавливаются, гносеологией все и
заканчивается. Но на деле, чтобы выдвигать содержательные
действительные знания о чем-нибудь, необходимо уметь переходить
12
 Лекция 1
от первой позиции ко второй и обратно. Собственно, этот переход
между онтологией и гносеологией и есть методология.
Методология – это всегда некоторое соединение того, что
принимается за сущее, с тем, что мы знаем о своих возможностях
отношения к сущему. В методологию, таким образом, должны быть
явно включены как некие онтологические, так и гносеологические (а
еще и эпистемологические) позиции. При этом их объединение не
должно быть механическим. Синтез онтологии и гносеологии должен
привести к тому, что обе эти позиции должны потерять свою
самостоятельность в составе целостной структуры действия субъекта
(существующего в некой онтологической перспективе, познающего в
некой гносеологической перспективе и действующего в актуальном
универсуме). Проблема состоит в том, как описать возникающие при
этом структуры.
Самая общая постановка задачи настоящего курса может быть
сформулирована так:
Как установить и описать инварианты отношений между:
а) тем, что есть,
б) тем, что мы знаем, и
в) тем, что мы узнаём (познаём)?
Подойдем к решению указанной общей задачи, прежде всего, со
стороны непосредственного отношения к методу (т.е. с позиций
относительно наивной феноменологии).
Методология связана с методом. Обычно в рассуждениях о
методах от констатации того, что метод или методические понятия
просто есть, стремительно переходят в иную сферу, как будто нам
изначально понятно, что такое метод. При этом обычно считают
необходимым привести (и обычно приводят) ряд остенсивных
(непосредственно указывающих на некий предмет) определений.
К примеру, в число методов явно, по названию, входит "метод
решения уравнения второй степени с одним неизвестным".
Описательный метод – тоже метод. Что у них общего – установить
очень трудно. Надпись на пакетике с супом, говорящая, как его
приготовить – это метод? Это техника приготовления, или рецепт, но
метод ли это? Задача определения метода оказывается, я бы сказал,
ускользающей. Коренится же такое положение дел вот в чем.
13
 Лекция 1
Предметы, которые входят непосредственно в область методологии,
суть не те предметы, которые входят в предметную область знания,
равно как и в предметную область мира, о котором существует
знание. Это должно быть очевидно. Почему? Поскольку методология,
связывая онтологию и гносеологию, образует структуры, которые
должны касаться онтологии, касаться гносеологии (или
эпистемологии), но не быть ни теми, ни другими.
Сделаем теперь небольшое отступление технического
характера. Методология оказывается несколько в межеумочном
пространстве, в промежутке. Поэтому методология в основном
должна описываться с использованием понятий "отношение" и
"связь". Я введу (сконструирую) операциональные определения двух
этих рабочих категорий (о категориях я немного скажу в
дальнейшем), которые мы в дальнейшем и будем использовать.
Начну с феноменологического замечания: и "отношения", и
"связи" являются единствами различного. Эта часть определения
чисто формально подмечает структурные особенности,
объединяющие эти категории. Если у нас есть некое единство и в этом
единстве есть различные элементы или части, то между ними имеются
либо отношения, либо связи. Отсюда вытекает уже некая методология
(ведущая как к структурному, так и к системному подходу).
Это совпадение определенностей "связи" и "отношения"
является основанием для их смешения. Необходимо обратить
внимание на различия нашей пары категорий. Как содержательно
различать "отношение" и "связь"? Вот здесь впервые начинают
устанавливаться отношения к предмету методологии.
Допустим, у нас есть некое единство, набор его составляющих
компонентов, и мы хотим установить, что их соединяет – отношения
или связи? Содержательно "связь" – это нечто более тесное.
Отношения могут устанавливаться любые и между чем угодно. Но,
когда мы говорим о связях, то подразумеваем неявно некое более
тесное, я бы сказал, онтологическое единство. Операционально это
можно установить так: если при установлении единства различного
первичным является единство, обусловленное самим предметом, т.е.
онтологически, то следует говорить о связи. Если же при

14
 Лекция 1
установлении единства различного первично онтологическое
различие, то следует говорить об отношении.
Указанные особенности содержания категорий "связь" и
"отношение" выясняются, поскольку генезис отношений и связей
лежит в истории самого исследователя, в истории, включающей как
события, внешние исследователю, так и происходящие при его
неотменимом участии. Действительно, в ситуации исследования
некоторого предмета вначале может быть единство, которое мы
доводим до выяснения различий в нем, до выявления элементов. Тут у
нас есть естественные основания называть предмет исследования
"единым и связным". В случае же, когда налицо множественность, в
которой мы устанавливаем какие-либо отношения, ситуация иная –
связи, возникающие в такой множественности, возникают "потом", в
результате действий субъекта. И тут мы устанавливаем отношения.
Ход движения исследователя оказывается сложным.
В итоге, результирующие определения наших рабочих
категорий таковы:
связь = единство различного, в котором онтологически первичным
является единство;
отношение = единство различного, в котором онтологически
первичным является различие.
Учитывая наше рабочее определение связей и отношений,
вернемся к методу. Метод, если вспомнить его стандартное
понимание, рассматривается как "путь к истине", хотя в настоящее
время, наверное, лучше говорить: "путь к истинному знанию", или
даже еще более неопределенно: "путь к выделенному знанию". В
методе должны фиксироваться отношения и связи, которые мы
устанавливаем в мире, в системах знаний о мире и в наших позициях
по отношению к обоим указанным сферам действия субъекта. Притом
подразумевается неявно и изменение – являющееся результатом
применения метода – изменение нашей ситуации присутствия в мире.
Специфическое содержание метода состоит в структурах соединения
субъекта с предметом и объектом.
Как понять, что метод является путем? Изучая, например,
математику, люди хотят узнать сам путь ее изучения. Но разве
рассмотрение предмета математики само по себе не задает пути к ней?
15
 Лекция 1
Если бы математика была строго дедуктивной наукой, возможно, дела
так и обстояли бы. Но дела обстоят принципиально иначе.
Содержание любой математической теории не может быть выстроено
линейно, в виде одного большого вывода. Положение складывается
таким образом потому, что, во-первых, у математики есть более чем
одно основание (начальные определения, аксиомы и постулаты).
Цепочки же вывода, исходящие из разных наборов оснований, друг от
друга не зависят. Во-вторых, Курт Гедель в 1923 году доказал, что
предметное содержание математики в принципе не может быть
формализовано в виде полной системы вывода, из чего, вдобавок к
возможности различных путей, ведущих к разным частям предмета
математики, также вытекает необходимость различных "неучтенных"
ранее дополнений к ее предмету. Таким образом, предмет математики
всегда открыт к развитию (со строгой логической точки зрения), и не
существует единственного метода ее изложения.
Положение дел в науках вообще, включая и такую "сухую"
науку как математика, может быть описано следующим образом. Есть
объекты, на которых основывается выделение соответствующей
предметной области. Данности этих объектов субъектам образуют
собственно предметное строение области. Необходимость именно
такого уточнения можно пояснить так: предмет нашего рассмотрения
может быть как фактом, так и артефактом, т.е. определяться как
независимыми от субъекта актами чего-либо самосущего, так и
актами самого субъекта и его средствами. Хорошим примером
второго случая могут служить наблюдаемые в первые подзорные
трубы и телескопы артефакты, вроде нескольких солнц. Заметим,
далее, что предметные области развиваются, а их строение и состав
изменяются. Все эти условия усложняют задачу руководства
познанием. Они приводят к тому, что от одного предмета (уже
исследованного) к другому (еще не исследованному) в рамках данной
предметной области можно попасть каким-либо путем, но пути не
единственны, и само по себе данное распределение объектов лишь
иногда дает возможность установить необходимость движения от
одного из предметов к другому. Это вполне выражается тем
житейским соображением, что по дороге можно пройти как в одну
сторону, так и в другую, а также можно свернуть в бездорожье, чтобы,
16
 Лекция 1
возможно, проложить новую дорогу. Все это будут разные пути. А
возможности разных путей заданы неотменимой структурой
предметной области.
Та идея, что метод (путь) задается предметом, связана с
неокантианством. Его представители развили позицию И.Канта,
одновременно сделав ее в некотором смысле более односторонней.
Изменение состояло в следующем: от кантовского представления о
том, что субъект создает мир явлений, неокантианцы перешли к
позиции рассмотрения предмета как такового. Они говорили, что,
поскольку предмет познания задан априорными структурами, то
возможные способы познания также определяются априорно, т.е. до
контакта с предметом, т.е. из метода. Другими словами, "метод
определяет предмет". Однако, так сформулированный тезис – при
непосредственном к нему отношении – можно читать и в обратном
направлении: определенности исходят из предмета и определяют
метод. Исторически такое дополнительное понимание как раз и было
реализовано в процессе разложения неокантианской школы, но "это
уже совсем другая история".
В позиции неокантианства есть существенное положительное
содержание. На мой взгляд, оно состоит в развитии одного из
аспектов отношения бытия и мышления. Когда Б.Спиноза говорил:
"мышление есть способ действия по форме внешнего предмета", это
положение фактически имело смысл метатеоретического принципа,
поскольку указывало основание возможности включения в универсум,
содержащий вещи, субъекта, который не является вещью. Этот
действительный аспект существования актуального (= действующего)
субъекта и был развит с позиций изучения структур действия,
создающих форму, в какой вещи являются относительно
самостоятельному субъекту. Самостоятельность субъекта
проявляется, в частности, в том, что он способен выбирать способы
соотношения. Касательно пути исследования эта способность
непосредственно проявляется в том, что субъект может выбирать путь
своего движения по особенностям предмета. В этой ситуации
распределение предметов может влиять на выбор пути. Но путь и
выбор пути – суть объекты ("вещи"), имеющие разные типы
существования. Уже здесь проявляется некая "прозрачность" понятия
17
 Лекция 1
метода, соответственно, показывающая сложность его выявления.
Разными "вещами" оказываются путь и критерий, в соответствии с
которым мы его выбираем. Несколько перефразируя М.Шелера,
можно сказать, что критерии выбора пути являются внешними по
отношению как к "пути", так и к "выбору пути". Это положение
отражает тот факт, что структура субъекта, который в ходе
исследования создает представления предмета, в принципе включает
больше уровней иерархии, нежели предмет его исследования. Иначе
этот системный факт (в частном случае такого представления как
описание) можно выразить так, что полное описание предмета всегда
более сложно, чем сам предмет. Это положение становится совсем уж
очевидным, если учесть, что в описании всегда есть служебные
конструкции, соединяющие компоненты описания.
Проведем еще одну линию рассуждений, направленную на
выявление такой особенности наших рассуждений как тип
существования. По дороге можно идти разными путями и в разные
стороны. Путь в этой ситуации оказывается системой меток на дороге,
т.е. системой иного типа существования, нежели сама дорога. Метка,
указатель, знак – объект иного, знакового (семиотического) типа
существования. Знаковое существование гораздо более сложно по
сравнению с существованием просто объекта. Оно подразумевает (в
первом приближении, отвлекаясь от такой необходимой позиции в
структуре семиозиса, как позиция субъекта) систему, состоящую из:
а) того, что указывает (стрелка, указывающий палец, рисунок, надпись
и проч.), и б) того, на что указывается.
В том месте, где есть указание на объект, самого объекта
непосредственно нет (мы оставляем в стороне как проблему
самореференции, так и ее теоретической возможности). Указание –
это связь указывающего объекта, который есть в некотором месте
"тут" (или "вот"), с указуемым объектом, который есть в некотором
месте "там", причем объекты эти имеют заведомо разное
существование. Естественный пример соединения существований
разных типов: стрелка или указатель с надписью "Москва" – это не
Москва как город (или река, или заведение, или место встречи членов
группы, и проч.).

18
 Лекция 1
В ходе рассмотрения методологии нужно четко различать типы
рассматриваемых существований. Возьмем в качестве примера
дорогу. Она являет собой многоуровневую систему существований, в
которой с первого взгляда могут быть выделены два типа предметов:
а) непосредственно составляющие дорогу объекты (камни, обочина,
пыль на дороге и т.д.) и отношения между отдельными ее
составляющими, и б) сама дорога как объединяющая связь этого
состава. Еще Аристотель, анализируя относительное движение,
указывал, что река не совпадает с массой воды, хотя из этой воды и
состоит. Анализируя состав дороги, мы должны использовать тот
простой факт, что поддержание требуемой структуры входящих в нее
объектов требует усилий – ведь дорога, оставленная сама по себе,
зарастает, разрушается, исчезает. Это соображение приводит к
следующему пункту исследования: для выяснения возможности
существования дороги нужно указать источники самостоятельности
составляющих ее объектов и отношений между ними. Но это, в
некотором смысле, общее соображение, поскольку если, скажем,
теорему Пифагора не употреблять и не доказывать, то она как объект
исчезает (хотя приближенное соотношение объектов,
удовлетворяющих теореме Пифагора, в реальности остается). Только
действия субъекта по поддержанию идеального объекта (каким
является теорема Пифагора) выделяют эту теорему в особый объект.
Идеальные объекты вообще пригодны к осуществлению самыми
разными способами. Например, когда я читаю в книге описание
наговора, заговора и иного колдовского действия, то я при этом сам не
"заговариваю". Заговор в книге фольклориста или этнографа – это
некий новый объект, существующий другим способом, нежели
оригинальный заговор, и текст заговора в книге по сути является лишь
обозначением, меткой или указателем реального заговора. Это
соображение, на мой взгляд, проясняет рассмотрение предметных
уровней предстоящего анализа как различных систем однотипных
существований.
Метод как путь – это система меток на дороге. Этот вывод из
предшествовавшего феноменологического анализа, однако, не
достаточен для успокоения, поскольку осталось по сути неясным не
только, достаточно ли такое определение, но и касается ли оно всех
19
 Лекция 1
необходимых частей метода, в каких отношениях они находятся и
проч., не говоря уже о намеренном отвлечении от определения метода
как алгоритма. По этому последнему вопросу следует также сказать
несколько предварительных слов. На первый взгляд, всякий метод
включает в себя описание действий, носящее алгоритмический
характер. Алгоритмичность метода может быть выражена более или
менее сильно. Однако метод к ней не сводится. В примере супа в
пакете и инструкции к его приготовлению мы имеем тот частный
случай существования методологических интуиций, когда находимся
в ситуации результата, известного заранее, и в стандартных условиях
вполне достижимого. Ясно, что в условиях, еще не известных
субъекту, по отношению к объекту, еще не вошедшему в стандартную
практику, возможности алгоритмического представления метода
резко уменьшаются.
Метод как путь связан с некоторой целью, с желанием получить
некий результат. Поэтому дорога, в частности, путем не является. В
путь входит желание оказаться в каком-либо ином месте, а также
начальная точка пути и средства, которыми мы преодолеваем путь.
Заметим, что есть стандартные типы организации этих средств. Так,
для кочевника и для земледельца одна и та же местность содержит
разные предметы. Они по-разному оценивают, скажем, дерево или
камень, как объекты, в кочевой и оседлой системах жизни
обладающие разным функциональным значением. Но и роль
указанного дерева/камня, как средства ориентировки на местности,
тем самым меняется – метка пути оказывается связанной с разными
целями, действиями и требуемыми в этой ситуации средствами
продолжения пути.
Задача получения результата как задача оказаться в месте, в
котором этот результат есть налицо, также имеет внутреннюю
структуру. Собственно, преодоление трудностей, возникающих в ходе
решения такого типа задач, и приводит к конституированию
методологии. Наиболее явная проблема тут – очевидность результата.
Как становится понятно, что он достигнут? В географическом смысле
результат оказывается более очевидным, хотя плавание Колумба в
Америку непосредственно имело своим результатом достижение
Индии. Однако, очевидность этого результата впоследствии
20
 Лекция 1
изменилась. Тем более трудным является вопрос о достижении
результата в науке. Ставя себе цель, я не имею еще результата. Надо
заметить, что лишь в очень редких случаях результат совпадает с
намеченной целью.

Вопросы, заданные по окончании лекции, и ответы на них

Вопрос: Как быть в случае, если исследователь субъективно
выбирает метод, соответствующий его собственной установке, и
при этом считает, что такой метод единственно верный?
– Если отвечать на вопрос, возможно ближе приводя его к предмету
прочитанной лекции, то его можно переформулировать так: каковы
гарантии того, что выбран верный метод? Тут я стою на той точке
зрения, что объект можно изучать разными методами, превращая его
при этом в разные предметы и получая разные результаты. Однако,
объективная неотменимая структура – инвариант объекта –
проглядывает в разных описаниях предметов, что и позволяет в
конечном счете считать, что изучается одно и то же. Фактически,
результаты исследования одного объекта разными методами могут
быть переформулированы в терминах иных методов. Ярким примером
тут являются феноменология и структурализм. Результаты
исследования предмета по полной феноменологической программе в
существенных чертах совпадают с результатами такого же
исследования по полной структуралистской программе. А вообще
правильность и действительное содержание выбранного подхода
утверждается много позже, когда объект исследован многими
исследователями с разных позиций.
Вопрос: Как быть с пониманием объекта? Ведь метод может
быть адекватен или неадекватен объекту, соответственно,
результат может лучше или хуже репрезентировать объект?
– Во-первых, объект включен в систему понимания, которая
связывается с определенными предпосылками. Но я полагаю, что все
системы понимания, относящиеся к определенной предметной
области, указывают на один и тот же объект, хотя предметы у них и
различны. Во-вторых, в сообществе исследователей имеется
взаимопонимание (частичное) и возможность перехода между
позициями. Говорить нужно не о том, понимаем мы что-нибудь, или
21
 Лекция 1
нет, а о том, что в нашей системе понимания имеется некое
объективное содержание (структура понимания) и эта структура
частично совпадает с другой структурой понимания.
По этому поводу замечу, что структура должна быть определена как
множество типов объектов и множество типов отношений между
ними. Это формальное определение проходит безотносительно к
тому, как мы понимаем отношения и связи. Это определение, на мой
взгляд, оказывается фактически содержащимся в любом варианте
структурного или системного подхода. Для пояснения этого
определения возьмем, к примеру, стул. У него есть строение: резная
спинка, мягкое сидение, деревянные ножки, и все это определенным
способом связано. Но, если отломать деревянную ножку и приделать
металлическую, то строение стула изменится, тогда как структура его
как стула останется той же. Поэтому в определении структуры нужно
употреблять рассмотрение типов как объектов, так и отношений
между ними. Действительные объекты при таком рассмотрении
оказываются конкретными реализациями структуры.
Вопрос: А если мы возьмем другой вид стула, вроде кресла?
– Структуры можно выделять по-разному. Философски это
выражается в утверждении полиструктурности всякого объекта.
Замечу, что в определении структуры у нас идет речь не о связях, а об
отношениях. Так, в кресле можно выделить подструктуру стула, не
рассматривая реальное строение подлокотников. Можно рассмотреть
шкаф в качестве табурета и это будет очень высокая табуретка. Раз уж
мы коснулись структуры, определим вкратце и систему. Система
формально может быть представлена как структура, к которой
добавлена связь, создающая единство целого этой системы.
Вопрос: А разве отношения не образуют требуемого единства?
– Нет, не создают. Примером может служить кучка песка. Если
удалять из нее с одного из краев по песчинке, то ее структура не
меняется до тех пор, пока не останется некоторое число песчинок,
которое я уже не смогу назвать кучкой. Но, если выбирать песчинки
по средней линии, то результатом могут быть две кучки песка. Такая
неопределенность результата связана с тем, что на деле в куче песка
нет связей, скрепляющих песчинки помимо связи их соположения.
Таким образом, структура не предполагает действительной связи,
22
 Лекция 1
соединяющей объект в самостоятельную целостность. Это хорошо
видно в случае астрономических структур, связанных
констелляциями, а проще говоря – созвездий. От них и их изучения
астрономы переходят к исследованию звездных систем, определяемых
тем, что их движение связано реальными связями, образующими
целостность. Структура в одном и том же объекте может быть
выделена по-разному. А система, благодаря введению требования
соединяющей связи, предполагает наличие среды, которая обычно
определяется единственным образом – как объединение (в общем
случае – функциональное) всего, что окружает систему. Системный
подход существенно ограничивает ситуацию исследователя и
определяет ее иным образом, нежели структурный. Система
оказывается более жестким, но в то же время более реальным
ограничением по сравнению со структурой.

23
 Лекция 2

Лекция 2
Рассмотрение метода как системы указаний и ограничений – это
первое, но недостаточное структурное определение. Оно явно
фиксирует то, что обычно лишь подразумевается – понимание того,
что дорога сама по себе путем не является. Путем ее делает не что
иное как система указаний (меток) на порядок и особенности
возможного выбранного прохождения. Речь тут идет о возможности и
о выборе, что отличает "путь" от установленного "маршрута".
Естественным также кажется то, что всякий метод должен к чему-то
приводить, что метод должен предполагать достижение некоего
результата. Предполагание результата следует разобрать особо, в
плане присутствующих в нем интуиций понимания. Следует отдельно
исследовать действие как то, что обеспечивает наличие результата.
Вообще методы должны соотноситься с действиями, поскольку в
человеческой жизни то, что имеет результат, понимается как
действие.
Само по себе действие никогда не бывает без некоторого
инварианта, поскольку изменение без инварианта не рассматривается
не только как действие, но и как движение. Замечу в скобках, что
здесь я во многом опираюсь на классификацию типов изменений,
изложенную в авторском предисловии к книге А.Ф. Лосева "Античная
философия истории" (М., 1977г.). Но требование наличия инварианта
еще не отличает действия от простого движения. Пополняя набор
интуиций, заметим, что в действии начало и конец некоторого
процесса связаны какой-то дополнительной связью. Различать и
классифицировать виды возможных связей между началом и концом
действия можно без конца. Но нас интересует минимальное
возможное условие связи, которое вводило бы действие. Мы
полагаем, что именно минимальное необходимое условие состоит в
том, что некий инвариант сначала приписан к одному месту, а потом –
к другому. При условии фиксации такого инварианта как раз и можно
сказать, что действие переносит некую структуру из первого места в
другое. Другими словами, воспринимая некое изменение в качестве
действия, мы должны понимать (или чувствовать, или ощущать), что
есть некая связь между изменением первого объекта и изменением

24
 Лекция 2

второго объекта. Т.е., по сути, действие – это перенос структуры.

Структуру я уже определил в конце предыдущей лекции как
организацию типов.
Например: брошенный камень падает в песок – что перенесено в
результате удара? Образовалась вмятина. Перенесена форма камня,
т.е. перенос прошел структурно – форма камня в искаженном виде
присутствует теперь в песке, причем вовсе не был образован второй
такой же камень. В зависимости от импульса камня и плотности песка
перенос структуры будет разным и вмятина будет лучше или хуже
передавать форму камня.
Структуры имеют разные уровни и разноуровневые действия
состоят в переносе структур разных уровней. Это замечания об общей
структуре акта, но надо сказать, что методы связаны не с любыми
действиями вообще, а с действиями субъекта. Камень катится с горы –
его движение ассоциировать с методом мы не станем. Почему? Из-за
того, что мы предполагаем, что камень не способен выбирать пути.
Целеполагающего выбора за камнем мы не видим. Это еще одна
особенность структуры метода. Вопрос о методе встает там, где есть
выбор пути (греч. methodos - путь к чему-либо). Если нет выбора
действий, нет и вопроса о методе.
Понятие "выбор пути" позволяет точнее охарактеризовать
начальную ситуацию: если у нас есть возможности действий и
возможности выбора действий, то может встать вопрос о том, как
выбирать действия, и какой путь к результату из этого может
получиться.
Теперь рассмотрим общую структуру действий субъекта.
Можно выделить такие ее компоненты, как описание начальной
ситуации, цель, средства действия и условия действия. В ситуации,
где действует человек, мы заранее предполагаем наличие неких целей,
условий, средств и результатов. Как они соотносятся? Заметим, что
смыслы в ситуациях порождаются действиями – это очень хорошо
подтверждается условиями возникновения смысла. Именно: смыслы
всегда порождаются глаголами. Точнее, единичные смыслы
порождаются существительными, а смыслы ситуативные (а не
единичные) – глаголами, что достаточно хорошо видно в истории

25
 Лекция 2

языка (я опираюсь на лосевскую классификацию языков:

инкорпорированный строй – эргативный строй – флексивный строй).
Так, смысл лекции кажется естественным передавать посредством
описания предметов как существующих, так и осуществляемых в ходе
чтения. Речь идет как о предметах материальных, так и об идеальных.
Но существование всегда есть взаимодействие. А передача ситуации
как взаимодействия объектов всегда требует глагола, выражающего
действие. И это не частное замечание, а общая характеристика
построения универсумов. Реальные универсумы строятся или
выстраиваются через взаимодействия, и объекты возникают в
результате объективации взаимодействий. Объективация однако
является гораздо более сложной конструкцией, которую я не буду тут
далее конкретизировать.
Что обычно подразумевается в ситуациях, когда действует
человек? Это, прежде всего, потребности человека: их можно
зафиксировать объектно и тогда их анализ будет объектным анализом,
в отличие от анализа целей. Здесь имеет место идеальная
детерминация, идеальное определение, состоящее в том, что
потребности определяют цели. Это первый план, наиболее явный.
В объективном реальном плане, говоря о действии, нужно
указывать на условия, средства и результаты. Сделаем простое
универсальное замечание: результаты определяются средствами.
Таким образом, анализируя структуру действия, следует
разделять две стороны деятельности человека: идеальную и реальную.
В идеальной связи цели определяются потребностями, в реальной –
результаты определяются средствами. И отдельный вопрос стоит о
связи между этими двумя структурными планами
Сама по себе ситуация не является методом, т.к. ситуация
реального выбора отлична от ситуации, когда у нас есть указания на
реальный выбор. А метод – это система указаний на выборы. Система
указаний – это система, подлежащая семиотическому рассмотрению.
Поговорим теперь о семиотической (знаковой) структуре, которая
здесь подразумевается. Для этого введем некоторые определения.
Знак – объект, функционирующий в знаковой ситуации.

26
 Лекция 2

Знаковая ситуация – это ситуация, в которой реализуются два

плана существования посредством следующей конструкции
(исторически, в схоластике она описана в концепции двух интенций
знака – первой и второй интенций). Есть некое место, занятое
объектом, причем этот объект рассматривается в связи с двумя типами
существований: а) его непосредственное существование как знака
(например, буквы как места на бумаге, определенным образом
испачканные типографской краской); б) существование, на которое
указывает знак.
Таким образом, с философской точки зрения знак оказывается
сложным многоуровневым единством бытия и небытия. С одной
стороны, физическое существование знака предполагает наличие
"материального тела" знака, причем в наличии может
непосредственно не быть того, на что знак указывает. С другой же
стороны, то, что представлено знаком, существует для субъекта,
читающего знак. И это существование гораздо более актуально для
субъекта, чем существование самого знака. Действительно, если знак
рассматривают в аспекте репрезентации, представления, то от "тела"
данного знака отвлекаются.
По структуре знаковой ситуации различаются три типа знаков:
1. Сигнал – объект, представляющий (или указывающий на) другой
объект при условии непосредственного наличия этого второго
объекта. Пример: поведение курицы при виде коршуна. Если
коршуна нет, то она себя так не ведет. Или сигнал поезда (корабля,
машины и т.п.), который сигналит о своем приближении.
2. Собственно знак – когда объект, представляющий (или
"указывающий на") другой объект может налично присутствовать
при непосредственном отсутствии того, на что он указывает. Тут
существенно, что отсутствие денотата возможно, но необязательно.
Заметим, что для существования знака необходима знаковая
система. Вне знаковых систем, в которых реализуется
существование единичных знаков, знаки не существуют. Примером
является любое слово в знаковой ситуации, при том условии, что
подразумевается существование лжи.

27
 Лекция 2

3. Символ – это знак в особой ситуации означения, когда он

обозначает не некий объект, а правило порождения знаков, смыслы
которых центрируются символом (здесь я, в частности, использую
функциональную концепцию понимания Э.Кассирера, см.
"Познание и действительность"). А примеры символики широко
известны. Существует геральдическая символика (напр., лев как
символ великодушия, мужества, царственности, силы и пр.).
Существует математическая символика, религиозная и т.д.
Что из области знаков должно быть привлечено к анализу
структуры метода? Указания на последовательность проведения
действий – вещи, которые в первую очередь определены знаковыми
структурами. Что фиксируется в этих знаковых структурах?
Рассмотрим идеальную ситуацию простейшего одношагового
метода, требующего одного единичного действия для достижения
чего-либо. Откуда мы знаем, что у нас есть метод? Благодаря тому,
что мы отмечаем в самом начале возможность выбора действия – ведь
без возможности выбора метода нет. И этот выбор должен вести к
непосредственно отсутствующему результату. Поэтому элементарные
методы не то, что напоминают, а просто совпадают со способами
решения задач. Задача – это, по определению (Д.Пойа), ситуация, в
которой налична ясно видимая, но непосредственно недостижимая
цель. Когда речь идет о методологии, понятие цели оказывается более
сложным, чем в случае математической задачи, но все же понимание
целей оказывается весьма близким.
Начальный выбор должен быть выбором средства. Чем
обеспечивается выбор средства из набора средств? Он связан с тем,
какую типичную форму имеет результат.
Результат в структуре метода – это цель, он непосредственно не
дан. Как его можно представить с точки зрения его типичной формы?
Как, определяя то, чего нет, сделать нечто отсутствующее критерием
выбора? Это возможно лишь потому, что у нас имеются некоторые
способы типичных связей, действия, которые включают наши
средства и приводят к цели. Финальная связь должна быть именно
типичной, т.е. она должна в принципе организовать результат. Значит,
мы должны опираться на представления о некоторой организации

28
 Лекция 2

результата и, исходя из этого представления, выбирать те средства,

которые в данном материале способны организовать именно такой
результат.
Эта базисная структура, лежащая в основе методологии и будет
предметом нашего дальнейшего рассмотрения. Цель связана с
типичной структурой, метод предполагает типичный результат.
Именно этим отличаются методы. Приведем примерную
таблицу типов методологических результатов:
 структурный – результат должен быть представлен в виде
структуры;
 системный – результат должен быть представлен в виде системы;
 классифицирующий – результат должен быть представлен в виде
классификации;
 морфологический – результат должен быть представлен в виде
описания формы и составляющих ее компонентов (частей);
 генетический – результат должен быть представлен в виде
описания генезиса объекта;
 феноменологический – результат должен быть представлен в виде
описания структуры наличной данности явления, распределенной
между регионами бытия.
Непосредственным условием осуществления базисной связи
между условиями выбора и средствами является различение объектов
разных типов существования. Какие непосредственные условия
осуществления базисной методологической связи между ситуацией
начала и ситуацией результата? Имеются условия, средства и выборы.
Различим объекты разных типов существования. Здесь требуется
проводить тонкую, кропотливую и, по-видимому, не вполне еще
ясную работу. Скажем, критерии выбора. С точки зрения
непосредственного существования критерий существует по-иному,
нежели объект, к которому он применяется, и по-иному, чем признаки
объекта или различия признаков. В реальной научной работе все эти
уровни имеют своих представителей. Должны быть различия и
критериев. Это относится к логике исследования. Здесь мы еще ближе
к методологии.

29
 Лекция 2

Условия, в которых мы начинаем – это некоторая совокупность

разнотипных существований. Средства – это способы перехода,
реализации чего-либо. Что можно реализовать с помощью средств?
Всякое средство опосредует. Это очевидно. Для примера
возьмем ноги как средство передвижения. Что они опосредуют? Я
сижу – функция ног, как средства передвижения, не реализуется, я их
не использую. Встаю, хожу по аудитории. Начинается реализация ног
как средства передвижения. При этом происходит перемещение.
Заметим, что сам по себе акт реализации еще не определяет
полностью результата. Результат определяется, так сказать,
контекстуально, из взаимодействия с другими значимыми
компонентами взаимодействия. Неоднозначность определения
результата действием проистекает из уже установленного нами
различия условий существования объектов. В ситуации лекции
передвижение характеризует некий способ поведения: сцепив руки за
спиной, я могу изобразить, прохаживаясь, нечто платонически-
академическое. Здесь передвижение – средство, иллюстрирующее
что-либо, педагогический или лекторский прием. Но я могу
передвигаться и с целью достичь куска мела. Это действие реализует
новый объект – "Я  мел". Получается, что один и тот же объект
может быть средством в рамках разных типических единств. При этом
он реализует целостности различных типических единств.
Всякое средство реализует целостность. Опосредование – это
всегда установление некой связи, а тем самым единства различного. И
всякое средство реализует новую целостность. Непосредственная
форма такой реализации – процесс. Здесь возникает проблема
объективации (возникновения объекта). Маркс говорил, что процесс в
результате угасает. Когда возникает результат, процесса уже нет, есть
другой тип существования. Например, если я вырезаю деревянную
ложку, то ложка – как результат этого процесса – по типу
существования представляет собой совсем иной объект, нежели
движение моей руки вместе с ножом вокруг деревяшки.
Средства – это всегда способы реализации временного,
преходящего единства, направленного на установление других типов
единств. Эта структура позволяет понять, почему сложно объяснять

30
 Лекция 2

методологию. Результаты всегда в свернутом виде содержат

информацию о том пути, который удалось пройти. В этой связи
можно указать еще на одно наследие марксистской методологии:
логика исследования не совпадает с логикой изложения. Это
положение, кстати, проливает свет на стандартные проблемы
написания диссертации, возникающие у аспирантов и иных
соискателей.
Реализация некоторого объекта с помощью определенных
средств происходит в соответствии типологией, соответствующей
этим средствам. Напомню, что тип объекта – это его принципиальная
структура. Как же определяются результаты? Чтобы нечто стало
результатом, необходимо, чтобы оно было итогом некоторой
деятельности (действия) и имело относительно самостоятельное
существование. Заметим в сторону, что относительность является
формой требования реальности существования в мире, поскольку
абсолютно самостоятельные вещи из мира выпадают – они
недостижимы никакими взаимодействиями этого мира.
Разные методы в одной и той же ситуации могут как
фиксировать наличие результата, так и не фиксировать его, поскольку
типы существования, предполагаемые в методе, различны.
Например, для структурного метода результатом является
инвариант, что не является результатом для морфологического
метода. И точно так же, с точки зрения системного подхода,
структурализм дает сырой, необработанный материал. Так мог бы
сказать любой немецкий философ-классик типа Гегеля, Фихте или
Шеллинга, фиксируя отсутствие системы у структуралистов вроде
Леви-Строса. Результаты структурного метода видны по
совокупности, и часто их сложно обнаружить в отдельной науке.
Как определить самостоятельность объекта? К примеру: если
магнитофон – это объект, то где он кончается? Я имею в виду,
относится ли к магнитофону пыль на деталях внутри его корпуса? Или
иной вопрос: относятся ли к магнитофону характеристики
воспроизводимых им звуков? Объективно, т.е. независимо как от
субъективной позиции, так и от предметного аспекта, мы этого
определить не можем. Отсюда вывод: нечто является объектом только

31
 Лекция 2

в некоторой системе взаимодействий. Меняя систему взаимодействий,

мы меняем объектные компоненты.
С вопросом о самостоятельности объекта связаны такие черты
науки, как переход от эмпирического уровня к теоретическому,
переходы между различными теоретическими уровнями и проч. Как
осуществляются переходы? Выделяются элементы, рассматриваются
отношения, свойства и т.д. В принципе выделение любого элемента,
отношения, свойства как объектов меняет систему непосредственно
предполагаемых взаимодействий и тем самым меняет тип
существования.
Вернемся к вопросу, несколько переформулировав его.
Благодаря чему можно выделить что-то как объект?
Указывая пальцем на шкаф, я указываю пальцем на некое место,
но не на шкаф. Точно так же я могу показывать на замочную
скважину в дверце шкафа. Благодаря чему я указываю на шкаф? Я
говорю, что это шкаф. Я называю. Тем самым я типизирую. Я
показываю на шкаф – это одно указание. Тем же жестом я показываю
на форму шкафа, и это другое указание. Подразумевается другой тип
объекта, другой тип существования. И с методологической точки
зрения в каждой конкретной ситуации первично именно называние.
Это онтологическая первичность, всегда предполагаемая в акте
представления. Называние делает доступным для представления (т.е.
для модели) и операбельным тот объект, с которым мы имеем дело. Я
понимаю при этом первичность "называния" не в том смысле, что
какой-то бог называет объекты, и они становятся сущими, а в том, что
они есть в представлении, поскольку они посредством тех или иных
актов не только входят в реальность как части этой реальности, но и
воспроизводятся в ней. Таким образом, онтологический аспект
указания как представления состоит в самостоятельности объекта.
Что значит быть самостоятельным? – Это значит
воспроизводить некоторые предпосылки своего существования. Это
вроде бы очевидно, но есть психологический закон восприятия:
труднее всего увидеть очевидные вещи. Я называю и это очевидно:
вот – тетрадь, а вот – лист, но непонятно, как именно отделить лист, с
одной стороны, от тетради, а с другой – от места, в котором он имеет

32
 Лекция 2

свое существование. А я ведь указываю именно на лист, а не на

тетрадь и не на место, в котором он есть. Если тетрадный лист
вырвать, то он станет вроде бы более самостоятельным объектом. Но
это реальное разделение само по себе не добавляет ясности в вопрос о
самостоятельности его существования.
В принципе, имеется базисная система предпосылок действий и
она фиксирует некую структуру мира, но ее выделение – непростая
задача. Итак, именование – это, во-первых, фиксация некоторого типа
объекта, во-вторых, установление имени как знака сразу в двух типах
существования. Так, я говорю, указывая на стол, не о столе вообще, а
о конкретном столе, но совмещаю это с подразумеванием (т.е.
практическим указанием) его типичной организации как стола, а не
куска дерева. Поэтому указание всегда совмещает и некую
типологию, и некую феноменологию.
Обратимся к ряду понятий, которые связаны с феноменологией.
С моей точки зрения разные философские подходы – а в их числе и
феноменология – ценны тем, что в их рамках фиксируются средства
работы с разными сторонами реальности. Х.Ортега-и-Гассет,
относительно менее известный, чем Э.Гуссерль, сформулировал
вполне прозрачную (на мой взгляд) систему феноменологии, которой
мы и будем далее придерживаться. Она изложена, к примеру, в работе
"Человек и люди" (напр., в: Х.Ортега-и-Гассет "Избранные труды",
М., 2000, с. 480-698).
Феноменология связана с феноменом (локальным событием) и
описывает структуры явления вообще. Явления вообще
рассматриваются как существующие и реализующиеся здесь и сейчас,
как данность. Явления различаются в феноменологии как некая
структура реальности. А реальность понимается как нечто
неотменимое, как все, с чем я вынужден считаться. Ортега-и-Гассет
утверждает, что есть изначальная реальность, данная непосредственно
в актах. Но, помимо этой реальности, есть и иные реальности,
которые, чтобы стать реальными, должны в ней проявиться. По
отношению к этой изначальной реальности могут осуществляться
реальности разных степеней. Он сравнивает реальность с ожогом.
Если я нечто ощущаю как ожог, как выстрел в упор, то это

33
 Лекция 2

реальность. Подобно ожогам, реальности бывают 1-й, 2-й, 3-ей

степени, но можно предполагать и более высокие (или глубокие?)
степени.
Ортега-и-Гассет приводил следующие примеры. Пример 1.
Мода (как мир моды). Чтобы реализовать существование фасона,
вкуса, нового, – необходимо быть в контакте с типичным для мира
моды сущим, должны реализоваться типичные для этого мира
предметы и отношения. Пример 2. Армия. Обычные люди в армии
ведут себя иначе, чем на "гражданке", в их отношениях реализуется
нечто иное, иногда совпадающее с цивильным, но имеющее в
сущности иной реальный смысл, вроде приказа, дисциплины,
координации действий, тактики, стратегии и проч. Пример 3. Скачки.
Непосредственно видно, что бегают лошади в определённом
огороженном месте, люди стоят и сидят, передают бумажки друг
другу, разговаривают и жестикулирует. Все эти действия без
предположенной системы соответствующих существований (ставки,
букмекеры, правила скачек, информация о лошадях и т.д.) не
реализуют именно мир скачек.
Интересен вопрос: насколько реальны эти "реальности"?
Предварительно можно ответить так, что в настоящее время
футболисты или жокеи – это не временные образования, они в своих
мирах живут, и для них это – реальность. Так же своя, но иная
реальность есть и у болельщика-фаната на стадионе. Но для нас более
существенный интерес представляет то замечание Ортеги, что миры,
связанные с пересечением реальностей, имеют структурные законы.
Первый структурный закон состоит в том, что жизненный мир
состоит из небольшого числа вещей, которые в данный момент
присутствуют и бесчисленного множества вещей скрытых, о которых
мы знаем или верим. Например, там, за дверью, есть коридор, но здесь
непосредственно он не присутствует. Абстрактно говоря, "звуки
оттуда" могли бы быть и звуками магнитофона, и чревовещанием.
Согласно второму структурному закону, мир выстроен так, что
вещи, на которых сосредоточено внимание, всегда сосуществуют с
фоном (в гуссерлевской версии феноменологии фон называется
"горизонтом").

34
 Лекция 2

Таким образом, структура непосредственного, феноменального

присутствия в мире включает в себя: 1) кого-то, чей это мир;
2) непосредственное присутствие вещей, которые наличествуют (они
делятся на собственно вещи и горизонт); 3) непосредственное
соприсутствие тех вещей, которые предполагаются структурой мира,
но непосредственно не даны.
Далее получается, что мир строится по законам перспективы,
т.е. взгляда, исходящего из какой-то позиции. Мир также имеет
определенные условия, средства и ограничения реализации. Все миры
организованы в прагматические поля.
А как это соотносится с методологией? Что есть, когда есть
метод? Мы уже знаем, что в этом случае есть а) тип результата и
б) средства, которые мы должны использовать. Нужно фиксировать
структуру нашего отношения при получении результата. Эта
проблема имеет достаточно хорошо выражаемое в терминах
методологии строение – строение вопроса.
Во-первых, во всяком вопросе есть или предполагается
констатирующая часть, которая относится к "месту здесь", т.е.
результат должен появляться в том месте, где он нам может быть
феноменально дан (здесь естественно вспомнить важнейшее
методологическое указание А.Пуанкаре: находясь в одном месте,
нельзя непосредственно воспринимать нечто, находящееся в ином
месте, как "одновременное"). Тут предопределена структура места
"здесь", как места, где должна ощущаться данность результата.
Невозможно ставить проблему и полагать, что результат, как ответ,
существует где-то, где его невозможно воспринять. Для восприятия
результата необходимо предположить "место здесь", в котором
результат будет дан.
Во-вторых, вопрос фиксирует также способы некоторой
данности результата. Эти способы данности со времен Аристотеля
называют "категориями". Что такое категории по Аристотелю? Это
набор вопросительных слов греческого языка: "что?", "где?", "когда?",
"каким образом?", "сколько?", "в каком отношении?" и так далее
(всего их десять). Интересно, что любой язык содержит аналогичные
структуры, причем в разных языках они могут быть более или менее

35
 Лекция 2

развиты. К примеру, в европейских языках разделение временных и

причинных структур произошло в 15-17 веках. До того в них были
попросту грамматически не зафиксированы соответствующие
категориальные структуры. Так, в русском языке можно говорить о
причине в терминах изначально пространственных, имеющих смысл
места: "почему", "из-за чего" или "почто".
Вопрос задает с помощью категорий некоторую
предположительную структурированность ответа. Я не могу ответить
на вопрос "где?" словом "семь" или выражением "тридцать два" (если
дополнительно не уточнять или контекстуально не определять, что,
скажем, "7" - это номер дома). Без (пред)определения в жизненном
мире структур, по отношению к которым имеет смысл ответ, не имеет
смысла вопрос. Структуры жизненного мира должны быть
предположены. Именно категории фиксируют эти начальные
структуры, которые заданы структурами взаимодействия объектов
мира. Когда мы задаем вопрос, мы переносим структуры
взаимодействия, предположенные нам в жизненном мире, как
структуры предположения, в мир ответа.
Вопросы, с точки зрения знаковой, могут относиться как к тому,
что не имеет типичного означения, так и к тому, что обладает
типичным означением.
Пример. Обезьяны, которых научили использовать набор карточек для
представления. Одна обезьяна, глядя на самолет, соединила карточки
"железная" и "птица". Этот факт говорит о том, что новое означение
реализовано по формуле: возможное старое – типичное.
Реальные структуры существования – это структуры
воспроизводства, причем какая-либо структура может возникать в
разных структурах воспроизводства, скажем, структура знака или
структура означения. Вопрос в том, на основе чего воспроизводится
существование. То, на основе чего воспроизводится существование
человека, и делает его специфическим существом.
При этом структура вопроса подразумевает то, что
сосуществует, но не соприсутствует. Если бы нечто искомое имелось
в непосредственно доступном для нас (или, говоря словами

36
 Лекция 2

М.Хайдеггера, "подручном нам") наличии, не нужно было бы задавать

о нем вопрос.
Выражение в вопросе представления о типе предмета, наряду с
самим предметом, насущная и естественная потребность человеческой
жизни.
Вопрос всегда имеет две интенции (направленности) – на
содержание знака и на наличие знака. Таким образом, в структуру
вопроса входит интенция наличия знака и предположенная
реализация знака. Это то, что существенно отличает вопрос от
побуждения. Я могу кого-либо телесно принуждать что-то сделать и
эта форма взаимодействия не будет вопросом. Вопрос ведь
подразумевает знаковую форму своей реализации. Этот важный
момент объясняет, почему так важна семиотическая компонента в
методологии. И содержание, которое соотносится некоторым образом
со знаками и вопросами. Зачем мне нужно реализовывать некое
содержание, которое реализуется в ответ на вопрос? С одной стороны
содержание, может быть, уже есть, как некий материал жизни: а что
тут вопросы задавать, смотри, живи и т. п. Но методологическая,
научная компонента как раз направлена на установление знаков,
меток, путей, которые фиксируются именно знаковыми способами.
Это существенное своеобразие методологии – важная компонента, и
на нее мало обращают внимание традиционные методологии, которые
обычно сворачивают либо на проблему логики вообще, либо
центрируют внимание на каком-либо частном определении. А
знаковые структуры с их спецификой при этом обычно не
выявляются.
Таким образом, вопрос содержит в себе три методологические
компоненты, а именно: означение, категориальные структуры и тип
результата.
Благодаря чему происходит сложение разных сторон:
логической и методологической? Логика – это всегда нахождение
связей, в принципе, логика и есть ничто иное, как связь. Это
отчетливо видно в таких часто встречающихся в связи с логикой
выражениях как "система правильных рассуждений", "связь
суждений" и проч. Исходя из такого понимания, естественно полагать,

37
 Лекция 2

что существуют разные логики, а не одна универсальная логика (одна-

единственная система правил). И это действительно так. Современные
взгляды на этот вопрос заключаются в том, что не существует
универсальной методологической предметной логики, т. е. вывод о
различных логиках правомерен, и тем самым логика – это некоторые
связи указаний.
Что такое логика в представлении какого-либо фрагмента мира?
Это система указаний на материальную структуру представляемого
мира (тут я использовал чуть-чуть изменённое определение логики,
высказанное и используемое программистами). В принципе, все
логические исследования происходят post factum. Допустим, мы
провели некое исследование и теперь его надо оформить. Оформление
должно быть логично, т. е. связно. У нас уже есть материал, есть
содержание, нам надо установить связи этого содержания. Поэтому из
того, что реализуется, ничто не может быть нелогичным само по себе,
оно может быть нелогичным лишь в отношении к какому-то
реализованному фрагменту. В этом случае не устанавливается связи в
определенном отношении к этому фрагменту.

38
 Лекция 3

Лекция 3.
Для рассмотрения знания и познания как объективаций
необходимо изучить знаковую ситуацию со стороны ее
онтологических характеристик. Сейчас я начну с краткого описания
некоторых существенных особенностей объективации знания и
познания.
В феноменах знания и познания проявляется специфика
существования знания как объекта. А существование это не просто
знаковое, а системно-знаковое, или семиотическое. В семиотическом
аспекте важную онтологическую функцию выполняет номинация
(называние). Номинация – это фиксация мысленного предмета. У нас
шел уже разговор о том, что для определения метода, работы метода
существенно то, какие отождествления проводятся. Структура
фиксации мысленного предмета, отождествление, объективация
знания – все это связано с некоторыми актами. Когда речь идет об
объективации вообще – а особенно об объективации знания – нужно
иметь в виду, что всякий реализованный или непосредственно
реализуемый акт имеет две стороны (аспекта, момента, модуса) своего
бытия-в-мире. Это непосредственное и ближайшее опосредованное
существование акта. В нашем рассмотрении удобно будет обозвать их
статусами существования. Под ближайшим опосредованием акта
естественно понимать его результат. С одной стороны, существование
акта – это его непосредственное протекание именно в то время, когда
он осуществляется. Другим моментом существования акта является
некий результат, который обладает непосредственным наличием и
действительностью уже после того, как сам акт отошел в прошлое.
Мы будем существенно использовать возможность выделения двух
этих моментов семиозиса: непосредственного и опосредованного.
Заметим, что операции, типично включаемые в сферу
методологии, суть именно акты. Но разные исследователи
рассматривают их, делая акцент либо на их актуальном модусе, либо
на их фиксированном результате. Примеры вам хорошо известны –
это индукция, дедукция, синтез, анализ. И я бы добавил еще в
несколько неожиданном контексте слово "перформация", т.е.
оформление, осуществление формы или введение в форму.

39
 Лекция 3

Перформативные грамматики вам, я думаю, известны. Что такое

"перформация" как акт? Ее русскими аналогами являются
"оформление" и "полагание". Но полагание есть не что иное как
вынесение формы вовне. Действительно, если я что-то полагаю, то
при сём акте: а) у меня имеется некоторая предположенная форма
(беспредпосылочное полагание традиционно является прерогативой
бога, творящего мир, или трансцендентального субъекта, а мы
рассматриваем реальных субъектов, находящихся в мире) и б) этим
актом некая форма как содержание этого полагания выносится вовне
(отделяется от меня, не совпадает с моим существованием).
Зафиксируем полагание как необходимую субструктуру деятельности
субъекта вообще. Таким образом, полагание оказывается общим
основанием этих методологических актов, причем как в их
актуальном модусе, так и в их фиксированном результате. Но
полагание еще не имеет собственно методологической специфики.
Чтобы говорить о структуре метода, необходимо говорить о
средствах, позволяющих неслучайным образом выбрать и утвердить
(реализовать) путь в материале исследования. Иначе говоря, мы
переходим к принципам.
Принцип есть регулятив. Регулятивы же некоторого предмета
существуют как бы в ином плане существования в сравнении с этим
предметом. Феноменологически ясно, что принцип непосредственно
не относится к содержанию того материала, к которому мы
"принципиально" относимся. Принцип работает на уровне
предпосылок и условий осуществления некоторого содержания. Это, в
частности, означает, что принцип может относиться как к
актуальному движению, так и к результату, в котором движение
снято. Принцип поэтому является неким ограничением полагания. В
актуальном измерении принцип переводит предпосылки некоторого
предмета в его условия. Заметим, что тот факт, что принципы (как
построения предмета, так и его исследования) обладают функцией
регуляции, ограничения, становится ясным именно в контексте
условий возможности предмета. С нашей конструктивной позиции это
положение выглядит так: принцип готовит место для полагания. Ведь
всякое полагание должно выносить форму в какое-то место. И именно

40
 Лекция 3

особенности этого места конструируются в принципах. Принцип

конструирует место для полагания предмета путем введения (или
выделения) его типичных формальных особенностей в предпосылках
(или в качестве предпосылок). И вообще, всякое предположение
конструирует место для полагания. Эту же идею можно выразить и
почти гегелевским языком: предполагание диалектически связано с
полаганием.
Теперь вернемся к уже отчасти рассмотренным нами
категориям. Соотношение предпосылок с полаганием
непосредственно должно быть проинтерпретировано в связи с
различием конститутивных и рефлексивных категорий. Это термины
неокантианства, введенные Виндельбандом. Когда Аристотель
выделил 10 категорий, то все это были категории предметные. Он
определил их следующим выражением: "то, что сказывается о чем-то
вне всякой связи". Такое сказывание приводит к тому, что разные
словесные выражения могут содержать одинаковые элементы
различным образом, так, что смысл выражения представляет качество,
сущность, количество, время. Соответствующие способы сказывания
суть конститутивные, или объектные предметные категории.
Однако достаточно рано было понято – в частности, Порфирием
– что, кроме этих категорий, есть еще и другие способы сказать что-
либо, также имеющие категориальный статус, но не вошедшие в
список категорий Аристотеля. Это логические категории: род, вид,
специфическое отличие, определенность. Они тоже являются
предметными категориями, но не объектными, а субъектными или,
по-другому, рефлексивными. Список логических категорий Порфирия
стал первым общим их описанием, которое задало "парадигму"
логического рассмотрения на последующие века (хотя заметим, что
рефлексивные категории можно вводить по-разному). Этот список
дает представление о различии между объектными и субъектными
категориями.
Рефлексивные категории относятся к способностям субъекта,
описывают их с точки зрения задания некоторых типичных
особенностей понимания. Можно сказать, что рефлексивные
категории отвечают за субъектные подструктуры предмета, тогда как

41
 Лекция 3

конститутивные категории вводят в предмет (квази)объектные

подструктуры. При полагании рефлексивными операциями
(собственно, как и в случае предметного полагания) объекты
возникают не на голом месте. Отчасти это было уже
проиллюстрировано тем соображением, что принципы специфически
конституируют какие-то места и системы мест. Место, в котором мы
полагаем предмет, оказывается заранее подготовленным и пред-
расположенным к будущему содержанию. Имея в виду именно эту
содержательную (материальную) предпосылочность, М. Шелер
говорил, что, независимо от того, являются ли знания знаниями ради
господства или знаниями сущностными, или знаниями ради спасения
– все они суть преобразования чего-то сущего, поскольку существо,
осуществляющее чистое познавание без укорененности в сущем, не
имело бы никакой реальности (понимая реальность как совокупность
всего, что оказывает сопротивление нашему стремлению). И, на мой
взгляд, фактически то же самое имел в виду Н.Бердяев, также в начале
XX века утверждавший необходимость для гносеологии опираться на
онтологию субъекта.
Приведенные выше феноменологические замечания выражают
существенные характеристики полагания. Особенность самого нашего
акта познания должна быть выражена, в частности, через особые его
характеристики, особые в сравнении с бытием (или существованием),
не являющим признаков работы познания. Тут нужно рассматривать
не просто результаты познания, или действие как ставшее. Следует
пристально всмотреться также в самостоятельность самого акта
познания, приводящего к новой реальности – к существованию со
знанием. Самостоятельность акта как объекта в мире можно
определять по аналогии с самостоятельностью объекта – как
воспроизводство в его ходе (= им самим) предпосылок его
существования. Мы будем искать определенности акта воли,
переходящего в действие.
Акт воли, рассматриваемый в связи с действием, всегда
первично не сделан (non fait), он реализуется тут и сейчас, налично.
Если говорить о современных "неклассических" философских
категориях, это – экзистенция. Экзистенция – понятие еще

42
 Лекция 3

схоластическое, но в классические системы онтологии оно как

самостоятельное не включалось. Под «экзистенцией» в философских
схемах XX века понимается выход единичного сущего из себя, его
актуальное проявление в мире. Примерами такого неклассического
употребления являются, скажем, концепции Фихте, М.Шелера и
Н.Бердяева (а позднее – М.Хайдеггера, Н. Гартмана и А.Н.Уайтхеда).
Так, М.Шелер и Н.Бердяев оба утверждают, что действительное
существо, которое в принципе не имело бы никакого иного
существования, кроме как существование в акте познания, не имело
бы никакой реальности. Они, конечно, опираются на феноменологию
человека, но заметим, что иной феноменологии у нас и нет.
Так вот, познание всегда является "нечистым". У него
имманентно есть некий "довесок", самостоятельность, внешняя по
отношению к чистому содержанию знания. Это нужно понимать так,
что не только объект самостоятелен в отношении к субъекту, но и
субъект самостоятелен в отношении к объекту. Самостоятельность
субъекта в отношении к объекту обеспечивается, в частности, тем, что
субъект должен входить в мир объектов на, скажем так, "нижнем
уровне", уровне онтологии, как объект, каковым субъект в этом
отношении является. Иначе субъект попросту не мог бы проявиться в
мире объектов, и отношение познания "зависло" бы. В этой связи,
утешая сторонников идеи превосходства субъекта над объектом,
можно сказать, что, поскольку субъект – частный случай объекта, то
он имманентно обладает более сложными характеристиками, чем
простой типичный объект. Но обладание характеристиками простых
объектов позволяет субъекту быть реальным в "нижнем" мире. Иными
словами, субъект – это особенный объект. А познающий субъект – это
уж совсем особенный объект.
Однако общее рассуждение о том, что субъект – объект "совсем
особенного свойства", слишком неконкретно для методологии.
Учитывая, что результаты познания всегда носят характер
представления, сделаем очередное феноменологическое замечание.
Субъект как объект, т.е. как нечто неотменимое, характеризуется
наличием некоторого универсума конструирования и представления.
В этом универсуме как раз и проходит вся внутренняя жизнь и

43
 Лекция 3

внутренняя деятельность субъекта. Этот универсум распространяется

вовне субъекта в ходе преобразования (полагания) части исходного
универсума. Мы сейчас заинтересованы в рациональном ограничении
внимания, и потому будем полагать, что деятельность субъекта
внутри себя как раз и являет собой конституирование внутренних
объектов и переживание соответствующих взаимодействий.
Если же не отделываться общими словами, а попытаться указать
особенности универсума конструирования, то в первую очередь
нужно попытаться ясно представить феномены мышления,
воображения и соображения человека. С некоторой внешней точки
зрения можно зафиксировать, что течение мысли – это
непосредственно и актуально представление некого универсума (т.е.
мира или фрагмента мира). Причем универсум мысли имеет
относительно четкое содержание и, в то же время, не имеет четко
очерченных границ. Причем человек действительно осознает его как
особый универсум. Мир моих мыслей я отличаю от мира моих
ощущений, от мира моего поведения и т.д. И некоторые люди
способны по отношению к миру своих мыслей занимать активную
позицию, они способны сознательно конструировать этот мир. Но из
того, что сознательная позиция широко не распространена, не следует,
что все прочие люди не конструируют. Они конструируют миры из
имеющегося у них материала ("когда б вы знали, из какого сора") – но
получается это некоторым неосознанным, естественным,
традиционным, я бы сказал, способом.
В этой связи хорошо понятно, почему часто бывает так, что
одинаковые обстоятельства рождают одинаковые мысли. Это
проявляется на самых разных уровнях. Я, например, замечал
несколько раз такое стечение обстоятельств. В студенческие времена
у меня был друг, который сейчас живет в Греции. И вот мы заходили с
ним в один букинистический магазин на Ленинском проспекте, и
каждый раз, когда мы проходили мимо одного определенного места,
мы разговаривали о моем отце. У меня была видимо какая-то
первичная ассоциация. Я много раз с ним ходил по этому маршруту, и
оказалось, что предмет разговора случался одним и тем же. Т.е. вроде
бы течение своих мыслей и предмет нашего разговора мы выбираем

44
 Лекция 3

сознательно. Но в то же время оказывается, что, если не

сопротивляться выбору и направлению своих мыслей, то они как бы
заданы извне, в данном случае, составом компании и местом, в
котором происходит разговор.
Я возвращаюсь к более общему рассмотрению. Создание
универсума рассмотрения или универсума моделирования – это
некоторая начальная позиция науки. Действительно, наука начинает с
наличия такого универсума, и продвижение науки происходит в
пределах универсума конструирования. Причем это не надо понимать
так, что это относится только к чисто мысленным конструкциям.
Когда проводится, скажем, физический эксперимент, то обстановка
этого эксперимента, вообще-то, есть объективирование условий
мысленного действия. И оно реально расширяется, включая чисто
материальные предметы. Они тоже включаются в некоторое действие,
которое изначально в рамках ситуации развития научного знания
является мысленным. Примерно то же самое происходит, когда вы
опрашиваете какого-то информанта. Задание ему вопросов,
проясняющих, кто он такой, даты происходящего опроса, включение
записывающего устройства и прочие реальные условия – все это
преобразует ситуацию в некоторый практический универсум. И новый
факт создается в новом, до того не реализованном универсуме. Вот
пример универсума конструирования, который всегда является
предметным, поскольку дело идет о человеческой деятельности, но
отчасти является мысленным, а отчасти – чисто материальным. Кроме
мыслей, его образуют и другие предметы, не чисто мысленные, вроде
линейки и динамометра в случае физики, а в случае фольклористики –
балалайки, блокнота (или магнитофона) и завалинки.
И начальная позиция науки, сначала неэффективно, но исходит
из этого универсального конструирования. Условиями его создания
являются знаки, с одной стороны, и смыслы – с другой. Мы будем
далее везде предполагать, что научное исследование привело к
условиям, когда должен родиться текст, описывающий новое знание.
И в этих условиях будем рассматривать функционирование
принципов в универсуме.

45
 Лекция 3

Принципы – это конструктивные схемы моделирования.

Обычно принципы соотносятся с понятиями, а иногда (если
принимать во внимание менее стандартную литературу по
методологии и логике) – с "(наи)более общими" понятиями. При этом,
однако, интересно, что это традиционное понимание являет некоторое
реальное противоречие. Может быть, "противоречие" – слишком
сильно сказано. Ну, не то, чтобы противоречие, а некая
несогласованность позиций. Когда говорят о наиболее общих
понятиях, то обычно имеют в виду категории. Но и принципы обычно
также связывают с наиболее общими понятиями. И вот
несогласованность: когда мы начинаем перечислять принципы,
которыми пользуется наука, то они с известными категориями не
совпадают. Тут есть некоторая неясность. То ли нужно дополнить
известную нам схему категорий принципами, то ли, наоборот, надо в
схему принципов включить все категории, которые нам известны.
Такова стандартная непроясненность позиции, присутствующая
практически повсеместно. Мы постараемся от нее избавиться.
Итак, принципы соотносятся с наиболее общими понятиями, но
употребление принципов – особое. Этот момент особенности
принципов был зафиксирован, по-видимому, Кантом. У него было
рабочее определение "идеи". Кант, как известно, различал
компоненты субъективной сферы. Он отдельно описывал такие
типичные компоненты субъекта как:
 эмпирический опыт (непосредственная данность ощущений,
внешних рассудку или разуму, в чувственности),
 мир явлений (феноменов), конструируемый непосредственной
активностью субъекта,
 содержание суждений (а также сознания и знания), которое
создается благодаря преобразованию опыта в суждения
посредством системы категорий,
 принципы построения систем категорий.
Таковыми принципами построения систем категорий для Канта
и являются идеи. В общем, довольно естественно понимать идеи как
основные принципы, на которых основаны системы. Ведь, к примеру,
если речь идет о какой-нибудь концепции, то часто говорят что-то

46
 Лекция 3

вроде: "основная идея этой концепции состоит в ...", или что-то

подобное. Что здесь имеется в виду? Что все остальное подчинено
идее, все остальное раскрывает эту идею, что-то в этом духе. Такое
смутное неясное ощущение, но оно всеобщее. А это значит, что
действительно за этим что-то стоит реальное. Давайте попробуем
разобрать, что же за этим стоит реального. Поскольку мы
рассматриваем все в соотношении с конструированием, с некоторым
полаганием и объективацией, постольку нас должна занимать такая
характеристика универсума конструирования, как "точка сборки".
Этот термин является довольно новым. Но Кастанеда употребляет
словосочетание "точка сборки", с моей точки зрения, очень неплохо.
Почему бы им не воспользоваться? Тем более, что здесь есть какое-то
интуитивное содержание.
Итак, точка сборки. В универсуме конструирования она всегда
актуальна. Что означает это естественное феноменологическое
замечание? Оно, с одной стороны, означает, что точка сборки имеет
непосредственное определение здесь и сейчас. Но, с другой стороны,
когда мы говорим в тексте о чем-то, всегда имеется некоторое "здесь
и сейчас", по отношению к которому определяется представление.
Именно его различают как проходящее, или вневременное, или
существовавшее давно, или существующее в другом мире, и т.д.
Различие между этими "здесь-сейчас" в том, что актуальная позиция
субъекта, строящего представление, отличается от актуальной
позиции рассказчика, подразумеваемой в этом представлении. Это
отличие может быть, например, проиллюстрировано ситуациями,
когда один и тот же анекдот рассказывают умелый и неумелый
рассказчики. Неумелый рассказчик актуально реализует собственное
"здесь-сейчас", тогда как рассказывает анекдот с отсылкой к
некоторому идеальному "здесь-сейчас", а умелый в своем "здесь-
сейчас" реализует вариант такого идеального состояния. В общем, это
– позиция говорящего.
Точка сборки соотносима с локусом субъекта, с одной стороны,
и с актуальным горизонтом субъекта – с другой. Сложность ее
фиксации происходит из-за того, что она все время перемещается.
Один французский поэт написал, что точка нашего внимания блохой

47
 Лекция 3

скачет по картине. Действительно, мы смотрим на картину, и

актуальное внимание скачет туда-сюда как блоха. Несколько
облегчается установление этого факта тем, что реальная точка
концентрации внимания сравнительно более легко схватывается во
внешнем чувстве. Это тот реальный момент, в котором
конституируется становление содержания мысли, более явный в
случае, когда имеется внешнее чувство. Если же речь идет о нашем
внутреннем, скажем, о понимании, то его более сложно
зафиксировать. Однако несомненным в обоих случаях остается то, что
точка сборки всегда характеризуется этим самым "здесь и сейчас",
которое перемещается по конструируемой форме понимания – это
несомненно.
Точка сборки в миниатюре реализует развитие и выражение
связей между локальными содержаниями мысли. В этой связи нужно
вернуться к номинации и ее отличию от референции. Номинация – это
фиксация мысленного предмета и она должна локально фиксировать
непосредственно наличные особенности "здесь-теперь". Чтобы далее
из этого "здесь-теперь" перепрыгнуть в другое "здесь-теперь".
Номинация, как мы знаем, непосредственно связана (или всегда
находится в условиях актуальной связи) с референцией и дейксисом.
Это означает, что фактически в ходе конструирования мысленного
предмета нами всегда актуально реализуются некоторые локальные
содержания, которые имеют одновременно несколько
направленностей. И эта разнонаправленность, обусловленная разными
средствами, используемыми при реализации актов номинации,
референции и дейксиса, всегда синтезируется в непосредственном
"здесь и сейчас" нашего субъекта.
Номинация оформляет предметное содержание мысли, тогда как
референция – это функция соотнесения знакового строения с этим
содержанием. Обычно обращают внимание на постоянный
инвариантный модус референции как акта, составляющего знаковую
ситуацию – фиксированный знак представляется столь же
инвариантным как бытие. Так, создание знакового выражения
ощущается архаическим сознанием как создание или вызывание
существующего самого по себе означенного этим знаком объекта.

48
 Лекция 3

Нам важно обратить внимание на противоположную позицию,

состоящую в рассмотрении зафиксированного знака в функции
означения, причем актуально наличен (и тем самым неотменим!)
некоторый локальный контекст такой фиксации. Это содержание
выражается в указательном местоимении, если отвлечься от его
собственно указательной функции, обращая внимание на содержание
указания. Со стороны субъекта это содержание совершенно
формально и обусловлено актуальными возможностями субъекта по
восприятию форм объектов. В результате такого отвлечения у нас
остается предметная форма указания. Конструктивный смысл этого
действия состоит в неявном введении категорий как предположенных
структур места в представлении, о чем я уже говорил.
Таким образом, описывая строение и построение универсума
мысли, нужно явно учитывать актуальные предполагания мест. Это
требует явного рассмотрения структур, которые вводятся при
построении представления мира или модели.
Структуры локальные, связанные с точкой локального
сиюминутного "здесь-теперь", дополняются структурами
глобальными. Это логические структуры. Выясняя, как устроен
универсум мысли, мы начинаем обычно с предположения о том, что
он логически выстроен. Что такое логика? Это – вопрос сложный, для
наших целей достаточно рассматривать логику операционально, как
"систему указаний на материальную структуру". Поясню это рабочее
определение. Например, логическая форма силлогизма
непосредственно являет собой не что иное как систему указаний на
его предметное содержание. Однако логика как система указаний
необходимо несет в себе моменты номинации. Она с ними
соотносительна, они ее дополняют. В то же время логика вносит нечто
иное – "выравнивание" истинности выражений. Более точно, при
введении логических норм и требований происходит расслоение
множества высказываний на слои одинаковой истинности. Здесь,
помимо гносеологического, есть и онтологический аспект. Выражения
одинаковой истинности относятся к одному срезу реальности, в
представлении они реальны "одновременно". Таким образом, логика
представления – это предполагаемая при конструировании позиция

49
 Лекция 3

указания на формы представления вместе с их истинностной оценкой.

Это одновременно позиция, которая вносит в представление те или
иные критерии, т.е. требования к тексту.
Вместе с требованием логической структуры в универсум
представления, с одной стороны, входит требование связности
возникающего в представлении мира. С другой стороны, универсум
представления получается как результат работы субъекта над
универсумом конструирования. При этом непосредственное развитие
универсума конструирования происходит путем его переопределения.
Это – важный момент, который отражен в учении об актуальном
членении предложения. Коротко его можно изложить так: во всяком
предложении есть что-то, что человек уже знает, и что-то, что он из
него узнает. Первое называется "тема", а второе - "рема".
Неклассический аспект рассмотрения актуального членения состоит в
том, что в ходе прочтения текста соотношение темы и ремы меняется.
После прочтения предложения рема становится известной, и входит в
общую совокупность известного человеку. Таким образом, субъект,
читающий текст, непосредственно производит тематизацию ремы. Но
и универсум конструируется именно актами и мы, благодаря
возможности различных актуальных членений, имеем возможность
различно переопределять универсум мысли. Причем здесь опять-таки
интересная возможность. В тот момент, когда мы его выстраиваем,
его еще нет. Но, когда мы его уже выстроили, мы имеем возможность
как бы заново его переопределять.
Для такого переопределения универсума конструирования, в
частности, необходимо осуществление разных видов тождества. А
именно, нужно осуществлять субъективное тождество, объективное
тождество, и предметное тождество.
Простой случай отсутствия предметного тождества – если
разные люди читают один текст "разными глазами". Но то же
происходит иногда, если человек, перечитывая давно прочитанную
книгу, восклицает: "Боже мой, я этого раньше не видел/понимал!".
Эта знакомая многим ситуация обрисовывает предметное
нетождество.

50
 Лекция 3

Но возможно и другое, объектное, нетождество. Пусть имеется

правильно понимаемое мною определение некоего объекта. Вообще
определения нужны для того, чтобы по меньшей мере
типологизировать объекты. Я могу прикладывать это определение, в
рамках своего понимания, к разным возможным объектам,
интерпретировать на разных объектах. Такая ситуация постоянно
возникает при возникновении новых объектов. Особенно явно это
прослеживается в случае, когда предметная область постоянно
обновляется, как это происходит в фольклоре. Например, я
интересуюсь жанрами текстов, в частности, сказками. Я говорю о
некоем тексте: "да, это сказка", и все определения подходят. Теперь
смотрю на другой текст, например, Хармса. Он назван "сказкой", но,
пытаясь приложить определения, вижу, что часть подходит, а часть –
нет. Объект начинает "плыть", получается каким-то кентавром. Есть
тождество субъекта, есть тождество предметов, я понимаю, о чем идет
речь, а объект как-то не отождествляется. Одна часть отождествляется
с одним предметом содержания, другая часть – с другим, а в целом
объекты, составляющие ситуацию представления, оказываются
неотождествленными. Таким образом, моя попытка изучения объекта
осталась незавершенной. Возникавшие объектные определения не
сложились в единое самостоятельное определение. Причины такой
неудачи могут заключаться как в моей неспособности правильно
подойти к определению объекта, так и в том, что мое восприятие чего-
то как объекта не соответствует действительности, а также в том, что
у меня пока еще недостаточно развиты средства определения,
работающие в данном конкретном случае. Под действительностью я
тут понимаю самостоятельное существование объекта.
Я могу привести пример, близкий фольклористам – былички,
т.е. народные рассказы о необычных приключившихся ситуациях.
Есть тип рассказов про то, как человек идет, разговаривает с кем-то,
потом вдруг очнулся – и никого рядом нет. Былое тождество
собеседника исчезло. Здесь достаточно сложный момент. Разговор
был на кого-то направлен, имел интенцию. Но при попытке
определить собеседника последний исчез, что не позволяет
рассказчику его как-то назвать. Если он говорит, что это леший, тот

51
 Лекция 3

тем самым собеседник опредмечен, и предмет найден. Тем самым

ситуация предметного нетождества превращается в наличие
предметного тождества посредством номинации. Если же человек не
может выразить словами, назвать содержание своих переживаний,
своего опыта, то здесь отсутствует фиксация предметного тождества,
и, в целом, само предметное тождество.
Как интерпретировать эти самые былички в аспекте
непосредственной данности? Известные нам факты дают основание
для эмпирического обобщения: мир всегда реально переопределяется.
Это замечание практически совпадает с феноменологическими и
герменевтическими установками на описание текущего состояния
вместо описания состояния, которое должно (или должно было) быть.
Попытки выделить некоторый логически заданный, описанный и
прочий мир исходят из желания иметь что-то совершенно или
абсолютно прочное, стабильное и т.д. Но реальный мир действующего
человека не таков. Действительный человек живет в несовершенном и
неабсолютном мире. В моменте переконструирования мира имеется
объектное тождество, иначе была бы следующая картинка: есть одно
состояние, затем другое, а связи между ними нет, и одно состояние
"не помнит" о другом. Такой набор существований не будет единым
миром, разве что мы введем дополнительные метатеоретические
принципы связи состояний, как это делали, к примеру, Декарт и
Лейбниц. (Подробное рассмотрение этой темы превышает
возможности настоящих лекций.)
Но следует сказать, что одного лишь объектного тождества
недостаточно для корректного описания моделирования мира
субъектом. Необходимо рассматривать также предметное и
субъектное тождества. В частности, для более подробного
рассмотрения различия между предметным и объектным тождеством
необходимо явно ввести понятие факта.
Факт необходимо определять соотносительно с событием как
иной вид акта. Уроки теории относительности заключаются, в
частности, в том, что природное событие в мир физика не входит без
соотнесения с системой отсчета. Тут-то и возникает факт как
представление события в мире исследователя. "Факт" есть ничто иное

52
 Лекция 3

как "установление некоторого события в терминах определенной

интерпретирующей схемы". Но – что следует из этого определения –
факт, в отличие от события, попросту не существует без номинации,
то есть фиксации в текстовом представлении. А номинация
предполагает классификацию сущностей, определяемую
подразумеваемой онтологией. Тут речь идет как о знаковом,
семиотическом аспекте, так и об онтологическом (инвариантном
семантическом) аспекте.
Однако есть и другая сторона в установлении фактов –
ощущение независимости факта. Оно, в частности, и является
реальным психологическим основанием всех попыток создания
жестких систем описания мира, жестких классификаций.
Независимость факта выражается в том замечании, что событие,
поскольку оно непосредственно есть не что иное как взаимодействие,
принадлежит сфере объектов, а факт, поскольку он непосредственно
есть не что иное как фиксация феномена, принадлежит сфере
предметов.
Таким образом, возвращаясь к проблеме создания универсума
представления и спецификации его содержания, мы видим, что
содержание мира задается в представлении синтезом компонентов,
имеющих объектное, субъектное, предметное и семиотическое
содержание. И чисто логическая точка зрения состоит в том, чтобы
задать некий совершенный объект, инвариантный в субъектном,
объектном и семиотическом срезах. Основные структуры такого
объекта универсальны, что показывают разные исторические способы
построения логики. Где бы ни возникала логическая мысль – на
Западе, или на Востоке – не имеет значения, потому что везде
начинается примерно с одного и того же. Это классификация
способов рассуждения и типологизация сущностей, представляющие
собой фиксацию жизненного мира. Инвариантность этих структур
жизни в мире остается наблюдаемой в любой культуре и
воспроизводится на всех уровнях традиции. Говорят, что Запад – есть
Запад, Восток – есть Восток. Да, конечно. Но никуда не деться от
таких структур жизни, как дети, еда, смерть и т.п. – это жизненные
инварианты человека. Отношение к ним в разных культурах может

53
 Лекция 3

быть другое в деталях, которые для кого-то и важны. А базисные

структуры – одинаковы. Предметность может быть изменена, но
объективные основания везде одинаковы.
Возвращаюсь к рассмотрению начала и оснований. Принципы –
это некие начала и основания. "Принцип" по латыни означает первое.
Интересно заметить, кстати, что во многих областях знания
собственно наука (или самостоятельная наука, или классическая
наука) начиналась с тех или иных начал или принципов, классически
изложенных. Например, "Начала" Евклида. Или Ньютон – "Principia
mathematica philosophia naturalis" = "Математические начала
естественной философии".
Что значит начала? Это – то, с чего начинают, основания, самое
первое. Аристотель говорил, что рассмотрение начал ведется ради
разрешения возникающих в остальном затруднений и ради познания
остального. Это, по сути, совпадает с современной исследовательской
позицией, когда предполагается, что в мире есть явления и нечто нам
является.
Начальная структура современной исследовательской позиции
примерно такова: перед исследователем находится мир как клубок
каких-то вещей, оснований, обоснований, а к нему навстречу торчат
концы разных данностей, не совпадающие с вещами самими по себе.
Тут возникает проблема: чему в этом лабиринте следовать как
руководящей нити?
Обычно исследователь принимает решение следовать чему-то
естественному. Так, в Средние века следовали авторитету внешнего
установления, по большей части имеющего приоритет древности.
Несколько более развитая позиция, в которой исследование
становится самостоятельным, выбирает в качестве ориентира
собственную способность размышления исследователя. Декарт назвал
эту способность "естественным светом разума". И вследствие
принятия этой позиции естественно возникают характеристики
видения вещей в естественном свете разума, – ясность и отчетливость.
Естественно выделить – в свете разума – мы можем лишь то, что
выделили ясно и отчетливо, а иное не пройдет сквозь сито разума. Но
следующий существенный вопрос – вопрос о свидетельствах

54
 Лекция 3

реализации ясности и отчетливости. И мы заново оказываемся в

семиотической ситуации.
Дело в том, что опыт отделен от переживаний. Гносеология,
вообще говоря, по этапам своего развития различается в соответствии
с тем, сколько уровней существования знаний она выделяет. Скажем,
греки выделяли два начальных уровня существования: знание и
мнение. И дальнейшее развитие мысли происходило внутри знания.
Но основная гносеологическая задача состояла в том, чтобы различить
знание и мнение, т.е. доказать, что то, что ты сам знаешь, – это знание,
а то, что знают все другие – это мнение. Это, по сути, софистическая
задача. Надо сказать, что она имела некоторые реальные основания,
связанные с действенностью языка. Если человек встает на позиции
софистов, то он рассматривает язык как средство непосредственного
воздействия. Иначе говоря, если есть софистическое воздействие на
кого-то, то действует не содержание мысли, а убедительность
высказывания. Язык тем самым рассматривается как некое орудие,
как нож, кисть, благовоние и прочие вещи, прямо действующие на
человека.
Кстати, современная позиция существенно соприкасается с
софистической. Это связано с тем, что в XIX веке начался распад
классической рациональной установки, нацеленной на экспликацию
содержания высказывания при относительном равнодушии к его
форме. Началось восприятие языка как средства прямого воздействия.
Конкретный пример – фрейдизм. Фрейдизм истолковывает такие акты
человека как сновидения, высказывания, действия и проч. Этим актам
в фрейдизме придается психологическое значение. Однако
истолковываются они не по прямым значениям, а по тому, какие
мотивы могли действовать на создание этих значений. Т.е. неважно,
какую концепцию выдвигали Геббельс, Эйнштейн или Павлов, важно
как у них складывались половые отношения. Эти отношения, как
импульсы, ведущие к созданию чего-либо, должны объяснить все
действия человека, включая создание им научных теорий.
Приведенная позиция истолкования – не имманентная, не внутренняя,
а напротив, чисто внешняя. Действительно, фрейдизм – это некоторый
аналог бихевиоризма, только не в сфере поведения, а в сфере психики.

55
 Лекция 3

При этом некоторая правда жизни в позиции, занимаемой

фрейдизмом, все же присутствует. Научные теории возникают не
только потому, что в них есть потребность, но и потому, что возник
человек, который в частной форме собственных рассуждений выразил
интерсубъективную реальность. И особенности его личной жизни
образуют необходимый фон для активизации его внимания в нужном
направлении и для его способности сформулировать новое знание.
Позитивные стороны как одной, так и другой позиции можно
объединить, если рассматривать самостоятельность двух планов
существования знака. Один – это построение конструктивного
универсума, когда в актах семиозиса возникают знаки. Другой – это
порождение содержания в тех же актах. Понятно, что эти аспекты
взаимодействуют, переплетаются и прочее. Вам, как филологам, это
должно быть даже более ясно, чем мне. Таким образом, мы в нашем
знании и познании изначально находимся в семиотической ситуации с
двойным непосредственным существованием – самого знака и его
содержания.
Я приведу пример такого конструирования: апорию Зенона. Он
говорил, что число вещей в мире и конечно, и бесконечно. Это пример
конструирования представления (текста), непосредственно
выраженного в системе знаков. С другой стороны, его
непосредственное смысловое содержание – апория.
Итак, почему число вещей в мире конечно? – Это естественная
позиция древнего грека, рассматривающего мир как Космос. Космос,
в отличие от Хаоса, конечен, красив, одушевлен, круглый и поёт.
Конечность же числа вещей в мире следует из констатации того, что
их ровно столько, сколько есть – ни больше, ни меньше.
А бесконечность вещей в мире Зенон доказывал так: "Есть две
величины, есть граница между ними, и граница между ними – это
третья, отдельная вещь. Значит, поскольку она является вещью, у нее
должна быть своя граница, и так до бесконечности".
Само по себе представленное выше рассуждение еще не
апоретично. Но нашим предметом сейчас не является то, бесконечно
ли, так сказать, по факту, число вещей в мире, или нет. И это, как ни
удивительно, совпадает с подходом Зенона. Он тоже обращал

56
 Лекция 3

внимание на противоречие конструктивное. С одной стороны,

объектов в мире ровно столько, сколько есть. А другая сторона
выявляется в результате рассуждения: получается так, что мы по
каждому единичному объекту начинаем строить некоторую
уходящую в бесконечность систему объектов. И получается, что
объектов не столько, сколько есть, а больше. Вот действительное
противоречие, заложенное в этом примере. Это противоречие между
тем, что вещей в мире ровно столько, сколько есть, и одновременно
больше, чем есть на каждый момент нашего рассмотрения. Неявной
предпосылкой такого рассуждения является также единственность
мира, к которому относятся как предметы, так и изменяющие их акты.
Это чистый пример конструирования, ход мысли у Зенона
сконструирован. Он предметно представил ту идею, что невозможно
точно определить число актуальных объектов в мире, в силу того, что
наше представление само является актом, меняющим актуальное
состояние мира. Но это и хороший пример того, что конструктивный
универсум заново создается и пересоздается и выходит за границы
прежнего универсума. Границы конструктивного универсума
размыты, и число единиц (индивидов), сущих в мире, оказывается
ограниченным и бесконечным в одно и то же время. Сделаем
феноменологическое замечание: это возможно благодаря простому
акту переноса внимания. Здесь существенно важны моменты
тождества предмета и моменты тождества мысли о предмете. Мысль
отступает от предмета в глубь себя, и преобразуется в себе, пока не
наступает пора следующего удара внимания в предмет. Можно
сказать так: мысль течет среди своих предметов и ощущает их как
камни в ландшафте, или деревья на пути, которые меняют течение
потока мысли. Есть периодический перенос внимания с одного
предмета на другой. А что происходит между обращениями внимания
на предметы? Мысль как-то движется. Она должна быть себе
тождественна. И в то же время у нее вроде бы нет своего содержания.
Вот именно это отсутствие предметного содержания мысли и есть
содержание, описываемое рефлексивными категориями.

57
 Лекция 3

Реплика из аудитории: Т.е. процесс, который внутри себя тоже

определен и, опять же, он определяется извне, по аналогии с
подобными предметами.
Ответ: Процесс мысли определяется отчасти благодаря тому,
что субъект самостоятелен. Отчасти же – потому, что самостоятелен
предмет. А далее через предмет уже просвечивает самостоятельность
объекта. И важно прежде всего различать, какие категориальные
определения зависят от субъекта, а какие – от именно данного
специфичного предмета, т.е. требуются для его представления. И
реальная подгонка мысли к предмету – это именно попытка накинуть
на мир свою сеть понятий. При этом некоторые понятия не ложатся,
что непосредственно свидетельствует о том, что мир является
самостоятельным. Мы не можем конструировать мир в чистом виде,
абсолютно. Тут есть парадокс, в первом приближении разрешаемый
различием актов конституирования и конструирования: мы
конституируем мир, что на деле является большим, чем его чистое
конструирование.
Таким образом, имеется перенос внимания. И встает вопрос о
том, как собственно возможен этот самый толчок внимания? Вроде бы
мысль течет сама по себе и течет. А откуда берется пульсация
внимания куда-то за ее пределы? Самое первое, что приходит в
голову, это – что есть внешние воздействия, которые на себя
обращают внимание. Представьте, что вы сидите в загородном доме и
вдруг муха пролетает, или часы вдруг тикают. Было тихо-тихо, потом
вдруг начинают тикать часы. Но они же на деле всегда тикали. И
вдруг врывается их тиканье. С мухой – это внедрение более явно. А
пример с часами показывает, что выбор внимания – сложная вещь.
Нельзя сказать, что он чисто объективен или чисто субъективен.
Начало внимания образует отдельную интересную проблему,
которой мы сейчас не будем специально рассматривать. Я хочу
обратить внимание на одну из ее структурных компонент. Это выбор
чего-то, когда у нас имеется пульсация внимания. Независимо от того,
чем вызывается пульсация внимания, удар внимания, как введение
первого в предположенном ряду, вносит различие в систему учета
ситуации. Тут реализуется та самая принципиальная функция, или

58
 Лекция 3

функция принципа, о которой я говорил. Это функция

предопределения места, предполагания, введение дискретности как
отграниченности. Введение принципа, другими словами, всегда
выделяет. Интересно заметить, что по Аристотелю – непрерывное –
это то, что делится всегда на делимые части. В этом смысле мир
субъекта оказывается непрерывным, континуальным.
Существуют разные способы рассуждения о проблемах деления,
из которых наиболее известны атомизм и континуализм. В
континуальном варианте реальные вещи мира рассматриваются как
делимые до бесконечности, по крайней мере, теоретически. И
конструктивной проблемы тут вроде бы не возникает. В случае же
атомизма возникает конструктивная проблема, которая фиксируется
вопросом: "Как можно дойти до неделимых частей?" Если
рассмотреть этот вопрос критически (т.е. выясняя условия
возможности), то в типичных рассуждениях обнаруживается тонкий
момент. А что значит "неделимая часть"? Я, допустим, делю стул. У
него есть ножки, спинка, сиденье, подлокотник. Если я распилю
ножку пополам, то один из кусков – уже не ножка. В смысле
конкретного строения отпиленный кусок не является частью стула.
Можно рассматривать деление предмета как его уничтожение, но
иногда такое деление оказывается созданием предметов. Например,
если от кучи песка убирать по песчинке с краю, то через некоторое
время куча исчезнет. Но если я наметил центральную линию и
начинаю убирать с нее песчинки, то через некоторое время у меня
оказывается две кучки песка, разделенные этой линией. Т.е. в этом
случае деление приводит к умножению сущностей. Понятно, что тут
не абсолютная возможность. Т.е. бесконечное число кучек песка
получить из одной нельзя. Но, тем не менее, имеет значение сам по
себе тот факт, что отделение подобно анализу и разделению, оно
может приводить к увеличению числа реальных или реализованных
объектов. Интересно посмотреть, что предположено в таком случае
представлением о целом? Или о единице (элементе)?
Единица (или элемент) – это всегда нечто целое. Чтобы
рассмотреть формальные предположения, характерные для
рассмотрения чего-либо в виде "целого", введем такую чисто

59
 Лекция 3

логическую характеристику моделей как сигнатура, однако сделаем

отступление, касающееся различия между моделью и ее
интерпретациями.
Вообще, модель – это всегда множество соотношений на неком
базисном множестве, структура на множестве. Надо отличать модель
и интерпретацию. Например, модель натуральных чисел – одна и та
же, но в разных языках (системах представления) существуют разные
ее интерпретации. Различение между моделью и интерпретациями
можно довести и до логического предела. В ультраинтуиционистской
концепции, к примеру, утверждается, что реально существует столько
множеств натуральных чисел, сколько раз в истории человечества
кто-либо правильно считал. Но доходит до таких случаев: туземцы из
Новой Гвинеи говорили, что самое большое число – 287, потому что
больше свиней не бывает…
Другая, можно сказать, личная интерпретация числового ряда
состоит в личном переживании отношения к числу. Раньше к числам
относились по-другому. Числа, так сказать, знали в лицо, лично, и
называли как знакомцев. Это отношение к числам вроде бы почти
исчезло в нашей компьютеризованной культуре. Однако оно
постоянно воспроизводится в случаях как первичного обучения, так и
даже в случаях развитого профессионального отношения к числам.
Так, к примеру, об одном из крупных математиков XX века,
Рангунатане (он профессионально работал в теории чисел), говорили,
что для него каждое целое число до 1000 было личным другом. Т.е. он
знал и различал эти числа иначе, чем люди, не имевшие к ним столь
тесного отношения. Задумаемся, что значит "уметь считать", имея в
виду также умения читать и писать. Это – умения грамотного
человека. Он, во-первых, знает числа. Он, во-вторых, умеет ими
пользоваться. И, в-третьих, он имеет к ним личное отношение как, с
одной стороны, к входящему в его специальные интересы, а с другой
– как к чему-то подручному, к тому, чем он овладел и что он
употребляет. Поэтому понятны, например, соревнования математиков
в древности – кто знает больше чисел – когда они говорили: "Я знаю
числа до 100, до 150" и т.д. Это не тот смысл, что они могли
перечислить все эти числа, вовсе нет. Дело в том, чтобы знать их

60
 Лекция 3

свойства. При этом человек, который умеет назвать числа, уже

находится на первой ступени их знания. Он своим первоначальным
знанием отличается от того, кто не умеет называть числа. Здесь явно
присутствует такая форма овладения предметом как номинация. А
номинация вводит объект, в этом ее конструктивный смысл.
Получаем, что есть разные числа: количественные и порядковые. И
это разные функции числа, которым нужно обучать отдельно.
Перейдем к формальным компонентам методологии, имея в
виду проблему выделения "элемента", "целого" или "единицы".
Сигнатура, или множество операций, это характеристика
модели. Она определяется в терминах "n-местности" или "n-арности"
отношений. Так, множество одноместных (унарных) отношений
составляет сигнатуру ранга 1. Двуместные (бинарные) отношения
составляют сигнатуру ранга 2.
Одноместное отношение на множестве – это просто выделение
какого-то элемента этого множества. И тогда оказывается, что, с
одной стороны, всякий унарный элемент множества операций
задается определением какого-либо элемента, а с другой стороны
всякий элемент определяет одноместное отношение.
Тем самым задание элементов множества оказывается частным
случаем задания операций на множестве. Заметим в сторону, что
всякая операция на множестве является не менее чем бинарным
отношением, а в случае нетривиальных операций – тернарным. И
всякий элемент, если он выделяется как самостоятельная единица,
должен иметь эксплицитное конструктивное определение, т.е. должен
быть рецепт, как его строить. Этот рецепт построения – не что иное
как набор принципов организации этого элемента, а в простейшем
случае – его принцип.
Элемент может быть задан и внешним образом, т.е. объективно.
Но в этом случае определяется индивид, а не тождественная единица.
Например, когда дерево растет, у него есть определенная
биологическая организация. Выделяя его в качестве элемента, мы
можем иметь в виду именно этот экземпляр, т.е. выделять его в то же
время и как непосредственно данный объект. Но такое выделение
является особым действием. Оно принимает во внимание

61
 Лекция 3

собственную активность дерева, согласно которой оно растет именно

здесь и сейчас. А как единицы анализа элементы задаются нами,
нашим действием деления и выделения. Задание объектов вообще
очень тесно связано с актами, с актуальностью. Именно в действии,
каким является существование дерева, проявляется то, что оно –
дерево. Если бы нечто всецело проявляло себя в своем существовании
как кошка, оно и было бы кошкой. Т.е. внутренняя стянутость любого
компонента мира, внутренняя его определенность, жесткость, как раз
и задает определенные границы для того, чтобы мы разделяли мир и
вещи на элементы не в абсолютном произволе, а в некотором
соответствии с различенностью вещей мира. Математик назвал бы это
соответствие "гомоморфизмом". А актуальную "стянутость вовнутрь"
каждого сущего в мире, или акт "стянутости-в-себе" можно, вслед за
Уайтхедом, назвать "конкретированием", или, вслед за Н.Гартманом,
"консистированием".
Разделяя предмет на элементы, мы уже выходим за пределы
налично данного в первичном восприятии предмета, создаем новые
предметы (и стоящие за ними объекты). Всегда изначально задана
некоторая предметность, и мы начинаем работать в ее пределах. Но
если мы начинаем ее делить слишком мелко, то выходим за ее
пределы. К примеру, если мы начинаем делить спичку, желая
получить несколько возможностей зажечь сигарету, то через
некоторое время просто реально не получится ее делить.
Вообще здесь очень существенный момент, связанный с тем,
что деление имеет разные результаты. Дальнейшее построение
предметности как того, что актуально есть в наличии, находится в
зависимости от того, какие результаты деления вы рассматриваете как
реальные объекты. Это хорошо видно в относительно стандартном
примере анализа – делении чего-либо на части. Такое деление в
разных культурах реализуется по-разному. Скажем, у вас есть палка,
вы ее делите, ломаете. Что тут получается в результате деления? На
самом деле в реальном делении есть объекты трех типов. Во-первых,
это два куска, которые имеют одинаковый тип существования, это два
объекта одного типа. Второй тип объектов – получающиеся при этом
крошки или опилки. А третий тип объекта являет пустота (или воздух)

62
 Лекция 3

между кусками и крошками. Ни пустота, ни воздух, очевидно, не

являются ни крошками, ни кусками палки.
К примеру, Демокрит эту задачу деления решал, признавая
результатом деления объекты первого типа. Мы делим палку, доходя
до мельчайших неделимых кусочков, которые есть атомы деления.
Индусы рассматривали фактически ту же самую ситуацию по-иному,
признавая результатом деления объект третьего типа. Вот пример
соответствующего рассуждения. Мир можно рассматривать как некую
сплетенную ткань. Возьмем тонкую нить, раскрутим ее. Получатся
более тонкие ниточки, и между ними – пустота. Потом каждую более
тонкую опять раскручиваем, получаются еще более тонкие ниточки, а
между ними – пустота. И, в конце концов, остается пустота, то есть
ничего не остается. Т.о., существенно разные мировые структуры
получаются в зависимости от того, что считается реальным, т.е.
какому результату деления придается реальный статус. У индусов –
Майя, скрывающая реальную пустоту. Откуда берется представление
о реальности пустоты? – из рассуждения о пределе деления,
придающего, в общем-то, мысленной конструкции реальный статус. У
греков – некий чувственный мир, который покоится на чем-то
твердом, прочном, неизменном. Но статус существования как у
Демокрита, так и у Платона задается одинаковыми операциями.
Замечу, что есть еще и третья возможность, о которой я сказал и
которую не рассматривали ни индусы, ни греки: что могут быть
какие-то крошки, которые не являются ни пустотой, ни
самостоятельными кусками сущего.
Подведем некоторые промежуточные итоги.
При построении конструктивного универсума человек исходит
из начальных пунктов, на которых он начинает все строить. Эти
начальные пункты сам субъект реализует неким актуальным образом,
что означает – они являются непосредственно субъективными. При
этом они являются также и опосредованно объективными, поскольку
в принципах выделения изначально присутствует нечто объективное.
Объективность и субъективность в нашем сознании и осознании
зависит от того, какой тип существования мы предполагаем
изначально существующим.

63
 Лекция 3

Каждая наука имеет свои специфические средства, с помощью

которых и проводится различение ее предмета. И эти средства имеют
определенный уровень точности, за которым предметы неразличимы.
Соответственно, мир, который рассматривают через призму этих
средств, данный лишь посредством этих средств, до некоторого
масштаба различения уточняется, а дальше – нет. Тем самым
оказывается, что этими именно средствами он делится на части вплоть
до предела разрешения. И из этих частей как из кирпичиков строится
картина мира.
Однако последние различимые (выделяемые) при помощи
наших средств части мира оказываются в особом статусе по
отношению к миру. Они ему принадлежат генетически, по способу их
получения. Но они не могут быть верифицированы так же, как все
прочие части этого мира. Действительно, они суть последнее, что мы
можем реально различить. Но при этом мы не можем проверить сами
используемые нами средства различения, поскольку на этом уровне
различения они не могут быть "откалиброваны". Дойдя до "последних
реальных" результатов, мы должны восполнять их разделенность
иными средствами, или же, напротив, продолжать деление в
абстракции. Абстракция же эта, чтобы ее можно было соединять с
предшествующими ей реальными средствами, должна быть не
простой, а продолжающей качественно наш способ отношения к
предметам мира.
Получается, что между реально разделимыми (на данном уровне
развития наших средств) кусочками лежит либо наше абстрактное
дальнейшее деление, либо некая мировая связь. И то, и другое
осуществляется мыслью по неким принципам. Принципы, по которым
элементы мира "должны" соединяться, суть не что иное как
философские принципы. Но оказывается, что они – не единственны.
Прежде всего, потому, что не единственна логика. Не единственной
являются также и система категорий. Не единственна и система
принципов связи мира. Поэтому невозможно всерьез говорить о
какой-то одной философской конструкции как о единственной.
Напротив, всякая философия описывает предельные связи мира в
отношении именно своего предмета, предмета, который выделяется в

64
 Лекция 3

данной концепции в качестве основного. Можно сказать и более того,

что текст имеет явное философское содержание, если в нем явно
представлены общие способы связи либо мира в целом, либо его
элементов, компонент, составляющих.
Истинность философской конструкции невозможно определить
по той причине, что истинно то, что можно определить и проверить с
помощью наших средств различения. А в случае собственного
предмета философии – способов и конструкций связи мира – мы как
раз и находимся на пороге истинности. Заметим, что логика (как
универсальное средство проверки истинности) не работает в области
как собственных, так и внелогических оснований – в области
определения аксиом, установления базовых определений и выбора
правил вывода.
Поскольку нет способа реально, практически различить и тем
самым обосновать истинность философских конструкций, то
оказывается применимым иной критерий в отношении к
философствованию – универсальность. Реальным вопросом,
учитывающим своеобразие и действенность каждой философской
системы, будет вопрос: "Насколько универсально позволяет данная
философская система сконструировать мир так, чтобы в нем нашлось
место другим мирам, сконструированным в других системах?"
Завершая тему, скажу, что, к примеру, чисто онтологические
или чисто гносеологические системы сейчас не в моде, по-моему,
именно вследствие общего разочарования в результатах попыток
выдвинуть всеобъемлющую систему философии. Философствование в
настоящее время переходит на позиции методологические, а попытки
построить чистую гносеологию или чистую онтологию никем не
воспринимаются как достаточные.

65
 Лекция 4

Лекция 4
Постараюсь закончить то, что я хотел сказать по поводу
принципов, как компонентов метода. Я напомню, что в прошлый раз
мы говорили о множественных операциях, которые определяются на
неких множествах. Эти операции называются сигнатурой. Тот
интересный факт, что нульместные операции на множестве совпадают
с самими элементами этого множества, заставляет взглянуть на
проблему принципа в составе метода как на проблему
конструктивную. Иначе говоря, вообще любой элемент
множественной операции, взятый по отдельности, представляет собой
задачу на построение. Нульместные операции – это задание
элементом самого себя (как строится элемент). Таким образом, ясно,
что принцип, если рассматривать его как начало, должен быть
некоторым образом замкнут сам на себя. Об этом я скажу несколько
дальше.
Когда что-то строят, то материалу придается форма,
естественно, связанная с содержанием. Надо сказать, что стандартные
диалектические позиции, которые выражаются обычно в тезисе
"Всякое содержание оформлено" (имеет форму), как правило,
дополняются постулатом: "Всякая форма имеет содержание". И здесь
есть некоторая неравнозначность. Ведь, если имеется некоторое
содержание, и этому содержанию придается форма, то, если
продолжать далее диалектическую конструкцию, вообще говоря,
содержанием этой формы не обязательно является это первичное
содержание. Здесь возникает такой момент как самостоятельность
формы. Форма начинает определять некое свое, собственное
содержание, отличное от того, что в нее вначале вкладывалось.
Содержание – это очень интересная возможность развития. Допустим,
какой-нибудь поэт придумывает выражение. Потом его произведение
становится классическим, что означает, что его способ выражения
признали классическим. Но потом различные искусствоведы,
исполнители или читатели в этом выражении начинают видеть самые
разные вещи. И весьма сомнительно, что, скажем, греческий автор
имел в виду все современные прочтения его драмы или поэмы, в
особенности в переводах на разные языки. Это вполне естественный
66
 Лекция 4

пример того, что форма начинает определять содержание, как нечто

самостоятельное. Заметим лишь, что все это обязательно происходит
во взаимодействии формы с субъектом.
Содержание – это то, что "держится" в форме, то, что форма
"держит". Здесь явно выражен внутренний аспект рассматриваемого
соотношения "форма-содержание". Во внешнем же отношении форма
является тем, на что можно указать. Это интересный момент
соединения двух разных плоскостей понимания, позволяющий
предметно подойти к формализации.
В сторону замечу, что произведенная мной операция перехода
от одного плана понимания к другому представляет специальный
интерес. С одной стороны, я сейчас не произнес ничего, кроме как
прояснил некое языковое понимание, сформулировал его,
зафиксировал. С другой же стороны, я осуществил связь и
опосредование разных планов данности формы. Это данность формы
посредством указания на нее и данность формы посредством ее
осмысления. И произошло это благодаря введению предметно
различных планов языкового значения – плана осмысления и плана
указания. Эта процедура кажется слишком языковой, чтобы быть
предметной. Но по сути она задает "формальную онтологию"
(выражение Э.Гуссерля) семиозиса.
Надо сказать, что вообще многие философские положения
являются просто категоризациями смысловых структур языка.
Бывают такие положения, универсально истинные, аксиоматические.
Это положения, относящиеся к структуре понимания в языке.
Например, то, что "предпосылки безразличны к существованию того,
предпосылками чего они являются" (Э.В.Ильенков). В общем-то, в
нем зафиксировано совершенно прозрачное положение дел: если
предпосылки начинают рассматриваться как действующие, актуально
существующие, то они уже переходят из разряда предпосылок в
разряд условий.
Возвращаясь к соотношению формы и содержания, заметим, что
"то, что можно указать" – это чисто феноменологическая
характеристика "формы". Если я на что-то указываю, то я тем самым
выделяю некоторую форму. Но при этом одновременно я еще и
67
 Лекция 4

предполагаю ту самую форму, на которую можно указать. Далее,

должна осуществиться некая фиксация. Чтобы на что-то указать, это
что-то должно быть зафиксировано либо в самой ситуации и ее
компонентах, либо, по меньшей мере, самим актом указания. Я вполне
могу указать на какой-то кусок окна, который не является его
самостоятельной частью, могу очертить половинку окна и тем самым
на нее дополнительно указать. До того, как я обратил внимание на
половину окна, этой формы в вашем восприятии не было, но вот я
указал – и она зафиксирована. Фиксация указанием связана, в
частности, с тем, что результату придается некая целостность.
Возможность указания на что-то, форма как возможность указания,
есть неотъемлемое условие указания – в противном случае у нас нет
указания на нечто определенное.
Когда указывают на некое единство, то при этом неотменимо
предположение о целостности того, на что указывают. Это может
быть как целостность объектная, так и целостность субъектная. Так,
указывая на некое здание, мы непосредственно не имеем в виду того
именно кирпича, в который упирается линия, продолжающая
направление нашего указательного пальца. Имеется в виду
целостность здания, на которую указать непосредственным
физическим образом просто невозможно. Но более показательным, по
сути, является пример указания на порядок, наличествующий в том
или ином множестве объектов. Собственно, указывают при этом на
некое предполагаемое единство. Эта ситуация хорошо знакома
всякому ученому или исследователю. О сложности проблемы говорит
то, что проблема определения вида или рода в разных науках
решается лишь после появления развитой системы средств
определения, классификации и верификации, вроде классификатора
растений в ботанике. А ведь любая классификация задает не что иное
как систему типов предметов, т.е. систему верифицируемых указаний
на структуру или строение этих предметов.
В любом случае принцип или основание синтеза содержания в
целостном единстве результата становится конструктивным условием
возможности акта указания. С этой точки зрения, формализация
является преобразованием субъектного универсума. Формализация –
68
 Лекция 4

это приобретение субъектом возможности указывать. Объект же при

этом становится верифицируемым благодаря тому, что можно
уверенно указать именно на него. Например, я формализую какой-то
обряд. При этом я выделяю элементы этого обряда благодаря тому,
что после их фиксации на них можно указать как на элементы. Замечу
также, не развивая далее этой темы, что интуитивно формализацию
связывают еще и с логическим бытием, которое иногда принимают за
абсолютное бытие в духе Платона, что тоже вполне естественно для
понимания.
Однако формализация – это всего лишь методический прием,
часть всякого метода. Чтобы в ходе работы с предметом получить
реальный результат, формализацию всегда необходимо дополнять
содержательным рассмотрением. С другой стороны, формальный
метод способен привести лишь к выявлению некоторого инварианта
или группы инвариантов. Их выделение может пролить новый свет
как на собственно исследуемый предмет, так и на его взаимосвязь с
иными предметами. Но самого по себе формального метода никогда
недостаточно для реальной или практической интерпретации его
результата. Это простое практическое замечание указывает на то, что
оформление само по себе не исчерпывает операций, которые
необходимо произвести с предметом. Необходимо более явным
образом представить, как же изменяется предмет в ходе его
исследования и преобразования. Это изменение предмета можно
описать в терминах различных типов и статусов существования.
Используя различение статусов существования, следует
отметить, что формализация – это переведение формы в ранг
самостоятельной сущности. А после того, как она начинает
существовать самостоятельно, мы уже начинаем в этой форме
находить некое собственное содержание, некие собственные
возможности. Скажем, такой пример из области анализа фольклорных
сюжетов и жанров. Известно, что есть мотивы, скажем,
мифологические. Если я анализирую былины, заговоры и прочие
предметы интереса фольклориста и нахожу там мифологический
мотив, то что я при этом делаю? Я формализую, выделяю форму или
формулу. А после формализации интерес смещается от собственно
69
 Лекция 4

былины к ее мотивам и, далее, к компонентам мотива. Уже речь идет

фактически не о данной былине, заговоре, частушке и т.д., а о
некоторой формальной конструкции, которая имеет какие-то
соотнесения. При этом меняется предмет непосредственного
рассмотрения. Существенная проблема, которая вытекает из замены
предмета в результате формализации, состоит в следующем. Когда
предмет меняется, конституируется как бы заново, как установить
связь нового предмета с тем предметам, который был ранее? Но это
более сложная проблема, на которую я только указываю.
То, что формализацию надо дополнять содержательным
рассмотрением, понятно и, так сказать, чисто по жизни... Но
интересно, что есть и строгие научные основания для такого перехода
в виде теорем Геделя. Они посвящены тому факту, что ни одна
формальная система не полна. Не полна в каком смысле? Приведу
описание одной из этих теорем. Если имеется формальная система, в
которой можно устанавливать истинностные отношения между
элементами, и если эта система включает в себя, по крайней мере,
арифметику (т.е. аксиомы арифметики, что, на самом деле, очень мало
– практически все формальные системы включают в себя содержание
большее, чем арифметика), то в этой системе имеются истинные
положения, которые нельзя доказать. Это можно по-другому выразить
так: жизнь богаче, чем формула, а жизнь формальной системы богаче
формы логического вывода. Такой интересный момент из жизни
формальных систем.
Формализация создает новый универсум. А следовательно,
набор форм для объектов и правил конструирования, т.е. перехода
между ними. При этом модельные миры объекта и его формализация
различны. Тут есть хороший математический пример:
множественность геометрий. Но это сейчас мы знаем, что геометрия
не одна, а раньше была уверенность в том, что она одна-единственная.
Объектом тут выступает реальный мир, геометрическая структура
которого формализуется различным образом, притом, что разные
формализации могут быть представлены в качестве правильных
вложений в многообразия с иной формально геометрической
структурой. Отметим в этой связи такой любопытный историко-
70
 Лекция 4

философский факт. Вся философия Канта, играющая существенную

роль в развитии философской мысли, принципиально построена на
том, что геометрия одна, а двух разных геометрий быть не может. Это
означает, что выводы, которые делаются на основе кантовской
концепции, заведомо неполны и т.д. … Философия Канта повлияла на
очень многие философские установки, действующие сегодня, на наше
идейное наследие, на сам материал мысли.
Вернемся к типам существования, предполагаемым в
формализации. Каждый универсум определяется типом объектов,
которые может содержать. Объекты – это сущности, которые могут
занимать места в мире благодаря определенным взаимодействиям.
Типами взаимодействий и определяются типы мест в универсуме,
типы объектов в связях, типы связей, уровни связей, уровни объектов
и т.д. и т.п. При этом надо четко различать такие статусы
существования, как логически возможные и конструктивно реальные
в настоящем множестве. Объект возникает в универсуме, когда
проявляется в универсуме. Если же рассматривать чисто логическую
возможность существования объекта, то реальный универсум
конструирования заменяется на универсум, который связан с
(квази)абсолютным субъектом. Но, если все логические возможности
уже даны, а это и есть позиция стандартной формальной логики, то
тем самым все объекты в этом мире предполагаются (но при этом
вовсе не полагаются) как реализованные. Тем самым субъект,
смотрящий на мир с логической позиции, пытается занять позицию
абсолютного субъекта, который видит мир в принципе, т.е. субъекта,
который реализовал уже все возможности в своей конструкции.
Однако для каждого реального (человеческого) субъекта реализовать
всю полноту возможностей вывода нереально. Поэтому позиция
логического субъекта, предполагающая актуальность возможных
выводов, есть конструкция идеализирующей абстракции. Она
осуществляется путем перевода абстракции "субъектной позиции" в
идеализацию "субъекта вообще".
В частных случаях, когда есть ограниченные формальные
конструкции, мы не выходим за пределы того, что предметно
допустимо, и остаемся в рамках логически определенных
71
 Лекция 4

возможностей. Но в общем случае не существует универсальной

логической предметной области. Это – строгий факт, вроде теоремы
Геделя о неполноте формальной теории. Почему не существует
универсальной логической предметной области? По многим разным
причинам. Для нас наиболее важное значение имеет то, что, когда
какие-либо объекты определяются, то эта определенность может
рассматриваться формально и реально. Развивающаяся научная мысль
на протяжении всей истории естествознания несет внутри себя
различие между детерминацией и дефиницией. Это различение явно
проводили схоласты, а именно: детерминация – это реальное
определение, дефиниция – это логическое определение. Оказывается,
что, если принять во внимание те способы преобразования, которые
лежат в основе создания объектов, те самые нульместные операции,
которые задают элементы, то эти нульместные операции связаны не с
множеством элементов, а с категориями элементов. Это довольно
сложное различие, которое я просто фиксирую и не буду его дальше
развивать. Оно связано с категориями элементов, в частности, с тем,
что множества элементов заранее не заданы. Множества, с
предметной точки зрения, всегда реализуются благодаря некоторому
взаимодействию, благодаря некоторому реальному присутствию
универсума. Я вполне могу объединять вишню и мясо, как красные,
сочные, съедобные предметы, но в реальном мире множество, в
которое входят вишня и мясо, оказывается практически очень
малозначимым. Универсумы, таким образом, являются некоторыми
реальными объединениями совокупностей объектов. Способы их
соединения в нечто единое оказываются связями, изнутри
определяющими ограничения как на существование предметов, так и
на способы связи предметов. В частности, ограничения на способы
возникновения множеств. Поэтому структура мира есть структура
постоянного умножения объектов в мире. Миры в своем реальном
существовании постоянно определяются и переопределяются.
Теперь вернемся к связи между принципами и формами.
Принцип связан с формами, в частности, в том смысле, что он связан с
некоторыми результатами того, что делается принципиально, с
использованием принципа(ов). Но одновременно принцип выражает
72
 Лекция 4

особую форму существования знаний. Принцип накладывается на

знания, которые находятся в поле притяжения принципа, и возникает
некоторое упорядочение знаний. По этому поводу я хотел привести
такое суждение Канта, которое, в общем-то, относится к
принципиальной функции идеи. Кант писал: "Идея нуждается для
своего осуществления в схеме, то есть априори, определенном из
принципа цели существенном многообразии и порядке частей. Схема,
очерченная несогласно идее, …дает техническое единство, наоборот,
схема, возникающая лишь вследствие идеи…, обосновывает
архитектоническое единство". Развивая эту мысль о принципиальной
функции, которую выполняет идея, можно сказать, что в синтезе
материала мысли идея идет далее простого наличия эмпирических и
теоретических данных. Идея доводит этот материал до логической и
предметной завершенности, проецирует, достраивает сущее до
должного (или настраивает сущее на должное). Идея не просто
фиксирует действительность, а еще и полагает способ взаимодействия
с этой действительностью, способ ее изменения. В этой функции идея
как раз и становится синонимом метода преобразования
действительности. Тут непосредственно имеется в виду
преобразование теоретической действительности. Оно возможно
благодаря тому, что идея выступает в функциональной роли
принципа.
У принципа имеются две функции: прескриптивная и
дескриптивная. В контексте языкового понимания возможности
конструирования можно сказать, что прескриптивная функция – это
рематизация, а дескриптивная – это тематизация. Но только здесь
рематизация и тематизация понимаются несколько более общо.
Обычно, когда говорят "рема" и "тема", то речь идет об актуальном
членении предложения. Вообще говоря, когда речь идет о создании
некой системы знаний, то там тоже имеется отношение, подобное
отношению ремы и темы, но оно не заключено в предложении, а
связано с тем, что имеются разные уровни тех единств, на которые
нацелены принципы. Это единства, лежащие на более высоких
уровнях организации и интеграции, чем словесный. Я говорил о них,
касаясь структуры языка: единства на уровне межфразовом, на уровне
73
 Лекция 4

выделения абзацев, на уровне выделения частей, глав и так далее. Это,

с одной стороны, чисто формальные единства, касающиеся
непосредственно формы выражения. А, с другой стороны, имеются
более существенные для содержания системы знаний единства,
которые оказываются сквозь-фразовыми, сквозь-абзацевыми, сквозь-
тематическими, контекстными, гипертекстовыми и т.д. Простейшим
примером такого единства является силлогизм, т.е. некоторое
рассуждение. Рассуждение, вообще говоря, может включать в себя
элементы, которые в тексте находятся в самых разных местах, и потом
по совокупности делаются некоторые выводы. То есть логические
связи – поскольку они связаны с "системой указаний на материальную
структуру" – постольку оказываются формой, которая впрямую не
зависит от непосредственной формы выражения материала. Это,
естественно, ставит перед методологией ряд новых задач, в частности,
задачи, вытекающие из образования и преобразования тех единств,
которые мы выделяем в тексте и в предмете.
В чем суть проблемы? Вообще говоря, обычно в методологиях
этот момент почему-то не акцентируется. Суть проблемы заключается
в том, что методология всегда связана с задачей двоякой: одна задача
– это получить знания, другая задача – это выразить знания.
Соответственно, есть методы изложения и методы исследования. В
принципе, методы изложения и методы исследования направлены на
разные предметы. Одно дело, когда предмет уже известен, и надо
изложить знания о нем. Здесь задачей является изложить знание таким
образом, чтобы оно было воспринято, притом, чтобы оно было
адекватно выражено. А в случае, когда знание отсутствует, основной
задачей является добавление к имеющимся знаниям некоторого
совместимого с ними знания, которое выражает именно данный
предмет. И поэтому получается такая парадоксальная ситуация, с
которой знакомы, в общем-то, все естествоиспытатели: в реальной
полевой практике они пользуются одними методами, принципами,
средствами и т.д. (я думаю, что именно здесь помещаются проблемы
вроде "лабораторной жизни", "эксперимента" и проч.), а когда
доходит дело до написания диссертации, статьи или еще чего-то
исследовательского, то нужно использовать, по сути, другие средства.
74
 Лекция 4

Это – кардинальное различие между методами, непосредственно

выражающее различные типы существования соответствующих
знаний. Ведь знание о предмете вроде бы одно и то же, но
различаются тип его существования как непосредственно
включенного в некое знание и тип его существования как
самостоятельно изложенного знания.
Этот пример показывает, как одно и то же объектное
содержание может иметь разные типы существования и,
соответственно, входить в разные миры. Мир определяется именно
тем, что и как в нем существует, взаимодействием. Взаимодействие
знания с незнанием и познанием – иное, нежели взаимодействие его с
другими знаниями внутри уже готового знания. Кант определял науку
как систему познания, упорядоченную сообразно принципам. Во-
первых, Кант ввел различение предметных и объектных миров, но он
ввел его негативным образом, отрицательно. Во-вторых, до Канта
система знаний о мире строилась, исходя из того, что есть некое
знание о мире и нужно его упорядоченно изложить. То есть
фактически речь шла о том, что, ориентируясь на уже известную
модель мира, нужно упорядочить в ней наши знания. Кант же, по-
моему, впервые систематически поставил вопрос о том, что нужно,
вообще говоря, иметь специальные средства и методы для того, чтобы
получить модель мира.
Модель мира – это производная. Соответственно, модель
описаний предметов – тоже производная. В чем это проявляется в
отношении принципов, о которых я сегодня говорил? В частности, в
том, что принцип может корректировать знания. Я получаю какое-то
знание. Принцип может участвовать как в получении этого знания, так
и в коррекции формы этого знания. Например, я получаю знание о
психике человека. Я знаю, что он на какие-то воздействия реагирует, к
примеру, смеется в ответ на что-то. То, над чем смеется человек,
очень характеризует его, как и то, над чем он молчит. Я могу
получить некоторый набор соотношений между тем, что я ему сказал,
и тем, над чем он смеялся. Говорят, что дурак смеется трижды: один
раз раньше всех, второй раз вместе со всеми, а третий раз, когда
понимает. То, над чем смеется человек, можно зафиксировать и
75
 Лекция 4

искать за его реакциями общее начало: что общего в смешащих его

ситуациях, что может быть связано со складом его психики, какова
его внутренняя структура, отвечающая за смех. Тем самым я
фактически преобразую форму своего знания. У меня имеется некий
набор впечатлений, из которых получается нечто новое – единство
этих впечатлений. Надо сказать, что большей частью такие типичные
единства выявляются очень сложно. Прежде всего, потому, что очень
сложная задача – правильно назвать. Как говорил Хайдеггер, это и
есть дело поэтов в эпоху между ушедшими и еще не пришедшими
богами – назвать все в мире. Ведь, когда боги уже пришли, то ничего
называть не надо, все вещи уже установлены. А если боги еще не
пришли, то мир находится в состоянии некоего хаоса, соответственно,
возникает задача уметь определять типичные определенности этого
хаоса, называть становящееся в перспективе его завершения. Это одна
из типичных ситуаций полевого исследования.
Принципы обычно постулируются. Допустим, человек
фиксирует какую-то существенную определенность и говорит: "Это –
мой принцип" Что здесь подразумевается? Прежде всего, некая
регуляция. Коррекция знания – это один из типов такой регуляции.
Принцип в повседневном смысле – это просто некая регулировка
поведения. Это выражается в том, что если у меня какие-то принципы,
и я им следую, то я делаю то-то и не делаю того-то. А почему? –
Принцип! Говорят, кстати, что хорошие привычки лучше хороших
принципов.
Далее, принципы делают поведение устойчивым. Когда они
регулируют поведение, оно обретает внутреннюю определенность и
становится вполне самостоятельным. А если поведение
беспринципно, то это и означает, что в нем нет внутренней
определенности, оно не регулируется. При том, что принцип является,
так сказать, "долговременной" регуляцией, он должен быть еще и
сознаваемым (или осознаваемым). Рефлекторное или инстинктивное
поведение нельзя назвать "принципиальным", разве что только в
иносказательном смысле. Если некий регулятор поведения не
выступает как сознаваемый (или осознаваемый), то он действует в
составе поведения не как принцип этого поведения, а как его условие.
76
 Лекция 4

Например, поведение человека в физическом мире вполне

регулируется наличием силы тяжести. Но, пока я не сформулировал
своего отношения к этой силе, она не входит в структуру моего
поведения как принцип именно моего поведения.
Принцип часто понимают как устойчивое знание. Причем есть
позиция, выраженная вполне авторитетным некогда товарищем
Энгельсом. Он указал, что принцип – это не исходный пункт
исследования, а, напротив, заключительный результат исследования.
О чем тут идет речь? Вообще-то, о принципе построения знаний. Не о
принципе, которым сознание руководствуется в исследовании, а о
построении уже созданных знаний. Заметим, что после того, как путь
познания пройден и полученные результаты изложены, принципы
построения знаний, если они явно сформулированы, всегда
описывают достигнутую цель исследования. Однако не всегда эти
принципы бывают сформулированы. Анализируя проведенное
исследование, можно обнаружить, что в нем применялись какие-то
принципы. С другой стороны, обычно исследователь сознательно
принимает некие принципы, что все же не гарантирует их
действительного применения – в своих реальных действиях он может
неосознанно руководствоваться иными принципами. Поэтому
итоговые принципы, на которых строится здание нового знания,
можно действительно выделить лишь после получения результата
исследования. Уже выделенные принципы могут далее стать
материалом для новых исследовательских действий, которые,
впрочем, не обязаны полностью к ним сводиться. Так, если я когда-то
проводил исследование и в нем оказались наличны некие принципы, а
также если я их сформулировал, то в новом исследовании они могут
выступать в качестве исходных пунктов, на которые в дальнейшем
сознательно ориентируются. Примером такого сознательного
полагания начал в случае научных теорий являются законы или же
инварианты.
Принцип одновременно фиксирует достижение типичного
промежуточного результата и перестройку, т.е. переход к иному
уровню конституирования теории. Именно этой двойственной

77
 Лекция 4

функциональностью определяется значение принципа как для (в

малом) построения теории, так и (в большом) для движения метода.
Принципы, когда речь идет о теориях, носят характер чего-то
абстрактного и формального. Но большинство людей не привыкли
иметь дело с абстракциями высокого уровня. А принцип в чистом
виде выделяется на весьма высоком уровне абстракции, т.е.
отвлечения от конкретной ситуации. Сделаем набросок основных
уровней, характерных для выделения принципов. Напомню, что под
"уровнем" мы понимаем группу структурных отношений. В
частности, уровни могут быть не строго (вполне) упорядочены. В
интересующем нас аспекте это значит, что каждый из них находится с
исходной повседневной реальностью в отношении "быть более
абстрактным, чем", притом, что последующие уровни абстракции
могут быть не сопоставимы друг с другом по этому же отношению.
Первый уровень абстракции – это когда в поведении/действии
выделяются реализуемые в данной ситуации возможности. Из них
некоторые возможности соответствуют предмету, а некоторые – нет,
поскольку выводят за пределы предмета. Простейший и
одновременно знаменитый пример таких возможностей являют
возможности разрушения предмета в случае исследования
логического мышления у "примитивных" народов. Исследователь
говорит респонденту – "а) За северным полярным кругом водятся
белые медведи. б) Таймыр находится за северным полярным кругом.
в) Водятся ли на Таймыре белые медведи?" Типичный ответ на так
поставленный вопрос: "не знаю, я там не был". Такой ответ по сути
именно разрушает предмет, который имеет в виду исследователь –
абстрактные логические формы проведения рассуждений. Дело, в
частности, в том, что логика на дотеоретической стадии всегда имеет
дело с суждениями с экзистенциальными предпосылками, каковых
предпосылок у респондента по отношению к положению дел на
Таймыре попросту нет. И возможности, реализуемые респондентом,
выходят за рамки возможностей рассуждения, подразумеваемых
исследователем. При этом разрушается тот предмет, который имеет в
виду исследователь.

78
 Лекция 4

Второй уровень отвлечения от конкретной ситуации возникает

при логическом пополнении и замыкании множества
рассматриваемых возможностей. Этот хорошо известный
теоретический уровень имеет содержанием, в частности,
формализацию действия путем типизации предмета. К этому уровню
переходят, когда от индивидов переходят к элементам и классам.
Однако наличие этого уровня недостаточно для существования
принципов, поскольку реализация всех возможностей в множестве
возможных миров соответствует отсутствию принципа с предметным
содержанием. Это последнее замечание дает нам новый импульс к
рассмотрению иных уровней абстракции.
Реальное ограничение возможностей, опирающееся на
понимание или "чувство" предметной области – еще один уровень
абстракции, на котором логический предмет редуцируется до
абстрактно-реального предмета. От абстрактного логического
замыкания этот уровень отличается тем, что в нем рассмотрение
сужается до ограничения ситуации рамками реально
сконструированного примера, задачи и т.п. Здесь происходит
ограничение множества абстрактных возможностей кругом тех
возможностей, которые имеют отношение к предмету, или, иначе,
предметную интерпретацию. От реального предмета эти конструкции
отличаются тем, что представляют его особенности, не будучи
реализованными в материале исходной ситуации. Это те "критически
рациональные" реальности, которые имел в виду Г. Башляр. Для
исследователя они выступают, в частности, в виде "образа потребного
будущего" его исследования.
Дальнейшая проекция получаемого абстрактно-реального
предмета на исходную ситуацию, пока теоретические возможности
все еще не реализованы – следующий особый уровень становления
принципа в поле исследования. На этом уровне уже есть выбор
возможностей действия, и, соответственно, типичных результатов.
Конкретным примером такого выбора может служить выделение
вариаций в структурном изучении фонем.
Формулируется же принцип не менее чем на пятом (по нашему
неполному и схематическому счету) уровне мыслительных
79
 Лекция 4

конструкций. Этот уровень может возникнуть не ранее, чем будет

произведен ряд однотипных выборов с однотипными основаниями
выбора. Принцип формулируется не как единичный реализованный
выбор, а как основание произведенного, или возможного, или
ожидаемого выбора из этих "реальных" возможностей.
Приведенная конструкция несколько спрямляет процедуру
фиксации принципа, в которой реально присутствуют также
возвратные и сквозные переходы между указанными уровнями
исследования, равно как и побочные и промежуточные варианты
данностей исследователя. Я привел ее, чтобы проиллюстрировать
сложность выделения собственной предметной области принципов.
Вернемся к абстрактности принципов. Что значит, что люди "не
привыкли" иметь дела с абстракциями высокого уровня? Гегель в
статье "Кто мыслит абстрактно?" указывал, что абстрактно мыслят
как раз простые люди в своей повседневной жизни. Ведь абстракция
непосредственно означает отвлечение от чего-либо. Скажем, человека,
наступившего вам в метро на ногу, вы не воспринимаете в связи с его
тонкой душевной организацией, с его тонкими рассуждениями о
поэзии Рильке, либо в контексте его неприятностей на работе или в
семье – вы обычно об этом ничего не знаете. Человек, наступивший
вам на ногу, для вас неконкретен. То, что он хороший семьянин, или
то, что детство у него тяжелое, или его только что смертельно
обидели, или что-либо еще, оправдывающее его невнимательность, –
все это снимается вашим возгласом, идущим из глубины естества –
вот грубиян (хам, сволочь и проч.)!
Вопрос: Разве это абстрактно?
Ответ: Да. Это отношение к человеку, основанное на его частном
взаимодействии с вами. Вы учитываете в этой схематической, но
возможной ситуации явление человека в одном-единственном
отношении. Это же абстракция от многообразия его конкретной
жизни. Гегель приводил пример торговки на рынке, которая в ответ на
справедливое, вероятно, замечание о тухлости ее пирожков, начинает
производить тексты вроде: "Это у меня пирожки тухлые? Да ты сам
такой-то, и мать твоя – такая-то..." И так далее. Но ведь связь между
тухлостью пирожков, с одной стороны, и социальным и моральным
80
 Лекция 4

уродством человека, заподозрившего в них эту характеристику, с

другой, представляет собой чистейшей воды абстракцию. А именно,
здесь присутствует абстракция связи через отождествление, при
отождествлении негодных качеств пирожков и негодных качеств
человека, утверждающего негодность указанных пирожков.
Мы до сих пор говорили о соотношении абстрактного и
конкретного в общем смысле. Однако абстрактность и формальность
принципов имеют иную природу в сравнении с абстрактностью и
формальностью иных предметов, обычно входящих в сферу
деятельности человека.
В повседневности абстрактные знания наличествуют в
контексте всей жизни, и потому особо не выделяются, в частности,
вследствие опредмечивающих их конструкций. К примеру, знание
точного времени – типичная абстракция, однако абстракция вполне
реальная, поскольку ее реализуют многочисленные механизмы как
средства проявления (измерения, представления, отсчета) времени. Но
если выделен принцип, то его существование, я бы сказал, какое-то
будоражащее. Он существует как-то очень ненаглядно, очень
недействительно. Скажем, принцип единства, или принцип тождества,
или материальности, или системности и т.д. Дело в том, что на
принцип можно указать словесно. А предметность слова, не
дополненная предметностью, по меньшей мере, действия,
воспринимается с трудом.
Что такое "предмет" я, в общем-то, понимаю на обычных
примерах вещей, с которыми я имею дело. Но и тут есть неочевидные
вещи. Так, я часто говорю о форме чего-либо. Является ли "форма
чего-либо" сама по себе предметом? Это уже вопрос, как говорится,
философский. А что такое тождество предметов? Для обычного
сознания это доступно в еще меньшей мере, чем "собственная"
предметность формы. Понимание предметного тождества возникает в
результате отвлечения от реальных предметов. И потому принцип
тождества как нечто самостоятельное, как то, о чем говорится в
отдельности от прочего, являет более сложное сочетание
существований и предположений о существовании в сравнении с
обычными предметами повседневной жизни. Но у большинства людей
81
 Лекция 4

попросту нет средств для работы с более сложными предметами, или

же такие средства ими не освоены (вследствие ненужности этого для
большинства операций повседневной жизни). Поэтому абстрактность
и формальность принципа всегда заменяется на нечто более
конкретное. Принципиальные характеристики всегда либо
выражаются в чем-то конкретном и доступном большинству людей,
либо заменяются более конкретными критериями. Я думаю, что
В.И.Ленин, которому никак нельзя отказать в гениальности
политической мысли, в свое время именно по этому поводу говорил:
чтобы не оказаться перед лицом абстрактных и формальных
принципов, нужно учитывать исторически-конкретную обстановку.
В этой связи приведу, на мой взгляд, весьма интересный очерк
возможности исследования, изложенный Марксом в процессе критики
Прудона. Прудон полагал, что каждый век имел свой принцип: XI век
– принцип авторитета, XVIII век – принцип индивидуума. Маркс
пишет об этом так: "Переходя от следствия к следствию, мы должны
будем сказать, что не принцип создавал историю, а история создавала
принцип. Но если... чтобы спасти как принцип, так и историю, мы
спросим, почему же данный принцип проявлял себя в XI, XVIII, а не в
каком-либо другом веке, то мы неизбежно вынуждены будем
исследовать каковы были люди в XI веке, каковы они были в XVIII
веке, каковы были в каждом из этих столетий потребности людей, их
производительные силы, их способ производства, применявшееся в их
производстве сырье, каковы, наконец, были отношения человека к
человеку, которые вытекали из всех этих условий существования".
Комментируя этот методологически очень содержательный
отрывок, замечу, что Маркс вовсе не отрицает того, что, может быть, в
XI веке господствует принцип авторитета. Но сам по себе принцип
оказывается только некоторым условием построения знаний, а не тем,
из чего можно вывести знания. Для вывода знаний, как и для их
получения, необходимо конкретное рассмотрение, которое
одновременно модифицирует и наше понимание принципа. В
частности, я имею в виду и изменение дескриптивной и
прескриптивной функций принципа. Тут решающую роль играет то,
какая именно предметность тематизируется и рематизируется в
82
 Лекция 4

принципе, какие именно ограничения на построение мира вытекают

из тех ограничений получаемых результатов, которые данный
принцип фиксирует в качестве необходимых. Поэтому реальная
методологическая проблема распадается на две: 1) как именно
принцип упорядочивает нечто, и 2) как можно получить принципы,
относящиеся к избранной предметности.
Соответственно, есть и подчиненный ряд вытекающих проблем.
Скажем, что такое "порядок". Порядок связан с рядом. Что же в таком
случае означает хорошо понятное слово "ряд"? Скажем, ряд стульев.
Чем он отличается от "множества", "набора" или "совокупности"
стульев? Это вопрос к аудитории.
Ответы из аудитории: Числом, поскольку в ряду определенное
количество стульев, а множество – это бесконечность.
Построением.
Хорошо. В этой аудитории есть ряд стульев?
Ответы из аудитории: Да. А еще есть другой ряд стульев.
В этой аудитории, как можно вывести из приведенных выше
наблюдений, есть ряды стульев. А почему не являются рядом один
стул из начала левого ряда, второй стул из конца правого ряда и тот
стул, на котором сижу я сам?
Ответ из аудитории: Ряд – это когда есть нечто общее в
постановке стульев.
Действительно, нечто общее в ряду должно быть, причем не
всякое общее, а общее какого-то особого вида. Что, по моему мнению,
фиксируется при установлении ряда, и тем самым – в порядке? В ряде
фиксируется некий способ перехода по последовательным членам
этого ряда. Если я вижу некий естественный способ перехода, скажем,
когда при переходе к следующему не меняется направление перехода,
то это вполне выделяет ряд. При попытке перехода к стулу, стоящему
по другую сторону стола, я приложу неестественные для
повседневной жизни усилия. Но, скажем, я спрятал бриллианты в
стульях, стоящих не в линейном порядке, а сваленных в кучу, причем
в первый стул – один бриллиант, во второй – два, и так далее. Эти
стулья также образуют ряд. Или завхоз провел инвентаризацию,
набивая жестяные ярлыки с номерами на каждый стул. Эта, уже
83
 Лекция 4

нарушенная, последовательность также сводит стулья в ряд. Таким

образом, возможно брать предметы вполне произвольным способом и
делать из них ряды, в частности, в своем представлении. Такая
свобода оперирования и сведения в ряды существенна для
человеческого мышления, и именно она дает возможность или место
для свободы мышления.
Вопрос из аудитории: Тогда получается, что множество
адекватно ряду?
Множество – необходимое условие ряда. Но ряд – это не только
множество, но и некое добавление к множеству, добавление
фиксированного способа последовательного перехода по элементам
множества, перебора элементов. Ряд стульев, как и множество
стульев, – конструкция, отличающаяся по способу существования от
непосредственного наличия стульев. В множество, по сравнению с
простым существованием его элементов, добавлено общее,
объединяющее его элементы. Ряд, наряду с общим для его элементов,
необходимо включает также фиксированный способ перехода от
одного элемента к другому.
Порядок же в вырожденном случае может быть, видимо, сведен
к какому-либо ряду. Но в обычном, нормальном порядке
присутствует, по меньшей мере, два ряда. Порядок возникает на
пересечении рядов, как интеграция или синтез принципов
упорядочения. Поэтому порядок предполагает возникновение новой
реальности – реальности синтеза, отличной от реальностей
синтезируемых рядов. Поэтому порядок и более интересен
содержательно, чем простое наличие ряда. Для предметного
восприятия порядка необходимо учитывать гораздо более сложные и
разветвленные связи предметов, подпадающих под этот порядок.
В интересующих нас аспектах реальности и предметности
порядок являет непосредственное соединение разноуровневых
реальностей с особыми предметами в каждой из реальностей.
Данность стула как единичного предмета отличается от данности
стула как предмета, находящегося или, напротив, неким способом
исключенного из некого ряда.

84
 Лекция 4

Поэтому порядок – это всегда некоторое много- и

разноуровневое существование, причем по крайней мере одним из
уровней такого существования должен быть уровень возможных
действий. Поясню это, так сказать, "от противного". Вы, вероятно,
знаете, что такое "бардак"?
Ответ из аудитории: Синоним слова "беспорядок".
Если анализировать словоупотребление, то оказывается, что
вообще-то бардак – это не абсолютное отсутствие порядка. Это тоже
наличие некоторого порядка, но несанкционированного. То есть с
чьей-то точки зрения это – порядок, а с другой – бардак. В понятии
бардака, помимо порядка, предположены еще два уровня оценки. Это,
во-первых, оценка с точки зрения непосредственного наличия, в
которой должна быть характеристика простой совокупности чего-то
созданного, что уже предполагает какой-то порядок. И, во-вторых,
некая другая по статусу точка зрения, отрицающая эту первую, что
установившийся порядок не является порядком. Как говорил
Станислав Ежи Лец, "хаос – это порядок, существовавший до
творения".
Возвращаясь к рассмотрению принципов мы, таким образом,
можем зафиксировать следующее. Принцип:
 реализует прескриптивную функцию,
 реализует дескриптивную функцию, и
 связан с упорядочиванием.
Это все, в частности, означает, что принцип должен выступать
некоторым находящимся вне предмета и вне предметного порядка
основанием. Он должен быть основанием тематизации сущего,
превращением сущего в названное, устойчивое, знаемое и т.д. Но
принцип должен выступать также и основанием рематизации сущего,
т.е. постановки предметного содержания мысли в позицию
дополняющую, относящуюся к чему-то. Эти функции в таком
мыслительном образовании как принцип соединены воедино.
Свертывая и синтезируя в себе эти функции, принцип определяет
разные моменты исследования. Он может быть как началом
исследования, так и его поворотным пунктом, и заключительным
аккордом.
85
 Лекция 4

Одновременно по этим же причинам принцип оказывается в

определенном смысле нейтральным по отношению к знанию.
Принцип организует познание, но непосредственно в содержание
знания о предмете не входит. Принцип является условием получения
предметного знания, но не его воспроизводства. Здесь уместно
вспомнить наследие малоизвестного методолога XX века Людвига
Флека. Он еще в 1935 году совершенно обоснованно писал (книга
"Возникновение и развитие научного факта", изданная у нас лишь в
1999 году): "даже специальное знание не только растет, но и
принципиально меняет свои основания". Сегодня мы могли бы к
этому добавить, что знание растет, меняя также и свой предмет, и
своего субъекта, и свой соотносительный объект.
Поэтому получается, что результат исследования
конституируется благодаря тому, что мы определяем форму внешнего
материала, основываясь на некоторых принципах и средствах. Во
внешнем материале фиксируются формы, которые частью определены
объектно, а частью – субъектно. Принцип, в таком случае, определяет
некую основу выбора между типами получаемых результатов.
По месту принципов в исследовании их можно предварительно
классифицировать. Прежде всего, принцип может определять
начальный пункт исследования. Затем, он также может определять
промежуточные пункты конституирования результата в ходе данного
направления движения. Наконец, принцип может определять конец
исследования, когда в движении исследования надо остановиться.
Можно сделать такое замечание: когда принцип становится, то
происходит теоретическое выделение предметности. Это выделение
включает объективную и субъективную стороны исследования в
некий синтез, т.е. в условия образования новой предметности знания.
Действительно, выявление принципа носит объективный
характер с точки зрения онтологической связности предмета. Так, по-
моему, можно интерпретировать глубокую идею Б.Спинозы –
"мышление о предмете есть способ действия по форме предмета".
Ведь принцип как методологический компонент учитывает
особенности предмета исследования, чтобы познание было познанием

86
 Лекция 4

именно этого предмета. В противном случае познание не будет

реальным познанием именно данного предмета.
Но, с другой стороны, принцип часто связывают с
непосредственно принимаемым, с ролевым, с тем, что заменяет
произвольную волю к действию организованной принципами волей к
действию. В этом аспекте принцип вроде бы является чисто
субъектной характеристикой, чем-то чисто идеальным, идеальным,
так сказать, в квадрате. Действительно, когда обычно речь идет о
субъекте и объекте, то материальным считается относящееся к
объекту, а идеальным – то, что относится к субъекту. Однако обычно
под содержанием субъекта подразумевается его знание. И как бы не
остается места для сферы воли субъекта. Ведь знание, конечно же,
отличается от воли. Это отличие фиксируется потому, что воля – это
некоторая формулировка действия. Воля это некоторое основание
действия. Формой ее организации выступает принцип. Поэтому
принцип причастен реализации содержания субъекта.
Принципы, таким образом, в конструкцию универсума должны
входить в том месте, где осуществляется действие построения этого
универсума. Из того, что действие осуществляется, следует, что оно
реально есть. Поэтому принцип оказывается, с одной стороны,
внеобъектной, с другой – внесубъектной, с третьей же –
сверхреальной сущностью. И это хорошо объясняет, почему все так
хотят найти принципы. Ну, не то, чтобы именно абсолютно все и
хотели. Но есть общее место многих выступлений: "у меня такой
принцип(ы)", "давайте определим наши принципы" и т.д. Фактически,
когда речь идет о принципах, то дело в нахождении, наряду с
категориями, неких онтических условий существования познающего
субъекта. Эти условия лежат в основе как онтологии субъекта, так и
онтологии представления знаний этим субъектом. Субъект, действуя
принципиально, попадает в онтологическую позицию, и тем самым
присутствует в представленном мире в качестве условия этого мира.
Но субъект одновременно онтически подготавливает универсум
значений, подразумеваемых в универсуме представления. И это
достаточно четко ощущается и даже выражается в представлениях о
неразрывности слова и бытия.
87
 Лекция 4

Возвращаясь к проявлению принципов на разных уровнях, по

отношению к разным предметам знания, можно сказать, что есть
конструктивные, или предметные принципы. Есть также логические,
или структурные принципы. Есть еще и принципы отбора, или
принципы критериальные.
Для дальнейшего развертывания методологических
конструкций необходимо ввести определение языка. На
филологическом факультете это выглядит, вероятно, чрезмерно
вызывающим. Однако я не уверен, что все присутствующие
занимались проблемами машинных языков. А определение Питера
Гарвина, пришедшее из этой области, на мой взгляд, достаточно четко
констатирует положение дел в различных естественных языках, а
также вполне работает при построении машинных моделей языков.
"Язык" – это семиотическая система, обладающая
неединичными уровнями построения (синтеза), интеграции и
организации. Вкратце комментируя это определение, укажу, что в
построении (синтезе) языковых выражений есть, по меньшей мере,
два уровня: смыслоразличительный и смысловой. Организация
включает, по меньшей мере, парадигматический и синтагматический
уровни. Интеграция включает, по меньшей мере, фразовые и
межфразовые единства. Эти определения мне нужны для более
конкретного рассмотрения способов выражения принципов.
Теперь перейдем к рассмотрению выражения принципов.
Проблема состоит в том, что в действительности всегда переходят от
принципов построения конструктивного универсума вообще к
принципам построения языкового универсума представления как
конкретизирующей конструкции. Многочисленные попытки
сформулировать принципы, в том числе и в качестве регулятивов,
относятся именно к этой сфере существования (= проявления)
методологических предметов как элементов методологической
рефлексии.
Принципы следует рассматривать как нечто, несущее
внутреннюю определенность поведения. Вообще говоря, принципы в
таком качестве конституируют не что иное как самотождественность
актов постулирования. То есть, в соответствии с тем определением,
88
 Лекция 4

что нульместные операции определяют элементы, – принципы как

основание регулярности самого поведения и определяют именно
некие акты, входящие в структуру поведения. В частности, такие акты
как построение или достижение результата, а в более специфическом
случае – высказывания.
Высказывания как акты имеют сложную конструкцию. Это
вытекает, прежде всего, из многоуровневого строения языка как
семиотической системы. Поэтому естественным образом оказывается,
что принципы соподчиняются и видоизменяются. Ведь любая
иерархическая система возникает благодаря тому, что есть некая связь
– взаимодействие, но связь взаимодействия как раз является
переносом структур. Вообще взаимодействие – это как минимум два
действия, каждое из которых является переносом структуры. Поэтому
единство взаимодействия приводит к тому, что в каждом из
взаимодействующих компонентов оказывается структура другого
компонента. Но тем самым преобразуется структура мест, в которую
должны быть включены определенности "дополнительного"
присутствия "относительно внешних" структур – иных в сравнении со
структурой исходного объекта. К структуре каждого входящего во
взаимодействие объекта, так сказать, "искони" занимающего это
место, добавляется структура действий на него других объектов.
Поэтому, в частности, те принципы, которые связаны с
конституированием или выделением единичных лингвистических
образований (скажем, фонем, морфем или слов), видоизменяются
благодаря взаимодействию с актами, конституирующими другие
единицы. Это иллюстрируется тем фактом, что в языке, с одной
стороны, происходит сопряжение смысла, а с другой – "перетекание"
смысла по конструкции.
"Перетекание" смысла по конструкции включает в себя как
прямой синтез смыслов, при монтаже оказавшихся рядом, так и
модификацию актуализированных ранее смыслов, и модификацию
новых актуализируемых смыслов, и уход старых смыслов в контекст.
Перетекание смысла по конструкции – это именно реализация
взаимодействия всех актов осмысления и формирования способа
действия. Тем самым это преобразование всех единичных способов
89
 Лекция 4

означения. Поэтому вообще-то у слов нет значений. Значения есть у

слов только в оторванном рассмотрении, когда создается словарь. В
ситуации говорения значения есть не у слов, а у смысловых единиц,
которыми могут быть слова, обороты речи и даже вся вообще
ситуация высказывания как единая смысловая единица. И здесь
благодаря тому, что разные принципы конституирования этого
смыслового единства соподчинены, одновременно оказывается
возможным реализовать смысловое единство в отношении к
некоторой части всей этой конструкции.
Например, мне приводят какое-то длинное рассуждение и
спрашивают: "В каком смысле вы это понимаете?" Я же определяю
свое отношение фактически не ко всей этой конструкции, а к, так
сказать, типичным ее местам, или к некой переформулировке,
которая, по моему мнению, вполне замещает эту конструкцию. Иначе
пришлось бы повторять всю начальную конструкцию, без чего,
однако, реально обходятся. Я тем самым определяю в качестве
актуально осмысленной часть суждения. Если я верно уловил
принципиальные особенности конструкции, такое указание на ее
структуру принимается моим собеседником с легкостью. Но главное,
оба мы должны чувствовать предмет, о котором идет речь, иметь
чувство его реальности. Все суждения в этом случае имеют общее
типичное содержание – они являются попытками осмысленно освоить
и представить некий целостный предмет. Это попытки,
реализующиеся благодаря осмысленному представлению локальных
предметных определенностей, локальных единиц, высекаемых в этом
предмете. Но многие попытки такого целостного представления
предмета оказываются неполными и фактически разрозненными.

Вопросы, заданные по окончании лекции, и ответы на них

Вопрос: Скажите, в анализе текста, принципы анализа текста и
принципы анализа реакции на текст должны быть различными
или они могут совпадать?
Ответ: Возможно, да. Но в зависимости от конкретной обстановки
принципы по-разному организуют исследование, предрасполагая к
результату.
90
 Лекция 4

Вопрос: Изучая текст, можно его повернуть с точки зрения

психологии, или с точки зрения филологического изучения
языка, или с литературоведческой точки зрения. Здесь полная
свобода?
Ответ: Нет, полной свободы нет, потому что некоторые предметные
стороны присутствуют. Скажем, текст по геохимии.
Вопрос: А скажите, есть какое-то определение у Вас того, что
возникает в тексте, находящемся над текстом, т.е. в метатексте.
Положим, информант прочел или исполнил какой-то текст, а
потом высказался по поводу того, что он там исполнил. Вот этот
текст высказывания – он как бы метатекст. Есть ли у Вас какое-
то определение более точное, потому что метатекст – это
немножечко не то.
Ответ: Метатекстом в данной ситуации является описание этой
ситуации со стороны исследователя. То есть исследователь пишет об
информантах: "Это он сказал, а это – добавил". Это метатекст. Что
такое вообще "мета"? Метатекст, метатеория и проч. Это некоторые
тексты, теории и проч., элементами которых выступают тексты,
теории и т.д. В качестве элементов в метатексты входят называния
форм текста, теории и т.д. Простейшим примером является некая,
скажем базовая, реальность, в которой есть элементы, ее называющие.
Вопрос: Значит, Вы немного раздвигаете ее, потому что в
некоторых филологических работах такое высказывание
является метатекстом.
Ответ: Может быть метатекстом, имеющим не два, а три уровня.
Вопрос: Т.е. сам текст, то, что он о нем сказал, и то, что мы об
этом думаем?
Ответ: Да, конечно. Ведь на самом деле метатекстов же может быть
сколько угодно, неограниченное количество.
Вопрос: В чем могут быть принципы изучения вот этого всего?
В чем-то совпадать, а в чем-то совершенно не совпадать.
Потому что этот третий уровень, положим, может вообще не
совпадать, быть, например, литературоведческим.
Ответ: Нет, просто здесь разные предметы. На каждом метауровне
свои предметы, свои взаимодействия, по-разному предопределяющие
91
 Лекция 4

связи и отношения этих предметов. Одно дело говорить о

треугольнике, а другое – о доказательстве теоремы об этом
треугольнике, одно – о розе, и другое – о воспевающем ее сонете. В
целом такое возможно благодаря опредмечивающей рефлексии.
Вопрос: Значит, вообще не надо строго требовать анализа
филологического?
Ответ: Понимаете, здесь не вполне правильный подход. Заведомо
никто не вправе Вас ограничивать в анализе. Но если Вы хотите
принадлежать к какой-либо школе, быть, по меньшей мере, понятыми,
а как максимум – признанными, то необходимо использовать
стандартные средства анализа. А результат определяется именно
средством. Средством, а не целью. Целью определяется лишь
изменение результата – если Вы не достигли своей цели, и потому
Вам нужно изменить тот результат, который получился. Здесь также
есть, конечно, сложная проблема осознания некоторой полученной
конструкции как результата.
А что касается введения предмета в круг рассмотрения путем его
называния, и того, какие при этом получаются тексты, то с
предметной стороны традиционная лингвистика это не рассматривает
– конечно, с поправкой на мое слабое знание этой самой лингвистики.
Наверно, поэтому метатекст конструкции требует дополнительных
подходов.
Вопрос: Спасибо. У Вас есть термины «рематизация»,
«тематизация» и синонимы к ним. Этот ряд, он необходим? Эти
слова более точно называют?
Ответ: Я думаю, что можно было бы найти какие-то другие слова. Но
ведь уже есть термины, которые выражают очень правильно, на мой
взгляд, содержание, которое надо фиксировать и высказать. Не
пользуясь ими, я могу несколько подрастерять содержание. В моей
концепции «тематизация» и «рематизация» обозначают не только
позиции в построении предложения, но и позиции в построении
вообще любых конструкций.
Вопрос: А могут ли возникнуть новые принципы?
Ответ: Это естественная вещь. Просто надо понимать, о каких
принципах речь идет, и что именно участвует в качестве принципа и
92
 Лекция 4

т.д. Если у Вас есть исследование и его предмет определен, то либо

Вы сводите этот предмет к какому-то уже известному, и новых
принципов не появляется. Либо у Вас есть что-то новое, и необходимо
должны возникать новые принципы.
Вопрос: Как перечислить все принципы исследования?
Ответ: На деле ни одно исследование не может быть осознано до
конца. Хотя бы потому, что существует и действует принцип
самостоятельности формы, о котором я говорил. Этот принцип
приводит к некоторой формальной фиксации, универсальное значение
которой становится понятным лишь потом, уже после того, как
возникнет какое-то собственное значение, дополняющее и
развивающее это первичное.
Вопрос: Это нормальный процесс творческий?
Ответ: Это часть нормального творческого процесса. Дело в том, что
исследование всегда имеет много результатов и одним из результатов
исследования, в частности, является воспроизведение старых
результатов. Тем самым формирование принципов является не
простым их производством, а воспроизводством. Ведь формирование
принципов непосредственно относится к отождествлению предметной
области. Но я не хотел бы здесь, в по необходимости кратком
рассмотрении структуры метода, затрагивать проблематику его
воспроизводства, которая включает особые, очень глубокие и
сложные вопросы. Во всяком случае, проблематика воспроизводства
сложнее, чем проблематика простого полагания, так как включает не
только полагание объектов (и соответствующее их предполагание), но
и полагание мира (вкупе с соответствующим предполаганием).

93
Определения 1. Классические семиотические
определения (по: Шрейдер Ю.А. "Логика знаковых
систем". М., "Знание", 1974)
Знаковая ситуация = пара из знака и обозначаемого (денотата).
Основные особенности знака:
а) способность знака выступать заменителем обозначаемого;
б) нетождественность знака и денотата;
в) многозначность соответствия "знак-денотат".
Концепт = выражаемые знаком свойства денотата; понятие о денотате,
которое несет данный знак; информация, которую знак несет о
возможных денотатах, об их положении в системе реалий, об их месте
в универсуме; определяется местом знака в данной знаковой системе.
(Например, в алгебраическом выражении каждая конкретная буква
может обозначать (денотировать) любое число, но только число, а не
скобку или операцию.)
Системность знаковой системы = сходные обозначения для сходных
обозначаемых.
При этом родство знаков часто соответствует родству
предметов. Системность знаковой системы возникает при
отношении знака к денотату через концепт.
Экстенсионал знака = класс всех его допустимых денотатов.
Интенсионал знака = смысл знака; понятие, которое соответствует
знаку; способ, которым знак указывает место обозначаемого в системе
явлений; содержание понятия или характеристика концепта;
характеристика содержания знака.
Знаковая система = набор знаков, в котором есть внутренние
отношения между знаками, отображающие отношения между
денотатами.
Аспекты изучения знаковой системы: семантика, синтактика,
прагматика.
Семантика знака = отношение знака к денотату в аспектах а)
отношений элементарных знаков и б) допустимых конструкций из
элементарных знаков; занимается изучением как синонимических
преобразований текста, так и преобразований, сохраняющих некие
инварианты.
Синтактика знака = аспект знаковой системы. связанный с
правильностью построения знака; определяет законы построения
текстов данной системы.
Прагматика знака - аспект, относящийся к восприятию этого знака.
Омонимия = способность знака обозначать разные концепты.

94
Полисемия = пучок родственных концептов, выражаемых общим
словом.
Синонимия = разные знаки имеют общий денотат; в любой знаковой
ситуации знак можно заменить на абсолютно синонимичный ему знак
без изменения концепта.
Нулевой знак = при наличии системы знаков отсутствие некоторого
знака (более точным это определение было бы с добавлением "на
некотором месте", что, впрочем, подразумевается выражением "при
наличии системы знаков" – А.Ч.).
Текст = множество мест, между которыми установлены некоторые
отношения и которые заполнены знаками.
Текст = знак, обладающий внутренней структурой (контекстуальное
определение, содержащееся в данной работе Ю.А.Шрейдера – А.Ч.).
"Вторичное ознакомление с текстом никакой информации
адресату уже не дает." (с.33)
Алфавит = множество элементарных знаков некоторой знаковой
системы, не имеющих самостоятельного значения.
Словарь = множество элементарных знаков некоторой знаковой
системы, имеющих самостоятельное значение.
Вхождение знака в текст = пара <знак, место знака в тексте>.
Юнкция = тип связи между знаками текста, когда денотат
объединения знаков получается в результате пересечения классов
возможных денотатов для каждого из этих знаков.
Нексус = тип связи между знаками текста, когда значения полного
текста не являются денотатами составляющих его знаков, а образуют
объект более высокого уровня.
Метаинформация = информация о том, как в тексте закодирована
информация.
Первичная семантика текста = общепринятый в данной знаковой
системе смысл, складывающийся из смыслов элементарных знаков.
Глубинная семантика текста = цель, которую преследовал автор
текста.
Осмысленный текст = текст, имеющий денотат в некотором классе
моделей.
Свойство на множестве = подмножество элементов, удовлетворяющих
этому свойству.
Бинарное отношение А на множестве М = подмножество множества
пар (т.е. декартова произведения двух экземпляров множества M)
АММ.
Модель (= реляционная система) = множество М с заданными на нем
m отношениями {Аi}. <M; {Ai}>.

95
 Пояснение: В модели всегда предполагается фиксированным
множество элементов, на которых рассматриваются все
необходимые отношения.
Тезаурус = множество смыслоразличающих элементов языка с
множеством основных смысловых (семантических) отношений между
элементами; к числу основных отношений обычно относятся
отношение синонимии (и антонимии – А.Ч.) и отношение "род - вид".
Тезаурус = модель вида <M; {Ai}>, где М - выбранное множество
смыслоразличительных элементов, а {Ai} - семантические отношения
на этом множестве.
Суждение об элементах x и y из множества М = выражение
‘<x,y>Aj’.
Пояснение: Буквы в суждении называются свободными (т.е. эти
буквы могут обозначать произвольные элементы модели)
переменными. Навешивание квантора на некоторую
переменную превращает ее из знака для некоторого элемента
модели в знак, выражающий некое общее свойство элементов
этой модели. Если кванторы расставлены так, что не остается ни
одной свободной переменной, то соответствующее выражение
есть суждение о фигурирующих в этом выражении отношениях,
а не об элементах модели.
Формальная теория (сложное определение, включающее ряд
вспомогательных определений) Пусть зафиксирован язык L,
позволяющий писать выражения с именами отношений.
Теория есть кортеж T = <{i}; {j}>, где {i} - имена отношений, а
{j} - выражения на языке L, использующий только указанные имена
отношений и общеязыковые логические символы из L (логические
связи, кванторы, обозначения операций над отношениями и т.п.).
Выражения {j} называются аксиомами данной теории.
Пояснение: Теория – интенсиональное понятие и не зависит от
выбора конкретной предметной области - модели, где она может
быть реализована.
Исчисление = правила вывода, позволяющие из аксиом теории
получать другие выражения, причем любое выражение, выводимое из
аксиом теории, должно превращаться после подстановки в истинное
суждение для любой модели этой теории.
Модель теории = значение теории.
Смысл теории = класс всех моделей теории.
Бессмысленная теория = теория, не имеющая допустимых моделей.
Однозначная теория = теория, имеющая ровно одно значение.

96
 Пояснение: Полная информация будет передана, если удастся
описать теорию, все воплощения которой изоморфны данной
модели.
Текст = четверка, состоящая из словаря (алфавита), множества мест,
отношения на множестве мест и отображения множества мест в
словарь, определяющего заполнение мест символами.
Тип отношения = фундаментальные свойства отношений = перечень
имен этих отношений с указанием их "местности" (сигнатуры) и
аксиом, которым они удовлетворяют.
Тип текста = теория, которой удовлетворяют множество мест с
отношениями на нем и словарь.
Формальным языком L называется множество текстов
фиксированного типа над фиксированным словарем.
Правила, по которым тексты данного языка выделяются среди
остальных текстов того же типа, образуют грамматику языка.
Сам текст также может быть рассмотрен как модель, если символы из
словаря интерпретировать как имена одноместных отношений.
Метаинформация = знание об источниках информации.

Определения 2. Дополнительные семиотические

определения (существующие вне собственного
контекста семиотической концепции Ю.А. Шрейдера)
Информация = данные, собранные в форме, пригодной для
употребления (= datae, collected in usable form).
Код = совокупность знаков и система правил, при помощи которых
информация может быть представлена в виде набора знаков для ее
передачи, обработки и хранения.
Слово = конечная последовательность кодовых знаков (в некоторых
случаях это определение доопределяют, добавляя: "между
разделителями"; при этом речь идет не о слове, а о словоформе –
А.Ч.).
Язык = знаковая система, структура которой специфицируется в
терминах трех групп уровней, а именно - двух уровней построения,
двух уровней организации и более чем одного уровня интеграции (П.
Гарвин)
Уровень = группа структурных отношений, принадлежащих
определенному качественному аспекту или свойству (в данном
случае – языка);
Уровни построения (начального синтеза смысла – А.Ч.)
определяются в терминах природы элементов языка,
выделяемых при лингвистическом анализе; уровни построения:
97
 смысловой и смыслоразличительный; в естественных языках это
уровень морфем и уровень фонем;
Уровни организации характеризуют способы организации
единиц языка; в естественных языках есть два уровня
организации - парадигматический (или уровень выбора: ряды
языковых единиц, связанных между собой общим признаком) и
синтагматический (или уровень сочетаний: расположение
единиц друг за другом в речевой цепи и их отношения друг к
другу в этой цепи);
Уровни интеграции определяются в терминах сложности
смысловых единиц языка; их неопределенно много; они
определяют слитные единицы (выражения), обладающие
характеристиками, превосходящими сумму свойств
составляющих их единиц;
Знак = материальный чувственно воспринимаемый предмет (явление,
действие),
 выступающий в процессах познания и общения в качестве
представителя (заместителя) другого предмета (предметов) и
 используемый для получения, хранения, преобразования и
передачи информации о предмете;
Дополнительные свойства знака:
1. устойчивость (тождественность, абстракция
отождествления),
2. произвольность по отношению к денотату (что отличает знак
от образа);
3. отношение знака к объекту несводимо ни к индивидуальному
отражению (гнозис), ни к системному представлению
(эпистеме), ни к актуальной детерминации (онтос).
Текст = последовательность предложений, слов (в семиотике -
знаков), построенная согласно правилам данного языка (данной
знаковой системы) и образующая сообщение.
Текст = множество мест, заполненных (элементарными) знаками при
наличии базисной канонической последовательности их прочтения
(=вербализации, =актуализации знаков в последовательности)
(определение А.В.Чусова); в контексте этого определения "текст"
обязательно имеет фиксированную системой вхождений знаков
глобальную синтагматическую (строго упорядоченную)
подструктуру, в отличие от "образа" или "схемы".
Концепт = единица знания, содержащая верифицируемые
утверждения о выбранном объекте референции и данная в вербальной
форме. (Концепт является пятиугольником, состоящим из:

98
внутренней формы - дефиниции - означающего - денотата - признаков
концепта)
Внутренняя форма = смысловая связь частей, составляющих термин;
связующее звено между логосом и лексисом термина, соединяет
термин-понятие и термин-слово.

Рекомендуемая литература
Агафонова Н.В. Прогресс и традиции в науке. Изд-во МГУ, 1991
Ахлибининский Б.В., Храленко Н.И. Теория качества в науке и практике. Изд-во
ЛГУ, 1989
Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989
Башляр Г. Новый рационализм. М., 1987
Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической
воспроизводимости. М., 1996
Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995
Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. М., 1988
Вертгеймер М. Продуктивное мышление. М., 1987
Гарден Ж.-К. Теоретическая археология. М., 1983
Гартман Н. Об основоположении онтологии. С-Пб, 2003.
Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М., 1992
Голдстейн М., Голдстейн И.Ф. Как мы познаем. М., 1984
Гуссерль Э. Логические исследования. Собрание сочинений. Том III(1). М., 2001
Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии.
М., 1999
Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб, 1998
Грязнов Б.С., Дынин Б.С., Никитин Е.П. Теория и ее объект. М., 1973
Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998
Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст. М., 2001.
Клайн М. Математика. Поиск истины. М., 1988
Клайн М. Математика. Утрата определенности. М., 1984
Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ.
М., 1995
Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о
мышлении. М., 2004.
Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М., 1980
Лукач Д. Своеобразие эстетического., тт. 1-4, М. 1985-1986.
Малиновский А.А. Тектология. Теория систем. Теоретическая биология. М., 2000
Метафизика и идеология в истории естествознания. М., 1994
Наторп П. Логика. Обоснование и логическое построение математики и
математического естествознания. СПб, 1909
Никитина С.Е. Семантический анализ языка науки. М., 1987
Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. М., 1985.
Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. М., 2000.
Основы онтологии. СПб, 1997

99
Пиаже Ж. Избранные психологические труды. Психология интеллекта. Генезис
числа у ребенка. Логика и психология. М., 1969
Принципы историографии естествознания. М., 1993
Пуанкаре А. О науке. М., 1983
Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 1995.
Сариев Г.Дж. Принцип ограничения. Нелапласовский детерминизм и закон
достаточного основания. Баку, 1986
Сартр Ж.П. Проблемы метода М., 1994
Семиотика. М., 1983
Современные проблемы теории познания диалектического материализма. М., т.1,
2. 1970
Соломоник А. Позитивная семиотика. Минск, МЕТ, 2004
Стахов А.П. Алгоритмическая теория измерения. М., 1979
Теоретические основы классификации языков мира. Проблемы родства. М., 1982
Тростников В.Н. Конструктивные процессы в математике. М., 1975
Флек Л. Возникновение и развитие научного факта. Введение в теорию стиля
мышления и мыслительного коллектива. М., Дом интеллектуальной книги, 1999.
Хакинг Я. Представление и вмешательство. М., 1998
Холтон Дж. Тематический анализ науки. М., 1981
Шелер М. Избранные произведения. М., 1994
Шрейдер Ю.А. Логика знаковых систем. М., 1974
Штофф В.А. Проблемы методологии научного познания. М., 1978
Юдин Э.Г. Методология науки. Системность. Деятельность. М., 1997
Язык и структуры представления знаний. М., 1992
Яновская С.А. Методологические проблемы науки. М., 1972

100