Новосибирский государственный
университет
Гуманитарный факультет
кафедра востоковедения
«Литература Китая»
Учебно-методический комплекс
1
«Литература Китая». Учебно-методический комплекс / Сост.: д-р ист. наук,
доц. Е. Э. Войтишек, канд. ист. наук, проф. С. А. Комиссаров, ассист. М. А.
Кудинова. Новосибирск: Новосибирский государственный университет,
2011.– 138 с.
2
РАБОЧАЯ ПРОГРАММА
ПО КУРСУ «ЛИТЕРАТУРА КИТАЯ»
Авторы:
Е. Э. Войтишек, д-р ист. наук, доцент;
С. А. Комиссаров, канд. ист. наук, профессор;
М. А. Кудинова, ассистент преподавателя, аспирант
Факультет гуманитарный
Кафедра востоковедения
3
филологическую эрудицию студентов и связан со многими теоретическими
курсами, входящими в систему подготовки востоковеда-филолога. Важной
задачей курса является привитие студентам навыков применения основ
историко-типологического, историко-функционального, сравнительно-
типологического методов для литературоведческого анализа явлений на
разных этапах развития китайской литературы. В системе гуманитарной
подготовки курс выполняет теоретико-познавательную и культурно-
воспитательную функции, формируя у слушателей системное представление
о причинно-следственных закономерностях возникновения и развития тех
или иных историко-литературных процессов и стратегиях межкультурного
взаимодействия.
В соответствии с требованиями ФГОС ВПО по направлению подготовки
реализации компетентностного подхода данная программа предусматривает
широкое использование в учебном процессе активных и интерактивных форм
проведения занятий в сочетании с внеаудиторной работой. Методика занятий
в значительной степени подразумевает практико-ориентированный подход,
что способствует формированию особой коммуникативной культуры
бакалавра-востоковеда, профессионально ориентированного в теоретических
вопросах стратегии межэтнического взаимодействия и современного
гуманитарного знания.
Методологической основой данного курса послужили концепции
системного взаимодействия социально-политических и художественно-
эстетических тенденций развития общества, современные комплексные
литературно-текстологические подходы (с элементами структурно-
семантического анализа), достижения классического литературоведения –
как китайского, так и зарубежного, в том числе отечественного.
К окончанию данного курса студенты обязаны разбираться в основных
литературных течениях и жанрах древнего, средневекового и современного
этапов развития литературы Китая; ориентироваться в историко-
литературоведческом материале и уметь проводить сопоставительный анализ
пройденного материала по хронологическому и событийному признакам.
5
способность собирать, обрабатывать и интерпретировать с
использованием современных информационных технологий данные,
необходимые для формирования суждений по соответствующим
профессиональным, социальным, научным и этическим проблемам
(ОК-4);
решения профессиональных задач (ОК-8);
способность и готовность к практическому анализу логики различного
вида рассуждений, владение навыками публичной речи, аргументации,
ведения дискуссии и полемики (ОК-9);
способность понимать культуру социальных отношений, критически
переосмысливать свой социальный опыт, готовность уважительно
относиться к историческому наследию и культурным традициям (ОК-
16).
б) профессиональными (ПК)
в научно-исследовательской деятельности:
демонстрировать владение теоретическими основами организации и
планирования научно-исследовательской работы (ПК-1);
способность применять знание цивилизационных особенностей
регионов, составляющих афро-азиатский мир (ПК-2);
способность понимать, излагать и критически анализировать
информацию о Востоке, свободно общаться на основном восточном
языке, устно и письменно переводить с восточного языка и на
восточный язык тексты культурного, научного, политико-
экономического и религиозно-философского характера (ПК-3);
владение понятийным аппаратом востоковедных исследований (ПК-4);
в учебно-образовательной деятельности:
в экспертно-аналитической деятельности:
6
способность понимать и анализировать принципы составления
проектов в профессиональной сфере на основе системного подхода,
умение строить и использовать модели для описания и
прогнозирования различных явлений, осуществлять их качественный и
количественный анализ (ПК-9);
способность использовать знание принципов составления научно-
аналитических отчетов, обзоров, информационных справок и
пояснительных записок (ПК-10);
умение излагать и критически анализировать массив данных на
восточном языке и представлять результаты исследований (ПК-11);
способность использовать понимание роли традиционных и
современных правовых систем народов Азии и Африки в
формировании их политической культуры и менталитета (ПК-12);
7
(на материалах китайских, японских и корейских источников); владеть
навыками литературоведческого анализа и художественного перевода.
Студент должен уметь профессионально представлять в виде
интеллектуального продукта свой исследовательский результат изучения
историко-литературных реалий Китая, которые оказывали непосредственное
влияние на дальневосточную культуру.
К окончанию данного курса студент обязан:
владеть методикой применения основ историко-типологического, историко-
функционального, сравнительно-типологического и других современных
методов для литературоведческого анализа явлений на разных этапах
развития китайской литературы;
знать основные литературные течения, направления школы на разных
этапах развития литературного процесса в Китае; ориентироваться в
методике сопоставления жанровых систем и отдельных жанров китайской
литературы и литератур других стран Дальнего Востока и Запада на разных
этапах исторического развития;
уметь проводить сопоставительный анализ пройденного материала по
хронологическому и событийному принципам; выявлять видовые
особенности изучаемого корпуса источников и литературно-художественных
памятников; уметь анализировать литературоведческие понятия в системе
различных общенаучных парадигм; должен демонстрировать знание
наиболее значительных этапов, произведений и авторов в литературе Китая в
древности, в средние века, новое и новейшее время, ориентироваться в
истории изучения и проблемах современного этапа в истории китайской
литературы.
4. Структура и содержание дисциплины Общая трудоемкость
дисциплины составляет 7 зачетных единиц, 252 часа.
п промежуточной
аттестации
(по семестрам)
1 1- Теор. Пра Кон сам.
18 зан. кт.з тр.р раб.
ан. аб. студен
та
Календарный 1 18 36 18 54
модуль 1.
Дисциплинарный 1
модуль 1.
Тема 1. Специфика 1 0,5 - 0,5
понятия «литература»
8
в Китае
Тема 2. 1 1,5 - 1,5
Отечественная
историография
китайской
литературы.
Проблема перевода
0,5 0,5 Контрольная
работа № 1
Дисциплинарный 2-4 -
модуль 2.
Тема 3. Мифы и 2 2 2 4 Самостоятельная
легенды Китая работа № 1
«Космогонические
мифы Китая и мифы
о культурных
героях»
Тема 4. Проблема 3 2 -
эпоса в Китае
Тема 5. Китайские 4 2 2
народные сказки
0,5 0,5 Контрольная
работа № 2
Дисциплинарный 5-7
модуль 3.
Тема 6. Традиционная 5 2 - 2
классификация
письменных
памятников
Тема 7. Философские 6-7 4 2 4 Самостоятельная
и исторические труды работа № 2
как произведения «Основные
литературы направления
древнекитайской
философии их
влияние на развитие
литературы»
0,5 0,5 Контрольная
работа № 3
Дисциплинарный 8-
модуль 4. 10
Тема 8. «Книга 8 2 - 2
песен» («Ши цзин»)
Тема 9. Творчество 9 2 - 2 Самостоятельная
Цюй Юаня работа № 3
«Мифологические
мотивы в творчестве
Цюй Юаня»
Тема 10. Поэзия 10 2 - 2
эпохи Хань
0,5 0,5 Контрольная
работа № 4
9
Дисциплинарный 11-
модуль 5. 13
Тема 11. Литература 11 0,5 - 0,5
периода
раздробленности
страны (обзор)
Тема 12. Поэзия 11 0,5 - 0,5
эпохи раннего
средневековья
Тема 13. Великий 11 1 - 1 Самостоятельная
поэт Китая Тао работа № 4 «Поэма
Юаньмин Тао Юаньмина
«Персиковый
источник»
Тема 14. 12 2 - 2
Проникновение
буддизма и его
влияние на развитие
литературы
Тема 15. 13 2 - 2 Самостоятельная
Повествовательная работа № 5.
проза и литературная «Своеобразие
критика эпохи творчества Гань Бао»
раннего
средневековья
0,5 0,5 Контрольная
работа № 5
Дисциплинарный 14-
модуль 6. 16
Тема 16. Общие 14 0,5 0,5
проблемы литературы
периода Суй-Тан
Тема 17. Суйская 14 0,5 0,5
поэзия
Тема 18. Поэзия 14- 2,5 2,5
эпохи Тан 15
Тема 19. Танская 15- 2,5 2,5
новелла 16
0,5 0,5 Контрольная
работа № 6
Дисциплинарный 17-
модуль 7 18
Тема 20. Литература 17 0,5 - 0,5
эпохи Сун (общий
обзор)
Тема 21. 17 0,5 - 0,5
Историческая проза
Оуян Сю и Сыма
Гуана
Тема 22. Творчество 17 1 - 1
Су Ши (Су Дунпо)
Тема 23. Поэзия 18 1 - 1
10
эпохи Сун
Тема 24. Сунская 18 1 - 1 Самостоятельная
проза работа № 6
«Развитие
повествовательных
жанров в эпоху Сун»
0,5 0,5 Контрольная
работа № 7
Практикум по 6,5 6,5
переводу № 1
Календарный 2 16 32 32 80
модуль 2.
Дисциплинарный 1-2
модуль 8.
Тема 25. «Народные 1 1 2 4 Самостоятельная
книги» пинхуа как работа № 7
предшественники «Художественные
романов особенности
произведения
«Шихуа о том, как
Трипитака Великой
Тан добыл
священные сутры»
Тема 26. Поэзия 1 1 - 2
периода Юань-Мин.
Тема 27. Расцвет 2 2 1,5 4,5 Самостоятельная
китайской работа № 8
драматургии в эпоху «Художественные
Юань. особенности драмы
«Западный флигель»
0,5 0,5 Контрольная
работа № 8
Дисциплинарный 3-6
модуль 9.
Тема 28. «Четыре 3-6 8 7,5 20,5 Самостоятельная
великие работа № 9
удивительные книги». «Структурные и
Развитие жанра языковые
романа в эпоху Мин. особенности великих
китайских романов
эпохи Мин»
0,5 0,5 Контрольная
работа № 9
Дисциплинарный 7
11
модуль 10.
Тема 29. 7 1 - 2
Философская мысль и
бессюжетная проза
эпохи Мин.
Тема 30. 7 1 - 20 Самостоятельная
Просветительская работа № 10 «Место
литература. Каноны канона
цикла «Сань – бай – «Тысячесловие» в
цянь» («Три – сто – просветительской
тысяча») литературе Дальнего
Востока»
2 2 Контрольная
работа № 10
Дисциплинарный 8-
модуль 11.
Тема 31. 8 2 2 5 Самостоятельная
Повествовательная работа № 11
проза хуабэнь «Историко-
литературная
традиция жанра
хуабэнь»
Тема 32. 9- 2 2 5 Самостоятельная
Литературная 10 работа № 12
новелла и повесть «Жанровые
бицзи (XVII-XVIII особенности прозы
вв.) бицзи»
Тема 33. Развитие 10 0,5 - 1,5
жанра романа в
XVIII в.
Сатирический роман
У Цзинцзы
«Неофициальная
история
конфуцианцев»
Тема 34. Цао 10 1,5 1 3,5
Сюэцинь и его роман
«Сон в красном
тереме»
1 1 Контрольная
работа № 11
Дисциплинарный 11
модуль 12.
Тема 35. 11 2 - 2
Афористическая
литература.
Цзацзуань как особый
вид китайских
изречений
0,5 0,5 Контрольная
работа № 12
Дисциплинарный 12
12
модуль 13.
Тема 36. Литература 12 1 - 1
первой половины XIX
века (обзор)
Тема 37. Общая 12 1 - 1
характеристика
литературного
процесса второй
половины XIX века
2 2 Контрольная
работа № 13
Дисциплинарный 13-
модуль 14. 15
Тема 38. Китайская 13 2 - 2
литература первой
половины ХХ века
(обзор)
Тема 39. Жизненный 14 2 - 2 Самостоятельная
и творческий путь Лу работа № 14 «Сатира
Синя и обличительный
пафос сборника
«Старые легенды в
новой редакции»
Тема 40. Жизненный 15 2 - 2 Самостоятельная
и творческий путь работа № 15
Лао Шэ «Сравнительный
анализ «Записок из
кошачьего города»
Лао Шэ и «Записок
из мира духов» Чжан
Тяньи»
2 2 Контрольная
работа № 14
Дисциплинарный 16
модуль 15.
Тема 41. Китайская 16 1 - Самостоятельная
литература 1950- работа № 16 «Тема
1980-х гг. (обзор) культурной
революции в
творчестве
китайских
писателей»
Тема 42. Китайская 16 1 3,5 3,5 Самостоятельная
литература на рубеже работа № 17
ХХ-ХХI вв. «Своеобразие
творчества Цань
Сюэ»
0,5 0,5 Контрольная
работа № 15
Практикум по 1,5 1,5
переводу № 2
Итоговый контроль 2 2 Выставление
13
рейтинговой оценки
по календарному
модулю.
Выставление
рейтинга по
дисциплине в целом
Итого 68 50 134 252
Дисциплинарный модуль 1.
Специфика понимания сущности литературы в Китае и проблемы
изучения китайской литературы
Темы рефератов:
Проблема преодоления европоцентристского подхода в оценке
специфики мирового литературного процесса.
Место китайской литературы в истории культуры восточноазиатского
региона.
Проблема хронологического деления литературного процесса и
периодизация китайской литературы.
14
Воскресенский Д. Н. Литературный мир средневекового Китая. Собрание
трудов. М., 2006.
Голыгина К. И., Сорокин В. Ф. Изучение китайской литературы в России.
М.: Восточная литература, 2004.
Китай и окрестности. Мифология, фольклор, литература. М. 2010. К 75-
летию академика Б. Л. Рифтина. Orientalia et classica, вып. XXV. М., 2010.
Постмодернизм в литературах Азии и Африки. СПб, 2010.
Дисциплинарный модуль 2.
Китайская мифология и фольклор
Темы рефератов:
Космогонические и антропогенетические мифы.
Мифы о культурных героях и идеальных правителях.
Источники древнекитайских мифов и особенности функционирования
китайской мифологии.
Космогонические и антропогонические мифы.
Мифы о культурных героях и идеальных правителях.
Источники:
Юань Кэ. Мифы древнего Китая: 2-е изд., испр. И доп. / Пер. с кит. Е. И.
Лубо-Лесниченко, Е. В. Пузицкого, В. Ф. Сорокина. М., 1987.
Темы рефератов:
Специфика понятия эпоса в китайской литературной традиции.
Взаимодействие эпической и фолькорной традиции в китайской
литературе.
15
Введение в востоковедение / Под ред. Е. И. Зеленева, В. Б. Касевича. СПб.:
КАРО, 2011.
Кравцова М. Е. Поэзия древнего Китая. СПб., 1994.
Кравцова М. Е. Хрестоматия по китайской литературе. СПб., 2004.
Рифтин Б. Л. Историческая эпопея и фольклорная традиция в Китае:
(Устные и книжные версии «Троецарствия»). М., 1970.
Темы рефератов:
Общее и особенное в сюжетах китайских сказок.
Типология сказочных сюжетов.
Архетипические сюжеты и мотивы китайских сказок.
Образы людей и животных в сказках гуши.
Источники:
Волшебная флейта: Мифы и легенды народов Китая / Сост. В. В. Евсюкова.
Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1989.
Дочь Царя Драконов: Сказки народов Китая / Науч. Ред., сост., вступ. Ст. С.
А. Комиссарова. Новосибирск: Модус, Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1997. (Сказки
народов Востока).
Китайские народные сказки / Пер. и предисл. Б. Л. Рифтина. М.: У-
Фактория, 2007. (Bibliotheca ythological)
Темы рефератов:
«Книга перемен» («И цзин») как памятник художественной литературы: к
постановке проблемы.
Основные категории древнекитайской философии и их воздействие на
развитие художественного творчества.
16
Своеобразие древней китайской исторической прозы на примере
памятников «Шуцзин» и «Чуньцю».
Структура, генезис и основные художественные особенности китайской
классической «Книги песен».
Канон «И-цзин» как элемент классической культуры стран Восточной
Азии.
Генезис, структура и содержательные особенности «Ли цзи».
Источники:
Древнекитайская философия: В 2-х т. / Сост. Ян Хиншуна. – М.: Мысль,
1972, 1973. Т. 1, 2. – (Философское наследие).
Конфуций: Я верю в древность / Сост., предисл., пер. с древнекит. И англ. И.
И. Семененко. – М.: Республика, 1995. – (Мудрецы).
Лао-цзы. Книга о Пути и Силе: 3-е изд., испр. И доп. / Пер. с кит. И комм. А.
Кувшинова. – Красноярск: Ника, 1998.
Мудрецы Китая: Ян Чжу, Лецзы, Чжуанцзы / Пер. с кит. Л. Д. Позднеевой. –
СПб.: Петербург – XXI век; Лань, 1994.
Семененко И. И. Афоризмы Конфуция. – М.: Изд-во МГУ, 1987.
Шуцкий Ю. К. Китайская классическая книга перемен И-цзин. Под ред.
А. И. Кобзева. Пред. А. И. Кобзева, Н. И. Конрада. М.: Наука, 1993.
Источники:
Древнекитайская философия: В 2-х т. / Сост. Ян Хиншуна. – М.: Мысль,
1972, 1973. Т. 1, 2. – (Философское наследие).
Кравцова М. Е. Хрестоматия по китайской литературе. СПб., 2004.
Шицзин / Под ред Н. И. Конрада. М., 1957.
17
Рекомендуемая исследовательская литература:
Духовная культура Китая: Энциклопедия / Ин-т Дальнего Востока РАН.
М.: Восточная литература, 2006. Т. 1. Философия.
Конрад Н. И. Древнекитайская литература // История всемирной литературы
в 9 т. / Ин-т мировой лит. Им. А. М. Горького. М.: Наука, 1983. Т. 1. С. 143–
204.
18
Темы рефератов:
Творчество императоров-поэтов.
Поэзия «трех Цао».
Первые литературоведческие труды.
Источники:
Кравцова М. Е. Хрестоматия по китайской литературе. СПб., 2004.
19
Тема 14. Проникновение буддизма и его влияние на развитие
литературы
Темы рефератов:
Становление жанра бяньвэнь, его значение в истории китайской
литературы.
Образы и мотивы в творчестве Се Линъюня.
Направление «поэзия в стиле юнмин».
Источники:
Ван Янь. Вести из потустороннего мира: Буддийские короткие рассказы 5 в.
/ Пер. с кит., примеч., послесл. М. Е. Ермакова. СПб., 1993.
Ван Янь-сю. Предания об услышанных мольбах. СПб., 1998.
Кравцова М. Е. Хрестоматия по китайской литературе. СПб., 2004.
Темы рефератов:
Борьба с буддийской идеологией и движение за «возврат к древности».
Специфика концепции фу гу.
Дискуссия об «эпохе Возрождения» в Китае.
20
История всемирной литературы в 9 т. / Ин-т мировой лит. Им. А. М.
Горького. М.: Наука, 1983. Т. 1−3.
Источники:
Из китайской лирики VIII–XIV веков: Ван Вэй, Су Ши, Гуань Ханьцин, Гао
Ци / Сост., послесл. И комм. И. Смирнова. М.: Главная редакция восточной
литературы издательства «Наука», 1979.
Китайская классическая поэзия / В пер. Л. З. Эйдлина. М.:
Художественная литература, 1975.
Китайская пейзажная лирика: Стихи, поэмы, романсы, арии / Под общ.
Ред. В. И. Семанова; сост. В. И. Семанова и Л. Е. Бежина; вступ. Ст. и комм.
И. С. Лисевича. М., 1984.
Кравцова М. Е. Хрестоматия по китайской литературе. СПб., 2004.
Постоянство Пути: Избранные танские стихотворения / В пер.
В. М. Алексеева. СПб.: Петербургское востоковедение, 2003. (Драгоценные
строфы китайской поэзии).
Поэзия эпохи Тан, VII–X вв. / Сост. И вступ. Ст. Л. Эйдлина. М.:
Художественная литература, 1987. (Библиотека китайской литературы).
Чистый поток: Поэзия эпохи Тан (VII – X вв.) / В пер. Л. Н. Меньшикова.
СПб.: Петербургское востоковедение, 2001. (Драгоценные строфы китайской
поэзии).
Рекомендуемая исследовательская литература:
Бежин Л. Е. Ду Фу. М.: Молодая гвардия, 1987. (Жизнь замечательных
людей).
Дагданов Г. Б. Мэн Хаожань в культуре средневекового Китая. М.: Наука,
1991.
21
Дагданов Г. Б. Чань-буддизм в творчестве Ван Вэя. Новосибирск: Наука,
1984.
Кравцова М. Б. История культуры Китая. СПб.: Издательство «Лань», 1999.
Кравцова М. Б. Поэзия Древнего Китая: Опыт культурологического
анализа. Антология художественных переводов. СПб.: Центр «Петербургское
востоковедение», 1994.
Танская поэзия VII–IX вв. // История всемирной литературы в 9 т. / Ин-т
мировой лит. Им. А. М. Горького. М.: Наука, 1984. Т. 2. С. 116–129.
Фишман О. Л. Ли Бо: Жизнь и творчество. М.: Издательство восточной
литературы, 1958.
Эйдлин Л. З. Танская поэзия// Поэзия эпохи Тан (VII–X вв.): Пер. с кит. М.:
Художественная литература, 1987. С. 5–24.
Источники:
Кравцова М. Е. Хрестоматия по китайской литературе. СПб., 2004.
Юань Чжэн. Повесть об Ин-ин // Танские новеллы. М.: Государственное
издательство художественной литературы, 1960.
Рекомендуемая исследовательская литература:
Духовная культура Китая: Энциклопедия / Ин-т Дальнего Востока РАН.
М.: Восточная литература, 2006. Т. Литература. Язык и письменность.
История всемирной литературы в 9 т. / Ин-т мировой лит. Им. А. М.
Горького. М.: Наука, 1983. Т. 3.
Источники:
22
Классическая проза Дальнего Востока. М., 1975. (Б-ка всемир. Лит.).
Кравцова М. Е. Хрестоматия по китайской литературе. СПб., 2004.
Рассказы у светильника: Китайская новелла XI – XVI веков / Сост., пер. с кит., предисл.,
коммент. К. И. Голыгиной. М., 1988.
Су Дунпо. Стихи. Мелодии, Поэмы / Пер. с кит., вступ. Статья, коммент.
И. Голубева. М., 1975.
Темы рефератов:
Ранние повествовательно-стихотворные сказы пинхуа как
предшественники китайского эпоса.
«Шихуа о том, как Трипитака Великой Тан добыл священные
книги»: жанровые особенности место в итории китайской литературы.
Источники:
Шихуа о том, как Трипитака Великой Тан добыл священные книги / Пер. с
кит., вступ ст. Л. К. Павловской. – М.: Наука, 1987.
Китайские пинхуа. СПб., Северо-Запад Пресс, 2003. (Золотая серия
китайской литературы).
23
Тема 26. Поэзия периода Юань-Мин
Темы рефератов:
Темы рефератов:
Генезис жанра классической юаньской драмы.
Структура и композиция юаньской драмы.
Мир образов юаньской драмы.
Структура и художественные особенности драмы Ли Хаогу «Студент
Чжан Юй морскую варит воду у острова Шамэнь».
Структура и художественные особенности драмы Чжэн Гуанцзу
«Домашних духов обманув, душа Цянь-нюй расстается с телом».
Источники:
Ван Шифу. Западный флигель // Китайская классическая драма. СПб.:
Северо-Запад Пресс, 2003. (Золотая серия китайской литературы). С. 133–
375.
Классическая драма Востока. – М., 1976. – (Библиотека всемирной
литературы).
24
Ли Хаогу. Студент Чжан Юй морскую варит воду у острова Шамэнь //
Китайская классическая драма. СПб.: Северо-Запад Пресс, 2003. (Золотая
серия китайской литературы). С. 21-64.
Чжэн Гуанцзу. Домашних духов обманув, душа Цянь-нюй расстается с
телом // Китайская классическая драма. СПб.: Северо-Запад Пресс, 2003.
(Золотая серия китайской литературы). С. 67-114.
Юаньская драма / Сост. И вступ. Ст. В. Петрова; ред. И прим.
Л. Меньшикова. Л.; М.: Искусство, 1966. (Библиотека драматурга).
25
Структура и художественные особенности анонимного романа «Цзинь,
Пин, Мэй» (или «Цветы сливы в золотой вазе»).
Источники:
Ло Гуаньчжун. Троецарствие / Пер. с кит. В. Панасюка. – М., 1984.
У Чэнъэнь. Путешествие на Запад / Пер. с кит., прим. А. П. Рогачева;
предисл. Л. Н. Меньшикова. – Рига, 1994. – Т. 1–4. – (Новая библиотека
китайской литературы. Классический роман Китая).
Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй / Пер. с кит.
В. Манухина. – М., 1977. – Т. 1, 2.
Ши Найань. Речные заводи / Пер. с кит. А. П. Рогачева. – М., 1959. – Т. 1–2.
Темы рефератов:
Место цикла «Сань-бай-цянь» в просветительской литературе
Старого Китая.
Художественные средства выразительности, поэтика и
нумерологическое значение произведений цикла.
Особое значение канона «Тысячеловие» в просветительской
традиции региона Восточной Азии.
Цикл «Сань-бай-цянь» и переводческие традиции в российском
китаеведении.
26
Войтишек Е. Э. Китайский «Канон тысячи иероглифов» Цяньцзывэнь и
японский алфавит ироха как уникальные памятники традиционной культуры
Востока // Гуманитарные науки в Сибири. 2001. № 4. С. 90–96.
Темы рефератов:
Генезис жанра, структура и разновидности городской повести XVII в.
Специфика любовных хуабэнь.
Особенности авантюрно-приключенческих хуабэнь.
Анализ судебных хуабэнь.
Специфика волшебных хуабэнь.
Анализ даосской концепции «жизнь есть сон» в повестях XVII в.
Поэтика и художественные особенности повести «Игрок в облавные
шашки».
Источники:
Возвращенная драгоценность. Китайские повести XVII века / Сост., пер. с
кит., предисл. И комм. Д. Н. Воскресенского. М.: Главная редакция
восточной литературы издательства «Наука»,1982.
Дважды умершая: Старые китайские повести / Пер. с кит., послесл. И комм.
Д. Воскресенского. М.: Художественная литература, 1978. (Классическая
проза Востока).
Жемчужная рубашка: Старинные китайские повести / Сост., предисл. И. Э.
Циперович; Пер. с кит. И коммент. В. А. Вельгуса и И. Э. Циперович. – СПб.:
Петербургское востоковедение, 1999.
Заклятие даоса. Китайские повести XVII века / Сост., пер. с кит., предисл. И
комм. Д. Н. Воскресенского. М.: Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1987.
Проделки Праздного Дракона: Двадцать пять повестей XVI–XVII веков /
Сост., пер. с кит. И комм. Д. Воскресенского. М: Художественная
литература, 1989. (Библиотека китайской литературы).
Разоблачение божества: Средневековые китайские повести / Пер. с кит.,
послесл. И комм. В. А. Вельгуса и И. Э. Циперович. М.: Главная редакция
восточной литературы издательства «Наука», 1977.
Удивительные истории нашего времени и древности / Сост. И вступ. Ст. И.
Э Циперович; комм. В. А. Вельгуса. М: Художественная литература, 1988.
(Библиотека китайской литературы).
27
Желоховцев А. Н. Хуабэнь – городская проза средневекового Китая:
Некоторые проблемы происхождения и жанра. М.:Наука, 1969.
Прушек Я. Средневековая городская литература в Европе и Китае // Народы
Азии и Африки. – 1967. – № 3.
Рифтин Б. Л. Повествовательная проза: Китайская литература XVII в. //
История всемирной литературы в 9 т. / Ин-т мировой лит. Им. А. М.
Горького. М.: Наука, 1987. Т. 4. С. 486–497.
Воскресенский Д. И. Китайская повесть XVII в. // Заклятье даоса. Китайские
повести XVII века. М.: Главная редакция восточной литературы издательства
«Наука», 1987. С. 5–26.
Темы рефератов:
Своеобразие творчества Пу Сунлина.
Художественные особенности новелл на вэньяне. Проблема
внутриязычных переводов.
«Заметки из хижины Великое в Малом» Цзи Юня.
Сборник бицзи Юань Мэя «О чем не говорил Конфуций».
Шэнь Фу и его «Шесть записок о быстротечной жизни».
Источники:
Пу Сунлин. Рассказы Ляо Чжая о необычайном / Пер. с кит., предисл. И
комм. В. М. Алексеева. М.: Художественная литература, 1988. (Библиотека
китайской литературы).
Цзи Юнь. Заметки из хижины Великое в малом / Пер. с кит., предисл. И
комм. О. Л.Фишман. М., 1974.
Шэнь Фу. Шесть записок о быстротечной жизни / Пер. с кит., предисл. И
комм. К. И. Голыгиной. М., 1979.
Юань Мэй. Новые [записи] Ци Се, или о чем не говорил Конфуций / Пер. с
кит., предисл. И комм. О. Л. Фишман. М., 1977.
Рекомендуемая исследовательская литература:
Устин П. М. Пу Сунлин и его новеллы. – М.: Изд-во МГУ, 1981.
Фишман О. Л. Три китайских новеллиста (XVII–XVIII вв.): Пу Сунлин, Цзи
Юнь, Юань Мэй. – М.: Наука, 1980.
Темы рефератов:
Сатира как основной художественный прием в романе У Цзинцзы
«Неофициальная история конфуцианцев».
Роман Цао Сюэциня «Сон в красном тереме» и его место в истории
китайской литературы.
28
Источники:
У Цзинцзы. Неофициальная история конфуцианцев / Пер. с кит. Д. Н.
Воскресенского. М., 1959.
Цао Сюэцинь. Сон в красном тереме / Пер. с кит. В. А. Панасюка. М.:
Государственное издательство художественной литературы, 1958. Т. 1, 2.
Цао Сюэцинь. Сон в красном тереме / Пер. с кит. В. А. Панасюка,
Л. Н. Меньшикова. М.: Полярис, 1997. Т. 1–3. (Библиотека китайской
литературы).
Рекомендуемая исследовательская литература:
Пан Ин. Текстология китайского классического романа («Речные заводи» и
«Сон в красном тереме»). СПб.: Нестор-История, 2008.
Фишман О. Л. Китайский сатирический роман. М.: Наука, 1966.
Фишман О. Л. Сон в красном тереме // История всемирной литературы в 9 т.
/ Ин-т мировой лит. Им. А. М. Горького. М.: Наука, 1988. Т. 5. С. 593–599.
Темы рефератов:
Проблема авторства и структура романа «Сон в красном тереме».
Исторические реалии в романе Цао Сюэциня «Сон в красном тереме».
Символика образов и имен главных героев романа.
Сценическое воплощение романа.
Мировая переводческая традиция и роман «Сон в красном тереме».
Источники:
Цао Сюэцинь. Сон в красном тереме / Пер. с кит. В. А. Панасюка. М., 1995.
Т. 1–3. (Библиотека китайской литературы).
29
Влияние жанра китайских цзацзуань на японскую и корейскую
литературу
Источники:
Сад камней. Мудрость Китая и Японии / Пер. с кит. И. Э. Циперович, пер. с
яп. А. М. Кабанова. Спб.: Паритет, 2001.
Цзацзуань. Изречения китайских писателей IX-XIX вв. / Пер., предисл.,
примеч. И. Э. Циперович. М.: Наука, Главная редакция восточной
литературы, 1968.
Цзацзуань. Изречения китайских писателей / Пер. И. Э. Циперович, В. А.
Вельгуса. М.: Наука, 1975.
30
Развитие судебного романа.
Источники:
Ши Юйкунь. Трое храбрых, пятеро справедливых / Пер. с кит. В. Панасюка;
Вступ. Статья, коммент. Б. Рифтина. М., 1974.
Темы рефератов:
Вытеснение классических жанров новыми литературными формами.
Развитие прозы на разговорном языке байхуа, публицистики.
Первые опыты переводов западной художественной литературы.
Развитие иностранной темы в китайской литературе.
Источники:
Лу Синь. Избранное. М.: Государственное издательство художественной
литературы, 1956.
31
Лу Синь. Повести и рассказы / Вступ. Ст. Л. З. Эйдлина, под ред. Н. Т.
Федоренко. М.: Художественная литература, 1971. (Библиотека всемирной
литературы).
Лу Синь. Повести и рассказы / Под ред. Н. Т. Федоренко, вступ. Ст. Л. З.
Эйдлина. М.: Художественная литература, 1971.
Лу Синь. Подлинная история А-Кью. М.: Детская литература, 1986.
Темы рефератов:
Вличние иностранной литературы на творческий метод писателя.
Острая социальная направленность произведений.
Сатирико-фантастический роман «Записки о кошачьем городе».
Развитие реалистического метода в романе «Рикша».
Роман «Сказители» как форма развития традиционного китайского
сказа.
Источники:
Лао Шэ. Записки о Кошачьем городе / Вступ. Ст. В. И. Семанова. М.:
Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1977.
Лао Шэ. Записки о кошачьем городе Вступ. Ст. В. И. Семанова. М.:
Муравей, 2000.
Лао Шэ. Избранное. М.: Прогресс, 1981.
Лао Шэ. Избранное. М.: Радуга, 1982.
Лао Шэ. Избранные произведения / Сост. Е. Рождественской-Молчановой;
вступ. Ст. В. И. Сорокина. М.: Художественная литература, 1991.
(Библиотека китайской литературы).
Лао Шэ. Рикша / Пер. с кит. Е. Рождественской; предисл. В. Петрова. М.,
1970.
Лао Шэ. Сказители / Пер. с кит. Н. А. Спешнева. М., 1986.
32
Антиповский А. А. Раннее творчество Лао Шэ. Темы, герои, образы. М.:
Наука, 1967.
Духовная культура Китая: Энциклопедия / Ин-т Дальнего Востока РАН.
М.: Восточная литература, 2008. Т. 3. Литература.
Литература Востока в новейшее время (1917–1945) / Под ред. И. С.
Брагинского и др. М., 1977.
Литература Востока в новое время / Под ред. И. С. Брагинского др. М.,
1975.
Темы рефератов:
Развитие простонародной литературы и сказовая традиция.
Дальнейшее развитие сатирической традиции.
Новые тенденции в развитии китайской драматургии. Пекинская драма
цзинцзюй.
Новый герой в пропагандистской литературе периода «культурной
революции».
Преодоление последствий «культурной революции»: новые
литературные течения.
Проблематика и образы в творчестве Фэн Цзицая.
Художественное своеобразие прозы Ван Мэна.
Источники:
Ван Мэн. Избранное / Сост. И предисл. Торопцева С. А. М.: Радуга, 1988.
Ван Мэн. Мертвеющие корни самшита // Иностранная литература. М., 2004.
№5.
Ван Мэн. Следы на склоне, ведущем вверх / Пер. с кит., сост. Торопцева С.
А. М: Едиториал УРСС, 2004.
Китайские метармофозы. Современная китайская художественная проза и
эссеистика / Сост. И отв. ред. Д. Н. Воскресенский. М., 2007.
Современная китайская проза: Ван Мэн, Шэнь Жун, Фэн Цзицай / Вступ.
Ст. Л. З. Эйдлина. М.: Известия, 1984 (Библиотека журнала «Иностранная
литература»).
Фэн Цзицай. Повести и рассказы / Сост. И предисл. Б. Л. Рифтина. М.:
Радуга, 1987.
Фэн Цзицай. Чудаки / Предисл., пер. с кит. Спешнева Н. А. СПб.:Бельведер,
2003.
Фэн Цзицай. Чудаки. Рассказы на китайском и русском языках / Вступ. Ст.
Спешнева Н. А.М.: КАРО, 2006.
Рекомендуемая исследовательская литература:
33
Воскресенский Д. Н. Дорога литературных исканий // Китайские
метармофозы. Современная китайская художественная проза и эссеистика /
Сост. И отв. ред. Д. Н. Воскресенский. М., 2007.
Духовная культура Китая: Энциклопедия / Ин-т Дальнего Востока РАН.
М.: Восточная литература, 2008. Т. 3. Литература.
Темы рефератов:
Художественные особенности прозы Ван Мэна.
Эссе и очерки Ван Мэна.
Повесть Чжан Цзе «Она курит сигареты с ментолом».
Творчество Цзя Пинва.
Творчество Ван Шо.
Стилистическое своеобразие рассказов Цань Сюэ.
Гао Синцзянь – «китайский Солженицын»?
Электронное измерение китайской литературы (Цай Цзюнь, Су Дин и
др.)
Современная литература Тайваня, Сянгана (Гонконга) и Сингапура
Источники:
Ван Мэн. Избранное / Сост. И предисл. С. Торопцева. – М., 1988.
Гао Синцзянь. Осенние цветы // Молодая гвардия. 1990. № 1.
Гао Синцзянь. Обоснование литературы // Иностранная литература. 2001. №
5.
Сингапурская мозаика / Сост., пер., предисл. Д. Н. Воскресенского. М.:
Пргресс, 1980.
Китайские метармофозы. Современная китайская художественная проза и
эссеистика / Сост. И отв. ред. Д. Н. Воскресенский. М., 2007.
Цай Цзюнь. Вирус:роман / Пер. А. Н. Желоховцева.М. :Книжный клуб, 2006.
(Интернет-триллер).
Цай Цзюнь. Заклятие:роман / Пер. А. Н. Желоховцева.М. :Книжный клуб,
2006. (Интернет-триллер).
Журнал «Свободный Китай» (1994–1999), с 2000 г. «Тайбэйская панорама», с
2003 г. «Тайваньская панорама» - статьи и очерки.
5. Образовательные технологии
Самостоятельная работа № 1
«Космогонические мифы Китая и мифы о культурных героях» (2-3
балла)
1. Расскажите об источниках возникновения космогонических мифов.
2. Перечислите основных персонажей и их «достижения».
3. Назовите основные источники изучения космогонических мифов и
мифов о культурных героях.
Самостоятельная работа № 2
«Основные направления древнекитайской философии их влияние на
развитие литературы» (2-3 балла)
1. К каким философским течениям принадлежали следующие
мыслители: Мо Ди, Мэн-цзы, Чжуан-цзы, Шан Ян, Лао-цзы.
2. Назовите основные даосские и конфуцианские памятники, их авторов
и даты создания (если возможно).
Самостоятельная работа № 3
«Мифологические мотивы в творчестве Цюй Юаня» (2-3 балла)
1. Назовите основные произведения автора.
2. Расскажите о вязи творчества Цюй Юаня мифологией.
3. Расскажите коротко о значении творчества Цюй Юаня для китайской
культуры.
36
Контрольная работа № 4 «Поэзия Древнего Китая» (3-4 балла)
Вопросы к разделу «Книга песен» («Ши цзин»)»
1. Охарактеризуйте структуру и состав «Книги песен».
2. Каким периодом датируется данный памятник?
Самостоятельная работа № 4
«Поэма Тао Юаньмина «Персиковый источник» (2-3 балла)
1. Охарактеризуйте жанр данного произведения.
2. Назовите художественные особенности поэмы.
3. Расскажите о месте данного произведения в творчестве Тао
Юаньмина и в истории китайской литературы в целом.
Самостоятельная работа № 6
«Развитие повествовательных жанров в эпоху Сун» (2-3 балла)
1. Охарактеризовать бессюжетную прозу и философскую мысль эпохи
Сун.
2. Проанализировать творчество неоконфуцианских философов.
3. Перечислить особенности исторической прозы: школы и направления.
Самостоятельная работа № 7
«Художественные особенности произведения «Шихуа о том, как
Трипитака Великой Тан добыл священные сутры» (2-3 балла)
1. Поясните жанровую принадлежность данного произведения.
2. Охарактеризуйте структуру произведения.
3. Каково соотношение стихов и прозы в шихуа?
4. Расскажите о месте данного произведения в китайской литературе.
Самостоятельная работа № 8
«Художественные особенности драмы «Западный флигель» (2-3 балла)
1. Назовите особенности структуры и композиции драмы Ван Шифу
«Западный флигель».
2. Охарактеризуйте язык драмы.
3. Какие функции выполняют арии цюй?
38
4. Перечислите главных героев пьесы и обозначьте их принадлежность к
традиционным амплуа китайской драмы.
5. К каким средствам прибегает автор для создания образов персонажей?
Самостоятельная работа № 9
«Художественные особенности великих китайских романов эпохи Мин»
(2-3 балла)
Сделайте анализ одного из романов по плану:
1. Источники создания романа
39
2. Структура и композиция романа
3. Язык произведения
4. Главные герои
5. Влияние религиозных и философских идей
6. Отражение исторических реалий
7. Влияние романа на дальнейшее развитие литературы Китая
40
3. В чем проявлялось влияние канонов цикла на формирование
письменной культуры Кореи и Японии?
Самостоятельная работа № 11
«Историко-литературная традиция жанра хуабэнь» (2-3 балла)
1. Назовите основные источники жанра
2. Перечислите важнейшие сборники хуабэнь и их составителей
3. Каково соотношение фольклорной и авторской составляющей повестей
хуабэнь?
41
Вопросы к разделу «Развитие жанра романа в XVIII вв.
Сатиричекий роман У Цзинцзы «Неофициальная история конфуцианцев»
1. Кратко опишите проблематику романа У Цзиньцзы
«Неофициальная история конфуцианцев».
2. В чем состояло новаторство У Цзинцзы?
Самостоятельная работа № 13
«Сатира и обличительный пафос сборника
“Старые легенды в новой редакции”» (2-3 балла)
1. Охарактеризовать структуру произведения, идейный пафос.
42
2. Проследить взаимосвязь основных сюжетных линий с известными
мифологическими мотивами.
3. Сравнить это произведение со «Сказками» современника Лу Синя
японского писателя Дадзай Осаму.
Обязательный
Художественные и фольклорные произведения
44
Китайские народные сказки / Пер. с кит., предисл. Б. Л. Рифтина. М.,
1972.
Классическая проза Дальнего Востока. М., 1975. (Б-ка всемир. Лит.).
Китайская проза XXI века: Сорок третья страница / Сост.
А. А. Родионов, Н. А. Спешнев. СПб., 2011.
Классическая драма Востока. М., 1976. (Б-ка всемир. Лит.).
Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии. М., 1977.
(Б-ка всемир. Лит.).
Лао Шэ. Избранные произведения / Сост. Е. Рождественской-
Молчановой; вступит. Ст. В. И. Сорокина. М., 1991. (Б-ка кит. Литер.).
Ло Гуаньчжун. Троецарствие / Пер. с кит. В. Панасюка. М., 1984.
Лу Синь. Повести и рассказы. М., 1971. (Б-ка всемир. Лит.).
Пу Сунлин. Рассказы Ляо Чжая о необычайном / Пер. с кит., предисл.,
коммент. В. М. Алексеева. М., 1988. (Б-ка кит. Лит.).
У Чэнъэнь. Путешествие на Запад / Пер. с кит., примеч. А. П. Рогачева;
Предисл. Л. Н. Меньшикова. Рига, 1994. Т. 1–4. (Нов. Б-ка кит. Лит.
Классический роман Китая).
Цао Сюэцинь. Сон в красном тереме / Пер. с кит. В. А. Панасюка. М.,
1995. Т. 1–3. (Б-ка кит. Лит.).
Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй / Пер. с кит.
В. Манухина. М., 1977. Т. 1, 2.
Цзацзуань: Изречения китайских писателей IX–XIX вв. / Пер. с кит.,
предисл., примеч. И. Э. Циперович. М., 1975.
Ши Найань. Речные заводи / Пер. с кит. А. П. Рогачева. М., 1959. Т. 1–2.
Юань Кэ. Мифы древнего Китая: 2-е изд., испр. И доп. / Пер. с кит.
Е. И. Лубо-Лесниченко, Е. В. Пузицкого, В. Ф. Сорокина; Отв. ред., послесл.
Б. Л. Рифтина. М., 1987.
45
Дополнительный
Художественные и фольклорные произведения
48
Удивительные истории нашего времени и древности / Сост., вступ.
Статья И. Э Циперович; Коммент. В. А. Вельгуса. М., 1988. (Б-ка кит. Лит.).
У Цзинцзы. Неофициальная история конфуцианцев / Пер. с кит.
Д. Н. Воскресенского. М., 1959.
Фэн Цзицай. Повести и рассказы / Сост., предисл. Б. Рифтина. М., 1987.
Хрестоматия по китайской литературе / Сост., коммент.
Е. Э. Войтишек. Новосибирск, 2004.
Цао Чжи. Семь печалей: Стихотворения / Пер. с кит., вступ. Статья,
примеч. Л. Черкасского. М., 1962.
Цзи Юнь. Заметки из хижины Великое в малом / Пер. с кит., предисл.,
коммент. О. Л. Фишман. М., 1974.
Цзи Юнь. Заметки из хижины Великое в малом / Сост. Т. И.
Виноградова. Золотая серия китайской литературы. СПб., 2003.
Цзэн Пу. Цветы в море зла / Пер. с кит. В. Семанова. М., 1990. (Б-ка кит.
Лит.).
Цюй Юань. Стихи / Вступ. Статья, общ. Ред. Н. Т. Федоренко. М., 1956.
Цянь Чжуншу. Осажденная крепость / Пер. с кит. В. Сорокина. М., 1980.
Цюй Цюбо. Избранное / Сост., пер. с кит., предисл., примеч. М.
Шнейдера. М., 1975.
Чжан Тяньи. Записки из мира духов: Повесть. Рассказы / Пер. с кит.
Л. Черкасского. М., 1972.
Чжан Цзе. Тяжелые крылья / Пер. с кит. В. Сорокина. М., 1989.
Чжао Шули. Песенки Ли Юцая / Сост. М. Е. Шнейдер. М., 1974.
Чжоу Синсы. Тысячесловие (Цяньцзывэнь) / Пер. с кит., коммент.
С. В. Зинина. М., 2000.
Чистый поток: Поэзия эпохи Тан (VII–X вв.) / Пер. Л. Н. Меньшикова.
СПб., 2001. (Драгоценные строфы китайской поэзии, VII).
Ши Юйкунь. Трое храбрых, пятеро справедливых / Пер. с кит.
В. Панасюка; Вступ. Статья, коммент. Б. Рифтина. М., 1974.
Шихуа о том, как Трипитака Великой Тан добыл священные книги / Пер.
с кит., вступ. Статья Л. К. Павловской. М., 1987.
Ши цзин: (Книга песен и гимнов) / Пер. с кит. А. А. Штукина; Предисл.
Н. Т. Федоренко. М., 1987.
Шэнь Фу. Шесть записок о быстротечной жизни / Пер. с кит., предисл.,
коммент. К. И. Голыгиной. М., 1979.
Юань Мэй. Новые [записи] Ци Се, или о чем не говорил Конфуций /
Пер. с кит., предисл., коммент. О. Л. Фишман. М., 1977.
Юань Мэй. Новые [записи] Ци Се, или о чем не говорил Конфуций /
Сост. Т. И. Виноградова. Золотая серия китайской литературы. СПб., 2003.
Юаньская драма / Сост., вступ. Статья В. Петрова; Ред. И прим.
Л. Меньшикова. Л.; М., 1966. (Б-ка драматурга).
Юэфу: Из древних китайских песен / Пер. с кит. Б. В. Вахтина. М., 1959.
49
Алексеев В. М.. Наука о Востоке: Статьи и документы. М., 1982.
Алексеев В. М. Труды по истории китайской литературы: В 2 кн. М.,
2002; 2003. (Классики отечественного востоковедения).
Бежин Л. Е. Се Линъюнь. М., 1980. (Писатели и ученые Востока).
Бежин Л. Е. Под знаком «ветра и потока»: Образ жизни художника в
Китае III–VI вв. М., 1982.
Бежин Л. Е. Ду Фу. М., 1987. (Жизнь замечательных людей).
Бодде Д. Мифы древнего Китая // Мифологии Древнего мира. М., 1977.
Вельгус В. А. Средневековый Китай. М., 1987.
Воскресенский Д. Н. Литературный мир средневекового Китая. Собрание
трудов. М., 2006.
Гайда И. В. Китайский традиционный театр сицюй. М., 1971.
Георгиевский С. Мифы и мифические воззрения китайцев. СПб., 1892.
Голыгина К. И. Теория изящной словесности в Китае. М., 1971.
Голыгина К. И. Новелла средневекового Китая: Истоки сюжетов и их
эволюция. VIII–XIV вв. М., 1980.
Голыгина К. И. Китайская проза на пороге Средневековья
(мифологический рассказ III–VI вв. и проблема генезиса сюжетного
повествования). М., 1983.
Голыгина К. И. «Великий Предел»: Китайская модель мира в литературе
и культуре (I–XIII вв.). М., 1995.
Грот Я. Де. Демонология древнего Китая. СПб., 2000.
Дьяконова Е. М. Мифология в японской и китайской литературе:
Современные исследования. М., 1984.
Дагданов Г. Б. Чань-буддизм в творчестве Ван Вэя. Новосибирск, 1984.
Дагданов Г. Б. Мэн Хаожань в культуре средневекового Китая. М., 1991.
Жанры и стили литератур Китая и Кореи / Отв. ред. Б. В. Вахтин,
И. С. Лисевич. М., 1969.
Желоховцев А. Н. Хуабэнь – городская проза средневекового Китая. М.,
1969.
Желоховцев А. Н. Литературная теория и политическая борьба в КНР.
М., 1979.
Завадская Е. В. Культура Востока в современном западном мире. М.,
1977.
Зинин С. В. История древнекитайской литературы (в вопросах и
ответах). М., 2002.
Изучение китайской литературы в СССР: Сб. статей к 60-летию чл.-кор.
АН СССР Н. Т. Федоренко. М., 1973.
История всемирной литературы: В 9 т. / Под ред. Г. П. Бердникова. М.,
1983–1994. Т. 1–8.
Китай и окрестности. Мифология, фольклор, литература. К 75-летию
академика Б. Л. Рифтина. М., 2010.
Китайская классическая литература: Библиогр. Указатель рус. Пер. и
крит. Лит. На рус. Яз. / Сост. И. К. Глаголевой; Вступ. Статья В. Ф.
Сорокина. М., 1986.
50
Книга прозрений / Сост. В. В. Малявина. М., 1997. (Вост. Арабески).
Конрад Н. И. Избранные труды: Синология. М., 1977.
Кравцова М. Е. Поэзия древнего Китая. СПб., 1994.
Лао Шэ: Биобиблиогр. Указатель / Сост. И. К. Глаголева; Вступ. Ст.
В. Ф. Сорокина. М., 1983.
Литература Древнего Китая: Сб. статей / Сост. И. С. Лисевича. М.,
1969.
Литература и искусство КНР, 1976–1985 / В. Ф. Сорокин,
Н. Е. Боревская, И. В. Гайда и др. М., 1989.
Литература и искусство КНР начала 90-х годов / Отв. ред.
В. Ф. Сорокин. М., 1990.
Литература и культура Китая / Пред. Редкол. Н. Т. Федоренко. М.,
1972.
Лисевич И. С. Древнекитайская поэзия и народная песня. М., 1969.
Лисевич И. С. Литературная мысль Китая на рубеже древности и
средних веков. М., 1979.
Лу Синь: Биобиблиогр. Указатель / Сост. И. К. Глаголева. М., 1977.
Малявин В. В. Жуань Цзи: О жизни и творчестве китайского поэта и
мыслителя Жуань Цзи. М., 1978. (Писатели и ученые Востока).
Малявин В. В. Китайская цивилизация. М., 2000.
Малявин В. В. Сумерки Дао: Культура Китая на пороге Нового времени.
М., 2003.
Малявин В. В. Чжуан-цзы. М., 1985. (Писатели и ученые Востока).
Маркова С. Д. Китайская поэзия в период народно-освободительной
войны 1937–1945 гг. М., 1958.
Меньшиков Л. Н. Реформа китайской классической драмы. М., 1959.
Петров В. Лу Синь, очерк жизни и творчества. М., 1960.
Позднеева Л. Д. Лу Синь: Жизнь и творчество. М., 1959.
Постмодернизм в литературах Азии и Африки. СПб, 2010.
Проблемы периодизации литератур народов Востока. М., 1968.
Прушек Я. Средневековая городская литература в Европе и Китае //
Народы Азии и Африки. 1967. № 3.
Рифтин Б. Л. Историческая эпопея и фольклорная традиция в Китае:
(Устные и книжные версии «Троецарствия»). М., 1970.
Рифтин Б. Л. Сказание о Великой китайской стене и проблема жанра в
китайском фольклоре. М., 1961.
Рифтин Б. Л. От мифа к роману: Эволюция изображения персонажа в
китайской литературе. М., 1979.
Рогачев А. П. У Чэнъэнь и его роман «Путешествие на Запад»: Очерк.
М., 1984.
Семанов В. И. Лу Синь и его предшественники. М., 1967.
Семанов В. И. Эволюция китайского романа с конца XVIII по начало
XX в. М., 1970.
Серебряков Е. А. Китайская поэзия X–XI вв. (жанры ши и цы). Л., 1979.
Серова С. А. Пекинская музыкальная драма. М., 1970.
51
Серова С. А. Зеркало Просветленного Духа. Хуан Фаньчо и эстетика
китайского классического театра. М., 1979.
Серова С. А. Китайский театр и традиционное китайское общество
(XVI–XVII вв.). М., 1990.
Сорокин В. Ф. Китайская классическая драма XIII–XIV вв.: Генезис, структура,
образы, сюжеты. М., 1979.
Сорокин В. Ф., Эйдлин Л. З. Китайская литература: Крат. Очерк. М.,
1962.
Социальная действительность КНР в отображении литературы и
искусства 80-х годов / Отв. ред. В. Ф. Сорокин. М., 1990.
Спешнев Н. А. Китайская простонародная литература: Песенно-
повествовательные жанры. М., 1986.
Серебряков Е. А., Родионов А. А., Родионова О. П. Справочник по
истории литературы Китая (XII в. до н. э. – начало XXI в.). М., 2005.
Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока: Сб.
статей к 60-летию Л. З. Эйдлина / Отв. ред. И. С. Лисевич. М., 1970.
Устин П. М. Пу Сунлин и его новеллы. М., 1981.
Федоренко Н. Т. Китайская литература: (Очерки по истории китайской
литературы). М., 1956.
Федоренко Н. Т. Проблемы исследования китайской литературы. М.,
1974.
Федоренко Н. Т. Меткость слова. Афоризм как жанр словесного
искусства. М., 1975.
Федоренко Н. Т. Древние памятники китайской литературы. М., 1978.
Федоренко Н. Т. Китайское литературное наследие и современность. М.,
1981.
Федоренко Н. Т. Цюй Юань: Истоки и проблемы творчества. М., 1986.
Федоренко Н. Т. Избранные произведения: В 2 т. М., 1987. Т. 1–2.
Филологические программы: языки и литературы народов Востока и Африки. М.,
2010.
Фишман О. Л. Ли Бо: Жизнь и творчество. М., 1958.
Фишман О. Л. Китайский сатирический роман. М., 1966.
Фишман О. Л. Три китайских новеллиста (XVII–XVIII вв.): Пу Сунлин,
Цзи Юнь, Юань Мэй. М., 1980.
Черкасский Л. Е. Поэзия Цао Чжи. М., 1963.
Черкасский Л. Е. Новая китайская поэзия (20–30-е годы). М., 1972
Черкасский Л. Е. Китайская поэзия военных лет, 1937–1949. М., 1980.
Шнайдер М. Е. Русская классика в Китае: Переводы. Оценки.
Творческое освоение. М., 1977.
Эйдлин Л. З. Тао Юаньмин и его стихотворения. М., 1967.
Видео-материалы
Дисциплинарный модуль 1.
Тема 1. Специфика понятия «литература» в Китае
Общие задачи курса. Место китайской литературы во всемирном
литературном процессе. Необходимость преодоления европоцентристского
подхода. Актуальность истории китайской литературы.
Специфика понятия «литература» в Китае. (Концепция вэнь как
воплощенного Дао.) Традиции в истории китайской литературы. Ее
влияние на формирование литературных традиций в странах Восточной и
Юго-Восточной Азии. Корейская классическая литература на ханмуне и
вьетнамская – на ханване; возможность применения к ним основных
характеристик китайской литературы. Особое положение японской
классической литературы.
Проблема хронологического деления литературного процесса стран
Востока; корреляция выделенных последовательностей друг с другом и
европейскими образцами. Различные подходы к периодизации китайской
литературы. Теория особого «периода ораторского искусства», ее критика.
Специфика иероглифической письменности и ее воздействие на
формирование литературы. Первоначальные примеры художественной
обработки текста по данным эпиграфики.
Сложности перевода китайской классической литературы (проблема
переводчика и проблема читателя). «Фиалки в тигле» или свершение
невозможного. Понятие адекватного перевода. Отечественная школа
художественного перевода, ее основные принципы. Особенности
стихотворного перевода.
Тема 2. Отечественная историография китайской литературы.
Проблема перевода.
Изучение древней и средневековой литературы Китая в Европе и в
России. Значение трудов академика В. М. Алексеева. Характеристика
53
важнейших работ российских исследователей китайской литературы
указанного периода (Н. И. Конрада, Л. З. Эйдлина, Н. Т Федоренко, Л. Д.
Позднеевой, Б. В. Вахтина, Б. Л. Рифтина, И. С. Лисевича, В. Ф.
Сорокина, Л. Н. Меньшикова, В. В. Малявина, М. Е. Кравцовой и др.).
Тема 3. Мифы и легенды Китая.
Доисторические истоки китайской мифологии. Реконструкция
основных мифологем. Сохранение мифологических образов в «живой»
передаче – в форме устного народного творчества – и их фиксация в
письменных источниках. «Книга гор и морей» («Шань хай цзин») –
удивительное произведение древнекитайского мифотворчества.
Исторические реалии «Книги гор и морей». Северный и южный субстраты
китайской мифологии; внешние заимствования. Солярная мифология.
Тема 4. Проблема эпоса
Отсутствие единого эпического цикла; реализация общественной
потребности в эпосе через отдельные песни и сказания.
Тема 5. Китайские народные сказки.
Народные сказки и легенды – поздний этап в развитии фольклора.
Важнейшие сказочные сюжеты. Использование мифологии и фольклора
профессиональными литераторами. Взаимодействие ханьского фольклора
с фольклорно-мифологическими традициями других народов Китая
(тибетцев, монголов, хуйцзу, мяо-яо, ицзу и др.).
Дисциплинарный модуль 3.
Тема 6. Традиционная классификация письменных памятников
Традиционная классификация письменных памятников в Китае по
«четырем отделам» (сы ку): каноны (цзин), описания-истории (ши),
трактаты (цзы) и «произведения различных авторов (жанров)» (цза цзя). Их
реальное содержание. Становление китайской поэтической традиции и ее
связь с развитием этнокультурной ситуации.
Тема 7. Философские и исторические труды как произведения
литературы.
Основные направления древнекитайской философской мысли и их
влияние на развитие литературы. Взгляды Конфуция на предназначение
музыки и поэзии. Философские и исторические труды как произведения
литературного творчества. Формирование художественно-выразительных
средств на примере конкретных памятников: «Суждения и беседы» («Лунь
юй»), «Мэн цзы», «Сюнь цзы», «Канон о Пути и Благодати» («Дао дэ
цзин»), «Чжуан цзы», «Ле цзы», «Хань Фэй цзы», «Исторические записки»
(«Ши цзи»), «Речи царств» («Го юй»), «Планы сражающихся царств»
(«Чжаньго цэ»). Поэтический характер «Дао дэ цзин» и «Чжуан цзы»,
сложность их перевода.
54
Дисциплинарный модуль 4.
Тема 8. «Книга песен» («Ши цзин»)
«Книга песен» («Ши цзин») – выдающийся памятник древнекитайской
поэзии; его состав и датировка. Соотношение авторского и коллективного
творчества. Конфуцианская комментаторская традиция (Чжэн Сюань, Кун
Инда, Чжу Си и др.) и ее значение. Героическое начало, исторические
реалии, социальные противоречия, лирические проявления, эротические
мотивы в «Ши цзин». Развитие поэтической техники: ритмика, строфика,
система рифм, эвфония.
55
Тема 14. Проникновение буддизма и его влияние на развитие
литературы.
Проникновение буддизма в Китай и его влияние на развитие
литературы. Жанр бяньвэнь; поэзия Се Линъюня, Се Тяо, Хань Шаня.
Тема 15. Повествовательная проза и литературная критика эпохи
раннего средневековья.
Первые собрания китайских новелл; «рассказы о необычайном»;
творчество Гань Бао. «Изборник вэнь» («Вэнь сюань») принца Сяо Туна.
«Девятнадцать древних стихотворений» и их значение для развития
классической поэзии. Литературно-критический трактат Лю Се «Дракон,
изваянный в сердце письмен» («Вэнь синь дяо лун»).
Дисциплинарный модуль 6.
Тема 16. Общие проблемы литературы Суй-Тан.
Литература периода династий Суй–Тан: общие проблемы. Борьба с
буддийской идеологией и движение за гувэнь. Концепция фу гу. К вопросу об
«эпохе Возрождения» в Китае.
Тема 17. Суйская поэзия.
Суйские поэты (Сюэ Даохэн, Ван Цзи). Поиск новых мотивов и
выразительных средств в танской поэзии (Ван Бо, Лу Чжаолинь, Чэнь Цзыан,
Хэ Чжичжан). Пейзажная лирика Мэн Хаожаня. «Пограничная» лирика Гао
Ши и Цэнь Шэня.
Тема 18. Поэзия эпохи Тан.
«Золотой век» китайской поэзии. Три великих танских поэта: Ван Вэй, Ли Бо
(Бай), Ду Фу. «Поэзия вина» как поэтическая традиция, ее значение.
Буддийская школа чань и медитативная поэзия.
Поэзия и проза Хань Юя, Лю Цзунъюаня, Ли Юйси, Юань Чжэня, Ду Му.
Гражданская поэзия Бо (Бай) Цзюйи. Элегическая лирика Ли Шанъиня.
«Стансы» Сыкун Ту, его мысли о предназначении поэта.
Тема 19. Танская новелла.
Танские новеллы (сяо шо): формирование и развитие жанра; его основные
характеристики. Становление жанра афоризмы-цзацзуань.
Тема 20. Литература эпохи Сун.
Общие вопросы литературы династии Сун. Творчество неоконфуцианских
философов (Чэн И, Чэн Хао, Чжу Си), их влияние на развитие китайской
литературы.
Тема 21. Историческая проза Оуяна Сю и Сыма Гуана.
Сановник-реформатор-поэт Ван Аньши.
56
Тема 22. Творчество энциклопедиста Су Ши (Су Дунпо). Отражение
политических дискуссий в литературном процессе.
Тема 23. Поэзия эпохи Сун.
Борьба китайского народа с иноземными захватчиками и патриотическое
направление в литературе. Поэзия Лу Ю, Синь Цицзи, Фань Чэнда.
Тема 24. Сунская проза.
Дальнейшее развитие новеллы и становление городской повести хуабэнь.
Театральные действа цза цзюй. Китайская литература периода Юаньской
династии как переход к литературе нового времени. Зарождение и развитие
новых литературных жанров.
2. Теоретическое обоснование
Концепция художественного перевода занимает особое место в теории
и практике перевода в целом. Речь идет не только о передаче некоторой
информации, но и всего связанного с ней объема эмоционально-
энергетических характеристик. О сложностях художественного (особенно
57
поэтического) перевода написано достаточно много (можно вспомнить
знаменитые «фиалки в тигле» П. Б. Шелли), и здесь нет нужды вновь
повторять все отмеченные проблемы. В качестве методологической основы
курса были взяты старая, но отнюдь не устаревшая монография Е. Г. Эткинда
«Поэзия и перевод» [6]; а также замечательная книга выдающегося теоретика
и практика художественного перевода К. И. Чуковского «Высокое
искусство» [5], которая, несмотря на беллетризованный стиль изложения (а
возможно, именно благодаря ему), помогает лучше понять всю сложность
языкового взаимодействия разных художественных традиций. На их основе
дается важнейшее в методическом отношении понятие адекватного (как
противоположность буквального) перевода. Приводятся примеры из опыта
перевода на русский язык западной литературы (А. Блока, И. Анненского,
Б. Пастернака, С. Маршака, И. Эренбурга, В. Левика, А. Сергеева и др.) и
дается установка «переводить по слуху и по духу» (М. Цветаева).
Для собственно китайской литературы незыблемой методологической
основой для нашего курса являются фундаментальные труды академика
В. М. Алексеева, который в ряде своих монографических статей совершенно
убедительно доказывает абсолютную невозможность создания полноценных
переводов китайских классических текстов (в частности, из-за скудности
культурного контекста), – а затем полностью опровергает собственные
выводы блестящими примерами своих же переводов сложнейших текстов
Цюй Юаня, Лу Цзи, Лю Сяна, Ван Вэя, Му Хуа и многих других китайских
поэтов и прозаиков. В этом состоит один из базовых выводов, равно как и
практических задач нашего практикума: реально существующее, имманентно
присущее ситуации противоречие возможности/невозможности
художественного перевода снимается только в творчестве конкретного
переводчика. Поэтому личный опыт адаптации иноязычных текстов к
имеющимся знаниям в области русского языка и отечественной литературы
становится одним из важнейших элементов обучения.
Работа в рамках данного практикума сопровождает общий курс
«Истории китайской литературы» [4], поэтому студентам заранее даются
необходимые историко-этнографические и, при необходимости,
биографические сведения, что позволяет создать необходимый культурный
контекст для каждого конкретного произведения.
С самого начала перед участниками практикума ставится задача
создания художественных текстов со всей их противоречивой сложностью:
это должны быть (оставаться) китайские художественные тексты, но
изложенные на русском литературном языке. Здесь установкой к действию
(пусть даже с долей максимализма) является известное высказывание
выдающегося поэта и переводчика Н. Заболоцкого: «Если перевод с
иностранного языка не читается как хорошее русское произведение, – этот
перевод или посредственный, или неудачный» [3, С. 252].
При определении общих подходов к переводу поэтических текстов
обсуждаются принципы, разработанные и внедренные в рамках школы
академика В. М. Алексеева (сохранение каждого слова оригинала,
58
ритмический характер переведенного текста, возможность удвоения строк,
пропорциональное (обычно кратное трем) увеличение количества слогов,
относительная свобода в чередовании русских ритмов). Рассматриваются и
другие образцы переводов, выполненных как с оригинала, так и по
подстрочникам (здесь же, попутно, проходит обсуждение самой возможности
для переводчика работать с подстрочником) – А. Ахматовой, Л. Эйдлиным,
А. Штукиным, Ю. Щуцким, Б. Вахтиным, А. Адалис, Л. Позднеевой, Л.
Меньшиковым, А. Гитовичем, А. Штейнбергом, И. Смирновым, Е.
Витковским, И. Лисевичем, М. Кравцовой, В. Микушевичем, М.
Басмановым, Л. Черкасским и некоторыми другими авторами.
В целом же, окончательной установкой для собственной пробы пера
служит высказывание все того же академика В. М. Алексеева, которое
является своего рода итогом многих десятилетий напряженной
переводческой работы: «Мы пришли к убеждению, что для китайских стихов
и прозы не существует каких-либо стабилизованных принципов перевода:
каждый из них отвечает своему читателю и назначению, и мастерство
переводчика индивидуально» [2, С. 14].
Процедура работы над конкретным произведением включает следующие
этапы: 1) показательное каллиграфическое написание текста на доске с
разбором всех непонятных, особенно старых иероглифов → 2) подробный
текстологический разбор, с упором на грамматические конструкции вэньяня
→ 3) при необходимости, дополнительный историко-культурный
комментарий → 4) фактически создание подстрочного перевода → 5)
завершение работы путем создания художественного перевода (в качестве
домашнего задания, на которое выделяется от двух недель до двух-трех
месяцев). Следует специально подчеркнуть, что хотя сохраняется
возможность своего рода «нулевого варианта» (мол, не всем дано писать
стихи, поэтому в принципе можно сдавать и прозаические переводы,
исполненные грамотным литературным языком), но большинство студентов
пытается выполнить максимальную программу и создать свой вариант
стихотворного перевода. Для некоторых из них – это первая в жизнь попытка
писать стихи, и хотелось бы верить, что открытие в себе новых талантов в
любом случае не пройдет даром. Ни разу не отмечались случаи
«заимствования» переводов из уже опубликованных сборников. После
проверки переводов, как правило, устраивается их анонимный разбор, а
также дается для сравнения один из лучших переводов профессиональных
авторов.
В качестве материала для переводческой практики были выбраны наиболее
представительные (пользуясь термином академика В. М. Алексеева,
«суперклассические») произведения, которые известны абсолютному
большинству китайцев, начиная с курса начальной школы (Прим. 1). При
отборе мы учитывали также принципы, высказанные тем же автором: так,
чтобы «старинные шедевры» содержали «элемент всечеловеческого
общечитательского понимания» [1, С. 127].
59
3. Материалы для перевода (с комментарием)
В качестве образца народной поэзии предлагается песня «Большая
мышь» («Шо шу») (Прим. 2) из «Ши цзина». Выбор канонического
источника позволяет еще раз напомнить о существующем делении древней и
средневековой литературы Китая по четырем отделам («Сы ку»).
碩鼠碩鼠, 無食我黍!
三歲貫汝, 莫我肯顧。
逝將去汝, 適彼樂土。
樂土樂土, 爰得我所。
碩鼠碩鼠, 無食我麥!
三歲貫汝, 莫我肯德。
逝將去汝, 適彼樂國。
樂國樂國, 爰得我直。
碩鼠碩鼠, 無食我苗!
三歲貫汝, 莫我肯勞。
逝將去汝, 適彼樂郊。
樂郊樂郊, 誰之永號。
60
фраза из самой классической книги самого основной идеологической
системы традиционного Китая – «Лунь юя»:
學而時習, 不亦說乎? 有朋自遠方來, 不亦樂乎?
Далее даются материалы из различных источников (конфуцианского,
даосского, легистского и даже буддийского направления):
問一得三 («論語»);
五十步笑百步; 揠苗助長 («孟子»);
井底之蛙 («莊子»);
歧路亡羊; 朝三暮四 («列子»);
自相矛盾; 老馬識途; 鄭人買履; 買櫝還珠 («韓非子»);
刻舟求劍 («呂氏春秋»);
三人成虎; 南轅北轍; 畫蛇添足 («戰國策»);
苛政猛於虎 (“禮記”);
塞翁失馬 («淮南子»);
一字千金; 指馬為鹿; 破釜沉舟; 紙上談兵 («史記»);
葉公好龍 («新序»);
瞎子摸象 («大般涅盤經»);
杯弓蛇影 («晉書»);
磨杵成針 («潛確類書»);
畫龍點睛 («歷代名畫記»);
天衣無縫 («靈怪錄»);
走馬看花 («舊唐書»).
Два фрагмента, наиболее законченные в сюжетном плане, даются для
полного перевода. Первый из них взят из трактата «Хань Фэй цзы» и имеет
характер бытовой притчи.
«韓非子»: 守株待兔
宋人有耕者, 田中有株, 兔走觸株,折頸而死。因釋其耒而守株, 冀復得兔,
兔不可復得, 而身為宋國笑。
Второй сюжет взят из «Чжаньго цэ» и представляет собой типичную
басню о животных.
«戰國策»: 狐假虎威;
虎求百獸而食之。得狐。狐曰: “子無敢食我也。天帝使我長百獸, 今子
食我, 是逆天帝命也。子以我為不信, 吾為子先行, 子隨我後, 觀百獸之見我而
敢不走乎?” 虎以為然, 故遂與之行。獸見之皆走。虎不知獸畏己而走也, 以為
畏狐也。
Интересно отметить, что хотя такая задача и не ставилась в качестве
обязательной, но многие из участников практикума, хорошо ощущая
басенный характер текстов, пытались переводить их стихами, как того
требует российская традиция. В целом, работа с вышеуказанными текстами
помогает понять, как в рамках классической литературы формировались
61
произведения разных жанров и направлений, как постепенно накапливались
для этого особые выразительные средства.
К данному разделу примыкает задание, связанное с переводом
стихотворения Цао Чжи ( 曹 植 ), поскольку последняя фраза данного
произведения ( 相 煎 何 太 急 ) также является известным и широко
применяемым чэн-юем. В то же время, оно является образцовым вариантом
пятисложного стихотворения-ши, получившего наибольшее распространение
в средневековой поэзии Китая. С четкой ритмической организацией (которая,
как правило, подчеркнута цезурой после второй стопы) и хорошо
выраженной рифмой, эта форма дает неплохие возможности для создания
поэтических версий на русском языке.
七步詩
煮豆燃豆萁, 漉豉以為汁。
萁在釜下燃, 豆在釜中泣:
«本是同根生, 相煎何太急?»
飲酒
結廬在人境, 而無車馬喧。
問君何能爾? 心遠地自偏。
採菊東籬下, 悠然見南山。
山氣日夕佳, 飛鳥相與還。
此中有真意, 欲辨已忘言。
春曉
春眠不覺曉, 處處聞啼鳥。
夜來風雨聲, 華落知多少?
62
Предлагается также несколько стихотворений Ли Бая (李白) (Прим. 3)–
как самого разностороннего из танских поэтов, которого академик В. М.
Алексеев назвал зенитом китайской поэзии. Это три следующих знаменитых
произведения:
秋浦歌 (其拾伍)
白髮三千丈, 緣愁似個長。
不知明鏡里, 何處得秋霜。
靜夜思
床前明月光, 疑是地上霜。
舉頭望明月, 低頭思故鄉。
淥水曲
淥水明秋日, 南湖採白蘋。
荷花嬌欲語, 愁殺蕩舟人。
江南好,
風景舊曾暗。
日出江華紅勝火,
春來江水綠如藍,
能不億江南?
江南憶,
最憶是杭州。
山寺月中尋桂子,
郡亭枕上看潮頭,
何日得重游?
63
Практическая работа над переводом этого стихотворения позволяет
проявить большую гибкость в подборе размеров, а также варьировать
строфику.
Помимо основных задач практикума, параллельно решаются и
некоторые другие учебные задачи. В частности, вся иероглифика дается в
полном написании, тогда как в основном курсе китайского языка
преобладают сокращенные иероглифы. Таким образом, для студентов
появляется некоторая возможность поупражняться в каллиграфии.
Транскрипция приводится исключительно по системе Палладия–Попова,
которая практически не дается в учебниках, хотя необходимость в ее
изучении и правильном применении (например, для передачи имен
собственных) очень велика. При разборе конкретных текстов внимание
студентов фиксируется на грамматических конструкциях и иероглифических
обозначениях старого литературного языка, что в какой-то степени
компенсирует отсутствие особого курса вэньяня.
Необходимо подчеркнуть, что вместе с китаистами в практикуме
работают также и студенты, изучающие японский и корейский языки. После
проведенного необходимого разъяснения об особой роли китайской
культуры в развитии дальневосточной цивилизации в целом, они в основном
занимаются вполне ответственно и плодотворно. К тому же полученные
навыки дают им возможность для работы с классическим литературным
языком в каждой из стран (соответственно, камбун в Японии и ханмун в
Корее).
В целом, проведение такого практикума, на наш взгляд, развивает
склонность студентов к самостоятельной творческой работе, общению с
оригинальным текстом; развивает как востоковедную, так и общую
грамотность. Отдельные переводы оказываются выполненными на вполне
профессиональном уровне. Их авторы, как правило, продолжают
специализацию по восточной литературе.
4. Примечания и библиография
Примечания
1. Тексты произведений выбраны на основе сборников, указанных в
списке литературы [см.: 7; 8; 9; 10].
2. Мы приводим современное чтение «Шо», а не древнее «Ши», хотя
последнее лучшее соотносится с эвфонической организацией стихотворения,
поскольку такова практика среди современных китайских литературоведов
(согласно устному пояснению известного китайского литературоведа,
профессора У Фухуаня, проректора Синьцзянского университета). Однако
при разборе песни вместе со студентами приводится и древнее чтение «Ши».
64
3. Мы принимаем наиболее распространенное чтение имени и фамилии
Бай (Бо), поскольку они утвердились (согласно уже упоминавшемуся
разъяснению профессора У Фухуаня) в современной китайской
литературной, в том числе и литературоведческих исследованиях. При этом
внимание студентов обращается на сложившуюся традицию в отечественном
переводе, чтобы они были в равной степени готовы к тому или иному
варианту.
4. См. предыдущее примечание.
Список литературы
Дисциплинарный модуль 8.
Тема 25. Народные книги пинхуа как предшественники романов.
Развитие жанра повествовательной прозы в эпохи Юань и Мин.
«Народные книги» пинхуа. Прозаические сказы пинхуа на исторические,
авантюрные и бытовые темы. Девять ранних прозаических пинхуа и один
стихотворный сказ в жанре шихуа. Отражение религиозного синкретизма.
Элементы народного мировоззрения. Эпические мотивы. «Народные книги»
как предшественники романов. XIV–XVI вв. – время создания крупных
жанровых форм героической эпопеи и романа.
Дисциплинарный модуль 9.
Тема 28. «Четыре великие удивительные книги». Развитие жанра
романа в эпоху Мин.
Ло Гуаньчжун и его историческая эпопея «Троецарствие» («Саньго яньи»).
Объединение страны под властью законного государя как основная идея
66
романа. Влияние эпического творчества, даосского и конфуцианского
мировоззрения. Развитие авантюрного начала. Сочетание элементов высокой
словесности и демократической традиции. Значение «Троецарствия» как
самой ранней китайской книжной эпопеи.
Героическая эпопея Ши Найаня «Речные заводи» («Шуйху чжуань»).
Крестьянское восстание начала XII в. под руководством Сун Цзяна как
историческая основа романа. Сведение воедино эпических биографий героев
на основе многочисленных фольклорных преданий. Первое произведение
китайской литературы, написанное на разговорном языке. Энциклопедия
народной жизни. Элементы фантастики и мистики на фоне преобладания
реалистического описания событий. Авторская позиция.
Героико-фантастическая эпопея У Чэнъэня «Путешествие на Запад» («Си
ю цзи»). Реальный факт, легенды, предания, профессиональный сказ,
народная книга, драма как основа развернутой книжной эпопеи. Длительная
эволюция популярного сюжета. Соединение литературного опыта сунского
сказа, юаньской драмы и минской повести. Особая авторская роль писателя.
Развитие сюжета в двух планах: событийном и метафорическом. Трудности
определения жанра. Комедийно-пародийные и сатирические элементы.
Сочетание в произведении прозы со стихами как главный структурный
признак средневековой словесности.
Анонимный роман «Цзинь, Пин, Мэй» (или «Цветы сливы в золотой
вазе») – энциклопедия нравов средневекового Китая. Проблема установления
авторства. Внимание к частной жизни героев как новаторская черта
художественного метода. Сатирическое описание разных социальных слоев.
Религиозно-этическая основа романа и буддийская концепция воздаяния.
Тесная связь сюжетных линий с мотивами героической эпопеи «Речные
заводи». Влияние традиций устного сказа. «Антология китайского эротизма».
67
Каноны цикла «Сань–бай–цянь» («Три–сто–тысяча») в контексте
просветительской литературы старого Китая. Каноны «Сань цзы цзин»
(«Канон трех иероглифов» или «Троесловие»), «Бай цзя син» («Канон ста
фамилий») и «Цянь цзы вэнь» («Канон тысячи иероглифов») не только как
собрание рифмованных иероглифических прописей, но и как развитие жанра
энциклопедических сводов. Проблема авторства произведений этого цикла.
История переводов канонов на русский язык. Структура и стилистическое
своеобразие памятников цикла. Несомненное влияние канонов этого цикла
на формирование письменной культуры Японии и Кореи. Нумерологическое
значение канонов цикла «Сань–бай–цянь» («Три–сто–тысяча») и феномен
универсального классификационализма китайской культуры.
68
XVII в. как один из этапов перехода от позднесредневековой литературы к
творчеству Нового времени. Развитие жанров изящной словесности.
Постепенное обновление старой системы литературы.
Подражание классическим образцам в поэзии и бессюжетной прозе.
Тенденция к разностороннему познанию мира. Резкое расширение круга тем
и героев в литературе XVIII в. Рост авторской индивидуальности и связанное
с этим развитие литературных жанров. Аналогия с просветительскими
тенденциями европейского Просвещения. «Литературная инквизиция».
Теория изящной словесности. Литературная дискуссия. Теоретические
взгляды поэта Ван Шичжэня. «Тунчэнская школа» Фан Бао. «Янхуская
школа» литераторов.
Дальнейшее развитие поэзии и драматургии. Творчество поэта и писателя
Юань Мэя. Любовная и пейзажная лирика Хуан Цзинжэня. Гражданская тема
в творчестве Чжэн Се. Отказ от современных тем в драматургии, «уход» в
исторические сюжеты с намеком на современную ситуацию. Творчество
Цзян Шицюаня и Ян Чаогуаня (драмы «Иней на коричных деревьях»,
«Аромат в пустой долине», «Четыре струны осенью»).
Продолжение традиций Пу Сунлина. Обширное собрание из пяти
сборников «Заметки из хижины Великое в Малом» Цзи Юня. Род прозы
малых форм бицзи. Сочетание разных жанров (новелл, рассказов, быличек,
анекдотов, рассуждений о событиях и произведениях литературы, истории и
философии). Характер достоверности и фактографичности. Дидактическая
направленность, авторская позиция. Близость к фольклору. Проповедь
конфуцианской морали. Многочисленные подражания сборнику. Сборник
бицзи Юань Мэя «О чем не говорил Конфуций». Элементы обличения и
дидактики на фоне полета фантазии автора. Распространенные мотивы
мирового фольклора. Оппозиция живой–мертвый. Этнографические детали.
Шэнь Фу и его «Шесть записок о быстротечной жизни». Исповедальная
искренность автобиографического произведения. Рост индивидуального
начала и гражданской позиции.
69
Роман как основной прозаический жанр китайской литературы XVIII в.
Сатирический роман У Цзинцзы «Неофициальная история конфуцианцев»
(«Жулинь вай ши»). Новаторство автора: отсутствие дидактики, выбор в
герои обыкновенных людей, а не знаменитых государственных деятелей,
использование разговорного языка не только в диалогах, но и в описательных
частях, отказ от употребления стандартной поэтической лексики, отсутствие
вставных стихотворных описаний и песен, сатира как средство
универсального изображения жизни. Конфуцианская идея правильного
воспитания человека и формирования идеального члена семьи и общества
как основная тема романа.
72
Сосуществование двух тенденций: следование средневековой
литературной традиции, консервативной конфуцианской идеологии, а также
приверженность к просветительским, прогрессивным взглядам. Постепенное
преобладание прогрессивных тенденций в переходный период на рубеже
веков.
76
Практикум по переводу № 2.
78
высказываний, в отдельную строку. Таким образом, под одним заголовком
перечисляются ситуации и наблюдения, возникающие у автора при виде и
сопоставлении некоторых сходных явлений, что дает повод считать
цзацзуань ассоциативными изречениями, ряд которых может быть
продолжен сколь угодно долго.
Данный тип изречений характеризуют неожиданность, контрастность
переходов от одной темы к другой, что обеспечивает комический и
иронический характер изображения действительности, подчас
переходящий в эмоциональный план злой сатиры. Ввиду большой
насыщенности этнографическими деталями афоризмы цзацзуань
представляют не только литературный, но и историко-познавательный
интерес, по праву считаясь выдающимся памятником китайской
демократической литературы, оказавшим большое влияние на развитие
некоторых жанров классической литературы сопредельных стран.
不相稱
窮波斯 病醫人 不解飲弟子 瘦人相撲
肥大新婦 先生不識字 屠家念經 社長乘涼轎
老翁入娼家
羞不出
新婦失禮 尼姑懷孕 相撲入面腫 富人乍貧
處子犯物議 重孝醉酒
怕入知
匿人子女 犯人愛寵 透稅 賊贓
不嫌
饑得粗食 徒行得劣馬 行久得坐次 渴飲冷漿
行急得小船 遇雨得小屋
遲滯
新婦見客 窮漢醵率 貧家嫁娶 謁致仕官
孕婦行步
79
不得已
忍病飲酒 大暑赴會 掩意打兒女 流汗行禮
忍痛灼艾 爲妻罵愛寵 冒暑迎謁 老乞休致
窮寺院待客
相似
京官似冬瓜暗長 鴉似措大饑寒則吟 印似嬰兒常隨身
縣官似虎動則害人 尼姑似鼠入深處 燕似尼姑有伴方行
婢似貓煖處便住
惱人
遇佳味脾家不和 終夜歡飲酒罇卻空 方謁上官忽背癢
賭博方勝油盡難尋 淘井漢急屎尿 遣不去無賴窮親
失本體
不學發遣書題失子弟體 弔孝不哀失凶禮體
不收拾椀器家事口中不喃喃失老婢體 送客不出門失主人體
不闌腰不持刀砧失廚子體 不點檢學生作課念書失先生體
不口打口罵失節級體 不早晚禮拜念佛失僧尼體
早晚不點檢門戶家私失家長體 僕子著鞋襪衣服寬長失僕子體
逃席後不傳語謝主人失實客體 唱小喏行步遲緩失武官體
不快意
鈍刀切物 破帆使風 樹陰遮景致
築墻遮山 花時無酒 暑月背風排筵
惶愧
犯人忌諱 遇見讎家 欠債不償逢主 參謁失禮
醒後聞醉語
殺風景
花間河道 看花淚下 苔上鋪席 斫卻垂楊
花下曬裩 游春重載 石筍繫馬 月下把火
妓筵說俗事 果園種菜 背山起樓 花架下養雞鴨
不忍聞
孤館猿啼 市井穢語 旅店秋砧聲 少婦哭夫
老人哭子 落第後喜鵲 乞兒夜號 居喪聞樂聲
纔及第便卒
80
虛度
花時多病 好時節褊迫 閹宦娶美婦 貧家節日
好家業不和 貧家好花樹 好景不吟 好廳館不作會
不可過
夏月肥漢 入舍妻惡 遭貪酷上官 惡俗同僚
大暑涉長途 對麤人久坐 舟中雨漏 茅屋下穢濕
守令好尋事
難容
僧道對風塵笑語 僕人學措大體叚 卑幼傲尊長
僕妾攙言語 武人村夫學書語
奴婢相
扱卓高添水滿 挑燈長 剪燭短 喫乾飯
疾睡著放物當路 翻著衣裳
趁不得
驚馬脫籠 步尋下水船 斜日照人影 醉漢蹴踘
病起人同飯 與村伶合曲
冷淡
念曲子說雜劇 喫素冷淘 村伶打諢 齊筵聽説話
雑纂 卷下 宋 蘇子瞻續纂
旁不忿
村漢有錢 俗夫有好妻 見初學人及第
無才識人作好官 善人被小人淩辱
不快活
81
步行著窄鞋 赴尊官筵席 入試遇酷暑
暑月對生客 重囚被鎖縛 妬妻頭白相守
小兒初入學堂 吏胥遇嚴明長官
省不得
閩人讀書 諸行市語 番人説話
IV. Хуан Юньцзяо (XVI-XVII вв.)
Избранные изречения из антологии эпохи Мин.
Сборник «Третье продолжение цзацзуань»
雑纂三續 歙 黃允交
必不來
貧士請貴要 子弟窮後邀幇閒 父母召訓驕兒
衙官提勢豪 冷曹結客
殺屈景
鼓吹游山 聽歌說家務 松林作廁
對各姬罵坐 各山壁上題詩
勸不得
醉人唱曲 妬妻罵妾 鍊爐火講道學
老人說遠年事 愛小便宜俗漢作詩
難忘
游過好山水 良友箴規 寵嬋為妻所遺
情人語 困厄時受人隣
得人憐
作家妻妾 孝順兒 媍人不長舌
小兒不嬚粗糙 子弟好交長者 僕妾善體主人
可惜
好天資不讀書 名書畫入村手 作詩贈俗人
清官罷識 好試文曳百 聰俊兒郎不自愛
有學人弄筆頭
82
6. Анонимный роман «Цзинь, Пин, Мэй» – энциклопедия нравов
средневекового Китая.
7. Каноны цикла «Сань–бай–цянь» («Три–сто–тысяча») в контексте
просветительской литературы старого Китая.
8. Повествовательная проза эпохи Мин–Цин. Расцвет жанра городских
повестей хуабэнь.
9. Развитие романа и прозаической эпопеи в эпоху Мин–Цин.
10. Литературная новелла на языке вэньянь. Творчество Пу Сунлина.
11. XVII в. как один из этапов перехода от позднесредневековой
литературы к творчеству Нового времени.
12. Продолжение традиций Пу Сунлина. Род прозы малых форм
бицзи.
13. Роман как основной прозаический жанр китайской литературы
XVIII в. Сатирический роман У Цзинцзы «Неофициальная история
конфуцианцев».
14. Цао Сюэцинь и его роман «Сон в красном тереме». Значение
романа в китайской и мировой литературе.
15. Китайский афоризм. Глубокие корни афористической
словесности.
16. Цзацзуань как особый вид китайских изречений.
17. Повествовательная проза, поэзия и драматургия первой половины
XIX в.
18. Общая характеристика литературного процесса в Китае второй
половины XIX в.
19. Трансформация системы литературных жанров в начале XX в.
Вытеснение классических жанров новыми литературными формами.
20. Творчество выдающегося литератора XX в. Лу Синя как начало
нового этапа в развитии китайской литературы.
21. Лао Шэ как представитель критического реализма. Значение
творчества Лао Шэ.
22. Особенности поэзии и прозы первой половины ХХ в.
23. Динамика и многоплановость литературного процесса второй
половины ХХ в. Литературная теория и политическая борьба.
24. Возрождение и развитие реалистической прозы. Новые жанры и
основные литературные течения заключительной четверти XX в.
83
РЕКОМЕНДАЦИИ ПО ОРГАНИЗАЦИИ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ
СТУДЕНТОВ
84
В рабочей программе по дисциплине определяются виды текущей
работы и формы проведения промежуточных контролей, диапазоны
рейтинговых баллов дисциплинарных модулей, с выделением баллов за
текущую работу по видам и промежуточные контроли. При распределении
баллов по видам текущей работы учитывается количество практических
занятий, степень сложности учебного материала.
В течение дисциплинарного модуля преподаватель проставляет баллы за
все виды текущей работы в журнале оценки знаний студентов. После
окончания дисциплинарного модуля в журнале оценки знаний студентов
преподаватель выставляет суммарные баллы за текущую работу и
промежуточный контроль. Дисциплинарный модуль считается изученным,
если студент набрал количество баллов согласно установленному диапазону.
За активность на занятиях студенту может быть добавлено до 3 баллов в
каждом дисциплинарном модуле.
За нарушение сроков выполнения текущей работы по видам, за отказ
отвечать на практических занятиях и т. д. студент получает «штрафы» в виде
уменьшения набранных баллов Размер штрафов устанавливается в пределах
баллов, начисляемых за соответствующий вид текущей работы. Неявка на
практические занятия и на промежуточный контроль (отказ от него)
оценивается нулевым баллом. При проведении промежуточного контроля
преподаватель имеет право добавить вопросы по пропущенным студентом
темам занятий дополнительно к общему для всех варианту заданий.
Студент, не изучивший дисциплинарный модуль, допускается к
изучению следующего дисциплинарного модуля. Если студент не изучил
дисциплинарный модуль по уважительной причине, то ему предоставляется
возможность добора баллов. Если студент не изучил дисциплинарный модуль
без уважительной причины, то ему предоставляется возможность добора баллов
только с разрешения преподавателя. Студент обязан отчитаться по
задолженностям за дисциплинарные модули (по отдельным темам
дисциплины) во время текущих консультаций или дополнительных занятий
по добору баллов до итогового контроля. Для дополнительных занятий
преподавателям выделяется время в соответствии с утвержденным
нормативом. Расписание для дополнительных занятий по добору баллов с
закреплением аудиторий составляется учебным отделом по согласованию с
преподавателями.
Изучение учебной дисциплины сопровождается практическими занятиями.
На последнем практическом занятии проводится итоговый контроль. Во время
итогового контроля преподаватель подводит итоги текущей работы и
промежуточных контролей по дисциплинарным модулям, объявляет
студентам общее количество набранных баллов.
Если студент желает повысить рейтинговую оценку по дисциплине, то
он обязан заявить об этом преподавателю на итоговом контроле.
Дополнительная проверка знаний осуществляется преподавателем в течение
недели после итогового контроля, при этом преподаватель должен
ориентироваться на те темы дисциплины, по которым студент набрал
85
наименьшее количество баллов. Полученные баллы учитываются при
определении рейтинговой оценки. Если студент во время дополнительной
проверки знаний не смог повысить рейтинговую оценку, то ему сохраняется
количество баллов, набранных ранее в течение календарного модуля.
Для получения зачета по дисциплине сумма баллов студента по
дисциплине за весь срок обучения должна быть 60 и более баллов при
условии изучения всех дисциплинарных модулей.
Для получения экзаменационной оценки (или дифференцированного
зачета) сумма баллов за дисциплинарные модули должна составлять от 60 до
72 баллов для оценки «удовлетворительно», 73−86 баллов для оценки
«хорошо», 87−100 баллов для оценки «отлично».
Студенту, не набравшему минимального количества рейтинговых
баллов в календарном модуле (60) до итогового контроля, т.е. получившему
«неудовлетворительно», предоставляется возможность добора баллов по
дисциплинарным модулям в течение двух недель после окончания изучения
дисциплины.
Если в течение двух недель студент не набрал необходимого количества
баллов для получения положительной оценки, то назначается комиссия по
приему академических задолженностей с обязательным участием
заведующего кафедрой, срок ликвидации академических задолженностей –
январь и июнь текущего учебного года. Результаты ликвидации
академических задолженностей также оцениваются в рейтинговых баллах по
принятой шкале.
86
Максимальное число баллов, присваиваемых за все формы
промежуточного контроля в процессе обучения, − от 20 до 40 баллов и не
должно превышать 40 % общего рейтинга.
Система штрафов и бонусов
Для дополнительной мотивации студентов возможно использование
системы штрафов за непосещение занятий и пассивное участие в
образовательном процессе, несвоевременную сдачу выполненных заданий, и
бонусов за повышенную активность, а также другие особые достижения в
процессе обучения.
За пропуски занятий – минус N баллов, где N – количество
пропущенных академических часов.
За несвоевременную сдачу выполненных заданий – минус 3 балла
максимум (в дисциплинарном модуле)
За повышенную активность, а также другие особые достижения в
процессе обучения до 3 баллов максимум (в дисциплинарном модуле)
При этом максимально возможная сумма штрафных/бонусных баллов,
уменьшающих/увеличивающих текущий рейтинг студента, не должна
превышать 10% общего рейтинга.
В течение всего семестра ведется раздельный учет успеваемости по
видам работ (самостоятельная, аудиторная). При этом успеваемость может
фиксироваться в классических оценках, а текущий рейтинг успеваемости – в
баллах – определяется как среднее арифметическое оценок, полученных на
проведенных ранее занятиях. Минимальное количество оценок, обязательное
к получению каждым студентом в каждом конкретном модуле по видам
работ, определяется учебным планом. При невыполнении студентом нормы
по количеству набранных оценок, недостающие оценки заменяются
цифрой 2.
При использовании модульно-рейтинговой системы оценки успешно
освоившим дисциплину считается студент, набравший более 60%
максимально возможного рейтинга.
Если студент по результатам обучения в семестре набрал менее 60%
максимального рейтинга, то он считается задолжником по данной
дисциплине.
Итоговая рейтинговая оценка по дисциплине – это интегрированная
оценка знаний студентов по дисциплине за все календарные модули, в
течение которых она изучалась. Если дисциплина изучается в течение только
одного календарного модуля, то итоговая рейтинговая оценка по дисциплине
совпадает с рейтинговой оценкой по дисциплине в календарном модуле.
Итоговая рейтинговая оценка студента по дисциплине рассчитывается
как средневзвешенное количество баллов, набранных студентом при
изучении дисциплины в течение всех календарных модулей, отведенных на
изучение данной дисциплины:
87
n
B K ij ij
PД i 1
n
K
j
ij
i 1
B K
j 1
ij ij
PМ i
m
Kj 1
ij
88
2
Дисциплинарный 5-7 2-5 7-12
модуль № 3
Самостоятельная 2-3
работа 2
Контрольная работа 3-4
3
Дисциплинарный 5-7 2-5 7-12
модуль № 4
Контрольная работа 3-4
4
Самостоятельная 2-3
работа 3
Дисциплинарный 5-7 2-5 7-12
модуль № 5
Самостоятельная 2-3
работа 4
Самостоятельная 2-3
работа 5
Контрольная работа 3-4
5
Дисциплинарный 5-7 3-5 8-12
модуль № 6
Контрольная работа 3-4
6
Дисциплинарный 5-7 3-5 8-12
модуль № 7
Контрольная работа 3-4
7
Самостоятельная 2-3
работа 6
Переводческий 5-11 4-5 9-16
практикум № 1
Календарный модуль
№2
Дисциплинарный 4-6 2-4 6-10
модуль № 8
Самостоятельная 2-3
работа 7
Контрольная работа 3-4
8
Дисциплинарный 4-7 2-4 6-11
модуль № 9
Контрольная работа 3-4
9
Самостоятельная
работа 8
Дисциплинарный 4-7 3-5 7-12
модуль № 10
Самостоятельная 2-3
работа 9
89
Самостоятельная 2-3
работа 10
Контрольная работа 3-4
10
Дисциплинарный 5-7 2-4 7-11
модуль № 11
Контрольная работа 3-4
11
Самостоятельная 2-3
работа 11
Самостоятельная 2-3
работа 12
Дисциплинарный 4-6 2-4 6-10
модуль № 12
Контрольная работа 3-4
12
Дисциплинарный 5-7 2-4 7-11
модуль № 13
Контрольная работа 3-4
13
Дисциплинарный 4-6 2-4 6-10
модуль № 14
Самостоятельная 2-3
работа 13
Самостоятельная 2-3
работа 14
Контрольная работа 3-4
14
Дисциплинарный 5-7 2-5 7-12
модуль № 15
Самостоятельная 2-3
работа 15
Самостоятельная 2-3
работа 16
Контрольная работа 3-4
15
Переводческий 5-7 3-6 8-13
практикум № 2
90
87-100 5 (отлично)
Календарный модуль 1.
Дисциплинарный модуль 1.
К теме: «Мифы и легенды Китая»
91
глубоким анализом сюжетов с широким привлечением сопоставительных
материалов [Дунганские народные сказки, 1977]. В настоящее время
готовится китайское издание этой книги, поскольку в самом Китае немногие
ученые осуществляют подобные сравнительные исследования.
Во время стажировки в Пекине (1965–1966 гг.) Рифтин изучал тексты
сказителей-шошуды, исполнявших варианты исторической эпопеи
«Троецарствие», подчас существенно отличавшиеся от опубликованного
текста. В результате ему удалось не только проследить генетические связи
между устной и письменной литературой, но и показать устойчивое
взаимодействие этих двух видов художественного творчества на протяжении
древности, средневековья и Нового времени. Впервые в мировой науке он
описал структуру китайского прозаического сказа и разработал методику
сопоставления сказа с романом.
Комплексное изучение книжных и устных вариантов позволило Б. Л.
Рифтину наметить решение т. н. проблемы эпоса в Китае. Действительно, в
китайском фольклоре нет единого цикла, построенного вокруг подвигов
одного героя, однако многочисленные эпические мотивы, как в фольклоре,
так и в письменной литературе и в драме, в совокупности выполняли те же
функции, что и развитый эпос Европы и Центральной Азии. Именно Рифтин
поставил вопрос о развитии эпоса в китайском фольклоре и показал, что
эпические сказания прошли в Китае путь от исторических преданий к
развитым формам сказа «взаимодействуя на всех этапах развития с книжной,
особенно исторической литературой, в свою очередь, испытывавшей
постоянное влияние устной традиции» [Рифтин, 1970, с. 8].
В то же время, от информаторов из Внутренней Монголии, где
существовала собственная богатейшая эпическая традиция, Б. Л. Рифтин и
его коллеги в 1970-е гг. записали «книжные сказания» (бэнсэн улигэр), в
которых народные сказители использовали сюжеты классических китайских
романов – как непосредственно, так и в различных переложениях [Неклюдов,
Рифтин, 1976].
В ходе командировки во Вьетнам (1987 г.) Б. Л. Рифтину удалось
выявить архаичные варианты мифа о Ны Оа (Нюй-ва) и связать их с культом
женского божества и обрядами повышения плодородия полей,
практиковавшимися в сельских районах вплоть до современности [Рифтин,
1988б]. Такое комплексное использование различных видов источников
(нарративных, фольклорных, этнографических) способствует более полному
раскрытию содержания традиционной духовной культуры и ее влияния на
современное общество.
При всей широте научных интересов Б. Л. Рифтина их основу составляет
именно изучение китайских мифов. В этом видится сознательный выбор
ученого, оценившего уникальность китайской ситуации в данной области
духовной культуры и ее значение для развития сравнительного исследования
мифологии в целом. Из-за конфуцианского рационализма древнекитайская
мифология сохранилась хуже, чем индийская или греческая, поэтому ее
основные сюжеты необходимо реконструировать, в т. ч. с привлечением
92
археологических данных (напр., находок в ханьских могилах Мавандуй и т.
п.) [Рифтин, 1988а, с. 14–16]. Но у данного явления была и оборотная
сторона, благоприятствовавшая исследователям. Развитая письменная
традиция Китая донесла до наших дней многочисленные мифологические
подробности, которые у большинства народов оказались утерянными или
существенно деформированными в ходе исторического развития.
Добросовестные китайские историографы стремились фиксировать явления
во всей полноте, даже если истинный смысл описанного оставался для них
непонятным. Тем самым, обилие письменных источников обеспечивало
полноту данных, невиданную для большинства других этносов. И,
одновременно, почитание традиций обеспечивало сохранение
мифологических сюжетов в фольклоре, религиозных ритуалах. обрядах,
произведениях искусства, которые дошли до наших дней и, отчасти,
продолжают воспроизводиться на современном этапе, что позволяет
реконструировать утраченное значение исходных мифологем.
Механизмы воздействия мифологии на общественное сознание Б. Л.
Рифтин детально исследовал на примере способов изображения персонажей
в классической китайской литературе. Он показал, что «у истоков
литературного образа стоит изображение, складывающееся еще в период
активного мифотворчества» [Рифтин, 1979, с. 306]. В народной литературе
XII–XIV вв., которая восходит к устному эпическому творчеству, портреты
героев строятся по тому же принципу, что и древнейшие мифологические
изображения первопредка, связанные с тотемическими верованиями. Черты
«звериного облика» переходят в романы-эпопеи средневековья, хотя уже
воспринимаются как метафоры; эта традиция сохраняется и при переходе к
литературе Нового времени.
В обобщающей статье для энциклопедии «Мифы народов мира»
Б. Л. Рифтин представил не только все многообразие персонажей и сюжетов
древнекитайской мифологии, но и показал, как они участвовали в
формировании своеобразной религиозной (буддистской и даосской) и
поздней народной мифологий, а также их воздействие на художественную
культуру [Рифтин, 1980]. Обращаясь к методикам сравнительного анализа,
он уделяет особое внимание общим темам в мифологии китайцев и соседних
народов [Рифтин, 2007].
Особое место в научном творчестве Б. Л. Рифтина заняло изучение
фольклора тайваньских аборигенов. Первые этнографические материалы
«Экскурсии на Формозу» опубликованы российским моряком П. Ибисом на
страницах «Морского сборника» еще в 1876 г. Среди последующих
исследователей истории и культуры аборигенов Тайваня следует назвать
А. Мольтрехта, Н. В. Кюнера, Н. А. Невского, Р. Ф. Итса, Г. Г. Стратановича,
М. О. Чигринского, С. Кучеру. В сфере же исследования мифологии и
фольклора лидирующие позиции, причем в мировом масштабе, принадлежат
Б. Л. Рифтину, который в течение семи лет вел полевые разыскания на
острове. Он руководил большим исследовательским проектом «Сбор и
сравнительное изучение фольклора аборигенов Тайваня». В самом этом
93
факте можно видеть признание выдающихся достижений и большого
потенциала российского ученого, поскольку именно его один из престижных
университетов пригласил для преподавания и изучения мифологии Китая. В
ходе экспедиционных исследований удалось зафиксировать много новых
легенд и мифов (около 150 у представителей бунун, еще 40 – у народа атаял),
в т. ч. очень архаичный пласт, без последующих наслоений. По мнению Б. Л.
Рифтина, эти сказания еще более архаичны, чем мифы эскимосов, чукчей,
индейцев и народов Пасифики; они подтверждают связи древнейшего
коренного населения острова как с материком, так и с Филиппинами (см. [Лю
Ядин, 2006]). За период 1990-х – начала 2000-х гг. Рифтин издал более
десятка книг и обзорных статей по указанной проблеме, выступил с
обобщающими докладами на самых престижных международных
конференциях, разработал курс по литературе тайваньских аборигенов,
прочитанный в университетах Цзинъи и Цинхуа (Тайвань), а также в
Оксфорде [Янь Годун, 2001]. Монография «Мифы и рассказы о злых духах:
сравнительное изучение мифов и сказок аборигенов Тайваня», представляет
собой наиболее масштабную работу по теме за весь почти полуторовековой
период исследования. Неслучайно она вышла двумя изданиями (в Тайчжуне
в 1998 г. и в Пекине в 2001 г.), объединив, таким образом, ученых по обе
стороны Тайваньского пролива.
Широта охвата оригинального материала отразилась в структуре книги,
о чем свидетельствуют названия отдельных глав, например, «От Амура до
Тайваня – сравнительное изучение мифов о стрельбе в солнца», «От Алтая
до Тайваня – предания о потерянной письменности», «От древней Греции до
Тайваня – сравнительное изучение мифов о племенах женщин». Особого
внимания заслуживают разделы, посвященные сказкам, поскольку именно
Б. Л. Рифтин впервые выделил эту категорию фольклорных произведений у
тайваньских аборигенов.
Наибольшее разнообразие сюжетов и вариантов представлено
антропогоническими и связанным с ними космогоническими мифами. В тех
случаях, когда удается локализовать сюжет (например, о том, что небо
поднялось высоко над землей, потому что в него ударяли ручками пестов
при обрушивании зерна), он оказывается тесно связанным как с островной,
так и материковой частями Юго-Восточной Азии, а также с Южным Китаем.
Это еще раз подтверждает правомерность концепции существования в
древности обширной зоны этнокультурного взаимодействия – «прото-Юго-
Восточной Азии» («Аустрии»), на севере достигающей Янцзы [Деопик,
2002, с. 71, 72]. В ее пределах происходило формирование многочисленных
аустрических (австронезийских и австроазиатских) народов. Некоторые
лингвисты (например, Р. Бласт) считают, что центр формирования этих
народов приходился на район южной части китайской пров. Юньнань –
Северную Бирму; и Б. Л. Рифтин склонен согласиться с этой точкой зрения,
исходя из данных мифологии. Мы предлагаем подкрепить эту масштабную
гипотезу соображениями о связях австронезийского (тайваньского) и
94
тибетского фольклора, которые могли осуществляться в указанном районе
([Азаренко, Комиссаров, 2005]).
Любопытный материал для размышления дает сюжет о рождении
человека из керамического сосуда у пайвань и рукаи. У них описан обычай
почитания сосудов, которые делятся на мужские и женские. Отмечен он
также у бунун, ямэй, некоторых общин пинпу, но без соответствующего
«мифологического сопровождения». Гипотеза о том, что антропоморфный
орнамент на древней китайской керамике иллюстрирует представление о
сосуде как вместилище душ предков (или духа зерна), как замечает
Б. Л. Рифтин, не подтверждается выявлением на материке мифов о
происхождении человека из сосуда. По той же причине невозможно
однозначно интерпретировать захоронения в сосудах в неолите Северного
Китая как воплощение идеи о будущем возрождении. А для ранних культур
Тайваня, обладающих указанным мифом, такой обряд не выявлен. Данный
пример хорошо иллюстрирует сложность взаимоотношений между мифом и
ритуалом, нелинейный их характер.
Заслуживает внимания сюжет о происхождении человека от насекомого,
записанный у бунун. Наиболее широко он представлен на островах Южных
морей, встречается в Индонезии и у индейцев Южной Америки; но
отсутствует у народов материкового Китая. Не исключено, что данный,
несомненно, архаичный вариант был вытеснен на материке другими, более
развитыми, и сохранился лишь в сравнительно изолированных сообществах.
В частности, культовое отношение к насекомым реконструируется
археологами на основе неолитических находок в Южной Маньчжурии
[Алкин, 2007, с. 67-71]. Эта общая черта на севере и юге Западной Пасифики
пополняет ряд доказательств тесных связей между регионами в эпоху
неолита и палеометалла, осуществлявшихся вдоль т. н. восточного
меридионального пути; при этом Тайвань оказался важным связующим
звеном на древних транзитных маршрутах (см.: [Комиссаров, Азаренко,
2003]).
Одним из наиболее ярких свидетельств существования таких
межкультурных коммуникаций явилось распространение в приморских
районах мифа о множественности солнц и уничтожении лишних с помощью
стрельбы из лука. Б. Л. Рифтин показал существование общей мифологемы
«лишних» вредоносных солнц, с которыми боролись разными средствами (с
помощью шеста, ножа и даже заклинания). Такие представления могли
иметь общетипологический характер, выражая идею борьбы человека с
природными стихиями. Они прослеживаются в фольклоре многих народов
на всех континентах; однако в варианте «стрельбы в солнце» такие предания
концентрируются вдоль западного побережья Тихого океана. В самом Китае
классический персонаж такого мифа, стрелок Хоу И оказывается
«пришельцем», по мнению многих ученых, связанным с древними
племенами дунъи восточного побережья Китая, для которых археологи и
антропологи отмечают выраженные «прото-малайско-полинезийские»
черты. Поэтому представляется возможным связать распространение
95
данного сюжета с перемещением или влиянием австронезийских (возможно,
шире – аустрических) народов.
Еще один сюжет, распространенный от Южной Сибири и Амура до
Тайваня, – «утрата» письменности бесписьменными народами. В ходе
обзора мифов гиляков и тунгусов, айнов, орочей, якутов, тюрок Алтая,
народов Южного Китая и Юго-Восточной Азии, предпринятого
Б. Л. Рифтиным, выявляются общие мотивы таких сказок. Этот сюжет явно
позднего происхождения возникает как идеологическая реакция на
знакомство с феноменом письменности и носит своеобразный культурно-
компенсаторный характер (что особо заметно в преданиях пуюма).
Именно Б. Л. Рифтин впервые выделяет сказки аборигенов как особый
тип фольклора. В соответствии с положениями теории структурной
фольклористики, они разделены на два основных типа: архаические, еще не
окончательно разошедшиеся с мифами, и классические волшебные.
Б. Л. Рифтин характеризует архаические сказки как играющие функцию
разъяснения основополагающих явлений мира в ходе рассказа о событиях,
имеющих значение для отдельного человека, а не для всего социума
(разного уровня – от племени до всего человечества), как это имеет место в
мифах. Так, сюжет об обращении сестер в разных птиц носит не
мифологический, а сказочный характер: это рассказ о судьбе детей, а не о
происхождении птиц, тогда как в мифах речь идет о глобальных явлениях, к
числу которых трудно отнести появление двух видов маленьких птиц.
Другой вопрос, что сами эти сказки оказываются сакральным знанием,
передаваемым следующим поколениям по мужской линии. В таком
бытовании, в частности, и отражена их архаичность.
Другой особенностью архаических сказок, в отличие от классических,
являются нестрогость структуры сюжета, большая самостоятельность
отдельных сюжетных элементов и их равнозначная роль. В завязке не
обязательно фиксируется утрата чего-либо (например, исчезновение
принцессы), не всегда бывает счастливой развязка, при которой достигается
цель (муж находит пропавших жену и детей). Из четырех
охарактеризованных автором видов народных сказок – о животных;
волшебные; бытовые; о чертовщине, – у тайваньских аборигенов, как и у
других народов на начальных ступенях социального развития, практически
отсутствуют бытовые сказки без чудесной составляющей; наиболее
распространены сказки о животных, чудесные сказки с упрощенным
сюжетом и сказки о духах.
На тайваньском и сопоставительном восточнославянском материале
критически рассматривается встречающееся в исследовательской литературе
представление о том, что зарождение этого жанра сказок связано с
определяющей ролью охоты в жизни первобытного общества. Отмечается,
что данные фольклора тайваньских аборигенов опровергают расхожее
положение о том, что источник сказок о животных – тотемистические мифы,
в силу того, что тотемизм у этих народов не развит (исключения – пайвань,
почитающие как тотем щитомордника). В качестве основы происхождения
96
сказок о животных автор предполагает мифологическое мышление, для
которого характерно представление об отсутствии изначальной
дифференциации людей и животных. Сказки многих народов повествуют о
том, что животные в прошлом были людьми (реже – наоборот), и
формозский фольклор в этом плане – не исключение. Так, атаял говорят о
человеческом прошлом коршуна; сэдэк (ветвь атаял) – об обезьяне, олене и
горном кабане; а в сказке цоу утверждается, что прежде не было разделения
на птиц, зверей, рыб и насекомых, и внешне они были такие же, как люди.
Отдельно рассмотрены повествования о браке человека с женщиной-
звездой – как вид волшебных сказок о женах-волшебницах. Автор
подчеркивает, что в тайваньском фольклоре рассматриваемые сюжеты –
сказочные, а не мифологические, так как зерновые с неба получают не все
люди, а супруги небесных дев, конфликт происходит не между звездой и
человечеством или племенем, а внутри семьи и т. п.
Еще один большой раздел – сказки о сироте. Сам феномен несчастного
сиротства возникает при развитии малой семьи и начале выделения
обособленных хозяйств. Соответственно, Б. Л. Рифтин отвергает как
несостоятельную концепцию о том, что китайские (и японские) сказки о
сиротах и приемных матерях суть «порождение противоречий семейного
строя феодального общества» и доказывает, что у ряда тайваньских народов
изначально не было отдельных терминов для называния мачехи и матери и
падчерицы/пасынка. В рассказах о притеснении ребенка чаще всего
отрицательным персонажем оказывается именно мачеха. Поэтому в
категорию сказок о сиротке – один из первых видов бытовых сказок –
включаются и рассказы о детях, терпящих обиду от «матери».
Фольклор аборигенов проявлял исключительную устойчивость к
изменениям, сохраняя ряд наиболее архаичных сюжетов. Однако это не
означало его полную герметичность. В процессе развития он впитывал
многие новые сюжеты, которые подвергались заметной «натурализации».
Так, с приходом христианских миссионеров одним из вторичных
источников становится Библия. Но наиболее массовые заимствования были
осуществлены из литературы и фольклора Китая. Долгие века общения с
носителями ханьской культуры способствовали той или иной степени
китаизации всех племен: от практически полного растворения в
господствующем этносе до заимствования отдельных элементов культуры,
включая фольклор.
Б. Л. Рифтин установил, что заимствованные истории рассказывают в
основном женщины, тогда как изначально традиционные – мужчины.
Выявленная закономерность характерна для патриархального экзогамного
рода, когда фундаментальные ценности общественного устройства
сохраняют мужчины, а культурные инновации могли приносить с собой
женщины. Причем этот пласт фольклора (в первую очередь, различного рода
генетические мифы и легенды) впервые сообщали старшие в роду мужчины
мальчикам-подросткам или юношам. Здесь можно видеть сохранившийся
97
элемент обряда инициации, когда по достижении зрелости, пройдя через
определенные испытания, умерев и родившись заново как человек
социальный, юноша получал важнейшие сведения о происхождении своего
народа и его месте в окружающем мире, осваивал действующие ритуалы и
заперты.
Поздние заимствования, связанные с приходом китайцев, могут
удивительным образом сочетаться с первичными мифами и легендами. В
качестве такого примера Б. Л. Рифтин рассматривает историю женитьбы
«принцессы» на собаке, записанную им в 1992 г. непосредственно у
информатора-пуюма. Сюжет брака человека и собаки относится к числу
древнейших и в качестве такового зафиксирован у многих народов – от
ирландцев до эскимосов. Однако его оформление близко напоминает
легенду о Паньху, известную, прежде всего, у народов Южного Китая: яо,
мяо, ли, – и зафиксированную китайскими летописцами еще в V–VI вв. Ряд
моментов (например, снятие собакой императорского указа как знак
возложения на себя ответственности за его исполнение) типичен именно для
китайских сказок.
Во многих легендах Южного Китая и сопредельных территорий
супружеская пара (женщина и собака) и/или их дети уходят в другие места,
где дают начало новому племени или роду. Так, в соответствующем мифе у
пайвань дети от чудесного брака дают начало большинству тайваньских
народов – не только самим пайвань, но и рукаи, пуюма, бунун, амэй, атаял и
цоу. Соответственно, объясняются обряды и запреты, связанные с
прародителем-собакой. Однако у некоторых приморских народов пара
первопредков не просто уходит, а уплывает по морю. Поскольку то же
отмечается и в изучаемой истории пуюма, которые сейчас проживают в
горах вдали от моря, то эта особенность является еще одним
доказательством позднего заимствования.
Данная публикация по сравнительному изучению мифологических
повествований тайваньских аборигенов получила более чем высокие оценки
со стороны ведущих специалистов [Кучера, 2000; Ян Лихуй, 2001], которые
показали ее важный вклад в мировую синологию. В предисловии,
написанном проф. Е Шусянем, отмечается значение книги для дальнейшего
изучения фольклора не только Тайваня, но и многих народов Южного
Китая, которые имеют австронезийское происхождение. Автор другого
вступления к книге, тайваньский проф. Ху Ваньчуань подчеркивает
значительный вклад Б. Л. Рифтина в методологию изучения фольклора
аборигенов, творческое применение комплексного сравнительно-
исторического подхода для анализа сотен сюжетов. Методологическая
значимость работ ученого особенно заметна на фоне эвристически
малоэффективных рассуждений о различении «литературной антропологии»
и «антропологии литературы», которые имеют хождение среди некоторых
китайских авторов. Он на практике реализует возможности структурно-
типологического метода, наиболее полно реализованного для изучения
фольклора именно в российской историографии.
98
Во многих работах на китайском языке Б. Л. Рифтин подробно излагает
взгляды своих учителей (В. Я. Проппа, В. М. Жирмунского, Е. М.
Мелетинского), а также наиболее известных зарубежных методологов –
таких как А. Леви-Брюль и К. Леви-Стросс. К этому его вынуждает
следующее обстоятельство: хотя труды всех перечисленных исследователей
давно уже стали признанной классикой мировой фольклористики и в
качестве таковой переведены на многие языки, однако с ними до сих пор
мало знакомы китайские исследователи. Отсюда происходят разнобой и
путаница – уже на этапе терминологии. Приводя различные формулировки у
разных авторов таких базовых понятий, как, например, миф, Б. Л. Рифтин
пишет с несвойственной ему резкостью о том, что фольклористика – такая же
наука со всемирным статусом, как любая другая естественнонаучная или
гуманитарная дисциплина, поэтому в рамках одной страны не может быть
особых понятий мифа или легенды, так же как не существует специально для
Китая созданного определения электричества [Ли Фуцин, 2001, с. 32].
Поэтому одной из важных задач его публикаций, на наш взгляд, является
преодоление методологической самодостаточности китайских коллег.
Многие работы Б. Л. Рифтина посвящены представлению достижений
российских ученых в области фольклористики и литературоведения (в
широком смысле термина) вниманию научной общественности стран
«Большого Китая». Своего рода апофеозом такой культуртрегерской
деятельности Б. Л. Рифтина можно считать издание библиографии
литературы на иностранных языках по мифологии народов, населяющих
Китай, а также имеющих с ними тесные этногенетические или культурно-
исторические связи [Ли Фуцин, 2007]. Это позволяет китайским
исследователям привлекать необходимые сопоставительные материалы при
изучении фольклорных традиций, например, тюркских, монгольских или
тунгусоязычных народов. Впрочем, не менее полезно данное издание и для
ученых других стран. Список выявленных работ предваряется
фундаментальным методологическим исследованием и подробным
историографическим обзором. При составлении каталога важно установить
критерии отбора и размещения материалов. Первым существенным
ограничителем Б. Л. Рифтин определил учет литературы только на
иностранных (по отношению к китайскому) языках, что обусловлено
первоначальной целью данного издания, подготовка которого началась по
предложению китайских коллег для приобщения их к достижениям мировой
науки. Тем самым ряд публикаций иностранных авторов, изданных на
китайском языке, в т. ч. несколько статей самого Б. Л. Рифтина, не попали в
итоговый список. Однако учет профильной литературы на китайском языке –
самостоятельная и очень большая по объему работа, которая отчасти уже
выполнена Б. Л. Рифтиным [Библиография…, 1987, с. 481–498] и, надеемся,
будет им продолжена в будущем.
При определении хронологических рамок в качестве начальной точки
отсчета была взята первая публикация по китайской мифологии («Заметки о
“Шань хай цзине”» М. Базена) в 1839 г. То, что новое, чрезвычайно
99
перспективное направление исследований возникло именно во Франции,
можно считать закономерным – с учетом той роли, которую сыграли
французские ученые в становлении и развитии мировой синологии. В
качестве конечного рубежа взят 1990 г., поскольку именно в начале 90-х гг.
рукопись была подготовлена к публикации, а затянувшийся временной лаг
между готовой рукописью и опубликованной книгой объясняется ее
непростой издательской судьбой. Впрочем, образовавшаяся лакуна частично
восполнена автором во вступительной статье, где он дал описание основных
публикаций по теме за прошедшие полтора десятка лет. Своими размерами и
представительностью особенно выделяются японский (около половины
списка) и российский (примерно 300 работ) разделы. Будем надеяться, что
столь авторитетное издание поможет хоть как-то преодолеть своего рода
«заговор молчания», когда важные публикации на русском языке остаются
неведомыми зарубежным (в т. ч. китайским) коллегам 1.
Наиболее существенные критерии отбора, потребовавшие специального
обоснования, связаны с самим материалом исследования. Поскольку
китайские (и не только) исследователи достаточно часто смешивают мифы с
другими типами фольклора, особенно с преданиями и легендами, то
Б. Л. Рифтин уделяет особое внимание их разграничению. На основе как
современных теоретических концепций, так и собственного
исследовательского опыта Б. Л. Рифтин выделяет 13 особенностей, присущих
именно мифу, и 11 – преданиям. Тем не менее, на практике разграничить
предания и мифы не всегда просто, особенно в тех случаях, когда предания
описывают события переходного (от мифологического к историческому)
времени. Проникновение мифологических мотивов в исторические предания
зафиксировано, в частности, в таких классических памятниках, как «Шан
шу», «Ши цзин», «Люйши чуньцю» и др.
Мифы не только неразрывно связаны с первобытными религиозными
верованиями (шаманизм, тотемизм и т. п.), но и отражены в произведениях
традиционного искусства. Особенно наглядно последняя закономерность
раскрывается в Китае, и эта специфическая область исследования, связанная
с историей материальной культуры, также вошла в круг отобранных работ.
В результате тематического отбора материалов для библиографии было
учтено около 2 360 публикаций более чем на 15 языках. Кроме того,
выявлено более 190 рецензий на монографические издания, часто
написанные ведущими китаеведами и представляющие вполне законченное
исследование, в частности, определяющие направления дальнейшего
изучения китайской мифологии. Для организации собранного материала Б. Л.
Рифтин разработал структуру книги, опираясь на типологию самих мифов. В
первый раздел он отнес работы, посвященные непосредственно китайским
(ханьским) мифам. В его рамках выделены следующие рубрики: общие
исследования; мифы в связи с тотемизмом и шаманизмом; отражение мифов
1
Отметим, что Б. Л. Рифтин пользуясь возможностью, знакомит китайскую аудиторию с работами
российских китаеведов, трудящихся и над другими темами, см., напр. обширные интервью [Лю Ядин, 2006;
Чэнь Цзяньхуа, 2003; Янь Годун, 2001]
100
в искусстве и древней символике; мифы о природе (с дальнейшей разбивкой
на мифы космогонического характера, посвященные потопу, солнцу и луне,
ветру, дождю и т. д.); мифы о животных (с особыми «фонариками» о
драконе, фениксе и тао-те) и растениях; мифические персонажи (такие как
Фу-си, Нюй-ва, Хуан-ди и др.); мифы в классических книгах (с выделением
«Шан шу», «Ши цзина», сочинений даосских философов, «Шань хай цзина»,
«Жизнеописания Сына Неба Му», «Чу цы»).
Второй раздел охватывает работы по мифологии неханьских народов,
проживавших и проживающих на территории Китая. Именно данный раздел
представляет главную отличительную черту работы Б. Л. Рифтина [Гао
Лифэнь, 2007, с. 57], Помимо современных этносов, в отдельные рубрики
выделены некоторые народы (вернее, их мифологии) древности и
средневековья (хунну, тюрки, кидании, чжурчжэни, тангуты); кроме того, в
ряде случаев этносы объединены по географическому принципу (в рамках
бассейна р. Амур, Центральной Азии, Тайваня). Принятое деление позволяет
достаточно полно описать и компактно разместить публикации по основным
этносам Китая, а также привлечь сопоставительные материалы по мифам
сопредельных народов, тем более что многие из них проживают по обе
стороны современных границ. Это, кстати, делает книгу полезной и для
специалистов, занимающихся мифологией, фольклором и традиционной
религией Кореи, Монголии, Вьетнама, восточных районов России и других
стран, граничащих с КНР.
Научное изучение фольклора Б. Л. Рифтин постоянно сопровождал
переводом и изданием сказок для массового читателя. Впервые
опубликованная 50 лет назад книга «Китайские народные сказки»
впоследствии неоднократно дополнялась и переиздавалась. Последнее
издание вышло недавно в серии «Bibliotheca mythologica» [Сказки Китая,
2007]. Подчас трудно объяснить без специальных изысканий, почему столь
популярны немудреные, в принципе, сказочные сюжеты. В данной
особенности можно видеть проявление важнейшей роли, которую фольклор
играл в традиционных обществах, выполняя функцию необходимого
элемента их структурной организации, а не просто развлечения. Именно
поэтому основные фольклорные темы имеют всемирное распространение.
Обращаясь к исследованию этой формы фольклора, Б. Л. Рифтин
подчеркивает ее связь с древней мифологией. Внешняя дидактическая
конструкция сказки, как правило, изготовлена из древнего мифологического
материала. Мы не всегда можем расшифровать спрятанный в сказке миф, но
ощущение его становится мощным источником эмоционального воздействия.
Хотя по структуре сказка интернациональна, по фактуре она этнически
своеобразна. Свою специфику имеют не только имена и географические
названия, но и многочисленные описания быта и культуры в целом,
особенностей национальной психологии. Читая и рассказывая сказки, народы
лучше узнают друг друга. Например, все положительные герои китайского
фольклора отличаются исключительным трудолюбием. Хотя они и мечтают о
чудесах, обращаясь за поддержкой к волшебным помощникам, однако
101
получают их помощь лишь в награду за собственное усердие и мастерство.
Любовь к труду, почитание старших, подчинение собственной судьбы,
вплоть до самопожертвования, интересам коллектива (своей семьи, деревни,
государства) – именно эти качества закреплялись конфуцианской этикой и
распространялись в народе, в т. ч. и через обработанную фольклорную
традицию. Ее влияние распространялось на другие страны Восточной Азии.
Неукоснительно соблюдаемый научный подход позволил Б. Л. Рифтину
отобрать самые представительные и интересные сюжеты, характеризующие
различные стороны жизни Китая. Хозяйственные занятия сказочных героев,
описания праздников и обрядов, отношений между простым народом и
чиновниками, сюжеты с волшебными персонажами ненавязчиво помогают
составить довольно полное представление об обществе старого Китая,
верованиях и суевериях жителей страны.
К числу важнейших характеристик Китая как государства можно
отнести многонациональность. По данным пятой Всекитайской переписи
населения 2000 г., общая численность некитайских этносов приближается к
109 млн. чел. Многие из официально называемых «малочисленными
народами» имеют собственную государственную историю и до сего дня
бережно сохраняют язык и культуру, значительно отличающиеся от
традиций «титульной» нации. Это касается и памятников фольклора.
Поэтому вполне закономерно Б. Л. Рифтин включает в состав своих книг
сказки не только ханьцев, но и тибетцев – одного из самых больших и
самобытных этносов на территории КНР, а также фольклорные произведения
тайцев, корейцев, узбеков, хуэй, ли, мяо и яо. Взятые вместе, они помогают
лучше представить этнокультурное развитие Китая во всем его богатстве и
многообразии. К тому же сказки, записанные у некитайских народов,
содержат мифологические сюжеты, в меньшей степени подвергшиеся
современной обработке, благодаря большей архаичности самого общества. В
то же время, этническая пестрота и интенсивное общение с соседними
народами – один из источников «интернациональных» сюжетов в фольклоре
народов Китая.
К сказкам примыкают мифические предания и легенды, что отражает
одну из главных особенностей китайское культуры: ее долгое непрерывное
развитие. Писаная достоверная история Китая превышает 3,5 тыс. лет –
больше, чем у любой другой из ныне существующих стран. Раз возникнув,
китайская цивилизация никогда не пресекалась, непрерывно развиваясь от
поколения к поколению. Почитание древности всегда числилось среди
основных добродетелей. Отсюда и стремление включить в состав правивших
династов мифические персонажи типа демиургов Фу-си и Нюй-ва или
мудрых правителей Яо и Шуня, которые наделялись качествами эпических
героев.
Многие сказки сохраняют свою мифологическую основу, в них
встречаются некоторые космогонические сюжеты, выявляются архаичные
элементы, обретшие в ходе развития китайской культуры противоположный
смысл. В то же время именно в сказках ряд первоначальных сюжетов
102
перерабатываются в соответствии с реалиями классового общества, в них
нередко присутствует общественный конфликт, который, как правило,
разрешается в пользу обездоленных (и как мечта о светлом будущем, и как
определенный социальный стабилизатор). Сказки показывают, что именно
простой народ является создателем и хранителем наиболее важных этических
ценностей, в частности – семейных: сыновнего, родительского, супружеского
долга.
Многообразие сюжетов, изложенных выразительным художественным
языком, который передает особенности устной речи и ее образность,
бережное сохранение бытовых деталей и исторических реалий – все это
делает переводы сказок, выполненных Б. Л. Рифтиным, не только
увлекательным чтением для детей, но и полезным материалом для
преподавательской и исследовательской работы.
Международному успеху исследовательской работы Б. Л. Рифтина
способствует изысканный китайский язык, на котором последние 20 лет
автор предпочитает писать часть своих произведений. Многие китайские
ученые искренне считают Ли Фуцина (под таким именем публикуется автор)
своим соотечественником, что помогает им ближе познакомиться с
достижениями зарубежной синологии, к которому они испытывают
традиционное недоверие. Его работы становятся естественной частью
китайской науки . Впрочем, не зря говорится, что недостатки часто являются
продолжением достоинств. Работы Б. Л. Рифтина последних лет оказываются
малодоступными для российских ученых, ведь, например, из обширного
собрания материалов по мифологии тайваньских аборигенов на русском
языке опубликован лишь небольшая часть (сокращенный перевод одной из
глав см.: [Рифтин, 1998]).
Достижения Б. Л. Рифтина в области изучения китайской мифологии и
фольклора позволяет выделить его работы в особый историографический
этап, суть которого – в соединении всей полноты письменных источников
(включая классическую литературу) с полевыми фольклорными и
этнографическими материалами и их комплексном изучении на основе
методологии, разработанной в рамках российской школы структурно-
семантического анализа. Его заслуги в данной области отмечены многими
наградами: золотой медалью «За исследование китайского языка и
культуры», учрежденной Правительством КНР для награждения
выдающихся иностранных синологов (этой чести удостоено всего 10
ученых), а также почетным дипломом Союза писателей Китая «За
выдающиеся достижения в переводе, изучении и распространении китайской
литературы».
Библиографический список:
Азаренко Ю. А., Комиссаров С. А. Мифология тайваньских аборигенов
// Вестн. НГУ. Сер.: история, филология. – 2005. – Т. 4. Вып. 3.
Востоковедение. – С. 227-235.
103
Алкин С. В. Древние культуры Северо-Восточного Китая: Неолит
Южной Маньчжурии. – Новосибирск, 2007. – 167 с.
Библиография по древнекитайской мифологии / Сост. Б. Л. Рифтин //
Юань Кэ. Мифы Древнего Китая: 2-е изд., испр. и доп. – М., 1987. – С. 478–
506.
Деопик Д. В. Вьетнам: История. Традиции. Современность. – М., 2002. –
551 с.
Дунганские народные сказки и предания / Запись текстов и перевод
Б. Рифтина, М. Хасанова и И. Юсупова; отв. ред. Б. Рифтин. – М., 1977. – 572
с.
Комиссаров С. А., Азаренко Ю. А. Нефритовые изделия Тайваня
(в контексте связей древних культур Восточной и Юго-Восточной Азии) //
Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных
территорий: Материалы Годовой сес. Ин-та археологии и этнографии СО
РАН 2003 г. – Новосибирск, 2003. – Т. IX, Ч. I. – С. 368-372.
Кучера С. Рецензия // Восток (Oriens). – 2000. – № 1. – С. 195-201. – Рец.
на кн.: Ли Фу-цин (B. Riftin). Цун шэньхуа дуй гуйхуа. Тайвань
юаньчжуминь шэньхуа гуши бицзяо яньцзю [From Myths to Ghost Stories.
Comparative Studies on Taiwan Aboriginal Tales]. – Тайчжунши: Чэньсин
чубаньшэ, 1998. – 362 с. – (Тайвань юаньчжуминь силе, 26).
Неклюдов С. Ю., Рифтин Б. Л. Новые материалы по монгольскому
фольклору // Народы Азии и Африки. – 1976. – № 2. – С. 135–147.
Рифтин Б. Л. Древнекитайская мифология и средневековая
повествовательная традиция // Теоретические проблемы изучения литератур
Дальнего Востока: (Алексеевские чтения). – М., 1988а. – Ч. II. – С. 230–239.
Рифтин Б. Л. Историческая эпопея и фольклорная традиция в Китае:
(Устные и книжные версии «Троецарствия»). – М., 1970. – 482 с.
Рифтин Б. Л. Китайская мифология // Духовная культура Китая:
Энциклопедия в 5 т. – М., 2007. – Т. 2: Мифология. Религия. – С. 16–77.
Рифтин Б. Л. Китайская мифология // Мифы народов мира:
Энциклопедия в 2-х т. – М., 1980. – Т. 1. – С. 652–662.
Рифтин Б. Л. Китайская мифология в Юго-Восточной Азии // Роль
фольклора в развитии литератур Юго-Восточной и Восточной Азии. – М.,
1988б. – С. 14–47.
Рифтин Б. Л. О китайской мифологии в связи с книгой профессора Юань
Кэ // Юань Кэ. Мифы Древнего Китая: Изд. 2-е, испр. и доп. – М., 1987. – С.
378–477.
Рифтин Б. Л. От мифа к роману: Эволюция изображения персонажа в
китайской литературе. – М., 1979. – 360 с., ил.
Рифтин Б. Л. Предания о злых духах в фольклоре аборигенов Тайваня //
Восточная демонология: От народных верований к литературе. – М., 1998. –
С. 44–60.
Сказки Китая / Сост., пер. с кит., вступит. ст., коммент. Б. Рифтина. –
Екатеринбург, 2007. – 400 с.
104
Гао Лифэнь. Синь шу пинцзя [Рецензия]: A Bibliography of Foreign-
Language Studies of Mythology of All the Nations of China (1839–1990). By
B. Riftin (Ли Фуцин) // Ханьсюэ яньцзю тунсюнь (Тайбэй). – 2007. – Т. 27, №
2. – С. 57–58.
Ли Фуцин [Рифтин Б. Л]. Гудянь сяошо юй чуаньшо: [Классические
романы и легенды]. – Пекин, 2003. – 7, 15, 470 с. (раздельн. пагинация).
Ли Фуцин [Рифтин Б. Л.]. Шэньхуа юй гуйхуа – Тайвань юаньчжуминь
шэньхуа гуши бицзяо яньцзю: Цзэн дин бэнь: [Мифы и рассказы о злых
духах – сравнительное изучение мифов и сказок аборигенов Тайваня: Изд-е
доп. и расширен.]. – Пекин, 2001. – 6, 7, 3, 3, 3, 4, 23, 410 с. (раздельн.
пагинация).
Ли Фуцин [Рифтин Б. Л.]. Чжунго гэ миньцзу шэньхуа яньцзю вайвэнь
луньчжу мулу: [Библиография произведений на иностранных языках по
изучению мифов различных народов Китая]: (1839–1990). Пекин, 2007. 29, 3,
223 с. (раздельн. пагинация).
Лю Ядин. «Я всей душой люблю народные сказания Китая» – запись
интервью российского китаеведа, академика Рифтина // Вэньи яньцзю. 2006.
№ 7. С. 71–80; № 8. – С. 68–75.
Чэнь Цзяньхуа. У потока истории и фактов – диалоги о культурном
взаимодействии Китая и России // Шанхай цзоцзя цзопинь шуаннянь сюань:
Вайго вэньсюэ цзюань [Избр. произведения шанхайских писателей за два
года. Вып. «Иностр. лит.»]. – 2003. – № 9 (То же: Российская китайская
газета; режим доступа: http://www.renmin-
hotel.com/huaren/baodao/379380/gyzefh.htm).
Ян Лихуй. Мифы и истории тайваньских аборигенов в поле зрения
мировой общественности // Миньцзу вэньсюэ яньцзю. – 2001. – № 1.
Янь Годун. Запись интервью с член-корреспондентом Рифтиным //
Чжунхуа душу бао. – 2001. – 20 июня (То же: Сайт «Устная традиция и
нематериальное наследие» Фак-та литературы национальных меньшинств
аспирантуры АОН КНР. – 2006. – 17 мая. – Режим доступа:
http://www.blogercn.com/user1/10420/archives/2006/111311.shtml).
107
точки зрения вполне вероятного использования предметов из них в едином
ритуальном действе.
Центральное место занимают скульптуры и маски, которые
связываются исследователями с шаманскими ритуалами. Благодаря
любезности китайских коллег, нам удалось осмотреть часть находок в
фондах музея Сычуаньского университета сразу же после раскопок и
непосредственно почувствовать сильное эмоциональное воздействие этих
образов. Внешний облик скульптурных голов (большие глаза, крупный нос,
часто с горбинкой, «загадочная» улыбка) не обычен для искусства шанского
Китая. Шаманская интерпретация бронзовых и нефритовых личин
подкрепляется находкой во второй яме двух бронзовых деревьев. Из них
одно (№ 1) сохранилось почти полностью, его высота 3,84 м. Дерево № 2
сохранилось хуже; в целом, оно похоже на первое.
Деревья располагались на подставках в виде соединенных вместе трех
округлых зубцов, которые интерпретируются как художественное
воспроизведение иероглифа шань (гора), украшенных «облачными» и
солярными узорами. Самоочевидное отождествление этих находок с
мировым древом подкрепляется также выраженной трихотомией дерева №
1: три вершины «горы», три узла на стволе, откуда отходит по три больших
ветви, из которых одна, в свою очередь, имеет отросток. С их концов
свисают плоды, которых всего 12. Это не нарушает общей троичной
структуры бронзовых скульптур и, одновременно, обогащает
нумерологический набор еще одной «магической» цифрой, которая, как
правило, имеет календарную интерпретацию. На каждой из больших ветвей
сидит по птице (на одной нижней ветке птица не сохранилась, но она
восстанавливается по сохранившейся подставке и сопоставлению с деревом
№ 2). Таким образом, птиц всего девять, хотя можно предположить и
наличие десятой птицы – на верхушке дерева. Но, в любом случае, такая
птица занимала особое положение. Возможно, это была какая-то иная
птица, отличная от тех, что сидят на ветках. В качестве навершия могла
использоваться, например, великолепная бронзовая статуэтка петуха,
найденная с ними в едином комплексе. Во всяком случае, она крепилась на
какую-то подставку, поскольку в нижней части фигурки имелась небольшая
втулка. Каждая из птиц посажена прямо в чашечку раскрывшегося цветка,
чем наглядно снимается обсуждавшаяся в литературе оппозиция между
зооморфной и дриадной солярной символикой. Троичность композиции
подчеркивается рядом деталей в фигурках птиц – например, тремя
зубчиками хохолка и тремя большими перьями, составляющими хвост.
Идея соединения трех миров подкрепляется фланкирующей фигурой
крылатого дракона – универсального медиатора восточноазиатской
мифологии. Можно также упомянуть на сопоставимую по размерам
бронзовую фигуру стоящего человека (высотой 2,62 м), очевидно,
изображавшую шуского князя, поскольку в древних обществах правитель-
жрец выступал своего рода социальным алломорфом мирового древа.
108
Западные ученые (в частности, С. Эриксон) для уточнения семантики
данных находок предположили их генетическую связь с «монетными
деревьями» (яоцяньшу) династии Восточная Хань, которые
символизировали изобилие и бессмертие. Предположение вполне
вероятное, но не учитывающее многочисленные детали и археологический
контекст и потому столь скудное в итоге. Очевидно, ощущая эту
недостаточность, Лотар фон Фалькенхаузен на без драматизма заключил:
«ничего не известно об их исходном значении».
Думается, что ситуация все же не столь безысходна. Помимо уже
упомянутой мифологемы мирового древа, возможна и более детальная
интерпретация, предложенная уже в первых публикациях по теме
китайскими учеными, которые привлекали для этого древние мифы.
Из числа наиболее известных мифологических деревьев выделялись,
прежде всего, цзяньму, фусан и жому. Первое из них как нельзя лучше
соответствовало саньсиндуйским находкам своей «пропиской». В «Шань
хай цзин» по его поводу сказано, что цзяньму располагалось в Дугуан и
именно по нему поднимались (на небо) и спускались (на землю) люди и
боги Этот фрагмент повторяется в «Хуайнань-цзы», причем уже в ранних
комментариях указывалось, что Дугуан соответствует уезду Гуанду,
который, в свою очередь, располагался в долине Чэнду.
В «Шань хай цзин» также указано, что у цзяньму есть девять сучьев и
девять корней, что хорошо соответствует отмеченной троичности
саньсиндуйских изображений. Однако в целом они гораздо лучше
коррелируют с описаниями фусан и жому, поскольку, во-первых, найдены
в паре и, во-вторых, на их ветках сидят птицы, само количество которых
(девять или десять) указывает на солнечных воронов древнекитайских
мифов, что подтверждается также солярными знаками (в виде кружка с
точкой) на пьедестале.
Справедливо связав конструкцию «дерево + птицы» с мифологемой
«множественности солнц», китайские археологи попытались также дать
«естественнонаучное» объяснение происхождению указанного сюжета. По
их мнению, виной всему знаменитые сычуаньские туманы, которые
способствовали возникновению «ложных солнц» (гало). Сведения об их
необычной форме (в том числе в виде птиц) содержатся в местных
хрониках и записках путешественников эпохи средневековья. Мы же
можем наблюдать еще одну попытку возрождения в современной
историографии теорий позапрошлого века, поскольку гипотезу Чэнь Дэаня
и его соавторов вполне вписывается в рамки «солярно-метеорологической»
школы в фольклористике. О. Ф. Миллер мог бы гордиться своими
китайскими последователями.
Справедливости ради надо сказать, что на возможную связь
представлений о «сверхнормативных» солнцах с гало еще четверть века
назад указывал И. С. Лисевич. Полностью такую возможность исключить
нельзя, однако, на наш взгляд, связь эта имела, скорее, обратный характер:
уже имевшиеся мифы их хранители пытались наложить на необычное
109
природное явление. На такое предположение нас наводят материалы о
«солнце с ушами», собранные Е. В. Шаньшиной у орочей, а также
аналогичные сказания у других народов Приамурья, где наблюдается
именно движение от мифа к природоведению, а не наоборот. «В устной …
традиции народов региона такие ложные пятна-солнца считались
отсветами, тенями, отражениями или даже, как считали негидальцы,
душами ханян убитых и погасших в далекие времена первотворения
лишних солнц».
Большинство саньсиндуйских находок использовались в ритуальных
действах. Некоторые китайские авторы считают, что ямы сами по себе
представляли жертвенники, в которых осуществлялись приношения
божествам неба, земли и гор. Об этом свидетельствуют следы воздействия
огня, особенно в первой яме, где нашли также кости животных, из которых
перед сожжением, возможно, выпустили всю кровь. В любом случае,
прежде чем быть помещенными в жертвенную яму, бронзовые скульптуры
и маски использовались в качестве убранства храмов, в которых
проводились различные ритуалы. Исходя из общего контекста находок,
считаем возможным предположить, что китайские археологи выявили
следы обряда уничтожения лишних светил, то есть установления
(восстановления) космического порядка, главным «реквизитом» которого
являлось бронзовое дерево с девятью или, возможно, десятью (9 + 1)
птицами на ветвях. Такие числа воспроизводятся в мифах разных народов:
девять – у вьетнамских тай, наси, буи, лоба, а десять (помимо ханьцев) – у
бирманских цзинпо, а также у калифорнийских индейцев шаста. Возможно,
в качестве десятой птицы на верхушке дерева, соответствующего фусан,
крепилась фигурка петуха, который должен был призывать оставшееся
после «экзекуции» солнце взойти над землей. Такая роль петуха отражена в
мифологии многих народов, но в контексте мифа о множестве солнц
представлена, в первую очередь, в преданиях мяо, чжуанов, яо, цзинпо и
вьетнамских чамов. В наиболее развитом виде она отражена в китайских
источниках, где говорится о нефритовом петухе на верхушке фусан,
который дублировался золотыми и каменными петухами на других
выдающихся деревьях и горах.
Встает вопрос о способе и инструментах «астральной охоты».
Теоретически это могла быть стрельба из лука, которая нередко встречается
в ритуальной практике разных народов. Однако в мифах иногда встречается
и использование другого оружия. Возможно, замена реального лука на
какое-то символическое оружие произошло в рамках культа, поскольку при
исполнении обряда жрец не мог допустить ни единого промаха
(вероятность которого существует даже у самых умелых лучников), иначе
нарушился бы космический порядок. Переход от дистанционного к
ближнему бою давал абсолютную гарантию поражения цели. Затем это
изменение могло транслироваться (а могло и нет) в устную традицию,
поскольку миф и ритуал соединяли тесные и, что важно, двусторонние
связи. Интересный сюжет содержится в преданиях гуйчжоуских гэлао, у
110
которых герой по имени А-ин сбивает лишние светила бамбуковым шестом
(посохом). Следует отметить, что для этого ему приходится взобраться на
самое высокое дерево, стоящее на вершине самой высокой горы. Вспомним,
что в Саньсиндуй бронзовое дерево также установлено на подставке,
трактуемой как символ горы. Такая редупликация символического центра
Вселенной характерна для мифологического сознания, где важность идеи
часто подчеркивалась кратным воспроизведением образов, ее
олицетворяющих. Однако в данной ситуации для нас важно ее включение в
контекст мифа о «лишних солнцах».
В комплексе вооружения культуры саньсиндуй встречаются бронзовые
и каменные наконечники стрел, однако, насколько можно судить по
публикациям, они не входят в состав «жертвенных» комплексов и не
обладают какими-либо особенностями, указывающими на их ритуальное
применение. В этом отношении выделяется нефритовый кинжал,
найденный в первой яме. Это уникальный экземпляр не только для
культуры саньсиндуй, но и для эпохи развитой бронзы всей Восточной
Азии. Оружиеведческие штудии показывают, что нефритовые и каменные
образцы предметов вооружения изготовляются как реплики с боевого
металлического оружия именно для использования в различного рода
обрядах и церемониях. В данном же случае нефритовый клинок появляется
на два столетия раньше, чем аналогичные бронзовые кинжалы.
Несомненно, он использовался в каком-то ритуале, но в каком именно
(например, для «уничтожения» лишних солнц) – без дополнительных
указаний определить невозможно.
В этом отношении, на наш взгляд, заслуживает внимания «золотой»
посох (вернее, деревянный оправленный в золотую фольгу) из первой ямы,
тиснение на котором удивительным образом соответствует сведениям
древнекитайской мифологии. Оно многократно повторяет один и тот же
сюжет, чем подчеркивается его особая важность: стрела (!) пронзает голову
большой рыбы, а на уровне середины древка находится птица, очень
похожая на тех, что сидят на ветках бронзового дерева. Блоки этих
рисунков отделяются друг от друга лентами с изображением улыбающихся
лиц в «коронах» и с серьгами (своеобразные древние «смайлики»).
Скульптурные варианты таких изображений (бронзовые головы, часто в
«коронах» и с «загадочными улыбками»), которые использовались в
ритуале, найдены в обеих жертвенных ямах.
Китайские археологи увидели в рисунках промысловый сюжет, а птиц
соотнесли с бакланами, которых до сих пор используют в Сычуани для
рыбной ловли. Такой народнохозяйственный подход, в принципе,
допустим, а данный уникальный способ лова вполне может
рассматриваться как этнокультурная характеристика. Однако при столь
прямолинейной трактовке получается, что «бакланы» не добывают, а лишь
приносят хозяину подбитую рыбу. Думаем, что вряд ли правомерно
приписывать птицам функцию спаниелей. Более перспективно попытаться
увидеть в картинке мифологический сюжет или, вернее, два связанных
111
воедино сюжета, причем хронологическая ось оказывается
спроецированной на плоскость. Нам сообщается, что сначала стрелой были
поражены птицы, а затем она пронзила рыбу. Если обратиться к базовому
циклу о Хоу И, то мы обнаружим, что после успеха стрельбы по солнечным
воронам он, среди прочих подвигов, поражает гигантского удава из озера
Дунтин и речного бога Хэ-бо, у которого рыбье туловище. С учетом
мифологического алломорфизма рыбы и змеи последние два события
можно объединить в один сюжет, локализуемый в среднем течении Янцзы.
Юань Кэ сообщает также о «громких радостных криках», которыми
приветствовали прибрежные рыбаки возвращение героя с победой. Возьмем
на себя смелость связать эту деталь с изображением смеющихся лиц на
«золотом» посохе, что, на наш взгляд, еще раз подтверждает использование
его в ритуале, символизирующем уничтожение лишних солнц, а также
прославляющем подвиги Хоу И.
Очень заманчиво сопоставить изображение великого героя,
восстановившего космический порядок, с бронзовой фигурой шуского
правителя, руки которого специально приспособлены для того, чтобы
держать округлые предметы, в том числе и жезл. К такому предположению
располагает не только общая соразмерность масштабов ритуальных
скульптур, но и упоминаемые в письменных источниках «птичьи» имена
основателей двух (из пяти) шуских династий: Юй Фу («рыбная» утка, то
есть баклан) и Ду Юй (кукушка). Впрочем, для более определенных
выводов нужны прямые доказательства, связанные со структурой
мифоритуала.
На основе сопоставления археологических и мифологических
материалов можно реконструировать следующие базовые составляющие
саньсиндуйского мифа: два солярных дерева, растущих на вершине горы и
соединяющих три сферы мироздания, на ветвях которых растет девять
«солнечных цветов» и отдыхает девять (или десять) солнечных птиц. На
макушке одного из деревьев сидит петух, выполняющий присущую ему
функцию вызывать рассвет. Герой сбивает лишние солнца стрелами
(которые в ритуале мог замещать «золотой посох»), после чего совершает
новый подвиг, убивая водяное чудовище – на радость всем людям. В целом,
эта конструкция очень точно соответствует древнекитайскому циклу о
Стрелке (Хоу И). Его происхождение, как уже говорилось выше, выводят из
мифологии племен дунъи (древних австронезийцев). Данное открытие
доказывает, что основа этого цикла сложилась не в ханьское и даже не в
чжоуское время, а гораздо раньше, в эпоху развитой бронзы (а, возможно, и
позднего неолита). При этом центр формирования мифа оказывается
гораздо ближе к чускому, а не шанскому ареалу – как минимум, в
территориально-географическом, а, вероятно, и в этнокультурном
отношении.
По многим важным элементам (дерево на горе, девять солнечных птиц,
петух на вершине, возможность замены лука на шест (посох) в качестве
ритуального оружия) саньсиндуйский миф находит наибольшее число
112
соответствий в фольклоре, с одной стороны, австронезийских (и, отчасти,
австроазиатских) и, с другой стороны, тибето-бирманских народов. Нам
уже приходилось отмечать взаимосвязь между этими двумя традициями,
восходящую к этногенезу аустрических народов, на примере мотива
рождения человека из камня. В данном случае, мифологические параллели
обретают вещественную основу и выводят нас на проблему происхождения
культуры саньсиндуй, которая достаточно активно обсуждается в
литературе. М. Е. Кравцова полагает, что бронзовые личины изображают
«один и тот же антропологический тип, отмеченный явными
европеоидными чертами» и считает возможным соотнести сычуаньские
находки с миграцией скифо-сакских племен, либо с «евразийским
колесничным потоком». Предположение более чем заманчивое,
открывающее большие возможности для дальнейших сопоставлений, но
пока не имеющее археологических (да и антропологических) доказательств.
В качестве своеобразного дивертисмента укажем на более чем
оригинальную точку зрения на происхождение культуры саньсиндуй и, в
частности, бронзовых деревьев, предложенную Су Сань. Аналогии им она
находит среди находок в царских могилах Ура. По ее мнению, в
Саньсиндуй были изображены абрикосовые деревья, поскольку именно они
пользовались наибольшим почитанием у древних евреев. Не остались без
внимания и птички на ветках, которые особо почитались на Ближнем
Востоке, что подтверждается изображением птицы на государственном
флаге современного Египта. В том же духе выдержаны и другие
«доказательства». Это еще один пример живучести историографических
курьезов. Т. де Лакупри умер более века назад, но идеи его и методы (более
чем свободная трактовка чисто внешнего сходства при сопоставлении
различных объектов) продолжают жить.
В то же время в указанной книге хорошо забытое старое удивительно
гармонично сочетается с плохо усвоенным новым. Сама
«исследовательница» в качестве своих основных источников постоянно
ссылается на материалы «всемирной паутины», а в предисловии ее прямо
называют «настоящим человеком Интернета» (или «Интернет-человеком»).
Такая характеристика вполне симптоматична. Обилие разнородных данных
без их серьезного критического анализа на основе выработанной
методологии приводит к вольным или невольным ошибкам. Впрочем, иметь
свое (пусть и, мягко говоря, неадекватное) мнение по практически любой
проблеме – личное дело каждого человека. Следует лишь отделять научный
подход от досужих мечтаний. В этом отношении удивляет факт публикации
фантастической книжки вполне солидным научным издательством «Чжунго
шэхуй кэсюэ чубаньшэ», равно как и благожелательное предисловие,
написанное преподавателем авторитетного факультета китайской
литературы и руководителем докторантуры Народного университета,
профессором Цзинь Юаньпу. Увы, не только некоторые из отечественных
ученых не избежали соблазнов дутых сенсаций.
113
Для серьезного поиска истоков культуры саньсиндуй необходимо
воспользоваться ретроспективным подходом. Как уже говорилось, удалось
выявить линию прямого развития от саньсиндуй до государств Ба-Шу. Как
считал Р. Ф. Итс, басцы (и шусцы) были прямыми предшественниками
народов группы ицзу. Он же предположил наличие среди «коренного»
населения Чу не только предков мяо, но и предков туцзя, язык которых
относится к тибето-бирманской группе. Современный исследователь и
переводчик фольклора Ван Чанфу, сам ицзу по национальности, выделил ряд
элементов на саньсиндуйских бронзах, который сопоставил с традиционной
культурой своих соплеменников. В частности, обнаружилось сходство по
таким этнически значимым характеристикам, как одежда, головной убор и
головные украшения, прическа. Изображенный на некоторых бронзовых
головах обычай собирать волосы в одну прядь соответствует описанию
прически («волосы, собранные в пук») у племени цюнду, проживавшего «к
северу от Дянь» (то есть на территории современной Сычуани). Данная
деталь отмечена в качестве существенной в 116-й главе «Повествование о
синаньи» («юго-западных варварах») в составе «Исторических записок».
На других скульптурах отражен обычай закрывать голову плетенным
(«в виде косы») убором, что полностью соответствует способу повязывать
головной платок у современных ицзу. В мочках ушей у большинства личин
проделаны отверстия (для серег), что соблюдается и в наше время.
Наибольшее число совпадений Ван Чанфу выявил на самой большой
(«княжеской») фигуре: высокая парадная шапка, крой халата с V-образным
вырезом для шеи (вместо стоячего воротника), укороченные штаны,
нарукавники (которые у ицзу называются сянь), специальная лента (дута),
которой ицзу отмечали героев, сходство узоров на платье с современными
украшениями костюма. Каждый из перечисленных элементов, взятый в
отдельности, не может служить доказательством родственных связей
(высокие парадные шапки носили и русские бояре, и шотландские
гвардейцы, а косу по окружности головы укладывает и одиозная Юлия
Тимошенко); но в совокупности они делают данную гипотезу вполне
приемлемой для дальнейшей разработки. К уже перечисленным элементам
Ван Чанфу добавляет обряд кремации (в яме № 1 и у современных ицзу),
сходство между саньсиндуйскими нефритовыми жезлами и отличительным
знаком колдунов-бимо у ицзу, а также развитый миф о «лишних» солнцах и
лунах (их, соответственно, пять и шесть), которые сбивает стрелами герой
Чжигэаэр.
О последнем сюжете скажем немного подробнее. Эпическая поэма
ляншаньских ицзу «Лээ тэи» («Книга преданий») повествует о том, что
когда шесть солнц (и семь лун) стали появляться на небе одновременно, и
начались ужасные бедствия (вода испарялась, растительность сгорала,
животные поджаривались до смерти), то на помощь пришел рожденный
чудесным образом герой Чжигэа-Дракон. (Прозвище это он получил,
потому что мать зачала его от трех капель крови, которые уронил с неба
пролетавший Дракон-Орел; соответственно, будущий герой родился в год,
114
месяц, день и час дракона). Он поднялся на дерево на вершине горы
(отметим соответствие саньсиндуйской находке – фигуре крылатого
дракона, взбирающегося на бронзовое дерево, стоящее на подставке-горе; а
также намек на птичью (орлиную) составляющую в происхождении героя)
и стрелами сбил «лишние» светила. Но оставшиеся в одиночестве солнца и
луна испугались и спрятались; на земле наступил мрак. Тогда небесное
божество Бакэачжа послало к ним белого петуха с просьбой вернуться. В
качестве клятвы, гарантирующей безопасность светилам, было сделано
девять (3 х 3) надрезов на гребне петуха. С тех пор именно петух встречает
солнце громким пением на заре и провожает на закате.
Этнографы КНР связывают первичный импульс формирования ицзу с
ранним движением цянских племена на юг, в район современного Сичана
(Сикана), где, смешавшись с местными племенами, они дали начало народу
пу (бо). Этот народ (государство) упоминается в исторических хрониках в
одном ряду с Шу; сообщается также, что он проживал на одной территории
с боюэ (предки вьетов или чжуанов) и имел много одинаковых с ними
обычаев. В данном отношении заслуживает самого пристального внимания
и дальнейшего изучения указание Ян Мэйли на возможные контакты
протоцянских культур цицзя и сыва с древним населением северной
Сычуани. В качестве связующего звена, в котором представлены как
древнецянские, так и древнешуские элементы, можно указать на
западночжоуский могильник Жуцзячжуан, но вероятны и более ранние
контакты. Во всяком случае, именно о таких тесных связях
свидетельствуют данные древней мифологии, реконструируемой по
бронзовым изделиям из Саньсиндуй. В качестве рабочей гипотезы можно
отождествить носителей культуры саньсиндуй с предками народов группы
ицзу, формирование которых проходило в эпоху развитой бронзы на основе
взаимодействия местного населения и пришлых цянских племен, и при
этом с заметным влиянием со стороны приморских аустрических народов.
Календарный модуль 2.
Дисциплинарный модуль 9
К теме № 28 «Четыре великие удивительные книги». Развитие жанра
романа в эпоху Мин
116
неопровержимо свидетельствуют о его происхождении от народного романа
пинхуа.
Для китайской литературы характерен особый путь развития. Каждый из
больших периодов отмечен господством какого-то направления, когда
литераторы все силы устремляют главным образом на развитие и
усовершенствование именно этого вида. Во время Тан (618-907) это были
размеренные стихи (ши), отмеченные именами многих великих поэтов, среди
которых такие, как Ли Бо, Ду Фу, Мэн Хао-жань, Ван Вэй, Бо Цзюй-и, Ли
Шан-инь и многие другие. Для времени Сун (960-1279) - разностопные стихи
"на мотив" (цы) и ритмическая проза публицистического или философского
характера (гувэнь). Период монгольской империи Юань (1278-1367) - это
"золотой век" китайской драмы. Создание кистей великих писателей, то или
иное направление достигает своего апогея в свой период, а потом, не исчезая
из литературного обихода и творчества литераторов, все-таки отходит на
второй план, становится традиционным. Утверждается новое течение обычно
усилиями одного-двух выдающихся литераторов, их творения, произведя
глубокое впечатление на современников, долгое время служат потом
образцом для последующих писателей, использующих возможности
открытой основателями новой формы, оттачивающих ее и доводящих ее до
полного выявления всех ее возможностей. Появляются произведения одно
другого прекраснее. Но потом, когда возможности направления оказываются
исчерпанными, бессмертные шедевры замещаются подражаниями, и
направление уступает место другим формам, проходящим аналогичный путь
развития.
История авторского романа в Китае начинается с двух шедевров,
впитавших в себя весь опыт предшествующего жанра пинхуа. Первый из них
- "Речные заводи" (Шуй-ху чжуань) - принадлежит кисти Ши Най-аня,
второй - "Троецарствие" (Сань-го яньи) - его другу и ученику Ло Гуань-
чжуну. Оба автора жили на переломе, когда иноземное монгольское
государство Юань в результате народного восстания было заменено
национальной империей Мин. Однако правление основателя Мин Чжу Юань-
чжана (на троне в 1368-1398) оказалось жестоким и кровавым и не оправдало
тех надежд, которые возлагали на нового правителя его соратники. Ши Най-
ань, один из участников антимонгольского движения, отказался служить
новому императору и посвятил остаток своих дней написанию романа
"Речные заводи". Он не успел вполне закончить свое творение, завершил его
Ло Гуань-чжун. В романе изображено восстание Сун Цзяна в начале 20-х
годов XII столетия (оно, кстати, составило один из эпизодов пинхуа
"Забытые дела годов Сюань-хэ"). Ши Най-ань описал лагерь благородных
разбойников, бежавших от несправедливостей властей. Они организуют союз
Верных и Справедливых, где все равны и где царит справедливость и
доверие друг к другу. Этот утопический союз оказывается непобедимым - до
тех пор пока не идет на компромисс с императорской властью, после чего все
сто восемь героев один за другим погибают. Роман "Речные заводи" стал
образцом для последующих приключенческих и героических романов на
117
несколько веков. Второй роман - "Троецарствие" Ло Гуань-чжуна - также
имел своего предшественника в "Пинхуа по истории Троецарствия". Но если
в народном романе главная идея - предопределение, воздаяние правителям за
несправедливые дела, то роман Ло Гуань-чжуна в ряде параллельных
эпизодов демонстрирует, как следует и как не следует управлять, показывает
достоинства гуманного правления. Оба романа не случайно были созданы
двумя друзьями и единомышленниками. В них в скрытом виде таится
протест против жестокости и деспотизма новой власти империи Мин,
которой авторы отказались служить. После романа "Троецарствие" было
написано множество романов на исторические темы, причем к XX веку все
периоды китайской истории - от падения государства Инь и установления
империи Чжоу в XII веке до н. э. до провозглашения Республики в 1911 году
- оказались описанными в этих исторических эпопеях, бравших за образец
роман Ло Гуань-чжуна. Таким образом, китайский роман зародился как
историческая эпопея и как повествование о героях. Тем большее впечатление
произвел написанный в XVI веке роман У Чэн-эня (начало XVI в. - 1582?)
"Путешествие на Запад" (Си ю цзи). Роман этот, в основу которого положено
было действительное путешествие в Индию за священными книгами
буддийского монаха Сюань-цзана (600-664), на самом деле представляет
собой рассказ вполне легендарный о путешествии Сюань-цзана по
фантастическим странам, где Сюань-цзана и его спутников - царя обезьян
Сунь У-куна, бессмертного борова Чжу Ба-цзе и Монаха Песков встречает
множество препятствий, одолеваемых только с помощью волшебной силы и
при поддержке самого Будды и его посланцев. И этот роман тоже стал
образцом для многих более поздних произведений, описавших
фантастические путешествия в разные страны света. После исторического,
героического и фантастического романов появляется и бытовой роман
"Цзинь, Пин, Мэй" (названный так по именам трех ведущих женских
персонажей), предтеча реалистического направления в китайской литературе.
Автор скрылся под псевдонимом Насмешник из Ланьлина. Со времени
написания романа в конце XVI века до нашего времени этот псевдоним
раскрыть не удалось, хотя для этого предпринималось много попыток. И это
неудивительно. В романе изображены очень ярко и достоверно разложение и
бесчинства богатеев и властей предержащих с очень ясными намеками на
действительные дела верхушки общества. Замечателен он еще обильными
эротическими сценами, равных которым по откровенности и разнообразию
нет, пожалуй, во всей мировой литературе, хотя во многих литературах мира
эротика сопровождала начало реалистической струи. Потом было написано
много произведений густо эротических и попросту скабрезных, но по
яркости описания быта и нравов и по великолепному языку ни одно из них не
идет в сравнение с этим знаменитым романом. Во всех четырех названных
выше великих романах в той или иной степени присутствовал сатирический
элемент, возраставший от романа к роману. Поэтому естественным оказалось
рождение сатирического романа, во'главе которого встал роман У Цзин-цзы
(1701-1754) "Неофициальная история конфуцианства" (Жу линь вай ши). Он
118
оригинален по форме. Во-первых, автор отказался от традиционных
стихотворных заставок, концовок и промежуточных описаний. Во-вторых,
роман представляет собою длинную цепь самостоятельных новелл, в каждой
из которых изображен представитель чиновничьих кругов, причем они, эти
представители, лишь как исключение люди честные и дельные, в массе же
они продажны, жадны, жестоки, невежественны, надменны, готовы на
всяческие нарушения закона ради собственной выгоды. В конце очередной
новеллы-главы появляется новый персонаж, который становится ведущим в
следующей новелле. Наконец, последним в цепи великих романов становится
"Сон в красном тереме" - он же признается вершиной китайской литературы
и одной из высочайших вершин мировой литературы вообще.
Дисциплинарный модуль 11
К теме № 34: Цао Сюэцинь и его роман «Сон в красном тереме»
"СОН В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ" И ЕГО АВТОР ЦАО СЮЭ-ЦИНЬ
Роман "Сон в красном тереме" (Хун лоу мэн) впервые был издан в 1791
году в печатне Чэн Вэй-юаня, с двумя предисловиями: самого издателя и
некоего Гао Э; в романе было 120 глав, причем по предисловию было ясно,
что автор романа не успел его закончить и что закончил его Гао Э. В
следующем году "Сон в красном тереме" был еще дважды переиздан тем же
издателем с поправками - второе издание и считается каноническим текстом
романа, с него перепечатывались многочисленные издания XX века, в том
числе и лучшее из них 1957 года. Роман произвел на китайскую читающую
публику самое глубокое впечатление. За два века после его появления он
выдержал множество переизданий - больше, чем какое-либо другое
произведение китайской литературы, если, конечно исключить главный
идеологический свод - конфуцианский канон, лежавший в основе китайского
классического образования. Если искать ответ на вопрос, поставленный в
эпиграфе, то в Китае это несомненно "Сон в красном тереме". Роман собрал в
себе все великие достижения предшествующей китайской литературы
вообще и романа в частности. В нем есть и фантастика - предыстория
легендарного толка, вещие сны и тому подобное, - но не безудержная, как в
"Путешествии на Запад", а весьма тактичная, органически входящая в ткань
вполне реалистического повествования. Есть и тщательные описания быта в
его мельчайших деталях, и любовные, достаточно откровенные сцены - как в
"Цзинь, Пин, Мэй", но за всеми этими деталями скрывается плавно и логично
развивающееся повествование. Есть и критическое нелицеприятное
изображение нравов как богатых людей, так и бедняков - но в большей
сгепени в романе важны описания обычной жизни людей, их забав, радостей
и горестей. В романе много стихов. Но это не заставки, концовки, вставки, во
множестве встречавшиеся в более ранних романах и бывшие (кроме
"Неофициальной истории конфуцианства") неотъемлемой частью
композиции повествования. Стихи эти по большей части сочиняют
действующие лица романа, иногда в поэтических соревнованиях, очень
119
распространенных в старое время в Китае, иной раз на случай, иной раз,
чтобы полнее выразить свои чувства и среди стихов, ими написан-ных,
встречаются настоящие поэтические шедевры, особенно когда их пишут два
главных героя - Цзя Бао-юй и Линь Дай-юй. В целом же стихи служат не
столько украшением романа, сколько помогают характеристике героев.
Сюжет романа - это история расцвета и разорения большой, богатой -
несметно бога той - семьи, бездумно растратившей свои богатства, что
навлекает на ее членов множество бед и невзгод. В предисловии издателя
Чэн Вэй-юаня названо имя некоего Сюэ-циня из фамилии Цао, который
"несколько раз перерабатывал" роман. Далее говорится, что широко
распространены восемьдесят глав романа, однако доходили слухи, что всего
глав в романе сто двадцать. После долгих поисков издателю удалось найти
большинство недостающих глав (около тридцати). Один друг потрудился,
приводя текст в порядок ("подрезая слишком длинное и надставляя слишком
короткое"), и теперь он решается выпустить в свет роман, напечатав его
подвижным шрифтом (вещь не вполне обычная: китайское книгопечатание
до XX века предпочитало не набор, а ксилографию - печатание с резных
досок). Второе предисловие, принадлежащее упомянутому в первом
предисловии Гао Э, говорит о его восхищении полной редакцией романа,
предоставленной ему другом Чэн Вэй-юанем. Из всего этого можно понять,
что вполне завершенными оказались первые восемьдесят глав романа,
последние же сорок, хотя и существовали до издания Чэна, но в черновиках,
которые еще пришлось приводить в порядок, каковую работу и проделал
Гао Э.
Кто такой Цао Сюэ-цинь, названный в предисловиях и упомянутый во
вводной части первой главы романа, как якобы получивший уже готовый
текст, высеченный на камне, который он лишь "десять раз читал и пять раз
исправлял" и упорядочил, разделив на главы и дав главам названия, - кто этот
человек, толком никто не знал до самого XX века. И это не удивительно:
романы, написанные на разговорном языке байхуа, а не на классическом
языке древних сочинений вэньяне, настоящей литературой в старом Китае не
считались. И даже Гао Э, выразивший свой восторг словами: "Я был словно
персидский раб, любующийся увиденной драгоценностью", все-таки
добавляет: "Хотя книга эта и принадлежит к грубым рассказам и диким
историям".
Пришел XX век - и многое изменилось в китайских воззрениях на
литературу. Драма, роман, повесть и другая беллетристика, не без влияния
знакомства с европейскими литературами, стали в один "ряд с
произведениями "высокой" прозы и поэзии и прочно вошли в историю
китайской литературы как достойная и важная ее часть. Ученые нового
времени Ван Го-вэй, Ху Ши, Чжэн Чжэнь-до и многие другие предприняли
усердные поиски и одного за другим разыскали в китайских исторических
трудах и в "описаниях уездов" (так назывались многочисленные
произведения, которые мы сейчас назвали бы краеведческой литературой)
авторов знаменитых романов, повестей, пьес, новелл, биографические
120
сведения о них и другие их произведения. Среди новооткрытых'великих
писателей оказался и Цао Сюэ-цинь. Первая половина XVIII века, когда жил
Цао Сюэ-цинь, была временем великих перемен. В 1644 году в Китае
вспыхнуло восстание Ли Цзы-чэна, под ударами которого империя Мин,
пришедшая в 1368 году на смену монгольскому государству Юань и
просуществовавшая почти триста лет, прекратила свое существование.
Повстанцы вошли в столицу Пекин. В это время на северо-востоке
образовалось новое государство маньчжуров. Вождь маньчжуров Нурхаци в
1616 году назвал свое государство Поздняя Цзинь - в память другого
государства тоже маньчжурского племени чжурчжэней, существовавшего на
севере Китая в 1118-1234 годах (маньчжурские правители считали себя
наследниками чжурчжэней). Государство маньчжуров постепенно расширяло
свои границы, и в 1636 году, уже выйдя к Великой Стене, приняло другое
название - Цин. От дальнейшей экспансии удерживала Великая Стена. Когда
Ли Цзы-чэн вошел в Пекин, один из военачальников призвал маньчжуров на
помощь против повстанцев и. открыл для них заставу Шаньхайгуань.
Маньчжуры быстро справились с Ли Цзы-чэном, но уходить обратно не
пожелали и вскоре захватили Китай, распространив на всю страну название
Цин. Маньчжурская династия правила в Китае до 1911 года. Предки автора
"Сна в красном тереме" принадлежали к древнему роду. Предполагали даже,
что он восходит к знаменитому поэту, деятелю эпохи Троецарствия (220-264)
Цао Цао. Но реально генеалогия семьи Цао восходит к одному из соратников
Чжу Юань-чжана, основателя империи Мин. Имя этого предка, умершего в
1372 году, было Цао Лян-чэнь, он значительно способствовал укреплению
власти нового повелителя Китая. Его сын Цао Цзюнь в начале XV века
переселился из Центрального Китая на север, в Ляоян, на территории
нынешней северо-восточной провинции Ляонин, где его потомки оставались
на государственной службе и где их застало возвышение маньчжурского
предводителя Нурхаци. Внук Цао Цзюня, прапрапрадед автора романа, Цао
Си-юань, прапрадед Цао Чжэнь-янь, прадед Цао Си - все служили новой
империи со дня ее образования и после того, как в 1636 году маньчжуры,
дошедшие уже до Великой Стены, переименовали свое государство, дав ему
имя Цин.
Маньчжуры свои войска подразделяли на "восемь знамен" (по числу
основных и промежуточных частей света), причем инородцы в эти войска не
допускались. Но уже очень скоро были образованы аналогичные "знамена"
для монголов и для китайцев, отличившихся на маньчжурской службе,
зачисление их в "восьмизнаменные войска" считалось особой честью. Члены
семьи Цао с самого начала были зачислены в китайское (ханьское) войско
Белого Знамени и активно участвовали как в завоевании маньчжурами Китая,
так и в управлении завоеванными землями. Дед Цао Сюэ-циня (по другим
сведениям - двоюродный дед) Цао Инь (1658 - 1712) служил в южных
городах в нижнем течении Янцзы: в Сучжоу, Янчжоу, Цзяннине. Он
управлял ткацкими императорскими мануфактурами в Цзяннине (южнее
Нанкина) и одновременно был соляным инспектором в Янчжоу. Он
121
прославился не только как администратор, но и как выдающийся культурный
деятель, создатель одной из наиболее обширных частных библиотек и
организатор книгопечатания. Имя его и до сих пор входит в число восьми
наиболее прославленных ученых и литераторов города Янчжоу. После его
смерти его дело ненадолго воспринял его сын Цао Юн (ум. в 1615 г.), а потом
- племянник и приемный сын Цао Иня - Цао Фу, отец Цао Сюэ-циия. Цао
Инь при жизни своей купил большой кусок земли на окраине тогдашнего
Нанкина и разбил там великолепный парк, шедевр китайского садового
искусства. Потом этот парк перекупил другой крупный литератор, прозаик и
поэт, Юань Мэй (1716-1797), и под названием Сад Следования Природе (Суй
юань) прославил в своих сочинениях. Но раньше того парк семьи Цао под
названием "Сад Роскошных Зрелищ" (Да гуань юань) был детально описан в
романе "Сон в красном тереме". Цао Сюэ-цинь, первое имя которого Цао
Чжань, родился в 1715 году - как раз когда Цао Фу вступил в должность и во
владение имуществом своего приемного отца. Цао Сюэ-цинь рос в этом
парке, и его восприятие мира в значительной степени воспитано было
совершенством окружающих пейзажей. Однако как Цао Инь, так и его
преемники слишком полагались на свое богатство и жили, что называется, не
по средствам. Цао Фу получил в наследство не только дела и имущество, но
и огромные долги, которые семейство Цао так и не смогло никогда оплатить.
В 1728 году после нескольких неудачных попыток погасить долги по указу
императора Юн-чжэна (на троне в 1723-1736) все имущество семьи Цао было
конфисковано, и славившаяся роскошью и хлебосольством семья впала в
крайнюю бедность. Мы мало знаем о жизни Цао Сюэ-циня вообще и в
частности в этот последний период. Видимо, некоторое время после
разорения семьи он жил в Янчжоу, потом перебрался на север, на северо-
западной окраине Пекина купил домик недалеко от монастыря Лежащего
Будды, где и писал свой роман. Сохранилось несколько обращенных к нему,
а потом и оплакивающих его стихотворений, написанных его друзьями:
братьями-поэтами маньчжурами Дуньчэном (ум. в 1791 г.), Дуньминем
(1729-1796) и Чжан И-цюанем, о жизни которого ничего другого не известно.
Из стихов и из надписей на полях рукописей романа мы знаем, что в жизни
Цао Сюэ-циня было три женщины, одна из них рано умерла, две другие были
его женами, причем .последняя из них принесла ему счастье - но даже имен
этих женщин мы не знаем. В 1763 году была эпидемия оспы, унесшая его
сына и детей его друзей, и сам он, видимо заразившись от больного сына,
умер в ночь под новый год, который в переводе на наш календарь
приходился на первое февраля 1764 года, и не дожил до своего
пятидесятилетия.
Все исследователи романа "Сон в красном тереме" единодушно
признают, что основой сюжета романа послужила история семьи Цао Сюэ-
циня и что главный герой - Цзя Бао-юй во многом напоминает автора романа.
В самом деле - роман посвящен описанию жизни огромной семьи, очень
богатой и разветвленной, имеющей родственные связи во всех самых
богатых и знатных семьях города Цзиньлина (старое название Нанкина), где,
122
кстати, и было громадное поместье в 1967 му, купленное Цао Инем и
превращенное им в парк. В этом парке, получившем в романе название "Сад
Роскошных Зрелищ", проходит жизнь семьи в удовольствиях и развлечениях.
Денег в этой семье никто не считает. Главный герой Цзя Бао-юй,
единственный наследник и баловень всей семьи, живет в окружении сестер -
родных, двоюродных, троюродных - и их служанок. ("Красный терем" есть
китайское образное обозначение теремов, в которых живут девушки.)
Девочки и мальчики постепенно взрослеют. Две из двоюродных сестер, Линь
Дай-юй и Сюз Вао-чай, - предмет особо нежных чувств подрастающего
мальчика, чувство к Линь Дай-юй переходит в любовь. Когда встает вопрос о
женитьбе Бао-юя, семья должна выбрать между Линь Дай-юй и второй
сестрой. Дай-юй - девушка болезненная, от нее не ждут здорового потомства,
и поэтому выбрана Бао-чай. Происходит почти библейская история: Бао-юй
узнает, что его женили на Бао-чай, только в брачную ночь. Линь Дай-юй
умирает от горя, а Бао-юй исчезает из дома, и только потом его встречает его
отец Цзя Чжэн - его сын стал буддийским послушником. Этот основной
стержень романа развивается на фоне множества судеб героев и героинь
повествования. Судьбы сначала беззаботных молодых людей после
разорения семьи оказываются несчастливыми. Жизнь в "Саду Роскошных
Зрелищ" описана в подробнейших деталях: пейзажи и интерьеры, занятия и
развлечения, праздники и приемы - все есть на страницах романа, вплоть до
рецептов лекарств, прописанных больным. Воистину нет в литературе более
подробной и достоверной энциклопедии китайской жизни, чем этот роман.
Все действие вставлено в изящную рамку. Во время сражения древних
легендарных героев было пробито небо. Богиня-повелительница Нюй-ва
собрала тридцать шесть тысяч пятьсот один камень, сплавила их вместе и
залатала пролом. Но один камень остался. Побывав у нее в руках, он обрел
волшебные свойства, мог увеличиваться и уменьшаться, передвигаться и
разговаривать. Камень был найден двумя монахами - буддийским и
даосским, они его куда-то унесли, а после камень вновь был обнаружен с
записанными на нем судьбами людей в бренном мире. Про эти записи
(недаром другое название романа "Записи на камне", Ши тоу цзи) как раз и
говорится, что Цао Сюэ-цинь взял готовую историю и лишь обработал и
упорядочил ее. Далее камень обнаруживают во рту только что родившегося
Бао-юя, и он всегда носит его на шнурке на шее, не подозревая, что на камне
записана вся его судьба и судьба всех его близких. Монахи еще несколько
раз появляются на страницах романа и в конце концов уводят с собой его
главного героя. В истории расцвета и разорения семьи Цзя, несомненно,
угадывается история семьи Цао Сюэ-циня. Но, конечно, это не точный
сколок, и не только в деталях, но и в судьбах действующих лиц. Простой
пример: одна из сестер Бао-юя - Цзя Юань-чунь - замужем за самим
императором, и вплоть до своей смерти оказывает семье своих родителей
покровительство. В семье автора среди родственников была двоюродная
тетка Цао Сюэ-циня, мужем которой был член царствующего дома, но не
император и даже уже не великий князь. И таких примеров можно привести
123
много. В то же время две женщины в семье самого Цао Сюэ-циня как будто
повторяют судьбу Линь Дай-юй и Сюэ Бао-чай. Это частый случай в истории
мировой литературы: автор берет истинные события и реальных людей, по
изменяет их судьбы так, как этого требует художественная правда.
ИЕРОГЛИФИЧЕСКИЙ ТЕЗАУРС
1. Имена авторов
Цюй Юань 屈原
Сун Юй 宋玉
Цзя И 贾誼
Сыма Сянжу 司馬相如
130
Цао Цао 曹操
Цао Пи (Пэй) 曹丕
Цао Чжи 曹植
Тао Цянь (Тао Юаньмин) 陶潜(陶淵明)
Се Линъюнь 謝靈運
Сяо Тун 蕭統
Лю Се 劉勰
Мэн Хаожань 孟浩然
Ван Вэй 王維
Гао Ши 高適
Ли Бай 李白
Ду Фу 杜甫
Бай Цзюйи 白居易
Юань Чжэнь 元稹
Хань Юй 韩愈
Лю Юйси 劉禹錫
Ду Му 杜牧
Ли Шанъинь 李商隱
Сыкун Ту 司空圖
Оуян Сю 歐陽修
Сыма Гуан 司馬光
Ван Аньши 王安石
Су Ши (Су Дунпо) 苏軾(苏東坡)
Хуан Тинцзянь 黃庭堅
Ли Цинчжао 李清照
Лу Ю 陸游
Синь Цицзи 辛棄疾
Фань Чэнда 范成大
Гань Бао 干寶
Лю Ицин 劉義慶
Шэнь Цзицзи 沈既濟
Бай Синцзянь 白行簡
Гуань Ханьцин 關漢卿
Ван Шифу 王實夫
Ма Чжиюань 馬致遠
Бо Пу 白朴
Ло Гуаньчжун 羅貫中
Ши Найань 施耐庵
131
У Чэнъэнь 吳承恩
Ланьлинский насмешник 兰陵笑笑生
Фэн Мэнлун 馮梦龙
Лин Мэнчу 淩濛初
Ли Юй (Ли Ливэн) 李漁 (李笠翁)
Фан Бао 方苞
Пу Сунлин 蒲松齡
Цзи Юнь 紀昀
Юань Мэй 袁枚
Шэнь Фу 沈复
У Цзинцзы 吳敬梓
Цао Сюэцинь 曹雪芹
Цзэн Пу 增樸
Лу Синь 魯迅
Лао Шэ 老舍
Цянь Чжуншу 钱钟书
Ван Мэн 王蒙
Фэн Цзицай 冯骥才
Цань Сюэ 残雪
2. Названия произведений
132
«Книга сыновней почтительности» 孝經
(«Сяо цзин»)
«Эр я» 薾雅
«Вопросы к небу» («Тянь вэн»ь) 天問
«Персиковый источник» 桃花源
«Резной дракон литературной мыли» 文心雕龍
(«Дракон, изваянный в сердце
письмен»)
«Расположенные по 列異轉
порядкуповествования о странном»
(«Ле и чжуань»)
«Записки о поисках духов» («Соу шэнь 搜神记
цзи»)
«Новое изложение рассказов, в свете 世說新語
ходящих»
«Волшебное изголовье» 枕中記
«Жизнеописание красавицы Ли» 李娃傳
«Обида Доу Э» 竇娥冤
«Сон о бабочках» 蝴蝶夢
«Спасение обманутой» 救風塵
«Западный флигель» 西廂記
«Осень в ханьском дворце» 漢官秋
«Дождь в платанах» 梧桐雨
«Шихуа о том, как Трипитака Великой 大唐三藏取經詩話
Тан добыл священные книги»
«Троецарствие» 三國演義
«Речные заводи» 水滸傳
«Путешествие на Запад» 西遊記
«Цветы сливы в золотой вазе, или 金瓶梅
Цзинь, Пин, Мэй»
Каноны цикла «Три – сто – тысяча» 三百千
«Канон трех иероглифов» («Сань цзы 三字经
цзин»)
«Канон ста фамилий» («Бай цзя син») 百家姓
«Канон тысячи иероглифов» («Цянь 千字文
цзы вэнь»)
«Рассказы о древности и 古今小說
современности»
«Три слова» («Троесловие») 三言
«Слово ясное, мир наставляющее» 喻世明言
«Слово доступное, 警世通言
мирпредостерегающее»
133
«Слово вечное, мир пробуждающее» 醒世恆言
«Первый выпуск совершенно 初刻拍案驚奇
удивительных рассказов»
(«Поразительное. Первая часть»)
«Второй выпуск совершенно 二刻拍案驚奇
удивительных рассказов»
(«Поразительное. Вторая часть»)
«Камни кивают» 石點頭
«Немые пьемы» 無聲戲
«Двенадцать башен» 十二樓
«Подстилка из плоти» 肉鋪團
«Описание удивительного из кабинета 聊斋志异
Ляо» («Записки Ляо Чжая о вещах
невероятных»)
«Записки из хижины «Великое в 閲微草堂笔記
малом»
«Новые записи Ци Се, или О чем не 子不語, 新齐諧
говорил Конуций»
«Шесть записок о быстротечной 浮生六記
жизни»
«Неофициальная история 儒林外史
конфуцианцев»
«Сон в красном тереме» 紅樓夢
«Записки о камне» («История камня») 石頭記
«Судьба золота и яшмы» 金玉緣
«История двенадцати шпилек из
金陵十二釵
Цзиньлина»
«Цветы в море зла» 孽海花
«Записки сумасшедшего» 狂人日記
«Подлинная история А-кью» 阿 Q 正传
«Старые легенды в новой редакции» 故事新编
«Рикша» 骆驼祥子
«Записки о кошачьем городе» 猫城記
«Сказители» 鼓书艺人
«Осажденная крепость» 围城
«Метаморфозы, или Игра в складные 活动变人形
картинки»
«Крик» 啊
«Высокая женщина и ее муж- 高女人和她的矮丈夫
коротышка»
«Итальянская скрипка» 意大利小提琴
«Венгерский велосипед» 匈牙利脚踏车宝
134
3. Имена литературных героев
Ин-ин 鶯鶯
Цао Цао 曹操
Сунь Цюань 孙权
Лю Бэй 刘备
Чжан Фэй 张飞
Гуань Юй 关羽
Чжугэ Лян 诸葛亮
Сун Цзян 宋江
У Сун 武松
Ли Куй 李逵
Сунь Укун 孙悟空
Сюаньцзан 唐僧
Чжу Бацзе 猪八戒
Шасэн 沙僧
Симэнь Цинн 西門慶
Пань Цзиньлянь 潘金蓮
Ли Пинэр 李瓶兒
Пан Чуньмэй 龐春梅
Линь Дайюй 林黛玉
Сюэ Баочай 薛宝釵
Цзя Баоюй 贾宝玉
Ода (фу) 賦
«Музыкальная палата»; 樂府
управленческая структура и
поэтическая форма (Юэфу)
Концепция фу гу (возрождения 復古
древности)
Афоризм цзацзуань 雜纂
Повествовательная проза сяошо 小說
Цирковые представления байси («сто 百戲
игр»)
Театральные действа цзацзюй 雜劇
Южные пьесы наньси 南戲
Амплуа: мо, дань, цзин, чоу 角色: 末旦净丑
135
Вставка сецзы («клин», дополнительное 楔子
действие в драме)
«Народные книги» (прозаические 評話
сказы) пинхуа
«Вверху картины, внизу текст» 上图下文
(структура книг пинхуа)
«Четыре великие удивительные книги» 四大奇書
Многоглавная проза 章回小説
Пролог (жухуа) 入話
Царства Вэй, У, Шу 魏吳蜀
Лагерь повстанцев Ляншаньбо 梁山伯
Дунлиньская академия 東林書院
Восьмичленные сочинения 八股文章
Миниатюра-эссе 小品文
Городская повесть хуабэнь 話本
Подражательная хуабэнь 拟話本
Тунчэнская школа 桐城派
Проза малых форм бицзи 笔記小説
Пекинская музыкальная драма 京劇
Великая пролетарская культурная 无产阶级文化大革命 (文革)
революция (Культурная революция)
«Обличительная литература» 暴露小说
«Литература шрамов» 伤痕文学
«Литература размышлений» 反思文学
«Литература поиска корней» 寻根文学
Поток сознания 意识流动
Интернет-литература 网络文学
Драма
百戲 雜劇 南戲 角色 末旦净丑 楔子
關漢卿竇娥冤 蝴蝶夢 救風塵 王實夫 西廂記
馬致遠漢官秋 白朴 梧桐雨
Пинхуа
評話 上图下文 大唐三藏取經詩話
Академия Дуньлинь
東林書院 八股文章 小品文
Сань-Бай-Цянь
三百千三字经 百家姓 千字文
Литературные школы
桐城派方苞 古文 笔记
Новелла, эссе
蒲松齡聊斋志异 笔記小説
紀昀 四库全書 四库全書总目提要 閲微草堂笔記
袁枚 子不語 新齐諧
沈复 浮生六記
《闺房記乐》、《闲情記趣》、《坎坷記愁》、《浪游記快》
《中山記历》、《养生記道》
Афоризмы
雜纂 清言
137
Новая литература
京劇 增樸 孽海花
Новейшая литература
魯迅 狂人日記 阿 Q 正传 故事新编
老舍 骆驼祥子 猫城記 鼓书艺人
无产阶级文化大革命 文革
钱钟书 围城
王蒙 活动变人形
馮驥才 啊 高女人和她的矮丈夫 意大利小提琴
匈牙利脚踏车宝
Литературные течения XX в.
暴露小说 伤痕文学 反思文学 寻根文学 意识流动 网络文学
现代小说 当代小说
高行健
蔡骏
138