Вопросы прикладной теории войны

Андрей Кокошин
Вопросы прикладной
теории войны
«Высшая Школа Экономики (ВШЭ)»

2018
УДК 355.4
ББК 68
Кокошин А. А.
Вопросы прикладной теории войны / А. А. Кокошин — «Высшая
Школа Экономики (ВШЭ)», 2018
ISBN 978-5-7598-1765-9
Книга академика РАН А.А. Кокошина написана на основе его многолетних

фундаментальных и прикладных исследований и практической деятельности
в качестве первого заместителя министра обороны Российской Федерации,
секретаря Совета обороны Российской Федерации, секретаря Совета
Безопасности Российской Федерации. Автор предлагает к рассмотрению пять
компонентов теории войны: война как продолжение политики; война как
состояние общества и состояние определенного сегмента системы мировой
политики; война как столкновение двух или более государственных структур
и военных машин; война как сфера неопределенного, недостоверного;
война как задача управления (руководства). В книге также представлена
методология изучения войн как политического и социального феномена,
изложены некоторые элементы теории войны и мира, дана характеристика
традиционных и нетрадиционных методов военного противоборства. Для
обучающихся в магистратуре, аспирантуре (адъюнктуре), докторантуре,
преподавателей гражданских и военных вузов, а также для всех
интересующихся политико-военной и военно-стратегической проблематикой.
УДК 355.4
ББК 68
© Кокошин А. А., 2018
ISBN 978-5-7598-1765-9 © Высшая Школа Экономики
(ВШЭ), 2018
А. А. Кокошин. «Вопросы прикладной теории войны»
Содержание
Введение 7
Глава 1 11
Глава 2 17
Глава 3 23
Глава 4 50
Глава 5 56
Глава 6 72
Глава 7 78
Глава 8 89
Глава 9 94
5
Андрей Афанасьевич Кокошин

Вопросы прикладной теории войны
© Кокошин А.А., 2018
***
6
Введение
Характер, содержание войн, формы ведения боевых действий, используемые техниче-
ские средства за тысячелетия существования человеческой цивилизации изменились в огром-
ных масштабах. Описание войны в различных исторических и теоретических исследованиях
приобретает все более сложный, многомерный характер, но во многом остается фрагментиро-
ванным.
В целом можно констатировать, что в современных общественных науках вопрос о при-
роде войны, ее разнообразных измерениях остается малоизученным. Соответственно, явно
недостаточно разработаны многие вопросы, связанные с предотвращением войны в мировой
политике. Среди прочего следует иметь в виду, что в изучении проблем войны и мира доми-
нируют чрезмерно рационалистические представления о войне.
С высокой степенью достоверности можно предположить, что недостаточная разработан-
ность такого рода проблем связана с весьма значительными трудозатратами при проведении
соответствующих исследований. Это относится и к их предварительной стадии, требующей
скрупулезной работы по подбору и оценке необходимых политических, социологических дан-
ных, часто базового характера. Еще большие сложности возникают при рассмотрении поли-
тико-психологических параметров войны.
Об огромной трудозатратности социологического исследования войны свидетельствует,
в частности, соответствующий раздел работы П.А. Сорокина «Социальная и культурная дина-
мика» (Часть шестая. «Флуктуация войн в системе групповых отношений») 1.
С теоретическими вопросами войны связан и вопрос о методах и способах предотвра-
щения войны, об обеспечении мира.
Анализ многих исследований в этой области позволяет говорить, что, несмотря на уси-
лия многих весьма серьезных авторов в прошлом и настоящем, цельной современной теории
войны, применимой в том числе и с прикладной точки зрения, нет.
Понятие «война» употребляется во многих сферах человеческой деятельности, но к
этому необходимо относиться достаточно осмотрительно, не пренебрегая кавычками – говоря,
например, о «торговых войнах», «информационных войнах», «кибервойнах», «войнах валют»,
«когнитивных войнах» и т. п. Широкое распространение получило понятие «холодная война»,
которую следует рассматривать прежде всего как определенное состояние системы мировой
политики2.
М.А. Борчев в своей статье в «Военной мысли» писал, что «война может быть “невоору-
женным насилием”, не обязательно включающим вооруженное насилие» 3.
По мнению В.П. Гулина, подобное изменение содержания войны является результатом ее
эволюции в XX в. Он считал, что на смену войнам с большими людскими потерями идут «бес-
кровные», «неболевые», «цивилизованные» войны, в которых цели достигаются не посред-
ством прямого вооруженного вмешательства, а путем применения иных форм насилия (эко-
номических, дипломатических, информационных, психологических и др.), как это было в
«холодной войне» – без сражений массовых армий. Гулин отмечал, что войну отличает не
форма насилия, а основные ее сущностные признаки: бескомпромиссная борьба с примене-
1
Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика: Исследование изменений в больших системах искусства, истины этики,
права и общественных отношений / пер. с англ. СПб.: Изд-во Российского христианского гуманитарного ин-та, 2000. С. 619–
620.
2
См.: Сетов Р.А. Современный мировой порядок и государственные интересы России. Термины, теории, прогнозы. М.:
Три квадрата, 2010. С. 47–49.
3
Борчев М.А. О методологии развития и формирования военной науки // Военная мысль. 1997. № 4. С. 63–72.
7
нием средств насилия в течение определенного времени; победа одной из сторон и поражение
другой, существенное изменение соотношения сил и в итоге их иная расстановка 4.
В связи с этим В.В. Серебрянников обоснованно писал: «Исчезает определенность, грань
между истинным и ложным в понимании войны. Понятие войны приобретает бесчисленное
множество смысловых значений. Исчезают границы той объективной реальности, которую
понятие “война” призвано отражать. Это не может не вносить путаницу в общественно-поли-
тические отношения, программы и заявления, действия людей и социальных институтов, не
говоря о ведомственных»5.
В труде группы советских военных теоретиков в свое время отмечалось: «Война не сво-
дится только к вооруженной борьбе, хотя без нее и нет войны. Вооруженная борьба составляет
главный специфический признак войны» 6. Это положение следует признать справедливым и
в современных условиях. Действительно, острый конфликт без применения специфических
средств вооруженной борьбы не следует считать войной.
В фундаментальной «Новой философской энциклопедии», подготовленной под руко-
водством одного из крупнейших отечественных ученых академика РАН В.С. Степина, в
частности, говорится, что война – это «(1) состояние вражды, борьбы с кем-либо <…> (2)
организованная вооруженная борьба между государствами, нациями, социальными группами,
осуществляемая специальным институтом (армией) с привлечением экономических, полити-
ческих, идеологических, дипломатических средств» 7. Главной характерной чертой войны, по
этому определению, является именно вооруженная борьба, причем осуществляемая особым
институтом – вооруженными силами.
В ходе семинара в Военной академии Генерального штаба Вооруженных сил РФ 6
декабря 2017 г. было сформулировано определение войны, «не вызвавшее возражений». Его
огласил кандидат педагогических наук полковник А.Н. Бельский: «Война – социально-полити-
ческое явление, представляющее собой одну из форм разрешения противоречий между госу-
дарствами, народами, нациями и социальными группами средствами военного насилия для
достижения политических целей»8. Один из лидеров отечественной военной науки генерал
армии М.А. Гареев обоснованно пишет о том, что «современные войны еще более тесно пере-
плетаются с невоенными средствами и формами противоборства. Они оказывают свое влияние
и на способы ведения вооруженной борьбы»9.
Война является сферой применения вооруженных сил, создаваемых и развиваемых спе-
циально для ведения разного рода войн, несмотря на рост значимости экономических, соци-
альных, информационных и прочих аспектов войны.
Среди видов отношений между государствами (и негосударственными субъектами миро-
вой политики) значительное место занимает принуждение. Принуждение может осуществ-
ляться в более явной и в неявной форме. Военное насилие – это самая радикальная форма
принуждения.
Как справедливо пишет профессор Военной академии Генерального штаба Вооруженных
Сил СССР И.С. Даниленко, «война – сложнейшее общественное явление». Он добавляет, что
над раскрытием глубоких тайн природы этого явления «бьются лучшие умы всех поколений
рода человеческого, от древних до современных <…> и до сего времени убедительных обще-
4
Гулин В.П. О новой концепции войны // Военная мысль. 1997. № 2. С. 14.
5
Серебрянников В.В. Социология войны. М.: Научный мир, 1997. С. 35.
6
Марксизм-ленинизм о войне и армии / под ред. Н.Я. Сушко, С.А. Тюшкевича. Изд. 4-е. М.: Воениздат, 1965. С. 16.
7
Новая философская энциклопедия. Т. 1: А – Д. М.: Мысль, 2000. С. 425.
8
См.: Сухих К. Точка в войне // Военно-промышленный курьер. 2017. № 47 (711).
9
Гареев М.А. О выработке у офицеров качеств и навыков, необходимых для проявления высокого уровня военного искус-
ства // Военная мысль. 2017. № 12. С. 76.
8
признанных ответов на многие фундаментальные вопросы не получено» 10. Авторитетный оте-

чественный военный историк С.Н. Михалев полностью обоснованно говорит (в духе древнего
китайского мыслителя и полководца Сунь-Цзы) о том, что «войну необходимо понять, изу-
чить, готовиться к ней – это закон жизни государства, возлагающего на себя ответственность
за благополучие и само существование народа своей страны» 11. С такой постановкой вопроса о
войне как социальном и политическом феномене, которому свойственна именно вооруженная
борьба, нельзя не согласиться.
***
Автору в ходе работы над этой темой довелось обратиться к целому ряду энциклопеди-
ческих статей. Во многих из них представлены взгляды на войну представителей различных
научных школ, однако приходиться констатировать, что компоненты войны в них не выделены.
Одним из примеров является обширная статья в «Новой энциклопедии Британника». В ней, в
частности, говорится о том, что «анализ войны может быть разделен на несколько категорий»;
при этом «часто различают философский, политический, экономический, технологический,
правовой, социологический и психологический подходы» 12. Такое дробление «анализа войны»
важно, но не дает возможности составить целостное представление о войне как политическом
и социальном явлении.
Обобщение различных исторических и теоретических исследований позволило автору
выделить следующие компоненты теории войны в современных условиях:
• война как продолжение политики;
• война как состояние общества и состояние определенного сегмента системы мировой
политики;
• война как столкновение двух (или более) государственно-политических структур (или
негосударственных структур, сил);
• война как сфера неопределенного, недостоверного;
• война как задача управления (политическое и военно-стратегическое руковод-
ство/управление) войной.
Очевидно, что отмеченными выше компонентами не исчерпываются все параметры
войны как сложного, многомерного социального явления, которому принадлежит чрезвычайно
важное место в общественной жизни. Но автор выражает надежду, что данная небольшая
работа (предлагаемая прежде всего как своего рода тезисы лекций по теории войны в рамках
изучения базовых проблем мировой политики) послужит делу выстраивания «системы коор-
динат», в которой может и должна рассматриваться война в современных условиях. Очевидно,
что рассмотрение войны в самых разных ее измерениях имеет и немаловажное прикладное
значение.
Необходимы дальнейшие научные усилия по анализу этого важнейшего общественного
феномена, по выявлению всех параметров войны и их взаимосвязи. Это важно, в частности,
для обеспечения стратегической стабильности, для предотвращения войн разных масштабов
и интенсивности.
Данная работа не претендует на изложение цельной, всеобъемлющей теории войны. В
ней предпринята попытка лишь подчеркнуть важность создания такой теории и обеспечить
10
Даниленко И.С. Классика всегда актуальна // Стратегия в трудах военных классиков. М.: Изд. дом «Финансовый кон-
троль», 2003. С. 45.
11
Михалев С.Н. Военная стратегия. Подготовка и ведение войн Нового и Новейшего времени. М.; Жуковский: Кучково
поле, 2003. С. 24.
12
Theory and Conduit of War // The New Encyclopedia Britannica. Vol. 29. Macropaedia. Knowledge in Depth. Chicago; L.,
etc., 2003. Р. 628–695.
9
некоторое продвижение в этом направлении. Для создания адекватной теории войны необхо-
дим большой объем дополнительных конкретно-исторических исследований, исследований на
стыках различных дисциплин, уверенное длительное (институализированное) и тесное взаи-
модействие между гражданскими учеными и военными специалистами и учеными.
10
Глава 1
О некоторых элементах теории войны и мира
Немаловажную роль и в современных условиях играют мысли, оценки, формулировки
различных военных и гражданских мыслителей прошлого.
Среди отечественных военных теоретиков ХХ в. наиболее известны Н.В. Медем, Г.В.
Жомини, Г.А. Леер, А.А. Свечин, А.Е. Снесарев, Б.М. Шапошников, М.Н. Тухачевский. Особо
следует сказать об М.В. Фрунзе, который своими работами первой половины 1920-х годов во
многом способствовал тому расцвету военной мысли в СССР, который имел место в 1920-е
– первой половине 1930-х годов.
Не следует забывать и о роли крупнейших советских военачальников Великой Отече-
ственной войны, которые внесли свой вклад в глубокое осмысление вопросов военной страте-
гии и оперативного искусства, стратегического управления (руководства). Этот период отме-
чен именами прежде всего Г.К. Жукова, А.М. Василевского, К.К. Рокоссовского, И.С. Конева,
С.М. Штеменко.
Если говорить о периоде 1960–1980-х годов, можно отметить вклад В.Д. Соколовского,
С.Г. Горшкова, Н.В. Огаркова, А.А. Данилевича, И.С. Лютова.
Среди современных отечественных теоретиков следует назвать прежде всего таких авто-
ров, как М.А. Гареев, И.С. Даниленко, В.А. Золотарев, С.А. Тюшкевич, Н.А. Шеремет и др.
Говоря в целом о существующей теории войны, отметим, что нас уже не могут удовлетво-
рять многие положения этой теории, которые отрабатывались в предыдущие периоды истории.
Вместе с тем в суждениях по вопросам войны и мира выдающихся мыслителей прошлого, ряда
военных теоретиков и военачальников сохраняется немало актуального, вполне применимого
и к нынешним условиям.
Для разработки теории войны по-прежнему ценными остаются труды К. фон Клаузевица
(прежде всего его самая известная работа «О войне»), трактат китайского полководца и мыс-
лителя VI–V в. до н. э. Сунь-Цзы («О военном искусстве») и труды ряда других теоретиков
прошлого (Р. Монтекукколи, Морица Саксонского, Н.П. Михневича и др.).
Большое значение для работы над современной теорией войны сохраняет труд голланд-
ского мыслителя Гуго Гроция «О праве войны и мира», насыщенный многочисленными ссыл-
ками на авторов Античности и Средневековья. К нему, к сожалению, нечасто обращаются
современные авторы, стремящиеся внести свой вклад в теорию войны.
Нельзя не отметить, что в сочинении «О войне» Клаузевиц в своих рассуждениях о при-
роде, характере этого сложнейшего явления идет гораздо дальше констатации (столь широко
известной публике), что война есть продолжение политики другими, насильственными сред-
ствами.
Как далеко не ординарный автор по военным вопросам проявил себя Фридрих Энгельс,
сделавший поразительные предвидения относительно Первой мировой войны за 28 лет до ее
начала.
Практически все государственные деятели и военачальники стран Европы в годы, пред-
шествовавшие Первой мировой войне, не смогли с точностью определить ее характер, дли-
тельность, последствия, имели в целом смутное представление о том, как, по каким причинам
эта война может произойти. Прогнозы Энгельса базировались на анализе тенденций, скла-
дывавшихся в системе мировой политики после франко-прусской войны 1870–1871 гг., и
учете особенностей развития военного дела в Европе. Сделаны они были в период очеред-
ного обострения международной обстановки в Европе в 1887–1888 гг. Энгельс был серьезным
исследователем в различных областях общественных наук. Он много внимания уделял роли
11
развития вооружений и военной техники, проведя целый ряд весьма интересных исследований
по этой проблематике.
Фридрих Энгельс известен большим числом как публицистических, так и научных работ
по политико-военной и военной проблематике13. В его прогностических оценках присутствует,
безусловно, определенная идеологическая заданность. Это не могло не сказаться на ряде эле-
ментов его предвидений, которые не сбылись именно в наиболее их идеологизированной части.
Весьма точными оказались оценки Энгельса политических последствий мировой войны
применительно к судьбам ряда основных государств – участников предсказанной войны, сде-
ланные им 15 декабря 1887 г. во введении к брошюре Сигизмунда Боркхейма «На память ура-
патриотам. 1806–1807 гг.», где он указывал: «Все это кончается всеобщим банкротством; крах
старых государств и их рутинной государственной мудрости – крах такой, что короны дюжи-
нами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная
невозможность предусмотреть, как это все кончится и кто выйдет победителем из борьбы» 14.
Действительно, результатом Первой мировой войны, как известно, был крах нескольких
империй и монархий – Российской, Германской, Австро-Венгерской и Османской. Оказался
несбывшимся прогноз Энгельса только относительно того, что некому будет поднять «упавшие
короны».
Далее в этой же работе Фридрих Энгельс писал, что одной из причин будущей мировой
войны с эпицентром в Европе будет гонка вооружений: «Такова перспектива, если доведенная
до крайности система взаимной конкуренции в военных вооружениях принесет наконец свои
неизбежные плоды». В публицистическом духе Энгельс заявлял: «Вот куда, господа короли и
государственные мужи, привела ваша мудрость старую Европу» 15. И нельзя не подчеркнуть,
что в этом суждении Энгельс был абсолютно прав.
Относительно характера будущей войны, которую Энгельс прозорливо назвал всемирной
войной, он сделал следующее заключение: «И, наконец, для Пруссии – Германии невозможна
уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война неви-
данного раньше размера, невиданной силы»16. Энгельс писал о том, что численность воору-
женных сил противоборствующих сторон будет огромной, значительно превышающей числен-
ность, имевшую место в предыдущих войнах в Европе: «От 8 до 10 миллионов солдат будут
душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда
еще не объедали тучи саранчи»17. Энгельс ярко писал о разрушительных последствиях гряду-
щей всемирной войны: «Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, сжатое на про-
тяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее
одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница
нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите» 18. Этот прогноз
Энгельса полностью оправдался применительно к Российской империи, где за ее очень дорого-
стоящим участием в Первой мировой войне последовала братоубийственная, исключительно
разрушительная Гражданская война 1918–1922 гг.
13
Среди них: глава из книги «Анти-Дюринг», работы по революции 1848–1849 гг., статьи о колониальных войнах Вели-
кобритании, восстании в Индии, серия статей для «Новой американской энциклопедии» («Армия», «Пехота», «Кавалерия»,
«Артиллерия», «Флот» и др.), статьи о Крымской войне 1853–1856 гг., Итальянской войне 1859 г. и кампании Гарибальди
в Сицилии и Южной Италии в 1860 г., работа по военной реформе в Германии (1860–1861), статьи о Гражданской войне в
США (1861–1865), австро-прусской войне 1866 г. и франко-прусской войне 1870–1871 гг.; немало публицистических работ,
в которых в разных ракурсах затрагивались проблемы войны и мира 1870–1890-х годов.
14
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 21. М.: Изд-во политической литературы, 1961. С. 361. <http://
www.informaxinc. ru/lib/marx/21.html#s356> (дата обращения – 14.11.2017).
15
Там же.
16
Там же.
17
Там же.
18
Там же.
12
В письме от 7 января 1888 г. Фридриху Адольфу Зорге, своему другу, деятелю между-
народного и американского рабочего и социалистического движения, Энгельс развивал свои
оценки перспектив классовой борьбе в Европе следующим образом: «Война <…> отбросила
бы нас на годы назад»19. Он обратил внимание на то, что «шовинизм затопил бы все, так как
это была бы борьба за существование». При этом, отмечал Энгельс, «Германия выставила бы
около 5 миллионов солдат, или 10 % населения, другие – около 4–5 %, Россия – относительно
меньше. Но всего на полях сражений было бы 10–15 миллионов людей. Хотел бы я видеть,
как их прокормят; опустошение было бы такое же, как и в Тридцатилетнюю войну. И дело не
кончилось бы быстро, несмотря на громадные военные силы»20. Обосновывая прогноз, Фри-
дрих Энгельс давал оценку высокому уровню военных приготовлений Франции, осуществлен-
ных после ее поражения в франко-прусской войне. Он, в частности, писал: «На северо-запад-
ной и юго-восточной границах Франция защищена очень широкой линией крепостей, а новые
укрепления Парижа образцовы»21.
Энгельс предупреждал и о том, что Германия не сможет одним ударом (в стиле страте-
гии Мольтке-старшего в прусско-австрийской войне 1866 г. и франко-прусской войне 1870–
1871 гг.) разгромить и Россию: «Россию <…> нельзя взять штурмом». Энгельс предвидел, что
одним из результатов затянувшейся общеевропейской войны станет усиление США по отно-
шению к европейским державам. Он писал: «Победительницей оказалась бы по всей линии
американская промышленность». Но вывод из этой оценки Энгельс сделал слишком радикаль-
ный. Он считал, что американская промышленность «поставила бы нас всех перед выбором:
либо вернуться назад к земледелию только для собственного потребления <…> либо – соци-
альный переворот» 22. Говоря об обстановке 1888 г., Энгельс писал: «Я думаю, что доводить
дело до крайности, идти дальше мнимой войны не собираются». При этом прозорливо доба-
вил: «Но стоит только раздаться первому выстрелу, как вожжи выпадут из рук и лошади поне-
сут…»23. Таким «первым выстрелом» оказалось убийство сербским студентом Гаврило Прин-
ципом эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево 28 июня 1914 г.
Сегодня очевидно, что оценка Фридрихом Энгельсом степени истощения Европы в
целом не оправдалась. Жертвы, понесенные европейскими странами в Первой мировой войне,
были огромными, но от них Западная Европа (по крайней мере страны-победительницы) срав-
нительно быстро оправилась. Сложнее обстояло дело в Германии и особенно в России. Разру-
шительная мировая война в конечном итоге привела к появлению в Германии крайне шовини-
стического и расистского режима нацистов, который инициировал еще более разрушительную
и жестокую войну – Вторую мировую. Последствием Первой мировой войны в России стал
приход к власти леворадикальных сил (большевиков) во главе с В.И. Лениным, сначала меч-
тавших о «мировой социалистической революции», а позднее поставивших цель построения
социализма в одной отдельно взятой стране. Попытка реализации этой цели привела к значи-
тельным жертвам. Но созданная в СССР к 1941 г. промышленная база, мощные вооруженные
силы сыграли решающую роль в победе антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне.
И в этом огромная историческая заслуга нашей страны, нашего народа.
Вернемся к размышлениям Энгельса. На его предвидениях есть смысл остановиться
подробнее, поскольку они до сих пор носят уникальный характер в мировой науке.
Энгельс активно продвигал идеи о зависимости победы в войне от уровня экономиче-
ского и научно-технического развития страны, от наличия материальных средств. Он писал,
19
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 37. М.: Изд-во политической литературы, 1965. С. 9. <http://
www.informaxinc. ru/lib/marx/37.html#s75> (дата обращения – 14.11.2017).
20
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 37. С. 9.
21
Там же. С. 9–10.
22
Там же. С. 10.
23
Там же.
13
что «победа насилия основывается на производстве оружия, а производство оружия в свою

очередь основывается на производстве вообще, следовательно – на “экономической мощи”, на
“хозяйственном положении”, на материальных средствах, находящихся в распоряжении наси-
лия»24. Энгельс утверждал, что «ничто так не зависит от экономических условий, как именно
армия и флот». По его мнению, вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят
прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения.
Энгельс был едва ли не первым военным теоретиком, который обратил особое внимание на эти
факторы. При этом Энгельс безусловно преуменьшал роль высшего военного командования:
«Не “свободное творчество ума” гениальных полководцев действовало здесь революционизи-
рующим образом, а изобретение лучшего оружия и изменение живого солдатского материала;
влияние гениальных полководцев в лучшем случае ограничивалось тем, что они приспособ-
ляли способ борьбы к новому оружию и к новым бойцам»25. Он упускал из виду, например, что
победы одерживались Наполеоном над примерно равным в военно-техническом отношении (и
нередко численно превосходящим) противником и что этот полководец обладал несомненным
превосходством в своем тактическом мастерстве над практически всеми своими соперниками.
Если говорить о Клаузевице, нельзя не вспомнить, что его исключительно высоко оцени-
вал В.И. Ленин. Он самым тщательным образом во время Первой мировой войны проштуди-
ровал сочинение Клаузевица, оставив множество выписок из него и пометок 26.
Определенное внимание Клаузевицу после Великой Отечественной войны уделил И.В.
Сталин. Он в «Ответе товарищу Разину» (известному советскому военному историку), опуб-
ликованном в 1947 г., в третьем номере журнала «Большевик», справедливо писал, что «в
своих отзывах о Клаузевице и замечаниях на книгу Клаузевица Ленин не затрагивает чисто
военных вопросов (выделено И.В. Сталиным – А. К.), вроде вопросов о военной стратегии
и тактике и их взаимоотношении, о взаимоотношении между наступлением и отступлением,
обороной и контрнаступлением и т. п.» 27. Далее Сталин отмечал: «Ленин подходил к трудам
Клаузевица не как военный, а как политик, и интересовался теми вопросами в трудах Клаузе-
вица, которые демонстрируют связь войны с политикой»28.
В то же время Сталин, безусловно, заблуждался, когда утверждал, говоря о Клаузе-
вице, что «он, конечно, устарел как военный авторитет», поскольку «Клаузевиц был, соб-
ственно, представителем мануфактурного периода войны». Сталин утверждал, что «теперь
у нас машинный период войны»; соответственно, по его мнению, «машинный период требует
новых военных идеологий». Сталин заявлял, что «смешно брать теперь уроки у Клаузевица» 29.
Разумеется, такие оценки не могли не сказаться на отношении к Клаузевицу советских
военачальников и военных теоретиков того периода.
Со стороны Сталина имело место, конечно, упрощенное определение характера войны с
гипертрофированным представлением о доминирующей роли способа производства, что было
свойственно большей части советской марксистской мысли. Сомнительным является тезис
Сталина, высказанный в «Ответе товарищу Разину» о наличии «военной доктрины Клаузе-
вица», в деле критики которой, по словам Сталина, «мы, наследники Ленина, не связаны ника-
кими указаниями Ленина, ограничивающими нашу свободу критики» 30.
24
Энгельс Ф. Избранные военные произведения. М.: Воениздат, 1956. С. 11.
25
Там же.
26
Этому было посвящено специальное издание Института Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК ВКП(б): Ленин В.И. Заме-
чания на сочинения Клаузевица «О войне». М.: ОГИЗ, 1939.
27
Сталин И.В. Ответ товарищу Разину // Большевик. 1947. № 3. <http://www.politologv.vuzlib.org> (дата обращения –
18.12.2014).
28
Там же.
29
Там же.
30
Сталин И.В. Указ. соч.
14
Очевидно, что с точки зрения профессионального понимания того, чем является воен-
ная доктрина, нужно помнить, что Клаузевиц в труде «О войне» не делал попыток сформули-
ровать военную доктрину для Пруссии, для прусского Генерального штаба. Отмеченные выше
представления Сталина не соответствовали советскому учению о военной доктрине, которое
было сформировано прежде всего на основе идей М.В. Фрунзе31.
Что касается трактата Сунь-Цзы, то он в значительной мере остается недооцененным в
отечественной политико-военной и военно-стратегической мысли, в военной науке. В то же
время не следует и абсолютизировать его значение для социологического и политологического
понимания войны.
Б. Лиддел Гарт считал, что в трактате Сунь-Цзы изложена в наиболее концентрирован-
ном виде сущность войны32. Думается, что в этом утверждении один из крупнейших западных
военных теоретиков и военных историков допускает некоторое преувеличение. Если говорить
только о «сущности войны», то надо иметь в виду, что война представляет собой значительно
более многомерное явление, чем это в VI–V вв. до н. э. видел Сунь-Цзы.
Большое значение для социологии и политологии войны имеют труды китайского лидера
Мао Цзэдуна по политико-военным и военно-стратегическим вопросам 1930–1940-х годов. В
этих трудах Мао показал недюжинную способность к самостоятельному политико-военному
и военно-стратегическому мышлению, глубоко разобравшись в характере войн, которые вела
Красная Армия Китая в те годы.
Мао дал весьма выверенную оценку сильных и слабых сторон противника, силы и сла-
бости своей стороны. На этой основе он сделал исключительно важные выводы о соотноше-
нии обороны и наступления в войне на стратегическом, оперативном и тактическом уровнях,
о необходимости вести затяжную войну с японцами, которая только после множества боев и
сражений может привести к победе стратегического масштаба, имеющей политическое значе-
ние. Мао Цзэдуном была тщательно разработана прикладная теория партизанской войны.
Одной из важнейших в китайской военной теории остается знаменитая формула Мао,
сформулированная в 1930-е годы, которую заучивают все командиры Народно-освободитель-
ной армии Китая (НОАК): «Враг наступает – мы отступаем; враг остановился – мы его тре-
вожим; когда враг устал – мы атакуем, он отступает – мы наступаем» 33. Она описывается,
как отмечал выдающийся отечественный синолог и дипломат И.А. Рогачев, 16 иероглифами
– по четыре на каждый компонент формулы .
Придавая огромное значение партизанской войне, Мао тесно увязывает ее с действиями
китайских регулярных войск, отдавая последним в конечном итоге приоритет.
Мао со своими соратниками создал основу и современной системы стратегического руко-
водства (управления) китайскими вооруженными силами, которая носит ярко выраженный
политический характер и имеет определенную специфику. Эта специфика находит отражение,
в частности, в особой роли Военного совета ЦК КПК и Центрального военного совета (ЦВС)
КНР, о чем подробнее пойдет речь дальше. Такого органа стратегического управления нет ни
у одной другой страны в мире34.
Современный российский читатель, к сожалению, явно мало знаком с военной мыслью
Мао Цзэдуна. Среди трудов Мао по военной проблематике можно отметить такие, как «Стра-
31
См.: Гареев М.А. М.В. Фрунзе – военный теоретик: Взгляды М.В. Фрунзе и современная военная теория. М.: Воениздат,
1985.
32
Liddel Hart B.H. Foreword // Sun Tzu: The Art of War / S.B. Griffits (ed.). Oxford: Oxford University Press, 2004.
33
Известно, что формулой партизанской войны Мао активно пользовались во многих странах и регионах мира. В частно-
сти, это относится к вьетнамским патриотам, одержавшим в длительной и кровопролитной войне в 1960–1970-е годы победу
над таким мощным противником, как США, выступавшие в союзе со своими южновьетнамскими марионетками.
34
Подробнее см.: Кокошин А.А. Стратегическое управление: Теория, исторический опыт, сравнительный анализ, задачи
для России. М.: РОССПЭН, 2003.
15
тегические вопросы революционной войны в Китае» (декабрь 1936 г.), «Вопросы стратегии
партизанской войны против японских захватчиков» (май 1938 г.), «О затяжной войне» (май
1938 г.), «Война и вопросы стратегии» (6 ноября 1938 г.) 35.
Среди зарубежных теоретиков войны второй половины ХХ в. можно выделить француза
Раймона Арона, XXI в. – израильтянина Мартина ван Кревельда.
35
Мао Цзэ-дун. Избранные произведения: в 4 т. / пер. с кит. М.: Изд-во иностранной литературы, 1953.
16
Глава 2
Методологические вопросы изучения войн
как политического и социального феномена
На протяжении десятилетий преобладающим являлось полностью обоснованное мнение
о том, что война – это социально-политическое явление, одна из форм решения противоре-
чий между как государственными, так и негосударственными акторами мировой политики 36.
Соответственно, рассмотрение войны должно носить прежде всего социологический и полито-
логический характер. Но при этом представляется целесообразным не отвергать и антрополо-
гический подход к рассмотрению войны, в том числе учет причин роста агрессивности инди-
видуумов, ведущей к возникновению войн.
В одной из важных интерпретаций антропологического подхода говорится о том, что
«он предполагает социокультурное изучение насилия», в том числе «конкретные формы его
проявления» 37.
Весьма важным является исследование социокультурных и этно-конфессиональных осо-
бенностей участников войн и вооруженных конфликтов, имеющее отнюдь не только теорети-
ческое, но и прикладное значение. Одним из ярких примеров недоучета таких факторов явля-
ется война в Афганистане в 1980-е годы, которую пришлось вести Вооруженным силам СССР.
Хотя в исторических исследованиях есть немало свидетельств того, какую большую роль
играла индивидуальная и коллективная психология при принятии решений по вопросам войны
и мира, применение методов социальной и политической психологии является явно недоста-
точно разработанным. Эта проблема в весьма значительной мере остается за пределами вни-
мания тех, кто занимается вопросами военной науки.
Специалисты отмечают, что политическая психология как особое направление исследо-
ваний стала формироваться на Западе в 1960-е годы – прежде всего, под воздействием угрозы
ядерной войны, которая чревата самыми катастрофическими последствиями 38. В нашей стране
становление политической психологии как общественно-научной дисциплины относят к 1980-
м годам39.
Значительная часть усилий при проведении политико-психологических исследований
направлена на изучение иррациональных аспектов политических действий; в то же время не
менее значительная часть политической психологии посвящена изучению политических про-
цессов как «организованной деятельности», в которой рациональные интересы, осознанные
цели претворяются в те или иные политические действия 40.
В задачи политической психологии входит рассмотрение (в том числе прогнозное) пси-
хологических компонентов в политике, понимание значения «человеческих факторов» в поли-
тических процессах и определение роли психологических (субъективных) факторов в управ-
лении, являющемся едва ли не главной частью политических процессов 41.
Все это имеет непосредственное отношение к проблемам войны как продолжению поли-
тики насильственными средствами.
36
Волкогонов Д.А, Тюшкевич С.А. Война. Т. 2 // Военная энциклопедия: в 8 т. М.: Воениздат, 1994. С. 233–235; Владимиров
А.И. Основы общей теории войны. Ч. I. М.: Университет «Синергия», 2013. С. 221.
37
Антропология насилия / отв. ред. В.В. Бочаров, В.А. Тишков. СПб.: Наука, 2001. С. 498.
38
Кольцова В.А., Нестик Т.А., Соснин В.А. Психологическая наука в борьбе за мир: задачи и направления исследований //
Психологический журнал. 2006. Т. 27. № 5. С. 7.
39
Петренко В.Ф. Фрагменты психосемантических исследований. М.: Изд. О. Пахмутов, 2016. С. 6.
40
Политическая психология / ред. Л.Я. Гозман, Е.Б. Шестопал. Ростов н/Д: Феникс, 1996. С. 19.
41
Ольшанский Д.В. Основы политической психологии. Екатеринбург: Деловая книга, 2001.
17
Среди важнейших областей использования методов политической психологии – вопросы

стратегического сдерживания и стратегической стабильности. Масштабы исследования таких
проблем в отечественной науке и в современных условиях остаются пока довольно скромными,
особенно в сопоставлении с гигантской значимостью проблем войны и мира.
Большого внимания заслуживает труд видных ученых Института психологии РАН А.Л.
Журавлева, Т.А. Нестика и В.А. Соснина «Социально-психологические аспекты геополитиче-
ской стабильности и ядерного сдерживания в XXI веке». Журавлев и его коллеги обращают
внимание на важность оценки политико-психологических характеристик отдельных лиде-
ров, принимавших критически важные решения по вопросам войны и мира, особенно примени-
тельно к условиям «ядерного противостояния». Они обоснованно пишут о том, что «психо-
логическая специфика ядерного противостояния определяется, помимо прочего, высокой за
висимостью стратегических решений от психологических особенностей политических лиде-
ров»42.
Важность понимания политико-психологического фактора показывают конфликтные и
кризисные ситуации десятилетий после Второй мировой войны, особенно применительно к
отношениям СССР и США. Многие из этих кризисов были изучены историками и политоло-
гами, но их психологические аспекты часто, к сожалению, оставались за пределами внимания
ученых и специалистов. Между тем без понимания политико-психологических аспектов пове-
дения сторон трудно должным образом оценить обстановку, особенно в условиях обострения
политико-военной напряженности.
Сохраняют актуальность исследования, касающиеся принятия решений в Первую миро-
вую войну. В коллективном труде под редакцией Л.С. Белоусова и А.С. Маныкина, например,
отмечены (со ссылкой на Г.А. Дикинсона) важные особенности взаимного восприятия госу-
дарственными руководителями различных стран действий друг друга. Многие деятели нака-
нуне Первой мировой войны были склонны воспринимать как угрозу безопасности действия
оппонентов, которые те считали совершенно безобидными43.
Оценка психологических аспектов политико-военного противостояния, которое может
привести к войне, вполне актуальна и для современных условий.
Автору при рассмотрении хода и уроков Карибского кризиса 1962 г. доводилось сталки-
ваться с мнением ряда американских ученых, которые считали, что если бы на месте Джона
Кеннеди был другой президент (например, сменивший его Л.Б. Джонсон), то все могло бы
пойти по иному сценарию, вплоть до катастрофического по своим последствиям обмена ядер-
ными ударами.
Выдающийся отечественный дипломат Г.М. Корниенко обоснованно высоко оценил роль
советского лидера Н.С. Хрущева и президента США Дж. Ф. Кеннеди в разрешении этого кри-
зиса: «Огромное значение для мирного разрешения Карибского кризиса имели личные каче-
ства американского и советского лидеров». Корниенко отмечал, что «при всей их непохожести
оба они в итоге оказались способными, руководствуясь здравым смыслом и проявив полити-
ческую волю, выйти на такие решения, которые отвечали как главным целям каждой из сторон
(для СССР – ограждение Кубы от угрозы вторжения, а для США – устранение ракет с Кубы),
так и общей для всего мира цели – не допустить перерастания кризиса в большую войну» 44.
Корниенко при этом справедливо заметил, что «…такой исход кризиса нельзя считать гаран-
тированным во всех случаях»45.
42
Журавлев А.Л., Нестик Т.А., Соснин В.А. Социально-психологические аспекты геополитической стабильности и ядер-
ного сдерживания в XXI веке. М.: Изд-во Института психологии РАН, 2016. С. 41.
43
Айрапетов А.Г., Белоусов Л.С., Дажина В.Д. Первая мировая война и судьба европейской цивилизации. М.: Изд-во
Московского университета, 2014. С. 414.
44
Корниенко Г.М. «Холодная война». Свидетельство ее участника. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. С. 149.
45
Там же.
18
Видный российский ученый-политолог В.А. Кременюк, оценивая поведение Н.С. Хру-

щева и Дж. Ф. Кеннеди в период Карибского кризиса, отмечал, что «они оба, сумев преодо-
леть в себе то, что называлось “классовая ненависть”, желание нанести противнику как можно
больший урон, прочие идеологические и психологические барьеры, пошли на мирное урегули-
рование кризиса»; при этом они показали «прекрасный пример того, как избежать хоть малей-
шего чувства ущемленности или поражения»46.
Войны в значительно мере являются производной от состояния системы мировой поли-
тики, структура которой образовывается и государствами (играют доминирующую роль), и
негосударственными акторами.
Современные войны идут в условиях резко возросшей экономической, политической
и информационной взаимосвязанности и взаимозависимости государств и народов. Происхо-
дит как бы «уплотнение» взаимодействия государств и негосударственных игроков в полити-
ческой, гуманитарной, информационной, социальной и, конечно, финансово-экономической
сферах. Уже на протяжении по крайней мере двух десятилетий существует глобальный финан-
совый рынок.
Как справедливо отмечает президент российской Академии военных наук генерал армии
М.А. Гареев, изолироваться при исследовании характера современных войн от указанных про-
цессов нельзя47.
Вопросы теории войны – среди важнейших в том, что у нас принято считать военной нау-
кой. Такие мэтры отечественной науки, как С.А. Тюшкевич и М.А. Га реев, неоднократно ста-
вили вопрос о кризисе военной науки. Причиной этого является, по-видимому, то, что многие
военно-научные исследования уже десятилетиями дистанцированы от социологии, политоло-
гии, историко-политических исследований. Произошло это несмотря на наличие сильной тра-
диции социологического, политологического и историко-политического подхода к изучению
проблем войны, военной стратегии – традиции, сложившейся, прежде всего, за счет усилий
А.А. Свечина и А.Е. Снесарева.
Профессор Военной академии Генерального штаба Вооруженных сил РФ генерал-майор
И.С. Даниленко приводит весьма примечательные оценки военной науки в нашей стране: «Сла-
бостью военной науки оказался преимущественно ведомственный метод ее развития, малая
доступность для общественности, сфокусированность ее содержания на проблемах только тех-
нологии подготовки и ведения войны и слабая связь с вопросами раскрытия ее природы, соци-
ального смысла и целей». Даниленко писал о том, что возникло «некое сектантское положение
военной науки»48.
Один из практически забытых отечественных военных теоретиков 1920-х годов (период
расцвета военной мысли в СССР) А. Топорков писал: «У слишком многих писателей поли-
тика и социология остаются политикой и социологией, а война – войной. Если устанавливается
какая-нибудь связь, то делается это чисто внешним образом, высказываются некоторые общие
соображения, причем частные пункты остаются неизменными через установление новых свя-
зей и новых отношений»49. Это замечание остается во многом актуальным и в современных
условиях.
Нельзя не вспомнить, что еще на рубеже XIX – ХХ вв. видный российский военный
теоретик Н.П. Михневич отмечал, что «изучение войны как явления в жизни человеческих
обществ составляет один из отделов динамической социологии, степень научности ее выводов
46
Кременюк В.А. Карибский кризис и его роль в истории // США – Канада: экономика – политика – культура. 2012. С. 17.
47
Гареев М.А. Характер будущих войн // Право и безопасность. 2003. № 1–2 (6–7). <http://dpr.ru/pravo/pravo_5_4/htm>
(дата обращения – 20.02.2018).
48
Даниленко И.С. Классика всегда актуальна // Стратегия в трудах военных классиков. М.: Изд. дом «Финансовый кон-
троль», 2003. С. 8.
49
Топорков А.К. Метод военных знаний. М.: Изд-во управления делами наркомвоенмора и РВС СССР, 1927. С. 31.
19
в этой области находится в полной зависимости от развития социологии» 50. При этом «иссле-
дование вопроса об употреблении силы с военными целями составляет предмет теории воен-
ного искусства»51.
К сожалению, барьеры между военной наукой и остальными областями знания, без кото-
рых давно уже невозможно изучать даже собственно военную стратегию, остаются все еще
весьма значительными, несмотря на неоднократно предпринимавшиеся попытки их преодо-
леть, которые в ряде случаев давали весьма плодотворные результаты. Преодоление этих барье-
ров – одна из важнейших задач в научном и прикладном обеспечении национальной безопас-
ности России, обороноспособности нашей страны 52.
Глубинные причины изолированности в нашей стране военной науки от общественных
наук в целом в определенной мере следует искать в исключительно высоком уровне секретно-
сти, которым характеризовалась весьма значительная часть направлений деятельности в воен-
ной сфере.
А.А. Свечин в свое время настаивал на том, что крайне важным является изучение войн,
а не одного только военного искусства. Этот выдающийся отечественный мыслитель писал:
«Мы вовсе не имеем истории войн; в лучшем случае так называемая военная история пред-
ставляет только оперативную историю. С тех пор как произошло разделение военной истории
на историю военного искусства и историю войн, широкие точки зрения стали достоянием пер-
вой, а вторая начала мельчать, игнорируя роль политики и стремясь изучить лишь ход опера-
ций»53. Во многом эта оценка остается справедливой и в современных условиях.
В подавляющем большинстве исследований по истории военного искусства, считал Све-
чин, «причинная связь военных событий» ищется лишь под углом зрения чисто военных со
ображений, что, «безусловно, ошибочно». В результате «поучительность теряется, нарожда-
ется много иллюзий»54, с чем нельзя не согласиться. Свечин не стесняется весьма резко выска-
заться против такого подхода: «Стратегия вопиет об искажении логики событий во енными
историками». Соответственно, стратегия «не только не может опереться на их труды, но
вынуждена затрачивать лишние усилия на то, чтобы рассеять посеянные ими предрассудки» 55.
Конечно, речь идет не об историках вообще, а о таких историках, какими их представил Све-
чин.
Свечин делал заключение о том, что «читатели, интересующиеся стратегией, найдут
более вызывающие на размышление замечания не в военных трудах, в особенности не в “стра-
тегических очерках”, а в политической истории прошлых войн» 56. Этот вывод исключительно
актуален и для нашего времени. Несмотря на вроде бы очевидную огромную важность проблем
войны и мира, политической историей войны мало занимаются как гражданские, так и воен-
ные ученые. Для последних, по-видимому, действует негласная установка многих военачаль-
ников на то, чтобы военным не рассматривать политические вопросы войны, военной страте-
гии, оставляя за собой сугубо специальные военные вопросы.
Уже упоминавшийся А.К. Топорков оправданно выступил как активный сторонник раз-
вития военно-исторической базы для исследований по военным проблемам в духе идей А.А.
50
Михневич Н.П. Стратегия // Энциклопедический словарь /издатели Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Т. XXXIА (62). СПб.:
Типография акц. общ. «Издательское дело», Брокгауз – Ефрон, 1901. С. 730.
51
Там же.
52
По мнению В.В. Серебрянникова, в Советском Союзе «военные, по существу, главенствовали в формировании воен-
ной политики, определении направлений и целей военного строительства, принятии ответственнейших военно-политических
решений. В военно-гражданских отношениях военный компонент был преобладающим». См.: Серебрянников В.В. Социология
войны. М.: Научный мир, 1997. С. 145–146.
53
Свечин А.А. Стратегия. М.; Жуковский: Кучково поле, 2003. С. 69.
54
Там же.
55
Там же. С. 69–70.
56
20
Свечина. Он резко высказался против «отвлеченного рационализма в военном деле», который,

по его словам, был характерен попытками «дать теорию по возможности законченную» 57. В
этом Топорков был вполне созвучен А.А. Свечину.
«Отвлеченному рационализму» Топорков противопоставлял «исторический подход». Он
подчеркивал, что «историзм является принципиальным противником всякого отвлеченного
догматизма»58, и справедливо добавлял, что «историзм по самому существу враждебен всякой
застывшей догме». Этот автор обоснованно писал о том, что «военная мысль не только теоре-
тична, но и практична, она требует конкретности: военные приемы и способы войны измен-
чивы и зависят от слишком многих условий». Топорков отмечал, что «войны, будучи социаль-
ными явлениями, меняются в зависимости от социальных условий». Он, разумеется, не мог не
отметить того, что «на способах ведения войн отражается развитие производительных сил, их
приемы существенно видоизменяются под влиянием технических открытий» 59.
В то же время Топорков предостерегал против ряда ошибочных, по его мнению, сто-
рон историзма, против «историзма в его вульгарном понимании» 60. Здесь Топорков впадает в
крайность, в своего рода военно-исторический нигилизм. Он пишет: «Мы думаем, что опыт
прошлого нас способен чему-нибудь научить, – на самом деле это иллюзия, от которой нам
необходимо отрешиться. Прошлый опыт нас вообще ничему не научает, ибо то, что имело
значимость для вчерашнего дня, не имеет никакого значения для сегодняшнего и тем более
для будущего»61. С этим нельзя согласиться. Другое дело, действительно, нельзя упрощенно и
прямолинейно воспринимать исторический опыт, особенно опираясь на отдельные историче-
ские примеры. Исторический материал должен быть рассмотрен многопланово, с выявлением
многих деталей, нюансов, которые и делают картину полной, дают основания для суждений,
выводов, столь важных для понимания войн и военного дела настоящего и будущего. Предме-
том рассмотрения должен быть значительный набор исторических явлений, событий, связан-
ных с проблемами войны и мира.
Одна из важнейших задач исторического анализа – выявление разного рода тенденций
(трендов), которые могут действовать в настоящем и будущем.
При внимательном прочтении Топоркова обнаруживается, что он все-таки приходит к
мысли о том, что историзм важен для понимания настоящего и будущего. Вот его слова:
«Отнюдь не должно думать, что история является наукой, направленной только на прошлое,
она вовсе не ведет лишь к одному созерцанию. Правильно понятый историзм включает в себя
и настоящее и будущее, заключает в себе призыв к действию. Во всяком случае история не
менее прагматична, чем естествознание» 62.
Топорков пишет, что «изучение Мировой и Гражданской войн должно способствовать
тому, чтобы армия подошла к задаче – будущей войны». При этом «самую эту задачу ей при-
дется решать самостоятельно, не подражая каким-либо историческим трафаретам» 63.
Весьма интересными представляются размышления Топоркова о том, какие выводы
должны делаться по результатам военно-исторических исследований. Топорков сопоставляет
взгляды и методы двух известных немецких военных теоретиков и историков конца XIX –
начала ХХ вв.: Ф. фон Бернгарди и Х. Дельбрюка. Нельзя не отметить, что последнего весьма
высоко оценивал А.А. Свечин; много внимания Дельбрюку уделил и М.Н. Тухачевский.
57
Топорков А.К. Указ. соч. С. 47.
58
Там же.
59
Там же. С. 47–48.
60
61
62
63
Топорков А.К. Указ. соч. С. 64.
21
Топорков писал о подходе Бернгарди: «В самом деле, чего требовал Бернгарди от воен-
ной истории? Прежде всего определенного вывода, наставления, как нужно вести войну, он
хотел за многоразличными формами военного опыта открыть основание, на которое он мог бы
положиться в своей практической деятельности» 64. Противопоставляя Дельбрюка Бернгарди,
Топорков отмечал: «Дельбрюк же этот опыт заставляет распасться: он оказывается двуглавым,
полярным; есть стратегия утомления и стратегия сокрушения, между этими полярностями
колеблется военный опыт прошлого. К какому из двух примкнуть военному деятелю современ-
ности? Об этом военная история ничего не говорит. История военного искусства Дельбрюка
заключает в себе многое и различное, но в ней нет единого на потребу, проблема остается
нерешенной для военного деятеля, он предоставлен собственным силам». Говоря о читателе
Дельбрюка, Топорков писал, что «он сам должен рассматривать обстановку, многоразличные
условия ее, причем никогда не знаешь, принял ли их все во внимание». Далее он добавляет
с ориентацией на прикладную сторону военно-исторических исследований: «А вдруг, если
включишь еще новые условия, то стратегический план подлежит решающему изменению?» 65.
Непосредственное изучение трудов Дельбрюка позволяет автору согласиться с Топорко-
вым. Очевидно, что «метод Дельбрюка» требует значительной самостоятельной мыслительной
работы от читателя, довольно высокого уровня его общеобразовательной и профессиональной
подготовки. То же самое можно сказать и об основных трудах выдающегося отечественного
военного теоретика и историка А.А. Свечина. Последнего его коллега и старший товарищ А.Е.
Снесарев, по-видимому, не зря критиковал за недостаточную дидактичность книги «Страте-
гия», что, по мнению Снесарева, снижало возможности усвоения свечинской теории команд-
ным составом РККА, не имевшим достаточно высокого уровня образования.
64
65
Там же.
22
Глава 3
Вопросы развития военной техносферы и
трансформация проблемы войны и военного искусства
Все большее значение для решения вопросов войны и мира приобретает понимание тен-
денций и уровня развития техносферы современной цивилизации – как гражданских, так и
военных технологий. Воздействие техносферы на политико-военную сферу, на военную стра-
тегию и военное искусство в целом становится все более многоплановым и многомерным.
Необходим детальный реалистичный анализ долгосрочных тенденций развития различ-
ных средств ведения вооруженной борьбы. Только на такой основе возможно осуществить
сколько-нибудь достоверное военно-техническое прогнозирование.
Уже на протяжении более чем двух десятков лет по многим направлениям научно-тех-
нического развития гражданские технологии развиваются быстрее, чем военные. Во многих
странах идет более масштабное заимствование оборонно-промышленным сектором нововве-
дений из гражданского сектора, а не наоборот, как это часто было в предыдущие десятилетия.
Это характерно как для США, так и для КНР66. На основе экстраполяции соответствующих
тенденций в будущее в этих странах были приняты различные управленческие решения, зако-
нодательные акты.
Как отмечается в одном из базовых документов для перспективного планирования раз-
вития вооруженных сил США, в настоящее время действует механизм не «спин-офф» (пере-
дачи передовых гражданских технологий из военного сектора в гражданский), а «спин-он» (в
обратном порядке)67.
В США также на основе экстраполяции в будущее такого рода тенденций делаются
далеко идущие выводы о характере военных угроз для Соединенных Штатов. Имеются в виду
угрозы со стороны различных государственных и негосударственных акторов, которые могут
комбинировать доступные на рынке гражданские технологии для создания различных средств
поражения68. Это относится, в частности, к различным региональным державам. Отсюда дела-
ется вывод, что их усиление, в свою очередь, может заставить Соединенные Штаты большую
часть ресурсов (ограниченных) направить на непосредственную оборону собственной терри-
тории в ущерб возможностям по «глобальному проецированию силы» 69. При этом считается,
что со стороны «несостоявшихся государств» может исходить угроза для США и их союзни-
ков в использовании традиционного химического, биологического, радиологического оружия,
опять же создаваемого в значительной мере на основе гражданских НИОКР 70.
Во многом именно под влиянием нового характера взаимодействий между военными и
гражданскими технологиями, между ОПК и невоенной высокотехнологичной промышленно-
66
Генеральный секретарь ЦК КПК, Председатель КНР, председатель Центрального военного совета (ЦВС) Си Цзинь-
пин 12 апреля 2017 г. в своей речи на пленарном заседании делегации Народно-освободительной армии Китая (НОАК) в
рамках 5-й сессии Всекитайского собрания народных представителей, учитывая новый характер взаимодействия военных и
гражданских технологий, призвал «углублять реализацию стратегии развития военно-гражданской интеграции, развернуть
военно-гражданское взаимодействие в сфере инноваций, продвигать военно-гражданскую интеграцию, а также широко внед-
рять научно-технические инновации в деле модернизации армии». См.: Ли Сюаньлян, Ван Цзинго, Ван Юйшань. Скорей-
шее создание инновационной системы военно-гражданской интеграции будет мощной научно-технической поддержкой для
армейского строительства // Вооруженные силы Китая. 2017. № 2 (44). С. 40.
67
Joint Operating Environment 2035 // The Joint Force in a Contested and Disordered World. 14 July 2016. Joint Chiefs of Staff.
Washington, DC. <http://www.dtic.mil/doctrine/concepts/joe/ joe_2035_july16.pdf> (дата обращения – 28.08.2017).
68
Joint Operating Environment 2035. P. 5, 7, 8.
69
Ibid. P. 7.
70
Ibid. P. 8.
23
стью были сформулированы в 2014–2016 гг. положения так называемой «Третьей стратегии
компенсации» США, озвученной руководством Министерства обороны Соединенных Штатов.
Более высокие темпы развития (в подавляющем большинстве случаев) гражданских тех-
нологий, их усиливающееся воздействие на технологии военные позволяет формулировать
исключительно важные выводы для стратегии научно-технологического и промышленно-эко-
номического развития России, для политики национальной безопасности РФ, для обеспече-
ния и национальной безопасности, и национальной конкурентоспособности. Это относится к
микроэлектронике, робототехнике, системам искусственного интеллекта, новым материалам,
аддитивным технологиям и др.
Новые технологии и системы вооружений появляются не только в результате поли-
тико-военных установок соответствующих руководителей и заданий на разработку вооруже-
ний со стороны военных ведомств. Они во многих случаях являются продуктом развития соб-
ственно науки и техники. С организационной точки зрения это означает, что предложения об
использовании тех или иных технологий в военных целях, предложения о создании различных
систем вооружений, специальной техники (мы имеем в виду не только сугубо военную состав-
ляющую национальной безопасности) часто поступают военному ведомству, государственному
руководству от разработчиков техники, от ученых.
Развитие техносферы играет большую роль в создании условий для революции в военном
деле (РВД). В новой и новейшей истории имели место несколько революций в военном деле.
Рассмотрение проблем РВД должно быть частью современной теории войны.
Революция в военном деле – это многоплановое, многомерное явление, охватывающее
военную стратегию, новые оперативные и тактические формы и способы ведения вооруженной
борьбы, вопросы организации вооруженных сил, управления боевыми действиями, качества
личного состава и др. Но при этом едва ли не ведущую роль играют военно-технические фак-
торы.
Структуру большинства революций в военном деле обычно составляют по меньшей мере
пять компонентов: 1) новые технологии, средства вооруженной борьбы, системы вооруже-
ний; 2) новации в организации вооруженных сил; 3) изменения в формах и способах применения
военной силы, в военном искусстве на всех трех его уровнях (стратегия, оперативное искус-
ство, тактика); 4) усилия по обеспечению нового качества личного состава; 5) повышение
эффективности управления войсками, силами и средствами.
Крупнейшей из революций в военном деле остается РВД, связанная с появлением ядер-
ного оружия, обладающего целым спектром поражающих факторов. К тому же применение
ядерного оружия может иметь важные вторичные и третичные последствия, в том числе ката-
строфические для человеческой цивилизации.
В период послевоенной истории (1950–1960-е годы) в профессиональных военных кру-
гах активно обсуждалась возможность победы в войнах с применением ядерного оружия. Под
влиянием развития разнообразных ядерных боеприпасов и средств их доставки ведение бое-
вых действий с применением ядерного оружия в тот период стало рассматриваться на всех
уровнях военного искусства – стратегическом, оперативном и тактическом.
Инициатива в этом принадлежала Соединенным Штатам, обладавшим в 1945–1949 гг.
монополией на атомное оружие.
В первые послевоенные годы руководство США стремилось воспользоваться своей атом-
ной монополией, как справедливо отмечал Г.А. Трофименко, «для оттеснения СССР от заво-
еванных в результате победы позиций, а в максимальном варианте <…> и для ликвидации
советской власти в СССР»71. Уже тогда американским военным командованием был разрабо-
71
Трофименко Г.А. Эволюция военно-политической стратегии США // Современная внешняя политика США / ред. колл.
Г.А. Арбатов, Ю.П. Давыдов, В.В. Журкин и др. М.: Наука, 1984. С. 286.
24
тан целый ряд планов ведения войны против Советского Союза с использованием атомного
оружия, включая планы превентивного военного нападения на СССР.
Одним из первых планов ведения Соединенными Штатами войны против СССР с приме-
нением атомного оружия был план под кодовым названием «Пинчер», который был разрабо-
тан военными сразу же после Потсдамской конференции 1945 г. лидеров «Большой тройки» –
победителей во Второй мировой войне. Этот план, по имеющимся сведениям, в отличие от
многих других аналогичных планов или, скорее, проектов планов был официально одобрен
руководством военного ведомства. План «Пинчер» предполагал нанесение удара по СССР 50
атомными бомбами с уничтожением 20 советских городов 72. Обновленный «Пинчер», полу-
чивший наименование «Бушвокер», был подготовлен в 1948 г. Он предусматривал оккупацию
СССР и ликвидацию «большевистского контроля» в Советском Союзе 73.
В 1953–1960 гг. в США декларировалась стратегия «массированного возмездия». В
своей речи 12 января 1954 г. в Совете по международным делам в Нью-Йорке Государствен-
ный секретарь США Дж. Ф. Даллес отмечал, что новая стратегия ставит своей целью «бóль-
шую опору на сдерживающую силу и меньшую зависимость от локальной оборонительной
силы». В такой стратегии, заявлял Даллес, «самым основным решением <…> является реше-
ние полагаться главным образом на бóльшую способность нанести мгновенно ответный удар
средствами и в местах по нашему собственному выбору»74.
Г.А. Трофименко обоснованно писал, что исходившие от официальных деятелей США
публичные угрозы нанести ядерный удар по СССР в случае любого локального конфликта, как-
то связанного с «коммунистическим движением», были «явным блефом». Реальная военная
стратегия США, определенная в директиве Совета национальной безопасности США 162/2,
подписанной президентом Д. Эйзенхауэром (октябрь 1953 г.), отличалась от декларированной
политики. На деле эйзенхауэровская директива СНБ 162/2 больший акцент делала на росте
«способности американских союзников на местах к локальному военному действию» 75. На
такую постановку вопроса повлиял важный фактор: летом 1953 г. в СССР было испытано тер-
моядерное оружие.
Большое значение в принятии стратегии «массированного возмездия» сыграл поли-
тико-идеологический фактор – позиция изоляционистского крыла республиканской партии.
Оно активно выступало за экономию сил в военной сфере и требовало, по выражению одного
из лидеров этого крыла, бывшего президента США Г. Гувера, превращения Западного полу-
шария в «Гибралтар западной цивилизации»76.
Основные положения стратегии «массированного возмездия» были пересмотрены адми-
нистрацией Дж. Ф. Кеннеди в 1961 г., в результате была обнародована стратегия «гибкого
реагирования». Эта стратегия предусматривала постепенность «в повышении военных ста-
вок», т. е. эскалацию от переговоров через демонстрацию военной силы до «критического
порога», за которым уже начиналась бы новая мировая война. Доведение войны (вооружен-
ного конфликта) до последней стадии считалось не соответствующим американским интере-
сам, поскольку возникала полномасштабная опасность самому существованию социальной и
политической системы США77.
72
Kaku M., Axelrod D. To Win Nuclear War: The Pentagon’s Secret War Plans. Boston, MA: Sooth End Press, 1987. Р. 34.
73
Ibid. P. 40–41.
74
Трофименко Г.А. Указ. соч. С. 294–295.
75
Трофименко Г.А. Указ. соч. С. 295.
76
Там же.
77
Кулиш В.М., Солодовник Н.С., Дудин В.М. и др. Военная сила и международные отношения: Военные аспекты внешне-
политических концепций США. М.: Международные отношения, 1972. С. 49.
25
«Стратегия гибкого реагирования» была выработана под воздействием достижений

Советского Союза в создании ракетно-ядерного оружия, особенно в создании ракетных
средств доставки ядерных боезарядов межконтинентальной дальности.
Не обходилось в США в послевоенный период без весьма высокопоставленных «дисси-
дентов» в вопросе о применении ядерного оружия в войне против СССР. В их числе была
группа адмиралов ВМС США, включая контр-адмирала Ральфа Офстиса, который принимал
участие в подготовке документов планирования войны с применением атомного оружия, адми-
рала Эрли Берка78, одного из героев Второй мировой войны, а также начальника штаба ВМС
(эквивалент главкома ВМФ Вооруженных сил СССР) и члена Комитета начальников штабов
адмирала Луиса Денфилда. Контр-адмирал Р. Офстис и адмирал Э. Берк выступили против
«массового уничтожения мужчин, женщин, детей» с использованием атомных бомб. Адмирал
Л. Денфилд заявил после Берлинского кризиса 1948 г., что «атомный блиц» был бы «неверным
с моральной точки зрения» и «противоречил бы нашим фундаментальным идеям». Многие
источники указывают на то, что после публичного выступления адмирала Л. Денфилда он 27
октября 1949 г. был отправлен в отставку президентом Г. Трумэном, отличавшимся весьма
агрессивным настроем в вопросах политической и военно-стратегической роли атомного ору-
жия79.
В то же время многие историки свидетельствуют, что Трумэн был категорически против
применения атомного оружия в ходе Корейской войны, когда этот вопрос был поставлен аме-
риканским командующим «силами ООН» на корейском театре военных действий генералом
Дугласом Макартуром.
Как свидетельствует генерал армии М.А. Гареев, серьезные сомнения относительно
реальной боевой применимости атомного оружия в тот период высказывали и советские про-
фессиональные военные. Гареев писал: «Следует сказать, что в Советской Армии появление
первых наставлений по ведению боевых действий в условиях применения ядерного оружия,
наспех переписанных из американских наставлений, были встречены некоторыми военачаль-
никами и многими офицерами со скрытым, а кое-где и открытым противодействием» 80.
Примечательно поведение в этом вопросе одного из самых известных советских воена-
чальников (в 1940–1941 гг. был наркомом обороны СССР) Маршала Советского Союза С.К.
Тимошенко, который «вообще приказал эти наставления никому не показывать». Он не счи-
тал, что «ядерное оружие можно применить, выражал уверенность в том, что его постигнет та
же участь, что и химическое оружие во Второй мировой войне» 81.
Далее Гареев пишет о сугубо военных соображениях многих советских офицеров отно-
сительно ядерного оружия. По его словам, «больше всего офицеров, имевших боевой опыт,
беспокоило то обстоятельство, что расчеты на возможность решения всех основных боевых
задач с помощью ядерного оружия приведут к деградации военного искусства. Этих офицеров
тогда нещадно критиковали как консерваторов» 82. С высоты своего огромного военного (в том
числе военно-научного) опыта М.А. Гареев заключает: «Но у опытных людей даже при недо-
статочно широкой образованности бывает какое-то особое чутье, которое в жизни нередко
подтверждается»83.
78
Позднее именем адмирала Эрли Берка назовут ракетный эсминец, который будет производиться большой серией. Этот
тип эсминца находится на вооружении ВМС США и в современных условиях.
79
Kaku M., Axelrod D. Op. cit. Р. 56.
80
Гареев М.А. Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства. М.: Восточный университет, 1996.
С. 269.
81
Там же.
82
Там же.
83
Там же.
26
Полемизируя с некоторыми авторами, М.А. Гареев пишет, что «некоторые военные тео-
ретики до сих пор сокрушаются по поводу того, что военное искусство недостаточно учитывает
влияние применения ядерного оружия на способы вооруженной борьбы» 84. Он считает, что
«нет никакого смысла приспосабливать военное искусство только к оружию, которое невоз-
можно применить»85.
Немаловажную роль в осознании угрозы возникновения ядерной войны (причем не спла-
нированной заранее с четко определенными политическими целями, соотнесенными с ценой
победы) сыграл советско-американский Карибский кризис 1962 г. («Кубинский ракетный кри-
зис», как его именуют в США).
«Дрейф» в сторону от ставки на победу в войне с массированным применением ядерного
оружия и в СССР и в США был постепенным, проходил эволюционно.
В вышедшем в 1963 г. втором издании труда «Военная стратегия» под редакцией Мар-
шала Советского Союза В.Д. Соколовского речь шла о «полном разгроме» противника в буду-
щей войне. В этом труде говорилось: «Оценивая реальное соотношение всех политических,
экономических и военных сил двух мировых систем, наша военная стратегия расценивает
положение так, что лагерь социализма располагает всем необходимым для успешного отраже-
ния нападения любого агрессора и для его полного разгрома86. Основанием для такого вывода
является полная и окончательная победа социализма в СССР, укрепление единства социали-
стических стран, бурное развитие их экономики, науки, техники и непрерывный рост военной
мощи»87.
Ведущий автор «Военной стратегии», тогда еще кандидат военных наук, полковник,
сотрудник ВАГШ ВС РФ В.В. Ларионов рассказывал автору о том, как В.Д. Соколовский
(состоя в то время уже в группе генеральных инспекторов Минобороны СССР) ходил на прием
к Первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву, чтобы получить установки при написании этого
труда. Авторский коллектив с нетерпением ждал возвращения своего руководителя. Тот вер-
нулся ошарашенным. Установка Хрущева была очень простой и однозначной: «Напишите так,
чтобы они там на Западе обделались от страха до полусмерти».
В работе группы ведущих военных теоретиков-политработников (увидевшей свет в
1965 г., через три года после Карибского кризиса) говорилось: «У Советского Союза имеется
необходимое количество межконтинентальных и глобальных ракет и ядерных зарядов к ним,
способных уничтожить, если они будут пущены в ответ на агрессию империалистических госу-
дарств, все их важнейшие политические и промышленные центры, а также военные объекты.
СССР располагает вполне достаточными силами и средствами, чтобы дать сокрушительный
отпор империалистам, если они нападут на нас» 88. Далее отмечалось: «Имея в виду подоб-
ную перспективу, коммунисты хорошо понимают, что создание коммунистического общества
немыслимо на развалинах мировых центров культуры, на опустошенной и зараженной радио-
активными осадками земле. Только люди, безответственно относящиеся к судьбам историче-
ского прогресса, могут говорить, что военный вариант развития событий более желателен рабо-
чему классу, чем мирное соревнование стран с различным социальным строем во имя победы
коммунизма»89.
84
Там же.
85
Там же.
86
По свидетельству генерал-майора В.В. Ларионова, один из соавторов этого труда генерал-полковник А.И. Гастилович
обговорил условие: он будет упомянут лишь как автор седьмой главы («Подготовка страны к агрессии»), дистанцировавшись
от всего того, что касалось вопросов победы в войне с массированным применением ядерного оружия.
87
Военная стратегия / под ред. Маршала Советского Союза В.Д. Соколовского. 2-е изд. М.: Воениздат, 1963. С. 233.
88
Марксизм-ленинизм о войне и армии / под ред. Н.Я. Сушко, С.А. Тюшкевича. Изд. 4-е. М.: Воениздат, 1965. С. 91.
89
Там же.
27
При этом авторы рассматриваемого труда не отказывались полностью от тезиса о возмож-

ности победы в ядерной войне. Отмечая ряд преимуществ, которые, по их мнению, имелись у
социалистического лагеря, они писали: «При решении вопроса о вероятном исходе возможной
ядерной войны нельзя не учитывать действие таких закономерностей, как ускоряющийся про-
цесс развития производительных сил, дальнейшее развертывание научно-технической револю-
ции»90. Подразумевалось, что в этом отношении социалистические страны имеют более силь-
ные позиции, чем их противники.
Далее в этой же работе говорилось: «B социалистических странах объективно суще-
ствуют более благоприятные условия для использования этих возможностей в интересах
победы над врагом. Превращение экономических, научных, моральных возможностей в соб-
ственно военный фактор в социалистических странах может быть обеспечено более эффек-
тивно»91.
В этой работе рассматривался и ряд имеющихся у социалистических стран преимуществ
географического и демографического характера над вероятными противниками. Авторы под-
черкивали, что социалистический лагерь – это «единый массив от западных рубежей ГДР и
Чехословакии до Тихого океана»; в то время как «государства, входящие в агрессивные блоки,
образуют цепочку стран, занимающих узкую прибрежную окраину Европы и Азии, а главная
экономическая база этих блоков – США – находится за океаном». В силу этого «линии связи
между странами – участницами империалистических блоков чрезвычайно растянуты и уяз-
вимы», и «такие коммуникации во время войны легко могут быть нарушены ракетно-ядерным
оружием»92.
Отмечалось, что «особенно неблагоприятно для агрессоров соотношение в численности
и составе населения». Говорилось о том, что «в социалистических странах проживает более
1 млрд человек, тогда как в странах, входящих в НАТО, СЕНТО, СЕАТО, – около 700 млн
человек»93. Следует отметить, что такая оценка давалась незадолго до того, как произошел
советско-китайский раскол, в результате которого СССР и КНР оказались едва ли не военными
противниками. Соответственно, и «социалистический монолит» с населением в 1 млрд чело-
век перестал существовать.
В отмеченном выше труде коллектива авторов под руководством В.Д. Соколовского дава-
лась следующая характеристика советской военной стратегии того периода: «В советской воен-
ной стратегии четко выражено то положение, что острый классовый характер такой войны
предопределит крайнюю решительность политических и военных целей сражающихся сто-
рон», а также то, что «широкое применение средств массового уничтожения придаст войне
невиданно разрушительный, истребительный характер». Соответственно, «к такой тяжелой,
напряженной и исключительно ожесточенной войне и должны быть готовы наши Вооруженные
Силы»94.
Отмечалось, что «новая мировая ядерная война, подготавливаемая мировой реакцией,
грозит народам страшными бедствиями – гибелью многих сотен миллионов человек, разруше-
нием и опустошением городов». В связи с этим подчеркивалось, что «КПСС, Советское пра-
вительство считают своей главной задачей предотвратить ядерную войну». Говорилось, что
«эта задача реальна, так как в ее осуществлении заинтересованы объединенные силы могу-
чего социалистического лагеря, миролюбивые несоциалистические государства, международ-
ный рабочий класс и все люди, отстаивающие дело мира». Развивался тезис о том, что «социа-
90
Там же.
91
Марксизм-ленинизм о войне и армии. С. 90.
92
Там же. С. 90–91.
93
94
Военная стратегия. С. 233.
28
лизм, опередив капитализм в важнейших отраслях науки и техники, дал в руки миролюбивых
народов мощные материальные средства для обуздания империалистической агрессии» 95.
На протяжении десятилетий разрабатывались различные концепции «ограниченной
ядерной войны», «управляемых ядерных конфликтов». В конце 1960-х годов в СССР активно
разрабатывалась теория поэтапной ядерной войны, что было связано с осознанием обоюд-
ной опасности, катастрофических последствий неограниченного применения ядерного ору-
жия. Эти разработки в СССР начались с вполне обоснованной критики американских концеп-
ций ограниченной войны (в том числе с применением ядерного оружия). Для практической
отработки потенциального ведения поэтапной ядерной войны ежегодно проводились стра-
тегические и оперативно-стратегические учения Вооруженных сил СССР, включая учения
стратегических ядерных сил. Так, с 1970 по 1979 г. было проведено восемь стратегических
учений «Центр», в ходе которых отрабатывались формы и способы ведения войны, кото-
рая начиналась лишь обычными, неядерными средствами. Затем боевые действия по плану
учений трансформировались в войну с ограниченным применением ядерного оружия, кото-
рая завершалась неограниченным его использованием. В те же годы активно проводились в
СССР и оперативно-стратегические учения на возможных театрах военных действий (в част-
ности, «Запад-77» с 1 млн участников), включая морские театры (например, «Антлантика-78»,
«Океан», 1979).
В 1970 г. под руководством министра обороны СССР Маршала Советского Союза А.А.
Гречко было проведено стратегическое командно-штабное учение «Решающий удар». Оно про-
ходило с участием высшего руководства страны, начиная с Генерального секретаря ЦК КПСС
Л.И. Брежнева, возглавлявшего Совет обороны. В ходе учения осуществлялись реальные пуски
различных ракет с обозначением конкретных задач. Были задействованы все системы управ-
ления, все центральные командные пункты. Высшее руководство СССР смогло убедиться в
катастрофических последствиях обмена ядерными ударами с США. В результате первого
упреждающего удара по США погибло бы, по расчетам, 87 % боевого состава их вооруженных
сил, 80–90 млн чел. населения и уничтожалось бы 68–72 % промышленности. Но и террито-
рия всей европейской части СССР превращалась бы в зону высокого уровня радиоактивного
заражения (от 300 рентген в час и выше)96.
В целом в советских военно-теоретических разработках послевоенных десятилетий,
носивших публичный характер, речь шла прежде всего о тотальной Третьей мировой войне.
Готовились к Третьей мировой войне с массированным применением ядерного оружия, а
пришлось применять значительные силы в Венгрии в 1956 г. для подавления антикоммунисти-
ческого мятежа и в Чехословакии в 1968 г. для стабилизации обстановки, для предотвращения
«дрейфа» ЧССР в направлении выхода этой страны из Организации Варшавского договора.
В 1960-е – первой половине 1970-х годов СССР пришлось также косвенно участвовать во
Вьетнамской войне, помогая Демократической Республике Вьетнам и южновьетнамским пат-
риотическим силам в их борьбе против США и проамериканских сил в Южном Вьетнаме. Эта
борьба, как известно, завершилась полным поражением США и поддерживаемых ими южно-
вьетнамских режимов. Но не следует забывать, что она стоила огромных жертв вьетнамскому
народу, оцениваемых в миллионы человеческих жизней.
В 1970-е годы оценки и размышления о ядерной войне и в СССР и в США в публич-
ных вариантах в основном отошли в тень. В этот период (именуемый периодом «разрядки»
международной напряженности) были заключены важные советско-американские соглашения
в стратегической ядерной сфере и в области противоракетной обороны.
95
96
Стратегические решения и Вооруженные Силы: новое прочтение. Т. I / под ред. В.А. Золотарева. М.: МБОФ
«Победа-1945», 2000. С. 405–406.
29
Немаловажную роль в восприятии проблем ПРО (за счет создания которой в масшта-
бах всей территории страны и в США и в СССР хотели выйти из состояния «ядерного пата»)
играли политико-психологические факторы. Вспомним, что на встрече в Глассборо в 1967 г.
первоначально реакция советской стороны в лице председателя Совета министров СССР А.Н.
Косыгина на предложения американской стороны начать ограничения систем ПРО, сделанные
министром обороны США Робертом Макнамарой, была весьма негативной, носила ярко выра-
женный эмоциональный характер.
Но несколько позднее советские специалисты в оборонно-промышленном комплексе и в
военном ведомстве пришли к выводам о невозможности создания ПРО на территории страны
ввиду перехода стратегических наступательных вооружений на оснащение ракет разделяющи-
мися головными частями (РГЧ ИН) и быстрого развития разнообразных средств преодоления
ПРО97.
Аналогичные выводы были сделаны учеными и специалистами в Соединенных Штатах,
причем многие из них пришли к этому раньше, чем в СССР, поскольку США опережали Совет-
ский Союз в развитии межконтинентальных баллистических ракет (МБР) и баллистических
ракет подводных лодок (БРПЛ) с РГЧ ИН.
Особое значение имел советско-американский Договор об ограничении систем противо-
ракетной обороны (ПРО) 1972 г., который фиксировал отказ обеих сверхдержав от создания
ПРО территории страны, способной защитить от массированного ракетно-ядерного удара –
как в упреждающих, так и в ответных действиях. Путь к осознанию ситуации «ядерного пата»,
в основе чего лежал Договор по ПРО, был у обеих сторон сложным и даже болезненным. И
это был отнюдь не линейный процесс.
Весомый, во многом принципиальный вклад в понимание тяжелейших последствий при-
менения ядерного оружия внесли комплексные высокопрофессиональные исследования аме-
риканских и советских ученых 1980-х годов по вопросам климатических и медико-биологиче-
ских последствий ядерной войны. Эти исследования стали широко известны во многих странах
во многом благодаря поддержке целого ряда политических и государственных деятелей. В
СССР проведение таких исследований и их обнародование были поддержаны высшим руко-
водством сначала в лице Л.И. Брежнева, затем Ю.В. Андропова, К.У. Черненко и М.С. Горба-
чева. Большую роль в проведении таких исследований, в их организации сыграли в Советском
Союзе вице-президент АН СССР Е.П. Велихов и академик Е.И. Чазов. К сожалению, память о
результатах этих исследований в современных условиях в определенной мере изгладилась из
общественного сознания.
Появившиеся в XXI в. исследования по климатическим последствиям войн с примене-
нием ядерного оружия значительно менее известны. Среди них можно, в частности, отметить
исследование Ратгерского университета (США) 2007 г., в котором оценивались катастрофиче-
ские последствия для мирового сельского хозяйства применения всего лишь 1 % накопленных
в разных странах ядерных боеприпасов. Это привело бы к резкому ухудшению в обеспечении
продовольствием миллиардов людей 98.
В начале 1980-х годов советско-американские отношения переживали очередной период
обострения с ростом непосредственной военно-стратегической конфронтации.
97
Первов М.А. Системы ракетно-космической обороны России создавались так. М.: АВИАРИУС-XXI, 2003. С. 143, 208.
98
Robock A., Oman L., Stenchikov G.L. Nuclear Winter Revisited with a Modern Climate Model and Current Nuclear
Arsenals: Still Catastrophic Consequences // Journal of Geophysical Research. Atmospheres. 2007. Vol. 112. No. D13107. <http://
climate.envsci. rutgers.edu/pdf/RobockNW2006JD008235.pdf> (дата обращения – 23.10.2016); Robock A., Toon O. Self-assured
Destruction: The Climate Impacts of Nuclear War // Bulletin of the Atomic Scientists, 2012. Vol. 68. No. 5. P. 66–74; Mills M., Toon
O., Lee-Taylor J., Robock A. Multi-decadal Global Cooling and Unprecedented Ozone Loss Following a Regional Nuclear Conf lict //
Earth’s Future. 2014. Vol. 2. No. 4. P. 161–176.
30
В 1981 г. на стратегическом командно-штабном учении под руководством министра обо-

роны СССР Д.Ф. Устинова был поставлен вопрос о возможности крупномасштабной обычной
войны между СССР и США, НАТО и ОВД. При этом предусматривалось, что военные дей-
ствия обычными средствами в любой момент могут перерасти в ядерную войну. Аналогичные
взгляды присутствовали и в военной теории и военных планах США и их союзников. Так, в
1980-е годы на крупнейших военных учениях НАТО (особенно «Отэм фордж») отрабатыва-
лись вопросы ведения войны с поэтапной эскалацией от обычной до неограниченной ядерной
войны99.
В 1982 г. член Политбюро ЦК КПСС министр обороны СССР Д.Ф. Устинов в специ-
альной публикации писал: «Советский Союз не делает ставку на победу в ядерной войне» 100.
Это было весьма важным, во многом даже необычным заявлением для руководителя военного
ведомства СССР. Таких заявлений не делал министр обороны СССР и в период разрядки 1970-
х годов. Д.Ф. Устинов при этом пояснял, что «понимание невозможности взять верх в таком
конфликте – это аргумент в пользу отказа от применения ядерного оружия первым 101. Тем
самым он еще раз отметил приверженность СССР выдвинутому незадолго до этого доктри-
нальному положению о неприменении ядерного оружия первыми 102.
При этом Д.Ф. Устинов ссылался на послание Л.И. Брежнева специальной сессии Гене-
ральной ассамблеи ООН, в котором Генеральный секретарь ЦК КПСС заявлял: «Ядерная
война, начнись она, могла бы означать разрушение человеческой цивилизации». Устинов также
апеллировал к документам XXVI съезда КПСС, в которых говорилось, что «мир – это первей-
шее условие обеспечения права каждого человека на жизнь». Соответственно, «ядерная война
– это удар по всем, это всеобщая катастрофа»103. Министр обороны СССР, член высшего совет-
ского руководства, говорил о «недопустимости бряцания оружием» ради сохранения мира 104.
Нельзя не отметить, что отказ от ставки на победу в ядерной войне, озвученный Д.Ф.
Устиновым, не был однозначно воспринят высшим командным составом Вооруженных сил
СССР. Через три года, в 1985 г., Маршал Советского Союза Н.В. Огарков опубликовал работу,
в которой говорилось, что в случае возникновения современной мировой войны она будет
«продолжаться до полной победы над врагом» 105. В этот период времени Н.В. Огарков уже не
занимал пост начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР – первого заместителя
министра обороны СССР (его преемником стал Маршал Советского Союза С.Ф. Ахромеев).
Огарков отмечал, что «СССР рассматривает ядерное нападение как тягчайшее преступ-
ление против человечества». И он еще раз напомнил о том, что «в основе советской военной
доктрины лежит положение о том, что Советский Союз не применит ядерного оружия пер-
вым»106.
99
«Победа-1945», 2000. С. 407–409.
100
Устинов Д.Ф. Отвести угрозу ядерной войны. М.: Политиздат, 1982. С. 7.
101
Там же.
102
В Военной доктрине Российской Федерации говорится следующее: «Российская Федерация оставляет за собой право
применить ядерное оружие в ответ на применение против нее и (или) ее союзников ядерного и других видов оружия массо-
вого поражения, а также в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу
поставлено само существование государства». В этом российском документе говорится также о том, что «Решение о примене-
нии ядерного оружия принимается Президентом Российской Федерации» (п. 27) // Военная доктрина Российской Федерации.
Утверждена Президентом Российской Федерации 25 декабря 2014 г., № Пр-2976. <http://www.scrf. gov.ru/security/miIitary/
documentl29/> (дата обращения – 17.05.2017).
103
Устинов Д.Ф. Указ. соч. С. 7.
104
Там же.
105
Огарков Н.В. История учит бдительности. М.: Воениздат, 1985. С. 77.
106
Там же.
31
Со стороны Соединенных Штатов не было аналогичных заявлений о неприменении ядер-

ного оружия первыми107.
Из-за особой разрушительной силы ядерного оружия уже на протяжении ряда десяти-
летий во весь рост стоит задача предотвращения ядерной войны (в значительной мере через
обеспечение определенных параметров стратегической стабильности) 108. Но не только. Необ-
ходимо также и устранение условий для сползания к такой войне, т. е. снижение вероятно-
сти возникновения взаимоуничтожающей ядерной войны на сравнительно ранних подступах
к ней, в том числе за счет устранения возможности и ограничения войн значительно меньшего
масштаба и даже просто вооруженных конфликтов, в которые в разных формах могут быть
вовлечены государства, обладающие ядерным оружием.
Многие ученые и специалисты считают, что в современных условиях опасность войны с
применением ядерного оружия вновь возросла в силу прежде всего общего ухудшения отно-
шений США с Россией, отношений между РФ и НАТО.
В ежемесячно издаваемом в США «Бюллетене ученых-атомщиков» имеются символи-
ческие часы, на которых показывается число минут, остающихся до взаимоуничтожающей
ядерной войны. Это время устанавливается на основе опроса группы крупнейших ученых. В
2014–2017 гг. стрелки на этих символических часах были установлены на «без трех минут
двенадцать», как в моменты значительного обострения советско-американских отношений
в период «холодной войны».
Война с применением ядерного оружия может случиться не преднамеренно, а в резуль-
тате того или иного стечения обстоятельств во взаимодействии двух крупных государственных
структур и двух военных машин.
В специальном исследовании «РЭНД Корпорэйшн» [американского стратегического
исследовательского центра РЭНД (Research and Development; RAND)] по проблемам стра-
тегической стабильности, увидевшем свет в начале 2017 г., отмечалось, что между США и
РФ «увеличилась вероятность стратегического ядерного обмена». При этом говорилось, что
«отношения стратегической стабильности между Соединенными Штатами и Россией остаются
наиболее важными»109.
Сравнительно недавняя история показала, что война и без применения ядерного ору-
жия может иметь масштабные экологические и медико-биологические последствия. В ходе 15-
летней войны в Индокитае (1961–1975 гг.) природе этого региона действиями США нанесен
значительный ущерб, на огромных территориях разрушена среда обитания. Здесь в массовом
107
В «Обзоре ядерной политики Минобороны США» 2010 г. говорилось о том, что для Соединенных Штатов
будет оставаться «узкий диапазон» чрезвычайных ситуаций, в которых американское ядерное оружие может все еще
играть роль в сдерживании нападения обычными силами или нападения с применением химического и бактериологиче-
ского оружия против Соединенных Штатов или их союзников и партнеров. Таким образом, США «не готовы» в насто-
ящее время принять на вооружение такую универсальную политику, которая означала бы, что «единственным пред-
назначением ядерного оружия Соединенных Штатов является сдерживание ядерного нападения». См.: Nuclear Posture
Review Report, US Department of Defense. April 2010. Р. VIII. <https://www.defense.gov/Portals/1/features/defenseReviews/
NPR/2010_Nuclear_Posture_Review_Report.pdf> (дата обращения – 01.02.2017).В доктринальных установках США по этому
вопросутакже говорится о том, что Соединенные Штаты будут рассматривать возможность «использования ядерного ору-
жия только в крайних случаях для защиты жизненно важных интересов Соединенных Штатов или их союзников и партне-
ров». При этом предусматривается, что США будут поддерживать «значительные контрсиловые возможности против потен-
циальных противников». Отмечается, что США не придерживаются политики «минимального сдерживания» и не полагаются
только на «противоценностную» стратегию. См.: Report on Nuclear Employment Strategy of the United States. US Department of
Defense. June 12, 2013. <http://www. defense.gov/pubs/ReporttoCongressUSNuclearEmploymentSt rategy-Section491.pdf; http://
www.globalsecurity.org/wmd/ library/policy/dod/us-nuclear-employment-strategy.pdf> (дата обращения – 20.08.2017).
108
Веселов В.А. Трансформация параметров стратегической стабильности: роль технологического фактора // Вестник Мос-
ковского университета. Сер. 25. Международные отношения и мировая политика. 2015. Т. 7. № 3. С. 23–56; Савельев А.Г.
Стратегическая стабильность и ядерное сдерживание: уроки истории // Там же. С. 57–84.
109
Chivvis Ch.S., Radin A., Massicot D., Reach C. Strengthening Strategic Stability with Russia. The RAND Corporation, 2017.
<https://www.rand.org/pubs/perspectives/PE234.html> (дата обращения – 15.09.2017).
32
порядке был распылен дефолиант под названием «эйджент орандж» (Agent Orange) (химиче-
ское вещество, вызывающее опадение листьев с деревьев), содержащий диоксин – сильнодей-
ствующий химикат, весьма опасный для людей и животных. Использование «эйджент орандж»
обоснованно получило название «экоцид». Около 2 млн вьетнамцев подверглись воздействию
дефолиантов; число детей с врожденными пороками, вызванными воздействием «эйджент
орандж», оценивалось в 50 тыс.110
Справедливо отмечается, что масштабная война во многих районах мира, в том числе в
Европе, России, Северной или Южной Америке, на Востоке «способна вызвать уничтожение
целых цивилизаций» из-за характера современных цивилизаций, высокой степени уязвимости
систем жизнеобеспечения людей, промышленной инфраструктуры, наличия высокотоксичных
химических производств и масштабного складирования отходов этих производство и, наконец,
опасности разрушения атомных электростанций 111.
Отмечено, что для войны XX в. характерен рост прямых потерь среди гражданского насе-
ления относительно общего числа людских потерь. В Первую мировую войну этот показатель
составлял 5 %, во Вторую мировую войну – 48 %, во время войны в Корее – 84 %, во Вьетнаме
– 90 %, в Чечне – 95 %112.
Стратегическая стабильность во многом связана с проблемой взаимного стратегического
сдерживания – ядерного и неядерного, о чем подробнее будет сказано дальше.
Высокий уровень взаимосвязанности и взаимозависимости акторов мировой политики
и мировой экономики (что в значительной мере является следствием развития разнообразных
технологий, особенно информационно-коммуникационных технологий) увеличивает опас-
ность распространения вооруженного противоборства далеко за пределы изначального очага
вооруженного конфликта.
Мир взаимозависим и взаимосвязан, но не глобален, т. е. не единообразен. Академики
Н.А. Симония и А.В. Торкунов небезосновательно пишут, что «современный мир не глобален
(как утверждают некоторые западные и российские эксперты), а представляет собой симбиоз
около двух сотен неодинаковых стран с разным уровнем социального и экономического раз-
вития»113. Весьма значительными являются различия между теми или иными группами госу-
дарств и в масштабах научно-технических потенциалов, включая их военный сегмент.
При этом государства (государства-нации, nation states), несмотря на рост значимости
негосударственных акторов, остаются главными структурными элементами системы мировой
политики.
Это принципиально важно для формирования современной теории войны. Соответ-
ственно государственные субъекты системы мировой политики остаются и главными акторами
войн.
Говоря о «глобализации», можно отметить, что это и определенный процесс, и опреде-
ленная идеология. Как у любого процесса, у него есть своя динамика, свои темпы, которые
могут быть разными в те или иные моменты истории – новейшей в целом и истории XXI в.
непосредственно.
Целый ряд шагов администрации Д. Трампа является демонстрацией серьезной коррек-
ции в деятельности наиболее влиятельного государства, которое многие десятилетия было
главным «драйвером» глобализации. Яркой демонстрацией этого стало решение Д. Трампа
в январе 2017 г. о выходе США из Транстихоокеанского партнерства (ТТП). Этот мегапро-
ект был символом нового этапа «глобализации» под флагом американских транснациональных
110
Требин М.П. Войны XXI века. М.; Минск: АСТ Харвест, 2005. С. 5–7.
111
Серебрянников В.В. Социология войны. М.: Научный мир, 1997. С. 85.
112
Требин М.П. Указ. соч. С. 4.
113
Симония Н.А., Торкунов А.В. Глобализация и проблемы мирового лидерства // Международная жизнь. 2013. Март.
С. 23.
33
корпораций (ТНК). ТТП именовали «экономический НАТО» для Азиатско-Тихоокеанского

региона.
***
Возвращаясь к вопросу о революции в военном деле, следует подчеркнуть, что стиму-

лирующее воздействие на развитие первого, существенного, компонента РВД оказала одна из
важнейших характеристик ядерного оружия – его неизбирательность. Как уже отмечалось
выше, для ядерного оружия характерен широкий спектр поражающих факторов. Десятиле-
тиями после Второй мировой войны разработчики вооружений неоднократно пытались это
преодолеть. В данном направлении развивались (и развиваются) все виды ядерных боеприпа-
сов и средств доставки – и тактических, и оперативно-тактических, и стратегических; основ-
ной тенденцией стало уменьшение мощности боезарядов и повышение их точности, в том
числе ради поражения высокозащищенных объектов без какого-либо значительного «побоч-
ного эффекта».
Стремлением уйти от неизбирательности ядерного оружия в значительной мере можно
объяснить появление «нейтронных боеприпасов», а также создание разных видов высокоточ-
ного оружия (ВТО) в неядерном снаряжении, включая дальнобойные средства.
Одна из основных тенденций в развитии техносферы, военного дела и военного искус-
ства – постоянное расширение спектра средств и способов вооруженной борьбы: от ядерных
боеприпасов мегатонного класса до многообразных нелетальных средств поражения. При этом,
разумеется, всем спектром средств вооруженной борьбы обладает ограниченное число госу-
дарств.
О превращении определенных научных идей и технологий в те или иные системы воору-
жений во многих случаях речь шла несколько десятилетий назад, но «прорывы», как пра-
вило, откладывались на более позднее время. Один из примеров этого – создание управляемых
гиперзвуковых летательных аппаратов, подходы к разработке которых делались еще в 1970-
е годы (военные эксперты того времени заявляли, что искомое оружие потребует НИОКР в
течение примерно 10 лет)114.
Следует упомянуть возможность появления тех или иных «нетрадиционных» средств –
так называемого оружия на новых физических принципах (с учетом того, что эти принципы
известны в науке, как правило, уже 40–50 лет и более).
Вновь и вновь (уже на протяжении ряда десятилетий) встает вопрос об оружии направ-
ленной энергии (лазерном, радиочастотном и пучковом), о «рельсотронах» (электродинами-
ческих ускорителях массы – ЭДУМ), о «радиочастотном оружии» и др. Масштабное примене-
ние такого оружия наряду с некоторыми другими «экзотическими средствами», как считают
некоторые авторы, может привести к новой революции в военном деле. Также на протяжении
многих десятилетий поднимается вопрос о геофизическом и климатическом оружии 115.
Существуют при этом и довольно консервативные оценки относительно воздействия
таких средств. Так, в материалах авторитетного лондонского Международного института стра-
тегических исследований отмечалось, что оружие направленной энергии – в первую очередь
лазерное оружие и радиочастотное оружие – может создать значительные преимущества ско-
рее на тактическом, а не на стратегическом уровне 116.
114
Ануреев И.И., Бондаренко В.М., Возненко В.В. Научно-технический прогресс и революция в военном деле / под ред.
проф., ген. – полк. Н.А. Ломова и др. М.: Воениздат, 1973. С. 47–50.
115
Сухих К. Точка в войне // Военно-промышленный курьер. 2017. № 47 (711). С. 5.
116
The Military Balance 2015. February 2016. L.: Institute for International Strategic Studies. Р. 9–12. <https://www.iiss.org/en/
pub-lications/military%20balance/issues/the-military-balance-2015-5ea6> (дата обращения – 12.11.2016).
34
В 1980-е годы была предпринята попытка сделать ядерное оружие, по словам прези-
дента США Р. Рейгана, «бессильным и устаревшим». Имеется в виду весьма масштабная
программа НИОКР «Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ). Планировался перехват,
прежде всего на разгонном участке, межконтинентальных баллистических ракет, баллистиче-
ских ракет стратегических подводных лодок (в первую очередь за счет создания боевых кос-
мических станций – БКС) с использованием различных видов лазеров – рентгеновских лазе-
ров, эксимерных лазеров, лазеров на свободных электронах, химических лазеров и др. (наряду
с ракетами-перехватчиками космического базирования).
Тогда речь шла об использовании лазеров с выходной мощностью в мегаватты и даже
десятки мегаватт (для поражения стартующих ракет противника, обладающих повышенной
стойкостью)117. Одним из проектов такого рода в США был проект «Альфа» с потенциаль-
ным химическим лазером космического базирования и выходной мощностью 5 мВт. Дальность
действия его определялась в 5000 км. После завершения НИОКР предполагалось разместить
18 боевых космических станций с такими комплексами на трех полярных орбитах высотой
1300 км. Некоторые специалисты полагали, что для надежного решения задач ПРО мощно-
сти 10 мВт не хватит, и ее необходимо повысить на три порядка. Подвергалась сомнению и
достаточность численности группировки лазерных БКС, которую предлагалось многократно
увеличить118.
Цели, которые ставились в рамках СОИ, как известно, не были достигнуты. Эта про-
грамма при преемниках Рейгана перестала существовать в том виде, как это задумывалось
рейгановской администрацией. Работы в области ПРО в США продолжались в гораздо более
ограниченном объеме. Тем не менее регулярно в США поднимается вопрос о возврате к идее
создания космических эшелонов ПРО на новейшей научно-технической основе.
В СССР также велись НИОКР по созданию лазерного оружия космического базирования
(проект 17019 «Скиф», головная организация по созданию лазерного комплекса – НПО «Аст-
рофизика»). Но «Астрофизика» задерживала создание лазера мощностью в несколько мега-
ватт, который можно было бы вывести в космос. Решено было использовать созданную для
«Скифа» установку с газодинамическим лазером (на углекислом газе) в 1 мВт, который был
разработан для установки на самолетах Ил-76 другой советской организацией. Выводить в кос-
мос эти аппараты должны были ракеты «Протон-К» (на экспериментальном этапе), затем орби-
тальные корабли «Буран»119.
Вышеприведенные оценки Международного института стратегических исследований
подтверждаются, в частности, данными о развитии различных образцов лазерного оружия в
США в последние годы.
В США уже на протяжении довольно длительного времени ведется разработка кора-
бельных комплексов лазерного оружия для поражения малоразмерных воздушных целей и про-
тиворакетной обороны на дальности лишь 2–3 км (только при благоприятных погодных усло-
виях) – не на тысячи километров, как говорилось о потенциальных лазерных системах для
задач ПРО и для противоспутникового оружия в 1980-е годы в США и в СССР. Это проекты
«ЛаВС», «ТЛС», «Мад».
В рамках проекта «ЛаВС» используются, в частности, шесть коммерческих лазеров (с
активной средой в виде оптоволокна, активированного иттербием). Лучи этих шести лазеров
сводятся методом некогерентного сложения в общей системе наведения и слежения. Мощность
выходного излучения прототипа комплекса «ЛаВС» составляет 33 кВт. Этот комплекс при-
117
Белоус В.С. ПРО США: мечты и реальность. М.: Национальный институт прессы, 2001. С. 96–97.
118
Шмыгин А.И. СОИ глазами русского полковника. М.: Ветеран Отчизны; Мегатрон, 2000. С. 204–207.
119
Лантратов К. «Звездные войны», которых не было. Январь 2005. С. 2–4. <http://www.buran.ru/other/skif-lan.pdf> (дата
обращения – 24.07.2017).
35
зван действовать совместно с давно имеющимся на вооружении кораблей ВМС США 20-мил-
лиметровым орудием МК 15 120.
Для сухопутных войск создается мобильная демонстрационная установка «ХЕЛ-МД»
для поражения с 10 кВт лазером. На следующем этапе должна быть достигнута мощность
этого лазера в 50–60 кВт; предполагается, что прототип «боевого образца» будет создан
к 2022 г. (100 кВт). Для задач ПРО Минобороны США изучает возможность использования
твердотельных и газовых лазеров (на парах щелочных металлов) мощностью в 200–300 кВт,
устанавливаемых на высотных беспилотных аппаратах типа «Рипер». Первые лабораторные
образцы такого рода лазеров имеют выходную мощность 34 кВт и 10 кВт. На базе подобного
рода средств (с мощностью в несколько десятков кВт) планируется создание средств высо-
коточного сопровождения баллистических ракет 121.
Возможность ведения крупномасштабной войны без использования ядерного оружия, с
упором на применение высокоточного оружия рассматривалась в 1970– 1980-е годы и в СССР
и в США. Особенно это было характерно для Соединенных Штатов в рамках так называемой
«Второй стратегии компенсации» 122. В рамках этой «Стратегии» министр обороны США Г.
Браун и его заместитель У. Перри сделали, в частности, ставку на массовое внедрение цифро-
вых технологий (с заимствованием их из космических аппаратов) для наземных и авиационных
систем разведки, наблюдения и целеуказания, для непосредственного обеспечения соответ-
ствующими возможностями командиров различного уровня непосредственно на поле боя. В
соответствии со «Второй стратегией компенсации» были разработаны высокоточные крылатые
ракеты большой дальности ALCM и «Томагавки», ракеты «Мейверик» и «Хеллфайер», само-
наводящийся снаряд для ствольной артиллерии «Копперхед». Была создана система «Авакс»,
призванная, по словам У. Перри, «революционизировать» вооруженную борьбу в воздухе. К
компонентам «Второй стратегии компенсации» относится и система космической навигации
«Джи Пи Эс»123.
Все более важным компонентом последней революции в военном деле стало бурное раз-
витие многообразного нелетального оружия, которое используется в самых различных нево-
енных действиях армии (и силовыми структурами). Такое вооружение имеет значительный
потенциал применения в ходе военных конфликтов (против некомбатанта в определенных
ситуациях и против ведущих боевые действия войск), когда возникает угроза дестабилизации
тыла теми или иными организациями без использования боевого оружия.
Возможность обнаруживать противника и избирательно уничтожать его высокоточным
оружием с неядерными боеприпасами дали прорывные достижения в информационных тех-
нологиях. Не прекращается развитие различных видов робототехники (включая беспилотные
летательные аппараты и автономные необитаемые подводные аппараты), радиолокационных
средств (в том числе для решения задач противоракетной и противовоздушной обороны) и
др., не говоря уже о средствах связи, боевого управления, разведки и наблюдения, средствах
ведения наступательных и оборонительных действий в «киберпространстве». К этим вопросам
мы еще вернемся.
Уже на протяжении 20–25 лет обсуждается вопрос о неядерном поражении объектов
стратегических ядерных сил – об «участии» неядерного дальнобойного высокоточного ору-
120
Фомкин Н. Разработка в США комплексов лазерного оружия // Зарубежное военное обозрение. 2017. № 4. С. 34–37.
121
Там же.
122
«Первой стратегией компенсации» в США считаются масштабные действия прежде всего администрации Д. Эйзенхау-
эра как реакция на утрату Соединенными Штатами ядерной монополии с появлением ядерного оружия в Советском Союзе.
В тот период руководство США сделало ставку на развитие всего спектра ядерных боеприпасов и средств их доставки вплоть
до ядерного оружия поля боя, включая безоткатные орудия ближнего действия «Дэви Крокет». Последние позднее были при-
знаны многими американскими специалистами «верхом абсурда», поскольку их применение угрожало во многом своим соб-
ственным военнослужащим.
123
Perry W.Y. My Journey at the Nuclear Brink. Stanford, CA: Stanford University Press, 2015. P. 34–39.
36
жия во внезапном «обезоруживающем» ударе по СЯС другой стороны. При этом боевые плат-
формы – корабли и самолеты – могут находиться за сотни и даже тысячи километров от «поля
боя». Для современного и перспективного военного искусства в значительной мере характерен
именно возврат к избирательности применения сил и средств. Это, безусловно, не означает
полной нейтрализации «сопутствующего ущерба». Одновременно можно отметить стремле-
ние максимально защитить свои войска, снизить собственные потери, чтобы, в частности, обес-
печить более благоприятные условия для применения военной силы на всех уровнях – страте-
гическом, оперативном, тактическом.
По оценкам ряда отечественных специалистов, во весь рост встает вопрос о неядер-
ном массированном ракетно-авиационном ударе (МРАУ) агрессора по различным объектам
военно-экономического потенциала России. Соответственно, речь идет об адекватном инфор-
мационном обеспечении принятия решений об ответных действиях, в том числе с примене-
нием сил и средств ядерного сдерживания 124. При этом вполне можно считать, что нанесение
неядерных ударов по таким объектам, как атомные электростанции (АЭС), должно приравни-
ваться к применению ядерного оружия. Авария на Чернобыльской АЭС в СССР 26 апреля
1986 г. имела серьезные последствия не только для ряда районов Советского Союза, но и для
других стран Европы.
Все более важным компонентом вооруженных сил становятся уже упоминавшиеся бое-
вые и вспомогательные роботы, роботизированные системы, многокомпонентные комплексы
роботов, дающие возможность, в частности, снизить потери в личном составе, что имеет для
многих стран большое внутриполитическое значение. Заслуживающее внимания определение
боевого робота предложено видными отечественными учеными И.А. Каляевым и И.А. Шере-
метом: «Боевой робот есть не что иное, как безэкипажное сред ство вооруженной борьбы,
в общем случае имеющее в сво ем составе несущую платформу, способную перемещаться в
одной или нескольких физических средах (суша, вода, воздух, космос), и устанавливаемые
на этом носителе средства навигации, связи, разведки и поражения. При этом основной осо-
бенностью боевого робота является наличие в его составе программируемого информаци-
онно-вычислительного комплекса, в идеале обеспечивающего его рациональное поведение в
любой обстановке»125.
Массовое применение робототехники может компенсировать и снижение численности
личного состава вооруженных сил. Сухопутные войска (армия) США в соответствии с объяв-
ленными планами будут значительно сокращаться: с 540 тыс. человек в 2014 г. до 420 тыс.
человек в 2019 г.; численность личного состава армейской бригады будет уменьшена с 4 тыс. до
3 тыс. человек; существовавшее в последние годы в этих бригадах соотношение комбатантов
и некомбатантов (1:3) за счет массового внедрения робототехники (в том числе роботов-«му-
лов» для переноски тяжестей) улучшится в пользу комбатантов (1:1)126.
К категории роботов относится подавляющая часть беспилотных летательных аппаратов,
которых в вооруженных силах различных государств насчитывается уже несколько десятков
тысяч.
С 2012 г. произошло резкое наращивание беспилотной авиации в Вооруженных силах
РФ. К концу 2017 г. в войска поставлено более 1800 современных БПЛА, которые позволяют
вести разведку на глубину до 500 км; эти аппараты также могут эффективно применяться
в интересах радиоэлектронной борьбы, обеспечения связи, для огневого поражения в составе
124
См.: Нестерчук А.Н., Аксенов О.Ю. Перспективы развития радиолокационного поля системы предупреждения о ракет-
ном нападении в интересах обеспечения военной безопасности России // Военная мысль. 2017. № 6. С. 49.
125
Каляев И.А., Шеремет И.А. Военная робототехника: выбор пути // Мехатроника, автоматизация, управление. 2008.
Февраль. № 2 (83). С. 32.
126
US Army Considers Replacing Thousands of Soldiers with Robots. IEEE Spectrum. 2014. 22 Jun. <http://spectrum.ieee.org/
automaton/robotics/military-robots/army-considers-replacing-thousands-of-soldiers-with-robots> (дата обращения – 02.08.2016).
37
разведывательно-ударных и разведывательно-огневых контуров 127. Начальник Генерального

штаба Вооруженных сил РФ генерал армии В.В. Герасимов отметил, что возможности груп-
пировки беспилотной авиации в решении разведывательных задач повысились в 15 раз. При
этом «значительно возросли боевые возможности и эффективность применения общевойско-
вых, артиллерийских подразделений, оперативно-тактической авиации, в интересах которых
БПЛА выполняют задачи»128. В.В. Герасимов также отметил, что «завершается разработка
перспективных комплексов, способных выполнять задачи на глубину до 3000 км» 129.
В 2010 г., по ряду сведений, США имели 12 тыс. наземных роботов с разной степенью
автономности и различного назначения и более 8 тыс. авиационных роботов. Если в том же
2010 г. в ходе боевых действий в Афганистане в американской группировке имелся один робот
на 50 солдат, то в ближайшее время соотношение может достичь 1:30130.
Помимо беспилотных летательных аппаратов и наземных роботизированных комплексов
в настоящее время создаются также автономные необитаемые подводные аппараты, способные
оказать существенное влияние на вооруженную борьбу на море.
И.А. Каляев и И.А. Шеремет обоснованно обращают внимание на особую важность
«стайной тактики» ведения боевых действий с использованием значительного числа боевых
роботов. Эта тактика, пишут данные авторы, повышает живучесть боевых средств, ведет
к сокращению финансовых и временных затрат (поскольку значительно проще и дешевле
создать «большое число простых боевых единиц», необходимых для формирования стаи,
нежели создать одну «супермашину»), повышает быстроту реагирования (в силу того, что в
процессе боестолкновений каждая боевая единица, входящая в стаю, «принимает решение о
своих текущих действиях самостоятельно, без команды “сверху”») 131.
На протяжении сравнительно длительного времени дешевых, надежных и высокоско-
ростных средств обмена информацией между компонентами «стаи» («роя») не было, однако
исключительно быстрое развитие телекоммуникационных средств еще 8–10 лет назад стало
менять ситуацию 132. И.А. Каляев и И.А. Шеремет в свое время также отметили применительно
к данной задаче отсутствие «достаточно проработанной и проверенной на практике теории
распределенной обработки информации и коллективного принятия решений при организации
внутристайного взаимодействия» 133.
Несколькими годами ранее генерал И.А. Шеремет, размышляя о значении
«стай» («роев») в перспективной вооруженной борьбе, образно писал: «…Вместо нескольких
“птиц” или “акул” (в зависимости от среды боевых действий) со “сверхдальнозоркими” орга-
нами чувств, развитым интеллектом и большой физической силой, целесообразно иметь “рой
насекомых” или “стаю пираний”. Каждое из этих “насекомых” существенно уступает “птице”
по любому из сенсорных и силовых параметров и в прямом сопоставлении ей безнадежно про-
игрывает. Однако противостоять хорошо организованному “рою” неизмеримо сложнее, чем
“птице”, хотя бы потому, что обнаружить отдельное “насекомое”, а значит, и уничтожить его,
гораздо труднее. (В скобках заметим, что в контексте текущего состояния разработки сенсоро-
127
См.: Герасимов В.В. О ходе выполнения указов Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 года № 603, 604 и
развития Вооруженных сил Российской Федерации // Военно-промышленный курьер. 2017. № 44 (708). <https://vpk-news.ru/
articles/39882> (дата обращения – 13.01.2018).
128
Там же.
129
Там же.
130
Liran A. Controlling Robots: It’s Not Science Fiction // Arms Control and National Security: New Horizons. Memorandum
No. 135 / E.B. Landau, A. Kurz (eds). Tel Aviv: Institute for National Security Studies, 2014. <http://d26e8pvoto2x3r.cloudfront. net/
uploadImages/systemFiles/liran.pdf> (дата обращения – 01.08.2016).
131
Каляев И.А., Шеремет И.А. Военная робототехника: выбор пути. С. 32.
132
133
Там же.
38
несущих беспилотных летательных аппаратов категории “микро” – массой несколько десятков

граммов – приведенная аналогия не так далека от реальности, как может показаться.)» 134
Одним из лидеров в создании роботов военного назначения является Израиль. Так, в
Израиле в последние годы созданы полностью автоматизированные роботы для патрулирова-
ния границы с сектором Газа. Следующая стадия в развитии такого рода роботов – оснащение
их средствами поражения и размещение на границе с Египтом, Иорданией, Сирией и Лива-
ном135. В Израиле также создан дрон «Харпи», для того чтобы обнаружить, обеспечить целе-
указание и поразить РЛС противника без участия человека 136.
По данным Бостонской консультативной группы, мировые расходы на военную робото-
технику (в узкой интерпретации) выросли с 2,4 до 7,5 млрд долл. в 2000–2015 гг.; к 2025 г. они
достигнут 16,5 млрд долл.137 При этом все более значительным становится взаимное наложе-
ние коммерческих и военных систем138.
По оценке основателя «Майкрософт» Билла Гейтса, в стоимостном выражении робото-
техника находится в цикле, аналогичном циклу персональных компьютеров (в 1998–2013 гг.
средняя цена компьютеров упала на 95 %)139. Считается, что благодаря трехмерным принте-
рам и дальнейшему прогрессу в микроэлектронике США смогут создавать сотни миллионов
и даже миллиарды «минидронов» размером с насекомых 140.
Американские ученые из Белферовского центра Гарвардского университета убеждены в
том, что вес, размер и ограничения по мощности, которые сейчас сдерживают развитие авто-
номности, эвентуально будут преодолены – аналогично ситуации с современными смартфо-
нами, работающими так, как в прошлом работали суперкомпьютеры. Современные смартфоны
за 700 долл. мощнее, чем самый быстродействующий суперкомпьютер в начале 1990-х годов 141.
Считается, что пределы для автономной робототехники имеются, но их «конечный пре-
дел» может быть не ниже уровня, имеющегося у природных объектов – голубя, гуся, мыши,
москита, дельфина. Многие эксперты сходятся в том, что в течение ближайших 10 лет или
около того вряд ли будет достигнут в робототехнике уровень птиц 142.
Изначально технологический прогресс предоставил наибольшие преимущества техно-
логически высокоразвитым военным машинам, что выразилось в действиях США в Ираке и
Афганистане. Однако в последующем эти преимущества во многом могут сойти на нет. Отме-
чается использование дронов ИГИЛ (запрещена в РФ) в 2016–2017 гг.
Западные специалисты отмечают, что распространение робототехники, автономных
систем может иметь такой же взрывной характер для «диффузии силы», как и развитие кибер-
пространства и возможностей для проведения разного рода операций в киберпространстве
для значительного числа государственных и негосударственных акторов. В силу сохраняю-
щейся на всю обозримую перспективу значимости военной силы в системе мировой политики
такая «диффузия силы» под воздействием научно-технических факторов может оказать зна-
134
Шеремет И.А. Компьютеризация как путь к победе в вооруженной борьбе // Независимое военное обозрение. 2005.
№ 43.
135
De Spiegeleire St., Maas M., Sweets T. Artificial Intelligence and the Future of Defense: Strategic Implications for Small and
Medium Sized Force Providers. The Hague Center for Strategic Studies (HSSS), 2017. Р. 78. <https://hcss.nl/sites/default/files/files/
reports/Artificial%20Intelligence%20and%20the%20Future%20 of%20Defense.pdf> (дата обращения – 04.08.2017).
136
Ibid.
137
Allen G., Chan T. Artificial Intelligence and National Security. Har vard Kennedy School. Belfer Center for Science
and International Affairs: July 2017. Р. 16. <https://www.belfercenter.org/sites/ default/files/files/publication/AI%20NatSec%20-
%20final.pdf> (дата обращения – 08.01.2018).
138
Ibid. Р. 14.
139
Ibid.
140
Ibid. Р. 22.
141
Ibid. Р. 29.
142
Ibid. Р. 16–17.
39
чительное влияние на структуру этой системы в направлении ее большей полиархаичности,

что далеко не обязательно будет означать рост устойчивости, стабильности этой системы.
Росту автономности роботов будет способствовать распространение технологий само-
обучающихся машин; эти технологии позволят роботам «принимать решения» непосред-
ственно на основе разнообразных датчиков (сенсоров) 143.
При развитии робототехники необходимо принимать во внимание не только сугубо тех-
нические возможности (а речь идет, прежде всего, о новых достижениях в области «искус-
ственного интеллекта» и разнообразных датчиков)144. Необходимо также принимать во вни-
мание правовые и гуманитарные аспекты применения боевой робототехники, к которым все
чаще привлекают внимание различные специалисты 145. Правовые и гуманитарные факторы в
этом и в других случаях должны быть составной частью соответствующих научно-технических
прогнозов.
Как уже отмечалось выше, с развитием робототехники тесно связан прогресс в области
искусственного интеллекта. По ряду оценок, его дальнейшее развитие будет носить едва ли не
взрывной характер146. Предполагается, что системы высокого уровня «машинный интеллект»,
соизмеримого по своим возможностям с человеческим мозгом, появятся с вероятностью 10 %
к 2022 г., с вероятностью 50 % – к 2040 г. и 90 % – к 2075 г. 147 (2022 и 2040 гг. – в пределах
горизонта планирования в военной сфере в странах НАТО) 148.
Нельзя не отметить, что работы в области искусственного интеллекта ведутся в ряде
стран по крайней мере с 1950-х годов, пройдя через ряд подъемов и спадов. В период спа-
дов (как, например, в 1987–1993 гг.) у многих ученых, связанных с разработками в области
искусственного интеллекта, доминировали разочарования, пессимизм. Важными этапами в
развитии искусственного интеллекта применительно к системам вооружений было создание
авиационного ракетного оружия, действующего по принципу «выстрелил – забыл» (сочетание
сенсоров и бортового компьютера), и бортовых компьютеров для крылатых ракет большой
дальности.
Предполагается, что массовое внедрение систем искусственного интеллекта скажется
весьма значительным образом на организации вооруженных сил, повысив роль операторов
такого рода систем по отношению к фигурам традиционных высоко бюрократизированных
организаций 149. Считается, что оружие, оснащенное перспективными системами искусствен-
ного интеллекта, может существенно повысить «операционную гибкость» в применении высо-
коточных средств поражения, позволяя командирам адаптировать ракеты (обладающие спо-
собностью распознавать цели и обеспечивающие еще большую точность) под специфические
и быстро меняющиеся условия поля боя150. Перспективные технологии искусственного интел-
лекта позволят увеличивать «когнитивную скорость в принятии решений на поле боя» 151.
143
Allen G. Op. cit. Р. 18.
144
Liran A. Op. cit.
145
Singer P.W. The Robotics Revolution. The Brookings Institution. Dec. 11, 2012. <http://www.brookings.edu./researclVopin-
ions/2012/12/l1-robotics-military-singer> (дата обращения – 20.07.2017); Schmitt M.N. Autonomous Weapon Systems and
International Humanitarian Law: Reply to the Critics. Dec. 4, 2012 // Harvard International Security Journal Feature (2013). <http://
dx.org./10.2139/ssm2184826> (дата обращения – 02.07.2017).
146
De Spiegeleire St., Maas M., Sweets T. Op. cit. P. 50.
147
Muller V.C., Boctrom N. Future Progress in Artificial Intelligence: A Survey of Expert Opinion – in Fundamental Issues of
Artificial Intelligence. Springer 2016. P. 553–570. <http://lmk.springer. com./chapter/10/1007/978-3-319-26485-133> (дата обра-
щения – 15.08.2017).
148
Ibid.
149
De Spiegeleire St., Maas M., Sweits T. Op. cit. P. 53.
150
Zhao Lei. Next Generation of Missiles to Be Highly Flexible // China Daily. 2016. <http://www.chinadaily.com.cn/
China.2016-08/19/ content_26530461.htm> (дата обращения – 05.01.2017).
151
De Spiegeleire St., Maas M., Sweits T. Op. cit. P. 80.
40
Крупнейшими инвесторами разработок в области искусственного интеллекта являются

частные информ ац ионно-коммуникационные компании-гиганты. Среди них видное место
занимает американский «Гугл», а также китайские «Байду», «Алибаба» и «Тенсент». Стремясь
затормозить получение результатов в этой области в Китае, США в апреле 2015 г. запретили
поставки в КНР самых высокопроизводительных микропроцессоров (компании «Интел»). Но
Китай смог построить самый мощный в мире суперкомпьютер с использованием процессо-
ров собственной разработки152. Группа авторитетных исследователей из Нидерландов, зани-
мавшихся специальным исследованием по проблемам искусственного интеллекта, пришла к
выводу, что «Китай во все большей мере демонстрирует, что он более чем способен разви-
ваться в той же мере, что и США, в этой области»153.
С учетом развития систем искусственного интеллекта в Китае, например, поставлена
задача добиться «военной революции в интеллектуализации», идя дальше «цифровизации» и
«сетецентричности»154. Соответственно, вооруженные силы в случае необходимости должны
добиваться победы уже не просто в «информатизированной войне», а в войне «интеллектуа-
лизированной»155. Отмечается, что в значительной мере это концептуальный ответ Китая на
американскую «Третью стратегию компенсации», на попытку США осуществить новую «рево-
люцию в военном деле», которая «скомпенсировала» бы китайские (и российские) достижения
последних лет и предоставила бы американской стороне ряд неоспоримых преимуществ.
При оценке современной и перспективной техносферы, влияющей на проблемы войны
и мира, предметом внимания должны быть не только новейшие технологии и системы воору-
жений, но и судьба тех систем, которые уже длительное время находятся на вооружении раз-
личных стран, являясь неотъемлемой частью облика их вооруженных сил. Примером могут
быть ударные авианосцы ВМС США, которые на протяжении всех десятилетий после Второй
мировой войны были символом морского могущества Соединенных Штатов, едва ли не глав-
ным средством их господства в Мировом океане.
В связи с активным развитием средств борьбы с авианосцами (прежде всего в КНР) с
применением высокоточного оружия в неядерном снаряжении и с учетом огромной стоимости
авианосцев и в целом авианосных ударных групп (АУГ) в США рядом видных специалистов
ставится под вопрос целесообразность развития этого компонента ВМС США. Однако тяже-
лые ударные авианосцы остаются в строю и авианосный флот продолжает пополняться. В то
же время в Индии и особенно в КНР большое внимание уделяется подобному типу надводных
кораблей. Однако в КНР и Индии перед авианесущими кораблями ставятся свои, специфиче-
ские задачи, отличные во многом от тех, что ставятся перед АУГ ВМС США. И имеющиеся
китайские и индийские проекты не выходят пока на уровень американских ударных авианос-
цев по водоизмещению, числу самолетов палубной авиации, автономности и проч. 156
Так перед ВМС НОАК, в том числе применительно к авианесущим кораблям, стоит
задача не «проецирования силы» на большом удалении от своей территории (как для АУГ
152
Ibid. P. 78.
153
Ibid. P. 77.
154
Ibid. P. 78.
155
Ibid. P. 79.
156
В последние годы в РФ активно обсуждается вопрос об оснащении российских ВМФ крупными авианесущими кораб-
лями. В частности, рассматривается перспективный атомный авианосец проекта 230007 «Шторм» водоизмещением 95 тыс.
т с неограниченной дальностью плавания и способностью нести до 90 летательных аппаратов. Одновременно речь идет и о
концепции легкого многоцелевого авианосца (ЛМА) водоизмещением в 30–40 тыс. т с 40–50 летательными аппаратами, а
также о новом тяжелом авианесущем крейсере с возможностью размещения на нем самолетов укороченного взлета и верти-
кальной посадки. По некоторым расчетам, прямые и косвенные расходы при создании головного атомного многоцелевого
авианосца на каждую тысячу тонн водоизмещения поставят около 1 млрд долл. См.: Независимое военное обозрение. 2017.
1–7 декабря. С. 8–9.
41
ВМС США), а обеспечения безопасности жизненно важных для экономики КНР коммуника-
ций в Тихом и Индийском океанах.
«Долгожителями» являются такие платформы, как стратегические бомбардировщики
Ту-95 МС в СССР (РФ) и Б-52 в США, созданные еще в 1950-е годы и позднее многократно
модифицированные. Десятилетия находятся на службе ударные самолеты Ту-22М3, Су-27,
МиГ-29, МиГ-31, F-15, F-16, «Рафаль» и др. Среди долгожителей боевой техники – без-
условно, основные боевые танки многих стран, боевые машины пехоты и бронетранспортеры.
На протяжении тысячелетий война велась исключительно в двухмерном пространстве –
на суше и на море. Под воздействием преимущественно технологических факторов Первая и
особенно Вторая мировая война за счет бурного развития разнообразной авиационной техники
добавили третье измерение – воздушное пространство. В современных условиях появилось
еще одно измерение – космос, хотя и не без важных оговорок.
Необходим учет долгосрочных тенденций в развитии противоспутникового оружия (этот
вопрос актуален по крайней мере с конца 1950-х годов и весьма далек от однозначного разре-
шения и по сей день). Масштабы как военной, так и гражданской деятельности целого ряда
стран в космосе нарастают из года в год.
В первую очередь это касается США, их планов применения тех или иных видов проти-
воспутникового оружия, нанесения ударов из космоса с соответствующих платформ по объ-
ектам на земле (на воде) и в воздухе.
Еще в начале 1960-х годов в Соединенных Штатах велись работы над экспери-
ментальным проектом спутника-перехватчика, который получил кодовое наименование
«Сейнт» (позднее переименован в проект «621-А», или программу «706»). В 1962 г. замести-
тель министра обороны США Р. Гилпатрик заявил, что США близки к практическому созда-
нию системы космических средств, призванных выводить из строя спутники противной сто-
роны. При этом ставилась задача, чтобы противоспутниковые действия могли осуществляться
и в невоенное время, причем таким образом, чтобы «противник не имел возможности при-
писать выход из строя своих спутников искусственно созданным причинам»157. Значительное
внимание в планах Минобороны США было обращено на создание средств, которые могли
бы контролировать или нейтрализовать деятельность спутников противника с использованием
различных помех; при этом американские противоспутниковые аппараты «выводились бы на
орбиту рядом с нейтрализуемыми спутниками противной стороны с небольшим влиянием на
их орбитальные и локационные параметры» 158.
Нельзя не отметить, что подобные задачи формулируются в США применительно к про-
тивоборству в космосе и в условиях второго десятилетия XXI в.
Но первая подобная система противоспутникового оружия была создана, как отмечается
в отечественных источниках, в Советском Союзе.
По свидетельству академика РАН А.И. Савина, спутник-перехватчик «Космос-252»
поразил осколками направленной боевой части спутник-мишень 1 ноября 1968 г. 159
В СССР в 1960–1980-е годы было проведено несколько десятков испытаний «истреби-
телей спутников», в том числе в рамках крупнейшего учения советских ядерных сил 18 июня
1982 г.160
Но появление ударных средств в космосе по целому ряду причин оказалось отложенным
на десятилетия, хотя США (в большей мере) и СССР были весьма близки к этому в 1980-е
годы – как применительно к специальному противоспутниковому оружию, так и к упоминав-
157
Солодовник Н.С., Кулиш В.М., Дудин А.М. и др. Указ. соч. С. 124–125.
158
Там же.
159
См.: Первов М.А. Указ. соч. С. 193.
160
Лантратов К. Указ. соч. С. 2–4.
42
шимся выше космическим боевым станциям противоракетной обороны, которые, в свою оче-
редь, обладали бы значительными противоспутниковыми возможностями.
Близкие к руководству республиканской партии аналитики резко критикуют президента
США Б. Обаму за его полный отказ от планов развития космической составляющей ПРО США,
несмотря на то что, по их мнению, для этого имелись «достаточные» военно-технические усло-
вия. В одном из исследований консервативного «Фонда наследия» говорится, что от Обамы
требовалось лишь «политическое решение»161.
Уроки развития противоспутникового оружия СССР и США, в частности 1980-х годов,
остаются во многом заслуживающими внимания и сегодня.
К 31 декабря 2015 г., по данным, приводимым Китайским институтом международных
стратегических исследований, на различных орбитах находились 1381 спутник, половина из
которых принадлежала США; при этом на США, Россию, Китай и страны ЕС приходилось
76 % всех действующих космических аппаратов. В 2015 г. собственными возможностями по
запуску спутников обладали 12 стран; на США, Россию, Китай и страны ЕС приходилось
90 % пусков ракет-носителей 162.
Околоземное космическое пространство оказалось весьма «милитаризированным» за
счет военных спутников разведки, целеуказания, связи и проч. Многие космические аппараты
имеют двойное назначение (навигационные спутники, например). Но в космосе, по оценкам
подавляющего большинства экспертов, еще не размещены средства поражения космических
объектов и средства поражения «космос – земля». Собственно «космическая гонка вооруже-
ний» в полном смысле этого слова еще не развернулась. Но это не означает, что она не развер-
нется уже в среднесрочной перспективе. Международно-правовые договорные ограничения в
этой области практически отсутствуют. Это стало особенно очевидным после одностороннего
выхода США из Договора по ПРО 1972 г.
Не получили пока широкого распространения специальные противоспутниковые сред-
ства, которые разрабатывались в СССР и США еще в начале 1980-х годов. Тогда в обеих стра-
нах наиболее продвинутыми были НИОКР по созданию систем с использованием тяжелых
истребителей советского МиГ-31 (перехватчик) и американского F-15 (многоцелевой тяжелый
истребитель) с двухступенчатыми ракетами – «убийцами спутников». Эти ракеты предполага-
лось пускать с самолетов в верхних слоях атмосферы, поражая спутники на низких орбитах.
В 2000-е годы в США вновь вернулись к идее использовать все тот же F-15 (последних моди-
фикаций) как самолет-носитель, несущий ракету, обладающую противоспутниковыми и огра-
ниченными противоракетными возможностями.
На протяжении целого ряда лет стоит вопрос о создании и развертывании самых разно-
образных противоспутниковых средств, в том числе средств кинетического поражения, пуч-
кового и лазерного оружия, использования электромагнитного импульса (ЭМИ), а тем более
суперЭМИ.
Все активнее рассматривается вопрос о применении разведывательно-ударных «роевых
группировок» малых космических аппаратов и о соответствующих средствах и способах про-
тиводействия им.
С научно-технической точки зрения противоборство в космосе, потенциальная гонка
вооружений применительно к противоспутниковым средствам будут довольно радикально
отличаться от того, что имело место в предыдущие десятилетия.
Отсутствуют пока в космосе и уже упоминавшиеся боевые станции для решения задач
ПРО, как это предполагалось американской программой НИОКР «Стратегическая оборонная
161
Dodge M. President Obama’s Missile Policy. A Misguided Legacy. Sept. 15, 2016. The Heritage Foundation. <https://
www.heritage.org/defense/report/president-obamas-missile-defense-policy-misguided-legacy>.
162
Space Situation Assessment Report of 2015. Beijing: China Institute for International Strategy, 2016. Р. 7.
43
инициатива» в 1980-е годы. Тем не менее следует иметь в виду, что в США регулярно, снова
и снова поднимается вопрос о создании таких средств, несмотря на все научно-технические
проблемы, потенциально огромную стоимость развертывания соответствующей космической
группировки и длительность этого процесса.
По сообщениям западных СМИ, КНР 11 января 2007 г. произвела одиночное испытание
противоспутникового оружия наземного базирования (скорее, способности наземной ракеты
сбивать спутники). Это была демонстрация простейшего противоспутникового оружия. В фев-
рале 2008 г. средствами ПРО-ПВО морского базирования по решению высшего руководства
США был сбит собственный разведывательный спутник, выработавший свой ресурс. Следует
отметить, что эти акты уничтожения спутников не являются результатом использования спе-
циальных противоспутниковых средств.
Говоря о потенциальных военных действиях в космосе, необходимо учитывать специ-
фику космического пространства. Создать достаточно эффективные средства защиты косми-
ческих аппаратов еще сложнее, чем какую-либо ограниченную объектовую противоракетную
оборону. Поражение спутника, движущегося по предсказуемой, заранее известной орбите,
является значительно менее сложной задачей, чем поражение ракеты, а тем более боевых бло-
ков. Последние обладают высокой степенью защищенности, прежде всего для того, чтобы не
подвергнуться разрушению при входе в плотные слои атмосферы.
Для нарушения функционирования спутников нет необходимости их физически уничто-
жать – достаточно их «ослепить», нарушить их связь с Землей, для чего могут быть исполь-
зованы разнообразные средства радиоэлектронной борьбы (РЭБ), в том числе радиоэлектрон-
ного подавления (РЭП) и т. п.
В официальном документе Минобороны США «Космические операции» отмечается, что
у космической среды имеются уникальные характеристики. Среди них – отсутствие географи-
ческих границ, действие законов орбитальной механики и возрастающая роль «экологических
соображений». Подчеркивается, что операции по изменению орбитального положения спут-
ников весьма ограничены из-за малых запасов топлива для маневрирования и быстрого износа
космических систем. Двигающиеся по фиксированным орбитам спутники обладают огромной
инерционностью. Окружающая же спутники среда – это вакуум и очень низкая температура.
Отмечается также высокая степень зависимости космических аппаратов от «электромагнит-
ного спектра», т. е. от каналов связи с наземными объектами163.
С учетом исключительно высокого уровня насыщенности околоземного пространства
«космическим мусором» (десятками тысяч разных размеров фрагментов спутников и ракет-
носителей) США в последние годы в развитии противоспутниковых средств делают ставку, как
об этом уже упоминалось выше, почти исключительно на «некинетические» средства пораже-
ния (выведение из строя космических аппаратов иными способами воздействия, прежде всего
оружием направленной энергии и средствами РЭБ).
Отражением военного значения космоса стало создание Воздушно-космических сил
(ВКС) в Вооруженных силах России.
Если говорить об изменении географии потенциальных войн, в последние годы в ней
появилась Арктика. С учетом распространения на Арктику соперничества некоторых держав,
развития ряда технологий потенциальная война может захватить и этот регион 164.
Одним из свидетельств возрастающей военно-политической роли Арктики в поли-
тико-военной сфере международных отношений является создание в декабре 2014 г. по реше-
163
Space Operations. 29.05.2013. <http://www.dtic.mil/doctrine/ new_pubs/jp3_14.pdf > (дата обращения – 12.07.2017).
164
Фененко А.В. Военно-политические аспекты российско-американских отношений в Арктике: история и современ-
ность // Вестник Московского университета. Сер. 25. Международные отношения и мировая политика. 2011. № 2. С. 129–
157; Селин В.С. Стратегические вызовы национальным интересам Российской Федерации и Заполярье: взгляд из Арктики //
Там же. С. 158–179.
44
нию Президента РФ В.В. Путина Объединенного стратегического командования «Север».

Основой сил командования стал Северный флот ВМФ России. Создание такого органа опера-
тивно-стратегического управления можно считать развитием идеи Северного стратегического
бастиона ВС РФ, которую автор этих строк, находясь на посту первого заместителя министра
обороны РФ, выдвинул еще в середине 1990-х годов.
Отмечается, что защита интересов России в Арктике требует значительных дополнитель-
ных ресурсов и тщательно отработанного правового обеспечения 165.
Выступая 7 ноября 2017 г. на коллегии Министерства обороны РФ, министр обороны
России С.К. Шойгу отметил, что создаваемая российскими Вооруженными силами военная
инфраструктура в Арктике (в том числе два комплексных объекта на архипелаге Земля
Франца Иосифа и на Новосибирских островах) создает новые возможности для обеспечения
интересов России в этой зоне. Шойгу подчеркнул, что «это позволит осуществлять контроль
над Северным морским путем, обеспечивать безопасность экономической деятельности Рос-
сии в Арктическом регионе, а также при необходимости оперативно наращивать группировки
войск на данном стратегическом направлении» 166.
Говоря о современных войнах, нельзя не отметить все возрастающую роль радиоэлек-
тронной борьбы (РЭБ), причем в войнах разных масштабов и разной интенсивности. На про-
тяжении последних 15–20 лет она превратилась из вспомогательного, обеспечивающего сред-
ства в одно из первостепенных направлений боевого обеспечения. При этом РЭБ уже давно не
сводится к радиоэлектронному подавлению, а становится все более тонким инструментом про-
тивоборства и в мирное, и в военное время, требующим высокого интеллекта и соответствую-
щего профессионализма. Отечественные специалисты И.Н. Воробьев и В.А. Киселев обосно-
ванно отмечали, что значение РЭБ поднялось с тактического на стратегический уровень, при
этом возникла материальная основа для проведения специальных информационных и инфор-
мационно-блокирующих операций 167.
Начальник Генерального штаба ВС РФ В.В. Герасимов, говоря об оснащении российских
войск средствами РЭБ, отмечает, что в основу создания соответствующей «сбалансированной
системы» был взят «принцип упреждающего развития средств РЭБ по отношению к радиоэлек-
тронным средствам армий ведущих государств» 168. При этом, в частности, комплексы РЭБ с
системами управления оружием («Красуха») способны гарантированно защитить войска и объ-
екты военной и гражданской инфраструктуры от средств наведения высокоточного оружия, а
комплексы РЭБ на БПЛА – полностью блокировать радиосвязь в районе радиусом до 100 км 169.
Говоря о новейших средствах РЭБ в Вооруженных силах РФ, В.В. Герасимов также отмечал,
что «хорошо зарекомендовали себя комплексы радиоэлектронной борьбы с воздушно-косми-
ческими средствами, системами навигации и цифровой радиосвязи» 170.
Радиоэлектронная борьба тесно связана с задачей обеспечения информационного пре-
восходства. Обеспечение такого превосходства стало «альфой и омегой» современного воен-
ного искусства, которое во все большей мере приобретает черты высокоразвитой прикладной
науки171. Справедлив вывод о том, что в современных условиях «информация стала своего
165
См.: Казаков А. Зияющие широты // Военно-промышленный курьер. 2017. № 44 (708). С. 4–5.
166
Вступительное слово Министра обороны Российской Федерации генерала армии С.К. Шойгу (на коллегии Министер-
ства обороны Российской Федерации) // Военная мысль. 2017. № 12. С. 6.
167
Воробьев И.Н., Киселев В.А. Современная тактика: анализ состояния и тенденций развития // Военная мысль. 2007.
№ 10. С. 6.
168
Герасимов В.В. О ходе выполнения указов Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 года № 603, 604 и развития
Вооруженных Сил Российской Федерации. С. 13.
169
Там же.
170
Там же.
171
Достижение информационного превосходства, как отмечается, – это первая фаза ведения боевых действий; оно обеспе-
чивается опережающим уничтожением (выводом из строя, подавлением) систем разведывательно-информационного обеспе-
45
рода оружием», что «она не просто дополняет огонь, удар, маневр, а трансформирует и объ-
единяет их»172.
В свою очередь, информационное превосходство является одним из важнейших условий
достижения господства в воздухе; последнее было определено как наиболее значимый фактор
обеспечения успеха боевых действий еще в конце Первой мировой войны. Завоевание господ-
ства в воздухе позволяло добиться победы в подавляющем большинстве локальных войн и
вооруженных конфликтов последних 20–30 лет.
В целом информационно-коммуникационные процессы на войне обладают повышенной
степенью сложности – как в контуре боевого управления, так и в среде, в которой ведутся
боевые действия.
Достижение информационного превосходства считается одним из основных принци-
пов сетевых операций. Такое превосходство должно быть осуществлено следующим образом:
искусственным увеличением потребности противника в информации и одновременным сокра-
щением для него доступа к ней; обеспечением широкого доступа к информации резидентов
через сетевые механизмы и инструменты обратной связи, надежной защитой их от внедрения
противника; обеспечением доступа к широкому спектру оперативного и динамичного инфор-
мирования173. При этом должна обеспечиваться «всеобщая осведомленность, в том числе,
построением интегральной информационной сети, выстраиваемой и постоянно обновляемой
через сырые и обработанные данные, поставляемые разведкой и иными инстанциями, превра-
щением потребителей информации одновременно в поставщиков информации, которые могли
бы в реальном масштабе времени обеспечить обратную связь» 174.
В рамках «Третьей стратегии компенсации», выдвинутой руководством Минобороны
США в 2014–2016 гг., предполагается осуществить новую «революцию в военном деле» – за
счет комплекса новейших технологий, новых форм и способов ведения вооруженной борьбы,
а также путем повышения качества персонала американских вооруженных сил. При этом будет
сохраняться значение обеспечения информационного превосходства и господства в воздухе.
Истоки идеи «Третьей стратегии компенсации» восходят к наработкам, связанным с
поиском технологий, «меняющих правила игры», применение которых могло бы радикальным
образом изменить соотношение военной мощи между конкурентами.
С учетом того, что частный гражданский сектор в США обладает несравненно боль-
шими возможностями, нежели ОПК (в его узком понимании), в сфере разработки технологий
больших данных и искусственного интеллекта, руководители Минобороны США в массовом
порядке стали обращаться к гражданским высокотехнологичным компаниям.
Официально «Третья стратегия компенсации» предназначается для «сдерживания» Рос-
сии и КНР. При этом ее идеологами в США подчеркивается важность перехода от «вза-
имного гарантированного уничтожения» (MAD) к «сдерживанию путем возможности напа-
дения» (deterrence by denial); «сдерживанию асимметричным наказанием» (deterrence by
asymmetrical punishment) за счет асимметричных действий в любом другом месте, в любое
время.
чения противника (сенсоров, сетеобразующих узлов, центров обработки информации и управления). На последующих фазах
осуществляется господство в воздухе, последовательное уничтожение оставшихся без управления средств поражения против-
ника, а затем окончательное подавление очагов его сопротивления. При этом успешное осуществление каждой из фаз осно-
вывается на значительно меньшей длительности боевого цикла «обнаружение – опознавание – целеуказание – поражение»
по сравнению с неприятельским, на более точных и полных сведениях о противостоящей группировке. См.: Шеремет И.А.
Компьютеризация как путь к вооруженной борьбе // Независимое военное обозрение. 2005. 11 ноября.
172
Воробьев И.Н., Киселев В.А. Указ. соч. С. 6.
173
Буренок В.М., Горгола Е.В., Викулов С.Ф. Национальная безопасность России в эпоху сетевых войн. М.: Граница, 2015.
С. 19.
174
Там же.
46
Вот примеры некоторых технологий для «Третьей стратегии компенсации», которые, как
предполагают в Вашингтоне, могут быть реализованы в обозримой перспективе в целях созда-
ния конкретных систем вооружений:
– «роевые группировки» сравнительно недорогих малых автономных аппаратов под
водой, в воздухе, в космосе, предназначенных для поражения дорогостоящих объектов про-
тивника – систем ПВО, многоцелевых подводных лодок, космических аппаратов и др.;
– гиперзвуковые специальные аппараты – прежде всего непилотируемые аппараты, дви-
жущиеся не по баллистической траектории (в том числе для «Неядерного быстрого глобаль-
ного удара»), чтобы это оружие отличалось от МБР и БРПЛ;
– некинетические средства ведения борьбы в космосе;
– технологии обеспечения нового уровня человеко-машинного взаимодействия и проч. 175
В рамках «Третьей стратегии компенсации» предполагается поиск нового применения
старых, хорошо известных технологий (например, создание «самолета-арсенала» на базе ста-
рых авиационных платформ).
Все более важную роль в развитии техносферы, связанной с войнами и военным искус-
ством, играет киберпространство. Борьба в киберпространстве ведется перманентно, причем
враждебное воздействие может длительное время осуществляться незаметно, анонимно, что
усиливает общую стратегическую неопределенность XXI столетия.
В значительной своей части борьба в киберпространстве не связана с функциями воен-
ных ведомств. Но вооруженные силы различных государств участвуют в этом противостоя-
нии, и их действия в киберпространстве должны вестись параллельно с применением огне-
вых средств, с небоевой демонстрацией военной силы. Необходимо во всей полноте учитывать
основные «жесткие» и «мягкие» компоненты киберпространства – от суперЭВМ до мик-
ропроцессоров, от сверхсложных программ до сравнительно простого софта, используемого
в мобильной телефонной связи. Не следует забывать, что в функционировании и развитии
киберпространства огромную роль играет человеческий фактор, что развитие информаци-
онно-коммуникационных технологий происходит исключительно высокими темпами.
Киберпространство – это арена постоянного противоборства самых разных структур. В
известной степени операторы таких систем тоже являются частью киберпространства (по край-
ней мере, выступают в качестве «модема» между киберпространством и социальными струк-
турами).
Киберпространство можно рассматривать как сферу, в которой применяются много-
образные электронные средства (связи, радиолокации, разведки, навигации, автоматизации,
управления и наведения), использующие различные спектры частот для приема, передачи,
обработки, хранения, видоизменения (трансформации) и обмена информацией. Все более
важную роль при этом играют отмеченные выше компоненты космического базирования.
Киберпространство создается за счет функционального объединения взаимосвязанных сетей
компьютеров, информационных систем и телекоммуникационных инфраструктур в соответ-
ствии с разного рода решениями, имеющими экономическую, социальную, политическую
подоплеку. Частью киберпространства является информационно-коммуникационная инфра-
структура вооруженных сил государств, которая играет возрастающую роль в обеспечении
реальной эффективности боевого и небоевого применения вооруженных сил государства.
Бурное развитие киберпространства будет предоставлять все большие возможности для
государственных и негосударственных акторов в ведении в нем разного рода противоборства
с результатами самого различного характера и масштабов. Обращается внимание, что «кибер-
средства» ведения борьбы во многих случаях дешевле, чем их эквиваленты, не относящиеся к
175
Подробнее см.: Кокошин А.А., Бартенев В.И., Веселов В.А. О новых приоритетах военно-технической политики США.
М.: ЛЕНАНД, 2016. С. 88–91.
47
киберсфере. Считается, что даже сравнительно небольшие государства с некрупными воору-

женными силами при соответствующей организации могут весьма масштабно проводить кибе-
роперации со значительными результатами 176.
Все чаще поднимается вопрос о том, что кибероружие может быть использовано и для
поражения личного состава, уничтожения людей 177.
С высокой степенью вероятности прогнозируется, что все более значительную роль в
борьбе в киберпространстве будут играть «враждебные негосударственные акторы» – кри-
минальные и террористические группы, расположенные в «географически диспергированном
пространстве»178. Отмечается, что при ведении боевых операций в киберпространстве «риск
ненамеренного ущерба выше», чем риск подобного ущерба при использовании обычного ору-
жия179.
Важной особенностью «кибервойн» является то, что весьма трудно определить источник
киберударов. И «решение нанести ответный удар может быть принято без точного знания того,
откуда произведено нападение» 180.
Особого внимания требуют системы боевого управления стратегическими ядерными
силами сторон, которые могут быть объектами «кибератак», проведения «боевых кибернети-
ческих операций» с самыми катастрофическими последствиями. Не менее опасными могут
быть последствия таких атак против объектов атомной энергетики. Примером этого является
кибернападение на иранскую АЭС в Бушере.
Развитие киберпространства происходит значительно быстрее, чем понимание того, что
оно собой представляет. Киберпространство – это зона особо повышенной степени неопре-
деленности, напрямую связанная с военной стратегией, оперативным искусством, тактикой.
С политико-военной точки зрения речь идет о «боевых кибероперациях» в киберпростран-
стве, которые могут быть сопряжены с другими видами ведения боевых действий. Современ-
ная наука не может не рассматривать этот важнейший феномен. Причем эта тема не только
для технических наук, но и для социологии, политологии, психологии, культурологии.
Применительно к действиям вооруженных сил вместо термина «кибервойна» уместно
использовать термин «боевые действия в киберпространстве». В отсутствие официально объ-
явленной войны – это «использование сетевых возможностей одного государства для искаже-
ния, нарушения целостности, деградации, манипулирования или уничтожения информации,
постоянно находящейся в компьютерах или циркулирующей в компьютерных сетях, или соб-
ственно компьютеров и сетей другого государства». Изолированные случаи применения кибе-
роружия, которые необязательно ведут к масштабной «кибервойне», можно рассматривать как
«киберинцидент»181.
Борьба в киберпространстве идет и в мирное время. Противоборство в киберпростран-
стве вносит свой существенный вклад в смешение традиционных представлений о состоянии
войны и мира. Это явно та сфера, где нельзя четко провести грань между действиями «в воен-
ное время» и «в мирное время». Противоборство в киберпространстве в основном ведется
на основе использования компьютерных технологий, которые могут быть как наступательным,
так и оборонительным средством 182. Причем сами «платформы», с которых ведется борьба
176
Allen G., Chan T. Op. cit. P. 15.
177
Ibid. P. 23.
178
Ibid. P. 16.
179
Chivvis Ch.S., Radin A., Massicot D., Reach C. Op. cit. Р. 8. <https:// www.rand.org/pubs/perspectives/PE234.html> (дата
обращения – 25.08.2017).
180
Ibid.
181
Капто А.С. Кибервойна: генезис и доктринальные очертания // Вестник РАН. 2013. № 7. С. 61.
182
Паршин С.А., Горбачев Ю.Е., Кожанов Ю.А. Кибервойны. Реальная угроза национальной безопасности? М.: URSS,
2011. С. 5.
48
в киберпространстве, по своему происхождению могут быть гражданскими коммерческими

продуктами. Значительная часть этой борьбы не связана с функциями военных ведомств.
Задача повышенной сложности – это выявление источника угрозы и источника «кибер-
атак», нейтрализация эффекта анонимности. Можно полагать, что эта задача в той же мере до
сих пор не решена, как и задача отражения средствами массированного упреждающего ядер-
ного удара (удара в назначаемое время).
В ожидании враждебных действий многие государства осуществляют заблаговременные
приготовления к таким атакам. Осуществляется поиск «черных ходов» в информационно-ком-
муникационных системах «оппонента», в них закладываются «логические мины», которые
могут сработать по определенным командам в нужное для проводящей боевые кибернетиче-
ские операции стороны время 183.
По мнению председателя Комитета начальников штабов вооруженных сил США генерала
Мартина Демпси, действия «оппонентов» Соединенных Штатов в киберпространстве пред-
ставляют наибольшую угрозу безопасности США в современных условиях 184.
Имеется немало прогнозов относительно того, что именно конфликты в киберпростран-
стве могут привести к опаснейшему военному противостоянию между США и КНР – новой
парой сверхдержав системы мировой политики XXI в.
В.М. Буренок и его коллеги обоснованно подчеркивают различие между кибервойнами
и информационными войнами. Они пишут о том, что кибервойна – «это целенаправленное
деструктивное воздействие информационных потоков в виде программных кодов на матери-
альные объекты и их системы, их разрушение, нарушение функционирования или перехват
управления ими»185. Информационные же войны – «это контентные войны, имеющие своей
целью изменение массового, группового и индивидуального сознания» 186. В процессе таких
войн идет борьба за умы, ценности, поведенческие характеристики и т. п. Справедливо гово-
рится о том, что информационные войны велись задолго до появления киберпространства,
Интернета, насчитывают длительную историю, измеряемую многими сотнями лет. Действи-
тельно, «Интернет просто перевел эти войны на качественно иной уровень интенсивности,
масштабности и эффективности» 187.
Из вышесказанного очевидно, что актуальной остается задача ограничения и сокраще-
ния ряда вооружений, ограничения в развитии военных технологий подобно тому, как это
удалось осуществить в рамках Договора по ПРО 1972 г. и ряда соглашений по ограничению
стратегических наступательных вооружений, а также по ракетам средней и меньшей дально-
сти. Однако достижения в этой области остаются в текущем десятилетии почти нулевыми в
отличие от 1970-х и 1980-х годов.
183
Clarke R.A., Knake R. Cyber War: The Next Threat to National Security and What to Do About It. N.Y.: Harper Collins, 2012.
184
Dempsy M. Discussed Use of Military Instrument of Power. Joint Chiefs of Staff. July 02, 2014. <http://www.jcs.mil/Media/
News/ tabid/3887/Article/9843/dempsey-discusses-use-of-military-instrument-of-power.aspx> (дата обращения – 04.07.2016).
185
Буренок В.М., Горгола Е.В., Викулов С.Ф. Указ. соч. С. 131.
186
Там же.
187
Там же.
49
Глава 4
Заметки о «гибридной войне»
Понятие «гибридные войны» в последние годы в разных странах используется все более
активно. Ему придается едва ли не революционный смысл. Это понятие стало использоваться
и в России.
Начальником Генерального штаба Вооруженных сил РФ генералом армии В.В. Гераси-
мовым была сформулирована следующая установка: «Сегодня ВС РФ должны быть готовы
защитить интересы государства в военном конфликте любого масштаба с широким примене-
нием противником как традиционных, так и гибридных методов противоборства» 188.
Такая война противопоставляется классической войне, когда борьба ведется противо-
стоящими друг другу группировками вооруженных сил с довольно четкими разделительными
линиями.
Р. Гейтс, занимавший в 2006–2011 гг. пост министра обороны США (а ранее, в 1991–
1993 гг., пост директора Центральной разведки США), в 2009 г. писал о «гибридных сцена-
риях военных действий», сочетающих «смертоносность вооруженных конфликтов между госу-
дарствами с фанатичным и неослабевающим рвением экстремистов, ведущих нетрадиционные
боевые действия». По Гейтсу, в «гибридной войне» «Майкрософт» сосуществует с мачете, а
технология «Стелс» соседствует с камикадзе 189.
Американский исследователь Ф. Хоффман пишет, что «гибридная война» предполагает
«конвергенцию физического и психологического, кинетического и некинетического, комба-
тантов и некомбатантов»190.
Отмечается, что «гибридная война» подразумевает масштабное применение сил специ-
альных операций (специального назначения), полувоенных образований, групп партизан и т. п.
наряду с применением контингентов различных видов вооруженных сил и родов войск. Гово-
рится также о том, что в гибридных войнах активно используются «психологические опера-
ции» и «боевые кибероперации», активно ведется «информационная война».
В одной из авторитетных на Западе публикаций лондонского Международного института
стратегических исследований говорится о том, что «гибридная война» – это «использование
военных и невоенных средств в “интегрированной кампании”, направленной на достижение
внезапности, захват инициативы и получение как психологических, так и физических преиму-
ществ, используя дипломатические средства». В ней говорится и о том, что «гибридная война»
предполагает «изощренную и быструю информацию», а также электронные и кибероперации,
экономическое давление 191.
Как пояснял в декабре 2016 г. председатель Комитета Совета Федерации по обороне
и безопасности В.А. Озеров, применение российских сил специальных операций в Сирии – это
не войсковая операция. Их применение не подпадает, по его мнению, под законодательство
об использовании Вооруженных сил РФ за рубежом, их действия не являются наземной опе-
рацией в САР. Говорилось о том, что спецназ России осуществляет в Сирии спецоперации по
188
Герасимов В.В. По опыту Сирии // Военно-промышленный курьер. 2016. № 9 (624). <http://vpk-news.ru/articles/29579>
(дата обращения – 10.07.2017).
189
Приводится по: «Гибридные войны» в хаотизирующемся мире XXI века / под ред. П.А. Цыганкова. М.: Изд-во Мос-
ковского университета, 2015. С. 312.
190
Hoffman Fr. Hybrid Warfare and Challenges // Joint Force Quarterly. 2009. P. 34.
191
The Military Balance 2015. London IISS. 2016. <http://wwwiiss. org/en/publicatbns/military%20balance/issues/the-military-
bslsnce-2015-5ea6> (дата обращения – 25.01.2017).
50
ликвидации террористов-смертников и командиров боевиков, а также дает координаты для

авиаударов192.
Член-корреспондент Академии военных наук А.А. Бартош пишет о том, что к гибрид-
ной войне неприменимы нормы международного права, определяющие понятий «агрессия», в
такой войне не существует понятий «фронт» и «тыл»193.
Нельзя не отметить сомнительную новизну войн со всеми этими компонентами (за
исключением «боевых киберопераций»). Партизанские отряды, разведывательно-диверсион-
ные группы масштабно использовались командованием русской армии еще в ходе Отечествен-
ной войны 1812 г. И ряд командиров партизанских отрядов были среди главных героев этой
войны – Д.В. Давыдов, А.С. Фигнер, А.Н. Сеславин, И.С. Дорохов, Ф.Ф. Винцингероде и др.
Компоненты «гибридной войны» явно присутствовали в планах и в практической реа-
лизации командованием нацистской Германии стратегии «блицкрига» в 1941 г. против СССР.
Тогда в массовом порядке использовались разведывательно-диверсионные группы, формиру-
емые в значительной мере из групп украинских националистов, националистов из прибалтий-
ских стран194.
Огромные масштабы приняло партизанское движение на оккупированных вермахтом
территориях Советского Союза. Активная разведывательно-диверсионная деятельность осу-
ществлялась по линии НКГБ (НКВД) СССР и разведорганов Красной Армии (центральных
и на уровне фронтов и армий). Но при этом, разумеется, доминирующую роль играли другие
формы вооруженной борьбы – массированное применение миллионных группировок Сухо-
путных войск и объединений авиации.
При попытках дать определение «гибридной войне» говорят об интегрировании военных
и невоенных средств при ведении таких войн, о значении внезапности, о стремлении получить
психологические преимущества, об огромной роли скорости сбора и обработки информации.
То же можно сказать и о «психологических операциях», и об «информационной войне». Все
эти факторы играли большую (а иногда и решающую) роль во многих войнах прошлого. Другое
дело, что в современных условиях все эти компоненты стали еще более рельефными.
То же самое применительно к понятию «гибридные войны» можно сказать и о роли спе-
цопераций, которые в этом случае играют едва ли не решающую роль по сравнению с класси-
ческими боевыми действиями.
Силы и средства специальных операций получили самое широкое распространение в раз-
ных странах мира, начиная со Второй мировой войны. В Советском Союзе длительное время
это были прежде всего части и соединения спецназа Главного разведывательного управления
Генштаба Вооруженных сил СССР, а также спецназ Воздушно-десантных войск и спецназ
Военно-морского флота СССР. В 2012 г. было создано командование сил специальных опера-
ций Вооруженных сил РФ.
Значительное место силы специальных операций (ССО) занимают в Вооруженных силах
США. До 1980-х годов они не имели объединенного командования. В 1980-е годы, когда в
обеих палатах конгресса США интенсивно обсуждались вопросы реформирования сил специ-
альных операций, ряд сенаторов и конгрессменов пришли к выводу о том, что военный истеб-
лишмент США мало интересуется специальными операциями, ориентируясь на более традици-
онные формы ведения боевых действий. Председатель Комитета начальников штабов адмирал
192
В Совфеде пояснили статус российского спецназа в Сирии // Интерфакс. 12.12.2016. <http://www.interfax.ru/
russia/541031> (дата обращения – 10.07.2017).
193
Бартош А.А. Гибридная война становится новой формой межгосударственного противоборства // Независимое воен-
ное обозрение. 7–13 апреля 2017. № 12 (943). С. 1, 10.
194
См.: Кокошин А.А. Разведывательная и разведывательно-диверсионная деятельность нацистской Германии перед напа-
дением на СССР // Вестник Московского университета. Сер. 25. Международные отношения и мировая политика. 2014. № 4.
С. 113–139.
51
У. Крау настаивал на том, чтобы во главе объединенного командования сил специальных опе-
раций был не четырехзвездный генерал, а трехзвездный, как предлагали ряд американских
законодателей. Но в конце концов возобладало мнение членов конгресса, и во главе нового объ-
единенного командования, созданного в 1987 г., стал четырехзвездный генерал. Одновременно
создан пост заместителя министра обороны по специальным операциям, который должно зани-
мать гражданское лицо.
В 2015 г. совокупная численность сил специальных операций в вооруженных силах США
составила 63 тыс. человек – в армии (сухопутные войска), ВВС, ВМС и в корпусе морской
пехоты. По некоторым оценкам, в ближайшие несколько лет численность американских сил
специальных операций предполагается удвоить. В американских наставлениях по ведению спе-
цопераций отмечается, что они часто осуществляют «политически чувствительные» миссии 195.
Спецоперации могут проводиться во враждебной или «политически чувствительной» среде,
независимо или во взаимодействии с компонентами обычных сил ВС США, либо во взаимо-
действии с другими ведомствами196.
Эффективность использования ССО во многом зависит от сверхсовременных, много-
кратно продублированных средств связи, разведки, целеуказания, космической навигации, от
наличия у этих сил собственных средств стратегической, оперативной и тактической мобиль-
ности. Значительная часть действий сил специальных операций приходится на их небоевое
применение. В рамках сил специальных операций сухопутных войск (армии) США существует,
например, 95-я аэромобильная бригада «по гражданским операциям» (civil affairs brigade –
airborne). Эта бригада оперирует в тесном взаимодействии со «страновыми командами» госде-
партамента США, с правительственными и неправительственными, как в мирной, так и во
враждебной среде. Части этой бригады могут вести борьбу с «насильственными экстремист-
скими организациями и их идеологией и одновременно осуществлять оценку потребностей
территории в оказании помощи (экономической, социальной, политической) для обеспечения
стабильности»197.
В последние 20–25 лет значительное развитие в вооруженных силах различных стран
получили силы специальных операций для действий на тактическом и на оперативном уров-
нях, часто со стратегическими и политическими результатами. Имеется много свидетельств
того, что значительные масштабы приняло развитие сил специальных операций в таких стра-
нах, как Китай, Индия198, Израиль199, Франция, Великобритания и др.
Развитие ССО отражает понимание политизации и социализации действий с примене-
нием вооруженного насилия на всех уровнях, в том числе на тактическом. Силы специальных
операций применяются, как правило, без перехода к состоянию «военного времени», их дей-
ствия не афишируются, легендируются и маскируются. ССО значительно отличаются от тради-
ционных сил для проведения разведывательно-диверсионных действий, хотя они выполняют
и такие функции. Силам специальных операций во многом приходится выполнять и полити-
ческие функции (преимущественно на микроуровне), взаимодействуя в тех или иных формах
с местным населением той зоны, где применяются эти силы. Значительная часть действий сил
специальных операций приходится на их небоевое применение.
195
Special Operation Forces Reference Manual. 4th ed. The Jsou Press, Mac Dill AFB. Florida. June 2015. P. 1–1. <https://
fas.org/ irp/agency/dod/socom/ref-2015.pdf> (дата обращения – 15.08.2017).
196
Бартош А.А. Указ. соч. С. 10.
197
95th Civil Affairs Brigade (Airborne). <http://www.globalsecurity. org/militaragency/army/95ca-bde.htm> (дата обращения
– 24.05.2014).
198
Narayan M. India’s Special Operations Capabilities // Indian Defense Review. 2011. 3 Jun. – Sept. Vol. 26. <http://
www.indiandefencereview.com/spotlights/indias-special-operations-capability> (дата обращения – 04.08.2016).
199
Israeli Special Operations Units: Part One. <http://sofrep. com/4643/israeli-special-operations-units-part-one/> (дата обра-
щения – 08.08.2016).
52
Специальные операции отличаются от конвенциональных (обычных) операций по

«уровню физического и политического риска, операционным техникам, по зависимости от
детальной операционной разведки» 200. Спецоперации проводятся «во всех средах», но осо-
бенно они предназначены для осуществления «в политически чувствительной среде». Спецо-
перации часто проводятся на большом удалении от основных баз, с частями, широко распре-
деленными по операционной зоне 201.
В последние 15–20 лет довольно рельефно проявился сравнительно новый феномен среди
сил и средств вооруженной борьбы – это «частные армии» (или частные военные компании
– ЧВК), широко использовавшиеся, например, Соединенными Штатами в Ираке. Вооружен-
ные формирования частных компаний в целом ряде стран стали довольно масштабно при-
влекаться к тыловому, техническому и оперативному обеспечению, к боевой и оперативной
подготовке. Привлекаются они и к ведению боевых действий. Таким образом, как справед-
ливо отметил Н.М. Уваров, наемничество возрождается «на совершенно новом, практиче-
ски легальном уровне»202. Отмечается, что привлекательность ЧВК определяется во многом
экономическими и политическими факторами. Так, гибель этих «корпоративных воинов» не
включается в число официальных армейских или полицейских потерь. ЧВК финансируются
на определенный срок, и они, в противовес официальным силовым структурам, не находятся
постоянно на балансе государства 203.
В числе российских ЧВК называются «РСБ-Групп», «Орел-Антитеррор», «МАР», Moran
Security Group, «Центр-Редут», «Феракс», Slavonic Corps Limited, E.N.O.T. Corp.204
На Западе считают возвращение Крыма в состав России одним из ярких примеров
эффективного проведения «гибридной войны» в новейших условиях.
Считается, что НАТО в этих условиях продемонстрировала неготовность к такому раз-
витию событий и медлительность205. Но ведь собственно боевых действий в Крыму в процессе
его воссоединения с Россией в 2014 г. не было.
Имеет основания суждение А.А. Бартоша о том, что «большинство зарубежных аналити-
ков придают термину “гибридная война” гипертрофированный идеологический характер» 206.
При этом они действительно «пытаются представить гибридную войну как современную стра-
тегию действий России на Украине и в Прибалтике» 207.
В ряде американских исследований отмечается определенная приверженность формулам
«гибридной войны» Ирана, особенно иранских ВМС. Акцент при этом делается не столько на
формах и способах ведения боевых действий, сколько на различных военно-технические сред-
ствах. Применительно к иранским ВМС речь идет о скоростных катерах, сверхмалых подвод-
ных лодках, минном оружии, современных противокорабельных крылатых ракетах. Говорится
о том, что с использованием комплекса этих средств Иран может нарушить жизненно важные
для многих стран (нетто-импортеров нефти) нефтяные коммуникации в Персидском заливе 208.
200
Joint Publication 3-05. Special Operations, 18 April 2011. <http:// www.dtic.mil/doctrine/new_pubs/jp3_05.pdf> (дата обра-
щения – 11.07.2016).
201
Ibid.
202
Уваров Н.М. Частный бизнес на службе военных ведомств: По опыту основных зарубежных стран. М.: Эдиториал
УРСС, 2009. С. 5.
203
Коновалов И.Л. Частные военные компании: прошлое, настоящее, будущее // Новый оборонный заказ. Стратегии. 2017.
№ 6. С. 26–28.
204
205
См.: Ходаренок М.М., Зинченко А. Гибридное оружие войны. Что такое гибридные войны // Газета. ru. 10.08.2016.
<https:// www.gazeta.ru/army/2016/08/10/10112729.shtml> (дата обращения – 31.10.2017).
206
Бартош А.А. Указ. соч. С. 10.
207
Там же.
208
Hoffman F.G. The Contemporary Spectrum of Conf lict: Protracted, Gray Zone, Ambiguous, and Hybrid Modes of War.
The Heritage Foundation. 2016. Р. 29. <http://index.heritage.org/mili-tary/2016/essays/contemporary-spectrum-of-conf lict/> (дата
53
Понятие «гибридная война», как уже отмечалось выше, используется сегодня и на

Западе, и в России. Правда, в «Военной доктрине Российской Федерации» оно не использу-
ется. В «Военной доктрине Российской Федерации» среди характерных черт и особенностей
современных военных конфликтов отмечается «комплексное применение военной силы, поли-
тических, экономических, информационных и иных мер невоенного характера, реализуемых
с широким использованием потенциала населения и сил специальных операций» (п. 15а) 209.
В прогностической разработке Комитета начальников штабов вооруженных сил США
отмечается, что «гибридная война» (как сочетание «обычного сдерживания» и ведения бое-
вых действий «чужими руками») будет затруднять возможности «объединенных сил» США
«успешно вмешиваться для поддержки союзников и партнеров», которые являются объектами
воздействия для соседних «ревизионистских государств» 210.
Небезынтересно отметить, что в новой «Оборонной доктрине» 211 Израиля упоминание
«гибридной войны» отсутствует, хотя рассматриваемые в «Оборонной доктрине» определен-
ные стадии применения военной силы подходят под определение «гибридной войны», о кото-
рой речь идет в ряде случаев и у нас, и на Западе.
В целом это весьма примечательный, тщательно отработанный документ на основе ана-
лиза реальных ситуаций применения Израилем военной силы в самых различных вариантах на
протяжении десятилетий существования этого государства в весьма сложных политико-воен-
ных и военно-стратегических условиях.
В главе II («Стратегическая и оперативная среда») израильской «Оборонной доктрины»
вместо термина «гибридная война» говорится о комбинированном применении «военной
активности», о партизанских действиях, использовании террора и «мягкой» войны 212.
В этом установочном документе различаются три вида обстановки с точки зрения при-
менения военной силы: (1) «рутинная» ситуация; (2) ограниченные кампании и операции,
которые еще нельзя считать войной, и (3) уже собственно война. В первой из этих ситуа-
ций предполагается, в частности, осуществление различных невоенных акций, направленных
на ограничение свободы действий противника 213. Состояние же войны требует значительной
мобилизации ресурсов и вооруженных сил государства в целом, готовности к высокой степени
риска, непрекращающегося использования военной силы до победы.
Проведение операций должно осуществляться на основе «междисциплинарной концеп-
ции» (военной, экономической, правовой, медийной и политической) и «на основе единой
стратегической логики».
Отмечается снижение угрозы для Израиля со стороны регулярных национальных армий
и рост угроз от иррегулярных и полурегулярных формирований «субгосударственных орга-
низаций». На тактическом уровне ставится задача побеждать врага при любом столкновении.
Один из важнейших способов для достижения этого – поддерживать превосходство израиль-
ской стороны в разведке214.
«Оборонная доктрина» Израиля постулирует, что вооруженные силы этой страны
должны «обеспечить ответ на два типа требований со стороны “политического эшелона” –
обращения – 10.01.2017).
209
Военная доктрина Российской Федерации. 30.12.2014. <https://rg.ru/2014/12/30/doktrina-dok.html> (дата обращения –
25.06.2017).
210
Joint Operating Environment 2035/ The Joint Force in a Contested and Disordered World. July 14, 2016. Joint Chiefs of Staff.
Washington, DC. Р. 7. <http://www.dtic.mil/doctrine/concepts/joe/ joe_2035_july16.pdf> (дата обращения – 20.07.2017).
211
Israeli Defense Forces’ Defense Doctrine. Aug. 12, 2016. <http:// www.belfercenter.org/publication/israeli-defense-forces-
defense-doctrine-english-translation> (дата обращения – 25.10.2016).
212
Ibid.
213
Ibid.
214
Israeli Defense Forces’ Defense Doctrine. Aug. 12, 2016.
54
(первое) обеспечение очевидной, явной победы над врагом и (второе) нанести удар по врагу в
ограниченном варианте»215. Израильская военная доктрина обращает внимание на оптималь-
ное сочетание тайных действий и открытых действий 216.
Среди различных интерпретаций «гибридной войны» наиболее заслуживающей внима-
ния является та, которая предполагает применение вооруженного насилия на уровне ниже
определенного порога, выше которого уже находится ограниченная (локальная) «обычная
война».
215
Ibid.
216
Ibid.
55
Глава 5
Война как продолжение политики
Наиболее известная формула К. Клаузевица гласит: «Война есть не что иное, как про-
должение государственной политики иными средствами» 217. Это едва ли не центральная часть
учения Клаузевица о войне. Оно является результатом как многолетней исследовательской
работы Клаузевица, так и его богатого собственного опыта военной службы.
В.И. Ленин практически дословно повторил сказанное Клаузевицем: «Война есть про-
должение политики иными средствами». Ленин также отмечал: «Всякая война нераздельно
связана с тем политическим строем, из которого она вытекает. Ту самую политику, которую
известная держава, известный класс внутри этой державы вел в течение долгого времени перед
войной, ненадежно и неминуемо этот самый класс продолжает во время войны, переменив
только форму действия»218.
Советские ученые в 1980-е годы, опираясь на работы Ленина, приходили к выводам о
нескольких видах взаимосвязи между политикой и вооруженной борьбой. Речь шла, помимо
причинно-следственной связи между войной и политикой, и о «сущности связи», т. е. об
определении социального характера, исторического смысла войны в зависимости от политики.
Исследователи отмечали и «управленческую связь» между политикой и войной, говоря о том,
что политика руководит как самой войной, так и всей жизнью страны, мобилизуя все силы на
достижение победы. Такого рода выводы сохраняют свою теоретическую и прикладную цен-
ность и в современных условиях.
Весьма важным является замечание Клаузевица о том, что «все виды войны могут рас-
сматриваться как политические действия»219. То есть речь должна идти обо всем спектре огра-
ниченных (локальных) войн и о войнах тотальных именно как о политических актах. Колин
Грей, развивая идеи Клаузевица, обоснованно писал о «политически инструментальной при-
роде войны»220.
Нельзя не отметить, что Клаузевиц в своих рассуждениях о природе, характере такого
сложнейшего явления, как война, идет гораздо дальше утверждения (столь широко известного
публике), что она есть продолжение политики другими, насильственными средствами.
Клаузевиц считал, что действие политических факторов не прекращается с началом
боевых действий. Говоря об особенностях войны, он отмечал: «То, что еще остается в ней
своеобразного, относится лишь к своеобразию ее средств». Продолжая эту мысль, Клаузевиц
подчеркивал, что у военного командования есть свои особые права в отношении политиков
и политики. «Военное искусство в целом и полководец в каждом отдельном случае, – пишет
он, – вправе требовать, чтобы направление и намерение политики не вступали в противоречие
с военными методами». При этом, отмечает Клаузевиц, «данное требование отнюдь не явля-
ется незначительным». Однако и оно «не должно ни в коем случае отменять доминирование
политики. Сколько бы сильно ни сказывалось влияние этого требования на намерения поли-
тики, все же это воздействие следует мыслить только как видоизменяющее их, ибо политиче-
ское намерение является целью, война же – только средство, а никогда нельзя мыслить сред-
ство без цели»221.
217
Клаузевиц К. О войне. Т. I. М.: Воениздат, 1937. С. 23.
218
Ленин В.И. Война и революция // Ленин В.И. Полн. cобр. cоч. Т. 32. М.: Политиздат, 1962. С. 79.
219
Клаузевиц К. Указ. соч. С. 26.
220
Gray Colin S. Modern Strategy. N.Y.: Oxford University Press, 1999. С. 57.
221
Клаузевиц К. Указ. соч. Т. I. С. 55–56.
56
Клаузевиц прогнозирует, что стало бы с войной, если бы, «бросив политику и совер-
шенно от нее освободившись, война устремилась бы своим независимым путем». В таком слу-
чае война стала бы «взорванной миной», она «распространила бы разрушение соответственно
своему начальному устройству, не подчиняясь никаким последующим влияниям» 222.
Мао Цзэдун целями военных действий считал никакие иные цели, кроме «сохранения
своих сил и уничтожения сил противника». При этом он, отталкиваясь от идей Клаузевица,
делает очень важное замечание: «Под уничтожением сил противника понимается его разору-
жение и так называемое “лишение противника силы сопротивления”, а не полное его физи-
ческое истребление» 223. В отечественной традиции военной мысли на такую интерпретацию
уничтожения противника многими авторами явно обращается недостаточно внимания.
Идея Клаузевица о том, что уничтожение вооруженных сил противника есть прежде
всего подавление его воли к сопротивлению, пронизывает всю немецкую военную мысль
XIX и XX вв. – от стратегического до тактического уровня. Она лежит, например, в основе
зародившейся еще в конце Первой мировой войны тактики штурмовых групп пехоты с
активным использованием легкого автоматического оружия (сначала ручного пулемета, затем
пистолета-пулемета Гуго Шмайсера), призванного прежде всего производить сильнейшее пси-
хологическое воздействие на обороняющихся непрерывным огнем с невысоким уровнем при-
цельности.
На подавление воли к сопротивлению были рассчитаны тактика и оперативное искусство
применения германских танковых соединений во Вторую мировую войну. Они были ориен-
тированы в первую очередь на глубокие прорывы в оперативный тыл группировок против-
ника, чтобы главным образом воздействовать на психику командующих, командиров и бой-
цов, создать в их сознании угрозу быть отсеченными от соседей и от глубокого тыла, заставить
испытать страх оказаться окруженными и уничтоженными. Танковые соединения вермахта с
минимальным числом пехоты действовали при этом на большом удалении от основных сил,
от общевойсковых соединений и объединений. Они вводились в действие на стыках соедине-
ний противника, там, где не ожидалось сколько-нибудь серьезного сопротивления, где не было
задач «прогрызания» или «взламывания» обороны, решение которых было чревато большими
потерями в бронетанковой технике. И для этих задач больше всего подходили легкие (и отча-
сти средние) танки с небольшим потреблением горючего, что облегчало действия танковых
соединений и частей на большом удалении от тыла.
Много говоря о политической стороне войны и отдавая должное другим формам приме-
нения военной силы, Клаузевиц, однако, постоянно возвращался к мысли о том, что сердцеви-
ной войны является бой, «конструкция» которого относится к тактике. «Бой есть подлинная
военная деятельность, все остальное – лишь ее проводники» 224. Результатом боя (или серии
боев) должно быть уничтожение вооруженных сил противника.
И.С. Даниленко, В.К. Копытко и С.В. Чварков обратили внимание на то, что видный
российский военный ученый XIX в. Н.В. Модем подверг критике К. Клаузевица за недооценку
последним небоевых военных действий в достижении целей войны стратегического уровня 225.
У Сунь-Цзы подход к роли боя иной, чем у Клаузевица. Из его рассуждений о соотноше-
нии боя и маневра следует, что он отдает предпочтение маневру.
Сунь-Цзы проповедовал гибкость в применении военной силы. «Форма у войска подобна
воде: форма у воды – избегать высоты и стремиться вниз; форма у войска – избегать полноты и
222
Там же.
223
Мао Цзэ-дун. Указ. соч. Т. 2. С. 268–269.
224
Клаузевиц К. Указ. соч. Т. I. С. 251.
225
Даниленко И.С., Копытко В.К., Чварков С.В. Передовая фабрика военной мысли России: прошлое, настоящее, буду-
щее // Военная мысль. 2017. № 12. С. 31.
57
ударять по пустоте». И далее: «Вода устанавливает свое течение в зависимости от места; войско
устанавливает свою победу в зависимости от противника» 226.
Гибкость, по Сунь-Цзы, требует владения искусством изменений и превращений: «Кто
умеет в зависимости от противника владеть изменениями и превращениями и одерживать
победу, тот называется божеством»227.
Теория партизанской войны Мао Цзэдуна разработана под влиянием идей Сунь-Цзы,
представленных в главе VII его трактата «Борьба на войне»: «Не идти против знамен против-
ника, когда они в полном порядке, не нападать на стан противника, когда он неприступен».
Исследователь, характеризуя древнекитайского мыслителя, пишет: «Сунь-Цзы – об отступле-
нии при численном превосходстве противника и об уклонении от встречи с ним при превос-
ходстве его в каком-либо отношении вообще – исходит из той же мысли: из общей предпо-
сылки Сунь-Цзы, что наилучшая победа – без кровопролития. Поэтому, вместо того, чтобы
идти на риск поражения, лучше отступить и уклониться от боя, выиграть время и создать усло-
вия, обеспечивающие верную победу, т. е. либо стратегически разгромить замыслы против-
ника, либо стратегически обессилить его, либо создать – при наличии численного перевеса –
стратегическую угрозу ему, т. е. применить тот или иной прием стратегического нападения» 228.
Сунь-Цзы также писал: «Если противник располагается на высотах, не иди прямо на него; если
за ним возвышенность, не располагайся против него <…> если он полон сил, не нападай на
него»229.
Одно из условий победы, по Сунь-Цзы, – это приведение противника в расстройство:
«приведи его в расстройство и бери его»230. Сунь-Цзы добавляет, что доведение до такого
состояния противника может быть достигнуто психологическим воздействием: «…вызвав у
него гнев, приведи его в состояние расстройства» 231.
Мао Цзэдун в духе Сунь-Цзы ратует за осмотрительность, тщательный расчет возмож-
ностей, за достижение большого числа частных побед, которые в конечном итоге дадут окон-
чательную победу в стратегическом масштабе: не решающее крупномасштабное сражение, а
«накопление <…> частных успехов в деле уничтожения противника принесет нам стратегиче-
ского победу»232. Мао при этом пишет о том, что «отказ от решительного сражения требует
оставления территории; в этом нет сомнения», и «территория оставляется ради сохранения
сил армии и ради сохранения самой территории» 233. Это блестяще продемонстрировали в ходе
Отечественной войны 1812 г. М.Б. Барклай де Толли и М.И. Кутузов, но не смогло сделать
партийно-государственное руководство СССР и высшее военное командование РККА в 1941 г.
Далее Мао поясняет: «…если в невыгодных условиях не оставить часть территории и
безрассудно ввязаться в решительное сражение, не имея никакой уверенности в успехе, то в
результате, потеряв армию, мы неизбежно потеряем и всю территорию». Он добавляет: «И
тогда уж и подавно не может быть речи о возвращении утраченной территории» 234.
Труда, подобного книге Клаузевица «О войне», мировая история не знала ни до него,
ни после него. Многие видные мыслители, политические и военные деятели рассматривали
его не просто как специальный трактат на военную тему, а как цельный философский труд.
Подготовке Клаузевицем этого труда предшествовал целый ряд его серьезных военно-истори-
226
Сунь-Цзы. Трактат о военном искусстве // Конрад Н.И. Синология. М.: Ладомир, 1995. С. 29.
227
Там же.
228
Сунь-Цзы. Указ. соч.
229
230
Там же.
231
232
Мао Цзэ-дун. Избранные произведения: в 4 т. / пер. с кит. М.: Изд-во иностранной литературы, 1953. Т. 2. С. 272.
233
234
Там же. С. 319–320.
58
ческих работ, о чем редко упоминают многие специалисты. Еще в молодости Клаузевиц изу-
чил историю походов шведского короля Густава II Адольфа (1630–1632) в Тридцатилетней
войне (1618–1648); позднее он дал стратегическое освещение походам французского воена-
чальника XVII в. виконта Тюренна, французского маршала XVII в. Франсуа-Анри де Монмо-
ранси-Бутвиля (известного также как маршал Люксембург), полководца и с 1674 г. короля
Речи Посполитой Яна III Собеского, российского генерал-фельдмаршала (с 1732 г.) Х.А.
Миниха, прусского короля Фридриха II Великого, прусского генерал-фельдмаршала Ферди-
нанда принца Брауншвейгского и подошел к изучению войн эпохи Наполеона, на которых он
остановился значительно подробнее. Кампания Наполеона 1796 г. в Италии, походы А.В. Суво-
рова 1799 г. в Италии и Швейцарии, кампания Наполеона 1806 г. в Пруссии, германская осво-
бодительная война 1813–1815 гг. – вот предметы детального изучения этим выдающимся уче-
ным. Проанализировав более чем 200-летний военный опыт, Клаузевиц дал едва ли не самый
поучительный пример важности изучения военной истории для выработки военной теории,
глубоких оценок современности и прогнозирования. В своих конкретно-исторических трудах
Клаузевиц тщательно отрабатывал многие детали, в том числе и вопросы, как работали меха-
низмы принятия решений, какую роль и в каких сочетаниях играли в них конкретные люди.
Одна из важнейших конкретно-исторических работ Клаузевица – книга «1812
год» (предшествовала труду «О войне»). Клаузевиц свои главные теоретические выводы осно-
вывает, прежде всего, на собственном опыте участия в Отечественной войне 1812 г. в штаб-
ных структурах российских войск – в войне, в которой Россия нанесла тяжелейшее поражение
наполеоновской Франции и возглавлявшейся ею коалиции. Клаузевиц принадлежал к неболь-
шой, но очень активной группе патриотически настроенных прусских офицеров генерального
штаба, эмигрировавших в Россию для того, чтобы под русскими знаменами продолжать борьбу
с Наполеоном, разгромившим Пруссию в 1806 г. Между работами «1812 год» и «О войне»
прослеживается определенная связь, прежде всего в таких вопросах, как соотношение поли-
тики и военной стратегии, наступления и обороны, в вопросах о форме и сущности оператив-
ного маневрирования, сущности стратегического истощения и др. В труде «О войне» можно
найти 37 ссылок на опыт войны 1812 г.
До Клаузевица в теоретических и прикладных трудах европейских авторов по вопросам
войн и военного искусства идея политической детерминированности войны в столь явном,
чеканном виде отсутствовала. Иное определение войны содержится в «Записках» генералис-
симуса Священной Римской империи графа Р. Монтекукколи. Этот полководец (одержавший
немало побед над войсками Османской империи) и военный теоретик, живший в XVII в., но
хорошо известный и в XVIII столетии, писал, что «война есть действо между собой различ-
ными способами воюющих армий; а обоих намерение к получению победы клонится» 235.
Формула Клаузевица о примате политики по отношению к военной стратегии в последу-
ющем неоднократно была предметом ревизии, в первую очередь со стороны видных военачаль-
ников. Это имело место и на родине Клаузевица, в Германии, и в других странах, в том числе
в нашей стране. Наиболее рельефно собственную интерпретацию формулы Клаузевица дал в
своих работах знаменитый Хельмут Мольтке-старший – начальник с 1858 г. прусского, в 1871–
1888 гг. германского генштаба. Признавая в общих чертах идею Клаузевица, Мольтке откро-
венно заявил, что для него это отнюдь не вдохновляющая идея: «Итак, политика, к сожалению,
неотделима от стратегии». Однако сфера вмешательства политики в стратегию, по Мольтке,
235
Записки Раимунда графа Монтекукули генералиссима цесарских войск генерала-фельдцейгмейстера и ковалера Зла-
таго руна, или Главныя правила военной науки… / С францусскаго на российской язык переведены. С[ергеем] В[олчковы-
м]. 1753 году. [М.]: Печатано при Императорском Московском университете, 1760. С. 2–3. Р. Монтекукколи предложил в
«Записках» и примечательную для своего времени классификацию войн: «Войны бывают внутренние, то есть междоусобные,
или внешние с чужестранными народами; наступательные или оборонительные, на море или на сухом пути, по различию
путей, способов и мест» (Там же. С. 3).
59
должна быть поставлена в определенные рамки: «…политика используется войною для дости-
жения своих целей и имеет решающее влияние на ее начало и конец (курсив мой. – А. К.)».
Правда, при этом Мольтке признавал за политикой право во время войны «повысить свои
требования или довольствоваться меньшим успехом» 236. Делая такое заключение, Х. Мольтке
был, по-видимому, далеко не искренен. Достаточно вспомнить его конфликты с Бисмарком
по поводу того, как воспользоваться результатами побед прусско-северогерманской армии в
австро-прусской войне 1866 г. и во франко-прусской войне 1870–1871 гг.
Немецкий военный теоретик начала ХХ в. Ф. Бернгарди шел еще дальше в ограничении
права политики вмешиваться в военную стратегию, в ведение войны. Бернгарди утверждал,
например, что политика «должна приспособлять свои требования к тому, что признается вой-
ной целесообразным и достижимым»237.
Определение главенствующей роли политики имеет огромное прикладное значение для
построения оптимального механизма (системы) управления войной, практики управления,
практики подготовки и проведения операций.
Из примата политики в вопросах войны и мира вытекает вопрос о главенствующем поло-
жении политики по отношению к военной стратегии и в целом к военному искусству. М.А.
Гареев правомерно отмечает, что необходимо считаться «и с обратным влиянием стратегии
на политику», в том числе в силу того, что, по его мнению, «политика в чистом виде не суще-
ствует»238. Эта сентенция мэтра отечественной военной науки вполне понятна в свете того, что
далеко не всегда в принятии государственных решений по вопросам войны и мира в нашей
стране (и в других странах) учитывалось необходимое обратное влияние на политику военной
стратегии (и в целом военного искусства, а главное – практического опыта ведения военных
действий). М.А. Гареев в целом, по-видимому, прав и в своем суждении о том, что не суще-
ствует политики в чистом виде. У нее, действительно, может быть и социальное, и экономиче-
ское, и конфессиональное, и военное содержание.
Именно политика влияет на смысл и содержание победы в войне. Ибо победа опреде-
ляется не только (а часто и не столько) результатами, достигнутыми на поле боя, но и пере-
говорами по послевоенному урегулированию, политическими договоренностями. Искусство
дипломатии может, в частности, существенно снизить политический ущерб от военного пора-
жения, понесенного государством в войне. Так, при заключении Парижского мира 1856 г.,
завершившего Крымскую войну 1853–1856 гг., важным дипломатическим успехом России на
переговорах было сохранение прежней российско-турецкой границы на Кавказе, отказ союз-
ников, воевавших против России, от требований контрибуции, от вмешательства в решение
польского вопроса и от некоторых других условий. Но дипломатия может и не воспользоваться
должным образом результатами военной победы. Например, условия Сан-Стефанского мира
1878 г., завершившего русско-турецкую войну 1877–1878 гг. и весьма выгодного для России
и балканских стран, под влиянием западных держав были пересмотрены на Берлинском кон-
грессе 1878 г. в ущерб России, Болгарии и Черногории.
Политический анализ дает возможность учесть большое число факторов, в том числе
положение дел в системе мировой политики, в ее подсистемах, оценить социально-психологи-
ческую обстановку в собственной стране, в стране-противнике, у союзников и тех, кто остался
нейтральным.
Понимание того, что собой представляет политика и, соответственно, война как ее про-
должение, тесно связано с пониманием природы человека. На это обоснованно обратил вни-
236
Подробнее см.: Кокошин А.А. Политология и социология военной стратегии. М.: КомКнига, 2005. С. 133–134, 138.
237
Цит. по: Военная стратегия / под ред. Маршала Советского Союза В.Д. Соколовского. 2-е изд. М.: Воениздат, 1963.
С. 27.
238
Гареев М.А. Об уроках и опыте Великой Отечественной войны // Новая и новейшая история. 2010. № 5. С. 25.
60
мание Кеннет Уолтц, опираясь, в свою очередь, на Э. Дюркгейма и Р. Нибура 239. О природе
человека на протяжении многих столетий высказывались прямо противоположные точки зре-
ния. Достаточно сопоставить суждения на этот счет Н. Макиавелли и, например, одного из
крупнейших китайских философов-конфуцианцев Мэн-цзы.
В своем «Государе» Макиавелли писал: «…о людях в целом можно сказать, что они
неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность
и влечет нажива: пока ты делаешь им добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя
не щадить: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда у тебя явится в них нужда,
они тотчас от тебя отвернутся»240.
В «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» Макиавелли писал: «Как показывают все,
рассуждавшие об общественной жизни, и как то подтверждается множеством примером из
истории, учредителю республики и создателю ее законов необходимо заведомо считать всех
людей злыми и предполагать, что они всегда проявят злобность своей души, едва лишь им
представится к тому удобный случай» 241. Там же он пишет, что «почти все люди, обманутые
видимостью мнимого блага и ложной славы, вольно или невольно скатываются в число именно
тех людей, которые заслуживают скорее порицаний, чем похвал» 242.
Макиавелли допускал сильнейший перекос в сторону отрицания доброй стороны в
натуре человека. Во многом на основе своих представлений о природе человека Макиавелли и
демонстрирует очевидное отрицание традиционной морали как ориентира для политических
действий.
Представления Макиавелли о «человеческой природе» резко контрастируют с преобла-
дающей тенденцией античной традиции, восходящей к Платону, который утверждал, что чело-
век призван жить в соответствии с добродетелью. Они не совпадают и с трактовкой «природы
человека» другого выдающегося мыслителя человечества – Конфуция (ок. 551–479 до н. э.) и
его последователей, среди которых особенно выделяется Мэн-цзы (372/371 или 390/389–289
или 305 до н. э.). Последний дал мощный импульс развитию конфуцианства и усилению его
роли в функционировании государственной и политической системы Китая. Мэн-цзы исходил
из того, что природа человека добра и изначально обладает «четырьмя добродетелями» (сы
дэ) – нравственными началами. Это чувство стыда и отвращения ко злу (в других); чувство
сострадания; чувство самоотречения и уступчивости 243.
Мэн-цзы писал: «Если люди видят упавшего в колодец ребенка, они все без исключения
испытают тревогу и сострадание. И не потому, что хотят заслужить благодарность родителей
ребенка, не потому, что ищут похвалы друзей и соседей, не потому, что не хотят прослыть
[недобродетельными]» 244.
Но и в древнем Китае в противоположность конфуцианцам (и неоконфуцианцам) пред-
ставители китайской философской школы «легистов» считали, что человеческая природа пре-
имущественно зла. Этим известен, в частности, Хань Фэй (ок. 280 – ок. 233 до н. э.), который
не воспринимал культуру «как средство изменить человеческую природу и привнести в нее
что-то доброе»245. Хань Фэй, как и подавляющее большинство легистов, считал, что методы
управления государством должны основываться на том, что человек такой, каков он есть, а
239
Waltz K.N. Man, the State and War. A Theoretical Analysis. N.Y.: Columbia University Press, 2001. Р. 28.
240
Макиавелли Н. Избранные сочинения / пер. с ит. М.: Художественная литература, 1982. С. 349.
241
Макиавелли Н. Указ. соч.
242
Там же.
243
См.: Переломов Л.С. Вступительная статья // Конфуцианское «четверокнижье» («Сы шу») / пер. с кит. с коммент. А.И.
Кобзева, А.Е. Лукьянова, Л.С. Переломова, П.С. Попова. М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 2004. С. 39.
244
Цит. по: Фэн Ю-лань. Краткая история китайской философии / пер. Р.В. Котенко; науч. ред. док. филос. наук, проф.
Е.А. Торчинов. СПб.: Евразия, 1998. С. 293.
245
61
не на таких принципах, которые предполагали бы совершенствование человека 246. Соответ-

ственно, легисты проповедовали полный контроль власти государства над обществом. Полно-
стью противоположную позицию занимали даосы, которые проповедовали полную индивиду-
альную свободу, исходя из того, что человек изначально абсолютно невинен 247.
Через 400 лет после Макиавелли крупнейший русский и американский социолог и фило-
соф XX в. Питирим Сорокин в своем первом фундаментальном сочинении «Социология рево-
люции» (1923) отвергает взгляды рационалистов XVIII в. и позднейшего времени на чело-
века как на существо, управляемое разумом, добродетельное по природе, совершенно мирное,
полное альтруизма и т. п., существо, чьи недостатки – лишь следствие недостатков соци-
альной организации и недостаточности просвещения. Сорокин практически перекликается с
флорентийцем, показывая весьма мрачные и безотрадные стороны человека своего времени.
«Наша эпоха нанесла этой концепции (рационалистов – А. К.) страшные, почти непоправи-
мые удары, – пишет он. – <…> Перед нами выступил человек-стихия, а не только разумное
существо, носитель злобы, жестокости и зверства, а не только мира, альтруизма и сострадания,
существо слепое, а не только сознательно-зрячее, сила хищная и разрушительная, а не только
кроткая и созидательная.
Выявились, конечно, и рационалистические черты, но они совершенно были затенены
свойствами противоположными» 248.
При этом Питирим Сорокин решительно отвергает связь этих своих взглядов с обстоя-
тельствами своей биографии.
Природа человека является сложнейшим и важнейшим научным вопросом политологии,
социологии, психологии, исторической науки. При этом для политологии и социологии это
вообще одно из базовых понятий, которое нуждается в придании ему многомерного характера,
по меньшей мере в силу того простого факта, что между людьми существуют различия и каж-
дый человек действительно может в течение жизни меняться весьма значительно. Более того,
природа человека – это одна из центральных проблем не только внутренней политики отдель-
ного государства, но и мировой политики, развития и функционирования любой системы меж-
дународных отношений, особенно в ее военном измерении.
Природа человека самым тесным образом связана с ролью насилия в современном обще-
стве, включая вооруженное насилие, выливающееся в войну. Без более глубокого рассмотре-
ния вопроса о природе человека невозможно продвижение вперед в понимании войны как
социального и политического феномена, остающегося, к величайшему сожалению, неотъем-
лемой частью современной цивилизации в самых различных ее сегментах. Вспомним еще раз,
что даже без применения оружия массового поражения войны XXI в. способны привести к
огромным человеческим жертвам и страданиям, колоссальным материальным потерям.
Видный российский военный теоретик и историк, профессор Николаевской академии
Генерального штаба Г.А. Леер, творивший на несколько десятилетий позднее Клаузевица, в
своем главном труде пишет о том, что война «есть спор о праве между государствами, рассмат-
риваемыми как политические силы»249. Леер, в отличие от Клаузевица, не углублялся далее в
соотношения между политикой и войной, но пытался доказать, что в современных для него
условиях «война есть явление весьма естественное в жизни народов»; она, хотя и имеет «свою
широкую злую сторону»250, но «в конце концов, при благоразумном орудовании этим сред-
ством является одним из самых быстрых и могущественных цивилизаторов человечества» 251.
246
Там же.
247
248
Сорокин П.А. Социология революции. М.: Изд. дом «Территория будущего»; РОССПЭН, 2005. С. 37.
249
Леер Г.А. Опыт критико-исторического исследования законов искусства ведения войны (Положительная стратегия).
СПб., 1869. С. 2.
250
В трактате неизвестного автора, получившем в литературе название «Византийский Аноним VI в.» (возник, как отме-
62
Подобные взгляды на войну были весьма распространенными в Европе вплоть до Первой

мировой войны, которая масштабами насилия и разрушений превзошла все ожидания подав-
ляющего большинства политиков и профессиональных военных и заставила международное
сообщество по-новому взглянуть на роль войны в развитии мировой цивилизации (что, увы,
не предотвратило Второй мировой войны, еще более разрушительной и жестокой).
Нельзя не вспомнить, как великий русский писатель и мыслитель Л.Н. Толстой, описы-
вая начало наполеоновского вторжения в Россию в 1812 г., характеризовал войну: «…12 июня
силы Западной Европы перешли границы России и началась война, то есть совершенно про-
тивное человеческому разуму и всей человеческой природе событие »252 (курсив мой. – А. К.).
И люди, идущие на войну, по Толстому, «отрекались от своих человеческих чувств и своего
разума»253. При этом, говоря о причинности этого события, Толстой пишет, что «причины его
представляются в неисчислимом количестве» 254. Продолжая, Лев Николаевич отмечал: «Чем
больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается» 255.
В духе Леера о войне говорится в «Военной энциклопедии», выпущенной первым изда-
нием группой офицеров российского Генерального штаба в 1911 г.: «Пока будет стоять мир,
или пока будет существовать государственность, война не может сойти со страниц истории.
Верно сказал Блюнчли, что “вечный мир – сон и даже не прекрасный”» 256. Очевидно, что
здесь авторы российской дореволюционной «Военной энциклопедии» активно оппонировали
одному из величайших философов Нового времени Иммануилу Канту, прославившемуся в
том числе своим трактатом «К вечному миру» 257. Логика этого трактата весьма интересна, во
многом убедительна, но она не соответствовала «реальной политике» ни XVIII в., ни после-
дующих периодов мировой истории. В современных условиях даже ученые-политологи редко
вспоминают об этом весьма неординарном труде Канта 258.
чают специалисты, скорее всего, в поздний период царствования императора Юстиниана, когда после серии крупных побед
все завоевания были утрачены), война характеризуется как «крайнее зло и воплощение всего дурного». Автор трактата, кото-
рого византологи именуют Анонимом и считают хорошо знакомым с непосредственной боевой практикой своего времени и
многими событиями военной истории, включая греко-персидские войны, походы Александра Македонского и Ганнибала, с
военно-теоретической мыслью (Онасандр, Арриан, Цезарь, Полибий, Эпиан, Полиэн, Вегеций и др.), рекомендует всемерно
и до последней возможности уклоняться от вступления в войну, предпочитая ей мир, даже если это связано с ущербом для
империи. Объяснение такого подхода Анонима – в общем характере международно-политического и военно-политического
положения Византийской империи к концу царствования Юстиниана, когда она вынуждена была перейти к глухой обороне
по всему периметру своих границ. Истоки же такого восприятия войны восходят к Платону («А ведь самое лучшее – это
не война, не междоусобья: ужасно, если в них возникнет нужда…»). В трактате же Маврикия, появившемся в послеюстини-
ановской Византии, война и мир рассматриваются как явления, в равной степени заслуживающие права на существование.
Соответственно, официальная идеология ориентировала армию на ведение как оборонительной, так и наступательной войны
против любого неприятеля и в любых условиях. См.: Кучма В.В. Военное искусство // Культура Византии: IV – первая поло-
вина VII в. / отв. ред. З.В. Удальцова. М.: Наука, 1984. С. 393–397.
251
Леер Г.А. Указ. соч. С. 2.
252
Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. 3. М.: Изд-во художественной литературы, 1962.
С. 7.
253
Там же. С. 9.
254
Там же. С. 8–9.
255
Там же. С. 9.
256
Война // Военная энциклопедия / под ред. В.Ф. Новицкого, А.В. фон Шварца, В.А. Апушкина, Г.К. фон Шульца. Репр.
изд. М.: Рейтар, 1998. С. 8.
257
Отрабатывая формулу вечного мира, И. Кант писал, в частности, о необходимости обращения государственных руко-
водителей к философам, способным дать обоснованные советы по вопросам сохранения мира: « Государства, вооружившиеся
для войны, должны принять во внимание максимы философов об условиях возможности общего мира». Немецкий философ
из Кёнигсберга предлагал это не без оговорок: «Для законодательного авторитета государства, которому следует, естественно,
приписывать величайшую мудрость, унизительно, по-видимому, искать поучения о принципах своих отношений с другими
государствами у подданных (философов); но все же делать это весьма благоразумно» (см.: Кант И. К вечному миру // Кант
И. Избранные сочинения: в 3 т. Т. 2. Калининград: Калининградское кн. изд-во, 1998. С. 114–115).
258
Помимо Иммануила Канта к теме вечного мира обращались в разные периоды новой истории такие мыслители, как
Эразм Роттердамский («Жалоба мира, отовсюду изгнанного и поверженного»), Уильям Пенн («Опыт о настоящем и будущем
мире в Европе путем создания европейского конгресса или палаты государств»), Жан-Жак Руссо («Суждение о вечном мире»),
63
Упомянутые российские генштабисты-энциклопедисты в 1911 г., опираясь на многочис-

ленные военно-исторические исследования, писали о том, что война может носить разный
характер, иметь разные масштабы и разную интенсивность: «Война может воплотиться во все-
возможные виды, начиная от войны истребительной, вплоть до выставления обсервационного
корпуса». Они справедливо указывали на то, что масштабы и интенсивность войны опреде-
ляются политическими решениями: «Политика решает вопросы: быть или не быть, с какою
энергией война должна быть ведена, какое развитие должно быть дано принципу разрушения
и истребления» 259. Это положение полностью применимо и к современным условиям с той
лишь оговоркой, что государственные руководители и военное командование должны посто-
янно иметь в виду, что за некоторыми пределами масштабов и интенсивности войны могут
наступить необратимые катастрофические последствия для всех участников.
Российские генштабисты обоснованно говорили о базовой роли политики в подготовке
войны: «Путем заблаговременных союзов или условленных нейтралитетов соседей политика
определяет почву, на которой должна вестись война». Они при этом подчеркивали, что «работа
политики продолжается» и в военное время, и во время военных операций, «стараясь извлечь
выгоды из обрисовавшихся благоприятных условий, созданных операциями». В этом отноше-
нии российские генштабисты фактически выражали свое несогласие с тезисами Х. Мольтке-
старшего, бывшего в то время для многих неоспоримым авторитетом. Вполне по-современ-
ному авторы «Военной энциклопедии» начала ХХ в. писали: «Наконец, последствия войны,
окончательные условия мира, итог войны – опять дело политики» 260.
В аналогичном духе высказывался и уже упоминавшийся советский военный теоретик
1920-х годов А.К. Топорков в своей работе, опубликованной в 1927 г.: «Борьба стратегии
с политикой всякий раз обнаруживает изъяны и несовершенства как стратегии, так и поли-
тики. Напротив, хорошая политика и хорошая стратегия всегда уживаются вместе. Совер-
шенно неправильно думать, что политика совершенно прекращается с наступлением войны,
скорее имеет силу обратное: политические и военные сред ства идут рука об руку, выступают
вместе, ибо военные действия суть в то же время и политические»261.
В.И. Ленин в своей выписке из труда Клаузевица «О войне» подчеркивал, что «характер
политической цели имеет решающее влияние на ведение войны». Далее Ленин говорил о том,
что «мы уже <…> установили, что характер политической цели, величина наших или непри-
ятельских требований и всё наше политическое положение фактически имеет решающее вли-
яние на ведение войны»262.
В целом нет сомнения в том, что проблема эффективного взаимодействия политики и
военной стратегии требует больших встречных усилий. Это предполагает, соответственно, что
и военачальники должны разбираться в политических вопросах – применительно как к тем
или иным сегментам (подсистемам) мировой политики, так и к отдельным странам с внутри-
политическими, социальными, историческими, этно-конфессиональными, культурными осо-
бенностями, применительно как к системе мировой политики в целом, так и к ее отдельным
подсистемам, политической обстановке в отдельных странах и регионах.
Очевидно, что в силу высокой степени зависимости вопросов войны и мира от внутрен-
ней политики военачальники должны быть не чужды и понимания внутриполитических вопро-
сов, включая их экономическое измерение. Это относится, в частности, к пониманию внут-
Иеремия Бентам («План всеобщего и вечного мира»), Иоганн Фихте («К вечному миру. Философский проект Иммануила
Канта») и др.
259
Война // Военная энциклопедия. С. 8.
260
261
262
Ленин В.И. Замечания на сочинения Клаузевица «О войне». М.: ОГИЗ, 1939. С. 30.
64
ренних ограничений на использование тех или иных ресурсов страны (начиная с финансовых
ресурсов) для военных нужд с учетом других приоритетов государства и общества.
Марксистская традиция главенствующую роль при определении политических целей
войны придавала экономическим соображениям и обстоятельствам, часто преувеличивая их
значение. Как писал в 1929 г. М.Н. Тухачевский, цели войны «могут быть только целями мате-
риального порядка». Однако, по его мнению, они «прикрываются инициаторами войны раз-
личными мотивами этического и правового характера» 263. Действительно, такое «прикрытие»
истинных целей войны неоднократно имело место в мировой истории. Но это отнюдь не озна-
чает, что подлинные цели войны всегда носили и носят материальный (экономический) харак-
тер.
Здесь нельзя не вспомнить Гуго Гроция, который, ссылаясь на Саллюстия, писал, что
наряду с «сильнейшей жаждой» богатства – «единственной и древнейшей причиной войны»
есть и такая же «жажда власти»264.
Наряду с рациональными причинами, связанными с экономическими и политическими
обстоятельствами, война и в современных условиях всегда несет в себе «иррациональный
заряд»265.
Преувеличивая роль материальных, экономических факторов, упрощенный вариант
марксистско-ленинской традиции почти не уделял внимания тому, что война может быть
продолжением не только рациональной, продуманной политики, диктуемой осмысленными и
четко сформулированными интересами, но и такой политики, которая находится под влия-
нием факторов и обстоятельств, выходящих за пределы рациональности, под влиянием эмо-
ций, чувств. Нельзя не вспомнить высказанную Клаузевицем мысль о том, что «впечатления
чувств сильнее представлений разумного расчета» 266. Это замечание Клаузевица вполне может
быть применено ко многим историческим ситуациям непосредственно перед войной.
Весьма важным следует считать рассмотрение иррациональных и нерациональных аспек-
тов в первую очередь процессов принятия решений, которые связаны с применением оружия
массового поражения или с угрозой его применения.
Высказывается небезосновательное мнение о том, что войну может вызвать даже серия
«нелепых случайностей»267. Это можно отнести к ситуациям повышенной напряженности
между соответствующими акторами, высокого уровня взаимного недоверия во взаимоотноше-
ниях политических руководителей и высокого уровня готовности вооруженных сил сторон к
ведению военных действий. Иррациональное решение по вопросам войны и мира во многом
может базироваться и на недооценке государственным руководством и военным командова-
нием будущего противника (соответственно, на сопоставительной переоценке собственных сил
и возможностей). Оно может быть связано и с неверной интерпретацией возможного поведе-
ния третьих государств в конфликтных и кризисных ситуациях.
У Гуго Гроция один из разделов его труда «О праве войны и мира» прямо именуется
«Наставление о том, чтобы не предпринимать войны безрассудно даже по справедливым при-
чинам»268.
Для Российской империи одной из войн, при подготовке к которой явно был недооце-
нен противник, стала русско-японская война 1904–1905 гг., обернувшаяся резкой дестабили-
263
Тухачевский М.Н. Война // Большая советская энциклопедия. Т. 12. М.: Советская энциклопедия, 1929. С. 554.
264
Гроций Г. О праве войны и мира. Три книги. М.: Юриздат, 1956. С. 533.
265
Бочаров В.В. Антропология насилия // Антропология насилия / отв. ред. В.В. Бочаров, В.А. Тишков. СПб.: Наука,
2001. С. 530.
266
267
Караяни А.Г. Психология и война. М.: Военный университет, 2003. <http://armyrus.ru/index.php?id=738&option=com_
content&task=view> (дата обращения – 25.05.2016).
268
Гроций Г. Указ. соч. С. 547–554.
65
зацией внутренней обстановки («первой русской революцией»), унизительным поражением

нашей страны от противника, которого не знали (и, по-видимому, не хотели знать) как импе-
ратор Николай II, так и те деятели из его ближайшего окружения, которые толкали Россию к
этой, как говорили в то время, несчастной для нашей страны войне. С.Ю. Витте писал в своих
мемуарах о том, что можно найти официальные доклады с высочайшими надписями, в кото-
рых японцев именовали «макаками» 269.
И это накладывалось на запутанную систему принятия государственных решений в тот
период в Российской империи. Многие исследователи русско-японской войны обратили вни-
мание на то, что официально за российскую внешнюю политику на дальневосточном направ-
лении отвечали одни люди, а на деле ее творили в окружении императора Николая II совсем
другие. Это позволяет говорить о том, что система стратегического управления политико-воен-
ными вопросами в Российской империи была радикальным образом деформирована.
В разные исторические периоды те, кто серьезно размышлял над проблемами войны и
мира, обращались к вопросу о том, что война должна быть крайним, исключительным сред-
ством политики, – ибо, как об этом, в частности, писал Сунь-Цзы, «война – это великое дело
для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели» 270. Ярким при-
мером гибели сразу нескольких важнейших государств соответствующего периода истории
в результате войны стали судьбы Российской, Германской, Австро-Венгерской и Османской
империй после Первой мировой войны 1914–1918 гг.
Видный австрийский полководец эрцгерцог Карл 271 отмечал (написано в 1803 г., опубли-
ковано в 1806 г., через год после поражения российской и австрийской армий от Наполеона
под Аустерлицем): «Война – это наибольшее зло, которое может выпасть на долю государства
или нации. Поэтому главной заботой правителя и ответственного генерала должно быть, как
только вспыхнет война, немедленно же собрать все силы, коими только можно располагать,
и приложить все усилия, чтобы война была возможно кратковременна и вскоре разрешилась
наиболее благоприятным образом » (курсив мой. – А. К.)272.
Справедливым остается утверждение Гуго Гроция о том, что войны ведутся в конеч-
ном итоге «ради заключения мира», что «конечной целью» войны является заключение мира
на определенных условиях 273. Эрцгерцог Карл, не только полководец, но и военный теоретик,
писал в духе Гуго Гроция о том, что целью военных действий должно быть обеспечение мира
на определенных условиях: «Целью каждой войны должно быть достижение выгодного мира;
только выгоды мира устойчивы, и счастье народам может дать только продолжительный мир, а,
следовательно, только мир может позволить правительствам достигнуть цели своего бытия» 274.
Соответственно, при ведении любой войны необходимо заботиться об обеспечении легитим-
ности для заключения мира. Ибо заключение мира, как правило, есть тот или иной правовой
акт, оформляющий политические и военные результаты войны.
Обращаясь к вопросу о нацеленности военных действий на достижение «выгодного
мира», можно вспомнить еще одну мысль эрцгерцога Карла, связанную уже с разработкой
плана операций: «При составлении плана операций никогда не следует упускать из вида глав-
ную задачу войны – возможно скорейшее достижение выгодного мира; следовательно, все
269
Витте С.Ю. Избранные воспоминания. М.: Мысль, 1991. С. 288.
270
Сунь-Цзы. Указ. соч. С. 26.
271
А.А. Свечин писал, что от эрцгерцога Карла в 1809 г. «Наполеон в первый раз в жизни потерпел крупную неудачу
на поле сражения» при Асперн-Эсслинге и что «Наполеон расписывался в особом почтении перед дарованиями и заслугами
эрцгерцога Карла».
272
См.: Стратегия в трудах военных классиков / под ред. А.А. Свечина. М.: Госвоениздат, 1926. Т. 2. С. 65.
273
Гроций Г. Указ. соч. С. 67.
274
Эрц-герцог Карл Австрийский. Основы высшего военного искусства. <http://militera.lib.ru/science/classic2/07.html> (дата
обращения – 30.01.2018).
66
должно быть направлено на то, чтобы решительными ударами возможно скорей принудить
противника к миру»275.
О войне как о крайнем средстве политики говорится в соответствующей статье в «Энцик-
лопедическом словаре» Брокгауза – Ефрона в 1892 г.: «Здравая политика должна обращаться
к войне лишь в последней крайности, когда существенно важная для всего народа цель не может
быть достигнута другим путем» (курсив мой. – А. К.)276. Такой подход к войне соответство-
вал духу политики императора Александра III, в период правления которого Россия не вела
сколько-нибудь масштабных войн.
Отношение к войне как к крайнему средству не является доминирующим в современной
системе мировой политики. Мы это видим на примере действий США и их союзников приме-
нительно к Югославии, Ираку, Афганистану, Ливии. Разумеется, следует иметь в виду, что во
всех этих случаях Соединенные Штаты имели дело с заведомо значительно более слабым про-
тивником. Играло свою роль и отсутствие уравновешивающего их мощь и влияние соперника,
каким был Советский Союз.
Эти войны носили очевидно ограниченный характер для самих США и их союзников.
Для Ирака же, например, это была тотальная война, в результате которой фактически было
разрушено иракское светское государство. Понимание глубокой ошибочности политических
целей этой войны, выдвигавшихся США, и вредности самой войны для положения дел на
Ближнем Востоке, для национальных интересов Соединенных Штатов значительной частью
«политического класса» США нашло свое отражение в предвыборных выступлениях Дональда
Трампа, победившего на президентских выборах в США 2016 г. В американском обществе (в
том числе у значительной части «политического класса») возник постафганский и, что прин-
ципиально важно, постиракский синдром – отрицательное отношение к масштабному приме-
нению Соединенными Штатами военной силы за рубежом, особенно в целях «смены режима».
Этот синдром учитывал в своей предвыборной кампании республиканец Дональд Трамп.
Война есть продолжение политики не только внешней, но и внутренней. Она может быть
порождением того или иного противоборства в «политическом классе» страны, результатом
изменений в общественном сознании. Внутриполитические мотивы войны, как правило, зна-
чительно менее доступны для понимания внешнего наблюдателя, чем логика внешнеполити-
ческого поведения государства.
М.Н. Тухачевский (солидаризируясь с рядом соответствующих высказываний В.И.
Ленина) писал, что «под словом “политика” следует понимать не столько внешнюю, сколько
внутреннюю политику, т. е. политику, определяемую внутренними условиями, в отношении
которой внешняя политика является лишь продолжением» 277.
Здесь можно снова обратиться к авторам дореволюционной «Военной энциклопедии»,
которые полностью обоснованно отмечали важность внутренней политики для ведения войны:
«Внутренняя политика государств тоже имеет большое влияние на ведение войны. Слабая
власть нуждается в быстрых успехах; для нее условия пространства и времени более ограни-
чены, чем для власти сильной, опирающейся на энергичный народ. Точно так же, где власть
не единолична, военная власть нерешительна, и легко затрудняется сама подготовка к войне».
Эти авторы отмечали также следующее: «Отсюда понятно, почему в минуты опасности зрелые
республики прибегали к диктатуре и почему сильная монархия – лучшая форма правления в
интересах войны»278.
275
Эрц-герцог Карл Австрийский. Указ. соч.
276
Война // Энциклопедический словарь / издатели Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Т. VIА. СПб.: Типография акц. общ.
«Издательское дело», Брокгауз – Ефрон, 1892. С. 937.
277
Тухачевский М.Н. Указ соч. С. 555.
278
67
По-иному они в таком издании и не могли написать. На деле в результате Первой мировой
войны, как отмечалось выше, рухнули именно монархии – четыре империи.
Утверждение Тухачевского о роли внутренней политики можно признать справедливым
для многих войн в мировой истории, но не следует его абсолютизировать: внешняя политика
обладает определенной автономностью. Она во многом определяется положением государства
в системе мировой политики, всем спектром его взаимоотношений с другими государствами,
сравнительной силой и сравнительной мощью. Но при этом исключительно важна субъектив-
ная интерпретация места и роли того или иного государства конкретными политическими и
государственными лидерами, различными группировками политического класса 279.
В.И. Ленин обоснованно отмечал, что войну можно понимать и объяснять в связи «с
предшествующей политикой данного государства, данной системы государств, данных клас-
сов»280. Нельзя не отметить, что для марксистской традиции было характерно отрицание фор-
мулы национальные интересы. Им противопоставлялись интересы классовые. Особенно четко
это было подчеркнуто В.И. Лениным.
Изучение политики соответствующих государств на протяжении длительного времени
является действительно плодотворным для выявления причин тех или иных войн.
Политика обеспечивает достижение поставленных целей с помощью не только вооружен-
ного насилия, но и других средств противоборства. К ведению войны, как уже отмечалось
выше, наряду с применением вооруженных сил привлекаются экономические, пропагандист-
ские, дипломатические средства, средства и способы ведения борьбы в киберпространстве.
Исходя из политических целей определяются военные цели и задачи – какие должны быть про-
ведены стратегические действия, операции, сражения, какие объекты должны быть частично
или полностью разрушены и др. Без выполнения военных целей и задач политические цели
войны не могут быть достигнуты281.
В соответствии с политическими целями войны определяется характер военных дей-
ствий, в том числе ограничения, налагаемые на применение военной силы.
Всегда надо помнить об обратном воздействии вооруженной борьбы на политику. Резуль-
таты боевых действий в тот или иной момент ведения войны могут заставлять корректировать
и даже пересматривать политические установки (цели), связанные с войной – как во внешней
политике, так и во внутренней.
История учит, что для многих войн характерна постановка воюющими сторонами самых
различных целей, причем далеко не всегда четко ранжируемых и сформулированных в систем-
ных критериях. Вспомним, что еще Клаузевиц писал о разнообразии политических целей
войны282.
Не надо думать, что определение политической цели войны – это несложная задача. А.А.
Свечин совершенно справедливо отмечал, что «постановка политической цели войны, столь
нехитрая по видимости, представляет в действительности труднейшее испытание для мышле-
ния политика»283. Свечин при этом прозорливо добавлял, что «здесь возможны самые крупные
заблуждения»284. Это замечание Свечина актуально и для современных условий.
Маршал Советского Союза Н.В. Огарков обоснованно писал о необходимости соответ-
ствия политической цели войны военным возможностям государства: «Политические цели
войны должны в полной мере соответствовать военному потенциалу государства, боевым воз-
279
См.: Кокошин А.А. О системном и ментальном подходах к мирополитическим исследованиям. Изд. 2-е, испр. и доп.
М.: УРСС, 2008.
280
Ленин В.И. Война и революция // Ленин В.И. Полн. cобр. cоч. Т. 32. М.: Политиздат, 1962. С. 82.
281
См.: Серебрянников В.В. Социология войны. М.: Научный мир, 1997. С. 37.
282
См.: Клаузевиц К. Указ. соч. Т. I. С. 67.
283
284
Там же.
68
можностям вооруженных сил и применяемым ими способам ведения военных действий, а

последние должны надежно обеспечить достижение поставленных целей» 285. Такое замечание
справедливо для любого исторического периода. Соответственно, государственное руковод-
ство должно достаточно хорошо разбираться в военных вопросах, трезво оценивая военные (в
том числе военно-экономические и военно-технические) возможности своей страны, ее союз-
ников. И это отнюдь не тривиальная задача, она требует значительных интеллектуальных уси-
лий и организационно-управленческих решений.
При подготовке к войне и при ведении войны большое значение имеет тоже не всегда
адекватным образом формулируемый вопрос о соотношении целей и средств, о затрачиваемых
ресурсах. Это сфера большой неопределенности. Религиозные войны, войны за выживание,
национально-освободительные войны, гражданские войны могут не иметь четкого определе-
ния соотношения затрат и получаемых выгод. Страна может затратить огромные средства на
ведение войны, если речь идет о ее физическом цивилизационном выживании, как это было с
нашим государством в Великой Отечественной войне 286.
До сих пор идет серьезная полемика в среде историков о мотивах и политических целях
основных участников Первой мировой войны. В частности, постоянно возникает вопрос об
иррациональности поведения ряда глав государств, политиков, военачальников различных
стран, в том числе Австро-Венгрии, бывшей самой слабой из великих держав того времени.
Рациональный подход государственных деятелей, а также высшего военного командования
Австро-Венгерской империи предполагал бы усилия по предотвращению большой европейской
войны с ее участием, которая, как известно, завершилась крахом этой империи.
Австро-Венгерская империя просуществовала, по небезосновательному замечанию Г.
Киссинджера, и так на столетие дольше (после завершения наполеоновских войн), чем могла
бы существовать. Это произошло во многом благодаря исключительно высокому политиче-
скому искусству князя К. Меттерниха, возглавившего австрийское министерство иностранных
дел в 1809 г., вскоре после катастрофического поражения войск Габсбургов в войне 1805 г.
Третьей коалиции против Наполеона и крушения Священной Римской империи.
Остаются нераспознанными до конца мотивы и цели высшего партийно-политического
руководства СССР при принятии решений о вводе в Афганистан в 1979 г. «ограниченного
контингента» советских Вооруженных сил, о свержении правительства Хафизуллы Амина и
его физическом уничтожении.
Известно, что высшее военное командование СССР в лице начальника Генштаба ВС
СССР Маршала Советского Союза Н.В. Огаркова выступало против таких действий, однако
его позиция не была принята во внимание высшим руководством СССР (в которое входил
и министр обороны СССР, член Политбюро ЦК КПСС Д.Ф. Устинов, гражданский человек,
которому вскоре после его назначения на этот пост было присвоено звание Маршала Совет-
ского Союза).
Очевидно, что ведение войны в Афганистане внесло свой вклад в ослабление экономики
СССР, в ухудшение политических позиций Советского Союза в мире, сказалось на состоянии
советского общества.
Во многих случаях исключительно важными являются идеологические мотивы, побуж-
давшие начинать и вести войны. История знает немало примеров сильнейшего влияния идео-
логии на политику, продолжением которой явилась война. Известны случаи и почти непосред-
ственного воздействия идеологии на военную стратегию, которая, как уже отмечалось выше,
должна находиться в подчинении у политики. Идеологическое воздействие нередко недоучи-
285
Огарков Н.В. История учит бдительности. М.: Воениздат, 1985. С. 58–59.
286
Кревельд М. ван. Трансформация войны / пер. с англ. М.: Альпина Бизнес Букс, 2009. С. 204–208.
69
тывалось теми, кто должен был бы оценивать всю совокупность факторов, оказывающих вли-
яние на принятие военно-стратегических решений.
Политика более подвижна, менее инерционна, чем идеология. Она более адаптивна к
обстоятельствам. Она в принципе должна быть более рациональной, прагматичной, нежели
идеология. Последняя в общественном сознании основана преимущественно на формируе-
мых поколениями слабо структурированных, полуинтуитивных представлениях об окружаю-
щем мире и о самих себе, а также находится под воздействием целенаправленных усилий про-
паганды.
Вмешательство идеологии в военную стратегию может осуществляться напрямую, минуя
политику (и вопреки политике). Например, идеологические постулаты ВКП(б) накануне Вели-
кой Отечественной войны привели к таким уставным положениям для Красной Армии, в кото-
рых делалась ставка исключительно на наступательную военную стратегию (оборона допуска-
лась только в оперативном и тактическом масштабах). А требования политики вынуждали И.В.
Сталина не начинать превентивную войну против Германии.
«Раздрай» между идеологией и политикой, выразившийся в идеологизированной военной
стратегии, привел к тому, что даже концептуально ни Вооруженные силы, ни высшее военное
командование, ни государственное (партийное) руководство СССР накануне 22 июня 1941 г.
не были толком готовы, о чем уже говорилось выше в этой книге, ни к стратегическим насту-
пательным действиям (превентивная война), ни к долговременной или даже к кратковремен-
ной стратегической обороне.
История учит, что политически и идеологически государственному руководству и выс-
шему военному командованию исключительно сложно принять решение об избрании обороны
в качестве основной формы стратегических действий. Петр Великий начал Северную войну
стратегическими наступательными действиями, вторжением на территорию Эстляндии
и Ингерманландии, захваченную шведами в предыдущих войнах с Россией, и осадой Нарвы.
Только после тяжелейшего нарвского поражения от Карла XII (имевшего сравнительно мало-
численную, но исключительно боеспособную армию и флот, господствовавший на море) Петр
перешел к стратегической обороне, в том числе в кампанию 1708–1709 гг., закончившуюся
сокрушительным поражением шведского короля-полководца (блестящего тактика, но сла-
бого стратега), которым на протяжении многих лет восхищалась вся Европа.
Исключительно тяжелым было принятие решения о стратегической обороне для импе-
ратора Александра I в Отечественной войне 1812 г., несмотря на детальное и очень убеди-
тельное обоснование необходимости стратегической обороны, представленное военным мини-
стром М.Е. Барклаем де Толли, которого многие в тогдашней России обвиняли чуть ли не в
измене. М.И. Кутузов (Голенищев-Кутузов), приняв командование от Барклая де Толли, про-
должая непопулярную линию на стратегическую оборону (u стратегическое отступление
вглубь страны), в большей степени имитировал готовность разгромить Наполеона в решаю-
щем сражении.
Значительное влияние идеологии можно проследить в принятии решений по вопросам
войны и мира в современных условиях в такой стране, как США.
Это в полной мере относится к развязанной США и Великобританией войне против
Ирака в 2003 г., которая была связана с доминировавшей в США идеологемой относительно
«миссии» Соединенных Штатов по распространению демократии за границей практически
любыми методами.
В Советском Союзе в годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне, И.В. Ста-
линым недоучитывалось влияние нацистских (в том числе расистских) идеологических воз-
зрений руководителей Третьего рейха при подготовке войны против СССР. Они нашли свое
отражение в программной книге Гитлера «Майн кампф» и многих его выступлениях.
70
Просчеты советского руководства в идеолого-политической оценке целей войны со сто-

роны Гитлера привели к огромным военно-стратегическим просчетам, к тому, что СССР ока-
зался к осени 1941 г. на грани катастрофы.
Высшее командование РККА, в свою очередь, не смогло распознать характер будущей
войны с оперативно-стратегической точки зрения. Свидетельством этого служат, в частности,
оценки наркома обороны СССР Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко на Совещании
высшего командного состава РККА в декабре 1940 г. – за полгода до начала гитлеровской
агрессии против СССР.
В течение десятилетий после Второй мировой войны в советской военной доктрине пре-
обладала ставка на немедленный переход советских вооруженных сил в решительное наступ-
ление после нападения противника. Это во многом было следствием неверно истолкованного
опыта начального периода Великой Отечественной войны, когда Красная Армия потерпела
серию тяжелейших поражений. Одна из основных причин этих поражений – явное игнориро-
вание советским партийно-государственным руководством и, соответственно, высшим воен-
ным командованием вопросов стратегической обороны на начальном этапе войны, несмотря на
то что именно на нее предлагалось делать упор до создания условий перехода в стратегическое
контрнаступление целым рядом видных военных теоретиков СССР. В большинстве своем, к
величайшему сожалению, эти военные теоретики были репрессированы в конце 1930-х годов
по сфальсифицированным обвинениям.
Советские партийно-государственные руководители и военачальники всегда исходили из
того, что в своей политической части военная доктрина СССР носит исключительно оборо-
нительный характер. Но при этом в военной стратегии упор делался на предельно решитель-
ные наступательные действия, так как считалось, что полный разгром противника может быть
достигнут именно наступательными действиями 287.
Только к середине 1980-х годов в СССР вызрели формулы новой военной доктрины и
военной стратегии, которые обеспечивали бы более высокий уровень стратегической стабиль-
ности. Маршал Советского Союза С.Ф. Ахромеев отмечал, говоря о новой военной доктрине
и военной стратегии: «Мы в случае агрессии против нас отказываемся от перехода в короткий
срок после ее начала к наступательным операциям. Будем отражать нападение только оборони-
тельными операциями и одновременно стремиться с помощью политических мер ликвидиро-
вать конфликт. Преднамеренно отдавая стратегическую инициативу в войне агрессору, будем
вести оборону в течение нескольких недель. Если эти меры не приведут к успеху и параллель-
ными политическими акциями агрессию прекратить не удастся, только тогда развернем широ-
комасштабные действия по нанесению поражения агрессору» 288. Ахромеев обоснованно писал
о том, что такая установка действительно носила радикальный характер.
287
«Победа-1945», 2000. С. 408.
288
Ахромеев С.Ф., Корниенко Г.М. Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и
после 1985 года. М.: Международные отношения, 1992. С. 125–126.
71
Глава 6
Война как состояние общества и состояние
определенного сегмента системы мировой политики
Уже на протяжении длительного времени многие мыслители высказывают идею о том,
что война есть определенное состояние общества. Английский философ Томас Гоббс (1588–
1679) в своем труде «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и граж-
данского» говорил о войне прежде всего как о некоем состоянии общества, давал войне весьма
широкую трактовку, вписывая в это состояние не только период собственно военных действий.
По Гоббсу, «…война есть не только сражение или военное действие, а промежуток времени, в
течение которого явно сказывается воля к борьбе путем сражения» 289. Объясняя такую трак-
товку феномена войны, Гоббс писал, что «время должно быть включено в понятие войны, так
же как и в понятие погоды <…>. Как понятие дурной погоды заключается не в одном или двух
ливнях, а в наклонении к этому в течение многих дней подряд, точно так же и понятие войны
состоит не в происходящих боях, а в явной устремленности к ним в течение всего того вре-
мени, пока нет уверенности в противном». Как далее заключал Гоббс, «все остальное время
есть мир»290.
Гоббс не исследовал специально сущность войны как явления. Вопросы войны и мира
рассматривались им прежде всего в контексте взаимоотношений внутри одного и того же госу-
дарства, а не в контексте международных (межгосударственных) отношений. Для Гоббса в его
«Левиафане…» главной была проблема власти, генезиса и природы государственного обще-
жития.
Попытки определить войну как особое состояние общества были свойственны и ряду
других европейских мыслителей, которых принято считать отцами-основателями современной
политологии и социологии, – Ш. Монтескье, Дж. Локку, И. Канту, Г. Гегелю и др.
Огромное воздействие на общество в ведущих воевавших странах оказали обе мировые
войны. А.А. Свечин, опираясь на опыт Первой мировой войны 1914–1918 гг. и гражданской
войны в России 1918–1922 гг., прозорливо писал о том, какие испытания предстоят обществу в
случае будущей войны такого же масштаба. Вот его слова: «Война выдвигает перед внутренней
политикой ряд задач, неразрешение коих может подорвать возможность военного успеха. Про-
довольственный, квартирный, топливный, транспортный вопросы необычайно обостряются.
Придется временно отказаться от восьмичасового рабочего дня и приостановить действие
кодекса о труде. Придется повысить интенсивность и продолжительность работы, уменьшив
реальную заработную плату»291. Свечин также отмечал, что в будущей войне массам предстоит
«обречение <…> на каторжный труд, лишение <…> сносных условий существования». И эти
меры «должны будут идти параллельно с борьбой за эти самые массы, за их сознание, за их
верность лозунгам борьбы»292. За такую откровенность Свечина его неоднократно подвергали
довольно жесткой критике недоброжелатели. На деле в ходе Великой Отечественной войны,
после тяжелейших поражений Красной Армии в 1941 г., а затем и летом 1942 г., тем, кто
работал в тылу, пришлось пойти на еще большие жертвы, обеспечивая нашей стране победу
289
Гоббс Т. Избранные произведения: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1965. С. 152.
290
Там же.
291
292
Там же.
72
в войне. Свечин заявлял, что «воевать – это значит бороться, голодать, страдать, переносить
лишения, умирать, повиноваться – и не только на фронте, но и в далеком тылу» 293.
Очевидно, что это была точная характеристика будущей тотальной войны, к которой при-
зывал готовиться выдающийся русский и советский военачальник и военный теоретик.
Состояние общества внутри отдельной страны, положение дел в определенных сегментах
системы мировой политики, безусловно, зависит от масштабов войны, от ее интенсивности,
глубины мотивов и радикальности поставленных сторонами целей и задач.
Для одной из воюющих сторон это может быть война ограниченная, для другой – тоталь-
ная. Развязанная в 2003 г. США и Великобританией война в Ираке для ее инициаторов была,
как уже говорилось, явно ограниченной войной. Эта война не потребовала от США и Вели-
кобритании мобилизации промышленности и экономики в целом, их перевода на военные
рельсы. Война в Ираке стоила Соединенным Штатам огромных средств, но подъемных для
американской экономики (по ряду оценок, 1–1,5 трлн долл.). Эти средства были получены за
счет роста госдолга США, путем эмиссии приобретаемых повсеместно американских государ-
ственных ценных бумаг.
Сравнительно небольшими были потери американских и британских вооруженных сил
по причине их огромного превосходства над вооруженными силами Ирака – военно-техниче-
ского, разведывательно-информационного, в формах и способах ведения вооруженной борьбы,
в организации и управлении. Для Ирака это была практически тотальная война, обернувшаяся
ликвидацией диктаторского, но светского режима Саддама Хусейна, физического уничтоже-
ния его самого, полной ликвидацией существовавшей политической системы, значительными
разрушениями для иракского социума в целом.
Отставной бригадир британских вооруженных сил Б. Барри писал в публикации Между-
народного института стратегических исследований, что «успешные операции по смене режи-
мов» открыли дорогу для продолжительных повстанческих войн, военным действиям, которые
развивались в самых неожиданных направлениях. Этот автор подчеркивает, что США и их
союзникам не удалось объединить цели, средства, способы решения проблем для «достижения
стабилизации, реконструкции и политического прогресса в Афганистане и Ираке» 294.
В Ираке в ходе этой войны и после завершения ее активной фазы были уничтожены
сотни тысяч мирных жителей (по некоторым оценкам, до 1,5 млн человек), произошел пере-
ход власти от суннитского меньшинства к шиитскому большинству, появилась (как и на тер-
ритории Сирии) такая опаснейшая деструктивная сила, как «Исламское государство» (органи-
зация, запрещенная в Российской Федерации).
Рядом зарубежных авторов все чаще поднимается вопрос о том, что Соединенным Шта-
там придется уйти с Ближнего Востока в целом так же, как им пришлось уйти в свое время
из Юго-Восточной Азии после поражения во Вьетнаме295. Такой вывод делают авторы доклада
«О новой стратегии обороны США для новой эры», говоря о том, что США завершают деся-
тилетие своей вовлеченности в дела на Ближнем Востоке и в Южной Азии, которая стоила
триллионы долларов и унесла жизни более 7000 американских граждан 296.
Несмотря на свою скоротечность, война в Ираке, развязанная администрацией Дж. Буша-
мл. и британским правительством Э. Блэра, нанесла значительный ущерб морально-политиче-
293
294
Brigadier (ret.) Ben Barry (OBE). Harsh Lessons. Iraq, Afghanistan and the Changing Character of War // Adelphi Books.
2015. Jan. 25. IISS. P. 6. <https://www.iiss.org/en/publications/adelphi/by%20year/2017-cd3c/harsh-lessons-b53e> (дата обраще-
ния – 02.07.2017).
295
См., например: Ran Kaj Mishra. America’s Inevitable Retreat from the Middle East // The New York Times. 2012. Sept.
24. P. A21.
296
Blechman B., Rumbaugh Rl. A New US Defense Strategy for a New Era: Military Superiority Agility, and Efficiency.
Nov. 15, 2012. <https://www.stimson.org/content/new-us-defense-strategy-new-era-military-superiority-agility-and-efficiency> (дата
обращения – 26.08.2014).
73
скому авторитету США в мировой политике. Эта война, как отмечает бывший Генеральный
секретарь ООН Кофи Аннан, помимо того что унесла жизни 100 тыс. иракцев и 5 тыс. солдат и
офицеров американских и британских вооруженных сил, лишила США презумпции невинов-
ности297. Аннан при этом отмечает, что Э. Блэр, располагая значительным влиянием на Дж.
Буша, мог вполне остановить эту войну298. Откажись он от участия в ней, США остались бы в
одиночестве перед лицом отрицательного отношения к этой войне не только России и Китая,
но и союзников США по НАТО – Франции и Германии. К. Аннан пишет о том, что Нобелев-
ский лауреат мира англиканский архиепископ Десмонд Тату в 2012 г. поставил вопрос о том,
что Дж. Буш и Э. Блэр должны предстать перед международным уголовным судом 299.
После того как в Ираке, несмотря на все масштабные усилия победителей, не было обна-
ружено оружие массового поражения (под предлогом его наличия против режима Саддама
Хусейна и была развязана война), авторитет и честность в глазах международного сообщества
потеряли многие американские руководители, в том числе госсекретарь Колин Пауэлл, до этого
обладавший высоким моральным авторитетом. Он ушел в отставку, после того как был закрыт
вопрос о наличии в Ираке оружия массового поражения. Но до этого Пауэлла вынудили высту-
пать на Генассамблее ООН с подтасованными у него за спиной «доказательствами» наличия
ОМП в Ираке.
В то же время война в Ираке продемонстрировала огромные военные возможности США
– не только военно-технические, но и в области оперативного искусства и тактики, искусства
комбинированного применения военных действий и проведения спецопераций, мер по разло-
жению противника. Однако в послевоенном Ираке, как отмечалось выше, власть захватили
шииты, имеющие тесные связи с Ираном (особенно на юге, в районе слияния рек Тигра и
Евфрата, где находятся основные нефтегазовые районы).
В результате, как отмечают ряд отечественных и зарубежных специалистов, позиции
Ирана – одного из главных «оппонентов» США и их основного союзника на Ближнем Востоке
Израиля – усилились в регионе по сравнению с тем временем, когда в Ираке правили сунниты
во главе с С. Хусейном.
Одним из результатов агрессии США и Великобритании в Ираке стало значительное
усиление радикальных исламских сил в Ираке, особенно упомянутой выше организации
(запрещена в России), первоначально именовавшей себя «Исламским государством Ирака и
Ливана» (ИГИЛ), с 2014 г. – «Исламским государством» (ИГ).
По ряду американских оценок, число террористических групп (определенных таковыми
в США) составило 28 в 2002 г., 44 в 2009 г., 61 в 2017 г. При этом администрация Дж. Буша-
мл. с 2002 по 2005 г. семь раз провозглашала, что она разгромила «Талибан» 300.
В последние годы происходит расширение географии насильственных действий экстре-
мистских организаций, активизация их деятельности по ведению довольно масштабных бое-
вых действий (первая и вторая «чеченские войны» в России в 1994–1996 гг. и 1999–2000 гг.,
джихадисты в Сирии в 2013–2014 гг., талибы в Афганистане, исламисты в Мали, в Западной
Африке, в Сомали, ИГ в Ираке и Сирии в 2014–2017 гг.).
Как отмечается в подготовленном для аппарата министра обороны США исследовании
американского стратегического исследовательского центра РЭНД, к 2014 г. по сравнению с
2010 г. количество джихадистов удвоилось (оценивается в настоящее время в 40–100 тыс. бой-
цов), число организаций увеличилось на 58 % (всего насчитывается 49), а число атак утрои-
лось (превысило 900).
297
См.: Fletcher M. Blair Could Have Halted War in Iraq, Says Annan // The Times. 2012. Sept. 29. P. 1, 96–97.
298
Ibid. P. 1.
299
Ibid.
300
Zenko M. Bush and Obama Fought a Failed “War on Terror”. It’s Tramp’s Turn // The New York Times. 2017. Aug. 25.
<https://www.nytimes.com/2017/08/25/opinion/trump-afghani-stan-war-on-terror.html> (дата обращения – 27.08.2017).
74
На этом фоне весьма впечатляюще выглядят результаты борьбы с исламскими террори-

стами на территории Сирии, достигнутые при активной поддержке Воздушно-космических сил
РФ, с участием российских военных советников.
Начальник Генерального штаба Вооруженных сил РФ генерал армии В.В. Герасимов
отмечает, что «во многом успехи правительственных войск Сирии достигнуты благодаря
нашим офицерам, действовавшим как военные советники». Усилиями этих военных советни-
ков «был сформирован и подготовлен 5-й добровольческий штурмовой комплекс, который сов-
местно с формированиями народного ополчения генерала Хасана Сухема сыграл решающую
роль в разгроме отрядов ИГ (запрещенного в России)» 301.
Террористические организации явочным порядком присвоили себе право на насилие –
вопреки всем нормам международного права, вопреки тому, что право на легитимное наси-
лие является, как отмечал еще Макс Вебер, отличительной чертой именно государства. Эти
организации могут иметь собственные военные стратегии. У них часто имеется и своя опре-
деленная тактика. Стратегия и тактика таких организаций в очень большой степени зависят
от видения их лидерами конкретной политической и социальной обстановки. Политика этих
организаций, как правило, высоко идеологизирована.
Оценивая внутреннее состояние американского общества в период войны в Ираке, надо
отметить небезуспешные усилия соответствующих политических сил по ограничению «сво-
боды прессы» в США, в том числе усилия по регулированию освещения хода этой войны в аме-
риканских СМИ (и в СМИ стран – союзников США). В этом отношении война в Ираке рази-
тельно отличалась от войны во Вьетнаме, проигранной США в значительной степени у себя
внутри страны. Тогда Белому Дому не удалось добиться от американских СМИ (и прежде всего
от телевидения), чтобы они освещали войну так, как это было нужно американской исполни-
тельной власти.
Поначалу война в Ираке под мощным пропагандистским воздействием Вашингтона,
обыгрывавшего, в частности, национальную травму от акта мегатеррора в Нью-Йорке 11
сентября 2001 г., поддерживалась большей частью населения США. В последующие годы
отношение американского общества к этой войне заметно изменилось. Как уже отмечалось
выше, возник «постиракский» (наряду с «постафганским») политико-психологический син-
дром, который стал влиять, в частности, на поведение администрации Б. Обамы примени-
тельно к проведению масштабной наземной операции на Ближнем Востоке в 2015–2016 гг.
Эти синдромы отчетливо проявились и в ходе политической кампании в США по выборам
президента в 2016 г.
В истории не раз было так, что отношение общества к войне по мере ее длительности,
увеличения людских и материальных потерь радикально менялось. Это, в частности, относится
к настроениям российского общества в период Первой мировой войны. Значительная часть
населения Российской империи встретила войну с патриотическим подъемом, надеясь на ско-
рую победу над Германией и Австро-Венгрией. Впрочем, энтузиазм изначально наблюдался и в
Германии, и во Франции302. С превращением войны в затяжную, с ростом потерь, с неудачами,
с расстройством хозяйства отношение к войне радикально изменилось, состояние российского
общества стало совершенно иным. Возникла действительно «революционная ситуация», кото-
рая реализовалась в России в Февральской, а затем в Октябрьской революциях 1917 г.
В случае поражения крупномасштабная война означает для общества утрату духовных,
морально-этических ценностей. Это вполне относится, например, к Германии, проигравшей
Первую мировую войну, где в результате резко усилились радикальный национализм, расизм,
301
Герасимов В.В. Уважаемая сила // Военно-промышленный курьер. 2017. № 44 (708). С. 05.
302
См.: Юдин Н.В. Патриотический подъем в странах Антанты в начале Первой мировой войны. М.: Русский фонд содей-
ствия образованию и науке, 2017.
75
расцвел антисемитизм. И демократическим путем, через выборы в рейхстаг, к власти пришли

национал-социалисты во главе с Адольфом Гитлером.
Настроения в пользу войны или против войны возникают в обществе в значительной
мере и под воздействием политиков. Большую роль может сыграть целенаправленная про-
паганда, соответствующим образом выстроенная информационная политика. Подготовка к
войне может включать и дезинформацию. Примером этого может служить подготовка Вашинг-
тоном вторжения в Ирак в 2003 г. Дезинформационные действия Белого дома были направ-
лены и на внутреннюю, и на внешнюю аудиторию. Как известно, администрация Дж. Буша-мл.
представила уже упоминавшиеся сфальсифицированные данные о якобы наличии у режима
Саддама Хусейна оружия массового поражения.
Максимально были использованы, повторимся, и настроения в американском обществе
после акторов мегатеррора 1 сентября 2001 г.
Среди теоретиков и политических практиков, определявших войну как особое состояние
государства и гражданского общества, был Л.Д. Троцкий. Он непосредственно опирался на
опыт Первой мировой войны и гражданской войны в России. Война, по его мнению, «выбивает
всю жизнь, сверху донизу, из ее наезженной колеи, расстраивает все привычные связи» 303.
Война – это нарушение экономических связей, разрыв дипотношений, прекращение
культурных связей, блокада, диверсии, усилия по разложению вооруженных сил и тыла про-
тивника, «психологическая война» и проч. 304 «Психологическая война» может предшествовать
войне с применением оружия, вооруженных сил. Это же относится и к нарушению экономи-
ческих и иных связей.
При этом политико-дипломатические контакты в ходе войны между враждующими сто-
ронами, как правило, могут продолжаться в различных формах, особенно негласно и через
третьи страны.
В целом войну можно считать неотъемлемой частью межгосударственных отношений на
протяжении тысячелетней истории человечества. Как писал Р. Арон, «межгосударственные
отношения имеют одну характерную черту, отличающую их от прочих социальных отношений:
они развиваются в тени войны или, если применить более резкое выражение, отношения между
государствами несут в себе альтернативу войны и мира» 305.
Война, по Питириму Сорокину, – это разрыв организованных отношений между госу-
дарствами306. Сорокин также писал о том, что данный разрыв, или нарушение существующего
«межгосударственного равновесия», является «абсолютно необходимым условием возможно-
сти любой войны»307. Добавим, что в новейшей истории было немало ситуаций, когда наруше-
ние «равновесия» происходило не только до войны, а и в ее ходе и особенно в результате войны.
Война может привести к изменению структуры мировой политики, к ослаблению одних
субъектов (резкое снижение степени субъектности того или иного государства) и усилению
других или даже к исчезновению субъекта. Итоги войны могут выражаться и в утрате государ-
ством своего реального суверенитета или, наоборот, в его возвращении (обретении) в резуль-
тате национально-освободительных войн.
303
Троцкий Л.Д. Политический меморандум // Троцкий Л.Д. Сочинения. Т. 9 («Европа в огне». 1914–1918 гг.). М.; Л.,
1927. <http://www.souz.info/library/trotsky/trotl844.htm> (дата обращения – 07.11.2017).
304
Микрюков В.Ю. Теории войны // Независимая газета. 2014. 23 мая. <http://nvo.ng.ru/
concepts/2014-05-23/1_theory.html>.
305
Арон Р. Мир и война между народами / пер. с фр. М.: NOTA BENE, 2000. С. 55.
306
Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика: Исследование изменений в больших системах искусства, истины,
этики, права и общественных отношений / пер. с англ. СПб.: Изд. Российского христианского гуманитарного ин-та, 2000. С.
657.
307
Там же.
76
После Второй мировой войны на определенный период времени утратили субъектность

потерпевшие в ней поражение Германия, Италия, Япония. В послевоенные десятилетия вплоть
до текущего десятилетия XXI в. эти три страны так и не обрели своего реального суверенитета,
особенно по политико-военным параметрам положения страны (государства-нации) в системе
мировой политики. В то же время они обеспечили для себя довольно высокий уровень субъ-
ектности в определенные моменты послевоенной истории за счет успешного экономического,
научно-технического и культурного развития.
В мировой политике, несмотря на рост различных транснациональных акторов и раз-
витие разного рода интеграционных процессов (в том числе в рамках Европейского союза),
государства-нации продолжают быть главным элементом системы мировой политики. Госу-
дарства-нации определяют основные параметры того, что является центросиловой иерархией
мировой политики.
Войны именно между государствами-нациями могут носить наиболее опасный, наиболее
разрушительный характер.
Помимо государств «действующими лицами» (субъектами, акторами) мировой поли-
тики являются, во-первых, различные межгосударственные союзы, коалиции и объединения,
получающие в том числе надгосударственные, наднациональные функции; во-вторых, транс-
национальные субъекты экономической деятельности; в-третьих, трансграничные негосудар-
ственные политические организации с определенными программами и практикой конкретных
акций.
В подавляющей своей части негосударственные акторы мировой политики не ведут соб-
ственно войн, хотя могут оказывать определенное воздействие на политико-военную обста-
новку.
Особое место среди них занимают действующие на транснациональной основе экстре-
мистские политические организации, использующие в качестве своего основного оружия тер-
рор (например, запрещенная в России «Аль-Каида»). Их возможности во многом опреде-
ляются наличием новой информационно-коммуникационной среды, являющейся одним из
основных элементов феномена «глобализации».
Уже упоминавшееся особое террористическое образование «Исламское государ-
ство» (запрещено в РФ) ведет весьма масштабные боевые действия со своей спецификой
на территории Ирана и Сирии, имея анклавы также в Ливии и осуществляя особо жесто-
кие теракты далеко за пределами Ближнего Востока, в том числе на территории европейских
государств. Оно довольно длительное время контролировало определенную территорию, на
которой имело свою администрацию, финансовую систему и проч. Все это давало основа-
ния называть его «квазигосударством». Появление «Исламского государства» стало одним из
самых серьезных вызовов «международному сообществу». Полное устранение этой угрозы для
современной цивилизации невозможно без масштабного использования военной силы со сто-
роны дееспособной коалиции заинтересованных государств.
77
Глава 7
Война как столкновение двух или более
государственных структур и военных машин
(или негосударственных структур, сил)
На поверхности война – это столкновение вооруженных сил противоборствующих сто-
рон (или вооруженных сил и иррегулярных формирований), сопровождающееся кровопро-
литием. Клаузевиц писал, что «война является взаимным уничтожением» 308. Это положение
может быть отнесено к столкновению примерно равных по своим возможностям противников.
Однако и при неравенстве боевых возможностей сторон сильнейшая сторона несет те или иные
потери. У противоборствующих сторон всегда имеются свои слабости, недостатки. При при-
мерно равных количественных показателях побеждает тот, у кого меньше недостатков, слабых
мест в военной машине, в экономическом обеспечении войны.
Еще в 1920-е годы А. Топорков справедливо писал о том, что «современная война
и современный бой представляют из себя прежде всего борьбу двух организованных кол-
лективов, которые наносят друг другу удары, подрывающие и расшатывающие единство
их организации»309. Соответственно, «та сторона, которая скорее дезорганизуется, окажется
побежденной». Топорков отмечал, что «стиль» современной войны требует «максимальной
подвижности и гибкости боевого организма» 310. Такие требования «максимальной подвижно-
сти и гибкости» полностью приложимы и к современным условиям.
«Ключ победы лежит в организации и организованности страны и войска» 311, – обосно-
ванно заключал Топорков.
У вооруженных сил имеются свои системы управления, сложная структура, иерархия,
с видами и родами войск, с различными командованиями, с разнообразной техникой, с груп-
пировками, создаваемыми в мирное и в военное время; с наставлениями и уставами, с опы-
том войн, с определенным характером оперативной и боевой подготовки. У вооруженных сил
каждой страны имеется, наконец, определенная стратегическая культура. Она выражается в
особом, присущем данной стране и данному народу характере поведения вооруженных сил, в
способах использования военной силы.
Под стратегической культурой автор предлагает понимать совокупность стереотипов
устойчивого поведения соответствующего субъекта при масштабном по своим политическим
задачам и военным целям применении военной силы, в том числе при подготовке, принятии
и реализации стратегических решений.
Стратегическая культура является атрибутом не только вооруженных сил или даже госу-
дарственной машины, а всего народа в целом. Стратегическая культура – это долговремен-
ный, весьма инерционный социо-психологический феномен, который часто сохраняется почти
с одними и теми же характеристиками при смене не только высших государственных деятелей
и военного командования, но даже и при смене политических систем и политических режи-
мов. У ведущих стран (для того или иного исторического периода) имеются ярко выраженные
черты национальной стратегической культуры. Можно говорить, например, о германской стра-
тегической культуре в период с 1860-х годов до поражения гитлеровской Германии во Второй
308
309
310
Там же.
311
Там же.
78
мировой войне в 1945 г. Явно выраженной (но очень плохо известной на Западе и особенно в
нашей стране) стратегической культурой обладает Китай; в основных чертах она оформилась
в 1920-е годы, но впитала и ряд черт древнего Китая. Свои отличительные характеристики
имеет и англосаксонская стратегическая культура, все больше и больше становящаяся страте-
гической культурой американской (по мере утраты стратегического лица Великобританией).
Яркие черты свойственны и отечественной стратегической культуре XVIII в., которая зароди-
лась прежде всего в эпоху гигантских преобразований Петра Великого, создания им современ-
ной регулярной армии и военно-морского флота России.
Собственными рельефными чертами обладает стратегическая культура современного
Израиля. Она нашла, в частности, свое отражение в израильской «Оборонной доктрине»
2016 г., о которой говорилось выше.
Война, как уже отмечалось, – это далеко не только противоборство военных машин соот-
ветствующих государств или вооруженных формирований негосударственных акторов миро-
вой политики. Война – это организованное насилие, а через насилие – принуждение. Воору-
женные силы – это специфическая часть госаппарата в целом и одновременно специфическая
часть социума той или иной страны.
Отечественная социология справедливо обращает внимание на вооруженные силы как
на определенный социум, изучение которого играет огромную роль в определении реальной
дееспособности военной машины государства 312.
Немаловажным параметром в изучении вооруженных сил как социума является опреде-
ление дистанции, которая существует между этим социумом и обществом, включая оценку
масштабов возможного разрыва между ними 313. Думается, что этот вопрос остается недоста-
точно изученным в отечественной науке, в том числе с точки зрения решения задач укрепле-
ния обороноспособности России.
Война – это противоборство государственных органов, часто со сложной бюрократиче-
ской системой, а также личностей, их интеллекта, знаний (в том числе «когнитивных возмож-
ностей»), воли, психологической стойкости, мужества.
Исключительно важную роль играет вопрос о том, что следует считать победой в воору-
женной борьбе. А.К. Топорков, в духе размышлений Клаузевица на эту тему, обоснованно
писал о том, что «победа не есть физический, а моральный факт: важно сломить волю про-
тивника к борьбе, принудить его признать наши требования» 314. Подобным же образом Топор-
ков писал и о поражении: оно «заключается в отказе от дальнейшей борьбы; побежден тот,
кто признал себя побежденным»315. Вместе с тем этот автор допускает, что «все это, может
быть, уловлено верно, но все же подобные взгляды неспособны в должной степени осветить
предмет»316. Он задается вопросом: «Почему слабеет воля в одном случае, а в другом полу-
чает упругость и торжествует? Что регулирует и определяет духовные силы, столь трудно, по
мнению Клаузевица, поддающиеся учету? Не превращается ли военное дело в игру, где ставка
следует за ставкой?»317. Тут же Топорков дает ответ: «Победа есть не только моральное пора-
жение противника, но его дезорганизация, разложение» 318.
Возможности военной машины государства как организованной силы во многом зави-
сят от состояния политической системы в целом, от уровня государственного управления, от
финансово-экономического состояния государства, от состояния его оборонной промышлен-
312
Яковенко Р.Г., Дерюгин Ю.И. Армия России: состояние и перспективы. М.: ИСПИ РАН, 1999. С. 117–122.
313
Серебрянников В.В., Дерюгин Ю.И. Социология армии. М.: ИСПИ РАН, 1996. С. 25–31.
314
Топорков А.К. Указ соч. С. 21.
315
Там же.
316
Там же.
317
Там же.
318
Там же.
79
ности и науки, промышленности в целом. Огромную роль играет качество личного состава
вооруженных сил – от высшего генералитета до рядового солдата: их профессионализм, общий
уровень знаний и, разумеется, патриотизм.
Эффективность вооруженных сил зависит от других организмов государства, от харак-
теристик различных сегментов общества. В частности, качество личного состава вооруженных
сил в сильнейшей степени связано с образовательным уровнем населения в целом, уровнем
научных и технических знаний, глубиной и масштабностью их распространения в обществе.
На протяжении многих веков существовала устойчивая традиция профессионализации
военного дела. Это стало постоянной и усиливающейся тенденцией в силу стабильно увеличи-
вающегося числа технических средств и управленческих задач – не только на уровне офицер-
ского корпуса, но и на уровне рядового и сержантского состава. Постоянно растут требования
по овладению все новыми разнообразными военными специальностями, связанными с появ-
лением новых видов вооружений, военной техники.
Эту тенденцию весьма рельефно еще в начале 1920-х годов определил в своем труде
«Философия войны» видный отечественный военный теоретик А.Е. Снесарев, который писал,
что «сама техника современной войны повышает требования, предъявляемые к подготовке
солдат, до исключительного размера» 319. Снесарев говорил о «массе» разного рода военных спе-
циальностей, которые возникли в результате Первой мировой войны: «Радиосвязь, воздушная
разведка, материальная и техническая маскировка, разные газовые волны, нарождающаяся
угроза лучей…»320. При этом в перечне Снесарева нет таких средств того периода, как танки,
минометы, радиоразведка, истребительная, штурмовая и бомбардировочная авиация.
С тех пор как об этом писал Снесарев, количество специальностей в вооруженных силах
всех сколько-нибудь значимых в военном отношении государств увеличилось многократно.
Снесарев резонно писал о том, что «будущий вождь армии» должен во все большей мере «раз-
виваться в технического вождя»321. Это требование более чем справедливо в современных
условиях.
Одновременно растут требования к общеобразовательной и общефизической подготовке
личного состава вооруженных сил.
В некоторых американских исследованиях отмечается, что в военном ведомстве США
значительно возросла доля людей, занимающихся управлением группировками спутников,
беспилотных летательных аппаратов на больших расстояниях, кибероперациями. Отмечается,
что они не вписываются в традиционную культуру вооруженных сил, воинской службы, где
подчеркивается значение физической подготовки, способность действовать в сложных физи-
ческих условиях, функционировать в рамках жесткой военной иерархии, признавать прио-
ритет интересов своей воинской части над личными интересами и т. п. Отмечается, что все
активнее внедряемые в вооруженные силы США новые технологии позволяют управлять мно-
гими операциями далеко за пределами зоны конфликта. В результате все чаще встает вопрос
о выводе такого персонала из вооруженных сил Соединенных Штатов 322.
Профессиональный рядовой и сержантский состав, более образованные офицеры увели-
чивают стоимость содержания вооруженных сил, но повышают их эффективность, в том числе
способность должным образом использовать все более сложную военную технику.
Все большее внимание уделяется комплектованию контрактниками в Вооруженных
силах Российской Федерации. В.В. Герасимов отмечает, что с 2012 по 2017 г. их число в ВС
РФ возросло более чем в 2 раза, достигнув 384 тыс. человек. Контрактниками в приоритет-
319
Снесарев А.Е. Философия войны. М.: Финансовый контроль, 2003. С. 182.
320
Там же.
321
Там же.
322
Thornhill P.G. Do “Guardian Forces” Belong in the Military? // The RAND Corp. The RAND blog. March 10, 2016. <https://
www.rand.org/blog/2016/03/do-guardian-forces-belong-in-the-military.html> (дата обращения – 25.01.2017).
80
ном порядке укомплектованы экипажи подводных лодок, подразделения специального назна-

чения, воинские организмы, предназначенные для миротворческих операций. Должности сер-
жантов и старшин полностью комплектуются военнослужащими по контракту 323. Герасимов
также сказал, что в общевойсковых соединениях и воинских частях в морской пехоте и ВДВ «в
каждом полку и бригаде формируется по два батальона, укомплектованных контрактниками,
и третий – призывниками». Это позволяет «иметь в составе соединений и воинских частей
батальонные тактические группы, готовые к немедленному применению» 324.
Массовая армия на основе всеобщей воинской повинности (обязанности) была связана
с определенным характером войн, их масштабами, с техническим оснащением войск. Это
прежде всего феномен XIX – первой половины ХХ в. Вспомним, что до этого, в XVI–XVII вв.,
на поле боя в Европе доминировали сравнительно небольшие профессиональные наемные
армии.
Вооруженные силы создаются для войны; и даже когда они служат средством сдержива-
ния (сдерживания посредством устрашения), они должны демонстрировать свою способность
вести войну в различных формах и масштабах. Это относится к неядерному и ядерному сдер-
живанию. При этом возникают очень сложные дилеммы и парадоксы, которые требуют исклю-
чительно глубокой проработки, рационального осмысления как на государственно-политиче-
ском, так и на военно-стратегическом уровне.
Сдерживание, о котором уже упоминалось, в значительной мере – угроза применения
силы в ответ на применение силы оппонента (хотя оно и не сводится к демонстрации убеди-
тельности такой угрозы). Сдерживание означает не просто готовность ответить насилием на
насилие (предпочтительно тщательно дозированным). Оно призвано предотвратить попытки
такого насилия другой стороны, подействовав на принятие ею решений, в том числе с учетом
иррациональной составляющей. При этом еще раз отметим, что одна из задач сдерживания
– предотвращение не только большой войны, но и сравнительно локальной (ограниченной)
войны ради того, чтобы эта война не переросла во взаимоуничтожающую войну с оружием
массового поражения.
В ядерном стратегическом сдерживании на поверхности находится материальная военно-
техническая составляющая. Это в первую очередь ядерные боезаряды и различные средства
их доставки, а также системы предупреждения о ракетном нападении и системы контроля кос-
мического пространства, системы ПРО и т. п. Но имеется также операционная и информаци-
онная составляющие.
Целям сдерживания служит и демонстрация достижений в НИОКР, в разработке пер-
спективных систем вооружений.
Одним из примеров этого может служить «утечка» сведений о перспективной россий-
ской системе «Статус-6» с торпедой с ядерной силовой установкой, способной нести бое-
заряд с тротиловым эквивалентом в несколько мегатонн. Отмечалось, что взрывы таких
торпед у побережья США (Атлантика, Тихий океан, Мексиканский залив) может вызвать
гигантское цунами, уничтожающее значительную часть прибрежных городов с потенциаль-
ными потерями среди мирного населения в 100–200 млн чел. Указывалось, что такие торпеды
могут доставлять до места пуска подводные лодки специального назначения. Говорится о
том, что изначально с идеей создания такого оружия еще в 1950-е годы выступил академик
А.Д. Сахаров, один из творцов советского термоядерного оружия, впоследствии известный
правозащитник 325.
323
Герасимов В.В. О ходе выполнения указов Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 года № 603, 604 и развития
Вооруженных сил Российской Федерации // Военно-промышленный курьер. 2017. № 44 (708). С. 14–15.
324
325
Проект «Статус-6». Несекретная секретность // Военное обозрение. 2015. 16 нояб. <https://topwar.ru/86182-proekt-
status-6-nesekretnaya-sekretnost.html> (дата обращения – 18.12.2016).
81
На систему «Статус-6» обратили должное внимание в США (там ее стали именовать

системой «Каньон»). Американские службы наблюдения и разведки зафиксировали испытание
системы «Каньон» 27 ноября 2016 г. Об этом заявил официальный представитель Минобороны
США, не раскрывая никаких деталей того, что было зафиксировано при этих испытаниях 326.
Эпизод с системой «Статус-6» («Каньон») еще раз наглядно показал потенциальные
огромные возможности ядерного оружия, его мощи в различных вариантах применения, кото-
рая не может быть, по-видимому, в обозримой перспективе компенсирована теми или иными
оборонительными средствами – ПРО или противолодочной борьбы. Еще одним из примеров
такого рода является предложение об оснащении новой российской тяжелой ракеты «Сар-
мат» (имеющей глобальную дальность) боевым блоком мультимегатонного класса 327.
Такого рода российские проекты заслуживают внимания в условиях непрекращающихся
попыток со стороны США нарастить «контрсиловой потенциал» стратегических ядерных сил,
ставить вопрос о нанесении «обезоруживающих ударов» по стратегическим ядерным силам
России (и Китая) с использованием как ядерного, так и неядерного высокоточного дальнобой-
ного оружия.
В ряде американских источников появились сведения о резком наращивании «контрси-
лового потенциала» морской составляющей американских СЯС за счет повышения точности
подавляющей части уже давно развернутых боевых блоков (с применением новых техноло-
гий «умных взрывателей») баллистических ракет подводных ракетоносцев, БРПЛ «Трай-
дент-II» (W76-1/ MK4A и W88/MK5)328. Авторитетные американские ученые отмечают весьма
отрицательные последствия этого для стратегической стабильности, говоря о том, что такое
развитие морского компонента американских стратегических ядерных сил МСЯС (с сохране-
нием на вооружении в течение десятилетий все тех же БРПЛ «Трайдент» и ПЛАРБ «Огайо»)
создало «глубоко дестабилизирующую и опасную стратегическую ядерную ситуацию» 329. Они
рассматривают целый ряд возможных ответных мер со стороны России, которые сделают, по
их мнению, обстановку еще более сложной. Среди такого рода ответных российских мер эти
авторы указывают создание в России 40-тонного необитаемого подводного аппарата со 100-
мегатонным ядерным зарядом, начало испытания которого было зафиксировано в США в
декабре 2016 г.330 (о чем речь шла выше).
Данные американские авторы пишут: «Мы не можем себе представить ситуацию, при
которой компетентный и должным образом информированный Президент США мог бы дать
приказ о внезапном ядерном ударе по России или Китаю»331. Оговорка исключительно важная.
А что, если Президент США не будет достаточно компетентным и «должным образом инфор-
мированным»?
Американские исследователи К. Либер и Д. Пресс, еще более 10 лет назад выступившие
с работами, в которых идет речь о возможности «обезоруживающего» первого удара по СЯС
КНР и РФ, обращают внимание на повышение возможности сбора информации от различных
источников, увеличивающих вероятность определения точного местоположения мобильных
326
Russia Tests Nuclear – Capable Drone Sub // The Washington Free Beacon. 2016. Dec. 8. <http://freebeacon.com/national-
security/russia-tests-nuclear-capable-drone-sub/> (дата обращения – 30.12.2016).
327
Сивков К. Асимметричный «Сармат» // Военно-промышленный курьер. 2017. № 45 (709).
328
В исследовании Российского института стратегической стабильности (опубликовано в 2011 г.) говорилось, что «осо-
бенностью боеголовок МК-4 и МК-5 является их способность эффективно поражать малоразмерные, сильно укрепленные
объекты (ШПУ МБР, командные пункты и др.)». Отмечалось также то, что у этих боеголовок имеется «высокий модерниза-
ционный потенциал» (см.: Ядерное оружие США / под ред. В.Н. Михайлова. М.; Саранск, 2011. С. 127).
329
Kristensen H.M., McKinzie M., Postol Th.A. How US nuclear force modernization is undermining strategic stability. The burst
height compensating super-fuze // The Bulletin of Atomic Scientists. 2017. March 1. <https://thebulletin.org/how-us-nuclear-force-
modernization-undermining-strategic-stability-burst-height-compensating-super10578> (дата обращения – 15.03.2017).
330
Kristensen H.M., McKinzie M., Postol Th.A. Op. cit.
331
Ibid.
82
пусковых установок и подводных лодок в подводном положении, а также на возможности обра-

ботки больших массивов информации в соответствующем масштабе времени 332.
В аналогичном духе выступают еще два американских исследователя, А. Лонг и Б. Грин.
Они, в частности, отмечают, что появились дополнительные возможности по перехвату радио-
переговоров между подвижными грунтовыми ракетными комплексами (ПГРК) и центрами
управления СЯС, по размещению на маршрутах движения ПГРК огромного количества дат-
чиков (сейсмических, шумовых), которые могут передавать необходимую информацию через
спутники (и используя при этом систему «Джи Пи Эс» для определения координат и др.) 333.
К. Либер и Д. Пресс при этом полагают, что возникновение возможностей для США нанесе-
ния первого «обезоруживающего удара» несет в себе и угрозу для самих Соединенных Шта-
тов. Они пишут о том, что «если Америка достигала бы решающей победы в обычной войне»,
то противник мог бы даже «рассматривать упреждающий удар как способ деэскалации кон-
фликта»334.
Оппоненты этих авторов считают, что при применении высокоточного оружия (ВТО) не
учитываются возможности противодействия таким действиям той стороны, которая подвер-
гается нападению. Это относится, в частности, к использованию американской стороной раз-
личных датчиков. Кроме того, говорится, что для повышения живучести наземных СЯС могут
быть использованы «индивидуальные» средства ПРО.
В доступных американских материалах отмечается, что сохраняется исключительно
высокая степень неопределенности относительно того, как гарантированно обеспечить скоор-
динированный максимально «обезоруживающий» удар и необходимую эффективность средств
противоракетной обороны («национальной ПРО») для «нейтрализации» даже существенно
ослабленного ответного удара. Уже на протяжении довольно длительного времени стоит
вопрос об участии в «обезоруживающем» ударе значительного количества высокоточных даль-
нобойных средств в неядерном оснащении. Это относится и к потенциальным средствам пора-
жения, которые могут появиться в результате реализации того или иного варианта американ-
ской концепции «неядерного быстрого глобального удара» (НБГУ) 335. В частности, это могут
быть и гиперзвуковые средства поражения.
Не следует при этом забывать и о крылатых ракетах большой дальности морского и воз-
душного базирования. Надо помнить, что они обладают большой точностью (КВО в пределах
5–10 м) и избирательностью поражения. Для них хорошо отработаны правила эксплуатации и
боевого применения. Соответствующий арсенал американских крылатых ракет морского бази-
рования (КРМБ) и крылатых ракет воздушного запуска (КРВЗ) составляет, по ряду оценок, 5–
6 тыс. единиц. Еще с середины 1990-х годов в США идет разработка КРМБ нового поколения
сверхзвукового или даже гиперзвукового класса (в 3–6 раз превышающих скорость звука). При
332
Lieber K., Press D. Nuclear Deterrence in the Computer Age: The Erosion of Stalemate // Policy Brief, International Security.
2017. May 16. <https://www.belfercenter.org/publication/nuclear-deterrence-computer-age-erosion-stalemate> (дата обращения –
25.09.2017).
333
Long A., Green В. Stalking the Secure Second Strike: Intelligence, Counterforce and Nuclear Strategy // The Journal of Strategic
Studies. 2015. Vol. 38. No. 1–2, 38–73. P. 64. <http://dx.doi.org/ 10.1080/01402390.2014.958150> (дата обращения – 25.09.2017).
334
Lieber K., Press D.G. The New Era of Nuclear Weapons, Deterrence and Conf lict // Strategic Studies Quarterly. Spring 2013.
P. 5–6.
335
Примером резко критического отношения к возможностям нанесения «обезоруживающего удара» по российским СЯС
за счет средств неядерного быстрого глобального удара могут служить оценки видного российского ученого и конструктора
академика РАН Ю.С. Соломонова. Он отметил, что такой глобальный удар не будет реализован в действительности; но отдель-
ные фрагменты соответствующих технологий представляют ценность для других разработок, для продвижения инженерной
мысли вперед, в том числе в гражданской промышленности. При этом Соломонов обратил внимание на то, что неядерный
быстрый глобальный удар – не первая неосуществимая военная концепция, которая разработана в США. «Американцы в
реализации стратегической оборонной инициативы (СОИ) так ничего и не смогли сделать, кроме жульничества, которое
было в 1989 г. разоблачено Конгрессом США. А СССР реагировал, принимал это за чистую монету», – сказал Соломонов
(см.: Разработчик «Булавы»: концепция глобального удара США неосуществима // РИА Новости. 02.12.2015. <https://ria.ru/
world/20151202/1334161667. html> (дата обращения – 8.10.2017)).
83
этом, по-видимому, придется ограничить дальность полета таких КРМБ 500–600 милями, по
оценке исследовательской службы Конгресса США. Это позволило бы решать задачи обеспе-
чения быстрого удара в рамках определенного ТВД (не создавая возможности для «неядерного
быстрого глобального удара» (НБГУ)336.
В связи с этим авторы уже упоминавшегося исследования американского стратегического
исследовательского центра РЭНД по проблемам стратегической стабильности во взаимоотно-
шениях США и РФ рекомендуют пойти на меры по значительному ограничению американских
средств НБГУ, чтобы они не рассматривались в России как угрожающие российскому потен-
циалу ответного ядерного удара. Рэндовцы делают общее очень важное заключение: «Реше-
ние США ограничить или не развивать возможности (средства), которые рассматриваются в
России как способные держать под прицелом российские стратегические системы, возможно,
снизит степень озабоченности в России относительно возможности обеспечить второй удар и
тем самым обеспечить стратегическую стабильность» 337.
Можно констатировать, что подобного рода оценки лежат в русле классических пред-
ставлений о стратегической стабильности, которые складывались начиная еще с 1960-х годов.
Возвращаясь к вопросу о гиперзвуковых технологиях и средствах поражения, следует
отметить, что работы над ними (НИР и ОКР) ведутся уже на протяжении половины столетия.
Как отмечает генерал В.З. Дворкин, первые советские конструкторские разработки (а затем и
летные испытания) приходятся на конец 1970-х – начало 1980-х годов (проект «Альбатрос»).
Интенсификация работ в СССР по этому направлению была связана с реакцией на американ-
скую программу СОИ.
Проект «Альбатрос» можно отнести к числу асимметричных мер по нейтрализации
эффекта СОИ. Работы эти велись в НПО «Машиностроение» («Челомеевская фирма») под
руководством Г.А. Ефремова. Схема работы комплекса предусматривала вывод межконти-
нентальной баллистической ракеты типа УР-100Н УТТХ на активном участке траектории
планирующего крылатого блока (ПКБ) на высоту 80–90 км. Затем должен был осуществ-
ляться пологий разворот к земной поверхности и разгон ПКБ по снижающейся траектории.
ПКБ должен был осуществлять полет на гиперзвуковой скорости (5 скоростей звука) на меж-
континентальную дальность. ПКБ оснащался бы ядерным боезарядом и должен был совер-
шать глубокие маневры по азимуту для обхода наземных средств ПРО США. Первые летные
испытания комплекса по проекту «Альбатрос», по-видимому, были осуществлены в 1991–
1992 гг., а позднее в 2001–2004 гг. При этом пуски МБР с ПКБ осуществлялись из шахтных
пусковых установок с открытыми крышами, так как размеры такого блока не позволяли
закрыть крышу. Предполагалось, что ПКБ может быть одним из вариантов боевого оснаще-
ния МБР «Тополь-М». Речь шла и о возможном использовании ПКБ на новой тяжелой ракете
российских РВСН «Сармат» 338.
Ввиду того, что гиперзвуковые средства поражения разрабатываются не только в США,
но и в России и в КНР (а также в ряде других стран), в недавней разработке «РЭНД Корпор-
эйшн» предлагается, чтобы США, Россия и Китай договорились о мерах по нераспростране-
нию гиперзвуковых технологий. Для этого, по мнению авторов данной разработки, есть около
10 лет. В исследовании центра РЭНД говорится о том, что сочетание скорости, маневренно-
сти и способности полета на «необычных высотах» (до 100 км) делает гиперзвуковые средства
336
Щербаков В.И. Оружие «мгновенного» удара. Концепция быстрого глобального удара и ее особенности // Аэрокосми-
ческое обозрение. 2017. № 3. С. 58–59.
337
Chivvis Ch.S., Radin A., Massicot D., Reach C. Strengthening Strategic Stability with Russia. The RAND Corporation, 2017.
P. 13. <https://www.rand.org/pubs/perspectives/PE234.html> (дата обращения – 15.09.2017).
338
Дворкин В.З. Гиперзвуковые угрозы: необходимость реалистической оценки / Совет по внешней и оборонной политике.
Научно-просветительский проект «Российский диалог культур и цивилизаций – взаимное обогащение». 14.03.2016. <http://
svop.ru/main/19310/> (дата обращения – 10.10.2017).
84
практически неуязвимыми для ПРО (а тем более ПВО). По приводимым в данном исследова-
нии оценкам центра РЭНД, РЛС СПРН определяют окончательно траекторию полета голов-
ной части МБР за 12 мин, а гиперзвукового планирующего боевого блока (летящего на высоте
около 100 км) – за 6 мин до взрыва у цели339.
Большое значение для обеспечения надежного, убедительного сдерживания имеют тех-
нологии, связанные с ростом боевой устойчивости («живучести») СЯС. Применительно к МБР
– это повышение, в частности, стойкости ШПУ по отношению к ядерному взрыву при нанесе-
нии по ним удара другой стороной. По мнению многих экспертов, возможности повышения
стойкости ШПУ МБР еще далеко не исчерпаны340.
Повышение боевой устойчивости МБР как шахтного, так и мобильного базирования
может также обеспечивать прикрытие и позиционных районов этих МБР средствами ПРО и
ПВО, а также использование «индивидуальных» средств ПРО в составе шахтного ракетного
комплекса341.
Возвращаясь к вопросу о развитии наземного компонента стратегических ядерных сил,
следует особо отметить перевод части группировки МБР на подвижные старты за счет исполь-
зования подвижных грунтовых ракетных комплексов (ПГРК).
Последнее ныне весьма характерно для Ракетных войск НОАК, которые во многом идут
тем же путем, что и отечественные РВСН. В СССР это направление развивалось с 1970-х годов,
в США рассматривались различные варианты мобильного базирования МБР, но они так и
не были реализованы во многом по экономическим, техническим, экологическим и опера-
тивно-стратегическим причинам, в том числе в силу того, что в США традиционно весьма зна-
339
См.: Speier R.H., Nacouzi G., Lee C., Moore R.M. Hypersonic Missile Nonproliferation: Hindering the Spread of a New
Class of Weapons. Santa Monica, CA: RAND Corporation, 2017. <https:// www.rand.org/pubs/research_reports/RR2137.html> (дата
обращения – 06.10.2017).
340
Вопрос о повышении стойкости ШПУ МБР был предметом весьма острой дискуссии среди специалистов и высокопо-
ставленных должностных лиц Минобороны и оборонной промышленности в СССР во второй половине 1960-х годов. Он был
тесно связан с проблемой выбора нового поколения межконтинентальных баллистических ракет легкого класса для РВСН.
Генеральный конструктор В.Н. Челомей, поддерживаемый министром обороны А.А. Гречко, активно выступал в пользу своей
новой ракеты УР-100К, считая при этом невозможным и нецелесообразным упрочение построенных стартовых комплек-
сов ракеты УР-100. Оппонировавший ему директор ЦНИИМаш Ю.А. Мозжорин в своем выступлении остановился на обос-
новании «доктрины ответного удара – доктрины сдерживания». Он показал результаты моделирования двусторонних дей-
ствий в ответном ударе с учетом упрочения ШПУ и без него. Мозжорин постарался доказать необходимость повышения
степени живучести ракетных комплексов, что позволило бы «заблаговременно парировать развитие наступательных возмож-
ностей стратегического вооружения вероятного противника»; он постарался объяснить неправильность высказанного Чело-
меем плана развития стратегических ракетных сил. Мозжорин в своих воспоминаниях писал: «Мое вторжение в “охотничьи
угодья” Генерального штаба и Министерства обороны в формулировании оборонной доктрины в новых условиях при суще-
ствовании ракетно-ядерного вооружения вызвало острую отрицательную реакцию руководителей в погонах». Министр обо-
роны Гречко резко оборвал Мозжорина: «Не пугайте нас, не пугайте! Мы не будем действовать по вашей схеме. Мы не допу-
стим повторения 1941 года». Мозжорин, отвечая Гречко, говорил, что результаты моделирования показали невозможность
добиться победы при всех случаях превентивного и ответно-встречного удара (т. е. он оппонировал Гречко, который был,
по-видимому, сторонником именно таких действий, а не ставки на сугубо ответный удар, за что выступал Мозжорин).Тогда
Мозжорину удалось доказать, что можно сравнительно просто повысить степень защищенности построенных шахтных стар-
товых установок, если перейти к минометному старту ракеты (см.: Так это было… Мемуары Ю.А. Мозжорина. Мозжорин в
воспоминаниях современников. М.: Международная программа образования ЦНИИмаш, 2000. С. 153–155).
341
После подписания в 1974 г. Дополнительного протокола к Договору по ПРО стороны подошли довольно радикально
и по-разному к развитию разрешенных к созданию ограниченных систем ПРО (по одному району такой ПРО с каждой из
сторон). СССР продолжал развивать систему ПРО вокруг Москвы, а США работали (некоторое время) над системой ПРО по
защите одного из позиционных районов их МБР. Позднее в США работы над такой системой были прекращены (в конце 1970-
х годов). В современных условиях в США ведутся работы по созданию многокомпонентной глобальной системы ПРО, включая
национальную ПРО (НПРО) США с ракетами-перехватчиками GBI, размещенными на Аляске и в Калифорнии. (Об этом
см. подробнее соответствующую главу в данной монографии.) В соответствии с советско-американским Договором по ПРО
каждая из сторон брала на себя обязательство «не создавать, не испытывать и не развертывать системы или компоненты ПРО
морского, воздушного, космического или мобильно-наземного базирования» (ст. 5). В современных условиях, когда Договор
по ПРО в 2002 г. утратил силу, таких ограничений нет. В частности, это позволило Соединенным Штатам создать ПРО
морского базирования – в рамках многофункциональной системы «Иджис», а также ПРО наземного мобильного базирования
– TXAAD.
85
чительная часть СЯС приходится на морскую составляющую, которая считается сравнительно

малоуязвимой для противника.
Большой интерес представляет широкий комплекс организационных, оперативных и тех-
нических мероприятий, которые проводятся в НОАК в целях повышения скрытности и уве-
личения степени неопределенности для потенциального противника местоположения ПГРК в
позиционных районах и, соответственно, для повышения их неуязвимости. Для этого активно
осуществляется размещение ПГРК в тоннелях и пещерах, создаются ложные объекты, исполь-
зуются комплексные имитаторы видимого, инфракрасного, радиолокационного и радиоча-
стотного диапазонов, применяются многоспектральные маскировочные сети. В добавление к
этому маршруты рассредоточения и маневра ПГРК выбираются между холмами, в горно-леси-
стой и малонаселенной местности, используется дорожная сеть, полностью скрытая кронами
деревьев. Учитываются углы блокировки видимости космических аппаратов вероятного про-
тивника. Практикуется частичная подсадка деревьев на маршрутах движения. Маневры про-
водятся в темное время суток и в условиях плохой видимости. Передвижение комплексов осу-
ществляется в режиме полного радиомолчания 342.
Автору на протяжении длительного времени довелось активно выступать за развитие
средств и способов стратегического сдерживания на доядерном уровне – неядерного стратеги-
ческого сдерживания.
Речь идет именно о дополнении ядерного сдерживания неядерным, а не о замене одного
другим. Убедительная угроза применения высокоточного дальнобойного носителя с боеза-
рядом в обычном оснащении могла бы стать основой системы стратегического неядерного
(предъядерного) сдерживания, дополняющей систему ядерного сдерживания. Потенциальный
агрессор должен иметь в виду, что возможно нанесение удара не только по его силам и сред-
ствам, непосредственно развернутым и задействованным против России, но и по ряду дру-
гих объектов. К таким объектам, в частности, могут быть отнесены наземные центры
радиоэлектронной разведки, крупные корабли аналогичного назначения, узлы связи, управле-
ния. Они, как правило, удалены от густонаселенных районов, и их поражение не повлечет за
собой многочисленных жертв 343.
Угроза использования высокоточного дальнобойного оружия должна быть соответствую-
щим образом «обставлена» политически – как акт последнего предупреждения в ходе военных
действий перед селективным применением сравнительно маломощных ядерных боеприпасов
(применительно к военной доктрине РФ такие предложения были в свое время выдвинуты в
специальной разработке на эту тему 344).
Видные отечественные специалисты по военным вопросам В.M. Буренок и О.Б. Ачка-
сов считают, что неядерное сдерживание предполагает демонстрацию готовности к реализа-
ции угрозы нанесения «ущерба жизненно важным интересам и объектам государств – потен-
циальных агрессоров» неядерными средствами не только в ответных, но и в упреждающих
действиях; этот ущерб должен заведомо превышать «выгоды от осуществления агрессии» 345.
Положение о стратегическом неядерном сдерживании было включено в «Военную док-
трину Российской Федерации», утвержденную Президентом РФ В.В. Путиным 25 декабря
2014 г.
342
Вильданов М., Танин О. Развитие мобильных ракетных комплексов стратегического назначения Китая // Зарубежное
военное обозрение. 2017. № 3. С. 22–24.
343
Кокошин А.А. Стратегическое ядерное и неядерное сдерживание в обеспечении национальной безопасности России.
М.: ЛЕНАНД, 2015. С. 98–99.
344
См.: Кокошин А.А., Савельев А.Г., Потапов В.Я. К вопросу о возможной структуре и содержании новой редакции
Военной доктрины // К новой редакции Военной доктрины Российской Федерации. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Editorial URSS,
2009. С. 186.
345
Буренок В.М., Ачкасов О.Б. Неядерное сдерживание // Военная мысль. 2007. № 12. С. 12. <http://militaryarticle.ru/
voennaya-mysl/2007-vm/10005-nejadernoe-sderzhivanie_militaryarticle. ru> (дата обращения – 30.04.2015).
86
Выступая с лекцией для руководящего состава Минобороны РФ и представителей обще-

ственности, министр обороны С.К. Шойгу заявил: «К 2021 году более чем в четыре раза плани-
руется повысить боевые возможности отечественных стратегических неядерных сил, что даст
возможность в полной мере решать задачи неядерного сдерживания» 346. Начальник Генераль-
ного штаба Вооруженных сил России генерал армии В.В. Герасимов отмечает, что широкое
оснащение войск (сил) комплексами высокоточного оружия большой дальности, «увеличение
дальности и точности огневого поражения позволили изменить подходы к сдерживанию про-
тивника от развязывания агрессии против Российской Федерации» 347. Герасимов также гово-
рит о том, что «массированное применение высокоточных средств поражения стало составной
частью всех операций Вооруженных сил» 348.
Внимание в осуществлении стратегического сдерживания следует сосредоточить на пси-
хологической составляющей. То есть мало иметь малоуязвимые силы и средства стратегиче-
ского сдерживания (не забывая об СПРН и СККП). Надо умело их представлять – с понима-
нием психологии оппонента, в том числе с пониманием радикальных различий в групповой и
индивидуальной психологии. Демонстрировать возможности ядерных сил и средств и демон-
стрировать свои намерения нужно, подавая необходимые сигналы как противной стороне кон-
фликта, так и тем акторам мировой политики, которые находятся вне его, но могут играть зна-
чительную роль при его разрешении. Очевидно, что при этом огромное значение имеет умелое,
тщательно выверенное, дозированное использование СМИ, информационного пространства,
в том числе киберпространства.
Сдерживание вообще может носить как симметричный, так и асимметричный харак-
тер (и смешанный). Одна из задач эффективного сдерживания – предотвращение эскалаци-
онного доминирования другой стороны в условиях конфликтных и кризисных ситуаций. Оно
должно осуществляться с учетом особенностей каждого конкретного потенциального против-
ника («оппонента») на основе глубокого изучения характеристик противника: стереотипов его
мышления, его стратегической культуры, его идентичности, понимания процесса принятия
решений противником, личностных особенностей того или иного руководителя, военачаль-
ника и на основе понимания его мышления, рациональной и иррациональной составляющих,
психологических особенностей – в духе требований Сунь-Цзы и Клаузевица. Сдерживание
может включать и ограниченные, строго выверенные военные акции, предпринимаемые для
того, чтобы более четко обозначить «красные линии».
Не только военными средствами может обеспечиваться сдерживание, но и угрозой «эко-
номической войны», блокады, угрозой других жестких мер в отношении «оппонента» еще до
порога применения вооруженных сил.
Один из классиков современной политологии Г.Т. Аллисон (со ссылкой на Т. Шеллинга)
обоснованно пишет о том, что успешное сдерживание – это не только угроза «наказания»,
но и информирование «оппонента» о том, что если он отказывается от опасных, дестабили-
зирующих действий, то сдерживающая сторона готова отказаться от угрожающего «нака-
зания»349.
Весьма интересны размышления Г.Т. Аллисона о возможностях сдерживания субгосу-
дарственных организаций, которые считаются крупной угрозой национальной безопасности
Израиля, – «Хезболлы» и «Хамас». Возможности по их сдерживанию связаны с наличием у
этих организаций штаб-квартир, контролируемой ими территории, управляемого населения.
346
Шойгу рассказал, что заменит ядерное оружие в роли сдерживающего фактора // РИА Новости. 12.01.2017. <https://
ria.ru/ defense_safety/20170112/1485559254.html> (дата обращения – 14.01.2017).
347
Герасимов В.В. Уважаемая сила // Военно-промышленный курьер. 2017. № 44 (708). С. 5.
348
Там же.
349
Allison G.T. Why ISIS Fears Israel // The National Interest. 2016. Aug. 8. <http://www.belfercenter.org/publication/why-isis-
fears-israel> (дата обращения – 25.08.2016).
87
Соответственно, отмечает Аллисон, как и государства, такие организации уязвимы, это «цен-
ные цели» для ударов350.
Еще раз следует отметить, что важнейшая задача ведения военных действий – не столько
физическое уничтожение сил противника, сколько слом его воли к сопротивлению – как госу-
дарственного руководства, так и военного командования, вооруженных сил в целом (или их
основных группировок), а также основной массы населения страны. При этом слом воли к
сопротивлению, принуждение обеспечиваются не только собственно военными действиями,
но и мерами информационно-психологического воздействия и проч. В современных условиях,
как отмечалось выше, резко возрастает роль действий в киберпространстве.
350
Ibid.
88
Глава 8
Война как сфера неопределенного, недостоверного
Применение военного насилия, связанного с утратой многих человеческих жизней, с
угрозой для существования государства, для социума, как убедительно говорит история мно-
гих войн, таит в себе множество неопределенностей, неожиданностей, причем особо высокого
уровня. Такие неопределенности и неожиданности в максимальной мере стараются предусмот-
реть при подготовке к ведению войны. Г. Гроций, цитируя Фукидида, писал, что «прежде чем
напасть, рассмотри сначала, какие могут произойти неожиданности на войне» 351.
Повышенная степень неопределенности возникает, в частности, из-за стремления про-
тивоборствующих сторон ввести в заблуждение противника, используя разнообразные формы
дезинформации и блефа. Дезинформация – это часть усилий по дезориентированию против-
ника, призванная заставлять его совершать ошибки при принятии и реализации решений, –
такие ошибки, которые создавали бы явные преимущества для дезинформирующей стороны.
То есть дезинформация призвана обеспечить снижение степени психологической устойчиво-
сти противника. Одна из важнейших задач дезинформации – обеспечение внезапности, кото-
рая, в свою очередь, должна работать на опережение в действиях, на захват инициативы, на
навязывание воли противнику.
Эти усилия являются едва ли не главными в деле повышения эффективности в приме-
нении вооруженных сил почти каждой страны.
Внезапность может носить тактический, оперативный и стратегический характер.
Война – «это путь обмана», писал Сунь-Цзы352. Так что напрасно М. ван Кревельд счи-
тает, что только в наши дни военачальник, который «будет объяснять свое поражение веролом-
ством врага, просто навлечет на себя обвинение в глупости»353. Вспомним высказывание М.И.
Кутузова в 1812 г. перед его отъездом из Санкт-Петербурга к отступающей перед французами
русской армии. Он сказал, что надеется не победить Наполеона, а перехитрить его 354. И дей-
ствительно, стратегический обман главнокомандующего русской армии сыграл огромную роль
в победе России в Отечественной войне 1812 г. над опаснейшим противником.
В современных условиях ряд авторов, размышляя о различных вариантах стратегии, о
конкретном наборе действий, комбинаций, свойственных той или иной стратегии (примени-
тельно как к военной стратегии, так и к политической), а также и стратегии той или иной част-
ной корпорации (компании), используют понятие «стратагема». Это понятие возникло, по-
видимому, за несколько столетий до нашей эры в Греции, но получило свое наибольшее при-
знание в I в. н. э. в Римской империи. Полководец и писатель Секст Юлий Фронтин (ок. 40–
103) объяснял своим читателям значение этого греческого слова как «ловкость, применяемая
полководцами, которая греками именуется одним названием стратагем». То есть под терми-
ном «стратагемы» древние понимали не только хитрости в современном смысле слова, но и
различные приемы и уловки, которые использовали военачальники для поддержания мораль-
ного духа армии или достижения победы355.
В «Энциклопедическом словаре» Брокгауза – Ефрона стратагема определялась как
«военная хитрость». Далее говорилось о том, что «в прежнее время при небольших армиях и
351
Гроций Г. О праве войны и мира. Три книги. М.: Юриздат, 1956. С. 550.
352
Сунь-Цзы. Трактат о военном искусстве // Конрад Н.И. Синология. М.: Ладомир, 1995. С. 27.
353
Кревельд М. ван. Трансформация войны / пер. с англ. М.: Альпина Бизнес Букс, 2009. С. 203.
354
Троицкий Н.А. Фельдмаршал Кутузов: мифы и факты. М.: Центрполиграф, 2002. С. 162.
355
См.: Нефедкин А.К. Античная военная теория и «стратагемы» Полиэна // Полиэн. Стратегемы. СПб.: Евразия, 2002.
С. 45–46.
89
театрах военных действий они имели большее значение, чем теперь, когда при значительных
силах, употребляемых на войне, условия пространства и времени, а также подготовительные
стратегические операции сделались настолько сложными, что обмануть противника почти нет
возможности. То, что понималось прежде под словом стратагема, теперь переместилось или,
вернее, возможно еще в области тактики» 356.
Война – это сфера неопределенного, во многом случайного, как бы тщательно ни осу-
ществлялось политико-военное, военно-стратегическое и оперативное планирование. И стрем-
ление к обману другой стороны для каждого из противников может увеличивать степень
неопределенного и случайного. Соответственно, огромные усилия затрачиваются (и должны
затрачиваться) на снижение степени неопределенного и случайного.
А. Топорков образно писал, что «мысль военного деятеля прежде всего стремится пре-
одолеть хаос и путаницу, множащуюся вокруг него в силу страстной аффективной природы
боя и войны», что он «будет стремиться к ясности, к сознательности» 357.
Стремление к снижению степени неопределенного и случайного обусловливает необхо-
димость предусмотреть и наихудшие варианты в планировании войны и отдельных операций.
И.В. Сталин на совещании начальствующего состава Красной Армии 17 апреля 1940 г. (после
весьма тяжелой для СССР войны с маленькой Финляндией) отмечал: «На войне надо рассчи-
тывать не только на хорошее, но и на плохое, а еще лучше предусмотреть худшее» 358. К сожа-
лению, это не воплотилось в конкретные политико-военные установки высшего руководства
страны и в оперативно-стратегическое планирование перед Великой Отечественной войной.
Огромное значение для понимания войны как сферы неопределенного и недостоверного
имеет феномен введенного Клаузевицем понятия трение войны. Клаузевиц справедливо под-
черкивал, что «трение – это единственное понятие, которое в общем отличает действительную
войну от войны бумажной»359. Иными словами, на войне от задуманного до реализуемого на
деле может быть огромная дистанция. Осознание наличия трения необходимо для понимания
сущности войны; одним из элементов трения является опасность, другим – физическое напря-
жение. А.А. Свечин, говоря о трении войны, писал, что оно «уменьшает все достижения, и
человек оказывается далеко позади поставленной цели» 360. Под влиянием трения войны бое-
вые действия часто становятся малоуправляемым и даже неуправляемым процессом. Источ-
ником трения войны являются, безусловно, психологическое напряжение, стрессы. Очевидно,
что поведение человека, малых и больших групп людей в условиях стресса способствует повы-
шению вероятности ошибки. Играют большую роль и различия в характерах людей, их темпе-
раментах, в уровнях профессиональной подготовки, в культуре взаимоотношений и проч.
Совокупность источников трения войны обычно «оказывается больше их простой
суммы, поскольку одни виды трения взаимодействуют с другими, что еще больше ухудшает
результат»361.
На преодоление трения войны направлены огромные силы на всех уровнях военного
искусства – стратегии, оперативного искусства (оператики), тактики. В частности, это отно-
сится к совершенствованию средств контроля за выполнением принимаемых решений, к
совершенствованию разведки, обработки и анализа получаемых данных о противнике и др.
356
Энциклопедический словарь / издатели Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Т. XXXI. Статика – Судоустройство. СПб.: Типо-
графия акц. общ. «Издательское дело», Брокгауз – Ефрон, 1901. С. 730.
357
Топорков А.К. Метод военных знаний. М.: Изд-во Управления делами наркомвоенмора и РВС СССР, 1927. С. 58.
358
Выступление на совещании начальствующего состава Красной Армии 17 апреля 1940 года // И.В. Сталин: pro et contra:
антология. Т. 1 / сост., вступ. статьи, коммент. А.А. Хлевов, отв. ред. Д.К. Богатырев. СПб.: Изд-во РХГА, 2015. С. 156.
359
360
Цит. по: Кокошин А.А. Выдающийся российский военный теоретик и военачальник Александр Андреевич Свечин. О
его жизни, идеях, трудах и наследии для настоящего и будущего. М.: Изд-во Московского университета, 2013. С. 364.
361
Люттвак Э. Стратегия. Логика войны и мира / пер. с англ. М.: УДП, 2012. С. 27.
90
Все более важную роль при этом в современных условиях приобретает использование методов
анализа «больших данных» применительно к многомерным политико-военным проблемам и
ситуациям.
Трение войны «всюду приходит в соприкосновение со случайностью и вызывает явле-
ния, которые заранее учесть невозможно, так как они по большей части случайны» 362. Всегда
существует опасность случайных инцидентов, расширяющих масштабы конфликта. Особенно
это опасно во взаимоотношениях между ядерными державами, в том числе и в мирное время
(такие инциденты возникали, в частности, в ходе Карибского кризиса 1962 г., уроки которого
остаются актуальными и сегодня).
Информационно-коммуникационные процессы на войне обладают повышенной степе-
нью сложности. Клаузевиц (и целый ряд военных историков различных периодов) справедливо
отмечал, что многие донесения, которые получает командование, противоречат друг другу.
Немало бывает и ложных донесений, а «основная их масса малодостоверна»; в силу ложно-
сти многих известий «человеческая опасливость черпает из них материал для новой лжи и
неправды»363. Разумеется, в конкретной войне степень достоверности донесений зависит от
разведывательных возможностей той или иной стороны (в том числе в немалой степени от
аналитических возможностей разведки и штабов в целом), от надежности систем боевого и
политического управления – как организационных, так и технических их компонентов. Зави-
сит она, разумеется, и от профессионализма командного состава всех уровней.
Клаузевиц писал, что военная машина «в основе своей чрезвычайно проста», в силу чего
кажется, что «ею легко управлять»; но «ни одна из ее частей не сделана из целого куска»,
напротив, «все решительно составлено из отдельных индивидов, испытывающих трение по
всем направлениям»364.
Современные военные машины основных государств уже давно отнюдь не просты;
наоборот, они становятся все более сложными человеко-машинными организмами с много-
численными «интерфейсами». Эти машины требуют тщательной отработки на научной основе
вопросов управления ими. Но во главе каждого из компонентов военных машин остаются
люди, те же «отдельные индивиды», которых имел в виду Клаузевиц, со всеми их психологи-
ческими, умственными и физическими особенностями. В силу этого «человеческий фактор»
остается важнейшим в обеспечении эффективности военных машин – равно как и в управле-
нии на политико-военном уровне.
К сожалению, понятие «трение войны» в послевоенные десятилетия практически
исчезло из отечественных военно-научных трудов, хотя еще в конце 1930-х годов его можно
было встретить даже в засекреченных в то время документах Наркомата обороны СССР, Ген-
штаба РККА. Отсутствие учета фактора трения войны снижает ценность многих военно-науч-
ных разработок.
Не меньшее значение для понимания природы войны как сферы неопределенного, недо-
стоверного имеет введенное в оборот Клаузевицем понятие туман войны. Клаузевиц писал,
что «война – область недостоверного; три четверти того, на чем строится действие на войне,
лежит в тумане неизвестности»365.
Можно предположить, что понятие «туман войны» Клаузевиц заимствовал у крупного
французского полководца XVIII в. Морица Саксонского (его, в частности, высоко ценил рус-
362
363
Там же. С. 102–103.
364
Там же. С. 103–105.
365
91
ский военный гений А.В. Суворов), который писал, что «война – это наука, насыщенная туман-
ностями, не позволяющими двигаться уверенно» 366.
Клаузевиц отмечал, чтобы увидеть сквозь этот «туман» то, что необходимо, чтобы
«вскрыть истину, требуется прежде всего тонкий, гибкий, проницательный ум» 367. В современ-
ных условиях тонким, гибким и проницательным умом должны обладать прежде всего долж-
ностные лица соответствующих штабов, тех органов, которые готовят варианты решений для
командующих и командиров разных уровней. Развивая эту тему, Клаузевиц писал: «Недосто-
верность известий и предположений – постоянное вмешательство случайности – приводит к
тому, что воюющий в действительности сталкивается с совершенно иным положением вещей,
чем он ожидал; это не может не отражаться на его плане или, по крайней мере, на тех пред
ставлениях об обстановке, которые легли в основу этого плана» 368.
К теме недостоверности сведений, которыми пользуются при принятии решений на
войне, Клаузевиц обращается не раз в своем главном труде, чтобы еще более оттенить слож-
ность ведения реальных боевых действий в условиях дефицита достоверных данных. Говоря о
тумане войны, Клаузевиц употребляет и понятие полумрак.
Вот его слова: «Наконец, своеобразное затруднение представляет недостоверность дан-
ных на войне; все действия ведутся до известной степени в полумраке; к тому же последний
нередко, подобно туману или лунному освещению, создает иллюзию преувеличенного объема
и причудливых очертаний»369.
Туман войны наряду с трением войны остаются весьма удачными метафорами для теоре-
тического осмысления войны как специфического общественно-политического явления. При-
чем оба эти понятия обладают значительной прикладной ценностью – не только для воена-
чальников, но и для государственных руководителей, которые при принятии политических
решений должны представлять себе всю степень сложности практической реализации военной
машиной, подчиненной государственному руководству, соответствующих политических уста-
новок.
Понятие «туман войны» вполне может быть отнесено как к оценке того, что происходит
у противника (чем призвана заниматься, в частности, разведка), так и к тому, что происходит
в собственных вооруженных силах, особенно в тех их компонентах, которые непосредственно
выполняют боевые задачи.
Особенно высокой степенью неопределенности (и недостоверности) может характери-
зоваться война с применением ядерного оружия. Это связано с выделением огромных объе-
мов энергии, с разнообразными поражающими факторами ядерных взрывов, с вторичными и
третичными последствиями применения ядерного оружия, с огромными людскими жертвами,
с разрушением материальных основ современной цивилизации, как уже говорилось в этой
работе. Высокой степенью неопределенности характеризуется возможность нанесения «обез-
оруживающих» контрсиловых ударов, в том числе с массированным использованием высоко-
точного обычного оружия и средств ПРО, о чем в последние годы говорится в ряде публика-
ций американских авторов.
Рассеиванию тумана войны в немалой степени способствует заблаговременное изуче-
ние и противника и самого себя. Здесь уместно вспомнить соответствующие тезисы трактата
Сунь-Цзы. Знай себя и врага: именно это положение трактата Сунь-Цзы выделено в «Новой
Энциклопедии Британика» как главный элемент его учения 370. Можно отметить, что требо-
366
Мориц Саксонский. Теория военного искусства. М.: ЗАО Центрполиграф, 2009. С. 26.
367
Клаузевиц К. Указ. соч. Т. I. С. 78–79.
368
369
370
Sun Tsu // The New Encyclopedia Britannica. Macropaedia. Ready Reference. Encyclopedia Britannica Inc. Vol. 11. Chicago;
L., etc., 2003. Р. 389.
92
вание рационально, как можно более трезво оценивать свои силы и силы противника весьма
рельефно присутствует в трактате «Краткое изложение военного дела» римского военного тео-
ретика конца IV – начала V вв. Вегеция (на что обратил внимание А.А. Свечин) 371.
Глубокое знание и себя и своего противника – вроде простое и даже элементарное усло-
вие. Однако на деле его выполнение сопряжено с большими трудностями; требуются значи-
тельные, а подчас и огромные усилия для принятия разведывательных, интеллектуальных,
оптимальных организационно-управленческих решений, в том числе меры по контролю за
исполнением принятых решений. Реализация этих задач требует определенных психологиче-
ских установок и волевого начала.
В крупных государствах имеются «военные машины» (а это во многом крупные бюро-
кратии), в которых изучением противника занимается один сегмент бюрократии, а за знание
«самого себя», собственных вооруженных сил отвечают другие ее сегменты. При этом вопро-
сами возможностей государства применительно к проблемам войны и мира (особенно вопро-
сами военно-экономических возможностей, устойчивости политической системы, элитного и
массового общественного сознания и др.) в значительной мере занимаются органы вне воен-
ного ведомства.
Развивая идеи Сунь-Цзы, Мао Цзэдун писал: «Есть люди, которые способны хорошо
познавать себя и неспособны познавать противника; другие способны познавать противника,
но неспособны познавать себя. Ни те, ни другие не способны справиться с изучением и прак-
тическим применением законов ведения войны» 372.
Мысли Сунь-Цзы и Мао повторяет уже упоминавшийся современный израильский воен-
ный теоретик М. ван Кревельд: «Первичное условие достижения успеха состоит в способности
угадывать мысли противника и угадывать свои собственные» 373.
Точное знание себя и своего противника предполагает трезвое, четкое понимание силь-
ных и слабых мест и в своих вооруженных силах, и в вооруженных силах противника, в
его экономической и научно-технической базе, в возможностях политико-дипломатического
и информационно-пропагандистского обеспечения применения военной силы и др. Знание
«самого себя» в стратегическом управлении не менее важно, чем знание противника, а ино-
гда и более важно. В силу психологических особенностей подавляющему большинству людей
легче трезво оценивать других, чем самих себя. Это свойственно и многим крупным лично-
стям – политикам, военачальникам.
Древний китайский философ Лао-Цзы (по оценкам многих специалистов, современник
Сунь-Цзы и Конфуция) отмечал познание самого себя как более высокий уровень знания по
сравнению с познанием других людей: «Знающий людей благоразумен. Знающий себя просвещен.
Побеждающий людей силен. Побеждающий самого себя могущественен» 374.
371
См.: Свечин А.А. Эволюция военного искусства. М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2002. С. 84.
372
Мао Цзэ-дун. Избранные произведения: в 4 т. / пер. с кит. М.: Изд-во иностранной литературы, 1953. Т. 2. С. 325.
373
Кревельд М. ван. Указ. соч. С. 183.
374
Лао-Цзы. Дао Дэ Цзин // Древнекитайская философия. Собрание текстов: в 2 т. Т. 1 / ред. колл. В.Г. Буров, Р.В. Вяткин,
М.А. Титаренко. М.: Мысль, 1978. С. 25.
93
Глава 9
Война как задача управления (руководства)
Управление в военной сфере имеет, безусловно, свою специфику. Оно отличается от
управления в сугубо гражданской сфере, на что указывал весьма точно Сунь-Цзы. В то же
время по многим параметрам управление в военной сфере имеет общие черты с другими сфе-
рами человеческой деятельности, где прилагаются управленческие усилия, действуют те или
иные системы управления. У каждой страны имеется весьма значительная специфика в сфере
стратегического управления.
Общие положения «управления войной» – производные от соотношения между полити-
кой и военной стратегией, о котором речь шла выше. Решающая роль в управлении любой
войной принадлежит государственному руководству страны. Эта роль в подавляющем боль-
шинстве государств определена конституцией, а также специальными законами.
Значительные полномочия во многих странах принадлежат и высшему эшелону профес-
сиональных военных, которые часто (как и вооруженные силы в целом) де-юре находятся «вне
политики».
Совершенно особая роль принадлежит высшему государственному руководству стран,
обладающих ядерным оружием. В силу специфики ядерного оружия и средств его доставки,
средств предупреждения о ракетном нападении прерогативой принятия решений о примене-
нии такого оружия обладает крайне узкий круг лиц, а де-факто и де-юре во многих случаях
один человек. В США, например, это относится к президенту страны, который, как отмечается
многими специалистами и политиками, должен при этом обладать целым рядом важнейших
качеств375. Среди них и высокий уровень компетенции в политико-военных и военно-страте-
гических вопросах, и высокий уровень психологической устойчивости, особенно в стрессовых
ситуациях кризисного управления.
По этим вопросам в ноябре 2017 г. в Комитете по международным делам Сената США
были проведены специальные слушания в связи с опасениями американских сенаторов, свя-
занными с политической несдержанностью, непредсказуемостью и неуравновешенностью пре-
зидента Соединенных Штатов Д. Трампа, проявившихся, в частности, в его публичных угро-
зах в адрес КНДР и Ирана376. Примечательно, что слушания проходили под председательством
сенатора Роберта Коркера, являющегося, как и Д. Трамп, членом республиканской партии.
Бывший заместитель министра обороны США по политическим вопросам Брайан Маккеон
в ходе слушаний говорил, что американские высокопоставленные военные могут остановить
президента США, если он будет принимать неверное решение по данному вопросу. Сенатор
Эдвард Марки выразил сомнения по этому поводу377. Отмечается, что у президента США в
375
Судя по некоторым заслуживающим внимания сведениям, в США имелся по крайней мере один случай, когда прези-
дент фактически «выключался» из системы управления ядерными силами и средствами. Это было в 1974 г., когда президент
Р. Никсон был на грани импичмента и в высших эшелонах власти стали опасаться за его психическое здоровье (особенно
после одной из встреч с группой конгрессменов США, принадлежавших к той же партии, что и Никсон, – к республиканской).
Когда Никсон заявил, что благодаря наличию у него «ядерной кнопки», несмотря на потерю многих других элементов власти,
он остается президентом США, тогда, согласно некоторым источникам, министр обороны США Дж. Шлессинджер замкнул
контур управления полностью на себя из опасения спонтанных действий Никсона. Это был, конечно, несмотря на все благие
мотивы и намерения, неконституционный акт. Такого рода прецедент вызвал и вызывает законные сомнения в надежности
системы стратегического управления США в самом критическом звене – ядерном. К этой теме приходится возвращаться
вновь и вновь, поскольку она остается одной из центральных в обеспечении глобальной стратегической стабильности.
376
Иванов В. Президента США хотят отодвинуть от ядерной кнопки на безопасное расстояние. Американские сенаторы
обсудили единоличное право Главковерха на санкционирование третьей мировой войны // Независимое военное обозрение.
2017. 24–30 нояб. С. 3–4.
377
Там же.
94
соответствии с действующими нормами и процедурными возможностями имеется 13 минут

на принятие соответствующего решения, что практически не оставляет времени для оценки
действий американского президента 378 генералами и юристами379. При принятии такого рода
решений, как отмечает крупный специалист по этим вопросам Брюс Блэйер, приходится во
многом полагаться на сведения об «обнаружении атаки», которые носят вероятностный харак-
тер380. Такой видный военный деятель США, как отставной генерал Джеймс Картрайт (зани-
мавший в прошлом, в частности, пост заместителя председателя Комитета начальников шта-
бов), предложил несколько лет назад продлить от суток до трех время для принятия решения
президентом США о применении ядерного оружия, отказавшись от так называемого «правила
13 минут»381.
Системы «управления войной» также имеют в разных странах различия, и нередко ради-
кальные. Это характерно, например, для таких политико-военных соперников, как США и
КНР. В США в этом плане ключевым является закон Голдуотера – Николса 1986 г., в Китае
– закон «Об обороне» 1997 г. Они радикально отличаются друг от друга, отражая специфику
государственно-политического устройства США и КНР.
По закону Голдуотера – Николса четко регламентировалась роль всех высших должност-
ных лиц в министерстве обороны. Иерархия была установлена следующая: министр обороны,
вице-министр обороны, который фактически в отсутствие министра имеет те же полномочия,
что и министр обороны, а при наличии министра обороны в Пентагоне является его «альтер
эго» по всем основным направлениям, «главным менеджером» военного ведомства.
Дальше в иерархии следует первый заместитель министра обороны по политическим
вопросам. У министра обороны имеется еще целый ряд заместителей по конкретным направ-
лениям; направления могут изменяться с изменением в руководстве МО. Это заместители
министра по вопросам международной безопасности, по специальным операциям и военным
конфликтам малой интенсивности, заместитель министра по личному составу и персоналу,
заместитель министра по вопросам медицинского обслуживания, заместитель министра по
закупкам и исследованиям и разработкам одновременно: он занимает в «табели о рангах» ту
же позицию, что и первый заместитель министра по политике, но ниже, чем вице-министр. Все
это гражданские лица, в аппараты которых «вкраплены» военные разных рангов. Так, министр
обороны обычно имеет военных помощников от видов вооруженных сил, генералов и адмира-
лов с двумя-тремя звездами. Такие же военные помощники имеются и у его вице-министра, и
у других замов – соответственно рангом пониже.
Председатель Комитета начальников штабов (КНШ) в иерархии министерства обороны
занял третье место – после министра обороны и вице-министра обороны, разделяя это место
при размещении за столом на совещаниях у министра с первым замом министра обороны по
политическим вопросам.
Министр обороны США является членом Совета национальной безопасности США.
Председатель КНШ, так же как и директор Центрального разведывательного управления США,
не является членом СНБ. Однако председатель КНШ является его советником и принимает,
как правило, активное участие в заседаниях Совета национальной обороны.
378
Отставной генерал Келер на этих слушаниях заявил, что соответствующие военачальники приступают к выполнению
процедур по применению ядерного оружия в соответствии с решением президента только после оценок, проверки данных
и консультаций между Верховным главнокомандующим и «ведущими гражданскими и военными руководителями». В слу-
чае поступления незаконного приказа соответствующие военные должностные лица должны действовать на основе Единого
кодекса военной юстиции. Этот кодекс наделяет их правом отказаться от выполнения такого приказа (Там же. С. 3).
379
Там же.
380
Там же.
381
Там же.
95
Президент обладает правом определять, кто на постоянной основе принимает участие в

заседаниях СНБ помимо его официальных членов.
Комитет начальников штабов (или Объединенный комитет начальников штабов) – это не
Генеральный штаб, что оговорено в специальной статье закона Голдуотера – Николса 1986 г.
Соответственно, КНШ не является командным и исполнительным органом, он не отдает при-
казы войскам. В то же время в КНШ имеется крупный орган по разработке оперативно-стра-
тегических планов, по отработке общевойсковых уставов и наставлений, ориентированных
прежде всего на то, чтобы вооруженные силы США на всех уровнях действовали как единое
целое, а не как простой конгломерат элементов видов вооруженных сил и родов войск. Отра-
ботке такого рода взаимодействия, преодолению «видового сепаратизма» на протяжении мно-
гих десятилетий придается первостепенное значение.
КНШ состоит из начальников штабов, которые, скорее, являются главнокомандующими
видов Вооруженных сил – это Армия (или сухопутные войска), Военно-морские силы и
Военно-воздушные силы, а также Корпус морской пехоты.
На протяжении ряда десятилетий важную роль в стратегическом руководстве Вооружен-
ных сил США играют межвидовые территориальные командования, где действительно обес-
печено тесное взаимодействие всех видов Вооруженных сил и родов войск.
Эти объединенные (а также функциональные – специальные) командования в опреде-
ленной мере подорвали и без того не очень большую власть начальников штабов видов Воору-
женных сил (главкомов). Главкомы все больше занимаются вопросами долгосрочного техни-
ческого оснащения своего вида Вооруженных сил и отработкой применения сил и средств вида
на тактическом уровне, нежели проблемами оперативного управления. Объединенные и спе-
циальные командования по закону в рамках военного ведомства замыкаются только на мини-
стра обороны или на вице-министра.
В соответствии со специальной директивой министра обороны США, выпущенной в
пояснение закона Голдуотера – Николса, установлена четкая «операционная цепочка коман-
дования»: президент – министр обороны – командующий объединенным или специальным
командованием. При этом возможно включение в «командную цепочку» по решению прези-
дента или министра обороны и председателя Комитета начальников штабов, который по пору-
чению президента или министра обороны может передавать их приказы или директивы. Это
явилось некоторой уступкой тем, кто ратовал за превращение КНШ США в подобие совет-
ского или даже прусского Генштаба.
В 1986 г. была введена должность первого заместителя председателя Комитета началь-
ников штабов, который стоит выше начальников штабов видов вооруженных сил (главкомов),
что было сделано для повышения роли председателя Комитета начальников штабов по отно-
шению к главкомам видов вооруженных сил.
Впервые за послевоенный период председателю Комитета начальников штабов было дано
право доклада министру обороны и президенту от своего имени в случае отсутствия консен-
суса между членами КНШ. Требование консенсуса, конечно, резко снижало вес председателя
КНШ. Таким образом, в соответствии с законом Голдуотера – Николса произошло определен-
ное повышение роли председателя КНШ в системе стратегического управления США.
Председатель Комитета начальников штабов, как и министр обороны, являются глав-
ными военными советниками президента США – Верховного главнокомандующего. Но при
этом председатель КНШ является и главным военным советником министра обороны США.
Так что в его положении имеется определенная двойственность, что является слабым местом
закона Голдуотера – Николса.
Соединенным Штатам присущ такой феномен, как четкое определение законом заме-
щения президента в случае невозможности исполнения им функции президента – Верхов-
ного главнокомандующего другими лицами по строго определенной иерархии членов его каби-
96
нета (администрации) и лидеров Конгресса США, что, судя по имеющимся данным, в таком
строгом (и публичном) виде отсутствует в законодательстве других ядерных держав. Вслед за
президентом здесь идет вице-президент, затем госсекретарь, министр финансов, а затем уже
министр обороны.
В КНР в соответствии с решениями высшего государственного руководства с 2015 г.
проводится обширная и далеко идущая военная реформа. Ее значительная часть связана с
проблемами обеспечения эффективного управления – как на политико-военном уровне (Воен-
ный совет ЦК КПК и Центральный военный совет КНР), так и на оперативно-стратегиче-
ском уровне (Объединенный штаб вместо Генерального штаба НОАК, объединенные межви-
довые территориальные командования вместо больших военных округов и др.) 382.
Оценивая нынешнюю реформу, следует сразу же отметить, что главная роль в управле-
нии вооруженными силами Китая (в том числе в обеспечении политического контроля над
ними) остается в руках партийного органа – Военного совета Центрального комитета КПК и
его государственного аналога в лице Центрального военного совета (ЦВС) КНР.
Необходимо учитывать, что Военный совет ЦК КПК существует с 1930-х годов. Его ана-
лог как государственный орган был учрежден с образованием КНР 1 октября 1949 г. В 1949–
1954 гг. он назывался Народно-революционный совет КНР, в 1954–1976 гг. – Государствен-
ный комитет обороны КНР, а с 1976 г. называется Центральным военным советом КНР. Таким
образом, параллельно существуют Военный совет ЦК КПК и ЦВС КНР. Персональный состав
партийного и государственного органов один и тот же, рабочий аппарат у каждого органа име-
ется свой. Члены Военного совета ЦК КПК и ЦВС КНР являются членами Политбюро ЦК
КПК или просто членами ЦК КПК.
Председателя, заместителей председателя и членов Военного совета ЦК КПК избирают
на Пленуме ЦК КПК наряду с избранием на Пленуме членов Политбюро ЦК КПК, Постоян-
ного комитета Политбюро ЦК КПК, Генерального секретаря ЦК КПК, членов Секретариата
ЦК КПК. На сессии Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) и заседаниях
Постоянного комитета ВСНП избирают председателя Центрального военного совета КНР, его
заместителей и членов ЦВС КНР.
Некоторые российские специалисты высказывают мнение, что в СССР существовал
орган, аналогичный Военному совету ЦК КПК. В качестве такового называется отдел админи-
стративных органов ЦК КПСС. Этот отдел курировал работу Комитета государственной без-
опасности (КГБ) Совета министров СССР, Министерства обороны, Министерства внутренних
дел. Отдел административных органов был важен с точки зрения проведения кадровой поли-
тики, обеспечения «руководящей роли партии» в силовых структурах, но у него не было и
небольшой доли тех прерогатив, которые имелись (и имеются) у Военного совета ЦК КПК и
ЦВС КНР.
14 марта 1997 г. Указом Председателя КНР Цзян Цзэминя № 84 был введен в действие
Закон Китайской Народной Республики «Об обороне». В соответствии со статьей 13 данного
закона Центральный военный совет КНР руководит всеми вооруженными силами страны и
обладает следующими полномочиями: 1) осуществляет единое руководство всеми вооружен-
ными силами; 2) вырабатывает военную стратегию и планы ведения военных действий; 3)
руководит строительством НОАК, разработкой планов и программ, организацией их выполне-
ния; 4) представляет планы оборонного строительства на рассмотрение Всекитайского собра-
ния народных представителей и Постоянного комитета BCHП; 5) вводит в действие военные
законы, издает директивы и приказы в соответствии с Конституцией и законом; 6) опреде-
ляет структуру и состав НОАК, задачи и функции органов высшего военного управления, а
382
Подробнее см.: Кокошин А.А. Военная реформа в КНР в 2015–2020 гг.: оборонные, внешнеполитические и внутрипо-
литические аспекты. М.: ИСПИ РАН, 2016.
97
также военных округов, видов вооруженных сил и родов войск; 7) осуществляет назначение на
руководящие должности, ведает вопросами обучения, поощрения и наказания личного состава
вооруженных сил в соответствии с общегражданским и военным законодательством; 8) утвер-
ждает планы разработки и модернизации образцов оружия и военной техники, осуществляет
совместно с Госсоветом руководство военной наукой и военным производством; 9) руководит
совместно с Госсоветом КНР исполнением расходной части военного бюджета.
С конца 1920-х годов, со времени создания Красной Армии Китая, в вооруженных силах
КНР отсутствовало единоначалие 383. На уровне округов, армий, корпусов, дивизий и ниже,
вплоть до роты, все приказы отдавались за подписью двух лиц – командующего (или коман-
дира) и комиссара. Единоначалие имелось лишь в низших тактических звеньях – во взводе
и в отделении. В каждой роте, как это было заведено еще Мао Цзэдуном в 1930-е годы, име-
ется партийная ячейка КПК. Практически все рядовые НОАК – члены китайского Коммуни-
стического союза молодежи (комсомола), что достигается соответствующей системой отбора
призывников. Такой отбор возможен благодаря тому, что ежегодный призывной контингент
КНР составляет, по ряду оценок, 25–26 млн человек, что более чем на порядок превышает
потребности НОАК и Народной вооруженной полиции Министерства общественной безопас-
ности КНР.
Такая роль комиссаров, политработников была заимствована Красной Армией Китая в
советской Красной армии, где соответствующий институт возник в годы Гражданской войны
в России и неоднократно претерпевал изменения. Окончательно институт военных комис-
саров, имевших право совместно с командиром руководить всеми аспектами жизнедеятель-
ности соответствующего военного организма, был ликвидирован в СССР в 1942 г. Однако
после этого политработники продолжали играть немаловажную роль в «идейно-воспитатель-
ной работе» в Вооруженных силах СССР, в определении возможностей продвижения по
службе офицеров и т. п.
О важности Центрального военного совета, его особой роли в системе партийно-государ-
ственного управления в КНР говорит тот факт, что в свое время Дэн Сяопин, уйдя со всех
постов в высшем руководстве Китая, оставил за собой лишь посты Председателя Военного
совета ЦК КПК и Председателя ЦВС. Находясь на этих постах, Дэн был способен контролиро-
вать действия Председателя КНР – Генерального секретаря ЦК КПК (Цзян Цзэминя) и в слу-
чае необходимости серьезно корректировать его действия (вплоть, по-видимому, до отстране-
ния от власти).
В 2000 г. в состав ЦВС в качестве первого заместителя Председателя ЦВС был введен
член Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК Ху Цзиньтао, ставший на XVI съезде КПК
преемником Цзян Цзэминя на посту Генерального секретаря ЦК КПК (а затем и избранный
Председателем КНР). Ху Цзиньтао была предоставлена возможность заранее «быть посвящен-
ным» в тонкости высшего управления китайского государства. Ряд российских экспертов-кита-
истов считали, что после XVI съезда КПК, когда Генеральным секретарем ЦК КПК, а затем
Председателем КНР стал молодой лидер Ху Цзиньтао, а Цзян Цзэминь остался председателем
Военного совета ЦК КПК и ЦВС КНР, в Китае установилось своеобразное двоевластие, мало-
заметное и малопонятное внешнему наблюдателю, которое, впрочем, не расшатало государ-
ственно-политическую систему КНР.
Многое говорит о том, что Центральный военный совет – это орган высшего не только
военного, но и общегосударственного управления, особенно на чрезвычайный период, в усло-
виях повышенной угрозы внутриполитической стабильности в КНР. По ряду оценок, ЦВС
383
Днем образования НОАК считается 1 августа 1927 г., когда в г. Нанчан революционные войска во главе с Чжоу Эньлаем,
Чжу Дэ, Хэ Луном и Ле Тцином восстали против гоминьдановцев, – т. е. за 22 года до того, как была образована Китайская
Народная Республика. Сейчас величественное здание Центрального военного совета КНР в Пекине называется в память об
этом событии «Здание 1 августа».
98
сложился как своего рода «запасной орган» высшей власти в стране в случае разного рода
кризисных ситуаций, в которых эффективная в бескризисной ситуации система власти уже не
срабатывает. Такая роль ЦВС (и «больших военных округов», о которых речь пойдет далее),
возможно, отражала опасения руководства Китая какого-то периода развития КНР в новей-
ших условиях относительно того, что КПК в кризисных условиях может утратить де-факто
роль ведущей силы в стране. На такие предположения мог указывать глубоко проработанный в
Китае после распада СССР опыт развития политической системы Советского Союза в послед-
ние годы его существования.
В соответствии с законом «Об обороне» 1997 г. ЦВС подчинена и Народная вооруженная
полиция (НВП) КНР (эквивалент российских войск Национальной гвардии России, подчиня-
ющейся непосредственно Президенту РФ), а также войска народного ополчения. То есть эти
формирования подчинены непосредственно Председателю ЦВС, а де-факто его заместителю
по ЦВС. Вместе с НОАК КНР Народная вооруженная полиция и войска народного ополчения
в соответствии с этим законом образуют Вооруженные силы КНР.
Членами Центрального военного совета КНР (и Военного совета ЦК КПК) долгое время
оставалось ограниченное число лиц. Помимо самого Председателя, это заместитель председа-
теля ЦВС (иногда два заместителя), министр обороны КНР, начальник Главного политуправ-
ления НОАК, начальник Генерального штаба НОАК, начальник вооружений НОАК и началь-
ник тыла НОАК, главкомы ВВС и ВМС НОАК. В некоторые периоды в состав ЦВС входили
также и заместители начальника Главного политического управления. Как правило, несколько
человек из состава ЦВС были членами Политбюро ЦК КПК, остальные – членами ЦК КПК.
Все они имели высшее воинское звание в КНР – генерал-полковник (трехзвездный генерал). В
результате нынешней реформы состав ЦВС (и Военного совета ЦК КПК) будет, по-видимому,
несколько иным. В большинстве случаев министр обороны в китайской системе стратегиче-
ского управления не обладал (и не обладает) полномочиями, аналогичными тем, которые есть
у руководителей ведомств многих других стран (в том числе России и США). Будучи обычно
членом Госсовета КНР, министр обороны, как правило, прежде всего выполняет представи-
тельские функции на международной арене.
Одним из важнейших звеньев стратегического управления в КНР до реформы 2015 г.
были «большие военные округа», подчинявшиеся руководству Центрального военного совета
КНР. Несмотря на явное доминирование сухопутных войск в НОАК КНР, в структуре управ-
ления Главное командование Сухопутных войск отсутствовало – подобно тому, как оно отсут-
ствовал в структуре органов стратегического управления СССР в ходе Великой Отечественной
войны.
До реформы 2015–2016 гг. в КНР существовало семь «больших военных округов»:
Шэньянский, Пекинский, Ланьчжоуский, Цзинаньский, Нанкинский, Гуанчжоуский и Чэндус-
кий. Они имели в своем подчинении некоторое число общевойсковых армий, соединения и
части различных родов и видов вооруженных сил (в том числе ВВС), части тылового обеспе-
чения, а также командования провинциальных уровней, большинство которых было создано
на основе командований старых «малых военных округов» – провинциальных, или командо-
ваний отдельных гарнизонов. Командующие и политические комиссары «больших военных
округов», каждый из которых имел зоной своей ответственности сразу несколько провинций,
были весьма важным элементом обеспечения политической власти из центра, из Пекина. Сами
они находились под контролем со стороны Главного политического управления НОАК, под-
чиняющегося непосредственно Председателю ЦВС КНР. В случае кризисной ситуации внутри
страны командующие и политкомиссары «больших военных округов» обладали большими воз-
можностями по установлению чрезвычайного контроля над теми провинциями, которые нахо-
дились на территории этих округов.
99
Такая возможность была связана с угрозой утраты централизованного контроля над теми
или иными провинциями Китая в случае «потрясений в Поднебесной».
Функции Главного политуправления НОАК были значительно шире, чем они были
у Главного политического управления Советской Армии и Военно-морского флота СССР.
Помимо подразделений, занимающихся собственно «политработой» – пропагандой и агита-
цией, обеспечивающих «классическую» деятельность политкомиссаров, в подчинении Глав-
пура НОАК были кадровые органы, которые в Вооруженных силах СССР были вне системы
Главпура, а также внутренняя служба безопасности НОАК (в том числе военной контрраз-
ведки)384.
Генеральный штаб НОАК обладал развитой структурой, в чем-то соответствовавшей
структуре Генштаба Вооруженных сил СССР.
Ядром Генштаба НОАК всегда было оперативное управление – аналог Главного опера-
тивного управления (ГОУ) Генштаба Вооруженных сил СССР и РФ. В составе китайского Ген-
штаба было несколько подразделений, занимавшихся разными видами разведки. В числе пре-
рогатив этого органа ЦВС были и ряд вопросов, связанных с мобилизационной подготовкой
ВС. Решение же вопросов по оргштатным структурам ВС ГШ НОАК было свойственно в мень-
шей мере, чем Генштабу ВС СССР или Генштабу ВС РФ.
Ни Министерство госбезопасности (МГБ) КНР, в ведении которого находятся органы
контрразведки, ни Министерство общественной безопасности Китая, у которого имеются
органы, аналогичные пятому управлению КГБ (боровшемуся против «идеологических дивер-
сий»), не имели полномочий вмешиваться в вопросы обеспечения безопасности внутри НОАК.
Ее вопросы всегда были полностью в компетенции самой системы Центрального военного
совета КНР через соответствующую отмеченную выше службу Главного политического управ-
ления НОАК.
Нельзя не отметить, что еще до реформы 2015 г. предпринимались усилия по превра-
щению «больших военных округов» в подобие объединенных командований, а Генштаба – в
эффективный центр планирования межвидовых операций. Для этого на протяжении ряда лет
в качестве заместителя начальника Генштаба НОАК назначались адмиралы от ВМС НОАК
и генералы от ВВС НОАК. Но в конечном итоге было признано, что без радикального изме-
нения структуры управления НОАК желательный результат по обеспечению реальной боевой
эффективности достигнут не будет.
Со стороны партийно-государственного руководства КНР не раз звучал тезис о том, что в
управлении вооруженными силами должны быть использованы «современные управленческие
технологии».
Бывшие четыре Главных управления, а именно Генеральный штаб, Главное политическое
управление, Главное управление тыла и Главное управление вооружений преобразованы в 15
структур, ряд из которых ранее входили в состав названных Главных управлений. Создается
ряд новых управлений ЦВС: Объединенный штаб, Управление политической работы, Управ-
ление тылового обеспечения, Управление разработки вооружений, Управление боевой подго-
товки, Управление оборонной мобилизации. Также в числе 15 структур находятся Комиссия
по проверке дисциплины ЦВС и Политико-юридическая комиссия ЦВС.
Кроме этого, среди органов ЦВС появились такие структуры, как Комитет по науке и тех-
нике ЦВС, Канцелярия ЦВС по стратегическому планированию, Канцелярия ЦВС по рефор-
мам и организационно-штатной структуре, Канцелярия ЦВС по международному военному
сотрудничеству, Аудиторское управление ЦВС, Главное управление делами ЦВС.
384
Этот орган был аналогичен особым отделам в Красной Армии и в Вооруженных силах СССР, которые на протяжении
большей части истории Советского Союза были частью не Вооруженных сил СССР, а сменявших друг друга спецслужб – ВЧК,
ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ (только в 1941–1945 гг., в годы Великой Отечественной войны, военная контрразведка «Смерш»
входила в систему военного ведомства – Народного комиссариата обороны, который в то время возглавлял сам И.В. Сталин).
100
Управление политической работы ЦВС призвано заниматься вопросами партийного

строительства в вооруженных силах, политическим воспитанием личного состава НОАК,
решением задач обеспечения в НОАК «абсолютного» руководства партии и «управлением
военными людскими ресурсами», в том числе посредством развития партийного строитель-
ства, обеспечения деятельности политкомиссаров. Последнее предполагает, по-видимому,
сохранение в этом управлении функции старого Главного управления НОАК по ведению кад-
ровой работы (за исключением кадров генеральского уровня).
Объединенный штаб (ОШ) в максимальной мере освобожден от административных и
хозяйственных функций, которые были у Генштаба НОАК. Объединенному штабу больше
не подчиняются ряд учебных заведений. Полностью из ОШ выводятся мобилизационные
вопросы, а также те функции по тыловому обеспечению НОАК, которые имелись у старого
Генштаба (наряду с Главным управлением тыла НОАК).
Задача ОШ – оперативно-стратегическое планирование и «объединенное управление
войсками». Одна из важнейших задач ОШ, как подчеркивают китайские специалисты, – «изу-
чать будущие войны и как в них победить»385.
Главным органом Объединенного штаба, как и Генштаба НОАК, будет оперативное
управление – в определенной мере аналог Главного оперативного управления Генштаба ВС
СССР и РФ. По ряду сведений, в ОШ сохранится и большая часть прерогатив (и структур) по
ведению стратегической разведки. Одна из важнейших задач ОШ ЦВС КНР – осуществление
на межвидовой основе оперативной подготовки (которая часто сильно пересекается с боевой
подготовкой). Можно предположить с высокой степенью вероятности, что ОШ НОАК будет
сочетать в себе ряд черт и российского Генштаба, и Объединенного комитета начальников
штабов (ОКНШ) вооруженных сил США, а точнее, его Объединенного штаба (Joint Staff).
Можно считать, что Управление разработки вооружений ЦВС является прямым наслед-
ником Главного управления вооружений НОАК.
То же можно сказать и об Управлении тылового обеспечения ЦВС как преемнике Глав-
ного управления тыла НОАК. Известно, что у Управления тылового обеспечения будет отсут-
ствовать функция финансового контроля, которая имелась у его предшественника.
Управление оборонной мобилизации будет заниматься вопросами мобилизационной
подготовки и создания резервов для НОАК. Оно будет, по-видимому, руководить и управлять
провинциальными военными округами, которые, судя по всему, уже не будут подчиняться объ-
единенным межвидовым командованиям на театрах.
Что касается Комиссии по проверке дисциплины ЦВС, то надо отметить, что ранее
подобный орган входил в Главное политуправление; он возглавлялся заместителем начальника
Главного политуправления. Теперь это самостоятельный орган, подчиненный ЦВС 386.
Управление боевой подготовки по определению призвано обеспечивать организацию
боевой подготовки в войсках. Судя по некоторым сведениям, в этом плане у данного управле-
ния есть полномочия и в отношении военно-учебных заведений.
Политико-юридическая комиссия ЦВС призвана обеспечить наведение в НОАК жест-
кого порядка. Она будет заниматься раскрытием уголовных преступлений в НОАК и их про-
филактикой. При этом подчеркивается, что это должно осуществляться на основе законов.
Видный российский китаист В.Б. Кашин отмечает, что «политико-правовая комиссия ЦВС
385
Дух политико-военной и военной мысли в КНР начинает меняться в сторону большей активности, решительности
действий – но в рамках решения ограниченных, строго выверенных политических и военно-стратегических целей. При этом
повышенное внимание уделяется разноплановым вопросам стратегического ядерного и неядерного сдерживания. Значитель-
ную роль в методологии китайских исследований политико-военного и военно-стратегического характера играют разработки
Мао Цзэдуна.
386
См.: Кашин В.Б. Реформа органов управления китайскими вооруженными силами // Проблемы Дальнего Востока. 2016.
№ 2. С. 38.
101
будет руководить военной прокуратурой, судами. В ведении этого органа ЦВС будет, по-види-
мому, находиться и основная армейская правоохранительная структура – Служба безопасно-
сти бывшего Главного политуправления» НОАК 387. По другим сведениям, эта служба остается
в политуправлении НОАК.
Деятельность Канцелярии ЦВС по реформам и организационно-штатной структуре наце-
лена на совершенствование структуры НОАК в соответствии с задачами проведения объ-
единенных высоко интегрированных межвидовых операций. В ее рамках ведется работа по
подготовке организационно-штатных расписаний объединений, соединений и частей в целях
обеспечения высокого уровня интеграции, «объединенности» в соответствии требованиям
современной науки об управлении.
Образование Комитета по науке и технике ЦВС китайские должностные лица связывают
с требованиями по усилению инновационности в оснащении НОАК вооружениями, военной и
специальной техникой. Отмечается важность «интегрированного развития» военной и граж-
данской науки и техники. Известно, что в КНР проявляли большой интерес к деятельности
американской ДАРПА (от англ. DARPA, или Defense Advanced Research Projects Agency –
Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США). Воз-
можно, что этот комитет ЦВС будет среди прочего выполнять функции, аналогичные функ-
циям ДАРПА.
Вместо семи «больших военных округов» созданы Восточное, Южное, Западное, Север-
ное, Центральное межвидовые объединенные командования (ОК) 388, охватывающие «инте-
грированные боевые зоны». Как уже отмечалось выше, этим командованиям не подчинены
«провинциальные военные округа», роль которых видоизменяется. Создание объединенных
командований вместо семи «больших военных округов» отнюдь не означает, что эти коман-
дования (сочетающие межвидовой и в то же время территориальный характер) будут лишены
внутриполитических функций – тех функций, которыми применительно к острой кризисной
ситуации в стране обладали «большие военные округа», их командующие и политические
комиссары. Этот вопрос еще, несомненно, нуждается в прояснении.
С конца 1980-х годов произошло смещение акцентов в дислокации сил и средств НОАК
по территории КНР. По мере изменения внешнеполитической обстановки отмечается зна-
чительное сокращение группировок на Северном направлении. Одновременно происходило
наращивание возможностей НОАК на Восточном и Южном направлении.
Далеко не все специалисты обратили внимание на то, что наряду с объединенными
межвидовыми территориальными командованиями в НОАК образовано еще функциональное
командование – сил стратегической поддержки (обеспечения). Судя по имеющимся сведе-
ниям, оно, в частности, ведает проведением операций в киберпространстве, радиоэлектронной
борьбой и действиями сил специальных операций 389.
Виды вооруженных сил в соответствии с реформой 2015 г. отвечают только за строитель-
ство, обучение, развитие; они лишены теперь функции оперативного руководства, применения
вооруженных сил – боевого и небоевого; «на военное время» все оперативное управление –
в руках ОШ и межвидовых командований на театрах. Наряду с руководящими структурами
для ВМС и ВВС НОАК образована структура по управлению Сухопутными войсками НОАК,
387
Кашин В.Б. Указ. соч. С. 39.
388
Штаб Восточного ОК находится в г. Нанкине, Южного – в г. Гуанчжоу, Западного – в г. Чэнду, Северного – в г.
Шэньяне, Центрального – в г. Пекине. В зоне Западного объединенного командования, по-видимому, сосредоточены наиболее
крупные силы Народной вооруженной полиции (которая, как уже отмечалось выше, входит в состав Вооруженных сил КНР
и имеет двойное подчинение – ЦВС КНР и Министерству общественной безопасности), что связано с задачами обеспечения
внутренней безопасности в СУАР и в Тибете.
389
Во главе этого командования поставлен генерал Гао Цзинь, занимавший непосредственно перед этим назначением пост
начальника Академии военных наук – этого «мозгового центра» Центрального военного совета КНР.
102
которая ранее в системе стратегического управления отсутствовала: Сухопутные войска (СВ)

управлялись непосредственно из Генштаба НОАК.
Еще одним видом в НОАК стали Ракетные войска, создаваемые на базе так называемого
«2-го артиллерийского корпуса» 390. Их не стали именовать «ракетными войсками стратегиче-
ского назначения» по аналогии с видами ВС (позднее родом войск) в ВС СССР и России.
В состав этого вида входят ракеты межконтинентальной дальности с ядерными боезаря-
дами и, по-видимому, БРСД в ядерном оснащении, а также крылатые ракеты. Возможно, что
БРСД и ракеты меньшей дальности в неядерном оснащении будут иметь двойное подчинение
– в РВ и у соответствующих межвидовых командований. Именно эти ракеты создают новый
характер баланса сил в соответствующей зоне АТР между КНР, с одной стороны, и США и
их союзниками – с другой.
***
Фокальная точка управления в военной сфере – это решение. Ключевую роль играют
решения высшего политического уровня, которые должны приниматься с учетом мнения воен-
ного командования, обобщенных политической и военной оценок. Если говорить о времени
принятия решений, то опасно как их затягивание, так и чрезмерная торопливость. А.А. Свечин
писал, что лица, принимающие важнейшие политико-военные и военные решения, должны
вынашивать их в мучениях391.
В современных условиях время выработки правильного решения на основе обработки
больших (и достаточных) массивов данных о противнике и о своих силах и средствах стано-
вится все более критическим фактором.
Среди важнейших параметров, по которым необходимо оценивать эффективность дей-
ствий той или иной управленческой структуры в сфере обороны (и госбезопасности) с точки
зрения реализации принимаемых решений, можно отметить: а) время, затрачиваемое на дове-
дение приказа до исполнителя; б) степень неискажаемости передаваемых указаний; в) скорость
получения реакции на переданные указания. Последнее важно для оценки лицами, принима-
ющими решения, того, правильно ли понят приказ, и как началось, а затем осуществляется
исполнение принятого решения. Как писал, например, боевой летчик и видный отечественный
теоретик в области строительства ВВС генерал В.Г. Рог, передача армейской авиации из веде-
ния Сухопутных войск в ВВС является ошибочной с точки зрения времени, затрачиваемого на
постановку боевой задачи общевойсковым командиром командиру подразделения вертолетов
(армейская авиация)392.
Сомнительным следует признать использование устоявшегося в нашей стране понятия
«военно-политическое руководство» (ВПР) страны: оно не соответствует общепринятой фор-
муле примата политики по отношению к военной стратегии, военному искусству в целом.
Логичнее использовать термин «политико-военное руководство», обозначающий высшее госу-
дарственное руководство и высшее военное командование, а также содержащий указание на
390
В официальном издании Государственного совета КНР (на русском языке) о задачах этой структуры НОАК говорилось
следующее: «2-й артиллерийский корпус (стратегические ракетные войска) представляет собой ключевые силы стратегиче-
ского устрашения. Главные задачи корпуса: сдержать применение другими странами ядерного оружия в отношении Китая,
нанести в случае необходимости ответный ядерный удар и с точностью поражать цели с помощью обычных баллистических
ракет» (Разносторонняя деятельность вооруженных сил Китая. Пекин. Пресс-канцелярия Госсовета КНР. Пекин: Изд-во лите-
ратуры на иностранных языках, апрель 2013. С. 14).
391
См.: Кокошин А.А. Выдающийся российский военный теоретик и военачальник Александр Андреевич Свечин. М.:
Изд-во Московского университета, 2013. С. 258.
392
См.: Рог В.Г. Зловредная конъюнктуризация. С переподчинением армейской авиации огневое поражение снижено на
треть, а высадки десанта – на четверть // Независимое военное обозрение. 2002. № 43. С. 4.
103
главенствующую роль политического руководства. Либо надо говорить о «государственном

руководстве и высшем военном командовании».
В условиях высокой степени взаимозависимости и взаимосвязанности государств, веро-
ятности быстрого распространения войны на другие районы мира, опасности эскалации воору-
женного насилия все более актуальным является вопрос о политическом управлении войной
на всех уровнях военного искусства – не только на военно-стратегическом, но и на оператив-
ном и даже тактическом.
В современных условиях считавшийся ранее тактическим уровень действий может иметь
непосредственное военно-стратегическое и даже политическое значение. Тем более это спра-
ведливо в отношении оперативного искусства.
Однако в зависимости от конкретной политико-военной ситуации предметом внимания
высшего руководства страны могут (и в ряде случаев должны) оказаться действия отдельной
группы специального назначения, роты или батальона, если успех или неуспех их действий,
возможно, приведут к значительным не только военным, но и политическим результатам – как
положительным, так и отрицательным 393.
За счет развития техники, систем и средств управления происходит расширение воз-
можностей командования (включая высших лиц государства) контролировать действия своих
войск (сил) вплоть до тактического звена (разумеется, при наличии высоко устойчивых к
внешнему воздействию, защищенных средств управления, связи и наблюдения за обстановкой,
средств обработки данных и др.).
Высокая степень интегральности автоматизированных систем управления (АСУ)
(C4ISR) предполагает и их повышенную – без принятия дополнительных мер – уязвимость по
отношению к кибератакам.
При проведении операций, осуществлении тактических действий даже с точки зрения
чисто военной эффективности необходимо все более учитывать социально-политические,
этно-конфессиональные и социокультурные характеристики той зоны, в которой ведутся бое-
вые действия. Все это должно вписываться в информационно-аналитическое «поле», обеспе-
чивающее необходимое качество принимаемых решений.
Одна из очень важных политико-военных задач, стоящих в большинстве войн и воору-
женных конфликтов, – минимизация потерь среди мирного населения, поскольку большие
потери такого рода могут иметь негативные политические последствия, в частности сказы-
ваться на перспективах заключения соглашений о мире на тех или иных политических усло-
виях. Во многих случаях это выдвигает требования не только повышенной селективности в
применении оружия, но и постоянного контроля за результатами использования тех или иных
средств поражения.
Известно, что информация о потерях среди мирного населения, нанесении ударов по
гражданским объектам в современных условиях в кратчайшие сроки становится достоянием
СМИ практически в глобальном масштабе. Борьба по этим вопросам в международном инфор-
мационном пространстве – это борьба за обеспечение выгодного той или иной стороне проти-
воборства общественного мнения, как массового, так и элитарного.
Во многих случаях задача минимизации потерь среди мирного населения выдвигает тре-
бования не только повышенной селективности в применении оружия, но и максимального
сокращения сроков непосредственного использования средств вооруженной борьбы. Известно,
что по этим вопросам в период практически любого вооруженного конфликта ведется самым
активным образом «информационная война». Поэтому очень важно быстрое и убедительное
393
Подробнее см.: Кокошин А.А., Балуевский Ю.Н., Потапов В.Я. Влияние новейших тенденций в развитии технологий и
средств вооруженной борьбы на военное искусство // Вестник Московского университета. Сер. 25. Международные отношения
и мировая политика. 2015. № 2. С. 10–11.
104
парирование обвинений в том, что в ходе военных действий удары нанесены по мирным объ-
ектам и мирному населению.
Остро в современных условиях стоит вопрос о политическом управлении . К нему отно-
сится, в частности, политический контроль за тем, чтобы военные действия не выходили за
определенные рамки, четко соответствовали поставленным политическим целям и утвержден-
ным государственно-политическим руководством военно-стратегическим установкам (кон-
троль – неотъемлемая часть управления, часто недоучитываемая; в американской формуле
системы боевого управления Control идет сразу после Communications и Command).
Требуется большое искусство, чтобы при этом сохранялась эффективность в примене-
нии военной силы с военной точки зрения, чтобы у командующих и командиров всех уров-
ней имелась достаточная инициативность, позволяющая обеспечивать военный успех действий
объединений, соединений, частей и подразделений.
Ряд отечественных специалистов (и прежде всего генерал-майор В.А. Золотарев) небез-
основательно отмечают, что в реальных российских условиях с учетом всех наших традиций в
военном деле и в управлении в целом усиление функции контроля на тактическом и оператив-
ном уровнях может реализоваться в такой форме, что это приведет к сковыванию инициа-
тивы «контролируемых» командующих и командиров. Реализация узко понимаемой функции
контроля может усилить боязнь подчиненных перед лицом вышестоящих начальствующих
лиц, а объект контроля постарается переложить на них ответственность.
В связи с этим сама концепция контроля применительно к нашим условиям требует
дополнительной проработки, с тем чтобы контроль не носил жесткого и прямолинейного
характера.
Отметим также, что это не сугубо военная, а политико-военная проблема, требующая
соответствующих специальных организационных решений и технического оснащения (беспи-
лотных летательных аппаратов, дополнительных каналов передачи информации и средств ее
обработки, программных продуктов, средств отображения информации и др.).
Одновременно возрастает значение основанной на высоком уровне профессионализма
инициативности командующих (командиров) и их штабов (от командира батальона до коман-
дования бригады или дивизии) при выборе не только способов действий, но и средств, кото-
рые традиционно были вне их компетенции (удары фронтовой истребительно-бомбардировоч-
ной авиации, крылатых ракет большой дальности, запускаемых с тяжелых бомбардировщиков,
многоцелевых подводных лодок, надводных кораблей и т. п.). Фактически классические так-
тические действия обретают компоненты, присущие уровню оперативного искусства, а в ряде
случаев – и уровню стратегических действий.
Умелое политическое управление войной – это и способность предотвратить спонтанную
эскалацию боевых действий, чреватую необратимыми катастрофическими последствиями.
Одним из условий является также сохранение соответствующих надежных высокозащи-
щенных средств коммуникаций.
Теоретическим и прикладным вопросам эскалации вооруженного насилия уделяют явно
недостаточно внимания в последние 20–25 лет. Вопрос об управлении эскалацией, в том числе
о предотвращении эскалационного доминирования и об обеспечении эскалации конфликта, –
один из сложнейших и самых тонких вопросов, связанных с управлением войной. В значи-
тельной мере его решение лежит в сфере психологии.
Американские специалисты не раз говорили о дилемме отступить и «потерять лицо»,
уступив и начав переговоры с той стороной, которая осуществила эскалационное доминиро-
вание, либо осуществить еще большую эскалацию конфликта.
В 1960-е годы Герман Кан разработал лестницу эскалации, состоявшую из 44 ступеней.
Она отражала нарастающую масштабность и разрушительность войны. Самый верхний уро-
вень эскалации у Кана именовался «спазматической войной».
105
Эти разработки Г. Кана, практически забытые к нынешнему времени, не утратили своей

актуальности и сегодня.
Лестницу эскалации с меньшим числом ступеней в современных условиях в наиболее
общем виде в качестве одного из рабочих вариантов можно представить следующим образом:
• «нормальное состояние» мировой политической системы;
• «политический кризис» с повышенной интенсивностью демонстрации военной силы;
• «гибридная война»;
• ограниченная (локальная) «обычная война»;
• крупномасштабная «обычная война» без поражения крупных городских агломераций,
химпроизводств, атомных электростанций;
• «обычная война» с поражением крупных городских агломераций, с разрушением хим-
производств и атомных электростанций; при этом поражение крупных объектов химического
производства, атомных электростанций с масштабным химическим и радиационным зараже-
нием, чреватым гибелью множества людей, можно приравнять к применению оружия массо-
вого поражения;
• «ядерный конфликт» (кризисная ситуация, в которую вовлечены один или несколько
обладателей ядерного оружия, а противостояние доходит до уровня, когда одна или более сто-
рон начинают использовать ядерное оружие в качестве инструмента политико-военного дав-
ления без его прямого использования);
• демонстрационное применение ядерного оружия в пустынной местности без поражения
людей, военных и экономических объектов;
• война с ограниченным применением ядерного оружия;
• война с массированным применением ядерного оружия.
В силу огромной значимости проблемы войны и мира для любого государства соот-
ветствующие вопросы управления (руководства) должны отрабатываться заблаговременно и
тщательно, на научной основе, а не решаться спонтанно, без тщательной отработки. Система
стратегического политико-военного управления должна быть гибкой и вариативной, позволя-
ющей решать задачи при различных вариантах развития обстановки, при различных масшта-
бах использования военной силы. Такая система управления (руководства) необходима и для
обеспечения надежного, убедительного сдерживания.
Важным средством отработки вариантов систем и процедур управления должно быть
использование различных военных игр, в том числе с отработкой этих вопросов на поли-
тико-военном уровне.
Адмирал флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов в свое время правильно писал, что вое-
начальники и высшие должностные лица страны должны заранее «знать свое место и границы
ответственности за судьбы государства» 394. Это требование справедливо во все времена, в том
числе применительно к проблемам войны и мира XXI в.
А.А. Свечин в 1920-е годы выдвинул тезис о необходимости наличия «интегрального
полководца» – органа управления войной, военными действиями во главе с высшим госу-
дарственным руководством, с участием высшего военного командования. Его полностью в
этом вопросе поддержал один из советских военачальников Б.М. Шапошников. Великая Оте-
чественная война 1941–1945 гг. полностью подтвердила справедливость позиции А.А. Све-
чина и Б.М. Шапошникова. Свечин писал: «Войну ведет верховная власть государства», так
как «слишком важны и ответственны решения, которые должно принимать руководство вой-
ной, чтобы можно было доверить его какому-либо агенту исполнительной власти» 395. Формула
394
Кузнецов Н.Г. Накануне. М.: Воениздат, 1966. С. 23.
395
См.: Кокошин А.А. Выдающийся российский военный теоретик и военачальник Александр Андреевич Свечин… С.
373.
106
«интегрального полководца» исключительно актуальна и в современных условиях для любого

вида войны (и даже небоевого применения военной силы).
Важной составляющей «интегрального полководца» являются лица, занимающиеся
внутри страны и на международной арене информационно-пропагандистским обеспечением
применения военной силы. На это небезосновательно указал начальник Главного оперативного
управления Генерального штаба Вооруженных сил РФ генерал-полковник А.В. Картополов,
выступая на военно-научной конференции «Уроки и выводы из опыта Великой Отечественной
войны, военных конфликтов для эффективного решения оборонных задач, строительства и
подготовки Вооруженных сил Российской Федерации с учетом перспектив развития военных
и невоенных средств и способов ведения войны» в апреле 2015 г. Он сказал: «Если в прошлом
война на 80 % сводилась к ведению боевых действий, а пропаганда составляла 20 %, то в вой-
нах нового типа 90 % усилий приходится на информационное противоборство».
Очевидно, что в обеспечении политико-пропагандистской подготовки войны и в соот-
ветствующем обеспечении собственно боевых действий должны играть важную роль как граж-
данские, так и военные органы, и спецслужбы. При этом решающее значение имеет подготовка
собственного общественного мнения к войне (впрочем, в современных условиях это относится
к любым видам применения военной силы).
Что касается разработки собственно военной стратегии, то по древнекитайскому учению
она должна осуществляться максимально скрытно и наиболее умными военными профессио-
налами («скрытно собери мудрых воинов и доверь им составление великой стратегии» 396).
Генерал-полковник Л.Г. Ивашов предлагает создать «некий», по его словам, государ-
ственный центр, который занимался бы комплексными операциями с высокой долей информа-
ционно-пропагандистского компонента, ему «вменялась бы и оценка ситуации, и планирова-
ние операций, и информационное обеспечение» 397. Далее этот авторитетный военный деятель
замечает: «Не факт, что этим должен заниматься Генштаб, точнее – не только он. Необяза-
тельно создавать именно военный орган – думается, нужна надведомственная структура, при-
чем мощнейшая»398.
Но еще раз следует отметить, что война не является войной, если в ней не используется
вооруженное насилие. Соответственно, роль военного ведомства с Генеральным штабом как
его главным органом оперативно-стратегического управления при всех условиях в управлении
войной трудно переоценить.
***
Для России вопрос об использовании военной силы (как в прямом, так и в косвенных,
опосредованных вариантах) в качестве инструмента политики остается исключительно акту-
альным. Речь идет прежде всего о предотвращении различных видов агрессии против Рос-
сийской Федерации или ее союзников, обеспечении надежного ядерного и неядерного (предъ-
ядерного) стратегического сдерживания. Для этого всегда необходимо самым тщательным
образом определять политические цели военной стратегии и цели решения задач на оператив-
ном уровне. При планировании прямого и непрямого применения военной силы в современ-
ных условиях требуется еще более тщательное дозирование: контрпродуктивной может стать
как избыточность в данном вопросе, так и недостаточность.
396
У-Цзин. Семь военных канонов древнего Китая / пер. с англ. СПб.: Евразия, 1998. С. 55.
397
Ивашов Л. Уроки демонизации. Информационная война – дело новой спецслужбы // Военно-промышленный курьер.
2017. № 17. С. 63.
398
Там же.
107
Ядерное сдерживание остается сегодня самой ощутимой формой небоевого применения

военной силы, а для России оно играет особую роль. Еще раз следует отметить многообразие
поражающих факторов ядерного взрыва, разнообразные вторичные и третичные последствия
применения в тех или иных масштабах ядерного оружия.
Как уже отмечалось выше, не менее актуальным для обеспечения национальной безопас-
ности нашей страны является вопрос о стратегическом неядерном сдерживании, особенно с
применением обычных высокоточных дальнобойных средств поражения.
Одно из важнейших требований современного военного искусства – это надежное, устой-
чивое управление на всех уровнях использования военной силы, в частности эффективное
политическое управление, в том числе и контроль.
108

Вопросы прикладной теории войны

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Вопросы прикладной теории войны

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Андрей Кокошин

«Высшая Школа Экономики (ВШЭ)»

Книга академика РАН А.А. Кокошина написана на основе его многолетних

Андрей Афанасьевич Кокошин

признанных ответов на многие фундаментальные вопросы не получено» 10. Авторитетный оте-

что «победа насилия основывается на производстве оружия, а производство оружия в свою

Среди важнейших областей использования методов политической психологии – вопросы

Видный российский ученый-политолог В.А. Кременюк, оценивая поведение Н.С. Хру-

Свечина. Он резко высказался против «отвлеченного рационализма в военном деле», который,

«Стратегия гибкого реагирования» была выработана под воздействием достижений

При этом авторы рассматриваемого труда не отказывались полностью от тезиса о возмож-

В 1981 г. на стратегическом командно-штабном учении под руководством министра обо-

Со стороны Соединенных Штатов не было аналогичных заявлений о неприменении ядер-

корпораций (ТНК). ТТП именовали «экономический НАТО» для Азиатско-Тихоокеанского

Возвращаясь к вопросу о революции в военном деле, следует подчеркнуть, что стиму-

разведывательно-ударных и разведывательно-огневых контуров 127. Начальник Генерального

несущих беспилотных летательных аппаратов категории “микро” – массой несколько десятков

чительное влияние на структуру этой системы в направлении ее большей полиархаичности,

Крупнейшими инвесторами разработок в области искусственного интеллекта являются

нию Президента РФ В.В. Путина Объединенного стратегического командования «Север».

киберсфере. Считается, что даже сравнительно небольшие государства с некрупными воору-

в киберпространстве, по своему происхождению могут быть гражданскими коммерческими

ликвидации террористов-смертников и командиров боевиков, а также дает координаты для

Специальные операции отличаются от конвенциональных (обычных) операций по

Понятие «гибридная война», как уже отмечалось выше, используется сегодня и на

не на таких принципах, которые предполагали бы совершенствование человека 246. Соответ-

Подобные взгляды на войну были весьма распространенными в Европе вплоть до Первой

Упомянутые российские генштабисты-энциклопедисты в 1911 г., опираясь на многочис-

зацией внутренней обстановки («первой русской революцией»), унизительным поражением

можностям вооруженных сил и применяемым ими способам ведения военных действий, а

Просчеты советского руководства в идеолого-политической оценке целей войны со сто-

На этом фоне весьма впечатляюще выглядят результаты борьбы с исламскими террори-

расцвел антисемитизм. И демократическим путем, через выборы в рейхстаг, к власти пришли

После Второй мировой войны на определенный период времени утратили субъектность

ном порядке укомплектованы экипажи подводных лодок, подразделения специального назна-

На систему «Статус-6» обратили должное внимание в США (там ее стали именовать

пусковых установок и подводных лодок в подводном положении, а также на возможности обра-

чительная часть СЯС приходится на морскую составляющую, которая считается сравнительно

Выступая с лекцией для руководящего состава Минобороны РФ и представителей обще-

соответствии с действующими нормами и процедурными возможностями имеется 13 минут

Президент обладает правом определять, кто на постоянной основе принимает участие в

Управление политической работы ЦВС призвано заниматься вопросами партийного

которая ранее в системе стратегического управления отсутствовала: Сухопутные войска (СВ)

главенствующую роль политического руководства. Либо надо говорить о «государственном

Эти разработки Г. Кана, практически забытые к нынешнему времени, не утратили своей

«интегрального полководца» исключительно актуальна и в современных условиях для любого

Ядерное сдерживание остается сегодня самой ощутимой формой небоевого применения

Вам также может понравиться