Османы в 18 веке

http://www.reenactor.ru/ARH/PDF/Cheycheva.pdf
3 вопрос.
Происхождение Казачества.
https://vk.com/doc233929417_629392580?
hash=GFUp3agBMwlmjzg1dZTZpVLuZSoYU1bw42jGlDPsP7o&dl=svfgJjp
gFcU4j6sM3KexUuAMgyASZtIcyvts18NzL9T
Проблема генезиса донского казачества тесно связана с вопросом о его исторических
предшественниках. Объясняется это сходством образа жизни и элементов культуры разных
сообществ, проживавших на Дону, от глубокой древности вплоть до появления в XVI в. казачества.
По-видимому, что это несомненное сходство создавало предпосылки для рассмотрения
исторических предшественников казачества в качестве его непосредственных и прямых предков.
По крайней мере, в числе предков казачества назывались ираноязычные народы древности,
германцы-готы, а также славянское население времен Белой Вежи и Червленого Яра. Сходство
образа жизни и элементов культуры и быта определяется тем, что в жизни всех этих сообществ,
включая казачество, очень большую роль играла война. Это определило значительную близость
их ментальности, основанной на системе ценностей, характерной для воинского средневекового
сообщества. Черты общественной и индивидуальной психологии этих сообществ определялись
тем, что все они были воинскими сообществами, а каждый их член независимо от места на
ступенях социальной иерархии представлял собой прежде всего воина. Воинскому образу жизни
соответствовали их общественно-политическая структура, характер поселений, носивших
укрепленный характер, отраслевая особенность хозяйства, в котором большое значение имело
необходимое для ведения войны коневодство.

Разгром Хазарии в 965 г. киевским князем Святославом Игоревичем привел к перемещению части
русского населения на Дон. На месте Саркела возник русский город Белая Вежа. Однако
господствующее положение на территории Дона заняли тюркоязычные печенеги, которых с 30-х
годов XI в. вытеснили половцы. В период нашествия монголов половцы были завоеваны. Их
земли, включая территорию Дона, вошли в состав созданной в 1243 г. Золотой 20 Орды. По
данным фламандского путешественника В. Рубрука, относившимся к 1257 г., по Дону
существовало несколько русских поселений, жители которых выполняли службу по отношению к
хану Золотой Орды, которая заключалась в обеспечении переправы через реку. О тюркском
составе населения, проживавшего по Дону в конце XIV – первой половине XV в., сообщалось в
повести о путешествии митрополита Пимена и его спутников в Константинополь, относившемся к
1385 г., и в сочинении венецианца И. Барбаро, проживавшего в Тане в 1436–1452 гг.

Возникновение казачества на Дону прослеживается с XVI в. по данным письменных источников.

Этому способствовал целый комплекс предпосылок. В отечественной историографии, начиная со
второй половины XIX в., колонизация окраинных территорий рассматривалась как процесс,
игравший в истории России очень большую роль. Частью этого процесса являлась колонизация
Дона, а казачество рассматривалось как социальный слой, обеспечивавший его. В историографии
утвердилось положение о том, что предпосылки колонизационного процесса связаны с
внутренним состоянием в России как в метрополии и проходившими в ней процессами.
Важнейшим из таких процессов С. М. Соловьев видел завершение объединения русских земель и
укрепление русской государственности. Историография конца XIX в., не отрицая этого,
подчеркнула в то же время значимость внутренних социально-экономических процессов.
Подчеркивалось также значение внешнеполитических предпосылок, сложившихся в конце XV–XVI
вв.

Характеризуя положение южных русских окраин в XVI в., М. Н. Тихомиров в своем исследовании,
посвященном исторической географии России того времени, отмечал, что по мере ослабления,
упадка и распада Орды сложились предпосылки для продвижения на юг русского населения.
Южные лесостепные и степные территории, которые назывались в то время русским населением
Полем, привлекали такое продвижение целым рядом обстоятельств. Во-первых, их природные
условия были благоприятны для различных видов хозяйственной деятельности. Во-вторых, были
несомненны неблагоприятные последствия переселения под давлением половецкого
наступления русского населения из Южной Руси в Северо-Восточную Русь, на менее
благоприятные для земледельческого хозяйства 21 территории. Очевидно, что неудивительна для
русского земледельческого населения тяга к южным территориям, к их заселению и
хозяйственному освоению. Сказывалась, кроме того, тяга к вольности, поскольку уход на Дон
позволял избавиться от усиливавшегося в русских землях феодального гнета и крепостничества.
Выходы русских промысловиков в лесостепь и степь, в бассейн Дона, происходили уже с конца XV
в. На первых порах эти выходы носили сезонный характер. Глубокой осенью промысловики
возвращались на старые места жительства. Существуют гипотезы о том, что промысловики,
выходцы из русских земель, встречали на Дону старожилое население вроде червленоярцев на
Хопре, в ряды которых они вливались, от которых получали на первых порах поддержку. В рамках
таких гипотез такое население рассматривается в качестве казачества. Прямая связь между таким
населением и донским казачеством, известным по письменным источникам с XVI в., не доказана.
В условиях, существовавших в то время в Поле, мирные промысловики объединялись
одновременно в военные отряды, поскольку существовала необходимость противостояния
местным татарам и ногаям. Благодаря этому они могли закрепляться в качестве постоянного
населения Дона и становиться казаками, у которых возникали укрепленные поселения,
получившие наименования городков. Эти поселения носили военизированный характер. По
мнению П. П. Сахарова, было два важнейших пути проникновения на Дон переселенцев. Один из
них проходил вниз по Дону из Рязанского княжества, формально независимого до 1521 г., а также
из Касимовского ханства. Шли по этому пути рязанские промысловики и служилые люди и
служилые касимовские татары, которые в связи с выполнением своих служебных обязанностей на
службе московских великих князей и царей нередко ездили вниз по Дону до Азова. Второй путь
шел вниз по Северскому Донцу из Северской земли. Шли по нему промысловики и служилые
люди, проживавшие в северских княжествах, вошедших в состав Московского государства при
Иване III и Василии III. Начиная со второй трети XVI в., по документальным источникам из
Ногайских дел, прослеживается поток жалоб ногайских владетелей на действие выходцев из
русских земель, которые совершали нападения на ногаев.

Первое сведение о поселении казаков на Дону относится к 1548 г. и содержится в Продолжении

Хронографа редакции 1512 г. В ней говорилось об «остроге» на Волго-Донской Переволоке.
Находившийся в ней вооруженный отряд во главе с тулянином Истомой Извольским и ставшим
известным несколько позже атаманом донских казаков Михаилом Черкашениным разгромили
крымское посольство, шедшее в Астраханское ханство. Судя по имени, М. Черкашенин был
казаком украинского происхождения. Под 1549 г. в грамоте ногайского князя Юсуфа содержится
сообщение о том, что на Дону появились «город» «в трех и в четырех местах» «холопов» русского
царя, во главе которых стоял «нехто Сары Азман». Первое прямое упоминание о донских казаках
относится к 1549 г. и содержится в грамоте Ивана Грозного ногайскому князю Юсуфу. В ней
сообщалось, что Иван Грозный велел своим казакам, путивльским и донским, крымские улусы
воевать и недружбу царю (крымскому хану. – Н. М.) делать». В полной мере о существовании
донского казачества, которое прослеживается по письменным источникам, можно говорить со
второй трети XVI в. Примерно с середины этого столетия оно становится весьма существенным
фактором международной жизни на широком пространстве от Волги до Черного моря.

Казаки на Северном Кавказе 16-17 вв.

https://vk.com/doc222085075_637287975?
hash=Z65umo4uEYAis9yO9lg4endGrR8ei9kbcC0pcl2JYEs&dl=6YXkk6qR
QYSiEVwNMmzfmansgsuj3h08AFJv5Vnyh0T
Образование казачества. XVI столетие в истории России — время укрепления единого
централизованного государства, борьба со своеволием удельных князей н крупных бояр-
вотчинников, с независимым положением русской церкви; время дальнейшего закрепощения
крестьян, острой классовой борьбы как ответной реакции на закрепощение; время массовых
побегов, народных бунтов и городских восстаний — этих грозных предвестников грядущих
крестьянских войн в истории России. Анализируя причины побегов крестьян на окраины Русского
государства, в частности на «вольный Дон», который «был центром казачества», К. Маркс писал:
«Причины побегов лежали в государственном гражданском порядке...» \ Уже не отдельные
личности, как раньше, но целые семьи и селения со всеми своими «животами», со всем своим
скарбом — крепостные крестьяне и холопы, бобыли и «гулящие люди», посадские и приборные
низы — «беглые сходцы» из самых разных городов и сел России — устремлялись на Юг и Юго-
Восток — в земли, не подвластные никакому государству или номинально подчиненные местным
феодальным владетелям.

Несмотря на ряд правительственных запретов уходить на Дон в «молодечество», к 20—30-м годам

XVI в. значительное число беглых русских людей поселилось в междуречье Северского Донца и
Дона, многие казачьи городки стояли и по левобережным притокам Дона — Хопру, Медведице,
Иловле. А уже к середине XVI в. донские степи вплоть до Азова и Волги в какой-то степени
контролировались вольными конными ватажками и станицами казаков, достигавших в своих
походах «за зипунами» нижнего течения Волги и Каспия и становившихся здесь «волжскими
казаками». Отсюда «волжане» уже легко могли попасть на Терек и Яик, будучи выходцами и из
«окраинной стражи» рязанских пределов, и с вольного Дона, и из иных областей Руси, и здесь
превратиться в «яицких» и «терских» казаков, получая от современников свое название по
территориальному признаку. Еще до окончательного обоснования на Северном Кавказе двух
географически близких казачьих групп — терцев (терское низовое казачество) и гребенцов
(гребенские казаки) подвиЖ328 ные казачьи ватажки, эпизодически появлявшиеся в устье Терека
(особенно на о. Чечене), а затем и в его среднем течении («Усть-Сююнчи реки»), в дальнейшем
прибывали на Северный Кавказ в основном по проторенным и освоенным водным трассам —
Волга — Каспий — Терек \ Место первоначального расселения гребенских казаков окончательно
не определено. Однако если учесть все существующие точки зрения о местах первоначальной
локализации гребенцов, то можно предположить, что формирование терско-гребенского
казачества происходило в достаточно широком ареале — от урочищ Голого гребня на юге и до
междуречья Терека и Сунжи на северо-западе.

Не исключена также возможность, что до своего окончательного обоснования гребенцы, как и

другие группы казачества, порой меняли места своих поселений, правда, не покидая районов
своего постоянного обитания. О жизни гребенских казаков сообщают, в частности, документы
1627—1629 гг., связанные с поисками серебряных руд в горской «землице Таабыста»,
находившейся на территории Кабарды и Балкарии 4. Очевидно, гребенские казаки в
хозяйственном плане освоили территории в междуречье Терека и Сунжи. Причем среди терско-
гребенского казачества особенно популярны были как наиболее безопасные места для поселений
привычные им устья, а также верховья малых рек с их готовыми природными «твердями» —
речными мысами и островами, которые легко можно было превратить в неприступные крепости.
Ранние городки терских и гребенских казаков назывались или по именам первооснователей, или
выборных атаманов, или же по местам выхода первопоселенцев, а также и в связи с местной
топонимикой края; папример, Курдюковский (Курдюк Иванов), Шевелев (Федор Шевель),
Шадрин, Кирьяков, Степанов, Семенов, Барматов, Вязанов и др., но Червленый, Медвеженский,
Наурский и т. д.5 Некоторые городки назывались по названиям рек — Быстрой, Черной, Белой,
Гремячей в Гребенях, или местными именами — Оксай, Аргун и др., или же русскими именами.
Ряд городков, как бы «кочуя», перемещался то на левый, то на правый берег Терека, то в его
среднем течении и ниже, однако основное «гнездо» городков оставалось в устье Сунжи. После
стихийных бедствий (разливов рек, пожаров, частых моровых поветрий) и разрушений от
нашествий иноземных захватчиков городки отстраивались заново или же переносились в новое,
более удобное и безопасное место, иногда возрождаясь под новыми именами или же сливаясь
друг с другом.

Основательно географию расположения гребенских и терских городков перекроил в середине XVII

в. поход иранских войск и их союзников на Терек — это так называемое казаками «кызылбашское
разоренье» 1653 г., когда были опустошены все казачьи Гребни6. Если до этого были городки
Шевелев, Царев, Кирьяков, Медвеженский, Бармата, Семенов, Сарафанников, Потапов, Вязанов,
Левонтьев, Симонова, Афанасьев, Слепова, то после 1653 г. остались невосстановленными
городки Курдюков, Шадрин, Ищерский, Верхний и Нижний Червленный, Наурский, Гладковский,
Аристов и др., т. е. было уничтожено более 10 казачьих городков \ Таким образом, если одни
городки дали начало позднейшим гребенским станицам, то другие исчезли совсем, а их
население либо было У^ичтожепо, либо уведено в плен, а уцелевшие влились в состав населения
других русских поселений и казачьих городков. В момент появления вольных казаков на Тереке их
ватаги не представляли собой какую-то конкретную, монолитную группу выходцев из 329
определенного района Руси. Это подтверждает сам характер ранних казачьих обществ и
представление о казаках в документах XV I—XVII вв. как о беглых «сходцах» и «гулящих» людях из
различных районов страны (от Русского Севера до «рязанских Украин»), В число первых
насельников междуречья Терека и Сунжи входили, например, волжские «воровские» (вольные)
казаки, а также и другие беглые «сходцы» из всех районов России, которых жизненные и
исторические обстоятельства выталкивали в состав вольных казачьих друяшн на Дон, Волгу и
Терек. Все это приводило к сложению пестрого этнического состава ранних казачьих обществ на
Дону, Волге и Яике8. Таким же полиэтничным по своему составу с самого начала возникновения
было и терское казачество, включавшее на протяжении истории разноплеменных выходцев, в том
числе и из среды соседних горских народов. Об этом, в частности, говорит множество документов
первой половины XV II в. В числе терско-гребенских казаков того времени упоминаются имена и
фамилии явно местного происхождения — такие, как Байтерек, Евлаш, Агрыжан, Тагайпс,
Кардавил, Яхдаш, Бармата, Остай, Досай, Асанко, Ураков, Иван и Андрей Новокрещеновы и т. д.

Терский городок. Первые русские крепости на Северном Кавказе были построены в начале второй
половины XVI в. по просьбе наиболее дальновидных северокавказских владетелей, остро
нуждавшихся в близком и постоянном присутствии русских «воинских» служилых людей (с
«военным боем»). В свою очередь, русское правительство ставило эти крепости в надежде
превратить их в опорный пункт своего влияния, поскольку, не имея их, трудно было оказывать
необходимую и своевременную помощь северокавказским союзникам России. Прибывшее в 1566
г. в Москву очередное кабардинское посольство от тестя Ивана Грозного князя Темрюка Идарова
просило построить крепость в устье Сунжи (левый берег реки, при перевозе через Сунжу) 10,
чтобы иметь защиту и постоянную воинскую силу от нападения крымских татар и османов. Царь
согласился и повелел поставить такую крепость «по челобитию кабардинского Темрюка князя
черкаского» “. Спустя год крепость (деревянный рубленый город), снабженная артиллерией и с
гарнизоном из присланных стрельцов, боярских детей и служилых казаков, была построена, что
вызвало ярость в правящих кругах Оттоманской Порты и Крымского ханства. Использовав это
событие как повод, султан и крымский хан, как указывалось выше, совершили на
северокавказские народы — союзников России — и на русские территории ряд походов и набегов.
В пору наибольших осложнений внешнеполитической обстановки Россия вынуждена была снести
этот городок. Окончательно русская крепость на Тереке, в его устье, на протоке Тюменке, была
отстроена лишь в 1588—1589 гг. Этому способствовали развивавшиеся по восходящей линии
дружеские связи России с народами Северного Кавказа и Закавказья, а также ее упрочившееся
положение на Кавказе, когда Россия, отдохнув от длительной и тяжелой Ливонской войны, была
готова вновь выполнить свой союзнический долг перед дружественными народами Кавказа.
Примечательно, что возведение Тюменского городка, получившего вскоре название Терки, было
также связано с просьбой кахетинского царя, кабардинских князей и ряда других союзников
России на Северном Кавказе.

Город Терки к началу XV II в. стал важным центром политических и экономических связей России с
народами Северного Кавказа и Закав330 казья. В городе постоянно находился воевода,
подчинявшийся астраханскому воеводе, стоял гарнизон из стрельцов, служилых терских казаков и
новокрещенов из горцев, хранилось военное снаряжение и продовольственные запасы.
Административным центром Терков был свой небольшой Кремль (Малый город), внутри которого
стояли воеводский двор, приказная изба, аманатные избы, пороховой погреб, житница,
церковный собор и полторы сотни жилых домов. К Кремлю примыкал Земляной, или Большой,
город, окруженный земляными укреплениями с башнями и раскатами, глубоким рвом. Внутри
Большого города располагались торговые ряды, три гостиных двора, куда съезжались купцы,
харчевни, две приходские церкви, таможня, полковые избы, кружечный двор и т. п.12
Деревянные Терки часто горели (например, в 1644 и 1688 гг.) и отстраивались заново. В 90-х годах
XVI в. из Кабарды в Терки после острых феодальных междоусобиц выехали на постоянное
жительство князья Куденет Камбулатов и Сунчалей Янглычев со своими узденями и холопами;
затем к ним добавились и другие выходцы из среды местных горских народов Северного Кавказа
(чеченцы, ингуши, кумыки, татары и др.). Уже в первой половине XVII в. под стенами Терского
города, в его заречной части, сложились различные «слободы великие», занятые
северокавказским населением: Черкасская, Окоцкая, Новокрещенская и Татарская. Самой
крупной была Черкасская слобода. К концу XVII в. в ней насчитывалось 175 дворов, а в Окоцкой —
160 дворов потомков окочан. В целом же общее число выходцев из среды горских народов
Северного Кавказа чуть ли не в три раза превосходило число русского населения в городе 13. В
Терки в надежде на защиту от набегов и притеснений со стороны феодалов на протяжении всей
истории города прибывали беглые холопы северокавказских владетелей. Очень часто последние
обращались и к местным властям, и с челобитными на имя царя с просьбой вернуть их обратно,
причем, если беглый крестился (т. е. принимал православие), его не имели права выдать назад.
Население зареченских «слобод великих», как правило, находилось на военной,
дипломатической и прочей административной службе у Русского государства (переводчики,
послы, проводники, служилые «воинские люди», и т. п.) |4. Именно местное население и было
одним из тех связующих звеньев, посредством которых осуществлялась политика России на
Северном Кавказе, а также крепились дружеские связи русского народа с народами всего Кавказа.