Гипотеза Сапира-Уорфа

Лингвистическая относительность, известная также как гипотеза Сапира-Уорфа или уорфианство, - это
концепция-парадигма в лингвистике и когнитивной науке, согласно которой структура языка влияет на
познание или мировоззрение его носителей. Раньше у него была сильная версия, утверждающая, что язык
определяет мышление и что лингвистические категории ограничивают и определяют когнитивные категории.
Более принятая слабая версия утверждает, что лингвистические категории и их использование только
влияют на мысли и решения.

Гипотеза развилась из работ Эдварда Сапира и Бенджамина Ли Уорфа. Гипотеза оказала влияние на
дисциплины, выходящие за рамки лингвистики, включая философию, нейробиологию, антропологию,
психологию и социологию. Происхождение, определение и применимость гипотезы были спорными с
момента ее появления. Она то появлялась, то исчезала и остается спорной по мере продолжения
исследований в этих областях.

Лингвистическая относительность была сформулирована в качестве проверяемой гипотезы Роджером

Брауном и Эриком Леннебергом на основе экспериментов по восприятию цвета в разных языковых группах.
Восприятие цвета и именование были популярной областью исследования, в которой проводились
исследования, подтверждающие, а затем отвергающие достоверность лингвистической относительности.
Появилось множество контргипотез, включая универсальную грамматику, конструктивизм, объективизм,
эссенциализм, идеализм и релятивизм.

Лингвистическая относительность повлияла на произведения художественной литературы и изобретение

конструируемых языков. Гипотеза Сапира-Уорфа Эта гипотеза - позиция лингвистической относительности -
утверждает, что (цитируя одного из ее авторов) язык "не просто воспроизводящий инструмент для
озвучивания идей, но сам является формирователем идей, программой и руководством для осмысленной
деятельности человека". Короче говоря, язык определяет (или формирует) наше восприятие реальности.
Классическим литературным примером этого является "язык новостей" тоталитарных правителей в романе
Джорджа Оруэлла "1984". Наиболее известными примерами, часто приводимыми в социальных науках,
вероятно, являются примеры хануну, у которых есть 92 названия для риса, каждое из которых передает свою
реальность, и эскимосов, у которых есть более сотни слов для обозначения снега. Такая тонкая
дифференциация позволяет этим культурам более четко видеть важные аспекты своей культуры.

Это важная теория, и в утверждении о том, что язык играет определенную роль в формировании реальности,
есть большая доля истины. Однако не следует преувеличивать ее значение и впадать в крайний релятивизм:
похоже, что существуют также лингвистические универсалии, или черты, общие для всех языков; и слова
часто изобретаются для отражения, а не для создания новых явлений в реальности. (В случае с
микроволновыми печами, например, слово "микроволновая печь" нужно нам для того, чтобы изобразить
реальное явление, а не для того, чтобы изобрести сами печи). С момента своего появления в 1920-х и 1930-х
годах гипотеза Сапира-Уорфа вызвала споры и породила исследования в различных дисциплинах, включая
лингвистику, психологию, философию, антропологию и образование.

Эдвард Сапир и Бенджамин Ли Уорф привлекли внимание к взаимосвязи между языком, мышлением и
культурой. Ни один из них формально не написал гипотезу и не подкрепил ее эмпирическими
доказательствами, но благодаря тщательному изучению их трудов о лингвистике исследователи обнаружили
две основные идеи.

Эдвард Сэпир изучал исследования Вильгельма фон Гумбольдта. Примерно за сто лет до того, как Сапир
опубликовал свои лингвистические теории, Гумбольдт написал в "Gesammelte Werke" сильную версию
лингвистического детерминизма:
Сапир взял эту идею и расширил ее. Хотя он не всегда поддерживал эту твердую гипотезу, его труды
утверждают, что между языком и мышлением существует очевидная связь.

Бенджамин Ли Уорф был учеником Сапира. Уорф разработал более слабую теорию лингвистической
относительности. И Сапир, и Уорф были согласны с тем, что именно наша культура определяет наш язык,
который, в свою очередь, определяет способ, которым мы классифицируем наши мысли о мире и наш опыт в
нем.

Более пятидесяти лет исследователи пытались разработать исследования, которые поддержали бы или
опровергли эту гипотезу. Сильная версия получила слабую поддержку, поскольку практически невозможно
проверить мировоззрение человека без использования языка. Поддержка слабой версии была минимальной.

Проблемы с гипотезой начинаются, когда человек пытается определить, что именно утверждается в
гипотезе. Пенн отмечает, что гипотеза утверждается "более и менее решительно в разных местах в работах
Сапира и Уорфа" (1972:13). В некоторых местах Сапир и Уорф поддерживают сильную версию гипотезы, а в
других - только слабую. Алфорд (1980) также отмечает, что ни Сапир, ни Уорф на самом деле не назвали ни
одну из своих идей о языке и познании гипотезой Сапира-Уорфа. Это название появилось только после их
смерти. Это привело к широкому толкованию того, что исследователи считают единственной и неповторимой
гипотезой.

Другая проблема с гипотезой заключается в том, что она требует измерения человеческого мышления.
Измерить мышление и мировоззрение человека практически невозможно без сбивающего с толку влияния
языка, еще одной из изучаемых переменных. Исследователи довольствуются изучением поведения как
прямой связи с мышлением.

Сторонники гипотезы Сапира-Уорфа должны признать, что их изучение языка в "реальном мире" не
бесспорно, если их язык влияет на то, как они классифицируют то, что, как им кажется, они испытывают.
Пенн пишет: "Короче говоря, если человек верит в лингвистическую относительность, он оказывается в
эгоцентрическом затруднении, не имея возможности делать утверждения о реальности из-за сомнений в
собственной способности правильно описать реальность".

Еще одна проблема с гипотезой заключается в том, что языки и лингвистические концепции очень хорошо
поддаются переводу. Согласно лингвистическому детерминизму, концепция на одном языке не будет понятна
на другом языке, потому что носители языка и их мировоззрение связаны различными наборами правил. На
самом деле языки поддаются переводу, и только в отдельных случаях поэзии, юмора и других творческих
коммуникаций идеи "теряются при переводе".

Последней проблемой, которую исследователи обнаружили в гипотезе Сапира-Уорфа, является отсутствие у

Уорфа эмпирической поддержки его лингвистических идей. Уорф использует языковые нюансы для
доказательства огромных различий между языками, а затем ожидает, что его читатель сделает вывод об
этих различиях в мышлении и поведении. Шлезингер нападает на хлипкую поддержку тезисов Уорфа:
"...простое существование таких языковых различий не является достаточным доказательством для
параллелистских утверждений о соответствии между языком, с одной стороны, и познанием и культурой, с
другой, и для детерминистского утверждения о том, что последнее определяется первым". Шлезингер также
не видит связи между лингвистическими доказательствами Уорфа и какими-либо культурными или
когнитивными данными. "Уорф иногда приводит переводы с иностранного языка на английский и оставляет
на усмотрение читателя вывод о том, что здесь должно было быть соответствующее когнитивное или
культурное явление".