Pod Klin Evoj Ubkoj

Ссылка на материал: https://ficbook.
net/readfic/5444324
Под клиньевой юбкой

Направленность: Слэш
Автор: Bonni. (https://ficbook.net/authors/278326)
Беты (редакторы): Saturn_is_internal (https://ficbook.net/authors/2344384)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Пак Чимин/Мин Юнги, Мин Юнги/Чон Чонгук, Ким
Намджун, Ким Сокджин, Ким Тэхён, Чон Хосок
Рейтинг: NC-17
Размер: 208 страниц
Количество частей: 21
Статус: завершён
Метки: Современность, Грубый секс, Алкоголь, Курение, ООС, Нецензурная
лексика, Underage, Ангст, Драма, Повседневность, Hurt/Comfort, AU, Songfic,
Учебные заведения, Дружба, UST
Описание:
Если спросить у Юнги, что является самым важным в его жизни, то он исправит
«что» на «кто» и с полной уверенностью назовёт имя своей младшей сестры.
Позволить жить у себя? Конечно. Отдать на учёбу последние сбережения? Без
проблем. Надеть юбку? Хоро... Постойте, чего?!
Публикация на других ресурсах:

Разрешено только в виде ссылки
Примечания:
Супер-качественную печатную версию фанфика можно приобрести ТОЛЬКО
здесь: publisher_wavet (инстаграм)
___________
Первая мысль — лучшая, блять, мысль.
Слишком много гомосексуалов и драмы на квадратный метр одной школы.
Лучше закрывайте, пока не поздно.
Обложки:
❤ https://vk.com/doc192380879_465593066
❤ https://vk.com/doc192380879_455979281
❤ https://vk.com/doc192380879_452285427
________
◈ Несколько артов от любимой grehova:
— https://vk.com/doc192380879_459965614
— https://vk.com/doc192380879_460355618
Спасибо чудесной художнице ❤
◈ Невероятные арты by Alex Romero:

https://vk.com/doc192380879_461156527
https://vk.com/doc192380879_460710784
◈ Арт от хини:
— https://vk.com/doc192380879_460356847
◈ Скетч к четвёртой главе от aoi tsu:

— https://vk.com/doc192380879_460036589
◈ Все арты в аьбоме:
— https://vk.com/album-92416378_251779881
ТРЕЙЛЕР: https://www.youtube.com/watch?v=HBULa4HTPB4
◈ Жду вас в паблике:

https://vk.com/by_bonni
!!! ВНИМАНИЕ !!!

Я отмечу, чтобы не было недопониманий:
Юнги и Джин — самые старшие из всех, они одногодки. 23 года по корейским
меркам.
ВСЕ остальные мемберы младше, но одного возраста.
Оглавление
Оглавление 2
Пролог. 3
Примечание к части 9
1 и 2. Нужно сыпать удобрения горкой. 10
3. Знания — это сила. 27
4. Физическое воспитание. 37
5. Как шедевр кинематографа. 47
6 и 7. Джин-тоник, алкогольный порог и исповедь. 56
8. Расшатанная гордость и предубеждение. 72
9. Обступающая действительность. 81
10. Чистокровный подонок. 90
11. Блядство, разврат и курение. 100
12 и 13. Параллелизм. 108
14. «Поп шоув-ит». 124
15. Хорошие плохие решения. 134
16. Упрямство — вывеска дураков. 142
17. Мэри Мастрантонио. 152
18. Месть — это блюдо, которое подают с соджу. 166
19. Предложение себя. 181
20. Чужой день. 192
21. Чужая ночь. 202
22. Эта замечательная жизнь. 217
Эпилог. 223
Примечание к части Пояснения к тексту:
*Рампа — устройство в скейт-парке в виде пологого трамплина (дуги).
*Ихва — негосударственный женский университет в центре Сеула.
*Ульса́ н — город-метрополия в юго-восточной части Корейского полуострова.
Пролог.
Юнги провёл тыльной стороной ладони по лбу, сметая с него градины

пота. Ощутил эту солёность на языке, когда прошёлся острым кончиком от
одного края рта к другому.
— О чём задумался? — спросил Намджун, быстро закрывая и открывая глаза,

будто ему в глаз попала ресница и он пытается её выморгать.
— О том, что сейчас поджарюсь, — соврал.
— У тебя такое выражение лица, будто ты жизнь свою переосмысливаешь, —

Мон закатил глаза. — Только не говори, что ты серьёзно думаешь об этом.
— Не напоминай.
Юнги быстро отгоняет посторонние мысли и почти хнычет, роняя свою

оголённую спину, покрытую мелкими ссадинами и синяками, на прохладную
бетонную поверхность. Прикрывает глаза и наслаждается прохладой, что
перетекает в кожу спины из шершавой поверхности мелкими иголочками. Как
приятно.
Скейт-парк опустел.
На другом конце бетонной рампы* сидели два велосипедиста и увлечённо

спорили. Парень с дредами и татуированной шеей что-то доказывал своему
другу. Что именно — отсюда было не разобрать. Под вечер жара немного спала,
но Мин минутами ранее около десяти (или больше) раз пытался проделать
«вэриал хилфлип» на своём стареньком, потёртом скейте, невзирая на
намджуновы замечания о том, что «вэриал» не получится без «поп шоув-ита».
Этот приём он из раза в раз не мог проделать, в конце концов наплевав и
перейдя на следующий уровень.
Именно по этой причине упёртый Мин Юнги падал в минуту как минимум два
или три раза, окончательно раздирая ткань светлых джинсов на коленях. Или
плюхался на задницу, удручённо пыхтя под нос вереницу из чего-то досадно-
несуразного, причём между «блять» и «сука» были ещё как минимум три или
четыре слова, а на скейте добавлялись лишние трещины.
— Пока ты не сделаешь «поп шоув-ит» — «вэриал» не получится, — в сто первый

раз повторил Джун, расстёгивая замок на своём джинсовом рюкзаке с разными
цветными нашивками.
— Получится, — буркнуло распластавшееся на бетоне худощавое тело. — Я

сказал, что проделаю его — значит, я проделаю. И без сраного «поп шоув-ита».
— Ну и долбоёб, — пожал плечами друг, выуживая из диковинного рюкзака

сникерс. — Ты себе быстрее нос разобьёшь. А что ещё круче — сломаешь.
4/224
Будешь кривоносый ходить, поддерживать статус отбитого.
— Держи вселенское пошёл нахер, — буркнул Мин, расслабленно прикрывая

глаза.
Он думал обо всём сразу. Медленно, словно в наполненную ванну, с головой

погружался в сегодняшнее утро.
Не знал, что ему делать с возникшей сложной ситуацией. В таком положении

оказался впервые. В голове вновь и вновь всплывали заплаканные глаза сестры,
которая отбросила телефонную трубку на другой край стола.
— Ненавижу!
До этого она говорила с отцом. Юнги лишь тихо попивал кофе у плиты,
наблюдая, как Юнджи ненавистно рычит себе под нос. Следом девушка просто
взрывается плачем, хватая со стола пустую кружку и отшвыривая в
противоположную стену. Старший вздрагивает, отставляет свой кофе на тумбу и
направляется к младшей сестре, склоняясь и обнимая сзади за плечи.
— Тише, тш-ш, — успокаивает Юнги плачущую девчонку, утыкаясь носом в

тёмную макушку, которая пахнет яблоками и малиной. — Что он сказал?
Юнги любит свою младшую сестру. Наверное, больше никого в этой жизни Мин
не любит так сильно, с самого рождения души в ней не чает. Как только ему с
отцом позволили зайти в родильную палату, и, будучи четырёхлетним ребёнком,
он увидел ревущий, укутанный в пелёнки маленький комок в руках матери, то
сразу понял: это что-то очень-очень родное, практически неделимое с ним
самим.
Умная, красивая и добрая. Юнги может поклясться, что ещё не видел таких
людей за всё своё время существования в этой вселенной. У него нет от неё
секретов, а у неё — от него. Порой ему кажется, что они и вовсе не родные —
настолько не похожи. Полные противоположности — два магнита с
одноимёнными отталкивающимися полюсами, но одновременно с этим одни и те
же люди, потому что магниты, пусть и отталкивающиеся. Сила Юнджи в том, что
у неё никогда нет места для мрачных мыслей. Свет вокруг неё всегда отчего-то
мягче, теплее и уютнее. Пленительнее. Она — маячок, который Юнги может
зажечь в любую минуту и погреться в его озорном тепле.
Старший же наоборот — мрачный, угрюмый и злой мужик. Порой Юнги злится до

такой степени, что ему действительно хочется отдубасить свою сестру. И тогда
он чувствует, что сам на себя не похож. Но чаще случается, что на него
накатывают любовь и привязанность. Не в силах выразить это и всегда
чувствовать стену между вами — вот, что значит быть братом и сестрой. Вот
почему, как ни странно, уместно называть их самыми близкими чужаками. Они
самые близкие люди, но они — чужаки. Они — чужаки, но они самые близкие
люди.
Мин готов глотки разорвать зубами любому, кто обидит его сестру.
С узами родства всё предельно ясно, а что тогда насчёт отношений между
сестрой и её мачехой? Родная мать Мина ушла из семьи, оставив двух детей на
мужчину со средней зарплатой и работой простого офисного служащего. Они
5/224
поднимались постепенно, жили вместе дольше пяти лет, под одной крышей,
разделяя одни и те же воспоминания, ценности и трудности. И всё равно
конфликтовали, всё равно не понимали друг друга. Как они тогда могут
общаться с посторонними, если внутри семьи происходят постоянные скандалы
и ссоры, как выражался сам Юнги, «до кровавых соплей»?
В начале лета, когда Юнджи звонила ему в третий раз за неделю, заплаканным
голосом умоляя: «Забери меня», что же сделал Юнги? Примчал из Сеула в Тэгу,
сгрёб девчонку в охапку и отвёз в свою небольшую двухкомнатную квартирку
рядом с центром города. Несмотря на исключительную доброту и
стеснительность, Юнджи обладала прямотой — и между ними никогда не было
той напряжённости из-за малодушия и злопамятности, какая рано или поздно
возникает между близко контактирующими людьми.
В течение лета сестра пыталась адаптироваться в большом мегаполисе, а Юнги

всячески ей в этом старался помогать. Помириться с отцом труда не составило,
но проблемы долго себя ждать не заставили. Лето подходило к концу. Мысли о
будущем в виде облаков витали вокруг головы сестры двадцать четыре на семь.
Когда она приняла решение поговорить об этом с отцом, то они пришли к той
самой ситуации, произошедшей сегодняшним утром.
— Он сказал «нет», оппа, — захлёбываясь слезами, Юнджи закрывала ладонями

покрасневшее лицо. — Почему он продолжает рушить мою жизнь? Я так
надрывалась, чтобы попасть на эти курсы. Всё грёбаное лето.
— Перестань плакать, это ничего не решит и не изменит, — Юнги подсел за стол

рядом и поджал губы. Он ненавидел себя за то, что ничего не может сделать.
— А что мне остаётся, Юнги? — брюнетка шлёпнула ладонями по столешнице,

поддаваясь очередному приступу гнева. — Всё это было зря. Мне нужны эти
курсы, без них я не поступлю в Ихву*. Он не понимает, всё твердит про эту
частную школу. Эта школа — пустая трата времени. Пустая трата моей жизни.
Будь моя воля — я бы в этом году уже поступила, но не могу.
— Пройдёшь курсы в следующем году. Тебе ведь один год остался учиться,
разве нет? — Юнги поставил локти на стол, напряжённо глядя на брюнетку.
— Ты не слышишь меня. Так же, как папа. Я же объясняю: я не успела сдать

экзамены в Тэгу, уехала с тобой. Мне нужны эти курсы, чтобы закончить и
получить сраную бумагу о моём образовании. И главная проблема: если я не
пройду их сейчас, то мне придётся проходить в следующем году. А это значит,
что я не смогу вовремя подать бумаги в университет, просто не успею. Как мне
разорваться?
Юнджи снова исходит на нет, склоняя голову над столом. Слёзы текут по её
щекам, с подбородка капая на деревянную поверхность. Юнги думает о том, что
это он виноват. Это он забрал её, не дал закончить учёбу правильно. Кулаки
сжимаются, а тело напрягается от подгорающей на задворках злости. Злости на
самого себя.
— Перестань плакать, — бурчит Юнги, подаваясь вперёд и крепко обнимая

хрупкое худое тело. — Я не знаю, чем могу тебе помочь, Юнджи. Но мы
обязательно что-нибудь придумаем.
6/224
Некоторое время они молчали. Юнги обнимал младшую сестру за плечи, пытаясь
передать через прикосновение всю свою поддержку. А брюнетка тихо плакала,
прижимаясь щекой к минову плечу, из раза в раз шмыгая носом. Спустя ещё
пару минут она вдруг подозрительно затихла, дыхание выровнялось, а слёзы
перестали пропитывать футболку старшего. Мин чувствовал, как завертелись в
её голове мысли, словно сеть с миллионами маленьких рыбёшек.
— Юнги, какой у тебя размер обуви?
— Что?
— Хочешь? — из глубоких мыслей Мин Юнги резко вырвал намджунов низкий

голос.
Тот протягивал ему надкушенный шоколадный батончик, глядя через плечо и

видя, что друг погрузился в свои мысли слишком глубоко и буквально утопает в
них. Тонет.
— Угу, — отозвался Мин, выпрямляясь и принимая сидячее положение, спина

немного затекла. — А вода есть?
— Неа. Надо будет купить по дороге домой, — ответил Ким, застёгивая рюкзак.
— Или в автомате взять содовую.
— Или чего покрепче, — Юнги задумчиво качнул головой, откусывая батончик.
Намджун даже близко не занимался скейтбордингом или ещё каким-либо видом

спорта. Но всегда поддерживал в этом Мина. Лыжи? Ладно. Велосипед? Хорошо.
Баскетбол? Конечно. Скейтбординг? Без проблем. Так они и коротали пятничные
летние вечера — либо на старой баскетбольной площадке, либо в скейт-парке.
Юнги много раз думал попробовать и даже пытался привлечь Намджуна в спорт,
научить баскетболу или скейтбордингу, на что получал угрюмый взгляд и
недовольное: «Я ебал это нахрен, смерти моей хочешь?»
А ведь и правда. Намджун такой высокий и неуклюжий, что, кажется,

единственный спорт, которым он может заниматься, — вкручивание лампочек.
Юнги же напротив. В детстве, когда он посещал бассейн, одноклассники могли
пересчитать его рёбра. Казалось, если по ним провести специальной палочкой —
они будут издавать звук, как та детская игрушка. Конечно, сейчас, к двадцати
трём годам, Мин Юнги чуть поправился. Худые щёки приобрели округлый вид,
придавая его лицу некую искру миловидности, а рёбра выделяются уже не так
сильно. Он по-прежнему остаётся худым и миниатюрным (даже слишком), но
когда широко улыбается — глаз почти не видно. А когда жуёт с набитым ртом —
похож на бурундука.
— И всё же, — Намджун сминает фантик от сникерса, заталкивая в карман,

чтобы потом выкинуть в ближайший мусорный бак. — Как Юнджи себе вообще
это представляет? Она же вернётся потом в школу, а вы… Внимание, могу
перевернуть весь твой мир: хоть брат и сестра, но далеко не на одно лицо.
— Нет, если такое прогорит — она, когда вернётся из Ульсана*, просто

переведётся на второе отделение школы, где её никто не знает, — пожал
плечами брюнет. — Я не дослушал даже, мы поругались. Впервые за всё лето.
7/224
— Ты отказал?
— Блять, ну конечно! Я не настолько отбитый. И, по-твоему, сойду за бабу?

— Юнги, искренне удивляясь и немного раздражаясь, взглянул на друга,
который, как назло, оценивающе осматривал его с ног до головы.
— Почему нет? Вполне. Правда, за плоскогрудую. Но стройные ноги могут

компенсировать отсутствие сисек, — заключил с улыбкой Джун, едва удерживая
смех от вида вскипающей физиономии старшего.
— Да ты охуел? — Юнги ударяет друга в плечо, возмущённо хмуря брови.

— Пусть даже и так, но как я буду целый месяц ходить на занятия в частную,
мать его, школу? Носить типа юбки и колготки, краситься и прочая эта девчачья
хуета. Я даже в туалет не смогу нормально сходить, не говоря уже об уроках
физкультуры или что у вас там сейчас за поебота.
— Физическое воспитание.
— Похер. Как мне компенсировать членом отсутствие вагины?
Намджун легко засмеялся, представляя друга в образе школьницы и качая

головой, а Юнги тем временем спрыгнул с рампы, хватая скейт.
— У тебя нет вагины, но такое ощущение, будто ты — тёлка пэмээсная, просто

придумываешь отговорки. Ты ведь знаешь, что мы с Хоби можем тебя
прикрывать. Это не так невозможно, как кажется на первый взгляд. Безумно,
рискованно, но не невозможно. Плюс: он давненько глаз положил на твою
сестру, а тут она ещё и в нашу школу перевелась, да ещё в один класс. А тут
такой резкий облом ему будет, во всём есть свои плюсы.
— Можешь ему передать, что я этот самый глаз ему скормлю, — буркнул Юнги,
достав из портфеля друга чёрную футболку и быстро натянув на мокрое тело.
— Я не могу думать обо всём этом без бухла. Пошли нажрёмся?
— Пойдём.
***
— Ну здравствуй, — Хосок дерзко опёрся на косяк двери локтём, соблазнительно

(как ему самому казалось) играя бровями, когда девушка открыла дверь на
поступивший ранее звонок.
— Господи Иисусе, — Джун закатил глаза, толкая парня в плечо, следом

улыбаясь брюнетке. — Не обращай внимания, у него хромосома лишняя.
— Проходите, — легко засмеялась Юнджи, пропуская парней в прихожую

комнату небольшой квартирки брата. — Мы почти закончили. На кухне лимонад
в графине есть.
— Я целый день ждал этого с огромным нетерпением, какой лимонад может

быть? — Джун злорадно потёр ладони друг о друга, попутно скидывая белые
кроссовки.
8/224
— А я вообще не могу представить этого, — заверещал Хосок, явно
заинтригованный не меньше. — Надеюсь, ещё одну психологическую травму не
получу.
— А то он и так травмированный с детства, — заверил Намджун.
— Вот да, — качнул головой тот.
Юнджи, всё ещё посмеиваясь с двух забавных парней, отправилась в свою

комнату, чтобы завершить начатое. Ребята, находясь в томительном
предвкушении, прошли в зал, плюхаясь на небольшой бежевый диван и о чём-то
переговариваясь. Они спорили о какой-то очередной видеоигре, выясняя, какой
персонаж будет выше по рангу. Никогда не могли прийти к общему решению,
найдя компромисс. И чаще походили на двух мелких обормотов, а не на
учеников последнего класса престижной школы.
— Готово! — Юнджи, затаскивая брата за собой, сияла настолько, что можно

было бы осветить весь Сеул. — Тада-ам!
Голоса резко стихли, в комнате повисла громоздкая тишина. Намджун громко

сглотнул, а Хосок просто:
— Ёбаный в рот.
Юнги стоял, переминаясь с ноги на ногу в узких чёрных лоферах с ремешком на

подъёме и закругленными носами, и безвозвратно заливался густой краской. Он
ещё никогда в жизни не чувствовал себя настолько унизительно и блядливо. На
нём надета чёртова тёмно-синяя юбка из клиньев. На ноги натянуты чулки,
выглядывающие из-под этой самой ебливой юбки, которую надо одёргивать
каждую сраную секунду. На шее аккуратной ленточкой застёгнут чокер.
Волнистые локоны спускаются до ключиц красивыми нежными волнами, а на
губах бежевая матовая помада. Глаза немного щиплет от подводки и ещё чёрт
знает чего. Он просто молча про себя молился, что это всё сон, когда Юнджи с
неприкрытым удовольствием красила его глаза.
— Я бы вдул, — всё ещё пялясь на старшего во все глаза, Хосок кашлянул в

кулак как можно тише, чтобы услышал только Намджун, но услышали, конечно,
все.
— Ещё слово — нечем будет вдувать, — пробурчал Юнги, не в силах и глаз

поднять на друзей. Волосы противно лезут в глаза и рот.
— Ты и ноги, небось, побрил?
— Стяни ебло.
— Ну тише, — нахмурилась Юнджи, стукнув брата с угрозой по плечу, попутно

подправляя искусственные волосы. — Прошу любить и жаловать вашу новую
ученицу — Мин Юнджи. Неплохо я поработала, а?
— Ты тоже собралась издеваться? — вымученно застонал старший. — Ты мне

всю жизнь будешь этот долг выплачивать.
— Да где я издеваюсь-то? — брюнетка улыбнулась, подправляя на Юнги

9/224
широкую чёрную футболку с рукавами до локтей, более тщательно заправляя её
под юбку. — Мне ещё многому нужно тебя научить. Быть девушкой не так
просто, как кажется. Даже наклоняться надо уметь.
— Сожгите меня, — проскулил старший, глядя на свои оголённые колени.
— Признаться честно, я пришёл сюда поржать, — начал Намджун с улыбкой на

лице, но когда Юнги стрельнул убийственным взглядом, то парень вмиг стал
серьёзным. — Но, чёрт возьми, Юнги-хён, у вас действительно всё прокатит с
этим. Я даже немного в шоке. Думаю, нам с Хосоком придётся ещё и от парней
тебя отгораживать. Юнджи ведь примерная ученица и не должна избивать
учеников.
— Я могу притвориться твоим парнем, — резко поднял руку Хосок, не переставая

посмеиваться. — Можно будет звать тебя нуной?
— Сейчас ты станешь первым одноклассником, которого я отпизжу, — сквозь

зубы прошипел Юнги, чувствуя себя какой-то блудливой девкой, стоящей на
панели. — Это уже слишком. Я просто похожу на занятия, молча отсиживаясь в
углу. Это не развлекательная аркада. Вы себе и представить не можете, как я
себя сейчас чувствую.
— Конечно, — с пониманием и теплотой в голосе ответила Юнджи, приближаясь

к брату и заключая в крепкие объятия, тихо шепча на ухо: — Ты самый лучший
брат в этой вселенной. Спасибо.
Мин Юнги любит свою сестру больше всего в этой жизни.
Примечание к части
твиттер https://twitter.com/recycled__youth
паблик https://vk.com/by_bonni
10/224
Примечание к части Пояснения к главе:
*Средняя и полная средняя. В корейской школе учатся 12 лет: 6 лет — в
начальной школе, 3 года — в средней, 3 года — в полной средней, при переходе
из одной в другую сдаются экзамены.
*Ччигэ — корейское блюдо, эквивалентное рагу.
*4-7-8 — действенная методика для засыпания с помощью дыхания. (загуглите,
кому интересно, очень действенная штука, советую)
*Субпродукт — внутренние органы убойных животных.
1 и 2. Нужно сыпать удобрения горкой.
14 дней до начала учёбы.

10 дней до отъезда Юнджи.
— Я сегодня созванивалась с дирекцией и своим классным руководителем.

Выбрала гуманитарный цикл, так что у тебя большинство предметов будет в
этом направлении, — тараторила брюнетка, размазывая увлажняющий крем по
щекам брата, который сидел напротив в позе лотоса. — Это в основном такие
предметы, как этика, история и литература. Как раз их я сдавала два года
назад, когда переходила из средней в полную среднюю*. Полный список
пришлют по электронной почте за неделю до начала учёбы.
— Зачем мы делаем это каждый вечер? — разглядывая причудливые серьги в

ушах сестры, пробурчал Юнги.
— В смысле? — не поняла девушка.
— Зачем ты мажешь мне лицо этой хернёй? — Юнги повёл носом, ощущая
неприятный для своих рецепторов запах. Он ненавидит ананасы и их запах
всеми фибрами своей души. Как тараканы не выносят отраву, так же и Юнги
ананасы.
— Эта «херня» стоит тридцать одну тысячу вон, а твоя кожа после косметики
сушится, так что имей хоть каплю совести, — нахмурилась Юнджи, толкая парня
в плечо. — Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю?
— Ты же знаешь, что я не люблю ананасы, — тихо произнёс Юнги с нотой обиды

в голосе, поджимая нижнюю губу. — Я родителями манипулировал, когда тебя
ещё и в планах не было, так что не пытайся проделать это со мной, давя на
совесть и прочее, — маскируя взгляд превосходства под сердитостью,
доверительно сообщил он такой же надутой от обиды сестре. — И скажу честно,
лучше бы я у отца вместо сестрёнки попросил хомяка. Чудо! Посюсюкал и в
коробку посадил. А то, как оказалось, из младших сестрёнок вырастают великие
манипуляторы.
— Я признаю твоё превосходство в плане манипуляций, оппа, — слегка

улыбнулась брюнетка, морща игриво нос. — Так что можешь не продолжать.
— Вот и отлично. И да, я слушал тебя, — заключил с теперь уже нескрываемым

превосходством во взгляде Мин.
— И о чём же я говорила? — прищурилась девушка, продолжая втирать в чужие

бледные щёки водянистую субстанцию.
11/224
— О том, что связывалась с дирекцией. О чём ещё ты говорила с ними? — с
интересом спросил Юнги, стараясь дышать ртом, чтобы избежать неприятного
запаха.
— Я сообщила им, что на днях мне должны сделать операцию на гланды. Не

стала вдаваться в подробности, но ключевым становится то, что по требованию
врача после операции мне практически нельзя разговаривать четыре
недели. Таким образом, тебе удастся избежать устных опросов, всех
преподавателей оповестят, — проконстатировала Юнджи, заканчивая с
процедурой и закручивая крышку на баночке с кремом. — Вот поэтому ты видел
бинты на столе, о которых спрашивал днём, сейчас я их принесу. Будем учить
тебя самостоятельно бинтовать шею так, чтобы не было видно кадык. Ещё я
отправила твои фотографии для пропуска, что мы делали недавно.
— Я уже миллион раз пожалел, что согласился на этот пиздец, Юнджи, —

старший плюхнулся спиной на диван, зарываясь лицом в сгибе локтя и
обречённо выскуливая нечленораздельную вереницу из матов. — Вместо того,
чтобы срубать неплохие гонорары на грядущих соревнованиях, я буду ходить в
среднюю, мать её, школу, притворяясь собственной сестрой. До сих пор не
верится, что я пошёл на это.
— В полную среднюю, не путай, — исправила брюнетка, возвращаясь с двумя

пачками бинтов.
— Да какая в жопу разница, — отмахивается Мин, — один хрен это

сумасшествие.
— Большая, да и тебе будет полезно походить, ты ведь нормально и не закончил

школу, — с каплей упрёка в голосе произнесла Юнджи. — Ты же среднюю
бросил? Ищи плюсы, может, после этого ты вдохновишься и захочешь получить
образование. Далеко на своих уличных соревнованиях ты не уедешь.
— Да что ты? — возмущается парень. — А то, что благодаря этим соревнованиям

я обеспечиваю нас, ты не учла?
— Но ты не думаешь о будущем, оппа, — брюнетка опустила брови, глядя с

какой-то жалостью. — Что будет через пять лет? Через десять? Ты же не
собираешься в тридцать рассекать на скейте в драных джинсах или разносить
кофе?
Юнги нахмурился, не заметив, как разговор переместился с шуток и

разрабатывания плана на больную для него тему. Тема о будущем приводила
Мина в какой-то ступор, потому что он даже думать об этом не любил, не то что
говорить вслух. Будущее для него такое же мутное, как вода, в которой очень
долго стоят цветы. Уже полгода он зарабатывал благодаря победам в
соревнованиях по скейтбордингу, которые проводит крупная компания по
производству сноубордов, скейтбордов и прочего, но никогда Юнги не
задумывался о большем.
Когда бросил школу и приехал в большой город, то выживал, как мог. Отец,
после слов сына «Пап, я бросаю» (на предпоследнем году обучения), в сердцах
выставил того за дверь, но потом, когда буря злости утихла, нашёл способ
связаться и высылал небольшое количество денег на выживание, от матери же
12/224
отказывался принимать какую-либо помощь, да и вообще мало что о ней хотел
знать. Юнги ни капли не злился на отца, потому что понимал: отец не хочет,
чтобы сын повторял его собственные ошибки. Любой родитель для своего
ребёнка хочет лучшей жизни, чем имеет сам.
Юнги снимал комнату и ел один раз в день, сперва работал в компании по

доставке еды, за качественную работу получал премии. Через год удалось
устроиться в кошачье кафе официантом и, когда накопилась приличная сумма,
купить у своего коллеги (по совместительству друга) Ким Сокджина небольшую
квартиру за половину цены. Затем на попечение Мину дали несколько кошек,
уход за которыми оплачивался, удваивая сумму зарплаты. Таким образом
удалось выплатить вторую часть суммы всего за семь месяцев.
Всё шло прекрасно, чуть позже на подработку устроился парень по имени

Намджун, который оказался младше на целых четыре года, но мышлением явно
походил на ровесника Юнги, так они и стали друзьями. Намджун познакомил с
Хосоком, и они часто зависали втроём. Но ещё через некоторое время хозяева
кошачьего кафе решили прикрыть заведение, поскольку переезжали в другую
страну, а Юнги вновь оказался без работы. Но экономить деньги он умел ещё с
подросткового возраста, поэтому к тому моменту накопил хорошую сумму,
решив наконец-то заняться тем, что нравится. Лыжи, баскетбол, скейтбординг.
Когда заметил на одном из столбов объявление о соревнованиях, то попробовал
и победил, получив неплохое денежное вознаграждение. Потом опять и опять. В
этих кругах даже его имя начали запоминать, и это приводило в дикий восторг,
ведь редко можно заработать на деле, которое действительно нравится.
Юнги смотрит на себя, смотрит на других и понимает, что люди всё-таки

забавные. Не в плане того, что какие-то там весёлые, а просто забавные. Лёгкое
превращают в сложное, сложное в лёгкое, решают проблемы, которые сами же
воплощают в жизнь. Мин вот думает, может, всё-таки лучше жить со страхом
перед будущим? У каждого страх, конечно, свой, абсолютно каждый хочет им
поделиться, но никто не поделится, потому что, если проявлять свой страх, ты
покажешься слабым. Но все не учитывают одну маленькую вещь — именно страх
делает человека живым.
Сейчас появилась Юнджи, которая всегда рядом. Юнджи, которая уже

определила своё будущее от и до, идёт к цели и непременно достигнет её.
Юнджи, которая говорит своему брату о том, что будущее никуда не денется и
не обойдёт его стороной, возвращая с небес на землю. На данный момент она
рушит иллюзии Юнги всего одним вопросом. «Каким будет твоё будущее,
оппа?». Впрочем, Юнги сам творит будущее, а точнее — сам разрушает его, и,
как следствие, сам обманывает себя, но вместе с тем считает, что переживания
о будущем не только совершенно бесполезные, но и контрпродуктивные: они
мешают ему присутствовать «здесь и сейчас». Юнги предпочитает просто плыть
по течению своей жизни, ведь лучше думать о кусочке торта, чем о том, что
потом придётся мыть тарелку.
— Не волнуйся, — мягко улыбается он, потрепав щеку сестры. — Я даже в сорок

буду рассекать на скейтборде и разносить кофе, если захочу.
***

13/224
5 дней до отъезда Юнджи.
— Что ты решил: колготки или чулки? — Юнджи, стоя перед зеркалом,

заплетала волосы в косу. — Мне как раз нужно купить для тебя сумку, сразу
пару штук твоего размера куплю.
— Конечно же чулки. В них… Эм-н… Удобней, — Юнги смотрит на размытый

образ сестры через силиконовую подушечку, что с пренебрежением держит
перед глазами лишь двумя пальцами, сидя на кровати и подпирая спиной стену.
— Ты хочешь сказать, что вот это я должен вкладывать в это? — так же двумя
пальцами и с ещё более нескрываемым отвращением на лице он поднимает
чёрный классический бюстгальтер.
— Угу, — машет головой брюнетка, полностью поглощённая вниманием к своим

волосам.
— Мы так не договаривались, — Юнги морщится, откидывая оба предмета на

другой край кровати и вытирая ладони друг о друга от «невидимой грязи».
— Грудь есть у всех девочек, оппа, тем более в полной средней школе. Чтобы
дело не прогорело — без этого не обойтись, — заверила девушка, закончив с
волосами и приступив к нанесению на губы тинта. — Ты можешь померить, пока
меня не будет.
— А ты можешь не возвращаться, — бурчит Мин, доставая из кармана телефон,

чтобы позвонить донсену. Но именно в это мгновенье из прихожей доносится
стук в дверь, поэтому, когда брюнетка отправляется открывать, Юнги
поясняет: — Это Намджун.
Пока девушка впускает друга, Мин с паникой и лёгким румянцем на щеках

прячет «грудь» и бюстгальтер под подушку. Ещё через некоторое время Юнги и
младший плюхаются на диван в зале, а Юнджи надевает ботинки в прихожей,
говоря чуть громче, чтобы было слышно из другой комнаты:
— Я скоро вернусь, на ужин ччигэ* из морепродуктов.
— Окей, — в ответ кинул Юнги, открывая банку с колой, принесённую

Намджуном.
— Всё же понимаю, почему ты на это сумасшествие пошёл, — произнёс

младший, уподобившись хёну, когда открыл такую же банку. — Я бы всё отдал,
чтобы и у меня была такая сестра.
— Отлично, бери мою, дарю.
— Я ещё здесь, — в дверном проёме показалась голова девушки с угрожающим

выражением лица. — Давай я лучше расскажу твоему другу, что ты должен
делать в моё отсутствие с теми штуками, которые я несколько минут назад…
— А ну пошла отсюда, — с раздражением буркнул Юнги, кидая в сторону

дверного проёма диванную подушку, а когда послышались хихиканье и хлопок
двери — продолжил расслабленно попивать колу, развалившись на всей душой
любимом диване.
14/224
— Забавно.
— Что?
— Ваши «ссоры» показывают лишь то, что вы заботитесь друг о друге.
На фразу друга Юнги никак не отреагировал, она его слегка смутила, потому что
да, Юнджи порой королева морали и упрямее осла, но она его сестра, и он не
променяет её ни на какую другую сестру на свете. Мин почти всегда старается
не реагировать на то, что его смущает. Намджун лишь пожал плечами.
— У нас в «какао» есть общий чат со всеми одноклассниками, — начал младший,

доставая из кармана чёрных джинсов телефон. — Так там только ленивый не
высказался относительно новой ученицы.
— И чего пишут? — с небольшой толикой интереса спросил Юнги и приподнялся,

потянувшись к джойстикам от приставки.
— Да ничего особенного, — отставляя банку с колой и одновременно листая чат,

ответил парень. — «Хоть бы красотка», например, и далее много плюсов от
парней.
На это Мин лишь усмехается, качая головой и задумываясь почему-то о сестре.

Вообще, младшие сёстры — очень странные существа. Какими бы милыми и
очаровательными они ни были, к ним совершенно ничего не чувствуешь, как к
женщине. Для Юнги бельё сестры — просто кусок ткани. Юнджи определённо
просто умопомрачительная красавица, а он лишь думает, что она и правда
похожа на него. И, несомненно, если бы она собственной персоной шла в эту
школу — все пускали бы на неё слюни.
— «Говорят, что она немая», — продолжает зачитывать сообщения Намджун.

— Вот этого я вообще не понял, если честно.
— А, я не говорил? — спрашивает Юнги, а когда получает отрицательный ответ,

то продолжает: — Идея Юнджи насчёт голоса и кадыка. Но там явно какие-то
слухи, потому что не «немая», а просто перенёсшая операцию. Можешь
написать этим дебилам об этом. Откуда они вообще такую информацию взяли?
— А-а, понял, — качнул головой младший, набирая сообщение. — Не знаю,

может, из совета кто-то сказал.
— Да похер, — Юнги всучивает в руки друга джойстик. — Готов обосраться?
***

1 день до отъезда Юнджи.
— У тебя поезд так рано. Помочь добраться до вокзала? — Юнги спрашивает,

сидя в кресле, и, подпирая кулаком подбородок, наблюдает за тем, как сестра
складывает в жёлтый чемодан свои вещи.
— Мне Хосок предложил помощь, — усмехается брюнетка, краем глаза замечая,

15/224
как у брата мгновенно начинает дёргаться глаз, а из ушей вот-вот повалит пар,
поэтому ещё через пару мгновений добавляет: — Расслабься, я шучу.
— Не смешно шутишь, — фыркает Юнги, отворачиваясь.
— Да ладно тебе, оппа. Давай лучше пробежимся по всему ещё раз, — вытерев
испарину со лба, так как уместить вещи в небольшом чемодане довольно
тяжело, Юнджи разминает тонкую шею.
— Да сколько можно, — Юнги закатывает глаза почти до неприятной боли, но

когда ловит серьёзный взгляд сестры, то удручённо вздыхает. — Понедельник и
вторник — серые юбка и галстук в клетку, чёрный пиджак и чёрные чулки. Среда
и четверг — красные юбка и галстук в клетку, серый пиджак и бежевые чулки.
Пятница — тёмно-синяя клиньевая юбка и бабочка, чёрные чулки. По субботам
одно дополнительное занятие по подготовке к выпускным экзаменам, на
которое можно приходить не в форме.
Юнги отчеканивает всё, словно ребёнок, пересказывающий заученное наизусть

стихотворение. Чтобы запомнить это, ему потребовалось как минимум полчаса.
Мин потратил на это тридцать минут своей жизни, и лучше бы он с первого по
двадцать пятый этаж своего дома подметал пол. Или приготовил булочки и
раздал их соседям. Или просто помыл унитаз. Или сделал что угодно, главное не
заучивал, какую юбку он должен надеть в пятницу или как правильно наносить
на губы помаду.
— Отлично, с формой всё прекрасно. Что насчёт повседневной? — не унимается

девушка, возвращаясь к складыванию одежды.
— Да брось, Юнджи, я, по-твоему, настолько туп, что не могу запомнить три

ёбаных комплекта одежды? — взрывается Юнги, с неприкрытым гневом и
раздражением глядя на девушку. — Я как бы ради тебя надеваю юбку и, блять,
ебучий лифчик с силиконовой хуёвиной внутри, неужели ты думаешь, что я не в
состоянии запомнить, что и с чем надевать?
Юнджи замолкает и, глядя на чемодан, замирает с опущенной головой. Комнату

заполняет два напряжённых дыхания. Так проходит безмолвная минута тишины,
за которую старший начинает думать, что перегнул палку, но девушка
поворачивается и смотрит на него с таким вселенским пониманием, которым
можно было бы предотвратить парочку войн, это как минимум. Взгляд начинает
цвести благодарностью, когда брюнетка маленькими шагами подходит к креслу,
в котором Юнги сидит в позе лотоса, и опускается на колени, затем берёт брата
за руки.
— Я осознаю, о чём вообще прошу, оппа, — начинает девушка, а её глаза

становятся стеклянными. — Я просто переживаю, не могу побороть волнение,
поэтому по десять раз спрашиваю. Мне одновременно страшно и стыдно, я
вообще не думала, что ты согласишься на это. До сих пор слабо верится. Ты
помогаешь мне идти к такому будущему, которого я желаю. Это делает не наш
отец, не наша мать или мачеха. Это делаешь ты. Только ты. И ты — самый
родной мой человек, которому я буду благодарна до конца жизни.
Не удерживая на поводке крупицы своей ещё не отмершей сентиментальности,

Юнги тянется и крепко обнимает всхлипывающую девушку, утыкаясь в густые
чёрные волосы. Всё-таки он готов ради неё на всё. Всё, что она попросит — он
16/224
разобьётся в лепёшку, но сделает. Она будет ему благодарна, а
благодарность — это одна из окольных троп, что ведёт к искренней родственной
любви. Обнимая плачущую девушку, он вдруг с широкой улыбкой и закрытыми
глазами вспоминает, что называл её «Дамбо», когда она была ещё совсем-
совсем крохой. Всё было из-за больших ушей, которые сейчас наоборот очень
гармонируют с лицом, поэтому лопоухой Юнджи назвать сложно.
— Ты самое ценное, что у меня есть, Дамбо, — шепчет Юнги, сжимая девушку в
объятьях ещё крепче.
— Я тоже тебя люблю, — отвечает Юнджи куда-то в шею брата охрипшим от

плача голосом.
***
В ночь перед первым днём Юнги долго не мог заснуть. Что бы он ни делал: пил
тёплое молоко и вишнёвый сок, напрягал мышцы, даже использовал свой самый
действенный способ «4-7-8»*, всё впустую. Он действительно волновался, тут
отпираться не имело никакого смысла. Но вместе с тем свою роль сыграл
повседневный, привитый месяцами режим, когда ночами Мин бодрствовал, а
днём спал. «Какие были чудесные времена». С этой мыслью ему удалось уснуть
в пятом часу утра, тогда как встать нужно в семь, а в восемь за ним уже зайдёт
Намджун.
Это утро Юнги с уверенностью мог назвать самым ужасным в его жизни. Это
было даже ужаснее, чем то утро, когда он после попойки с Сокджином
проснулся абсолютно голый в подсобке кафе, а от холода его защищали коты,
что расположились по всем конечностям. Единственное, что на нём было, это
боксеры и носки, один из которых прогрыз самый шкодливый котяра, а Мин,
ввиду своего опьянения, это даже не почувствовал.
Юнги, пока стоял под душем, вспоминая этот случай, подумал о том, что следует
позвонить Сокджину и позвать к себе, давно вместе не зависали. После душа,
затолкав в себя чашку кофе, Мин начал поспешно собираться, переводя себя на
автопилот, потому что если он будет думать о том, что делает, то точно сойдёт с
ума. Пока он натягивал парик и распутывал волосы (ему ещё не до конца
удалось набить руку), раздался звонок. Голос Юнджи, переполненный
энтузиазмом, немного приподнял настроение.
— С добрым утром, — воскликнула девушка в трубку, отчего Юнги аж вздрогнул.

— Ты готов?
— Я хочу умереть, — прохрипел старший, прижимая телефон плечом к уху, а

свободными руками подправляя локоны. — Когда парик надевала ты, то мне
было намного комфортней. Сейчас же я чувствую себя извращенцем.
— Я верю в тебя, оппа. Ты не извращенец, — снова довольно громко произнесла

девушка, а Мин услышал на заднем плане звуки шума улицы. Сестра, видимо,
добиралась на свои занятия. От того, что Юнджи, возможно, выкрикивает эти
слова в толпе, старший усмехнулся, когда представил это.
17/224
— Да, воодушевляет, спасибо. У тебя всё хорошо? — обеспокоенно спросил
Юнги, заканчивая возиться с париком и разматывая бинт.
— Всё просто прекрасно. Мне, правда, нужно бежать, я опаздываю. Позвоню,

когда освобожусь, хорошо? — девушка явно запыхалась, дыша в трубку
ускоренно.
— Да, конечно. Удачи на курсах, — Юнги улыбнулся, опуская глаза.
— Спасибо, оппа. И тебе удачи! Люблю, — после последнего слова звонок

завершился.
Настроение Юнги явно приподнялось, но лишь на время, потому что Намджун

прихватил с собой Хосока, который, конечно же, не упустил присвистывания,
когда Юнги выходил из лифта на первом этаже, где его поджидали младшие.
Тогда настроение ёбнулось на самое дно.
— Только попробуй что-нибудь пиздануть, — прошипел Юнги, подправляя сумку,

перевешанную через плечо, когда Хосок только открыл рот, чтобы что-то
сказать, и оценивающе окинул «девушку» взглядом.
— У тебя сиськи! — воскликнул парень, тыча на застёгнутый пиджак так, будто

впервые видит грудь, пусть даже искусственную. — Можно потрогать?
— Ты ебанутый? — Юнги выгнул брови, слегка разведя руками в стороны.
— Хён, почему ты задаёшь вопросы, на которые давно знаешь ответы?

— закатил глаза Намджун, перекидывая через плечо лямку рюкзака. — Нам
нужно идти, а то опоздаем.
— Ну вы и козлы. Мне же просто интересно! Они выглядят, как настоящие, —

верещал Хосок в спины двум идущим впереди друзьям.
— Ты выглядишь просто дико убедительно, — заверил Джун, глядя на

напряжённого хёна. — Не знай я тебя — реально бы подумал, что девчонка.
— Сочту за комплимент, — фыркнул Юнги, от волнения сжимая и разжимая

лямку, перетянутую через плечо.
Школа оказалась недалеко от дома, где находится квартира Юнги, это немного
радовало. Когда в поле зрения появились большие ворота, Мин начал рыться в
сумке в поисках своего расписания и кабинетов. Но потом вспомнил, что
Намджун и Хосок уже два года учатся в этой школе, поэтому они и так всё
знают.
— Только никуда не пропадайте надолго и будьте на связи, — тихо говорит

Юнги, пытаясь побороть волнение, которое нарастало с каждым шагом.
— Пожалуйста.
Получив в ответ два добродушных кивка, Юнги расслабляется. Когда он минует

ворота и предъявляет пропуск, то волнение отступает окончательно. Пока они
добираются до класса, он смотрит вокруг и понимает, что в школах ровным
счётом ничего не изменилось с тех пор, как он сам учился. Те же ребята в форме
разных цветов. Те же зубрилы в очках. Те же девчонки с завышенным чувством
18/224
собственной важности. Тот же социум, разбитый по группам.
Ну что ж, добро пожаловать в Ад на Земле.
***
— Меня это бесит, — жаловался Тэхён, сидя за партой задом наперёд (спиной к
доске) и подпирая кулаком подбородок. — Я ничего не успел сделать из
запланированного за эти каникулы. И во всём виноват сраный Чонгук.
— Почему ты постоянно делаешь Чонгука козлом отпущения, виноватым во всех

смертных грехах? — с неприкрытой серьёзностью спросил Чимин, стуча чёрной
гелевой ручкой по парте и внимательно наблюдая за одноклассницей, которая
стирала с доски белые разводы от мела. Тэхён, конечно же, порядком
подзаёбывал, пытаясь перевести всё внимание на себя и загораживая картинку.
Её зовут, кажется, Джин-Хо или Джунг-Хо — Пак даже и не собирается

отправлять импульсы в мозг, чтобы вспомнить, потому что ему плевать. Важно
лишь то, как она двигается.
— Потому что, Чимин-а, это не тебя он таскал на плаванье, на занятия по

шахматам, на уроки, мать его, садоводства. Садоводства, Чимин! — с
возмущением восклицал шатен, маяча перед своим другом. — Теперь я знаю, что
если насыпать удобрения горкой, то растение погибнет. Это какое-то блядство,
приправленное извращением, ей-богу.
Её движения грациозные и плавные, она, наверное, занимается танцами или

гимнастикой. Это видно по осанке. Чимин осторожно берёт ручку, медленно
переводит взгляд на белоснежный лист блокнота, на этот раз посылая в мозг
импульсы для того, чтобы сформировать в своём представлении чёткую
картинку. Вообще, Чимин — парень многофункциональный: он может
одновременно переносить реальность на бумагу и слушать Кима, что
беспардонно треплется, не обращая должного внимания на то, что Пак как бы
занят.
— Разнообразные хобби тонизируют нервы.
— Да, люди, конечно, имеют полное право на «разнообразные хобби», ну, а я

имею право считать этих людей дебилами. Так же, как Чонгука, — морщит губы
Тэхён.
— Тогда просто скажи, что у тебя планы, и не ходи. В чём проблема? — с

присущим для себя безразличием произнёс светловолосый. — Ах, чёрт, прости, я
ведь забыл, что ты хочешь залезть к нему в трусы с самого знакомства, а он по
девочкам. Досадно.
— Зато во время уроков в бассейне мне удалось незаметно ущипнуть его за

задницу, — с гордостью заявил шатен, прищуриваясь. — А ты — мудак.
— Да, тебе несомненно есть, чем гордиться, Тэхён, — покачал головой Чимин,
вновь глядя на рыжеволосую девушку, которая заканчивала мыть доску. — Как
долго ты собираешься носиться за своей иллюзией? Он прекрасно знает, что ты
пускаешь флюиды уже давно, тут даже слепо-глухо-немой бы догадался. У него
появилась какая-нибудь личная жизнь за каникулы?
19/224
— Насколько я знаю, он начал коллекционировать марки. Да, ты не ослышался.
Марки, блять. Я подозреваю, что теперь его жизнь изменится к лучшему, если
однажды он встретит девчонку, готовую нарядиться в костюм конверта.
— Возьми и сделай это сам. Осчастливь свой предмет воздыхания.
— С каких пор я превратился во влюблённую соплю, пускающую розовые

мыльные пузыри в виде сердечек изо рта при виде Чонгука? — нахмурился Тэхён
и уже хотел было толкнуть Чимина в плечо, когда вспомнил, что это чревато ты-
охуел-я-же-рисую кулаком в глаз или челюсть. — Я просто хочу его разложить,
ни больше, ни меньше. Так что ты бы лучш… Привет, Гукки!
Чимину захотелось приложить ладонь к лицу четвёртый раз за утро, так как за
спиной появился Чонгук в своей новенькой отглаженной школьной форме, а
Тэхён начал пускать изо рта розовые мыльные пузыри в форме сердечек,
расплываясь (как ему одному казалось) в сладкой, приторной улыбке. Пака
порой тошнило от такого Тэхёна, но вместо того, чтобы отпускать какие-то
комментарии, он просто продолжил зарисовывать в движении тоненькую фигуру
девушки, что стирала с доски белые разводы.
Чимин порой даже представить себе не может, как это — не рисовать. Он всегда
сможет заставить двигаться руку. Пустая белая страница всегда является для
него вызовом, местом, которое требуется заполнить. Картины, которые Чимин
видел каждый день… Однажды он увидел осенний лист в парке, что упал прямо
на середину сочно-зелёной лавочки. Точно в центр. Эта картинка крутилась в его
голове три-четыре дня, и, наконец, он увидел её полностью. И готов был
положить на бумагу. Тогда он заперся в своей комнате на неделю. Его
комната — холодная квадратная коробка, но и вместе с тем убежище, поскольку
он мог рисовать здесь и никто не заглядывал ему через плечо. Выныривал в мир,
чтобы что-нибудь съесть и принять душ. И даже… Еда и дыхание — не главное,
когда он рисует. Когда Чимин страстно увлечён своим любимым делом — время
не имеет для него абсолютно никакого значения. Вообще ничего не имеет
значения.
Недавно один парень (кажется, его зовут Сок-Джун или как-то так, Пак, если
честно, не запоминал), который ходил вместе с Чимином на занятия к одному
художнику, задал этому самому художнику вопрос, который, судя по реакции,
поставил того в тупик. Парень спросил:
— Вы сказали, что рисунок позволяет нам общаться с собой. С той частью себя, о
которой мы не знаем. Но вы не думали о том, что если мы будем много рисовать
и много узнавать о себе, то станем со временем не интересны самим себе? Ведь
всё станет известным. Мы станем сами для себя прочитанной книгой. Это будет
очень скучно, Вы не находите?
Чимин задумался, что бы сам на это ответил. Художник, что проводил платные
занятия, в тот момент совершенно растерялся, и Пак отметил для себя, что этот
мужик абсолютная пустышка, которая занимается рисованием только для того,
чтобы заработать. А потом ещё долго думал об этом вопросе, в итоге поздно
ночью пришёл к ответу, что человек — такое удивительное создание, с таким
глубоким внутренним миром и с таким количеством неразгаданных тайн, что
вряд ли целой жизни хватит на то, чтобы разгадать все секреты собственного
«Я». Так что о том, чтобы стать самому себе неинтересным после энной тысячи
20/224
картин, можно вообще не беспокоиться.
Многие думают, что художник — это человек, который просто умеет хорошо
двигать кистью и владеет фантазией. Эти люди сильно ошибаются, потому что,
чтобы рисовать, нужно мыслить намного шире, глубже и уметь накладывать
трафареты на то, что видишь. Чимин научился этому с самого детства.
Рисование делало его свободным, избавляло от проблем в семье. От пьющего
отца. От блудливой матери. От забившего на семью старшего брата. Всё это
растворялось и превращалось в пыль, стоило просто взяться за ручку или кисть
и начать рисовать, потому что рисование — это метафора контроля. Чимин
выбирает всё: действия, цвета, стиль… Будучи ребёнком, он плохо понимал мир
и своё в нём место, но рисование научило его, что своих целей можно достигать
обыкновенной силой воли.
Чимин развивается с помощью рисования и считает, что развитие — это самое

важное, что есть в жизни. Он ненавидит и презирает деградацию, поэтому часто
задаёт себе вопрос: почему он вообще дружит с этими долбаёбами?
— Слышали про новенькую? — заискрился энтузиазмом Чонгук, кидая бежевый

рюкзак на парту перед Тэхёном, а Чимин понял, что пропустил приветствие,
выпав из реальности, как это обычно бывает во время рисования. — Говорят, что
красотка.
— А ещё говорили, что немая, — отметил Тэхён, разворачиваясь корпусом к

Чонгуку и доставая из портфеля учебник. — Но потом одна из палочек твикс
написала в чат, что она перенесла какую-то операцию, поэтому не может
говорить.
— А Намджун откуда знает об этом? — Чонгук удивился, сидя за партой боком и

расстёгивая рюкзак. — Они знакомы?
— Хрен знает, — Тэхён пожал плечами. — Вроде, и вторая палочка тоже с ней
знакома.
— Хосок тоже писал о ней? — с интересом брюнет приподнял брови. — Я это

пропустил.
— Да, что её зовут Юнджи. Вроде бы, — с безразличием в голосе отвечал Ким,
застёгивая свою сумку после того, как достал нужные учебники.
— Какое вам вообще дело до неё? — Чимин, наконец, подал голос из-за спины
Тэхёна, заканчивая рисунок и закрывая блокнот. Снова испачкал руки, отчего
незаметно выругался себе под нос.
— Все только о ней и говорят, Чимин-а, — отметил Чонгук с пояснительным

жестом ладонью, будто читает научную лекцию в университете.
— И что теперь? Все пойдут срать на школьный газон. Ты тоже пойдёшь?

— заламывая бровь, Чимин метнул в сторону брюнета недоумевающий взгляд.
— Если уж сильно приспичит, то почему нет? И вообще, покажи! — потребовал

парень, чуть привставая и локтями опираясь на тэхёнову парту.
Чимин не стал тратить энергию на лишние слова, высунув проколотый язык,

21/224
впервые показывая результат Чонгуку. Тэхён припёрся к нему сразу после
процедуры, вообще едва удалось его уговорить не переться в сам салон.
— Святое дерьмо, это какая-то жесть, — воспрянул Чонгук, с интересом

разглядывая чужой язык, проколотый ближе к кончику. — Зачем ты на это
пошёл, чёрт возьми?
— Чтобы минеты было делать забавнее, — закатил глаза Тэхён, заставляя Чона
выдать смешок, ради которого он это, собственно, и сморозил.
— Прикуси язык и пиздуй складывать удобрения горкой, — скривил губы Чимин,

прищуривая глаза и доставая из кожаного рюкзака учебники.
— Во-о, ребят, это она, — заверещал Чонгук, невольно теребя ближайшее плечо,
которое оказалось тэхёновым. — Новенькая. Это же она идёт?
Чимин на самом-то деле не собирался поворачиваться и смотреть на двери

класса, но так уж вышло, что он сделал это невольно, повторяя за друзьями.
Иногда он очень жалел, что не может обрубить свои некоторые человеческие
факторы и нервные окончания. Девушка, опуская глаза, шла между двумя
парнями, ни на кого не глядя. Сила Чимина в том, что он умеет читать людей.
Умеет по движениям человека узнавать, что и как тот чувствует. И то, что
сейчас он ничего перед собой не видел, было даже как-то странно. Он не мог
сосредоточиться на мимике и походке девушки, будто видел пустой белый лист
перед собой. Но было бы жаль, если бы не было так похер, поэтому Пак
отвернулся так же быстро, как повернулся.
— И правда симпатичная, — покачал головой Чонгук, внимательно (как и

основная часть класса) наблюдая за девушкой, лавирующей между партами, и
Намджуном, что-то беспрерывно ей объясняющим. — Как там её зовут?
— Мин Юнджи.
***
— Это был какой-то пиздец, — застонал Юнги, когда удалось остаться с

друзьями наедине после двух прошедших занятий в одном из тихих коридоров.
— Как я мог забыть, что школа — это ёбаная обитель скуки? Кажется, я
отрубился на две минуты и спал с открытыми глазами.
— Какое счастье, что ты не храпишь, — заверил Намджун, запрыгивая на

подоконник и притягивая к себе рюкзак. — А то это выглядело бы по меньшей
мере странно.
— Я даже не могу на подоконник сесть, блять, — продолжал скулить старший,

едва удерживаясь, чтобы отчаянно не топнуть по полу ножкой и окончательно
лишиться яиц.
— Почему? — не понял Намджун.
Потому что будет видно, что я в чулках.
— Эм-н… Ну… Потому что!

22/224
Всё-таки Юнги иногда бывает безумно благодарен Хосоку, потому что тот может
перевести абсолютно любую тему в совершенно противоположное русло.
— Чонгук пялился на тебя, — заржал Хосок, взбираясь на подоконник рядом с

Джуном и буквально выплёвывая эту новость в лицо Юнги. — В смысле он
буквально жрал тебя глазами. Я в слюнях испачкал весь рукав, потому что не
мог перестать угорать с этого.
— Чонгук? Это что ещё за вафел? — нахмурился Юнги, оглядываясь по сторонам,

и, убедившись, что никого нет, начал подправлять блузку, что вылезла из-под
юбки. — Если к концу дня я отключусь от недостатка кислорода, то увезите меня
домой на такси. Как они вообще носят эти лифчики весь день? Давит, что
пиздец.
— Чонгук был старостой класса весь прошлый год, — заверил Намджун,

доставая из рюкзака бутылку газировки. — В этом году почему-то отказался.
— Ребята говорили, что теперь он дрочит на марки, — усмехнулся Хосок.
— В смысле? — не понял Юнги, хмуря теперь уже в недоумении брови и говоря

как можно тише, одновременно стараясь подправить запутавшиеся на плечах
локоны.
— В смысле собирает марки, вообще странный малый. Чёрные волосы, смазливая

мордашка, сидит за первой партой левого ряда. Старайся избегать его, хён. Я
тоже заметил, что он посматривал на тебя. Мало ли, что в башке у него, — с
беспокойством заверил Ким, откупоривая на бутылке крышку.
— Надо же, в нашего хёна спустя два урока уже втюхался наш одноклассник.
Какой удивительный мир нас окружает, — театрально взмахнул Хосок руками.
— Он станет ещё удивительнее, когда ты стянешь ебло, — прошипел Мин,

раздражённый зудом в районе лопаток. С этого дня он официально ненавидит и
презирает всё женское бельё в этой Вселенной. И все виды застёжек. — Я бы
душу продал за сигарету сейчас.
— У меня есть, — Хосок спрыгнул с подоконника. — Вместо души можешь просто

дать потрогать грудь.
— Разве можно курить на территории? — удивился Юнги, хватая свою сумку и

пропуская мимо ушей слова о груди. Он настолько сильно хочет закурить, что
готов простить Хосоку абсолютно всё, вплоть до мелких подколов. И даже грудь
дал бы потрогать, да.
— Ты же не в сраном монастыре, хён. Нужно просто знать места, — Чон закатил

глаза, натягивая обе лямки рюкзака на свои плечи.
— Идите. У нас сейчас этика, буду ждать вас в кабинете, — Намджун следом за
другом слез с подоконника, а потом специально для Юнги добавил: — После
этого урока обеденный перерыв. В столовой мы расскажем тебе о каждом
однокласснике и о подводных камнях школы в целом. Не опаздывайте.
***
23/224
Юнги начал сомневаться в правдивости слов Хосока, когда они свернули на
узкую тропу сразу за трибунами стадиона и шли порядка двух минут.
— Тут что-то вроде курилки. Дирекция в курсе, но уже не борются с этим, потому
что поняли, что бесполезно. Поэтому просто закрывают глаза, делая вид, что
ничего не знают. Меня однажды поймала одна молодая преподша, так у меня аж
жопа вспотела, а она просто пригрозила пальчиком, — рассказывал младший,
одновременно шаря по карманам бежевых брюк в поисках пачки. — Я ей
посоветовал засовывать этот пальчик в анус своего мужа во время сношения.
Закончилось это тем, что меня чуть не исключили. Сейчас большинство
учеников, как Намджун — за здоровый образ жизни и прочую хуеверть типа
вегетарианства. Но есть ещё те, что бегают сюда во время перерывов, чтобы
сократить годы своей жизни.
Старший ничего не отвечал, лишь застегнул верхнюю пуговицу пиджака из-за

лёгкого ветра и теребил лямку сумки, внимая словам Хосока. Когда они дошли
до кирпичной стены и свернули за угол, то Юнги увидел небольшой пустырь
между двумя кирпичными стенами, не сразу замечая парня, что стоял у стены.
Первое, что бросилось в глаза — огромное количество разбросанных по траве
бычков.
Юнги не то чтобы заядлый курильщик. Нет, он курит крайне редко, потому что
сигарета в какой-то степени совершенное оружие для опустошения карманов,
поскольку она, подобно глобальному вирусу, пристраивается к мозгу с
единственной целью — заставить хотеть выкурить ещё одну. Вознаграждением
служит, конечно, и удовольствие, но удовольствие слишком уж короткое, чтобы
его можно было назвать удовлетворением.
— Держи, — Хосок протянул сигарету Мину, следом поднося зажигалку.
Прикурив, Юнги краем глаза заметил парня, который стоял и смотрел куда-то в
сторону, подпирая противоположную стену спиной. Он затягивался сигаретой
так, будто её дым — последний кислород на этой Земле, и совершенно не
обращал внимания на своих «соседей». Когда Хосок проследил за взглядом
Юнги, то, подкуривая сигарету, зажатую меж губ, проговорил с
повествовательной интонацией и какой-то глумливой услужливостью:
— Одиночная камера.
— Сумасброд, — с абсолютно идентичной интонацией ответил незнакомец,

отрывая безразличный взгляд от созерцания стены и переводя на Хосока.
— Говорят, ты свой субпродукт* проколол, — ответил младший, затягиваясь

сигаретой, пока Юнги озирался от одного парня к другому и вообще слабо
понимал, что здесь происходит, забывая затягиваться сигаретой, зажатой
между пальцами. — Проще было просто написать на лбу несмываемым
маркером, что ты любишь члены.
— Не хотел брать твой статус с фейсбука, — пожал светловолосый парень

плечами, стряхивая с конца сигареты пепел и мимолётно поглядывая на Юнги,
потому что он не смог удержать бесшумный смешок. — Я иногда так завидую
тебе, Хосок. Да и не я один.
24/224
— В смысле? — не понял младший, а Юнги затянулся сигаретой, продолжая
наблюдать за распрями двух школьников.
— Твой мозг настолько примитивен и сух, что тебе не нужно особо

заморачиваться, тогда как мозги остальных людей непрерывно генерируют, —
проговорил светловолосый, вновь подарив Мину взгляд пытливых серых глаз, но
уже более продолжительный. — А ты новенькая, верно?
Юнги быстро оглядел парня, пытаясь сканировать поступивший вопрос, из

которого можно было сделать вывод, что перед ними стоял один из
одноклассников. Лицо, вроде, знакомое, но Мин не уверен, у него очень плохая
память на них. Волосы, скорее, не белые или жёлтые, а пастельного бежевого
оттенка. С нескольких метров не очень видно, но, кажется, оба уха
продыроколены три-четыре раза. Серая классическая форма выглядела
мешковатой на худом теле, а губы… Чёрт, да они огромные! Серьёзно, просто
громадные губы. Юнги не сразу может вспомнить, чтобы ещё у кого-то видел
такие губы. Но так же особо сильно в глаза бросалась какая-то неестественная
бледность, что придавала парню более отрешённый вид.
— Ты понравилась Чонгуку, — проговорил он с хрипотцой, докуривая сигарету

до фильтра и собираясь уходить, а Юнги не сразу понял, что это, вообще-то, к
нему обращаются. — Я к тому, что он жуткий прилипала.
— Не бойся, нуне не интересен твой парень, — перекидывая руку через плечи

Юнги, прощебетал Хосок, следом «ойкая», поскольку старший ткнул острым
локтём в бок.
— До встречи, — кидает парень явно для Юнги, игнорируя тупые провокации и

откидывая докуренную сигарету, быстро скрывается за углом.
— Ты какого чёрта творишь? — Юнги снова шипит, как змея, сильно ударяя
младшего в плечо кулаком, так, что он повторно «ойкает» и свободной рукой
начинает поглаживать пришибленное место.
— У меня нежная кожа, хён!
— Держи свои грабли при себе. И ещё раз назовёшь нуной — я тебе все зубы
повыбиваю.
— Но ты ведь по идее и есть нуна, хён, — щурится Хосок, докуривая свою

сигарету. — Хватит реагировать так, будто я тебе на ногу нарочно наступаю.
Наоборот же делаю, как лучше.
— Ты делаешь только хуже, — закатывает Юнги глаза, откидывая сигарету в

сторону после того, как делает последние тяжки. — Кто это вообще был?
Смотрю, у вас прямо взаимная любовь.
— Пак Чимин, — качает Хосок головой, выпуская переработанный дым через нос.
— Наш одно-пидераст-классник.
— Он реально гей? — Юнги сам не понимает, зачем вообще спрашивает об этом,

поэтому хочет дать себе ментального подзатыльника, потому что… Ну нахрена
ему это знать?
25/224
— Вроде как нет, бисексуал. Но как по мне — одно и то же, — Хосок пожимает
плечами, отправляя докуренную до фильтра сигарету куда-то в траву.
— Это не то же самое, а ты ведёшь себя, как конченное мудло, Хосок.
— Тоже мне новость.
***
— Честно?!
— Ну перестань, — висящим на плече полотенцем вытирая угольно-чёрные

волосы, Юнги выходит из ванной комнаты в одних пижамных штанах, второй
рукой прижимая к уху телефон. — Можешь позвонить Намджуну и убедиться,
что всё прошло отлично.
— Хорошо, проехали. Я так рада, оппа, — верещала Юнджи в трубку, тем самым
заряжая брата энергией получше всякого кофеина. — Очень рада.
— Единственная проблема заключается в том, что я засыпал на всех занятиях,

поэтому сегодня лягу пораньше, — проговорил Мин, плюхаясь на диван и
расслабляя мышцы. Он может вдохнуть свободно. Что может быть лучше? Люди
явно недооценивают возможность свободно дышать.
— Чёрт, моя соседка звонит. Повисишь?
— Давай позже спишемся? — предложил Юнги, подбирая ноги ближе к себе. — Я

теперь есть в «какао». Не спрашивай, меня заставили под дулом свёрнутой
тетради.
— Хорошо, оппа. Отдыхай, — девушка усмехнулась и тепло улыбнулась, зная,

что Юнги обязательно это почувствует, а затем чмокнула в трубку и
отключилась.
Как только Мин, улыбаясь и всё ещё вытирая влажные кисточки волос, оторвал
телефон от уха, то какой-то раздражающей какофонией запиликали
приходящие из разных чатов сообщения вкупе с бесконечной вибрацией.
Намджун добавил его, а точнее Юнджи в общий чат всего класса, а также, чёрт
вообще знает зачем, создал чат с Хосоком, собой и Мином. Когда Юнги понял,
что все эти сообщения — бессмысленный трёп школьников из чатов, то
заблокировал телефон, откидывая его на диван.
После того, как Юнги заказал еду с доставкой и поужинал в одиночестве, долго
с помощью переписки рассказывал сестре обо всём, что произошло за его
первый день в её образе. Вплоть до того, что ему купил Намджун в столовой.
Сестра выпытывала всё до самых мельчайших подробностей и деталей. Мин
умолчал лишь об одной проблеме, что мутным, неясным пятном начала
вырисовываться на горизонте. Это тот пацан, Чонгук, кажется. У Юнги и так
достаточно проблем, очень не хотелось бы пополнять этот длинный список ещё
одной в виде западающего на него школьника. Но он обязательно что-нибудь
придумает, а Хосок и Намджун помогут. Когда Юнджи заметила, что старший
путает буквы, то отправила в постель, пожелав добрых снов.
26/224
Когда сознание Юнги уже начало тонуть в пучине сладкой дрёмы, телефон, что
покоился на груди, издал вибрацию, которая особенно сильно почувствовалась
из-за полусна. Разлепляя один глаз, он поднял телефон и быстро разблокировал
только для того, чтобы убедиться в бессмысленности очередного сообщения из
чатов. Но чат был новый, точнее диалог, который заставил его мгновенно
продрать глаза.
kook.JK883
привет ~
— Понеслась пизда по кочкам.
27/224
*Зачёркнутый текст в смс-сообщениях. Это текст, который отправитель стёр или
перепечатал, он не виден получателю сообщения.
3. Знания — это сила.
— Что за балаган? — с каплей апатии в голосе спросил Чимин, а затем

бросил свой кожаный старенький рюкзачок со слегка стёртыми лямками на
парту.
А спросил он это, собственно, из-за Чонгука, который со вселенской грустью на

лице сидел за партой, а Тэхён через каждые пять секунд цокал языком и
закатывал глаза. У Чона было такое лицо, будто он сейчас зарыдает. Последний
раз Чимин видел идентичное выражение на лице Чонгука, когда у того кошка
съела деталь от лего и откинула свои мохнатые лапы.
— Такого ещё никогда не было, — захныкал парень, топя лицо в ладонях.

— Вообще ни разу.
— Новенькая его проигнорировала, — ответил Тэхён, в очередной раз закатывая

глаза и пожимая плечами.
— И всё? — не удерживая проскользнувшее в голосе удивление, Чимин сел за

парту, подтягивая к себе рюкзак. — Я уж думал, ты залил томатным соком свои
любимые штанишки.
— Нихера не смешно, — резко отрывает брюнет ладони от лица, хмуря чёрные

густые брови, чем-то напоминая Чимину какого-то мультяшного героя. — Ещё ни
одна девушка не оставляла мои сообщения без ответа, а эта даже на «привет»
не ответила!
— Вот же самовлюблённая сучка, — прикладывая ладони к щекам и театрально

изображая возмущение, ответил Пак. — Да вы же просто идеальная пара.
Люди часто путают самолюбие и самолюбование. Это две совершенно разные

вещи. Чонгуку больше присуще самолюбование, что порой плотно пролегает на
одном ряду с нарциссизмом и самовлюбленностью, поэтому ему так невыносимо
признать, что какая-то девчонка проигнорировала его сообщение. Чимину же
свойственно самолюбие. К себе и своей внешности он относится с огромным
равнодушием, как и ко мнению о себе окружающих. Потому что эти люди,
которые окружают его и рассуждают чересчур поверхностно, в большей степени
не имеют никакого значения для него. Они приходят и уходят. А самолюбие —
это не когда ты обсасываешь своё отражение в зеркале, а когда ты моешь для
себя это самое зеркало, потому что уважаешь себя. Глупо — это самолюбование
и самодовольство, а самолюбие же — полезно и необходимо.
До двенадцати лет Чимин всегда экономил на обедах в школе, чтобы отложить

деньги на проезд и после занятий поехать в другой район города, где находился
тогда ещё существующий дом престарелых. Всему, что сейчас умеет, он
научился у своей бабушки. Она часто, когда мелкий Пак откидывал кисть в
приступе раздражения, произносила одну и ту же фразу: «Пока ты не полюбишь
себя, Чимин-и, у тебя нет ни малейшей возможности раскрыть свой потенциал».
Бабушка была тем самым человеком, которого можно назвать самым родным,
28/224
самым понимающим, частью самого себя. Но трагедия не обошла семью Паков
стороной, потому как в доме престарелых случился пожар, унёсший жизни
более двадцати человек, включая персонал. Имя бабушки Чимина входило в этот
список. После случившегося Пак заставил себя думать, внушил самому себе, что
бабушка умерла своей смертью, потому что ненависть к людям, что допустили
подобное, сожрала бы его внутренности и его самого вместе с потрохами.
Но с детства, благодаря бабушке, он уяснил эту простую истину о самолюбии: ты

должен себя любить и любить в себе то, что может любить в тебе кто-то другой.
Несмотря на столь юный возраст, Чимин уже не один раз был в отношениях. Он
пробовал отношения как с девушкой, так и с парнем. Несмотря на сильное
чувство, его первые отношения распались из-за борьбы двух самолюбий,
постоянных попыток самоутверждения двух подростков, не желающих идти на
уступки друг другу. Она была импульсивна и ни во что не ставила чиминовы
интересы. Всё было примерно таким:
— Прикольно! А меня нарисуешь?

— Я не рисую людей.
— Почему?
— Я их ненавижу… по большей части.
— Вот как? То есть ты меня ненавидишь?
— Я не это имел в виду.
— Да пошёл ты, эгоистичный придурок. Я ухожу.
— Господи.
Ему казалось, что девушка его недостаточно уважает, и отношения кончились в

тот момент, когда встретился парень постарше, поднявший его своим
восхищённым отношением на совершенно недосягаемую высоту. Но спустя пару
месяцев Чимин понял, что всё восхищение и понимание были фальшью, просто
игрой. Эти постоянные подлизывания и попытки угодить той или иной фразой.
Боже, да Чимина просто тошнило и выворачивало от этого наизнанку. Если в
предыдущий раз этого было недостаточно, то потом этого было слишком много.
Но Чимин знает, что когда-нибудь встретит золотую середину. Наверное.
— Тебе осталось лишь создать фан-клуб себя любимого и набрать туда

участников, Чонгук, — фыркнул Тэхён, доставая из кармана брюк телефон и
быстро туда погружаясь, поскольку уже подготовил нужные учебники для
занятия.
— Кстати, да. Туда вступит вся женская составляющая нашего класса, —

согласился Чимин, выуживая из рюкзака тетрадь. — Кроме новенькой,
естественно.
Вызывая очередной вымученный стон Чонгука, что уронил голову на сложенные

руки, Чимин с удовлетворением усмехнулся, качая головой.
— Я думаю, что в пятницу можно затусить у меня, — заявил Тэхён с едва

заметной толикой сомнения в голосе, судя по движению большого пальца
листая в телефоне контакты и жуя. — Родители уезжают на конференцию в
Пусан.
— Правда?! — чуть ли не вскрикнул Чонгук, резко поднимая голову, отчего

аккуратные пряди угольных волос слегка шелохнулись. — Чёрт, да!
29/224
— Ты чего? — Чимин нахмурил брови: эта вот чонгукова импульсивность порой
так раздражала.
— Ты позовёшь «твикс»? — спросил Чон просто с неимоверных размеров

надеждой в голосе, большими оленьими глазами уставившись на опешившего
Тэхёна. Кажется, тот аж замер, побоявшись, что брюнет утопит его в этих немых
мольбах.
— С чего бы? — вышел Тэхён из ступора. — Ты же знаешь, что я недолюбливаю

этого придурка Хосока. До сих пор не могу понять, каким образом они оказались
на тусовке в прошлый раз.
— Я буду две недели покупать тебе обед, — Чонгук сложил ладони в умоляющем
жесте. — Да и вообще буду делать, что захочешь. Пожа-а-алуйста.
— Да зачем? — всё ещё не мог понять Ким.
— Они, судя по всему, хорошо дружат с Юнджи. Следовательно, девяносто пять

процентов из ста, что они возьмут её с собой, — ответил Чонгук с таким видом,
будто читает лекцию.
— Ты, блин, серьёзно? — сморщился с негодованием Чимин. — И что ты будешь

делать? Жонглировать весь вечер стаканчиками перед её глазами? По-моему,
девушка игнором ясно дала понять, что ты её не интересуешь.
— Это мы ещё посмотрим.
***
— Как раз таки игнорированием я дал ему понять, что он меня не интересует, —
возмутился Юнги, в узких чёрных лоферах вышагивая по тротуару.
Единственное, что ему нравилось во всей этой ситуации, так это тот факт, что
под юбкой так приятно обдувает кожу. Он бы никогда об этом не подумал, если
бы не попробовал.
Второй день оказался довольно приятным и солнечным. Юнги выспался,

собирался без спешки, даже успел посмотреть серию «котопса» во время
завтрака. В одно мгновенье он реально ощутил себя настоящим подростком,
который собирается в школу. Не сказать, что это ощущение было неприятным.
Скорее, странным.
— Игнорированием ты кинул ему вызов. Не забывай, что мы — школьники, у

которых бушуют гормоны. А у таких, как Чонгук, ко всему прочему ещё и особо
сильно тестостерон плещется, — говорил Намджун, вышагивая рядом с другом и
одновременно наслаждаясь солнечным теплом, что приятно ласкало кожу лица.
— Поэтому зря ты оставил его сообщение без внимания.
— А что мне следовало ответить? — с непониманием возразил Юнги, подправляя

на плече лямку от сумки.
— «Привет, сладкий», — с подделкой под женский соблазнительный голос

бросил Хосок, идущий по другую от Мина сторону.
30/224
— Хуядкий, — закатил Юнги глаза. — Если он такой уж тупой и не понимает, то я
могу напрямую написать, что он меня не интересует.
— Сомневаюсь, что его это остановит, — пожал плечами Намджун. — Он

конспекты может переписывать по четыре раза, если ему в одном абзаце почерк
не понравится.
— Ну и пизде-ец, — с негодованием заключил старший. — И что мне с этим

делать?
— Обзавестись парнем, нуна, — поиграл Хосок бровями, уставившись в телефон.

Мин не уловил момент, когда тот успел его достать.
— Я же, вроде, просил, блять, без этих ебанутых шуточек? — с раздражением

прошипел Юнги, простреливая младшего острым взглядом.
— А кто шутит? — возмутился Чон в ответ, отрывая серьёзный (серьёзно?!)

взгляд от экрана телефона. — Сам подумай, хён. Если всем намекнуть или
показать, что у Юнджи кто-то есть, то можно убить всех возможных зайцев
одним выстрелом.
— Где настоящий Хосок и что ты с ним сделал? — Намджун усмехнулся,

переводя взгляд на Мина. — Он прав, Юнги-хён. В этом случае проблем точно не
будет.
— Тэхён написал в чат, что устраивает вечеринку в пятницу, — произнёс Хосок

прежде, чем Юнги успел что-либо ответить на изложенный младшими план.
— Не знаю, как вы, но я на тусовку этого заднеприводного ни ногой.
— Не утрируй, Хосок, — запротестовал Намджун. — Признай, что прошлая

тусовка у него была на высоте. Пусть мы и заявились туда, уже будучи
нажратыми в хламину, — он усмехнулся, — но факт всё равно остаётся фактом.
Нам ведь нужно подходящее место, чтобы реализовать задуманное. В школе, на
виду у учителей, это будет не совсем уместно, а Тэхён обычно собирает почти
всех одноклассников. Да хватит даже тех двух местных королев сплетен,
которые даже после закинутой на плечи руки начинают обсуждать, в какой
кабинке школьного туалета трахалась та или иная парочка. А эти стервы не
пропускают ни одного сборища.
— Так, стоп! Притормози-ка, — бросил Юнги, выставив ладони перед собой и

даже слегка застопорившись на месте. — То есть вы хотите сказать, что мне
нужно переться домой к тому парню, который собирает компанию бухающих
школьников под одной крышей, и зажиматься там с какой-то левой малолеткой?
Ну сейчас, блять, ага. Сто раз. Я об этом только и мечтал всю свою сознательную
жизнь.
— Кто сказал, что с левой? — Хосок снова поиграл бровями с полуулыбкой на

лице. — Ради твоего успеха, хён, я готов переступить через…
— Намджун.
— М?
— Давай это будешь ты?

31/224
— Без проблем, Юнги-хён.
— Ну ты и стерва, хён! Я ранен в самое сердце, — хватаясь за грудь, Хосок в

драматичном жесте откинул голову назад, а ветерок подхватил его каштановые
пряди, смахивая их со лба.
— Ладно, может это и не самый худший план, — согласился Юнги, глядя на

бетонные плитки тротуара, проносящиеся под ногами и нагретые под ленивыми
сентябрьскими лучами солнца. — А как же подготовительные занятия в субботу?
— На них можно ходить по желанию. Мы там были-то раза три за два года, —
проинформировал Намджун, хмыкнув. — Или ты настолько сильно рвёшься
грызть гранит науки?
— Ясен хуй, знания — это сила.
***
— Чёрт, ну где же вы? — под нос себе прошептал Юнги, сидя в столовой за
одним из столов у больших окон, вид которых выходил на школьный двор.
Хосок отправился в курилку (не мог сделать это после обеда?), а Намджун в
библиотеку (и тут у Юнги к нему абсолютно идентичный вопрос). Один пояснил,
что «после обеда палево», а второй, что в библиотеке сейчас быстро разберут
все экземпляры нужной ему книги. Оба написали об этом в их тройной чат,
попросив свою любимую одноклассницу занять стол в столовой. И Мин, положив
на столешницу перед собой сумку и слегка впиваясь в неё пальцами, чувствовал
себя овечкой в волчьей стае. С каждым протекающим часом в стенах этой школы
Юнги всё больше осознавал, насколько тяжело быть девчонкой-подростком. Ему
казалось, что все пялятся на него. Что все шепчутся, переговариваются между
собой, глядя на испуганную девчонку. Пытаются получше разглядеть
перебинтованную шею и заглянуть под юбку.
Поэтому, когда напротив него за стол кто-то присел, тело невольно вздрогнуло,
как и руки, сжимающие сумку. Юнги быстро взял себя в руки, расслабил
напряжённые плечи и сфокусировал взгляд на черноволосом парне, что сел
прямо напротив него. Хватило несколько секунд, чтобы разглядеть его. Ничего
себе такая физическая форма, широкие плечи, статная осанка даже в сидячем
положении. Жилистые руки, идеально выглаженная форма и мягкое выражение
на симпатичном юношеском лице.
Стоп, так Юнги вроде знает его.
Блять, Чонгук.
— Привет? — произносит парень, складывая на столе руки. — Тут не занято?
Юнги прищуривается и продолжительно смотрит на этого дебила с ожиданием

во взгляде. Когда до Чонгука доходит, он, как показалось бы любой
девчонке, мило смущается и шлёпает себя ладонью по лбу. Но вот только один
пунктик тут играет самую важную роль: Юнги не девчонка.
32/224
— Чёрт, прости, я придурок, — зажмуривается черноволосый, всё ещё держа
ладонь у лица. — Я забыл. Ты можешь… Эм-м… Покачать головой? — произносит
он, скорее, как предложение, а не как просьбу, отрывая ладонь от лица. — Если
не занято, покачай головой отрицательно.
Юнги особо долго не колеблется и, не церемонясь, машет головой в

положительном жесте, давая Чонгуку понять, что место занято. Он очень
надеется, что вместе с этим обрубит на корню все интересы мальца.
— Я так и думал. Ну ничего, я не займу у тебя много времени, — вид у парня стал
более серьёзным, будто он снял эту милую маску зайки-попрыгайки. — Я писал
тебе вчера, но ты не ответила. Это было не очень вежливо, знаешь?
«Неужели настолько пострадала твоя самоуверенность?» — подумал Юнги,

снова прищуриваясь и грациозно закидывая ногу на ногу. Он не против слегка
поиграть, настрой сам собой появился, когда на горизонте теперь уже
окончательно прорисовался мелкий самодовольный засранец. В ответ Юнги с
вызовом пожал плечами.
— Ладно, пусть даже так, но ты ведь новенькая здесь. Намджун и Хосок — не

лучшая компания для такой девчонки, как ты, — заверил Чонгук, открыто глядя
в глаза «девушке». — То есть я имею в виду, если ты хочешь с интересом
провести последний год обучения, то тебе лучше подыскать себе компанию
получше.
— Ты куда из очереди убежал? — рядом с Чонгуком плюхается тот самый Тэхён,

немного испугав парня своим внезапным появлением, а рядом с самим Юнги
опускается уже знакомый ему ранее, кажется, Чимин. Они друзья?
— Я тут как бы разговариваю, — Чонгук с раздражением скидывает тэхёнову

руку со своих плеч. — И вообще, валите, тут занято. Я догоню.
Когда светловолосый парень опускается рядом с Мином, то Юнги по инерции

невольно отодвигается как можно дальше, чтобы подчеркнуть для этой
компашки свою неприкосновенность. Но происходит то, чего Юнги и боялся:
несколько сантиметров всё решают, когда краешек клетчатой юбки совсем
немного задирается, представляя всеобщему обозрению каёмку чёрных чулок. И
Юнги замечает это, когда прослеживает направление взгляда светловолосого
парня. Резко дёрнув рукой, он подправляет юбку, скрывая эту блядскую
злосчастную каёмку, и ощущает, как тёплым румянцем наливаются его щёки.
Ещё через пару секунд он поднимает глаза, глядя на Чимина (верно?), но тот
смотрит на своих друзей, и его взгляд не излучает ничего, кроме вселенской
апатии и беспросветного равнодушия.
Мину становится даже как-то обидно. Может Чимин (да?) и не заметил вовсе?
Всё действие ведь прошло за две секунды.
— Тогда почему ты здесь, раз занято? — Тэхён озирается с Чонгука на Юнги, а

затем обратно. И за эти мгновения Мина окатывает таким холодом чужого
взгляда, что аж физически становится прохладно. Ко всему этому можно просто
утонуть в презрении, которое Тэхён посылал ему телепатически. — Пойдём,
Чимин-а. Не будем мешать Чонгуку заводить новых друзей.
Всё верно, его зовут Чимин.

33/224
— Да чего ты опять психуешь, Тэхён? Ну подождите вы, — вдогонку нервно
бросает черноволосый, поднимаясь из-за стола, закидывая лямку рюкзака на
плечо и переводя внимание на опешившего Юнги: — Подумай над моими
словами. Увидимся.
И убегает. А Юнги сидит, всё ещё находясь в ступоре и задаваясь одним

единственным вопросом: «Что это такое сейчас, блять, было?».
***
Во всём остальном день прошёл более-менее неплохо, Юнги мог сказать, что
даже лучше, чем предыдущий. Только на этот раз он и сам заметил, как этот
Чонгук пялится с абсолютно нечитаемым взглядом. Всё это приправляется
хосоковскими подъёбами, а вкупе с жутко натирающим в районе лопаток
бюстгальтером становится невыносимым пиздецом. Но, несмотря на это, день
всё равно лучше. Почему? Юнги не знает.
К вечеру, переписав сфотографированные и отправленные Намджуном задания

на дом, Юнги продавливает диван, раскидав по нему конечности и поедая чипсы
из чашки, расположенной на животе. Созерцая какой-то боевик, который он уже
видел, но не помнит название, Юнги отключает свои мозги и особо не следит за
сюжетом, просто расслабляется. На телефоне раздаётся очередная вибрация, и,
решив проверить, что там за панихида творится в чатах, Мин вытирает о старую
домашнюю футболку пальцы от соли и масла, потянувшись к старенькому
кофейному столику перед диваном.
kook.JK883
привет ~
kook.JK883
привет
— Упёртости тебе не занимать, парень, — бурчит себе под нос Юнги, глядя на
диалог с двумя сообщениями. — Ну давай побеседуем, мелкий обнаглевший
засранец.
min.yoonji09
привет
Отправив сообщение, Юнги замечает, что оно помечается, как проверенное, уже
спустя пять секунд. Он усмехается, а потом вдруг ощущает какую-то власть. Ему
это даже в какой-то степени нравится. Ещё несколько секунд собеседник
молчит, видимо, он удивлён.
Ладно, Юнги признаёт, что порой у него слишком скучная жизнь, поэтому он
позволяет себе заниматься подобной хернёй вместо того, чтобы делать что-то
полезное. Заняться стиркой, например. Или сменить лампочку в прихожей.
kook.JK883
так и знал, что дело в «~»!!!
Ну хорошо, это забавно. Юнги, возможно, признаёт, что следующее сообщение

34/224
он набирает с большим энтузиазмом.
min.yoonji09
дело не в «~»
оно в том, что ты придурок слишком
высокого о себе мнения
Ответ не заставляет себя долго ждать.
kook.JK883
с чего такие выводы? :(
Ладно, можно сказать, что Юнги начинает это довольно сильно затягивать. Нет,
вовсе не переписка с кем-то. Притворство. Мин не сразу понимает, что ныряет в
него с головой, когда набирает ответное сообщение, быстро тыкая по сенсорным
клавишам.
min.yoonji09
ну, я (не) оценил оценила
твой столовский подкат за обедом
kook.JK883
зато я оценил твои чулки ;)
Прочитав сообщение, Юнги резко блокирует экран, округляя глаза. Этот тоже
заметил, что ли? По идее это не должно особо смущать или приводить Мина в
какой-то мандраж, но приводит. Факт в том, что если они продолжат метить под
его юбку, то заметят не только каёмку от чулков, а ещё член в комплекте с
яйцами, которых по идее там быть вообще не должно. Именно поэтому теперь
следует быть осмотрительнее в несколько раз и надеяться, что эти попытки
закончатся после вечеринки.
Юнги ещё некоторое время держит заблокированный телефон перед собой,

считая поступающие от сообщений вибрации. Одна, две, три. Немного страшно
от представления о том, что следует за тем сообщением. Но пугаться какого-то
оборзевшего сопляка совсем не в стиле Юнги, поэтому он снимает блокировку,
прочитывая новые сообщения.
kook.JK883
идёшь на вечеринку Тэхёна в пятницу?
kook.JK883
я смутил тебя?
kook.JK883
эй
kook.JK883
извини, я не хотел тебя смущать :(
— Невинный флирт включил, — Юнги фыркнул, качая с досадой головой. — Я так

девок клеил, когда ты ещё под стол пешком ходил.
Мин уже почти отправил сообщение в одно слово, начинающееся на «от» и

35/224
заканчивающее на «вали», когда на экране всплыл входящий звонок.
— Приве-ет, — протянул с лаской Юнги, отвечая на звонок сестры. — Я как раз

ждал, когда ты освободишься и вспомнишь о своём любимом и потрясающем
брате.
— Привет, оппа. Но вместо него я позвонила тебе, — захихикала Юнджи,

заставляя Юнги недовольно забурчать.
Он рассказал ей, как прошёл второй день, снова не упуская деталей и

подробностей. Высказал своё мнение о хамящей уборщице, о большой
столовской очереди во время обеда и просто отвратительных на вкус эклерах.
Даже о ниточке слюны, которую пустил, когда случайно задремал на
литературе. Потом ещё полчаса с неподдельным интересом слушал о том, как
проходят курсы сестры. О том, что ей безумно нравится, жутко интересно и
вообще он такой прекрасный брат, потому что это всё благодаря ему. Когда
разговор начал подходить к концу, Юнги, видит Бог, совершенно случайно
ляпнул о пятничной вечеринке. Его языком в этот момент управлял никто иной,
как сам Сатана.
— Думаешь, это хорошая идея? — Юнджи почему-то заволновалась, это было

слышно по интонации мягкого голоса.
— Почему нет? — Юнги пожал плечами, несмотря на то, что его никто не видит.
— Меня ребята туда вообще тащат.
Ей необязательно знать об их плане. Ему слишком стыдливо признаваться своей

сестре в том, что на него (ну и что, что он в её образе!) запал одноклассничек. И
для того, чтобы отвадить его (да и заранее всех остальных) от себя, он будет
весь вечер на публике любезничать с Намджуном.
— Что ты наденешь? — прямо с разбегу и сразу в лоб кинула девушка, заставляя

Мина нахмуриться.
— Какая разница? Она в пятницу, ещё целых два дня, — с недоумением и

примесью возмущения в голосе спросил Юнги. — И вообще, это первое, что тебя
волнует?
— Конечно! Ты думаешь, что, когда я перейду на другое отделение, будучи уже

собой, обо мне не будут ходить слушки из старой школы? Это клише любого
ученика, который переводится из одной школы в другую, — проконстатировала
Юнджи, попутно пыхтя, поскольку занималась перестановкой мебели в своей
комнате. — Таким образом, мы возвращаемся к предыдущему вопросу.
— Да не знаю я, — буркнул старший, потянувшись к чашке с чипсами. — Первый

повседневный комплект?
— Не-ет, он слишком простой для вечеринки, — запротестовала девушка, а

потом на несколько секунд задумалась. Услышав ментальный звук крутящихся в
её голове шестерёнок, Юнги сглотнул пережёванную чипсу. — Возьмёшь тёмно-
синюю юбку из второго повседневного и чёрную футболку из третьего. Ту, с
красным смайликом «нирваны».
— Да, я помню, — бросил Юнги, закатив глаза.

36/224
— Не забудь про ленточный чокер, — напомнила Юнджи, следом чуть тише
обращаясь к, видимо, своей соседке: — Не, я не голодна. Заказывай на одного.
— У меня бинты на шее, какой нафиг чокер? — старший с абсурдом поморщился.
— Ничто не должно мешать девушке оставаться красивой! Тем более какая-то

операция. Поверх наденешь, ничего страшного, — со строгостью проворчала
сестра.
— Ну пиздец, — едва слышно пробормотал Юнги себе под нос, втягивая голову в
плечи, как обиженный всем этим миром человек.
— Я вспомнила! — воскликнула девушка так громко, что Мин аж вздрогнул, на

секунду отводя трубку от уха, а затем возвращая. — Иди в мою комнату и открой
нижний ящик комода.
— Зачем? — с интересом спросил Юнги, но с дивана всё же поднялся.
— Просто сделай, — лаконично кинула девушка, переводя внимание на кого-то

другого, пока Юнги пересекал небольшое расстояние.
Держа телефон около уха, парень присел на корточки рядом с комодом, хватая
за ручку и выдвигая нижнюю полку.
— Нет.
— Да, оппа. Да.
Со дна полки на Юнги смотрел новенький, ещё даже не распакованный

комплект чулков в сетку.
37/224
4. Физическое воспитание.
— Погоди, — Тэхён рвано выдыхает, затем пытается наполнить лёгкие

кислородом до предела. — Чёрт… Я сейчас… Держи мои колени.
— Я, блять, тоже, — подаваясь вперёд, Чимин загнанно дышит и пытается

удержать равновесие. На лбу образуется испарина, а щёки румянятся.
— Ох, чёрт…
— Вам нужна помощь? — на горизонте размазанным пятном появляется Чонгук,

держащий в руках две стопки учебников. — Неровно повесили. Вообще, почему
вам не дали стремянку для этого?
— А должны были? — Чимин расширяет глаза, но неизвестно, от чего именно: от

возмущения или от веса сидящего у него на плечах, дрыгающегося Тэхёна. — Я
сейчас сломаюсь.
— А я ёбнусь, так что держи ровно! — возмущается парень, со страхом глядя на

светлую макушку Чимина между своими ногами. — Сожми крепче, я
соскальзываю.
— Это гораздо лучше, чем чувствовать шеей твой член, — морщится Пак, крепче
цепляясь руками за ноги Тэхёна. — Прикрепи уже эту ебливую растяжку, я
больше не могу.
— Скажи спасибо Чонгуку, который записал меня в совет без моего ведома, —
пробубнил парень, забывая о том, что виновник торжества по-прежнему стоял за
спиной и глумился, поэтому следом быстро оправдывая себя: — Мне, конечно,
нравится, но надо было предупредить хотя бы.
— Ты сам говорил в начале лета, что хочешь в совет. Вот я и

договорился, вместо недовольства правильнее было бы выразить
благодарность, — с проблеском едва заметной обиды в голосе твердит брюнет,
слегка дуя губы и крепче сжимая в руках стопки учебников, которые
преподаватель попросил отнести в библиотеку. — Скоро звонок, так что
поторопитесь.
— Лучше бы помог, подлизаловка, — кидает Чимин взгляд на учебники, попутно

ещё раз проклиная главу совета, которая забыла упомянуть про стремянку,
когда отправляла Тэхёна вешать растяжку для ежегодной научной
конференции. А себя за то, что в момент переизбытка дружеских сантиментов
согласился помочь.
— Предложение о помощи отклоняется, — деловито заявил Чонгук,

прокручиваясь на пятках и намереваясь отправиться в другой конец холла, где
находится библиотека. — Чёрт!
Парень не сразу понимает, что в кого-то врезается, да так сильно, что в момент
торможения все учебники летят в сторону черноволосой девушки, что в испуге
распахивает светло-карие глаза, замерев на месте. Они сталкиваются лбами, но
с её губ не слетает ни единого звука. Она лишь морщится и немного отступает
назад, потирая изящной ладонью место ушиба.
38/224
— Юнджи! — чуть ли не пропищал Чонгук, замечая, как с плеча скатилась и
упала рядом с книгами коричневая кожаная сумка с длинным одиночным
ремешком. — Дерьмо. То есть… Чёрт! То есть… Блин!
Пытаясь исправить своё крайне неудобное положение, брюнет наклоняется,

чтобы в первую очередь поднять чужую сумку, но именно в этот момент
Вселенную кто-то трясёт, как тот чёртов «киндер сюрприз», потому что девушка
собиралась самостоятельно её поднять. Очередное столкновение лбами
знаменуется тэхёновыми смешками откуда-то сверху. Чонгук растерянно
хватается за лоб, окончательно теряясь в этом холле, стены которого вдруг
начали сужаться.
— Да что же это такое, — с досадой бурчит Чон, больше обращаясь к самому

себе, нежели к девушке, пока та поднимает свою сумку и перекидывает лямку
через плечо. — Извини меня, обычно я не такой неуклюжий!
Он поднимает глаза, надеясь застать её смущённой и немного покрасневшей,

как это всегда бывает с девчонками, но видит перед собой абсолютно
безразличное выражение на прелестном бледном лице. Чонгук сталкивался с
такими девушками примерно ноль раз. Правда, Чон мог похвастаться своим
опытом в отношениях с прекрасным полом. Даже мог назвать себя в какой-то
степени опытным, пока на этом тернистом пути познания женского внутреннего
мира не встретилась такая девушка, как Юнджи. Потому что у всех девчонок, с
которыми Чонгук даже просто здоровался, всегда появлялось такое выражение
лица, будто он — сладкий клубничный кекс, а они давно не ели сладкого.
Юнджи, наверное, не нравится клубника. Другого объяснения её безразличию у
Чона просто нет.
Вообще, ему нравятся такие девушки, как Юнджи. Без тонны макияжа, просто
девушка, расслабленная, спокойная. Чонгуку нравится знать, как девушка
выглядит, когда она просто одевается для себя и ей удобно. Очень редко его
ровесницы естественны, когда наряжаются на школьное мероприятие или
вечеринку. Они же естественны в том виде, как они выглядят в воскресенье
утром, когда просто занимаются своими делами или просыпаются. Чонгук судит
девушку чисто по тому, как она выглядит, проснувшись с утра. Это же самое
важное, так? Увидеть, как выглядит Юнджи с утра, ему хочется до стиснутых
зубов и сжатых кулаков, но единственное, что нужно, это подступиться к ней,
найти нить в виде схожих интересов в музыке или кино, которая вытянет его
статус из «какой-то странный одноклассник» в «интересный милый парень». Но
эти надежды на сближение сгорают и обугливаются, пеплом опадая в тягучую
реку из безразличия на лице девушки, что стоит напротив с опущенной бровью и
смотрит на него, как на дерьмо, прилипшее к подошве её очаровательных
чёрных лоферов.
— Извини ещё раз, — верещит Чонгук, присаживаясь на корточки, чтобы собрать

учебники. — Я хотел написать тебе вчера, но немного замотался.
Он не понимает, зачем городит первое, что всплывает в голове, потому что

Юнджи смотрит на него сверху вниз, а её взгляд говорит лишь: «Кто ты вообще
такой, чтобы меня это как-то волновало?» Брюнет хочет дать себе ментального
подзатыльника, чтобы хоть немного собраться с мыслями и не ляпнуть
очередную чушь. Ничего не выходит, поскольку, когда он только открывает рот,
девушка лишь закатывает глаза и обходит его стороной, тонкий силуэт теряется
39/224
среди спешащих на свои уроки учеников. Чонгук почему-то чувствует себя
резиновым членом на полке с плюшевыми медведями в одном из детских
магазинчиков.
— У тебя нет шансов, — заключает Тэхён, не скрывая облегчения, когда

чувствует ногами твёрдую поверхность и (самое главное) безопасность. — Даже
если ты трансформируешься за одну ночь в её любимого актёра.
— Расползающаяся по телу предсмертная лёгкость была во много раз слаще и

прекраснее, ибо он избавлялся вовсе не от жизни, а от своих глубоких чувств, —
с драматизмом и опущенными бровями, положив руку на грудь, Чимин
цитировал строчку из какой-то неизвестной Чонгуку книги, откровенно глумясь
над растерянным парнем и вызывая лошадиный ржач у Тэхёна.
— Заткнитесь, — шикает Чонгук, раздражаясь ещё сильнее.
— Грустно это всё как-то, — кидает с по-прежнему притворной досадой Чимин,

подправляя лацканы бордового пиджака от своей старой школьной формы,
который он, если честно, ненавидит, но всё равно иногда носит. — Твоё «дерьмо-
то-есть-чёрт-то-есть-блин» было просто триумфальным.
— Триумфальным провалом, — добавляет Тэхён, глядя на растяжку, как на свой

завершённый шедевр, затем поворачивается и одаривает Чона скучающим
взглядом. — Давай мы скинемся и купим тебе какую-нибудь супер-пупер редкую
марку? Чтобы ты не грустил.
— Да пошли вы, — собрав учебники, выпрямляется брюнет, одаривая друзей

тяжёлым взглядом. — Придурки.
— Вот и вся благодарность за заботу, — дует Ким тонкие губы, опуская руки в
карманы бежевых брюк.
— И не говори, — качает головой Чимин, с по-прежнему фальшивой грустью

наблюдая, как над головой отдаляющегося Чонгука появляется ладонь с
вытянутым средним пальцем.
***
Тёплый ветер приятно обдувает лицо и слегка колышет искусственные чёрные

пряди, а солнце немного слепит глаза, заставляя щуриться. Юнги сидит на
пустых трибунах, наблюдая, как ученики, переодевшись в спортивную форму,
собираются на небольшом стадионе. В связи с операцией занятия по
физическому воспитанию для Юнджи отменены, чему Юнги, несомненно, очень
рад. Переодеваться в женской раздевалке оказалось бы довольно
проблематично, пусть Мин и не против немного растрясти кости после долгого
сидячего положения за партой. Было бы здорово, если бы этот предмет был не
только в четверг, а хотя бы пару-тройку раз в неделю, чтобы можно было с
успехом и упоительным наслаждением греть свои кости на сентябрьском
солнце.
Юнги, в принципе, никогда не питал огромной любви к своим школьным годам и

школе в целом. Для него она всегда была каким-то вампиром. Единственное, что
у неё с огромным успехом получалось — это высасывать из него всю жизненную
40/224
силу. До капли. И если очень уж везло, то к концу дня хотелось только покурить,
а если нет — то повеситься. Его совсем не тянуло курить дома. Но в школе Мин
просто не мог прожить без сигарет. Юнги с полной уверенностью готов заявить,
что школа учит детей неуместным вещам, а не тому, как справиться с
проблемами в реальной жизни.
— О чём задумался? — голос Намджуна раздался откуда-то сбоку, резко

выдёргивая Мина из мыслей и воспоминаний.
— О прошедших школьных годах, — честно ответил старший, пожимая плечами.

— «Лучшее время», ага.
Присаживаясь рядом, Намджун расстегнул спортивную ветровку и усмехнулся.
— Готов к завтрашней вечеринке? — спросил парень, вытягивая свои длинные

ноги, облачённые в спортивные штаны тёмно-синего цвета, и невольно
демонстрируя белоснежные фирменные кроссовки, на которые заработал сам,
оттого и гордился покупкой чуточку больше, чем должен.
— Нет, — покачал Юнги головой, подправляя клетчатую юбку. — Вообще, это

будет странно. Ну, типа… Мне кажется, что ни одна девушка на свете не стала
бы скрывать того, что у неё есть парень, как это получается в нашем случае. Я
бы точно не скрывал этого, будь я девушкой. Обязательно бы говорил о нём. Ну
хоть иногда. Часто. Всегда.
— Но ты не девушка, — заверил младший, щёлкая пальцами. — Походу,

превращаешься в неё. Реально, Юнги-хён, ты говоришь такие странные вещи.
Кого это вообще волнует? Думаешь, кто-то усомнится в правдивости «наших
отношений»?
— Да пошёл ты нахер, — тихо бурчит Юнги, потому что рядом проходит

несколько хихикающих учениц. — Мне просто неловко от этого надвигающегося
пиздеца.
— Расслабься, — Джун тычет старшего в бок локтем. — Нам же не нужно

лизаться у всех на виду. Даже сейчас, если ты посмотришь на толпу девчонок,
что собрались на поле, то увидишь, что они смотрят на нас и уже плетут косички
из сплетен.
— Всегда ненавидел школу. В каждой есть компания девочек-тварей,

захвативших власть и пускающих сплетни, но после школы они обычно никто, —
заключает Юнги, складывая руки на груди, когда раздаётся свисток
преподавателя.
— Забей, — кидает Намджун, и Мин не сразу замечает, как тот пропадает,

отправляясь на поле.
После того, как преподаватель проверяет посещаемость, все зачем-то делятся

на несколько команд и хрен знает чем вообще занимаются, Юнги становится
скучно после двух минут наблюдения. Он достаёт телефон и бездумно листает
сообщения. В последнее время гаджет начал сильно зависать и глючить,
поэтому ещё некоторое время Мин думает, где раздобыть денег на новый.
Разные мысли вертятся в голове. Юнджи сейчас на курсах, да и общим
решением они пришли к тому, что удобнее всего созваниваться или списываться
41/224
ближе к вечеру. Она по-прежнему дуется из-за того, что он отказался надевать
или даже просто мерить эти блядские чулки. Нет, ну это нормально вообще?
Когда он соглашался на эту авантюру, подобные пункты не были обговорены.
Чмокая губами, Мин изящно (как научила сестра) закидывает ногу на ногу и
подпирает ладонью подбородок, опираясь локтем на колено. Когда он
поднимает глаза, то первое, что видит — Чонгука, который первым прибежал на
финиш и опирался ладонями о колени, чтобы отдышаться от быстрого бега.
Парень вспотел, белая футболка прилипла к рельефному торсу первого сорта и
красивым изгибам спины, а взмокшая чёлка — ко лбу. Слегка прищуриваясь от
солнца, Юнги рассматривает роскошное спортивное тело с широкими плечами и
отменными бёдрами. Да, стоит признать, что природа этого парня не обделила
красотой. Кажется, даже если он не будет прикладывать усилия, то всё равно
его тело останется таким первоклассным.
Мин не может похвастаться развитой мускулатурой, ему присущи худощавость и

слишком уж женские изгибы тела. Наверное, гены матери отпечатались в
цепочке его ДНК чуть сильнее, чем должны были. Но грех жаловаться, потому
что такое телосложение не вызывает у окружающих отвращения, скорее, даже
наоборот. Ему на самом деле не очень-то и нравится комплекция, которой может
похвастаться этот Чонгук. Юнги больше симпатизирует изящность и баланс в
теле. Как там говорится в старой пословице? «В маленьком теле часто таится
великая душа». Так часто говорила его мать, когда Мина в детстве дразнили из-
за худощавости и маленького роста. Глядя на то, как хихикают и
перешёптываются девчонки, озираясь в сторону Чонгука, Юнги понимает, что
вот она — типичная человеческая тупость. Гнаться за сладким телом, не отдавая
себе отчёта в том, что это не более, чем привлекательная оболочка, такая себе
упаковка для костей. Корм для червей, в конце концов.
Когда Юнги осознал, что брюнет заметил на себе его взгляд и с лёгкой улыбкой
смотрит в ответ, то быстро отвернулся, и на глаза беспричинно попался
светловолосый парень, стоящий поодаль. Чимин, вроде как. Мин почему-то
усмехается от того, что его друг, которого зовут Тэхён (Юнги ещё не до конца
запомнил все имена), лезет к нему, тыкая и шпыняя, а тот лишь брезгливо
морщится и, кажется, вот-вот ему ёбнет. Отсюда не слышно, о чём они говорят,
но по лицу светловолосого явно можно прочесть это ярко выраженное
«отъебись».
Скука или же что-то иное понуждает Юнги рассмотреть тело парня. Оно
выглядит иначе, даже в сравнение не идёт с чонгуковым. На нём чёрные лосины,
а поверх того же цвета шорты. Расстёгнутая ветровка белого и бирюзового
цветов, а под ней майка. Такой же вспотевший и покрасневший. В первую
встречу парень показался худым из-за безразмерной школьной формы, но
сейчас он таковым не выглядел. Крепкие плечи, одновременно с этим красивые
выпирающие косточки ключиц, не скрываемые глубоким вырезом майки.
Непревзойдённая белёсая шея. Не слишком тонкая талия, если особо сильно
напрячь зрение, то можно разглядеть очертания пресса под белой тканью,
покрытой небольшими пятнышками пота. Широкие бёдра и стройные ноги,
облачённые в лосины. Даже оголённые щиколотки выглядели как-то
совершенно по-особенному. Мин сам не заметил, что откровенно пялится,
прикусив край губы. Он не может себя остановить, когда издалека пытается
разглядеть огромные пухлые губы и замечает, что взгляды с субъектом его
исследований нечаянно пересекаются. По-прежнему себя не контролируя, он
отводит взгляд, но, в отличие от случая с Чонгуком, совершенно бесконтрольно
42/224
краснеет, как самая настоящая девчонка. А внутри что-то назойливо щекочет,
поэтому оставшееся время до конца занятия Юнги озирается по сторонам,
упорно игнорируя поступающие в его сторону чонгуковы взгляды.
Когда преподаватель отправляет заёбаных и вялых учеников в раздевалки,

Юнги остаётся на трибунах, чтобы дождаться своих друзей и отправиться на
последнее занятие. Он явно не предвидел того, что будто из воздуха вдруг
образуется светловолосый парень, который присядет (почти) рядом. Приятный
шершавый голос касается минового уха. И он какой-то слишком сладкий.
Приторный. Намного слаще, чем засахаренные сливы, которые любит его сестра.
Тембр хриплый, как кошачье урчание. Даже по ногам жужжащей волной
прокатилась какая-то вибрация.
— Привет, — хрипло поздоровался Чимин, слишком уж пытливо разглядывая

миново лицо. — У тебя, вроде как, была вода? Если мне ещё не изменяет зрение.
В едких глазах промелькнула какая-то заинтересованность. Его глаза, слишком

пытливые и такие неопределённые, напомнили Мину глаза кота. Он сам очень
похож на хитрого кота с бело-серым окрасом. На лице такое непринуждённое
выражение. Он как бы ничего не требует, но в то же время чего-то хочет. Юнги,
с одной стороны, плевать на этого парня, а с другой — хочется пододвинуться
ближе. Мин секундно смотрит парню прямо в глаза, чтобы убедиться, что зрачок
действительно круглый, а не вертикальный, как у котов.
Мина всегда смущали подобные взгляды. Вроде, и прямой, и спокойный, но в то

же время вызывает в Юнги какое-то распутное чувство. Сложно понять, в линзах
ли этот парень, но даже если и так, взгляд не теряет своей завлекательности.
На него будто смотрит кот с белыми пятнами на груди и лапах. Когда серые,
блядски выразительные глаза проходятся по минову лицу, словно мягкой
кошачьей лапой, то это… Смущает?
Ещё через три секунды к носу Юнги змеёй проскальзывает запах. Горячий запах
пота в палитре с можжевельником и горьким апельсином. И ещё что-то, что
ничем нельзя назвать. Что-то особенное. Собственное. Юнги, слегка
покосившись, кидает быстрый взгляд в сторону парня, который, наверное,
просёк что-то по миновому взгляду во время занятия и явно пытается добить
девушку окончательно. Светловолосый переоделся в школьную форму, но не
потрудился застегнуть верхние пуговицы белой рубашки, а галстук с
расслабленным узлом свисал почти до груди. На Мина поглядывали выпирающие
косточки ключиц, расположенные чуть ниже выпирающего кадыка.
Это было слишком.
Потная красивая шея для Мин Юнги всегда слишком.
Он прикусил щёку изнутри и поспешно достал из сумки бутылку воды, борясь с

необъятным желанием разглядеть интересное на вид лицо поближе.
Действительно, в следующую секунду Юнги поймал себя на мысли, что этот его
одноклассник внешне, скорее, необычный, нежели милый и привлекательный. И
он даже не просто красив, а как-то феерично прекрасен в теории. Убийственно.
Такая необычная внешность сразу бросается в глаза. Если бы он прошёл мимо,
то Юнги, скорее всего, задержал бы взгляд на несколько секунд, может быть,
даже обернулся.
43/224
— Оу, спасибо, — с благодарностью произнёс парень, принимая из рук девушки
бутылку. — Ты спасаешь меня от обезвоживания.
— Угу, — шёпотом, едва слышно ответил Юнги и покачал головой, собираясь со

своими мутными, как мыльные пузыри, мыслями, и всё же всматриваясь в лицо
Чимина.
Как потом стало понятно, это было просто невероятно-супер-пупер-дико

дерьмовым решением. Парень сделал пару мягких глотков и языком собрал
капельки воды с уголка рта, в этот момент Юнги и заметил в языке гвоздик,
который слегка блеснул в солнечных лучах. Мин хотел ослепнуть и больше
никогда этого не видеть. Серьёзно. Никогда. Вообще.
Какого хуя каждый второй ученик в этой школе похож на юную порно-звезду?
— Ещё раз спасибо, — Юнги из прострации вырвала вибрирующая хрипотца в

юношеском голосе.
Мин даже не сразу понял, кому это было адресовано. Он вдруг резко растерял
всё своё безразличие и всю апатию, которые хотелось прямо сейчас натянуть на
себя, как этот чёртов парик. Юнги понял, что выглядит растерянно и смущённо,
вообще не знает, куда себя деть. Непонятное, странное ощущение, которому он
не может дать название, обмотало его со всех сторон и не даёт сформировать в
голове мысли. Чимин растворился так же быстро, как появился, а оставшееся до
конца занятий время Юнги не мог собраться и ощущал вкрученное в задницу
шило. Нет, даже не просто шило. Шилище.
***
Тишину разбавляло тиканье настенных часов и гудящая микроволновка, которая

разогревала для Юнги ужин. Сам он сидел на диване и смотрел на пустую
упаковку из-под чулков, а она смотрела на него с другого конца дивана.
— Ну пиздец, — в третий или четвёртый раз повторил Юнги, нервно шлёпая

обнажённой ступнёй по старенькому потёртому линолеуму. — Ну пиздец!
Он схватил телефон, яростно тыкая по сенсорным буквам.
min.yoonji09
не буду
mini_mo
будешь!
Практически рыча от раздражения, Юнги блокирует экран и откладывает

телефон на стеклянный столик. Он, конечно, шёл на всё это вполне сознательно,
но что эта девчонка вообще удумала? Мин до конца не понял, издевается ли
Юнджи с этими блядскими чулками. Она шутит или серьёзно настаивает на том,
чтобы он их надел? На вопрос «Зачем?» она начинает трёхметровую лекцию о
том, как для неё важно, что подумают и что будут говорить о ней потом. Якобы
сначала ты работаешь на репутацию, а потом она работает на тебя и бла-бла-
бла.
44/224
Выстанывая что-то нечленораздельное, Юнги хватает распакованные чулки и
долго вертит в руках. Надевает на руку. Растягивает. Рассматривает. Нет, ему,
конечно, очень нравятся девушки в подобных вещах. Особенно те, которые
часто тусуются в скейт-парке. Они надевают колготки в крупную сетку под
рваные джинсы, натягивая довольно высоко на талию. Стоит отдать должное,
Юнги засматривается на этих неприступных дерзких красавиц. И ржёт, когда
Намджун (конечно, безуспешно) пытается к ним подкатить. Но надевать такое
самому — самый неистовый пиздец, который Юнги никогда не сможет уместить
в голове.
И простить себе тоже.
Мин почему-то заливается краской, когда натягивает чулки до предела, чуть

выше каёмки которых начинаются чёрные боксеры. Это выглядит настолько
извращённо, что его начинает подташнивать, поэтому микроволновка зря
старается, разогревая для него ужин. Поднимаясь на ноги, Юнги понимает, что
помимо блядского вида, это ещё и чертовски неудобно. Сетка неприятно давит
на кожу, заставляя ощущать себя той колбасой. Мин уже слышит в ушах звон
хосоковского ора и ещё сильнее краснеет. Как можно оставаться мужиком,
когда тебя вынуждают надевать подобное?
Стыд.
Присаживаясь на диван, Юнги снимает блокировку и читает сообщения от

Юнджи.
mini_mo
ну что там?
mini_mo
что-то ты долго
mini_mo
оппа
mini_mo
хотя да, их сложно надевать
mini_mo
ты жив?
min.yoonji09
пиздец
mini_mo
о, ты здесь
я уж думала, сбежал
min.yoonji09
от тебя-то сбежишь
mini_mo
требую фото!
45/224
min.yoonji09
что, блять?
это ещё зачем?
mini_mo
если они смотрятся не очень, то наденешь простые
Вздохнув, Юнги вытягивает ноги перед собой и смотрит. Выглядит, вроде,

нормально. Ноги как ноги. Чулки как чулки.
— Что я делаю со своей жизнью, — шепчет он себе под нос, тыкая на иконку с
фотоаппаратом в диалоге.
Телефон слегка подвисает, это начинает бесить ещё сильнее, поэтому Мин глухо
стукает костяшками пальцев по экрану своего старенького гаджета, думая, что
это каким-то образом поможет. Когда камера, наконец, запускается, Юнги
сдвигает и отводит колени в сторону, фотографирует так, чтобы не было видно
ткань боксеров. Телефон начинает глючить сильнее, будто отказывается
принимать это убогое зрелище. Экран виснет, и Юнги начинает раздражённо
тыкать на треугольник для отправки. Но ничего не происходит, и экран просто
тухнет.
— Дерьмо, — шикает Мин, решая отложить это дело на попозже.
Он оставляет окончательно вымотавший все нервы телефон на зарядке,

неспешно принимает душ и неохотно отправляет в себя небольшую порцию еды.
Вечер ничем не отличается от предыдущего. Лёжа перед телевизором, Юнги
агрессивно борется с непреодолимым желанием сбегать в ближайший магазин и
купить пачку сигарет. Это не очень хорошая идея, поэтому, чтобы отвлечься, он
включает телефон, который загружается катастрофически долго.
Мин почти дремлет, когда гаджет вибрирует у него на груди. Первым делом
Юнги открывает приложение, чтобы проверить, сохранилась ли фотография.
Мало того, она ещё и отправилась. И это было бы просто чудесно, если бы Юнги,
когда сфокусировал сонный взгляд, увидел никнейм своей сестры.
Но это был не никнейм его сестры.
Все внутренности Юнги обдало выжигающим жаром, когда до мозга буквально

докатилась мысль о том, что он отправил эту фотографию какому-то
неизвестному человеку с никнеймом в виде цифр и пустой аватаркой. Шепнув
под нос лишь короткое «ёбаный в рот», Мин трясущимися пальцами открыл
пустующий диалог. Страх и стыд неприятным комком подкатились к горлу,
снова захотелось блевать.
— Сука.
Чат украшало одно-единственное, до сих пор не проверенное собеседником

сообщение в виде фотографии стройных ног в сетчатых чулках. Сердце
укатилось по рёбрам куда-то в район пяток, когда Юнги, дрожа всем телом,
открыл профиль собеседника, где чёрным текстом по жёлтому фону было
прописано «Пак Чимин».
Примечание к части 46/224

47/224
*Фаталист — человек, верящий в судьбу.
5. Как шедевр кинематографа.
— Чёрт, — прошипел Юнги, ударяя себя ладонью по лбу вот уже пятый
или шестой раз. Пожалуй, через парочку часов вылезет шишка, которую можно
будет почувствовать, прикоснувшись к коже.
Телефон, отброшенный на стеклянный кофейный столик, будто горел синими

языками пламени. На него было больно смотреть. У Юнги вдруг возникло такое
ощущение, будто со дня на день ему нужно сдать сложнейший экзамен, а
телефон — конверт с ответами. Откроешь — всю оставшуюся жизнь будешь
проживать под угнетением совести. По идее у Юнги совесть есть, просто она…
Довольно избирательна. Не откроешь конверт — провалишь экзамен. Ну, а
вообще, Мин любит себя. Ни разу за всю жизнь не случалось, чтобы он себя так
глобально ненавидел, свои недурственные данные, местами симпатичное лицо,
унылые взгляды и тотальный реализм. Его это вполне устраивает. Но сейчас он,
кажется, впервые за долгое время себя ненавидел.
Себя, свою тупость и нетерпеливость. Местами даже пугливость.
— Так, ладно, — прошептал он себе под нос, делая спасительный вдох-выдох и

пытаясь обрубить стыд, который румянцем прокрадывался по щекам.
Хотелось одного — закурить. Кажется, это единственное, что могло спасти его
от сгорания на костре смущения и неловкости. Но где-то на задворках
незатуманенным мозгом Юнги помнил, что, к сожалению, начав курить, он вряд
ли сможет снова бросить. Ещё в школе он впервые начал баловаться курением и
сам не заметил, насколько быстро дошёл до одной пачки в день. Решив бросить,
Юнги использовал тот же метод, который использовал его отец, когда бросал.
Он всегда носил в кармане пиджака сигарету и, когда его тянуло закурить,
доставал и спрашивал у неё: «Кто сильнее? Ты или я?». И всегда заключал: «Я
сильнее». Сигарета возвращалась в карман до следующего приступа. Так и сам
Юнги бросил. Проходить через этот непростой квест снова совсем не комильфо.
Когда телефон завибрировал, то мысли в голове Юнги рассеялись, как туман, и

он вздрогнул. Неожиданно захотелось съесть чего-нибудь сладкого, чтобы
засахарить этот стресс. Потянувшись к телефону, Мин снова вдохнул и снял
блокировку. Сообщение в одном из чатов класса почему-то заставило его с
облегчением выдохнуть, но лишь отсрочило приговор.
Диалог с одинокой, по-прежнему не проверенной фотографией пустовал. Юнги

засмотрелся на приятный бежевый фон чата, снова неконтролируемо краснея и
думая, каким образом оправдать себя. Он не сразу заметил, что сообщение
ознаменовалось пометкой, как прочитанное. А когда заметил — сердцебиение
необъяснимо ускорилось. Когда на экране появился пишущий карандаш (или что
это вообще за хрень), Юнги инстинктивно зажмурился, будто ждал удара по
лицу.
0081_43
полагаю, я должен ответить тем же?
48/224
Мин прочёл текст, приоткрыв один глаз, словно подглядывал за
переодевающейся девушкой. Но, стоит признать, содержимое сообщения
заставило его усмехнуться. Юнги попытался оградить себя от мысли, что он
может войти во вкус со всем этим. Потому что сегодня (чего уж греха таить) Мин
понял, что этот парень показался ему намного привлекательнее, чем ранее. Он
не мог оторвать глаз от его шеи, за что даёт себе победный (точно десятый)
удар ладонью по лбу. Но как совпало-то! Фотография отправилась именно Пак
Чимину. Юнги не то чтобы заядлый фаталист*, но таким шуткам судьбы всё же
удивляется.
min.yoonji09
это случайность
Юнги некоторое время смотрит на сообщение, а потом стирает. Пытается

сформировать в мыслях что-то остроумное, но кроме «привет-я-люблю-хлеб»
ничего в голову не лезет. Тем временем его случайный вечерний собеседник не
скупится на слова.
0081_43
но у меня нет таких… колготок?
min.yoonji09
чулок
Мин не успевает остановить свой большой палец и жмёт на треугольник,

отправляя сообщение. Первое, что хочется сделать — схватить подушку и
запищать в неё. Когда он ощущает это непреодолимое желание, то смотрит
вниз, чтобы убедиться, что в его боксерах всё ещё есть член. И, о чудо, он на
месте. Тогда почему Юнги ощущает себя какой-то тупой малолетней девчонкой?
Об этом история умалчивает.
0081_43
в этих чулках когда угодно можно играть в крестики-нолики
они как большой лист в клетку
Прикусив нижнюю губу, Юнги пялится на диалог некоторое время, всеми

возможными силами удерживая свои руки, которые так и норовят напечатать и
отослать какую-то необдуманную чушь. Он прикидывает, что бы вообще сам
ответил, если бы ни с того ни с сего ему пришла подобная фотография от едва
знакомого человека. Наверное, покрутил бы пальцем у виска и даже не ответил.
Не то чтобы Мин имеет какие-то гомофобные наклонности и не увлекается

парнями — очень даже увлекается. Но при этом всегда сохраняет голову на
плечах, стараясь брать как можно больше физически, а чувства сдерживать или
вовсе отметать в сторону как с девушками, так и с парнями. Но что же в этом
Пак Чимине такого особенного, что заставляет его отбросить это привычное
хладнокровие и ринуться прямиком в водоворот из смущения и влечения? Юнги
уже и не помнит, когда в последний раз смущался до такой степени.
На самом деле, даже если просто подумать, не только Юнги, а всех людей (без
исключения) тянет к тайнам с целью их разгадки. Поэтому даже самым ярым
скептикам (коим и является Юнги) интересны те же дебильные шоу про
экстрасенсов, а любителям мелодрам присущ тот же метод дедукции. Потому
что просто-напросто никто не будет смотреть фильм, где весь сюжет заранее
49/224
понятен без анализа и обдумывания, кроме тех случаев, когда нужно убить
время. Вот и Пак Чимин напомнил Юнги один из шедевров кинематографа,
который хотелось досмотреть до конца и понять сюжет полностью. А что уж
говорить об исследовании его умопомрачительной шеи, плеч, мокрых ключиц и…
Юнги покачал головой, надеясь, что мысли из неё просто выпадут. Нельзя.
Нельзя!
Мину отношения с кем-то напоминают устройство с шестерёнками. Со временем

они теряют первоначальный блеск и порядком изнашиваются, а в большинстве
случаев вовсе ломаются. За ними нужно ухаживать и брать на себя
ответственность, у Юнги на это нет ни времени, ни даже малейшего желания.
— Для меня это всё равно, что читать одну и ту же книгу, чувак, — ответил он
как-то Намджуну, когда тот за очередной попойкой попытался упрекнуть его за
неразборчивые связи на одну ночь и посоветовал найти себе кого-нибудь для
постоянных отношений. — Или как если бы я знал в мире только одну страну. Я
не могу всё время есть только рамен. Всё время пить одно и то же пиво. В
аналогичном случае мои суждения о некоторых вещах оказались бы слишком
ограниченными, как думаешь?
Тогда подвыпивший Намджун в ответ лишь икнул и пожал плечами,

опрокидывая в себя очередную рюмку соджу. Эти пьяные разговоры казались
бессмысленными, но в последнее время даже секс перестал приносить Мину
наслаждение. Вероятно, сперва Юнги думал, что стареет, но всё же Намджун
был в чём-то прав: он так одинок, что секс перестал доставлять ему
удовольствие. Парни и девушки с охотой отвечают ему взаимностью, с флиртом
и заинтересованностью откликаясь на его взгляд или улыбку. Но вереница
лёгких, мимолётных, как дуновение летнего ветерка, интрижек научила Юнги
тому, что даже в самом интимном переплетении телами с человеком можно
остаться по-прежнему одиноким и никому не нужным. Ещё более одиноким, чем
в пустой квартире перед телевизором. В какой-то момент, который Юнги сейчас
уже даже не вспомнит, он (к необъяснимой радости Намджуна) полностью
отказался от «знакомств» на одну ночь. Он понял, что ему не надо спать с кем-
то, чтобы лишний раз убедиться в своей нужности. Сейчас ему куда интереснее
разговаривать с человеком, а не тащить сразу в постель.
Да, наверное, он всё же стареет. Но вместе с тем живёт одним днём, спит до
полудня, вечерами болтается на спортивной площадке, а по ночам пьёт и
танцует.
min.yoonji09
почему у тебя нет вопросов?
Сжав губы в узкую полоску, Юнги перед тем, как отправить сообщение, убирает
вопросительный знак, чтобы выразить свою растерянность чуточку больше. Он
бьёт указательным пальцем по углу телефона, тем самым не скрывая нервного
напряжения, пока собеседник набирает ответ.
0081_43
а они нужны?
Вздохнув, Мин ищет ответ на дне своего подсознания, а когда это затягивается
на несколько минут, ему приходит фотография. Сложенные вытянутые ноги на
50/224
фоне жёлто-чёрного кафеля обтянуты светлыми, драными в районе коленей
джинсами. Юнги отмечает, что у парня, видимо, неплохой повседневный стиль,
потому что на ступнях красуются пусть изношенные, но довольно неплохие на
вид чёрные ботинки. Будь Юнги младше на пару-тройку лет, тоже бы такие
носил.
0081_43
почему у тебя нет вопросов
Прочитав очередное сообщение, Юнги снова усмехается, потому что парень,

видимо, просто глумится над бедной девушкой. Пусть даже в какой-то степени
безобидно.
После этого сообщения значок «онлайн» пропал, и Мин подумал, что лучше
оставить всё в этом самом виде. Но всё же перфекционизм взял верх, и Юнги не
сдержался, отправив пожелание доброй ночи как завершение диалога.
Не самый плохой исход.
Этот Пак Чимин вовсе не глупый озабоченный школьник и сразу понял, что
фотография предназначалась не для него. Он загладил неловкую ситуацию
довольно неплохим способом, и даже если бы Юнги на самом деле был Юнджи,
то всё равно отпустил бы неловкость. Его вдруг окутала приятная волна
спокойствия, и ночь перед пятницей он проспал, как младенец.
***
— Пора уже валить по домам, — уставившись в телефон, пробурчал Чимин.

— Где Тэхён?
— Играет в этих тупых обезьян, — цокнул языком Чонгук, подпирая щёку

ладонью, и обхватил губами трубочку от стакана с колой, делая пару глотков и
издавая характерный звук. — Они так противно орут, когда выпадает три
банана. Как по мне — дебилизм полный.
— Ты что?! Тэхён и обезьяны — это классика жанра. Неделимо, как текила и

лайм, — покачал Пак головой, не отрывая взгляда от экрана телефона.
— А как же бананы? — с подковыркой захихикал Чонгук, в ответ получая такой

же противненький смешок от Чимина.
Зал игровых автоматов, в который они порядком зачастили, к вечеру довольно-

таки опустел, но так даже лучше. Чонгуку нравится находиться здесь
небольшой компанией в будние дни. В такие моменты кажется, что заведение
полностью принадлежит ему и его друзьям. Нет стометровых очередей на ту
или иную игру, шума и надоедливых сопливых детей, орущих злосчастное «ма-а-
а-а» на всё заведение.
Сейчас — полная идиллия.
Чонгук нахмурился, когда увидел, как Чимин отодвинулся на мягком кожаном

кресле от стола и вытянул ноги.
51/224
— Ты чего? — спросил Чон, делая очередной глоток приятного сладкого напитка,
от которого ненавязчиво щекотало горло.
— Надо сходить за Тэхёном, — пропустив вопрос друга мимо ушей, Чимин

пододвинулся обратно к столику, снова что-то печатая в телефоне.
— Ты сходи, я пока вызову такси. Ты поедешь? — Чонгук начал шарить по

карманам джинсов, выискивая телефон.
— Не, я на метро, — покачал светловолосый головой, поднимаясь из-за стола и

попутно одёргивая тёмно-зелёную футболку.
— Чёрт, сел, — выругался Чонгук, когда гаджет не отреагировал на нажатие

кнопки, а чёрный экран по-прежнему отражал его лицо с ярко-выраженной на
нём досадой. — Дашь с твоего вызвать?
Чимин в ответ лишь обыденно качнул головой и протянул телефон другу,

попутно снимая со спинки кресла свою клетчатую рубашку. Чонгук прикинул,
сколько Паку понадобится времени, чтобы отскрести Тэхёна от его любимого
автомата, и пришёл к выводу, что такси уже стоит вызывать. Ему самому
требовалось почти полчаса, но у Чимина это выходило за считанные минуты.
Чонгуку неведомо, какими сверхъестественными силами обладает Пак, но он не
против научиться такому трюку.
Чонгук снял незапароленную блокировку с экрана и уже начал было отыскивать

в меню значок приложения для вызова такси, когда сверху выскочило
уведомление о сообщении. В иной ситуации он скрыл бы его одним движением
большого пальца, если бы не никнейм пользователя, который будто лезвием
резанул по сетчатке глаза.
Какого чёрта?
Прежде чем прочесть содержимое сообщения, парень попытался затолкать в

свою голову слово «личное». Но оно упрямо не поддавалось и просто не
умещалось в его сознании, поэтому, вздрогнув, Чонгук открыл диалог,
совершенно не думая о последствиях.
min.yoonji09
доброй ночи
Вытаращив глаза, Чонгук сглотнул, ощущая в глотке сухость. Кажется, его глаза
вовсе повыпадали из орбит и укатились под кресло, когда он, уже даже не
пытаясь бороться с совестью, пролистал диалог в самое начало. Фотография
красивых стройных ног, обтянутых чёрной сеткой, что смотрела на него с экрана
смартфона Чимина, отпечаталась раскалённым клеймом на мозгах.
Неприятная дрожь пробрала кожу. К горлу подкатило чувство, от которого

захотелось блевать и, возможно, ударить Чимина. Когда он пролистал короткий
диалог, то это желание увеличилось десятикратно. Чонгук не мог сказать
конкретно, что он испытывал. Стрелка колебалась между двумя делениями с
пометками «ревность» и «зависть». Конечно, эта девушка даже на долю
секунды не была для него близкой, у него нет на неё никаких прав, чтобы
ревновать. И нет, Чонгук не втюрился, как какой-то сопляк, чтобы завидовать.
Но Чимин прекрасно знал, что его симпатия к этой девушке растёт, как на
52/224
дрожжах. И Чон даже не мог определиться, от чего конкретно ему было
обиднее. Но факт остаётся фактом — обида была.
— Мне ведь осталось всего чуть-чуть, — ныл Тэхён, плетясь за Чимином, как
обиженный ребёнок за матерью, волоча ноги по разноцветному кафелю.
— Время ведь ещё детское.
— Твоё детское время кончилось ещё в восемь вечера, — покачал Чимин

головой, завязывая рукава клетчатой рубашки на бёдрах, попутно обращаясь к
Чонгуку: — Вызвал?
— Ну ты и ублюдок, — прошипел брюнет, откидывая чиминов телефон на стол.

— Вообще здорово.
— Чего? — не понял Чимин, недоумевающе нахмурившись, а Тэхён от

неожиданности замер, так же озираясь от одного друга к другому и вообще не
понимая, что происходит.
— Круто, наверное, называть себя другом, попутно кадря девчонку, которая мне
нравится, — поднимая глаза, переполненные злостью и раздражением,
прошипел парень.
— О чём ты вооб… — Чимин, всё ещё хмурясь, замолчал, когда перевёл взгляд
на отброшенный Чонгуком телефон. — Ах, вот оно что.
— Вы о чём? — вмешался невольно Тэхён, оправившись от лёгкого ступора и

снимая с близстоящей вешалки свой кардиган.
— Просто Чонгука не учили, что значит «частная жизнь», — прищурился Чимин,

опуская руки в карманы светлых джинсов. — Да, Чонгук?
— Такого дерьма я от тебя не ожидал, — произнёс парень, а голос звучал

настолько подавленно, что Чимин решил закончить игру, хоть он только и начал
входить во вкус.
— Ты что, совсем идиот? — выгнул Пак бровь, сдаваясь и устало выдыхая. — С

чего ты вообще взял, что я её «кадрю»? Единственное, что мне в ней может
нравиться, так это то, что она молчит. Но даже это временно.
— Ну конечно, — Чонгук, показывая всем своим видом, что не верит ни единому

слову друга, сощурил глаза и попытался натянуть на себя вид оскорблённого и
униженного человека. — «Полагаю, я должен ответить тем же?» Или что там
ещё было?
С издёвкой цитируя сообщение, брюнет словил, но проигнорировал по-прежнему

недоумевающий взгляд Тэхёна. Чимин же высокомерно усмехнулся и покачал
головой в ответ.
— Да нихуя там больше и не было, — буркнул Чимин, показательно повышая

громкость голоса на тон выше, чтобы обозначить, что он начинает терять всякое
терпение. — Ты чего за эти несколько минут успел напридумывать в своей
голове?
— Это самый убогий вид флирта, который я видел, — ядовито прошипел Чонгук.
53/224
— Да ты что? — Чимина, видимо, эта ситуация начинала порядком раздражать,
потому что его голос, который прежде был мягок, огрубел. — Ты серьёзно сейчас
наезжаешь на меня из-за девушки, которая мне даже не нравится? У тебя мозги
окончательно в яйца перетекли?
— Да что тут, мать вашу, происходит? — Тэхён практически махал руками,

находясь меж двух огней, которые грозились вот-вот вспыхнуть бесконтрольным
пламенем.
— Ничего, Тэхён-а. Просто Мистер Я-Ебал-Вашу-Дружбу не умеет быть другом, —

холодно ответил Чонгук, а тяжесть сказанных слов ускользала от него, потому
что всё нутро заполонила неконтролируемая злость, которая всегда делала
Чонгука слепым на произносимые слова. — Тебе, вроде, нравился тот парень с
занятий по садоводству? Будь осторожнее, Тэхён, а то оглянуться не успеешь,
как твой так называемый «друг» уже и его закадрит. Или он уже Чимину
минеты, наверное, органические делает, со вкусом свежей мяты.
— Ты вообще сам слышишь, что несёшь? — практически пища от абсурда, Тэхён

яро жестикулировал руками и смотрел на Чонгука так, будто тот задул свечи на
праздничном торте у слепого ребёнка.
— Знаешь, в чём разница между ревностью и завистью, Чонгук-и? — сощурился

Чимин, будто читая чонгуковы мысли, а Тэхён по его виду и голосу сразу понял,
что загорелась красная лампочка, и уже открыл рот, чтобы попытаться
предотвратить надвигающуюся бурю, но Пак продолжил говорить. — Ревность —
это когда у кого-то есть то, что нужно тебе, и ты должен усердно трудиться,
чтобы получить это. А вот зависть — это когда у кого-то есть то, чего у тебя
никогда не будет, как ни старайся, Чонгук-и. Напряги свою одинокую извилину и
реши, что же сейчас преобладает?
— Да катись ты к чёрту, — прошипел Чонгук, подскакивая и хватая со спинки

кресла свою джинсовку.
— Ну брось, Гуки, — из последних сил Тэхён пытался сгладить ситуацию и

склеить осколки разбитой приятной атмосферы этого вечера, хоть и не понимал
до конца, в чём же дело. — Хватит вам обоим фигнёй страдать. Из-за какой-то
ерунды.
— Ты ведёшь себя, как капризный ребёнок. Повзрослей уже, научись принимать

отказы и тот факт, что ты не можешь нравиться всем вокруг, — добавил Чимин,
забирая свой телефон со стола. — И подумай головой, а не задницей, прежде
чем совать свой нос в чужие переписки.
— Пошёл нахер, Чимин, — просовывая руку в рукав джинсовой лёгкой куртки,

брюнет изо всех сил стиснул зубы, чтобы подавить в себе огромное желание
врезать своему другу по его искрящейся дерзостью физиономии.
— Был там, советую. Увеличивает болевой порог, — усмехнулся Пак, плюхаясь в

кресло.
Скорчив гримасу, которая в полной мере выражала всё отвращение и неприязнь,

Чонгук, ничего не отвечая, отправился к выходу, так и не вызвав такси. Ему было
стыдно игнорировать оклики Тэхёна, и он обязательно извинится перед ним
54/224
завтра, но сейчас обида, пожирающая все его органы изнутри, не давала даже
адекватно мыслить.
Ещё пара мгновений рядом с Чимином — и он бы точно вмазал ему, а потом со

стопроцентной вероятностью жалел бы об этом. Потому что, в общем-то, Чонгук
по натуре своей не такой агрессивный человек. Он за всю жизнь дрался-то всего
два раза. Первый — когда одноклассник в младшей школе обидел девчонку,
которая ему нравилась. Второй — когда Тэхён нажрался в щи и пытался стянуть
с него штаны.
Свежий воздух улицы отрезвил, но не избавил от раздражительного чувства, что

разрасталось где-то в районе солнечного сплетения и посылало липкую
отвратную дрожь. Чонгук сам не заметил, как добрался до станции метро,
которая находилась не так уж и близко. Что это вообще такое было? Для
Чонгука зависть — низшая, да и вообще самая глупая из эмоций. По его мнению,
она присуща людям с заниженной самооценкой и комплексом неполноценности.
Чонгук с полной уверенностью может заявить, что никогда прежде не
испытывал такую всепоглощающую зависть.
Пока он едет до нужной станции, целые эшелоны мыслей проносятся в голове. И

если трезво оценивать всю ситуацию — он правда вспылил и перегнул палку. Он
действительно выглядел ребёнком, потому что ничего такого Чимин в самом-то
деле ей не написал. Может он и хотел показаться Юнджи таким прямо
загадочным и забавным, но потом до Чонгука дошло, что на самом деле Чимин и
есть такой. Он никем не притворялся, потому что он по натуре и является таким
человеком.
Вернувшись домой, Чонгук всё ещё не мог отделаться от липких мыслей,

отправляясь в душ и пытаясь их смыть. И навязчивое соображение о том, что
надо бы извиниться перед другом, спазмом сдавливает где-то в мозгах. Он это
сделает, но чуть позже. Потому что сейчас, вытирая после душа угольно-чёрные
волосы, он плюхается в кресло и вбивает в поисковик один из круглосуточных
цветочных салонов. Потом долго не может дозвониться старосте, но с помощью
упрямства и щепотки терпения делает это. Наспех состряпанная ложь о том, что
в совете его попросили заполнить чёрт знает какие списки, идёт на «ура» и
позволяет ему получить нужный адрес. Он не скупится, заказывая самый
дорогой букет и утреннюю доставку.
Чонгук не из тех людей, которые вот так просто сдаются. И пусть Чимин
называет это, как хочет. Ещё чуть позже, завершив все дела, с ощущением
какого-то триумфального успеха он отправляется в постель. В один момент
перед глазами, словно оглушительный раскат грома, проносится фотография
стройных ног, обтянутых сеткой.
Ладно, Чонгук со стыдом и красными щеками признаёт, что увиденная

случайным образом фотография становится недурственным поводом подрочить.
«Собирался ведь сублимировать», — проносится в голове мысль за несколько

секунд до того, как он с гортанным рыком изливается в собственный кулак,
второй рукой сжимая одеяло. Когда Чонгук засыпает, перед глазами, которые
застилает темнота, по-прежнему стоит картинка с изящными ногами, будто ему
вставили диапозитивы с этой чёртовой фотографией.
Всю ночь ему снятся кошмары, в которых его душат чёрной сеткой.
55/224
56/224
*Аспид — вид ядовитой змеи.
6 и 7. Джин-тоник, алкогольный порог и

исповедь.
— Нихуя себе, — опешил Хосок, когда закрыл за собой входную дверь,

уставившись на громадный букет красных роз около прохода в квартиру. — Это
ещё что за веник?
— Догадайся, — вымученно простонал Юнги, качая головой и надевая чёрные

ботинки с толстой подошвой, принадлежащие сестре. Жуткий дискомфорт из-за
сетчатых чулков, неприятно сдавливающих кожу, мешал полностью
расслабиться. — Я разве не говорил в школе? Пришёл сегодня. В шесть, блять,
утра. Стоило видеть выражение лица курьера, когда я расписывался за
доставку.
— Тут, наверное, около сотни или даже больше, — с издёвкой верещал младший,
с порога осматривая букет со всех сторон и хватая записку, за которую невольно
уцепился взглядом. — Не хило так. Это может означать, что проблем на твою
задницу стало больше. Как и претендентов.
— Не нагнетай, и так тошно, — с раздражением ответил старший, выпрямляясь

перед большим зеркалом в прихожей. — Нашёл? — обратился Юнги к Намджуну,
который копался в шкафу в соседней комнате.
— Нашёл, — донеслось со стороны дверного проёма.
— Что нашёл? — не понял Хосок, одновременно читая записку и едва сдерживая

приступ хохота, когда обнаружил в ней имя одноклассника. — Чонгук явно
настроен на то, чтобы присунуть тебе.
— Намджун неудачно открыл газировку, ищет что-нибудь, чтобы переодеться, —

Юнги пропускает фразочку о Чонгуке мимо ушей и смотрит на Хосока, который
ещё не успел взглянуть на него, когда вошёл в квартиру, и ждёт взрыва с
секунды на секунду.
— Нихуя себе, — вторит с ещё большим восторгом Чон, когда переводит взгляд
на старшего и широко распахивает глаза. — Ты решил публично заставить
отросток Чонгука затвердеть?
— О, ради Бога, заткнись, — с удвоенным раздражением морщится Юнги,

разглядывая своё отражение.
Иногда (всегда) Хосок раздражает Мина настолько, что он готов оторвать ему
голову голыми руками. Он всё ещё жив благодаря тому, что три года назад один
друг по имени Ким Сокджин взял с Юнги слово, что он не будет убивать людей.
Но, стоит признать, что сейчас Хосок на самом деле в чём-то даже прав. Юнги
думает, что для девушек современные стандарты красоты слишком
клишированы, но, несмотря на это, он выглядит, как одна из тех охуенных
девчонок, которые тусуются в скейт-парке.
57/224
Тёмно-синяя юбка из клиньев достаточно длинная для того, чтобы прикрывать
каёмку сетчатых чулок и ещё такие важные штуки, как, например, член. Юнджи
долго возмущалась, но всё же позволила ему вместо чёрной футболки надеть
широкий серый свитер крупной вязки. На улице к вечеру довольно прохладно, а
длинные рукава отлично спасают от озноба. Стоит отметить, что за неделю Мин
практически привык к дискомфорту от бюстгальтера, поэтому почти его не
ощущает. В какой-то момент ему показалось, что он переборщил с подводкой и
бежевой матовой помадой, но когда Намджун издал протяжный свист, увидев
открывшего ему дверь старшего, то Юнги почему-то успокоился и пришёл к
заключению, что все аспекты выдержаны в нужных рамках. И, стоит признать,
он ожидал худшего, потому что чувствует себя на удивление комфортно в таком
образе. Даже как-то триумфально, хоть он и думает, что самые красивые
девушки — это те, которые выглядят так, словно на них нет макияжа.
— Кажется, теперь присунуть тебе настроен не только Чонгук, — Хосок

усмехается, оглядывая старшего с ног до головы.
— Я тебе сейчас уеб…
— Так он не подходил в школе? — вмешивается Намджун, появляясь в дверном

проёме и натягивая на тело одну из чёрных футболок старшего.
— Не-а, — качает Юнги головой, поправляя на перебинтованной шее шёлковую

ленточку чокера. Да, он надел его. — В последние дни не писал ничего и даже
не пялился, как вначале. Я уже обрадовался и решил, что он отлип, а сегодня
утром приходит этот веник. Откуда он вообще мой адрес знает?
— Узнал у старосты, наверное, — пожал Намджун плечами, подправляя волосы.
— Меня всё больше начинает бесить этот пацан, — с негодованием буркнул

Юнги, тряся головой так, чтобы искусственные волосы упали более естественно.
— Ну так перестань строить из себя хладнокровную стервочку и донеси до него

это прямым текстом, — возмущается Хосок, опуская руки в карманы тёмных
джинсов. — Может, ты уже забыл, Юнги-хён, но мы, парни, довольно настырные,
когда дело касается таких самок, как ты.
— Ты сегодня точно допиздишься, — прошипел Мин, потянувшись к младшему,

чтобы влепить затрещину, но тот ловко уклонился от удара, смеясь с большей
издёвкой.
— Тебе эта рыболовная сеть яйца-то не передавила?
— А ты хочешь проверить?
Ехидно прищурившись и скривив губы, Юнги резко приподнял край юбки,

демонстрируя каёмку чулков, к которой прицеплены специальные резинки от
пояса. Лицо Хосока в один миг побледнело и приняло такое выражение, будто
через секунду у него кровь из носа хлестанёт ручьём от зашкаливающего
давления. Победно усмехнувшись, Юнги опустил край юбки, улавливая на
периферии низкий намджунов смех. Не зря он провозился с этими чулками и
поясом почти два часа. Серьёзно, с каждым разом он всё больше и больше
удивляется размерам женского терпения. Это лишь на первый взгляд кажется,
что надеть чулки так легко и просто, а на деле для начала нужно правильно
58/224
установить мысок чулка, затем медленно натягивать его по ноге. Когда чулок
надет до нужной длины, необходимо расправить каёмку сверху, а уже потом
переходить к процессу прикрепления чулок к поясу. Для удобства крепления
пояс нужно немного спустить, это позволяет правильно отрегулировать завязки
или, в случае Юнги, застёжки у пояса. Кто-то спросит: зачем ему нужны эти
знания? Юнги ответит, что в душе не ебёт.
— Пора выдвигаться, если мы хотим успеть в супермаркет, — надевая поверх

футболки клетчатую рубашку, произнёс Намджун.
— Зачем? — не понял Юнги, всё ещё глумясь над Хосоком, который в приступе
восторга подавился и начал кашлять, поднеся кулак ко рту.
— Каждый сам приносит себе выпивку, — ответил младший так, будто это самая
очевидная вещь на свете, а Юнги — идиот. — Девушки чаще всего приносят
пиво, а парни — соджу. Но самые мажорные — такие, как Чонгук — распивают
текилу или виски с колой.
— Я об этом как-то не подумал, — застопорился Юнги, отправляясь в комнату,

чтобы взять ещё немного денег.
— Подождите, мне нужно охладиться, — взбудоражено протараторил Хосок,

стремглав помчавшись в ванную и от чего-то пряча глаза.
— О, Господи…
***
Оперевшись поясницей о край стола, Чимин отпил из стакана светлую

сладковатую жидкость, которая приятным теплом окутывала грудную клетку и
слегка кружила голову. Тэхён отправился открывать дверь очередным ребятам.
Чимин, по правде говоря, не очень любил подобные сборища и предпочитал им
тихие, наполненные вдохновением вечера за красками и холстом. Но Тэхён
порой бывает жутко навязчивым и ещё чаще — убедительным. От предложения
расслабиться и как следует начать их последний совместный год учёбы Чимин
не смог отказаться.
— Я наговорил тебе такого бреда, — виновато парировал Чонгук, смешивая в

высоком пластиковом стакане всего по чуть-чуть.
— И тебе было настолько стыдно, что ты не подошёл в школе. Я уже понял, —

закатил глаза Чимин, обращая внимание на попытку друга создать горючий
материал для запуска ракеты в космос. — Тебя не порвёт от таких
экспериментов?
— Не должно, — пожал Чонгук плечами, опуская кончик указательного пальца в

стаканчик, затем облизывая его, чтобы оценить на вкус. — Не хватает джин-
тоника.
— Смотри сам, если на этот раз нажрёшься, то уже вряд ли сможешь помешать
Тэхёну стянуть с себя штаны, — усмехнулся Чимин, облизывая губы и
разглядывая народ через широкий дверной проём, ведущий из кухни в большую
гостиную.
59/224
— Он уже, вроде, поумерил свой пыл в этом плане.
— Утешай себя.
Людей становилось всё больше и больше, но семья Тэхёна живёт на довольно

широкую ногу, поэтому размер пентхауса Кимов позволяет уместить ещё вагон и
небольшую тележку народа. Несмотря на скромное чиминово положение, Тэхён
никогда не возвышал себя в материальном плане. Пак знает, что сейчас другая
жизнь и другие ценности — больше материальные, а не духовные. Ещё одна
причина ненавидеть мир. Но Тэхён рушит это убеждение и общается с людьми
на равных, никогда нарочито не придавая огласке своё материальное
положение. У каждого на самом деле свои ценности, кому-то импонируют
моральные, а кому-то напротив — материальные, и чем больше одного, тем
меньше хочется стремиться к другому. Чимину всегда было жаль конченных
материалистов, ведь они никогда не будут жить «по-настоящему».
Чем старше Чимин становится, тем сокращается количество людей, в чьи мысли
ему хотелось бы заглянуть. Они думают слишком странно для него. О странном.
Да взять ту же всемирную паутину, зовущуюся Интернетом — насколько ловко
она придаёт огласке истинное «я» и обнажает окружающих его людей. Во всех
смыслах. Сейчас эта хихикающая девчонка милая и скромная, а уже на
следующий день шлёт Чимину фотографии своей обнажённой груди. Кажется,
что такие девушки родились сразу такими — выпачканными в разврате,
отвратительными и примитивными.
Раньше, может, года два назад или больше, для Пака недовольство собой было
вполне обычным состоянием. Ему всегда было к чему придраться. То задница
слишком большая, то голова чересчур пустая, то навыки рисования слишком
убогие, а уж позицию свою относительно окружающего пёстрого мирка вообще
выражать было как-то стыдно: собственный ум был под сомнением, уровень
образования низок и очень хотелось стукнуть себя чем-нибудь тяжёлым за то,
что недостаточно старался, мало работал и много тупил.
После смерти самого близкого душе человека — его бабушки, до Чимина

медленно, но начало доходить, что окружающие его люди ни капли в себе не
сомневаются и прекрасно обходятся без подобных самокопаний, не направляя
упрёков внутрь себя, как это делает он сам. И ещё — безусловно, это не
прибавляет ему очков — но он не стремится быть первым во всём, что присуще
тому же Чонгуку. Начнём забег — популярность в школе, потом в колледже или
институте, сравнение параметров девушек, с которыми ты переспал, и так
далее: жильё, обстановка, отдых — бессмысленные и тупые забеги в поисках
доказательства собственной обеспеченности. Глупость этих тараканьих бегов
понятна Чимину довольно-таки давно, но сравнительно недавно он
сообразил, откуда в нём полное нежелание надевать шорты, напульсники и
повязочку на лоб, прыгая по этой беговой дорожке.
В начальной школе Чимин участвовал то ли в викторине, то ли в игре — что-то

типа того, время стёрло детали. Три участника, одно загаданное слово, в
котором надо было поочерёдно угадывать буквы. И Чимин был третьим по
очереди — ну, так вот получилось. Загадано было слово — автор «Маленького
принца». Чимин знал ответ сразу, потому что бабушка часто читала ему эту
книгу, и он часами засматривался на невероятные иллюстрации, но — вот
странное дело — у игры были правила, и Чимин никак не мог сказать слово,
60/224
потому что перед ним было ещё два участника. Он поражался этой жизненной
несправедливости, пока первый мальчик случайно угадал букву, обрадовался,
потом назвал ещё букву, которой в слове не было, потом вторая девочка
подумала и случайно угадала ещё одну букву — всё это время Чимин знал слово,
но правила. Правила не позволяли ему сказать, и ничего с этим поделать нельзя
было. Потом вторая девочка вспомнила слово и выиграла — конфеты там, или
блокнот, Чимин не помнит, но это не столь важно.
Вся суть в том, что если играть по глупым правилам, то всё решит случай, всё
решит очерёдность, и даже если с самого начала знать правильный ответ — это
не будет гарантией выигрыша. Чимину легче вообще выйти из игры. Ему легче
не знать правил и не участвовать в каком-то соревновании совсем. Если он не
может доверять самому себе, то почему он должен довериться сочинённому
случаем порядку? Установленной кем-то случайным очерёдности?
Да и потом — это самое, наверное, главное — Чимин уверен, что ему не

понравится тот приз, что приготовлен для победителей этих дебильных забегов.
Он, честно, не знает, что там, и даже предположить не может, но думает, что
какой-либо ценности для него этот приз не представит. Он лучше посидит вот
на этом кухонном столе, послушает музыку, которая мягким потоком льётся из
колонок, и опустошит стакан другой джин-тоника, а все окружающие пусть себе
бегут.
Чонгук смутился, отворачиваясь к кухонной тумбе с разноцветными бутылками

алкогольных напитков, продолжая свою нудную тираду:
— Я пришёл к выводу, что это тупо — ссориться с другом из-за какой-то

девушки, поэт…
— Повернись, — делая очередной глоток, произносит Чимин и запрыгивает на

стол.
— Что? — не сразу понимает Чонгук, а когда смотрит на проём в гостиную — его

челюсть с треском отваливается и клацает о паркетный пол, укатываясь куда-то
в угол.
Юнджи, окружённая двумя палочками твикс, с восторгом осматривает большую

гостиную, поправляя лямку маленькой кожаной сумочки на своём плече. У
Чонгука от одного вида этой девушки выкручивает все органы и одной нихуя-
себе-пулей вышибает из головы мозги. Этот момент походил на эпизод какой-то
примитивной подростковой мелодрамы, когда потрясающая девушка появляется
на вечеринке под эффектную музыку.
— Ч-что я там г-говорил? — заикается Чонгук, не в силах оторвать глаз от

брюнетки и не замечая, как стакан, в который он добавляет джин-тоник, уже
полный, а жидкость растекается по кухонной тумбе огромной лужей, капая на
его ботинки.
Чимин в ответ лишь закатывает глаза.
***
— Что значит «уходишь»? — шипит Юнги с паникой и хватает Намджуна за

61/224
локоть, когда он возвращается с телефоном в руках. — Мы же только пришли.
— Мы топим соседей снизу, отец в ночную смену и не может приехать. Мне

нужно идти, Юнг… Юнджи, — исправляется младший, когда рядом слишком
громко смеётся компания каких-то незнакомых Мину девчонок. — Я постараюсь
управиться и вернусь, но не обещаю.
— Ты угораешь надо мной, что ли? — по-прежнему «кричит шёпотом» Юнги.

— Хочешь оставить меня с этим психом?
— Хосок умеет веселиться, так что расслабься ты, — успокаивающе парирует

Намджун, только вот Юнги это нихрена не успокаивает. — Выпей, потанцуй, ты
же любишь это.
— Только не когда я притворяюсь бабой на вечеринке у малолеток, — уже почти

хрипит Мин с ещё пущим гневом.
— Не злись, милая, — Намджун кладёт ладонь на минову талию, нарушая его

личное пространство.
Юнги сперва хочет врезать младшему, потому что ему и так хватает Хосока с
этими подъёбами, но потом резко вспоминает о их ненавязчивом плане и с
притворством дует губы, выкрашенные в бежевую помаду. Он чувствует, что в
их сторону направлено множество пар глаз, а по помещению будто прошла
волна шёпота. Намджун легко чмокает девушку в щёку, поглаживая талию
ладонью, и Юнги хочет рухнуть на пол от неловкости, которая проела дыру в его
голове. Он прячет от друга глаза, кидая едва слышное даже Намджуну «угу», и
поджимает губы.
— Хосок сейчас принесёт выпить. Проследи, чтобы он не надрался, — тихо

произносит младший на ухо девушке, а Юнги делает вид, что сильно смутился и
застенчиво толкает парня в плечо.
Юнги про себя усмехается и думает, что да, этому засранцу стоит поступить на
актёрское. Подобной правдоподобности даже такой скептик, как он сам,
поверил бы. Когда Намджун уходит, Юнги мнётся некоторое время, выискивая
взглядом Хосока и упорно игнорируя на себе чужие. Тот появляется на
горизонте с двумя красными пластиковыми стаканчиками и ярым выражением
недоумения на лице. Долго объяснять ситуацию не приходится, вскоре они
отыскивают свободное местечко на одном из диванов. Юнги, разглядывая
окружающих, пьёт какой-то сладкий напиток, вроде это ликёр, но
сомнительного неизвестного происхождения, потому что в супермаркете они
купили несколько бутылок соджу. На вопрос «откуда?» Хосок подозрительно
улыбается и пожимает плечами, отвечая, что «надо знать места».
Младший рассказывает историю о том, как они с Намджуном попали к Тэхёну в

прошлый раз. Юнги тихо смеётся и морщится от отвращения, когда
раскрываются подробности о том, как Хосок заблевал тэхёнов дорогой ковёр.
Мин постепенно вливается в эту приятную непринуждённую атмосферу,
пахнущую алкоголем, беспечностью и шоколадом. Завистливые взгляды
окружающих слабеют по мере опьянения, а учитывая, что у этих малолеток
довольно слабый алкогольный порог, вскоре вовсе перестают прожигать в Юнги
дыру. Ещё через некоторое время Мин замечает, что начинает покачивать ногой
в такт какой-то попсовой песне. Хосок пропал десять минут назад,
62/224
отправившись в уборную.
Когда Юнги выискивает Хосока взглядом, то обнаруживает младшего в другом

конце большой гостиной, флиртующего с какой-то сероволосой симпатичной
девчонкой. По виду он выглядит довольно выпившим, но вполне адекватным для
того, чтобы самому стоять на ногах. С этим становится всё понятно. Мин
допивает содержимое стакана и ещё через некоторое время ему становится
скучно. И жарко. Хочется освежиться.
Найти лоджию большого труда не составляет. У этого Тэхёна ничего себе такой
домик. Видимо, родители неплохо зарабатывают. Юнги размышляет о том, что
ни за что бы с первого взгляда не назвал этого парня «золотым мальчиком»,
если бы не побывал в таком огромном доме. Свежий воздух приятно проникает
внутрь, очищая лёгкие от кислорода, пропитанного алкоголем. Юнги опирается
локтями на перила и расслабляется, пытаясь немного отступить от мыслей,
наслаждаясь спокойствием, и увлекается, практически не замечая, как за
спиной раздаётся звук отодвигающейся стеклянной двери. На несколько секунд
музыка и гул вечеринки становятся чуть громче, а потом, когда дверь
задвигается, звук снова слышится так, будто заключён в банку.
— Я искал тебя, — проговаривает черноволосый парень, располагаясь рядом с

девушкой.
Юнги едва сдерживает стон мученика, когда распознаёт рядом с собой Чонгука.
Однозначно пьяного Чонгука. По одному только раскосому взгляду можно
понять, что он пьян и чёрт вообще знает, как стоит на ногах. Мин делает вид,
что не замечает его, игнорируя пьяные глазки, что стреляют так ловко, но мимо.
Он достаёт из диковинной сумочки пачку хосоковских сигарет и быстро
закуривает. В полумраке огонёк тлеющей сигареты гипнотизирует Мина
настолько, что он почти забывает, что находится на лоджии не один. Юнги в
очередной раз затянулся; Чонгук изобразил недовольство и стал отгонять
змейку дыма от лица. Мин просто ненавидел, когда люди так ведут себя в
местах, где у них на это нет никакого права. Он, блять, не собирается
извиняться за то, что курит на балконе. Да он, сука, назло этому засранцу
накурит здесь так, что от дыма не будет видно друг друга.
— Бросай курить. До добра это не доведёт, — с крупицей осуждения пробурчал

брюнет.
Юнги бы ответил ему, наверняка пошатнув нежную детскую психику, что сама
жизнь не доведёт до добра. Она всех доводит до смерти. И пожал бы плечами.
— Все только и говорят, что ты встречаешься с палочкой твикс, — поджимает

парень губы, прожигая лицо девушки взглядом, но когда видит ярко
выраженное недоумение, то поясняет: — Намджуном.
Вроде как, Мин должен ликовать, что до этого пацана дошёл сей факт, но
почему-то предчувствие какого-то необъяснимого пиздеца мешает ему
вздохнуть с облегчением.
— Не понимаю, почему такая девушка, как ты… — начал было Чонгук, но в тот
самый миг пал жертвой заблуждения, аксиомы, гласящей, что девушка, в
которую ты, скорее всего, влюблён, не может иметь скверный вкус или вообще
обладать плохими качествами. — То есть… Я не знаю, как должен
63/224
реагировать, — поправляет себя парень, но когда он открывает рот,
единственное, что чувствует Юнги — приторный запах мятной жвачки.
Сложно разобрать, кто на самом деле сейчас говорит: Чонгук или алкоголь.
— Но ты мне, блять, так сильно нравишься.
Вот, а это уже точно говорит джин-тоник.
— И я ума не приложу, что мне с этим делать, — говорит он с гневом и,

одновременно, отчаянием. — Каждые полчаса говорю себе: «выбрось её из
головы», а через пять минут снова ловлю себя на том, что думаю о тебе.
А Юнги хочется взвыть на весь Сеул или задохнуться дымом сигареты.

Испариться или провалиться через десятки этажей под ногами, разбившись в
лепёшку о бетонный фундамент. Только бы не слышать этого пьяного бреда.
Бывают ситуации, когда нельзя себе этого позволять — чувствовать вину или
жалеть кого-то, и это была одна из таких ситуаций. Но с каждым сказанным
Чонгуком словом Юнги чувствовал, как его опутывает цепями жалости. Мин под
давлением выпитого алкоголя не удерживает этот взгляд, кишащий
сочувствием, направленный в сторону румяного чонгукова лица. Сколько раз
Юнги зарекался: не жалей людей, им от этого только хуже.
— Я ненавижу себя, когда меня жалеют, а ведь я даже не постарался настолько,

чтобы меня можно было жалеть, — мямлит парень, а Юнги снова чувствует, что
его личное пространство нарушают. — Поэтому даже не смей думать, что меня
надо жалеть. Просто дай мне узнать, каким способом я должен показать, что
могу сделать тебя самой счастливой девушкой.
Юнги прикусывает губу, едва сдерживаясь, чтобы не ответить этому парню

чётко выстроенное в голове предложение, которое гласит: «ты ведь даже не
знаешь эту девушку, придурок». Он откидывает сигарету и откровенно смеётся
бесшумным смехом, слыша такие громкие взрослые слова от мелкого пьяного
мальчишки, качает головой, не подозревая, какие за этим могут идти
последствия. А последствия себя долго ждать не заставляют, когда Чонгук с
непозволительной силой хватает девушку за талию, притягивая к себе и
накрывая тонкие губы своими.
Первые несколько секунд глубокий шок не умещается в сознании и не влезает в

черепную коробку, да вообще ломает все возможные рамки в миновой голове,
поэтому он распахивает широко глаза, а до мозга будто пытается докатиться
квадрат в виде осознания всего происходящего. Мин почувствовал, что его рот
будто нашпиговали мятной жвачкой, которую он, на минуточку, просто
ненавидит. Почти так же сильно, как ананасы или ореховое печенье, после
которого приходится долго выковыривать из зубов эти самые кусочки орехов.
Сейчас же Юнги должен выковырять из своего рта чонгуков язык.
От вкуса мятной жвачки начинает подташнивать. Но ещё больше — от ситуации.
В жалких попытках пытаясь отделаться от липкого ступора и не менее липкого

пьяного парнишки, Мин упирается ладонями в сгибы чонгуковых локтей, но
крепкие руки цепко хватают и сжимают, грозя переломить худое тело Юнги в
районе талии.
64/224
Сука.
Эти чёртовы малолетки, когда влюблённые, то такие легкомысленные, пусть

даже под градусом выпитого алкоголя. Думают и действуют под влиянием
минутных впечатлений. Поступают настолько безрассудно, будто у них в
кладовке стоит машина времени. На взгляд Юнги, они думают, что знают
слишком много, а чувствуют слишком поверхностно. Их безрассудное влечение и
неумелая страсть кажутся Мину какими-то худосочными, а желания, такие, как в
поту перепихнуться в школьном туалете или полапать друг друга на вечеринке
в тёмном углу — скучноватыми. Мин, конечно, не отрицает, что он — человек,
который побежит в горящее здание, даже глазом не моргнув. Но дело в том, что,
скорее всего, он сам будет причиной этого пожара.
Юнги что-то бессвязно мычит, чувствуя на себе всю тяжесть собственного

затруднительного положения, и судорожно пытается упереться ладонями в
крепкие плечи, обтянутые чёрной футболкой. С силой собирает ткань пальцами,
пытаясь захватить как можно больше кожи под ней и доставить внушительную
боль, которая, возможно, хоть на долю секунды отрезвит парня. Стоит с крахом
признать, что Чонгук обладает неплохой квалификацией в области поцелуев.
Несмотря на пьяное состояние, он целует очень искусно и довольно-таки
опытно. Любая, абсолютно любая девушка растеклась бы от такого поцелуя, как
пломбир на июльском солнце, но вот заморочка — Юнги не девушка.
Пока Мин в очередной раз пытается разделаться с этим фиаско и выпутаться из

мёртвой петли чужих коренастых рук, Чонгук целует его снова и снова, влажно
двигая губами и не упуская попытки прижаться к девушке пахом. И когда
ситуация бесконтрольно ведёт к краху, а весь этот школьный спектакль может
быть накрыт пиздой из-за одного тупого пьяного шпингалета, Юнги теряет
всякое терпение. Замахнувшись, он с не_девчачьей силой хлещет парня по лицу,
оставляя на щеке звонкую пощёчину, как сделала бы самая оскорблённая
девчонка.
Мозги Чонгука, кажется, немного встают на место, а хватка в разы ослабевает, и

он в приступе настигающей паники распахивает глаза, понимая, что вообще
сделал. Отлетает, как кипятком ошпаренный. Юнги видит в его глазах этот
ледяной ужас осознания. Внутри притаилось желание обмазаться говном,
выбежать на улицу и раздавать всем диски Элтона Джона. Настолько грязным и
размусоленным чувствует себя Юнги.
— Чёрт, я… — отступает и теряется брюнет, по виду будто не зная, куда деть

свой взгляд и себя в целом. — Я не хотел… То есть хотел, но… Чёрт!
Юнги смотрит на него, как на какое-то ужасающее отродье, которое вызывает

своим видом только отвращение. Вся прежняя жалость выветривается, как дым
сигареты, сменяясь целой палитрой эмоций: яростью, яростью и яростью. Ах, да,
и ещё яростью. Смазливое, красное от стыда лицо Чонгука вдруг бесконтрольно
начинает бесить Юнги. Он стискивает зубы, чтобы подавить в себе дикое
желание врезать ему. И уже далеко не ладонью по щеке, а кулаком по челюсти.
А представить, что на месте Мина могла бы оказаться настоящая Юнджи, было
очень плохим решением, которое усугубляло ситуацию в разы.
— Прости меня. Извини, это было глупо, я…
Да уж.
65/224
Приведи сестра такой экземпляр на аудиенцию к Юнги, представив своим
парнем, вылетела бы из квартиры ты-чё-охуела-пулей. Нет, он всеми руками «за»
её счастье, но для Мина его младшая сестра — единственная женщина, которую
он может и хочет воспитать правильно.
Не желая больше внимать ни единому слову, Юнги, сторонясь парня, решил

побыстрее сбежать с лоджии, чтобы оставить его смаковать этот «подвиг» в
одиночестве. Чонгук весомо облегчает Мину жизнь, когда не бежит следом,
падая в ноги и извиняясь. Оказавшись в помещении, где все веселятся, танцуют
и по-прежнему вытравливают организм горячительными напитками, Юнги
осознаёт, что просто заебался. Единственное, чего по-настоящему хочется, это
смыть с себя штукатурку, от которой уже пощипывает лицо, раздеться догола и
оказаться в своей милой душе и телу кровати.
Выискивая взглядом Хосока, который, наверное, уже порядком накидался, Юнги

понимает, что его попытки не увенчаются успехом. На мочевой пузырь нещадно
давят несколько стаканчиков выпитого алкоголя, опьянение от которого не
ощущается ни в одном глазу. Приняв решение найти уборную, отлить и
попробовать дозвониться младшему, Юнги поднимается по винтовой лестнице
на второй этаж. Быстро перебирает ботинками по дорогому напольному
покрытию, пересекая коридор второго этажа с по-прежнему большим
количеством народа, и вдруг отчётливо своим седалищем чувствует смачный
удар.
Его только что шлёпнули по заднице.
Его. Только что. Шлёпнули. По заднице.
Когда с горящим пламенем ярости в глазах Юнги поворачивается и видит

ехидную улыбочку на лице какого-то угашенного рыжеволосого парня, шея
которого покрыта пёстрыми татуировками, то с нещадной силой сжимает
ремешок кожаной сумочки. Парень продолжает скалить белоснежные зубы,
обнимая такую же пьяную девчонку, которая уже, вроде как, и вовсе
отрубилась, уткнувшись лицом в его шею. Нельзя драться. Ему нельзя драться.
Нельзя схватить этого придурка за воротки и двинуть коленом в живот. Нельзя
опрокинуть и пнуть ногой по этой смазливой шайбе. Нельзя, потому что Юнги,
блять, сейчас не Юнги.
Делая глубокий вдох и разворачиваясь, он вваливается в первую попавшуюся

дверь, глуша в себе садистские позывы. Обещал Сокджину, что не будет
убивать людей. Обещал, а это значит, что нужно держать слово. А ещё, что
немаловажно, обещал сестре сделать всё, что в его силах, дабы она получила от
жизни то, чего так сильно желает. Поэтому ему нельзя бить морды. Что ни факт,
то разочарование. Оказавшись в тишине какой-то комнаты, Юнги не успевает
оглядеться. Закрывает глаза и захлопывает за собой дверь с мутным стеклом,
вымученно прислоняясь горячим лбом к холодной поверхности и по-прежнему
держась за ручку.
Хочется снова закурить. И сдохнуть.
Юнги стоит так некоторое время, ощущая, как натёртая чулками кожа между
ног просто огнём горит. Он тянется к юбке, слегка задирая её и намереваясь
отстегнуть от чулок резинки пояса, чтобы приспустить их и дать чувствительной
66/224
коже передышку. Когда из-за спины доносится хриплый юношеский голос, Юнги
кажется, что он родил. Тройню.
— Если ты намеревалась сбежать от этого фарса, то учти, что местечко уже

занято, — будто кончиками белых перьев врезается в его спину приятный
шершавый баритон.
Даже на секунду не представляя, какими силами удаётся удержаться на ватных

ногах и не рухнуть на свидание с полом, Юнги резким движением отдёргивает
руки от юбки, рывком поворачиваясь через плечо и встречая Чимина во всём его
чрезвычайном естестве. Светловолосый полулёжа расположился на кровати,
опираясь на кожаное изголовье спиной и держа на согнутых коленях большой
блокнот, интенсивно что-то там вырисовывая чёрной гелевой ручкой. Даже не
смотрел в сторону Юнги, полностью погружённый в своё занятие.
Мин сперва оглядел его: бесспорно, он ещё тогда, с первого взгляда понял, что
Чимин принадлежит к редким явлениям, к таким себе аспидам*, потому что в его
облике нет и малейшей искры доброжелательности. Не кот, а волк. Серый волк с
бездонными серыми глазами.
Следом Мин оглядел комнату, чтобы понять, куда его занесло этим блядовским
ветром. Много полок с разнообразными книгами, учебниками и рамками с
фотографиями счастливой семьи. Уцепив взглядом маленькую рамку с
фотокарточкой этой троицы, где Тэхён сжимает в объятиях яро протестующих
Чимина и Чонгука, он понял, что эта комната, видимо, принадлежит Киму.
Несколько серебряных и бронзовых медалей висят над письменным столом — ни
одной золотой. Мин бесшумно хмыкает. Несколько разбросанных по углам
носков и футболок дают Юнги понять, что этот Тэхён не такой уж чистоплюй,
каким показался на первый взгляд.
— Комната Тэхёна, — будто читая миновы мысли, произносит Чимин, по-

прежнему даже на секунду не оторвав взгляда от блокнота, ведь Юнги бы
почувствовал. Как он, чёрт возьми, это делает?
Нервно сжимая на плече ремешок сумочки, Юнги ещё пару минут в глухой
тишине рассматривает фотографии и всевозможные диковинные штучки в виде
маленьких статуэток мстителей и прочей мальчиковой туфты. Натягивает
рукава серого свитера на ладони. Потом, слегка замявшись около письменного
стола, смотрит на Чимина так, будто спрашивает: «почему ты здесь?»
— Чонгук нажирается, а Тэхён лижется с очередным баскетболистом из

соседней школы, — отвечает парень на немой вопрос девушки, а Юнги думает,
что Чимин, ко всему прочему, довольно проницательный. — Не знаю, по какой
причине ты ищешь укрытие, но, судя по виду, рискну предположить, что ты уже
прониклась тем, какой Чонгук любвеобильный и честный, когда окосевший, —
парень в приторной досаде морщит эти свои огромные губы. — Когда джин-
тоник и текила встречаются внутри, то его вечно тянет на реализацию всяких
идей фикс.
Самое длинное предложение, которое Юнги впервые слышит от Чимина, сперва

вгоняет его в первоочередной ступор. Но потом он понимает, что помада на
губах размазана, а щёки горят огнём. Не от смущения — от ярости, но откуда
Паку об этом вообще знать. Мин показательно вздыхает, соглашаясь с
предположением Чимина, и слепо вытирает пальцем край губы.
67/224
— Тогда советую тебе затаиться ещё минут на пятнадцать. Примерно столько
ему осталось до полного обесточивания, — пожимает парень плечами, а
движения его руки становятся более резкими, будто он жирнее прорисовывает
какую-то деталь.
Решив последовать чужому совету, Юнги присаживается на край большой

кровати, потому как компьютерное кресло завалено одеждой хозяина. Странное
чувство восседает на троне разума Юнги, когда он поджимает губы и будто
глохнет от какой-то неестественной тишины. Смущение? Дискомфорт? Нет,
ничего такого, даже напряжения нет. Это чувство похоже на торчащую из шва
нить. Вопрос: стоит ли за неё тянуть? Юнги быстро решает, что да, потому что в
ином случае жить было бы слишком скучно.
Он слегка наклоняется, пытаясь заглянуть в блокнот Чимина, чем вызывает

какую-то неоднозначную реакцию.
— Любопытство — признак, позволяющий овце отбиться от стада, знаешь?

— слегка прищуриваясь, произносит Пак и нейтрального цвета обложкой
прикрывает блокнот от чужих любопытных глазок.
Юнги возмущённо хмурится. Это он сейчас очень тактично овцой его назвал? В
статью об этом парне Мин добавляет пункт об остром языке. И ему до стиснутых
зубов хочется ответить, что любопытство — лучшее качество для того, кто хочет
прожить насыщенную и полную интереса жизнь. Да и вообще, этот парень
выглядит так, словно с ним сутки напролёт можно говорить. Не важно, о чём
именно: о глупом, о важном, о насущном и замысловатом. Или же напрочь
лишённом всякого смысла. О падающих осенних листьях или глобальной стирке.
О том, почему нарКотики, а не нарПёсики. О том, почему нет розового света на
светофорах и всём прочем.
— Расслабься, а то напряглась вся, — хмыкает Чимин, переводя глубокий взгляд

прямо в миновы глаза. Юнги чувствует, что его изнутри почему-то
передёргивает, и незаметно (как ему показалось) ёжится. — Я, если честно,
тоже любопытный человек. Раньше учился. Занимался понемногу всем, что было
на тот момент доступно. Был, как все, и только одним, пожалуй, отличался от
стада сверстников.
«Любопытством?» — про себя спрашивает Юнги, чувствуя, какой неподдельный

интерес окутывает его, словно какая-то оболочка. Так странно: вести беседу,
при этом не разговаривая.
— Любопытством. Оно-то и привело меня в один момент на одну высокую

крышу, — будто вспоминая, парирует Чимин, выпрямляя ноги на покрывале с
расцветкой под зебру.
«Почему на крышу?» — в немом и деликатном удивлении Юнги смотрит на

парня, прикусывая щёку изнутри.
— Было просто интересно, — пожимает Чимин плечами, сдвигаясь на бок и

опуская ноги на пол. — Ну… Знаешь, интересно побывать на самом краю.
Стоишь очень высоко, никого рядом нет, а кончики пальцев уже висят над
своего рода пропастью, но при этом ты понимаешь, что вот она — настоящая
свобода.
68/224
Чимин кладёт блокнот на тумбочку рядом с кроватью, усмехается и говорит:
— Не замечал прежде, чтобы алкоголь до такой степени развязывал мне язык.

Но в каком-то смысле это забавно: говорить с человеком, который ничего не
может ответить.
Да уж, забавно.
Хмыкнув, Юнги отворачивается и прислушивается к себе, что становится плохим

решением. Потому что в голове стоит какой-то шум, как помехи на радио. Мин
не может объяснить, что это, но вдруг понимает, что чувствует себя, будто на
иголках. Описать можно одним словом: странно. Кончики пальцев горят, а под
диафрагмой вибрирует.
Вдруг Чимин пододвигается ближе и тянется к ноге Юнги. В этот момент Мин
будто просыпается от глубокого сна и вздрагивает, готовясь к тому, чтобы
влепить вторую за вечер пощёчину. Или полноценно избить парня. Когда рука
Чимина опасно близко к краю юбки, Юнги почти поднимает сжатый кулак, но
резко, словно у Интернета пропала скорость, зависает, чувствуя кожей лёгкую
щекотку. Парень, сжимая пальцами ручку, чёрной пастой выводит в одном из
квадратиков чулок крестик. Мин в недоумении опускает одну бровь и всё же
расслабляет сжатый на покрывале кулак, глядя на руку, предлагающую ему
перенять ручку.
Это ещё что за пиздагон сейчас происходит?
Чимин предлагает сыграть в «крестики-нолики» на миновых чулках?
Серьёзно?
Юнги припомнились пафосные слова одного ненормального философа о

переоценке ценностей. И в самом деле: в это мгновение ему гораздо важнее
было сыграть, чем выиграть. Он, придя к выводу, что в игре самое важное —
игра, а не выигрыш, перенял из руки Чимина ручку и быстро нарисовал кружок
по правую сторону от крестика, возвращая обратно.
Парень снова хмыкнул и оставил ещё один крестик под предыдущим.

Прищурившись и пытаясь предугадать тактику, Юнги нарисовал круг под двумя
крестиками, чтобы предотвратить следующий ход, который мог подарить
победу светловолосому. Чимин, сжав ручку, задумался на несколько секунд, а
Юнги проследил за тем, как он прикусывает край губы, и едва умерил желание
повторить. Чимин поставил крестик в левом верхнем углу воображаемого
квадрата рядом с первым и, когда давал ручку Мину, едва ощутимо мазнул кожу
ноги подушечками двух пальцев. У Юнги в голове раздался визг тормозов, когда
он снова чуть не вздрогнул от невесомого прикосновения. Поднял глаза,
слишком близко сталкиваясь взглядом с колкой серостью чужих глаз. В глотке
стянуло противной сухостью, сглотнуть почти невозможно. Смущение и
неловкость ударили по щекам яркой молнией, так, что из глаз будто искры
посыпались.
Растерявшись, Юнги схватил ручку и поставил кружок под последним крестиком

противника, понимая, какой придурок, потому что этим самым продул. Чимин,
завершая игру своей победой, поставил крестик в правом нижнем углу,
69/224
выстраивая диагональную цепочку.
Юнги фыркнул так, мол: «подумаешь, ну и что».
— Всё в жизни складывается из маленьких побед, — апатично пожал Чимин

плечами, поднимаясь с кровати и откладывая ручку к блокноту. — Но вместе с
тем победы так переоценивают.
Юнги глубоко вздохнул носом, почувствовав приятный запах лимона и

бергамота, теперь уже ощущая себя полным кретином, который чуть не
заработал спермотоксикоз от одного нелепого взгляда и прикосновения. Как он
такое вообще допустил?
— Ты часто участвуешь в драках или катаешься на чём-то? — спросил Чимин,

чуть наклоняясь перед зеркалом, что расположено у стены, и поправляя свои
светлые волосы. — Потому что простой неуклюжестью это сложно назвать.
Когда Юнги снова немного хмурится, не понимая, с чего вообще такой вопрос, то
парень кивает на его ноги. И правда: пара-тройка синяков и ссадины на коленях
в подобных чулках очень заметны. Он качает положительно головой.
— На скейте? — интересуется парень, кидая мимолётный взгляд.
Юнги едва удерживается, чтобы не ляпнуть «хуейте», но прикусывает язык и

поднимается с кровати, одёргивая юбку и поудобнее располагая ремень сумочки
на плече. Пора возвращать свой прежний отрешённый вид, натягивая
притворную маску и перевоплощаясь в такую себе пофигистку, а то он что-то
совсем расслабился и растерял всякую бдительность.
— Вот ты где! — в комнату вваливается её хозяин, заставляя Юнги (какой там

уже по счёту раз?) вздрогнуть, когда он понимает, что обращение это
адресовано явно не в сторону Чимина. — И какого хрена тут, спрашивается,
происходит?
Физиономия у Тэхёна не самая приятная: красное — неизвестно от чего — лицо,

растрёпанные волосы и захмелевший взгляд. Когда он волком смотрит на
девушку и шипит, как дикий дворовый кот, Юнги понимает — красный от злости.
— Иди и забирай отсюда этот плинтус пошарпанный, — с каким-то обвинением в

голосе рычит шатен. — Мне родители такую взбучку устроили в прошлый раз.
Ещё один заблёванный ковёр я не переживу!
Тут-то до Юнги мигом доходит, о ком идёт речь. Чёртов Хосок.
***
— Не знаю, каким образом ты понесёшь это тело, но в целом мне как-то

плевать, — в приступе злости жестикулирует Тэхён руками, приведя Юнги на
место преступления.
А место преступления весьма красочное: Хосок, откинувший голову на спинку

одного из диванов и широко раскрывший рот, спит беспробудным пьяным сном.
Юнги кажется, что он даже видит поблёскивающую ниточку слюны в уголке его
70/224
рта.
Блять, Хосок.
Конечно, Мин порой испытывает глобальных размеров неприязнь к своему

другу, потому что тот ведёт себя очень раздражающе и неприятно. Но
раздражение Юнги никогда не дойдёт до таких пределов, чтобы бросить
пьяного друга на какой-то левой вечеринке. Парень-то он в самом деле не такой
уж плохой. Ну… Когда находится в адекватном расположении духа и не
разбрасывается дебильными шуточками. Даже весьма терпим. Но по-прежнему
одна из тысячи проблем, что гирьками удобно расположились на голове Юнги.
Мин показательно пинает Хосока ботинком по коленной чашечке, проверяя

степень опьянения. Реакции ноль, болевой порог перешагнут. Дело — дрянь.
— Я помогу, — вдруг из-за тэхёновой спины появляется Чимин, надевающий на

себя лёгкую кожаную куртку. — Всё равно ухожу.
— Что? — не сразу понимает Тэхён, цепляясь за чиминов локоть, как за

спасательный круг. — Куда?
— Домой, — хмурится парень, будто это самая очевидная вещь, о которой

спрашивать по меньшей мере глупо, и поправляет воротник, что забавно
топорщится. — Мой внутренний интроверт бьётся в конвульсиях, здесь ему
ловить нечего. Чонгук отрубился в комнате твоих предков, пусть валит домой,
когда оклемается, то есть утром. И, пожалуйста, не пользуйся выгодным
положением и не пытайся проделать ту штуку, о которой ты знаешь сам.
Тэхён в одно мгновение краснеет, как один из красивых томатов на полке

овощного магазинчика, и легко ударяет Чимина ладонью в плечо.
— Судя по запахам, тебе уже заблевали все возможные ковры. Может быть, в
прошлый раз это был не Хосок?
Тэхён уже открывает рот, чтобы заявить что-то, но происходит очередная херня,
та, когда кто-то трясёт Вселенную, сваливая на голову Мина ещё парочку
проблем из ряда вон выходящих.
— Хё-ён, — вдруг тянется откуда-то сбоку, и парни одновременно

поворачиваются, затыкаясь. — Хё-ё-н-н…
Они обнаруживают, как Юнджи тянет парня за ухо, заставляя немного

оклематься, чтобы двигаться, но не настолько, чтобы думать. Хосок, оставаясь в
сидячем положении, переваливается всем корпусом вперёд и обнимает её за
талию, прижимаясь щекой к ткани свитера в районе живота.
Юнги, замирая и чувствуя спиной два озадаченных взгляда парней, понимает,

что пиздец.
71/224
72/224
8. Расшатанная гордость и предубеждение.
Блять.
Юнги замер, стоя спиной к двум парням, которые — он чувствовал — опустили

брови (каждый по одной) и смотрели, будто у них на глазах происходит акт
насилия или какая-нибудь лоботомия. Он и в самом деле был не против
захерачить гвоздь в глаз Хосоку. Мин уверен, что ещё ни разу не наблюдал в
выражении лица Чимина такие насыщенные эмоции. Готовый к тому, чтобы
выругаться вслух, Юнги одарил парней каким-то жалобным взглядом,
обернувшись через плечо. Хотелось харкнуть на всю эту затею, как однажды в
зоопарке верблюд харкнул на джинсы Юнджи.
Если бы времени обдумать и переварить в голове эту ситуацию было больше, то

Мин, конечно же, нашёл бы из неё выход. Но времени думать не было, оно
сокращалось с каждой секундой, заставляя всё нутро Юнги подрагивать. Он
вдруг вспомнил того крокодила из «Питера Пена», который проглотил часы и
вздрагивал, когда они тикали. Юнги, скорее всего, выглядел так же. Чего Мин ну
уж совсем не мог ожидать, так это того, что из этой удручённой, тупиковой
ситуации, сам того не осознавая, его буквально за шиворот вытянет Тэхён. Да,
именно Тэхён. Кто бы мог подумать?
Юнги уже размыкает губы, чтобы что-то сказать и окончательно всё доломать,
как парень его опережает:
— Фу, — кривит он свои покрасневшие зацелованные губы. — Переходящие вы

трое или все вместе встречаетесь — меня не интересует, но то, какие у вас
троих извращения — мерзость.
Мин сперва не совсем понимает, о чём толкует Тэхён, поэтому опускает одну
бровь и поджимает губы.
— Успокойся, — выходит из ступора Чимин, толкая друга плечом в плечо и

приближаясь к девушке, чтобы помочь поднять Хосока на ноги. — В любом
случае это не наше дело.
Когда до Мина вдруг доходит смысл этого неловкого разговора, то он с

облегчением незаметно выдыхает. Внутри ликует оттого, что всё не накрылось
медным тазом из-за одного придурка, который, несомненно, ещё получит свою
порцию пиздюлей. Пусть лучше парни думают, что Юнджи и двух её друзей
связывают подобные «омерзительные вещи», чем раскроют то, что под юбкой
«девушки» совсем не тот комплект, который должен быть. А что делать с их
предубеждениями, лучше решить позже, проанализировав и обговорив всё с
Намджуном на трезвую голову.
Чимин потянул Хосока за локоть, перекидывая чужую руку через свои плечи и
придерживая за талию. Чон что-то неразборчиво начал тараторить, на что Юнги
не удержался, дав ему подзатыльник. Парень настолько пьян, что едва
переставлял ноги.
Кто бы сомневался, что весь вечер пойдёт не по плану, а по другому слову,

которое начинается на ту же букву и олицетворяет женский половой орган. Всех
подробностей сестре знать совсем не обязательно, иначе она утопит Юнги в
73/224
нравоучениях. Чувствовал же, что не закончится это ничем хорошим. Чёрт, а
ведь правда, он настолько безнадёжен, что даже не смог сходить на вечеринку
без угрозы быть раскрытым.
Кретин.
— Напиши, как доберёшься, — кинул Тэхён в спину своему другу, а потом

перевёл раздражённый взгляд в сторону Юнги, который немного впал в ступор
перед тем, как проследовать за Чимином. — Ты. Держись подальше от моих
друзей. От тебя слишком много проблем за такое короткое время.
Юнги смотрит в эти холодные, как льдинки, глаза, и не совсем понимает, каким
образом доставляет эти неведомые ему самому проблемы. Ведь друзья Тэхёна
ему нахрен не сдались, он был бы только рад держаться от них подальше и не
иметь вообще никакой связи. С каждым разом это становится всё труднее.
Чонгук уже плотно засел занозой в миновой заднице, а Чимин… Сам попадается
на глаза? Вот тут у Мина возникла некая дилемма, потому что он у себя в голове,
вскинув руки в жесте «сдаюсь», признаёт, что очень даже не против. Чего
конкретно? Он не знает.
Нарушить какой-то запрет или нет — каждый определяет сам, в зависимости от

собственных тенденций: Юнги предпочитает одни сигареты, Хосок — другие,
никто не принуждает откинуть свои предпочтения и закурить. Для Юнги
запреты всегда были и остаются иллюзией. Для него они растворяются, когда
появляется поистине настоящее желание, по философии Мина — оно не требует
оправданий любым действиям, потому что когда запрещают ходить — пойти
хочется ещё сильнее. Слово «нельзя» всплывает в голове только из-за сестры и
её дальнейшего благополучия, флиртовать или предаваться другим неуместным
вещам, будучи не совсем собой — запрещено. Но думать-то запретить нельзя.
В сухом остатке поджав губы и проигнорировав слова Тэхёна, Юнги

разворачивается, с напыщенной дерзостью взмахнув волосами, и следует за
Чимином, который, расталкивая пьяных подростков, направляется к двери с
повисшим на его плечах грузом в виде мешка с костями.
Пока они едут в лифте, Чимин предлагает вызвать такси, на что у Юнги уходит
примерно две минуты. Приложение уведомляет, что ищет свободную машину, а
когда находит — она, конечно же, в десятке кварталов отсюда. Время ожидания:
десять минут. Мин вскидывает глаза на панель, где красная цифра «десять»
даёт знать, сколько ещё этажей под ними. Чимин придерживает засыпающего
парня и даже молчит с апатией и безразличием (Мин ума не приложит, как ему
это удаётся). Юнги прячет телефон обратно в сумочку и дырявит взглядом носы
чёрных ботинок.
Неловкость. Она волнами распространяется по воздуху, будто вытягивая

последние частицы кислорода из этой железной коробки. Юнги вдруг чувствует,
что ему затруднительно дышать. Но ситуация идёт на поправку, когда они
покидают здание. Чимин, усадив Хосока на ближайшую лавочку, садится рядом,
разминает шею и достаёт из внутреннего кармана пачку сигарет.
— Сколько до прибытия? — кидает он, одновременно зажимает между большими

пухлыми губами сигарету и, не глядя на девушку и чиркнув зажигалкой,
закуривает.
74/224
Юнги присаживается по другую сторону Хосока, который в какой-то степени
умиротворяюще дремлет на плече кожаной куртки Пака, и достаёт телефон,
показывая Чимину экран. До приезда такси пять минут.
У Чимина губы такие… Роскошные? Чудные? Странные? Юнги не может

подобрать правильное слово, поэтому просто думает, что они охуенные, когда
невольно засматривается на то, как отлично фильтр сигареты подходит под них.
Бывают такие губы, которые с зажатой меж ними сигаретой выглядят в разы
эстетичнее. Он вдруг пугается собственных мыслей и качает незаметно головой,
отворачиваясь и снова отчего-то бесконтрольно краснея.
И снова: кретин.
Через пару минут на Юнги с тротуара смотрит полураздавленный окурок —

Чимин не добил сигарету до фильтра — и с живучим упорством пускает вверх
тонкую, прямую струю дыма; маленькое воздушное замешательство, и опять —
прямо и тонко. Прохладный воздух наступившей ночи мягко покалывает лёгкие
изнутри. Юнги думает, что будь на месте Чимина Чонгук — несмотря на
протесты, накинул бы на плечи девушки свою куртку, чтобы спасти от ночного
холодка. В случае с Чимином прохлада лишь сильнее нагоняется равнодушием и
апатичностью. Потом Юнги хмурится и думает, какого вообще чёрта подобные
мысли посещают его голову? Благо от них спасает подъехавшая машина.
Поездку в такси и весь путь до квартиры они по-прежнему проводят в тишине.

Это весьма забавное наблюдение, если брать в расчёт тот факт, что Мин не
может говорить. А Чимин всё молчал и молчал, и Юнги казалось, что парень
испытывает какое-то странное раздражение к девушке. Кажется, даже если бы
Юнги мог и говорил о чём угодно, Чимин бы не соглашался с ним, а если бы Мин
спорил, то Пак принимал бы сторону его противника.
Нашарив на дне диковинной сумочки ключи, Юнги открывает дверь, попутно

размышляя, не оставил ли вещи, выдающие его «истинную сущность», на
видных местах. Вроде нет. Очередной риск маячит на периферии, но Мин
отгоняет его ладонью, как надоевшую муху, и пропускает Чимина в прихожую.
Заперев за парнем дверь, указывает рукой путь в маленький зал с небольшим
зелёным диваном, на который Пак буквально роняет Хосока, что продолжает
пьяно мямлить.
— А сумасброд тяжёлый, — парирует светловолосый, выпрямляясь и снова

разминая шею. — Ты живёшь с братом?
Юнги, подкладывая под голову Хосока одну из подушек сестры в виде эмодзи с
глазами-сердечками, вдруг замирает и судорожно оглядывает комнату. Что? Что
он заметил в этой темноте? Разбросанные носки? Боксеры? Пену для бритья?
Учитывая то, каким порой Юнги бывает неряшливым, это всё возможно.
— Пахнет парнем, нежели девушкой, — поясняет Чимин, поправляя на себе

воротник куртки.
wild belle — another girl
Юнги не знает, какой пантомимой обыграть свой ответ, поэтому просто

пожимает плечами и почему-то ощущает досаду. Теперь ещё один соученик
75/224
знает его адрес. Хотя, учитывая, что этот одноклассник — Пак Чимин,
волноваться ему особо не о чем. Верно ведь?
Когда он провожает светловолосого до двери, какое-то странное чувство

преследует Мина прямо след в след. Он хочет поблагодарить, но не знает, каким
образом это сделать, поэтому, когда Чимин собирается молча выскользнуть из
квартиры, хватает его за локоть. Парень, устало взглянув на девушку, смотрит
прямо в глаза. Юнги пытается вложить в свой взгляд всю благодарность, но не
умеет, поэтому понятия не имеет, на что это вообще похоже.
— Ага, не за что, — кивает без особых усилий Чимин и по-прежнему метит на

выход. — Я бы остался на благодарственный чай, или что ты там хочешь
предложить, но устал. Будь так добра…
Он смотрит на руку, которой Юнги вцепился в его локоть, а взглядом, да вообще

всем видом не просит, а требует отцепиться. Тем временем Мин совершает
(какую по счёту?) грандиозную ошибку, когда (совершенно случайно, да)
смотрит на большие, просто громадные губы.
За эти секунды в его голове проносятся немалые эшелоны мыслей обо всём
сразу. О том, каково это — обладать такими большими губами? Нравятся ли они
самому Чимину? Сильно больно, когда они трескаются? От кого они ему
достались — от матери или отца? Какие ощущения, когда тебе такими губами
делают минет? А как они движутся, когда целуют кого-то? Удобно ли это?
Запреты пробили брешь в корпусе корабля и начали вытекать наружу, на мозгах

Юнги появилась этикетка «севшая батарейка». Единственной вещью, на
которую он мог смотреть, был изгиб чиминовых губ, походящий на изгиб одной
из заколок для волос, принадлежащей сестре. Юнджи. Он резко попытался
откинуть эти блядские мысли, подумав о сестре, но даже так это что-то
отказывалось уходить из головы.
Внутри поселилось мизерное, как мелкий надоедливый комар, осознание своих

действий. Такое мелкое даже не выразишь словами. Это осознание где-то явно
было утеряно. И Юнги это чувствовал. Понимание и осознание утеряны.
Потребовалось пятнадцать секунд, чтобы понять, что же это такое с ним
происходит. В конце Юнги сделал непростительную ошибку. Тупую. Дурацкую и
бессмысленную. По части бессмысленности эта ошибка — чистый пиздец. Он
потянулся к чиминовым губам за поцелуем, чтобы ответить на большую часть
своих вопросов.
Юнги на самом деле нравится определять характер по губам. Он считает, что

губы могут показать некоторые черты характера — от самолюбия до
неуверенности. А вот по глазам этого понять нельзя. Мину на мгновение
кажется, что по глазам парня он составил себе неправильное мнение о нём и
обманулся. Или это всё — тупые отговорки, потому что он просто хочет?
Да, блять, он просто хочет. Хочет знать, каково это — целовать такие большие
губы. Подходят ли они к его губам. Ощущать влажное трение и то, какие они
мягкие. Он хочет поцеловать больше не хозяина, а его губы. Ему плевать, что
будет потом, как ему оправдать себя и выкручиваться, потому что это — именно
то желание, последствия которого не имеют никакого значения. Когда Мин
Юнги хочет — он берёт, взгромоздив большой хер на все запреты. Так чем эта
ситуация отличается от остальных?
76/224
Наверное тем, что Мин оказывается полным и беспросветным долбоебом, когда
Чимин, выгнув брови и откинув назад голову, уклоняется от поцелуя, глядя на
девушку так же, как Юнги смотрел на Чонгука некоторое время назад. Это как
украсть что-то и убежать. Именно так Чимин убежал от губ девушки. Пёстрое
ощущение дежавю проносится перед глазами Юнги, когда он их распахивает и
встречается с полным насмешки взглядом серых глаз. Щёки краснеют, как два
спелых томата, а сознание заливается и топится ощущением собственной
ущербности.
Юнги хочет, чтобы его и все упоминания о нём стёрло с лица Земли одним
мгновеньем. Потому что ему лучше не существовать, чем испытывать таких
размеров стыд. Потому что Чимин смотрит так, будто Юнги доказывает ему, что
Земля плоская, а русалки существуют.
— Девушки, — хмыкает Чимин. — Какие вы всё-таки примитивные, прямо как

камни. Размеры и форма разные, а материал одинаковый.
Юнги, резко отдёргивая руку от чиминова локтя, отворачивается и до боли

кусает изнутри щёку, ощущая тяжесть под диафрагмой. Чувство, будто он
публично «об-три-в-одномился» — кончил, наблевал и обделался одновременно.
Никак иначе это чувство не опишешь.
— Готовы броситься в объятия едва знакомого парня, приняв малейшую помощь

за какой-то знак внимания, — продолжает светловолосый, поджимая губы и всё
глядя этими своими глазами. Юнги кажется, что кончики его искусственных
волос уже воспламенились от горящих ушей. — Извини, конечно, но ты меня
совсем не интересуешь. Другое дело — Чонгук, он от тебя просто без ума. Ещё
он, ко всему прочему, мой друг. Так же я хорошо отношусь к Намджуну, он
практически самый адекватный из всех знакомых по школе. Не хотелось бы
делать ему такие гадости, как думаешь?
С каждым чиминовым словом Юнги понимает, какой же он на самом деле тупой

кретин, потому что из-за слепого желания напрочь позабыл о наличии «парня».
Кретин тупой. Тупой-сука-кретин. Тупой-тупой-тупой. Кретин-кретин-кретин.
— Тебе стоит правильнее расставить приоритеты, если хочешь иметь хорошую

репутацию. Для начала попробуй избавиться от легкомысленности, —
напоследок кидает Чимин, выходя за дверь. — Доброй ночи.
Когда дверь закрывается, то Юнги впечатывается в неё лбом и вкладывает в

свой вымученный стон всю безнадёгу.
Тупой кретин.
***
— Ублюдок, — шипит Чонгук, сходу замахиваясь и ударяя Чимина кулаком точно

в челюсть.
Только что вошедший Пак не успевает ничего сообразить. Принесённый из

«Старбакса» за углом кофе в высоких пластиковых стаканчиках отлетает в одну
сторону, а сам Чимин в другую, ударяясь спиной об спинку дивана. Тэхён,
77/224
выбегающий из проёма, ведущего на кухню, вопит на такой высокой частоте,
что недоступна для человеческого слуха.
— Какого хера? — вскрикивает Чимин, распахивая глаза и пытаясь оклематься,

касается большим пальцем нижней губы и видит на нём кровь.
— Чонгук, перестань! — вскрикивает Тэхён, хватая парня за плечо.
— Ты, наверное, теперь пиздец, как доволен собой? — брюнет отталкивает

тэхёнову руку и, наклоняясь, хватает по-прежнему сидящего Чимина за воротки
куртки.
— Что за херню ты несёшь? — Чимин резко отталкивает чонгуковы напряжённые

руки, в следующее мгновение чувствуя, как боль простреливает добрую
половину лица.
— Чонгук, блять! Остановись! — Тэхён в приступе истерики хватает парня сзади,

потянув на себя. — Хватит! Пожалуйста!
Это служит отвлекающим манёвром, потому что Чимину хватает две секунды,
чтобы более-менее оклематься от второго удара. Он замахивается, со всей своей
возможной силой ударяя брюнета кулаком по подбородку. Пак не думает, что
причинил такую уж сильную боль, но по меньшей мере язык этот мудак точно
прикусил.
Чимин не любит драться. Он, конечно, не шестидесятилетняя бабуля, которая

начинает креститься при слове «насилие», вовсе нет. Пак даже готов
признаться, что иногда он бы охотно побил человека, который несёт какую-то
хрень или просто врёт. Чаще всего это не получается, потому что или у Чимина
не хватает сил, или противник слишком слаб, чтобы защищаться, но
сейчас случай просто исключительный.
Когда ты в субботнее утро поднимаешься раньше, чем обычно. Когда тратишь

деньги на метро и кофе, отправляясь к другу, чтобы помочь хоть частично
прибрать бардак после вечеринки перед приходом домработницы со слабым
сердцем. Первое, что получаешь — это не «йо, Чимин-и, с добрым утром», а
прямой удар кулаком в челюсть. Это заставляет принимать скоростные решения
и делать поспешные выводы, знаете ли.
Пока нависший над Паком Чонгук оклемался от удара, бутылка из-под соджу,
что валялась почти рядом, была уже у Чимина. Хорошее соджу. Пак,
рассчитывая силу, вдарил бутылкой, попал донышком частично по челюсти,
частично по шее. Чонгук рухнул, Чимин почувствовал себя защищённым и
потерял бдительность, пытаясь встать. Чон тем временем снова оклемался,
пытаясь ухватиться за чиминовы плечи и опрокинуть. Пак сделал обманное
движение, правой и левой припечатал брюнету в живот, Чонгук со всего маху
повалился в сторону каких-то полок.
Какое-то стекло разбилось: то ли на двери, то ли торшер на опрокинутом

светильнике. Всё происходило, как в кино. Трещало, рушилось, на периферии
маячили тэхёновы истеричные крики. Тут Чонгук залепил Паку точно в лоб.
Чимин снова грохнулся на пол, чувствуя во рту металлический привкус крови, и
понял, что если не остановить это, то он будет в жопе — у него, по сравнению с
Чонгуком, слишком короткие руки и нет настоящего вкуса к драке, потому что
78/224
он понятия не имеет, в чём причина всего этого мордобоя.
— Пожалуйста, перестаньте, прекратите драться! Чонгук!
Отбиться Пак от этого идиота не смог — и вот Чонгук надвигался на него

нелепым хреновым мстителем. Чимин отвечал одним своим ударом на пару-
тройку чонгуковых, так себе ударов, но брюнет в приступе ядерной ярости не
успокаивался, и что-то вокруг продолжало рушиться, поднялся невероятный
грохот. Чимин лишь надеялся, что кто-нибудь остановит этот пиздец — соседи
снизу, соседи сбоку, Тэхён, Бог, кто-нибудь, но это продолжалось и
продолжалось, пока Чонгук не оказался позади, сделав захват шеи, и не начал
душить Чимина, надавив сгибом локтя на кадык.
— Отъе… Еби… От… Отъебись, — охрипшим от нехватки кислорода голосом едва

прошипел Чимин, чувствуя, как захват друга ослабевает.
Начиная кашлять, светловолосый, стоя на коленях, опёрся руками на паркетный

пол и судорожно начал хватать ртом воздух.
— Мразь, — прошипел ядовито Чонгук, выпрямляясь и корчась от боли в районе

рёбер. — Какая же ты мразь, Чимин.
— Я бы ответил, если бы хоть на секунду, сука, понимал, о чём ты вообще, —

прохрипел Чимин, поднимаясь на ноги и пытаясь отделаться от липкой боли,
которая неприятными импульсами распространялась по всему телу.
— Не корчи из себя святошу, уже тошнит, — с присущей желчью кинул брюнет,

кидая мимолётный взгляд в сторону Тэхёна, который уже, судя по всему, в
приступе истерики начал безмолвно рыдать. — Я всё знаю.
— Что ты, блять, знаешь? — с ярко выраженным недоумением бросил Пак,

опираясь ладонями о колени, чтобы прийти в себя.
— Знаю, чем занимаются парень и девушка, после чего ей приходится

поправлять юбку, а ему — одежду, — Чонгук улыбнулся такой улыбкой, какой
обычно улыбаются на грани срыва.
Тут-то до Чимина вмиг дошло, из-за чего его избили и назвали мразью. Дважды.
Ах, девушки. Эти чудесные существа, причина всех войн. Они толкают на такие
отчаянные поступки, которые иногда обходятся слишком дорого. Потерей
дружбы, например. И Чимин бы с радостью сейчас процитировал какую-нибудь
строчку из недавно прочитанной книги, если бы не эта ярость, что окутывала
сознание плотным туманом.
— Ты что за хуйню ему наплёл? — с ожесточением Пак стреляет глазами в

сторону напуганного Тэхёна.
— Чимин-и… Я… Просто я… Он не так меня понял, я ведь ничего такого не…

— замялся Ким, опуская красные от слёз глаза и с перепугу мямля себе под нос.
— Чимин-и… Я просто сказал, что…
— Катитесь вы оба к чертям, — выпрямляясь, Чимин выглядел так, словно его в

один миг лишили всех внутренностей и духовных ценностей, таких, как дружба
или преданность. — Два тупоголовых осла. Один несёт чушь, а второй её с
79/224
удовольствием жрёт.
Повисла тишина, нарушаемая лишь сбитым дыханием, чьим конкретно —

непонятно. Чимин, наскоро вытирая с подбородка алую кровь, начал искать
телефон, который выпал из кармана куртки, когда они кубарем катались по
залу. А ещё он был бы не против найти во всём этом смысл, который, наверное,
закатился под диван.
— Зато ты, Чимин-и, теперь наверняка горд собой. Всегда ведь знал, какой ты
человек, но закрывал на это глаза. Для тебя насрать кому-то в душу — раз
плюнуть, а я всё надеялся, что ты притворяешься, — Чонгук, поднимая край
футболки и так же вытирая с подбородка капли крови, почти смеялся. — Залезть
в трусы к девушке, которая нравится другу — просто лучшее твоё
произведение!
— А твоё, судя по всему, раскидываться пустыми извинениями и принимать

первое, что взбредёт в голову, за правду. Так лучше прими и сожри тот факт,
что Юнджи ты и твоё дебильное внимание нахрен не нужны, — чувствуя эту
приятную волну пофигизма, Чимин наклонился, чтобы подобрать гаджет. — Она
буквально убегала от тебя. Не знаю, помнишь ли ты, чего такого выкинул, что
она предпочла спрятаться со мной, но с уверенностью могу сказать, что ты и
твои попытки ей отвратительны.
— Разве ваши рты не были заняты? — по-прежнему улыбаясь с (не)физической

болью, Чонгук поднял глаза, переполненные колючей обидой и унижением.
— В отличие от тебя, Чонгук-и, я предпочитаю общаться с девушками, а не лезть

при первом удобном случае в трусы. Жаль, что за такое длительное время, что
мы дружим, то есть дружили, ты этого так и не понял, — Пак пожимает плечами,
отряхивая одежду. Горловина футболки нещадно разорвана. Какая жалость,
одна из любимых футболок. — Сейчас, раз уж ты думаешь, что я её поимел, не
стоит ли мне действительно так сделать?
— Шоу окончено. Проваливай отсюда, — с усталостью произносит Чонгук,

разочарованно качая головой и отправляясь вглубь дверного проёма.
Тэхён пытается что-то сказать, плетясь за раздражённым Чимином до входной

двери, но все его попытки пролетают мимо чиминовых ушей. Нахуй Тэхёна.
Нахуй Чонгука. Мир в очередной раз насрал Паку на голову, поэтому он говорит:
нахуй мир.
Дружба с ними помогала, притупляла вечную апатию, успокаивала. У Чимина до

перехода в полную среднюю школу не было близких друзей. Им двигало лишь
чувство непревзойдённого одиночества. Он часто оставался в своей комнате от
заката до рассвета, рисовал и фантазировал о том, как люди будут страдать,
мучиться и умирать. А потом появились два придурка, практически насильно
впихивая Чимину в руки свою дружбу. И страдать, мучиться и умирать хотелось
самому. Но вместе с тем Чимин чувствовал, что дружба — это отдельный вид
искусства, навык, которым он хотел овладеть. Чонгук и Тэхён всегда давали ему
эту возможность, поэтому сейчас было жестоко и несправедливо её отбирать
таким глупым способом. Жестокость и несправедливость.
— Эй, — буркнул Чимин, когда на том конце трубки раздался какой-то шум.
— Что там у тебя происходит?
80/224
— Я наебнулся, — донёсся из динамика сонный мужской голос. — Ты какого
чёрта звонишь в субботу в подобное время? И где вообще пропал?
— Погоди, — Пак задержался у подъехавшего лифта, поскольку в нём связь

грозит прерваться. — Сокджин-хён, у тебя нет планов на вечер?
81/224
Херувим — упоминаемое в Библии крылатое небесное существо.
9. Обступающая действительность.
— Оказывается, что это Тэхён навешал ему лапши на уши. Я особо и не

удивился, — то ли с фальшивым, то ли с подлинным безразличием в голосе
парировал Чимин, откинувшись на специальном кожаном кресле.
— На кой-чёрт ему это? — с неприкрытым возмущением спросил Сокджин,

перебирая на своём рабочем столе бутылочки с антисептиками. — Мне казалось,
что вы как те три поросёнка из «Сказок дядюшки Римуса» — всегда и везде
вместе.
— Вместе или не вместе — какая теперь разница? Один хрен — свиньи, — пожал
плечами Пак, пытаясь расслабиться.
— Ты же вроде передумал, — старший глянул на парня с недоверием,

обрабатывая раствором специальный зажим. — Если мы проколем бровь, то на
твоём лице вообще живого места не останется. Неплохо он тебя отделал.
— Плевать, — Чимин покачал головой так, будто всё ещё не уверен и пытается
реализовать своё решение в собственной голове. — Зачем откладывать на
потом, если можно сделать сейчас?
— Если нервничаешь, то не скрывай этого. Сколько раз тебе говорил, — высокий

парень с иссиня-чёрными волосами и проколотой губой надел латексные
одноразовые перчатки. — Как язык?
— В порядке, — заверил светловолосый, следом показательно высунув

проколотый кончик языка. — Я думал, что будет дольше заживать.
— И всё же, — Сокджин начал подготавливать иглу для прокалывания, так же

стерилизуя её, чтобы не занести инфекцию. — Не могу понять, что послужило
такой цепной реакцией для Чонгука.
— Кто, — поправил Чимин, опуская глаза. — Тебе не придётся долго

разгадывать эту загадку, Джин-хён.
— Девушка? — старший приподнял в удивлении брови, когда Пак «угукнул» на

его догадку, и случайно выронил из рук иглу, которая приземлилась на
специально подготовленное для инструментов полотенце.
Чимин не только сейчас, но вообще вряд ли когда-нибудь вспомнит, как

познакомился с Ким Сокджином. Начало уже прошедшего лета было довольно
бурным из-за Тэхёна, который таскал Чимина с одной вечеринки на другую, не
успевая при этом полностью отойти от жуткого похмелья. Так случилось, что в
одну из таких загульных ночей их смердящим алкогольным ветром занесло в
какой-то клуб на другом конце района. К выпитому алкоголю прибавляем одну
четвёртую часть таблетки полусинтетического психоактивного вещества. Чёрт
знает, где Тэхён взял эту дрянь, но передавал Чимину своим языком, чтобы
запрещённое вещество осталось незамеченным. На то оно и запрещённое ведь.
В сумме получаем то, как Чимин просыпается в чужой квартире, раздетый до
82/224
трусов и с красным пластмассовым тазом около постели.
В дверном проёме появился черноволосый широкоплечий херувим* с чашкой

кофе в руках, и Чимину даже показалось, что это не такой уж плохой расклад,
хоть он ничего и не помнит. Пока его не начало интенсивно рвать от запаха
кофе. ЛСД с тех пор для Чимина под красным запрещающим знаком, как и кофе.
Так он и познакомился с Сокджином, из разговора с которым выяснил, что
между ними ничего такого не было. Чимин, если честно, не парился бы, даже
если что-то и было, потому что этот парень действительно красив настолько, что
слепит глаза и хочется проморгаться. Оказалось, что старший занимается
татуировками, и им было о чём поговорить, когда Чимин смог подняться с чужой
кровати и выпить чая перед тем, как обменяться контактами, поблагодарить и
свалить. Это был единственный раз, когда Тэхён был послан нахуй за то, что
бросил Чимина в клубе с каким-то незнакомым парнем. Но вместе с тем хотелось
сказать Тэхёну едва слышное «спасибо».
Чимину часто было присуще одиночество из-за отсутствия равного ему самому.
Человека, которого он мог бы уважать, в какой-то степени восхищаться. После
знакомства с Ким Сокджином ему порой казалось, что он нашёл такого
человека, но нет. Пусть Чимин и проторчал всё лето в маленьком салоне, где
работал Джин. Пак, засиживаясь в тёмном углу, рисовал и наблюдал за
клиентами, но всё это было не то. Или, например, Пак чувствовал себя очень
одиноко, и ему казалось, когда он встретит «родственную душу», его
одиночество на этом закончится. И снова нет. Почему? Потому что если ты
одинок, то встретишь такого же одинокого человека. Просто ваше одиночество
будет умножено на два.
Чимин в детстве, когда рядом не было бабушки, всегда жался к себе самому, не
к кому больше было. Укутывался в своё одиночество, как укутывался бы в
материнское тепло, если бы у него была настоящая мать, как у всех детей.
Одиночество было слишком большое, совсем недетского размера, просторное,
тяжёлое, как на взрослого человека. Будто чужая вещь, которую отдали ему на
вырост. Понять Чимина смог бы тот, чья семья была такой же
«неблагополучной», как привыкли говорить всякие посторонние люди. Матери
хватило сил уйти от отца, который частенько прикладывался к бутылке, но
найти себя в чём-то другом сил не хватило. Видеть в стенах своего дома каких-
то посторонних мужчин, лица которых менялись с ужасающей периодичностью,
для Чимина стало привычным делом, как и выживать на скудные пособия и
подработки.
Увы, в окружении Чимина никогда не было таких же неблагополучных детей,

поэтому никто не мог понять, каково ему приходилось. Какой отвратительный
простор он чувствовал, будучи ребёнком. Какую ужасающую свободу,
практически непереносимую для совсем ещё беспомощного детского сознания.
Пак был из того разряда детей, которые не отвечали «здравствуй», когда с ними
кто-то здоровался или начинал говорить. Несколько раз окликни этого
ребёнка — он повернётся, зыркнет на тебя раздражённым взглядом и ответит
что-то типа «Закрой пасть, говнюк! Я расслышал тебя с первого раза». Чимин
научился рыскать на холоде и скакать по головам, хватать глуповатых людей и,
усевшись им на шею, застряв у них в мозгах, высасывать все соки, отбирать всё
тепло, выковыривать всю радость. Это существо внутри него с годами умерило
свой пыл, но всё ещё не окаменело в форме какого-нибудь отвратительного
монстра, оно оставалось прозрачным и удушенным. Без него Чимину ничего не
останется, кроме как повиснуть на завязанной в узел простыне, сожалея только
83/224
о том, что не закончил недавно начатую картину.
Пак не обращался к этой способности, чтобы заполнить и поселиться в голове

той же Мин Юнджи. Он понимал, что это случилось само собой, как-то
бесконтрольно и в какой-то степени случайно. Пак был уверен, что это
произошло, ведь какую бы недотрогу она из себя не строила, Чимину не надо
особо напрягаться, чтобы заметить эти взгляды в свою сторону. По одному
только виду Чимин понял, что она доставит ему неприятности. Рано или поздно
она сделает то, что сорвёт его привычную жизнь с тормозов. По правде сказать,
уже сделала — появилась. Попытается ли она снова поцеловать его, или
сбежать прочь, или облизать, или ударить, или встать на колени, чтобы
отсосать — кончится это тем, что Чимин разъярится, как это было всегда со
всеми остальными.
Ненавижу это, — думал Чимин, — ненавижу то, что всегда должно случиться.
— Что же это должна быть за девушка такая, — задумался старший и поджал

пухлую нижнюю губу, смачивая салфетку антисептиком и поворачиваясь к
креслу, в котором лежал Чимин.
— Новенькая. Всего неделю учится, — с равнодушием пожал Пак плечами.

— Чонгуку в любом случае не посчастливится, плевать она хотела на него. Но,
видимо, всё ещё не доходит.
— Это она тебе сказала? — Сокджин прищурил один глаз, снова обливая Чимина
недоверием.
— Типа того, — Пак сморщился, когда Джин начал обрабатывать его бровь
антисептиком, который имел очень приторный запах, будто разъедающий
ноздри.
Сокджин ещё некоторое время обрабатывал и подготавливал место прокола, а

потом, отложив салфетки, опёрся ладонями на колени и уставился на парня
испытывающим взглядом. Чимин уставился в ответ, но старший обладал такой
же способностью, что и он сам. Залезал в голову одним только взглядом и,
кажется, перечитывал мысли, как старенькую книжку, найденную на чердаке во
время уборки.
— Ну чего? — не выдержал Чимин, фыркая, будто проиграл в гляделки.
— Ответь мне: чего больше всего боялся Робинзон Крузо? — вдруг спросил
старший, подготавливая зажим.
— Снова ты со своими тирадами, — вздохнул обречённо парень, но немного

погодя подумал и решил ответить. — Ну хорошо. Он боялся, что навсегда
застрянет на острове и ему всю оставшуюся жизнь придётся заниматься
онанизмом.
— Не совсем верно, Чимин, — Джин сперва усмехнулся, но потом отрицательно

покачал головой. — Больше всего он боялся одиночества.
Паку всегда хорошо было знакомо это эмоциональное насилие, когда не можешь
выдержать состояния одиночества. Но стоит кому-то оказаться рядом —
приходишь в состояние бесконтрольной ярости. Боишься, что если кто-то
84/224
приблизится слишком плотно к тебе и твоей жизни, произойдёт то, о чём и
сказать нельзя, так что в конечном счёте страх от этого становится
невыносимым, а одиночество — единственным выходом. Сокджин всеми силами
пытался искоренить эту заразу, проросшую внутри Чимина ядовитым плющом.
— Его терзала внутренняя агония, вызванная одиночеством, — согласился

младший, покачав головой и задумавшись.
— Очень хорошо, — Сокджин улыбнулся, обнажая свои ровные белые зубы.

Колечко в его губе придавало улыбке особую остроту. — И что же?
— Как я и сказал — онанизм, — развёл Пак руками, заставляя старшего

засмеяться.
— Ты неисправим, — с досадой покачал Джин головой. — Расскажи мне об этой

девушке.
— Зачем? — не понял светловолосый, опуская одну бровь и попутно понимая, что

опускать её после процедуры будет довольно неприятно и болезненно.
— Хочу знать хоть немного о той, что смогла посеять семя раздора между
такими друзьями, как вы, — на несколько секунд задумавшись, Сокджин поднёс
специальный спиртовой маркер для разметки к лицу парня и попросил: —
Расслабь лоб.
— Не знаю, что могу сказать о ней, — попутно размышляя, начал Пак, чувствуя,
как в районе, где старший поставил разметку для прокола, стало слегка
щекотно. Антисептиком неприятно стянуло кожу. — Зовут Юнджи. Она не
говорит, потому что перенесла какую-то операцию на голосовые связки или что-
то типа того. Не знаю, чего такого Чонгук успел в ней разглядеть, потому что
даже не говорил…
— Знаю я одну Юнджи, — перебил старший, располагая на коже зажим вокруг

пометки. — Сестра давнего друга. Довольно самоотверженная особа, упрямая и
острая на язык даже со старшими.
— Если так судить, то каждую вторую девушку можно звать «Юнджи», —

закатил Чимин глаза, на что получил тычок в бок. — Ну правда, хён. Я не знаю о
ней почти ничего, только то, что её зовут Мин Юнджи и то, что она встречается
с одним из наших однокласс…
— Что?! — выпалил Сокджин, резким повышением интонации заставляя Чимина

вздрогнуть на месте. — Мин?
— Ну… Да, — младший изо всех сил старался не хмуриться в недоумении, чтобы
зажим не слетел с края брови.
— Это не подтверждено, но, похоже, что мы говорим об одной и той же

девушке, — с осадком какого-то неоправданного восхищения парировал Джин.
— Бледная и черноволосая? Ещё такая родинка под губой, бросающаяся в глаза?
— Да, но родинку не замечал, — пожал Чимин плечами, выстраивая в своей

голове образ девушки, чтобы вспомнить. И это было действительно странно,
потому что у него великолепная память, и даже если он не хочет, всё равно
85/224
запоминает такие детали. — Так вот, почему мне показалось, что в квартире
пахнет парнем. Брат?
— Ага, — всё ещё поражаясь подобному совпадению, старший хлопал широко

распахнутыми глазами и не мог отделаться от восторженного удивления.
— Каким бы растраханным ни казался мир, он всё равно чересчур тесен.
— Какие великолепные метафоры сочатся из Вашего рта, — хмыкнул Пак,

морально подготавливаясь к боли и ёрзая в кресле.
— Это больше аллегория, — заметил Джин, усмехаясь. — Я просто удивлён.

Юнги не упоминал, что Юнджи собирается доучиваться в одной из таких школ. У
них там были какие-то проблемы с этим, но в планах была точно не школа. Мы
давненько не общались.
— Коли уже, — вымученно простонал Чимин, в нетерпении сжимая пальцами

подлокотники кресла.
— Готов?
— Всегда.
***
Проводив друга до порога, Юнги всё ещё стыдливо опускал голову, потому что
получил неплохую такую промывку мозгов от него же.
Да, за банкой пива он рассказал Намджуну о минувшей ночи в мельчайших

подробностях, потому что Джун — один из тех людей, с которыми можно быть
откровенным и максимально открытым. Он не осудит, но и врать не будет,
рассекая правдой мозги старшего, словно хлыстом мягкую кожу. Младший
довольно давно знает своего хёна и не удивился такой выходке. Из всего
разговора Мин вынес, что он ничем не отличается от подростков, которые его
окружают. И, возможно, столь длительное перевоплощение стало для него
чревато потерей яиц.
— Девушки непостоянны, хён. Они могут внезапно натворить херни, если

мелькнёт на горизонте красивый парень, — заверял Намджун, вальяжно
развалившись на диване, который просто каким-то чудом этой ночью остался не
заблёванным после Хосока. — Тебе не кажется, что ты слишком сильно вжился в
роль?
Намджун был прав: Юнги, пойдя на поводу у глупых секундных желаний, чуть не
обрёк весь план на грандиозный провал. Неизвестно, насколько он далеко мог
зайти, ответь Чимин на его желание своим собственным. В целом Мин знал,
какие ошибки совершил, но время назад не вернуть и ничего не исправить.
Путём самокопания под градусом выпитого алкоголя он пришёл к выводу, что
все мы люди, и все мы допускаем ошибки.
На прощание Намджун буркнул что-то вроде «девушки завораживают по-

другому, попробуй их как-нибудь», получив от Юнги пинок под зад. Он хоть и
был разумным человеком, но тем не менее оставался всё тем же подростком,
который при всей своей серьёзности всё равно не упустит возможности
86/224
подшутить. А ещё потому что минувшей ночью сложилась забавная цепочка, в
которой Чонгук засосал Юнги, а Юнги собирался проделать то же с Чимином.
Подколов было не избежать, как ни выкручивайся.
Заперев за другом дверь, Юнги вздохнул. Он сам и не заметил, что изрядно

выпил, потому что границы сознания слегка раздвинулись, время на часах
стёрлось, а мысли обступали его. Ему хотелось остаться одному.
Он погасил в комнатах свет и достал из холодильника ещё одну бутылку пива,

приземляясь на излюбленный диван и пультом переключая каналы. Когда перед
глазами мелькнул кадр из «Унесённых призраками», он вернул пролистанный
канал назад и отложил пульт. Один взгляд на миллионы пузырьков,
мельтешащих в открытой бутылке пива, уже успокаивал. Но мысли о желаниях
никак не давали покоя. Юнги подумал, что его истинное желание — оно такое,
очень скромное. В детстве он никогда не хотел стать повелителем мира или
президентом. Никогда не желал летать в облаках. Единственное, о чём он
всегда мечтал — одновременно находиться в двух местах. Не в трёх, не в
четырёх. Просто в двух. Это ведь обалдеть, сколько всего он мог бы успевать,
если бы обладал такой способностью.
Телефон где-то под ухом завибрировал, и Юнги вскинул руку, засовывая её под
подушку и доставая гаджет. Если Мин скажет, что в нём ничего не
чертыхнулось, когда он прочёл пришедшее сообщение, то бессовестно соврёт.
0081_43
привет?
Не веря, Юнги сфокусировал взгляд на экране, слегка убавляя яркость, чтобы не

щуриться. Открыв пустой профиль и убедившись, что это Пак чёртов Чимин,
Юнги некоторое время хмурится и бесится. С чего это вдруг? В чём подвох? Мин
думает над тем, стоит ли отвечать. Сомневается некоторое время, то
откладывая телефон под подушку, то снова доставая. Пытается погрузиться в
аниме, которое смотрел по меньшей мере пару десятков раз. В конечном итоге
захмелевшая, надломившаяся гордость даёт слабину, и он, фыркнув на самого
себя, набирает ответ.
min.yoonji09
привет
0081_43
чем занимаешься?
Юнги не успел бы вслух сказать «глазовыколупывательница». Сообщение

пришло настолько быстро, как если бы собеседник заготовил его и сидел в
ожидании ответа на предыдущее. Но, прикинув, Юнги решил, что это —
совпадение. Просто потому что это — Пак Чимин. Он не будет сидеть и ждать от
девушки ответа, только если ему не нужно что-то. Ещё одно предположение,
которое Мин не пытается обдумать и просто отвечает, потому что заебался уже
думать.
min.yoonji09
смотрю телевизор
Юнги решил не углубляться в подробности и не расписывать, что конкретно он

87/224
смотрит. Он не хочет быть слишком откровенным, потому что всё ещё чувствует
стыд, который выплясывает дикие танцы в его сознании.
0081_43
сам не знаю, зачем задаю
такие типичные вопросы
0081_43
просто подумал, что диалоги
обычно начинают с вопроса «что делаешь?»
Сказать, что Юнги удивлён — ничего не сказать. Он, чувствуя подступающий

интерес, отставляет бутылку на кофейный столик, попутно набирая текст.
min.yoonji09
хватило бы простого «привет»
Он долго думает, стоит ли тянуть очередные торчащие из шва нитки. В итоге

тянет, потому что становится интересно, что этому парню вообще нужно.
0081_43
хорошо, учту
Пишущий карандаш пропадает с экрана, и Мин выжидающе пялится на диалог,

прикидывая всевозможные исходы. Потому что собеседник ещё некоторое время
ничего не пишет. Карандаш появляется, когда Юнги уже начинает терять смысл
во всём этом и собирается отложить телефон.
0081_43
мне показалось, что я должен
извиниться за свои столь резкие слова
После прочитанного брови Мина поползли вверх. Потому что за прошедшую ночь
и весь день он прокручивал в голове кучу сценариев. Большинство из них
представляли его попытку коснуться чужих губ, как гигантское недоразумение.
И, если признаться честно, в его фантазиях Чимин извинялся первый, хоть и не
был виноват в том, что не чувствует заинтересованности.
0081_43
я бы подошёл в школе, но подумал и
решил, что предпочту знать, как ты ответишь
Сначала Юнги подумал, что это — одна большая шутка, после которой
последуют какие-нибудь издевательства или что-то типа того. Но нет, Чимин
перестаёт писать и ждёт от девушки ответа. Положительного или
отрицательного — Мину кажется, что это по большей степени и не важно
совсем. Но для чего Пак извиняется? Этот вопрос по-прежнему таится в ящике
Пандоры, открывать и заглядывать в который Юнги как-то лень, да и не хочется
совсем.
min.yoonji09
всё в порядке
Юнги думает, что короткими ответами может выразить свою

88/224
незаинтересованность и равнодушие, но внутри по-прежнему щекочет и
пощипывает. Чимин явно не из тех людей, которые извиняются. Виноваты или
нет, чувствуют груз ответственности или нет — не имеет значения.
min.yoonji09
ты же знаешь, что ни в чём не виноват
зачем тогда извиняешься?
0081_43
потому что поставил тебя
в неловкое положение?
min.yoonji09
я сама поставила себя в него
0081_43
хорошо, что ты это понимаешь
Ну вот, чего и требовалось доказать. Смысла в этом диалоге Юнги больше не

видит, поэтому, отправив короткое пожелание добрых снов и не дожидаясь
ответа, убирает телефон под подушку и возвращает внимание к телевизору. На
экране Тихиро с ужасом на лице обнаруживает своих родителей, которые
превратились в свиней. А у Юнги в голове только пустота, он смотрит будто
сквозь экран и не понимает, отчего испытывает такое колючее недовольство.
Он недоволен тем, что образ блядского Пак Чимина засел у него в мозгах, как
какая-то опухоль. Мысли о парне раздражают, но вместе с тем вызывают какое-
то странное чувство, что образуется под диафрагмой. Юнги клянётся, что сам не
замечает, как пальцами начинает поглаживать полоску кожи между
задравшейся футболкой и резинкой пижамных штанов. Он правда не понимает,
почему его сознание начинает вырисовывать эти ужасающие картинки. Мин
честно ума не прикладывает, почему прикусывает нижнюю губу.
Понятия не имеет, почему в сознании Чимин касается его губ, пальцем ведёт по
краешку рта и рисует его так, словно он вышел из-под его руки. Зачем Юнги
медленно, будто всё ещё сомневаясь, заводит пальцы одной руки за резинку
штанов лишь наполовину. Колеблется, прикрывая глаза и раскрывая губы,
потому что сознание продолжает губить его жизнь, вырисовывая чужие губы.
Его губы.
Мин представляет, как они лениво скользят по поверхности его собственных,

даже не думая нырнуть поглубже. Его губы — в голове Юнги они не солёные и
не сладкие, в них нет никакой остроты, никакой горечи. Только оглушающая
мягкость. Тягучая грань пропадает, когда Мин запускает руку в штаны,
обхватывая прохладной ладонью полувставший член. Воображаемый вкус чужих
губ ещё остаётся на языке. Не здорово, но хочется ещё.
Юнги ловит себя на том, что захлёбывается в собственном сбитом дыхании,

когда проводит рукой вдоль затвердевшего горячего члена, представляя на её
месте вовсе не свою шершавую ладонь. Не так уж много на свете вещей,
которые доставляют Юнги удовольствие, и дрочка на едва знакомого парня
вовсе не относится к их числу. Тогда почему он снова задыхается, когда
сознание подкидывает ему изображение потной шеи с острым кадыком и
89/224
глубокими ключицами?
Воображаемый Чимин в его голове не торопится, лаская член размеренными

движениями и вглядываясь в искривлённое удовольствием миново лицо этими
своими серыми глазами. Вдруг какой-то пепельной дымкой на собственном теле
образуется синяя клиньевая юбка. Юнги не понимает, что видит перед своими
закрытыми глазами, утопая в наслаждении и сильном головокружении,
вызванным то ли алкоголем, то ли извращёнными фантазиями. Но потом так же
появляется каёмка сетчатых чулков и чиминово лицо окрашивается ехидностью.
Мину кажется, что он проглатывает собственный язык, когда в его фантазиях

Чимин ныряет под его юбку и заглатывает член сразу по самое основание. Юнги
сжимает волосы на затылке парня и толкается ещё глубже, придерживая второй
рукой юбку и ощущая, как все рамки в голове просто стираются. Будто их
никогда и не было. Во всём этом нет границ, есть одно только удовольствие. Он
кончает в собственный кулак и издаёт слабый скулёж, как собака, которой
наступили на хвост. Цвета на несколько секунд становятся ярче, он вжимает
затылок в подушку и выгибается, утопая в сладких судорогах.
Юнги нихуя не было понятно в обступающей его действительности. Ясно было

одно — у него Пак Чимин головного мозга.
Отлично, уж чего Мин ни разу не делал, так это не кончал под «Унесённых
призраками».
90/224
Примечание к части твиттер https://twitter.com/recycled__youth
не вычитано
10. Чистокровный подонок.
— Чимин, подожди, — запыхавшись и нагло расталкивая прохожих,

Тэхён бежал за другом в потоке учеников, поправляя портфель, который то и
дело задевали, скидывая с плеча. — Подожди хотя бы одну сраную секунду…
— Оставь меня в покое, — буркнул Пак, продолжая идти к главному входу

школы, опустив одну руку в карман, а второй удерживая книгу.
— Оставлю, когда выслушаешь, — упрямо настаивал Ким, пытаясь уцепиться за

чиминов локоть и якорем повиснуть на нём, лишь бы парень остановился.
— Ладно, — резко затормозил Чимин, а Тэхён чуть не врезался в его спину от

неожиданности. — У тебя по старой дружбе ровно минута, хотя даже её мне
жаль тратить.
— Я… Эм… Хотел поговорить, — Ким начал мямлить и от волнения чесать

затылок, опуская взгляд куда-то на тротуар и заметно нервничая. — Но ты все
выходные не брал трубку и…
— Был занят, — пожал Чимин плечами, глядя на парня так, будто не видит его
вовсе. Смотрел сквозь него, как на совершенно постороннего человека. Паку
всегда был присущ такой взгляд, когда дело касалось незнакомых людей, не
вызывающих у него и толику интереса. В это мгновенье Тэхён выглядел так,
будто подобный взгляд послужил очень больным уколом.
— Я вижу, — шатен взглянул на проколотую бровь с присущим ему детским

восхищением. Но заметно, что оно натянуто в целях самозащиты. — Сильно
болит?
— Тридцать секунд, — отрезал Чимин, продолжая холодить парня

пронизывающим взглядом.
— Чимин… — Тэхён, будто на пару тонов помрачнев, запнулся, но уже через

секунду прочистил горло и, помяв на плече лямку портфеля, продолжил
говорить. — Во всей этой ситуации виноват только я. Чонгуку сказал лишь о том,
что нашёл тебя и Юнджи в своей комнате. Больше ничего такого я не говорил.
Он не так меня понял, а мне не хватило сил переубедить его.
— Я уже, как видишь, понял это, — ответил Чимин, показательно обведя овал
подбитого лица пальцем. — Это всё?
— Нет, — в ту же секунду отрезал Тэхён, испуганно встрепенувшись и

схватившись за руку Чимина, будто тот собирался испариться. — Просто…
Прости меня? Ты в очередной раз показал мне, что я — конченный идиот. Но
мне, правда, очень жаль, что так вышло. Меньше всего мне хочется, чтобы наша
дружба была разрушена из-за моей глупости. Чонгук тоже это понимает.
91/224
— Поэтому он в субботу вечером исключил меня из чата и добавил в чёрный
список? — будто смеясь взглядом, Чимин несколько секунд о чём-то подумал и
высвободил руку из тэхёновой хватки. — Хотя нет, забудь. Это не так уж важно.
— Он злится, да, — согласился Тэхён, качая положительно головой. — Но не на

тебя, а на себя самого. Я спросил, зачем он тебя исключил, а он ответил, что
почти написал тебе и разозлился.
— Это должно растрогать меня или что? — Чимин насмешливо прыснул, качая
головой так, будто услышал самую абсурдную вещь в своей жизни. — Пока это
вызывает только приступ тошноты.
— Нам нужно поговорить всем вместе, — заключил Тэхён, а на лице его

проскочил оттенок настойчивости. Так выглядят люди, когда готовы идти на
подвиги. — Как насчёт того, чтобы встретиться после занятий в нашем кафе?
— Идёт, — пожал Чимин плечами, удивляя Тэхёна таким быстрым и — Пак

уверен — неожиданным для него согласием. — Я задержусь минут на
пятнадцать.
— Прекрасно, — выдал Ким, в своей обычной манере начиная лезть обниматься с

улыбкой от уха до уха. — Я так счастлив.
— О-о, огради меня от этого, — сморщился Пак, упираясь ладонями в тэхёновы

плечи и едва не выронив книгу. — Тэхён! Отвали, говорю.
Для Чимина правила совсем другие. Нельзя быть всем другом, дарить всем
объятия, потому что теплота — признак слабости для Пака. Он не собирается
быть слабым. Конечно, оборотная сторона заключается в том, что когда он
силён, все считают его равнодушным. Они думают, что Чимин ничего не
чувствует и только манипулирует людьми. Но кто сказал, что Паку это не
нравится?
— Что за книга? — отступив от неуклюжих примирительных объятий, Ким

поправил съезжающую лямку рюкзака и поплёлся за Чимином, как это было
всегда. Будто ничего и не было.
— Называется «Иди в жопу не твоё дело», — с напыщенной серьёзностью

ответил светловолосый, поднимаясь по ступенькам. — Купил по дороге. В
книжном, неподалёку от дома.
Обиженно надув губы, Тэхён всё равно не мог удержать сквозь это улыбку.
Чимин мимолётно взглянул на лицо друга, когда подумал, что он, наверное,
просто отвратительный человек, если действительно собирается осуществить
то, о чём думает.
Иногда, когда Чимин смотрит на своё отражение в зеркале, в глубине

собственных глаз видит будто совсем другого человека. Будто внутри есть тот,
кто прячется за этим равнодушием и апатией. Он то пытается бороться и
заполнить собой чиминово сознание, то проигрывает самому себе… Чимин
думает, что ему не нужен этот слабый человек, поэтому искоренить из себя это
жалкое существо является главной целью вот уже пару лет.
92/224
По большей мере о мести думают только те люди, которые слабы и беспомощны
в той или иной ситуации. Но этот случай явно не из таких. Чимин не чувствует
себя слабым и беспомощным. Ему не настолько дорого собственное лицо, чтобы
обижаться и злиться, потому что синяки пройдут, ранка на губе затянется и
заживёт, но навязчивая идея в голове никуда не денется. Может быть, Пак
чувствует себя немного оскорблённым жуткой несправедливостью, но точно не
слабым и обиженным. А что, если человек внутри Чимина вовсе не такой
мягкотелый, каким казался на первый взгляд? Может быть, он на самом деле
подлый и мстительный? Ещё больший подонок, каким может казаться сам
Чимин?
Некоторое время Пак обдумывал, как хочет поступить. Как хочет обойтись со
своими так называемыми друзьями. Нужна ли ему эта дружба вообще? И в
какой-то момент он почувствовал себя той француженкой, о которой прочёл в
какой-то исторической книге. Когда немцы-пруссаки завоевали французов в
каком-то там году, то всячески издевались над ними: насиловали женщин и
расстреливали мужчин, сжигали дома и всё грабили. Одна великолепная
девушка — француженка — невообразимо красивая, заразившись, начала из
мести заражать всех немцев, которые попадали к ней в постель. Она обрекла
целые сотни, может быть даже тысячи… И когда она умирала в госпитале, то с
удовлетворением и гордостью вспоминала об этом.
В представлении Чимина есть три вида подонков. Первый: слишком наивные, то

есть убеждённые, что их подлости — это только достоинство. Второй:
стыдящиеся, то есть те, которые стыдятся собственных подлостей, но не
перестают их совершать. И, наконец, третий: просто подонки. Чистокровные
подонки. Пак причисляет себя к третьему виду. В большинстве случаев подлые
людишки, которые, осознавая свою дерьмовую натуру, по-прежнему считают
себя несправедливо обиженными всем миром. Чимин со своей натурой —
совсем не тот случай.
Чистокровный подонок.
***
— Здравствуй, — шепнул Чимин на чужое ухо, случайно подкравшись к девушке

со спины.
Черноволосая, что собирала с предпоследней парты свои принадлежности,

вздрогнула и, кажется, была готова отскочить от парня на пару метров, как если
бы от Чимина дурно пахло или что-то в этом роде.
— Извини, — усмехнулся Пак, отступая от Юнджи. — Не хотел напугать.
Она окинула его лицо мимолётным недоверчивым взглядом, а затем вернула всё
своё внимание к сумке, в которую заталкивала учебник. Чимин оглядел класс:
где-то на первых партах ещё собирались некоторые девчонки, о чём-то со
смехом переговариваясь. А палочки твикс, топчась у выхода из класса, как
всегда о чём-то спорили и, видимо, ждали свою подругу, чтобы отправиться в
столовую.
— Ты не могла бы задержаться на пару минут? — спросил Чимин, опираясь на

близстоящую парту руками и поясницей.
93/224
Юнджи из-под чёлки взглянула на него, слегка прищурилась и — Чимин мог
поспорить — считала ссадины на его лице. Потом она повернулась в сторону
друзей, когда те вовремя переключили внимание на неё, и покачала ладонью
так, будто сказала «идите, я догоню». Пак уловил брошенный в свою сторону
настороженный взгляд Намджуна, переполненный недоверием и
раздражительностью, и про себя легко ухмыльнулся. Переглянувшись с Хосоком,
Намджун качнул головой в сторону дверей, и уже через пару секунд они
покинули класс.
Как же ты ей доверяешь, — подумал Чимин. — Она так искусно водит тебя за

нос.
— Я не задержу тебя надолго, — произнёс парень, разглядывая клетчатую юбку

девушки, что была выглажена до тошнотворной идеальности. — Просто хотел
предложить после занятий выпить кофе. За мой счёт, конечно.
Брюнетка нахмурилась, заталкивая в сумку рабочую тетрадь. Чимин будто видел

и ощущал волны недоверия, исходящие от худого хрупкого тела лёгкими
вибрациями. По лицу можно было понять, что она копается в его словах и
собственных мозгах, пытаясь отыскать там какой-то подвох или иной смысл. Но
Пак умеет быть убедительным, когда очень этого хочет. Хотя… Даже когда не
хочет. Дар убеждения был дан ему при рождении.
— Не ищи в этом подвоха. Нам бок о бок учиться ещё год, поэтому мы ведь
должны искоренить неловкость, верно? — заверил Чимин, изо всех сил борясь с
желанием закатить глаза. — Это просто кофе в знак извинений.
Юнджи подняла голову, одновременно морща лицо и застёгивая замок на сумке.
— Что? — не понял Чимин. — Не любишь кофе?
Девушка покачала положительно головой и пуще прежнего сморщилась,

выражая всю свою нелюбовь к напитку и закидывая лямку от сумки себе на
плечо.
— Чёрт, я тоже его терпеть не могу, — в ответ сморщился Пак. — Может тогда
карамельный маккиато?
Юнджи, устремив взгляд куда-то вверх, снова прищурилась и задумалась.
— Молочный коктейль? — предположил парень, ожидая ответа. Брюнетка снова

поморщилась и покачала отрицательно головой.
— Кола? — почти усмехнулся Чимин, но, получив от девушки движение плечами,

которое означало «пойдёт», едва скрыл удивление. — Тогда решено: кола. Тут в
двух кварталах от школы есть кафе «Акапелла». Встретимся там?
Юнджи повторно пожала плечами, тем самым отвечая что-то наподобие «окей»,
и, поправив на плече лямку сумки, отправилась к выходу из класса.
— Надо же, — под нос буркнул Чимин, усмехнувшись и задумавшись. — Кола.
***
94/224
Плюхнувшись на мягкое кожаное сиденье бежевого цвета, Чимин стянул с плеча
лямку рюкзака и кинул его рядом. Он и два его друга обычно сидели около
стеклянной витрины с видом на улицу, чтобы наблюдать за прохожими и
изредка смеяться над некоторыми учениками их школы, что проходили мимо. В
этот раз было совсем не до смеха. Поэтому столик располагался в самом унылом
углу кафе.
Тэхён не мог скрыть радости от того, что друг всё же пришёл, и, сидя напротив
Пака, ёрзал то ли от волнения, то ли от нетерпения. Чонгук же, сидящий рядом с
Тэхёном, подставил ладонь под подбородок и просто бездумно метал взгляд по
пунктам ламинированного листа меню. Было видно, что он тут не по своей воле,
поэтому Чимин в какой-то степени оценил попытки Тэхёна всё наладить.
В послеобеденное время посетителей было не так много, но достаточно для

того, чтобы шум разговоров заглушал наступившую неловкость.
— Подождём ещё десять минут, — проговорил Чимин, поправляя на себе серый

пиджак школьной формы.
— Чего подождём? — не понял Тэхён, нахмурившись.
— Кого, — кинул светловолосый, поднимаясь с места. — Мы ведь хотели во всём

разобраться, верно?
Чимин не дал Тэхёну что-то ответить, поднявшись из-за стола и, роясь в

карманах штанов, направился в сторону стойки. Он купил две банки колы и
вернулся на своё место, поставив их на стол.
— Я не совсем понимаю, — оглядев напитки, промямлил Тэхён, который готов

был захныкать от недоумения.
— Пришла, — буркнул Чимин себе под нос, устремив взгляд в сторону двери, над
которой лязгнул колокольчик. — Сейчас всё поймёшь.
Поскольку Тэхён и Чонгук сидели спинами ко входу, то оба вытянули шеи и

повернули головы. Юнджи, завидев Чимина, поспешила к дальнему столику, не
сразу заметив двух других парней. Когда девушка оказалась достаточно близко
для того, чтобы увидеть их, то вросла своими лоферами в пол, распахнув глаза.
Чимин заметил, как нервно она сжала лямку сумки и, кажется, была готова с
минуты на минуту рвануть в сторону выхода. Но Юнджи лишь перевела взгляд,
переполненный злостью, в сторону Пака.
Обманщик, — говорили её глаза. — Ты меня обманул.
— Хорошо, что ты пришла, — произнёс Чимин, стараясь сгладить свой голос,

чтобы не спугнуть её окончательно.
— А она тут что забыла? — разъярился Тэхён, хлопая ладонями по столу в

приступе недоумения.
— Я же говорил, — произнёс Чонгук, по-прежнему глядя на всё со спокойствием,

которое никогда не было ему присуще. — Чего ты ещё от него ожидал?
95/224
— Мы же собирались поговорить? — почти безнадёжно заскулил Ким. — Для чего
здесь она?
Чимин, внимая вопросам, что сыпались на его голову и таяли так же быстро,
словно хлопья рассыпчатого снега, краем глаза заметил, что девушка почти
развернулась для того, чтобы поскорее сбежать. Всё вокруг смешалось и стало
похоже на густую кашу, которая вливалась в сознание отвратным месивом. Как
раздражающие помехи на радио, которые режут слух своей остротой. Это
чувство было редко Чимину присуще, но хотелось закричать, чтобы все просто
заткнулись. Вовремя среагировав, Пак потянулся и схватил Юнджи за руку.
— Села, — вмиг огрубевшим голосом буркнул Чимин, а глаза его будто

дьявольски потемнели. — А вы двое — заткнули свои поддувала.
Кажется, вокруг возвелась какая-то нерушимая стена, которая оградила именно

этот столик от всех разговоров других посетителей, звона посуды и прочих
раздражающих звуков. Вмиг воцарилась такая же тошнотворная тишина, от
которой по-прежнему хотелось вырвать барабанные перепонки. Тэхён смотрел
на Чимина так, будто оскорблён по самое не балуй. Чонгук ни черта не понимал,
от этого злился. А Юнджи, кажется, поняла, в чём тут дело, и спокойно присела
рядом с Чимином. Пак хоть и не говорил с ней толком, но уже понял, что
девушка совсем не глупая, и ещё во время занятий поняла по разбитым лицам, в
чём заключался весь сыр-бор. К тому же, он готов дать пальцы на отсечение, что
Юнджи хочет покончить с этим дерьмом не меньше, чем он сам.
— Вот и отлично, — заключил Чимин с лёгким удовлетворением, когда уловил,

что все за столом молчат и ждут, когда он заговорит. — Теперь можно и
разговоры разговаривать.
— Объясни, для чего она здесь, — нетерпеливо глядя в глаза другу, Тэхён
сморщил с брезгливостью губы и стал более серьёзным. — Она не имеет
никакого отношения к…
— Она, Тэхён-и, играет главную роль в спектакле, который вы поставили, —

перебил Чимин друга. — Сейчас я хочу разжевать для вас и заставить
проглотить всё это дерьмо. Меня доебали ваши идеи фикс и мнимые,
совершенно тупые предубеждения.
Тэхён стал похож на рыбку, потому что начал открывать и закрывать рот,
пытаясь подобрать какие-то слова. Чонгук же прямым нечитаемым взглядом
уставился на девушку.
— Для начала давайте разберёмся, что же стало причиной всего этого фарса, —
Чимин пододвинул банку колы к девушке, чтобы показать, что в его словах всё
же была доля правды. — Есть варианты у кого? Тэхён? Нет? Может, ты, Чонгук?
Брюнет опустил глаза, изнутри надавливая языком на щёку. Он злился, но ещё

больше стыдился. Это было видно невооружённым глазом.
— Ладно, раз никто не может, то отвечу я, — открыв вторую банку газировки,

что издала характерный «пшик», Чимин наигранно задумался. — Я считаю, что
всему виной твоё упрямство и нежелание мириться с обстоятельствами, Чонгук-
и.
96/224
— Почему ты валишь всё на него? — нахмурился Тэхён, и Чимин чуть не
засмеялся, потому что валить всю вину на Чонгука обычно прерогатива самого
Кима. Абсурд.
— Давай ты будешь задавать вопросы, когда я закончу жевать за вас дерьмо?

— с ироничной вежливостью предложил Чимин. — Спасибо. Итак, что же у нас
дальше? Ах, да, Юнджи…
Девушка вздрогнула, когда отпивала из банки колу, и красно-коричневая

капелька напитка ускользнула с уголка рта, начиная ползти по подбородку к
перебинтованной шее. Быстро стерев её ладонью, она подняла глаза и
взглянула на Чимина каким-то потерянным взглядом.
— Вспомни пятничную вечеринку. Было ли что-то между тобой и мной перед

тем, как Тэхён нашёл нас в своей комнате? — Чимин спокойно произнёс вопрос,
а брюнетка выглядела так, будто собственный язык застрял у неё в глотке.
Она распахнула в удивлении глаза и окинула недоумевающим взглядом

каждого, а ещё через мгновение отрицательно покачала головой. Она
действительно выглядела так, будто это звучит до такой степени абсурдно, что
даже говорить и предполагать было самым тупым поступком. А Чимин внутри
даже порадовался такой реакции, хоть снаружи этого и нельзя было выявить.
— Верить или не верить — дело ваше, но вы оба должны зарубить себе на носу
только одну вещь, — Чимин сложил локти на столе, чуть приподнимаясь, чтобы
выплюнуть эти слова парням прямо в лица. — Вы оба — два тупоголовых идиота,
у которых один мозг на двоих. В какой-то степени я даже рад, что всё так
сложилось. За всё время, что мы общаемся, вы так и не смогли уяснить, что для
меня на самом деле было важно. Я ни разу не предавал эту дружбу, в итоге
остался отпизженным за вашу собственную тупость. Поэтому я говорю: нахуй
вас и вашу мнимую дружбу.
— Чимин-и, — с дрожью в голосе тихо проговорил Тэхён, уставившись на парня

так, будто вот-вот разрыдается.
— Нет, Тэхён, — покачал Чимин головой, обрубая на корню все тэхёновы попытки
надавить на жалость или снова извиняться. — Я ещё не закончил. Юнджи,
приятны ли тебе «ухаживания» Чонгука?
Девушка замерла, вцепившись пальцами в банку колы, и можно было увидеть,

как она продумывает свои действия. Хочет ли она сгладить свой ответ, чтобы не
делать парню в какой-то степени больно, или же она намерена растоптать все
его надежды — непонятно. Но когда Юнджи поднимает равнодушный взгляд,
холодно смотрит на Чона и отрицательно качает головой, то Чимин понимает,
что она отдала предпочтение второму варианту.
— Бинго! — выдаёт Чимин, тряся ладонями в притворном восхищении, затем

делая пару глотков колы. — Вот и выпали три банана на игровом автомате.
Теперь я надеюсь, что до половинки, которой ты думаешь, Чонгук-и, это дошло.
Что касается тебя, Тэхён-и.
— Остановись, — умоляет Ким, и Пак видит, что его глаза заблестели от

подступающих слёз. Но Чимин не любит оставлять дела незавершёнными, кто-то
97/224
ведь должен вылить на них постыдную правду.
— Для меня, а тем более для Чонгука не секрет, что ты спишь и видишь, как он
своим членом гладит твои щёки изнутри, — говорит парень, а Тэхён краснеет и
всхлипывает, опуская голову. — К чему я об этом вообще. Мысль о том, что ты
приврал ему обо мне и Юнджи, не стала для меня чем-то неожиданным. Ты
приукрасил свои слова, чтобы чонгуково либидо потерпело крах. Самое лучшее,
что ты можешь сделать — признать это.
— Прости меня, — проскулил Тэхён, по-прежнему опуская голову и снова

всхлипывая. — Мне так жаль, Чимин-а…
Юнджи сидела с губами, сложенными буквой «о», и, кажется, просто ахуевала

со всего происходящего. Чимин про себя отметил, что она впервые выглядит
непритворной в своём удивлении. Чонгук, сцепив ладони, бурил в клетчатой
скатерти стола дыру, не находя в себе ответов. Желваки на его лице заиграли, а
глаза потемнели. Чимин, конечно, понимал, что окончательно рушит их дружбу.
Но кто сказал, что он этого не хочет?
— Теперь можно задёргивать шторы и кричать «занавес»? — с удовлетворением

парировал Чимин, подставляя ладонь под подбородок. — Никто ничего не хочет
добавить?
Глухая тишина, окружающая столик, упала, как сорванная занавеска. Всё

приходило в норму. Чимин мог закрыть на всё глаза. Продолжать жить, будто
ничего не было. Дружить, радоваться жизни и общаться. Но зачем тратить на
это время, если на горизонте появится очередная симпатичная девчонка, после
которой всё повторится снова. И это будет повторяться опять и опять, самое
простое — искоренить паразитирующий гриб, пока он не пророс до сердцевины.
Всё, что чувствует Чимин сейчас — лёгкий налёт досады. Только и всего.
— Проводить тебя? — любезно обратился Пак к девушке, которая не сразу

поняла, что этот вопрос адресован ей. — Тут ведь недалеко?
Когда Юнджи вышла из ступора, то пожала плечами, поднимаясь из-за стола и

закидывая ремень кожаной сумки на своё плечо. Взглянув на Чонгука, Чимин
заметил, как сильно напряглись его скулы, и с надменностью ухмыльнулся.
Чимин бы поменял местами чёрное и белое. Он бы торговал душами и разнёс
мир. Он бы нарушал все правила, лишь бы испытывать такое удовлетворение
каждый божий день.
— Всех благ, — поднимаясь следом за девушкой, Чимин помахал ладонью, но

через секунду обратился к Тэхёну, которого, кажется, начинало трясти.
— Можешь оставить себе тот свитер. Он мне никогда не нравился.
Это послужило последней каплей, потому что Ким, закрывая лицо ладонями,
взорвался бессмысленным плачем. А Чонгук, разрывая свою ментальную связь со
столешницей, резко поднял глаза, кишащие яростью, и прошипел:
— Уйди уже.
Чимин вышел из кафе следом за Юнджи, беззаботно закидывая на плечо лямку

рюкзака. Выглядел он так, будто просто пришлёпнул надоедливую муху,
жужжащую над ухом. Наверное, именно поэтому девушка так проникновенно
98/224
пялилась на него с лёгким осуждением во взгляде.
— Ну что? — буркнул Чимин, взглянув на брюнетку. — Ты мне никто, чтобы

осуждать, так что…
Она покачала непринуждённо головой, давая понять, что дело вовсе не в этом.
Тут до Чимина дошла следующая догадка.
— Ах, да… — он отвернулся, без особого энтузиазма оглядывая улицу.

— Полагаю, я задолжал тебе уже вторые извинения?
Юнджи покачала положительно головой, задрав подбородок так, словно

обижена до глубины души.
— Ты в любом случае должна понимать, что служишь пешкой во всей этой

ситуации, — пожал Чимин плечами, опуская руки в карманы. — Так что не вижу
смысла в том, что ты так оскорбилась и… Ауч!
Получив от девушки подзатыльник, он с возмущением нахмурился, стрельнул

глазами и больший дискомфорт ощутил от проколотой брови, нежели от удара.
Чимин вдруг взглянул на их взаимодействие со стороны и подумал, что это
выглядит, скорее всего, очень странно. Потому что они были похожи на друзей.
И он правда не понимал, почему чувствовал себя комфортно. Он не хотел с ней
говорить или же проделывать какие-нибудь извращённые штуки, какие обычно
проделывают парни с симпатичными девушками. Он просто хотел идти рядом и
молчать. Это было самое лучшее.
Не то чтобы Чимин не думал о том, что мог бы с ней переспать. В плане секса
девушки цепляют его больше, чем парни. Потому что если занимаешься сексом с
парнем по собственной инициативе, это всегда получается как-то не так. У
Чимина не так много опыта в этом плане, но тем не менее парочка партнёров, по
которым он может судить, всё же была. У него сложилось впечатление, что
парни не умеют быть такими изобретательными в постели, как девушки. Когда
парни кончают, выражения их лиц не отличаются соблазнительностью, и Чимин
думает: ради чего вообще так тереться друг о друга частями тела, ради чего
терпеть боль от растяжки и потеть? В такие моменты он чувствует себя более
одиноким, как если бы был один. А закончив, парни показывают себя с ещё
менее приятной стороны. «Чем я вообще занимаюсь с этим парнем? Я же не
гей», — написано на их физиономии.
Юнджи бесшумно усмехнулась, отворачиваясь и придерживая лямку сумки на

плече. Весь остальной путь они провели в приятной тишине. Чимин хотел
поблагодарить её за что-то, но сам не ведал, за что именно. Всё же она
отличалась чем-то от других девушек.
— Тэхён и Чонгук очень любят «Марвел», — вдруг заговорил Чимин, сам не

понимая, зачем и почему. Юнджи, вышагивая по тротуару, взглянула на него с
интересом. — А я просто терпеть не могу все эти фильмы о супергероях.
Брюнетка из-под чёлки взглянула так, будто спросила: «почему?», и Чимин даже
удивился тому, как искусно ей удаётся разговаривать взглядом.
— Всем без исключения хочется обладать какими-то способностями, — он слегка

склонил голову вбок и понизил голос. — Для большинства людей это как
99/224
успокоительное, потому что они очень пугливые. Постоянно всего боятся.
Чимин пнул какой-то камешек, улавливая и впитывая, словно губка, интерес, с

которым Юнджи внимает его словам.
— Отсюда и популярность этого супергеройского сюжета. И все смотрят фильмы

о супергероях, читают комиксы о супергероях и грезят о том, чтобы быть на них
похожими. Отгадай, какой костюм Тэхён надевает на Хэллоуин из года в год?
— Чимин усмехнулся, когда девушка пальцем нарисовала круг на ладони. — Да,
железного человека.
Пак замолчал, замечая, что они приближаются к одной из нужных многоэтажек.

Лёгкий тёплый ветер приятно обдувает лицо, а в воздухе чувствуется запах
послеобеденного солнца. Мягкий и терпкий.
— Не знаю, зачем это говорю, но спасибо? — притормаживая у ступенек, говорит

Чимин. — За то, что пришла.
Юнджи, неловко опуская глаза и топчась на месте, пожимает плечами, будто

пытаясь сказать «да ладно, забей», но потом, видимо, вспоминает, что Пак
заманил её обманом, и ударяет кулаком в плечо.
— И снова: ауч, — с притворной обидой Чимин трёт плечо. — Сила есть — ума не
надо?
Она морщит нос, будто дразня, а Чимин от чего-то легко улыбается, упуская из
виду то, как Юнджи почему-то замирает на месте, будто молнией ударенная.
— Увидимся в школе, — напоследок бросает Чимин, поправляя лямку рюкзака и

отправляясь в сторону станции метро.
Покрасневший и запыхавшийся Юнги, оказавшись в стенах своей прихожей,

хлопает дверью и в панике припадает к ней спиной. Ноги становятся ватными и
едва удерживают его на ходу. Он роняет из рук сумку, расстёгивает удушающий
пиджак и сжимает ладонью хрупкую ткань блузки в области груди, где
бесконтрольно грохочет сердце, сбивая дыхание хозяина.
Юнги становится жертвой собственного ужасающего открытия: Пак Чимин

умеет улыбаться.
100/224
Примечание к части твиттер https://twitter.com/recycled__youth
11. Блядство, разврат и курение.
— Я устал, — вздохнул Хосок, сидя за партой и запрокидывая голову

назад, а ещё через мгновение сладко потягиваясь. — Только вторая неделя
учёбы, а уже хочется сдохнуть.
— Нам ещё сегодня после занятий оставаться, — напомнил Намджун, с

раздражением глянув в сторону друга. — Из-за тебя, кретин.
— В смысле? — очнулся Юнги, отвлекаясь от созерцания тёмно-зелёной доски

класса, с которой почти удалось установить телепатическую связь. — Для чего
оставаться?
— Я разве не говорил? — Намджун перекатился корпусом вперёд, опираясь

локтями на парту, чтобы оказаться лицом ближе к Юнги, который сидел
впереди. — Этот недоумок вчера предложил Тен Джунг «сыграть в бильярд с его
шарами». В этот момент, конечно, рядом проходил преподаватель.
— И что? — Юнги спросил тихо и опустил одну бровь, глядя то на Хосока,

вальяжно развалившегося за партой рядом, то на Джуна. — Насчёт него я особо
не удивлён, но ты при чём?
— Стоял рядом, — пожал Намджун плечами, закатывая глаза. — Пора

привыкнуть к тому, что дружить с этим ебланом чревато такими последствиями.
— Хэй! Я, вообще-то, здесь, — возмутился Хосок, нахмурившись и потянувшись к

соседней парте, чтобы шлёпнуть друга по плечу. — Ничего такого ужасного я не
сказал. Эта потаскушка возомнила себя пупом Земли, а я лишь напомнил, где её
место.
— Ты не только гомофоб, но ещё и женоненавистник, — без особого интереса

заключил Юнги, закидывая ногу на ногу и подпирая подбородок ладонью.
Он чувствовал, что пребывание в стенах этой школы медленно, но верно

превращается для него в ад. Потому что после вечеринки все окружающие
приобрели утроенный интерес к его фальшивой личности. Если в понедельник
было не так тяжко, то во вторник он чувствовал, как косые взгляды мерзкой
консистенцией облепляют его всего — с головы до ног. Кажется, окружающие
осмотрели каждую складочку его блузки, каждую стяжку на чулках, каждый
волосок на голове. Это можно было вынести, но раздражало неимоверно. Юнги
чувствовал себя как под микроскопом каждую грёбаную секунду.
Хосок и Намджун продолжали полемизировать, шпыняя друг друга за грешки

столетней давности, а Юнги в очередном приступе скуки вздохнул и оглядел
класс. Он вдруг словил на себе взгляд рыжеволосой девчонки, что сидела боком
за первой партой. Когда он взглянул на неё, то девушка не поспешила отвести
глаза или что-то типа того. Она окинула Юнги взглядом, в котором при желании
можно было прочесть уйму не очень приятных слов, фраз и даже целых абзацев.
И рыжая продолжала пялиться, прищурившись и посылая волны
101/224
недоброжелательности в сторону Мина. В её облике не было даже намёка на
дружелюбие. Подобные взгляды за два прошедших дня Юнги на себе ловит уже
не в первый раз, и это, если честно, его уже порядком подзаебало. Чуть
приподняв руку, он показал девчонке средний палец, на что та скривила губы,
начиная буквально плеваться злостью.
И вот главный вопрос на повестке этой недели: что такого он сделал, что все
окружающие так ополчились на него? Ещё не хватало, чтобы эти шаболды
начали подкладывать кнопки на его стул или заперли в туалете. Тогда он не
выдержит и точно кого-нибудь отметелит. У Юнги нет ни малейшего интереса
объяснять этим тупым людям что-либо, но когда они не понимают, что он имеет
в виду, то это злит ещё больше. Проявлять терпение к ним у него тоже нет
желания.
В класс, о чём-то переговариваясь, вошли Тэхён и Чонгук. Выглядели парни

слишком подавленно для того, чтобы игнорировать это. Юнги полночи думал о
том, что произошло вчера. Так и не смог определиться, как должен отнестись к
такому. Не то чтобы ему было жалко двух друзей, но какую-то толику сочувствия
он всё же пригрел в самом уголке сознания. Он ведь, в конце концов, не такой
бесчувственный чурбан. Только одно для него стало ясно, как белый день: Пак
Чимин — просто демон во плоти.
Собственно, стоило Юнги подумать о парне, как он появился в дверях класса,

озаряя всех своей равнодушной прохладной аурой. Мину предательски
захотелось опустить глаза, потому что он вдруг вспомнил, как отреагировал на
обычную чиминову улыбку. У него сердце грохотало так, что он почти оглох от
биения собственного пульса в ушах. А вечером он снова мастурбировал с
мыслями о чиминовом…
Блять.
Юнги направил все внутренние силы на то, чтобы стыдливо не опустить глаза в
парту. Но дрожь, что прострелила его кожу, когда Чимин взглянул на него, была
не воображаемая, а настоящая. Мин стал видеть лишь половину всего — верхняя
часть поля зрения застилалась чем-то, что он может описать, как взвихрённую
серую дымку.
Он вдруг поймал себя на том, что откровенно пялится прямо в глаза Пака,
который направляется к своей парте. Чимин ухмыльнулся краем рта и отвёл
взгляд первый. Юнги вдруг стало страшно от бесповоротности собственных
мыслей. И сладко. Неясно от чего: от смущения — жутко от него же. А ещё
жутко оттого, что сладко. Юнги мог поклясться, что на секунду даже
почувствовал кристаллики сахара на кончике своего языка.
Он вдруг сам не успел продумать свои действия, как поднялся на ноги и,

взглянув на Намджуна, присел на его парту так, чтобы каёмка чулков осталась
незаметной. Младший, опешив, прервался на середине предложения, в котором
указывал Хосоку на все его недостатки не очень лицеприятными словами. Хосок
же, разомкнув губы, чтобы возразить, тоже заткнулся. Юнги чуть склонился к
уху Намджуна.
— Погладь моё колено, — делая вид, что шепчет что-то развратное, Мин пытался
взглянуть на это всё со стороны и не заскулить от собственной беспечности.
— Живо.
102/224
— Ты чего? — не понял парень, опуская одну бровь. Намджун посмотрел на
старшего взглядом, который обычно приберегают для людей, задающих вопросы
наподобие «что такого плохого в геноциде?». Но уже спустя несколько секунд
до него наконец-то дошло. — Оу.
— Не тупи, — снова зашептал Юнги, пытаясь скрыть свои румяные щёки, когда
намджунова ладонь накрыла его колено, непринуждённо поглаживая. Он
мимоходом посмотрел на контраст руки друга и собственной бледной кожи. Это
выглядело слишком неправильно. Даже как-то некрасиво. Боже, на кой-чёрт он
вообще это делает? — На нас все смотрят.
После последнего слова Мин склонился, не успев предупредить о своих

действиях до сих пор немного недоумевающего друга, и накрыл его губы
своими, затягивая в мягкий непринуждённый поцелуй. Нет, целуется Намджун
довольно искусно, но… С тем же успехом можно целоваться с пластиковым
стаканчиком, ощущения сродни этому. Определённо, это самый странный
поцелуй в миновой жизни, а сам факт его существования ещё бессмысленней. В
нём нет и намёка на что-то настоящее, на те же прогулки под дождём. На
смятые простыни и нежности по утрам. В нём нет даже намёка на откровения о
своих бывших возлюбленных, детских болезнях и каких-то фобиях. Совсем не
тот случай. Совсем не тот поцелуй.
Совсем не тот.
— Зачем устраивать такой разврат при детях, нуна? — не теряя возможности

вклиниться в ситуацию, усмехнулся Хосок, и едва заметно пнул Мина по
подошве лофера, давая понять, что тот увлёкся. — Давайте вы будете
придаваться плотским утехам в другой раз?
На дне своего сознания Юнги понимал, насколько легкомысленной особой он

выглядит. Но непреодолимое желание что-то кому-то доказать взяло над ним
верх. Или не кому-то, а себе? Слегка отпрянув от охуевшего (но тщательно это
скрывающего) друга, он совершенно бесконтрольно метнул взгляд в сторону
Чимина, попутно подушечкой указательного пальца вытирая уголок губы. Какой-
то однозначной реакции он не успел уловить, но зато сполна прочувствовал
остроту взглядов одноклассников. Когда прозвенел спасительный звонок, Юнги
слез с парты, одёргивая юбку, и усмехнулся, потому что физиономия той
рыжеволосой девчонки просто полыхала пламенем ярости.
Юнги просто обожает собственноручно создавать себе проблемы.
***
— Ты выглядела довольно забавно, — раздался хриплый голос за спиной, и Юнги

чуть не выронил наполовину выкуренную сигарету, зажатую между
указательным и средним пальцами.
Хосок сказал, что не пойдёт в «курилку», потому что забыл по дороге в школу
купить сигареты. А те, что купил и курит Юнги, ему не нравятся. «Слишком
крепкие и какие-то кислые». Но Мину нравились, поэтому он, выждав звонок с
предпоследнего занятия, на перерыве отправился по вытоптанной школьниками
тропинке за трибунами стадиона, не позаботившись о том, чтобы предупредить
103/224
об этом друзей.
Он вдруг подумал, что в последнее время какая-то неведомая сила слишком

часто сталкивает его с Пак Чимином.
— Игра стоит свеч, потому что выражения перекошенных от неприязни лиц были
слишком уморительными, — проговорил Чимин, припадая к кирпичной стене
рядом с девушкой и подкуривая зажатую меж губ сигарету. — Но ты смотрела
явно не туда, верно?
Юнги, понимая, о чём толкует парень, отвернулся, совсем забывая, что меж
собственных пальцев тлеет сигарета. Щёки оросило едва заметным сладким
румянцем. Почему этот парень вгоняет его в краску, выкинув всего парочку
слов? Он медленно, но верно начинал видеть это чиминово превосходство. Юнги
начал признавать, каким бы смышлёным и остроумным он себя не считал, ему
ещё далеко до Пак Чимина. Неважно, что Мин выкинет против него, но один
только взгляд — и Чимин вернёт всё с удвоенной силой.
— Кан Хонг, которая чуть не сломала спинку стула от гнева, ещё с прошлого
года влюблена в Намджуна, — пояснил Пак, следом затягиваясь сигаретой
настолько долго, что за это время Юнги успел переварить его слова своим
мутным сознанием.
И что с того? Он поморщился так, будто чиминовы слова не имеют даже крупицу
важности, следом делая такой же глубокий затяг.
— Кто-то будет просто беспросветным идиотом, если посчитает, что тебе есть
до этого дело. Верно? — Пак смотрел на девушку, слегка прищуриваясь и будто
без спросу начиная читать. Кажется, Чимин пытался смотреть просто, но лучи
его взгляда будто расслаивались и между спокойными, мягкими мелькали
пытливые, жёсткие, проникающие под кожу неприятными иголочками…
Правой щекой Мин почувствовал этот взгляд, но упорно игнорировал, делая вид,
что задумался о чём-то безумно важном. А потом бросил на Чимина один из
своих тёмных взглядов, которых у него был вообще целый набор: от очень
тёмных, как туча, до разной степени мрачно-раздражённых и мрачно-
скептических или же снисходительно-равнодушных, которыми он обычно
одаривал Хосока.
— Когда ты так смотришь, то выглядишь, словно готова драться не на жизнь, а

на смерть, — бросил Чимин, перекатывая сигарету с правого края рта на левый.
— Это… Курьёзно?
Юнги бесшумно хмыкнул, отмечая, что почти докурил сигарету до фильтра. Он

редко докуривает до фильтра. Значит ли это, что он не хочет уходить?
Возможно…
— Скорее даже занимательно, — добавил парень, выдыхая ровную струю дыма,

что поднялась вверх и в осеннем тёплом воздухе растворилась так же быстро,
как миновы мысли.
Вдруг на периферии Юнги услышал посторонние голоса. Он навострил уши и

понял, что голоса доносятся из-за угла кирпичной стены. Это были не какие-то
школьники, решившие перекурить. Очень чётко слышался голос преподавателя.
104/224
— Да, мистер Сон. Эти двое постоянно курят здесь, — донёсся до миновых ушей
девчачий противный голосок. — На замечания не реагируют. А эта новенькая так
вообще не имеет чувства стыда. Очень агрессивная.
— Я не упоминал, что Кан Хонг — глава школьного совета? — усмехнулся Чимин,

откидывая недокуренную сигарету в сторону и интригующе улыбаясь, а в глазах
его плясали бесовские искры. Так выглядят люди, которые просто обожают
проблемы. Они доставляют им только удовольствие.
Юнги врос лоферами в траву, осознавая всю тяжесть своей ситуации. Ему на
голову будто свалилась стокилограммовая наковальня и раздавила в лепёшку,
как в тех блядских мультфильмах. Оказывается, что рыжая девчонка, которая
ранее сочилась яростью, глава школьного совета. Просто отлично. Прекрасно.
Волшебно, блять. Теперь он огребёт проблем по самое не балуй. Мало того, что
его поймают за курением на территории, так ещё эта шаболда сделает всё,
чтобы испортить ему жизнь.
— Ну же, чего застыла? — вдруг услышал Юнги, выкатываясь из глубокого

ступора, приправленного испугом. — Бежим.
Он вдруг почувствовал, как его запястье крепко сжимают и тянут в сторону.

Тело не слушалось. Мин понимал лишь то, что нужно бежать. Срочно
сматываться отсюда. Нужно передвигать ногами по земле, иначе будет полный и
беспросветный пиздец. Кто там говорил, что от проблем нельзя убежать? А если
просто бегать надо чуточку быстрее?
Юнги бежит вдоль кирпичной стены, а Чимин тянет его за руку следом за собой.
Мин хоть и занимается некоторыми видами спорта, но в последнее время
дыхание сбивается намного быстрее, чем раньше. Времени размышлять о том,
что он, скорее всего, теряет форму, просто нет. Воздуха в лёгких не хватает, но
они продолжают бежать, вовремя сворачивая за угол и оказываясь почти за
пределами школы. Юнги видит ряд одноэтажных домиков, расположенных
слишком близко друг к другу.
Он уже буквально задыхается от быстрого бега, когда Чимин наконец-то

останавливается в каком-то узком проходе между забором и стеной одного из
домов. Зачем они убежали так далеко? Какая разница, если теперь всё равно
нужно возвратиться на оставшееся занятие? Для чего вообще нужно было
убегать, всё равно проблемы догонят? Ничего не имело значения. Единственное,
чего хотел Юнги — дышать. Воздуха. Пожалуйста.
Tender — Outside
Одной рукой расстегнув пиджак, а второй—скинув с плеча сумку, Мин начал

судорожно хватать ртом тёплый воздух, припадая к шершавой бетонной стене.
Краем затуманенных глаз он заметил, что Чимин тоже запыхался, оперевшись
спиной на стену напротив и пытаясь отдышаться. Юнги вдруг почувствовал
какой-то необоснованный прилив адреналина, который испытываешь, когда
знаешь, что поступаешь бессмысленно и дурно, но тебе это, скорее всего,
сойдёт с рук, потому что удалось сбежать.
А затем в голове рваными набросками всплыла ещё одна мысль о том, что
105/224
каждая встреча с Чимином — это как новый укол адреналина. Он смотрит на
парня, вытирающего испарину со лба, и понимает, что, даже выводя его из себя
одним взглядом, Пак становится блядски привлекательным. Наверное, всё ещё
бурлящий в крови адреналин плохо влияет на минову голову.
— Давай, — слышит он где-то на задворках сознания, и сначала даже кажется,

что этот голос звучит где-то в голове. — Сделай уже это.
Но нет.
Это говорит Чимин.
Ещё через секунду Юнги кажется, что весь воздух вокруг него выжгли, потому
что Пак смотрит на него, сбито дыша. И чего-то ждёт. Юнги в недоумении
хмурится, но всё ещё сбито дышит. Но от чего теперь: от быстрого бега или
мокрого, ускоренно дышащего Чимина — непонятно. А этот взгляд… Если бы
Чимин умел лишать девственности взглядом, то именно это сейчас бы и
произошло.
Мин спрашивает себя, сможет ли сейчас хоть что-то сравниться с таким

взглядом? В нём просто всё: и заманчивость, и интерес, и вознаграждение, и…
ожидание? Указание и просьба, строгость и покорность, желание и что-то, от
чего Юнги не сможет отделаться ещё очень долгое время. Его кожу прошибает
мурашками, когда он понимает, что снова пялится на эти огромные губы, а
Чимин только что сказал: «сделай это». Если Мин Юнги — это не просто «м» в
графе «пол», то нет цены, которая оказалась бы слишком высокой за один такой
вот чиминов взгляд. Отдать всё — совершенно бессмысленный набор слов.
Отдать то, чего нет и не могло бы быть, если бы не этот взгляд… Уже другой
разговор.
Юнги вдруг чувствует, как резко его тянут за клетчатую бабочку вперёд и едва
удерживает равновесие, чтобы не свалиться. Мин всё ещё сбито дышит, когда
сталкивается с этими глазами катастрофически близко. Ещё никогда не смотрел
в чиминовы глаза так долго и настолько близко.
— Ты ведь хочешь, — охрипшим голосом твердит Пак, вглядываясь в

сокращающиеся радужки миновых глаз. — Сделай.
Будто разрешает.
Доступ к кислороду для Юнги окончательно перекрывается. Клетчатая ткань

бабочки по-прежнему сжата чиминовой ладонью, и Мин боится. Если Чимин
коснётся груди чуть ниже, то почувствует, как сердце просто разрывает
грудную клетку. От парня исходит такой жар и настолько дурманящий запах,
что у Юнги кружится голова и оттуда выстреливают последние попытки
мыслить здраво. А его грубость по отношению к девушке порождает внутри
Мина настолько распутное чувство, что он готов шлёпнуться на колени и дать
оттрахать собственный рот, елозя коленями по земле и разрывая хрупкий
капрон чулок.
Он на несколько секунд прикрывает глаза и выдыхает носом в попытках

успокоить разбушевавшееся воображение, потому что внизу живота от этих
картин начинает завязываться покалывающий тугой узел возбуждения. Это
совсем не вовремя и не к месту. Юнги, смирившись с мыслью о том, что это —
106/224
ничто иное, как очередная тупая провокация, почти готов оттолкнуть от себя
руки Чимина. Он берётся ладонями за жилистую чиминову руку в районе локтя,
чтобы отцепить пальцы от чёртовой бабочки на своей шее. Но именно в этот
момент Чимину, видимо, надоедает ждать.
— Намджун ничего не узнает, — шепчет Чимин, обдавая теплотой дыхания

плотно сжатые миновы губы. — Но я знаю, что для тебя это не имеет никакого
значения.
Он смотрит на лицо Юнги. Смотрит на него близко. Всё ближе и ближе. Каждая
секунда растягивается на целые часы. Они продолжают смотреть друг на друга,
сближая лица. Ввинчиваются друг в друга взглядами. В одно мгновение дыхание
у Юнги предательски срывается, и он не может удержать рваный выдох, больше
похожий на всхлип. Чимин понимает, что девушка сдаётся, и с остервенением
резко тянет за бабочку ещё ближе. Их рты встречаются. Тычутся, прикусывая
друг друга губами, чуть упираясь языком в зубы. Щекоча друг друга сбитым,
прерывистым дыханием.
Мягкость. Юнги будто тонет в мягкости этих огромных губ. И ощущает себя
Колумбом, который открыл Америку, потому что теперь он знает. Знает, каково
это — целовать такие большие губы. Но вдруг руки Юнги ищут чиминовы
светлые волосы, что совсем не по сценарию. Вообще, это всё не по сценарию.
Пальцы совершенно бесконтрольно погружаются в их глубины. Невольно
перебирают пряди. Мин ощущает, что они целуются так, словно их рты полны
бриллиантов, источающих блеклый, слабый блеск. Или живых полевых цветов. И
если Чимин укусит его, то боль будет невероятно сладкая. Или когда они, вдруг
глотнув в одно время, отнимут воздух друг у друга, и Юнги задохнётся в этом
поцелуе, то эта смерть, длиной в одно мгновение, будет просто блядски
потрясающей.
— Тише... Погоди, — чуть отпрянув, шепчет парень, а Юнги, прикрыв глаза,

невольно мажет своими губами по чиминовым и чувствует, что Пак ни разу не
прикоснулся к нему за весь поцелуй. — Сбавь обороты. Ты целуешься слишком
напористо.
Юнги, вмиг оторопев, чуть отклоняется и не совсем понимает, что вообще

происходит. Когда он успел прилипнуть к Чимину всем своим телом? В то время
как сам парень не позволил себе даже малейшего прикосновения. Будь то талия
или даже задница — не важно.
— Это совсем не то, — поморщился Чимин, поджимая блестящие от миновой

слюны губы. — Я хочу успеть на автобус, поэтому ты не могла бы…
Сказать, что Юнги был в глубоком и беспросветном шоке — вообще ничего не

сказать. Чимин осторожно положил руки на плечи девушки, отодвигая в
сторону, словно мешающую пройти вещь. Подхватив рюкзак, он перекинул
лямку через плечо и одарил Юнги каким-то разочарованным взглядом.
— Увидимся в школе, — бросил он, мазнув двумя пальцами по подбородку

застывшей на месте девушки. — Надеюсь, что в следующий раз будет лучше.
Когда силуэт парня пропал из поля зрения, то Юнги, будто тряпичная кукла,
упал всем телом на шершавую стену и не мог поверить в то, что сейчас
произошло. Пропущенное занятие и вибрирующий в кармане пиджака телефон
107/224
не шли ни в какое сравнение с тем, что он ощущал. Его только что очень искусно
продинамили? Слова, произнесённые Чимином, не умещались в его голове. Но
больше — ситуация. Как можно в один момент целоваться так, словно
высасываешь душу, а в следующий — сказать, что ты опаздываешь на автобус и
вообще увидимся в школе?
— Еблан, — прошептал Юнги себе под нос, поднимая и отряхивая свою сумку с
лютым раздражением.
На смену шоку пришла злость. И только когда Юнги добрался до двери своей
квартиры, то фраза, брошенная парнем, ударила в мозг, словно молния средь
ясного неба.
В следующий раз?
108/224
Примечание к части https://twitter.com/recycled__youth
12 и 13. Параллелизм.
Тем же вечером Хосок, сложив ноги в позе лотоса, сидел в углу

небольшого зелёного дивана и некоторое время решал уравнение, расположив
тетрадь на коленях и с озадаченным выражением лица периодически делал там
записи. Мину не хотелось работать мозгами в направлении алгебры от слова
«совсем», поэтому он, удобно устроившись в излюбленном кресле рядом с
диваном, закинул ноги на кофейный столик около телевизора и попивал из
банки светлое почти безалкогольное пиво. Тетради были разбросаны по
стеклянной столешнице, а Юнги просто ждал, пока всё решит Хосок, и он
благополучно скатает домашнее задание на среду.
— Так почему ты прогулял последнее занятие? — вторил Хосок, не отрывая

взгляда от тетради на своём колене.
— Возникли непредвиденные обстоятельства, — хмыкнул Юнги, уставившись в

экран телевизора, где шла какая-то передача о млекопитающих.
— Да брось, ещё скажи, что месячные начались. Эти обстоятельства явно носят
имя одного из наших одноклассничков? — с каким-то едва проглядывающим в
голосе обвинением ответил младший, отрывая взгляд от листа, исписанного
формулами. — Что-то слишком часто ты волшебным образом оказываешься в
обществе ебливого Пак Чимина.
Юнги на несколько секунд замер, всеми возможными силами пытаясь натянуть

на себя безразлично-равнодушный вид. Ведь дохлую собаку бьют безразличием,
а не палкой. Чон что, решил отчитывать его? Не всё ли всегда происходит
ровным счётом наоборот? Неважно. О том, что сегодня произошло во время
пропущенного занятия, Юнги даже вспоминать не желал, а тем более кому-то (в
особенности Хосоку) рассказывать. Этот Чимин какой-то двинутый на голову, и
Мин за этот короткий отрезок дня решил, что пора начать избегать этого парня.
Давно пора. Потому что Чимину явно проще в чужую душу плюнуть, чем влезть.
Хотя успешно он проделывает и то, и другое.
Юнги не должен больше допустить подобной херни ни с Паком, ни тем более с

кем-то ещё. Когда речь идёт о желаниях, что таятся в мозгу Юнги, любая
ошибка или случайность могут привести к серьёзным последствиям. Это нелепое
столкновение челюстями — именно ошибка… Или же случайность? Во всех
остальных вещах Юнги боится принять неверное решение, поэтому не
принимает никакого.
— Только не говори, что ваше отсутствие — это просто совпадение, — Хосок

отрезал Мину всяческие пути отступления, слегка прищурившись и стреляя
словами прямо в лоб. — Думаешь, не видно, как вы то и дело пялитесь друг на
друга?
— Я не знаю, что ты там себе напридумывал, — начал было Юнги, но почему-то

невольно захлопнул рот, когда Хосок нахмурился. Мин крайне редко видел такое
серьёзное выражение на лице младшего.
— Ты вообще слышишь, о чём я говорю, Юнги-хён? — запричитал парень слегка

109/224
обиженным тоном, будто Мин считает его тупым или слепым. Или всё сразу.
— Любого спроси, даже Джуна. С каких пор ты скрываешь от нас что-то?
Неужели ты и правда на этого еблана зап…
— Нет, — резко отрезал Юнги, повернувшись. Он словил себя на том, что его
действия слишком подозрительно резкие, поэтому быстро отвёл взгляд и
продолжил пялиться в экран, где в пустынной местности гиены разрывали
между собой какую-то тушу. Будто ничего не произошло и подобный вопрос не
застал его врасплох. Юнги попытался смягчить острые углы этого разговора,
немного отпив из банки и непринуждённо кинув: — Чего ты так взъелся на их
компанию?
— А почему нет? — Чон опустил одну бровь, продолжая делать в тетради записи,
но не перестал поглядывать на старшего, будто всё прекрасно знал и просто
испытывал, проверял на прочность. — У этого белобрысого слишком дерзкий
гонор. Тэхён — голубой, как небо надо мной. А Чонгук… — он нехотя задумался.
— Просто бесит?
— Помнится, что именно Пак дотащил твоё едва живое тело до этого дивана,
хотя ты точно так же бесишь всех, — закатил Юнги глаза, откладывая телефон и
отпивая из банки.
— Но я не ебусь в задницу, что немаловажно, — заметил Хосок, взмахнув с

важностью пальцем, а потом, видимо, переварил сказанное и в отвращении
скривил губы. — Это, собственно, и является основной причиной, почему я
презираю этих «трёх мушкетёров».
— А ты попробуй, — хмыкнул Юнги, прищурившись. — Откроешь для себя и в

себе много нового.
— Фу, хён, — теперь уже всё лицо Хосока перекосило в гримасе, которая так и
сочилась неподдельным отвращением. — Фу, блять…
— Помнишь, как в том пабе, на день рождения Намджуна, ты…
— Нихера, — оборвал его младший посередине предложения, а щёки-то в один

миг стали румяными. — Я был в доску бухой, а у этого парня были длинные
волосы, так что это нихера не считается. Сколько ты ещё будешь вспоминать об
этом?
Младший начал психовать и более яростно чиркать по листу бумаги, а кончики

его ушей покраснели, что, несомненно, веселило Юнги, поэтому он усмехнулся.
А ещё, что важнее всего, перевело тему в другое русло, подальше от всяких Пак
Чиминов и прочего дерьма, о котором старший не имел и малейшего желания
говорить. По крайней мере Юнги очень надеялся на смену темы, потому что
Хосок слишком упрямый.
— Почему же ты тогда общаешься с таким содомитом, как я? — Юнги решил

идти до конца, потому что ему порой и правда становится интересно, откуда в
этом подростке столько неприязни к любым проявлениям «эм плюс эм». — Ты
противоречишь сам себе.
Хосок задумался на некоторое время, изучая белую потолочную плитку над

головой. Он сжал зубами другой конец ручки и спустя несколько секунд
110/224
хмыкнул, чуть прикусывая колпачок.
— Потому что мне нравится твоя сестра?
Юнги, в мгновение помрачнев и одарив парня одним из своих самых тяжёлых

взглядов, потянулся к столику и схватил первое, что попалось под руку. Одним
замахом ручка полетела прямо в лоб Хосока, звякая колпачком. Кажется,
старший только по одному виду был готов начать вселенский геноцид.
— Ай, — младший болезненно потёр лоб, а потом обиженно надул губы и

нахмурился, как кот, которого пнули по пушистому заду за то, чего он не делал.
— Я же пошутил…
— Несмешно пошутил, — сощурился Юнги, откидываясь спиной обратно в

кресло. — Как и всегда.
— Да иди ты, — прыснул парень, возвращая часть своего внимания к решению

уравнений, но мыслительный процесс по поводу разговора по-прежнему был
активен. Для Юнги это было видно по сдвинутым на переносице бровям и
размышляющему взгляду. Мин с полной
уверенностью мог сказать, что в Хосоке сейчас борются его собственные
убеждения и противоречия. — А если серьёзно, то не знаю. Я как бы в курсе, что
ты любитель засовывать свой отросток в тёмные места, куда не попадает свет,
но в то же время не испытываю к тебе отвращения по простому ряду причин.
— Интересно, — тихо, но с любопытством пробормотал Юнги, делая пару

глотков и облизывая губы.
— Я не собираюсь заваливать тебя комплиментами и говорить, какой ты

заебатый друг, — в дразнящем жесте поморщился парень, но потом закатил
глаза, видимо, сдавшись. — Но именно это я и говорю. Ты заебатый как друг, так
и человек, поэтому…
— Сейчас расплачусь, — Юнги сжал ткань домашней футболки в области груди в

кулак, взметнув взгляд к потолку и театрально изобразив сентиментальность,
затем утёр с края глаза невидимую слезу и вздохнул.
— Можешь как угодно реагировать, тебе меня не пристыдить, — заявил Хосок,

кидая минову ручку обратно в хозяина. — Потому что однажды девушка во
время секса спросила у меня: «Ты уже вошёл?» Вот тогда действительно было
стыдно.
Юнги сперва не понял сказанного, но через пару мгновений до него дошёл

смысл слов младшего, и он захохотал, подавившись пивом и испачкав
последнюю чистую футболку.
***
— Седьмая часть «обители зла» — тупая игра, — закатил Тэхён глаза,

откидываясь на мягкую спинку кресла. — Я выключил на третьей минуте.
— Не ври, — прыснул Чонгук, размешивая пластмассовой палочкой воздушные

кусочки маршмеллоу в своём капучино. — Признайся, что просто испустил свой
111/224
дух в штаны на этой третьей минуте.
— Ой, — цокнул Ким, подставляя руку под подбородок. — Ты же прекрасно

знаешь, как я отношусь к хоррорам.
— Если бы ты не был такой трусливой задницей, то оценил бы охрененную

графику и крутой сюжет, — заметил Чонгук, отпивая из белой чашки приятный
тёплый напиток и облизывая верхнюю губу от пенки.
— Я предпочту поиграть в «Марио», чем в эту муть, — поморщился парень,

пытаясь натянуть на себя непринуждённый вид. — Или вообще в судоку.
— Геймер из тебя вообще никакой, — пробурчал Чонгук, следом замолкая и

оглядывая кафе, в которое они добирались больше часа.
Тэхён сослался на то, что давно хотел сходить именно сюда, но доводы его
оказались уж слишком неубедительными на фоне того, что в итоге увидел
Чонгук. Простое кафе, интерьер в пастельных тонах, не содержащий в себе и
толику чего-то особенного. Среднее обслуживание, простое содержание меню и
обычный контингент в виде влюблённых парочек, подростков и людей, что
зашли перекусить после тяжёлого рабочего дня. Среднестатистическое кафе, в
которое они тащились в совершенно другой район просто для того, чтобы
попить кофе. У Чонгука были совсем другие планы на вечер среды, но когда
Тэхён позвонил и слёзно попросил встретиться, потому что ему «скучно», он
почему-то не смог отказать.
Чонгук знал, что его друг, несмотря на стервозное поведение и натянутую

высокомерность, по своей истинной натуре слишком ранимый человек. То, что
пару дней назад на него вывалил Чимин, слишком сильно выбило Тэхёна из
колеи. Он постоянно озирается по сторонам и старается быстрее смотаться в
безопасное и безлюдное место, чтобы, видимо, избежать встречи с Чимином.
Понаблюдав за другом, Чонгук пришёл к выводу, что Пак просто-напросто
перепугал Тэхёна. Ким не был готов к таким резким высказываниям от слова
«совсем», тем более из уст человека, которого считал близким другом.
Поскольку защитить его больше некому, эта ноша ложится на плечи Чонгука. И
он, на самом деле, даже не против её нести, потому что Тэхён — отличный друг,
если иногда закрывать глаза на некоторые его выпады. Даже если не закрывать
глаза, всё равно. Он — тот самый друг, который никогда не оставит тебя
первым. Тот редкий вид друзей, которые спрашивают, как у тебя там дела, а
потом выслушивают всё, что ты им рассказываешь.
Меньше всего Чонгук хотел, чтобы Ким изводил себя и винил во всей столь
неприятной действительности. Взгляд Тэхёна, ясный, как у ребёнка, часто
напрашивался на чонгуково сочувствие и защиту, но после случившегося это
стало происходить чаще. И в Чонгуке шевелилась давно забытая потребность
напоминать себе, что такое дружба и поддержка. Раз уж берёшь, то умей и
отдавать.
— Хочу их осветлить, — пробурчал парень, самокритично оттягивая кончики

каштановых волос и выдёргивая Чонгука из мыслей. — Как думаешь, мне
пойдёт?
— Почему мы попёрлись в другой район, хотя могли сходить в любое ближайшее

кафе? — Чонгук решил спросить напрямую, чем кормить себя догадками.
112/224
Тэхён затих, плечи его невольно напряглись, но ещё мгновение спустя
опустились, будто парень поник, а взгляд заметался по сторонам.
— Я же уже сказал… — начал мямлить Ким, нервно ковыряя свои ногти.
— Да брось, Тэхён-а. Я знаю тебя достаточно хорошо для того, чтобы понять, что
ты обманываешь, — Чонгук смотрел прямо, пытаясь поймать взгляд друга своим
и понять, в чём же дело. Тэхён продолжал молчать, разглядывая линии на своих
смуглых ладонях. Его лицо слишком явно говорило о вине и какой-то наивной
надежде, что вовсе не подходили парню его возраста. — Только не говори, что
ты боишься столкнуться с Чимином.
— И не говорю, — промямлил парень себе под нос.
— Я заметил, что ты избегаешь его, — Чонгук решил идти до конца, потому что
эта ситуация его уже порядком подзаебала. — Ты что, боишься его?
— Нет, — едва слышно проговорил Тэхён, в голосе — испуг, а в глазах — обман.

— Но он прав касательно нас с тобой. Мы оказались очень херовыми друзьями.
— Серьёзно? — Чонгук, чуть не подавившись напитком, выгнул в удивлении

брови и закашлял. — Ты слишком старомоден. В каком веке ты живёшь, Тэхён-а?
— Но ведь…
— Считаешь, что ты живёшь по одним законам, а другие — по другим? — лицо

Чона оросило напряжением, он нахмурился, а глаза будто потемнели. — Это он
был херовым другом. Хватит винить себя в чужом кретинизме.
— Может, это и будет твоей будущей работой? — Тэхён слегка расслабился, а

уголки его губ растянулись в полуулыбке. — Писать тексты для печенья с
сюрпризом?
— Не такая уж плохая перспектива. Поверь, бывают профессии гораздо хуже, —

Чонгук впитал в себя толику расслабленности, исходящую от друга, и улыбнулся
в ответ, но уже через пару секунд снова стал серьёзен. — Перестань бояться. Я
не позволю ему снова обидеть тебя, Тэхён.
Ким заметно вздрогнул, несколько секунд о чём-то размышляя, следом

смущённо улыбнулся и уставился на свой макиато, который сверху был красиво
посыпан корицей. Чонгук мог подумать, что в этом есть какой-то другой
подтекст, но нет. Другого подтекста не было, потому что единственное, чего
хочет сейчас Тэхён — находиться не под физической, а под моральной защитой.
И теперь он знает, что Чонгук готов предоставить её без регистрации и эсэмэс.
— Думаю, что светлый тебе совсем не пойдёт, — ответил Чонгук, когда

обстановка устаканилась, а напряжение и вовсе выветрилось.
Тэхён возмущённо начал возражать и диспутировать, а Чон в тот момент уловил

звон колокольчика над дверью кафе и чисто по инерции взглянул на двух новых
посетителей. Чонгук сперва подумал, что ему показалось, поэтому моргнул один
раз, затем второй, пытаясь вглядеться в лицо одного из парней. Но нет, ему не
показалось. Он невольно замер, глядя на черноволосого парня в драных
113/224
джинсах, лицо которого не то, что было ему знакомо, а раскалённым клеймом
выжжено у него в мозгах.
Это точно было лицо девушки, мысли о которой острой занозой засели у него в
голове и отказывались испаряться, как бы он не пытался от них избавиться. Она
не была похожа ни на одну из его бывших девушек и одновременно похожа на
них всех. Слишком особенная, чтобы так быстро уйти из чонгуковых мыслей. А у
особенных людей и лица особенные, поэтому Чонгук скорее вырвет себе язык,
чем спутает её лицо с чьим-то другим. Это точно было лицо Юнджи. Только без
красивых, обрамляющих его угольно-чёрных волос. Чонгук понял, что слишком
долго пялится на незнакомого парня, потому что Тэхён, с интересом бросив:
«что там?», повернулся в сторону дверей, к которым сидел спиной.
— Ничего, — резко ответил Чонгук, невольно хватая парня за руку. — Мне просто
показалось.
Он почему-то выдохнул, потому что в тот момент, когда Тэхён повернулся, чтобы
разглядеть причину такого нездорового интереса Чонгука, два незнакомца
отправились к свободному столику у противоположной стены кафе.
— Ну ладно, — с лёгким недоверием нахмурившись, Тэхён подозрительно

отодвинул чонгукову ладонь от своей, но уже через пару мгновений
непринуждённо начал поглощать свой макиато.
Чонгук не мог отделаться от липкого недоумения, которое затапливало его мозг

по самое не хочу. Что-то здесь не так. Ему ведь явно не показалось. Ещё
некоторое время Чонгук пытался откинуть это наваждение и просто
разговаривать с другом на непринуждённые темы, заставляя себя не смотреть в
ту сторону. Но в итоге замешательство лопнуло у него в голове, как
перекачанный воздушный шарик. Поэтому, когда Тэхён отвлёкся на свой
телефон, Чонгук начал высматривать и искать двух парней за
противоположными столиками.
И довольно быстро нашёл.
Один из них, широкоплечий и черноволосый, сидел спиной и что-то рассказывал,

что конкретно — на таком расстоянии не было слышно, но он слишком
красноречиво жестикулировал руками. Второй же, лицо которого в один миг
лезвием резануло по мозгам, смеялся. Потом к ним подошла официантка и
загородила весь обзор, как раз в этот момент и Тэхён отвлёкся от телефона. Но
этого времени вполне хватило, чтобы в лице незнакомца Чонгук успел
разглядеть свою новоиспечённую одноклассницу. Но как такое может быть?
Должно же быть этому рациональное объяснение. Или ему действительно пора
записаться к окулисту?
— Слушай, — брюнет чуть подался вперёд, опираясь на локти, будто собирался

сказать о чём-то запрещённом, что нужно держать подальше от ушей
окружающих. — Ты ведь видел личное дело Юнджи?
— Опять ты о ней, — сморщился Тэхён, нахмурившись и забыв слизать с верхней

губы пенку, от этого был похож на котёнка, перепачканного в молоке. — Сколько
уже можно?
— Да перестань ты, — прыснул Чонгук, устало вздохнув. — Если спрашиваю,

114/224
значит надо. Просто скажи: у неё ведь есть брат?
— Какая тебе разница? — вымученно закатил глаза Ким, стирая пенку с верхней
губы большим пальцем. Когда Чонгук одарил друга испытывающим взглядом,
Тэхён не стал долго выкобениваться и, ещё раз показушно-страдальчески
вздохнув, ответил: — Точно не помню. Я тогда только имя глянул. Но в совете
между этими сплетницами про неё много слухов гуляет. Многие говорят, что
да — есть брат. Но никто не видел его.
— Близнец? — спросил Чонгук, едва сдерживаясь, чтобы снова не посмотреть в

сторону незнакомца.
— Не-ет, с чего бы? — с подозрением протянул Тэхён и сощурился. — Старше.

Лет на пять, вроде, но это всё не точно, потому что слухи, — парень на
некоторое время замолчал, наблюдая за размышлениями брюнета. — Что ты
скрываешь? Неужели, ты настолько её достал, что скоро подключится братишка
и твоё лицо снова будет подбито?
— Не-е, — покачал Чонгук головой, пытаясь натянуть на себя как можно более
непринуждённый вид. — Не важно, забей. Пойду отолью.
— Угу.
Пока Чонгук шёл в сторону дверей уборной, то ясно ощущал чей-то колючий
взгляд, будто между лопаток кто-то ковырялся кончиком острого ножа. Но не
обратил на это должного внимания.
Чон не собирался выяснять, каким образом между людьми может быть такое
поразительное сходство. Вообще не хотел думать об этом, но в то же время
понимал, что эта странность никуда не денется из его головы и будет
преследовать по пятам. Он спросил себя, что же ему делать с этим? И сколько
ещё времени он будет спрашивать себя, что ему делать дальше, как будто он —
это не он, а кто-то ещё, посторонний человек, вглядывающийся в него с
недоумением и любопытством? Плевать.
Сделав свои дела, Чонгук вышел из кабинки, застёгивая на джинсах ширинку.

Он сполоснул под струёй воды руки и взглянул на отражение в зеркале, что
было расположено над раковиной. Единственное, что ежедневно напоминало
ему о Чимине — царапины на щеке, покрытая корочкой ссадина около брови и
пожелтевший на скуле синяк.
Когда брюнет начал поправлять волосы, то не сразу заметил, как скрипнула

дверь где-то сбоку. Он толком ничего не успел понять и осознать, только
«ойкнул», когда буквально воспарил над полом. Чьи-то худощавые бледные руки
вцепились в его бледно-синий свитер в районе ключиц. Чонгука с такой
яростной силой прижали к кафельной стене, что пятки кедов оторвались от
пола, и он невольно встал на носочки, шлёпнувшись затылком о твёрдую
холодную поверхность. По лопаткам и шее неприятной волной прошлась тупая
боль, когда его тряхнули, заставив удариться спиной о стену.
Парень слишком дезориентировался в пространстве, сумев оклематься лишь

спустя несколько секунд. Когда он с замешательством распахнул глаза и
взглянул на человека, что беспричинно распускает руки, то побледнел, словно
чистое белое полотно, на которых обычно рисует Чимин.
115/224
На него смотрела пара глаз цвета крепкого чая. Да с такой яростью, что
собственное лицо грозило воспламениться. Оглядев овал лица незнакомца
настолько близко, насколько позволяли обстоятельства, Чонгук окончательно
слился с белой кафельной стеной. Ещё пару раз скользнув взглядом по его лицу,
парень пришёл в ещё более глубокое недоумение. Внешность незнакомца
абсолютно не входила в рамки мужской. Черты лица этого парня напоминали
идеальную работу скульптора. Просто один в один с Юнджи. Те же тонкие губы,
подбородок, нос, щёки. Настолько поразительное сходство с девушкой крушило
все возможные варианты в чонгуковом сознании. Даже если бы это был её
брат — невозможно быть настолько похожими, только если они не близнецы. А
они не близнецы.
Незнакомец упорно, но с каким-то животным рычанием молчал, прожигая в лице

Чонгука огромную дыру. Он был похож на разозлённое животное, одно неверное
и слишком резкое движение — вцепится зубами в глотку и разорвёт к чёртовой
матери. Странно, но даже в таком выражении Чонгук по-прежнему видел
красивое лицо девушки. Он с опаской громко сглотнул, не понимая, что вообще
должен сказать для того, чтобы его отпустили. Незнакомец всё молчал и молчал,
явно не собираясь заводить какой-либо диалог. По виду он, кажется, предпочёл
бы и вовсе просто избить Чонгука. В итоге Чон собрал последние крупицы
мужественности и решился подать голос только спустя секунд десять:
— Юн… Юнджи?
— Закрой рот, — грубый и хриплый мужской голос будто лезвием прошёлся по

слуху Чонгука, когда парень снова тряхнул его, с силой ударяя спиной об стену.
— И послушай сюда.
Не удержавшись, Чон в немом шоке распахнул глаза и снова уставился на лицо

парня, окончательно выбитый из колеи. Как такое вообще возможно?
— Только попробуй что-то кому-то взболтнуть — я тебя, блять, наизнанку

выверну, как использованный презерватив, — прошипел парень, сильнее
сгребая ткань свитера Чонгука в кулаки. — Ты меня не видел, а я не видел тебя,
понял меня?
Чонгук не сразу смог покачать головой, потому что его снова шарахнули спиной
о стену. Он обомлел настолько, что едва мог дышать, не то, что двигаться и
говорить. Когда он смог поспешно закачать головой — хватка незнакомца
ослабла, а ещё через пару мгновений Чонгука и вовсе опустили обратно на
твёрдую поверхность, чему он, несомненно, был безмерно рад.
— Умничка, — незнакомец выдавил кривую улыбку с завуалированной в ней

угрозой, любезно разглаживая ладонями смятую ткань на плечах испуганного
мальчишки, и с насмешкой похлопал его по щеке, заставляя заметно вздрогнуть.
— Ты меня настолько долго и упорно выбешивал, что церемониться я не буду.
Запомни: одно лишнее слово — и тебе пиздец.
Чонгук только хотел выдавить из себя какой-нибудь звук, вопрос, слово, хоть
что-нибудь, как парня и след простыл. Остался только лёгкий шлейф мужского
одеколона с древесными нотами. Чонгук опал на стену тряпичной бледной
куклой, едва удерживаясь на ватных ногах и по-прежнему не совсем понимая,
что произошло.
116/224
Какого хуя это сейчас вообще было?
***
Среда прошла для Юнги настолько (до ужаса) неблагоприятно, что к концу дня
единственное желание заключалось в том, чтобы напиться или же напиться. Его
дни тянутся один за другим, и каждый — хуже предыдущего.
Мало того, что во время всех занятий он чувствовал на себе острый взгляд
рыжеволосой девчонки, которая, кажется, готова разорвать его на молекулы,
так ещё на обеденном перерыве его вызвали на школьную плаху и отчитали, как
какого-то нашкодившего ребёнка. Альтернативой выговору в личное дело
предложили неделю оставаться после занятий и от руки переписывать устав
школы, где чёрными печатными буквами по белому листу было чётко и внятно
прописано, что «курение на территории учреждения строго запрещено».
Подставлять сестру хотелось меньше всего, поэтому ничего не оставалось, как
отсиживать после занятий этот чёртов час в душном кабинете, где тиканье
часов слишком сильно убаюкивает, чтобы что-то делать.
Намджун на обеде купил ему настолько отвратительный по консистенции и

вкусу пудинг, что можно было с полной уверенностью назвать это куском
дерьма. Что, собственно, Мин и сделал. А Хосок тоже весь день следил за ним,
как за тем же чёртовым ребёнком. Донельзя раздражало. Стоило Юнги даже
случайно метнуть взгляд в сторону Пака — младший болезненно тыкал в плечо,
да так, что уже к обеду это место начало побаливать. Именно этот дискомфорт
напоминал Мину, насколько часто он смотрит в сторону блядского Чимина.
Поэтому, наверное, такая слежка от Хосока — это даже полезно, хоть и больше
нервозно.
Чимин же, в свою очередь, не обращал никакого внимания. И это настолько

выводило из себя, пусть Мин и пытался не придавать этому и толику какого-то
значения. Но… Блять. Ему нужны хоть какие-то объяснения. Хоть что-то мало-
мальски внятное. Он признаёт, что будет просто конченным лгуном, если
скажет, что не хочет занимать хотя бы часть мыслей Чимина. Потому что этот
треклятый школьник за такой короткий промежуток времени удобно
расположился в его голове и не изъявлял даже малейшего желания проваливать
оттуда. Пак словно стеклянный потолок для Юнги, когда ему кажется, что над
ним свобода, но стоит подпрыгнуть, и он ударится головой.
С горем пополам, но Юнги отсидел этот час после занятий, найдя ещё один
повод для гордости. Потому что это и правда оказалось слишком тяжело, если
брать в расчёт собственную нетерпеливость и нервозность.
Пусть Чимин, которого тоже наказали, и сел рядом с Мином во время наказания,
но каких-либо знаков внимания не проявлял. Может это и к лучшему, но Хосока
не было рядом, чтобы ткнуть в плечо, поэтому Юнги, совершенно не стесняясь,
пялился на парня в те промежутки, когда глаза и рука уставали от интенсивного
переписывания одной из глав устава. Чимин даже не прикасался к уставу и,
отложив его на самый край парты, что-то вырисовывал в своём блокноте. Как
Мин ни старался — он не мог заглянуть в блокнот и посмотреть, что рисует
светловолосый, потому что это было вне зоны его зрительной досягаемости.
117/224
Зато сам Чимин очень даже.
Лицо парня выглядело настолько увлечённым и отрешённым от всего

окружающего, что шансы не засмотреться были равны нулю. Густые и на фоне
светлых волос более тёмные брови напряжены, но влажные пухлые губы при
этом расслаблены и слегка приоткрыты. Линия челюсти такая выразительная и
плавная, что аж резало глаза, а подбородок хотелось подцепить и ковырнуть
ногтем.
Ещё Юнги рассмотрел едва заметную горбинку на прямом носу, но она не

являлась каким-то уродством, а скорее наоборот, в разы приумножала желание
изучать лицо. В целом оно пусть и было вполне обычным, но ведь красивые лица
не обязательно должны быть исключительно необыкновенными. Для Юнги
красота больше заключается в обыкновенных лицах. С таким личиком Чимин
однозначно мог бы завоевать мир без особых усилий. Но было видно, что ему не
нужен мир. Ему, кажется, вообще ничего не нужно. Больше, чем залезть ему в
штаны, Юнги хотел бы узнать, какие у этого парня вообще ценности, и есть ли
они.
Мысли по этому поводу не отпускали Юнги практически всю дорогу домой.

Словами не описать, какое облегчение он ощутил, когда, попутно расстёгивая
рубашку и чёрный бюстгальтер, плюхнулся на небольшую кровать. Чуть позже,
отдохнув, перекусив и приняв душ, он выполнил несколько домашних дел в виде
уборки и стирки. Юнги давно позабыл о том факте, что школа вытягивает
практически все силы и развивает нехилый такой стресс. Вставать утром,
смотреть на стрелки часов, которые постоянно возвращаются на то место, где
они тысячу раз уже были, ложиться вечером, суетиться в промежутке и так
месяцами. Пусть и шла только вторая неделя, но Мин уже не помнил, когда
последний раз позволял себе потусоваться в скейт-парке или просто куда-то
выбраться.
Решение, кому же позвонить, не заняло много времени и не потребовало каких-

то колебаний, поскольку они с Сокджином давненько не виделись из-за того, что
парень был в отъезде, а потом слишком занят своим салоном.
— Ты ещё живой? — первое, что прозвучало после трёх коротких гудков и,

конечно, заставило Юнги усмехнуться.
— Живой. А ты всё ещё хреновый друг, Сокджин, — пробурчал Мин, пытаясь

придать своему голосу звучание более обиженного, хотя на деле он улыбался,
попутно роясь в шкафу и прижимая телефон к уху плечом.
— Почему ты так загнанно дышишь? — голос Джина звучал так, будто он тоже
чем-то занят и так же держит телефон плечом. — Предположу, что ты либо на
беговой дорожке, либо в компрометирующей позе. Но предпочту, конечно,
первое.
— И всё мимо. Теряешь хватку, — прыснул Мин, доставая из глубины полки

тёмно-красную толстовку. — Я всего лишь ищу, что надеть на встречу с одним из
своих самых хреновых друзей.
— Ему может быть обидно, знаешь ли, — возмутился Джин, а на заднем плане
Юнги услышал какой-то шум и посторонние голоса. — Но он закрывает салон в
девять вечера, и там неподалёку есть хорошая кафешка, где ты и твой Самый
118/224
Хреновый Друг могли бы пропустить по бутылке пива и пожаловаться друг другу
на жизнь.
— Отлично, мне нужны от тебя новые истории, чтобы как-то проживать свою
скучную жизнь, — усмехнулся Мин, закрывая дверку шкафа и глядя на себя в
зеркало, что было расположено на ней же.
— Вечно ты всё рисуешь в чёрном цвете. Каждый день хорош по-своему, Мин,
это просто ты — кусок меланхолии, — возмутился парень, и Юнги подумал о том,
что он действительно успел соскучиться по другу за пару месяцев. — Мне пора.
Созвонимся чуть позже.
— Сам ты кусок!
***
И правда, встреча с другом будто вдохнула в Юнги жизнь. Сокджин на деле не

один из самых хреновых друзей, а один из самых красноречивых и интересных
людей, что Юнги встречал за свою короткую жизнь. Разговаривать с ним — одно
сплошное удовольствие. Джин всегда был хорошим собеседником, пока не
напивался. Потому что в этом случае он начинал приукрашивать всё, о чём
говорил, и до такой степени, что граничило с фантастикой. Но в то же время
Сокджин — один из тех людей, враньё которых было интереснее слушать, чем
тех, кто рассказывал правду.
До кафе, что было в двух кварталах от его тату-салона, они добрались довольно
быстро. Джин рассказывал, как провёл некоторое время в Америке, как сел в
калошу с жильём и чуть ли не ночевал на улице. Но уроки у одного из лучших
тату-мастеров в Штатах того стоили, пусть и до дна опустошили его карманы.
Расположившись за одним из столиков, они не переставали болтать, переходя от
одной темы к другой. Юнги взахлёб слушал о том, каким образом Джин
организовал салон, и как он развивает его. Когда парень рассказывал о том, что
какая-то совершенно сумасшедшая девчонка пришла и попросила набить на
руке надпись «комнатный спидозник», Мин залился хохотом, привлекая
внимание некоторых посетителей.
Чуть позже они заказали по бутылке пива и пару простых закусок. И вроде бы
обстановка хорошая, разговоры приятные, но при этом Мина не переставало
преследовать какое-то тревожное чувство. Что-то липкое и навязчивое,
въедающееся под кожу мелкими иголочками. Ощущение, будто кто-то
непрерывно смотрит на него и посылает какие-то беззвучные сигналы в его
голову. Оглядевшись, Юнги поёрзал и не сразу заметил знакомое лицо брюнета
и его весьма шумного друга. А когда заметил — вздрогнул. По спине прошёл
сперва жар, потом холод. Слова Джина растягивались и струились по обе
стороны от Мина, потому что сознание замела тупая паника.
Чонгук и Тэхён сидели в противоположной стороне кафе, а Юнги возненавидел

весь мир.
— Ты чего? — прервавшись, Сокджин в недоумении опустил бровь, глядя на то,

как Юнги пытается отчаянно прикрыть лицо меню.
— А? — резко вытянув шею, отозвался парень. — Да так. Ничего. Так что там
119/224
потом произошло?
Пока друг красочно описывал смешную тупиковую ситуацию, произошедшую с

ним недавно, Юнги чувствовал, как иголки, на которых он сидит, протыкают его
задницу. Чонгук пялился. Это ощущалось так же ясно, как запах латте или
мягкость толстовки. Сперва Мин боялся с места двинуться, но потом вдруг
подумал: а какого, собственно, хрена? Этот шпингалет доставил ему слишком
много проблем, раз уж появился шанс окончательно обрубить на корню его
интерес, то почему бы не воспользоваться им?
Конечно, Юнги бы мог назваться братом и кинуть пафосное «оставь мою сестру в
покое», но это не совсем в его стиле, потому что у него есть, блять, яйца. И то,
что изо дня в день он напяливает юбку, этого не изменит. Да и нет никакой
гарантии, что подобное не разожжёт в этом глупом подростке ещё больший
интерес к девушке. Ведь в таком случае для Чонгука появится очередная
возможность побороться с препятствием в виде «брата», а бороться он, видимо,
просто обожает. Юнги не намерен выдумывать следующий глупый сценарий,
который, он уверен, только добавит проблем на его и без того проблемную
задницу. Этот спектакль до такой степени осточертел Юнги, что просто пиздец.
Он хотел написать хоть один правдивый эпизод, поэтому, дождавшись, когда
парень отправится в сторону таблички с надписью «уборная», проследил за ним
взглядом. Затем сделал пару больших глотков и, кинув «я на минуту»,
отправился следом.
В голове не выстраивалось ни одного исхода ситуации, ни плохого, ни хорошего,

никакого. Юнги не собирался мешкать, но почему-то всё равно задержался у
двери, обдумывая ещё раз свои действия. Сомнения — это всегда нормально. Но
сейчас они были неуместны, поэтому, вздохнув, он толкнул дверь. Чонгук стоял
у зеркала, поправляя волосы. Юнги вдруг почувствовал, что просто чертовски
ненавидит его, хоть это была и неоправданная ненависть, но он ею буквально
захлёбывался. Ненависть — чисто человеческое качество, потому что больше
нигде в живой природе её не существует. Гепард убивает зебру, потому что он
хочет есть, а не потому что она его бесила своими полосками на заднице. А вот
весь вид Чонгука раздражал Юнги, выводил из себя, заставлял кровь в венах
бурлить, а ноздри раздуваться от ярости.
Долго Мин не сомневался — преодолел расстояние двумя широкими шагами и,

не дав парню даже понять, что происходит, совсем не с девчачьей силой
припечатал к кафельной стене, схватив за плечи. В этот момент Чонгук был
похож на оленя в свете фар. Не осталось и следа от прежней мужественности.
Никакой речи о брутальности даже заводить не стоило. Парень испуганно
захлопал глазами, в которых читался необъятных размеров шок. Когда Юнги
повторно тряхнул его, ударяя об стену, Чонгук выглядел так, будто вот-вот
обделается.
Мин уже собирался открыть рот, чтобы что-то сказать, но поймал себя на том,
что в голове-то совсем пусто. Это разозлило ещё больше, поэтому он продолжал
разъярённо смотреть на испуганного парня, слегка рыча от гнева. А тот, в свою
очередь, более менее оклемался и уже совсем обнаглел, разглядывая миново
лицо непосредственно вблизи и с каким-никаким, но интересом. Это заставило
Юнги повториться и встряхнуть его за шиворот свитера, впечатав в стену. Тут
Мин понял, насколько тупо выглядит, и уже хотел ослабить хватку, пока губы
Чонгука не разомкнулись, и он не промямлил:
120/224
— Юн… Юнджи?
— Закрой рот. И послушай сюда.
Это окончательно выбило из Юнги всю адекватность, и он приложил максимум

усилий, чтобы ударить посильнее и дать понять, какой пиздец ждёт Чонгука.
Натянуть на себя грозный и устрашающий вид не составило большого труда,
потому что Чон от испуга побелел, как лист бумаги, когда услышал грубый
мужской голос из, как он раньше думал, женского рта. Глаза Чонгука стали
настолько круглыми, что походили на блюдца.
— Только попробуй что-то кому-то взболтнуть — я тебя, блять, наизнанку

выверну, как использованный презерватив. Ты меня не видел, а я не видел тебя,
понял меня?
Юнги не был уверен ни в едином своём слове, как и, собственно, в Чонгуке,

который мог запросто разнести весть о том, что их новенькая ученица на деле и
не ученица совсем. Но и явные плюсы тоже были на лицо. Можно будет избить
его, например. В любом случае — игра стоила свеч. А то, как поспешно и
испуганно Чонгук закачал головой, давало маленькую, но всё же гарантию того,
что он прикусит язык.
— Умничка. Ты меня настолько долго и упорно выбешивал, что церемониться я

не буду. Запомни: одно лишнее слово — и тебе пиздец.
Не желая слышать ответа, Юнги скрылся так же быстро, как появился,

возвращаясь за столик и накинув на голову капюшон толстовки, чтобы придурок
номер два не разглядел в нём Юнджи. Ещё через некоторое время Мин с
ухмылкой на лице наблюдал, как по-прежнему бледный Чонгук буквально
утаскивает Тэхёна из кафе, даже не глядя в его сторону.
Всё вышло из-под контроля самым наилучшим образом.
***
Юнги вернулся домой ближе к часу ночи, слегка захмелевший и весьма

довольный как обстоятельствами, так и вечером. От метро до дома он добрался
довольно быстро, хоть и успел слегка продрогнуть, потому что вопреки тёплым
дням, ночи становились всё холоднее и холоднее. Осенняя погода подступала
медленными, но размеренными шагами.
Мин не собирался прогуливать завтрашний учебный день, поэтому спешил

поскорее добраться до ближайшей мягкой поверхности и уснуть. Запинаясь об
обувь в маленькой прихожей, он скинул с ног кеды, бросил ключи на тумбочку, а
в зале стянул толстовку и плюхнулся спиной на диван, попутно шаря по столику
в поисках пульта. Во рту стояла неприятная горечь от сигареты, что он выкурил
перед тем, как зайти в подъезд.
Телефон в его кармане издал два коротких вибрирующих гудка. Всё ещё шаря
по столику, он просунул руку в карман джинсов, доставая гаджет и снимая
блокировку. Это был какой-то спам из левого интернет-магазина, пришедший на
почту, и сообщение от сестры о том, что она немного устала и замоталась,
поэтому они созвонятся завтра, а в конце пожелания доброй ночи и два эмодзи с
121/224
персиком и чёрным сердечком. Юнги ответил, добавляя слишком много сердечек
в конце только потому, что слегка пьян, никак не иначе.
Когда он открыл список диалогов, взгляд сам невольно уцепился за один из

последних. С пользователем, у которого ничего не стояло на аватарке. Этот
профиль выглядел настолько безжизненным, что вовсе не был похож на
профиль реального человека.
— Чимин-Чимин, — задумчиво промямлил Юнги себе под нос, пытаясь

сфокусировать взгляд на экране. — Что же мне с тобой делать, м?
Телефон почему-то не давал ему ответов, как и «мёртвый» диалог. Мысли об

этом парне заполонили его голову по щелчку пальцев. Ну и на кой чёрт он снова
думает о нём? Юнги не мог дать ответ на этот вопрос, потому что происходило
это совершенно бесконтрольно. Он вообще ни на что не мог дать ответ, кроме,
пожалуй, одного вопроса, который задал ему Хосок некоторое время назад.
Неужели ты и правда на этого еблана запал?
Да. Нет. Возможно. Скорее нет, чем да. Блять. Вообще, Юнги бы объяснил это
тем, что бывают такие люди, к которым тянет с самой первой встречи, даже
несмотря на то, что они ведут себя отвратительно и вообще даже (как кажется)
не нравятся. Что-то просто щёлкает в нужном месте, будто пазлы сходятся, и
просто хочется всё о нём узнать. Вот и Юнги попался в такую незамысловатую
ловушку, в которой мечется из крайности в крайность. Мин не совсем мог
понять, он только знал, что какая-то глубоко спрятанная химическая субстанция
внутри настоятельно нуждалась в подкорме.
min.yoonji09
кретин
Мин отправил сообщение, даже не задумываясь, и начинал слегка засыпать,

когда телефон, что лежал на его груди экраном вниз, завибрировал. Он
разлепил глаза и прищурился от света, несмотря на то, что яркость экрана была
сбавлена. Во рту по-прежнему стоял отвратный привкус, но Мин не чувствовал
его.
0081_43
что?
У Юнги в сознании мгновенно прорисовалось лицо парня, искажённое в гримасе

недоумения. Он мог себе представить, что, если Пак собирался ложиться спать,
то в эту минуту он, наверняка, был неотразим. Юнги растаял и капитулировал
этим мыслям. Поспешно начал набирать ответ, тщательно проверяя слова на
наличие ошибок.
min.yoonji09
ну, с чего-то надо начинать диалог,
«кретин» - подходящее для этого слово
0081_43
не могу согласиться
Ответ пришёл сразу, вынуждая Юнги чуть протрезветь и взбодриться. Затем

122/224
пришло второе, заставив внутри него всё передвигаться, будто запуская
химическую реакцию.
0081_43
если ты пишешь мне в час ночи,
это значит, что ты обо мне думаешь
Юнги прикусил нижнюю губу и громко сглотнул, ощущая сухость в горле. Он

почему-то промахивался, не попадая на нужные клавиши, когда набирал
сообщение в одно короткое слово.
min.yoonji09
возможно
0081_43
это был не вопрос
min.yoonji09
я хочу увидеть, что в твоём блокноте
Почему-то Юнги особо не задумывается, когда отправляет подобные сообщения,

потому что разум затуманен несколькими бутылками пива. Или же разум
затуманен вовсе не алкоголем? Определённо да. В мыслях Мин уже не раз
раздевал этого парня, трогал, проверял на ощупь недоступные места на его
теле и представлял в самых компрометирующих позах. Ему не стыдно думать об
этом, потому что думать и делать — две совершенно разные вещи. Он, наверное,
никогда не переступит за пределы простых фантазий, где его самого
подминают, переворачивают и растягивают. Эти мысли приносят ему
удовольствие, так почему он должен хотеть от них отказываться? Он и не хочет,
потому что предпочитает прятаться в своих фантазиях. По большей степени
Юнги испуган тем, что его бессознательно тянет в эту пучину, но он ни за что не
признается в этом.
0081_43
а я хочу сказать, что ты слишком любопытная
min.yoonji09
а ты слишком напыщен, дерзок и самодоволен
0081_43
как грубо
Проходит некоторое время, потому что Юнги не знает, что ответить. Он думает
о том, что нужно закругляться, потому что он и так разошёлся не на шутку, и
единственный исход, который ему грозил — очередная дрочка. Но прежде чем
решительно отложить телефон в сторону, Мин замечает двигающийся
карандашик, который означает, что парень что-то пишет. Любопытство не
позволяет ему не обратить на это внимания.
0081_43
твои глаза впиваются в мои глаза и губы,
и ты, кажется, готова из кожи вон лезть, чтобы
я хотя бы посмотрел на тебя
123/224
0081_43
может быть, ночью ты трогаешь себя, думая обо мне
0081_43
надеюсь, что трогаешь
После прочтения сообщений, у Юнги перехватывает дыхание. Он замирает,

будто парализованный ядом.
0081_43
ничего не имею против,
потому что это весьма забавно
0081_43
доброй ночи
Ещё некоторое время Юнги лежит, глядя в потолок и пытаясь успокоить

ускоренный сердечный ритм. Не может понять, запутался он или же наоборот —
всё стало ясно, как день.
Неужели ты и правда на этого еблана запал?
Да. Нет. Возможно. Скорее да, чем нет.
124/224
Примечание к части https://twitter.com/recycled__youth
14. «Поп шоув-ит».
— Чонгук знает.
— Что?!
Намджун и Хосок синхронно повернули головы и уставились на Юнги, который

рылся в (как казалось) бездонной кожаной сумке, поставив её на подоконник.
Через секунду Хосок подавился вишнёвым соком, едва не заглотив половину
красной трубочки, а Намджун выпучил глаза, что выглядело весьма
уморительно. В одном из коридоров поток школьников, спешащих на первое
занятие, был не такой большой, поэтому Мин мог говорить, пусть и не очень
громко.
Голова немного побаливала, но не настолько, чтобы слишком зацикливаться на

этом. Одно Юнги знал наверняка: после занятий он бухнется в кровать и проспит
до позднего вечера, ко всем чертям сбивая так усердно выстроенный режим.
Плевать, потому что минувшей ночью он не мог отделаться от своих липких
мыслей о Чимине ещё пару добрых часов. Юнги уснул с рукой в штанах, но это
ничего.
Обычная среда.
— Мы пересеклись вчера. В кафе, — по-прежнему спокойным тоном парировал

Юнги, отыскав на (всё-таки существующем) дне сумки заколку, потому что он
всё ещё не мог привыкнуть к волосам, лезущим во все возможные отверстия на
лице. — Я постарался ясно дать ему понять, что лучше держать язык за зубами.
— Позволь уточнить, — чуть оклемавшись, Джун подал голос и в спасительном

жесте начал постукивать кашляющего Хосока по спине. — Какого чёрта ты
раскрылся? Не мог придумать что-то получше?
— Мог, — пожал старший плечами, на ощупь закалывая искусственные волосы

над левым ухом. — Но не захотел.
— Ты ведь понимаешь, что он легко может всё растрепать? — младший

настороженно нахмурил брови, продолжая похлопывать Чона, который более-
менее прокашлялся. — Ты поступил так рискованно.
Юнги слишком льстило то, что два его друга так пекутся по этому поводу. Даже
не просто льстило, а в какой-то степени успокаивало и придавало сил довести
дело до победного конца. Некоторое время Мин думал, что это только его
проблема, только его задача. Но Хосок и Намджун всеми силами показывают
ему, что готовы поделить эту задачу на троих. В некоторые мгновения у Юнги
даже возникает ощущение, что им намного важнее сделать всё правильно. На
деле есть одна правда: несмотря на этот мучительно-болезненный дерьмовый
балаган, что Мин переживает вторую неделю, младшие стоят по обе стороны от
него и сглаживают все острые углы. И Юнги, откинув всю чёрствость и добавив
немного сантиментов, благодарен им за это.
— Не растреплет, — заверил Мин с уверенностью. — Он пусть и назойливый

125/224
малый, но не тупой и понимает, насколько глупо будет выглядеть. Да и что он
будет делать? Бегать и кричать «у неё хуй»?
— Даже если и так, — Намджун задумался, поправляя на плече лямку рюкзака.

— Хотел бы я сказать, что одной проблемой стало меньше, но, кажется, одна
просто сменилась другой.
— Я буду кричать намного громче обычного, если его никак не остановит то, что
«у тебя хуй», — пришедший в себя Хосок потёр шею в районе кадыка. — Ты
будешь жить с осознанием того, что превращаешь людей в геев.
— Ты когда-нибудь перестанешь нести чушь? — Юнги сморщился с некоторыми

проявлениями скептицизма на лице.
— Нет, — снова в один голос ответили младшие, затем Хосок, слегка хихикнув и
сминая пустую коробочку из-под вишнёвого сока в кулаке, продолжил: — Но ты
такую вероятность не исключаешь ведь?
— Не исключаю, — после нескольких секунд размышлений ответил старший.

— Хоть он и выглядит как стопроцентный беспросветный натурал.
— А знаешь, что ещё является беспросветным? — Чон начал с заманчивостью

играть бровями, но Намджун, взглянув на наручные часы и пригрозив
возможным опозданием, спас Юнги от очередной «грандиозной» шутки.
***
Для Юнги то, что на обеденном перерыве в столовой напротив него сядет
Чонгук, было чересчур ожидаемым и совсем не удивительным событием.
Поэтому он, ничуть не изменившись в лице, вытянул шею, чтобы посмотреть,
насколько продвинулась очередь, в конце которой стояли его друзья. Пока Хосок
выбирал что-то, уставившись на витрину, Намджун с настороженностью смотрел
в сторону занятого ими столика. Юнги перевёл взгляд на Чонгука и едва
удержал смешок, потому что вся решительность в его лице и движениях была
натянута, как струна, которая вот-вот порвётся.
Конечно, Мин понимал, что у этого парня будут вопросы. Много вопросов. Но кто
он такой, чтобы Юнги отвечал на них? Приятель? Друг? Любовник? «Не дай
Бог», — подумал Юнги, чуть мотнув головой. Правильным ответом будет
«потенциальная проблема».
— Для начала я хотел извиниться, — Чонгук чуть выровнял голос, после

произнесённых слов заметно сглатывая и опуская глаза. — За свою
навязчивость.
Сказать, что Юнги удивило сказанное — ничего не сказать. От недоумения он

слегка нахмурился, продолжая глазеть на волнующегося парня, который,
кажется, под испытывающим миновым взглядом чувствовал себя сверх
некомфортно.
— Всё сказал? — отделавшись от ступора, Мин закинул ногу на ногу и сложил

локти на столе, чуть наклонившись вперёд, чтобы его голос доходил
исключительно до ушей Чонгука. — Ты извиняешься за навязчивость, но это
126/224
делает тебя ещё более навязчивым, знаешь?
Брюнет, кажется, на некоторое время перестал дышать, с какой-то

растерянностью вслушиваясь в звучание низкого мужского голоса. Юнги
усмехнулся, когда представил, какая катавасия происходила на тот момент в
чонгуковой голове. Перед ним сидела девушка, но говорила она мужским
хриплым голосом. Мину стало интересно, понял ли этот парень вообще, кем
является предмет его минувших воздыханий? Или Юнги ошибся и Чонгук
действительно тупой?
— Я — парень, — буркнул Мин, склонившись ещё ниже и исказив лицо в гримасе,

кишащей абсурдом.
— Я знаю, — мгновенно ответил парень, хоть и выглядел по-прежнему

обескураженным. — То есть… Я понял это. Ещё вчера.
— Тогда какого, собственно, хрена тебе всё ещё надо? — протараторил Юнги,
пытаясь унять в голосе шипение, которое проявлялось невольно из-за
нарастающего раздражения. Вся эта ситуация начинала нервировать его.
Чонгук начинал нервировать его.
— Ответы. Только и всего.
Он оглядел парня и понял, что тот до конца не избавился от боязни, а это было
только плюсом. Но, ко всему прочему, Чонгук волновался и был весь такой
неловкий, а вот это уже выглядело слишком странно со стороны. Если брать в
расчёт то, что младший отдаёт себе полный отчёт касательно пола Юнги, то
почему пытается как-то контактировать? Для чего? Юнги не думает, что
любопытство Чона достигает таких больших размеров для того, чтобы вот так
сидеть и ёрзать перед каким-то парнем в юбке.
— Я просто хотел извиниться и сказать, что не собираюсь никому ничего

рассказывать, — брюнет всё ещё не поднимал глаз, разглядывая столешницу и
на ней же неловко сцепляя ладони в замок. — Но не потому что напуган, а
потому что хотел бы узнать тебя?
Ну отлично, приехали. Чонгук смело поднял глаза, разглядывая миново лицо, а

Юнги чуть не рассмеялся на всю шумную столовую.
— У тебя что, совсем нет друзей? — хмыкнул Юнги, поджимая губы. — Не

пробовал перестать быть надоедливым засранцем?
— А кто сказал, что я хочу дружить с тобой? — голос парня действительно

приобрёл некоторые оттенки былой уверенности, заставляя Мина (совсем чуть-
чуть) насторожиться. — Девушка, которая мне нравилась, оказалась парнем. По-
твоему, у меня не может быть вопросов?
— Минуту назад ты, кажется, извинялся за навязчивость, — напомнил Юнги,

начиная от возникнувшего в один миг напряжения постукивать ногтями по
столу.
— Надо же было с чего-то начать разговор, — пожал Чонгук плечами, с

неприкрытым интересом разглядывая минову тощую руку. — Но сказал я это всё
равно искренне. Если бы я знал раньше, то не был таким навязчивым. Всего
127/224
этого бы не было.
— Что-то совсем не верится, — быстро промямлил Мин. — Что мешает тебе

оставить меня в покое?
— Не знаю. Любопытство? — начал было Чонгук, неуместно облапывая взглядом

всё миново тело, начиная с тех же рук и заканчивая грудью, а затем упрямо
уставился в глаза.
— Тогда засунь это своё любопытство себе глубоко в задницу, потому что ответы
ты не получишь. При ином раскладе, если ты раскроешь рот, то знаешь, что с
тобой будет, — зарычал Мин, скривив губы и стараясь выглядеть более-менее
угрожающе, но парик и юбка в этом ему послужили огромной помехой, что злило
ещё больше. — У тебя наглухо отбито чувство самосохранения?
Когда Юнги охвачен злостью и нервозностью, то в девяносто пяти процентах

случаев он абсолютно забывает о том, что может сделать и какие могут быть
последствия от этого. Злость и некое подобие неприязни, что Мин питает к
этому парню — скверные чувства. Они убивают его здравые адекватные мысли и
ту лёгкую, присущую ему апатию. Эта негативная эмоциональность заставляет
его делать глупости и никогда не приводит ни к чему хорошему. Например, в
этот момент единственное желание, которое Юнги хочет воплотить в жизнь —
это вырвать Чонгуку… чёлку с корнем.
— Ты действительно будешь продолжать меня запугивать? — с каким-то то ли

сожалением, то ли разочарованием выдал парень. — Это рано или поздно
перестаёт действовать… Хён?
— Я тебе, блять, не хён, — утопая в бесконтрольном порыве злости и

раздражения, Мин подался вперёд, всеми силами пытаясь побороться с дикой
жаждой схватить Чонгука за лацканы выглаженного пиджака и умертвить,
разбив его лицо об стол с одного единственного удара.
— Чонгук, — спасительный и в то же время грозный намджунов голос раздался

над ухом, заставляя Юнги немного расслабленно выдохнуть. — Проваливай.
Брюнет, взглянув сперва на возвышающегося над столом Намджуна, а затем на

покрасневшего от гнева Юнги, бросил какой-то многозначный взгляд в сторону
второго и плавно поднялся из-за стола. Он поправил лямку рюкзака на плече и
уже разомкнул губы, чтобы что-то сказать, но Намджун не переставал быть
спасательным кругом в открытом море.
— Ты плохо слышал? — опустив одну бровь, Джун поставил поднос с едой на

стол, и Юнги мог поклясться, что в этот момент младший выглядел настолько
угрожающе, как никогда прежде.
Когда Чонгук поспешил ретироваться, боязливо озираясь на своего

одноклассника, сам Намджун сел на его место, тут же сходу кидая:
— Остынь, окей?
— Он, блять, выводит меня из себя.
— Юнги-хён, утихомирься ты уже. На вас направлено такое количество взглядов,

128/224
а ты едва не накинулся на него прямо в школьной столовой, — младший начал
отчитывать Юнги, а весь его вид говорил о том, что он действительно чего-то
недопонимает. — Что с тобой происходит?
— Ничего, — пробурчал Юнги, всё ещё раздражённо отводя взгляд куда-то в

сторону.
— Ну конечно, очень в этом сомневаюсь. У тебя на шее вена вздулась. Так

бывает, когда Юнджи запрещает тебе выбрасывать чайные пакетики после
одного использования. С каких пор ты поддаёшься такой агрессии и ставишь
себя под удар? — Намджун взгромоздил локти на стол, а Мин закатил глаза,
тихо кинув себе под нос: «началось».
— Ничего не началось. Я серьёзно. Ранее ты равнодушно относился к подобным

вещам, а сейчас даже не замечаешь, что бесишься по любому поводу и даже
без. Если у тебя плохой день, то не стоит срывать злость на всяких Чон
Чонгуках, — посоветовал младший уже чуть лояльней. — Тем более, если эти
самые Чонгуки знают о некоторых вещах.
Юнги ничего не ответил, переваривая и проглатывая слова друга. И правда,

Намджун всё верно подметил. Чего это он так не на шутку завёлся? Столь
неоправданная злость была крайне редко присуща Мину, но что-то выбивало его
из колеи. Что именно — Юнги ещё не разобрался.
— Так что, действительно плохой день? — спросил младший, стягивая с красного

подноса маленькую коробочку молока и отвинчивая на ней крышку.
— Смотря с чем сравнивать, — отозвался Юнги, поджимая нижнюю губу и

разглядывая еду, купленную другом. — Плохими были три прошлых года, но на
фоне двух прошедших отвратительных недель они очень даже неплохи. А
сегодняшний день — просто паршивый.
— Да ты у нас пессимист со стажем.
— Всё верно, — бесстрастно согласился Юнги, качнув головой. — И поэтому я

почти всегда оказываюсь прав, так что твой оптимизм может пойти в жопу. А
использованные пакетики чая — дерьмо.
***
Тем же вечером Юнги поменял свои планы и вместо того, чтобы отсыпаться,
решил растрясти кости, прихватив свою доску и отправившись в скейт-парк. К
вечеру на улице немного похолодало, поэтому он надел чёрную толстовку и
джинсы, дыры на которых вовсе не «дизайнерские», а появлялись именно после
скейт-парка.
Мин не мог отпустить момент в столовой. Тот самый, когда он ни с того ни с сего
разозлился. Прежде он сохранял холодность и бессердечность в отношении
Чонгука. Теперь же этот шпингалет выводит его на злость, а это не есть хорошо,
потому что злость — это тоже эмоция. А в Чонгуке ли дело вообще?
Встав на со временем потёртый, но любимый скейт, Юнги (для разминки)

покатился вдоль специальной дорожки, периодически отталкиваясь ногой от
129/224
бетона и засовывая руки в карманы толстовки. Он думал о том, что сегодняшний
случай разжёг в нём дикое желание каких-то сильных чувств и ощущений.
Бешеная злость на этого мелкого засранца трансформировалась на секунду в
злость на тусклые, нормированные дни. Яростная потребность разнести что-
нибудь на куски, стол, например, окно или самого себя. Совершить какую-
нибудь глупость, вывалить на голову Чонгука пудинг, растлить какую-нибудь
школьницу или свернуть шею нескольким преподавателям. Но в чём причина? В
чём же причина всего этого? Что служит движущей силой?
Опустившись на «дно» рампы, Юнги ставит скейт на бетон и выдыхает.

Оглядывается по сторонам; в четверг вечером здесь почти всегда никого нет. Он
с вызовом смотрит на скейт. «Вэриал» является технически сложным трюком,
который нельзя проделать, не отработав «поп шоув-ит». Мин же всё время
упрямо пытался доказать, что «вэриал» можно проделать без отработки «поп
шоув-ита». Вследствие чего он выбросил уже двое джинсов и одну футболку,
ведь бесконечность — не предел, а упрямство Юнги — бесконечность.
Ещё раз вздыхая, Юнги встаёт на доску, начиная разгоняться. Вся сложность
трюка заключалась только в двух вещах: первое — доска улетает назад за спину
и ты можешь (не)благополучно приземлиться на бетон. Чтобы избежать этого,
надо сразу же во время щелчка и закручивания доски отпрыгнуть немного
назад, практически так же, как и при «поп шоув-ите». Ко второй сложности
трюка переходить не стоит, потому что Юнги не отработал ключевую деталь
«вэриала», именно это и служит причиной того, что он падает на колени,
вовремя реагируя и вытягивая перед собой ладони.
Хорошо, столкновения лица с бетоном удалось избежать. Поднимаясь на ноги,

Мин отряхивает от грязи ладони и продолжает упираться рогами в ворота. Он
проделывает одно и то же снова и снова. Опять и опять. Пять, десять раз. Итог
один — он приземляется на свидание с прохладным цементом, строя вереницу
из матов.
— Сука! — вскрикивает он, отчаянно ударяя ладонью по шершавой поверхности

и обессиленно падая на спину.
Юнги и не заметил, как небо начало стягивать чёрно-синим приятным оттенком.

На город опускался поздний вечер, а для кого-то ранняя ночь. От многократных
попыток Мин слегка переутомился и вспотел, но остывший благодаря вечерней
свежести бетон приятно холодит спину через ткань толстовки. Юнги, глядя на
застеленное наступающей ночью небо, уже почти срывается и едва позволяет
мыслям о Чимине прокрасться в голову, как в кармане начинает вибрировать
телефон.
— Привет, — поднося гаджет к уху, он улыбается, так как несказанно рад

услышать ровный девчачий голос, пусть и немного уставший.
— Добрый вечер, оппа, — произносит Юнджи, и Мин чувствует на себе лишь

малую частичку её утомления. — Я только закончила с домашними
упражнениями и решила позвонить.
— Для начала ответь мне: чем и сколько раз в день ты питаешься? — строго
произносит брюнет, нахмурившись. — И не пытайся увиливать. Я знаю, когда ты
это делаешь.
130/224
— Да брось, Юнги-оппа, — засмеялась девушка, а у Юнги приятно потеплело
внутри. — Я не вспомню, потому что ем слишком много. С этого момента я буду
присылать тебе фотографии всех своих перекусов, но, боюсь, у тебя не хватит
на телефоне памяти для этого.
Мин смеётся, опуская глаза и разглядывая шнурок толстовки.
— Лучше расскажи, как у тебя дела, — попутно что-то делая, отзывается сестра
на том конце телефонного провода.
В какой-то момент Юнги думал, что звонок сестры стал спасительным для него,
но нет. Он ошибся. Когда в голове образуется ясный, как день, образ Чимина,
сидящего неподалёку во время наказания, Мин свободной ладонью
припечатывается к лицу. Он думает о нём даже во время разговора с сестрой.
Да что же это, блять, такое?
— Хэй, ты там? — после недолгой молчаливой паузы спрашивает девушка.
— Я должен кое-что рассказать тебе, — размыкая губы и выпуская нервный

выдох, Юнги снова смотрит на шнурок толстовки, начиная неловко его теребить.
— Что-то случилось? — всё внимание Юнджи сосредотачивается на разговоре, а

голос звучит чуть обеспокоенно.
— Мне, кажется, кое-кто нравится.
Снова повисает эта чёртова тишина, которая просто до усрачки пугает

старшего. Он закрывает глаза, нашёптывая самому себе: «идиот, идиот, идиот».
«Ты ведь просто хочешь его, разве нет?» Но Мин ведь не скажет своей младшей
сестре о том, что хочет чей-то член. Даже не чей-то, а какого-то зазнавшегося
сопляка, который может унизить его одним взглядом. «Нравится» — не всегда
значит то, что должно значить, поэтому Юнги спешит исправить ситуацию:
— То есть… Я хотел сказать не то, чтобы…
— О Боже, Мин Юнги! — наконец-то реагирует сестра визгом, да таким, что Мин,
сморщившись, отстраняет от уха телефон. — Неужели настал тот день, когда
тебе по-настоящему кто-то нравится? Серьёзно?!
— Ой, ну опять ты начинаешь, — мямлит Юнги, пытаясь найти выход из тупика,

в который сам себя и загнал.
— Моё естество жаждет подробностей, — в нетерпении парирует девушка.

— Кто это? Как вы познакомились?
— Притормози, ладно? — пытаясь придать голосу оттенок спокойствия, Мин

снова смотрит на тёмное небо. — Я не совсем это имел в виду.
— А что же ты имел в виду? — спрашивает Юнджи, а Мин готов дать пальцы на

отсечение, что она сейчас подозрительно и в какой-то мере испытывающе
щурится.
— Ничего серьёзного, на самом деле.
131/224
— Врёшь ведь.
— Нет.
— Оппа.
— Не вру, — довольно настойчиво и убедительно отрицает Юнги.
— Ты ведь знаешь, что можешь всё мне рассказать? — немного обиженно

произносит девушка, а звучание её голоса из восторженного трансформируется
обратно в усталый.
— Да, конечно. Я знаю это, просто… — он на некоторое время замолкает,

обдумывая свои слова. — Я сказал это не подумав, потому что на деле ни в чём
не уверен. Я расскажу тебе всё, как только смогу разобраться в этом, хорошо?
— Ты обещаешь? — с опасением и толикой требовательности Юнджи не

спрашивает, а просит.
— Обещаю, — улыбается Мин.
После окончания разговора Юнги решает попробовать сделать «поп шоув-ит».
***
В пятницу вечером Мин с полной уверенностью набирает номер Джина и

предлагает отправиться в паб, чтобы изрядно накидаться. Друг охотно
принимает его предложение, ссылаясь на утомительную рабочую неделю. Юнги
собирается недолго, надевая чёрную футболку, а поверх неё широкую
свободную рубашку в вертикальную алую полоску.
Все годы, что Юнги провёл в большом городе, у него не было более верного
друга, чем Сокджин, когда он был трезв. В прошлую грандиозную попойку Мин
проснулся в каком-то незнакомом фургоне на другом конце города, весь
испачканный в меду. На вопрос «что, блять, произошло?» Джин пожимал
плечами, предполагая, что они, возможно, пытались ограбить пасеку. Есть
только одно «но» — это был январь. Каждый градусный забег двух друзей — это
всегда тайна, покрытая мраком.
Повторять их неоднократные алкогольные приключения Юнги не хочет от слова

«совсем», поэтому, сидя за барной стойкой, заказывает себе светлое пиво, пока
ждёт вечно опаздывающего Джина. Если серьёзно, то Мин очень рад, что у него
есть такой друг, которому можно доверить свои переживания, на которого
можно опереться в любой момент и просто сказать: «я пиздец, как устал» — и
обрести миг отдыха. Мин принял решение, что, чуть подпив, расскажет
Сокджину о том, что каждый день напяливает юбку и притворяется своей
младшей сестрой. Он уверен на все сто процентов, что Джин ни за что не
пристыдит его. Юнги даже не совсем понимает, почему не рассказал ему об
этом двумя днями ранее.
Джин наконец-то прибывает на место, когда Юнги уже начинает скучать,

разглядывая пузырьки, что копошатся в бутылке пива. Друг недовольно
прыскает, когда видит слабый напиток в руках Юнги, и заказывает бутылку
132/224
соджу, ссылаясь на то, что дела с салоном идут прибыльно. Далее всё идёт
своим чередом. Интересные разговоры, приятная музыка и дурманящий голову
запах алкогольных напитков.
Через некоторое время телефон Джина, лежащий на барной стойке, вибрирует,

и он отходит на некоторое время, потому что в пабе становится шумно, как и
всегда в пятницу вечером. Юнги замечает, что бармен начинает с ним
флиртовать, когда друг возвращается и спасает его от неловкости. Парень,
конечно, симпатичный и довольно профессионально мешает коктейли, но Мин
предпочитает уйти отсюда в одиночестве.
— Ты не против, если к нам присоединится мой друг? — усаживаясь на высокий

барный стул, Джин отправляет телефон во внутренний карман кожаной куртки.
— Что? — спрашивает Юнги, но не от вопроса, а оттого, что не расслышал.
— Представляешь, у меня помимо тебя есть ещё друзья. Это — нонсенс, правда?
— театрально шутит брюнет, получая от захмелевшего Мина тычок в плечо.
— Я просто подумал, что не расслышал, мудак, — усмехается Юнги. — А так

да — это полный нонсенс. Что за друг-то хоть?
— Он рисует некоторые эскизы для татуировок по моей просьбе. Очень

способный парень, правда, школьник ещё, — наполняя громоздкие рюмки
соджу, Джин жестом указывает бармену на пустую чашу из-под фруктов, чтобы
тот «обновил».
— На малолеток потянуло? — щурится Юнги, ёрзая на стуле и ощущая приятную

лёгкость в теле, зовущуюся опьянением. — Его хоть пустят сюда и нальют что-то
крепче колы?
— Ты что! Я после того раза с ошалевшей истеричной школьницей — ни-ни.

Младше двадцати одного ни за что и никогда, — протестует Сокджин,
пододвигая к Мину наполненную рюмку. — Уже договорился, пустят.
— Ну ты и махинатор, и когда всё успеваешь?
Разговор плавно перетекает в другое русло. Юнги соврёт, если скажет, что
недоволен вечером. Он понимает, что хмелеет чуточку сильнее, когда ловит
себя на том, что отвечает на флирт бармена. И всё идёт таким чудесным и
просто потрясающим чередом, пока не случается очередная херня. Юнги,
наверное, никогда не смирится с тем, что ему так не везёт.
На самом деле встречаются люди всегда случайно. Неминуемо, неотвратимо, по

своей воле или же нет, но всегда встречаются и зовут это «судьбой». Юнги же
всегда считал, что нет в мире какой-то определённой правды. Чушь и бредни это
всё… Потому что у каждого своя правда, и у всех жизнь складывается, как ей
хочется. Но, блять... Такими темпами Мин серьёзно превратится в заядлого
фаталиста, ибо то, что происходит, можно назвать только судьбой. Просто
отвратительной, дерьмовой, идиотской судьбой, которая, видимо, находит
невероятно забавным так подставлять его. Такая коварная и кривая линия
судьбы может быть только у конченного человека, и Юнги правда думает, что
он — просто Конченный Человек, когда Джин машет рукой своему прибывшему
другу, а Мин поворачивает голову и видит лицо, которое снится ему в мокрых
133/224
кошмарах.
134/224
15. Хорошие плохие решения.
Пока подвыпивший Сокджин приветствовал своего новоиспечённого

друга, прибывшего на троллейбусе с пометкой «из Ада», Юнги пытался
проглотить болезненный ком в горле. Человек он не пугливый от слова
«совсем», но именно в этот момент ему хочется утонуть лицом в лакированной
поверхности барной стойки, на которую он, собственно, и уставился. Мин
чувствовал себя так, будто случайно дёрнул за кольцо гранаты, которую держал
в руках. Ещё чуть-чуть — и на воздух взлетит весь квартал, а то и добрая
половина города.
В первый миг испуга Юнги лезет в голову всякий вздор, но стоит ему немного
(несколько долгих секунд) подумать — и всё становится на свои места. Он
решает смириться со взрывом и собственным невезением, заставляет себя
направить все возможные силы на то, чтобы атрофированные испугом
конечности подали хоть какие-то знаки работоспособности, а заледеневшие
нервные окончания оттаяли.
Мин краем глаза заметил, как в паре метров от него Чимин передаёт Джину
серую папку, видимо, с эскизами, о которых друг упоминал не так давно. Юнги
точно знал, что за эти короткие мгновенья, когда он повернулся, Пак успел
взглянуть ему прямо в глаза. Он готов отдать на отсечение все конечности,
затолкать иглы себе под ногти, залить в глотку кипяток, но Чимин видел его и
смотрел в глаза. А сейчас — ничего.
Не происходит ничего. Вот прямо совсем-совсем ни-че-го.
Светловолосый что-то говорит Сокджину, пока тот заворожённо листает файлы

в папке с эскизами. Ноль внимания в сторону Юнги. И это пугает его просто до
стиснутой челюсти и мурашек по коже. Какого чёрта, собственно, происходит? А
точнее не происходит?
— Зря ты принёс их сейчас, — слышит Мин где-то по правую сторону от себя.

— Мы тут немного напиваемся, поэтому я боюсь, что эти произведения искусства
пострадают.
— Просто убери их в сумку, хён, — отвечает Чимин, всё ещё обращая внимание
только на Джина.
— Так и сделаю, но сначала представлю вас друг другу.
Мину хочется провалиться уже не лицом в барную стойку, а всем телом и

прямиком под землю. Билет на ближайший поезд до ада, пожалуйста, потому
что даже там будет лучше, чем здесь. Когда Юнги правой стороной своего
окаменевшего лица чувствует, что всё внимание направлено в его сторону, то
сжимает в руке пустую громоздкую рюмку, которую отчаянно хочется разбить о
чиминово лицо и поскорее сбежать с места преступления. Но вместо этого Мин
медленно выдыхает носом, отделываясь от липкого холодного испуга, и
осторожно поворачивается, успокаивая под кожей мелкую и противную дрожь.
— Юнги — мой давний друг, — одной рукой удерживая папку, а второй —

цепляясь за миново плечо, Джин пытается выглядеть не выпившим, что выходит
из рук вон плохо. — Чимин — мой недавний друг. Друзья друзей — такая
135/224
странная штука.
Мин поднимает глаза, медленно, словно по выученному назубок сценарию,

пробегаясь по всему телу Чимина. Если не брать в расчёт занятия по
физическому воспитанию и ту злосчастную вечеринку, то он не видел
светловолосого ни в чём, кроме школьной формы, от одного вида которой
самого Юнги уже тошнило. На ногах — поношенные кеды со сбитыми носами.
Светлые, порванные джинсы открывают вид на загорелые крепкие колени.
Чёрная футболка, поверх которой серая спортивка, какие обычно продаются в
комплекте со штанами. Мин в одну секунду цепляет взглядом ткань чёрной
футболки, натянутой поверх груди, и снова немеет.
У Чимина проколоты соски? У него что, на самом, сука, деле проколоты соски?
Юнги клянётся, что он выглядел уверенным, когда собирался посмотреть в лицо

младшего, пока не стал жалкой и никчёмной жертвой того факта, что у Чимина
проколоты, блять, соски. Поэтому его взгляд был больше похож на взгляд
подстреленного оленя.
— Привет? — произнёс Чимин, снова выстреливая мозги Юнги на ближайшую

стену своим «ничего».
Юнги первые несколько секунд не может понять, издевается этот подонок, или
действительно не узнаёт его? Нет, он точно издевается, это становится
стопроцентным и железобетонным выводом, когда Мин смотрит прямо в серые
глаза этому беловолосому Дьяволу. В его глазах выплясывают такие озорные
бесы, что, кажется, у Мина начинает ещё сильнее кружиться голова от их
сногсшибательных «па».
Чимин знает, потому что Чимин — не дурак. Чимин лишь притворяется дураком,
давая «старт» чему-то совершенно непонятному. Теперь у Юнги новый вопрос на
повестке ночи: как давно он знает? Потом второй: что за игру он вздумал вести?
И ещё с десяток вопросов, которые болезненными импульсами сокращаются в
мозгах Мина, пока он продолжает смотреть в эти по-прежнему ахуительные
глаза.
— Земля вызывает Юнги. Приём, мать твою, — Джин пихает друга в плечо,
пытаясь выбить хоть какое-то жалкое подобие приветствия. Благо, из-за лёгкого
опьянения он не замечает на лице Мина чего-то подозрительного, когда этого
самого подозрительного хоть отбавляй.
— Ага, привет, — мямлит Мин, отворачиваясь к стойке, но при этом цепляя краем
глаза реакцию младшего на свой низкий голос.
А её, блять, нет. Прежнее каменное «ничего» на лице Чимина вызывает у Мина
приступ тошноты и мигрени. Из всего, что происходит, Юнги понимает только
то, что находится в глубокой стадии замешательства. Он буквально чувствует,
как сходит с ума, потому что всё вокруг слишком неопределённо, всё меняется
слишком быстро, и никто не может сказать ему, что, мать вашу, происходит.
Единственное, в чём он уверен, так это в том, что в конце этого извилистого
пути его ждёт смерть от замешательства.
— Невежа, — заключает Сокджин, пожимая плечами и с извинением глядя на

Чимина. — Не волнуйся: он у нас в душе очень ранимое чудовище, —
136/224
насмешливо замечает он, повернувшись к Юнги. — Так что если и сожрёт, то
потом непременно пожалеет.
— Пошёл ты, — бурчит Мин себе под нос, отворачиваясь.
— Я и пошёл. Уберу это и вернусь через секунду. Закажи себе что-нибудь, я

плачу, — парирует брюнет, обращаясь к Чимину.
Джин отправляется к ближайшей вешалке, где висят его сумка и куртка, и,

даже не подозревая, оставляет Юнги наедине с его кошмаром. Мин тем
временем отвинчивает пробку на бутылке соджу и чувствует, как подрагивают
его пальцы, когда он наполняет обе рюмки. Чимин заказывает себе колу,
присаживаясь через одно место, где сидит Джин. Мин немного расслабленно
выдыхает, а потом ловит недоумевающее выражение лица бармена, потому что
Пак серьёзно заказывает просто колу. Если он не собирается пить что-то хоть на
градус выше, тогда какого чёрта вообще припёрся в такого рода заведение?
Когда на месте Чимина был Чонгук, то уверенность в Юнги прямо-таки

переходила все границы, он буквально искрился ею, а что сейчас? Мин сидит,
едва не разливая соджу мимо рюмки, и думает, как бы ему вообще пережить
это. Ему будто яйца отрезали и потрясли ими прямо перед лицом, ей-Богу. Пора
бы взять себя в руки и снять невидимую юбку. Это всего лишь Пак Чимин. Просто
школьник, на которого он время от времени дрочит, ничего более.
— Я могу звать тебя хёном? — чиминов хриплый голос проползает склизкой

ядовитой змеёй к ушам Юнги, заставляя стадо мурашек пробежать по спине.
Мин не тупой и понимает по интонации этого приторного голоска, что за этим
«хён» скрывается издевательское и чёткое «нуна».
— Нет, — придавая своему голосу грубости и растерянной подбитой

мужественности, отрезает Юнги и следом запрокидывает в себя рюмку соджу,
не спеша закусывать. Напиться — не такое уж плохое решение, верно?
Осознание чего-то пробуждалось внутри Юнги, пульсировало в висках, не

находя выхода. Он точно не мог определить, осознание чего именно. Однако
догадывался — ему уже было знакомо это чувство ранее. Превосходство Чимина
над ним, будь оно проклято. Когда Мин боковым зрением снова поглядывает на
парня, то замечает, что Пак, прежде чем взглянуть на него и сделать какой-то
вывод, ещё мгновение сидит лицом в другую сторону, чтобы скрыть от Юнги
свою сатаническую улыбку. Иногда не стоит подчеркивать своё превосходство,
да?
— И правда — невежа, — каким-то пассивно-безразличным тоном отмечает Пак,

скучающе подпирая ладонью подбородок. — Своим видом вызываешь смертную
тоску.
— Я выпью за это, — качает Мин головой, снова наполняя опустошённую рюмку

и удерживая своё дикое желание взглянуть в сторону младшего, поддаваясь на
эти провокации.
Кажется, сквозь призму опьянения, стягивающего сознание, Юнги мало-мальски,

но увидел, в чём же истинное превосходство Чимина над ним: не в остром языке,
не в начитанности, не в уме, не в способности оставаться равнодушным ко
всему, а только в том, что Юнги терпеть не может все эти авантюры и игры с
137/224
целью потешить своё заносчивое эго. Чимин же строит из себя высокомерного
засранца довольно искусно, но только с целью позабавиться; а получить
превосходство над Мином — то ли потому, что Юнги не представляет для него
существенного интереса, то ли потому, что стремление к такого рода забавам в
нём настолько сильно, что требует новых и новых жертв и не может насытиться
одним издевательством, то ли… Впрочем, этого Юнги знать не может, да и не
хочет, — поиздеваться над ним одним Чимину, видимо, было вполне достаточно.
— Я чего-то не понял, — своим быстрым возвращением Джин приближает Мина к

спасению. — Это ещё что такое? — он присаживается между двумя горящими
огнями, сжимая ладонями плечи друзей по обе стороны от себя и с возмущением
глядя на чиминов стакан с колой.
— Не очень хочу пить, — с равнодушием пожал Пак плечами, размешивая

трубочкой тающие льдинки в прозрачном высоком стакане. — Думал просто
отдать тебе эскизы, но…
Юнги замирает, чувствуя на своей щеке прожигающий взгляд, и едва

удерживается, чтобы предательски не вздрогнуть.
— …захотел выпить колы.
Сокджин всё ещё не улавливает какого-либо напряжения между своими

друзьями, поэтому особо не достаёт младшего предложениями выпить чего-то
покрепче. А Мина уже почти трясёт.
— Юнги, — начинает он, попутно заказывая нарезку из фруктов уже в третий

или четвёртый раз. — Ты как-то ещё по началу лета упоминал, что у Юнджи не
было в планах возвращаться в школу. Она поменяла решение?
Слишком поздно бояться. Пришло время убивать. Мин, конечно, обещал Джину,
что не будет убивать людей, но ведь об убийстве самого Джина речи не было,
правда? Серьёзно, Юнги готов прямо сейчас свернуть его блядскую длинную
шею. Это — издевательство, это — пытка. Конечно, друг не виноват, и в эту
тупиковую ситуацию Мин загнал себя сам, потому что до сих пор не поведал ему
историю о том, как встаёт рано утром, напяливает парик и шурует в школу
вместо своей сестры. Он собирался сделать это сегодня, вот ещё пара-тройка
запрокинутых рюмок — и сделал бы. Но не успел. И винить тут некого.
Конечно, если пораскинуть (пусть даже слегка проспиртованными) мозгами, то

здесь было огромное количество вариантов, как выкрутиться, но всё, что мог (и
делал) Юнги, это сидел и боялся пошевелиться лишний раз.
— С чего ты взял? — Юнги говорит сквозь зубы, пытаясь оставить это

незаметным, потому что он буквально всем нутром чувствует чиминов
заинтересованный взгляд. — То есть… Да, поменяла.
Ему хочется завыть на весь Сеул.
— Так это правда, получается, — с каким-то ликующим выражением лица

заключает брюнет.
— Что правда? — Юнги, нервно прикусывая кончик языка, поворачивается, чтобы

взглянуть на друга, и случайно цепляет взглядом чиминово лицо. Выражение на
138/224
нём такое… Издевательское.
Чимин издевается, показывая свой умеренный энтузиазм и профессионализм в

этом деле. Юнги понимает, что должен проявить гибкость и выкрутиться из
этого пиздеца. Принять игру Пака, как должное.
— Что Чимин и твоя сестра учатся в одном классе, — воодушевлённо вскинул

Джин руками. — Признаться, я некоторое время сомневался, что такие
совпадения возможны, но разве это не здорово?
— Вау, и не говори, — качает Юнги головой, придавая своему виду ироничное

восхищение. — Просто ахуеть и не встать, какое крутое совпадение!
— Да чего ты, — брюнет с возмущением толкает Мина в плечо. — У тебя что,

такой ярый недогон, что ты за несколько минут стал мрачным и несносным?
— Твоя сестра стала довольно популярной, — вдруг вклинивается Чимин,

перенимая на себя внимание двух друзей. — О ней вся школа уже вторую
неделю гудит, если она не рассказывала тебе.
— Не рассказывала, — снова сквозь сжатые зубы и слишком медленно шипит

Юнги, глядя прямо в эти злоехидные глаза и давая Чимину понять, что с горем
пополам, но он принимает его глупую игру.
— Окей, мы поняли, что это не лучшая тема для разговора, так что остынь.
— Я спокоен.
— Ну конечно. Вздутые на шее вены тебя выдают со всеми потрохами.
Мин игнорирует фразу друга, давая понять, что не хочет говорить. Так проходит
ещё некоторое время, пока очередные иголки пронизывают
многострадальческую минову задницу. Они продолжают пить, а Джин болтает с
Чимином о вещах, понимание которых слишком непосильно для Мина. Но,
несмотря на это, он не мог удержаться от мягких, но бесполезных и нудных
замечаний, которые с каждым мгновеньем всё больше и больше расширяли
пропасть непонимания, образовавшуюся между Юнги и этими двумя.
— Я на воздух, — пробурчал Юнги, игнорируя какую-то джинову реплику и

опускаясь с высокого барного стула.
Когда вес распределяется на обе ноги, то Мин чувствует, что его слегка
штормит, и чуть придерживается за барную стойку. Джин снова что-то бросает и
то ли присвистывает, то ли мычит, но Юнги, неловко вклиниваясь меж
развеселённых горячительными напитками посетителей, выбирается к двери
паба. Когда он оказывается на свежем прохладном воздухе, то проходит чуть
дальше и припадает к стене рядом с мусорными баками, только тогда чувствует,
что порядком расслабляется. Он не то чтобы пьян, потому что той дозы, что Мин
употребил, для слишком густого опьянения маловато, но голова знатно начала
кружиться от этого утомляющего напряжения.
Юнги стоит так несколько минут, разглядывая носы своих чёрных ботинок.
Хочется укусить спелую сочную грушу или яблоко, чтобы сок потёк по
подбородку и шее. Странное, но вполне рациональное желание, если брать в
139/224
расчёт сухость, приправленную неприятным горьким привкусом алкоголя во рту.
Мин смотрит на горящую красным и синим неоном вывеску паба,
прислушивается к тишине, которую нарушают лишь шумы автомобилей со
стороны дороги и глухие звуки музыки из паба. Потом смотрит на чёрное небо,
затянутое густыми тяжёлыми тучами. Пребывание на улице освежает мысли и
лёгкие. Дышать внутри довольно затруднительно, потому что…
— Там так душно оттого, что разрешено курить в помещении, — раздаётся

чужой голос какой-то противной какофонией в голове, а затем чиркает
зажигалка. — Хоть бы вентиляцию сделали получше, если идут на такое.
Чимин припадает к стене рядом, скрещивая ноги, опуская руки в карманы

спортивки и в своей блядской манере перекатывая подкуренную сигарету с
одного края рта на другой. Юнги тянется к груди, чтобы ухватиться за неё от
неприятной волны испуга, но через секунду быстро отдёргивает ладонь,
понимая, что будет этим видом вызывать какую-то слюнявую жалость у самого
себя.
— Какой пугливый, — хмыкает Чимин, обхватывая сигарету пальцами и

переводя взгляд на неоновую вывеску. — Я тут впервые.
— Ты хотел сказать, что пустили впервые? — отворачивается с натянутой

усмешкой Мин, опуская руки в карманы толстовки от прохлады.
— Если я на несколько лет младше, это не значит, что меня не пускают в такие
заведения, — с нейтральной интонацией отвечает светловолосый, следом делая
глубокий затяг.
В очередной раз выставляет Юнги идиотом, при этом даже глазом не моргнув.
Снова повисла та же тишина, только теперь она не была для Мина спокойной и
гармоничной, как минутой ранее. Лично для него она была неловкой, потому что
Юнги ощущал себя не собой вовсе. Находясь в образе сестры, он молчал по
вынужденной причине, но вот сейчас, когда он мог сказать всё, что угодно (и
хотел бы) — в голове нет ничего вразумительного. Какая парадоксальная
ситуация, правда? Юнги было, что сказать Чимину, но он не мог, а теперь он
может, но не знает, что сказать. Он бы, если честно, не отказался прикинуться
бетонной плиткой тротуара под ногами или одним из мусорных пакетов в тёмно-
зелёных баках.
Чимин увлечённо рассматривал горящую красно-синим вывеску паба, а Юнги —

его. Чиминов профиль слишком превосходен для среднестатистического
ученика какой-то старшей школы, поэтому не засмотреться довольно тяжело.
Точнее — невозможно вообще, как и во всех предыдущих случаях. Мин поймал
себя на том, что снова внутри просыпается запретное и распутное. Всё говорило,
что молчать вот так дальше — непростительное преступление, поэтому Юнги,
сглатывая вязкую слюну, тихо пробормотал первое, что пришло в голову:
— Что тебе от меня нужно?
— Мне? — прыснул Чимин, одновременно затягиваясь и поворачивая голову,

чтобы встретиться взглядами и недоумевающе усмехнуться. Всё выражение его
лица будто говорило: «может тебе, а не мне?» — Ничего.
140/224
— Как давно ты догадался? — пытаясь выровнять свой дрожащий баритон, Мин
решает посмотреть в глаза своим страхам.
Чимин неоднозначно отводит взгляд, выпускает из носа ровную струю дыма и

добивает сигарету до фильтра, бросая её к своей ноге. Он скрывает, что пухлые
сухие губы растягиваются в лёгкой, как дуновение летнего ветерка, улыбке, а
Юнги быстро цепляет взглядом трещинки и глушит в себе желание смочить
своей слюной его губы, чтобы избавить от сухости, которая совсем не подходит
им. Только и всего, да.
Пак медленно тушит бычок сбитым носом кеда, проводит рукой по волосам и
натягивает на голову капюшон. Мин заметно вздрагивает и едва не
проваливается в стену, когда Чимин, чуть подавшись к его уху, игриво-
издевательски шепчет:
— О чём догадался?
И уходит, оставив Юнги с широко распахнутыми глазами и колотящимся в груди

сердцем.
Через пару минут, окончательно замёрзнув и не до конца придя в себя, Юнги

возвращается к Сокджину, который сообщает ему о том, что Чимин почему-то
ушёл, что, конечно, несказанно радует Юнги. Они быстро опустошают
оставшуюся бутылку соджу, но былой настрой веселиться до утра был украден
одним светловолосым Дьяволом, упорхнувшим при первой проделанной пакости.
Бармен провожает Мина грустным взглядом, заставляя усмехнуться.
Не сегодня, парень.
Джин едет домой на такси, сетуя на холод, а Юнги решает прогуляться. Он

любит прогуливаться ночью, хоть и в последнее время удаётся это крайне
редко. Юнги ненавидит всё, что отнимает время, поэтому он очень любит ночь.
День — это сонное чудовище, это неохотные и вынужденные встречи. А ночное
время — спокойное, прохладное и мягкое море. Ему нет конца.
Юнги, когда только начинал жить один в большом городе, любил заставать
восход солнца перед тем, как лечь спать. Ночью для Мина мир намного тише,
солнце не слепит и не обжигает, воздух чище и прохладнее. Оттого, наверное,
Мину и думается ночью гораздо лучше, и мысли от этого намного яснее.
Алкоголь выветривается почти сразу, а вместе с ним и мысли о Чимине.
Наверное, будет лучше не думать об этом, дабы избежать головной боли. Мысли
об этом парне одна сплошная головная боль для Юнги, поэтому он решает не
думать о нём хотя бы по пути домой. Хорошие решения имеют свойство
приниматься по ночам.
Мин возвращается домой к трём часам, решая сразу раздеться и отправиться

спать. Всё потом. Но, к сожалению, из-за глупой привычки проверять перед этим
сообщения, сон как рукой снимает за одно чёртово мгновение.
0081_43
я покажу тебе, что у меня в блокноте
0081_43
когда ты покажешь, что у тебя под юбкой
141/224
https://twitter.com/recycled__youth
142/224
*Куксу — лапша с овощами и мясом в специальном холодном или горячем
бульоне, аналог рамена.
16. Упрямство — вывеска дураков.
У Юнги просто едет крыша, никак иначе это не назовёшь.
Всю субботу он не может ни на чём сосредоточиться. Пытается сделать

домашку — ни черта не получается. Поиграть на плейстейшен в свежую
лицензионку «Бога войны», щедро одолженную Хосоком — нет, тщетно. Даже от
любимой передачи о животных его воротит. Любой поток информации
оборачивается мучением для мыслительного процесса, становясь непосильной
ношей для его головы. Даже заказанная экспресс-доставкой куксу* одиноко
стоит на кухонной тумбе, потому что есть не хочется ну вот совсем. К обеду Мин
выпивает несколько кружек зелёного чая, выкидывая пакетики после одного
использования, за что Юнджи умертвила бы его уже бесчисленное количество
раз.
Первую половину дня он откровенно страдает хренью, шатаясь по квартире и

переставляя вещи с места на место, тем самым пытаясь создать некую иллюзию
уборки. Убирать-то по сути и нечего, потому что он вычистил всё ещё вчера. И
позавчера.
Чуть позже Юнги просто плюхается на диван, пытаясь придумать, чем занять
себя остаток этого беспричинно мучительного дня. Он слушает, как тикают
настенные часы, а за окном шумит поток машин, водители которых
возвращаются с обеденных перерывов на работу. Мину кажется, что он — просто
кучка вялых молекул, лениво плывущих по течению Вселенной. Ещё немного
посчитав потолочную плитку, Мин тянется к телефону и снимает с него
блокировку.
Вот и причина его поехавшей крыши.
0081_43
я покажу тебе, что у меня в блокноте
0081_43
когда ты покажешь, что у тебя под юбкой
От мыслей о Чимине кукушку рвёт просто ко всем чертям.
Этот засранец мало того, что лишает его всех надежд на нормальный сон, так
ещё и играет, забавляется, зная маленький секрет новенькой ученицы Мин
Юнджи. От него можно ожидать чего угодно, но Юнги ловит себя на том, что
ему даже нравится такой риск. Снова перечитывая сообщения, оставленные
ночью без ответа, Мин думает, что, наверное, он просто обязан поставить всё на
кон, иначе эти идиотские сомнения непременно помешают, оставив лишь
сожаления воспоминания о том, чего что он даже не успел толком распробовать.
Колумб, не рискуя, не пересёк бы Атлантику и не открыл Америку, в конце-то
концов!
Риск, на который Юнги хочет пойти, велик, но без него Мин может остаток
143/224
субботы просто продолжать лежать на удобном диване и рассуждать. Хоть и в
этом есть свой риск: например, люстра, которая может упасть на голову. Чем
тебе не риск?
min.yoonji09
привет
Юнги смотрит на диалог некоторое время, а потом закусывает губу, когда

сообщение помечается, как прочитанное. По рукам почему-то проходят
мурашки, и он ёжится.
0081_43
здравствуй
Хорошо, первый шаг он сделал. И что теперь? Ещё через секунду Юнги
чувствует, что не может позволить себе быть глупым и разрешить то, чего
хочется. Даже если Мин упадёт в грязь лицом, он знает, что это, наверное, не
конец света, и, по крайней мере, он пытался сделать что-то, чтобы решить свою
проблему, которая в физической составляющей является Пак Чимином.
min.yoonji09
надо встретиться
min.yoonji09
мы можем встретиться чуть позже?
Юнги нажимает на кнопку «отправить» и почти уверен, что предложение

увенчается отказом. Но нет, оказывается, что игра стоит свеч, когда приходит
ответ.
0081_43
где?
У него почему-то внутри что-то дрожит, когда он быстро переходит из одной

вкладки в другую и забивает в картах адрес скейт-парка. Делает скриншот и
быстро отсылает, едва не спутав диалог, потому что телефон предательски
подвисает. В ответ приходит короткое «во сколько?», заставляя Юнги нервно
выдохнуть, закусить щёку изнутри и взглянуть на циферблат часов, которые
показывают шестнадцать-ноль-ноль. Он прикидывает, сколько ему нужно
времени, чтобы собраться и, сглотнув, тычет на цифру семь.
0081_43
хорошо, до встречи
Самое фиговое — это то, что Юнги знает, что хочет надо сделать, понимает, как
сделать. Может это сделать — и одновременно не может, потому что
последствиями рискует нарушить обещание, данное сестре. Он старается не
думать об этом, пока в ускоренном темпе принимает душ.
Он не думает об этом, когда достаёт из шкафа юбку, в которой был на

вечеринке. Аккуратно сложенные сетчатые чулки лежат там, где он их оставил
неделю назад, но Мин просто смотрит на них некоторое время и, усмехнувшись
самому себе, задвигает полку комода обратно. Высушив волосы, Юнги долго
возится с париком, но управляется с ним чуть быстрее, чем обычно по утрам.
144/224
Некоторое время он смотрит на себя в зеркало и думает, что отвратительнее,
чем сейчас, ещё не выглядел. Нет, дело не в лице, на которое он нанёс немного
тонального крема, теней и подводки, а в том, что он делает это не по
вынужденным мерам. Впустую тратит последнюю пачку бинтов, перематывая
шею.
Почему он не хочет встретиться с Чимином, не натягивая на себя всё это

блядство? Потому что Чимин захотел поиграть, так почему Юнги не может
позабавиться, верно? Именно эти мысли становятся причиной того, что полка
комода выдвигается обратно и остаётся пустовать. Когда Мин думает об этом
парне, все его ощущения сливаются в одно, какое-то глубокое и пока ещё
неопознанное. Это похоже на коктейль из похоти, дерзости и самозабвения —
Юнги слишком им пьян.
Мин тешит себя мыслями о том, что Чимин не стал бы с ним играть, если бы ему
было плевать. Играют только с тем, кому придают какое-то значение, верно? Вот
и Юнги втянут в игру, правила которой ему вообще неизвестны. Мин знает
только то, что это является слишком интересным, мерзким и манящим… Поэтому
он натягивает на талию пояс и ещё пятнадцать минут ёрзает, сидя на диване и
натягивая чёртовы сетчатые чулки по отработанной схеме.
Надо же, он делает это по собственной воле. Докатился.
К семи часам вечера он стоит в прихожей перед зеркалом, поправляя на себе

свою собственную кожаную куртку, под которую надел чёрную футболку с
логотипом «нирваны». Видела бы его Юнджи — пищала бы от восторга,
вероятно. Если бы знала, куда он собрался — тоже бы пищала, но уже далеко не
от восторга, а, скорее всего, возмущения.
Прихватив скейт, Юнги ещё немного топчется на выходе из квартиры, решая,

удобно ли ему в этих ботинках.
Пути назад нет?
***
Юнги всё-таки думает, что он окончательно сбрендил, когда пришёл в скейт-

парк в чёртовой юбке и чулках. Но кожу ног приятно обдувает, и это, пожалуй,
единственный из всех возможных плюсов. К тому же, площадка пустует, что
весьма несвойственно для субботнего вечера. Мин осматривает территорию на
наличие знакомых скейтеров, дабы избежать неловких столкновений, и, к
счастью, не находит среди парочки ребят знакомых лиц. Ещё два каких-то парня
в смешных ярких кепках разрисовывают одну из стен, предназначенных
специально для граффити, баллончиками со слишком едкой краской, от которой
запах распространяется, кажется, на весь квартал.
По коже проходит дрожь, когда Юнги цепляет взглядом светлый затылок. Чимин
сидит на краю рампы, встроенной в бетонное покрытие. Над его головой
вздымаются небольшие клубы дыма.
«Нашёл, где курить, придурок», — думает Юнги и находит на дне кармана

куртки жвачку со вкусом дыни. Он быстро закидывает в рот два кубика и
практически бесшумно подходит. Садится рядом, свесив с рампы ноги и
145/224
уподобившись светловолосому.
— Довольно тихое место, — почти сразу замечает Чимин, затягиваясь сигаретой.
Юнги невольно вздрагивает, оборачивается, смотрит за спину и хмурит брови,

не совсем понимая, каким образом парень успел его заметить. Эффект
неожиданности крошится и обращается в прах, когда Пак кидает лёгкий взгляд
без единой толики удивления. Даже как-то обидно становится.
— Обычно здесь людно в субботу, — отмечает Юнги, внимательно наблюдая за

реакцией Чимина на свой более грубый голос. Она, конечно, как и вчера —
никакая, но Мин продолжал до этого момента греть надежду. Что же, как
известно, попытка — не пытка.
Или всё же пытка? Юнги ещё не решил.
Пак молчит, продолжая курить, и это кажется самой абсурдной вещью, которую
Юнги когда-либо видел. Становится как-то неловко, поэтому Мин опускает
скейтборд на край рампы, тот самовольно катится вниз, издавая противный
скрип от колёс. Дует прохладный ветер, заставляя искусственные волосы Мина
немного трепыхаться на плечах. Он перебирает в голове тысячу и один вопрос,
чтобы в очередной раз не выглядеть жалко.
— Ты знал обо мне, когда посылал Чонгука и Тэхёна? — чуть хриплым от

волнения голосом произносит Юнги, неловко отводя взгляд в сторону и
представляя, как он выглядит со стороны. Вроде нормально. Учитывая, что
входит в рамки слова «нормально», ага.
— Какая разница? — хмурится Чимин, а Юнги вдруг становится интересно,

зажил ли его прокол на брови. Пак делает глубокую затяжку, докуривая
сигарету до фильтра, и аккуратно тушит её о бетон рядом с собой. — Мне не
очень нужны друзья, поэтому это не имеет значения.
— Так же не бывает? — Мин сам хмурится и качает головой от своей непонятной

интонации, то ли это вопрос, то ли утверждение — чёрт знает.
— Они ещё до твоего появления совершали всякие идиотские поступки. Такие

люди, как эти двое, склонны предавать, — равнодушно пожимает Чимин
плечами, заталкивая руки в карманы серой толстовки с капюшоном. — Да и
вообще, школа — это стадо идиотов, которые обязательно издеваются над кем-
нибудь. Не хочу иметь дело ни с одним из них.
Мин некоторое время обдумывает чиминовы слова, стараясь бесшумно жевать

жвачку и не обращать внимания на запах краски.
— Но ведь… — он ещё не до конца формирует фразу в своей голове, поэтому

запинается, — не все такие.
— Все, — хмыкает Чимин, одаривая его прохладным взглядом. И это, блять, так
нравится Юнги. Он хочет ещё. Или просто нанюхался краски. — Когда что-то
случается, ты зовёшь кого-нибудь. Эти двое из тех людей, которые делают вид,
что не слышат.
Чимин заканчивает говорить и смотрит куда-то вдаль. Юнги задумывается о

146/224
сказанных парнем словах, чуть хмурясь, и не замечает, как тот спрыгивает на
дно рампы.
— Этот скейт выглядит таким старым, — замечает Чимин, поставив на него одну
ногу и, будто на пробу, покатав туда-обратно.
— Ты пиздец, какой странный, — сам того не замечая, Мин попадает под

влияние своих мыслей и совершенно случайно произносит их вслух.
Он мгновенно пугается собственных слов, чуть распахнув глаза от

необратимости. Но Чимин лишь слегка хмурится и усмехается:
— И это ты мне говоришь?
И правда. Перед Чимином сидит парень, который притворяется девушкой, и

втирает что-то про странности. Юнги хочется засмеяться, но он удерживает себя
от этого, дабы не слыть каким-то умалишённым придурком. Да и подкармливать
чиминово превосходство не очень-то хочется.
— Думаю, хорошо, что ты находишь меня странным, — вдруг произносит Пак,

вставая на скейтборд двумя ногами, облачёнными в те же кеды, и расправляя
руки по обе стороны, чтобы держать равновесие. — Ведь то же самое и я думаю
о тебе. У всех есть на это право, разве нет? — он выдерживает лёгкую паузу, за
которую как бы даёт Юнги только подумать, но сказать — неа. — Я выгляжу и
чувствую себя так, как мне нравится. Для тебя — странно, для кого-то другого —
нормально.
— Ты неправильно располагаешь ноги, — всё, на что хватает у Юнги фантазии,

когда он смущается таким разговорам.
Это и правда становится слишком новым и непривычным для Мина. Он чувствует

себя неумелым и неловким подростком.
— Тогда, может, ты покажешь, как правильно? — Чимин говорит с такой

интонацией, будто бросает вызов, и снова в своей привычной манере хмыкает,
осторожно ступая на шершавую поверхность бетона.
— Мне нужно выучить один трюк, чтобы проделать другой, — зачем-то парирует
Юнги, спрыгивая на низ и поправляя юбку. — Но у меня ничего не выходит.
Блядский «поп шоув-ит» — такая срань.
— Я бы ответил что-то остроумное, если бы хоть на секунду понимал, о чём

ты, — поджимая губы, Чимин чуть отходит в сторону, снова опуская руки в
карманы толстовки.
— В мире существуют вещи, которые ты способен не понимать? — притворно

морщится Мин. — Надо же, удивительно.
— Твои попытки выглядят забавными, но в них нет никакой перспективы.
Юнги надувает губы и делает вид, что оскорбился по самое не балуй, затем
откатывает скейт подальше, чтобы разогнаться. За несколько секунд в голове
проносятся целые эшелоны мыслей о том, как ему превзойти Чимина в
словесной борьбе. Этот парень выглядит так, будто даже самая гнилая шутка
147/224
ему будет нипочём, поэтому Мин в ту же секунду отмахивает свои попытки куда
подальше. Наверное, с чиминовым превосходством нужно не бороться, а просто
принять его. Это и будет победой.
Мин встаёт одной ногой на скейт, а второй отталкивается, разгоняясь. Сколько

бы Юнги не тренировал поп шоув-ит в прошлый раз — каждая попытка
увенчивалась тем, что он летел на свидание с прохладным бетоном. Этот раз
ничем не отличается от предыдущих, когда Юнги достигает нужной скорости и
прыгает, в следующую секунду мешком обрушиваясь на жёсткую поверхность.
Можно было бы сослаться на то, что он не может сосредоточиться из-за
пытливых серых глаз, наблюдающих за ним. Но нет, это будет слишком глупо,
потому что ему просто не хватает профессионализма и ловкости.
Поднимаясь на ноги, Мин замечает, что на правом колене разорвалось несколько

квадратов сетчатых чулок. Это не мешает ему повторить всё снова и, опять же,
рухнуть, только на этот раз шлёпнувшись пятой точкой.
— Упрямства тебе не занимать, — усмехается светловолосый, оглядывая Мина с

ног до головы. — Это вывеска дураков.
— Ты даже просто проехаться на нём не сможешь, — язвительно сощурился

Юнги, вставая на ноги.
— Так речь и не обо мне, — с безразличием отозвался Чимин, чуть потоптавшись

на месте и усаживаясь прямо там, где секундой ранее стоял.
Решая сосредоточиться на деле, Юнги продолжал веселить Пака, из раза в раз

падая то на колени, то на задницу. Он нещадно матерился себе под нос, но
упорно игнорировал всяческие комментарии Пака об упрямстве и прочей фигне.
Пусть то, о чём говорил Чимин — фигня, но он делал это так искусно, что
задевал Юнги одной короткой фразой. Чёрт, да этот парень невероятно
талантлив.
— Заебало, — пробурчал Мин, плюхаясь рядом с Чимином и откидываясь на

спину. Гордость и упрямство сели в обнимку в самом дальнем и тёмном углу
сознания, и с горя, что они уже нафиг никому не сдались, заткнулись.
— Их уже не спасти, — глядя на ноги Юнги, заметил Пак, но что он конкретно

имел в виду: разодранные чулки или разбитые колени — непонятно.
— Она меня убьёт, — проскулил Мин, только сейчас поднимая одну ногу и
замечая огромные дыры на испорченной вещи.
— Кто — она? — первый вопрос, заданный Чимином за весь вечер, был не совсем
желанным для Юнги.
Он опустил ногу, ощущая тупую боль в коленях, и взглянул на небо, раздумывая,

стоит ли рассказывать Паку о сестре. С одной стороны, это и будет пояснением
всему, а с другой — заслужил ли Пак понимать, кто такой Юнги, и для чего он
переодевается в девушку? Нужно ли оно ему вообще? Эти вопросы слишком
громко и пафосно звучат, но, тем не менее, заставляют Мина на некоторое
время задуматься.
— Сестра, — тихо проговорил Юнги, всё ещё глядя на потемневшее небо,

148/224
которое, как и вчера, затягивали густые тучи. Наверное, пойдёт дождь.
— Казалось бы, это многое объясняет, — Чимин осторожно откинулся на спину

рядом. — Но нихера.
— Ты и не заслужил объяснений, — по-прежнему тихо говорит Юнги, сплетая

пальцы в замок на животе. Становится прохладно.
— С чего ты решаешь, что они мне нужны? — пассивно-хладнокровно

произносит Пак, так же устремляя бездумный взгляд в небо.
— Ах, да, точно. Извините, — Мин кривит губы в приторной издёвке. — Ты же

Пак Чимин, которому всё до лампочки и вообще «я весь такой хладнокровный
кретин, а вы все — идиоты».
— И, опять же, с чего ты так решаешь? — Чимин говорит и смотрит на него, а у

Юнги краснеют щёки. — Ты не знаешь меня.
— Твоё поведение заставляет окружающих так думать, — пожимает Мин

плечами, пытаясь отвернуться, чтобы скрыть свой позорный румянец.
— Я не могу сделать ничего с тем, чтобы мнение этих самых «окружающих»

имело для меня хоть какое-то значение, — Чимин отворачивается, тем самым
заставляя Мина незаметно и с некоторым облегчением выдохнуть.
Deptford Goth — Feel Real
Вокруг царит такая странная и совершенно непонятная атмосфера, от которой у

Юнги появляется тяжесть под диафрагмой. Атмосфера открытости и мало-
мальского, но доверия. От этой странности Мина распирает, но ещё больше — от
близости. Не физической — моральной. Той близости, которой он так хотел.
Хотел больше, чем каких-либо извращённых вещей, о которых грезил с рукой в
штанах. Говорить с Паком, слушать его приятный шершавый голос и иметь
возможность ответить — всё это настолько нравится Юнги, что он не замечает,
как начинает терять голову рядом с этим парнем. Всё вокруг сгущается, как эти
самые тучи на небе, и перестаёт волновать его.
Чимин начинает ассоциироваться не с ночными кошмарами, а с самой ночью.
— Ты напоминаешь мне ежа, — после приятной тишины вдруг говорит Чимин.
— Что? — не понимает Юнги, забыв про смущение и уставившись на профиль

парня непонимающим взглядом.
— Ежа, — повторяет Чимин, чуть повернувшись, чтобы, наконец, встретиться

взглядами. — Они активны в ночное время суток, как и ты, когда темнеет. Днём
ты выглядишь так, будто хочешь устроить геноцид. Тебя все боятся.
— Теперь понятно, почему вы с Джином дружите, — усмехается Мин, скрывая за

этим очередное смущение. — У вас обоих пристрастие к дебильным сравнениям.
— Если это — дебильное сравнение, тогда почему твоё лицо красное? — с какой-
то непонятной, совершенно нечитаемой интонацией произносит Чимин и
149/224
привстаёт, опираясь на один локоть.
— Холодно, — бурчит Юнги, пытаясь отвести взгляд.
Но такое ощущение, что Чимин просто везде. Куда ни глянь — он повсюду. Даже
в воздухе, которым Мин дышит.
— Да брось, кого ты обманываешь, — голос парня становится похож на тягучую

нитку густого мёда, когда он второй рукой тянется к миновой ноге и кладёт на
неё свою горячую ладонь чуть выше колена.
Щёки Юнги в одно мгновенье обдаёт жаром, и он резко поворачивается,

возмущённо глядя на парня, мол, «что ты себе позволяешь?». Но взгляд легко
выдаёт его «не смей убирать».
— Это тоже от холода? — усмехается Чимин, катастрофически медленно ведя

ладонью выше и откровенно издеваясь.
— Чего ты добиваешься? — напряжённо хрипит Юнги, накрывая чиминову

ладонь своей, чтобы отодвинуть, потому что она медленно, но верно
подбиралась к ажурной каёмке чулок.
— Скажем так, я люблю извлекать удовольствие из любой ситуации, — ведёт

парень головой, пожимая одним плечом и рассматривая миново горящее лицо.
— На данный момент твой вид приносит удовольствие.
— Заткнись уже, — скулит Юнги, свободной рукой прикрывая глаза, потому что
от смущения и стыда из них вот-вот посыпятся звёзды. — Хватит нести эту чу…
— Выплюнь.
— Что? — вторит Мин.
— Выплюнь её. Ненавижу дыню.
До Юнги, как удар молнии средь ясного неба, доходит просьба Пака, и он как-то
на автомате двумя пальцами вытаскивает изо рта жвачку, откидывая её в
сторону. Только подумать, для чего была эта просьба, Юнги не успевает. Он
проваливается в бетонную поверхность ровно в тот момент, когда чиминовы
губы мягко накрывают его собственные, а чужая ладонь движется по ноге выше,
нагло ощупывая самый мягкий участок тела.
Именно в тот момент Юнги осознаёт, что пиздец.
Собственные губы с чиминовыми сходятся тесно-тесно, и Мин обнаруживает, что

лежит совсем вплотную к нему и податливо раскрывает их, позволяя чужому
языку пройтись по нёбу и забрать остатки привкуса жвачки. Он усмехается
прямо в поцелуй, потому что нелюбимого вкуса Чимину всё равно избежать не
удалось, и разорвано выдыхает, потому что Пак пресекает этот смешок тем, что
больно прикусывает нижнюю губу. Его рука уже свободно властвует под
миновой юбкой, короткие пальцы впиваются в мягкую кожу ягодицы, заставляя
всё миново нутро задрожать от этого распутного чувства. Это чувство
распирает, разрывает, сводит Юнги с ума.
150/224
Вдруг, прижимаясь к Чимину ещё плотнее, Юнги почувствовал, что очень давно
не был так переполнен ощущениями и эмоциями. Так легко, грязно, извращённо
счастлив, без мыслей, без переживаний, переполненный только наслаждением.
Чимин целует блядски потрясающе, чуть раскрывая пухлые губы так, чтобы
обмениваться сбитым дыханием. Юнги прикрывает глаза, млея от удовольствия,
которым прошибает череп и вообще всё тело получше пуль двенадцатого
калибра.
Юнги понимает, что ещё пара секунд — и он начнёт постанывать, потираясь

каменным стояком о чиминово бедро. Мало того, что они находятся на дне
рампы в скейт-парке, лёжа на холодном бетоне, да ещё, ко всему прочему, Юнги
ещё не совсем растерял чувство собственного достоинства, чтобы вот так
поддаваться на чужие уловки. А это — ничто иное, как очередная уловка, потому
что это никто иной, как Пак Чимин. Ничем другим это быть не может.
— От тебя сигаретами воняет, как от моей тётки, — неловко шепчет Мин первое,
что приходит в голову, отпрянув от чужих влажных губ, и упирается ладонями в
крепкие плечи.
— На кой чёрт ты целуешься со своей тёткой? — усмехается Пак, глядя в глаза

близко-близко, настолько, что Юнги приходится прилагать усилия для того,
чтобы сфокусироваться.
— Очень смешно, — бурчит Мин и чувствует, что он красный, как самый спелый
томат. Это заставляет его окончательно оттолкнуть Пака и попытаться встать.
Ноги ватные, словно он пролежал здесь не десять минут, а несколько месяцев.
Живот всё ещё крутит от приятных ощущений, но Юнги сосредотачивается на
том, чтобы не рухнуть вниз.
— Было приятно, — заключает Чимин, следом поднимаясь на ноги и

отряхиваясь. А Юнги снова дрожит, стоя к нему спиной и делая вид, что так же
отряхивается. — Но, думается, что Юнги делает это гораздо лучше.
Мин замирает где-то глубоко внутри, но не подаёт вида. Что это, блять, должно
вообще значить?
— Надеюсь, что как-нибудь удастся это проверить, — с этими словами Чимин

приподнимается, выбираясь из рампы. — Я должен проводить тебя или что-то
типа того?
— Нет, — бурчит Юнги, поднимая скейт и всё ещё находясь в прострации,

навеянной чужими словами.
— Ну, как хочешь. Тогда увидимся в школе.
Прекрасно, на этот раз Чимин поцеловал (и облапал) сам, но идиотом по-

прежнему остался Юнги. И снова — чёрт, да этот парень невероятно талантлив.
И пока Мин добирается до дома, думая, что всё это просто хуже быть не может,
с затянутого тучами неба обрушивается столб ливня.
Ну, отлично. Просто прекрасно. Ахуенно. Вместо того, чтобы разучить «поп шоув-
ит», Юнги промокает до нитки и влюбляется.
Примечание к части 151/224

152/224
17. Мэри Мастрантонио.
Утро воскресенья для Юнги выдалось самым казусным и чудаческим за

последние несколько месяцев.
В целом это было самое обычное среднестатистическое утро, когда болели

разодранные колени, а от надвигающейся простуды першило и пощипывало в
горле. Заурядное паршивое утро, если не брать в расчёт то, что черноволосый
уже третий десяток минут сидит на диване и пялится на белую коробку
прямоугольной формы с маленькими дырочками сверху. Слегка сонная и
уставшая девушка из службы экспресс-доставки, прибывшая в непростительную
воскресную рань, всучила этот ящик Пандоры в руки Юнги, который открыл
дверь, едва продрав ото сна глаза.
Лицо у девчонки было, как потускневшая лампочка — человек всю ночь

проработал, сразу видно. Юнги даже рта открыть не успел, как она, надвинув на
утомлённое лицо козырёк кепки с эмблемой службы доставки, быстро
засеменила по лестнице вниз. Мин успел только «эйкнуть» ей вдогонку, потому
что какого, собственно, хрена? А что, если там какая-нибудь бомба или что-то
наподобие сибирской язвы?
Эти предположения сразу потеряли свою смысловую нагрузку, как только Юнги
поставил коробочку на кофейный столик. Точнее… Он почти швырнул её. Нет,
Мин, конечно, не из робкого десятка и открыть коробку неизвестного
происхождения — не такая уж пугающая штука для него, если бы не одно
жирное «но».
Она двигалась.
Коробка, а, точнее, её содержимое, в самом прямом смысле двигалось.

Картонная белая крышка чуть приподнималась и опускалась, а специфическое
шебуршание из-под неё отбивало у Юнги всяческое желание вообще
прикасаться, не то, что открывать. Поэтому некоторое время он просто сидел и
смотрел на то, как нечто шуршит и копошится внутри. Сперва он подумал, что
рыжеволосая проблядь, которая зовётся главой совета, решила играть по-
крупному и отправила ему какую-нибудь ядовитенькую, но не сильно опасную
змейку. Но стоило прислушаться к звукам из коробки, и это предположение
рассеялось так же быстро, как последние остатки сонливости.
Мышцы затекли. Мин почесал живот и зевнул, сладко потянувшись.

Расслабиться не дал очередной звук из-под крышки.
— Так, — Юнги выдохнул, опираясь ладонями на колени и чуть склоняясь над

коробкой. — Выходи, кем и чем бы ты ни было, зараза…
Повертев головой по сторонам, Мин схватил первое, что попалось на глаза —

пульт от телевизора. С помощью него парень аккуратно подцепил крышку,
отодвинувшись подальше. Ну, так, на всякий случай. Резко пультом откинув
белый картон и открыв коробку, Юнги впал в ещё больший ступор, чем ранее.
Клубок иголок, обложенный ватой и клочками смятых страниц каких-то старых

газет, чуть подрагивал.
153/224
— И кто ты, чёрт возьми, такой? — едва слышно проговорил Юнги, пододвигаясь
и снова склоняясь над коробкой с опущенными от недоумения бровями. — Эй, я с
кем говорю?
Когда Юнги чуть повысил звучание собственного голоса, то абсолютно

идентичные по цвету (чёрный, чередующийся с белым) и толщине иголки чуть
шелохнулись, будто животное на уровне магнитных волн проверяло обстановку
на безопасность. Поднеся кончик пульта к колючему шару, Мин, на свой страх и
риск, совсем слегка подтолкнул его. Животному это действо, видимо, пришлось
совсем не по душе, поэтому иголки встали торчком в предупредительном
угрожающем жесте.
— Хорошо, я понял, — заключил Юнги, почесав затылок и кинув пульт в угол

дивана. — Но рано или поздно тебе придётся показаться, знаешь?
Видимо, ещё немного хриплое ото сна звучание голоса Мина как-то действовало
на животное. Изнутри колючего шарика начали доноситься звуки, похожие на
пыхтение. Ещё через десяток секунд начали выражаться более явственные
признаки жизни и, наверное, мало-мальской, но доброжелательности. Клубок
медленно развернулся только наполовину, и на Юнги уставилась пара чёрных
глаз-бусинок. Розоватый влажный нос то и дело дёргался, а иголки то
поднимались, то опускались.
— И откуда ты, спрашивается, такой взялся, м? — уставившись на животное в

ответ, Юнги опёрся локтем об колено, уронив подбородок на ладонь, и вздохнул.
Маленькие чёрные глаза будто слегка сощурились в ответ, и ёж, кряхтя,

полностью развернулся, шебурша клочками бумаги. Юнги тем временем оглядел
коробку на наличие записки или хоть каких-нибудь объяснений что, откуда и
зачем. Единственное предположение, которое шло на ум, так это какая-то
ошибка в службе доставки. Благо, Юнги пару раз заказывал еду с этой
доставкой, поэтому эмблема на кепке девчонки была ему знакома.
Совершенно позабыв об открытой коробке и её весьма симпатичном, но колючем

содержании, Мин торпедой полетел в свою спальню на поиски телефона под
кучей подушек, которые, пока отсутствует Юнджи, он перетаскал на свою
кровать. Следующим препятствием оказалось то, что из затуманенной Пак
Чимином головы совсем вылетело поставить гаджет на зарядку. Когда телефон
был подпитан энергией и более-менее функционировал, Юнги вернулся в
гостиную. Шлепок ладонью по лбу был слышен, кажется, всему Сеулу.
— Дело дрянь, — пробурчал Мин, с паникой глядя на пустую коробку.
***
— Выйдите.
— Чимин. Ты промок.
— Я сказал, что занят.
— Я просто хотела…
154/224
— Омма, закройте дверь.
Черноволосая женщина тяжело вздохнула, нахмурившись и пропадая в тёмном

пространстве за дверью. Со стороны какому-то незнакомцу могло бы показаться,
что Чимин разговаривает с посторонним человеком, который вообще чёрт знает,
каким образом оказался в его комнате. Но нет. Женщина, с которой Чимин
говорит на «вы» — его мать.
Пак не успел добраться до дома и попал под проливной дождь, промокнув до

нитки. Когда он шлёпал промокшей обувью до комнаты, то прикидывал, успел
ли Юнги добраться до дома и не промокнуть. Парик, наверное, порядком
пострадал, если парень действительно не успел. Чимин уже почти пришёл к
выводу, что ему, вроде, как-то плевать, но размышления об этом прервались
ровно на том моменте, когда в коридоре напротив двери его комнаты
промелькнул силуэт очередного незнакомого Паку мужчины.
Он слишком привык к этому. Обращать внимание, а тем более придавать

огромное значение или злиться — пустая трата времени и нервов. Нет, Чимин
прекрасно знает, что мать пытается найти себе кого-то для дальнейшей жизни и
всё такое. Да, она может быть разносторонней личностью, но при этом так же
может оставаться с одним человеком на всю жизнь — это, конечно, круто и всё
такое, но не всегда естественно. Каждая новая попытка построить не то, чтобы
счастливую и дружную, а вообще хоть какую-то семью венчается грандиозным
провалом с депрессией, банкой мороженного и пачкой салфеток.
Каждый новый раз Чимин лишь качает с досадой головой. Ему не жаль, потому
что его мать, к сожалению, не в состоянии уяснить одну простую истину:
прочнее всего те отношения, в которых один — цветок, а второй — горшок. Пока
земля в горшке достаточно удобрена и увлажнена, цветок будет делать то, что
ему положено — расти и цвести, а горшок в какой-то степени этим любоваться.
Обоим польза ведь, разве нет? Но женщина совершает одну и ту же ошибку из
раза в раз. Чимин даже как-то (в порыве настигнувших его сантиментов)
написал эту истину на жёлтом стикере, прикрепив магнитиком на старенький
холодильник. Бумажка по-прежнему висит нетронутая и, судя по всему,
непрочитанная. Потому что Чимин — школьник, что он вообще может понимать
во взрослых отношениях, да?
У каждого свои моральные принципы и установки. Кто-то бы противился, кто-то

осуждал, кто-то таил обиду, а Чимину вот всё равно. Он с самого начала знает,
что у неё ничего не выйдет, поэтому особо и не зацикливается, когда утром за
завтраком напротив него сидит, расслабленно попивая кофе, какой-то мудак в
сером костюме и галстуке с просто отвратительным пёстрым узором. Чаще всего
на морщинистых безымянных пальцах поблескивают обручальные кольца, но кто
Чимин такой, чтобы осуждать этих кретинов?
Чимину слишком легко отвлекаться в жизни от всего этого дерьма. В

окружающем его мире так много всякого шума. Поначалу, когда мать ушла от
отца, Чимин как-то пытался сосредоточиться на том, что действительно
казалось важным: взаимоотношения, семья, благополучие и хорошее
образование. Но всё это слишком сильно замаскированно теми же деньгами,
которые должны быть заработаны, потому что есть хочется каждый день, а весь
заработок матери уходит на квартплату. Ко всему прочему, качественные кисти,
карандаши, краски и бумага стоят очень недёшево. С этим ничего не
поделаешь, взгляд Чимина уведён в другую сторону, и он, даже не
155/224
сопротивляясь, потерялся. По началу искал ответы везде, не понимая, что вещи,
которые действительно важны, прямо перед ним. Этими вещами оказались как
раз таки книги, доставшиеся от бабушки, и умения в рисовании, которые он
успел у неё перенять. Перечитывая целые стопки, Чимин заметил, что книги
очень похожи на людей. Их обложки и страницы — это тело, а содержимое —
своего рода душа. Среди них так же могут быть пустоголовые красотки и тихони
с очень ярким внутренним миром.
Тэхён как-то в приступе не столь важной и большой обиды кинул в него своим
плюшевым пингвином и буркнул, что у Пака просто отвратительный характер.
Чимин не столько оскорбился, сколько ему стало интересно, почему Ким так
думает. Друг замялся, переминая в руках обратно закинутого пингвина, и начал
плести что-то про семью и воспитание, вызывая у Пака не что иное, как громкий
смех и покачивание головой от абсурда. Много кто ссылается на воспитание и
отсутствие «нормальной» семьи, но мало кто задумывается, что причиной
эксцентричному характеру Чимина служит… сам Чимин. Даже если бы он рос в
любви и заботе, то ничего особо и не изменилось бы. Никто не в силах
додуматься, что Чимин сам по своей натуре такой.
Касательно своей внешности Чимин никогда не задумывается, ему в равной

мере плевать на взъерошенные волосы и пятно от молока на чёрной футболке. В
детстве какие-то незнакомые тётки щипали его щёки и говорили о том, какой
же он «чудный милый ребёнок», но с возрастом изменилось всё: внешность,
интересы, желания, неизменными остались только воспоминания. Пак убеждён,
что в его лице нет ничего выдающегося, того, что действительно выделяло бы
его на фоне остальных, зато на все сто процентов виден характер.
Безразличие и хладнокровие стало присуще Чимину после смерти

единственного человека, которого он мог назвать своей семьёй — бабушки.
После случившегося в голове мальчика всё перевернулось вверх дном, и то, что
уходило с возрастом, восполнялось апатичностью и пофигизмом. Не то, чтобы
Чимин клал на всё и всех. Ему важно рисование и развитие. Ему не плевать на
то, сколько денег в его кармане. Он пробовал отношения и признаёт, что это был
неплохой опыт, который приблизил его к пониманию себя и своих желаний. Но в
то же время, например, вещи, которые приводят Тэхёна в визжащий восторг, не
вызывают в Чимине даже малейшего скачка на шкале с пометкой «эмоции». В
большинстве случаев ему неинтересно, скучно и заурядно.
Стоит признать, что раскрытый секрет новенькой ученицы послужил и, Пак

уверен, ещё послужит ему неплохой забавой на ближайшее время. В
большинстве случаев Чимин ничего не чувствует, и это приятно. Редко кому
позволяет коснуться себя и, по большей части, предпочитает это сладостное
одиночество. И рисование. Пак думает, что если когда-нибудь он не сможет
рисовать, то, наверное, просто умрёт. И он знает — чтобы нарисовать, к
примеру, горы или зонтик действительно хорошо, то нужно смотреть на это
каждый час. Каждый день в одном и том же месте, чтобы можно было понять,
как нужно работать в этом конкретном месте или с конкретной вещью. Именно
поэтому Чимин часто работает над одними и теми же сюжетами снова и снова и
снова, пять или даже восемь раз.
Пока Чимин стягивает с продрогшего тела мокрую толстовку, коробка на

письменном столе начинает шуршать, привлекая внимание хозяина комнаты.
— Ох, ё-моё, я же совсем о тебе забыл, — Чимин запрокидывает голову назад,

156/224
едва не начиная хныкать от собственной забывчивости.
Светловолосый встряхивает промокшую ткань толстовки, вешая на спинку

стула, чтобы просушить, прежде чем отправить в корзину для грязного белья.
Попутно расстёгивая на таких же промокших джинсах ширинку, Чимин
приоткрывает коробку, чтобы взглянуть на копошащуюся в ней ежиху.
— И за каким хреном я потратил на тебя свои последние деньги? — сам толком

не понимая, для чего, спрашивает Чимин и попутно переодевается в сухую
домашнюю одежду, пока животное наблюдает за ним из коробки с не очень
благоприятной аурой. Пак шикает с досадой, когда осознаёт, что пачка сигарет
в кармане отсырела и пойдёт, разве что, на удобрения комнатным растениям.
— Ты, наверное, голодная?
Чимин действительно понятия не имеет, для чего и зачем он приостановился,

проходя мимо небольшого зоомагазина пятничным вечером после похода в паб.
Ах, точно, у него развязался шнурок. По (не)счастливому стечению
обстоятельств Пак присел завязать его рядом со стеклянной витриной. Это
игольчатое создание смотрело на него «с другой стороны баррикады», сидя в
огромной просторной клетке. Чимин даже понять не успел, каким образом
оказался внутри под звонкий лай щенков и шипение змей. До закрытия
оставалось меньше пяти минут, а в кармане у Пака хватало только на саму
ежиху. Продавец буквально вытолкал его, толком не разъяснив, что едят ежи,
как за ними ухаживать и всё прочее.
Только сейчас, когда животное смотрит на него с ожиданием в чёрных глазах-

бусинах, Пак понимает, что не сможет ухаживать за этим существом, даже если
бы имел хоть какое-то желание. Мало того, что у него нет лишних денег на
клетку и корм, так ведь за любым животным, будь то собака или ёж, надо
ухаживать и проявлять слишком много заботы, совсем не присущей парню. У
Чимина нет ни времени, ни даже малейшей инициативы. Если кто и спросит у
Пака, для чего тогда он вообще купил ежа, то Чимин не ответит ничего, кроме
как «а чёрт его знает».
— Я думаю, что молоко тебе можно, так?
Чимин некоторое время наблюдает за тем, как ежиха поедает кусочек

вымоченной в молоке хлебной лепёшки.
— Думаю, завтра я возьму тебя с собой на работу, — подставив под подбородок

кулак, Пак хмыкает, когда взгляд ежихи устремляется в его сторону, но при
этом она не перестаёт поглощать пищу, издавая забавные звуки и иногда чихая,
когда крошки или молоко попадают в нос.
Чимин вторую неделю подрабатывает в службе доставки, в будни берёт

вечерние смены, а по выходным утренние. Это небольшие деньги, которые
копятся и уходят в основном на качественные художественные материалы, цены
на которые очень высокие. Последние пару месяцев Пак неплохо получает от
Сокджина за эскизы татуировок. Порой у него заказывают портреты люди,
которые даже сердечко карандашом на бумаге вывести не могут, да чего там,
сам карандаш держат, как палочки для еды. Поэтому щедро платят тому, кто
умеет и рисует их самих, их детей, родителей, друзей, возлюбленных. Чимину по
большей степени плевать, кого рисовать, потому что платят неплохо, толком не
осознавая, что Пак особо даже не старается. Довольно лёгкий заработок.
157/224
— Я не думаю, что мы с тобой уживёмся, — отмечает Чимин, решая прибрать на
письменном столе, когда ежиха начинает облизываться и кряхтеть, давая
понять, что она сыта. — Я застану Лу Тиен. Её смена кончается утром, но она не
откажет мне в одном маленьком одолжении. Если, конечно, не умрёт от
смущения. Я ей даже «привет» сказать не могу, потому что кажется, будто она
взорвётся. Ярче красного света на светофоре становится. Как она вообще в
доставке работает?
Животное не обращает никакого внимания на Чимина, наполовину сворачиваясь

в клубок и продолжая умываться. Пак снова наблюдает, всё же признавая, что
это выглядит довольно-таки забавно.
— Не надо строить из себя обиженную. Ты ведь сама прекрасно понимаешь, что

у нас с тобой ничего нормального не сложится, — тихо парирует светловолосый,
указательным пальцем рискнув дотронуться до иголок на боку, но ежиха никак
не реагирует на это, продолжая чесать и вылизывать свою жёсткую светлую
шерсть. — Прежде, чем тебя отнесут в другое место, тебе нужно дать имя?
Ежиха, навострив маленькие ушки на макушке, отвлекается от своего занятия,

но продолжает кряхтеть, лёжа на спине.
— Как насчёт, — Чимин задумывается, проводя рукой и убирая со лба пряди всё
ещё влажных волос, — Шарлиз Терон?
Пак спрашивает и ждёт реакции. Ежиха ощетинилась, перекатываясь в коробке

с одного бока на другой.
— Почему нет? Она очень сексуальная женщина. Пусть, как по мне, не очень
талантлива, но привлекательна, — заключает парень, хмыкая, когда ежиха
недовольно пыхтит и сворачивается в игольчатый комок. — Никогда не думал,
что дать кому-то имя так сложно. А ты та ещё привереда, а?
Светловолосый ещё некоторое время раздумывает, пытаясь вспомнить, какие в

последнее время смотрел фильмы и читал книги. Берёт на заметку имена
некоторых книжных героев, но ежиха не подаёт никаких знаков внимания, по-
прежнему оставаясь завёрнутой в клубок.
— Ладно, хорошо, ты не хочешь, — закатив глаза, Чимин кладёт голову на

сложенные руки и устало вздыхает. — А как звали ту актрису, которая играла
Джину Монтана в «лице со шрамом»? — Пак спрашивает, обращаясь к самому
себе и щёлкая пальцами в попытке вспомнить. — О, точно! Мэри Мастрантонио?
По счастливому стечению обстоятельств животное чихает внутри своего

убежища, и Чимин спокойно может отправиться в душ, принимая это за
согласие.
***
Уж чего-чего, а того, что в воскресенье утром он будет носиться по квартире с

какой-то тряпкой в руках, Юнги ну никак не мог предвидеть и ожидать. Он
проверил все углы в квартире, искал под диваном, под кроватями, за креслами.
Животное будто испарилось, но когда Мин, окончательно обессилев и
158/224
смирившись с этой «глобальной» потерей, плюхнулся на диван, розовый
влажный нос выглянул из-за большой фигурки Тоторо с зонтом в руках, стоящей
у телевизора. Юнги был против этой статуэтки, потому что у (по идее милого)
соседа Тоторо был слишком пугающий взгляд, но сестра, всей душой
влюблённая в это аниме, слишком пуленепробиваемая.
— Вот ты где, — слишком громко взвизгнул Юнги, подскакивая с дивана, отчего

животное испугалось и попыталось ускользнуть, роняя фигурку на пол.
Мин, применив своё умение быстрого реагирования, тканью, что оказалась

старой весенней курткой Юнджи, накрыл и схватил свернувшегося в клубок
ежа. Животное особо не сопротивлялось, видимо, ощущая всю тягость своей
вины.
— Ну наконец-то, — с неприкрытым ликованием выдал Юнги, глядя на

развалившуюся по частям фигурку соседа Тоторо, части которой разлетелись по
сторонам. — Я куплю ей менее пугающую, да?
Первым делом Мин отправил животное обратно в картонную обитель, игнорируя

слишком милое кряхтение, выражающее явственное возмущение. Звонок в
службу доставки был пустой тратой денег на балансе, потому что утренних
заказов на адрес Юнги не было. Это окончательно поставило его в тупик, а
шебуршание в коробке не давало покоя. Мин понятия не имеет, куда ему девать
это милое, но требующее большого внимания животное.
Быстро умывшись и переодевшись, он отправляется в ближайший зоомагазин,

где ему внятно объясняют, что не принимают животных, а продают. Не помогает
даже намёк на доплату: девушка лишь закатывает глаза и вымученно вздыхает,
в очередной раз повторяя: «извините, но это так не работает». Юнги ничего не
остаётся, как тяжело вздохнуть, глядя на подрагивающего от стрессового
состояния ежа, а потом с огромной тяжестью на душе вывернуть карманы и
потратить деньги, которые предназначались для нового скейта.
Мин покупает клетку среднего размера с небольшим лотком и кормушкой, корм

и по наставлению той же девушки-продавца — кукурузный кошачий
наполнитель, который отлично подходит и ежам, избавляя от запаха. Юнги с
внимательностью слушает о том, что клетку нужно убирать два раза в неделю,
если чаще — у животного может быть стресс. Но этот самый стресс начинает
испытывать сам Мин, когда девушка вычитывает ему десятиминутную лекцию о
том, как правильно ухаживать за животным. В итоге Юнги с унынием, но всё же
усваивает, что ёжик обыкновенной европейской породы и, на деле, вовсе не он,
а она.
Едва добравшись до квартиры с клеткой, коробкой и пакетом в руках, Мин

устало плюхается в кресло, зевая и осознавая, что провозился со всем этим до
обеда. Чуть позже Юнги, уподобившись ежихе и пыхтя, начинает обустраивать
клетку, лишь на секунду отвлекаясь на пиликающее уведомление телефона.
0081_43
её зовут Мэри Мастрантонио
***
159/224
— Это потрясающе, — восклицает женщина со светлыми русыми волосами,
завитыми в аккуратную причёску.
Чимин сидит за большим кухонным столом, апатично разглядывая шикарное

убранство чужого пентхауса в самом центре Сеула, пока женщина с
восхищением и упоительным восторгом разглядывает собственный портрет. Её
жильё, подаренное или снятое, наверняка, каким-то состоятельным любовником,
напоминает Чимину квартиру из рекламного буклета по продаже недвижимости.
Безупречно и безжизненно. А ещё пахнет просто отвратительным освежителем
воздуха с нотами мускуса.
— Сколько с меня? — наконец упившись самолюбованием (а Чимин уверен, что

она любуется не его рисунком, а своим собственным изображением), женщина
приподнимается с места.
— Двадцать пять тысяч вон за работу. Плюс доставка полторы тысячи, — быстро
проговаривает Пак, не спеша подниматься с места. Пусть он и не очень любит
буржуйский образ жизни, но не отрицает, что находиться в таком месте
довольно-таки приятно.
— Я дам тебе тридцать, потому что очень довольна работой, — заключает

женщина, возвращаясь в столовую с кожаным чёрным кошельком какого-то
дорогого бренда в руках. — Я могу угостить тебя кофе?
У Чимина прописано её имя и телефон в маленьком блокноте на ряду с десятком

других (в основном женских) имён заказчиков. Чимин не очень хочет прилагать
усилия и запускать мыслительный процесс, чтобы вспомнить имя именно этой
мадам, когда пожимает плечами:
— Не пью кофе.
— Чай? — женщина, доставая из кошелька деньги, стреляет глазами в Чимина и

чуть прикусывает край губы, выкрашенной бордовой помадой.
Нет, Чимин, конечно, признаёт, что ничего против опытных партнёров, которые
старше него, не имеет, но не до такой же степени. Конечно, женщина выглядит
довольно привлекательно в бежевом платье, обтягивающем тонкую стройную
фигуру, словно вторая кожа. Тело подтянутое и стройное, это говорит о том, что
она следит за собой и, вероятно, регулярно бегает по утрам. На вид ей около
тридцати, плюс-минус пару лет. Попытки скрыть возрастные дефекты кожи
косметикой трансформируются в слишком тяжёлый макияж, который наоборот
прибавляет ей пару-тройку лет. А «кофе или чай» — это ничто иное, как немой
крик о помощи из трясины, которая зовётся кризисом среднего возраста.
Или же Чимин просто не в настроении заниматься сексом с тридцатилетней

бабой.
— Заманчиво, но я тороплюсь, — с присущей ему апатией произносит парень,

поднимаясь на ноги и забирая из наманикюренных пальчиков протягиваемые
купюры.
— Я, скорее всего, в ближайшее время свяжусь с тобой, чтобы сделать ещё один
заказ, — с приторной обольстительностью в голосе произносит женщина,
провожая Пака до двери.
160/224
— Окей.
Чимин понимает, что его порядком подташнивает от мускусного запаха чужой

квартиры, когда свежий воздух улицы проникает в лёгкие. Он добирается домой
на троллейбусе, где не такая сильная давка после обеда. Стоя у поручня, Пак
вспоминает, что ему писала Лу Тиен, которую он просил об одолжении.
Коротким сообщением девушка сообщила ещё утром, что выполнила его просьбу
и занесла коробку по указанному адресу. Чуть пошатнувшись и покрепче
взявшись за поручень, Чимин смотрит на циферблат часов, решая, наконец,
раскрыть себя. Он уже понял, что Юнги не отличается особым умом и вряд ли
догадался, поэтому Паку совсем немного боязливо за Мэри Мастрантонио.
0081_43
её зовут Мэри Мастрантонио
Чимин одним кликом отправляет сообщение, некоторое время прикусывая

проколотый кончик языка и наблюдая за флиртующими друг с другом
девушками на другом конце троллейбуса. Сообщение помечается, как
прочитанное, но, видимо, собеседник в ступоре, потому что карандашик то
появляется, то вновь исчезает, что, несомненно, забавляет Пака похлеще
стендапов Джорджа Карлина. Он даже на секунду представил, что Юнги, скорее
всего, похож на рыбу, потому что открывает и закрывает от недоумения рот.
min.yoonji09
что?
Чимин хмыкает, в очередной раз поражаясь отсутствию даже намёка на какую-

либо проницательность у этого парня. Масштабы тугодумия весьма обширны.
0081_43
так зовут ежиху
min.yoonji09
я понял это, Боже
просто ты назвал ежиху Мэри Мастрантонио
0081_43
да, и что?
min.yoonji09
ничего
Чимин смотрит на треснувший сбоку экран телефона и усмехается, потому что

карандаш снова то появляется, то исчезает.
min.yoonji09
я ещё не слышал более
дурацкой клички для животного
0081_43
о, поверь, их тысячи,
Мэри Мастрантонио не самый
худший вариант
161/224
Ответ не приходит, давая понять, что собеседник, наверное, согласен с этим,
потому что, как известно: молчание — знак согласия.
***
Решительность, которая плещется в глазах Чонгука, заставляет Чимина

замереть и не жевать секундой назад откушенный пончик с клубничным
повидлом. Брюнет прищуривается и въедается тупорылым взглядом в лицо
Пака, на котором, к слову, ещё не до конца затянулись ссадины после прошлого
раза. Поэтому Чимин сразу напрягается, но продолжает жевать.
— Круто тебе, наверное, одному сидеть? — бурчит Чонгук, напрягая и

демонстрируя свои острые скулы.
— Предел всех мечтаний, — пожимает Чимин плечами, салфеткой вытирая

испачканный в повидле уголок рта. — Хер ли тебе надо?
— Тэхён всё ещё грезит о том, что вы помиритесь и всё будет, как прежде, —
тараторит Чон, а решительность в его взгляде немного сходит на нет. — Но я
уверен, что этого никогда не случится.
— Надо же, Чонгук-и, у тебя что, появилось своё мнение? Какие кардинальные
изменения, — хмыкает Чимин, откупоривая крышку на коробочке с молоком.
— Знаешь, о чём ещё грезит Тэхён?
— Хватит, — брюнет почти скулит и стыдливо озирается по сторонам, когда

Чимин складывает губы буквой «о» и надавливает языком на щёку изнутри,
заканчивая сложенной в ту же букву ладонью, которая изображает скольжение
в такт с давящим на щеку языком. Щёки Чонгука заливаются стыдливым
красным цветом, а Пак с интонацией поэта продолжает: — Ты в состоянии
искоренить его страдания и успокоить душу.
— Чимин, блять, завязывай уже с этой комедией, — парень резко поднимает

голову, хмурясь, а Пак закатывает глаза на враждебную интонацию в его
голосе. — Хватит показывать нам, какой ты подонок. Мы и так поняли это.
— Тогда вернёмся к началу: хер ли надо? — взгляд Чимина снова наполняется

скукой и как-то потухает, потому что весь интерес в желании глумиться как
рукой снимает.
— Я хотел рассказать тебе кое-что исключительно по старой дружбе, — как-то

продолговато и задумчиво произносит Чонгук, начиная неловко теребить рукав
своего тёмно-синего пиджака. — Но уже не уверен, что правда хочу.
— Интересно, — Пак прищуривается, чуть приподнимаясь, опуская голову ближе

к собеседнику и опираясь на локти. — Касательно чего?
— Касательно Юнджи, — бурчит Чонгук, снова уставившись в столешницу и

своим ответом зажигая в Чимине очередную искру интереса. Или фитиль бомбы.
— Сейчас мне кажется, что всё произошедшее было пиздец как бессмысленно,
потому она не совсем та, за кого…
162/224
— Слушай, — если бы Чон смотрел в глаза своему бывшему другу, то, наверняка,
заметил бы, как они вспыхнули синим пламенем. — Сегодня же понедельник? У
тебя есть тренировка?
— Д-да, — окончательно впадая в глубокий ступор, брюнет хмурится в

недоумении.
— Я после занятий отсиживаю наказание в кабинете литературы, — чуть

отпивая из коробочки, Чимин слизывает белую полоску молока на верхней губе и
приподнимается, хватая поднос с недоеденным обедом. — Ты можешь зайти за
мной после тренировки?
— А, а-ага, — всё ещё не оклемавшись, Чонгук не замечает, как остаётся один и

хлопает глазами, глядя вслед отдаляющемуся бывшему другу.
***
Юнги понимает, что уже начинает клевать носом, когда, наконец-то, звенит
звонок, означающий окончание этого ада в виде бесконечной переписи одного и
того же пункта устава. Хорошо, он согласен с тем, что в этой школе умеют
подбирать наказания с изобретательностью. Переписывать одно и то же вторую
неделю — это как блуждать от одного круга Ада к другому.
Он встряхивает уставшей держать ручку ладонью и хрустит затёкшей шеей,

пока такие же мученики вокруг него уже пособирали свои вещи и убежали.
Преподаватель, по лицу которого можно было понять, что он так же не горит
особым энтузиазмом просиживать пятую точку, наблюдая за сонными
учениками, царапающими на бумаге один и тот же текст. Именно поэтому
преподаватель является одним из первых, кто сматывается.
Зевая, Юнги осматривает класс и цепляет взглядом только Чимина, который

заталкивает свой блокнот в портфель. Бесшумно вздохнув, старший жалеет, что
позволил своим друзьям уйти, не дождавшись его, потому что желание
заговорить с Паком переполняет его, как вода тающий на снегу след. Он всё же
борется с этим, поднимаясь и быстро скидывая свои принадлежности в сумку.
Когда Юнги ликует, закидывает ремень на плечо и спешит к выходу, все его
надежды на спокойное сердцебиение и внятные мысли рушатся.
— Постой, — кидает Чимин ему в спину и двигается прямо по пятам,

перемещаясь между рядами парт.
Юнги понимает, что сердце под бюстгальтером с силиконовыми хреновинами

стучит, как заведённый мотор. Но зачем-то он тормозит у стола преподавателя,
потому что всё же любопытство даёт о себе знать.
— Ты хочешь обсудить время, когда сможешь прийти и забрать Мэри

Мастрантонио, которую чёрт знает, для чего мне подсунул? — с то ли надеждой,
то ли иронией спрашивает Юнги, разворачиваясь и обнаруживая, что Чимин
размеренно ходит между рядами, приближаясь. — Или обсудить сроки, в
течение которых ты возместишь мне затраты на клетку, корм и кукурузный,
мать его, наполнитель?
— Не совсем, — хмыкает Чимин, оказываясь всё ближе и кидая свой рюкзак на

163/224
первую парту.
— Тогда я не вижу причин задерживаться, — пожимает Юнги плечами, но

продолжает стоять на месте окаменевшей статуей, потому что Пак смотрит ему
прямо в глаза и, блять, так, словно хочет сожрать.
— Я знаю, что ты не хочешь спешить с проявлением своих желаний, —

приглушённым хриплым голосом произносит Чимин, пуская по коже Юнги
табуны мурашек и останавливаясь в метре, опустив руки в карманы серых брюк.
— Но так, просто… Чтобы ты знал. Когда я вижу каёмку чулок, выглядывающую
из-под твоей юбки, я делаю всё возможное, чтобы не сорваться.
— Я тоже, — сам того от себя не ожидая, мямлит Мин. — Наши родители

гордились бы нами, да? — дрожащим голосом отвечает Юнги, понимая, что едва
держится на ватных ногах.
Колени нещадно подкашиваются, кровь шумит в ушах, а сознание сужается.

Чимин вдруг оказывается совсем-совсем близко, но не касается. Просто держит
руки в карманах и стоит настолько близко, что Юнги может почувствовать
чужое тёплое дыхание на своих губах — и чувствует. Этот чиминов адреналин
проникает в организм воздушно-капельным путём и оскверняет все
внутренности. Это заставляет его чуть попятиться назад и упереться ягодицами
в стол преподавателя.
— Тогда скажи мне, — окончательно туманя сознание Юнги своим взглядом,

произносит Чимин.
— Что сказать? — на выдохе отзывается старший. Ему блядски мало воздуха в

этом пиджаке и блузке. В этом кабинете. В этой жизни.
— Если бы мы вдруг, так, чисто теоретически, — Пак переводит взгляд на чужие

полураскрытые губы, а затем обратно в глаза, — сорвали бы с себя эту
школьную форму и предались удовлетворению, — он опускает брови,
задумываясь, а Юнги, кажется, вовсе перестаёт дышать, — своих
физиологических потребностей в безграничном…
— Сексуальном угаре? — почти шепчет Мин, роняя сумку на пол и невольно чуть
подаваясь вперёд, едва уловимо мажет своими губами по чиминовым.
— Хорошо сказано, — усмехается Пак.
— То что?
— Кто бы нас в этом упрекнул? — почти шепчет Чимин, вытаскивая руки из

карманов и плавно пуская их по миновым бёдрам.
— Кто бы судил нас? — дрожа всем телом от столь вязких прикосновений,

шепчет старший.
— Кто бы узнал?
Юнги чувствует, как рот Чимина всасывает его нижнюю губу, именно на этом
моменте грани его здравомыслия и сознания размываются, а когда парень чуть
приподнимает худощавое тело за талию и резко усаживает на учительский
164/224
стол — пропадают вовсе. Мин, сам того не осознавая, разводит ноги, позволяя
светловолосому расположиться между ними и вжаться пахом прямо во вставший
член. От тесного и чувствительного соприкосновения Мин почти скулит, как
подбитая собака, ёрзает, хватаясь трясущимися ладонями за плечи школьника, и
отвечает на поцелуй, податливо раскрывая губы навстречу чиминову
проколотому языку. Когда он чувствует, как металлический шарик на чужом
мокром языке скользит по нёбу, то понимает, что пропал окончательно.
Очертания кабинета литературы плывут и смазываются, а лицо напротив видно

так чётко, будто бегунок на фильтре резкости переместили на сто процентов.
Температура собственного тела, кажется, накалена до предела, щёки горят
огнём, на котором можно поджаривать чёртов бекон. Юнги понимает, что Чимин
видит в разлитой патоке его глаз невысказанное вслух разрешение делать всё,
что его поганой душонке заблагорассудится. И удачно этим пользуется, пуская
свои холодные ладони по миновым ногам, задирая юбку и обнажая бледную
кожу над каёмкой чулок. Старший под этими прикосновениями крупно
вздрагивает, покрываясь мурашками с головы до пяток. Пак скользит губами по
коже шеи, что не скрыта бинтами, вылизывая её так, будто от этого зависит
собственная жизнь, и ещё плотнее вжимается шикарными бёдрами между худых
ног.
Упуская громкий выдох, который будто растворяется в жаре размазанным

маревом, Юнги откидывает назад голову, закрывая глаза и осознавая, что тела
находятся максимально плотно, но хочется ещё ближе. Ему хочется впитать в
себя всего Чимина, словно губкой. Пак клеймит своими губами бледную кожу
шеи, а Юнги подрагивающими пальцами ищет его затылок и волосы, в глубине и
мягкости которых хочется утопиться. У Пака в серых глазах что-то такое тёмное,
почти чёрное и безумное, что старший тонет, практически захлёбывается,
потому что ебаного дна там просто нет, нет берегов, и Юнги, который в детстве
ходил на плаванье, понимает, что плавать-то не умеет совсем.
В совершенно поехавшую голову Мина приходит запоздалое осознание того, что

они вообще творят. Что он творит. Что Чимин практически разложил его на
столе преподавателя в кабинете литературы, при этом даже глазом не моргнув.
Втянул обоих во что-то настолько безумное и опасное, что если их застанут —
оба вылетят вы-отчислены-пулей. Но в то же время Чимин прикусывает шею
Юнги, отчего у него искры возбуждения летят из глаз, одновременно с этим он
распахивает их и с опаской смотрит на незапертую дверь. Тогда колотящееся в
безумном ритме сердце бухается куда-то в пятки, а тело застывает. Мин
замирает, но уже не оттого, что Чимин сминает под юбкой его ягодицы, а
оттого, что просунутая в приоткрытую дверь голова Чонгука зависает на
несколько секунд, когда брюнет застаёт это зрелище с немым шоком на лице.
Юнги моргает и не успевает оклематься, как чёрная макушка Чона пропадает из

размазанного поля зрения.
— Ты же в курсе, что Чонгук стоит за дверью? — шепчет Юнги в ухо Чимина,

ожидая какой-нибудь цепной реакции и пытаясь свести колени. Он ожидал чего
угодно, но точно не этого.
— Разве это не заводит? — лепечет Пак в шею, заставляя всё миново тело
содрогнуться от мерзкого осознания, которое проходится по коже липкими
неприятными волнами.
165/224
— Ты сделал это специально, — мямлит Юнги свои мысли вслух, широко
распахивая глаза и упираясь в плечи светловолосого. — Ты, что…
— Да брось, совсем не умеешь веселиться? — уголок губ Пака медленно ползёт

вверх, а Мин борется с невыносимым желанием замахнуться и вмазать по ним со
всей силы.
— Урод, — шипит Юнги, резко надавливая на чужие плечи и буквально отдирая

себя от чиминова тела. — Не приближайся ко мне.
— Какие мы чувствительные. А мне показалось, что у тебя там всё-таки член, —

прикусывая губу, Чимин чуть отступает назад.
— Захлопни свой ебливый рот, — голос от ярости и обиды срывается на хрип,

когда Юнги встаёт на всё ещё подрагивающие ватные ноги, опуская задранную
юбку.
Мин понимает, что вспышка гнева и вкус собственного унижения застилают его
глаза, и если прямо сейчас он не уйдёт, то точно врежет Чимину. И не раз. Всё
ещё пытаясь осознать масштабы собственной наивности и тупости, Юнги быстро
поправляет одежду под прямым взглядом Пака. Он вдруг вспоминает, почему
прежние вспышки злости в сторону этого мудака были столь необходимы. Они
нужны были, чтобы сопротивляться всем ударам наивности. Только гнев на
Чимина давал ему силы противостоять собственным желаниям.
Скрипя зубами, Мин хватает с пола сумку и на всех парах летит к двери, не
боясь столкнуться с охуевшим Чонгуком.
— До завтра? — врезается в спину острой стрелой.
— Пошёл к чёрту.
166/224
Примечание к части йо, привет, ребята-боннята
простите за задержку, был небольшой творческий кризис
в следующей главе будет много эротики, потому что я так хочу

и нет, работа не скатится в пвп, не волнуйтесь
кто ещё не в паблике, тот какашка

18. Месть — это блюдо, которое подают с соджу.
— Какой же ты долбоёб, Юнги-хён, — качает головой Намджун, запивая

свои слова принесённым Хосоком пивом и откидываясь на спинку дивана.
Парень разминает шею, ожидая ответа старшего, но Юнги лишь забивается в
другой край дивана и по-партизански молчит, поэтому Джун продолжает: — Я
так и не понял, зачем он тебе выслал ежа с доставкой. Ещё бы по почте
отправил, ей-Богу.
— Ежиху, — с негодованием пробурчал залитый краской смущения Юнги, пряча

лицо и пытаясь избежать осуждения в глазах друзей.
— Ничему жизнь тебя не учит, хён, — хмыкнул появившийся из дверного проёма

кухни Хосок. Он поставил на кофейный столик миску с чипсами и плюхнулся в
кресло, попутно открывая банку с пивом.
Для Юнги было жизненно необходимо заполнить вечер вторника пивом и

«нетфликсом», а также Хосоком и Намджуном. Суть была вовсе не в том, чтобы
бороться со своей ущербностью и злостью, а в том, чтобы сесть рядом и
поговорить с кем-то. Как только поделишься тем, что тебя беспокоит, появится
надежда и, возможно, решение проблемы замаячит на горизонте. Недолго
думая, Юнги рассказал о вчерашнем «конфузе» друзьям, ожидая их реакции.
Хосок, явно догадывающийся о миновой связи с Чимином ещё до этого, особо не
удивился, а лишь фыркнул себе под нос: «так и знал». Но Джун явно был
недоволен таким раскладом.
— Мало того, что ты с Чонгуком не разобрался, так добавил себе очередную,

блять, проблему, — приложив руку к лицу, вымученно простонал Намджун.
— Сколько тебе лет, хён?
— Хватит нагнетать, это же моя работа, а? — подбадривающим весёлым тоном

ответил Хосок, сидя в кресле и складывая ноги в позу лотоса, затем негромко
рыгнул, вызывая скорченные выражения лиц у друзей, и вытер с верхней губы
пенку. — Ваш голубой конфуз произошёл вчера? А сегодня что?
— Ничего, — пожал плечами Юнги, задумываясь. — Чонгук только снова пялится

на меня, как делал это раньше. Думаю, мне опять надо припугнуть его.
— Этот парень страдает больше всех, — возмутился Хосок. — У него уже

паранойя, наверное.
— Тебе какое до него дело вообще? — сощурился Джун, отпивая из банки.
— Никакого, просто представил себя на его месте, — Хосок чуть приподнял руку,
167/224
с обвинением тыкая пальцем в Юнги, сидящего в углу дивана в той же позе и
пытающегося натянуть на себя ни в чём не повинный вид. — Если бы я втюрился
в девчонку, потом узнал, что она, — Хосок обвёл тело Юнги пальцем с ног до
головы, будто указывал на ошибку в уравнении, — парень, носящий женские
тряпки, а потом ещё застукал сосущимся со своим лучшим другом на столе
учителя, у меня бы крыша уже поехала. А Чонгук — молодец, держится.
Кремень.
— Он собирает марки, мать твою, о чём ты вообще? — скорчился Намджун в

гримасе недоумения. — И они с Паком, вроде как, уже не друзья.
— Дело не в Чонгуке, — помяв в руке полупустую банку, произнёс Юнги

задумчиво. — Мне просто тошно от того, что я сделал. Повёлся на какого-то
школьника, подставляя себя и, что намного важнее, сестру. Полная
бесхарактерность.
— Сексуальное влечение и характер не имеют ничего общего, хён, — заверил

Намджун уже более снисходительным тоном. — Ты можешь переспать с ним и
успокоиться, либо продолжать подвергать всё риску, когда Юнджи вернётся
уже через пару недель.
— Ла-ла-ла, я ничего не слышал о гейском трахе, — закрывая уши ладонями и

зажмуриваясь, запричитал Хосок. — Ла-ла-ла, мы говорим о грязных ногах или
конных бегах, но не про гейский трах. Ла-ла…
— Придурок, — закатил глаза Джун, переводя всё своё внимание на старшего.

Юнги тем временем задумался, пытаясь найти ответы у своего внутреннего
голоса. — Не путай свой характер со своим отношением, Юнги-хён. Твой
характер зависит от тебя самого, а вот отношение — от поведения Пака. Тебя
настолько сильно тащит от мерзавцев, что ты сам этого не замечаешь.
— Нет, — слишком уж резко мотнул головой Мин, вызывая у младшего лишь

усмешку. — То есть… Есть в нём что-то, что меня цепляет. Я ещё не разобрался в
этом.
— А тебе не кажется, что ты выдумал это «что-то», ведь толком не знаешь Пака?
— Джун приложил край банки к губам и внимательно начал разглядывать
напряжённого Юнги, а сам Мин понял, почему Ким хочет поступить на
факультет психологии. У него неплохо получается, этот парень рождён стать
специалистом, а не разносчиком пиццы.
— Нет, я не собираюсь с ним спать. Это только усугубит всё в разы, — застревая
где-то в дебрях своих мыслей, произнёс Мин и отпил из банки. Хосок продолжал
закрывать уши руками и напевать песню Элвиса Пресли, вызывая очередное
желание приложить ладонь к лицу.
— Ты сам в свои слова не веришь, хён, — с досадой покачал младший головой.

— За всё время нашей дружбы я понял, что ты — тот вид мотылька-мазохиста.
Летишь на огонь, обжигаешь крылья, и, вроде, всё уже. Пора бы завязать, но ты
вспоминаешь, что ведь можно к этому огню ещё ползти.
— Это не так, — с возмущением насупился Юнги, нервно одёргивая майку. — Я

знаю, когда остановиться.
168/224
— Вспомни Вонхо, — младший начал загибать пальцы на свободной руке,
уставившись на потолочную плитку с попыткой вспомнить имена всех бывших
старшего. — Кем он был? Дилером?
— Перекупщиком, — буркнул Юнги, пряча глаза.
— А как звали ту девчонку? Дуонг? Она, кажется, любила, когда её избивали до

полусмерти?
— Это было всего лишь лёгкое увлечение БДСМ, не более.
— А потом была Чау, которая слегка употребляла героин, да? — хмыкнул

младший, отпивая из банки. — Лёгкое увлечение тяжёлыми наркотиками,
подумаешь.
— Я не знал об этом, окей? — раздражённо проговорил Юнги, медленно вскипая.

— Прекращай.
— Да у меня и пальцев не хватит. Просто признай, что ты — хаосозависимый,

тебя тянет к таким подонкам, как Чимин, — с непринуждённой лёгкостью
заключил младший и, довольный собой, пнул Хосока, чтобы тот прекратил
маяться дурью.
— Ты сам сказал, что осталась пара недель. Это не так много, как кажется, —
пытаясь отделаться от липких воспоминаний, проговорил Мин.
Проблема только в том, что Юнги не верит ни в свои силы, ни в свои собственные
слова. А Намджун в девяносто пяти процентах случаев всегда оказывается прав.
***
— Меня твоя мама впустила.
— Проваливай, — Пак пытается захлопнуть дверь комнаты перед носом

брюнета, но тот явно имеет преимущество в своей физической составляющей,
поэтому попытки избежать скучной тягомотины проваливаются.
— Чимин, блять, — толкая дверь на Пака, шипит Чонгук.
Чимин, вздохнув, отпускает дверь и позволяет ей открыться, впуская Чонгука в

свою прохладную мрачную комнату. Чон и Тэхён часто приходили и зависали у
него, но, несмотря на это, снова видеть Чонгука в стенах своей комнаты было
странно. Чимин хотел бы стереть его, как лишний штрих на бумаге. Только
когда он на самом деле распробовал одиночество, то понял, какими сухими и
ненужными были отношения с друзьями, как засохшие листья или старые,
вышедшие из обращения ржавые монеты.
Говорить что-то не имеет никакого смысла, потому что Чонгук просто заебал. И
он прекрасно об этом знает, но твердолобость, заложенная в его ДНК, не даст
Чимину спокойно жить. Пак это понимает и решает не тратить нервы, молча
усаживаясь за мольберт, на котором он подготавливал фон для будущего
портрета. Чимин получит за него неплохую сумму.
169/224
— Я всё думал и думал, зачем ты устроил это вчера, — спустя несколько минут
густого молчания начал Чонгук, разглядывая художественные принадлежности
на столе, хотя миллион раз уже рассматривал их. — Но искать смысл в твоих
мразотных поступках — всё равно, что искать иголку в стоге сена.
— Ты знаешь, что существует такая вещь, как мобильный телефон, по которому

ты мог позвонить и произнести эти никому не нужные слова? — Чимин сделал
паузу, с нахмуренными бровями внимательно оглядывая полотно. — Или ты мог
подойти сегодня в школе, — не отвлекаясь от своего дела, Пак вытер
испачканную руку о домашнюю серую футболку и, сосредоточившись, взял кисть
в зубы, в одной руке держа палитру с тремя смешиваемыми цветами, а второй —
выискивая ещё одну кисть другого размера на столе сбоку. — Неужели ты так
сильно хочешь меня видеть?
— Я удалил твой номер, — как-то не очень убедительно проговорил Чонгук,

усаживаясь на узкую чиминову кровать и опуская руки в карманы чёрно-
зелёного бомбера. — А в школе я, помнится, подходил вчера. Что-то не очень
понравились последствия.
— А мне понравились, было весело, — всё ещё не отрываясь от своего занятия,

Чимин начал внимательно рассматривать полотно, будто что-то ища, затем
продолжил вырисовывать фон широкой кистью. Чон тем временем засмотрелся
на это, не издавая ни звука.
— Пришёл просто посмотреть?
— А, нет. Я… Это… — очнувшись, замялся парень. — Мне нужно знать, кто это, —
заговорил Чонгук и опустил глаза, а щёки его в одно мгновенье покраснели.
— То есть… Ну… Ты понял.
Чимин, расслышав нотки неуверенности и смущения в звучании чужого голоса,

понял, что запахло жареным. Он провернулся на крутящемся стуле без спинки и
сощурился, давая Чонгуку знак, что ему стоит продолжить говорить.
— Этот парень, что притворяется Юнджи, — незаметно вздохнув и подняв на

бывшего друга глаза, парировал Чонгук. — Как давно ты знаешь, что он… Эм…
— Парень? — опустив проколотую бровь, договорил Пак за брюнета.
— Угу, — Чонгук покачал головой, отчего-то сжимая руки в кулаки. Вероятно, от

неуверенности в своём неловком виде. В таком амплуа Чона можно было застать
крайне редко.
— А тебе какая разница? — уголок губ Пака пополз вверх, и он усмехнулся,

разворачиваясь обратно к мольберту. — Тебя не останавливает то, что под
юбкой предмета твоего воздыхания совсем не то, что должно было быть?
— Нет, Чимин-а, — Чон в одно мгновенье стал серьёзным, а румянец с его щёк
начал отступать, выражение лица из смущённого перетекало в осуждающее. Он
поправил чёлку, чтобы не лезла в глаза, и продолжил говорить: — Мне просто
важно, знал ли ты об этом с самого начала. С того начала, когда мы называли
друг друга друзьями.
— А что, если и так? — хмыкнул Чимин, разрабатывая в голове все возможные

170/224
исходы этого разговора. Он не хочет в очередной раз драться, да ещё и в своей
скромной обители, где и так не очень много мебели.
— Тогда я спрошу, зачем ты притворялся другом всё это время? — голос Чонгука
начал звучать подавленно, но в Паке это не вызвало ничего, кроме очередного
приступа тошноты. — Зачем надо было разыгрывать спектакль, зная, что
причина этого всего даже девушкой, блять, не является? Нельзя было просто
сказать, что не хочешь быть друзьями?
— Зачем? Разве всё обернулось не максимально чудненько? — пожал Чимин

плечами так, будто уронил шарик мороженного на тротуар и смирился с этим.
— Если бы я поделился догадками о новой ученице ещё тогда, то мы бы не
увидели, какой ты самовлюблённый нарцисс, который не может пережить отказ
девушки и готов слепо избить друга, чтобы самореализоваться?
— Речь сейчас не обо мне, — уже в более грубой форме возразил брюнет.
— Хорошо, если не о тебе, то о Тэхёне? — Чимин обернулся через плечо, глядя

пустым взглядом в лицо Чонгука. — Он миллион раз поступал легкомысленно:
бросал в клубе, лизался с первым встречным-поперечным, я даже привык в
какой-то степени. Но, признаться честно, то, что он выкинул в тот, последний
раз, зацепило меня за самое живое, — Пак театрально приложил руку к груди и
наигранно шмыгнул. — Но из вас двоих получается отличная супер-залупер-
команда.
— Да ты себя вообще видел? — Чонгук прищурился с отвращением. — Прежде

чем тыкать нас в наше собственное дерьмо, ты взгляни на себя. Возомнил из
себя чёрт знает кого, указываешь людям на их недостатки и оплошности, но за
собой ничего не видишь.
— Кто-то отрастил яйца, а, Чонгук-и? — усмехнулся Чимин, отворачиваясь и едва

сдерживая улыбку. Чужие эмоции — это весело, Пак замечал за собой, что будто
подпитывается ими из раза в раз.
— Хорошо, раз так хочешь, то давай поставим точку в этой истории. Пусть наши
пути лучше разойдутся, — Чон поднялся с кровати, одёргивая бомбер и с
разочарованием качая головой. — Это безнадежно и было обречено на провал с
самого начала.
— Неужели до тебя, наконец, дошло это? — Пак медленно отложил палитру и

кисти на стол, прокручиваясь на стуле и давая волю улыбке. — Сколько раз тебе
ещё нужно припереться ко мне домой и понять, что мне нет никакого дела ни до
тебя, ни до Тэхёна, ни до вашей блядской дружбы?
— Ты можешь продолжать быть сволочью и вести себя по-свински с людьми,

которым ты некогда был дорог, — Чонгук сделал пару шагов к двери комнаты с
таким выражением лица, будто перевернул последнюю страницу книги, которую
читал на протяжении пары месяцев. — В итоге ты останешься один, что,
собственно, уже практически произошло. Просто знай, когда начнёшь от
одиночества на стену лезть — моя дверь и тем более дверь Тэхёна закрыты для
тебя.
— Ты и Тэхён — не единственные люди на планете Земля. Помимо вас есть ещё

как минимум семь миллиардов человек, — хмыкнул Пак. — Но хорошо, я учту, —
171/224
с полуулыбкой на лице покачал он головой, а в ответ лишь лёгкий хлопок двери.
Как бальзам на душу.
Чимину очень нравится его одиночество. Ему нравится его личное пространство
и нравится, когда его оставляют в покое, поэтому ближайшее время он
продолжает работать над портретом в умиротворённом спокойствии. Вскоре, в
очередной раз прерываясь на то, чтобы покурить, Чимин обнаруживает, что из
пачки на него смотрит последняя сигарета. Шея затекает, а глаза устают,
поэтому он решает на сегодня закончить и, разминая мышцы, быстро
переодевается в чистую футболку, кожаную куртку и светлые джинсы, чтобы
отправиться в ближайший магазин.
— Чимин, — со стороны кухни доносится голос женщины, готовящей что-то

острое, о чём говорит специфичный запах. — Куда ты?
— По делам. Скоро вернусь, — неохотно отвечает Пак, прикрывая за собой

обветшалую деревянную дверь одноэтажного дома.
На улице к вечеру с каждым днём холодает всё сильнее, поэтому Чимин быстро
подкуривает последнюю сигарету, застёгивает куртку и суёт руки в карманы,
заодно проверяя, взял ли с собой деньги. Он быстро доходит до магазинчика за
углом, настолько быстро, что приходится постоять на улице, чтобы докурить.
Пак покупает пачку сигарет и арбузные леденцы, решая ещё немного
прогуляться, потому что уснуть ближайшее время вряд ли получится.
Чимин, бродя по улицам, замечает на остановке парочку. Девушка утыкается

носом в шею парня, закинув ноги, облачённые в сетчатые колготки, ему на
колени. В голове, словно по щелчку пальцев, всплывает разозлённый образ
Юнги, глаза которого горят пламенем ярости и отвращения. Чимин усмехается,
пиная какой-то камешек носком кеда. Этот парень действительно выглядит
забавно, когда злится. Вена на его шее вздувается и пульсирует, ноздри
расширяются, а лицо краснеет и перекашивается. В хрупком девчачьем образе
это выглядит ещё более забавно, чем когда он чего-то смущается и заливается
пунцовым цветом.
Весь день в школе Мин даже не смотрел на него, хотя до этого не сводил глаз.
Чимину становится слишком интересно, почему реакция именно такая. Почему
Юнги разозлился до такой степени, что теперь готов избегать любого
пересечения. Пак, конечно, допускает, что этот тугодум втюрился в него, потому
что даже слепо-глухо-немой заметил бы, как старший засматривается на
Чимина. Кажется, это заметили все вокруг, и если бы сам Пак не подметил, то
оказался бы конченным придурком, которому нужно сходить на приём к
окулисту.
Вопрос в другом: как Чимин относится к этому? Наверное, никак. Ничего внутри
не происходит, когда девчонки просят прийти его за трибуны стадиона и,
накручивая прядку нежных волос на наманикюренный пальчик, признаются в
симпатии. Чимину почему-то становится забавно слышать одну фразу из раза в
раз: «все говорят, что ты плохой, но я так не думаю, оппа». На вопрос «почему?»
они начинают лишь мяться и переводят тему. А Пак в состоянии ответить сам.
Во-первых, у него симпатичное лицо.
Во-вторых, — неплохое тело.
В-третьих, — таинственная аура «плохого», которая притягивает романтичных
наивных барышень.
172/224
Чтобы понравиться такому типу девушек не надо особо напрягаться. Это даже
нельзя назвать чем-то весёлым, не то, что вызвать этим какие-то отголоски
чего-то похожего на эмоции внутри Чимина. Всё это тонет в мрачном
равнодушии.
Юнги со своим взглядом и смущённым видом очень походит на одну из таких

девчонок. Весь интерес лишь в одном «но»: Юнги — не девчонка. А вот это уже
отметает равнодушие и становится мало-мальски, но интересным. Этот парень
не раскрывает себя целиком, поэтому для Пака неполный ответ только
удваивает интерес.
Не то чтобы Чимина так уж привлекал Юнги, да и морочить ему голову, чтобы

разбивать потом все надежды на сближение, является не очень-то
приоритетным занятием. Однако Паку хотелось что-то сделать — не важно что,
только пусть это будет хоть капельку интереснее, чем признания за трибунами
стадиона. У Юнги оказалось такое многообещающее послевкусие. Казалось,
если вывести его на ещё более сокрушительные эмоции, будь то разозлить или
поцеловать, это будет до предела феерично и временно насытит падкое на
чужие эмоции чиминово эго.
Пак думает, что его интерес — в самом деле самая непостоянная вещь на свете,
поэтому надо действовать, пока он есть. Наверное, именно поэтому он каким-то
образом оказывается напротив двери Юнги. Чимин ещё не до конца
продумывает объяснение своему вечернему визиту и в конечном итоге решает
импровизировать, когда звонит в звонок и топчется на месте. За дверью
раздаются шлёпающие шаги, голоса и смех.
Вопреки всем ожиданиям на Пака смотрят совсем не те глаза, в которые он

хотел посмотреть.
— Ты какого хера тут забыл, гомо-гей? — Хосок смотрит на него с неподдельным

удивлением на захмелевшем лице, придерживая дверь полуоткрытой. — Домом
ошибся?
— И тебе добрый вечер, дерево. Позови Юнги-хёна, — как можно спокойнее

произносит Чимин, опуская руки в карманы джинсов и игнорируя очередные
провокации.
— Он тебе не хён, для начала, — Чон хмурится и вылезает из-за двери всем
корпусом, а ярая недоброжелательность на его лице заставляет Чимина
напрячься. — Я дважды не буду повторять. Ты уже достаточно проблем ему
доставил своей смазливой рожей всемирного страдальца. Поэтому пиздуй
отсюда.
— Тебе так сложно позвать его? — Чимин усмехается, пропуская мимо ушей по
большей степени бессмысленный трёп одноклассника. — Вроде как, я пришёл по
адресу. Именно сюда я приволок тебя после вечеринки.
— Ах, да, я забыл поблагодарить тебя? — Хосок сложил руки на груди и

усмехнулся, обнажая свои передние зубы, похожие на клыки. — Спасибо и
пошёл нахуй.
— Слушай, Мистер Посредственность, я всеми силами пытаюсь избежать

173/224
конфликта, — Пак поджимает нижнюю губу. — Ты хоть раз можешь повести
себя, как хомо сапиенс, а не заторможенный потомок обезьяны?
— Закрой свой сучий рот, — шипит парень, оказываясь почти впритык к

светловолосому, а его ноздри раздуваются от гнева. — Тебе давно не били
морду, Пак?
Чимин вдруг чувствует себя Ньютоном, на голову которого шлёпнулось яблоко, и

над ней загорелась воображаемая лампочка, оповещая об идее. Он даже
радуется, что дверь открыл именно Хосок, потому что теперь можно устроить
небольшой спектакль и проверить степень «втрескивания» Юнги в себя. Даже
не жалко в очередной раз лицо просрать.
— А твои Лило и Стич вообще в курсе, что их самое гомофобное звено — на

самом деле амбалистый содомит? — Чимин применяет тяжёлую артиллерию, в
похабной улыбочке растягивая пухлые влажные губы.
— Ты чё, блять, несёшь? — в порыве агрессии и непонимания Чон хватает

Чимина за воротник кожаной куртки, слегка встряхивая и широко распахивая
глаза, отчего выглядит слишком уморительно для Пака.
— Признаться, ты даже меня удивил, — горящими глазами Пак смотрит прямо

на покрасневшее лицо Хосока близко-близко, чтобы спровоцировать как можно
больше гнева, который окончательно сорвёт резьбу. — Я думал, что на
вечеринке Тэхён уединился с тем футболистом из соседней школы. Но, как
оказалось, милый и сладкий ТэТэ падок на тупорожих неудачников.
— Ещё хоть слово и, клянусь, я разобью твою голову об ближайшую…
— Ты, наверное, мало что помнишь. Но в моей голове картина, как ты

засовываешь язык в рот Тэхёна, отпечаталась раскалённым клеймом, — Чимин
облизывает губы, понимая, что уже вот-вот, почти всё. — Ты настолько
неудачлив с девушками, что решил попробовать себя в вылизывании мужских
задниц? Ох, так вот, почему ты так яро защищаешь интересы Юнги, а? Сколько
раз в день представляешь его задницу на своём…
Чимин не успевает договорить, потому что резьбу у его одноклассника в

конечном итоге срывает. Хосок замахивается, и его кулак летит в челюсть
Чимина настолько точно, что, казалось, это место было помечено чёрным
крестиком, как сокровища на карте.
***
Когда дверной звонок издаёт протяжный звук, больше похожий на набат тысячи
колоколов, ребята вздрагивают, затем почти синхронно издают протяжный
довольный стон.
— Боже, наконец-то, — подаёт голос Юнги, не отрываясь от приставки, где

Намджун уже в четвёртый раз уделывает его в «Мортал Комбат». — Я уж думал,
что быстрее упаду в голодный обморок, чем нам доставят пиццу. Заказал ещё
полтора часа назад.
— Хос, открой, — не отрывая взгляда от боя на экране телевизора,

174/224
проговаривает Джун.
— Задроты, — недовольно бурчит парень, сгребая приготовленные на кофейном

столике деньги на пиццу, собранные в равных долях с каждого, и скрывается в
дверном проёме прихожей комнаты.
Юнги хмыкает и продолжает тыкать по кнопкам джойстика, чувствуя, что

пальцы уже отнимаются от такой интенсивной работы.
— Как ты, говоришь, назвал ежиху? — задаёт Джун прошлый вопрос, от которого
их отвлёк звонок в дверь.
— Это не я назвал, а Пак, — поправляет Мин, нахмуриваясь и дуя в напряжении

от игры губы. — Мэри Мастрантонио.
— Что за… — Намджун усмехается, но не договаривает, поскольку Юнги наносит

его персонажу контр-удар, приближая себя к первой за вечер победе.
— Глупая кличка? Да, но я погуглил, оказывается, что это имя актрисы из «Лица
со шрамом», — нанося победный удар по сопернику, проинформировал Мин. — Е-
е-ес!
— Тебе осталось купить ежа и назвать его Тони Монтаной для полноты
картины, — недовольно фыркает Намджун, откладывая джойстик и меняя его на
банку пива.
— Умей проигрывать, засранец…
Намджун только прищуривается и открывает рот, чтобы что-то ответить, как из

прихожей доносится звук битого стекла и разъярённые хосоковские вопли.
Парни, широко распахнув от недоумения глаза и переглянувшись, подскакивают
со своих мест, вылетая из зала в прихожую. Юнги, застав подобную картину,
белеет и теряет дар речи.
Около шкафа с верхней одеждой, на разбитом зеркале валяется Пак, мать его,
Чимин, пытаясь укрыть лицо локтями. На одной из ладоней виден большой
порез, сочащийся бордовой кровью, которая только придаёт картине старого
доброго трэша. Юнги, конечно, не хватало такого трэша, но не до такой
степени. Хосок, сидящий сверху, избивает парня, выискивая самые доступные и
уязвимые места. Бровь Чона рассечена, от неё ползёт тоненькая змейка крови,
держа путь по щеке и к подбородку. В глазах младшего вздулись капилляры и,
казалось, ещё через мгновенье его голова вовсе лопнет от ярости.
— Чего, блять, застыл, как истукан? Помоги мне! — кричит Намджун не своим
голосом, тем самым вырывая Юнги из калейдоскопа охуевания, и пытается
оттащить от Чимина извивающегося в приступе желчного гнева Хосока.
— Что за хуйня? — кричит Мин, хватая Чона за вторую руку, испачканную, судя
по всему, в чиминовой крови.
— Отпустите, блять, — практически хрипит младший, вырываясь из хватки

друзей. — Я добью эту суку.
— У тебя что, совсем мозги переклинило, придурок? — кричит Намджун,

175/224
скручивая руки Хосока за спиной. — Ебануться!
— Уводи его отсюда, пока сам не прибил, — шипит всё ещё побелевший от шока
Юнги, оглядывая развалившегося на разбитом зеркале Чимина, который всё так
же прикрывал лицо руками, а из ладони обильно сочилась кровь.
— Он сам спровоцировал меня, хён, — дёргаясь в намджуновых руках, хрипит

Чон. — Отпусти меня, блять.
— Наши куртки, — коротко произносит Джун, качая головой в сторону дверного

проёма в зал, и встряхивает дёргающегося Хосока. — Ещё хоть раз
брыкнёшься — будешь валяться рядом с ним.
Юнги, едва удерживаясь на ватных ногах, стремглав летит за куртками друзей и

обратно, пару раз спотыкаясь о собственную ногу.
— Позвони, как разберёшься, хён, — коротко кидает младший, выталкивая Чона

в распахнутую дверь на лестничную площадку.
— Мы с тобой ещё поговорим, падаль, — всё ещё сопротивляясь, Хосок харкает в

сторону Чимина, попадая тому на джинсы.
— Ты ебанутый? — вскрикивает Юнги, но Джун закрывает дверь в его квартиру,

а затем из-за неё раздаётся шквал отборных матов, направленных в сторону
Хосока, который, видимо, не хочет это слушать и уходит, потому что голоса
отдаляются очень быстро.
— Эй, — выпучив глаза, Юнги осторожно пинает ногу парня. — Ты живой, шиза?
Чимин расслабляется, лёжа, блять, на битом стекле, и раскрывает лицо, на

котором снова разбита губа и тёмное покраснение на скуле, которое, скорее
всего, перерастёт в большую гематому. Пак, вопреки всем миновым ожиданиям,
начинает хрипло смеяться, тем самым пугая Юнги ещё сильнее. Старшему
хочется спрятаться за ближайшим косяком, чуть выглядывая из-за него, и
дождаться, пока Чимин сам уйдёт, но тут вдруг одна навязчивая идея
оккупирует все его мысли одним эшелоном.
— Прекрати разжигать моё желание позвонить в психиатрическое отделение, —

бурчит Мин, пытаясь помочь парню встать.
Пак, видимо, обнаруживает, что ему больно смеяться, поскольку он хватается за

рёбра и морщится, но продолжает смеяться, принимая помощь Юнги, чтобы
подняться на ноги.
— Мне просто так смешно от того, что некоторые люди до такой степени не
могут принять себя, — охрипшим голосом проговаривает Чимин, а с куртки
опадают мелкие осколки зеркала, прилипшие к спине. Пак, оглядывая себя,
замечает, что замок куртки нещадно разорван, а бежевая футболка заляпана
пятнами крови. — Пиздец.
— У тебя кровь хлещет ручьём, а тебя волнует порванная куртка? — замечая

раздосадованный чиминов взгляд, бурчит Юнги и оглядывает пол, усеянный
осколками разных размеров, пятнами и в некоторых местах даже разводами
крови. — Чёрт, иди на кухню и постарайся ничего там не испачкать, придурок. Я
176/224
позвоню в скорую.
— Эй, — Чимин ловит не пострадавшей ладонью руку Юнги и мягко тормозит,

чувствуя, как пускает этим жестом мурашки по коже старшего. Мин замирает,
осторожно поднимая глаза и высвобождая руку из чужой хватки. — Не нужно
скорую. Просто прилепи мне подорожник, сверху пластырь, и я пойду.
— Очень смешно, — отведя взгляд куда-то в пол, Мин быстро исчезает из поля
зрения, отправляясь в свою спальню.
Когда он оказывается на нейтральной территории своей комнаты, то

прислоняется к двери спиной и сбито дышит. Грёбанный Пак Чимин припёрся к
нему в десять вечера. Пришёл вообще чёрт знает, зачем. Кажется, если бы не
Хосок, то Мин сам бы набил школьнику морду. Не так трэшово, как друг, но губа
точно бы пострадала. Этот мерзавец посмел прийти к Юнги домой после того,
как столько раз опускал его. После того, как затеял игру, правила которой
известны только ему одному. А то, что произошло днём ранее, окончательно
привело Мина к точке кипения.
Юнги, конечно, знает, что мстить — это крайне вредно для кармы, да и вообще
присуще подросткам, но всё же. Он ведь уже достаточно вжился в роль
малолетки? А Чимин возомнил себя взрослым, да к тому же чрезмерно умным
мальчиком. А умные мальчики должны понимать, что люди, с которыми плохо
обошлись, мстят. Плевать, что он хотел доказать или показать Чонгуку своей
выходкой, суть только в том, что он воспользовался слабостью Юнги, а самого
старшего использовал как средство достижения цели. Подобное Мин терпеть не
может не только от таких, как Чимин, но и от любого другого человека. В конце
концов, есть такая фраза: что естественно, то не безобразно. Бывает так, что
месть не безобразна именно потому, что она естественна.
Быстро обыскав аптечку, Мин понимает, что его план идёт по одному
характерному месту, когда он не находит то, что нужно. Он смотрит на Мэри
Мастрантонио, которая, выворачиваясь из игольчатого шарика, смотрит на него
будто с каким-то осуждением во взгляде.
— Что? Не смотри так, — дует Мин губы. — Почему мне нельзя повеселиться в
такой же манере, в какой веселится он?
Ежиха лишь недовольно пыхтит в ответ и сворачивается обратно. Брюнет,

цепляясь взглядом за пачку с бинтами, снова активизирует свой мыслительный
процесс и продумывает свои дальнейшие действия. Он хватает бинты,
антисептик и перекись водорода, возвращаясь на небольшую и скудно
обустроенную кухню, где за столом сидит Пак и пытается остановить кровь
футболкой.
— На, — Мин бросает перед ним на стол пачку бинтов и средств для обработки
раны. — Это — последние бинты, без которых я не смогу пойти завтра в чёртову
школу. Из-за тебя придётся в аптеку переться, кретин.
Мин лжёт так уверенно и спокойно, что ему нельзя не поверить. На деле из уст
Юнги ложь часто бывает правдоподобнее правды. Почти всегда.
— Не я завязал эту драку, — с апатией заверяет Чимин, разглядывая предметы

перед собой и, вроде как, купившись на миново враньё. — Ты не поможешь мне?
177/224
— У меня есть дела поважнее, — скептически морщится Юнги, выуживая из-за
холодильника веник и зелёный совок. — Убирать этот погром претендентов не
так много.
— А где твоя сестра? — спрашивает светловолосый и сам хмурится от заданного

вопроса.
— Какая тебе разница? — нервно огрызается Мин, пересекая дверной проём

между кухней и прихожей, присаживается на корточки и, заранее прихватив
посудную тряпку, собирает осколки в совок.
— Ты прав, никакой. Сам не знаю, зачем спросил, — пожимает Пак плечами,

принимаясь неуклюже обрабатывать и перебинтовывать рану. Его голос звучит
слишком хрипло, но Мин старается откинуть эти мысли сразу, как только они
появляются.
— Как самочувствие? — осторожно подбирая кусочки зеркала, спрашивает

старший.
— Как будто мне набили морду, — отзывается Чимин, трогая подушечкой пальца
ранку на губе. — Знатно.
— Кстати да, об этом, — Мин от абсурда усмехается, сидя на корточках. — Хосок
занимается боксом пару месяцев.
— Да, я заметил это.
Следующие пятнадцать минут проходят в тишине, которую разбавляет лишь

скрежет собираемого стекла. Юнги пару раз поглядывает на Чимина, который
не издал ни единого звука, пока обрабатывал столь глубокую рану на ладони.
Даже не шикнул ни разу. Странно, что его кровь вообще красная, а не синяя.
Когда Мин справляется с осколками, то берётся за автоматическую швабру,

чтобы смыть с бежевого линолеума смесь чужих эритроцитов, лейкоцитов и
тромбоцитов. Чимин, видимо, заканчивает с перевязкой и встаёт в дверном
проёме, опираясь на косяк плечом, складывая руки на испачканной футболке и
наблюдая за старшим.
— Так ты скажешь, зачем вообще пришёл? — спрашивает Юнги, сдувая чёлку с

запотевшего лба и тщательно работая шваброй.
— Хотел увидеть тебя? — отвечает-спрашивает Чимин, внимательно изучая тело

старшего, на котором домашние пижамные штаны держатся на честном слове.
— Не неси чушь, — морщится Мин, не отвлекаясь от своего занятия. И щёки его

краснеют только от того, что он устал драить пол, серьёзно.
— А если это так? — Пак сжимает губы в узкую полоску, а Юнги чувствует его
взгляд просто повсюду и везде, поэтому вздрагивает где-то внутри.
— Если это так, то ты можешь ебашить отсюда, потому что я не собираюсь…
Швабра выпадает из рук Юнги, когда Чимин вдруг бесшумно подкрадывается и

прижимается сзади, обдавая его правое ухо дыханием, пропитанным запахом
сигарет и арбузных леденцов.
178/224
— Ты знаешь, что я хотел показать Чонгуку, — Пак пускает свои чёртовы руки по
талии Юнги в направлении тазовых косточек, заставляя старшего зажмуриться и
задержать дыхание. — Перестань противиться, святоша.
— Прекрати, пожалуйста, — шепчет Юнги, цепляясь за чиминовы запястья и

пытаясь скинуть их со своих бёдер, но осторожно, так, чтобы не задеть его
пораненную ладонь. Он на волоске от провала, если не прекратит это.
— Хотел показать, что мне плевать, — хрипло шепчет Чимин прямо в ухо
брюнета, позволяя себе запустить руки под минову футболку и мягко огладить
гладкий низ живота, прямо под пупком, а Юнги тем временем понимает, что
надламывается где-то глубоко внутри. — Плевать, что у тебя под юбкой.
— Хватит, — мямлит Юнги и громко сглатывает, обращая все блядские силы на

борьбу с собственными закидонами тела, которое почти трясётся внутри от
переизбытка мурашек и набухающего узла возбуждения в животе. Мин будет
первым человеком, который умрёт от мурашек.
Он замечает, что Чимин успел снять куртку ещё до того, как начал домогаться.
Ещё через секунду ощущает спиной, к которой младший прижимается грудью,
чиминовы проколотые соски. Голова совсем отказывается функционировать. В
воздухе стоит затхлый и противный запах собственного поражения, потому что
Чимин продолжает бродить ладонями по его напряжённому животу, а Юнги
ничего не может, блять, сделать. Он не может пошевелиться. Он не может
оттолкнуть и уйти или закричать. Сколько же у этого школьника власти над
ним?
Когда Мин слышит собственный громкий выдох оттого, что Чимин прикусывает
кожу на его шее, в голове взрывается атомная бомба. Юнги вдруг вспоминает,
что Юнджи, когда переехала из Тэгу в Сеул, первое время очень плохо спала из-
за непривычных шумов города. Надежда на выигрыш вспыхивает с новой силой,
и не успевает заглушиться чиминовыми ахуенными губами на шее.
— Перестань, я сказал, — хриплым от возбуждения голосом произносит Юнги,

сильнее цепляясь за руки Пака и вытаскивая их из-под своей футболки. — Я же
сказал, что мне нужно сходить в аптеку, а тебе — нахуй.
— Кошечка показала зубки, — усмехается Пак, прикусывая губу с небольшой

ранкой, и высвобождает старшего из хватки своих загорелых рук. — Интересно,
как долго она будет шипеть?
— Не провоцируй меня добить тебя, — щурится Юнги, одёргивая футболку, кожа

под которой отказывается забывать желанные прикосновения и просто огнём
горит.
Юнги, буркнув под нос очередное «подожди на кухне», вызывает у Чимина

проблески недоумения на лице, но школьник, ни разу не почуяв подвоха,
возвращается к столу и принимается натягивать на себя испорченную куртку.
Мин тем временем отправляется в комнату сестры и, оказавшись в ней,
торопливо находит в столе аптечку.
— Пожалуйста, пожалуйста, хоть бы осталось, — шепчет он себе под нос,

обыскивая лекарства и неподдельно ликуя, когда находит тёмно-коричневый
бутылёк, на дне которого прозрачной бесцветной жидкости хоть и немного, но
179/224
всё же имеется. — Бинго! Должно хватить…
Сунув бутылёк в карман штанов, Юнги возвращается на кухню, где Чимин уже
надел куртку и сидел за столом со скучающим видом.
— Я могу покурить здесь? — заприметив старшего, спросил Пак.
— Ещё чего, — возмущённо пропищал Мин, доставая из верхнего шкафчика две

небольших рюмки и стакан. — Покуришь по дороге домой.
— Что ты делаешь? — нахмурился Чимин, наблюдая за тем, как брюнет достаёт

из холодильника колу и начатую бутылку соджу.
— Ты заявился ко мне домой и испортил вечер, — с непоколебимым выражением

лица произносит Юнги, вставая к кухонной тумбе, и (как удачно-то всё
складывается) спиной к парню, попутно откупоривая крышку на коле. — Я хочу
выпить, потому что вряд ли усну после всего произошедшего. А поскольку в
одного пьют только алкоголики, ты выпьешь со мной.
— Я не пью соджу, — с подозрением опуская проколотую бровь, отвечает Пак.

— Я вообще редко пью.
— И что я должен сделать, чтобы ты выпил? — едва проговаривает Юнги, потому

что голос притупляется от адреналина, когда он осторожно смотрит через плечо
и попутно достаёт бутылёк из кармана.
— Ты можешь быть честным хотя бы перед собой и просто признать, что хочешь
меня до стиснутых зубов, хён, — на одном дыхании проговаривает Чимин, а Мин
чуть не роняет бутылёк, когда выливает содержимое в рюмку. Он действительно
стискивает зубы, но совсем не оттого, о чём говорит Чимин. Юнги хочет убивать.
— Я рассмотрю это после того, как выпью, — удерживая размеренный темп

дыхания, старший быстро избавляется от орудий преступления путём пихания в
карман и разливает соджу.
Чимин ещё некоторое время держит уголок губы приподнятым, когда Юнги
ставит перед ним рюмку и стакан, быстро выпивая свою порцию алкогольного
транквилизатора. Парень отказывается от колы и не запивает, тем самым
вызывая у Юнги только радость. Быстро споласкивая посуду, Мин понимает, что
Пак продолжает глазеть на него, и кожа, к которой он прикасался, всё ещё
отдаёт лёгким теплом. Но ликующее чувство победы, которое распирает Мина
изнутри, заглушает всё вокруг. Он, вытирая руки полотенцем, поворачивается к
Паку, который подставил под подбородок не пораненную ладонь, и опирается
задницей на кухонную тумбу. Разглядывает Чимина в ответ с лёгкой улыбкой. В
воздухе витает пряный запах успеха и триумфа, а в не закрытом занавесками
окне загорелся фонарь, который включают во дворе дома в одиннадцать часов.
— Ну и? — подаёт Чимин голос первым. — На столе или на диване?
— Кем ты себя возомнил? — щурится Мин, продолжая вытирать руки, которые

уже давно сухие. В глазах Пака вспыхивает огонь, будто он только и ждал такой
реакции. И Юнги, если честно, не понимает. Ни черта не понимает.
— С чего ты взял, что я кем-то возомнил себя? — барабаня пальцами по столу,

180/224
ответил Чимин, а Юнги начал замечать первоначальные действия.
Светловолосый медленно моргает. — Некоторые меня ненавидят, некоторым я
нравлюсь, но большинству абсолютно насрать на то, кто я, чем живу и какое у
меня хобби. Мне нет смысла мнить кого-то из себя.
— А-а, то есть ты не притворяешься подонком, а просто являешься им? — с

желчью в интонации спрашивает Юнги, отмечая, что Чимин с каждым разом всё
медленнее и медленнее барабанит пальцами по столу.
— Получается, что так, — пожимает младший плечами и широко зевает,

прикрывая рот рукой. По Чимину становится заметно, что он о чём-то догадался,
потому что недоумевающе хмурится и чаще моргает, затем снова зевает.
— Почему ты ничего не ел сегодня? — спрашивает Юнги, глядя на белые

настенные часы.
— Что? — не понимает Чимин. — Откуда ты…
— Оттуда. Тебя очень быстро срубает, даже быстрее, чем я думал. Такому
молодому организму надо больше питаться, знаешь? — с широкой улыбкой
произносит Юнги, складывая руки на груди и наблюдая за тем, как Пак
пытается встать. — Господи, не думал, что выражение испуга и недоумения на
твоём лице будет настолько приятно видеть.
— Какого, блять, хуя? — шипит Чимин, не в силах подняться с места и пытаясь

держать глаза открытыми. Он быстро трёт лицо и машет головой.
— Кошечка показала зубки, а? — усмехается Мин, отбрасывая полотенце на

тумбу. — Ты решил, что можешь устраивать эти игры, унижать, использовать, но
слишком недооценил меня. В этот раз цель не оправдала средства, м? Выходит,
не такой уж ты и проницательный?
Чимин закрывает глаза и кладёт голову на сложенные руки, размеренно дыша.
— Слишком хреновое решение проблемы, Пак, — усмехается Юнги, а ещё через

полминуты слышит чужое мягкое сопение. — Шах и мат, кретин.
181/224
19. Предложение себя.
Юнги тщательно высушивает голову бежевым полотенцем, которое

слишком приторно пахнет средством для стирки. Он постоянно перебарщивает и
льёт слишком много, когда заряжает стиральную машину. Эту обязанность на
себя уже давно перетянула Юнджи, да и, ко всему прочему, Юнги раньше
пользовался порошком. Пока младшая, нахмурив свои ровные тёмные бровки и
сморщив бледный нос, не заявила, что «надо что-то менять в этой жизни, оппа».
Казалось бы, это всего лишь стирка, но бельё и правда начало пахнуть
приятнее, потому что Юнджи наливала нужное количество средства и
периодически меняла запахи, подолгу разгуливая между полок в отделе
бытовой химии.
Мин, повесив полотенце сушиться, взъерошил волосы и вышел в убранную после

минувшего погрома прихожую. Этот вечер однозначно слишком долго тянется.
Но Юнги не расстраивается, потому что в его комнате лежит спящий мешок с
костями, который может послужить хорошей развлекательной программой на
некоторое время. Да ещё и пиццу ему всё-таки доставили, извинившись за
задержку и сделав скидку в размере восьмидесяти процентов от стоимости.
Хосок и Намджун не имели ничего против «четырёх сыров», потому что любят
эту пиццу так же, как Юнги.
Брюнет осторожно выудил из коробки треугольный кусочек, за которым

ниточками потянулся ещё тёплый сыр, и надкусил кончик, шлёпая босыми
ногами по холодному линолеуму в свою комнату. Коробка с пиццей плюхается на
комод, а Мин, пережёвывая и едва не мыча от удовольствия, так же плюхается
на противоположную от Пака сторону.
Голова Чимина покоится на подушке, а сам парень расслабленно сопит, но когда

под худощавым телом Мина кровать немного поскрипывает, ресницы и веки
парня начинают шевелиться. Обманщик.
— Хватит притворяться, — жуя, произносит Юнги и подбирает под себя ноги,

стирая большим пальцем сыр с уголка рта.
— Ты ведь прекрасно понимаешь, что я знал о подвохе в твоём предложении

выпить, — лёжа всё ещё с закрытыми глазами, Чимин пытается пошевелить
руками и вздыхает. Он пытается указать Юнги на никчёмность его действий?
А Юнги же налюбоваться не может представленной его взору картиной. Пак,

руки которого прикованы наручниками к изголовью кровати. Пак, который
ничего не может сделать, какими бы мозгами он ни обладал. Пак, который на
время, но всё же в полном миновом распоряжении. Неплохо Юнги поработал, а?
Он похож на творца, который любуется своим поистине прекрасным
произведением искусства. Пак, наверное, и есть произведение, если брать в
расчёт его лицо и тело.
— Но, стоит признать, все мои ставки были на виагру, — поморщился парень,
ощущая дискомфорт в затёкших руках и быстро моргая сонными глазами. — Ты
ведь в курсе, что снотворное и алкоголь могут оказаться смертельной хренью?
— Не драматизируй, твоя нервная система даже не почувствовала этого, потому

что пропорции слишком маленькие, — закатил глаза Юнги, надкусывая кусок
182/224
пиццы и облизывая губы. — А вырубился ты так быстро, потому что ничего не ел.
Но раз ты такой оракул и всё знаешь заранее, то зачем выпил?
— Интерес? — прищурился Пак, ёрзая на чужой кровати и снова дёргая

прикованными руками. Парень чуть приподнялся выше и полусидя усмехнулся,
рассматривая две пары наручников с чёрным мехом и кожаными ремешками
поверх. — И ведь становится всё интереснее…
— У меня осталась пара таких игрушек от бывшей девушки, — пожал Юнги

плечами, оправдываясь и облизывая пальцы. — Хорошо, что не выбросил.
Пригодились.
— И что ты собираешься делать? — по-прежнему в надменной манере хмыкает

Чимин, внимательно изучая взглядом серых глаз миново расслабленное лицо.
Этот подросток всё ещё смотрит на Юнги свысока, несмотря на своё совсем не
весёлое положение.
— Ничего такого, после чего ты мог бы пойти в полицию, — расслабленно

усмехается Юнги в ответ, вытирая руки о домашнюю серую футболку, и тянется
к свободной подушке рядом с Чимином. — Ничего противозаконного или даже
отдалённо похожего на насилие.
— А, — Пак громко усмехается, и если бы не маска угловатого безразличия,

Юнги бы даже сказал, что смешок похож на истеричный. — А то, что ты, словно в
очень дерьмовом подростковом сериале, опоил меня снотворным и приковал
наручниками к кровати, не считается насилием?
— А чего ты ждал, когда шёл сюда? — игнорируя вопрос и подкладывая подушку

себе под спину, Юнги удерживает пассивную безразличность на своём лице и
усаживается прямо противоположно к Паку.
— Точно не этого, — без малейшего намёка на энтузиазм отвечает Чимин,

пытаясь всеми силами демонстрировать факт того, что он испытывает только
скуку и ничего, кроме скуки.
— Ты быстро надоедаешь, — поджимает Юнги губы, рассматривая лицо Пака,

мускулы на котором вдруг дрогнули. — Когда я впервые тебя заприметил, мне
показалось, что я хочу лечь под тебя без каких-либо промедлений.
— И ты всё ещё хочешь под меня, — сощурился Чимин, пытаясь понять, что за
игру затеял старший. — Будешь отрицать?
— Может быть и хочу, — губы Юнги затронула мягкая улыбка, и он опустил

глаза, чуть скатываясь на кровати. — Но я не сделаю этого.
— Зачем отказываться от того, чего на самом деле хочешь? Это так глупо, —
хмурится светловолосый, снова чуть приподнимаясь и опираясь спиной об
изголовье кровати. — Мы могли бы неплохо развлечься?
— У тебя когда-нибудь были отношения? — вдруг спрашивает Мин, решая не

сдерживать повисший на кончике языка вопрос, хотя ранее это вообще никак не
интересовало его. Брюнет даже не задумывался об этом и не ставил себе
серьёзную установку узнать. Но раз выдалось время поболтать, то почему бы и
нет?
183/224
— Я похож на человека, у которого их не было? — на ранее безразличном лице
Пака на секунду действительно проскакивает удивление, заставляя Юнги
заинтересоваться ещё больше.
— Не похоже, что такого, как ты, станет кто-то терпеть, — морщится брюнет и
качает отрицательно головой.
— Твоё мнение слишком поверхностно, ты ведь не знаешь меня, — заверяет

Чимин, проводя по нижней пересохшей губе языком. — Может, я вообще
притворяюсь и не показываю, что на деле я пиздец, какой ранимый, нежный и
добрый?
— Я где-то читал, что человек не властен над своими мыслями и внутренними

качествами, когда возбуждён до предела, — с серьёзностью на лице задумался
Юнги, окончательно съезжая головой на подушку.
— Это только гипотеза, — буркнул Пак, окидывая мимолётным взглядом миново

тело, облачённое в те же пижамные штаны и мешковатую футболку. — Ты не
тот, кто в силах доказать её.
— Думаешь? — блеск глаз старшего, кажется, отражается небольшим бликом на

влажных губах Чимина, потому что Юнги знает себя и то, как выглядит его тело
в определённые моменты. — Тогда ты не будешь против, если я займусь
привычными для себя вещами здесь?
— Не смею отвлекать, — пожимает плечами Пак, а металлические звенья на

наручниках немного поскрипывают.
Юнги ощутил, что его спокойствие превратилось в возбуждение и лёгкий налёт

стыда поверх. Он, стаскивая с себя пижамные штаны на уровень коленей,
ощутил внутри лёгкую лихорадку от собственных действий. Но когда взглянул
на заинтересованное лицо Чимина, то предчувствия обступили его, как тощие
трусливые левретки. Брюнет немного развёл колени в стороны, не снимая с себя
штаны до конца, и принялся поглаживать живот под мягкой тканью футболки.
— Было бы справедливо отстегнуть хотя бы одну руку, — заметил Чимин,

сжимая губы в узкую полоску.
— Тогда я не смогу доказать гипотезу, — низким голосом произнёс Юнги,

поглаживая живот над резинкой чёрных боксеров, там, где некоторое время
назад его лапал светловолосый.
Чимин вдруг взглянул на него так, что все внутренности непроизвольно

сжались. Юнги в последнее время начал замечать за собой, что внутри него
возбудить распутное чувство можно не только прикосновениями или словами.
Это запросто может сделать лишь взгляд. Если у тебя такие похотливые серые
глаза, то ты уже не докажешь невинность своих мыслей. Млея под взглядом,
Юнги продолжает поглаживать себя и невольно позволять румянцу атаковать
лицо. Каким бы «опытным игроком» он ни казался, от самого себя всё равно
никуда не деться.
Мин рвано выдыхает носом и размыкает губы в попытке вдохнуть, потому что
Чимин продолжает смотреть, и его ранка на губах выглядит слишком
184/224
притягательной. Юнги вдруг хочется зализать её, промочить собственной
слюной, чтобы она поскорее заживала. Расчесать пальцами растрёпанные
чиминовы волосы, а ещё — сесть на его ширинку задницей. Но это не совсем то,
в чём заключается вся эта панихида, поэтому Мин стискивает зубы и пытается
расслабиться, поглаживая места между разведёнными коленями и выше, ближе
к затвердевшему члену.
— Не против? — хрипло шепчет Юнги, касаясь голой ступнёй джинсов Чимина в

районе колена.
— Нисколько, — низким голосом отвечает Пак, и Мин готов поклясться, что

кадык на его шее дрогнул, потому что младший сглотнул.
Юнги хочет зажмуриться от смущения, потому что он, хоть и проделывал много
сексуальных практик, но в таком вот блядском похотливом положении ещё не
был. Он не трогал себя, заставляя кого-то смотреть. Когда Юнги занимался
сексом со своим партнёром или партнёршей, в этом участвовало двое, как и
должно быть. А сейчас он делает всё один, но краем глаза всё-таки замечает
ширинку Чимина, которая становится чуть больше. Какого бы отрешённого от
плотских утех асексуала этот парень из себя ни строил, подростковые гормоны
или же простой человеческий фактор, который заключается в сексуальном
удовлетворении, берут верх.
Юнги, конечно, знает, каким сексуальным он может быть, потому что выглядеть
сексуально — вопрос уверенности в себе, а он сейчас уверен на все сто
процентов. Даже Хосок порой глушит свои гомофобные позывы и задерживает
взгляд на его ногах чуть дольше, чем должен. Но то, как Пак ест его глазами,
льстит так, что пиздец. Поэтому Мин, ни на секунду не сомневаясь, чуть
приподнимает бёдра и стаскивает с себя боксеры, растягивая упругую ткань
разведёнными коленями. Лицо Чимина почти не меняется, но то, как он снова
сглотнул, становится слышно в горячей и душной тишине.
— Ты знаешь, что твоя сексуальность может завести тебя в очень опасные

места? — тихо и хрипло говорит Чимин, прикусывая край губы и пытаясь утаить
своё сексуальное напряжение, которое буквально струится из его глаз.
— Нет, но я точно знаю, что она может завести тебя, — мягко хмыкает Мин,
устремляя взгляд на чиминову разбухшую ширинку.
— И часто ты «занимаешься привычными для себя вещами»? — Чимин говорит, а

каждый слог, произнесённый его ртом, пускает мурашки по внутренностям
Юнги.
— Каждый день, — судорожно выдыхает брюнет и закрывает глаза, накрывая

член ладонью. Розовая головка сочится прозрачной жидкостью, и Мин слегка
сдавливает, ощущая под рукой горячую твёрдость. — Я трогаю себя с мыслями о
тебе.
— Трогаешь только так? — вдруг спрашивает Пак, заставляя Юнги открыть

глаза и взглянуть с ярым недоумением, которое едва-едва сбивает похоть.
— В каком смысле? — не понимает старший, потупив взгляд.
— Только тут? — Чимин акцентирует внимание на члене старшего, и до Мина

185/224
доходит, что парень имеет в виду.
Юнги некоторое время обдумывает свои дальнейшие действия, напряжённо

дыша носом. Чимин, конечно, в очередной раз кидает ему вызов, провоцирует и,
скорее всего, побуждает на то, чего хочет сам. Но раз он хочет посмотреть на
это, тогда почему нет? Ведь хуже неудовлетворённого желания может быть
только отсутствие всяких желаний вообще.
— Ты знаешь, что люди со средним интеллектом занимаются сексом в три раза

чаще, чем с высоким уровнем интеллекта? — нервно произносит Пак, наблюдая
за тем, как Юнги облизывает и обильно смачивает слюной средний палец правой
руки.
— Занимательно, — на выдохе отвечает красный, словно спелый томат, Юнги, и

свободной рукой неуклюже спускает штаны и боксеры до ступней, чтобы не
закрывать Чимину обзор. — Какой же у тебя уровень интеллекта?
— Расстегни ширинку моих джинсов и узнаешь, — фыркает Пак, не отрывая

взгляда от ладони старшего.
Юнги сильно прикусывает нижнюю губу и разводит ноги ещё шире, прикрывая
затуманенные возбуждением глаза. Он располагает руку рядом как можно
удобнее и тянется к ягодицам, елозя влажным пальцем там, где его уже
довольно давно не касались. Слюна и палец оказываются прохладными для
самого горячего места на теле, поэтому Мин немного ёжится и от напряжения
хмурится, снова разомкнув губы, но задержав дыхание на полминуты.
— Я должен пошутить про массаж простаты или не стоит? — шепчет Пак,

заворожённый этой грязной картиной.
— Не стоит.
— Хорошо.
По виду младшего становится очевидно, что такого перед ним ещё никто не
делал. Юнги знает, Юнги прекрасно это видит. Ширинка Чимина вот-вот треснет
по шву, а сам парень, кажется, готов вырвать наручники вместе с деревянным
изголовьем кровати. Гипотеза миллион раз доказана, потому что настолько
искренним Мин видит парня впервые. Как бы тот ни старался, но скрыть
возбуждение, которым искрятся его глаза, он не сможет, даже если спрячется в
коробке.
В то же время Юнги понимает, что обратная сторона медали ничего хорошего не

подразумевает, потому что голова его лишена объективности. Она, при виде
такого открытого Чимина, лишена всякой правды. Его мозг полностью охвачен
возбуждением, поэтому он в опасной близости от глупостей, которые может
совершить. Юнги раскрывает слепые от распутства глаза и смотрит прямо в
лицо Пака, что прикусил губу.
У Мина внутри всё вверх дном переворачивается, у него сердце ходуном ходит и
выдаёт один кульбит за другим. Поди и грудную клетку продолбит, потому что
лицо Чимина и его блядовские глаза клеймом выжигаются на мозгах. Юнги
хочет Пака во всех физических и моральных смыслах. Да будь его воля, он бы ни
за что не расстегнул наручники на запястьях младшего. Он бы ни за что не
186/224
выпустил его из своей квартиры, если бы Пак всегда был таким настоящим в
своём пьяном возбуждении.
И Юнги стонет, глядя в глаза Пака и проталкивая в себя почти половину мокрого
среднего пальца. И снова стонет хриплым голосом, поступательными
движениями массируя изнутри и выгибая брови, придавая своему лицу ещё
большей бесстыдности.
— Больно? — сквозь шум в голове слышит Юнги томный чиминов голосок.
— Если бы… — с трудом выдавливает то, о чём думал, но обрывает себя на

полуслове.
Если бы испытывал сильную боль, было бы намного легче, его бы отрезвило хоть
немного. К подобной боли Юнги привык за такое количество партнёров. Но то,
что Чимин делает с его телом одними своими глазами и губами, в сотни раз
хуже, и при этом в тысячи раз прекраснее, чем всё то, чем его могли наградить
его предыдущие партнёры. Прямо на глазах чиминово локальное любопытство
тает и оборачивается просто тотальным пиздецом под аккомпанемент стонов
Юнги, когда светловолосый начинает буквально шипеть и дёргать руками в
пришибленных попытках освободиться.
— Расстегни, — требует младший, а Мин, кажется, замечает капельку слюны на

краю его рта.
Юнги улыбается, качает отрицательно головой и закатывает глаза от

удовольствия, когда пускает свободную ладонь по пульсирующему члену в такт
движениям пальца внутри себя. Через шум и пульсацию в висках он, кажется,
слышит, как у парня скрипит челюсть и ускоряется дыхание.
— Я сломаю кровать, если ты не освободишь меня, — хрипит Чимин, судорожно

дёргая руками и съезжая ниже.
В ответ Юнги снова щерит зубы и останавливается, решая играть по-крупному.

Оказывается, что есть, куда дальше, потому что брюнет приподнимает своё
едва контролируемое тело, взбираясь на Чимина сверху. Лицо Пака выглядит
так, словно он готов идти убивать.
Футболка прикрывает минов пах, но тот факт, что собственный член на одном
уровне с чиминовыми губами, окончательно сдвигает крышу Юнги. Он всё же
совершает малейшее допущение и трётся о натянутую ширинку Пака задницей,
заставляя того подавиться языком и зажмуриться, пачкает его и без того
грязную футболку в районе пупка смазкой. Капелька прозрачной жидкости
тягуче-медленно опускается вниз, потянув за собой будто стеклянную ниточку.
Мин ловко подставляет под неё средний палец и размазывает водянистую
субстанцию по подушечкам.
— Да, я недооценил тебя, — шепчет Чимин, пытаясь придвинуться как можно

ближе, то и дело вскидывает бёдра, чтобы получить как можно больше трения.
— Это ты хочешь услышать? Чёрт, что я должен сказать?
— Ох, блять, — хрипит Юнги и с упоением в лице закрывает глаза, через спину
потянувшись к ягодицам и надавливая пальцем на кольцо по-прежнему
напряжённых мышц.
187/224
— Дай мне коснуться тебя, — просит младший, а Мин просто умирает миллионы
раз. Снова и снова.
Ему пиздец, как хорошо. Не от пальца в заднице, не от упирающейся в его член

ширинки Чимина, не от оргазма, который вот-вот атрофирует его тело. Ему
хорошо от мольбы, которую он видит в этих серых бездонных глазах. Ему сносит
башню от капли слюны, которая всё же срывается с края рта Чимина и ползёт по
его подбородку. Ему просто потрясающе-сказочно от упоительного вкуса
собственной победы, потому что школьник смотрит на него, как на лекарство от
всех болезней. Как на идола, как на Бога, которому фанатично поклоняется.
Юнги поддаётся фееричному экстазу и наклоняется навстречу Чимину, языком

цепляя эту каплю на подбородке, и чертит свою влажную линию прямо к губам.
Он сходу опускает язык в приоткрытый чиминов рот, давая попробовать на вкус,
и продолжает трогать себя, ёрзая на большой ширинке Пака. Его губы вызывают
такой же эффект, какой вызывает вино. У Юнги ещё сильнее кружится голова, и
эйфория от разного рода эмоций пронизывает кожу. Он облизывает языком
чужие губы, а Пак стонет в поцелуй, когда Мин трётся и давит сильнее.
Пак стонет так, будто ему нестерпимо больно, а у Юнги перед глазами те самые
белые пятна. Он плавится и задыхается от удовольствия, которое душит его
изнутри. Казалось бы, что такое этот вязкий поцелуй? Просто прикосновение
губ. Да, довольно (очень) приятное прикосновение. Как и в прошлые разы, когда
они целовались. Но… Тогда Юнги не был собой. Сейчас всё совершенно иначе,
это не просто прикосновение, и даже не прелюдия. Этот глубокий поцелуй
больше похож на обещание. Или, скорее, предложение. Чего? Секса? Близости?
Себя? Юнги остаётся только догадываться.
Но вкус этих блядских губ ни с чем не сравним, нет в человеческих языках таких
прилагательных. Юнги смакует каждое влажное движение и старается всё
запомнить максимально подробно, чтобы потом, оставшись наедине с собой,
вспомнить каждую эмоцию, деталь, движение, прислушаться к себе и обдумать.
Может быть даже подрочить. Нет, абсолютно точно сперва подрочить.
Мин обильно заливает семенем футболку Пака на животе и больно кусает его
нижнюю губу, кончая с гортанным рыком и искрящимися звёздами перед
глазами. Он задыхается и обессиленно заваливается назад, на колени Чимина,
пытаясь прийти в себя. Грудь вздымается от быстрого дыхания, а веки дрожат,
когда Юнги вытирает испарину со лба. Пак тоже сбито дышит, но уже ни о чём
не просит, хоть ширинка по-прежнему выдаёт его возбуждение. Кажется, там
можно увидеть даже небольшое влажное пятнышко, если приглядеться.
Видимо, Пак умеет охлаждать свои мозги очень быстро, но он знает. Знает, что
Юнги победил. И молчит. Это бесит старшего больше всего. Пусть это будут
резкие слова, оскорбление или хоть что-нибудь. Но Чимин будто исправляет
поломку, потому что лицо его приобретает прежний отрешённый вид. Есть пара
следов, напоминающих о порыве его слабости, такие, как румянец на щеках,
который, к слову, очень сильно выделяется на фоне бледного лица. Это, ей-Богу,
восьмое чудо света, думает Юнги. А ещё — туман в чиминовых глазах не до
конца осел.
Отдышавшись, Мин, словно во сне, не произносит ни слова, под напряжённым

взглядом вытирая руки о скомканные на кровати штаны и быстро натягивая на
188/224
себя боксеры.
— Ты не сотрёшь с меня свой стыд? — прищурившись, Чимин усмехается.
— Неа.
— Как грубо.
Юнги, пытаясь натянуть на себя пассивно-безразличный вид, по-прежнему

молча расстёгивает обе пары наручников, а Пак не накидывается на него с
поцелуями и насильственными действиями, но и Мин этого, конечно, не ожидал.
Он ведь не дурак. Внутри у брюнета просто всё горит, взрывается и рушится от
осознания произошедшего, но на лице ни один мускул не дрожит. Если он даст
волю этим эмоциям — проиграет.
Чимин трёт покрасневшие запястья, опуская ноги с кровати на пол, пока Юнги
ищет какие-нибудь штаны в шкафу. Всё происходит слишком странно и неловко,
когда ему приходится стоять в прихожей, пока Чимин натягивает на себя
порванную Хосоком куртку. Настолько странно Юнги давно себя не чувствовал.
А потом его мозг почти взорвался, когда Пак, перед тем, как выйти из квартиры,
приблизился и притянул за талию. Ненавязчиво так, осторожно, будто бы Юнги
— тряпичная куколка или вот-вот оттолкнёт его. В эту минуту Мин потерялся
окончательно. Когда чиминовы губы нашли его, Юнги не смог сдержать себя и
задрожал от наслаждения — в поцелуе не было ни обвинений, ни стыда, ни
издёвки, было только жадное, прерываемое шёпотом узнавание.
— Увидимся в школе?
Потом Юнги вырвался из кольца крепких рук и вытолкнул Пака за дверь. Он

пулей полетел в ванную, прокрутил на кране смеситель и набрал в ладони
ледяной воды, окунул в неё лицо, чтобы прийти в себя, освежиться… Вода
казалась кипятком. Его захлестнули чувства паники и страха.
Юнги проиграл.
***
— Я мастурбировал на твои ноги.
— Что?
Чонгук долго топтался у первой парты, неуверенно поглядывая на засыпающего

Мина. Последнее, чего ожидал Юнги, это то, что пацан решительно двинется в
его сторону и ляпнет то, что ляпнул. Вообще, Мин очень плохо спал и из-за этого
встал слишком рано, поэтому припёрся в ещё пустующий класс. Намджун
позвонил и одним предложением прокричал, что проспал и опоздает, а Хосок
написал, что вообще не придёт сегодня. Юнги решил не докучать и поговорить о
произошедшем чуть позже, когда младший хотя бы найдёт смелость
объясниться.
От недосыпа Юнги на секунду подумал, что ему показалось, поэтому покачал

головой и врос задницей в стул, когда смысл слов брюнета квадратом докатился
189/224
до мозга. Он уставился распахнутыми глазами на Чонгука, который, кажется,
сам не ожидал от себя таких вбросов информации.
— То есть… — парень опустил глаза; щёки и кончики его ушей покраснели. — Я

хотел сказать с добрым утром.
— А, — Юнги, всё ещё пялясь удивлённо на младшего, качнул головой с

ироничным и нервным смешком. — А мне уж было послышалось что-то про
мастурбацию и ноги.
— Чёрт, извини, я просто… — парень закрыл пылающее лицо ладонями и боком

плюхнулся за парту перед Мином, качая от стыда головой. — Я случайно увидел
в телефоне Чимина фото твоих ног и так же случайно на них масту…
— Боже, блять, заткнись уже, — возмущённо и с отвращением сморщился Юнги.

— Просто замолчи, Господи.
— Да, да, всё. Прости, — Чонгук раздвинул на одной ладони пальцы, глядя на
старшего одним глазом и по-прежнему закрывая лицо. — Мне просто
показалось, что я должен сказать тебе об этом.
— Нихрена ты не должен о таком рассказывать незнакомым людям, чувак, —

нервно покачал головой Юнги, доставая из сумки принадлежности и пытаясь
казаться максимально невозмутимым.
— Я в замешательстве, вот и всё, — пропищал парнишка, отдирая руки от лица,

но всё ещё стесняясь посмотреть в глаза.
— Мне это не интересно, — равнодушно отозвался Мин, выкладывая учебник и

тетрадь на парту. — Чего тебе?
Юнги взглянул на парня и поймал себя на мысли, что, может быть, вот прямо
совсем чуть-чуть, вообще немножко Чонгук забавный, когда не пытается
распустить свой павлиний хвост, словно красуясь перед самкой. Ко всему
прочему, он дико смущён и, кажется, предпочёл бы провалиться сквозь пол, чем
говорить с Юнги. А это уже немного интересно.
— Я хотел позвать тебя выпить кофе после школы или что-то типа того, — пуще
прежнего замялся Чон, сомкнув губы в узкую полоску.
— Ты ведь в курсе, что я — парень? — Мин опустил одну бровь, пытаясь найти
подвох в словах парнишки, но тот выглядел слишком открытым, чтобы что-то
скрывать.
— Не поверишь, но да. Я понял это, — неуверенно хихикнул Чонгук, поджав

тонкие губы и смущённо взглянув в глаза. Его щёки запылали ещё сильнее,
хотя, казалось, куда ещё румянее?
— Мне казалось, что ты самый натуральный натурал в этой школе, нет? — Юнги
пришлось максимально снизить звучание своего голоса, потому что класс
начинал наполняться переговаривающимися сонными учениками.
— Это ведь просто кофе, а не свидание, — быстро закачал головой Чонгук, из его
ушей вот-вот грозил повалить пар, а на лице можно было жарить яичницу. Он
190/224
неловко поправил лацканы как всегда выглаженного серого пиджака и взглянул
на Юнги исподлобья. Кажется, за спадающей на глаза чёлкой можно было
заметить испарину на лбу.
— Ты выглядишь так, будто это полностью гейское кофейное свидание, — тихо

заверил Юнги, подставив под подбородок руку. — Минуту назад ты сказал, что
мастурбировал на мои ноги, а сейчас зовёшь выпить кофе.
— Боже, чёрт, переста-ань, — так же тихо, но всё ещё скуля, протянул парень,
снова надламываясь и закрывая лицо ладонями. — Я ведь думал, что ты… Ну…
Понимаешь…
У Юнги сердце падает в пятки, когда краем глаза он замечает Чимина,

вошедшего в класс. Парень поправлял лямку рюкзака, бездумно вышагивая к
своему месту с как всегда равнодушным выражением на лице. Мин почти не
спал всю ночь, думая о нём. Думая лишь о том, что произошло, когда Пак
уходил. Когда он поцеловал на прощание так, словно всё это значит что-то
большее, чем на самом деле. И то, что почувствовал Юнги, напугало его до
леденящего ужаса. Тогда внутри на долю секунды проскочило чудовищное
чувство, о котором Мин даже не позволял себе всерьёз подумать, не то что
признать.
И сейчас, когда взгляды сталкиваются, на целовательных пухлых губах

проскальзывает такая убивающая ухмылка. Щёки Мина предательски краснеют.
Юнги, блять, забывает обо всём: о том, что о нём компания девчонок
шушукается где-то на передних партах, кидая раздражённые надменные
взгляды, о том, что учитель вошёл в класс, о том, что надо написать Намджуну и
спросить, где он, о том, что перед ним сидит Чонгук и вроде как ждёт какого-то
там ответа на какой-то там вопрос. Юнги сглатывает и снова до пиздеца
пугается, резко отводя взгляд в сторону.
Пора, блять, завязывать с этой хренью. Отрицание, конечно, хорошая штука,

которая ограждает сознание от нежелательной пугающей информации, но в то
же время Мин понимает, что отрицание утаивает от него факты, которые могут
быть до жопы очевидны другим. Чимину, например.
— Так что насчёт кофе? — Чонгук возвращает Мина в реальность, нерешительно

глядя в глаза.
— Э-э… Д-да…
— Оу, правда? — глаза парнишки на секунду распахиваются, будто он даже не

надеялся на положительный ответ. Кажется, Чонгук даже не замечает полную
растерянность на лице Юнги. — То есть… Отлично! Тогда… После моей
тренировки? Твоё наказание как раз закончится. Если раньше, то можешь
подождать меня на стадионе.
— Хорошо, — бездумно мямлит Юнги, не переварив даже половину поступающей

информации.
— Круто! Только… — Чонгук уже хочет подняться из-за парты, но зачем-то

продолжает болтать: — Кофе не в гейском смысле, ладно?
— Он самый.
191/224
— Нет, — возмущается парень, забавно хмурясь. Юнги всё ещё в растерянности,
но слова сами образуются и произносятся, будто вовсе не он говорит.
— Полностью гомо.
Чонгук открывает рот, чтобы снова возмутиться, но звенит звонок, и брюнет

начинает открывать и закрывать его, походя чем-то на глупенькую рыбку.
— Будь по-твоему, — и быстро убегает за свою первую парту, чтобы скрыть ещё
более покрасневшие уши и шею.
В середине урока Юнги вспоминает, что не любит кофе.
192/224
20. Чужой день.
Юнги, конечно, за такой длительный промежуток времени привык к

дискомфорту от нижнего белья и научился не обращать на это должного
внимания. Но сейчас, сидя за столиком излюбленной местными школьниками
кофейни, под прицелом чёрных глаз Чонгука он ощущал, как под силиконовыми
вставками его грудь потеет, а между лопатками, в районе застёжки, кожа
просто дико зудит. Мало того, что шли они сюда в полной тишине, так этот
школьник ещё и просто буравит его взглядом добрых пять минут, сидя напротив.
Заведение, что в паре кварталов от школы, не было пустым, поскольку

большинство учеников после занятий не прочь поторчать в кафе, закусочной или
вот такой вот заурядной кофейне. Поскольку вокруг мелькали подростки в
школьной форме, которые не прочь позасовывать свои длиннющие носы в чужие
дела, дискомфорт для старшего был помножен надвое. А если дело касается
одного из самых симпатичных парней школы, то эти носы увеличиваются в
геометрической прогрессии. Носы, конечно, в основном женские.
Казалось, в каком бы положении Юнги не находился, он всегда мог найти для

себя удобства и неудобства. А вот сейчас, окончательно теряя терпение и
вскипая, он смаковал только дискомфорт вкупе с неловкостью. Когда
чувствуешь себя не в своей тарелке, это очень раздражает. Но когда тебя не
пускают в свою тарелку, пялясь, словно на музейный экспонат, это еще более
раздражительно. Когда напряжение становится слишком сильным, взрываются
даже вулканы, а они-то из камня. Юнги же сделан из материала куда мягче.
— Ну… — Мин поставил локти на стол, подпирая подбородок ладонью. — И долго

ты будешь штудировать моё лицо?
— Ой, да, — брюнет резко опустил глаза в поисках ламинированного листа

меню, немного краснея щеками. — Да, извини. Это весьма неудобно.
— Неудобно красить за батареей, а то, что ты позвал меня на кофе, по меньшей

мере странно, — отметил Юнги, свободной ладонью барабаня по столешнице.
— А то, что я согласился, странно вдвойне.
— Напротив меня сидит парень, переодетый в девушку, который говорит что-то

о странностях, — чуть наклонившись вперёд, тихо протараторил Чонгук и
повертел в руках лист. — Лучше скажи, что заказать?
— Ну уж точно не букет роз, — прыснул Мин, выдёргивая из чонгуковых рук

меню.
— Может, хватит, а? — насупился обиженно парень. — Я ведь был уверен, что

отправляю их милой новенькой ученице.
— Милая новенькая ученица считает подобные жесты примитивными, — Юнги

закатил глаза, попутно изучая напитки. — Этот веник завял, но всё ещё стоит в
зале у телевизора. Лень выбрасывать.
— Спасибо, это очень важная информация для меня, — Чонгук немного

оскорблённо поморщился, но не подал на это особого виду, а ещё через пару
секунд вежливо подозвал официантку, попутно глядя на Мина и
193/224
спрашивая: — Кофе?
— Не пью кофе. Мороженое сойдёт, — пожал Юнги плечами, отбрасывая лист

меню и откидываясь на мягкую спинку сидения из кожаной бежевой обивки.
Юнги наблюдал за тем, как Чонгук всё так же вежливо делает заказ и чуть
кланяется головой, когда девушка диктует и спрашивает, сразу ли принести
чек. Это не то чтобы удивляло старшего, просто немного меняло представление
об этом заносчивом самовлюблённом пареньке. Люди так быстро не меняются,
да и вообще меняются крайне редко. Это значило лишь то, что, возможно, у
Юнги сложилось немного ложное впечатление о младшем? Но он ещё не уверен.
Когда официантка приняла заказ и отошла от столика, Мин на некоторое время

впал в ступор, разглядывая незамысловатые узоры на окнах кофейни.
— Мне всё ещё немного неловко говорить, но иначе какой во всём этом смысл, —
протараторил брюнет, сцепляя пальцы в замок. — Я хотел узнать о твоих
отношениях с Чимином.
Юнги замер, но продолжил смотреть на стеклянную стену. Если секундами

ранее он расслабленно и апатично рассматривал узоры, то теперь же просто
пялился в никуда, пытаясь всеми силами натянуть на себя безразличный вид. В
голове начали бурлить тысяча и одна мысли вкупе с разного вида словами, но
кто такой этот Чонгук, чтобы Мин перед ним распинался? Ведь то, что
происходит между ним и Паком, принадлежит только ему и Паку. Юнги не
обязан отвечать на вопросы младшего.
— С какой целью? — всё ещё не решаясь оторваться от созерцания стеклянной

витрины, спросил старший.
— С целью предупредить тебя о том, какой он ублюдок, — непринуждённо

пожал плечами парень, поджимая нижнюю губу и пытливо изучая миново
растерянное лицо.
— Ты шутишь, что ли? — с иронией прыснул Юнги, резко переводя взгляд прямо
в глаза. — Это слепо-глухо-немой поймёт, если побудет с ним в одной комнате
хотя бы минуту.
— Я… Просто… — Чонгук замялся и не успел ответить, поскольку официантка

принесла чашку кофе для него и два шарика мороженого в высокой стеклянной
вазочке для «девушки».
Чон мягко поблагодарил её, а красноволосая официантка улыбнулась ему

настолько сладко-тошнотворной улыбкой, что Мину захотелось сблевать прямо
на эту унылую бледную скатерть.
— Просто не связывайся с ним, — снова, будто по щелчку пальцев превращаясь в

растерянного неловкого щенка, произнёс брюнет. — Это может плохо для тебя
закончиться.
— А тебе, собственно, какая вообще разница? — сощурился вдруг Юнги,

внимательно изучая ещё более покрасневшее лицо школьника. Да ладно?
— Какое тебе до меня дело?
194/224
— Никакого, — слишком уж резко буркнул Чонгук, чуть отпивая из белой чашки,
издавая характерный «сюрп» и тут же шипя, поскольку обжёг язык. — Чёрт…
— Оно и видно, — хмыкнул Юнги, замечая, что сделал это в какой-то уж слишком
«чиминовской» манере. — Так и скажи, что втемяшился в меня.
— Не неси чушь, — шикнул Чонгук, махая ладонью перед ртом, обожжённым

горячим напитком. Он не казался неловким, он будто был самой неловкостью.
— Я, вообще-то, по девочкам.
Мин прикусил нижнюю губу, пододвигая вазочку с мороженым к Чону и указывая

на неё глазами. Обожжённый рот ведь нужно остудить чем-то холодным. А ещё
неплохо было бы приложить эти два шарика к его пылающим щекам и красным
ушам. У Мина вдруг отдалённо и на секунду перед глазами проплыла, словно
кадр из киноленты, картинка, как бы этот школьник краснел и хныкал при
растяжке. Юнги тут же чуть распахнул глаза, удивляясь такой мысли в
собственном сознании, и тут же отодвинул её подальше. Точнее, в самые ебеня.
Юнги сам не заметил, как оказался смущённым собственными мыслями. Он

вдруг глубоко в душе ощутил себя неловким подростком, не знающим, к кому
подсесть за обедом, и ожидающим, что в любой момент его могут высмеять. Он
быстро выдохнул, пытаясь вернуть былое превосходство над младшим. Если
перед Паком он чувствовал себя подбитым животным, то при контакте с
Чонгуком всё было ровным счётом наоборот.
— А я по-прежнему новенькая ученица, — Юнги растянул губы в мягкой улыбке,

не успевая остановить себя от этого секундного защитного порыва и
ненавязчиво флиртуя.
— Так ты… Ну, типа… — Чонгук неуверенно опустил глаза и в очередной раз
замялся, жуя от смущения губу, отказываясь от доброго жеста Юнги и отодвигая
мороженое обратно. — Трансгендер или что-то типа того?
Вопрос, заданный парнем, заставил Мина поперхнуться сперва собственной

слюной, а потом ещё раз воздухом. Чёрт, а он ведь ни разу не задумывался о
том, за кого его принимает Чонгук или тот же Чимин. Неужели он думает то же
самое? Юнги хмурится и говорит себе «стоп», не понимая, почему первый, о ком
он подумал, — именно Чимин.
— Боже, нет, — усмехается он, чувствуя на своём лице изучающий чонгуков

взгляд. — Я не… Даже не выговорю это слово. Трансгендтер?
— Тогда зачем? — напрягается Чон пуще прежнего, и Мину кажется, что он

продолжит свой вопрос, но нет, брюнет просто ждёт ответа, а белые шарики
мороженого перед Юнги медленно тают.
Юнги сам не заметил, как за столь короткий диалог Чонгук так ловко
расположил к себе. Мин не чувствовал себя странно или напряжённо. Он хоть и
ощущал неловкость, но напряжения, которое всегда присутствовало прежде,
когда они контактировали как парень и девушка, не было. Мин не знает, играет
ли тут его пол особую роль, или же он просто не успел разглядеть это в
Чонгуке? Парень действительно является приятной личностью, не вызывает
больше чувства напряжения. Он вдруг показался Юнги уютным, как старые
разношенные кроссовки или мягкий свитер.
195/224
Но в то же время он не настолько близок, чтобы Юнги рассказывал о себе всю
подноготную.
— Меньше знаешь — крепче спишь, — поморщился старший, отводя взгляд. — А

крепкий сон — это очень важная штука для растущего организма.
Возможно, если Чонгук предложит, Мин позволит проводить себя до дома. А

Юнги знает, что он предложит.
***
В целом вся последующая учебная неделя прошла для Мина относительно

спокойно. Хосок, пришедший на следующий день с фингалом под глазом и
рассечённой бровью, не спешил распинаться перед друзьями и рассказывать,
что сподвигло его бить об Пака зеркала и громить прихожую Мина. Юнги и не
настаивал, потому что знает по хосоковским рассказам, что эти двое с начала
старшей школы недолюбливают друг друга. Но то, как после произошедшего
Хосок слишком уж опасливо поглядывает в сторону Пака, вызывает у Юнги
некие подозрения и дружеское беспокойство. Чтобы Хосок кого-то или чего-то
опасался? Скорее ад должен замёрзнуть, а моря — высохнуть.
Контактировать с Чимином не хотелось от слова «совсем», поэтому и выяснить,

что происходит, Юнги ни у кого не мог. Намджун лишь разводил руками и так
же подозрительно озирался на друга. Хосок на все вопросы искал разные пути
для отступлений и каждый раз очень удачно. К концу недели Мин решил не
ворошить это и ждать, когда Чон сам посвятит его и расскажет, чего так
опасается. Юнги уверен, что каких-то масштабных секретов Хосок ни от него, ни
от Намджуна не скрывает.
А ещё каждый день после часа наказания, которое, к слову, заканчивается на

этой неделе, вместо друзей до дома его провожает Чонгук. Как оказалось, его
остановка находится почти рядом с миновым домом. Это было странно, но в то
же время ничего необычного. По пути они болтали о «подводных камнях»
школы, каких-то примитивных вещах типа аниме или же просто молчали,
наслаждаясь тёплой приятной погодой и стрекотом цикад. Юнги видел и
ощущал, что они ничего друг от друга не ожидают, а когда ничего не ждёшь, то
и не напрягаешься. Не было каких-то неловких касаний или взглядов, Чонгук и
правда относился к нему, как к хорошему приятелю, пусть в парике и юбке.
Чем ближе подбирались выходные, тем отчётливей Юнги чувствовал, как в нём
растёт какое-то странное напряжение, и понимал, — что-нибудь должно
произойти, не то он просто взорвётся. Пятничным днём он попрощался с
Чонгуком у своего дома, принял душ, перекусил заказанной вчерашним днём
едой и созвонился с Юнджи, которая делала хорошие успехи на учебных курсах.
Юнги окутывали такая радость и гордость за сестру, что ближе к вечеру он по-
прежнему не мог стереть с лица улыбку.
Стоя перед кухонной полкой, брюнет почёсывал правой ступнёй левую ногу,
маленьким ножом счищая с зелёных яблок шкурку. Мэри Мастрантонио
выжидающе наблюдала за хозяином из своей вычищенной часом ранее клетки,
стоящей на столе. Мин чуть вздрогнул от вибрации телефона, который оставил
на холодильнике. Он опустил одну бровь, глядя на имя, что высветилось на
дисплее.
196/224
— Что тебе нужно? — удерживая телефон плечом, ответил парень и смёл с
разделочной доски шкурки от яблока в мусорное ведро.
— И тебе привет, Юнги, — обиженно хмыкнул Сокджин на том конце

телефонного провода. — А ты как всегда: ни дать, ни взять.
— Но, тем не менее, ты позвонил мне в пятницу почти вечером, — хмыкнул

Юнги, нарезая почищенное яблоко кубиками. — Излагай, я весь — внимание.
— Зачем ты спрашиваешь, если и так знаешь, что я хочу сказать, — Мин

почувствовал, как друг закатил глаза, а на заднем плане уловил шум
проезжающих машин. — Встретимся у входа в районе одиннадцати?
— Дай я проверю список дел на вечер пятницы, — быстро проговорил Юнги.

— Ох, напиться никак не вклинивается, что же делать?
— Не вклинивается между дрочкой и созерцанием телевизора? — усмехнулся

Джин, щёлкая зажигалкой.
— Слушай, я бы с радостью, но тут такое дело, — пожал Юнги плечами чёрт

знает, зачем, потому что Джин вряд ли смог это почувствовать. — Я на мели
сейчас, и…
— Да кому ты заливаешь, Мин, — прыснул парень в ответ. — Но раз такой

изощрённой отговоркой хочешь халявы, то так уж и быть. Ты её получишь.
— Отлично, — усмехнулся Юнги, меняя ухо и сбрасывая мелкие кубики

нарезанного яблока в пластмассовую миску из клетки ежихи. — Люблю, когда
плачу не я.
— Назови мне человека, который не любит это, а я назову тебя сказочником, —

отметил Джин, а его внимание будто сосредоточилось на чём-то; Юнги
предположил, что парень ловит такси. — А, и да, Мин, ты ведь помнишь Пак
Чимина?
«И не только помню». Юнги почему-то непроизвольно вздрогнул. Ему почти

удалось не думать о Паке почти сутки. Миссия провалена, спасибо, Сокджин.
— Допустим, — холодно ответил он, открывая клетку Мэри Мастрантонио.

— Только не говори, что ты опять притащишь этого школьника.
— Странно, мне в прошлый раз показалось, что вы знакомы, — по голосу друг

будто недоумевающе нахмурился.
— Я вроде говорил, что мы пересекались. Ничего особенного, — Юнги отметил,

что говорит о Чимине с непоколебимым безразличием. Но внутри всё равно что-
то дёргается. — Раз ты приведёшь школьника, то и я приведу школьника.
— А теперь ты мне не говори, что речь о твоих двух друзьях-идиотах, которые

спорят из-за зубочистки, — поморщился Джин, а голос его прозвучал как-то
скептично. Да, он не взлюбил младших за одну единственную короткую встречу.
— Я не ручаюсь, что договорюсь с охраной о таком большом количестве
несовершеннолетних.
197/224
— Нет, не переживай, этот друг просто зайка, — с какой-то хитрой нотой
хмыкнул Юнги, вытирая руки посудным полотенцем. — И да, Намджун и Хосок
просто душки, если что.
— Да уж, конечно. Я бы предпочёл, чтобы наши миры пересекались максимально

редко, — деловито заверил друг. — Ладно, давай потом разговоры
разговаривать будем.
Попрощавшись с другом до вечера, Юнги встряхнул почти сухими руками и

принялся разыскивать среди диалогов в «какао» наитупеший никнейм Чонгука.
***
Прохладный запах ночи приятно щекотал нос. Юнги, опустив руки в карманы
куртки, стоял у входа в клуб, музыка из которого вибрирующими потоками
затрагивала слух. Небо затянуло тяжёлыми тучами, дождь накрапывал мелкими
противными каплями, надоедливо попадающими в глаза. Джин позвонил и,
перекрикивая музыку, сказал, что они с Паком уже внутри, ждут у барной
стойки. Не то чтобы Мин ощущал себя странно или как-то настороженно, нет.
Они с Сокджином раз или порой даже два в месяц ходят в этот клуб, заведение
довольно неплохое. Он действительно собирался расслабиться, отдохнуть,
выпить и потанцевать. Единственное, чего он не понимал — зачем он позвал
сюда Чонгука. Для чего?
Может, сам того не замечая, Юнги втайне от всех, в том числе от себя, жаждал и
продолжал игру, затеянную Чимином. Возможно, они вступили в игру, заранее
обречённую на проигрыш обеих сторон. Но младший, в свою очередь, поубавил
обороты, ведь все эти несколько дней они практически не пересекались и не
оставались наедине. Даже не говорили. Юнги никак не мог понять или угадать,
что в этом ящике Пандоры. Неужто Чимин и вправду сдался так быстро? Дал
заднюю, когда Юнги практически вывел его на настоящие, неподдельные
эмоции? Или ему просто всё равно? Оставалось только догадываться, потому что
никто не знает, зачем кто-то что-то делает.
Мин скуривал уже вторую сигарету, стоя на улице и ожидая такси. Он не совсем
уверен, что Чонгук хотел быть здесь, поскольку миново сообщение висело
довольно долго, будучи проверенным и прочитанным. Значит, что Чон
сомневался. И Юнги, когда из подъехавшей жёлтой машины выбрался парень в
чёрной толстовке и драных джинсах, понял, что тоже сомневается.
После вдруг ставшего неловким приветствия, Чонгук с интересом оглядел лицо

Юнги, пока тот докуривал сигарету. И правда, он ведь только второй раз видит
его в своём подлинном виде. Потом, быстро отведя глаза, промямлил что-то
типа «я никогда не был в таких местах», заставив брови Юнги поползти вверх.
Потом Мин вспомнил, сколько младшему лет, и всё встало на свои места. На
охране от Чонгука даже не потребовали документов, тогда как самому Мину на
фоне мускулистого брюнета с широкими плечами пришлось их расчехлить.
«Анархия», — пробурчал старший, заставляя Чонгука усмехнуться и пряча
кошелёк во внутренний карман бледно-зелёной куртки.
На запястье Юнги налепили ядовито-зелёный проходной браслет, а на запястье

растерянного, не понимающего, для чего и зачем, Чонгука ядовито-розовый. На
входе по барабанным перепонкам тут же прошёлся отборный грохот басов, и
198/224
Чонгук неловко, но в то же время испуганно поджался плотнее плечом к плечу
Мина. Наблюдая за большими выпученными глазами, Юнги бесшумно посмеялся
и схватил младшего за рукав толстовки, потянув в сторону барной стойки.
В пятницу вечером клуб просто кишил посетителями. В воздухе стоял приятный

запах клубничного дыма кальяна, но в то же время было очень жарко. Чимин и
Джин что-то упорно обсуждали, сидя у самого края стойки. Там можно было
особо не кричать, потому что музыка била не так сильно, как у танцпола.
Стоило подойти ближе, как Джин тут же заприметил друга и помахал ему рукой,
отвлекаясь от разговора с Чимином. Тут уже и Пак обернулся, одарив Юнги
тремя или четырьмя секундами своего внимания. Но даже этих чёртовых секунд
хватило, чтобы голые в порванных джинсах колени Юнги нещадно начало
покалывать. Потом тёмные брови Пака опустились ниже, он нахмурился, будто
не верил глазам, а потом можно было прочесть неподдельное удивление на его
лице. Он смотрел на Чонгука, который боязливо озирался по сторонам, будто
щенок в новом доме. Младший по виду уже был готов вцепиться в плечо Юнги,
когда они пересекли помещение и добрались до стойки.
— Ты? — обомлел Чон, глядя на Чимина, который почему-то скалил зубы в

пугающе-заинтригованной улыбке. — Юнги-хён, ты не говорил, что он тоже
здесь бу…
— Хён? — ещё шире улыбнулся Чимин. — Да ладно?
— Кто-нибудь потрудится объяснить, что тут происходит? — вклинился Джин,

глядя то на Юнги, то на Чимина.
— Я, пожалуй, пойду отолью, — махнул рукой Пак, спускаясь с барного стула, и

Юнги уже было почти отмёл чувство сожаления и неловкости, но Чимин не
собирался упускать возможности усложнить Юнги и Чонгуку жизнь. — Мы с
Тэхёном месяцами тебя уломать на такое заведение не могли, Чонгук-и.
Интересно, какого размера убеждение у твоего «хёна», а?
— Заткни пасть, — ринулся брюнет вперёд, но Юнги вовремя удержал его плечо,
а Чимин уже и вовсе растворился в толпе.
— Эй, парень, полегче, — нахмурился Сокджин, разворачиваясь на барном стуле,

чтобы представиться, а потом до него резко дошло, и он расширил глаза.
— Стоп, ты тот самый Чон Чонгук?
— Сядь здесь и успокойся, — буркнул Юнги, когда Чон уже открыл рот, чтобы
ответить Джину.
Юнги не успел уловить тот момент, когда всё происходящее стало похоже на
херовую подростковую мелодраму с элементами комедии. Он просто хотел
выпить, поэтому взобрался на стул рядом с Джином, попросив у бармена ещё
две рюмки. Чонгук, сидящий под другую руку, потрепал рукав его куртки,
заглядывая в глаза и отрицательно качая головой.
— Я не буду.
— В смысле?
— Я не буду соджу. Меня родители ждать будут.
— О, да ты, видно, шутишь.
199/224
— Хотелось бы, но нет.
Юнги лишь закатил глаза, когда Чонгук заказал себе какой-то тухлый энергетик
и с извинением пожал плечами. Зато Мин отметил, что Джин и Пак до их
прихода распивали соджу, потому что на месте Чимина стоит рюмка. Юнги не
обратил на это особого внимания, сглаживая все острые углы рюмкой соджу и
втягиваясь в беседу с Сокджином. С каждым разом он всё больше убеждается,
что нужда в таком виде отдыха действительно растёт. С Джином они
выбираются куда-то крайне редко, а в клуб уж и подавно.
Плотная алкогольно-музыкальная атмосфера полностью окутывает Юнги. Он

расслабляется, практически не обращая внимания на возвращение Чимина. На
то, как Пак опрокидывает в себя ещё одну рюмку, пока Джин рассказывает Юнги
какую-то дурацкую историю про кактус и ещё что-то настолько дурацкое, что
слушать как бы труда не составляет, всё равно ничего непонятно. Чонгук под
другим ухом на некоторых моментах тихо смеётся, значит, тоже слушает и
история действительно смешная.
А потом и Чон начал что-то тарахтеть, приближаясь к уху Юнги больше, чем
нужно, потому что и без нарушения личного пространства всё было прекрасно
слышно. Парень и прежде жался к нему ближе, но это оставалось
незамеченным, потому что казалось, что это из-за дискомфорта от подобного
места. Но когда чонгуковы губы «случайно» слегка мажут по ушной раковине
Юнги, старший вздрагивает и отклоняется, а Чон извиняется, краснеет и
переводит внимание на меню с коктейлями, пытаясь отыскать безалкогольный.
Подвыпивший Джин принялся в очередной раз рассказывать что-то из разряда
сказок, а Юнги вдруг ловит себя на том, что слушать не слушает своего друга, а
лишь делает вид. Всё его внимание сосредоточенно на том, как Чимин флиртует
с грёбанным барменом.
Парень с татуированной шеей и укладкой на голове ловко крутит, подкидывает

и взбалтывает за стойкой, успевая при этом не хило так заигрывать с чёртовым
школьником. Юнги правда не понимает, зачем пытается вслушаться в каждое
слово. Кажется, он уловил что-то типа «лизать или сосать?». Он понадеялся, что
они говорят про леденцы. Про самые настоящие карамельные леденцы на
палочке. Пожалуйста, пусть это будет так.
Время текло по обе стороны от Юнги, он не замечал, как пустеет уже третья
бутылка соджу, а вокруг всё немного плывёт. Нет, он не пьян, просто выпивший.
До такой степени, что тело приятно расслабленно, но не до такой, чтобы идти
танцевать. Пока Сокджин куда-то пропадает, Чонгук почему-то шепчет, что
отойдёт в уборную, и Юнги, пожав плечами, заказывает ещё одну бутылку более
крепкого соджу.
Чимин, сидящий через одно место, смотрит на него пронзительным взглядом,

подставив руку под подбородок. Юнги незаметно окидывает его взглядом, и его
сердце почему-то невольно сжимается. Потому что Чимин красивый. Красивый в
простой белой толстовке и накинутом на голову капюшоне. Красивый со
светлыми волосами, аккуратно зачёсанными чуть вверх и разные стороны.
Красивый со своими чёртовыми серыми глазами. Красивый с поблескивающими
губами. Тяжесть в груди Юнги стала ещё сильнее, он отвёл глаза.
Эта тайна — вот, что было самое сближающее его и Чимина. Тогда, несколько
дней назад, когда Чимин ни с того, ни с сего заявился к нему в десять вечера.
200/224
Тогда, в миновой комнате, на его узкой кровати они пусть мимолётно, совсем
коротко, но скрывались в собственной отдельной вселенной с населением в два
человека, замыкаясь друг в друге, раскрывая себя. Сами себе этот чёртов мир.
Сами себе чёртово пространство. И вообще никто не имел права знать, ни Хосок,
ни Намджун, ни Юнджи, ни Джин, никто. Не потому что это было развратно и
похотливо, а потому что это их. Единственная вещь, целиком и полностью
принадлежащая им двоим.
Юнги отметает все мысли, опустошая голову в попытках выбраться из

собственных грёз. Потому что Пак Чимин — это тот человек, чьи слова и
действия не должны вызывать даже крупицу доверия. Потому что он
продолжает флиртовать с барменом, стоит Юнги отвести от него взгляд. Чонгук
возвращается ещё более растерянный, чем прежде. На вопрос «что случилось?»
он извиняется два или три раза, поглядывая на наручные часы, стрелка на
которых расположилась на цифре один. Чон, снова вторгаясь в личное
пространство, тараторил на ухо выпившего Юнги о том, что он не пропускает
дополнительные занятия по субботам и ему пора домой.
Дабы избежать этих нудных объяснений, Юнги хватает Чонгука за руку и

выводит на улицу, на чистый свежий воздух. Что странно, так это то, что Чон не
спешил отпускать его ладонь, пока звонком вызывал такси. Юнги хмурится и
пытается подкурить сигарету, одной рукой не выходит, поэтому он неловко
высвобождает ладонь из чонгуковой. Парень, смущённо пиная какой-то
камешек, опускает руки в карманы толстовки и слегка кашляет, прочищая
горло.
Они стоят у мусорных баков напротив входа в клуб, а Юнги вдруг чувствует
смутное ощущение дежавю, как он стоял точно так же напротив паба. С
Чимином. Как он засматривался на его профиль, подсвеченный неоновой
вывеской, и наслаждался той неловкостью. Сейчас этого не было. Был только
Чонгук и прохладный запах сырости после дождя, прошедшего, пока они были в
помещении.
— Извини, что не оправдал твоих ожиданий, как тусовщик, — усмехается Чонгук,

всё ещё не поднимая глаз. — У меня довольно строгие родители, поэтому…
— Всё в норме, — непринуждённо кидает Юнги, затягиваясь сигаретой и

выдыхая переработанный лёгкими дым из носа двумя ровными струями. — Я
заметил, что тебе не комфортно. Да и о Паке не предупредил…
— Мне плевать на него, — резко ответил Чонгук, а Юнги заметил, как от резкого
выдоха пошёл пар из его рта. — Уже давно плевать.
«А мне, кажется, нет».
Юнги не успел уловить момент, как Чонгук решительно выдохнул, затем

вдохнул и, подняв глаза, потянулся к его губам за поцелуем. Это было не то
чтобы странно, просто слишком неожиданно. Затуманенными алкоголем
мозгами Мин не сразу сообразил, что происходит, широко распахнув глаза, пока
Чонгук продолжал прижиматься своими холодными губами к его собственным.
Мину понадобилось десять или пятнадцать секунд, чтобы расслабить тело,
потом почти половина минуты, чтобы расслабить сознание. Чонгук его
бездействие мгновенно счёл за отказ и отстранился, стыдливо пряча глаза.
201/224
— Чёрт, прости, я снова сделал это, — начал мямлить парень, накрывая глаза
ладонью. — Я не должен был опять, чёрт. Изви-
Юнги сам не понимает, на кой-чёрт откидывает недокуренную сигарету, а

второй рукой хватает Чонгука за толстовку в области ключиц, потянув на себя и
заткнув рот губами. Он не понимает, зачем кладёт ладонь на его затылок. Зачем
жмётся ближе, чувствуя, как владеет поцелуем, как Чонгук уступает ему в этом
с радостью. Всё не так и не то, он будто целует пластиковый стаканчик. Не
понимает, зачем вообще всё это происходит.
У Юнги в голове стоит шум, словно помехи на радио, когда он кусает в поцелуе
чужие губы, проверяя их на полноту. Но это не то. Совсем не то и не так. Не те.
Ему не нравятся чонгуковы губы. Они не подходят его рту. Но, несмотря на всё
отрицание, он продолжает втягивать их в свой рот и облизывать, пока Чонгук
трепетно мнёт ткань куртки на его плечах. Та чонгукова жалкая попытка
поцеловать девушку на вечеринке совсем отличается от того, что происходит,
потому что поцелуем целиком и полностью владеет Юнги.
Для Мина существует некий предел напряжения, после которого его нервы
сдают и он ведёт себя вопреки приличиям и здравому смыслу. За то короткое
время, пока Юнги узнавал рот Чонгука более подробно, чем в прошлый раз, он
пришёл именно к такому выводу. От прошлого расслабленного состояния не
осталось и следа, мозги Юнги кипят, как жёсткий диск, спаленный избыточным
напряжением, а в мыслях сплошные помехи.
А потом Чонгук чуть отстраняется и сбито, взволнованно дышит, когда его со

спины подсвечивает свет фар подъехавшей жёлтой машины. Пока младший
пытается понять, его ли это такси, Юнги стоит всё ещё с закрытыми глазами,
ненавидя в первую очередь самого себя. Он поцеловал не того. На периферии
оживающего и трезвеющего сознания маячит один единственный вопрос: ну
нахуя?
— До понедельника, хён, — шепчет брюнет в его губы и быстро садится в такси.
«Увидимся в школе?» — гулким эхом отдаётся в миновой голове совсем другой

голос.
202/224
21. Чужая ночь.
— Какая прелесть, — вонзается острыми стеклянными стрелами в спину

Юнги, когда такси скрывается за ближайшим углом. — Словно кадры из самой
убогой в мире гейской дорамы.
Юнги оборачивается через плечо и видит Чимина; тот опирается спиной о

кирпичную сырую стену клуба, затягиваясь сигаретой и внимательно наблюдая
за ним. Точнее за тем, что было. Над его капюшоном серой пеленой клубится
табачный дым. Единственное, о чём думает Юнги: не испачкает ли Пак свою
белоснежную толстовку, прижимаясь к сырой стене?
— С виду и не скажешь, что ты заядлый любитель гейских дорам, — хмыкает

Юнги, не решаясь подходить ближе.
Опускает немного продрогшие от сырого холода руки в карманы куртки,

футболка под которой уже стала влажной в районе лопаток. В клубе слишком
душно, но Мин не снимает куртку, потому что чувствует себя в ней более
комфортно, более защищённым, хоть и потеет, как не в себе.
— Смотрю их в свободное от самобичевания и мастурбации время, — пожимает

плечами парень, обхватывая пухлыми губами коричневый фильтр сигареты и
плавно втягиваясь, глядит старшему прямо в глаза.
Юнги смотрит в ответ и не может понять, насколько эти красивые серые глаза
пьяны по десятибалльной шкале. И пьяны ли вообще? Чимин пил наравне с ним и
Сокджином, поэтому чёрт знает, накидался ли он. У Мина отчётливо в голове
отложилось, что Пак не любит алкоголь и пьёт крайне редко. Если он продолжит
в том же духе, то всё может не очень приятно кончиться.
Кто-то спросит: а какое тебе, Мин Юнги, вообще дело до этого? Напьётся да
напьётся. А Юнги ответит, какое. Джин в девяносто пяти процентах случаев
уходит из клуба не один, а с «одноночными» парнем или девушкой. Он, в
отличие от Мина, ещё не бросил такой образ жизни, да и знает его Юнги, как
свои пять пальцев. Из всего этого следует, что если Пак накидается, то Мину
придётся тащить это тело домой по наставлению Джина. А там чёрт знает, что
может произойти. Юнги сейчас ни к чему не готов, а к пьяному сексу с Чимином
уж подавно.
— Будет весьма плачевно, если ты переспишь с ним раньше, чем со мной, —

будто читая чёртовы мысли, щурит Пак с ироничным сожалением глаза, выдыхая
ровные струи дыма через нос.
— Какое идиотское соревнование ты из этого устроил, — отвечает Юнги с

апатичным безразличием, прислоняясь к стене рядом с Чимином и доставая из
кармана пачку сигарет. — Тебе самому не надоело это?
— Надоело что? — спрашивает Чимин и смотрит куда-то прямо, сквозь всё, что
перед ним. Его взгляду будто нет конца.
— Играть со мной, — коротко кидает старший, чиркая зажигалкой и подкуривая

сигарету. Затягивается сразу глубоко и много, так, чтобы никотиновые пары
заполнили всё внутри, потому что на эту роль напрашивается чёртов Пак Чимин.
203/224
— Что это за игра такая, где я не могу перезагрузиться и попробовать другие
варианты? — нахмурился светловолосый, глядя на Юнги, но не повернув голову.
— Ты можешь, — тихо говорит Юнги, чувствуя, как волнение проходит по

внутренностям, сумбурно и как-то разорвано; он привык к чиминову
превосходству, смирился с ним. При этом Мин совсем не понимает его. Он,
наверное, никогда не сможет понять его.
— Никто не играет с тобой, «хён», — усмехается Пак, акцентируя внимание на

последнем слове и откидывая почти докуренную сигарету двумя пальцами.
— Это ты притащил Чонгука и сам себе это всё выдумал.
— Но ты…
Чимин просто разворачивается и уходит, не сказав больше ни слова и не дав

вставить Мину хотя бы звук. Юнги ещё некоторое время стоит на прохладном
влажном воздухе, докуривая сигарету и пытаясь переварить слова Пака. А потом
решает — к чёрту. К чёрту Чимина. К чёрту эти игры, к чёрту полемику и к чёрту
мысли. Он просто ещё выпьет, хоть и вечеринка уже началась пару-тройку
рюмок назад. Не то чтобы Юнги хотел напиться для чего-либо, нет. Но, с другой
стороны, трезвому Юнги совестно сказать что-то в лицо, совестно ударить ни в
чём не повинного человека или просто помочиться на глазах у зевак. Пьяному
же Юнги ничего из этого не совестно, и потому, если он хочет сделать поступок,
который совесть воспрещает ему, он одурманивается. Когда его эмоции и
чувства все перекошены, словно в кривом зеркале, изображение становится
ясным только тогда, когда он смотрит на него сквозь дно бутылки.
В клубе становилось всё жарче. Из-за барной стойки и столиков, что на другом
конце помещения, посетители переползали своей потной пьяной массой на
танцпол. Юнги вернулся на своё место, чуть потрепав куртку, потому что
слишком жарко. Джина всё ещё не было, а Чимин продолжал болтать с
барменом. Юнги не хочет вмешиваться, потому что ему до этого нет (или не
должно быть?) какого-либо дела. Он напрягает скулы и высматривает в
танцующей толпе широкие сокджиновы плечи, облачённые в кашемировый
серый свитер.
Юнги щурит глаза, в мельтешении разных цветов, бликов и переливов находит

друга за одним из столиков на другой стороне заведения. Какой-то незнакомый
Юнги парень говорит что-то на ухо Киму. Сам Джин тем временем потягивает из
трубочки синий коктейль, купленный, по всей видимости, незнакомцем, и качает
головой так, будто они обсуждают какую-то научную теорию. Выглядят они
давно знакомыми.
— Блядская задница, — шепчет Юнги себе под нос и вздыхает, глядя на пустые
рюмки и заказанную бутылку крепкого соджу.
Ещё раз с глубочайшей досадой вздохнув, он заказывает нарезку из лимонов,

посыпанных сахаром, и уже было наполняет рюмку, когда чувствует перед собой
движение и поднимает глаза. Девушка с ярко-красными волосами и
татуированными руками присела на место Джина, даже не спросив, занято ли
тут.
— Привет, — чуть наклонившись, произнесла незнакомка. — Отдыхаешь?

204/224
Юнги, приподняв в удивлении брови, окинул красивое подтянутое тело девушки,
облачённое в супер-короткие джинсовые шорты с завышенной талией и чёрный
гипюровый топ. Таких девушек называют «вышак» или «чистое порно», но для
Юнги это обычная клубная нимфа. Такие часто тусуются в скейт-парке.
— Отдыхаю, — хмыкает Мин, наполняя вторую рюмку, из которой прежде пил

Джин. Своеобразная смена власти.
— И почему такой милый парень сидит в одиночестве? — стреляет она своими

большими карими глазами, пододвигая наполненную Мином рюмку к себе.
— Слишком заурядные подкаты, очаровашка, — кинул Юнги, следом запрокинув

рюмку и опустошив её одним большим глотком.
Брюнет тут же зажмурился из-за более высокого градуса и прижал рукав куртки
к носу, занюхивая. Незнакомка усмехнулась краем выкрашенных в бежевую
помаду губ и стянула с прозрачного блюдца дольку лимона, поднеся её к
сморщенным от горечи миновым губам. Юнги с подозрением глянул на
красноволосую, пытаясь оценить ситуацию, но случайно наткнулся взглядом на
глаза Чимина и осторожно принял добрый жест, стараясь не задевать длинные
тёмно-синие ногти губами. Девушка, облизнув от лимонного сока указательный
палец, опустошила свою рюмку, но Мина совсем не тянуло на подобного рода
подвиги, поэтому он просто подождал, пока она очухается от столь крепкого
напитка и снова начнёт одаривать его своим липким вниманием.
— Танцуешь? — спросила незнакомка, склонившись к нему чуть ближе, чем

должна была, да так, что Юнги ощутил тёплый запах только что выпитого
алкоголя из её рта.
— Танцую, — хмыкнул он, снова невольно глядя на Чимина, внимание которого

целиком и полностью было приковано к ебаному бармену.
Что-то внутри Мина дёрнулось, и он, приподнявшись и потянув девушку за руку,

отправился на танцпол, пытаясь заглушить свои внутренние позывы громкой
музыкой и сексуальной клубной нимфой. Юнги всегда казалось, что опьянение
чем-то схоже с одержимостью. Ты будто впускаешь в себя постороннюю
личность, и случается что-то похожее на когнитивный диссонанс. Потому что
тебе плевать, но личности внутри тебя — нет. Потому что ты напряжён, но
личность внутри тебя полностью расслаблена. Юнги решает поддаться
алкогольному дурману и красивой девушке, танцующей рядом с ним.
Он двигается под какую-то заурядную музыку, а незнакомка жмётся к его груди

своей спиной, а задницей — к паху. Так проходит пять, потом десять минут,
снова и снова, всё превращается в калейдоскоп из разных цветов, звуков,
запахов и потных тел, плотно прижатых друг к другу. Одновременно с этим всё
смешивается в одну сплошную кашу, пока не начинает где-то внутри гудеть.
Оттенок дурмана, окутывавший Юнги, делал ещё более заурядным всё
происходящее.
Мин проходил через это бесчисленное количество раз, всё и всегда было по
одному сценарию: красивая девушка, ещё пара рюмок и такси, где ты боишься,
что в приступе «страсти» она (или он) откусит тебе язык, потом квартира,
кровать, сумбурный потный секс и неубедительная имитация оргазма, а потом
205/224
неловкие соприкосновения грязными телами, неспокойный сон, на утро — запах
перегара и пристыженно опущенные глаза с неловким прощанием. Так было
каждый раз, пока к нему не переехала Юнджи. Но переезд сестры даже не
причина, Юнги самому это надоело. Лучше никак, чем так. А рука на утро не
шебуршит вещами, чтобы поскорее свалить.
Парень чувствует испарину на лбу, а незнакомка трётся о него задницей так,

будто у неё там что-то чешется или она хочет протереть на его джинсах дыру.
Он бесшумно смеётся, хотя в такой какофонии звуков вряд ли это было бы
слышно. Мин понимает, что ему надоело вращаться в этом колесе, потому что
удовольствия ноль. Он смотрит за барную стойку, чтобы проверить, не вернулся
ли его друг, но натыкается на то, чего видеть уж совсем никак не хотел.
Черноволосый татуированный бармен чуть перегибается через стойку,

вылизывая губы Чимина. У Мина внутри что-то нещадно начинает свербить,
будто червяк сжирает яблоко изнутри. Он весь напрягается, когда
разглядывает, как Пак сжимает бабочку на шее бармена, потянув на себя.
Значило ли это, что инициатор всему Пак? Юнги не знает. Он ничего, блять, не
знает, он просто поддаётся этому чувству внутри, которое благодаря алкоголю
выросло в геометрической прогрессии. Юнги буквально отдирает от себя
красноволосую особу, прилипшую к нему чёрной склизкой пиявкой.
— Твой рот слишком грязный для моего члена, — шипит Юнги, когда незнакомка
возмущённо хмурится от толчка в свою сторону, а после сказанного глаза
девушки расширяются так, будто Мин придушил на её глазах котёнка.
В энтузиазме самого беспорядочного опьянения Мин вдруг заметил своё

положение. Он заметил, что является идиотом, обманывающим самого себя
своими действиями. Он не ревнует, нет, это, скорее, негодование,
приправленное щепоткой разочарования и… Зависти? Он видит другую сторону
Пака, потому что младший вот так просто целует кого-то, наверняка даже не
зная имени своего «ротового партнёра». Юнги это злит больше всего, поэтому
он, расталкивая толпу, проползает и двигается к барной стойке нелепым
героем-любовником.
Юнги ревновал всех своих бывших. Абсолютно каждого. Он находил, к кому,

находил повод и открыто говорил о том, что ему не нравится. Но вывод один:
ревность никогда не приносила ему ничего хорошего. А возникнувшая ситуация
была ещё более абсурдной, чем все предыдущие разы, потому что объектом
ревности был Чимин. Пак Чимин, который не приносит ему ничего, кроме
унижения и подбитого чувства собственного достоинства. Пак Чимин, который
ему по сути никто. Не друг, не товарищ, не кто-то. Но внутри продолжает
нарастать этот неприятный колючий клубок нервов, который грозит раскрошить
миновы рёбра. И насколько глупой может быть минова ревность, и как мало
надо, чтобы её вызвать.
— Тебя, блять, клиенты ждут, — не своим голосом шипит Юнги, хватая

распалённого поцелуем бармена за воротник белой рубашки и оттягивая от
Пака. — Ты посетителей должен обслуживать, а не высасывать из них
алкогольные пары, ублюдок.
Парень заметно испугался, глядя на разозлённого Юнги широко распахнутыми

глазами. Он будто готовился словить от Мина удар в челюсть и почти
зажмурился, но Юнги вовремя тормознул и приглушил эмоции, потому что из
206/224
клуба вылетит в ту же минуту, стоит персоналу шепнуть охране о неадекватном
посетителе. Он рывком швырнул воротник чужой рубашки и едва сдержался,
чтобы в приступе злости не начать рычать. Бармен растворяется по щелчку
пальцев, убегая в другой конец барной стойки и принимая заказы. Юнги
усмехается. Он не растерял запал и всё ещё может выглядеть угрожающе.
Ещё через пару секунд он вспоминает о Паке и смотрит на младшего, не

сдерживая лёгкий свист. Потому что глаза светловолосого в кучку и настолько
пьяны, что вообще странно, как он ещё сидит. Чимин, находясь где-то в своей
прострации, смачно вытирает губы ладонью, попав по ним лишь со второй
попытки, и пытается подставить руку под голову, но его локоть два или три раза
съезжает с края барной стойки. Последующие попытки так же не увенчались
успехом. Юнги в одно мгновенье рассматривает румяные щёки и просто диву
даётся. Он не думал, что когда-либо сможет созерцать подобное, потому что
красные чиминовы щёки приравниваются к северному сиянию или звездопаду. А
на деле значит лишь то, что Пак такой же человек, из плоти и крови. С такой же
физиологией, как и все обычные люди.
— Ты почему такой вмазанный? — всё ещё обескураженно спрашивает Юнги,

сжимая чиминово плечо, чтобы привлечь к себе внимание. Пак поднимает глаза,
и Мин чуть наклоняется, чтобы посмотреть в них и ещё раз оценить критичность
ситуации. — Блять, да ты в хлам.
В ответ доносится только нечленораздельное мычание и смачный «ик», от

которого у парня аж капюшон толстовки с головы спадает. Юнги едва держится,
чтобы не усмехнуться оттого, как нелепо Пак пытается закатить глаза. Но потом
до Мина доходит осознание своего положения и смеяться уже совсем не
хочется. В то время, пока шестерёнки в его немного пьяной голове набирают
скорость, Чимин складывает локти на барной стойке и впечатывается в них
лбом.
— Эй, ты только не спи, слышишь? — Юнги теребит его плечо. — Иначе

заблюёшь тут всё.
Чимин даже не пытается реагировать, и старшему ничего не остаётся, кроме

как быстро оплатить счёт и попытаться дозвониться до Сокджина. За столиками,
в отличие от барной стойки, музыка грохочет намного сильнее, поэтому
надежды дозвониться до друга столько же, сколько здравого смысла во всей
этой ситуации. Юнги, решая набрать Джину сообщение, продолжает тормошить
плечо Пака, чтобы тот окончательно не ушёл в астрал. Когда Юнги ловит
настороженные взгляды охранников, то понимает, что лучше свалить сейчас,
чем быть выкинутым за шкирку на пару с Чимином.
Мысль о том, что этого школьника можно было просто бросить или сделать вид,
что не знаком с ним, сама собой отметается. И Юнги не знает, почему, но он и
под дулом пистолета не смог бы оставить это обездвиженное проспиртованное
тело на растерзание всяким педиковатым барменам и всем, кому не лень. Что-то
внутри не позволило бы, и Мин просто мирится с этим, потому что ломать себя и
бороться с собой не хочется вот совсем.
— Ты когда, мать твою, успел так накидаться? — кряхтит Юнги, перекидывая

чиминову руку через свои плечи и пытаясь приподнять с барного стула.
Мышечная масса у Пака развита не хуже, чем у Чонгука, поэтому задачка для
худощавого щуплого Юнги оказывается не из лёгких. — Ох, блять, ты чем
207/224
нафаршированный, что такой тяжёлый…
Daughter — Home (Tapeboy Remix)
Мину почти удаётся поднять младшего, когда Чимин выпрямляется и

окольцовывает его голову руками, утыкаясь лицом в сгиб шеи. Это всё, конечно,
мило и всё такое прочее, но у Юнги, кажется, начинает покалывать поясница и
сыпется песок из слаборазвитых суставов, потому что парень буквально виснет
на нём всем своим весом и держится за его голову, как за чёртов автобусный
поручень. В смутных скользких звуках Юнги разбирает, как Чимин мямлит в его
шею:
— Отвез-зи м-м… Ик… М-меня домой.
— Адрес скажешь?
— У… Угу…
Юнги ничего не остаётся, как повести светловолосого на воздух, где, к слову,

лучше совсем не становится. Приходить в себя Чимин, кажется, не спешит.
Случилось то, чего Мин так остерегался и боялся. Он довёл полудремлющего
Пака до ближайшего такси, где водитель качнул положительно головой на
вопрос «свободен?». Он усадил икающее тело на заднее сидение, всё ещё не
соображая, что происходит. Он заставил Пака выдавить из себя адрес и
согласился на довольно круглую сумму, поскольку ехать действительно не
близко.
Он зачем-то делает это только для того, чтобы с Пак Чимином всё было хорошо.
Он понимает это, осознаёт свои действия, сидя в такси рядом с Паком, который
разлепил глаза и, видимо, не совсем понимал, что происходит и где он вообще.
Если бы не Юнги, сидел бы он сейчас в машине какого-нибудь извращенца и так
же вертел своей башкой.
— А гд-де Джин-хён? — хмуря брови, Чимин икнул после заданного вопроса и

раскосыми от опьянения глазами уставился на Юнги, который отодвинулся от
него на максимальное расстояние. Если бы Мин мог, он бы и голову в окно
высунул, только бы не видеть и не слышать этого школьника, который приносит
ему одни сплошные проблемы.
— В пизде, — кидает Юнги, отворачиваясь и чуть опуская на окне стекло.
На улице шёл лёгкий дождь, сила и интенсивность которого нарастали с каждой

секундой. О стекло разбивались прозрачные капли, искажая содержание
неоновых вывесок. Юнги почувствовал, как Пак пытается пододвинуться ближе.
— Не приближайся, — чуть тише говорит он, так, чтобы услышал Пак, но не

услышал таксист.
— Да ладно тебе, — чуть пониженным голосом отвечает Чимин и касается

ладонью там, где колени соприкасаются друг с другом. — Ты ведь хочешь…
— Убери, блять, руки, — шипит Юнги, резко сдвигая колени так, чтобы доставить
чиминовой руке максимум боли.
208/224
— Какая же ты упрямая, нуна, — хмыкает Чимин, отодвигаясь, но весь его образ
портит ещё один неконтролируемый «ик», следующий сразу за последним
словом.
Юнги лишь с досадой головой качает и снова в окно смотрит, наблюдая за

расплывчатым изображением магазинов и кафе. Он не может начать задавать
Паку вопросы, потому что даже ещё не спавший до конца оттенок дурмана
делал младшего каким-то недосягаемым человеком, которого даже в минуты
полного опьянения ни разу не выдали ни глаза, ни язык, несмотря на всю
тонкость ситуации. Он действительно такой, как и всегда, а последствия
алкоголя — это не кривые пьяные признания или полные взаимности глаза, а
лизания с барменом и невнятная речь. Это расстраивало Юнги больше всего,
потому что, кажется, он не дождётся даже элементарной благодарности в свою
сторону. А когда игра подходит к концу, шахматная доска закрывается, а пешка
и король возвращаются на свои места.
Кажется, Пак снова отрубился, запрокинув голову назад; Юнги устало потёр
глаза и поинтересовался у хмурого таксиста, долго ли ещё ехать. Как раз в это
время машина свернула на улицу с одинаковыми одноэтажными домиками,
замедляя скорость. Когда таксист начал припарковываться, Юнги попытался
растолкать младшего, чтобы тот отправился на выход, а сам он — домой, в свою
тёплую, пахнущую средством для стирки постель. Но когда Чимин очнулся,
словно от кошмара, и начал продолжительно шарить по двери в поисках ручки,
Юнги едва удержался от вымученного стона и страдальчески вздохнул,
понимая, что этот придурок даже из машины не выползет, не то что доберётся
до собственного крыльца.
Расчехлив кошелёк и заплатив таксисту, Юнги вылез из машины, хлопая дверкой

и двигаясь максимально раздражённо, потому что это единственное, чем он мог
выплеснуть своё негодование и недовольство. Он помог парню выбраться из
машины, придерживая качающееся тело за локоть. Пак хотя бы на ногах мог
стоять, и это хоть немного, но радовало. Пока Чимин возился, Юнги оглядел дом,
где ни в одном окне не горел свет. Он что, живёт один?
— Я могу сам, отцепись, — шикнул Чимин так же раздражённо, едва ли не

срывая миновы тормоза. Неблагодарный кретин.
Несмотря на чиминово решительное «я сам», он всё равно споткнулся об две

ступеньки крыльца. А их, вообще-то, всего две. Мин сжал челюсть и снова
принялся придерживать парня, пока тот рылся в карманах толстовки в поисках
ключей.
— Где твои родители? — само собой вырвалось из рта Юнги, когда Пак толкнул
дверь и повалился вперёд.
— В пизде, — кинул парень себе под нос, отшвыривая ключи на ближайшую

тумбочку и пытаясь отыскать выключатель, потому что в прихожей, как и во
всём доме, царил мрак.
Как только загорелся свет, Юнги прищурился от резкости и взглянул на

вешалку, где всё же висело женское потёртое пальто бежевого цвета, а на
полке для обуви стояла женская обувь. Мин сделал вывод, что, скорее всего,
чиминова мать работает в ночные смены. Мужской обуви, помимо чиминовых
209/224
кед, которые Юнги не раз видел на Паке, он взглядом больше не нашёл.
Внимание отвлёк сам виновник торжества, из последних сил пытаясь подцепить
носком кроссовка пятку другого и, конечно же, промазывая и качаясь из
стороны в сторону.
— Ты как говно в проруби, держись хотя бы за стену, — произнёс Юнги,

наблюдая за этой весьма жалкой картиной.
— Оставь свои ущербные советы при себе, — огрызнулся Пак, пытаясь надменно
прищуриться, но выходило у него это из рук вон плохо.
— Иди ляг, придурок, — покачал Юнги головой, отмечая про себя, что некогда
безразличный ко всему Пак выглядит, как чёртов ребёнок, которому не купили
игрушку. — Ты всё ещё бухой в стельку.
— Кто, я? — оскорбился Пак. — Заверяю тебя, мой милый «хён», я в полном

порядке.
Он выпрямился, скинул второй кроссовок и побрёл к бледно-синей двери, всё же

упрямо последовав совету и держась за стены, словно боялся, что стоит их
отпустить — и они куда-нибудь денутся. Дверь, судя по всему, его комнаты
ловко увернулась от него.
— Какая хитрость! — вскрикнул драматично Чимин, натыкаясь на стену.

— Спасением мне станет моё леденящее душу безразличие и беспросветная
злобность.
Пак ещё несколько раз наткнулся на стену — в разных местах, а потом наконец
обнаружил ручку и ввалился в открытую дверь. Юнги, стоя со сложенными на
груди руками и наблюдая за фарсом, не спешил идти следом, но ему было
слышно, как Чимин там падает на пол, ругаясь, что кровать «какого-то
непонятного хуя» отпрыгнула в сторону так же, как дверь.
Невольно припечатав ладонь ко лбу, Юнги всё же выдал стон мученика и быстро
скинул свои кроссовки, проследовав по маленькому узкому коридорчику к двери
комнаты. Обычно выключатели расположены рядом, поэтому он тут же пошарил
у дверного проёма, не ошибившись и наткнувшись на заветные кнопочки.
Комнату озарил яркий свет длинной люминесцентной лампы.
Мин осмотрелся и от восхищения невольно замер, оглядывая комнату, уже точно

и без сомнений принадлежащую Чимину. Помещение сравнительно небольшое, с
одним окном, выходящим на улицу, подсвеченную жёлтыми фонарями. Стены
бежевого цвета, но в глаза бросаются брызги красок вдоль них, не определить
точно, намеренные они или случайные, но выглядело всё это действительно
завораживающе. Большой деревянный мольберт в углу комнаты, а рядом
натянутые на деревянные рамы белые холсты. Стол завален всякими
коробочками и тюбиками с красками, кисточками, замоченными в больших
деревянных стаканах, а полка под отказ забита книгами разных цветов и
размеров. Ни одной валяющейся без дела вещи или тех же носков у кровати
Юнги не успел разглядеть, наверное потому, что их не было. А пахло будто
сушёными осенними листьями и розмарином.
Юнги с полной уверенностью мог сказать, что никогда не видел таких простых и
одновременно красивых и уютных комнат. У него, конечно, и мысли никогда не
210/224
возникало о том, где и как живёт Пак, но даже если бы он думал об этом, то на
все сто процентов уверен, что его фантазии и рядом не стояли бы с тем, что он
увидел. Единственное, что реально портило представшую перед ним картину —
это Пак, растянувшийся на полу гордой птицей.
— Хватит дурака валять, поднимайся, — прокряхтел Мин, присев на корточки и

потянув за чиминово плечо. — Только не говори мне, что ты опять отрубился.
— Не, — промычал Пак куда-то в пол, зашевелив руками и пошарив по полу так,
будто на несколько мгновений потерял его.
— Не думал, что алкоголь разбудит твоего внутреннего ребёнка, — заверил

Юнги, помогая младшему подняться и добраться до кровати.
— Поэтому я не люблю алкоголь, вечно он кого-то будит, — протараторил Чимин,

плюхаясь на кровать спиной и ёрзая, попутно расстёгивая на джинсах ширинку.
— Я должен поблагодарить или типа того?
— Типа того, — буркнул Юнги,
Чимин неуклюже начал стягивать с себя штаны, а его лицо говорило о том, что
он честно прикладывает максимум усилий. Не прошло и нескольких секунд, как
мягкое тёмно-синее покрывало под ним свернулось в рулет, а сам Пак запутался
в своей одежде и, кажется, руках.
— У меня тут, эм-м… Проблема. Можешь помочь?
— Ты, блять, издеваешься?
— Может быть.
— Как и всегда, — едва слышно произнёс Мин себе под нос так, чтобы Пак не
услышал, и, кажется, он действительно не услышал.
Юнги, смущённо отводя взгляд, потому что он, блять, не контролирует это,
стянул с Чимина джинсы, небрежно вешая их на какой-то стул рядом. А когда
дело дошло до белой толстовки, Мин понял, что пропал. Чимин послушно
приподнял руки, а старший, начав стягивать её с загорелого подтянутого тела,
зацепился взглядом за проколотые тёмно-розовые соски и едва не поперхнулся
воздухом. Он задержал взгляд на считанные секунды, невольно сглотнув вязкую
слюну, но этот жест слабости не ускользнул от затуманенных алкоголем серых
глаз Пака.
— Можешь потрогать, — хрипло произнёс Чимин, коснувшись ладонью своего

торса и мягко огладив его.
— Спасибо, воздержусь, — стыдливо пряча глаза, Юнги отправил чиминову

толстовку к джинсам и почувствовал, как впервые за вечер его щёки
наполняются жаром.
Он уже выпрямился и поправил свою куртку, чтобы отправиться на выход, как

почувствовал холодные пальцы на своей руке. Это Чимин удержал её, чуть
притормозив, и неловко пробормотал, отведя глаза:
211/224
— Останься.
У Юнги ком подкатил к горлу, он весь внутри и снаружи замер, а по коже

табуном ринулись мурашки. Он бы мог подумать, что Чимин просто здорово
выпил и, как всякий пьяный, воображал, что можно говорить и делать ерунду,
лишь бы говорить и делать с чувством. Но нет, Юнги так не подумал, потому что
ещё ни разу не видел Чимина таким. Даже тогда.
— З-зачем? — заикнулся старший, взглянув на лицо Пака.
— Вдруг придёт Бугимен и заберёт меня, — насупился светловолосый, отпустив

чужую руку и переворачиваясь на бок, устраивая подушку под головой
максимально удобно.
— Ты всё ещё веришь в Бугимена? Должен был перестать лет так десять
назад, — с подозрением прищурился Мин, решая принять этот ход и проверить,
насколько эта игра заурядна и что такого дальше предпримет Пак, чтобы
затащить его в эту кровать и окончательно вытрахать последние мозги. Юнги
обессиленно плюхнулся задницей на пол рядом с кроватью. Он точно не был
готов к таким не только физическим, но и эмоциональным нагрузкам.
— Бугимен так же реален, как мы с тобой, — заверил блондин, прижимаясь

щекой к подушке и начиная моргать всё медленнее.
— Ты же говорил, что не веришь в супергероев и всякое такое, — Юнги

придвинул к себе колени, чтобы чувствовать себя более-менее защищённо.
— Я верю в страхи, — коротко ответил Пак. — А вы, с вашими разноцветными

напитками, вашими клубами, ухищрениями и изворотами… — сонно
констатировал он, прерываясь только для того, чтобы зевнуть. — Вы все играете
в одну и ту же заурядную игру. Сейчас я хочу того, через минуту кого-то
другого, потом третьего, скок-скок-скок, — он попытался изобразить скачки́
ладонью, почти засыпая, но продолжая говорить. — Так вот, я не играю во всё
это…
— А что же ты делаешь?
— Позволь себе ошибаться, хён, — невзирая на минов вопрос, продолжил Пак.

— Желание делать всё заурядно и как надо приведёт тебя только к
разочарованию, если правильные действия не оправдают надежд. Ты слишком
сильно стараешься и много думаешь.
— Если мы сейчас переспим, ты обещаешь, что оставишь меня в покое?

— прижимая колени ещё плотнее к себе, выдал Юнги и прикусил кончик языка,
заворожённо глядя на чиминово расслабленное лицо. Он впитывал в себя
каждое его слово и просто горел изнутри. Он так испугался этих эмоций, что
драли его грудную клетку прямо в это мгновенье. А ещё на периферии маячила
та самая позорная неловкость, которую всегда испытываешь, когда
разговариваешь с человеком, который умнее тебя, зная при этом, что и он это
прекрасно понимает.
— А ты сам-то уверен, что сможешь остаться в покое, хён? — сонно усмехнулся

Чимин. — Это только в твоей голове.
212/224
— Ответь на вопрос, — дрожащим голосом потребовал Юнги и замер, когда Пак
распахнул глаза, заглянув прямо в лицо и произнеся одно единственное слово:
— Обещаю.
И тут что-то внутри Мина щёлкнуло, будто надломилось, треснуло от

напряжения. Или это разбились его надежды, или кто-то спустил курок у него в
груди. Юнги, разорвано хватая губами кислород, едва удержался от какого-то
всхлипывающего вздоха и поднялся на ватных ногах, отправившись к
выключателю. Свет в комнате после короткого щелчка потух и старший
поморгал, чтобы зрение адаптировалось к темноте. Оранжевый свет фонарей,
льющийся через незашторенное окно, слегка подсвечивал комнату, давая
размытые очертания. В воздухе повисла громоздкая тишина, разбавленная
барабанящим по окну дождём и напряжённым дыханием брюнета. Тишина,
которая никак не умещалась в миновой голове. В нём самом не умещалось
чёртово сознание, были только эмоции и подкошенный рассудок.
Подрагивая, Юнги замер в шаге от кровати, а когда Чимин попытался

приподняться, полушёпотом произнёс:
— Лежи.
Laurel — Blue Blood
Глаза Чимина во мраке блеснули заядлым интересом, и он послушно опустил

спину на кровать, не отрывая взгляда от залитого краской лица Юнги. Старший
трясущимися пальцами расстегнул бляшку ремня, затем ширинку, направляя
последние крупицы сосредоточенности именно на это действие. Когда джинсы
на бёдрах были ослаблены и начали сползать, Юнги стянул с себя куртку,
отправляя к чиминовым вещам, и быстро скинул футболку. Кожу обдало
холодом, а внутренности ещё большим жаром, потому что изучающий чиминов
взгляд бродил от одного участка кожи к другому.
Он, прикрывая глаза, сглотнул болючий комок и спустил по ногам джинсы,

перешагивая их и представая перед Чимином почти обнажённым. Нет, не
физически, больше морально. Он, всё ещё подрагивая от резких приступов
здравомыслия, приблизился к кровати и, всё ещё будучи с закрытыми глазами,
стянул с себя чёрные боксеры, оказываясь в своём первозданном виде.
Обнажённое тело никогда не казалось ему чем-то настолько личным, чем-то
сокровенным, чем-то, что нужно скрывать под слоями одежды, прятать от всех.
Юнги любит своё тело, все его недостатки, он гордится своими женственными
изгибами и легко мог бы продефилировать голышом вдоль улицы. Но всё равно
предательски замирает, когда полностью обнажён перед ним. Перед Чимином.
Тишина в темноте комнаты повисла такая, что старшему показалось, будто

кровь, прихлынувшая теперь к голове, пойдёт у него из ушей, если не раздастся
хоть звук. Он оценил свои внутренние ощущения ещё раз, отметив, что
возбуждение шевельнулось ещё в тот момент, когда он увидел изгибы чиминова
торса. Не глядя младшему в глаза, он осторожно перекинул через его бёдра
213/224
ногу и сел сверху, присаживаясь задницей прямо на чужой пах и ощущая
твёрдость. Мышцы Юнги слишком напряжены. Приходится прилагать максимум
усилий, чтобы держать себя в руках. Снова та боль где-то внутри. Мин на
секунду представляет, как во все стороны от сердца расходятся мелкие
трещины по всему телу.
Стоит Чимину накрыть его затылок ладонью и надавить так, чтобы миново лицо
оказалось рядом с собственным, и Юнги рассыпается на причудливые, острые
как бритва осколки. Пак несколько секунд глядит ему в глаза и целует. Целует
плотно, так, чтобы даже мысли не возникло отстраниться. Мин обнимает Пака,
погружаясь всем сознанием в поцелуй. Он в этом кривом объятии прижимается к
нему плотно-плотно, обхватывая шею губами и лёжа на его груди. Старший так
же плотно обхватывает коленями чиминовы бёдра, ощущая грудью прохладные
шарики пирсинга в его сосках. С каждым движением губ Чимин опустошал его.
Он вырезал из него все внутренности и развешивал на себе, словно дорогие
аксессуары.
Чимин начал шарить холодными руками по его спине, а Юнги не мог перестать
прижиматься, потому что в это самое мгновенье между ними возникла
нерушимая связь. Мин знал, что больше никогда не сможет испытать подобного,
поэтому пытался максимально растянуть это мгновенье, когда тела плотно
прижаты друг к другу. Влага в глазах начала скапливаться ещё до того, как Мин
выпрямился и, чуть раздвигая колени, обильно смочил свои пальцы.
— Ты завораживаешь, — полушёпотом произнёс Пак, срывая минову голову

окончательно.
Юнги поёрзал задницей на затвердевшем члене Пака, пытаясь дать максимум

трения и удовольствия. От ещё большего отделяла только тонкая ткань
чиминовых боксеров. Мин запрокинул голову назад, закатывая глаза и томно
выдыхая, когда начал погружать в себя фалангу пальца, а Чимин снизу глядел
на него так же восхищённо, как в прошлый раз. Он накрыл ладонями миновы
рёбра, плавно проведя по бокам и бёдрам, словно кистью по холсту. У старшего
вновь перехватило дыхание, и он снова двинулся, чтобы получить трение. Чимин
почти застонал и это было концом для Юнги. Самой последней станцией. Всё,
дальше уже было некуда. Стена.
Мин всхлипнул и скуляще застонал, когда мягкая ладонь Пака накрыла его
пульсирующий от возбуждения член, до этого елозивший по чиминову пупку.
Одновременно с этим он добавил второй палец и был готов взрываться прямо в
эту секунду. Он уже не чувствовал мурашки, потому что они не покидали его
тело с того момента, как Пак прикоснулся к нему. Юнги взрывался. Каждую
секунду. Сейчас всё время и все эмоции были под ними, где-то везде и повсюду.
Чимин после очередного минова хриплого стона больше не желал сдерживаться

и, приподнявшись, накрыл бледную тонкую шею Юнги губами, ощущая будто
кипяток под ними. Но целовал и перебирал кожу губами так, будто касался
шёлка. Юнги ощутил, как напряжённо Пак выдохнул носом в его шею, когда
снова начал ёрзать. Мин задрожал. Пак вновь двинул губами, оставляя почти
невесомый поцелуй за ухом. Сердце отказывалось пережёвывать кровь, оно
214/224
в панике затерялось где-то между лёгкими, что пытались раздавить его. Мягкий
запах чиминова тела был где-то глубоко. Чимин был глубоко. И повсюду.
В молекулах кислорода, что Юнги вдыхал. Внутри него самого он отдавался
сладкой вибрацией под кожей.
Откуда ты внутри меня, блять?
Он бы хотел произнести это вслух, но не мог. Он не хотел рушить то, что

происходило сейчас.
Юнги плакал. Он сорвался где-то внутри, ему срочно нужна была ещё более
сильная физическая боль, нежели боль от медленной растяжки. Он нуждался в
сильном болевом шоке, чтобы заглушить всё это внутри себя. Внутри творился
какой-то произвол, совершенно неконтролируемый произвол. Из его глаз вдруг
начали сочиться горячие слёзы, растекаясь по щекам и скулам, поскольку он
запрокидывал голову. Он ещё не был готов принять в себя Чимина, но ждать
больше не мог, потому что с минуты на минуту мог захлебнуться уже
существующим внутри Чимином. Юнги приподнялся, стягивая резинку
чиминовых боксеров, и обильно сплюнул на ладонь. Выцеловывающий его шею
Чимин погрузился в короткий ступор.
— Подожди, ты ведь ещё не… Ох, блять.
Юнги насадил себя на смазанный собственной слюной член, срывая голосовые

связки от боли, что молнией пронзила тело. Он не был готов, но он хотел.
Получить такую сильную разрядку, чтобы сравнить эмоции внутри себя. Но
ничего не получалось, потому что в голове и по всему телу была только боль-
боль-боль.
Везде боль.
Повсюду.
Пак Чимин — это боль.
Боль в прикосновениях, боль в пояснице, боль в глотке, боль под диафрагмой и в

лёгких. Каждый человек на земле знает, что в жизни бывает боль. Для
большинства из нас это один сплошной дискомфорт, который можно просто
перетерпеть. Но есть те, кто ищет эту боль, используя её как свой инструмент
для создания чего-то настолько прекрасного, что граничит с бессмертием. Мин
чувствовал себя бессмертным.
Юнги начал задыхаться, а слёзы из глаз полились с тройной силой. Чимин,

выстанывая его имя, накрыл его дрожащие губы своими, и оба были будто на
периферии сознания. Юнги ответил на поцелуй, пытаясь расслабить мышцы, но
ничего не получалось, потому что как ни крути — он не был готов к
проникновению. И, казалось, просто умрёт, если через секунду снова двинется.
Но нет, не умер.
Ведь ему было больно. Ему было потрясающе.
И пока Чимин целует его, сбито дыша, Юнги чувствует каждый кувырок своего
сердца, которое, кажется, не выдержит. Оно просто откажется от такой сильной
нагрузки, потому что это всё хуже, чем тысяча километров без передышки.
215/224
Нельзя ведь так насильничать над организмом и чувствовать кого-то настолько
сильно. Чимин надавливает между лопатками, чтобы прижать к себе. И
прижимает худощавого хёна к своему телу, а Юнги ощущает, как жар
покрывает каждый миллиметр его кожи. Не тот жар, что парит в воздухе. А тот,
что внутри. Тот, что разливается тягучей карамелью по венам. Тот, что туманом
стоит перед глазами. Тот, что заставляет мышцы тела судорожно сжиматься
и разжиматься. И это было блядски правильно. Очередная дрожь прошла
по рукам.
На секунду Чимин отстранился и посмотрел Юнги прямо в красные от слёз глаза.

Потом медленно приблизился, оставляя почти невесомый мазок приоткрытыми
губами на пылающей щеке и собирая ртом солёную влагу с неё. Мин понял, что
всё слишком затягивается, он больше не выдержит этих глаз и этих губ, поэтому
нужно закончить это. И поскорее. Несмотря на адскую боль, которая снова
прострелила тело, стоило ему двинуть бёдрами, Мин, рвано дыша, приподнялся,
вынимая из себя чиминов член и крупно подрагивая. Зажмурившись, Юнги снова
опустился, погружая тёплую твёрдую плоть в себя, до побеления прикусив губу
и мыча. Он вцепился в плечи Пака животной хваткой, надеясь, что не оставит
ему синяков.
Юнги ничего не хотел Чимину от себя оставлять.
Он просто отдавал себя.
Он никому и никогда не отдавал себя так, как в этот момент.
После ещё одного движения внутри всё опять сводит от боли, но сладкой негой
и пульсацией отдаёт внизу живота. Жгутом стягивает, когда Чимин стонет и
зажмуривается, прижимая лицо ближе к миновой груди. Не было ни терпения,
ни рассудка. У них были только они и попытка слиться во что-то единое. Во что-
то настоящее. Во что-то близкое и обнажающее их друг перед другом во всех
смыслах, хоть и временно. Хоть и один единственный раз.
Ничего не было так важно в этот момент, как они сами.
Юнги терялся в ощущениях. Ловил ртом чиминовы стоны и сбито дышал. Немел
и пытался двинуться, потому что всё это было слишком сильным. Слишком
невероятным и слишком нереальным. А потом вдруг глаза в глаза. Он медленно
двигался сверху, глуша боль и трогая Чимина. Он трогал его в ответ. Гладил.
Впивался короткими ногтями в плечи. Стонал сорванным охрипшим голосом. Он
видел ту слабость в чиминовых глазах. Юнги видел то, какой он слабый был
в этот момент. Когда он сжимал его бёдра до побеления и вскидывал свои,
погружаясь в Юнги, в глазах его расцветало что-то невероятное. Что-то
прекрасное. Это было наслаждение. Оно дополняло и перемешивалось
со слабостью, словно сливки с кофе.
Мин с трудом кончил на живот Пака, выстанывая в его рот, потому что
балансировать между болью и наслаждением слишком тяжело для него. Всё это
слишком тяжело. Усталость непролитой влагой застилает Мину всё изображение
мира перед глазами. Он изо всех сил пытается отогнать очередные непрошеные
слёзы.
Всё хорошо. Всё понятно и предельно ясно. Всё упорядоченно.
216/224
Это просто напряжение учебных будней и каждодневных перевоплощений. Это
просто вся эта неопределённость, давящая на восприятие реальности. Это
просто блядское сердце, которое не обмануть и не заглушить, которое не хочет
слушать звуки разума, не поддаётся никаким уговорам сознания, даже самым
изощрённым. Это чиминова мокрая шея, в которую он утыкается лицом и плачет.
Это несправедливость и обида. Это маленькие иголочки нервов, скалывающие
грудь, остро впивающиеся на выдохе в его душу.
Это Пак Чимин.
***
В голове стоит шум, а где-то далеко, за пределами сознания раздаётся просто

оглушающий звон, от которого брюнет и просыпается. Юнги рывком раскрывает
глаза и отрывает голову от подушки весь в холодном поту, будто кошмар, в
котором настал самый леденящий душу момент, прервался. Будто всё, что
произошло — почудилось. Но боль в заднице такая, будто он всю ночь рисовал
анусом, во рту просто Сахара, а лицо будто пчёлами покусанное.
Нет, это был не сон. Как жаль.
Плевать. Спать. Желательно год. В идеале — два.
Юнги расслабился на кровати и снова задремал, а потом еле воскресил себя,

когда раздался второй протяжный звонок в дверь, что прошёлся по сознанию
очередной ледяной волной. Мин разлепил глаза, потянулся к телефону и нажал
на кнопку, жмурясь. Семь утра. В это время раздался очередной звонок, более
возмущённый и нетерпеливый. Вереница матов под нос и Юнги сползает с
кровати, сбивая плечами все косяки в своей квартире. Всё тело ноет от боли,
голова просто пульсирует. Он будто в вакууме.
Юнги просыпается только тогда, когда с полузакрытыми глазами прокручивает

язычок замка на двери, а на его шею кидается Юнджи со звонким и протяжным
«сюрпри-и-из».
217/224
22. Эта замечательная жизнь.
Добро пожаловать в «никуда».

Ничего здесь не длится долго.
Ничего, кроме воспоминаний,
О том, чего никогда не было.
© The Smashing Pumpkins
Dennis Lloyd — Nevermind
Юнги подолгу сидит на берегу и смотрит на волны.
Он вообще редко ходил к морю раньше, может быть раз или два. Последний
месяц совсем не радовал, холодная сырая осень наступила слишком быстро,
поэтому мало кто выбирается в такое время к бушующему морю. Но Юнги
приходит на берег каждые выходные, чтобы просто посидеть на мокром песке
под моросящим дождём и дождаться, пока хмурое солнце окончательно
растворится в серости туч. Брюнет совсем продрог, а нос покраснел от холода.
Юнги шмыгает носом и перебирает пальцами мокрый песок рядом с собой,
кутаясь в промокшую серую толстовку, что стала на несколько тонов темнее от
влаги.
Когда солнце садится, Юнги подбирает лежащий рядом скейт, затыкает уши
наушниками и отправляется в скейт-парк. Он рассекает по мокрым тротуарам
безлюдных из-за погоды улиц, усмехаясь людям, что в попытке укрыться от
дождя прикрывают головы папками или сумками, у кого что есть в руках.
Разбегаются по кафешкам и навесам, словно тараканы. Юнги отталкивается от
тротуара промокшим кроссовком и опускает продрогшие руки в карманы
толстовки, зная, что всё равно не сможет их отогреть.
Когда он добирается до скейт-парка, то понимает, что пачка сигарет в кармане

отсырела. Юнги вздыхает с досадой и сминает пачку, выбрасывая в ближайшую
мусорку. Дождь стихает. Брюнет начинает снова и снова тренировать тот самый
«вэриал», который не получается без «поп шоув-ита». Юнги падает на колени
снова и снова, но не произносит ни звука, сжимая челюсть и поднимаясь. За
месяц он разодрал себе все ноги, пытаясь проделать «вэриал».
И Мин продолжает рвать кожу, падая в очередной раз со скейта и обречённо

выдыхая. Силы на сегодня уже исчерпаны, поэтому, сбито дыша и морщась от
боли, Юнги расслабляется, переворачивается на спину и смотрит на чёрное,
затянутое тучами ночное небо. Коросты, которые Юнджи заботливо
обрабатывает зелёнкой по вечерам, начинали затягиваться. Но сейчас они снова
нещадно разодраны и сильно кровят, пачкая джинсы. Юнги плевать.
Он смотрит на небо и чувствует, как из глаз в разные стороны растекаются

тёплые слёзы. Сами собой. Никто не звал, никто не заставлял, повода нет; Юнги
просто плачет, а дождь будто подыгрывает ему и снова усиливается, крупными
каплями разбиваясь о лицо. Когда Мин плачет, то чувствует себя хорошо, потому
что пустота, которую после себя оставил Пак, разъедает Юнги со временем.
Внутреннее опустошение настолько глубоко въелось в него за прошедший
218/224
месяц, что перестаёт быть опустошением и даже начинает казаться
облегчением.
Подобное можно ощутить, когда тебя уносит волна. В тот миг, когда смутная
полоса берега скрывается за чёрным горизонтом, а ты переворачиваешься на
спину, созерцая только звёзды над своей головой, небо и бесконечную воду,
которые смыкаются вокруг, словно объятия. Когда раскидываешь руки в
стороны и думаешь: «Ну и чёрт с ним».
«Плевать».
«На себя».
«На всех».
«На всё».
Юнги возвращается домой поздно ночью, прокрадываясь в свою комнату на

цыпочках, потому что Юнджи нашла подработку, а рано утром уходит в школу.
Проблем с переводом на второе отделение не возникло, сестра полностью
погрузилась в учёбу, поэтому пересекаются они либо в обед, либо поздно
вечером, когда девушка возвращается с подработки. Юнги горд за сестру и его
очень радует её коммуникабельность, она быстро адаптировалась к своему
графику.
Сам же Юнги ощущает себя бесполезным, потому что не может найти работу
последние две недели. В соревнованиях по скейтбордингу он больше не хочет
участвовать, поскольку совсем растерял интерес к езде на скейте как к виду
спорта. Так у него было всегда: из крайности в крайность, в этом весь Юнги.
Сокджин предлагал ему работу в салоне, но, подумав, Мин вежливо отказался,
потому что не выдержит, если встретится с Чимином даже где-нибудь на улице.
Джун обещал поговорить с боссом и предложить кандидатуру Юнги на роль
сушиста в ресторанчике, где он подрабатывает. Мин лишь пожал плечами на
затею, потому что почему бы и нет? Попытка ведь не пытка.
Брюнет тихо стянул с себя мокрую одежду и развесил в ванной, передвигаясь по

квартире максимально тихо. Он продрог, поэтому быстро укутался в покрывало,
взглянув с тоской на пустую вымытую клетку. Мэри Мастрантонио сбежала
спустя неделю после приезда Юнджи, и он на пару с сестрой оббегал весь дом,
все этажи и лестницы. Причину побега ежиха, конечно, не объяснила, и даже
записку не оставила, а Юнджи так горестно и долго заливалась слезами, что,
казалось, будто её собственный ребёнок сбежал.
Юнги укутался в одеяла, соорудив из них своеобразный кокон, и разблокировал

телефон, обречённо вздыхая. Он оставил гаджет дома и взял только плеер,
потому что телефон был разряжен. Несколько пропущенных и с десяток
сообщений от волнующегося Чонгука.
Подросток заявился на его порог спустя несколько дней после отсутствия Юнги
в школе. Мин каждый божий день жалеет, что ответил согласием, когда,
краснея и заикаясь, Чонгук прижался к нему во время просмотра какой-то
стрёмной комедии и тихо спросил, согласится ли Юнги встречаться с ним, если
он предложит. Так, чисто гипотетически. И так, чисто гипотетически, Юнги
согласился. С Чонгуком было… Обычно? Просмотры фильмов по пятницам и
219/224
частые долгие поцелуи — совсем не то, чего хотел Юнги от отношений. Чона
было жаль, а от самого себя совсем тошно, но Мин всё равно принял его
предложение о ночёвке в отсутствие родителей и лишил парнишку анальной
девственности в ту же ночь.
Как оказалось, Чонгук очень нежный, чувствительный и отзывчивый на разного

рода прикосновения. Он плавно выстанывает имя старшего и дрожит от касаний
каждый раз так, словно в первый. Юнги забывает обо всём и ему, наверное,
нравится так. Ему нравится Чонгук как хороший друг, но и как парень он тоже
сойдёт. Ни больше, ни меньше. Несмотря на заботу Чонгука, сестры и друзей
Юнги чувствует себя как никогда одиноко, но в то же время он рад подобной
тишине внутри себя, даже если она стала его ношей, даже если она заполняла
его голову, до тех пор, пока ничего не было, за исключением… пустоты.
Чимин не был для Юнги кем-то близким, не был тем, с кем Юнги чувствовал
слияние душ и прочую такую ерунду. И, несмотря на это, Мин ощущал, словно
его сердце прожевали и выплюнули, а после Пака осталась только одна
огромная дыра. Но Юнги понимал, что ничего не выйдет, потому что Чимин
такой. Что может дать один человек другому, если он сам пуст, как высохший
глиняный кувшин? Юнги не дурак, Юнги знал всё с самого начала, но ничего не
смог поделать с собой и тупо втемяшился в Чимина, как букашка в огромную
паутину.
Нет, Юнги всё же дурак.
Но он боролся с собой каждый божий день. Боролся с тем, чтобы не сорваться на

автобусную остановку, которая высадила бы его рядом с улицей, где находится
чиминов дом. Боролся с тем, чтобы не взять в руки телефон и не попросить о
встрече, открыв диалог в «какао» с непонятными цифрами в никнейме. Боролся
с тем, чтобы во время прогулки с Чонгуком не заикнуться и не бросить
ненароком: «как там Чимин поживает?». В то же время в груди у Юнги
теплилась та самая надежда, что, когда он откроет дверь на продолжительный
звонок, перед ним будет не Чон с пакетом еды, а холодное безразличное лицо с
глубокими серыми глазами.
Но нет, Чимин сдержал своё обещание.
А время для Юнги тоже оказалось забавной игрушкой. Забавной, но

однообразной. Появление Чимина внесло разнообразие и исказило все
возможные варианты развития событий в миновой жизни. Для Юнги его гладкая
смуглая кожа значила то же, что для других значат мечты. Его серые глаза были
для Юнги тем же, чем для других является предел всех мечтаний, никто не смог
бы так сходить с ума от опиума или кокаина, как сходил с ума Юнги, вдыхая
аромат чиминовых волос, и никому соджу, джин-тоник или абсент не приносили
такого сверкающего пурпурного опьянения, как чиминовы губы приносили
Юнги.
После Пака единственной амбицией Юнги стало отрицание. Весь его мир,
заполненный или опустевший, вёл исключительно к отрицанию. Когда Юнги
нужно подняться, он остаётся в постели; когда нужно что-то сказать тому же
Чону — молчит. Когда на периферии у Мина маячила возможность получения
какого-то удовольствия, он её избегал. Его голод, жажда, одиночество и скука
стали тем оружием против ужасного врага: чувств к Чимину. Понятно, что
оружие Юнги не имело для собственных чувств никакого значения, а самого его
220/224
и вовсе постоянно вымучивало. Но эти бессмысленные пустые страдания давали
Юнги какое-то глухое удовлетворение. Они доказывали, что он существует. Что
он есть.
Спустя ещё пару недель Юнги не смог больше топить себя в собственном
дерьме и во время готовки ужина у себя дома напрямую сказал Чонгуку, что
ничего не испытывает. Он ожидал чего угодно: истерики, ненависти, слёз, но
точно не того, что парнишка поднимет голову, отложит нож, которым нарезал
морковь, мягко и грустно улыбнётся, тихо ответив: «я знаю, хён». Юнги будет
долго плакать, утыкаясь в чонгукову шею и вымаливая прощение, которое, в
принципе, никому на самом деле и не нужно.
— Можешь мне врать, Юнги-хён. Я не обижусь, честно. Кто, как не я, понимает

тебя. Я прошёл через это сам и не буду осуждать тебя. Я поверю тебе сейчас и в
любой момент приму тебя любого. Просто продолжай так же позволять мне быть
рядом, хён. Ты просто будешь рядом, а я приму тебя любого, не осуждая за
ложь, мой хён, — нашёптывает Чонгук, медленно целуя дрожащее бледное тело
и раздевая своего плачущего хёна.
После пары рюмок и долгого разговора с Намджуном что-то внутри

передвигается, перестраивается.
— У меня такое чувство, что я лишний тут, в своём доме. В этой квартире и
городе. Откуда оно, блять, берётся?
— В этом доме? Где вообще твой «дом»? Что ты сам от себя хочешь, хён?
— Я хочу, чтобы всё осталось, как сейчас.
— А ты уверен? Стоит осознать свои чувства, как ты поймёшь, что в ответ ничего
нет и потеряешь что-то другое, Юнги-хён. Тебе виднее. Я же не знаю твои
чувства и твою правду. Знаешь только ты сам, хён.
Ещё через неделю Юнги перекрасился в металлический серый и собрал все свои
силы, чтобы заняться чем-то действительно полезным, а не жрать себя изнутри
изо дня в день. Он начал интенсивно тренировать баскетбол и снова бросил
курить. Босс Намджуна дал ему испытательный срок на месте сушиста, и,
оказалось, приготовление суши — дело совсем не из лёгких. Чонгук продолжал
быть рядом, и Юнги свыкся с его заботой, привык к мягкой кроличьей улыбке и
тёплым объятьям, которые окутывали его не только лаской, но и нужностью,
которую начал ощущать Юнги. Так было хорошо. Так было лучше.
Юнги погрузился в работу и очень уставал, возвращаясь поздно ночью и

отрубаясь без задних ног. По выходным прогулки с Чонгуком и друзьями, вечера
за просмотром фильмов с Юнджи, и сестра даже уговорила его купить хомячка,
потому что унылая пустая клетка всем действовала на нервы. Хомяк вонял
неимоверно, но любил почёсывания живота и был слишком уж послушным для
подобного рода домашних питомцев.
В один из выходных дней, возвращаясь домой после очередной прогулки с

Чоном, Юнги крепко держал руку младшего и наслаждался осенней прохладой.
— Зайдёшь? — спросил Юнги, поглядывая на Чонгука, утонувшего в телефоне.

— Юнджи ещё на смене.
— Не, меня ненадолго отпустили, хён, — отвлёкся парень от гаджета, опустив

его в задний карман тёмных джинсов. — Пока доберусь, как раз одиннадцать и
221/224
будет.
— Завтра ведь выходной, — надул Мин обиженно губы. — Когда твои родители
уже увидят, что тебе не двенадцать?
— Когда я съеду от них, — пожал Чонгук плечами, крепче сжимая минову руку.
— Я знаю, что об этом ещё рано говорить, но…
— Рано, Чонгук, — отрезал Мин, чуть отведя глаза и заметно помрачнев.
— Хорошо, извини, — брюнет поджал губу и затих. Он всегда поджимал губы,

когда таил обиду.
— Эй, не дуйся, — Юнги попытался выйти из положения, притянув младшего к

себе и приобняв. — Это было грубо, прости. Но давай пока не будем затрагивать
эту тему? Закончи школу, тогда и поговорим.
— Хорошо, хён, — всё ещё с лёгким отголоском обиды пробурчал Чонгук уже в
минов осенний шарф, обнимая старшего за шею.
Юнги чмокнул младшего в нос и оставил мягкий поцелуй в губы на прощанье,

когда тот отправился на остановку, а сам, вернувшись домой, решил немного
расслабиться, лёжа напротив телевизора и поедая кукурузные палочки с
собственной груди, потому что слишком лень двигаться. В дверь раздался
кроткий звонок, а Юнги нахмурился, потому что Юнджи должна вернуться
только через час. Да и ключи у неё свои.
Сероволосый поднялся на ноги и отряхнул футболку от крошек, подполз к двери

и посмотрел в глазок. В нём был виден лишь пустой подъезд. Нахмурившись
пуще прежнего, Юнги открыл дверь и обнаружил под ней какой-то блокнот. Он
напрягся, присел на корточки и осторожно поднял вещь, с подозрением
оглядывая со всех сторон. Ничего необычного, самый простой блокнот с
обложкой нейтрального цвета, предназначенный для…
У Юнги внутри всё оглушительно взрывается, когда он понимает, почему этот

блокнот так ему знаком.
У Юнги, как это иногда бывает, время вдруг остановилось, замерло. И звон
смолк, и движение прервалось, и длилось это много, много долгих мгновений.
У Юнги кровь в венах бурлит, а в ушах встаёт звон, когда он босиком

выскакивает на лестничную клетку.
У Юнги болезненные импульсы и кульбиты где-то в сердце, когда он бежит

босым по ступенькам вниз, пытаясь высмотреть спускающегося Чимина.
У Юнги рушится всё внутри, когда он выбегает с первого этажа на улицу, где по
небу пронёсся раскат грома и в одну секунду столбом пошёл ливень.
У Юнги всё поплыло перед глазами, когда смутный силуэт вдалеке улицы
растворился, а какая-то девчонка подставила ему под голову зонтик, пропищав:
«вы чего босиком-то, простудитесь ведь».
Юнги вернулся в квартиру весь промокший и с пустой головой. Он даже не

222/224
закрыл дверь квартиры, а валяющийся на полу блокнот смотрел на него будто с
жалостью.
Слёзы наполнили его глаза, и он старался не моргать, потому что они бы

покатились по щекам. Именно сейчас слёзы были для него своего рода
слабостью, и он мог сказать, что последнее, что он хотел чувствовать, была
слабость. Поэтому Юнги улыбнулся, подняв с пола блокнот и прижав кусок
бумаги к груди.
***
Xxxtentacion — HOPE
Нежный ветер приятно обдувал лицо и шею. Игриво трепал серые волосы и
заползал под толстовку, пуская мурашки по спине.
Юнги сидел на берегу, наслаждаясь приятной свежей погодой, которая

наконец-то решила порадовать жителей Сеула своим внезапным появлением в
середине дождливой осени. На пляже под вечер почти не было народу, потому
что в холодные осенние вечера люди стремятся оказаться поближе к теплу. Но
Юнги не было холодно, он укутался в тёплую толстовку и прижал к себе
блокнот, глядя на закатывающееся за горизонт ярко-оранжевое солнце. Закат
окрашивался лиловыми цветами, как и всё внутри Юнги.
Он не открывал блокнот со вчерашнего дня и пролистал только сейчас, сидя на

берегу и наслаждаясь мягкой атмосферой вокруг. Незамысловатые рисунки
человеческих фигур в движении, цветов и таких простых вещей, как настольная
лампа или резная вазочка приводили Юнги в восторг. Простые рисунки чёрной
гелевой ручкой — это всё, что нужно Юнги сейчас. Здесь, в спокойной,
сверкающей атмосфере, ровное, уверенное дыхание наполняло лёгкие Юнги. Он
не мог вспомнить последний раз, когда это делал. Дышал полной грудью.
Он снова пролистывает блокнот, попутно надевая на голову капюшон. В

рисунках Чимина больше жизни, чем в нём самом. И Юнги спустя такое
количество времени наконец понял, что с Паком не так. Все его чувства, эмоции
и он сам — здесь. Вот тут. В этих рисунках, в этих линиях и штрихах. Юнги ещё
раз прокручивает в голове слова, выведенные на последней странице
аккуратным округлым почерком. «Наслаждайся моментом, но когда всё
закончится, не оглядывайся назад. Вперёд и вверх — в завтра.»
Мин снова прижимает блокнот к груди и мягко улыбается, глядя на сиреневый

закат. Он чувствует спокойствие.
Да, Пак не с ним. Но он дал немой ответ.

Да, они вряд ли увидятся когда-нибудь снова. Но Чимин всегда будет рядом.
Отпустив мягкую тоску, Юнги решил поторопиться, потому что неподалёку в

кафе его уже заждался Чонгук.
223/224
Эпилог.
Чимин подкуривает сигарету, присаживаясь на лавочку неподалёку от

знакомой многоэтажки. Он глубоко затягивается и поправляет рюкзак на плече,
наблюдая, как по вечернему небу над городом опять сгущаются тучи.
Дождливая погода не покидает с того самого дня. Чимин усмехается самому
себе. Он думает, что Сеул — город дураков, поэтому только рад тому, что через
пару дней уезжает с матерью в Пусан и будет заканчивать школу там. Ему
нравится Пусан, он тихий и спокойный по сравнению с Сеулом. Там, где меньше
людей, всегда лучше.
Пак вдыхает полной грудью и поднимает голову, пытаясь вспомнить, на каком

именно этаже живёт Юнги. Он сам не знает, зачем сюда пришёл. Хочет ли он
увидеться напоследок или что-то типа того. Нет, Чимин не влюблён в Юнги от
слова «совсем», но отрицать какие-то тёплые отголоски внутри было бы совсем
глупо. Чимин далеко не глуп.
Иногда ему жутко хочется высказаться кому-то, рассказать всю правду, забыть
всю ложь, которую он придумывал всю свою жизнь и просто начать всё с нового
листа. Иллюзии — ложь. Но Чимин не настолько безумен, чтобы броситься в омут
с головой и очутиться в чужих любовных объятиях или, куда вероятнее, на
больничной койке. Так что на протяжении своей короткой жизни Пак ещё ни
разу никому не открывался и безоговорочно влюблял в себя. И ему плевать, что
всё это основывается на лжи. Плевать, что он причиняет боль другим. Важно то,
что эти иллюзии приносят больше счастья, чем боли. Вот так он себя
оправдывает всегда.
Юнги первый, кто за ублюдочной натурой Чимина попытался разглядеть кого-то

другого. У него это, конечно, не вышло. Но он правда пытался, наверное поэтому
задержался у Пака в голове чуть дольше, чем все прочие. После Мин Юнги,
переодевающегося в свою сестру, жизнь вдруг снова стала казаться Чимину
чертовски увлекательной. А что же об отсутствии в ней какого-то смысла… Пак
не то чтобы изменил свою позицию по этому вопросу, просто эта мысль
перестала его волновать. Чимин пришёл к выводу, что пока процесс интересен,
вполне можно обойтись без смысла. Что, собственно, и требовалось — не
доказать, а почувствовать. Стоило поблагодарить Юнги, наверное, для этого
Пак и приехал к его дому.
Вдалеке появились два мутных силуэта и Чимин, докуривая сигарету и

закидывая на плечо рюкзак, хотел подняться, но вовремя поднял глаза. Две
фигуры, сплетающие пальцы рук, являлись Чонгуком и Юнги, лениво
вышагивающими по тротуару и приземлённо о чём-то болтающими. Чимин замер
на лавочке, посильнее надвинув на голову чёрную кепку и наблюдая за парой.
Вот Юнги что-то сказал, вот Чонгук отвернулся в своей обиженной манере, так
знакомой Чимину, а вот они уже обнимаются. Чон обхватывает шею старшего, а
Юнги утыкается носом в его макушку. Они стоят так некоторое время, а потом
прощаются и Чонгук направляется в его сторону. Паку кажется, что сейчас его
заметят и выйдет весьма неловкая ситуация, поэтому он усердно прячется под
козырьком кепки. Но нет, брюнет буквально «пролетает» мимо него к своей
автобусной остановке, окрылённый настолько, что Чимина начинает
подташнивать.
224/224
Пак смотрит вслед заходящему в подъезд Юнги и тихо шепчет: «перекрасился».
Как бы сильно ему ни хотелось взглянуть на старшего вблизи, Чимин понимает,
что нельзя. Нельзя показываться ему на глаза, иначе всё пойдёт прахом. Нет, не
для Чимина. Для Юнги.
Посидев на лавочке и скурив ещё одну сигарету, Чимин достаёт свой блокнот и
гелевую ручку из чёрного рюкзака. Он пролистывает страницы, прощаясь со
слишком важной для себя вещью, и открывает последнюю пустую, тщательно
выводя каждое слово. Жизнь, она может закончиться в любой момент, даже
пока Чимин пишет это, никто ему гарантии не даст, что он допишет. Поэтому
крайне важно, чтобы все дела были завершены, всё
недосказанное/недописанное было доделано, и тогда наступит момент полного
удовлетворения.
«Наслаждайся моментом, но когда всё закончится, не оглядывайся назад.

Вперёд и вверх — в завтра.»
Это цитата какого-то автора из какой-то давно прочитанной книги, что

отложилась в голове Пака и всплыла именно сейчас. Когда он оставляет блокнот
под дверью и убегает, попадая под ливень и промокая насквозь, он всё равно
улыбается, когда держится за поручень в автобусе. Улыбается, потому что
уверен, что Юнги особенный. Потому что Юнги поймёт.
Потому что Юнги знает.
А знать — это совсем не преступление.
Это не конец, у работы есть ещё одна бонусная глава, но она находится только в
печатном издании, на фикбуке её не будет. Благодаря нереально крутому
проекту "Wave T" можете приобрести печатную версию этого фанфика!
Всю информацию можно получить, написав в директ инстаграма издательства:

publisher_wavet
225/224

Pod Klin Evoj Ubkoj

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Pod Klin Evoj Ubkoj

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Ссылка на материал: https://ficbook.

Под клиньевой юбкой

Публикация на других ресурсах:

◈ Невероятные арты by Alex Romero:

◈ Скетч к четвёртой главе от aoi tsu:

◈ Жду вас в паблике:

!!! ВНИМАНИЕ !!!

Юнги провёл тыльной стороной ладони по лбу, сметая с него градины

— О чём задумался? — спросил Намджун, быстро закрывая и открывая глаза,

— О том, что сейчас поджарюсь, — соврал.

— У тебя такое выражение лица, будто ты жизнь свою переосмысливаешь, —

Юнги быстро отгоняет посторонние мысли и почти хнычет, роняя свою

На другом конце бетонной рампы* сидели два велосипедиста и увлечённо

— Пока ты не сделаешь «поп шоув-ит» — «вэриал» не получится, — в сто первый

— Получится, — буркнуло распластавшееся на бетоне худощавое тело. — Я

— Ну и долбоёб, — пожал плечами друг, выуживая из диковинного рюкзака

— Держи вселенское пошёл нахер, — буркнул Мин, расслабленно прикрывая

Он думал обо всём сразу. Медленно, словно в наполненную ванну, с головой

Не знал, что ему делать с возникшей сложной ситуацией. В таком положении

— Тише, тш-ш, — успокаивает Юнги плачущую девчонку, утыкаясь носом в

Старший же наоборот — мрачный, угрюмый и злой мужик. Порой Юнги злится до

В течение лета сестра пыталась адаптироваться в большом мегаполисе, а Юнги

— Он сказал «нет», оппа, — захлёбываясь слезами, Юнджи закрывала ладонями

— Перестань плакать, это ничего не решит и не изменит, — Юнги подсел за стол

— А что мне остаётся, Юнги? — брюнетка шлёпнула ладонями по столешнице,

— Ты не слышишь меня. Так же, как папа. Я же объясняю: я не успела сдать

— Перестань плакать, — бурчит Юнги, подаваясь вперёд и крепко обнимая

— Юнги, какой у тебя размер обуви?

— Хочешь? — из глубоких мыслей Мин Юнги резко вырвал намджунов низкий

Тот протягивал ему надкушенный шоколадный батончик, глядя через плечо и

— Угу, — отозвался Мин, выпрямляясь и принимая сидячее положение, спина

— Или чего покрепче, — Юнги задумчиво качнул головой, откусывая батончик.

Намджун даже близко не занимался скейтбордингом или ещё каким-либо видом

А ведь и правда. Намджун такой высокий и неуклюжий, что, кажется,

— И всё же, — Намджун сминает фантик от сникерса, заталкивая в карман,

— Нет, если такое прогорит — она, когда вернётся из Ульсана*, просто

— Блять, ну конечно! Я не настолько отбитый. И, по-твоему, сойду за бабу?

— Почему нет? Вполне. Правда, за плоскогрудую. Но стройные ноги могут

— Да ты охуел? — Юнги ударяет друга в плечо, возмущённо хмуря брови.

— Похер. Как мне компенсировать членом отсутствие вагины?

Намджун легко засмеялся, представляя друга в образе школьницы и качая

— У тебя нет вагины, но такое ощущение, будто ты — тёлка пэмээсная, просто

— Ну здравствуй, — Хосок дерзко опёрся на косяк двери локтём, соблазнительно

— Господи Иисусе, — Джун закатил глаза, толкая парня в плечо, следом

— Проходите, — легко засмеялась Юнджи, пропуская парней в прихожую

— Я целый день ждал этого с огромным нетерпением, какой лимонад может

— А то он и так травмированный с детства, — заверил Намджун.

— Вот да, — качнул головой тот.

Юнджи, всё ещё посмеиваясь с двух забавных парней, отправилась в свою

— Готово! — Юнджи, затаскивая брата за собой, сияла настолько, что можно

Голоса резко стихли, в комнате повисла громоздкая тишина. Намджун громко

Юнги стоял, переминаясь с ноги на ногу в узких чёрных лоферах с ремешком на

— Я бы вдул, — всё ещё пялясь на старшего во все глаза, Хосок кашлянул в

— Ещё слово — нечем будет вдувать, — пробурчал Юнги, не в силах и глаз

— Ты и ноги, небось, побрил?

— Ну тише, — нахмурилась Юнджи, стукнув брата с угрозой по плечу, попутно

— Ты тоже собралась издеваться? — вымученно застонал старший. — Ты мне

— Да где я издеваюсь-то? — брюнетка улыбнулась, подправляя на Юнги

— Сожгите меня, — проскулил старший, глядя на свои оголённые колени.

— Признаться честно, я пришёл сюда поржать, — начал Намджун с улыбкой на

— Я могу притвориться твоим парнем, — резко поднял руку Хосок, не переставая

— Сейчас ты станешь первым одноклассником, которого я отпизжу, — сквозь

— Конечно, — с пониманием и теплотой в голосе ответила Юнджи, приближаясь

Мин Юнги любит свою сестру больше всего в этой жизни.