Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/8088926

V3001TH
Направленность: Слэш
Автор: mark mrakovich (https://ficbook.net/authors/1575343)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Пак Чимин/Мин Юнги, Ким Тэхён/Чон Чонгук
Рейтинг: NC-17
Размер: 371 страница
Количество частей: 20
Статус: завершён
Метки: Упоминания наркотиков, Алкоголь, Курение, Жаргон, Наркоторговля,
Драки, Насилие, Нецензурная лексика, Underage, Юмор, Повседневность,
Hurt/Comfort, AU, ER

Описание:
— Так… почему Винсент? — негромко спрашивает он, но в ответ получает
негромкий храп. — Блять, — вздыхает Чонгук, откинув голову на спинку сиденья
и прикрыв глаза.

Посвящение:
мокачино и мракодеткам

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Примечания:
на пороге вечности.

ломаем установки, создаем новые.

V – Винсент
30 – день рождения Тэхена
01 – день рождения Чонгука
TH – Тэхен

много повседневности, много мата (реально МНОГО мата). вы ПРЕДУПРЕЖДЕНЫ.

встречающееся в работе "За" прошу не исправлять. это сокращение от

"зайчонок".

плейлист к работе: https://vk.com/music/album/-161913467_3

плейлист на Apple Music: https://music.apple.com/ua/playlist/v3001th/pl.u-
yZyVW5xtd4mrpBL
плейлист на Spotify: https://open.spotify.com/playlist/33Ba3rlmSs9LtbcLvhhhFV?
si=cSh1PJ_FQQyrdrFuuvWhdw
визуализация персонажей: https://vk.com/album-161913467_261925945
визуализация в Pinterest: https://pin.it/1TRwtQW

V3001TH можно приобрести в печатном формате. Книга имеется в наличии у

издательства WAVE T.
Инстаграм: https://instagram.com/publisher_wavet?igshid=NTc4MTI
Для тех, кто не понимает, что мои работы нельзя публиковать на других
ресурсах без разрешения, я напишу еще и здесь. Зря вы думаете, что я не вижу,
как вы нагло крадете мой текст. Я вижу все, а игнорирование моих просьб
(тщетно переходящих в требования) удалить работу, вам не принадлежащую,
вам же лучше не сделает. На ваттпаде, на моем личном аккаунте есть все мои
фанфики. Не нужно публиковать их, чтобы сделать чтение другим удобным, не
нужно менять пейринг и направленность, чтобы другие, не читающие слэш,
вигуков или бтс, могли прочесть эти работы. Это полный бред. Пишите свои
истории, будьте добры. Все-таки надеюсь на наличие совести.
 Оглавление

Оглавление 2
пролог: не заблюй машину 3
мелкий грешник 21
хуё моё, вообще-то 36
за тебя и двор 60
короли-нищеброды 79
диктатор и заднеприводное семейство 96
культурный отдых 115
пулевое и уютный вечерок 129
суета на районе 151
набить значит любить 176
смута района и души 196
попытка жить и краской на асфальте 225
кровопролитные пизделки 256
пусть небеса его спасут 275
свобода зайчонка и еще один кипиш 295
Примечание к части 333
конец, хули 334
инсульты и с днем рождения 348
два утра в пять 375
Примечание к части Eminem - Without Me
Kendrick Lamar - Swimming Pools (Drank)

встречающееся в работе "За" прошу не исправлять. это сокращение от

"зайчонок"!!!

пролог: не заблюй машину

пять месяцев назад.

Ритмичные биты приятно бьют по ушам, заставляют голову слегка покачиваться

в такт. Босые ноги под столом не могут устоять, слегка пританцовывают. Все
тело в музыке. Она течет по венам, становится частью кровяного состава и
каждой клеточки. Прикрытые глаза довершают, полностью унося сознание в
другое пространство.

— Какого хрена ты вытворяешь, отец?

Чонгук резко распахивает глаза, как по щелчку возвращаясь в свою маленькую

комнатку. Он снова сидит за столом у окна, склонившись над пустой тетрадной
страничкой, где уже двадцать минут пытается что-то написать. Ну и какое тут
гребаное сочинение? За дверью не прекращается ругань вернувшегося с долгой
пьянки отца и старшего брата. Они перекричали даже орущую в наушниках
музыку. Новый рекорд.

Чонгук шумно вздыхает и роняет голову на сложенные поверх тетради руки. Все
попытки сосредоточиться и абстрагироваться пошли коту под хвост. Такими
темпами он никогда не закончит чертову школу.

Рука тянется к лежащему рядом потрепанному телефону с потрескавшимся

дисплеем. Один щелчок — и текущий трек сменяется другим, более громким и
быстрым, но даже он не заглушает шум вне комнаты. Только бы не подрались
там, в доме уже нечего ломать. Чонгук рад бы выйти и встрять, чтобы поскорее
это прекратить, но брат категорически запрещает влезать в разговоры
взрослых. Еще он говорит, что главное для Чонгука — учеба, а об остальном
старший позаботится сам.

И так происходит, кажется, с самого рождения Чонгука.

Он не помнит, чтобы отец или мать, скончавшаяся десять лет назад от передоза,
хоть раз в жизни проявляли к кому-то из своих детей заботу. Все, чем они были
одержимы, что могли беречь и лелеять, как родных детей — наркотики и
алкоголь.

Но брат рассказывал, что так было не всегда. Были времена, те чудесные

времена, в которых Чонгуку не довелось родиться, когда их семья процветала и
ни в чем не нуждалась, жила в любви и была полна счастья. Старшему повезло
это ощутить, хоть и недолго. Когда ему исполнилось восемь лет, небольшая, но
успешная фирма отца разорилась. Пришлось продать сказочный домик и
променять на маленькую прогнившую квартирку в неблагополучном районе,
откуда и началась беспросветная черная полоса семейства.
4/390
Отец спился сразу же. Мать держалась, но с каждым днем силы покидали и ее.
Бедность не пощадила никого.

Спустя год родился Чонгук, которого в этом мире даже не ждали. Когда мать
узнала о своем положении, сразу решила, что избавится от него. Идею
поддержал пьяница муж, которому лишний голодный рот был ни к чему. Самим
на жизнь (наркотики) едва хватало. Но вот, в чем гребаная проблема: аборты
запрещены законом. Тогда мать решила выносить ребенка, чтобы получить за
него от государства хоть какие-то гроши. Не зря же все это терпелось девять
месяцев.

Единственный, кто был счастлив рождению Чонгука — старший брат, с первых

дней одаривший младшего любовью и заботой, которую тот не мог получить от
упавших на дно родителей.

Нежеланный.

Мать, не сумев содержать младенца, сдалась и утонула вслед за мужем. Когда

Чонгук пошел в школу, взращенный своим старшим братом, она умерла в доме
какого-то наркомана в кругу таких же ищущих спасение на конце иглы. По ней
скорбел только старший ребенок, который еще кое-как сохранял теплые
воспоминания из своего детства, где все было хорошо. Жаль, Чонгука там не
было. А в очередной раз напившийся до потери сознания отец даже не понял,
что жены не стало.

Братья выросли сами, нашли способы выживания в окружающем их жестоком

мире. Ни на кого нет надежды, кроме как на самих себя. Старший учил быть
сильным и никогда ни под кого не прогибаться, как бы тяжело ни было.

На ноги помогла встать улица со своими порой жестокими, но справедливыми

законами и правилами. Только они верны, а то, о чем политики
разглагольствуют по ящику — полная хуйня.

Только Чонгук вырос с четкой мыслью, что жизнь ему подарил именно…

— Чимин? — Чонгук стягивает наушники и поворачивается к вошедшему в

комнату брату. Наверное, отец просто завалился спать, забив хуй на очередной
скандал.

— Чонгук, — старший бегло осматривает комнатку. Его горящий яростью

взгляд, что только что пытался сжечь отца, начинает остывать при виде
младшего. — Что делаешь? — в голосе такая непринужденность, как будто не он
только что орал за дверью. Попытки играть нормальную жизнь. Чонгук на это
лишь улыбается с легкой грустью в глазах. Брат каждую секунду своей жизни
пытается сделать чонгукову лучше.

— Уроки, — Гук кивает на свою пустую тетрадь. — Точнее, пытаюсь их делать.

Слушай, хватит уже надрываться, ты ничего от отца не добьешься…

— Да знаю я, — отмахивается Чимин, садясь на краю кровати рядом с Гуком.

— Но этот мудачина вообще ни о чем думать не хочет. Эти деньги я заработал
тебе на новый рюкзак, а этот… — Пак зло косится на дверь комнаты. Вот-вот
словно сорвется и пойдет бить отцу морду.
5/390
 — Я найду бабло, — придав голосу уверенности, говорит Чонгук, повернувшись
к брату.

— Воровать пойдешь? — щурится Чимин. — Даже не думай, я тебе говорил об

этом…

— Да блять, работать пойду, — закатывает глаза младший.

— Какая, нахуй, работа?

— Что в этом такого? Ты сам с десяти лет пашешь, — возмущается Гук.

— Об учебе думай, долбоеб. Хоть кто-то в этой конченой семейке должен стать
человеком, — строго говорит Чимин, смотря мелкому в глаза. Одна сплошная
непоколебимость. Его, блять, не сломать.

Чонгук шумно вздыхает и складывает руки на груди, вжавшись спиной в спинку

кресла.

— Когда нас совсем припрет, тогда и пойдешь. Пока что я сам могу
обеспечить, — спокойнее говорит Чимин, вставая с кровати и подходя к шкафу.
— Ладно, потом об этом. Сейчас ты идешь со мной на тусу к одному корешу.

— А как же уроки? — Чонгук выпрямляется и вскидывает брови, уставившись на

роющегося в шкафу брата.

— Не хочу тебя оставлять с этим, — Чимин кивает на дверь, — в одном доме.

— Он до утра дрыхнуть будет. В первый раз, что ли… — усмехается Гук,

вспоминая свои побои на теле, подаренные отцом. Впрочем, это все, что тот
может дать своему ребенку.

— Насрать. Поехали, Гук-и. И надень другую футболку, — Чимин

разворачивается к брату, держа в руке одеколон.

Гук опускает взгляд на свою желтую футболку с выцветшим принтом Железного

Человека и стягивает ее, бросая на пол. Чимин пару раз пшикает на себя
одеколон с терпким ароматом, подходит к мелкому и повторяет с ним то же
самое.

— Да блять, Чим… — Чонгук морщится и тихонько чихает. — Ты в нос мне попал!

— Лишним не будет, — улыбается Чимин, бросая флакон на кровать и

расхаживая по комнате, переворачивая шкаф, комод, что-то ища.

— А че мне надеть? — спрашивает Чонгук, глянув на свое отражение в зеркале

шкафа. Он хмурится, встает боком, напрягает мышцы, словно позирует для
обложки журнала. Так он может часами зависать.

— Возьми у меня какую-нибудь футболку, — бросает старший, не оборачиваясь.

— Ага, — задумчиво отвечает Гук, продолжая себя рассматривать. Пресс на

животе уже немного вырисовывается, бицепсы тоже приобретают формы.
6/390
Чонгук довольно ухмыляется и кивает сам себе.

— Эй! — громкий голос брата заставляет его дернуться. Чонгук замечает в

отражении за своей спиной недовольный взгляд. — Че встал? Тебе до моих форм
еще далеко, — ухмыляется Чимин, швыряя мелкому в лицо свою черную
футболку.

— Я работал над этим, — Чонгук тычет указательным пальцем на свой пресс,

держа в другой руке брошенную футболку, — полгода, а ты всю жизнь.

— Хватит пиздеть, нам еще Юнги забрать надо, — Чимин быстро натягивает
темно-серую толстовку и прячет под ней серебряную цепочку с маленьким
крестом.

Как только Чонгук надевает футболку, Чимин подтаскивает его к себе и

быстрыми движениями пальцев укладывает взъерошенные темно-каштановые
волосы брата.

— Да мне и так норм, — ворчит Гук, отпихивая руку старшего.

— Ты как будто год не расчесывался, дебил, — Чимин не сдается и, пресекая

сопротивление мелкого, продолжает делать подобие укладки, как у
нормального, как ему кажется, человека. — Ну и иди как бомжара, я скажу, что
не знаю тебя, — старший ухмыляется и делает вид, будто собирается плюнуть
себе на ладонь, чтобы прилизать непослушные волосы Гука.

— Блять, Чимин! — орет мелкий и резко опускается вниз, ловко выскальзывая из

поля боя. — Я сам скажу, что не знаю тебя, педик, — ворчит Гук, схватив свою
найковскую белую ветровку.

— Сучонок малолетний, — хмыкает Чимин. — Пиздуй и жди меня в машине, я

сейчас.

Чонгук закатывает глаза и поправляет волосы, укладывая так, как ему самому
хочется. В квартире стоит удушающая вонь от перегара. Гук морщится и
задерживает дыхание, спешно натягивая на ноги кроссы, пока в легких не
кончился кислород. Резко зашнуровавшись, он выскальзывает из квартиры и
сбегает по лестницам вниз. У подъезда стоит темно-синяя бмв тройка,
принадлежащая Чимину. Гук оглядывается. Когда наступает вечер, бабульки и
мамаши со своими спиногрызами прячутся в квартирах, не решаясь выходить на
улицу в темное время суток.

Чонгук обходит тачку и дергает ручку дверцы с пассажирской стороны.

Открыта. Чимин совершенно не боится, что его драгоценную бмв спиздят. Он
местным пацанам доверяет, как себе.

В салоне витает сладкий запах ароматизатора, висящего на зеркале заднего

вида. Чонгук несколько секунд наблюдает за тем, как елочка покачивается, и
тянется к магнитоле. Дверь подъезда со скрежетом открывается, отвлекая Гука
от наслаждения рэпом великого Эминема. Чимин, поправляя пальцами свои
выкрашенные в рыжий волосы, подходит к машине и открывает дверцу.

— Ты же не грохнул отца? — спрашивает Гук, вскинув бровь и следя за

садящимся за руль Чимином.
7/390
 — Хотелось бы, — сухо бросает старший, вставляя ключ зажигания в замок и
заводя двигатель. — Вали назад, спереди Юнги сядет.

— Серьезно? — брови Гука в возмущении встречаются на переносице. — Да бля,

я уже так удобно сижу…

— Сядь сзади, бро, не выебывайся, — Чимин сует в зубы сигу и поворачивается к

младшему.

Тот несколько секунд сверлит Пака испепеляющим взглядом и с тяжелым

вздохом вылезает из машины, кряхтя, как дряхлый старик. Он демонстративно
хлопает дверью и садится сзади, закинув ноги на переднее сиденье.

— Ну это ты перегнул уже, сам же драить будешь, — Чимин ухмыляется и давит

на газ, выруливая на дорогу.

— Тихо, я представляю себя боссом мафии, — Чонгук подгибает локти и

подкладывает под голову, строя пафосное лицо. — Давай быстрее, водитель, —
бросает он Чимину с вальяжным видом, встретившись с братом глазами в
зеркале заднего вида.

— Хуевый из тебя босс, Гук-и, — хохочет Чимин, хлопнув брата по ноге. — Где
твердость в голосе? Или ты просто «водителя» своего очкуешь?

— Я сказал, быстрее! — тут же придав голосу грубости, говорит Чонгук, опустив

ноги вниз и расположив локти на обоих передних сиденьях. — Юнги не мог
пешком дойти до нас? — спрашивает он, чуть пригнув голову и глядя на улицу.
Они ровно десять секунд ехали до соседнего дома, в котором живет Мин.

— Все равно нам отсюда выезжать, — пожимает плечами Чимин,

останавливаясь у подъезда, в котором живет Юнги, и откидываясь на спинку.
Мотор бмв он не глушит.

Чонгук откидывается назад и складывает руки на груди, разглядывая струйки

дыма, которые выпускает Чимин. По салону стремительно растекается едкий
туман. Звук открывающейся двери с пассажирской стороны отвлекает Гука от
наблюдений. Юнги не заставил себя ждать.

— О, Чонгук-а, — с легким удивлением в хрипловатом прокуренном голосе

говорит Мин, повернувшись к надувшемуся Чонгуку. Тот делает приветственный
кивок. — Здорова, малой, — Юнги поднимает уголки губ вверх и поворачивается
к докурившему сигу Чимину. — Он че, с нами едет?

— Ага, не хочу его с отцом оставлять, — бросает Чимин, трогаясь с места. Юнги
понимающе кивает и сует руки в карманы своей адидасовской черной мастерки.

— А как же уроки? — спрашивает он, смотря на дорогу и коротко ухмыляясь.

— Школота же еще. Не налегай на алкашку.

Чонгук закатывает глаза. Скорее бы уже восемнадцать лет и ебучий выпускной.

— А я хочу нахуяриться, — вдруг говорит он, вскинув бровь. — Один раз — не

пидорас, как некоторые…
8/390
 — Много ты знаешь о пидорасне, — хмыкает Чимин, бросая на брата короткий
взгляд и отворачиваясь к дороге.

— А девчонка у него была хоть? Начнем с этого, — улыбается Юнги, подмигнув

Гуку в зеркале заднего вида.

— Вас, педиков, это не должно волновать. Сегодня я уйду с девушкой, — твердо

говорит Чонгук, зыркая на старших серьезным взглядом.

— Если взрослые тетеньки захотят с молокососом трахаться, — не может не

смеяться Юнги.

— Вообще-то, большим мамочкам нравятся парни помоложе, — хмыкает Гук.

— Почему ребенок едет не в детском кресле? — обращается Мин к Чимину, и

они оба прыскают.

— Да пошли вы, — закатывает глаза Чонгук, заткнув уши наушниками.

Всю дорогу до дома, где будет проходить тусовка, Чонгук слушает музыку в
телефоне и наблюдает за о чем-то переговаривающимися Чимином и Юнги. Не
слыша их разговора, Гук придумывает им какие-то свои диалоги и тихонько
посмеивается из-за них. Еще он замечает, как рука Чимина скользит по довольно
худенькому колену Юнги, слегка сжимается у коленной чашечки и быстро
возвращается на руль. То же самое вытворяет Юнги, иногда наклоняясь и что-то
шепча Чимину на ухо, еще и касаясь губами этого самого уха. Слишком по-
пидорски.

Но им простительно.

Они не скрывают от Чонгука своих отношений, а на людях никогда не проявляют

друг к другу что-то, что могло бы уличить их в не братской любви. Они просто
похожи на лучших друзей, которыми Чонгук считал их долгое время, пока
однажды не спалил, вернувшись из школы. Брат с усердием драл стонущего в
кайфе Юнги в их с Чонгуком общей комнате. Детский мир перевернулся. Но два
гомика быстро разъяснили мелкому, что к чему, и мир заиграл новыми красками.
Тогда Чонгук узнал слово «толерантность».

— Ебать народу собралось, — отмечает Юнги, выходя из машины.

Возле небольшого частного домика скопление машин и людей, музыка орет, а

алкоголя больше, чем всего вместе взятого. Многие уже под градусом и кайфом,
некоторые едва ли не трахаются прямо на дорожке к дому. Пойло всех разносит.
Веселью сегодня не будет конца.

Чонгук сует наушники и телефон в задний карман своих потертых черных

джинсов и плетется за идущими впереди Чимином и Юнги. На подобных сходках
Гук не впервые, Чимин много куда потаскал, но каждый раз мелкий ощущает
себя, как в первый (пока не нажрется, как свинья). Шумные толпы
неконтролируемых людей не для него. Если уж веселиться, то в кругу близких
братанов. Это зона чонгукова комфорта. Но, если честно, пить он не любит
9/390
(уверяет, будучи трезвым).

— Где там бывший зэк, — с улыбкой говорит Чимин, оглядывая пьяную толпу в
доме. Удивительно, как эта небольшого размера постройка вмещает в себя так
дохуя людей.

— Это че… — хмурится Гук, пытаясь понять, о чем говорит брат.

— До откинулся и закатил тусу, — объясняет мелкому Юнги, закинув руку на его

плечо. — Но ты его вряд ли помнишь.

— До Джихан! — громко и весело, растягивая звуки, говорит Чимин, широко

улыбаясь и раскинув руки в стороны для крепких объятий. В конце гостиной,
возле коридора, ведущего к кухне, сидят около десяти пацанов. Некоторых из
них Чонгук знает, видел на районе не раз. С кем-то лично знаком — кореша
брата.

— Чимин, ебать, что за рыжая хуйня на твоей башке? — Джихан встает с дивана
и подходит к другу, беря в охапку и хлопая по спине. На лице широченная
улыбка, а черные глаза поблескивают в приглушенном свете, горят ярким
пламенем. — О, Юн, брат, — не выпуская Чимина, До подтягивает к себе и Юнги.
— Как я рад, что вы здесь, блять.

— Тебя семь лет не было, бро. Это мы тут все как рады, — говорит Чимин,
наконец вырвавшийся из крепких дружеских объятий.

— Скоро Има тоже выпустят, я пересекался с ним, вот тогда будем все в
сборе, — смеется Джихан, переводя взгляд на стоящего чуть позади Гука. Он
хмурится и указывает на него пальцем. — Это же братан твой, да? Чонгук!

Гук робко улыбается уголком губ и подходит ближе. До протягивает руку и

крепко жмет ладонь Чона.

— Чувак, вот это ты подрос. Почти выше Чимина уже, — ухмыляется Джихан,
хлопнув Чонгука по плечу. — Я тебя помню десятилетним пиздюком. Не стояла
на месте без меня жизнь, однако. Юнги вообще черный ебнул на голову, — До
кивает на Мина. — Когда пошла мода мужикам волосы красить?

— Ты остался в прошлом, бро, — усмехается Чимин.

— Чонгук, ты тут кажешься самым нормальным, заходи как-нибудь, когда

людей поменьше будет, верни меня в настоящее. Он точно во всем шарит, —
смеется Джихан, слегка ткнув пальцем в висок Гука. — Не то что вы, гопники
сраные, — До обводит пьяным взглядом все помещение. — Ладно, хорош
пиздеть, давайте лучше бухать.

И они начинают бухать. Рассаживаются вокруг столика с выпивкой и закусками,

как рыцари круглого стола, вспоминают былое и пьют, как в последний раз,
прерываясь только на сиги, от дыма которых дышать нечем. Но все это без
Чонгука. Тот по тихой съебывает, оставляя бухих рыцарей, шепнув брату, что
отлить, но, вообще-то, чтобы в более тихое место. Одно дело — музыка,
долбящая по ушам через наушники, другое дело — огромные колонки,
сотрясающие не только полы, но и крышу дома. Гук сливается на кухню и
оказывается в храме алкоголя. Он тут буквально всюду. Некоторые захаживают,
10/390
чтобы прихватить бутылку или банку пива.

Чонгук перешагивает через ящик с водкой и залезает на край барной стойки,

подтянув к себе открытую бутылку и подлив в рюмку. Грех не выпить, когда
вокруг столько пойла. Чон разглядывает переливающуюся на свету прозрачную
жидкость и залпом отправляет в рот. Там и задерживает, так и не проглотив и
надув щеки. Огромными глазами он смотрит перед собой и резко вскакивает,
подлетев к раковине и выплюнув в нее водку. Во рту остается тошнотворный
привкус, заставляющий парня поморщиться. Гук оглядывается в поисках чего-то,
что было бы не алкоголем, и открывает холодильник, достает бумажную
упаковку с апельсиновым соком и вливает в рот, полощет, чтобы избавиться от
вкуса водки, и проглатывает, утирая губы ладонью.

Сегодня бухать настроения нет.

Чонгук решает украсть пачку чипсов со стола с закусками и вплыть в поток

пьяных людей, а там дальше, как пойдет. Только бы Джихан не увидел и не
заставил пить насильно. У них там сейчас тосты полетят один за другим.

Как успевает заметить Гук, этот дом довольно ухоженный и уютный. Конечно,
после ночного апокалипсиса все придется восстанавливать, но факта это не
отменяет. Наверняка тут кто-то все это время жил, пока До находился за
решеткой. Может, кто-то из его семьи. Чонгук невольно думает о том, что
рассказывал когда-то Чимин. Неужели и у их семьи прежде был такой уютный и
теплый уголок? В такое даже не верится. Гук не может представить своего отца
трезвым и адекватным. А мать… О ней Чонгуку даже сказать нечего. Проще
считать, что ее у него не было никогда.

Гук отправляет в рот горстку чипсов и быстро жует, с любопытством озираясь

вокруг и пробираясь через толпу. Кто-то успевает жамкнуть его за задницу.
Мелкий резко оборачивается и замечает ярко улыбающуюся девушку, которой
наверняка уже под тридцатник. Она выглядит очень привлекательной и даже…
соблазнительной. И ведь прав был: взрослые мамочки любят маленьких
мальчиков. Не успевает Гук обворожительно улыбнуться даме в ответ, как та
отворачивается, вешаясь на какого-то бородатого бугая. Тот стреляет в Чона
предупреждающим взглядом. Мелкий спешно сливается с толпой, быстро и
нервно хрумкая чипсами. Сердце бешено застучало от разлившегося по венам
адреналина. Такого мужика бы Гук даже вместе с Чимином и Юнги не смог
положить.

Ну нахуй этих взрослых мамочек.

Толпа быстро надоедает. Гук замечает ржущих на весь дом (даже музыку
перекричали) брата и его корешей. Чимин и Юнги сегодня точно за руль не
сядут. С мысленным тяжелым вздохом Чонгук понимает, что везти их придется
именно ему самому. И все бы хорошо, вот только бухой Чимин начинает учить
младшего водить, как будто напрочь забывает, что тот умеет это делать с
тринадцати лет. Чонгук замечает дверь в конце короткого коридорчика возле
кухни и, пока Чимин или кто-то еще из рыцарей не спалил его, резко исчезает за
ней.

Вечерний воздух кажется таким приятно свежим и чистым после задымленного

помещения. Гук жадно вдыхает его и только после этого осматривается. У дома
есть задний дворик с красивым и коротко стриженным газоном. По углам у стен
11/390
и у забора жмутся парочки, не нашедшие места в комнатах. Чонгук
осматривается и хмурится, замечая лежащую на траве фигуру. Он оставляет
пачку почти доеденных чипсов на перилах и спускается с крыльца. Этому
человеку на траве может быть плохо. В полумраке Гук почти ничего не может
разглядеть. Он всматривается, напрягая зрение. Человек даже не двигается.
Возможно, ему нехорошо. Чонгук не привык проходить мимо, когда кому-то
плохо. Его начинает охватывать беспокойство. Он ускоряется и уже спустя
несколько секунд оказывается рядом.

На траве лежит парень с белоснежными волосами. Взгляд его больших глаз

направлен вверх, а в пальцах тлеет сигарета, дым которой Чонгук со стороны
даже не заметил. Парень не двигается и не моргает, никаких признаков жизни
не подает. Чонгук хмурит брови и нависает над ним.

— Ты в порядке, чувак? — спрашивает он осторожно, заглядывая в карие глаза.

Целую минуту ничего не происходит. Блондин не отвечает и не шевелится.

Чонгук начинает беспокоиться не на шутку.

А вдруг он сдох?

— Небо сегодня такое… звездное, — неожиданно заговаривает парень. Чонгук

от неожиданности мелко вздрагивает, ощутив, как по телу промчался табун
мурашек. Голос у блондина низкий и глубокий, совсем не звучит пьяным. Гук
рефлекторно поднимает голову к небу и замирает. Теперь ясно, что за блеск
отражается в этих карих глазах. Он не под наркотой, он под небом.

— Но, может… — мямлит Чонгук, переводя взгляд обратно на блондина.

— Но всему приходит конец, — задумчиво произносит тот, поднеся почти

дотлевшую до фильтра сигарету к сухим приоткрытым губам и зажимая между
ними. Он медленно прикрывает глаза и делает последнюю затяжку.

Чонгуку становится неловко. Он переминается с ноги на ногу и бросает взгляд

на дверь дома. Может, съебаться и оставить этого странного? Кажется, Гук
нарушил его личное пространство, но тот ничуть не выглядит потревоженным.
Ему будто на всех и на все плевать. На все, кроме сигареты меж губ и неба над
головой.

Малой уже собирается развернуться и свалить обратно, присоединиться к брату,

но голос блондина тормозит, не давая и шагу сделать.

— И этой сигарете пришел конец, — парень щелчком отправляет окурок в полет

и коротко смеется, затем вдруг становится абсолютно серьезным и впервые
заглядывает Чонгуку в глаза. Мелкий снова чувствует, как по затылку вниз
бегут мурашки. Какого хрена вообще? — И мне придет, если не встану сейчас.
Помоги подняться, — он тянет к Чонгуку руки.

Гук сразу же обхватывает его теплые шершавые ладони и тянет на себя,

помогая парню встать.

— Что-то я переборщил сегодня… Ходить не могу, когда нахуяриваюсь чуть

сильнее обычного, — блондин пошатывается, подтверждая свои слова. Он еле
стоит на ногах. Качается из стороны в сторону, как неваляшка. Гук успевает
12/390
вовремя подхватить его и опирает на себя, чуть не издав сдавленный стон. Этот
чувак явно не пушинка.

— Сейчас я позову кого-нибудь, — говорит он, ища глазами местечко, куда

можно усадить пьяного.

— Не, не, не вздумай, не надо… — блондин слегка мотает головой и

мученически морщит лицо, как будто ему больно. Надо же так нажраться, чтобы
не быть в состоянии ходить. Даже Чимин до такого не напивался. Чонгук
начинает подозревать, что у блондина тяжелый алкоголизм.

— А лучше скорую, — взволнованно говорит он, едва не падая. Парень

оказывается слишком тяжелым. Только бы обоим не свалиться, а то встать точно
не выйдет, так и помрут вдвоем.

— Нахуй твою скорую, отведи меня к моей тачке, а дальше я сам, — говорит
парень, указывая куда-то подбородком.

Чонгук скептично хмыкает.

— Ну и где твоя тачка?

— Да тут, рядом, на соседней улице…

Чонгук закидывает его руку себе на плечо и, крепко удерживая за талию, ведет
к деревянной калитке. Хорошо, что есть другой путь отступления и не придется
привлекать к себе лишнее внимание, проталкиваясь через душную толпу. Чимин
точно задаст парочку вопросов в духе: «Где ты этого бомжа подцепил?
Девчонок, что ли, мало?», или встрянет и затеет драку вот с этим вот…

— Слушай, от тебя хорошо пахнет, — продолжает свой пьяный бред блондин,

едва передвигающий ногами. Его черные конверсы к чертям растерлись об
асфальт. Он шумно тянет носом воздух и ухмыляется. Гук от неожиданности
распахивает глаза и на секунду чуть не выпускает парня.

— Ага, спасибо, — кряхтит он в ответ, таща на себе тяжелую пьяную тушу.

— Раз уж мы тут надолго с тобой, то хоть имя скажи свое.

Блондин снова замолкает, задумчиво смотря вдаль своими затуманенными

алкоголем глазами, а Чонгук с грустью осознает, что это действительно
надолго. И вот кто его заставлял идти на помощь очередному пьянице?

— Винсент… — вдруг говорит блондин, повернув голову к Чонгуку и заглядывая

в глаза. — Зови меня Винсент.

— Как из «Kiss» что ли? — спрашивает Гук, быстро отводя взгляд. Слишком
странно смотрит этот чувак. Как будто в самую душу лезет и видит что-то
запретное. Ну его нахуй.

— Да ты нихуя не понимаешь в искусстве, — цокает Винсент, закатывая глаза.

— А настоящее имя как? — Гук подхватывает парня получше, крепче

придерживая и пытаясь ускориться, а взглядом судорожно выискивает
возможную тачку этого безумца.
13/390
 — А чем тебя это не устраивает? Самое настоящее имя, — блондин будто бы
обиженно выпячивает нижнюю губу и хмурится. — Тебя вот как зовут?

— Чон Чонгук…

— Мое имя лучше, — ухмыляется Винсент. — Тормози, вот моя тачка, — он резко
вытягивает свободную руку вбок и прижимает ладонь к капоту черного мерса
сто сороковой модели, мимо которого они проползают со скоростью улитки.

— Серьезно? Это твоя тачка? — Гук в легком удивлении вскидывает брови,

обведя авто оценивающим взглядом.

— Моя зверюга, — Винсент растягивает губы в гордой улыбке и тянет руку к

заднему карману своих светлых джинсов. — Ключи… блять…

Чонгук закатывает глаза и, прислонив блондина к мерсу, чтобы не упал, сует

пальцы в его карман, помогая достать ключи от машины.

— Ну ты на святое, конечно… — ухмыляется Винсент, чуть подаваясь бедрами

вперед, чтобы Гуку легче было достать ключи. Мелкий вопросительно смотрит
на парня и брезгливо морщится, резко вкладывая звенящие в тишине улицы
ключи в его ладонь.

— Тачку вести хоть сможешь? — спрашивает он, отойдя чуть в сторону и

наблюдая за тем, как Винсент снимает мерс с блокировки, как открывает дверь
с водительской стороны и медленно залезает внутрь, словно старик.

— Конечно! — звучит на удивление бодро, но кивок получается вялый. Винсент

пытается сунуть ключ в замок зажигания. Чонгук не выдерживает и негромко
хохочет. — Ты че, сука, ржешь? — блондин резко поворачивает к нему голову и
бросает сердитый взгляд, который должен был, по идее, испепелить Чона.

— Я не понимаю, че с тобой не так, чувак. Ты нахуярился, как свинья, но

разговариваешь, как трезвый, — посмеиваясь, говорит Чонгук, подойдя к
машине. Он накрывает ладонь Винсента своей и помогает направить ключ в
отверстие. — Ну все, готов гонщик.

— Дверь мне прикрой, — Винсент хмурится, делая сосредоточенное лицо, и

обхватывает своими длинными пальцами руль.

А машину завести забыл. Чонгук снова прыскает и поворачивает ему ключ

зажигания. По улице разлетается рык проснувшегося движка. Уже собираясь
захлопнуть дверь, Гук вдруг передумывает и глушит двигатель.

— Какого хуя? — возмущается Винсент, уставившись на Чона.

— Давай я за руль? — предлагает Чонгук. Как этот едва стоящий на ногах

человек сможет благополучно добраться до дома? Чонгук ни в коем случае не
позволит ему сидеть за рулем, иначе аварии не избежать. — Подвезу тебя до
твоего дома.

— Не, даже не думай, — Винсент мотает головой и поднимает указательный

палец. — Нихуя, брат. Ни одна живая душа, кроме моей, не сядет за руль этой
14/390
тачки.

— Тебе нельзя водить в таком состоянии, — серьезно говорит Гук. — А если

разобьешься?

— А если разобьюсь… — задумчиво отвечает Винсент и вскидывает брови, глядя

на руль. — Будет красиво. Но тачку жалко…

Чонгук от удивления чуть не задыхается. Впервые он слышит, чтобы о смерти

так говорили, с таким восторгом в глазах.

— Что красивого в вывалившихся кишках? — хмыкает он. — Нельзя тебе за руль,

чувак.

— Хорошо, — с невозмутимостью в голосе говорит Винсент. — Тогда посплю

сзади, сто раз так делал, — он начинает поворачиваться и с кряхтением лезть на
заднее сиденье.

Чонгук стоит как вкопанный, с охуевшим лицом смотря, как блондин перелезает
назад и укладывается на широком сиденьи, подогнув колени. Ноги слишком
длинные, чтобы лечь во весь рост. Гук закрывает ему дверь, так ничего и не
сказав, и разворачивается, идя обратно к дому Джихана.

На душе остается какой-то странный осадок. Чонгук даже не может объяснить,

что чувствует от внезапного столкновения с этим Винсентом. Весь он какой-то
непонятный, начиная с имени и заканчивая поведением. Гук всяких алкашей
видал, но такого — впервые. И глаза у него ясные, все осознающие. Слишком
глубокие. Не похож он на типичного пацана с их района. И, наверное, именно
это заставляет Гука думать о нем. Наверное, это заставляет его свернуть к
автомату с кофе и чаем.

Чонгуку не дает спокойно вернуться на тусовку мысль, что Винсент в таком

рискованном состоянии и совсем один. А вдруг он решит поехать домой?

Чонгук выгребает из кармана джинсов всю мелочь, которую хранит там на

проезд в автобусе, и по одному сует в автомат. Пока машинка готовит напиток,
Чон нервно оглядывается и прислушивается, надеясь не услышать звук
двигателя мерса. Как только чай готов, Гук хватает его и срывается на легкий
бег, осторожно держа бумажный стаканчик, чтобы не расплескать горячую
жидкость. На второй стаканчик бабла не осталось.

Свернув за угол, мелкий облегченно выдыхает, обнаружив мерс там же, где он
его и оставил. Можно расслабиться. Гук сбавляет ход и подходит к тачке, щурясь
и пытаясь что-то разглядеть за тонированными стеклами. И звуков изнутри
никаких. Чон пару раз стучит по окну костяшками пальцев и дергает ручку.

— Я мастурбирую, — сразу слышится из салона, окутанного полумраком.

Единственный тусклый фонарь на пустынной улице едва касается машины.

Чонгук чувствует, как от услышанного вспыхивают кончики ушей. Он замирает и

прислушивается, проверяя наличие характерных для мастурбации звуков.

— Не ври, — облегченно хмыкает Чон, залезая в машину. — У алкашей с этим

бывают проблемы, — ухмыляется он. Винсент прислоняется спиной к
15/390
противоположной двери и спускает одну ногу на пол, давая мелкому место,
чтобы сесть.

— Хочешь проверить? — спрашивает он. Глаза вспыхивают, брови взлетают

вверх. Он как будто всерьез загорается этой идеей. Руки его уже тянутся к
ширинке.

— Не, не надо, я верю! — быстро осаждает его Гук, мотая головой. — Возьми
вот, попей. Может, протрезвеешь немного.

— От чая? — ухмыляется Винсент, но стаканчик принимает, сразу же делая

короткий глоток. — Облепиховый? Охуеть, где ты достал его?

— В автомате, — Гук чешет затылок.

— Не знал, что там даже чай делают.

— Это как надо было надраться, чтобы не быть в состоянии ходить? — Чон
хмурится и поворачивается корпусом к блондину, усаживаясь удобнее.

— Попробуешь выпить столько же — отъедешь на тот свет. Мелкий еще.

Сколько тебе вообще? — спрашивает блондин, делая новый глоток.

— Семнадцать, — отвечает Гук, прикусывая губу.

— Маленький зайчонок, — вдруг выдает Винсент, понижая голос. Чону от него

становится не по себе.

— З-зайчонок? Ты педофил, что ли? — спрашивает он, нерешительно посмотрев

блондину в его пристально смотрящие в ответ глаза.

— Ага, вот ты и попался, — ухмыляется Винсент, демонстративно скользнув

кончиком языка по нижней губе. — Блять, чай потек.

Чонгук выдыхает и закатывает глаза. Винсенту до того бугая в доме Джихана

далеко, а значит, с ним справиться вполне возможно. Тем более, он не стоит на
ногах. Гук не боится его, но в случае чего…

— А ты че у Джихана забыл? — спрашивает блондин, возвращая голосу

привычный тон.

— Брат притащил, — пожимает Чонгук плечами и дергается, ощутив под

задницей вибрацию. — Блять, — вздыхает он, привстав и достав из кармана
звонящий телефон. — Как раз он, — говорит мелкий попивающему чай Винсенту
и принимает звонок.

— Чонгук, ты куда пропал? — слышится из динамика пьяный голос, пытающийся

перекричать музыку, орущую на заднем фоне. — Джихан тут хочет…

— Чимин, — прерывает Гук брата, взглянув на задумавшегося о чем-то

Винсента, — я свалил оттуда. Если что, домой ночью не вернусь.

— Че? Почему?

16/390
— Я тут… Я с девушкой, — тише говорит Чонгук, прикусывая губу.

Насколько странно бы звучало заявление: «Я тут с незнакомцем в его машине

сижу и, возможно, он педофил, но ему хуево, и я не могу оставить его одного»?

Винсент вдруг устремляет на Гука вопросительный взгляд и расплывается в

ухмылке. А Чонгуку снова не по себе. Какого черта его выражение лица вгоняет
в краску? Хорошо, что света нет. Но Гук не какая-нибудь сопливая сучка, чтобы
прятать лицо. Еще и от бухого в говно пацана!

— О-о, Чонгук, — в голосе Чимина слышится неподдельная гордость. Наверняка

улыбку растянул до ушей. Гук лишь тяжело вздыхает и трет пальцами
переносицу. — Подцепил все-таки. Давай тогда, самец, вопросов больше нет.
Джихан, — орет он уже другу, — бро, Чонгук сегодня лишится…

Чонгук резко бросает трубку и сует телефон в карман. У Чимина память напрочь
отшибает, когда он нажирается. Как будто не знает, что мелкий с пятнадцати
лет уже как не девственник. Спасибо девчонке из школы.

— Я похож на девку? — спрашивает вдруг Винсент, нарушая повисшую в салоне

тишину. В машине, кстати, приятно пахнет хвоей. Ненавязчивый запах, который
даже жесткий перегар не затмевает. Хоть что-то приятное.

— С таким лицом… — Гук слегка морщит нос, разглядывая лицо блондина. — До

девушки тебе далеко, чувак.

— Ссыканул правду сказать? — хмыкает Винсент, допив свой чай и вышвырнув

стаканчик в приспущенное окно. Этот сранный район давно потонул в мусоре.
— Подожди-ка, Пак Чимин, что ли?

— Ага, знаешь его? — хмурится Чонгук.

— Пересекался как-то во время одного дельца. Так ты его мелкий брат… Но

почему ты — Чон? — спрашивает блондин, сложив руки на груди.

— Фамилия матери, — отмахивается Чонгук, всем своим видом показывая, что

не желает развивать эту тему. — Почему я зайчонок?

— Ты видел себя? — улыбается уголком губ Винсент, указав на мелкого

подбородком. — Зубы точно как у зайца, глазища черные и огромные. Тупой
взгляд. Никто не называл так, что ли? — Гук мотает головой. — Слепые.
Вылитый зайчонок же.

Чонгук представляет в голове маленькое милое и пушистое существо, пытается

найти с ним сходство, но ничего не видит. Странности не заканчиваются.

— Слушай, раз уж ты тут расселся… — Винсент приподнимается и

поворачивается к Чонгуку спиной, внезапно откидывается назад и укладывает
свою блондинистую голову на его коленях. Сверху на него глядит удивленная
мордашка. — Я чувствую, как ты напрягся. Расслабься, зайчонок. А я чутка
подремлю так, я сейчас… — блондин складывает руки на груди и закрывает
глаза. Ноги он кладет на сиденье, подогнув в коленях, и раздвигает для
удобства.

17/390
Чонгук в ахуе замирает, вжавшись спиной в дверцу. Из него нагло и без
разрешения сделали подушку. И, вероятно, блондину очень удобно. На его чуть
объемных губах играет легкая довольная улыбочка. Гук скользит взглядом по
его лицу, в полумраке замечая чуть видное пятнышко на кончике носа,
маленький шрамик на щеке и совсем немного темную двухдневную щетину на
подбородке. Натянувшаяся ткань черной кожанки обтянула выделяющиеся
бицепсы. Из-за мешковатости куртки и белой футболки под ней Гуку сначала
показалось, что Винсент худощавый, но теперь с ужасом понимает, что этот
алкаш чуть ли не крепче него самого.

В салоне повисает звенящая тишина. Гук тихонько кашляет, чтобы ее как-то

развеять, и открывает рот.

— Так… почему Винсент? — негромко спрашивает он, но в ответ получает

негромкий храп. — Блять, — вздыхает Чонгук, откинув голову на спинку сиденья
и прикрыв глаза.

И надо же было вляпаться в такое пьяное недоразумение. Это самая странная

ночь в жизни Чонгука. Он действительно мог провести ее с какой-нибудь
девушкой, но застрял в сто сороковом мерсе с каким-то Винсентом под
бескрайним звездным небом.

Резкий громкий рык двигателя и вибрация, пробежавшая, как электрический

разряд по всему телу, жестко вырывают Чонгука из сладкого сна. Он резко
подскакивает и бьется макушкой о крышу машины.

— Ебучий свет! — выругивается он, болезненно морщась и потирая ушибленное

место. От внезапного удара из глаз посыпались искры. Чонгук садится обратно
на сиденье и трет глаза, окончательно стирая остатки сна и пытаясь понять,
какого хрена происходит.

Шум рычащего двигателя не прекращается. Чонгук распахивает глаза и

высовывается вперед, повиснув между передними сиденьями, обитыми черной
кожей. За рулем сидит Винсент и раскручивает двигатель.

— Эй, ты че делаешь? — спрашивает Гук, повышая голос, чтобы перекричать

громкий шум.

Блондин поворачивает к мелкому голову и ухмыляется. Челка упала ему на

глаза, отчего его взгляд выглядит довольно пугающим. Кожанка, в которой он
был вчера, лежит на пассажирском сиденьи. Чонгук замечает на жилистых
смуглых руках небольшие татуировки, как будто бы специально разбросанные
по коже.

— Доброе утро, малой, — заговаривает Винсент, прекращая раскручивать

движок. — Как тебе мой будильник?

— У меня чуть сотрясение мозга не случилось, — бурчит Чонгук и переводит

взгляд на окно. — Эй! Где мы? — удивленно орет он, выпучив глаза. Вокруг
толпы куда-то спешащих людей, сотни машин и высотки. — Центр что ли?!

— Надо было тебя где-нибудь выкинуть, — пожимает Винсент плечами и

18/390
тянется к карману куртки, доставая сигареты и зажигалку.

— Ты серьезно? — хмыкает Чонгук, уставившись на блондина. — В центре? Мне

домой пиздовать полдня придется!

— Для этого, юный гений, придумали такси и автобусы, — Винсент закуривает и

откидывается на сиденье.

Он выглядит таким бодрым и свежим, как будто вчера не нажрался до

полумертвого состояния. Его что, даже похмелье не убивает? Чонгук не
перестает удивляться этому человеку. Кроме того, сейчас Винсент кажется
более серьезным и даже холодным. Совсем не тот, что вчера.

— У меня ни копейки в кармане, — закатывает глаза Чонгук, вспомнив, как

потратил свои сбережения именно на такие случаи, как сейчас, на чай этому
неблагодарному мудаку. — Может, подкинешь меня до дома?

— Хуй там, мне на работу надо, — бесцветно отвечает блондин, выпуская струю
дыма в спущенное окно.

— Да минутное дело, чувак. Тебе в падлу, что ли? — не отстает Гук, въевшись
взглядом в задумчивый профиль Винсента.

— Съебывай, мелкий, я бесплатным таксистом не подрабатываю, — тот даже не

глядит на Чонгука.

Гук поджимает губы и вылезает из машины, со всей силы хлопнув дверью и

двинувшись в сторону ближайшей остановки. Может, зайцем проехать удастся.
От жирных водителей автобусов удирать — хуйня дело. Чонгук и без этого
мудилы справится.

Он застегивает ветровку до горла и сует руки в карманы. Прохладное сегодня

утро, зато небо ярко-голубое, ни облачка. Чонгук опускает голову, глядя на
носки своих потрепанных кроссовок, и стискивает челюсть от злости на этого
охуевшего грубияна. Знал бы Гук, что он таким окажется, не стал бы вчера даже
подходить к нему у Джихана дома. Интересно, как бы он тогда справился.

— Хуйло, — зло бросает Гук, не удержавшись.

— Ты кого хуйлом назвал? — слышится позади уже знакомый низкий голос.

Чонгук чуть не вскрикивает от неожиданности. Он сдерживает себя и с
равнодушным лицом поворачивает голову вбок. За ним медленно едет черный
мерс. — Сел резко, я не собираюсь на твои выебоны бензин тратить.

— Я и не собирался выебываться, — бурчит Чонгук, сворачивая с тротуара к

машине и садясь с пассажирской стороны.

Винсент вдруг вдавливает педаль газа в пол, и мерс с ревом улетает вперед.
Чонгук снова чуть не бьется башкой об окно, но вовремя успевает сохранить
равновесие, спешно пристегивая себя ремнем безопасности.

— Ты пиздец, как спешишь, да? — спрашивает он, отчего-то чувствуя легкий

укол вины.

19/390
 — Пиздец как, — соглашается Винсент, сосредотачивая свой взгляд на дороге и
играя желваками на лице. При свете дня его щетина кажется еще заметнее.
Успела отрасти за ночь? Гук снова ловит себя на разглядывании блондина и
мысленно дает леща, отворачиваясь к окну.

Какое-то время они едут в напряженном молчании, слушая лишь ровный гул
мотора. Чонгук в такие моменты затыкает уши наушниками и погружается в
музыку, но в этот раз почему-то даже не задумывается о том, чтобы вытащить
из кармана телефон, который, кстати, ни разу с последнего звонка Чимина
больше не вибрировал. Они с Юнги, наверное, ловят отходняки после ночной
попойки.

— Винсент… — нарушает молчание Чонгук, повернув голову к блондину.

— Блять, как это странно звучит. Это серьезно твое настоящее имя?

— Серьезно, — бросает Винсент, коротко глянув на Чонгука. Тот снова вылупил

на него свои большие черные глазки-бусинки.

— Да не верю я, это имя не для наших мест. Скажи мне свое настоящее, —
просит Гук, едва не цепляясь пальцами за крепкое плечо блондина. — По-
братски.

Винсент коротко усмехается.

— По-братски? Когда мы братанами успели стать?

— Ты спал на мне, — хмурится Чонгук. Прозвучало чертовски странно, но разве

не так было?

— Я много на ком спал, — ухмыляется Винсент.

— Все равно мы больше не увидимся. Скажи свое имя, — не унимается Чонгук,

уже начав умолять глазами. Но блондина, кажется, ничего не берет.

— Нахуй оно тебе? — устало вздохнув, спрашивает тот.

— Простое любопытство, — пожимает Гук плечами.

— Оно тебя сгубит когда-нибудь, осторожнее.

— Пиздец, вот ты су…

— И слишком длинный язычок, — блондин поворачивает голову к Чонгуку. Его

взгляд опускается на блестящие от частых облизываний розоватые губы
мелкого. — Он тебя тоже доведет, куда не надо.

Чонгук поджимает губы и отворачивается, вытащив телефон и открыв первую

попавшуюся на глаза игру. Он уже понял, что с этим чуваком спорить
бесполезно. Винсент из тех, кто ничего не сделает, пока сам того не захочет.
Оставшийся до чонгукова дома путь они снова едут в молчании.

— Приехали, задрот, — оповещает Винсент, притормаживая у нужного

подъезда спустя десять минут.

20/390
Гук выныривает из игры и убирает телефон в карман.

— Спасибо, — бросает он негромко и открывает дверь, чтобы выйти.

— Тебе спасибо, — вдруг говорит Винсент, повернувшись к Чону. — Если бы ты

не помог доползти мне до этой крошки, ее бы точно спиздили местные
долбоебы. Имеет тут кое-кто на нее виды, — недовольно хмурится блондин.

— Рад помочь, — коротко кивает Гук. — Давай, короче, не опоздай там на свою
работу, — он выходит из машины и закрывает дверь, двинувшись к подъезду.

— Ким Тэхен.

Чонгук останавливается и медленно поворачивается назад. Винсент стоит,

облокотившись на крышу мерса.

— Кому-нибудь скажешь — выловлю и отпизжу. Я теперь знаю, где ты

живешь, — блондин поднимает голову, окинув дом чуть сощуренным взглядом.

Чонгук расплывается в довольной улыбке.

— Хорошо, Ким Тэхен, — ухмыляется он, кивнув и развернувшись к подъезду.

— Я серьезно, мелкий, только попробуй…

Гук, не оборачиваясь, вытягивает средний палец. Винсент возмущенно хмурится,

оставшись с разинутым ртом.

— Я тебе этот палец в жопу засуну, вот посмотришь, — обещает Тэхен, на что
Чонгук лишь звонко смеется и скрывается за дверью подъезда. — Ебаный
зайчонок, — бурчит Винсент и садится в мерс, срываясь с места с визгом шин.

21/390
Примечание к части 50 Cent - Too Rich For The B*tch
2Pac feat. Talent - Changes

комната Винсента: https://pin.it/5wdmfBZ

мелкий грешник

сейчас.

Чонгук выныривает из-под одеяла и шумно выдыхает, уставившись в усеянный

трещинками потолок. Надо бы распахнуть окно над головой, проветрить дом, в
который запах перегара въелся уже много лет назад, но подниматься так тяжко,
что легче уже терпеть и давиться. Чонгук вскидывает глаза и разглядывает
мягкие белоснежные облака, проплывающие за окном по голубому небу. Они так
похожи на сахарную вату. Сейчас бы поесть ее. С улицы уже слышны
традиционные крики соседской супружеской парочки, лай собак и ворчание
бабульки, которая каждый день пытается отогнать от подъезда бродячих псов
(Чонгук их на тихую подкармливает, вот они и не уходят). Отец наверняка после
ночной попойки с друзьями-алкашами валяется в отключке, что будет
продолжаться до самого вечера. Чонгука не перестает удивлять стойкость этого
человека. И как его печень до сих пор не отказала? Чудеса, не иначе. А еще,
мудаки обычно долго живут. Богу там отморозки всякие не нужны, вот он и
забирает чистых душой раньше времени. Ну и слабаков всяких.

Пролежав так еще чертовски короткие пять минут, показавшиеся пятью

секундами, Чонгук с кряхтением и с мученически сморщенным лицом встает с
постели, подтягивает боксеры, отчего их резинка шлепает мелкого по животу, и
распахивает окно, вдыхая прохладный свежий воздух. Пора собираться в школу.

Умывшись и одевшись, Чонгук накидывает на плечо лямку рюкзака и поправляет

пальцами гнездо на голове, не глядя в зеркало. В животе как будто завывает
проголодавшийся кит. Но ему не объяснишь, что в доме жратвы не бывает, а
отцовской закуской питаться себе дороже. В холодильник заглядывать нет
смысла.

Чонгук тихонько открывает дверь в спальню отца, боясь, что та скрипнет, и,

задерживая дыхание, просовывает голову внутрь. Проверять с утреца, не сдох
ли пьяница — еще один обряд. По громкому храпу Чонгук понимает, что смерть с
косой за отцом еще не пришла. И Гук даже не знает, радоваться этому или нет.
В любом случае, без него жилось бы намного лучше. Завтра утром он проверит
отца снова.

Вкинув кроссы, Чонгук выскальзывает в подъезд, на ходу распутывая провод

наушников. Он раньше психовал, когда они связывались в какие-то морские
узлы, но теперь привык и делает это спокойно. Этот закон никто никогда не
нарушит, нужно просто смириться. Чонгук, плюс ко всему, научился
проигрывать музыку в голове, что очень помогает во время скучных уроков. А то
вообще загнулся бы.

Распутав множественные узлы, Гук выходит из подъезда и вставляет один

наушник в ухо. Уже собираясь сунуть второй, он поднимает голову и закатывает
22/390
глаза. У подъезда стоит Чимин, прислонившись к капоту своей бмв и скрестив
руки на груди. Заметив вышедшего на улицу брата, тот поднимает глаза.

— Нахуя приехал? — сухо спрашивает Чонгук, с неохотой вытаскивая наушник и

снова комкая в руках.

— В школу подкинуть, — спокойно отвечает Чимин, засовывая руки в передние

карманы своих черных джинсов. — Садись, опоздаешь же, — он кивает головой
на машину.

— Пиздуй к себе домой, я и без тебя доберусь в школу. Не напрягайся, —

хмыкает Чонгук, отводя взгляд в сторону. Ему от переполняющей все внутри
обиды на Чимина даже смотреть тошно.

Месяц назад брат кинул Чонгука, оставив с отцом-уебком наедине. Снял себе
хату (наверняка она охуенная, Гук точно в этом уверен) и съебался в лучшую
жизнь на пару с Юнги. И в ней он, походу, не видит своего младшего брата.

Чимин устало вскидывает глаза к небу и выпрямляется, отстраняясь от капота

бмв.

— Я тебе тысячу раз сказал, зачем я переехал, тормоз, — сдержанно говорит он,
смотря мелкому в глаза. — Нельзя мне нашу хату палить этим людям. Если что-
то пойдет по пизде, они могут грохнуть тебя или отца. На него похуй, — Чимин
кидает взгляд вверх, туда, где находятся окна их квартирки. — Но ты…

— Но я за себя постоять могу, у меня нож всегда при себе, — цедит Гук, хлопнув
ладонью по своему рюкзаку. Спасибо человеку, научившему его управляться с
холодным оружием. — Нахуя ты вообще в такие тяги ввязываешься? А если тебя
самого убрать решат?

— Меня не уберут, — хрипло говорит Чимин, чуть прищурившись от солнца.

— Какой ты дохуя уверенный, — язвит мелкий. — Хватит уже оправдываться

тем, что это все ради моей безопасности. Скажи просто, что заебался, и я
отвалю.

Гук поджимает дрогнувшие губы и шумно выдыхает через нос, отворачиваясь в

сторону. Он правда поймет, если дело в нем самом. И Чимина можно понять, он
всю свою жизнь посвятил воспитанию Чонгука, пожертвовал своим будущим,
плюнул на высшее образование и пошел добывать бабло на жизнь. И все равно
мелкого жрет обида. Чимин в один прекрасный день просто кинул свои шмотки в
сумку и вышел из квартиры, сказав, что так надо. Может, и правда надо, но
Чонгука это не останавливает. Обида внутри не дает покоя, разрастается
каждый раз, стоит увидеть Чимина, который в жалких попытках что-то хочет
наладить после того, как молча ушел. Бросил. И, наверное, мелкий сдох бы от
одиночества и тоски, которые одним своим именем разгоняет кое-кто другой.
Только он и остался у Чонгука, только он не кинул.

— Пойми, Гук, эти люди в сотни раз страшнее бухого отца…

— Да насрать мне на отца! — повышает голос Гук, уставившись на брата и

разведя руки в стороны. — На тебя теперь тоже, — уже тише говорит, стиснув
зубы. Нижняя губа предательски дрожит.
23/390
— Не говори мне, блять, таких вещей, идиот… — Чимин нервно трет пальцами
переносицу и делает шаг к брату. Ему ни разу не легче.

Рык подъехавшего мерса заставляет остановиться. Оба брата синхронно

оглядываются. Прямо напротив бэхи тормозит черный сто сороковой. Чиминово
лицо сразу же напрягается и принимает каменное выражение, у Чонгука же
наоборот в глазах вспыхивают радость и облегчение. Дверь с водительской
стороны открывается, и из машины выходит Винсент, зажимая в уголке губ
наполовину скуренную сигу. На нем лишь черная футболка, черные домашние
шорты и тапки с открытыми носками. Он сует руки в карманы шорт и слегка
хмурится, смотря на Гука.

— Че за суета? — спрашивает он, бросая на Чимина нечитаемый взгляд, затем

снова глядит на мелкого. — Ну и хуя ты встал? Прыгай в машину давай.

Чонгук, не глядя на брата, подходит к Тэхену и касается его татуированного

предплечья пальцами.

— Ниче ему не говори, просто поехали, — негромко просит он, мягко потянув
старшего к мерсу.

— Зайчонка мне обижаешь? — полностью проигнорировав мелкого, обращается

Винсент к Чимину, ни на миллиметр не сдвинувшись с места. Брови его сурово
сходятся на переносице, а взгляд твердеет. Чонгук тяжело вздыхает и
закатывает глаза. Не хватало ему с утра терок этих двоих и лишней шумихи.

— Тебя ебать не должно, — цедит Пак и переводит взгляд на брата, делая вид,
что Винсента не существует. — Гук, разве я не учил тебя, что путаться с
нариками — плохо?

— Вот любишь ты, сученыш, на личности переходить, — Тэхен издает короткий

смешок и выпускает сигаретный дым, затем отправляет окурок в ничтожное
подобие клумбы, раскинувшейся у подъезда. — Сам-то ты ни на грамм не лучше
моего.

— Да хорош уже, — бурчит Чонгук, не оставляя попыток сдвинуть Тэхена с

места.

— Подожди, зайчонок, взрослые мальчики решают дела, — тормозит его

Винсент, не сводя с Пака взгляда.

— Отъебись от моего брата, и этим ты решишь одну мою большую проблему, —

заводится все больше Чимин, двинувшись в сторону Винсента.

Кулаки сами собой сжимаются. От одного только вида этого ухмыляющегося

мудака у Пака внутри все вспыхивает. Раздражает это превосходство в его
карих издевательских глазах. Будто так и говорит о том, что Чонгук выбирает
его, а не родного брата. А на Гука вообще смотреть тяжко. Он уже показал, на
чьей стороне. Ведь не за Чимина сейчас держится, не его пытается остудить.

Первое время Пак пытался запретить мелкому общение с Винсентом, когда

услышал от него это громкое имя, нередко звучащее в местных краях, но
влюбленному школьнику хрен объяснишь, что эти отношения ни к чему
24/390
хорошему не приведут. Чонгук слушать ничего не стал, а ответ был один: «Да ты
сам с мужиком трахаешься, почему мне нельзя?». Тогда Чимин решил дать
заднюю. Бесполезно. Он понадеялся лишь на то, что его возрасту присуще
непостоянство. Поиграет в новые для него чувства с мужиком и забьет хер. Вот
только почему-то игра эта длится уже пятый месяц и начинает напрягать
Чимина не на шутку.

— Чонгук, мне отъебаться от тебя? — спрашивает Винсент, вопросительно

уставившись на сжавшегося мелкого. Тэхен ухмыляется и обнимает Чонгука за
плечо, подтягивая ближе к себе. — Он явно не хочет, так что пиздуй-ка ты нахуй
со своими космическими запросами.

— Ты нарваться хочешь? — рычит Чимин, подходя к Тэхену вплотную. — Ну так

поздравляю, ты уже…

— Да хватит, бля! — не выдержав, кричит Чонгук, скинув с себя руку Кима и

оттолкнув брата в сторону. — Я опоздаю, нахуй, из-за вас, — Чонгук поджимает
губы и обходит мерс, садится с пассажирской стороны и демонстративно
хлопает дверью, показывая, что продолжения не последует. Сердце гулко
стучит в груди, а тяжелый взгляд с беспокойством бегает с одного на другого. А
вдруг они все равно замахаются?

Но Гук не видит, как насмешливый взгляд Винсента, стоящего к мерсу спиной,

становится серьезным. Мелкий не слышит, что Тэхен говорит Чимину.

— Братом, сука, будь ему, — негромко бросает Винсент. — Ты, походу, подзабыл
свою роль. Глаза разуй и обрати на него внимание.

— Не лезь в то, что тебя не касается, — так же тихо отвечает Чимин, сжигая
Тэхена взглядом. — Ты в его будущее не вписываешься, ты же понимаешь это?
— Пак переводит взгляд Тэхену за спину, на мерс, который предпочел младший
брат. — А пока кайфуйте.

Винсент несколько секунд сверлит Пака нечитаемым взглядом, затем сухо

усмехается и резко разворачивается, подойдя к машине и открывая дверь.

Чимин обратно прислоняется к капоту своей бэхи и закуривает, провожая

взглядом сорвавшийся с места мерс. Когда-нибудь Чонгук поймет, что каждый
чиминов шаг делается ради него. О себе самом Пак давно позабыл. Жизнь брата
всегда была превыше всего.

— Ниче нового, да? — спрашивает Винсент, выезжая со двора. Гук сидит

задумчивый, обнимая рюкзак обеими руками и прижимая к груди.

— Подкинуть хотел, — негромко отвечает мелкий.

Ему погано на душе. Перемены, которые месяц назад без предупреждения

привнес в его жизнь Чимин, ни разу ему не нравятся. Это тупое чувство, что
теперь не будет, как прежде, не дает покоя. Уверить себя в том, что хорошо не
может быть всегда, получается с трудом. К счастью, Винсент как будто
чувствует, когда надо появиться, и одним щелчком выветривает из головы
хуевые мысли, навеянные Чимином. И все равно от встречи с ним не по себе.
25/390
Лучше бы вообще молча прошел мимо, чем опять слушал это любимое братом
«ради тебя». Чонгуку так не нравится. И похуй, что звучит по-детски.

— А я нахуя тогда в такую рань просыпался и ебашил сюда на всех скоростях?

Чтобы он мой груз перехватил? — хмыкает Тэхен. — Нихуя.

— Да я не сел бы с ним. Знаю я эти темы. Неловкое молчание и прочая фигня, —

отмахивается Гук. — Нахрен надо.

— Согласись, со мной веселее, — с улыбкой подмигивает Винсент.

— Ага, — бросает Гук, быстро отводя взгляд к окну. Почему тупое тело не
перестает реагировать и краснеть в такие, казалось бы, незначительные
моменты? Чонгук не понимает, сколько ему еще терпеть этот гребанный
пубертатный период. — Ты сегодня не работаешь? — спрашивает он, кусая губу.

— Вечером, — отвечает тот, спустив со своей стороны окно и свесив руку. Чон
понимающе мычит и кивает.

Если вечером, значит, работа будет не совсем легальной. Вообще, мать его,
идущей против закона. Но к этому Чонгуку не привыкать. Если в их конченом
мире пытаться выжить лишь честным путем, то запросто можно загнуться и
сдохнуть на какой-нибудь свалке. Большинство здесь живущих так и выживают,
в основном промышляя дурью и проституцией.

— Везет, сейчас поедешь домой досыпать, — бурчит Гук, выпятив нижнюю губу.

— Учись давай, щенок, — ухмыляется Тэхен, отвесив мелкому подзатыльник.

— Да блять! — вскрикивает Гук, недовольно уставившись на улыбающегося

Винсента. — Опять настроение махаться со мной? Тогда бы лучше Чимина
отпиздил. Хотя, тут еще посмотреть надо, кто кого, — хмурится Чон.

— Че ты пискнул? — щурится Тэхен, вопросительно смотря на мелкого. — Еще и

сомневаешься в моей силе? Может, ты забыл, откуда я сбежал, где выживал и
выбивал себе место под солнцем?

— С луны? — прыскает Гук и резко прижимается к дверце, тщетно пытаясь быть

подальше от Винсента. Ничего не выходит. Тэхен дает смеющемуся Чону
несильную, но ощутимую пощечину, и возвращает руку на руль. Не был бы за
рулем, точно в лицо кулаком заехал. Чонгуку не привыкать к тэхеновым
внезапным порывам сделать больно. Но в ответ он всегда получает то же самое.

— С пизды, блять, — хмыкает Ким, отворачиваясь к дороге.

— Прости… — тянет Гук, пододвинувшись к блондину и утыкаясь носом в его

плечо, вдыхая любимый аромат свежести и хвои. Тэхен любит неброские,
свежие и естественные запахи, к которым приучил и мелкого.

— Ты знаешь, как надо извиняться, — холодно отвечает Винсент, с притворной

сердитостью глянув на мелкого и словив щенячий взгляд. В самое, блять,
сердечко.

— Да нахуй, опять сидеть не смогу три дня, — резко меняется Гук, слегка пнув
26/390
парня в плечо и отстранившись. Из зайчонка в колючего ежика за полсекунды.
— Там, откуда ты сбежал, не учили быть мягче, нежнее? Или ты пропустил эту
тему, потому что съебался?

— Еще блядское слово, и никакой школы, — Тэхен включил внушающий страх

голос. А у Чонгука глаза засветились, улыбка просится на лицо. — И, поверь мне,
зайчонок, уж лучше в школу, чем…

— Хорошо! Я извинюсь сегодня, — бурчит Чонгук, сложив руки на груди.

— Хороший мальчик, — довольно ухмыляется Винсент, похлопав мелкого по

колену.

Сбежал Винсент из детдома, когда ему было пятнадцать. Брошенный туда

буквально в младенчестве, он ни черта о своих родителях (если их можно так
назвать) не знает и знать, в принципе, до сих пор не хочет. Порой он даже не
верит в то, что они у него когда-либо были. Странно, но так думать легче.
Впрочем, жалеть Тэхену не о чем. Его два раза хотели усыновить, но в обоих
случаях возвращали в приют, как вещь, которая не пришлась по вкусу.

Особым дружелюбием он никогда не отличался и предпочитал быть в

одиночестве. Лучше так, чем с тупорылыми детьми, у которых в головах лишь
одна цель — забрать то последнее, что у тебя есть, и разрушить. И даже
надежду. Но, несмотря на это, Тэхена нельзя было назвать тихоней. Всегда
находился кто-то, кто доебывался до него и обязательно получал за это
отборных пиздюлей. Конфликтовал он даже с воспитателями, которые были
чересчур охуевшие и пользовались своим положением. В большинстве случаев
даже пренебрегали детьми.

Когда Тэхену было восемь, он решил учиться драться на фильмах Ван Дамма
типа «Кровавого спорта». Воодушевленный, он спиздил у воспитательницы один
из ее толстых модных журналов, нашел молоток и парочку гвоздей у садовника,
и прибил журнал к дереву в саду на заднем дворе приюта, так, чтобы никто не
спалил контору, не влез, куда не просили, и не получил новых пиздюлей. Там и
начал тренироваться, оттачивая удары на журнале до тех самых пор, пока под
напором не стерлась его последняя страница, оставив в центре дыру.

В жестоком месте с невыносимыми условиями и без возможности жить, как

говорят, «по-человечески», Тэхен выживал, не имея возможности развиваться в
чем-то помимо борьбы. А любил он искусство. Точнее, пытался любить, но и это в
нем душили, не давая раскрыться.

Решив не ждать до совершеннолетия, он собрался сбежать. Нужно было лишь

найти подходящий момент. И тот, к счастью, нашелся. В приют привезли мясо.
Пока занимались разгрузкой и ненужными разговорами, Тэхен влез в фургон и
спрятался, готовый рвануть в новую жизнь с тошнотворным запахом сырого
мяса. Но не могло все быть настолько идеально. Проницательный водитель
быстро обнаружил лишнее «мясо». Тэхен, плюнув на возможность успеха, со
вселенской усталостью в больших зачаровывающих глазах сказал мужику
прямо, что заебался и хочет свалить из этого места куда подальше. Водила
несколько секунд таращился на пацана, затем молча кивнул и сел за руль.

За пределами приюта началась жизнь Винсента.

27/390
Мужик оказался не тупоголовым бревном, знающим лишь язык силы и мяса, а
вполне понимающим. Сказал, что тоже детдомовский, но, скорее всего, просто
пиздел, чтобы проявить таким образом это самое понимание. Помимо того, что
он подвез Тэхена до ближайшего жилого района, так еще и помог найти
временную работу, чтобы тот не сдох с голоду. Казалось, проживший всю жизнь
в детдоме парнишка не сможет адаптироваться к новым условиям, но Тэхена
этот мир встретил с распростертыми объятиями, да так крепко взял, что
отпускать никуда больше не собирался. Тэхен стал ребенком улиц. Выживал с
помощью мелкой кражи и подработок, а со временем перешел к серьезным
делам, связанным с наркотиками, и тогда начался новый этап жизни.

Тэхен хотел учиться. Хотел закончить школу, как все нормальные люди, но
поступить не мог, иначе вернули бы в ад, из которого он эффектно съебался в
мясном фургоне, сжигая за собой все мосты. Тогда решил заняться
самообразованием.

Одна мечта — связать будущее с юриспруденцией, раскололась, не успев

созреть. И надежды не дали, жестоко убив в зародыше. Каким-то чудом сумев
сдать вступительные экзамены на отлично, Тэхен уже готовился к студенческой
жизни, но стать образованным членом цивилизованного общества ему не
позволили, потребовав для обучения небесную сумму, которой у
восемнадцатилетнего парня быть никак не могло. Тут ни кражи, ни наркотики
бы не помогли. Тогда пришло разочарование размером с земной шар, а
единственная мечта превратилась в прах.

Жизнь снова связала Винсента с нелегальным бизнесом, но пацан не собирался

влезать в это с головой. Так, всего лишь на поверхности. Он продолжал работать
легально, как делает и по сей день. Ему абсолютно плевать, какую работу
выполнять. Начиная от официанта и заканчивая чернорабочим. Тэхен тот, кто
никогда не боялся замарать руки дерьмом.

Это, наверное, в каком-то роде не дает ему забыть о том, что он простой
человек.

Винсент тянется к магнитоле и включает музыку, приятным чистым звуком

начавшую растекаться по салону. Чонгук поднимает голову и хмурится,
прислушиваясь к ритмичным звукам.

— Это в восьмидесятых слушали, что ли? — спрашивает он, глянув на Тэхена.

— В конце девяностых, вообще-то, — отвечает тот, сунув в зубы сигарету и

плавно выруливая на другую улицу. — Когда ты вылупился. Это музыка моей
молодости.

— И сколько тебе было тогда?

— Где-то пятнадцать, — пожимает плечами Винсент, прикуривая себе и делая

затяжку.

— Че?! — охуевает Гук, повернувшись всем корпусом к блондину и вытаращив

глазенки. — Тебе ж уже под сорок! Ты меня что, наебал? — малой делает
наигранно шокированное лицо, будто все это время реально жил в обмане.
Винсенту всего-то двадцать три, но мысли у него порой как у настоящего
сорокалетнего. А еще у него шутки за сорок. Старший негромко посмеивается,
28/390
не отводя взгляда от дороги, а Чонгук не сдается: — Педофил конченый,
тормози машину!

— Хуй сбежишь еще, — с шутливым злорадством ухмыляется Тэхен, повернув

голову к мелкому и стреляя в него взглядом настоящего педофила.
Маниакальная широкая улыбка дополняет образ. Только мерзких усишек не
хватает.

— Хуй сбегу, — улыбается Гук, вновь кладя голову на плечо старшего. — А трек
ничего. Тупак, вроде, да?

— Ты, мелкий грешник, уже давно должен был запомнить его божественный
рэп, — Винсент стряхивает пальцем пепел в окно и вновь затягивается, после
чего с кайфом выдыхает, заполняя салон горьким дымом, который тут же
рассеивается, улетая наружу. — Не разочаровывай пахана, зайчонок.

Путь до школы кажется Чонгуку чертовски коротким. Как и всегда, когда ему
доводится ехать с Винсентом. Это бывает, когда тому не нужно торопиться на
работу или когда Гук остается у него ночевать, что случается практически
каждый день.

Мерс останавливается у здания школы, теряясь в потоке других машин. Чонгук

вздыхает и берет лямку рюкзака.

— Ты жрать не хочешь? — вдруг спрашивает Винсент, повесив руку на руле и

внимательно смотря на Гука. Тот тормозит, не спеша дергать ручку двери, и
поворачивается к блондину.

— Да не…

— А я, сука, очень голоден, — хмыкает Тэхен, резко потянув Чонгука в свою

сторону и почти усаживая к себе на колени. Не давая мелкому и пискнуть, он
накрывает его в растерянности приоткрытые губы своими и проталкивает свой
язык в горячий рот. Чонгука слегка потряхивает от пробежавшего по коже
электрического разряда в виде стремительно образующегося возбуждения. Он,
не отрываясь от поцелуя, швыряет рюкзак обратно на сиденье и накрывает
тэхенов затылок ладонью.

Тэхен, как и всегда, не церемонится и целует дико, как сорвавшийся с цепи

психопат, которого очень часто напоминает Чонгуку. Но мелкому это очень даже
по душе. Его эти грубые поцелуи способны завести на раз. Либо Тэхен так
охуительно целуется, либо пубертатный период не дает о себе забыть. Впрочем,
одно другому не мешает.

— Т-тэ… — мямлит в губы Винсента Чонгук, с огромной неохотой разрывая

поцелуй. Еще немного, и можно будет кончать. — Я оп… опозда… — Тэхен
напирает, насыщает себя, чтобы как-то пережить предстоящие пять часов
одиночества. Эти милые розовые губки не дают покоя, не могут не зацепить
похотливый взгляд Кима, что-то внутри всколыхнуть. И член тоже, если честно.
Прям хочется. Много чего хочется с этими губами сделать прямо сейчас. Да
вообще всегда.

Эти гребанные пять часов уже кажутся приговором, наказанием. Взять бы и на

газ надавить, свалить подальше от школы и где-нибудь засадить мелкому по
29/390
самые…

— Т-тэ! — бурчит этот самый мелкий, упирая руки в широкие плечи Винсента и
облизывая раскрасневшиеся губы наевшимся котом. — Я на урок щас опоздаю
из-за тебя!

— Да ну? — хмыкает Тэхен, беря Гука пальцами за щеки и опьяненными

желанием глазами смотря в его большие бусины. — А мне похуй. Еще раз
прервешь меня, я тебя на капоте прямо перед школой выебу, клянусь, зайчонок.
Чтоб все видели. И одноклассники, и учителя, и дирек…

— Верю я! — закатывает глаза Чонгук, выпутываясь из хватки старшего и беря

рюкзак. Винсент пристально следит за каждым его движением, играя
желваками на лице. Гук, уже собираясь выходить, резко оборачивается и целует
Тэхена в щетинистый подбородок, затем открывает дверь и выскальзывает из
машины. — Не встревай в говно, пожалуйста, — просит он, чуть пригнувшись и
заглядывая в салон.

— Тэхен-и будет хорошим мальчиком, — писклявым голосом отвечает Винсент,

приторно улыбнувшись Чонгуку.

— Да блять! — закатывает тот глаза. — Шибанутый, — бурчит Чонгук, закрывая

дверь и быстро идя к школе, чтобы Тэхен вдруг не решил погнаться за ним за
лишний базар. Он ведь может. И Чонгук уверен, школа его точно не остановит.

Дверь тихонько скрипит, и Чонгук на секунду замирает. В идеальной тишине

кажется, что этот звук был слышен даже на улице. Он резко распахивает дверь,
сделав вывод, что Тэхена дома нет, и входит, закрывая за собой на ключ.
Наконец-то очередной тяжелый день в школе закончился, а впереди два
долгожданных дня выходных, в которые он к себе домой точно не вернется. Да и
Тэхен вряд ли пустит от себя свалить. Опять не даст выползти из квартиры,
устроит ленивые дни, полные животных желаний и жрачки перед телеком. Но
никто и не против. Лучше быть просто не может.

Чонгук скидывает с ног красно-белые кроссы прямо в узеньком коридоре,

бросает на пол рюкзак вместе с пиджаком и идет к кухне, на ходу расстегивая
рубашку и оставляя где-то под ногами. Нахмурившись, мелкий резко тормозит у
дверного проема, ведущего в единственную комнату, которая служит и
гостиной, и спальней одновременно.

Винсент дома. И он спит на удивление тихо.

Чонгук вскидывает брови и разглядывает парня. Тот спит на животе и без

футболки. На нем лишь те самые черные шорты, в которых он был утром. И спит
он на полу. То есть, не на полу, а на матрасе, постеленном на полу почти в
самом центре комнаты.

У Тэхена нет кровати.

Зато над стареньким телеком (который, кстати, стоит на небольшой тумбе)

висит картина Винсента Ван Гога (настоящего) с изображением комнаты, в
которой очень даже имеется кровать. Не то чтобы Тэхен не мог себе позволить
30/390
такую роскошь… В первый приход Чонгука в этот дом он заявил, что не
предпочитает кровать. Ему комфортнее, когда между ним и полом нет пустого
пространства. А почему? Он сам не знает. Просто полы, наверное, удобнее.
Чонгук спорить не стал. Странностям этого человека он перестал удивляться
буквально после первой встречи на джихановской тусовке.

Гук таращится на спящего парня около минуты и двигает на кухню. Заурчавший

живот подает сигнал, который игнорировать никак нельзя. Удивительно, как
Винсент не проснулся от этого воя. Чонгук входит в маленькую кухоньку и
распахивает тихонько жужжащий холодильник. Наполовину пустой, что надо
сказать. По нему обычно легко определить, насколько Тэхен нуждается в
деньгах. Если он полон, значит, Ким неплохо подзаработал. А легально или
нет, — это уже другой вопрос, не имеющий никакой важности. Главное — бабло.

Чонгук решает сообразить себе бутер и поесть с чаем. Он нарезает нужные

продукты, ставит чайник и крутится по кухне, как какая-то хозяюшка. Пиздецки
голодная хозяюшка. Когда чайник вскипает, Гук наливает чай и, отправив в рот
кружочек свежего огурца, идет в комнату, быстро и громко хрустя на весь дом,
как настоящий зайчонок.

— Тэ… — шепчет мелкий, залезая Винсенту на спину и прижимаясь к его

теплому плечу щекой. Облепляет сонное неподвижное тело, как маленькая
пандочка. — Тэ, вставай, — тянет он лениво, слегка ерзая на старшем, бродя
пальцами по голым участкам его кожи. Винсент в ответ мычит что-то
нечленораздельное, похожее на грязный мат, но глаза открывать не спешит.
— Тэхен-и, пожалуйста, — просит Гук, утыкаясь носом в его затылок и горячо
выдыхая. Снова ноль реакции. Тогда он начинает ерзать на Тэхене нижней
частью своего тела, а губами проходится по лопаткам, оставляя короткие
поцелуи.

Успех.

Винсент начинает подавать признаки жизни. Он с трудом разлепляет глаза и

поворачивает голову вбок, морща заспанное лицо. На его щеке осталась вмятина
от подушки.

— Зайчонок, ты спутал. Это моя задница, а не член, — низким хриплым голосом

заговаривает он. Чонгука это с ума сводит. В его голосе запросто можно
захлебнуться и утонуть. До сранных мурашек по коже. — Давай я развернусь, и
ты оседлаешь меня, как надо.

— Да не хочу я, — закатывает глаза мелкий и сползает с Тэхена, ложась рядом и

кладя голову на единственную подушку, которую они обычно делят на двоих.
— Хочу, чтобы ты посидел со мной.

— Чонгук, детка, отъебись… — вздыхает Винсент, перевернувшись на спину и

складывая ладони на животе, как покойник. — Я устал.

— Ну вставай! — повышает голос Гук, подскакивая, хватая Тэхена за руку и

дергая на себя. — Ты весь день дрыхнешь, от чего ты устал?!

Уже спустя две минуты Чонгук активно жует собственноручно сделанный бутер
и запивает теплым черным чаем с тремя ложками сахара в нем. Вместе с едой в
организм поступает и хорошее настроение. Аж улыбка расцветает на лице, а над
31/390
головой появляется яркое теплое солнце. Зато у кое-кого другого, рядом
сидящего с помятым лицом, над головой образуется густая черная туча,
мечущая молнии в это ебучее солнышко.

Винсент сидит рядом, сложив локти на столе и, чтобы не уснуть, яростно

разглядывает свои татуировки на руках, пока Чонгук поглощает все подряд. Как
в него вообще столько вмещается?

— Ну и нахера ты разбудил меня? — после долгого молчания, нарушаемого

чавканьем мелкого, спрашивает Тэхен как можно сдержаннее.

— Мне скучно одному есть, — жуя, бубнит Гук.

— А вот так тебе ебать, как весело, да? — Винсент вскидывает брови и
въедается в младшего тем самым взглядом, после которого даже кусок
проглотить сложно. Дебильный сарказм. Тэхену его нужно запретить.

— Мне норм, — пожимает Чонгук плечами как ни в чем не бывало и продолжает

есть дальше.

Тэхен подпирает щеку ладонью и внимательно наблюдает за ним в надежде

смутить, но тот стойко держится, стараясь избегать этот сканирующий взгляд,
от которого мурашки по коже. Чудом Чонгуку удается доесть последний кусок и
запить чаем. Это молчаливое противостояние. Все это время Тэхен ни на секунду
не отрывает взгляда, но как только Гук ставит чашку на стол, резко встает из-за
стола и, рывком подняв мелкого, берет на руки.

— Какого хуя! — кричит Гук, удивленно вытаращив глаза.

— Я собираюсь выбить компенсацию за грубое нарушение моего сна, —

спокойно отвечает Тэхен, повалив Чона на матрас и начав расстегивать ширинку
на его школьных брюках.

— Вот ты сука, у меня хавчик перевариться еще не успел, — ворчит Гук, сверля
невозмутимого Тэхена упрекающим взглядом, но тот продолжает раздевать его.

— Так даже быстрее переварится, долбоеб, — хмыкает Винсент, нависая над

Чонгуком и затыкая поцелуем. Звук так и не произнесенного слова тонет во рту.

Чонгук быстро сдается. Нет смысла выебываться. Они оба это не любят. Гук
расслабляется и отдается ощущениям. Его сразу начинает накрывать
возбуждение, как в самый первый раз. Когда длинный палец Тэхена, блестящий
от смазки, проникает в узкое горячее нутро, боль смешивается с кайфом. С
небольшим промежутком Тэхен проталкивает в Чонгука и второй палец, отчего
тот тихонько хнычет и сжимается, все усложняя. Свободной рукой Винсент
шлепает его по бедру.

— Расслабься, блять. Как я в тебя хуй пихну? — говорит Тэхен, медленно

разводя пальцы внутри Гука подобно ножницам. Тот тихо стонет и жмурит
глаза.

— Я не контролирую это, мать твою, — тараторит он, шумно выдыхая. — Вот сам
бы попробова-а… Сука! — тело прошибает приятной дрожью, когда другая рука
Тэхена накрывает вовсю стоящий член Гука и начинает неторопливо по нему
32/390
скользить, чтобы отвлечь от зудящих ощущений в заднице.

На это зрелище невозможно спокойно смотреть. Тэхен сам начинает

нетерпеливо ерзать на месте и тяжело сглатывать активно скапливающуюся во
рту слюну. Что называется: не в силах удержать член в штанах. Сквозь
стиснутые зубы приходится терпеть. Мелкого сначала нужно достаточно
растянуть, а то слез не миновать.

Чонгуку удается расслабиться, после чего процесс начинает идти быстрее и

легче. Тэхен, наконец, избавляется от шорт и белья, усаживается меж
разведенных ног Гука и, смазав колом стоящий и изнывающий член смазкой,
упирает головку в колечко мышц, начав медленно проталкиваться внутрь. Гук
выгибает спину и вцепляется в подушку, учащенно дыша и стараясь не
напрягаться. Все-таки, три пальца и рядом не стояли с размерами Тэхена. И
вроде бы далеко не первый раз, но к этому привыкнуть, кажется, нереально.

Не чувствуя и не слыша препятствий, Тэхен делает резкий толчок и шумно

выдыхает синхронно с громким стоном Чонгука. Он хватает младшего за бедра и
начинает движения, растеряв всякое терпение, которым никогда особо и не
отличался. Нагнувшись, он берет лицо Чона в свои ладони и обхватывает зубами
его нижнюю губу, слегка оттягивает и покусывает, затем глубоко целует,
наполняя его легкие собой и получая взамен стон наслаждения в самые губы.
Гук обводит пальцами чуть выпирающие по бокам ребра Тэхена и поднимается к
тяжело вздымающейся влажной груди. Решается открыть глаза и, столкнувшись
взглядом с Тэхеном, почему-то расплывается в опьяненной улыбке.

— Хули лыбишься? — спрашивает Винсент, погладив большим пальцем по щеке,

коснувшись им самой улыбки, ему одному предназначенной.

— Знаешь же. Хули спрашиваешь? — Гук обнимает Тэхена за шею и тянет к

себе, тычась губами в его висок и прикрывая глаза.

Как вышло, что маленький натуральный мальчик влюбился в мужика? Вот

только это нихрена не романтичная и красивая история, полная удивительных
приключений и испытаний.

Они встретились на очередной тусовке у общих знакомых. Винсент лишь

посмотрел в эти черные заячьи глазки и не устоял перед одолевающими его
чувствами. В итоге чувства эти победили, и Винсент окунул маленького натурала
в новую религию. В новые места с новыми удовольствиями, в которых мелкий
потерялся, как наркоман в своем кайфе. Выныривать больше не захотел и,
наконец, сумел полностью понять Чимина и Юнги.

Но дело не просто в ебле, а в карих пронизывающих глазах, в которых

отражается бесконечная звездная ночь.

Стемнело. На темно-синем полотне раскинулись миллионы звезд, освещая

темные улицы, на которых встретить работающий фонарный столб
приравнивается к настоящему чуду. Спасают редкие неоновые вывески. На
такое грех покушаться, а то как же тогда местные пьяницы найдут путь до
бара? Вот и оставили себе маяки. Гребаные заблудшие корабли.

33/390
Ни души на улице, ни звука. Даже бродячие псы и коты попрятались. Как будто
бы апокалипсис начался. Местные пацаны не в настроении шататься по улицам.

Освещенный льющимся с неба звездным сиянием, стоит сто сороковой, чего-то

выжидая у обочины пустынного перекрестка.

— Ну че там? — спрашивает Чонгук, увлеченный игрой в футбол по телефону.

Он развалился на пассажирском сиденьи, высунув кончик языка и не отрывая
глаз от экрана, даже не моргает.

— Уже подходят, вижу, — с прищуром глядя на улицу через лобовое стекло,

отвечает Винсент, сидящий за рулем. — Не вылезай, я сам разберусь.

Чонгук отбрасывает телефон на заднее сиденье и выпрямляется, вскидывает

брови и делает сосредоточенный вид.

— Я тоже пойду, — протестует он, покачав головой.

— Если меня грохнут, ты должен быстро съебывать. Не дай им ее забрать, —

тихо говорит Тэхен, мягко коснувшись ладонью руля.

— Да ты… ты че такое говоришь? — Гук тяжело сглатывает, взволнованно

уставившись на блондина. — Я не кину тебя. Блять, это так опасно? Давай
свалим? Нельзя рисковать, Тэ, давай уедем резко, пока они не подошли, —
мелкий бросает на лобовое стекло испуганный взгляд. — Нахуя ты в это влез,
блять?

— Ты ебанутый? — издает Тэхен короткий смешок, вскинув одну бровь и смотря

на Гука, как на дебила.

— Че…

— Это была проверка, и ты ее почти прошел, — ухмыляется Винсент.

— В смысле «почти»? — не понимает Гук. Но от сердца отлегло. Опять суета из

ниоткуда, чтобы трахнуть нервную систему мелкого в сотый раз. Как же Винсент
обожает это делать.

— Тачку вечно забываешь, — закатывает глаза Тэхен и хватает пальцами края

чонгуковой черной шапки, резко дернув ее вниз и закрыв ему лицо. — И как
только я позволяю тебе после такого неуважения в ней ездить…

— Блять, — хмыкает Чонгук, срывая с лица шапку. Тэхен усмехается от вида

взъерошенного и надувшегося от возмущения малого. — Хватит так делать,
дебил, — ворчит он, вновь натягивая шапку на голову и слегка ударяя Кима в
плечо. — Я люблю эту тачку, но ты же важнее.

— Ты прям растопил мое сердце сейчас, — ухмыляется Тэхен и тянется к

заднему сиденью, беря оттуда свою кепку и надевая на голову козырьком
вперед. — Короче, отдадим товар и поедем в ресторан.

— Ты серьезно? — с искренним удивлением спрашивает Гук, уставившись на

старшего. Внутри прям радость начала искриться, улыбка рвется наружу. — Ты
везешь меня в ресторан?
34/390
 —Да, — кивает Тэхен, готовый в любую секунду заржать. — Сгоняешь за пивком
в магаз через дорогу, ну и чипсы, че-нибудь. В парке посидим.

Чонгук закатывает глаза так сильно, что может увидеть свой мозг изнутри.

— Блять, ну действительно, че еще я мог от тебя ожидать, — бурчит он, вылезая

из машины. Ничего нового, лишь в очередной раз разрушенные надежды.

— Ну хочешь, поебемся? — спрашивает Винсент, прихватив небольшой черный

пакет и выходя следом.

— У тебя две руки есть, — хмыкает Гук, надев на голову капюшон толстовки и
сунув руки в карманы спортивок.

— А хочешь, поедем к нашим на хату? Если сестры Хосока дома не будет, —

Тэхен с издевательской улыбкой, которая ни на секунду не сползает с его лица,
обходит мерс и закидывает руку Чонгуку на плечо.

— Хосок сам на работе щас, — закатывает Гук глаза.

— Какой ты, сука, сложный, — хмыкает Тэхен. — Именно поэтому я никогда с

тобой не церемонюсь.

— Ты ужасный, — Гук пытается спихнуть с себя руку старшего, но тот крепче

вцепляется в его плечо, не позволяя отстраниться.

— Это еще кто?

Маленькую незаметную борьбу нарушает голос одного из подошедших пацанов,

которым Винсент должен отдать дурь. Их четверо, и один из них точно знаком
Гуку внешне. Они выглядят суетливыми, периодически оборачиваются, как
будто боятся преследования. Один из них курит, и это явно не простые сиги.

— Это мой сын, — отвечает Винсент с гордым лицом, похлопав Гука по плечу.
Пацаны синхронно тупят взгляды и сканируют мелкого. На секунду, видимо,
поверили. Тэхен, не имея желания вести диалоги, бросает пакет тому, кто задал
вопрос и стоит чуть впереди остальных. — Денежку? — спрашивает он, вскинув
бровь.

Пацан выходит из прострации и, коротко кивнув, тянется к карману штанов.

— Передай Наму мою искреннюю благодарность, Винс. Дурь, что надо, —

говорит он, протягивая скрученные купюры. Тэхен слегка тычет Гуку в спину
пальцем, и тот делает шаг вперед, забирая бабло и пряча в кармане толстовки.
— Жди через недельки две снова.

— Обязательно, — кивает Тэхен, коротко улыбнувшись.

Они расходятся так же быстро, как будто ничего и не было. На улице все такая
же пустота и тишина.

— Это не так эффектно, как в фильмах, — отмечает Гук, когда они с Тэхеном
садятся в машину и выезжают. — Обычно проверяют товар, говорят что-то типа:
35/390
«покажи деньги», «нет, сначала товар», — хмурится мелкий, пытаясь сделать
брутальный голос. — Стволами начинают светить, и все такое…

— Тут полное доверие, все друг другу братаны, каждый знает, че от кого
ожидать, — пожимает плечами Винсент, сунув в зубы сигу. — А чужак бы так и
сделал. Ну че, куда?

— В рестик? — с надеждой спрашивает Чонгук.

— Ты вкинут не для рестика, да и я тоже. Не пустят нас, за ворюг примут, —

усмехается Винсент, крутя руль.

— Блять, тогда в парк? — обреченно вздыхает мелкий. Никогда выбора не было,

это только иллюзия.

— В парк, — довольно улыбается Тэхен, кивая.

— Тогда сладкое мне купи, — бурчит Чонгук, сложив руки на груди.

— Я тебе лучшую поляну накрою, зайчонок, — Винсент берет его за затылок и

тянет к себе, целуя в макушку. — Твои рестораны рядом не стояли. Веришь
пахану?

— Верю, еще бы ты готовить умел, — хихикает Гук, сразу же жалея, когда

встречается с предупреждающим взглядом старшего.

— А ты язык за зубами держать, — хмыкает Винсент. — Ну ниче, я найду, чем

тебя сегодня заткнуть.

Чонгук хмурится и подлезает к Винсенту, кусая за шею, и утыкается в нее носом.

— Делай со мной, что хочешь, Винсент, — шепчет он, прикрывая глаза.

Похуй, где, похуй, как. Главное, что под звездным небом, и с человеком, который
оттуда пришел.

36/390
Примечание к части Dr. Dre feat. Snoop Dogg - Still D.R.E.
A$AP Rocky - Multiply
Jay Rock - OSOM (Feat. SiR & J. Cole)

хуё моё, вообще-то

Будильник и яркое слепящее солнце договариваются нарушить сон

сладко спящих синхронно. Чонгук хоть и любит песню, стоящую на звонке
гребаной будилы, но с утра готов проклясть ее автора за эти слишком
раздражающие звуки и долбящие по мозгам биты. А про рэп он вообще молчит.
Прости, Снуп Догг, но лучше бы тебе заткнуться.

Чонгук недовольно мычит и, еле расклеив веки, вытягивает руку вперед.

Телефон лежит рядом, на полу, и тихонько вибрирует, плюс ко всему, раздражая
нервы еще больше. Мелкий кое-как попадает по кнопке выключения будильника
и с облегчением закрывает глаза, вновь расслабляя не успевшее вынырнуть из
сна тело. Комнату снова окутывает приятная тишина, разбавляемая сопением
Тэхена прямо в затылок. Но оно наоборот расслабляет. Приятно поддувает, как
маленький вентилятор.

С болью понимая, что валяться так больше нельзя, Чонгук поворачивается в

руках Тэхена, оказываясь к нему лицом. Тот сразу же обхватывает мелкого
поудобнее, прижимая к себе, как подушку. Гук поднимает глаза и негромко
заговаривает хриплым ото сна голосом:

— Тэ, надо вставать…

Тэхен в ответ коротко мычит и слегка хмурит густые брови, обнимая малого
крепче. Ясно дает понять, что нихрена не разделяет его ближайшие планы.
Чонгук тычется носом в его щетинистый подбородок и бессильно закрывает
тяжелые веки, пробуя снова, переступая через собственное желание остаться
дома:

— Ну Тэ, пожалуйста, — умоляющим с мученическими нотками голосом говорит

он, кладя ладони на обнаженную грудь Винсента и вжимаясь в теплую смуглую
кожу подушечками пальцев. — Мне же в школу надо…

— Ты же не хотел есть один, — низким глубоким голосом (Чонгуку от него

нехорошо) заговаривает Тэхен, не открывая глаз. — А я спать один не хочу.

Счет один-один. Чонгуку нечем крыть.

— Тэхен… — вздыхает Гук обреченно, жмуря глаза и утыкаясь лицом в шею

Кима, а телом прижимаясь к его груди. Тот зарывается носом в каштановую
макушку и закидывает на малого ногу. Теперь точно не вылезти из этого сонного
плена. Чонгук, если честно, даже рад, что Винсент его не выпустил. Вылезать из
этой теплой постели (из объятий, вообще-то) ни разу не хочется.

Они оба тут же проваливаются обратно в сладкий тягучий сон, который так не
хочется прекращать.

37/390
Спустя час им все-таки приходится расстаться с постелью. Чонгук сквозь сон
вспоминает о чем-то важном, что никак нельзя пропустить. Сегодня малого
ждет важное тестирование, чтоб его.

Чонгук так хотел проспать, почувствовать этот редкий и приятный момент,

когда никто не гонит в школу. Раньше это постоянно делал Чимин, теперь к
нему добавился и Тэхен. И, что странно и забавно, эти двое не закончили даже
школу, как полагается. Чонгук в чем-то даже завидует. Им не пришлось рвать
жопу из-за постоянных уроков, тестов и экзаменов, а еще они не были на
выпускном. Вот только это уже не так важно, потому что каждая тусовка с этими
пацанами в сотни раз круче любого школьного выпускного.

При всем при этом именно эти двое яростно настаивают на усердной учебе
Чонгука, как какие-то сраные предки. Нашли в малом надежду и будущее. Хоть
кто-то должен стать нормальным человеком с нормальной работой и с
нормальным кругом общения. Только самого Гука его круг общения очень даже
устраивает, а общество напыщенных аристократов ему в жопе не сдалось.
Природу пацана с улиц сломать трудно, а порой даже невозможно.

Винсент наспех жарит малому яичницу, пока тот умывается и чистит зубы, и
скармливает ему все до последнего кусочка. И похуй, что яичница отдает
сигаретами, — это почерк у Тэхена такой. Искусство во всем, мать его. Но Чонгук
не жалуется, и не такое хавал с рук этого великого шефа.

— Бля, холодно, — ежится Гук, как только выходит из подъезда. Сразу же

застегивает куртку и натягивает шапку на уши, спешно идя к мерсу. Винсент по
традиции закуривает, как только выходит из подъезда, окидывает двор
сощуренным взглядом, как какой-то дедок, и плетется за малым к тачке,
вытаскивая из кармана куртки ключи.

— Сколько уроков? — спрашивает он, разблокировав машину и садясь за руль.

Гук снимает с плеча рюкзак и садится спереди рядом.

— Теперь пять, — отвечает мелкий, следя за Тэхеном. Тот бросает на бардачок

зажигалку, пачку сигарет, жвачку и ключи от дома. — Ты на работу?

— К Намджуну, — кивает Винсент, вставляя ключ зажигания и поворачивая.

Движок сто сорокового пробуждается и приятно рычит, но вдруг тут же
замолкает, вновь погружая салон в тишину. Тэхен хмурится и пробует завести
машину снова. Гук молча наблюдает, выпучив свои черные глазки и обнимая
рюкзак. — Ебучий нахуй, — негромко ругается Ким, поджимая губы и
предпринимая еще одну попытку завести мерс. Движок снова эффектно рычит и
глохнет спустя три секунды. — Еб твою мать! — Тэхен бьет ладонью по рулю и
выскакивает из машины, обойдя и подняв крышку капота.

Гук вздыхает и откидывает голову на сиденье. Прекрасное начало дня

покатилось к хуям, как и настроение Винсента. Он не выносит, когда его
любимая, собранная собственными руками машина начинает давать сбои. Как
будто бы на себе ощущает всю ее боль и загоняется слишком сильно. Не
трогайте его в этот момент, если здоровье дорого. Поэтому Чонгук и сидит
молча, притаившись, как мышонок, и надеясь, что Винсент по-быстрому
поколдует над ней, исцелит и докинет до школы без опозданий.

Спустя две минуты Тэхен возвращается и, наклонившись и всунувшись в салон

38/390
головой, снова поворачивает ключ зажигания, глядя на приборную панель
хмурым взглядом, что мрачнее грозовой тучи. Гук не решается даже
шевельнуться лишний раз, повернуть к парню голову и случайно, по своей же
глупости напороться на его гнев. После новой тщетной попытки Винсент
выпрямляется и бросает:

— Выпрыгивай, аккумулятор сдох, — в голосе его столько боли, что Чонгуку

самому хочется расплакаться. Это ж надо так тачку любить.

Он послушно выходит из машины и накидывает рюкзак на плечо, вопросительно

таращась на нервно докуривающего сигу Тэхена. Тот топчется у тачки, сунув
одну руку в карман куртки и поглядывая на верхние окна дома.

— Может, на такси? — осторожно спрашивает Гук и буквально сразу жалеет.

Винсент стреляет в него недовольным взглядом и бросает окурок в траву.

— Какое, нахуй, такси? Щас я наберу Хосоку, — он тянется к карману и

становится еще более хмурым (есть куда больше), начинает ощупывать карманы
куртки и джинсов спереди и сзади. — Заебись, — хмыкает он, отходя от тачки.
Гук прислоняется бедром к мерсу и следит за ним.

Походка у Тэхена, как будто он идет бить кому-нибудь ебало. Впрочем, она
всегда такая, только сейчас, в этот хуевый момент, Чонгук точно готов
поверить, что кто-то от него отхватит. Хорошо бы, чтобы не сам малой. Весь
ебаный мир в опасности, когда Винсент зол.

— Чон Хосок! — этот громкий и грозный голосина гремит чуть ли не на весь

район. Лучший, блять, будильник для людей в понедельник. А еще, Чон Хосока
только что пропиарили. Ну и возненавидели, наверное.

Чонгук устало прикрывает глаза, подавляя желание отвернуться или вообще

отойти куда-нибудь в сторону. Он не с ним, он Тэхена не знает. И ведь не
додумался, гений, взять телефон у малого. И тот хорош, сам не допер, что
планируется.

— Чон, сука, Хосок! — орет Винсент после короткой паузы, в которой не

прозвучало ответа. Чонгук прикусывает губу и молится, чтобы Хосок, живущий
на три этажа выше Тэхена, скорее проснулся.

Небеса, а может, сам Хосок, услышали молитвы малого. Из окна шестого этажа
выглядывает растрепанная светло-каштановая макушка. На сонном помятом
лице столько боли и ненависти одновременно, что Чонгуку становится стремно,
что сон парня так жестко нарушили. Зато Винсент проявлять сочувствие не
спешит.

— Какого, блять, хера ты орешь в семь чертовых утра, Ван Гог сраный?
— доносится сверху хриплый возмущенный голос.

— Тачка нужна, — отвечает Тэхен уже, к счастью, тише, глядя наверх и щурясь
от солнца. Или от Хосока. Все одно. Второй тоже невъебенно яркий, нетрудно
спутать. — Да и вставать пора, понедельник!

— Че с твоей? — гласит сверху Чон, кивая на мерс.

39/390
 — Аккумулятор опять сел, прикурить нечем, — пожимает плечами Винсент.
— Короче, блять. Давай резко спрыгивай со своей башни. Даю три минуты на
сборы, малой в школу опоздает, — он кивает головой в сторону Чонгука.

Хосок переводит на Гука взгляд и растягивает губы в яркой улыбке, даже рукой
машет, получая такой же солнечный ответ от зайчонка. А Тэхен не заслужил.

— Ща, я быстро, — говорит Хосок и исчезает в окне.

Винсент опускает голову и подходит к своей тачке, проводит ладонью по капоту

и поджимает губы. Больно, пиздец больно. Надо сразу отогнать ее в мастерскую
к знакомому механику. А еще лучше — аккумулятор поменять, слишком часто
стал в последнее время барахлить.

Чонгук грызет нижнюю губу и подходит к Тэхену, утыкаясь лбом ему в плечо.
Хочет успокоить, молчаливо поддержать, и чтобы нервы зря не портил. Оно того
не стоит. Машину можно починить, а человека, увы, нет.

Они так и стоят около минуты, оба с сунутыми в карманы руками. Слова тут
вообще не в тему, и без них отлично обходятся, на ментальном уровне понимают
друг друга. За пять месяцев отношений и не такое бывает. Но и тут поспорить
можно. У них это молчаливое понимание само образовалось с самого начала, как
будто только и ждало, что воссоединения этих двоих. Глаза все говорят; жесты
и действия, — это и есть слова, о которых другие кричат. И могут кричать
столько же — пять месяцев — и в конечном итоге не услышат друг друга.

Старая скрипучая дверь подъезда за спиной открывается. Тэхен быстро целует

малого в висок и отстраняется, как будто ничего не было. Хоть близкие друзья и
в курсе голубизны, происходящей между ними, но не по-пацански это —
лобзаться перед братанами.

— Охуеть, уложился, — довольно хмыкает Винсент, поворачиваясь к

вышедшему на улицу другу.

— Так он же уже опоздал, — непонимающе хмурится Хосок, натянув поверх

своей черной кепки капюшон темно-серой толстовки и поглядывая на наручные
часы.

— Первый урок проспали, — говорит Гук, пожимая подошедшему Чону руку.

— Бля, тогда зря с вами здороваюсь, — шутливо морщится Хосок, выдирая

ладонь уже из хватки Винсента. — Догадываюсь я, почему вы, пидоры,
проспали.

— Да мы реально спали! — возмущается Гук, мгновенно вспыхивая, как спелый

помидор. — Ви вставать не хотел и мне не дал.

— Не, в такое я могу поверить. Зная этого, — усмехается Хосок, кивая на

Винсента. — О, Сокджин, — Чон переводит взгляд за спину Гуку и улыбается.
— Все в сборе.

— Хорошо, что вы не уехали еще, подкинете меня до больнички, —

запыхавшись, к ним подбегает высокий русоволосый пацан с охуительно
пухлыми губами и широченными плечами, — его и кличут Сокджином. — Я Винса
40/390
услышал и по-быстрому собрался.

— Видали, какое дело я сделал. Аж до дома напротив слышно было, — довольно

хмыкает Тэхен. — Скольких я, наверное, еще разбудил.

— Случись это в воскресенье, тебя бы сразу с вилами и факелами погнали

нахрен с района, — смеется Джин, вешая руку на плечо Гука.

— Это все хорошо, но давайте уже поедем… — заговаривает малой, глядя на

троих мужиков с немой мольбой. Они могут разговориться и затянуть базар на
долгие часы, и им даже пивко не будет нужно.

— Чон Хосок! — и снова.

Снова они это слышат. Сам Хосок закатывает глаза и резко оборачивается,
вскинув голову и с прищуром глядя наверх. Все синхронно устремляют взоры на
окно хосоковой квартиры, откуда выглядывает его старшая сестра, сверкая в
младшего брата гневным взглядом. Оттуда теперь не солнце глядит (оно
спустилось на землю), а хмурая тучка. Ее писклявый голосок, словно ультразвук
для пацанов. Винсент не выдерживает и морщится.

— Че? — спрашивает Хосок, глядя на нее с искренним раздражением на лице.

— Чтобы через час машина стояла тут, тебе ясно? — кричит Давон, тыча
пальцем вниз, под окна. — Мне на работу надо ехать, а на автобусе тащиться я
не собира…

— Да хорошо, запарила! — орет в ответ Хосок, отворачиваясь от сестры и кивая

пацанам. — Бля, пошли уже.

— Вот сам машину купи и тогда будешь выебываться! — кричит Давон вслед,
вызывая смех пацанов.

Вчетвером они каким-то чудом оккупируют маленькую зеленую хуйню Давон,

называемую машиной. Но и ей (не тачке) нужно отдать должное: сама напахала
на приличную машину. Работа офисного планктона сделала ее чуть более
успешной, чем пацанов всех вместе взятых. Кем-то смогла стать — легенда в
местных кругах нариков и гопников. И она всем довольна, кроме брата,
висящего на шее. Но и совсем так сказать нельзя. В дом тащит Давон, но за
квартиру платит именно Хосок, только недавно нашедший стабильную работу в
кофейне в центре. До этого перебивался подработками и порой брал работенку
у Намджуна (он, кстати, крыша района), пока не нашел свое призвание. Местный
бариста, черт возьми. В отличие от многих здешних, он хотя бы школу окончил
(благодаря жесткому напору Давон). Получил аттестат, но в универ так и не
поступил, решив, что и без высшего не сдохнет с голоду. О своем выборе он пока
еще не жалел, да и вряд ли будет. Жизнь начала налаживаться.

Джин у них забрался выше всех. Мало того, что смог поступить в университет,
так еще и окончил его два года назад. Ну и какой черт дернул его на педагога
идти? Под конец сокджиновой учебы его мама, которая с детства растила сына в
одиночку, серьезно заболела. Джин настаивал на том, чтобы бросить учебу на
последнем году, но мать не позволила. Тогда Ким свою будущую профессию
41/390
возненавидел. Доучившись, получил диплом и зашвырнул в шкаф. На лекарства
матери понадобились большие деньги. Столько, сколько учитель за год никогда
не заработает.

Познакомился Джин с Винсентом, когда тот пытался поступить на

юриспруденцию, так и задружились. И уже потом именно Тэхен привел парня к
Намджуну, чтобы тот подкинул ему работу, которая помогла матери продлить
жизнь.

— Я бы пешком быстрее был, — хмыкает Винсент, бросая критичный взгляд на

спидометр опеля. Хосок давит на газ, вжимая педаль в пол.

— Если сломаешь, Давон вышвырнет тебя из дома, — констатирует Джин,

сидящий на заднем сиденьи вместе с Чонгуком. — Не ведись на его
провокации, — ухмыляется, кивая на Тэхена, устремившего свой серьезный
задумчивый взор на дорогу. Никогда он так не тосковал по своей машинке, как
сейчас.

— Теперь я хочу посмотреть, как они гоняют, — улыбается Гук. Винсент резко
оборачивается назад и стреляет в малого возмущенно-охуевшим взглядом.

— Тебе проспойлерить исход? Поставишь кроссы на мою победу, и ничего не

потеряешь.

— Да харе обсирать тачку, я тоже от нее не в восторге, — закатывает глаза

Хосок. — В ней только цвет нормальный. Я бы в жизни такую не купил, даже
если бы у меня не было другого выбора.

— А какую бы хотел? — спрашивает Чонгук, положив подбородок на спинку

переднего сиденья, на котором сидит Винсент.

— Макларен там какой-нибудь, не знаю, — задумчиво пожимает плечами Хосок.

— Дохуя хочешь, — усмехается Тэхен, насмешливо глядя на Чона. — Я вот свою

крошку ни на что не променяю.

— Любовь до гроба, — прыскает Джин. — Чонгук, повод ревновать.

— У нас любовный треугольник, — Гук выпячивает нижнюю губу и ловит в

отражении зеркала заднего вида винсентовский ухмыляющийся взгляд. Чонгуку
вдруг дико хочется укусить Тэхена, хотя и знает, что пизды за это получит. Это
вряд ли бы остановило. Зато останавливают пацаны, находящиеся рядом.

— Сегодня я заберу ее, и мы втроем воссоединимся, — подмигивает Тэхен и тут

же становится серьезным, повернувшись боком и смотря на Джина. — Зачем
тебе в больничку? Мамуле стало хуже?

— Не, надо таблетосы для нее взять. Я две ебаные недели ждал, чтобы их
привезли. Легче, блять, самому достать, — закатывает глаза Джин.

— Врачи — мудаки бесполезные. Пока их будешь ждать… — Тэхен вытягивает

указательный палец вверх и поднимает взгляд к небу или, точнее, к крыше
опеля. — Но это я в общем говорю, бро, — он отмахивается и качает головой.
— Поэтому лучше самим разбираться. Если че надо будет, ты мне маячни.
42/390
— Я знаю, спасибо, бро, — кивает Джин, благодарно сжав плечо Тэхена.

Спустя пять минут они подъезжают к школе и выкидывают малого, пожелав

удачи на тестировании. Винсент глядит ему в глаза несколько долгих секунд и
машет рукой, говоря скорее пиздовать на урок. Пока Гук идет к зданию, Тэхен
провожает его внимательным взглядом, кусая щеку изнутри и скользя по родной
фигурке с ног до головы и обратно.

— Да ты его глазами жрешь, — издает смешок Хосок, заметив пристальный

взгляд друга и заводя машину. — Напоминаешь животное, Винс. Убери этот
взгляд, а то я высажу тебя тут.

— И очень мне поможешь, — ухмыляется Тэхен, откидывая голову на спинку

сиденья и прикрывая глаза. — Догоню его и вые…

— Блять, все, жми на газ! — просит Джин с заднего сиденья, хлопая

смеющегося Хосока по плечу.

Чимин сидит на стареньком, но довольно неплохо сохранившемся диване,

вытянув ноги и перекатывая в зубах тлеющую сигу. Скрестив руки на
обнаженной груди, он смотрит на попивающего чай Джихана. Тот удобно
расселся в кресле, закинув ногу на ногу и вытянув мизинец на руке, держащей
чашку, как какой-нибудь англичанин. Юнги сидит на подоконнике и делает
скрутки с травкой, одной своей частью полностью сосредоточенный на важном
деле, а другой слушающий пацанов.

— Короче, дельце, которое вы хотите развернуть, я одобряю на все сто

процентов, — говорит Джихан, глотнув чаю и ставя чашку на свое колено, но не
переставая держать за ушко. — Новый товар — это всегда хорошо. Но начинать
трудно, по себе знаю, поэтому не могу не помочь. Юнги, с твоими знаниями в
химии и физике можно еще и оружием торговать, я это уважаю, — До кивает на
Мина подбородком и довольно тянет уголки губ вверх. — Ты, кстати, подумай
над этим.

— Ага, террористы какие-нибудь хорошо заплатят, чтобы его заполучить, —

хмыкает Чимин, стряхивая пепел в маленькое блюдце, лежащее рядом, на
диване.

— Меня или оружие? — ухмыляется Юнги, вскинув бровь и смотря на Пака с

хитрым прищуром. Джихан, увлеченный чаем, даже не палит, как Мин скользит
языком по нижней губе, адресуя жест своему парню. Чимин толкает язык за
щеку и качает головой. Не играй, так и говорит. Доиграешься.

— Твои знания, чувак, — с умным видом отмечает До. — Блять, чай охуенный.
Чимин, будь другом, отсыпь мне с собой чутка, я заварю дома. Ну короче, —
Джихан ставит чашку на тумбу рядом и складывает руки на груди. — Я подниму
свои связи. Подсобить точно смогу. Вот только с Намджуном будет трудно.

Юнги поджимает губы и отворачивает голову, продолжая увлеченно заниматься

скрутками. Чимин сразу улавливает реакцию Мина и слегка хмурится, чувствуя,
как Юнги напрягся от упомянутого имени.
43/390
 — А че с ним трудного? — хмыкает Пак, переводя взгляд на Джихана. — Его
благословение нам не нужно.

— Тогда будет еще сложнее, Чимин, — Юнги слезает с подоконника и

отряхивает руки. — Хуй он позволит мне так легко на рынке существовать.

— А, ваши старые терки с ним… — понимающе кивает Джихан. — Но это же в

прошлом. Какая ему сейчас разница?

— Хороший он человек, все прощает, но что-то простить не может. И неважно,

что вины моей в этом не было, — задумчиво говорит Юнги, сунув в зубы косяк.
Лицо его от одного имени Намджуна помрачнело, а взгляд потяжелел. Ебаное
прошлое его, походу, никогда не оставит.

— Плевать на это, потом разберемся, — Чимин бросает Мину зажигалку и тушит

свой окурок. — Главное начать.

— Базару нет, я из-за него заднюю давать не собираюсь, — хмыкает Юнги,

прикурив себе.

— Я бы хотел в этом поучаствовать, но мне пока нельзя высовываться,

осторожничаю, — вздыхает Джихан, покачав головой. — А с кем надо, я
потолкую.

— Отлично, бро. Ты пиздец как поможешь, — Чимин приподнимается и тянет До

руку, благодарно ее пожимая. — В долгу не останемся.

— Чай тоже принимаю, — смеется Джихан, похлопав Пака по плечу.

До уходит, объяснившись тем, что занимается поисками работы и не может зря

рассиживаться. Впрочем, о самом важном договорились, и тянуть резину смысла
нет.

Юнги прикрывает глаза и выпускает вверх густой горький дым. По телу

разливается приятное тепло, а голову заполняет кайф. Мин растягивает губы в
расслабленной улыбке и поворачивает голову к Чимину, сидящему рядом. Тот
сосредоточенно смотрит футбол и не замечает, как Юнги подползает к нему.
Когда обзор загораживает его грудь, Пак поднимает голову и встречается
взглядом с черными, затуманенными дурью, глазами. Юнги седлает крепкие
бедра парня и снимает с себя футболку, бросая на пол. Чимин ведет ладонями
вверх по худым коленям и берет Мина за подбородок, грубо притягивая к себе и
вгрызаясь в его приоткрытые горькие губы. Юнги ухмыляется в поцелуй и
скрещивает запястья на затылке Чимина, все еще зажимая в пальцах
наполовину скуренный косячок.

— Думаешь, Намджун к тебе что-то еще чувствует? — спрашивает Чимин,

облизывая губы.

— Блять, не порть мне кайф, Чим, — Юнги утыкается лбом в чиминово плечо и
тяжело дышит, водя пальцами по его рельефному прессу. — После такого ни о
каких чувствах речи нет. Он уверен, что я ему нож вогнал в спину. Хорошо меня
44/390
подставили. Ты ревнуешь, что ли? — Юнги вскидывает голову и опьяненно
улыбается, проведя большим пальцем по влажным губам Пака.

— Нет, — хмыкает Чимин. — Если даже он тебя и любит, ему придется сходить
нахуй.

— Я-то его не люблю, разве не это должно быть важно для тебя? — шепчет Мин,
скользнув кончиком языка меж чиминовых губ и начав медленные движения
бедрами.

Его мгновенно накрывает возбуждение, и он начинает нетерпеливо ерзать на

ощутимом бугорке под спортивками Пака. Чимин водит ладонями по
белоснежной спине парня и слегка царапает ногтями небольшую татуировку
черной змеи на его левой лопатке. Он отчего-то так ненавидит ее, что без
сожалений вырезал бы этот участок кожи со спины Юнги. Из-за него Мин и сам
начинает ее ненавидеть. Гребаная ошибка молодости. Он бы даже, наверное,
позволил Чимину ее выжечь или вырезать. Может быть, однажды это и случится,
когда оба не выдержат.

— Только тебя люблю. Снимай уже свои блядские штаны, — хрипло выдыхает
Юнги, утопая в новом болезненно-сладком поцелуе. Он низко стонет в губы
Чимину и сжимает в пальцах его рыжие волосы на затылке.

Чимин бросает парня на диван и нависает сверху. Возбуждение повышается

одновременно с температурой в комнате.

Зеленый опель с визгом шин тормозит у бара с красивой красно-черной

вывеской «Joke», привлекая внимание прохожих и вызывая недоуменные
взгляды. Святая троица, восседающая в тачке, так и зависает, мечтательно
глядя на вывеску любимого заведения.

— Хочу бухать… — вздыхает Джин.

— Я никогда не забуду, как Намджун отказался брать меня барменом, — качает

головой Хосок. — Подумаешь, пару бутылок случайно разбил…

— Бутылки с алкашкой, которая дороже этого корыта, — хмыкает Тэхен, слегка

хлопнув по бардачку опеля и открывая дверь. — Ниче, я за вас выпью, пацаны, —
ухмыляется он, вылезая из машины.

— Передай Намджуну, что мы ворвемся вечерком после работы, — говорит

вслед Джин. Винсент захлопывает дверь и идет к бару. В салоне повисает
странная тишина, которую сразу же разрушает Ким. — Если честно, хуже тачки
не встречал, — с этими словами он начинает лезть вперед, вытягивая свои
длиннющие ноги. — Сзади пиздец тесно. На коленях стопудово синяки
останутся, — кряхтит он, усаживаясь на переднее сиденье, не успевшее остыть
от винсентовской задницы.

— Еще раз я от вас, долбоебов, услышу что-то в адрес этой ущербной

черепашки, пешком пиздовать будете, сучары, — закатывает глаза Хосок,
заводя движок и выруливая на дорогу.

45/390
В уютном баре с приятным ароматом древесины и дорогого алкоголя утром
понедельника ожидаемо пусто. Где-то можно заметить перекати-поле и звуки
сверчков. Винсент проходит мимо столиков, идя к барной стойке, у которой уже
орудует сам хозяин, протирая стаканы для виски.

— Случился апокалипсис. Точнее, пиздец, — Винсент залезает на высокий стул

и пожимает бармену руку.

— А знаешь, это мое любимое время в баре, — Намджун с легкой улыбкой на

пухлых губах окидывает бар взглядом, полным любви и гордости. От улыбки на
его щеках появляются милые ямочки. — Редкий момент, как будто передышка.

— Будь так всегда, я бы поселился тут, — Тэхен ставит локоть на стойку и

подпирает подбородок ладонью, наблюдая за тем, как Нам, ни слова не говоря,
ставит перед ним бутылку холодного пива и с характерным звуком открывает
крышку. Из бутылки красиво потянулся вверх туман. — Мое уважение, Нам, —
одобрительно улыбается Тэхен, беря бутылку и делая короткий кивок. Он с
особым наслаждением припадает губами к горлышку и делает несколько
громких глотков, в удовольствии прикрыв глаза. Ему возле пива не нужно ни
одно дорогое пойло, красиво стоящее на полках за спиной Намджуна. — Как там
в Китае делишки? — спрашивает Винсент, облизнув губы и поставив бутылку на
стойку.

— Отлично, все прошло удачно для нас, — кивает Намджун, склонившись к

стойке и уперевшись в нее локтями. — Будем потихоньку и там промышлять.

— Надеюсь, ты меня не пошлешь туда? — Тэхен смотрит с надеждой и снова

тянется к пиву. — У меня тут ребенок, его нельзя бросить.

— Не, ни за что, — коротко смеется Нам, качая головой. — Ты мне тут нужен. И
сегодня пригодишься особенно, — хмурится он, выпрямляясь и складывая руки
на крепкой груди, выделяющейся через черную рубашку.

— Куда-то едешь?

— Не, дело особой важности и совсем другого рода, — серьезно говорит

Намджун, смотря на Винса. — Свиха, — выдает он после интригующей паузы.

— Реально? — усмехается Тэхен. — С кем свиха? С мужиком или…

— Ее зовут Эшли, — мужчина слегка улыбается.

— Иностраночка? — с шутливым удивлением вскидывает брови Винс,

одобрительно кивая. — В Китае выцепил?

— Нет, здесь пересеклись.

— Не зря английский учил. Вас свяжет не только язык тела, — хохотнул Тэхен,
толкая язык за щеку и присасываясь к горлышку бутылки. — Вали на свое
свидание, я тут присмотрю за всем.

— Главное правило: Хосока за эти границы не пускать, — Намджун тычет

указательным пальцем в середину стойки.

46/390
 — Он как раз только что вспоминал тот чудесный момент. Они с Джином
сегодня тоже подкатят.

— Вот Джину можно за счет заведения подлить, — кивает Намджун с улыбкой.

— А если серьезно, сегодня надо принять товар. Я там не особо понадоблюсь,
так что, ты сам вполне справишься.

— Стопудово, — кивает Винсент, барабаня пальцами по влажному боку бутылки.

— Не впервой.

— Вот именно. На тебя я могу положиться, как ни на кого другого, — Намджун

слегка хлопает Тэхена по плечу и вдруг достает из-под стойки сигареты в
небольшой металлической коробочке с красивым рисунком.

— Это че, из Китая? — спрашивает Винс. Его брови в радости и удивлении

одновременно взмывают вверх. Нам кивает и кладет коробочку на стойку.
— Охуеть, я думал, ты забыл…

— Хрен, блять, забудешь. Ты даже бухой в бреду о них говорил. Давай

пробовать, че тормозишь, — усмехается Намджун, положив рядом зажигалку.

Намджун для Тэхена особенный друг. Можно сказать, самый первый. Да и

вообще, этот мужик первый во многом. Как и в торговле вкусняшками на районе.
Начал он свой бизнес в девятнадцать, съебавшись от отчима, который в те годы
был одним из лучших судей в городе. Когда мать Нама умерла от рака, отчим
ополчился и перешел все границы, максимально ограничив свободу пасынка и
поднимая руку за малейший и даже невинный проступок. Намджун, не
выдержав, послал прошлое нахуй и свалил в закат, ничего у отчима не взяв. Так
и поднялся на ноги собственными силами, став чуть ли не президентом этого
гребанного района и завладев уважением практически каждого местного. Не на
мэре тут все держится, а именно на Намджуне, который не дает району
потонуть уже многие годы.

Они с кайфом выкуривают по сигарете, оценив курево по достоинству и

поставив честную и заслуженную пятерку, а потом Намджун, повесив на плечо
пиджак, уходит, оставив бар на Винсента.

— Тест на четверку! Это то, о чем я всю жизнь мечтал. Господи, надеюсь, ты
реально все правильно написал, чувак, я же не зря у тебя списывал, — высокий
худощавый пацан с выбеленными волосами вскидывает руки и поднимает
голову к небу, посылая высшим силам свои молитвы.

— Отвечаю, я не мог ошибиться, Бэм, — уверяет рядом идущий Гук, слегка

толкнув своим плечом плечо друга и одноклассника по совместительству. — Я ж
готовился, в отличие от некоторых, — он самодовольно хмыкает и надевает на
плечи обе лямки рюкзака. — Кстати, как там твое написание текстов, рэпер?

— Я пока решил заняться битами. Может, продам че более успешным рэперам

типа Канье Уэста, — мечтательно говорит Бэм, перебирая пальцами свою
позолоченную толстую цепь поверх адидасовской черной мастерки.

Почему Чонгук дружит с этим позером? За простоту душевную, конечно же.

47/390
Каким бы выебщиком (похлеще самого Гука) Бэм ни был, он прост, как три
копейки. Довольно прямолинеен и открыт миру, который так любит. Какая бы
хуйня ни происходила в жизни, этот пацан будет смотреть на все через темные
очки свэга, в отражении которых непременно будет бушевать огромное пламя.
Он даже сочинит про это трек, и Чонгук его обязательно оборжет. И все-таки,
трек этот качать будет нехило. Бэм сечет в музыке и уважает ее, как ничто
другое на свете.

Почему Бэм? Потому что пацан, родившийся в Таиланде, в корейской школе со

своим интересным именем вписывался с огромным трудом. Чонгук прозвал его
Бэмом еще в первом классе. Тот был шустрый и очень взрывной, как мелкая
петарда. Благодаря этому прозвищу практически все забыли о его реальном
имени. Теперь его так называют даже учителя.

Когда Бэм решил стать рэпером (Чонгук долго смеялся), то подумал, что
двойное «Бэм» для псевдонима будет звучать довольно круто. Как два выстрела
из пистолета прямо в лицо. Чертовски эффектно, и запоминается легко. Мир
оценит, Бэм в этом уверен.

— Канье сидит и ждет, когда ты ему их продашь, — прыскает Гук, качая

головой. Его несет в сторону. Бэм пихнул вбок. Кажется хиляком, но пиздануть
может знатно. — Да я серьезно, делай свои биты и толкай, кому надо.

— Когда я буду богатым и успешным, приползешь ко мне бабло просить, вот

увидишь, я поржу тогда, — бурчит Бэм, сунув руки в карманы спортивок.

Они покидают территорию школы, отбившись от шумной толпы школьников.

Неужели тупой понедельник подошел к концу.

— Гоу ко мне? — предлагает Бэм, почесав затылок. — Порубимся во что-нибудь.

Гук щурится и с мрачной физиономией вперивается взглядом в темно-синюю

бэху, стоящую перед школой через дорогу.

— Не, в следующий раз, — отвечает Чон, не глядя на друга. Тот прослеживает

его взгляд и вскидывает брови.

— О, Чимин… — выдыхает Бэм с восхищением. — Я бы все отдал за такую

тачилу, как у него.

— Пойду спрошу, че ему надо, — бросает Гук, двинувшись к пешеходному

переходу. — Не жди меня, Бэм. До завтра, — оборачиваясь, говорит он другу и
коротко машет рукой.

— Да блять, до завтра, — пацан качает головой и отворачивается, идя к

остановке.

Чонгук обходит бэху и открывает дверь с пассажирской стороны, залезая внутрь

и захлопывая за собой. Винсент бы за такое грубое отношение к машине вдарил
разок.

— Привет, бро, — с теплой улыбкой говорит Чимин, повернувшись к брату. Тачку

заводить он не спешит. Пока надо поговорить и развеять эту тухлую мину на
лице обиженного малого.
48/390
 — Ну и че приехал? — спрашивает Чонгук, сложив руки на груди и смотря
вперед.

— Забрать тебя, че ж еще, — пожимает плечами старший. — Домой поехали.

— В смысле «домой»? — хмурится Чонгук, бросая на брата вопросительный

взгляд.

— Ну ко мне домой. Теперь к нам. Я забираю тебя к себе.

— Ебать, серьезно? — хмыкает Гук. — Чего вдруг? Скучно стало?

— Да тормози, — вздыхает Чимин. — Дела немного улучшились. Точнее,

начинают улучшаться. Крыша появилась, — спокойно говорит Пак, повесив руку
на кожаном, местами протертом руле. — Поэтому я хочу, чтоб мы, наконец,
начали жить, как нормальные люди. Как нормальная семья.

— С Юнги? — спрашивает Гук, подняв бровь.

— А… — слегка теряется Чимин. — Ты не хочешь, чтобы он с нами…

— Да мне пофиг, уж он получше отца, — пожимает плечами малой. — Че ты

мутишь? Это опасно?

— Примерно то же, что и Винсент твой, — Чимин слегка морщит нос. Бесит даже
говорить об этом мудаке.

— Короче, понятно, — кивает Чонгук. — Довольно опасно.

— Дома расскажу подробности. Поехали уже, будем пить за твой переезд, —

улыбается Чимин, подмигивая брату и заводя бэху.

Чонгук, признаться, соскучился по запаху этого родного салона и агрессивно

рычащему движку. А больше всего по брату и его улыбке, которая никогда не
обманет и никакой лжи за собой не скроет.

— Ехали, — кивает Гук, улыбнувшись в ответ.

— Ща, подожди, — Чимин убирает руки от руля и поворачивается к малому

корпусом. — Иди к братишке, Гук-и, — говорит он, распахнув объятия.

— Ну бро, — тянет Гук, коротко рассмеявшись и подавшись вперед. Чимин

прижимает его к себе и легонько хлопает по спине.

— Прости брата, — хрипло говорит возле уха старший. В голосе искреннее

сожаление. Его как будто затопило чувство вины, из-за которого теперь стремно
самому Чонгуку, ведь это он заставил старшего это ощущать.

— Ты прости, я тупанул жестко, — вздыхает мелкий, прижимаясь к брату

крепче.

— Нормально, — понимающе кивает Чимин. Они так сидят секунд пять, после
чего отлипают друг от друга. Чимин возвращает себе маску брутальности и
49/390
жмет на газ.

Гук откидывается на сиденье и с легкой довольной улыбкой прикрывает глаза.

Да, теперь нормально.

Заветная дверь открывается синхронно со ртом Чонгука, вытаращившего

глазки. Чимин с добрым смешком подталкивает малого внутрь и заходит следом.
Квартирка у старшего нехилая. И не скажешь, что находится в их конченом
районе такая прелесть. Стены аккуратно выбелены в светло-персиковый, нигде
нет изъянов. Пол без разводов, абсолютно чистый. Мебели не так много, но
имеется все самое необходимое. И даже кровать в спальне, довольно большая.
Помимо спальни есть небольшая гостиная с диваном чуть ли не на всю стену:
человек десять запросто вместит. И телек побольше, чем у отца в квартире.
Чонгук и не думал, что такое возможно в его жизни. Нормальная хата?
Человеческая? В которой будет жить его семья? Похоже на гребаный сон.

— Йоу, малой, наконец-то, — слышится из гостиной довольный, прокуренный

голос Юнги. Гук слегка хмурится и, сбросив в коридоре кроссы и рюкзак, заходит
внутрь.

А там уже вовсю какой-то движ. Из-за дыма едва можно что-либо разглядеть.
Юнги развалился на середине дивана, раскинув ноги в стороны и держа в руке
бутылку с пивом. На нем адидасовские спортивки (он, как и почти все пацаны
тут, очень любит этот бренд) и простая серая футболка с подвернутыми
рукавами. Рядом сидит До Джихан, с особой заинтересованностью
рассматривающий сигарету (или скрутку) в пальцах. Он не сразу замечает
малого, но как только тот появляется в поле зрения, резко вскидывает голову.
От сосредоточения секунду назад не остается и следа. Его (стопудово,
несомненно) пьяное лицо озаряет улыбка. Чонгук отмечает, что у Джихана она
прикольная. Он слегка улыбается пацанам в ответ и коротко кивает.

— Че творите? — спрашивает Гук, плюхнувшись в кресло (а оно удобное). На

столике лежат пачки сигарет, бутылки пиваса (уже открытого и нет) и упаковки
из-под чипсов.

— Да вот, готовимся к празднику, — пожимает плечами До, помахав сигаретой и

загадочно улыбнувшись.

— Бля, это травка? — хмурится малой. Чимин садится на полу у столика и

подтаскивает к братишке пачку чипсов и бутылку холодного пива. Джихан
кивает с гордой улыбочкой и аккуратно кладет на столик перед Гуком, как
какую-то хрупкую и чертовски дорогущую вещицу. — А че за праздник?
— спрашивает Чон, с туповатым лицом проследив за подношением.

— Твой переезд, вообще-то, — усмехается Юнги, подмигнув мелкому и

потянувшись к пульту, лежащему на другом конце дивана.

— Давайте выпьем для начала, — предлагает Чимин, поднимая с пола возле

столика свою бутылку с пивом. — Позже Джейби с Чану, может, тоже подкатят.

— О, отлично, надо им тоже заценить чаек, — ухмыляется Джихан, получая в

ответ тяжелый вздох Юнги.
50/390
 — Джих, ты реально думаешь, что щас пацаны будут чаепитие устраивать? На
зоне вы не напились? — посмеивается Мин, уставившись в телек и переключая
каналы.

— А че за чай? — спрашивает Гук, уже вовсю хрустя чипсами. — Наркоманский

какой-то?

— Бля, зря ты спросил… — морщится Чимин, качая головой.

— Хорошо, что ты спросил меня об этом, Чонгук-и, — До вскидывает брови.

— Все, давайте пить за переезд малого, — обрывает Юнги, вытянув свою

бутылку к центру их образовавшегося круга.

Гук охотно кивает и откручивает крышку с негромким приятным шипением,

улыбнувшись и потянув носом запах пива. Отличное, просто охуительное начало
недели.

— За семейное, мать его, объединение, — Чимин кидает взгляд на брата и

улыбается с облегчением.

Винсент стоит, перекатывая в зубах почти докуренную до фильтра сигарету и

сунув руки в карманы черных широких штанов. Перед ним она, целая и
невредимая, готовая к поездке, к новым охуительным приключениям. В его
глазах облегчение: снова на колесах, на своих родных, самых любимых и
незаменимых. Кажется, будто и она глядит в ответ с любовью. Она скучала, и он
тоже.

— Винс? — зовет (охуеть как нагло врывается) рядом стоящий мастер, спасший
сто сороковую от болезни. Он немного не вписывается в прекрасный момент
объединения, но Тэхен в благодарность не прогоняет его.

Он неохотно отрывает взгляд от мерса и смотрит на мужика, вытирающего руки

от машинного масла полотенцем.

— Да, да, завтра завезу остальную часть, — отмахивается Тэхен и идет к

машине. — Докину сверху за быструю работу, — бросает он и садится в машину,
с наслаждением заводя движок. Звучит, как голос Бога.

Мужик машет вслед и идет обратно к себе в гараж.

Этот день для Винсента без самых важных рядом длился пиздецки медленно.
Без малого под рукой вообще невыносимо, а отсутствие телефона стало
проблемой лишь потому, что нельзя было написать Чонгуку. На остальных, кто
там может названивать, Винсенту абсолютно похуй. Кроме этого, день выдался
продуктивным и приятно завершился выпивкой с Джином и Хосоком, ну, а
дальше больше — починенный мерс. Осталось достигнуть самой важной части
этого денька — доехать до хаты и засосать, наконец, малого.

Винсент негромко врубает песню, рефлекторно барабаня пальцами по рулю в

такт. На город постепенно ложится прохладный вечер. Улицы оживают, и это
51/390
бесит. Слишком много людей, слишком много машин. Гребанные пробки.

Но как только мерс попадает в родные края, Тэхен расслабляется. Тут не так
людно, как в центре, а люди вечерами наоборот прячутся по домам, боясь
местных… Таких, как Винсент, короче. И света тут поменьше, глаза не
раздражает. Здесь душа свободна.

Мерс красиво тормозит у подъезда. Фары затухают, погружая родной двор в

полумрак. Где-то там один фонарь пытается бороться с тьмой. Пока справляется.
Пока его не разъебали местные любители мрака.

Винсент хватает с бардачка ключи и пачку сигарет и выходит. Еще раз мажет по
мерсу полным нежности взглядом и быстро идет в подъезд. Его на третьем
этаже ждет маленький зайчонок. Ну что ж, серый волк уже дома…

Тэхен открывает дверь квартиры и слегка удивляется, когда не спотыкается на

пороге о кроссы малого. У того тупая привычка разуваться прямо на входе.
Винсент бросает ключи на тумбу и осматривает квартирку. Заглядывает в
комнатку, надеясь увидеть спящий комок на постели на полу, но и там все так,
как они оставили утром.

— Блять, не пришел еще, — хмурится Тэхен, скидывая с себя куртку и садясь на

пол возле «кровати».

Под подушкой он нащупывает забытый телефон. Бегло осматривает

пропущенные и сразу набирает «Зайчонка», откинувшись назад и подложив под
голову локоть. В ожидании ответа он разглядывает потолок, увитый мелкими
трещинками. Гудки затягиваются, а ответа все нет. Тэхен хмыкает и убирает
телефон, прикрывая глаза. Наверное, малой на хату к отцу двинул, а не
предупредил понятно, почему.

Тэхен закрывает глаза. Так и лежит с согнутыми и чуть разведенными коленями,

подложив под голову и вторую руку. Телефон остается лежать на его груди в
ожидании звонка от Чонгука. Сон и усталость дня наваливаются разом. Винсент
решает, что немного вздремнуть лишним не будет. Звонок Чонгука он
непременно услышит, даже если будет в коме.

Чонгук развалился на диване, раскинув руки в стороны и прикрыв глаза. Все

кружится даже в таком положении. Как будто безумная карусель никак не
замедлит свое движение. Она наоборот начинает набирать обороты, ускоряется
так, что малому не устоять на ногах.

И всего-то одна бутылка пива и две короткие затяжки. Джихан умеет

настаивать.

Чонгук чувствует, как быстро проносится по организму кайф, не давая

опомниться и хоть на секунду вынырнуть. Он открывает глаза и снова теряется
в головокружительном вихре. Где-то мелькает бухой брат, незаметно жмущийся
к не менее бухому Юнги. Какие-то девушки, два Има. Еще какие-то пацаны,
имена которых Чонгук забыл сразу после того, как уплыл в алкогольные дали. А
Джихан валяется рядом с неизменным куревом и о чем-то философствует.
Просвещает малого рассказами о тюрьме, от души желает никогда не попасть в
52/390
это дурное местечко. А Чонгуку так сейчас на все похуй, что увлекательные
рассказы проносятся мимо скоростным поездом.

Где-то под жопой что-то вибрирует, но Чонгук не придает этому значения. На

лице расцветает пьяная улыбка, из губ вырывается смешок. Малой ерзает
задницей на источнике вибрации и устраивается поудобнее, вновь прикрывая
глаза.

— Чонгук-а, — слышится слева голос брата. Его рука ложится на плечо

младшего, а пьяное дыхание прямо в ухо. — Завтра можешь не идти в школу.
Покатаемся, в кино сгоняем. Ты же хотел на какой-то фильм… название не
помню, — морщится Чимин, пытаясь вспомнить, о каком фильме говорит. Он
сейчас точно каждую извилину напряг. Но тщетно. Чонгук хихикает. Брат
нихрена не вспомнит в таком состоянии. Он и сам забыл, о каком фильме вообще
идет речь.

— И Юнги возьмем? — спрашивает Гук, взглянув на брата и кивнув на о чем-то

говорящего с Джейби Мина.

— А ты не хо…

— Да хочу я, — отмахивается Чонгук, мотая головой. — Пойдем, бро. Будет

круто, — кивает малой, хлопнув брата по колену.

— Мне кажется, тебе мало было, — медленным хриплым голосом произносит

Чимин, хмуря брови. — Щас я еще притащу бухла… — он с трудом поднимается с
дивана и, чуть пошатываясь, выпрямляется, повернув голову к мелкому. — Че
насчет… водки?

— Тащи! — загорается Гук, быстро кивая и размахивая рукой, чтобы Чимин

поторапливался.

Все в говнину бухие и счастливые. Укуренные и довольные жизнью лишь в такие

чудесные моменты. Но разве счастью есть предел?

Вечер только начинается.

Тэхен дергается и резко подскакивает, за секунду отойдя от сна и озираясь

вокруг огромными глазами.

— Уебки конченые, — рычит Ким, бросив на окно сердитый взгляд. Кто-то

разбил бутылку внизу. Наверное, местные бомжи снова уходят в отрыв.

Сердце от внезапного пробуждения быстро колотится. Винсент касается груди

ладонью и берет телефон, проверяя на наличие звонков от мелкого. Намджун
звонил, Джин один раз. Хосок пять минут назад написал сообщение, гласящее:
«Убери тачку с места Давон, она щас с битой спустится, а я готов это снимать из
окна». Но от Чонгука ничего. Абсолютно нихуя. Это начинает наводить суету.
Тэхен встает и меняет футболку, в которой уснул, на мешковатую темно-
зеленую толстовку, снова зачем-то обходит небольшую квартирку (вдруг малой
вернулся и на толчке засел) и, прихватив ключи от машины, выходит.

53/390
Мерс летит так, будто сзади легавые гонятся. Тэхен нервно мнет пальцами руль
и играет желваками на лице, стиснув челюсти. Внутрь темного салона попадают
пролетающие мимо уличные огоньки и свет фар встречных машин. Винсент
упрямо смотрит вперед, забывая даже моргать. В голове волей-неволей уже
рождаются неприятные мысли, которые Тэхен старательно отметает, ругая за
них самого себя. Даже в сознании все это не должно звучать.

Почему Чонгук не берет трубку? Почему не предупредил, что не придет домой?

Это не на шутку злит. Малой попусту заставляет Тэхена волноваться. Винсент

уже представляет, что сотворит с мелким, если увидит его живым и здоровым в
отцовской квартире. Неужели ему там лучше?

— Блядский зайчик, — цедит Тэхен, сунув в зубы сигарету, чтобы хоть немного
унять напряженные нервишки. Ебаная тревога, вопреки злости, усиливается с
каждой секундой.

Тэхен, не щадя шин, с визгом тормозит у знакомого подъезда и вылетает из

мерса пулей, сразу же исчезая за подъездной дверью. Он без стука врывается в
незапертую квартиру, провонявшую перегаром, и распахивает дверь в комнату
Чонгука. Нащупывает на стене выключатель и щелкает. Глаза распахиваются и
загораются огнем. В комнате никого. Тэхен быстро разворачивается и обходит
всю квартиру, заглядывает на кухню, в ванную, в гостиную, и даже в комнату
чонгукова отца. Там тоже никого. Старый мудень, наверное, снова с кем-нибудь
бухает.

Винсент стискивает зубы и с психу бьет дверью, оставаясь в коридоре, в

полнейшей раздражающей тишине, звенящей в ушах.

Куда делся мелкий?

Суета достигает своего предела. Зашкаливает, черт возьми. Внешне Винсент

выражает внутреннюю тревогу лишь огромными глазами. Суетливым тяжелым
взглядом, который ни на чем не может сконцентрироваться. Он снова тянется к
телефону и предпринимает новую попытку позвонить. И так уже хрен знает
который раз. Пока сюда мчался, названивал, но все бестолку. Тэхен уже готов
поднять пацанов на помощь в поисках, перерыть каждый угол этого проклятого
района. Он нажимает на контакт «Зайчонок» и прикладывает телефон к уху,
даже дыхание затаивает, вслушиваясь в каждый гудок. Хорошо, что его телефон
хотя бы не выключен.

Винсент выходит в подъезд, пока идут гудки, спускается вниз, каждым шагом
пуская эхо, бьющееся о стены обшарпанного и зассанного подъезда; выходит на
улицу и резко останавливается в нескольких шагах от мерса, когда вместо
очередного гудка слышится долгожданный голосок.

На фоне слышится музыка, чьи-то голоса и смех. У Тэхена глаза от злости

чернеют, а пальцы судорожно сжимают корпус телефона.

— Тэ? — в голосе малого искреннее удивление и радость одновременно. — П-

привет, хо… хорошо, что ты позвон…

— Ты, сука, где? — рычит Винсент, садясь в машину и заводя движок.

54/390
 — Я дома, где мне еще быть? — пьяно хихикает Чонгук в трубку. Тэхен с первым
же звуком его голоса просек, что малой нахуярился. Хуй знает, с кем и хуй
знает, где.

— Какой, нахуй, дома? Я только что у тебя на хате был, там никого, — бесится
Тэхен, накаляясь, как лампа.

— У Чимина! Приезжай сюда, я там больше не живу, — весело сообщает Чонгук.

Тэхен представляет его пьяный заторможенный взгляд в этот момент и
клинится еще сильнее.

— Конечно, только адрес скажи, зайчонок, — притворно спокойным голосом

требует Тэхен, выезжая со двора. — Я тебя щас заберу.

— Че? — не понимает Гук. — Зач…

— Затем, блять. Говори ебаный адрес.

Мерс летит еще быстрее прежнего. Еще немного, и стрелка на спидометре,

наверное, улетит за грани невозможного. Тэхен каким-то удивительным образом
не вырывает руль, потому что сжимает так крепко, что пиздец. Такими злыми
даже черти в Аду не бывают.

Руки страшно чешутся. Тэхен не знает, как удержится, чтобы не въебать

Чонгуку, когда увидит его. Он готов был перевернуть район вверх дном, чтобы
этого мелкого сученыша найти, а тот даже предупредить о посиделке с братом
не соизволил. Играет со зверем. Так ведь еще и знает, на что тот способен.
Мазохист сранный. Доигрался.

Спустя пять минут сто сороковой тормозит у довольно аккуратного

пятиэтажного дома, расположенного в начале района. Там, где цивилизация его
еще касается. Винсент, не выходя из машины, скользит глазами по окнам и
набирает малого снова.

— Да че, блять? — ворчит в трубку зайчонок.

— Умерь свой тон, сучка, — хмыкает Винсент, сверля взглядом дверь подъезда.
— Спускайся резко, пока я сам туда не поднялся.

В этот же момент металлическая дверь распахивается, и из подъезда выходит

взъерошенный и красный от градусов в теле Чонгук, держа телефон у уха. На
нем только черная футболка на пару размеров больше, найковские спортивки и
тапки. Как только он видит мерс, завершает звонок и широким шагом подходит,
садясь в тачку.

— Приветик, — расплывается в пьяной улыбке взъерошенный воробушек,

поворачиваясь корпусом к Тэхену и гладя напряженное плечо пальцами.

Винсент молча заводит машину и выезжает из чужого двора.

— Эй, какого хуя? — не понимает Чонгук, вопросительно уставившись на Кима,

затем оглядываясь назад. — Ты куда меня повез, Тэхен?!

— Домой, — сухо бросает Винсент, глянув на малого. — Телефоном

55/390
пользоваться разучился, долбоеба кусок?

Чонгук захлопывает рот и опускает взгляд на мобилу в своей руке, затем

поджимает губы и вскидывает голову.

— Мне надо о каждом своем шаге тебе докладывать? Ты мне папашка, что ли?
— язвит он, уставившись на Винсента с прищуром.

— Можно и так сказать. Предупреждать ты обязан, — рычит Тэхен. — Чтобы я не

ломал голову, думая о том, куда ты мог съебаться, и где мне искать твой трупак.

— Да че сразу трупак! — повышает голос малой. — Мне уже с братом зависнуть

нельзя? Я вообще теперь у него жить буду.

Тэхен не удерживает нервный смешок и толкает язык за щеку.

— Больше негде было?

— Че? С этим алкашом конченым? — возмущается Чонгук, недовольно

уставившись на Тэхена. — Ты серьезно сейчас? Мне с ним, считаешь, охуенно
жилось?

Малой хоть и не до конца в себе, но злость, исходящую от Винсента, отчетливо

чувствует. То, как тот сдерживается и крепко вцепляется пальцами в руль,
желваками на лице играет, смотрит тяжелым взглядом. Но Чонгук по пути
потерял тормоза, ему сейчас похуй на последствия. Он говорит то, что хочет.

— А не с кем больше было охуенно жить? — шумно выдыхает Тэхен, вгрызаясь

Чонгуку взглядом в самую душу, отражающуюся в его черных охуевших глазах.
Сколько в них наглости и дерзости, это еще больше выводит из себя.

— А этот кто-то мне предложил охуенно жить вместе?! — кричит Чонгук, не

контролируя своих эмоций, бьющих через край.

— Тебе, блять, официальное приглашение нужно? — шипит Винсент, давя на

газ. Даже мерс агрессивно рычит, накаляя обстановку. Будто чувствует хозяина.

— Получается, так! Хуй тебя поймешь! — Чонгук поджимает губы и тянется к

магнитоле, врубая музыку на всю громкость, только бы не слышать этот злой
голос. Такими темпами и протрезветь недолго. Тэхен — гребаный кайфолом.

Винсент тянет руку к магнитоле и понижает громкость, бросив на мелкого

предупреждающий взгляд. Остановись, кричит, не доводи до греха, и так уже на
грани. Но Чонгуку, этому маленькому пьянчуге, хоть бы что. Он упрям, как осел,
а когда под градусом бывает, то вообще несгибаемый. Мальчик «до конца», как
зовет его Винсент в такие моменты. Малой снова повышает громкость.
Ритмичные биты бьют по ушам, сотрясая колонки спереди и сзади. Винсент
снова делает тише, перехватив запястье Чонгука и сжимая так крепко, что чуть
ли не крошит ему кости. Чонгук подавляет рвущийся наружу крик, но в глазах
появляется блеск от выступивших слез. Он вырывает руку и бьет Тэхена кулаком
в плечо. Тот смотрит на мелкого с охуевшим лицом и поджатыми губами.
Зайчонок превратился в клыкастое чудовище. Но ничего, Винсент ему
пообломает эти клыки, только бы до дома доехать.

56/390
Музыка в салоне вновь начинает орать. Это Чонгук ожидаемо не сдается.

— Еще раз, и я тебя угандошу прямо тут, — рычит Винсент, выключая к чертям
магнитолу.

— Хочешь, чтобы я у тебя жил? Я ж там сдохну в одиночестве. Ты только на

выходных дома бываешь, — бурчит Чонгук, сложив руки на груди и нервно
дергая коленом. — Видеть тебя только по утрам и поздно ночью? Да ну…

— Закрыл сейчас же, — Тэхен медленно и верно теряет самообладание. Чем

больше Чонгук открывает рот, тем сильнее трещит по швам выдержка Винсента.

— Потому что правда глаза колет, — хмыкает малой, бросив на Винсента

сердитый взгляд. Лучше бы не делал этого. Тэхен его в ответку чуть ли не
хавает сейчас глазами.

С волком зайчонку не тягаться. И дорогу тоже ему переходить не стоит. Но этот

зайчонок слишком сильно поверил в себя, о чем точно пожалеет.

Тэхен глубоко вдыхает, выдыхает и резко припечатывает ладонь ко рту Чонгука,

ловко ведя мерс одной рукой. Гук в ахуе распахивает черные глазенки и
вытаращивает их на кое-как держащегося в руках Винсента. Сразу бы так.

Тэхен буквально втаскивает Чонгука в квартиру. Тот, все еще находясь в

состоянии алкогольного опьянения, начал выебываться и отказываться вылезать
из машины, привлекая парочку любопытных пожилых глаз, но им, к счастью, к
такому не привыкать. Тэхен Чонгука чуть ли не по асфальту поволок до
подъезда, пока тот ворчал, обзывался «придурком», «мудаком» и «дебилом»,
оказывая жалкое сопротивление, на которое всем насрать.

Тэхен закрывает дверь и толкает Чонгука в спину, чтоб не стоял столбом у

входа. Тот по привычке сбрасывает тапки у порога и идет в комнату,
заваливаясь на напольную кровать Винсента и складывая руки на груди.

— Обломщик сраный. Нет бы присоединиться. Теперь Чимин будет

волноваться, — хмыкает Чонгук. — Надо ему набрать.

Винсент подходит и нависает над Чонгуком скалой, присаживается на корточки

и жестко, без всяких слов, вырывает из его пальцев телефон.

— Какого хуя?! — восклицает малой, резко присев и в шоке уставившись на

Кима.

— Пусть тоже немного поволнуется, чтоб ты понимал, че со мной было, — Тэхен

сухо улыбается и довольно грубо похлопывает мелкого по щеке.

Тот поджимает губы и отворачивает голову, вешая локти на согнутые колени и

прикусывая нижнюю губу.

В кармане тэхеновой толстовки начинает вибрировать его собственный телефон.

Гук поднимает голову и, грызя губу, наблюдает за тем, как Тэхен берет мобилу,
глядит на имя звонящего, принимает звонок и прикладывает телефон к уху,
57/390
продолжая сидеть перед ним на кортанах.

— Что-то случилось? — спрашивает Винсент, посерьезнев в голосе. Злость куда-

то улетучилась.

Чонгук вскидывает брови и внимательно смотрит на него.

— Блять, ладно, сейчас буду, — теперь Тэхен звучит более устало. Он трет
пальцами переносицу и завершает звонок. — Мне надо к Намджуну съездить, —
говорит он уже Гуку, поднимаясь на ноги.

— Вот опять! — кричит Чонгук, подскочив с постели и сверля взглядом спину

отвернувшегося и собравшегося свалить Тэхена. — Опять съебываешь и
кидаешь меня! Ночью! Одного! Нахуя ты меня притащил сюда тогда вообще?
Ревнуешь, что ли?! — орет малой, не сдерживая внутреннюю обиду. — Да лучше
бы я не выходил к тебе, сейчас бы с Чимином…

Винсент резко разворачивается и без лишних слов бьет Чонгука кулаком в лицо.
Он держался весь вечер, чтобы не сорваться и не натворить ничего из-за
внезапной пропажи Гука, он держался, пока ждал его ответного звонка,
держался, пока ехал и пока выслушивал этого паникера по пути домой. Тэхен
правда терпел и держался, как мог, но малой перешел все границы.

Чонгук вполне ожидал такого. Не впервые получает от Винсента (и похуже

бывало). Он слегка отшатывается, но сжиматься оскорбленным комочком не
собирается. В нем вместе с алкоголем бурлит злость и обида, они им и движут.
Чонгук стискивает челюсти, чувствуя привкус собственной крови во рту (опять
разбил губу), и налетает на Тэхена, мажет кулаком по его скуле, но слабо: тот
успевает увернуться. Чонгук снова замахивается и бьет по груди, что есть силы
в пьяном теле. Довольно больно. У мелкого рука не из легких, но до ударов
Тэхена ему все равно далеко. Винсент грубо толкает его к стене и дает
отрезвляющую пощечину.

— В себя приди. Забыл, с кем разговариваешь? Я тебе не братик твой, — цедит

Тэхен сквозь стиснутые зубы, бросив взгляд на алое пятнышко в уголке
чонгуковых губ.

— Вали нахуй, куда шел, — шипит Гук, быстро слизнув кровь. Спина от удара о
стену вспыхнула болью, а на лицо как будто вылили раскаленное железо.

— Я с тобой закончу, когда вернусь, — Винсент хватает Гука за грудки, грубо

швыряет на пол и идет к выходу из квартиры.

Чонгук приподнимается и шмыгает носом, смотря в дверной проем между

комнатой и коридором. Со входной двери слышатся два щелчка — Тэхен запер
его. Он, блять, закрыл его на ключ.

— Сука, — тихо всхлипывает малой, утерев лицо тэхеновой футболкой,

валяющейся возле постели.

Телефон этот мудак тоже забрал, лишив Чонгука всякой возможности связаться
с внешним миром. Гук кидает взгляд на окно. Можно поорать Хосоку, но вряд ли
тот будет дома.

58/390
Еще с утра в этой комнате была совершенно другая атмосфера. Каждую секунду
этого момента Гук хотел бы поставить на вечный повтор, но сейчас Тэхен
причинил боль, посеял еще большую обиду и стопудово даже хавчик не оставил.
Чонгук начинает слышать завывания своего голодного желудка, который в
последние часы получал только чипсы и алкоголь.

Он неохотно соскребает себя с постели и как зомби плетется на кухню.

Холодильник ожидаемо пуст. Они с утра съели остатки с выходных. Чонгук
обреченно стонет и утыкается лицом в прохладную дверцу холодильника.

— Ебаный мудак, — вздыхает он и возвращается в комнату, валясь на постель.

Чонгук изнеможенно мычит и прижимается щекой к подушке, обнимая руками и
ногами их с Тэхеном одеяло, пахнущее хвоей и совсем немного — сексом.

После громкой музыки и скандалов с Тэхеном тишина кажется чем-то

нереальным. Голову еще немного кружит, но, впрочем, Гук чувствует, что
пришла трезвость, а с ней и грызущее чувство вины. Нельзя пить, нельзя так
сильно нажираться, чтобы забывать обо всем на свете. Забыть о своем самом
любимом человеке. Тэхен и вправду волновался. Он никогда не будет плакать и
страдать, никогда не покажет слабость и истинные трепетные чувства, но
глазами выразит, прокричит. Чонгук это увидел в них. Тэхен действительно
испугался, что с мелким могло что-то случиться. И сейчас, когда он уходил, в его
глазах как будто промелькнуло облегчение. И неважно, что он, не выдержав,
въебал Чонгуку от переполняющей его злости. То, что нужно было, Гук в
больших космических глазах уловил.

Но от этого нихуя не легче. Чонгук жмурится и зарывается носом в одеяло,

вдыхая его запах. Самый любимый.

Чонгук больше никогда не заставит Тэхена волноваться.

Гук просыпается от щелчка входной двери. Голова, на удивление, болит не так

сильно, как ожидалось. Малой не спешит шевелиться, но приоткрывает глаза, в
которые ударяет режущий утренний свет. В коридоре слышатся
приближающиеся к комнате шаги. Гук замечает в проеме босые ноги Винсента и
слышит какое-то шуршание, похожее на звук бумажного пакета. Сердце
сжимается и начинает биться быстрее. Гук открывает глаза полностью и
присаживается, утирая их кулачками. Тэхен молча садится рядом и ставит перед
малым пакет, откуда разливается аппетитный запах еды. У Чонгука рот сразу
наполняется слюной, а желудок снова пускается в жалобный вой.

— Я очень жрать хочу, — слегка морщится Чонгук, кладя голову на плечо

Тэхена.

Тот чуть отстраняется и берет его сонное лицо в ладони. Одна половина его
измятая от долгого лежания в одном положении. Тэхен осматривает его с
серьезным видом, затем смачивает свой большой палец слюной и стирает с
уголка губ Гука запекшуюся кровь. Тот слегка шипит и жмурит глаза. Вместо
пальца появляются губы и горячий влажный язык, и так в разы безболезненнее.
Безумно приятно. Гук лениво отвечает на поцелуй и соскальзывает вниз,
утыкаясь носом в теплую смуглую шею Тэхена.

59/390
— Так ешь, зайчонок, — хрипло отвечает Винсент, пододвинув к малому пакет.

Гук неохотно отлипает от Тэхена и тянется внутрь пакета. Его глаза радостно
вспыхивают.

— Фришка и кетчуп! — восторженно выдыхает он, укладывая любимое

лакомство на свои колени и приступая к поеданию.

Винсент ложится позади Гука на постель и подкладывает руку под голову, с

расслабленной улыбкой наблюдая за тем, как ест его зайчонок. Чонгук
поворачивается к Тэхену боком и тычет ему в губы картошкой-фри. Тот
приоткрывает рот и откусывает небольшой кусочек от кончика.

— Сам ешь, я не хочу, — говорит Винс, прожевав картошку.

— Что-то серьезное случилось? Почему тебя всю ночь не было? — спрашивает

Чонгук, отправляя в рот сразу три фри, предварительно окунутые в кетчуп.

— Намджуну нужно было помочь с расчетами. Я ж великий математик, ты

знаешь, — слабо ухмыляется Винсент. — Дело было срочное.

Гук хмурит бровки, откладывает свою еду на пол и залезает на Тэхена, утыкаясь
лицом в его грудь и расставляя колени по бокам от его бедер.

— Я просто… сильно скучаю, — едва слышно шепчет Чонгук, вцепляясь

пальцами в ткань тэхеновой толстовки.

— Я тоже, Гук-и. Но жизнь никогда не спрашивает, чего мы хотим, — задумчиво

отвечает Винсент, зарываясь пальцами в мягкое черное гнездо на голове
Чонгука.

— Тогда пошлем ее нахуй, — бормочет Гук в грудь Тэхену, прикрыв глаза и

прижимаясь к его теплому телу плотнее. Снова включил маленькую пандочку.

— Пошлем ее нахуй, — соглашается Винсент, улыбнувшись уголками губ и

закрадываясь пальцами под чонгукову футболку.

И этот момент, пожалуйста, на вечный повтор.

60/390
Примечание к части Renni Rucci feat. Lil Yachty - Coldhearted

за тебя и двор

Чонгук вздыхает, трет еще сонные глаза, поднимает руки вверх и

потягивается, разминая тело, беззвучно зевает и подпирает щеку ладонью,
продолжая смотреть на отрубившегося десять минут назад Винсента. Возле
«кровати» лежат пустые коробки из-под картошки-фри. Оказывается, Тэхен
притащил еще один пакет, но забыл его в машине. Фанат фришки все по-
резкому сожрал, не задавая вопросов. Теперь живот немного побаливает, но на
это пофиг.

Тэхен, оказывается, за всю ночь, работая с Намджуном, ни разу не сомкнул глаз,

и пока наблюдал за тем, как Чонгук за обе щеки уминает картошку, незаметно
отрубился. Малой ел, сидя у него на бедрах, и когда Тэхен уснул, совершил
ошибку, за которую точно будет наказан — случайно капнул на толстовку Кима
кетчуп. Малого охватил пиздец, а сердце в страхе забилось. Была даже мысль
стянуть с сонного тела эту толстовку и по-быстрому стирануть, но риск просто
огроменный. Оттирать прямо на Тэхене тоже не вариант, поэтому юный гений,
недолго думая, решил, что приберется в квартире, чтобы сразу задобрить
монстра, когда тот пробудится ото сна.

Десять минут Чонгук слушает храп. Он изучил все его виды. У Тэхена даже храп
контрастный. То сопит тихонько, как младенец, то трубит на весь дом.
Наверное, даже Хосок и Давон могут это услышать со своего шестого этажа. Но
Чонгук привык. Поначалу бесился, ибо спать не мог. Пихал локтем в ребра,
заставляя замолкнуть, но в итоге сам же и получал по хребту. Теперь для
Чонгука храп Тэхена звучит, как успокоение. Сраная колыбельная. Что творят
чувства?!

А в целом Тэхен спит красиво. Чонгуку хочется к его груди прижаться и слушать
вкупе с храпом ровное сердцебиение под ухом. Охуенные губы приоткрыты, а
блондинистые волосы эффектно раскиданы по подушке. Чонгук залип и
отлипать не особо горит желанием.

Но новый день с новыми ебучими приключениями нельзя поставить на паузу.

Чонгук не жалеет о том, что просрал учебу. Хорошо, что спящий на ходу Винсент
не вспомнил о ней. Он бы хоть и не смог сидеть за рулем в таком состоянии, но
обязательно запряг Хосока. Образование превыше всего, блять.

Чонгук вздыхает, утыкается лбом в плечо Тэхена, тянет носом его неизменный
аромат свежести, понимая, что чем больше будет так залипать, тем сложнее
будет оторваться. Но что делать, если к этому мудаку, мать его, так безумно
тянет, даже день без него кажется невыносимым. Это вчера, напившись, Чонгук
не осознавал, но сегодня утром, не увидев его по пробуждении, точно бы сходил
с ума и жалел, съедая себя горькой виной.

Малой жмурится и отлепляется от Тэхена, поднимается на ноги и замирает,

когда тот начинает шевелиться и ладонью сквозь сон лапать пустой участок
постели, ища свою самую любимую подушку, которая сейчас готова завыть от
желания нырнуть в эти объятия и никуда не идти. А домой к отцу сходить
жизненно необходимо. Там наушники остались.
61/390
Чонгук собирает пустые упаковки, по-быстрому прибирается, даже вещи
Винсента складывает аккуратной стопочкой, к каждой прижимаясь носом.
Блять, почему он весь так головокружительно пахнет?

Убравшись в квартире, Чонгук тихонько выходит в коридор и садится на пол,

натягивая на ноги кроссы.

— Зайчонок… — доносится из комнаты хриплый и чертовски сонный голос

Тэхена.

Гук перестает шнуровать кроссовок и вытягивает шею вперед, заглядывая в

комнату. Тэхен все так же лежит с закрытыми глазами, положив одну ладонь на
живот, прямо под пятном от кетчупа. Опасный момент!

— Да? — отзывается Чонгук, глядя на Винсента с разинутым ртом.

— Куда ты? — спрашивает находящийся на грани сна и реальности Тэхен после

затянувшейся паузы.

— На хату к отцу, наушники забрать, ну и книги для школы, — отвечает Гук,

продолжив заниматься шнуровкой.

— Шмотки прихвати с собой, — быстро бормочет Тэхен. У малого складывается

ощущение, что тот во сне пиздит вообще о чем-то своем.

— Че прихватить? — переспрашивает Гук, сощурившись и резко зашнуровав

второй кроссовок.

— Багаж, блять, свой, — Тэхен не без труда разлепляет один глаз и смотрит в
дверной проем, в котором видна только чонгукова нога. — Сюда все тащи.

Чонгук снова высовывается и в легком удивлении таращится на Тэхена.

— Это официальное приглашение? — спрашивает он, улыбнувшись уголками

губ. А черные глазенки засверкали.

— Велком, нахуй, — хрипло отвечает Винсент, сонно взмахнув рукой. — Давай

газуй, перебежчик.

Его глаз снова закрывается, а рука валится обратно на живот. Чонгук хихикает и
на коленях подползает к нему, склоняется над сонным лицом и целует в маняще
приоткрытые губы. Винсент довольно мычит и берет малого за талию, чуть
сжимая бока и лениво отвечая на поцелуй.

— Пиздуй, пока он не пробудился, — бормочет Тэхен в поцелуй, спустив одну

руку ниже и похлопав Чонгука по заднице, обтянутой тканью спортивок.

— Тебя даже сон не останавливает, извращенец сраный, — хмыкает Чонгук,

отстраняясь и вставая на ноги. Тэхен злорадно ухмыляется и переворачивается
на бок, обвивая руками подушку. — Ну все, я пошел.

Тэхен в ответ коротко мычит, и Чонгук оставляет его высыпаться, тихо

выскользнув в подъезд.
62/390
Чимин с кряхтением приподнимается на локтях и не без усилий разлепляет
сонные глаза. Голова тяжелая, будто сделана из стали, едва держится на
плечах. После бухича хочется только сдохнуть. А еще кофе.

К счастью, солнце своими навязчивыми лучами не раздражает глаза, — Юнги,

наверное, сообразил зашторить. А его, кстати, рядом нет. Двуспальная кровать
оккупирована одним Чимином, развалившимся в центре. Недавно Джихан
спрашивал, неужели два пацана спят в одной постели? Пришлось отмазаться,
что вечерами они сидят и играют в камень-ножницы-бумагу, чтобы решить, кто в
этот раз ляжет на кровати, а кто, как лох, на диване. Джихан без лишних
раздумий поверил, подметив, что такой вариант очень неплох. Гении, мать
вашу.

Чимин встает и зачесывает рыжие волосы назад, поднимает с пола свои

домашние спортивки и выходит из комнаты. О вчерашней попойке напоминают
лишь сложенные у стены пустые бутылки. Штук тридцать.

Пак заглядывает в гостиную и щурится. По башке молотом бьет осознание.

Забыл. Забыл, что брата привез вчера, что в честь него и устроил это все. Чимин
заходит на кухню и застает там одинокого Юнги, сидящего за столом с сигой в
пальцах. Одна его нога согнута в колене и уперта в край стула, на котором он
сидит.

— А где Чонгук? — сонно спрашивает Пак, включая электрический чайник и

засыпая себе в стакан растворимого кофе.

— Малой еще вчера ночью съебался, — спокойно отвечает Юнги, стряхнув

пальцем пепел в тарелку.

Чимин резко оборачивается и округляет глаза.

— Куда съебался?

— В душе не ебу, я не спрашивал, — пожимает плечами Мин. — Он по телефону

с кем-то базарил и так вышел на улицу.

Чимин садится напротив и поджимает губы, уставившись на стол задумчивым

взглядом. С кем мог базарить Чонгук, ему уже сразу становится ясно, но от этого
нихуя не легче. Только хуевее от того, что малой мог все кинуть только ради
одного человека, которому Чимин с удовольствием разбил бы ебало.

— Со своим уебком он, — хмыкает Чимин, повернув голову к закипающему

чайнику. У него сейчас внутреннее состояние тоже что-то вроде этого. К потолку
начинает подниматься пар.

— Бля, точно, — кивает Юнги, делая затяжку. — Чонгук как маленькая

влюбленная девчонка, когда дело касается Винсента. Что в этом отморозке его
могло зацепить…

— И знать не хочу, — Чимин встает и выключает чайник, подливает кипятка

себе в стакан и шумно размешивает содержимое, долбя ложкой по его стенкам.
63/390
— Это начинает переходить границы.

Внутри как-то паршиво. Стремно признаваться самому себе, но это начинает

быть похожим на обиду. Чимин чувствует себя отвергнутым родным братом. Это
чувство грызет изнутри, раздражает и накаляет. Неужели его мелкому реально
отшибло мозги? Юнги прав: Чонгук похож на влюбленную девочку, окрыленную
любовью. А сколько эта любовь будет продолжаться? Чимин хочет надеяться,
что недолго. Но месяцы, эти гребаные месяцы сводят с ума и поражают. Какого
хрена у них все так серьезно? Пак был уверен, что Винсент, о котором он знал
понаслышке, кинет Чонгука в первый же месяц их отношений. Как бы жестко это
ни звучало, но именно таким и кажется этот дерзкий на язык прямолинейный
мудак.

Что Чимин проморгал?

— Поедешь искать его? — спрашивает Юнги, вскинув бровь и туша окурок.

— Не знаю. Надо уже разобраться, — Чимин прислоняется поясницей к кухонной

тумбе и делает короткий глоток горячего кофе. — Чонгук походу меня готов
променять на него.

— Да хуйня, — отмахивается Юнги. — Не променяет он тебя. Ты ему братан,

всегда будешь. А ебарь этот у него не навечно. Чонгук малолетка еще, а таким
свойственно непостоянство. Ну или выловим где-нибудь Винсента и отхуярим,
чтоб отъебался от малого, — ухмыляется Мин.

— Да не, ты че, — Чимин хмурится и мотает головой. — Как бы я этого ни хотел,

Гук меня возненавидит тогда. Сучонок мелкий.

— Да я шучу, — Юнги встает со стула и подходит к Чимину, обхватывает его

руку, держащую стакан, и подносит его к своим губам, делая глоток.
— Наиграется он, не кипятись из-за этого, — светло-розовых губ касается легкая
улыбка. Чимин, глядя на нее, расслабляется. Он берет Мина за подбородок
другой рукой и целует в кофейные губы, жадно посасывая нижнюю и
несдержанно кусая. Юнги выдыхает в поцелуй и обвивает руками голый торс
Пака, прижимаясь к нему всем телом.

— Надеюсь, — шепчет Чимин, поставив стакан на тумбу и прижав к себе Юнги.

Его поддержка всегда рядом, всегда успокоит и даст поверить в лучшее. Это не
причина любви к Юнги, а приятный бонус к чувствам к этому человеку. С ним
Чимин сможет все.

Чонгук выгребает из кармана мелочь на проезд, отдает водителю и спрыгивает с

автобуса на остановке неподалеку от отцовской хаты. Старые скрипучие дверцы
закрываются, и автобус трогается с места.

Несмотря на то, что район один и тот же, в этой округе как будто бы в разы
мрачнее. Все вокруг серое, тусклое и безжизненное. Чонгука охватывает тоска и
неприятные воспоминания. Теперь, когда он сумел вырваться, они
действительно заполняют голову, и возвращение в эти края сравнимо с
возвращением в Ад. Подходя к задрипанному подъезду, Гук начинает жалеть,
что не дождался, пока Тэхен выспится, и не приехал с ним. Так было бы
64/390
спокойнее. В этом месте только Винсент и Чимин способны разогнать мрак и
хоть немного осветить. Без родных людей тут находиться неприятно.
Поднимаясь по лестницам в темном подъезде, Чонгук удивляется, как выживал
тут. Еще несколько дней назад возвращался сюда из школы, жил и существовал
в этой никчемной квартирке, провонявшей перегаром. Гуку порой казалось, что
он и сам пропитался им уже. В это место он не вернется ни за какие деньги.
Здесь не было лучшей жизни ни для самого Чонгука, ни для Чимина.

Входная дверь ожидаемо открыта. Внутри все так, как и бывает всегда: серо,
сыро и тоскливо. Гук кладет свои ключи от этой проклятой квартиры на тумбу,
чтобы больше никогда их не брать.

Единственным островком спасения всегда была лишь маленькая комнатка,

которую делили братья. В ней свой уют, который им самим пришлось создать
для себя же, чтобы хоть как-то укрыться от негатива, который в полной мере
дарили им родители. Когда их мать умерла, отец стал в разы хуже, взяв на себя
и ее плохое, теплившееся в падшей душе.

Чонгук опускается на колени и нагибается, заглядывая под пыльную кровать,

хранящую кучу нужных и ненужных вещей. Наверное, теперь малой снова
может понять Винсента. Под такой «кроватью», как у него, ничего не будет
пылиться годами. Гук вытягивает руку и ощупывает пол в поисках своих
наушников. Под пальцами что только не ощущается, только не заветные шнуры.
Трусы, кажется, носок, по классике, какая-то тетрадь, тюбик чего-то… Гук
обхватывает его пальцами и достает, с прищуром читая надпись.

— Фу, блять! — морщится мелкий, брезгливо отбросив тюбик со смазкой в

сторону. С ароматом мяты, черт возьми! Это точно принадлежит Юнги и Чимину.

Бросив попытки искать под кроватью, чтобы еще на что-нибудь не напороться,

Гук поднимается на ноги и подходит к своему столу у окна, начав копаться в
шкафчиках. Малой сразу вынимает книги и тетради, в общем, все, что
пригодится для школы. Такое приятное чувство — сваливать отсюда навсегда.
На душе становится легче, как будто обрезаешь толстую веревку, которая долго
держала огромный камень в уставшей душе.

Вытащив со дна шкафа большой рюкзак в армейской расцветке (чиминовский),

Гук начинает туда напихивать свои вещи, не заботясь об аккуратности. Рюкзак,
лежащий в центре комнаты, с каждой секундой становится все больше. Туда же
летят и фигурки супергероев. Малой их ни за что не оставит в этом Богом
забытом месте.

Напихав все самое важное, Чонгук возвращается к столу за оставшимися

тетрадями. Под одной из них находятся наушники. Мелкий с довольной улыбкой
быстро сует их в карман и прихватывает тетради. Развернувшись к рюкзаку, он
застывает каменной статуей и широко распахивает глаза. В их черноте мелькает
страх. В дверном проеме стоит отец, перекрывший своим крупным телом проход.
В таких же черных затуманенных алкоголем глазах поблескивают огоньки
злости.

— Куда собрался? — спрашивает мужчина, вскинув густые с проседью брови и

бросив взгляд на рюкзак. Его хриплый скрипучий голос звучит так, будто затаил
какую-то угрозу. Чонгуку не по себе. Пару недель он не контактировал со своим
отцом, успешно избегая любых пересечений, и надо было ему именно сейчас
65/390
быть в состоянии стоять на ногах и адекватно разговаривать. Ничего хорошего
от него не ждать.

— Куда-то, — отвечает Гук, поджав губы и подходя к рюкзаку. Может, удастся

по-быстрому съебаться, протолкнуть его проспиртованную тушу в коридор
тараном. Меньше всего малому хочется с ним диалоги вести.

— В себя поверил, гаденыш? — рычит мужчина. Его глаза будто вспыхивают

алым блеском. На лицо падают отросшие патлы, придавая ему еще более
грозный вид. Лицо с двухнедельной щетиной краснеет и искажается в страшной
гримасе. — Когда отец спрашивает, ты должен отвечать!

— От тебя подальше сваливаю! — повышает голос Гук. В нем мелькает дрожь.

Ненависть, страх и злость к этому человеку, копящиеся внутри годами,
пробуждаются, как по щелчку. Несмотря ни на что, он останется чонгуковым
кошмаром.

Мужчина, чуть пошатываясь, входит в комнату.

— Что у тебя там? — спрашивает он, указывая пальцем на рюкзак. — Есть че

ценное?

Ну конечно, ему опять нужно на бухло. Никто и не удивлен.

— Нет там ничего, — поджимает губы Чонгук, хватая рюкзак и закидывая на

плечо. Он подрывается с места и спешно идет к выходу из комнаты, но отец
резко хватает мелкого за плечо и толкает назад. От тяжести рюкзака Гук не
удерживается и падает, ударившись затылком об пол. Из глаз искры
посыпались.

— Ты из этого дома ничего не заберешь, щенок, — шипит мужчина, брызжа

слюной. Пока он наклоняется, Чонгук резко подскакивает, выскользнув из лямок
рюкзака. В затылке болезненно пульсирует, а в глазах на секунду темнеет. Гук
не успевает прийти в себя, как отец хватает его за грудки и бьет по лицу так
сильно, что Чонгуку кажется, будто он на секунду потерял сознание.

— Пусти, блять! — кричит Чонгук, стараясь игнорировать боль и брызнувшие

слезы, и толкает мужчину в грудь, но тот, несмотря на свое вечно пьяное
состояние, даже не сдвигается. Он всегда был сильным и крепким. Этим
сыновья пошли в него. Хоть что-то нормальное он сумел от себя дать.

— Забыл, с кем разговариваешь? — отец злится все сильнее. Ему хватает

реакции, чтобы вновь перехватить попытавшегося выскользнуть Гука и нанести
новый удар. — Я тебе покажу, как надо к отцу обращаться, маленький…

— Не отец ты мне! Кусок дерьма! — кричит Гук, ослепленный пеленой горячих

слез. Кто этот человек перед ним? Почему именно сейчас вспомнил, что у него
есть младший сын, не успевший получить хоть каплю любви от своих ничтожных
родителей, не сумевших справиться? Почему он встал на пути в самый важный
момент? Чонгуку хочется выть от обиды и боли. Кажется, ненавидеть этого
человека можно еще больше. — Отвали от меня!

Чонгук бьет мужчину кулаком в глаз, и пока тот на секунду теряет

бдительность, выскальзывает и начинает колотить крепко сжатыми кулаками по
66/390
широкой груди, всхлипывая и стискивая зубы до скрежета. Если это тот самый
момент, когда можно выплеснуть свою боль и обиду, то Гук его не упустит. Он в
каждый удар вкладывает ненависть, самому себе помогает освободиться, чтобы
дышать стало легче.

Человек, который должен отдавать, всю жизнь лишь забирал. Вместо любви и
заботы он дарил боль и разочарование, а вместо улыбок — злобный оскал.

Отец перехватывает чонгуково запястье и крепко сжимает, собираясь

вывернуть. Чонгук вскрикивает и бьет мужчину коленом в живот, дергает руку
на себя, но понимает, что так легко с отцом не сможет справиться. Тот в разы
сильнее. Как бы не убил. А ведь наверняка может. Чонгук впервые дает такой
жесткий отпор, поддавшись эмоциям. Нужно было просто сбежать. Гнаться бы
он точно не стал.

— Никуда ты не выйдешь отсюда, пока не научишься уважать своего отца, —

рычит мужчина, швыряя сына на кровать и давая оглушительную пощечину.

У Чонгука лицо уже раскраснелось, а из носа потекла горячая алая струя,

смешиваясь со слезами. Он внутри отчаянно кричит и проклинает себя за
слабость. Беспомощный, даже постоять за себя не может. Как тряпка. Чонгук
всхлипывает и из последних сил упирается ладонями в грудь отца, который
осыпает сына самыми обидными оскорблениями и добавляет сверху порцией
ударов. Кажется, впервые все так жестко. Прежде он мог лишь пару раз ударить
ни за что и свалить, а сейчас будто лишился тормозов. Окончательно ебанулся.

Чонгук думает о Тэхене, о том, что он спит там и ждет его возвращения с
вещами. Они наконец-то заживут вместе. Большего счастья для Гука и быть не
может, но он лежит в своей старой кровати и сквозь слезную пелену глядит на
искаженный образ отца, который выбивает из него жизнь. Обидно вот так
заканчивать. Винсент будет злиться, что Чонгук задержался.

Гук стискивает зудящие от боли челюсти, сжимает руку в кулак до побеления

костяшек и бьет отца в лицо, пяткой заезжает в пах и резко подскакивает с
кровати, сдавленно простонав сквозь стиснутые зубы от боли по всему телу.
Отец хватается за промежность и рычит разъяренным зверем, продолжая
оскорблять последними словами, теперь добавляя к ним угрозы.

— Иди нахуй! — орет Чонгук, ударив мужчину ногой в живот. Тот не

удерживается и падает на пол.

Гук хватает рюкзак и пулей вылетает из квартиры, громко хлопнув дверью.

Дрожащие ноги едва не подкашиваются, когда он спускается по лестницам. В не
до конца утихшем страхе оглядывается: вдруг отец все равно решил
последовать и убить к чертям собачьим? Чонгук шмыгает носом и утирает лицо
ладонями, на которых остается кровь и слезы. Как же он устал быть слабаком.

Несмотря на боль, которая не дает даже вздохнуть полноценно, Чонгуку на

душе становится чуточку легче. Он больше не оглядывается на дом, в котором
так неудачно родился. Больше его с этим местом ничего не связывает. Там
остался чужой человек, которому в жизни Чонгука места нет и никогда, видимо,
не было.

67/390
Винсент прикрывает глаза и выпускает вверх сигаретный дым, приоткрыв губы.
Прохлада приближающегося вечера приятно гладит кожу. Где-то шумит город,
оживает, а здесь монстры выходят из своих нор в поисках новых жертв.

Напротив, сидя на корточках, курит Хосок, глядя куда-то вдаль задумчивым

взглядом. Оба уставшие после тяжелого рабочего дня и мечтающие о
расслабоне. Но пока не скурят по одной сиге у подъезда, не разойдутся. Это
традиция у них такая.

— Давай ко мне сегодня с мелким? — предлагает Хосок, подняв взгляд на

Тэхена.

— Можно, че, — пожимает тот плечами, слегка покусывая зубами фильтр

сигареты. — А Давон где?

— К подружке свалила, не будет нам мешать, как тогда, — Хосок хмыкает,

вытягивает руку вперед и щелчком ногтя стряхивает с кончика сигареты пепел.
— Бухло есть, хавчик скажу Джину купить.

— Зайчонку пусть чипсов побольше возьмет, бухать я его все равно не пущу, —
Тэхен лижет кончиком языка нижнюю губу и поднимает голову, глядя на окна
квартиры. Свет не горит. Неужели опять к брату съебался? Или не вернулся еще
с хаты отца? Тэхен хмурит брови.

— Ага, хорошо он вчера накидался, — хохотнул Хосок. — Я видел из окна, как ты

его тащил домой. Не сильно отпиздил?

— Да так, немного в чувства привел, — пожимает плечами Винсент, бросая

окурок в клумбу. Хосок тоже докуривает и встает, отряхивая колени.

— Ну пиздец, — ухмыляется Чон, двинувшись вместе с Тэхеном к подъезду.

Они в ленивом молчании поднимаются по лестницам, обтираясь друг о друга

плечами. На третьем этаже расстаются. Хосок напоминает о посиделке и
поднимается дальше.

Винсент дергает ручку двери и с облегчением открывает. Чонгук дома. И,

конечно же, снова спотыкается об его кроссы на самом пороге.

— Ебаный нахуй, — ругается Ким, отодвигая обувь ногой к стене и закрывая за

собой дверь.

Несмотря на наличие вечной преграды в виде чонгуковых кроссовок, в доме как

будто никого нет. Везде темно и тихо, ни единого звука. Тэхен разувается,
снимает куртку и идет в комнату, нащупывая у двери выключатель. Спальню
осветил желтый свет единственной лампочки. Винсент замечает на кровати
спящий под одеялом комочек и идет прямо к нему. Опускается рядом и
аккуратно тянет одеяло вниз, чтобы взглянуть на сонную мордашку мелкого.

— Тэ… — тихим слабым голосом сразу же отзывается комочек, повернувшись к

Винсенту. Тот, как только замечает избитое лицо своего ребенка, мгновенно
приходит в ярость, на это уходит меньше секунды.

68/390
 — Кто? — спрашивает Тэхен ледяным тоном, тяжелым от злости взглядом
скользя по разбухшим на лице Чонгука синякам и кровоподтекам.

— Да фигня… — отмахивается Чонгук, присаживаясь и откидывая одеяло в

сторону.

— Кто, я спрашиваю, — повторяет Винсент, осторожно беря малого пальцами за

подбородок. Глаза у него красные, а ресницы местами склеены. Плакал. — Твой
отец-ублюдок? — спрашивает Тэхен. Тут не нужно долго думать, чтобы понять.
Чонгук ездил домой, а вернулся побитым щенком. Тэхен в курсе, что его
блядский отец способен на такое, не раз видел следы его агрессии на Чонгуке,
но так — впервые.

— Тэ…

— Это он был? — злится Винсент, убирая руку. Раздражает, когда Чонгук

пытается умолчать непонятно, зачем, ведь все равно правду выдать придется.
Бессмысленное геройство.

Малой опускает глаза и коротко кивает. Винсент резко встает, подходит к

шкафу и начинает рыться в нем, что-то ища. Гук прикусывает губу и наблюдает
за ним. Тэхен снова в ярости, это прослеживается в каждом его действии, в его
напряженном молчании, разряжающем воздух. И ярость вчерашняя ничто по
сравнению с тем, что происходит прямо сейчас.

— Тэ, нахуй его, главное, я больше не вернусь туда, — тихо говорит Чонгук,
надеясь немного усмирить Тэхена. Тот оборачивается, бросает на мелкого
колючий взгляд и возвращается с небольшой аптечкой в руках.

— Почему раны не обработал? — спрашивает он, кладя коробочку на чонгуковы

колени. — Обработай так, как мне обычно делаешь. Я сейчас приеду, — не
мешкая, он идет обратно к коридору.

— Тэхен! — зовет Гук обеспокоено, заставляя того обернуться. — Пожалуйста,

не натвори ничего…

— Я быстро, — бросает Винсент, исчезая в темноте коридора.

Чонгук шумно вздыхает, прикрывает руками лицо и болезненно шипит, сразу же

их убирая. Сидеть теперь и подыхать от волнения и неизвестности, да и
телефон все еще у Тэхена. И не выйти никуда. Снова запер, малой слышал
щелчок двери.

— Блять, — Чонгук опускает голову и слегка дергается, слыша дикий рев

мотора сто сорокового и визг шин под окнами. Такое случается крайне редко,
потому что Тэхен к своей машине относится бережно. Чонгуково сердце
начинает биться быстрее, а в животе скручивается узел от волнения. Это значит
одно.

Тэхен очень зол.

Мерс с визгом тормозит у подъезда, к которому приезжал чуть ли не каждый

69/390
день в течение пяти месяцев. Но теперь то важное, что он забирал отсюда, в
надежных руках и сюда не вернется. Дело другое.

Винсент вылетает из машины и идет в подъезд. Его в цепких руках держит

такая всепоглощающая ярость, что на всю Вселенную хватит. Чтобы каждую
планету и звезду взорвать, превратив в пыль. Всю дорогу перед глазами стоял
образ его избитого мальчика. И сотворил это человек, посмевший назваться ему
отцом. Пока Тэхен ехал сюда, представлял всевозможные пытки для ублюдка,
скрипя крепко стиснутыми зубами, чуть ли не в порошок их стирая от растущего
бешенства.

Он врывается в квартиру. Точно так же вчера приходил, но и долю того, что

сейчас, не испытывал. В доме тихо, не слышно даже храпа со спальни. Винсент
на всякий случай заглядывает на кухню и выходит из квартиры, жалея, что биту
не прихватил, чтобы каждую гнилую кость в сраном теле, которому сегодня
точно не поздоровится, раскрошить.

Винсент вылетает из подъезда, как ужаленный, и озирается вокруг бешеным

горящим взглядом, напоминая психопата. Две сидящие у подъезда женщины,
которых он не заметил в порыве ярости, глядя на него в страхе, съеживаются,
боясь попасть под горячую руку, но Тэхен на них даже не обращает внимания.
Он женщин никогда не бил и не будет. Да и за что?

Осмотр местности дает положительный результат. Тэхен замечает какой-то

движ у гаражей и, не мешкая, идет прямиком туда. Местная алкашня снова
пирует, а во главе ублюдок, по чью душу и пришел Винсент.

— О, пацан, ты вовремя, — мямлит один из пьяниц-дружков заплетающимся

языком, едва стоя на ногах. На лице беззубая довольная лыба. Отвратно.
— Сгоняй за водкой, можешь даже за свои деньги…

Винсент грубо толкает его в сторону, отчего тот бьется спиной о стенку гаража,
и твердым шагом (тем самым, когда идет кого-то пиздить) направляется к отцу
Чонгука. Тот оборачивается и не успевает даже среагировать, как получает в
красную рожу. Кажется, все окружающие слышали хруст сломанного носа.

— Какого хуя?! — ревет мужчина, коснувшись рукой пострадавшего носа. На

ладони остается кровавое пятно. Глаза Пака округляются от удивления и
неожиданности. — Ты, блять, кто такой, нахуй?!

Винсент меньше всего настроен на диалоги. Он сбивает его с ног и валит на

землю, хватает за грудки одной рукой, а другой бьет по роже, как обезумевший.
Дружки-алкаши отходят в сторону, поняв, что разбитое ебало им ни к чему.
Напороться на гнев этого психованного парнишки — это последнее, что им
нужно в и без того хуевой житухе.

А Тэхен, как художник со своеобразными взглядами, намалевал на охуевшем

лице чонгукова отца кровавую картину. Ебаный шедевр. Каждый удар за
Чонгука, за каждый его синяк на теле, который это мудло посмело оставить
своему же ребенку. Чудовище.

Тэхен сам на себя кричит мысленно, заставляя остановиться, хотя очень не

хочется. И еще один смачный удар, как вишенка на торте.

70/390
 — Хоть посмотришь в сторону Чонгука, и твои останки даже с собаками не
найдут, — цедит Тэхен в разукрашенную морду, вытерев окровавленные
костяшки о его же рубашку и поднявшись. Сплюнув на землю, он сует руки в
карманы куртки и идет к мерсу, всеми силами держа себя, чтобы не вернуться и
не закончить с ублюдком.

Но зайчонок же ждет.

Чимин подъезжает к отцовскому дому ровно в тот момент, когда мимо с рыком
на весь район проносится знакомый сто сороковой мерс. Пак тормозит у
подъезда и выходит из машины. У гаражей он сразу замечает небольшое
скопление людей и поджимает губы. Ничего хорошего эта суета не предвещает.
Обычно отец там обитает. Алкаши над кем-то склонились, как падальщики над
дохлой тушей, аж позабыли о своем главном деле. Чимин бросает взгляд на
окна квартиры и идет к гаражам, узнать, что происходит.

И сразу узнает.

— Чимин, твоего папашку избили! — в ужасе говорит соседский мужик.

Чимин грубо расталкивает пьяниц и подходит к лежащему на земле отцу с

окровавленным лицом. Из сломанного носа хлещет кровь, окрашивая алым лицо,
землю и его рубашку.

— Съебитесь, — хмыкает Чимин, зыркнув на мужиков серьезным,

предупреждающим не лезть взглядом.

— Чимин… — хрипло и едва различимо произносит мужчина, глядя на сына,

нависшего над ним.

— Что ты сделал с Чонгуком? — спрашивает Чимин, поджав губы и разглядывая

избитого отца.

В первую секунду в груди что-то екает. Детская память хранит светлое об этом
человеке, но оно тут же омрачается. Чимин видел больше плохого и переживал
это вместе с братом, которому не повезло родиться в такой семейке. И вот он.
Перед ним отец, который столько лет не дает им спокойной жизни и отбирает
гроши, только бы на выпивку хватило.

Чимин даже и не сомневается, что отец снова что-то сделал Чонгуку.

Подтверждение только что с шумом газануло отсюда на всех скоростях.

— Этот мелкий выродок не умеет разговаривать со старшими, я… наказал его

за это, — отец вмиг меняется, из жертвы перевоплощаясь в того дикаря,
которым был днем перед младшим сыном.

Лицо Чимина мрачнеет, а челюсти сжимаются.

— Что ты сделал? — цедит он, чеканя каждое слово.

— То, что с отцом твоим сотворил какой-то сукин сын, тебя вообще не ебет?
— рычит мужчина, выпучив на Чимина страшные злющие глаза.
71/390
Чимин поднимается на ноги, трет пальцами подбородок, оглянувшись, и,
коротко кашлянув, бьет мужчину носком кроссовка в живот. Тот кряхтит,
кашляет и сгибается пополам, выдавливая из себя проклятия. Чимин
наклоняется и говорит так, чтобы никто вокруг не слышал:

— Забудь, что у тебя есть сыновья, — и еще тише: — А такого, как Чонгук, ты
вообще не заслужил.

Чимин выпрямляется, окидывает мужиков нечитаемым взглядом и идет к своей

бэхе.

— Чимин! Стой! — слышится за спиной отцовский голос, но Пак и не думает

оборачиваться.

Давно пора было сделать это. Чимин знает, что уже завтра утром отец забудет о
том, что случилось, и продолжит бухать, как черт. Таких конченых людей,
падших и ищущих счастье в таких низменных вещах, ничто не изменит. Только
могила. Чимин лишь ждет, когда у отца печень откажет. Этот человек давно
безвозвратно потерян. И вроде бы печально, а вроде и плевать.

За Чонгука Чимин не простит его никогда.

Как только Чонгук слышит звук открывающейся входной двери, от сонливости и

следа не остается. Он выныривает из сразившей его дремы и подскакивает,
потирая глаза и сразу же об этом жалея. Синяки дают о себе знать. Гук
болезненно шипит и открывает глаза. Из ванной доносится шум воды, а когда
прекращается, в дверном проеме появляется хмурый, как грозовая туча,
Винсент. Вид у него изнеможенный. Но не физически, а морально. В глазах
искрится не до конца утихшая ярость, а губы все еще плотно поджаты.

— Ты убил его? — тихо спрашивает малой, скользнув взглядом вниз, к

опущенным рукам с разодранными костяшками.

— Да, — кивает Тэхен, заходя в комнату и стягивая с себя футболку. — Труп

сжег за гаражами, никто не найдет.

— Что?! — в ахуе вскрикивает Гук, вытаращив удивленно-испуганные глаза.

— Тэхен!

— Да жив мудак, — ухмыляется Винсент, садясь возле мелкого и сразу же

становясь строгим. — Ты почему не обработал раны?

— Мне до них, что ли, было? — возмущается Гук. — Тебя тоже обработать надо.
Ты переусердствовал, он не стоил того, — вздыхает он, мягко касаясь
подушечками пальцев тыльной стороны ладони Тэхена.

— Он стоил того, чтобы я сжег его трупак за гаражами, — хмыкает Винсент,

перехватив руку Чонгука и разглядывая красное запястье. Гук готов отдать
душу высшим силам, когда тэхеновы губы мягко касаются покраснения на коже
и приятно обжигают ее. По телу пробегают мурашки. Малой всеми силами
сдерживает тяжелый вздох. — Я тебя пока обработаю, — говорит Тэхен, быстро
72/390
поцеловав запястье мелкого, а у того в голове от слова «обработаю» совсем
другие картинки, из-за которых в спортивках тесно становится. Так и хочется
ответить: «Да, Тэхен, обработай меня как следует!»

Ебучий пубертат, снова ты?!

— Я волновался, — бурчит Гук, наблюдая за тем, как Тэхен смачивает ватный

диск какой-то жидкостью и подносит к лицу малого. Гук слегка дергается, но
больше от того, что кожи коснулся холодок, чем от боли.

— За отца или за пахана? — Винсент бросает усмешку и осторожно протирает

ватой покалеченные участки чонгукова личика.

— За пахана, — зайчонок смущенно опускает глаза и рефлекторно хочет

отвернуть голову в сторону, но Тэхен успевает схватить за подбородок и не дать
повернуться. — Я думал, что ты его убьешь, и тебя повяжут.

— Я за него сидеть не собираюсь, сбежал бы, а потом вместе с тобой скрывался

в каких-нибудь джунглях, — хмыкает Тэхен. — Кстати, еще раз кетчупом мне
засрешь что-нибудь, я тебе его в нос залью, — вдруг угрожающе произносит он.

— Но я же убрал! — сразу же оправдывается Чонгук, вскинув брови.

— Да, сучка, я понял, почему ты тут вылизал все, — ухмыляется Тэхен. — Не

хочешь кое-что другое вылизать? Тогда стопудово прощу.

— Я ранен, ты не видишь? — возмущается Гук, выпячивая нижнюю губу. — Ну и

хули ты такой жестокий?

— Потому что воспитывался в жестких условиях, — серьезным низким голосом

говорит Винсент, налепляя на скулу малого пластырь.

— В лунных условиях? — не сдерживается Гук, тихонько хихикнув.

— Сегодня ты спишь на полу, — холодно отвечает Винсент, сверля малого

непроницаемым взглядом.

— Да мы и так на полу! — Чонгук не перестает хихикать и тычет пальцем на

матрас.

— На этом полу, — хмыкает Тэхен, тыча пальцем на деревянный пол возле

«кровати».

— Ой все! Дай сюда руки, — улыбается Чонгук, беря ладони Винсента и кладя на
свои колени. — Теперь я тебя обработаю.

— Ты халатик медсестры забыл, обработчик, — усмехается Винсент, толкая язык

за щеку.

— Сегодня и ты спишь на полу, — смущенно бурчит Чонгук, вспыхивая

румянцем. Ну и нахрена так делать, Тэхен?!

— Кстати, Хосок звал к себе, — теперь Винсент внимательно следит за тем, как
Чонгук копается в аптечке и выискивает нужное. — Но можем не идти, если
73/390
хочешь.

— Сейчас будет жечь, — предупреждает Гук, обрабатывая раны на костяшках

Тэхена и яростно дуя, чтобы снизить жжение.

— Бля, печет, я бы сказал, — шипя, подмечает Тэхен. Но подувашки Чонгука

определенно помогают.

— Я хочу пойти к Хосоку, — закончив, возвращается к последней теме Чонгук.

— Было бы по кайфу немного отвлечься. И тебе, и мне.

— Базару нет, зайчонок, — Винсент растягивает губы в довольной улыбке,

напоминая нажравшегося сметаной кота. Чонгук забинтовывает его костяшки и
толкает аптечку в сторону, отчего она скользит по полу к стене. В эту секунду
Тэхен валит малого на постель и удобно располагается меж его разведенных
коленей. — Отвлечемся.

— Я знал, что так будет, — смеется Чонгук, жмуря глаза. Винсент целует его
под нижней губой, прямо в маленькую родинку, а затем в шею. — Охуенное
отвлечение, — уже не до смеха. Слова вырываются с шумным вздохом, потому
что Тэхену похуй на сбитые в кровь костяшки. Он залезает ладонями в чонгуково
белье и сжимает в длинных пальцах мягкие ягодицы, грубо сминая и разводя их
в стороны. — Тэхен… — не сдерживается и хрипло стонет Чонгук, вцепляясь
пальцами в крепкие плечи.

— Хосок нас поймет, — шепчет Винсент куда-то в пупок малого, стягивая с него
мешающую одежду.

Чонгук уже готов кончить.

— Вы что, ебались? — стоит входной двери распахнуться, Хосок бесцеремонно

бросает вопрос в лицо пришедшим голубкам, смотря то на одного, то на другого,
как какая-то мамашка.

А обратить внимание есть, на что. Один с гнездом на голове и с алыми пятнами

по всей шее, с припухшими раскрасневшимися губами и бегающим виноватым
взглядом, будто и правда мать спалила за чем-то непристойным. Другой
наоборот, как будто под кайфом, довольный жизнью, любящий все и вся, а в
расслабленном затуманенном взгляде полнейшее удовлетворение. Помимо
всего этого, один побитый, второй как будто бы бил.

— Это ты его? — задает Хосок второй вопрос уже Тэхену, кивая на Чонгука и
хмурясь.

— Скорее, за него, — пожимает плечами Винсент и проходит внутрь, слегка

толкнув друга. Нехуй три часа стоять на пороге и тратить драгоценное время,
когда можно выпить пива.

— Охуеть, — усмехается Хосок, забирая у Чонгука небольшой ящик с бухлом и

проталкивая малого внутрь.

— Джин уже тут? — спрашивает малой, скинув кроссы прямо на пороге.

74/390
 — Да, уже половину чипсов схавал, — хмыкает Хосок. — Кстати, у нас с тобой
сегодня важное дело.

— Какое? — хмурится Гук, идя за Чоном в гостиную.

— Пизделки на приставке! — внезапно весело выдает Хосок, поставив ящик у

стола, заваленного бухлом и закусками, и садится перед телеком, включая
игровую приставку.

— Отлично, я готов, — согласно кивает Гук. — Привет, Джин-и, — улыбается он,

заваливаясь на диван и садясь между Джином и Тэхеном, который уже успел
открыть себе бутылку холодного пиваса.

— Здорова, малой, — улыбается Джин, потрепав Гука по волосам. — Что с

лицом? Тэхен… — Ким переводит строгий взгляд на Винсента.

— Почему все думают, что это я его отпиздил? — вздыхает Тэхен, глотнув пива.
— Я, вроде как, не практикую домашнее насилие.

Малой прыскает и хватается за пачку чипсов, пряча в ней лицо и громко

хрумкая, как настоящий зайчонок. Винсент следит за ним и резко вцепляется
пальцами в его колено. Гук бросает тихое «ай» и хлопает Тэхена по ладони,
чтобы не задеть бинты, которые после… пришлось, короче, заново
перевязывать. Винсент ухмыляется и снова припадает губами к горлышку
бутылки.

— Да любой бы так подумал, глянь на его лицо и на свои руки, — прыскает

Хосок, подключая контроллеры.

— Чонгук-и, он тебя обижает? — с шутливой обеспокоенностью спрашивает

Джин, обняв малого за плечо. — Ты только дай знать, если…

— Щас я тебя обижу, — ухмыляется Винсент, предупреждающе поиграв

бровями.

— Давай сюда, Гук, — зовет Хосок, не отрываясь от экрана, на котором пошла

загрузка игры. Гук сползает с дивана и садится рядом, прихватив со стола
бутылку колы.

— Я не пойму, че, сегодня будем задротить? — спрашивает Тэхен, хмурясь.

— Да мы немного, — Гук машет рукой и ставит колу рядом с собой, вцепляясь в

контроллер, весь наготове, чтобы рвать. С Хосоком вообще трудно играть. Он
рубится с тех пор, как Давон на свою первую приличную зарплату, так удачно
совпавшую с днем рождения Хосока, купила ему Плейстейшн.

— О, ну пиздец…

В коридоре раздается короткий звонок входной двери. Джин и Тэхен

переглядываются, а два задрота даже не моргают, уткнувшись в экран, как
тупой и еще тупее.

— Кого еще ждем? — спрашивает Винсент, вскинув голову.

75/390
— Открой и узнаешь, — быстро отвечает Хосок, уже вовсю увлеченный игрой.

Тэхен с кряхтением старика встает с дивана и, шлепая босыми ногами по

паркету, идет открывать дверь прямо с бутылкой пива в руке.

Чонгук яростно жмет на кнопки и, не моргая, таращится в экран телевизора,

высунув кончик языка и отвлекаясь лишь на периодические глоточки колы.
Когда входная дверь открывается, Гук коротко отворачивает голову от экрана.
Не может любопытство подавить. Из коридора слышится тэхеновское довольное
«Намджун-и», затем шаги двух пар ног в сторону гостиной.

— Раз Намджун тут, то будет точно не до задротства, — усмехается Джин,

расчищая поляну для подношений пришедшего Намджуна.

— Привет, малой! — Джун сразу же широко улыбается (аж до ямочек на щеках),

увидев увлеченного игрой Гука. К малому особое отношение, прямо как к
ребеночку или младшему братику, о котором все охотно заботятся.

— Привет, Намджун, — отзывается Гук, махнув рукой и продолжая пытаться

грохнуть персонажа Хосока. — Я сейчас заберу твои припасы, — угрожает он,
слегка пихая старшего в плечо.

— Я твою базу взорву, я знаю, где она, — угрожает в ответ Хосок, быстро пожав
Намджуну руку.

— Хосок! — ноет зайчонок, хмуря брови так, как будто очень сильно обижен.
— Я твою армию расстреляю, — бурчит он, поджимая губы. Хосок злорадно
хохочет.

— Дайте им выпить, — усмехается Намджун, плюхаясь в кресло и вытягивая

свои дохуя длинные ноги вперед. — Как мама, Джин?

— Как всегда, — кивает Джин, протягивая Намджуну бутылку пива и делая

глоток из своей. — Оставил ее с соседкой.

— Я завтра заскочу к ней, она мне хотела одну книгу посоветовать, — с улыбкой
говорит Джун, открыв бутылку. — Удивлена, что среди нас кто-то любит
почитать.

— Да, говорит, что рада, что ты не из тех, кто может только обертку на
бутылке пива прочесть, — смеется Джин, согласно кивая.

— Я тоже обожаю читать, — кто-то в эту секунду хохотнул. — Но миссис Ким все
равно смотрит на меня всегда как-то странно, — возмущается Винсент,
закуривая сижку и сползая на пол. Он сам не замечает, как начинает следить за
игрой этих двух и садится поближе к Чонгуку. — Дай глоток сделаю, — говорит
он, протянув руку к мелкому и забирая у него колу.

— Она говорит, что ты ебанутый, — усмехается Джин, отправляя в рот горстку

чипсов. Все начинают угарать, а Гук тихонько хихикает. Ну, а кто тут не
согласится? Мама Джина истину глаголет.

Тэхен закатывает глаза (не удивлен, вообще не шокирован), делает один

76/390
огромный глоток колы и возвращает бутылку Чонгуку.

— Эй, ты полбутылки выпил! Это один глоток называется? — негодует малой,

уставившись на остатки колы чуть ли не на самом дне стеклянной бутылки.
Винсент довольно ухмыляется и слегка пинает Гука ногой в задницу, вызывая у
того тихое шипение.

— Ебало на ноль, зайчонок, — говорит Тэхен, откинув голову на диван и

прикрыв глаза. В уголке губ тлеет сигарета, под пальцами приятная мягкость
смоляных волос, которые еще час назад в порыве дикого желания сжимал в
кулаке. Друганы на фоне что-то обсуждают и ржут. Намджун делится событиями
дня и оказывается атакованным вопросами мелкого (что-то его уж очень
наркобизнес заинтересовал). Что может быть лучше?

А потом они бухают. Все, кроме малого, которому в руку вручили новую бутылку
колы. Хосок держится до последнего, но когда в игре начинает побеждать
Чонгук, становится понятно, что и этот боец сражен алкоголем. А малой
удивляется, какие разные у него вечера в последние дни. Вчера бухал и даже
косячок пробовал, а сегодня игрушки на приставке и кока-кола с чипсами. И Гук
даже не знает, что лучше. Там был брат, а здесь есть Винсент. Сравнивать
невозможно и вообще глупо. Главное, Гук счастлив в этот самый момент.
Сегодняшний день не омрачился тем, что случилось днем, а лишь приобрел
краски и яркие эмоции благодаря самым лучшим пацанам, которые окружают
малого. Осадок, несомненно, останется (в самой глубине души), но он будет
едва ощутимым и жить в кайф ни за что не помешает.

Жить с легкостью в сердце.

Чонгук сжимает кулаки в карманах толстовки и нервно жует губу, и так уже
минут пять. На той стороне, через дорогу расположено небольшое футбольное
поле, в котором он когда-то любил зависать с Чимином. Там сейчас и находится
брат. Чонгук все смотрит на него со стороны, с восторгом и гордостью замечая,
что тот владеет мячом все лучше и лучше. Если бы не эта их тупая жизнь,
наверняка стал бы известным футболистом. Между множеством подработок он
всегда находил время прийти сюда и погонять мяч. Это что-то типа
успокоительного и хобби в одном флаконе. Чимин футбол обожает. К нему он
стал приобщать и Чонгука.

Гук решил, что нужно поговорить. Весь день на уроках он только и делал, что
думал о брате и о том, как все ему объяснит. Гадал с тревогой: поймет Чимин
или за шкирку потащит к себе. Чонгуку стремно. Не отпускает легкое ощущение
вины, но по-другому он не хочет. Жить с Тэхеном — лучшее, что могло
произойти.

Гук натягивает на левое плечо вторую лямку рюкзака и решается. Перебегает

дорогу и перелезает через ободранную сетку, попадая на футбольное поле.
Вокруг больше никого, кроме них с Чимином.

Брат стоит спиной и не замечает, как к нему идет Гук. Малой стягивает с головы
капюшон и подходит.

— Ты все круче это делаешь, — заговаривает он, кивая на мяч, который Чимин
77/390
успешно набивает ногой уже минуты три. Увидев брата, тот сразу же
прекращает и берет мяч в руку.

— Тренировки никто не отменял, — отзывается Чимин, хмуро разглядывая

усыпанное синяками лицо брата. Больно так, будто Чимина самого разукрасили.
— Отец тебя больше не тронет.

— Знаю, — кивает Гук, сунув руки в карманы толстовки. — Ви с ним потолковал.

— Я видел, — сухо усмехается Чимин. Чонгук глядит на брата вопросительно.

— Вчера приехал туда, когда этот уже уезжал. Хорошо наподдал отцу. И я чутка
добавил, — Чимин бросает мяч на землю и садится, подогнув разведенные
колени и повесив на них локти.

— Зачем ты туда приезжал? — спрашивает Гук, плюхнувшись рядом и кинув

рюкзак на коротко стриженную траву.

— Тебя искал, — пожимает плечами Чимин. — Я понял, что ты к нему свалил, но

была надежда.

— Это случайно вышло. Я не мог предупредить, прости, — вздыхает Чонгук,

виновато кусая губу. Как же паршиво чувствовать это. Гук решает, что медлить
больше нельзя. Нужно сказать все сразу. И он говорит: — Чим, я хочу с ним жить.
Это не значит, что мне с тобой не нравится, просто… — малой вздыхает и
опускает взгляд. — Ну блять, вот ты же любишь Юнги? Тебе же хорошо с ним
жить? Да, я это знаю, можешь не отвечать. Короче, вот у меня так же.

Чимин глядит на брата с прищуром и вскидывает одну бровь.

— Шмотки твои уже у него? — спрашивает он.

— Ну… — Гук тянет виноватую улыбку. — Да?

— Блять, ну, а хули ты еще разрешения просишь, если все уже сам
организовал, — закатывает Чимин глаза.

— Да блять, Чимин, ну официально, все такое… — хмурится Гук, дергая травку и

рассыпая зелень на землю.

Чимин слегка поджимает губы и переводит взгляд на свои красно-белые бутсы.

Вчера он видел то, что многое в его понимании изменило. Винсент чем-то даже
на самого Чимина похож. Он озабочен тем, чтобы Чонгук учился (что очень
удивительно для такого, как он), Винсент тоже заботится о нем так, как Чимин
(и вообще-то Чимина это слегка бесит), и он так же готов рвать за малого
глотки. И плевать, если это окажется глотка отца Чонгука.

— Официально, — издает смешок Чимин. — Забьешь в мои ворота три гола, и

можешь жить хоть на свалке, — говорит он, кивая подбородком на футбольные
ворота.

Чонгук растягивает губы в широкой счастливой улыбке и подскакивает на ноги,

отряхивая брюки от травинок. Чимин слегка бьет по мячу ногой в сторону брата
и идет к воротам, разминая на ходу ноги.

78/390
Гук прекрасно понимает, что как вратарь Чимин нихуя не лучший игрок, и забить
ему — раз плюнуть.

Самого лучшего брата на свете заказывали?

79/390
Примечание к части G-Unit - Nah I’m Talking Bout
последняя сцена: Eminem feat. Dina Rae - Superman

короли-нищеброды

Чимин задумчиво отбивает пальцами на руле какой-то незамысловатый

ритм, хмуря брови и разглядывая орущих неподалеку детей. Мальчишки лет
десяти шумно играют в футбол, комментируя каждое действие на всю улицу.
Пак слегка улыбается на некоторые их комментарии. У всех детей лица такие,
будто они не во дворе в футбол гоняют, а на огромном стадионе перед тысячами
людей.

Чимин вспоминает себя в таком же возрасте. Жизнь тогда только начала идти
по пизде. Сменились друзья, сменился дом. Начались ежедневные скандалы
родителей, от которых малой Чимин сбегал на улицу, наблюдая за тем, как
соседские дети играют в футбол на площадке. Пак ни с кем не был знаком, но
жутко хотел присоединиться. Дети на первый взгляд казались враждебно
настроенными и жестокими, как и новый район в целом. Чимин, росший до этого
в совершенно другой обстановке, даже не решался подойти. Но в очередной раз,
когда он следил за игрой через сетку, его заметил один худощавый парнишка с
необычайно белой кожей. Колени все в синяках и царапинах, на голове взрыв
смоляных волос, вечно спадавших на глаза. За время наблюдения Чимин
отметил, что этот мальчик хоть и казался слабаком, но отпор давать был вполне
способен. Он подошел тогда к Чимину и без лишних вопросов позвал поиграть с
ними. Чимин засмущался, но внутри вспыхнула такая радость, какой мальчишка
не испытывал уже давным-давно. Не раздумывая, он проскользнул через
отверстие в сетке и присоединился к игре. А мальчишкой тем был Юнги, с
которым Чимин с тех самых пор не расставался.

Пак вздыхает и откидывает голову на спинку сиденья, прикрыв глаза. Рука

сползает с руля и ложится на колено. С самого утра он чувствует себя
опустошенным. Тоска не перестает съедать. Даже ласки Юнги не помогли
избавиться от этого чувства. Самое паршивое, что Чимин сам не может понять, в
чем причина. Спал хорошо, даже слишком — без мешающих снов, а проснулся
разбитым и обессиленным. Чимин решает, что сегодня нужно напиться до
потери сознания. Забыться. Это то, что обычно несомненно помогает.

— Чимин-а, не спи, — Юнги распахивает дверь с пассажирской стороны и

влетает в салон, уставившись на размякшего Пака довольными горящими
глазами.

— Ну че там? — хрипло спрашивает Чимин, выпрямляясь и заводя машину.

— Все заебись, — улыбается Мин. — Джексон согласился. Такими темпами мы

уже скоро начнем торговать.

— Отлично, — кивает Чимин, выруливая на дорогу. — Я знал, что он не откажет.

— Если бы ты не целковался и пошел со мной, ему бы даже думать не

пришлось, — хмыкает Юнги. — Че с тобой происходит? С утра вообще на себя не
похож.

— Сам не пойму, — вздыхает Чимин, глянув на Юнги. — Выпить надо.

80/390
 — Не, подожди, — хмурится Юнги, кладя ладонь на плечо Чимина. — Сначала
расскажи, че за хуйня. А потом посмотрим, чем можно тебе помочь.

— Пойдем на поле, — вдруг говорит Чимин, глядя Мину в глаза с немой мольбой.
— Просто мяч погоняем немного и домой двинем.

— Базару нет, любимый, — хмыкает Юнги, целуя Пака в шею и кладя руку на
его колено, мягко поглаживая и чуть сжимая пальцами. Так он обычно выражает
поддержку, говорит, что рядом, что любое дерьмо с ним переживет.

Вместе, только так.

Чонгук тянет широченную заячью лыбу, отчего его глаза превращаются в

щелочки, как у брата. Ноги чуть раздвинуты в сторону, а руки сцеплены у паха.
Малой для еще большей крутости запрокидывает голову, из-за чего его шея
кажется шире и крепче. Ветер эффектно (нет) треплет его волосы, открывая
лобешник. Малой походу чувствует себя в этот момент повелителем ебаного
мира.

— Сфоткал? — спрашивает он воодушевленно, постояв так около двадцати

секунд. Со стороны выглядит, как парализованный долбоеб.

Винсент хочет швырнуть этот телефон в реку, текущую позади Чонгука. И его
самого, желательно, тоже (хотя прекрасно понимает, что сразу же за ним
сиганет, как ебучий спасатель Малибу). Он опускает мобилу и сверлит
довольного зайчонка многозначительным взглядом. Стоят как два дебила на
набережной, потому что одному очень приспичило сфоткаться возле ссаной
(буквально) реки. Винсенту невольно вспоминается момент из прошлого, как
когда-то, нахуярившись в дерьмо, он встал на бетонное ограждение и с сигой в
зубах подливал в реку. Шатался так, что со стороны вызывал страх: вот-вот
наебнется и по мощному течению в соседние города (или в океан) с концами, но
ловкач устоял, даже ремень застегнуть сумел. Плюс к достижениям великого
Винсента.

— Покажи фотки, — радостный Чонгук подлетает к Тэхену и виснет на его руке,

уставившись в телефон и обхватив его пальцами. Через усеянный трещинами
экран кое-что да видно, и малого это явно не удовлетворяет. Гук недовольно
хмыкает и забирает мобилу. — Ты хуево фоткаешь, Тэ, у тебя рука, что ли,
дрожит?

— Ну, а хули ты хотел? Я бухаю, как черт, — закатывает глаза Винсент, сунув
руки в карманы широких черных брюк. — Фотки все равно норм. Скажешь, что
стиль такой.

— Да пиздец, — Чонгук хмурится и протягивает телефон обратно Тэхену. — Еще

раз сфоткай.

Тэхен выпучивает на него охуевший взгляд, так и говорящий: «В себя поверил,

щенок?»

— Да Тэ! — ноет малой, дергая старшего за рукав кожанки. — Тебе че, в падлу,
81/390
что ли?

— А по мне не скажешь? — щурится Винсент, бросив на протянутый телефон

пренебрежительный взгляд.

— Вот обязательно тебя подкупать постоянно? — шипит Гук, вплотную

прижавшись к Тэхену и сжимая его пах через брюки. Людей, к счастью, этим
вечером, практически нет на набережной.

— Я за бесплатно не работаю, — хрипло отвечает Винсент, ухмыльнувшись и

выдирая мобилу из пальцев малого. — Готовь ротик, его ты уже подготовил. Че
не сделаешь ради крутых фото, да, зайчонок?

— Я давно аву не обновлял, — бурчит Чонгук, отстранившись от Тэхена и

возвращаясь на свое место. Он чуть хмурит брови и возобновляет свою позу для
фото.

Винсент открывает камеру и поднимает телефон, критично глядя на малого в

дисплее.

— Можешь ебало попроще сделать? — просит он с видом профессионального

фотографа.

— Да блять, Тэхен!

Они виснут на улице уже несколько часов, просто разъезжая по ночному городу
и гуляя по набережной, как какая-то сопливая парочка на первом свидании, но
Чонгуку нравится, поэтому базару нет. Тэхену, вообще-то, тоже нравится. Это он
днем ненавидит светиться на улицах, а ночью выползает, как вампир после
дневной спячки в гробу. Только он дрыхнет на своем лакшерном полу или
вообще пашет на очередной подработке, как проклятый.

А ночью хорошо. Ночью кайф, и воздух посвежее. Рычащий движок сто

сорокового и жопка зайчонка, греющая сиденье рядышком.

— Кофе хочу, холодно че-то, — Чонгук трет заледеневшие ладони и кутается в

свою не по сезону тонкую ветровку.

— Ща возьму и поедем домой, — отвечает Винсент, сидящий на спинке

скамейки. Он засыпает семечки в карман и спрыгивает на землю, двинувшись к
автомату с кофе, стоящему неподалеку. В парке с разъебанными фонарями эта
святая вещь — единственный источник света.

Чонгук шмыгает похолодевшим носом и плетется за Тэхеном, сунув руки в

карманы. Тот уже склонил голову, считая мелочь на ладони, и по одной монетке
сует в автомат.

— Капучино? — уточняет он, глянув на Гука. Тот кивает.

Пока машинка делает малому горячий напиток, Винсент считает оставшуюся в

кармане мелочь, нахмурив брови. Поняв, что не хватает на еще один стаканчик,
он поджимает губы и высыпает монеты обратно в карман.
82/390
 — Ты не будешь? — спрашивает Чонгук, беря приготовленный капучино и грея о
бумажный стаканчик ладони.

— Не, не хочется, — отмахивается Тэхен, закинув руку на плечо малого.

Они молча идут к машине, оставленной у входа в парк. Гук делает короткие
глоточки, согревая себя изнутри. В тихом парке слышится шарканье обуви о
землю, усыпанную сухой листвой, и хлюпанье малого.

— На, выпей, — Чонгук поднимает взгляд на Тэхена и протягивает ему

стаканчик, мягко улыбнувшись.

— Я не замерз, зайчонок, — Винсент качает головой и убирает свою руку,

стягивает с себя куртку и накидывает на плечи Чонгука.

— Тэ! — Гук округляет глаза и смотрит на Винсента с удивлением и

растерянностью. На улице от силы десять градусов, а Тэхен в одной лишь
футболке. — Забери, я уже согрелся.

— Заболеешь — по мозгам получишь, — строго говорит Тэхен, прижав к себе

продрогшее тельце малого. — Школу пропускать придется. Думаешь, я тебе это
позволю?

— Ты пиздец вредный, — бурчит Гук, надув губы и отпивая капучино. — Я

думал, лечить меня будешь, заботиться.

— В школу с сороковой температурой попиздуешь, — ухмыляется Винсент,

зарываясь носом в волосы Гука. — Я достаточно заботлив?

— Я, блять, утонул в заботе, — Чонгук закатывает глаза, но улыбается, повернув

голову к Тэхену и тычась губами в его теплую шею.

Чонгук устало вздыхает и кладет голову на пол, прикрывая глаза. Рука,

держащая ручку, обессилено лежит на тетради. Малой уже полтора часа пишет
конспект корявым почерком, едва живой. Хочется спать, а еще больше — есть.
На фоне негромко звучит Фифти Цент, а из кухни доносится голос Тэхена,
базарящего с кем-то по телефону. Гук чувствует в голосе Винсента (хоть особо и
не разбирает, о чем ведется речь) раздражение. Чайник закипает и мерзко
свистит. Из-за этого Тэхен тоже наверняка бесится. А Гук даже не в силах встать
с пола и пойти на кухню, узнать, в чем дело. Ему бы чертов конспект дописать,
иначе завтра училка снова начнет своим писклявым голосом отчитывать перед
всем классом. Чонгуку, в принципе, на это похуй, просто клинит, когда все
внимание на него обращено.

Малой находит силы вытянуть руку и схватиться за рядом валяющийся телефон.

Чимин писал полчаса назад. Хочет увидеться, скучает по мелкому. А ведь он мог
жить с ним, но чувства братские уважать надо. Оба в одинаковой ситуации. Оба
любят.

Чонгук три часа печатает ответ, то не попадая по нужной букве, то случайно

всовывая смайлик или вообще стирая слово. Говорит, что после уроков заскочит
83/390
обязательно, а сам думает о том, не поменяются ли опять планы. Малой вообще
ненавидит планировать. Обычно спонтанность бывает эффективнее всего. В их с
Тэхеном отношениях она играет одну из главных ролей. Винсент живет по
случаю, но и на будущее смотреть не забывает. Но главное — никаких планов.
Планам свойственно обламываться. Это тупой закон подлости.

— Чонгук, поднимай свое тело, — выглядывает из кухни Тэхен, возвращая

уплывающее сознание мелкого в реальность.

Гук с трудом соскребает свою голову с паркета и с кряхтением начинает

подниматься, как восставший мертвец.

— Потом допишешь, хуй с ним, — Тэхен кивает на раскиданные по полу тетради

и учебники и обратно исчезает в проеме.

Гук чешет затылок и плетется на кухню, на ходу подтягивая сползший носок

выше. Из кухни по квартире растекается приятный аромат сваренной лапши,
отчего у мелкого живот начинает завывать.

— Сегодня только так шикуем, — Тэхен уже сидит за столом, держа в пальцах
палочки для еды. В его взгляде мелькает едва уловимое сожаление. Малой от
этого хочет себе глаза вырвать, лишь бы не видеть такого Винсента. Никогда и
ни за что он не должен испытывать сожаление или вину. Только не этот
человек. Только не из-за такого.

— Я хоть сухарь сожру, — Чонгук садится напротив, подняв одну ногу на стул и
уперевшись в его край пяткой, и принимается есть свою лапшу. — Вкусно!

Тэхен хмур и задумчив. Он ест молча и вообще выглядит загруженным. Гук как
никто понимает, что это значит — бабло кончилось.

Для Винсента это особенно сложные моменты бывают. На себя похуй, он и водой
одной питаться будет, но под крылом у него маленький зайчонок — растущий
организм, нуждающийся в стабильном питании. Все волнение о нем.

Только что Винсент говорил с Намджуном. В последнюю неделю затишье, товар

туго пошел. Кажись, у всех сейчас напряг с бабками. У кого-то просить (у того
же Намджуна) — последнее дело. Тэхен ценит только те деньги, которые своими
руками зарабатывает. А как быть, если работы нет? Тэхен уже успел обзвонить
всевозможные места, но все бестолку. Где-то уже занято, где-то не требуется, а
в некоторых местах без образования не принимают. Одно это слово выводит
Винсента. Сами же не дали ему это ебаное образование, и пропадает
специалист, который шарит в юриспруденции получше многих, учащихся там. Ну
и хуй с ними.

Тэхен решает завтра заняться поисками более углубленно, а не ждать с моря

погоды. Чонгуку нужно на что-то жить.

— Ты послушал мой новый бит? — шепотом спрашивает Бэм, склонив голову к

парте и повернув к Гуку, уставившемуся в телефон, спрятанный за учебником.
— Ну который я вчера вечером прислал.

84/390
 — Не, я конспект писал, — так же тихо отвечает Чонгук, не отрывая взгляда от
экрана.

— Че ты там смотришь? Порнуху? — Бэм хмурится и заглядывает в его телефон.

— Объявления? — тупит взгляд пацан.

— Да, мне работа нужна, и как можно скорее.

— Че-то случилось? — спрашивает Бэм с беспокойством.

— Да не, просто бабло надо, — вздыхает Гук, подняв взгляд. Училка по алгебре
забила на позади сидящих учеников хрен и даже не палит разговоров. Обычно
она уделяет внимание только впереди сидящим жополизам. Очень удобно.

— А-а, — понимающе кивает Бэм. — Ну это всегда необходимо. Деньжат много

не бывает. Если хочешь, я помогу, узнаю с нашей стороны, не нужен ли кому
малолетний работник.

— Да, было бы хорошо, — кивает Гук, слегка пихнув друга плечом в плечо.
— Спасибо, бро.

Чонгук еще не нашел работу, но то, что поиски не стоят на месте, уже радует.
Бездействие надоело. Что Чимин, что Тэхен работать строго-настрого
запрещают, ну, а что в итоге? Чонгук не собирается висеть у них на шее и
ждать. Да они сами уже гребли бабки в его возрасте, где только руки не
замарали! Малого это бесит. Че его хранить, как золотого мальчика с лучшим
будущим? Если Гук как-то может помочь, он это сделает, постарается, будет
рвать жопу после школы, и пусть Чимин и Тэхен лопнут от злости. Чонгук будет
вносить свой вклад.

Только бы работенку поскорее найти.

— Сколько уроков сегодня? — спрашивает Тэхен, стряхивая пепел через

спущенное окно и руля одной рукой.

— Шесть, — отвечает Гук, барабаня пальцами по рюкзаку и глядя на дорогу.

— Я заеду за тобой, — Винсент бросает на малого взгляд и отворачивается.

— Не, не надо! — быстро мотает головой Чонгук. Тэхен глядит в ответ

вопросительно. — Я не домой после уроков.

— К братану?

— К Бэму, — врет малой, стараясь не выдавать себя, поэтому пожимает плечами

и откидывает голову на спинку сиденья, стараясь выглядеть как можно
невозмутимее.

— Нахуя? — допрашивает Винсент, сунув сигу в зубы.

— Нам задали совместную презентацию сделать. У него ноут не тормозящий,

поэтому к нему двинем, — отвечает Гук, с болью глядя на школу, появившуюся
85/390
на горизонте.

— Когда закончите, позвони, я заберу тебя, — спокойно говорит Тэхен. Кажется,

повелся. Гуку хочется облегченно выдохнуть, но палиться нельзя. Это еще
большой вопрос, позвонит малой или нет.

— А ты че будешь делать? — спрашивает Гук, дабы скорее отвести от себя

внимание, и выпрямляется. К школе подъезжают.

— Работать, че ж еще, — Тэхен швыряет окурок в окно и тормозит у обочины

прямо перед воротами школы.

Гук разворачивается к Винсенту корпусом и прижимается, обняв за шею и

крепко целуя в чуть щетинистую щеку. Тэхен обнимает малого за талию и по
традиции сажает к себе на колени, берет за аккуратный подбородок и целует в
мягкие розовые губы. Хорошо, через тонированные стекла ничего снаружи не
видно.

— Может, по-бырому… — хрипло выдыхает Тэхен во влажные от слюны губы

Гука.

— Нет, Тэхен, я опоздаю и испачкаюсь, — малой утыкается лбом в лоб старшего

и гладит большими пальцами по скулам. — Почему у тебя вечно встает, когда
мы перед школой бываем? — хмыкает он и снова тянется за поцелуем. Глупо
отрицать, что и у самого встает. От одного только тяжелого дыхания Винсента в
шею, воротник на которой надежно прячет вчерашние засосы.

— Может у меня мечта такая — трахнуть тебя у школы? — слабо ухмыляется

Тэхен, сжимая аппетитные половинки малого через ткань школьных брюк. — И
че ты мне сделаешь?

— Не знаю, наверное, позволю тебе однажды, но не сегодня, — хихикает

Чонгук, нарочно ощутимо ерзая на бугорке под тэхеновыми спортивками.
Господи, сам себя изводит. По-любому на большой перемене придется
передернуть в толчке.

— Если не тормознешь, то это «однажды» наступит прямо сейчас, — рычит

Винсент, грубо шлепая малого по жопе.

— Все, выпрыгиваю, — смеется Чонгук, слезая с колен Тэхена и открывая дверь,

чтобы выйти.

— Стой, — Винсент поворачивает к нему голову, повесив руку на руле. Взгляд у

него помутнел, как бывает, когда он заводится. Чонгуку от одного вида такого
Тэхена хочется накончать прямо в трусы.

— Че? — спрашивает он, сглотнув скапливающуюся во рту слюну.

— Пообедаешь, — Тэхен протягивает малому пару сложенных купюр.

Гук округляет глаза, глядит на деньги, как на что-то неземное, затем на

Винсента, и качает головой.

— Не, оставь, не надо, Тэ, — отказывается он, отмахнувшись и вылезая из

86/390
машины. Его сразу же жестко тянут назад за рюкзак. Гук валится обратно в
салон, едва не долбанувшись башкой о крышу мерса.

— Я тебе не предлагаю, — твердо говорит Тэхен, сунув деньги в карман

чонгукова пиджака. — Голодать не позволю, — он слегка хлопает мелкого по
щеке. — А теперь пиздуй получать знания.

После тяжелого учебного дня два мальца выходят из школы утомленные, но

радостные. Бэм радуется концу уроков, а Чонгук тому, что теперь, наконец,
пойдет на работу, которую помог найти друг. Бэм если что-то обещает, то
всегда старается не подвести. Чонгук весь день в школе сходил с ума от
нетерпения. Чуть ли не свалил с последнего урока, но тогда было бы рано. Бэм
остановил, сказал одуматься. Еще один прибавился к дуэту великих умников.
Теперь у них трио. Вот кто-кто, а Бэм точно не тот, кого ебет учеба. Сам он
отдает предпочтение музыке и ее созданию и ставит важность образования
Чонгука выше своего. Какого хрена?

— Сразу видно, что ты впервые на работу, — хихикает Бэм, идя вместе с Гуком к
остановке. — Люди обычно идут работать с унылыми и тухлыми рожами, а ты
как будто первый раз в первый класс.

— Да я уже подрабатывал однажды, просто с тех пор много времени прошло,

вот я и радуюсь, — пожимает плечами Гук, зацепив лямки рюкзака на плечах
большими пальцами.

— Узнают — пизды дадут нашему золотому мальчику, — хихикает Бэм. Чонгук

хмурится и толкает друга в плечо, отчего того заносит в сторону.

— Какой я золотой, если бесполезный, — хмыкает Чонгук, опустив взгляд на

свои кроссы.

— Да нихуя, ты учишься хорошо, — пожимает плечами Бэм, теребя пальцами

позолоченную цепочку на шее. — Это уже что-то.

— Ну и че мне с этого? — качает головой Чонгук. — Вот если бы за хорошие

оценки платили, было бы охуенно, я бы тогда не жаловался.

— Да я бы тогда лучшим в классе был! — смеется Бэм. — А так, простите,

музыка превыше всего. Музыка меня однажды сделает миллионером, а не ваша
алгебра и физика.

— Что-то я уже и сам в это верю, — усмехается Чонгук.

— Че? — вскидывает брови Бэм. — Типа до этого ты сомневался во мне? Нихуя

себе друг! — возмущается пацан, и теперь уже он пихает смеющегося Чонгука в
плечо. — У меня слов нет!

— Да блять, Бэм, хорошо, ты однажды заколлабишься с Эминемом, только не

плачь, — ржет Гук, вешая руку на плечо друга и прижимая к себе. — Вот в это я
верю.

— Подкупаешь любимыми именами вечно, — закатывает глаза Бэм.

87/390
 — Ну серьезно, — строит серьезное лицо Гук. — И спасибо, кстати, что с
работой помог. Сильно меня выручил, — благодарно улыбается малой.

— Да хуйня, — отмахивается друг, заметно теплея. — Пойдем быстрее, щас

автобус проебем, и опоздаешь на свой первый рабочий день.

— Ща, стойте, пацаны, — Чимин выходит из машины, в которой сидят Юнги,

Джихан, Джейби и Чану, и садится на бордюр, достав телефон и набирая брата.

Пока идут гудки, Пак закуривает, ковыряя носком кроссовка камешек.

— О, привет, Чимин, — звучит голос Чонгука после седьмого гудка.

— Здорова, Гук. Ты в школе еще? — спрашивает Чимин, делая затяжку и

стряхивая пепел на землю.

— Че-то случилось?

— Мы тут с пацанами решили сгонять на мотогонки за городом. Я думал, ты

тоже захочешь глянуть, че там, — объясняет старший, зажимая сигарету меж
губ и потирая затылок ладонью.

— Бля, бро, — вздыхает Чонгук на том конце. — Я бы пиздец, как хотел, но у

меня по учебе завал. На завтра надо готовиться.

— Отложить никак? — Чимин упирает локти в колени и опускает голову, хмуря

брови. — Или это срочняк прям?

— Да, не вариант, Чимин, — в голосе брата проскальзывают нотки грусти и

сожаления. — Может, на выходных зависнем вместе? Я буду свободен, отвечаю.

— Базару нет, Гук. Главное, учись, — Чимин слабо улыбается и делает затяжку.

— Ну, а че мне еще делать, — Чонгук издает короткий смешок.

— Окей, не буду отвлекать. До выходных, малой, — говорит Чимин, завершая

звонок. Улыбка мгновенно сползает с лица.

Чимин встает с бордюра и идет обратно к машине. Делает еще одну затяжку и,
прежде чем сесть, бросает окурок.

Пиздит. Чонгук пиздит и надеется, что Чимин, вырастивший и знающий его, как
свои пять пальцев, не почует этого наглого пиздежа. Пак лишь хочет надеяться,
что в этом не замешан гребаный Винсент.

— Сегодня без малого, — говорит Чимин братанам, заводя машину.

— Блять, а я надеялся, что среди вас будет хоть один нормальный пацан, —
театрально разочарованно вздыхает Джихан, получая сразу два пинка с обеих
сторон. — Да че вы! — возмущается До, закатывая глаза. — Знаете же, что я
прав.
88/390
Винсент прикрывает глаза, делая последнюю глубокую затяжку, и бросает
окурок на влажный после недавнего дождя асфальт. Перед глазами все
размазывается и кружится. Тэхен глушит двигатель и хватает куртку, лежащую
на соседнем сиденьи среди пустых бутылок пива. Парочка скатывается на пол.
Тэхен морщится от неприятного звука.

— Сука нахуй, — ругается себе под нос.

Он выползает из машины, натягивая на плечи куртку, и размашистой походкой

идет к магазинчику, сунув ключи от мерса в задний карман местами
перепачканных черных джинсов.

В раздражающе светлом магазине играет не менее раздражающая музыка. Она

должна звучать ненавязчиво и поднимать настроение клиентам, но действует с
точностью до наоборот. Тэхен хмыкает, сует руки в передние карманы джинсов
и идет меж стеллажей к любимому алкогольному отделу. На часах уже
одиннадцатый час, в магазине из покупателей только Тэхен и какая-то
престарелая женщина, выбирающая корм для кошек.

Винсент сворачивает к ряду с алкоголем и резко тормозит. Брови в легком

удивлении и непонимании ползут вверх. Эту задницу, склонившуюся к нижним
рядам, он узнает из миллиардов. Тэхен хмыкает и хватается за горлышко первой
попавшейся бутылки с вином, двинувшись к парню на том конце ряда. Винсент
щурится, быстро моргает, решив, что это все вытворяет градус в теле, ибо
откуда тут взяться его зайчонку? Но глаза не могут обмануть. До глюков Тэхен
не доходил никогда. Или этот момент все же настал?

Он оценивающе осматривает обтянутую тканью черных брюк жопу и ускоряет

шаг, идя прямо на свою цель. Ноги слегка подводят, заносят, но Тэхен упрямо
стремится вперед, стараясь выровнять свое движение, пока не вписывается
пахом точно в эту аппетитную задницу.

— Блять, простите, у меня руки из жопы растут, — заплетающимся языком

выдает Тэхен, рефлекторно хватаясь за талию парня и роняя бутылку с вином на
пол. Та звонко разбивается, пачкая белоснежный кафель. Парнишка вскрикивает
и дергается от неожиданности, резко выпрямляется и разворачивается,
огромными от ужаса глазами уставившись на Винсента.

— Т-тэ?! — едва не пища, выдыхает Чонгук, схватившись за сердце, на котором

прикреплен бейдж с именем.

— Какого хуйца ты тут забыл, мальчик мой? — понижая голос до опасно

сердитого, спрашивает Тэхен, щуря глаза, хватая малого за белоснежную
футболку и вгрызаясь взглядом в его же имя на ней. — Ты че… ты блять…

— Да, я работаю здесь! — тихо шипит Чонгук, вырвавшись из хватки Тэхена и

поправляя футболку. — Ты, блин, бутылку разбил!

— Я могу еще, — Тэхен растягивает губы в пьяной улыбке и вскидывает брови,

хватая с полки новую бутылку какого-то шампанского и замахиваясь на стеллаж.

89/390
Чонгук округляет глаза от шока и подлетает к Тэхену, но не успевает
перехватить и предотвратить аварию. Бутылка со звоном влетает в остальные.
Мерзкая музыка заглушается громким звуком бьющегося стекла. В магазине
стоит грохот. Старушка через два ряда зависает, выпучив глаза. Так и до
инсульта не далеко.

— Тебе, сука, деньги нужны?! — орет Тэхен, залезая в свои карманы куртки и
вытаскивая скрутки купюр. — Вот эти деньги?! — рычит он, нависая над
потерявшим дар речи Гуком и чуть ли не в лицо ему тыча баблом.

— Перестань, Тэхен! — Чонгук упирается ладонями в грудь старшего, пытаясь

оттолкнуть от себя. — Ты че, блять, натворил! Меня за это отпиздят нахуй!

— Тебе бы бояться, чтобы я не отпиздил, — хмыкает Тэхен, грубо хватая малого

за запястье и крепко сжимая. — Ты здесь больше не работаешь, — цедит он,
свободной рукой схватив с полки уцелевшую бутылку вина и потащив Гука к
выходу. Под ногами хрустит битое стекло, а подошва оставляет винные следы.

Чонгук пытается вырваться, в страхе оглядываясь назад, но видит лишь

офигевшую старушку, едва не выронившую из своих морщинистых рук
консервную банку с кошачьим кормом.

— Тэхен! — снова кричит малой уже на улице, стукая старшего по спине

свободной от захвата рукой. — Пусти меня уже, блять!

— Закрой ебальник, у тебя нет права слова, — рычит горящий от злости

Винсент, сверкнув в малого испепеляющим взглядом.

— Это ты мне там пиздец устроил! — возмущается Чонгук, вытаращив глаза.

Тэхен хватает его за затылок и заталкивает на заднее сиденье мерса. — Да
блять! Че за похищение нахуй? Тэхен! — снова орет он уже в машине. Тэхен
захлопывает дверь прямо перед его носом и садится в машину, заводит
двигатель, с рыком срываясь с места.

— Еще раз мне соврешь, и я тебе твой лживый язык оторву, — цедит Тэхен, давя
на педаль газа и поглядывая на Гука через зеркало заднего вида.
— Презентацию он, блять, делает.

— Я работать хочу! Помогать! Чтобы не висеть у вас с Чимином на шее! — малой

уже не орет, но говорит на повышенных тонах, от злости впиваясь пальцами в
спинку переднего сиденья и сверля и без того рассерженного Тэхена взглядом.

— Мы с Чимином сами решим, на чьей шее тебе висеть, — чеканит Винсент,

крепко сжимая руль пальцами и стараясь больше не смотреть на Чонгука. Этот
сучонок одним своим видом сейчас может довести до греха. — И вообще,
захлопнись, не беси меня еще сильнее.

Чонгуковы глаза никогда не были такими огромными. В них все сразу: начиная с
шока и заканчивая дикой злостью. Он поджимает нервно дрожащие губы и
стискивает зубы. Из двух зол все-таки выбирает меньшее. Тэхена за рулем (еще
и пьяного) бесить — себе дороже.

90/390
Они вваливаются в квартиру в продолжающемся напряженном молчании, толкая
друг друга плечами и бедрами. Кто быстрее стянет обувь и зайдет в дом.
Похоже на тупую игру, но оба злые, как черти. Всю дорогу Чонгук мысленно
взрывался, а Винсент выливал свою ярость на мерс, разгоняясь до рекордных
двухсот двадцати. А Чонгук и не задумался о том, что есть угроза разбиться.
Винсент не допустит этого прежде всего из любви к машине.

А еще Винсент никогда не скажет, что не машина первостепенна, а сердитый

зайчонок на заднем сиденьи.

Так и ехали, затаив ярость. Затишье перед бурей…

Тэхен скидывает с себя куртку прямо на пороге и заходит в комнату, включая

музыку, чтобы немного разрядить обстановку. Квартиру заполняет голос
Эминема (самого Бога).

…но стоило зайти в квартиру, как начался ураган.

— На меня заяву накатают за погром! — орет Чонгук, влетевший в комнату,

толкая Тэхена в спину. — И на тебя тоже! Блять, вот тебе и хорошее будущее!
Спасибо, нахуй! — он обходит старшего и начинает нервно расстегивать брюки.

Тэхен хватает его за футболку и резко тянет на себя. Слышится треск ткани.
Чонгук разворачивается и смотрит на зверя не менее бешеным взглядом. Тэхен
берет малого за щеки и грубо сжимает пальцами, смотря на него взглядом
самого Дьявола.

— Это тебе будет уроком, что врать нехорошо, сучка, — цедит он, нависая над
зайчонком каменной глыбой.

Чонгук рычит и замахивается Винсенту в лицо, вырываясь из хватки. В такие

моменты о страхе и речи нет. Гук не боится быть разорванным, он и сам готов
рвать, как бешеный пес. Из двух психов получается адское сочетание. Атомная
бомба рядом не стояла.

— Ты мне обосрал все! Похуй на вранье! — Чонгук разворачивается и идет к

шкафу с вещами, но его резко перехватывают сзади поперек и валят на пол. — В
том, чтобы деньги зарабатывать, нет ничего позорного! — кричит Гук, плюя на
вспыхнувшую в челюсти боль от прилетевшего удара и отбиваясь всеми
способами.

— Я тебе на что?! — орет в ответ Винсент, неслабо получая в нос. У малого рука
тяжелая, чтоб ее. — Нужны деньги, говоришь мне, долбоеб!

— Ты мне папик, что ли?! — кряхтит Чонгук, стиснув зубы и вцепляясь пальцами
Винсенту в плечи.

— Доброе, блять, утро, солнышко, — нервно усмехается Тэхен.

— Ты устроил в магазине пиздец, а я даже дня не проработал! Думаешь, я

успокоюсь?! — орет Гук, перекатившись и нависнув над оказавшимся внизу
Тэхеном.

Они не унимаются и пиздятся не на жизнь. Отчаянно, выплескивая всю

91/390
имеющуюся внутри ярость. Чонгук ни разу не уступает, быстро учится. Злость с
каждым новым ударом только растет. Кровь на костяшках и на лицах, горящие
от бешенства глазища, тяжелое дыхание и взаимные оскорбления,
подливающие масла в огонь. Они катаются по полу комнаты, круша все на своем
пути. Даже Хосок с Давон, наверное, слышат этот пиздец. Но меньше всего их
ебет, что соседи скажут.

У зайчонка накипело, а у Винсента руки чесались.

Разгоряченные, избитые и злые, они сидят на «кровати», восстанавливая

сбившееся дыхание и силы. Эминем на фоне пошел по второму кругу, но
обстановку нихуя не разрядил, только еще больше накалил. Чонгук
поворачивает голову к тянущемуся к пачке сигарет Тэхену и хмыкает.

— Никакой ты не Супермен, — выплевывает зайчонок, закатывая глаза.

— Гребаный Джокер.

Винсент с сигаретой в зубах поворачивает к нему голову и расплывается в

кровавой улыбке.

— Ты че такой серьезный? — низким глубоким голосом спрашивает он, вскинув

одну бровь.

— Почему ты такой довольный, когда дерьмо натворишь? — хмыкает Чонгук,

разглядывая тэхенов профиль. Даже сейчас, злясь на него, он успевает
залипнуть на спавшую на глаза блондинистую челку, на окровавленные губы,
обхватившие белоснежный фильтр сигареты, на длинные тонкие пальцы и руки,
увитые линиями выпирающих вен.

— В этом счастье злодеев, — злобно усмехается Тэхен, подмигнув.

Он вдруг ложится на живот, потянувшись к чему-то под тумбой. Чонгук

хмурится, проследив за ним. Винсент вытягивает оттуда немаленькую красно-
белую коробку с крючком Найка сверху и ногой подкатывает ее к малому.

— Это че? — спрашивает Гук, вопросительно таращась на коробку.

— Подарок от папика, — пожимает плечами Тэхен, ложась на спину и

подкладывая под голову согнутый локоть.

— Какой еще…

— Не тупи, зайчонок, — устало вздыхает Винсент, выпуская вверх горький дым.

Гук садится на колени, подтаскивает к себе коробку и снимает крышку, бросая в

сторону. Внутри оказывается теплая темно-серая куртка. Выглядит круто и
чертовски дорого. Глаза малого расширяются от удивления. Тэхен не первый раз
дарит что-то подобное, но сейчас… Гук никогда ничего не просил даже у брата,
всегда был удовлетворен тем, что имеет, многое донашивал за Чимином, а
теперь вообще разделяет с ним и с Тэхеном гардероб. От вещи, что Гук перед
собой видит сейчас, сердце сжимается. Малой не дурак, понимает все. Тэхен
знал, что ему нужно, и снова этим обеспечил.

Именно поэтому Чонгук так рвался пойти работать. Чтобы и брату, и Тэхену
92/390
отплатить, порадовать хоть какой-то мелочью в ответ. В магазине помощником
много не заработаешь, но ведь и это было бы чем-то. По крайней мере, Тэхену
бы не пришлось каждое утро впихивать малому деньги на обед, — у самого бы
были. Чонгук просто хотел облегчить всем жизнь и внести свою лепту, но и в
этом ему помешали. Тэхен всегда будет стоять на своем. Знал бы об этом Чимин,
тоже поддержал бы его. Гребаный дуэт.

— Тэ… — Гук поворачивает голову к Винсенту.

— Пока я могу, я буду о тебе заботиться так, — говорит Тэхен, туша в

пепельнице, лежащей рядом, сигарету. — И даже не смей мне это запрещать. У
тебя вряд ли что-то выйдет, да и кому нужны лишние синяки на роже?
— ухмыляется он, подмигнув малому.

— Я хотел быть полезным, — вздыхает Гук, подползая к Тэхену и ложась на него

сверху, как обычно любит делать.

— Не в пользе же суть, детка, — издает смешок Винсент, накрывая чонгукову

задницу ладонями. — Думаешь, я замутил со школьником в надежде, что он мне
будет давать что-то материальное? Секс не считается, — мотает головой Тэхен.
— Представь мир, в котором все любили бы друг друга только из-за какой-то
выгоды. И че это за мир?

— Хуевый мир, — морщит нос Гук, положив голову на плечо Тэхена. — Но че

теперь будет с магазином? Там камеры, нас видели. Меня, может, не посадят,
мне только семнадцать, а вот тебя…

— Расслабься уже, зайчонок, — отмахивается Тэхен. — Это магаз одного моего

знакомого человека. Считай, дело замято.

— Че?! — вскакивает Чонгук, в ахуе уставившись на непринужденного Тэхена.

— Дело замято?! И ты, блять, мне только сейчас это говоришь? — кричит Гук,
собираясь слезть с бедер старшего. — Я пересрался, миллион нервных клеток
потерял! Думал, засадят тебя…

Тэхен хватает его и валит на матрас, нависая сверху и впиваясь в губы с

кровавым привкусом требовательным поцелуем. Гук мычит в рот Винсента и
дергается, пытаясь вылезти из-под него.

— Это я тебе сейчас засажу, истеричка, — выдыхает в поцелуй Тэхен,

выпрямляясь и стягивая с малого футболку. Она уже не белоснежная: ее
украсили кровавые брызги, а горло разорвано.

— Почему ты такой ужасный, Тэхен… — ноет Чонгук, приподнимаясь и помогая

Тэхену себя раздеть, параллельно с этим он снимает футболку с него самого и
уже начинает задыхаться от вида крепких плеч и смуглой широкой груди.

Тэхен бросает в сторону брюки вместе с бельем и облизывает обнаженное тело

своего зайчонка голодным взглядом. У Чонгука уже твердо стоит. На розовой
головке образуются прозрачные капли, падающие на впалый живот,
покрывшийся мурашками. У Тэхена рот слюной наполняется. Он грубо
раздвигает его согнутые колени и смазывает пальцы смазкой, вводя в
сжимающуюся дырочку сразу два. Гук тихо стонет и сам насаживается,
прикусывая нижнюю губу и прикрывая глаза.
93/390
Винсент на растяжку много времени не тратит, — они слишком часто это
делают, поэтому тело Чонгука принимает Тэхена с легкостью.

Он выдавливает на ладонь прохладную смазку и размазывает по всей длине

члена. Гук в нетерпении ерзает, жадно хватает ртом недостающий воздух,
одним своим разгоряченным видом сносит Тэхену башку. От опьянения давно
уже ничего не осталось. Винсента теперь пьянит не алкоголь, а его сладкий
зайчонок.

По комнате растекается тягучий низкий стон, когда Тэхен вгоняет в малого

член. Гук сразу сжимает его в себе и цепляется за плечи, притягивая ближе.
Винсент ложится сверху и начинает делать короткие глубокие толчки, вырывая
из блестящих покрасневших губ новые стоны.

— Блять, Тэ… — тихо скулит Гук, зарываясь пальцами в волосы старшего и

сжимая в кулаке. — Быстрее, а-ах…

Тэхену дважды повторять не надо. Он начинает ускорять толчки, делая их

грубее и глубже. Чонгук ласкает слух своими стонами, мажет губами по шее и
горячо выдыхает, целует и лижет, — тоже изголодался. В ответ подмахивает
бедрами и молит себя коснуться. Тэхен покрывает поцелуями лицо, которое
недавно сам украсил синяками, параллельно скользя ладонью по члену малого.
Чонгука от переизбытка кайфа потряхивает, а кислорода в легких становится
все меньше. Тэхен делится с ним своим, в очередной раз утягивая в глубокий и
долгий поцелуй. Он его насыщает и еще больше сводит с ума.

Чонгук седлает Винсента и упирается ладонями во влажную грудь, пока тот

курит, держа сигарету в одной руке, а другой надрачивает Гуку, подводя к
разрядке. Оргазм не за горами. Малой жмурится и учащенно дышит, раскрыв
губы буквой «о». Такое бы Винсент действительно хотел сфоткать, но лишь для
себя. Жаль, телефона под рукой нет. Он сжимает в кулаке головку чонгукова
члена, отчего тот громко стонет и толкается навстречу, чуть ли полностью не
слезая с члена Тэхена.

— На место, — приказывает Винсент, глядя на малого из-под полуопущенных

ресниц и зажимая сигарету в уголке губ. Чонгук скулит и насаживается обратно
на всю длину.

— Т-тэ… — с дрожью выдыхает он, открыв блестящие от слез наслаждения

глаза и глядя на старшего с мольбой. — Пожалуйста, я щас сдохну…

— Хуево просишь, — хмыкает Винсент, выпуская дым малому в лицо.

— Я отсосу тебе, — шмыгает носом Чонгук, поглаживая дрожащими пальцами

грудь Тэхена.

— Приятно иметь с тобой дело, — довольно хмыкает тот. — А еще помоешь

завтра тачку, — он ослабляет хватку и снова быстро скользит ладонью по члену
Гука. Тот опускает голову и жмурится, толкаясь в ладонь Тэхена и выдыхая со
стонами. Малого накрывает оргазм.

Тэхен скуривает еще одну сигарету и вжимает Чонгука животом и грудью в

матрас, грубо беря сзади. Малой кончает уже во второй раз, а Винсент не может
94/390
насытиться горячим и податливым телом. Чонгуковы стоны лишь усиливают
голод. Тэхен крепко впивается пальцами в кожу на бедрах малого и грубо
трахает.

Чонгука снова и снова кроет, а желанию нет конца и края. Он уверен, что они
запросто могут затрахаться до смерти, ни разу не остановившись и не ощутив
насыщения. Лучше смерти не придумаешь.

И умерли они в один день. Затраханные, но счастливые.

Тело как будто бы прошибает ударом тока. Чонгук глушит стон-вскрик в

подушке, почувствовав, как Тэхен кусает его в ягодицу. Дикое ненасытное
животное! А Чонгук и не против, если он его целиком сожрет. Этому кайфу нет
конца.

Новая сигарета, новый оргазм. Чонгуку даже прикасаться к себе не пришлось.

Хватает того, что во рту находится член Тэхена. Тот снова курит, сидя на удобно
низком подоконнике, задумчиво глядя куда-то на улицу, пока Чонгук активно
берет за щеку, старательно вылизывая и обсасывая. Рядом стоит та самая
спизженная бутылка с наполовину выпитым вином. Одна рука путается во
взмокших смоляных волосах Гука, а другая перебирает медленно тлеющую
сигарету. Вот это было бы зрелище Джину, живущему напротив. Но, к его же
счастью, комната, пропитавшаяся сексом, укрыта приятным полумраком. Нихуя
не видно с улицы.

Когда Тэхен кончает, Гук стирает с подбородка и губ вязкие белесые капли и
ложится меж разведенных ног старшего, прижавшись затылком к его животу и
устало прикрыв глаза.

— Жрать хочу… — вздыхает Чонгук, еще больше расслабляясь от пальцев

Тэхена, зарывшихся в его волосы.

— Я хотел купить нам, когда в тот магаз зашел, — хриплым расслабленным

голосом отзывается Тэхен, отправляя сигарету в полет через приоткрытое окно.

— И начал свой поход в магазин с отдела с бухлом, — устало усмехается Гук,

подняв глаза на Тэхена.

— Ты меня, что ли, не знаешь? — ухмыляется Винсент, вешая руку на плечо

малого.

— Откуда деньги, Тэ? — спрашивает Гук, переплетая свои пальцы с тэхеновыми.

— Блоки потаскал, — пожимает плечами Тэхен, погладив большим пальцем

тыльную сторону его ладони. — Но там фигня заработок. Мне потом Нам
позвонил, вспомнил, что должен был подкинуть бабло за одну работенку. Я и
сам об этом забыл.

— Блоки? — хмурится Чонгук. — А если бы надорвался?

— Может, я все-таки Супермен? — усмехается Винсент.

— Нет, ты Джокер, — мотает головой малой.

95/390
 — Поехали похаваем, зайчонок? — Тэхен наклоняется и касается губами лба
Гука.

— В рестик? — с надеждой спрашивает Чонгук, уставившись на старшего.

— В какой нахуй рестик? — ухмыляется Винсент. — В кфс, крылышек пожрем.

Чонгук вздыхает и утыкается носом в предплечье Тэхена. Тот коротко целует

малого в макушку и прижимает к себе.

— Блять, ладно, поехали.

96/390
Примечание к части Eminem - The Real Slim Shady

диктатор и заднеприводное семейство

Утро… чудесное утро субботы. В такое прекрасное время сам Бог велел
сладко спать до самого обеда, отложив все заботы на потом. Нежиться в
постели, вытащить ногу из-под одеяла и положить на приятно холодный пол,
чтобы не перегреться. Руку под подушку: там тоже прохладно. И спать… много-
много спать…

Но сегодня что-то пошло не так. Может быть, Чонгук перегрелся, потому что
солнце, пробирающееся внутрь через образовавшуюся между шторами щель,
напекло его башку. Может быть, он просто сошел с ума.

И превратился в хозяюшку?

Ранним утром субботы даже Винсент, этот заботливый Винсент посчитает

смертным грехом встать и приготовить ту же яичницу. В обед — пожалуйста, но
утром… безумие.

Сегодня шеф-повар Чон Чонгук решает обратиться к великому интернету, чтобы

разведать рецепт… оладушек. Ничего еще не успев толком сообразить, он
измазался в муке и попусту разбил пару яиц. Хорошо хоть, не своих. Дело кое-
как начинает идти. Сосредоточенный повар вытаращивает на маленький экран
телефона блестящие черные глазенки и сводит брови на переносице, всем своим
видом источая полнейшую концентрацию. Моментами злится, когда девушка на
видео делает все слишком быстро, психует и проматывает назад, ведя
испачканным мукой пальцем по разбитому экрану телефона, нагнувшись над
столом.

— Да блять, а молока сколько? — спрашивает вслух Гук, сжигая телефон ничего

не понимающим взглядом. — Сука, нихуя не въехал. Сам разберусь, короче, —
бурчит малой, выключая видос и приступая к самостоятельному приготовлению.
Нервно дернув локтем, он умудряется опрокинуть углубленную металлическую
тарелку (к счастью, пока еще пустую), на пол, подняв на кухне и в квартире в
целом дичайший грохот. Малой замирает и в страхе косится в сторону коридора.
Пиздец грядет.

— Чон, мать твою, Чонгук! — незамедлительно орет из комнаты пробудившийся

монстр, отчего малой дергается и начинает резко все прибирать. Грозный голос
Тэхена, будучи сонным, звучит еще более грозно, чем обычно. Как будто гром
среди ясного неба.

Пиздец нагрянул.

Тэхен проснулся десять минут назад. Десять гребаных минут он слушал шум и
гам, доносящийся из кухни. Уже подумал, что война началась, а малой съебался,
ссыканув и ничего не сказав. Но нет. Чонгук-то и начал эту сраную войну.

Терпеливо слушать все это дерьмо, надеяться на то, что объятия сна не
вышвырнут жестоко и примут обратно, позволят еще пару часиков поспать… Не
вышло. Нихуя не вышло, когда зайчонок сбросил последнюю бомбу, из-за
которой Тэхен все-таки взорвался. Нет. Бомбанул не по-детски и заорал так, что
97/390
Хосока (нормального человека, спящего ранним утром субботы), наверное,
разбудил. А может и самого Джина.

И вдруг стало тихо, как в гробу. Чонгук, видимо, уже запрыгнул в него, в гроб
этот, поняв, что разгневал монстра, и тот уже собирается идти по его душеньку.

А монстр с кряхтением встает, расклеив веки и почесав спину. Не так уж и стар,

но подскакивать все тем же, мать его, ранним утром, кажется чем-то космически
невыполнимым. Можно бы оставить все, как есть, ведь шум прекратился, но
посмотреть в испуганные глазенки зайчонка и на то, что он натворил, жутко
хочется. Тэхен обожает его запугивать. Зайчата на то и зайчата. Трусливые
пушистики. Только Чонгук — особое исключение. Он клыкастый демон с
другими, порой даже со своим родным братом, но с Винсентом — самое нежное
и безобидное существо на свете.

Тэхен шлепает босыми ногами на кухню в одних только трусах и

останавливается в проеме, сложив руки на груди и прислонившись плечом к
дверному косяку. Застает он на кухне белоснежную спину. Все в муке. Даже
волосы. Тэхен бы подумал, что это малой поседел так, пока ждал прихода своей
смерти, стоящей сейчас в дверях.

— Какого хуя ты, сука, устроил с утра пораньше?! — внезапно орет Винсент.
Поклясться может, что малой дернулся от его грозного голоса. Гук резко
разворачивается, смотря на старшего ожидаемо зашуганным взглядом. И
столько в его глазах вины, столько мольбы, так и говорит: «не убивай меня
сильно». Готов на колени упасть.

Тэхен демонстративно осматривает кухню, точнее, поле боя одного воина, и

хмыкает, вновь сердито зыркнув на сжавшуюся причину. Это забавно, учитывая,
что зайчонок — зайчище размером с самого Тэхена, с такими же широкими
плечами и крепким телом, а мнется, как провинившийся пятилетний сосунок.

— Я х-хотел приготовить… оладушки? — и он так невинно это выдает, что

сердце Тэхена мгновенно тает, как сахарная конфета на солнце. Но нет, малой
просто прикидывается. Он давит своим обаянием. Может, в первые месяцы это
работало, но теперь Винсент его раскусил. Оладушки не прокатят.

Старший прищуривается, одним своим видом не суля Гуку ничего хорошего, и

молча подходит, резко перехватывает нифига не понявшего малого и
закидывает на плечо с такой легкостью, будто пакет с пивасом в пластмассовой
бутылке.

— Тэхен! Ты че?! — теперь очередь Чонгука орать.

— Сначала смой с себя кокаин, повар, — с усмешкой говорит Тэхен, неся

зайчонка в ванную.

— Да блять!

Винсент сидит за столом, откинувшись на спинку стула и растянув ноги в

стороны. Ну, а хули? Не в гостях же, а в собственной хате правил не существует.
На губах играет довольная улыбка, а в пальцах зажат теплый и мягкий
98/390
оладушек. Местами подгорелый, конечно, но вкуса это, в общем-то, не портит.
Малой пыхтит, старается.

Чонгук стоит у плиты, надувшийся и еще не остудивший пожар в груди. Тэхен

его прямо в вещах закинул в ванну и начал поливать ледяной водой, не обращая
внимание на крики малого. А орал тот, как резаный. Столько мата полилось, что
на всю жизнь бы хватило. На это Тэхен лишь смеялся, как какой-то злодей,
осуществляющий свой коварный план. На то он, блин, и Джокер. Правда, потом
они приняли ванну вместе, но уже в теплой воде. Хрен бы Тэхен залез в
ледяную. Малой даже в качестве извинений за утреннее беспокойство оседлал
пахана. Но нифига это не помогло. Во время секса было хорошо, но с
последними брызгами спермы вернулась обида на душевого тирана. Холодной
водой!

Стоит теперь, по тэхенову рецепту жарит свои оладушки, которые сразу же

один за другим отправляются в рот Винсента. И откуда он только этот рецепт
знает? Стопудово тоже в интернете вычитал.

Утро стало менее хуевым: Чонгука трахнул, принял ванну, уплетает довольно-
таки вкусные оладушки и созерцает красивую спину малого, на которой давным-
давно уже каждую родинку изучил. В футболке жарко, а в одном фартуке и
тонких спортивках — самое то. И на этом тоже Тэхен настоял. Зато теперь
Чонгук будет знать, что нельзя злить диктатора, а то он, оказывается, любит в
супружескую парочку поиграть.

— Больфе сафара, — командует он с набитым ртом, утирая уголки губ. Еще и

откуда-то взявшимся в квартире медом обмазывает их обильно. Так и до
диабета недалеко, но разве Тэхену не похуй?

— Обойдешься, это вредно, — зато Чонгуку не похуй.

— У меня есть мысли насчет того, что можно сделать с этим медом, —
задумчиво говорит Тэхен, проглотив оладушек.

— И че с ним можно сделать? — вскидывает бровь Гук, повернувшись боком к

Тэхену и параллельно следя за тем, чтобы оладьи не подгорели.

— Точнее, как его можно применить… — самый явный и двусмысленный в мире

взгляд скользит по Чонгуку с ног до головы. Малому аж не по себе становится, а
когда Тэхен толкает язык за щеку, то он вспыхивает и в последние секунды,
чтобы не спалиться, пытается играть дурачка.

— Да как? — спрашивает он, внутренне моля себя не заводиться от этого

похотливого выражения лица. Ебучий Тэхен!

— Ну короче, на тебя его выльем, а потом на мой ху…

Наверное, Бог действительно существует, потому что именно в эту секунду в

дверь звонят. Чонгук подрывается, как ракета, швырнув лопаточку на стол и
бросив нервное «я открою». Как же Тэхен не поймет, что дразнить
семнадцатилетнего парнишку пошлятиной опасно?! Хотя он, скорее всего, все
прекрасно понимает и этим с кайфом пользуется.

Чонгук опускает взгляд вниз, проверяет, точно ли не встал, и открывает дверь.

99/390
Происходит огромная беспросветная жопа.

Перед Чонгуком стоит полицейский. В форме. В фуражке. С погонами на плечах,

да. И смотрит так сурово, что малой уже мысленно десять раз обосрался. Мозг
кричит: «беги нахуй!», но ноги считают иначе. Самое время прирасти к земле.
Самое время таращиться на легавого тупым взглядом.

Минута молчания завершается, и коп, наконец, говорит:

— Ким Тэхен дома?

Блять, даже голос звучит устрашающе. Так, будто выносит приговор.

Ну все, привет, нары.

А Чонгук ведь чувствовал, что должно произойти что-то такое. А то слишком

хорошо им жилось. Сразу же вспоминается недавняя ситуация с магазином. А
вдруг Тэхен наебал, что дело замято? И вот они, последствия. Говна не
миновать.

Чонгук внутренне кричит и падает на колени, просит не арестовывать их. Так

быстро мозг малого никогда не работал. Он уже столько отмазок придумал,
вплоть до того, что Тэхен умственно отсталый и не ведал, че творит, поэтому
сажать его категорически нельзя. Еще чуть-чуть, и наружу вырвется жалобный
скулеж и слезы потекут из блестящих заячьих глазок ручьями прямо на пол.

Полицейский вскидывает бровь, глядя на малого вопросительно. Тот с

нечеловеческими усилиями открывает рот и издает что-то похожее на писк.

— Он… — собственный голос звучит иначе. Слабый, тусклый, как будто сейчас у
него случится истерика. — В-вы…

Он вышел… в окно.

Не озвучивает, все еще пытается придумать гениальное оправдание, решив, что

в запасе дохуя времени. И то хорошо. Зато его не было бы, если бы к ним в хату
ворвался наряд полиции и сразу руки за голову. Времени на размышления было
бы гораздо меньше.

Брови полицейского сводятся на переносице. Чонгук, как маленькая букашка

перед ним. Смотрит снизу вверх и дрожит в коленях. Точно не обоссался?
Проверить возможности нет.

— Он… я… — мямлит Чонгук еле слышно и чуть не отдает душу Богу, когда на
плечо ложится теплая рука.

— О, здорова, Богом, — улыбается Винсент, проходя чуть вперед и протягивая

легавому ладонь. — За травой пригнал?

Чонгук выпадает.

Из всего, из чего только можно выпасть. А земля… он не чувствует ее под

своими ногами. И снова этот жалобный писк. Он что, у него в голове?
100/390
— Да, не мог заскочить вчера, припахали патрулировать площадь. Там
мероприятие какое-то было, — пожимает плечами Богом.

Куда делось его суровое лицо? Нахмуренные брови? Где вы? Блять, он
улыбается. А Чонгук хочет нервно расхохотаться на весь дом. Он так и стоит, как
вкопанный, таращась то на полицейского, то на непринужденного Тэхена. Вот
честное слово, сказать, блять, просто нечего. Язык как будто отсох.

— Ща все будет, — Тэхен хлопает копа по плечу и исчезает в коридоре так же

внезапно, как и появился.

— Ты его друг? — с улыбкой спрашивает Богом, решив разрядить обстановку.

Очень странную, больше, чем просто неловкую. Чонгук конкретно выпал в
осадок и, наверное, кажется легавому тем самым умственно отсталым, которым
малой хотел выставить Винсента.

— Д-да, — улыбка, которую из себя выдавил Чонгук, больше похожа на спазм,

но Богом лишь понимающе кивает, мол, понятно тогда. Хорошо, что не возникло
вопросов по поводу фартука на голую грудь. Так только в порнухе одеваются.

Друг, мать его.

Тэхен не заставляет себя ждать (и слава Богу, у Чонгука не получается быть

гостеприимным). Он возвращается с небольшим черным пакетом и протягивает
полицейскому. Тот берет его и отдает Тэхену небольшую, заготовленную
заранее пачку бабла.

— Отлично, благодарю, — довольно улыбается Богом, заглянув внутрь пакета и

одобряюще хмыкнув.

— Веселой службы, — ухмыляется Тэхен, подмигнув знакомому.

Когда дверь за ним закрывается, в квартире повисает странная тишина. Слышен

только звук работающего на кухне холодильника. Чонгук переводит
растерянный взгляд на Тэхена, и тот, больше не в силах сдерживаться, начинает
ржать, как сумасшедший.

— Тэхен! — кричит малой, несильно ударяя угорающего парня в плечо. — Да

хорош, бля!

Винсент утирает глаза и упирается руками в стену, пытаясь прийти в себя. Его
смех напоминает плач — это значит, ему пиздецки весело.

— Твое лицо… блять… — и новая волна хохота. — Жаль, я не мог это сфоткать,
сука!

— Пошел ты, мудачело! — Чонгук подрывается на кухню, на ходу нервными

движениями стягивая с себя фартук и бросая на стол. — Я думал, он пришел,
чтобы повязать тебя!

— Это свой. Мы познакомились, когда он еще учился, — посмеиваясь, Винсент

заходит на кухню следом. Гук уже сидит за столом и агрессивно жует оладушки,
стреляя в Тэхена сердитым взглядом.
101/390
 — Хуй его знает, во что ты там можешь вляпаться, — хмыкает он, облизывая
губы.

— А не хочешь… — Винсент понижает голос и подходит к столу, нависая над

малым и подтаскивая к нему баночку с медом. — Вляпаться во что-то еще?

— Кто мог подумать, что ты такой извращенец, — закатывает глаза Чонгук и

быстро пихает в рот целый оладушек, бегая взглядом по кухне и стараясь не
напороться на тэхенов, смотрящий пристально, внимательно. Как будто, блять,
раздевает! Чонгук не вывозит этого человека.

— Не хочешь, значит, чтобы я вылизал всего тебя, пчелка? — спрашивает Тэхен,

склонив голову вбок и щуря глаза.

Чонгук с трудом проглатывает оладушек и поднимает на старшего взгляд. Уже

по его голосу чувствует, что тут какой-то подвох. Предупреждение. И, черт
возьми, как же хочется идти ему наперекор. Как какой-то маленький
непослушный мальчик.

— Не-а, — гордо бросает Чонгук, сложив руки на груди и откинувшись на спинку

стула. И смотрит с вызовом.

Тэхен коротко усмехается и отвечает:

— Тогда пиздуй мыть царскую колесницу. Она под окнами ждет.

Чонгук мысленно орет и рвет волосы на голове.

Доперечился, блять.

— Бампер, Чонгук. Блять, да с моей стороны! Пятно не видишь? Еб твою мать,

зайчонок!

Жалеет ли Винсент, что не спустился и не помыл мерс сам? Уже начинает

жалеть, но все-таки обзор с третьего этажа куда лучше.

Король восседает сверху с сигаретой, зажатой меж губ, и с чувством полного

удовлетворения ситуацией наблюдает за холопом, намывающим сто сороковой.

Чонгук пыхтит, фыркает и кидает на третий этаж красноречивые взгляды,

получая в ответ от диктатора веселое подмигивание. Тэхен забавляется. Пенка
от средства для мытья машин на малом понижает всю агрессивность и
брутальность (какую-никакую) зайчонка до нуля. Минус нуля.

Чонгук все в тех же спортивках, но хоть футболку надел, а то с психу хотел

прямо так выползти на улицу, прихватив губку. Надувшийся воробушек со
взъерошенной копной на башке. Решил пособлазнять местных бабулек. Но
Винсент не дал случиться худшему. Перехватил у порога, напялил на него
домашнюю выцветшую футболку и погнал, отвесив сначала подзатыльник, а
потом прижав к двери и жарко поцеловав. Ну и вот наш герой. Намывает мерс до
блеска, так, чтобы все вокруг слепли от его сияния.
102/390
А Тэхен руководит сверху (прирожденный босс), организовав себе кофе и
мальборо.

— Да я вижу! — прикрикивает Чонгук, всеми высшими силами сдерживаясь,

чтобы не заорать на весь район.

И вот оно, блять. С дома напротив слышится знакомый смех одного друга-
стеклоочистителя. Выглянул на шумок из своего окна на четвертом.

— Джин, жаль, у тебя тачки нет, наш мойщик бы и тебе помыл, — говорит Тэхен
настолько громко, чтобы Джин из дома напротив мог его услышать.

И ржут на пару. И похуй, что малой уже красный от злости. Эти двое только
позорят его перед двором. Хотя, Господи, что здешние люди уже только не
видели. А вот если бы Чонгук снял футболку, вот это было бы то еще
увлекательное зрелище для соседских дамочек всех возрастов. Вот только это
частная собственность, а владелец ее восседает на своем третьем этаже и все
не прекращает ухмыляться.

И повода особого нет (Джину он вообще не нужен бывает), просто их

прикалывает, когда малой бесится.

Он фыркает и решает сделать вид, что их не существует. Сосредотачивается на

машине и делает свое дело дальше, отдраивает со всех сторон, тщательно
намыливая. Трет так агрессивно, что еще немного, и дыру сделает.

— Эй, я велик могу притащить! — сквозь смех говорит Джин. Он, вообще-то,
всегда встает на защиту Чонгука, когда Тэхен его эксплуатирует или стебет, но
порой, как сейчас, позволяет себе вольность и ржет совместно с мистером
Эксплуататором. Чонгук забивает большой и толстый на двух мудаков, только
бы скорее закончить.

Сегодня какой-то день стеба над Чонгуком. Винсент себе не отказывает в этом.
Он хоть и любя, но все равно бесит. Не круто, когда достоинство
семнадцатилетнего мужчины ущемляют или вообще топчат к херам.

Хорошо, что малой уже движется к завершению. Чтоб он еще хоть раз помыл эту
машину! Да и не в ней ведь даже проблема, а в ее охуевшем хозяине.

Чонгук начинает смывать пену, сосредоточенно поливая машину из шланга,

идущего из котельной рядом с домом. Хорошо, подъезд крайний, и достает. И
тут… и тут в спину врезается еще один звонкий ржач! Конечно, третий вылез из
своего шестого этажа, услышав своих братанов-долбоебов. Гребаный хор.

А вот Намджун-хен бы не стал ржать с ними.

Чонгук поворачивается к ним и показывает средний палец. Поднял бы шланг и

запустил струю вверх, но соседи из нижних этажей ни в чем не повинны. Жаль,
окна у некоторых открыты. Дождь, вроде как, не прогнозировали.

— А вот черепашку Хосока тоже помыть можно, — ухмыляется Тэхен, стряхнув

пепел через окно и подняв голову вверх, к Хосоку.

103/390
 — Не Хосока, а мою! — вклинивается в общий ржач писклявый голос Давон,
замелькавшей за спиной брата. Она навалилась на него своей худой и
миниатюрной тушкой, выглядывая вниз и хмуро глядя на развернувшуюся у
подъезда деятельность. — Харе ржать над ребенком, тупицы, — хмыкает она,
долбанув братца по затылку. Хосок наиграно разорался, как будто ему было
очень больно, и возмущенно уставился на сестру.

А вот Давон тоже с ними не стала ржать.

Она вообще очень тепло относится к малому. Точно как к маленькому ребенку.
Никто никогда не видел, чтобы она с кем-то еще была так дружелюбна, как с
Чонгуком. Любит его, как младшего братика, а вот родной младший братик…

— Не лезь ко мне, если не хочешь испортить свой маникюр! — шипит Хосок,

схватив сестру за костлявые пальцы и слегка дернув до хруста фаланг.

— Пошел в жопу, без пельменей останешься, — закатывает глаза Давон и

выглядывает из окна снова. — Эй, Чонгук-и, — удивительно, как в одну секунду
голос девушки становится милым и нежным. Не хватает этого самого «утю-тю»
при обращении к зайчонку.

Злость Гука как рукой снимает. Он смотрит вверх и улыбается, как счастливый
заяц, объевшийся морковки, и машет девушке.

— Как закончишь, заскочи к нам, вместе поедим, — говорит Давон, все еще
прижимая брата грудью к подоконнику.

— Эй, а я? — возмущается Тэхен, вышвырнув окурок и высунув голову. Давон

зыркает на него и хмыкает.

— Эксплуататоров не звали!

— Че? — пищит Хосок, с охуевшим от шока лицом уставившись на сестру. — Ты

сама меня всю жизнь эксплуатируешь! И черепашку мою я!

— Ты на ней ездишь по моей доброте душевной, так что, будь умницей, завали,
братиш, — Давон притворно мило улыбается, хлопает брата по щеке и исчезает
в окне.

— Я пельмени жрать! — орет Хосок братанам и, махнув рукой, тоже сваливает.

Незачем Давон злить, когда в желудке пусто.

А Джин, оказывается, уже давно свалил, услышав слово «пельмени». Стопудово

варит тоже! Давон тут задает тренды.

— Я тебе сварю столько пельменей, сколько захочешь, — лыбится своей

прямоугольной улыбкой Винсент сверху, глядя на своего зайчонка.

Вот это и называют любовью.

Не хочет он делить свое с Давон. Да вообще ни с кем. И похуй, что для этого
придется подкупать Чонгука, как пятилетнего ребенка. Он Тэхена ребенок, и
больше ничей.

104/390
 — Ловлю на слове, — щурится Гук, глянув на старшего и смывая остатки пены с
багажника.

Злость давно прошла. В принципе, она изначально не была чем-то серьезным.

Чонгук не умеет долго злиться, он отходчивый очень. Малой просто не видит
смысла в том, чтобы долго бомбить и копить в себе негатив. От этого только
хуже. Это вредно. Вот именно поэтому они с Тэхеном часто шумят и в который
раз громят квартиру, нарушая соседский покой. Так легче выпускать пар. Тэхен
такой же. Он вообще не злопамятный, и тупых истерик не выносит. Гук порой
может позволить себе и истерики, и обиды, хоть они и быстротечные, а для
Тэхена обиды вообще чужды. Он уже пообижался в детстве на жизнь и понял,
что смысла в этом никакого.

Если Чонгук негатив просто отпускает, то Винсент его жестким пинком

отправляет в полет нахуй. Все очень просто.

Чонгук заканчивает с мойкой и облегченно вздыхает, с чистой душой идя к

подъезду. Наконец-то можно просто завалиться в постель и отдохнуть.
Выходной на выходной не похож. Весь в работе!

— Стоять, — останавливает героя дня голос Тэхена сверху. Чонгук поднимает

голову, вопросительно вскинув бровь.

— Че?

В эту же секунду малому сверху прямо в лицо прилетает куртка.

— Раз уж ты все равно внизу, сгоняй за пивом. Деньги в кармане, — ухмыляется

Тэхен и закрывает окно, давая понять, что возражения не принимаются.

В который раз уже за этот сраный день Чонгуку хочется заорать на всю
Вселенную?

— Косоглазый! — смеется Чонгук, одновременно с этим пытаясь прицелиться и

выбить металлическую банку. Чимин рядом хмыкает и шутливо пихает малого в
плечо. — Эй, так не честно! Я все равно тебя сделал!

— Ты где стрелять научился, Чонгук? — с прищуром интересуется старший, все-

таки позволив мелкому выстрелить и отойдя чуть в сторону. В голову уже
закрадываются не лучшие предположения в виде одного белобрысого хамла на
сто сороковом, и это нихуя не утешает.

— Не знаю, просто я крутой, — самодовольно хмыкает Чонгук, выстрелив

аккурат в центр банки, отлетевшей к стене. Он выпрямляется и, буквально сияя
от ослепившего чувства превосходства, глядит на брата, закатившего глаза.

— В армии будешь блистать, — хмыкает Чимин, махнув мелкому, чтобы

закончил свою партию и уже забрал трофей. Можно получить на выбор любую
фигурку с персонажами из комиксов.

— Хочу откосить, у меня другие планы, — говорит Гук, уже целясь в последний
раз. Один глаз прикрыт, вся его поза такая профессиональная, будто всю жизнь
105/390
учился стрелять, хотя, насколько Чимин помнит, это их второй поход в тир.
Впервые это случилось, когда Чонгуку было тринадцать, и тогда он стрелял
лишь немного хуже, чем сейчас.

— Учеба — хорошее дело, но потом-то тебе все равно придется, — сразу же

хмурится Чимин, внимательно глядя на брата.

Его последний выстрел в банку не хуже, чем предыдущий. Он полноправный

победитель в их с братом небольшом соревновании. Владелец тира с улыбкой
поздравляет и позволяет малому выбрать приз.

— В сорокет я не сгожусь для службы, а до этого момента торчать в армии не

собираюсь, — с умным видом говорит Чонгук, скользя по фигуркам
сосредоточенным взглядом. Знакомые и любимые персонажи из Марвела, из
того же ДиСи, но чуть менее любимые. И вот оно. Взгляд малого задерживается
на фигурке с зелеными волосами и клоунским гримом на лице, искаженном в
хищном оскале. Явный отрицательный персонаж. — Хочу Джокера, — малой
указывает на фигурку взглядом. Хороший будет подарок для кое-кого.

— Ну и нахрена ты выбрал Джокера? — хмыкает Чимин, критично глянув на

фигурку, которую прижал к себе младший. — А как же твой любимый Железный
Человек?

— Злодеи тоже достойны любви, — улыбается Чонгук, запихнув Джокера в

рюкзак.

— Не думаю, что все, — Чимин сует руки в карманы спортивок. Они идут по
торговому центру, оглядываясь вокруг, думая, какое местечко бы еще посетить.

— Ну почти все, — бурчит Чонгук, вжавшись плечом в плечо брата. Тот

вздыхает, ничего не отвечая. Смысл спорить.

Воскресенье. Чонгук буквально выдрал себя из цепких рук сонного Тэхена, не

имевшего ни капли желания отпускать свою живую подушку в такой
прекрасный день, но Чимин позвонил и подъехал буквально через пять минут,
не желая слышать возражений. Чонгуку пришлось пообещать Винсенту
насыщенный вечерок, чтобы он не выскочил из окна и не начал с Чимином
препираться. Так и до драки недалеко. Столкновение этих двоих опасно для
жизни окружающих. Особенно для малого. Ему это особенно неприятно. Два
родных человека как черти злы друг на друга. Что может быть хуевее?

В итоге Чонгук весь день тусит с Чимином. То в кино заскочат, чтобы потом
обосрать новинку и медленно перейти к «ну норм, че» моментам, которые все-
таки имели место быть в фильме. То в кафе, чтобы обожраться бургерами и фри.
Чимин тоже брата не хуже знает: сразу заказал ему несколько порций картошки
и под шумок пиздил по одной фришке, пока Гук что-то втирал с набитым ртом.

Чонгук чувствует себя совсем ребенком, когда брат предлагает ему вот так вот
провести время, но еще ему это чертовски сильно нравится. Совершенно
простое дело, но все равно душа радуется. Наверное, Гук просто восполняет то,
чего не имел в детстве, вот и ощущает себя ребенком в некоторых моментах
жизни. Тем более, что и Чимин это понимает, дарит брату поводы для радости.
Ну выросли они в таких условиях хуевых, что обычным вещам радуются, как
дети. Не они виноваты, а ебучая жизнь. Зато сейчас все хорошо, и возможности,
106/390
слава Богу, имеются, а на остальное похуй.

Купив мороженое, они выходят из торгового центра на улицу. Уже повечерело,

воздух стал холоднее и свежее, но пожрать морожку это никому из братьев не
мешает. Они садятся в бэху, ждущую на парковке, и доедают холодную
вкусняшку, слушая льющийся из колонок негромкий рэп Эминема.

— Чимин, — задумчиво зовет Чонгук, облизав липкие от мороженого губы. Пак

вопросительно мычит, взглянув на брата и дожевывая кончик вафельного
рожка. — Поехали на поле? Погоняем мяч.

Чимин, кажется, в эту секунду просиял, осветив темный салон бмв. Что может
быть лучше, чем футбол? Что может быть лучше, когда любимый брат
предлагает поиграть в любимый футбол?

Старший не сдерживает улыбки и кивает, заводя машину.

— Ну так погнали, че стоим?

Бэха с рыком вылетает из парковки.

Когда они едут к футбольному полю, расположенному неподалеку от отцовской

хаты, Чонгуку начинает названивать Тэхен. Малой пару раз сбрасывает (стремно
как-то возле брата с ним базарить) и пишет короткое: «Че?», а в ответ так и
разящее нарастающей агрессией: «Хули скидываешь, сучара?». Как бы это тупо
или смешно ни звучало, но возле брата смелости какую-то долю прибавляется. И
ведь ясно, что потом за свою дерзость отвечать придется, но в этот миг Чонгук о
последствиях не думает.

Он пишет: «Не могу говорить ща», а в ответ: «Где вы?».

И вот тут уже совесть не позволяет соврать. Да и вообще, Чонгук старается

теперь как можно меньше врать, но, блять, че делать, если ссыкотно и другого
варианта, как наглое вранье, нет? И правда, трусливый зайчонок. Эх.

Но сейчас он уже накалил Тэхена, поджег фитилек, и чтобы тот выгорал как
можно медленнее, приправлять враньем совершенно точно не стоит. Чонгук
пишет: «В футбол порубиться едем». Куда — говорить необязательно. Тэхен это
место тоже знает, хоть он и чертовски далек от футбола. Он от силы знает
Месси и Роналду, и если первого может еще уважать, то второго на вид не
переносит. Почему? Слишком выебистый, по мнению Винсента. И никогда,
никогда не говорите ему: «Да ты ж на него похож…»

Зайчонок еще и язык за зубами удерживать не умеет. Учится вот, практикуется.

Сложно быть Чонгуком. Сложно быть маленьким глупышом. Сложно быть в
отношениях с таким вспыльчивым безумцем, как мистер Винсент.

Он, кстати, так ничего и не отвечает. Видимо, удовлетворился коротким отчетом

Чонгука. Хорошо хоть, что малой не бухает где-нибудь, а то завтра понедельник,
в школу же надо.

Чимин достает из багажника свой футбольный мяч. Настоящий, кожаный — одна

107/390
из ценных вещей для Пака (вроде креста на шее, принадлежавшего когда-то
матери, который она, к счастью, не пропила). У Чимина в багажнике еще и бутсы
лежат. Ну и бита. Грех не таскать с собой биту в багаже, если ты пацан с этого
вшивого райончика. Хрен знает, когда придется встрять в дерьмо и проломить
кому-нибудь череп. Чимин, конечно же, таким не занимается (по ногам бьет в
основном), но что не бывает?

Чонгук оставляет рюкзак в машине и выскакивает, прошмыгнув на поле и начав

упражняться, делать разминку. Подпрыгивает, колени подгибает, растяжку
делает. Весь такой спортсмен. Это так, чтобы наутро мышцы не сковала
мучительная боль, а то встать с «кровати» будет невозможно. А Чимин особо в
разминке не нуждается, он и так каждый день хотя бы полчаса уделяет
футболу.

— Сначала попасуем друг другу, — распоряжается Чимин, зажав мяч между

рукой и своим боком. — А потом голы.

— Понял, — малой подбегает и встает напротив брата. Коротко стриженная

трава сырая, отчего кроссы слегка скользят, но это не сильно мешает. Чимин
тоже решил остаться в кроссовках, чтобы быть на равных с малым.

Они начинают двигаться по полю бегом, пасуя друг другу. Чимин делает это
легко, почти не тратя время на принятие и передачу, но малой немного
мешкает, пытаясь ударить получше, чтобы не скосить, а прямо к Чимину.

Трава и влажный от нее мяч красиво переливаются на свету двух прожекторов

по обе стороны от поля, как будто по земле рассыпались бриллианты. По
пустынной местности разносится звук ударов по мячу и дыхание братьев,
короткие комментарии-наставления старшего и чонгуковы «ага» или «да я так и
делаю».

Запыхавшись, они плюхаются на траву, делая короткую передышку, и смотрят

на безоблачное темно-синее небо с россыпью мигающих звездочек, тускловатых
из-за светящих в глаза прожекторов. Сейчас бы их выбить, улечься на траву и
разглядывать эту прелесть ночи, но и трава не удовлетворяет своей
влажностью. Да и вдруг червяки заползут куда?

Никакого кайфа.

— Чимин, тебе надо вступить в местную команду. Ты достоин большего, чем с

пацанами с района играть на пивас, — задумчиво говорит Гук, вытянув ноги и
скрестив на щиколотках, а руками уперевшись в траву. — Так тебя увидят
какие-нибудь шишки, заценят твои возможности, а там и в сборную попадешь со
временем.

Чимин коротко смеется и качает головой.

— Не, Чонгук-и, не так это легко. Таких, как я, хуева туча, и все хотят пробиться
наверх. Я это больше для души делаю, мне просто в кайф. И чувство
соперничества… — Чимин слегка щурится, прикусывая нижнюю губу. — Я
обожаю это чувство. Я его получаю, и мне этого хватает. Для удовлетворения
этим необязательно получать миллионы.

— Лучше барыжничать, что ли? — хмыкает Чонгук, подогнув колени и положив

108/390
на них локти. — В этом тупом районе, где нет никакого будущего. Ты еще
молодой. И так столько потерял из-за моего воспитания… — Гук опускает
голову.

— Эй, не неси бред. Я ни о чем не жалею, и я уверен, что сделал все правильно,
дав возможность стать человеком именно тебе, а не себе. За меня вообще не
переживай, у меня все хорошо, — отмахивается Чимин. — Я успешен, Чонгук.

— И в чем же? — спрашивает малой, подняв глаза на брата.

— В том, что тебя смог вырастить. Такого умного и хорошего пацана. В том, что
дал тебе все, чтобы ты не чувствовал себя обделенным. Чтобы ты не думал, что
чем-то хуже других. Это другие хуже тебя.

И что же в этот момент хочется сделать Чонгуку? Расплакаться, сопли

распустить и прижаться к брату, прокричать, как любит его, как благодарит за
все на свете. Ведь без него… без него Чонгук, возможно, и не выжил бы в этом
мире. Без него Чонгук не был бы Чонгуком. Да о чем речь! Именно он и дал
младшему братишке это имя. Родителям, ушедшим на дно бутылки водки, не до
того было, чтобы именем для нежеланного ребенка озадачиваться.

Чонгук уверен в том, что он такого потрясающего брата не заслужил.

Его поджатых губ касается мягкая благодарная улыбка, а черные глаза, в

которых отражается холодный свет прожектора, блестят, излучая любовь и
тепло.

— Пошли голы набивать, бро, — посмеивается Гук, подскочив с земли и подав

руку Чимину. Тот хватается за нее, заражаясь улыбкой, и неожиданно попадает
в короткие, но крепкие объятия, говорящие все за себя.

— Ребра щас захрустят, — хрипит Чимин. Чонгук сразу же выпускает его с

неловким «ой». — Да шучу, — смеется старший. — Откуда в тебе столько силы,
малой?

— Не знаю, может, оттуда же, откуда и блестящие способности в стрельбе?

— хихикает Гук, пожав плечами и почесав затылок. — Я просто рожден крутым
парнем.

— Тогда иди дуй на ворота и докажи еще раз свою крутость, — ухмыляется
старший, взъерошив волосы брата ладонью.

Чонгук со смехом соглашается и идет к воротам, закатывая рукава толстовки

(куртку оставил в машине, заранее зная, что вспотеет и сварится).

Чимин бьет круто. Чонгуку удается предотвратить лишь два гола из пятнадцати,
и дело вовсе не в том, что из малого фиговый вратарь. Просто нападающий —
мастер своего дела. На то, как он орудует мячом, можно смотреть вечно и с
искренним восхищением в глазах. Гук волей-неволей представляет брата в
форме футбольного клуба «Барселона» и мысленно вздыхает, тянет грустное
«эх» и машет рукой, как какой-то дедулька. Чимин зря упрямится. Чонгук точно
знает, что у брата бы все получилось, тем более, для карьеры футболиста он
еще не так уж и стар. Как раз самое то. Но кто слушает маленького зайчонка?
Им там, взрослым этим, с высоты своего возраста, походу, лучше видно, что к
109/390
чему и как правильнее.

Чонгук готов сдаться и попросить поменяться позициями, но так и зависает,

пропустив мяч, пролетевший буквально между ног. Ему не кажется, нет. Он
действительно слышит рык подъехавшего сто сорокового. Чимин тоже сразу все
понимает. Смотрит в сторону подкатившего мерса, вставшего напротив его
бэхи, затем переводит хмурый, почти сердитый взгляд на малого.

— Ты сказал ему?

— Я не знал, что он приедет… — с капелькой вины говорит Чонгук, пожав

плечами и с замиранием сердца глядя на щель в сетке.

Господин Диктатор появляется на поле незамедлительно. Руки в карманах

мешковатой кожаной куртки, на голове обычная черная шапка, чуть
подвернутая и кажущаяся короткой. Длинные ноги скрыты тканью черных
джинсов и обуты в ботинки. Выглядит как суровый байкер, всем своим видом
показывает свое недовольство и безмолвную опасность. Короче, нихуя
хорошего. Сигареты в зубах не хватает. Только что докурил.

Чимин закатывает глаза и сует руки в карманы спортивок. Атмосфера на поле

начинает накаляться, хотя рта еще никто и не раскрыл.

— Вот ты где, — Винсент решает это исправить и подает голос, нацепляя на

лицо странную улыбку. — Я соскучился, Чонгук-и.

— Обязательно было приезжать и все портить? — хмыкает Чимин. — Одним

своим видом.

Чонгук прикрывает глаза, пытается досчитать до десяти, хотя сделать это

следовало бы вот этим двум, у которых начинает гореть одинаково. Не нужно
быть гением, чтобы почувствовать, как разряжается воздух между ними. Ну и
правда, зачем он приехал? То, что соскучился — приятно, определенно, но
можно было об этом написать, и тогда малой мог бы попросить брата отвезти
его домой. Но нет, Ким Тэхен все делает сам. Свое тоже сам забирает.

— Полегче, не гори, Пак, — ухмыляется Тэхен, останавливаясь неподалеку. Так

и стоят треугольником. Чонгук вообще прирос к земле. Ну и к кому прикажете
подойти? Лучше остаться на нейтральной территории. — Я братика твоего
заберу, и все.

— Хули ты решаешь, когда забирать его? Он тебе не детсадовский. И я сам

решу…

— А может, я сам за себя решать буду? — грубо встревает Чонгук, тоже начиная
закипать. Заебали уже их вечные терки.

— Подожди, — остужает Тэхен, глядя на Чимина. — У твоего брата, кажется, ко

мне какие-то претензии, пусть выскажется.

— Одна претензия: какого хуя ты тут забыл? — рычит Чимин, накаляясь все
больше с каждой секундой. Бесит его эта ухмылка на чужих губах и эти наглые
глаза без намека на совесть.

110/390
 — В футбол погонять захотелось, — пожимает плечами Тэхен. — Давай сыграем.
Мы с Чонгук-и против тебя. Ты ж у нас дохуя крутой футболист. Ну покажи, че
умеешь, — ухмыляется он, подходя ближе.

— Окей, — Чимин машет Гуку, чтобы подкатил мяч. Малой пасует и отдает его
брату. Чимин ставит ногу на мяч, опускает голову, лижет нижнюю губу, затем
резко бьет со всей силы с негромким: — Лови!

Тэхен, конечно же, не успевает среагировать, но хоть лицо уберегает, вовремя

откинув голову назад. Мяч нехило бьет по груди. Точно красный след на коже
останется. Тэхен в гневе. Он смотрит на довольно ухмыльнувшегося Чимина
диким взглядом и не сдерживается. Тормоза срывает. Это было уже слишком.

— Ты, пидор, когда-нибудь засовывал в жопу что-то больше хуя? — цедит он,
идя к Чимину своей коронной походкой «иду бить ебало». — Чонгук, кинь-ка мяч.

А Чонгук закрывает лицо ладонями и тяжело вздыхает. Чимин идиот, а этот не

лучше. Столкновение неизбежно. Но малой пытается как-то помешать. Он идет к
ним, но встрять между не успевает. Они вцепляются друг в друга, как бешеные
псины. Тэхену хватает сил кидануть Чимина на траву и навалиться сверху.

— Да прекратите! — орет Чонгук, хватая Тэхена за плечи и пытаясь оторвать от

брата, но тот вообще никак не реагирует. Чимин получает прямо в нос, но не
теряется, хватает Винсента за воротник куртки и кидает на землю, бьет в
ответку, разбивая губу. — Чимин, хватит! — малой теперь за брата хватается, но
эти дикари будто забыли о присутствии третьего.

Чонгук уже и сам начинает бомбить. Обоим бы въебать хорошенько, но им друг

от друга и так хватает.

Кувыркаются по траве, рычат, кряхтят и успевают еще материть друг друга. А

Чонгук… Чонгук? Кто такой Чонгук?

Чонгук хватает мяч и бросает в борющийся клубок, но ожидаемо — ноль

внимания. Малой орет. Не в силах больше смотреть на это дебильное сражение,
отходит в сторону, достает телефон и, шмыгая носом (только бы не заболел),
набирает номер. На том конце отвечает прокуренный грубый голос.

— Юнги! — громко выдает Чонгук с нотками облегчения, оглядываясь на двух

дебилов, которым хоть бы что.

— Че такое? — спрашивает Юнги.

— Подкати к полю резко! Успокой, блять, их!

Когда и в какой вселенной что-то пошло не так? Как вышло, что Чимин сидит в
какой-то круглосуточной забегаловке напротив гребаного Винсента и ждет свой
чертов заказ? Юнги? Это все он? Нет, он просто сумел остановить ураган,
разбушевавшийся на поле. Обоим пизды дал, короче. Даже он понимает, что это
хуево по отношению к Чонгуку, о котором все в этот момент забыли. А малой
уже готов был расплакаться. Двое самых важных людей в его жизни готовы друг
другу глотки перегрызть.
111/390
Ну и когда у Чонгука, наконец, появилось право голоса, он сказал:

— Мне похуй, кто и че из вас думает, но сейчас мы идем хавать. Вчетвером. Вы

ж меня не слушали, вот и я не собираюсь.

У недоделанных футболистов на лицах промелькнуло недовольство, но

смирение. Даже Тэхен поутих, стал необычайно молчалив, не пытался, как
обычно, встрять со своими пятью копейками.

Юнги поддержал Гука. Господи, да он самый нормальный в этой тусовке.

На самом деле, Чонгук не теряет надежду и не бросает попытки сблизить этих

двух долбоебов. Пусть хотя бы посидят друг напротив друга часик,
попривыкнут, поймут, что оба Чонгуку очень дороги, и вечно сраться нет
смысла. К чему это приведет? Ни к чему хорошему.

За их столиком крайне тихо. Нет, это пиздец как странно для четырех взрослых
пацанов, тем более с этого дикого района. Такие обычно шумят и срут на
окружающее мнение, а тут минуты молчания, как будто скорбят по кому-то.
Юнги и Чонгук самые непринужденные. Малой уплетает фришку, сканируя
глазами то Чимина, то Тэхена, заказавшего себе лишь стеклянную бутылку колы.
Так и не открыл ее. Юнги тоже жует себе бургер, не испытывая ни капли
дискомфорта или неловкости. Спустя десять минут молчания Чонгук не
выдерживает.

— Ну и какого хуя? Говорить, как принято в цивилизованном обществе, не

умеете, да? Рот не открывается?

— Сила есть, ума не надо, — усмехается Юнги, получая уничтожающий взгляд

Тэхена. Но Мина мало трогает это. Ему вообще похуй. Он приехал малого
поддержать и похавать.

— Вы должны уже привыкнуть друг к другу, — говорит Чонгук, дав пятюню

Юнги, и добавляет после короткой паузы чуть тише: — Если я для вас что-то
значу.

На этих словах Чимин и Тэхен переводят взгляды на малого. Надо же, у обоих в
глазах мелькает вина. Даже у Винсента, которого никогда и ничего не ебет. Но
это ошибочное мнение. Его ебет каждая мелочь, касающаяся Чонгука. И,
видимо, даже Чимин.

Они так и продолжают молчать. Чонгук сверлит их взглядами, надеясь

добраться до совести, если она у них еще вообще имеется. Переговаривается с
Юнги, как будто этих двух и нет вовсе рядом. Ну, а хули из-за них приятный
вечерок портить?

Спустя пять минут Тэхен неожиданно встает с места и кивает Чимину на выход.

— Пойдем, покурим, — говорит он, сунув руки в карманы. Чимин слегка

поджимает губы, но встает.

— Эй! — мгновенно реагирует малой, роняя фришку на тарелку. — Продолжить

решили?
112/390
Он уже собирается тоже встать, помешать новому назревающему конфликту, но
Юнги его останавливает. Чимин и Тэхен выходят из закусочной, не слыша
возмущений мелкого.

— Оставь их, они не будут пиздиться, — спокойно говорит Юнги, глотнув

спрайта из банки.

Гук вздыхает и откидывается на спинку диванчика, сложив руки на груди. Он

очень надеется, что Юнги прав. Но тревога все равно не отпускает.

Тэхен делится с Чимином, стоящим рядом, сигаретой, прикуривает себе и ему и

делает затяжку.

— Ты мне не нравился никогда, — начинает он, глянув на курящего Чимина и

отвернувшись. Не лучшее начало диалога однако.

Ночную тишину нарушает приглушенная музыка, доносящаяся из закусочной, и

шум проезжающих мимо машин.

— Взаимно, — хмыкает Чимин, стряхнув пепел на асфальт. — Ну и че нам это

дает?

— Лично нам с тобой это нихуя не дает, но ради Чонгука надо что-то делать. Я
не хочу ему больше причинять боль, — задумчиво говорит Тэхен, перекатывая в
зубах сигарету.

Чимин согласно мычит и кивает, опуская взгляд вниз.

Они думали об одном и том же. Еще там, на поле, когда Юнги сумел их разнять и
привести в чувства, подбавив отрезвляющих лещей. Потом они думали, пока
ехали сюда. А потом думали, сидя друг напротив друга и слушая Чонгука.

Так дело не пойдет. К этому простому выводу пришли оба.

И вдруг перед младшим стало… стыдно.

И правда, повели себя как дикари, идущие на поводу своей агрессии и взаимной
неприязни, позабыв о самом важном в их жизни человеке, которому, вообще-то,
было очень больно видеть то, что случилось на поле и не раз случалось до этого.

Совесть все-таки имеется у обоих. Чонгук важнее всего, важнее пустых

конфликтов, в которых одна цель — оскорбить как можно жестче. Глупо и очень
по-детски. Это именно тот момент, когда маленький Чонгук оказался умнее их
вместе взятых.

— Хуй с ней, с личной неприязнью. Я ради него готов засунуть ее подальше, —

говорит Чимин, перебирая в пальцах сигарету. Так и стоят оба, скуривают по
сигарете, побитые, помятые, с застрявшими в волосах травинками, уставшие.
Видимо, от этих ненужных никому проблем. Вот и пытаются отпустить, замять,
ну или хотя бы глаза закрыть.

— Верно мыслишь, — кивает Винсент, повернув голову к Чимину.

113/390
 — Но если ты его хоть раз расстроишь… — предупреждает Пак, всем своим
видом обещая Винсенту страшные пытки.

— Бля, че ты говоришь? — хмыкает Тэхен, закатывая глаза.

— Просто предупреждаю, — пожимает плечами Чимин, швыряя свой окурок в

урну.

— Себя предупреди, тебя это тоже касается, — Тэхен делает последнюю

затяжку и отправляет сигарету следом.

— Вот и решили, — кивает Пак, хлопнув Тэхена по плечу.

Они возвращаются в закусочную. Юнги и Чонгук о них как будто бы и забыли.

Ржут себе о чем-то, но как только видят вернувшихся парней, замолкают. Чонгук
смотрит на них с прищуром, ищет новые ссадины, но, к счастью, ничего не
замечает.

— Все нормально, Гук-и, — с легкой улыбкой говорит Чимин, садясь на свое

место возле Юнги.

Тэхен согласно кивает и опускается рядом с Гуком, находит под столом его руку
и сплетает с ним пальцы, говоря все без слов. Чонгук готов расплакаться от
облегчения. Неужели и правда все нормально? Его распирает любопытство,
хочется знать, о чем они там говорили. А все предельно просто: оба расставили
приоритеты и в этом сошлись. Все довольны. А главное, Чонгук.

Остаток вечера как никогда уютен и приятен. Все шутят, что-то рассказывают,
смеются, напоминая крепкую дружескую компанию. Ну почти. Чимин и Тэхен не
так много контактируют, но над шутками друг друга смеются. Юнги тоже на них
поначалу смотрит с подозрением, но потом расслабляется. Главное, что малой
чувствует себя хорошо в кругу важных людей и больше не испытывает
напряжения и страха, что вот-вот снова может произойти взрыв этих двоих. Нет,
все действительно нормально, и это не может не радовать. Чонгук чувствует
себя счастливым. Но он не наивный дурак, он понимает, что так быстро их
отношения измениться не могут. Сейчас они подавляют свою неприязнь, но кто
знает, возможно, в будущем они ее полностью отпустят, и всем будет по-
настоящему замечательно.

Они сидят еще около получаса, потом решают закругляться, потому что Чонгуку
завтра в школу. Ну вот, еще одна вещь, в которой они солидарны. Зато сам
Чонгук ворчит и выказывает недовольство, ибо какого фига? Все было так круто,
а тут взяли и решили разойтись. Серьезно? Этот сраный дуэт себе не изменяет.

Гук прощается с Юнги и Чимином, крепко обнимает второго, и они расходятся по

машинам.

Пока Тэхен докуривает и заводит мерс, Гук роется в рюкзаке и достает фигурку,
протягивая ее старшему.

— Сегодня в тире выиграл, — с улыбкой говорит. Тэхен щурится и берет

фигурку, вертит, с интересом разглядывая со всех сторон.

— Джокер, — ухмыляется Винсент. — Символично, зайчонок, — говорит он,

114/390
ставя фигурку на панель перед рулем.

— Злодеи тоже достойны любви, — пожимает Гук плечами и льнет к старшему,

прижимаясь щекой к его теплому плечу. Винсент снял куртку и бросил на заднее
сиденье.

— Поехали домой, покажешь мне всю свою любовь, — подмигивает Тэхен,

похлопав малого по колену и выезжая из парковки.

— Пока подлатаю тебя, а потом уже любовь дарить, — хмурится Гук, подняв
голову и разглядывая синяк на скуле Винсента.

— Одно другому не мешает, — ухмыляется Тэхен, давя на газ и летя по

пустынной дороге. — Можно и вляпаться… — опять этот двусмысленный взгляд.
Чонгук вскидывает брови и качает головой.

— Только не мед!

— Не расстраивай меня, пчелка, — хмурится Винсент, цокнув.

— Да какая, блин, пчелка! А как же зайчонок? — хмыкает Чонгук, сложив руки

на груди.

— Пока мед не опробуем, будешь пчелкой.

— Заебал, ладно.

— Че ты сказал?

— Ниче! Мед, так мед.

115/390
Примечание к части 50 Cent - Straight To The Bank

намджуновская Тойота Тундра: https://pin.it/1IWGUMp

культурный отдых

Чонгук несется по коридору школы, едва не сбивая с ног радующихся

концу учебного дня школьников и учителей. Только ему не до веселья:
стопудово произошла какая-то хуйня. На последнем уроке малой получил
сообщение от Винсента, которое гласит: «после уроков нигде не задерживайся,
сразу выходи, это важно». В малом это смс посеяло столько страха, что под
партой коленки затряслись, а пальцы чуть не разорвали тетрадь по геометрии,
лежавшую перед носом. Одному Богу известно, как Чонгук сумел выдержать до
конца урока и не сорваться раньше. Но Тэхен сказал «после уроков», и,
наверное, все не так страшно, раз может подождать. И все равно малого не
отпускает беспокойство, грызущее где-то в области живота. Но самое хуевое то,
что на ответное чонгуковское смс: «что случилось?» Винсент ничего не ответил,
только усилив волнение Чонгука. Ну и как тут быть спокойным? Бэм остался с
разинутым ртом и поднял с пола выпавшую из рюкзака друга тетрадь, смотря
тому вслед с вопросительным и нихрена не понимающим выражением лица.
Действительно, что происходит?

Чонгук вылетает из школы, быстренько сбегает вниз по ступенькам, чуть не

навернувшись, но вовремя реагирует и бежит через двор к воротам, натягивая
на плечо сползшую лямку рюкзака. Погодка сегодня хорошая. На небе ни
облачка, солнце вовсю палит, выжигает глаза, и от этого Чонгук нервничает еще
больше.

Как только он выбегает на улицу, покинув территорию школы, то сразу же

цепляет взглядом припаркованный у обочины дороги черный сто сороковой
мерс. Малой чуть сбавляет скорость и заметно расслабляется. Ну раз Винсент
здесь, сам приехал, то с ним все в порядке. Чонгук всегда сразу думает о
худшем: попал в аварию, подрался (хотя это даже не удивляет), попал в
больницу, умер… Но если он здесь сам, и машина, как всегда, в идеальном виде,
то можно немного выдохнуть. Винсент жив и здоров.

Малой подлетает к мерсу и распахивает дверцу с пассажирской стороны, сразу

же округляя глаза. Из салона на него таращатся две пары глаз. Тэхен за рулем с
самым серьезным лицом и Хосок, у которого как будто родственник помер, такое
скорбное выражение. Чонгук бледнеет.

Вдруг кто-то из пацанов… того.

— А че… че произошло? — со страхом спрашивает Гук, так и зависнув у

открытой двери.

Хосок поднимает взгляд на мелкого и, тяжело вздохнув, говорит:

— У Винсента, короче, это… импотенция…

— Че… — Чонгук корчит ничего не понимающее лицо и смотрит то на первого,

то на второго, который отвел задумчивый прищуренный взгляд в сторону,
повесив руку на руле. — Тэ… — тихо зовет Гук, чуть нагнувшись и залезая
116/390
головой в салон. — Это… правда?

Тэхен поджимает губы и коротко кивает, отвернув голову в сторону. А малой

вконец теряется, мнется у двери и начинает нервно кусать губу, не зная, как
реагировать. Мозг сразу же начинает активно работать, так не бывает даже на
уроках. Вроде бы и плохо, что у Тэхена… не встанет больше, но разве это так
страшно? Для Тэхена, наверное, это конец света, но ведь и не опухоль, не что-то
смертельное… Они же переживут это? Конечно, иначе быть не может.

— Ну… это же не проблема, да? — говорит наконец Чонгук, смотря на печалью

укрытый профиль Винсента. — Главное, что ты… в целом… ну, здоров…

Никто ничего не отвечает ему. Хосок барабанит пальцами по своему колену и

сидит, опустив взгляд в пол. Повисает тишина. Чонгук уже всерьез начинает
переживать. Видимо, для Тэхена это важно намного больше, чем могло бы
показаться. Малой судорожно думает, как утешить его, вот только рядом с
Хосоком в полной мере не поутешаешь. Не все можно сказать при ком-то.

Но тут плечи Тэхена начинают мелко подрагивать, а Хосок растягивает губы в

лыбе до самых ушей. Чонгук хмурится и глядит на этих двоих, как потерянный
щенок. Винсент поворачивает к нему голову и начинает ржать в голос с
дружком на пару.

— Че за наебы?! — едва не орет Чонгук, сразу же переходя в боевой режим.

Брови сдвигает на переносице и сжигает двух клоунов пламенным взглядом
черных опасных глазиков.

— Зайчонок, ты че, испугался за меня? Или, может, за него… — смеясь, говорит

Тэхен и бросает взгляд на свою промежность.

— Да пошел ты, сучело, — хмыкает Чонгук, сложив руки на груди и отвернув

голову в сторону. Хочется заорать на всю планету. Как же заебали эти вечные
шутейки и подколы! Ну конечно, над кем еще стебаться, как не над самым
мелким. Но эти мудилы и друг друга знатно стебут, у них в принципе нет границ.
Хорошо, хоть Джина тут нет, а то бы опять хором ржали на весь мерс. Или на
всю улицу.

— Бля, ну и хули ты встал? Запрыгивай, отдыхать едем. Шорты твои я

прихватил, — подмигивает Винсент, отсмеявшись и заводя тачку, нарочно
громко раскручивая движок, чтобы поторопить затупившего Чонгука.

— Мне уроки надо делать, — бурчит малой, садясь сзади с самым обиженным
видом. Спереди трон занял Хосок.

— О, действительно. Ну тогда мы подкинем тебя до дома, а сами двинем, ок? —

спрашивает Винсент, бросив взгляд на зеркало заднего вида и выруливая на
дорогу.

— Нет! Я с вами, — закатывает глаза Чонгук, скинув рюкзак.

— Отлично, тогда держим путь в магаз за хавкой и бухлом.

117/390
Пока Хосок торчал в магазине, загружая тележку ящиками пива и едой, Тэхен
извинялся за свою шуточку, чтобы стереть с лица Чонгука оскорбленную мину.
Перетащил тельце зайчонка на свои колени, как обычно любит делать, и стал
целовать, покусывать чувствительные ушки и твердить, что с таким, как он,
стать импотентом будет считаться смертным грехом. А Чонгуку много не надо.
Он разомлел от ласк и нашептываний разных пошлостей и нежностей
одновременно, даже заводиться начал, не имея ни малейшего контроля над
своим сраным пубертатом. Тэхен уже собирался сунуть руку ему в штаны, но
заметил Хосока, катящего к мерсу тележку, набитую всем и сразу, и быстро
швырнул малого обратно на заднее сиденье, матеря ничего не подозревающего
братана. Ну, а хули? Обычно этот человек торчит в магазинах дольше всех, и
пока его нет, можно несколько раз потрахаться, мир, блять, обойти, а тут даже
начать не дал. Удивительно ебучий закон подлости.

А дальше как по маслу. Они доезжают до окраины города, где расположен пруд
размером с футбольное поле стадиона Камп Ноу. Вокруг зелень, деревья,
скошенная травка. Это место общественное, тут рядом и кафешки всякие,
магазинчики. Дети, пожилые, молодые парочки. Все гуляют вокруг пруда,
некоторые купаются или сидят на бережке. Обстановка, впрочем, приятная.

Они оставляют мерс на парковке, расположенной неподалеку, точно рядом с

огромной тойотой тундрой Намджуна, который уже ждет их с Джином в
найденном заранее местечке на менее людной стороне пруда. Приехали эти
двое раньше остальных, чтобы подготовить барбекюшницу для мяса, купленного
Винсентом еще вчера вечером (мариновка, все дела). Все не так просто, у
каждого свои обязанности. Помимо этого, Намджун и Джин тоже подогнали пару
ящиков пива, потому что его много не бывает.

Начинается суета с готовкой мяса. Чонгуку там, конечно же, делать нечего, да
ему и самому не особо интересно наблюдать за процессом приготовления. Он
выпрыгивает из своей школьной одежды, натягивает прихваченные Винсентом
шорты и счастливый бежит к воде. Тэхен наблюдает за малым через темные
очки. Пацаны встали вокруг, нависнув над барбекюшницей. Со стороны
выглядят, как сектанты со своими ебанутыми темами. Особенно, когда дымок
валить начинает. Но потом уже и аромат мяса разлетается по периметру,
вызывая у всех слюнки. Винсент одним глазком на Чонгука, а другим на мясо,
чтобы вовремя переворачивать, чтобы не подгорело. Джин нарезает овощи, а
Хосок и Намджун возятся с выпивкой.

— Ща к нам еще кое-кто подкатит, — говорит Винс, поправив очки на

переносице.

— Че? Кто? — отзывается Хосок, обнимая ящик с пивом.

— Брат малого с друганом, — Тэхен щурится и отворачивает голову к

барбекюшнице.

Приглашение Чимина на совместную тусовку с братанами было, наверное,

самым странным решением в жизни Тэхена. Он долго колебался, но потом все-
таки решил, что надо. Ради Чонгука, конечно же. Обещали же дружбу вести, вот
и первые шажочки. Приглашение звучало так тяжко, будто Винсента кто-то
крепко держит за яйца. И удивительно, что это был не Чонгук, а сам же Тэхен.
Надо наступать себе же на горло, а все ради одного малолетнего соблазнителя.
Чимин, к счастью, не стал язвить, ответил, что с удовольствием пригонит, и
118/390
тоже отметил, что Чонгук этому будет рад. Оба с этим согласились. Не будь
Чонгука, не было бы и этих попыток задружиться. И у одного, и у другого
братанов хватает, только тут главное, чтобы не быть во врагах, а то Чонгуку это
не понравится. Его расстраивать никто не хочет. В общем, с Пака тоже выпивка
и закуска.

На новость пацаны отреагировали нормально, обрадовались даже, круто же с

новыми рожами побухать. Новые интересные истории и правила пьянки. Чем
больше народу, тем веселее, как никак.

Намджун, отчего-то затихший, молча подходит, чтобы сменить Винсента, всем

видом показывающего, что заебался так стоять и коптиться. Тот прикуривает
себе и садится на расстеленное на бережке на десять человек полотенце,
скинув футболку и оставшись в одних шортах и тапках. Подложив под голову
руки, Тэхен прикрывает глаза и наслаждается приятным отдыхом. Прохлада,
идущая от воды, не дает солнцу выжечь землю и кожу парня. Неподалеку
слышны всплески и хихиканье зайчонка. Хосок, закончив со своей частью
нарезки овощей, тоже не сдерживается и несется к воде, на ходу раскидывая
шмотки в стороны. Теперь эти двое плескаются, как дети малые. И почему-то
Винсента это заставляет совсем легонько улыбнуться.

— Уже обкуриться успел, бро? — усмехается Джин, мимо которого ничто не

проскользнет, оставшись незамеченным. — Делись травкой, тоже так хочу.

— У Намджуна нашего дохуя всякого должно быть в бардачке, — лениво

отвечает плавящийся на солнце Винсент. — Кстати, чуть позже надо будет этим
воспользоваться, а то хули.

— Это товар, халявщики, — отзывается Намджун, стоящий неподалеку. Он

поправляет кепку на голове и хмурится, сосредоточенный на готовке мяса.

— Да ты че, братанам немножко не пожертвуешь? — с шутливой обидой

спрашивает Тэхен, приподнявшись на локтях и из-под очков глядя на друга.

— Бизнес дороже друзей, — хмыкает Джин, разложив нарезанные и готовые к

употреблению овощи на тарелке.

— Давить на жалость у вас выходит не очень, но хрен с вами, — отмахивается

Намджун.

— А можешь еще кепку мне подкинуть, бро? — растягивает губы в улыбке

Тэхен. — Ты все равно под деревом стоишь.

Намджун снимает кепку с головы и швыряет в Винсента, возвращает внимание

барбекюшнице и переворачивает мясо.

— Я дольше под водой! — победно выкрикивает Чонгук, смотря на Хосока,

плавающего вокруг малого, как акула вокруг своей добычи. Мелкий только и
успевает поворачиваться за ним. — Минута семнадцать.

— Мои поздравления, — усмехается Хосок, вынырнув и откинув челку со лба. —

Зато я плаваю быстрее.

— Проверим! — малой охотно принимает вызов и уже собирается отплыть

119/390
ближе к берегу, чтобы оттуда начать. Он замечает две знакомые фигурки,
идущие к их пикничку, и начинает сиять, как маленькое солнышко, растянув
кроличью улыбку до ушей. — Чимин и Юнги! — забыв о соревновании, которое
сам и затеял, он быстро плывет к берегу. Брат его замечает и улыбается,
помахав свободной от пакета рукой. Хосок тоже решает вернуться на берег и
немного обсохнуть.

Чимин и Юнги со всеми здороваются классическим братским рукопожатием, при

котором вторая рука приобнимает и хлопает по плечу. Но к Намджуну,
возящемуся с мясом, так и не подходят. Окидывают друг друга взаимно ничего
не выражающим взглядом, обмениваются короткими кивками, на этом и все. У
них там свои тяги прошлого. Юнги в сторону Кима вообще не смотрит, сразу
вливается в разговор с вышедшим из воды Хосоком, пожимая мокрую ладонь.

Чонгук счастлив, как никогда. Два его любимых мира соприкоснулись.

Объединились, что еще больше шокирует. Он с откровенной радостью и лыбой
до ушей глядит на пацанов, не веря тому, что это вообще реально. Но нет, они
тут все вместе. Самые близкие. Люди, ставшие ему семьей. Кроме Чимина и
Тэхена. Эти априори в семье.

— Ну че, когда мясо, шеф? — спрашивает Хосок, сидя возле Винсента с

накинутым на плечи полотенцем.

— Жрать хотим, как черти, — подхватывает Джин, согласно кивая и с ухмылкой

наблюдая за Намджуном.

— Уже готово, налетайте, — радует тот, и все, как по команде, налетают на

него с бумажными тарелками. — Вот чайки сраные! — охуевает с внезапной
массовой атаки Намджун, подкидывая каждому по куску мяса, как мама-птица
своим птенцам.

— Эй, мне оставьте!

Дальше лучше. Нет, действительно лучше. Все рассаживаются кружочком

вокруг накрытой Джином поляны и за разговорами и шутками едят и пьют. Грех
к мясу пиво не приложить. Джин, Юнги и Хосок подкидывают своих шутеек,
заставляя остальных ржать в голос, как диких коней. Некоторые отдыхающие у
пруда таращатся на них, как на ебанутых. Наверняка уже побаиваются, что эти
дебоширить начнут в общественном месте, угрозу представляют. Некоторые
родители уводят своих детишек подальше от сомнительной компании бухих
мужиков, а старушки гонят на всех скоростях, яростно вдавливая палочку в
землю. Но этим все равно. Им окружающие нахуй не сдались. У самих все
чудесно, ни к кому приебываться не станут. Слишком хорошо, чтобы отвлекаться
на других.

Чонгук по классике зажат между братом и Винсентом. Сидит, прижав голые

коленки, украшенные синяками, к груди, и с наслаждением жует вкуснейшее
мясо. Эти парни готовят его круче, чем в самом лучшем ресторане. Может,
поэтому Винсент не спешит малого туда вести…

Под шумок громких разговоров Гук, оглянувшись по сторонам и проглотив

мяско, тянет лапку к стоящей прямо перед ним бутылке с холодным пивом, что
манит уже минут двадцать. И вот момент настал. Малой хватается за бутылку
пальцами и резко тянет к себе, но не успевает, черт возьми. Не успевает! На
120/390
него пристально смотрит Винсент, нахмурив брови. Всевидящее, блять, око.
Ничто от него не ускользнет.

— Хочу пиво… — жалобно шепчет Чонгук, надув губы и выпучив на своего

пахана щенячьи глазки.

Тэхен отрицательно мотает головой и мягко отнимает у мелкого бутылку, ставя

ее на место, затем наклоняется к Гуку и шепчет на ухо (хотя нихрена это не
похоже на шепот, все услышали):

— Ты сегодня за рулем, зайчонок.

Мелкий поджимает губы и злобно берет свою банку с колой, злобно зырит на
Тэхена и злобно делает несколько больших глотков. Вот так всегда. Когда они
массово бухают, то в рядах трезвых оставляют только Чонгука. Исключительно в
такие моменты Гуку позволено накрывать руками священный руль сто
сорокового. Обидно, блять. И несправедливо.

В поисках защиты и поддержки малой поворачивает голову к рядом сидящему и

ржущему над каким-то рассказом Джина (пытаясь стащить пиво, малой не успел
послушать, о чем речь) Чимину, который уже явно не в адеквате. От него пользы
нет. Рассчитывать больше не на кого. Они все уже… того.

Смирившись с обстоятельствами, Чонгук продолжает уплетать мясо с овощами,

попивая свою колу и смеясь вместе с остальными. Ладно уж. Когда все вокруг
бухие, а ты нет, тоже неплохо. В такой среде кажется, что ты такой же. Будто
заражаешься. Одно веселье наблюдать за пьяными. Хотя они себя еще
контролируют, зато шутки и истории стали в разы смешнее. У малого от смеха
аж живот болеть начинает.

А потом, наевшись и напившись, они решают искупаться в манящем холодном

пруду. Но не все. Винсент разваливается в своем прежнем положении, вытянув
свои бесконечные смуглые и крепкие ноги, не скрытые вечно широкими
штанами и джинсами; футболку подкладывает под голову, ловя кайф от свежего
воздуха. Еще и градус внутри приятно кружит голову. Облака над головой
кажутся такими мягкими, что хотелось бы на них полежать, уплыть куда-
нибудь…

Намджун и Джин решают понырять, а Хосоку в голову взбрело покататься на

лодке, которую можно арендовать здесь же. Чимин и Юнги идею поддерживают,
и вот они уже рассекают по пруду, гребя по очереди. Все-таки нелегкое это
дело, тем более, когда в первый раз. Только бы не выпали за борт. Вот Чимин
вполне мог бы в своем шатком бухом состоянии.

А зайчонок… Как самый трезвый и самый дурной, решает сжечь сожранное мясо,
наворачивая уже третий круг вокруг немаленького пруда. Футболку завязал на
голову, чтобы солнечный удар не схватить, и весь такой, как в каком-нибудь
фильме, пафосно уставившись перед собой чуть нахмуренным взглядом, бежит,
как настоящий бегун на дорожке. Мышцы под кожей лоснятся, подпрыгивают, а
вспотевшая кожа красиво поблескивает на солнце.

Когда он пробегает мимо валяющегося Винсента в четвертый раз, тот

приподнимается на локтях и бросает вслед мелкому:

121/390
 — Сбегай за чипсами, бегун, — и злорадно ухмыляется. Малой тяжело дышит,
истекает потом, наверняка пить хочет и мечтает сигануть в холодный пруд, но
кто ему виноват? Он сам выбрал этот путь, сам себя решил извести.

Чонгук на его издевку закатывает глаза и продолжает свой бег. Пробежав еще
два круга, он, наконец, плюхается возле Тэхена и тяжело дышит. Винсент
поворачивает к нему голову, приспускает очки с глаз и говорит:

— А чипсы где?

— Ты… — еще не восстановив дыхание, выдает охуевший Чонгук, вытаращив на

Винса глаза. — Ты че, серьезно?

— Ебать, разве я когда-нибудь шучу с такими вещами? — с возмущением

спрашивает Тэхен, шлепнув мелкому на голый живот купюру. — Давай, гони
резко. С беконом.

— Тебе мяса мало было? — хмыкает Чонгук, поднимаясь, как восставший из

мертвых зомбяка с мучительной гримасой на лице и сжимая в ладони сраные
деньги.

— Пиздуй, сказал, — говорит Винсент с самым непринужденным лицом, вновь

прикрыв глаза и наслаждаясь отдыхом.

Чонгук с недовольной рожей покупает пачку чипсов и огромную бутылку колы

для себя. И хрен он поделится, если Тэхен попросит. Пусть сам сгоняет. Чонгук
решает, что так и скажет ему. О, какое коварство. Малой чуть ли не полбутылки
выпивает на обратном пути, уже идя обычным шагом. Торопиться некуда. Пусть
ждет царь. Но когда Гук до него доходит, по Тэхену не сказать, что он был
недоволен ожиданием. Тот лишь поднимает руку вверх, готовый принять свою
пачку чипсов.

— Долго, — не оставляет без критики, присаживаясь и открывая пачку.

— Сам бы, блять, пошел быстро, — хмыкает Гук, садясь рядом. Они
соприкасаются друг с другом голыми плечами и ногами. Тэхен такой теплый,
подогретый солнечными лучами, а Гук немного прохладный из-за пота.

Один хрустит, другой пьет. Сидят, смотрят на своих друзей, развлекающихся в

пруду. Чимин, как и ожидалось, чуть не вываливается из лодки, но Хосок и Юнги
вовремя его хватают и возвращают на место. При этом все трое громко ржут. А
Намджун и Джин, как Хосок и Гук до этого, соревнуются в задержке дыхания
под водой.

— Спасибо, что позвал Чимина и Юнги, — вдруг выдает Гук, глядя на парней в
лодке, затем переводя взгляд на Тэхена. — Ты умеешь делать сюрпризы, Тэ.

— Пф, ну, а хули нет? — гордый собой, ухмыляется Тэхен, отправляя в рот
большую чипсину.

Главное, что ты сейчас счастлив.

— Всегда бы вместе так тусили. Охуенно же, — улыбается малой, убрав бутылку
в сторону и поднимаясь. Он нависает над Тэхеном, загораживая собой солнце.
122/390
 — Пошли в воде поебемся? — пиздец, как внезапно спрашивает Винсент,
оглядев мелкого с ног до головы. Его влажное и разгоряченное тело так и манит
изголодавшуюся похоть старшего. Но Чонгук на это лишь закатывает глаза.

— А просто поплескаться, не? — бурчит он, изогнув бровь.

— Не, зайчонок, я не полезу туда просто так, — мотает головой Винс, хрустя
чипсами.

— Тут наши братаны, ты ебанутый, что ли?

— Да в воде никто ниче не спалит.

— А то, что мы прижатые друг к другу будем — ниче? — возмущается Чонгук,

хотя внутри все приятно сжимается от одной мысли, что они с Тэхеном могут
сделать это в воде. Господи, да Гук бы сам к нему в руки бросился, не будь тут
людей.

— Ты главное не кричи и не стони, — подмигивает Винс и не удерживается,

закрадывается малому пальцами под шорты и крепко, чуть даже больно хватает
за бедро.

— Да Тэхен! — малой стряхивает с себя его руку, как будто какое-то насекомое,
и отшатывается назад. С такими поползновениями он долго не выдержит. —
Нельзя.

— Можно все. Главное не загонять себя в рамки, — пожимает плечами чем-то

довольный Винсент.

— Когда вокруг столько людей, то приходится. Ты просто бухой, — мелкий

разворачивается, собираясь идти к воде, но Тэхен резко ухватывает его за
шорты, отчего те приспускаются, являя приятные глазу виды, и тянет на себя. —
Ты че делаешь?! — в полном ахуе выдыхает Гук, не удержав равновесия и
плюхнувшись на землю. Как идеально он оказывается меж разведенных ног
Тэхена, аж чувствует его член своей поясницей. Блять, только о нем сейчас
думать совсем не время.

— Тихо, блять, не брыкайся, сучка, — шипит Винсент, уже отбросив к херам

пачку чипсов и вцепляясь пальцами в бока мелкого.

— Тэхен, у тебя че, недотрах? — пищит мелкий, в страхе таращась на друзей и

на других людей, но, к счастью, пока что никому нет дела до того, что
происходит между этими двумя. — Ты ж, блять, утром меня оттрахал, я на
первом уроке потом сидеть не мог! — тихо кричит Чонгук.

— Да не собираюсь я тебя ебать, заебал, — закатывает глаза Тэхен.

— А нахуя это все? — Гук поворачивает к нему голову, таращась возмущенно-

охуевшими глазами.

— За сигами мне сгоняй. Забыл сказать, — и короткий смешок, после которого

притворная невинная улыбочка. Ебучий Сатана, вот он кто.

123/390
Чонгук психует, слегка бьет его локтем в ребра, вылезает из его плена и
твердым шагом идет к пруду, больше не оборачиваясь к Винсенту. Оказавшись в
воде по колени, он расслабляет тело и плюхается лицом вниз. Тэхен смеется и
тянется к отброшенной пачке чипсов. Нравится малого из себя выводить. Он в
такие моменты похож на бешеного кролика. Дохуя опасный, но ничего
серьезного тебе сделать не сможет.

Намджун и Джин, накупавшись, выходят на сушу и снова садятся пить и есть.

Купание пробуждает сильный голод, нагоняет аппетит. Тэхен тоже к ним
присоединяется, чувствуя, что не допил, недостаточно подбухнул. Три моряка
продолжают кататься на своей арендованной лодке, но больше не ржут, а о
чем-то разговаривают. Кажись, серьезную волну словили. Даже Чимин чем-то
загруженный, весь такой сосредоточенный, больше не грозится накрениться и
полететь в холодную водичку. Теперь веселее всех мелкому, который сигает в
пруд с небольшой возвышенности.

— Винсент! — зовет он, готовясь к новому прыжку. Сияет весь от радости,

улыбается. Хочет, чтобы Тэхен посмотрел, как он умеет. Но Тэхен увлечен
разговором с друзьями, даже не смотрит в сторону мелкого. Чонгук не сдается.
— Винсент! Ви! Смотри, как я могу! — в ответ все тот же полный игнор. Чонгук
злорадно хмыкает и орет, как заевшая пластинка, громко и быстро: — Винсент-
Винсент-Винсент-Винсент-Винсент-Винсент-Винсент…

— Да че, блять?! — неохотно оглядывается Тэхен, вскинув брови. Добившийся

своего малой широко улыбается.

— Смотри! — и с разбегу летит вниз, эффектно исчезая в воде, как настоящий

пловец.

— Браво, зайчонок! — громко хлопает Винсент, ухмыльнувшись и сразу же

возвращаясь к разговору с Намджуном и Джином.

— Не знай я вас, решил бы, что ты его пахан, — смеется Джин, отправляя в рот
кусок мяса, завернутого в лист.

Тэхен смотрит на друга странно, даже очки приспускает и бровь вскидывает.

— Перед тобой сидит именно, что пахан зайчонка, Сокджин, — выдает он с

гордостью, блеснувшей в карих глазах, и грудак вытаращивает, как павлин. —
Запомни разницу: отца не выбирают, а вот пахана… Короче, вкус у малого
отличный, — ухмыляется Тэхен, присасываясь к горлышку пива. Все ржут, но не
возражают. Уж пахану и зайчонку лучше знать, что там да как. И, вообще-то, у
друзей нет особого желания углубляться в их личную жизнь. Там сплошные
дебри голубые, в них запутаться проще простого.

Все удивляются, когда из лодки вываливается не Чимин, как ожидалось, а

Хосок. Слишком много смеялся. Но это не мешает всем и из воды, и с берега
громко ржать над друганом. Даже Хосок, не переставая, ржет, плывя по-
собачьи. На борт его больше не пускают. Юнги хватает весла и гребет подальше,
а потом замедляется и толкает в воду угорающего над Хосоком Чимина.
Неожиданная подстава, и вот на вершине остается Мин Юнги — та еще
хитрожопая сволочь. Он отплывает на достаточно большое расстояние от двух
акул и, растянувшись в лодке, закуривает. Кайф он тоже любит ловить. В этом
Тэхен, с прищуром глядящий на парня с берега, согласен с ним. Может, тоже
124/390
надо было арендовать лодку и съебаться?

Поверженные воины Чимин и Хосок наперегонки плывут к берегу, бросив

попытки добраться до Юнги. Чонгук смеется над ними, стоя на своем трамплине
и глядя оттуда на всех, как зоркий глаз. Эти оба в стельку, как бы не утонули.
Не перестают смеяться, как будто не пиво пили, а траву курили. А Чонгуку, если
вдруг чего, придется поиграть в спасателя.

Спустя некоторое время рыцари круглого стола снова собираются вокруг

хавчика, восполняют утраченные в воде силы с помощью еды и пива. Винсент,
правда, не в их числе. Он на корточках присел у самой кромки воды с банкой
крепкого пива и глядит на воду с глубочайшей задумчивостью, ловит какие-то
флешбэки, наверное, ностальгирует хрен знает, о чем. Чонгук, хрустя остатками
его чипсов и облокотившись спиной на плечо брата, наблюдает за ним. Он бы
все отдал, чтобы знать, о чем сейчас думает Винсент. Чонгуку кажется, что он
знает его на все сто, но в такие моменты сомневается. Как бы раскрепощен ни
был Тэхен, как бы ни был открыт миру, многое все еще остается в тени. Его
слова и действия непредсказуемы. Не знаешь, в какой момент он разгневается,
а в какой приласкает и зацелует от макушки до пят, проявляя всю свою любовь и
неисчерпаемую нежность. С грубостью то же самое. Может и врезать, потом
гадай, че не так было. И вот сейчас так же. Минут десять назад он сидел со
всеми и смеялся, сам шутил, а потом встал с банкой пива и отошел к воде, как
будто вдруг о чем-то загрустил, затосковал, а может, заскучал. Гуку хочется
подойти к нему сейчас, обнять, спросить, как он, но решение не кажется на сто
процентов верным. Может быть, трогать его сейчас вообще не стоит.

Зато Винсент трогает сам. Он вдруг встает, высосав со дна банки остатки пива,
подходит к Чонгуку и хватает за руку, рывком поднимает на ноги и закидывает
растерянную тушку себе на плечо. Все пацаны смеются, а Чонгук пищит,
приказывая отпустить. Но разве Тэхена это остановит? Он идет в воду прямо с
малым, а когда заходит достаточно глубоко, то скидывает его с плеча.

— Эй! Ты же не задумал это самое? — с опаской спрашивает Чонгук, откинув

мокрую челку назад.

— Утопить тебя? — усмехается Тэхен.

— Не… Стой, че? Утопить? — малой резко дает деру, отчаянно уплывая прочь от
подводного хищника, который очень даже быстро (охуеть не встать) плывет
следом, не уступая в скорости и силе. А весь день притворялся ленивым моржом,
выбросившим свою тушу на берег. Силы берег? Вот же чертяга!

Но когда он нагоняет Гука, то не топит, а сцепляет руки на его груди и

раскачивает на создаваемых волнах, пока никто не видит, кусает за мочку уха.
Чонгук расслабляется в руках того, с кем весь день мечтал оказаться в воде, и
блаженно прикрывает глаза, откинув голову на плечо Тэхена. Теперь похуй,
пусть смотрят все. Друзья голубую тайну знают, а на остальных плевать.

Они находятся в воде около получаса. У Тэхена даже получается урвать

поцелуй, который очень хотелось бы превратить в нечто большее, но не здесь и
не сейчас. Когда его покидают силы, они выбираются на берег и обсыхают.
Намджун, Хосок и Джин решают искупнуться еще разок перед отъездом, а Юнги
и Чимин зачем-то идут в магазинчик.

125/390
Время уже к вечеру близится. Солнце раскидывает по небесному полотну свои
огненные языки и медленно уплывает за горизонт. Становится прохладнее.

На берегу снова остаются только Тэхен и Чонгук. Решают подождать друзей,

чтобы потом вместе убрать поляну и начать собираться домой. Тэхен снова
разваливается на полотенце, подложив руки под голову и давая последним
лучикам солнца огладить свою голую кожу, а Чонгук, сидящий рядом, не может
найти себе покоя. Не может перестать таращиться на охуенное тело Винсента,
точнее. Возбуждение дало о себе знать еще в воде и с тех пор нарастает. Малой
по-мазохистски смотрит на Тэхена и делает только хуже. Жмется к его бедру
своим, с ума сходит от того, как хочет тронуть его, собрать подушечками
пальцев оставшиеся капли воды на его широкой груди, обвести твердые
бусинки его сосков языком, всего целиком расцеловать и… Боже, хочется просто
обкончаться.

— Тэхен… — не выдержав, заговаривает мелкий. По одному его голосу Винсент

понимает все. Он у зайчонка стал ниже, глубже, с хрипотцой. Тэхен в ответ
мычит, не открывая глаз, но и без этого чувствует, как Гук яростно хочет
тронуть его, только пальцы ломает, потому что вокруг все еще находятся
дурацкие люди. Малой хрустит пальцами, когда чего-то хочет, но не может
получить. Это он так себя сдерживает. — Когда мы уже… — шепчет он жалобно,
шумно вздыхает и утыкается лбом в грудь Тэхена. Тому не легче, он
прикладывает нечеловеческие усилия, чтобы не разложить зайчонка прямо тут.
— Хочу…

— Попридержи свой стояк, за, я его ногой чувствую, — непоколебимо отвечает

Тэхен, хотя его голос тоже выдает. И дыхание тяжелеет.

Чонгук вздыхает, чуть ли не всхлипывает и отлипает от своего любимого, дабы

до греха не доводить. Взлохмаченный, надувшийся, с жалобным взглядом
черных глазенок. Милейший воробушек. Кто-то мог бы подумать, что ребенок
просто утомился после насыщенного дня и хочет баиньки, но правда известна
только Винсенту.

К счастью, все братаны снова собираются вместе. Совместными силами убирают

после себя, загружают барбекюшницу обратно в тундру Намджуна, а пакеты с
мусором относят к большим контейнерам. Потом все по одному переодеваются в
маленькой тесной раздевалке. Тэхен и Чонгук остаются последними. Другие уже
идут к машинам, ждущим у входа, а Винсент, не раздумывая, хватает мелкого за
руку и утягивает за собой в раздевалку. Запирает их изнутри и буквально
срывает с малого шорты, подхватывает и припечатывает к стене. Гук мгновенно
вспыхивает и обнимает Винсента за шею, задыхаясь от пьянящего возбуждения.
Тэхен наскоро разрабатывает задний проход Чонгука двумя пальцами, не особо
усердствуя (при регулярном сексе это особо не требуется), и сразу же вставляет
ему по самые яйца, крепко зажимая розовые губки ладонью. Гук мычит и скулит
от удовольствия, зарывая пальцы в блондинистых волосах Тэхена и позволяя
ему вытрахать из себя душу. Что Винсент и делает. Времени у них в обрез, и
братаны, ждущие в машине, стопудово понимают, в чем причина задержки, но
похуй. До дома дотерпеть просто было невозможно. Оба до предела
возбужденные и изголодавшиеся друг по другу. Тэхен быстро и рвано трахает
малого, пока тот помогает сам себе рукой. Кто-то уже ломится в раздевалку, но
они ничего не слышат, не хотят слышать. Тэхен превращается в дикого
неконтролируемого зверя. Ему мало, катастрофически мало. Они по-любому
дома продолжат это дело в полной мере, всю ночь будут трахаться, как больные
126/390
и помешанные на сексе ублюдки, а пока нужна хотя бы небольшая разрядка,
которая, к счастью, скоро приходит. Они кончают практически одновременно,
стирают следы преступления, быстро одеваются и выходят, как ни в чем не
бывало. Зато волосы у обоих растрепанные, а глаза с неестественным блеском,
как будто дозу приняли. Люди, столпившиеся у раздевалки, смотрят на них
недоуменно, осуждающе, а этим двоим только рассмеяться хочется. Винсент
вешает руку на плечо Чонгука, и они, как герои дня, идут к машине,
протискиваясь через офигевших зрителей.

Больше всего людей рассаживается в мерсе, потому что и Джину, и Хосоку по

пути. Точнее, они ж, блять, соседи все. Намджун на своей огромной зверюге
едет один (в компании все той же барбекюшницы). Чимин и Юнги,
соответственно, на бэхе.

Разъезжаются.

Чонгук по привычке хочет сесть с пассажирской стороны, забыв, что он тут

единственная трезвая голова, но Тэхен направляет его на путь истинный, садясь
рядом и мысленно извиняясь перед своей деткой, что не может сам ее вести.
Зато Чонгук вдруг становится дохуя гордый тем, что взял бразды правления на
себя. С наслаждением поворачивает ключ зажигания, пробуждая весь день
дремавший движок, и плавно выезжает последним. Тундра и бэха уже укатили
давным-давно, пока эти разбирались. Хосок и Джин тихонько молятся, чтобы
доехали целыми и невредимыми. И Тэхен, вообще-то, тоже молится,
сосредоточенно следя за каждым действием Чонгука, периодически негромко
подсказывая, как и что. От одного только вида малого за рулем мерса приходит
трезвость, и Винсент уже готов пересесть, но все-таки рисковать не стоит. У
Чонгука мозги на месте сейчас, а сознание не норовит ускользнуть. Он тоже
сосредоточенный и крайне серьезный, знает, какая на нем ответственность.
Бояться, впрочем, нечего, просто малой за рулем крайне редко бывает, а опыт
ведь только так и приобретается. Одно только наличие прав не делает тебя
стопроцентным водилой.

Рука Винсента тянется к магнитоле, но он себя останавливает. Вдруг музыка

тоже будет отвлекать Чонгука. В общем, поехали, оставляя позади пруд, а с
собой забирая светлые воспоминания, созданные там.

Уже стемнело, от солнца и намека не осталось. Хорошо, у мерса фары яркие, все
вокруг видно, да и фонари уличные кое-где на районе еще сохранились. В
родных краях они оказываются уже спустя двадцать пять минут. Пассажиры,
наконец, облегченно выдыхают: живы, целы. Их маленький Шумахер справился.
Тэхен тоже больше не бдит за вождением Чонгука, потому что тот довез в
целости, даже правила не нарушил (не без подсказок Винсента). На губы прямо-
таки просится гордая лыба. Тэхен откидывает голову на спинку сиденья и
расслабленно глядит на дорогу за окном.

Впереди родной двор и стоянка чуть ли не под самым окном. Чонгук

замедляется, снова весь во внимании и сосредоточении, потому что вокруг
немало машин припарковано, и надо аккуратно въехать, правильно поставить
мерс на его законное место. Ситуация довольно сложная для неопытного
водилы.

— А Давон где? — пока малой пытается парковаться, спрашивает Джин Хосока,

сидящего в обнимку с пакетом, где осталась кое-какая еда. Он заметил, что в
127/390
окнах шестого этажа не горит свет.

— В России, — сонно отвечает Чон.

— Что? Реально? Ниче себе, как ее туда занесло? — усмехается Джин.

— Да по работе…

— Россия — неплохое место, я б туда тоже съездил, — подает хриплый ленивый

голос Винсент и вдруг орет на весь салон, когда совсем рядом слышится звук
битого стекла и легкий толчок. — Еб твою мать!

Все в машине замирают в страхе. Чонгук бьет по тормозам и до побеления

костяшек впивается пальцами в руль, остекленевшими глазами глядя перед
собой. Бледнеет, синеет. Сереет! От бешеного крика Тэхена вздрагивает не
только он, но и Джин с Хосоком, который резко взбодрился. Винсент вылетает из
машины и обходит ее, в полнейшем ахуе глядя на разбитое и валяющееся под
ногами боковое зеркало. Чонгук припарковался, молодец, блять, умничка.
Настолько хорошо припарковался, что зацепился зеркалом о столб. Гневный ор
Винсента теперь слышит весь район, а Гук в ступоре. От парализовавшего его
страха он даже не знает, что сделать. Сидит, не двигается, на Винсента,
мелькающего за окном, смотреть не решается, а пальцы уже чуть ли не
выламывают руль, так крепко вцепились. Этого еще не хватало!

— Чонгук, еб твою, сука, мать! — кричит Тэхен снаружи. Давно он в таком

бешенстве не был. Никогда так быстро не трезвел. — Сколько глаз тебе нужно
для того, чтобы увидеть этот огромный ебаный столб?! Ты нахуя так прилип к
бордюру?! Ебучий нахуй свет!

У малого дрожит нижняя губа, а в глазах начинает пощипывать. Тэхен снаружи

продолжает орать, как сумасшедший, вгоняя Чонгука в еще больший страх. И
тут зайчонок не выдерживает. Распахивает дверь, пулей вылетает из мерса,
проносится мимо Тэхена и залетает в подъезд, тишину которого нарушают
всхлипы и громкий звук бега, отражающегося от стен эхом. Чонгук несется к
квартире, перепрыгивая через две или три ступеньки, едва не поскальзывается,
готовый зарыдать в голос. Минуя лестничные пролеты и достигая квартиры,
дрожащей рукой достает из кармана ключи, отпирает входную дверь и влетает
внутрь, даже не разуваясь, уже весь в слезах и соплях забегает в комнату и
падает на «кровать», утыкается в подушку лицом, сжимая ее по бокам пальцами
так сильно, что вот-вот разорвет, и начинает в нее орать, как раненный дикий
зверь. Орет, надрывно орет, отдышится, и снова орет, смачивая бедную
подушку и слезами, и слюнями.

— Блять, зайчонок… — на пороге комнаты с бутылочкой корвалола и стаканом

стоит Винсент, в волнении (в страхе) смотрящий на орущего в подушку малого.
— Чонгук-и, тише, тише, — охрипшим после криков на улице голосом говорит
запаниковавший Винсент, заходя в комнату и подходя к Чонгуку, который не
прекращает приглушенно орать. Бахнув корвалола, Винсент опускается возле
него и судорожно гладит по волосам. — Не плачь, Чонгук-и, машина… это… это
ерунда… Это фигня, починим, только не кричи, зая, — и наваливается сверху,
пытается отодрать чонгуково лицо от подушки, целует в висок, на котором вены
вздулись, в горячий влажный лобик. А Чонгука лихорадит во всю. Трясется,
перестает кричать, но от подушки не отлипает. — Да блять, задохнешься,
Чонгук, — чуть грубее говорит Тэхен, слезает с Гука, на котором навис, и силой
128/390
разворачивает его. У малого лицо все красное, как будто пересидел в солярии, и
мокрое от слез и слюней одновременно. Винсент берет его в ладони и начинает
покрывать поцелуями, успокаивая всхлипывающего и мелко дрожащего
малыша. — Прости пахана, зайчонок, — вздыхает Тэхен, добравшись до
раскрасневшихся губ и утягивая в короткий мягкий поцелуй.

— Т-ты п-прости… — заикаясь, шепчет малой, прижимаясь к Тэхену и зарываясь

лицом в его грудь. У того сердце так бешено стучится, будто вот-вот разорвется.
Не из-за машины, конечно. Из-за зайчонка.

— Все, не рыдай, — мягко говорит Винсент, целуя мелкого в макушку. — Пошли

в ванную, а потом пиццу и бургеры с фришкой закажем, хочешь? — малой, не
отлипая от груди старшего, кивает, на что Тэхен слегка вымученно, с долей
облегчения улыбается. Он тоже встряску испытал из-за всего сразу. Но машина,
и правда, ерунда. Главное, чтобы мелкий был в порядке. Тэхену хочется въебать
себе за то, что довел его своим ором. Маленький страшно расстроился, истерику
испытал. Винсент готов вечность просить у него прощение. Больше никогда не
будет орать, как ебанутый психопат и даже разрешит Чонгуку пиздить его, если
Винсент посмеет надрываться так.

Молодую психику надо беречь, черт возьми.

Бешеное завершение дня однако.

129/390
Примечание к части Dr. Dre feat. Eminem, Xzibit - What's The Difference
Azizi Gibson - Hopeless

пулевое и уютный вечерок

Такая тишина бывает лишь с самого утра, когда люди еще не

проснулись, проклиная очередной будний день и дела, которые их ждут. Где-то
собаки лают, а неподалеку от мусорки сладко спит местный бомж, любовно
прижимая к себе полупустую бутылку с соджу, которую ему посчастливилось
откопать для себя. Вот он действительно счастлив, ведь ему никуда в самую
рань топать не надо. Какая работа? Его работа состоит только в раскопках
свалок на районе.

Винсент сидит у подъезда на кортанах вот уже хрен знает сколько времени,
неторопливо раскуривая то одну, то третью, то десятую сигу. Соседская тетка
будет опять визжать на весь двор, когда увидит бычки в клумбе под своими
окнами. Ну, а хули, урны все в районе с дырявым проржавевшим дном, потому
что власть нормальные выделить не может, а на окраину города вообще класть
хотели, вот и мусор повсюду, в котором кайф ловят только бомжи, купаясь, как в
море. Жизнь такая вот хуйня. Даже в мелочах никакого порядка.

Тэхен некоторое время не без боли в слегка сощуренных глазах смотрит на свой
сто сороковой и на отвалившееся боковое зеркало. Точнее, туда, где оно было
еще вчера, пока Чонгук не сел за руль. Ладно, пройденный этап. Сердце уже
даже не сжимается. Сонный мозг Винсента вспоминает, почему он всю ночь глаз
не сомкнул. Не из-за тачки вовсе, а из-за малого, которому боль причинил. И
хоть извинился тысячу раз (и столько же раз самого себя проклял), даже
любимые вкусняшки ему купил, в ответ поцелуи Чонгука и объятия получил, как
подтверждение того, что все в порядке, у Тэхена на душе не особо. Он
продолжает злиться на себя за срыв. Еще и публичный (хотя братанам не
привыкать).

С приюта привычка осталась защищать свое, потому что там всегда находились
мелкие говнюки, которые пытались сломать то, что Тэхену было дорого. И хоть
после детдома он не остался жадным (и даже наоборот, он чересчур щедрый),
внутри взрывается бомба, когда кто-то покушается на его ценное и хочет это
испортить. Винсент знает, что злые дети в прошлом, а зайчонок никогда не
сделает чего-то злоумышленно, но эта дурь внутрь въелась и ее трудно всю
сразу оттуда выскоблить. Но он старается, и результаты уже вроде как есть.

У Тэхена в жизни нет ничего дороже и ценнее Чонгука.

Пусть малой хоть все его вещи сожжет вместе с тачкой, главное, сам будет в
порядке и рядом (желательно всю жизнь). Вот только если кто-то станет на
Чонгука быковать, тут Тэхен себя точно сдерживать не будет. Попиздиться он
любит, а за свое родное — тем более.

Дверь подъезда за спиной открывается с раздражающимся скрежетом, но

Винсент не оборачивается. Работнички уже начали выползать из своих теплых
домов, встречая прохладное и тусклое утро, с туманом которого смешивается и
сигаретный дым, вытекающий из-за приоткрытых губ и ноздрей Тэхена,
кутающегося в тонкую ветровку.

130/390
Слышится негромкое шарканье тапочек по асфальту и знакомый вздох.

— Ну че там улицы шепчут? — Хосок садится на корточки рядом с Винсентом и

достает из кармана дутой пумавской куртки сигареты с зажигалкой, прикуривая
себе.

— Скоро солнце разгонит туман, — задумчивым и хриплым от долгого молчания

и курения голосом отвечает Тэхен, не глядя на братана, а куда-то вдаль, поверх
крыш жилых многоэтажек, рассыпанных вокруг по району. У него такой
философский вид, но при этом с долей печали.

— Вы посрались с малым? — спрашивает Хосок, стряхивает пепел кончиком

пальца на сырую от тумана землю. Им ведь с Джином вчера «посчастливилось»
лицезреть бешенство Винсента, из-за которого Чонгук едва не остался заикой.
— Час назад из окна смотрел, и ты сидишь. Я думал, мне это приснилось.

— Да не, все норм с Гуком, — устало говорит Винсент, покусывая фильтр

сигареты. Стыдно вспоминать вчерашнюю сцену, если честно. — Не спится
просто. Который час?

— Почти семь, — хмурится Хосок, подняв к небу прищуренный взгляд.

— Ты че так рано встал?

— Давон спать мешает, постоянно пиздит по телефону с подружками всю

ночь, — хмыкает Чон. — Вчера, оказывается, вернулась из России своей.

Тэхен мычит в ответ и коротко кивает. Они замолкают на какое-то время, просто
глядя на медленно пробуждающуюся улицу. И Хосок, и Тэхен любят эти
моменты. У них часто такое бывает, когда они вместе сидят и курят, молчат о
своем или говорят о чем-то незначительном, а иногда — о чертовски
значительном. Винсенту все братаны одинаково близки, но Хосок как будто
знает и видит больше, молчаливо понимает и лишних вопросов никогда не
задает (впрочем и остальные этого не делают). Просто Винсент не очень любит,
когда в душу без разрешения лезут. За это и в ебало получить можно.

— Может, кофе хлебнем у меня? — предлагает Хосок, докуривая сигарету и

разрывая затянувшееся между ними молчание. Оно лопается, как мыльный
пузырь. — Холодрыга.

Винс поворачивает к нему голову и окидывает коротким взглядом. Хосок

совместил в себе два сезона: сверху — зима, а снизу — лето в виде шорт,
которые даже колени не закрывают. Да и сам Тэхен не лучше. В домашних
спортивках и ветровке, под которой только обычная черная футболка. Продрог,
если честно.

— Погнали, — соглашается он без раздумий. Хосок, к тому же, неплохой кофе

делает. Бариста, как никак.

Как только они входят в теплую и пахнущую чем-то сладким квартиру, Винсент
снимает ветровку и идет за Хосоком на небольшую кухоньку. За ним тянется
шлейф резкого сигаретного запаха, растекающийся по всей квартире, от
которого спящая в комнате Давон явно будет не в восторге, поэтому Винсент
уже готовится получить от нее дозу писклявых оскорблений. Нет, он любит ее,
131/390
как свою сестру. Она им всем ею и является, но из-за бунтарской натуры Тэхена
у Давон с ним бывает больше перепалок, чем с остальными и даже с Хосоком.
Привыкла она, что ее младший брат по струнке ходит (и пофиг, что лишь тогда,
когда ему от нее что-то нужно бывает). А Винс как дикарь со своими правилами.
Только она никак не поймет, что чужим он никогда не следовал и не будет. В
любом случае, они друг друга любят, это неизменный факт.

Винсент садится за стол у окна и прислоняется спиной к прохладной стене,

наблюдая за тем, как Хосок возится с приготовлением кофе.

— Нихуя себе ты профессиональный, — хмыкает он, вскинув бровь. Хосок все

делает очень умело и четко, не напрягаясь, как будто с самого рождения этим
занимался. По кухне уже разливается кайфовый аромат хорошего кофе. Тэхен
невольно тянет его носом.

— А ты че думал? Я же не зря там жопу рву, — усмехается Хосок, подходя к

столу с двумя чашками кофе с красивой пенкой сверху.

Винсент обхватывает свою чашку ледяными длинными пальцами и делает

короткий глоток, довольно мыча.

— Бро, как насчет каждое утро мне приносить кофе? — спрашивает он,
ухмыльнувшись.

— За бабло? — приподнимает брови Хосок, садясь напротив.

— За доброту, — закатывает глаза Винс. — Вот ты сучара. Мы же братаны, какое

бабло, нахуй?

— Это бизнес, брат, ничего личного, — с шутливой серьезностью говорит Чон,

разводя руки в стороны.

— Однажды, если я вдруг найду в своей спине нож, я точно буду знать, на кого
думать, — хмыкает Тэхен, облизывая кофейные губы.

— Вот ты загнул, — возмущенно и удивленно выдыхает Хосок. — Я обычный

бариста, это вы тут с Намджуном хреновы гангстеры и наркодилеры. Максимум,
что я сделаю — кофе тебе на башку вылью, пидарас ебучий.

— Поверь, Хосок-и, ты из этого не вылезешь, — с притворным сожалением

говорит Тэхен, вздыхая и обреченно качая головой. — Тебя все знают уже, и
знают, с кем ты был и ошиваешься до сих пор. То есть, с нами, — он указывает
большим пальцем на себя и скалится. — Если нам когда-нибудь крышу пробьют,
тебя тоже зальет.

— Как будто я не знаю. Мы и так связаны, и дело не в наркоте. Это духовный

уровень, — Хосок с теплой улыбкой закрывает глаза и накрывает сердце
ладонью. — Вместе до конца.

— Это было бы миленько, если бы не звучало так, будто мы подыхать

собрались, — хмыкает Винсент. Хотя, сам с Хосоком полностью согласен. Они
вместе до конца, что бы ни было. — Мне щас никак. Малого в школу надо
отправлять. Бля, сколько там, кстати? — он хлопает себя по карманам спортивок
и тихо ругается, понимая, что опять забыл телефон на хате.
132/390
Хосок достает свою мобилу и смотрит на время.

— Без десяти восемь, — говорит он, положив телефон на стол.

— Бля, надо будить Чонгука, — Тэхен жмурится и трет переносицу.

— Я подкину его в школу, а ты поспи. Нельзя тебе за руль без сна, — Хосок
допивает кофе и хлопает Тэхена по плечу. — Пойду переоденусь. С мелким пока
разберись.

Тэхен кивает и, допив свой кофе, встает, плетясь в коридор.

Он спускается на третий этаж и заходит в квартиру. Была надежда, что малой

сам проснется, но никаких признаков бодрствующей жизни в доме не
обнаруживается. Винсент заходит в комнату и не сразу замечает Чонгука в
завале из одеяла и пледа. Он подходит и присаживается на корточки, кладя
руку предположительно на плечо зайчонка, и сразу же хмурится, ощутив под
пальцами мелкую дрожь.

— Чонгук, — негромко зовет и слегка трясет за плечо мелкого Тэхен. — Вставай,

в школу пора пиздовать.

Но в ответ не звучит ожидаемое ворчание и мученическое мычание несчастного

школьника. Тэхен стягивает с головы мелкого одеяло и взъерошивает и без того
взлохмаченные ото сна смоляные мягкие волосы.

— Подъем! — громче говорит Винсент возле уха Чонгука. Тот и так лежит,
свернувшись калачиком, и еще сильнее сжимается, слыша раздражающий по
утру голос в самое ухо. — Да ты че, Гук-и? — хмурится Тэхен и, беря зайчонка за
плечи, поворачивает, укладывая на спину. Чонгук весь бледный, губы сухие и
слегка потрескавшиеся, на лбу испарина, из-за чего волосинки челки слиплись
на нем, и шея блестит от пота. Чонгук приоткрывает затуманенные глаза и
рефлекторно цепляется пальцами за одеяло, пытаясь обратно натянуть его на
себя.

— Х-холодно, — слабым, еле слышным голосом говорит он, глядя на нависшего

сверху Тэхена.

Тот поджимает губы и, ничего не отвечая, прикладывает свою теплую ладонь ко

лбу Чонгука.

— Твою мать, у тебя жар, зая, — хмурится Винсент. — Ебать, ты ж заболел! — не

контролируя свой голос, громко выдыхает он, расширяя глаза и на миг застывая
в ступоре.

— Мне в школу надо, — шепчет Чонгук, приподнимаясь на локтях. Тэхен

смотрит на него охуевшими глазами и резко прижимает малого обратно к
постели.

— Какая, нахуй, школа?! Подохнуть хочешь? — возмущается Винсент, чувствуя,

как в нем зарождается настоящая суета. — Резко ложись и не рыпайся!

Он подскакивает и хватается за аптечку, лежащую на подоконнике. Швырнув

133/390
крышку в сторону, он судорожно роется в ней, пока Чонгук, вновь зарывшись в
одеяле, большими покрасневшими глазами таращится на него, мелко дрожа из-
за прошибающего тело озноба.

— А говорил, что даже с сороковой температурой меня погонишь в школу, —

хрипло говорит он, не упуская возможности нанести Тэхену ответный удар.

— Завалил, зайчонок, тебе сейчас вредно балакать, — бормочет Винсент и

отбрасывает аптечку в сторону.

Потому что в ней нихуя. Он не помнит, когда в последний раз болел, а с

Чонгуком за время их отношений такое происходит впервые. Даже обычный
аспирин уже давно валяется просроченным на дне аптечки, потому что в нем
прежде не было нужды. Из полезного внутри только бинты, пластыри и средства
для обработки ран, потому что им, вечно пиздящимся не на жизнь, это куда
важнее. Вот, что было актуально до этой самой минуты.

Тэхен хватается за телефон и открывает сообщения.

«Резко тащите все свои пилюли от гриппа! Чонгук заболел!!!»

Он отправляет это и Хосоку, и Джину. Братаны первой помощи. Спасибо,

Господи, что они так близко живут, потому что Винсент в душе не ебет, что
именно нужно было бы купить малому в аптеке. Он вообще не знает, как
заботиться о ком-то, когда этот кто-то болеет. Все, что он умеет — обрабатывать
раны после жестких столкновений. Этот навык он обрел еще в приюте. Жизнь с
детства готовила его к выживанию, а к гриппу, блять, не подготовила!

Это настоящая катастрофа, и Винсент уже мысленно корит себя (как будто за
ночь было мало), что не уберег своего птенца. Он устало вздыхает и садится
обратно возле малого, глядя на него тяжелым взглядом. Тот продолжает мелко
дрожать и прижимать к себе одеяло.

— Это из-за пола, — вдруг говорит Тэхен мрачно, кладя ладонь на холодный пол
возле матраса и поджимая губы. Как будто его вдруг осознание долбануло по
затылку. — Стопудово застудил себе там…

— Н-не думаю, раньше же ничего не было, — тихо отвечает Гук, переведя

болезненный взгляд на Винсента. — Тэ, выглядишь так, будто я скоро отъеду на
тот свет.

Тэхен резко переводит на него хмурый взгляд, заставляющий поежиться.

— Даже думать не смей о таком, дебил, — цедит он и встает, слыша, как

входная дверь распахивается.

Слышится топот не одной пары ног, и спустя несколько секунд на пороге

комнаты оказываются запыхавшиеся Хосок и Джин с пакетами в руках. За их
широкими спинами звучит знакомый писк, после чего пацанов расталкивает в
сторону мелкая и рассерженная Давон. Она сразу же стреляет злобным
взглядом в зависшего Тэхена, стоя с упертыми в бока руками. На ней черные
брюки и белая рубашка, а на голове наспех завязанный темно-каштановый
пучок. На работу собиралась.

134/390
 — Ким Тэхен! — своим высоким голосочком чеканит она, направляясь к
Винсенту и стуча по полу своими высокими каблуками, которые все равно не
помогают ей дотянуться макушкой до плеча Тэхена. — Ты что с ребенком
сотворил?! — она бьет Винсента кулачками по груди, затем отталкивает его, как
мешающую преграду, и присаживается возле Чонгука. — Гук-и, как ты себя
чувствуешь? — внезапно мягко спрашивает она, погладив малого по голове.

— Бывало и лучше, Давон, — Гук пытается слегка улыбнуться, но выходит

довольно вымученно.

— Знала я, что кто-то из вас заболеет после вчерашней поездки, — хмыкает она
и поворачивает голову к Джину с Хосоком, все еще торчащим в проеме. — Хосок!
Налей Чонгуку суп и тащи сюда, — распоряжается она. Брат коротко кивает и
исчезает в коридоре. Потом ее взгляд падает на Джина. — Сделай чай с
лимоном, Сокджин, — Джин, мгновенно повинуясь, тоже уходит на кухню, отдав
пакет с лекарствами Винсенту, впавшему в ступор.

— Я думал, он из-за пола… — мямлит Тэхен. Какой бы мелкой писклей ни была

Давон, она имеет внушительный эффект и порой становится такой, что в армии
бы запросто с целой ротой управилась.

— Если он продолжит на полу лежать, то из-за него тоже, — закатывает она

глаза. — Господи, неужели трудно кровать купить?

— У меня пунктик насчет… — пытается ответить Винсент, подняв палец, но

великая Давон одним взглядом затыкает его. Нет, серьезно, что за хрень? Чон
Давон творит нечто. И как Хосок ее терпит?

— Хватит оправдываться. Тащи лекарства, — приказывает она (да, именно

приказывает). — Температуру мерил?

— Не, нечем, — Тэхен отдает ей пакет и виновато чешет затылок. Почему он

чувствует себя как школота перед училкой, объясняющий, почему не сделал
домашку? Давон устало вздыхает.

— Как хорошо, что я прихватила градусник, — она закатывает глаза и роется в

пакете.

Все это время Чонгук наблюдает за ними огромными глазами. Ему, наверное, из-
за болезни мерещится, что непоколебимый и бесстрашный Тэхен вдруг перед
Давон выглядит совершенно беззащитным провинившимся ребенком. И смешно,
и как-то странно. Она всех на свои места способна поставить. Чонгук в
очередной раз проникается к ней уважением и думает, что быть младшим в
братстве не так уж и хуево.

— Ну и че ты встал над душой? Воду неси, — бросает Давон, даже не взглянув на

Тэхена.

Тот молча выходит из комнаты, все еще находясь в состоянии полного ахуя (это
аут). Он вроде бы и ущемлен этой мелкой пищалкой, но нельзя не признать, что
без нее все было бы хреново, потому что Винсент в душе не ебет, как нужно
ухаживать за больными людьми, а Чон Давон даже не растерялась, ворвалась,
как оккупантка, и резко раздала указания, че как, че почем. Тут даже и сраться с
ней не хочется. Все-таки речь о зайчонке. Тэхен ради него готов молчать в
135/390
тряпочку и делать все, что необходимо.

Он заходит на кухню, где его припаханные братки возятся, как жуки, и хмыкает,
беря стакан с верхнего шкафчика над раковиной.

— И тут я понял, что мне нужна ручная Чон Давон, — разгоняет молчание
Винсент. Хосок довольно хмыкает, помешивая горячий куриный суп в тарелке
(Давон сама готовила), из-за которого по кухне разливается приятный аромат.

— Я бы рассказал, как мне повезло жить в доме с женщиной… — ухмыляется он.

— А вы завидуйте.

— Хосок, мать твою! Где ты застрял?! — орет из комнаты Давон на всю

квартиру. Хосок вздыхает и плетется к ней со смиренным еблетом.

— О да, как же я завидую, я бы мечтал на цыпочках ходить перед женщиной и

дрожать от ее голоса, — хихикает Джин, закидывая в чашку с чаем пару
лимонных долек.

— Пошел нахрен, — бросает Хосок, напоследок обернувшись и закатив глаза.

Винсент и Джин лишь злорадно посмеиваются в спину братана до тех пор, пока
Давон не орет и им, приказывая тащить свои задницы в комнату.

Картина выглядит так: четверо расселись вокруг лежащего со влажным

полотенцем на лбу Чонгука, как наследники возле своего умирающего отца,
ждущие, кому же он что завещает. И у всех взгляды серьезные, озабоченные.
Болезнь мелкого действительно опечаливает, ведь все привыкли видеть его
здоровым и энергичным, веселым и активным, а теперь Чонгук чувствует себя
паршиво. Оно и понятно, ведь он больше всех плескался в воде вчера. А Тэхен
находит новый повод ругать себя мысленно, пока никто ничего не подозревает.
Ему нужно было понять еще вчера ночью, что зайчонок заболевает, но проебал
момент, и теперь они получили то, что получили.

— Сколько температура? — спрашивает Тэхен, следя за Давон, проверяющей

отметку на градуснике.

— Тридцать восемь и восемь, — вздыхает она. — Я дала ему необходимые

лекарства. Все, что ему нужно, лежит тут, — она тычет пальцем на тумбу, куда
кладет градусник. Давон аккуратно разложила лекарства, чтобы оставались на
виду. Для этих долбачей чтобы понятно было. — В обед он должен все это
выпить снова. И чай. Больше чая с лимоном и медом. Его я тоже принесла. А мне
надо на работу, — она с долей вины и сочувствия смотрит на Чонгука и
заботливо гладит его по плечу. — Прости, Гук-и, что приходится оставить тебя с
этими неучами, но пропустить работу никак не могу.

— Ерунда, не беспокойся обо мне, — Чонгук слабо улыбается ей в ответ. — Я

думаю, мы справимся.

— Уж надеюсь, — Давон зыркает на парней предупреждающим взглядом, так и

говорящим: «чтобы к моему приходу не угробили малого», на что те хмурятся,
все такие оскорбленные, что она совсем в них не верит.

Зрительная перепалка между ними четырьмя могла бы длиться часы и

136/390
тысячелетия, но Давон действительно пора ехать на работу, поэтому она,
подоткнув Чонгуку одеяло по бокам, уходит. Хосок, Тэхен и Джин с облегчением
выдыхают. Напряжение прям рассосалось вместе с Давон, и вдруг они все снова
наполнились уверенностью, которая перед девушкой сдулась, как шар.

Тэхен садится возле Чонгука и подгибает колени, внимательно на него смотря,

как будто бы может увидеть больше.

— Ну че, давай теперь поспи, Чонгук, — говорит Винсент, слегка похлопав

мелкого по груди через слой одеяла.

Выглядит это немного нелепо, потому что при посторонних Тэхен вообще не
умеет выражать заботу и нежность, это слышится и в его голосе. Но малой,
конечно же, распознает там истину, которая ему нужна и которая его
успокаивает. Каким бы Тэхен ни казался черствым сейчас, по нему прекрасно
видно, как сильно он загнался и беспокоится о Чонгуке, и это не может не
сделать тому приятно. Винсент действительно волнуется и он искренне
благодарен Давон за ее помощь и наставления.

Чонгук коротко кивает и, отвернувшись на другой бок, закрывает тяжелые и

болящие веки. Ему действительно нужно поспать. Все тело то ли пылает от
жара, то ли мерзнет, покрываясь коркой льда, и, плюс ко всему, кожа болит
даже от случайного трения одеяла. Дурацкая болезнь окутала малого
полностью.

Засыпает он довольно быстро. Все это время пацаны сидят возле него и
негромко переговариваются, после чего Винсент, убедившись, что Чонгук
крепко уснул, подскакивает на ноги, хватает ключи от мерса и накидывает на
плечи мастерку.

— Джин, сгоняем кое-куда, — тихо говорит он, чтобы не тревожить сон малого.
— Будь с Чонгуком, мы резко, — обращается он уже к Хосоку. Тот коротко
кивает, и Винсент с Джином выходят из комнаты.

Спустя пару минут Хосок слышит, как под окнами рычит движок
пробудившегося сто сорокового. Он вздыхает и ложится на спину прямо на полу
возле Чонгука, доставая из кармана спортивок телефон и открывая первую
попавшуюся игру из папки с приложениями.

Когда Чонгук просыпается, ощущения в теле дают понять, что температура

понизилась. По крайней мере, малого больше не бросает то в жар, то в холод.
Глаза все еще побаливают, как и башка, во всем теле слабость, но все это более
терпимо, чем симптомы высокой температуры, из-за которой хотелось только
проблеваться и сдохнуть. Болеть тупо, и Чонгук действительно забыл,
насколько. Давно он не валялся в таком состоянии. Может, несколько лет точно.
Они тут, на районе, все закаленные не только душой, но и телом. Бывало, в не
отапливаемой квартире приходилось жить месяцами, потому что отец был
озабочен пойлом больше, чем оплатой налогов и заботой о сыновьях. Такая вот
хуйня и случалась, и в детстве к ней вынужденно привыкли.

Чонгук лижет сухие губы и поворачивается на спину, замечая рубящегося в

какие-то квадратики Хосока, увлеченно уставившегося на экран. Как только тот
137/390
чувствует признаки жизни возле себя, сразу же швыряет телефон в сторону и
широко улыбается мелкому.

— Ну, как ты?

— Уже получше, — честно говорит Чонгук, спустив одеяло до живота. Стало

жарко. — А где Тэ и Джин? — хмурится он, замечая, как тихо в квартире и что
никого кроме них с Хосоком больше не слышно.

— Не знаю, свалили куда-то, ниче не сказали, — выпячивает губу Чон, пожимая

плечами.

— Надеюсь, не на дело какое-нибудь, — бурчит Чонгук, хмуря брови и

поворачиваясь боком к Хосоку.

Нет, Чонгук не о том, что его кинул Винсент, беспокоится, а о нем самом. Если
Намджун опять его куда-то послал, это может быть опасно. Хотя, это нихуя не
опасно никогда, вообще-то. Винсент с собой даже ствол не носит, потому что на
районе на основной источник дури никто не посмеет зуб точить и пытаться
задушить. Но все равно каждый раз Чонгук ссыкует отпускать Тэхена. Бизнес-то
нелегальный, и если не гражданские наедут, то легавые могут запалить и
повязать, а это уже реально серьезные проблемы. С законом обычным людям и
без бабок тяжко тягаться. Короче, каждый раз Чонгук до дрожи очкует, что
Винсент не вернется.

Хосок сгибает локоть, уложив его на полу, и подпирает голову рукой. Он

выгибает бровь и издает усмешку.

— У него щас только одно дело — твое здоровье. По-любому в аптеку или еще
куда поехали. А Джина прихватил, потому что он из нас всех больше всего в
аптечке сечет, — предполагает Хосок.

Чонгук прикусывает губу и смотрит куда-то мимо Хосока, подавляя смущенную,

как у влюбленной девочки, улыбку. Ему все еще пиздецки приятно и тепло
внутри от мысли, что Винсент так озабочен его состоянием. Типа, да, это
нормально, когда люди любят друг друга, встречаются и как бы вообще вместе
живут, как какая-то супружеская парочка, но, блять. Это же Винсент.
Неприступная крепость. Гук никак не осознает до конца, что этот блатной из
района ему принадлежит и за него одного горы свернет, океаны осушит. Короче,
любовь… она такая.

— Порубись пока в игрухи, а я тебе чай с медом соображу, — Хосок с

кряхтением поднимается с пола, недоумевая, как вообще можно на нем спать, и
бросает свой телефон к Чонгуку. Чону даже гадать не нужно, отчего малой
завис и, несмотря на болезнь, засветился, как сраная звездочка на елке. У него
просто Винсент головного мозга. Два больных педика.

Чонгук в ответ мычит и берет телефон старшего, пока тот уходит делать чай,
как велела Давон.

Пока мелкий попивает горячий чай, они с Хосоком обсуждают всякие игры.
Старший обещает, что когда Гук поправится, они опробуют новую «Need For
Speed», которая вышла буквально вчера. Стопудово дорогая игрушка будет, но
Чону на такие вещи вообще бабла не жаль (и пацаны вечно с этого хуеют), тем
138/390
более, они с Гуком, как главные задроты их братства, обожают гонки из этой
серии, и будет грехом не заценить новую часть. От этого у мелкого заметно
повышается настроение и, кажется, в черных глазах появляется блеск. Такими
темпами он быстренько поправится.

Когда время на часах подползает к обеду, Хосок пичкает Чонгука оставленными

Давон таблетками и укутывает, снова ложась рядом. Мелкий, все еще
испытывая противную слабость во всем теле, отдает телефон Хосоку и сам
наблюдает за тем, как старший играет в разные игры. Комментарии Гука
постепенно становятся все короче, потому что даже говорить сил нет. Конечно
же, болезнь не отступит так быстро, ведь она только начала расцветать,
поэтому Чонгук ей пока проигрывает, несмотря на то обилие лекарств, которые
в него влил Хосок.

Проходит еще полчаса, и входная дверь со скрипом открывается. Из коридора

доносятся кряхтение и звуки ударов о стену, старая добрая ругань Тэхена и
третий голос, принадлежащий Намджуну.

— Хосок! — кричит из прихожей Винсент. Чон неохотно отлипает от телефона

(он шел к рекорду) и отдает его Чонгуку, уже с интересом смотрящему в сторону
коридора. — Хо…

— Да иду! — в ответ орет Хосок, выходя из комнаты. — Ебать, вот это

внезапочка, — слышит Чонгук, как присвистнул Чон, и начинает ерзать на
матрасе от любопытства. Что за движ там происходит?

Чонгук хочет встать, но к горлу вдруг подкатывает тошнота, а голова идет

кругом, поэтому он, проклиная свой ебучий грипп, решает терпеливо ждать в
комнате.

Десять минут кряхтений, криков, матов и психов четверых из коридора, и вот

оно.

— Зайчонок, я купил тебе кроватку! — с гордой и довольной улыбкой объявляет

Винсент, когда они наконец-то затаскивают немаленькую двуспальную кровать
в комнату.

У Чонгука челюсть оказывается на полу, как и он сам уже долгое время. Он

таращится на непривычный предмет мебели, от которого успел отвыкнуть и
который, вообще-то, является неотъемлемой частью в нормальной жизни
нормальных людей. Но теперь малому это чуждо.

— А нахера она нам? — отойдя от шока, спрашивает Чонгук, переводя взгляд с

кровати на Винсента. — Нам что, спать негде?

Вот и он теперь цепляется за старье. Винсент сделал его консервативным в

мелочах. Не то чтобы Чонгук не ценил то, что Тэхен срочным образом поехал
покупать кровать (вообще, от осознания этого факта малому хочется кипятком
ссать), когда Давон предупредила, что лежание на полу может ухудшить
состояние Гука, просто…

— А как же наш пол? — с легкой грустинкой в голосе спрашивает присевший

зайчонок, с нежностью и тоской проведя по матрасу ладонью.

139/390
 — С этой минуты наша половая жизнь подходит к концу, — официально
объявляет Винсент, хлопнув в ладоши. В комнате наступает какая-то странная
тишина, а потом пацаны за его спиной не выдерживают и прыскают, а Чонгук
так и таращится на пахана, недоумевая, какого хуя.

— П-половая? — мямлит он, изогнув бровь.

— Половая! — подтверждает Тэхен. — Резко прыгай в кровать, зая, не тупи.

Свою больную задницу застудишь.

Права голоса у Чонгука нет. Тэхен сказал, Тэхен сделал. Пацаны заправляют
постель, убирают то, на чем Гук с Винсом привыкли спать долгое время, и ставят
кровать на ее новое законное место, из-за чего комната вдруг стала визуально
меньше. Это тоже Чонгуку не нравится. Как они теперь пиздиться будут с
Тэхеном?

Но Тэхен возражения слышать не желает. Он эту священную кровать искал не

один час, каждую подолгу оценивал, как строгий кроватный критик, ища для
своего зайчонка самое то, поэтому малой может только принять подношение и
уложить на него свою драгоценную жопку. Отказы не принимаются.

Тэхен сам лично берет Гука на руки, как будто тот и ходить не в состоянии из-за
болезни, и аккуратно укладывает его на мягкую перину, как какую-то
принцессу. Чонгук огромными глазами смотрит на Тэхена, нависшего над ним, и
не может осознать, что лежит на кровати, на настоящей, мать ее, кровати. Она
чертовски мягкая по сравнению с полом, но и не настолько, чтобы в ней
проваливаться, как в облачке. В общем, идеально мягкая. Труды в поисках
кровати окупились. И хотя малой все еще настроен скептично, да с грустью в
глазах смотрит на пол, на котором провел свои лучшие ночи и дни, кровать
медленно, но верно принимается им.

А потом остальные решают ее протестировать и заваливаются толпой, окружив

мелкого. Плюс четверых кровать на удивление легко вмещает. И теперь никто
из нее вылезать не горит желанием.

— Как хорошо, что я притащил похавать и выпить, — говорит с улыбкой

Намджун, прислонившись спиной к изголовью.

— Надо выпить за твое здоровье, Гук, — Джин лежит возле младшего, которого
запихнули в серединку, блаженно прикрыв глаза и подложив руки под голову.

— Кайф, а то мне отправить в магаз некого было, — ухмыляется Тэхен, лежащий

с другой стороны от Чонгука и созерцающий ставший ближе потолок. Чонгук на
это лишь цокает, закатив глаза. И вдруг он рад, что заболел. Выкуси, Ван Гог.

— Вы че, прям на кровати поляну накрыть решили? — спрашивает малой.

— А че, можно, — задумчиво говорит Хосок, положив голову на ноги Джина и

барабаня пальцами по своему животу.

— Вам только повод дай… — вздыхает Чонгук, прикрывая глаза.

— Ты еще не понял? — усмехается Винсент. — Нам повод не нужен.

140/390
— А мне пивас можно? — осторожно спрашивает малой, стараясь звучать как
можно милее. Появилась надежда, что они сжалятся над больным человеком.

Но хуй там.

Четверо хором отвечают:

— Нельзя.

Чонгук вздыхает, выдергивает подушку из-под своей головы и коротко, но

довольно громко, хоть и приглушенно, орет в нее.

Сука!

Вечерок подкрался незаметно. Чонгук смело может сказать, что чувствует себя
гораздо лучше и больше не помирает, как было с утра. Ему еще жить и жить,
еще столько увлекательных и ебанутых историй своих братанов послушать
предстоит, поржать над ними, почти задыхаться от нехватки кислорода, потому
что смешно до смерти.

Они так и валяются весь день на кровати, и со стороны это напомнило бы оргию.
Навалились друг на друга и пивасом брюхо наполняют, закусывая чипсами и
сушеной рыбой. В один момент малому приходится выползти из-под Тэхена и
Джина, чтобы проветрить провонявшую рыбой комнату. Но Винсент сразу его
перехватывает и бросает обратно на кровать. И ведь не упускает возможности
шепнуть: «вот так теперь я тебя швырять буду в порыве страсти», из-за чего
зайчонок снова в краску. Хорошо, болезнью можно оправдаться, а то хрен там
объяснишь пацанам, чего багровый весь. Хотя эти и без слов поймут и вряд ли
подробности знать захотят. Хосок вообще сморщится и рвотные позывы будет
имитировать, показывая, насколько ему мерзко от их голубизны. Но ниче, все
свои, все привыкли. Не станут же они публично ебаться. Или…

— Я не верю, — хмыкает Чонгук скептично, сложив руки на груди и мотая

головой. Все попивают пиво, хрустят чипсами, а малому на это все даже
смотреть неохота. Аппетита нет, но один разок Винсенту удается влить в него
немного бульона, принесенного Давон еще утром.

— Он не верит, Хосок! — в шоке подпрыгивает на мягком матрасе Намджун,

вытаращив глаза на Чона.

— Я тебе отвечаю, у него пулевое в бедре, — машет рукой Тэхен, лениво

посмеиваясь. Он вообще расслабился под действием своего личного
наркотика — пива, и растекся на кровати лужицей. Золотистые волосы
взлохмачены, а черная футболка задралась и открыла вид на охуенный торс,
который мысленно оценивает (и облизывает) Чонгук.

— Показывай, Хосок, — требует малой, хлебнув чая с лимоном и облизав губы.

— Штаны снимать в падлу, — морщится Хосок, помотав головой и присасываясь

к горлышку бутылки.

— Еще бы чуток, и в задницу всадили, — хихикает Джин, ткнув пяткой в ягодицу

141/390
Хосока.

— И вы говорите, что здесь безопасно? — удивленно, с намеком на страх

выдыхает Чонгук. — Хосок же просто кофе варит! Может, он что-то еще варил?
— подозрительно прищуривается малой, зыркая на старших.

— Если бы что-то еще варил, весь район бы взорвал, — посмеивается Намджун,

ловя недовольный взгляд Хосока. — Даже представить такое страшно.

— Поэтому он уволил меня, — мрачно бурчит Чон, уткнувшись подбородком в

подушку и надув губы.

— Да потому что ты рукожопый, Хо, — ухмыляется Винсент, облизав пересохшие

губы и переводя взгляд с потолка на друга, одними губами посылающего его
далеко-далеко.

— Как вообще вышло, что тебе в жопу стреляли? — хмурится Чонгук, перекинув
ногу через живот лежащего поперек Тэхена.

— Да не в жопу же целились! — вздыхает Хосок, покачав головой.

— Просто этот сученыш языкастый чуть не засрал мне сделку и взбесил одного
человека, — хмыкает Намджун, указывая подбородком на Чона.

— Воу, а ты бесстрашный, Хосок, — Чонгук вскидывает брови и медленно

кивает, раскрыв рот буквой «о». Плюс сто уважения к Чон Хосоку. — Но… Почему
тебе в спину стреляли? Позор же. Значит с поля боя бежал, дезертир! — все,
кроме Хосока, прыскают и ржут.

— Да нихуя! — возмущенно кричит тот, подскочив и сев в позе лотоса. — Сделку

как-то заключили, вроде бы обо всем договорились, расходиться собрались. Мы
к тачке, и они к своей, но этот хуесос вдруг ствол вытащил и в меня пальнул.
Хорошо, я среагировать успел, — поджимает губы Чон.

— Вы не отомстили? — спрашивает не на шутку удивленный Чонгук. Он никогда

не представлял Хосока в такой серьезной обстановке. Только на поле боя в
шутерах, но не в реальности же, черт возьми. И ведь он умереть мог, потому что
какому-то там боссу того захотелось.

— Его один из его же людей потом грохнул, — Джин чешет затылок и отпивает
пива. — Так бывает, когда человек — говно, и никого, кроме себя, не ценит.

— Справедливость существует… — восхищенно выдыхает Чонгук, смотря на

Хосока, как на восьмое чудо света.

— Каждому воздастся, — задумчиво говорит Тэхен, похлопав малого по ноге.

— Я хочу шрам посмотреть… — не унимается Гук.

Теперь еще больше хочет его увидеть, потому что пуля, попавшая в бедро, легко
могла жизнь важного Чонгуку человека забрать, и сейчас он знал бы о нем лишь
из рассказов и воспоминаний остальных пацанов. Даже думать об этом больно.
Ком в горле и глаза горят вовсе не от гриппа. Гук вообще не хочет думать о том,
что что-то такое может случиться с кем-то из них. Как потом жить?
142/390
Хосок шумно вздыхает, явно ленясь шевелиться лишний раз, но малой очень
просит, и он не может отказать. Не гордится он шрамом и лучше бы вообще
забыл это дебильное воспоминание. Нет ничего крутого в том, чтобы мутки
такие мутить. От хорошей жизни никто не пойдет с дурью дела иметь, но им тут,
в прогнившем и забытом Богом районе, другого не остается, а в ту пору Хосока
жизнь сильно приперла. Давон еще не имела стабильный заработок и
горбатилась за мелочь. Сестре помочь нужно было. А Намджун всех заблудших и
нуждающихся обеспечивает, вот и не смог отказать. Зато потом себя корил, что
важного человека и друга чуть не потерял. Но Хосок сам свою вину признал.
Болтать меньше надо было. Не осознавал, как все серьезно, если углубиться.
Потом, в больнице, окруженный братанами, с плачущей сестрой рядом, и понял.

Хосок приподнимается, вставая на коленях, утонувших в матрасе, и тянется к

резинке спортивок, цепляет пальцами и тянет вниз под любопытный взгляд
Чонгука. Тэхен следит за мелким и морщится, глаза закатывает. Чонгуку как
будто волшебство сейчас покажут. Или его стриптиз привлекает?!

Винсент приподнимается на локтях, а штаны Хосока все ниже. Чонгук затаивает

дыхание, и вдруг совершенно, мать его, неожиданно, со стороны входа в
комнату слышится громкое:

— Ебать, вы че, ебетесь?!

Все пятеро, развалившиеся на кровати, как тюлени, дергаются и синхронно

поворачивают головы к коридору. Хосок так и зависает со спущенными штанами,
находясь спиной к пришедшим, а Чонгук выдыхает тихое:

— Охуеть…

В дверях стоят Джихан, Чимин и Юнги. У троих лица потерянные и слегка

охуевшие от картины перед глазами. У Чимина челюсть едва не валится на пол,
когда он замечает, как его мелкий брат с восторгом в блестящих глазах смотрит
куда-то в сторону промежности Хосока.

Но шок проходит быстро. Хосок резко натягивает спортивки и подскакивает с

кровати, нервно поправляя взлохмаченные волосы и подходя к пришедшим
друганам.

— Хорошо, что вы пригнали, — широко улыбается Хосок, здороваясь с пацанами.

— Чимин! — удивленно кричит Чонгук, уставившись на брата. — Хосок пулевое

показывал! — восхищенно говорит он, вспоминая мимолетный взгляд на
небольшой, но заметный шрам на бедре Чона.

— Блять, а то я уже подумал, что в голубую секту свернул, — с облегчением

выдыхает Джихан, стерев со лба невидимые капельки пота и проходя в комнату
с большим пакетом. Юнги и Чимин отмирают и заходят следом. — Стоп, че?!
Пулевое? — охуевает До, выпучив глаза. А потом машет рукой и усмехается. — А,
у меня таких дохуя.

Все, кроме Гука, понимающе хмыкают и кивают. Плавали, знают. Кто ж тут, на
районе проклятых, не огребал. У каждого из них хоть один шрам да найдется.
Душевный или физический.
143/390
Все друг с другом здороваются, перекидываются фразами и размещаются на
кровати, садясь как можно более компактно. Ни от кого не ускользает, что Юнги
с Намджуном лишь коротко друг другу кивают и быстро отводят взгляды, будто
и не знакомы вовсе. Этот напряг между ними чувствовался и вчера, но никто не
желает поднимать вопрос. Если бы это было необходимо, Юнги и Намджун бы
сами сказали, что за хрень происходит между ними. А так вмешиваться никто не
спешит. Братское уважение, все дела.

Впрочем, общую атмосферу это мало портит. Джихана, кажется, тут очень не
хватало. Он живее всех живых и активнее всех собравшихся в комнате. Он по
новой всем раздает бутылки с холодным пивом, а Чонгуку вручает бутылочку
бананового молочка и получает одобрительный кивок Тэхена. Не сказать, что
Джихан очень близок со всеми собравшимися в комнате, кроме Чимина и Юнги,
но кто ж о нем на районе не слышал. Они постоянно пересекаются то там, то
тут, перебрасываются парочкой фраз, че как, че почем, как жизнь и все в этом
духе. Ну и на тусовках, конечно же, видятся. За одним столом не раз сидели, из
одной бутылки хлестали и даже в передряги, бывало, вместе встревали. Ко
всему прочему, Джихан довольно авторитетный на районе, почти как Намджун.
Поэтому До всем друг и все двери для него открыты нараспашку.

— Ну че, рассказывайте, как лечение идет? — спрашивает Джихан, озабоченно

нахмурив брови и смотря на мелкого, прижатого с одного бока к Тэхену, а с
другого — к Чимину. Родные и близкие сразу окружили малого, чтобы
совместным теплом согреть больного зайчонка. Ну и любовью, конечно же. И
остальные братаны близко, тоже своей теплотой делятся. Чонгук безмерно
счастлив быть в их кругу.

— Уже получше, историями меня тут латают, — улыбается Чонгук, обхватив

губами трубочку и с наслаждением всасывая банановое молоко.

— О, так нужно было сразу меня звать, у меня историй хуева туча, — широко
улыбается Джихан, потирая руки.

— У меня тут в кармане картишки завалялись случайно, — резко встревает

Юнги.

Истории Джихана хоть и интересные, но надолго затягиваются, и хрен потом До

заткнешь. От сказанного Юнги у всех глаза заблестели. Азартные игры им по
душе. Только Чонгук слегка кривит губы и кладет подбородок Чимину на плечо с
унылым лицом. Ему карты кажутся скучным занятием, которое провоцирует
ненужные споры и ор на весь дом.

И что-то не так. Определенно не так. Гук чувствует каждой клеточкой своего

тела тяжелый, выжигающий дыру в затылке взгляд одного блондинистого
диктатора, и даже гадать тут не надо, чтобы понять, почему Винсент так
таращится.

Чонгук предпочел плечо брата плечу пахана.

Малой мученически морщится, но лишь мысленно. Снаружи он остается

непоколебим, и чем дольше делает вид, что нихрена не замечает, тем больше
дыра в затылке. Страшно представить, как Винсент сейчас на него глазеет. И
ведь никто не палит этого. Все уже картами увлечены. Тэхену это на руку. Он, не
144/390
отводя взгляда, хватает свои карты, которые раскидал Юнги, и продолжает
сверлить мелкого в надежде добраться до его мозга и устроить там анархию.
Зайчонок игнорит в цвет.

Тэхен вдруг поднимает руки вверх и с кряхтением потягивается, незаметно

пододвигаясь еще ближе к Чонгуку, буквально вжимая его в ничего не
подозревающего Чимина. Гук едва не утыкается носом в ухо брата, так сильно
Тэхен его вдавливает в него. И так места на кровати восьмерым мало, и мелкому
хочется сказать вслух о том, каков наглец, который пытается себе больше места
сделать, но не открывает рта. Он понимает, хорошо понимает, к чему этот
выпад. И у Тэхена получается. Чонгук поджимает губы и отлипает от Чимина,
которому явно стало неудобно от такой тесноты, и плотно вжимается в Тэхена,
который бросил мимолетную победную и удовлетворенную улыбку, что заметил
только зайчонок. Серьезно, он этого и хотел? Гук лишь вздыхает и закатывает
глаза, кладя подбородок на плечо Тэхена.

Ему кажется, что он может уснуть, но нихрена. Все орут и активно спорят,
сотрясая кровать. Гук снова начинает тосковать по половой жизни, которой так
жестоко лишил его Винсент. Но теперь остается только терпеть ораву крупных
мужиков, плюнувших на законы физики и каким-то хером уместившихся на
кровати. Приносит покой только тепло Винсента, который в этот раз старается
не буйствовать так сильно (хотя обычно он бывает тем, кто даже стол
перевернет во время игры). И это до дрожи приятно. Хочется прижаться к нему,
обвить всеми конечностями, как коала, и целовать его красивую бронзовую шею,
слушать его грудной убаюкивающий голос и… ничего больше.

Но пацаны все мечты к херам посылают.

После нескольких партий они решают сделать перерыв и просто сидят,

разговаривая обо всем и потягивая пивко. Юнги выходит покурить и, судя по
звуку хлопнувшей входной двери, он решает сделать это снаружи. Джин идет
делать Чонгуку чай, а Джихан, услышав слово «чай», подрывается за ним, едва
не свалившись с кровати. Чимин, детально расспросив Чонгука о самочувствии,
успокаивается, поняв, что брату ничего серьезного не угрожает, и тоже уходит
на кухню, чтобы наделать бутеров для пацанов.

Свободного места на кровати становится больше, и Чонгук позволяет себе

улечься, уложив голову на плече Тэхена, который негромко переговаривается с
Намджуном и Хосоком. Малой не особо горит желанием втягиваться в разговор,
поэтому просто лежит и слушает, наслаждаясь уютом, который устроили ему его
братаны. Наверное, грешно так думать, но Гук немного рад, что заболел, потому
что из-за него они все собрались вместе. Особенно это хорошо для сближения
Чимина и Тэхена. Малой не может не заметить, как отношения его назойливого
дуэта улучшаются. Он клянется, что больше не чувствует между ними двумя
напряжение, от которого раньше дышать было невозможно. Их взгляды, друг на
друга направленные, больше не искрятся, а убийственные молнии не мечутся от
одного к другому. Смотрят не сказать что с теплом, но с пониманием и даже…
немного с уважением. Этот факт Чонгука безмерно радует. Их дружба — лучший
подарок для малого. И, видимо, все к этому верно идет.

Юнги опускается на скамейку у подъезда и, закинув ногу на ногу, закуривает,

сунув руки в карманы куртки и разбавляя холодный вечерний воздух сизым
дымом. Свежий воздух вместе с никотином наполняет легкие и слегка кружит
голову. Но приятно. Это приносит кайф. Юнги лучше с холоду сдохнет, чем от
145/390
духоты и жары. Тут хорошо. Спокойно. И мысли собственные можно услышать. А
то пацаны слишком шумные, в больших дозах их ор начинает раздражать и
провоцирует головную боль. От этого отдых нужен.

Только недолго этот отдых длится. Подъездная дверь скрипит, мгновенно

выдергивая Юнги из раздумий. Мин открывает глаза и поворачивает голову к
ней, совершенно не ожидая, что выйдет именно Намджун. Юнги, снаружи никак
не реагируя, молча отворачивается обратно и стряхивает пепел на холодную
землю. А внутри… соврет, если скажет, что не сжалось что-то. Но Намджун, как
назло, подходит и садится рядом. Ничего не говоря, достает из кармана своей
толстовки пачку мальборо и зажигалку. Прикуривает себе и выдыхает горький
дым к темно-синему небу.

— Жаль, звезды не греют, — нарушает молчание между ними Намджун своим

глубоким и спокойным голосом, подняв взгляд наверх.

Юнги, не глядя на парня, хмыкает.

— Срок молчания истек? — язвительно спрашивает он, перебирая в пальцах

фильтр тлеющей сигареты. — Снова можешь теперь базарить со мной?

— Думаешь, я специально молчал все это время? — Намджун переводит взгляд

на Юнги, невольно осознавая, как скучал по виду этого красивого профиля,
находящегося так близко. Только от Юнги давно холодом веет. Впрочем, иначе
быть не могло после случившегося.

— Если пришел, чтобы вспомнить былые времена и поглазеть на меня этим

своим упрекающим взглядом, то лучше вали обратно, — раздраженно цедит
Юнги. Сигарета в пальцах ломается и осыпается на землю. Юнги не жалеет. Его
вдруг все вокруг бесить начало, стоило Намджуну открыть рот. — Я тогда сказал
все.

— И не собирался, — Намджун выдыхает дым и проводит кончиком языка по

нижней губе. — Просто… — Ким хмурится и запускает пальцы в волосы, слегка
сжимая у корней. Он вздыхает и нагибается, упираясь локтями в колени и
смотря на землю под ногами. — Я проебался.

На этих словах Юнги не может не повернуться к Намджуну с чуть вздернутой

бровью. А в глазах вопрос застыл.

— О чем говоришь?

— Сам знаешь, — Намджун тушит окурок об асфальт и бросает в траву,

поворачиваясь к Юнги корпусом, чтобы прямо в глаза смотреть. — Этот ублюдок
подставил тебя.

Юнги внезапно начинает смеяться и бьет себя ладонями по коленям. Намджун

мрачнеет и поджимает губы. Юнги не от того, что ему весело, смеется. Если бы.
В его смехе прослеживаются нервные нотки вперемешку с болью и обидой,
которую Намджун держал на него не один год. Все это теперь через смех Мина
выливается на него же в обратку. Заслужил. Молча терпит и ждет теперь, когда
Юнги высмеет всю свою боль на того, кто заслужил.

— Я клянусь, я считал тебя самым умным человеком на свете, Намджун, — смех

146/390
Юнги становится тише, но он продолжает тихонько, качая головой и зло глядя
на Кима. — А тебе столько лет потребовалось, чтобы понять, что и тебя, и меня
нагнули, а не я тебя, идиот! — смех обрывается, а вместо него слова льются
ядовитым потоком. Юнги оскорблен и пиздецки зол, а Намджун это хорошо
понимает. Несколько лет назад и сам так же себя чувствовал. Жаль только, не
на того злость и ненависть свою вылил.

— Я тогда другим был, Юнги. Мы только начинали наше дело, и я был ослеплен.
Дурью, деньгами, тобой. Любовью к тебе, — Намджун тычет пальцем в сторону
Юнги и глотает неприятный ком в горле. Юнги на последних словах и сам
чувствует, будто из легких весь воздух выкачали. Он-то хорошо помнит, как у
них тогда все было. Сказка, вдруг ставшая реальностью в этом конченом районе.
Чудо наяву. И любовь, и бабло реками.

Но никто из них тогда и не задумывался, что с успехом приходят и те, кто этот
успех захочет задушить. И у ублюдка, пришедшего за их счастьем, это
получилось.

Бить нужно по больному. По важному для сердца. Именно поэтому Юнги, сам
того не зная, стал бомбой, взорвавшей Намджуна. Только и от него самого одни
ошметки остались. Лишь время их собрало, но не объединило. Юнги оказался
предателем во всех смыслах. Тем, кто якобы подорвал бизнес Намджуна и
больше (ужаснее, больнее, страшнее), — сердце разбил.

— Эмоции над разумом одержали верх, — вздыхает Намджун, опуская взгляд,

как проигравший. Он такой и есть. — Мне, блять, так жаль, что я не услышал
тебя тогда, что верить отказался. Я был пиздецки слеп, — Ким морщится, словно
от пронзившей тело боли, и трет лицо.

Юнги глядит на него сверху вниз, поджав губы. Он оскорблен. И все эти годы
этой боли выхода не было. После всего этого дерьма рядом оказался Чимин,
спасший от падения, и именно он помог встать на ноги, показал, что любовь эта
сраная может быть крепкой, что ни одна ложь ее не расколет. Он это доказывал
раз за разом и ни разу не подвел. И лишь тогда Юнги поверил вновь. А Намджун,
затаивший незаслуженную обиду, всколыхнул все. Но все-таки пришло
облегчение. Он принес долгожданную свободу от боли, что причинил своим
неверием, которое им двоим все и перечеркнуло. Юнги, если честно, большего и
не надо. Он не из тех, кто долго таит обиду и заставляет человека заслужить
прощение. Намджун признал свой проеб, и этого достаточно для того, чтобы
дышать, наконец, стало легче.

— Хорошо, что ты не беспомощным стариком это понял, — холодно отзывается

Юнги после долгого молчания.

— Я давно осознал, только не мог собраться с силами, чтобы признать, — честно

говорит Намджун, откинувшись на спинку скамейки. — Да и не пересекались мы
особо.

Юнги хмыкает и поднимается со скамейки, стоя перед Кимом с сунутыми в

карманы куртки руками, успевшими замерзнуть. Вот смотрит он на Намджуна, и
нет больше того трепета, что он вызывал когда-то. Юнги теперь тоже понимает
Кима из прошлого. Молод и глуп, ослеплен счастьем, свалившимся на голову. Не
каждый способен сохранить здравомыслие. И поэтому так скоро способен его
простить. Намджун — печальное, но приятное воспоминание о прошлом, которое
147/390
не вернуть. Да и не хочется возвращать, если честно. Юнги счастлив иметь то,
что у него есть сейчас. Чимин — вот, кто важнее всего. А прошлое остается в
прошлом.

— Не знал, что крутой босс района у нас такое ссыкло, — беззлобно усмехается
Юнги.

Намджун слабо улыбается и закатывает глаза.

— Это же не кто-то там, а ты, — пожимает он плечами и встает со скамейки.

Оба понимают, что надо возвращаться к пацанам. Да и у Чимина вопросы
возникнут. Стопудово он уже все запалил из окна.

— Я просто Мин Юнги, — Юнги открывает дверь и заходит в подъезд. Намджун

идет за ним.

— А когда-то был для меня всем, — с легкой печалью говорит Ким. И он знает,
что былые чувства не вернуть. Прошлое действительно остается в прошлом, и
Намджун это полностью принимает. Главное, обоим стало легко на душе, и
душить ночами больше ничего не будет.

— Все, заткнись, ни слова о прошлом, — Юнги слегка пихает Намджуна в плечо

и заходит в теплую квартиру, чьи стены впитали аромат пива и, кажется, уже
довольно давно.

Пацаны слегка охуевают, когда видят, как Намджун и Юнги вошли вместе, но,
опять же, никто ничего не говорит. Они просто возвращаются к своей
прервавшейся на секунду болтовне, определенно испытывая облегчение оттого,
что напряжение заметно спало между ними. Это сразу же в воздухе ощущается.
Да и они друг друга хорошо чувствуют. Только Чимин бросает на Намджуна
недовольный взгляд, но сразу смягчается благодаря Юнги, который плюхается
рядом и коротко, чтобы никто не увидел, сжимает его руку, без слов уверяя, что
все хорошо, и волноваться не о чем. Чимин ему верит.

— Я хочу сказать тост! — вдруг громко говорит уже поддатый Джихан, подняв
бутылку с пивом и обращая на себя внимание пацанов. — В первую очередь, за
здоровье малого, — он тычет пальцем в сторону обнимающего подушку Гука.
Тот смущенно улыбается и утыкается в эту подушку лицом. — Ты слишком
мелкий еще, чтобы в постели валяться беспомощно. Я отвечаю, всех нас
переживешь. Главное, береги себя, — До тепло улыбается и больше не выглядит
глупо. Наоборот, очень даже серьезно. Его слова звучат искренне. — И вы все,
пацаны, берегите себя. Меня жизнь с самого детства нагибает. Я хоть и не
намного дольше вашего пожил, но повидал уж точно больше, и не особо
хочется, чтобы с вами такое же дерьмо случалось. Не круто быть таким, как я.
Не круто попадать в тюрьму, — на этих словах улыбка Джихана становится
слабее. — Друзей не круто терять. Чонгук, не круто пулю получать. Она
запросто может оборвать жизнь того, кто тебе дорог. Или твою собственную. Не
думай, что это почетно. Поверь, никто из нас не гордится шрамами, этой ебучей
житухой оставленными. Мы все не о такой жизни мечтали, но тому, кто нас
создал, слегка похуй, вот мы и выживаем, как можем. И поэтому, если ты
можешь лучше — действуй. Ты можешь быть лучше, так что будь.

Никто, вообще-то, не ожидал, что Джихан выдаст подобное, и это вводит в

ступор. После того, как он замолкает, никто не спешит заговорить. Его все
148/390
понимают. Каждое его слово — истина. Болезненная чертова истина. С этим они
живут всю жизнь. Обреченные и давным-давно бросившие надежды о высшем.
Они живут так, как могут. Только бы не сдохнуть где-нибудь, чтобы потом на
свалке искали. Только бы выжить, вот и все. А у Чонгука все впереди. У него
стремление в глазах искрится, и каждый из них искренне мечтает, чтобы
надежда на лучшее в нем не потухла со временем. Каждый из них приложит
руку к тому, чтобы этого не случилось. Каждый из них поможет огоньку
сохраниться. Чтобы Чонгук, их маленькая надежда, не стал таким же
выгоревшим и отчаявшимся. Чтобы он увидел больше и достиг высот, о которых
парни с района когда-то сами мечтали.

Тэхен вытягивает руку с бутылкой вперед, и за ним следуют остальные. Чонгук

чокается со всеми, держа чашку с чуть остывшим чаем, и по комнате разносится
звон стекла.

За всех нас, не бросающих попыток бороться с судьбой.

Уютный вечер незаметно перетекает в ночь. Чонгук чувствует, что болезнь не

желает отступать так просто. Снова начинает подниматься температура, а
слабость завладевает телом и разумом, поэтому пацаны, поняв, что малому
нужен покой, начинают сворачиваться и потихоньку собираться. Малой
ослабшим голосом просит всех остаться, уверяет, что в порядке, но Винсент
сразу же его пресекает, буквально закрыв ему ладонью рот и едва не обжигаясь
от горячего дыхания Гука. Он весь — огненный шарик.

Когда все собираются и толпятся в коридоре, ища кроссовки и куртки, Чимин

задерживается возле брата и обещает приехать завтра утром и привезти его
любимую еду. Гук на это только сонно кивает и, найдя в себе силы, чтобы обнять
брата, ложится обратно.

— Я должен был беречь его, — совсем тихо говорит Тэхен, идя следом за
выходящим в коридор Чимином. Паку сначала кажется, что ему послышалось, но
он оборачивается и понимает, что нет, когда заглядывает в глаза Винсента, в
которых застыла вина. Чимин останавливается и коротко мотает головой, кладет
руку на плечо Кима, чуть сжав, и слабо улыбается.

— Нельзя от всего уберечь. Ты не мог знать. Вчера кто угодно из нас мог
заболеть, — так же негромко говорит Чимин.

— Но я должен от всего его беречь, — твердо говорит Тэхен, слегка поджимая

губы.

— Я тоже. И будем. Только не вини себя. Ты много сделал для него сегодня,
поэтому хуже ему не станет, он быстро поправится, — уверенно говорит Чимин.
Тэхен неотрывно смотрит ему в глаза несколько секунд, после чего коротко
кивает. Что-то заставляет его верить Паку.

Они все для Чонгука много сделали.

Пацаны выходят из квартиры, и вдруг становится непривычно тихо. Весь день

было так шумно, что теперь кажется очень странно. Тишина буквально звенит в
ушах. Но и это не длится долго. Не успевает Винсент отойти от двери, как
врывается Давон, недавно вернувшаяся с работы. Она едва не сносит Тэхена,
сразу же идя в комнату к Чонгуку и по пути бурча:
149/390
 — Этот придурок, До Джихан, кажется, только что подкатывал ко мне свои
яйца, — хмыкает она, морща нос и входя в спальню. Тэхен, идущий за ней,
только ухмыляется. — Не угробили ребенка? — спрашивает она, зыркнув на
Винсента. Тот гордо мотает головой и складывает руки на своей широкой
крепкой груди. Давон оборачивается и выдает тихое и искренне удивленное: —
Оу… Ты купил кровать.

Гордая и самодовольная лыба на лице Винсента становится еще шире. Давон на

это цокает и закатывает глаза, подходя к Гуку.

— Это нужно было уже давным-давно сделать, Ким Тэхен.

— Привет, Давон, — слабо улыбается Гук, завидев нависшую над ним девушку.

— Привет, Гук-и. Ну как ты тут? — и снова голос старшей в семье Чон

магическим образом смягчается. Зайчонок творит чудеса.

Надолго Давон не задерживается, понимая, что Чонгуку нужен покой и отдых. К

ночи болезнь обычно начинает проявлять себя сильнее, нежели днем. Чон снова
заставляет Чонгука принять лекарства, даже делает ему укол (а вот это
внезапно), снова поит чаем и, дав наставления Тэхену, уходит, пожелав
спокойной ночи.

Винсент закрывает за Давон дверь и возвращается в комнату. Как только Гук

слышит звук его шагов, сразу же подает признаки жизни и тянет к нему лапки,
вытащив их из-под одеяла.

— Я без тебя не усну…

Тэхен соврет, если скажет, что его сердце не затрепетало в этот момент. Как
будто он позволит мелкому когда-нибудь спать одному. Винсент стягивает с
себя футболку, бросив на пол, и залезает в кровать, прижимая к себе горячий
комок. Гук сам к нему весь жмется и утыкается носом и губами в обнаженную
теплую грудь. Сразу становится лучше на душе. Спокойнее. Рядом с ним всегда
хорошо и безопасно. Тэхен — его личный мир, в который он будто вернулся
после долгого путешествия.

— Сегодня было хорошо, — тихо бормочет Гук, прикрыв тяжелые веки.

— Было бы еще лучше, если бы ты был в порядке, — вздыхает Винсент, кладя

подбородок на макушку малого и массируя пальцами его затылок.

— Я буду…

— Конечно будешь, я тебя выкину, если не поправишься, — хмыкает Тэхен.

— Сдался мне больной зайчонок.

— Т-тэ… — скулит Чонгук, подняв обиженные глазки на нахмурившегося

Винсента.

— Да шучу я, — издает тот короткий смешок и запускает руку под одеяло, охая
от того, что под ним жарко, как в гребаном аду. — Злая тетя сделала бо-бо?
— спрашивает своим писклявым и всегда пугающим Чонгука голосом, скользнув
150/390
рукой под боксеры малого и мягко накрыв ею ягодицу, в которую Давон делала
укол.

— Ну Тэхен… — Чонгук жмурится и утыкается лицом в шею Винсента. — Не

говори этим голосом…

— Моя третья личность проснулась, — не унимается Тэхен, злорадно хихикая и

мягко поглаживая ягодицу малого подушечками пальцев. — Давай, я пожалею
тебя, бедный маленький зайчонок.

— Тэ, ты страшный, — бурчит Гук, обиженно кусая Тэхена в шею.

— Ладно-ладно, сегодня не буду. Только потому что ты болеешь, — тепло

улыбается Винсент, крепче прижимая к себе мелко дрожащее тельце. — Давай
спи.

— Ты сказал «третья личность», — бормочет в шею Винсента Чонгук. — А первая

и вторая?

— А что они? — хмурится Тэхен.

— А… третья меня любит? — Гук снова поднимает усталый, но неподдельно

любопытный взгляд на старшего.

Тэхен нежно проводит большим пальцем по лбу Гука, очерчивает висок и скулу,
горячую щеку, и останавливается на сухих губах.

— И первая, и вторая, третья, и десятая. Сколько бы у меня их ни было, каждая

обязательно будет любить тебя, — шепчет он, наклонив голову и оставляя на
горячих губах младшего мягкий короткий поцелуй.

В груди разливается ни с чем не сравнимое тепло. Чонгук закрывает глаза и

засыпает с легкой (чертовски счастливой) улыбкой на губах.

Большего ему не надо. Только знать о любви Винсента к нему. К маленькому

глупому зайчонку.

151/390
Примечание к части Eminem feat. Dr. Dre, Snoop Dogg, Xzibit, Nate Dogg - Bitch
Please II
Peewee Longway feat. Asap Rocky - Servin Lean (Remix)
Eminem feat. Gwen Stefani - Kings Never Die
Jorja Smith - Blue Lights

Диего Санчес: https://pin.it/4KCqfos

суета на районе

Утро доброе начинается с бритья. После трехдневного лежания в

постели Чонгук что-то да отрастил себе там на лице. И теперь феникс решил
восстать из пепла и попиздовать наконец в школу. Его очень беспокоят прогулы
и возможное отставание от программы. Но тут причина уважительная. Три дня
Винсент это повторяет, пока стоит в стороне и наблюдает за тем, как Давон
(злая тетя) вонзает иглу в мягкую булку зайчонка. И вот, на четвертый день
Чонгук ощутил долгожданное облегчение. Температура больше не поднимается,
появился аппетит и силы на существование. Малой как будто бы пришел в
сознание после долгого помутнения. Дни болезни были как во сне. Каждый день
приходили Хосок с Джином и Чимин с Юнги, Давон после работы заскакивала,
принося очередную порцию вкусной и полезной еды, ну и какие-то лекарства. А
Чонгук все это время валялся без сил, ни к чему не испытывая интереса. Херовое
состояние, короче.

Но теперь все изменилось. Болезнь в прошлом, нужно возвращаться в жизнь и

продолжать учиться. И хоть Тэхен предлагал еще отлежаться, Чонгук остался
непреклонен и смог своего добиться.

Вот он стоит у раковины в ванной и сосредоточенно смотрит на свое отражение,

держа в пальцах бритву. Пена для бритья, оставшаяся кое-где на щеках и
подбородке, походит на седую бороду, но это выглядит пиздецки мило. Так
считает Тэхен, стоящий в проеме со сложенными на груди руками. Но всему
приходит конец. Винсент шумно вздыхает и закатывает глаза, трет свой
побритый гладкий подбородок и резко подходит к малому, слегка напугав того
своим внезапным порывом (к таким выпадам давно уже надо бы привыкнуть). Из
пальцев мелкого наглым образом выхватывают бритву. Чонгук выпучивает
растерянные глаза и позволяет Тэхену грубо развернуть себя к нему лицом,
схватив за плечи.

— Не пойму, че ты там вообще бреешь? — задумчиво рассматривая лицо Гука,

говорит Тэхен и, зафиксировав его голову, принимается брить сам. Малой так и
зависает с опущенными руками, таращась на сосредоточенного Винсента. Его
движения быстрые, но четкие, однако Чонгук все равно внутренне сжимается,
боясь, что Тэхен может его случайно порезать. — Три часа тут возишься, но
нихуя не сбрил.

— Я же аккуратно, потому что… — еле открывая губы, бормочет Чонгук.

— Боюсь порезаться.

Винсент издает смешок, звучащий слишком громко в небольшой ванной

комнатке, где любой звук ударяется эхом о кафельные светло-бежевые стены.

— Мы каждый день живем с рисками, как на пороховой бочке сидим, а ты

152/390
ссыкуешь из-за маленького пореза?

— Я не боли боюсь, к ней ты меня приучил, — с упреком в голосе говорит Гук,

глядя Винсенту в глаза. — Просто лицо не хочется портить.

— Ах ты самовлюбленный нарцисс! — широко улыбнувшись, тянет Тэхен,

вскинув брови.

— Есть в кого, — Чонгук маячит взглядом, красноречиво подразумевая

Винсента.

— А когда я тебя в лицо бью вот этим, — Тэхен показывает сжатый кулак и
усмехается, — ты не особо возникаешь.

— А ты мне че, выбор даешь? — хмыкает Чонгук, чуть повернув голову вбок.
Точнее, Тэхен ему повернул ее. — Когда мне в лицо твой кулак летит, хрен я
могу это остановить, ты же бешеный.

— Щас порежу, не рыпайся, — понизив голос и придав ему запугивающих ноток,

рычит Тэхен, опасно сверкнув пристальным взглядом на застывшего Чонгука.

— Это которая твоя личность? — спрашивает Чонгук, отведя еще сонный взгляд
в сторону.

— Та, которая отдерет тебя после школы, как следует, — хмыкает Тэхен,
аккуратно проходясь бритвой по линии челюсти малого.

— Скучал, да? — улыбается Гук краем губ, глянув на Винса. — Сильно?

— Вот после уроков и узнаешь, как сильно, — закончив с бритьем, Тэхен хлопает
малого по щеке и невинно улыбается, будто не он только что с блеском в глазах
обещал его отодрать. — Давай, заканчивай, опаздываешь уже, — вмиг становясь
серьезным, говорит Винсент, бросив взгляд на наручные часы и выходя из
ванной.

Чонгук растерянно глядит ему вслед и вздыхает, поворачиваясь к раковине и

включая воду. И все-таки Тэхен остается чертовой загадкой, а его поведение не
поддается никакому объяснению. Но Чонгук в нем это и любит. Таких, как
Винсент, больше нет на свете.

Винсент довозит малого до школы и по сложившейся традиции едва не трахает,

усадив на свои колени и заставляя Гука дрожать в руках, бесстыдно бродящих
по его телу, за несколько дней соскучившемуся по ласкам. Им обоим не хватало,
но Тэхен границ не переходил, терпеливо ждал, когда мелкий поправится, и
хоть Чонгук по ночам, горячий и взмокший (жаль, не от секса) сам тянулся,
хотел большего, чем просто объятия и невинные поцелуи, Тэхен был
непреклонен, а мысленно выл голодным волком. Всеми силами себя сдерживал,
не поддаваясь на провокации, боясь, что выпотрошит своего зайчонка, и это
лишь ухудшит его состояние. Грипп ведь не шутка. Винсент не хотел по-свински
поступать.

Но теперь зверь вырвется наружу. Тэхен уже предвкушает сегодняшний вечер, в

153/390
который он наконец утолит свою жажду. И жажду Чонгука, конечно же.

Все-таки выпустив Гука из своих лап, он прослеживает за ним взглядом до

самых дверей школы и выруливает, рефлекторно бросая взгляд на боковое
зеркало заднего вида, которого нет.

— Ебучий свет, — бормочет Винсент, закатывая глаза. За это мелкого тоже

придется все-таки наказывать. А хули он хотел, такие вещи не остаются
безнаказанными. Грипп гриппом, а за поступки отвечать придется.

Три дня Тэхен никуда не выходил из дома. Намджун тоже не дергал, не звонил и
не вызывал, прекрасно зная, что тому нужно быть рядом с больным мальцом. И
сам Ким приезжал каждый день то на пять минут, просто узнать, как себя
чувствует Чонгук, то на несколько часов. Братаны вообще сильно поддержали
их с Чонгуком, и хоть это в порядке вещей (в их дружбе иначе никак), Тэхен как-
то по-особенному им благодарен. Они приняли Чонгука, как своего родного, и
полюбили с первых дней, как Винс их познакомил с ним. Ему вообще кажется,
что зайчонка они любят больше, но это нихуя не огорчает. Наоборот. Чертовски
приятно.

Ну, а теперь время вернуться к работе. Поэтому Тэхен решает сразу двинуть в
бар Намджуна.

Винсент делает то, о чем так давно мечтал. Оставляет мерс у мастера,
работающего неподалеку от бара, и идет к другу. Не то чтобы он не был в
состоянии сам заделать отвалившееся зеркало, просто времени на это нет, да и
Намджун уже заждался. Винсент один из лучших его парней, как никак,
половину обязанностей в бизнесе выполняет именно он, беря на себя поставки и
продажу. Бумажными, пиздецки унылыми делами занимается Намджун, у
которого, в отличие от некоторых, имеется усидчивость и способность
выполнять монотонную работу. А Винсент всегда срывается и бесится, готовый к
хуям разорвать и сжечь всю макулатуру.

Грызя фильтр не зажженной сиги, Винс толкает дверь бара плечом (руки из
карманов лень доставать). Глаза расширяются, а сигарета чуть не
выскальзывает из губ. Ему даже кажется, что он куда-то не туда зашел, потому
что…

— А че здесь за суета? — спрашивает он, вытащив сигу и подходя к столику

возле барной стойки.

Там спокойно себе сидят, попивая кофе, Намджун, Чимин и Юнги. Пацаны ведут
себя так непринужденно и расслабленно, сидя за одним столом, как будто не у
них еще совсем недавно были терки и жесткий напряг из-за присутствия друг
друга.

— Дела тут решаем. Припухни уже, не стой столбом. Есть, че обсудить, —

говорит Намджун, выдвинув стул рядом с собой и похлопав по нему ладонью.

Винсент выглядит настороженным и вообще ему кажется, что это какой-то

пранк, над ним решили стебануться. В любом случае, у пацанов на лицах нет и
тени издевки. Несмотря на расслабон, во взглядах у них какой-то загон, но пока
154/390
неизвестно, по какой причине. Поэтому Винсент молча подходит к столику и
садится, коротко кивнув пацанам, готовый слушать.

— Короче, дело такое, — начинает Намджун, подцепив пальцем ушко чашки и

поднося к губам. — Как ты знаешь, когда мы с Юнги работали вместе, его
подставил один сученыш, надеявшийся, что сможет таким образом похерить
наш только начавший тогда процветать бизнес…

— Ну и кто этот нашумевший персонаж? Я до сих пор не в теме, — хмурится

Тэхен, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги.

— Диего Санчес, — хмыкает Намджун. Одно даже его имя раздражает Кима.

— Испанец, что ли? — Винсент чешет затылок и поднимает бровь.

— Хуй там, — заговаривает Юнги, бросив усмешку и пододвинувшись ближе к

столику. — Настоящее имя — Чо Гынджэ. Здешний глист.

— Диего Санчес явно бодрее звучит, — усмехается Тэхен, облизнув нижнюю

губу и зажимая изнасилованный фильтр сигареты в зубах. Чимин чиркает
зажигалкой, прикурив Винсу. Тот благодарно кивает и спрашивает после первой
затяжки: — Ну и че этот Диего?

— Вчера ночью мне позвонили с незнакомого номера. Это оказался он, —

говорит Намджун, сложив руки на груди. — Мы с тех пор никак с ним не
контактировали, не пересекались даже. Он нехило поднялся, а сейчас говорит,
что встретиться хочет, обсудить возможное партнерство.

— Которое нахуй нам не сдалось, — Чимин отпивает кофе.

— Подожди, стоямба, — Винсент резко выпрямляется и с сигой в пальцах

выставляет руку вперед. Его лицо изображает полнейшее замешательство. Ему
вроде бы что-то пытаются тут втереть и объяснить, но яснее ситуация не
становится. — Я че-то не врубаюсь. В смысле «нам»? Че, мать вашу, происходит?
— возмущенно кривит лицо Винс, стрельнув взглядом во всех троих.

— Мы с Чимином хотели замутить свое дельце, даже с Джиханом договорились,

он своих тоже уже готов был подключить, но тут резко положение вещей
поменялось, — объясняет Юнги спокойно, глянув на Намджуна. После беседы у
подъезда эти двое еще потолковали потом, решив снова работать в команде,
что каждому пришлось по душе. Прошлое в прошлом, но дружбе быть.

— И че это значит? — Тэхен во все глаза таращится на пацанов, уже начиная

кипеть от неизвестности.

— Да че, блять, значит! — не выдержав, Чимин закатывает глаза.

— Объединение, тормоз! Мы ебучая команда теперь. На одном фронте, в одной
лодке, в общих тягах.

— Фильтруй базар, а то тормоз-то как газанет, и твой мелкий брат уже не

спасет тебя, потому что его тут нет, — хмыкает Тэхен, привстав так резко, что
ножка стула неприятно лязгает по полу, и нависает над заводящимся Чимином.
И зырят друг на друга как в старые добрые, как будто ждут, когда Намджун и
Юнги спустят их с цепей и позволят наброситься друг на друга, вот только
155/390
этому дуэту не нужно позволение, они уже готовы сожрать друг друга.

Но что-то вдруг выходит из-под контроля. По сюжету Чимин должен ответить, и

они снова замахаются, как псы на собачьих боях, разъебывая все вокруг
(конечно, потом Намджун еще разок отхуярил бы каждого за разгромленный
бар), но происходит другое.

В горящих глазах Чимина будто кто-то резко затушил пожар ведром воды.
Взгляд из бешеного становится каким-то веселым. Он пытается сдержаться,
сохраняя серьезную и опасную волну, но все-таки проигрывает в этой битве,
прыская, а потом и вовсе начиная ржать. Следом сдается и Винсент, хохотнув и
дружески похлопав Чимина по плечу. А ничего не успевшие понять Намджун и
Юнги так и таращатся на них с полным ахуем на лицах. Че происходит?

А вот, че…

Все еще нельзя сказать, что Чимин и Тэхен задружились и стали лучшими
подружаями, но и холода по отношению друг к другу уже нет. Иногда, как
сейчас, хочется друг друга обосновать по полной (потому что ревность никто не
отменял, как бы тут ни было), в идеале вообще запиздиться, как раньше бывало.
Только все иначе. Пока Чонгук болел, Чимин чуть ли не жил в квартире у Тэхена,
чтобы быть рядом с братом. За это время они с Винсентом успели получше друг
друга узнать и понять, что не такие уж они и разные и не зря Чонгук их дуэтом
называет. Говорили много, куря на кухне глубокими ночами, пока ослабший из-
за болезни Чонгук посапывал под двумя мягкими одеялами в комнате. Чимин
много об их с Гуком жизни рассказывал, а Тэхен молча слушал, впитывая
информацию и осознавая, что будь у него младший брат и такая же ситуация,
как у малого с Чимином, то, вероятно, действовал и думал бы он так же, как и
Пак. И в этом тоже их схожесть.

В общем, так они и пришли к тому, что есть сейчас. Наверное, от шутливых
оскорблений, стебов и жажды подраться они не избавятся никогда, вспыхивать
как спички не перестанут, зато многое прояснили и друг друга поняли, упростив
жизнь и себе, и, главное, любящему их Чонгуку.

— Сучара, — ухмыляется Чимин и забирает у Тэхена сигарету. Тот плюхается

обратно на свой стул.

— Диего хочет стрелку с нами? — спрашивает Винс, вновь ловя серьезную волну
и упираясь локтями в столик.

— Да. Я очень хотел бы не пересекаться с этим уебком, но выбора нет. Надо, —

Намджун трет переносицу и вздыхает. — Хотя бы выслушаем его. Я, конечно,
знаю, что эта крыса не без левых помыслов собирается заключать с нами сделку,
но если откажемся от встречи, может быть хуже.

— Да хуйня, убрать-то его можно, если вдруг что, — пожимает плечами Юнги.

— Нет, не думай пока об этом. Да и легавые. С ними сейчас трудно разбираться.

А еще, у Диего людей предостаточно. Всех же не грохнешь, — качает головой
Ким, отпив кофе.

— Больше, чем у нас? — изгибает бровь Винсент.

156/390
 — Не думаю, но… Блять, вы че, серьезно хотите его загасить без объяснений?
— спрашивает Намджун возмущенно-удивленно, замечая, как лица парней
изменились при слове «убрать», брошенном Юнги. На вопрос пацаны синхронно
кивают, и Намджун резко откидывает голову назад, шумно вздыхая. — Нет,
нихуя. Мы кровавым путем идем, только если ситуация вынуждает, а щас мы
даже не знаем, что нужно Диего.

— Как будто не ясно, че ему нужно. С какого перепугу он вообще объявился? Он

точно в курсе того, как у нас тут все чудесно-охуенно идет. Ему либо хочется так
же, либо за наш счет, либо нас в минус вообще, — Винс хмыкает и сует руки в
карманы куртки.

— И, зная это, мы хотя бы будем готовы. Не сразу же мочить его, — закатывает

глаза Намджун. — С каких пор вы все такие кровожадные стали?

— Я родился с жаждой крови, — понизив голос и глядя исподлобья, говорит

Тэхен, оскалившись, как маньяк. Чимин ухмыляется, а Юнги вздыхает.

— Я просто не хочу, чтобы он снова выкинул какую-нибудь хуйню, которая кому-

то из нас помешает, — объясняет Мин, пожав плечами. — Хватило одного раза.
От этой змеи надо избавиться один раз окончательно.

— Я понимаю, Юнги, — кивает Намджун, сцепив на столе пальцы в замок. — Я

тоже так думаю и стопроцентно ожидаю от него подставы, но встретиться и
разведать обстановку мы должны.

— Окей, пора помахать стволами, — соглашается Винсент, хлопнув ладонью по

поверхности столика.

— Блять, как будто на войну идем, — вздыхает Намджун.

— Мне не с кем больше пиздиться, — Чимин бросает взгляд на Винсента. — У

нас на районе мир во всем мире. А кулаки-то чешутся.

— Немного согласен с этими, — Юнги кивает подбородком на Винса и Чимина.

— Еще раз разъебать наше дело я не позволю.

— Отлично, — Намджун едва заметно одобрительно улыбается и достает

телефон из кармана джинсов. — Значит, забиваем стрелу.

Гук стоит возле сто сорокового, сунув руки в карманы куртки и переминаясь с
ноги на ногу. Неоновый свет красной вывески магазина, в котором малой
недавно даже дня не отработал, красиво растекается по темному глянцу мерса.
На улице к вечеру становится холоднее. Гук шмыгает носом и отворачивается от
машины, глядя на магазин. Снаружи все видно из-за окон в пол на всю стену.
Видно и Винсента, который набрал чего-то (а вот этого не видно) в продуктовой
корзине и своей привычной походкой «иду-бить-ебала» идет к кассе. Чонгук
засматривается. Нет, правда. Счетчик любви работает только в плюс. Наверное,
у этого нет конца. И числа такого нет, которое отобразит на счетчике сумму
любви малого к пахану. Это как-то бесконечно.

Винсент подходит к кассе, ставит свою корзинку и стоит, сунув руки в карманы
157/390
кожанки. Его видно только со спины, зато Чонгук хорошо видит то, как
молоденькая и симпатичная кассирша вдруг чему-то смущенно улыбается,
опустив взгляд, и касается пальцами своих волос. Чонгук напрягается и
стискивает зубы как от пронзившей боли, потому что внутри вдруг как будто
что-то горячее и плавящее органы разлили. Он понимает, что начинает
беситься, когда замечает, что перестал моргать, въедаясь взглядом,
приобретшим алый блеск (вовсе не от неона), в девушку, которая открывает рот
и что-то говорит Винсенту, пока кладет его покупки в пакет. Сука.

Они там что, заигрывают?

Гуку хочется сорваться с места и пойти бить ебало кое-кому. Жаль, женщин бить
не принято, не то и ей бы попало. Эта картина перед глазами продолжает
выедать как червь, и раздражает. Так пиздецки сильно раздражает, что Чонгук
начинает подозревать, что сейчас осуществит свои намерения. Но ноги как
будто бетоном облили, чтобы не сдвинулся. Так и топчется у мерса, как дебил,
смотрит со стороны, как его парень с какой-то девкой кокетничает. Ну еще бы.
Стоит весь такой альфа-самец с широкой спиной, обтянутой черной кожанкой, с
укороченной шапкой на голове, в брутальных ботинках и черных джинсах,
подчеркивающих его мощные бедра и не менее мощный зад. Блять.

Чонгуку хочется заорать в голос. Знал же, что такой мужчина с ним долго не
пробудет. Уведут, заберут. Или сам уйдет…

У малого глаза горят от рвущихся наружу слез. Но не от обиды. Нихуя. От дикой

злости, растущей в груди с каждой секундой, что он смотрит на своего парня
(своего ли?) и девушку, которая пытается соблазнить его (Гук стопудово
уверен). Руки в карманах куртки сжимаются в кулаки до хруста. Давно он не
использовал их по назначению. Пришло время. А вообще… стоит ли? Чонгук
запутался и не представляет, что ему делать. Впервые он в такой ситуации. Вот
и завис в своих не самых приятных размышлениях, пустым взглядом смотря
внутрь магазина и не замечая, что Тэхен сто лет назад из него вышел и уже идет
к машине, повесив ручку пакета на запястье.

— Ну че, подышал воздухом? — спрашивает Винсент с довольной улыбкой.

А Чонгук к херам забыл о том, что в машине стало жарко и поэтому вышел на
свежий воздух. Лучше бы, блять, сидел там дальше.

— Ага, — сухо бросает малой, скользнув по Винсу ничего не выражающим

взглядом. Он даже не пытается притворяться, что ничего не видел и все супер.
Развернувшись, Гук идет обратно к машине, мечтая скорее оказаться дома.
Может, к Чимину с Юнги двинуть…

Тэхен слегка хмурится, не переставая улыбаться. Он почувствовал накал в

воздухе и искры, которые шлейфом потянулись от обошедшего мерс Чонгука.
Че-то не то, но Винсент в душе не ебет, что успело произойти за пять минут его
отсутствия. Чонгук садится в машину, складывает руки на груди и сразу же
отворачивается к окну, не смотря, как Тэхен, закинув пакет с продуктами на
заднее сиденье, садится за руль и заводит машину.

Выезжают на дорогу и едут. В полнейшем молчании. Напряженном до пиздеца.

— Че музыку не включаешь? — наконец спрашивает Винсент, бросая взгляд на

158/390
подозрительно притихшего Чонгука. А тот молчит. Со стороны могло бы
показаться, что задумался или вообще уснул, но Тэхен в отражении на окне его
лицо прекрасно видит. Чонгук сидит хмурый, как грозовая туча, поджав губы и
смотря куда-то сквозь пролетающие мимо виды. Ну прям в цвет игнорирует.
— Ты глухой, блять? Отвечай, когда я с тобой разговариваю, — хмыкает Тэхен,
начиная раздражаться. Сразу же понял, что какая-то суета назревает. Это
молчание из себя выводит. Винсент не выносит игнор. Чонгук это прекрасно
знает.

— Я не обязан, — бурчит Чонгук, явно неохотно открывая рот и даже не

оборачиваясь. Тэхен поджимает губы и отворачивает голову к дороге, коротко
кивнув и резко надавив на газ. Звук набирающего скорость движка мерса
заполняет салон, а стрелка на спидометре стремительно поднимается.

Снова молчание. Чонгук не реагирует, но начинает заметно напрягаться, слыша,

как двигатель работает на всю мощь. Ощущение, что еще немного, и он просто
взорвется. Но Винсенту откровенно похуй. Он смотрит вперед и вдавливает
педаль газа в пол с покерфейсом, непринужденно барабаня пальцами по рулю,
как будто ведет тачку на сороках в час, а не…

Чонгук чувствует, как разрастается тревога в груди. Он понимает, что Тэхен это
специально делает, но черт знает, каковы пределы его возможностей и как
далеко он способен зайти. Поэтому Чонгук не выдерживает и разворачивается,
смотря на слишком спокойного (конечно же только снаружи) Винсента.
Нетрудно догадаться, как он закипает внутри в этот самый момент.

— Сбавь, Тэхен, — просит Гук, стараясь не звучать слишком тревожно. Взгляд

падает на спидометр. Лучше бы, блять, он не видел эту цифру.

Почти двести в час!

Тэхен и не думает останавливаться.

— Тэ, пожалуйста, — мягче просит Чонгук. Звучит это умоляюще, но так даже
лучше. Сейчас, не зная, что творится в голове Тэхена, Гук не может быть на сто
процентов уверенным в том, что они избегут аварии. Обычно малой доверяет
вождению (любому) Тэхена, но не сейчас, когда ощутил эту ледяную стену
между ним и собой. И ведь сам же ее и выстроил.

А Тэхен непоколебим. Он как будто не слышит мольбы мягким тихим голосочком

рядышком, и Чонгук понимает, что прямо сейчас старший отплачивает ему той
же монетой.

Винсент. Ненавидит. Когда. Его. Игнорируют.

— Тэхен-и, мне страшно, — честно говорит Гук таким голосом, будто вот-вот
расплачется, неуверенно, с опаской касаясь пальцами крепкой напряженной
ладони Тэхена, лежащей на руле. Малой действует хитро и, возможно, немного
нагло, пользуясь своим страхом, о котором мог и умолчать (гордость, все дела),
но не сейчас. Главное, остановить Тэхена и понизить риск разбиться до нуля.

И это действует. Тэхен все так же молчит, но начинает сбавлять скорость.

Чонгук только понимает, что они как раз подъезжают к парку, где любят
зависать по вечерам. В начале отношений у них тут и свидания бывали. Хотя
159/390
сейчас мало что изменилось. Просто в парке атмосферно по вечерам. Фонари на
удивление не все выбили, и кое-где свет красиво прячется меж деревьев. Это
кажется чем-то особенным. Как будто только их с Тэхеном волшебное место.

Притормозив у входа в парк, Тэхен глушит двигатель и поворачивается к снова

притихшему Чонгуку.

— Че за хуйня происходит, зайчонок мой? — спрашивает он притворно нежно

(но так и разит агрессией), не собираясь ходить вокруг да около. Не в Винсента
стиле это. Он не любит эти недомолвки, увиливания и прочую херню. В
отношениях должна быть полная открытость, поэтому его сейчас дико выводит
молчание малого.

— Ничего, — Чонгук знает, на что нарывается, отвечая так.

Он бы очень хотел увидеть (да нихуя) реакцию Тэхена на такой ответ, но сразу
же вылетает из машины и бежит в парк. Господи, как же сильно он разозлил
зверя. Сердце в груди бешено долбит, а по венам разлился адреналин.
Ощущение, что его преследует сбежавший с цирка тигр, которого давненько не
кормили.

Ебучий Винсент!

Гук знает, что Тэхен уже подорвался за ним следом и он явно невообразимо
страшно зол. Они сейчас будто заяц и волк, который бежит за ним с целью
поймать и разорвать на британский флаг.

Что-то идет не так.

Обычно Чонгук если не сильнее, то уж точно ловчее Тэхена, но не в этот раз, не

в этот раз…

Уже спустя десять секунд погони Тэхен хватает Чонгука за локоть и резко
тормозит, прижимая к себе.

— Ты самоубийцей заделался убегать от меня? — рычит Винсент, сжав

пальцами щеки Гука, отчего его рот непроизвольно раскрывается, демонстрируя
два передних зуба, торчащих как у настоящего ушастого. — Вконец охуел?

— А ты не охуел заигрывать со всякими девками?! — не выдерживает Гук, вмиг

заводясь, когда перед глазами снова вспыхивает картина, которую он наблюдал
у магазина. Он упирается руками в грудь Винсента и отпихивает от себя, тяжело
дыша.

— Че ты спизданул? — в легком ахуе спрашивает Тэхен, щуря глаза. — С какими

девками?

— В магазине, блять, только что, — малой тоже решает, что ходить вокруг да
около нет смысла, иначе это мерзкое чувство в груди сожрет его заживо. — Как
она тебе улыбалась. Я это видел. И вы пиздели с ней о чем-то. Уже влюбил ее в
себя? Она подсунула тебе свой номерок со сдачей вместе? — Гук удивлен, как
легко словесный поток полился из его дрожащих губ. Ну все. В горле комок
родившейся только что обиды. Просто до этого ярость ей образоваться мешала.

160/390
Тэхен вытаращивает глаза в искреннем удивлении и даже не знает, как
реагировать. Стоит потерянный, приоткрыв рот, смотрит, как Чонгук задыхается
в своей злости, а между ними расстояние в два метра. И, может, Винсенту
показалось, но у малого глаза заблестели.

— Блять, зая, ты себя слышишь? — отходя от шока, спрашивает Тэхен,

улыбнувшись уголками губ. — Осознаешь, какую хуйню несешь?

— Меня глаза не обманывают, Тэхен, — Чонгук стискивает зубы.

Винсент делает к нему шаг на пробу, и когда малой не отшатывается от него, то

подходит и смотрит в глаза. Чонгук отводит глаза в сторону и тихонько шмыгает
носом. Бесит этот пристальный взгляд. Не сейчас, только не сейчас. Чонгук уже
жалеет, что вылил все. Теперь точно выглядит жалко. Снова бы подорваться и
убежать, спрятаться от этих больших глаз, смотрящих в самые глубины души.

Еле заметная улыбка на губах Винсента трансформируется в ухмылку. Гук не

успевает понять, че происходит, как глаза тонут в темноте. Это Тэхен схватился
за края его бини и потянул на лицо, злорадно хохотнув.

— Тэхен! — зло кричит Чонгук, резко сдернув шапку с головы и кулаком ударив
Тэхена в грудь. — Че ты делаешь?!

— Еще бы дырочки в области глаз и рта сделать, будешь вылитый лидер

заячьей банды, — смеется Тэхен и сразу же, как по щелчку, становится
серьезным. Он хватает Чонгука за руку и тащит за собой вглубь парка. На их с
малым местечко.

— Да пусти, я сам в состоянии идти, — шипит Гук, пытаясь вырвать руку из

хватки.

— Не, сбежишь еще. Я все силы на этот забег бросил, на еще один меня не
хватит, — ухмыляется Винсент.

Чонгук обреченно плетется за ним. Спустя полминуты они оказываются возле

скамейки, на спинке которой коряво вырезаны их инициалы — «V FRVR JK».

— Прежде чем делать какие-то свои ебанутые выводы истеричной сучки, ты

сначала попытайся понять, что на самом деле было, — серьезно говорит Тэхен,
выпуская руку Чонгука, и, смотря ему в глаза, указывает пальцем на скамейку.
— Это, по-твоему, хуйня? Думаешь, если я был бухой, когда мы это царапали
ключом мерса, значит, это пустые слова? Да я даже если нажрусь до
беспамятства, не напишу такого на похуй, потому что для меня это не фигня по
приколу, Чонгук.

Гук открывает рот и смотрит на Тэхена растерянно. Вроде и хочет что-то

сказать, но не может собрать мысли в кучу. Сердце заболело.

— У кассирши к волосам ценник прилип, и я сказал ей об этом. Она оказалась

дохуя застенчивой девочкой. Начала оправдываться, как будто меня это как-то
ебет, — хмыкает Винсент, не моргая глядя на застывшего статуей Гука. Тот
опускает глаза в землю и начинает грызть свою нижнюю губу. Чуть ли не
сжимается под взглядом Тэхена, который давно уже смягчился и не источает
бешеную агрессию. — Че замолчал, психопат? — спрашивает Тэхен. Гук слышит
161/390
улыбку в любимом голосе, и почему-то хочется расплакаться. — Че больше не
орешь? Наверное, потому что я полностью оправдан?

Гук шмыгает носом и коротко кивает. Винсент подцепляет пальцем его

подбородок и заставляет поднять голову, заглянуть в свои глаза. На губах
мягкая и теплая улыбка, из-за которой сердце малого в груди прыгает и скачет,
как ненормальное.

— Не зли меня больше подобной хуйней, зайчонок. Если у тебя нет ко мне
доверия, то в чем тогда наш смысл?

— Я просто… — Чонгук вздыхает и быстро лижет пересохшие губы. — Я так

боюсь потерять тебя, — тихо говорит он. Взгляд снова норовит соскользнуть и
устремиться на землю, но Тэхен резко прижимает малого к себе крепко-крепко и
гладит по спине.

— Потеряюсь я, потеряешься и ты, но это не страшно. Все равно встретимся в

бесконечности, — шепчет Тэхен, согревая своим дыханием холодное ушко
Чонгука.

Опять он со своими странностями. Но, черт возьми, безумно красивыми

странностями. Ну и какая его личность это говорит? Да, впрочем, и неважно.
Ведь все они Чонгука любят.

— Не бойся, зайчонок.

Чонгук обвивает талию Тэхена руками и прижимается щекой к его плечу, смотря
на выцарапанные ими инициалы и слово «навечно», в котором только что
появилось в миллиард раз больше смысла. Это вовсе не пустота. Это
бесконечность. Тэхен не обманывает. Чонгук верит.

Они сидят в парке до восьми вечера. Все было, как и всегда, но как будто в сто
раз лучше. После слов Тэхена Чонгук как будто обрел крылья, а в глазах не
перестают вспыхивать сердечки. Куда его еще больше любить?

Зато за себя стыдно. За свое тупое сомнение. Но в свое оправдание Гук может
сказать, что был ослеплен злостью, потому что впервые столкнулся с настоящим
чувством ревности. Это нихрена не приятно. Это кислота, которая разъедает
каждую клеточку тела, а ты терпишь и совершенно ничего не можешь с этим
сделать. Гореть заживо тоже не круто. Чонгук это испытал, сам себя накрутив.
Вышло глупо, чертовски глупо. Малой не хотел выглядеть, как ревнивая
истеричка, но оно само получилось. Мозги отшибло. Но Тэхен их вовремя на
место сумел поставить. Больше таких потрясений не будет.

По пути домой они просто болтают о школе и одноклассниках Гука, пока фоном
негромко играет какой-то приятный рэпчик. В основном говорит Гук, не забывая
упомянуть о том, что он круче многих в школе и довольно популярен. Тэхен на
это только мычит, посмеивается и вставляет небольшие комментарии. Гуку и
этого хватит. Главное выговориться.

Подъезжая к дому, Тэхен швыряет окурок через окно и поворачивает голову к

Гуку, пытающемуся успеть за рэпером в читке. Выглядит смешно.
162/390
— Гук-и, мне нужно свалить ненадолго. Можешь пока с Хосоком зависнуть, он
походу дома уже, — Тэхен поднимает взгляд, замечая свет на шестом этаже.

— К своей застенчивой кассирше едешь? — усмехается Гук. И соврет, если

скажет, что даже каплю ревности не испытывает, говоря об этом.

— Я тебе твою кассу разъебу, если еще раз пискнешь об этом, зая, —
предупреждает Винсент, мило улыбнувшись и паркуясь на своем законном
месте под окном. Когда-то он с Давон воевал за это местечко, но девушке
пришлось уступить, потому что если Тэхен упрется, то обязательно получит
желаемое. Тут его никто не сломает. Даже Чон Давон.

— Ну и куда ты? — хмыкает малой, вешая рюкзак на плечо и беря пакет с

продуктами.

Он заметно расстраивается из-за перспективы провести вечер в одиночестве.

Хосок и новая Need For Speed это, конечно, охуенно, но разве есть на этом свете
что-то или кто-то охуеннее Тэхена?

— Работа, зайчонок. Намджуну помочь надо, — Тэхен поворачивается к Чонгуку

и гладит большим пальцем по скуле и щеке.

Ему тоже не особо-то и хочется оставлять своего малыша этим чудесным

вечером (а ведь после такой уютной посиделки в парке у них мог быть дикий
секс, потому что от почти недельного вынужденного воздержания Тэхен еще не
оправился), но планы никак не поменять.

— Не встревай в говно, Ви, — по традиции говорит Чонгук и вздыхает,

потеревшись об теплую руку Тэхена. Сам к нему льнет, урывая себе напоследок
побольше тепла и любимого запаха свежести.

— Тэ-Тэ будет послушным мальчиком, — с хрипотцой его подобие писклявости

звучит очень даже… горячо.

Гук жмурится, как будто таким образом пытается сдержаться от того, чтобы не
наброситься на своего сексуального парня. Тэхен ухмыляется и шлепает малого
по заднице, зная, что усугубляет его попытки усидеть на месте. Он и сам на
грани того, чтобы сорваться и послать дела к хуям, прямо в машине взять своего
сладкого зайчонка, но…

Но кто-то должен сохранять здравомыслие.

Именно поэтому Тэхен вгрызается в мягкие и зазывающие губки Чонгука,

сжимая в кулаке его волосы на макушке и совершенно не желая отпускать. Но и
с собой везти его нельзя. Точнее, совершенно точно нельзя.

С губ Гука вырывается неконтролируемый стон, отразившийся рыком у Тэхена в

горле. Они друг друга дразнят и изводят, отчаянно стремясь растянуть
удовольствие, потому что им всегда будет мало друг друга. Чонгук начинает
ерзать на сиденьи, собираясь пересесть на колени Винсента. Кажется, теперь
уже точно плевать на все обязанности, и Намджун подождет, а может, и до
завтра, но…

163/390
 — Зая, нужно тормознуть, — в зацелованные губы Гука шепчет Винс, тяжело
дыша от накатывающего возбуждения и бродя руками по бедрам и талии под
курткой малого. — Немного потерпи, я скоро приеду и отжарю тебя, как
следует, — он кусает Чонгука за подбородок и только с божественной помощью
находит в себе силы отстраниться от своего зайчонка.

Гук облизывает губы и кивает, на слова сил нет. Он с каким-то внезапным

трудом выползает из машины, даже не пытаясь поправить взъерошенные
Тэхеном волосы и торчащую из-под куртки рубашку. Забыв пакет, он
поворачивается на вдруг отяжелевших ногах и тянет руку в салон, хватаясь за
продукты. Тэхен напоследок добивает обоих, схватив его за пальцы и оставив
быстрый поцелуй на запястье Чонгука.

— Вали к Хосоку, не сиди один, — бросает он прежде, чем Гук захлопывает

дверцу. Снова вместо слов ответив кивком, малой плетется к подъезду с
болтающимся на локте рюкзаком, сползшим с плеча. Винсент провожает его
взглядом, пока Чонгук не скрывается за дверью, и выруливает, выезжая со
двора.

— Позор, Хосок, — смеется Гук, сползая с дивана на мягкий ковер. От смеха

контроллер выскальзывает из пальцев и падает следом. Хосок рядом сидит
мрачный и сжимает свой так, словно вот-вот сломает. — Как ты мог позволить
копам тебя арестовать…

— Да ты видел, сколько их?! — взрывается Хосок, тыча контроллером на экран.

Чонгук, не переставая смеяться над братаном, поднимает свой и выезжает в
игре на дорогу на своей черной матовой бмв i8, начав крутиться на месте и
создавать пончик. На асфальте вырисовывается темный след от жженной
резины в виде круга. — Не выпендривайся, говнюк, — бурчит старший, пихнув
Гука в плечо.

— Я не выпендриваюсь, за это очки дают, — ухмыляется малой. — Ну ладно,

еще немного выпендриваюсь. Меня же не арестовали, — снова прыскает он под
убийственным взглядом Хосока.

— Сколько заработанного бабла я потерял… — вздыхает старший, покачав

головой и берясь за управление. — Пора менять этот говнистый ниссан на что-то
стоящее.

— Например, ламбо? Или феррари? — хихикает Гук, уже несясь на высочайшей

скорости по дорогам вымышленного города.

— Форд мустанг шестьдесят пятого года, — хмыкает Хосок. После короткой

паузы он говорит: — Ну или макларен.

— Тачки совершенно разные, Хо. А почему не маленький зеленый опель?

— продолжает стебать его малой.

— Мне этого корыта в жизни хватает, — вздыхает старший, отложив

контроллер на тумбу и отпив колы из банки. — Не хочешь сделать перерыв?

— Че, проигрывать опять не хочешь? — улыбается Гук, повернувшись к Хосоку.

164/390
 — Да я эту игру с закрытыми глазами пройду, — Хосок отмахивается и
скрещивает руки на груди.

— Теперь ты обязан будешь мне это показать, — малой хватает почти пустую
пачку чипсов и высыпает крошки в широко раскрытый рот. — Скорее бы Джин
пришел. Он скажет, кто из нас круче.

— Он сказал, что принесет лапшу и мясо, — довольно улыбается Хосок. — Его

мама готовит, как боженька.

— О, класс, я как раз жрать хочу, — Гук откидывает пустую пачку чипсов на пол
и вновь сосредотачивается на игре, бросив на телефон рядом мимолетный
взгляд. Тэхен не звонит и не пишет. И хоть прошло не так много времени, малой
уже скучает.

Стрелу забили, как полагается, там, где нет лишних глаз и ушей. На окраине
района, где стоит столетний заброшенный завод по изготовлению тканей.
Первыми туда подъезжают Намджун и его люди. Вокруг так тихо, что в каком-
нибудь фильме это назвали бы подозрительным. Но все не так мрачно и странно,
как кажется. Рядом обычные потрепанные временем здания, а перед заводом
небольшая площадка, покрытая потрескавшимся старым асфальтом. Выбитые
окна, а неподалеку единственный фонарь, кое-как разгоняющий мрак. Хорошо,
хоть позволяет что-то увидеть, пока луна и звезды скрылись за облаками.

Во двор завода въезжает тундра Намджуна, сто сороковой Тэхена, бмв Чимина и
шевроле одного из людей Нама. Он не стал брать с собой целый отряд, но
уверен, что Диего приедет именно так. Он своей жалкой шкурой дорожит и
наверняка думает, что его тут встретят со стволами и прочим дерьмом. Но и тут
все не так серьезно. Ведь это просто переговоры, хоть и с не совсем
предсказуемым концом.

— Надеюсь, это не затянется надолго, — зевает Винсент, выйдя из мерса. Парни

все покидают свои машины и осматривают местность.

— Гук знает про наш движ? — Чимин подходит к Тэхену и прислоняется к

капоту мерса.

— Не, ты че. Он бы панику поднял, если бы знал, — усмехается Винс. — Я

оставил его с Хосоком.

Чимин кивает и сует руки в карманы куртки. Чонгук всегда выказывает

недовольство по поводу их с Тэхеном способа выживания, а если узнает, что они
объединились, то вообще инфаркт получит. Его переживания слишком сильные,
но понять это можно. Кто ж за своего родного человека не будет беспокоиться?

Диего не заставляет себя ждать. Уже через пару минут во двор въезжает целый
кортеж из джипов. Выглядит это, как сцена в типичных криминальных фильмах.
Все тачки черные, блестящие и пиздецки эффектные.

— Да он при параде, — присвистывает Чимин.

165/390
— Выебывается, — хмыкает Намджун.

— Его че, Дон Корлеоне усыновил? — ухмыляется Тэхен, изогнув бровь.

— Он конченый позер, — закатывает глаза Юнги, выплюнув надоевшую жвачку

в сторону. — Но выкинуть может, что угодно. Не расслабляйтесь.

Крутые авто останавливаются напротив машин пацанов на расстоянии десяти

метров. Фары затухают, и двери синхронно открываются.

— Они репетировали это? — Тэхен морщится и сует руки в передние карманы

джинсов.

— Показывает свою мощь, — Намджун слегка прищуривается и выходит вперед.

Из лэнд ровера в центре вылезает высокий стройный мужчина лет двадцати

восьми. На нем темно-серый костюм, сшитый четко по его фигуре, а под
пиджаком черная водолазка, поверх которой висит золотая цепочка с крестом.
Хорошо хоть не толстая цепь, это было бы уже слишком. Он демонстративно
зачесывает пятерней свои пропитанные лаком черные волосы, затем поправляет
пиджак и идет в сторону Намджуна, блистая своими лакированными туфлями.
Выглядит он, в общем, эффектно, как настоящий мафиозный босс с этим самым
суровым лицом и серьгой в ухе. Был бы тут сейчас Чонгук, челюсть бы уронил от
происходящей ситуации. В лучших традициях боевиков.

— Вау, Ким Намджун, — заговаривает грубым басом Диего, разведя руки в

стороны и натянуто улыбнувшись.

За ним идут несколько парней в черных костюмах. Все такие идеальные, точно
фильмов насмотрелись. «Банда» Намджуна на их фоне выглядит смешно в своих
спортивках, кожанках, кроссах и с потрепанными временем тачками за спиной.
Диего не выглядит удивленным, и от этого еще больше тащится с себя, по
глазам прям видно.

Заметив позади Намджуна Юнги, он на одну секунду теряется, находясь в

замешательстве. Этого он явно не ожидал.

— И Юнги здесь.

— Внезапно? — хмыкает Намджун. — Ты ж так старался разрушить нас и наше

дело.

— Я? — Санчес вскидывает свои черные густые брови и тычет на себя пальцем с

самым оскорбленным видом. — Ты что-то путаешь, Нам…

— Слушай сюда, Гынджэ, — Юнги подходит к Намджуну и взглядом-лазером

пытается выжечь Диего, стоящего напротив. Чимин, не выдержав, позади
прыскает от упоминания реального имени Диего и портит накалившуюся
атмосферу. Тэхен с серьезным лицом пихает Пака в плечо и прикусывает губу,
потому что и сам еле сдерживается, чтобы не заржать в голос. Юнги мысленно
бьет им ебала и продолжает: — Нехуй себя отбеливать, когда дерьмом уже
давно разит. Давай к делу. Че тебе надо?

— Ты явно преуспел, — Намджун сканирует Диего критичным взглядом. — Какие

166/390
дела тебе понадобились с мелкой районной бандой вроде нас? — спрашивает
Ким сдержаннее, чем Юнги, не умеющий быть тактичным в подобных ситуациях.

Диего хмыкает, приподняв уголок губ.

— Помощь, — спокойно отвечает он, сунув руки в карманы брюк. — Юнги прав,
дерьмом давно разит. Я хочу это исправить и помочь с расширением. Я
наслышан о качестве твоей дури, Нам. Отзывы только хорошие. Не хочешь,
чтобы клиентура стала больше? Не только по городу торговать, но и по всей
стране, если не по всей Азии.

— Нам и так нормально, никто не жалуется, — пожимает плечами Намджун.

— Тебе-то с этого че? — спрашивает Юнги, мечтая прекратить разговоры и

разъебать эту охуевшую физиономию об асфальт. Фальшь Диего настолько
очевидна, что слух режет.

— Он хочет нас крышевать и качать деньги. Все будет уходить ему, —

заговаривает Винсент, привлекая к себе внимание. Он слишком долго молчал.
— А нам хуй с маслом.

— Если не верите, мы все оформим документально, как угодно. Я абсолютно

честен, — Диего улыбается и пожимает плечами. Юнги кривится от его этого
наглого притворства, которым Санчес пытается их взять.

— Когда для тебя бумажки что-то значили? — вскидывает бровь Намджун.

— Вынужден отказаться от сотрудничества, Диего. Ты должен был
предположить, что я тебя просто пошлю после того, как ты едва не оставил
меня ни с чем.

— Я ведь сказал, что хочу исправить ошибки прошлого, — делая невинные

глаза, говорит Санчес. — Поверьте, бабла у меня хватает на все, дела идут
ровно, не на что жаловаться. Я мог бы предложить сделку любому другому, но
вас я знаю, и было бы неплохо заиметь общий движ.

— Ебать, как нам повезло, — Винсент делает притворно восхищенное лицо и

хлопает. — Ты обратил внимание именно на нас! Удача всей моей, мать ее,
жизни.

— Это че за клоун? — закатывает глаза Диего, даже не взглянув на Тэхена.

— Осторожнее с этим клоуном, он ебанутый, — ухмыляется Чимин, подмигнув.

Винсент широко улыбается и согласно кивает.

— Кого ты собрал вокруг себя, Нам? — морщится Диего. — Знаю я ваших

местных гопников безмозглых. И это то, что тебе нужно? Твой максимум? Я
предлагаю тебе реальное дело, и лучше тебе хорошо подумать об этом.

— Думать не о чем, Диего, — качает головой Намджун. — Мои дела тоже идут
ровно, я не хочу что-то менять. У нас все охуенно. Занимайся своим.

— Хорошо, — усмехается Диего, почесав пальцем висок и кивнув. — Но ты

можешь сильно пожалеть. Мне необходимо расширение, и твой отказ только
усложнит все.
167/390
 — Угрозы пошли… — усмехается Чимин, покачав головой и облизнув нижнюю
губу. Он не знает эту пародию на крутого мафиози, но уже мечтает почесать
кулаки об его самодовольную физиономию, пытающуюся их прессануть.
— Думаешь, нас это как-то ебет, Гындон? — Чимин вскидывает брови и делает
шаг вперед, всем своим телом источая открытую агрессию. Он ненавидит, когда
кто-то смеет угрожать ему или его братанам. — Ты приперся со своей армией в
наш район, хочешь загрести дело нашего района, — Чимин указывает на
Намджуна, проникшегося благодарностью. Чимина он считает неплохим парнем.
Другим брат Чонгука быть и не мог. Пак продолжает: — И смеешь плеваться
угрозами на нашей земле. Газуй отсюда, чучело, — тише говорит он, вставая
прямо перед Диего и пристально глядя ему в глаза.

— Ты его слышал, — ухмыляется Намджун, разведя руки. — Лучше разойдемся с

миром, Санчес.

Диего стискивает челюсти, играя желваками на лице, и прожигает Чимина

взглядом в упор. Ему такой расклад явно не нравится.

— Я запомнил твою рыжую башку, уебок, — рычит Санчес. — Если решил

перейти мне дорогу, то лучше остановись, пока не поздно. Таких выскочек, как
ты, я быстро на место ставлю.

— Ох, как же ты нарываешься, — Чимин втягивает холодный воздух носом и

прикрывает глаза, сжимая кулаки.

— Чимин, тормози. Тут и словами разобраться можно, не марайся, — Юнги

подходит к Чимину, готовящемуся к нападению, пытаясь вразумить. Мин и сам
не прочь замахаться, но сейчас проливать кровь им ни к чему.

Намджун тоже напряженный стоит, замечая, как люди Диего тянутся к своим
стволам за поясом. А позади Тэхен, сложив руки на груди и с удовольствием
предвкушая звук ломающихся костей. Он еле заметно улыбается и с гордостью
смотрит на Чимина, который, как показали долгие часы их общения, таких, как
Диего, на дух не выносит. Можно представить, как он взбешен сейчас и
держится из последних сил.

— Слушайся, сука, — цедит Диего, с натянутой улыбкой, больше похожей на

оскал гиены, смотря Чимину прямо в глаза. Пока за его спиной толпучка
вооруженных охранников, ему море по колено. — Обратного пути не будет. Еще
есть шанс съебаться целым. Так что беги, псина.

Чимин издает сухой смешок и резко, совершенно неожиданно для всех

замахивается, впечатывая кулак в нос Диего. Кто-то из его парней, мгновенно
среагировав, достает пистолет и стреляет.

Звук выстрела в окружающей тишине звучит оглушающе громко.

— Драки бомжей? — хихикает Чонгук, обнимая пакет с хлебом.

Просто Давон позвонила Хосоку, подпортив идиллию, и потребовала купить хлеб

именно сейчас. Чон стал возмущаться, что ее хлеб вообще не в тему и ее даже
168/390
дома нет, но Давон снова включила ультразвук, и спорить брат больше не стал.
Идут теперь втроем обратно домой, купив три булки, чтобы Давон объелась
своим хлебом.

— Да, мы раньше так развлекались, — Хосок стряхивает пепел и зажимает сигу

в уголке губ. — Победителю покупали бутылку соджу.

— Че за игры, — качает головой Гук. — Лучше бы пожрать им покупали за

просто так.

— Поверь, Гук, для них спирт — это все. Им даже хавка не нужна возле него, —
говорит Джин, повесивший руку на плечо малого. Так идти удобнее.

Впрочем, после сытного позднего ужина пройтись кажется не такой уж и

хреновой идеей. Они еле выползли и доплелись до ближайшего круглосуточного
магазинчика, зато на обратном пути шаг пацанов стал бодрее. И тут малой
вспыхивает, вскинув брови. Аж глазки заблестели.

— Может, в футбол погоняем?

— О, я же сдохну, — морщится Хосок, мотая головой.

— Ты просто боишься проиграть, — довольно улыбается Чонгук.

— Че? Да нихуя, — отмахивается Чон. — Я обожрался, как свинья. Живот торчит!

— Хосок сует руку под куртку и слегка похлопывает себя по теплому и полному
животику.

— Как раз растрясемся, — пожимает плечами Джин. — Давайте погоняем мяч.

— Хорошо! — сияет Гук, широко заулыбавшись. Джин всегда на его волне и

поддержит любой движ. Малой его просто обожает за это. — Ща я сгоняю за
мячом, — и подрывается, уже побежав ко двору их дома, виднеющемуся на
горизонте.

— Хлеб, Чонгук! — кричит вслед Хосок, тормозя мелкого.

Чонгук останавливается и бежит обратно к Хосоку, чтобы взять ключ от его хаты
и заодно занести хлеб. Уже протянув руку, малой резко вздрагивает, чуть ли не
подпрыгнув на месте и не выронив пакет. У всех троих глаза на лоб вылезают.
Они таращатся друг на друга, застыв столбами. Где-то неподалеку,
предположительно в стороне окраины, как гром средь ясного неба прозвучал
выстрел. Это точно он. Такое ни с чем не спутаешь.

— Че за… — шепчет Гук, таращась на Джина и Хосока. Малой и сам не

понимает, почему, но он сразу же думает о Тэхене. По телу пробегают мурашки,
а в голову лезет всякая дичь. Еще даже не понимая, что произошло и связано ли
это с Винсентом, Чонгук начинает себя активно накручивать. — Тэхен… — еле
слышно шепчет он и достает телефон, не замечая, как Джин и Хосок
переглянулись. У них на лицах тоже какая-то тревога мелькнула, а взгляд
потяжелел.

Они-то знают, в чем дело.

169/390
И сказать ведь нечего. Чонгук еще не знает, что там и брат его. А выстрел этот
мог ранить кого угодно. Или…

— Тэхен не берет, — с дрожью шепчет Гук, испуганно смотря на пацанов. Суета

увеличивается, как снежный ком. — Это они там устроили? — внезапная
твердость в голосе малого действует как отрезвляющая пощечина. Хосок
коротко кивает, поджав губы. А смысл скрывать? Если что-то произойдет, Гук
все равно об этом узнает.

Но, Господи, только бы никто из них не словил пулю.

Чонгук закрывает глаза и до боли вгрызается зубами в губу, отвернувшись от

братанов и слезящимися глазами глядя в ту сторону, откуда прозвучал выстрел.
Чувство тревоги не обманывает. Не совсем понятное и четкое, оно начало расти
еще в машине Тэхена, когда они разлучались пару часов назад. Гук не мог
понять, что это и как это назвать. В глазах Винсента читалось что-то странное.
Не страх, не беспокойство, не смирение со смертью, которое может быть у
солдата, идущего на бой с врагом. Не было ничего такого. Только спокойствие,
будто переживать не о чем. Это не то, с чем обычно идет на дело Винсент. В
подобных случаях в его больших светло-карих глазах горит огонь уверенности и
самодовольства, но не гребаное спокойствие непонятного происхождения.

Гук отчаянно борется со своими хуевыми мыслями, заполнившими башку.

Фантазии сразу же пробуждаются и пытаются атаковать со всех сторон, жестко
подкосить, хотя ничего еще не ясно.

— Я написал Намджуну, — голос Джина вырывает малого из черного омута

пугающих мыслей. — Они едут в бар.

Чонгук резко оборачивается, во все глаза смотря на Джина.

— Что случилось? Живы? — спрашивает, стараясь не сломаться в сомнительно

устойчивом голосе.

— Спросил, но уже не отвечает, — мотает головой Ким.

— Едем туда, — озвучивает мысль Чонгука Хосок.

Дорога до бара Намджуна кажется медленной пыткой. И хотя Хосок выжимает

все из черепашки вовремя приехавшей домой Давон, этого чертовски мало.
Чонгук едва не проделывает дыру в спортивках на колене, нервно копая ткань
пальцем всю дорогу. Он смотрит на унылые пейзажи их района за окном, ища в
этом жалкий способ отвлечься до приезда в бар, но мысли сильнее. Чонгук что
только не придумал уже у себя в голове. Вот он сейчас приедет и увидит
окровавленного Тэхена с пулей в груди, а его потухший взгляд будет устремлен
на Гука. Эта сцена перед глазами мелькает на повторе. Чонгук готов башкой
биться, только бы этого больше не видеть.

Он написал Тэхену буквально кучу сообщений, но каждое осталось без ответа.

Конечно, черт возьми. Если что-то случилось, Винсенту вряд ли до того, чтобы
строчить ему в ответ. Если он вообще там в состоянии это сделать…

170/390
Хосок тормозит у бара так резко, что зеленый опель едва не переворачивается.
Чонгук мгновенно вылетает из него пулей и несется к бару. В суете малой и не
замечает три знакомых авто, припаркованных у обочины прямо возле
черепашки. Джин и Хосок тоже не лучше себя чувствуют в этот момент.
Намджун ведь так и не ответил, не объяснил ситуацию. Все волнуются сейчас до
пиздеца. В беспокойстве они спешат за Гуком, хлопнув дверями опеля.

На секунду Чонгук мешкает, застыв прямо возле входа в бар Намджуна. Сердце
быстро и болезненно колотится, а колени дрожат. Гук не знает, что узнает там,
за дверью, что увидит и как на это будет реагировать. Подготовиться морально
не получается. У малого была на это целая дорога до бара, но это ничему не
помогло. Только страшнее стало.

Кое-как собравшись, Чонгук толкает дверь бара и входит в помещение с

приглушенным светом, пропахшее дорогим алкоголем и табаком. А еще совсем
немного кровью. Ступор — это именно то состояние, в которое малой мгновенно
впадает, вытаращив глаза и проглотив язык.

— Ч… Чимин? — еле шевеля губами, спрашивает Чонгук.

Происходит что-то странное. Гуку как будто с ноги по ебалу зарядили, вот на что
это похоже. Какого хрена тут взялся Чимин, да еще и с Юнги?

Намджун склонился над Чимином, развалившимся на стуле и хлещущим вискарь.

Напротив сидит Юнги, сжимающий в пальцах сигарету. Он тяжелым взглядом
наблюдает за тем, как Намджун возится с Чимином, и поджимает разбитые губы
в напряжении. Чонгук снова переводит взгляд на брата, только замечая, что
Намджун латает его плечо. На столе испачканные кровью ватные диски,
бутылка водки и катушка черной нитки.

Тэхена Чонгук замечает стоящим у деревянной колонны, к которой тот

прислонился плечом, тоже следя за тем, как Джун крутится перед Чимином.
Винс в одной черной майке, местами испачканной еще более темными каплями,
очевидно, крови, и пылью, будто на полу лежал. У него рассечена бровь, а кровь
тонкой темно-красной струйкой потянулась вниз, засыхая почти у самого
подбородка.

Чонгук правда не знает, что думать. Он понятия не имеет, как реагировать на

то, что у него перед глазами находится.

Все живы. Эта мысль долбит по мозгам и, кажется, надо бы расслабиться,

успокоить тревогу, сдавливающую органы, но нихуя не получается. Чонгук
скользит взглядом от одного к другому, как будто увидел инопланетян. К горлу
подкатывает горький комок слез, которые он все это время сдерживал. Малой
чувствует, как его постепенно накрывают эмоции, и к ним прибавляются те, что
сегодня днем его ошибочно съедали.

Все четверо переводят взгляд на ворвавшегося Гука, следом за которым вошли и

Хосок с Джином.

— Блять, что там произошло? — сразу же спрашивает Хосок, разбавляя

напряженное давящее молчание. Они с Джином подходят к пацанам, а Гук так и
стоит, как вкопанный, смотря на Тэхена.

171/390
 — Они собирались грохнуть Чимина, — говорит Юнги, подняв взгляд. Гук от этих
слов дергается, как от удара током, и переводит взгляд на брата. Тот, видно, в
легком помутнении и с заторможенной реакцией замечает своего младшего.
Алкоголь притупил его всего. — Но это, скорее, был предупредительный
выстрел, чтобы запугать. Как будто у нас стволов нет, — сухо усмехается Юнги,
стряхнув пепел в хрустальную пепельницу.

— Они зацепили тебя, Чимин? — спрашивает Джин, встав возле Намджуна и

сложив руки на груди. Он с серьезным и обеспокоенным лицом наблюдает за
тем, как Джун зашивает Пака.

— Диего всадил ему нож в плечо, — объясняет Намджун, не отвлекаясь.

— Мы замахались с ними, — Юнги откидывается на спинку стула и барабанит

пальцами по краю стола. Хосок уже успел припухнуть возле него и слушает,
затаив дыхание. Уж он знает, как это все бывает. Чимин оказался практически в
такой же ситуации, как и он сам когда-то.

— Кто-нибудь… — хмурится Хосок.

— Не. Кому хочется с трупами возиться? — качает головой Юнги, делая

затяжку. — Лишние проблемы.

— Ну и что теперь будет? Раз сделка не вышла, — спрашивает Джин, передав

Намджуну бутылку с водкой и чистый ватный диск.

— Ничего, будем и дальше заниматься своими делами, как обычно, — Намджун

бросает на Джина взгляд и обратно сосредотачивается на ране Чимина.

— Он же не оставит это просто так, — Хосок подтягивает к себе бутылку с виски

и стакан.

— Естественно, не оставит, но из-за него нам теперь голову в песок засунуть,

что ли? — хмыкает Юнги.

— Посмеет еще раз сюда подойти, и я озабочу его возней с трупами, — спокойно
говорит Намджун, но нешуточная угроза в его голосе слишком очевидна.

Чонгук как будто сливается с мебелью, пока слушает разговор старших. От

каждого сказанного слова ему все хуже и хуже, а паника никуда не исчезает,
становится только больше и страшнее. Как они могут спокойно о таких вещах
говорить? Чимина чуть не убили. Они не хотят возиться с телами, что значит, что
в ином случае они бы порешали друг друга. На этом бы все и закончилось. Так,
что ли, получается? Как они могут так просто говорить о смерти, пока сидят тут
побитые, едва не погибнув на проклятой сделке? Чонгук, наверное, чего-то не
понимает, но разве можно так спокойно относиться к смерти? Он никогда не
сможет.

— Чимин… — тихо зовет брата Гук, боясь, что если чуть громче заговорит, то
просто разрыдается. Чимин, на удивление, слышит его и поворачивает голову к
малому.

Как только он его взглядом ловит, то на пухлых губах теплая улыбка

расцветает. Ему спокойно, когда рядом маленький братишка. И даже боль на
172/390
второй план отступает. Алкоголь тут ни при чем. А Чонгук свои губы плотнее
сжимает, смотря на лицо брата. У Чимина вокруг левого глаза образуется
фиолетовый синяк, а костяшки на руке, держащей стакан, стерты чуть ли не до
мяса. Он давал отпор. Хорошо давал. Входя во вкус, заражаясь азартом. Если его
из равновесия вывести, то он даже себя не пожалеет.

Дело верно идет к взрыву, рождающемуся в душе Чонгука. Он больше не может

ни на кого из них смотреть. Улыбка Чимина не успокаивает, как обычно, а
причиняет боль. Хосок с Джином тоже больше не такие веселые и беззаботные,
как часом раньше были. И тут Чонгук вспоминает, что Хосок тоже проливал свою
кровь за дела улиц. Он не просто весельчак, делающий кофе и обожающий
вечера за приставкой. Как будто… только сейчас Чонгук увидел реалии, в
которых жил всю жизнь, пытаясь надеть на глаза розовые очки, что ему каждый
раз сбивали и роняли на землю, чтобы жестоко растоптать и в очередной раз
показать одну простую истину: от пиздеца, творящегося вокруг, не убежишь.

Отчего-то смотреть на Тэхена тяжелее всего. Винсент стоит в стороне, как тень,
и слова за все время не произнес. Его взгляд то пересекается с Чонгуком, то
ускользает куда-то. А в моменты пересечения малой не замечает в любимых
глазах… ничего. Ни боли, ни страха, ни разочарования, ни злости, ни ненависти.
Только частичку маленькой неуместной вины, которую разглядеть удается не
без труда. За пеленой слез сейчас Чонгук это на удивление ясно видит.

«Мне жаль», — глаза его говорят.

Чонгук, не помня себя, вылетает из бара, врезаясь в ледяной ночной воздух

ненавистных улиц. Делая большие шаги, почти срываясь на бег, он быстро идет
по тротуару, сам не зная, куда. Ощущение, что холод замораживает потекшие
по щекам слезы, превращая их в ледышки. Как хорошо, что рядом нет ни души, и
можно дать волю боли. А при тех, кто чуть не лишился жизни сегодня, он ни за
что не покажет слабости и жалких слезок. К ним, к самым важным и любимым
людям, злость за гребаное безрассудство. Обида! Все вместе. Их жизнь и так
паршивая, так еще и лишиться ее? Глупцы, глупцы! Чонгуку яростно хочется
вернуться в бар и наорать на них, встряхнуть и в чувства привести, объяснить,
что никто из них не бессмертен, но кто станет слушать мелкого пацана, который
всю жизнь живет под крылом заботливого брата, что отчаянно стоит стеной
между ним и реальной жестокостью этого мира.

— Чонгук, — твердый голос за спиной заставляет дернуться, но Чонгук

останавливаться и не думает. Он ускоряет шаг, хотя и понимает, что теперь уже
нет смысла бежать. Он так надеялся, что никто за ним не пойдет. Особенно
Тэхен, который сейчас нагоняет его, выйдя на холод в одной только футболке.
— Стой, Гук.

Чонгук шмыгает носом и утирает рукавом куртки слезы, размазывая по щекам,

отчего те начинают блестеть в свете редких фонарей. Малой не хочет ему в
глаза смотреть сейчас. Он большими шагами приближается к концу улицы, не
решаясь бежать, как было сегодня днем. Ощущение дежавю тошнотворным
осадком ложится на внутренности.

Винсент хватает Чонгука за руку и резко разворачивает к себе без всякой

нежности. Его суровый и серьезный взгляд выбивает воздух из легких. Чонгук,
найдя в себе силы, вырывается из его хватки и всхлипывает.

173/390
— Че тебе нужно? — спрашивает он, с болью глядя на Тэхена. — Оставь меня.

— Не устраивай сцен, Чонгук, — холод голоса Тэхена ничуть не помогает

успокоиться. Чонгук не может сейчас находиться рядом с ним.

— Зато вы там охуенную сцену устроили! Еще и с Чимином! — кричит малой,

указывая пальцем в сторону бара. — И я, как всегда, не в теме буду, если кто-то
из вас однажды подохнет за порошок!

— Чонгук… — сдержанно зовет Тэхен, не меняясь в лице, но Гук сдерживаться

не намерен.

— Я столько раз просил вас прекратить это дерьмо, а вы еще и объединились, —

цедит Чонгук, сжимая руки в кулаки. — Если о своих гребаных жизнях не
думаете, то хотя бы ради меня…

— Ради тебя, сука. Ради тебя мы с Чимином, выброшенные за борт красивой

жизни, пытаемся не захлебнуться в дерьме, — резко бьет Винсент, и глазом не
моргнув. Он каждое свое слово буквально вбивает Чонгуку в мозги. — Мы
отходы сраного общества, Гук-и, и так мы спасаемся.

— Всегда есть выход, — шмыгнув носом, мотает головой Гук. — Всегда есть
выход, пока ты жив! Из любой ямы, полной дерьма, Тэхен.

— Я пытался! — грозным до мурашек басом кричит Тэхен. — Я хотел стать

человеком с нормальной работой, чтобы по вечерам не порошком торговать по
ссанным углам, а беззаботно валяться на диване и смотреть дерьмовое шоу. И
че со мной сделали? Послали нахуй. Меня в этой жизни только сама же жизнь и
нагнула. И Намджун так же. В этом мире трудно чего-то хорошего добиться
легально…

— Убиваете других, торгуя смертью, — выплевывает Чонгук, прерывая Тэхена.

— Эту смерть люди сами выбирают, как спасение. Мы барахтаемся в

безысходности и пытаемся помочь друг другу, пока другие сладко спят, не
беспокоясь о завтрашнем дне.

— Значит, и я таким стану. Похуй на надежду, да? — безрадостно усмехается

Чонгук, вскинув бровь. — Зачем я в школе жопу рву, если могу сразу пойти и
дурью, как вы, торговать? Все равно же большего не добьюсь.

— Ты еще не пропал и можешь вылезти наружу. А мы с Чимином хотим тебе в

этом помочь. И да, блять, жизнь положим ради этого, если нужно будет. Ты
понял меня? — рычит Винсент, подойдя к Гуку максимально близко и неотрывно
смотря в его черные глаза. — Оглядись уже, зайчонок. Посмотри, что тебя
окружает. Гребаная дыра. Мы в ней родились, поэтому смерти не боимся. Ни я,
ни Чимин, ни остальные пацаны.

Нижняя губа Чонгука начинает дрожать, пока он слушает Тэхена. Еще один
всхлип вырывается наружу. Тэхен поднимает руку со сбитыми в кровь
костяшками и мягко гладит влажную холодную щеку Гука.

— Н-но Джихан говорил… мертвым быть не круто, — тихо произносит малой,

жалобно смотря на Винсента.
174/390
— Не круто, но без риска нам никуда, зая, — спокойнее отвечает Тэхен,
погладив большим пальцем подбородок Чонгука.

— Я не знаю, что со мной будет, если кто-то из вас… — шепчет Чонгук, жмурясь
и тычась лбом в теплую грудь. — Блять, я вас убью, если вы подохнете,
мудилы, — бурчит малой и сжимает пальцами футболку Винсента.

— Блять, как страшно, зайчонок, — шутливо посмеивается Тэхен, прижав к себе

Чонгука и гладя по затылку. Тот утыкается в его грудь лицом и вслушивается в
ровное сердцебиение, наслаждаясь успокаивающим запахом свежести. Он
блокирует все мысли о том, что было бы, если бы эта ночь закончилась по-
другому, и прижимается к Винсу крепче.

Когда Тэхен с Чонгуком возвращаются, атмосфера в баре кажется уже не такой

напряженной. Все расслабились и распивают вторую по счету бутылку виски, сев
за один круглый столик.

— Гук-и, я заказал бургеры с курицей и фри, скоро будут. Чимин сказал, что
тебе нравится с курицей, — подмигивает Намджун мелкому. Тот неохотно
выпускает руку Тэхена, с которым они до самого бара шли в обнимку, потому
что: «ну блять, сколько можно не беречь себя, Тэхен?!», вот и решил малой
согреть его своим теплом, хоть Винс и убеждал, что ему не холодно.

— Да, отлично! — быстро кивает Гук, широко улыбнувшись.

Они с Тэхеном берут себе стулья и находят себе места возле братанов, образуя
тесный круг. Малой пододвигается к Чимину и взглядом извиняется за то, что
заистерил и без всяких объяснений выбежал. И черт знает, куда бы подался, не
пойди за ним Винсент. Брат коротко улыбается и накрывает руку малого,
лежащую на колене, слабо сжимая и этим убеждая, что все хорошо.

А дальше все, как всегда. Будто и не было этого сумасшедшего дня, полного
болезненных эмоций. Как будто не они чуть не умерли на этой злополучной и
неудавшейся сделке. Для них риск привычен, это часть жизни, если не стиль.
Чонгуку сегодня и правда многое открылось. Как бы он ни пытался думать, что
без всего этого их жизнь реальная в этом поганом районе, все не так. Угроза
будет всегда. К ней нужно быть готовым, ей нужно уметь давать отпор, не
боясь. Но, несмотря на это, Гук все равно будет стоять на своем, потому что
выход есть всегда. Это просто нужно понять пацанам с района, которые забили
на свои мечты ради элементарного выживания.

Для них не все потеряно.

Стрелка уже тянется к часу ночи, но никто расходиться не собирается. Все пьют
и едят с шумными разговорами и смешными шутками. И когда Чимин, в один
момент решив выйти покурить, встает, Чонгук решает увязаться за ним и
поболтать наедине. Они так и не обсудили сегодняшнее, а Гуку это чертовски
важно. По слегка загруженному взгляду старшего брата за все время, что они
сидят, видно, что и ему тоже важно.

Чимин закуривает и прислоняется к стене у дверей бара, выпуская к небу густой

175/390
никотиновый туман. Гук выходит через минуту и встает рядом с братом.

— Как плечо? — спрашивает малой после недолгого молчания. Чимин

поворачивает к нему голову и улыбается.

— Не страшно, бро. На мне все быстро заживает, скоро норм будет, — уверяет
он мелкого, потрепав по волосам. Чонгук не сдерживает улыбку.

— Не подставляйся так больше, хорошо? — с мольбой в голосе просит Гук,

смотря на Чимина серьезно. — Когда Юнги сказал, что тебя собирались убить, я
чуть сам не сдох. Вы пиздец как напугали меня, — хмыкает малой. — И ничего
не сказали даже. Мне кажется, я уже достаточно взрослый, чтобы быть в курсе
ваших дел.

— Прости, Гук-и, я не хотел, чтобы ты лишний раз волновался. Это дело не

должно было кончиться так, — вздыхает Чимин, опустив взгляд и стряхивая
пальцем пепел на холодную сырую землю. — Я сам виноват. Из-за меня все
могли серьезно пострадать. Этот сукин сын меня взбесил. А когда он вытащил
нож и вогнал мне в плечо, наши сразу же бросились в атаку.

— А тот выстрел? — спрашивает Гук. — Мы его услышали.

— Пальнули в мою сторону, но не в меня целились. Шавки Диего думали, что так
меня остановят, — усмехается Чимин, облизнув нижнюю губу. — Суки ебаные,
зря они на наш район попереть решили. У нас тут пацаны психи. Если узнают,
что какой-то выебщик пытается дело себе загрести, схавают без лишнего
базара.

— Это точно, — хихикнул Гук. — Но, я надеюсь, до такого не дойдет, иначе я сам
пойду пиздиться, и никто из вас меня не остановит.

— Че за боевой настрой? — смеется Чимин, делая короткую затяжку.

— Есть, от кого заразиться им, — закатывает глаза Гук, слегка пихнув брата в
здоровое плечо. — Но это не смешно, вообще-то. Ты же знаешь, что я серьезно,
Чимин.

Чимин швыряет окурок в сторону и кивает, повернувшись к брату.

— Знаю, Гук. Жизнь дерьмо, но у нас есть лопаты. Разгребем, не подохнем, —

улыбается уголком губ Пак, обняв малого за плечо. — Идем внутрь, холодно.

Чонгук улыбается в ответ и обнимает брата.

Как бы хуево ни было, пока рядом семья, все преодолимо.

176/390
Примечание к части T.I. - 24's
вигуки в машине и до конца сцены: GASHI - Disrespectful
The Notorious B.I.G. - Hypnotize
последняя сцена: Joji - COME THRU

фото, которое сделал Винсент: https://pin.it/5Fkr9yJ

набить значит любить

Торчать в толпе потных и бухих людей вообще не круто. Чонгук за

время, что они с Винсентом находятся в хрен знает, чьей квартире, где и
устроили так себе тусовку, забыл, что такое свежий воздух. Но радует одна
вещь, которая, главное, спасает малого в этом душном и вонючем помещении, —
Тэхен позволил выпить. Еще бы он не позволил! В таком случае, для Гука
нахождение здесь было бы гребаным адом. Алкашка, проникающая в кровь,
смягчает острые углы и помогает забить на все окружающее большой хрен. И на
запахи, и на тесноту довольно маленькой квартирки, и на то, что жарко, блять,
как в адском котле.

Чонгуку становится поебать с каждым новым глотком пива. Он старается

влиться в общий кайф и не портить себе вечер. Конечно, могло быть и лучше.
Они с Тэхеном могли бы кататься по ночному городу и жрать бургеры с фришкой
и колой, купленными в кфс, но многоуважаемого Винсента пригласили на
тусовку, а отказаться было бы некрасиво. А еще Чонгук спокойно мог остаться
дома или как обычно зависнуть с Хосоком, но фиг там. Хрен он отпустит Тэхена
одного на подобное мероприятие. Тут дело даже не в ревности или недоверии.
Нифига. Чонгук Тэхену доверяет больше, чем самому себе. Дело в том, что
Винсент границ в бухле не ведает и легко может натворить дел, о которых
потом… нихрена не будет жалеть. Просто этого допускать нельзя. Все равно
потом малому разгребать последствия. Ну почти все. А еще пластыри дома
кончились.

Чонгука приятно кружит, а случайный тактильный контакт с неизвестными

людьми не дает ногам подкоситься и свалиться на грязный пол. Гука несет, как
на волнах, и хочется только одного — найти в этой толпе Тэхена, залезть на него
и уснуть, наслаждаясь самыми приятными в мире поглаживаниями. Большие
ладони Винсента как будто для того и были созданы, чтобы зайчонка гладить.

Только ни ладоней, ни Винсента поблизости не видать. Чонгук в этом водовороте

запахов даже не пытается искать тэхеновский парфюм с ароматом свежести
(почти как у стирального порошка). Зато на горизонте появляется старый
потрепанный диванчик, который, на удивление, никто пока не оккупировал.
Народ еще умудряется стоять на ногах, но это ненадолго. Малой сразу же берет
курс на диван, протискиваясь через курящих, бухающих и танцующих
одновременно людей. Он ощущает себя, как во сне. Картинка перед глазами
смазанная, нечеткая, боковое зрение вообще отказало. Все плывет и качается,
но на лице широченная и довольная лыба. Это значит, что Гук своей цели
добился, и теперь он такой же бухой, как и все здесь.

Он себя физически не контролирует, зато сознание, хоть и навеселе, но все еще

на своем месте. Так и не дотащившись до заветного дивана-сборщика-всякого-
дерьма, случайно наступает кому-то на ногу.

177/390
 — Вот блять, простите, — быстро бормочет Гук, подняв глаза и пытаясь
разглядеть, на кого наступил.

В приглушенном свете он натыкается на сердитый взгляд какого-то мужика со

стремными усиками. Мужик выглядит почти на тридцатник, на башке у него уже
виднеются первые проявления будущей лысины, имеется небольшое торчащее
пузо, явно созданное годами и литрами пива. Чонгук таращится на мелкие и
злющие глазенки мужика виновато и может только надеяться, что его
выражение лица реально изображает сожаление, потому что даже бухому Гуку
не похуй на то, что он кому-то чем-то помешал и принес неудобства.

— Слышь, щенок, — скрипит мужик, слишком резко хватая Чонгука за

толстовку. Малой буквально начинает трезветь от зловония перед своим лицом.
Когда эти стремные усишки вообще в последний раз чистили зубы? Но малой
стойко держится, стараясь не поморщиться, потому что ну реально
отвратительно. И как их вообще с Тэхеном занесло на такое подобие тусовки?
— Глаза разуй, не то на жопу натяну, — усишка продолжает вонять во всех
смыслах, сжимая кулак другой руки для удара. Его бесит растерянное
выражение поддатого малолетки, который совершенно точно не хотел проблем
этим вечером. Наоборот, он должен был кое-кого от них уберечь! Но не тут-то
было…

— Я ж извинился, — бурчит Чонгук, как-то не особо испытывая страх того, что

какой-то взрослый мужик собирается начистить ему хлебало. Себе бы, блять,
начистил. Чонгук от этой мысли внезапно прыскает, выводя усишку из себя еще
больше. Мужик вытаращивает глаза в ярости. Еще чуток, и капилляры
полопаются.

— Ты откуда ваще вылез, молокосос? Я тебе щас ноги пообломаю, чтоб не

топтал больше никого, — брызжа слюной (к счастью, не так сильно, чтобы до
Чонгука долетало), рычит мужик и резко бьет. Притупленные реакции малого не
позволяют вовремя увернуться, хотя в трезвом состоянии вполне мог бы. Этот
говнюк усатый не так уж и охуенно бьет, зато больно, блять!

Чонгук даже сквозь алкогольную пелену чувствует мерзкую боль, пронзившую

челюсть. Он на секунду жмурится, потому что перед глазами от удара почему-то
внезапно возникло море (эх, сейчас бы туда). Нетрезвость казалась спасением,
но сейчас это дерьмо только в минус работает. Чонгук не ловит кайф. Он ловит
по ебалу.

Он открывает глаза и сразу же чувствует, как хватка на груди ослабевает, как

будто его резко выпустили. Причина сразу же становится ясна. Чонгук медленно
моргает, слегка пошатнувшись из-за потери опоры, и расплывается в довольной
улыбке (не без прострелившей челюсть боли), завидев самую любимую на свете
белобрысую макушку. Винсент уже вовсю разносит усача, ритмично вбивая ему в
рожу свой кулак, пока другой рукой держит за грудки, чтоб не свалился, терпел
каждый новый смачный удар в свое охуевшее ебало.

У Тэхена радар на опасность, которая грозит его зайчонку. И то он на себя

злится, что ворвался с запозданием и позволил этому уебку ударить Чонгука.
Винсент звереет за полсекунды, как только видит эту картину, а кровь в венах
превращается в лаву. И хоть мужик выглядит крупнее него самого, хорошенько
уебать ему это не мешает.

178/390
 — Ты, хуесос ебаный, если хоть на километр приблизишься к моему зайчонку, я
тебе не то что ноги пообломаю, я тебе каждую кость в теле раскрошу, а
кишками шарф сделаю, — рычит Винсент, после каждого слова нанося новый
удар то в лицо, то в живот. Мужик уже ничего не осознает и держится только
благодаря Тэхену и Божьей помощи. Стопудово миллион раз пожалеть успел,
что просто не принял извинения мальца. — Тебе ясно? — шипит Винсент, сжав
пальцами блестящие от крови щеки мужика.

Винс бросает взгляд на его усы и хмыкает. Хуевый стиль. Напоминает

мексиканского педофила. И, блять, от этой мысли Тэхен еще больше бесится.
Вдруг эта мразь собиралась его зайчонка…

— Тебе, сука, ясно?! — орет Винсент, влепив усишке жесткую пощечину, когда
не слышит ответа. Тот закатывает глаза, явно теряя сознание, и булькает что-то
похожее на «да», но Винсенту мало. Он снова дает мужику леща, не позволяя
отрубиться. — Повтори, уебище.

— Д-да… — еле слышно, но вполне разборчиво хрипит мужик. Тэхен

удовлетворенно мычит, но ни на секунду не выглядит более расслабленным. Он
прожигает усатого предупреждающим взглядом и напоследок, перед тем, как
выпустить, бьет коленом в живот. Мужик валится на пол и заходится кашлем.

Все вокруг замолкают и смотрят на Тэхена в легком ахуе, что того бесит еще
больше. Винс тяжело дышит, слегка пошатываясь, поворачивается, каждого
взглядом коснувшись, и лижет нижнюю губу, нервно сжимая и разжимая
онемевший от серии жестких ударов кулак. По длинным пальцам потекла
теплая кровь, капая на пол.

Тэхен, нахуярившийся до пиздеца, балансирующий между реальностью и своим

внутренним миром, в котором огромные вселенные рассредоточены и к которым
он подпускает только одного маленького зайчонка. Под высоким градусом он
становится еще опаснее. На каждый уровень его опьянения бывают свои
последствия, и сейчас Чонгук понимает, что все совсем хуево, потому что Винс
едва не пришил мужика. В менее бухом состоянии отпиздил бы не так жестко.

— Че, кому еще ебало набить? — злым зверем рычит Тэхен, смотря на охуевшие
тупые рожи, находящиеся под кайфом. Все в тумане, как потерянные бараны.
— Тебе? Ты хочешь получить пизды? — он указывает пальцем на какого-то
пацана из толпы и, не разбираясь в деталях, своей походкой «иду бить ебала»
(очень в тему) идет в его сторону.

— Ви! — на локте повисает Чонгук, почувствовавший, что пора вмешаться. Если

Тэхена сейчас не тормознуть, он тут всех разнесет. — Тихо! Успокойся! — Чонгук
тянет его за рукав куртки в сторону коридора, но получается хреново. Это как
гору на буксире пытаться тащить.

А еще пацан, которого Тэхен из толпы выбрал (по принципу «раздражающее

ебало»), оказывается не из робких и уже разминает шею, мнет пальцы, готовясь
к драке. Этого никак нельзя допустить!

— Давай, блять, иди сюда, падла, — Тэхен не обращает внимание на Гука,

пытающегося его оттащить, и идет прямиком к парню из толпы.

— Винсент! — перед лицом внезапно появляется Чонгук, и остальное вмиг

179/390
пропадает из поля зрения. Тэхен переводит взгляд на малого. — Пойдем!
— Чонгук хватает его за руку и, пользуясь секундным замешательством
старшего, тянет его к коридору. Кое-как, но получается. Тэхен, путаясь в своих
же ногах, тащится за Чонгуком, но внутри все еще горит, как черт. Так быстро
не остынет, пока на руках чужую кровь чувствует.

— Зая… — хрипит Тэхен, когда они выходят в подъезд. Здесь намного тише, все
звуки продолжающейся тусовки остаются за захлопнутой Гуком дверью. Здесь
воздух почище и света нет, все лампочки разбила местная шпана. Они с
Чонгуком слышат тяжелое дыхание друг друга и видят лишь очертания.

Малой скользит ладонями по тяжело вздымающейся груди Тэхена вверх, мягко

касается горячей и влажной шеи (он и сам вспотел в этой духоте), поднимается
к лицу и накрывает щеки старшего, поглаживая пальцами. Успокаивает.

— Все нормально, Тэ, — шепчет Гук, подойдя вплотную и ища губы все еще
раскаленного Винсента. Тот внезапно хватает малого за талию и вжимает в себя,
вгрызаясь в горькие от пива губы. Чонгук тоже отвечает с жадностью, ведь весь
вечер об этом только мечтал, чтобы с Тэхеном наедине остаться. Они в губах
друг друга находят успокоение и кайф получше алкогольного в разы.

— Валим отсюда, — щекоча дыханием влажные губы Чонгука, говорит Винсент.

— Или ты туда вернуться хочешь?

— Не, — быстро отвечает Чонгук. Туда, в это омерзительное местечко — ни за

что. — Уйдем отсюда, — соглашается малой. Тэхен довольно хмыкает и берет
Гука за руку, переплетая их пальцы, и тянет за собой к лестнице, ведущей на
первый этаж.

Ночные огни и прохладный чистый воздух тоже в каком-то роде пьянят Чонгука,
но этим бухать он готов всю жизнь. Плевать, что в говно пьяный Тэхен ведет
мерс на скорости сто двадцать в час и их вполне могут тормознуть легавые.
Сознание мягко растекается лужицей у обоих и совершенно не хочет этой ночью
собираться в кучу. На последствия плевать. Они сейчас как будто в своем
последнем дне существования. Главное, что вместе.

Чонгук не знает, сколько они катаются, не замечает и парочку остановок,

которые Тэхен делает сначала чтобы отлить, а второй раз, чтобы купить им
поесть. Опьянение дичайший голод вызывает. В желудке кроме спирта ничего и
нет. На перекус тоже не останавливаются. Чонгук сам жует и Винсента, пока тот
машину ведет, подкармливает фришкой и сочным бургером. Каким-то чудом им
удается не запачкать салон. Из динамиков льется какая-то приятная музыка,
увеличивающая кайф в дополнение к синему свечению магнитолы в полумраке
черного кожаного салона, которое создает космическую атмосферу. И все-таки
вечер вышел таким, как малой того и хотел. Им никто другой не нужен. В их
вселенной место только им двоим.

Чонгук понятия не имеет, сколько там, на часах. Его не ебет, что завтра рано
утром в школу. Он вряд ли пойдет. Они с Тэхеном вряд ли до утра уснут.

На небольшом холме в центре города виды кажутся нереальными, настолько

они ночью поразительны. Но Чонгук, привалившись к мерсу, смотрит на
курящего Тэхена, присевшего на корточки ближе к краю, где спуск начинается.
Малой залипает какое-то время, слушая музыку, доносящуюся из мерса, дверца
180/390
которого слегка приоткрыта, а потом не выдерживает и с широченной
счастливой улыбкой подходит к Винсенту сзади, залезая на его спину и по-
детски хихикая, как будто тот его не с тусовки с сомнительной компанией
забрал, а из детсада. Перед глазами, внизу, бездна, но она не пугает. Гук не
боится, что если Тэхен вдруг не устоит и покачнется вперед, они вместе полетят
вниз.

— Позвоночник мне сломаешь, ты пиздец тяжелый, — хрипит Винс, но

улыбается, глядя на город, расстелившийся внизу, что отражается в его
медовых глазах звездным небом.

— Не ври, я легче тебя на пять килограммов, — Чонгук кусает Тэхена за мочку

уха и прижимается щекой к его виску. — Вот ты реально тяжелый кабан.

— Ну не я же на тебя навалился, зайчонок, — усмехается Тэхен, с кайфом делая

затяжку. Он врет, конечно же, врет. Вес Чонгука никак ему не мешает, он бы
хоть целыми днями его так на себе таскал, как своего детеныша.

— Ты больше не злишься? — спрашивает Гук, положив подбородок на плечо

Тэхена.

— Не, больше нет. Если ты, конечно, не взбесишь меня снова, — Винс
стряхивает пепел на землю и поворачивает голову к Чонгуку. Тот мило
улыбается, обнажив зубки, и целует Тэхена в скулу.

— Да ни за что, ты бешеный, — малой мотает головой и утыкается носом в

затылок Винса. Вот он, любимый запах, по которому так скучал в чужой душной
квартирке.

— Он сильно тебя ударил? — спрашивает Тэхен, стараясь не возвращаться в

момент, когда увидел, как какой-то мудак посмел поднять руку на того, кто ему
принадлежит.

— Ты сильнее бил, — хмыкает Чонгук, подняв голову. Тэхен изгибает бровь.

— Но его удар неприятный был. А твой… ну, он же твой, — малой смущенно
хихикает и прикусывает губу.

— Слышал бы это твой брат, — усмехается Тэхен, щелчком отправив окурок в

полет. — Он бы мне въебал и тебе нотации почитал. Ты тоже ебанутый теперь,
зайчонок.

— Ты меня укусил и таким сделал, — Гук жмурится с довольной улыбкой на

губах и сцепляет руки на груди Тэхена, крепко прижимаясь к нему маленькой
мягкой коалой.

— И я ни о чем не жалею, — улыбается Винсент, не без труда поднявшись на

ноги. Все еще охваченный опьянением и с тяжелой тушкой на спине. Это очень
даже достижение. — Ну че, едем домой?

— Не хочу, — бурчит Чонгук, обнимая Тэхена за шею, чтобы не сползти на

землю.

— А что хочешь?

181/390
— Тебя, — шепчет Гук на ухо Винса с улыбкой и сам же от своих слов мурашки
по коже чувствует.

Обычно так смело и открыто он никогда о своем желании не заявляет. У них с

Тэхеном это происходит внезапно, как будто оба мысленно чувствуют
возбуждение друг друга, ну или малой молча начинает ластиться, как котенок, и
шепчет тихо-тихо «хочу», а дальше объяснения не нужны бывают. Ну, а тут то
ли алкоголь голос подарил в комплекте со смелостью, то ли Чонгук слишком
сильно хочет, что не сказать об этом уже не может.

Но Тэхену это в кайф. Он как-то плотоядно улыбается, будто только этих слов и
ждал, как будто только что своей цели добился и заранее знал, что так будет.
Тэхен большими шагами идет к мерсу, таща на себе Гука, и распахивает заднюю
дверь.

— Заползай в норку, зайчонок, — ухмыляется он, похлопав малого по попке.

А дальше занавес. Возбуждение застилает глаза обоим, как волной накрывая с

головой. Чонгук лежит на заднем сиденьи мерса и подставляется под поцелуи-
укусы Тэхена, нависшего сверху, пока оба параллельно друг друга от одежды
избавляют, не тратя время попусту. Гук приподнимает бедра и позволяет Винсу
снять с себя спортивки, а следом и трусы, которые летят на переднюю часть
салона, повисая на руле.

Окно спереди хоть и приспущено, а обогреватель включить в порыве и думать

не стали, Чонгуку все равно жарко до пиздеца. Он жадно ловит ртом воздух, но
в моментах, когда руки и губы Тэхена забредают в чувствительные места его
тела, дыхание к хуям сбивается, а из горла вырывается стон, ласкающий слух
старшего.

В задней части салона довольно просторно, поэтому двигаться и удобно улечься

не оказывается чем-то невозможным. Чонгук чуть подтягивается на локтях и
раздвигает ноги, помогая Тэхену. Успевшее вспотеть тело неприятно липнет к
черной коже, которой покрыто сиденье, и скрипит от каждого движения, но,
если честно, даже возбуждает обоих. И это тоже как-то… особенно, хоть и
довольно пошло выглядит. Но не так пошло, как сам секс на заднем сиденьи
машины. Хуже быть не может.

Чонгук притягивает к себе Тэхена и жадно целует, разделяя с ним кислород. Они
целуются жарко и жадно, потому что и секс у них сегодня как в последний раз.
Окна начинают запотевать, искажая пейзажи снаружи, и это тоже красиво. Но
им совсем не до этого. Они друг в друга ныряют, не боясь задохнуться.

Тэхен отчего-то вдруг рычит, как будто сердится, определенно точно вспоминая
случившееся сегодня, потому что его губы, несмотря на бурлящую внутри
злость, неожиданно нежно касаются линии челюсти Чонгука, ровно там, куда
ему удар пришелся. По телу Гука патокой растекается тепло, потому что тут
слова не нужны, Тэхен одним мягким поцелуем говорит «я люблю тебя», а
Чонгук, по груди его погладив, прямо сердце, бешено стучащее, отвечает «я
тоже».

Их тела сразу общий язык нашли и научились друг с другом общаться,

понимать. Абсолютно во всем. И в боли, и в радости. И в головокружительном
кайфе, в вихре, смешавшимся с желанием друг друга истерзать наслаждением.
182/390
Они друг друга знают хорошо.

В момент, когда Тэхен входит в Чонгука, Вселенная останавливает свой ход и

движется в обратном направлении, потому что Гук только за счет ощущений
живет в эту минуту, и Тэхен его живым делает каждым прикосновением.

Тэхен редко, когда бывает нежным, но он никогда не забывает делать приятно и

Чонгуку, это наоборот кажется более важным, чем самому получить
удовлетворение. Прежде, не с Гуком Тэхен о таком не задумывался ни с кем.
Любовь, наверное, влияет на людей по-другому, она свои правила и законы
всучивает человеку, стоит тому в ее владения шагнуть. На ее территории только
так, и каждый с этим соглашается, каждый это принимает, потому что хочет,
потому что любит.

Сопливо, чертовски сопливо, но так и есть. Любовь редко когда делает сильным
человека. Она ослабляет, создавая брешь. Маленькую, но важную, как целый
мир, уязвимость, но когда ты рядом с ней, когда знаешь, что можешь ее укрыть
от боли, то сильнее тебя нет никого на свете.

— Тэ, блять, — со стоном выдыхает Чонгук, жмуря глаза и руками слепо ища
опору, потому что от кайфа сейчас в невесомости будто оказался. Подушечки
пальцев со скрипом скользят по запотевшему окну над головой, оставляя
влажный след, но так и не находят, за что зацепиться, поэтому цепляются за
Винсента.

За свои развратные стоны не стыдно, за шлепки влажных тел друг о друга не

стыдно, за следы зубов на коже не стыдно, как и за с жаром вылетающее из
припухших губ ненасытное «еще». Пока снаружи ночной холодный ветер гонит
облака, а огни города медленно затухают с приближением раннего утра, Чонгук
всего себя отдает Тэхену.

Кончают почти одновременно, укачиваемые двойным кайфом, и прижимаются

друг к другу, плавясь от жара. Меняются местами, снова создавая скрип кожи о
кожу. Чонгук сверху ложится, укрыв себя и Тэхена своей толстовкой. Лежат,
рассвет встречают через опущенное окно, из которого вытянутые на всю длину
ноги Винсента торчат. Ветер приятно лижет голые ступни и проползает в
раскаленный после секса салон, позволяя свободно вздохнуть и выйти
сигаретному дыму наружу. Тэхен лежит, уперев голову в дверцу, и медленно
выкуривает сигарету, свободной рукой путаясь в темной копне пригревшегося
на груди зайчонка, который уже дремлет, утомленный вечером и горячей ночью.
Ему только хочется спать под звук любимого сердцебиения, и больше ничего.

Но идиллия заканчивается с первыми огненными лучами солнца, появившимися

на горизонте. Тэхен слегка тормошит Чонгука и сам начинает ерзать, собираясь
встать.

— Я не дам тебе опять заболеть, Гук. Одевайся, домой пора, — хриплым, будто
ото сна, голосом говорит Тэхен, похлопав малого по заднице, укрытой
тэхеновской курткой. Чонгук недовольно бурчит и утыкается лицом в плечо
Винсента, категорически отказываясь двигаться. Слишком хорошо лежится.
— Чонгук, — строго зовет Тэхен, подняв голову и сверля макушку малого
серьезным взглядом. Тот не реагирует, надеясь, что Тэхен сжалится и
перестанет обрывать его сладкий сон.

183/390
Но хуй там. Наступило утро, и волшебство рассеялось. Тэхен трезвый, как
стеклышко, и нихрена не добрый. Больше церемониться не собирается.

— Я тебя вышвырну из машины с голой жопой и уеду с твоими шмотками, если

через секунду не встанешь, — вполне серьезно угрожает Винсент. — Отсчет
пошел. Один. Время вышло.

Чонгук мученически стонет и поднимает заспанное лицо, болезненно морщась и

сползая с Тэхена.

— Ну ты и мудак, Тэ, — он сжимает ослабшие ото сна пальцы в кулак и бьет

Винса, сам не видя, куда. — Я глаза открыть не могу!

— Ща сможешь, — ухмыляется Тэхен. Он успевает натянуть белье и джинсы,

пока Чонгук пытается пробудиться, и перелезает на переднее сиденье, включая
магнитолу на всю мощь.

— Да блять! — кричит Чонгук, затыкая уши и жмурясь. Хочется сбежать от

громкого звука, резанувшего по слуху, но голышом из машины не выйти.
Поэтому малой привстает и тянется вперед, атакуя злорадно смеющегося
Винсента руками и шлепая его по голой коже спины и плеч. — Хорош! Вырубай!
Одеваюсь я! — орет Гук, потянувшись к магнитоле, но его быстро возвращают на
место, не оставив без звонкого шлепка по обнаженной ягодице, сохранившей
алые следы грубых прикосновений. Чувствительная кожа тут же вспыхивает
жаром.

— Знай место, сучка, — усмехается Тэхен, вернув Гука на заднее сиденье и

делая музыку совсем тихо, чтобы уши малого расслабились.

Чонгук дует губы и глядит на довольного Винсента через зеркало заднего вида,
закрепленное на лобовухе. Тот заводит машину и трогается с места, пока все
еще очень сонный и очень сильно хотящий спать Гук ползает по сиденью в
поисках разбросанных в порыве страсти вещей. Винсент мычит под музыку и,
впрочем, выглядит, как свежий огурчик. Черт возьми, как у него так получается?
Для Чонгука это всегда будет загадкой человечества. Так Тэхен еще и выглядит
горячо (за исключением костяшек, на которых кровь засохла, малому на это
больно смотреть): со взлохмаченными из-за чонгуковых пальцев волосами, с
засосами и царапинами на груди, без футболки… Чонгук мысленно дает себе
леща, ругая за ненасытность. А Тэхен спокойно ведет машину по
пробуждающемуся городу, пока малой так и сидит сзади, в чем мать родила.

— Кинь мои трусы, — бурчит Чонгук спустя какое-то время.

— Че найдешь, то и надевай, — подмигивает ему Винсент, снова получая удар в

плечо.

— Только толстовку и твою куртку?! — возмущается Гук, вытаращив глаза.

— Нихуя! Кинь трусы, Тэ! Вон они! — Гук указывает пальцем на пол у
пассажирского сиденья.

— Да ладно, в нашем дворе никто ниче не скажет, — посмеивается Тэхен.

— А если я заболею? Застужу там все?! — охуевает Чонгук, уставившись на

старшего.
184/390
— Не дави на жалость, зайчонок, — закатывает глаза Винс. — Я же сказал,
надень, че найдешь.

— Блять, ты серьезно? — малой остается с раскрытым от ахуя ртом. Чертов

Винсент реально не шутит.

— Стопудово, Гук-и, — кивает Тэхен, потянувшись за пачкой сигарет.

— Отлично, тогда я потрусь членом и яйцами о твою куртку, — злобно

ухмыляется Чонгук, схватив рядом лежащую кожанку Винса.

— Ты знал, что вообще не умеешь угрожать? — со скукой в голосе спрашивает

Тэхен, спокойно смотря на дорогу и мягко поворачивая руль. В уголке губ
зажата незажженная сигарета, а свободная рука пытается нашарить зажигалку.

— Че-то потерял? — расплывается в злорадном оскале малой и достает из

накинутой на плечи кожанки Тэхена зажигалку, покрутив в пальцах. Винсент
бросает сухой смешок и закатывает глаза.

— Ой блять. Дай сюда, — требует он, потянув руку назад.

— Трусы гони, — придав голосу твердости и копируя тон Винсента, требует в

ответ зайчонок.

Тэхен высовывает сигарету и кидает на панель над рулем.

— Значит, обойдусь, — усмехается он, не без удовольствия слушая стон

разочарования и безысходности за своей спиной.

— Как можно быть таким говнюком после того, что между нами было?! — не
поскупившись на драму, вздыхает Чонгук, строя трагичное лицо и шлепая
Тэхена по плечу.

— Сегодня пятница? Тебе, вроде, в школу надо. Давай довезу, зайчонок, —

Винсент мило улыбается и поворачивает голову к испуганно-растерянному
Чонгуку. — Мне вообще не трудно. Как раз по пути.

— Да какая школа! — Чонгук валится на сиденье и прижимает колени к груди,

закутываясь в большую кожанку Тэхена. — Тэ, хорош издеваться! — жалобно
просит малой, уткнувшись лицом в свои колени.

— Угадай, что ты должен сделать, чтобы я перестал, — продолжая получать

удовольствие от страданий Гука, говорит Винсент.

— Отсосать тебе? — малой поднимает голову и шмыгает носом.

— Тачку мне помыть, — усмехается Тэхен. — Хотя, отсосать ты тоже можешь.

— Не прям щас же? — тонким голосочком спрашивает Чонгук, как будто вот-вот
расплачется.

— О Боже, зайчонок, ты такой нетерпеливый, — притворно удивляется Тэхен, не

переставая улыбаться гиеной. — Ну раз прям щас, то прям щас.
185/390
 — Если мы разобьемся, я тебе хуй откушу, — хмыкает Чонгук, перелезая на
переднее сиденье. — Но трусы я надену, — бурчит он, потянувшись за своим
бельем и облегченно выдыхая.

— Так уж и быть, авансом за отсос будут, — закатывает глаза Тэхен.

— Приступай, пушистик.

Уличная мудрость гласит: для братана своего ничего не жалей и денег с него не
бери за добро.

Никогда!

Винсент в маленькой, красивой и уютной кофейне резко выделяется, ни в какую

не вписываясь в общую атмосферу. Посетители не оставляют его без критичных
взглядов, и наверняка у них в башке мелькает при виде него что-то типа: «такой
молодой, а уже жизнь просрал», «алкаш», «что бомжара забыл здесь?», «только
бы не подошел милостыню просить».

А все потому что, Тэхен прямиком с подработки неподалеку решил на перерыв

вырваться, кофейку хлебнуть у Хосока на работе. И не в нем самом даже дело, а
в том, как он выглядит. Ноги его обуты в потрепанные временем, бывшие когда-
то белыми, адидасовские кроссы с наспех завязанными абы как шнурками;
черные спортивки того же бренда, с фирменными белыми полосками по бокам,
белая футболка и черная кепка. Но и это не смертельно. А то, что Тэхен весь
заляпанный где краской, где цементом и песком, что и придает его внешнему
виду хреновости. А люди ведь по обложке сразу судят, что тут поделать. Но
разве Винсента это когда-то ебало?

С сунутыми в карманы спортивок руками он своей привычной уверенной

походкой идет к стойке, где орудует братан, кому-то делающий кофе. Хосок
замечает Тэхена, на секунду подняв голову, и сразу же опускает, никак не
изменившись в лице. Он привык порой такого друга видеть и ничего дикого в
этом не находит. Это означает, что Винс снова где-то за копейки попахать
решил, только Хосоку непонятно, почему он именно тут оказался в таком виде.

Тэхен прислоняется боком к стойке, сложив руки на груди, и ждет, когда Хосок
обслужит посетителя и уделит внимание ему. Пока стоит, продолжает ловить на
себе оценивающие не в лучшую сторону взгляды. Как бы Винсу не было поебать,
потихоньку это начинает накалять, потому что люди в этом ебаном
благополучном районе как будто простого рабочего никогда не видели. Мудилы,
родившиеся с серебряной ложкой во рту. Но Тэхен не терпит это дерьмо,
поэтому в ответ глядит на них, как на пустое место, потому что такие они и
есть, несмотря на свой дохуя опрятный и идеальный внешний вид. И, кажется,
кое-кого это начинает задевать, из-за чего они перестают глазеть на Винса, как
на ошибку системы. Тэхен тоже отворачивается, наблюдая за тем, как ловко
Хосок готовит горячий напиток, и думает о том, что у них район хоть и считается
самым хуевым в городе, зато люди там не ведут себя, как куски самодовольного
дерьма. Все уважают простоту и любой труд (ну ладно, иногда даже
проституцию, ну, а че делать), на то он и труд. Бомжи и те трудятся, хоть и лишь
себе во благо. Но ведь и каждый человек так. Все хотят жить, и жить как можно
лучше. А здешним повезло, потому что в нормальных семьях посчастливилось
186/390
родиться.

— До свидания, приходите к нам еще, — мило улыбнувшись, Хосок прощается с

посетителем, отдав ему большой стакан с кофе, и переключается на Тэхена. Тот
встает на место ушедшего покупателя и ставит локти на стойку. — Ты че тут?
— Хосок сразу же обратно в «своего» превращается. И слава Богу. Не идет ему
любезничать и фальшиво лыбиться, потому что его тоже здешние не меньше
Винсента раздражают. Работа, чтоб ее, обязывает.

— За углом в многоэтажке одной работаю, — Тэхен тычет большим пальцем

влево. — Сделай мне американо со льдом, Хо.

Хосок молча кивает и начинает соображать другу его заказ.

— Ща Джин должен подойти, — говорит он, сосредоточившись на работе.

— Он не с Намджуном? — Винс поднимает бровь, подперев подбородок

ладонью.

— Намджун свалил в Тэгу.

— А мне нихуя не сказал, — хмыкает Тэхен. — Зачем?

— Хуй знает, он только щас туда двинул, наверное, не успел тебя

предупредить. Мне тоже Джин сказал, — пожимает плечами Хосок.

— Надо набрать ему, — Тэхен хмурится и сует руки в карманы в поисках

мобилы. — Бля, забыл в машине. О, кошелек я тоже забыл, — виновато
улыбнувшись (так широко, что зубы обнажились, а губы приобрели форму
прямоугольника), говорит он. — Давай в долг, бро. Потом занесу.

— Серьезно, у тебя кошелек есть? — Хосок скептично глядит на него, изогнув

бровь.

— Ага, маленький такой, кругленький и розовый, со стразиками, — ухмыляется

Винс.

— Пидорский? — издает смешок Чон.

— Да, я тебе его подарю, хочешь? Только сделай мне кофе в долг, — строя на
лице милую улыбку, просит Тэхен. Хосок вздыхает и закатывает глаза.

— За мой счет, окей. Только в этот раз, — Хосок ставит готовый напиток на
стойку. — И нет у тебя никакого кошелька, вечно мелочью в кармане звенишь.

— Так же круче, бумажные не шуршат, а с мелочью у тебя типа всегда бабло

есть, и все это знают. Я богат и успешен, — Винс улыбается и обхватывает
губами кончик трубочки, всасывая холодный американо. Прикрыв глаза, он
издает мычание от наслаждения, снова привлекая к себе внимание. — Прости,
Хо, я подпортил имидж этого местечка.

— Похуй, приходи так почаще, мне нравятся их охуевшие рожи, — тише говорит
Хосок, нагнувшись к Винсенту.

187/390
 — Я могу тут даже дебош устроить, если ты мне латте заебашишь, — шепчет
Тэхен, подмигнув другу.

— Не, хуй тебе с маслом, — Чон показывает Винсу средний палец, натянуто
мило улыбнувшись.

— Тогда я бесплатно это организую, — Тэхен отлипает от стойки и

демонстративно разворачивается к посетителям, сидящим за круглыми
столиками. Чтобы привлечь внимание, он еще и громко прочищает горло, а
Хосок смотрит на него в панике.

— Да хорошо! — шипит он, схватив Винсента за рукав футболки и дернув на

себя, чтобы тот прекратил. — Сделаю я тебе латте, вымогатель ебаный, —
бормочет Хосок обреченно.

Тэхен довольно ухмыляется и одобрительно кивает.

Когда его перерыв подходит к концу, как и болтовня с Хосоком под латте,
приходит Джин. Еще одну стакашку кофе они успевают выпить вдвоем, тоже
спихнув оплату на Хосока, а потом Тэхен уходит, узнав у Джина, что Намджун
уехал из-за какого-то дела, касающегося Диего, но это не опасно, потому Ким
никому ничего не сказал. Это мало успокаивает, но другу Тэхен безоговорочно
верит, поэтому надеется, что все будет нормально. А позвонить все-таки надо.

— Блять, Гук, ты реально собираешься это сделать? Ты не прикалываешься?

— шокировано выдыхает Бэм, уставившись на друга в неверии. Очередной день
в школе подходит к концу, и вот они наконец выходят из ада, спускаясь по
лестницам.

— Нет, отвечаю, — серьезно говорит Чонгук, помотав головой. За воротами

школы он уже замечает знакомый мерс и прислонившегося к нему Тэхена,
курящего сигарету. — Завтра, Бэм.

— Ух, хорош! Скорее бы это увидеть, — Бэм весь взбудораженный и едва не

подпрыгивает на месте от предвкушения, зато Гук немного взволнованный, но
старается этого не показывать. В принципе, в том, что он собирается сделать, он
уверен на все сто и вряд ли даст заднюю, но это все равно немного волнующе.

Они покидают пределы школы и прощаются в паре метров от мерса. Тэхен

слегка щурится и смотрит на мелких пацанов, выпуская струю дыма. Бэм машет
ему рукой, на что тот коротко кивает.

— Короче, договорились, да? — говорит Гук, почесав затылок. Бэм широченно

лыбится и быстро кивает головой.

— Да, брат, только ты без меня не иди! — тише говорит Бэм, чтобы Винсент не
пальнул их намечающееся дело.

Чонгук кивает, и они прощаются, схватившись за руки друг друга и слегка

стукнувшись плечами.

— Че задумали? — спрашивает Тэхен, когда Гук подходит к мерсу.

188/390
 — Тебе скажи, тоже захочешь, — малой счастливо улыбается, только сердечек в
глазах не хватает, и подходит к Винсенту вплотную, обвив руками его торс и
прижавшись к его испачканной рабочей футболке.

Тэхен хмурится и выкидывает сигарету, обнимая малого в ответ. Гук оставляет

на его смуглой шее короткий поцелуй и утыкается носом в его грудь, плюнув на
то, что кто-то на них сейчас может смотреть. Впереди несколько дней
выходных, большая часть школы решила уже сейчас забить на уроки хрен,
поэтому поблизости почти никого.

— Ты че, двойку получил? — спрашивает Тэхен, слегка не догоняя, че

происходит, потому что обычно Гук вот так вот открыто перед школой никогда
не ластится.

— Че сразу двойку? — оскорбленно бурчит Гук, прижимаясь к Винсенту крепче.

— Я соскучился, и все.

— Я тоже, — Тэхен расслабляется и целует малого в макушку. — Поехали домой,

я хавку приготовлю.

— Не, опять в ней пепел будет, — подняв голову, Чонгук морщит нос. — Давай
лучше закажем че-нибудь.

— Бля, ладно, потом не говори, что я нихуя не пытаюсь готовить тебе, —

хмыкает Тэхен и выпускает малого из объятий.

Чонгук хихикает и пожимает плечами, обойдя мерс и сев с пассажирской

стороны.

— Как работа? — спрашивает он, когда они уже выезжают на дорогу. — Ты рано
освободился.

— Мы уже сделали все, мало работы было, — отвечает Винс, крутя баранку
одной рукой, а другую высунув в окно.

— Почему ты мне не разрешаешь на подработку пойти? — вновь заводит старую

песню Гук, все еще злясь и на Тэхена, и на брата, что не позволяют ему делать
собственные деньги.

— Потому что наслаждайся свободой, будь обычным школьником. Пахать и жопу

рвать еще успеешь, — вздыхает Тэхен.

Гук хмурится и прикусывает губу. В принципе, дальше развивать этот разговор

не стоит, а то опять до ссоры дойдет. Тэхен, наверное, прав. Жизнь и его еще
успеет поиметь.

Винс достает телефон и снимает блокировку, периодически поглядывая на

дорогу. Экран его мобилы весь в говно. Одна сплошная трещина, через которую
хрен, что можно разглядеть. Он разбился после стычки с Диего. На него кто-то
наступил, когда он выпал у Тэхена из кармана во время драки.

— Говори, че заказать, — Тэхен на что-то тычет большим пальцем на экране, а

Гук щурится, пытаясь что-либо там разглядеть.
189/390
 — Блять, как ты там что-то видишь? Он даже удара о мягкую поверхность уже
не выдержит, рассыплется, — морщится малой. — Тебе нужен новый, Тэ. Твой
еще и тормозит жестко.

— Да мне норм видно, — пожимает плечами Винсент. — Ну так че тебе брать?

— А если я захочу свои горячие фотки тебе отправить, когда меня не будет
рядом? Как ты на них смотреть будешь через это? — ухмыляется Чонгук, указав
подбородком на телефон в руках Винсента. — Ты нихрена не разглядишь, Тэ.

Тэхен с заинтересованным выражением лица переводит на него взгляд и

поднимает бровь.

— Собрался мне горячие фотки присылать? — спрашивает он. Уголок его губ
дергается в подобии улыбки.

— Да, чтоб у тебя вставал в самый неподходящий момент, — довольно

улыбается Чонгук, облизнув нижнюю губу.

— А ты сможешь так сфоткаться, чтоб у меня встал? — с сомнением спрашивает

Тэхен.

Чонгук сразу мрачнеет и замахивается ему кулаком в плечо.

— Сомневаешься во мне?!

— Ну, не то чтоб…

— Я хочу пиццу с ветчиной и сыром, — обиженно бросает Чонгук, отвернувшись

к окну.

— Зайчонок… — Тэхен давно про заказ забыл, а телефон валяется где-то меж
ног на сиденьи. Он теперь смотрит то на Гука, то на дорогу, по которой они
тащатся со скоростью шестьдесят в час. Но не это важно. Чонгук реально
обидку кинул?

— Не зайчонкай тут, — хмыкает малой, зло зыркнув на Винсента.

Он еще вспоминает, как на днях ему без штанов (ну хоть в толстовке, куртке и
трусах, полученных за отсос) пришлось в подъезд ебашить по двору. Стопудово
соседи из окон пялились и ржали. Может, засняли даже. А все этот мудак
белобрысый! И хоть Тэхен потом грел ему задницу, боясь, что малой снова
может заболеть, злость все равно не утихла. Тэхен пиздецки жестокий!

— Ветчина и сыр, — холодно уточняет малой, не взглянув на Винсента.

— У меня от мысли о тебе может встать, Чонгук. Сам подумай, что будет, даже
если ты мне свое самое тупое селфи пришлешь, — улыбается Тэхен, накрыв
коленку Гука ладонью. Он слегка сжимает на ней пальцы и водит рукой то
вверх, то вниз.

— Не въезжаю, это любовь такая, или ты конченый извращенец? — бурчит

Чонгук, но заметно оттаивает от слов и поглаживаний. Тэхен одним
190/390
предложением может все сознание малого перевернуть. И не только
предложением. Словом, звуком. Чертовым взглядом.

— Я за первое, но в сочетании с ним второе нельзя исключать, — ухмыляется

Винсент.

— Фришку тоже закажи, — Гук не сдерживает улыбку и быстро прикусывает

губу. — И газу прибавь, едешь, как старикан, — говорит он, тыча пальцем на
спидометр, где стрелка еле ползет вверх, не превышая двухзначные числа.

— Ты нарываешься, да? — Винсент вскидывает бровь и резко давит на педаль

газа. — Пристегнись, ща в космос рванем, зайчонок.

Чонгук смеется и активно кивает, накрыв ладонь Тэхена своей. Хоть в космос,
хоть куда с ним.

То, как это выглядит со стороны, напоминает какое-то дело вселенской

важности. Ну или крупную криминальщину.

Чонгук и Бэм стоят суетливые, прижавшись к кирпичной стене спинами. Первый

аккуратно выглядывает из-за угла и быстрым взглядом сканирует местность.

— Можно идти, учителей нет, — тихо говорит малой, повернувшись к другу. Тот
молча кивает и поправляет лямки рюкзака на плечах. — Идем.

Оставаясь незамеченными, как ниндзя, два школьника проскальзывают мимо

школы, напялив на головы капюшоны и низко опустив головы. Конспирация на
высшем уровне. И деревья, посаженные вдоль тротуара на другой стороне
улицы, в помощь. В общем, операция пока идет гладко.

— Бабло не забыл? — спрашивает Бэм, поправляя козырек кепки под

капюшоном и оглядываясь, будто кто-то за ними может следить.

— Конечно нет, ты че, — кивает Гук.

Совсем скоро они покидают опасную зону, где могут быть обнаруженными кем-
то из школы, и выруливают на более оживленную улицу. Солнце приятно
пригревает, отчего хочется скинуть с себя рюкзаки и завалиться на зеленую
траву, но вокруг только засохшие травинки, смешавшиеся с грязью. Такое себе.
Мечты жестко разбиваются.

Чонгук всю дорогу нервно жует губу, пытается расслабиться под болтовню
друга, но мысли не дают покоя. В деле, которое он замыслил, действительно нет
ничего страшного, но это все равно пиздецки волнует. Подумаешь…

Всего лишь тату набить.

— Я тоже себе набью когда-нибудь пантеру на спине, — мечтательно говорит

Бэм, лыбясь от собственных мыслей. — Только это, наверное, дохуя дорого
будет. Кстати, ты даже не сказал, что хочешь набить. Придумал?

— Да, я сразу придумал, — улыбается Чонгук. И все-таки он счастлив, что

191/390
решился сделать это. От предвкушения внутри все сжимается в узел, но от этих
ощущений вполне приятно. Малой прям ускоряет шаг, в одну секунду отбросив
все преследовавшие волнения.

— Скажешь?

— Не, увидишь! — Гук мотает головой и вешает руку на плечо друга.

Гук нервно грызет губу и царапает ногтем лямку рюкзака, идя к ждущему его
мерсу. Было странно вновь бежать в сторону школы, в которую сегодня даже
шагу не сделал, чтобы Винсент не спалил прогула. К счастью, операция прошла
успешно. Они с Бэмом после тату-салона даже в кфс заскочили, перекусив
бургерами с колой, а после разошлись, стоило Тэхену написать «скоро приеду за
тобой». Гук никогда, наверное, так быстро не бегал, как после этого смс.

Малой запрыгивает в машину и складывает руки на груди, сдержав болезненное

шипение. Свежее тату причиняет боль, но Чонгук до дрожи счастлив, что сделал
это. Идея давно зародилась в голове, поэтому в последние недели пришлось
слегка экономить на обедах в школе. Теперь мечта осуществилась. Но волнение
все равно накрывает по новой, потому что это тату еще Тэхену нужно будет
показать. Гук очень надеется, что тот оценит. Точнее, на это и расчет.

Винс поворачивает к нему голову, резко хватает за ворот куртки и тянет к себе,
накрывая покусанные губы зайчонка своими. Тот сразу отвечает и цепляется
пальцами за предплечье старшего, пока перед глазами от поцелуя взрываются
фейерверки. Сколько раз бы они ни целовались, эмоции всегда будут сильными
и заставляющими Гука дрожать.

— Как в школе было? — спрашивает Тэхен, неохотно отрываясь от сладких губ

малого и заводя машину.

— Да как обычно, — быстро бормочет Чонгук, облизывая губы и усаживаясь

удобнее. — А ты че делал?

— Да по делам всяким мотался весь день, — усталость, как подтверждение,

звучит в тихом голосе Винса.

Гук мычит, кивнув, и сует руки в карманы куртки. Когда есть, что скрывать, как-
то трудно непринужденно болтать, хотя у малого и получается обычно приврать
или притвориться ничего не понимающим и ничего не скрывающим. Но эта
тайна слишком большая, не время ее еще раскрывать. Гук решает дождаться
подходящего момента, чтобы показать свое тату.

У Винсента вдруг в кармане вибрирует телефон, оповещая о пришедшем

сообщении. Гук рефлекторно поворачивает голову, и его глаза расширяются,
когда он видит мобилу в руках Тэхена. Экран без единого изъяна, четкий и
красивый. Малой растягивает губы в улыбке и поднимает взгляд на Винса.

— Ты все-таки купил, — довольным голосом тянет он.

— Горячие фотки заинтересовали, — непринужденно отвечает Винсент, отдавая

телефон Чонгуку, протянувшему руку, чтобы заценить обнову, а сам
192/390
отворачивается к дороге.

У малого сраные бабочки в животе распускают крылья, приятно щекоча

внутренности взмахами. Тэхен хочет его горячие фотки. Гук сразу невольно
представляет, как Винс на них будет смотреть, и по коже пробегает табун
мурах. Блять.

— Я сделаю тебе парочку, когда мы приедем, ты ведь еще не фоткался на этот

телефон? — спрашивает Гук, уже вовсю копаясь в мобильном. Тэхен мотает
головой. — О, хорош, мои фотки будут первыми.

— Осторожнее, не переборщи, а то я обожгусь, — ухмыляется Винсент,

подмигнув Чонгуку.

— Не издевайся! — закатывает малой глаза. — Снова это делаешь?

— Не, правда, зайчонок, — Тэхен улыбается уголком губ и на удивление

искренним выглядит. Это, блять, даже вдруг смущает. Чонгук вновь утыкается в
телефон, закусывая губу.

Вообще-то, он в душе не ебет, какими должны выглядеть горячие фото, тем

более такие, которые Тэхена стопроцентно смогут возбудить, и это большая
проблема. Поэтому Гук сползает вниз по сиденью и подносит телефон близко к
лицу, чтобы Винсент не увидел ничего, быстро гугля «как сфоткаться, чтобы
соблазнить парня».

Когда они приезжают домой, Тэхен сразу же, раздеваясь на ходу, уходит в
ванную, что очень хорошо для Гука. Малой пулей летит в комнату, едва не
споткнувшись о собственные, быстро сброшенные с ног кроссы, и спешно
переодевается, натянув просторную черную кофту с длинными рукавами, чтобы
случайно не пальнуть тату раньше времени, и свободные домашние спортивки.

Пару уроков по соблазнительным фоткам он-таки нашел по пути домой, но это

нихрена не помогло. Слишком уж неестественные и вызывающие позы были
показаны в статье, это больше похоже на жалкую пародию на соблазнение, а
еще выглядит очень пошло. Поэтому Гук решает, что сам сфоткается так, как
считает нужным. Все-таки к каждому свой подход. Тэхена вряд ли вставили бы
фотографии того формата, который Чонгук видел в интернете.

Малой залезает на кровать, облокачивается на спинку кровати и открывает

камеру на телефоне Тэхена, который так у Гука в руках и остался. Сначала он
неуверенно разглядывает себя на экране, в один момент просто желая забить
хрен, пожалев о том, что вообще спизданул про горячие фотки, но потом все же
что-то да фоткает. Обратного пути нет. Он дует щеки, тыча в одну из них
указательным пальцем, выпучивает глаза, склоняет голову к плечу, потом
пробует сделать серьезное лицо, хмурит брови и чуть запрокидывает голову,
просто дурачась. И так делает несколько снимков, и похуй, что это нихрена не
горячо.

Из ванной доносится шум воды, значит, Винсент еще не собирается выходить. А

Чонгук, увлекшись фотографированием, скачивает приложение с милыми
фильтрами и пробует новый уровень.
193/390
Спустя десять минут Тэхен выходит с влажными волосами, немного
подсушенными полотенцем, в одних только белых шортах, и замечает малого,
лежащего поперек кровати со свисающей головой, отчего его волосы будто
дыбом встали. Заметив старшего, Чонгук резко подскакивает, из-за чего перед
глазами на секунду все темнеет.

— Тэ, сфоткайся! — просит он, подойдя к Тэхену и протянув ему телефон. Тот
хмурится и берет мобилу, наводя на себя экран.

— Ебать, че это? — его глаза резко расширяются, когда он видит на своей

голове в отражении розовые бантики, а на щеках анимешный румянец. Так еще
и кожа отбелена до пиздеца! Чонгук повисает на его локте и хихикает. Уже
тянет палец, чтобы щелкнуть фотку, но Тэхен резко поднимает руку с
телефоном вверх. — Э, нихуя! — громко тянет он, смеясь.

— Ну Тэ, пожалуйста! — просит Гук, вставая на носочки, чтобы дотянуться до

телефона. — Одну фотку!

— Да я дебил, что ли, так фоткаться? — возмущается Тэхен, слегка отталкивая

Гука, чтобы тот не выхватил телефон. У них начинается странная борьба. Оба
тянутся вверх. Малой жмется к нему, как будто уже собирается взобраться на
его плечи, а Тэхен пытается его убрать к херам подальше, при этом оба кряхтят,
стонут и смеются.

— Значит, я дебил? — ворчит Чонгук, недовольно уставившись на Винсента, у

которого на лице расцветает ликование. Малой нихрена достать не может, как
ни пытается.

— А ты не знал? — притворно удивляется Тэхен, выпучив глаза, и крепче

сжимает телефон, когда лапке Чонгука все-таки удается коснуться его немного.
— Все, пиздуй, я нормальную фотку заделаю!

— Ну Тэхен, прошу, я хочу твою милую фоточку! — ноет Гук, сползая по

Винсенту и хныча с мученическим выражением лица. Тэхен берет телефон
удобнее, открыв обычную камеру, совершенно игнорирует обвившего его ногу
малого, усевшегося жопой на пол и продолжающего хныкать, и делает фотку,
чуть вскинув брови, скрытые упавшей на лоб челкой, даже не пытаясь как-то
позировать.

— Все, никаких фоток больше, — усмехается Винсент, опустив голову и

протянув Чонгуку, обвившему руками его ногу, как панда, телефон. Чонгук
выхватывает мобильный и смотрит на фотку, которую сделал Тэхен, на момент
залипнув не на шутку, что аж во рту пересохло, а внизу живота потяжелело.

Так и выглядят горячие фотки?

— Это че такое? — грозой над головой раздается внезапно изменившийся голос

Тэхена, как неожиданный дождь, сменивший солнце, отчего Гук дергается,
моментально возвращаясь в реальность. Он поднимает голову и потерянным,
ничего не понимающим зайчонком глядит на Винса, а тот на… — Че на руке,
Чонгук? — спрашивает он вовсе не радостным голосом, а таким, как будто щас
пизды даст.

194/390
У малого сердце в пятки проваливается. Он опускает взгляд и понимает, что
проебался, не заметив, как левый рукав кофты задрался до самого локтя, пока
он боролся с Тэхеном за право обладать телефоном. Пиздец грядет. Чонгук на
ослабших ногах быстро поднимается и резко натягивает рукав до пальцев.

— Тэ… — мямлит он, не решаясь заглянуть Тэхену в глаза. Не так. Не так это
должно было быть.

Винсент поджимает губы и хватает малого за руку, грубо задрав рукав его
кофты до локтя. Гук тихонько айкает от жесткого трения ткани о свежее тату,
но замирает, не имея смысла пытаться спрятать его. А че теперь еще…

Тэхен хмурится и смотрит на небольшое тату, набитое поперек предплечья чуть

ниже изгиба локтя. Взгляд его ничего не выражает. Чонгук перестает дышать и
моргать, даже шевелиться, пока Тэхен смотрит на татуировку и крепко держит
его за запястье. Непонятно, что на его лице написано, и это пиздец, как
беспокоит. Чонгук тяжело сглатывает, не представляя, что будет дальше.

Тэхен смотрит, кажется, вечность, тоже замер в легком неверии и шоке, в

возмущении и во многом еще. Нежная кожа вокруг татуировки малого
покрасневшая. Не верится, что на его чистом невинном теле, которое обычно
только следы зубов и микрокосмосы-синяки украшали, теперь есть что-то еще.

Небольшие чернильные буквы и цифры, не имевшие доселе никакого значения,

вдруг стали всем.

У Чонгука на руке набито «V3001TH» — номер тэхенова мерса.

Винсент наконец поднимает взгляд, вдруг выпускает запястье малого и дает

ему ладонью по башке, отчего волосы на макушке Гука на миг взлетают вверх.

— Ты ебу дал, зая? — рычит Тэхен, пожирая сжавшегося Чонгука опасно

пылающим взглядом. — Ты че себе наделал? Может, всю тачку бы нарисовал? На
ебале своем! На лбу! — Винс хмыкает и грубо двумя пальцами тычет Чонгуку в
лоб. — Или на жопе! Мой портрет!

— Мое тело! Че хочу, то и делаю с ним! — злится малой, отшатнувшись, чтобы

Тэхен не долбанул снова. Что бы он ни говорил, как бы ни реагировал, Чонгук ни
на секунду не жалеет о том, что сделал. — Я думал, тебе понравится!

Тэхен плотно сжимает губы и сверлит Чонгука сердитым, очень, очень опасным
взглядом, но тот не прогибается, не ломается под ним, держится молодцом,
потому что на тысячу процентов уверен в себе и в своем поступке.

— Это значит, я тебе принадлежу, мудак, — злится Чонгук. — А ты опять, как

всегда.

Винсент вздыхает, на секунду устало прикрыв глаза, и коротко мотает головой.

— Ты прошел тест, — вдруг спокойно говорит он, смягчившись в голосе и во

взгляде. — Если ты не жалеешь о том, что набил себе на всю жизнь то, что со
мной связано, значит, это для тебя было действительно правильным решением.
Я просто не хочу, чтобы в один прекрасный день ты все-таки пожалел.

195/390
«Пожалел, что выбрал меня», — неозвученным остается.

Чонгук чувствует, как глаза наполняются слезами, а в горле образуется комок.

Почему эти слова заставляют хотеть плакать? Они не режут, не причиняют боль,
но хватаются за сердце и крепко сжимают его со всех сторон. Тэхен боится, что
малой пожалеет, и почему-то от этого выть хочется. Неужели он сомневается?
Неужели не верит, что Чонгук искренен, и думает, что он просто совершает
глупости на эмоциях?

Чонгук тихо всхлипывает и качает головой.

— Я никогда не пожалею, Тэ. Это то, в чем я абсолютно уверен. В том, что
люблю тебя.

Тэхен молча делает шаг к Чонгуку, теперь уже мягко беря за запястье, и
поднимает его руку, вновь разглядывая номер сто сорокового. В этих цифрах не
просто номер машины заложен, а частичка их самих. Только сейчас взглянув на
него под другим углом, Винсент это понимает. Там есть что-то, что их с Чонгуком
отражает и связывает. Это не видно невооруженным взглядом, но определенно
есть. Долгие поездки по ночным улицам, встречи и расставания, пикники прямо
на капоте, секс, боль, злость и радость, фейерверки счастья и любовь, любовь,
любовь. Все это у них. Все это видел один старый, собственными руками
собранный мерс, в котором Чонгук и Тэхен первую же ночь после знакомства
вместе провели.

Чонгук знал, что делает. Чонгук понимал это изначально и он определенно точно
не станет жалеть. Никогда.

Винсент опускает голову и невесомо касается губами чернильных символов,

запечатлевая поцелуй, как знак согласия и подтверждения. Этот милый
маленький зайчонок ему принадлежит и сердцем его владеет.

Тэхен поднимает голову, заглянув в блестящие черные глаза напротив, и

улыбается уголком губ.

— Сюда иди, — мягко говорит он, притянув к себе Чонгука и крепко обняв.

Малой прижимается к Тэхену и тычется носом в теплую шею, жмурясь, чтобы

слезы не растеклись по голой коже старшего.

— Я тоже тебя люблю, зайчонок, — хрипло шепчет Винсент, поглаживая Чонгука

по спине и целуя в висок. — Пиздец как.

До самой бесконечности.

196/390
Примечание к части 21 savage, offset, metro boomin feat. travis scott - ghostface
killers
ColdSteeze - don’t show
slight feat. brennan savage, coldhart - waiting all night

смута района и души

В баре «Joke» снова выходной.

Так тихо здесь не было никогда. Шестеро, зависнув в растянувшейся минуте

молчания, сидят за круглым столиком, над которым нависла огромная грозовая
туча. Дождь еще не хлынул. Все только начинается. Вспышки молнии мерцают, в
глазах каждого отражаясь. Гром, не предвещающий ничего хорошего,
становится все громче и осязаемее. И напряжение, способное разорвать мозг,
повышается посекундно. А ураган уже прошелся по ним шестерым, не оставив
без жертв.

Намджуну, наверное, тяжелее всего. В его глазах сконцентрирована тяжесть,

которая запросто схлопнет всю планету, размазав в блин. Нам сверлит взглядом
одну точку на столике уже пару минут, сложив руки на груди и невольно утопая
в своих нелегких думах. Парни, сидящие вокруг, тоже молчат, уже зная, что
ничего хорошего не услышат от братана.

— Куда-то пропали четыре килограмма порошка, — заговоривший наконец

Намджун звучит спокойно, как будто обычное дело рассказывает, а не про кучу
бабла, что они потеряли.

— Диего, — с ненавистью цедит сквозь стиснутые челюсти Юнги, сжимая кулак,

но сдерживаясь оттого, чтобы ударить им по поверхности столика. Почти
замахивается, чуть ли не хрустя костями в пальцах, но на не менее загруженных
пацанов смотрит и чуть остывает. — Он начал подсирать нам. Сучара поганая.
Недолго ангелом притворялся.

— Троих наших обнаружили убитыми у реки. В машине застрелили, — Намджун

поднимает взгляд на пацанов, играя желваками на лице. — Я, блять, от легавых
это узнал, — Ким прикрывает тяжелые веки. Его лицо совсем немного корчится,
как будто его боль пронзила. Да и лучше бы так.

Пацаны, как окаменевшие статуи, ничего не могут в ответ сказать даже,

находясь в молчаливом ахуе. Если дело до убийств дошло, то все серьезнее, чем
им всем казалось до этого момента. Пизделка с людьми Санчеса показалась
даже чутка забавной. Хоть кости размяли. Но Диего, оказывается, не шутки
шутить приезжал. Он собрался идти любым путем, чтобы получить свое, и
теперь начался настоящий пиздец.

— Что было в Тэгу? — спрашивает Тэхен после затянувшегося молчания. Внутри

него уже рождается бешенство, которое жаждет обрушиться на одного
конкретного уебка, и Ким даже не совсем уверен, что сейчас, после слов Нама,
сдержится и не разъебет что-нибудь.

— Мы выпили кофе, поговорили, — хмыкает Намджун, вспоминая всю фальшь,

которой Диего его пытался умаслить. — Он не оставлял попыток предложить
сотрудничество, сначала играл, а потом, когда понял, что я все равно пошлю его
197/390
нахуй, перешел на угрозы. Я сам виноват. Я пиздец, как виноват, — Ким жмурит
глаза и коротко мотает головой, понижая голос. Кажется, что он плачет, но это
не в поведении вечно сдержанного и сильного Намджуна. Только вот дрожь в
его голосе не скрыть ничем. Он и не пытается. — Надо было поверить этому
сукиному сыну, но кто ж знал, что у него кишка не тонка пойти на убийство.
Похуй на пропавший порошок. На деньги насрать, — Ким мотает головой и
отмахивается. — Наших не стало. Наших убил… — голос его понижается до
минимума. Он закрывает лицо руками и тяжело вздыхает. А хотел бы закричать
в голос.

Семья, которую Намджун сам же для себя и создал, собрав вокруг лучших
парней, таких же как и он: брошенных, борющихся за место под солнцем,
преданных до последнего вздоха, — та семья, о которой он мечтал всю жизнь.
Они тут все едины, крепко связаны друг с другом, и если у одного цепь
обрывается, — ощущают это все на собственной шкуре. У всех кровоточит.

Потерять троих… Намджун никогда не думал, что у них настанут настолько

темные времена, чтобы такое могло произойти. И произошло. Намджун себя
грызет теперь, потому что виноватым считает. Расслабился, засидевшись в
своей зоне комфорта, забыл о внешних врагах, которые со всех сторон слюни
пускают на его дело в, казалось бы, малоприбыльном конченном районе, и зубы
точат, чтобы отобрать его любым способом. Зато теперь глаза открылись так
широко, что видят то, что даже прежде не видели. Намджун это теперь так не
оставит, и глотки рвать будет, кому надо, и глазом не моргнет.

— Этого ублюдка гасить надо. Еще тогда могли это организовать, — рычит
Чимин. Он-то сразу понял, что за кусок дерьма перед ним стоял в ту встречу и
какие проблемы он в будущем сможет принести им. Таких, как Диего,
паразитами называют. С ними никакого симбиоза не выйдет. Либо самим
сдохнуть, либо грохнуть.

— Щас проблема другая будет, — подает голос Джихан, что все это время стоит,
прислонившись к колонне возле столика с лицом мрачнее тучи. Его это все тоже
не воодушевляет. Району и братанам нужно помочь. — Грохнуть успеем.
Легавые в любой момент могут завалиться сюда, если что-то найдут. У нас
обычно так демонстративно мертвых не оставляют. Грохнул врага — керосином,
и в огонь, в воду или в землю. А Диего стопудово хочет шуму навести, еще
больше проблем устроить, поэтому сейчас надо прикинуться мягкими и
пушистыми перед полицией.

— Эта хуйня уже началась, Джихан, — Намджун качает головой и поднимает

взгляд на друга. — Диего не просто так оставил парней на показуху. И шуму
навел в городе, и легавых на уши поднял. А они там, в этой машине или в
карманах у кого-то из пацанов стопудово что-то найдут, но мы нихуя не сможем
с этим сделать сейчас. Я уже жду полицию, — Ким поджимает губы и бросает
взгляд на входные двери, без капли страха готовый принять любой удар и
защищать свое. — Что должны сделать вы все — подчистить свои дома, чтобы ни
намека на нелегальщину не было, — он смотрит на парней, моля глазами
послушать и сделать так, как он велит, потому что ради них это все и делается.
Ни смерть, ни тюрьма не привлекают. — Вы связаны со мной, на вас по-любому
выйдут, будут даже в штаны при обыске лезть, лишь бы найти хоть какую-то
дурь. Не допустите этого, иначе всем нам пиздец.

— А с товаром че делать будем? — спрашивает Джин. — На склад же по-любому

198/390
выйдут.

— Из района вывезти дурь мы сейчас не сможем, нужно найти место тут, —

задумчиво говорит Винсент, жуя губу.

— Да, надо припрятать где-нибудь пока на время этой суеты, — соглашается

Юнги, уже яростно думая о вариантах.

— У отца на хате, — предлагает Чимин без лишних раздумий, сразу же

оказываясь под негодующими, сомневающимися и охуевшими взглядами
пацанов. — А че? В нашей с Гуком бывшей комнате. Отец туда не заглянет даже.
Все это время хуй клал, так что, там можно подержать товар, — пожимает
плечами Пак, не видя никакой проблемы.

— К нему точно никто не заявится, — соображает Юнги. У него в глазах аж что-

то вспыхнуло. И удивляется, как сам не допер, что такой вариант возможен. — У
него ж репутация конченного пьяницы, его полиция местная хорошо знает.

— Поэтому нашу загнившую старую хату обыскивать никто и не станет, —

добавляет Чимин.

Намджун задумывается, явно взвешивая в уме все «за» и «против», рассчитывая,

насколько хорошая это идея и какова вероятность, что они не просрутся, решив
сделать именно так. Впрочем, идей на этот счет мало, а остальных парней
подставлять не хочется. Никто не должен пострадать. Хватило смертей, шок от
которых все никак не пройдет. Они тут сидят, уже думают о выходе, но скорбь
по погибшим ни за что не утихает, и не скоро, наверное, утихнет. Такое
бесследно не проходит.

Кое-кто из местной полиции хоть и прикрывает здешний порошковый бизнес, и в

каком-то другом случае это сработало бы, помогло выкрутиться, но не в момент,
когда дело дошло до убийств пацанов с района. Тут уже парочка капитанов не
прикроет, дело громкое. Именно поэтому жизнь вынуждает изворачиваться,
суетиться, только бы не попасться, не даться сраному закону. Слишком много
людей замешано в местном наркобизнесе, который Намджун возглавляет. На
нем и огромная ответственность за их жизни. За жизни пацанов, которым не
посчастливилось родиться в этом гнилом местечке, из которого лишь единицам
удается вылезти на свет и нормальную жизнь построить. Нет другой работы,
кроме как порошком и прочей убийственной гадостью торговать. У них только
один вариант существования, и просрать его Намджун не позволит. Сам, если
вдруг что, без раздумий отправится на нары, но кого-то из своей семьи не
отпустит, не даст жизнь загубить из-за какого-то жадного до власти и грязных
денег ублюдка.

После сложных размышлений, во время которых пацаны молча и терпеливо

ждут, Намджун-таки поднимает взгляд и смотрит на Чимина с еле заметной
долей облегчения, не без надежды и доверия, которым он давно уже проникся к
Паку. Чимин не подведет и даже под страшными пытками не сломается,
Намджун даже не сомневается.

— Хорошо, — соглашается он, коротко кивнув, и все, кажется, в эту секунду

немного расслабляются. Дело их по спасению бизнеса и шкур друг друга
потихоньку тронулось, сидеть сложа руки не станут. — По-тихому ночью
перекинем туда товар, не привлекая внимания. Думаю, шпионить никто не
199/390
станет, хотя, хуй его знает, — вздыхает Намджун.

— И Хосока надо предупредить о возможном обыске. Он-то ниче

подозрительного не хранит дома, но нужно перестраховаться, — говорит
Винсент, потерев пальцами переносицу.

— Если Давон узнает про этот движ, пизды нам даст, — издает короткий
смешок Джин, мотнув головой, надеясь хоть немного разбавить напряженную
атмосферу.

Им впереди нелегко придется, но сейчас, когда они все только в начале этого
пути, можно позволить себе моменты беззаботности, хоть и мнимой. На секунду.
Смешно это, когда за окном бушует ураган и пиздец стремительно
подкрадывается, но в этом маленьком островке, где они все вместе и готовы
сражаться, пока все целы и все в порядке, болью не пропитались, и лучше бы
хоть чуточку света в сердце пустить. И пусть Давон простит за то, что именно
она стала предметом их шуток, заставляющих уголки губ приподняться.

— Не, серьезно, эта девчонка внушает страх, — усмехается Юнги.

— Я с ней перетру насчет этого, и норм будет, — отмахивается Джихан,

самодовольно хмыкая. Выглядит до пиздеца уверенным в себе, но ни на кого из
пацанов не производит впечатление. Они-то Чон Давон знают. — Да че вы?
— закатывает До глаза, не увидев никакой реакции.

— Вот ты последний, кого она слушать будет. Да и не узнает она ниче. Хосок по-
тихому проверит хату, вот и все, — пожимает плечами Винсент, закатывая глаза.

— Короче, сегодня же начинаем действовать. Пока подумаем, как все

задуманное провернуть, чтобы без лишней суеты. Но главная наша цель — не
рыпаться, а Диего пусть обосрется, — Намджун хмыкает, поднимается со стула,
скрипнув его ножками по полу, и заходит за барную стойку. — Нам проблемы с
законом не нужны. Это все перечеркнет. Нас перечеркнет. А когда уже с
легавыми порешаем, займемся Диего, — Нам отворачивается от пацанов и берет
бутылку ирландского виски с полки.

— И, может, хоть в этот раз его грохнем, — Чимин слегка бьет кулаком по столу,
поджав губы. Его ярость в груди бурлит вовсю и жаждет крови.

— Уберем его нахуй, — соглашается Винсент, коротко кивнув и столкнувшись с

Чимином понимающими взглядами. У них в этот миг происходит мысленная
синхронизация. Черт возьми, кто-нибудь сказал бы, что они братья. Джин и
Джихан прыскают, глядя на них.

— Этих головорезов тормозните, — устало вздыхает Юнги.

— Вы двое самые бешеные среди наших, — Намджун тычет указательным и

средним пальцами на Тэхена и Чимина, повернувшись и уже разливая вискарь
по стаканам, расставленным на стойке. — Поэтому особенно держите себя в
руках. Нам щас нужно потише быть.

— Хосок тоже из этой оперы, — добавляет Джин шепотом.

— Вот да. И этого надо контролировать. Схватил уже разок пулю за свой
200/390
базар, — качает головой Джихан.

— Да мы втроем Диего и его псин разъебать можем, пока вы сладко спать

будете, — хмыкает Тэхен. Он залезает на стул у барной стойки и сует сигу в
зубы, забирая стаканы с виски и передавая пацанам, рядом за столиком
сидящим.

— Тогда вам Чонгука бояться точно придется, — ухмыляется Юнги. — Он

угандошит вас, если узнает, герои сраные.

— Бешеного зайчонка на меня оставьте. Я знаю, на каком языке с ним

базарить, — довольно хмыкает Тэхен, сразу же почувствовав на себе
выбивающий из легких воздух взгляд Чимина. И не хочется уже как-то
договаривать так и рвущееся: «на языке тела». Чимин точно не хочет знать, как
его мелкого брата жарит один охуевший блондин на сто сороковом.

— Допиздишься, — не без угрозы в притворно спокойном голосе говорит Чимин,

подмигнув Винсенту. Тот закатывает глаза. И снова ему приходится сдержаться,
чтобы не толкнуть язык за щеку. Чимин тогда точно зубы выбьет.

Скурив сигарету, чтобы унять напряжение, Тэхен тоже решает присесть за

столик с остальными. И Намджун возвращается к пацанам.

— Выпьем за наших, — говорит босс, когда каждый из парней поднимает

стакан. — За то, чтобы хоть на том свете их душам спокойно было. Может, Бог,
или кто там, сверху, — Намджун поднимает взгляд к потолку, — даст им шанс
обрести все то, чего на земле не доставало. Месть — не избавление от злости и
боли, но мы поставим ублюдков на место. Обязательно поставим, — голос
Намджуна затихает, а тяжелый взгляд опускается на дно стакана, где беззвучно
плещется янтарная горечь. Утраты горечь.

Намджун в свои же слова верит, иначе никакой в них силы нет. И каждый, кто в
этом помещении находится, не сомневается. Не может.

Пан или пропал.

Смута быстро пришла. И в вечно засранном мрачном районе, потерявшем свою

надежду лет сто назад, стало еще хуевее. Полиция, которая редко совала сюда
свой нос, ибо бесполезно было, теперь оккупировала каждую улицу. Кто-то там,
вверху закона, видать, уже очень заебался, а от местных легавых, как
оказалось, толку мало. Красно-синяя мигалка выжгла к чертям всем местным
глаза. Рыскают тут, вынюхивают, но народ тут друг за друга горой, поэтому
здешних дельцов и спасителей не выдают. Ничего не видели, ничего не
слышали. У полицейских нихуя не удается выяснить, но они не сдаются. Откуда
только такие упрямые понабрались. Раньше хрен клали, а теперь не слезают,
всех уже заебали.

К Намджуну, как и ожидалось, заявились первым делом, но долгий допрос и

обыск дал им целое нихуя. У Кима всего-то бар, и вполне неплохой для такого-то
обоссанного района. Прибыль стабильно приносит. Местная полиция,
находящаяся с Намджуном в сотрудничестве, помогла тем, что отбелила его имя
перед вышестоящими, чтобы побыстрее отстали. И все. На этом все.
201/390
Естественно, после Намджуна они принялись за его ближайших. И первый после
Кима, к кому полиция наведалась — Винсент, к которому завалились ранним
утром. Чонгук был заранее предупрежден и посвящен в нынешнее положение,
поэтому держался молодцом и на вопросы отвечал без тени сомнения.
Отмазались. И Хосок, и Джин, Чимин с Юнги, даже Джихан, — все отмазались и
смогли вздохнуть с облегчением. Вот только легавые все еще рыскают по
району, и это слегка напрягает.

Винсент испытывает себя на прочность. Прислонившись к капоту мерса, он

стоит так минуты три (что уже чертовски долго). Он себя жалким способом
успокаивает, грызя фильтр сигареты, которую так и не прикурил. Все настолько
херово, что Тэхен чувствует, как ветер треплет его ресницы, это раздражает. А
глаза его застыли, концентрируясь на одной возмутительной картине, смотря на
которую, он и проверяет свою выдержку. В больших карих глазах отражается
мигание красного, чередующегося с синим, но там, на самом дне, дикая
сущность бесится, хочет разорвать Винсента в клочья и вырваться из его нутра,
показать себя во всей красе. Но уже идет четвертая минута, и одному Богу
известно, как он еще не сорвался.

А картина такая: легавые доебываются до обычного местного пацана,

вышедшего из продуктового магазинчика. Просто молока купил человек.
Молока. А теперь нихуя не поймет, почему какие-то уебки в форме лезут ему в
пакет и карманы куртки, вот уже пятую минуту пытаясь выяснить, на кого он
работает и где дурь хранит. Как Винсент, стоящий неподалеку, понял: они даже
магазин обыскали, решив, что там и торгуют наркотой. Паранойя, паранойя.
Несчастные полицейские уже не знают, где еще искать, и в каждую местную
жопу решили лезть. Район брошенных жизнью в черный список превращается в
гетто, черт возьми. Скоро каждого прохожего начнут скручивать и подозревать
во всяком дерьме.

Винсент этого пацана, что сейчас яростно пытается объяснить непонятливым

копам свою невиновность, знает, вообще-то. Он на пару лет младше и тоже
пашет, как проклятый, чтобы в дом, где ждет безнадежно больной онкологией
старший брат, кусок хлеба принести. И не только. Для брата тот не раз брал у
Винсента опиум, чтобы немного облегчить его страдания перед кончиной,
которая уже не за горами. И ничем ему больше не помочь, кроме как унять не
утихающую боль сильным обезболом.

Пацан, как и все тут, обделен терпением и постепенно вскипает. Легавые

переходят все границы, прилипнув к нему и уже чуть ли не забираясь в его
спортивки. Подумаешь, видок у него не самый приятный. Небритость,
взлохмаченные волосы и огромные мешки под красными от круглосуточной
работы глазами. Это только оболочка. Винсент-то знает, что этот парнишка один
из самых уравновешенных на районе, но у всех есть предел. Поэтому сначала
спокойный, затем непонимающий и растерянный взгляд пацана вспыхивает от
злости. Он еще долго держался.

И Винсент тоже.

Когда пакет с молоком падает на землю, брошенный одним из двух легавых,

парнишка взрывается и толкает полицейского в плечо, да так сильно, что тот
202/390
ударяется спиной о дверцу машины. Другой коп мгновенно реагирует и хватает
пацана, заломив руки за спиной и вжимая грудью в капот полицейской тачки. На
парня надевают наручники.

Тэхен выплевывает сигарету и переходит дорогу. На шестой минуте вышел из

себя. Уже рекорд. Только сейчас похуй, когда невиновного скрутить пытаются.

— Какого хера, блять, вы делаете? — рычит Винсент, хватая за плечо легавого,

собравшегося ударить парнишку, и грубо отшвыривая в сторону.

— Даю шанс отвалить, если проблем не хочешь, — шипит другой полицейский.

Винсент краешком здравомыслия успевает спалить, как рука того скользнула к
кобуре на ремне и обхватывает рукоять пистолета.

— Вы доебались до гражданского, который ничего не нарушил, — рычит Тэхен,

шагнув к легавому. И похуй ему на ствол. — Без разрешения. Снимите с него
ебаные наручники.

— Дохуя хочешь, сученыш. На тебя у нас тоже пара найдется, — хмыкает

другой, держа сопротивляющегося парня за куртку. Тот рыпается, материт
легавых всеми известными словами, так и жаждая въебать ублюдкам.

— Вам не за что меня арестовывать, — хмыкает Тэхен. — И его тоже. Не будьте

уебками.

— Я тебе навешаю статей, ублюдок, об этом не волнуйся, — плюется ядом

полицейский, сверля Винсента ненавистным взглядом. — Последний раз
предупреждаю. Беги к мамке, падла. Из тюрьмы она тебя не вытащит.

Винсент не слышит. Что-то в башке громко щелкает, как будто возводят курок.
Перед глазами ебаное красное-синее и рожа мрази, которая возомнила себя
божеством только лишь из-за сраного значка. Разве есть справедливость?
Обычных людей арестовывают за то, что лицом не понравились. Где она? Где
справедливость?

Винсент всю жизнь ее ищет. С тех самых пор, как в приюте оказался. Ищет,
ищет, но натыкается на одно сплошное разочарование в жизненной системе,
которую придумали богатые мудаки, подтирающиеся зелеными. Все во благо
народа якобы. На деле — во благо его уничтожения.

Тэхен каждый день видит несправедливость, и от этого надежда на

человеческий род все сильнее рассеивается.

Поэтому он не слышит. В сжатых в кулак пальцах кости приятно хрустят, а по

коже чужая горячая кровь бежит. Громкий звук оглушает, отчего в ушах
появляется невыносимый звон. Бок обжигает дикая боль, а на белой футболке
под курткой расползается багровое пятно.

— Ви! — слышится позади родной голосок после звука открывшейся двери сто
сорокового. Чонгук все это время сидел в тачке, зависнув в игре и ничего из-за
наушников не слыша, но когда понял, что Тэхена слишком долго нет, то увидел
картину за окном, от которой сердце в пятки ушло.

Тэхен медленно моргает и приходит в себя. Он так и стоит в полуметре от

203/390
легавого, который все не убирает руки от пистолета. Кончики пальцев Винсента
мелко подрагивают от ярости, а челюсть начинает болеть от того, как крепко
сжата. Он так и не напал, но это и не нужно. Тэхен не в силах противостоять
«закону». Но ему одного только взгляда хватает, чтобы заставить легавого
почувствовать себя хуево.

Винсент чувствует на плечах хватку. Тепло этих ручонок он никогда ни с чем не

спутает.

Он не ударит легавого, потому что Чонгук улетучивающуюся с каждым днем

надежду на торжество справедливости по крупицам собирает, не позволяя
Тэхену окончательно разочароваться в людях.

— Ви, что происходит? — спрашивает Чонгук взволнованно. Можно представить,

как он перепугался сейчас. Его большие глазки растерянно бегают от Винсента к
легавым и ко все еще скрученному парню.

— Все норм, Чонгук, — на удивление спокойно отвечает Тэхен, но льдинки в его

голосе не тают. — Вы отпустите его? — спрашивает он легавого, смягчаясь во
взгляде. Что Чонгук творит? Лава внутри Тэхена превратилась в ледяную реку.
Конечно, петь сладкие песни и обнимать всех людей мира не захотелось, но
бешенство поутихло.

Коп переводит взгляд на напуганного Чонгука и медленно убирает руку с

рукояти пистолета. Поджимает губы, снова смотрит на Винсента, не особо
желая проигрывать какому-то пацану с улицы, но и сам походу понимает, что
глупый арест без причины не даст ему ничего. Поэтому он поворачивает голову
к своему напарнику и коротко кивает. Тот сразу же отстегивает наручники, хотя
и видно, что с неохотой. У этих мудаков все-таки есть мозги, и появление
Чонгука помогло это увидеть.

— Офицер, будьте тактичнее. Все-таки для людей работаете, — Винсент давит

снисходительную улыбку. — Вам за что народ платит?

— Еще слово, — угрожает коп, позвенев перед лицом Тэхена наручниками.

Чонгук рядом сжимает предплечье Винсента пальцами, мысленно моля
замолчать, пока не договорился.

— Все, молчу, — усмехается Винс, подняв ладони в сдающемся жесте.

Коп еще пару секунд сверлит его предупреждающим взглядом и садится в

машину вместе со своим напарником.

— Хуесосы конченые, — рычит Тэхен, когда полицейская тачка трогается с

места и уезжает с улицы, оставляя за собой поднявшуюся пыль. — Ты как, Югем?
— спрашивает он парня, поднимающего с земли свой пакет с молоком. К
счастью, бутылка осталась целой.

— Порядок, — кивает Югем, почесав затылок. — Спасибо, Винс. Я бы точно

загремел, а мне никак нельзя.

— Никто бы не сдержался на твоем месте. Эти гондоны специально

спровоцировали, — хмыкает Тэхен, хлопнув Югема по плечу. — И вообще, это я
должен спасибо сказать, что не пальнул нас.
204/390
 — Да ты че, как я своих-то могу? — мотает головой пацан со слегка
оскорбленным выражением лица.

Винсент, конечно, верит здешним, кто в курсе местного главного бизнеса, но все
равно благодарен за молчание. Сейчас походу то самое время, когда район,
выглядящий недружелюбно (он недружелюбен только к чужакам и охуевшим
легавым), объединился и встал горой. Да и похуй, что большую часть этих
защитников составляют торчки, не желающие потерять источник хорошей дури.
Сила есть сила.

— Если нужен будет опий для брата, мне скажи. Бабки не нужны, — негромко
говорит Винс. Вокруг никого, но времена неспокойные. Даже у стен уши есть.

Югем не улыбается. Он редко это делает, жизнь заставила его разучиться

делать это. Но сердце его от этого холоднее не стало, потому что Винс по
глазам читает его искреннюю благодарность. Большего и не надо. Хорошим
людям помогать хочется. Такие, как Югем, тоже не дают надежде рассыпаться.

Пацан бормочет, что брата одного оставил и нужно идти, и спешно уходит с
болтающимся на локте пакетом, испачканным дорожной пылью.

Ебучие легавые.

Винсент поворачивается на месте и натыкается на недовольный и даже

сердитый взгляд Чонгука. Но сразу понятно, что это из-за страха. Малой обычно
только по этой причине злится на Тэхена. Моментов таких бывает
предостаточно. Винсент вечно рискует. Слишком уж часто. Оттого и Чонгук
слишком часто нервничает, готовый орать на весь мир.

— Ну че ты, — устало вздыхает Тэхен, чуть вскинув голову и глядя на зайчонка

из-под приоткрытых век.

— Ну че ты, — раздраженно передразнивает его Чонгук, ударив в плечо.

Закатив глаза, он разворачивается и идет к мерсу. Тэхен, бросив сухой смешок и
сунув руки в карманы куртки, плетется следом.

— Говори, ну, — не сказать, что Винсент особо хочет выслушивать недовольства

Гука в очередной раз, но его молчание надувается, как пузырь, и норовит
лопнуть в любой момент. Тэхен хочет этот момент ускорить, чтобы было менее
разрушительно, пока пузырь не вырос до вселенских размеров.

— Да че говорить? И сам все знаешь, — пожимает плечами Чонгук, сев в машину

и глядя на Тэхена, с каким-то странно отстраненным видом заводящего движок
мерса.

Винсент такой с тех пор, как люди Диего убили парней с района и подставили
Намджуна. Тогда тяжело было всем. На похоронах практически все здешние
пацаны были. Тогда такое напряжение поднялось к небу, что так и кричало о
надвигающемся пиздеце, который они обрушат на Санчеса за своих убитых
братанов. Чонгук тоже там был, своими глазами все это видел. Смерти тут не
редки, но убийства — это совсем другое. Такое не прощается. И отомстили бы
уже давно, разнесли Диего и его шестерок, только Намджун приказал (был
вынужден поступить именно так) не лезть на рожон, потому что с одной
205/390
стороны проблема в виде Диего, а с другой — полиция, которая уже чуть ли не в
каждой жопе рыскает. И копы, как бы это тупо ни звучало, куда большая заноза
на данный момент.

Вот только кое-кто себя не контролирует, хотя обещал. Сто раз обещал.

— Так глупо подставиться? Это не в твоем стиле, Тэ, — вздыхает Чонгук.

— Нужно это дерьмо пережить. Полицейские скоро свалят, потому что ничего
тут не найдут, а вы двое чуть не запороли все щас. Ты и Югем.

— Знаю, — коротко и холодно отвечает Тэхен, смотря только лишь на дорогу.

Видно, что его это бесит. Потому что Чонгук прав, а Тэхен всего лишь заебался
от несправедливости. А еще он не уверен, остановился бы, если бы малой не
подошел. Вероятно, тормознул бы, но, скорее всего, нет. О том, что это стало бы
для них всех огромной проблемой, Винсент даже думать не хочет. Сдурил, и все
тут.

— Тэ… — Чонгук утыкается лбом в плечо Тэхена и прикрывает глаза. Что-то

говорить уже не хочется. Они и так все знают, все понимают. Да и Винсент
стопудово сейчас себя ругает за то, что чуть не совершил ошибку. И вина эта
глубоко внутрь уходит, только и об этом думать не хочется, а то совсем сложно
станет, и мозги взорвутся. И так хватает дерьма.

Спокойнее становится, когда малой на макушке чувствует теплое дыхание и

короткий поцелуй. Им всем сейчас тяжело. Обстановка напряженная, как во
время какой-то назревающей войны. Чонгуку откровенно страшно, потому что он
успел узнать, что за человек Диего. Он не очень умный, но и не тупой. Но может
быть пиздецки жестоким, потому что любит выкинуть что-то внезапное и всех
удивить. Заставить от жизни охуеть, точнее. Вот поэтому-то и страшно малому.
В эпицентре этого дерьма все его братаны находятся, а самый родной уже успел
кровь пролить. Она и дала начало всей этой хуйне. Крови Винсента Чонгук не
выдержит.

Они скоро доезжают до дома. В обнимку заходят в квартиру, молча раздеваются

и заваливаются на кровать, зарывшись под теплое мягкое одеяло и слыша
только дыхание друг друга. Разговоры ни к чему. Их было и будет еще много. А
молчание ценно и приятно. Тепло и родной запах друг друга — вот, что тоже
очень ценно. Они дыханием общаются и мысленно друг другу повторяют
«люблю», как никогда важное и необходимое. Оно нежными поглаживаниями
передается, взглядами в полумраке. Нет в этих взглядах тревог. Чонгук их на
вечер отпускает, а Тэхен умело прячет, потому что не может, как бы ни хотел, их
вышвырнуть. Пока район не обретет былое спокойствие и зайчонку не
перестанет угрожать опасность, тревоги никуда не уйдут. Винсент надеется, что
они ненадолго в нем поселились. Он сам же с этим разбираться будет, сам
ускорит их уход.

Только бы зайчонок был в порядке.

— Есть мысль одна, — задумчиво говорит Тэхен, барабаня пальцами, в которых

зажата сигарета, по краю стола. Хосок, медленно и лениво потягивающий рядом
пиво, вопросительно поднимает бровь. Намджун, что-то с интересом
206/390
высматривающий за окном, тоже поворачивает голову к Винсу. — А че, если
против Диего его же оружие использовать?

— Быть долбоебами? — хмыкает Чимин, валяющийся на диване. Он хоть и в

гостиной лежит, но обзор на него из кухни хороший. Юнги, сидящий на полу
рядом, нервно скуривает сигарету, ничего вокруг не слыша. Он скучает по траве,
от которой тоже пришлось временно отказаться.

— Не, — Тэхен коротко мотает головой, медленно моргает, зависнув взглядом

на Чимине, затем так же медленно подносит сигарету к губам и делает затяжку.
В другом случае он подхватил бы шутку и с удовольствием поржал с Чимином
над Санчесом, но не тогда, когда этот сукин сын убивает людей. Время шуток
прошло.

— Че ты хочешь сказать? — спрашивает Хосок, возвращая заторможенного

Винсента в реальность. Он и сам чутка не на земле, а где-то парит, мечтая
забыться от этого кошмара. И даже как-то особенно плевать на Давон, которая
стопудово будет орать из-за прокоптившейся квартиры.

— Короче, все, блять, пиздецки просто, — Тэхен прикрывает отяжелевшие веки

и выпускает густой дым через приоткрытые губы, чуть вскинув голову, а потом
продолжает, не открывая глаз: — Этот гондон на нас натравил копов, но они
ниче не находят тут. Можно навести их на Диего. У него на нас ничего нет, не
переведет стрелки. Теперь точно. Он уже использовал свой козырь. Зато я знаю,
че с ним можно сделать.

— И какие у нас козыри против него? — с сомнением спрашивает Намджун,

сложив руки на груди и внимательно смотря на Винсента, слегка
покачивающегося на стуле. — Он осторожный, следы хорошо заметает.

— А нахуя нам его следы? — Винс открывает глаза и зажимает фильтр сигареты
в уголке губ. — Один чел помог найти его гнездо. У него там серьезный движ с
наркотой происходит. Об этом месте узнают легавые, устроят облаву, прикроют
лавку, вот и все, — Тэхен издает короткий смешок и разводит руки в стороны.
— Диего будет сосать на нарах.

— Че-то слишком легко звучит. Мы не в фильме, чтобы это сработало…

— задумчиво говорит Юнги, вдруг подавший голос. Он тушит очередную
скуренную сигарету и поднимает голову. Глаза у него красные, а под ними
залегли мешки. Он будто неделю беспробудно курил, лишившись сна, но херня в
том, что курит он только сигареты, а спит больше, чем коты. — Но это может
сработать.

— Вы, блять, слишком крутые, — Винсент морщит лицо и стряхивает пальцем

пепел в стакан. — Дохуя гордые, поэтому даже не подумали о том, чтобы просто
настукачить, — хмыкает он, всматриваясь в загрузившиеся лица братанов. — А
большего там и не надо. Подозрения уйдут от нас. Мы чисты, а Санчес получит
то, че заслуживает. Хотя, если честно, я бы его лично грохнул, — мечтательно
говорит Тэхен, закусив нижнюю губу. На секунду в его рассеянных глазах
вспыхивает огонек. Уже вовсю представляет, как херачит Диего. Чимин с дивана
согласно мычит. Тоже, наверное, представил мясо.

— Это мысль, но вдруг у Диего все же найдется что-то против нас? Тогда нам
всем одна дорога, — Намджун задергивает шторку и отходит от окна,
207/390
опустившись на стул возле Хосока. — Кто вообще узнал о том, где он
промышляет?

Тэхен вздыхает, делает последнюю затяжку и трет усталые глаза. Еще одна
бессонная ночь дает о себе знать. С недавнего момента вошло в привычку
сторожить сон малого, который сладко спит себе, ни о чем не думая и
прижимаясь к груди Винсента. И сопит так миленько, даже не раздражает.
Успокаивает наоборот.

— Ким Югем, оказывается, профессиональный хакер. И я хуй его, как он этому

научился, но то, что он смог добыть важную инфу — факт, — пожимает плечами
Винсент. — Будем ему должны за это, кстати.

— Нужно все проверить. Убедиться на сто процентов, что нас волна не заденет,
и тогда можно… стукачить на Диего, — вздыхает Намджун, потерев переносицу.

— Да и выбора у нас не особо. Хер знает, когда полицейские с нашей

территории съебут и насколько это может затянуться. Они уже границы
переходят, — Хосок отпивает пива и кидает в рот пару чипсов.

— Который час? Чонгука забрать надо, — вдруг спрашивает Винсент, хлопая

себя по карманам в поисках мобилы, уже до отвала забитой фотками малого.
— Ну все, я погнал, — проверив время, Тэхен поднимается.

— Я зайду к вам вечером, — бросает Чимин идущему в коридор Винсенту. Тот

лишь мычит. Спустя несколько секунд входная дверь за ним захлопывается.

— Кто-то считает эту идею правильной? — Юнги облизывает горькие от сигарет

губы и вопросительно глядит на пацанов.

— Стопудово, — без колебаний выдает Хосок.

Намджун хмурит брови, задумчиво сверлит стол взглядом, затем поднимает его
на Юнги и коротко кивает.

Это будет правильно.

— Тэ, — мягкий тихий шепот рядышком ласкает слух.

Так только Чонгук произносит. Да и вряд ли кто-то помимо него за всю тэхенову
жизнь мог так сказать. В этом обращении столько нежности и тепла собрано, что
на весь мир хватит, но Тэхен делиться не станет, все в себе сохранит, потому
что это ни для кого другого. Только для него. Поэтому иногда Тэхен,
притворяясь, что проигнорировал или просто не услышал, нырнув в свои думы,
вынуждает зайчонка повторять. Жаль лишь, что второй раз у малого выходит
более осторожно и робко. И это, вообще-то, пиздецки мило и все такое, где-то
внутри Винсента что-то непонятное вздрагивает, но умом он понимает, что Гук
просто боится взбесить его своей якобы назойливостью, именно поэтому и
осторожничает. Тупая дилемма.

— Тэ, — звучит второй раз спустя минуту.

208/390
Тэхен специально считал секунды, распластавшись на середине большой и
просторной кровати, раскинув длинные ноги в стороны и подсунув локти под
голову. А Гук, который телосложением не сильно уступает ему, в этот момент,
прижимаясь к теплому боку, кажется на парочку размеров меньше. И это тоже,
вообще-то, очень мило.

Винсент наслаждается бродящими по его груди и животу пальцами, а Чонгук

наслаждается тем, что может прикасаться к нему тогда, когда ему этого
захочется. И все счастливы. Тэхен ловит кайф и на удивление не клинится, даже
с закрытыми глазами хорошо понимая и чувствуя, как Чонгук его разглядывает.
По-честному, это никогда не бесит, но Винсент не скажет об этом вслух. И
вообще, все хорошо складывается. Жаль только, что ночь, как и все в этом тупом
мире, имеет свойство кончаться.

— М? — все-таки отзывается Тэхен хрен знает, через сколько минут, лениво

приподняв одно веко и смотря на большие черные глазки, блестящие в
раздражающе желтом свете уличного фонаря прямо за окном. Но это ничуть не
портит прелесть зайчонка. Он хорош, как его ни крути.

— Че там с Диего? — тихо спрашивает Чонгук, положив подбородок на грудь

Винсента. — Ты ничего не говоришь… Не получилось, как ты хотел?

— Получилось, — негромким хриплым голосом отвечает Тэхен, обратно закрыв

глаз. — Но его не повязали. Успел съебаться, когда облава началась, теперь
обещает нам пиздец за то, что порушили его планы.

На самом деле, масштабы катастрофы для Диего просто огромны. Он не потерял

все, но очень много. Как только анонимный источник сообщил полиции о месте,
где хранится и продается дурь, за которой те отчаянно охотятся, сразу же
началась облава. Ни Диего, ни его люди не ожидали, что может произойти
подобный пиздец. И он снова, поступив, как последнее кидало, быстро побросал
в машину бабло и наркоту, которую только мог успеть забрать, и съебался в
закат, кинув около пятидесяти своих людей и дурь. Конечно, если бы он мог, он
обязательно захватил бы всю наркоту (да, на людей похуй), но времени
практически не было. Полиция действовала быстро, не оставив шансов. Но
Диего был бы не Диего, если бы позволил себя так легко повязать. Падлы вроде
него всегда находят выход. Почти всегда.

Спустя пару дней, когда легавые оставили несчастный район, вернув ему былое
спокойствие (алкаши, проститутки и торчки вновь выползли на улицы), Диего
связался с Намджуном и пообещал ему и его людям адские муки. И вроде
должно быть похуй на пустые угрозы того, кто проиграл эту битву, но… это же
Диего Санчес, поэтому не расслабился никто. Теперь он будет действовать
исподтишка, и неизвестно, кому придется принять его удар.

— Нужно быть начеку, — обеспокоенно говорит Чонгук. — Это дерьмо еще не

кончилось.

— Да, надо бы выловить его, пока он ниче не устроил. Он щас в бешенстве, я

представляю, в каком, и поэтому… — Тэхен замолкает и открывает глаза, смотря
на потолок, будто там ему истина открылась.

Но открылось другое.

209/390
В эту секунду он осознает, что время шуток еще не пришло, и расслабляться
чертовски рано. Диего может быть, где угодно, с чем и с кем угодно. Возможно,
сейчас он стоит у бара, поджидая Намджуна с ножом за поясом. Или караулит
Чимина с Юнги у подъезда, или… прямо сейчас стоит за дверями тэхеновой
квартиры, пряча ствол под курткой.

Винсенту всегда было похуй. Похуй на мудаков вокруг, на их проблемы, на то,

что многие его мечтают загасить. Винсенту и на себя всегда было похуй. Из-за
этого страх ему чужд. По большей части еще и потому, что он уверен в себе и в
своей живучести; в том, что из любой жопы найдет выход и замараться не
побоится.

Но перед глазами снова ненавистью и жаждой мести искаженное лицо Диего,

стоящего за дверью, а рядом теплый зайчонок, который ни в чем не виноват, и…
и когда Винсент представляет это, становится как-то стремно. Еще более хуево,
чем есть. Потому что рядом с Чонгуком не должно пахнуть ненавистью и
смертью. Его никак не должно коснуться то, что они все заварили. Но не он. Как
бы малой ни пытался влезть, яростно стараясь помочь, внести свою лепту в
защиту района, братаны его все время отодвигали за свои спины, за которыми и
прятали, и оберегали. И если вдруг Диего действительно сейчас стоит за
дверью…

Винсенту от этой мысли страшно.

Да, блять. До пиздеца страшно. Он рефлекторно прижимает к себе Чонгука,

боясь, что в один момент, когда он что-то упустит из виду, придется его
холодное тело к себе прижимать. И за это себя никогда не простит. Даже
миллионы раз отобранная из-за мести жизнь Диего ничего не исправит, легче не
сделает.

И это единственное, чего Тэхен боится в своей жизни.

— Хочу бутер, — вздыхает Чонгук, неохотно отлипая от Винсента. Да и

чувствуется, что тот тоже не особо-то и хочет выпускать его. И малой уже хочет
передумать, до утра потерпеть, только бы остаться так лежать, вдыхая
любимый запах свежести и чистоты с нотками сигаретного тумана, но Тэхен все-
таки позволяет выползти Гуку из своих объятий.

— Иди. И кофе мне сообрази, — говорит Тэхен, присев на постели. Чонгук

коротко кивает, угукнув, и плетется на кухню. Винс смотрит ему вслед, и в
голове снова это тупое слово «миломиломило» проносится. На мелком большая
белая футболка, чуть сползшая с одного плеча, и свободные шорты до колен, из-
за чего его ноги кажутся тонкими соломинками.

Тэхен вздыхает, и то, отчего он на секунду раздражается — это звук его

собственного дыхания, в ночной тишине звучащий слишком громко. Да и не во
вздохе дело, а в том, какой он тяжелый получился, как будто Винсент старик,
проживший нелегкую жизнь и от пролетающих суток не ожидающий ничего
хорошего. Никакой надежды.

Но мысли резко исчезают, когда из кухни начинает доноситься копошение

малого, который, сам того не понимая, надежду эту бережно хранит.

Винсент резко подскакивает с постели и, шлепая голыми ногами по

210/390
прохладному полу, выходит в коридор, тихо подкрадывается к двери и
прислушивается, а после и через глазок смотрит. Но, естественно, никого в
подъезде не обнаруживает.

— Блять, — тихо выдыхает он, зажмурившись и потерев лицо ладонями.

Ебаная паранойя.

Она пробуждается, когда чувствует, что человек боится, когда ему есть, что
терять. Трудно не поддаваться этому состоянию, но Винсент снова
концентрируется на звуках, доносящихся из кухни, и насильно заталкивает все
дерьмо в голове куда подальше.

— Куда тебе кофе в два часа ночи? — мотает головой Чонгук, жуя бутер.

Тэхен, сгорбившись, сидит напротив, держа в пальцах кружку с кофе и обводя

кухню тяжелым взглядом. Чонгук даже успел привыкнуть к такому Тэхену, хоть
это и не радует ничуть. Слишком много лишнего в его голове, и он слишком
этим озабочен, но малого озаботить не хочет. Гуку знать ни к чему. Хотя тот и
без слов понимает, поэтому ни разу Тэхена не спросил о том, в чем дело и что
его мучает. Они же взглядом лучше, чем языком общаются. Да и трудно не
понять, что вся эта ситуевина с Диего загрузила его по полной. И все равно
больно Винсента таким видеть. Скорее бы все в норму пришло.

— Знаешь же, что он на меня не действует, — спокойно отвечает Тэхен,

отхлебнув кофе.

Гук пожимает плечами и откусывает кусочек бутерброда.

— Расскажи мне, че в школе за дела, — вдруг просит Винс, переведя взгляд на

малого. Тот прям загорается от этих слов. Он любит о школе базарить. Еще бы,
большая часть его жизни сейчас там происходит. И хорошо, что не где-нибудь
на улицах. И хорошо, что рюкзак его забит учебниками, а не пакетиками с
порошком.

— Да там, как обычно, — отвечает Чонгук, облизав губы. — О, вспомнил. Нас на

недельку в лес отправляют. Походы, всякое такое дерьмо…

— Поедешь, — не давая малому договорить, бросает Тэхен. И звучит это, как

приказ. Возражения не принимаются. Чонгук аж на секунду зависает,
уставившись на Винсента растерянно, а тот спокоен, как удав, вообще не
поменялся в лице.

— Да че там делать? Я не хочу, — мотает головой малой. — Тебя оставлять не

хочу, — звучит более робко. Чонгук опускает взгляд на стол и покусывает
нижнюю губу.

— Хочешь. Я сказал, поедешь. Развейся, хоть че-то, кроме этого конченного

района, увидишь, — отпивает кофе Тэхен.

Он видит в этом шанс. Шанс уберечь своего малыша от пиздеца, который вполне
может произойти. Это даже не подвергается сомнению. Диего что-то вытворит и
стопудово уже точит зуб, готовясь к нападению. И как удачно школа отправляет
своих учеников в поход. Подальше отсюда. От опасности.
211/390
— Ну Тэ, нет, — бурчит Чонгук. — Я правда не хочу, чтобы ты один оставался.

— Не ссыкуй за меня, у меня калаш в шкафу есть, — Винсент выдавливает

полуулыбку и подмигивает малому.

— Пиздец, это нихуя не успокоило, — хмыкает Чонгук, сложив руки на груди,

как обиженный пятилетка. — Перестрелку тут устроишь?

— Да вряд ли, но если вдруг че, — усмехается Тэхен. — Не смотри так, зайчонок.
Иди-ка сюда лучше, — Тэхен чуть отодвигает свой стул от стола и хлопает себя
по коленям, но Чонгук все еще хмурый, даже губки надул. — Встал и подошел,
не ломайся, — тверже говорит Винсент, ткнув пальцем в свое колено. Не любит
он церемониться. — Место знай.

— Говнюк, — закатывает глаза зайчонок, но сползает со своего стула, якобы не

хочет, якобы делает одолжение, но на деле весь мурашками покрылся от
пристального взгляда (Тэхен его сжирает им теперь, ни на секунду не отводит),
низкого голоса и вида крепких смуглых коленей, не скрытых тканью чуть
задравшихся черных шорт.

Но не успевает Гук припухнуть на самых охуенных коленях мира, как Тэхен сам
его хватает за талию и припечатывает на них, усадив поудобнее.

— Ты поедешь, и чтобы я больше не слышал, что ты не хочешь, — Тэхен

поглаживает спину малого и покрывает его шею ленивыми поцелуями. — Я тоже
тебя не хочу отпускать. В другое время хрен бы я тебя пустил, но так лучше
будет. Покайфуй на свежем воздухе, потуси с такой же мелочью, как ты. Даже
бухать разрешаю, но немного, — Винсент при любом другом случае ни за что бы
не сказал всего этого и сейчас даже удивляется, что говорит без ворчания и
гримас. Пусть Чонгук развеется, на время забудет о жестокой реальности мира,
в котором он родился. Ему и правда так будет лучше.

— Будете тут войнушки устраивать, пока меня нет? — хмыкает Чонгук, щуря
глаза, а внутри удивляется услышанному. Винсент совсем на себя не похож, и
малой снова в этом убеждается.

— Да, стопудово, — кивает Тэхен, смотря Гуку прямо в глаза. Тот, как ни
пытается, не может понять, что за оболочкой этих глаз по-настоящему прячется.
— Буду присылать тебе письма, а ты фотки.

— Как мило, — закатывает глаза Чонгук и опускает голову на плечо Тэхена.

— Серьезно, не встревай в дерьмо, пока меня не будет, Тэ, — шепчет он, сплетая
свои пальцы с тэхеновыми. Что бы там на уме у Винсента ни было, его
прикосновения все такие же теплые, и вряд ли что-то способно это изменить.

— Не встряну, зайчонок, — хриплый низкий голос Тэхена, который пытается

звучать пискляво, лишь еще горячее кажется. Чонгук вздыхает и прижимается
губами к теплой смуглой шее старшего, прикрывает глаза и растягивает
поцелуй, не желая разрывать контакт.

Это… странно, кого-то так сильно любить, что дрожь по телу и комок в горле.
Когда-то Чонгук не понимал, насколько это серьезно и как может жизнь
изменить. Любовь казалась чем-то простым, пустяковым делом, ведь каждый
212/390
может залипнуть, в чем проблема? Да и вообще, любовь для слабаков. Но,
кажется, все вообще не так. Это чувство очень сложное и многогранное, и оно
не всегда дарит легкость. Любовь сопровождается невысказанными страхами и
беспокойствами, отражающимися в немых взглядах. Есть, за что бояться, за что
бороться и что терять. Но есть и счастье. Беспредельное, самое настоящее
счастье, для описания которого в мире еще не придумали точно подходящих
слов.

— Стой, а че я не знал, что у тебя есть калаш? — зайчонок вдруг поднимает

голову и пристально глядит на Винсента. — Не обманываешь?

— Пойдем в комнату, покажу тебе свой калаш, — ухмыляется Тэхен, ткнув

пальцем в кончик носа малого.

Любовь не для слабаков.

В лесу хорошо. Чертовски красиво, вообще-то. Все вокруг такое зеленое, яркое, и
пахнет свежестью. Почти как Винсент. Высокие деревья, которым лет под
триста, впечатляют. Озеро впечатляет. Большое, чистое, что почти дно видно. А
на дне рыбы плавают. Смотреть на них приятно, хотя трогать их Чонгук боится.
Они склизкие, не совсем приятные, но плавают они… мило. А еще птицы. Их
много, они издают красивые звуки, и это вообще не раздражает. Зато
одноклассники иногда раздражают, когда всю эту идиллию нарушают, как
только рты открывают, мешая им с Бэмом сливаться с природой, которую они в
городских серых джунглях едва видят.

Чонгуку хочется все фотографировать. Но еще больше хочется звонить и писать

Тэхену. Один огромный минус этой поездки — изъятие мобильных. Учитель
решил, что так они смогут отдохнуть от своей интернетной зависимости, тесно
подружиться с природой и очистить разум. И да, это, вообще, круто, но не
сейчас, когда до конца расслабиться Чонгуку не дает беспокойство за братанов
и Винсента. О худшем малой старается не думать. Страшно. Порой в
кристальном отражении озера он видит не окружающую прелесть, а серость
родного района, к которому как никогда душа тянется. Одно только
успокаивает: если бы там что-то случилось, ему бы непременно сообщили. И на
том, блять, спасибо.

Чонгук трет прохладные ладони друг о друга и подносит их поближе к костру.

Рядом Бэм сидит, достает из пачки маршмеллоу и ищет подходящую ветку, на
которую сладость можно наколоть. Здесь, вдалеке от цивилизации, звезды на
небе в тысячи раз ярче, и их в миллионы раз больше. Они заняли буквально все
пространство. Чонгук не может насмотреться, а Бэм шутит, что его огромные
черные глаза заразились звездами, что теперь там отражаются, даже когда Чон
не смотрит на небо. А тот снова мечтает. Чем бы они в лагере ни занимались,
Чонгук представляет, как делал бы это с Тэхеном, как тот реагировал бы и что
говорил. Ему бы точно понравилось. Они бы вместе лежали на мягкой зеленой
траве и смотрели на поверженное звездами небо над головой, держась за руки и
слушая сердцебиение друг друга. Но Чонгук… он, вообще-то, один. От этого
осознания пусто, а голоса Тэхена не хватает, как наркотика. Ни пить, ни
веселиться не хочется, хоть Винсент на это и дал разрешение. Но отчасти он
был прав, развеяться не помешало. Жаль только, что время не совсем
подходящее.
213/390
 — Прикинь, сейчас из озера выйдет какое-нибудь чудовище, — с восторгом
говорит Бэм, передавая другу веточку с маршмеллоу, а свою поднося к костру.
— Будем драться с ним?

— Конечно нет, ты че, — мотает головой Гук, отправляя в рот поджаренную на

костре сладость и облизывая губы. — Я не хочу стать тем, кто первый сдохнет в
этом фильме ужасов.

— Ты прав, геройство только в фильме круто смотрится. Но ты забыл, откуда

мы, — коротко смеется Бэм.

— Ну, если вспомнить, откуда мы, то чудовище даже подойти к нам не сможет,
ссыканет, — хихикает Гук, накалывая маршмеллоу на кончик ветки и глядя на
озеро, которое из-за отражающихся на нем звезд ни разу не кажется жутким. Да
и все вокруг выглядит волшебно, освещенное звездами. Это точно не дурацкий
фильм ужасов.

— Мы бы резко позвонили твоим братанам, они бы пригнали на своих крутых

тачках и разъебали это чудовище, — мечтательно тянет Бэм. — А потом Винсент
подошел бы к тебе и…

— Блять, тихо, — Чонгук прячет лицо в изгибе локтя и жмурится. Друг рядом
посмеивается и ерошит ладонью его волосы на затылке.

— Че ты смущаешься? Как будто первый раз. Помнишь, как он один раз тебя
засосал передо мной? Мне после этого вообще не мерзко на геев смотреть, —
Бэм довольно улыбается и продолжает жарить зефирку.

— Может, сам таким заделался, и поэтому не мерзко? — сощурившись,

спрашивает Гук, подняв голову и смотря на другана.

— Да не, — отмахивается тот. — Просто в моих представлениях это было

стремно, но когда я увидел своими глазами, то понял, что все очень даже
ничего.

— Ты сраный извращенец, Бэм, — хмыкает Гук, помотав головой.

— Говори, че хочешь, я знаю, что ты меня понял, — бурчит Бэм, жуя сладость.
— Ты скучаешь по нему? — после недолгой паузы спрашивает он, смотря на
друга.

Чонгук прям на глазах меняется от этого вопроса. Ему как будто грустнее
становится, и Бэм начинает жалеть, что спросил об этом. И так видно. Чонгук
хоть и пытается быть веселым, казаться беззаботным, но в его глазах вечно
загруженность, обеспокоенность. Бэм хорошо знает о ситуации на районе,
поэтому представляет волнение братана и всячески его пытается развлечь,
чтобы пребывание в этом прекрасном месте не проходило, как в тюрьме. Да и
вообще, безделье растягивает время, поэтому он старается постоянно занимать
Чонгука, устраивая ему настоящий активный отдых, чтобы к концу дня
кайфовать у костра, после чего с трудом доползти до комнаты и, наконец,
отрубиться.

— Ага, — коротко отвечает Чонгук, глядя на сверкающее звездное озеро. Что

214/390
тут скрывать, Бэм и так все знает, все понимает. — Я просто боюсь. Они вечно от
меня все скрывали. Не сказали мне о стрелке с каким-то наркобароном, а потом
я увидел Чимина раненым, услышал, что его грохнуть могли и… вдруг они и щас
просто не хотят меня втягивать в дерьмо, поэтому не звонят и не говорят
ничего? — Чонгук резко замолкает, и вокруг снова слышится лишь звук
сверчков. Ну вот и высказал свои опасения вслух. Стало легче, но не очень. Ведь
Бэм не сможет дать ответ на тревожащие вопросы.

— А мне кажется, ты зря переживаешь. Честное слово, ты реально забыл,

откуда ты и какое у тебя окружение, — Бэм с доброй улыбкой мотает головой и
слегка хлопает друга по плечу. — Слишком много кислорода в мозг начало
поступать и ты слегка попутал, а? Пацаны из банды Намджуна — те, на кого я
равняюсь. Я хочу быть таким же, как и они. Бесстрашным, крутым, уверенным. С
такими друзьями я на твоем месте вообще ни о чем бы не парился. Да твой
Винсент один чего стоит. А твой брат! Чимин пиздецки крутой, — с восхищением
выдыхает Бэм. — Ты прости, брат, но ты дурак, если переживаешь за них. С
твоими братанами ниче не случится, отвечаю. А если я не прав, то можешь меня
убить, правда, — совершенно уверенно говорит Бэм, смотря Чонгуку в глаза и
сжимая пальцами его плечо.

Чонгук прикусывает губу и кивает. Иногда Бэм кажется легкомысленным

придурком, которому нет дела ни до кого, кроме него самого, но он каждый раз
доказывает обратное. Внешнее действительно ни о чем не говорит. Он
одевается, как рэпер из девяностых, бесконечно влюбленный в адидас и
позолоченные цепи, выглядит до смешного глупым и даже немного
ограниченным, но это все бред собачий. Бэм себя настоящего показывает только
самым близким, чтобы не обжечься. Над ним всю жизнь смеются, поэтому ему
плевать, какой он снаружи. Он хоть в костюме клоуна будет ходить — похуй.
Главное, чтобы над его внутренним миром никто не измывался, не причинил
боль. Он хочет казаться дерзким говнюком, вокруг которого через несколько лет
будут крутиться горячие девушки, поклоняющиеся его крутости и деньгам, но
на деле он человек с чистой душой, искренний и добрый. И главное —
понимающий.

— Да не убью я тебя, мир потеряет великого рэпера, — хихикает Чонгук,

обнимая Бэма за плечо.

— Точняк, мир тебе такого не простит, — смеется тот. — Хочешь, вернемся уже
в комнату?

— Не, ты че, — мотает головой Гук. — На звезды будем смотреть.

— Но я уже смотрю, — с серьезностью говорит Бэм, уставившись на друга.

— Бро, — выдыхает Чонгук драматично, хватаясь за сердце.

— Бро, — Бэм тоже хватается за свое сердце, подхватывая тему.

Спасибо сраной системе, что подарила такого друга.

Дела как-то не по плану пошли. Казалось, будет терпимо, а положение на

районе отвлечет от… одной мысли.
215/390
Но…

Днем и до самой ночи Тэхен себе не принадлежит. Они с Намджуном

восстанавливают потери, следят за районом, где вполне может рыскать
озлобленный Диего, жаждущий мести, и возвращаются в оборот. Потребности
людей никуда не делись, всем нужен порошок и еще какое-нибудь дерьмо,
которое их убивает, и которым глубокими ночами, не желая себе принадлежать
и дальше, убивает себя Винсент, впервые не радующийся возвращению в
квартиру, где временно не ждут. И хорошо, что временно.

Вообще, Винсент жалеет. Но когда это происходит, он себя пощечиной

отрезвляет. Жалеть о том, что мелкого отправил куда подальше, чтобы
уберечь — глупо. И надо бы радоваться, что там его никто из врагов не
достанет, как это в фильмах бывает, шантажируя убийством любимого…
зайчонка. Это нихуя не фильм, и Тэхен рисковать не особо хочет.

Но эта пустота в квартире не утешает.

Тэхен никогда не был зависимым. Теперь разве что от одного малолетнего

пацана с заячьей мордашкой. Но наркотики всегда мимо проходили. Косячок —
максимум, с которым он связывался. Иногда эта легкость, приправленная
похуизмом сверху, бывает необходима, да и то не вспомнить, когда в последний
раз Винсент прибегал к этому плану по спасению от своих нелегких мыслей. И
тут становится понятно, что без зайчонка никак. Без зайчонка не то. Даже день,
не то что неделя.

Косяк косяком, но тут на дне кармана куртки так кстати (или некстати)
оказывается пакетик с парочкой колес, что сразу заманивают, как сирены на дно
морское. Раньше Винсент, находя у себя не то что колеса, а даже пакетик с
героином, лишь равнодушно отводил взгляд, не испытывая мании. А тут
ситуация иная. Напряг по всему телу приобретает силу, а башка готова
взорваться в любой момент. Слишком много хуйни свалилось за последнее
время, как не было никогда. Может, будь Чонгук рядом, это не казалось бы
такой трагедией. Но, вообще-то, было бы еще тяжелее. Снова и снова мысли
уплывали бы к тому, кто может у подъезда или даже у самой квартиры
поджидать. Потерявший все будет действовать жестоко, только кайфа не
получит, как и того, чего лишился.

Двойственность мыслей, непрерывное взвешивание всех «за» и «против»

выжрало мозг, Винсент слегка устал от этого, поэтому, утонув телом в мягкости
одинокой и холодной кровати, приоткрывает рот и кладет на язык маленькую
белую таблетку, заранее прося прощения у самого себя и у Чонгука.

Перед самым падением вниз, в долгожданное небытие и удовольствие, Винсент

с последней каплей грусти понимает, что счастье мимолетно, а от последствий
будет тяжелее. Стоит ли оно этого?

Стоит. В полете навстречу кайфу нет ни забот, ни переживаний о будущем, а о

прошлом — подавно. Настоящее волшебно, и его хочется растянуть до
бесконечности. Квартира не такая холодная и пустая. Она залита теплом, а где-
то слышится копошение зайчонка, которого так не хватало.

Винсент хочет открыть рот и позвать, потемневшими стеклянными глазами

216/390
непрерывно глядя в потолок, но не может ни звука произнести. Слова
растянулись так сильно, что на произнесение одной буквы уйдет целая
вечность. Руки тяжелые, голова свинцовая, а глаза горят, как у самого дьявола.
Зайчонок где-то рядом, и это, наконец-то, успокаивает.

Средь бела дня Винсент звезды впервые увидел.

А звезды эти лопаются, как мыльные пузыри, с каждым новым назойливым

стуком откуда-то из коридора. Звук этот как будто из-под плотной пелены
наружу выходит, звуча все громче и громче, по самым мозгам долбя. А
копошение куда-то исчезает, медленно-медленно возвращая витающего в
облаках на землю вместе с погибающими над головой звездами.

Винсент уже не парит, он жестко ударился о землю, как гребанный ангел,

неудачно приземлившийся, а тяжелые конечности не хотят помочь остальному
телу. Кто-то все стучит и стучит, явно требуя к себе внимания, и это уже нихуя
не момент из-под дымки кайфа, а нечто вполне себе реальное. До
раздражающего реальное, чтоб его.

Голова кругом идет, а потолок стал полом. Чуть люстру не задел, споткнувшись,
как обычно, о кроссы малого, раскиданные перед самым входом.

— Блять, — вырывается из губ.

Винсент чешет голую грудь, совсем слегка влажную и чертовски горячую, и

босыми ногами шлепает к коридору, медленно возвращая себе ориентиры в
пространстве. И вот пол — снова пол, а блядский стук все еще назойливо
продолжается, приходящего в себя Тэхена изводя по-жесткому. Откуда-то в
зубах зажатой оказывается сигарета, которую видимо зажечь не успел. А в
кармане свободных спортивных штанов болтается зажигалка, о которой забыли.

У самой входной двери Винсент замирает, как будто вдруг окаменел, и смотрит
на глазок, думает вовсе не о том, что там может оказаться Диего, а осознает,
как внезапно пришедший в себя после долгого погружения во что-то обманчиво
приятное. Осознает он, что таблетка за время без Чонгука была не одна. Она,
чей химический привкус все еще хранится на языке, не первая, но хер знает,
последняя ли.

Все это время Винсент себя обманывал, успокаивая тоскующее сердце каким-то
дерьмом, наглым образом утешая и обещая: «еще, потерпи еще чуток, а потом
нормально будет». Но каждый раз по возвращении в реальность он себе же
делал хуже, снова и снова не получая того, чего так ждал. Кого так ждал. И в
дело шел косяк, дымом прячущий все от глаз, давая им только пустоту и простор
для воображения. Вот и все.

Вот только за время, что прошло в одиночестве, ни разу стука не было. Винсент
и не думает, что это может быть Диего. Разве что только если мысли
материальны, и этот мудень реально решил припереться к Тэхену. Из оружия
под рукой только зажигалка и бесполезная сигарета, а возвращаться обратно в
комнату то же самое, что и пройти через все круги Ада заново. Как-то не особо
хочется. Ноги и так много сделали, сумев дойти до двери.

Проходит всего лишь пять секунд с момента, как Тэхен дошел до двери. Он
убирает сигарету, зажимает меж пальцев и открывает дверь. Вот так. Без
217/390
раздумий, на которые, впрочем, и сил-то особых нет.

Внезапные теплые руки скользят по тэхеновой голой груди, и почему-то слегка

царапают коготками, а дыхание в шею, такое томное и горячее, пускает по телу
мурашки, и это провоцирует ответный тяжелый вздох. Винсент тоже тянет руки
навстречу, не может устоять перед прикосновениями, о которых думал все это
время. Думал, оказывается, целую неделю. И вот это, кажется, происходит. Тело
тянется навстречу желанному, норовя задушить в крепких объятиях, а губами
пройтись по каждому миллиметру кожи, которая отчего-то имеет иной оттенок
запаха. Точнее, Винсент вообще не узнает этот аромат. Неужели за неделю в
человеке полностью может измениться природный запах? Чтобы даже
мимолетной, совсем слабой нотки в нем не распознать. А может, дело в самом
Тэхене. Его сознание, как уже выяснилось, жестко сбоит в последнее время,
порой не позволяя в точности определить, где реальность, а где выдумка; что
хорошо, а что плохо. А если точнее, то Винсент вовсе позабыл обо всем плохом, и
это должно быть отлично, вот только сейчас, когда в руках горячее тело, на все
готовое, губы, скользящие по татуировкам на шее, руки, забредающие, куда
только можно… что-то все-таки начинает настораживать. И это что-то яростно
шлет в затуманенный мозг сигналы «sos», но как-то туго доходит.

Тэхен сжимает чужую талию, пальцами сминая ткань футболки. Глаз не

открывает и болезненно морщится при столкновении губ, не им
спровоцированное, но все равно отвечает, позволяя чужим губам двигаться в
собственном ритме.

Заблудившись в этом гребаном тумане, Тэхен начинает закипать где-то на

окраинах своего разума, против самого себя идти, попутно ища истину, что под
прикрытыми веками выжигает глаза. Блестящий, до краев переполненный
счастьем взгляд, морщинки вокруг глаз, потому что слишком часто улыбается;
маленькая родинка под губой и широкая улыбка, обнажающая заячьи зубки, —
вот, что такое истина и маяк здравомыслия, к которому нужно стремиться,
сжимая слишком тонкую талию, целуя чьи-то слишком пухлые губы и вдыхая
аромат. Тоже слишком приторный.

И все не то. Не то. Тэхен проклинает тот момент, когда дал слабину и позволил
таблетке на языке растаять впервые. А сейчас сам себе не принадлежит,
потерялся черт знает, в чем, а выхода найти никак не может.

Но выход сам себя находит, только совсем не тот, которого Винсент хотел.

— Ви-и, я дома! — веселый голос родного мальчика слышится совсем близко.

Наверное, он увидел открытую дверь квартиры.

Гук мгновенно будит в Тэхене то, что никто другой никогда не сможет: мурашки
сильнее, сердце бьется быстрее, дыхание застревает в горле…

Но уже не от радости, а от того, что чонгуковы глаза за чужой женской спиной

вмиг теряют блеск.

Как будто в нем что-то умерло.

То, что Чонгук видит перед собой, есть ничто иное, как кошмар. Его личный
кошмар, долгое время прятавшийся на дне его чистой души. Сказать, что в этот
момент мир Чонгука рухнул — слишком просто. Еще одна пройденная ступенька
218/390
на пути к любимому дому позволила увидеть то, что было лишь глупой мыслью в
прошлом, но стало явью, в которую не верится.

Тэхен стоит на пороге, крепко держа тонкую талию соседской девушки, которая,
кажется, все-таки добилась своего. Она давно уже смотрела на Винсента с
откровенным желанием в бесстыдных глазах. А Тэхен… все-таки поддался
искушению, пошел навстречу. А теперь, в день, которого Чонгук так ждал всю
неделю, они стоят, ни от кого не прячась, и горячо целуются, ни о чем не думая.

Чонгука настолько парализовало, что он как ни пытается, взгляда не может

увести. А Тэхен лишь усугубляет, зачем-то отвлекшись от своего интересного
занятия и глядя на малого. И если бы еще было ясно, что в его глазах написано.
Они слишком черные, как от возбуждения. Такие, как когда тэхеновы руки
бродят по его, Чонгука, телу. Когда видят его тело. Когда Винсент целует его
тело. Трахает его тело. И этому телу (от Чонгука больше ничего и не осталось) о
любви говорит. Говорил.

А теперь смотрит с желанием к чужому, и ни о чем как будто бы не жалеет.

Чонгуку нечего сказать. Язык отсох, рот зашили. Внутри медленно рождается
взрыв, который точно уничтожит все живое. Он образуется комом в горле,
который Чонгук, конечно же, всеми силами сдерживает, забыв моргать, чтобы
слезам не дать прорваться.

Как же это мерзко. Стоять и смотреть, как самый любимый человек на свете
голыми руками ломает, причиняя такую боль, о которой Чонгук до этого момента
и не подозревал.

Это пиздец, как больно.

Настолько, что лучше бы Гук сдох прямо сейчас, чем еще секунду выдерживал,
сгорая заживо.

Он делает пару коротких шагов назад, в мертвой тишине подъезда слишком

громко шаркая ногами по бетону. Этот звук немного приводит в себя, хотя бы
возвращается способность двигаться, а глаза отвести, наконец, в сторону. Но
Чонгук, маленький глупый Чонгук до последнего смотрит на Тэхена. В любимые
глаза, в которых так ничего и не может разглядеть. Наверное, Гуку и не нужно.

Он резко разворачивается и быстро спускается по ступенькам вниз, оставляя за

собой шлейф горькой и едкой боли, которой Винсент теперь будет давиться.

Тэхен не окликает его, но грубо отталкивает от себя девку, сломавшую ему его
маленькую жизнь. Он потерял право на то, чтобы идти следом за Чонгуком и
пытаться что-то ему сказать, как-то жалко оправдываясь и одним своим видом
оставляя на его нежной коже уродливые ожоги. Тэхен и сам не понимает, что
произошло, он только что очнулся от наркотического запоя, зашедшего дальше,
чем хотелось. Границ не осталось. Только боль маленького зайчонка, которой
Винсент теперь будет жить. Его потухшие глаза в кошмаре и наяву не оставят. И
это определенно точно то, чего Винсент заслужил.

Девушка перед ним что-то пиздит недовольная, размахивая руками, плюясь

ядом, но Тэхен даже если бы захотел, не смог услышать ее. Он выходит из
пустоты и смотрит на нее, а после бесцветным, до пиздеца усталым голосом
219/390
бросает:

— Пошла нахуй, — и захлопывает дверь перед ее охуевшим лицом.

Квартира, возвращения тепла в которую он так ждал, навеки останется ледяной.

Чонгук не знает, куда ему идти, где можно спрятаться ото всех, чтобы не
распугивать окружающих своим мертвецким видом. Не чувство какой-то
гребаной гордости, а шок, еще не прошедший, не позволяют ему рухнуть без
сил на грязную землю, свернуться клубочком и потонуть в своей боли, как
следует в ней захлебнуться. А хотелось бы.

Ноги на автомате куда-то несут, почему-то еще не отказали, а глаза

раскраснелись без слез, которым Чонгук так и не дает волю. И, как назло,
холодный ветер грызет со всех сторон, только он и есть у Чонгука, он обнимает,
забирая в свои недружелюбные объятия.

Когда на горизонте появляется дом ненависти и страданий, в котором Гук всю

свою жизнь провел, развернуться совсем не хочется. Видимо, именно тут ему и
суждено быть, тут гнить и задыхаться перегаром отца, которому глубоко
насрать. Это то, чего Чонгук заслужил. И он, блять, должен был свое место
знать, не высовываться, быть осторожнее и не заводить дружбу с незнакомыми
блондинами, у которых в глазах все звезды космоса отражаются. Нельзя было
падать в эти руки, что до сего момента казались самыми надежными на свете, а
на деле сами же отпустили, толкнув в бездну. Нельзя было сердце вырывать из
груди бездумно и слепо, отдавая на пользование ему же. Блондину с загадкой в
глазах и… мнимой любовью в душе, закрытой на тысячу замков.

Нельзя было влюбляться.

Ненависть к себе, к своей наивности и глупости (слепоте!) никогда не была

такой сильной. Чонгук готов волосы на голове рвать от чувства предательства, в
которое его окунули, как в чан с раскаленным железом. Он пропитан этим с ног
до головы, каждой клеточкой своего существа. Бесполезный глупец,
позволивший себе высшее чувство, поверивший, что достоин счастья в мире, где
ничего хорошего не происходит. Винсент был прав, нужно было оглядеться
вокруг и увидеть, в чем правда. Давно уже стоило. А теперь приходится ходить с
десятками острейших лезвий в сердце. Каждый новый вздох провоцирует
потерю крови и ускоряет приближение смерти.

Второе заманчиво.

Чонгук, как в бреду, не осознавая окружающую реальность, заходит в квартиру,

которая родной никогда не казалась; обжигается от воспоминаний, которыми
стены и полы пропитаны, но это и каплю той боли не приносит, чем та, что
Винсент оставил, подарив на долгую память. Не с любовью.

Комната все та же, ничего не изменилось. Из этого дома они с братом предпочли
ничего не забирать, чтобы прошлое не преследовало. А теперь Чонгук не прочь в
нем раствориться, потому что нелюбовь родителей не действовала так
разрушительно, как нелюбовь Винсента.

220/390
Чонгук падает на кровать на последних шагах. Ноги все-таки отказали. Сжимая
холодную сырую подушку до скрипа наволочки под пальцами, он впечатывается
в нее лицом так сильно, чтобы кислороду места не осталось, и, наконец,
выливает почерневшую любовь, ставшую ядом и смертью, во всю глотку крича.
Подушка старается, едва глушит вопль, разносящийся по квартире. И похуй,
если даже отец дома. Пусть ввалится в комнату, потревоженный шумом
умирающего, и пусть добьет. Облегчит муки.

Хотя, и на том свете им конца не будет. Слишком просто это… умереть.

Чонгук дрожит, как в припадке, в своих же горячих и одновременно холодных

слезах тонет, а горящие легкие предательски ищут хоть глоток воздуха,
который им запрещен. Глотка горит и болит, но боль от заживо подожженной
души ничего не затмит. Чонгук не может остановиться. Кричит и кричит,
дергаясь в кровати, где все дерьмовое детство провел и в которое только Чимин
свет приносил. Но сейчас никого. Никто и не нужен.

Чонгука убили одним холодным и ветреным днем.

Он лежит, ни разу не поменяв позу, точно как мертвец, и тяжело, хрипло дышит
в подушку, промокшую от слез и впитавшую в себя нечеловеческие вопли. Стало
тихо, но не хорошо. Ни на грамм не полегчало. На дворе уже, наверное, ночь.
Может, куча ночей пролетела, пока он тут лежал, медленно разлагаясь. А
может, вообще уже не из живых. Потому что холод укрыл со всех сторон, а
кроме него ничего и нет.

До какого-то момента.

Чонгук не слышит звук открывающейся двери и приближающихся шагов, но

хорошо чувствует теплое прикосновение к плечу. От этого он совершенно отвык,
поэтому напрягается, как маленький испуганный ёжик, готовый иголки
выпустить.

— Гук-и, это я, — тихо и осторожно говорит Чимин, не убирая руки, чуть сжимая,
давая убедиться, что это именно он.

Чонгук жмурится до боли в веках, почему-то снова желая разрыдаться. Он и не

думал, что в этой холодной клетке, в которую сам себя забросил, окажется
тепло родного брата.

— Чонгук-и, пойдем отсюда, — мягко просит брат, невесомо коснувшись

ладонью взлохмаченных волос младшего.

Чонгук тихо всхлипывает и, наконец, отлепляет лицо от подушки, повернув

голову к брату и заглянув в его взволнованные глаза.

Сердце Чимина болезненно сжимается, когда он видит лицо младшего

братишки. Он по его глазам сразу понимает.

В них разбитое сердце отражается.

Похолодало.
221/390
В квартире похолодало. В машине похолодало. На районе.

В душе.

Запотевшие окна и густой дым, накрывший туманом голову и жизнь в целом,

прячут от лишних глаз. Движок сто сорокового давным-давно молчит, а мысли
пускаются впляс, одно и то же прокручивая на повторе.

Одного и того же.

Колено мелко подрагивает. Нервно, раздраженно. То и дело в руль упирается,

еще больше клинит. В зеркале заднего вида пугающе красные глаза, в которых
непонятно, что. Может быть, там дохуя эмоций смешались в один большой
пиздец и разрывают изнутри, но как бы не так. Все куда проще, и оттого хуевее.
Там одна эмоция — глубокая тоска, которую ни алкоголь, ни никотин, ни
косячок, ни даже таблетка, не скроют. Всеобъемлющая. Она огромную пасть
открыла, когда любимая спина, скрытая мешковатой черной худи и висящим на
плече рюкзаком, исчезла за подъездной дверью. И поглотила тоска. Захлопнула
и не выпускает. В смраде своего нутра держит и изводит медленно, тихо-тихо,
почти даже незаметно. Все вредные привычки пробудила разом, и как будто бы
сама ни при чем. Ушла в дальний угол и наблюдает (почему-то без наслаждения)
за сумасшествием. По-другому не назовешь.

Иногда хочется ее пасть разомкнуть, бросив на это все оставшиеся силы, и меж
острых клыков пропасть, стереться в порошок, чтобы закончилось это
непонятное дерьмо. Но что-то руки не доходят.

Это не тот момент, когда, быстро запрыгнув в машину, уехал на окраину

погрустить под песню тишины и дурманный туман, потому что уже на краю. Как-
то особенно тяжело было пересечь три лестничных пролета, приказывая ногам
спускаться по ступенькам, а руке — толкнуть подъездную дверь. Доползти до
мерса, к счастью, стоящего рядом с подъездом (да и то чертовски далеко), кое-
как вышло. Кроссы растерлись об асфальт, в говно будут, а откуда-то
пришедший холодный ветер взъерошил блондинистое гнездо. Капюшон не
помог.

Это не тот момент, когда дрожащие руки пару раз ключи уронили. Они знают,
что нужно делать, и к этому были готовы с тех пор, как он из квартиры вышел,
отскоблив себя от холодного кухонного пола. Все как-то слишком хуево
складывается. Рука дернула ручку двери. Тело спряталось в тумане, запершись,
никого не пуская. Как позор и уродство.

Это не попытка суицида. Кончать с собой нет причин, все охуенно. Все отлично,
пока есть тот, о ком мысли кричат неустанно, плюя на попытки забыться. Шанс
что-то исправить как-то слишком недосягаем. Сквозь туман видно только
собственное бессилие. И все равно охуенно.

Резко моргнуть (каким-то чудом получилось) было херовой идеей. Из глаз

хлынули слезы, как будто только и ждали прорыва дамбы. Момент истины.
Потекли соленые и горькие ручьями по щекам, сразу же сталкиваясь с
препятствием в виде щетины. Преодолели. Скопились на подбородке
хрустальной каплей.

222/390
В зеркале жалкое зрелище. Винсент уже и не знает, зачем покинул квартиру и
продолжил свое незапланированное саморазрушение в машине. Но как только
по лобовухе кто-то яростно начинает долбить костяшками пальцев, ясность вмиг
возвращается. Доброе утро. Тэхен устало вздыхает, еще одну затяжку горького
дерьма делает и открывает дверь, ни капли не эффектно вылезая наружу с
выплывшим из салона дымком. Было бы красиво, но рожа все портит. Треснутая.
Расколотая на части, блять.

Сломанная, и все тут.

— Ты че тут организовал? — голос разума вытягивает из-под толщи воды

наружу. Хосок смотрит строго, немного сердито, как мамашка какая-то, а
Винсент слегка покачивается, как на волнах мнимого спокойствия. Словил,
блять, волну. Унесла бы далеко, подальше от берега. И на дно медленно-
медленно. — Приди в себя, Тэ.

— Отъебись, — Тэхен отмахивается от братана, как от назойливой мухи, и

ползет обратно к подъезду, забыв о важном, которое уже нихуя не важное.

— Ты тачку оставил открытой, — напоминает об этом Хосок, смотря Винсенту

вслед.

— Закрой, — бросает тот, через плечо швырнув Чону ключи от сто сорокового.
— И рот тоже.

Хосок закатывает глаза, быстро закрывает тачку и идет за другом.

— Идем к нам, Тэ, — просит он, даже не предлагает.

Наблюдать самобичевание и медленное уничтожение братана мучительно. Но

тому в миллиарды раз хуевее. Для Тэхена это действительно край, о котором
тот даже не подозревал до того, как сломал свою жизнь. И не знал, что так
бывает. Что так можно. Что такой вид боли вообще существует. Зато теперь
познал. Сполна познал.

— Не, — качает головой Винсент, так и не оборачиваясь. Лишний раз говорить

не в состоянии.

— Тэхен, — зовет Хосок. Тот неохотно тормозит, но так и не глядит на друга.

— Все же можно исправить.

Хосок злился, когда узнал, но это быстро прошло. Тэхен сам себя больше всех
ненавидит, этого ему с головой хватает. Из этого состояния он выходить не
хочет и только глубже себя закапывает, твердя, что не достоин ничего
хорошего. Губит себя на максимуме, и от этого ему охуенно. Только смотреть на
это невыносимо. Ни Хосоку, ни Джину, ни Намджуну.

Винсент, которому всегда на все и всех было похуй, который себя не обременял
долговременными, крепкими и сильными чувствами, который никогда не давал
своим внутренним страданиям выходить наружу (хотя и сейчас молчит, обрубая
любой контакт), сейчас не похож на человека. Он — ничто, содержащее в себе
все. И, как бы больно ни было, держится он лишь благодаря мыслям о том, кому
сам же сердце раскрошил. Это все, чего он заслужил. Только коротких и
осторожных мыслей о маленьком зайчонке. Да и то, в эти мысли как в чужие
223/390
смотрит, осторожно через щель подглядывая, большего себе не позволяя.
Большего нельзя.

— Я спать, — кидает Винсент Хосоку и скрывается за дверью подъезда, с

нечеловеческой тяжестью в ногах поднимаясь по ступеням туда, где больше
никого не будет.

Он запирается, вдыхает трупный запах своей души, которым квартирка

заполнилась, и садится на голый холодный пол, прямо туда, где была кровать.
Она и сейчас есть, только в сторону отодвинута. В ней нет нужды.

Винсент отстраненным взглядом осматривает комнату, где были лучшие

моменты жизни, и подтягивает к себе толстовку Чонгука, чтобы в его запахе
пропасть на время, ни о ком и ни о чем не думая, не помня того, что жив и
сознателен. К сожалению.

Винсент опускает голову на пол, укрыв себя толстовкой зайчонка, и смотрит в

потолок, на котором снова рождаются звезды.

Красные, облитые кровью звезды.

И курит. Снова курит, как вне себя. Легкие, аромат чужого тела впитывавшие,
свежего воздуха не заслужили.

Холод ночи кожу лижет, не видя труда закрасться внутрь. Поясница упирается в
капот сто сорокового, в руке бутылка пива (а может, уже и водки), а взгляд
неторопливо скользит по окнам напротив. Рядом, припаркованная у подъезда,
стоит знакомая темно-синяя бмв.

На улице в это позднее время ни души, где-то рядом лишь шелест листвы и вой
собак. Только в такое время Винсент себе позволяет приехать туда, куда ему,
вообще-то, приезжать противопоказано. Он и сам не знает, как вышло, что
очередная бессмысленная посиделовка в мерсе закончилась тем, что он
оказался возле дома Чимина, под самыми окнами. Рехнулся.

И не считает, сколько уже стоит так. Курит сигареты одну за другой, не

чувствуя холода, и глядит в окна, где, возможно, может мелькнуть Чонгук. Он
уже в глюках Винсенту является, а хочется по-настоящему. Просто увидеть, что
он в порядке, и Диего не пытается ему причинить боль.

Смешно звучит. Если бы Тэхен мог, он бы усмехнулся.

Чонгуку ведь уже причинили боль.

Автор этой боли бессовестно глядит в чужие окна и не понимает, почему не

уезжает, почему ноги не уносят прочь. Но уже и на эти мысли похуй становится,
когда спустя какое-то время дверь подъезда со скрежетом открывается,
выпуская на улицу Чимина, у которого во взгляде столько ярости, что хватит на
уничтожение целой планеты.

Он твердым шагом идет прямо к Тэхену, заранее сжимая пальцы в кулаки, и

мощно бьет того в лицо без ненужных приветствий.
224/390
 — Ты все-таки расстроил его, — рычит Чимин. — Если бы я знал, что ты
обещания держать не умеешь, ни за что не подпустил бы Чонгука к тебе.

Винсент, лишь слегка пошатнувшийся от сильного удара, прилетевшего в лицо,

смотрит на Чимина, ничего не говоря. Пусть еще бьет, это заслуженно. Пусть
застрелит. Обольет бензином и подожжет к хуям.

— Че молчишь, сука? Всегда же есть, че сказать, а тут пасть захлопнул. Давай,

говори, — цедит Чимин, стиснув челюсти и толкая Винсента в грудь. Тот не
реагирует, только шатается, как будто просто груша для битья. Так он себя и
чувствует, смотря куда-то сквозь Чимина. — Нечего сказать? Тогда съебись
нахуй, чтобы на километр к нему не приближался. Никогда. Не то убью тебя,
клянусь. Давай, уматывай отсюда.

Тэхен слегка поджимает губы и открывает дверцу мерса под пристальным и

тяжелым взглядом Чимина, отошедшего в сторону. Другого и быть не могло. От
его слов стало еще паршивее, хотя, куда больше. Чимин как будто бы поставил
точку, подтвердив, какой непростительный проеб совершил Винсент. Проеб,
который перечеркнул все.

Чимин провожает уезжающий мерс хмурым взглядом, затем поворачивается к

дому и поднимает взгляд на окна своей квартиры. Свет хоть и не включен, но
мелькающий у окна Чонгук виден ему хорошо. Младший брат, смотря на
произошедшее во дворе с блестящими от вновь навернувшихся слез глазами,
поджимает дрожащие губы и быстро исчезает за окном. Чимин устало вздыхает
и шагает к подъезду, шаркая тапками по асфальту. Чонгук снова будет плакать,
заперевшись в ванной, чтобы ни Чимин, ни Юнги не видели.

Как ни пытайся, часть его боли забрать не получается. Чонгук не хочет ею

делиться, не очень правдоподобно притворяясь, что все нормально, и у него не
зияет огромных размеров дыра в месте, где сердце было. На губах треснутая
улыбка, которая до глаз не доходит, и причиняет Чимину другого рода боль. От
безысходности, что он не может помочь своему родному человеку.

Просто Чонгук спасаться не хочет, руку не протягивает, хоть и тонет. Один в

своей боли варится, не желая других втягивать. В этом весь Гук.

Поэтому Чимину остается полагаться лишь на время. Оно же, вроде как, все
лечит…

(Притупляет).

225/390
Примечание к части Hippie Sabotage - Angels On My Side
Bones - WorstCaseScenario
Bones - Dirt
Eminem - Mockingbird
Lil Wayne feat. The Dream - Sights And Silencers

попытка жить и краской на асфальте

В три часа ночи круглосуточная забегаловка, вечно кишащая людьми,

не так сильно раздражает. Из людей сейчас почти никого, нет идиотской
музыки. Совсем негромко фоном звучит какой-то рэп, который априори бесить
не может. Кто-то, как и Винсент, в три часа ночи считает, что быть вне дома
куда лучше, и бургер жрать куда круче, чем с собственными мыслями наедине в
квартирке, затерявшейся среди сотен таких же. Серо и однообразно. Здешний
стиль жизни.

За окном, возле которого Тэхен присел, ни намека на рассвет: тьма сплошная,

которую неоновый свет вывески разгоняет. И сто сороковой видно: он какой-то
ядовито-зеленый, как тропическая лягушка. То ли тоже неоном залит, то ли
горечью своего хозяина, которую в последние дни на себе стоически терпит. Так
никогда не было раньше.

Рассвета не хочется. Тут хорошо. Приглушенный свет, никто из этих самых

немногих посетителей не смотрит, всем друг на друга похуй, и это каждого
устраивает. Никто не заебывает, ничто не мучает. В темноте отлично. Винсент
не особо-то и старается скрыть себя, такого отвратительного и мерзкого. Ночь
сама все делает. У нее с ним негласная договоренность. Он молчит, не портит
волшебный момент, с неестественно пустой головой поедая свой бургер за
дальним столиком у окна и запивая пивом; а она в свою очередь укрывает,
помогает сносить дерьмо, которое он сам же на себя выливает изо дня в день с
тех самых пор, как потерял ту единственную ценность в своей жизни, что не
позволяла стать тем, в кого в конечном итоге превратился. В гребаного
похуиста, каких планета еще не видела.

От Винсента давно не пахнет его привычной свежестью. От него несет

перегаром и сигаретами, разложением души и невысказанной печалью,
обнявшей сердце клешнями.

Винсент ото всех ушел, как кот, которому пора умирать. Забыл, где в последний
раз свой телефон вообще видел, не особо задумываясь, сколько пропущенных и
непрочитанных там от друзей. Знает, что те переживают, помочь хотят, но
только лишенное чувств «отвалите» получают от него. Но они поймут, должны
понять. Тэхен говорить не хочет. Он им ниче объяснить не сможет. Ему бы кто
объяснил.

Мысль, что может написать тот самый, Тэхен не допускает. Даже на секунду
надежду не впускает в свое сердце, потому что такого быть тупо не может.
Чонгуку не с чего писать и звонить. Ему со стопроцентной вероятностью не то
что думать, — знать Тэхена не хочется. Поэтому Винсент спокоен насчет того,
что где-то посеял свою мобилу. Похуй. Одно жалко: фотки с зайчонком.

Но разве на них смотреть заслуженно?

226/390
Нет.

Винсент незаинтересованно глядит на свой разваливающийся (прямо как душа)

бургер, затем откусывает и медленно жует, не поднимая глаз выше столика.
Веки болезненные, тяжелые. В глазах все кружится до тошноты, а пальцы
слабые, готовы в любую секунду выронить кусок фастфуда, который Тэхен
вынужденно в себя впихивает. Организм готов был отказать полчаса назад. Он
только со спиртом и никотином общается в последнее время. Лучшие друзья по
ситуации, все дела. И всем хорошо. А кое-что другое Винсент благополучно
спустил в унитаз, не сожалея о деньгах, которые мог получить за просранные
колеса. Они под строжайшим запретом, да и тяги к ним уже нет.

Так и тянется существование бессмысленное. А пожрать было необходимо,

чтобы зачем-то поддержать жизнь в бренном теле.

Винсент прикрывает глаза и пьет холодное пиво прямо из бутылки, смягчает им

недавно выдутую водку, чуть не расплавившую глотку и пустой желудок. И все
бы ничего, но чья-то тень, нависшая над душой, сразу жалкое подобие
трещащей по швам идиллии ломает.

— Че один тут тухнешь? Почему не с семьей?

Тэхен, слыша инородные звуки, влезшие в его зону такого себе комфорта, сразу
же раздражается, переключаясь на боевой режим. Мертвое тело незаметно
глазу дергается. Да и глаз сам тоже дергается. Нервы уже даже не натянуты в
тугие струны. Порвались к хуям.

Винсент медленно тяжелый взгляд, с которым определенно точно не хотелось

бы встречаться, поднимает на тушу, загородившую тусклую лампочку. Перед
ним какой-то пацан. Тэхен его либо не знает, либо не узнает из-за своего
нетрезвого (очень мягко говоря) состояния. Да и похуй как-то. Он ставит
бутылку пива возле тарелки с почти доеденным бургером.

— Доебаться хочешь? — хрипло и прокуренно звучит из-за приоткрытых сухих

губ. Даже свой уебский голос слышать тошно, а в мыслях Тэхен его просто не
замечает.

Тема семьи сейчас вообще очень рисковая, а какой-то левый пацан прямо-таки
станцевал на этом минном поле. Подрыв не за горами.

Семья — определенно не те люди, которые объединили свои гены в одно

блондинистое нечто, которое впоследствии киданули в детдоме. Винсент ни на
миг своей жизни не задумывался о них, даже в мыслях никогда родителями не
называл. Вот такой он, просто существующий безродно, звездной пылью
сотканный на какой-нибудь одинокой планете и сюда случайно брошенный. О
большем и глубинном Винсент никогда не думал. Эта теория у него еще в
детстве зародилась в башке, и ее он придерживается. Так по кайфу.

Но есть другие. Люди, которые образуют настоящую семью.

Перед глазами очень кстати всплывает образ зайчонка, но вместо солнечной

улыбки его лицо перекошено болью, а по щечкам бегут слезы. Тэхен никогда
проблем с сердцем не испытывал, но сейчас в груди что-то тупой болью
пронзает, а руки тянутся вперед, чтобы, как обычно, стереть слезы с красивого
227/390
личика и после расцеловать…

Но это все в туманной голове.

В реальности Винсент подскакивает со своего насиженного теплого диванчика и

хватает пацана за грудки, без лишней траты времени сразу же волоча за собой к
выходу. Тот от внезапности даже сопротивляться не сразу начинает. Слегка
попутал.

— Какого хуя, сука? — задыхается от возмущения пацан, чуть не упав задницей

на холодный пыльный асфальт. Винсент его жестко швырнул.

— Хули доебываешься, я спрашиваю? — на улице до пиздеца холодно, аж клубы

теплого пара изо рта вырываются, но голос Тэхена еще холоднее. Прям как у
киллера какого-нибудь, еще в детстве потерявшего сердце. — Проблем захотел?
Я тебе ща обеспечу, — Винсент снова хватает пацана за куртку и с грохотом во
что-то впечатывает. Только потом понимает, что в свой мерс, стоящий позади.

— Да отъебись, псих конченый! — кричит пацан, пихнув Тэхена в плечо, но тому

хоть бы что. В глазах с алкогольной поволокой ни капли жалости, ему только
повод нужен был.

— Ты че рыпаешься? Я тебя, блять, одним ударом разнесу, — язык совсем чутка

заплетается, но угроза от этого звучит не менее пугающе. Пацан чутка
напрягается в крепкой хватке Винсента, но в глазах его так и пылает
уверенность непоколебимая.

— Да кого ты разнесешь? — шипит парнишка, и явно тоже не совсем трезвый,

слюной брызжет, приключений на жопу захотел, вот и прыгает, притворившись
бесстрашным.

— Подставляй ебало, — звучит как приговор. Тэхен со всей серьезностью, на

которую способен, смотрит на парня под собой, после чего резко замахивается.
Он, блять, не шутил.

Неприятное чувство небольшого провала током пронзает руку и разлетается по

всему телу. Костяшки знатно хрустнули. Прямо-таки с аппетитом. А на черном
капоте сто сорокового осталась довольно заметная вмятина от удара. Пацан
ловко извернулся, все-таки оказавшись не таким бухим, как кое-кто. Но боль
слегка взбодрила, жаль только, туман не рассеяла. Тэхен резко оборачивается, и
с этой секунды намерен убивать. Парень хоть и ловким оказался, но избежать
внезапно налетевшего проспиртованного тела не сумел. И вот они оба купаются
в дорожной пыли, брызнувшей крови и взаимных угрозах, освещенные уродским
зеленым неоном.

В этой суете Тэхен не слышит громкий рев мотора подъехавшей тачки.

Запрокинув голову, лежащую на асфальте, он смазано видит три пары ног,
спешно движущиеся в его сторону. А потом еще один удар, прилетевший сверху,
который активизирует в нем новый запас сил и злости.

Винсент делает глоток водки прямо из бутылки, слегка шипя, когда капля
спирта стекает с уголка губы и задевает рану на подбородке, расчесанном об
асфальт. Напротив сидит мрачно глядящий Намджун, поставив ногу на бампер
мерса. На заднем плане Хосок возится с пацаном, которого Винсент все-таки
228/390
отмудохал, пока внезапно появившиеся братаны не разняли. А прямо напротив
стоит сердитый Джин, сложив руки на груди и сверля ничего не понимающего
Винсента.

— Да харе уже, блять, — взрывается Джин спустя какое-то время, грубо вырвав
из руки Винсента бутылку водки.

Тот с возмущением на все лицо поворачивается к другу, так и зависнув с

опустевшей рукой в воздухе.

— Ты че, э? Сам же дал, — как обиженный ребенок тянет Тэхен заплетающимся

пуще прежнего языком.

— Чтоб ты раны обработал, долбоеб, — хмыкает Джин, беря дело в свои руки.
Нашел, кому доверить это. Повелся на это наглое: «я сам в состоянии себе
помочь».

Только вот нихуя не так. И дело не только в полученных после драки ранах.

— Мы весь район обшарили, чтоб тебя найти. Где телефон? — спрашивает

Намджун.

Он еще посдержаннее Джина звучит, но это не значит, что он не зол или не

опечален. Такого Винсента никому не в радость видеть. Этот человек перед
ними разломан до самого основания, но все упрямится, не делает шагов к
исправлению ситуации. Вот, в чем самая проблема.

— Хотя, кого я спрашиваю, — вздыхает Нам, не увидев ничего, кроме холодной

пустоты в глазах друга. Безнадежно.

— Двинем к нам, Давон с ним разберется, — говорит вернувшийся Хосок. Он

привел избитого пацана в чувства и отвел в забегаловку, чтобы о нем там
позаботились. У самих на плечах один охуеть, какой упрямый осел, которого
стопудово сможет усмирить только одна такая же упрямая, не терпящая
возражений Чон Давон.

Винсент, сраженный убойным количеством водки и пива, не сильно-то и

сопротивляется. Идет, куда ведут, садится туда, куда усаживают. Ему не до
того, чтобы остатки сил на оборону тратить. Рядом люди, которые откуда-то
откопали его, спасли от хуйни, которая могла произойти возле той злосчастной
забегаловки, и увозят они его в тепло родных мест. А все реально могло плохо
кончиться: либо Винсента, либо Винсент. И, учитывая итоговое положение,
второе было бы более вероятно. А там и холодные наручники вокруг запястий,
которые в прошлый раз так и напрашивались на руки. Щас бы точно
напросились. А волновало бы это Тэхена? Вот и он об этом призадумался,
прислонившись виском к прохладному запотевшему окну намджуновской
тундры, за рулем которой сидит Хосок. Сам хозяин пересел в мерс, чтобы
отогнать его на парковку.

В другом случае никто и ни за что не сел бы за руль сто сорокового, если его имя
не Винсент, но обстоятельства продолжают гнать против этого самого Винсента.
Да и вообще, он сам против них прет, смачно плюнув и поиграв провокационным
огоньком в пьяных глазах. А сейчас глаза эти в глубочайших думах утонули. Не
до внешней суеты. И хоть в салоне тойоты приятно, темно и тихо, прям уснуть
229/390
охота, все равно Тэхен не в силах удержать свое сознание под контролем. В
голове столько всего, что уже непонятно, что, куда, как и когда. А главное:
зачем. Зачем себя подрывать, шаг за шагом ступая все по тому же минному
проклятому. И следом другой вопрос: а зачем поступать иначе? Все крахом
пошло. Пизда по кочкам и прочее дерьмо. Суть одна. Одно ясно: тот, из-за кого
все это организовалось… не вернется. И так ему будет лучше. Винсент клянется
в этом. Он на миллион процентов уверен, что так Чонгуку будет лучше.

Будет лучше, если рядом не будет придурка, который толком слово «любовь» не
понимает. Ему оно как будто на другом языке нечто. И это нечто как умеет, так
понимает, так преподносит. Да уже и неважно, что с душой, сердцем и со всем
своим существом.

Вот я. Богатый или бедный, добрый или злой, урод или красавчик, но вот я. Весь
твой. Только ты уж прости, если однажды забудусь и как самый последний
слабак кинусь к колесам, чтобы тоска по тебе не была такой разрушающей, а
после, все так же тоскуя по тебе, по теплу твоему, по голосу и телу… спутаю с
кем-то другим. Нет, не прощай. Не прощай такое. Потому что я себя не простил.

Во внутреннем голосе, призрачно обращенном к тому, кто этого никогда не

услышит, Винсент различает дрожь и боль. Тонны, тонны сожаления. Не
поднять. Они давно раздавили его, превратив в мокрое место.

Вроде бы в голове за время молчаливой поездки, где был лишь внезапный

мысленный монолог, разум слегка прояснился, но, как обычно, ноги едва
передвигаются. Тело пропиталось спиртом и отказывается слушать команды
мозга. Пошатывает. Винсент прикрывает веки и упирается рукой в дверцу
тундры, но Хосок и Джин сразу же надежно подхватывают с обеих сторон и
ведут к подъезду. Тэхен несколько дней туда не заходил, предпочитая ночевать
в мерсе, который, вообще-то, не особо успокаивал, одним запахом своего салона
навевая ностальгию по лучшему времени в жизни Винсента, которое он жестко
проебал. Но и в квартире не лучше. Поэтому любимый-ненавистный сто
сороковой стал подобием спасения.

Тэхен с закрытыми глазами, надежно удерживаемый братанами, минует третий

этаж, где его же квартира расположена, и уже на шестом распахивает их
неожиданно широко, сразу же жалея. Перед лицом возникает Чон Давон,
готовая убивать. От ее взгляда даже Джин с Хосоком заминаются, как
школьники. Их она щадит — не провинились. Зато Винсенту дарит весь свой
набор сердитых и осуждающих взглядов, и лишь после того, как на бухом лице
Тэхена мелькает тень вины (да и то вопрос), молча отходит в сторону, давая
пацанам завалиться внутрь. Она довольна. Если хоть какая-то реакция
проявилась, уже хорошо. Давон этому неуловимому мазохисту наконец-то
вправит мозги.

— Не знала бы тебя, решила, что ты бомжара местный, — хмыкает Давон, еще

раз смерив Винсента недовольным взглядом и закрыв за парнями дверь. — Да и
несет от тебя так же. Ты во что себя превратил, чудовище?

— Да че ты так жестко… — мямлит Хосок, мгновенно затыкаясь, когда сестра

зыркает в его сторону.

— Не жестко, а так, как он заслужил, — чеканит она, вновь смотря на Тэхена,

привалившегося к стене.
230/390
А у него возражений нет. Он — чудовище. Давон совершенно права.

— Господи, а с рукой что? — спавшая с плеч Винсента куртка позволяет Давон

заметить бинтовую повязку на его руке. Прямо под изгибом локтя на левой руке,
где вены проходят. Ее голову сразу же не самые приятные и светлые мысли
посещают. Она тянет руку к повязке, но с трудом соображающий Тэхен резко
прячет ее за спиной, возмущенно мямля:

— Н-не трожь, мое, — он яростно мотает головой, не желая показывать руку.

Тогда Давон переводит тревожный взгляд на Хосока и Джина. Пацаны дают
понять, что ее опасения напрасны. Винсент не начал колоться и покончить с
собой тоже не пытался. Там другое.

Кое-что очень важное ему.

Винсент сидит на кухне, прислонившись виском к стене и отстраненно смотря

куда-то за окно. Внизу, по двору бегает собака, что-то вынюхивая. Колено снова
мелко подрагивает под столом. Неудобно. Спортивки Хосока слегка малы, зато
футболка просторная, позволяет чистому пропаренному телу дышать.
Перегаром уже почти не несет. Вместо этого — мятой и чем-то сладким. А еще
фруктовым чаем, который Давон приготовила и поставила на стол для Винсента
и для себя в больших белых чашках. Хосока и Джина она выгнала из квартиры.
Точнее, отправила в круглосуточный маркет, составив список всего, чего в доме
не хватает, пока Винсент в ванне отмокал, приходя в чувства.

И это помогло. Не сказать, что душевное состояние улучшило, но туманность в

глазах рассеялась, и все стало видно настолько четко, что лучше бы глаза
прикрыть. Плюс ко всему, с трезвостью пришла и физическая боль после драки,
а пластыри на лице и костяшках неприятно стягивают кожу. Не хочется всего
этого. Покурить хочется.

И, может, это чудо какое-то, но Давон, сидящая напротив, молча кладет рядом с
чашкой Тэхена пачку мальборо в комплекте с зажигалкой. Определенно, чудо.
Та, которая не выносит курение в квартире и устраивает за нарушение этого
правила жесткий разнос, вдруг сама позволяет покурить. Как будто по глазам
прочла, чего Тэхену не хватает. Жаль только, кое-кого другого она не сможет
так же молча привести и поставить перед ним. Тогда бы ничего больше не
нужно было.

— Тэхен, — Давон зовет мягко, с заботой в голосе. Так она обычно только с
зайчонком разговаривает. Тэхен слегка заметно морщится от этого обращения и
отводит взгляд в сторону, сунув сигу в зубы и чиркая зажигалкой. Не заслужил.
— Ради чего ты себя изводишь? Кому от этого будет хорошо? Тебе точно нет.
Нам всем тоже. Мы тебя любим, и видеть, как ты над собой издеваешься,
тяжело. А ты подумай, что сейчас с ним…

И, наверное, это первая живая реакция за все время. Тэхен смотрит на Давон
так, будто она коснулась запретного. Влезла в то, во что не должна была. Но ее
это не пугает и не волнует. Она именно такого эффекта и ждала, поэтому
молчит, боясь спугнуть и упустить момент. Тоже глядит на Винсента, легко
сдерживая оборону под натиском режущего взгляда. Тэхен-таки размыкает
231/390
сухие губы, наконец-то подавая голос и не отвечая привычным «тебя не ебет».
Вместо этого звучит другое.

— Вот именно. Че сейчас с ним? — спрашивает Винсент, чуть приподняв бровь и

перебирая в длинных пальцах фильтр сигареты. — И я должен чувствовать себя
охуенно, пока он…

— Загибается от боли? — бьет Давон, не меняясь в лице, все так же глядя на

Тэхена. Видно, что его эти слова ранят. Они жестче пощечины. Они — лезвие,
которое глубоко в кожу входит, пуская холодную кровь. — Да, ты виноват.
Виноват в том, что все это время молчишь, как баран, ничего не пытаясь
изменить. А ведь можешь. Запросто, Тэ. И его, и свои мучения прекратить ты в
состоянии. Ему нихрена не лучше от того, что он сейчас сидит и придумывает у
себя в голове все самое ужасное, когда на деле ситуация намного проще. Ты как
никто знаешь, какой он ранимый, если дело касается кого-то близкого. А ты ему
так близок, что в чем-то даже Чимин позавидует.

— Может, так и должно было случиться? — Тэхен поднимает взгляд к потолку и

выпускает густой дым вверх, на пару секунд теряя Давон из виду. — Когда-то
Чимин сказал, что я не вписываюсь в его будущее. Не было ни дня, чтоб я не
вспоминал эти слова. Чонгуку же семнадцать только. Вся жизнь впереди, а он
уже со мной ее связал. В таком возрасте, когда миллионы раз может передумать
и че-то новое для себя найти. Или кого-то нового… — от сигареты так не горчит,
как от собственных слов, которые спустя долгое время, наконец, были
проговорены вслух. И кто бы мог подумать, что услышит их Чон Давон. — Он
постоянно со мной на нервах. Ему тяжело со мной. Я же не дебил, все вижу, —
горько усмехается Тэхен, опустив взгляд на свои пальцы. — Поэтому хочу, чтобы
ему было легко.

— Таких отношений, как у вас, я никогда не видела. Вы, блять, буквально

дышать друг без друга не можете. Воздух без него тебе не сладок, да? — Давон
бросает взгляд на сигарету, зажатую меж губ Винсента. Даже отвечать не надо,
и так все ясно. — Только ты должен понимать, что переживать за родного
человека — это нормально. Я его переживания разделяю. Помнишь, что со мной
было, когда в Хосока стреляли? Да когда с любым из вас что-то происходило. А
он еще ребенок, его чувства открытые, уязвимые. Он боится, и это в порядке
здешних вещей. Мы тут все нервы просрали в тот день, когда родились. А ты
просто слепой идиот, — Чон закатывает глаза. — Хотя, со стороны всегда лучше
видно. Он тебя любит так, что позавидовать можно. Это точно не похоже на
мимолетную влюбленность, которая легко и быстро может пропасть, как будто и
не было. Он тебя по-настоящему любит, Тэхен. Самой чистой и искренней
любовью.

Тэхен вздыхает и закрывает глаза, прислонившись затылком к стене.

— От этого нихуя не легче.

Ведь Чонгуку от этого тяжелее.

— Поэтому ты себя медленно вытесняешь из жизни? Это не выход, — Давон

мотает головой и резко забирает у Винсента сигарету, туша ее в пепельнице.
Тот даже понять ничего не успевает. Она снова строго глядит на него,
гипнотизируя глазами, чтобы все внимательно выслушал, не посмев ни на
секунду отвлечься. — Мы все ошибаемся. Мы допускаем глупые ошибки по
232/390
случайности, по незнанию, а иногда — потому что всего лишь хотим как лучше.
Но это не значит, что мы не достойны после этого любви и второго шанса. Ты
проебался лишь в том, что дал ему уйти с ошибочной правдой, которая у него в
голове сформировалась. И чем дольше ты бездействуешь, тем хуже делаешь
вам обоим. Но если хочешь все уничтожить — тогда продолжай в том же духе.

Винсент снова замолкает, исчерпав себя. Слушать Давон оказалось намного

тяжелее. Хоть после ее слов кое-что прояснилось в голове, все равно это было
пыткой. Да и она выглядит так, будто продолжать этот разговор не намерена,
потому что высказала все, что хотела. Дальше дело за Тэхеном. Услышит или
пропустит такие важные слова мимо ушей, снова нырнув в свое прекрасное
самобичевание, которое все еще считает очень даже заслуженным. Давон ведь
сама сказала, что Чонгук от боли загибается. И вполне может в этот самый
момент, пока она заставляет слушать и пытается убедить в возможности все
изменить. Звучит это легко, а на деле…

Винсент непринужденно смотрит людям в глаза. Иногда с самодовольством,

иногда с издевкой, иногда с провокацией. Ему в принципе нетрудно смотреть в
глаза. В любые глаза. Но сейчас он представить не может, как в чонгуковы
заглянет. Как посмеет в них заглянуть. Не порезавшись, не сгорев заживо в
сотый раз в вине, что глубже самой Марианской впадины.

Поэтому и сказать нечего. Винсент встает со стула, подцепляет ушко чашки

пальцем и поднимает ее к лицу, делая глоток. Слегка остыл. Давон тоже
молчит, внимательно смотря на Тэхена, не пытаясь еще в чем-то убедить. Она
действительно сказала все, что было важно.

Винсент так и выходит с чашкой из кухни, бросая:

— Посплю у Хосока.

— Не хорони себя, Тэхен, — вместо «сладких снов». Винсент, ничего не ответив,

никак не отреагировав, исчезает за дверью в спальне Хосока.

Он ставит чашку на тумбу, сделав еще пару глотков, и заваливается в кровать. А

в голове четко звучащий голос Давон.

Любит. По-настоящему. Самой чистой и искренней.

Любовью.

А достоин ли?

Возможно.

Тихий всхлип, каких было уже сотни, в маленькой ванной звучит слишком
громко, и оттого ощущение, будто его слышали абсолютно все. Чонгук жмурит
щиплющие от слез глаза и глубоко вздыхает с дрожью. Он с этой светло-голубой
плиткой, которой уложен пол ванной, тесно знаком теперь, каждую мелкую
трещинку ее знает, каждую неровность, появившуюся со временем. По ней
целые реки чонгуковых слез растекаются уже не в первый день. А после того,
как поток прекращается вместе с успокаивающейся истерией, он, лежа на боку,
233/390
указательным пальцем их размазывает, какие-то узоры соображая.

Рукава толстовки задраны до самых пальцев, они прячут самое страшное

напоминание о большой любви, которая была таковой, видимо, только для
Чонгука. В первые дни он пытался это напоминание, состоящее из семи
символов, стереть, не боясь содрать слой кожи, кровь пустить, изнутри свою
горечь увидеть. Но оно… это напоминание не уйдет, никуда не исчезнет, как и
то, что в голове навечно засело. Как ни старайся, а от воспоминаний не
избавиться. Клеймо на руке, которым Чонгук так гордился, стало проклятьем.

Плитка даже уже не холодная, Чонгук ее нагрел своим теплом уходящим. И

откуда оно в нем еще? Давно ему нет места в опустевшем теле, где нет самого
главного — сердца. Чонгук убегал без оглядки, второпях свою боль собрал,
уходя, а про сердце забыл. Так оно и осталось в руках того, кому совершенно не
нужно.

Не сказать, что у Чонгука хорошо получается держаться, но он изо всех сил

пытается. Чимин и Юнги, конечно же, насквозь его видят, но спасибо им за то,
что не разоблачают. Спасибо им, что делают вид, как будто не слышат всхлипов
за дверью ванной, хоть и нелегко им чужую боль молча наблюдать со стороны. И
спасибо им, что делают вид, будто не видят красных опухших с утра глаз, с
которыми Чонгук вынужден идти в школу. И хоть Чимин предлагает остаться,
отдохнуть, — малой не соглашается. В школе можно отвлечься, занять голову
мыслями о математике и прочей херне, которая никак не укладывается в мозгах.
Чонгук на уроках слышит совершенно другое — свой внутренний неутихающий
плач. Последствия морального разрушения оказались куда страшнее, чем
казалось. Подумаешь, всего лишь своего любимого за изменой застал.

Может, кто-то другой к этому привык. Бывают же пары, в которых измены

становятся привычным делом. Но для Чонгука это настоящий конец света. Боль
не уходит, а слезы не высыхают, но все равно не верится, что это произошло в
реальности. А может, есть хоть маленький шанс, что это все-таки затянувшийся
гребаный кошмар?

В школе отвлекает не сама школа, а Бэм. Друг всячески поддерживает,

поднимает всевозможные темы, только бы не давать Чонгуку уходить в тяжелые
мысли, и шутить не забывает. Гук вроде бы и улыбается, хоть и видно, что через
силу, но в глазах его необъятная боль. И тогда Бэм задумывается: как же много
друг выдерживает? Сколько тяжести он в своей душе тащит?

Помимо Бэма Чонгук иногда видится с Хосоком, Джином и Намджуном. Но

почему-то тяжко с ними взглядами встречаться. Они тоже как будто что-то
хотят сказать, но не могут, а в их глазах Гук видит отражение Винсента. Они и
на него так смотрят? Наверняка нет. Эта жалость никому не нужна, и друзья ее
скрывают, но Чонгук все равно видит ее сквозь слои других эмоций. Хороших,
теплых. Тех, по которым малой скучает, как и по посиделкам с друзьями. Но
жалость… Видимо, ей место за общим столом всегда будет.

Чонгук не всегда плачет. Может быть, время все-таки делает свое дело, потому
что слезы больше не норовят покатиться при мимолетной мысли о Винсенте.
Вместо них теперь появляется злоба, и даже случайно брошенный недовольный
взгляд выводит из равновесия.

Чонгук хлюпает носом и поднимает ладонь к лицу, разглядывая разбитые

234/390
костяшки пальцев, покрывшиеся коркой. Плитка под щекой горит от горячих
слез, ресницы слиплись, а губы пересохшие, чуть подрагивающие. В дверь уже
стучит Чимин, прося выйти и поесть. Нужно встать, быстро собрать себя по
кусочкам (Чонгук уже наловчился это делать) и выйти, как ни в чем не бывало.

Гук не помнит, сколько времени уже прошло с тех пор, как он снова стал жить с
братом. Возможно, недели две. И не сказать, что за это время совсем ничего не
изменилось. Чимин и Юнги спасли малого. Они не лезут в душу, не пытаются
поменять сознание Чонгука, настроить против чувства любви, в котором тот
успел разочароваться. Эти двое ненавязчиво показывают, что жизнь на этом не
останавливается, что движение продолжается, и это только самое начало
длинного и интересного пути. И Чонгук с этим согласен. В какие-то моменты он
загорается, полный стремлений, готовый двигаться вперед и менять жизнь, но
потом он вспоминает… Да. Впереди длинная дорога, полная приключений, но
все это будет происходить без него. Чонгук этого осознать никак не может.

Все, о чем он мечтал, что планировал сделать вместе с Винсентом… прахом

стало.

Ледяная вода из крана бодрит и колет красные горящие щеки. Она уносит с
собой очередную порцию вылитой боли вместе со слезами. И каждый раз Чонгук
себе говорит, что больше не будет плакать, но все происходит по новой, когда
он себя в отражении зеркала видит. Такого… ничтожного. Жалкого. Точно
побитый щенок, пинком выброшенный на холод жестоких улиц. Хочется по
зеркалу ебануть кулаком, только бы это зрелище не наблюдать каждый раз,
заглядывая в собственные глаза. Там поселилась вечная грусть, а уходить все не
хочет.

Чонгук долго умывается, долго вытирает лицо полотенцем, долго собирается с

силами, чтобы не развалиться за порогом ванной на глазах у брата и Юнги.

Чимин сообразил ужин на троих, ждет. Юнги сидит рядом с ним за круглым
столом, откинувшись на мягкую спинку стула и куря очередной косяк. А может,
просто сигарету.

Когда они видят Чонгука, то даже в лице не меняются. Чонгук рад этому, потому
что ему не нужна чрезмерная забота из жалости. Брат и друг ведут себя, как и
всегда.

— Гук, суп остывает, ешь, — указывает Чимин на тарелку напротив и

продолжает свой ужин есть.

Чонгук молча садится, берет ложку в пальцы и опускает голову, замечая свое
искаженное отражение на поверхности супа. Каким же унылым дерьмом он
выглядит… Не суп. Чонгук.

— Чуть позже выйдем мяч погонять, ты вообще запустил себя, — строго говорит
Чимин. Чонгук только коротко кивает. Сил открывать рот лишний раз не
осталось. — Пока пять голов мне не забьешь, не вернемся домой.

Чимину нихуя не легче. Он хочет встряхнуть своего брата, привести в чувства,

но тот слишком замкнулся в себе. Он приучается к новой боли, какой никогда в
жизни прежде не испытывал, пробует ее на вкус и знакомится, пытается понять,
как с ней быть, что делать. Чимин боялся, что когда-то его брат такое чувство
235/390
познает, опасался этого, но предотвратить не вышло. Любовь по своим правилам
работает. Винсент все-таки разбил наивный детский мир самым жестоким
образом. На него зла не хватает. Каждый раз, слыша всхлипы, доносящиеся из
ванной, Чимин подрывается с места, норовясь нагрянуть к тому, кто причинил
брату боль, и сполна ее вернуть в виде пролитой крови, только Юнги всегда
останавливает, стеной становясь перед дверью, остужая порыв, хотя и сам зол
не меньше. Никто из них не думал, что Тэхен на такое способен.

А когда они к Намджуну в бар идут, где вечерами дела обсуждают, Чимин
надеется, что Винсент там будет, чтобы кулаки почесать. Но еще для того,
чтобы в его глаза заглянуть и самолично все увидеть. В тот вечер, когда
Винсент приезжал к их с Юнги дому, Чимина замкнуло. Он был готов взорваться
от ярости. Он не смотрел четко, не слышал (да и слышать было нечего). И только
одного не понимал: зачем Винсент приехал?

Уже после, снова слыша всхлипы за дверью ванной, сидя на кухне на пару с
сигаретой, Чимин задумался. Вспоминал то, что под окнами дома увидел. Одно
не вяжется с другим. Если Тэхен из каких-то своих личных соображений
извиниться решил, лишь бы только совесть очистить, то почему выглядел хуевее
мертвеца? Так, как будто… страдает? Как будто в его глазах сконцентрировано
не меньше боли, чем в глазах маленького брата. Отчего же?

Чимин не хочет далеко заходить в своих предположениях. Факт остается

фактом. Чонгуку хуево из-за этого урода. Может, как друг Тэхен отличный, и, не
задумываясь, под пули бросится, спину прикроет, но как человек любящий,
заботящийся и тепло дарящий — полный ноль. Миссию провалил, и Чимину не
особо хочется выяснять причины, в дерьмо чужое лезть. Ему бы Чонгука из его
депрессухи вытащить, в люди вернуть.

Чимин действительно хотел еще раз в эти глаза заглянуть, вот только Тэхен ни
разу с тех пор, как тот к ним во двор заявился, не приходил в бар к Намджуну.
Пацаны тоже о нем не говорят, вообще не поднимают тему, Тэхена и Чонгука
затрагивающую. Как-то всем вдруг хуево стало. Все не то, как-то напряженно,
тускло. Оно и понятно.

Поужинав, Чимин достает из шкафа мяч, хватает Чонгука и Юнги, и тащит на

площадку неподалеку от дома. Юнги вообще охуел, чуть не поперхнувшись. Он
не особо-то и любит бегать (в детстве обожал), надеялся поваляться на диване с
сигаретой, телек посмотреть, но тут и его заставили активность проявлять.
Только ради Чонгука возникать не стал.

— Че-то пиздец холодно, — Юнги шмыгает носом и трет ладони друг о друга.
Еще не успел из падика выйти, а уже ежится, мечтая развернуться и газануть
обратно в хату, в тепло и покой. Но Чимин за бок слегка щипает, что прям через
куртку ощутимо. Юнги аж подпрыгивает на месте, недовольно зыркая на
рыжего. И материт мысленно, а тот только подмигивает, вместо нового щипка
мажет ладонью по талии своего парня и подходит к идущему впереди Гуку,
вешая руку на его плечо.

— Я блевану, если бегать начну, — морщится до отвала сытый Чонгук, утерев

похолодевший нос тыльной стороной ладони и косясь на довольного брата.
Чимин решил быть навеселе. И нет, он не притворяется, не делает это
вынуждено. Почему-то реально настроение появилось впервые за последнее
время, и он надеется им поделиться с братишкой.
236/390
 — Жиры растрясешь, — Чимин упирает мяч в живот младшего и бросает
смешок. — Так хвалился своим прессом, но ты его уже наверное потерял без
тренировок. И кто тогда будет самым крутым? Я. Точно не ты, хиляк.

— Да нифига, — возмущается Чонгук, удивленно уставившись на

ухмыляющегося Чимина. — Мы с Юнги тебя сделаем, — решительно говорит
малой, с вызовом смотря на брата. Юнги сзади корчит страдальческую рожу и
поднимает взгляд к небу, как будто там спасения ищет.

— Может, я судьей буду? — с надеждой спрашивает Мин, смотря на братьев.

— Нет, — синхронно отвечают те, повернувшись к Юнги.

— Бери себе Юнги, хоть целую футбольную команду приведи, я всех сделаю, —
улыбается Чимин, подмигивая малому.

— Ща посмотрим, — кивает Чонгук, уверенно шагая к центру поля на площадке.

Мелкая трава на газоне поблескивает от влаги, осевшей на ней с приходом

холодного вечера. Два чудом сохранившихся прожектора по обе стороны от поля
освещают площадку, а свет из квартир окружающих домов напоминает трибуны.
Поле здешние ценят и особенно берегут, а порой с бомжами воюют, чтобы те не
загадили. За газоном сами ухаживают, сетку на воротах обновляют
своевременно, освещение, все дела. Тут живут таланты, которым любая крутая
футбольная команда позавидует, и жаль, что они так и остаются в тени. Чимин
тоже в их числе, а Чонгук никогда не смирится с тем, что брат не стал
профессиональным футболистом.

— А как насчет два на два? — вдруг спрашивает Чимин, задним ходом отходя на
свою сторону поля.

Чонгук от вопроса слегка теряется, смотрит на брата непонимающе, даже

зависает, так и не положив мяч на землю. И хочется треснуть себя по башке,
потому что в голове сразу же появляется образ Винсента. Два на два же…

— Набери Бэму, он же тут рядом живет. Пусть подкатит к нам, — Чимин сразу
же рассеивает образ в голове Гука, поняв, что не совсем ясно выразился. Теперь
для Гука слово «двое» совсем по-другому воспринимается.

Чонгук коротко усмехается, выходя из прострации, и ставит мяч на землю.

— Че, ссыкуешь в одиночку? — спрашивает он, стараясь звучать не так

сломлено.

— Да нихуя, просто так честнее и интереснее будет, — пожимает плечами

Чимин.

— Я согласен, набирай своему другу-недорэперу, — Юнги сует руки в карманы

куртки и несильно пинает мяч носком кроссовка. — Чимин нас не выдержит
один.

— Да ты дыра в команде. Ты что есть, что тебя нет, — закатывает глаза Чимин,
хмыкая.
237/390
 — Дыра, блять? — Юнги поднимает брови, зависнув в ахуе, и смотрит на Пака
так, будто щас с лица земли сотрет. — Ты за базаром следи, Пак Чимин. Забыл,
как я тебя уделывал раньше? Так вспомни, а то я в тебе дыру проделаю.

— Да харе вам, — встревает Чонгук, засовывая телефон в карман куртки. — Ща

Бэм прибежит.

Он уже привык в чиминовской куртке ходить, на свою смотреть не хочется. На

ту, что Винсент подарил. Она лежит где-то в глубинах шкафа, его свежести
ароматом пропахшая из-за долгих объятий, оставшихся в далеком прошлом. А
куртка Чимина пахнет одеколоном, который навевает только приятные
воспоминания. Брат всегда рядом.

Юнги и Чимин мгновенно забывают о своей перепалке, но взглядами друг другу

обещают продолжить этот разговор потом, когда рядом вообще никого не будет.

— Отлично, проигравшие будут бежать десять кругов вокруг площадки, а потом

в магаз и до дома. Тоже бегом. Победители выбирают фильм и удобные места
перед телеком, — Чимин ухмыляется, заметив мелькнувший во взгляде Юнги
ужас. Ради этого стоит побороться.

Бэм не заставляет себя ждать. Пока пацаны разминаются, он добегает до

площадки и едва не поскальзывается на влажном газоне, вызывая общий ржач.
Под дутой курткой у него звенят неизменные цепи, и от этого хочется смеяться
еще сильнее.

— Ты че, в местном клубе зачитывал? — усмехается Юнги, глядя на пацана,

пытающегося выглядеть круто и эффектно.

Бэм из-за своего смешного появления не теряется, уверенно подходит к

пацанам, крепко пожимает руки каждому, а на чиминовой руке задерживается
на секунду дольше. В глаза ему глядит, как на кумира, и стопудово фанатский
писк сдерживает. Чонгук на это тихонько хихикает. Он-то знает, как Бэм с
Чимина тащится и мечтает быть таким же, как и брат.

— Я в магаз ходил, маман отправила за хлебом, от репетиции отвлекла, —

бурчит Бэм, тоже присоединяясь к разминке и делая растяжку своих длинных
костлявых ног.

— Что-то пишешь? Зачитай нам как-нибудь пару строк, набирай аудиторию, —

говорит Чимин, улыбнувшись. Бэм слегка смущается, но все равно активно
кивает. Его хотят услышать. Да еще и кто! Чонгук прям видит, какую дозу
мотивации друг сейчас получил.

— Да, по-любому! Как только готово будет, — тараторит Бэм, уставившись на

Чимина.

— Окей, а теперь пора играть. Не оттягивайте неизбежный проигрыш, — Юнги

звучит прям как герой перед боем в фильмах. Дохуя пафосно.

— А кто с кем в команде? — спрашивает Бэм, выпрямив ноги и потерянным

щеночком глядя на пацанов.

238/390
— Ты в моей команде, — чиминовский голос для Бэма звучит, как голос самого
Бога.

Он там, наверное, видит нимб над головой Пака и белые крылья за его крепкой
мускулистой спиной. И снова готов от счастья пищать. Он удерживается, чтобы
не подпрыгнуть на месте от радости, и чуть ли не летит к Чимину, благодаря
небеса. Не то чтобы ему не нравится Юнги… Просто Мин дохуя опасным
выглядит, а еще стопудово ругаться будет, если что не так пойдет. Бэм считает
Юнги крутым, но быть с ним в команде он просто ссыкует.

— Ну все, пошла жара, — придав голосу эпичности, как Юнги только что,
говорит Чонгук, вставая перед мячом в центре поля.

И игра начинается.

Им кажется, что это выглядит круто и эффектно. Тяжелое дыхание, горящие

легкие, брызги влаги при столкновении кроссовка с блестящим мячом,
враждебно настроенные лица соперников и… все то в замедленном, то в
ускоренном темпе. Но те, кто с трибун, то есть, из окон окружающих площадку
домов глядят, наверняка угорают со зрелища. Это не футбол, а чертово
фигурное катание. Да и то слишком красиво выглядит. Это подобие хоккея.
Короче, все скользят по траве, пытаясь ногой зацепить укатывающийся мяч. И
вроде бы есть прогресс, голы забитые имеются, но выглядит это чертовски
смешно. И самим пацанам смешно. От смеха и валятся на влажный газон.

Чимин звонко смеется, а Бэм от его смеха не удерживается. Юнги из-за них всех
ржет, а Чонгук за живот хватается и катается по земле, глядя, как парни
отчаянно борются за мяч. Ноги друг другу отбили. И вроде никто из них не
новичок в футболе. Тот же Бэм. Все тут с детства обучены игре, а сейчас как в
первый раз. И как-то похер становится, у кого там больше голов забито. Веселее
смотреть на то, как пацаны с приближением соперника бегут к воротам,
поскальзываясь и падая в тысячный раз. И вся эта битва века уже не выглядит
такой эпичной. Просто смешно до усрачки. Надо было бутсы надевать.

Мечта Юнги сбывается, и вот они все валяются на траве. Влажные от пота и
газона. Жаль только звезд над головой не видно, прожекторы все засветили, но
и так круто. Все четверо тяжело дышат. Раскрасневшиеся, с блестящими и
широко распахнутыми глазами, в которых так и искрится веселье, а на губах
довольные лыбы застыли, не хотят стираться.

— Кто выиграл-то? — спрашивает Чонгук, повернув голову вбок, чтобы пацанов

видеть.

— А хуй его знает, — смеется Чимин, помотав головой.

— Стопудово мы, Чонгук много раз в сторону ваших ворот бежал, — пыхтит
Юнги, облизав сухие губы.

— Бежал-то бежал, а че дальше было ты не видел, наебнулся раз сто, —

ухмыляется Чимин, получая слабый удар кулаком в живот.

— Да мы все обваляли газон, — хихикает Бэм.

— А ты ниче играешь, кстати, — отмечает Чимин, приподняв голову и глянув на

239/390
парнишку.

— О… с-спасибо, — смущается и теряется Бэм, хлопая глазами.

— Как-нибудь сыграй с нами, когда норм погодка будет, — предлагает Юнги,

закрыв глаза. Хуй он теперь встанет. Тут и уснет. И плевать, что от холода
сдохнет. К Чимину прижаться можно. У этого что сердце, что тело, горячие, как
солнце. С ним не замерзнуть.

— А кто в магазин в итоге пойдет? — хмурится Гук, сложив руки на груди.

— Вместе, наверное, — Чимин с кряхтением поднимается и отряхивает одежду

от прилипших травинок. И волосы взъерошивает, влагой брызжа прямо на Юнги.
Специально прямо над ним навис и злорадно смеется.

— Бля! Че за дождь ты устроил? — вскакивает Мин, мгновенно оказываясь на

ногах.

— Школота, хорош лежать. А то и вас потный дождь настигнет, — угрожает

Чимин, подходя к мелким.

Чонгук морщится и быстро подскакивает с земли синхронно с Бэмом.

— Ну че, двинем уже или еще хотите сыграть? — спрашивает Пак, зачесывая
челку назад.

— Я хочу парочку раз попробовать забить гол, не наебнувшись, — Чонгук вновь

оживает и быстро идет к мячу, лежащему неподалеку от пацанов. — Бэм,
вставай на ворота!

Чимин лишь пожимает плечами, хотя внутри радуется, как ребенок. Чонгук
впервые за долгое время похож на себя прежнего. На того Чонгука, который не
знал боли разбитого сердца. И на миг даже кажется, будто не было в его жизни
никакого Винсента. Только самые родные. И как же не хочется, чтобы этот
кайфовый вечер кончался. Что с малым будет, когда он снова уйдет в комнату,
собираясь спать, и останется наедине со своими мыслями? Неужели будет с
теплой улыбкой на губах вспоминать сегодняшний день? Чимин хочет верить,
что боль хоть немного покинула раненную душу его младшего братишки.

Они с Юнги отходят к сетчатому забору и садятся на длинную деревянную

скамейку, где выцарапаны десятки имен. Когда-то давно Чимин с Юнги тоже
свои выцарапали. А позже и Чонгук. Имя Бэма тоже здесь где-то затерялось. Тут
каждый, кто играл на этом поле, записан.

Чонгук и Бэм вовсю уходят в игру по новой, смеются и шутливо друг друга
обзывают, прыгая у ворот, как озорные щеночки, которых вывели на прогулку.
Чимин с легкой улыбкой на губах наблюдает за ними, облегченно вздыхая. Вечер
действительно хороший.

— Бля, перестали двигаться, и холодно стало, — бормочет Юнги рядом. Он

боком прижимается к Чимину и шмыгает носом, тоже наблюдая за мелкими. Пак
поворачивает к нему голову, молча берет его холодные ладони и сует в карман
своей куртки вместе со своими, крепко их обхватив и растирая большим
пальцем.
240/390
Юнги расслабляется и позволяет себе опустить голову на плечо Чимина.
Прикрывает глаза, вздыхает, тычется носом в его теплую шею и коротко целует,
не удержавшись. Так хорошо. Очень хорошо.

Но идиллия быстро рушится, когда где-то поблизости слышится шуршание

пакета. Юнги сразу же выпрямляется и вытаскивает руки из кармана Чимина,
оборачиваясь. Пак тоже поворачивает голову.

— О, пацаны, а вы че тут? — мимо проходящим оказывается До Джихан. Он

снимает наушники и быстро сует их в карман, широко улыбаясь друзьям. Он
сворачивает с тропинки, которая расположена прямо рядом с площадкой, и
входит внутрь. О его колено бьется висящий на локте черный пакет, а из
наушников приглушенно слышен какой-то трек, полный басов. До ставит музыку
на паузу и, пожав пацанам руки, опускается на скамейку рядом.

— В футбол поиграть вышли, — пожимает плечами Чимин. — А ты че? В магаз

ходил? — он кивает на пакет Джихана.

— О, я бы тоже поиграл, но вы тут походу повалялись нехило, а я пачкаться не

хочу, — смеется До. — Вот, вышел чай купить.

— У тебя уже кончился? — Юнги вскидывает бровь. — Я б подсыпал еще.

— Да я не себе, — отмахивается До. — Сестре Хосока.

— Опа, для Давон, что ли? — ухмыляется Чимин, неоднозначно поиграв

бровями.

— Ну да. Я думаю, ей зайдет, — Джихан слегка мнется, чешет затылок и

отводит взгляд, смотря на Чонгука и Бэма, вошедших во вкус.

— А че цветочки не купил? — спрашивает Юнги, достав из кармана пачку

сигарет и зажигалку.

— Да нахуя они нужны, — вздыхает До, кривя губы, как будто от боли.
— Завянут все равно. А тут сушеные, вкусные и ароматные цветочки. Хоть
попить можно.

— Она вышвырнула твой веник, да? — Чимин прыскает, но пытается держать

себя в руках. Даже спрашивать не стоило, у До все на лице написано.

— Пизданула мне по ебалу ромашками, — Джихан поворачивает к пацанам

голову и тычет пальцем на свой правый глаз с покрасневшим белком. Выглядит
херово. Пак с удивлением присвистывает, вскинув брови.

— Ебать… Ну хорошо, что хоть не розами.

— Ага, а то шипы, все такое… — Юнги морщится, представив, как это было бы
больно.

— Пизда глазу была бы, — кивает Чимин, вздрогнув от одной мысли.

Джихан на этих двоих смотрит, как на придурков, и лишь устало вздыхает,

241/390
помотав головой.

— Ну вас нахуй. Мясо любите?

— Обожаем фильмы ужасов, — усмехается Юнги, стряхивая пепел на землю.

— Идем к нам, вместе глянем, — предлагает Чимин, повесив руку на плече

Джихана. — Как раз думали, че посмотреть сегодня.

— Пивас будет? — До сразу же оживляется и о своей боли забывает.

— Ты че, куда ж без него? — шутливо возмущается Чимин.

— Тогда погнали!

Чонгук скидывает полотенце, надевает боксеры и свободную кофту с длинными

рукавами, наконец заваливаясь в постель после веселого шумного вечера. В
голове приятная легкость и звон от громкого смеха. Ужастик оказался не таким
ужасным. Каждая сцена подвергалась критике и смешной озвучке Джихана,
Чимина и Юнги, что превратило фильм в комедию. Да и пиво в голову ударило,
делая все еще более угарным. Гук не помнит, когда в последний раз столько
смеялся. Живот до сих пор побаливает. Зато пресс подкачал. В общем, вечер
удался, а завершения его очень не хотелось.

На душе приятный осадок. Уголки губ не хотят опускаться, а глаза не

наполняются слезами, как это бывает обычно. Все четко, а о том, что будет
завтра, думать не особо хочется. Сегодня будут хорошие сны, а боль соизволила
отойти на второй план, дав передышку. Потому что нет надежды на то, что она
уйдет навсегда. Дыра в груди слишком медленно затягивается, иногда
прогресса даже не видно. Но сегодня что-то произошло. Чонгуку действительно
было хорошо, а не так, когда он, насильно улыбаясь, выдавливает из себя эту
мысль. Ведь так работает время? Отвлекает и притупляет, помогает двигаться
дальше. Наверное, в таком духе Чонгук сможет продержаться и не развалится.
Наверное, он сумеет…

Наверное.

Сухая и теплая подушка под щекой определенно лучше холодного и мокрого от

слез кафеля. Чонгук глядит на свою руку, выглядывающую из-под одеяла,
грызет нижнюю губу, пребывая в сомнениях, мысленно борясь с собой, но все же
решается. Пальцем другой руки цепляет край рукава и медленно тянет вверх, к
локтю, обнажая кожу, освещенную уличным фонарем, заглядывающим в
комнатку. Татуировка на месте. Все такая же четкая и аккуратная, не
поврежденная многочисленными попытками стереть. Как это было наивно. От
нее не избавиться.

Гук прикусывает дрогнувшую губу и чувствует, как в горле образуется

болезненный комок. Наполняющиеся слезами глаза неотрывно глядят на буквы
и цифры, выбитые на коже чуть ниже изгиба локтя. В груди ноет, из дыры в ней
повеяло холодком… там так пусто.

Чонгук кончиком пальца аккуратно ведет по татуировке, охваченный мелкой

242/390
дрожью. И вроде держится, изо всех сил пытается. Думал, что все чудесно будет
теперь, думал, что боли места на первом плане больше не будет. Но… все еще
хорошо. Правда. Положительные эмоции сегодняшнего дня все еще держат
Чонгука в своих заботливых объятиях, напоминая о родных людях, которые
никогда не оставят одного. И Гук правда счастлив. А боль в груди…

Чонгук не выдерживает, когда слышит свой же всхлип. Он жмурится, накрывает

ладонью татуировку и утыкается лицом в подушку, больно кусая себя за губу,
подавляя плач.

Боль в груди не от обиды. Нет.

Чонгук скучает. Безумно скучает.

— Чтоб к концу недели бабло было у меня на руках, Сун, — Намджун угрожает
парню, стоящему напротив, пальцем. Его голос звучит убедительно, твердо. Он
уже привык таким тоном с должниками базарить. — Я серьезно, щас не то
время, когда я готов закрывать на долги глаза. Бабки нужны.

— И без шуток. Я тебя найду, — предупреждает Хосок, сунув руку в задний

карман джинсов. У Суна глаза расширяются от страха. Он быстро кивает и
делает короткий шажок назад. Хосок удовлетворенно хмыкает и убирает руку.

— Принесу деньги в срок, отвечаю, Нам, — обещает парнишка Намджуну и

резко разворачивается, быстро сваливая куда подальше от переулка. Спустя
пару секунд он исчезает из виду. Ким усмехается и поворачивается к Хосоку.

— Почему у тебя до сих пор нет оскара, Хосок? — с восхищением в голосе

спрашивает Намджун, хлопнув Чона по плечу. — Круто ты его припугнул. Типа
ствол за поясом, дохера опасный.

— Ну, а хули? Некоторые без пресса не понимают, — пожимает плечами Хосок,

идя с братаном к тундре, стоящей за углом.

Хосок временно замещает Тэхена, если так можно выразиться. Вообще, с

Винсента сейчас спросу нет. Он пытается реабилитироваться, вернуться в мир,
проснуться от своего личного кошмара, в который сам же и нырнул. И, вроде
как, это не несет потерь для бизнеса, но Хосок, от дел отошедший, решил снова
вспомнить былые времена. Не сказать, что скучает, но иногда чего-то такого не
хватает. Типа имеет какую-то власть. Да даже угрожать круто, если честно. Ему
просто нравится тусоваться с Намджуном и таскаться по всяким углам, кого-то
прессануть, кому-то толкнуть чего, с кем-то о чем-то договориться, и всякое
такое. У Намджуна хватает людей, которые всем этим занимаются, но он себя не
возносит до небес. Нам не зависает в крутом кабинете, как какой-нибудь Тони
Монтана, купающийся в героине и попивающий лучший виски. Он все сам любит
делать, с людьми общаться. Иногда мирно, а иногда, вот как сейчас.

— Ну, че там дальше по списку? Зубы кому-то вырывать будем? — спрашивает

вошедший во вкус Хосок, залезая на пассажирское сиденье тойоты и
пристегивая ремень безопасности. На такой махине он не рискует без ремня
кататься. — Или иглы под ногти заталкивать?

243/390
— Блять, ничего такого! — Намджун морщится от одних только представлений.
— Фильмов пересмотрел?

— Да я просто понял, что как-то все скучно тут, — пожимает плечами Хосок,
сложив руки на груди.

— Зато спокойно и тихо. Дело идет, а это главное. Еще бы Диего выловить и
убрать окончательно с нашей дороги, — вздыхает Намджун, заводя движок и
выезжая на дорогу.

— Этот пидорас стопудово какую-нибудь хуйню готовит. Он как злобный

говнюк, который на все пойдет, чтобы отомстить, — нервно ухмыляется Хосок.
— Но если кого-то из наших тронет, я точно зубы ему вырву и под ногти иглы
запущу, — Чон слегка хмурится и прикусывает губу. — А еще Гука надо
навестить. Как он там, че…

— Я говорил с Чимином, Чонгук вроде в порядке. Настолько, насколько это

возможно в его положении, — Намджун мотает головой.

— Неужели не посидим уже все вместе никогда? Так не по кайфу, вообще не

то, — Хосок вздыхает и отворачивает голову к окну.

— Им обоим в чувства прийти надо. Один другого не понял, вот и вся херня.
Винс оклемается, а там видно будет. Он же любит его, пиздец как. Не думаю,
что так все и кончится у них.

— Блять, переживаю за их отношения больше, чем за свои, — грустно

усмехается Хосок.

— У тебя их вообще нет, Хосок-и, — напоминает Намджун.

— Тем более!

— Но, вообще-то, я и сам переживаю, — вздыхает Намджун. Лежащий на

торпеде телефон коротко вибрирует, привлекая внимание Кима, собиравшегося
сказать что-то еще. Он поднимает мобилу и быстро читает пришедшее
сообщение. — Блять, — выдыхает Намджун, меняясь в лице. Он весь помрачнел,
точнее сказать.

— Че случилось? — спрашивает Хосок, заметивший резкую перемену.

— Мама Джина в больнице, — говорит Намджун, давя на педаль газа и летя в

сторону больницы.

Влетевшие в больницу Хосок и Намджун встречают Джина сидящим в коридоре

возле палаты. Тот, услышав друзей, поднимает голову и трет лицо. Выглядит он
помятым и вымотавшимся, как будто не спал всю ночь.

— Что случилось, Джин? Где мама? — спрашивает Намджун, запыхавшийся от

бега по отделению.

— У нее ночью приступ случился, и сразу в больницу отвезли. С тех пор она в
244/390
реанимации, — отвечает Джин усталым и тусклым голосом. Теперь понятно,
почему у него такой вид. Он действительно не спал всю ночь.

— А почему сразу не написал, что ее в больницу увезли? Может, мы могли бы

помочь как-то, — Хосок садится возле друга и мягко трогает за плечо.

— Не хотел дергать вас, — Джин мотает головой. — Да и не знал, что будет. С

тех пор тут сижу.

— Эй, ты че? — Намджун садится перед другом на корточки и заглядывает в его

уставшие глаза. — Бро, никогда так не говори. В любое время, в любой ситуации
ты сразу же нам должен звонить. Что бы ни было. Понятно?

Джин коротко кивает и опускает взгляд. Он так привык. Он не любит быть

обузой, не любит обременять своими проблемами других. У всех есть проблемы,
у всех по-своему хуево, кому нужно еще и чужое? Джин с детства привык так
думать, поэтому всегда молчит о своих тяготах. Молчит столько, сколько может
выдержать в одиночку. А тут, в мучительной тишине реанимационного
отделения уже начал сдавать. Нет, конечно же, он сказал бы своим братанам о
том, что с мамой случилось, но не хотел шумихи, не хотел суеты и лишних
переживаний. Но этого не удалось избежать. Лица у Хосока и Намджуна
серьезные, а в глазах волнение и за маму, и за друга. Но Джин благодарен. Он
всегда и за все будет благодарен им. Они друг друга всегда поддерживают, в
любое дерьмо друг за друга встрянут, и надо бы привыкнуть к таким вот
братским отношениям, где никто друг другу не чужой и проблема одного —
общая проблема. Но… Джин правда не любит обременять своих родных.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивает Намджун, слегка похлопав Джина по

колену. — Что вообще говорят врачи?

— Говорят, что такое бывает с ее болезнью. Иногда случается обострение. Они

пока подержат ее тут, но чтобы лечение было эффективным, нужны хорошие
препараты, — Джин откидывает голову назад, прижимаясь затылком к стене, и
прикрывает глаза. Когда он открывает их, Намджуна рядом уже нет. Ким уже
твердым шагом идет по коридору, оставляя позади растерянного Джина.

— Намджун? Ты куда? — спрашивает тот, поднявшись со стула и нифига не

понимая.

— Я разберусь с лечением, — отвечает Намджун напоследок и сразу же

скрывается за углом.

— Твою же… — вздыхает Джин, опускаясь обратно на стул и закрывая лицо

ладонями. — Он реально собирается заплатить столько…

— А че такого? — вскидывает брови Хосок, все еще сидящий рядом. — Если надо
будет, я тоже подкину. Хорош уже, Джин-и. Мы твои братаны. Зачем еще мы
нужны, если не для того, чтобы выручать друг друга в трудную минуту?

Джин убирает руки от лица и смотрит на Хосока то ли с болью, то ли с

благодарностью и любовью. Со всем сразу. Он правда не заслужил таких людей
в своей жизни. Что хорошего он сделал в прошлой, что в этой их получил? Его
всего пробирает, и эмоции сдержать не получается. Джин обнимает Хосока и
крепко прижимается к нему, жмуря глаза и шепча:
245/390
— Спасибо, бро. Спасибо.

— Да брось, Джин, не за что благодарить, — Хосок посмеивается и

успокаивающе гладит друга по спине. — Щас Давон подъедет. Чимин и
остальные тоже.

— Да вы реально всей толпой тут собраться решили, — Джин отлипает от

Хосока и смотрит на него в легком шоке. В приятном, конечно же.

— Ну так, вместе все преодолевать будем, а ты че думал? — довольно хмыкает

Хосок, широко улыбнувшись.

И в этот момент Джин думает, что с этими ребятами сможет все. Реально все.

И мама… она обязательно будет в порядке.

Миссис Ким благодаря должному лечению и уходу постепенно приходит в норму,

и каждый день с утра до вечера получает столько тепла и внимания, что на годы
вперед хватит. Наверное, одному Джину пришлось бы тяжело, а тут целый
отряд, который ни на минуту не оставляет без присмотра. Намджун буквально с
ложечки ее кормит и помогает ходить. Ноги у миссис Ким еще слабые, так и
норовят подкоситься, поэтому без чьей-либо помощи ей не обойтись.

Хосок отвечает за поднятие настроения, поэтому постоянно из палаты можно

услышать мелодичный смех дорогой мамы, которая стала ею буквально им всем.
Она обожает слушать рассказы Хосока о ситуациях, случающихся у него на
работе. Там много смешного происходит. Поэтому болезнь проигрывает.
Настроение миссис Ким всегда на высоте.

За приемом лекарств следит Давон, заскакивающая к миссис Ким утром, перед

работой, и вечером. Тогда же приходят и остальные мальчики. Мама
познакомилась с Чимином, Юнги и Джиханом, и таким образом приняла еще
троих детей. Чонгук и так под ее крылом был, поэтому он не в счет.

Парни обеспечивают ей хорошее питание и каждый вечер приносят пакеты с

разными вкусностями. Но Миссис Ким, как и любая заботливая мать, не начинает
есть, пока не увидит, как кушают дети, которые садятся вокруг нее в кружок и
устраивают трапезу, сопровождающуюся бурными разговорами. Вечером бывает
весело всем. И Гук, и Намджун, и Хосок рядом. А Джин и так ее не оставляет,
даже если спать очень хочется. Он привык спать на двух стульях и не жалуется.
Выгнать из больницы его могут только Давон и Намджун, чтобы привел себя в
порядок и поспал хотя бы пару часов, не сгибаясь пополам. А врачи даже уже не
удивляются толпе в палате, не прогоняют никого. Наоборот рады, что у
неизлечимо больной пациентки такое яркое и веселое окружение.

Так и проходит лечение.

Днем, во время тихого часа, в больнице становится очень спокойно. Как бы

весело миссис Ким ни было с детишками, покой и сон ей необходимы. Говорят,
246/390
сон лечит. Он восполняет запас утраченных сил и освобождает сознание от
ненужного груза. В этот момент в палате бывает только Джин. Остальные
работают, поэтому приходят только ближе к вечеру.

Круг родных отвлекает от хреновых мыслей, которые все-таки умудряются

всплывать в голове, стоит вернуться тишине. Джин счастлив, но он понимает,
что так не будет всегда. Как бы то ни было, маме станет хуже. Но это будет
потом. В далеком будущем, когда жестокая болезнь все же охватит ее хрупкий
организм целиком. Но сейчас все хорошо. Он старается думать только об этом.

В борьбе с собственными мыслями Джин провел всю ночь, хотя обещал себе, что
поспит хотя бы два часа. Не вышло.

Он тихонько выскальзывает из палаты, чтобы не разбудить задремавшую маму,

и идет к автомату с кофе, чтобы хоть немного себя взбодрить. Впереди еще
целый день, нужно держаться. Поэтому, взяв себе стакан с эспрессо, Джин идет
обратно в сторону палаты, неторопливо отпивая горячий кофе. Прямо у двери он
замечает знакомую фигуру, облаченную в черное.

Винсент стоит, опустив голову, скрытую капюшоном черной худи, и мнется,

собирается с силами, чтобы зайти внутрь. Он впервые пришел сюда.

— Тэхен, — с легким удивлением в голосе зовет подошедший Джин, не

ожидавший такого посетителя.

Тот резко поворачивает голову к другу. Надеялся, что ни с кем не пересечется,

но не вышло. Он так дерьмово себя чувствует из-за своего отречения от друзей,
а в глаза смотреть как-то трудно. Тем более Джину, у которого мама попала в
больницу и которую он только сейчас сумел навестить.

Винсент выглядит уже не так хреново, как прежде. Глаза его все еще потухшие,
но уже не выглядят болезненными. Да и в принципе он кажется трезвым. Только
это ничуть не делает его состояние лучше. Винс в каких-то своих думах, но уже
не потерянный. Перегаром от него уже не несет. Его привычный аромат
свежести вернулся, и губы не бесцветные, не потрескавшиеся. Одежда чистая,
хотя слегка помятая. Но в целом складывается ощущение, как будто Винсент
возвращается к жизни. И это не может не радовать.

— Прости, что раньше не зашел к маме, — тихо и хрипло говорит Тэхен,

заглядывая другу в глаза. В них искреннее сожаление отражается.
— Отходняки, все такое. В себя прийти надо было.

— Да норм все. Я понимаю, бро, — Джин мягко улыбается другу и хлопает по

плечу. — Мама тоже.

— Не злится на меня? — с надеждой спрашивает Винсент, приподняв брови.

— Иди и спроси у нее, она уже проснулась, наверное, — Джин издает смешок и
указывает взглядом на дверь палаты.

— Че-то я ссыкую, — Винс бесцветно усмехается и накрывает дверную ручку

ладонью.

— Давай, солдат, а я тут кофеек попью, — хихикает Джин и машет свободной

247/390
рукой, чтобы шел уже, а сам опускается на стул возле палаты.

Винсент заходит. Джин навострил уши и начинает слушать. Оттуда сразу же

доносится звонкий голос мамы, которая обещала Тэхену устроить нагоняй за то,
что так долго не приходил. Она любит его ничуть не меньше остальных, но
именно над ним любит подшучивать больше всех.

И, как бы там ни было, она наверняка очень рада видеть его.

— Хорошо-хорошо, мамуля Ким, — мямлит Винсент, спустя полчаса покидая

палату задним ходом.

И, походу, это было ошибкой, потому что спина врезается в чью-то теплую грудь.
По ощущениям она точно принадлежит не Джину. Не такая широкая. Закрыв за
собой дверь, Винсент резко оборачивается и теряет дар речи.

Перед ним стоит Чонгук.

Тот чуть рюкзак не роняет, слегка офигев от столкновения. А столкновение

такое, как будто на высокой скорости и насмерть. А дальше белый свет и… лицо
Винсента. И после смерти на него смотреть, снова и снова в боль окунаться. И,
может, Гук бы в это поверил, но тот самый запах кажется слишком
реалистичным. Аж колени подкашиваются. Хорошо, что это больница, и помощь
быстро окажут. Чонгук готов в обморок грохнуться прямо сейчас, находясь на
ничтожном расстоянии от Винсента. Все его тело разом заныло от боли, осколки
сердца в органы впились. Невыносимо больно, а кричать не выходит. Даже
мысленно.

Тэхену мерещится походу. Не прошли еще отходняки, стопудово в крови его что-
то еще есть. То, что мысли материализует. Так страшно тосковал, что вот и
увидел. Чонгук, видимо, там есть. В венах его, в каждой, мать ее, клеточке.

Полный зайчонок.

— Чонгук-и, — произносят губы, а голоса собственного не слышно. Мозг не

успевает подумать.

Винсент тянет к нему руку, все еще до конца не веря в реальность

происходящего. Он обхватывает пальцами локоть Чонгука, взглядом прося
задержаться, послушать, но тот и шанса не дает. В глазах Гука сразу же
холодно становится, а губы его поджимаются. Он грубо выдергивает руку из
хватки Тэхена и прошмыгивает в палату, захлопывая дверь перед самым его
носом.

И… на этом прекрасное видение исчезло?

Это все? Конец?

Чонгук пролетел мимо лежащих в обнимку на диване Юнги и Чимина пулей,

мгновенно скрывшись за дверью, так еще и демонстративно запершись. К нему
248/390
не заходить. А те даже понять ничего не успели. Хотя, до Чимина доперло:
походу, Чонгука опять накрыло чувствами, а комната оказалась ближе, чем его
излюбленная и пропитанная слезами ванная. Юнги вздыхает и поднимает
голову, смотря Чимину в глаза.

— Пойдем к нему?

— Позже, пусть успокоится пока, — вздыхает Чимин, прикрыв глаза устало.

Несколько секунд тишины, а потом негромко: — Но возле комнаты постоим,
послушаем.

Юнги молча кивает и сползает с Пака, крадясь к двери чонгуковой спальни.

Нарушение личного пространства, конечно, плохое дело, но не тогда, когда
семнадцатилетний парнишка с нестабильными эмоциями запирается в комнате.
Всякое может быть, а о худшем даже думать не хочется.

Чонгук сбрасывает на пол рюкзак и заваливается в кровать, тяжело дыша, как

будто у него приступ астмы, а кислорода в легких катастрофически не хватает.
Локоть еще жжет от прикосновения, и не только локоть. Кожа лица горит от
взгляда, с которым Гук почти три недели не встречался. И запах… он о нем
только думает. И о голосе. О том, что самый любимый. Не был. А все еще. И все
это завалило Чонгука, атаковало без предупреждения. После такого сидеть в
палате и слушать миссис Ким было чем-то сверхсложным. Чонгук не мог унять
дрожь в кончиках пальцев, а отвечал лишь кивками и мычанием, которое едва
ли не превращалось в жалкий писк. Спас Джин, который даже не знал, что эти
двое пересеклись. Тогда Чонгук, быстро попрощавшись, вылетел из палаты и
каким-то чудом сумел добраться до дома, не взорвавшись по пути от
переполнивших его эмоций.

Слезы опять потекли. Привет, Чонгук уже успел соскучиться по слезным дням и
мокрым подушкам. По жгучей боли в глотке оттого, что приходится рыдания
сдерживать. Чимин стопроцентно услышит. Чонгук не глупый, знает, что брат то
и дело мелькает за дверью комнаты. Оно и понятно, переживает.

Чонгук не знает, рад ли этому внезапному столкновению, которое все в нем

заново всколыхнуло. Или, может, видеть Тэхена было ошибкой? Все вроде как
приходило в норму, но теперь вернулось к исходной точке, где малому снова
придется себя собирать как пазл без одной детали, которую потеряли.

Удивительно, как еще не разорвал подушку оттого, как крепко сжимает в

пальцах. Это помогает сдерживаться. Но в этот раз херово выходит. Чонгук
ворочается на кровати, как будто не может найти себе место, и дрожит, словно
у него сейчас случится припадок.

Ему хуево. Ему снова хуево. Обманывать себя было дебильным решением.
Никуда обида не делась. Встреча с Винсентом снова отбросила в тот день, когда
Чонгук потерял свое сердце. Зачем? Зачем он хотел остановить? Что хотел
сказать? Еще больше боли причинить? И так хватило, спасибо. И вроде как
хотелось накричать, в лицо ударить, избить к хуям, но тело окаменело. Да и что
бы это дало? Уже не имеет значения. Любовь была, а теперь ее нет, и, черт
возьми, уже бы двигаться дальше… А время нихуя не помогает. Это все обман
для утешения. Гребаное вранье.

Чонгук ложится на спину и вытирает слезы рукавом толстовки, стеклянными

249/390
глазами смотря в потолок. Он тайно мечтает, чтобы люстра упала ему на лицо и
воткнулась острым концом в глотку, мучения прекратила. Сколько раз еще они
пересекутся с Тэхеном в дальнейшем? И как долго Чонгук сможет это
выдерживать? Легче собрать шмотки и куда-нибудь уехать, чтобы наверняка. Да
вроде и рюкзак, валяющийся на полу, привлекает, и вещи, торчащие из шкафа,
манят. В кармане мелочи на автобус тоже хватает… Но все это слишком легко
выглядит в голове. В фильмах тоже все выглядит просто. Но оставить всю жизнь
в этом гребаном районе, оставить близких людей Чонгук не сможет. Как бы
больно ни было, он не осмелится уехать.

Да и кто пустит?

С этого стоило начать.

Поэтому Чонгук, осознавший, что порыв этот спровоцирован бушующими

эмоциями, быстро выбрасывает эту идею прочь, поворачивается на бок, сложив
руки на груди, и закрывает глаза, засыпая под звон выпадающей из кармана
спортивок мелочи. Без сил, без всякого желания о чем-либо думать и
просыпаться… в ближайшие несколько часов.

Только бы Чимин и Юнги за дверью не подумали, что малой решил себя

монетками убить.

Пробуждение выходит внезапным. Чонгук буквально подпрыгивает на кровати,

распахнув испуганные глазенки широко-широко. Сердце в груди дико долбит,
словно сейчас разорвется. Малой даже ладонью его накрывает, чтобы
успокоить.

Во сне было хорошо. Ни образов, ни мыслей не было. Только приятная пустота,

которой иногда не хватает. Ничего не мешало. Это кто-то снаружи решил
нарушить сладкий сон. А за окнами уже стемнело.

Чонгук шумно вздыхает, трет лицо, чтобы стряхнуть остатки сна, и садится. В
оконное стекло за спиной снова прилетает что-то очень звонко, да так, что прям
по мозгам будто дали. Гук резко поворачивается и слезает с кровати, шлепая
босыми ногами к окну. Он распахивает шторы, широко зевает и уже собирается
наорать на малолетних хулиганов, но вместо этого видит одного конкретного
хулигана. Того самого, от которого бежал в небытие сна.

Винсент стоит под самыми окнами в красных спортивках, кепке и черной

мастерке, освещенный фарами сто сорокового, у которого, Чонгук сразу палит,
по лобовухе трещина пошла, а на капоте какая-то вмятина. Малой даже не
знает, чему больше охуевать. Его взгляд хватается за все сразу, а мозг не
успевает обработать информацию и подкинуть нужные в этой ситуации эмоции.

С чего охуевать? С того, что машина в говно, чего Винсент никогда не

допускает? Или с того, что этот самый Винсент стоит с корзиной в руке, забитой
картошкой-фри? Но потом Чонгук обращает внимание на другое, и сердце
реально пропускает удар.

На асфальте огромными белыми, слегка кривоватыми буквами намалевано:

250/390
«зайчонок, я сдохну без тебя».

Чонгук буквально давится воздухом, не веря собственным глазам. Он быстро

распахивает окно и высовывается наружу.

— Тэхен, что за…

— Чонгук-и, послушай, ладно? — просит Винсент, откинув голову назад, отчего

его кепка слетает и падает на землю. — Я хочу сказать…

— Какого хуя, блять?! — врывается третий голос, к хуям портящий момент.

Точно не по плану. Чонгук и Тэхен синхронно поворачивают головы к окну рядом
со спальней малого, откуда смотрит охуевший и явно находящийся в бешенстве
Чимин. — Я тебе вроде ясно дал понять в тот раз, сучара!

Тэхен, ни на секунду не меняясь в лице, берет и забивает хрен на присутствие

третьего и очевидно лишнего. Он поворачивается обратно к Чонгуку, который
дар речи от происходящего потерял, так и зависнув с открытым ртом и чуть ли
не выкатившимися из орбит глазищами.

— Гук-и, короче, че я хочу сказать… — пытается продолжать Винсент свою речь,

повысив голос и перекрикивая Чимина, осыпающего того всяческими
проклятиями, которые клянется сам же исполнить, если Тэхен не свалит.

— Ниче ты не хочешь сказать! Уебывай отсюда, мудачело! — орет Чимин,

готовый выпрыгнуть из окна и напасть на Винсента. — Я, блять, третий раз
повторять не буду, ты меня слышал? Сваливай, уебок!

— Зая… — не сдается Тэхен, стоя с рукой на сердце, пока другая бережно

держит корзину с фришкой. А Чонгук в реальном ахуе. В ахуище.

— Хуйло! — рычит Чимин, вцепившись в подоконник. Реально же сиганет, если

взбесится. — Я с тобой разговариваю! Ты, сука, в себя, что ли, поверил…

И бла-бла-бла.

Винсент замолкает, ставит корзину на землю и сам нагибается, как будто что-то
потерял. Чонгук прищуривается, чтобы в тусклом свете уличного фонаря хоть
что-то разглядеть, но нихуя не видно. Тэхен резко выпрямляется и
замахивается, швырнув в окно, из которого выглядывает Чимин, не
прекращающий орать, камешек.

— Съебись нахуй, блядский Чимин! Заебал! Мне похуй на тебя щас! — орет
Винсент чуть ли не на весь квартал. Гук аж вздрагивает от его мощного баса.
— Закрой ебальник и свали в туман!

Видно, как на приподнимающиеся от тяжелого дыхания плечи Чимина, в рожу

которого чуть не влетел камешек, ложатся руки Юнги. Тот буквально силой
оттаскивает от окна своего разъяренного парня, готового рвать. Чимин еще
успевает пригрозить своим нихуя не пугающим указательным пальчиком
прежде, чем скрыться за окном. Юнги несладко придется, но ему определенно
точно не впервой успокаивать Чимина.

Винсент закатывает глаза и возвращается к тому, на чем остановился. К

251/390
счастью, Чонгук еще не сбежал, не закрыл окно, а продолжает стоять и
смотреть вниз с самым растерянным видом. Чимин, конечно, пиздец как момент
подпортил.

— Зая, пожалуйста… — Тэхен снова понижает голос, ставший чуть хриплым из-
за внезапного ора, который слышали, наверное, все в округе. Его вновь
прерывают, но на этот раз Чонгук.

— Ща я спущусь, — говорит малой, сразу же отходя от окна.

Винсент выдыхает, опускает голову и садится на кортаны, чтобы очухаться от

внезапного головокружения. Даже за голову берется, слегка взъерошивая
блондинистую шевелюру. Переволновался так, как не было даже перед
провалившимся поступлением в универ. Да блять, никогда в жизни не было
такого волнения. Даже при сделках с серьезными чуваками. Ничто не сравнится
с тем, что Винсент сейчас испытывает. Это как приглашать на первую свиху
понравившегося парня. Все примерно так, но в разы важнее. Винсент не
понравившегося парня зовет. Он своего самого любимого мальчика вернуть
хочет, и если все провалится, то слова, на асфальте написанные, станут явью.

Сверху забавно выглядит то, как Винсент в центре буквы «о» в слове «сдохну»
расселся. Все очень серьезно. Эти слова из самой души пришли. Он, не думая,
писал то, о чем сердце болит. И вышло это, потому что… Да.

Винсент без зайчонка сдохнет.

Он суетливо расхаживает перед мерсом в тревожном ожидании. Пока ждет,

корзину с фришкой на заднее сиденье кладет, а потом снова продолжает туда-
сюда ходить, нацепив свою красную кепку, упавшую на землю. Нервно
отряхивает ее от пыли, козырьком вперед надевает, быстро зыркает на себя в
боковом зеркале мерса, хмыкает и резко поворачивает так, чтобы козырек сзади
оказался. Так получше. Честное слово, как первое свидание. Винсент себя давно
таким живым не чувствовал. Почти месяц.

Дверь подъезда открывается со звуком, похожим на завывание кита. Тэхен

сразу же реагирует. Как и обещал, Гук выходит, накинув куртку Чимина на
плечи и сунув руки в карманы. Видно, что ему не по себе. Плечи поджал, глаза
опустил и нижнюю губу вовсю жует.

— В машину? — спрашивает Тэхен. Гук коротко кивает и идет к мерсу. Винс ему
открывает дверцу, а когда малой садится, быстро обходит тачку и тоже
вваливается в салон, закрыв дверь.

И сидят, молчат. Тэхен вешает руку на руль и краем глаза смотрит на Чонгука. А
тот вообще куда-то в сторону смотрит крайне заинтересованно. Мелкий
притворщик. Тоже волнуется ничуть не меньше. Хорошо, что Винс не может его
тронуть в этот момент. Гук мелко дрожит, как от холода, и судорожно сжимает
пальцы в карманах.

Вообще, он все еще растерян и не знает, что чувствует. Волнение — самое явное
из всего букета его эмоций. А еще неверие. Странно снова сидеть в этой машине
и слышать негромкое дыхание Винсента, чувствовать его свежий аромат. Гук
нагло соврет, если скажет, что не скучал по этому. Он на удивление хорошо
держится, а то бы слезы потекли от одних мыслей о том, что он снова это все
252/390
переживает. Обида тоже о себе не дает забыть ни на секунду. Но как-то странно
представлять ту страшную картину, которая все сломала им. Чонгуку сейчас,
когда он снова сидит возле Винсента, кажется, что в тот день был кто-то
другой. Не его Тэхен. Не он ту девушку трогал. Потому что тот, кто сейчас
рядом, совсем не вяжется с тем воспоминанием. Тогда Тэхен был отстраненным,
от него чужим веяло. А сейчас все выглядит так, как было прежде. До разбитого
сердца. Или Чонгук хочет в это верить…

— Че с лобовым? — вдруг нарушает молчание Гук, сам себе удивляясь.

— Одного уебка на него киданул, — пожимает Винсент плечами. У него аж

отлегло. Чонгук первый заговорил. Чонгук не против поговорить.

— А, ясно, — кивает малой и снова продолжает грызть нижнюю губу.

И тут Тэхен понимает, что пора. Пора открыть рот и сказать все, что тяготило
душу несколько недель и не давало нормально существовать и быть человеком.
Без зайчонка хуево получается таковым быть в принципе.

Винс поворачивает голову к Гуку и открывает рот.

— Гук-и, то, что я хочу сказать — не попытка оправдаться. Нихуя. Это

объяснение того, что ты видел тогда, — Чонгук на этих словах ощутимо
напрягается, явно не испытывая желания вновь возвращаться в тот ужасный
день. — Выслушаешь? — спрашивает Винс, внимательно глядя на малого.

Видно, что тому тяжело. Он несколько секунд мысленно спорит сам с собой, но в
конечном итоге тоже поворачивает голову к Тэхену, решившись заглянуть в
глаза. Он кивает, давая добро и готовя себя к еще одной порции душевной боли.

— Как там говорят в фильмах? — Винсент поднимает взгляд задумчиво и

хмыкает. — Дни без тебя были для меня сущим Адом. Так вот нихуя, — он мотает
головой и разворачивается к малому корпусом. — Если есть что-то хуже Ада, то я
это на себе испытал по полной. Началось все еще тогда, когда я тебя в лес
отправил. Сразу пожалел, че вообще додумался до такого, — Гук с упреком
вскидывает бровь. — Да, да, я знаю, ты не хотел ехать, и надо было, блять,
послушать тебя. Но я же думал, что так лучше будет, а вышло, как всегда, через
жо… — Винсент кашляет и мотает головой. — Короче, я уже на стены лез без
тебя. А потом эти колеса. Знаешь, для чего? Чтобы время до твоего возвращения
ускорить. Думал смухлевать, но моя башка все наоборот вывернула, — Винс
тычет пальцем в свой висок. — Хуевее стало. Глюки ловил, думал, ты дома,
никуда не уехал. А потом эта... Я решил, что ты вернулся. Я был уверен. Но мой
мозг начал догонять, че это кто-то левый передо мной. И я понял, что надо
кончать с этим. Мне не нравится. Не нравится кого-то другого трогать. Все не то.
Ты под мои руки идеально подходишь, — Тэхен поднимает ладони внутренней
стороной к себе, чуть сгибая длинные пальцы, — а она не вписывалась. Никто,
кроме тебя, не впишется. И я не только про руки, — ладонь Винсента ложится на
сердце. — Ты в мою жизнь вписываешься прям так, как надо. Стопроцентно,
зайчонок.

Чонгук быстро отворачивает голову к окну и больно прикусывает задрожавшую

губу. И почему-то опять больно стало. Ему не хочется слушать этот мягкий с
хрипотцой голос, не хочется ничего знать, что-то понимать и думать, делать
какие-то никому не нужные выводы. И так все понятно…
253/390
Малой резко поворачивается к Винсенту, который замер в волнительном
ожидании ответа. Дрогнувшие губы Чонгука скривились, а глаза загорелись
опасным огоньком.

— Думал, я после этого в объятия к тебе брошусь? — малой кучу сил использует,
чтобы не звучать жалко. Он сверлит Винсента взглядом, в который боль
нескольких недель вложил, чтобы наконец-то дать понять, каково ему было.
— Пошел ты нахуй, Винсент, — цедит Чонгук, нападая на Тэхена с кулаками.

И тут его прорывает. Он рычит, одновременно давит слезы и бьет Винсента по

груди, каким-то образом оказавшись на его коленях. А Тэхен позволяет. Только
мягко ведет ладонями по предплечьям Чонгука, не препятствуя ударам. Три
недели назад он сказал бы, что не заслужил одним воздухом с малым дышать,
но когда понял, что воздуха для него в принципе нет без Чонгука, решил, что…
Да. Все-таки какой-то шанс на счастье он имеет и обязательно это счастье
вернет. Он заслужил быть рядом с Чонгуком и заслужил получить от него, как
следует.

А Гук не останавливается, хотя и выдыхается уже. Кряхтит, бьет, всхлипывает,

так и не сумев не расплакаться. Зато полегчало. Реально, стало легче. С каждым
новым вздохом боль уходит. Она рассеивается, как густые тучи, чтобы наконец
позволить открыться другому чувству — безумной тоске и любви, которую ничто
не сломило. С Тэхеном просто не бывает. А любовь к нему оказалась сильнее
самого Чонгука. Вот и сидит теперь на родных коленях, вдыхает лучший на
свете аромат и смотрит в глаза, которые никогда не разлюбит.

— Ну все, потом продолжишь меня пиздить, отдохни пока, — Тэхен берет

малого за запястья, остужая пыл, и опускает его руки вниз, к себе притягивает,
прижимая его голову к своей груди. Чонгук не сопротивляется. Он шумно
дышит, набирая недостающий кислород в легкие, глаза закрывает и потихоньку
успокаивается, приходя в норму. Накрывшие эмоции слегка вскружили голову.

— Я не мог поверить, что ты на такое способен… — шепчет Чонгук, зарываясь

носом в шею Тэхена и тихонько всхлипывая.

Верит. Он верит Тэхену. Иначе быть не может. Такой человек, как Винсент,
поражение принимает с большим трудом, и если бы он не был искренен, если бы
по-настоящему не сожалел и не любил, то не был бы здесь сейчас, не обнимал,
не объяснялся. Не в его это стиле. Поэтому Чонгук задерживать боль внутри
себя больше не может. Ему стоило услышать Тэхена и почувствовать его тепло,
чтобы отпустить горечь произошедшего. Винсент здесь, а значит, он любит.
Реально любит.

— Не способен, Гук-и, — вздыхает Винсент, успокаивающе водя пальцами по

голове зайчонка. — Моя башка взрывалась от мыслей о тебе до самой последней
секунды. Это была ебаная ложная тревога.

— Дай только повод, чтобы я тебя кастрировал к хуям, — бурчит Чонгук, шмыгая
носом и заливая мастерку Винсента непроизвольно текущими слезами. Да даже
если там и сопли смешались, похуй. Тэхен слишком скучал.

— Больше никогда, зая, — Винсент мотает головой и сгребает малого в охапку,

крепко-крепко прижимая к себе и расцеловывая его влажное от слез лицо.
254/390
Самое красивое лицо на свете. — То, что я на асфальте накалякал — правда.

— Сдохнешь без меня? — Гук поднимает большие глазки, уставившись на

Винсента.

— Сдохну, зайчонок, — подтверждает тот, стерев большим пальцем хрусталики

слез с покрасневших щек малого и целуя в переносицу. — Уже чуть не отъехал.

— Мудак, — хмыкает Чонгук, обратно уткнувшись лицом в теплую шею

Винсента.

— Этот мудак тебя так любит, ты даже не представляешь, зая, — шепчет Тэхен,
заставляя малого снова выглянуть. И это шанс, чтобы…

Он мягко накрывает его искусанные губы своими и утягивает в глубокий

поцелуй, на который сразу же получает ответ. Чонгук обнимает Винсента за
шею и медленно целует, как будто заново учится, заново привыкает к любимым
губам, чей вкус никогда не забудет. И ему так хорошо, так кайфово. Тело словно
в невесомости оказалось, и нет больше тяжести, тянущей вниз. Они оба от
пережитой боли избавляются и мысленно, как любят делать обычно, клянутся
друг другу в бесконечной любви и ни на миг не размыкают объятий, которых
катастрофически не хватало.

И вот оно… счастье.

— Ты тоже, — выдыхает Гук в губы Винсента и заглядывает ему в глаза. — Ты

тоже вписываешься в мою жизнь стопроцентно. И в настоящее, и в будущее, и в
тысячи других будущих.

— Базару даже нет, зайчонок, — улыбается Винсент, снова запечатлевая

поцелуй на любимых сладких губах. А думал, что разучился… Не целоваться!

Улыбаться.

— А, смотри, — вдруг вспоминает Тэхен, вскинув брови. Он неохотно выпускает

малого из своей хватки и закатывает левый рукав мастерки до локтя. — Это тебе
ответочка.

Чонгук усаживается на коленях Тэхена поудобнее и обхватывает пальцами его

предплечье, щурясь и всматриваясь в небольшую татуировку. Сердце, только
вернувшееся на место целым и невредимым, трепетно сжимается, а по телу
пробегают мурашки. Малой скучал по этому.

— Серьезно, Тэ? Розовый зайчик?! — удивленно выкрикивает Гук, в шоке

уставившись на Винсента.

— Тебе не нравится? — Винсент сразу хмурится и прекращает улыбаться. Он

себе руку отрубит, если малой не заценил.

— Ты че? Конечно же нравится! — восхищенно выдыхает Чонгук, снова опуская

взгляд на татуировку. — Это так миленько выглядит, боже. Не думал, что ты
можешь сделать такую милоту…

— О, хватит, перестань, Чонгук-и, — морщится Тэхен, отвернув голову к окну.

255/390
Это смущает, черт возьми.

— Да, брутальности тебе это определенно прибавляет, — хихикает Чонгук.

— Сам придумал рисунок?

— Ага… Думал о тебе, чиркал что-то на листочке, и вышло это, — Винс кивает
на татуировку. От пацанов, конечно же, куча стеба прилетит, но оно того
стоило. Чонгук вон, как сияет, глядя на рисунок. Давно в его глазах радостного
блеска не было. И пусть стебется тоже, сколько хочет. Ему все простительно.

Чонгук широко улыбается и резко наклоняет голову, оставляя на татуированном

зайчонке поцелуй. Винсент не успевает понять, что произошло, как оказывается
в объятиях своего любимого малолетки.

— Хуй еще выпущу, — облегченно вздыхает Винс, зарываясь носом в волосы на

макушке Гука.

— Сам тебя к себе приклею, — бурчит малой, мазнув губами по скуле старшего.

— Тогда погнали, что ли, клей купим, и домой? — спрашивает Винсент, все еще
испытывая долю волнения, как будто Чонгук может взять и передумать, выйти
из машины и попросить его никогда не возвращаться.

— Да-а, — тянет Чонгук, жмурясь и не переставая улыбаться. — Только Чимину

сказать надо, что я уезжаю.

— Да пошел он, — закатывает глаза Тэхен. — Чуть не засрал нам все. Я с ним
потом побазарю.

— Он через окно наблюдает с тех пор, как я вышел к тебе, — смеется Чонгук и,
быстро чмокнув Винсента в уголок губ, садится на свое место, бросив взгляд
куда-то за окно. Брат реально там стоит, как тень, и бдит, как сокол.

— Отлично, блять, — Винсент ухмыляется и поворачивает ключ зажигания.

— Фришку поешь, пока будем ехать, — кивает он на корзину на заднем сиденьи
и раскручивает движок мерса, чтобы побесить одного сталкера.

Пока Чонгук, уложив корзину себе на колени, с кайфом уплетает свою любимую
еду, Винсент приспускает окно и, прежде чем газануть прочь из этого квартала,
высовывает руку, продемонстрировав Чимину средний палец той рукой, на
которой теперь красуется милый розовый зайчонок.

Сто сороковой уезжает не в закат. Он влетает в пространство волшебного

звездного неба, которое обещает им бесконечность.

Они идеально вписываются.

Стопроцентно.

256/390
Примечание к части Joji - Will He
DMX - Ruff Ryder's Anthem
Eminem feat. Lil Wayne - No Love
Eminem - Lose Yourself
Eminem, DMX, Obie Trice - Go To Sleep
G-Eazy - Just Believe

кровопролитные пизделки

В этой комнате как будто сотни лет не было тепла, и вот оно внезапно
затопило каждый сантиметр. Льды оттаивают, а по венам горячих тел
растекается лава. От контраста дыхание спирает, но это даже хорошо.
Ощущения острее. Но все это бред. Ощущения сильны от того, к кому руки
прикасаются. Зашкаливают. Так хорошо ни с кем другим и никогда на свете.
Почти месяц пустоты и боли, одиночества, страданий, которые чуть не убили две
души, что сейчас в один большой взрыв сливаются. Почти месяц. Оба оголодали,
как бешеные псы. Ненасытные, хотят больше. Но не жадные. Все друг другу
отдают, взамен еще больше получают, как награду. Заслужили.

На полу рядом с матрасом поблескивают белесые капли, как жемчуга какие-то.

Но все куда менее красочно в этой гребаной реальности и в миллиарды раз
приятнее. Мокрая простыня липнет к горячей вспотевшей спине, а
вздымающуюся грудь ладони укрывают, длинными пальцами гладя каждый
сантиметр с особой жадностью, только бы везде успеть и ничего не упустить,
словно это последний раз (на деле — только самое начало). Это кайф
чистейший. Кайфово чувствовать тесноту от сжимающих талию ног,
притягивающих ближе, чтобы жарче и острее, чтобы никуда не отпускать. Чтобы
хорошо. А иначе быть и не может.

Так соскучились, что не верят. Сошли друг в друге с ума и забыли о том, какой
день и как зовут. Зато имена друг друга мантрой проносятся в пустых головах.
Там только важная информация, а остальное в руки ощущений, поглощенных
полумраком комнаты, по которому тоже страшно скучали, как по родному и
близкому.

По дыханию сбивающемуся, по хриплым стонам и шепоту скучали. И когда глаза

в глаза на пике. Там такие вещи можно в этот момент увидеть, что Вселенная
нервно курит в сторонке. И не описать их, они мимолетны, но так важны, что
умереть за это можно. И это тоже вместе, в одну секунду, пока весь мир
отвернулся. То ли понимающе, то ли стыдясь за них.

А им стыдиться нечего. Они соскучились.

Не один оргазм позади, а кажется, будто это только самое начало приятного
путешествия. Винсент словно обряд посвящения проходит и на выносливость
себя испытывает. Он каждой частичке своего существа напоминает о том, кого
оно любит и по кому умирало изо дня в день последние недели. Но тут,
оказывается, даже не нужны никакие напоминания. Тело тянулось и тянется, а
душа давно вырвалась. И у Чонгука так же. Он опьянел от того, что наконец-то
вдохнул запах любимого, о котором уже не смел мечтать. И даже уже горечи не
осталось. Ни обиды, ни боли. Винсент любит, каждым поцелуем говорит это,
каждым прикосновением и толчком в отзывчивое и до дрожи красивое тело.
Большего не надо. Все уже доказано и оправдано, лишние разбирательства ни к
257/390
чему.

Чонгук любит то, как Тэхен на него смотрит, когда толкается глубоко и слегка
агрессивно. Чонгук любит то, как Тэхен пальцами оставляет на его теле красные
следы, как дышит тяжело; так, как будто злится, но нет, — он на пределе и ему
чертовски хорошо. Еще Чонгуку нравится то, как он двигается. Винсент безумно
красив со спадающими на глаза светлыми прядями, которым не удается скрыть
этот дикий взгляд, а его мышцы, лоснящиеся под влажной смуглой кожей, на
которой рассыпаны редкие татуировки, никак друг с другом не связанные,
завораживают пьяный от возбуждения взгляд черных блестящих глаз одного
зайчонка, сошедшего с ума в любимых руках.

Чонгук жадно расцеловывает и лижет горячим языком шею, на которой венки

вздулись. Это так вставляет, что хочется от одного лишь вида кончить. Но еще
приятнее дополнения к этому ощущению. Член Чонгука вовсю сочится от трения
меж животов, даже прикасаться к нему не нужно. Руки заняты созданием
рисунков на широких плечах, которые тоже не обделены поцелуями и укусами.
Чонгук метит свое бессовестно, с долей злости, и ни о чем не жалеет.

Винсент с этого свой кайф ловит. Пальцами мнет подтянутые половинки и

бедра, ритмично приподнимающиеся и опускающиеся на всю длину его члена, а
губами по груди зайчонка бродит, не упуская момента прикусить
чувствительные соски и в награду получить самые сладкие стоны. Чонгуку бы
петь начать. Петь только для Тэхена. Под такую колыбельную ни одна проблема
мира не волновала бы. Да и так, впрочем, не волнует. Ведь Чонгук снова рядом,
а их ночи растянутся до самой бесконечности.

Это только начало.

Хосок не унимается. Он даже про сигу в пальцах забывает. И похуй, что пепел
на кроссы осыпается. Он не перестает тянуть лыбу вот уже больше пяти минут,
широко распахнув глаза и таращась то на одного, то на другого. Не верит до сих
пор в вернувшуюся к ним радость.

Малой ему в ответ улыбается слегка смущенно, терзает пальцами лямки

рюкзака, и прям видно, что счастлив пиздецки. Сияет. Но Винсент… Винсент как
всегда. Задумчиво глядит вдаль, медленно куря сигарету, сунув руку в карман
спортивок и прислонившись к капоту мерса поясницей. Вот она — стабильность.
Сразу видно, что все на свои места вернулось. Тэхен прежний, снова обретший
спокойствие, ведь его зайчонок снова рядом и больше никуда не денется. Ни за
что.

Так они и стоят у падика в странном молчании, пока то не нарушается ревом

подъехавшей бмв.

— Ебаный рот, наконец, — закатывает глаза Винсент, стряхнув пепел на землю.

— Готовься к лавашам, Ван Гог, — прыскает Хосок, повесив руку на плече

Чонгука.

— Да я только этого и ждал, надо вернуть должок за тот лаваш, — хмыкает

Тэхен, отправив сигу в кусты.
258/390
 — Бля, только не начинайте опять, я в школу опаздываю, — бурчит Гук, сунув
руки в карманы толстовки. Терки этого дуэта уже не вызывают беспокойства,
Чонгуку просто надоело вечно разнимать их.

— Сюда подошел! — Чимин не успевает из бэхи выйти, как тут же начинает

петушиться со стопкой учебников в обнимку. — По ебалу вижу, что про меня че-
то пиздишь.

— Очки где посеял, ботан? — Винсенту много не надо, чтобы завестись и

подхватить волну бешенства. Он даже с места не сдвигается.

Великое воссоединение Винсента и зайчонка выпало на выходные дни. Еще на

выходные выпала тусовка в честь этого самого воссоединения, которая по
сложившейся традиции проходила в квартире Хосока и Давон. Та тоже не
осталась в стороне и не ушла как обычно к своим культурным и аккуратным
подружкам (ну, а хули ей с невоспитанными дикарями вечера коротать?). Даже
запеканку приготовила на чуть ли не десятерых бугаев с черными дырами
вместо животов. Но Давон ни о чем не жалеет, потому что после праздника
воссоединения двух сердец убирал Хосок, заранее проигравший битву в войне
под названием «я старше тебя, щенок».

И все было круто. Реки пиваса, родной хруст чипсов и шипение колы, ящик
которой специально для малого подогнали; ржач на всю квартиру,
адресованный розовому зайчику на предплечье Винсента. Впрочем, это было
ожидаемо, и Тэхен стойко принял удар и следовавшие за этим весь вечер стебы.
Посидели весело и шумно, как и всегда. Правда, кое-кто не сразу принял
происходящее. Чимин все глядел на Винсента волком, чуть ли не рычал,
готовясь в любую секунду напасть. Да и почти сделал ведь это, как только
вошел в квартиру. На всех напала ностальгия по былым временам, когда Чимин
и Тэхен при каждой встрече не обходились без терок. Но кулаки так и не
почесали, Давон резко всех на места поставила своим повышенным писклявым
голосочком. В ее доме никаких драк. А выйти покурить уже даже не хотелось.
Хватило на Чонгука обоим взглянуть, чтобы тормознуть на полпути. Чимин
понял, что смысла сейчас пиздиться нет, как бы ему ни хотелось начистить
табло Винсенту. Все радуются, всем хорошо. Но главное, что Чонгуку хорошо. Он
давным-давно не выглядел таким счастливым. Лишенным чувства боли, которое
его сжирало неделями. Так и утихомирились.

Уже потом, в разгар посиделовки вышли, у падика покурили, побазарили по

душам, и все встало на свои места. Тэхен о своих чувствах и мыслях рассказал,
хоть и неохотно. Спирт слегка помог. Но Чимин все-таки свой, от него скрывать
что-либо было бы глупо. И он понял. Понял и простил. Иначе быть не могло, ведь
счастье братишки на первом месте. Только Чимин заставил Винсента чуть ли не
на крови клясться, что боли он Чонгуку больше не причинит. Но и одного тихого
«клянусь» без лишнего кровопролития Чимину было достаточно. Потому что в
глазах Винсента он блеск заметил. Тот самый, как когда слезы готовы хлынуть.
На этом тему закрыли, в обнимку вернувшись в гущу пьяных и веселых событий.

— Бесит твоя рожа, — хмыкает Чимин, зыркнув на Винсента, подходя к пацанам

и вручая книги их хозяину. Чонгук сразу же начинает запихивать их в рюкзак.

— По ебалу раздаю бесплатно, — Винсент ухмыляется и вскидывает брови,

смотря на Чимина с провокацией. Искра, буря, все дела.
259/390
— Серьезно, это традиция уже? — устало вздыхает Хосок, покачав головой.

— Да, они даже без повода найдут причину запиздиться, — закатывает глаза
Чонгук, застегнув рюкзак.

— Может лучше кто-то докинет меня до работы? Давон тачку забрала, — Хосок
трет затылок и зевает. Нихера не выспался. — Чимин?

— Прыгай, — кивает Пак на свою бэху.

— О, так просто? — слегка теряется Чон. — Одному тут обычно за бензин нужно
бывает доплатить, — хмыкает он, переводя взгляд на Винсента.

— Моя детка много жрет, хули ты хотел? — пожимает плечами тот и разводит
руки. Не мы такие, а жизнь.

— Моя тоже, и че? — Чимин изгибает бровь.

— А моя ниче не жрет, — к разговору внезапно подключается подъехавший на

велике Джин. От быстрой езды у него волосы превратились в птичье гнездо, а
щеки раскраснелись. Он эффектно тормозит возле пацанов, слегка задрифтив, и
широко улыбается. Он тоже не нарадуется воссоединению Винсента и Чонгука.

— Ты куда намылился? Я думал, эта ржавчина уже не фурычит, — усмехается

Хосок.

— К маме, ее выписывают уже, — с радостью в голосе отвечает Джин. — Эта

ржавчина все ваши тачки переживет, — гордо вздернув подбородок, говорит он.

— И ты на велике решил двинуть? А ее куда посадишь? На раму? — Винсент

заинтересованно оглядывает велосипед, склонив голову к плечу.

— Да я на такси бы ее отправил, а сам так.

— Не, не пойдет так, Джин, — Чимин несогласно мотает головой. — Я тебя

докину, заберем маму. Ты с нами значит, Хосок.

— Хуя се, — усмехается Винсент. — Может, и этого подкинешь? — он кивает на

зайчонка, жмущегося боком к боку мерса. Тот резко поднимает голову и
недовольно зырит на Тэхена. — Да я шучу, зая, я местным шумахерам не
доверяю, — Тэхен бросает смешок и подмигивает Чимину.

— Допиздишься, я тебе отвечаю, — серьезно говорит Чимин, кивая в

подтверждение своих слов.

— Посмотрим, насколько тебя хватит, — улыбается Винсент.

Пока они что-то там пиздят, устраивая очередную словесную перепалку, Чонгук
заботливо трет рукавом толстовки лобовое мерса прямо возле трещины, на
которую даже ему теперь больно смотреть. Эта машина должна быть
безупречна. То, в каком она паршивом виде, без слов все говорит о том, в каком
состоянии был ее хозяин. Винсент ни за что не допустил бы такого, если бы не
тонул в саморазрушении. И от этого тоже больно как-то.
260/390
В один момент пацаны, плавно перейдя на разговоры о делах района,
замолкают. Винсент с нежностью и гордостью смотрит на то, как его зайчонок
трет лобовое мерса, пытаясь очистить от какого-то пятнышка. Его губы
непроизвольно растягиваются в улыбке, а взгляд скользит по сосредоточенно
поджатым губкам, под ними виднеется родинка, которую он так любит
целовать.

Картина радует глаз. Любимый зайчонок и любимый мерс. Что еще надо в этой
жизни? Нирвана достигнута.

Но Чимин — не Чимин, если не обломает ее.

— Че, птичка насрала? — он то ли хрюкает, то ли усмехается. Непонятно. Зато

такой дохуя довольный, что аж бесит.

Чонгук резко замирает и поднимает растерянный взгляд, как будто его

застукали за чем-то интимным. Убирает руку быстро и сует в карман. Винсент
поворачивает к Чимину голову с искривленными в недовольстве губами и
говорит с напускным спокойствием:

— А на твою тачку не срут птицы, да?

— Птицы только на такое срут, — он с нарочитым пренебрежением кивает на

мерс и самодовольно улыбается.

— Ну я ща насру, — все так же спокойно (что не очень обнадеживает) говорит

Винсент, двинувшись к бэхе.

— Эй, воу! — Чимин на секунду зависает, но когда понимает, что на лице

Винсента ни намека на шутку, бросается за ним.

— Он не шутит, — говорит Хосок, сложив руки на груди и с довольной улыбкой

наблюдая за сценой.

— Определенно не шутит, — подтверждает Джин, держась за руль своего

велика.

— Он за свой мерс и не на такое способен, — хихикает Чонгук, стоя рядом с

Хосоком и Джином и наблюдая за тем, как Чимин пытается оттащить
упершегося Винсента от бэхи.

Вот она… стабильность.

— Хорошего дня, приходите к нам еще, — Хосок буквально вырывает из себя эти
слова, но еще тяжелее дается еле натянутая улыбка, адресованная охуевшему
клиенту, который без всяких там «спасибо» развернулся и уже идет к выходу.
Раскритиковал все, что только можно, так еще и смотрел на Хосока все время,
что тот готовил заказ, с откровенным пренебрежением и легким недоверием.
Сука. В чем-то сомневаешься — пиздуй нахуй. Так хотел сказать уебку Чон. И
еще много че сказать, вдобавок харкнуть в кофе и въебать. Но нет, свою
районную природу в рабочей зоне нужно засунуть в жопу и до талого улыбаться
261/390
клиенту, как бы глубоко в дерьмо не окунали.

Вот че Хосок в своей работе ненавидит больше всего.

Компенсирует он это брошенным вслед средним пальцем. И похуй, что

остальные посетители могут увидеть. Они если нормальные, то поймут, что тот
мудак заслуживает. И средний палец — меньшее, чем Хосок может отплатить.

Почему до сих пор не съебался и не нашел другую работу? Да потому что

нравится готовить кофе, смешивать, сочетать и все такое. Хосок любит кофе,
любит химичить с ним по-всякому и параллельно ощущать его кайфовый аромат,
который целыми днями витает в кофейне. И вроде Хосок может стерпеть
подобных неблагодарных клиентов, но порой терпение начинает подводить.

А Хосок вообще очень терпеливый. Главное не трогать его, не будить того

самого зверя, который по-человечески не понимает и с которым так просто не
договоришься. В этом есть некая проблема, но есть и преимущество. Хосок
сильнее, когда взрывается, башка не работает, о последствиях не думает, нихуя
не боится и не загоняется попусту. Даже Давон не доводит до такого брата.
Знает, что Хосок с катушек слетит, если перейти грань. Но и он с ней особо
терпелив, как ни с кем. Сестра все-таки. Девушка. Девушек Хосок не бьет.
Точнее, уже не бьет. В школе он не разбирал, с кем пиздиться. Одноклассницы
постоянно пизды получали и сами давали, забывая о своей нежной
женственности. Хосок просто очень не любит несправедливость, а малолетние
девчонки были королевами несправедливости. Типичный момент, где тот, кто
круче и богаче, прессует того, кто классом ниже. Хосок такое не терпит, вот и
давал пиздюлей, когда словами не понимали, а потом с царапинами от
наманикюренных когтей на лице приходил. Короче, бесит всякое такое, вот он и
борется по сей день.

Ну, а че, средний палец тоже своего рода борьба.

Такие, как он, рожденные на дне, только так и умеют выживать и втаптывать
себя в грязь не позволят. Кого угодно из пацанов можно спросить. Они все типа
революционеры и бунтари, изо дня в день посылающие систему, в которую не
вписываются из-за места рождения. Ну и похуй.

Хосок заканчивает свою смену, по-быстрому переодевается и идет к выходу,

напоследок вдохнув любимый запах и выходя на улицу, где встречает прохлада.
Чон сразу же закуривает и, сунув руки в карманы спортивок, бредет по улице.
Давон сегодня оставила без колес, но Хосок не особо загоняется из-за этого.
Иногда и пройтись хочется, да и до остановки ебашить к тому же слегка лень,
если честно. А на такси только мажоры катаются.

Идет минут двадцать, людей на улицах почти нет, а в родном районе тем более.
Здесь мирному человеку выйти вечерком рискованно, прячутся от местного
хулиганья. Не заберут деньги, то кроссы стянут, если те понравятся, и плевать,
что могут быть очевидцы. Никто не встрянет. Кроссы на районе особенно
ценятся, а если бабла на хорошие нет, хули не спиздить с какого-нибудь
ссыкуна, который не сможет их отстоять? Хосок невольно на свои кроссы
опускает взгляд. В выпускном классе он тоже с кого-то прилюдно снял кроссы
на большой перемене, прямо на школьном дворе, ходил потом, пока до дыр не
износил, но гордился безумно. Это как трофей, полученный от побежденного
противника. Снять кроссы с врага — честь. А ему свое старье оставить, чтобы
262/390
босым не пошлепал (доля уважения к врагу, хули). Были времена. А теперь че?

Одни только фальшиво-вежливые улыбки всяким зажравшимся мудакам.

Чтобы сократить путь до дома, Хосок идет через гаражи, как обычно делает,
когда бывает без машины. Здесь спокойно, кое-где бомжи тихо мирно
посапывают, нажравшись, и ни о чем не заботятся. Иногда их беззаботная жизнь
кажется мечтой, но разве жизнь это? Примитивные существа, не несущие
никакой пользы ни себе, ни обществу. Скука, с одной стороны.

Все бы хорошо, но напряжение, которое появилось после выхода из кофейни, до

сих пор не покидает. Хосок и сам не понимает, с чем оно связано, но это
начинает клинить не на шутку. Он ни разу не оборачивается за все время, но
постоянно слышит за собой шаги не одной пары ног. Кто-то все идет и идет
следом, в цвет преследует, а Хосок все ждет, когда что-то произойдет, думает о
другом, прошлое вспоминает, не зацикливается на раздражающих шагах за
спиной, но уже начинает терять терпение. Его реально кто-то преследует.

Терпение заканчивается внезапно.

Хосок оборачивается и видит шестерых парней, идущих за ним на расстоянии

пяти метров. Прищуривается, чтобы лица разглядеть, и понимает, что почти не
узнает никого. Только парочка знакомых рож. И все одеты в черные строгие
костюмы. Шавки Диего, конечно же. Хосок не удерживается и негромко
усмехается, замедляя шаг. Они с пацанами все ждали и гадали, как будет
действовать Диего, и вот он, первый его удар, нацеленный на Хосока. Санчес,
видимо, решил всех по отдельности гасить. Хосок за долю секунды заводится, а
руки начинают чесаться. Он резко поворачивается.

— А че вас так много? Ссыканули на одного? — не выдерживает Чон. Его злость

сжирает уже вовсю. Чего эти уебки выжидали? Вот оно, хорошее место для
пизделки — гаражи. Хосок сам их сюда привел и готов носы ломать.

— Меньше пизди, может, скидку сделаем, — отвечает один из них. Они ближе
становятся, постепенно сокращают расстояние. Хосок и сам не предпринимает
попытки ускориться, наоборот, никуда съебываться не собирается. Он не из тех,
кого можно запугать. Не знают эти шавки, какие в этом районе люди выращены.
Сейчас узнают.

— Сюда подошел, — хмыкает Хосок, поманив шутника пальцем. — Посмотрим,

кому еще скидка понадобится, — Хосок сплевывает сигарету в сторону и
ускоряет шаг, но уже в сторону толпы. Те бросают смешки, гадко посмеиваются,
похрюкивая. Конечно, когда стадо едино, один воин для них смешон. Только они
не понимают, что жалко выглядят в глазах Хосока. — Пизды получить хотели?
Давайте, бля, а то мне скучно стало, пока я шел.

— Ща развеселим, — ухмыляется другой.

Они наступают. Хосок резко успевает оглядеть их, проверить, не собираются ли

его просто застрелить, но разве посылал бы тогда Диего группу поддержки? Для
убийства было бы достаточно и одного отправить.

Хосок не дурак, хорошо понимает, что против шестерых не выдержит. Он не

Брюс Ли какой-нибудь, хоть и дерется прилично. Он знает, что не выйдет
263/390
победителем, но сделает все возможное, отпиздит стольких, скольких только
сможет, ни одного не оставит без пролитой крови, чтобы они потом пришли к
своему боссу побитыми щенками, которые одержали верх только за счет
количества. Все равно это пиздецки жалко выглядит. Хосоку смешно.

Ему реально весело. Эта веселость переплетается с бешеной яростью, которая

вырывается наружу мощным ударом в рожу того, кто первым подошел. Никто не
ожидал, что Хосок первый нападет. Их жертва стала охотником. Точнее, всегда
им была, а они и не знали. И тут начинается сражение.

Один в поле воин. Тот самый воин, который пойдет до конца, плюнув на себя. Он
думает о сестре, думает о братанах, думает о тех пацанах, которых Диего
грохнул, и дерется, крутясь во все стороны, каждому нападающему пытаясь
отпор дать. Где-то получается, где-то промахивается, но лишь потому, что кто-
то другой в спину бьет, кто-то еще хочет на землю кинуть. Хосок не позволяет
себя уложить, вертится, как юла, пуская кровь и чужую, и свою. Ему не больно.
Вообще. В эту секунду он находится в том самом моменте, когда по-человечески
нельзя. Он понимает только на языке борьбы, на языке кулаков, на которых уже
в мясо разодрались костяшки. Но как же кайфово слышать хруст чужих костей.
Стон боли, маты и обещания убить. Одно наслаждение.

Хосок и ногами орудует. Стопудово кому-то ребро сломал. Только и сам не

меньше получает. Это не тот момент из фильмов, когда пока с одним
пиздишься, другие в стороне стоят и наблюдают, чтобы потом каждого
поочередно раскатать. Это жизнь, в которой враги окружают разом и наносят
удары со всех сторон сразу, и вот это еще сильнее заводит. Хосок рычит
разъяренным зверем, чувствует привкус крови во рту, а на секунду ему кажется,
что он сейчас кишки выблюет, но не сдается. Шавки у Диего оказываются
жесткими, бьют безжалостно. Ноги уже подкашиваются. Хосок изо всех сил
заставляет себя стоять, мечтает, чтобы ноги приросли к земле. Только бы не
упасть. Тогда самое веселое начнется. В окружении шестерых он уже не сможет
встать, пока его не обработают, как следует. Поэтому он не сдается и
продолжает бой.

Как и намеревался, каждому кровь пустил, а у самого бывшая белая футболка в

красных брызгах, но иначе быть не могло. И боль, что ранее не ощущалась,
теперь ноет во всем теле. Хосок бросается на одного, бьет изо всех сил, не щадя
кулака, и добивается того, что мужик падает. Такое он проворачивает еще с
одним, а когда, ослепленный злостью и ликованием одновременно, принимается
за третьего, понимает, что заигрался, потерял бдительность. Коленные чашечки
жестко ударяются о землю. Его уложили.

И теперь уже неважно. Его дубасят ногами со всех сторон, по-любому что-то
сломают, если не уже. Хосок в обилии боли уже ничего не различает, но ни звука
не издает. Из уголка губ течет струйка крови. Хосок ее сплевывает и поджимает
губы, чтобы зубы не разбили. Как он улыбаться еще будет?

Давон любит улыбку своего брата. Как ее потом радовать ею?

Хосок жмурится и пытается свернуться в клубок, чтобы уменьшить урон, но все

бесполезно. Уебки не останавливаются, разозленные отпором, который он им
давал. А Чону уже без разницы. Он их рожи запомнил и потом стопудово
выловит. Чужаки пришли и на его же земле посмели руку поднять. Такое не
прощается.
264/390
С Хосока сегодня стащили кроссы.

Вот, как это называется.

Пару дней назад собирались у Хосока дома, чтобы отпраздновать радостное

событие. Теперь все собрались по другому поводу.

Хосок лежит на диване, похожий на мумию, практически весь забинтованный,

одно только лицо видно. Вокруг него пацаны собрались, все в молчание ушли, и
злые, как черти, готовые разверзнуть врата Ада и всю свою ярость выпустить.
От этой бурлящей внутри злости им даже сказать нечего. Давон возле брата
сидит на полу с красными от слез глазами, тоже готова убивать не меньше
остальных. Если не больше.

Чонгук жует дрожащую губу. И он на грани слез. Он злится, как никогда. Ему
такого Хосока видеть тяжело. Как будто кто-то другой перед ним лежит, это не
его веселый и сильный бро. Хосок никогда не был беспомощным. Но даже так от
него веет силой. Его разбитые руки этому доказательство. Он не проиграл.

Хосока за гаражами нашел Югем, только взявший у Винсента опиум. Через

гаражи он возвращался домой, но как только увидел Чона, резко метнулся за
еще не успевшим (к счастью) уйти Винсентом. Югем-то знает, что Хосок тому
близкий друг. Тогда они немедленно отвезли его в больницу, но не стали
держать там долго. После того, как Чону оказали первую помощь, что длилось
несколько часов, вернули домой. В больничке оставаться было небезопасно.
Диего мог и туда нагрянуть. Дома куда спокойнее, к тому же, Давон в
медицинских делах не новичок: она умеет ухаживать, как полагается, умеет
обрабатывать раны, знает, как и что. Ни один врач не позаботится о Хосоке так,
как его сестра.

Как только о произошедшем стало известно, все сразу же собрались в квартире,

побросав дела, ставшие неважными. Встревоженные и злые до невозможного,
жаждущие мести за братана.

Хосок, к счастью, остался в сознании, что тоже чудо, хотя и неудивительно для
такого непробиваемого и упрямого Чона. Он рассказал все, что произошло, но
никто и не сомневался, что это дело рук Диего. А начал он свой рассказ с
агрессивного для избитого до полусмерти человека: «какие-то там хуй знает
че!» Тогда пацаны поняли, насколько все серьезно.

— Как мы их найдем? — нарушает затянувшуюся тишину Чонгук. Все сразу на

него переводят взгляды. Его бесстрашие и решимость слегка удивляют пацанов,
но они не могут не гордиться. У Гука взгляд стал твердый и непроницаемый,
даже холодный. Он в этот момент уже даже не похож на милого зайчонка. Хрен
там. Он готов рвать всех, кто его брату причинил боль.

— Я знаю, где они могут ошиваться, — отвечает Джихан, стоящий в проеме. — В

клубе «Сумрак». Слыхал несколько раз.

— Погнали, — Винсент поднимается с кресла и разворачивается, идя в коридор

без лишних обсуждений. Его даже на эмоции не хватает. Перед глазами все еще
265/390
мелькает образ окровавленного Хосока. Едва живого. Если бы Югем его не
увидел, Хосок там бы и закончил свою жизнь.

— Я с вами, — шмыгает носом Давон. Ее дрожащий голос полон ярости, как

никогда. И все в комнате ее понимают. Они не меньше злы. За брата готовы
гасить без разбора. Каждый, кто к этому причастен, получит свое в полной мере.

— С ума сошла? Куда ты идешь? —раздраженно хмыкает Винсент,

остановившись в дверях и повернувшись к Давон.

— Думаешь, я не в состоянии ушатать кого-нибудь? — злится та, уставившись

на Тэхена. Его откровенная скептичность в глазах вымораживает ее. Но правда в
том, что Винсент уверен, что она может отпиздить, кого угодно. Только
рисковать еще и ею он не может. — Моего брата однажды чуть не застрелили, а
сейчас избили до полусмерти. Я че, сидеть тут стану, по-твоему?

— Как ты Хосока оставишь, Давон? — вздыхает Намджун, тоже готовый в любой

момент выскочить из квартиры и пойти мстить за друга, который из-за его
проблем сейчас тут оказался в таком состоянии. Он старается выглядеть
спокойным и сдержанным, но у него горит. Так сильно, что нет сил уже тут
сидеть, сложа руки. Эти руки требуют крови.

Давон шумно вздыхает, закрывает глаза и цедит:

— Я не могу сидеть тут, пока вы хрен знает, где и с кем будете связываться.

— Сиди здесь, — бросает Тэхен, как будто и не услышал ее протестов, и

переводит взгляд на Чонгука. — И ты тоже.

Вот уж кем Винсент точно рисковать не собирается.

Но Чонгук считает иначе. Он смотрит на старшего с глубоко оскорбленным

видом и едва не давится от возмущения. Гук, конечно, страшно скучал по
Тэхену, но в этот момент клинится на него. Как он может сейчас, в такой
момент, отпихивать Чонгука в сторону, как бесполезную вещь? Это бесит до
дрожи.

— Че? — выдыхает малой в ахуе, уставившись на Винсента. Только на это его и

хватает.

— Чонгук, останься с Давон, — не терпя возражений, отвечает за Тэхена Чимин

и сразу же становится следующим предметом раздражения для Гука.

Пацаны молча поднимаются, кто сидел, и друг за другом покидают квартиру,

оставляя зависших в шоке Давон и Чонгука в комнате с уснувшим Хосоком.

Внизу ждут мерс и тойота. Все пацаны рассаживаются по машинам. У всех руки
чешутся, а ярости не терпится вырваться и обрушиться на ублюдков. Они уже
представляют, как будут за брата мочить, а если там и Диего окажется — тем
лучше. И с ним пора кончать, пока он не натворил еще чего. Сегодня обошлось
без убийств, но, кто знает, что он учудит завтра.

Тундра с Намджуном, Джином, Юнги и Джиханом отъезжает первой. Решают на

двух машинах, чтобы было легче. Поэтому Чимин пересаживается в мерс, садясь
266/390
спереди, рядом с Тэхеном. Тот уже заводит движок, включает фары, осветившие
погрузившийся в ночь двор, и собирается отъезжать, но тут же резко тормозит,
когда перед мерсом оказываются Давон и Чонгук, которых едва не сбил.

— Твою мать, — рычит Винсент, стукнув по рулю ладонью.

Эти двое обходят тачку с обеих сторон и открывают дверцы, заваливаясь внутрь,
как ни в чем не бывало.

— Какого хера? — злится Винсент, обернувшись к внезапным пассажирам,

которых не ждали. — Я, блять, че вам сказал?

— Да кого это щас ебет? — хмыкает раздраженно Давон. — Езжай давай! Мы не

собираемся сидеть в сторонке.

— А Хосока с кем оставили? — спрашивает Чимин, недовольно зыркнув на

брата. Чонгук за секунду ловит сразу два сердитых взгляда, потому что Винсент
тоже его осуждающе сверлит. И правду говорит Давон: кого сейчас ебет? Чонгук
зол, как не был никогда, и все, чего он хочет — уебать каждому, кто тронул
одного из его братьев. Его никто не остановит. Если Винсент и Чимин его из
машины вышвырнут, он пешком пойдет, как нечего делать.

— С миссис Ча, которая напротив живет, — закатывает глаза Давон.

— Да поехали уже! — не выдерживает Чонгук.

Ни слова больше. Винсент давит на газ. Мерс агрессивным рыком разгоняет

тишину уснувшего района.

Все происходит быстро. Они быстро добираются до клуба «Сумрак», выходят и

сразу же идут внутрь, в самую гущу событий. Вокруг долбят басы, а мрак
нарушается светом цветных прожекторов, перетекающих из цвета в цвет.
Душно и несет спиртом, смешавшимся с парфюмом множества находящихся в
клубе людей.

Намджун, Винсент и остальные проталкиваются через эту толпу, попутно

окидывая людей изучающими взглядами. Они хоть и не знают в лицо тех, кого
ищут, но угадать было бы нетрудно: шавки Диего все на одно лицо. Типичные
твердолобые тупари в черных костюмах, как из какого-нибудь гангстерского
кино. Они что-то из себя пытаются представлять.

Пьяные трезвых сразу чуят и незамедлительно желают утянуть в свой кайф,

скользя руками по телам, которые настроены на борьбу и напряжены до
предела. Кто-то касается поясницы Давон, отчего та резко дергается в сторону,
хлопнув по чужой наглой руке и вжимаясь спиной в широкую грудь позади. Она
поднимает взгляд и видит над головой спокойное лицо Джихана. Тот даже
понять не успевает, кто к нему прижался в поисках защиты, как Давон
мгновенно покрывается колючками, хмыкает и отстраняется от До, гордо идя
дальше, как ни в чем не бывало. Джихан смотрит ей вслед и не удерживается от
смешка. И вот эта девчонка собралась кому-то рожи разбивать? До вдруг
понимает, что сегодня будет драться за двоих. Это теперь его долг.

267/390
Успевший оказаться на другом конце клуба Юнги уже вовсю маячит остальным,
указывая на дверь — черный вход. Ну конечно же, где еще ныкаться крысам?
Все парни сразу же направляются к двери, оставляя позади душный дурман и
алкогольный кайф.

То ли удача, то ли Бог услышал, но все шестеро (плюс еще несколько других, что
опять превышает их число), причастные к тому, что с Хосоком случилось,
обнаруживаются за зданием клуба. Они стоят у черного джипа, курят и пьют в
компании определенно точно шлюх. На каждом из них остались следы хосоковой
ярости. У одного глаз заплыл, у каждого ебало разбитое. Но этого мало.
Чертовски мало за то, что они сделали с Хосоком.

Давон загорается по щелчку, стоит ей увидеть тех, кто покалечил ее брата. Она,
готовая сорваться, сразу тормозит, удерживаемая за запястье Джином. Тот
молча мотает головой, прося ее не лезть на рожон. Она поджимает губы и
кулаки.

Все пацаны выходят из клуба, и дверь со скрипом закрывается. В полумраке

только этот звук отвлекает шестерок Диего от их веселья. Когда они
оборачиваются, то видят перед собой целый отряд мстителей, настроенных
самым агрессивным образом.

— На слова не будем растрачиваться, — Намджун выходит вперед, пока Джин

пытается удержать рвущуюся Давон. Все уже на взводе. — Пиздим их.

— Ну че, хуесосы, кого первым принять? — Винсент вылетает вперед и своей

неизменной коронной походкой идет к слегка растерявшимся шавкам. Они точно
не ожидали, что кто-то придет им мстить за какого-то жалкого пацана из
района. Как бы не так.

Шлюхи куда-то убегают, почуяв, что ничего хорошего не предвидится.

И тут начинается пизделка уровня Мстителей.

Винсент сходу хватает одного и знакомит его рожу со своим коленом.

— Вот и познакомились, — ухмыляется он, похлопав пацана по башке и

отшвырнув к стене. У того от удара взгляд помутнился, ему уже никакая драка
не нужна. Он на пол валится, схватившись за лицо. А Тэхен уже ищет себе новую
жертву. Людей тут хватает. У Диего еще осталось какое-никакое войско, только
жаль, самого короля не видать. Тут бы и закончили.

Давон с рыком бросается на одного и начинает дубасить по лицу, что есть дури,
попутно осыпая проклятиями и обещаниями разорвать в клочья. Она злая не на
шутку и ее обещания вовсе не кажутся туманными. Ее настрою любой вояка
позавидует. Растерявшийся мужик даже не сразу понимает, как ему отвечать
девушке. Все, что он может делать — обороняться от ее непрекращающихся
ударов. В этот момент, который начинает затягиваться, сзади появляется
Джихан, который хватает мужика за воротник и одним легким (как кажется
Давон) движением валит на землю, начиная бить ногами по спине. Давон кидает
дикий горящий взгляд на Джихана, тот ей в ответ подмигивает, коротко
улыбается и кивает. Она рычит, как разъяренная пантера, и повторяет за До,
начиная пиздить мужика ногами по груди, животу и промежности. Повезло тому,
что она не в каблуках, а то продырявила бы ему уже все тело. Пока она избивает
268/390
его ногами, иногда еще и руками добавляя, Джихан не может отвести от нее
восхищенно-влюбленного взгляда. Недалеко она от брата ушла. Такая же
бешеная и неконтролируемая, когда в гневе. И это, черт возьми, так круто в ней,
что заставляет запасть еще больше.

Зависнув на Давон, Джихан не сразу замечает, как на него сзади наваливается

какой-то сучонок, не рассчитавший свои силы. До крупнее и выше, поэтому ему
ничего не стоит стряхнуть с себя букашку, схватить за патлы и пару раз
хорошенько въебать по лицу.

Никто не стоит без дела. Отовсюду в этой узкой подворотне слышатся звуки
борьбы и разбивающихся предметов, стоящих у стены. Типа ящиков из-под
алкоголя и прочего хлама из клуба. По асфальту разбрызгивается теплая густая
кровь, а из клуба приглушенно доносится голос Эминема (сам Бог, мать его,
благословил эту пизделку).

Чимин ритмично херачит чью-то башку о капот джипа, создавая грохот. Не без
наслаждения. Давненько он никого так знатно не пиздил, аж соскучился. В
моменте он встречается взглядом с Винсентом, который пинком отправляет
избитую тушу в полет навстречу кирпичной стене здания клуба. Они по глазам
друг друга с Чимином понимают. В жажде крови они одинаковы и обоим кайф
приносит месть за братана. Это тот момент, когда она реально освобождает и
облегчает состояние. Хосок жив и скоро поправится. И как же повезло этим
мудакам, что он выжил. Иначе и месть бы тогда не имела смысла, а их жизни
превратились бы в настоящий ад.

Пока Юнги, усевшись на груди одной из шавок, превращает чужое лицо в фарш,
Намджун ведет бой с коренастым лысым мужиком, у которого на скуле
красуется огромный синяк, в подарок оставленный Хосоком. Ким ловко
уворачивается от тяжелых кулаков и свободно бьет собственными. У лысого
реакция низкая, а Намджуну даже напрягаться особо не приходится. Иногда он
предугадывает следующие действия врага и успевает пресечь. И соврет, если
скажет, что ему не приносит это удовольствия.

Джин тоже во вкус вошел и дерется, как в последний раз. Он нечасто себя так
отпускает, всегда свои негативные эмоции контролирует, а тут сорвался с цепи,
ослепленный злостью из-за того, что с братом сотворили. Иначе и быть не могло.
По телу проходится приятная волна от каждого нового удара по чужому телу.
Давно он так не кайфовал. Насилие — это плохо, но то, что от него на душе
лучше становится — факт. Всем им становится легче.

Они боям улицами обучены. Жестокая жизнь научила давать сдачи.

Чонгук ничего вокруг не видит, кроме рожи, которую до него отбил Хосок. Зубы
скрипят, едва не стираются в порошок от того, как Гук стиснул их. Он чувствует
на языке вкус собственной крови, а кулаки как будто онемели. Даже боли нет,
только злость, затопившая сознание. Малой полностью потерял над собой
контроль и все не может остановиться, хотя враг давно валяется, почти
находясь в отрубе на грязном асфальте. Где-то рядом слышится звук
разбившегося стекла, осыпавшегося на землю. Кто-то из пацанов окно джипа
пробил чьей-то башкой. Но ни один сторонний звук Чонгука не отвлекает. Перед
глазами его мелькает забинтованный Хосок, еле способный держать глаза
открытыми. Это не про него. Это не про Хосока. Чонгук не может поверить, что с
его братом такое произошло, а автор его боли лежит тут, у чонгуковых ног, и
269/390
больше ничего не может сделать. С чистейшей яростью никому не тягаться.
Чонгуком именно она движет. Он и сам уже задыхаться начинает, почему-то
вдруг воздуха не стало в легких, словно все это время не дышал. Но все равно
не останавливается. И сам не знает, что на него нашло.

Помутнение.

Его хватает за плечи Винсент и оттаскивает от парня, избитого до полусмерти.

Чонгук с ним обошелся так же, как и эти выродки с Хосоком. Довел до такого же
состояния.

— Зая, зайчонок, — зовет Винсент, прижимая его к своей груди спиной и четко
произнося слова прямо в ухо, чтобы Гук, дрожащий от нахлынувших эмоций, на
его голосе концентрировался. Малой застыл, стеклянным взглядом глядя на
лежащего у его ног, а на ресницах застыли капли слез. — Все, ты его отключил,
успокойся, он уже в ничто, — говорит Винс, успокаивающе поглаживая по
быстро вздымающейся груди ладонями, не менее окровавленными, чем
чонгуковы.

Гук несколько раз моргает, глубоко вдыхает через нос и открывает глаза,
оглядываясь по сторонам. Парни все пытаются отдышаться. Всех отпиздили,
всех уложили. Чимин сидит на кортанах возле злосчастного джипа, опустив
голову, и разглядывает свои разбитые ладони. Юнги стоит, прислонившись к
холодной стене клуба, и глядит в небо, уже даже закурить успел. Джин рядом с
ним, согнув колени и упершись в них ладонями, дыхание выравнивает. Намджун
стоит, поставив ногу на спину коренастого, в отключке валяющегося на полу, а
Джихан держит приходящую в чувства Давон за плечи.

И все покалеченные. Но не смертельно. И слава Богу.

— Все норм, зая, отвечаю, мы сделали им, че надо, — Винсент кладет

подбородок на плечо Гука, слегка тычется кончиком носа в его шею, обдает ее
жаром своего дыхания и коротко целует за ухом, успокаивая. — Пошли выпьем,
хули.

— И я? — Чонгук поворачивает голову к Винсенту и глядит своим чистым

невинным взглядом, по которому Винс соскучиться успел. Не идет зайчонку
злость в глазах.

— В виде исключения. А че делать, там из безалкогольного только водичка, —

усмехается Винсент, кивнув на клуб. Он выпускает успокоившегося Чонгука из
объятий, берет за руку и ведет к двери.

После такого им всем выпить необходимо. Месть совершена.

Огни прожектора скользят по двигающимся в такт телам, заставляя их сиять и

переливаться. Они отражаются в глазах и на ресницах мерцают, как что-то
космическое. Руки крепко обвили торс под кожаной курткой и сцепились на
пояснице, щека прижата к груди, где сердце отбивает равномерный ритм,
сливающийся с ритмом музыки, мягко вплывающей в сознание.

Чонгук жмурится и глубоко вдыхает запах свежести, через который ни один

270/390
другой парфюм и алкоголь не пробьется. Они с Винсентом окружены людьми,
сами в легком опьянении, кружащем голову, но не сносящем крышу, и им до
безумия хорошо. Они не одни, но как будто бы в одиночестве. Чонгук
прижимается так, словно они не в центре танцпола и не кружат в медленном,
ленивом и слегка неумелом танце, забив на все вокруг. Но это и хорошо. Винсент
бережно держит своего расслабившегося под действием кайфа и выплеснутого
адреналина зайчонка, и сам как на волнах святого расслабона несется прямиком
в космос. Чонгуку пофиг до всего, он слушает сердцебиение Винсента, дышит с
ним одним воздухом и ни о ком вокруг не думает.

— Почему ты меня брать с собой не хотел? — бормочет Гук, не поднимая головы

и не открывая глаз. Его губы надулись оттого, как плотно он щекой к крепкой
груди старшего прижался, и со стороны это выглядит мило. — Думал, я не смогу
никого уложить? Думал, я слабак? — малой слегка хмурится недовольно.

— Да не, — лениво тянет Винсент, обдавая где-то сверху горячим алкогольным

дыханием макушку Чонгука. — Я не хотел, чтобы с тобой что-то произошло.

— Смешно, блять, — зайчонок бросает короткий смешок. — Как будто бы ты

допустил, чтобы со мной что-то произошло.

— Базару даже нет, зая, — соглашается Винсент. — Я не считаю тебя слабаком.

Хорошо ты мне обычно в ответку заезжаешь, сучка мелкая, — ухмыляется он,
быстро и незаметно шлепнув малого по упругой заднице. — Знаю я, на че ты
способен. И видишь, как оно вышло? Ты чуть не грохнул чувака.

— И жаль, что не убил, — бурчит Гук, уткнувшись лицом в шею Винсента и

глубоко вздохнув. — Да ты сам такой бываешь, когда злишься. Вечно тебя от
кого-нибудь отрываю, чтобы потом в тюрягу передачки не таскать.

— Мы друг другу необходимы, зайчонок. Ты мой тормоз, а я твой, — Тэхен тянет

пьяную лыбу и тычется губами в висок Чонгука.

— Дохуя романтично, — хихикает Гук. — Но еще ты мой газ, а я твой.

— Стопудово. Как ты меня можешь завести, так никто, — Винсент крепче

прижимает к себе Чонгука за талию, когда тот чуть не выскальзывает из его рук,
и смазано целует куда-то в скулу.

— Во всех смыслах? — Чонгук сглатывает вязкую слюну и сжимает в пальцах

ткань тэхеновой футболки. Ему что-то вдруг в голову ударило от этих слов. И не
только в голову. И не только от слов.

— Абсолютно во всех смыслах ты меня заводишь, — хрипло повторяет Тэхен

низким хриплым голосом, куснув малого за хрящик. Чонгук вздрагивает от
приятных ощущений и выдыхает, жмурясь еще сильнее. Как же ему хорошо в
этих руках, как хорошо чувствовать эти любимые прикосновения, и плевать, что
вокруг люди, а где-то рядом братаны сидят и могут все увидеть. Слишком
хорошо, чтобы о чем-то сейчас загоняться.

Тяжелый вечер заканчивается самым приятным образом.

271/390
Посидели в клубе недолго. Час от силы. Чисто выпить, расслабиться и прийти в
себя. А потом сразу к Хосоку. Тот наверняка будет в ахуе, когда проснется и
увидит перед собой сморщенное и старое лицо миссис Ча вместо своих братанов.
Поэтому все собираются у машин Винсента и Намджуна. Слегка навеселе,
потому что все напряжение ушло. Да и тех уебков уже упаковали и увезли в
больничку. А полиция ожидаемо не влезла. После облавы легавые резко
рассосались и покинули забытый Богом район, как и обычно, предоставив его
проблемы его же жителям. И все довольны, это тоже стабильность, к этому все
привыкли. Разбирательств не будет. Драки — не новое дело.

Чонгук очень не хотел выходить из того невесомого состояния, в котором

находился, пока был в руках Винсента посреди танцпола, потому что приятное
сменилось резким кусачим холодом глубокой ночи. Он резко протрезвел и
захотел спать, хотя, еще минут пятнадцать назад готов был прямо в кабинке
туалета отдаться Винсенту. Оба были на взводе, готовые на что угодно и где
угодно, но облом пришел нежданно. Давон ворвалась в идиллию и потащила на
улицу. Все поддатые, трезвых для роли водителя не осталось, поэтому решают
так, как есть, своими бухими силами добираться до хаты.

— Холодрыга, — Гук топчется на месте в ожидании, пока Тэхен откроет машину,

и слегка подпрыгивает, чтобы кровь разогнать. Остальные тоже ежатся, ждут.

Намджун в поисках ключей возится дольше, и когда на его лице появляется

суета, все понимают, что что-то произошло.

— Ты ебучие ключи просрал?! — выдыхает бухой Джихан слишком громко.

— Походу… — тихо говорит Намджун, не прекращая обшаривать все свои

карманы. Зато До оказался прав.

— Я с вами, пацаны, — и сразу к мерсу. Зайчонок почетно садится возле

водителя, позади него Чимин и Давон. И всем тепло, всем хорошо.

— Хуй я их щас найду… — виновато бормочет Намджун, подняв взгляд на

Джина. Тот устало вздыхает и демонстративно шагает к мерсу.

— Подождем в мерсе пока, такси вызовем, а то холодно тут торчать, —

распоряжается он, потащив за собой застывшего столбом Намджуна. Тот в шоке
даже воспротивиться не может. Ну, а смысл? Ключи все равно не найдет, да и
пофиг. Ему новые заказать раз плюнуть.

— Ебучий свет, вы реально решили все забуриться сюда? — охуевает Винс,

широко распахнутыми глазами наблюдая, как его мерс прогибается и
пошатывается от количества заваливающихся в него людей.

Его возмущение, всеми проигнорированное, испаряется в воздухе. Еще больше

поражает Винсента момент, когда Чонгук внезапно решает перебраться ему на
колени, чтобы на пассажирское сел Намджун, следом на которого садится Джин,
закрывший за собой дверь. И все довольны!

А сзади вообще отдельная история происходит. Юнги, естественно, усаживается

на коленях Чимина. Джихан тоже рядом себе место находит, но на этом оно и
заканчивается. Две крупные туши Чимина и Джихана заняли все заднее сиденье,
и хрупкой маленькой Чон Давон ничего больше не остается, кроме как…
272/390
Джихан приподнимает уголок губ в неловкой улыбке и похлопывает себя по
коленям. Черт возьми, этот местный мафиози никогда таким милым не казался.
Как школьник, который втрескался по уши. Хотя, второе так и есть.

Давон закатывает глаза максимально, шумно вздыхает, поджимает губы и,

сверля Джихана взглядом «я тебя убью, если дернешься», садится на его
колени, вцепляясь пальцами в сиденье впереди, чтобы не прижиматься к До
спиной, и мрачно глядит куда-то вперед. Скучает уже по своей черепашке…

— Так ехать не вариант, вы ж понимаете? — Винсент с удобно усевшимся на его

коленях Чонгуком оглядывает своих друзей настолько строгим взглядом,
насколько ему позволяет его бухое состояние. Он бы рад поехать так, ему не
впадлу ни разу, только с зайчонком на руках рисковать не хочется.

— Да мы такси вызвали, ща минут через десять приедет, — отвечает Джин,

уложивший свою спину на груди Намджуна, как на спинке кресла.

— Да холодно там, здесь подождем, — говорит Джихан, замерший каменной

глыбой. Когда ему еще такая удача выпадет? Он не хочет спугнуть ее, поэтому
предпочитает не рыпаться, а то Давон пизданет. Хоть она тоже слегка на
расслабоне (не отказала себе в выпивке, хотя сначала противилась, но пацаны
заставили отпустить душевную боль), все равно ее глаза пугают. Джихан
никогда никого не боялся, а Давон в гневе повидал и понял, что один страх у
него все-таки имеется.

— Печку вруби, — руководит из глубин мерса Чимин, откинув голову и лениво

водя пальцами по коленям Юнги.

— В итоге моя тачка тебя спасает, — довольно ухмыляется Винсент, сделав то,
о чем просит Пак. Чонгук у него на руках, как младенец улегся, подогнув
колени, чтобы Намджуну не заехать по лицу кроссовком. Снова щекой к теплой
груди прижался и медленно моргает, сонными глазками глядит куда-то,
пытается цепляться за сознание, только медленно сдается, атакованный
поглаживаниями по спине. Винсент в тесноте умудрился засунуть руку малому
под толстовку, чтобы его голое тело поласкать. От этого так спать хочется, что
пиздец.

— Это корыто ща развалится от нашего веса, — хмыкает Чимин, закатив глаза.

— Жрать меньше надо, поросятина, — коротко смеется Тэхен, сразу же

получает толчок в спину. Чимин переднее сиденье коленом жестко толкает.
Чонгук на секунду встрепенулся, но сразу же успокаивается, потому что
негромко смеющийся над головой Винсент не прекращает своих поглаживаний.
Кайф.

— Вам мало было? Не выпустили еще пар? — шутливо закатывает глаза

Намджун.

— Честно? Я кайфанул, — улыбается Чимин. — Я б даже повторил это с ними.

— Я тоже, эти уроды гореть в Аду должны, — хмыкает Давон.

— Ты дралась жестко, — не без восторга в голосе говорит Юнги, кивнув. Давон

273/390
поворачивается к нему и мило улыбается.

— А этот говнюк не хотел меня брать! — она резко становится злючкой и

хлопает Тэхена по плечу. — Попробуй еще раз недооценить мою мощь!

— Да видел я, — усмехается Винсент. — Пока я одного из этих гондонов

принимал, не мог телефон достать, а то бы заснял тебя для Хосока.

— Ты прям Чудо-Женщина, — не удерживается от комментария Джихан. И все

прям очень кстати замолкают, даже Давон вдруг затихает и замирает. Не
цокает, не закатывает глаза. Губу прикусывает. Хорошо, что никто не видит ее в
этот момент.

Ну, не видел бы, если бы Винсент не повернул голову, двусмысленно лыбясь до

ушей своей прямоугольной улыбкой. А потом все пацаны, кроме Джихана и
засыпающего Чонгука, которому на все пофиг уже, прыскают. Мерс начинает
дрожать от хорового тихого ржача.

— Хули вы ржете, сучары? — возмущается Джихан, слегка дернувшись от

внезапного переизбытка эмоций. Давон на его коленях тоже слегка
подпрыгивает и распахивает глаза, замирая. — Мне нравится Чудо-Женщина, —
а теперь она отворачивается к окну и еле-еле заметно позволяет себе
улыбнуться.

— Ага, Чудо-Женщина, — ухмыляется Винсент, толкнув язык за щеку и

отвернувшись, чтобы не смущать парочку.

— Комиксы любишь, До? — улыбается Юнги, изогнув бровь.

— Обожаю, — закатывает глаза Джихан и складывает руки на груди.

— Как-нибудь мне принеси, я тоже хочу почитать, — смеется Чимин.

— И мне. Про Чудо-Женщину, — добавляет Намджун.

— Вот мудозвоны!

— Бля, окна запотели.

— Ну еще бы, мы все нахуярились, как черти.

— Так че там с комиксами?

Шутки продолжаются какое-то время, перетекают в обсуждение того, как

Намджун просрал ключи, чему никто не удивлен, а потом о Хосоке. И, хрен его
знает, как, но разговор плавно перетекает на тему розового зайчонка. Никто бы
и не вспомнил сейчас, не напомни об этом чертов Пак Чимин, который
обязательно отхватит свой лаваш, что ему задолжал Винсент. И все так, как и
обычно. Спокойно, весело и приятно. Боль отпустили, за брата отомстили,
расслабились и сидят в родном кругу, хотя и тесном.

Такси, правда, задерживается. И плевать.

— А чай был вкусный, — почти неслышно вдруг шепчет Давон на ухо Джихану,
274/390
пока все увлечены каким-то новым базаром.

— Бля, че?! Реально?! — слишком громко говорит До, в шоках уставившись на

Давон. Та закатывает глаза, жалея, что решила сказать это именно сейчас, и
коротко кивает, быстро отвернувшись, смущенная. Никто, к счастью, не пальнул,
в чем суть дела.

— Ебать ты громкий, Джих, сука, я чуть не обосра… — Чимин хватается за

сердце. И не договаривает.

— А теперь заткнулись резко, — шипит Винсент, сердито зыркнув на братанов, в

особенности на Джихана, пребывающего в приятном ахуе. Все резко замолкают.
— Зайчонок спит, — еще тише говорит Винс, глядя на своего спящего зайчонка с
бесконечной любовью в глазах.

Это че? Розовые сердечки в воздухе?

275/390
Примечание к части 50 Cent - What Up Gangsta
Винс и За: Hippie Sabotage - Fuck It
Slap Onehunned - I Gotchu
Hippie Sabotage - Waiting Too Long

пусть небеса его спасут

Погодка, что надо. Солнце на фоне чистейшего голубого неба не

испепеляет, а приятно обогревает смуглую кожу, так еще и легкий теплый
ветерок обдувает, не позволяя перегреться. Неподалеку расположенную между
домами детскую площадку оккупировала детвора, вернувшаяся из школы, и в
этот момент полной гармонии их писклявые голосочки, на удивление, не бесят.
Они даже как-то дополняют умиротворенную картину, расстелившуюся перед
глазами. Серость окружающего не бросается в глаза: деревья и травушка
добавляют хоть какие-то краски, даже птички запевают кое-где. Одним словом,
жизнь. Та самая, которая нормальная.

Хосок делает глубокую затяжку и прикрывает глаза, вслушиваясь в звуки этой

самой жизни, выдыхает в небо дымку, а после снова впускает в легкие свежий
воздух. На губы просится улыбка, а в уголках глаз скапливаются морщинки:
солнце заставляет щуриться. Это приятно.

Прошла неделя с тех пор, как Хосок подрался с парнями Диего Санчеса за
гаражами. И неделя с тех пор, как его братаны-герои отпиздили их в ответочку.
Это наполнило сердце Хосока еще большей любовью, если вообще есть, куда
еще больше. Он не просил мести, он ни в коем случае не хотел бы, чтобы
рисковали его близкие, но разве кто-то спрашивал? Особенно поразила Давон. И
хотя она в далеком детстве впрягалась за братика, когда того обижали, Хосок и
подумать не мог, что нынешняя Чон Давон способна снять каблуки,
классическую рубашку, вкинуть кроссы, мастерку, и пойти бить морды. Но,
конечно же, Хосок ругался. Он не хотел, чтобы его сестра лезла в эти дела, но и
тут никто не спрашивал. Ругался и с Чонгуком, которому тоже не нужны были
такие проблемы. Он совсем молод, и ему не место в этой мути, в которой они все
погрязли. Но Чонгук был непреклонен и все твердил, что сделал то, что должен
был, и не стал бы бездействовать в такой ужасной ситуации. Винсент на это
только пожал плечами. Мол, разъяренного зайчару было не остановить. Хосок
понял, что спорить бесполезно. Он может только благодарить небеса за то, что
никто из его родных людей не пострадал.

Всю неделю он под опекой пацанов и Давон. Постоянно кто-то приходит, что-то
приносит. Хосок не понимает, то ли на нем все по природе быстро заживает, то
ли это из-за силы поддержки братанов, но многие раны реально успели зажить и
затянуться. И лицо оправилось от ужасных синяков. Правда, покалеченная нога
и пара ребер еще не пришли в норму. На это определенно понадобится больше
времени.

Хосок ненавидит маяться фигней. Ну, то есть, сутки напролет рубиться в

приставку — запросто, это дело важное, а что касается реального бездействия,
то это просто дичь. Хосок не ходит на работу, и это его угнетает. Он всю неделю
торчал в квартире и лишь вчера смог нормально порубиться в приставку с
Чонгуком, а сегодня, наконец, выполз из квартиры поторчать у падика в
компании парочки костылей. Да и то, пришлось в экстремальных условиях
сваливать от Давон, пока та в ванной торчала. Ни за что бы не выпустила. Она
276/390
все переживает, оно и понятно, но Хосок уже был в шаге от того, чтобы
покрыться мхом. А тут такая погодка, тепло, запах приближающегося лета…
Идеально. Грех не выйти, подышать воздухом.

Но тут дверь подъезда с грохотом распахивается, отчего мирно курящий Хосок

чуть не роняет костыли. Он резко оборачивается, собираясь материться. Из
подъезда вылетает Чонгук, с кричащей в глазах тревогой несущийся к Хосоку.

— Хо! — выдыхает он, тормозя возле нихуя не понимающего старшего. — Ты…

ты че вышел? — с крайним беспокойством и огромными глазами.

Хосок зависает на момент, считывает эмоции с охуевающего лица малого (и сам

с таким же стоит) и вздыхает так, как будто конкретно заебался от жизни.

— Я че, пленник? — устало спрашивает он, снова отворачиваясь и продолжая

созерцать жизнь с сигой в зубах. Только пышущий тревогой Чонгук рядышком
слегка наводит суету, и вот уже куда-то девается гармония.

— Тебе нельзя столько двигаться. Как ты вообще спустился? — недоумевает

Чонгук. Он как с окна увидел этого миролюбивого, вдыхающего жизнь на
крылечке, так чуть не откинулся от страха. Понесся, как угорелый, забив на
Винсента, который что-то ему втирал, пока брился прямо в комнате.

— Костыли мне на че? К тому же, у меня только одна нога не фурычит, другая-
то в норме, — вздыхает Хосок. Понимает, что это забота, что впечатлительный
малой реально испугался, но эта опека от всех вокруг медленно переходит в
какой-то ненормально строгий контроль. Дайте вольной птице свободу!

— Пиздуй в хату, киборг! — из окна третьего этажа высовывается белобрысая

башка. Хосок поднимает голову и с прищуром глядит на держащего бутылку
пива Винсента. Чон хмыкает и показывает братану средний палец, поддержав
костыль подмышкой, чтобы не упал.

— Ты че пивас средь бела дня глушишь, Ван Гог? — спрашивает он, делая
затяжку.

— Мне когда по кайфу, тогда и глушу, — довольно ухмыляется Тэхен,

демонстративно отпивая пива.

— Ну, типа всегда, — закатывает глаза Чонгук.

— А ты вообще закройся, ща за добавкой мне пойдешь, — Винсент подмигивает

зайчонку и получает в ответ еще один средний палец. — Только этого с собой не
бери, — кивает он на Хосока, — а то я состарюсь, пока он будет тащиться со
своими палками.

— Пошел в жопу! — отмахивается Хосок.

— Че орете опять? — к базару подключается выглянувший из своего окна Джин.

Как только он видит Хосока, его глаза расширяются. — Ты че на улице забыл?

— Да ебаный рот, — Хосок откидывает голову назад и глядит на небо с

мученической гримасой. Жалеет уже, что решил героически выползти на улицу.
Братаны не оценили.
277/390
— Вот и мы ему говорим: не ходи на улицу, Чон Хосок, сиди на жопе ровно,
поправляйся, а он… — Винсент драматично вздыхает и мотает головой.

Казалось, куда хуже. Но нет. Хосоку хочется взвыть раненным зверем, когда из
окна шестого появляется башка сестры, которая не спалила, как брат свалил из
хаты. Винсент усмехается, глядит наверх, заметив, как развеваются на ветру
патлы Давон, и предусмотрительно прижимает ладони к ушам. И не зря.

— Чон Хосок! Ты че, в себя поверил?! Пиздуй в дом! — врубает Давон

ультразвук. Даже молокососы на детской площадке повернули головы на
звонкий голосок. Хосок же жмурит глаза и крепко сжимает костыль, чтобы
ненароком не швырнуть его в окно.

И все ржут. Винсент гогочет, Джин угарает, даже Чонгук, все еще топчущийся
возле Хосока, предательски срывается на тихий хохот. Хосок в каждого кидает
свой реально злобный взгляд, придерживает костыль, чтобы поднять руку, и
демонстрирует средний палец. Какая-то мамашка на детской площадке орет
что-то о том, какой Хосок невоспитанный, и что нельзя показывать при детях
такие вещи, на что Чон, обернувшись, орет в ответочку:

— Маманя, твои пиздюки знают такие вещи, что меня еще научат, я отвечаю,
так что не кипишуй тут, — он морщится и отворачивается, плетясь под
неугасающий смех братанов к падику. Сестра сверху добавляет:

— Вот именно! Как будто забыла, в каком районе живет, — хмыкает Давон, и,
зыркнув на Хосока, убедившись, что тот возвращается, закрывает окно. Мамаша,
красная от злости, затыкается и отворачивается к своим отпрыскам, а Чонгук
спешит за братаном, чтобы помочь подняться. И все еще задается вопросом, как
Хосок так спокойно спустился? Спрашивать, конечно, страхово.

— Осторожнее на поворотах, — Винсент не Винсент, если не спизданет чего

напоследок. Хосок быстро реагирует и кричит ему прежде, чем войти в подъезд:

— Ну все, бля, я к тебе поднимаюсь, отпизжу костылями.

— Хорошо, — ржет Тэхен, высунувшись из окна. — Джин, повезло тебе, до тебя

он с такой скоростью только завтра доберется.

— Пизда тебе, Ван Гог! — орет Хосок.

— Зая, держи зверя, не дай ему схавать твоего пахана!

Чонгук серьезный и сосредоточенный, как никогда. Он крутится перед зеркалом

в магазине вот уже минут двадцать, пребывая в поисках костюма на выпускной,
который уже не за горами. Остается сдать парочку экзаменов, чтобы наконец
распрощаться со школой и начать новый этап суровой жизни.

Винсент тоже тут. Расселся удобненько на мягком кресле, раздвинув колени и

попивая колу из баночки. Кепка козырьком назад, глаза наполовину прикрыты,
весь на расслабоне, но это не мешает ему быть критичным к костюмам, в
которых перед ним предстает Чонгук. Вот уже четвертый пошел.
278/390
 — Хорош наряжаться, как клоун, — не выдерживает Винс, подняв веки и
посмотрев на малого перед ним серьезным и при этом немного замыленным
взглядом. — Мне начинает казаться, что у тебя нет вкуса.

— Какой, блять, вкус, когда я только в спортивках хожу? Я никогда в жизни в

такое не наряжался, — хмыкает Чонгук, повернувшись лицом к Винсенту. Тот
снова сканирует его с ног до головы и издает смешок. Малой недовольно
хмурится и, понизив голос, говорит: — Бля, Тэ, ты вконец ебанулся в банку из-
под колы пивас заливать и ходить с ним?

— Ну, а хули? В общественные места нельзя с бухлом, — Винс со своей банкой в

пальцах разводит руки в стороны, еще и зырит оскорбленно. Малой на это
закатывает глаза и отворачивается к зеркалу. Вот че ему с этого похуиста взять?
У Винсента же свои правила. Нерушимые, мать их.

— Пиздец ты прошаренный. Лучше бы уже нормально оценил хоть один

костюм, — бурчит Чонгук, поправляя бархатный воротник.

— Было бы, че оценивать. Все костюмы клоунские, — хмыкает Винсент, с

деловым видом отпив пива. — Я, конечно, не Том Форд какой-нибудь, но это —
полная хуйня. Слишком много лишнего на пиджаке. Как цыганский пацаненок,
чесслово, — мотает головой внезапный шаритель моды. Чонгук хмурится и
начинает разглядывать костюм на себе новым взглядом, с долей критичности
обращая внимание на детали, о которых говорит Тэхен.

— Че ты предлагаешь? — Гук ловит в отражении взгляд Винсента и поднимает

бровь.

Приглядевшись к костюму, он понимает, что старший прав. Слишком пестро, из-

за чего прикид выглядит дешевым и в принципе стремным. Выпускной, конечно,
это не какой-нибудь там Грэмми, но дело, запоминающееся на всю жизнь, и
просраться перед одноклассниками — последнее, чего хочет малой. Хочется же
спустя годы открыть альбом (хотя Гук уверен, что это ему нахрен не нужно
будет) и увидеть там себя, красавчика, а не какого-то чмошника в клоунском
костюме, над которым еще и одноклассники не упустят шанс поржать.
Подростки ведь по большей части жестокие и критичные, фильтровать базар не
умеют и всегда стремятся быть лучше остальных, поэтому не особо хочется
попасть под их прицел. Не то что бы Чонгук озабочен чьим-то мнением, ему
очень даже похуй, но стремление быть лучше никуда не исчезло. Да и хочется
выглядеть эффектно, во-вторых, для себя.

А во-первых, для Винсента.

Они с Тэхеном никогда не видели друг друга в подобной одежде, но когда

Чонгук примерил первый костюм и взглянул на себя, ему вдруг захотелось
понравиться старшему. Понравиться именно таким. Захотелось увидеть его
реакцию, то, как его глаза будут скользить по телу, одетому в классический, а
не спортивный костюм. Но пока все, что Гук получает — критичный и смеющийся
взгляд. Ну еще бы, Чонгук, оказывается, полный отстой в выборе, и теперь,
когда Винсент ткнул в это, малой понимает.

— Предлагаю померить еще что-то. Тут дохера выбора, — Винс окидывает

магазин взглядом.
279/390
Он сидит в дальнем уголке, возле кабинок для примерки, а неподалеку стоит
консультант, готовый по первому щелчку подогнать еще кучу костюмов.
Магазин, впрочем, не самый херовый, но и не диор. Не небесные цены, плюс
отличное качество. Его посоветовала Давон, которая когда-то давно тут же
выбирала костюм для Хосока на его выпускной. Впрочем, после того, как она
притащила его выпускной альбом, чтобы показать образ братишки (пиздецки
стильный был), Винс и Гук убедились, что в этом месте они что-то да найдут, а
если же нет, то Винсент мысленно поклялся себе, что из самого диора достанет
малому костюм.

Консультант резко метнулся за новой порцией костюмчиков, пока Чонгук

раздевается в кабинке, опустив голову и расстегивая пуговицы на рубашке.
Вдруг незапертая дверца тихонько скрипит, на что малой мгновенно реагирует
и поднимает голову, сталкиваясь взглядом в отражении с вошедшим внутрь
Винсентом. Чонгуку много времени для понимания не надо, чтобы угадать
намерения одного подбухнувшего похотливого Ван Гога. А тот и не теряет
время, помогает рубашку стянуть и припадает губами к плечу, а тельце, одетое
в одни лишь трусы, прижимает к себе.

— Бля, Тэ, ну хули ты устраиваешь тут… — с дрожью шепчет Чонгук, не в силах

сопротивляться жару этих мажущих по коже губ. — Мне еще шмотки мерить.

— Тебя щас не должно это волновать, — хрипло отвечает Тэхен, кусая мягкую
шею зайчонка и гладя его вздымающуюся грудь ладонями.

— Я ща заведусь, Тэ, — с мольбой шепчет малой, поджимая пальцы на ногах, а

пальцами на руках вцепляясь в рукава мастерки Тэхена. В примерочной
становится чертовски тесно и жарко, что аж воздуха не хватает. С каждой
секундой совесть из-за того, что они могут потрахаться в примерочной
магазина, грызет все меньше. Это потому, что возбуждение начинает жестко
бить в голову и заодно выбивает ненужные мысли, оставляя там только одно
мощнейшее желание.

Тэхен убивает к чертям. Чонгук издает короткий писк, который, если бы он не

успел укусить себя за губу, превратился в громкий стон. Все потому, что Винсент
бессовестно сжимает его полувставший член через ткань белья и начинает
мучительно массировать, не обходясь без своей привычной грубости, от которой
крыша еще больше едет. Чонгук с ума сходит. Уже и забыл, что ему необходим
воздух, а про то, что за дверью может стоять консультант, принесший еще
парочку вариантов — подавно. Все, о чем малой может думать — длинные
пальцы Тэхена, массирующие его член, уже вовсю истекающий смазкой.

— М-м, блять, сука, нахуй, че ты делаешь… — быстро шепчет Чонгук на одном

дыхании, откинув голову на плечо Тэхена.

Он крепко вцепляется в запястье старшего и подается бедрами вперед,

толкаясь в его руку. Тело яростно требует разрядки, и теперь малой не выйдет
отсюда, пока не кончит. Его берет злость, что Винсент, снова послав нахуй мир,
поступает так, как по кайфу ему. Зато Чонгуку теперь катастрофически мало.
Ему хочется развернуться, вгрызться в губы Тэхена, всего исцеловать и ощутить
внутри себя его горячую пульсацию до предела возбужденного члена…

Тэхен не мелочится и запускает руку в трусы малого, продолжая свои

280/390
манипуляции. Жар его ладони телом к телу ударяет током, отчего кожа
покрывается мурашками. Чонгук жмурится до боли и вспышек перед глазами,
рискует раскрыть губы буквой «о» в немом стоне и вбивается в двигающуюся по
всей длине члена руку.

Винсенту от всего происходящего крышу сносит не меньше. Ему хочется схавать

Чонгука целиком, но доводить его до предела — не меньший кайф. Вставляет
то, как зайчонок пытается сдерживать свои стоны, как до красных следов,
которые стопудово останутся, цепляется за его запястье, как лежит на плече и
активно двигается бедрами навстречу, желая получить как можно больше. Все,
абсолютно все в нем сводит с ума, и Винсент не понимает, что творит, но
останавливаться не хочет.

Шмыгая носом, давясь слюнями, слезами и стонами, Чонгук кончает в ладонь

Винсента и, не успев одуматься, резко разворачивается в его руках, так и
оставшись с приспущенными трусами. В его глазах пылает дикий огонь страсти,
который Винсент в нем разжег, и теперь сам об него обжигается, но и это
вставляет. Вдруг Чонгук резко пропадает из поля зрения, потому что опускается
на колени и начинает дрожащими непослушными пальцами спускать с Тэхена
спортивки, пока тот продолжает стоять с испачканной спермой ладонью,
прижавшись спиной к стенке.

И именно в этот момент в кабинку коротко стучат. Чонгук мгновенно приходит в

себя. Точнее, жестко разбивается об землю, упав с заоблачных высот. Он
поднимает на Тэхена взгляд, скользит ладонью вверх по его ноге и накрывает
пах.

— Секунду, — говорит Чонгук, обращаясь к консультанту за дверью, и, не

отводя взгляда от Винсента, грубо сжимает его член пальцами. У того вмиг
глаза начинают искриться, а зайчонок улыбается по-дьявольски и облизывается,
обещая сладкую расправу.

Спустя пять минут примерка продолжается.

Чонгук хоть и испытал кайф от внезапной дрочки не в том месте и не в то время,

но все-таки отомстил Винсенту за подставу. Много для этого не нужно было:
всего-то приспустить его белье, прикоснуться к возбужденному члену (кинуть
косточку называется) и, одевшись, выйти, как ни в чем не бывало.

Что-то в атмосфере поменялось. Над головой Винсента сгустились тучи. Он

снова развалился на своем кресле с банкой колы (пива) и сверлит крутящегося
перед зеркалом зайчонка то ли убийственным-злым-опасным-диким взглядом, то
ли до пиздеца возбужденным. Оказывается, что всем вместе взятым. Вроде, сам
затеял игру, но уже как-то не весело. Тэхен еле сдерживается, чтобы не
завалить малого прямо на этом кресле, и похуй, уже абсолютно точно похуй на
всех вокруг.

К счастью, свободная ткань спортивок не выделяет стояк, зато ткань трусов

начинает раздражать. На банке в пальцах Винсента появляются вмятины.

Зато у Чонгука все по кайфу. Он удовлетворился и продолжает примерку с

невозмутимым, но сияющим лицом. Да и то ненадолго. В воздухе напряжение, в
каждой молекуле буквально заложено агрессивное «хочу тебя», посланное
Винсентом. Сталкиваться с его взглядом в отражении опасно для жизни.
281/390
Удовлетворение сразу же аннулируется, и снова хочется. До безумия хочется.

— Ну, а этот как? — спрашивает Чонгук, наконец руша напряженную тишину,

образовавшуюся между ними. Он поворачивается к Тэхену и сует руки в карманы
брюк.

— Какой-то блядский вампир, — хмыкает тот и снова оглядывает малого с ног

до головы. Только его взгляд теперь не критичный, а пожирающий. Откровенно.
— Этот пиджак делает тебя взрослее, а ты у меня еще мелкий.

— А для того, чтобы ебаться в общественных местах, я не мелкий?

— ухмыляется Чонгук, склонив голову к плечу.

— Рот закрой, тепло не трать, — Винсент щурится и въедается взглядом в глаза

малого.

— Бесишься, что хуй с маслом получил? — Чонгук неотрывно глядит на

старшего и расстегивает две верхние пуговицы на рубашке.

— Твой девственный грудак нуждается в татухах и мощных мышцах, если ты

решил выебнуться, — Винсент снова пытается включить критика, чтобы теперь
задеть самодовольного пушистика, но выходит слабо. На языке одно, а в голове
другое. То, что в меру подкачанная грудь зайчонка дрочно смотрится в такой
белоснежной, сшитой точно на малого, рубашке, а эти две расстегнутые
пуговицы, как контрольный выстрел в башку. Вот он — пиздец.

— Тебе нравится, Тэ, — не без удовольствия утверждает Гук, обворожительно

(он умеет) улыбнувшись. Играет одними только глазами, и ему это нравится.

И он прав, черт возьми. Винсенту реально нравится, а малой добился того

самого взгляда. Тэхен каждую деталь внимательно осматривает, задерживает
взгляд на обтянувших бедра брюках и на стройной талии, к которой хочется,
чтобы руки приросли, чтобы вечно держать. И даже к пиджаку претензий нет.
Классический черный, минималистический и строгий. То, что нужно.

— А хочешь… — продолжает Гук, сощурив глаза и склонив голову к плечу.

— Получить хуй с медом?

Тучи над головой Винсента моментально испаряются, а в глазах зажигается

первобытный огонь жажды и надежды. Он не верил, не ждал, а тут как голос из
самых небес. Зайчонок иногда точно ангел, спасающий его душу. Маленький
пушистый говнюк, отлично знающий, что Винсенту нужно.

— Бери этот, — кивает Тэхен на костюм малого, — он ниче. И погнали уже,

галстук потом выберем, — быстро говорит он, подскочив с кресла и уже
доставая ключи от мерса.

Винсент на старте.

Каким-то чудом удается доехать до дома без происшествий, и недавно

починенный мерс, выглядящий с нуля, не страдает. Винсент был бы готов
сделать дело на любой остановке, на любом из множества светофоров на их
282/390
пути, но есть одно важное обстоятельство — мед. Сладкий и вязкий мед,
который давно ждал своего часа и который он уже и не надеялся опробовать. Но
тут такое дело, что возле него даже самые важные на свете дела становятся
пустяками.

С порога они начинают избавлять друг друга от одежды, ярко чувствуя, как
повышается температура в телах и в воздухе их родной квартирки. Зайчонок
тянет Винсента за резинку спортивок за собой в спальню, где не осталось и
следа от кровати, на которой они какое-то время спали. Старая добрая половая
жизнь вернулась сразу же после воссоединения, и никто из них не посмеет
сказать, что не скучал.

Чонгук, движимый одним лишь желанием, валит на «кровать» Винсента, и пока

тот пытается не задохнуться в возбуждении, уходит на кухню, чтобы спустя
несколько секунд вернуться с той самой заветной баночкой меда, о которой
грезил Тэхен. Только Гук соврет, если скажет, что тайно не грезил тоже, хоть и
краснея от собственных мыслей. Винсент такой заразный!

— Я все еще думаю, что ты ненормальный, раз так хочешь вляпаться в мед, но…
— мотает головой малой, открутив крышку и швырнув в сторону.

— Но тебя никто не тянул за язык, зая, — ухмыляется Тэхен, приподнявшись на

локтях и жадно ловя каждое действие малого.

«Но мне это нравится», — хочет сказать зайчонок. Винсент понимает.

Чонгук рядом опускается на колени, и вроде бы уже возбужден до предела, но

все равно испытывает некую неловкость, прорывающуюся сквозь поволоку. Это
лишь потому, что он не знает, как действовать. Окунуть указательный палец в
банку кажется лучшим первым шагом. Что-то вроде пробы. Глаза Винсента горят
в предвкушении, а происходящее кажется сладким сном после бешеной
попойки.

Гук растерянно таращится на свой палец, как будто впервые увидел мед.
Липкая и вязкая сладость медленно течет по фалангам вниз. Винсент пытки не
выдерживает и, схватив малого за запястье, тянет его руку к своему лицу. Душа,
наверное, мгновенно покидает тело Гука, когда старший размыкает губы,
высовывает кончик языка и собирает им немного меда. У него в эту секунду
внутренний крик, а тело прошибает мелкой дрожью от прикосновения горячего
языка к липкому пальцу. Блять. И вроде уже затаил дыхание в предвкушении и
продолжении пытки языком, но Винсент внезапно опускает руку малого себе на
голую грудь и прижимает к ней обильно смазанный медом палец. Он берет
процесс под свой контроль, и пока зайчонок пытается не сдохнуть от осознания
происходящего, в которое еще с трудом верится, ведет пальцем малого вниз,
оставляя липкую дорожку.

Чонгук себе не принадлежит, он как сторонний наблюдатель: только и может,

что смотреть и охуевать. А Тэхен в это время сжирает взглядом его самого.
Палец все скользит по горячей смуглой коже, мажет по встречающимся на пути
татуировкам, минует пупок и останавливается прямо внизу живота.

— Слизывай, пчелка, — звучит вроде расслабленно, но нельзя не уловить

приказные нотки в низком глубоком голосе, утонувшие в возбужденном тоне,
который провоцирует еще одну порцию мурашек. Он глядит с ожиданием и
283/390
предвкушением, гадая, сможет ли Чонгук на все сто раскрепоститься и сделать
это. Бывают еще моменты, когда малой ведет себя, как девственник. Поэтому
Винсент хочет искоренить в нем все остатки смущения.

— Вот ты извращуга, — хмыкает Чонгук, залезая на бедра Винсента. Теперь,

когда первый штрих готов, смущение куда-то испаряется, как будто и не было.
Заполненные чернотой желания глаза вновь загораются и опасно блестят.

— Будем извращаться по-жесткому, — Винсент утягивает в эту сумасшедшую

пучину безжалостно, обрубая все шансы на отступление. Тут уже не прокатит.

Об отступлении и речи нет. Чонгук готов на все.

Он припадает губами к началу медового пути внизу тэхенова живота,

прикрывает глаза, с головой пропадая в этих жгучих и одновременно
крышесносных ощущениях. Кончик языка скользит вверх, собирает сладость,
что от сочетания со вкусом кожи Винсента кажется еще слаще. Под языком
чувствуется, как напрягаются мышцы, а над головой дыхание становится глубже
и тяжелее. Винсент не удерживается, это нихуя не хуже минета, потому что
язычок Чонгука хорош в любых условиях. Он умело и легко возносит до небес,
сопровождая горячим дыханием и поцелуями, от которых так хорошо, что плохо.
Пальцы зарываются в волосы малого, сжимают их у корней и тянут легонько,
хотя хочется пожестче. Винсент пока еще старается себя контролировать, зная,
что дальше — больше. Сегодня он Чонгука поглотит целиком.

Губы Гука достигают груди, где и начался мучительно-сладкий путь. Он весь

уже верхом на Тэхене. Тот на пределе, потому что возбужденный член
упирается в задницу малого, что пиздец накрывает. Гук слизывает остатки меда
и облизывается. Тэхен тяжело дышит, а его вздымающаяся грудь блестит от
слюны малого. В участке кожи, где проложена влажная дорожка, прохладно, в
то время как остальное тело горит ярким пламенем, и этот контраст приятен до
жути.

Чонгук наконец поднимает голову, заглядывая Винсенту в глаза. Они у него

такие пугающие и завораживающие, что любого на колени поставят без лишних
слов. Чонгук без труда оказывается в их власти и затаивает дыхание. Винсент
терзает, кажется, целую вечность, после чего резко окунает несколько пальцев
в мед, валит Чонгука на постель, оказываясь сверху и нарочито небрежно, по-
грязному размазывает сладость по нижней части лица малого, сразу же
вгрызаясь в его сладкие губы своими и сжирая в каком-то чертовски диком
поцелуе. Рука, измазанная медом, не останавливается на этом. Пока Винсент
целует, мажет вязкой массой по шее, на которой вздулись венки, по груди,
быстро вздымающейся, обводит соски, надавливая пальцами на затвердевшие
бусинки, спускается к ребрам, после чего еще раз окунает руку в баночку и
продолжает превращать зайчонка в конфетку. Дальше живот, бедра.

Вот тут Чонгуку реально срывает крышу от количества кайфовых ощущений. Он

себя мысленно ругает за то, что не соглашался на медовый секс раньше. Это
настолько хорошо, хоть и липко, что не подобрать слов. Вместо них из Чонгука
вырываются только стоны и тяжелое дыхание. Тэхен действует не так нежно,
поэтому на чувствительной коже малого сразу же появляются красные
отметины. Губы его обхватывают бусинку соска, оттягивают, а зубы больно
прикусывают. Гук вскрикивает и дергается, но это не настолько больно, сколько
приятно до пиздеца. До гребаного разрыва сердца. Чонгук мечется под
284/390
Винсентом и уже сам не понимает, чего хочет. Всего сразу, и только так.

Где-то в космосе. В сладком и вязком космосе, разлившемся между их жаркими

и липкими телами. Там хорошо, как нигде. И где-то там Чонгук проходит свое
медовое посвящение, блядские взгляды кидая вверх, на повелителя всей этой
медовой вакханалии, пока ладонь его же твердо стоящий член у основания
обхватывает. Как это дико и грязно, наверное, что мед, которым Чонгук сам и
обмазал член Винсента, смешивается с предэякулятом и создает новый вкус. Гук
примерно так себе это и представлял, только реальность оказалась куда лучше,
и нет в ней ничего странного. Так даже вкуснее. Чонгук в кайфе прикрывает
глаза и сосет заалевшую головку, грязно причмокивая и не забывая активно
работать язычком, пока Винсент держит за затылок и контролирует движения.
Его терпение быстро кончается, и он толкается бедрами навстречу, входя в
горячий влажный ротик максимально. В зубах сигарета, а свободная рука
упирается в стену у окна. Уже вечер, в темную комнату только свет фонарей и
приятная прохлада прокрадываются. Свежий воздух щекочет влажные тела и
ничуть не остужает жажду. В голову ударяет еще больше.

Бешенство.

Винсент чувствует, что уже находится на самой грани. Башка не соображает, да

и похуй, он давно вверил себя в руки инстинктов. Он отстраняется, заставляя
Чонгука вынуть изо рта член, резко подхватывает его, ставя на ноги, и
усаживает на подоконник, рывком раздвигая липкие и сладкие (не только из-за
меда) колени. Чонгук сглатывает вязкую слюну, смешавшуюся с медом и
смазкой, и прижимается влажной спиной к холодному окну.

Винсент уже проталкивает внутрь малого два пальца и, продолжая дымить,

разрабатывает его, подготавливая к своим размерам. Чонгук тоже задыхается,
жаждет разрядки и, кажется, сейчас растечется по подоконнику лужицей. Его
взгляд томный, соблазняющий до дрожи, а губы такие красные и блестящие, что
только лишь от их вида спустить хочется.

— Господи! — стонет Чонгук, внезапно вместо длинных пальцев ощутив в себе

горячий и пульсирующий член Винсента. Он вцепляется в его плечи, а ногами
обхватывает бедра, сцепляя их сзади. Цепляется как за свое спасение и свою же
погибель. Так вот оно сейчас.

— Пахан дослужился до звания Господа? — хриплый низкий бас уничтожает

последние частички чонгукова существа.

Этот голос звучит возле самого уха, щекочет его дыханием и губами. Если
Чонгук еще может соображать, то понимает, что Винсент кусает его за хрящик.
Сигарета у него зажата в пальцах, которые удерживают малого за бедра. Ее
густой дым поднимается вверх, растекаясь между ними туманом. Странный, до
безумия приятный кайф, завершения которого так не хочется. С Винсентом все
странное становится прекрасным и неповторимым. Особенным. Только с ним так.
С ним только так.

Они достигают пика и распадаются на части, рассыпаясь на полу, отходя от

сладкого безумия, а потом собираются, и уже неважно, где чья частичка, потому
что едины телом и душой.

Неразделимы и бесконечны.
285/390
Мед медом, но липкость начинает раздражать, как только разум проясняется.
Теперь, когда постельное белье сменено и вновь пахнет свежестью и чистотой,
все идеально. Чистая постель, чистые тела, чистые головы, которые ничем не
озабочены в этот приятный момент. Кроме одного.

Винсент сидит на полу, прислонившись к стене и лениво перекатывая в зубах

очередную сигарету. Меж его расставленных в сторону ног удобно
расположился зайчонок, усевшийся в позе лотоса и окруживший себя
тетрадками да книжками. Рядом, тоже на полу, стоит светильник, позволяющий
малому все четко видеть перед собой. На часах уже одиннадцать. Вроде еще
чертовски рано, но как бы не так. Чонгуку нужно выспаться.

Винсент вроде и хочет выкинуть всю эту макулатуру в сторону, прижать к себе
зайчонка и уложить баиньки, чтобы хорошо отдохнул, но, с другой стороны,
понимает, что малой так просто не уснет, пока не позанимается и не убедится,
что готов к завтрашнему экзамену. Не было ни дня, чтобы Гук не уделил время
подготовке, которой занимается с самого начала учебного года. Это вызывает у
Тэхена искреннюю гордость. Малой действительно отличается от них всех, у
него точно все получится.

— Тэ, — вдруг зовет Гук, не поворачивая головы, и быстро пишет что-то в своей
тетрадке. Тэхен в ответ мычит и выпускает вверх сгусток дыма. — А ты че, не
купишь себе костюм на мой выпускной?

Винсент бросает смешок, как будто услышал какую-то тупость, и стряхивает

пепел в рядом лежащую пепельницу.

— Ты че, зая? Представляешь меня хоть в этом прикиде?

— Ну, я хотел бы увидеть… Может, примеришь мой костюм? — Чонгук

откладывает ручку и поворачивается боком к Тэхену.

— Пиздец, дохуя хочешь, зайчонок, — усмехается тот, помотав головой. — Я ни

разу в жизни не надевал такое и не собираюсь. Я тебе че, джентльмен хуев?

— Да бля, вот ты несломимый, сука, — закатывает глаза малой, сложив руки на

груди и надув губки, как дитя. — Мне че, ради себя заставить тебя это сделать?
— хитро щурится зайчонок, уставившись на Винсента.

— Запрещенный прием, зайчара, — несогласно мотает головой Тэхен,

недовольно цокая. — Лучше об экзаменах думай. Этому миру нужны
компетентные менеджеры, которые дело свое на отлично знают, а не хуи
пинают, потому что не учились нормально.

Гук отворачивается и поднимает с пола ручку, наклоняется к тетрадке,

покусывая губу, но ничего не пишет, только смотрит на свои записи, но как
будто сквозь. По взволнованно бегающим глазкам можно понять, что за жопку
страх кусанул. Малой молчит дольше минуты, так и не продолжив писать, да и
Винсент больше ничего не говорит, снова в думы свои уходит, удовлетворенный
тем, что уговоры не ушли в дальние дали, и курит на расслабоне, который
рушить пиздец как не хочется, но Чонгук понимает, что вынужден. Завтра
286/390
экзамен, и Тэхену пора бы уже знать о том, что…

— Я передумал идти на менеджмент, — Чонгук себе вроде говорит мысленно,

чтобы звук в голосе прибавил, но херово выходит. Смахивает на невнятное
бормотание. И когда Винсент несколько секунд не отвечает, малой собирается
вздохнуть с облегчением, что не покинул жизнь раньше и оттянул время, но
внезапно он чувствует, как старший мгновенно напрягается позади него.

— В смысле передумал? — недоуменно спрашивает Винс, нахмурив брови и

резко затушив окурок в пепельнице.

— Ну, вот так, передумал… — пожимает Чонгук плечами, не отрывая взгляда от

тетради.

— Нахуя? Ты ж туда пиздец хотел, — все еще не понимает Тэхен, и его это
непонимание происходящего начинает накалять. — А куда ты тогда собрался?
— спрашивает не без скрытого волнения. А вдруг Чонгук решил остановиться на
школе и, как многие из здешних пацанов, остаться без высшего образования?
Нет, Винсент ни за что этого не допустит. Зачем тогда малому сейчас так жопу
рвать и яростно готовиться к экзаменам, если он решил забить хуй на
нормальное будущее?

Чонгук снова испытывает тот особенный страх, когда нет сил продолжить свою
мысль, в то время как раздражение Винсента позади стремительно повышается.
Явно не то, чем хотелось бы завершить этот охуительно-прекрасный вечер.
Чонгук реально начинает жалеть, что спизданул это именно сейчас, когда все
было так хорошо и спокойно. Но обратного пути уже нет, да и Тэхен не
остановится на полпути, пока не вытянет из малого все. И ему даже пытаться не
надо. Он задал свой вопрос и ждет, сдавливая своим напряженным молчанием и
ограниченным терпением, которому скоро придет конец.

Чонгук тихо вздыхает и решается повернуться к Винсенту, даже в глаза его

раздраженно-непонимающие заглянуть.

— Юриспруденция, Тэ, — слегка шатко, но в целом вполне уверенно звучит из

уст малого. — Я туда хочу поступить.

И выясняется, что до этой секунды Винсент еще добрый и спокойный был.

Сейчас, от услышанного он буквально багровеет на глазах. Чонгуку, конечно же,
ссыкотно, но чего уж теперь? И не такое бывало. Но разница лишь в том, что
Тэхен никогда так не серьезен, как когда дело касается будущего малого или
жизни кого-то из пацанов.

Чонгук молчит, сказав свое, и не прекращает смотреть Винсу в глаза, во всей

красе наблюдая, как тот мысленно взрывается от злости.

— Нахуй оно тебе? Че ты там забыл, а? — цедит он, стараясь себя сдерживать.
Больная это для него тема, оно и понятно. Чонгук бесстрашно затронул то, что
не должен был, но он ни о чем не жалеет. — Если туда собрался, то зря жопу
рвешь, — продолжает Тэхен, теперь уже с каким-то пренебрежением и
безнадежностью кивнув на завал книг и тетрадей перед малым. — Тебя без
бабок не примут, каким бы умником ты ни был.

И хотя деньги теперь для Винсента не являются проблемой, он в любом случае

287/390
готовился выложить любую сумму на обучение Чонгука, куда бы тот ни решил
поступить, но тут особенный момент. Тут Винсент обжегся и пришел к той
жизни, которой живет теперь. Уже не жалеет, состоялся в узких кругах.
Порошком торговать вполне почетно, тем более у Намджуна, но если вернуться
в те годы, когда настоящая жизнь после долгого существования в приюте
только начиналась, Винсент жалел. Он тогда озлобился, как черт, ведь мог кем-
то стать и зажить по-человечески, но шанса не дали. Все на деньгах делается, а
бедный (и похуй, что толковый) студент университету не сдался. Еще и
стипендию платить этому сироте? Да нахуй надо, вот оно как.

Тот тайный страх, глубоко-глубоко прячущийся внутри души, не дает о себе

забыть по сей день. Винсент опасается, что с Чонгуком такая же ситуация
произойдет. Он не хочет видеть разочарование в глазах малого, не хочет видеть
в нем отражение себя прошлого. В Чонгуке тогда что-то потухнет и исчезнет
бесследно, как и в Тэхене когда-то. А если такое все-таки произойдет, Винсент
без раздумий разнесет всех ублюдков, жрущих бабло, и устроит гребаную
революцию. С его маленьким и только познающим жизнь зайчонком
несправедливости он не потерпит.

— Тэ, я буду стараться. Я сделаю это ради нас обоих, — Гук поворачивается к
Тэхену всем телом, садится перед ним на колени и кладет свои ладони на его
руки, крепко сжимая. В его глазах непоколебимая уверенность, в которой он
яростно пытается убедить Винсента. — Попробуют они только бортануть меня, я
их разнесу там… — злобно бурчит малой, хмыкнув.

И…

Винсент вдруг улыбается, из-за чего у малого происходит сбой в системе. Он

готовился к еще большей ярости, к сопротивлению до последнего, к диким
спорам и даже к ссоре (чего совершенно не хочется), но Тэхен вдруг улыбнулся.
Так искренне и чисто, что у Гука все настройки полетели в голове, а решимость
сменилась недоумением.

Разнесут, они вместе обязательно разнесут там всех, кого надо.

— Лады, пиздуй на свой юридический, — просто пожимает Винсент плечами.

Озарение.

Резкая перемена произошла за счет ненароком прокравшейся в голову мысли.

Мысль маленькая, но очень сильная и важная: Тэхен мало чем будет отличаться
от тех, кто за знания требует бабло и рушит мечты, если сейчас сам сделает то
же самое, но за бесплатно, лишь потому, что обломался когда-то и остался ни с
чем. Пора уже, наверное, засунуть свою ненависть в жопу. Чонгук поступит,
куда только захочет, и гребаный юрфак не станет исключением. Наверное, так
даже будет лучше. Бросить вызов тому, что казалось недостижимым. Но самый
кайф будет в том, что это достижимое покорится с баблом или без. Оно
обязательно покорится, Винсент не сомневается.

За пару минут его взгляд кардинально меняется, приняв противоположную

сторону. А причина тому решимость и стремление в этих блестящих и полных
жизни глазах напротив. Чонгук владеет черной магией, потому что никто и
никогда не мог на Тэхена воздействовать так мощно.

288/390
Черная магия или та самая любовь… Называйте, как хотите.

— Я помогу с подготовкой к вступительным, пока школу закончи, — Винс кивает

подбородком малому за спину, где все так же лежат книги и тетради. Личико
Чонгука начинает светиться ярче самого солнца. Он широченно лыбится и
бросается на Тэхена, обнимая за шею и покрывая его лицо поцелуями.

— Закончу, стопудово закончу, всего ничего осталось, — быстро бормочет Гук

между поцелуями. Винсент посмеивается и усаживает малого на свои колени,
обнимая за талию и прижимая к себе. — Стану крутым юристом, в полицию
пойду и засажу всех коррупционеров. Всех уродов, которые людям жизнь
портят, — в словах зайчонка столько веры, что не поверить невозможно.

— Оу, полегче, меня случайно не засади, — ухмыляется Винс, беря лицо Чонгука
в свои ладони и целуя под нижней губой, прямо туда, где расположилась
маленькая родинка. — А вообще, с такими мразями поможет только
восстание, — он улыбается уголками губ и ловит внимательный,
сосредоточенный и искрящийся энтузиазмом взгляд младшего. — Масштабное
восстание, а не один честный легавый. Но все не так хуево. Ты стопудово
сделаешь много хорошего для людей, хоть и не так масштабно. А хотя… черт
его знает. Ты на все способен.

— Веришь в меня? — шепотом, с трепетом и волнением спрашивает Чонгук,

затаив дыхание.

— Верю и горжусь, зая, — без колебаний, искреннее некуда. Тэхен кивает.

А Чонгук в этот миг становится самым счастливым на свете человечком.

Он снова крепко обнимает Винсента и утыкается носом в его теплую шею,

совершенно позабыв об учебниках, ждущих за спиной.

— Знаешь, — шепчет он, играясь с волосами на затылке Винсента. — Я обожаю

говорить и думать о нашем будущем.

— Почему? — спрашивает Тэхен, снова закравшись ладонью под свободную

футболку зайчонка и гладя его спину.

— Потому что там мы будем вместе, — Гук жмурится и прячет лицо на груди
Винсента.

— Это и есть лучшее будущее, — тихо произносит тот, целуя малого в висок.

Чонгук поднимает голову и заглядывает Тэхену в глаза. Кончик его носа слегка
покраснел, а глаза как будто находятся на грани слез. Ему так хорошо, что
внутри всего разрывает от радости и счастья, и лишь оттого хочется плакать.

Малой утягивает Винсента в глубокий и тягучий поцелуй внезапно, жмурясь так

крепко, что ресницы трепещут, плавно изгибаясь в любимых руках в надежде
вновь забыться, и так по чертовому кругу, пока сознание не покинет.

Тэхен принимает эстафету. Руки неконтролируемо сползают из-под футболки

Чонгука и проскальзывают под белье, с жадностью и удовольствием сжимая
упругие ягодицы. Гук стонет в поцелуй и толкается вперед, упираясь
289/390
возбуждающимся членом в живот Винсента. Чем дальше, тем слаще. И тяжелее
сказать: «стоп, давай тормознем».

И Винсент говорит, только совсем другое:

— Если через три секунды… — шепчет в губы, снова их целует глубоко,

посасывая то верхнюю губу Чонгука, то нижнюю, то язычок прихватывая, а
потом продолжает, еле оторвавшись на миллиметры: — Если через три секунды
не съебешься готовиться к экзамену, я тебя больше не выпущу. Буду трахать до
самого утра.

Звучит, как проклятье. Чонгук скулит и отчаянно тянется за новой дозой

поцелуев. Тэхен особо и не старался звучать убедительно. Его слова действуют в
обратную сторону, потому что у Чонгука от последнего предложения член,
налившийся дичайшим возбуждением, дергается в трусах, а из губ выпадает
новый стон.

Три, два, один.

В жопу подготовку.

Гук грызет кончик карандаша и блуждает взглядом по классу, в котором царит

гробовая тишина. Ученики погружены в экзамен, шутки остались в прошлом.
Настолько тихо, что уже даже тишина звучит слишком громко. Меж рядов парт
неторопливо расхаживает учитель, бдящий, чтобы никто не списывал и не
нарушал правил. И даже шаги его беззвучны, хрен знает, когда он может
оказаться за спиной, что не может не напрягать, как будто и без того мало
волнения.

Но Чонгук свое уже отволновался, потому что лист с ответами готов к сдаче вот
уже минут десять. До конца экзамена остается полчаса, можно выходить из
кабинета, но Чонгука удерживает умоляющий помочь хоть чем-то взгляд Бэма,
сидящего в левом ряду на две парты впереди. Чонгук в ответ глядит
сочувствующе и чуть заметно пожимает плечами, не зная, как дать подсказку.
Бэм даже умудряется приподнять лист так, чтобы Чонгук мог что-то там
разглядеть и помочь с решением. Что-то увидеть удается, но передать ответ
куда труднее. Чонгук ерзает, как будто разминает напряженные от долгого
сидения в одной позе мышцы, и оттопыривает пальцы, изображая цифры ответа
(хорошо, что математика). И то, лишь тогда, когда учитель делает очередной
круг по классу и не видит. На это уходят секунды, адреналин в крови бурлит,
кровь вскипает. В награду радостная и благодарная улыбка Бэма, который
коротко кивает, мол, понял, принял. И хорошо.

Еще спустя минут пять другая училка тихонько приоткрывает дверь в кабинет и
подзывает наблюдающего. Пока она что-то коротко ему говорит, Чонгук
изловчается подсказать Бэму еще два ответа, а потом как гром среди ясного
неба:

— Чон Чонгук, на выход, — говорит наблюдающий, повернувшись к ученикам.

Училка исчезла за дверью.

Чонгук слегка теряется. Что случилось? Неужели его каким-то образом пальнули
290/390
и сейчас аннулируют результаты? Вышвырнут из школы, которую он так и не
сможет закончить? Малой слегка волнуется. Зачем еще его должны выдворять,
если до конца экзамена остается двадцать минут и он сам может выйти в какой
угодно момент? В любом случае, Гуку ничего не остается, как подняться, сдать
лист с ответами и покинуть кабинет с волнением в душе.

Но оно сразу же испаряется, как только малой видит перед собой Винсента, все
это время стоявшего у окна неподалеку от кабинета. Он пришел поддержать и
обещал, что будет присутствовать на всех остальных экзаменах (вопрос только в
том, как ему разрешили войти в школу, так еще и стоять в коридоре возле
класса?). Это невероятно сильно мотивирует и успокаивает, тревога и страх
уходят на второй план. Чонгук уверен, что именно из-за присутствия Винсента
за стенкой смог справиться с экзаменом так легко и просто. Ну и доля
тщательной подготовки. В остальном заслуга Винсента.

Учительница, которая ранее заходила в кабинет, глядит на Чонгука с каким-то

странным выражением лица, после чего вздыхает и, развернувшись,
неторопливо уходит после короткого кивка Винсента.

— Тэ, кажется, я справился, — тихо говорит Гук, забыв про женщину и подойдя
к старшему. Улыбка не может не тронуть губы зайчонка в этот момент, но она
сразу же меркнет, потому что Винсент в ответ не улыбнулся, а взгляд… взгляд у
него тяжелый, эмоции трудно считать. Это настораживает мгновенно.

— Я в тебе не сомневался, зая, — негромко отзывается Винсент, подняв руку и

мягко коснувшись предплечья Гука. Тот хмурится, всматриваясь в любимое
лицо, на котором непонятно, что изображено. И голос странный,
неопределенный. Пугает.

— Что случилось? — решается спросить Чонгук, почему-то страшно волнуясь

услышать ответ.

Винсент слегка поджимает губы, на секунду отводит взгляд в сторону, затем,

как будто бы собравшись с мыслями, возвращает его на Чонгука. И говорит
негромко:

— Твой отец умер, Гук-и.

В первые секунды выражение лица Чонгука остается неизменным, но потом

взгляд начинает мрачнеть, а дрогнувшие губы поджимаются в тонкую линию.
Слезы не норовят брызнуть из глаз, ком в горле отсутствует, нет признаков
моральной боли, что должна была пронзить от услышанного. Но проявилось
другое. Как будто где-то там, в дебрях трепетного сердца, полного чувств, одно
екнуло и вмиг испарилось. И не чувство даже, а нечто необъяснимое. Чонгук,
несмотря ни на что, чего-то, кажется, неотъемлемого, лишился только что.

Винсент смотрит на него без жалости, лишь с какой-то незначительной долей

сожаления. Ему откровенно не было дела до этого человека. Он имел вес лишь
за счет того, что дал жизнь таким хорошим мальчикам. В остальном — плевать.
Винсент как никто знает, сколько Гук от него страдал. Малой ему однажды
рассказал все, что в его жизни с рождения творилось. От отца, от которого одно
лишь название, он не получил ни грамма любви. Если Чимину в раннем детстве
еще кое-что да досталось, то Чонгуку — полное ничего. Винсент благодарен его
родителям лишь за то, что не избавились от второго, незапланированного
291/390
ребенка. И пусть ради денег от государства, пусть только ради того, чтобы
потратить эти деньги на алкоголь и наркотики. Они дали Чонгуку жизнь. Жизнь
тому, кто стал смыслом в тэхеновой. Остальное неважно.

Чонгуку не больно. Внутри него сейчас непонятные, смешанные ощущения.

Чувство потери, но не скорби. Вроде и какое-то облегчение, но и не совсем то.
Смерть — это освобождение. Для человека, который медленно пропадал изо дня
в день, это именно оно. И, наверное, Чонгуку поэтому не больно. Его отец
больше не будет причинять боль ни себе, ни своим детям. Вот и все.

Гук вздыхает и закрывает глаза, не желая ничего в этот момент видеть. На него
какая-то сильная усталость вдруг навалилась. Он делает шаг вперед и
утыкается лбом в плечо Винсента. Тот обнимает в ответ и кладет свой
подбородок на чонгуково плечо.

— Это был вопрос времени, — едва слышно говорит Гук, обвив талию Винсента
руками.

И все-таки слеза срывается с ресниц и сталкивается с холодным кафелем.

Не по закону жанра в день похорон светит солнце, сопровождаемое легким

прохладным ветерком. Напоследок и оно решило улыбнуться пропащему
человеку. На местном кладбище за городом пустынно и тихо. Лишь у
свежевырытой могилы стоят родные и близкие. Здесь все вплоть до Джихана и
Бэма. Ближе всех к могиле — Чимин и Чонгук, провожающие своего отца в
последний путь.

Организацию похорон на себя взяла Давон. Она раздала пацанам указания, что
делать в короткие сроки. Никто не остался без дела. Своими силами они смогли
сделать все, как полагается, чтобы по-человечески похоронить человека, печень
которого в один прекрасный день не выдержала спиртного натиска. И это
действительно был вопрос времени. Отец Чонгука и Чимина пил беспробудно
уже много-много лет, и удивительно, как он до сих пор держался. Жила в нем
все-таки какая-то сила, только не в то русло была направлена. Слабый он был
лишь в том, что не справился с падением когда-то очень давно. Ведь все могло
быть иначе, а иногда той самой силы, что душу удерживает, не достает.
Искренние соболезнования.

Чонгук смотрит вниз, на дно ямы, где под крышкой гроба лежит отец, на тело
которого он взглянул лишь раз. Теплый ветерок треплет тонкий галстук и челку.
Костюм, предназначавшийся для выпускного, пригодился для черного дня, когда
жизнь еще одной родной крови оборвалась. Как бы там ни было, только кровь их
и связывала. Пусть она потеряла свою важность с годами, но сути это не меняет.
А теперь и этого нет.

Чонгук возненавидел отца лишь в тот раз, когда последний раз принял от него
удар. Теплых чувств не осталось, как и чувства уважения, но была доля
спокойствия, что где-то он ходит по земле живой, дышит, существует. Чонгук
никогда не желал ему смерти, даже когда содрогался от сжигающей
внутренности ярости (а кожа горела от безжалостных ударов), смотря в глаза
отца, которые давным-давно потеряли свой свет. Жаль. Всего лишь жаль теперь,
что такое происходит с некоторыми людьми. Они оказываются слабыми и сами
292/390
же медленно уничтожают себя без всякого сожаления. Обрастают ненавистью
ко всем, ищут виноватых всюду, но себя признать — ни за что. Становятся
агрессивными, плюют на свою жизнь и пускают ее на самотек, не думают о
завтрашнем дне и гуляют в пределах своего кратковременного алкогольного
удовольствия. А потом снова ясная голова, гудящая от обилия токсичных
мыслей. И так по кругу, пока не наступает логичный конец.

Чимин переживает скорбь по-другому.

Ему тяжелее видеть такой позорный конец человека, который был всем в жизни
своего маленького сына. Авторитет, кумир и чуть ли не Бог. Красивый и
успешный, идеальный отец, безмерно любящий свою семью, дарящий любимой
женщине только улыбки, а не слезы, как многие. И тут в один день свет
меркнет, и мрак, тот самый разрушительный мрак застилает все и всех, кто был
связан с ним. С тем самым идеальным отцом, который с той секунды стал
трещать по швам и, в конечном итоге, раскалываться.

Чимин помнил свет, что жил в его родителях. Но как же невыносимо больно
было видеть их падение. Как невыносимо больно было видеть смерть матери.
Такую бесславную смерть. А теперь еще одна такая же. Чимин схоронил
родителей рядом друг с другом. Может, на том свете, возможно, даже на
небесах они воссоединятся, избавившись от тех грехов, в которые себя окунули,
и снова засветятся изнутри. Чимин может только верить, что такое возможно. В
глубине души они были хорошими людьми, все-таки они заслужили свой покой.

Всего лишь две уязвимые души, не сумевшие справиться с жесткими реалиями

жизни.

Зато дети их закалены, им такое не грозит. В грязи выросли, сами себя ковали,
при этом не утеряли свет душ.

Минус на минус ведь дает плюс? Два плюса, которые никогда и ни за что не
повторят ошибок родителей.

Чимин больно кусает губу, прикрывает глаза и вспоминает образ тепло

улыбающегося отца из самого далекого прошлого, вспоминает его крепкие
объятия и такое важное…

«Чимин-и, знаю, ты отца не подведешь, ведь ты — лучшее, что со мной

случалось». Пусть потом это и не имело значения, потеряло всякий смысл и
важность. Старший сын этих слов не забудет.

Чимин размыкает пальцы и позволяет горсти земли осыпаться на крышку гроба.

Таким он отца и запомнит, таким оставит в памяти. Счастливым и любящим.

После похорон Чимин задерживается у свежей могилы. Сунув руки в карманы

брюк, он стоит, прокручивая в голове прошлое. В последний раз. А потом он его
отпустит, чтобы двигаться дальше не мешало. Такому прошлому в голове жить
не положено, его лучше на ветру развеять, глубоко вздохнуть и уйти прочь.

Чимин закуривает, делает глубокий затяг и прикрывает глаза. Позади слышно

293/390
приближающееся шарканье шагов по короткой траве.

— Чимин, — звучит тихий голос младшего братишки. Чонгук подходит и встает

рядом, глядит на старшего с грустью и беспокойством. Понимает, его брату это
тяжелее дается, даже если он не покажет.

Чимин вопросительно мычит, глянув на Гука, и выпускает дым из легких.

— Ты как? — спрашивает малой, надеясь, что вопрос в данной ситуации не

звучит глупо и неуместно. Гуку действительно важно знать, что чувствует его
брат.

— Да нормально, — пожимает плечами Чимин, отвернув голову вперед и глядя

куда-то с легким прищуром. Чонгук замечает, как на его пухлых губах мелькает
улыбка. — Знаешь, даже как-то легче стало. Он теперь не слоняется, где попало
бухим в ноль. Все к этому шло. Ну и пришло вот, — бросает безрадостный
смешок и кивает на могилу.

— Я иногда переживал за него, — Гук опускает голову и грызет губу.

Он никому, даже самому себе не признавался, но порой он представлял, что

отец может где-нибудь умереть, быть избитым до смерти какими-нибудь своими
же дружками-алкашами или еще чего. Эти представления беспокоили Гука, но
обида и злость быстро их вытесняли. Отец, наверное, даже имени своего сына
не знал, а Чонгук тут переживает за него. И все-таки это было.

— Я тоже переживал, — соглашается Чимин. — Однажды я хотел запихнуть его

в больницу, чтобы полечить. Думал, есть шанс, что он нормальным человеком
еще станет, но отец не дался. Ни в какую. Он свалил куда-то, и я не мог его
найти несколько недель. А когда вернулся, сказал мне пару ласковых, и тогда я
понял, что он безнадежен. Жизнь в его глазах уже не появилась бы вновь.

— В любом случае, теперь он на небесах… с мамой, — тише говорит Чонгук,

подняв глаза на брата. Тот тепло улыбается и кивает. Швыряет сигарету в
сторону и обнимает малого за плечо, притянув ближе к себе.

— Стопудово, Гук-и. Даже не сомневайся. А нам надо двигаться дальше.

Особенно тебе, — Чимин тычет пальцем в грудь малого и тихонько, не нарушая
покоя кладбища, смеется. — Экзамены же у тебя, да? Сосредоточься на этом,
остальное сейчас неважно. Я знаю, что ты хочешь на юридический поступить,
Винс мне рассказал.

— Ты же не против? — с легким волнением спрашивает малой.

— Ты че, конечно нет. Главное, чтобы тебе нравилось и ты не жалел, что выбрал
именно это. Если нужно будет, я помогу тебе и с экзаменами, и с поступлением,
хотя ты стопудово сам своими силами все сможешь, — Чимин прислоняется
головой к голове малого и взъерошивает его волосы. — Мой мозговитый
братишка. Родаки там будут тобой гордиться. И я тоже очень горжусь.

— Спасибо, Чимин, — вздыхает Чонгук, прижавшись к брату и зажмурив глаза.

Что еще нужно, если самые главные люди вселяют такую уверенность, что на
всю Вселенную хватит? Чонгук теперь точно не сомневается, что все сможет.

294/390
Что-то теряем, что-то приобретаем. Чонгук родился в нелюбви родителей, но
получил безмерное количество любви от брата. Чонгук рос в низшем обществе, а
вокруг были лишь упавшие на самое дно. Но потом появилась кучка самых
лучших людей на свете, которая сделала жизнь ярче и прекраснее.

И пусть Чонгук родился в забытом Богом месте, он по-настоящему счастлив и ни

о чем не жалеет.

295/390
Примечание к части образы пацанов и девчонки с района: https://pin.it/7xsi4ua
https://pin.it/7fc61W2

DMX - Where The Hood At

GASHI - Roses
Joji - Bitter Fuck
The Diplomats feat. Cam'Ron, Juelz Santana - Dipset Anthem Album Versio
Macklemore & Ryan Lewis feat. Wanz - Thrift Shop (feat. Wanz)
DMX - Party Up
Eminem - Beautiful
A$AP Rocky feat. Gunplay, A$AP Ferg - Ghetto Symphony
LIl Jon and The Eastside Boyz - Throw It Up
Eminem - Not Afraid

свобода зайчонка и еще один кипиш

Вечерком подворотни богом забытого района напоминают какую-то

жуткую глухомань, как в страшных фильмах. Нормальный, здравомыслящий
народ сидит по домам или обитает в более людных местах. В это время суток
выползают местные фантастические твари, и если вы вдруг за спиной услышите:
«э, слышь», то лучше дайте газу.

Из одной такой подворотни слышится кашель, прерывистое дыхание

вперемешку со всхлипами и просьбами о пощаде. Но еще один глухой удар
мгновенно затыкает жертву.

Винсент, оказавшийся той самой фантастической тварью, даже не утруждается

вытащить руки из карманов. В зубах сига, и только ноги активно работают.
Носок белоснежного кроссовка в очередной раз врезается в ребра сучонка,
посмевшего поднять руку. А тот теперь валяется на грязной земле и жалеет о
своем дурном поступке.

— Ты, хуйло, на кого граблю поднял? — вроде спокойно и сдержанно, но с

нотками раздражения спрашивает Винсент, снова применяя серию ударов, от
которых жертва под ногами жалко скулит и пытается свернуться в клубочек.
— Думал, меня загасить сможешь? За моральный ущерб, говна ты кусок, я
возьму с тебя в два раза больше, — Винсент выпускает сигаретный дым, снова
затягивается и бьет в промежность. Говнюк у его ног воет и что-то неразборчиво
бормочет.

— П-по-бр… братск… А! — вскрикивает он.

— Че ты вякнул? «По-братски»? — вот тут Винсент свою злость уже не

сдерживает. — По-братски, сука? Ты мне кто, нахуй? Еще в два раза больше
заплатишь, гондон, — рычит Винс, сплюнув окурок в сторону, присев на
корточки и схватив пацана за грудки. Тот уже плачет вовсю и смотрит на
Винсента с мольбой, но сам нарвался. Нет бы должок отдать по-тихому, но
вместо этого решил, что сможет избежать расставания с баблом путем
избиения. Жалкий кусок…

— В-винсент, п-прошу, хва… — всхлипывает он, вцепляясь в запястье Тэхена.

Тот грубо вырывает руку и сжимает его пальцы, выворачивая наружу с
приятным слуху хрустом. Пацан орет и дергается, как в припадке. Но его вопли
296/390
никому не сдались, они всего лишь от стен отражаются и растворяются в
воздухе.

— Каждый палец отдельно сломаю, если еще раз меня тронешь, — цедит
Винсент, отшвырнув его руку на асфальт. Он сжимает кулак и замахивается,
собираясь размалевать сопливо-слезливую рожу. — Короче так: я буду бить, а ты
считай удары, понял? Хоть один раз пропустишь, утрою твой должок.

Пацан, уже не надеясь на спасение и помилование, просто коротко кивает и

жмурит глаза, готовясь к первому удару. Понимает, что лучше быстро
отмучиться. Винс довольно хмыкает и приступает.

— О-один, — сквозь слезы шепчет пацан, когда кулак Винсента встречается с

его плоской, как у мопса, рожей.

— Вот умница, — ухмыляется Тэхен, замахиваясь для второго удара.

— Ви, — слышится за спиной голосочек. Винсент, так и не ударив второй раз,

вздыхает и поворачивает голову.

В проеме меж двух зданий, где он уединился, устраивая незапланированную

пытку, появляется Чонгук, который должен был ждать в машине. Винсент
закатывает глаза, а малой смотрит с легким недовольством. В целом, он привык
к таким сценам, но он не одобряет, что Тэхен уходит в отрыв. И дело не в том,
что Гук переживает за жертв его кулака, а в том, что в худшем случае после
такого Винса могут повязать копы. Это как личный кошмар.

— Я сказал в машине ждать, че ты приперся, зая? — раздраженно, из-за того,

что прервался, спрашивает Винс, все еще сжимая свободной рукой воротник
мастерки сучонка, валяющегося на земле.

—Хорош щемить его, он ща душу отдаст, — хмыкает Чонгук, указав пальцем на

отпизженного пацана. — Я устал ждать и хочу жрать.

Винсент закатывает глаза, поворачивает голову к замершему в его хватке

пацану, и говорит:

— Пиздец, как тебе повезло сегодня. Запомни лицо ангела, который спас тебя
от потери зубов, — Винс тычет пальцем в сторону Чонгука, потом резко хмурится
и мотает головой. — Хотя нет. Что б, сука, забыл, как он выглядит, и думать не
смел, понял? Принял?

— Д-да, — мямлит пацан, невольно бросив взгляд за спину Винсента. Зря.

Тот шумно вздыхает и рычит.

— Я че сказал, гнида? Глаза тебе на жопу натянуть? — звук жесткой и звонкой

пощечины отражается от кирпичных стен. Пацан яростно мотает головой,
задрожав от страха. — Давай, через неделю тут же жду. Посчитай, сколько ты
должен мне донести, — Тэхен поднимается на ноги, отшвырнув от себя парня.
Тот валится на асфальт спиной и стонет от боли, ноющей во всем его теле.

— Тэ! — громко зовет малой, теряя терпение.

297/390
 — Да иду я, блять! — Винс напоследок пинает пацана в бок и идет к
надувшемуся зайчонку. — Щас тоже по жопе получишь, хули отвлекаешь, когда
я работой занят?

— Пиздец, ты деловой, — закатывает Чонгук глаза и обвивает торс Винса

руками, плетясь с ним к мерсу. Тэхен обнимает малого за плечи, прижимая к
себе. — А я с голодухи сдохну, пока ты будешь пытки ему устраивать.

— Ща накормим тебя. Куда хочешь?

— В рестик?

— Отпусти и забудь, зая. Никакого рестика тебе.

— Бля, тогда в магаз, чипсы хочу.

Винсент поднимает взгляд вверх и слегка щурится от яркого холодного света.

Раздраженно вздыхает, опускает голову, упираясь взглядом в затылок зайчонка,
стоящего впереди. Поворачивается назад и сталкивается глазами с бабулькой
лет восьмидесяти. Та недовольно сверлит его взглядом в ответ так, как будто он
спиздил всю ее пенсию, что прям отвернуться хочется. Что и делает теряющий
терпение Винсент. Вперед тоже не особо хочется смотреть. Перед Чонгуком
человек пять в очереди. Че за нахуй дела, когда из трех касс в магазине
действует только одна? Бомбит с этого жестко. Винсент ненавидит ждать и
тратить свое драгоценное время, стоя в очередях. В итоге он доходит до той
точки, что просто решает выйти.

— За, я в машине подожду, заебало, — негромко говорит он, наклонившись к

уху Чонгука.

Тот резко хватает его за ткань спортивок на бедре и тянет на себя, мотая
головой, и смотрит такими грустно-напуганными глазенками, как будто Винс
хочет его оставить на растерзание каким-то зверям.

— Ну постой со мной, тебе в падлу, что ли? — просит Гук, тоже не особенно
радуясь тому, что приходится торчать в очереди.

Тэхен снова поднимает взгляд к лампе над головой и закрывает глаза, медленно
вздыхая и выдыхая. Чонгук продолжает цепляться пальчиками за его спортивки,
что если сейчас сделать резкий рывок в сторону, они просто спустятся вниз. И
тогда весь магаз заценит прелести, скрывающиеся под одеждой. Разве малой
это допустит?

— Сучка мелкая, — как бы невзначай бросает Винс, едва не утыкаясь лицом в

затылок Чонгука, горячо выдыхая на него через нос, а взглядом блуждая где-то
в стороне, как будто не при делах.

Бабка за спиной недовольно хмыкает, явно услышав брошенную фразу. Винсент

злобно ухмыляется и, чтобы еще сильнее выбесить старушку, прижимается к
Чонгуку сзади и сует свою руку в карман его спортивок.

— Че ты творишь? — шипит Чонгук, повернув голову вбок и сердито зыркая на

298/390
Тэхена.

— Стой в своей очереди и не рыпайся, а то без штанов останешься, — с угрозой

в голосе и с самым невинным взглядом выдает Винсент, улыбнувшись. Чонгук
раздраженно вздыхает и отворачивается. Ну теперь и он под прицелом. И стоят,
цепляясь за спортивки друг друга, как два дебила. Зато сила, да?

Бабка позади готова взорваться от возмущения, но это так прикалывает.

Винсент находит себе развлечение, пока они торчат в нудной очереди под
раздражающее пиканье.

— У бабульки чуть инсульт не случился из-за тебя, — хихикает Чонгук, хрустя

чипсами и облизывая испачканные ими пальцы.

Винс сидит за рулем, попивая колу (в этот раз настоящую) и то и дело воруя из
пачки малого чипсы. За лобовым мерса вид на жилые дома, которые ночью
кажутся очень даже ничего. Ночь все приукрашивает, пряча истинное уродство,
и появляется чувство, как будто они вообще в другом районе оказались. Одно
портит атмосферу: рыскающие то тут, то там, бомжи, чья-нибудь ругань и звук
бьющегося стекла невдалеке.

— Завтра последний экзамен, — Винс отпивает колы и поворачивает голову к

зайчонку. Они про этот маленький факт как-то даже и позабыли, пребывая в том
кайфе, по которому так скучали. Давно уже не было простых посиделок ночью в
машине, походов в магаз или поедания бургеров в ставшей родной забегаловке.
Тут как-то не до экзамена, а хотя должно быть. — Не ссыкуешь?

— Нет, мне просто не терпится и его скорее сдать. Не верится, что я со школой
распрощаюсь, — Гук облизывает губы и, удобно развалившись на сиденьи,
задумчиво пялится куда-то наружу.

Он даже пока до конца не осознает, что скоро скучной школе придет конец.
Внутри трепета нет, все кажется таким обыденным. После каждого сданного
экзамена небольшая посиделка с пацанами, а потом все по классике, и жизнь
особо не меняется. Наверное, нужно дойти до самого конца, чтобы наконец
оглянуться и увидеть, какой путь был пройден. Вот тогда и придет осознание,
что очередной этап жизни завершен, а на подходе новый, более сложный и
волнительный. Но о нем Гук пока еще почти не думает даже.

— Вообще не представляю это чувство, — усмехается Винсент, помотав головой.

— Да и че такое школа я даже не знаю. В приюте мы вроде бы учились, но особо
это никому не нужно было, я прогуливал вечно, а потом получал пизды. Зато все
необходимое я изучал сам, прячась по углам от блядских воспитателей.

— Ох, Тэ, — Гук вздыхает, убирает на заднее сиденье пачку чипсов и,

пододвинувшись, обнимает Винсента за плечо.

Ему больно за прошлое Тэхена, но он никогда этого не показывает, не хочет

говорить, потому что Винсент не терпит жалости и сочувствия. Для него это
просто неудачное прошлое, с которого ему не посчастливилось начать свою
жизнь. Но прошлое есть прошлое, поэтому любые чувства по отношению к нему
тоже остаются позади. Поебать, одним словом.
299/390
 — Я тебе скажу, что ты много не потерял. Школа — нервотрепка и еще дохуя
чего. Я тебе даже завидую.

— Да, может, и так, — кивает Тэхен, прижавшись щекой к виску Чонгука. — Зато
в универе у тебя другая жизнь начнется. Будешь у меня уже взрослый мальчик.

— А там ты меня после учебы забирать будешь? — малой поднимает взгляд на

Винсента.

— Конечно, базару нет, зайчонок, — кивает тот. — Ты учись только. За прогулы

буду наказывать.

— Ой, да ну, — закатывает глаза Чонгук. — А че насчет тусовок в универе?

— малой затаивает дыхание и буквально чувствует, как напрягается Тэхен после
этого вопроса. А стоило его задавать и лишний раз щекотать нервишки Винса?

Если честно, Винсент не представляет, что их ждет, когда малой поступит в

универ. Да, это новый уровень, новый жизненный этап. Взрослая жизнь, у
которой свои правила. В универе будут новые люди, а значит, новые знакомства.
И это почему-то напрягает больше всего. Собственник внутри Винсента от одной
мысли рычать начинает, повторяя «мое» и жаждая изолировать зайчонка от
чужих глаз. И как быть с теми, кто на него будет засматриваться? А такие
стопудово будут. Короче, исходя из всех этих предположений о будущем в
универе, Винсент готовится пиздиться в два раза чаще, чем обычно. За своего
ушастого пушистика он будет биться до последней капли пива.

— Тусовки? — Винсент усмехается. — Без проблем, зайчонок. Только всем, кто

будет ошиваться рядом с тобой, руки и глаза завязывать надо будет.

— Ну Тэ, — бурчит Гук, а на лицо ему улыбка просится. Внутри так приятно
щекотно, когда Винсент проявляет признаки ревности, что хочется еще, только
Чонгук не рискует. Винсент вспыхнуть может в одно мгновение, хер потом
потушишь скоро.

— А хули ты хотел? — разводит руки Винсент. — Скажи спасибо, что отрывать

их не буду.

— Твоя ревность имеет границы? — хмыкает Гук и улыбается, уже вовсю

незаметно переползая с сиденья на любимые колени.

— Очень советую тебе это не проверять, — предупреждает Тэхен, зыркнув на

малого угрожающе. — Все, закрой хлебало, зая, я подрыхнуть хочу, — и ерзает,
устраиваясь в сиденьи поудобнее, параллельно и зайчонка усаживая на себя
так, чтобы обоим комфортно было. Иногда они себе в машине устраивают тихий
час. Как-то особенно сладок сон в мерсе. Необъяснимо, но приятно.

— А я хочу сладкое… — бормочет Гук, надув губы, прижав подбородок к груди и

смотря своими огромными глазищами на прикрывшего веки Винсента. Но глаза
того резко раскрываются и недовольно устремляются на Чонгука.

— Мы, блять, в магазине только что были. Ты че не взял себе сладкое?

— клинится Винсент. В ближайший часок он точно не пошевелится, да и лень
опять в магазин ебашить.
300/390
А зайчонок продолжает этим своим обиженно-невинным взглядом сверлить
раздражающегося Тэхена, затем тихонько вздыхает, отчего его плечи чуть
приподнимаются и опускаются, губки размыкаются, а пальцы ложатся на живот
Винсента и слегка сминают ткань футболки.

— Не такое сладкое, Тэ… — шепотком, от которого мурашки. И глаза вдруг

заблестели, сверкнули возбуждением, которое только-только пробуждается. Но
дальше — больше. Чонгук скользит ладонью по животу Винсента, затаившего
дыхание, и останавливается на резинке спортивок.

— Да кто я такой, чтобы отказывать тебе в этом? — низким и вдруг охрипшим

голосом выдыхает Винсент, моментально позабыв о том, что хотел поспать.

Чонгук растягивает губы в довольной улыбке и просовывает руки под спортивки

Тэхена.

Чонгук сдает последний экзамен. И, как все ожидали, сдает отлично. Годы
стараний не были бессмыслицей, и теперь, когда Чонгук поставил эту большую
точку, он понимает, что если бы не Чимин (а потом еще и Тэхен), то он давно
сдался и забросил учебу, предпочтя заработок то тут, то там, а может, и
нелегалом промышляя, как большинство на районе. Но все вышло иначе, и
теперь Гук осознает, что все возможно, если упрямо идти к цели.

Естественно, они все празднуют у Хосока на хате. Не просто сданный экзамен.

Последний. Красивое и долгожданное завершение мучений в стенах школы
(Ада). И естественно, что Чонгук дорывается до того, чтобы набухаться и
отпустить все тревоги из-за экзаменов. За пять минут он осушает две бутылки
пива и мгновенно улетает в другое измерение, заставляя братанов валяться на
полу от смеха.

— Ну и хера он так постоянно не бухает с нами? — смеется Намджун и чуть не

роняет на пол свою бутылку с пивом.

Что делает Чонгук? Наконец, бухой до стопроцентного бесстрашия, он

рассказывает пацанам, какая дичь у них с Чимином происходила в детстве.

— Да не, мы… мы с Чимином любим друг друга, все такое, — с пьяной лыбой до
ушей говорит Гук, медленно моргая и слегка покачиваясь. Он сидит на полу в
позе лотоса и бьется плечами то о Винсента, то об Хосока, сидящих по бокам от
него. — Но в детстве, когда мне было лет семь, он с пацанами отправил меня
доставать улетевший с площадки мяч. А знаете, куда он улетел? — малой
широко распахивает глаза и обводит взглядом всех сидящих в кругу. — В кусты
крапивы! — Чонгук бьет себя по колену и едва не срывается на возмущенный
писк. — В ебучие кусты.

— А потом он рыдал, как девка, красный весь был, пиздец, — подхватывает

нить истории не менее бухой Чимин, рассевшийся на диване. — После этого
долго боялся любой травы, шугался, как дикарь, и даже на площадку идти
очковал.

— Ты охуел, собака? — рычит Винс, резко привстав и оказавшись на коленях.

301/390
Прям подскочить и напасть на Чимина готов, только бы не наебнулся,
координация слегка нарушена, все дела. — Ты че с малым устраивал, садист
ебучий?

— Да я, блять, потом своими руками эту крапиву срывал, чтобы малой не боялся,
ты че, сучара? — возмущенно выдает Чимин, уставившись на Тэхена. И снова у
них происходит невидимая пизделка глазами, но ее и видеть не надо, все
присутствующие чувствуют и закатывают глаза, заебавшись. Джихан, сидящий
возле Чимина, уже цепляется за край его футболки, готовясь сдерживать
бешеного пса, если тот решит сорваться. То же самое делает с Винсентом
Намджун.

— Да хорош вам! — встревает Давон, взмахнув руками. И сама не менее

поддатая: с краснющими надутыми щеками, взлохмаченными волосами,
собранными в хвост, и слегка затуманенными глазками. — Закрыли ебальники
оба! — Джихан, который даже не разговаривал, поджимает губы, боясь
нарушить запрет этой дикой тигрицы, что сидит в кресле рядышком. — И пьем!
За Чонгук-и, который успешно сдал все экзамены!

Дуэт мгновенно затихает и затухает. Опускают свои задницы на места, сверлят

друг друга опасными взглядами еще какое-то время, а потом поднимают свои
бутылки с пивом, чтобы выпить за родного им человека.

— За Чонгук-и! — хором повторяют все и чокаются бутылками.

Зайчонок смущенно улыбается и хихикает. Хосок не удерживается и со звонким

«уть-уть-уть» дергает малого за румяную щечку. Гук и без того милейший
ребенок, а когда бухой в нулину, так вообще самый сладкий и плюшевый
зайчуля на свете.

— Хо! Щека-а! — ноет Чонгук, пытаясь отбиться от атаки. Винсент хватает его
за плечо и притягивает ближе к себе, чтобы Хосок перестал терзать щеки,
которые разрешено терзать только ему.

— Свои щечки заведи, понял? — пьяно возмущается Тэхен, с шутливой злобой

зыркнув на Хосока.

— Тэхен-и, а порычи, как тигр! — Гук быстро забывает о боли в щеке,

поворачивается корпусом к Винсенту и кладет ладони на его шею. Пока
остальные о чем-то базарят, эти опять уходят в какую-то свою вселенную, за
которой тихонько наблюдает Хосок, сидящий рядом. А у него выбора нет, они
тут возле него прям устроили нечто.

— Р-р, блять, — издает ленивое подобие рыка Тэхен, смотря Чонгуку в глаза, а
сам мысленно считает звезды, потому что бухое сознание растекается в разные
стороны. Только Чонгук, сидящий напротив, неизменен. Он остальных даже не
замечает.

— Тэ, как-то хуево получилось, — бурчит малой и тихонько икает, а затем

хихикает из-за того, что икнул. — Еще! По-злому! — мгновенно воодушевляется
и приближает свое лицо к лицу Винсента, слегка касаясь его кончика носа
своим. — Рычи, как злой тигр! Как будто твое забрать хотят.

Умно действует. Вроде бухой в зюзю, но понимает, чем давить надо своего
302/390
пахана. А тот и ведется, сразу разгорается, как дикое пламя, хмурит брови,
сводя на переносице, и скалится. Чонгук застывает в предвкушении, с улыбкой
уставившись на Тэхена. Винсента чонгуково «твое забрать хотят» бьет по лицу,
как пощечина. Он не хочет, чтобы забирали то, что его. Он не отдаст свое. Чем
больше он об этом думает, тем быстрее в нем звериное пробуждается,
поднимаясь из самых недр души.

— Ар-р-р-р-р-р-р! — грозно и громко, до мурашек пугающе рычит-таки Винсент.

Чонгука накрывает. И мгновенным страхом, и до дрожи в коленках приятным
восторгом, но самое большее — желанием. Он довольно улыбается и сверкает
глазками, без слов давая понять, чего хочет. И даже пацаны вокруг не кажутся
помехой. А Хосок позади угарает. Винсент внимание каждого привлек своим
животным рыком.

— Тигр! Тигр мой! — Чонгук восхищается и хлопает в ладоши.

Одни ржут, другие не поймут, какого хера. Джихан вообще как будто только
проснулся, кроме своей Давон никого и не видел, услуживает ей весь вечер: то
опустевшую бутылку на новую поменяет, то чипсов подкинет, то увяжется
следом, чтобы на кухне с закусками помочь. Хосок, который нихера не слепой,
на все это смотрит то ли с раздражением, то ли с забавой. Он уважает Джихана,
но смешно, каким песиком он становится перед его сестрой. И дело даже не в
том, что Давон старше него на пару лет. Джихан, этот авторитетный пацан с
района, у которого везде и всюду связи и огромное уважение, в принципе готов
ей подчиняться, только бы завладеть ее вниманием. Хосок пока не понял, как к
этому относиться, но определенно точно он не злится. Его сестра взрослая и
умная, Джихан хоть и раздолбай по большей части, но тоже хороший пацан,
который за братву подставится, не раздумывая. Наверное, лезть в это и не надо,
думает Хосок. Пусть сами двигаются, а там уж видно будет, что из них слепится.

Все угарают, но Чимин снова скрипит зубами. Бухло в крови пробуждает в нем
странную агрессию. Да о чем тут речь! Его мелкий братишка уже чуть ли не на
колени лезет к Винсенту, а про то, как эти двое друг на друга смотрят, Чимин
даже думать не хочет. Хоть и бухой, но понимает, что эти, — не менее бухие, —
связь с реальностью теряют и думают, что одни тут. Вот почему один из них
должен оставаться относительно трезвым, потому что в таком состоянии, как
сейчас, они точно устроят грязные игрища и им будет абсолютно похуй, что
рядом еще дохуя человек.

Чимина почему-то мутить начинает. Он поджимает губы и с мученическим

выражением лица поворачивает голову к Юнги, сидящему рядышком. Тот
закатывает глаза, адресовывая это Чонгуку и Тэхену, и слегка сжимает
предплечье Чимина, мол, держись, может, тормознут. А если нет, Хосок их
быстро на место поставит. Он же рядом сидит, поймет, когда надо
останавливать две горячие души.

— Во дебил, — нарушает внезапное молчание Джин и прыскает, тыча пальцем в

сторону Винсента, у которого выражение лица все еще такое, как будто он в
боевом режиме. И все снова ржут. Кроме Чимина, естественно.

Винсент вдруг сгребает в кучку остатки своего сознания и поднимается с пола,

схватив Гука за руку и утягивая за собой. Чимин пристально следит за ними,
пока другие, слишком бухие для того, чтобы продолжать держаться за
странную ситуацию, уже отвлекаются на базар о другом.
303/390
 — Пошли-ка, зая, проветримся, — заплетающимся языком говорит Винсент. Сам
еле стоит на ногах и тащит за собой малого, который тоже пошатывается вовсю,
как неваляшка, и чудом не падает.

Они заходят на кухню, с которой связан балкон, и выходят наружу, сразу же

встречаясь с теплым вечерним ветерком. Винсент закрывает за собой дверь и,
подхватив Чонгука за талию, резко поднимает и сажает на бетонное
ограждение балкона.

— Я что, птичка? — хихикает Гук и обвивает ногами вставшего перед ним

Винсента, скрещивая щиколотки за его спиной. Тот кивает, прижимается грудью
к его животу и крепко сцепляет руки на пояснице у малого. Хер знает, откуда у
него сил хватило, чтобы поднять не очень-то и легкую тушку Гука и усадить, и
крепко держать, чтобы не полетел с шестого этажа.

Малой раскидывает руки в стороны, а голову назад, с счастливой лыбой глядя на

звездное небо.

— Если упаду, че будешь делать, Тэ? — спрашивает он, прикрыв глаза.

— Не упадешь, — уверенно отвечает Винсент, уткнувшись лицом в грудь

Чонгука и вдыхая его запах. Вообще-то, он весь Тэхеном пропах, и оттого
Винсенту собственный запах любимее.

— Ну, а если вдруг случайно упаду, че делать будешь? — не унимается Гук,

опустив голову и обняв Винсента за затылок, перебирая пальцами его волосы.

— Как че? За тобой полечу, — хмыкает Винсент, как будто это не очевидно.

— Ты все-таки Супермен, — шепчет Гук и наклоняет к нему голову, закрывает

глаза и ведет горячими губами по его виску, спускаясь к скуле и находя губы.
Винсент ухмыляется и прихватывает его губу, засасывая и утягивая в глубокий и
медленный поцелуй, в котором малой сразу же растворяется, превращаясь в
скопление атомов. Тэхен и сам звездной пылью становится, этими самыми
звездами над головой освещенный. — А можно, я не буду птичкой? — шепчет
Чонгук в губы Винсента, прерывая поцелуй.

— Конечно, ты же зайчонок, — Винс смазано целует малого в щеку и слегка

кусает за линию челюсти.

— Нет, можно мне тоже быть тигром? — хмурится Гук, заставляя целующего его
Тэхена остановиться и смотреть в глаза. Тот бросает смешок.

— Зая, ты че? Какой тигр? А ну-ка тогда порычи, как умеешь, — предлагает
Винс, изогнув бровь.

— Не смогу, думаешь? — хмыкает Чонгук. — Ну смотри! Р-р-р-р!

Винсент не сдерживается и ржет, сразу же получая легкую пощечину.

— Н-не смейся, я хорошо рычу! — злится малой, сердито хмурясь. — Р-р-р-р-р-р!

— повторяет он, как ему кажется, более агрессивно и опасно, но Винсент не
перестает смеяться и утыкается лбом в его грудь. Его плечи трясутся от смеха, и
304/390
обиженный такой реакцией Гук начинает пиздить их обеими руками. — Хорош,
сволочь! — бурчит он недовольно. — Не смейся, я тебе сказал!

У Винсента сердце бьется так, что еще немного, и точно разорвется. Чонгук, а не
пивас причина приближающегося сердечного разрыва. В голове снова сплошная
строка с одним словом — «милыймилыймилый». Винсент не выдерживает,
снимает малого с бетонной ограды и ставит на ноги, сразу же прижав его к себе,
точнее, сгребая в охапку и покрывая поцелуями сердитое личико.

— Ну Тэ-э, — обиженно бурчит Гук, оказывая ленивое и неохотное

сопротивление.

— Ты — зайчонок, Гук-и, — Винс успокаивается, обнимает его за талию и,

прижав к себе, слегка покачивается, как будто в танце. — Ты таким родился
специально для меня. Может быть, ты тоже на какой-то из этих звезд
придумался кем-то, — он поднимает взгляд и смотрит на небо, сверкающим
полотном отражающееся в его глазах. — Но для меня, понимаешь? Только для
меня, зая.

Гук тихонько вздыхает, прикрывает глаза и шумно дышит носом в грудь Тэхена,
а рядом уложил руку, прямо на сердце, которое ему принадлежит. Тут спорить
уже не с чем, Гук и не собирается.

Зайчонок для Винсента придуман, вот и все.

— М-м, — мычит он согласно, желая никогда не выбираться из этих объятий.

— Че творите, пидорасы? — и снова Чимин — не Чимин, если не испортит

момент.

Винс поворачивается с Гуком в объятиях боком и замечает в дверном проеме

Чимина с сигой в зубах. А тот облегченно выдыхает. Он аккуратно подходил к
кухне, пытаясь на фоне ржача братанов расслышать (надеясь не расслышать)
стоны. Молился богу, покурить очень хотел, и Бог услышал. И все равно не
вариант не поморщиться от картины, которую он застает на балконе. Это еще
хорошо, что он не увидел, как Гук на оградке сидел, а то пиздец бы был.
Винсенту.

— От пидараса слышу, — хмыкает Тэхен и говорит на ухо Гуку негромко: — Зая,

достань у меня в кармане сиги, — его собственные руки-то заняты обниманием
малого. Гук молча просовывает руку в карман тэхеновых спортивок и выуживает
оттуда пачку мальборо, протянув старшему.

Тэхен прикуривает не без помощи Чимина и, продолжая прижимать к себе Гука

одной рукой, курит, прислонившись к оградке. Чимин тоже рядом становится.

— Бля, не просохнем до самого выпускного, — усмехается Пак, стряхнув пепел.

Тот с искрой полетел вниз, на клумбу под балконами. — У меня печень откажет
нахуй.

— Потом поедем за город, как в тот раз, — предвкушает Винсент. — Не подыхай

пока.

— Я больше не буду мерс вести, — включается в разговор Гук. Он

305/390
выскальзывает из объятий Винса и встает между ним и Чимином. Брат лезет в
карман своей мастерки и достает оттуда шоколадную конфету для малого. Гук
по-детски улыбается и забирает ее, сразу же освобождая от фантика и
отправляя в рот.

— Я тебя и не пущу за руль, опять разъебешь мне что-нибудь, — Винс выпускает

дым к небу и поглядывает на жующего конфету зайчонка. — За, — зовет он.
Малой вопросительно мычит и поворачивается к нему. — Не хочешь шоколад
попробовать? — спрашивает Винсент, вскинув бровь.

До Гука, хоть он и в тумане, сразу доходит, о чем речь. Он аж вспыхивает по

новой весь, а конфета с трудом проглатывается. Колени, мать их, дрогнули, а в
животе защекотало. Он облизывает сладкие губы и с улыбкой отвечает:

— Хочу.

— Ты ж мой хороший мальчик, — довольно улыбается Винсент и гладит Чонгука

по щеке.

— Че за хуйня? — отвисает Чимин, пытающийся обработать полученную

информацию. — Извращенство какое-то? — Винсент кивает, не переставая
улыбаться. — Долбоебы, не при мне же, — морщится Пак, нервно затягиваясь.

Будь Гук трезвым, убежал бы уже и в подушку орал от смущения, ни за что

перед братом бы такое не поднимал и слушать не стал, но сейчас так похуй, что
прям смешно. Реакция Чимина забавляет и все это не кажется чем-то мерзким.
Гук просто хихикает и кладет голову на плечо Винсента. И тот довольный. Ему
по любому поводу выбесить Чимина в радость.

— Скажешь, вы с Юнги только миссионерскую позу без добавок и приукрас

исполняете? — ухмыляется Винс, обняв Гука за талию и глядя на его брата с
провокацией.

— Вы еще не доросли до нашего с Юнги уровня, — парирует Чимин, решая

принять правила игры. Да и он тоже, если бы бухим не был, давно бы пизданул
Винсента за такие вещи, но сейчас у всех туман в голове, и хорошо. Очень
хорошо.

— О, зая, слышал? — Тэхен посмеивается и смотрит на малого, тихонько

хихикающего в его плечо, а сига летит с балкона вниз. — Твой брат походу хочет
со мной членами померяться. Рассказать ему наши приключения? — спасибо
хоть, что разрешение спрашивает. А вообще, он на грани, и совсем скоро его
прорвет. Тягаться с Чимином абсолютно во всем, как смысл жизни.

— Не, никаких членомеров! — отыскавший частички здравомыслия Чонгук

быстро осаждает.

Он знает, что когда опьянение пройдет, брату в глаза посмотреть не сможет. У

Тэхена чувство стыда априори отсутствует, он так может начать рассказывать,
что даже порнуху включать нет необходимости. Однажды он описывал Гуку, как
поимеет его, когда тот обижался и ломался, не склоняясь к ебле. Склонился,
блять, после того, что услышал. Сам ему в руки прыгнул, как течная сучка. Не
нужно повторений, особенно сейчас, когда Гук и так готов в любую секунду
завестись. В штанах все наготове.
306/390
— Да бля, зая, — закатывает Винс глаза и слегка шлепает малого по бедру.
Чимин злорадно посмеивается.

Шум в квартире становится громче. Пацаны там уже разошлись на полную,

стопудово. А тосты не кончаются. Чимин выбрасывает окурок, выпускает
остатки дыма из легких и открывает дверь в комнату.

— Идем, ща без нас вылакают все оставшееся бухло.

— Да, щас, — отмахивается Винсент и, как только балконная дверь за Чимином

закрывается, поворачивается к Чонгуку, берет его лицо в ладони и целует. Уже
не так нежно и медленно. Требовательно и грубо, как будто урвать себе хочет
побольше. От этого поцелуя у Гука голова кружится еще сильнее, чем просто от
алкоголя. Он глухо стонет в губы Винсента и прижимается спиной к оградке,
чтобы на ногах удержаться.

Разорвать поцелуй кажется очень трудным действием. Винсент не может

оторваться и, если бы мог, выебал бы зайчонка прямо на балконе. Конечно,
после такого Хосок не пустил бы его уже в дом, но оно бы того стоило. Да и
Чонгук весь такой готовый на все перед Винсентом, бери не хочу. Но ор
братанов из квартиры не дает окончательно провалиться в этом сладком
зайчонке. Винс хмыкает и, напоследок кусанув малого за нижнюю губу,
отрывается. Поворачивается к двери и вытягивает руку назад, чтобы Гук за нее
взялся.

— Тэ, слышишь, а в будущем есть вариант, что я смогу быть сверху? — вдруг
спрашивает малой на серьезной волне, беря руку Винсента и переплетая с ним
пальцы.

— Конечно, зая, — Винсент поворачивает к нему голову с явно притворно милой

улыбкой. — Стопудово будешь сверху. В позе наездника.

И ухмыляется гадко, издевательски. Чонгука прям передергивает. Он долбит

Винсента меж лопаток и тянет возмущенно:

— Ну бля, Тэ! — и ножками топает, как тот самый Топотун из «Бэмби».

Нет, ну зайчонок, что тут сказать.

Чонгук с облегчением выключает утюг и ставит его на пол. Устало вздохнув, он

валится на матрас рядом со своим костюмом, который гладил не менее двух
часов точно. Провозился знатно, да и то не сказать, что качественно погладил.
Наверное, все-таки нужно было попросить об этом Давон, но ей и без того забот
хватает. Она наверняка занимается костюмами Хосока и Джина. А может, и
джихановским, кто ж их знает. В любом случае, Чонгук свое дело сделал, теперь
остается привести себя в порядок и собраться на выпускной, на который нужно
ехать уже через час. И все бы хорошо, только Винсента не видно, не слышно.
Чонгук пока гладил, раз двадцать ему набрал и завалил сообщениями, но Тэхен
их даже не просмотрел, а звонки так и остаются неотвеченными. Чонгук уже не
знает: ему злиться или переживать? Как бы хорошо все сейчас ни было,
опасность никуда не делась, потому что Диего так и не обнаружился. Вряд ли он
307/390
решил смириться и бросить мысль о своей расплате. Такие, как он, не сдаются
так просто. Чонгук его лично не знает, но приблизительный портрет типичного
крутого босса составить нетрудно. Да и сколько фильмов об этом снято?

Пока Чонгук лежит на спине в одних труханах и свободной футболке, тупо

пялясь в потолок, нервы все туже натягиваются в струнку от тревожного
ожидания. Ну и куда этот гребаный Винсент подевался, чтоб его?! Чонгук
вздыхает, переворачивается на живот, слегка смяв своей тушкой рукав
отглаженного пиджака, бросает тихое «блять» и снова набирает Тэхена, с
замиранием сердца уставившись на экран телефона. От этих монотонных гудков
уже блевать тянет. Гук грызет губу и сглатывает. Звонок сбрасывают.

— Да какого хера… — бормочет малой, хмурясь.

В эту же секунду входная дверь хлопает, и Чонгук, мгновенно отбросив все свои
волнения, переключается на боевой режим. Он бросает телефон на «кровать» и
подскакивает, босыми ногами разъяренно шлепая в коридор.

— Ты затрахал названивать, зая! — вошедший Винсент сталкивается с Чонгуком

в дверном проеме между спальней и коридором и грудью толкает его обратно.
Чонгук слегка теряется и делает пару шагов назад, смотря на чехол для
одежды, висящий на согнутом локте Винсента.

— Я чуть не ебнулся, пока ждал тебя! Соизволил бы хоть разок ответить и

сказать, что ты не сдох! — ругается Чонгук, забывая о том, что там приволок с
собой Тэхен.

— Да че сразу сдох-то? — усмехается Винсент и стягивает с головы черную

короткую шапку, бросая ее на матрас. Выглядит он таким спокойным и
расслабленным, что еще больше раздражает. Чонгук тут уже готов был забить
на свой выпускной и пойти на поиски, а этот! — Не мог я ответить, занят был.

— Чем ты, скотина, занят был?! — рычит Чонгук, вперив злющий взгляд в
Винсента. — Я губу сожрал от страха, пока тебя ждал!

— Ну, зая, — вздыхает Винсент, смотря виновато. Он берет свободной рукой

подбородок Чонгука и подходит вплотную. — Дай поцелую, и больше не будет
болеть, — хрипло шепчет, вызывая у мелкого мурашки. Ну блять, как так можно-
то? Чонгук уже и не злится, а как завороженный тянется за поцелуем, которым
его щедро одаривает старший. Винсент целует с осторожностью, облизывает
изгрызанную губу и, оторвавшись, оставляет на кончике носика зайчонка
короткий чмок.

— Ну Ви, — вздыхает Гук. — Что это у тебя? Все-таки решил надеть

джентльменский прикид? — малой отстраняется и указывает подбородком на
чехол для одежды, который продолжает держать Тэхен.

— Хуй там пел, — отмахивается Винсент и качает головой. — Это тебе новый
костюм.

— Че? В смысле? — не понимает Гук и поворачивает голову, глядя на свой

только выглаженный костюм, лежащий на матрасе. — У меня же есть вон…

— Ты че, дебил? Не нужно идти на выпускной в том, в чем был на похоронах. Я

308/390
тебе крутой подобрал, — Винсент с гордой лыбой похлопывает ладонью по
чехлу. — Ну, че встал? Давай, одевайся, нам еще пацанов ждать.

— Да бля, Тэ, а ты в чем в итоге пойти собираешься? — бурчит Гук, стягивая с

себя футболку. Винсент уже расстегивает чехол и достает оттуда костюм для
малого.

— Я двину в спортивках и адиках своих, — пожимает он плечами, как будто об

этом даже говорить нет смысла.

— Не отнять у тебя этого, — закатывает глаза Чонгук и сразу же меняется в

лице, когда видит свой новый костюм, который держит Тэхен.

Малой не особо силен в таком стиле, поэтому особых различий не видит. Такой
же практически. Разве что ткань отличается. Пиджак переливается на свету, это
очень напоминает Гуку атлас. Выглядит, короче, довольно красиво. В остальном
различий нет. Такая же белая рубашка, такие же брюки. Но, присмотревшись
внимательнее, малой замечает еще одно различие — у нового костюма в
комплекте идет бабочка вместо галстука. Гука прорывает на хихиканье.

— Я не буду выглядеть в нем, как первоклашка? Лучше бы галстук оставили…

— За, я лучше знаю, меня слушай. На тебе это будет смотреться лучше, —
строго говорит Винсент. — Ты идешь в бабочке или пойдешь в одних труханах,
понял?

— Да ну нахуй, — вздыхает Чонгук и поднимает глаза к потолку. — Я хочу

напиться.

— На этот счет не переживай, ща в машине подготовимся, — подмигивает

Тэхен. — А теперь подошел сюда. Одевать тебя будем.

Чонгук надувает губы, но не сопротивляется и подходит к Винсенту. Что ж, вот и

настал тот самый день, когда на школе будет поставлена огромная и жирная
точка.

Чонгук, наверное, никогда себя не чувствовал таким неуместным, как сейчас. Он

стоит возле мерса, припаркованного прям перед подъездом, и хочет
испепелиться от взглядов проходящих мимо местных. Люди смотрят на него, как
на какое-то чудо света. В выпускном прикиде Чонгук выглядит, как сынок
какого-нибудь богача, который хрен знает, что забыл в этом сраном районе. Не
вписывается он от слова «совсем», короче. Да малой бы и залез в мерс и там
подождал Винсента, только вот тот резко одел Гука и выдворил со словами: «ща
я резко, жди снаружи и не садись в машину, помнешь пиджак». Вот и стоит
малой, как дебилоид, привлекая всеобщее внимание. Даже бомжи челюсти
пороняли.

А вообще, Тэхен оказался прав. Костюм, который он подогнал малому в самый

последний момент, сидит очень хорошо, а бабочка на шее не выглядит смешно.
Винсент как только надел ее на малого, сразу же захотел сорвать. Чонгук этот
пожирающий взгляд никогда ни с чем не спутает, да и напряженное молчание в
тот момент все сказало за Тэхена. А Чонгук с этого кайф словил, а теперь
309/390
подумывает: не начать ли ему носить костюмы почаще, чтобы Винсент не
расслаблялся и смотрел так всегда, взрывая внутри Чонгука фейерверки. Малой
уже даже о выпускном не думает. Он яростно думает о его завершении, в
котором они с Винсентом останутся одни и к чертям разорвут этот чертов
костюм. От этих мыслей кончики пальцев приятно покалывают, а на месте не
стоится. Поэтому Гук, сунув руки в карманы брюк, начинает нервно расхаживать
из стороны в сторону перед мерсом.

— Нихуя себе, босс Чон! — сопровождается скрипом двери падика звонко.

Чонгук тормозит и поворачивает голову к вышедшему на улицу Хосоку. Тот тоже

вкинут нетипично для их района: белая рубашка с двумя верхними
расстегнутыми пуговицами, классический черный пиджак, брюки, туфли и
серебряные часы на запястье. Гук был уверен, что пацаны не сломаются и не
изменят своим спортивкам, но то, что он уже успевает увидеть перед собой,
пиздецки удивляет.

— Да ты сам босс Чон! — восклицает Гук, разглядывая братана. — Нихуя себе, а

где твой макларен? — с самым искренне удивленным лицом спрашивает он, как
будто резко вошел в роль, из которой никогда и не выходил. Он-то знает, как
братан грезит об этой тачке. Чутка на больное, ну, а че делать? Хочется
поиграть.

— Пока отдал его своему помощнику, поедем на моем гелендвагене, я сам

поведу, — с самым пафосным выражением лица и голосом говорит Хосок, сунув
руки в карман брюк и эффектной походкой подходя к очарованному Чонгуку. Но
образ сразу же трещит. Хосок начинает хихикать и крутиться вокруг малого,
разглядывая его со всех сторон. — Бля, Гук-и, че ты за крутой, я в ахуе!
Лакированные туфли! — тычет Хосок пальцем на обувь Гука. Тот тоже опускает
голову, чтобы посмотреть, и хихикает. — А волосы твои! Всегда открывай
лобешник, так бодрее выглядит. Ты как будто старше стал, — Хосок слегка
касается пальцами волос малого и широко улыбается. Он искренне восхищен
мелким. Такое чувство, как будто бы тот вмиг вырос, и вот он уже не тот малой
пацаненок, которого они все помнили.

— Эй, макаки! — окликает двух не перестающих хихикать идиотов внезапно

появившийся на горизонте Джин.

Хосок и Чонгук резко затыкаются и синхронно поворачивают к нему головы,

роняя челюсти. Джин тоже решил повыебываться (у местных пацанов выебоны в
ДНК заложены) и вошел в роль. Идет к ним, как в каком-нибудь оскороносном
фильме. Одна рука в кармане, весь в черном (даже рубашка), волосы назад, а на
красивых пухлых губах обворожительная улыбка. Видели бы его сейчас
девушки, попадали бы, честное слово. Чонгук и Хосок и сами еле удерживаются
на ногах. Хорош, пиздецки хорош. Хосок присвистывает, а малой таращится на
Джина с разинутым ртом.

— Господин Ким! — выдыхает Чонгук. Джин улыбается уголком губ и подходит

к братанам. — Дай автограф, по-братски!

— Долбоеб, так не говорят крутые, — хихикает Хосок, стукнув малого по плечу.

— Да и че? — отмахивается Гук. — Я только вхожу в это крутое общество. Мне

так по кайфу.
310/390
— Район из вас не выкурить, пацаны, — смеется Джин, качая головой.
— Охуенно выглядите, я сначала даже не узнал. Думал: че это за петушары
нафуфыренные?

— А сам-то! — Хосок тычет локтем в ребра Джина и не перестает лыбиться во

все тридцать два. — Никто бы не подумал, что ты здешний.

— На меня тоже зырят все, своего уже не признали, — с шутливой обидой

говорит Гук, прислонившись к мерсу боком.

— А Ван Гог где? — спрашивает Джин, подняв взгляд на окна третьего этажа.
— Не навел еще марафет?

— Ага, стопудово свои кроссы зубной пастой драит, — закатывает глаза Чонгук.

— Че, не сломался он? — ухмыляется Хосок. — Реально в адиках попиздует?

— Он так сказал, — пожимает плечами малой. — Джихан с Давон поедет?

— Да, она ему костюм даже выбрать помогла, — хмыкает Хосок. — Да похуй, —
отмахивается, не желая думать о сладкой парочке, и снова улыбается, с
неугасаемым восторгом глядя на пацанов. — Вот мы дикие просто. Как мафия
какая-нибудь.

— Да, на какой-то крутой прием едем, — подхватывает новый сюжет Чонгук.

— Будем там дорогое шампанское пить и пиздеть со всякими важными дядями о
делах.

— А кто главарь? — спрашивает Джин, нахмурив брови.

— Я…

— Я, хули.

Синхронно отвечают Чонгук и вдруг появившийся за спинами братанов Тэхен.

Дернувшись от неожиданности, те резко оборачиваются и издают синхронное и
очень (очень) громкое «о-о-о», на которое Винсент лишь утомленно закатывает
глаза. Все трое теряют дар речи. Чонгук и вовсе язык проглатывает. Его душа в
спешке покидает тело, а глаза стекленеют. Они остаются смотреть на Тэхена и
больше не собираются сдвигаться, потому что на кого-то или что-то другое
смотреть уже не станут. Чонгук никогда не заводился так быстро. Тэхен его
раздавил, просто раздавил своим взглядом и своим образом. И малому на все
плевать вдруг, и он согласен тысячу раз, чтобы именно Винсент был их
придуманным главарем. Пусть вообще будет Богом этого мира, потому что на
меньшее он не претендует.

У малого ком в горле от того, как он хочет кричать. На Винсенте чертов костюм,
который тот клялся никогда не надевать. Он резко выделяется от остальных
пацанов не только тем, что на нем брюки и пиджак серые, а всем своим видом,
который так и приказывает подчиниться и опуститься на колени. В его глазах
застыло спокойствие, но при этом они серьезные, без всяких там шуток, которые
не потерпят. Его густые брови совсем немного сведены, блондинистые волосы
уложены, а губы приоткрыты. Контрольный удар по Чонгуку — расстегнутые
311/390
сверху пуговицы на белой рубашке Винсента. Если бы малой мог, он бы прямо
тут, на асфальте растекся лужицей и обнимал длинные ноги, которые впервые
скрыты не тканью спортивок, а брюк.

— Харе таращиться. Залезайте, опаздываем, — Винсент резко спускает троих с

небес на землю и кивает на мерс.

— Тэ… — тихо, чтобы не запищать, выдыхает Гук. Хосок и Джин уже садятся в
машину, а Чонгук даже с места сдвинуться не может. Тэхен поворачивает к нему
голову и по блестящим чернющим глазам все понимает. Уголок его губ
дергается в легкой улыбке. Он понимает, что зайчонок сейчас находится на
грани. Да и самому Винсенту не лучше. Забить бы на все хрен и вернуться в
квартиру, запереться на несколько дней и непрерывно еба…

— Алло, поехали! — врывается в уплывающее в дальние дали сознание голос

Хосока.

— Погнали на твой выпускной, зайчонок, — с улыбкой говорит Винсент и

открывает Чонгуку дверь с пассажирской стороны. Тот, с трудом передвигая
ногами, подходит к машине и, как только собирается сесть, тормозит,
остановленный Тэхеном, схватившим его за локоть. — А потом я зубами сорву с
тебя эту бабочку, — шепчет Винс на покрасневшее ушко. Чонгук сглатывает и не
находит сил что-то ответить. Ему и не надо, бегающие глаза и напрягшееся тело
сами за него говорят.

Вся жара впереди.

Толпа из восьми человек, стоящая за спиной Чонгука, мгновенно привлекает

взгляды каждого на выпускном. Чонгук смущенно улыбается одноклассникам,
разинувшим рты от удивления, но когда в бок прилетает тычок от Винсента,
сразу же стирает эту улыбку с лица и превращается в самого настоящего альфа-
самца, скопировавшего выражение лица старшего. Так-то лучше.

Школьный зал выглядит круто. Как настоящий ресторан. С одной стороны

разбросаны круглые столы, а с другой — танцплощадка и сцена. Музыка
грохочет и, к счастью, соответствует вкусам пацанов (Бэм подсуетился).
Установленные прожекторы мигают и тут, и там, создавая атмосферу реальной
тусовки. И не скажешь, что какой-то школьный выпускной, хорошо постарались.
Суть вечеринки выдают некоторые прыщавые рожи, застрявшие в пубертатном
возрасте.

— До своего выпускного я не добрался, хоть тут зажгу, — улыбается Чимин,

разглядывая людей и эффектно отбросив назад полы своего бордового пиджака,
под которым вместо ожидаемой рубашки — простая черная футболка,
заправленная в черные облегающие джинсы. Он готов зажечь.

— Ты на десять лет старше этих сосунков, — усмехается Юнги, помотав

головой.

— Зачем мне они? У меня есть ты, — Пак подмигивает своему парню и, схватив
за локоть, тащит к танцполу.

312/390
 — Стоямба, я трезвым не танцую! — сопротивляется Юнги, утягиваемый в
самую гущу событий.

Чимин его уже не слышит. Он в себя уже успел влить пару рюмок, ему все ни по
чем. Предвкушение крутого вечера будоражит его и пьянит еще больше. Это не
просто очередная тусовка, но с отличием в виде малолетних тусовщиков вокруг.
Это праздник жизни, праздник хорошего будущего, которое обязательно будет у
его младшего братишки. От радости Чимина буквально распирает, и он уже не в
силах устоять на месте. Приятные душе эмоции уже вовсю плещут из него.

— Я не виноват, что тебя долго не берет, — смеется Чимин и утаскивает Юнги

танцевать.

Заранее подготовиться к выпускному успел не только Чимин. Все братаны по

дороге в школу успели устроить в машинах мини-тусовку и приглушить парочку
рюмок, зато приехали готовенькие, горяченькие. За здоровье малого выпили, за
его светлое будущее и успех, который ему стопудово обеспечен.

Чонгук не может долго держать маску крутого холодного парня и снова

начинает улыбаться, обнажая свои заячьи зубки. Он не нарадуется тому, что
происходит вокруг. Да пофиг на выпускной. Вся важность и ценность момента в
том, что самые близкие и лучшие рядом с ним. И все они такие красивые, такие
непохожие на себя обычных, что нетрудно спутать с элитами из высшего
общества. Так на них все и смотрят, бесстыдно пуская слюни. А Чонгук горд до
глубины души, не может сдержать эмоций оттого, что имеет такую чудесную
семью.

— Йоу, Гук, выглядишь бомбезно! — когда братаны расходятся кто к столикам,

кто танцевать, к малому подходит Бэм Бэм. Он весь сияет в буквальном смысле.
Его пиджак весь в мелких серебристых звездочках, красиво переливающихся на
свету, а на шее вместо неизменной золотой цепи блестящий черный бант,
схожий с рубашкой под пиджаком.

— На себя посмотри, Маклемор! — смеется Чонгук, тыча пальцем на уложенную

обилием лака шевелюру Бэма.

— Я им и вдохновился, — гордо отвечает Бэм, сложив руки на груди и строя

самое пафосное лицо с полуприкрытыми глазами. — Ну че, веришь, что мы
отмучились?

— Ну, теперь уже да, — соглашается Гук, окинув взглядом большой зал.
— Собираюсь нахуяриться в честь освобождения, как в последний раз.

— Отличный настрой, дружище, — смеется Бэм, повесив руку на плечо Чонгука.

— У меня такие же цели на сегодняшний вечер.

— У пацанов в багажниках запасы бухла такие, что на целую армию хватит. Че

насчет водки с колой? — предлагает Гук, вскинув бровь.

— Начинаем сразу с жесткого? Спрашиваешь! Я «за»! — радостно выкрикивает

Бэм, широко улыбаясь.

— Все, нахуй, бухаем! — не контролируя громкости, кричит Чонгук, вскинув

руку вверх. К счастью, музыка грохочет достаточно, чтобы его не услышали
313/390
рыскающие рядышком учителя. Уже, конечно, похуй, что бухло может
подпортить репутацию примерного ученика, но пока малой не до конца потерял
голову, совесть тоже остается на месте.

— За, — внезапно появившийся за спиной малого Винсент кладет ладонь на

талию Чонгука, а другую, сжатую в кулак, сует ему в карман брюк.

— Че? Че это? — дергается от неожиданности Чонгук, повернув голову к Тэхену.

И залипает опять. Находящийся на подходе к абсолютному опьянению Винсент
со своим мутнеющим взглядом, в котором отражаются все цвета прожектора,
кажется чем-то нереальным.

— Ключи от мерса, — объясняет Винс, обжигая дыханием ушко зайчонка. — У

себя подержи. Когда я нахуярюсь, я забуду, что решил отдать их тебе, — он
усмехается и несильно получает по ребрам от оскорбившегося Чонгука.
— Стопудово буду искать и подумаю, что потерял. Короче, за руль мне нельзя.

— Новость, блять. С такой херни и началось наше знакомство, — усмехается

Чонгук. — Контролируй себя немного, тут мои учителя…

— Ты себя контролируй, — вдруг раздраженно хмыкает Винсент, устремив

взгляд куда-то в сторону. — Твои одноклассницы уже текут, смотря на тебя.

— Так это им себя контролировать надо, — хихикает Гук. — Они и на тебя

смотрят, вообще-то.

— Тяжелый случай, правда? — ухмыляется Винсент. Он уже себя не

контролирует, потому что не замечает, как обвивает руки вокруг талии малого и
слегка покачивается с ним под музыку. Бэм так и продолжает топтаться рядом и
не может сдержать лыбу, глядя на эту сладкую парочку.

— Может, уйдем тогда, чтобы никто ни на тебя, ни на меня не смотрел?

— говорит Гук на ухо Тэхену, нарочно касаясь кожи губами. Выпитое в машине
уже потихоньку дает результат.

— Честно, я бы даже не приходил сюда. Еще дома бы тебя разложил, но

выпускной раз в жизни бывает, так что, будет не круто, если ты проебешь этот
момент, — Тэхен наклоняет голову и быстро, незаметно целует Гука в шею,
затем отстраняется, сунув руки в карманы брюк и глядя так, что ноги
подкашиваются. А его сводящая с ума полуулыбка творит с малым что-то
ненормальное.

— Тогда я иду за водкой с колой, — улыбается Чонгук и вешает руку на плечо

Бэма.

— Бухай, школота, — ухмыляется Винсент и, хлопнув Бэма по груди, обходит

двух малых, идя к пацанам.

— Пиздец, как он крут, — очарованно выдыхает Бэм ему вслед, чуть не свернув
шею.

— Знаю, не глазей, — хмыкает Гук и, схватив друга за запястье, тащит за

бухлом.

314/390
Тусовка мирно движется к ночи. Алкоголь в крови достигает высоких уровней, и
уже становится плевать, что вокруг трутся нафуфыренные выпускники. Как-то
все в одно сливается, а школота не кажется скучной и занудной. Не остается
сомнений, что каждый тут под градусом. Ну, а хули хотели? Школа в таком
районе, где никому закон не писан. Малые сами тут правила пишут и
устраивают такой выпускной, какой хотят. Да и если совсем честно, учителя и
сами хряпают по-тихому, чтобы не терять нить. Всем под градусом повеселее,
все бухие в ноль. Уровень хорошего настроения и кайфа достигает высочайшей
отметки.

— А знаешь, Нам, им бы можно было и чего повеселее толкнуть, — говорит

Хосок, отплясывая перед сидящим за столом Намджуном. Тот поднимает на
друга серьезный и явно неодобрительный взгляд.

— Ты че, ебанулся, Хо? — закатывает глаза Намджун, отпивая принесенный с

собой вискарь со стакашки.

— Да шучу, — отмахивается Чон, смеясь. — Но ты представь, сколько можно

поднять бабла за одну такую тусовку. Мелкие на все легко ведутся, они бы как
саранча все выжрали. Вот в мой выпускной я принял лсд и…

— И Давон чуть не словила инфаркт, потому что не могла найти тебя! — тоном
строгого папашки выдает поддатый Джин, подливая себе в стакан водки уже в
цвет. Всем тут похуй. Алкоголь официально разрешен, хули.

— Я, блять, думал, что спал дома! — возмущенно орет Хосок, перекрикивая

музыку.

— Индюк тоже думал, — смеется Намджун.

— Долбоеб ты, Хо, — хряпнув еще одну и стукнув по столу ладонью, выдает
Джин.

— О чем базарим? — спрашивает подошедшая Давон, вешаясь на брата. На ее

щеках румянец. Она вся разгорелась от алкоголя и количества танцев и решила
передохнуть, чтобы с новыми силами вернуться и зажечь танцпол.

— Об его выпускном, — кивает Намджун на Хосока. Выражение лица Давон

сразу же меняется. Она хмурится и слегка бьет брата по груди.

— Не вспоминайте, а то я сразу же его хочу прибить. Выпускной удался, что

называется, — хмыкает Давон, отстранившись от брата и усаживаясь за стол.
— Резко подлил, — приказывает она Джину, подсовывая под нос свою пустую
рюмку.

— Со мной че только не происходило, — усмехается Хосок, подойдя к столу и

пустив руки в стороны волной. — Я живучий, поняли? Мой ангел меня
бережет, — растягивает он губы в улыбке и тычет указательным пальцем вверх
в такт музыке.

— Давон, твой ангел тоже с тебя глаз не сводит, — прыскает Джин, кивнув
подбородком в сторону танцующего Джихана, то и дело бросающего на Давон
взгляды.

315/390
 — Ой, отстань, — девушка шлепает Джина по плечу и закатывает глаза, а сама
еще краснее становится. Хорошо, что волосами это можно скрыть.

— А че, реально же, — Намджун глядит на Давон с прищуром и хитро

улыбается. — Ты весь вечер под прицелом. Потанцуй с ним.

— Не хочу я ни с кем танцевать, мне и одной по кайфу, — бурчит Давон, залпом

залив в себя рюмашку и закусив долькой яблока.

— Ща взорвешься от смущения, расслабься, сестриш, — смеется Хосок. Давон

его сразу же взглядом режет. — Слабо тебе с ним потанцевать, я знаю, — он
тоже ее в ответ провоцирующим взглядом сверлит и дерзко ухмыляется. Они с
Давон с самого детства играют в эту игру в «слабо». Счет уже дошел до цифр,
которые не запомнить, но это вряд ли закончится до самой старости.

— Гляди в оба, не то щас тебя взорву, — угрожает Давон и резко поднимается

со стула, двинувшись к танцполу.

— О-о-о, — синхронно выдают Джин и Нам, проводив твердо настроенную Давон

удивленными взглядами, затем переводят их на довольного Хосока.

— Так дела делаются, — пожимает тот плечами и резко хватает проходящего

мимо школьника за плечо. — Слышь, ты с кого такие мощные кроссы стащил?
Это где такие мажоры ходят? — удивляется он, тыча на обувь паренька.

Тот растерянно смотрит на Хосока, но когда до него доходит суть вопроса, гордо
улыбается и говорит:

— Я. Я мажор. Это мои родные кроссы.

— Ну и пиздуй, пиздюк! — морщится Хосок, отпихнув пацана в сторону и

продолжая свои танцули. — Бесят меня ебучие мажоры.

— Я тебе подарю такие на день рождения, Хо, — смеется Намджун.

— Не нужны мне твои подачки, — закатывает глаза Чон, а потом резко

вперивается в Намджуна пристальным взглядом. — Честно? Отвечаешь за
базар?

— Отвечаю, — кивает Джун. — Если выпьешь со мной за счастье своей сестры с

Джиханом.

— Ну ты и сучара, Нам, — оскорбленно глядя, Хосок мотает головой, тяжело

вздыхает, но все равно подходит к другу. — Но кроссы важнее.

— Вот так дела делаются, — подмигивает Намджун и дает рядом ржущему

Джину пятюню.

Так и проходит выпускной, перетекая из одного настроения в другое. Перепалки

становятся предметом для смеха и завершаются очередным тостом. Рюмка за
рюмкой, дикие танцы на танцполе, хоть и не мастерские, но все равно
привлекающие всеобщее внимание. Но и это не самое интересное. Они все на
выпускном каким-то единым целым становятся и с выпускниками, и их друзьями
и близкими, и даже с учителями.
316/390
Такое сейчас наблюдает Чонгук, который едва не давится своей выпивкой. Он
стоит с несколькими одноклассниками и базарит о будущем. Спрашивают друг
друга, куда поступят, куда дорога поведет, и все такое. О пройденных
экзаменах говорят, о девчонках. Тут Чонгук просто отмалчивается и пожимает
плечами. И вот стоило ему на секунду повернуться к столику, где сидят его
учителя…

Какого-то хрена там забыл Винсент. Он вовсю базарит с физруком, с мужиком

под сорокет. И если бы только базарил. Он с ним уже конкретно бухает и ржет.
Чонгук выпучивает глаза в откровенном ахуе. Нет, ну этот с кем только не
найдет общий язык! Чонгук усмехается и, помотав головой, отворачивается к
одноклассникам. Ему остается только молиться, что Винсент не вытворит какую-
нибудь дичь. Не хотелось бы в конечном итоге видеть, как он пиздится с
физруком. Радует, что у них, вроде как, сложились неплохие отношения, хоть и
бухие. Да и вряд ли Винсент вспомнит этого мужика, когда протрезвеет.

А потом происходит закон жанра, когда включается сопливая песня (спасибо,

что Эминем) и некоторые танцующие разбиваются на пары. В это время
утомленный зажиганием на танцполе Чимин уже сидит за столом и подкатывает
к Юнги. Это его особый уровень опьянения, когда мозги реально плавятся. Он
вроде как понимает, что Юнги давно ему принадлежит, но с пьяной улыбкой
продолжает ему нашептывать всякое разное, отчего Мин становится пунцовым и
хлопает Чимина по колену, чтобы привести в чувства. Этим двоим становится не
до танцев.

Зато Намджун не остается в стороне. Почти все время пребывания на выпускном

он торчит за столом и накидывается без остановки, но как только музыка
меняется, он встает, завидев одиноко стоящую в сторонке девчушку, и идет
прямиком к ней. Та теряет дар речи, когда видит перед собой высокого
взрослого мужчину с красивой улыбкой и охотно соглашается на приглашение
потанцевать, едва не тая в крепких руках. А Намджуну смешно. Девочка сразу
же осмелела и наверняка ощутила, как повысилось чувство собственного
достоинства, потому что остальные девчонки смотрят на нее с долей зависти.
Вот и отлично, одна одинокая душонка на сегодня спасена, только бы не
влюбилась.

Джихан мысленно говорит «мой час настал», когда меняется музыка. Он вообще
в ахерах был, как Давон решила с ним потанцевать, а сейчас, когда он подал ей
руку, чтобы пригласить на медленный танец, она с робкой улыбкой согласилась,
он вообще мысленно кричит на всю Вселенную. Он до сих пор не верит в то, что
между ними происходит, потому что первые моменты, когда она его жестко
отвергала, до сих пор отчетливы в памяти. Сейчас все иначе, и Джихан безумно
надеется, что все взаимно, а не просто по приколу или из жалости к какому-то
влюбленному придурку с района. И похуй, что этот придурок всеми уважаем.
Любовь, она такая. Такими вот она смешными и глупыми делает людей.

Джин решает отсидеться, но его планам приходит конец сразу же. Он не

успевает припухнуть на стуле, как одна очень дерзкая и смелая школьница
подходит и требует:

— Пригласи меня на танец. Ты охуенный.

Особых вариантов тут нет, поэтому Джину ничего не остается, как пригласить.
317/390
Девочка сразу же тает в его руках и больше не кажется такой смелой и
уверенной в себе. Ощущение, что всю свою смелость она потратила на то, чтобы
заговорить с Джином, и это кажется чертовски милым.

А Хосок… Хосок теряет голову. Он пребывает в той стадии опьянения, когда на

все похуй, а чувства смущения и стыда просто-напросто отсутствуют. А
танцевать-то хочется. Хосок без движения не может, усидеть не получается.
Поэтому он поднимает голову, щурится, пытаясь сквозь алкогольную пелену
рассмотреть хоть что-то, и натыкается на уже знакомые кроссы. Жопа отлипает
от стула, не просидев там и полминуты.

— Слышь, мажорик, — зовет Хосок, подходя к пацану и хватая за руку.

— Потанцуй со мной, — и, не особо нуждаясь в согласии, хватает и другую руку
мелкого. Забив на медленный ритм песни, Чон снова начинает беспорядочно
двигаться, как будто у него в башке какая-то своя музыка. Пацан с крутыми
кроссами смотрит на него в шоке, но руки не вырывает. Ему остается только
выдержать этот дикий момент.

Чонгук сидит за столом с оставшимися одноклассниками, отпивает свою водку с

колой и пьяно, подперев подбородок ладонью, следит за тем, как Бэм встает и
уходит, чтобы пригласить девчонку с параллельного класса на танец. От
бездействия начинает клонить в сон, а голову приятно кружит. Чонгука как
будто убаюкивающие волны несут под ночным звездным небом, и музыка
ласкает слух. Она красивая, вообще-то…

— Чонгук, — слышится над головой голос одноклассницы по имени Юми.

Она хорошая девчонка. В младших классах, когда Гук еще не взялся за ум как
следует, она помогала ему с заданиями и никогда ничего не просила взамен, как
обычно делают. Добрая девочка. Да и симпатичная, но малого никогда не
привлекала, а сейчас подавно. Сейчас никто не привлекает. Только один
охеревший блондин на сто сороковом.

Чонгук поднимает на Юми взгляд и коротко улыбается.

— Пригласишь меня? — спрашивает она, смущенно улыбнувшись в ответ.

Гук открывает рот, чтобы ответить, что не особо настроен на танцы, но

заговорить ему не дают.

— Пардон и все дела, но это — частная собственность, — голос за спиной Юми

рождает у Чонгука колючие мурашки. Он выпрямляется и замечает Тэхена,
который, оказывается, уже давно не бухает на пару с физруком.

Юми вздрагивает и оборачивается, натыкаясь на ледяной, хоть и пьяный взгляд

Винсента. Глядит на него непонимающе и хлопает ресницами, как глупенькая.

— Хули смотришь? Не претендуешь, говорю, — хмыкает Винс и, обойдя ее,

хватает Чонгука за локоть, рывком оторвав его задницу от стула и потащив за
собой на танцпол. Опешивший Гук, виновато улыбнувшись, успевает бросить
растерянной Юми короткое: «прости».

— Бля, Тэ, ты пиздец грубый, — ворчит малой на Тэхена, бесцеремонно

потащившего его танцевать. Когда они оказываются среди остальных
318/390
танцующих парочек, Винс резко разворачивает Чонгука к себе и прижимает,
обняв одной рукой за талию, а другой обхватив ладошку малого. Мимо них
танцуют Джихан и Давон. Первый, поняв, че перед его глазами происходит,
раскрывает рот и поднимает брови, пребывая в немом шоке и непонимании, но
Винсент не обращает внимания и утаскивает малого дальше. — Вокруг люди, ты
че творишь? — в шоке спрашивает Гук, но не вырывается и сразу же
подхватывает неторопливый ритм.

— А мне похуй, — холодно отвечает Винсент и ведет малого в медленном танце,

дыша ему тяжелым горячим дыханием в губы. Блять, как же их хочется
поцеловать. Винсент непроизвольно сжимает Чонгука в руках сильнее. Его
клинит. Ему не хочется, чтобы кто-то смотрел на его зайчонка, чтобы кто-то с
ним разговаривал и уж тем более пытался коснуться. Нихуя, блять.

— Придурок, — вздыхает Чонгук и позволяет себе расслабиться.

Его и самого-то не долго волнует присутствие народа вокруг. Он слишком пьян,

чтобы загоняться, а Винсент слишком охуенен, чтобы пытаться от него
отстраниться. Чонгук прижимается к нему плотнее и прячет лицо в его шее. В
полумраке никто и не поймет ничего, а потрогать хочется. Он ведет носом по
смуглой и вкусно пахнущей до боли родной свежестью шее, опускается к
ложбинке между ключицами и касается теплой кожи губами.

— Тэ? — зовет Гук, подняв голову.

— М?

— Знаешь, как я тебя сильно люблю?

— А знаешь, как я тебя люблю?

— Не знаю, — хихикает Чонгук, помотав головой.

— Это ни с чем не сравнить, но у нас впереди целая жизнь, и я еще успею

показать, как сильно люблю тебя. Вот увидишь.

Чонгук сглатывает ком в горле и зарывается носом в грудь Винсента, чтобы не

расплакаться. Алкоголь в крови делает его эмоциональнее, но будь он даже
трезвым в этот момент, словил бы сердечный приступ от этих слов. Его
разрывает от любви, но это так приятно, что хочется вечность ощущать. Когда
Тэхен так говорит, в эти редкие, но меткие моменты, ни одно священное слово
не имеет такой же силы. И как тут слезы сдержать? Не получается.

Минуты романтики проходят, и парочки расходятся, снова готовясь отрываться.

Только Чонгук от Тэхена не хочет отходить. Почему нельзя продолжить этот
чудесный момент? Чонгук с неохотой отлипает от Винсента и чувствует, как
глаза все-таки повлажнели от выступивших слез.

— Я сейчас, Тэ, — быстро бросает он и, развернувшись, идет к выходу из зала.

Холодная вода немного приводит в чувства. Голова все еще кружится, но комок
в горле больше не мучает. Снова хочется веселиться и отрываться по полной.
Чонгук вытирает лицо бумажным полотенцем, поправляет пальцами свою челку,
намокшую от воды на кончиках, и шмыгает носом. Все еще крут.
319/390
Поправив бабочку на шее, Чонгук выходит в коридор. Пустынный и тихий, такой
непривычный для вечно шумной школы, в которой обычно стоит непрерывный
гул голосов школьников. Чонгук, наверное, немножко будет скучать по этим
стенам, но в целом возвращаться бы сюда не захотел.

Он уже собирается зайти в зал, но останавливается, почувствовав вибрацию

телефона в кармане. Чонгук разворачивается и подходит к окну, за которым
давно уже темная ночь, и достает мобильный, не понимая, кто может ему сейчас
звонить. Все, кто обычно это делает, сейчас находятся в зале. На дисплее
высвечивается незнакомый номер. Чонгук хмурится, но принимает звонок и
прикладывает телефон к уху.

— Алло? — заговаривает он первым, закусывая губу.

— О, Чонгук-и. Поздравляю тебя с выпуском, — отвечает незнакомый голос.

Низкий, грубый и не очень-то искренне звучащий. Мгновенно настораживает.

— Это кто? — спрашивает Чонгук.

— Диего Санчес, Чонгук. Я думаю, ты слыхал обо мне от своих братков, —

усмешка.

Чонгук мгновенно трезвеет, а кончики пальцев леденеют. Он резко

оборачивается на дверь, ведущую в зал, и поджимает губы. Его охватывает
страх и шок. В глазах полная растерянность. Почему именно сейчас? Почему
именно ему?

— Че тебе надо? — быстро спрашивает Чонгук, отвернувшись к окну и нервно

грызя губу. Он изо всех сил заставляет себя звучать так, как будто он нихрена
не испугался.

— Сможешь встретиться со мной сейчас? Если тебе, конечно, не трудно, —

спрашивает Диего. — Я понимаю, у тебя выпускной и все такое, но мне немного
похуй. Это важно.

— А если скажу: «пошел-ка ты нахуй»? — цедит сквозь стиснутые зубы Чонгук,

самому себе удивляясь. Внутри вдруг злость забурлила.

Диего коротко смеется, и это еще больше выбешивает. Чонгук стискивает зубы.

— Если хочешь, чтобы в школе началась кровавая тусовка, то ради Бога, —

спокойно отвечает Санчес. — Но, я думаю, у тебя башка нормально варит, и ты
понимаешь, что лучше не отказывать мне. Ты можешь побежать сейчас к своим
ебарю и брату, рассказать об этом звонке, и сделаешь только хуже. Советую
вообще никому ничего не говорить и делать то, что я сказал.

— Ты, сука… — рычит Чонгук, багровея от ярости. Пальцы крепче сжимают

телефон, а дыхание становится тяжелее. Гук прикрывает глаза и тяжело
сглатывает.

— Вся твоя любимая братва в здании, да? Рыпнешься, и я сразу же разрешу

своим людям зайти туда без приглашения, — уже без всяких усмешек говорит
Диего, звуча до мурашек холодно. У Чонгука сердце готово отказать. Он молчит,
320/390
не в силах что-то ответить. Диего это правильно понимает и холодно
усмехается. — Ссыкуешь, я знаю, но по-другому я не могу, Чонгук. Мне нужно
взять Намджуна и его людей за яйца. Тобой они все дорожат, я это выяснил, и за
твою драгоценную жизнь сделают все, что я захочу. Так что, приезжай в старый
бойцовский клуб, и без глупостей. Твоя семья у меня на прицеле.

— Старый бойцовский клуб? — переспрашивает Гук, хмурясь и пытаясь

вспомнить местоположение.

— Да, я скину точный адрес, если не знаешь.

— Хорошо, я приеду, — соглашается Чонгук без колебаний, устремив тяжелый

взгляд на дверь зала, из-за которой приглушенно доносится музыка.

— Красавчик, — с искренним восхищением говорит Диего. — Такой же

бесстрашный, как и пацаны с вашего района. Мое уважение этим поступком ты
уже заслужил. Давай, не заставляй меня долго ждать, — и скидывает звонок.

Чонгук жмурится и сжимает волосы на затылке. Страшно, чего тут таить.

Чонгуку пиздецки страшно. И не за себя. Ни разу. Страшно, что Диего
собирается воздействовать на пацанов через Гука. Вдруг малой начинает
мечтать о том, чтобы он никому не был так важен, чтобы ради него родные
рисковали жизнями. Диего и правда умно поступил. Нашел отличный механизм
давления, чтобы отомстить и получить желаемое. Чонгуку хочется заорать от
злости и страха, но обратной дороги нет. Диего ждет, и если хоть кто-то встанет
на пути Чонгука, все пойдет крахом. Никому ничего нельзя знать.

Чонгук роняет тяжелый вздох, открывает глаза и медленно идет по коридору к

выходу из школы. Больше не оборачивается назад, не смотрит на дверь зала. За
его спиной никого нет, он сейчас в этом дерьме совершенно один и ни в коем
случае не позволит кому-либо встревать. Никто не должен рисковать из-за него.
Чонгук не знает, сможет ли выжить и открыть глаза завтра, но ставит себе цель
сделать все, что в его силах, чтобы помешать планам Диего. Для начала нужно
поехать к нему и понять, как он собирается действовать.

Чонгук всеми силами оттесняет страх назад. Пусть им движет злость, так легче.
Страх подкашивает и лишает уверенности, которой и так едва хватает. Но Гук
не собирается предаваться отчаянию.

Он сует мобильный в карман и слышит донесшийся оттуда перезвон. На секунду

останавливается и нашаривает в кармане брюк ключи от мерса, которые оставил
Винсент. Глаза малого расширяются. Он вытаскивает ключ и ускоряет свой ход,
выбегая из школы. На парковке Чонгук быстро находит сто сороковой и снимает
блокировку с тяжестью на сердце. Что с Винсентом будет, малой даже думать
боится, но иначе он не может. Его снова накрывает страх, с которым он
непрерывно борется с самого звонка Диего.

— Блять, прости, Тэ, — шепчет Гук и, больно прикусив губу, открывает дверь с
водительской стороны, садится в машину и поворачивает ключ зажигания,
пробуждая рык мерса. Хорошо, что в школе музыка орет, и звука двигателя
никто не услышит. Чонгук закрывает дверь и аккуратно выруливает. Эту крошку
нужно сберечь, и она не должна рисковать из-за Гука. Пусть просто поможет
ему добраться до места назначения (только бы не смерти), и останется целой и
невредимой.
321/390
Чонгук выезжает за пределы школы и давит на газ.

Он без происшествий доезжает до бойцовского клуба через пятнадцать минут.

Это место оказывается на другой стороне района. Не так уж и далеко, но и
пешком было бы неблизко. Все время, пока Гук ехал, ему названивал Винсент,
обнаруживший слишком долгое отсутствие малого. Чонгук с болью в сердце
смотрел на лежащий на сиденьи рядом телефон и молился, чтобы Тэхен
прекратил звонить. Можно написать, можно позвонить и все рассказать, но это
будет огромной ошибкой. Винсент и все остальные как можно дольше должны
оставаться в неведении. Чонгук постарается разобраться сам. Звучит слишком
самоуверенно, но он действительно сделает все, чтобы повлиять на планы
Диего. Он попытается внести поправки, чтобы его родные не пострадали.

Между звонками Винсента прилетают сообщения не совсем грамотного

содержания (из-за пьяни, конечно же), но в которых безошибочно можно понять
одно важное:

«Где ты, зайчонок?»

Чонгук на телефон больше не смотрит.

Он тихо тормозит неподалеку от бойцовского клуба, припарковав мерс у

обочины, и собирается с мыслями и силами. Снова напоминает себе быть
сильным и ничего не бояться, помнить, ради чего собирается бороться. Нет тут
места страху. Но кое-что с собой прихватить все-таки надо.

Чонгук выходит из машины и чувствует, что дышать от накатывающего

волнения становится тяжело. Он снимает бабочку, сует в карман и расстегивает
верхние пуговицы рубашки. Особо не помогло.

Время все тянется, но не прошло и получаса. Испытывать терпение Диего не

хочется, поэтому Гук решает действовать быстрее. Он начинает шарить в мерсе
в поисках хоть какого-нибудь оружия и первым делом проверяет багажник,
надеясь найти там тот самый калаш, который действительно имеется у
Винсента. Вместо него там оказывается пара ящиков с водкой, до которой еще
не успели добраться. Нервно захлопнув крышку багажника, Чонгук
возвращается в машину и проверяет второе популярное место содержания
оружия — бардачок. Тщетно. Винсент слишком небанальный, чтобы хранить
оружие в таком месте. Чонгук шумно вздыхает и начинает рыть весь салон. Не
может быть, чтобы в мерсе не оказалось хоть какого-нибудь оружия. У каждого
пацана с района в машине стопудово найдется огнестрельное или холодное
оружие. Винсент тоже никогда себя безоружным не оставит.

Выдохшись, Чонгук залезает на пассажирское сиденье и наклоняется, водя

рукой по низу водительского. Как только пальцы касаются холодного металла,
глаза малого вспыхивают огоньком короткой радости. Он находит пистолет
наполовину засунутым под сиденье и быстро вытаскивает, облегченно выдыхая.
Теперь не так страшно идти в логово врага.

Чонгук не особо хорошо знаком с огнестрельным, но самые базовые вещи делать

умеет: проверить магазин и снять с предохранителя. Удостоверившись, что
322/390
пистолет заряжен, Чонгук наконец выходит из машины, не забывая ее закрыть,
и, сунув пистолет за пояс под пиджаком, идет в сторону бойцовского клуба. На
пустынных улицах тихо и не очень светло. Местные недалекие гопники вечно
фонари ломают. Темнота — друг молодежи, понимаете ли.

Приближаясь к клубу, Чонгук осматривается в надежде увидеть хоть кого-

нибудь в округе, но никого не обнаруживает. Зато его обнаруживают люди
Диего. Естественно, они следили из окон и знают, что Чонгук пришел. Поэтому
малому даже стучаться в проржавевшую металлическую дверь не приходится,
ему сразу ее открывают. Внутри тусклый свет, из-за которого хочется себе глаза
вырвать. Неприятный до пиздеца. Чонгук входит внутрь и сразу же оказывается
во внимании около двадцати человек. Двое стоят со стволами у двери,
остальные рассыпаны по просторному залу с тремя рингами на одной стороне.
На другой, вероятно, раньше стояли тренажеры. Старое строение держится на
толстых бетонных колоннах. Резкий запах сырости оседает на слизистой и
вызывает легкую тошноту, а на стенах местами остались висеть потускневшие
плакаты всяких известных боксеров. Чонгук узнает из них только Майка
Тайсона. Эх, уметь бы сейчас драться, как он.

Диего сразу можно узнать. Возомнил себя каким-то крутым боссом и сидит на
стуле возле центрального ринга. На его губах появляется ухмылка, как только
он видит вошедшего внутрь Чонгука. Малой в ответ его сверлит откровенно
ненавистным взглядом. Он не успевает даже понять что-либо, как один из
людей Санчеса хватает его за руку и волочет к боссу.

— Ты, сука! Резко, блять, отпусти! — рычит Чонгук, пытаясь вырваться. Мужик
оказывается крепче и особо не реагирует на сопротивление.

— Не дергайся, Чонгук-и, — улыбается Диего, закуривая сигарету. Но Чонгук не

слушается. Осыпая матами и угрозами, он продолжает рыпаться до тех пор,
пока его не ставят перед Диего.

— И че ты собрался делать, уебок? — спрашивает Чонгук, тяжело дыша. — Ты

меня достал, а дальше че?

— Ужасно разговариваешь со старшими, — недовольно цокает Диего. — Тебя не

должно волновать, что я собираюсь делать. Это моя забота. Ты просто приманка.

— Приманка? Фильмов насмотрелся? — сухо усмехается Гук. От страха вдруг и

следа не осталось. Стоило увидеть этого ублюдка, как осталась одна лишь
ярость.

— Это просто, но зато всегда действенно, знаешь. В фильмах или в жизни, люди
за своих родных на все готовы пойти, поэтому ими так легко манипулировать. А
твоим братанам я самый жесткий пиздец устрою, вот увидишь, — снова
улыбается Диего, подмигнув. У него на роже написано, какой кайф ему приносит
исходящая от Чонгука агрессия. Он ею как будто питается.

— Они бы тебя как нехуй делать разъебали, но я сделаю это раньше, — рычит
Чонгук, дернувшись в сторону Санчеса. Ебаная шестерка продолжает держать
его, не позволяя двинуться. — Точно так же, как твоих шавок в том клубе.

— Я знаю, как ты одного моего парня отделал, — Диего выпячивает нижнюю

губу и хмурится, мотая головой. — Ты очень дикий, Чонгук. Так сразу и не
323/390
скажешь. Пидор малолетний, а на такие вещи способен, охуеть можно. Знаешь,
как мы поступаем с такими, как ты? — Санчес нагло ухмыляется, а Чонгук
мгновенно напрягается, ничего хорошего не предчувствуя. — На ринг, — кивает
Диего своей шестерке. Тот сразу же следует приказу и волочет Чонгука к
центральному рингу.

— Я сам могу идти, ублюдок, — шипит Чонгук, снова вырываясь из хватки

мужика. Тот ожидаемо не реагирует, только грубее хватает и, утащив за собой
через канаты, которыми огражден ринг, швыряет на пол, впитавший в себя
немалое количество крови и пота когда-то тут дерущихся.

Чонгук резко встает, не позволяя этим ушлепкам наслаждаться его

уязвимостью, и, не раздумывая, достает пистолет, направляя его в сторону
Диего. Тот вскидывает в шоке брови и поднимает руки в сдающемся жесте.

— Охуеть, так ты даже не с пустыми руками к нам пришел? — сухо смеется

Санчес. — А выстрелить сможешь? Умеешь хоть?

Чонгук до скрипа сжимает зубы и давит на курок. Он выстреливает прямо у него

над головой и мысленно кричит на себя за промах. Сразу же после выстрела у
него из рук выбивают пистолет и жестко бьют тяжелым кулаком в живот, а
потом еще раз. Чонгук не может удержаться на дрогнувших ногах и падает на
колени, закашлявшись. Сбоку слышится раздражающий смех Диего.

— Я надеюсь, ты просто косой, поэтому не попал, — он подходит к ограде ринга

и вешает руки на канатах, с веселой улыбкой глядя на Чонгука, сгибающегося
пополам. — Тебе было бы хуже, если бы ты меня грохнул, идиот. Мои пацаны бы
тебя по кругу пустили, как конченую блядь, а потом ебнули и закопали на
свалке. Так что, пока я дышу, у тебя больше шансов меньше получить.

— Да иди ты нахуй, мразь, — цедит Чонгук, плюнув в сторону Диего. Не

доплюнул. Поднять голову не получается, потому что в лицо сразу же прилетает
жесткий кулак.

— Ну, Чонгук, харе брыкаться, ты не в том положении, — вздыхает Санчес с

самым утомленным видом и зачесывает челку назад. — Ладно, слушай план:
сейчас я позволю своим парням сделать из тебя отбивную, а потом, когда ты не
сможешь соображать, мы закинем тебя в машину и поедем ко мне домой. Я тебя
там пока подержу, встречусь с Намджуном. Наверняка они все с ума сходить
будут. А мне это и надо. Потомлю их пока в неведении и начну диктовать свои
условия.

— Хуевый план, — хрипит Гук, сплюнув кровавую слюну на пол.

— Ты знаешь, что у меня все получится при таком раскладе, — ухмыляется

Диего и отходит от ринга, снова усаживается на свой стул и закидывает ногу на
ногу, а руки скрещивает на груди, удобно откинувшись на спинку. — Короче,
доставь мне удовольствие. Проси пощады, проси остановиться, заплачь. Я же
знаю, ты еще совсем маленький и хрупкий мальчик, не такой крепыш, как твоя
братва. Не прыгай выше головы, чтобы мне что-то доказать. Я буду рад, если ты
мне свою слабость покажешь.

— Тебе это… нравится? — спрашивает Гук, повернув голову к Диего и глядя с

чистейшим отвращением.
324/390
— Ага, очень. Давай, Чонгук-и, плачь, когда будет очень больно, — улыбается
Диего, кивая.

— Ебучий псих, — рычит Чонгук, поднимаясь на ноги.

Хуй он доставит Диего такое удовольствие. Чонгук привык боль сдерживать,

привык ее глотать и в себе держать. Наверное, сейчас тот самый неожиданный
момент, когда отцу за всю приносимую боль нужно сказать спасибо. Спасибо,
что научил ее сносить. Чонгук ко всему готов. Пусть пиздят, сколько им хочется.

— Ну, вперед, — нетерпеливо хлопает в ладоши Диего.

На ринг выходят еще двое, а тот, что уже бил до этого, хватает Чонгука за
волосы и рычит на ухо:

— Твоего дружка избивать было веселее.

Чонгук теряет последние тормоза.

Винсент неотрывно смотрит на дисплей и теряет остатки терпения. Еще один

звонок остается неотвеченным. Прошло больше десяти минут, как Чонгука нет.
Тэхен точно знает, что телефон у малого был при себе, но какого хуя он не
отвечает, непонятно. Он даже уже выходил из зала, чуть ли не всю школу
обошел, вернулся и повторно осмотрел толпу. Зайчонок как сквозь землю
провалился, и это уже нихуя не смешно.

Винсент возвращается к пацанам, сидящим за столом, и говорит:

— Чонгук куда-то делся.

Говорит, потому что уровень тревоги в голове уже молотом ебашит, и терпеть
это невыносимо. Нехорошее предчувствие тоже начинает сжирать мозги. И
страх. Этот гребаный страх вдруг взялся из ниоткуда.

Пацаны мгновенно серьезнеют, а приятное опьянение куда-то испаряется. Не до

шуточек, потому что на Тэхене лица нет. Для пьяного он слишком напряжен, без
причины такое лицо состроить не смог бы.

— Я звоню ему уже в тысячный раз, всю ебаную школу обошел. Думал, может,
хуево ему стало и он решил отлежаться где-нибудь… — продолжает Винсент.

— Может, на улицу вышел? — Чимин поднимается с места. Сразу же тревогой

Винсента заражается.

— Хуй его, я выглядывал, там вроде никого, — мотает головой Винс, поджимая
губы.

— Пиздец, куда он мог деться… — говорит Хосок задумчиво, напрягая мозг. Все
в замешательстве. Непонятно, куда испарился малой и где его искать, если он
не отвечает на звонки? В голову ничего хорошего не приходит, а общее веселье
отошло на десятый план.
325/390
— Давайте все поищем и будем звонить. Может, кому-нибудь да ответит, —
предлагает Намджун. Тэхен коротко кивает.

Как только они все поднимаются, собираясь броситься на поиски, к столику

подбегает запыхавшийся Бэм.

— Чонгук… Чонгук у-ушел! — выпаливает он внезапно, огромными глазами

смотря на пацанов и Давон.

— Куда он ушел? Когда? — спрашивает Винс, еле сдерживая себя, чтобы не

схватить пацана и не встряхнуть, чтобы скорее все выложил.

— Недавно! Минут двадцать назад я еще в коридоре его заметил, когда отлить
ходил. Он говорил что-то о старом бойцовском клубе. Я подумал, что нехорошо
это… — хмурится Бэм, почесав затылок.

— Двадцать минут назад? А ты раньше, блять, сказать не мог? — раздраженно

хмыкает Чимин.

— Моя мать выхватила меня и устроила семейную фотосессию, я не мог

вырваться! — оправдывается Бэм, готовый расплакаться от устремленных на
него тяжелых взглядов. Дело явно плохо, и это пиздецки пугает его. Если с
Чонгуком из-за его промедления что-то случится, он себе не простит.

— Это Диего, — цедит Намджун. — Я уверен, это он. Стопудово. Сука ебаная…
— он вздыхает и сжимает кулаки. Хочется ебануть по чему-нибудь.

— Поехали, — все, на что хватает Винсента. Он не ждет пацанов и быстро идет

к выходу. Остальные, не мешкая, тянутся за ним.

Дело очень плохо.

В тишине ночи они выходят во двор школы и спешно идут к парковке, где стоят
машины. Винсент начинает хлопать себя по карманам в поисках ключей.

— Ебаный свет, — рычит он, вспомнив, что отдал ключи Чонгуку.

— Ты не только ключи потерял, Тэхен, — Чимин, уже стоящий перед своей

бэхой, указывает на пустое место рядом, где был припаркован мерс.

— Сука! Блять, нахуй! Ебаный в рот! — орет Винсент и бьет ногой колесо чьей-то
тачки, попавшей под горячую ногу. На улице сразу поднимается раздражающий
звук сигнализации.

Тэхен задыхается от бешенства. Чонгук поехал на стрелу с Диего, ничего не

сказав. Похуй на машину. Лучше бы у него не было ключей, чтобы отправиться
туда было труднее. Но Винсент ему будто бы добро на это дал, когда ключи в
карман сунул. Внутри снова начинает расти то самое давно не испытываемое
чувство ненависти к себе.

— Тэхен, держись, не взрывайся, подожди пока. Надо Гука забрать, — Чимин

хватает разъяренного Тэхена за плечи и крепко сжимает, приводя в чувства
настолько, насколько это возможно. Ему и самому не легче, ярость постепенно
326/390
застилает разум, но он каким-то чудом еще понимает, что если сейчас
поддаться этому состоянию, то Чонгуку нельзя будет помочь. — Садись, едем в
тот клуб.

— Сначала на хату по-быстрому, — Тэхен поджимает губы и смотрит на Чимина.

— Нахуя? — не понимает тот.

— Калаш забрать. Я, сука, пулями их всех накормлю, если с Чонгуком что-то

сделают, — рычит Винсент, садясь в бмв Чимина. Он никогда не был так легко
готов отобрать чью-то жизнь. Сейчас даже не раздумывает.

Убьет всех, кто его зайчонку больно сделает.

Винсент с Чимином быстро заезжают на квартиру и забирают калаш. У Чимина в

багажнике имеется свое оружие, поэтому он молча ждет, пока Винс забьет
магазин патронами и захватит с собой еще коробочку на запас. Без лишнего
промедления они сразу же едут к бойцовскому клубу. В это время Намджун и
остальные пацаны, включая Давон, настоявшую на своем присутствии, едут в
бар. У Кима там имеется секретный арсенал, полный всякого оружия. Нет
сомнений, что придется палить.

В дороге Винсент молчит и варится в собственных думах, как в котле с

разъедающей кожу и кости кислотой. Его с ума сводит то, что сбылось его
главное опасение. Казалось, ничего уже не произойдет, да и Диего долгое время
себя не объявлял. Думали, он свалил в другую страну, но тот, оказывается, всего
лишь ждал момента. Винсент зол на всех них, на себя в первую очередь. Как они
могли расслабиться, не зная, что собирается делать их гребаный враг? Решили,
что опасность миновала, и зажили, как ни в чем не бывало. Тэхен забыл как
будто, почему Чонгука тогда отправил в лес с классом и каковы были
последствия.

А теперь…

Теперь Чонгук, сам того не осознавая, отомстил. Винсент никогда ему не

говорил, что собирается на серьезную и опасную стрелу, вот и Чонгук не сказал,
оставил в неведении сходить с ума. Зубы от напряжения готовы стереться в
порошок, а вены — лопнуть. Винсент обнимает автомат, словно ища в нем силы
и поддержку, и стискивает челюсти, не моргая смотря вперед, на дорогу. В его
глазах отражается предвкушение еще не пролитой крови, чей запах он уже ярко
чувствует. Неизвестно, чем все закончится, Тэхен и не думает о последствиях.
Ему одно только важно — Чонгук должен жить. У Чимина, в напряженном
молчании ведущего машину, точно такие же мысли. Ничто так не важно сейчас,
как жизнь маленького братишки, которого так жестоко втянули в то, что его не
касалось и не должно было коснуться.

— Я насмотрелся, — хмыкает Диего, поднимаясь со стула и отряхивая черные

джинсы на коленях. — Поехали.

Чонгук слышит его как через вакуум. Мощный удар в ухо оглушил, вызвав
327/390
разрывающий мозги звон. К счастью, он постепенно затихает, а слух начинает
возвращаться. Чонгуку кажется, что его колошматили долгие часы напролет.
Давать сопротивление оказалось тяжело, когда с обеих сторон держат, пока
третий щедро рассыпает по телу удары: то в живот, то в грудь, то едва ребра не
ломает. Про лицо и говорить не стоит. Оно превратилось в фарш. Малой удары
эти стойко выдерживает, ни разу не морщится от боли, не стонет. Но больно.
Пиздец, как больно. Он внутренне кричит, молясь, чтобы им его упрямое
молчание надоело и его просто швырнули на пол.

Так и поступают в один момент, отходят непонятно, зачем, на пару минут его
наедине с собой оставляя. Он слышит голоса, но не разбирает, о чем базар. Да и
похуй как-то. Его расфокусированное внимание привлекает блеснувшее в
тусклом свете стеклышко, лежащее прямо в углу ринга, возле которого Чонгука
оставили задыхаться собственной болью. Этот маленький кусок стекла сразу же
в чувства приводит. Малой совсем немного приподнимает голову, проверяет, не
палят ли его, и потихоньку протягивает к осколку руку. Цепляет кончиками
пальцев краешек и резко к себе, в карман брюк. Почему-то кажется, что оттуда
в случае чего легче всего будет достать. Только бы руки не связали за спиной, а
то сложнее будет. Маленькое стеклышко дарит Чонгуку крупицы надежды. Хоть
какая-то защита.

Встать самостоятельно Чонгук не пытается, чтобы не провоцировать новые

порции щедрых ударов. Не надо терять сознание, ничего нельзя упускать из
виду. Главное, чтобы мешок на башку не надели. Еще через пару минут
шестерки Диего возвращаются на ринг и подхватывают его, ставя на ноги. Хоть
тело и гудит от боли, а ноги слегка подводят, самостоятельно стоять
получается. И это тоже хорошо. На самом деле, отпиздили знатно, но не
настолько, чтобы было невыносимо это сдерживать. В таком состоянии Чонгук
думает, что даже подраться сможет, если ему шанс подарят. Все не так плохо,
главное им не давать этого знать, не то подбавят пиздюлей.

Чонгук медленно моргает, разглядывая давным-давно въевшиеся в бывший

белым пол пятна крови. Его вроде бы собирались вывести из ринга, но почему-то
всего пару шагов прошли и остановились у самой ограды. Чонгук с невольно
уплывающим сознанием, в котором еще присутствуют признаки опьянения, не
сразу понимает, что к чему. Снаружи какая-то суета и, судя по тому, как
шестерки Диего бросились к главной двери, что-то пошло не по плану. Чонгук
дергается и резко поднимает голову, слыша выстрелы, доносящиеся с улицы.
Мужики, которые держали его, уже несутся к двери, доставая пистолеты. Чонгук
теряется и уже нихрена не понимает. Трудно это, когда находишься на грани
отключения. Он так и стоит, как во сне наблюдая за парнями Санчеса. Какие-то
крики, ругань и снова стрельба. А затем кто-то хватает Чонгука за локоть и
выдергивает из ринга.

— Твои ебаные дружки заявились, — рычит разъяренный Диего, прижав к себе

спиной Чонгука и давя на окровавленный висок дулом пистолета. — Я так и знал,
что ты, ссыкло, притащишь их за собой. Но ниче, я все еще могу взять свое, —
нервно смеется, идя с Чонгуком на прицеле к центру зала.

Малой сам не осознает, как его губы растягиваются в улыбке. Разбитая губа
начинает неприятно зудеть, но это не имеет значения. В груди становится
тепло. Он не хотел, ни в коем случае не хотел, чтобы братаны вмешивались,
хотел разобраться самостоятельно, и даже в таком хуевом состоянии не
собирался сдаваться. Только одно непонятно: как они узнали о том, что
328/390
случилось? Как узнали, куда Чонгук уехал?

Малой вроде все соображает, но тело не слушается и хочет рухнуть без

сознания. Борьба с самим собой самая сложная. Даже холодный металл, к виску
прижатый, не приводит в чувства. Запах пороха не бодрит, стрельба не
пробуждает. Силы стремительно иссякают, а глаза закрываются. Спасибо Диего,
что помогает на ногах держаться.

Все это до той самой секунды, пока старая металлическая дверь не

распахивается. Чонгуку много не надо. Силы в обратку пошли, снова тело
наполняют, а внутри что-то забурлило, кровь разжигает. Сердце забилось
быстро, живее живого, а глаза широко распахнулись.

Он видит Тэхена.

Он видит Чимина. Видит свою семью, которая пришла за ним.

В уголках глаза скапливаются жгучие слезы боли, облегчения, страха и злости

одновременно. Чонгук дергается в сторону своих, но не может вырваться,
крепко удерживаемый Диего. Давление на висок становится сильнее.

— Не рыпайся, рано твои мозги в кашу превращать, — шипит возле уха Санчес.
Не дает забыть.

— Тебе пизда, ты же понимаешь это? — хрипит Чонгук, облизнув окровавленную

губу.

Тэхену похуй. Он идет вперед и палит во всех, кто на него направляет оружие.
Его прикрывают пацаны, расчищающие дорогу. Но убивают не всех. Не каждый
здесь готов положить за Диего жизнь. Они бросают оружие на землю и, подняв
руки в сдающемся жесте, получая пощаду, убегают прочь. С ними никаких дел.

Как только Винсент замечает малого в руках Диего, его переклинивает. Он

неосознанно направляет в их сторону автомат и поджимает губы, щурясь в
прицел. Палец на курке готов надавить, жаждет убить главную тварь,
посмевшую жизнь его зайчонка на мушке держать. И только это останавливает.
Диего скалится и демонстративно водит пальцем вокруг спускового крючка
своего пистолета, играет бровями и омерзительно улыбается. Пока Чонгук в его
руках, он властен над всеми.

Как-то внезапно тихо становится в зале. На стороне Диего еще остается

несколько человек, готовых за него сражаться. Перестрелку как будто на паузу
ставят. Причина тому Винсент, резко опустивший автомат. Диего довольно
улыбается, но Тэхен не на него смотрит, а на Чонгука в его руках. С болью в
груди оценивает, как много боли они ему причинили, и уже представляет, что в
двойном размере будет за каждую рану на теле Чонгука возвращать Диего.
Только бы дорваться до него и голыми руками разорвать. Все пацаны
озлобленные, как дикие звери. Если бы могли, уже бы одним взглядом Диего в
прах превратили. Чимин мелко дрожит от ярости, задыхается от
переполняющей его агрессии и крепко сжимает в руке пистолет. А Диего
наслаждается властью, которую над ними всеми обрел. Как и говорил, взял за
яйца и владеет ситуацией на все сто. Никто ничего не сможет сделать, пока
Чонгук в его руках находится.

329/390
— Оружие на землю, ублюдки! — кричит Диего, обезумевшими глазами смотря
на пацанов. — И без лишних движений!

Винсент без раздумий бросает калаш на землю и поднимает руки. За ним

следуют и остальные. Им даже думать не надо. Каждое их действие против
может отразиться на Чонгуке.

— Все пиздецки просто вышло, мне даже голову ломать не пришлось, —

смеется Санчес.

Чонгук в его руках стоит неподвижно и видит только Винсента. Никогда он не

видел, чтобы на его лице такой страх был. Страх вперемешку с дикой яростью,
которая способна по щелчку расщепить планету. Если Диего проиграет, Чонгуку
представить страшно, как тому достанется от Винсента. Не на тех напал, не на
тех…

— Чего ты хочешь? — спрашивает Намджун, стоящий рядом с Винсентом. Они

все руки подняли, зависнув на своих местах, рассыпавшись по всему залу. Все
пацаны здесь. А Давон ловко заперли в машине, вот только неизвестно, как
долго ее это сможет сдерживать.

— Все, чего вы меня лишили. Людей, товара и бабла. А еще, хочу эту
территорию. Мое желание не изменилось с той встречи, — хмыкает Диего. — Я
думаю, учитывая обстоятельства, мы быстро договоримся, — он кивает на
Чонгука и бросает смешок. — Правда же? Договоримся?

— Да, конечно, — без колебаний отвечает Намджун, посмотрев на Чонгука с

болью и безграничной виной в глазах.

Этот ребенок ни в коем случае не должен страдать из-за дел, которые его даже
не касаются. Намджун не вынесет такой потери. Никто из них не вынесет. А все,
что Диего перечислил, даже не стоит ничего рядом с этой бесценной жизнью.
Намджун ни о чем не жалеет и ничего не теряет. У него за спиной его семья.
Остальное не имеет никакой ценности.

— Отпусти его. Отпусти, сука, — рычит Винсент, готовый в любую секунду

сорваться.

— Не думал, что все так быстро решится. Даже хорошо, что вы приперлись
сейчас, — усмехается Диего, игнорируя Винсента. — Вообще, у меня куча
желаний. Я хочу их перечислить, окей? Постойте, послушайте, у нас дофига
времени впереди.

Чонгук понимает, что должен действовать. Его не устраивают условия. Никто

здесь не должен терять то, на что жизнь положил. Намджун сам своими руками
создал успех, и плевать, что тот на наркотиках основан. Это огромный труд.
Чонгук не позволит тому, что строилось годами, по одному щелчку рассыпаться.
Он не хочет жертв.

Только одну.

Время маленького стеклышка приходит. Руки Чонгука все это время просто
болтаются по бокам, его даже связать не успели, когда братаны ворвались. Пока
Диего выводит их из себя, зачем-то продолжая накалять обстановку, Чонгук
330/390
решает нанести свой удар. Медленно, чертовски незаметно и аккуратно, как
никогда, он просовывает два пальца в карман брюк и обхватывает стекло. На
секунду замирает, чтобы не выдать себя, и потихоньку вытаскивает осколок.
Даже пацаны этого не заметили. Никто не заметил.

Чонгук выдыхает с облегчением. Но самое сложное впереди. На висок все еще

давит дуло пистолета, и Диего вполне может рефлекторно пальнуть, если
Чонгук дернется. Малой выжидает момента, затаив дыхание. И смотрит на
Тэхена, молит мысленно посмотреть в ответ, проверяет, настолько ли сильна их
ментальная связь, как они думают. Если Тэхен сейчас взглянет, теплом в глазах
успокоит, Чонгук сможет. Мысленно зовет его, кричит даже, а в опущенной руке
крепко-крепко сжимает стеклышко, отчего края его начинают впиваться в
мягкую кожу и резать ее.

Диего продолжает о чем-то говорить с Намджуном, выводит еще больше,

выставляя новые абсурдные требования. Кажется, в полной мере хочет
насладиться моментом, когда имеет над пацанами власть. И ради Бога, Чонгук
ему только благодарен за подаренные секунды драгоценного времени.

Винсент смотрит. Как только он снова переводит взгляд на Чонгука, его

застеленные чистой злобой глаза оттаивают совсем незаметно, только для
малого. Это происходит. Он ему будто шепчет, что бояться ничего не стоит, что
он спасет Чонгука, ни за что не позволит причинить ему боль. Чонгук верит. Он
закрывает глаза, поудобнее перехватывает стеклышко острым концом назад и
делает рывок.

Со всей силы, на которую только способен, он вонзает кусок стекла в бедро

Диего и в эту же секунду молниеносно опускается вниз, чтобы не словить пулю.
Шум выстрела буквально в паре сантиметров от макушки отрезвляет
окончательно. Чонгук буквально чувствует, как кровь загорелась от
вылившегося адреналина. Он открывает глаза и понимает, что перестрелка
возобновилась. Пацаны похватали свои стволы и продолжили борьбу. Все как в
замедленной съемке. Чонгук даже не представлял, что так бывает. Наверное, у
него мозги в ускоренном темпе заработали. Он видит, как Тэхен, находящийся
слишком далеко, кричит, указывая автоматом в сторону ближайшей к Чонгуку
колонне. Укрыться, пока есть шанс. У Чонгука нет оружия, ему необходимо
укрыться. Винсент срывается и бежит в сторону малого, зависшего на одном
месте. От напряжения у него глазные яблоки готовы взорваться.

Чонгук за короткий миг приходит в себя и, наконец, поняв, что делать, со всех
ног несется к колонне, на которую показывал Винсент. Диего за его спиной с
рыком дикого зверя вытаскивает кусок стекла (Чонгук глубоко его вогнал) и
выпрямляется, поднимает пистолет, бешеным взглядом рыскает по помещению
и когда находит малого, направляет ему в спину ствол.

Пока Чонгук бежит к колонне, он не слышит ничего, кроме собственного

тяжелого дыхания. Он хочет обернуться, но вовремя себя останавливает.
Нельзя, это замедлит. Винсент сказал бежать. Где-то там слышны
непрекращающиеся выстрелы, и единственное, о чем успевает подумать Чонгук:
только бы никого из братанов не ранили.

В один миг перед глазами мелькает вся жизнь. Унылая, мрачная, далекая. Не та,
что сейчас. Чонгук не понимает, почему видит это. Неужели умирает?

331/390
Но происходит другое.

Он слышит громкий выстрел за спиной, а сам летит на пол. Кто-то грубо

оттолкнул Чонгука в сторону, сбивая с ног.

Винсент не бегал так быстро, кажется, с тех пор, как в приюте удирал по старым
коридорам от рассерженных воспитателей, которые вслед крича, обещали самое
страшное наказание — уборку туалетов в течение месяца (все это
сопровождалось жестокими избиениями). Но даже тогда сердце так не билось,
будто вот-вот разорвется или выпрыгнет из груди, хоть и было страшно. Сейчас
страшно так, что не описать. Тело напряжено до предела и едва слушается, в то
же время внутри все бурлит, как лава в жерле вулкана, а в висках пульсация до
невыносимой боли.

Хватило одного кадра: Диего, готовый стрелять в спину зайчонка.

Сначала Тэхену кажется, что он не успеет. Он ближе всего к Чонгуку, но даже

этого расстояния недостаточно, чтобы наверняка успеть. Чимину, находящемуся
на другом конце зала, отвлечь Санчеса на себя удается лишь раз. Он стреляет в
его сторону, но громко матерится, когда не попадает, вдобавок в него самого
начинают палить с другой стороны. Диего, так и не словивший пулю, отходит и
налитые кровью глаза устремляет на Чонгука, который все планы ему порушил.

Сейчас уже не до сделок и трофеев. Сейчас главное выжить.

Диего целится, а между бегущим к укрытию Чонгуком и Винсентом остается

пара ничтожных метров.

Впереди, если подумать о будущем, —непроглядный густой туман. Впервые,

кажется. В этом тумане Чонгук. Живой Чонгук. Но одинокий. Это все, что
Винсент видит.

Он готов рассмеяться от счастья, когда касается рукой плеча Чонгука и с

небывалой силой отталкивает его в сторону. Сквозь крепко стиснутые зубы
вырывается сдавленный рык. Тело насквозь пронзило. Винсент представляет,
что в него вонзили меч во время жестокого сражения. Так можно сравнить пулю,
что за секунду расплавила внутренности. Только эта боль мгновенно пропадает,
как будто не было. Тело словно онемело, а может, это все алкоголь в крови
вперемешку с адреналином? Подстреленный Винсент оборачивается, поднимает
калаш и давит пальцем на курок. Отдача бьет в плечо, а шум выстрелов кажется
в десять раз громче. Перед глазами картинка начинает смазываться, но упавший
на пол силуэт Диего Тэхен видит отчетливо. Подбил. У него и у самого ноги
подкашиваются. С последней вылетевшей в пустоту пулей Винсент падает на
землю и чувствует, что дышать становится тяжелее с каждой секундой.

Чонгук поднимается на ноги и, сразу же заметив лежащего неподалеку

Винсента, быстро подбегает, снова падая перед ним на колени и
неслушающимися руками притягивая к себе.

— Ви, Ви… — дрожащим голосом шепчет малой, с ужасом глядя, как в области
грудной клетки у Тэхена стремительно расплывается алое пятно. На рубашке
отчетливо видна дыра от пули, что пролетела насквозь. — Тэ… Тэхен! Тэхен…
— Чонгук начинает и сам задыхаться, позволяя панике захватить с головой.

332/390
Откуда-то появившаяся Давон быстро подбегает к Чонгуку и Тэхену и, словно
голос разума, начинает кричать, не давая малому поддаться панике:

— Нужно посадить его! Помоги, Чонгук! — она кричит очень громко и звонко.
Это как пощечина испуганному сознанию. Чонгук шмыгает носом и на автомате
слушается, поднимается на дрожащие ноги, берет Винсента за подмышки и
подтягивает к колонне. От нежелательных движений из-за входного в груди и
выходного отверстия в спине кровь начинает сочиться еще больше. — Прижми
раны, Чонгук! Крепко! — сразу же приказывает Давон, заметив, что дело плохо.

Чонгук всхлипывает и сразу же прижимает к груди Винсента дрожащую руку,

вмиг ставшую ледяной. Страх накрыл и ослепил. Из-за него едва не теряется
сознание, а в животе скручивается болезненный узелок.

— Сука, легкое ему задел, — у Давон у самой голос дрожит, она блестящими от
подступающих слез глазами смотрит на экран телефона и быстро набирает
скорую. Нельзя медлить ни секунды. Ей не хочется вслух это произносить, чтобы
не заставлять Чонгука паниковать еще больше, он и так еле соображает. Если
Винсент не задохнется, то умрет от кровотечения.

— Т-тэхен-и, п-пожалуйста, — плачет Чонгук, прижимая раны Винсента и роняя

на его окровавленную рубашку горячие слезы. — Тэ, не спи, прошу, не спи!
Нельзя! — молит он, смотря на побледневшее лицо Винсента сквозь пелену слез.

Тот, как будто бы услышав своего зайчонка, приоткрывает потускневшие глаза и

смотрит на него сквозь мутную пелену. Он размыкает губы, из которых сразу же
выпадает пугающий хрип, и говорит еле слышно:

— Это здание… заминировано…

— Что? — не понимает Чонгук, растерянно уставившись на Тэхена. Он уже не

соображает, мозг к чертям атрофировался. Тэхен с ним, он говорит. Только это
Чонгуку важно. Суть сказанного туго доходит.

— Здесь… бомба, — Винсенту не без труда удается говорить. Он дышит с

трудом и продолжает хрипеть с каждым вздохом и выдохом.

— Что?! — Чонгук вскрикивает и начинает еще больше лить слезы. Если это так,
то пусть они вдвоем тут умрут.

— Твоя попка, зая… — уголки губ Винсента немного приподнимаются, а в глазах

мелькает живой блеск. — Вот это бомба.

— Тэхен! — кричит Чонгук сквозь плач. Ему вдруг хочется долбануть этого
придурка, но он вовремя вспоминает, что его руки, умытые кровью Винсента, все
еще крепко прижаты к ранам. — Ты все еще пьяный… — всхлипывает малой, с
болью смотря на слабую улыбку старшего.

— Не разговаривай и дыши медленно! — приказывает Давон, накрывшая ладонь

Чонгука, чтобы тот не убрал ее ненароком. Пацаны уже стоят рядом, не знают,
как помочь, молчат в напряжении. Такой рисковой пули никто из них еще не
схватывал. А Хосок с болью смотрит на сестру, которая уже в который раз
испытывает эти ужасные эмоции, когда близкий человек может на ее руках
жизнь отдать. Им всем так страшно, что сил что-либо сказать совсем нет.
333/390
— Скорая через пару минут приедет, держись, Тэхен. Это не смертельно, только
оставь свои шутейки на потом. Все будет хорошо. Все будет хорошо, я говорю.

Чонгук прикусывает губу до боли, продолжая молча лить слезы. У него дикий
страх, он ничего с этим поделать не может. Если он потеряет Тэхена, то
потеряет и себя. Душу свою вместе с его душой отправит. Как ни пытается не
думать о страшном, не может. Слишком ярок вкус крови любимого, заменивший
кислород. Гук сам дышит тихо-тихо, как будто и не дышит вовсе. Если Винсент
не может, то и он не будет. Скажите только, как с ним воздухом поделиться?

Винсент правда пытается держаться. Образ Чонгука его удерживает в сознании

всеми силами. И хоть больно видеть его заплаканным, избитым и испуганным,
все равно сильнее этого нет ничего. Но Винсент честно старается. Ему нельзя
говорить, да и сил уже нет. Непонятно, что с легкими происходит. Внутри все
горит, кровоточит, а воздуха не хватает даже на коротенький вздох. Если бы он
мог, он бы говорил, он бы кричал, но он лишь мысленно, как они часто с
Чонгуком делают, повторяет ему, как сильно любит и как не хочет оставлять его
одного в этом отвратном мире, где таких, как Диего, к сожалению, слишком
много. Винсент, отчаянно борясь с подступающей тьмой, мысленно кричит, что
хочет защищать, что хочет укрыть собой Чонгука еще бесконечное количество
раз, чтобы вся боль этого мира его не касалась, чтобы только самое лучшее ему
доставалось. Винсент кричит, что не хочет. Когда-то было похуй, когда-то ни
жизнь, ни смерть, не имели значения, и было без разницы, в какой момент одно
оборвется и другое начнется. Только теперь он не хочет.

Винсент не хочет умирать.

Последними крупицами сознания он цепляется за личико зайчонка перед

глазами, но как только закрывает их, бессильно отдаваясь победившей тьме,
слышит крик, разрывающий душу.

Чонгук его не отпустит.

Примечание к части

фраза про бомбу взята из сериала «Бруклин 9-9», я не мог не использовать ее,
ибо это реально бомба!

334/390
Примечание к части Вот и подошел к концу V3001TH, мои дорогие. Спасибо, что
до конца были на районе с нашими пацанами и поддерживали. Я безумно
благодарен за каждый отзыв и за каждую отметку "нравится". Спасибо вам.

2pac - California Love

в баре: Busta Rhymes feat. Linkin Park - We Made It (feat. Linkin Park)
Coolio feat. L.V. - Gangsta's Paradise
утро: GASHI feat. French Montana, DJ Snake - Creep On Me
в машине: M.O.P. feat. Busta Rhymes, Teflon, Remi Martin - Ante Up

конец, хули

— Йоу, гони, бро! — смеется Бэм и тянется к магнитоле, делая звук

громче. Музыка долбит в салоне, создавая вибрацию.

— Пристегни ремень, чувак, — подмигивает другу Чонгук, давя на газ и крутя

руль, в центре которого переливается серебристый значок мерса. — Воу!
— смеется малой, когда сто сороковой издает особенно агрессивный и громкий
рык, пускающий мурахи по коже. Этот звук ни с чем не сравним.

— Как же охуительно! — накрытый с головой драйвом, выдыхает Бэм с

восхищением в голосе. Через спущенное окно в салон влетает встречный ветер,
ударяя по лицу приятной летней прохладой. Солнце пригревает, небо голубое, а
в руке холодная кола. Хорошо, что еще закрытая, не то салону мерса был бы
пиздец.

— И че ты чувствуешь, смотря на это? — спрашивает Джин, сидящий на

скамейке неподалеку от пустой парковки, на которой по кругу рассекают Чонгук
и Бэм, представив себя героями экшна. Он отряхивает нагоревшее с кончика
сигареты на асфальт и затягивается.

— У меня ебаный глаз дергается, — хмыкает Винсент, сидящий рядом, и для

подтверждения тычет пальцем на свой правый глаз.

— Ну, а кто тебя за язык тянул? — усмехается Джин и мотает головой.

— Откажешь ему, когда он смотрит так… — улыбнувшись сквозь боль, Винсент

смотрит на свой мерс с сожалением и тяжко вздыхает, прижимая губами фильтр
сиги.

Как он мог отказать, когда Чонгук свои глазенки так вытаращивает, губки так
кусает и смотрит робко, с мольбой и не озвученным «я сделаю, что захочешь,
если пустишь». Да и выебнуться малой хотел перед другом, это нормально. А
теперь Винс, слыша жалобный визг шин своей драгоценной машинки, начинает
жалеть, что повелся.

— Она пылью покрылась, пока ты в больничке лежал. Это он ее отмыл как

следует перед твоей выпиской. Когда не был с тобой, чуть ли не ночевал в
мерсе. Я из окна когда смотрел, замечал, — говорит Джин, тепло улыбаясь и
глядя на заливающихся малых в мерсе. Их ржач по округе разносится.

— Поэтому пусть покатается чутка, заслужил, а потом хуй ему, — ухмыляется

Винс, выпуская сигаретный дымок. А самому на сердце так хорошо от этих слов.
335/390
Зайчонок не только к нему привязан напрочь, но и к этой машине, в которой они
первую же ночь знакомства провели. Не простая тачка. Да о чем там говорить,
ее номера выбиты у малого на руке! Она, черт возьми, святая.

Время в больнице для Винсента было одним из самых бешеных моментов жизни.
Он никогда не валялся там прежде, всегда сам себя латал, но тут уже без
вариантов было. Пуля пронзила насквозь, задев легкое. Тогда и стало понятно,
что значит быть на волоске от смерти. Винсенту кажется, что не врачи его
вытащили, а Чонгук и братаны. Они бы не позволили уйти ему ни в коем случае,
следом бы за ним туда пошли и вернули. Только Винсент никому не говорит, что
уже чувствовал, как конец его настиг, холодом своим щекотал и манил, тянул за
собой. Это еще там, в бойцовском клубе было, пока ждали скорую. Когда Чонгук
закричал, а крик его тронул уходящую душу, да чего уж, вцепился в нее крепко,
вот тогда Винсент и пришел в себя, дал заднюю и вернулся к своему зайчонку.
Не время помирать.

А потом, когда залатали, пошло поехало. Братаны от больничной койки не

отходили, чуть ли не круглосуточно рядом находились, забыв про остальной
мир. Но главное — Чонгук. Винсент никогда не забудет те моменты, когда малой
забирался к нему в постель, пока врачи не видят, и, утомленный, подолгу
лишенный сна, сворачивался клубочком под боком и дремал, слушая
сердцебиение и ровное дыхание Тэхена, пока тот неотрывно глядел на спящую
мордочку и долгими часами думал о том, что было бы, если бы он все-таки не
выжил. Мысли эти темные до такой степени, что на душе паршиво становится.
Поэтому Тэхен их быстро прогонял, успокаиваясь теплом своего зайчонка,
который всегда рядом.

Оказалось, в ту ночь, после перестрелки в бойцовском клубе, Намджун и Джихан

уехали в полицейский участок и пробыли там почти сутки, пытаясь уладить
пиздецовое дело. Повязали бы всех, кто был в старом клубе, если бы не связи До
и Намджуна. Разбирались долго, что-то сочиняя на ходу, но, впрочем, вполне
логично и умно. Разобрались и отделались, отбелив пацанов и себя. Полиции
лишние разбирательства не нужны, а Санчес, которого они долго искали после
облавы, наконец нашелся, хоть и мертвым. Дело закрыто, все чудесно.

Винсент в больнице о Диего много думал. Жалеет ли он, что грохнул его? Нет,
еще и еще раз бы повторил это, потому что у таких людей, как Санчес, нет
никаких ценностей, вот они чужие и ломают как нехуй делать. Только Винсент
не допустит этого, он за свою ценность теперь только так расправляться будет.
Калаш всегда готов сослужить ему службу.

— Пацаны! — слышится позади голос бегущего к ним Хосока. Винсент и Джин

синхронно поворачиваются к нему, вопросительно уставившись. Хосок
запыхавшийся, взбудораженный, а лыба на пол лица.

— Че такое? — спрашивает Винс, перекинув ноги через скамейку и

повернувшись к Хосоку.

— Я тачку купил! — кричит тот счастливо, улыбаясь еще шире, достает из

кармана спортивок ключи и звенит ими, подняв руку.

— Да ну? Не наебываешь? — скептично щурится Винсент.

— И где она? — спрашивает Джин, бросив смешок. Тоже не особо-то и верит.

336/390
— Да под окнами, погнали, покажу! — Хосок машет пацанам и просит идти за
ним.

Спустя десять минут и Винсент, и Джин, и Чонгук с Бэмом возвращаются во двор,

предвкушая знакомство с тачкой Хосока.

— Да ну, не может быть, — охуевает Винсент, мотая головой. Он поднимает

брови в удивлении, уставившись на серебристый астон мартин, стоящий у
подъезда.

— Ебать, серьезно?! Как?! — не сдерживает эмоций Чонгук, хватаясь за голову.

— Охуеть не встать!

— Ты че, банк ограбил и мажором стал? — в шоках выдыхает Джин, а у Бэма и

вовсе дар речи пропадает.

Но Хосок, так и не повернувшись к братанам, молчит, с равнодушием проходит

мимо астон мартина и останавливается возле следующей тачки, стоящей за этой
красоткой, тыча в нее пальцем.

— Форд фокус?! — прыскает Чонгук, кивнув на синий хэтчбэк. — Да бля, Хо…

— с легким разочарованием мотает головой малой. — Серьезно? Мы же эту тачку
обосрали с тобой в игре.

— Расходимся, пацаны, — Винсент театрально зевает и разворачивается.

— Да вы охуели?! — орет Хосок, стоя возле своей новой тачки.

— Не, ну, а че это? — морщится Джин, кивнув на форд подбородком.

— У тебя вообще машины нет, молчал бы, долбоеб, — закатывает глаза Хосок.
— Вы не понимаете, я на чем угодно буду ездить, лишь бы не делить больше с
Давон одну тачку.

— А за это и выпить можно, — Винсент поворачивается обратно и подмигивает

братану.

— Вот с тебя и бухло, — хмыкает Хосок. — Мне на такую три жизни пахать
надо, — он тычет пальцем на астон мартин и поджимает губы, отворачиваясь к
своей птичке.

— Ну, прокати хоть, оценим ее мощность, — ухмыляется Джин.

— Да че там оценивать? Я же только что сказал, что мы ее в игре обосра…

— Завали, зай, — не дает малому договорить Винсент, дав легкий

подзатыльник. — А то Хосок заплачет.

— Хосок не заплачет, а больше не даст вам бесплатный кофе в своей кофейне!

— злорадно усмехается Хосок, сложив руки на груди.

Ну да, вот оттуда и бабло на тачку. Хосок все-таки уволился и решил, что
должен работать на себя. Теперь начинает свой кофейный бизнес (Давон и
337/390
пацаны в этом очень помогли), который, на удивление, сразу же пошел в гору.
Клиентов много, положительных отзывов тоже. Деньги стабильно идут, того
гляди, и астон мартин себе сможет позволить. Короче, Хосок теперь реально
счастлив. В своей кофейне он установил свои правила и охуевших клиентов не
терпит.

Чимин себя не щадит. Он торчит на площадке для футбола уже часа четыре.
Юнги периодически выходит из квартиры и поддерживает его своим
присутствием и разговорами, то воду принесет, то перекусить что-то
низкокалорийное. Пак взялся за дело основательно. Меняет свое питание, образ
жизни и распорядок дня. За последний месяц все круто поменялось, потому что
Чимин осуществил то, о чем давно говорил ему Чонгук и то, о чем Чимин сам
тайно мечтал.

Он вступил в местный футбольный клуб.

Взяли его туда очень быстро и легко. Тренер оценил способности, посмотрел,
какой он в игре и насколько командный игрок. Результаты впечатлили, и Чимина
с радостью приняли в клуб со словами: «где ж ты раньше был, золотой наш?»

— Чимин, ты уже борщишь, давай отдохни, — говорит Юнги, развалившийся на

скамейке. Он курит с кайфом и разглядывает появляющиеся на вечернем небе
звезды. С одной стороны оранжевый закат, а с другой уже темная синева
подплывает. Полуприкрытые глаза эту красоту запечатлили. — Игра завтра, ты
хочешь убитым быть?

— Еще немного, — сосредоточенный на мяче, отвечает Чимин. Юнги вздыхает и

стряхивает пепел на траву. Сколько таких «еще немного» он уже слышал. Не
сосчитать. Только Чимин завтра действительно будет в херовом состоянии, если
не остановится. Сейчас, увлеченный тренировкой, он не думает о том, что может
провалить игру из-за переутомления, но завтра точно будет себя ненавидеть в
случае неудачи.

Юнги решает взять дело в свои руки, чтобы завтра не слышать нытье, и
неохотно отлепляет спину от скамьи, делает последний затяг, швыряет сигу
через дырочку в сетке за пределы площадки и поднимается. Чимин продолжает
набивать мяч и не замечает, как Юнги, мягко ступая по траве, подплывает к
нему сзади и вешается на шею. Мяч падает на землю и откатывается в сторону.

— Прекращай, Пак, мы поняли, что ты охуительно крутой футболист, — шепчет

он на ухо и целует в затылок. — Но ты завтра как переваренный пельмень
будешь, я тебе говорю.

— Это первая игра с командой, я просто не хочу проебаться. Не хочу, чтобы они
решили, что зря взяли меня, — вздыхает Чимин и гладит Юнги по рукам, подняв
глаза к небу. Оно действительно красивое.

— Просто играй, как обычно. Потому что именно в этот момент ты хорош по-
настоящему, — Юнги прижимается щекой к его спине меж лопаток и
прикрывает глаза. Руки его сползают на талию Чимина и обвивают торс.
— Слушай меня, я хуйни не скажу.

338/390
— Да я слушаю… — кивает Пак, повернув голову к Юнги. — Ты прав. Всегда
прав.

— Ну так, — довольно хмыкает Юнги и отлипает от Чимина. — Пойдем домой,

тебе расслабиться надо.

— Поможешь с этим? — улыбается Чимин, поиграв бровями и подняв мяч с

земли.

— Стопудово, — Юнги коротко целует Чимина в скулу и едва не получает

инфаркт, когда…

— Опачки, че за сопли развели? — на площадку врывается Винсент. Под боком у

него идет Чонгук, на плечо которого старший повесил руку.

Чимин закатывает глаза и кидает в Винсента мяч.

— Ах ты сука! — Тэхен смеется и пытается увернуться, но мяч прилетает ему в

бедро. — Ты был близок к трагедии, долбоеба кусок! — возмущается он, тыча
пальцем на свою промежность. — Зайчонок, он тебя чуть счастья не лишил!

— В следующий раз только туда буду целиться, — ухмыляется Чимин и получает

пас прямо в руки. — Че пришли?

— Как че? — удивляется Чонгук. — У тебя игра завтра, надо помочь с

настроением!

— Будешь мне вдохновляющие речи втирать, бро? — смеется Чимин, обняв

брата за плечо и отдавая мяч Винсенту. Тот сразу же встает в позу и начинает
набивать мяч. Ну, как набивать. Подбрасывать, один раз попасть по ноге и
материться, когда мяч укатывается, и так по кругу.

— Нет, тебя это точно не вдохновит, — отмахивается малой. — Я нашел на

ютубе подборку лучших голов Месси. Будем смотреть и орать, — хихикает
Чонгук.

— Зая, кое-кто тут Чимина хотел по-другому вдохновить, а мы, долбоебы,

помешали, — Винсент толкает язык за щеку, кидает на Юнги взгляд и громко
ржет, срываясь и убегая от кроссовка, которым Мин замахнулся на него, резко
стянув с ноги. — Да бля, правда ебаная!

— Может, нам свалить? — Гук слегка смущается и кусает губу, глядя на брата.

— Да ты че, дебил? Куда ты сваливаешь? Будем орать с того, как Лео круто
играет, — смеется Чимин и взъерошивает волосы малого.

Вступление Чимина в футбольный клуб для Чонгука стало огромным и безумно

приятным сюрпризом. Старший даже не говорил о своих планах и не делился
мыслями, поэтому новость была малому как снег на голову посреди лета. Сказал
Чимин об этом сразу же после того, как Тэхена выписали и устроили в честь его
выздоровления небольшую тусовку. Когда Чимин увидел реакцию брата на
сюрприз, понял, что оно того стоило. Видеть такого радостного Чонгука —
огромное счастье для старшего брата. И тогда же Чимин поклялся, что каждый
гол будет посвящать ему. Чонгук всегда верил, и у Чимина получилось.
339/390
— Ну не делай так, я потом три часа не могу расчесать волосы, — бурчит
Чонгук, хихикая.

— А мне похуй, я никогда не перестану так делать, — подмигивает мелкому

Чимин, и когда тому удается кое-как разгладить волосы, снова хватает и вовсю
ерошит под протестующие крики.

Винсент, утомившись от бега по площадке, валится на траву и закуривает,

разделяя сигу с Юнги, севшим рядом. Он тоже выдохся. Тот момент, когда бег
не в пользу. У Юнги все органы отказывать начинают из-за него.

— Он не бухает, да? — спрашивает Тэхен, кивая на Чимина, терзающего

визжащего малого.

— Не, как играть начал, так сдерживается, но сиги не бросил, — отвечает Юнги,
разминая шею с прикрытыми глазами.

— Бля, зануда ебаный. Нахуй я ящик пива привез? Ну ниче, выпьет. Похмельем
не страдает, так что, ниче не случится, если побухает перед игрой, — Винсент
злорадно смеется и приподнимается на локтях.

— Ну дерзай, только я не собираюсь дом убирать после ваших пизделок, —

пожимает Юнги плечами.

— Я его по-тихому, не переживай, — Винсент отправляет окурок в полет и

садится. Быстро стягивает с ног кроссы и носки и зарывается ступнями в
коротко стриженную траву. Приятно, прохладно. То, что нужно жарким летним
вечерком.

— До Джихан! — орет вдруг Чимин, выпуская Чонгука. Тот падает на траву

возле Винсента и пытается отдышаться после борьбы с братом. Пацаны
поворачивают головы в ту сторону, куда смотрит Чимин. Возле площадки,
держась за ручки, идут Джихан и Давон. Не проходит и секунды, как эти
начинают массово ржать над сладкой парочкой.

— Пошли в жопу! — орет Давон, вырвав руку и свернув в сторону площадки.

— Они от Джихана или к Джихану? — ухмыляется Тэхен, перебирая волосы

зайчонка, который успел положить голову на его колено.

— Да какая разница, они, бля, гуляют вместе. Я в ахуе, надо сфоткать, —

смеется Чимин, хлопая себя по карманам в поисках мобилы.

— Вы че, прям на улице решили оргию устроить, голубки? — смеется Джихан,

неторопливо идущий за Давон.

— А вы уже вышли на новый уровень, голубки? — подмигивает Тэхен, хитро

глядя то на Джихана, то на Давон.

Давон, вообще-то, знала, на что идет, когда соглашалась погулять с Джиханом.

Да и жаль его стало, он давно уже просил, а она все отвергала его
предложение, ссылаясь на то, что у нее полно дел и не до всяких дурацких
прогулок. В итоге, когда До Джихан, устав от того, что его постоянно динамят,
340/390
взял себя в руки и решил слегка надавить на Давон. Ну, как надавить. Забурился
к ней в квартиру, игнорируя валяющегося на диване в одних трусах Хосока,
усердно играющего в мортал комбат, и сказал, что не уйдет, пока Давон не
выйдет с ним прогуляться. И все было чудесно, хоть и немного неловко. Давон
дерзить и язвить не перестает, но от комплиментов смущается, отводя взгляд в
сторону. Джихану это нравится пиздецки, поэтому нарочно заваливает ее
приятными словами, пока она не взрывается и не начинает колотить его по
плечам и груди, прося заткнуться.

Встретить этих гопников во время прогулки они и не рассчитывали. Не то что бы

Джихан и Давон их стеснялись, просто ситуация станет еще более неловкой, и
До боится, что это оттолкнет Давон, медленно идущую ему навстречу.

А еще он в ахуе до сих пор, когда видит эти две парочки. И с себя в ахуе. Как он
не мог так долго замечать голубые оттенки возле себя? Но теперь, когда он все
узнал, то многие странные моменты для него встали на свои места, найдя
объяснение.

Джихан ничего против не имеет, просто не понимает, может, слишком

узколобый, но он не представляет, чтобы у него любовь была к парню. Как тут
на пацанов смотреть, если рядом такая Чон Давон? Она пожестче и круче них
будет. Возле нее ни пацаны, ни другие девушки не нужны. А так Джихан только
счастья и желает этим четверым, и на этом закончили. Голубизна не делает этих
пацанов хуже, поэтому на отношение к ним этот факт не повлиял ни на грамм.

— Э, раз вы тут, погнали с нами пить за завтрашнюю игру Чимина?

— предлагает Винсент.

— Может, бухать надо после игры и за победу? — цокает Давон, сложив руки на
груди.

— Да не, мы перед игрой тоже должны выпить, — говорит Гук, запрокинув

голову и глядя на девушку снизу вверх.

— Вам только повод дай, Господи, — вздыхает она.

— Ну так че? — спрашивает Винсент, мило улыбнувшись.

— Игра серьезная? — Давон щурится и смотрит на Чимина.

— Очень, для меня очень серьезная, — кивает тот, приложив ладонь к сердцу.

— Хм, ну пойдем, че, — хмыкает Давон, пожимая плечами. И все-таки

улыбается.

— Ура, ебать! Пошли уже пить! — Чонгук подскакивает с земли, поправляет

спортивки и бежит к выходу их площадки.

— Он когда такой пьянчуга стал? — спрашивает Джихан, провожая малого

взглядом.

— Как школу закончил, — вздыхает Тэхен, натягивая носки.

— В универ бы ему скорее, а то сопьется до первого курса…

341/390
Винсент докуривает сигу, бросает в рядом стоящую урну и, отстранившись от
капота мерса, заходит в бар Намджуна, сразу же застревая у входа и тупо
пялясь на всех своих братанов до единого. Даже Давон тут. И зайчонок. Хотя, с
ним все понятно, он решил поучиться барменским штучкам на летний период,
пока не пошел в универ, поэтому часто здесь зависает, помогая Намджуну.

Происходит что-то странное, потому что как только Винсент зашел, все
замолчали и тупо таращатся на него. Только Намджун, развалившийся на стуле,
не отвлекся от пересчитывания денег, рассыпанных по столику. Но на его губах
Винсент успевает заметить тень мелькнувшей улыбки. Странно, очень странно.

Несколько секунд так молчат, а потом Винсент сдается, зажатый непониманием

происходящего.

— А че происходит? — спрашивает он, щурясь. Кроме них всех в баре нет

никого. Ну да, один раз в неделю бар для посторонних бывает закрыт.

— Да ниче, выпить захотели, — пожимает плечами Хосок, барабаня пальцами по

столу. Винсент каждого сканирует взглядом, надеясь уловить подвох, но
тщетно. Тогда его взгляд резко падает на Чонгука, стоящего за барной стойкой.
Малой натирает стакан и как только встречается с Винсентом взглядом, широко
улыбается, обнажая зубки.

— Ну окей, — хмыкает Тэхен, просверлив малого взглядом еще пару секунд. Он

подходит к столику Намджуна, выдвигает стул и садится напротив, наблюдая,
как тот считает бабки, зажимая в уголке губ сигарету. — Этот уебок отдал
деньги?

— Ага, хорошо ты его прессанул, — отвечает Намджун, не отрывая взгляда от

денег.

— Отлично, — кивает Винсент. — Кто еще должен? Сгоняю, заберу.

— Никто не должен, — пожимает плечами Намджун, продолжая считать бабло.

— Как так? Не может быть, — усмехается Тэхен, покачав головой. — Еще

позавчера был небольшой список. Дай мне наводочку, Джун, я тебе притащу эти
деньги за пару часов.

— От тебя уже ниче не требуется, Тэхен, — и вот он, наконец, поднимает взгляд
на Винсента, а пересчитанную стопку купюр кладет на стол.

— В смысле, блять, не требуется? — не понимает Винс, вскинув брови в

искреннем удивлении. — Че, сука, происходит, а? Я чего-то не знаю? — начинает
вскипать, снова зыркая на друзей, рассевшихся в баре по разным столикам.
— Че вы устроили?

— Да все нормально, Ви, че ты кипятишься сразу, — спокойно отвечает

Намджун. Тэхен снова к нему поворачивается. — Я же сказал, ты мне больше не
нужен. У меня есть Джин и Юнги.

342/390
 — Это че, прикол? — хмыкает Винсент, пребывая в еще большем
замешательстве.

— Нет, я серьезно, тебе больше не место в этом деле, — Намджун поднимает

лежащую на стуле рядом папку, достает оттуда какие-то документы и кладет на
стол перед Тэхеном. Но тот даже прочесть ничего не успевает, потому что…

— Ты будешь учиться в универе со мной, Тэ! — радостно орет на весь бар

Чонгук, и все начинают орать вместе с ним, как будто у Винсента какой-нибудь
день рождения.

Сам виновник внезапного торжества продолжает молча охуевать, таращась на

документы о своем зачислении в университет. Это не тот, куда Тэхен подавал
документы несколько лет назад. Туда и зайчонку не позволил поступить, не до
конца опустив злость. В то, что он перед собой сейчас видит, не верится
совершенно. Винсент себе давно запретил мечтать, что когда-то сможет
получить высшее образование и стать человеком, а тут как будто билет в
другую жизнь. Он и не знает, как ему реагировать. Решает почитать, че там к
чему, убирает один лист и видит под ним точно такой же, только с именем
малого.

Поступил.

Они в напряжении ждали ответа из университета две недели. Винсент уже

готовился выкладывать им бабло, если пригодится, чтобы Чонгука взяли, а тут
долгожданный документ о зачислении. Вот, за кого душа радуется, а сердце
спокойно. Вот, за кого гордость. Винсент не выдерживает и позволяет себе
улыбнуться. Но как только вспоминает о том, что и сам стал студентом с
поздним зажиганием, прекращает лыбиться и поднимает взгляд на Намджуна.

— Ну и каким хером это получилось? — спрашивает Винсент, пока братаны над

ним нависли и вовсю радуются больше него самого. Чонгук тоже рядом прыгает
с одной ножки на другую, как Топотун, сдерживая писк и мечтая скорее
заобнимать своего пахана.

— Ректор там — мой хороший знакомый. Посмотрел твои результаты прошлых

вступительных и без базара дал добро, — улыбается Намджун. — Спрашивать
тебя заранее я не стал, потому что ты бы начал беситься и отказываться. Но я
же знаю, как ты хотел поступить в универ. Просто прими свое новое положение,
Ви. Ты еще такой молодой, столько раз можешь жизнь изменить. Я не могу
смотреть, как ты в пределах нашего района жизнь прожигаешь, потому что не
вышло по-другому. Так что, пора тебе валить отсюда и начать готовиться к
парам.

— Студентик, — прыскает Чимин. — Таких, как ты, мы щемим у нас на районе,

пиздюшонок.

— Че-то ты быстро разошелся, я же и въебать могу, — шипит Винсент,

замахиваясь на поблизости стоящего Чимина. Тот показывает средний палец и
отходит подальше. Винсент поворачивается к Намджуну, снова смотрит на
документы о зачислении и вздыхает, покачав головой. — Че я, не смогу больше
пиздить всяких ушлепков? Пивандрий распивать утром, в обед и вечером не
смогу? Хуйней страдать не буду, пока Чонгук на учебе?

343/390
И он понимает, сам себя слыша, что жил слишком просто. Без всякого движения
вперед, застыв на одном месте и думая, что это вышка, максимум, на который
способен. Так он привык за годы жизни вне приюта. Самым важным было
обеспечение Чонгука всем, что нужно для полноценной жизни. О себе Винсент
давненько не думал, даже забыл, каково это, что-то в жизни менять, ставить
новые цели и идти к ним. А ведь это нормально для обычного человека. Это тут
жизнь течет в миллионы раз медленнее, чем в остальном мире, поэтому Тэхен
привык тоже плыть по медленному течению. Может, лет через двадцать бы что-
то поменял, а так…

Намджун реально подарил билет в новую жизнь, и Винсент понимает, что

поставит на себе крест, если откажется. Да и Чонгук расстроится. Он вон, как
счастлив, что Тэхен тоже учиться будет. Весь сияет и искрится, как бенгальский
огонек. Видимо, тоже понимает, что Винсенту без движения нельзя. Им обоим
нужно идти вперед рука об руку, иначе никак.

— Не, ну ладно, че, — сдается наконец Винсент, и братва снова радостный гул
поднимает.

Чонгук вешается на шею Тэхена и целует в щеку, после каждого поцелуя пища
«ура». Пацаны умиляются.

— Будем однокурсниками, да? — ухмыляется Винсент, взглянув на зайчонка.

— Да! Я просто в ахуе, я не верю до сих пор. Это как будто самый лучший сон, —
тихо говорит Гук, жмурясь от переполняющего его счастья.

— Не, зая. Это самая лучшая реальность, — улыбается Тэхен.

— Бухаем за поступление! — снова кричит малой и убегает к барной стойке.

Хосок сразу увязывается за ним. Ему захотелось свои деньки, проведенные за
этой стойкой, вспомнить. Джин тоже идет за ними, чтобы проследить и
предотвратить повторение разбитых бутылок с дорогим алкоголем.

Винсент смеется и поворачивается к Намджуну, смотря с благодарностью. Этот

человек уже второй раз помог ему встать на ноги. Он ему до конца жизни будет
обязан, вот только Намджуну взамен не нужно ничего. Только бесконечная
дружба, важнее которой в его жизни нет ничего. И не только Винсента это
касается, а всех, кто в этом баре сейчас находится. Намджун действительно сам
себе семью собрал. Самую лучшую семью, за которую, не думая, жизнь отдаст,
как и они за него.

Счастье в семье. Всегда.

Вместе мы сможем все.

Раннее утро. Кто бы мог подумать, что в это время именно Чонгук будет в
состоянии бодрствования, когда как еще сладко спящий Винсент наверняка
будет жалеть, что столько выпил перед первым днем в университете. Или нет?

— Ви… — хриплым, еще сонным голосом тянет Гук.

344/390
Он тоже только проснулся, еще не успел из теплой уютной постельки вылезти.
Он сладко зевает, чешет живот и поворачивается на бок, оказываясь нос к носу с
Тэхеном. Малой сразу начинает улыбаться. Жмурится от солнца и тычется носом
в щеку Винсента, легонько губами щекочет теплую кожу и хихикает на ответное
мычание из глубин сна.

— Надо вставать, — говорит Гук и ведет пальцами вниз от шеи Тэхена,

останавливаясь на груди, где меж татуировок спрятался шрам, который не
забыть.

Чонгук получил незабываемый выпускной, но лучше бы он его не помнил. Он

теперь точно никогда не наденет костюм, слишком неприятные ассоциации с
ним сложились. Часто после той ночи малой видел кошмары, в которых
собственный плач и крики слышал, дрожащее «Тэхен, не спи» и руки в его
крови. Чонгук до сих пор не может об этом спокойно думать.

Винсент ругался, когда в себя пришел, но Чонгук был готов. Тэхен не мог замять
это дело просто так. Он был в ярости из-за того, что Чонгук, ничего не говоря, на
верную смерть пошел, но малой нашел, что в ответ сказать, вывалил все свои
тревожные мысли на одном дыхании, что впоследствии закончилось слезами
обиды и боли. «Неужели ты в меня не веришь?» — вечно волнующий Чонгука
вопрос. И в ответ: «Я, блять, боюсь тебя потерять». Оно и понятно, им обоим
страх застилает разум, и неспроста. Оба в тот день на волоске от смерти были.
Но это было в последний раз. Чонгук больше не позволит Тэхену встревать в
опасные дела, а Тэхен и не собирается.

Да и учеба, черт возьми, у обоих учеба! Не до стрелялок, и слава Богу.

Винсент, еще не проснувшись, поворачивается и ложится на спину. Чонгук сразу

же через него перекатывается и ложится на его груди, откинув голову назад и
глядя снизу вверх.

— Тэ-Тэ-Тэ-Тэ-Тэ, — повторяет малой без остановки, широко улыбаясь.

— Вставай, Тэ, тебе нужно идти на учебу, ты что, забыл?

— В школу собирайся, — сонно бурчит Винс, морща нос и пытаясь отмахнуться

от малого, как от назойливого комарика.

— Какая школа! Я закончил школу, Ви, — смеется Гук и садится на живот

Винсента, наклоняется и целует, языком размыкая его сомкнутые губы и
углубляя поцелуй. Сразу так надо было, потому что Винсент мгновенно выходит
из режима сна и начинает кусать губы малого, руками хватаясь за теплые бока и
оставляя на чувствительной коже алые пятна от пальцев. — Встаем, Винсент…
— выдыхает Гук в губы старшего и снова впивается в них.

— Мы встаем, встаем… все встали, — ухмыляется Винсент, слегка приподнимая

бедра и ясно давая малому понять, что встают реально все.

— Тэ, серьезно?! — Чонгук приподнимается и сердито хмурится, но отрицать то,

что и сам заводиться начинает, не может. — Пошли в душ, там по-бырому…

— Да не опоздаем мы, не очкуй, можно и не по-бырому, — Винс шлепает малого

по заднице и просовывает руку в его трусы, сжимая мягкую и теплую ягодицу.
— Ну, а хули ты хотел? Утро же.
345/390
И начинается это жаркое утро с «кровати», продолжается у стенки в коридоре и
бурно завершается в ванной, под прохладными струями воды. Винсент только
потом, уже чистя зубы у зеркала, наконец понимает, что он не просто подвозит
малого до учебы, но и сам учиться едет. Сначала хочется дать заднюю,
вернуться в кровать и послать все к чертям, потому что новые условия жизни
еще не прижились, только-только начинают действовать. Но потом, видя
радостное предвкушение Чонгука, который рядом аккуратно бреется, боясь
порезаться, Винсент тоже расслабляется и отбрасывает лишние мысли прочь. Не
за чем загоняться. Он сам выбрал движение вперед и осуществление мечты,
возможность для которой подарил Намджун.

Побрив Чонгука, Винсент бреется и сам, а потом стоит в одних труханах у плиты
и снова пытается готовить глазунью, зажимая в уголке губ тлеющую сигарету,
чей дым растекается по кухне. Чонгуку приходится открыть окно нараспашку,
чтобы не задохнуться.

— Тэ, давай лучше бутеры с чаем? Я не хочу опять яичницу со вкусом сигарет
есть, — морщится Гук, сидя за столом и, подперев щеку ладонью, наблюдает за
увлекшимся поваром.

— У тебя нет выбора, яйца уже в деле, — качает головой Винсент.

Чонгук вздыхает и дует губы.

И все-таки ест. Яичница оказывается не такой страшной на вкус, как казалось. И

хоть есть в ней немного пепла, это не портит общую картину. Винсент старался,
правда. Он для зайчонка теперь готов каждый день завтраки готовить, учась на
ошибках. Ну или не учась. Сути дела не меняет. Он своего мальчика голодным
не оставит.

Одеваются по-разному. Чонгук долго думает, как в первый день в роли студента
появиться в универе, в то время как Винсент надевает то, что первым из шкафа
вываливается. На Гуке: белая футболка, бело-красная ветровка и светлые
джинсы с белыми кедами от пума. На Тэхене: короткая черная шапка, такая же
футболка, черные джинсы и кожанка.

— Ты себе не изменяешь, Тэ, — смеется Чонгук. Но ему нравится, ему пиздец

как нравится такой классический Винсент. Второй классический Винсент —
спортивки от адидас.

— Надо сразу дать понять, кто я и че я, никаких ебаных масок, — пожимает

плечами Винсент и хватает с тумбы ключи от мерса. — Взял наши тетради?
— спрашивает он, уже запирая квартиру.

— Да. Я че, теперь постоянно буду таскать все, а ты с пустыми руками?

— хмыкает малой.

— Тебе не привыкать, — ухмыляется Винсент.

Как только они садятся в машину, Чонгук открывает пачку чипсов и начинает
хрумкать. Винсент выезжает на дорогу и давит на газ, с рыком летя по дороге.
Его рука тянется к магнитоле, и тут случается то, чего малой так боялся. Он
устало вздыхает и прикрывает глаза, когда музыка начинает долбить по всему
346/390
салону и мозгам Чонгука. Винсента начинает штырить не на шутку. Он не может
удержаться и громко подпевает, бьет ладонью по рулю, трясется, как в
припадке, и хватает Чонгука за шею, притягивая к себе и посылая нахуй его
аккуратно расчесанные волосы.

— Ви! — орет Чонгук, пытаясь вырваться и не выплюнуть пережеванные чипсы

во рту. — Да бля, хорош, Тэ!

Но Тэхен от переизбытка эмоций не слышит, ну или не хочет слышать. Он грубо

отталкивает от себя Чонгука и бьет ладонью снизу по дну пачки в руках малого,
отчего чипсы взлетают вверх и рассыпаются по Гуку и салону. Зайчонок что-то
там орет, дубасит по плечу, надеясь привести Тэхена в чувства, но тот
продолжает кричать под музыку и дергаться вперед-назад.

— Ким Тэхен! — кричит запыхавшийся от бессмысленной борьбы Чонгук.

Винсент смотрит на него, как будто он не при делах, и берет с его колена
чипсинку, отправляя в рот и громко хрустя. Взрывной момент в песне
заканчивается, и он наконец делает звук тише. — Блять, Тэ!

— Завали, тихо! Ща снова будет! — Винсент прикрывает глаза и резко

прихлопывает губы Чонгука ладонью, заставляя заткнуться.

— На дорогу смотри! — бубнит малой, тыча пальцем вперед и распахнув глаза

от ужаса, что они могут сделать аварию такими темпами. Но Винсенту
ожидаемо поебать, и как только тот самый взрывной момент в песне
повторяется снова, Чонгук подумывает выпрыгнуть из машины.

Доезжают до универа без происшествий, что удивительно, ведь Винсент не

успокаивался до последнего, но даже правил не нарушил. К университету
тянутся толпы студентов, и Винсент на секунду зависает, тупо таращась на них
через тонированное окно.

— Ты готов? — спрашивает Гук, стряхнув с себя крошки чипсов и смотря на

Тэхена.

— Да стопудово, — кивает Винсент и достает из бардачка пачку сигарет с

зажигалкой.

— Бля, курить собрался?! В универе нельзя!

— Мне все можно, — ухмыляется Винсент и открывает дверь. — Погнали

учиться, хули.

Они выходят из машины, и Гук, сразу же подбежав к Винсенту, обнимает его за

руку, с довольной улыбкой идя к зданию. Винсент надевает очки и коротко
целует зайчонка в макушку. И им похуй. Абсолютно похуй на то, что вокруг
люди, которые непременно будут окидывать их осуждающими взглядами. Им
похуй на установки мира, который пытается под себя подмять и сломать. Они
свои правила пишут, сами свое будущее строят и любят. Бесконечно друг друга
любят. Так, что перед этой любовью смерть бессильна.

Крепко взявшись за руки, они стоят на пороге вечности, готовясь эту любовь
пронести через бесконечность.

347/390
Вечно.

Винсент и его зайчонок вечны.

— Тэ, а после пар куда? — спрашивает Чонгук, поправляя рюкзак на плече и

смотря на Тэхена.

— Как «куда»? — Винс смотрит на малого, как на дурачка, и хмурится. Затем

вздыхает и, покачав головой, говорит: — В рестик, конечно, зайчонок!

— Чоооо?! Ебаный нахуй охуеть!

348/390
Примечание к части И снова предупреждаю о большом количестве мата.

Давно хотел сделать бонус к этому фанфику, давно хотел вас порадовать и
снова окунуть в этот вайб. Я люблю его, и я счастлив, что любите и вы. Спасибо.
С днем рождения, Винсент. Сегодня нам с тобой исполнилось 24. Старички.

инсульты и с днем рождения

Чонгук тяжко вздыхает и поднимает взгляд к небу, умоляя Бога

ускорить время или наградить Винсента совестью. Хотя, наверное, второе уже
слишком. На улице жарища, как в пустыне, дышать нечем, солнце ебашит прямо
в лицо, глаза сейчас выплывут наружу, растают к хренам, а еще люди
таращатся, буквально каждый прохожий считает своим долгом поглазеть на
запаренного пацана, так и хочется всем средний палец адресовать. И это как
минимум.

С последней пары прошло уже полчаса, а Винсент все где-то шатается, ничего
не сказав малому. Выскочил после пары и, бросив «ща буду», свалил. А тот стоит
у машины все эти тридцать минут и проклинает все вокруг, жару и то, что
Винсент никак не согласится сделать дубликат ключей от своей драгоценной
тачки, чтобы сейчас Чонгук не топтался перед ней, как идиот, вызывая
подозрение у проезжающих мимо легавых, что наверняка решат, что этот щенок
пытается угнать чью-то тачку. Да, ему бы внутрь проникнуть, упасть на сиденье
и наконец поехать домой и пожрать. Живот уныло завывает, вспоминая
утренние пирожки, принесенные Давон, которая никогда не ленится спускаться
к ним на третий и приносить еду, которую она любезно разделяет с ними.
Точнее, с Чонгуком, но Винсент любит обобщать. Не дай Бог его кто-то обделит.
Он никогда не смирится с кусачей Давон, которая запросто может ему голову
откусить, а за Чонгука — всего целиком. Она даже купила малому витамины для
улучшения мозговой активности, которые запретила трогать Винсенту, мол,
тому уже это не поможет. Но он все равно ворует витаминки из рюкзака
Чонгука, уверенный, что это реально помогает.

Чонгук уже атаковал Винсента сообщениями, сфоткал с многочисленных

ракурсов мерс от нефиг делать, а еще свое недовольное лицо, а на переднем
плане — средний палец. Он готов выбить окно и влезть в тачку, включить
кондер и с кайфом уснуть на заднем сиденье, но тогда ему самому что-нибудь
выбьют. Но даже на это он сейчас согласен, лишь бы сдвинуться с мертвой
точки. И наконец, его молитвы слышат.

— Зая! — орет бегущий на всех скоростях с универа Винсент. — Заводи, нахуй!

— Ключей нет, алло! — надрывается в ответ Чонгук, оживившись. Что он опять

натворил? Хотя, стойте. Ответ сразу выскакивает из универа вслед за веселым
Винсентом и угрожает тонкой железной указкой. Этот старый хрыч — профессор
Янг, с которым у Тэхена сразу сложились отношения в стиле «ты умный, знаешь
предмет, но лучше б тебя в армию забрали, щегол». Винс снова спровоцировал
его на что-то. Только он и заставляет его старые кости шевелиться. Наверное,
есть в этом плюс. Только бы Янг не рассыпался.

— Заводи, тормоз! — Винсент не понимает, почему Чонгук все стоит на одном

месте и ниче не делает.

349/390
— Ключи, глухой! — громче кричит Чонгук. Уже все, кому не лень, таращатся то
на одного, то на другого.

Винсент уже близко. Настолько, что он решает дерзнуть и, вытащив, наконец,

чертовы ключи из кармана джинсов, швыряет в Чонгука, который, к счастью,
успевает их поймать. Было бы отстойно, урони он их сейчас. Малой резко
оббегает машину и открывает трясущимися от выплеска адреналина руками.
Винс плюет на светофор, который горит красным, и перебегает через дорогу,
едва не создав аварию и не вписавшись в чей-то лакшерный лексус. А в спину
орет профессор Янг, готовый кинуть в парня свою долбанную указку.

Винс распахивает дверцу с пассажирской стороны и резко запрыгивает в тачку.

Чонгук, не медля, жмет на газ, и мерс, оставляя за собой облако дыма, с визгом
стирающихся покрышек летит вперед.

— Что это, нахуй, было? — на выдохе спрашивает Гук, у которого сердце вовсю
долбит по ребрам. Не он убегал, но дозы экстрима нехило получил.

— Я показал старику его место, — усмехается Винс.

— Что ты сделал? — хмурится Чонгук, успокаиваясь. Тэхен закидывает рюкзак с

одной тетрадью для всех лекций на заднее сиденье и спускает окно, сразу же
закурив и вытащив руку наружу.

— Хуй свой нарисовал ему на спине мелом, пока он задрых на перерыве, — мило
улыбается Тэхен, смотря на Чонгука. — Будет знать, как меня гасить.

— Блять, Винс, — вздыхает Чонгук, сосредоточено смотря на дорогу и позволяя

себе только на полсекунды взглянуть на старшего. — За что ему гасить тебя? Ты
ж его предмет на высший балл знаешь. И вообще, с чего ты решил, что ты свой
хуй рисовал? Почему не просто хуй?

— Дело в деталях, зая, — мотает головой старший. — Да не нравится ему, когда

кто-то может рот открыть против его слова, — хмыкает Тэхен. — Иди и учись,
блять, на адвоката с тем, кто тебя сразу затыкает. Долбоеб, — Винс стряхивает
пепел наружу и лижет сухие губы.

— Тебе бы щас деканат пизды не дал после этого, — усмехается Чонгук. — Янг
же сразу побежит жаловаться куратору.

— Да похуй, я че, не смогу себя отстоять? Не поняли они еще походу за полгода,
с кем дело имеют, — Винс глубоко затягивается и откидывает голову на спинку
сиденья.

Политика Винсента в университете такова — пусть не трогают, а он будет

учиться себе в кайф таким методом, который комфортен и удобен лично ему. Он
изначально сам все изучал, сам себя поднял, сделав образованным человеком,
даже на школьное образование не рассчитывал, так будет и дальше. Ему если
бы корка не нужна была, хрен бы он вообще пошел в универ. Сам бы все вытянул
налегке. Но некоторым преподам первокурсник с нетипичным для их заведения
внешним видом встал поперек горла. Точнее, поперек их нигде не нужной
гордости. Но есть и те, кто его понимают и смогли найти с ним общий язык и
верный подход. Просто дайте ему учиться, мать вашу.

350/390
И он учится, сразу же став одним из лучших на курсе. Однокурсникам сразу, с
порога дал понять, что лучше им не рыпаться. Они и поняли, одного его взгляда
в первый день учебы хватило. Зауважали даже. Он и помогал некоторым,
которых более сильные прессовать стали сразу же, и пиздился с этими самыми
сильными, да и не раз, и сейчас у них что-то типа войны, где Чонгук — его
правая рука, и тоже не откажется попиздиться. Он от Винсента старается не
отставать, они друг другу помогают, за что некоторые завидуют им и ненавидят.
Такой дуэт еще поискать надо. Где-нибудь на пьяной тусовке на чужом заднем
дворике поищите хамоватого блондина, может, повезет. В общем, универ — это
ежедневный взрыв различных эмоций и ситуаций, дохуя приключений, о
которых Чонгук в школе мечтать не смел. Постоянные терки, погони, драки и
тусовки. Вот, из чего состоит их с Винсентом жизнь в универе.

Они подъезжают к небольшой уютной кафешке, в которой Чонгук

подрабатывает с недавних пор.

— Ну все, пиздуй, — Винс хлопает его по бедру. — Как и всегда, будь

осторожен. Я своим братанам доверяю максимально, но есть ситуации, в
которых никто не властен.

— Красиво пиздишь, Винс, — улыбается Чонгук. — Универ тебя реально чему-то

учит.

— Да я бы книги писал спокойно, и дело не в универе, да ну нахуй все это, —

отмахивается старший.

— Ладно, я понял. Я всегда осторожен, — кивает Гук.

— Если бы это был кто-то другой, хуй бы я тебя пустил, — хмурится Винсент.

— Да, знаю. Ладно, пойду, — малой тянется к старшему, и тот захватывает его
губы, крепкой хваткой мнет его футболку на груди, но похуй. Чонгук ему в ответ
его блондинистые патлы ерошит.

— Все, пиздуй, не то опять тут застрянем, — тяжело выдыхает в поцелуй Винс.

— Хорошо, валю, — улыбается Чонгук, целует в щеку невинно и выскакивает.

Винс выходит и пересаживается на водительское, гладит руль пальцами и с
облегчением выдыхает. Он снова на месте.

А кофейня, в которой Чонгук работает, принадлежит Чон, мать его, Хосоку.

Да, Хосок реально сделал это. Помимо действительно вкусного кофе, его
небольшая, но уютная кофейня быстро приобретает клиентов еще и своим
оригинальным названием «Заебанто». Хосок уверяет, что якобы такое слово
существует, и оно привлекает абсолютно каждого, кто проходит мимо или видит
рекламу в соцсетях. Короче, Хосок бомбанул и быстро пошел в гору.

У всех жизнь стала налаживаться. Территориальные войны больше не трогают

этот район, случай с Диего отбил желание каждого, кто хотел открыть рот
против и идти на Намджуна и его друганов, которых в народе прозвали
отбитыми психами за их безбашенность и жажду крови. Теперь в районе царит
относительное спокойствие, без дебилов никак. Но в целом жить стало чуточку
приятнее даже в такой дыре. Намджун для этого много делает.
351/390
Что стоит сказать об остальных, так это то, что мама Джина пошла на поправку,
теперь она даже на улицу выходит и дышит свежим воздухом, гуляет
неподалеку от дома со своими подружками-соседками когда как ее сын, Ким
Сокджин, решил из-за настояния своей мамули применить диплом и пошел
работать в местной школе учителем младших классов. Ему реально нравится,
что уж говорить, он действительно любит свою работу, а вне школы также
помогает Намджуну с районными двигулями, как впрочем и остальные пацаны,
добровольно решившие жить двойной жизнью. Район из сердца не вырвать, как
говорится.

Чимин захватывает сердца поклонников, которых у него становится все больше.

И кто бы мог подумать, что он станет футболистом, да еще и таким крутым? Да
все могли подумать! И тот же Винсент. Так и случилось. Чимин играет в местном
клубе, зарабатывает постепенно растущие деньги, но больше — любовь
приходящих в его фан-клуб фанатов. Юнги порой начинает ревновать, но ниче,
привыкает. Главное, Чимин свою мечту воплотил в жизнь. Сам же Юнги активно
ушел в наркотики. В смысле, не в употребление, а в создание и распространение
под началом всеотца Намджуна, ставшего партнером с Джиханом. У них, можно
сказать, даже единство.

Давон на том же месте, и сердце ее на месте — в руках Джихана, который смог.

Реально ж смог! Охуеть.

— Дай зажигалку, — бурчит Чонгук.

— Да заебал, восемнадцать исполнилось, и все, взрослый пацан? — ворчит Винс

как старый дед, но дает зажигалку. Они присели посреди гаражей в ожидании
крысы, которой надо показать ее место. Воровал товар Намджуна, надеялся, что
никто не спалит.

Почему малой с Винсентом на этом деле? Да, и Гук порой участвует в операциях.
Нравится ему этот адреналин, а попасться или пострадать ему никто из
братанов никогда не позволит. Да и бьет он хорошо, сильно, они это уже
выяснили еще тогда, когда пиздили людей Диего за Хосока. Хоть Винс и Чимин
не хотели, чтобы их ребенок в такие движения влезал, тот остался
непреклонным. Наконец-то все права принадлежат ему, восемнадцатилетнему.
И он решил, что хочет помогать этому району и Намджуну, учебу же не бросает
и не собирается. Так что, хули нет?

Чонгук закуривает и сует Винсу зажигалку в карман спортивок, якобы случайно

задев ладонью его промежность.

— Ты это, фильтруй движения, если не хочешь прям в этих кустах выебанным

быть, — Винс шлепает малого по заднице и скалится.

— Да я случайно, — отвечает Чонгук, а сам бессовестно лыбится в ответ.

— Короче, ща он выйдет, и резко ему пару пиздюлей дадим. Не борщи опять, —

строго смотрит Винс на вылупившего глаза зайчонка. — Ты реально уже в отрыв
ушел, — закатывает глаза старший.

352/390
 — Ну бля, я чутка забываюсь, — пожимает плечами Гук. — Тебе че, не нравится,
когда я такой бешеный бываю?

— Да мне тебе в рот морковку засунуть хочется, — мотает головой Тэхен.

— Какую морковку? — хмурится младший.

— Да эту… — Винс чешет затылок и отмахивается. — Блять, все, мы чет не туда

свернули, допиздишься щас.

— А может, я этого и хочу, — хитро улыбается зайчонок.

— Ебать, зая, я щас брошу все к чертям и трахну тебя, успокойся, —

предупреждает Винсент и нервно делает затяжку. И так всегда, дразнит,
нарывается в неподходящих местах, и часто они осуществляют свои фантазии,
но сейчас без вариантов, не тот случай. Винсент только предвкушает, как они
освободятся от дела и наконец сожрут друг друга.

— Да все, окей, — смеется Чонгук. Он докуривает и бросает окурок в траву.

— Э, ты че творишь! — не контролирует громкость голоса Тэхен. — Тушить

надо, алло!

Чонгук растерянно смотрит на него, затем на кусты, куда улетела сигарета.

— Пожар хочешь устроить? Блять, не умеешь курить, не кури! — закатывает

глаза Винсент.

— Трава зеленая и влажная! — тычет на кусты пальцем Чонгук.

— Пиздец, блять, все равно туши окурок, дебил, — Чонгук наклоняется над
травой и пускает ниточку слюны туда, куда кинул свой бычок. — Ты серьезно?
— смотрит на него с каменным лицом Винсент.

— Пожар предотвращен, — улыбается Чонгук. Но старший уже переключает

внимание на их цель сегодняшнего вечера.

— Э, слышь, уебок, — присвистывает Винсент вышедшему из гаража,

неподалеку от которого они встали, мужику, пиздящему наркоту. — Хорошо
наворовал? Получилось продать? — улыбается старший и идет к чуваку в
смешном кепарике.

Чонгук сразу хмурит брови и сжимает кулаки, как злой зверь начинает идти к
растерянному мужику, который ничего не успевает понять. Винсент спокоен, он
перекатывает в губах фильтр и идет к нему неторопливой походкой.

— Я с тобой говорю, хуйло, — меняет интонацию Тэхен. — Чужое брать

нехорошо. Вдвое больше возвращать придется.

— Не бейте! — заикается мужик. — У меня ничего нет, я все просрал, — и

заплакать ведь готов.

— Ты просрал шанс не быть избитым, хуй тебе кто поверит, — усмехается

Винсент. — Ну че, давай пару ласковых ему, — кивает он Чонгуку. Тот как пес на
353/390
«фас» реагирует и нападает на мужика, сразу заехав ему в челюсть. Много не
надо. Придавить его к бетонной стене возле железной двери гаража и ударить
еще пару раз. Чонгук мысленно себя контролировать пытается, но Винс
помогает. — Все, хватит. Ну че, возвращаешь то, что спиздил, или мне тоже
добавить? Поверь, лучше тебе не доводить до этого.

— Правда ничего нет! — всхлипывает мужик, прижимаясь к холодной стене.

— Блять, — Тэхен трет средним пальцем переносицу и, сделав затяжку,

подходит к мужику. Чонгук отходит в сторону. Винс берет того за ворот куртки и
бьет в нос. Тот скулит, как избитая собака, и готов упасть, но стена не
позволяет. — Давай еще раз. Тащи все, что украл. Так не делается у нас.
Воровать нехорошо, ушлепок. Намджун доверился тебе, дал работу, за которую
платил, а ты решил нож ему в спину вогнать? Если бы каждый на районе это
узнал, все бы тебе в лицо харкнули, и я буду первым. Так что, давай, разбуди
свою совесть, если не хочешь валяться на свалке расчлененным, и возвращай
то, что тебе не принадлежит.

— Х-хорошо, я верну, только не бейте больше, — пытается прикрыть лицо

мужик. Кепарик давно валяется где-то на земле.

— Вот и умница, — Тэхен тянет улыбку и хлопает мужика по щеке. — Мозги еще
есть в башке.

И он возвращает. Спиздил он, конечно, знатно за время, которое работал у

Намджуна. Это несколько килограммов порошка и чуть поменьше травы. То есть,
дохуя денег. Чонгук еще разок ему показывает злобный средний палец, и они
уезжают.

— Ну, че по крылышкам? — спрашивает он, ерзая на сиденьи в обнимку с

пакетом травы.

— Ты, блять, шмаль спрячь под сиденье сначала, — Винс лениво крутит баранку
и курит, коротко кидая взгляд на взбудораженного Чонгука. — В тюрьму
захотел?

— У Намджуна есть в полиции знакомые, он меня вытащит, — пожимает

плечами малой.

— А я нет? — хмурится Винс. — Я тебя, типа, не вытащу?

— Бля, если только ты разнесешь участок или подорвешь тюрягу, — хихикает

Чонгук. — И я через дыру выскочу.

— И че дальше? — поднимает бровь Винс заинтересованно.

— Поедем в другую страну и будем всю жизнь шифроваться, — задумчиво

отвечает Гук.

— В Мексику, — уже вовсю в голове фантазирует их жизнь Тэхен. — Но лучше,

конечно, нам остаться здесь, с нашими пацанами.

— Я бы их с нами хотел забрать. Без них не то, — мотает головой зайчонок.

354/390
— Отвечаю, — тут только согласиться.

Они покупают ведро крылышек и пиво и останавливаются в своем любимом

месте за городом, откуда самый лучший вид открывается. Романтика, все дела.
Малому теперь пиво в свободном доступе разрешено, полноценно взрослый,
заслужил наконец. В его восемнадцатилетие он устроил марафон и
дегустировал множество видов пива, как много веков не пивший кровь вампир.
Последствия наутро были кошмарными, но братаны были рядом и помогли
справиться. Но есть и плюсы. Теперь он шарит в пиве и может распивать его
наравне со старшими, не боясь запретов.

Чонгук, наевшись острых крылышек, сидит с довольной мордочкой и смотрит на

огни далекого города, барабаня пальцами по колену.

— Больно? — спрашивает Тэхен, взяв ладонь малого и разглядывая красные от

ударов костяшки.

— Жжет слегка, не болит, — отмахивается Чонгук.

Винсент подносит его ручонку к губам и осторожно целует каждую костяшку.

Чонгук смотрит на него огромными глазами и не дышит. Тэхен всегда так
делает, всегда поцелуями залечивает раны, и, как бы это абсурдно ни звучало,
поцелуи эти всегда помогают. Чонгук любую боль готов выдержать, если эти
губы будут исцелять.

— Теперь ваще не больно, — выдыхает он, вырвав руку. Он тянется к старшему

и целует. Поцелуй острый из-за крылышек, но от этого еще более вкусный. Но,
если честно, даже крылышки кфс не такой кайф, как эти губы.

— Че ты мнешься, прыгай на коленки, зая, — низким голосом произносит Винс в

губы малого, и сам его уже к себе перетягивает, почетно усаживает на его трон
на своих коленях и ведет руками по талии к бедрам, только бы везде потрогать,
везде успеть, как будто в последний раз его касается. Не насладиться им до
конца никогда, слишком хорош.

— Давай, осуществляй угрозы, — улыбается Чонгук, кусая старшего в шею,

протираясь кончиком носа о слегка щетинистую щеку и от этого еще больше
заводясь.

Но тут в окно кто-то стучится. Чонгук дергается так, что головой бьется о крышу
мерса. Тихо матерится и трет макушку.

— Блять!

— Какого хуя? — раздраженно смотрит в окно Винсент с наполовину снятой

футболкой.

Чонгук быстро возвращается на свое сиденье и светит в полумраке своими

красными щеками, как фарами. Винсент поднимает весь свой матерный словарь
и приспускает окошко, максимально зло зыркнув на помешавшего им мужика.
Этот приперся из машины, стоящей рядом. Сюда часто поебаться приезжают. А
этому, видимо, не дали, раз другим мешает.

— У вас колесо сдулось, — тычет он пальцем вниз и говорит таким обычным

355/390
будничным тоном, как будто даже не понял, что перед ним два запыхавшихся
полураздетых парня.

— Охуеть! Ты не мог подождать, пока мы закончим, чтобы сообщить об этом?

— рычит Винсент, скалясь.

— Ну бля, я не слежу же, че вы мутите, пидоры сраные, — закатывает глаза

мужик. — Увидел колесо и решил сказать, чтобы осторожнее ехали до города.

— Заебись, спасибо, — и каждый в этот момент готов поверить в искренность

Винса и его фальшивее некуда улыбку. — Теперь пиздуй, друг, пожалуйста,
просто съебись, трубы горят, — он отмахивается от мужика, как от заебавшей
мухи, и поднимает стекло перед его носом. Хорошо, тонировка не дает
разглядеть все, что внутри происходит. Видны только силуэты, если в темноте
напрячь зрение. Тэхен откидывается на спинку кресла и тяжко вздыхает, затем
поворачивается к малому и говорит: — Надо было нам домой двигать. Нигде
покоя нет.

Но на него уже как внезапный ураган нападает бешеный зайчонок и атакует

поцелуями, продолжая раздевать с еще большим порывом.

— Доброе утро, сладкий, — хихиканье в самое ухо. Винс морщится и еле

разлепляет глаза.

— Че за сладкий нахуй? — хрипло спрашивает он малого, который уже стоит

перед ним, лежащим на их вечном и любимом полу, с чашкой кофе в руке. Он у
Хосока научился варить ничем не хуже кофеек и делает его для старшего
совершенно бесплатно. Что еще нужно для кайфа?

— Зато ты проснулся, — довольно хмыкает Чонгук. — В универ пора, тебе

сегодня доклад рассказывать.

— Бля, — Винс трет лицо и откидывает одеяло.

Он без футболки, в одних адиковских шортах, шурша тапками с тремя

полосками, выходит на улицу и закуривает, присев на корточки на бордюре
перед падиком. Рядом сто сороковой стоит, как всегда всех окружающих
заставляет восхищенно вздыхать. Тэхену так кажется. Собраться в универ раз-
два, поэтому, пока Чонгук одевается и собирает книжки в рюкзак, старший
решает подышать свежим районным воздухом. Сонный мозг улавливает ор
совсем рядом. Тэхен прыскает, чуть не сплюнув сигарету.

Прямо по курсу картина: синий форд фокус, зеленый опель, стоящий напротив
него, Чон Хосок и Чон Давон. Брат и сестра начали вести новую войну — войну за
парковку.

— Да найди ты себе другое место! Блять, Хосок! — пищит Давон, замахнувшись

сумкой на брата. — Я первая купила машину и начала ставить ее тут! Это мое
место по закону!

— По какому закону! — нервно машет руками в ответ Хосок, увернувшись от

удара сумкой. — Я выиграл в гонке, значит, место мое!
356/390
 — Мы не договаривались гонять на место! — орет Давон. Весь район разбудили.
Тут других будильников и не бывает. Джин тоже выглядывает из окна и тихо
ржет, наблюдая картину.

— Да ваша гонка была похожа на забег телепузиков, — встревает смеющийся

над срачем этих двоих Винсент. — Гонка, ебать. Весь район ржал.

— Я сейчас битой твой олдскул расхерачу! — шипит змея Чон Давон, сразу же
переключившись на своего второго противника.

— Этот олдскул выжимает столько, сколько твоей черепашке не снилось. Да и

стоит он в разы дороже, — довольно улыбается Винс, с кайфом выпуская дым
вверх.

— Ага, на антикварном аукционе, — хмыкает Давон. — Короче, вы двое заебали

меня. Ты, — тычет она костлявым пальцем в лицо брата, — забыл сейчас же про
мое место. Если я вечером после работы увижу тут твою синюю хрень, я ее на
свалку отправлю, — с этими словами она садится в машину, хлопнув дверью, и
дерзко газует. Винс и подошедший к нему Хосок молча прослеживают за ней.

— Дебилка, — бурчит Хосок, как только машина скрывается из виду, и садится

возле братана.

— Отвечаю, это как будто срач мультяшек.

— Да ты затрахал тоже, — закатывает глаза Хосок и закуривает. — Она слово

держать не умеет. Думает, со мной ей прокатит делать, че по кайфу. Вон, как
Джихан с крыши сигануть готов, если она захочет. А меня не проведешь.

— Сколько вас помню, никогда по-другому и не было, а влюбленным всегда все

сходит с рук, — коротко усмехается Винсент.

— Я помню, поэтому мне ты не простил штраф, когда я на мерсе твоем был, а

Чонгуку — да, — шутливо бурчит Хосок.

— Ну, сравнил, хотя, я его тоже хорошо отчитал…

— Не сомневаюсь, — Чон мотает головой. — Тебе ж в универ ебашить, ты че тут

расселся?

— Да бля, — вздыхает Винс. — Я теперь понимаю Чонгука, когда тот по утрам в

школу не хотел.

— Тэ! Вали одеваться, — из подъезда выходит Чонгук.

Красавец, как ни крути. Еще и из-за этого им воевать в универе приходится,

отбивать друг от друга пытающихся подкатить девчонок, а иногда и пацанов. У
Тэхена тоже своего рода фан-клуб образовался, о чем он любит выебнуться
перед Чимином. И тогда их обоих снова несет не по-детски, а Юнги и Чонгуку
приходится тяжко вздыхать, молча чокаться и бухать за то, чтоб Бог, наконец,
дал их пацанам мозги и скромность.

— Все, все, ща, резко, — Винс с кряхтением поднимается и, шлепнув малого по

357/390
бедру, идет в подъезд, махнув Джину рукой и громко шаркая тапками.

— Здорова, — Чонгук сжимает плечо Хосока и встает напротив него,

прислонившись к капоту мерса.

— Я тебе хотел написать как раз. Надо нам сегодня в Заебанто обсудить кое-
что, — выглядит серьезным Хосок.

— Че-то случилось? — напрягается малой, понизив голос.

— На месте узнаешь. Я щас тоже на работу еду. После универа сразу туда,
нигде не задерживайся.

— Блять, заинтриговал и ниче не говоришь, — недовольно бурчит Чонгук.

— Нельзя так!

— Да я боюсь, ты потом палить будешь нас, — цокает Хосок.

— Если это опять какой-то прикол по типу импотенции Тэхена, то я вас обоих
отпизжу.

— Не, если бы, — мотает головой Хосок и встает, затушив окурок о подошву
кроссовка и швырнув в урну. — В общем, имей в виду, — и идет к машине,
раздразнив любопытство мелкого.

Чонгук тяжко вздыхает и скользит ладонями по лицу.

— Ебучие интриги, — злится он и еле сдерживается, чтобы не пнуть колесо сто

сорокового.

Чонгук на парах рассеянный, как никогда. Он ушел глубоко в раздумья о том,

что имел в виду Хосок, и почему он не сказал этого при Тэхене. Может, это его и
касается? Теперь уже на самом деле страшная история о Винсенте? Чонгук
даже представить боится, что может услышать от Хосока. Он грызет кончик
ручки, давно сбился и отстал от лекции, которую нудно читает препод. Винс
спит рядом с капюшоном на голове, откинутой назад. Он эту тему уже давно
изучил, ниче нового для себя не узнает, а сон — это святое.

— Че с личиком, зая? — спрашивает на перемене Тэхен, взяв малого за

подбородок и внимательно осматривая, как будто пытаясь считать его эмоции и
причину такой загруженности. — Ты с утра, как мы в уник поехали, тухлый
какой-то.

— Да я не выспался походу, — пожимает плечами Чонгук.

— Э, хули смотришь? — Винс уже кидается на пацана с другого курса, который

проходит мимо парней в коридоре и засматривается на Гука дольше, чем на
секунду. Тот резко отворачивается и ускоряет шаг. Хрен, кто хочет иметь дело с
Тэхеном. — Так-то. Пиздуй, петушок.

— Да он просто глянул, — Чонгук провожает пацана взглядом и поворачивается

к Тэхену.
358/390
 — Я так же скажу, когда кто-то на меня вылупит глаза, — улыбается Винс и
ерошит волосы малого.

— Да нихуя, — дуется тот.

— Видишь? — бросает смешок старший. — Все, погнали на пару. После нее я

еще одного индюка отпиздить должен за факультетом.

— Какой дохуя плотный график у тебя, — усмехается Чонгук.

— А как ты хотел? Долбоебов на место надо ставить.

После пар Чонгук то ли выдыхает, то ли наоборот больше нервничать начинает.

Винсент подвозит его до Заебанто, а сам едет на очередную подработку на
стройке в центре города. Долго целует еле сдерживающего тревогу зайчонка и,
наконец, выпускает.

Чонгук пулей вылетает из машины и провожает ее взглядом, пока та не

сворачивает на углу. Он нервно жует губу и затем подрывается в Заебанто, не в
силах больше терпеть интригу. В небольшой кофейне, выполненной в черно-
белых тонах, по центру стены разбавленных взрывом разноцветных абстрактных
рисунков, всего один посетитель. Тупак тихо льется из колонок и заряжает это
место родной атмосферой, несмотря на то, что кофейня расположена близко к
центру, находится на цивилизованной территории, не то что их вшивый, но
родной район. Хосок сегодня один. С ними еще Югем и Бэм работают. Бэм,
кстати, учится в одном унике с Чонгуком и тоже часто бывает вплетен в их
терки. Практикует читку и уже записывает какие-то треки, потихоньку
находящие слушателя.

Хосок только своих хотел видеть рядом, а не кого-то из этих высокопарных

придурков из центра, которым нет и не будет доверия. Он бодро делает кофе.
Увидев Чонгука, широко улыбается.

— Блин, Хо, ну че происходит? — взволнованно спрашивает Гук, подойдя к

стойке и наблюдая за старшим. Тот может с закрытыми глазами сделать лучший
кофе, вообще не парится. Чонгук внимательно смотрит и замечает, как
техничными, едва заметными движениями Хосок клеит под пластмассовую
крышку маленький пакет с белым порошком и закрывает ею бумажный
стаканчик.

А все не так просто. Кофейня — чудесно. А кофейня, плюс магазин волшебной

дури — лучше некуда. Намджун с Хосоком долго обговаривали вариант с
наркотой в кофейне, но в итоге все вышло просто охуенно. Спрос на кофе возрос
вместе со спросом на дурь. Прибыль и Намджуну, и Хосоку, а второму еще и за
то, что торгует у себя на точке, и другим бариста больше зарплата за риски.
Прежде, чем продать, они тщательно изучают клиента на доверие. Здешним
нельзя верить, но постоянных клиентов среди них становится все больше. В
общем, этот бизнес не подкачал.

— Ваш кофе, — говорит Хосок клиенту, и тот забирает стаканчик, положив на

стойку чуть большую сумму, чем требуется за американо.

— Спасибо, — бросает мужчина и уходит, оставляя парней наедине.

359/390
— Блять, Хосок! — Чонгук готов на стену лезть от распирающего его
любопытства.

— Да че ты завелся? — поднимает брови Хосок. — Щас остальные подкатят,

будем обсуждать день рождения Тэхена. Он же через пару дней уже.

— Бля, — Чонгук с таким облегчением выдыхает, что будто все вокруг вместе с
ним становится легким, почти невесомым. Он трет лоб и опирается о стойку. — Я
тоже думал об этом, но все никак не придумаю, как быть.

— У нас огромное преимущество в том, что он постоянно стабильно забывает о

своем дне рождения. Мол, голова другим занята, а это все ерунда. Вот и
подумаем вместе, что ему организовать, — Хосок ставит возле малого какао и
шоколадный эклер. — Поешь пока, ты ж ничего после пар не ел стопудово.

— Спасибо, Хо, — улыбается Чонгук и садится за ближайший круглый столик, с

кайфом попивая горячий какао и заедая вкусным свежим эклером.

Спустя десять минут Чонгук слышит знакомый рык бмв и оборачивается. Это
Чимин с Юнги подъехали. Брат поправляет кепку и, сунув руки в карман белой
худи, идет в кофейню. Юнги бросает окурок в урну и идет за ним. Увидев
малого, Чимин улыбается и крепко обнимает сзади за плечи, куснув за мочку
уха.

— Чимин, ну, — пытается увернуться от атаки обнимашками Гук, потерев

укушенное ухо.

— Че, взрослый стал? — усмехается Чимин и ерошит его волосы. Никто никогда
не перестанет это делать, походу.

— От тебя потом несет, — морщится малой.

— Я после тренировки. Хосок суету навел, — Чимин кидает на друга шутливо-

сердитый взгляд. Тот подходит, и они начинают бороться.

— Блять, — закатывает глаза Юнги. Но и до него Хосок добирается. — Да блять,

Чон Хосок.

— Давай, не стой столбом!

Хосок хватает его в объятия и слегка встряхивает, как игрушку. Легкий, мелкий,
и терзай его, как хочешь.

— Проснись, Мин Юнги, — смеется Хосок и выпускает парня.

— Я тебе уебу, — с каменным лицом говорит Юнги, опускаясь на стул возле

Чонгука. Чимин смеется.

— Его только одно будит… — говорит он, но Хосок прерывает, размахивая

руками.

— И мне лучше не углубляться, понял, принял!

360/390
— Долбоебы, — вздыхает Юнги.

Пока Хосок готовит кофе парням, подъезжает Джин на велике и с сумкой через
плечо, забитой тетрадями учеников и книгами.

— Ебать, как ты все это таскаешь с собой, еще и на велике, — удивляется

Чимин.

— Со временем привыкаешь, — Джин здоровается с парнями и плюхается на

стул. — Поначалу я хотел сжечь все это к хуям.

— Как мамуля? — спрашивает Юнги.

— Отлично, она вливается в круг сплетников двора, значит, ей уже лучше, —

тепло улыбается Джин.

А потом приезжают Намджун, Джихан и даже Давон, которую вырвали на

перерыв с работы. И все в сборе. Хосок хоть и бурчит, что их дохуя, но всем
делает кофе и каждому по их личным предпочтениям, и так они уютно
рассаживаются в центре кофейни вокруг круглого стола, как какие-то рыцари.
Хосок закрывает Заебанто на перерыв, перевернув табличку на «закрыто», и
садится с остальными, начиная заседание.

— Короче, у нашего Ван Гога день рождения скоро. Вы же все помните об этом?
— спрашивает он, и все кивают. — Зато он нихуя не помнит, поэтому нам надо
придумать ему какой-нибудь приколдес на день рождения. Итак, ваши
варианты, — Хосок откидывается на спинку стула и складывает руки на груди,
готовый слушать всех.

— Тут можно разгуляться, — довольно потирает ладони Чимин. — Пранканем

его или будет милый внезапный сюрприз?

— Об этом я не подумал, — хмурится Хосок. — Окей, тогда голосуем. Пранк или

сопливый сюрприз?

— А если это все объединить? — предлагает Давон, отпивая латте.

— Мне нравится, пусть он запомнит этот день на всю жизнь, — соглашается

Намджун, улыбнувшись.

— Как насчет спрятать его тачку? — предлагает Чимин, злорадно улыбаясь. — А

ему скажем, что ее угнали.

— Если ты хочешь, чтобы в свой др он схватил инсульт, то дерзай, — озвучивает

мысль каждого присутствующего Джин.

— Да, это слишком жестко, — кивает Джихан. — А может, пошутим, типа его в
армию призывают? Я смогу нарыть поддельную повестку и вояку.

— Тоже инсульт, — мотает головой Чонгук. — Лучше так не шутить.

— Блять, сложно с этим Ван Гогом, — закатывает глаза Джихан.

— Милые праздничные тусы тоже не про него. Да не про кого из нас. Надо что-
361/390
то экстремальное, — Хосок трет подбородок.

— Но и нашими привычными не удивишь его, — задумчиво говорит Юнги.

— Я уже подумал, — поднимает руку Чимин. — Есть пара идей, как сделать
такой день рождения, чтобы он охуел от жизни, — хитро улыбается Пак.

— Уже страшно, но, я думаю, мне это понравится, — ухмыляется Хосок.

— Выкладывай, хули.

И Чимин рассказывает. Всем идея нравится. Все охуевают, но постепенно

вникают. Одобряют стопроцентно, смеясь с возможных реакций Винсента на
сюрприз. Чонгук долго думает и мысленно извиняется перед своим парнем.
Ниче, потом извинится, как следует.

Вдруг в кофейню кто-то стучится и все хором шугаются, сразу же затихнув.

— Э, вы охуели?! — слышится за стеклянной дверью кофейни, за которой стоит

Винс, вглядывающийся внутрь. — Открыли резко, пидарасы!

— Все быстро сменили тему и сделали вид, что не шарите ни за какой день
рождения, — быстро предупреждает Хосок, встает и открывает недовольному
Винсу.

— Я не понял, вы че тут шифруетесь всей толпой? — он всех оглядывает и

щурится с подозрением. — Че за крысятничество? Все в сборе, а меня не
позвали.

— Ты ж работящий, вот и не стали тебя дергать, — пожимает плечами Чимин,

стараясь выглядеть непринужденно, хотя дико тянет заржать.

— А вы все типа бездельники? Еще и зайчонка моего припахали, или ты с ними

заодно? — ворчит Тэхен, вертя ключ от мерса на указательном пальце.

— Да бля, Винс, не суетись сразу, решили на перерыве свидеться, тебе только

звонить собирался, — Хосок демонстративно машет телефоном. Особо в
экстренной ситуации и не пофантазировать.

— Даже Заебанто прикрыл, хуя се, — хмыкает Винс и садится с остальными.

— Тащи кофе. Да побольше. Компенсация за то, что вы все сучары и кидалы.

Умаслив Винсента вкусными круассанами и двумя порциями кофе, они

продолжают спокойно сидеть и обсуждать уже далекие от дня рождения темы,
а Тэхен даже и не догадывается, что тут планируется за его спиной. Вокруг есть
движения куда важнее, чем какой-то праздник в честь рождения на этот тупой
свет.

Вечерочком, после игр на футбольном поле, пацаны потихоньку расходятся по

домам. Погоняли мяч, с кайфом попили пивка и тихо-мирно, не привлекая
внимания, разбежались. Через два дня день рождения Винсента, и каждый с
трепетом ждет момент, когда задуманное будет осуществлено.

362/390
Долгожданный выходной. Никаких пар, никаких рож преподов, и тишина.
Чонгук, сделав Тэхену утренний минет, тихо сваливает в Заебанто на смену,
уехав с Хосоком, а Винсент лениво распластался по матрасу и совершенно не
хочет шевелить конечностями. Проспать бы весь день, а потом с новыми силами
вернуться в мир. Где-то за окном шум района, но Тэхена он не трогает. Слишком
хорошо ему сейчас, когда он балансирует между сном и реальностью, все еще
пребывая в эйфории от губ Чонгука на своем члене. Он, кажется, засыпает, видя
малого во сне, но через какое-то время резко распахивает глаза, разбуженный
яростным стуком в дверь.

— Ебаный нахуй, — рычит Тэхен и поднимается. — Кому уебать с утра?

А на дворе давно уже полдень.

Он открывает дверь и видит брата и сестру Чон. Оба в панике, взволнованные,

как будто грохнули кого-то.

— Что? Что такое? — нетерпеливо спрашивает начавший раздражаться Винс,

смотря то на Давон, то на Хосока.

— Чонгука! Легавые! Забрали, блять! — задыхается Давон, а Хосок поджимает

губы и смотрит на Винсента виновато. Ему сказать тупо нечего. Он все просрал.
— Они увели его прямо с Заебанто!

Винсент бледнеет, сердце падает, он не верит своим ушам и просто смотрит на

девушку растерянно.

— Что? — бесцветно спрашивает он.

— Тэхен, мать твою! Они накрыли кофейню.

— Я не был рядом, вышел, — тихо говорит Хосок, не решаясь смотреть другу в

глаза.

— Как? Нет, блять… Нет, — мотает головой Винс и отходит назад. Надо взять
себя в руки. Сейчас он придет в себя от на скорости въебавшей ему новости и
включит свой режим «иду бить ебала», и тогда всем, кто его зайчонка коснулся,
не поздоровится. Но прямо сейчас у него в груди болит. Его Чонгук за всех них
должен нести наказание? Ни за что.

— Тэхен, блять, проснись, — Давон готова взорваться. — Эта ваша херня во всем
виновата!

Хорошо добивает. Хосок закрывает глаза и трет лицо.

— Тэ…

— Щас, нахуй, — Винсент возвращается в дом и начинает быстро одеваться.

— Я Намджуну позвонил, всем нашим уже сказал, — говорит Хосок, наблюдая за

тем, как Тэхен собирается, пока Давон нервно меряет шагами коридор.

— Ебать, моего зайчонка посмели повязать, — вылетает из комнаты одетый и

заведенный Винс с горящими как у черта глазами. Он хлопает Хосока по плечу,
363/390
мол все нормально, ты не виноват. И да, Тэхен уверен, Хосок бы без боя
зайчонка не отдал, сам бы вместе с ним пошел, руки добровольно предоставил
для наручников. Так сделал бы каждый из братанов, ни на секунду не мешкая.

Хосоку хочется об стенку головой биться. Самым лучшим подарком для Тэхена
будет освобождение Чонгука. Их лучшая жизнь, ждущая где-то впереди, ни за
что не омрачится, не станет черным пятном. Они же только стали от серого
отмываться.

Пока они втроем едут в участок, Хосок смотрит в окно и старается не взорваться
от обиды. Его должны были забрать. А по Винсу видно, что он еле сдерживается,
чтобы не извергнуться вулканом и не разъебать что-нибудь. Или кого-нибудь.
Всю жизнь контры с копами, так они решили на святое посягнуть — на родного
человека. Непростительно даже закону.

Винс на дрифте тормозит возле участка, врывается туда, как цунами, а за ним
не менее боевая Давон и Хосок, готовый убивать.

— Где Чон Чонгук? — спрашивает Тэхен первого встретившегося ему копа, еле
сдерживается, чтобы не схватить его за ворот и встряхнуть хорошенько.

— Выпустите нашего ребенка! — орет Давон, ее сразу же перехватывает Хосок.

— Падлы!

— Тише, Давон, — просит Хосок. — Завали, еще больше проблем нам не нужно.

— А вы кто ему? — хмыкает мужчина.

— Я его пахан, — без колебаний отвечает Винс. Легавый скептично изгибает

бровь, оглядев Тэхена. — Какого хрена он здесь забыл?

— Есть подозрения на хранение и распространение наркотиков, — каменно

отвечает полицейский. — Ему за это грозит немалый срок.

— А вы нашли хоть что-нибудь? — Бог дарует Тэхену силы в этот момент быть
максимально сдержанным и хладнокровным, но как можно, когда дело касается
любимой частички? Бог действительно старается.

— Пока нет, сегодня будет проверка, это лишь подозрения.

— Охуеть, — нервно усмехается Винс. — Пока не доказано, не ебет, что сказано,

слыхали такое?

— Ты как с офицером разговариваешь? — сердится коп, у него аж рожа

краснеть начинает. — Сейчас за ним следом пойдешь.

— Да все, тихо, — Винс поднимает руки и лижет нижнюю губу. — Я его

вытащить пришел. И я вытащу. Если надо, с ним рядом сяду, но хуй вам, никто
из нас не сядет. Не за что просто.

— Ты откуда вообще такой смелый?

— Я? — Винс тычет пальцем себе в грудь. — О, знаешь, с кем ты говоришь?

— коп вопросительно смотрит на него. — С будущим адвокатом на первом курсе.
364/390
Тот усмехается.

— Пиздюк. У тебя никаких полномочий нет.

— Смейся, ага, — кивает Винс спокойно. — Дайте мне увидеть его.

Иначе вам всем пизда. Но это он уже не озвучивает.

— Исключено, — мотает головой коп.

— Да ну нахуй, пять минут хотя бы.

— Нельзя!

— Ну три минуты, — не сдается Винс.

— Мы че, торговаться будем тут? — закипает мужчина.

— Да блять, в падлу, что ли? — рычит Тэхен. — Я спрошу, как он, у него же
стресс щас, успокою сына. Давай две минуты, чувак.

— Офицер! — поправляет Винсента легавый.

— Блять, простите, офицер, — цедит Винс. — Ну, че насчет двух минут? Я даже
заплачу вам.

— Ты че несешь, придурок! — и нервно оглядывается на камеры. Вдруг решат,

что взятка. Упаси Бог. — Блять, пиздуй. Две минуты! Я засекаю.

— Благодарю, — и след его простыл. Он уже идет к своему зайчонку.

Винса провожают до камер. Чонгук, о котором было сказано, как об испуганном

пацане в стрессе, спокойно базарит с какой-то проституткой, сидящей с ним в
одной камере. Завидев Винсента, он резко подскакивает и подходит к решетке.
Такая мордашка, как будто заплакать готов. Точно до инсульта доведет Тэхена
сегодня.

— Тэ, — шепчет он жалобно. Тэхен накрывает его руки своими, и на душе чуть
спокойнее становится. — Я хочу к тебе.

— Зайчонок, я тебя вытащу сегодня же, — твердо говорит Винсент,

приблизившись к его лицу. — Только не бойся. Я им всем устрою пиздец.

— Будь осторожен, пожалуйста, еще и тебя закинут, — шмыгает носом Чонгук.

— А где Чимин?

— Он тоже едет сюда. У него игра сегодня должна быть, но какая щас, нахуй,
игра? Вытащим тебя.

Чонгук коротко кивает и с мольбой смотрит на старшего. В такой-то день, когда

у Тэхена день рождения, за решеткой сидеть — такое себе.

— Они не доказали еще нихуя, я все улажу, отвечаю, — тише говорит Винсент,
365/390
вдруг подслушивают их. — И бабок подкину, кому надо. Ты только не заводи
дружбу с этой… — он косится на девушку, сидящую в уголке.

— Она ничем не заразит меня, — тихо отвечает Гук.

— Да я не про это, — мотает головой Винс. — Ревную я, короче…

— Да блять, Тэ, ты серьезно? — округляет глаза Чонгук. — Мне никто, кроме

тебя, не нужен.

— Верю, — Винс кивает и целует пальцы малого.

— Хорош уже! — орет полицейский.

— Блять, уебок, — закатывает глаза Винс. — Короче, я разъебу их, а ты в любом

случае выйдешь сегодня. Не бойся только и ничего им не говори.

Гук кивает и с надеждой смотрит на уходящего Винсента.

— Ну че там? — спрашивает Хосок уже на улице.

— Че? За освобождение зайчонка будем пиздиться с легавыми.

— Я их всех разнесу! — Давон собирается вернуться в участок.

— Давон, мать твою, успокойся! — вздыхает Хосок. — Не накаляй. Все разрулим.

Винсент уже оттаскивает ее в машину.

Добросив Давон до дома, Винсент и Хосок разворачиваются и едут в центр.

— В Заебанто? — спрашивает Хосок.

— В Заебанто, — кивает Тэхен. — Там же у вас дохуя товара, нужно его спрятать
резко, пока они не сделали обыск.

— Да, это точно. Они не ошиблись, в принципе. Меня волнует другое, — Хосок
нервно барабанит пальцами по ручке дверцы. — Кто, сука, сдал нас? Мы ж все
по цепочке пойдем под статью, если они хоть что-то найдут.

— Успокойся, Хо, я не позволю им засрать нам дело. Блять, о чем тут говорить?
Где я откосил от тюрьмы после Диего… — Винсент поджимает губы. И ведь
правда, где убийство замяли, чего говорить о наркотиках?

Когда они подъезжают, Хосок оглядывается и открывает кофейню. Они тихо

заходят внутрь, свет не включают, чтобы не палиться, и тачку тоже ставят
подальше от Заебанто.

— Ты проверяешь все за стойкой и в зале. Все тащи в подсобку, а я пока в ней

пошарюсь, там же самое пекло стопудово.

Хосок кивает и начинает обыск, включив фонарь на телефоне.

366/390
 — Нам, мы с Хо щас в Заебанто, — говорит в трубку Винс, пока обыскивает
шкафчики и полки в подсобке. — Надо почистить тут все по-тихому. Странно,
как они сразу не обыскали, но это и хорошо.

— Давайте, я пока наберу людям, которые смогут помочь, — отвечает Намджун.

— Похуй на деньги, Нам, пусть вернут нам зайчонка, — вздыхает Тэхен.

— Бабки никогда не были проблемой, мы вытащим его, — соглашается

Намджун. — Если что, наберу, давай.

Винс заглядывает за ширму и замечает огромный торт, оформленный в стиле

ночного неба со звездами и планетами. Он засматривается. Красиво, ниче не
скажешь.

— Это для кого? — хмурится он, спрашивая самого себя.

Не сдержавшись, чтобы попробовать крем пальцем, он замечает, что верхний

ярус торта открывается, поэтому все, что он нашел, абсолютно все
многочисленные пакетики с дурью летят в пустое пространство торта. Он здесь
очень удачно оказался.

— Хо, есть сахарная пудра и пакетики? У меня тут одна мысль родилась, —
говорит с подсобки Винсент. — Тупая, но вполне может сработать.

Взяв у Хосока два килограмма пудры, Винс быстро и аккуратно расфасовывает

все по мелким пакетикам.

Хосок, обыскавший всю кофейню, заходит в подсобку и столбенеет, поняв, что

Тэхен спалил торт, ошивается спокойно вокруг него, даже не догнал, к чему он
здесь. Да и не до торта им теперь, не до праздника. Праздник — это победа в
деле с Чонгуком, которого они обязаны вытащить из тюрьмы.

— Слушай, это че за фигня? Ты начал делать торты? — спрашивает Винсент,

раскладывая пакетики с пудрой на полки там, где лежала реальная дурь.

— Это… — мямлит Хосок, но не договаривает, потому что его телефон очень

вовремя звонит. — Да, хорошо, — говорит он в трубку сосредоточенно и выходит
в зал. — Я еще за кофейней гляну местечко, у меня там есть заначка, я думаю,
эти сучары и там искать будут. Ты поищи еще под подоконниками, я там тоже
что-то прятал, — говорит он уже Винсенту, положив трубку.

— Давай, — бросает Винс, сосредоточенный на поисках. Эти падлы ничего на

Чонгука и всех них точно не найдут, однажды спрятали дохера дури, и сейчас
смогут.

Спустя пару минут дверь в кофейню со звоном колокольчика открывается.

— Хо, давай быстрее, — говорит Винсент, не оборачиваясь, но за спиной

оказываются два копа. — Руки за голову, пакетик на пол, — говорит ледяной
голос позади.

— Блять, — это еще самое мягкое, что может сказать Тэхен. В голове
367/390
проносится конец всего, всех их планов и мечтаний, а так и будет, если никто за
них не впряжется, вдвоем сгниют в тюрьме. Вдвоем, конечно, важно, но лучше
не на нарах.

— Живо! — давит второй коп.

— Это сахарная пудра, — усмехается Винсент.

— Мы это проверим. Ты арестован, пойдешь следом за своим пиздюком.

— За пиздюка… Мне нечего терять, я вам, пожалуй, въебу, — спокойно говорит

Винсент и разворачивается к ним с руками за головой. Жаль тех, кто сейчас в
эти бомбящие глаза заглянул, смерть — она именно в них.

— И не вылезешь из тюрьмы, на пожизненном будешь, ублюдок.

— Зачитайте уже ебаные права, — вздыхает Винсент.

— У тебя есть право завалить ебальник, — усмехается коп.

— Суки ебаные…

Звук хрустнувшего носа в тишине особенно громкий.

Грубо толкая в спину, Винсента заводят в участок. Он ни одну секунду без

грубостей не оставляет, все не может смириться с тем, что они с Чонгуком так
глупо в подобной херне оказались. Все, что ему хочется видеть сейчас — это
лицо зайчонка, только страх в его глазах видеть не хочется, и пусть только не
обреченность, не обида за то, что они не смогли на подольше растянуть свою
идеальную жизнь, которую планировали, начав с университета. Все покатится к
чертям, если они не смогут отмыться от этого дерьма с полицией, они не смогут
работать на работе своей мечты и наконец стать такой семьей, которые живут
себе и ни о чем не парятся, не беспокоятся о том, где нарыть деньги в этот раз и
как двигаться дальше. Безоблачное будущее — вот, что Винсент себе
представлял в их с Чонгуком совместной жизни.

Но он сидит с синяком под глазом и разбитой рукой за решеткой и не понимает,

где его зайчонок. Здесь же должен быть, рядом, хотя в этой ситуации бы не
хотелось.

— Куда вы Чон Чонгука моего дели? — спрашивает он у дежурящего

полицейского, подойдя к решетке. Тот игнорирует. — Алло, фараон ебаный, я с
тобой базарю, — Винсент хватается за решетку и пытается растрясти ее, она
только негромкий скрип издает. — Видишь эти руки? Я ими только что въебал
твоему коллеге, так что, будь добр и ответь, где Чонгук. Малой такой, на
зайчонка похож.

Коп наконец лениво поворачивает к нему голову.

— На допросе, и пальчики его заодно снимут. А ты мне не угрожай, щенок, за

решеткой ты только обоссаться сможешь, — бросает смешок. Тэхена это еще
больше заводит.
368/390
— Подойди, блять, — манит он его пальцем. — Я тебя размажу резко. Оттуда
пиздеть дохуя смело.

— Завали уже, Винс, — закатывает глаза дежурный, и у Винса глаза на лоб

лезут. Он че, ослышался?

— Как ты меня назвал? — он еще не представлялся и впервые видит этого копа.

Тут пара вариантов: либо у Тэхена репутация идет впереди него так далеко, что
его в полицейских участках знают, либо что-то тут нечисто. А иначе откуда?

— Винсент, ебаный, Ван Гог, — тянет коп и со скрипом отодвигает стул,

повернувшись к Тэхену персонально. Снизошел, блять. Тэхен смотрит на него
растерянно и уже совершенно нихуя не догоняет. — Хуево, наверное, за
решеткой торчать в свой день рождения?

— Че? — только и способен выдать Винс.

Че за хуйня происходит?

И тут ему осознанием по башке бьет с размаху. Утром же проверял календарь,

но даже и не подумал о том, что сегодня этот самый день рождения. Совсем
мозги отшибло, такой день забыть. Да и из пацанов никто ничего не напомнил,
обычно Хосок с утра врывается в хату с оркестром и под ухом орет, а тут
тишина. Никто ниче не сказал, не намекнул.

Винс не привязан к своему дню рождения. Для него это обычный глупый день,
да и как можно радоваться тому, что вылупился? Если бы люди еще сами
выбирали, рождаться им или нет. Каждый год в день рождения Тэхен задает
себе вопрос: захотел бы родиться, если бы дали выбор? И ответ всегда один —
нет, нихуя бы не захотел. Проживать жизнь в приюте, в одиночестве и вечном
холоде, в вечном поиске чего-то особенного, того, что даст стимул желать жить
эту жизнь, и так буквально с самого детства. Нихуя бы он не хотел рождаться,
нет.

Не успевает Винс понять все вокруг происходящее и осознать, что сегодня — его
двадцать четвертый день рождения, как начинается какой-то веселый шум,
взявшийся из ниоткуда. А может, Тэхен так ушел в себя, что ничего не заметил.

— С днем рождения, Ван Гог! С днем рождения, наш Винсент! С днем рождения,
с днем рождения, с днем рождения, Ким Тэхен! — поют песенку хором все
друзья, все близкие, ворвавшиеся в участок. И тот дежурный коп начинает
улыбаться и хлопать. И те, кому он въебал в Заебанто. Все такие веселые и
радостные, что не вяжется с обстановкой. И Винс все никак не догонит, не
вникнет в суть происходящего. Его ж посадили, и зайчонка посадили.

Хлопушки, свечи и всякое хуе-мое в этом духе прямо в полицейском участке, где
даже сами легавые собрались в колпаках и со свечами-фейерверками в руках. А
Винсент, как самый лысый, стоит за решеткой, и как будто это все не для него, и
вообще это какой-то всратый сон, где случилось столкновение крайностей —
копы и наркодилеры схлестнулись в ебанутом дуэте, чтобы поздравить Ким
Тэхена с днем рождения.

— Так, нахуй, это че за суета? — не понимает Винсент.

369/390
Полицейский, который все это время тут дежурил, подходит и открывает
решетку. Винс без лишнего базара выходит, а за ним пытается выскользнуть та
самая проститутка, но дежурный ее останавливает и закрывает дверь перед ее
носом, с сочувствием говоря:

— Прости, принцесса, тебе пока надо посидеть.

Хосок смеется и снимает все происходящее с момента, как они ввалились сюда.
Все братаны и Давон начинают наваливаться на Тэхена с поздравлениями, а тот
растерянно обнимает всех в ответ и злобно зыркает на Хосока, который в
прямом эфире показывает движ с места событий, как будто он враг народа для
Винса и тот ему нож в спину загнал.

— Жаль, ты не посидел дольше, может, угомонился бы немного, — усмехается

Чимин.

— Пошел ты, долбоеб, да вы все! Как вы могли? — охуевает Тэхен. — Я чуть за

зайчонка не обосра… кстати, где он? — Винсент оглядывает ребят, но не видит
мордашку своего малого.

— Он тебя ждет в баре у меня, — подмигивает Намджун.

— Ебать, как вы это все… Как вы, нахуй, копов припахали? Сколько вы им
заплатили? — не перестает удивляться Винсент.

— Это тебя не должно волновать, родной, — Джихан наваливается на Тэхена и

слегка похлопывает по щеке. — С днем рождения, старичок.

— Сука, а Хосок! Как ты меня наебал, брат. Поэтому ты и меня, и Чонгука

позволил так легко повязать. Но, знаешь, хуевый актер из тебя. Пиздец я тебе
попозже устрою, — угрожает он, показывая в камеру средний палец. — Мне
нахуяриться пока надо.

— Все для тебя, бро, — смеется Хосок. — Зато вон, как красиво все вышло, твое
охуевшее ебало я запечатлел на всю жизнь.

— Ебануться! — задыхается от шока Винс.

— Ну че, погнали праздновать, надо выпить за твое здоровье, а то кто ж знал,

что тебя инсульт хватит, — хлопает братана по плечу Джин.

— Еще бы! За зайчонка моего пиздец, — успокоиться трудно.

Вот увидит малого, тогда все на места вернется. Хотя его тоже придется
наказывать за наебку века.

Не успевают они все ввалиться в бар, как начинают пить, как будто из сухого
закона вырвались. Тут все стены украшены «удачными» фотками Тэхена, всякие
шары и вся эта праздничная мишура. Тут даже уже без них какой-то движ был,
веселье в самом разгаре, все ждали виновника ебаного торжества. Винсент
решает приступить к крепкому алкоголю сразу, а не ступенчато, идя от пива. Но
370/390
одно ему не дает покоя: он все никак не увидит своего зайчонка.

— Прежде, чем мы начнем толкать тосты за твое здравие, нужно загадать

желание и задуть свечи, — напоминает Чимин, повиснув на Тэхене.

И в этот самый момент в зал вывозят тот огромный торт цвета ночи, который
Винсент видел у Хосока в подсобке кофейни. Вот же блять! Все было так
очевидно! Понятно, почему Хосок затормозил. Но глупее оказался Тэхен,
который даже после охуенно большого торта не додумался составить
логическую цепочку. Этот фальшивый арест все мысли выбил из башки.

Винсент смотрит на свечи и охуевает с того, как дожил до двадцати четырех и

до того, чтобы наконец обрести таких сумасшедших, но лучших братанов на
свете. А за что ему такой зайчонок достался — чудо, загадка. Винсент хоть и
бурчит на давоновское «закрой уже глаза и загадывай», но делает, как она
велит, и загадывает одно слово.

Бесконечно. Пусть все это будет бесконечно. Пусть друзья будут бесконечно.

Пусть Чонгук будет у Винсента бесконечно.

А когда он задувает свечи и под ор братанов открывает глаза, то видит перед

собой Чонгука, появившегося из торта.

— С днем рождения, мой любимый Винсент, — сияет Чонгук и вылезает из

торта, подхваченный Тэхеном. Тот его выпускать и не думает и целует, все
начинают свистеть и весело кричать, Джихан все пытается привыкнуть к таким
вещам, а Чимин закатывает глаза.

— Спасибо, зайчонок, но тебе я тоже пизды дам за ваш ебанутый пранк, —

говорит Тэхен в губы малого. — Ты меня чуть до инсульта не довел. Даже
поломка мерса тобой не так смертельна, как эта хуйня.

— Прости, — хихикает Чонгук. — Я знал, что это будет жестко для тебя, но не
мог не сделать так, чтобы ты запомнил этот день рождения на всю жизнь.

— У вас, нахрен, получилось. А теперь, давай бухать. Ты много не пей, —

предупреждает Винсент, ткнув пальцем в грудь Чонгука.

— Я уже совершеннолетний, — бурчит тот. — И че хочу, то и буду пить. И

сколько хочу!

— Сюда иди, — угрожает Тэхен.

— Давон, спрячь меня, — смеется Гук, зайдя за девушку.

— Тронешь мне ребенка — яйца вырву, — шипит на Винсента Давон. — Дай ему
за тебя бахнуть, не будь старым занудой.

— Блять, команда нашлась. Делайте, че хотите, — отмахивается Винс и идет к

пацанам.

И они начинают бухать по-жесткому. Громкая музыка, все легендарные реперы

звучат по очереди, все танцуют, смеются и пьют, вспоминая подборку лучшего с
371/390
Винсентом, а там чуть ли не все лучшее, оказывается. Тот лишь просит их
заткнуться и по-доброму улыбается, попивая вискарь. Ближе к ночи Чонгук
вдруг берет в руки микрофон, и все решают, что он сейчас споет Тэхену что-
нибудь лиричное, но вместо этого малой просит всех выйти на улицу, и сам
выбегает, прижимается к Винсенту и просит:

— Смотри на небо, Тэ.

А там вдруг вспыхивают взлетевшие вверх со свистом фейерверки.

— Вау! — хором восхищаются все.

— Ебать, зая, это ты организовал? — улыбается Тэхен, вернув взгляд Чонгуку.

— А то по их ебалам я понимаю, что никто этого не ожидал.

— А хули, я хотел показать тебе самое красивое небо, — улыбается Гук.

— Будет звучать пиздец сопливо, но самое красивое небо — то, которое я вижу
в отражении твоих глаз.

— Щас заплачу, серьезно, я не шучу, — Чонгук прикусывает губу и смотрит в

большие глаза Тэхена, где все фейерверки отражаются.

— У меня лучший зайчонок.

— У меня лучший пахан, — шепчет Гук и трется кончиком носа о нос старшего.

И снова поцелуи, но теперь уже под фейерверками. Тусовка плавно перетекает

на улицу и приобретает масштабы.

— И че, ты типа разгонял бэху свою до трехсот? — скептично усмехается Винс.

— Было дело, отвечаю, — в ноль бухой Чимин активно кивает.

— Кого наебываешь? — слегка толкает рядом сидящего Чимина в плечо Тэхен.

— Она максимум до двухсот сорока способна выжать.

— Да бля, он же в нулину, че ты от него хочешь-то? — усмехается Джин, еще

пытающийся держаться, в отличие от этих алкашей.

— А пусть не наебывает тут, — не менее бухой Винсент мотает головой и

медленно моргает.

— Я тебя ебну чем-нибудь ща, кто тут наебывает? — еле шевелит языком
Чимин.

— Давайте, запиздитесь тут, — хлопает Джихан и улыбается. — Ни на кого из

вас не ставлю.

— Мне только этого не хватало, — бурчит Чонгук с красными от опьянения

щеками.

— Да вы все в говнище, — посмеивается Юнги.

372/390
— Это ужасно! — хмурится пьяный Хосок. — Давайте пить еще.

— Блять, — закатывает глаза Давон и наливает всем.

Уже за полночь, и никто даже не думает спать. Чуть пришедший в себя после
борьбы на полу с Чимином Винсент выхватывает Чонгука из толпучки и тащит на
второй этаж бара, где есть одна гостевая комнатка и в принципе все для того,
чтобы там спокойно жить-поживать.

— Зая… зайчонок, что ты насчет вляпаться в торт думаешь? — уже вовсю

лапает и раздевает малого размякший и пьяно лыбящийся Тэхен.

— Это вкусно, — соглашается Чонгук и поочередно целует татуировки Тэхена,

которому тоже помогает раздеться, стоит им войти в комнатку. — Но у меня
есть еще одна идея, — он чуть отстраняется от Винса и достает из кармана кучу
пакетиков с белым порошком, которые нашел в торте, когда туда нырнул. — Хо
сказал, что это сахарная пудра, да и в целом звучит прикольно, согласись.

— Странно, но давай, — кивает на все готовый Винсент.

Они стоят посреди комнаты раздетые, разгоряченные и жаждущие друг друга.

Чонгук, достав из кармана джинсов пакетики, начинает рассыпать пудру на них
и вокруг. Они сплетаются в пьяном размазанном поцелуе, а пудра сыплется меж
их губ, на плечи и грудь. Винс лижет плечо малого, и его глаза резко
расширяются. Он поднимает голову и широко улыбается.

— Это кокс, зай, — шепчет он в губы малого, как будто тайну какую-то.

— Я слишком пьян, чтобы меня это ебало, лучше выеби меня ты, — хихикает
Чонгук и лижет щеку Тэхена, испачканную порошком.

— Я тоже слишком пьян, чтобы париться о том, что мы рассыпали дохуя товара,
но так даже прикольнее, иди-ка сюда, — Винсент резко тянет Чонгука на себя.

Они расстилаются на белом, как будто снежном, от кокаина, полу и начинают

телами отпечатывать на нем силуэты. Жадно целуются и начинают сходить с
ума под действием попавшего в рот порошка. Чонгука кроет, он готов кончать и
кончать даже просто от дыхания Винса к коже. Тот садится меж его
раздвинутых ног, гладит его красивое тело и целует живот, кусает кожу и когда
делает первый толчок, чуть не умирает от кайфа, лучше быть просто не может.
Чонгук стонет громко, не боясь быть услышанным, никому сейчас нет до них
дела, да даже если и услышат — пусть. Пусть весь мир, вся вселенная их
услышит, ощутит их любовь в каждом звуке и ощущении. Это тянется медленно
либо из-за кокса, либо из-за того, что кто-то свыше позволил им этот момент
подольше испытать. Чонгук обвивает конечностями Тэхена, зарывается в его
светлые волосы и целует, не может оторвать от него взгляд, не может
контролировать улыбку и счастье в глазах. Как и Винсент, что это счастье
полномерно с ним разделяет.

Они лежат на кокаиновом полу и радостные смотрят в потолок, но видят там ту

самую звездную ночь.

— Знаешь, что я хотел бы щас сказать? — спрашивает Винс, переплетая с малым

пальцы.
373/390
— Че? — смотрит на него Чонгук.

— Это мой первый день рождения. Самый первый. Считай, мне годик, потому
что до этого не было дней рождения, и не было такого счастья в виде тебя,
зайчонок.

— С первым днем рождения, Тэхен, — Чонгук улыбается, поворачивается к нему

и мягко целует в губы.

— Спасибо, Чонгук-и.

Их космос разделился на двоих и другим там места нет. На пороге вечности. Так
было, и так будет бесконечно.

— Ну я ему не в грубой форме говорю: «ну ты хуйло, конечно», а он бесится, —

разводит руки Винсент.

— А он че? — зевает Чонгук, клюет носом. Не спали всю ночь с Тэхеном, а тот
бодрячком.

— А он нахуй меня послал, — цокает Винс.

— И что ты сделал? — медленно моргает зайчонок и поднимает глаза на

старшего.

— Как «что»? Ушатал его, — пожимает плечами тот. — Ну чувак объективно не

прав. Нельзя быть таким гондоном. Стучать на меня вздумал, при том легенды
сочиняет.

— Правильно, — кивает Чонгук. — Я ему потом добавлю.

— Моя школа, — улыбается Винс, ероша волосы малого.

— Все, готовься, ты сегодня должен поразить Янга своим докладом.

И тут входит старик. Все студенты затихают. Тот сразу злобно зырит на Тэхена и
хмыкает, опускается со скрипом на стул и сразу начинает:

— Ким Тэхен, хочу начать с тебя.

— Да базара нет, — усмехается Тэхен и собирает рассыпанные по парте бумаги

в одну кучу, встает и походкой вразвалочку идет к трибуне, встает за нее,
кладет на нее свои бумаги и вздыхает. Чонгук выпрямляется, просыпается,
готовый внимательно слушать доклад Винсента.

— Я вот, че подумал, — Тэхен поворачивает голову к Янгу. — Я подготовил

охуенную речь, но хуй вам, а не речь, профессор Янг. Вы не заслужили ее
услышать.

— Ну, — Янг снимает очки и говорит: — Я достаю указку.

374/390
 — Хватит! Вы не имеете права! — вклинивается Чонгук, подскочив со стула.
— Вы не уважаете своих студентов, вот и получайте, — малой показывает ему
средний палец, а Тэхен от радости готов засветиться.

— Отлично, — кивает профессор. — Бегите, Чон и Ким.

Пора вершить революцию в универе.

— Давай, зая! Ключи! — смеется Тэхен.

— У тебя! — кричит Чонгук.

Они выбегают из университета и несутся к священному сто сороковому.

— А знаешь, че? — ржет Винсент.

— Че еще? — спрашивает встревоженный, но радостный Чонгук.

— Я снова ему хуй нарисовал!

— Блять, Винсент!

375/390
Примечание к части Привет, бэйбис. Меня хлебом не корми, дай мне лишний раз
побыть в вайбах V3001TH. И недавно у меня созрело в голове желание написать
что-то такое, что-то особенное и важное, находящееся у самых истоков, когда
все началось и завертелось. Один шаг, который дал нам такую историю, дал
приключения братанов и объединил семьи в одну крепкую и нерушимую. Люблю
всей душой, и, надеюсь, вы будете рады тоже.

два утра в пять

За окном уже рассветает, птицы на неподалеку растущих деревьях

распелись, путают мысли и раздражают. И так в башке все запутано, как будто
наушники, которые только в карман сунули. Там много не надо. Стоит в эти
мысли углубиться, как все становится сложным и непонятным. Невыносимая
хрень, с которой Винсент не думал, что когда-то вообще столкнется.

Бывает, живет человек, преодолевает трудности, влезает в дерьмо, гордым

победителем из него выходит, отряхивается и идет дальше, задрав подбородок,
сжав кулаки и готовясь к новой порции. И вроде бы человек уверен в себе,
уверен в своих возможностях и уж точно знает, что ничто его не пошатнет, не
поколеблет. Он так крепко врос в землю, корни принципов и амбиций пустил,
что ни один даже мелкий ветерок не пошатнет, ничего не изменит. Ведь человек
в себе уверен, он сам себя выковал, сформировал, как полноценную устойчивую
личность, пройдя через различную херню и закалившись. Так бывает, и вроде бы
живется спокойно, ровно, все уже знают, что от этого человека ждать, а чего
точно не стоит. Но тут приходит какой-то пиздец, выкидывающий из равновесия,
вырывающий с корнями эти многолетние железные установки, как нехер
делать. Черт, и это все вина какого-то маленького ветерка. Легкого, свежего и
теплого, такого, под которым хочется кайфовать, закрыть глаза и немного
понаслаждаться, даже сладенько уснуть, пока он рядышком, чтобы хоть
ненадолго ощутить покой и свободу от собственных мыслей не самых радужных.

Но борьба только начинается. Разве может какой-то мелкий ветерок все к

хренам снести? Ворвался в жизнь и расслабил, рассеял бдительность и захватил
каждый уголок сознания. Реально держит в плену и не парится, может, даже и
сам не догадывается, что творит, как ворошит все установки, выбивая человека
из колеи и заставляя из-за этого насторожиться от незнания.

Что за пиздец пришел?

Он задает себе этот вопрос, кажется, пятый раз за бессонную ночь. Вслух,
негромко, выдыхая с сигаретным дымом, заполнившим комнату, как туманом.

— Блять, — произносит он хрипло, уставившись в потолок. — Вляпался.

Пока солнце не встало, он с кряхтением поднимается с матраса и чешет светлый

затылок. Волосы сзади примялись из-за долгого лежания на спине, поэтому он
ерошит их пятерней, тянется за толстовкой, валяющейся рядышком, на полу, и
медленно натягивает на голое тело, после чего зависает, так и сидя сгорбленно,
уставившись на свои вытянутые ноги. Кажется, сидит вечность или около того.
Моргает пару раз, лижет сухие губы и наконец поднимается, сунув в карман
шорт, почти доходящих до колен, пачку сигарет, зажигалку и ключи от машины
на всякий случай. В тишине еще спящего утра шаркает на кухню, берет пачку
чая и выходит из квартиры, тихо закрыв ее на замок. Лифт не вызывает, дальше
376/390
шаркает тапками на голые ноги наверх, на три этажа выше.

Короткий стук в дверь.

И тишина. Оно и понятно, пять утра, где-то так. Все нормальные люди спят, а у
него бессонница жесткая. Он стучит громче, и снова никакой реакции за дверью.
Повторив еще разок, наконец слышит недовольный голос идущего в коридор
друга. Дверь распахивается перед самым носом так, что упавшие на глаза
волосы подлетают.

— Ну еб твою мать, Ван Гог! — перед ним стоит взлохмаченный сонный Хосок со
вмятиной от подушки на щеке и даже не думает скрывать свою злость. — Че за
хуйня?

— Я подумал, может, чай выпьем? — спрашивает Винсент, стоя перед Чоном с

упаковкой пакетированного чая в обнимку.

— Ты что-то попутал, походу, — не понимает Хосок и качает головой. — Щас не

пять вечера. Пять утра, алло!

— Да знаю я, — вздыхает Тэхен и буквально забуривается в квартиру друга,

скидывая тапочки на пороге и шагая в сторону кухни.

— Ну охуеть, — растерянный Хосок закрывает входную дверь и идет за ним. А

тот уже плиту зажег, чайник ставит, как у себя дома. — Че с тобой? Обкурился?
— Хосок садится за стол и трет сонные глаза.

— Не, если бы, — Винсент достает две чашки из верхнего шкафчика и ставит на
стол. — Не спится просто.

— У тебя либо опять какие-то твои депрессивные хуйни, либо я не знаю, —

Хосок откидывается на спинку стула и наблюдает за другом. — Когда у тебя
обычная бессонница, ты работать в ночную смену уходишь куда-нибудь.

— Там другое че-то, — Винсент садится напротив, пока вскипает чайник, и

достает сигареты из кармана.

— Нет, — сразу тормозит Хосок. — Давон грохнет, если на кухне будем курить.
Щас на балкон выйдем.

Обычно шумно протестующий Винсент, которому правила не писаны, сейчас

только молча кивает. Что-то тут явно серьезное.

Чайник закипает, Тэхен делает обоим чай, и они выходят на балкон. Хосок
прихватил из спальни одеяло, потому что был в одних спортивках, и в него
закутался. Ранним утром довольно прохладно.

— Ну и че там другое? — спрашивает Хосок, закурив на пару с Винсом.

— Да я сам не ебу, — Тэхен шумно отхлебывает чаю и смотрит куда-то вдаль. А

вдали, хоть и не так уж и далеко — соседский дом, где Джин живет и сладко
спит сейчас, наверное. Хосок ему завидует. — Глаза закрываю, и сразу
наваливаются мысли, а выгнать из головы не получается. И так до утра.

377/390
— А что за мысли? У тебя проблемы какие-то? — хмурится Хосок, стряхнув
пепел.

Винсент задумывается, зависает с чашкой чая в одной руке и с сигаретой в

другой, а Хосок молча ждет, когда друг родит мысль.

— Да я бы не назвал его проблемой… — коротко качает тот головой.

— Так, стоп, ты щас о ком? — щурится Хосок.

— Блять, вот я думаю о нем, и спать прям не хочется, — продолжает свою мысль
Тэхен, даже, наверное, не обратив на вопрос Хосока внимания. — Это мозг все
сам, я даже не пытаюсь думать, это не специально происходит, а само собой.

— Да кто… — пытается вставить свой вопрос Хосок.

— И вот знаешь, у меня такого не было никогда, я даже не думал, что когда-то
такое случится в моей жизни, — Винсент делает паузу, чтобы затянуться, и вот
Хосок уже открывает рот, распираемый любопытством, но тот сразу же
продолжает, выдохнув дым: — У меня такое только к моей тачке, понимаешь?

— Какое «такое», блять? — взрывается Хосок, забыв нахрен про чай.

— Ну, это… — Винс коротко смотрит на Хосока и отворачивается.

— У нас кто-то умер? — вдруг спрашивает Чон.

— Че?

— А хули у тебя ебало скорбящее, когда ты влюбился?

Тэхену кажется, что Хосок орет, так громко это звучит. Или слово «влюбился» у
него в голове тревогой завыло, и поэтому так сильно слышно?

— Че, блять? — огромными глазами смотрит Винс на друга, сразу взбодрился. —

Не неси хуйню.

— Да не загоняй, — тянет лыбу Хосок. — Все симптомы, брат. Вот когда ты про
тачку сказал, то жестко спалился. Может, и сам того не понял.

— Че-то я спать захотел, — Винсент показушно зевает и быстренько допивает

уже теплый чай.

— Не, стоямба, — Хосок выкидывает окурок, одеяльной скалой встает у двери,

ведущей с балкона в квартиру, и продолжает улыбаться этой самой дебильной
улыбкой, которая способна в этот момент смутить даже Винсента. — Мы
выяснили, что ты втрескался в кого-то, а теперь не выйдешь, пока не скажешь, в
кого.

— Я с балкона сигану, — на серьезной волне угрожает Винс, нависший перед

Хосоком с пустой чашкой в руке.

— Ебашь, ссыкло, — хмыкает Чон. — Своих же чувств боишься, вот и загоняешь

себя в фальшивые депрессухи.
378/390
 — Пошел ты в жопу, — Винс ставит чашку на пол и подходит к ограде балкона.
— Я не думаю, что этим… чувствам, — морщится он, — надо существовать. Ему
это нахуй не сдалось.

— А че ты за кого-то решаешь? — хмурится Хосок и встает рядом. — Ты даже не

знаешь, вдруг это взаимно. Вот привык ты так. Вообще никого к себе не
подпускаешь и сам себе шанса не даешь, сразу хоронишь все. Я первый раз
вижу, чтобы ты прям вот так был. Такое нельзя проебать, Винс.

— Я точно знаю, что это лишнее, — Винсент отправляет свой окурок в полет и
смотрит вниз. — Мои вот эти вот чувства. Они стопроцентно не для него.

— Я тебя сам вышвырну отсюда, если не скажешь, наконец, кто этот чувак, —
бурчит Хосок.

Из кухни внезапно раздается агрессивный рэп DMX, из-за которого оба

синхронно дергаются.

— Бля, я думал, только ты такой ебанутый не спишь в это время, а тут мне кто-
то второй звонить решил, — ворчит Хосок и идет за лежащим на кухонном столе
телефоном. — Сука, и че все ко мне в такую рань?!

Винсент продолжает с задумчивой грустью пялиться вниз, повесив локти на

ограде.

— Чонгук-и? — слышит он голос Хосока и резко поднимает голову. Друг с

телефоном у уха возвращается на балкон. — Чего так рано встал? Что такое?

Тэхен навострил уши и с тревогой, которую пытается скрыть, таращится на

друга.

— А, экскурсия с классом, — кивает Хосок. — Да ниче с Тэхеном не случилось, он

рядом, походу, телефон дома оставил, приперся ко мне, — закатывает глаза
Чон, а Винс ему молча средний палец показывает. — На, зовет тебя, — Хосок
протягивает телефон, и ему кажется, будто крокодил чуть руку не сцапал, так
Тэхен выхватывает мобильный.

— Да, за… — сразу же осекается и быстро поправляет себя. — Чонгук-и. Все

хорошо?

Хосок стоит позади, скрестив руки на груди, и с подозрительным прищуром

сверлит затылок отвернувшегося Винса.

— Да, я просто шапку забыл у тебя в машине, — отвечает ему хриплым сонным
голосом Чонгук. — Тебе не будет трудно привезти мне ее? Или я могу сам до
тебя дойти…

— Пиздец, повезло тебе, что я не спал, не то потопал бы ты без шапки, —

хмыкает Винсент, вдруг переключившись и больше напоминая обычного себя. —
Внимательнее надо быть. Ща завезу, — и закатывает глаза.

— Хорошо, спасибо, — сонно бормочет Чонгук.

379/390
 — На, — завершив звонок, тянет телефон обратно Хосоку Тэхен. — Бля, хорошо,
что я не спал, не проснулся бы от звонка, — Винс выходит с балкона и шагает в
коридор. Хосок снова плетется за ним в своей одеяльной мантии. — Замерзнут
же уши… — бормочет он себе под нос, залезая в тапки, ждущие его на пороге.

— Ты в Чонгука втрескался? — вопрос Хосока в тишине квартиры гребанным

ранним утром звучит как самый мощный гром и отправляет в нокаут мгновенно.
Винсент зависает и, как олень на автомобильные фары, таращится на Хосока.
Вот-вот его собьют, снесут к чертям. Уже, блин!

— А? Я… в общем… это… — пытается что-то сказать Винсент. — Короче, блять!

— отмахивается он и открывает дверь.

— Нихуя себе! — орет Хосок, в ахуе смотря на оперативно ретирующегося

Тэхена. — Охуеть! Пиздуй, защитник заячьих ушек! — Хосок громко смеется, и
ему пофиг, что дверь громко захлопнулась перед его лицом. — Просто нихуя же
себе нахуй! — продолжает он громко удивляться, идя обратно на кухню.

— Чон Хосок! — орет из своей спальни Давон, проснувшаяся из-за криков брата.
— Я тебя пристрелю сейчас, долбоеб!

— Да отвали, Давон, тут, блять, такая сказка, — смеется Хосок и, укутавшись

поплотнее в одеяло, снова выходит на балкон, чтобы подождать, когда Винсент
будет садиться в машину, припаркованную внизу, и поорать еще.

А Винсент на суете. Он экстренно переодевается, влетев в квартиру, как

ошпаренный, хватает телефон, больше не допускает ошибки, оставляя его дома,
и мчится вниз.

— Эй, Ван Гог! — орет сверху Хосок, стоит Тэхену выскочить из подъезда. —
Перчаточки не забыл для его лапок?

— Пошел нахуй! — орет в ответ Винсент и садится в машину.

Он и правда несется, пробуждая район громким рыком сто сорокового. Шапка

Чонгука находится на заднем сиденье. Тэхен перекладывает ее на переднее и
каждую секунду на нее посматривает, сам на себя бесится и все еще находится
в прострации после того, что случилось у Хосока. Но, если откровенно, стало
чуток легче. В одиночку такое тащить нелегко было, Тэхену моментами
казалось, что он сходит с ума, что он ошибается, что выдумал себе что-то. Но
разве можно выдумать трепет от этих милых черных глазенок, когда они так
смотрят на тебя? Все по пизде начинает идти, но в хорошем смысле.

— А эта его улыбочка… — Винсент сам не замечает, как начинает мыслить

вслух, пока крутит баранку. — Блять, соберись, — мотает головой и снова
смотрит на шапочку. — Да блять!

Он написал Чонгуку заранее, что выехал, поэтому малой себя ждать тоже не
заставил. Стоит у подъезда, топчется, укутанный в куртку. Винсент тормозит
рядом, берет шапку и выходит из машины. Сразу же обращает внимание на его
покрасневшие от холода уши.

— Ты че, тут стоишь все это время, как я написал? — спрашивает он, обойдя
тачку и хмуро смотря на Гука. — Заболеешь же, придурок, — Винсент подходит к
380/390
Чонгуку, и тот думает, что ему протягивают шапку, но вместо этого старший сам
надевает ее ему на голову, спрятав под ней замерзшие уши. — Готово.

— Спасибо, — улыбается Чонгук. — Через полчаса автобус.

— Надо тебе шапку еще одну купить на всякий, — Винсент строго осматривает
его, сложив руки на груди.

— Не нужно мне, я эту люблю, — мотает головой Чонгук.

— Ну так не оставляй ее, где попало, — закатывает глаза Тэхен.

— В этой тачке точно не пропадет, — с улыбкой кивает на сто сороковой малой.

— Ну, это да, — кивает старший. — Ладно, пиздуй домой, собирайся на свою
экскурсию, я спать хочу.

— Мог не ехать, не заставляли, — бурчит Чонгук, смотря на Винса, идущего

обратно к машине.

— Знаешь, че я тебе скажу, — говорит Тэхен, открыв дверцу и смотря через

крышу мерса на Чонгука. Он делает короткую паузу. — Дуй в дом, замерзнешь,
— Винсент садится в машину и заводит двигатель.

Не принимай мою грубость близко к сердцу.

Вот, что он хотел сказать. И даже этого не смог. Как тут в чем-то большем
признаться? Это нереально. И это бесит.

В баре «Joke» в понедельник вечером почти никого. Тут сидят местные ребята,
потягивая пиво, а Намджун стоит у барной стойки и протирает стаканы, слушая
болтовню Джина и Хосока, устроившихся перед ним на высоких стульях. В этот
момент дверь открывается, и в бар заходит Винсент. Он молча подходит и
ставит на стойку небольшой черный пакет, который Намджун сразу же прячет
вниз.

— Это был хуйня базар, долги выбивать я умею, — Винсент садится рядом с
друзьями и игнорирует Хосока, который тут же расплывается в улыбке.

— Отлично, с ними только так, — кивает Намджун и наливает другу пива.

— А признаться ты не в состоянии, брат, — тихо говорит рядом сидящий Хосок.

Винс в ответ прожигает его убийственным взглядом и обещает страшные муки,
если еще раз об этом заикнется.

— В чем признаться? — щурится Джин, услышавший все равно громкого Хосока.

— В том, что он долбоеб, — прыскает Чон.

— Завали уже, — Винс закатывает глаза и берет свое пиво.

— Ну че, к Джихану на движ идем? Он звал, — спрашивает Намджун, смотря на

381/390
друзей.

— Я всегда «за», — быстро кивает Хосок.

— Мне нездоровится, — мрачно сообщает Винсент, глотнув пива.

— Блять, не начинай, — хлопает его по плечу Хосок. — Там, вообще-то, твой

дружок будет, — снова тихо говорит он прям у самого уха Тэхена.

— С чего ты взял? — хмурится Винс.

— Его братан же дружит с Джиханом, стопудово они там будут.

— Ладно, едем, — соглашается Винсент, стараясь игнорировать лыбу Хосока.

— Че у вас за секреты? — спрашивает Намджун, смотря на этих двоих с

подозрением.

— Да тут у Тэхена новый этап в жизни начинается, а он тормозит, — Хосок снова

хлопает друга по плечу и слезает со стула. — Давайте, погнали.

И они едут. Намджун с Джином на тундре первого, а Хосок с Винсентом на

мерсе. И лучше бы последний не сажал к себе это чудовище, не дающее
спокойно ехать. Он атакует по всем фронтам, повторяя через каждое слово
«признайся ему».

— Сегодня охуенный шанс, — качает головой Хосок.

— Я посмотрю по ситуации, — каменно отвечает Тэхен. — Закрой уже, пока из

тачки не вылетел.

— Да молчу я, — закатывает глаза Хосок. — Но пока не скажешь, не узнаешь,

взаимно ли это.

Винсент не знает, как поступить. Это классический случай, когда есть страх
ничего не приобрести и потерять то, что имеется. Надо ли оно им? Надо ли
Чонгуку?

— Я бухать, — твердо заявляет Винс, когда они приезжают. Всегда лучший

вариант забыться в алкоголе.

Он замечает Чонгука сразу. Малой сидит со своим братом и еще с какими-то

пацанами на диване. Винс забывает про Хосока, укатившего к каким-то
знакомым, и идет к средоточию алкоголя на кухне, а когда проходит мимо,
чувствует на себе лазером прожигающий взгляд Чимина, который он, конечно
же, игнорирует и коротко улыбается Чонгуку. Мелкий машет ему и улыбается в
ответ, а у Винсента сердцебиение участилось. Вот мелкий пиздюк, что он творит
с этим сердцем, пережившим кучу дерьма.

Винсент сосредотачивается на алкоголе. Он мешает дешевый вискарь с пепси и

пьет так быстро, что глотка пылает как кое-что другое после острых крылышек.
Потихоньку он начинает чувствовать пространство, музыку, которая почему-то
стала заглушенной, и людей, которые проходят мимо или подходят к нему, что-
то говорят и смеются, заставляют чокаться стаканами и орут какие-то тосты, на
382/390
которые Тэхену глубоко похуй. Бухлишко быстро сцапывает его и берет под свой
контроль целиком. Это хоть и не предел, но вполне хватает, потому что
держаться на ногах все еще нужно. Винсент поднимается со стула и двигается
обратно в гостиную. Немного плывет перед глазами, но, в целом, мозг
соображает на все сто.

— Всем добрый вечерок, — да, он подошел к Чонгуку, к его брату и их друзьям.

Они по району друг друга знают, но не находятся в каких-то близких
отношениях. Вообще, Винсента они раздражают. Долбоебы, которые что-то из
себя строят и пытаются подняться выше самого Намджуна. Хрен с маслом им.

— Здарова, Винс, выпьешь с нами? — спрашивает какой-то пацан, пока Чимин с

бутылкой пива в руке скрипит зубами громче долбящей из колонок музыки.

— Не, позже к вам подтянусь, хочу с малым побазарить, — Тэхен коротко

подмигивает немного растерявшемуся Чонгуку и кидает быстрый взгляд на его
братца. Винсент даже хочет, чтобы Чимин что-нибудь выкинул, чтобы
запиздиться с ним прямо сейчас, но сам к этому шагов делать не будет. Пусть
рыжая башка дерзнет рыпнуться, и тогда посмотрит.

— Да, пойдем, — быстро говорит Чонгук и подскакивает, не давая даже

надежду разразиться конфликту. Ни для кого не секрет, что Чимин и Винс не в
самых лучших отношениях. Они толком никогда и не были близки, но это не
мешает им желать друг друга отпиздить. А теперь так тем более. Надо же было
Тэхену повестись с младшеньким Чимина. Но он-то поприятнее старшего брата
будет. И именно с ним сейчас хочется быть больше всего.

Винс ничего больше не говорит, просто неторопливо, чуть-чуть заносясь в

сторону, идет дальше, вытаскивая из кармана толстовки сигареты и спички.
Чонгук за ним ползет сквозь толпу, боится упустить из виду. Тэхен сейчас
спокойно может встрять в какую-нибудь хрень, поэтому даже хорошо, что малой
за ним потопал.

— Твой брат пусть взгляд проще делает, когда я рядом, — Винс чиркает спичкой
и поджигает огоньком кончик сигареты. Они вышли на крыльцо, где народу
поменьше. Тэхен прислоняется плечом к колонне и скрещивает ноги. А Чонгук
рядом встает с другой стороны, чтобы тем, кто заходит или выходит, не мешать.

— Можно просто игнорировать его, — пожимает плечами Гук, потягивая колу в

стакане через трубочку. — Не хватало, чтобы вы подрались.

— Да пусть только дернется… — Винсент смотрит в сторону двери, уже будто

хочет вернуться, но тормозит, почувствовав на плече теплую руку Чонгука.

Малой своими темными блестящими глазками смотрит, как котенок,

выпрашивающий еду. Вот только сверкают глаза эти слишком ярко.

— Ты пил, Чонгук? — спрашивает Винс, ушедший в гипноз глаз мелкого.

— Прям щас, — прыскает Чонгук, подняв свой стакан с нифига не колой.

— Чтоб не палился, на будущее, заливай все в банку из-под газировки, —

Винсент хлопает Чонгука по плечу и делает затяжку.

383/390
 — Буду знать, — Чонгук возвращается на свою сторону крыльца и копирует позу
старшего. Он хоть и немного выпил, но малолитражкой назвать его можно
стопроцентно. Вдруг шатнется и покатится по деревянным ступенькам.

— А вообще, хули ты пьешь, щенок? — Винсент медленно поворачивает голову к

Чонгуку.

— Да я немного! — закатывает глаза младший. — Тут грех не выпить. Да и

Чимин мне разрешает… — тут голосок на нет сходит, потому что Тэхен смотрит
так, как будто сейчас будет мстить за предательство. — А че такого? — пытается
не растеряться Гук.

— Да ниче, пей, раз братик разрешает, — хмыкает Винс и курит себе дальше,
смотря куда-то вперед, на районные пейзажи, пока дымом сигаретным не
давится.

— Тэ, что-то ты меня зайчонком давно не звал, — хмурится малой.

А вот и причина.

Винс хочет делать вид, что не слышит, до последнего. Коротко кашляет и

продолжает дымить.

— Знаешь, типа… — продолжает Чонгук, а голос его звучит расстроенно. — Как

будто я надоел тебе, и ты даже зайчонком называть меня уже не хочешь. Это
обычно значит, что люди отдаляются, — Винс прикрывает глаза, внутри все
орет, он сам орет у себя в башке, хочет закрыть мелкому его ротик, сам
высказаться, но даже алкогольная пелена ему блок не ослабляет. — Я знаю, мы
не так давно знакомы, и, может, я не такой хороший друг, да и вообще, я же
еще школьник…

— Хватит нести хуйню, Чонгук-и, — негромко говорит Винсент, не смотря на

рядом ерзающего от неловкости Гука. — Не выдумывай всякий шлак,
засоряющий твои мозги.

— А в чем тогда причина? — Чонгук смотрит на него в ожидании, с надеждой,

вцепившись двумя руками в стакан с алкогольно-соковой бодягой, и надеется,
что услышит что-то успокаивающее. Может, реально просто надумал себе.

— Дело в том… — Винс забывает о своей сигарете, поворачивается к Чонгуку,

чутка пошатывается, смотрит в глаза своими немного туманными, но все равно
ясными, как никогда, глазами, и снова чувствует затор. Мысленный затор. Слова
не хотят рождаться, и причина есть — страх испортить все, что имеется, страх
потерять.

Дело в том, что в один миг милое и больше издевательское «зайчонок» стало
синонимом таких слов, как «любовь моя» или «жизнь моя». Разве друзей
называют так? Дело в том, что в один миг расхотелось просто сидеть в одной
тачке, колесить по району и есть фастфуд без элементарных прикосновений, без
объятий, без слишком долгих взглядов, которые не будут вызывать вопросов,
ибо всем все будет ясно — они же, блять, парочка. Расхотелось просто сидеть на
диване рядом без возможности прижать к себе и дальше так валяться. Не
хочется и ночей в одного.

384/390
Вот что-то такое бы хотелось. Чтобы без «без». Поэтому «зайчонок» или как
говорят люди — любовь моя, больше не катит сюда.

— В чем? — Чонгук выводит Винсента из глубоких раздумий.

— Да в том, что как мне по кайфу, так и зову тебя, — говорит Тэхен четко и
даже как-то слегка холодно прямо в лицо Чонгуку. — Будешь хомячком теперь.

— Да каким хомячком! — возмущенно выпаливает Чонгук. — Нет, ну! Где тут

схожесть вообще? — закатывает глаза и идет за спустившимся с крыльца
Винсентом. Тот швыряет окурок в траву и сует руки в карманы спортивок. —
Зови меня как раньше, зайчонком, Винсент! Куда ты пошел?

— Домой я, — зевает старший. — Не ори, умоляю.

— Винс, я с тобой хочу, — Чонгук кидает недопитый стакан в мусорный

контейнер и шагает за Тэхеном.

— Мы пешком. Ты тоже бухой, за руль не пущу, — зыркает на младшего Винс. А

тот довольный, лыбится. Ему хоть бы что. — В историю еще вляпаемся. Лучше
пешочком домой, и мы целы, и моя деточка…

— Ой, щас опять начнешь о своей тачке, — закатывает глаза Чонгук.

— Давай слушай, сам подписался на подкаст о моей тачке, хомячок, — злорадно

ухмыляется Винс. — Эта крошка увидела вторую жизнь благодаря моим рукам…

В общем, стоит им прийти, Чонгук раскидывает обувь на пороге, на пути к

комнате стаскивает с себя куртку и валится на матрас на полу, засопев уже
спустя минуту, пока Винсент пыхтит в прихожей, пытаясь развязать шнурки.

— Вот блять, хуйня, — бурчит он, наконец разувшись, и плетется в комнату.

Из окна льется свет уличного фонаря, поэтому тушку уснувшего Чонгука

Винсент видит сразу же. В дверном проеме у него случается ступор, а спирта в
организме будто и не было. Чонгук свернулся калачиком, оккупировав весь
матрас, и тихонько сопит с приоткрытым ртом. Винсент засматривается,
представляет себе что-то, что лучше бы не представлять, не усугублять свое
душевное состояние. А воображает он, как малой тут постоянно засыпает с ним,
просыпается с ним и отсюда едет в школу. В принципе, завтра так и будет, но
это лишь на один день. Хочется постоянно мелкого наблюдать рядом, а то
квартира какая-то уже и не та вовсе. Это отличная берлога для иногда
ненавидящего людей Винсента, но тут одного конкретного человечка хочется
видеть чаще.

Винсент не пытается теснить мелкого и ложиться рядом, хотя раньше ему было
бы плевать, чей он сон там нарушает, потому что свой важнее, но тут ни спать
не хочется, ни нарушать чонгуков сон не хочется. Поэтому Винс полночи курит
на кухне и снова много размышляет о том, что на душе и сердце происходит.
Вывод один — любит.

Как будто на поезд опаздывает, Винсент вдруг хватает свой телефон,

натягивает тапки и несется на шестой этаж, перепрыгивая через две-три
ступеньки. Оказавшись перед нужной дверью, начинает барабанить, как вне
385/390
себя, пока та не распахивается, и Винсент едва не залетает кулаком в лицо
сонному Хосоку.

— Пять утра! — бьет по стене сердитый и наверняка еще бухой Хосок, каким-то
чудом добравшийся домой. — У тебя что, план, который надо выполнить?

— У меня Чонгук дома, — быстро говорит не успевший отдышаться Винсент.

Хосок тут же в лице меняется, прям серьезный становится и дверь шире

открывает, отходит в сторону, молча пропуская друга в квартиру. Винсент
заходит, Хосок теперь уже сам чайник ставит, берет сигареты и пепельницу.

— Давон же не разрешает… — мямлит Винс, севший за стол.

— Похуй, — негромко отвечает Хосок, покачав головой. — Рассказывай уже.

— Да нечего рассказывать, я не смог ниче ему сказать, — чешет затылок Тэхен.

Хосок разочарованно вздыхает. — А он еще начал ныть, что я его зайчонком не
называю, и тут я вообще потерялся, соображать перестал, поэтому решил просто
слиться. Этот за мной поплелся, — Винс откидывает голову назад, прислоняясь к
стене, и грызет сигаретный фильтр. — Он уснул сразу же, а у меня ни в одном
глазу. Протрезвел даже.

— Ниче не знаю, но ты должен собраться и сказать ему все, — Хосок ставит на

стол две чашки с растворимым кофе, который не очень-то и любит сам, и
садится напротив. — На тебя смотреть больно. Односторонняя любовь — пиздец,
какая ядовитая штука. А вот когда взаимная, то самая кайфовая вещь на свете.

— Ну и откуда тебе это известно? — Винсент стряхивает пепел и подтягивает к

себе чашку.

— Я знаю, и все, — закатывает глаза Хосок и закуривает. — О таком молчать

тяжело. Ты можешь упустить что-то важное, пока будешь колебаться. Короче,
берешь и делаешь.

— Звучит легко, — хмыкает Тэхен.

— На деле тоже легко, главное начать говорить.

Винсент не знает, откуда Хосок такой мудрый взялся, но ему хочется верить.
Чон хоть и безбашенный моментами, но именно это и помогает ему в решении
любой херни. Винсент же более осторожный, мозги не отключает, и это всегда
помогает, но в этом случае они, видимо, не нужны. Тут сердце нужно, и это тоже
слова Хосока.

— У тебя кто-то был, что ли? — щурится Винс, смотря на друга.

— Не, не в этой жизни, — усмехается Хосок, качая головой. — Мне и так по

кайфу.

— Даже не знаю, везет тебе или нет, — задумчиво говорит Тэхен.

И сидят они так до самого восхода солнца, снаружи уже жизнь просыпается,
голоса слышны, и таинственность раннего утра куда-то улетучивается до
386/390
следующего дня. Они молча курят, иногда говорят, моментами устраивают
словесные перепалки, и от драки их останавливает только спящая Давон.

В семь приходит сообщение от Чонгука.

— Ну че там? — не может не любопытствовать Хосок.

— Хочет домой за учебниками сгонять и в школу, попросил брата приехать, —

мрачно пересказывает сообщение Винсент. — А я на че ему? Не хватало мне,
чтобы Чимин здесь ошивался.

— Да может, он тебя заебывать не хочет, — Хосок встает и подходит к окну. —

Чимин уже приехал. Синяя бэха же его?

— Ага, — хмыкает Винс и даже не думает вставать и смотреть. — Ушлепок.

Пусть пиздует скорее отсюда.

— Да не заводись. Щас они уедут, а ты иди и поспи, потом жду план по захвату
сердечка зайчонка, — подмигивает Хосок и хихикает.

— Да заебал, я просто пойду и посплю, — устало говорит Винс и поднимается. —

Не звони мне до обеда, понял?

— Не ходи ко мне в пять утра тогда!

Винсент возвращается в квартиру, где только что еще сладко спал Чонгук, и
снова сталкивается с пустотой, шаркает в комнату и смотрит на постельку
помятую, которую малой, видимо, хотел наспех прибрать. Но ей не суждено
быть убранной, потому что теперь на нее валится Винсент и утыкается лицом в
подушку, пропахшую волосами Чонгука. На ней будто даже еще его тепло
сохраняется.

— Теплый зайчонок… — бормочет в подушку Винсент и вдруг резко

подскакивает. В груди ноет опять, мозг не хочет работать.

И правда. Это, походу, время сердца. Прямо сейчас. Хосок прав, все тяжелее
существовать, пока односторонняя любовь ядом отравляет. Да так и есть,
Винсенту туго, ему тяжко, и жизнь неинтересна, хоть и без того никогда не
претендовала на его идеальную мечту. Нихуя.

А вот тут что-то другое.

Уже пора бы назвать это любовью, но Винсент бережет эти слова, чтобы они
первостепенно дошли до адресата, чтобы даже в голове впервые не звучали.
Чонгук первым их должен услышать, раньше, чем сам Винсент себе это
произнесет.

Он снова в спешке, снова к Чонгуку, но в этот раз он чувствует, как все внутри
горит и хочет быть озвученным. Его терзаниям сегодня должен прийти конец, и
пусть возможен плохой исход, главное, что это будет сказано. Винсент хватает
ключи и телефон, натягивает толстовку поверх черной футболки, тапки, шорты,
кепка козырьком назад, и вот он вылетает из подъезда. Хосок, наблюдающий
387/390
сверху, довольно улыбается. Как знал, как чувствовал. Специально досыпать не
пошел, чтобы не проморгать такой важный шаг, совершаемый братаном прямо
сейчас. Только бы заднюю не дал по итогу.

Винсент крутит руль и параллельно пишет Чонгуку, спрашивает, где он сейчас.

«Уже забрал рюкзак, еду в автобусе. У Чимина не получилось докинуть меня до

школы» — пишет малой, и Тэхену этого вполне достаточно.

— А вот я бы его отвез, — бурчит он под нос, давя на газ. Раздражение к Чимину
никак не дает ему спокойно существовать. Но не до него сейчас.

Это тот редкий момент, когда Винсент не ведает, что творит. Он реально
отключает мозги и несется по маршруту школьного автобуса так, будто это его
вселенская миссия, а если не догонит, опоздает, то, считай, жизнь просрал. Да
потому что сейчас или никогда. Черт знает, когда в следующий раз сердце
созреет для признания, которое прежде никогда и никому.

Адреналин подогревает, очень вовремя активизировался, потому что тут

соблазн дать по тормозам и подождать еще, повариться в своих мыслях,
слишком велик. Винсент не привык признаваться в своих чувствах. Это вообще
исторический момент, ведь он впервые такое делает. Он готовит себя к
худшему, как делает обычно, чтобы не так паршиво было потом. Типа, знал же,
что так будет, поэтому не так больно.

Становится еще тяжелее, когда он уже видит впереди едущий автобус, на себя
мысленно орет, чтобы не замедлялся, наоборот ускорился и догнал. Так и
делает, хвалит себя и совершенно не знает, что делать будет, когда догонит.
Нервно жамкает руль руками, тот скрипит под крепкой хваткой, принимает на
себя часть нервов. Всегда помогает.

Сейчас, сейчас. Никакого «никогда».

Автобус близко, хорошо, местность не людная, да и машин тут не так много

проезжает, поэтому Винсент идет на обгон, нервно поглядывает на рядом
плетущийся школьный автобус и оказывается впереди. Вот это гонка! Гонка,
которую он сейчас заслуживает. Проехать мимо тоже уже не вариант, слишком
близка цель, соскочить не получится. Видел бы сейчас Хосок, разочаровался бы.
Да и вообще, не надо было ему говорить ничего. А может, надо было. Может, так
и правильнее.

Остатки разума уходят за кулисы, сто сороковой летит прямо перед автобусом и
резко начинает тормозить, в метрах пятидесяти, оставляя на пыльном асфальте
следы шин, и становится поперек дороги, перекрывая автобусу путь. Тот тоже
вынужден замедлиться и остановиться, он делает это поспешно, скрипит,
сейчас будто развалится, и останавливается в нескольких метрах от мерса.
Водитель сразу же выскакивает из окна и орет:

— Ты что вытворяешь, придурок?! Свали нахрен с дороги!

Винсент выходит из машины, шмыгает и шагает к автобусу фирменной

походкой.

— Завали, мужик. Мне один там нужен, — кивает на салон, забитый

388/390
школьниками.

— Похищать кого-то собрался? Так я и позволил! Щас полицию вызову…

— Кого хочешь вызывай, допиздишься тут…

— Винсент! — слышит он голосок того, за кем мчался, сломя голову.

Из автобуса выскакивает Чонгук, вытаращив глаза в таком шоке, что не

передать словами.

— Что ты делаешь? — пищит он, подбегая к старшему. — Пьяный, что ли?

— Я даже когда родился, таким трезвым не был, зайчонок, — Винсент обо всем
вокруг тут же забывает, стоит мелкому оказаться перед ним.

— Что-то случилось? — взволнованно спрашивает Чонгук и оборачивается к

водителю, который уже собирается куда-то звонить. — Езжайте, меня подвезут,
— кивает он на Тэхена.

— Ты его знаешь? — щурится водитель.

— Нет, блять, — закатывает глаза раздраженный мешающим водителем

Винсент. Господи, как же он не в тему сейчас.

Сердце так колотится, что почти глушит внешние звуки.

— Езжайте, пожалуйста, — просит Чонгук и поворачивается к Винсенту. У того

взгляд туманный, рассеянный, бегающий. Малой впервые таким видит старшего.

Благо, водитель больше не задает вопросов, видимо, проблем не хочет, и

правильно. Он трогается с места и аккуратно объезжает занявший полдороги
мерс с недовольной физиономией. А школота в автобусе вопросительно
таращится из окон на парней.

— Зая… — Винсент с таким теплом выдыхает это, что внутри прям все тает. — Я
тебе сейчас скажу что-то… — нечеловеческие силы ему нужны, чтобы начать
говорить, но, глядя в эти глазки, он молчать больше не может. — Выбрось мои
слова в мусорку, если не принимаешь их, я это пойму.

— О чем ты? — тихо спрашивает Чонгук, нервно ковыряя лямку рюкзака на

плече. Вокруг машины проезжают, сигналят недовольно, но им в эту минуту
совершенно плевать на окружающий их мир.

— Зайчонок, я хочу сказать, что… — кто-то очень громко сигналит. Винсент

начинает накаляться. — Я щас биту достану и всем их лобовухи повыбиваю к
хуям, — цедит он, не смотря на источники раздражения. — Я хочу сказать, что я
тебя…

— Машину убери, мудила! — орет кто-то из очередного автомобиля. И откуда

они тут вдруг все взялись? Вот именно сейчас, когда такое важное происходит.

— Я за битой, — скрипя зубами, говорит Винсент и идет к багажнику.

389/390
 — Стой, не надо никому ничего выбивать! — Чонгук подрывается за ним и
хватает за локоть уже собирающегося открыть багажник Винсента.

— А хули они не дают мне сказать, что я люблю тебя?! — взрывается Винсент,
уставившись на Чонгука.

И тут как будто прям как в фильмах мир застывает, и в центре этого
замороженного момента только они двое, смотрящие друг на друга. У Винсента
как будто медленно наступающий шок от собственных слов, от того, как
внезапно они были сказаны на грани, с зашкаливающим нервяком, который все
эти мимо проезжающие идиоты обострили. А Чонгук, кажется, вообще дар речи
потерял. До него туго доходит, но как тут не дойти? Так красноречиво еще
никто не признавался. Такое хрен не поймешь.

— Я тебя люблю, зайчонок, — повторяет Винсент, и уже звучит легче, четче. Он

ни в чем так не уверен, как в этих словах. — Без «кажется» или «походу», а
стопроцентно. Я слишком долго обмозговывал это, чтобы сейчас мямлить.
Базару нет, я тебя люблю. Понял? Люблю. Я тебе время дам подумать о том, что
ты сейчас услышал, и если надо будет, я сам принесу тебе мусорное ведро, куда
ты эти слова выкинешь, если они тебе не нужны будут.

— А я это мусорное ведро тебе на голову надену, мне оно не сдалось, — Чонгук
завороженно смотрит на старшего, глаза его блестят, вот-вот и расплачется. —
Потому что я тоже… — малой на секунду замолкает и выдыхает: — Тоже люблю
тебя. Стопроцентно, Тэ.

— Зая, если шутишь… — хмурится Винсент, не верящий в услышанное. Он

подходит ближе, нависает над малым и берет его лицо в ладони. — Если ты
шутить вздумал…

— Люблю я тебя, придурок! — шмыгает носом Чонгук. — Поэтому мне и стало

обидно, когда ты перестал меня зайчонком называть.

— Потому что «зайчонок» равно «люблю», Чонгук-и, — Винс гладит его щечку
большим пальцем. — Я тогда не готов был палить контору. Но теперь
зазайчонкаю тебя.

— Залюбишь, значит? — пытается улыбнуться Чонгук. Ему бы не разрыдаться

позорно.

— Да, зайчонок, — Винсент кивает и целует малого в кончик носа. — До

бесконечности.

— Винс… — скулит Чонгук и прижимается к старшему, уткнувшись лицом в его

теплую грудь.

У обоих упал груз с сердца, и это сердце заполнилось той самой любовью,
которую они сдерживали. Прорыв дамбы успешный, красивый. Так и должно
было быть.

— Все, теперь в школу, — Винс гладит малого по плечу и целует в макушку.

— Серьезно, после такого в школу? — поднимает голову Чонгук и смотрит

удивленно.
390/390
— А ты че думал? Любовь от учебы не освобождает. Давай, прыгай в тачку, а
потом я тебе сюрприз устрою, — подмигивает Винсент, тепло улыбаясь малому.
Как же легко стало на душе!

— О, на свидание пойдем? — поднимает брови малой.

— Конечно, как все нормальные парочки, — кивает Тэхен.

— А ты подготовился, — хихикает зайчонок.

— Не, я, вообще-то, мусорку для своих чувств готовил, — бросает неловкий

смешок Винс.

— Ну и дурак, — закатывает глаза Чонгук. — Твои чувства будут у меня в

целости и сохранности.

— Я вызываю эвакуатор! — орут из машины. Оказывается, тут все еще проблема

с движением на дороге.

Винсент вздыхает, нежно гладит малого по волосам и открывает багажник.

— Пять секунд, — говорит он, доставая биту.

— Винсент, нет! Блять!

И вот так вот зайчонское сердце попало в эти жесткие, немного грубые, но
самые любящие руки.

Зайчонок значит люблю.

391/390