Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Shlyakhov Kitay I Kitaytsy Privychki Zagadki Nyuansy
Shlyakhov Kitay I Kitaytsy Privychki Zagadki Nyuansy
Андрей Шляхов
Китай и китайцы. Привычки. Загадки. Нюансы
Счастливого путешествия по закоулкам китайской души!
Родившись на склонах,
Плывут облака без труда,
Завидую птицам
И в трепете дивном немею.
Но я на вершину взойду
И увижу тогда,
Как горы другие
Малы по сравнению с нею.
Ду Фу. «Взирая на священную вершину»
ОТ АВТОРА
Признаюсь честно – я давно собирался написать нечто подобное.
Китай интересовал меня с детства – иероглифы, драконы, мандарины в странных
одеяниях…
Ну и, конечно же, – все эти таинственные, непостижимые восточные единоборства.
Когда один взлетает как птица и, не успев приземлиться, играючи выводит из строя две
дюжины противников.
И странные картины, вроде ничего особенного – птица, сидящая на ветке, или горный
пейзаж в дымке тумана, а глаз не оторвать.
Данью времени были слова «дацзыбао» и «хунвейбин», но они, к счастью, уже забыты.
Надеюсь, что навсегда.
Я жадно проглатывал любую книгу о Китае, которая попадалась мне в руки. Правда, в
детстве моем книг о Китае попадалось немного – сказывалась тогдашняя напряженность
между «двумя братскими коммунистическими странами», Советским Союзом и Китаем.
К счастью, времена изменились, и информации о Китае стало не в пример больше, и
«великое противостояние» двух красных сверхдержав закончилось так удачно – без
последствий, и ездить в Китай можно хоть каждую неделю, были бы время и, разумеется,
деньги.
Каждая следующая поездка в Китай доказывала мне простую истину – сколько времени
там ни проведи, все равно будет мало.
Китай велик, многогранен и непостижим.
Кажется, вот-вот целиком раскроется перед тобой эта великая страна, показав тебе все
свои тайны…
Но только кажется. О Китае иностранцы знают поразительно мало, а о китайцах – и
того меньше. Зато стереотипами о жителях Китая мы напичканы по самые уши. Что, разве не
так?
Китайцы едят все, что движется и не имеет колес или крыльев!
Китайцы по утрам непременно делают свою гимнастику. И непременно – на улице!
Китайцы, вне зависимости от пола и возраста, одеты одинаково – в синюю
полувоенную форму!
Китайцы любят чай. Ничего другого они не пьют!
Китайцы спят и видят, как завоевать весь мир!
Продолжать можно бесконечно, но зачем тратить время на глупости? Тем более, если
можно провести время с пользой?
В один прекрасный день мне захотелось написать книгу о китайцах. Подчеркиваю – не
еще один путеводитель по Китаю, а книгу о китайцах.
Книгу, которая развеет мифы, сломает стереотипы и поможет читателям понять темные
стороны китайской души. Оговорюсь сразу – «темные» здесь не означает «плохие».
«Темные» означает «невидимые», вспомните, «чужая душа – потемки».
Сказано – сделано. Я сел за стол и принялся набрасывать план книги…
Через два месяца я принес готовую рукопись в издательство…
Очень надеюсь, что эта книга будет вам интересна, дорогие читатели. Во всяком случае
– мне очень этого хочется. Можно даже сказать, что это мое заветное желание.
Читайте на здоровье!
И если вы никогда не были в Китае, то я уверен, что после прочтения моей книги вам
непременно захочется там побывать.
Приятного чтения!
Да, совсем забыл – не надо бояться того, что китайцы завоюют весь мир! Они давно
уже это сделали. Не верите? Оглянитесь вокруг себя и посмотрите, какая часть товаров,
которыми мы пользуемся, сделана в Китае.
Убедил я вас?
Уверен, что убедил.
В заключение – анекдот на эту же тему:
«2050 год. Китай завоевал весь мир. Одесса. По улице Шанхайской (бывшая
Дерибасовская) идут два китайца.
Один говорит другому:
– Ах, Изя, знал бы ты, как мне надоело постоянно щуриться...»
ПЕКИН
В Пекине, расчерченном на ровные квадраты и прямоугольники, изобилие прямых (так
и хочется сказать, «как путь, указанный Мао Цзэдуном») улиц, хотя, насколько мне известно,
суеверные китайцы длинных прямых дорог и улиц не уважают. Почему не уважают? Все
очень просто – злые духи способны передвигаться только по прямой, поэтому и крыши
домов загнуты кверху, улицы нарочито искривлены, а многие дороги намеренно проложены
извилистыми.
Впрочем, улица может быть и прямой (именно такими они были в старых китайских
городах, строившихся по единому «генплану»), только бы не сквозной. Для того чтобы злые
духи расшибли свои лбы, прямые улицы упираются в стены, ограды, а иногда и в
искусственно насыпанные холмы.
Поглядывая для надежности на карту, я шел к Запретному городу и с упоением
впитывал в себя (иначе и не скажешь) атмосферу старого Пекина.
Пекин впечатлял, Пекин поражал, Пекин завлекал меня постепенно, то и дело открывая
что-то новое, заставляя удивляться, восхищаться и радоваться тому, что я – здесь.
Воздух в центре Пекина пах стариной, а еще чем-то пряным и, конечно же, едой.
В Китае существует настоящий культ еды.
Они бы не поняли Винни-Пуха с его вечным: «А не пора ли нам подкрепиться?» Какой
смысл спрашивать об очевидном? Конечно же – пора.
Старинное китайское приветствие, которое кое-где в ходу до сих пор, так и
переводится: «Вы уже поели?»
Если – да, то все в порядке. Сытому китайцу море по колено.
Если – нет, то это непорядок, требующий срочного выправления.
Китайцы едят всегда, двадцать пять часов в сутки, и харчевни, не говоря уже о лотках
уличных торговцев разной нехитрой снедью, расположены здесь на каждом шагу. Буквально
– на каждом шагу. Местные «деятели общепита» имеют привычку выкатывать свои тележки,
оборудованные всем необходимым, вплоть до жаровни, прямо на тротуары, по ходу
движения «народных масс».
Удержаться и не попробовать что-либо невозможно, правда, многое, скажем так…
аппетита не возбуждает. Я долго убеждал себя в том, что не стоит воротить нос от еды,
которую на моих глазах с таким аппетитом едят местные жители, но так и не смог
попробовать жаренных в масле цыплят, еще не успевших вылупиться из яйца. Выглядели
они не очень завлекательно, а при мысли о том, что их следует есть «с костями», мне стало
как-то не по себе, и я поспешил отвернуться в ту сторону, где на коротеньких деревянных
палочках лежал шашлык из свинины.
Ничего общего с шашлыком в нашем понимании – совершенно другой вкус, да и само
мясо другое, менее жирное. Но вкусно. Или я просто поддался общему настроению?
Обогнув внушительную крепостную стену, огораживающую императорскую
резиденцию, Запретный город (сами китайцы называют этот комплекс «Древние Дворцы»,
что по-китайски звучит как «Гугун»), от остального мира, я оказался на знаменитой площади
Тяньаньмэнь. «Тяньаньмэнь» переводится с китайского как «Врата небесного
умиротворения», так как ворота, некогда стоявшие на этом месте, сгорели от удара молнии в
середине пятнадцатого века, после чего Небо пришлось умиротворять с помощью
положенных ритуалов, чтобы с новыми воротами ничего не случилось. Эти же самые ворота
дали свое название и крупнейшей в мире площади...
Когда-то через ворота Тяньаньмэнь император отправлялся для совершения
жертвоприношения в храм Неба или в храм Земли. Здесь же, у ворот, глашатаи читали
императорские указы. А вообще-то китайские императоры не особо любили покидать свою
резиденцию. И правильно делали – такой огромный дворцовый комплекс ни на минуту
нельзя было оставить без присмотра. Да и заговорщиков в любом дворце в любые времена
хватало. Выедешь на прогулку императором, Сыном Неба, а вернешься непонятно кем, если
еще вернешься. Вот и сидели императоры сиднем в своем «запретном городе», роскошном,
огромном, многолюдном...
Мао Цзэдун со своего огромного портрета приветливо глядел на свой собственный
мавзолей, расположенный здесь же, на площади.
– Вить, а тут красивее, чем на Красной площади! – раздался слева женский голос. – И
мавзолей веселенький! И вообще как-то представительней. Аж за державу обидно.
– Дура, – глубокомысленно отвечал мужчина. – Это им должно быть обидно. У нас есть
чувство стиля, а здесь – сплошная безвкусица!
Я бы не согласился с этим утверждением – дворцы с башнями, белокаменные колонны,
украшенные искусной, местами стершейся, резьбой, мне понравились. Правда, без
придворных в роскошных одеяниях выглядел Запретный город малость тоскливо, это так. И
ничего таинственного, волшебного, необычного. Огромная императорская резиденция,
только и всего. Отсутствием какой-либо древней тайны Запретный город даже немного
разочаровал, признаюсь честно – я ожидал большего.
Добросовестно осматривая достопримечательности, я порядком устал, но все же
заставил себя отправиться на прогулку по вечернему Пекину. Не хотелось проводить вечер в
отеле.
Толчея на пекинских улицах – еще та, особенно вечерами. Люди, рикши, велосипеды,
тачки торговцев, автомобили – все это хаотично движется во все стороны. На ум сразу же
приходят броуновское движение, вавилонское столпотворение и переход с «Киевской»-
кольцевой на «Киевскую»-радиальную в семь часов вечера в будний день…
Нет, я не прав – какие могут быть сравнения с московским метро? Здесь все по-
другому, ведь я в Китае. Об этом напоминали не только толпы китайцев вокруг, но и
большие красные фонари (то ли из плотной бумаги, то ли из материи), висевшие чуть ли не
над каждым входом, своеобразная архитектура зданий, обилие иероглифов, и такие
непривычные для меня агитационные плакаты…
А эти велосипеды, вездесущие велосипеды, велосипеды, поражающие не только
количеством, но и разнообразием, доселе никогда мною не виданным. От помеси самоката с
детской коляской до настоящих «грузовичков» с педальным приводом, от экземпляров
времен Чан Кайши, удачно переживших «культурную революцию», не попав в переплавку,
до современных многоскоростных монстров.
Я попытался остановиться, чтобы рассмотреть витрину магазина, уставленную
разнообразным фарфором, и тут же на меня налетел китаец, шедший следом за мной.
– Пардон муа, – неожиданно услышал я.
Французская речь в сердце столицы Китая прозвучала так смешно и нелепо, что я
расхохотался. Прохожие огибали меня, стоящего посреди тротуара, с обеих сторон,
удивленно оборачиваясь. Они явно не могли понять, чего такого смешного можно найти в
фарфоровых вазах и чашах. Несколько человек, проявляя вежливость, даже
поприветствовали меня, как знакомого, дежурным «нихао».
– Нихао! – отвечал им я, сопровождая приветствие дружелюбной улыбкой. Кстати,
«плохо» на китайском будет «бухао», почти как «бухать».
– Ты представляешь, их рабочие действуют четко по инструкции, но бездумно! –
донеслась справа родная речь. – Даже не пытаются «включить мозги». На чертеже помарка в
стороне от линии разреза – он по этой помарке и станет резать! Ни о чем не привыкли
задумываться! Те еще путаники!
Двое мужчин «директорской наружности» обогнали меня и затерялись в толпе.
– Но пашут с утра до вечера, как заведенные. Не то что наши раздолбаи… – было
последним, что я услышал.
Соотечественников в Китае хватало.
Вечером Пекин вместе с остальным Китаем занят делом – ужинает. Лотков с едой на
улице становится втрое больше, чем днем. Куда их столько? Останавливаюсь около одного
лотка и интересуюсь у улыбчивого китайца средних лет (а может, и не средних – если китаец
не седой, то возраст его для европейца остается загадкой), сколько стоят его шашлычки из
мяса, напоминающего свинину.
Китаец показывает два пальца – два юаня, мол.
– Пиг? – указывая рукой на шашлычки (пальцем в Китае лучше ни на что не
показывать, здесь это дурной тон), спрашиваю я.
Продавец что-то быстро тарахтит на своем языке, не забывая улыбаться.
Отчаявшись добиться ответа, я несколько раз хрюкаю. Выходит очень похоже, сам не
ожидал от себя подобного мастерства.
Мой собеседник несколько раз подряд кивает головой и даже цокает языком.
Решаюсь и протягиваю продавцу две бумажки по одному юаню.
Получаю одну палочку с аппетитными кусочками мяса. Осторожно откусываю от
одного – и правда свинина! Улыбаюсь продавцу на прощание и иду дальше.
Через пять шагов в моих руках остается голая, гладко оструганная палочка.
– Это ж надо так оголодать! – вслух говорю себе я и останавливаюсь около очередного
лотка.
Покупаю здоровый початок вареной кукурузы, любимое лакомство детских времен, и
иду дальше.
Потом до меня дошло, что вокруг находится множество соблазнительных
ресторанчиков, в которых можно не только утолить голод, но и дать отдых ногам.
Я зашел в первый попавшийся, с наслаждением сел в плетеное креслице, несмотря на
заслуженный вид, оказавшееся очень удобным, и устроил пир горой, потратив на это благое
дело целых двадцать пять юаней. Без чаевых, чаевые в Китае давать не принято, разве что
служащим отелей, да и то не везде и не всегда.
Не понравилось лишь одно – то, что все заказанные блюда здесь принято приносить
клиенту разом. Китайцы едят очень быстро, и засиживаться за столиком в ресторане или, тем
более, в обычной харчевне здесь не принято. Мне же хочется вдумчиво смаковать каждое
блюдо и вдобавок наслаждаться царящей вокруг подлинно китайской атмосферой, поэтому
решил впредь заказывать блюда по одному, тем более что большинство из них готовится за
считанные минуты. Да нет, не минуты – мгновения.
1 Даосизм – учение о Дао, или «пути вещей». Как особая философская система возник в Китае в VI – V вв. до
н.э. Основоположником даосизма принято считать Лао-Цзы.
Улица, где некогда были мастерские, можно даже сказать – фабрики, по изготовлению
фаянса, называется Люличан. Находится она в квартале Суаньву. Квартал этот почтенного
возраста – он был построен в эпоху Цин (1664 – 1911 гг.), а окончательно сформировался к
концу девятнадцатого века.
Ныне улица Люличан, как и большая часть квартала, представляет собой сборище
самых разномастных магазинчиков, торгующих тем, что мило сердцу туриста: фарфором,
картинами традиционной китайской живописи, вышивками, благопожелательными
табличками, керамикой, куклами-марионетками, опиумными трубками. Здесь же можно
купить рисовую бумагу, кисти, тушь и, конечно же, предметы антиквариата.
Впервые мне рассказал об этом славном месте двоюродный брат матери, дядя Саша,
человек неспокойной судьбы.
В начале девяностых он оставил НИИ, в котором проработал пятнадцать лет, и замутил
бизнес с китайцами – возил оттуда все, что можно было продать в Москве, а продать в те
времена можно было все.
Однажды… как многозначительно это слово, как много оно обещает!.. Итак, однажды
моего оборотистого дядюшку занесло в Пекин, где он в поисках прибыльного товара
побывал и на улице Люличан. Товара на продажу там, разумеется, не нашлось, но зато
нашлось кое-что другое – за сто долларов в одной из лавочек он купил (вернее, ему продали)
антикварный кинжал времен заката династии Тан, говоря по-нашему – девятого века. Еще
сто долларов пришлось отдать таможеннику в Шереметьеве, чтобы беспрепятственно ввезти
в нашу страну приобретение, классифицируемое как холодное оружие.
– Представляете – девятый век! – горячился дядя Саша, потрясая кинжалом и
сертификатом перед гостями.
Сертификат был хорош – свиток плотной рисовой бумаги, испещренный иероглифами,
да еще с красной восковой печатью на красно-золотом шнурочке.
Кинжал выглядел похуже – полуметровая, местами ржавая железяка. Мне больше
понравились костяные ножны, на которых еще можно было разглядеть очертания некогда
искусно вырезанных дракона с одной стороны и феникса – с другой.
– Он стоит несметных денег! – закатывал глаза счастливый обладатель. – Мне повезло
– у хозяина лавочки умер отец и он распродавал все за бесценок, чтобы набрать достаточно
средств для похорон!
Обстоятельства выгодной покупки немного коробили щепетильных лиц из числа
окружающих, но дядя Саша этого не замечал. За несколько лет челночества он стал
законченной акулой, нет, не акулой, – пираньей капитализма.
Дядюшка так трясся над своим антикварным кинжалом, что даже завел для него в
спальне особый маленький сейф. С кодовым замком и «неподбираемым» ключом.
И долго бы еще мой дядя млел, разглядывая свою покупку, если бы в один ужасный
день его бизнес не угодил меж бесстрастных жерновов судьбы, перемалывающих в мелкую
пыль все – и судьбы, и надежды, и желания...
Любой бизнес, как известно, состоит из взлетов и падений. Увы – не был исключением
из этого правила и бизнес моего шебутного родственника. В один прекрасный, то есть – в
один несчастный день его обокрали прямо в туалете аэропорта «Шереметьево». Оглушили,
затащили в кабинку, где и обобрали до нитки, похитив все деньги, предназначенные для
закупки новой партии товара. Деньги дядя Саша хранил в специально сшитом поясе,
надеваемом на голое тело, под фуфайку, и искренне верил, что найти их невозможно, но
злоумышленники их нашли без труда.
Придя в себя, дядя Саша поднял шум, но уже было поздно…
Ему срочно понадобились деньги. Надо было «выправлять ситуацию».
Судьбоносное решение – продать кинжал династии Тан – далось дядюшке нелегко, но
что поделать – больше ничего ценного у него не было. Нет, была еще квартира, но продавать
ее дядя Саша не собирался… Короче говоря, мой дядя, рука так и просится написать «самых
честных правил», предпочел расстаться с кинжалом.
Не стану скрывать – трудно далось ему это решение. Очень трудно.
Нужные, то есть понимающие и со связями, люди скоро нашлись. Дядя Саша по
очереди показывал им кинжал и слышал один и тот же приговор:
– Подделка. Цена ей – десять баксов в базарный день!
Дядя Саша нервничал и обвинял экспертов в невежестве. Эксперты обижались и
советовали ему… Впрочем, это можно пропустить. Ничего дельного они ему не советовали –
просто давали выход эмоциям, и все тут.
Теперь дядя Саша работает охранником в какой-то гимназии. После того случая он
«завязал» с коммерцией, и из буржуя снова превратился в наемного работника.
Более того – он стал убежденным марксистом. Коммунистом наивысшей пробы.
О кинжале, привезенном из Пекина, мой дядя предпочитает не вспоминать…
В сейфе он хранит коллекцию значков с изображением Ленина, собранную им по
друзьям и знакомым за последние годы.
Успев изрядно затариться сувенирами, я не намеревался покупать что-либо, поскольку
предпочитаю путешествовать налегке, но, с другой стороны, не купить ни одного сувенира
на память об улице Люличан было бы несообразно, можно сказать – бестактно по
отношению к этому древнему городу.
В третьей по счету лавочке плутоватого вида хозяин на вполне сносном английском
предложил мне купить старинный фарфоровый заварочный чайник (династию, во времена
которой он якобы был сработан, я запамятовал). Стартовая цена раритета равнялась
двумстам долларам. Мотив торговли себе в убыток – ликвидация бизнеса в связи с отъездом
к сыну в Сингапур.
Чайничек был покрыт паутинкой трещин, не проникших, впрочем, глубже глазури.
Я поблагодарил хозяина за столь лестное предложение и поспешил покинуть лавочку.
Всевозможные раритеты так и сыпались на меня, создавалось впечатление, что всех
торговцев квартала накрыла эпидемия внезапных смертей их родителей, свадеб их детей и
скорых отъездов… Я улыбался и вежливо отказывался от выгодных предложений.
Вслед мне неслись наивыгоднейшие предложения. Так, цена нефритовых четок,
принадлежавших одному из учеников великого Конфуция, в тот момент, когда я выходил из
лавочки, упала до смешной суммы в пятнадцать долларов. Я вернулся в лавку и предложил
хозяину семь баксов.
– Но это же четки, которым две с половиной тысячи лет! – оскорбленно завопил он. –
Сам…
– Хватит пустых слов! – твердо сказал я. – Лучше объясните мне, почему ученик
Конфуция завел себе буддийские четки со ста восемью зернами? Да, нет ли у вас меча Сун
Укуна, царя обезьян, или головного убора судьи Ди?
– Десять, – потупив взор, сказал хозяин. – Очень хорошая цена.
– Восемь, – набавил я.
– Пусть будет восемь, – обреченно вздохнул торговец, изобразив лицом и телом
вселенскую скорбь. – Но только четки, без сертификата.
– Согласен! – Я расплатился юанями по курсу, благородно округлив сумму в пользу
продавца, забрал четки и ушел.
Память об улице Люличан приятно утяжеляла мою сумку. Не желая больше заходить
ни в одну лавочку, я шел, разглядывая витрины, пока не забрел в какие-то трущобы. Именно
трущобы, как иначе можно назвать ряды обшарпанных хибарок с редкими окнами,
лепившихся вплотную друг к другу.
Окончательно заплутав в лабиринте узких улочек, я наугад побрел по нему, надеясь
выбраться из него в «цивилизованный Пекин». Улочки были пустынны, обитатели хибарок,
должно быть, не любили слоняться без дела.
Воздух «благоухал» ароматами выгребных ям. В Китае и более благополучные районы
не имеют канализации, чего говорить об этом «центральном районе Пекина», в который меня
занесла нелегкая.
Проплутав не менее получаса, я наконец сообразил, что мне стоит напрячь слух и идти
на шум, ведь шум является одним из главных признаков цивилизации.
Я в уме похвалил себя за сообразительность и прислушался. Шумело где-то слева от
меня, поэтому на первом перекрестке я свернул налево.
Через несколько минут ноги вынесли меня к очередным торговым рядам. Не стану
утверждать, что встреча с цивилизацией несказанно обрадовала меня, но настроение мое
существенно улучшилось. В безлюдных трущобах было что-то зловещее.
Не знаю, как у вас, а у меня все передряги и неприятности четко способствуют росту
аппетита. Мне не пришлось долго искать подходящее для позднего обеда место, где я с
лихвой вознаградил себя за перенесенные невзгоды.
Для китайца еда не просто прием пищи с целью утоления голода. Для него это не
процесс, а ритуал, можно даже сказать – священнодействие. Еда в Китае – это культ, еще
один культ.
Вариант китайского приветствия «Ни чифань ла ма?» переводится как «Вы уже
поели?».
Многие здешние блюда, помимо рецепта, наделены и легендой, повествующей об их
происхождении. Мне вспомнилась одна из подобных легенд, некогда прочитанных в
очередной книге о Китае.
Во времена императора Цин Шихуана (первого императора всея Китая) некая женщина
ждала своего мужа, который должен был вернуться со строительства Великой Китайской
стены, на котором провел долгое время. В честь приезда супруга женщина приготовила
блюдо из свинины. Но муж все не ехал, свинина на жаре начала «доходить» (надо учесть, что
мясо в Китае во все времена было продуктом дорогим, поэтому им не разбрасывались налево
и направо), так что, увидев вдали мужа, женщина натерла начавшую тухнуть свинину
чесноком, обильно посыпала перцем и бросила в котел «перевариться». Так национальная
кухня Китая пополнилась рецептом «хуйгожоу», что переводится как «мясо, вернувшееся в
котел».
Или вот – в одну из войн древности из осажденного врагами города выпустили
разъяренных быков, к хвостам которых были привязаны пуки горящей соломы. Обезумев от
страха, быки бросились на стан осаждающих и смяли его, а что не смяли, то подожгли. Осада
была снята, и в честь этого славного события жители города испекли печенье,
напоминающее по форме быка, и назвали его «хунючжень» – «огненные быки».
Однако не стоит всегда «клевать» на пышное, цветистое или попросту интригующее
название блюда. Сейчас я в очередной раз убедился в этом. Блюдо, которое в английском
переводе звучало как «Будда раскрывает рот», оказалось пельменями черного цвета,
начиненными, как я понял, смесью свинины и каких-то морепродуктов. Пельмени оказались
весьма недурны, но я был слегка разочарован – от блюда с таким названием можно было
ожидать большего…
P.S. Ну а если говорить серьезно, то, для того чтобы лучше понять китайцев,
надо уяснить, что здесь, в Китае, буквально все имеет свой скрытый, сокровенный
смысл. Числа, предметы, цвета, действия, не говоря уже о словах… Недаром
китайцы склонны во всем искать подспудный смысл или тайное значение. Здесь
даже многие благопожелания, именуемые «цзисян жуи» (кстати говоря, очень
важный элемент местной культуры) делаются не впрямую, на словах, а с
использованием символов – предметов, иероглифов и всякого такого прочего.
Например – симпатичный упитанный бутуз, одетый в ярко-красные одежды,
держит в руке персик.
Ты сразу же вспомнишь пресловутую девочку с персиками и скажешь, что
это всего лишь ее китайский вариант. Нет, Вова, все не так просто. Мальчик
символизирует потомство (ясное дело – столь любимого родителями-китайцами
мужского пола), упитанность – здоровье, красные одежды – символ знатности и
богатства, персик олицетворяет долгую жизнь. Ну, а теперь соберем все воедино и
получим: «Дай вам Небо здоровых сыновей, пусть они живут долго, в знатности и
богатстве!»
Таких «благопожелательных мальчиков» здесь пруд пруди. Картины,
статуэтки, порой не статуэтки, а целые статуи, которые не поднять в одиночку.
Мальчик может вместо персика держать в руках красивую шкатулку, символ
богатства, или золотую с красным рыбу (слова «рыба» и «богатство» имеют в
китайском языке схожее звучание).
Ну и, конечно же, не обойтись без драконов (изображений драконов в Китае
гораздо больше, чем портретов Председателя Мао). Дракон символизирует
могущество, а вот черепаха, как ты догадываешься, – долголетие. Китайцы
совершенно серьезно считают себя потомками дракона. Феникс олицетворяет
тепло солнца, лета и огня и помогает бездетным парам заиметь детей. Единорог,
или Ци Линь, символизирует долгую жизнь, радость, доброту и мудрость.
Летучая мышь у китайцев – символ удачи, а две летучие мыши означают
примерно «всего вам самого наилучшего».
Пион очень высоко ценится в Китае, где его называют «королем цветов».
Пион – цветок богатства, цветок почестей, символизирующий мужское начало –
ян, весну, любовь и привязанность.
Может, так и лучше – вместо произнесения быстро забывающихся фраз
дарить что-то вещественное, что можно поставить в угол, повесить на стену,
потрогать руками…
Я мог бы написать на эту тему вдесятеро больше, но не хочу утомлять тебя,
вдруг тебе все это не так интересно, как мне. Надеюсь, что теперь ты составишь
более полное представление о китайцах.
Будь здоров, Вовка, и ешь побольше рыбы. Рыба, как оказывается, не только
здоровая, но и приносящая богатство пища! Вот только никак понять не могу, как
лучше поступать – одного большого карпа съесть или два десятка килек?
Непонятно, что важнее – размер отдельно взятого «экземпляра» или их
количество? Хотелось бы узнать твое мнение.
Пока, до следующего письма.
Денис
P.S. Портье из отеля рассказал мне, что его отец, проживавший в крупном
китайском городе Чунцин, был растоптан толпой около года назад во время
распродажи, устроенной в супермаркете «Цзялэфу». Тогда погибли еще три
человека. А знаешь, что «давали» в магазине? Держись крепче – подсолнечное
масло!
Я, может быть, загляну в Чунцин. Он вообще-то больше известен как
промышленный центр (над которым постоянно висит смог), но и
достопримечательности кое-какие там есть. Я читал, что из-за расположения в
горах Чунцин похож на слоеный пирог. По этой же причине там нет
велосипедистов, зато есть множество носильщиков.
Чунцин славится по Китаю красотой своих жительниц. В Китае говорят:
«Надо приехать в Пекин, чтобы понять, что твоя карьера не задалась, надо
приехать в Шеньчжень, чтобы понять, как ты беден, и надо приехать в Чунцин,
чтобы понять, как рано ты женился».
Не волнуйся – за растительным маслом я здесь в магазины не хожу.
10 Конфуций «Суждения и беседы». Перевод Л.С. Переломова. «Ши цзин» – «Канон стихов», или «Книга
песен», представляет собой самое раннее древнекитайское поэтическое собрание. Состоит из трехсот пяти
отобранных Конфуцием песен и делится на четыре части: «го фын» – бытовые песни, доставлявшиеся ко двору
императоров из разных мест, «сяо я» – малые оды, «да я» – большие оды, и «сун» – гимны. «Ши цзин» – одна
из классических конфуцианских книг, входящая в состав так называемого «Пятикнижия» – «У-цзин».
От кого: Денис Никитин «denisn@posttmail.ru»
Тема: Стратегическое несекретное.
Здравствуй, Вова!
Хочу рассказать тебе о китайском «Суворове» – полководце Сунь-цзы.
Сунь-цзы был полководцем княжества У во время правления князя Хо-люя в
незапамятные времена – конец шестого – начало пятого века до нашей эры.
Полководческий гений Сунь-цзы явился залогом военных успехов этого самого
княжества У, принесшх правителю У титул гегемона – «ба». «Трактат о военном
искусстве» Сунь-цзы был первым из всех трактатов по военному искусству и при
этом содержал четко выраженные общие принципы как стратегии, так и тактики.
Трактат Сунь-цзы, в русском переводе известный как «Искусство войны»,
интересен как военным, так и гражданским читателям и поныне. Я прочел его с
удовольствием и тебе рекомендую.
А вот тебе история о Сунь-цзы, вернее о том, как он стал полководцем в
княжестве У…
«Сунь-цзы по имени У, происходящий родом из царства У, прославился
среди военных и сановников как стратег, но из-за того, что жил он в уединении,
вдали от двора правителя, многие люди не знали о его способностях. Мудрый У
Цзысюй, полководец правителя царства У, будучи человеком сведущим и
проницательным, знал о полководческих талантах Сунь-цзы.
Когда правитель У собрался напасть на царство Чу, У Цзысюй рекомендовал
ему Сунь-цзы. Правитель У пожелал видеть Сунь-цзы.
Когда Сунь-цзы предстал перед правителем У, тот принялся расспрашивать
его о военной стратегии и всякий раз оставался доволен ответами Сунь-цзы.
– Я хотел бы испытать вас, – сказал правитель. – Мне хочется проверить
вашу стратегию на деле.
– Это возможно, – ответил Сунь-цзы. – Если правителю угодно, то можно
проверить мою стратегию с помощью женщин, живущих во дворце.
Правитель У согласился. К Сунь-цзы явились три сотни женщин, и в их
числе – две любимые наложницы правителя.
Сунь-цзы разбил женщин на два отряда, назначив наложниц правителя
командирами над ними. Затем он приказал всем тремстам женщинам надеть
шлемы и доспехи, взять в руки мечи и щиты и выстроил их, после чего начал
обучать их военным правилам – идти вперед, отходить, поворачиваться налево и
направо и разворачиваться кругом в соответствии с боем барабана, а также
сообщил им о запретах.
Когда Сунь-цзы счел подготовку достаточной, он приказал своему женскому
войску:
– С первым ударом барабана вы должны все собраться, со вторым ударом
наступать с оружием в руках, с третьим – построиться в боевой порядок.
Женщины рассмеялись и не стали повиноваться.
Сунь-цзы лично взял в руки палочки и стал бить в барабан. Он трижды
повторил свой приказ и пять раз объяснил его.
Женщины продолжали смеяться, и только.
Сунь-цзы пришел в ярость и велел позвать палача и принести топоры для
рубки голов.
Сунь-цзы сказал:
– Если инструкция неясна, если разъяснениям и приказам не доверяют, то это
вина полководца. Но когда эти инструкции повторены три раза, а приказы
объяснены пять раз, а войска по-прежнему не выполняют их, то это вина
командиров. Согласно предписаниям военной дисциплины, каково наказание?
– Обезглавливание! – ответил ему придворный законовед правителя У.
– Возьмите этих нерадивых командиров и отрубите им головы! – повелел
палачу Сунь-цзы, указав на двух любимых наложниц правителя.
Правитель У огорчился, потому что сильно любил своих наложниц:
– Я понял, что вы полководец, который действительно может управлять
войсками, – сказал он Сунь-цзы. – Но лучше не обезглавливать этих двух
наложниц, ибо они дарят мне радость.
Сунь-цзы сказал:
– Я уже назначен полководцем, а согласно правилам для полководцев,
командующих армиями, все их приказы должны исполняться!
Повинуясь приказу Сунь-цзы, палач обезглавил несчастных девушек.
После казни Сунь-цзы снова взял в руки палочки и ударил в барабан. На этот
раз все женщины повиновались ему неукоснительно. Они молча шагали налево и
направо, вперед и назад, разворачивались кругом согласно предписанным
правилам, не смея даже прищуриться и посмотреть в сторону.
Сунь-цзы доложил правителю У, что армия хорошо повинуется и готова для
приведения Поднебесной в порядок».
Каково, а?
В следующем письме пришлю тебе несколько цитат из «Искусства войны».
Надеюсь, что ты заинтригуешься и прочтешь эту совсем не толстую книгу
целиком. В конце концов в выходные дни можно не только валяться на диване
перед экраном телевизора, но и почитать какую-нибудь книжку, тем более что для
этого вставать с дивана совсем не обязательно.
А книга интересная. И китайцев лучше понимать станешь. Может, когда и
пригодится.
Пока, друг мой Вовка.
Денис
P.S. «В мире Великий Путь ценят благодаря книгам. Но в книгах нет ничего,
кроме слов, и, стало быть, ценят в мире слова. Слова же ценят за то, что в них есть
смысл. Но смысл откуда-то приходит, а уж это невозможно выразить словами. И
все-таки в мире ценят слова и передают их в книгах. Пусть в мире их ценят, я же не
считаю их ценными. Ведь ценят их не за то, что есть в них действительно ценного.
Ибо видеть глазами можно только образ и цвет. Слышать ушами можно только
имена и звуки. Увы! Люди в мире полагают, что образов и цветов, имен и звуков
довольно для того, чтобы понять природу другого. На самом же деле образов и
цветов, имен и звуков недостаточно для того, чтобы понять природу другого.
Поистине “знающий не говорит, говорящий не знает”! Но кто в мире может это
понять?»16
ЧЭНДЭ
Город в горах всегда кажется немного сказочным. Не знаю почему, но это так. Должно
быть, горы придают городу определенную ауру…
PP.S. Где-то рядом стрекочут цикады. Какой болван сказал, что цикады
«стрекочут»? Нашел кузнечика. Представьте себе «болгарку», запущенную
одновременно с перфоратором. Прямо по мозгам, по мозгам, по мозгам… Или я
просто чрезмерно увлекся пивом?
«Наша жизнь имеет предел, а знанию предела нет. Имея предел, гнаться за
беспредельным гибельно. А пытаться употребить в таких обстоятельствах знание –
верная гибель.
Делая добро, избегай славы; делая зло, избегай наказания. Идя срединным
путем, можно себя уберечь, благополучно прожить свои годы, вскормить родных
людей, исчерпать свой земной срок».
P.S. У нас все просто было – взял букварь, открыл и стал учить буквы. Ма-
ма мы-ла ра-му.
А вот у китайцев нет букваря. Да и сколько бы весил букварь,
насчитывающий пять тысяч букв (средний минимум более-менее образованного
китайца)? Его бы ни один ребенок не смог бы поднять.
А действительно – каким образом изучали китайские дети «китайскую
грамоту»?
В наше время созданы определенные учебники, помогающие освоить
китайскую письменность, а всего каких-то сто лет назад дело обстояло так. Брали
китайские дети кисточку для написания иероглифов, тушь и тушечницу и
отправлялись в школу.
Сначала они получали в руки книгу «Саньцзыцзин» («Троесловие»), в
которой каждая строка состояла из трех иероглифов. Эта книга, написанная в
тринадцатом веке, кратко излагала сущность конфуцианской морали. Польза от ее
изучения получалась двойной – помимо знакомства с иероглифами дети заучивали
наизусть основные конфуцианские постулаты.
Затем наступал черед другого старинного текста – «Байцзясин» («Фамилии
ста семей»), написанного в десятом веке. Книга содержала список часто
встречающихся китайских фамилий, в подавляющем большинстве состоящие из
одного иероглифа.
Вызубрив «Байцзясин», ученики приступали к изучению «Цяньцзывэнь»,
«Книги тысячи иероглифов», написанной в шестом веке и действительно
состоявшей из тысячи иероглифов, из которых ни один не повторяется.
Только очень трудолюбивые, усидчивые и послушные дети способны на
такой подвиг! Китайский характер проявляется во всем, в том числе и в обучении
грамоте.
Затем наступал черед браться за «Книгу о сыновнем благочестии», помимо
изучения грамоты, воспитывавшей любовь к родителям и верноподданнические
чувства к императору.
Кстати говоря, в прежние времена китаец, имевший хорошие знания по
математике, физике, химии и прочим естественным наукам, считался не ученым, а
всего лишь ремесленником наряду с портными, гончарами, кузнецами... Более
всего ценились здесь гуманитарные науки – в первую очередь литература,
включавшая в себя и историю страны, которую изучали по известным
произведениям, таким, например, как «Троецарствие». Наряду с литературой
ценились и музыкальные познания.
СООТЕЧЕСТВЕННИЦЫ
Здорово, правда?
Печально, и с настроением.
До скорой встречи,
Денис
ОРИГИНАЛ
40 Бао Шу и Гуань Чжуан жили в стране Ци в VII в. до н. э. С юности были они дружны между собой. Гуань
Чжуан говорил, что отец и мать его родили, но понял его и знает только Бао Шу.
прибаутками, острил. Чэ выражал свое огорчение, что столь поздно обрел себе
такого друга, а лис говорил ему:
– Уже столько раз я пил у тебя чудесное вино. Чем, скажи, отблагодарить
тебя за радушие?
– Об удовольствии, доставленном тебе каким-нибудь кувшином вина, стоит
ли давать себе труд толковать? – обрывал его студент.
– Пусть будет по-твоему, – соглашался лис. – Однако сам-то ты – бедный
студент, и достать тебе этих, как говорится, «денег на посохе»41 нелегко, даже
очень нелегко. Надо будет придумать тебе средства к пьянству.
На следующий вечер он пришел и говорит студенту:
– Вот что, брат, в трех верстах отсюда у дороги валяется серебро. Иди скорее
и забери.
Чэ побежал туда рано утром и действительно нашел две ланы42. Сейчас же
он купил отличных закусок к предстоящей ночной выпивке. Лис опять указал ему,
что за его же двором в яме лежит клад, который стоит вскрыть, и действительно Чэ
нашел там меди на сотни лан, нашел и говорит:
– Есть здесь в мошне, есть, говорю, в самом деле! Брось горевать, будто вина
не купить.
– Неправда, – говорит лис. – Разве долго будет держаться вода в колее? Нет,
надо опять что-нибудь придумать.
Через некоторое время лис опять говорит студенту:
– На рынке сейчас очень недорого можно купить подсолнухи. За этот
драгоценный товар следовало бы держаться, на нем выедешь.
Чэ так и сделал: накупил подсолнухов, пудов сорок. Все смеялись над ним и
ругались. Однако в скором времени наступила большая засуха. И пшеница и бобы
посохли. Можно было сажать только подсолнухи. Чэ продал свой запас вдесятеро
дороже против своей цены и сразу же стал богатеть. Купил и засеял огромное поле
тучной земли, но каждый раз спрашивал лиса, что сеять. Сеял пшеницу – был
урожай пшеницы, сеял просо – удавалось просо. Спрашивал он у лиса также и о
том, когда сажать: раньше или позднее. Как тот решал, так он и делал.
Лис с каждым днем все более и более привязывался к семье Чэ. Называл его
жену золовкой, а на сына их смотрел как на своего родного, но когда Чэ умер, лис
больше уже не появлялся»43.
41 То есть денег на вино. Ученый Жуань Сю (270 – 311), презирая всех и вся, ходил пешком, демонстративно
привязав сто монет к своему посоху, чтобы все видели, что он идет пить. Пьяные деньги поэтому часто
называются в китайской литературе «деньгами на посохе».
БАНЯ
P.S. Для общего развития – вот что однажды сказал интеллигенции Мао
Цзедун:
«Вы, интеллигенты, все дни проводите в учреждениях, хорошо питаетесь,
хорошо одеваетесь, не ходите пешком, оттого и болеете. Имеющиеся у вас одежда,
пища, жилище и средства передвижения – вот ваши четыре главные болезни. Если
же жизненные условия сделать похуже, отправиться в низы для участия в
классовой борьбе, окунуться в “четыре чистки” и борьбу “против пяти
злоупотреблений”, пройти там закалку, то ваш интеллигентский облик может
измениться».
В общем – будьте проще, и к вам потянутся люди!
«Пять злоупотреблений», о которых говорит Великий Кормчий, – это
коррупция, бюрократизм, подкуп, неуплата налогов, недобросовестное исполнение
госзаказов в частном секторе.
48 Перевод А. Штукина.
пяти человек, были схвачены и преданы жестокой казни, а монастырь, служивший
им пристанищем, разрушен.
Уцелевшие монахи поклялись отомстить захватчикам и провозгласили своей
целью истребление маньчжуров. В качестве эмблемы своего общества они выбрали
треугольник, три стороны которого символизировали небо, землю и человека –
основные элементы вселенной в китайском понимании. К тому же в китайской
нумерологии «тройка» традиционно покровительствует криминальной
деятельности.
Вообще-то пять уцелевших монахов, известные ныне как Пять Предков,
назвали свою организацию «Хун Мун», или «Общество Земли и Неба», на Западе
ее знают как триаду.
Знай, что термин «триада» используется только за пределами Китая. В Китае
подобные организации носят имя «Хей ше хюи», «Тайное (оно же – жестокое)
общество». После победы коммунистов в 1949 году триадам пришлось несладко –
счастливчики успели бежать на Тайвань и в Гонконг, а остальные были
уничтожены. Великий Кормчий не жаловал конкурентов.
Штабом деятельности триад стал Гонконг.
В наши дни триады вновь распространились в Китае.
Триады интересны своими изощренными тайными ритуалами, в которые
добавляются новые сложные церемонии. Сложнейшая процедура посвящения
новичка может занимать до восьми часов.
Как тебе, друг мой, понравится «Прохождение через гору мечей», во время
которого новичку следует медленно пройти под острыми тяжелыми мечами,
висящими над самой головой, как говорится, «на соплях».
Или «Церемониал обезглавливания живой курицы», когда куриная кровь
наливается в бокал, смешивается с кровью новичков, разбавляется изрядной дозой
вина, после чего все присутствующие отпивают по глотку этой смеси, а
опустевший бокал разбивают, показывая тем самым, какая судьба ожидает любого,
кто дерзнет обмануть триаду.
Тридцать шесть присяг, которые должен принести новичок, восходят к эпохе
возникновения триад. Последняя из них совершенно архаичная, гласит: «Когда я
войду в ворота Хун, я буду верен и предан и обязуюсь стремиться к свержению
Цин и восстановлению Мин... наша общая цель есть мщение за наших Пятерых
Предков».
Реального смысла в ней – никакого, но китайцы, как ты уже знаешь, обожают
дотошно, истово следовать традициям.
Секретные рукопожатия…
Как держать палочки во время еды…
Как поднимать бокал при питье…
Некоторые члены триады имеют отличительные знаки в виде татуировок
(например, шанхайская триада «Шенсыбан» – «сигарета на предплечье»).
Кроме титулов члены триад также имеют номера, конечно же, не простые, а
со смыслом, согласно китайской нумерологии. Лица, занимающие значительные
должности в триаде, обозначаются трехзначной цифрой, начинающейся с «4», что
соответствует старинной китайской легенде о том, что мир окружают четыре моря.
Главарь общества – Лидер, «сан шу», известный также как «лунг тао»
(голова дракона) или «тай ло» (большой брат), носит номер 489. В сумме эти три
цифры дают 21, а иероглиф 21 очень похож на знак, которым пишется слово
«Хун». Кроме того, 21 – это еще и 3 (три элемента, составляющие символ
триады, – небо, земля и человек), умноженное на 7 – число, весьма уважаемое
китайцами.
Финансовый директор организации именуется «Веером из белой бумаги»,
«бак цзе син», и имеет номер 415.
Крутые боевики, мастера единоборств, называются «Красными шестами»,
«хунг кван», и наделены номером 426.
«Соломенная сандалия», «чо хай», с номером 426, отвечает за связь. «Фу шан
чу», номер 438, в той или иной мере выполняют обязанности заместителя. «Хозяин
благовоний», «хеунг чу», ведает соблюдением ритуалов.
Самый низкий ранг в триаде имеет «Боец», «сей коу джай», с номером 49.
Диапазон деятельности триад широк. Фальшивомонетничество, подделка
документов, «отмывание» денег, ростовщичество, рэкет, проституция, азартные
игры, нелегальная миграция, торговля оружием, наркобизнес, заказные убийства…
Как и все китайские организации, любая триада – это одна большая семья.
Главарь не только начальник своим подчиненным, но еще и «дядюшка».
Его приближенные – «старшие братья».
Разумеется, членом триады может быть только китаец. Нам с тобой туда,
увы, путь заказан.
До свидания,
Денис
P.S. «Мудрый обретает покой в том, что дарит ему покой, и не ищет покоя
там, где его нет. Заурядный человек ищет покоя в том, что не дает покоя, и не
имеет покоя там, где покой есть»55.
P.S. Умная цитата для постижения истины, а то все про дуриан да про
дуриан:
«В начале начал было Отсутствие, и не было у него ни свойств, ни имени. Из
него появилось Единое. Появилось Единое, но еще не было форм. А то, благодаря
чему живут все вещи, называется жизненными свойствами. Когда еще нет форм,
различие уже есть. Неизбежное, не допускающее разрывов, зовется Судьбой.
Благодаря остановке в движении рождаются вещи. Вещь, осуществившая в себе
свой жизненный принцип, зовется Формой. Форма хранит в себе Дух. Каждая
Форма имеет свои правила, и вместе они зовутся Природой. Кто печется о своей
Природе, возвращается к жизненной Силе. А кто достиг предела Силы, становится
единым с Началом. Становясь единым, мы опустошаем себя; будучи пусты, мы
становимся великими, а будучи великими, приводим к согласию щебет всех птиц.
Согласие всех голосов согласуется с Небом и Землей»57.
ТАЙНА
64 Ло Гуань-Чжуан. «Троецарствие».
парчу, а теперь – всего один институт) восстановили парчовое одеяние императора
династии Мин, которое пролежало в земле четыреста лет.
На прощание хочу пожелать вам, чтобы все ваши сотрудники (и я в том
числе) были такими же трудолюбивыми, терпеливыми и невозмутимыми, как
китайские ткачи.
Искренне ваш,
Денис Никитин
P.S. Первое:
«Учитель сказал:
– Когда мы говорим о ритуале, имеем ли мы в виду лишь преподношение
яшмы и парчи? Когда мы говорим о музыке, имеем ли мы в виду удары в колокола
и барабаны?»65
Второе:
«Краснодеревщик Цин вырезал из дерева раму для колоколов. Когда рама
была закончена, все изумились: рама была так прекрасна, словно ее сработали сами
боги. Увидел раму правитель Лу и спросил: “Каков секрет твоего искусства?”
– Какой секрет может быть у вашего слуги – мастерового человека? –
отвечал краснодеревщик Цин. – А впрочем, кое-какой все же есть. Когда ваш слуга
задумывает вырезать раму для колоколов, он не смеет попусту тратить свои
духовные силы и непременно постится, дабы упокоить сердце. После трех дней
поста я избавляюсь от мыслей о почестях и наградах, чинах и жалованье. После
пяти дней поста я избавляюсь от мыслей о хвале и хуле, мастерстве и неумении. А
после семи дней поста я достигаю такой сосредоточенности духа, что забываю о
самом себе. Тогда для меня перестает существовать царский двор. Мое искусство
захватывает меня всего, а все, что отвлекает меня, перестает существовать для
меня. Только тогда я отправляюсь в лес и вглядываюсь в небесную природу
деревьев, стараясь отыскать совершенный материал. Вот тут я вижу воочию в
дереве готовую раму и берусь за работу. А если работа не получается, я
откладываю ее. Когда же я тружусь, небесное соединяется с небесным – не оттого
ли работа моя кажется как бы божественной?»66
69 Перевод Б. Мещерякова.
Хань Юй. «Первый весенний дождик»
Пролился дождь: как творог – грязь. Дорога – сущий ад!
Но дальние поля, взгляни, как нежно зелены!
Цветущей ивы легкий дым окутал стольный град.
Что может сердцу быть милей, чем этот миг весны! 70
70 Перевод Б. Мещерякова.
Я покинул Боди,
Что стоит средь цветных облаков,
Проплывем по реке мы
До вечера тысячу ли.
Не успел отзвучать еще
Крик обезьян с берегов,
А уж челн миновал
Сотни гор, что темнели вдали 72.