Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
ПРЕСТУПНОСТЬ И УГОЛОВНО ИСПРАВИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА В СОВЕТСКОМ ГОСУДАРСТВЕ В 1920-Е ГОДЫ
ПРЕСТУПНОСТЬ И УГОЛОВНО ИСПРАВИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА В СОВЕТСКОМ ГОСУДАРСТВЕ В 1920-Е ГОДЫ
ПРЕСТУПНОСТЬ И УГОЛОВНО ИСПРАВИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА В СОВЕТСКОМ ГОСУДАРСТВЕ В 1920-Е ГОДЫ
ВЕСТНИК СЮИ
DOI 10.37523/SUI.2023.54.3.011
УДК 340
CRIME AND PENAL CORRECTION POLICY IN THE SOVIET STATE IN THE 1920S
Summary. The article describes the difficult situation that developed in the Soviet state in the field of
combating crime in the 1920s, which was caused, among other things, by an ineffective penal correction policy and
other aspects of the fight against crime. The role of the ideas of the sociological school of criminal law in the
formation of the foundations of the Soviet correctional labor policy of the 1920s is shown. The content of this policy
is described, its shortcomings and advantages are pointed out. It is concluded that the Soviet correctional labor
policy became largely hostage to the general imperfection of the Soviet criminal justice of the period under review,
despite the valuable and revolutionary theoretical developments of the leaders and ideologists of the Soviet
correctional labor system, such as E.G. Shirvindt. It is indicated that the Soviet state failed throughout the 1920s to
contain the rampant criminal crime in some conditional framework, which did not stop throughout the period under
review. And this rampage was not only a legacy of post-revolutionary devastation and civil war, but was caused,
among other things, by the fundamental shortcomings of the policy of the bodies and institutions of justice, divorced,
moreover, by separate departments. For the RSFSR, this is the «NKYU» and the «NKVD», which has been in charge
of correctional labor institutions since 1922. Grandiose plans to create a correctional system of the "new world" were
drowned in the general deplorable state of correctional labor institutions, personnel, financial hunger,
organizational miscalculations. And all this did not correspond to the grandiose tasks enshrined, among other
things, in the norms of the «ITK» of the RSFSR of 1924, as well as the «ITK» of other Union republics. The general
conclusion is made that the partial replacement of correctional labor institutions of the «NKVD-NKYU» with
«GULAG» camps, which took place in 1930-1934, was not only a consequence of the notorious strengthening of the
© 2023 Солоницын П. С.
67
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
Stalinist dictatorship regime, as some historians believe, but serious shortcomings and failures in the work of bodies
and institutions of justice in the 1920s, the consequence of which was the inability of the Soviet law enforcement
agencies to fully cope with threats from the criminal world.
Keywords: sociological theory of corner law, social protection measures, correctional labor institutions,
crime, Shirvindt.
Как известно, особенностью уголовной политики Советского государства 1920-х гг. было
широкое экспериментирование в сфере назначения наказаний и квалификации преступных деяний,
а также самого процесса отбывания наказаний. С 1922 г. места лишения свободы находились в
ведении Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) РСФСР. Надзирать за ними Народный
комиссариат юстиции (НКЮ) РСФСР мог теперь только через систему прокуратуры, которая
обладала соответствующими полномочиями. В советском уголовном праве 1920-х гг. широко
утвердились постулаты так называемой социологической школы, согласно которой важно было
воздействовать на преступника через систему воспитательных мероприятий и наблюдать,
насколько он будет опасным для общества после назначения ему наказания [1, с. 73].
Основными принципами (началами) исправительно-трудовой системы Советского
государства (всех республик СССР, включая РСФСР), сложившейся в 1920-е гг., были
оборонительный характер мер социальной защиты (такой термин применялся в законодательстве
вместо термина «наказание» с 1924 г.), их целесообразность и индивидуализация. Еще одним
важным началом применения мер воздействия на лиц, осужденных судом, была так называемая
прогрессивная система, заимствованная из практики зарубежных стран, где она широко
применялась с конца XIX в. Прогрессивная система была закреплена в ст. 7 Исправительно-
трудового кодекса РСФСР 1924 г. (соответственно в ст. 7 ИТК Украинской ССР). Она
предусматривала распределение осужденных по исправительным учреждениям различного типа и
разделение их на разряды с переводом из низших в высшие и обратно в зависимости от
особенностей личности, социального положения, мотивов и причин преступления, поведения и
успехов в работах и различных занятиях, которые предлагались осужденным в исправительных
учреждениях (например, участие в культурно-массовых мероприятиях).
При чтении нормативных документов той эпохи создается впечатление, что имеешь дело
не с исправительной системой, применяемой по отношению к уголовным элементам, а с системой
врачебной помощи и медицинского режима, учитывающего индивидуальные особенности
пациента. Так, согласно ст. 88 ИТК РСФСР 1924 г. к определенным группам осужденных
приставляются учителя-воспитатели. Они изучают личность и характер подопечных, их
отношения друг к другу, наблюдают за поведением в рамках различных мероприятий и
повседневных занятий осужденных, в свободное от работ время. И, естественно, отмечают
изменения, происходящие в личности осужденных. Результаты таких наблюдений заносились в
листки-характеристики установленного образца [2].
Эти постулаты достаточно гармонично сочетались с марксистской доктриной наказания,
согласно которой преступность человека определяет среда и условия классового общества.
Поэтому преступление рассматривалось как пережиток прошлого, с которым необходимо бороться
не только и не столько с помощью кары, сколько с помощью исправления осужденного,
перевоспитания его на началах приспособления к условиям социалистического общества. Отсюда
в законодательстве 1920-х гг. (включая Исправительно-трудовой кодекс РСФСР 1924 г.) было
отражено широкое применение наказаний на небольшой срок, условно-досрочного освобождение
и даже отпуска крестьян-осужденных на сезонные работы.
Так, декрет ВЦИК РСФСР от 25 апреля 1925 г. разрешал губернским распределительным
комиссиям отпускать крестьян на срок до трех месяцев для участия в сельскохозяйственных
работах. Правда, уточнялось при этом, что это должны быть лица, совершившие преступление
в первый раз, «по несознательности», вследствие тяжких материальных условий и не склонных
к побегу. Если крестьянин-осужденный возвращался из отпуска и действительно участвовал
в сельскохозяйственных работах, то проведенное время засчитывалось в срок отбывания лишения
свободы [3].
В Основах уголовного законодательства Союза ССР 1924 г. и в Уголовном кодексе РСФСР
1926 г. (а равно и в кодексах других союзных республик) даже сам термин «наказание»
не применялся, а использовалось нейтральное «меры социальной защиты». Это теоретически
обосновывалось исключением всякого карательного начала из уголовной политики Советского
государства.
68
ВЕСТНИК СЮИ
несколько ниже – порядка 33 %. Связано это было с низким качеством работы следственного
аппарата и дознавателей, когда сотрудники не утруждали себя сбором доказательств или
подходили к работе слишком формально. Они переписывали данные милиции в формуляры
обвинительных заключений, направляя дела в суд [6, с. 41–42].
Однако несмотря на такие аспекты работы судебно-следственного аппарата, процент
приговоров, связанных с лишением свободы, все-таки был внушительным. Стремясь разгрузить
тюрьмы, судьи давали подсудимым не очень большие сроки, что еще более усугубляло ситуацию с
перегруженностью тюрем. Распределительные комиссии, которые действовали при управлениях
исполнения наказаний, активно применяли условно-досрочное освобождение от исполнения
наказания или вместо лишения свободы назначали исправительные работы. Прокуратуры,
проводящие проверку подобных решений, отмечали, что это часто делалось без учета «...степени
проявленного осужденными исправления, тяжести совершенного ими преступления, круто
изменив взятую линию карательной политики» [5, с. 575].
Дискуссии о дальнейшем пути развития советской юстиции развернулись в высших
партийных и правительственных кругах в СССР в 1927–1928 гг., в том числе на XV съезде ВКП (б).
Недостатки учреждений юстиции 1920-х гг. в этих дискуссиях выходили на первый план. С одной
стороны, недостатки кадрового состава учреждений предлагалось решать посредством жесткого
контроля за низовыми структурами. С другой стороны, высказывались суждения о непосильных
требованиях к судебно-следственному аппарату, связанных со сложностью процессуального права
и желательному возвращению к эпохе «революционного правосознания».
Особенно важной была дискуссия января 1927 г., когда Совнаркому РСФСР был
представлен обширный доклад НКВД, посвященный состоянию мест лишения свободы. В рамках
дискуссии сотрудники центрального аппарата НКВД РСФСР, и прежде всего начальник Главного
управления мест заключения ЦИТО НКВД РСФСР Е. Г. Ширвиндт, отстаивали точку зрения
корректировки уже имеющихся наработок в сфере управления исправительно-трудовой системой.
Внешне это выглядело как приверженность революционным традициям, о чем пишут и некоторые
современные исследователи. На самом деле речь шла о продолжении политики «пенитенциарной
терапии», а точнее – ее своеобразной корректировки в соответствии с велениями сложного
времени, доведения этой политики до некоего логического совершенства в рамках насущных для
страны потребностей борьбы с разгулом уголовной преступности. Одной из таких попыток стало
предложение на упомянутом совещании, а затем закрепление в проекте поправок в УК РСФСР,
разработанных НКВД РСФСР при активном участии Е. Г. Ширвиндта, внедрения идеи
неопределенных приговоров. Эта идея позволяла судам на стадии исполнения меры социальной
защиты менять интенсивность применения этих мер как в сторону освобождения от них или их
ослабления, так и в сторону усиления. Идея была заторможена и не получила дальнейшей
реализации на уровне высших органов власти СССР, поскольку требовала изменения союзного
законодательства [7, с. 45].
Итогами дискуссий 1927–1928 гг. о направлениях развития управления юстицией в целом и
исправительно-трудовой политики в особенности стало принятие по докладам НКЮ и НКВД
РСФСР Постановления ВЦИК и Совнаркома РСФСР № 49 от 26.03.1928 «О карательной политике
и состоянии мест заключения». Среди предложений, усиливающих возможности карательной
политики Советского государства, в Постановлении говорилось о строгом осуществлении
приговоров в отношении «классовых врагов и деклассированных преступников-профессионалов и
рецидивистов». В числе последних наряду с бандитами и ворами назывались «растратчики и
взяточники». Строгое осуществление приговоров предполагало применение смягчения режима
мер социальной защиты и досрочное освобождение лишь при исключительных обстоятельствах и
создании гарантий безопасности этих лиц для общества. В сфере исполнения мер социальной
защиты предполагалось усилить власть начальников мест заключения в виде дополнительных
полномочий по поддержанию режима, что допускало также возможность ограничения ими
различных льгот упомянутым выше категориям заключенных. А льготы эти могли быть весьма
значительны – и одной из самых важных для заключенных был зачет рабочих дней, когда
выполнение выработки на предприятии колонии засчитывалось в уменьшение назначенного срока
лишения свободы. Зачет этот производился по представлению наблюдательных комиссий,
работавших при исправительных учреждениях, что не исключало коррупционного фактора.
Поэтому в Положении предлагалось сохранить за комиссиями только функции наблюдения
и общественного контроля, расширив полномочия начальников мест заключения.
70
ВЕСТНИК СЮИ
Библиографический список
References
6. Solomon P. Sovetskaya yusticiya pri Staline [Soviet justice under Stalin]. Moscow, 2008, 462 р.
[in Russian].
7. Polyanskij P. L. Vklad Rabkrina v razrabotku Postanovleniya «O karatel'noj politike
i sostoyanii mest zaklyucheniya» 1928 goda [Rabkrin's contribution to the development of the Resolution
«On punitive policy and the state of places of detention» of 1928]. Vestnik Moskovskogo oblastnogo
universiteta. Seriya: Yurisprudenciya [Bulletin of the Moscow Regional University. Series:
Jurisprudence], 2021, no. 4, рр. 36–51 [in Russian].
8. O karatel'noj politike i sostoyanii mest zaklyucheniya: Postanovlenie VCIK i SNK RSFSR no.
49 ot 26 marta 1928 g. [On punitive policy and the state of places of detention]. Ezhenedel'nik sovetskoj
yusticii [Weekly of Soviet Justice], 1928, no. 14, рр. 417–419 [in Russian].
9. Baharev D. V. Nakanune GULAGa: hronika bor'by za kontrol' za mestami lisheniya svobody
v 1927–1930 gg. [On the Eve of the GULAG: a chronicle of the struggle for control of places
of imprisonment in 1927–1930]. Vestnik Permskogo instiutta FSIN Rossii [Bulletin of the Perm Institute
of the Federal Penitentiary Service of Russia], 2021, no. 3 (42), рр. 12–21; no. 4 (43), рр. 5–15
[in Russian].