Одним из мифов, сочиненных про крымских татар, является миф о низкой боеспособности

крымскотатарского войска. Суть вкратце такова – они могли только грабить и угонять в
рабство, а вот в сражениях неизменно терпели поражение.
Сила армии зависит от нескольких компонентов – от численности, боевого духа,
вооружения и т.д. Что касается численности, то крымское войско могло доходить даже до
20 тысяч, однако в большинстве случаев оно было значительно меньше, возможно, до 10
тысяч. Если бы боеспособность такого маленького войска была низкой, то тогда встает
множество вопросов.
Как в таком случае объяснить, что Крым брал дань с Речи Посполитой, Московии,
кабардинцев и Молдавии? Утверждение, что платили, чтобы избавиться от набегов не
вяжется с утверждениями о низкой боеспособности. Крупнейшие государства Восточной
Европы не платили бы маленькой кучке не умеющих воевать разбойников (а суммы
выплат были громадными). Как сочетать заявления «татары больше мешали, чем
помогали казакам, а Хмельницкий побеждал поляков сам», с тем, что без подхода
крымских или буджакских татар гетман не начинал ни одного сражения?
Как в таком случае объяснить высокую воинскую репутацию крымских татар? Достаточно
посмотреть, что о них писали современники. Жак Маржерет писал: «сотня их всегда
обратит в бегство двести русских, если только это не будут отборные люди. Русская
пехота, или аркебузиры, находясь на берегу реки или в лесу, заставляет их убегать во весь
опор, хотя в действительности они более способны их напугать, нежели чем нанести
какой-нибудь вред» (1). Михалон Литвин писал, что крымские татары «более стойкие, чем
московитяне, хотя и хуже вооруженные» (2), «в походе они более выносливы, легко
переносят голод, жажду, усталость, бессонные ночи, жару, холод, всякую непогоду и
любые трудности», «поскольку эти варвары знают, что нет ничего спасительнее для
народов, чем доблесть и твердая дисциплина, и что мужество состоит в твердости, то,
отвергая изнеженность и избалованность, ведут жизнь суровую, с детства занимаются
верховой ездой и уже с колыбели они ездят верхом, равно как и в глубокой старости от
этого не отлучаются» (3). Джайлс Флетчер писал о них: «В рукопашном бою (когда дело
доходит до общего сражения) они, как говорят, действуют лучше русских, будучи
свирепы от природы, но от беспрерывной войны делаясь еще храбрее и кровожаднее, ибо
не знают никаких мирных гражданских занятий» (4). Крижанич писал: «… в наше время,
за какие-нибудь 12 лет, перекопские татары оказали в некотором роде чудеса воинской
отваги: сначала разбили ляхов при Желтых водах, затем разбили также начисто
венгерского князя в Подгорье, два раза брали в плен в плен польского короля и отпускали
на условиях, два или три раза разбитого короля шведского прогнали из Польской земли;
два раза поразили войска нашего государства. Короче, с давних времен перекопцы в
чистом поле и в генеральном бою ни разу не оказывались побежденными, и только при
речных переправах да в тесных местах они иногда терпели поражение» (5). Называя
крымцев малочисленным и плохо вооруженным народом, он, тем не менее, утверждал,
что России будет трудно захватить Крым, так как крымские татары «суть народ весьма
воинственный, неодолимый, всегда берущий верх в сражениях» (6). Чем, кроме как
высокой репутацией степняков, объяснить такой случай, упомянутый в летописи Величко
и относящийся к Пилявецкой битве (1648): «Хмельницький на пострах полякам перебрав
багатьох козаків по-татарському в бурнуси й вивернуті кожухи». Другой поляк о
Пилявецкой битве писал: «во вторник к заходу солнца пришли татары. Когда
Хмельницкий их увидел, он приказал ударить из своих пушек на радостях. И наши ужасно
перепугались, когда в лагере раздался грохот пушек и страшные возгласы: «татары».
Тогда казачество ударилось в гордость, в спесь и множество черни воспрянуло духом» (7).
В «Наказе», полученном командующим русской армией Воротынским от Разрядного
приказа в 1572 году, есть такие слова: «на походе со царем на полех без крепостей
однолично не сходитися», «на походе полки со царем на поле без крепости однолично не
сходитися». То есть запрещается вступать в открытые сражения с крымскими татарами. И
действительно, если посмотреть на хронологию крымско-русских сражений 16-17 века
(вплоть до Петровских реформ), то оказывается, что русские одерживали вверх, лишь
отсиживаясь за укреплениями (Молоди 1572, Москва 1591), в то время как сражения в
чистом поле они постоянно проигрывали (Коломна 1521, Судбищи 1555, Конотоп 1659).
Интересно описание, сделанное польским участником Зборовской битвы (1649): «татары
на наших глазах, переправившись в другом месте, зашли нам в тыл, к ним присоединился
Кантимир мурза с белгородской ордой и, прогнав кн. Корецкого, в полдень ударил на
войско, которое все уже стояло в строю, без какого-либо укрытия, кроме небольшого
окопчика (выд. мной). Король е. м. послал три волынские хоругви из казацкого строя,
которые татары сейчас же задержали, а потом ударили на наш левый фланг (на правом —
все время было спокойно) и прогнали передние ряды кн. Корецкого» (8). То есть поляк
особо подчеркивает отсутствие препятствий для атаки неприятеля, что объясняло ее
успех.
Если пехота, используя огнестрельное оружие, еще могла отбиться от крымских татар, то
коннице приходилось туже. В сражении у Стрельниковой горы в 1677 году русские
«конники не дерзали уходить далеко от пехоты, не будучи способны справиться с турками
или татарами в поле» (9). В 1689 году, во время похода русских войск на Крым, во время
сражения в Черной долине, русская конница была атакована и обращена в бегство
крымскими татарами. Тогда русские «воеводы, видя бессилие русской конницы против
татарской, решили поместить ее внутрь четырехугольника и прикрыть пехотой, обозами и
артиллерией!» (10).
И в походе на Крым в 1736 году русские двигались одним огромным каре. Несмотря на
многократное численное и безусловное технологическое превосходство над крымскими
татарами (почти 60 тысяч человек, вооруженных преимущественно огнестрельным
оружием и до сотни орудий против максимум 20 тысяч легковооруженных всадников),
русские опасались рукопашной: «за потеряние всей армии почитали, если бы сделалася
хотя малая прореха, в которую бы он (т.е. неприятель, крымские татары) в карей
ворваться мог» (11).
Есть примеры того, что одного только приближения крымского войска было достаточно
для отступления неприятеля. В 1674 году русско-казацкая армия сняла осаду с Чигирина,
причем для этого достаточно было лишь известий о приближении хана. В 1684 году
поляки ушли из Молдавии – опять же, достаточно туда было вступить крымцам.
Русские сейчас уверяют, что «татары» не умели воевать? Ха! Их предки явно думали
иначе. Вот русская армия идет на Крым в 1687 году. Даже не дойдя еще до границ
ханства, все еще маршируя в пределах Гетманщины, русские были «на стреме». «Армия
шла медленно, с величайшими предосторожностями, опасаясь нечаянного (т.е. внезапного
– прим. мое) нападения, хотя о татарах не было и слуху. Все войска, даже во время
похода, сосредотачивались в одну необъятную массу, представлявшую вид
четырехугольника, более версты в ширину и на две версты длиной; середину его занимали
пехотные полки, по обеим сторонам тянулся обоз, состоящий из 20.000 повозок, рядом с
ними двигалась артиллерия, прикрытая конницей» (12). Вот так 100-тысячная русская
армия шла воевать с кучкой жалких разбойников. Да так быстро шли, что за 50 дней
прошли 300 км – 6 км в день – и это при том, что они шли еще в границах своего
государства!
Другие государства высоко оценивали военную мощь Крыма. Так, в 1594 году, в виду
начала австро-турецкой войны имперский посол был отправлен в Россию с наказом
побудить Москву начать войну с Крымом и отвлечь крымских татар от австрийского
фронта – «занять перекопских татар так, чтобы они не смели выступить на помощь туркам
против Венгрии» (13). В 1656 году шведский посол просил Хмельницкого, дабы казаки
воспрепятствовали крымским татарам прийти на помощь полякам, в 1657 году
трансильванский князь Дьердь II Ракоци, также напав на Польшу, через своего посла
Шебеши передал Хмельницкому просьбу «всеми силами, морскими и сухопутными,
препятствовать выходу татар из Крыма» (14).
Во время ирано-турецкой войны 1730-1736 годов, после поражения турецких войск у
Эривани (1734) турки считали, что их единственное спасение от дальнейшего наступления
иранского шаха Надира – это поход крымских татар (15).
В Санкт-Петербурге считали, что если бы хан Каплан Гирей в 1735 году все-таки вторгся
в Персию, то дошел бы до иранской столицы Исхафана (16). Сам же Надир шах, узнав о
вторжении крымских татар, поспешил с армией в Ширван, запретив своему наместнику
Ширвана вступать в сражения с крымскими татарами и ограничится сбором информации
об их продвижении (17).
Вот и думайте потом, за счет чего обеспечивалась такая высокая репутация крымских
татар. И уж точно не за счет «бесчисленных полчищ». Если мы посмотрим на данные не
летописей, а данные для внутреннего пользования, то увидим совсем другие цифры. Так, в
1617 году, согласно письму бискупа Анджея Любинецкого польскому королю Зигмунту
III, число крымскотатарских воинов достигало 15 тысяч (18). Молдавский господарь
Гаспар Грациани писал в 1620 году великому гетману коронному Станиславу
Жолкевскому, что число татар, подлежащих призыву, составляло 30 тысяч (19). Князь
Трансильвании Дьердь II Ракоци при переговорах с польским командованием в 1657 году
заявил, что «боеспособных татар» - то есть вообще всех, кто может воевать – не более 24
тысяч (20) (а сколько из них реально было в войске – другой вопрос). Итак, согласно
имеющейся у европейских монархов информации, крымские татары имели всего 20-30
тысяч мужчин призывного возраста. И эти же монархи столь уважительно относились к
крымской военной мощи. Вот так, товарищи – нам рассказывают сказки про
«стотысячные полчища, умеющие только грабить», а во времена ханства слух о
приближении крымского войска (10-20 тысяч) не раз заставлял отступать намного
превосходящие численностью неприятельские армии.

1) Жак Маржерет. Состояние российской империи. - М.: Языки славянских культур,

2007 - с. 148
2) Михалон Литвин. О нравах татар, литовцев и московитян. – М.: Изд-во МГУ, 1994.
– с. 66
3) Михалон Литвин. Указ. соч. Там же.
4) Флетчер Джильс. О государстве русском. – М.: Захаров, 2002. – с. 103
5) Бережков М.Н. План завоевания Крыма, составленный в царствование Алексея
Михайловича ученым славянином Юрием Крижаничем. – СПб, 1891. – с. 80-81
6) Бережков М.Н. Указ. соч., с. 83. Тот же автор писал, что «они безмерный срам
наводят на наше государство тем, что, будучи малочисленным, убогим народцем,
принуждают столь великое государство к некоторой денежной повинности, к
покупке мира деньгами» (Бережков М.Н. Указ. соч., с. 81).
7) Документы об освободительной войне украинского народа 1648-1654 гг. – К.:
Наукова думка, 1954. – с. 139
8) Документы об освободительной войне украинского народа 1648-1654 гг. – К.:
Наукова думка, 1954. – с. 284
9) Гордон Патрик. Дневник 1677-1678. – М.: Наука, 2005. – с. 94
10) Голицын Н.С. Русская военная история. Часть вторая. От Иоанна III до Петра I. –
СПб, 1878. - с. 666-667
11) Турецкая война при императрице Анне // Русский архив. – 1878. - №1. - С. 258
12) Устрялов Н. История Петра Великого. Том I. Господство царевны Софьи. – СПб,
1858. – с. 196-197
13) Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. Том
8. – СПб, 1884. – с. 29-30
14) Флоря Б.Н. Русское государство и его западные соседи (1655-1660). – М.: Индрик,
2010. – с. 254
15) Кочубинский Ал. Граф Андрей Иванович Остерман и раздел Турции. Из истории
восточного вопроса. Война пяти лет (1735-1739). – Одесса, 1899. – с. 115
16) Сборник Императорского русского исторического общества. Том 76. Донесения и
другие бумаги английских послов, посланников и резидентов при русском дворе с
1733 по 1736 год. – СПб, 1891. - с. 466
17) Бакиханов Аббас-Кули-ага. Гюлистан-и Ирам. – Баку: Элм, 1991
18) Dariusz Skorupa. Stosunki polsko-tatarskie 1595-1623 - Warszawa: Wydawnictwo
Neriton. PAN, 2004. - s. 35-36
19) Dariusz Skorupa. Ор. cit. - s. 36
20) Ludwik Kubala. Wojna Brandenburska i najazd Rakoczego w roku 1656-1657. - Lwów:
Ossolineum. - 1910, seria: „Szkice Historyczne” 5. (reprint Poznań 2005). - s. 177