■

. .

m m ft
p llftp
_*8И*tf?**%5г'Й®

^:>?V

ш я
 СЕРИЯ

ВИЗАНТИЙСКАЯ
БИБЛИОТЕКА

ИССЛЕДОВАНИЯ

А. П. КАЖДАН,
Г. Г. АИТАВРИН

ОЧЕРКИ ИСТОРИИ
ВИЗАНТИИ
И ЮЖНЫХ СЛАВЯН
1 СЕРИЯ

ВИЗАНТИЙСКАЯ
БИБЛИОТЕКА

ИССЛЕДОВАНИЯ

Издательство
«АЛЕТЕЙЯ»
Санкт-П етербург
а 1998 1
уу
~ ~ < ггт
1
А. П. КАЖДАН
Г. Г. АИТАВРИН

ОЧЕРКИ
ИСТОРИИ ВИЗАНТИИ
И ЮЖНЫХ СЛАВЯН
Издание второе, исправленное

Издательство
«АЛЕТЕЙЯ»
С анкт-П етербург
1998
ББК 58
Л 97
Р едколлегия серии «Визант ийская библиот ека»:
Г. Г. Л ит аврин (председатель), О. Л. Абышко (со-председа-
т ель), И . А. Савкин ( со-председатель), С. С. Аверинцев,
М. В. Бибиков, С. П. Карпову Г. Л. Курбатов, Г. Е. Лебедевау
Я. Н. Любарский, И . 17. М едведев, Д. Д. Оболенский,
Г. М. Прохоров, А. А . Чекалова, if. if. Ш евченко
«Очерки истории Византии и южных славян» были напи­
саны по заказу Государственного Учебно-педагогического из­
дательства Министерства просвещения РСФСР в 1958 г. как
учебное пособие для расширения и углубления знаний по сред­
невековой истории Балканского полуострова и Малой Азии.
Вплоть до отъезда А. П. Каждана в США в 1978 г. книга
числилась в списке учебной литературы, официально реко­
мендованной студентам исторического ф акультета МГУ.
«Очерки», однако, не содержат систематического и всесто­
роннего изложения византийской и южнославянской исто­
рии: отдельные эпизоды опущены, другие, наоборот, описаны
чрезвычайно подробно; в одних случаях те или иные факты
лишь упомянуты, в других — приведены подробные выдерж­
ки из источников. Такой подбор материала объясняется стрем­
лением авторов дать читателю ж ивы е и увлекательны е
сведения: именно с этой целью в книге приведена характери­
стика географической среды, описание быта деревни и горо­
да, подробный рассказ о таких значительных событиях, как
народное восстание в Солуни и падение Константинополя.
Многие из затронутых в книге вопросов продолжаются по
сей день оставаться спорными. Авторы, однако, не считали
возможным осложнять изложение характеристикой историо­
графии вопроса и полемикой со сторонниками иных точек
зрения.
Главы 1-10, 17 и 20 написаны А. П. Кажданом,
главы 11-16, 18, 19, 21 и 22 — Г. Г. Литавриным.
Для самого широкого круга читателей.

ISBN 5-89329-083-7

Издательство «Алетейя» (г. СПб) 1998

9*785893 2 90 8 3 7 Г. Г. Литаврин — 1998 г.
 ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

Данная книга была написана 40 лет назад двумя авторами. К не­

счастью, это краткое предисловие к ее новому изданию я вынужден
писать один: Александр Петрович Каждан скоропостижно скончался
29 мая 1997 г. в Дамбартон Оуксе (США), где он проработал в течение
почти двух последних десятилетий.
Мы были тогда оба относительно молоды, и в прямом смысле и в
научном (главное было впереди). Также относительно мы были тогда
и более смелыми, чем впоследствии, без всяких колебаний согласившись
на предложение Государственного Учебно-педагогического издательства
Министерства просвещения РСФСР срочно написать очерки по истории
Византии и южных славян. Согласие обусловливалось не только сме­
лостью молодых академических сотрудников, но и сознанием редкой
удачи. История Византии по-прежнему оставалась тогда почти изгнан­
ной из учебных планов средней школы (ей отводилось едва два-три
урока в курсе истории средних веков) и была сведена к минимуму в
программах исторических факультетов институтов и университетов.
Трудно теперь припомнить, кому из руководящих деятелей издательства
пришла в голову идея заказать и опубликовать книгу по столь «неак­
туальной» тематике. Видимо, то было знамение времени — одно из
счастливых проявлений наступившей после XX съезда КПСС «оттепели»
и духовной атмосфере советского общества.
Надо было спешить, чтобы воспользоваться случаем для пропаганды
отрасли исторического знания, которую мы избрали в качестве своей
профессии и которую, начиная с революции 1917 г., мало жаловали
правящие партийные и правительственные круги. Надо было спешить,
чтобы кто-нибудь (могущественный) не успел передумать, и мы на­
писали книгу буквально за два-три месяца (часто сидя вместе за одной
пишущей машинкой на квартире А. П. Каждана на Малой Бронной в
дни, свободные от посещения Института истории АН СССР). Понимая
нею опасность такой спешки, мы утешали себя мыслью о том, что
книга — не научная монография, а всего лишь популярные очерки,
6 Вместо предисловия.

призванные служить учебным пособием для учителей истории в средней

школе. Насколько, однако, нам вскоре после выхода книги стало из­
вестно, она была хорошо принята не только школьными учителями,
но и преподавателями исторических факультетов высших учебных
заведений. Вплоть до отъезда А. П. Каждана в США (т. е. до 1978 г.)
она числилась в списке учебной литературы, официально рекомендо­
ванной студентам Истфака МГУ.
Перечитав старый текст, я убедился в том, что главы, написанные
А. П. Кажданом, не нанесут посмертно (естественно, на мой взгляд)
заметного ущерба высокому научному авторитету автора. Сохраняя
текст нетронутым, я позволил себе исправить в нем лишь замеченные
опечатки, явные обмолвки, стилистические небрежности и некоторые
(ныне не употребляемые) технические термины. Замечу, однако, что
в последующем автор пересмотрел свои заключения (отраженные в
данной книге) по ряду важных вопросов. Среди наиболее крупных
проблем назову, например, такую, как проблема государственного при­
крепления в X в. крестьян-налогоплателыциков казны к земле: считая
по-прежнему таких крестьян поземельно зависимыми от государства
как верховного собственника всей земли в империи, А. П. Каждан
оставил мысль об их крепостном статусе. Давно уже не разделял
А. П. Каждан и высказанного им в «Очерках» взгляда о появлении в
поздней Византии предкапиталистической, предпринимательской арен­
ды. Более осторожной стала с 80-х гг. и позиция автора в вопросе о
сплошной (исключая три-четыре крупнейших города) аграризации го­
родской жизни в империи в VI—VIII вв. (в ходе так называемого
«аграрного переворота»), как и в вопросе о якобы полном отказе
византийского правительства в IX—X вв. от принципов позднеримской
фискальной системы.
Что же касается моих глав, то я либо сократил, либо исправил те
пассажи, которые я воспринимаю теперь как не совсем точные. Впрочем,
и таких случаев в моих 10 главах не более пяти-шести.
В книге не была предусмотрена библиография. Не приводится мною
она и здесь, в новом издании. Для более глубоко интересующихся
историей Византии и южных славян можно указать на такие обобща­
ющие работы, содержащие достаточно обширную библиографию, как
академическая «Культура Византии» (в трех томах, вышедших в свет
последовательно в 1985, 1989 и 1991 гг.) и трехтомный академический
труд по истории этнического самосознания славянских народов в VI—
XV вв. (изданный поочередно в 1982, 1989 и 1995 гг.).

18.Х.1997 Г. Г . Литаврин
 Глава 1
ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ
И «ВАРВАРЫ» В IV—V вв.

В середине IV в., как и за несколько столетий до этого, Европа

была по-прежнему разделена на две обширные области: к западу от
Рейна и к югу от Дуная лежали владения Римской империи, а остальные
земли были населены кельтскими, германскими и славянскими наро­
дами, которых римляне по-прежнему называли «варварами».
На первый взгляд могло показаться, что прежними оставались
различия в образе жизни римлян и «варваров»: римские города были
украшены зданиями, возведенными из мрамора, и связаны великолеп­
ными мощеными дорогами, — «варвары» обитали в рубленых избах и
полуземлянках, где очаги нередко топились по-черному, а в окна была
вставлена слюда; в римских скрипториях умелые рабы переписывали
сотни рукописей на папирусе и на коже, украшая их затейливыми
миниатюрами, — «варвары» почти сплошь были неграмотны и вряд ли
многие из них слышали о Гомере и Еврипиде; в римских городах
пестрая толпа собиралась в театре, чтобы послушать популярного ри­
тора: надушенный, облаченный в легкие полотняные ткани, надев на
голову венок, он вызывал восторг зрителей забавной игрой слов и
полупонятными намеками на события городской жизни, — жители се­
верных селений, лежа на соломе, ели мясо руками, запивали крепким
хлебным вином и развлекались игрою в кости, проигрывая подчас не
только волов и овчинный тулуп, но и собственную свободу.
Варварский мир во II— IV вв. Но при всем бросающемся в глаза
различии быта в середине IV в. и «варвары» уже не были теми, каких
знали римляне времен Цезаря и Тацита, и в Римской империи про­
изошли существенные перемены.
Развитие земледелия и ремесла у северных соседей Римской империи
зашло далеко вперед за три первых столетия нашей эры: повсеместно
распространилось хлебопашество, и обильные урожаи позволяли «вар­
варам» продавать хлеб римским купцам. Торговые связи становились
все более интенсивными, способствуя развитию хозяйства германских
8 А. 77. Каждан, Г. Г. Литаврин

и славянских племен. Достаточно сказать, что только в Скандинавии

археологи обнаружили тысячу римских сосудов I—II вв. и восемь тысяч
римских монет; из Римской империи проникали на север и постепенно
входили в быт серебряные изделия, стеклянная посуда, ножницы, замки
и ключи. Со своей стороны «варвары», кроме хлеба, продавали римлянам
лошадей, мясо, соль, янтарь и меха.
В новых условиях созревали элементы классового общества: пле­
менные вожди и родовые старейшины, которые были одновременно и
воинами и купцами, становились обладателями множества скота, рабов
и денег. Они хотели иметь римские ткани, римскую посуду, римские
пилочки для ногтей. Римское влияние ускоряло подспудный процесс
имущественной дифференциации и содействовало формированию част­
ной собственности.
А вместе с тем медленно и постепенно шел процесс политической
консолидации: сперва возникали рыхлые и нестойкие союзы племен,
руководимые влиятельными вождями и родовой знатью; затем — по
мере обострения внутренних противоречий — все отчетливее стали вы­
зревать предпосылки для образования ранних государств. Стала более
богатой и духовная культура: у древних германцев зародилась руни­
ческая письменность, сложившаяся, по-видимому, под влиянием ла­
тинского письма.
Экономически более развитые, политически более сплоченные, чем
прежде, северные соседи Рима не хотели быть поставщиками рабов
для римских латифундий; все активнее сопротивляясь римлянам, они
время от времени сами переходили в наступление, прорываясь через
мощную линию оборонительных сооружений на римской границе, —
то с суши, то с моря нападали они на римские города. Правда, в первой
половине IV в. римские войска еще были сильнее «варваров» и нередко
наносили им поражения; особенно крупной была победа, одержанная
20 апреля 332 г., когда римская армия, перейдя Дунай, разгромила
отряды готов и принудила их стать федератами, т. е. нести за небольшие
субсидии службу по охране границ империи. И все же, хотя римляне
одержали верх, хотя множество северных («скифских», как тогда го­
ворили) рабов было продано римским вельможам, положение на се­
верной границе становилось все более опасным. И дело не только в
том, что крепла экономическая и военная мощь «варваров», — и в
самой Римской империи протекали такие внутренние процессы, которые
неминуемо приводили к ее ослаблению.
Экономическое развитие Римской империи в IV в. Эти процессы
были внутренними, подспудными, на первый взгляд незаметными.
Почти все области империи — за исключением, пожалуй, Египта, —
переживали в IV в. подъем сельского хозяйства: все шире распростра­
нялись такие культуры, как виноград и оливка, требовавшие интен­
сивного труда: в Северной Африке, например, оливковые насаждения
постепенно оттесняли на задний план возделывание пшеницы; вино­
 Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в I V— V вв. 9

градарство процветало не только в Паннонии и Мезии, но и в долине

Мозеля и в Южной Британии. Само производство зерна также интен­
сифицировалось: постепенно входили в быт — преимущественно в Гал­
лии и придунайских провинциях — колесный плуг, запряженная быком
жатка, примитивная «молотилка» и, что особенно важно, мельница,
приводимая в движение водой. Высокого искусства достигали поздне­
римские ремесленники: во многих городах существовали обширные
мастерские, где изготовляли оружие, шелковые ткани, стеклянную
посуду, папирус; умелые строители воздвигали из камня дворцы, го­
родские стены и христианские храмы. В 347 г., например, в сирийском
городе Селевкии была отстроена новая гавань: для этого пришлось
срыть высокий холм, чтобы корабли могли подходить к самому городу.
Императорские монетные дворы чеканили в это время полновесную
полотую монету — солиды, которые служили платежным средством
далеко за пределами империи.
Анонимный географ, живший в середине IV столетия, так описывает
Сирию: «Производством полотна занимаются Скифополь, Лаодикия,
Ьибл, Тир и Бейрут, которые снабжают им весь мир и процветают во
нсяком изобилии. Подобно этому Сарепта, Кесария, Неаполь, а также
Лидда всему миру поставляют ткани, окрашенные настоящим пурпуром.
Нее названные города славны и изобильны хлебом, вином, оливковым
маслом и другими плодами земли. Ты найдешь в Палестине, в месте,
имя которому Иерихон, финиковую пальму, называемую именем Ни­
колая (имеется в виду Николай Дамасский, подаривший Августу фи-
иики.— А К.)у а также дамасскую пальму; эти края изобилуют и
другими пальмами, меньшими по размеру, фисташковыми деревьями
и всевозможными сортами яблонь».
Богатства господствующего класса по-прежнему создавались в зна­
чительной мере рабами. Конечно, в нашем распоряжении нет стати­
стических данных, относящихся к IV в., но нельзя не видеть, что
юридические источники и нарративные памятники 1 этого времени
говорят о рабах не менее часто, нежели документы, возникшие в
условиях классической Греции. В IV—V вв. антиохийские богачи под­
час были обладателями тысячи рабов; рабы в Сирии составляли на­
столько важную часть имущества богатых людей, что здесь в IV в.
сложилась поговорка: «Кто отпускает своих рабов на свободу — разо­
ряется, теряет свои владения».
Чтобы оценить значение рабского труда в Сирии IV в., мы можем
обратиться к сочинениям оратора и политического деятеля, родившегося
и Антиохии и связавшего свою судьбу с этим городом, — Ливания.
И его речах мы постоянно слышим о рабах, которые наряду с домами,

1 Н а р р а т и в н ы е п а м я т н и к и — источники повествовательного харак­

тера, как, например, сочинения историков.
10 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

поместьями, кораблями и конями составляют основное имущество бо­

гача. Одну из своих речей, озаглавленную «О рабстве», Ливаний на­
чинает так: «Эти два слова: раб и свободный — везде на устах: в домах,
на рынках, в полях, на равнинах, в горах, даже на кораблях и челноках».
По его словам, двух-трех рабов могли иметь даже антиохийские бедняки.
О продаже рабов, о клеймении рабов, о бегстве измученных рабов
говорит Ливаний в этой речи — о всех тех чертах рабства, которые
были присущи ему в IV, как и в I в.
Конечно, не всюду в Римской империи рабство было так развито,
как в Италии или в Сирии; на окраинах огромной страны, в горных
областях ее, где было мало городов, где нередко господствовало полу­
кочевое скотоводство, число рабов в IV в. оставалось незначительным.
Конечно, было бы очень важно узнать, где больше был развит
рабский труд: в западной или в восточной половине империи. К сожа­
лению, ученые еще не располагают данными, чтобы ответить на этот
вопрос. Мы можем только предполагать, что на Востоке было сравни­
тельно немного больших рабовладельческих вилл, что здесь рабы были
заняты преимущественно в городах или в пригородных усадьбах: они
обслуживали непосредственные нужды своих господ, будучи поварами,
носильщиками, ткачами, сапожниками; они вращали жернова на мель­
ницах; они трудились в императорских красильнях или маслодельных
мастерских.
Значительную часть населения восточных провинций (видимо, чис­
ленно преобладавшую) составляли жители деревень. Селения Фракии,
Малой Азии, Сирии и Египта нередко представляли собой общины,
имевшие своих должностных лиц и свои неразделенные угодья, состав­
лявшие общинный фонд. Земля, на которой жила такая община, счи­
талась собственностью государства, города или храма — и соответст­
венно государство, город или храм присваивали себе львиную долю
прибавочного продукта земледельцев.
Восточноримские земледельцы — по большей части общинники —
назывались обычно греческим термином «георги», который латинские
юристы того времени переводили словом «колоны». Однако между
восточными георгами и западными колонами было существенное раз­
личие: на Западе колоны — арендаторы земли — никогда не образовы­
вали общин; их наделы составляли своего рода периферию рабовла­
дельческого поместья, и потому они привлекались, хотя и в незначи­
тельных масштабах, к выполнению отработочных и натуральных
повинностей, которые были очень мало известны на Востоке. В то же
время западные колоны — во всяком случае до середины IV в. — могли
свободно покидать свои наделы, коль скоро за ними не числились
недоимки по арендной плате; в отличие от этого восточные георги,
подобно царским земледельцам эллинистической эпохи, были прикреп­
лены к своим общинам, к своему «месту рождения», как тогда говорили:
уже в надписях II и III вв. уход георга с земли всегда именуется
 Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в IV— V вв. И

бегством. Этот обычай в IV в. получил силу закона: начиная с 332 г.

был издан ряд указов, запрещавших восточным «колонам» (т. е. геор-
гам) уходить со своих земель и угрожавших, что беглецы будут в
оковах водворены на прежнее место. Разумеется, нельзя думать, что
закон 332 г. и последующие законы о «колонах» как-то принципиально
изменили положение георгов: так называемое закрепощение колонов
на Востоке было не нововведением IV столетия, а остатком эллини­
стических форм общественных отношений — подобно тому как восточ­
норимская община восходила к эллинистическим, если не к доэлли-
нистическим общественным отношениям.
Развитие производительных сил приводило к тому, что обе эти
общественные организации — рабовладельческая вилла и эллинисти­
ческая община — превращались в оковы, препятствующие дальнейшему
прогрессу. Дело в том, что появление новых видов орудий, рост раз­
деления труда и интенсификация производства создавали предпосылки
для экономических успехов мелкого самостоятельного производителя:
если на предыдущем этапе простая кооперация — будь то в системе
рабовладельческой виллы, будь то в рамках эллинистической общины —
оказывалась экономически более прогрессивной, нежели труд изоли­
рованных земледельцев или ремесленников, то уже в первые века н. э.
можно было наблюдать обратное явление: интенсификация труда до­
стигла настолько высокой ступени, а бесправие раба (и в несколько
меньшей степени — прикованного к земле георга) настолько препят­
ствовало созданию заинтересованности непосредственного производи­
теля в собственной трудовой деятельности, что отныне только свободный
груд мог быть экономической формой, способной обеспечить хозяйст-
иенный прогресс. С первых веков н. э. в Римской империи дает себя
:шать тенденция к укреплению мелкого свободного производства: она
выражается в переводе рабов на пекулий, в массовом отпуске на волю,
и укреплении прав колонов-арендаторов на арендуемые участки, ко­
торые (во всяком случае, в Африке) превращаются в наследственное
владение; в соответствии с этой тенденцией в Египте IV в. исчезает
понятие государственной собственности на землю общин — иными сло­
вами, наделы превращаются в собственность самих земледельцев. Эта
тенденция получает отражение в идейной жизни империи: физический
груд, который в условиях расцвета рабовладельческого общества был
предметом презрения, рассматривается теперь по-иному — появляются
басни, где трутни осмеиваются за леность, а в надгробных надписях
|юдственники покойных прославляют их за трудолюбие и мастерство.
Однако эта основная экономическая тенденция эпохи — тенденция
к укреплению мелкого самостоятельного хозяйства — встречает самое
решительное сопротивление со стороны господствующего класса рабо­
владельческого общества. Римские юристы не только стоят за сохра­
нение незыблемости рабовладельческих отношений, но и стремятся
максимально сблизить колона с рабом: колоны и георги объявляются
12 А. П. Каждан, Г Г . Литаврин

неполноправными лицами, им запрещается заключать браки со «сво­

бодными» женщинами и нести государственные должности, их права
на землю категорически отрицаются. Идеологи господствующего класса
(и, в частности, уже известный нам Ливаний) ищут аргументы в защиту
рабовладения, стараются доказать, что оно не противоречит человече­
ским представлениям о справедливости: «Ведь господин, — лицемерно
рассуждает Ливаний, — еще более раб, чем его собственный раб, — он
раб судьбы и болезней, забот и общественного долга. Рабу и земля
приносит плоды без трудов, и одежда и обувь для него прядется и
шьется, пока он бездействует, и в брак рабы вступают, ни о чем заранее
не позаботясь, ибо забота — дело господина, а рабу потребна только
мужская сила. У хворающего раба одно на уме — его недуг, а о ле­
карствах, врачах, наговорах позаботится другой. И умирающему рабу
не надо думать о погребении: у него есть, кто его схоронит, — тот, кто
кажется хозяином, а на самом деле раб».
И если мелкое производство оказывалось в новых условиях един­
ственной экономически выгодной формой хозяйства, то государство
обрушивало на него бесчисленную массу повинностей, способных по­
глотить не только прибавочный, но и часть необходимого труда зем­
ледельца; тут были и денежные платежи разного рода, и необходимость
привозить зерно в города, и повинности по обслуживанию войск и
чиновников, и эпибол6 — обязанность платить налоги за землю соседей,
опустевшие из-за смерти или бегства хозяев. Естественно, что земле­
дельцы отказывались платить налоги, предпочитая нередко бегство в
пустыню или в болота бесплодному труду на своей земле; по словам
историка IV в. Аммиана Марцеллина, египтяне даже гордились руб­
цами, оставленными на их спинах бичами сборщиков податей, — упор­
ство в неуплате недоимок было своего рода добродетелью бедняков.
В разных областях империи раздавались в то время жалобы, что не­
возможно, мол, взыскать налоги с той или иной деревни без помощи
войск. Нужно было все больше и больше войск и чиновников, чтобы
собирать налоги, и, в свою очередь, все больше налогов, чтобы содержать
эти войска и чиновников.
Так противоречие между экономически прогрессивным мелким про­
изводством и косным рабовладельческим правом создавало порочный
круг, и это могло привести либо к полному сокрушению рабовладель­
ческого государства, либо — временно — к созданию диктатуры — та­
кой формы государственной власти, весь мощный аппарат которой был
бы направлен на подавление народного недовольства и сопротивления.
Позднеримский город. Основной ячейкой рабовладельческого об­
щества в Римской империи был город: муниципий, как его называли
на Западе, или полис, если пользоваться греческим термином, распро­
страненным в восточных областях. Полис, или муниципий, был по
существу общиной, гражданами которой являлись владельцы клеров —
земельных наделов на городской территории: в период расцвета полиса
 Глава I. Восточная Римская империя и «варвары» в IV— V вв. 13

они осуществляли управление городскими делами и способствовали

своим искусством или своими денежными средствами его благосостоя­
нию и славе. Строительство общественных зданий, организация рис­
таний на городском ипподроме, устройство пышных и веселых празд­
неств — все это было делом городской верхушки, так называемых
куриалов, которые охотно воздвигали надписи с перечислением своих
заслуг перед городом. С другой стороны, городской плебс, получавший
подачки от куриалов, должен был составлять материальную силу для
господства над рабами и обитавшими на городской территории восточ­
ных полисов георгами.
Тесная связь города с окружающим его аграрным районом, служа­
щим источником существования горожан, составляла характерную чер­
ту античного полиса, и Ливаний, один из антиохийских куриалов,
очень отчетливо охарактеризовал эту связь. «Ведь поля — это опора
городов, — писал он. — И иной выразился бы, что города стоят на
деревнях, и эти последние — для городов основание, из них поступает
пшеница, ячмень, виноградные кисти, вино, масло, пища людям, пища
прочим живым тварям. Если бы не было ни быков, ни плуга, ни семян,
ни растений, ни стад скота — городов просто-напросто не было бы.
И те, которые появились, связаны с судьбою деревень: и хорошее и
дурное состояние городов зависит от этих последних».
Многочисленные письма, сохранившиеся от писателя и политиче­
ского деятеля рубежа IV и V вв. Синесия, знакомят нас с образом
жизни богатого куриала из Пентаполя (Кирены): ббльшую часть вре­
мени он проводил в своем поместье, отдаваясь охоте и садоводству.
«Мои пальцы привыкли более к лопате, нежели к перу», — писал он,
немного кокетничая. Его окружали соседи, которые ничего не знали,
кроме полевых работ и ухода за скотом: они не могли поверить, что
море доставляет пропитание людям, и хотя они слышали о существо­
вании императора, не в силах были вспомнить его имя.
Куриалы были собственниками городской земли, которую возделы­
вали рабы, георги и безземельные арендаторы; они были вместе с тем
хранителями традиций рабовладельческого полиса — «рабами своих
предков», как удачно назвал их один оратор IV в. Они по старой
традиции должны были выполнять литургии: взыскивать государствен­
ные налоги, подвозить хлеб для города, строить дороги и мосты, под­
держивать зимой огонь в общественных печах, содержать бани, нани­
мать для празднеств атлетов и вожаков дрессированных медведей. Они
привыкли к широкому образу жизни: покупали дорогих коней в Аравии,
облачались в шелковые ткани, любили не спеша путешествовать и
жить на модных курортах. Все это требовало денег, а рабовладельческое
поместье оказывалось в новых условиях все менее и менее рентабель­
ным. Немудрено, что писатели IV в. постоянно жалуются на трудные
обстоятельства, на то, что куриалы «проедают» и проигрывают свои
состояния, что число куриалов сокращается.
14 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

К кому же переходило богатство городских землевладельцев? Ча­

стично это были наиболее удачливые из самих куриалов, которые
скупали или арендовали земли своих соседей. В той же Антиохии в
середине IV в. небольшая группа богачей арендовала запустевшие кле­
ры собственных сограждан. Но чаще крупные землевладельцы приоб­
ретали поместья за пределами округи собственного полиса, в разных
частях страны. Известный писатель и политический деятель IV в.
Симмах имел не менее 15 вилл близ Рима и в Южной Италии, а кроме
того, поместья в Самнии, Сицилии, Мавритании. При этом Симмах
не принадлежал к числу самых богатых землевладельцев Римской
империи: были люди, земли которых лежали в Африке, Сицилии,
Испании, Галлии, и тысячи рабов возделывали эти земли.
Естественно, что такие богачи менее всего были заинтересованы в
сохранении своих связей с полисом; они располагали достаточно мощной
поместной администрацией, чтобы не нуждаться в полисе: у них были
свои тюрьмы, свои вооруженные отряды. Их экономические интересы
сосредоточивались в различных частях империи, и они не могли быть
гражданами одного полиса. Крупные поместья IV в. — а они сущест­
вовали преимущественно на Западе — становились экзимированными,
т. е. независимыми от городских властей: владельцы таких латифундий
не должны были выполнять литургий и самостоятельно, а не через
город, платили причитающиеся с их земель налоги.
На Востоке таких экзимированных поместий было сравнительно
мало: здесь куриалы встретили другого противника — может быть,
менее величественного, но зато более цепкого и пронырливого. Об этих
людях постоянно с желчью и ненавистью говорит Ливаний: «Из каких
же средств полагаешь ты, государь, люди, оставившие свою родину и
бежавшие от скудости отцовского дома, люди, явившиеся к нам в
поношенной обуви, а иные и вовсе босиком, торгуют пшеницей, строят
дома, имеют дела с менялами, ссужают деньги, всюду поминают о
процентах, оставляют детям большие наследства?». Один из таких
людей — бывший торговец рыбой Гелиодор — приобрел дом, рабов,
табуны коней, стада быков, обширные владения в Македонии, Этолии,
Акарнании. Эти люди, столь успешно оттеснявшие куриалов на задний
план, были императорскими чиновниками и военачальниками; по сво­
ему происхождению они могли быть земледельцами, ремесленниками,
вольноотпущенниками, «варварами». Они выдвигались, используя бла­
госклонность императора и его вельмож, обогащались за счет взяток,
судебных процессов, хищений из казны. Это была новая знать, по-сво-
ему способная и энергичная и совершенно чуждая полисных традиций.
Более того, она по самой своей природе должна была выступать против
полисного партикуляризма, ибо остатки автономии полисов мешали
распространению императорского самодержавия, которое было источ­
ником их власти и обогащения; кроме того, полисная форма собствен­
ности, юридически еще сохранявшаяся, мешала чужакам, негражданам
 Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в IV—V вв. 15

приобретать клеры на городской территории. Поэтому новые богачи

сплошь да радом оказывались лишь арендаторами, но не собственниками
городской земли.
Социальные противоречия в Римской империи. Таким образом, в
Римской империи IV в. мы можем проследить две группы противоречий.
Прежде всего здесь все более обострялось противоречие между обез­
доленными «низами» (рабами, георгами, безземельными арендаторами)
и господствующим классом; в соответствии с объективной экономиче­
ской тенденцией к формированию мелкого самостоятельного производ­
ства эти труженики стремились к упрочению своих — пусть самых
минимальных — прав на условия своего труда; наоборот, рабовладель­
ческое государство и право закрепляло за господином полную собст­
венность на раба, а георга и безземельного арендатора римские юри­
сты — вразрез с основной экономической тенденцией эпохи — пыта­
лись трактовать как раба или пол у раба.
Это противоречие находило свое выражение в отказе платить налоги,
в покушениях на податных сборщиков, в бегстве рабов и земледельцев,
в создании вооруженных отрядов, нападавших на рабовладельческие
виллы. Сопротивление трудящихся масс перерастало нередко в восста­
ния, которые вспыхивали в IV в. в Северной Африке, Фракии, Сирии,
Малой Азии и многих других областях. Эти народные движения уже
с конца IV в. начинают сливаться с «варварскими» вторжениями. Опас­
ность казалась настолько значительной, что один из наиболее прозор­
ливых идеологов класса рабовладельцев — киренский куриал Сине-
сий — рисовал императору возможность нового восстания Спартака и
требовал удаления от двора и из войска всех «варваров» — потенци­
альных союзников непокорных рабов.
Другое противоречие было противоречием между куриалами, го­
родскими землевладельцами старого типа, и новой, чиновной и слу­
жилой знатью. Это противоречие не было по существу антагонистиче­
ским: обе группы боролись за увеличение своей доли прибавочного
продукта, выжимаемого из народных масс. Чиновная и служилая знать
стремилась разорить городскую аристократию, отнимая или сманивая
в свои владения земледельцев, обрабатывавших поля куриалов, налагая
на города непосильные подати, возбуждая против куриалов тяжелые
судебные процессы. Неудивительно, что в маленьких городках куриалы
не выдерживали борьбы: полностью разоренные, они бросали свои дома
и уходили в горы или леса; тогда правительство объявило о прикреп­
лении куриалов к их городам: отныне они, подобно георгам, не имели
права покинуть место, где родились, а их дети не могли быть никем,
кроме как куриалами. Более того, назначение куриалом теперь ока­
зывается своего рода наказанием: арестованного преступника просто
приписывают к тому или иному городу в качестве куриала с тем, чтобы
дотла разорить его.
16 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

В больших городах, однако же, куриалы оказываются более силь­

ными: им удается иногда повести за собой широкие массы городского
плебса. К этой последней категории принадлежали прежде всего нищие
в прямом смысле этого слова: в одном только Константинополе в конце
IV в. было около 50 тысяч нищих. «Везде, — говорит церковный пи­
сатель Григорий Нисский, — можно увидеть протянутую руку проси­
теля, его дом — воздух под открытым небом». Сюда относились также
поденщики, ремесленники и мелкие торговцы, которые едва-едва сво­
дили концы с концами.
Столкновения между новой знатью и городской беднотой вспыхи­
вали особенно часто на ипподроме, где собирались горожане, чтобы
смотреть бег колесниц, выступления актеров, плясунов, дрессированных
медведей. Огромные средства тратились на содержание коней для ри­
станий, целые караваны привозили в большой город клетки с дикими
зверями. Но ипподром был не только местом развлечения: здесь им­
ператорские чиновники оглашали распоряжения властей, и здесь на­
родные массы выражали криком и свистом свое отношение к этим
рескриптам. Народное недовольство, искусно подогреваемое вождями
куриалов, нередко перерастало в открытое столкновение: неугодного
правителя могли тут же на ипподроме закидать камнями. Многие
писатели IV в. вспоминают о случаях, когда народное возмущение на
ипподроме завершалось казнью правителя города. Недаром специальные
декреты (надпись, содержащая такой декрет, была найдена во время
раскопок в Эфесе) запрещали горожанам носить оружие.
В конце IV в. городские волнения следовали одно за другим. В 387 г.
крупное восстание вспыхнуло в Антиохии. Возмущенные известием о
новых налогах, народные массы двинулись к дворцу правителя Сирии
Цельса и пытались ворваться во дворец; статуи императора были сбро­
шены с пьедесталов и разбиты; дома богачей подожжены. Лишь с большим
трудом Цельсу удалось подавить восстание. В 388 г. происходили волне­
ния в Константинополе, в 389 г. — в Александрии. В 390 г. командир
готов-наемников, расквартированных в Солу ни, распорядился арестовать
популярного в городе возничего за его насмешки над германцами; в ответ
народные массы восстали и предали казни готского вождя. По приказу
императора была устроена жестокая расправа над солунянами: несколько
тысяч горожан было перебито на ипподроме.
Начало готских вторжений. Таким образом, внутренняя обста­
новка в империи была чрезвычайно напряженной. Вместе с тем с конца
IV в. резко ухудшилось внешнеполитическое положение. Во второй
половине IV в. на владения готов, живших в это время в Причерно­
морских степях, напали пришедшие из Заволжья племена гуннов.
Писавший в конце IV в. историк Аммиан Марцеллин подробно рас­
сказывает о быте гуннов; впрочем, к подлинным фактам он примешивает
легенды. По его словам, гунны не знали земледелия. «У них никто не
 Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в IV—Vee. 17

занимается хлебопашеством и никогда не касается сохи». Охота и

коневодство давали им все необходимое: Аммиан Марцеллин писал,
что гунны пили конское молоко и ели сырую конину, которую пред­
варительно держали под седлом, чтобы мясо сопрело; они будто бы
одевались в одежды, сшитые из шкурок лесных мышей; они не знали
жилищ: женщины жили в кибитках, а мужчины проводили всю свою
жизнь верхом на своих низкорослых лошадках.
Кочевники-гунны были воинственным народом. Вооруженные ме­
тательными копьями и мечами, они вместе с тем умело пользовались
крепко свитыми арканами: набросив петлю на противника, сваливали
его с коня и брали в плен.
В начале 70-х гг. IV в. готы были разбиты гуннами; часть готов
признала над собой власть гуннов, а часть отступила на Запад и просила
у императора Валента разрешения перейти Дунай и поселиться на
территории Римской империи. Весной 376 г. множество готов с домаш­
ним скарбом, с женами и детьми перешло на территорию провинции
Мезии и заполнило всю страну — «точно пепел после извержения
Этны», по словам современника.
Императорские чиновники, жадные и корыстолюбивые, вопреки
своим обещаниям не доставили готам продовольствия. Вскоре в готском
лагере начался голод, так что «варвары» были вынуждены продавать
в рабство своих детей. Корыстолюбие римских властей усиливало не­
нависть готов к Римской империи, вылившуюся в конце концов в
вооруженное выступление: готы стали нападать на города, и тогда к
ним примкнули рабы (в значительной части — их соплеменники), ко­
лоны, горнорабочие из фракийских рудников.
Решающая битва между восставшими и войсками императора Ва­
лента произошла 9 августа 378 г. у города Адрианополя; римская армия
была разбита наголову, сам император погиб в битве. Поражение было
настолько тяжелым, что Аммиан Марцеллин называл битву при Ад­
рианополе новыми Каннами: готские отряды угрожали теперь Констан­
тинополю. Лишь после упорной борьбы и длительных переговоров
новому римскому императору удалось заключить мир с готами; согласно
мирному договору земли по Дунаю (кроме Добруджи) оставались за
«варварами».
Уже и раньше значительные отряды северных «варваров», преиму­
щественно германцев, поступали на службу к римским императорам:
они должны были в первую очередь охранять границы. После расселения
готов в придунайских провинциях они заняли главенствующее место
в римской армии: при этом готские дружины федератов продолжали
подчиняться своим вождям, наделенным римскими титулами, и сохра­
няли значительную самостоятельность.
События 376—378 гг. были первым этапом в наступлении «варваров»
на империю; при этом сразу же стало ясно, что рабы, колоны (георги),
горнорабочие выступят союзниками «варваров». В то же время куриалы

М ак 3585
18 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

и часть городской бедноты враждебно относились к готам. Куриалы

выступали против готского засилья в армии: Синесий выдвинул проект
создания армии из ремесленников, торговцев и земледельцев, которые
должны были заменить готов-наемников: «Скорее, чем дозволять ски­
фам (так Синесий именует германцев. — А. К.) носить оружие, должно
потребовать от нашего земледелия людей, которые им занимаются и
которые готовы его защищать. Исторгнем поэтому философа из школы,
ремесленника — из мастерской, торговца — из лавки; призовем эту
чернь, шумящую и праздную, проводящую досуг в театрах, пока есть
еще возможность действовать, — если она не хочет в скором времени
перейти от смеха к плачу; пока еще нет никакого препятствия для
создания собственной армии из римлян».
Городские круги, которые оказали сопротивление готам во время
событий 376—378 гг., и дальше оставались настроенными против гер­
манцев; известное уже нам возмущение в Солуни в 390 г. было вызвано
именно недовольством горожан действиями размещенного в городе
готского гарнизона. Еще более грозным оказалось столкновение в Кон­
стантинополе в ночь с 11 на 12 июля 400 г. Враждебное отношение
населения к готам было настолько откровенным, что вождь готов Гайна
решил вывести свои отряды из города. Синесий рисует живую картинку
последовавших событий: готы действовали втайне; неожиданно какая-то
нищенка заметила, что они увозят свой скарб, и, бросив миску, куда
собирала милостыню, стала осыпать готов проклятиями; на шум сбе­
жался народ, горожане заперли городские ворота и принялись избивать
«варваров»; храм, в котором искали спасения готы, был подожжен, и
около 7 тыс. человек погибло.
Другие готские отряды, находившиеся на территории империи,
также были перебиты; еще до этого в Памфилии (Малая Азия) римский
офицер Валентин собрал ополчение из свободных земледельцев (пре­
имущественно граждан маленького города Сельге) и нанес серьезное
поражение попавшему в засаду готскому войску; готы, потеряв большое
число воинов, должны были оставить Памфилцю. Затем были разбиты
основные силы готов, находившиеся во Фракии; оставшиеся отряды
были вынуждены либо уйти за Дунай, либо вторгнуться в западную
половину империи.
Разделение империи. По существу, уже в середине IV в. Римская
империя разделилась на Западную и Восточную, но вплоть до начала
V в. обе эти части — хотя и имели обычно своих особых императоров —
продолжали считаться единым целым. Однако различие обеих частей
в экономическом и политическом отношениях становилось все более
отчетливым. Это различие состояло прежде всего в том, что на Западе
сформировался мощный слой владельцев обширных латифундий, воз­
делываемых трудом рабов и колонов: в Галлии, Италии, Африке этим
магнатам принадлежали огромные пространства земли. Французские
археологи вскрыли обширные комплексы строений, составлявших рим­
 Глава 1. Восточная Римская империя и «варвары» в IV—V вв. 19

скую виллу IV—V вв.: по их расчетам, такие владения могли прости­

раться на тысячу гектаров. Стихи, написанные римским поэтом V в.
Сидонием Аполлинарием, рисуют быт такого поместья, где «проворные
рабы» обрабатывали землю, а господин заботился об охоте, празднествах
и изящных поэмах. Таких крупных владений не было на Востоке.
Западная знать добилась не только экономического, но и полити­
ческого верховенства, каким не располагали на Востоке ни куриалы,
все более нищавшие, ни военно-служилая знать, представители которой
находились в зависимости от милости или гнева императора. Полити­
ческая независимость западной аристократии отчетливо проявилась в
создании так называемого «Суда пяти мужей» — учреждения, подобного
которому не было на Востоке. Этот «Суд пяти мужей», состоявший из
аристократов (сенаторов), был единственной судебной инстанцией,
имевшей право разбирать дело по обвинению сенатора; на Востоке
подобные дела могли разбираться обычным порядком.
Кроме того, на Западе было меньше городов, и сословие куриалов,
по-своему заинтересованное в сохранении единства страны, оказалось
здесь слабее, чем на Востоке; наконец, слой свободных зажиточных
земледельцев, подобных тем, кто поддерживал Валентина в Памфилии,
был здесь невелик: свободное мелкое землевладение сохранялось в
Западной империи, преимущественно в областях по Рейну и Дунаю,
тогда как в остальных частях страны свободные земледельцы разоря­
лись, все чаще попадали в кабалу к магнатам и местами почти совер­
шенно исчезли.
Все это объясняет, почему на Западе были более сильными тен­
денции к политической децентрализации и почему сопротивление «вар­
варам» оказалось более слабым, нежели на Востоке, несмотря на то,
что именно Восток подвергся первому натиску готов.
С 395 г. императором Востока был Аркадий, правивший в Констан­
тинополе, а во главе Западной империи стоял его брат Гонорий, ре­
зиденцией которого была Равенна, хорошо защищенная болотами и
искусственными рвами от нашествия врагов. Когда Гонорий стал им­
ператором, ему было всего 10 лет; фактически управление было со­
средоточено в руках Стилихона, опытного полководца; вандал по про­
исхождению, он, пожалуй, яснее многих римских сенаторов понимал
необходимость сохранения единства и целостности империи. И дейст­
вительно, на первых порах Стилихону удалось сохранить единство
Римской империи: по словам историка Орозия, хотя в империи было
два императора и две резиденции, она оставалась единой. Стилихон,
в частности, оказал энергичную поддержку константинопольскому пра­
вительству во время борьбы против готов. Однако все попытки Сти­
лихона сохранить единство империи были напрасны: западная аристо­
кратия, с которой он заигрывал, косо смотрела на полководца-вандала,
особенно потому, что он пытался увеличить налоги на военные нужды.
Лишь ценою колоссального напряжения сил (были отозваны легионы
20 А. Я. Каждан, Г. Г. Литаврин

из Британии и частично из Галлии) Стилихон сумел отразить новые

нашествия германцев: сперва под командованием Алариха, затем во
главе с Радагайсом. У стен Флоренции отряды Радагайса были окружены
и взяты в плен; многие из пленников были проданы в рабство.
Но успехи Стилихона вызвали опасения как в Константинополе,
так и среди сенаторской знати Италии. В 407 г. константинопольское
правительство торжественно провозгласило победителя полчищ Рада­
гайса врагом государства, вскоре после этого и в Равенне Стилихон
был объявлен изменником, а затем Гонорий, обязанный ему своим
престолом, приказал его казнить. Трагическую гибель этого талантли­
вого полководца и прозорливого политического деятеля нельзя считать
только результатом близоруких или корыстных интриг: Стилихон за­
щищал старые порядки, политическую организацию, которая проти­
воречила экономическим и социальным условиям: Западная империя
в отличие от Восточной не имела тех сил, которые могли бы достаточно
стойко защищать ее единство.
Развязка наступила скоро. Уже в 410 г. готы под командованием
Алариха разграбили Рим — «вечный город», как называли его в то
время. На территории Западной империи стали одно за другим возникать
варварские королевства: вестготов (западных готов), вандалов, бургун-
дов, франков. К 476 г. власть западного императора была лишь жалкой
тенью, лишенной реального значения; занимавший престол мальчик
по странной иронии судьбы соединил в себе два самых громких имени
в римской истории: имя основателя Рима и имя основателя империи;
этого мальчика, последнего римского императора, звали Ромул-А]вгу-
стул. В 476 г. он был низложен в результате бунта его собственных
дружинников, которые отправили его на виллу в Кампании. Еще 10
лет спустя франкские воины присоединили к своим владениям послед­
ний обломок Западной Римской империи, еще сохранявшийся на берегах
Луары. Западная Римская империя перестала существовать.
 Глава 2
ПОПЫТКИ РЕСТАВРАЦИИ
РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
И КЛАССОВАЯ БОРЬБА В VI в.

Общественный переворот на Западе. В V в. Западная Римская

империя пала. Она пала в результате внутреннего кризиса, ослабившего
ее экономически и заставившего, в конечном итоге, народные массы
западных провинций предпочесть римской «свободе» зависимость от
варварских королей. Иногда эти варварские короли называли себя
наместниками восточноримского императора, на своих монетах чека­
нили его имя и изображение, публиковали не законы, но приказы, ибо
закон мог быть издан только императором, а приказы — высшими
чиновниками империи. Но все эти действия были лишь данью традиции,
наивной попыткой победителей утвердить себя в качестве наследников
Рима; на деле западные провинции находились уже вне сферы власти
константинопольского императора. Более того, общественное развитие
их пошло теперь иным путем: крупной рабовладельческой собственности
был нанесен сокрушительный удар, и почти повсеместно распростра­
нилась свободная община (в меньшей степени — в Италии и Южной
Галлии, где рабовладельческая аристократия сумела удержать свои
позиции, а новая знать довольно скоро приобрела обширные угодья и
вступила в союз со старой аристократией); положение рабов, которые
еще сохранялись здесь, постепенно менялось: они переставали быть
хозяйственно неправомочными лицами, и приближалось время, когда
их станут рассматривать не как вещь, но как личность, облагая госу­
дарственными повинностями и привлекая к военной службе. Основной
фигурой нового общества оказывался свободный крестьянин-общинник,
полноправный собственник своего надела и своей доли в лесу и на
общинном выгоне, участник судебной сходки и ополчения. Правда,
ему недолго было суждено играть эту роль — ему предстояло превра­
титься, сблизившись по положению с бывшим рабом, в феодальноза­
висимого крестьянина, основного создателя материальных ценностей в
течение примерно тысячелетнего периода европейского средневековья.
22 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

В этих условиях, когда произошел слом рабовладельческой системы,

когда «варвары» заняли западную половину империи, а с севера и
востока двигались все новые и новые племена (лангобарды, протобол­
гары, авары и пр.), только концентрация всех сил рабовладельческого
государства могла на некоторое время задержать крушение Восточной
Римской империи. И эта концентрация сил действительно имела место:
после крайней растерянности, отступления, пассивности, которая харак­
теризует политику константинопольского правительства на протяжении
V столетия, рабовладельческая реакция предпринимает последнюю по­
пытку не только укрепить свои позиции, но и перейти в наступление.
Уже в первой половине VI в. константинопольские правители пред­
принимают попытки реставрации Римской империи.
Рабовладельческая реакция на Востоке. В этой своей политике
они опирались на мощный и разветвленный государственный аппарат,
существовавший в значительной степени за счет жестокой эксплуатации
«георгов», и на часть городского плебса, подкармливаемую рабовла­
дельческим государством; их поддерживал на Востоке довольно широкий
слой мелких и средних рабовладельцев, которые еще в IV в. нередко
по собственной инициативе создавали отряды для борьбы против готов
и которые продолжали в VI в. видеть в «варварах» лишь потенциальных
рабов.
Люди, которые осуществляли в VI в. политику реставрации Римской
империи, не принадлежали к старинной рабовладельческой аристокра­
тии; это может показаться странным на первый взгляд, но именно тот
класс, который всем своим бытием был связан с рабовладельческой им­
перией, оставался довольно безразличным к политике реставрации и даже
фрондировал, играя роль оппозиции константинопольскому правитель­
ству. Представители сенаторской землевладельческой знати не хотели
ничего видеть, кроме своих поместий, и аристократические поэты воспе­
вали вино, женщин и дуновение ветерка в то время, когда рушилась
Римская империя. Такова была слепота гибнущего, обреченного класса.
Наиболее энергичную роль в осуществлении политики реставрации
сыграли в VI в. люди, которые вышли из «низов» общества; они, достигнув
высоких чинов, проникли в состав господствующего класса и стали дея­
тельными защитниками рабовладельческих порядков и римских тради­
ций. Среди этих людей первое место принадлежит Юстиниану.
По своему происхождению Юстиниан был крестьянином-иллирий-
цем из верхней Македонии; его дядя Юстин, такой же крестьянин,
как и он, женатый к тому же на бывшей рабыне и до конца жизни
остававшийся неграмотным, сделал блестящую карьеру: начав военную
службу простым солдатом, Юстин дослужился до высокого поста на­
чальника императорской гвардии, а в 518 г. армия на константино­
польском ипподроме провозгласила его императором. Юстиниан, при­
ближенный ко двору и получивший блестящее по тем временам обра­
 Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в. 23

зование, сделался фактическим руководителем политической жизни

страны, а после смерти своего бездетного дяди занял престол (527—565).
Историк Прокопий, современник Юстиниана, в книге «Тайная ис­
тория» подробно рисует наружность и внутренний облик константино­
польского императора. При этом надо иметь в виду, что сам Прокопий
принадлежал к той части восточноримской аристократии, которая не­
навидела Юстиниана; его «Тайная история» — это отнюдь не объек­
тивное, спокойное повествование о событиях, совершавшихся на глазах
Прокопия, но своего рода гневный памфлет, где Юстиниан и его близкие
выступают виновниками всех бед, постигших империю в VI в. Несмотря
на преувеличения, допущенные Прокопием, его «Тайная история» ос­
тается очень важным памятником, известия которого служат любопыт­
ным коррективом к славословию в адрес Юстиниана, какое мы находим
в официальных исторических сочинениях того времени, написанных,
кстати сказать, тем же Прокопием.
По словам Прокопия, Юстиниан был человеком среднего роста, пол­
ным, круглолицым и румяным; простой в обращении, он не любил при­
дворной торжественности и не требовал соблюдения этикета. Он мало ел
и мало спал, проводя дни и ночи за письменным столом, сидя за которым,
он хотел руководить делами своей обширной империи. Ночами он нередко
бродил по пустынным залам дворца, обдумывая законы и богословские
проблемы. Юстиниан хотел все делать сам, и хотя толпа секретарей
окружала его, он любил своей рукой писать письма провинциальным
чиновникам.
Поразительная трудоспособность Юстиниана удивляла константино­
польских аристократов, предпочитавших отдавать свой досуг охоте, пир­
шествам и зрелищам ипподрома. Прокопий подхватывает и, смакуя, пе­
редает слухи, что Юстиниан якобы был сыном демона, что он будто бы,
«внезапно вскочив с императорского трона, начинал ходить по всему
дворцу... и вдруг у него пропадала голова, а тело продолжало совершать...
долгие прогулки взад и вперед».
Юстиниан был быстр в своих решениях: без долгого расследования,
едва выслушав обвинителя, он выносил судебный приговор. «Он без
всякого колебания подписывал бумаги, содержавшие приказ о разруше­
нии местечек, сожжении больших городов, обращении в рабство племен,
хотя бы они ни в чем не были виноваты».
Он никогда не выказывал гнева, но мог «тихим и ровным голосом
приказать избить десятки тысяч ни в чем неповинных людей», если
считал, что этого требует благо государства. Он умел лицемерить и
лгать, а в нужную минуту легко проливал слезы.
Сдержанный, коварный, жестокий, неутомимый в своих бумажных
делах, не знавший своей страны и исходивший при решении полити­
ческих задач из априорных, в кабинете придуманных целей — таким
24 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

был этот человек, который почти полстолетия стоял во главе Восточной

Римской империи.
Его жена Феодора, подобно Юстиниану, не могла похвастаться знат­
ностью происхождения. Она была дочерью служителя при константино­
польском ипподроме и прожила нелегкую жизнь; ей пришлось быть акт­
рисой, проституткой, прядильщицей. Феодора была небольшого роста и
на редкость хороша собой; к тому же она умела держать себя и отличалась
умом и решительностью. Став императрицей, она участвовала в делах,
принимала посольства и писала письма политическим деятелям за ру­
бежом.
Страсть к богатству и пышной роскоши двигала ее интересами. Не
довольствуясь теми земельными владениями, которые полагались ей
как императрице, Феодора получила в подарок от своего супруга имения
в Каппадокии, Пафлагонии и Вифинии. Немало людей было брошено
в тюрьму по приказу Феодоры только потому, что она завидовала их
богатству.
Юстиниана и Феодору окружало большое число энергичных и дель­
ных чиновников. Во главе финансового ведомства Юстиниан поставил
Иоанна Каппадокийца, который начал свою карьеру мелким чиновником.
Этот человек едва умел читать, но зато обладал удивительной энергией
и искусством находить новые источники доходов как для казны, так и для
самого себя. Крайне неразборчивый в средствах, он, например, завел
специальные темницы, куда бросал людей, чтобы получить от них выкуп.
Вместе с тем он был самостоятелен в своих суждениях и не боялся проте­
стовать против внешнеполитических авантюр, даже если они исходили
от самого императора.
Близким помощником Юстиниана был талантливый юрист Трибо-
ниан, происходивший из маленького городка Сида в Памфилии. Он
получил прекрасное образование, был великолепным знатоком римского
права, но корыстолюбие сделало Трибониана ненавистным для широких
кругов населения империи.
В окружении Юстиниана мы встретим не толькб одаренных адми­
нистраторов, но и способных полководцев. Подобно императору, ил­
лирийским крестьянином, женатым на танцовщице, был Велисарий,
служивший в гвардии и отличившийся в пограничных столкновениях
с персами. Он получил затем чин магистра солдат (главнокомандую­
щего) и в течение ряда лет возглавлял наиболее ответственные экспе­
диции восточноримских войск. Умелым полководцем при Юстиниане
показал себя также и евнух Нарсес.
Существом политики Юстиниана была концентрация всех сил ра­
бовладельческого государства в условиях, когда старый общественный
строй оказался на краю гибели. Государство нуждалось в огромной
армии для поддержания спокойствия как на границах, так и внутри
страны; в средствах для подкупа варварских вождей, найма германских
 Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в. 25

дружин и уплаты контрибуций то тому, то другому племени; в содер­

жании пышного двора и обширной армии чиновничества. Короче говоря,
финансовая проблема оказывалась одной из наиболее животрепещущих
задач. Поэтому Иоанну Каппадокийцу, назначенному в 531 г. префек­
том претория и руководившему финансовым ведомством, необходимо
было провести ряд мер, направленных на увеличение доходов и умень­
шение расходов казны. В частности, он был инициатором такого не­
популярного мероприятия, как введение обязанности земледельцев пе­
ревозить государственную почту и доставлять сельскохозяйственные
продукты в Константинополь и другие крупные города. Вместе с тем
Иоанн Каппадокиец стремился переложить часть бремени на плечи
сенаторской аристократии; по его совету была проведена конфискация
имущества отдельных представителей высшей знати империи.
Законодательство Юстиниана. В деле консолидации империи по­
четное место отводилось праву. В 528 г., уже в самом начале правления
Юстиниана, была создана комиссия юристов, среди которых особенно
выделялся Трибониан; задачей этой комиссии был пересмотр старых юри­
дических памятников и создание единого правового свода, обязательного
для всей страны. Уже в 529 г. появился первый вариант кодекса Юстини­
ана, переработанный в 534 г. Этот кодекс включал в себя постановления
римских императоров, разделенные на 12 книг в зависимости от их со­
держания. Кроме того, другая комиссия под руководством Трибониана
составила сборник, получивший название «Дигесты» и содержавший мно­
гочисленные фрагменты из сочинений римских юристов, расположенные
по их тематике в 50 книгах. Наконец, Трибониану было поручено соста­
вить «Институции», т. е. краткий официальный курс гражданского права;
этой книге предстояло свести, говоря словами Юстиниана, «все мутные
источники древнего права в одно прозрачное озеро». «Дигесты» и «Инс­
титуции» появились в 533 г. Все эти сборники были написаны на латин­
ском языке.
Работа по пересмотру права была проведена в короткий срок; это
была очень трудоемкая работа — достаточно сказать, что при подготовке
«Дигест» членам комиссии Трибониана пришлось изучить примерно
2000 книг (или три миллиона строк). Эта работа чрезвычайно пока­
зательна для того времени, когда она создавалась: кодификационная
деятельность комиссии Трибониана была совершенно лишена живой,
творческой мысли. Речь шла не о создании новых правовых норм,
отвечающих новым потребностям, а о подборе у старых юристов и в
старых законах таких положений, которые могли быть использованы
при сложившихся обстоятельствах. Идеалы комиссии Трибониана ле­
жали в прошлом — и тем самым задача, выполняемая ей, была консер­
вативной, а не созидательной.
Оценивая значение «Кодекса» и «Дигест», мы говорим обычно о
гом, что они донесли до нас традиции римского права, его тонкие и
26 А. П. Каждан, Г. ГЛитаврин

четкие определения, мастерски отражающие юридические взаимоотно­

шения в обществе товаропроизводителей, — традиции, которые впо­
следствии были использованы молодой буржуазией в борьбе против
феодализма и феодальной идеологии. Это бесспорный факт. Но нельзя
забывать о том, что в разработке этого права нет никакой заслуги
Трибониана и его коллег, что они явились лишь переписчиками старых
норм, лишь антикварами своего рода, что они, более того, обрекли на
уничтожение и забвение книги замечательных римских юристов, на
костях которых было возведено пухлое здание «Дигест».
«Кодекс», «Дигесты» и «Институции» изобилуют звонкими фразами
о свободе, справедливости, равноправии, которые будто бы являются
принципами, определяющими правовое положение граждан империи.
Однако присматриваясь внимательнее к правовым нормам Юстиниа-
нова законодательства, мы не найдем там ни свободы, ни справедли­
вости, ни равноправия.
Юстинианово законодательство сохранило прежде всего основной
принцип римского права, согласно которому все люди разделялись на
свободных и рабов. Раб по-прежнему рассматривался как вещь, нахо­
дящаяся в полной собственности господина, и последнему предостав­
лялось право не только продавать, но и карать своих рабов. Господин
не нес ответственности, если раб умирал во время «отеческих наказа­
ний», — и только изуверские пытки осуждались в этих законах. Раб
не считался правоспособным: он не мог приобретать имущества, не мог
по своей инициативе выступать на суде и должен был давать показания
под пытками. Короче говоря, законодательство Юстиниана оставляло
незыблемыми основные принципы рабовладельческого права. И это
неудивительно, ибо оно, как мы видели, было устремлено в прошлое.
Большое внимание в «Кодексе» было уделено положению «георгов»,
которые здесь именуются латинскими терминами «колоны» или «ад-
скриптиции» (приписные). Полностью игнорируя экономическую тен­
денцию эпохи к укреплению самостоятельности мелкого хозяйства,
юристы Юстиниана всячески старались сблизить «георгов» с рабами.
В постановлении самого Юстиниана, включенном в «Кодекс», прямо
было сформулировано: «В чем же состоит разница между положением
рабов и адскриптициев, когда и те и другие находятся во власти
господина, который может раба с его пекулием выгнать, а адскриптиция
прогнать с господской земли?»
Таким образом, в то время, как на Западе — в Испании, Африке,
Галлии — все решительнее осуществлялось превращение раба в фео­
дальнозависимого крестьянина, а в самой Восточной империи эконо­
мическая тенденция приводила к укреплению самостоятельности как
отпущенных на пекулий рабов, так и «георгов», — Юстинианово право
сохраняло и закрепляло рабовладельческие порядки.
Другая тенденция, пронизывающая Юстинианово законодательст­
во, — это охрана авторитета императорской власти. Именно здесь был
 Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в. 27

сформулирован принцип, что основным источником права является

воля монарха: «Что угодно императору, это и есть закон».
Последующие постановления Юстиниана, вышедшие после 534 г.,
носят название «Новеллы», т. е. новые законы. Они написаны в своем
большинстве на греческом языке и стоят ближе к действительности,
чем более ранние сборники. В них, кстати сказать, мы встречаем уже
совершенно иную характеристику положения «георгов»: в одной из
новелл, например, идет речь о фракийских «георгах», которые являются
собственниками земли, быков и даже рабов, но вынуждены продавать
их, чтобы уплатить долги.
Изданные им законодательные памятники Юстиниан считал венцом
юриспруденции. Дальнейшее самостоятельное юридическое творчество
запрещалось; положения «Кодекса» и «Дигест» были возведены в догму,
причем не разрешалось даже обращаться к первоисточникам (сочи­
нениям римских юристов) с целью проверки или лучшего понимания
отдельных положений Юстинианова права. Отныне правоведы могли
лишь толковать или просто запоминать собранный комиссиями Три-
бониана материал, переводить его на греческий язык, составлять на
его базе краткие пересказы и комментарии. Ни один юрист не имел
права выйти за рамки официально утвержденных правовых книг. Так
кодификация Юстиниана, компилятивная по своему характеру, к тому
же ставила предел для творческого развития юридической мысли.
Была еще одна причина, способствовавшая упадку римской юрис­
пруденции: в VI в. исход судебных дел отнюдь не определялся искус­
ством, с которым адвокат излагал аргументы в пользу своего под­
защитного, — в это время связи, умение проникнуть к вельможе, во­
время данная взятка стоили куда больше, чем тщательно продуманная
и хорошо сказанная адвокатская речь. «Суды были пусты, а приемные
полны», — жалуется Прокопий.
Борьба с инакомыслящими. Одной из важнейших задач, которую
ставило перед собой правительство Юстиниана, было подавление со­
противления народных масс. Предшествующие столетия были временем
ожесточенной идеологической борьбы, принимавшей по большей части
религиозные формы: в Римской империи (и в частности в ее восточной
половине) кипели ожесточенные споры между язычниками («эллина­
ми», как их называли), иудеями, христианами; распространилось ма­
нихейство, выдвигавшее демократические требования и осуждавшее
господствующие в стране порядки; христианская церковь, едва только
успев возникнуть, распалась на множество враждующих течений, ко­
торые не могли договориться между собой по основным богословским
вопросам. Многообразные социальные противоречия, этническая рознь,
соперничество отдельных центров империи — все это внешне прини­
мало форму религиозных дискуссий, где связь между реальными ин­
тересами и способом их выражения оказывалась донельзя туманной и
завуалированной. В Константинополе и Александрии, в Антиохии и
28 А. Я. Каждан, Г. Г. Литаврин.

Кесарии Каппадокийской ремесленники, члены курий, пришедшие из

деревень земледельцы до хрипоты спорили о природе Христа, о том,
когда и каким образом слились в нем божественное начало спустив­
шегося с небес Разума (по-гречески «логос») и смертная человеческая
плоть. Одни — несториане — готовы были видеть в Христе человека,
на которого снизошел божественный Разум, пребывавший в нем неко­
торое время и оставивший его тело еще до крестных страданий, и
потому назвали Марию не богородицей, а человекородицей; другие —
монофизиты — наоборот, считали, что Христос обладает лишь одной —
божественной — природой и тем самым, как упрекали их противники,
разрывали связь между Христом и человечеством, отвергая по существу
веру в то, что воскресение Христа является залогом воскрешения людей.
Правительство Юстиниана, стремясь к консолидации империи, при­
давало огромное значение единообразию образа мыслей подданных и
пыталось искоренить и язычество и ереси. В 527 г. был издан указ
против еретиков (в это понятие включались также язычники, манихеи
и иудеи): все они в течение трехмесячного срока должны были принять
православие, т. е. тот вариант христианства, который был объявлен
истинным на Халкидонском церковном соборе 451 г. Все еретические
храмы подлежали закрытию, все еретики удалялись с государственной
службы и ограничивались в своих гражданских правах.
На следующий год в Константинополе прокатилась волна пресле­
дований язычников: многие из них предстали перед судом, их имущество
было конфисковано. Затем, в 529 г., была закрыта высшая школа в
Афинах, которая оставалась последним центром, где изучали античную
философию, по преимуществу идеалистическую; теперь преподаватели
Афинской школы были вынуждены искать приюта в Персии.
Суровые религиозные гонения прокатились также и по Палестине:
было запрещено читать Ветхий Завет на древнееврейском языке, мно­
жество синагог было разрушено. Вместе с тем лица, сохранившие
иудейское вероисповедание, ограничивались в гражданских правах.
Трудной проблемой, которая стояла перед правительством Юсти­
ниана, было отношение к городской бедноте. Хотя городской плебс
являлся той силой, которая могла поддержать рабовладельческое го­
сударство, однако его позиция оказывалась двойственной, и нередко
нехватка продуктов или произвол городских властей порождали воз­
мущение, начинавшееся с протеста на ипподроме и перераставшее в
восстание. В V в. в крупных городах империи сложились своеобразные
организации — «цирковые партии»; их прямой функцией было устрой­
ство зрелищ на ипподромах, но вместе с тем они были особого рода
политическими клубами, отражавшими настроения различных слоев
городского населения. Наиболее влиятельными были цирковые партии
«голубых» и «зеленых», получившие эти названия от цветов, которыми
они убирали колесницы во время ристаний.
 Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в. 29

Правительство Юстиниана стремилось, натравливая «голубых» на

«зеленых», отвлечь цирковые партии от активной политической борьбы
и направить их энергию по пути мелких конфликтов, грабежей и
убийств противников. При этом Юстиниан поддерживал «голубых», и
в то же время распространялись слухи, что Феодора тайно сочувствует
«зеленым».
Восстания народных масс. Таким образом, уже к концу 20-х и
особенно к началу 30-х гг. в Восточной Римской империи создалась крайне
напряженная политическая обстановка: тяжкий податный гнет, продаж­
ность — сверху донизу — государственного аппарата, произвол судов,
расправы над инакомыслящими — все это не могло не вызвать сопротив­
ления трудящихся масс.
В 529 г. вспыхнуло восстание в Палестине, центром которого стал
город Неаполь. Своим царем восставшие провозгласили Юлиана, ко­
торый до этого был «разбойником», иначе говоря, одним из тех смель­
чаков, которые пытались в одиночку бороться с могущественной госу­
дарственной машиной Восточной Римской империи. Восстание внешне
было направлено против православной церкви и как бы явилось ответом
на религиозные гонения, но по существу оно было выражением народ­
ного недовольства.
Юстиниану пришлось двинуть против восставших большие силы;
кроме регулярных войск, он привлек также отряды арабских федератов.
В 530 г. восставшие потерпели поражение, Юлиан был убит в сражении,
а около 20 тысяч человек арабские вожди продали на рабских рынках
в Персии.
Едва только восстание в Палестине было подавлено, как вспыхнуло
еще более грозное движение в самой столице империи — восстание
Ника, получившее такое название от клича восставших «Побеждай!»
(по-гречески «ника!»).
Восстание Ника вспыхнуло в Константинополе в январе 532 г.
Недовольство финансовой политикой и продажностью государственного
аппарата заставило объединиться «голубых» и «зеленых», которые по­
требовали смещения крайне непопулярных в народе Трибониана и
Иоанна Каппадокийца; их обвиняли в корыстолюбии, разврате, ограб­
лении граждан. Народные массы разнесли тюрьму и освободили содер­
жавшихся в ней заключенных.
Юстиниан, напуганный силой народного гнева, пошел на уступки,
сместив Трибониана и Иоанна и заменив их угодными цирковым
партиям людьми. Однако эти уступки не привели к прекращению
движения. Константинопольская знать решила использовать народное
возмущение с тем, чтобы низложить Юстиниана. Начались пожары:
горела Меса, главная улица Константинополя; дворец был осажден,
там не хватало пищи и воды, а дворцовая гвардия отказывалась вы­
ступать против народа. Велисарий с отрядом наемников-готов пытался
30 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

разогнать восставших, но потерпел неудачу. Толпа, в которой были и

женщины, забросала готов камнями и черепицей.
18 января Юстиниан явился на ипподром, где собрались восставшие;
он призывал всех разойтись, признавая себя виновником всех бед и
обещая полную амнистию. Народ встретил его криком: «Ты лжешь,
осел, ты даешь ложную клятву!». Константинопольская аристократия,
используя боевые настроения народа, тут же на ипподроме провела
выборы нового правителя: одному из аристократов — Ипатию, племян­
нику предшественника Юстина, возложили на голову золотую цепь,
объявив его римским императором. Вокруг него собрались многочис­
ленные сенаторы, которые требовали начать атаку дворца.
Однако Ипатий действовал нерешительно и не использовал благо­
приятный момент, когда Юстиниан уже готов был бежать из столицы.
Промедление восставших позволило правительству собраться с силами,
причем особенную энергию проявила Феодора, заявившая, по словам
Прокопия, что «царская власть — прекрасный саван», и советовавшая
напасть на восставших. Тем временем евнух Нарсес сумел сговориться
с вождями «голубых» и, передав значительные суммы, отвлечь их от
участия в восстании; затем наемные войска Велисария ворвались на
ипподром и обратили народ в бегство. По словам Прокопия, в этот
день было перебито 30 тысяч человек.
Победа была полной. Ипатия и одного его родственника, которых
считали возможными претендентами на императорский престол, пре­
дали казни, а тела их бросили в море. Имущество 18 сенаторов было
конфисковано, их самих отправили в ссылку. Партии цирка, последняя
отдушина для выражения народного недовольства, потерпев разгром,
надолго уходят с исторической сцены: в течение многих лет источники
совершенно не упоминают о них.
Разгром народных движений в столице и провинции открывал
дорогу для триумфального шествия реакции. Трибониан и Иоанн Кап-
падокиец были возвращены на свои посты, податной гнет и коррупция
все более возрастали, гонения на инакомыслящих продолжались, со­
провождаемые казнями, пытками, конфискацией имущества и сожже­
нием еретических книг. Одновременно с этим подавление оппозиции
внутри империи позволило Юстиниану приступить к реставрации ра­
бовладельческих порядков на Западе. В 536 г. он объявил в 30-й новелле
о своем стремлении восстановить Римскую империю, но приступил к
осуществлению этой задачи еще раньше — сразу же после подавления
восстания Ника.
Реставрация империи. В 533 г. Юстиниан отправил небольшое
войско для покорения Северной Африки, где в V в. сложилось Вандаль­
ское королевство. Эту экспедицию восторженно приветствовало право­
славное духовенство, считавшее вандалов еретиками. Во главе войска
был поставлен Велисарий, которому удалось довольно быстро одержать
победу, несмотря на численное превосходство вандалов. Это объясняется
 Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в. 31

тем, что Вандальское королевство было ослаблено смутами (как раз в

это время Триполитанкя и Сардиния были охвачены восстанием), а
православное духовенство и жители римских городов радостно встречали
Велисария; к тому же сказались превосходные боевые качества дис­
циплинированного профессионального войска. В марте 534 г. Велисарий
отпраздновал триумф.
Завоеватели стремились к восстановлению старых рабовладельче­
ских порядков в Северной Африке. Военачальники и солдаты Велисария,
по свидетельству Прокопия, занимались охотой за рабами, отправляли
их целыми партиями на продажу в Карфаген. Особым постановлением
збмли, занятые вандалами, возвращались прежним собственникам: го­
сударственной казне, православной церкви, крупным магнатам. Были
приняты меры к розыску беглых рабов и колонов и к возвращению их
на прежние места. Восстанавливались старые налоги, отмененные в
свое время вандалами. Прокопий пишет, что Юстиниан после завое­
вания Северной Африки «тотчас же послал земельных оценщиков и
стал устанавливать невыносимые налоги, которых прежде не было».
Таким образом, завоевание принесло широким слоям населения Се­
верной Африки — если не говорить о городских и особенно торговых
кругах, заинтересованных в тесных связях с Восточной империей, —
лишь ухудшение их положения. Поэтому уже с 534 г. в Северной
Африке начинаются восстания. Сперва восстали туземные племена
маврусиев, разбитые войсками Юстиниана, потом волнение охватило
саму армию. В 536 г. началось восстание под руководством Стотзы.
Причины этого восстания чрезвычайно показательны. Солдаты,
завоевавшие Северную Африку, стремились осесть здесь, превратив­
шись в мелких землевладельцев; они женились на вдовах и дочерях
погибших вандалов и претендовали на получение принадлежавших тем
наделов. Однако константинопольское правительство не склонно было
содействовать укреплению мелкого землевладения и рассматривало эти
земли как собственность казны. Так в событиях в Северной Африке
нашло свое выражение основное экономическое противоречие эпохи:
противоречие между крепнущей мелкой свободной и рабовладельческой
формой собственности.
К восставшим солдатам примкнули также рабы, бежавшие из плена
вандалы, колоны, маврусии. Восстание охватило обширную территорию
(Бизацена, Нумидия, Авразия) и продолжалось до 548 г. Стотза, про­
явивший себя прекрасным руководителем, героически сражался с вра­
гами; после того, как он пал в бою, восставшие еще некоторое время
продолжали борьбу. Правительство Юстиниана должно было пойти на
ряд уступок и, в частности, признать свободу колонов, бежавших из
поместий во время господства вандалов.
Сразу же после завоевания Северной Африки Юстиниан присту­
пает к покорению Италии, где в конце V в. образовалось Остготское
королевство. В 535 г. отряды Велисария высадились в Сицилии, в
32 А. П. Каждая, Г. Г. Литаврин.

то время как другое войско вторглось в Далмацию. Первое время

Велисарий имел успех, используя преимущество своих конных луч­
ников перед конными копейщиками остготов, беззащитными, покуда
они не вступят в тесное соприкосновение с противником. В 536 г.
Велисарий вступил в Рим, а в мае 540 г. он взял после продолжи­
тельной осады Равенну, столицу остготов. Однако готы не прекратили
сопротивления.
В 541 г. королем остготов стал Тотила, который использовал
недовольство населения Италии, вызванное вымогательством прислан­
ных из Константинополя чиновников и грабежами войск Велисария;
Тотила старался привлечь на свою сторону италийских земледельцев
и даже рабов. «Земледельцам по всей Италии, — свидетельствует
Прокопий, — Тотила не сделал ничего дурного; он разрешил им
всегда без страха возделывать землю, где они это делали обычно,
внося ему те подати, которые прежде они уплачивали казне или
землевладельцам». В одной из речей Тотилы, переданной Прокопием,
король остготов заявил, что никогда не выдаст врагу «рабов, пере­
шедших на нашу сторону». Примкнули к готам и многие солдаты,
которые в Италии, как и в Северной Африке, имели достаточно
причин для недовольства.
В то же время армия Восточной империи разлагалась. «Начальники
в укрепленных пунктах пировали со своими возлюбленными, а солдаты,
позабыв о дисциплине, предавались всяческим безобразиям» (Проко­
пий). Все это позволило готам перейти в наступление. В 543 г. Тотила
взял Неаполь, через несколько лет пал Рим. Велисарий, который не
сумел организовать отпор, был отозван; практически почти вся Италия
находилась в руках готов, лишь в нескольких городах удержались
римские гарнизоны.
В 552 г. в Италию было направлено новое войско, которое насчи­
тывало 25—30 тысяч человек; во главе этого войска стоял евнух Нарсес.
Ценой крайнего напряжения сил правительству Юстиниана удалось
одержать победу; Тотила пал в битве, его преемники после упорной
борьбы прекратили сопротивление. К 555 г. Италия была в общем и
целом покорена, хотя к северу от реки По столкновения продолжались
еще несколько лет.
Уже в 554 г. была издана Прагматическая санкция, которая оформ­
ляла торжество рабовладельческой реакции в Италии. Все движимое
и недвижимое имущество крупных земельных собственников, потерян­
ное ими во время освободительной войны под руководством Тотилы,
возвращалось прежним владельцам. Особо подчеркивается в Прагма­
тической санкции, что прежним господам должны были быть возвра­
щены рабы и колоны.
Вместе с тем Юстиниан гарантировал и политические права ита­
лийской знати, установив, что правителей провинций в Италии должны
избирать местные магнаты и епископы.
 Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в VI в. 33

Помимо Северной Африки и Италии, войска Юстиниана в середине

VI в., воспользовавшись междоусобной борьбой претендентов на вестгот­
ский престол, завоевали юго-восточную Испанию. Таким образом, к се­
редине VI в. значительная часть провинций прежней Западной империи
вновь оказалась под властью константинопольского императора. Каза­
лось, что реакция торжествует.
Результаты политики Юстиниана. Каковы же были результаты
политики Юстиниана?
На первый взгляд может показаться, что империя переживала полосу
экономического подъема. Египет после долгого хозяйственного запусте­
ния вновь сделался житницей страны; усовершенствована была ороси­
тельная система, и это позволило засеять новые земли, до того пустовав­
шие. Улучшилось качество производимой стали, а на папирусах этого
времени впервые стали появляться химические формулы. Монета оста­
валась устойчивой, и золотые солиды с изображением императора цени­
лись на Западе, в Галлии, и на Востоке, на острове Тапробана (Цейлон).
Торговые пути связывали Константинополь с Северным Причерно­
морьем, Йеменом и Абиссинией. Важным успехом была акклиматизация
шелкопряда, вывезенного двумя монахами в конце правления Юсти­
ниана, по-видимому, из Согдианы, где уже свыше ста лет был известен
китайский секрет производства драгоценного шелка.
И все же этот внешний блеск и оживленное строительство, и
пышность дворцовых приемов не должны заслонить перед нашим взором
того факта, что экспансия Юстиниана и величие империи были куплены
чересчур дорогой ценой.
Прежде всего правительство Юстиниана, стремясь восстановить
Римскую империю и ввязавшись в тяжелые войны на Западе, было не
в состоянии уделить должного внимания положению на персидской
границе. В 540 г. персы, перейдя границу, осадили Антиохию и, не­
смотря на мужественное сопротивление граждан, в первую очередь
юношей из цирковых партий, взяли этот город. Затем персы вторглись
в Коммагену, где опять-таки они встретились с упорным сопротивле­
нием граждан Эдессы; даже женщины и дети защищали город. В 545 г.
был заключен мир, по которому персы получали контрибуцию в размере
2 тысяч фунтов золота. Однако мир был недолгим. Теперь война
вспыхнула из-за Лазики: персы проложили через леса и болота Колхиды
дороги для конницы и боевых слонов и стремились удержать Лазику
в своих руках. Только в 562 г. Юстиниану удалось заключить мир на
50 лет, причем империя взяла на себя обязательство выплачивать
дань.
Война с Персией не только требовала больших средств, но и пре­
пятствовала торговле на Востоке, равно как и нормальной деятельности
шелкоткацких мастерских Бейрута и Тира, не получавших достаточного
количества сырья.

3 Зак. 3585
34 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

Далее, политика Юстиниана приводила к обнищанию широких

слоев населения империи. Не только войны и разорительные контри­
буции требовали огромных денежных средств; строительство укрепле­
ний, церквей, дворцов также обременяло государственную казну. По­
требность в налогах непрерывно возрастала: правительство вводило
новые, до тех пор неизвестные, поборы. Прокопий, в частности, говорит
об установлении синоны и диаграфе; первая представляла собой при­
нудительную поставку хлеба для войска (пропорционально размерам
поземельного налога), вторая была «прибавкой» к сумме налога, на­
лагаемой на город, которая распределялась между гражданами пропор­
ционально уплачиваемой каждым из них подати. Государство стреми­
лось извлечь доход из продажи должностей, хотя и запрещало время
от времени такую продажу. Были введены монополии на торговлю
теми или иными товарами: эти монополии передавались отдельным
вельможам за крупные суммы. По словам Прокопия, «Юстиниан ус­
тановил много так называемых монополий» и тем самым незаметным
образом «продал благосостояние своих подданных людям, которые сочли
вполне достойным для себя извлекать отсюда выгоду. Получив взамен
этого надлежащую оплату, сам император устранялся от этого дела, а
тем, кто внес деньги, предоставлял устраивать его по своей воле». Так,
например, монополия на торговлю хлебом в Александрии принадлежала
префекту Гефесту.
Продажа должностей и монополий приводила к еще большему
разорению земледельцев и рядовых горожан, ибо в конечном итоге
вельможи взыскивали именно с них свои затраты — к тому же с лихвой.
К этому нужно добавить, что взяточничество процветало по-прежнему,
несмотря на попытки Юстиниана в ряде новелл потребовать, чтобы
чиновники сохраняли «чистые руки» при вынесении своих решений.
Все эти старые и новые поборы не возмещали колоссальных расходов
империи; государственное казначейство должно было искать пути к
сокращению трат. Юстиниану пришлось резко уменьшить размеры
войска (с 600 до 150 тысяч), да и то жалованье солдатам выплачивалось
неаккуратно; значительно пришлось сократить также раздачи городской
бедноте, менее пышными сделались представления на ипподроме, уба­
вились средства на освещение улиц, на благоустройство городов. Им­
перия стояла перед лицом финансовой катастрофы. В 552 г. император
был вынужден аннулировать недоимки.
А Юстиниан тем временем лихорадочно издавал указы, рассчитывая
потоком бесконечных новелл разрешить военные, финансовые, соци­
альные проблемы империи. Бесчисленные административные меропри­
ятия должны были создать еще более мощную государственную машину.
Юстиниан проводит укрупнение некоторых провинций, в ряде случаев
осуществляя соединение военной и гражданской власти в руках одного
чиновника. Так, проконсул Каппадокии получил военные, админист­
ративные и финансовые функции.
 Глава 2. Попытки реставрации Римской империи и классовая борьба в Vi в. 35

Но эта огромная армия чиновников функционировала очень скверно.

Вельможи заботились не о делах, а об аудиенции у Юстиниана и Феодоры;
они часами ждали приема у императрицы, просиживая в тесном и душном
помещении. Наконец наступал долгожданный момент, их вводили в па­
латы, они совершали земной поклон (проскинесис) и уходили, поцеловав
подошву башмачков Феодоры. Вельможи жили в страхе, ожидая в любой
момент доноса (ибо толпы шпионов окружали императрицу), а за этим
должна была последовать ссылка, темница, конфискация имущества.
Один сенатор был брошен в темное подземелье, где его привязали за шею
короткой веревкой, так что он даже не мог распрямиться. Проведя там
четыре месяца, он сошел с ума.
Прокопий очень ярко описывает, как Велисарий, отозванный из Ита­
лии и впавший в немилость, был всеми оставлен и в одиночестве проводил
дни у себя дома, на ложе, трусливо ожидая развязки. У этого человека,
который в бою привык смотреть в лицо смерти, не явилось ни одной
мужественной мысли. «От трепета его покрывал холодный пот, у него
мешались мысли».
Таким образом, параллельно с ухудшением положения народных
масс возрастал императорский деспотизм; бедствия подданных, наряду
с коррупцией государственного аппарата, были свидетельством разло­
жения рабовладельческой империи, которая доживала при всем внеш­
нем блеске последние десятилетия.
 Глава 3

ПАДЕНИЕ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ

В ВОСТОЧНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ И
РАССЕЛЕНИЕ ЮЖНЫХ СЛАВЯН
НА БАЛКАНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ
(конец VI—VII вв.)

Внешнеполитические неудачи империи в конце VI—VII вв.

Режим, созданный Юстинианом, был откровенной диктатурой рабо­
владельческого класса, сопровождавшейся террором, подавлением по­
следних следов демократического движения и крайним обнищанием
страны. Но и эта диктатура, несмотря на отдельные успехи во внешней
политике, была уже не в состоянии обеспечить устойчивость рабовла­
дельческих порядков в Средиземноморье. Со второй половины VI в.
начинается распад Восточной Римской империи.
Благодаря специфике сохранившихся до нашего времени источни­
ков, всего отчетливее предстает перед нами картина внешнеполитиче­
ских неудач. Уже в 568 г., три года спустя после смерти Юстиниана,
лангобарды вторглись в Италию и вытеснили оттуда восточноримские
войска: лишь Рим, Равенна и области Южной Италии продолжали
признавать власть константинопольского императора. Балканский полу­
остров империя также уже не могла удержать в своих руках: славяне,
протоболгары, авары совершали набеги до самых стен Константинополя,
проникали на Пелопоннес и на острова. На Востоке персы опрокинули
отряды восточно-римских войск, вторглись в Армению, Сирию, Малую
Азию; в 626 г. персы, славяне и авары осадили Константинополь.
Правда, войскам императора Ираклия (610—641) удалось отразить
натиск персов, но уже в 634 г. началось стремительное наступление
арабов, и в течение недолгого срока империя потеряла Египет, Пале­
стину, Сирию. Вскоре арабы закрепились на островах Эгейского моря
и в 655 г. нанесли императорскому флоту сокрушительное поражение
у Ликийского побережья.
 Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи... 37

В то время как славяне, персы, а затем арабы продвигались вглубь

территории Восточной Римской империи, сама она переживала очень
существенные внутренние перемены, теснейшим образом связанные и
в значительной мере обусловившие эти внешнеполитические неудачи.
К сожалению, эти перемены обычно ускользали от внимания средне­
вековых хронистов, и поэтому мы лишь с большим трудом можем
проследить за ними. До самого последнего времени мы даже были
лишены возможности ставить вопрос о судьбе восточноримских полисов,
этого оплота рабовладельческой системы, ибо нарративные источники
(хроники и жития святых) содержали совершенно ничтожные сведения
для истории городов. Положение дел несколько изменилось в последнее
время благодаря раскопкам, которые дали ученым значительный ну­
мизматический и археологический материал, освещающий в первую
очередь перемены в характере городских поселений.
Судьбы позднеримского полиса. Теперь мы знаем, что в IV—VI вв.
Восточная Римская империя была покрыта множеством городов, боль­
ших и малых, живших интенсивной хозяйственной жизнью. Относя­
щиеся к этому времени надписи из небольшого малоазийского города
Корика свидетельствуют о наличии в нем самых разнообразных ремес-
ленников-профессионалов: горшечников, медников, золотых дел мас­
теров, ножевщиков, слесарей, сапожников, валяльщиков, ткачей, порт­
ных, камнетесов и многих других; в Корике жили также виноторговцы,
менялы-продавцы благовонных мазей, кондитеры, колбасники, содер­
жатели харчевен и т. п. Некоторые из этих ремесленников и торговцев
объединялись в коллегии, а иные были предпринимателями, эксплуа­
тировавшими труд других лиц. Корик, конечно, нельзя считать иск­
лючением: подобную картину мы могли бы найти повсеместно. Позд­
неримские города были многолюдными поселениями, важными цент­
рами ремесла и торговли.
Но если мы мысленно перенесемся через полтораста лет и обратимся
к данным VIII в., то перед нами встанет совершенно иная картина: многие
восточноримские города к началу VIII в. перестали существовать, товар­
ное производство замерло почти повсеместно, некогда столь оживленная
торговля сократилась. Находки монет служат отчетливым показателем
совершившихся в это время перемен. Во время раскопок на афинской
агоре было обнаружено 1127 монет, выпущенных за 80 с небольшим лет,
от 602 до 685 г., а всего лишь 109 монет, чеканных на протяжении почти
двух столетий — в 685—867 гг.; раскопки в Коринфе дали 256 монет,
датируемых 578—668 гг., и только 37 монет — 668—829 гг. О таких же
переменах свидетельствуют находки в Пергаме, Приене, Сардах и других
городах: чеканка монеты с конца VII в. резко сократилась.
Археологический материал подтверждает те выводы, к которым
приводят нас нумизматические данные. В конце VI—VII вв. почти
полностью прекратилось городское строительство, многие городские
38 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.

районы и целые поселения запустели. В ремесленном районе Афин

(между Ареопагом и Пниксом) дома были заброшены, водопроводная
система пришла в упадок, и вся долина, некогда покрытая многочис­
ленными жилищами гончаров и других ремесленников, теперь превра­
тилась в болото. В Пергаме резко сократившееся население скучилось
в южной части старого города, около крепостных башен, на верхних
террасах вблизи от античного гимнасия; термы античного гимнасия
перестали служить теперь общественными банями и были превращены
в большой резервуар для воды. Короче говоря, значительная часть
городов империи к началу VIII в. либо перестала существовать, либо
же превратилась в сельские поселки, аграризировалась, за исключением
самых крупных, таких, как Константинополь, Солунь, Эфес, но и их
экономическая мощь уменьшилась.
Изменилось в это время не только экономическое положение и
значение восточноримских городов, изменилось также и отношение
горожан к империи: если в IV—VI вв. горожане составляли наиболее
преданный рабовладельческому государству слой населения и ревностно
участвовали в обороне своих городов от готов и персов, то правление
Юстиниана показало им все самые черные стороны рабовладельческой
диктатуры. Горожане убедились, что Восточная Римская империя может
существовать лишь за счет предельного напряжения сил страны, за
счет самого жестокого ограбления и унижения народных масс. Рабо­
владельческое государство взимало бесчисленные налоги, преследовало
оппозиционные выступления цирковых партий, разоряло своими мо­
нополиями городских ремесленников и торговцев, и вместе с тем оно
было бессильно теперь не только обеспечить более или менее постоянный
приток рабов, но и даже защитить государственные границы от натиска
северных и восточных соседей. Естественно, что в этих условиях го­
рожане постепенно начинали со все большим безразличием относиться
к военным неудачам империи и во многих случаях даже активно
содействовали ее врагам. Когда арабы вторглись в Сирию и Палестину,
только население Иерусалима, подстрекаемое православным духовен­
ством, оказало им некоторое сопротивление — сирийские города, и в
том числе Антиохия, сдались арабам без борьбы. То же самое произошло
и в Египте: когда летом 646 г. арабские войска вошли в Александрию,
горожане во главе с патриархом Вениамином приветствовали их, явс­
твенно показав, что предпочитают господство арабов власти констан­
тинопольского императора.
Экономическое ослабление городов и нарастание среди горожан
безразличия к судьбам своего государства приводило в конечном итоге
к прекращению политической самодеятельности городского населения.
Цирковые партии, которые было возродились после смерти Юстиниана
и играли некоторое время — по крайней мере в Константинополе —
довольно значительную роль, постепенно исчезают с политического
горизонта. Хронисты, рассказывая о волнениях, которые имели место
 Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи... 39

н столице в 613 г., еще упоминают о «голубых» и «зеленых», а затем

:»абывают о них на долгое время и вспоминают лишь еще раз, расска­
зывая, как в 695 г. «голубые» свергли императора Юстиниана II.
С VIII в. цирковые партии перестали быть политическими организа­
циями городского населения: мы встречаем их лишь в мало почетной
роли статистов на торжественных придворных церемониях.
Восточноримские города, как мы знаем, были в IV—VI вв. опорой
рабовладельческой системы; их экономический и политический упадок
явился отражением краха рабовладельческих порядков. Военные не­
удачи империи со своей стороны способствовали захирению городов:
многие города были разрушены арабами, протоболгарами, славянами,
а арабский флот на Средиземном море препятствовал нормальному
ведению морской торговли. Однако было бы неверно в войнах и набегах
соседей видеть конечную причину упадка городской жизни: ведь хорошо
известно, что города, сожженные и разрушенные, обычно быстро воз­
рождаются, если только в обществе налицо потребность в их сущест­
вовании. Средневековый Милан был стерт с лица земли по приказу
Фридриха Барбароссы, место, где он стоял, было вспахано, и соль как
символ бесплодия брошена в борозды, проведенные плугом. А через
несколько лет город вновь вырос на прежнем месте, и миланские
трож ане продолжали войну с Фридрихом. Такие примеры можно было
бы приводить без конца. Если же не возродились к жизни восточно­
римские города, которые, подобно Корику, были разрушены арабами,
то это значит, что исчезла потребность в поселениях такого типа — в
полисах как центрах товарного производства и вместе с тем образующих
клеточках рабовладельческого общества.
Обострение классовой борьбы. Крах рабовладельческой системы
сопровождался в конце VI и VII вв. ожесточенной классовой борьбой,
односторонне и неполно освещенной в сохранившихся источниках. Уже
при Юстиниане на севере Балканского полуострова действовали мно­
гочисленные отряды latrones («разбойников»), или, как их называли в
этих местах, скамаров. Это были городские низы, свободные земле­
дельцы, георги, рабы, которые уходили в леса, создавали вооруженные
отряды и нападали на поместья рабовладельцев. Постановления Юс­
тиниана предписывали войскам вести беспощадную борьбу против
latrones, а поместья постепенно превращались в неприступные замки.
После смерти Юстиниана действия фракийских скамаров стали еще
более решительными: они создавали независимые поселения и вели
войны с империей и аварами.
Грозные восстания прокатились в конце VI в. и по Египту. В области
Ахмим восстали черные рабы (эфиопы), с которыми соединились «раз­
бойники», т. е. возмущенная свободная беднота; во главе восставших
встал некто Азария. В боях с правительственными войсками восставшие
рабы и «разбойники» потерпели поражение и были вынуждены отсту­
пить на высокую и крутую гору, где мужественно отражали атаки
40 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

врагов; они не сдались и не пропустили противника, но все погибли

от голода и холода.
Другое восстание в Египте возглавили люди из селения Айкелах:
Исаак и его родственники, собравшие вокруг себя вооруженные отряды.
Ворвавшись в город Бусир, они подожгли его и уничтожили в нем обще­
ственную баню; они захватили суда, доставлявшие зерно в Александрию,
и требовали, чтобы наместник провинции выдал им подати, предназна­
ченные для отправки в Константинополь. На своих кораблях люди Исаака
достигли Кипра и разграбили имущество кипрских богачей. С огромным
трудом правительство сумело расколоть ряды восставших и подавило
восстание; вожди были захвачены в плен; в течение некоторого времени
их с позором возили на верблюде, а затем предали смертной казни; Айке­
лах был сожжен, и террор царил по всему Египту.
Недовольство проявлялось также в сепаратистском движении, ох­
ватившем широкие круги населения провинций: особенно острым это
недовольство было на Востоке, среди сирийцев и коптов, имевших свои
языки и свою письменность, охотно поддерживавших монофизитство
и иные религиозные движения, направленные против константинополь­
ской церкви. Но и на Западе провинции готовы были отпасть: в
646—647 гг. восстание охватило Северную Африку, в 649—652 гг.
Южная Италия не признавала власти Константинополя. Хотя прави­
тельству императора Константа II Бородатого (641—668) удалось вос­
становить свое господство и в Южной Италии, и в Северной Африке,
однако лишь на недолгое время.
Грозную опасность представляли солдатские мятежи. В 602 г. вспых­
нул мятеж войск, воевавших против славян: ближайшим поводом для
солдатского возмущения послужил приказ перезимовать на северном бе­
регу Дуная, во вражеской стране, но причину его следует искать в общем
недовольстве, охватившем широкие массы. Солдаты подняли на щит цен­
туриона Фоку, по своему происхождению наполовину «варвара», и про­
возгласили его императором; войско двинулось на Константинополь и
овладело им при активной поддержке горожан (в первую очередь, «зеле­
ных») . Победа Фоки сопровождалась массовыми казнями константино-
польких вельмож и конфискациями их имущества. Фоке удалось удер­
жать власть до 610 г., когда в Константинополь прибыл флот, присланный
аристократами из Северной Африки и Египта; Фока был предан казни, а
его статуя на ипподроме сброшена с пьедестала и уничтожена.
Экономический упадок городов, тяжелое внешнеполитическое по­
ложение страны, ожесточенная социальная борьба — все это заставляло
преемников Юстиниана сдавать одну позицию за другой; централизо­
ванное рабовладельческое государство все более отчетливо выказывало
свою слабость.
Ослабление государственного аппарата. Рубеж VI и VII вв. был
временем децентрализации государственного управления. Это прояви­
 Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи... 41

лось прежде всего в укреплении власти местных должностных лиц: в

конце VI в. на окраинах империи появились экзархаты (Равеннский
и Карфагенский), а в VII в. в Малой Азии были созданы первые фемы.
Экзархаты и фемы представляли собой крупные территориальные еди­
ницы, вся власть в которых была сосредоточена в руках одного лица
(экзарха или стратига фемы), происходившего обычно из местной
аристократии. Правда, на первых порах наряду с фемами продолжали
существовать старые провинции, и проконсул провинции ведал граж­
данской администрацией под надзором стратига.
Вместе с тем в это время изменяется и характер податного ведомства:
если при Юстиниане все финансовое управление было сосредоточено
в руках одного чиновника — префекта претория, то теперь сформиро­
вался ряд независимых финансовых учреждений, руководимых лого­
фетами. С ослаблением централизации пошатнулось и старое пред­
ставление о божественности императора: впервые после Феодосия I,
умершего в 395 г., константинопольские императоры Маврикий (582—
602), а затем Ираклий стали лично руководить войсками. Маврикий,
пренебрегая идеей единства православной империи, даже предлагал
разделить ее между сыновьями. Вместе с развалом централизованной
империи пал авторитет Константинополя: император Констант II Бо­
родатый предлагал перенести столицу империи на запад и почти все
свое царствование провел в путешествиях по Балканскому полуострову
и Сицилии.
Податной гнет был ослаблен. При Маврикии, если верить поздним
известиям, налоговое бремя было сокращено на одну треть; система
монополий, явно не оправдавшая себя, перестала существовать уже
при ближайших преемниках Юстиниана; по-видимому, в самом конце
VII в. был отменен поземельно-подушный налог, введенный реформами
Диоклетиана и Константина и являвшийся основной формой обложения
в Поздней Римской империи; в то же время или несколько ранее
исчезла система эпиболе — принудительное взимание налога с соседей
за участки, брошенные их владельцами.
Вместе с ослаблением податного гнета исчезла прикрепленность
сельского населения к земле: старый принцип, состоявший в том, что
георги были прикованы к своей общине, уже не соблюдался столь
строго; сохранились египетские папирусы, разрешающие колонам сво­
боду перехода на условии, что они в новом месте будут вносить подати.
Освободившиеся от своих городских собственников, а нередко и от
казны, георги становились свободными земледельцами; поселения таких
свободных земледельцев возникали часто заново, в первую очередь на
окраинах империи, на запустевших землях, разоренных набегами ара­
бов и других соседей. При этом, разумеется, в поселениях этого рода
оказывалось немало беглых рабов — государство теперь не имело сил
и средств, чтобы водворить их на старое место, тем более, что их
прежние господа нередко были вынуждены покинуть свои владения, а
42 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

то и вовсе погибли. Интенсивный процесс образования свободных сель­

ских поселений на территории Восточной Римской империи еще более
ускорялся благодаря тому, что соседние племена теперь легко проникали
на ее земли и оседали на них; среди этих племен особенно важную
историческую роль сыграли славяне.
Общественный строй древних славян. О материальной культуре и
общественном строе древних славян мы знаем очень немного; источ­
ники, которые рассказывают нам о древних славянах, крайне скудны.
Первые бесспорные упоминания о славянах принадлежат латинским и
греческим писателям I—II вв. н. э.: Плинию, Тациту, Птолемею. Эти
авторы называют славян венедами и сообщают, что жили славяне за
Вислой, между Балтийским морем (Венедский залив) и Карпатами,
однако мы напрасно бы стали искать у латинских и греческих писателей
I—II вв. подробное описание быта славянских племен: слишком далеки
были венеды от греко-римского мира, слишком мало знали о них
ученые географы и историки. Скудные сообщения нарративных источ­
ников мы могли бы пополнить археологическим данными: на террито­
рии, которую в то время занимали славяне, сохранились своеобразные
памятники, получившие в исторической литературе наименование куль­
туры «полей погребения» или «полей погребальных урн». Это довольно
неудачное и совершенно условное название возникло потому, что люди,
создавшие культуру полей погребения, как правило, сжигали своих
мертвецов и хоронили их прах в глиняных сосудах. Памятники культуры
полей погребения появляются незадолго до нашей эры; они встречаются
на обширной территории от верховьев Северного Донца до Западной
Чехии. Мы не можем утверждать, что все памятники полей погребения
созданы славянскими племенами: несомненно, некоторая часть людей,
похороненных в этих могильниках, принадлежала к кельтам или иным
европейским племенам. Но во всяком случае к числу создателей куль­
туры полей погребения относились также и древние славяне.
Поля погребений были оставлены оседлыми земледельческими пле­
менами, достигшими к тому времени довольно значительного развития
хозяйства: помимо пашенного земледелия, они занимались скотовод­
ством и, судя по находкам костей, разводили овец, свиней, коров,
лошадей и коз. Археология свидетельствует и о высоком уровне ремесла;
хотя часть глиняной посуды изготовлялась вручную, славянам были
известны уже и гончарный круг, и гончарная печь; следовательно,
производство гончарной посуды находилось — по крайней мере частич­
но — в руках специалистов-ремесленников. Другие мастера ковали же­
лезные орудия: ножи и сошники для плугов. Высокого совершенства
достигло производство эмалей и костерезное ремесло.
Чрезвычайно разнообразными были типы жилищ, которые возво­
дили создатели полей погребения. Одни поселения состояли из землянок
или полуземлянок, в центре которых был сложен открытый очаг, в
других местах люди устраивали полуземлянки с глиняными печами и
 Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи... 43

двускатной крышей, в третьих — строили настоящие срубные избы с

глинобитным полом.
У людей, создавших культуру полей погребения, еще сохранялся,
по-видимому, родовой строй: об этом свидетельствуют в первую очередь
однородность и бедность погребений. Однако хозяйственные успехи
были уже настолько велики, что общество оказалось в состоянии про­
изводить прибавочный продукт; последний мог быть присвоен племен­
ным вождем или родовым старейшиной. Тем самым была подготовлена
экономическая основа для распада первобытно-общинного строя. Тор­
говые связи между Приднепровьем и Римом, засвидетельствованные
обильными кладами римских монет в области распространения полей
погребения, ускоряли разложение родового строя. Археологические па­
мятники позволяют догадываться о появлении имущественной диффе­
ренциации. Во время раскопок изредка встречаются могилы, содержа­
щие импортные римские предметы из бронзы и серебра; так, в центре
Черняховского могильника (Киевская область) были найдены две мо­
гилы, выделявшиеся своими размерами; стены этих могил были обло­
жены деревянными плашками, укрепленными при помощи вертикально
«копанных столбов. Хотя обе могилы были ограблены еще в древности,
остатки импортной стеклянной посуды свидетельствовали о богатстве
их инвентаря. Такие могилы принадлежали, несомненно, родовой знати,
нанимавшей привилегированное положение в обществе.
Восточноримские писатели о славянах. Археологический мате­
риал по самой своей природе способен осветить лишь некоторые стороны
истории хозяйства и быта. Более подробные сведения о древних славянах
мы обнаружим в сочинениях восточноримских писателей. Среди них
первым упоминает славян анонимный автор, живший на рубеже IV—
V вв. и известный под именем псевдоКесария. Его сочинение посвящено
богословским вопросам, и естественно, псевдоКесарий лишь мимоходом
упоминает славян, но он уже в отличие от авторов I—II вв. помещает
славян на Дунае. Более подробно рассказывают о славянах писатели
VI—VII вв., современники славянского вторжения на территорию Во­
сточной Римской империи; среди них надо назвать историков, писавших
на греческом языке: известного уже нам Прокопия Кесарийского, а
также более поздних авторов — Менандра Протиктора и Феофилакта
Симокатту. Очень важные сведения о славянах найдем мы у сирийского
историка Иоанна Эфесского, а также в трактате по военному делу,
который приписывается некоторыми учеными императору Маврикию,
но часто обозначается условным названием «Стратегикона» псевдо-
Маврикия. Наконец, немногочисленные, но существенные сведения о
славянах сохранил готский историк Иордан, писавший на латинском
языке.
Известия этих писателей о славянах проникнуты определенной
тенденцией, обусловленной как мировоззрением каждого автора, так
и традициями античной литературы, определявшими приемы описания
44 А. Я Каждан, Г. Г. Литаврин.

жизни «варваров». Отношение писателей VI—VII вв. к славянам было

в соответствии с этим двояким. В некоторых произведениях мы встре­
чаем презрительную характеристику славян, которых авторы третируют
как неполноценных людей, стараются доказать их культурную бедность,
пользуясь всевозможными анекдотами о примитивности славянских
жилищ, способе добывания пищи и т. п. Восточноримские историки
нередко рисовали славян «звероподобными племенами» (Прокопий),
живущими в лесах и на болотах, представляя их жадными грабителями.
Таким был сомнительный путь, при помощи которого идеологи рабо­
владельческого класса рассчитывали возвеличить «римский» образ жиз­
ни и прославить отживающую рабовладельческую империю.
Другие писатели, оппозиционно настроенные к правительству Во­
сточной Римской империи, иначе решали этот вопрос: они противопо­
ставляли свободный быт славян испорченному и деспотическому госу­
дарству. Они подчеркивали миролюбие славян (это особенно ярко
проявилось в сохранившейся у Феофилакта Симокатты легенде о трех
славянских гуслярах, которые безоружными явились с далекого севера
к берегам Дуная), указывали на отсутствие у них царской власти, на
их демократизм, справедливость и гостеприимство.
Обе эти тенденции (иногда причудливо переплетающиеся у одного
и того же автора) при всей их внутренней противоположности приводили
в конечном счете к одному результату: византийские авторы — и те,
которые идеализировали славянские порядки, и те, которые относились
к славянам с пренебрежением, — в одинаковой мере тенденциозно
старались подчеркнуть наличие коренной разницы между Восточной
Римской империей и славянским миром. Достаточно сказать, что эти
авторы подробно и охотно повествуют о лесах и болотах, где якобы
только и жили славяне, и лишь мимоходом, случайно упоминают о
полях, возделанных славянами: ведь возделывание полей вряд ли могло
удивить их читателей.
Писатели VI—VII вв. говорят обычно о двух славянских народах:
склавинах и антах, близких между собой и по языку, и по образу
жизни. «Эти племена, склавины и анты, — рассказывает Прокопий, —
не управляются одним человеком, но с древних времен живут в наро­
доправстве, и поэтому соплеменники и счастье и несчастье делят со­
обща». Однако этот первобытный уклад, о котором говорит Прокопий,
в его время подвергся далеко зашедшему разложению: уже сложилась
социальная дифференциация, уже оформились прочные племенные
союзы. Восточноримские авторы знают о существовании рабства у сла­
вян. Менандр Протиктор, разумеется, преувеличивая, говорит о «ми­
риадах» римских подданных, которые находились в конце VI в. в неволе
у славян. Более подробно рассказывает о положении рабов у славян
псевдоМаврикий: по его словам, рабство у славян носило сравнительно
примитивный характер — после определенного срока раба отпускали
 Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи... 45

иа волю. Мы могли бы сказать, что рабство у славян в VI—VII вв.

было еще патриархальным.
Писатели VI—VII вв. засвидетельствовали и возникновение знати:
они знают славянское слово «вождь» и упоминают старейшин, стоявших
по главе многолюдных родов и пользовавшихся чрезвычайно большим
авторитетом у своего народа. Войны, которые вели в это время анты и
склавины, ускоряли процесс обособления знати: в руках отдельных пле­
менных вождей скапливались значительные богатства, награбленные в
Восточной Римской империи. Достаточно указать хотя бы на клад, най­
денный в 1912 г. у села Малая Перещепина Полтавской области: он со­
держал огромное количество драгоценных предметов, в том числе более
20 килограммов одних только золотых изделий.
Наконец, религия славян, насколько мы можем судить по известию
Прокопия, была характерна именно для той стадии общественного
развития, когда родовая демократия уступает место княжеской власти;
:)та последняя своеобразно преломляется в религиозных представлениях
народа, создающего легенды о могущественном боге, господствующем
над всем мирозданием. По рассказу Прокопия, славяне «считают, что
один из богов, а именно — творец молний, является единственным
владыкой всего, и ему они приносят в жертву быков и совершают в
его честь другие священные обряды». Это представление о могущест­
венном боге-громовержце (Перуне) могло возникнуть только на срав­
нительно высокой стадии общественного развития.
Таким образом, когда славяне вступили в соприкосновение с Восточ­
ной Римской империей, у них еще не сложилось классовое общество, а
эксплуатация военнопленных-рабов носила патриархальный характер.
Но вместе с тем родовой строй был уже подточен развитием ремесленного
производства и торговли, появлением рабов и выделением знати. Война,
которую прежде вели преимущественно для того, чтобы отомстить за
нападение соседей, стала в ту пору промыслом, грабеж обогащал знать,
содействовал увеличению ее богатства и власти. Таковы были причины,
которые побудили славян перейти Дунай и вторгнуться на территорию
Восточной Римской империи.
Вторжения славян. Набеги славян начались, как свидетельствует
Прокопий, в начале VI в. Славяне несколько раз переходили Дунай
и доходили до стен Константинополя. В середине VI в. оборонительные
рубежи империи были отодвинуты к Фермопилам и в восточную Фра­
кию — северная Греция и Македония оказались по существу открытыми
для славянских вторжений. Еще более энергичным становится проник­
новение славян после смерти Юстиниана, когда его преемники оказались
бессильными справиться с внутренними и внешнеполитическими за­
труднениями. Первое вторжение славян в собственно Грецию относится
к 578 г., когда, по известию Менандра, славяне числом в 100 тыс.
человек, перейдя Дунай, опустошили не только Фракию, Эпир и Фес­
46 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

салию, но и Элладу. В 581 г. славяне, как сообщает Иоанн Эфесский,

вновь нападают на империю и осаждают ее столицу. Иоанн находился
в это время в Константинополе и, будучи очевидцем, сумел нарисовать
яркую картину вторжения. Славяне, говорит Иоанн Эфесский, «стре­
мительно прошли всю Элладу, области Сол у ни и всей Фракии и по­
корили многие города и крепости. Они опустошили и сожгли их, взяли
пленных и стали господами на земле. Они осели на ней господами,
как на своей, без страха... У самой внешней стены (перед Константи­
нополем) они захватили и все царские табуны, много тысяч (голов) и
другую разную (добычу). Вот и до сего дня, т. е. до 895 г. (селевкидской
эры, иначе — до 583—584 гг. н. э.) они остаются, живут и спокойно
пребывают в странах ромеев — люди, которые не смели (раньше) по­
казываться из дремучих лесов».
Рассказ Иоанна Эфесского чрезвычайно важен для историка, ибо
он свидетельствует, что славяне во второй половине VI в. не только
вторгались на территорию империи, не только грабили и опустошали
захваченные области, но и начали уже оседать «господами» на землях,
принадлежащих ромеям, как тогда называли себя жители Восточной
Римской империи.
Не только Константинополь, но и Солунь, один из крупнейших
городов империи, подвергся в то время нападению славян и действо­
вавших вместе с ними аваров. Анонимный автор, переживший осаду
Солуни, так описывает славянское войско, стоявшее у городских стен:
«И тут-то увидели на большом расстоянии это неисчислимое множество
людей; они протянулись от восточного края городских укреплений,
примыкающего к морю, до западного конца стен, — словно смертонос­
ным венцом они охватили город. Нельзя было разглядеть ни единого
клочка земли, который бы ни был попран варварами. Вместо земли,
деревьев или травы виднелись лишь головы противников, собранные в
одном месте и тесно прижатые друг к другу и угрожавшие нам завтра
неизбежной смертью».
Уже в конце VI в. славяне заняли важные пункты на Адриатическом
побережье; недаром напуганный успехами славянских племен папа
Григорий I писал в 600 г., что славяне угрожают теперь вторжением
в Италию. В начале VII в. славяне заняли Салону, административный
центр Далмации. Тем временем другие славянские племена проникли
в Фессалию, Аттику, на остров Эвбею и даже на Пелопоннес. Они
предпринимали также попытки высадиться на Крите и других
островах.
Кульминационным моментом славяно-аварского наступления на
Восточную Римскую империю был поход 626 г. на Константинополь,
когда славяне и авары действовали в союзе с персами. К стенам ро-
мейской столицы было придвинуто множество осадных машин; славя­
но-аварская пехота осадила город с суши, тогда как бесчисленное
количество славянских ладей-однодеревок, пришедших с Дуная, на­
 Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи... 47

полнило залив Золотой Рог. Однако ромеи обладали превосходством

на море, и это решило исход осады: славянский флот потерпел пора­
жение, а вслед за тем были разбиты и их сухопутные войска.
Известия нарративных источников о вторжении славян на Балкан­
ский полуостров подтверждаются археологическими данными, и прежде
всего многочисленными находками бронзовых изделий славянского про­
изводства на территории Греции. Особенно интересны находки в городе
Новый Анхиал, в Фессалии, на берегу залива Воло: при раскопках
одной из раннехристианских базилик здесь был обнаружен огромный
скелет мужчины, похороненного с различными вещами, в том числе с
характерными славянскими украшениями, — по-видимому, эта могила
принадлежала славянскому князю; обнаруженный в ней инвентарь
позволяет датировать ее серединой VII в.
Более спорными являются находки у Коринфской стены, где были
раскопаны погребения воинов с железными наконечниками копий и
бронзовыми поясными пряжками; эти погребения также датируются
VII в., и одно время их считали славяно-аварскими, так как пряжки
подобного типа часто встречаются в областях, заселенных в то время
славянами и аварами; впрочем, такие пряжки изготовлялись и в ви­
зантийских мастерских, поэтому вопрос об этнической принадлежности
воинов из погребений у Коринфской стены не может считаться окон­
чательно решенным.
Топонимический 1 материал также свидетельствует о проникнове­
нии и длительном пребывании славян в Греции и, в частности, на
Пелопоннесе: мы можем насчитать на Пелопоннесе несколько сотен
названий местностей, восходящих к славянским корням и, следова­
тельно, обязанных своим происхождением славянам.
Итак, в конце VI и начале VII в. Балканский полуостров был занят
и заселен славянами. Западные писатели VII—VIII вв. рассматривали
Грецию как страну, принадлежащую славянам. Так, историк VII в.
Исидор Севильский сообщал, что в начале правления императора Ирак­
лия славяне отняли у «римлян» Грецию. А другой западный писатель,
составивший в VIII в. описание «подвигов» благочестивого епископа
Виллибальда, прямо помещал пелопоннесский город Монемвасию в
«Славянской земле». Только отдельные города, расположенные на по­
бережье, подобно Солу ни или Коринфу, смогли сохранить политиче­
скую независимость от славянских князей; при этом Солунь подверглась
упорной осаде и даже разнесся слух, что город попал в руки славян;
Коринф же действительно был взят, но императору Константу II уда­
лось отвоевать его. Еще в начале IX в. славяне, продолжая наступление,
пытались овладеть пелопоннесским городом Патры.

1 Т о п о н о м и к а — вспомогательная историческая дисциплина, изучающая

названия местности.
48 А. П. Каждан, Л /". Литаврин

В Малую Азию славяне проникли в гораздо меньшем числе, и эта

область не стала «славянской землей», хотя в Вифинии и некоторых
других провинциях империи были расселены тысячи славянских посе­
ленцев, обрабатывавших землю и служивших в императорских войсках.
Значение славянских вторжений. Восточная Римская империя ис­
пытала за время своего существования немало вторжений самых различ­
ных народов, но ни одно из этих вторжений не имело такого значения,
как славянское. Другие народы приходили и уходили, и лишь скромные
осколки промелькнувших племен оставались на ромейской земле; славя­
не же осели на Балканском полуострове, образовав здесь свои первые
государственные объединения. Вместе с тем они составили важный этни­
ческий слой населения ряда областей Восточной Римской империи и
оказали существенное влияние на ее социально-экономическое развитие.
Когда мы говорим о влиянии, оказанном славянами на развитие
империи, то нам следует иметь в виду два аспекта. Прежде всего,
расселение славян на территории империи непосредственно способст­
вовало увеличению числа свободных земледельцев-общинников, т. е.
той прогрессивной тенденции, которая, как мы уже видели, проявилась
в IV—VI вв., но смогла реализоваться лишь в VII столетии в результате
революционной борьбы народных масс. Процессу формирования класса
крестьян-общинников, обусловленному внутренними причинами, спо­
собствовало расселение свободных славянских поселенцев на территории
империи.
Во-вторых, славянское вторжение расшатывало и разрушало рабо­
владельческую государственную машину Восточной Римской империи.
Поскольку славяне VI—начала VII вв. еще не знали классового обще­
ства и иных форм эксплуатации, кроме патриархального рабства, сла­
вянское вторжение привело к облегчению положения трудящихся масс
и прежде всего к смягчению тяжелого податного гнета. По словам
Иоанна Эфесского, авары и славяне говорили земледельцам провинции
Мезия: «Выходите, сейте и жните, мы возьмем с вас только половину
подати». В то же время в ходе славянского завоевания было разгромлено
значительное число поместий, как императорских, так и частновла­
дельческих, были взяты и разрушены многие полисы — главный оплот
рабовладельческой системы.
Иначе говоря, прогрессивность славянского завоевания состояла в
том, что оно содействовало разрушению рабовладельческой системы
хозяйства, изжившей себя к этому времени; оно содействовало победе
прогрессивных экономических тенденций, подспудно вызревавших в
недрах рабовладельческой формации в предшествующие столетия, —
тенденций к созданию мелкого самостоятельного производства. Ос­
новной фигурой в хозяйственной жизни империи в конце VII—VIII вв.
становится свободный общинник, тогда как многие старые города,
важнейшие центры рабовладельческой экономики, лежали в развали­
 Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи... 49

нах. Тем самым был расчищен путь для формирования новых фео­
дальных отношений, которые стали развиваться как в молодых сла­
вянских княжествах, возникших в разных частях Балканского полу­
острова, так и в уцелевших областях прежней Восточной Римской
империи. Славяне омолодили ее точно так же, как это сделали германцы
в отношении Западной Римской империи, они омолодили ее, содействуя
становлению здесь новых, более прогрессивных общественных отноше­
ний.
Образование первых южнославянских княжеств. Уже в VI в., когда
славянские племена начали вторгаться в земли Восточной Римской
империи, родовой строй у них был подточен имущественной и соци­
альной дифференциацией. Войны с ромеями и особенно захват обшир­
ных территорий на Балканском полуострове ускоряли этот процесс,
начавшийся еще задолго до вторжений. Все более отчетливо вырисо­
вывался слой вождей и старейшин, получавших львиную долю добычи
и дань покоренных народов; имена многих из этих вождей сохранили
нам современные историки и прежде всего Феофилакт Симокатта. Все
эти Мусокии, Пирогасты, Радагасты, о которых они упоминают, обла­
дали большими богатствами (по-видимому, рабами, скотом и золотом)
и пользовались среди своих современников авторитетом, опиравшимся
на их богатство и на их вооруженные дружины. Но чем влиятельнее
и богаче они становились, тем более резким делался разрыв между
ними и рядовыми свободными.
Рано или поздно должен был наступить такой момент, когда про­
тиворечия между рядовыми славянскими общинниками и родовой ари­
стократией станут непримиримыми, когда старые органы родовой де­
мократии будут не в состоянии урегулировать рознь, перераставшую
из отдельных столкновений, определяемых случайными причинами, в
социальную вражду. Этот внутренний процесс социального расслоения,
приводящий к непримиримости противоречий внутри славянского об­
щества, и явился важнейшей причиной возникновения новой формы
политической организации у славян — государства. Государство как
раз и было признанием того, что общество расколото внутренними
противоречиями, что органы родового строя, призванные примирять
споры сородичей, теперь должны отмереть или коренным образом из­
мениться.
Наряду с основной причиной (распадом общества на антагонисти­
ческие классы) действовали и другие факторы, способствовавшие об­
разованию государства у южных славян, живших на правом берегу
Дуная и на Балканах. Прежде всего славяне, поселяясь на землях,
прежде принадлежавших Восточной Римской империи, оказывались
господами жившего здесь греческого, фракийского, иллирийского на­
селения; они облагали местных жителей данью — пусть, как мы видели,
меньшей, нежели взыскивали податные сборщики римского рабовла­
дельческого государства, но все же данью; они присваивали себе им-

4 За к. 3585
50 А. Я Каждая, Г. Г. Литаврин

ператорские владения, огромные табуны скота. Несложный аппарат

органов родовой демократии не был приспособлен ни для взимания
дани, ни для управления императорскими поместьями, само по себе
господство над завоеванными территориями было плохо совместимо с
органами родового строя.
Наконец, внешнеполитическая опасность ускоряла процесс терри­
ториального сплочения славян и формирования у них государства.
В VII в. опасность надвигалась на южных славян с двух сторон: с
северо-запада и с юго-востока. На северо-западе, по среднему течению
Дуная и по Тиссе, образовался в это время Аварский каганат, угро­
жавший независимости южнославянских племен: авары подчинили
своей власти словен и хорватов, расселившихся к востоку от Адриа­
тического моря, и готовились к наступлению на другие славянские
племена. На юго-востоке Восточная Римская империя, хотя и ослаб­
ленная к этому времени, предпринимала попытки отнять у славян
занятые ими земли: император Констант II Бородатый совершил поход
в Южную Македонию и подчинил империи часть живших там славян.
Угроза аварского и восточноримского завоевания, постоянно нависавшая
над славянами в VII в., способствовала их консолидации и формиро­
ванию новых органов политической власти.
Конкретные пути образования первых южнославянских государств
известны нам очень плохо: источники, освещающие историю Балкан
этого времени, крайне скудны; авторы раннего средневековья ограни­
чиваются обычно лишь тем, что называют имена отдельных племен
или их вождей, но не понимают связи между теми или иными событиями.
Нельзя, конечно, и требовать от средневекового хрониста, чтобы он
мог уловить такой важный, но трудно заметный момент, как превра­
щение рыхлого племенного союза в раннефеодальное государство. Боль­
шего мы могли бы ждать от раннеславянского обычного права но, к
сожалению, первые памятники обычного права южных славян дошли
до нас во фрагментах и к тому же в записи более позднего времени.
Естественно, в подобных условиях наше представление об этом сложном
процессе носит весьма неполный характер и в ряде случаев мы должны
ограничиваться лишь более или менее правдоподобными гипотезами.
Греческие хронисты неоднократно упоминают о племенных союзах
славян, существовавших на Балканах в начале VII в. По-видимому, в
20-е гг. этого столетия сложился племенной союз, куда входили дре­
говичи, велейезиты, ваюниты и некоторые другие расселившиеся по­
близости от Солуни племена. В дальнейшем это племенное объедине­
ние, по-видимому, превратилось в территориальное княжество или
даже в ряд княжеств: во всяком случае, греческий хронист IX в. Феофан
упоминает некоего Акамира, который был в конце VIII в. князем
славян Вельзитии, т. е. страны велейезитов, находившейся в Южной
Фессалии. Несколько позднее был создан союз ринхинов, сагудатов и
стримонцев; историки сохранили нам имя вождя этого племенного
 Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи... 51

союза — Пребинда. На территории римской провинции Мезия возник

в VII в. племенной союз, который был известен греческим писателям
под именем «Семи славянских племен».
Греческие и арабские писатели говорят о стране славян как о
«Склавиниях», которые образовались в это же время к северу от Солуни:
это были настоящие княжества, сохранявшие независимость вплоть до
начала IX в. Наконец, весьма вероятно, что и на Пелопоннесе, где,
как мы знаем, западные писатели VIII в. помещали «Славянскую зем­
лю», шел процесс формирования территориальных княжеств.
Все эти факты, разумеется, очень скудны, но даже из них мы
можем сделать существенный вывод: уже в первой половине VII в.
славяне переживали процесс политической консолидации — старые
формы политической организации, порожденные родовым строем, от­
жили и должны были уступить место новой фюрме — государству.
Процесс формирования первых южнославянских государств, обуслов­
ленный начавшимся классообразованием и протекавший стихийно в
разных частях Македонии и Мезии, был осложнен новым фактором —
вторжением протоболгар на Балканский полуостров, придавшим ран­
неславянскому государству своеобразную форму.
Вторжение протоболгар. Протоболгары — это условный термин,
принятый в современной исторической литературе; современники на­
зывали этот народ болгарами. Протоболгары по языку принадлежали
к тюркской группе племен; в тот момент, когда источники впервые
упоминают о них (334 г.), они обитали в бассейне Дона и Кубани; это
были степняки-скотоводы, разделявшиеся на ряд племен. В V в. пра­
вители Восточной Римской империи несколько раз обращались за по­
мощью к протоболгарам, стремясь использовать их в борьбе против
остготов. Вслед за тем протоболгары сами стали нападать на балканские
области империи, нередко вступая при этом в союзные отношения со
славянскими племенами.
В конце VI в. в Северном Причерноморье образовалось обширное
племенное объединение протоболгар, получившее у греческих хронистов
наименование «Великой Болгарии»; во главе этого союза племен стоял
вождь Куврат. Мы знаем о нем немногое: он правил в первой половине
VII в. и поддерживал восточноримского императора Ираклия в его
борьбе против персов. Протоболгарское племенное объединение при
всем своем внешнем блеске оказалось внутренне слабым и непрочным;
его естественный распад был к тому же ускорен натиском хазар; часть
протоболгар попала под власть хазар, другая откочевала на север и
осела на Каме и Средней Волге, наконец, третья группа во главе с
вождем по имени Аспарух продвигалась на запад и заняла так назы­
ваемый «Угол», в южной части Бессарабии. Это произошло в 70-е гг.
VII в.
При скудости наших известий об истории Балкан в VII в. мы,
конечно, не можем надеяться определить количество протоболгар, при­
52 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

шедших с Аспарухом, и должны довольствоваться весьма неопределен­

ным сообщением, что они явились сюда вместе с женами и детьми.
Осев в Южной Бессарабии, протоболгары стали совершать набеги
на окрестные земли, в том числе и на владения Восточной Римской
империи. Это было трудное для империи время, когда ей едва удавалось
отстоять свое существование, когда арабы осаждали саму столицу им­
перии Константинополь. Император Константин IV, отразив нападение
арабов, попытался разгромить и протоболгар: с этой целью была под­
готовлена грандиозная экспедиция морских и сухопутных сил империи,
отправленная в Южную Бессарабию. Поход окончился полной неудачей:
протоболгары не приняли открытого боя, укрывшись в укрепленном
лагере среди болот; позднее же, когда болезни и утомление ослабили
ромейские войска, а отъезд императора еще более способствовал упадку
дисциплины, протоболгары напали на противника и разгромили его.
После первой победы они двинулись на юг, дошли до Одесса (нынешняя
Варна) и заняли территорию, принадлежавшую «Семи славянским
племенам». Эти успехи протоболгар были закреплены мирным догово­
ром 681 г., по которому Восточная Римская империя уступила прото­
болгарам завоеванные ими территории и приняла на себя обязательство
платить им дань.
Договор 681 г. означал по сути дела признание того факта, что на
Балканском полуострове появилось новое государство — Болгария, об­
ладающее определенной территорией и признанное в системе между­
народных отношений того времени. Границы Болгарии простирались
до Черного моря на востоке, шли западнее реки Искыр, на юге они
проходили по Старой Планине, на севере — по всей вероятности, по
Дунаю. Основную массу населения Болгарии составляли славянские
племена, входившие прежде в состав «Семи племен».
Протоболгары не были единственными создателями первого юж­
нославянского государства, носителями идеи государственности, будто
бы вообще чуждой славянству, как это когда-то утверждалось в исто­
риографии и как вплоть до последнего времени утверждают некоторые
ученые на Западе. Формирование государства у славян, как мы показали
выше, было внутренним процессом, обусловленным расколом общества
на враждующие классы, когда органы родовой демократии оказались
уже не в состоянии примирить обострившиеся противоречия. Сла­
вянские княжества, подобные Склавинии или Семи племенам, обра­
зовались на севере Балкан еще до вторжения сюда протоболгар. На­
оборот, протоболгары, отстававшие от славян по уровню экономического
развития, сами поддались воздействию более передовой культуры, пе­
решли со временем от кочевого скотоводства к земледелию и были, в
конечном счете, ассимилированы численно превосходившими их сла­
вянами. Приход протоболгар ускорил, однако, процесс консолидации
государства, в котором протоболгарская знать более столетия играла
главную политическую роль, но население Болгарского государства при
 Глава 3. Падение рабовладельческой системы в Восточной Римской империи... 53

всей сложности его этнического состава было с самого начала по

преимуществу славянским.
Таким образом, в VI—VII вв. на Балканах и в Малой Азии произошли
коренные перемены. В результате революционных движений народных
масс Восточной Римской империи, объединившихся с варварскими, пре­
имущественно славянскими, племенами была разрушена рабовладельче­
ская система производства. В областях, некогда входивших в состав ра­
бовладельческой империи, стали формироваться славянские княжества.
Бок о бок с ними, правда, еще продолжала существовать Константино­
польская империя, однако ее социальная структура стала качественно
иной: как и в славянских княжествах, в ней формировались феодальные
общественные отношения.
 Глава 4
ФИЗИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ
И АДМИНИСТРАТИВНАЯ КАРТА
ВИЗАНТИИ В VIII в.

Границы Византии в VIII в. Византийцы на протяжении всего

средневековья именовали себя ромеями (римлянами), а свое государ­
ство — империей ромеев. В соответствии с этим западные соседи на­
зывали эту страну Романия, а восточные — Рум. Термин, которым мы
теперь пользуемся — Византия, Византийская империя — по существу
условный; он обязан своим происхождением старому имени столицы
государства ромеев Константинополя: до переноса сюда столицы этот
город назывался Виз£нтием.
Поскольку термин «Византия» является условным, очень трудно
решить, с какого момента мы можем им пользоваться, оставив старый
термин Восточная Римская империя. Некоторые зарубежные историки
даже предлагали считать, что государство это оставалось Восточной
Римской империей вплоть до завоевания Константинополя турками,
т. е. до 1453 г. Тем самым они как бы подчеркивали, что никаких
существенных изменений в общественном и политическом строе им­
перии не произошло, что средневековое государство было лишь видо­
измененным античным государством.
Другие исследователи начинали историю Византии с основания
Константинополя в 330 г. или даже с Никейского собора 325 г., ут­
вердившего победу православной церкви над еретиками-арианами: одни
поступали так, видя в основании Константинополя или в Никейском
соборе факты всемирно исторического значения; другие же примыкали
к этой точке зрения, полагая, что феодальные отношения уже востор­
жествовали в Средиземноморье к началу IV в. и что Константинополь­
ская империя с самого начала своего существования была феодальным
государством.
Мы же, прилагая термин «Византия» к империи, начиная с VII в.,
наоборот стараемся подчеркнуть, что изменения, происходившие в это
время, имели качественный характер и что Византия средневековья
 Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 55

коренным образом отличалась от позднеантичной Римской империи,

хотя сами жители Константинополя называли и ту и другую империей
ромеев. Разумеется, такое употребление термина тоже условно, но оно,
на наш взгляд, тем хорошо, что оттеняет исторические перемены,
связанные с переходом от рабовладельческой эпохи к феодальной.
IV—VII столетия были переходным периодом, временем распада рабо­
владельческой системы и формирования мелкокрестьянского хозяйст­
ва — основной хозяйственной ячейки будущего феодального общества.
С конца VII в. мы вступаем в новую историческую полосу: эпоху
раннего феодализма, когда из зародышей, из неразвитых элементов
феодального строя фюрмируются феодальные отношения.
К этому моменту территория империи значительно сократилась.
Сирия и Египет, а к началу VIII в. и Африка, отошли арабам; ланго­
барды отняли значительную часть Италии; другие области Апеннин­
ского полуострова, формально остававшиеся под рукой византийского
императора, практически также добились независимости: здесь фор­
мировались — медленно и постепенно — такие средневековые государ­
ства, как Папская область и Венецианская республика. Уже с середины
VIII в. вмешательство константинопольского правительства во внут­
ренние дела этих государств было сведено до минимума, хотя венеци­
анские дожи еще продолжали носить звонкие титулы византийских
чиновников. По существу Византия сохраняла лишь Сицилию и неко­
торые области Южной Италии.
Не меньшими, чем в Италии, были внешнеполитические неудачи
империи на Балканах. Придунайские области были потеряны целиком.
Во Фракии, Македонии, Фессалии, на Пелопоннесе славяне осели
плотными массами, образовав ряд независимых княжеств. Византий­
ский писатель X в. Константин Багрянородный прямо говорил, что
Эллада «ославянилась и стала варварской», и ему вторил его совре­
менник, поэт Иоанн Геометр: «Не варварскую страну я увидел, но
Элладу, — сокрушался он. — Она стала варварской и по языку, и по
облику». Византия удерживала здесь лишь прибрежную полосу и ряд
опорных пунктов, потерявших прежнее экономическое значение го­
родов. Но и эти города находились в постоянной опасности.
Восточная граница империи до первой половины VIII в. по существу
была открыта: арабские войска постоянно совершали набеги, осаждая
и сжигая малоазийские города и доходя даже до стен Константинополя.
Однако с середины VIII в. арабы уже не предпринимали попыток
оккупировать малоазийские области Византийской империи и ограни­
чивались лишь грабежами и набегами. В результате постоянных воен­
ных столкновений на востоке империи, в районе гор Тавра и на
северо-восток от них, по правобережью Галиса, возникла своего рода
«ничья зона», где поселения лежали в руинах, сожженные и разру­
шенные византийцами и арабами.
56 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

Таким образом, территория империи к началу VIII в. значительно

сократилась: она перестала быть единой и единственной, универсальной
средиземноморской державой, как это было во времена Юстиниана. В ре­
зультате всех этих территориальных потерь первостепенное значение
приобрели малоазийские провинции — единственная, по сути дела, зна­
чительная территория, признававшая власть византийского императора.
Малоазийский полуостров по своим природным условиям — страна
резких контрастов: мы встретим здесь горные цепи и приморские
долины, образованные наносами рек, области с мягким средиземно-
морским климатом и вечнозеленой растительностью и полынные степи,
выгорающие летом. Поэтому, характеризуя природные условия Малой
Азии, всего естественнее было бы разделить эту страну на несколько
географических районов.
Внутренние области Малой Азии. Внутренние области Малой Азии
(античные Каппадокия, Галатия, Ликаония и Фригия) представляют
собой высокое плоскогорье, отделенное от побережья рядом хребтов.
Центральная часгь плато покрыта степями, и одинокие тополя и дикие
грушевые деревья еще более подчеркивают пустынность местности, где
обитают лишь змеи и ящерицы, да шакалы, трусливо сопровождающие
караваны. Зимой здесь температура нередко падает до —20°, а летом
от жары выгорает степная трава.
В средней части горного плато лежит обширное озеро Туз, настолько
богатое солью, что она временами образует прочную корку, по которой
можно переправляться даже на лошади. В древности считали, что вода
этого озера обладает очищающими свойствами, и действительно, доста­
точно ненадолго окунуться в его воду, чтобы кожа получила ощущение
удивительной чистоты и бархатистости. Озеро Туз еще в XVII в. снабжало
все окрестные области солью.
Пресной воды здесь мало: озера — либо соленые, либо заболоченные;
горные реки (из них наиболее значительные Галис и Сангарий) в своем
верховье летом — лишь узкие струйки воды, бегущие посреди простор­
ного ложа из гальки и камней, принесенных ими в дождливую пору,
когда они становятся бурными и мутными потоками. Пригодную для
питья воду приходится добывать из глубоких колодцев.
По окраинам центрального плато, у горных склонов, ландшафт ме­
няется: здесь в средние века тянулись обширные лесные массивы, теперь
уже по большей части вырубленные; плодородные красные почвы по­
лучают сравнительно обильную влагу: ее приносят ручьи, сбегающие по
горным склонам, и обильные дожди, выпадающие тут в апреле и мае.
Именно у горных склонов и в глубоких речных долинах возникали цве­
тущие оазисы: население находило здесь не только воду, но и защиту от
резких холодных ветров.
Центральное плато служило в средние века основным центром
византийского скотоводства: именно отсюда, из области за Сангарием,
 Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 57

пригоняли в Константинополь стада скота. Здесь разводили преиму­

щественно овец и коз: обширные стада их паслись под охраной пастухов,
вооруженных луками, бесконечные отары овец можно было встретить
на дорогах Каппадокии и Галатии. В северо-западных частях плато
население занималось также и коневодством.
Важнейшими оазисами центрального плато были районы Икония
(на юго-западе) и Кесарии (на юго-востоке, у подножия массива Эр-
джияс). В районе Икония много озер и влажных лугов на засоленной
почве, служащих превосходными летними пастбищами, камышовые
заросли доставляют населению материал для покрытия крыш и изго­
товления циновок. В средние века здесь росли сосновые и дубовые
леса. Население занималось садоводством на орошаемых землях, воз­
делывало пшеницу и ячмень. Через Иконий проходила важнейшая
караванная дорога, связывавшая Константинополь с Тарсом и другими
владениями арабов.
Еще более плодороден оазис у подножия Эрджияса: по горному
склону тянутся виноградники и фруктовые сады, располагающиеся
обычно у ручьев; среди них, а то и выше них лежат хлебные поля,
не нуждающиеся в искусственном орошении.
В районе Кесарии сохранилось большое количество остатков ви­
зантийских строений X—XI вв., возведенных из туфа: церквей, жилых
помещений и кладовых. Селения в ту пору поднимались поразительно
высоко в горы — туда, где теперь можно встретить лишь шатры пас­
тухов. В горных лесах население, по-видимому, практиковало подсеч­
ное земледелие.
Преобладание скотоводства, сохранение отсталых форм земледелия,
стремление воздвигать свои каменные домики как можно выше в горах
объясняется в известной мере и той политической обстановкой, которая
сложилась в восточной части центрального плато, начиная с VII в.: в
условиях постоянных войн и набегов, превративших обширные земли
в «ничью территорию», вряд ли можно было возлагать прочные надежды
на развитие интенсивных культур: наоборот, скот, который легко было
угнать в горы, представлял собой единственный вид имущества, спо­
собный как-то обеспечить существование каппадокийского или галат-
ского крестьянина, вынужденного постоянно считаться с угрозой напа­
дения арабов или появления своих, византийских — но все-таки очень
опасных для местного населения — войск.
Прибрежные области Малой Азии. Северное побережье тянулось
узкой полосой между морем и горами. Лишь кое-где (например, в устье
Галиса) горы расходились, образуя небольшие долины, удобные для
возделывания плодовых деревьев: яблони, груши, вишни и иногда даже
оливкового дерева.
Североанатолийские горы, отделяющие Причерноморское побе­
режье от центрального плато, труднопроходимы: лесистые склоны и
узкие ущелья разделяют страну на изолированные области, мало свя­
58 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.

занные между собой. Зимой здесь бывают обильные снегопады, и

мощный снеговой покров лежит от конца ноября до конца апреля.
Узкие тропики ведут через высокие перевалы: например, дорога от
Трапезунда до Арце, куда сходились на ярмарку армянские и сирийские
купцы, пересекала три перевала, один из которых проходил на высоте
свыше 2000 м. Лошади малопригодны для таких троп: клади здесь
переносят носильщики или везут на мулах.
Северные склоны гор сплошь покрыты лесами или кустарниками;
среди кустарников особенно част орешник: выше зоны кустарников
идет полоса елового леса, сменяющаяся субальпийской зоной с высо­
котравными лугами. Горы перерезаны речными ущельями, поросшими
сосной и кустарниками; кое-где эти ущелья глубоко врезаются в цент­
ральное плато.
Природные условия не благоприятствовали здесь развитию море­
плавания: на море дули сильные северные ветры, подолгу мешавшие
кораблям выходить из гавани; береговая линия — малоизрезанная, а
в западной части побережья отвесные горы подходили к самому
морю. Тем не менее здесь возникло несколько византийских городов,
которые вели торговлю со странами северного и восточного Причер­
номорья.
Совершенно иной характер имела береговая линия Эгейского по­
бережья, изрезанная множеством заливов и бухточек, где издревле
возникали торговые города. Северо-западная окраина малоазийского
полуострова, лежавшая по берегу Проливов и Мраморного моря, свя­
зывавших Черное море с Эгейским, по своим очертаниям была словно
переходным районом: далекая от монотонности Черноморского побе­
режья, она не обладала, впрочем, разнообразием очертаний, присущим
береговой линии Эгейского моря. Пролив Геллеспонт тянется вдоль
однообразных серо-желтых берегов, где лишь изредка виднеются сосны
и редкие виноградники; побережье Мраморного моря гораздо более
живописно: защищенное от северных ветров, оно покрыто разнообразной
растительностью — платанами, кипарисами, кедрами; в восточной ча­
сти Мраморного моря лежат Принцевы острова, поросшие сосновыми
рощами. С Черным Мраморное море соединяет Босфор; его берега
рассечены бухтами (среди них особенно значительная — Золотой Рог,
который может служить естественной гаванью для крупных судов) и
покрыты вечнозелеными растениями и вереском, который осенью рас­
кидывает по холмам свой лиловый плащ.
Приморские долины вдоль Эгейского побережья невелики и скоро
переходят в горы, окаймляющие с запада Центральное плоскогорье.
В северной части этой горной цепи возвышается стена вифинского
Олимпа (нынешний Улу-даг). Сквозь горную цепь пробиваются мно­
гочисленные горные реки: Ермон, начинающийся в ущельях Фригии
и разливающийся в низовьях по обширной заболоченной равнине Ме­
андр, и некоторые другие. Летом Ермон мелеет, превращаясь в своих
 Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 59

верховьях в тонкую струйку воды, неприятной на вкус, но весной он

широко разливается, причиняя вред полям.
Климат приморских долин Эгейского побережья — средиземномор­
ский; дожди выпадают по преимуществу в ноябре-январе, а летом
месяцами можно не дождаться ни капли. Но и зимних дождей доста­
точно, чтобы приморские долины покрылись пышной вечнозеленой
растительностью: кустарниковым дубом с блестящей темно-зеленой
листвой, благородным лавром, жасмином. Знойный, сухой воздух в
летнюю пору напоен ароматом множества ярких цветов.
Отступая на восток, долины переходят в холмы и горы, покрытые
орешником, дубовыми и сосновыми лесами. Еще дальше к востоку, на
горном плато, мы встретим травяные и кустарниковые степи, среди
которых там и сям возвышаются сосны или можжевельник. Здесь, на
горных склонах, выпадают обильные осадки (грозовые дожди в летнее
время, снега — зимой) и берут начало многочисленные горные потоки.
Поэтому летние пастбища, расположенные к югу от вифинского Олим­
па, превосходны, а у горных склонов и в речных долинах можно
разбивать сады и засевать хлебные поля.
Западная часть Малой Азии (включая и западные окраины пло­
скогорья) была наиболее плодородной областью империи ромеев. Здесь,
по словам Константина Багрянородного, выращивался ячмень и пше­
ница, а также лен. На побережье, где плодородные земли чередовались
с заболоченными равнинами, злаки высевали в долинах, тогда как
сады разбивали на горных склонах, чтобы использовать сбегающие с
гор ручьи. Обилие зимних осадков особенно благоприятствовало раз­
ведению таких растений, которые были в состоянии добывать влагу
летом из запасов грунтовых вод: поэтому ландшафт местности опре­
деляло оливковое дерево с его серебристо-серыми листьями (оно почти
совершенно не встречалось в центральных районах страны), а также
смоковница и виноградная лоза; византийцы охотно сажали в своих
виноградниках плодовые деревья. Район Никеи (древняя Вифиния)
особенно отличался пышностью растительности, так как снега с север­
ных склонов Олимпа обеспечивали долину водой во время летней
засухи. Эта область славилась в древности и в средние века своим
оливковым маслом, она стала также важнейшим районом разведения
тутового дерева и культуры шелкопряда; вместе с тем Вифиния была
одним из основных центров византийского коневодства.
На побережье Эгейского моря животноводство играло меньшую
роль, нежели в Каппадокии и Галатии, но мы знаем, что крестьяне в
окрестностях Смирны и Эфеса иной раз уходили со своими овцами и
козами на горные пастбища и возвращались затем к началу полевых
работ. Обилие дубовых рощ способствовало разведению свиней в этом
районе.
В южной части Малой Азии мы могли бы выделить несколько
своеобразных географических районов, отличающихся своими природ­
60 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

ными условиями. Прибрежные долины на юге значительно более мно­

гочисленны и обширны, нежели на Черноморском побережье; горные
хребты, менее широкие, нежели североанатолийские горы, представляли
собой более высокий барьер и резко отделяли приморскую область от
центрального плато. Наиболее обширная долина расположена в районе
Атталии, где в песчаном побережье море образовало множество кро­
шечных гаваней. Население побережья, отрезанное от внутренних об­
ластей, было тесно связано с морем: именно эта область поставляла
наилучших моряков для византийского флота.
Жаркий климат Средиземноморского побережья позволял расти даже
финиковой пальме, а на плодородных наносных землях поля пшеницы
чередовались с садами и огородами. Однако население этой области не
было особенно многочисленным: летняя жара и лихорадка, поднимавша­
яся от заболоченных низин, обилие комаров и мух заставляли жителей
уходить в летнее время в горы; к тому же южное побережье Малой Азии
было плохо защищено от морских набегов арабов.
Восточная часть Средиземноморского побережья Малой Азии (гор­
ная область Тавра) не принадлежала византийцам: здесь сложился
Тарсийский эмират. К северо-западу от Атталии лежала Ликийская
горная страна, разделенная известняковыми хребтами на изолирован­
ные долины. Горы здесь поросли труднопроходимыми лесами: сосной,
дубом и даже ливанским кедром — огромным деревом до 40 м высоты
и до 11 м в обхвате. К востоку от Ликии, на территории античной
Писидии, лежит несколько крупных озер, пресноводных, но часто
заболоченных. Здесь много бессточных впадин, орошаемых ручьями и
арыками; на днищах этих впадин возделывают виноград. Дальше к
северу страна постепенно переходит в центральное плато.
Острова и Греция. Острова Эгейского моря в это время потеряли
почти всякое хозяйственное значение: они лежали беззащитными перед
набегами арабских кораблей, и поэтому население предпочитало по­
кидать их, ища на материке более надежного убежища. Заброшенные
жителями, они поросли лесами и изобиловали оленями и дикими
козами, поэтому Парос и некоторые другие острова постоянно манили
византийских охотников. Еще в XI в. большой остров Патмос оставался
почти совершенно пустынным.
Балканский полуостров был горной страной, разделенной на обособ­
ленные области, изолированные друг от друга. Горы Греции поросли
вечнозелеными кустарниками и лесами. Византийские хронисты расска­
зывают, например, что пастухи Пелопоннеса выгоняли скот в леса; лес,
видимо, подступал к стенам Солуни, и олени подходили к самому городу
и паслись бок о бок со стадами коров. Много лесов было во Фракии, и даже
вблизи Константинополя можно было в IX в. охотиться на оленей.
Эгейское побережье Балканского полуострова, чрезвычайно изре­
занное, образовывало множество бухт и полуостровов. Один из них —
 Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 61

Афонский мыс — играл очень важную роль в византийской истории:

здесь, на первоначально пустынных землях, возник крупнейший центр
византийского монашества. Было построено множество монастырей,
разбиты сады и огороды, и Афонский мыс постепенно покрылся целой
сетью водных источников, рощами, плодовыми деревьями.
Этническая карта Византии VIII в. Во времена Юстиниана I уни­
версальная Средиземноморская империя была населена различными
народами, говорившими на разных языках и обладавшими собственными
культурными и политическими традициями, которые не могли быть
уничтожены нивелирующим воздействием Римской империи; более
того, по мере кризиса империи тенденция к независимости становилась
все более сильной в Египте и Сирии, в Африке и Италии. Когда
Восточная Римская империя рухнула и из ее обломков выросла Ви­
зантийская империя, обладавшая несравнимо меньшей территорией,
разноплеменность населения стала значительно меньшей.
Основную массу византийского населения составляли греки и эл­
линизированное население Малой Азии. Если в VI в. латинский язык,
чуждый большинству населения восточных областей, продолжал оста­
ваться официальным языком администрации и армии, то с начала
VII в. император Ираклий положил конец этому языковому дуализму:
греческий язык сделался государственным языком империи. Однако
процесс эллинизации коренного населения Малой Азии был еще далеко
не завершен: еще в VI в. во многих районах Малой Азии плохо говорили
по-гречески, — весьма вероятно, что местные языки сохранились здесь
и позднее. В Каппадокии жило племя исавров, считавшихся превос­
ходными воинами. Еще в X в. жители Писидии и Ликаонии сохраняли
этническую обособленность и даже образовывали отдельные военные
отряды. Однако племенная разношерстность византийского населения
образовалась не за счет остатков старых народностей, давно уже под­
вергавшихся эллинизации, но преимущественно в результате того пе­
реселения народов IV—VII вв., которое значительно изменило этни­
ческую структуру всего Средиземноморья.
В итальянских владениях империи состав населения был чрезвы­
чайно пестрым: здесь наряду со старым италийским населением и
потомками древних колонистов — выходцев из Греции, живших в рай­
оне Неаполя, расселялись готы, лангобарды, переселенцы с Балканского
полуострова, армяне: еще в грамотах X в. постоянно встречаются наряду
с лангобардскими именами (Родельгард, сын Амельгарда) греческие
(Феофилакт, Калоиоанн) и армянские (Крикор, Мелий). Колонисты
из Византии заселили по преимуществу район Отранто; они постепенно
ассимилировались местным населением, и только греческая знать Юж­
ной Италии и Сицилии поддерживала постоянные связи с Константи­
нополем, направляя своих сыновей на императорскую службу.
Славяне не только образовали свои княжества на Балканском по­
луострове, но и проникали на территорию, остававшуюся под властью
62 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

византийского императора. Фракия была в значительной степени сла­

вянизирована: славяне занимали здесь целые области и говорили на
своем языке. В одном житийном памятнике, составленном не ранее
X в., рассказывается о фракийской деревне, которая на местном наречии
называлась Черница: следовательно, славянский язык был здесь мест­
ным наречием. И позднее во Фракии постоянно встречались поселения,
носившие славянские названия: Черника, Новоселы, Сагудаи и пр.
Анализ имен, встречающихся в византийских грамотах XIV в., пока­
зывает, что еще в это время в Македонии существовали деревни,
целиком населенные славянами.
Славяне, поселившиеся вокруг Солуни, скоро вступили в тесные
сношения с византийцами: они торговали с солунянами и выставляли
в византийскую армию отряды лучников. Не случайно жители Солуни
в IX в. свободно говорили по-славянски.
Славяне проникали и в Малую Азию. Еще в VII в. в Вифинии
существовали славянские поселения, обязанные поставлять воинов для
византийского войска. В начале 60-х гг. VIII в. из Болгарии пересе­
лилось в Византию около 200 тысяч славян, которые были переправлены
в Малую Азию: византийские писатели X в. неоднократно упоминают,
что славянские племена, жившие к югу от Пропонтиды, посылали в
византийское войско несколько сотен воинов, находившихся под ко­
мандованием собственных старшин.
Расселение славян в качестве воинов-колонистов в Малой Азии
укрепляло свободное крестьянство и крестьянскую общину: на запу­
щенных землях, где прежде были рабовладельческие хозяйства или
трудились зависимые георги, теперь расселялись свободные земледельцы
и воины.
Если славяне проникали главным образом в балканские владения
Византии и в западные области Малой Азии, то в восточных провинциях
империи широко распространились поселения армян. Здесь они во
многих местах составили основное население, из них набирались лучшие
военные соединения. Особенно значительным было армянское население
в Халдии и соседних областях. Отдельные колонии армян возникали
и на западе: большая армянская колония Платанион (на юго-западе
Малой Азии) выставляла 500 воинов; немало армян было расселено
также во Фракии; мы уже говорили о том, что армяне проникали и в
Италию.
Ливанское племя мардаитов также дало Византийской империи
значительное число колонистов: они расселились там при императоре
Юстиниане II. Сперва они жили в окрестностях Атталии, позднее
мардаиты проникают также на Пелопоннес и некоторые другие области
Балкан. Они выставляли особые военные соединения, главным образом
в составе византийского флота, и до начала X в. подчинялись особому
должностному лицу — катепану мардаитов. Еще в X в. они выставляли
свыше 5 тысяч воинов.
 Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 63

Кроме мардаитов, с Востока на территорию Византии переселялись

персы, «мавры» и арабы. Персы до середины IX в. составляли особое
подразделение в византийском войске, насчитывавшее, если верить
византийским хронистам, до 30 тысяч человек. Община «мавров» су­
ществовала около Милета; мы почти ничего о ней не знаем, кроме
того, что «мавры» враждовали с местным населением. Арабы, пересе­
лившиеся из Тарса, жили в Каппадокии.
В северо-западной части Малой Азии сохранились потомки готов,
смешавшиеся с местным населением и получившие имя готогреков;
область, которую они занимали, называлась еще в IX в. Готогреция.
Переселение этих народов, как и переселение славян, способствовало
развитию тех прогрессивных тенденций, которые давно уже вызревали
в недрах империи: укреплению мелкой свободной собственности, рас­
пространению крестьянского (по преимуществу общинного) землевла­
дения.
Другие народы, жившие в Византии, не составляли таких компактных
поселений. Евреи селились среди ромейского населения Солу ни, Спарты,
Коринфа и некоторых других народов Греции; сохранилось довольно
большое количество документов, относящихся к еврейской колонии в
маленьком городке Маставра на реке Меандре, датируемых началом XI в.
Из этих документов можно видеть, что еврейское население Маставры
подверглось значительной эллинизации и многие евреи носили здесь гре­
ческие имена. В византийских городах можно было также встретить ла­
тинских (итальянских) купцов, сирийских торговцев, грузин, число ко­
торых особенно возрастает в XI в. Грузины в это время играли важную
роль в византийской администрации и армии; ими был основан Ивирский
(Грузинский) монастырь на Афоне.
Наконец, впоследствии, по мере того как Византийская империя
расширяла свои владения на Балканском полуострове, под ее властью
оказались потомки старого романского населения Далмации, остатки
фракийцев, влахи, албанцы и так называемые вардариоты — по-види-
мому венгры, расселившиеся вдоль реки Вардар.
Многие из этих племен и народов, поселившихся на территории
Византийской империи, довольно долго сохраняли административную
и языковую самостоятельность. На Пелопоннесе еще в XIII в. можно
было встретить славянские племена, жившие в горных районах и
сохранявшие независимость от империи: они признавали себя обязан­
ными лишь нести военную службу, но не выполняли никаких иных
повинностей. Степень эллинизации этих народов была различной:
мы можем говорить лишь об остатках племенных традиций у исавров
или ликаонцев, но лангобарды, славяне, армяне были (по крайней
мере вплоть до X в.) сравнительно слабо затронуты эллинским вли­
янием. Нередко эти племена и народности управлялись своими вож­
дями и старшинами или особыми должностными лицами (как катепан
64 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

мардаитов), хотя византийское правительство и стремилось подчинить

их органам своей администрации.
Административное деление Византии в VIII в. Старое деление на
диоцезы и провинции, сложившееся в результате реформ Диоклетиана и
существовавшее в империи Юстиниана, пало вместе с рабовладельческой
империей, вместе со старой системой муниципального устройства. Мы
видели, как уже в VII в. в Малой Азии были созданы — по образцу эк­
зархатов в Равенне и Карфагене — крупные военно-административные
области, возглавляемые стратигами и получившие названия фем. В VII в.
и в последующих столетиях по всей Малой Азии были расселены значи­
тельные массы военных колонистов (славян, армян, мардаитов и пр.),
образовавших ядро новой византийской армии: они были распределены
по фемам и поставлены под командование стратигов фем. Вместе с тем
стратиги сосредоточили в своих руках также и гражданскую власть, что
привело к отмиранию старого провинциального управления. В VIII сто­
летии фемы становятся основными административными единицами Ви­
зантийской империи.
Первыми фемами, сложившимися в Малой Азии, были Армениак,
Анатолик, Опсикий и Карависианы (морская фема). Эти фемы охваты­
вали обширные территории, и их стратиги обладали огромной властью:
в начале VIII в. судьбы константинопольского престола решались в фемах
Опсикий и Анатолик, и между их стратигами не раз вспыхивали войны
за обладание троном и Константинополем. Императоры VIII в., стремясь
к централизации государства, стали дробить эти фемы: сперва Анатолик,
затем Опсикий были разделены. В конце концов было образовано большое
число новых фем, в том числе и на Балканах. В X в. известно не менее 40
фем — впрочем, некоторые из них явились эфемерными образованиями,
исчезавшими сразу же после своего возникновения. Ряд новых фем, иног­
да очень незначительных, появился в XI в., тогда как многие старые были
совершенно забыты.
Одной из наиболее крупных фем был Армениак, расположенный на
востоке империи, к югу от побережья Черного моря: эта фема сложилась
в VII в., согласно традиции, сохраненной у Константина Багрянородного,
еще при императоре Ираклии. Позднее, видимо, в IX в., образовались две
соседние фемы: Пафлагония, на запад от Армениака, и Харсиан, к югу
от него. В X в. Харсиан играл важную роль, являясь опорным пунктом
византийцев в их экспансии на Восток. Наконец, западнее Пафлагонии
лежала фема Вукеляриев, в состав которой входил город Анкира.
Западную часть полуострова Малая Азия занимали три крупнейшие
фемы: Анатолик, Опсикий и Фракисийская фема. Анатолик считался
важнейшей фемой, и его стратиг занимал первое место среди всех
стратигов. Главным центром Анатолика был Аморий. По словам Кон­
стантина Багрянородного, эту фему населяло пять народностей: фри­
 Глава 4. Физико-географическая и административная карта Византии в VIII в. 65

гийцы, ликаонцы, исавры, памфилы и писидийцы. Опсикий был рас­

положен к северо-западу от Анатолика, его центром являлся город
Никея. Именно в феме Опсикий были расселены славянские племена.
Фракисийская фема (выделенная из состава Анатолика) простиралась
от Анатолика до побережья Эгейского моря, которое (во всяком случае,
частично) входило в состав этой фемы. Войска Фракисийской фемы
были по преимуществу кавалерийскими.
На месте старой морской фемы Карависианов сложился в VIII—X вв.
ряд фем, из которых наиболее значительная называлась фемой Ки-
вирреотов с центром в Атталии; среди населения фемы Кивирреотов
важное место принадлежало мардаитам.
Западные фемы, расположенные на Балканах и в Италии, возникли
несколько позднее, по мере наступления византийцев против славян и в
борьбе с арабами за Южную Италию. Здесь фемы были более дробными
уже с самого момента их основания: на территории собственно Греции,
например, возникли фемы Эллада, Никополь и Пелопоннес; к северу от
них в начале XI в., помимо Македонии и Фракии, существовало большое
число карликовых фем: Стримон, Волерон, Филлиппополь, Солунь. Есте­
ственно, что стратиги западных фем имели меньший политический вес,
нежели стратиги Анатолика или Армениака.
Наконец, в середине IX в. образовалась фема Херсон, иначе име­
новавшаяся Климаты, которая была расположена на южном побережье
Крымского полуострова, где византийцы пытались в это время утвердить
свою власть.
Византийские фемы не совпадали с этническими единицами и пред­
ставляли собой чисто военно-административное учреждение, служившее
на первых порах целям обороны империи, а впоследствии ее наступлению
на Западе и на Востоке. Этот административный характер фем определял
их непрочность и постоянную изменчивость их границ: фемы непрерывно
перекраивались, их то объединяли, то дробили.
Таким образом, Восточная Римская империя не погибла в результате
социальных и этнических движений VI—VII вв. — значительно сокра­
тившись в размерах, она, однако, сохранила свое ядро — Малую Азию.
И все же социальные перемены, которые она пережила, превратили ее по
существу в новое, средневековое государство — Византию.

^Зак. 3585
 Глава 5
ВИЗАНТИЙСКАЯ ОБЩИНА В ЭПОХУ
ГЕНЕЗИСА ФЕОДАЛИЗМА (VIII—X вв.)

Сельское поселение. Если основной ячейкой античного общества

был полис — торгово-ремесленный центр и вместе с тем поселение
рабовладельцев, господствующих над окрестной округой, — то к началу
VIII в. большинство восточноримских полисов лежало в развалинах:
средневековье в Византии, как и на Западе, исходило прежде всего из
деревни. Что же представляла собой византийская деревня в период,
наступивший вслед за распадом рабовладельческой системы, в период,
который мы могли бы назвать эпохой генезиса феодализма?
Важнейшим источником, знакомящим нас с жизнью византийской
деревни, является «Земледельческий закон» — сборник правовых норм,
на формулировках которого сказалось влияние как Юстинианова за­
конодательства, так и Библии. В самом тексте «Земледельческого за­
кона» нет указаний ни на время, ни на место его составления; некоторые
ученые датировали этот памятник правлением императора Льва III
(717—741) и считали его официальным законом, изданным по распо­
ряжению этого императора. Однако это предложение не может быть
строго доказано: более осторожно было бы отнести составление «Зем­
ледельческого закона» к VIII в. и считать его, подобно «Салической
правде», записью обычного права.
По-видимому, «Земледельческий закон» не имел всеобщего значе­
ния, но представлял собой, как всякое обычное право, запись локальных
норм, однако вопрос о месте его составления еще труднее решить, чем
вопрос о его дате. Вряд ли «Земледельческий закон» мог появиться на
Балканах или в Южной Италии, как это иногда предполагают. Мы не
можем также искать место его происхождения ни в садоводческих
районах на побережье Эгейского моря, ни в плодородных равнинах
Вифинии: «Земледельческий закон» не упоминает ни лошадей, ни
оливковых деревьев. Значительная роль животноводства, широкое при­
менение архаичных способов хозяйствования (выжигание леса) хорошо
бы увязывались с восточными областями Малой Азии, например с
 Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.) 67

Каппадокией, но разумеется, основания эти слишком шатки, чтобы

видеть в подобном предположении нечто большее, нежели одну из
многих возможных гипотез.
Важнее для нас подчеркнуть другое: даже если мы признаем локальное
происхождение «Земледельческого закона», это не значит, что обще­
ственные отношения, в нем отраженные, были характерны только для
одного какого-то района Византийской империи. Если каждый район имел
свои специфические особенности развития, то все же падение рабовла­
дельческой системы повлекло за собой повсюду в общем и целом сходные
последствия; другие источники VIII—X вв. также подкрепляют данные,
полученные на основании анализа «Земледельческого закона». Среди
этих источников мы назовем два: «Трактат об обложении» и памятники
византийской агиографии.
«Трактат об обложении» был составлен в X в., вскоре после смерти
императора Льва VI (886—912), упомянутого в нем. Он представлял собой
руководство для сборщиков податей и характеризовал порядки, сложив­
шиеся в византийской деревне, под углом зрения фискального ведомства.
Агиография — это специфический жанр средневековой литературы: опи­
сание жизни святых, популярных героев, в которых народ видел своих
покровителей и заступников перед Богом. Если официальные историки,
вроде известного уже нам Феофана, рассказывали преимущественно о
войнах и дворцовых интригах, о приемах иностранных послов и смещении
патриархов, то авторы житий (агиографы) сплошь да рядом передавали,
казалось бы, второстепенные бытовые подробности, ускользавшие от над­
менного внимания официальных хронистов: они рассказывали о пахарях
и виноградарях, о выпасе скота, о налетах саранчи.
Из «Трактата об обложении» мы знаем, что в Византии существовали
сельские поселения двух типов: деревни и хутора. Поселения в Малой
Азии обычно представляли собой большие деревни, — наоборот, на
Балканах (во всяком случае, в последующее время) очень часто встре­
чались маленькие поселения, и сами их названия (например, Моно-
спити — «Однодомовка») очень хорошо выражали их характер.
Окраину византийской деревни составляли неподеленные земли,
часто поросшие лесом и служившие пастбищем, которое иногда при­
надлежало двум-трем соседним поселениям. Крестьянское владение,
находившееся в руках одной семьи, носило наименование «стась». Такая
стась включала в себя различные виды угодий, нередко разбросанные
в разных концах деревни: виноградники, сады, поля, а то даже луг
или водный источник. Центром крестьянского владения была одно­
этажная усадьба, крытая соломой или черепицей; пол в ней был
земляной и лишь иногда — глинобитный или вымощенный досками.
Во дворе, окруженном забором, находился обычно колодец.
Техника сельского хозяйства. Античные традиции сельскохозяйст­
венной техники господствовали в византийском земледелии: это про­
68 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

явилось и в характере культур, и в приемах обработки почвы. Садо­

водство, виноградарство, разведение оливок были известны в различных
областях империи; особенно славились своим виноградом и оливками
окрестности Никеи.
Сельскохозяйственные культуры были в Византии довольно разно­
образны: из злаков византийцы возделывали по преимуществу пшеницу
и ячмень — впрочем, ячменный хлеб считался второсортным. Важное
место в хозяйственной жизни отводилось разным сортам бобовых: го­
роху, фасоли, чечевице. От скотоводческих племен, населявших при­
черноморские степи, византийцы заимствовали просо. Лен, произра­
ставший главным образом во Фракисийской феме, служил для изго­
товления одежды и корабельных парусов. К этому надо прибавить еще
различные сорта овощей (капусту, морковь, огурцы и пр.), плодов и
ягод: фиги, грушевые деревья, яблони, орехи, каштаны, миндаль, слива,
черешня постоянно упоминаются в самых разнообразных источниках.
В жарком климате Малой Азии одним из важных условий получения
хороших урожаев было искусственное орошение: орошались не только
сады, но и нередко поля. Оросительную систему нужно было постоянно
поддерживать в исправности — иначе вода могла залить засеянное поле.
Стремясь сберечь драгоценную влагу, византийские земледельцы стро­
или специальные водоемы и цистерны. В одном из житий рассказыва­
ется о строительстве больших водоемов на Афонском мысе: вода из
нескольких цистерн собиралась в водохранилище, а вытекая из него,
она образовывала искусственную реку, даже приводившую в движение
мельницу.
Чтобы получить лучшие урожаи, византийцы применяли удобрение:
скот выгоняли пастись на поля и в виноградники после уборки урожая,
а в более позднее время стали устраивать специальные ограды для
скота, где скапливался необходимый для полей навоз.
Византийские крестьяне пахали легким, бесколесным деревянным
плугом, состоявшим из подошвы, рукоятки и сильно изогнутого дышла;
в этот плуг запрягали пару волов; когда пахарь возвращался с поля,
он переворачивал плуг и клал его на спины волов. Подобный плуг, не
имевший отвалов, не поднимал пластов земли, но лишь проводил
борозду: при пахоте, чтобы разрыхлить землю, приходилось проходить
с плугом несколько раз — сперва вдоль, а затем поперек поля. Метал­
лический сошник мог одеваться и сниматься. Огрехи на поле, а также
землю в саду и винограднике взрыхляли двузубой мотыгой и лопатой.
При плуге такой конструкции, когда пахарь был вынужден пере­
пахивать землю по нескольку раз вдоль и поперек, пахотное поле
должно было разделяться не на длинные коны, как это имело место в
средневековых общинах Центральной Европы, а на небольшие участки,
так называемые хорафии. Хорафий, упоминаемый уже в «Земледель­
ческом законе», представлял собой надел пахотного поля, обрабатыва­
емый индивидуально и окруженный рвом или забором. О таких оградах,
 Глава J. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.) 69

отделяющих два соседних полевых участка, источники упоминают

очень часто: в одной грамоте, датируемой концом X в., рассказывается
о тяжбе между соседями, один из которых проделал лаз в стене,
разделявшей два смежных участка. Впрочем, такие ограды существо­
вали не повсеместно: в «Земледельческом законе» упоминаются также
наделы, отделенные от других лишь межой, которую легко можно было
запахать.
Как бы то ни было, византийская деревня не знала системы открытых
полей: каждый земледелец трудился со своей семьей на обособленном,
нередко окруженном стеной участке; в таких условиях полевые наделы
очень часто граничили с виноградниками и садами.
Посев приходился ка позднюю осень, обычно на октябрь или но­
ябрь — на время, когда улетают журавли, как говорили сами визан­
тийские крестьяне; впрочем, некоторые сорта хлеба высевались в фев­
рале. При посеве крестьяне старались соблюдать традиционные маги­
ческие запреты, корни которых уходили еще в первобытность: например,
ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы зерно соприкоснулось
с рогами пашущего вола — иначе, верили византийские крестьяне,
хлеб уродился бы жестким и несъедобным.
Урожаи убирали обычно в июле; крестьяне жали серпами, захва­
тывая левой рукой колосья. Чтобы защитить руку, они надевали спе­
циальный нарукавник, сделанный нередко из кожи. Сжатый хлеб,
связанный в снопы, на телегах отвозили на гумно, устроенное на
высоком месте, открытом для ветров.
Своеобразные приемы молотьбы в Византии восходили к старинным
традициям Средиземноморья и отличались от распространенных в это
время на Западе. В деревянные сани запрягали быка или осла и про­
гоняли его по гумну: под тяжестью саней, на которых стоял крестьянин,
колосья вымолачивались. Затем зерно провеивали, подбрасывая на
ветру лопатами, и ссыпали в большие глиняные пифосы или в вырытые
в земле ямы.
Мельницы были самые разнообразные: одни приводились в действие
руками, другие — силой животных, в третьих жернова вращала вода.
Водяные мельницы лишь редко могли работать круглый год: маленькие
речки обычно пересыхали летом, поэтому поставленные на них мель­
ницы назывались «зимними». Ветряная мельница появилась в Византии
сравнительно поздно — по-видимому, не ранее XIV в.
Для выпечки хлеба в городах и в монастырских хозяйствах имелись
специальные печи, сложенные из глины, но крестьяне — нередко вплоть
до XIV в. — продолжали печь хлеб в золе очага.
Разнообразны были породы скота в византийских деревнях, особенно
часто упоминаются овцы, козы и свиньи; свиней деревенские мальчишки
выгоняли на день в дубовые рощи. Много было также коров, в пищу
шло молоко и изготовленный из него сыр, мясо же нечасто встречалось
в крестьянском рационе. Рабочим скотом служили волы, ослы и мулы,
70 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

на них пахали и молотили, их заставляли вращать мельничные жернова,

запрягали в телеги. Система упряжки была в то время еще примитивной:
упряжь надевали непосредственно на шею животного, поэтому вол мог
тащить лишь сравнительно небольшую тяжесть, легкий плуг или легкую
повозку. К тому же на горных тропках далеко не везде удавалось
пройти даже небольшой повозке. Все это заставляло византийцев ши­
роко пользоваться вьюками при перевозках: на ослика или мула грузили
глиняные сосуды с зерном или оливковым маслом и гнали его на
ярмарку.
Лошади были дороги и редки, они использовались почти исключи­
тельно для военных целей.
Византийцы пасли свой скот на пастбищах и в лесах; об этом постоянно
говорит «Земледельческий закон», предусматривающий, например, слу­
чай, когда крестьянин рубит лес и дерево внезапно падает на чужую
скотину. Нередко коровы паслись в лесу без пастуха, под охраной больших
собак, которых неоднократно упоминает «Земледельческий закон»; чтобы
скот не затерялся, коровам навешивали на шею колокольчик. Если жи­
тийные памятники часто рассказывают о перегонах скота с летних паст­
бищ на зимние, то они не упоминают о столовом содержании скота:
по-видимому, оно было очень редким.
Кроме скота, византийские крестьяне разводили птицу, главным
образом гусей; им было известно также и пчеловодство. Наконец,
важным подспорьем в крестьянской жизни служила рыбная ловля,
особенно богаты рыбой были реки и озера в районе Солуни. Византийцы
не ограничивались тем, что ловили рыбу сетями и вершами в естест­
венных водоемах: они устраивали также рыбные садки-виварии, нередко
упоминаемые в памятниках, относящихся к Малой Азии.
Наше описание крестьянских занятий было бы неполным, если бы
мы не упомянули о всякого рода сельских ремеслах: крестьяне сами
изготовляли глиняную посуду, ткани из льна и овечьей шерсти, плели
корзины, плотничали. Они не только обслуживали несложные потреб­
ности крестьянского хозяйства, но и нередко создавали продукты,
предназначенные для продажи на ярмарках.
Соседская община. Византийские сельские поселения VIII—X вв.
были соседскими общинами. Общине принадлежали леса, пастбища и
пустоши, окружавшие деревню; по словам «Трактата об обложении»,
крестьянин, нуждаясь в земле, мог перенести свое жилище «в долю
всей деревни», т. е. на общинную землю. Каждый крестьянин мог
свободно пользоваться общинным лесом: выгонять туда скот и рубить
дрова. За пользование общим пастбищем крестьяне должны были пла­
тить пошлину пропорционально количеству скота, который они выго­
няли пастись; собранную сумму они разделяли между всей деревней
с тем, чтобы общинники, не выгонявшие скот на пастбища, «могли, —
 Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.) 71

говоря словами византийского юриста XI в., — извлекать выгоду из

обладания им».
Другие земли (хорафии, сады, виноградники) были разделены между
крестьянами и в хозяйственном отношении обособлены, они считались
частью крестьянской стаси и могли быть проданы. Мы не знаем, су­
ществовало ли в византийской общине VII в. право отчуждения земли —
о купле-продаже земли ничего не говорит «Земледельческий закон».
Во всяком случае в памятниках IX—X вв. о продаже крестьянских
земель речь идет как об обыденном явлении. Но и эти земли, нахо­
дившиеся в индивидуальном владении и считавшиеся отчуждаемыми,
не являлись полной собственностью их владельцев: права крестьян
были в значительной степени ограничены как наличием в Византии
большой семьи, так и сильно развитым правом на «чужую» землю.
Большая семья (по-гречески «сингения») засвидетельствована в ряду
византийских источников этого времени, в некоторых случаях члены
большой семьи могли жить вместе и вести общее хозяйство. В одном
житии IX в. рассказывается о богатом пафлагонском крестьянине Фи­
ларете, семья которого состояла примерно из 30 человек: кроме самого
Филарета и его жены, в его доме жили и вели общее хозяйство его
сын Иоанн с женой и семью детьми, овдовевшая дочь Филарета и
четверо ее детей и, наконец, его другая дочь с мужем и шестеро их
детей. Иные из внуков Филарета были в то время уже взрослыми.
О совместном владении родственников, о братьях, живущих вместе и
ведущих общее хозяйство, наконец, о разделе семейной собственности
постоянно упоминают, несмотря на свою немногочисленность, сохра­
нившиеся до нашего времени документы X в. В соответствии с этим
византийское законодательство сохраняло архаичный принцип равного
раздела имущества между сыновьями покойного; закон императора
Льва VI рассматривает такой принцип раздела как присущий самой
природе, тогда как иная форма наследования открывает, по словам
законодателя, путь для несправедливости отца по отношению к сыну,
а последнего вынуждает ко лжи и обману.
Учитывая силу родственных связей, византийские императоры ис­
пользовали их при построении воинских соединений; во всяком случае,
в восточных фемах, где войско формировалось из армян и ромеев,
стратегам предписывалось создавать воинские соединения «по родству».
Другое ограничение права частной собственности, проступавшее в
существовании так называемых прав на «чужую» землю, отчетливо
выражено в нормах «Земледельческого закона». Византийское обычное
право устанавливало несравнимо меньшее наказание за нарушение
права собственности, нежели, например, «Салическая правда»: если
«Салическая правда» за запашку чужого поля карает высоким штрафом,
то византийский крестьянин, вспахавший и засеявший чужое поле,
лишь терял свой труд и зерно. Даже если он при этом вырубил бы
деревья на чужом участке, он не подвергался уголовному наказанию
72 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.

и только лишался взращенного урожая. Более того, «Земледельческий

закон» не только не знал уголовной ответственности за нарушение
границ чужого владения, но даже разрешал прямое использование
чужой земли: византийский крестьянин имел право войти в сад и
виноградник односельчанина и есть выращенные там плоды — наказа­
нию подлежали лишь те, кто пытался унести с собой виноград или
фрукты.
Еще и в X в. крестьяне во многих случаях могли пользоваться
пастбищами и лесами, перешедшими в индивидуальную собственность
другого: соседи сохраняли право рубить дрова на этой земле, пасти
там скот, собирать каштаны.
В «Земледельческом законе» отражена была и другая форма про­
явления права на «чужую» собственность: византийский крестьянин
мог быть собственником дерева, которое росло на земле, принадлежав­
шей другому.
Важнейшим проявлением прав на «чужую» собственность являлась
так называемая протимисис, т. е. предпочтение — право преимуществен­
ной покупки земли соседа. Византийский крестьянин не имел права про­
дать свою землю кому ему вздумается: члены его сингении, соседи и,
наконец, все односельчане являлись субъектами права протимисис, т. е.
имели первоочередное право купить его надел, чтобы не допустить чужака
в общину. И только в том случае, если все субъекты права протимисис
отказывались от продаваемой земли, ее мог приобрести посторонний. Иск
о нарушении права протимисис мог быть вчинен в течение 10 лет: иначе
говоря, если сосед не дал официального отказа от своих претензий на
продаваемое поле, он мог в течение 10 лет объявить сделку недействи­
тельной и добиться ее расторжения.
В византийской деревне не существовало периодических переделов
земли, что было обусловлено спецификой сельскохозяйственной тех­
ники, а именно: значительной ролью виноградарства и садоводства,
существованием карликовых хорафиев, обнесенных заборами, и отсут­
ствием системы открытых полей. Однако, несмотря на отсутствие пе­
риодических переделов, мы не могли бы объявить византийскую деревню
поселением частных собственников в полном смысле слова: экономи­
ческие связи между общинниками были настолько тесными, что каждый
из них рассматривал себя как соучастника права собственности своего
соседа.
Экономическое единство деревни обусловливало и ее администра­
тивное единство. Общинники, например, могли не разрешить чужакам
поселиться на принадлежащей общине территории. Община имела своих
должностных лиц (старейшин), деревенских сторожей, мирских пас­
тухов. Сходка всей общины решала тяжбы между крестьянами, особенно
если споры касались вопросов земельной собственности. В таких слу­
чаях созывалось все село и деревенские старики, взяв в руки большой
 Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.) 73

деревянный крест, обходили спорное поле, по памяти указывая его

границы.
Византийская деревня имела свои доходы. Они складывались из
судебных пошлин и штрафов за потравы, за нарушение чужих владений
и т. п., из взносов за пользование общинными пастбищами, наконец,
из всякого рода дополнительных взносов: община могла быть, к примеру,
собственником церкви, которую посещали многочисленные богомольцы;
из их даяний собирался известный фонд, который общинники делили
между собой.
Единство общины проявлялось также в обязанности крестьян по­
могать друг другу при отправлении военной службы или при уплате
налогов.
Естественно, что община постоянно выступала как единый коллек­
тив с общими интересами: жития рассказывают, как вся деревня сообща
нанимает мастеров, чтобы воздвигнуть мост через речку или сообща
строит водоем. Солидарными оказывались крестьяне и при общих бед­
ствиях, и при общих празднествах: всем селением они преследовали
разбойников или выходили отбиваться от хищных зверей, угрожавших
скоту, всем селением убивали на праздник быка и делили его мясо
между общинниками.
Устойчивость византийской общины. Итак, славяно-византийская
община оказывается в целом более сплоченной, нежели германская
община на Западе. Это обстоятельство нуждается в объяснении, и
объяснено оно может быть двояко. Прежде всего народы, вторгшиеся
в Восточную Римскую империю, могли обладать более стойкими, более
прочными общинными связями, нежели готы, франки или бургунды,
но, к сожалению, нам недостаточно знакомы общественные отношения
славян (а также и армян) в пору их расселения в Византии. Далее,
на востоке империи римское владычество, хотя и длившееся столетиями,
не уничтожило и не могло уничтожить старых доэллинистических форм
общинной собственности. Славянское вторжение влекло за собой воз­
рождение общины, укрепление общинных связей, и со своей стороны
местные — фракийские и малоазийские — общинные порядки оказы­
вали существенное воздействие на структуру землевладения у славян
и армян.
Следовательно, византийское влияние не может быть сведено только
к расшатыванию общинных связей и оформлению рождающейся частной
собственности, — традиционные, восходящие к доэллинистическим вре­
менам общественные отношения содействовали консервации общинных
порядков у вторгшихся в Византию племен и народов. Это обстоятель­
ство определяло относительную прочность соседской общины в Визан­
тии.
Основную массу населения византийской деревни VIII в. составляли
свободные крестьяне. «Земледельческий закон» рассматривает их как
полноправных владельцев своих участков, имеющих право обменять
74 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

надел или отдать его в аренду. В отличие от позднеримских георгов

крестьяне «Земледельческого закона» обладали свободой перехода: они
могли уйти из деревни, и если при этом продолжали платить подати,
никто не имел права занять их надел. Впрочем, если крестьянин
покинул свою общину и перестал платить налоги, его сосед мог занять
пустующую землю, засеять ее и собрать урожай — конечно, при ус­
ловии, что уплатит причитающиеся с этого надела подати; старый
хозяин, вернувшись, не имел бы в таком случае оснований требовать
возмещения своих убытков. Следовательно, «Земледельческий закон»
предполагает, что крестьянам разрешено свободно покинуть свою де­
ревню и затем вернуться назад.
Стратиоты. Среди массы свободного византийского крестьянства
несколько выделялись стратиоты — воины, составлявшие основное ядро
фемных ополчений. В обычное время они крестьянствовали на своих
наделах, но по первому приказу должны были отправляться в поход
или на военный смотр со своим конем и оружием — несение военной
службы было их правом и вместе с тем обязанностью, за отправление
которой они освобождались от части налогов. Некоторые стратиоты
(особенно в феме Кивирреотов) несли военную службу в качестве
корабельного экипажа. Стратиотские наделы были неотчуждаемы и,
по-видимому, по своим размерам превосходили обычные земельные
владения крестьян, которые платили налоги и участвовали в походах
лишь в качестве пехотинцев. Кроме земельных наделов, стратиоты
получали выдачи деньгами и натурой для того, чтобы они — по словам
анонимного писателя X в. — «могли вести безбедное существование и
приобретать хороших коней и различное вооружение».
Коренная перестройка военного дела (замена стратиотским ополче­
нием наемного профессионального войска, по большей части состоявшего
из иноземцев-федератов) стала возможной лишь в результате того аграр­
ного переворота, который империя пережила в VII—VIII вв., когда в
результате острой социальной борьбы и вторжений соседних народов
образовался широкий слой свободных крестьян-общинников. Отныне они
давали государству и материальные средства в форме налогов, и воору­
женную силу. Если Восточная Римская империя искала поддержку у
плебейских масс рабовладельческих полисов, то Византийская империя
VIII в. могла использовать в своих интересах гораздо более широкие и
устойчивые слои нового крестьянства.
Образование стратиотского войска позволило византийскому пра­
вительству коренным образом изменить характер внешней политики:
если императоры второй половины VII в. были вынуждены обороняться
от натиска арабов и болгар под самыми стенами Константинополя, то
при Льве III и его преемнике Константине V (741—775) Византия
становится одним из наиболее могущественных государств Восточного
Средиземноморья.
 Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма (V III—X вв.) 75

Военные успехи Византии в VIII в. Лев III был по происхождению

крестьянином из Северной Сирии, переселившимся вместе с родителями
во Фракию. Во время смут при Юстиниане II он был приближен к
императору и показал себя способным полководцем и дипломатом.
Вскоре после смерти Юстиниана он стал стратигом Анатолика и, сле­
довательно, оказался во главе наиболее значительных военных сил
империи. В 717 г., опираясь на войска Анатолика и Армениака, Лев
вторгся на территорию Опсикия, стратиг которого поддерживал царст­
вовавшего в то время Феодосия III. Война восточных фем против
Опсикия закончилась поражением Феодосия, который был пострижен
в монахи. Его победителя, Льва, провозгласили византийским импе­
ратором.
Это было трудное время для Византийской империи. Арабские
войска продвинулись далеко на Запад, заняв и разрушив Пергам; после
этого они переправились на европейский берег Пропонтиды и осадили
Константинополь; тем временем к византийской столице был двинут
большой арабский флот. Однако осада 717—718 гг. закончилась победой
византийцев. Действия арабского флота были парализованы железной
цепью, перегородившей вход в Золотой Рог, а «греческий огонь» наносил
серьезный ущерб кораблям арабов. Попытка внезапного штурма была
отражена византийскими войсками. Болгарский хан Тервель, пришед­
ший на помощь осажденному Константинополю, теснил арабов во
Фракии. Вдобавок ко всему этому наступила морозная зима, а за ней —
голод и болезни, и в августе 718 г. осада была снята и арабские корабли
отошли от Константинополя.
Правда, и после этого арабы еще некоторое время продолжали
наступление: каждый год они вторгались в Малую Азию, они даже
осаждали Никею. Однако стратиотское ополчение Льва III в битве при
Акроине (во Фригии) в 740 г. нанесло арабам сокрушительное пора­
жение. Битва при Акроине явилась, по существу, поворотным моментом
в истории арабо-византийской борьбы, и хотя в дальнейшем арабские
набеги в Малую Азию время от времени повторялись, арабы уже не
пытались подчинить себе империю и ни разу не осмеливались вновь
осадить Константинополь.
Более того, при сыне Льва Константине V византийские войска
сами переходят в наступление против своих соседей. Нервный до ис­
теричности, физически слабый Константин был, несмотря на взрывы
неоправданной жестокости, одаренным политиком и полководцем. Он
совершил успешный поход в Северную Сирию и Армению, в то время
как стратиг Кивирреотов нанес поражение арабскому флоту неподалеку
от Александрии; теперь уже византийские войска действовали на тер­
ритории халифата, а византийский флот вторгался в арабские воды.
Упорную борьбу вел Константин против Болгарии: он расселил во
Фракии большое число сирийцев и армян, строил пограничные крепости,
а затем перешел к активным военным действиям, совершив не менее
76 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

9 походов вглубь болгарской территории. Особенно успешным был

поход 763 г., когда византийский флот высадил большие кавалерийские
отряды в устье Дуная, а навстречу им с юга двинулись войска под
командованием самого Константина. Соединившиеся части в упорной
битве, продолжавшейся от зари до зари, нанесли поражение болгарам,
и император вернулся в Константинополь с большой добычей и плен­
ными.
Правда, наряду с успехами на Балканах и в Малой Азии Византия
познала в это время и горечь поражений. Лангобарды взяли Равенну,
покончив с остатками византийского владычества в Северной и Средней
Италии; папство начинало вести себя все более и более независимо, ища
поддержки против лангобардов не в Константинополе, а у франкских
королей. Заморские владения Византии готовы были отпасть от нее. И все-
таки мы могли бы сказать, что в VIII в. войско нового типа — крестьянское
ополчение — обеспечивало успешные действия византийских армий, бо­
лее того — самое сохранение Византии. Иными словами, мы могли бы
сказать, что Византия как политическое целое смогла сохранить себя
только благодаря тем коренным преобразованиям ее общественного строя,
которые совершились на протяжении VII в. и привели, в частности, к
созданию стратиотского войска. Эти преобразования заключались, если
рисовать схематичную картину, в замене системы поместий, основанных
на эксплуатации рабов и прикрепленных к земле георгов, массой свобод­
ных общин. Разумеется, рабовладельческий уклад не исчез в это время
бесследно, и рабство ни в коей мере не было отменено, однако удельный
вес крупного землевладения и несвободного труда сделался теперь незна­
чительным. Основными фигурами в византийской деревне VIII в. стали
свободный крестьянин и стратиот, собственники земли и члены соседской
общины.
Расслоение сельской общины. Мы уже говорили, что характерной
чертой византийской сельской общины VIII—X вв. являлось отсутствие
полной кристаллизации аллодиальной собственности, сохранение значи­
тельных прав на «чужую» землю, что способствовало сплочению общин­
ников, упрочению единства византийской деревни. Но разумеется, не­
смотря на это, византийская община ни в коей мере не являлась коллек­
тивом равных в имущественном отношении лиц: сила византийской
общины подрывалась изнутри процессами внутреннего расслоения, мо­
жет быть, более медленными, нежели на Западе, но столь же неумоли­
мыми.
Уже «Земледельческий закон» свидетельствует о существовании
различных градаций среди сельского населения Византии. На самой
низшей ступени социальной лестницы стояли рабы. «Земледельческий
закон» пять раз упоминает рабов и всякий раз в связи со скотоводством:
дважды он прямо говорит о рабах-пастухах, а в остальных случаях —
о наказании рабов за кражу скотины. По-видимому, в крестьянских
 Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.) 77

хозяйствах времени «Земледельческого закона» рабский труд приме­

нялся если не исключительно, то главным образом в скотоводстве.
Рабство не только само по себе было признаком социального не­
равенства, но и способствовало дальнейшему его росту, поскольку
человек, обладавший рабами, мог использовать их для приобретения
новых богатств и для насильственных действий в отношении своих
односельчан. Именно богатые общинники были собственниками рабов.
Среди полноправных свободных мы можем выделить прежде всего
богатых и бедных крестьян: уже «Земледельческий закон» упоминает
крестьян-апоров (неимущих), которые не имеют возможности возделать
собственное поле и отдают его в аренду. Византийская агиография
нередко рисует картину крестьянской нищеты: в житиях мы встречаем
рассказы о поселянине, который имел всего только одно грушевое
дерево, или о безземельном крестьянине, у которого была лишь одна
голова скота; в одном житии идет речь о вифинском земледельце,
обремененном многочисленным семейством, который безнадежно ко­
выряет скудную землю, в другом прямо говорится, что жизнь бедной
вдовы была хуже смерти. Такие крестьяне-бедняки в IX и особенно в
X в. очень часто продавали свои наделы более богатым соседям.
Разоряющаяся беднота подчас превращалась в мистиев, сельских
батраков. Уже «Земледельческий закон» упоминает мистия, которого
община нанимает в качестве мирского пастуха; в других случаях мистий
мог служить подносчиком воды для поливания сада. Мистии обычно
были чужаками, покидавшими свою общину и поселявшимися в чужих
деревнях, но эти чужаки — во всяком случае в VIII—X вв. — остава­
лись свободными людьми.
Бедность византийской деревни была настолько значительной, что
земледельцы иной раз были вынуждены продавать своих детей в рабство.
В одном житии рассказывается о мальчике-сироте, который зарабаты­
вал свое пропитание, выгоняя на пастбище крестьянский скот. Неожи­
данно его затребовал брат, но крестьяне решили не отдавать ему
пастушонка, опасаясь, как бы тот не продал младшего брата «за золото».
Ростовщичество, порождаемое бедностью, в свою очередь ускоряло
процесс разорения крестьянства: византийские ростовщики сурово взы­
скивали со своих должников — они даже разрывали могилы под пред­
логом взимания долга, опасаясь, как бы наследники бедняка не спрятали
там последние ценности.
Таковы были факторы, способствовавшие разорению византийских
крестьян; поэтому, несмотря на ряд ограничений (действие права про­
тимисис, запрещение кредитору приобретать крестьянский надел за
долги), земля постепенно переходила в руки наиболее зажиточных
членов сельской общины. «Трактат об обложении» рассказывает, что
некоторые члены общины, обладавшие большим количеством скота и
рабами, были недовольны деревенскими порядками и предпочитали
покидать свою родную деревню, переселяясь на хутора. Следовательно,
78 Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

в самой общине вырастали богатые хозяева, которым уже становилось

тесно в пределах общины с ее ограничениями и которые выделялись
из общины, превращаясь в мелких вотчинников. Мелкие вотчинники —
особенно в X в. — энергично осваивали новые земли: разбивали ви­
ноградники, строили водяные мельницы — в том числе и на наделах,
захваченных у крестьян. На их землях трудились рабы и мистии, а
некоторую часть земли они отдавали в аренду под условием уплаты
морты, т. е. десятины (десятого снопа).
Таким образом, как только появилась возможность отчуждения
земли — пусть даже в пределах общины, — сразу же создались пред­
посылки для перераспределения земельного фонда в среде общинников,
а затем и выделения из самой общины мелких вотчинников, предста­
вителей новой социальной категории, отрицающей по существу преж­
нюю систему общинных отношений. В недрах византийской общины
зарождались феодальные отношения.
Различные источники рисуют нам совсем не идиллическую картину
взаимоотношений, сложившихся в византийской деревне к X в.: посто­
янные тяжбы из-за земли, сознательное нанесение имущественного
ущерба, тяжкие бесчестия, покушения на жизнь. В одном житии XI в.
нарисована картинка, свидетельствующая о распаде прежней солидарно­
сти византийской деревни; там идет речь о девочке, отец которой без вести
пропал на войне, а мать умерла; после смерти матери соседи, разграбив
все имущество, выгнали девочку вместе с ее маленькими братьями из
дому.
Стихийные бедствия, вызванные в конечном итоге низким уровнем
производительных сил и бедностью византийской деревни, в свою оче­
редь способствовали разорению крестьян. То разливались реки, затопляя
поля, то земля превращалась в бесплодный солончак, то мороз сковывал
землю и губил урожай, то наступала засуха, когда пересыхали ручьи
и реки, блекли и сохли цветы, скот страдал от жажды. Иногда сильные
майские ветры губили урожай, а то и саранча поедала его. Сколько
раз византийским общинам приходилось выходить на поля и совершать
крестный ход, тщетно умоляя святых даровать дождь или защиту от
саранчи!
За неурожаем неминуемо следовал голод, когда крестьяне питались
дикими кореньями, напрасно вымаливая на дорогах горсточку зерна.
Особенные бедствия принесли крестьянам голодные годы, последовав­
шие за неурожаем 928 г.: «великий голод» продолжался несколько лет,
и смертность была настолько велика, что, по словам хрониста, живые
не успевали хоронить мертвецов. Источники следующего столетия ри­
суют нам страшную картину непрерывных крестьянских бедствий: в
1026 г. была страшная засуха, в 1028 г., наоборот, начались непре­
рывные ливни, которые шли всю зиму, погибло много животных, а
плоды, сбитые на землю, сгнили; в 1032 г. Армениак, Пафлагония и
 Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма (V III—X вв.) 79

некоторые соседние области были охвачены голодом, к тому же сопро­

вождавшимся моровой язвой, и толпы людей, теряя надежду, переселя­
лись на новые места. С i032 по 1034 г. несметные тучи саранчи опусто­
шили поля во Фракисийской феме, и жители этой области бежали от
голода во Фракию. Едва исчезла саранча, как в том же 1034 г. выпал
сильный град, побивший виноградники и особенно фруктовые деревья.
В 1037 г. засуха продолжалась шесть месяцев, а затем шел сильный
град, разбивавший даже черепичные крыши; голод охватил балканские
фемы империи; новая засуха посетила Византию в 1040 г. Таким
образом, каждый второй год приносил с собой бедствия, иногда распро­
странявшиеся по всей Византии, иногда затрагивавшие отдельные ее
области.
И все же процесс распада сельской общины и формирования мелкой
вотчины до некоторой степени сдерживался в Византии благодаря
существовавшей здесь сплоченности крестьянства. Поскольку аллоди­
альная собственность кристаллизовалась сравнительно медленно и была
опутана множеством всяческих ограничений, рост мелкой вотчины был
на первых порах затруднен. Рождающийся и еще слабый класс визан­
тийских феодалов встретил чрезвычайно стойкое сопротивление об­
щинников; не будучи в состоянии порознь закабалить общину и пре­
вратить свободных крестьян в лично зависимых и крепостных, визан­
тийские феодалы стремились иным путем закабалить крестьянство —
при помощи централизованной ренты.
Римская налоговая система рухнула в VII в.; вместе с ней прекратил
существование и институт эпиболб. На протяжении VIII в., когда визан­
тийское свободное крестьянство переживало период расцвета, налоговое
бремя не возрастало, наоборот, еще в конце VIII в. был отменен ряд
пошлин и поборов: по словам современника, в то время перестали взимать
пошлины с торговцев, моряков и ремесленников; рыболов больше не
должен был отдавать каждую третью рыбу, охотник не должен был вно­
сить определенную долю в казну, и стратиоты получили облегчение.
Централизованный натиск на крестьянство. Однако уже с начала
IX в. положение изменяется: господствующий класс Византийской импе­
рии приступает к централизованному натиску на крестьянство. При им­
ператоре Никифоре I (802—811) были увеличены размеры налогов и
введены различные до того не существовавшие пошлины. Вместе с тем
Никифор попытался установить систему аллиленгия, в общих чертах
соответствовавшего старой эпиболё: на соседей возлагалась ответствен­
ность за уплату налогов, кроме того, они должны были приобретать ору­
жие для обедневших стратиотов.
Никифор продолжает наступление на Балканском полуострове.
В 805 г., когда пелопоннесские славяне осадили один из византийских
опорных пунктов — Патры, войска Никифора нанесли им поражение
и подчинили славянские общины империи. На славян, живущих в
80 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

окрестностях Патр, была возложена обязанность принимать и кормить

всех проезжающих стратигов, царских чиновников и иноземных послов.
Для этого славянам было приказано иметь своих поваров и иных лиц,
необходимых для приготовления трапезы, а также людей, прислужи­
вающих за столом.
Однако и внутренняя и внешняя политика Никифора оказалась
неудачной: его постановления вызвали массовое недовольство и были
после его смерти отменены, а сам он потерпел поражение от болгар и
погиб во время бегства.
Народные движения IX в. Централизованное наступление на кресть­
янство порождало его упорное сопротивление. ВIX в. народные движения
принимают широкий, если так можно выразиться, общеимперский раз­
мах, когда в движение вовлекаются различные провинции империи. В на­
чале 20-х гг. IX в. Византия была потрясена восстанием под руководством
Фомы Славянина, которое современники называли «гражданской вой­
ной» и «возмущением всей вселенной». Тогда, по словам хрониста, меж­
доусобная война «подобно открывшимся Нильским порогам, затопила
землю, но не водой, а кровью».
Фома был по происхождению славянином из Малой Азии и долгое
время служил в императорских войсках. Социальная природа движения
отчетливо проступает в словах современников: хронисты говорили, что
«раб поднялся против своего господина и стратиот против своего коман­
дира». В первую очередь восстание было направлено против податного
гнета: Фома, выступавший как защитник бедноты, повсеместно аресто­
вывал податных сборщиков. Однако к движению народных масс присо­
единились разнородные и чуждые интересам народа элементы: монаше­
ство, недовольное политикой правящих кругов Константинополя, знать
восточных фем, стремившаяся к политической самостоятельности. Арабы
поддержали восстание Фомы, полагая, что оно ослабляет Византию; по
приказу халифа антиохийский патриарх возложил на Фому император­
скую корону.
В 821 г. Фома приступил к осаде Константинополя; фема Кивирреотов
была на стороне восставших, и это позволило Фоме собрать большой флот.
Его корабли мешали подвозить припасы в осажденную столицу. Однако
император Михаил II опирался на войска крупнейших фем Опсикия и
Армениака; его союзником выступили также болгары. К тому же в лагере
восставших не было единства, что обусловливалось как разнородным
составом участников движения, так и неясностью социальных задач,
которые ставили перед собой крестьяне. Все это заставило Фому после
долгой и бесплодной осады отойти от Константинополя, ряды его сторон­
ников постепенно редели; в октябре 823 г. он был взят в плен и после
долгих пыток казнен.
На середину IX в. приходится подъем павликианского движения.
Павликианство, которое первоначально было религиозно-мистическим
 Глава 5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма ( VIII—X вв.) 81

учением, распространенным в восточных фемах империи и осуждавшим

неравенство и эксплуатацию, становится теперь идеологией вооружен­
ного восстания. Павликиане под руководством Карвеаса и его преемника
Хрисохира создали на восточных границах империи независимую рес­
публику с центром в Тефрике. Они вели успешные военные действия
против константинопольского правительства: войска Хрисохира заняли
Эфес, даже население Фракии оказывало поддержку павликианам.
Движение павликиан было подавлено с огромным трудом лишь в 872 г.
войсками императора Василия I (867—886).
Закабаление крестьянства. Василий родился в крестьянской семье;
его родители были потомками армян, переселенных во Фракию. Юношей
Василий ушел в Константинополь и поступил на службу в один из знатных
домов. Колоссальная физическая сила и искусство укрощать лошадей
сделали его заметным человеком в столице, где сам император Михаил III
был поклонником борцов и возничих. Василий был приближен ко двору,
и Михаил даже милостиво соизволил выдать за него свою бывшую налож­
ницу.
Но Василия уже не удовлетворяла роль видного вельможи и супруга
императорской наложницы; он стремился занять первое место в государ­
стве и добился этого, совершив дворцовый переворот, стоивший жизни
Михаилу.
Выходец из крестьянской среды, Василий был, однако, энергичным
слугой господствующего класса. Это выразилось не только в разгроме
павликианского движения, но и в ряде мероприятий, подготовивших но­
вое наступление на крестьянство. Прежде всего правительство Василия
предприняло попытку возобновить ответственность соседей за уплату
налогов с опустевших участков (что стремился сделать еще Никифор I) —
правда, Василий решил в конце концов отказаться от этого мероприятия;
оно было осуществлено лишь в начале X в.
Затем правительство Василия приступило к рецепции римского права,
нормы которого охраняли частную собственность, рабовладельческие по­
рядки и колонат; эти нормы могли быть использованы для санкциониро­
вания процесса разорения и закабаления общинников. Подготовка нового
сборника законов, начатая при Василии I, была завершена при его пре­
емнике Льве VI, издавшем под названием «Василики» (Царские книги)
сборник норм римского права, почерпнутых из греческих переводов и
пересказов Юстинианова свода, выполненных еще во второй половине
VI в. Как бы архаична ни была терминология «Василик», как бы ни
казались далекими от действительности IX в. отдельные их постановле­
ния, издание этого сборника законов должно было способствовать наступ­
лению на крестьянство и, рассматривая вопрос шире, процессу феодали­
зации.
Таким образом, IX столетие было временем массовых народных
движений в Византии. Их программа, подчас затемненная религиоз-

6 Зак. 3585
82 А. Я. Каждан, Г. Г. Литаврин

ными идеями, по существу была обращена против податного гнета,

против бесчинств податных сборщиков, которые становятся с этого
времени наиболее ненавистной фигурой для византийского крестьянина,
против крепнущих феодальных порядков. Но народные движения были
разгромлены; византийскому правительству после неудачных попыток
при Никифоре I и Василии I удалось в конечном итоге ввести алли-
ленгий, мы не знаем точно когда, но, во всяком случае, не позднее
первой четверти X в.
Одновременно с этим было покончено и со свободой крестьянского
перехода: и крестьянам и стратиотам было запрещено уходить из их
общин, устанавливались высокие штрафы для тех, кто осмелился бы
принять беглого крестьянина или стратиота. В одном из житий X в.
рассказывается о десяти стратиотах-моряках, которые скрывались на
опустевшем острове; они были арестованы по приказу наместника фемы
и обвинены в уклонении от «общей повинности».
Памятники X в. рисуют нам византийское крестьянство разделенным
на различные категории, обязанные строго определенными повинно­
стями: стратиоты шли на военную службу, крестьяне-георги должны
были платить денежную ренту (канон), поставлять хлеб, фураж и скот,
нести барщины (рубить лес, строить укрепления, дороги, мосты, ко­
рабли); особая категория крестьян носила название экскуссатов; они
были освобождены от основных налогов, но зато должны были выполнять
специальные повинности: одни экскуссаты обслуживали государствен­
ную почту и со своими лошадьми и повозками сопровождали импера­
торских чиновников, другие снабжали продуктами императорский стол.
Так, на экскуссатов из деревни Тември в феме Опсикий была возложена
обязанность поставлять рыбу для трапез императора.
Помимо всех этих налогов, тяжелым бременем для крестьян был
постой, т. е. обязанность принимать и кормить чиновников и войска,
проходившие через их деревню; кроме того, крестьяне должны были
платить специальные поборы землемерам, устанавливавшим размеры их
владений и их повинностей, сборщикам налогов, принимавшим от них
подати, и другим разнообразным чиновникам, кормившимся за счет кре­
стьянства.
Усиление податного гнета и закабаление крестьянства ускоряло его
разорение. Памятники X в. постоянно говорят о разорении стратиотов.
Мы слышим о стратиотах, которые разорялись дотла, об обедневших
стратиотах, которые лишь с помощью соседей могли приобрести коня,
оружие и обмундирование, о стратиоте, коня у которого отнял стратиг:
все хозяйство этого воина пришло в упадок и, умирая, он оставил
детей нищими. Литературные памятники X—XI вв. постоянно пори­
цают жестокость сборщиков податей, которые бросали в тюрьму недо­
имщиков, произвольно увеличивали налоги, разоряли крестьян; они
даже привязывали недоимщиков вместе с голодными собаками, чтобы
 Глава5. Византийская община в эпоху генезиса феодализма (V III—X вв.) 83

заставить их уплатить налог. Автор одного трактата X в., посвященного

военному искусству, с гневом говорит о «людишках, собирающих по­
дати», которые не приносят никакой пользы обществу, но зато умеют
создавать для себя целые пуды золота из крови бедняков.
Перемена, которая произошла в положении крестьян в VIII—X вв.,
была весьма существенной: из свободных людей на общинной земле они
превратились теперь в «государственных париков», зависимых людей
государства; их земля считалась государственной собственностью, они не
имели права уходить из своих деревень, в случае бегства крестьянина
община в соответствии с принципом солидарной ответственности (алли-
ленгий) принимала на себя обязанность платить подати, лежавшие на его
участке. Следовательно, в ходе централизованного наступления господ­
ствующего класса византийские свободные крестьяне были превращены
в зависимых людей, с той только особенностью, что их сувереном было
само государство и что рента, которую они уплачивали, была централи­
зованной рентой.
Специфической особенностью генезиса византийского феодализма
явилось то обстоятельство, что разгром общины феодалами совершился
здесь сравнительно поздно. Аллодиальная собственность складывалась
медленно, а сила сопротивления византийской общины оказалась на­
столько значительной, что ей удалось на первом этапе сохранить себя как
учреждение: сохранить общие земли, административные права и приви­
легии. Если вотчинники были слишком слабы, чтобы подчинить себе
общину, то община, наоборот, оказалась достаточно сплоченной и силь­
ной, чтобы отстоять свое бытие. Вот почему основная масса византийских
крестьян была на первых порах обращена не в лично зависимых людей,
а в государственных париков.
 Глава 6
РАЗВИТИЕ ФЕОДАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ
В ВИЗАНТИИ В X—XII вв.

Элементы рабовладельческих порядков. Крупное землевладение, ос­

нованное на эксплуатации рабов, хотя и значительно ослабленное в ре­
зультате аграрного переворота VII в., не совсем исчезло в Византии. Воз­
можно, что кое-где сохранились старые рабовладельческие хозяйства или
они возникали вновь; они могли быть собственностью крупных импера­
торских чиновников или влиятельной местной знати. ВIX в. на Пелопон­
несе обширные владения принадлежали некоей Даниэлис, правившей на
своих землях подобно независимой царице; число ее рабов, если верить
византийским хронистам, было весьма значительным. Однажды, когда
Даниэлис отправилась в Константинополь, ей пришла в голову причуда
приказать, чтобы триста молодых и сильных рабов, сменяя друг друга,
несли ее всю дорогу на роскошно убранном ложе. По ее завещанию было
отпущено на волю 3000 рабов. Константинопольские вельможи X в. об­
ладали сотнями рабов, с которыми обращались чрезвычайно жестоко.
В одном житии этого времени мы находим рассказ о господине, «который
обрекал своих рабов на голод и жажду, подвергал бичеванию и не давал
одежды, выпуская в зимние дни без хитонов и обуви».
Византийское законодательство конца IX в. восприняло нормы рим­
ского рабовладельческого права. «У всех народов, — говорится в „Васи-
ликах“, — господа имеют право распоряжаться жизнью и смертью ра­
бов. Все, что рабы приобретают, принадлежит господам». «Василики»
предоставляют господину полную возможность для самой жестокой
расправы с рабами. «Если господин, — читаем мы в них, — наказывал
своего раба плетьми или палками или надел на него кандалы, чтобы
сохранить (т. е. воспрепятствовать бегству), и от этого раб умер, то
господин не несет ответственности». Только в том случае, когда удава­
лось доказать, что господин жестоко мучил раба перед смертью (пытал
огнем, колол кинжалом, забрасывал камнями, подвешивал на дыбу,
травил ядом и т. п.), его можно было привлечь к суду.
 Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X —XII вв. 85

Император Лев VI, сын и преемник Василия I, человек хорошо обра­

зованный и по-своему добрый, охотно проливавший слезы в церкви, издал
тем не менее ряд законов, ухудшавших и без того тяжелое положение
рабов. Он, например, отменил постановление императора Юстиниана I,
разрешавшее рабу вопреки воле господина становиться монахом или свя­
щенником: по словам Льва VI, постановление Юстиниана служило для
многих рабов предлогом, чтобы убегать от господ. Отыне господин мог
вернуть беглого раба из монастыря или церкви, не считаясь с тем, сколько
лет протекло со времени бегства.
Источники рабства были весьма разнообразными. Значительное чис­
ло рабов византийцы покупали у иностранных купцов. Особенно крупную
роль в работорговле на Средиземном море играли венецианцы, которые
иногда пригоняли — несмотря на официальное запрещение римских пап
и венецианских дожей — целые толпы рабов; продавали рабов также
венгерские, болгарские и русские купцы. Важным источником рабства
была война; нередко византийские вельможи посылали специальных лю­
дей в действующую армию, чтобы покупать рабов по более дешевой цене.
Наконец, известное число рабов составляли лица, осужденные за пре­
ступление, дети, проданные в рабство, или бедняки, «добровольно» отка­
завшиеся от своей свободы перед угрозой голодной смерти.
В условиях ранневизантийского феодализма, когда сельская община
оставалась сплоченной и процесс роста мелкой вотчины шел крайне мед­
ленно, крупная собственность византийских вельмож приобрела рабовла­
дельческий оттенок: в домашнем хозяйстве, в ремесле и даже на полях
они пытались использовать по-старому труд купленных или взятых в плен
людей. Однако рабский уклад не играл в византийской экономике веду­
щей роли: основная масса прибавочного продукта непосредственных про­
изводителей взыскивалась с них в X в. в форме централизованной фео­
дальной ренты. Значение рабского уклада состояло главным образом в
том, что он содействовал накоплению мощи крупных земельных собст­
венников прежде, чем они приступили к решительному натиску на сель­
скую общину.
С XI в. мы замечаем резкий упадок рабского уклада. Источники
этого времени ничего не говорят о применении труда рабов; наоборот,
первая сохранившаяся до нашего времени византийская опись, дати­
руемая 1073 г., печально констатирует, что все рабы в этой вотчине
умерли. Другой памятник XI в. — завещание богатого каппадокийского
землевладельца Воилы — свидетельствует о массовом отпуске рабов на
волю. Церковный писатель, живший в XII столетии, Евстафий Солун-
ский призывал предоставить рабам права на их пекулий, а законом
1095 г. рабам было разрешено иметь освященную церковью семью и
облегчено ведение исков об освобождении. Если памятники XII и
последующих столетий упоминают об использовании рабов, то лишь
86 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

в качестве домашних слуг или в некоторых специфических отраслях

деятельности — например, в качестве гребцов на морских кораблях.
Развитие вотчинной эксплуатации крестьянства в X—XI вв. поло­
жило конец тем элементам рабовладельческой эксплуатации, которые
существовали в византийском обществе и даже, казалось, достигли
некоторого процветания в IX—X вв.
Рост феодальной вотчины. Какими же путями складывалась эта вот­
чинная форма эксплуатации сельского населения? Мы могли бы наметить
три основных пути формирования византийской вотчины. С конца IX в.
в Византии начинается массовый сгон крестьян с земли. С одной стороны,
налоговая политика Византийского государства подорвала силу сопротив­
ления византийской общины: разоренные и закабаленные крестьяне были
не в состоянии сопротивляться натиску крупных собственников — дина-
тов, или архонтов, как их называют источники того времени. С другой
стороны, сами динаты, опираясь на значительные материальные богатст­
ва, на своих рабов и мистиев, представляли теперь более значительную
силу, нежели в VIII столетии, когда крупная феодальная собственность
едва только начинала складываться. Поэтому теперь динаты смогли го­
раздо более энергично проникать в деревню, скупая и просто присваивая
крестьянские земли — тем более, что правительство Льва VI пошло им
навстречу, ограничив действие права протимисис.
Уже у писателей IX в. мы встречаем рассказы о насилиях динатов.
Крупный политический деятель и ученый второй половины IX в., кон­
стантинопольский патриарх Фотий рассказывает в одном из писем, как
к нему явился некий бедняк весь в слезах: его «хитонишко» был изодран,
а на лице виднелись следы побоев. Он стал жаловаться Фотию, что был
избит, потому что пытался отстоять свою «землицу» от людей видного
вельможи Дамиана. Несмотря на вмешательство Фотия, Дамиан долгое
время удерживал землю, противозаконно отнятую у этого бедняка, и мы
не знаем, вернул ли он ее вообще.
Особенно усилился натиск динатов после голода 928 г., когда кре­
стьяне — лишь бы сохранить жизнь — отдавали свои земли за бесценок.
Целые деревни переходили под власть архонтов, становясь их вотчи­
нами — проастиями, как тогда говорили. На этих землях динаты наряду
с рабами стали использовать «поселенцев» (на языке того времени
париков или проскафименов), т. е. крестьян, потерявших свою землю
и оседавших теперь в качестве зависимых лиц на господской земле.
Среди этих париков и проскафименов было немало беглых стратиотов,
экскуссатов или государственных крестьян, надеявшихся на частновла­
дельческой земле найти защиту от податных сборщиков. Но, по-види­
мому, парики рекрутировались преимущественно из числа младших
сыновей стратиотов и крестьян, которые не получали земли и потому
не вносились в государственные податные списки и, следовательно,
пользовались свободой передвижения.
 Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X —XI1 вв. 87

Осев на чужой земле, парик приобретал на нее известные владельче­

ские права: господину не разрешалось сгонять с земли парика, прожив­
шего на ней свыше 30 лет. За пользование землей парик должен был
платить ренту. К сожалению, наши источники крайне скупы в известиях
о рентных отношениях X—XII вв.: мы знаем только, что крестьяне дол­
жны были отбывать барщинные повинности, которые назывались ангарии
(первоначально этим термином обозначалась повинность по обслужива­
нию государственной почты, но затем он был распространен на все виды
барщины, в том числе и на пахоту), уплачивали ренту натурой (хлебом,
овощами, воском и т. д.) и вносили денежную ренту, — однако мы не в
состоянии определить ни соотношение этих рент между собой, ни их
размеры.
Частновладельческие парики X—XI вв. в отличие от государствен­
ных крестьян, записанных в податные списки, обладали свободой пе­
рехода, хотя уже в XI в. византийские феодалы предпринимали попытки
воспрепятствовать осуществлению этого права. В этом отношении очень
интересна просьба, с которой обратился писатель и ученый XI в. Михаил
Пселл к своему племяннику, занимавшему какой-то административный
пост. Пселл советует племяннику услуживать динатам, а именно прийти
на помощь некоему Патрикию, сыну Иканатиссы, парики которого
вздумали переселиться на другое место: надо сделать так, чтобы вос­
препятствовать этому переселению. Письмо Пселла имеет двоякий
интерес: будучи с одной стороны свидетельством наличия свободы
перехода частновладельческих париков XI в., оно в то же время рисует
тенденции динатов — их стремление превратить париков в крепостных,
лишенных возможности покинуть поместье.
Но далеко не всегда зависимое население феодальных поместий
образовывалось из числа безземельных и беглых крестьян, оседавших
во владениях крупных собственников. Еще более часто под властью
дината оказывался крестьянин вместе со своим наделом: задавленный
трудными условиями существования, он был вынужден передать фео­
далу верховные права на свою землю, но сам оставался на ней в
качестве зависимого человека — по существу, того же парика. Иногда
такие отношения складывались на первых порах как временные (до
выплаты условленной суммы), но постепенно они перерастали в по­
стоянные. Крестьянин должен был вносить феодальную ренту, часть
которой феодал выплачивал в казну в качестве налогов.
Эти два пути феодализации, только что рассмотренные нами, не
отличаются в принципе от тех основных путей, по которым шло
развитие феодализма на Западе; однако в Византии огромную роль
играл еще один путь, определенный тем, что на первых порах эксплу­
атация византийского крестьянства осуществлялась в форме центра­
лизованной феодальной ренты. По мере того как феодальное поместье
в Византии укреплялось, динаты не могли более удовлетворяться тем,
88 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

что подчиняли своей власти элементы, выброшенные за пределы об­

щины: разорившихся крестьян, беглых или отсутствующих в податных
списках. Византийские феодалы добиваются того, чтобы государство
передавало им определенную долю централизованной ренты или, иначе
говоря, право на взимание в свою пользу централизованной ренты с
тех или иных владений. В таком случае государство как бы передает
в частные руки свои прерогативы.
Передача централизованной ренты отдельным феодалам могла осу­
ществляться в разнообразных формах. Прежде всего, иной раз динат
получал в свое распоряжение канон целой деревни. В таком случае де­
ревня сохраняла свою целостность и противостояла феодалу как сплочен­
ная община, над которой он осуществлял лишь право патроната. При этом
у нас есть известия (относящиеся, правда, только к балканским областям
XI—XII вв.) о том, что некоторые деревни обладали правом менять своих
патронов, отказываясь от одного и признавая власть другого.
Прония, арифмос, харистикий. Иные формы пожалования цент­
рализованной ренты оказывались для крестьянской общины более опас­
ными. Это были арифмос и прония. Арифмос представлял собой по­
жалование феодалу всей суммы ренты с определенного количества
крестьян. Это число крестьян должно было оставаться неизменным,
так что после смерти кого-нибудь из них сын занимал место покойного.
Время от времени государство осуществляло контроль, проверяя, не
увеличилось ли число крестьян — лишние должны были вписываться
в казенные податные списки и становились государственными кресть­
янами.
Казалось бы, арифмос не отличался принципиально от патроната
над целой общиной, однако на самом деле это было не так: пожалование
определенной группы крестьян под арифмос разрывало общинные связи,
под властью феодала оказывалась в этом случае не целостная, спло­
ченная единица — община, а изолированная группа земледельцев, не
связанная традициями и административным единством. Естественно,
что сопротивление крестьян дальнейшему натиску феодала при такой
системе пожалования централизованной ренты не могло оказываться
столь сплоченным, как при патронате: арифмос открывал ббльшие
возможности для наступления феодалов на крестьянство.
Прония по своему характеру немногим отличалась от арифмоса.
Она представляла собой пожалование динату денежных платежей (го­
сударственных налогов): не обязательно канона, но также и торговых
пошлин, поборов за рыбную ловлю и т. п. По словам Анны Комнин,
писательницы XII в., императоры раздавали своим приближенным
«пронии на землю и на море», т. е. право на взимание самых разно­
образных налогов. Но наиболее распространенным видом пронии было
пожалование феодалу права на присвоение строго определенной доли
канона той или иной деревни: если арифмос регламентировал количество
 Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X —XII вв. 89

пожалованных крестьян, то при пронии устанавливался размер пожа­

лованной ренты.
Арифмос был распространен в X—XII вв., а позднее, по-видимому,
не встречался; прония стала применяться, скорее всего, с XI в. (во
всяком случае, под этим термином), но зато сохранилась и даже
приобрела особое значение в последние три века существования Ви­
зантии. При этом в характере пронии мы можем проследить сущест­
венную эволюцию: первоначально прония, как и аримфос, представляла
собой лишь право на определенную долю централизованной ренты;
прониар выступал по отношению к «людям пронии», или «парикам
пронии», как их стали со временем называть, в качестве сборщика
податей, с той только разницей, что он присваивал эти подати в свою
пользу. На первых порах взаимоотношения прониара с крестьянами
были регламентированы размером пожалованных ему налогов, зафик­
сированных в специальных писцовых книгах. Однако со временем
прониары добивались расширения своих прав: они получали возмож­
ность делать насаждения и строить мельницы в своих владениях,
привлекать «людей пронии» к дополнительным повинностям и судить
их. Из права на строго ограниченную долю ренты прония превращается
по существу в обычную феодальную вотчину.
Таким образом, система арифмоса и пронии хотя и способствовала
росту феодальной собственности, однако придавала византийской вотчи­
не XI—XII вв. несколько своеобразную окраску: византийский феодал
этого времени, получая право на определенную долю ренты, оставался
под контролем государственного аппарата; хотя парики и считались его
зависимыми людьми, однако он не мог произвольно повышать налоги
«париков пронии»: во всяком случае, парики могли апеллировать — хотя
и без особых успехов — к центральной администрации, чего было лишено
по самой своей природе большинство западных крепостных.
Развитию феодальной собственности способствовал также харисти-
кий. Харистикием византийцы называли пожалование (обычно на срок
жизни) монастыря светскому или духовному феодалу (митрополиту
или епископу). Харистикарий считался патроном монастыря и должен
был проявлять о нем заботу; в одном из писем Михаил Пселл испра­
шивал для себя права на монастырь Мунтаниев, обещая снабдить этот
монастырь стадами волов и овец. На деле же, конечно, харистикарий
использовал свое право для увеличения размеров своего имущества и
поступающей к нему феодальной ренты. Харистикий давал византий­
ским вельможам возможность значительно расширять свои владения —
особенно если учесть, что многие из них пользовались харистикием
по отношению к нескольким монастырям. Так, тот же самый Пселл,
помимо монастыря Мунтаниев (недалеко от Кизика), имел на правах
харистикия монастыри на малоазийском Олимпе, в феме Опсикий и
в феме Эллада.
90 Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

Многие из монастырей, попадавших под власть харистикариев,

были основаны крестьянами или сельскими общинами. Это были не­
большие обители, где жило иногда два-три крестьянина, по-прежнему
остававшихся земледельцами и пастухами. Они рассчитывали, став
монахами, сохранить экономическую независимость, и именно с этой
целью отказывались от семьи и принимали монашескую схиму. Но
император или патриарх передавали монастырек какому-нибудь вель­
може или епископу — и в результате этого крестьянствующие монахи
оказывались в конце концов зависимыми людьми.
Развитие арифмоса, пронии и харистикия в XI—XII вв. было при­
знаком укрепления системы феодальных отношений, хотя феодальное
поместье в Византии отличалось своеобразными чертами и прежде
всего своей связанностью с государственным аппаратом. Экзимирован-
ность феодального поместья оставалась в это время крайне незначи­
тельной. И все же она развивалась. Это развитие шло по двум линиям:
по фискальной и судебно-административной.
Формирование податного и судебного иммунитета. Крупное по­
местье, как церковно-монастырское, так и светское, уже с самого своего
возникновения стремится приобрести податную независимость; упоми­
нание податных привилегий мы встречаем, например, в «Трактате об
обложении». От конца X в. и особенно от XI столетия сохранилось
некоторое количество императорских грамот, жалующих монастырям
экскуссию, т. е. освобождение от взимания разнообразных видов по­
винностей с монастырских владений. Следовательно, повинности мо­
настырских крестьян, прежде присваивавшиеся государством, после
пожалования экскуссии поступали самому феодалу. Однако экскуссия
XI—XII вв. еще не давала полной фискальной экзимированности: ос­
вобождая монастыри и светских феодалов от тех или иных налогов,
запрещая чиновникам вторгаться во владения экскуссата (теперь этот
термин приобретает новое значение: вместо крестьянина, выполняю­
щего специальные повинности, он обозначает феодала, пользующегося
податной привилегией), византийское правительство в то же время
сохраняло за собой право проверки податных привилегий, как это
прямо оговорено в императорском указе 1158 г.: «Но когда по повелению
моей царственности будут составляться описи монастырской недвижи­
мости и париков, тогда только монастырь сможет подвергаться обсле­
дованию чиновников и лишаться незаконных владений в соответствии
с показаниями переписчика (фискального чиновника)».
Следовательно, византийская экскуссия X—XII вв. не создавала
административной самостоятельности поместья; тем более не создавала
она средств внеэкономического принуждения, при помощи которых
феодал мог бы осуществлять свою власть над непосредственными про­
изводителями, и прежде всего — судебных прав. Ее социальный смысл
был иным: в условиях господства централизованной ренты, когда вся
земля была обложена тяжелыми податями и в качестве тягловой счи­
 Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X —XIJ вв. 91

талась собственностью государства, привилегии, полученные в резуль­

тате экскуссии, составляли исключение в системе всеобщего фискаль­
ного гнета и тем самым содействовали оформлению феодальной «сво­
бодной» собственности — в противовес крестьянской, зависимой, тяг­
ловой.
Административно-судебные права феодала развивались первона­
чально параллельно с экскуссией и не были с ней связаны. Могуще­
ственные византийские вельможи имели свой маленький двор, который
состоял из должностных лиц, носивших титулы, напоминавшие титу-
латуру константинопольских придворных; у них были свои вооруженные
отряды, составленные из родни, слуг и рабов. Уже в X—XI вв. выра­
батывались элементы феодальной юрисдикции: юристы XI в., например,
признавали за господином право судить мистия, кроме тех тяжб, где
господин сам выступал заинтересованным лицом. В одном из житий
конца X в. были отчетливо сформулированы принципы вотчинной юрис­
дикции: «Господин является учителем всякой добродетели и наставни­
ком тех, кто находится под его властью, независимо от того, рабы они
или свободные».
Но и в этом отношении иммунитетные права ограничивались дей­
ствиями государства: императорский суд принимал апелляцию на ре­
шения всех архонтских судов, и, следовательно, вотчинная юрисдикция
оставалась еще неразвитой, ограниченной.
Формирование войска феодального типа. Укрепление феодальных
отношений должно было отразиться на военной организации Визан­
тийской империи. Старое стратиотское ополчение было, по существу,
детищем аграрного переворота VII в. и могло существовать до тех пор,
покуда существовало свободное крестьянство. Удар, нанесенный кресть­
янству в IX в., не мог не затронуть и византийского войска.
Уже с начала IX в. многим византийским стратиотам оказалось не
по средствам приобретать коня и все необходимое вооружение: с этого
времени нередко одного воина выставляли две-три семьи, в складчину
покупавшие оружие и обмундирование для него. В войске IX столетия
были многочисленные отряды бедняков, вооруженных лишь пращами
и дубинами — единственным, что они могли приобрести за свой счет.
Эти плохо вооруженные и плохо дисциплинированные отряды не могли
оказать сопротивления натиску врагов: в IX в. и особенно в начале X
столетия византийская армия переживает одно поражение за другим.
К началу X в. византийцы были вовсе вытеснены арабами из Сицилии
и с огромным трудом сдерживали их натиск в Южной Италии; арабский
флот по существу господствовал в Эгейском море: один из крупнейших
городов империи Солунь был взят арабами в 904 г., почти не оказав
серьезного сопротивления. Позиции на Балканском полуострове, не­
сколько укрепившиеся к концу VIII в., теперь снова были ослаблены:
болгары разбили византийскую армию в сражении при Ахелое в 917 г.
92 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

и грозили занять всю Северную Грецию. Несколько раньше русские

воины под предводительством киевского князя Олега подошли на од­
нодеревках к стенам Константинополя и осаждали византийскую сто­
лицу.
Все эти внешнеполитические неудачи были отражением того процесса
разорения и закабаления крестьянства, который бурно протекал на про­
тяжении IX и начала X в.: византийская армия могла быть воссоздана
лишь на какой-то новой социальной основе. Ядром армии X в. становятся
мелкие вотчинники и наиболее зажиточные стратиотские семьи. Процесс
отделения стратиотской верхушки был юридически закреплен законом
императора Никифора II Фоки (963—969), выходца из каппадокийской
феодальной знати. В этом законе Никифор установил гораздо более вы­
сокий минимум размеров стратиотского надела — втрое превышавший
прежний. Стратиотский надел оценивался теперь в 12 фунтов золота —
тем самым стратиотами могли быть только мелкие вотчинники, и, следо­
вательно, стратиоты были резко отделены от крестьянской массы, к ко­
торой они принадлежали до тех пор.
Изменение социальной структуры византийского войска должно
было отразиться и на его характере. Прежде всего, численность войск
несколько сокращается: если военные трактаты конца IX в. считали
нормальной численностью византийского войска 30—40 тысяч человек,
то столетие спустя они определяли ее уже в 20 тысяч. Далее, основным
ядром византийского войска с середины X в. становится отряд тяже­
ловооруженных всадников — так называемых катафрактов. По словам
«Стратегикона», приписанного императору Никифору Фоке и возник­
шего, во всяком случае, в близких к нему кругах, катафракты были
одеты в прочный панцирь, их руки закрывались кожаными перчатками
и «наручами» с металлическими бляхами. Поверх панциря катафракты
надевали плащ, голову защищали шлемом, а ноги — поножами. Лошади
катафрактов были покрыты специальным покровом из войлока. Перед
собой катафракт держал большой щит из воловьей кожи. Число таких
катафрактов, по сведениям «Стратегикона», составляло 400—500 че­
ловек в двадцатитысячной армии. Пехота, не имевшая тяжелого воору­
жения и облаченная в простые кафтаны, не являлась в X в. важной
боевой силой: ее основные задачи состояли в том, чтобы строить лагерь
и прикрывать катафрактов и прочие кавалерийские части в случае
отступления.
Другим нововведением X в. было создание тактики ночного боя и
широкое применение всевозможных военных хитростей. Если полко­
водцы IX в. решительно выступали против ночных нападений на врага
и утверждали, что сражаться принято лишь ясным днем, то Никифор
Фока и его брат Лев охотно совершали тайные набеги на противника
и практиковали ночной приступ вражеских укреплений. По словам
Льва Фоки, война решается не силой натиска, не численностью войск,
 Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X —XII вв. 93

но хитростью полководца. Он учил своих стратиотов использовать

преимущества местности и при помощи внезапного нападения одержи­
вать победу над численно превосходящим противником. В окружении
Никифора Фоки был составлен специальный трактат «О военных хит­
ростях», который рекомендовал перед началом военных действий за­
сылать к арабам шпионов с письмами и подарками, чтобы тем самым
разведать замыслы врагов, количество кавалерии и пехоты и пр.
Уменьшение численности боевых соединений, создание тактики
ночного боя и системы шпионажа, наконец, общее повышение интереса
к военному искусству, проявившееся, в частности, в издании большого
количества трактатов по военному делу, — все это свидетельствует о
превращении византийской армии из крестьянского ополчения в про­
фессиональное войско. Это обстоятельство определило успехи визан­
тийских полководцев середины и второй половины X в., когда Иоанн
Куркуас, полководец императора Романа Лакапина, и Никифор Фока
одержали ряд важных побед на Востоке, а император Иоанн Цимисхий
(969—976) нанес поражение болгарам и русским; при этом в войне со
Святославом Киевским именно закованные в железо катафракты ре­
шали исход сражения. К моменту смерти Иоанна Цимисхия под власть
Византии были возвращены различные области, отвоеванные у арабов:
остров Крит, земли по Евфрату, Сирия. На Балканах вся восточная
часть Болгарии временно попала под византийское владычество. По­
зиции Византии в Южной Италии также были укреплены.
Формирование войска феодального типа завершается в XI—XII вв.,
когда стратиотская верхушка образует замкнутое сословие. По словам
Михаила Пселла, для его современников было бы странным, если бы
в стратиотские списки был внесен человек, отец которого не принад­
лежал к числу стратигов или стратиотов. Принадлежавшие к страти-
отскому сословию лица с детских лет занимались теперь военными
упражнениями, не интересуясь ничем иным. Именно стратиоты полу­
чали щедрые раздачи: многочисленных париков, пронии, подарки; они
являлись не крестьянами, а получателями феодальной ренты.
С другой стороны, феодалы XI—XII вв. все чаще шли в бой с собст­
венной дружиной, составленной из родственников и слуг и насчитывав­
шей иной раз до тысячи человек.
Наконец, с XI в. византийское правительство начинает широко
практиковать применение отрядов иноземных наемников. Первоначаль­
но эти наемники составляли замкнутые дружины — по преимуществу
императорские гвардейские части, которые рекрутировались главным
образом из русских, грузинских и — с конца XI в. — англосаксонских
воинов. В XII в. иноземные наемники все чаще получали пронии и
иные пожалования и постепенно вливались в ряды феодального класса
Византийской империи.
Распад старого ополчения и создание феодального войска, обуслов­
ленное в конечном счете разорением и закабалением крестьянства, в
94 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

свою очередь ухудшали его положение, поскольку военная сила была

теперь передана в руки феодалов, закованных в броню и резко отде­
ленных от крестьянской части войска — пехоты.
Группировки класса феодалов, В Византии X—XII вв. существовали
две основные формы эксплуатации крестьянства: взимание централизо­
ванной ренты-налога и вотчинная эксплуатация. В соответствии с этим
в среде византийского господствующего класса — класса феодалов —
сформировались две основные прослойки: столичное чиновничество,
существовавшее в значительной степени за счет определенной доли
централизованной ренты, и провинциальные феодалы, осуществлявшие
эксплуатацию зависимого крестьянства.
Византийские писатели хорошо понимали, что столичная знать живет
за счет богатств, высасываемых из провинций. «Вы, пышные граждане
Константинополя, — восклицал публицист XII в. Михаил Хониат, — не
желаете выглянуть из-за своих стен и ворот, не хотите взглянуть на
древние окружающие вас города, ждущие от вас справедливости; вы по­
сылаете в них одного за другим податных сборщиков с их зубами звери­
ными (если говорить словами Моисея), чтобы пожрать последнее. Сами
же вы остаетесь у себя, предаваясь покою и извлекая богатство из законов
и судебной деятельности, города же опустошают негодные фискалы. Да
и чего не хватает вам? Разве плодородные равнины Македонии, Фракии
и Фессалии не производят для вас хлеб, разве не выжимают вам вино
Эвбея, Птелерия, Хиос и Родос; разве фиванские и коринфские пальцы
не ткут вам одежды; разве не вливаются реки всех богатств в столицу,
как в единое море?»
Кроме регулярного жалованья, византийские вельможи получали
от императора щедрые подарки в дни царских праздников: рождения,
бракосочетания, коронации и т. д. Выдачи, получаемые вельможами,
состояли не только из денег, но и из всевозможных продуктов: мяса,
дров и пр. Вельможи имели право на определенные сборы с населения
в свою пользу: судьи получали с тяжущихся вознаграждение для себя
и для своих слуг, сборщики податей взимали с налогоплательщиков в
свою пользу особые повинности, составлявшие около четверти всей
суммы государственного канона. Вельможи пользовались правом постоя
и должны были во время своих поездок по стране получать от населения
содержание.
Не ограничиваясь жалованьем и установленными законом сборами
с населения, чиновники извлекали колоссальные доходы из своих ад­
министративных прав: византийские памятники полны рассказов о
взяточничестве, своекорыстии, вымогательствах должностных лиц. Об
одном вельможе XII в. историк Никита Хониат рассказывает, что он
продал на рынке полученные им подарки, состоявшие из съестного.
Случалось, что он трижды приказывал продать какой-нибудь редкий
экземпляр рыбы, присланный ему, и всякий раз люди, нуждавшиеся
 Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X —X1I вв. 95

в нем, приносили эту рыбу снова. Были вельможи, которые заключали

людей в тюрьму и отпускали оттуда, только получив соответствующий
выкуп; другие, наоборот, выпускали из тюрем воров и заставляли их
делиться воровской добычей; некоторые стратиги принуждали население
своей фемы продавать им съестные продукты, а затем сбывали эти
припасы рабам по гораздо более высокой цене.
Столичная аристократия IX—X вв. не представляла собой замкнутой
родовой знати: процесс ее консолидации еще не был завершен, и ее
ряды нередко пополнялись за счет торгово-ремесленной верхушки,
отличившихся стратиотов, императорских фаворитов из числа слуг и
рабов. Даже на императорский престол проникали в то время люди
незнатного происхождения, как, например, Василий I или Роман Jla-
капин. Впрочем, с середины X в. императорами становились лишь
представители знатных родов: Фоки, Аргиры, Дуки, Мономахи, Ком­
нины. Провозглашение императором в 1034 г. незнатного Михаила
Пафлагонца вызвало (несмотря на то, что его родственники занимали
видные должности при дворе) возмущение знати, составившей против
нового императора заговор.
О том, что такие головокружительные карьеры не являлись исклю­
чением, свидетельствует обилие в византийской литературе (особенно
начиная со второй половины X в.) насмешек над подобными выскоч­
ками. В одной эпиграмме X в. осмеивается вельможа Дисиний, который
в молодости зарабатывал на хлеб тем, что ставил клистиры в больницах.
Поэт XI в. Христофор Митиленский вышучивал священников, вышед­
ших из народа, которые в новом звании сохраняли обычаи, присущие
их прежнему ремеслу. Вот, например, бывший матрос, который вместо
слов: «Приидите, поклонимся!» — возглашает в церкви: «Плывем, ре­
бята!» «Вчерашний трактирщик, облачившись в священные ризы, вы­
носит теперь чашу с причастием, но, словно настоящий трактирщик,
похваливает:
— Это славное винцо!»
Константинопольские вельможи строили роскошные дворцы, окру­
жали себя пышной свитой, приобретали многочисленных рабов. Им при­
надлежали земли в окрестностях столицы и в далеких фемах, торговые
корабли, ремесленные мастерские.
Провинциальная знать X и последующих столетий также обладала
обширными богатствами. В конце X в. владения некоторых феодалов
были населены таким количеством людей, что могли выставить три
тысячи воинов, т. е. больше, чем выставляла целая фема. Наиболее
влиятельными аристократическими родами в X столетии были Дуки,
Аргиры, Фоки, Куркуасы, Склиры и Малеины, происходившие по
большей части из Каппадокии и других восточных областей империи.
Генеалогия этих родов не восходит дальше середины IX в. — только с
этого времени в Византии начинает формироваться феодальная ари-
96 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.

стокатия, противостоящая еще не консолидировавшейся служилой знати

столицы.
Наследственная аристократия сосредоточивает в своих руках по пре­
имуществу должности военных командиров и стратигов фем. Доместик
схол (главнокомандующий византийской армии) и стратиги важнейших
фем с конца IX в., как правило, назначались из представителей этих
важнейших родов; роль аристократии в армии особенно отчетливо обри­
совывается, если проследить судьбу рода Фок. Никифор Фока Старший
был крупнейшим полководцем при Василии I и в начале правления
Льва VI; его сын Лев Фока — главнокомандующим в конце правления
Льва VI; в середине X в. Варда Фока и его сыновья играли руководящую
роль в византийской армии, покуда, наконец, один из сыновей Варды —
Никифор Фока — не сделался императором.
По своим интересам к этой провинцильной знати были близки и
мелкие феодалы — стратиоты, получившие арифмос или пронию, или
богатеющие аллодисты, приобретавшие наделы своих разоренных со­
седей.
Социальная борьба в X— XI вв. Борьба между двумя группировками
феодального класса, заметная уже в конце IX в., становится особенно
острой в X столетии.
В начале X в., в правление Льва VI, провинциальные динаты
открыто начинают домогаться власти; особенно энергично действовали
в то время малоазийские аристократы Дуки. В 906—907 гг. Андроник
Дука поднял мятеж в Малой Азии, но, не добившись успеха, должен
был искать убежища у арабов; несколько лет спустя его сын Константин
Дука, опираясь на свои войска и на поддержку константинопольского
плебса, был провозглашен императором на ипподроме, однако погиб
при штурме Большого дворца.
Так был отбит первый натиск провинциальной знати, а затем, в
правление Романа Лакапина (920—944), столичная аристократия на
некоторое время вновь укрепила свои позиции. Сам Роман Лакапин
не принадлежал к знати: он происходил из семьи морских стратиотов,
сделал блестящую карьеру и взял в свои руки бразды правления,
оттеснив на задний план законного наследника — сына Льва VI Кон­
стантина Багрянородного, который был вынужден посвятить свой досуг
литературному творчеству и вошел в историю скорее как писатель,
нежели как политический деятель.
Придя к власти, Роман Лакапин уже в 922 г. (?) издал закон,
который имел целью помешать безграничному расширению динатских
владений. Роман Лакапин писал:
«Существует древний закон, по которому всякий может, не встречая
препятствий со стороны сородичей или общинников, продавать свое
имущество, кому только он захочет. Но существует также другой закон,
по которому нельзя продавать свою собственность кому-либо другому,
 Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X —XII вв. 97

помимо жителей собственной общины. Обращая надлежащее внимание

на интересы наших податных людей и вместе с тем на потребности
государственной казны, мы считаем нужным исправить противоречие
и неопределенность прежнего законодательства сим нашим божествен­
ным повелением. Мы постановляем, что отныне в каждом городе, в
каждой стране или провинции при продаже, отдаче в вечную или во
временную аренду земли, дома, виноградника или какого-нибудь дру­
гого недвижимого имущества должно иметь место право преимущест­
венной покупки, предоставляемое нижепоименованным лицам в опре­
деленном порядке». И далее в законе перечислены те категории род­
ственников и общинников, которые должны были пользоваться правом
преимущественной покупки, т. е. правом протимисис.
На первый взгляд может показаться, что мероприятие Романа имело
целью защиту крестьянства от натиска феодалов. Однако известия
современных хронистов заставляют нас усомниться в справедливости
такого вывода. Действительно, анонимный продолжатель хроники Фео­
фана рассказывает, что при императоре Романе «несчастные и почтен­
ные бедняки» подвергались несправедливым поборам и что после ни­
зложения Романа его преемник был вынужден облегчить огромное
бремя податей, возложенное на крестьян.
Следовательно, если Роман выступал против динатов и стремился
воспрепятствовать их вторжению в сельские общины, то он делал это не
ради «убогих», не ради крестьян — наоборот, податное бремя в его цар­
ствование было особенно тяжелым. Аграрная политика Романа обу­
словливалась не его политической прозорливостью и не заботами об ин­
тересах государства, но выгодами той прослойки, к которой принадлежал
Роман, столичного чиновничества, жившего за счет централизованной
ренты.
Ухудшение положения крестьянства в царствование Романа усу­
гублялось голодом, разразившимся после неурожая 928 г. Ряд голодных
лет и последовавшее за этим массовое отчуждение крестьянских земель
явилось, по-видимому, последней причиной возмущения крестьян, ох­
ватившего около 932—933 гг. фему Опсикий. Во главе этого восстания
встал некто Василий, родом из Македонии, который уже до того за
участие в одном возмущении был присужден к отсечению руки. Но,
оказавшись на свободе, Василий изготовил себе медную руку, к которой
был прикреплен меч огромной величины, и объединив множество «ни­
щих», как презрительно говорят о них хроники, начал «великое вос­
стание против государства ромеев». После упорной борьбы восстание
было подавлено, а сам Василий публично сожжен в Константинополе.
Однако правительство Романа не могло не считаться с народным
недовольством: в 934 г., сразу же после подавления восстания, Роман
издал еще один закон, где еще более строго, нежели в указе 922 г.,
стремился воспрепятствовать захватам динатов. Он разрешил, в част-

7 Зак. 3585
 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

ности, крестьянам выкупить у динатов в трехлетний срок те земли,

которые они продали динатам во время «великого голода».
Если правление Романа Лакапина было временем торжества сто­
личной знати, то при его преемниках все более усиливается влияние
провинциальной аристократии. Аристократический род Фок, который
играл огромную роль уже при преемниках Романа Лакапина, в 963 г.
захватил в свои руки императорскую власть. Фоки опирались в этой
борьбе на поддержку знатных родов восточных фем (прежде всего
Куркуасов) и мелких феодалов, составлявших ядро нового войска ката­
фрактов.
Придя к власти, Никифор Фока отверг основные принципы аграрной
политики Романа Лакапина. В законе, изданном в 967 г., он, лицемерно
заявляя о необходимости равно справедливого отношения ко всем слоям
византийского общества, сделал ряд уступок динатам и, в частности,
отменил некоторые из мероприятий Романа. Отныне при продаже динат-
ской земли крестьяне не могли осуществлять право протимисис — эту
землю в первую очередь должны были покупать динаты. Далее, этим
законом был установлен сорокалетний срок давности, по истечении ко­
торого крестьяне не могли претендовать на проданные динатом земли.
Укрепление позиций феодальной знати стало особенно заметным
в конце X в., когда империя оказалась охваченной бесчисленными
феодальными смутами: малоазийская аристократия выдвигала энергич­
ных претендентов на императорский престол. С огромным трудом им­
ператор Василий II сумел подавить эти бунты и расправиться с наиболее
влиятельными феодальными родами: Фоками, Склирами, Малеинами.
Но и он должен был использовать созданную его предшественниками
феодальную армию; опираясь на войско из мелких вотчинников-
катафрактов и наемные отрады, Василий добился крупных военных
успехов: на востоке он разбил арабов и занял рад земель в Месопотамии,
Армении и Иберии; на западе он разгромил и подчинил византийскому
господству Болгарию.
Борьба между двумя прослойками феодальной знати продолжалась
на протяжении всего XI в. Столичное чиновничество стремилось осла­
бить позиции своих противников, уменьшая расходы на армию и,
наоборот, облагая стратиотов налогами. Это приводило к тому, что
многие стратиоты стали отказываться от службы в армии и становились
правоведами, занимая должности в суде и в финансовом ведомстве.
Ближайшими советниками императоров и вершителями судеб государ­
ства оказывались в середине XI в. такие сугубо гражданские чиновники,
как философ Михаил Пселл и его друг Константин Лихуд. Столичное
чиновничество искало в этой борьбе поддержку ремесленников и куп­
цов — особенно в правление Михаила IV (1034—1041) — и недолгое
царствование его преемника Михаила V.
 Глава 6. Развитие феодальных отношений в Византии в X —XII вв. 99

Победа провинциальной знати. Однако сила провинциальной знати

отнюдь не была в то время сломлена — наоборот, медленное и посте­
пенное укрепление вотчинной системы эксплуатации подготавливало
падение столичной знати, опиравшейся на взимание централизованной
ренты. Ненависть к налоговой системе, усугубленная бесчисленными
злоупотреблениями константинопольских вельмож и особенно сдачей
налогов на откуп, вызвала грандиозное восстание в столице: в апреле
1042 г. народные массы ворвались в здание финансового ведомства,
разорвали писцовые книги, разграбили казну; на константинопольских
улицах начались сражения — воины, метая дротики и стреляя из луков,
пытались разогнать толпу. Однако войско не смогло сдержать натиск
масс, которые ворвались во дворец; император Михаил V пытался
бежать, но был схвачен, ослеплен и сослан в монастырь.
Восстание в апреле 1042 г. свидетельствовало о ненависти народных
масс к податной системе империи, но восставшие, плохо организованные
и не имевшие ясной цели, не могли взять власть в свои руки. И после
восстания столичная аристократия сумела удержать господство: новый
император Константин IX Мономах, отдаваясь развлечениям и забавам,
не вмешивался в управление страной и был простой пешкой в ее руках.
Однако восстание показало, что позиции столичной знати не так
прочны, как это можно было думать. Провинциальные феодалы вновь
начинают активную борьбу. Уже в конце 1042 г. вспыхнуло восстание в
византийской армии, возглавленное Георгием Маниаком. Это был круп­
ный феодал из Анатолика, способный полководец, отличавшийся гигант­
ским ростом и невероятной силой. Ядром его дружины были русские и
скандинавские наемники; опираясь на это превосходное войско, Маниак
уже в 1032 г. занял Эдессу, а затем был послан, чтобы отвоевать Сицилию;
ему удалось разгромить арабов и занять восточную часть острова, в том
числе Мессину и Сиракузы.
Напуганное успехами Маниака, правительство Константина IX ре­
шило избавиться от опасного соперника: в августе 1042 г. Маниак был
смещен. Однако он не желал подчиниться и поднял бунт, объявив себя
императором. Это было первое открытое возмущение провинциальной
знати после феодальных смут в конце X в. Маниак быстро переправился
на Балканы и подошел к стенам Солуни; казалось, что победа уже
близка. Однако в сражении Маниак был внезапно поражен стрелой,
упал с коня, и подоспевшие враги отрубили ему голову.
Хотя бунт Маниака и не имел ощутимых последствий, он, однако,
открывает целую серию феодальных мятежей: в 1047 г. Лев Торникий
осаждал, впрочем, безрезультатно, Константинополь, а в 1057 г. вождь
малоазийских феодалов Исаак Комнин занял престол. На этот раз
Комнины недолго оставались у власти: умелые интриги Пселла и
Лихуда, ставшего к этому времени патриархом, принудили Исаака
Комнина уже в 1059 г. отречься от престола и уйти в монастырь, —
100 Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

но прошло еще несколько десятилетий, и Комнины, используя пол­

итический кризис, наступивший в стране, снова пришли к власти и
удерживали ее на протяжении целого столетия (1081—1185). Династия
Комнинов последовательно проводила политику в интересах провин­
циальной феодальной знати, щедро оделяя феодалов прониями, ариф-
мосом и экскуссией. «Голод войск он врачевал раздачами париков», —
выразительно определил византийский историк Никита Хониат поли­
тику одного из наиболее блестящих представителей этой династии.
Усиление вотчинной системы эксплуатации крестьянства вело к обо­
стрению социальных противоречий между крестьянами и феодалами:
если в IX—X вв. ненависть крестьянина обращалась прежде всего против
податного сборщика, то теперь крестьянин все отчетливее начинал пони­
мать, что его главным врагом является феодал-вотчинник. Нередко кре­
стьяне создавали вооруженные отряды для борьбы с феодалами. В одном
житии, относящемся ко времени династии Комнинов, рассказывается о
земледельце, который был избит и выгнан монахом и теперь в отчаянии
готов сжечь монастырские амбары. Автор жития, принадлежащий к гос­
подствующему классу, также отчетливо видит в этом возмущенном кре­
стьянине своего классового врага. Он восклицает с откровенным негодо­
ванием: «Как рассуждает подобный мужик, холоп во всех своих чувствах,
ничем не отличающийся от неразумного скота!»
Вместе с тем классовая борьба в X—XII вв. как бы приобретает
более узкие рамки в сравнении с народными восстаниями IX столетия.
Теперь ведь крестьяне выступают не столько против централизованной
ренты, сколько против своих вотчинников — поэтому стало труднее
найти общий язык между крестьянами соседних деревень. Хотя клас­
совая ненависть была более осознанной и более острой, сами восстания
носили более изолированный и поэтому менее опасный для господст­
вующего класса характер.
Итак, в X—XII вв. вотчинная система эксплуатации крестьянства
утвердилась в Византии, однако византийское поместье еще не достигло
той степени экзимированности, при которой оно могло бы просущест­
вовать без связи с государством. Арифмос и прония давали византийским
феодалам лишь ограниченные права в отношении крестьян, и частно­
владельческие парики еще сохраняли свободу перехода; судебный им­
мунитет только еще начинал складываться. Все это свидетельствовало
о незавершенности феодального развития.
 Глава 7
ВИЗАНТИЙСКИЙ ГОРОД В IX—XII вв.

Города VIII—IX вв. Социальный переворот VII в. и вторжения

арабов, славян и других народов на территорию Византии привели к
крушению старых римских городов: империя перестала быть конгло­
мератом рабовладельческих полисов, господствующих над массой под­
невольных георгов, ибо, с одной стороны, георги добились свободы, а
с другой — полисы были ослаблены. Достаточно обратиться к известиям
арабских писателей, чтобы понять, сколь разительными были совер­
шившиеся перемены. Географ IX в. ибн Хордадбех, хорошо осведом­
ленный о византийских делах и подробно описывавший фемы империи,
знает, что в Малой Азии существует лишь пять городов: Эфес, Никея,
Аморий, Анкира и Самала; остальные византийские поселения были
либо крепостями, либо деревнями. Позднее ибн Хордадбеха, на рубеже
IX—X вв., писал Гарун-ибн-Яхъя; это было время, когда, как мы
увидим, в Византии понемногу начинался новый процесс роста городов,
товарного производства, денежного обращения — и тем не менее на
всем пути от порта Атталия до Константинополя Гарун-ибн-Яхъя про­
ехал лишь через один многолюдный город и через один маленький
городок.
Даже те города, которые уцелели в бурях VII столетия, значительно
сократились в размерах и потеряли прежнее значение. Эфес был одним
из тех немногих византийских городов, который неоднократно упоми­
нается в западных, византийских и восточных памятниках VIII—IX вв.;
через него проходил путь в «святую землю», в Иерусалим; по этому
пути шли паломники, чтобы поклониться «гробу Господню». Один
путешественник IX в. видел в эфесской гавани «множество кораблей»,
а по сообщению Феофана, здесь устраивалась ежегодная ярмарка, во
время которой собирали до 100 фунтов золота в качестве торговых
пошлин. Впрочем, это не так уж много. Для того чтобы создать реальное
представление об этой цифре, нужно сказать, что доместик схол получал
в X в. 48 фунтов золота в год, а стратиотский участок — по закону
Никифора Фоки — должен был стоить не менее 12 фунтов золота;
102 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

таким образом, приведенная Феофаном сумма свидетельствует скорее

о незначительности торговых оборотов в Эфесе.
Археологические данные, более сухие, но и более достоверные,
рисуют постепенное сокращение размеров города. С VI в. старый Эфес,
расположенный в низине у моря, пустеет; у горожан не хватало теперь
средств, чтобы бороться с заболачиванием гавани; жизнь переносится
подальше от побережья, подальше от морских пиратов, на холм Айясо-
лук, где мы уже не найдем ни мощеных проспектов, ни мраморных
портиков и терм, украшавших город IV—VI вв. Церкви были единст­
венными каменными зданиями, возвышавшимися теперь между убогими
деревянными домишками.
Среди разрушенных и аграризировавшихся городов империи по
существу лишь Константинополь оставался в VIII—IX вв. действитель­
но крупным городом, важным центром торговли и ремесла, и вместе
с тем политическим центром, жившим бурной и напряженной жизнью.
Константинополь. Константинополь был основан императором Кон­
стантином I в 330 г. и затем значительно расширен в первой половине
V в., когда была возведена новая городская стена. С тех пор город по
существу не рос, если не считать кварталов на северном берегу Золотого
Рога, которые стали интенсивно заселяться лишь с XIII в.
Константинополь располагался на треугольном полуострове, омы­
ваемом Мраморным морем, Босфором и Золотым Рогом, представляв­
шем собой удобную естественную гавань; город лежал на семи холмах,
и его здания располагались на террасах, а улицы нередко были лест­
ницами, круто поднимавшимися вверх. По небольшой долине между
VII и IV холмами вилась речка, носившая грозное имя Ликос («Волк»),
но на деле бывшая — если не считать периода февральских дождей —
скромным ручьем, терявшимся около площади Быка.
Население раннесредневекового Константинополя достигало — да­
же по расчетам наиболее скептических исследователей — 100 тысяч
человек, что было по тем временам весьма значительной цифрой, ибо
крупнейшие города Германии даже в XIV в. вряд ли насчитывали более
чем 25 тысяч жителей. Константинополь был окружен стенами, общая
протяженность которых составляла около 20 км; часть этих стен шла
вдоль побережья, часть же защищала город от нападения с суши. Эти
«сухопутные» стены сохранились до наших дней на всем своем протя­
жении. Вся оборонительная система на этом участке состояла из трой­
ного ряда стен (внутренняя, наиболее мощная стена поднималась на
20 м) и рва, который в одних местах заполнялся морской водой,
поступавшей туда самотеком, в других же — дождевой водой, которую
приходилось тщательно собирать. На всем протяжении крепостной
стены возвышалось около четырехсот башен, каждая из которых от­
личалась собственными архитектурными особенностями и не была по­
хожа ни на одну другую.
 Глава 7. Византийский город в IX —X II вв. 103

Главная улица Константинополя — Меса — начиналась от площади

Августеон, расположенной в восточной части города; с севера на эту
площадь выходила главная церковь столицы — храм Св. Софии, а с
юга — Большой императорский дворец, представлявший собой сложный
комплекс зданий, соединенных галереями и переходами, садами и
террасами. Непосредственно у Большого дворца лежал ипподром.
Августеон был окрашен колоннами, портиками и статуями; в се­
веро-западной части площади возвышался Милий, своего рода триум­
фальная арка, которую византийцы считали началом всех дорог им­
перии. Меса — большая улица, вымощенная каменными плитками и
украшенная портиками, где во время торжеств ремесленники выстав­
ляли золотые изделия, вывешивали ткани, ковры и цветы, — направ­
лялась от Милия к площади Константина, оставляя к северу кварталы
мастеров, изготовлявших серебряные и бронзовые художественные из­
делия. От площади Константина Меса шла мимо лавок булочников на
Артополии и выходила на большую площадь Тавра, украшенную мно­
жеством статуй; сравнительно недавно была обнаружена при раскопках
мраморная арка, служившая, по-видимому, входом на площадь Тавра.
Миновав площадь Тавра, Меса разделялась надвое. Одна улица
вела на северо-запад и завершалась Харисийскими воротами; от нее
направо уходила большая улица, которая тянулась по долине между
III и IV холмами и выходила к мосту через Золотой Рог. Недалеко от
этого поворота, напротив церкви св. Апостолов, вздымались изваянные
из мрамора львы. К северу от Харисийских ворот лежал район Влахерн,
где был выстроен императорский дворец и множество храмов.
Другой рукав Месы, миновав Амастрианскую площадь, где торговали
скотом и устраивали публичные казни, и площадь Быка, тянулся
параллельно берегу Мраморного моря и заканчивался у Золотых ворот.
Важная артерия отходила от этого рукава Месы направо: она шла мимо
храма св. Мокия и завершалась у ворот Живоносного источника (Пиги).
Широкие улицы, украшенные колоннадами и портиками, шли также
по берегу Мраморного моря и Золотого Рога и от Артополия на север,
где находились торговые ряды — Большой эмвол. Но далеко не весь
Константинополь был так щедро одет в мрамор и наряжен статуями
и колоннами, как эти главные артерии и площади; гораздо более бедной
памятниками была долина Ликоса и вообще вся западная часть визан­
тийской столицы. Да и между главными улицами повсеместно тянулись
убогие кварталы: помимо парадного Константинополя, «царственного
города», вызывавшего восторги иностранцев, был еще город бедноты:
деревянные дома, иногда многоэтажные, крытые тростником, где жа­
ровни, наполненные угольями, служили и для приготовления пищи, и
для обогревания в зимние дни; узенькие улочки, изрытые ямами,
тесные даже для одной телеги и темные от нависающих верхних этажей,
почти совершенно заслонявших небо; мастерские кожевников, распро­
странявшие зловоние, кучи нечистот и толпы бездомных собак, откры­
104 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

тые ямы на окраинах, куда сбрасывали без погребения трупы казнен­

ных, — такова другая сторона царственного града. Кое-где город словно
внезапно обрывался, переходя в огороды и виноградники, разбитые
внутри крепостных стен. По ночам улицы почти совсем не освещались,
и в кромешной тьме воры и проститутки умело ускользали от ночной
стражи; лишь изредка можно было встретить пьяную компанию, воз­
вращающуюся из харчевни, или бедного ремесленника, который с
фонариком в руках пробирался домой по кривым улицам византийской
столицы. Зато днем улицы и площади были полны народа: перед
лавками дремали купцы, опустив голову на колени; мальчишки таскали
на веревке юродивого; верхом на коне проезжал вельможа, окруженный
свитой юношей, одетых в дорогие шелковые наряды. Лишь в полдень
город пустел и бблыпая часть столичных жителей принималась за обед.
Впрочем, немало было и таких, кто проводил всю жизнь на улице,
ночуя на папертях церквей или в крытых галереях, где кроватью
служила соломенная подстилка, а зимними ночами приходилось дро­
жать от холода.
Пожары и нехватка съестных припасов были постоянным бичом
этого густо населенного города, недаром на столичных рынках рядом
с лавками везде лежали багры и шесты для тушения пожаров. Питьевая
вода поступала по водопроводу и скапливалась в цистернах, но стоило
водопроводу испортиться, как около цистерн начинались настоящие
побоища страдавших от жажды людей. Даже в обычное время на улицах
Константинополя предприимчивые торговцы продавали питьевую воду,
чем был несказанно поражен посол германского императора, посетив­
ший византийскую столицу в X в.
Чем же объяснить, что Константинополь и в раннее средневековье,
когда городская жизнь замерла, оставался крупным городским центром,
городом с большим населением, со множеством ремесленных мастерских
и лавок? Прежде всего, в силу своего благоприятного положения —
«моста между Азией и Европой», между Средиземноморьем и Причер­
номорьем — он служил местом обмена товарами западных и восточных
купцов — обмена, который не прекращался ни в VIII, ни в IX вв.,
хотя размах его, несомненно, значительно сократился. В Константи­
нополе можно было встретить арабского купца в черном плаще и
сандалиях кирпичного цвета, торговавшего шелком-сырцом и шелко­
выми тканями, благовониями и красителями; болгары везли сюда лен
и мед, венецианцы — рабов и металлические изделия. Несколько поз­
днее установились и стали оживленными торговые связи с Северным
Причерноморьем. У Константина Багрянородного мы находим подроб­
ный рассказ о торговых плаваниях русских купцов X в. к Константи­
нополю. В зимнее время кривичи и другие славянские пламена строили
и оснащали лодки-однодеревки, а как только сходил лед, спускали их
на воду и гнали к Киеву. Здесь эти однодеревки покупали купцы,
которые в июне отправлялись вниз по Днепру. Наибольшая опасность
 Глава 7. Византийский город в IX —X II вв. 105

ждала их у днепровских порогов: приходилось выходить из лодок, а

подчас даже выгружать товары и перетаскивать их по берегу, тогда
как лодки они осторожно прогоняли вдоль берега, отталкиваясь шес­
тами. В этот момент на русских купцов нередко нападали печенеги,
поэтому приходилось выставлять специальную стражу для охраны то­
варов. Благополучно миновав пороги, русские купцы приставали к
острову, который византийцы называли островом св. Григория, и под
гигантским дубом приносили своим языческим божествам жертвы: жи­
вых птиц, стрелы, хлеб и мясо.
Из устья Днепра они выплывали в открытое море и, держась
западного берега, достигали в конце концов византийского порта Ме-
семврии, откуда уже было недалеко до Константинополя. В Констан­
тинополе они останавливались в специально для них отведенном мес­
те — подворье св. Маманта; византийские власти, согласно специаль­
ным договорам, должны были обеспечить их питанием, баней и снастями
для обратного пути.
Русские купцы X в. торговали рабами, кожей и воском; в XII в. с
Северного Причерноморья привозили в византийскую столицу икру и
«белые меха».
Кроме того, — и это, пожалуй, не менее важно — Константинополь
был политическим центром империи, куда стекались значительные
массы централизованной ренты, которую император и его вельможи
расходовали на строительство церквей и дворцов, на пышные одежды
и роскошь ювелирных изделий. Эта централизованная рента превра­
щалась здесь в ремесленные изделия, в ткани и перстни, но превра­
щалась, конечно, не сама по себе, а в искусных руках константино­
польских мастеров. Следовательно, Константинополь, будучи местом
пребывания императорского двора и знати, должен был оставаться и
важным ремесленным центром: нужды двора питали значительную
армию столичных ремесленников.
Ремесло в IX— X вв. С конца IX в. мы можем заметить некоторый
подъем византийского ремесла. Для изучения ремесла и торговли начала
X в. важнейшим источником является так называемая «Книга эпар-
ха» — сборник постановлений, регламентирующих деятельность кон­
стантинопольских ремесленников и торговцев. «Книга эпарха» была
составлена при императоре Льве VI, в 911—912 гг. Кроме того, в
житиях, в сочинениях Константина Багрянородного и в некоторых
других памятниках мы находим дополнительные сведения о византий­
ском ремесле.
В этих памятниках упоминаются десятки ремесленных профессий,
существовавших в то время: катартарии (мастера, очищавшие шелк),
шелкоткачи, красильщики, портные, дубильщики, кожевники, сапож­
ники, скорняки, кузнецы, ножовщики, ключники, якорники, золотых
дел мастера, оружейники разных видов, корабельные плотники, сто­
ляры, лепщики по гипсу, мастера по мрамору, строители, камнерезы,
106 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

гончары, стеклоделы, булочники, свечники, мыловары и многие, многие

другие.
Известные нам профессии византийских ремесленников были рас­
считаны преимущественно на удовлетворение непосредственных потре­
бительских нужд; они связаны в основном с производством предметов
роскоши и религиозного культа, оружейным и строительным делом.
Если, например, производство шелковых тканей, ювелирных изделий,
кожаной сбруи, оружия было дифференцировано, если имелось мно­
жество ремесленников, выполнявших особые функции при корабле­
строении и возведении зданий, то в раде важнейших профессий про­
изводство оставалось крайне недифференцированным: не существовало
различия между кузнецом и слесарем, между плотником и столяром,
а византийский портной был, как правило, одновременно и ткачом.
Если имела место известная дифференциация между мастерами, про­
изводящими различные виды продукции (существовали специалисты
по производству седел, плащей, шерстяных хитонов, ключей, якорей
и т. п.), то в самом производственном процессе разделения труда почти
не было вовсе: мастер выполнял все операции от начала до конца.
Исключение составляли лишь шелковое и кожевенное производство.
Особенно неразвитым и малодифференцированным было производство
самих орудий труда, носивших примитивный характер.
Византийские ремесленники, как и все ремесленники средневе­
ковья, работали при помощи мелких, карликовых орудий, рассчитан­
ных на индивидуальное пользование. Наиболее значительными ору­
диями труда в византийских мастерских были гончарные, стекольные
и кузнечные горны, но и они вполне могли быть обслужены одним-
двумя работниками. Водяная энергия использовалась лишь для приве­
дения в движение мельниц, да и то в мукомольном деле и в пекарнях,
где нередко применяли вместо воды силу животных или даже человека.
Местом ремесленной деятельности являлся эргастирий, который
служил, как правило, и мастерской и лавкой для продажи товаров.
Детальное представление о византийском эргастирии XI—XII вв. мы
получаем в результате раскопок в Коринфе, вскрывших несколько
усадеб, принадлежавших ремесленникам. Одна из этих усадеб (разме­
ром 20 х 44 м) принадлежала стеклоделу; она состояла из небольшой
мастерской, где помещался один горн, в котором расправлялась масса
для производства посуды и вместе с тем выдерживались готовые сосуды,
а также из жилых помещений, складов для готовых изделий и сырья
и лавки, выходившей прямо на рынок.
Большинство византийских мастеров работало самостоятельно, ис­
пользуя иногда труд своих жен. В некоторых отраслях производства
применялся, впрочем, труд работников, свободных и несвободных. Ви­
зантийский ремесленник, если только он не работал на заказ, обык­
новенно сам был торговцем, покупавшим сырье и продававшим товар
 Глава 7. Византийский город в IX —X II вв. 107

на рынке; константинопольские ткачи полотен, например, должны

были продавать свои товары вразнос.
Товарное производство в Византии носило мелкий характер. Этому
соответствовала и византийская торговля. В «Книге эпарха» упомина­
ются многочисленные названия константинопольских купцов, но мы
могли бы разделить их на две категории: торговцев тканями и торговцев
продуктами питания. Константинопольские улицы кишели всякого рода
лавочниками, корчмарями, булочниками, мясоторговцами; здесь можно
было видеть рыбака, который сам жарил и продавал пойманную им
рыбу. Константинопольские торговцы были, как правило, владельцами
небольших эргастириев, где они вели мелкую торговлю. Свой товар
они закупали у крестьян или иноземных купцов, прибывавших в
Константинополь, но сами обычно не ездили за этим товаром. Визан­
тийское правительство, всячески заботясь о снабжении двора и Кон­
стантинополя заморскими товарами, поощряло приезд в столицу ино­
странных купцов; вместе с тем оно заботилось об ограничении вывоза
из Константинополя: так, вывоз золота, серебра, шелковых тканей и
рыбы, служившей пищей константинопольскому населению, был за­
прещен вовсе. Иными словами, константинопольская торговля IX—X вв.
выполняла лишь потребительские задачи: экспорт товаров не являлся
ее задачей. Византийское ремесло не стремилось к «завоеванию рынков».
В соответствии с этим вывозные пошлины в Константинополе в не­
сколько раз превосходили ввозные.
То же самое можно сказать и о других городах этого времени.
Писатель X в. Иоанн Камениата подробно говорит о торговле Солуни.
«Если земля, — восклицает он, — породит недостаточно плодов, море
доставит солунянам обладание ими». Солунь, по его словам, лежит на
важном торговом пути, и благодаря этому ее жители могут приобретать
всякие хорошие вещи: торговля дает солунянам золото, серебро, дра­
гоценности, шелковые ткани, но нигде Камениата не говорит специально
об экспорте товаров из Солуни.
Цеховой строй. Константинопольские ремесленники и торговцы
составляли коллегии, или цехи. «Книга эпарха» упоминает 23 констан­
тинопольских цеха, однако не все ремесленники объединялись в них:
известно, например, что ткачи полотен не имели своего цеха. Вопрос
о происхождении константинопольских средневековых цехов весьма
сложен; во всяком случае, трудно допустить, что они генетически
восходят к позднеримским коллегиям. Коренное различие между теми
и другими состояло в том, что позднеримские коллегии были несво­
бодными, тогда как константинопольские коллегии представляли собой
привилегированные организации; члены позднеримских коллегий меч­
тали о том, чтобы освободиться от бремени своей службы — констан­
тинопольские ремесленники домогались права войти в состав коллегий
и не всегда могли добиться этого права.
108 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.

Константинопольским корпорациям были присущи основные черты

средневекового цехового строя: цеховая иерархия и цеховая регламен­
тация. «Книга эпарха» упоминает учеников, помогавших мастерам-
свечникам, а агиография расширяет наши сведения о положении ре­
месленных учеников. Мы узнаем, например, о некоем Илье, который
в двенадцатилетнем возрасте был отдан в обучение столяру; он жил
у своего хозяина, не только занимаясь ремеслом, но и прислуживая
за столом, хозяин же выплачивал ему определенную плату. Некоторое
время спустя Илья стал самостоятельным ремесленником, и его прежний
хозяин, опасаясь конкуренции, предложил ему вступить в компанию.
Своеобразие цеховой иерархии в Византии состояло в том, что
здесь не существовало различия между учеником и подмастерьем (ми-
стием): недаром о том же Илье говорится, что он нанялся мистием.
Согласно «Книге эпарха» мастер, нанявший мистия, не мог заключать
с ним договор более чем на месяц вперед и выдавать ему плату более
чем за месяц вперед. Но, получая плату помесячно, мистии на деле
оставались подолгу в одном и том же эргастирии: помимо уже известного
нам Ильи, который прожил у своего хозяина два года, мы можем
сослаться на пример отца византийского полководца середины IX в.
Феофоба: он бежал из халифата в Константинополь и нанялся здесь
мистием к какой-то торговке; прослужив у нее известное время, он в
конце концов женился на своей хозяйке.
Помимо учеников-мистиев, «Книга эпарха» упоминает также рабов.
Рабы-ремесленники занимали в Константинополе двоякое положение.
Одни из них являлись подручными зажиточных мастеров (главным
образом в шелковом производстве), другие же, принадлежавшие кон­
стантинопольским вельможам, становились самостоятельными владель­
цами эргастириев, выручка которых шла, разумеется, не рабам, а их
господам.
Цеховая регламентация, отраженная в «Книге эпарха», должна
была оградить ремесленников и торговцев от притязаний вельмож,
заводивших собственные мастерские, а также защищала их от конку­
ренции стоявших вне цеха мастеров. Так, цеховые правила запрещали
вести торговлю свечами тем ремесленникам, кто не имел своих эрга­
стириев и, следовательно, не принадлежал к цеху свечников. «Книга
эпарха» регламентировала закупку сырья у приезжих купцов, регули­
ровала взаимоотношения между двумя цехами, запрещая заниматься
одновременно несколькими профессиями, а также ограничивала внут­
рицеховую конкуренцию: она определяла место, где должны были
располагаться эргастирии, расстояние между отдельными лавками, раз­
меры эргастириев, качество товаров, заработную плату мистиев, цену
товаров и т. п. «Книга эпарха» запрещала приобретать сырье в коли­
честве сверх необходимого, прямо оговаривая, что это запрещение
должно воспрепятствовать спекуляции «злокозненных людей». Нако­
нец, она регламентировала норму прибыли, устанавливая, например,
 Глава 7. Византийский город в IX —XII вв. 109

что булочник должен был с каждой вырученной номисмы 4 кератия

затратить на содержание работников, топку печей и корм лошади,
смоловшей жито, 19 кератиев — на покупку зерна и пр. и только
1 кератий (т. е. 1/ 2а номисмы) составлял его прибыль.
Константинопольские цехи обладали определенным административ­
ным устройством. «Книга эпарха» неоднократно упоминает старейшин
цехов, которым следовало наблюдать за производством и торговлей и
разрешать споры между мастерами. Старейшины получали определен­
ные взносы от членов цеха.
Между константинопольскими цехами не было равенства. Члены
одних цехов — менялы, торговцы шелком и особенно тавулярии (но­
тариусы) — пользовались значительными привилегиями; принадлеж­
ность к другим цехам (булочников, свечников) предполагала известное
богатство, ибо содержание булочной и мельницы или свечной мастерской
требовало значительных средств; наконец, были цехи, занимавшие
подчиненное положение, например, катартарии, разматывавшие коко­
ны и очищавшие шелк-сырец, находились обычно в подчинении у
торговцев шелком.
Цеховой строй в Константинополе IX—X вв. являлся нормальной
формой организации мелкотоварного средневекового производства. Он
в полной мере соответствовал характеру производительных сил того
времени, когда навыки, традиция, искусство мастера составляли гораздо
более существенный «капитал», нежели несложные орудия труда. Его
социальной функцией была защита ремесленников и торговцев Кон­
стантинополя от притязаний господствующего класса и от конкуренции
нецеховых мастеров. Его существеннейшей экономической задачей была
регламентация рыночной стихии, перед лицом которой оказывался
средневековый мастер, коль скоро он являлся товаропроизводителем.
Цеховая организация в Византии имела некоторые особенности. Ее
отличало, в частности, применение рабского труда — хотя, разумеется,
и не во всех отраслях ремесла. Другой специфической чертой констан­
тинопольских цехов являлась связь ремесленников и торговцев с двор­
цовым хозяйством и в соответствии с этим административная подчи­
ненность императорским чиновникам. Константинопольское ремесло,
как мы видели, в значительной мере обслуживало потребности двора;
при этом именно те отрасли производства (ювелирное, шелковое, стро­
ительное, оружейное дело), которые обслуживали двор и армию, ока­
зывались наиболее передовыми в техническом отношении: в них раз­
деление труда и дифференциация профессий выступали гораздо более
отчетливо, нежели в других отраслях ремесла.
Византийское ремесло и торговля были поставлены под неослабный
контроль ряда чиновников во главе с константинопольским эпархом.
Эпарх регламентировал закупку сырья и сдачу в аренду помещений
под эргастирии, ставил пломбы на изготовленные шелковые ткани и
печати на все весы и гири. Ремесленники ряда цехов должны были
110 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

сдавать готовую продукцию на императорские склады; другие выпол­

няли особые повинности для императорского двора. За нарушение
регламентации, за уклонение от выполнения государственных повин­
ностей эпарх сурово карал ремесленников и торговцев: порка, остри-
жение головы, высылка из города постоянно упоминаются в «Книге
эпарха».
Византийское государство не ограничивалось только контролем за
цеховым и нецеховым ремеслом: в его распоряжении находились спе­
циальные государственные мастерские (оружейные, ткацкие и пр.).
В государственных мастерских работали люди, осужденные за преступ­
ление, а также свободные мастера, получавшие за свой труд плату.
Как были организованы эти мастерские, наши источники, к сожалению,
не сообщают. Во всяком случае у нас нет оснований сомневаться, что
и здесь производство оставалось мелким, индивидуальным, недиффе­
ренцированным.
Социальная структура города. Социальный состав населения такого
большого города, каким был Константинополь IX—X вв., поражал своей
пестротой. На низшей ступени общественной лестницы стояли рабы,
составлявшие довольно многочисленную прослойку среди домашних
слуг и ремесленников столицы. Значительной частью городского насе­
ления была неимущая беднота, ряды которой постоянно пополнялись
за счет приходивших в столицу крестьян; эти люди не имели ни
постоянного жилья, ни постоянного заработка. Из их среды рекрути­
ровались и мистии, и нецеховые ремесленники, и торговцы, едва справ­
лявшиеся с нуждой. К ним примыкали мастера из непривилегированных
цехов, например, катартарии. Впрочем, и в составе других цехов, не
занимавших столь приниженного положения, как катартарии, было
немало ремесленников, зарабатывавших меньше, чем собирали нищие.
Вся эта масса рабов, поденщиков, мелких ремесленников и торговцев
составляла беспокойный константинопольский плебс, постоянно тол­
пившийся на рыночных площадях. Здесь нередко вспыхивали возму­
щения, вызванные по преимуществу нехваткой продуктов. Хроники
рассказывают, например, что в правление Василия I цены на продукты
стали очень высокими, и вот однажды императора окружила толпа
голодных и мрачных людей, жаловавшихся на непомерный рост хлебных
цен. Напуганный император приказал открыть царские амбары и про­
давать зерно в 24 раза дешевле, чем оно стоило на черном рынке.
Недовольство не раз вызывала также высокая арендная плата за жилые
помещения. Опасаясь народного возмущения, император Роман Лака-
пин был даже вынужден уплатить квартирную плату за всех задол­
жавших константинопольских бедняков. Византийским императорам
приходилось заискивать перед константинопольским плебсом, устраи­
вать хлебные раздачи и торжественные зрелища. Триумфальные въезды
императоров и их выходы из Большого дворца обставлялись с неви­
данной пышностью, город украшался цветами и пурпурными тканями,
 Глава 7. Византийский город в IX —XII вв. III

сооружались специальные палатки, где выставляли пленных и добычу,

а константинопольская беднота, выстроившаяся по Месе, стояла босая
и одетая в рубище.
Значительно выше на общественной лестнице находились «почтен­
ные граждане»: члены привилегированных цехов (тавуляриев, булоч­
ников, торговцев шелком и пр.). Во время городских движений «поч­
тенные граждане» Константинополя иногда вели за собой плебс, иногда
же отделялись от него и защищали правительство.
Среди городских жителей был немало мелких землевладельцев.
Константинополь окружало целое кольцо земельных угодий — проасти-
ев, производивших хлеб, вино, овощи для огромного города. Частично
это были крупные владения, принадлежавшие столичным вельможам
и монастырям и обрабатываемые трудом рабов и арендаторов, частично
же — небольшие клочки земли, собственность рядовых горожан. Один
из византийских агиографов X в. Григорий рассказывает, что он был
константинопольским «бедняком»; ему принадлежал проастий во Фра­
кии, где обитал круглый год мистий по имени Александр, сам же
Григорий приезжал туда лишь на время уборки плодов.
Наконец, господствующим слоем константинопольского населения
была столичная знать: высшие чиновники и придворные.
Положение отдельных категорий константинопольского населения
было двойственным и противоречивым. Так, цеховые мастера были
тесно связаны с двором и знатью, которых обслуживали в первую
очередь; они имели возможность проникнуть в состав чиновной знати,
но, с другой стороны, испытывали на себе гнет феодального государства
и феодальной аристократии. Городской плебс принадлежал к экономи­
чески крайне неустойчивой части византийского населения и в то же
время получал в форме раздач определенную долю централизованной
ренты, выкачиваемой из крестьянства. Вельможная знать Константи­
нополя, эксплуатировавшая городскую бедноту, нуждалась вместе с
тем в ее поддержке, поскольку столичное чиновничество вело с про­
винциальной феодальной знатью упорную борьбу за власть и за кре­
стьянскую ренту.
Все это обусловливало крайнюю подвижность и непрочность по­
литических группировок в Константинополе IX—X вв. То провинци­
альная знать привлекала столичный плебс на свою сторону и городская
беднота собиралась на ипподроме, чтобы поддержать претензии Кон­
стантина Дуки на императорский престол; то, наоборот, столичная
аристократия использовала цеховых ремесленников в собственных ин­
тересах, направляя их против провинциальной знати.
Как бы то ни было, константинопольское население было постоян­
ным очагом антиправительственных возмущений. В X в. почти всякий
дворцовый переворот сопровождался выступлением плебса. Однако сто­
личный плебс, подобно плебсу античных городов, как правило, не имел
перед собой ясной классовой цели и часто поднимался на борьбу,
112 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

побуждаемый жаждой пограбить или ловкой политической агитацией

умелых демагогов. Это обусловливало в конечном итоге поражение
константинопольской демократии, если только она не использовалась
в корыстных интересах какой-либо из правящих клик.
Рост провинциальных городов. В VIII—IX вв. Константинополь
был по существу единственным городом империи, с которым никак
не могли равняться другие города. Недаром византийские авторы и
в это и в более позднее время (по сложившейся традиции) называли
его «царственным градом», общей мастерской и общей гаванью всего
света, вселенским форумом. С конца IX в. империя вступает в период
прогрессивного развития товарного производства и денежного хозяй­
ства и в соответствии с этим — возрождения старых и формирования
новых городов. Хроники и жития X в. часто упоминают различные
города в Малой Азии и на Балканах: Атталию, Амастриду, Фигелы,
Трапезунд, Арце, Афины, Коринф, Фивы...
Нумизматический и археологический материал дает нам более твер­
дую опору для суждений, нежели эти разрозненные упоминания. Мы
приведем прежде всего таблицу, составленную на основании находок
монет на афинской агоре и свидетельствующую о возрастании денежного
обращения в этом районе с X столетия. Здесь было найдено монет:

IX в. 56 штук
X в. 146 »
XI в. 1983 »
XII в. 2580 »

Такую же картину рисуют находки в Коринфе, Пергаме, Приене,

Херсоне и в некоторых других местах. Археологический материал
подкрепляет выводы, основанные на нумизматических данных: при
раскопках в Коринфе были обнаружены керамические, стекольные и
кузнечные эргастирии XI—XII вв. В Афинах X—XII вв. шло оживлен­
ное строительство, выросли новые кварталы (собственно говоря, город
отстраивался заново), появились многочисленные ремесленные мастер­
ские.
Особенно крупным торгово-ремесленным центром на Балканах была
в это время Солунь. Солунская ярмарка XII в. стала одной из изве­
стнейших в Европе. По словам современника, на ярмарку стекались
купцы со всех концов мира: «греки из разных областей Эллады, ми-
сийские племена (т. е. болгары), населяющие пространство вплоть до
Истра и пределов Скифии, кампанцы, италийцы, иберы, луситанцы
(португальцы), кельты из-за Альп»; финикияне и египтяне привозили
на кораблях в Солунь ковры, а причерноморские торговцы гнали на
ярмарку вьючных мулов через Константинополь. Во время ярмарки
два длинных ряда палаток тянулись на обширной площади, оставляя
широкий проход для толп народа, и многоголосый шум — ржание л о-
 Глава 7. Византийский город в IX —XII вв. 113

шадей, мычание быков, блеяние овец — наполнял окрестности. Солунь

соперничала теперь с Константинополем, и если в сфере константино­
польского влияния оставались восточные области северной части Бал­
канского полуострова, то западные области оказывались вовлеченными
в сферу сол у некой торговли.
Расцветают в это время и малоазийские города: Никомидия, которая
лежала в развалинах, когда ибн-Хордадбех писал свою книгу; Пергам,
разрушенный в начале VIII в., а в XI ставший вновь одним из важных
центров гончарного и металлического производства; Арце, куда еще в
X в. сходились арабские и армянские купцы.
Рост провинциальных городов, начинающийся с конца IX в. и
особенно заметный в XI—XII вв., должен был подорвать монопольное
положение Константинополя, который прежде выступал как «общая
мастерская». Даже такие отрасли производства, как шелкоткацкое
ремесло, перестают теперь быть специфически константинопольской
монополией. В XI—XII вв. производство драгоценных пурпурных тка­
ней сосредоточивается в городах Балканского полуострова: в Фивах,
Спарте и некоторых других. Города этого времени уже не только
удовлетворяют потребительские нужды местной аристократии, но и
становятся ремесленным центром своего микрорайона, обслуживая и
экономически сплачивая вокруг себя округу. Так, например, солунекая
керамика обнаруживается при раскопках окрестных поселений, в част­
ности Олинфа.
Помимо крупных городов, растут в это время небольшие местечки,
служившие торговыми портами, возникают ярмарки, создающиеся под­
час во владениях крупных земельных собственников. Товарное произ­
водство укрепляется все более.
С X в., если не раньше, мы можем проследить, как начинается
борьба византийских городов за автономию. Хотя император Лев VI
попытался ликвидировать органы самоуправления в городах, эта по­
пытка осталась безрезультатной: хроники и жития X—XII вв. постоянно
упоминают городских старейшин, игравших кое-где (особенно в Хер­
соне) важную политическую роль.
Одна картинка, нарисованная историком XII в. Анной Комнин,
показывает нам жизненность городских учреждений. Императорский
полководец конца XI в., посланный в Малую Азию, нуждался в деньгах
для проведения военных операций. Он обратился к жителям небольшого
припонтийского города Амасии и просил их дать эти деньги взаймы.
Для решения этого вопроса были собраны старейшины и наиболее
богатые горожане, которые с негодованием отвергли просьбу и угрожали
бунтом. Здесь перед нами город предстает со своими старейшинами и
советом, который отчетливо сознает городские привилегии и готов
отстаивать их с оружием в руках.
Не менее интересен другой рассказ, который мы находим у Никиты
Хониата и который относится к несколько более позднему времени, к

8 З а к . 3585
114 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.

концу XII в. Был в Константинополе один богатый купец (или меняла)

по имени Каломодий — скряга, ютовый умереть на своих мешках. Ею
богатство давно уже вызывало зависть чиновников императорской каз­
ны; в конце концов они решились арестовать Каломодия и конфисковать
его имущество. Однако Каломодий, видимо, пользовался большим ав­
торитетом среди горожан, и известие о его аресте вызвало настоящий
бунт. «Все лавочники, — писал Никита, — услышав с вечера об аресте
Каломодия и зная настоящую причину, поутру собрались толпой, бро­
сились в храм божий, окружили патриарха (это был Иоанн Каматир)
и почти грозили разорвать его и выбросить за окно вниз головой, если
он не отправит немедленно послание императору и не возвратит им
при помощи этой духовной свирели Каломодия, как унесенную и
погибшую овцу».
В другой раз арест константинопольского ремесленника, который
был подвернут наказанию палками, вызвал мятеж горожан и прежде
всего его «сотоварищей по ремеслу», как говорит Никита Хониат, т. е.
членов цеха пострадавшего. Толпа ворвалась в тюрьму, принудив на­
чальника тюрьмы «бежать быстрее зайца» (Никита играет словами,
так как имя этого начальника тюрьмы было Лагос — «заяц»).
В этих народных движениях XII в. константинопольский плебс
выступает не как пешка в руках той или иной феодальной клики, но
со своими собственными интересами, борясь за свои цеховые права, за
неприкосновенность членов цеха.
Естественно, что в XI—XII вв. византийское правительство должно
было считаться с интересами купцов и ремесленной верхушки. Импе­
раторы XI в. не раз собирали константинопольские цехи, обращаясь к
ним за поддержкой. По-видимому, в интересах купечества в 30-е гг.
XI в. часть государственных податей, вносившихся до того в натуре,
была переведена на деньги по инициативе евнуха Иоанна Орфанотрофа,
бывшего первоначально менялой, а затем ставшего временщиком при
императоре Михаиле IV Пафлагоне. Еще более соответствовала инте­
ресам купечества отмена берегового права, которая осуществлена была
в 80-е гг. XII в.; тем самым купцы и мореходы получали некоторую
гарантию: запрещено было грабить корабли, выброшенные бурей на
берег.
Однако два обстоятельства сказались неблагоприятно на судьбе
византийских провинциальных городов. Прежде всего, с конца XI в.
Малая Азия становится снова ареной военных действий: начинается
натиск турок-сельджуков, которым удается на некоторое время подойти
к самым стенам Константинополя. Сельджуки были отражены, но все
же значительная часть Малой Азии остается и после отражения сельд­
жукской атаки за пределами византийской территории. Вторая опас­
ность на первый взгляд могла оказаться не такой грозной: дело в том,
что XI—XII столетия были временем подъема итальянских городов.
Венецианская и Генуэзская республики устремляются теперь на ви­
 Глава 7. Византийский город в IX —XII вв. 115

зантийские рынки, итальянские купцы добиваются важных привилегий

в византийских портах, приобретают дома и земельные владения в
Константинополе и других городах. Византийское купечество, избало­
ванное столетними монополиями, не обладало достаточной энергией,
чтобы сопротивляться молодым и хищным купеческим республикам.
Константинопольские купцы привыкли, сидя дома, собирать мед со
всевозможных цветов — эта форма торговли, вполне соответствовавшая
слабому развитию товарного производства в эпоху раннего средневе­
ковья, уже не отвечала условиям XI—XII столетий: даже византийскому
императору и византийской знати было выгоднее обращаться к вене­
цианским купцам, чем к малоподвижному купечеству Константинопо­
ля.
Все это привело к тому, что не только Константинополь потерял
прежнюю торгово-ремесленную монополию, но и другие города империи
не достигли такого расцвета, какой выпал на долю Венеции или Дуб­
ровника. Шелкоткацкое ремесло было перенесено в новые центры, за
пределы Византии — в Южную Италию и Сицилию.
Однако и тот ограниченный подъем, который византийский город
пережил в XI—XII вв., имел существенные политические последствия:
если прежде монопольное положение Константинополя в значительной
мере укрепляло и консолидировало империю, то теперь, наоборот, рост
провинциальных городов способствовал упрочению экономических свя­
зей отдельных микрорайонов и тем самым подготавливал феодальную
раздробленность и децентрализацию Византийского государства.
 Глава 8
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АППАРАТ И ЦЕРКОВЬ
ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В IX—XII вв.

Василевс ромеев. По своему политическому строю византийское го­

сударство было монархией: главой государства считался император, или,
как его называли в Византии (по-видимому, начиная с IX в.), василевс
ромеев. Императорская власть считалась по своему происхождению бо­
жественной, и в соответствии с этим императора именовали «святым»,
«божественным», «земным солнцем», «богоизбранным» и даже «земным
божеством». Трактовка императорской власти как божественной за­
креплялась в византийском искусстве: памятники живописи постоянно
изображали сцену возложения короны архангелом на голову императора
или представляли василевса, получающим власть из рук Бога.
Пышный культ и неслыханная роскошь двора соответствовали этой
идее божественной сущности императорской власти. По словам Констан­
тина Багрянородного, ритуал константинопольского двора и ритм при­
дворной жизни были отражением гармонии и порядка, созданного твор­
цом для вселенной. Император носил особую одежду: пурпурные туфли,
многоцветные шелковые облачения, украшенные золотом и жемчугом.
На голову василевса возлагали диадему, на шею — цепь из драгоценных
камней, в руках он держал скипетр.
Приемы в Большом дворце обставлялись необычайно торжественно.
Вот как описывает их один из послов, посетивших Константинополь
в X в.: «Бронзовое, позолоченное дерево стояло перед троном царя,
ветки дерева кишели отлитыми из бронзы и позолоченными птицами,
каждая из которых пела на свой лад. Трон царя был так устроен, что
он мог подниматься на различные уровни. Его охраняли необычайной
величины львы, бронзовые или деревянные — мне точно неизвестно,
но во всяком случае позолоченные. Они били о землю хвостом, рас­
крывали пасть и, двигая языком, громко ревели. Здесь именно я предстал
пред очи царя. И когда при моем появлении началось рыканье львов
и птицы запели на ветках, я преисполнился страхом и удивлением.
 Глава 8. Государственный аппарат и церковь... 117

Приветствовав затем троекратным преклонением царя и подняв голову,

я узрел того, кто перед тем сидел на небольшом расстоянии от пола,
восседающим уже в ином одеянии под самым потолком. И как это
произошло, я не мог себе объяснить...»
Подданные были обязаны воздавать императору «богоравное» почте­
ние: никто не входил к императору без того, чтобы не отвесить ему земной
поклон; императора встречали славословиями, тексты которых были
строго определены для каждого случая. Выход императора из дворца
превращался в пышное торжество, смотреть которое собирался весь народ.
Император выходил из Большого дворца и направлялся обычно на бого­
служение в одну из константинопольских церквей пешком или верхом на
лошади. Там он надевал парадные одежды, настолько тяжелые, что вы­
стоять в них все богослужение было невозможно, поэтому после начала
службы император удалялся в специальную пристройку, чтобы отдохнуть
от тяжести украшений.
Помазание на царство, по византийским представлениям, считалось
таинством, уничтожавшим все грехи, совершенные до коронования, и
даже грех смертоубийства.
Византийская политическая доктрина, поднимая императора до уров­
ня божества, наделяла его определенными этическими совершенствами.
В одном из законов, изданных Василием I, мы читаем: «Император являет
собой воплощение законности и общее благо для всех подданных. Он
никого не преследует, руководясь враждой, и никого не награждает по
личному расположению, но раздает награды в соответствии с деятельно­
стью каждого». Закон Никифора Фоки от 967 г. называет императора
справедливым отцом, который в равной мере любит всех своих детей.
Провозглашая всех подданных равными перед лицом императора-боже-
ства, византийская официальная идеология вместе с тем объявляла их
рабами императора, а его самого называла господином: тем самым теория
равенства византийских граждан была иделогическим оправданием рав­
ного бесправия подданных, приниженных могущественным феодальным
государством, воплощенном в «божественном» василевсе.
Императору принадлежало верховное руководство всеми военными
и гражданскими делами — «власть над всем», как говорили византий­
ские писатели. Он имел право облагать налогом имущество подданных,
а иногда и конфисковать частновладельческие земли. Император яв­
лялся верховным толкователем закона и высшим судьей; номинально
он считался верховным военным командиром, и во время похода его
палатка являлась центром и штабом лагеря. Он назначал командный
состав армии и всех высших государственных чиновников и мог смещать
их и переводить на другие посты; он принимал иноземных послов и
направлял посольства к другим государям.
Если теоретически византийский император являлся всемогущим
правителем, обладающим всей полнотой прав и окруженным почти
118 А. П. Каждая, Г. Г. Литаврин

божественным поклонением, то фактически он ни в коей мере не был

единовластным и абсолютным распорядителем судеб своей страны.
Власть византийского императора была в значительной степени огра­
ниченна.
Ограниченность власти василевса. Ограниченность власти визан­
тийского императора проявлялась в ряде моментов. Прежде всего, в
Византийской империи не существовало наследственности император­
ского престола: старший сын императора не рассматривался как естест­
венный наследник престола, и, наоборот, любой узурпатор, овладевший
престолом, автоматически становился законным государем. Теорети­
чески это оправдывалось следующим образом: император правил, опи­
раясь на божественную помощь; коль скоро Бог перестал его поддер­
живать и нашел другого избранника, права прежнего императора теряли
всякое значение; наоборот, удачливый узурпатор — это слуга Божий,
выразитель божественной воли, достойный почестей и славословий.
Отсутствие твердого порядка престолонаследия до некоторой степени
смягчалось тем обстоятельством, что императоры при жизни провоз­
глашали соправителей из числа своих сыновей или ближайших родст­
венников, и это в какой-то мере должно было способствовать оформ­
лению династических отношений. Однако институт соправителей —
особенно если число их было значительным — сам по себе ограничивал
царскую власть.
По мере укрепления феодальных отношений в византийское государ­
ственное право все более отчетливо проникал принцип наследственности
императорской власти. Уже потомкам Василия I удалось создать дина­
стию правителей, получившую название Македонской династии, однако
правление законных государей Македонской династии время от времени
прерывалось царствованием узурпаторов, которые заслоняли потомков
Василия I. Ни Роман Лакапин, ни Никифор Фока, ни Иоанн Цимисхий
не принадлежали к династии Василия. Более прочным становится прин­
цип легитимности с конца XI в., когда на престоле оказывается династия
Комнинов, державшаяся сто лет. Но еще Никита Хониат, писавший на
рубеже XII—XIII вв., противопоставлял латинян, сохраняющих верность
своим королям до самой их смерти, непостоянным ромеям, которые сразу
же после коронования начинают готовить преемника императору.
Полноправие императора ограничивалось также тем строгим цере­
мониалом и консерватизмом, который существовал в Константинополе
и который превращал императора в раба традиций. Победоносный
император вступал в Константинополь пешком, а в триумфальной
колеснице въезжала в город икона; земной бог, он должен был тем не
менее накануне праздника Пасхи омыть в храме Св. Софии ноги
двенадцати беднейшим гражданам. Но дело не сводилось только к
формам церемониала, символизировавшим христианское смирение ва­
силевса: его связывали определенные нормы. Титулы вельмож являлись
 Глава 8. Государственный аппарат и церковь... 119

в Византийской империи пожизненными: раз пожалованный титул не

мог быть отнят у его носителя. Византийский император ни в коей
мере не выступал в качестве Юстинианова «одушевленного закона»,
но должен был подчиняться законам и постановлениям церковного
права. Это требование не было чисто теоретическим — попытки нару­
шить гражданские законы нередко вызывали энергичное противодей­
ствие со стороны чиновничества и церкви. Император Лев VI в нару­
шение церковного права вступил в четвертый брак, оправдывая это
отсутствием у него наследника. Этот поступок Льва стал источником
долгих споров и смут, завершившихся в конце концов осуждением
«четвертого брака».
В этом отношении чрезвычайно показательна легенда, передаваемая
Константином Багрянородным. По его словам, император Константин,
основатель византийской столицы и первый василевс-христианин, по­
лучил от божьего ангела императорский наряд и корону, которые храни­
лись в храме Св. Софии и служили облачением императоров по большим
праздникам. Это было божественное облачение, подчеркивавшее мисти­
ческую природу власти василевса. И вместе с тем император не имел права
надевать эти одежды, когда ему вздумается, или вынести их из храма,
или изготовить подобные им: в противном случае его следовало под­
вергнуть анафеме. Однажды император Лев IV (775—780) нарушил этот
запрет и вопреки воли патриарха облачился в божественные одежды;
возмездие не заставило себя долго ждать — на лбу нечестивого импера­
тора вскочил карбункул, и вскоре Лев в страшных муках распрощался с
жизнью. С тех пор император при коронации должен был приносить
клятву, что он не станет нарушать порядков, установленных издревле.
В этой легенде все характерно: и представление о мистической связи
между Богом и василевсом, материализующейся в императорской одежде,
божественной по своему происхождению, и вместе с тем скованность
императора нормами церемониала, нарушить которые он был не вправе.
Таким образом, византийская конструкция императорской власти
оказывается противоречивой. С одной стороны, византийское право
представляло императора как наместника Бога, как обладателя всей
полноты власти в стране, как полновластного господина своих рабов-
подданных. С другой стороны, оно ограничивало его отсутствием на­
следственности престола, подчиняло его законам и строгой традиции
церемониала. Разрешение этого противоречия заключается в следую­
щем. «Божественным» и полновластным являлся не каждый данный
император, но василевс «вообще» как воплощение самого принципа
императорской власти. Божественным и полновластным император ока­
зывался лишь постольку, поскольку он представлял собой весь цент­
рализованный государственный аппарат. В лице василевса как бы пер­
сонифицировалось многоликое византийское высшее чиновничество,
столичная вельможная знать, поднимаемая тем самым на необычайную
120 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

высоту и отделяемая от народа. В этом факте отчетливо сказывалось,

что византийское самодержавие не являлось самостоятельной силой,
противостоящей вельможам, но лишь средоточием и центром феодаль­
ного государства. Но если императорская власть была краеугольным
камнем и идеологической санкцией византийского феодального госу­
дарства, то каждый отдельный император выступал лишь как безличное
орудие божественного провидения, и его индивидуальность не имела
значения.
Чиновничий аппарат. Управление государством осуществлял в Ви­
зантии обширный чиновничий аппарат. Все византийские чиновники
имели определенные титулы, располагавшиеся по своей значительности
в строго установленной последовательности. Высшие титулы: кесарь,
севаст, куропалат и некоторые другие — встречались редко и жалова­
лись почти исключительно ближайшим родственникам императора.
Ниже этих экстраординарных титулов шли три титула первого класса,
жалуемые высшей чиновной знати: магистр, патрикий и протоспафарий.
Ниже чинов первого класса стояли титулы спафарокандидатов, спафа-
риев и кандидатов, которыми наделялись рядовые чиновники и офицеры.
Все титулы византийского чиновничества, как уже было выше сказано,
являлись пожизненными и не могли быть никем отняты.
В среде византийского чиновничества было сильно развито местниче­
ство. На императорских выходах и трапезах вельможи должны были
занимать места в строгом соответствии со старшинством в чинах, причем
нередко между ними возникали споры из-за старшинства: поэтому была
установлена специальная должность атриклина, которому следовало точ­
но различать значение чинов и рассаживать вельмож за царским столом.
Чины первого класса в своей совокупности составляли синклит.
Число константинопольских синклитиков нам неизвестно: один историк
конца XI в. говорит, что в это время были «мириады» синклитиков,
но это известие слишком неопределенно. Синклитики (по крайней мере
в IX—X вв.) должны были жить в Константинополе или во всяком
случае часто бывать там, если только они не выполняли какой-либо
службы в армии или в провинции.
Синклит играл чрезвычайно большую политическую роль. Из крат­
ких известий хронистов мы можем узнать, что синклит провозглашал
императоров, принимал участие в назначении высших чиновников,
осуществлял контроль над финансовым ведомством, обладал судебными
правами. Синклитики обсуждали проекты мирных договоров и решали
вопрос о начале военных действий. Продолжатель хроники Феофана
оставил описание одного из заседаний синклита в 961 г., где обсуждался
вопрос об отправке войска на Крит, против арабов. Заседание, проис­
ходившее в присутствии императора, началось с выступлений ряда
синклитиков, которые высказались против похода. Они напомнили о
предшествующих неудачных экспедициях, стоивших жизни многим
 Глава 8. Государственный аппарат и церковь... 121

воинам, требовавших больших затрат; они говорили об опасностях

морского плавания и о мощи арабского флота. С ответом выступил
видный чиновник Иосиф Вринга. Обращаясь к императору, он стал
рисовать картины жестокости арабов, говорил о разрушении церквей,
о гибели граждан империи, об осквернении женской чести, о взятых
в плен жителях приморских фем. В речи, которая, если верить про­
должателю Феофана, была полна изящной риторики, но совершенно
не содержала конкретных фактов и деловых соображений, он призывал
преодолеть трудности морского похода и славной победой добыть бес­
смертие.
С конца XI в., когда к власти пришла династия Комнинов, отра­
жавшая интересы провинциальной феодальной знати, политическое
влияние синклита было значительно ослаблено.
Финансовое ведомство. Административное управление Византий­
ской империей сосредоточивалось в нескольких ведомствах, обычно
именовавшихся секретами. Важнейшие функции государственного ап­
парата относились к финансовой, судебной и дипломатической сфере.
Финансовое управление было раздроблено между несколькими секре­
тами. Один из них — геникон, — руководимый логофетом геникона,
ведал сбором податей. Одни чиновники геникона составляли податные
списки, другие посылались для разыскивания лиц, не внесенных в
податные списки и не платящих в силу этого податей, наконец, третьи
были податными сборщиками, приезжавшими из Константинополя в
фемы для сбора налогов. Эти налоги поступали в другие секреты,
выполнявшие функции казны. Наряду с государственной казной су­
ществовала казна патримониальная, так называемый императорский
вестиарий, но функции той и другой постоянно смешивались: в госу­
дарственной казне, например, хранились не только деньги, но и им­
ператорские одежды, украшенные золотом и драгоценными камнями.
Далее, сама государственная казна состояла из ряда секретов, носивших
различные названия: сакелла, китон, вестиарий, куда стекались как
натуральные, так и денежные поборы. Наконец, некоторые секреты
обладали такими функциями, которые не были непосредственно связаны
с финансовым управлением: сакелла, например, ведала странноприим­
ными домами, больницами, убежищами для стариков, а также пуб­
личными увеселениями.
Особая казна находилась в распоряжении логофета солдат, важ­
нейшей функцией которого была выплата жалованья стратиотам; от­
дельная казна была и у идика, который ведал государственными мас­
терскими, строительством, снабжением императорского двора продук­
тами, подготовкой оружия и кораблей для военных экспедиций.
Обеспечение войска лошадьми было обязанностью особого секрета, во
главе которого стоял логофет стад.
Многообразные финансовые ведомства не составляли стройной си­
стемы: как мы видим, разграничение их функций было в значительной
122 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

степени случайным, и различные секреты по необходимости должны

были вмешиваться в деятельность друг друга.
Основные доходы византийского государства складывались из сле­
дующих статей: государственный канон и различные дополнительные
поборы (денежные и натуральные) с крестьян, доходы от ремесла и
торговли (поборы с мастеров, поборы с ярмарок, пошлины за ввоз,
вывод и проезд и т. п.), судебные пошлины и нотариальные сборы,
военная добыча и дань покоренных областей, конфискация имуществ,
сдача в аренду государственных земель, продажа титулов и должностей.
Средства, полученные византийским государством, расходовались на
содержание большого государственного аппарата и армии, на дипло­
матические миссии, на раздачи знати, монастырям, церквам и кон­
стантинопольскому плебсу, на строительство дворцов, церквей и ук­
реплений, на содержание пышного константинопольского двора.
Суд и право. Судебные функции, как и финансовые, были распре­
делены между множеством секретов. Высшей судебной инстанцией был
императорский суд, где разбирались важнейшие дела (например, о
заговорах против императора), а также принимались всевозможные
апелляции. Судебными функциями обладали также логофет геникона,
константинопольский эпарх и некоторые другие чиновники. Придвор­
ные подлежали суду протовестиария, стратиоты-моряки судились перед
друнгарием флота (командующим флотом), а «плавающие по морю»
(по-видимому, купцы) разбирали свои тяжбы у специального судьи —
парафалассита; эпарх рассматривал дела цеховых мастеров, а квестор —
тяжбы, связанные с завещаниями, и земельные тяжбы.
Судопроизводство в Византии было весьма суровым: здесь широко
применялись пытки, и во время допроса обвиняемых избивали свежими
каштановыми прутьями и бичами, связывали ноги и волочили по земле.
Преступников заключали в тюрьму, где было темно и душно, где
приходилось сидеть и есть на полу, мерзнуть и голодать; еще чаще в
качестве меры наказания применялась продажа в рабство, отправка в
рудники или в государственные мастерские, бичевание, членовреди­
тельство (ослепление, отсечение носа, руки или языка), острижение
головы, ссылка в монастырь и административная высылка. Смертная
казнь осуществлялась через сожжение или мучительным способом,
когда преступника пригвождали к «фурке», деревянному столбу, обре­
кая на медленную смерть. В некоторых случаях применялась иная
система наказания, когда виновному следовало лишь возместить ущерб:
в случае увечья, например, он должен был заплатить потерпевшему
штраф и принять на свой счет расходы на врача.
Несмотря на рецепцию римского права, византийское судопроиз­
водство сохранило большое число архаичных приемов расследования
дел. Например, если рассматривалось дело об умерщвлении чужой
собаки, судье следовало выяснить размер палки, которой была убита
собака, и уже в соответствии с этим принимать решение. Человека,
 Глава 8. Государственный аппарат и церковь... 123

заподозренного в воровстве, истец должен был привести к судье, который

произносил специальную молитву и давал заподозренному ломоть ос­
вященного хлеба. Византийцы были убеждены, что вору не удастся
проглотить его. В других случаях на стене рисовали «магический глаз»
и заставляли обвиняемого пристально смотреть на него: если глаза
обвиняемого слезились, его признавали виновным.
Византийские законодатели постоянно подчеркивали «справедли­
вость» византийского суда и права. Лев VI, например, называл законы
«очами государства»; другие императоры не один раз провозглашали,
что все граждане — и динаты, и убогие — должны быть равными
перед судом. Однако по существу византийское право и суд целиком
стояли на страже интересов господствующего класса. Прежде всего
византийские законы наказывали смертной казнью за попытку воз­
мущения против правительства. Они полностью подчиняли раба гос­
подину, ставили раба вне права и в то же время карали его более
тяжелыми наказаниями, нежели свободного. Но и к разным катего­
риям свободного населения отношение византийского права было
совершенно различным, византийское правительство прилагало иную
шкалу наказаний к динату и к бедняку: там, где динат отделывался
денежным возмещением или высылкой в собственное поместье, бедняк
должен был подвергнуться бичеванию и продаже в рабство. Император
Василий II в законе от 996 г. писал, что при его предшественниках
чиновники, уличенные в убийстве или в составлении заговора, не
карались смертной казнью, ибо чин давал им преимущество перед
остальными гражданами. И хотя Василий II объявил, что отменяет
этот принцип, однако он оставался в действии и в XI в. Когда в
1034 г. византийский наместник подверг антиохийцев каре за участие
в заговоре, простые граждане были осуждены на смертную казнь, а
одиннадцать человек, отличавшихся богатством и знатностью, сохра­
нили жизнь: после конфискации имущества они в цепях были от­
правлены в Константинополь.
К тому же широко распространенное в Византии взяточничество
превращало судей, как правило, в послушное орудие динатов и вельмож.
Взяточничество византийских судей облегчалось тем обстоятельством,
что суд был здесь платным, и лица, обращавшиеся в суд, должны были
платить судьям специальные взносы; размеры их были установлены
законом, но на практике легко могли быть превышены. Взятки были
настолько значительными, что иногда, по словам Константина Багря­
нородного, превышали стоимость объекта тяжбы.
Наряду с гражданским правом в Византии действовало особое цер­
ковное (каноническое) право, на основании которого выносили свои
решения церковные суды. Сборники церковного права — номоканоны —
имели очень широкое применение.
Логофет дрома. Важную роль в государственном аппарате играло
ведомство, управляемое логофетом дрома. Логофет дрома руководил
124 А. П. Каждая, Г. Г. Литаврин

внешней политикой Византийской империи, приемом иностранных по­

слов и отправкой дипломатических миссий. Пребывание иноземных
послов в Константинополе было подчинено определенным правилам:
византийцы строго следили, чтобы послы не могли общаться с кем-либо,
кроме специальных чиновников, и не могли ничего видеть, помимо
предназначенного для них; вместе с тем они стремились поразить
послов роскошью Константинополя. Послы не пользовались диплома­
тической неприкосновенностью и могли быть брошены в тюрьму за
нарушение этикета.
К соседним государям императоры часто посылали посольства для
урегулирования конфликтов или для обмена пленными. Эти послы
везли богатые подарки (золото, драгоценные ткани, ювелирные изде­
лия), предназначенные не только для монархов, но также для влия­
тельных советников и их жен. Важным фактором византийской дипло­
матии было натравливание одних соседей на других: императорская
казна тратила огромные средства для подкупа печенегов, побуждая их
грабить болгарские земли, и для подкупа венгров, которых уговаривали
нападать на печенегов. Византийцы собирали в Константинополе пре­
тендентов на престолы в соседних государствах: сюда бежал наследник
последнего лангобардского короля, когда Карл Великий уничтожил
королевство лангобардов; здесь не один раз жили претенденты на
болгарский престол.
Логофет дрома руководил также государственной почтой, обслужи­
вавшей нужды государственного аппарата. С этой целью на дорогах
были устроены специальные станции, где содержались казенные кони,
чтобы, меняя лошадей, чиновники могли быстро скакать в разные
концы империи. Наконец, в ведении логофета дрома находился огнен­
ный «телеграф», при помощи которого в Константинополь приходили
срочные сигналы, извещавшие о вторжении арабов.
Дворцовые чины. Наряду с гражданскими чиновниками, руково­
дившими константинопольскими секретами, столичную знать состав­
ляли также придворные, обслуживавшие императорский двор. Двор­
цовые чины могут быть разделены на три группы: одни придворные
ведали жизнью самого дворца, его хозяйством и церемониалом; другие
составляли императорскую стражу; третьи были секретарями импера­
тора. Функции придворных были строго определены: одни из них
выносили царские одежды, другие накидывали плащ на плечи импе­
ратора, третьи распахивали перед ним двери, четвертые возглашали:
«Повелите!» Среди придворных было большое число евнухов; не лю­
бивший их Константин Багрянородный говорил, что их столько же,
сколько весной мух в овечьей ограде.
Некоторые из дворцовых чинов оказывали большое влияние на
политическую жизнь страны благодаря своей близости к императору.
Особенно важными были должности препозита и паракимомена. Пре-
позит был евнухом, руководившим дворцовым церемониалом; в то же
 Глава 8. Государственный аппарат и церковь... 125

время он являлся членом синклита и активно вмешивался в политику.

Препозитом был, например, уже известный нам Иосиф Вринга. Пара-
кимомен возглавлял стражу императорской спальни и по своей долж­
ности спал в покоях императора; естественно, что эти обязанности
возлагались на особо доверенное лицо и паракимомен пользовался
огромным влиянием. Василий I, прежде чем он лестью и убийством
расчистил себе путь к престолу, занимал пост паракимомена.
Войско. Византийское войско разделялось на две основные части:
константинопольские военные отряды и расположенные в провинции
так называемые фемы. Константинопольская гвардия состояла из че­
тырех кавалерийских тагм и двух пехотных подразделений; кроме того,
были особые гвардейские части (носившие названия «бессмертных» и
некоторые другие), которые сопровождали императора во время похода
и в лагере располагались в непосредственной близости от императорской
палатки. Командиры кавалерийских тагм имели обычно титул патрикия
и принадлежали к высшей знати империи.
Фемой называли боевое подразделение, составленное из стратиотов
территориальной фемы, которое возглавлял стратиг. Наиболее значи­
тельные отряды выставляли Анатолик, Армениак и Фракисийская фема.
Фема обычно разделялась на две турмы, которые, в свою очередь,
распадались на 3—7 более мелких подразделений. Войска отдельных
фем насчитывали в X в. от 700 до 2000 человек.
Доместик схол был первоначально командиром одной из константи­
нопольских тагм, но с середины IX в. он постепенно превращается в
главнокомандующего, которому подчинялись стратиги фем. Этот пост
занимали представители высшей византийской провинциальной аристо­
кратии, в X в. преимущественно Фоки и Дуки. В середине X в. права
доместика схол были несколько ограничены: в его подчинении остались
лишь восточные фемы, тогда как над фемами Запада был поставлен
особый командир — доместик Запада; эта должность на первых порах
также оставалась в руках провинциальной аристократии: доместиками
Запада были Фоки, Склиры и представители некоторых других видней­
ших феодальных фамилий. В XI в. положение изменилось: с победой сто­
личной знати пост доместиков стали занимать константинопольские вель­
можи. Однако уже во второй половине этого столетия обе должности
доместиков оказались в руках феодального рода Комнинов — будущих
императоров.
В Византийской империи существовали значительные по тем вре­
менам морские силы, и византийцы гордились своим «владычеством
на море». Корабли византийского военного флота были различных
типов. Основной тип линейных кораблей представляли дромоны, экипаж
которых насчитывал около 300 человек, большая часть которых была
гребцами; значительно меньшими были хеландии, на борту которых
находилось 100—150 человек. Византийские корабли были вооружены
126 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

так называемым греческим огнем, представлявшим собой смесь селитры

и нефти, которую византийские моряки направляли из специальных
труб на корабли врага.
В X в. византийский флот был одним из наиболее могущественных
на Средиземном море: император Никифор Фока говорил германскому
послу, что с помощью флота может уничтожить любой прибрежный
город. Но уже с конца X в. морское владычество Византии стало быстро
сходить на нет. Причина была не только в своекорыстии вельмож, не
заботившихся о строительстве кораблей, — развитие морского дела в
итальянских городах отодвинуло византийские морские силы на задний
план. В 1071 г. византийский флот был наголову разгромлен молодыми
морскими силами норманнов.
Византийский военный флот разделялся на две части: императорские
корабли находились под командованием друнгария флота, фемные
эскадры подчинялись стратигам фем. В середине X в. в одной из боль­
ших экспедиций против арабов участвовало 150 кораблей император­
ского флота и 76 кораблей из фемных эскадр. В отличие от доместиков
схол, в большинстве своем происходивших из провинциальной знати,
многие друнгарии флота начинали свою карьеру с самых низших
ступеней служебной лестницы.
Провинциальное управление находилось в руках стратигов, которые
были окружены множеством военных и гражданских чинов; стремясь
ограничить власть стратигов, константинопольское правительство ста­
вило некоторых фемных чиновников вне контроля стратига. Так, пре­
тор, обладавший высшей судебной властью над гражданским населением
фемы, не только не был подчинен стратигу, но и должен был доносить
о нем императору. В IX—X вв. постепенно права стратигов возрастают,
хотя обычно они не были закреплены законодательно и, более того,
даже противоречили законам. Понемногу начала формироваться в это
время наследственность должности стратига: этот пост очень часто
переходил от отца к сыну, от брата к брату. Вопреки закону, запре­
щавшему стратигу приобретать земельные владения в своей феме,
стратиги X в. нередко сами были землевладельцами в этой же про­
винции. Например, каппадокийские феодалы Малеины в течение дол­
гого времени держали в своих руках пост стратига Каппадокии. Не­
которые стратиги (особенно в западных фемах) не получали платы из
государственной казны, но должны были собирать в свою пользу оп­
ределенные подати со своих фем. Все это свидетельствует о постепенной
феодализации должности стратига.
Церковь. Очень важную и вместе с тем очень своеобразную роль
в византийском государстве играла церковь. Основной задачей визан­
тийской церкви являлось идеологическое воздействие на трудящиеся
массы. Византийская церковь обладала развитой иерархией, во главе
которой стоял константинопольский патриарх. Патриарх считался вто­
рым лицом после императора и играл колоссальную роль в политической
 Глава 8. Государственный аппарат и церковь... 127

жизни страны. Номинально патриарх избирался духовенством, которое

должно было предложить императору трех кандидатов на патриарший
престол. Однако император мог отвергнуть всех предложенных ему
кандидатов и указать на желательность избрания иного лица. Естест­
венно, что при таких условиях патриархи в ряде случаев оказывались
назначенными императором. Так, при Романе Лакапине патриархом
стал его шестнадцатилетний сын Феофилакт, который больше всего
увлекался конюшней и кормил своих лошадей фисташками и изюмом.
Он и закончил жизнь, упав с лошади, которую пытался объездить.
Формально для низложения патриарха было необходимо его пись­
менное отречение, однако на деле император мог арестовать патриарха
и силой принудить его к отречению. Патриарх Фотий, например, был
низложен дважды: один раз императором Василием I, который через
несколько лет вернул ему патриарший престол, вторично же — сыном
Василия, Львом VI.
Патриарх мог созывать собор, на котором присутствовали высшие
князья церкви. На соборе рассматривались важнейшие вопросы цер­
ковной жизни, разбирались жалобы на духовных лиц, контролировалось
их перемещение. Собор проходил под наблюдением императора или
его представителя.
При патриархе существовали специальные секреты, которые управ­
лялись патриаршими сановниками, бывшими вместе с тем членами
собора. Наиболее важным секретом была патриаршая канцелярия, воз­
главляемая великим хартофилаком. Отсюда исходила патриаршая пе­
реписка, здесь разбирались тяжбы между церковными учреждениями.
Большую роль играл также великий эконом, управлявший финансами
константинопольского патриархата.
Константинопольский патриарх и другие князья церкви: антиохий­
ский патриарх, архиепископы и митрополиты, епископы — составляли
первую ступень церковной иерархии — епископскую, ниже которой
стояли пресвитеры (священники) и диаконы.
Своеобразие имущественного положения византийских епископов
состояло в том, что они не имели — в отличие от западных прелатов —
особого бенефиция, отделенного от доходов церкви. Зато они могли
свободно распоряжаться доходами своего диоцеза. Это порождало все­
возможные злоупотребления; чтобы их ограничить, была создана спе­
циальная должность эконома, который держал в своих руках хозяйст­
венное управление диоцезом и контролировал епископа.
В отличие от Запада в Византии не существовало церковной деся­
тины. Приношения епископам носили до начала X в. добровольный
характер, и церкви приходилось жить за счет императорской милости,
подачек вельмож и доходов от собственных церковных владений. Не
случайно западным путешественникам казалось, что византийские епи­
скопы по уши погрязли в хозяйственных заботах, подсчитывая выручку
от продажи шерсти и выгоду от вывезенного на поля навоза. Только
128 А Я Каждан, Г. Г. Литаврин

с середины X в. византийская церковь предпринимает попытки пре­

вратить добровольные приношения в обязательные. Со второй половины
X в. византийские епископы получали разнообразные регулярные при­
ношения: плату за рукоположение священников, плату за разрешение
на брак, поминальное и каноникон — ренту, которую платили как
миряне, так и духовные лица; каноникон взимался как в деньгах, так
и натурой: баранами, курами, ячменем, мукой, вином; каждая деревня
должна была уплачивать каноникон пропорционально числу домов.
Монашество. Огромную роль в Византии играло монашество. Труд­
ные условия жизни, неуверенность в завтрашнем дне заставляли многих
византийцев — от крестьян до вельмож — искать прибежища в мона­
стырях. Однако пострижение в монахи отнюдь не уничтожало соци­
ального неравенства: выходцы из знати, сделав вклад, становились
игуменами и оставались по существу феодалами, только облаченными
в рясу, крестьяне же и в монастыре исполняли обязанности младших
монахов и должны были ухаживать за скотом, работать на огороде или
в кузнице. Поэтому общественные противоречия остро проявлялись в
самой монашеской жизни: нередкими были возмущения младших мо­
нахов против своих игуменов. В одном житии мы встречаем рассказ о
монахе Кириаке, которого агиограф презрительно именует вором и
человеком, пренебрегшим собственным спасением. Его игумен Михаил
Малеин, представитель знатнейшей каппадокийской фамилии, неодно­
кратно поучал Кириака, но тот не раскаивался, а все более укреплялся
в своих грехах, пока, наконец, не решился даже поднять руку на своего
игумена: ночью он прокрался в келью Михаила, собираясь его зарезать;
разумеется, случившееся вовремя чудо спасло «святого». Эпизод, ко­
торому агиограф стремился придать черты уголовного преступления,
на самом деле отражает те противоречия, которые должны были су­
ществовать между представителем крупнейшего феодального рода, ос­
нователем и настоятелем монастыря Малеином, и рядовым, по-види­
мому, нищим, монахом, страдавшим от бесконечных попреков и дис­
циплинарных взысканий феодала в монашеской схиме.
В Византии было большое количество крохотных монастырей и
монастырьков, основанных крестьянами и насчитывавших иногда лишь
двух-трех монахов. Эти крестьянские монастыри не могли долго со­
хранять независимость в условиях нарастающего процесса феодализа­
ции: они постепенно попадали либо под власть епископа, либо в за­
висимость от крупного монастыря, теряли свою самостоятельность и
становились метохами, т. е. монастырскими поместьями. В других слу­
чаях император или патриарх посылал в такой монастырь харистикария,
т. е. светское лицо, которое приобретало власть над монастырем и
право извлекать из него доходы. Опять-таки и в этом случае монастырь
по существу превращался в феодальное поместье, хотя права харисти­
кария и ограничивались обычно сроком его жизни и лишь очень редко
передавались по наследству.
 Глава 8. Государственный аппарат и церковь... 129

Кроме небольших монастырей, существовало немало монастырей

крупных, обладавших значительными богатствами и оказывавших су­
щественное влияние на общественную и политическую жизнь империи.
Среди столичных монастырей особенно большую роль играл в IX—X вв.
Студийский, который в период своего расцвета насчитывал до тысячи
монахов. В распоряжении монастыря находились сады, огороды, мель­
ницы, приводившиеся в движение скотом или водой, и даже приморская
пристань с собственными судами. Монахи были заняты на полях, где
они пахали и убирали хлеб, в огородах и садах; они выжимали вино
и давили масло, ловили рыбу. Были у Студийского монастыря собст­
венные ремесленные мастерские.
Столичная знать и в последующие столетия стремилась воздвигать
в Константинополе великолепные монастыри. Император Михаил IV
Пафлагон приказал построить в северном предместье Константинополя
монастырь Косьмы и Дамиана, который был украшен золотом, мозаикой
и живописью; для монахов были разбиты сады, устроены купальни и
бассейны.
Но уже с X в. все большее значение начинают приобретать про­
винциальные монастыри, особенно на Олимпе (в Малой Азии) и на
Афоне. Если столичные монастыри жили преимущественно за счет
императорских пожалований и даров столичной знати, то провинци­
альные монастыри приобретали земельные богатства. Акты небольшого
монастыря св. Андрея близ Солуни показывают начальный этап роста
монастырских земельных богатств. Первый из этих актов относится к
897 г. и рассказывает о приобретении монастырем за 61 номисму
владения некоей вдовы Георгии и ее детей. Это владение включало
несколько хорафиев и виноградников, луг и двор с колодцем. В X в.
монахи этого монастыря приобретают различные земельные владения
у светских собственников и у казны. Только в 941 г. они получили
1800 модиев казенной земли на полуострове Кассандра. В середине
X в. монастырь купил землю вместе со стоящей на ней мастерской для
изготовления кирпичей. При этом монахам удалось воспрепятствовать
тому, чтобы соседи осуществили право предпочтительной покупки.
Еще больше сведений сохранилось у нас о росте монастырской
собственности на Афоне в XI—XII вв.
Разделение церквей. До середины XI в. церковь в Византии фор­
мально оставалась частью вселенской (кафолической) христианской
церкви, однако противоречия между римской и константинопольской
церквами носили весьма острый характер. Эти противоречия были
двоякими. С одной стороны, социальная структура обеих церквей имела
известные особенности: феодальные элементы были более значитель­
ными в Западной церкви, тогда как в Византии, где феодальная ари­
стократия по существу не консолидировалась до конца XI в., церковная
организация обладала несколько более «демократической» структурой.
Это проявлялось не только в обилии мелких монастырьков и в обшир-

9 Зак. 3585
130 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

ности слоя младших монахов, занятых непосредственно в производст­

венном процессе, о чем мы уже говорили, но и в признании за визан­
тийскими священниками права иметь семью, тогда как на Западе
устанавливается принцип целибата, резко противопоставлявший свя­
щенника мирянину; авторитет епископата, наделенного определенными
бенефициями, был на Западе выше, чем в Византии.
С другой стороны, между обеими церквами возникли политические
противоречия, обусловленные тем, что Рим и Константинополь пре­
тендовали на расширение сферы своего господства. Уже в конце IX в.
эти противоречия чрезвычайно обострились, поскольку римский папа
и константинопольский патриарх стремились подчинить своей духовной
власти новую церковь, созданную в Болгарии после принятия христи­
анства. Правда, в то время дело не дошло до окончательного разрыва,
и церковное единство сохранялось еще некоторое время.
В XI в. положение стало еще более напряженным. Римская и
константинопольская церкви сталкивались повсеместно. Папа стремил­
ся подчинить своей власти епископов Южной Италии, которые с VIII в.
находились под верховенством патриарха Константинополя; он под­
держивал экспансию Венеции в Истрию и Далмацию, где венецианские
купцы одновременно со своим господством насаждали богослужение на
латинском языке, но византийцы, подчинившие при Василии II Бол­
гарию, сами претендовали на то, чтобы установить свою власть на
Адриатическом побережье.
Объектом борьбы была также и русская церковь; немецкие еписко­
пы, действуя частично через Польшу, пытались распространить в Киеве
христианство по западному образцу; в XI в. при папском дворе была
создана легенда, будто русские приняли крещение не от византийцев,
а от западных миссионеров.
Итальянские города, стремившиеся проникнуть на рынки в богатой
Сирии, использовали в своих интересах папство: римский папа обвинял
патриарха Константинополя в том, что он незаконно распоряжается
восточными престолами.
Народные массы Византии были склонны поддержать Восточную
церковь в ее борьбе против папства. Дело в том, что константинополь­
ские ремесленники и торговцы страдали в это время от все более
усиливавшейся конкуренции «латинян» — венецианцев и генуэзцев,
которые постепенно прибирали к рукам торговлю на Средиземном
море. Ненависть к латинянам приняла своеобразную форму религиозной
розни: на первый план были выдвинуты литургические и догматические
вопросы, и особенно страстно обсуждалось, следует ли употреблять для
причащения квасной хлеб, по византийскому обычаю, или опресноки,
как это делалось на Западе. Уже в начале XI в. имя римского папы
перестали провозглашать во время богослужения в константинополь­
ских храмах, а окончательный разрыв произошел в 1054 г. В то время
Рим переживал период укрепления папской власти, опиравшейся на
 Глава 8. Государственный аппарат и церковь... 131

клюнийское монашество; в Константинополе также усилилось влияние

патриарха, пользовавшегося поддержкой столичной знати. Михаил Ке-
руларий, занимавший в то время патриарший престол, по своему
происхождению принадлежал к высшим кругам столичной знати. Он
был человеком образованным, умным и властным. Скромный и непри­
тязательный в частной жизни, он окружал себя роскошью во время
публичных церемоний, в храмах и на заседаниях соборов и требовал
от всех безусловного повиновения. Недаром Пселл в своих письмах к
Керуларию упрекал патриарха в том, что он принижает царей и
вмешивается в светские дела.
Соперничество Рима и Константинополя усугублялось, несмотря
на то что политическая обстановка требовала объединения их усилий:
в это время в Южную Италию вторглись норманны, и для противо­
действия им Византия и папский престол нуждались в объединении
сил. Однако переговоры о союзе против норманнов не имели успеха,
и 16 июля 1054 г. папский посол кардинал Гумберт возложил на престол
храма Св. Софии грамоту с отлучением Керулария от церкви. В ответ
на это 20 июля Константинопольский собор объявил о предании анафеме
римского папы и его послов. С этого момента единая кафолическая
церковь распалась на две: Западную и Восточную (позднее их стали
называть католической и православной).
«Разделение церквей» 1054 г. явилось идеологической подготовкой
наступления западных феодалов на Восток, направленного как против
славянства, так и против Византии. Оно облегчило феодалам Венеции
и Венгрии захват земель славян Адриатики и упрочило их положение
в занятых областях. Оно способствовало проникновению итальянского
купечества и отрядов норманнов во владения Византии.
 Глава 9
ВИЗАНТИЙСКАЯ КУЛЬТУРА IX—XII вв.

Центрами античной культуры и образованности были рабовладель­

ческие полисы, и с падением античного полиса, естественно, должен
был наступить упадок античной культуры. Внешним выражением этого
явилось закрытие школ и библиотек, ослабление интереса к выдаю­
щимся произведениям прошлого, распространение невежества и суеве­
рий. Легенда, рассказанная хронистом Феофаном, о том, как император
Лев III сжег в Константинополе библиотеку с двенадцатью учеными,
хотя и не соответствует, скорее всего, действительности, однако выра­
зительно передает общее отношение к культуре, господствовавшее в
VIII в. Богословие считалось в это время единственной наукой, тогда
как всякое светское знание, по выражению писателя VIII в. Пахомия,
лишь увлекало людей на ложный путь. Образованный для своего вре­
мени патриарх Никифор, живший в начале IX в., уподоблял светские
знания библейской Агари, прародительнице арабов, а богословие —
возлюбленной богом Сарре.
Школа. Однако с середины IX в. начинается заметное возрождение
образованности. Оно было обусловлено, с одной стороны, оживлением
городской жизни, а с другой — потребностями государственного аппа­
рата, нуждавшегося в грамотных правоведах и дипломатах. Элемен­
тарное образование византийские мальчики получали у частных учи­
телей или в церковно-монастырской школе, куда они поступали семи­
восьми лет. Здесь они учились читать и писать; основными образцами
для чтения служили Священное Писание и Гомер — и то и другое
выучивали наизусть: если верить Михаилу Пселлу, он еще мальчиком
помнил наизусть всю «Илиаду».
Грамотность была довольно широко распространена в городах, тогда
как сельское население в своей массе оставалось совершенно необра­
зованным. Один из законов императора Льва VI запретил давать сви­
детельские показания в городах неграмотным людям, хотя это и раз­
решалось в других местах, где не было распространено «обучение и
знание». Впрочем, даже среди высшего византийского чиновничества
 Глава 9. Византийская культура IX —XII вв. 133

и военных командиров можно было встретить неграмотных. Так, Кон­

стантин Багрянородный рассказывает о видном вельможе Подароне,
который был настолько неграмотным, что к нему даже пришлось при­
ставить специального помощника, разбиравшего вместе с ним тяжбы.
Неграмотным был, по-видимому, и константинопольский патриарх Три­
фон, занимавший этот пост при Романе Лакапине.
Наряду с элементарными школами с середины IX в. создаются первые
высшие учебные заведения. При императоре Михаиле III был основан
Магнаврский университет в Константинополе, где преподавали филосо­
фию, грамматику, геометрию и астрономию; наиболее видными профес­
сорами этого университета были солунянин Лев Математик и Фотий.
Фотий был одним из тех раннесредневековых ученых, которые со­
единяли в себе традиционную приверженность к богословию с глубоким
уважением к знанию и к книге как источнику знания. В одном из писем,
присланных из изгнания, куда он был отправлен императором Васили­
ем I, Фотий жаловался на отсутствие близких людей, но более всего его
огорчало отсутствие книг. «Почему я лишен книг? — спрашивал Фо­
тий. — Если я заблуждаюсь, надо дать мне больше книг, чтобы, читая, я
мог убедиться в неправильности моих взглядов».
Богословие, «первую мудрость» того времени, Фотий ставил выше
всех наук и полагал, что апостолы, познавшие божественное Евангелие,
уже в силу одного этого выше античных риторов и философов. И все же
Фотий не ограничивался, подобно патриарху Никифору, только чтением
Священного Писания и сочинений его толкователей, — он внимательно
изучал древних авторов: философов, историков, поэтов. Он собирал и
переписывал древние рукописи и в своих письмах любил щегольнуть
знанием классиков. Он написал специальное сочинение «Библиотека»,
которое представляет собой сводку отзывов о нескольких сотнях прочи­
танных им книг античных и византийских писателей; иногда эти отзывы
кратки, в других случаях Фотий подробно пересказывает содержание
книги; его суждения иной раз бывают наивными, а в других случаях —
оригинальными и меткими. Как бы то ни было, «Библиотека» Фотия
служит важным свидетельством его образованности и вместе с тем ценным
источником, ибо многие из этих книг утеряны и мы знаем о них только
то, что пересказал Фотий.
Фотий высоко ценил искусство красноречия. Он считал, что речь
не должна быть чрезмерно цветистой и пышной, ни излишне темной,
но самое главное, что, по его мнению, украшает ораторское выступ­
ление, — это дидактические задачи, стремление воспитать слушателей.
Фотий интересовался не только философией и грамматикой, но и
естественными науками, хотя и занимался ими чисто схоластически,
т. е. опираясь не на опыт, а на книжную традицию. Во всяком случае,
он проявлял интерес к ботанике, агрономии, медицине. Внимание
Фотия к античной традиции дало основание противникам даже обвинять
134 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

его в язычестве: о нем говорили, что во время богослужения он не

читал молитв, а бормотал стихи светских поэтов.
Магнаврская школа находилась под строгим контролем император­
ской власти: учителя назначались императором и носили обычно вы­
сокие титулы. Император Константин Багрянородный, будучи сам об­
разованным человеком, собрал большое количество учителей музыки,
арифметики, астрономии и различных других предметов; в это время
было составлено множество компилятивных сочинений, основывавших­
ся на античной традиции, в том числе «Геопоники» — книга по сель­
скому хозяйству. Однако многие из этих работ лишь рабски копировали
античные образцы: сам Константин Багрянородный написал книгу
«О фемах»; в ней он вместо того чтобы обрисовать действительное
положение дел в фемах империи, дал компиляцию сочинений поздне­
античных географов, сообщая сплошь да рядом устаревшие и леген­
дарные сведения.
По-видимому, в конце X в. Магнаврская школа пришла в упадок, но
уже в следующем столетии появляется новое высшее учебное заведение
в Константинополе: в 1045 г. был основан университет, состоявший из
двух факультетов — юридического и философского. Во главе юридиче­
ского факультета был поставлен Иоанн Ксифилин, наделенный титулом
номофилака, «хранителя законов»; философский факультет возглавил
его друг Михаил Пселл, получивший почетный титул ипата (консула)
философов.
Михаил Пселл, видный политический деятель, писатель и ученый,
принадлежал к столичной чиновной знати и был ревностным сторонником
централизованной монархии. Эти его убеждения, приправленные к тому
же неумеренным раболепием, были высказаны в многословных панеги­
риках в честь императоров. «Кто уподобится тебе, царь, — заявлял Пселл
в одном из посланий, — какой земной бог сравнится с тобой, моим царем
и богом? Разве ты не понимаешь, божественный царь, на какую высоту
поднял тебя Бог? Находясь на столь беспредельный высоте, ты обращаешь
взоры и на нас, стоящих внизу и жалких».
Сочинения Пселла дают нам представления об обстановке в Констан­
тинопольском университете. Здесь светские знания были очень тесно
соединены с богословием: Пселл истолковывал Гомера и вместе с тем
объяснял псалмы. Большое внимание он уделял ораторскому искусству:
для своих учеников он составил несколько риторических упражнений,
которые должны были, по его мнению, показать силу слова, не зависящую
от значимости предмета, о котором идет речь. В одном из этих упражне­
ний («Похвала блохе») Пселл доказывал, что человек, имеющий блох,
лучше не имеющего их, ибо блоха устремляется на того, чья кровь «сладка
и благовонна», и пренебрегает кровью водянистой, соленой или полной
горькой желчи.
 Глава 9. Византийская культура IX —XII вв. 135

Нередко жалуется Пселл на нерадивость своих учеников, «не же­

лающих обременять колен толстыми книгами»: едва покинув стены
школы, они забывают о науке и начинают мечтать о театре, восхи­
щаются богатыми людьми или заботятся, как бы украсить руки коль­
цами.
Наука. Среди наук, изучавшихся в Византии, первое место принад­
лежало философии. Образованные византийцы читали Аристотеля и Пла­
тона и пытались толковать их, хотя и не внесли чего-либо нового в поста­
новку и решение философских проблем. Классическую литературу и
греческий язык изучали довольно пристально: не только Гомер и трагики,
но даже Аристофан, лирические поэты VI—VII вв. и Лукиан были здесь
хорошо известны. Византийские писатели составляли обширные словари
и толкования к древним авторам; причем особенно излюбленным было
аллегорическое истолкование Гомера, когда пытались обнаружить тай­
ный смысл, который будто бы содержала каждая гомеровская строка.
История не была предметом школьного изучения, однако византийцы
гордились своим прошлым и охотно читали исторические сочинения.
В IX в. были написаны две популярные хроники (Феофана и Георгия
Монаха), представлявшие собой краткое и поверхностное описание собы­
тий, начиная от сотворения мира. Хронисты отражали интересы господ­
ствующего класса и крайне неприязненно относились к народным движе­
ниям. Философия истории этих хронистов определялась их богословскими
воззрениями: весь ход истории сводился к проявлению божественной
воли, выражавшейся в деятельности императоров и патриархов. Тем не
менее эти сочинения, являющиеся нашими важнейшими источниками
для истории VIII—IX вв., представляют значительный интерес; хроника
Георгия Монаха была переведена на славянские языки и оказала серьез­
ное влияние на развитие славянской историографии.
С X в. в византийской историографии можно проследить новые
черты: историки этого времени избирают более узкие сюжеты (обычно
правление одного или нескольких императоров, современниками кото­
рых они были), повествование приобретает более самостоятельный
характер, отражая личные взгляды, симпатии и антипатии автора.
Наконец, мы встречаем в это время и новый подход к объяснению
исторических событий. Анонимный историк середины X в., известный
под именем Продолжателя Феофана, провозглашал, что его задача
состоит в выяснении причин явлений. «Историческая плоть, — писал
он, — бессодержательна и пуста, если она лишена причинности собы­
тий». В некоторых случаях он приближался к правильному пониманию
причинности. Так, нападения арабов на Византию Продолжатель Фео­
фана объяснял бедностью страны, в которой они жили, и ростом на­
селения. По его словам, их стесняла численность и понуждала нехватка
продуктов. Такая трактовка причин арабской экспансии коренным
образом отличалась от традиционного объяснения византийских хро­
136 Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

нистов и агиографов, видевших в арабах бич Божий, карающий за

грехи.
Одним из интереснейших произведений византийской историографии
были мемуары Михаила Пселла, посвященные событиям конца X и XI вв.
Это не последовательная картина событий, а живые наброски, сделанные
по памяти. Современник и активный участник важнейших событий се­
редины XI столетия, Пселл был вместе с тем талантливым наблюдателем,
умевшим дать образную характеристику, подметить недостаток и смеш­
ные стороны людей, которых он знал.
Чтобы дать представление о творческом методе Пселла, приведем
отрывок из его книги — характеристику Иоанна Орфанотрофа, всемогу­
щего временщика императора Михаила IV: «Меня, который нередко ел и
пил вместе с ним, удивляло, как такой человек — пьяница и шут —
все-таки умудрялся удержать на своих плечах государство ромеев. Даже
будучи пьяным, он мог следить за течением мысли своих собутыльников
и, уличив их, затем призвать к ответу за то, что они делали или говорили:
и вот они стали бояться его пьяного еще больше, чем трезвого. Он пред­
ставлял собой странное смешение качеств: он долго носил монашескую
схиму, но никогда и не думал соблюдать те нормы поведения, к которым
обязывает монашеский сан; все же он делал вид, что соблюдает предпи­
санное божественным законом и презирает тех, кто отдает себя мятежу
и разврату. Но он становился врагом всякого, кто избирал честную жизнь,
свободно развивал свои доблести и обогащал ум классическим наследи­
ем — и он делал все, что мог, чтобы очернить перед каждым предмет его
интересов».
Характеристика Пселла может быть сочтена пристрастной, но нельзя
не видеть, что Иоанн Орфанотроф предстает перед нами как живой
человек, наделенный индивидуальными качествами, в отличие от шаб­
лонных героев ранних византийских хронистов. Однако хотя Пселл и
талантливый наблюдатель, горизонт его узок — он ничего не видит за
пределами дворца и дворцовых интриг.
В области математики византийцы не дали чего-либо нового, но
они хорошо знали достижения античной математики, читали и пере­
писывали Евклида. Лев Математик, будучи в Багдаде, поражал широтой
своих знаний ученых при дворе халифа. Астрономические представле­
ния сформировались первоначально на основании сочинений Косьмы
Индикоплова, купца и путешественника VI в., оставившего очень живое
и яркое описание восточных стран и восточной торговли. Вместе с тем
общие взгляды Косьмы на мироздание были крайне наивными: он
утверждал, что земля — плоская и четырехугольная и над ней, подобно
потолку в комнате, покоится небо; что солнце во много раз меньше
земли и по ночам скрывается за высокой горой на западе; что земля
окружена океаном, за которым лежит страна, где люди жили до потопа.
 Глава 9. Византийская культура IX —XII вв. 137

Развитие науки в IX и последующих столетиях заставило передовых

ученых отвергнуть фантастическую конструкцию Косьмы: уже Фотий
высмеивал учение Косьмы о том, что земля и небо являются плоско­
стями, лежащими друг против друга, и с пренебрежением отзывался
о других «странностях» Косьмы. В духе эллинистической науки Фотий
высказывал мысль о сферичности земли.
Значительными были географические представления византийцев.
Латинский писатель IX в. Эйнгард рассказывает, что Карл Великий
подарил римскому храму св. Петра план Константинополя, вырезанный
на серебряной табличке. Несомненно, этот план был изготовлен ви­
зантийскими мастерами или по крайней мере являлся подражанием
работе византийских мастеров. По словам Анны Комнин, у императора
Алексея Комнина, ее отца, была карта Адриатического моря. У визан­
тийских писателей (Константина Багрянородного, Анны Комнин) мы
встречаем довольно точные сведения о течении рек, о направлении
ветров. Однако наряду с этим широко были распространены фантасти­
ческие легенды о дальних странах. В одном из житий, например,
рассказывается о пустыне Индийской земли, где Ганг смешивает свои
воды с Эритрейским морем (?). Там — логовища слонов и единорогов,
пещеры львов и барсов, норы аспидов и драконов. Там-то, у предгорий
величайших хребтов Аркана и Гиркана, находятся гигантские пифосы,
когда-то вылепленные древними. Многие христиане, покинув мир и
разделив свое имущество между бедняками, поселились в этих пифосах.
Дикие звери, познав добродетель этих людей, сохраняли с ними мир
и жили у них наподобие овец и быков. В этом житии христианская
легенда причудливо переплетается с народными сказаниями о далеких
странах.
Столь же противоречивыми были воззрения византийцев на явления
природы. В Византии господствовали традиционные суждения о зем­
летрясении, затмении, молнии и т. п. как о божественных знамениях,
и на основе этого выработалась целая система предсказаний. Вместе с
тем передовые умы искали естественного объяснения подобных явлений.
Фотий в IX в. говорил о естественных причинах землетрясений, а
историк Акрополит, писавший в XIII в., понимал естественную причину
затмений.
Медицина живо интересовала византийцев. Что касается истории
медицины, то византийцы не ушли далеко от Гиппократа, но зато они
сделали много для организации здравоохранения. В Константинополе
и других городах империи было немало врачей. Столичные врачи,
по-видимому, составляли особую корпорацию, во главе которой стоял
комит врачей; каждый из столичных врачей имел свой район, где он
практиковал. Подготовка врачей осуществлялась в XII в. в специальной
школе при константинопольской церкви св. Апостолов.
Византийцы строили больницы. Особенно знаменита была основан­
ная в начале XII в. при константинопольском монастыре Пантократора
138 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

больница на 50 коек, разделенная на пять отделений, одно из которых

было предназначено для больных женщин; многочисленные врачи,
получавшие жалованье деньгами и хлебом, должны были жить при
больнице — им запрещалось заниматься частной практикой, если толь­
ко сам император не распорядился бы об этом. При больнице была
открыта школа, где опытный врач должен был обучать детей служащих
этой больницы. Впрочем, как методы лечения, так и управление боль­
ницами стояли в Византии на очень невысоком уровне: людей, сошедших
с ума, держали в течение нескольких месяцев в оковах, а убедившись
в бесполезности лечения, отпускали на все четыре стороны; кровопу­
скания и прижигания считались чуть ли не наиболее действенными
средствами лечения; персонал больниц использовал свою службу для
личного обогащения и так ревностно растаскивал больничное добро,
что подчас там не оставалось еды длй больных. В житии преподобного
Сампсона, покровителя византийских врачей, повествуется, как свя­
тому приходилось подниматься из гроба, чтобы навести порядок в одной
из константинопольских больниц и наказать нерадивых служащих.
Говоря о развитии византийской науки, мы должны отметить не­
которые ее особенности. Прежде всего, наука была здесь тесно связана
с богословием, все дисциплины были подчинены богословию, все ученые
должны были быть богословами. Далее, византийская наука была схо­
ластичной наукой, опиравшейся не на опыт, не на наблюдения, а на
книжную традицию: свои доказательства византийские авторы строили
исключительно на высказываниях авторитетов. Писатель VIII в. Иоанн
Дамаскин с гордостью заявлял: «Я не скажу ничего, что исходило бы
от меня самого». Правда, некоторые ученые (например, Фотий) тор­
жественно провозглашали, что опыт имеет первостепенное значение,
но на деле наука здесь сводилась к пересказу или истолкованию старых
книг. В силу этого византийская наука была не в силах преодолеть
суеверия, и ученые сохраняли веру в магические заговоры. Так, автор
«Геопоник» писал: «Хотите, чтобы плоды не падали с деревьев? На­
пишите на них какой-нибудь стих из Гомера». Астрология, предсказания
будущего были чрезвычайно популярны, а в демонов и духов верили
даже образованные люди. Наконец, с этой неразвитостью науки была
связана и энциклопедичность знаний византийских ученых, которые
должны были заниматься самыми разнообразными вопросами: фило­
софией, медициной, богословием, математикой.
Развитию науки и распространению образованности препятствовало
отсутствие публичных библиотек. Константинопольская библиотека,
насчитывавшая 120 ООО книг, была уничтожена в 476 г. и с тех пор
не восстанавливалась; частные и монастырские собрания книг были
очень бедными. Характерным примером может служить библиотека
монастыря на острове Патмос (XI в.): в ней было всего 330 книг, из
которых лишь 15 — светских. Книги были дороги: мы знаем, что в X в.
том Евклида обошелся в 4 номисмы, а цена экземпляра Ветхого Завета
 Глава 9. Византийская культура IX —X II вв. 139

составляла 18 номисм. Для сопоставления можно сказать, что осел

стоил 3 номисмы, а ремесленник зарабатывал в день 1—2 кератия
(1 номисма равнялась 24 кератиям).
Идеология господствующего класса. Если образованность визан­
тийского общества опиралась на античные традиции, то мировоззрение
его, его идеология отличалась специфическими особенностями. Идео­
логия античного полиса (рабовладельческого по своему характеру)
обращена была прежде всего к полноправному гражданину полиса,
тогда как раб практически игнорировался как античной религией, так
и античным искусством. Отсюда вытекала характерная особенность
эстетического идеала античного искусства: гармоническое развитие
свободной личности; эта идея гармоничности могла получить право на
существование именно потому, что античные мастера искусства прак­
тически отвлекались от основного социального противоречия своей
эпохи и видели перед собой общество свободных и (номинально) равных
граждан.
В отличие от этого феодальная идеология отнюдь не пренебрегала
тружениками, угнетенными, эксплуатируемыми и постоянно обраща­
лась к ним. Эта новая черта нового мировоззрения социально обуслов­
лена: средневековый крестьянин в отличие от раба был наделен неко­
торыми средствами производства; его нельзя было заставить работать
на феодала, равно как и на феодальное государство, одним только
принуждением — в отличие от раба его нужно было убедить. При такой
идейной нагрузке феодальное мировоззрение вряд ли могло бы нести
крестьянину идею гармонического развития. И действительно, основ­
ным принципом новой религии и новым эстетическим принципом ста­
новится дуализм духа и плоти, приводящий в конечном счете к идее
смирения и повиновения. Не человек, гордый своей силой и своим
разумом, но подвижник, отрешившийся от плоти, — таков идеал офи­
циального искусства средневековья.
Носителем этой официальной идеологии была христианская цер­
ковь; в соответствии со своей основной идейной установкой церковь
боролась против античного культа гармонически развитой личности,
против уважения к свободному разуму. Свободной мысли церковь
противопоставляла слепой авторитет Священного Писания, творчество
заменяла зубрежкой догматов.
Учение о бесконечной пропасти между земным и духовным миром,
будучи последовательно проведенным, неминуемо должно было бы
проповедовать беспредельно пессимистическое мировоззрение. Как из­
вестно, дуализм павликиан являлся религиозным выражением критики
земных порядков. Однако церковная идеология, будучи системой офи­
циального мировоззрения господствующего класса, не могла вылиться
в безоговорочное осуждение существующего миропорядка. Поэтому в
учение о дуализме плотского и духовного были внесены некоторые
коррективы. Прежде всего церковь учила, что земной мир создан Богом
140 А. П. Каждая, Г. Г. Литаврия

и поэтому все в мире является благим, справедливым и человеколю­

бивым, что даже дикие звери и гады играют благую роль, побуждая
нас бороться с леностью. Сам дьявол находит свое место в этом всеблагом
мировом порядке: так как мы грешны, то нас нужно карать, и эту
роль божественного мстителя играет дьявол, который, правда, стремится
ввести нас во грех, но зато и наказывает за грехи.
Далее, христианская церковь связывала духовный и плотский мир
учением о Логосе, Слове Божием, Христе — Сыне Божием, который
воплотился в человеческом образе и принял на себя крестные страдания
как высший символ терпения и смирения.
Наконец, церковь учением о подвижничестве и культе давала ве­
рующим иллюзию возможности стряхнуть с себя плотское бремя и
устремиться душой в высшие сферы. При помощи чувственно воспри­
нимаемых символов (песнопений, икон, фимиама) человек отрывался
от земного мира и переносился в мир сверхчувственный, мир мисти­
ческий. Монахи с немытыми ногами, спавшие на голой земле и по­
стившиеся по неделям, столпники, стоявшие годами на столпе, пребы­
вавшие с птицами небесными среди чистой стихии — воздуха, — все
они были как бы реальными примерами разрыва человека с его плотью,
победы духа над телом.
Византийское духовенство не ограничивалось мистическим учением,
примирявшим дуализм плоти и духа: в своих сочинениях и проповедях
оно прямо призывало народ к непротивлению и покорности, к соци­
альному миру, к сохранению существующих порядков. Церковь объ­
являла императора божественным и допускала его — единственного из
мирян — внутрь алтаря, в «святая святых» христианского храма. Цер­
ковь осуждала попытки сопротивления народных масс и призывала
трудящихся и эксплуатируемых уповать на помощь Бога и святых
угодников. Мучения и страдания трактовались церковью как испытания,
допущенные Богом, чтобы христолюбивое воинство могло проявить
свою ревность к вере. Церковь восхваляла терпение и страдание как
угодный Богу подвиг и тем самым превращала безропотное повиновение
эксплуататорам в идеальную норму поведения. Церковь запугивала
народ Божьим гневом, используя для этого всякий случай землетря­
сения, недорода, вражеского нашествия. Она учила, что мир греховен
и призывала верующих к очищению. В 904 г. арабский флот напал на
город Солунь; вскоре после этого солунянин Иоанн Камениата, сын
видного священника и сам священник, написал книгу, в которой наивно
и вместе с тем правдиво рассказывал об ужасах падения Солуни и о
бедствиях попавших в плен. Кто же виновен, по мнению Иоанна
Камениаты, в падении города? Константинопольское правительство, не
пославшее вовремя флот для охраны города? Бестолковые командиры,
не позаботившиеся укрепить городские стены? Нет, не в этом ищет
благочестивый писатель причину страшного несчастья — виноваты,
 Глава 9. Византийская культура IX —XII вв. 141

оказывается, солуняне, погрязшие в грехах и не обращавшие внимания

на божественные знамения, давно уже грозившие им погибелью.
Но византийская церковь обращалась не только к бедноте и убогим.
Она призывала богатых к смягчению гнета, к лучшему обращению с
рабами, к раздаче милостыни. Тем самым духовенство отстаивало идею
социального мира, а путем благотворительности давала господствую­
щему классу недорогое оправдание его эксплуататорского существова­
ния. Эти идейные принципы определили развитие византийской цер­
ковной литературы и византийского церковного искусства. Социальное
содержание этих принципов всего отчетливее проступало в агиографи­
ческой литературе. Византийские агиографы подчеркивали, что их
произведения создавались для бедноты и служили чтением для людей
неимущих и необразованных. Сюжеты для житий они черпали в скром­
ных будничных событиях, повествовали о ремесленниках или нищих,
крестьянах или рабах. Авторы житий не ограничивались простым опи­
санием «трудов и дней» бедноты — они обычно высказывали сострадание
нищете и даже позволяли себе иной раз критику отдельных сторон
общественной жизни. Безжалостным податным сборщикам и порочным
монахам, ростовщикам и кутилам противопоставляют агиографы «свя­
того мужа», покровителя и утешителя страждущих. Но это не значит,
что авторы житий были действительно защитниками трудящихся: агио­
графы отвлекали народные массы рассказами о «святых отцах», за­
ступниках и покровителях бедноты, отвлекали надеждой на чудесную
помощь этих угодников Божиих. Больным и увечным, обиженным и
оскорбленным, страдающим от засухи и саранчи, — всем агиографы
щедро обещают помощь «святых» и их чудодейственных мощей.
Эстетический идеал. Византийское искусство имело отчетливо вы­
раженную дидактическую задачу: оно должно было отображать не
случайные, преходящие качества, но вечные, идеальные свойства, при­
ближающиеся к духовному идеалу, чтобы люди, слушая о них или
смотря на них, сами могли совершенствоваться. Не подвижная, измен­
чивая, ускользающая плоть с ее прихотливыми желаниями, а неиз­
менная и святая душа, устремленная к небесам, — таков предмет цер­
ковного искусства. Поэтому герои житий — не живые люди, а образ­
цовые шаблоны, как две капли воды похожи друг на друга. С детства
такой святой устремляется к богословию, отвергает земные радости,
смиряет свою плоть постами и, наконец, совершает трафаретные чудеса:
спасает поле от саранчи, исцеляет увечного, просвящает заблудшего.
Точно также и византийская церковная живопись ставила своей
задачей отражение неизменной сущности, основной идеи каждого яв­
ления. И это неминуемо приводило к традиционализму форм: отвергая
анархию, которую могла бы породить свободная игра мысли, визан­
тийские живописцы бесконечно повторяли на иконах и фресках тра­
диционные образы Христа, Богоматери, архангелов и святых. Поскольку
отображение абстрактной идеи составляет основное содержание цер­
142 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

ковного искусства, оно принимает ирреальный характер: художник

размещал создаваемые им фигуры на условном золотом фоне, как бы
вырывая эти образы из живого трехмерного пространства. Чтобы еще
более подчеркнуть абстрактность изображения, художник лишал фи­
гуры объема, облачал в одеяния, спадавшие сухими, жесткими склад­
ками, окружал холмами и растениями, напоминавшими скорее геомет­
рические фигуры, нежели реальные предметы.
Человек на таком изображении предстает абсолютно успокоенным,
лишенным исканий и стремлений, — он познал Бога и отрешился от
земных страстей и сомнений. Его внутренний мир ясен и устойчив, и
вместе с тем духовное начало преобладает в нем над телесным: высокий
лоб и большие глаза подавляют остальные черты лица, тонкие губы
бесплотны.
Материал, на котором работали византийские мастера, в свою
очередь способствовал условности изображения: мозаика, благодаря
своей пышности ставшая ведущей формой живописи, не благоприят­
ствовала передаче светотени: в мозаике рисунок должен был быть резко
очерченным, а краски контрастными.
Больших успехов византийцы добились в книжной иллюстрации,
более свободной от церковного влияния и нередко передающей народные
черты подобно так называемой Хлудовской псалтири, хранящейся в
Московском Историческом музее (вторая половина IX в.). Неизвестный
художник щедро заполнял пространство фигурами, захватывая иной
раз почти целый лист рукописи; сами изображенные им фигуры коре­
насты и грубоваты, их движения резки и выразительны. Выполненные
в реалистической манере миниатюры Хлудовской псалтири свидетель­
ствуют о наблюдательности и здоровом юморе их автора.
В дальнейшем книжная иллюстрация становится все более изящной
и тонкой, теряя вместе с тем выразительность и силу. Рисунки XI в.,
незначительные по размеру, отнюдь не перегружают текст; фигурки
легки и почти прозрачны, краски мягки и нежны. Миниатюры рассчи­
таны на изощренный вкус аристократа-ценителя, ищущего в искусстве
не сильных страстей, а тихого успокоения.
В византийскую живопись с X в. все заметнее проникают идеи и
образы, созревшие в кругах византийской феодальной аристократии,
которой был свойственен культ «святого рыцаря»; в этом отношении
очень показательна эволюция образа св. Георгия: первоначально тра­
диционный «мученик» и страдающий юноша, с X в. он превращается
в воина и победоносца, которого изображают с мечом в руках, или
стоящим опершись на копье, или всадником, поражающим дракона.
Круглая скульптура не получила большого распространения в ви­
зантийском искусстве: стремление к условной передаче действитель­
ности заставляло византийского мастера предпочитать двухмерное про­
странство, заполненное неподвижными людьми в одеждах, спадающих
застывшими складками. Наибольших успехов византийские скульпторы
 Глава 9. Византийская культура IX —XII вв. 143

достигли в исполнении барельефов небольшого размера и особенно в

резьбе на слоновой кости: шкатулки для мощей и драгоценных камней,
книжные переплеты, церковные диптихи, на которых записывались
имена покровителей церкви, изготовлялись из слоновой кости и по­
крывались изящными фигурами людей и животных. В произведениях
X—XI вв. античная строгость композиции и правдивость в передаче
пропорций тела нередко сочетается с динамической выразительностью.
С XII в. искусство резьбы по слоновой кости, как и книжная миниатюра,
переживают упадок.
Архитектура. Византийскую архитектуру мы знаем преимущест­
венно по памятникам церковного зодчества, так как до нашего времени
сохранились главным образом храмы, если не говорить о крепостных
стенах, каменных водопроводах и цистернах. Возможно, к тому же,
что дворцовая архитектура в известной мере подражала церковной. Во
всяком случае, описанный в византийском эпосе «Дигенис Акрит»
идеальный византийский замок был украшен тремя куполами, а его
главный зал имел крестообразный план.
Типичным для византийского зодчества был крестовокупольный
храм. Строение, в плане представлявшее собой крест, было увенчано
главным куполом, к которому примыкали меньшие купола. Храм со­
стоял из трех основных частей: притвора, корабля и алтаря. Алтарь
был отделен от корабля алтарной преградой (иконостасом) и представ­
лял собой «святая святых» церкви, куда могли проходить лишь свя­
щеннослужители; в алтаре находился престол, на котором священник
совершал магический акт превращения хлеба в «тело Христово». В ко­
рабле, который иногда был разделен колоннами на три отдельных
помещения, стояла основная масса верующих во время службы; причем
для высокопоставленных лиц было отведено особое место, так назы­
ваемая солея, несколько возвышавшееся над полом. Притвор, через
который верующие проходили внутрь храма, был обращен на запад.
Знаменитейшей церковью Константинополя был храм Св. Софии
(Божественной мудрости), воздвигнутый по приказанию Юстиниана I
и неоднократно переделывавшийся в последующие столетия. Создате­
лями собора были два архитектора: Анфимий из Тралл и Исидор из
Милета. Под их руководством работали тысячи строителей, и все это
сооружение обошлось государственной казне — правда, по несколько
преувеличенным данным — в 320 ООО золотых фунтов (1 фунт = 72 но-
мисмам).
Великолепие храма Св. Софии должно было создавать у входящего
в церковь человека иллюзию, будто это здание создано не человеческим
искусством, а волей самого Божества, которое находится поблизости,
и что, следовательно, вступая в храм, человек в состоянии преодолеть
противоречие плоти и духа и чистой душой вознестись к Богу. Поэтому
Анфимий и Исидор постарались создать впечатление беспредельности
пространства: этой цели служило противоречие между грандиозным
144 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

куполом, который через бесчисленные окна наполнялся потоками света,

и легкостью телесных форм здания: колонн, стен и сводов. Колонны,
отделявшие центральный корабль от боковых, были возведены в два
этажа, что позволило избежать громоздкости; внутреннее пространство
стен рассекалось множеством арочных проемов, своды были подобны
парусам, надутым ветром.
Церковное зодчество, развиваясь в последующие столетия, пере­
живало изменения, особенно заметные в XI—XII вв., когда в архитек­
туре вырабатываются карликовые пропорции и формы: сами церкви
этого времени значительно меньше, колонны в них превращаются в
тончайшие столбики, наружные стены покрыты многочисленными ни­
шами, раздроблены гранями. Монументальность, принижавшая чело­
века во имя духовного воспарения к Божеству, теперь исчезла —
церковь приобрела уютные, мягкие формы, аристократический облик.
Литература. Новые тенденции проявляются и в литературе X—
XII вв. Житийная литература не только все более оттесняется на задний
план, но и сама приобретает новые черты. Уже в житиях X в. агиографы
очень часто с симпатией обращаются к образу воина. Автор «Жития
Василия Нового» рассказывал о полководце Константине Дуке, которого
он наделял сказочными чертами: нет такой силы, которая могла бы
противостоять ему, а когда он несется на ряды сарацинов, из ноздрей
его скакуна летит пламя. При этом иной раз религиозные мотивы в
самих житиях отходят на задний план, и они превращаются в подобие
светской повести, где идет речь о дальних странствиях и приключениях.
Культ воина занимает особенно большое место в феодальном эпосе
«Дигенис Акрит», сложившемся в X в. Эпос рассказывает о борьбе
византийцев с арабами (подобно «Песне о Роланде») и о подвигах
непобедимого героя. Он содержит большое количество сказочных легенд
о чудесной юности Дигениса, сына знатной византийской женщины и
арабского вождя, принявшего христианство. Еще будучи мальчиком,
Дигенис совершал замечательные подвиги: ударом кулака он убил
медведицу, разорвал оленя на части, рассек мечом голову страшной
львице. Выросши, он стал славным воином: опершись на копье, пере­
скакивал через Евфрат и, как добрый жнец косит траву, расправлялся
с вражеским войском. Эпос повествует и о том, как Дигенис похитил
красавицу, которую ее отец, суровый стратиг Дука, запер в тереме, о
сражении Дигениса с посланными в погоню стражами и братьями
девушки, о свадьбе, которую праздновали три месяца. За Евфратом,
в отвоеванной у арабов стране, выстроил себе Дигенис прекрасный
замок, окруженный невиданными садами, где по дорожкам гуляли
павлины, распустив сверкающие хвосты. Здесь он и умер, еще совсем
молодым, едва достигнув 33 лет.
Хотя несомненно, что отдельные эпизоды эпоса восходят к народным
преданиям, в целом он носит феодальный характер. Его герой —
знатный воин, живущий в роскошном замке; его окружает толпа слуг —
 Глава 9. Византийская культура IX —XII вв. 145

охотники, привратники, повара, виночерпии, — с которыми Дигенис

обращается надменно и жестоко: без всякого оттенка осуждения эпос
рассказывает, как Дигенис расправился со своим поваром, одним ударом
выбив ему глаз. Люди из народа выступают в эпосе только как раз-
бойники-апелаты, прячущиеся в укромных местах, в горах. Автор
представляет их трусами и хвастунами, с которыми без особого труда
расправляется юноша Дигенис. В другом месте эпоса рассказывается,
как герой обращает в бегство целый отряд апелатов и побеждает в
единоборстве девушку-воительницу Максимо, которую они призвали
на помощь. Феодальный герой торжествует над «разбойниками» из
народа.
Подчеркивая феодальный характер эпоса, мы должны в то же время
отметить, что его анонимный автор уже сумел в значительной мере
освободиться от церковного мировоззрения. Чисто светское, оптими­
стическое восприятие мира, стремление насладиться всеми доступными
радостями жизни — охотой, богатством, любовью, — наконец, безраз­
личие к загробному миру — все это составляет отличительные черты
мировоззрения автора «Дигениса Акрита».
Византийская литература X—XII вв. нередко сознательно ориен­
тируется на античные образцы, в том числе и на такого атеистического
автора, как Лукиан, который, по словам благочестивых византийцев,
был растерзан собаками за свое богохульство, но которым тем не менее
зачитывался Фотий. Уже в X в. появился диалог «Патриот», написанный
в подражание Лукиану и осмеивающий константинопольское монаше­
ство. Слабый в художественном отношении, он интересен как прояв­
ление известного свободомыслия. С бблыпим талантом было написано
другое подражание Лукиану — диалог «Тимарион», созданный в XII в.,
где автор заставил героя спуститься в ад и встретить там известных
византийских политических деятелей.
Византийская лирика, сложившаяся первоначально как церковная
поэзия, как гимнография, с течением времени все большее внимание
стала уделять светским сюжетам. В X в. Иоанн Геометр восхвалял
победы Никифора Фоки и оплакивал тяжелое положение империи в
малолетство Василия II. Стихи Христофора Митиленского (XI в.) вре­
менами отличались забавным юмором, хотя присущее византийцам
многословие делало их скучными. Феодор Продром был, пожалуй,
наиболее талантливым среди придворных поэтов XII в. Внимательный
наблюдатель, он умел подметить смешное. В стихотворении «Палач,
или Доктор» он высмеивает, например, неумелого зубного врача. Этот
врач, маленький человечек, безуспешно пытался вырвать больной зуб:
«Он так меня, несчастного, таскал из стороны в сторону, — жалуется
Продром, — что ничтожный карлик показался мне сторуким, стоногим
великаном».
В стихах Продрома резко проявляется его индивидуальность. Он
уже не безликий регистратор событий, подобно агиографам и хронистам

10 Зак. 3585
146 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

VIII—IX вв. — все, что совершается в мире, он воспринимает через

свое «я». Даже победу императорских войск он расценивает субъективно:
О диво дивное! Смотри, уже и Продром гуляет
По странам грозных варваров; пугавшийся, бывало,
Полета мухи и листков дрожащих трепетанья,
Я — ничего не боюсь и персов презираю.
(Перевод Д. Шестакова)
С этим субъективизмом Продрома связана и высокая оценка им
собственного таланта: он смотрит на себя не как на «недостойного
грешника», подобно многим византийским авторам предшествующего
периода, но гордится собой. «Во время речи мой язык не только ничьему
не уступает, но даже дышит огнем, язвительным для противника», —
заявлял Продром.
Но если в творчестве Феодора Продрома мы можем ощутить про­
буждающийся интерес к стремлениям и желаниям отдельного человека,
то вместе с тем на его творчестве, как и на творчестве Пселла, лежит
печать недостойного раболепия: забывая о чувстве собственного досто­
инства, Продром нагромождает вычурные эпитеты и комплименты в
адрес императора.
Народная идеология. Идеологии господствующего класса противо­
стояла в Византии, как и повсеместно в средние века, народная идеология,
отражавшая мировоззрение крестьянства и городской бедноты.
Широко распространенные в городах и деревнях Византийской им­
перии игры и празднества, имевшие нередко языческий облик, давали
возможность проявить себя народной сметке и ловкости, веселой и
острой шутке, иногда безобидной, иногда нацеленной против богачей
и чиновников. На ипподромах Константинополя и других византийских
городов показывали свое искусство возничии колесниц, борцы, метатели
диска; на площадях можно было видеть канатоходцев и жонглеров,
державших на лбу брус, на котором покоилась доска, служившая
опасной ареной для шутливой борьбы двух мальчиков. Византийский
историк Никита Хониат рассказывает об одном удивительном зрелище,
которое могли видеть в 1162 г. жители Константинополя, собравшиеся
на ипподроме: некий турок поднялся на башню, чтобы показать свое
искусство летать по воздуху. Он был одет в длинный и свободный
хитон белого цвета, перетянутый обручами, отчего образовалось мно­
жество складок, и рассчитывал, что ветер надует эти складки и понесет
его, точно корабль на парусах. Разумеется, эта попытка закончилась
неудачей, и безвестный «воздухоплаватель» упал на землю, переломав
себе руки и ноги.
Празднества и зрелища, любимые народом, обычно содержали в
себе насмешку над власть имущими. Здесь можно было видеть собаку
громадной величины, которая не только находила спрятанные кольца,
 Глава 9. Византийская культура IX —XII вв. 147

но и определяла, кто из окружающей публики содержатель публичного

дома, кто — гордец, а кто — богач; дрессированный медведь усаживался
на скамью, изображая судью, держащего в руках весы правосудия.
Недаром церковь постоянно осуждала вожаков медведей, борясь против
оппозиционных настроений масс.
Особенно шумным народным праздником были календы, или бру-
малии, приходившиеся на конец декабря и начало января. В это время
устраивались шествия ряженых, пляски и веселые попойки. Участники
шествий одевались стратиотами, монахами или зверями и распевали
песни, высмеивая вельмож. Церковь, видевшая в брумалиях языческий
праздник, нарушавший к тому же общественный порядок, осуждала и
запрещала веселый маскарад, но ничего не могла поделать — его справ­
ляли еще и в XII в.
Народное мировоззрение обнаруживалось не только в оптимисти­
ческих, веселых празднествах, столь не похожих на торжественные
богослужения христианских храмов, не только в насмешливых песенках
и шутках, живших и умиравших на городских площадях; оно отражалось
в определенной системе взглядов — в еретических движениях, в на­
родной литературе. Особенно широко распространенной ересью было
павликианство, провозглашавшее непримиримость противоречий ду­
ховного и плотского и относившее в разряд греховного, плотского и
государство с его податями, чиновниками и армией, и церковь с ее
дорогостоящим культом.
В XI в. еретические идеи начали проникать в философию. В конце
этого столетия был обвинен в ереси, предан суду и заточен в монастырь
один из учеников Пселла — Иоанн Итал. Выходец из Италии, Иоанн
не принадлежал к феодальной знати и не получил последовательного
образования. По словам Анны Комнин, он не вкусил нектара риторики.
Изысканным константинопольским аристократам он казался грубияном,
они смеялись над его нечистым произношением, осуждали неуживчи­
вость его характера. Иоанн резко выступил против традиций Констан­
тинопольского университета, уже на первых уроках он заспорил со
своим учителем Пселлом. Его не удовлетворяло стремление Пселла
примирить христианство с античной философией — Иоанн считал, что
в ряде случаев языческой философии надо отдать предпочтение перед
богословием.
Протест народных масс находил свое выражение и в литературе:
при этом если официальная литература создавалась на древнегреческом
языке и писатели с напыщенным пуризмом просили у читателей из­
винения за то, что вынуждены употреблять варварские имена, то
народная литература пользовалась живым, разговорным языком сред­
невековья, из которого впоследствии выработался новогреческий язык.
В народной среде широко были распространены апокрифические ска­
зания, переосмысливавшие традиционные христианские мифы, и со­
вершенно чуждые христианской идеологии повести, где действующими
148 А. Я Каждан, Г. Г. Литаврин

лицами оказывались животные и где представители господствующего

класса выступали в самом неприглядном виде. В одной из византийских
басен рассказывается, как Осел, Лиса и Волк отправились путешест­
вовать на лодке, но началась буря, и неудачливые корабельщики
решили, чтобы утишить стихию, выбросить кого-нибудь за борт. Лиса
сказала: «Будем каяться по номоканону, и кто окажется более виновным
и грязным, того и выбросим в море». Преступления Волка и Лисы,
которые душили кур и ягнят, не были отнесены номоканоном к числу
смертных грехов, но когда Лиса и Волк узнали, что Осел съел капусту
в огороде своего хозяина, они пришли в ужас и определили по номо­
канону, что Осел заслуживает смертной казни. Впрочем, при помощи
хитрости Осел избавился от беды и благополучно добрался до берега.
Весь этот рассказ пронизан насмешкой над церковью и ее правовыми
нормами, которые санкционировали преступления знати и жестоко
карали бедноту.
Конечно, было бы неправильно полагать, что народная культура
Византии была непреодолимой стеной отделена от культуры господст­
вующего класса: созданные народом образы проникали и в феодальный
эпос и в изобразительное искусство, украшавшее книги, предназна­
ченные для феодалов. Однако противоречие между классами визан­
тийского общества отражалось и в их мировоззрении, и в их культуре.
 БОЛГАРИЯ, ВИЗАНТИЯ
И ВЕЛИКОМОРАВСКОЕ КНЯЖЕСТВО В IX в.

Феодализм в Болгарии. Элементы феодальных отношений вызре­

вали в болгарском обществе уже в VIII в., однако в ту пору на болгарском
феодализме лежала отчетливая печать незавершенности: основная масса
населения состояла из свободных крестьян, а господствующая знать
жила в значительной мере за счет открытого грабежа, дани и рабского
труда. В IX в. феодальные порядки, по-видимому, значительно укре­
пились в Болгарии.
К сожалению, наши источники по внутренней истории Болгарии
еще более скудны, нежели по истории Византии, и поэтому мы поневоле
должны ограничиваться самыми общими соображениями. Если не счи­
тать беглых и случайных замечаний в болгарских и византийских
литературных памятниках, мы могли бы отметить три источника,
бросающих некоторый свет на социально-экономическое развитие Бол­
гарии IX в. Мы остановимся подробнее на этих памятниках, чтобы
показать, на каких скудных данных приходится базироваться историку
раннесредневековой Болгарии.
Первый из этих источников написан на греческом языке. В визан­
тийском словаре, автором которого считается Свида (X в.), содержится
сообщение о законодательстве болгарского хана Крума (802—814). Как
и в других известиях Свиды, в рассказе о законах Крума много ле­
гендарного, и некоторые историки даже высказывали сомнения в до­
стоверности этого рассказа, тем более, что он не подтверждается ни­
какими другими источниками. Однако такую критику следует признать
чрезмерно далеко идущей: мы видим, что византийский автор рисует
Крума мудрым правителем. Подобная идеализация болгарского хана
и особенно Крума, языческого правителя, воевавшего с византийцами
и осаждавшего Константинополь, вряд ли могла принадлежать визан­
тийцу — она была заимствована им из болгарских преданий, и, сле­
довательно, при всей легендарности отдельных моментов рассказ Свиды
отражает какие-то черты исторической действительности.
150 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

Другой памятник — латинский; он называется «Ответы папы Ни­

колая на вопросы болгар». Во второй половине IX в. болгарский князь
в связи с намерением принять христианство обратился к римскому
папе Николаю I (858—867) с рядом вопросов. Эти вопросы и соот­
ветственно ответы папы касались различных сторон быта и верований
болгар, и тем самым они проливают некоторый свет на характер
общественных отношений в Болгарии IX в.
Наконец, последний источник — «Закон судный людем» — является
древнейшим юридическим памятником на славянском языке; возможно,
он был составлен во второй половине IX в. солунянином Мефодием
или кем-то из его учеников. Хотя «Закон судный людем» опирается
на постановления византийского права, он передает византийские нор­
мы с известными изменениями, и эти изменения, равно как и сама
славянская терминология, знакомят нас с положением болгарского
общества в это время.
Таким образом, мы убеждаемся, что источники, освещающие внут­
реннюю историю Болгарии IX в., действительно крайне скудны, а
использование их затруднительно, ибо мы не всегда знаем точно время
и место их составления и сам вопрос о степени их достоверности иной
раз является спорным.
IX столетие было временем прогрессирующего распада болгарской
сельской общины. Естественный процесс имущественной дифференци­
ации, который стал неминуемым, как только в недрах общины сложи­
лась частная собственность, ускорялся рядом дополнительных обстоя­
тельств (недородами и другими бедствиями земледельцев, прямыми
насилиями знати) и особенно войнами: в VIII и первой половине
IX столетия Болгария была втянута в ряд войн, в первую очередь с
Византийской империей. В ходе этих войн крестьянство разорялось, а
феодальная знать скапливала обширные богатства: землю, скот, дра­
гоценности.
Скудные источники IX в. часто упоминают бедняков, нищих. Уже
в законодательстве Крума идет речь о просителях, которым предпи­
сывается оказывать необходимую помощь. Еще чаще говорят о бедняках
«Ответы» папы Николая: здесь, например, рассказывается, что бедняки
были не в состоянии приобрести вооружение и потому оказались не­
подготовленными к войне. В памятниках этого времени постоянно упо­
минается воровство и грабеж, что само по себе является свидетельством
разорения значительной части болгарского общества.
Куда меньше в нашем распоряжении прямых сведений о феодальном
характере эксплуатации, но мы знаем, что уже в конце IX в. Кон­
стантин, автор одной проповеди, сохранившейся до нашего времени,
убеждал своих слушателей выполнять «властельскую работу», т. е.
феодальные повинности. Другие известия о феодальной зависимости в
Болгарии относятся к X в.
 Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 151

Лучше, нежели непосредственное развитие феодальных порядков,

прослеживаются в наших источниках некоторые следствия этого про­
цесса: исчезновение старых племенных традиций и укрепление фео­
дального государства. На протяжении VIII—IX вв. завершается процесс
формирования древнеболгарской народности, образовавшейся в резуль­
тате слияния в единый народ славянских племен, протоболгар, а также
остатков фракийского и греческого населения. Языком болгарского
народа стал славянский, вобравший в себя некоторые элементы сло­
варного состава и грамматического строя тюркского языка протоболгар;
впрочем, в IX в., когда еще не была выработана славянская письмен­
ность, официальные надписи болгарских ханов составлялись на грече­
ском языке.
Укрепление феодального государства было обусловлено потребно­
стями класса феодалов: только сильное феодальное государство могло
осуществлять наступление на крестьянскую общину и ее закрепощение;
только сильное феодальное государство могло осуществлять активную
внешнюю политику, способствуя расширению владений феодальной
знати, которая не довольствовалась теперь набегами на соседние тер­
ритории, а стремилась к включению их в орбиту длительной эксплу­
атации.
Законодательство Крума, насколько можно судить по полулеген­
дарным известиям Свиды, содействовало укреплению феодальных по­
рядков, защищало феодальную собственность. В интересах феодального
государства была предпринята попытка ликвидировать старую систему
ордалий и присяги, уходившую своими корнями в обычаи родовой
демократии. Законы Крума требовали, чтобы обвинитель доказал ви­
новность обвиняемого; в противном случае он подлежал смертной казни
как лжец и клеветник. Законодательство Крума устанавливало также
строгое наказание за кражу и укрывательство краденого. В условиях
развития феодализма это означало содействие укреплению феодальной
собственности, ибо феодалы, присваивавшие себе общинные угодья,
подводили под категорию кражи попытки крестьян продолжать поль­
зоваться этими угодьями.
Другие известия Свиды носят совершенно легендарный характер:
он сообщает, в частности, что Крум повелел уничтожить все виноград­
ники, чтобы тем самым искоренить пьянство.
Усиление Болгарского государства. Вместе с тем правление Крума
было периодом больших внешнеполитических успехов болгарской фео­
дальной знати. На северо-западе с Болгарией граничили авары, которые
господствовали над славянскими племенами Паннонии и были посто­
янной угрозой для болгар. Однако к концу VIII в. аварский союз был
ослаблен, и Карлу Великому удалось разгромить аваров и занять их
ринг — укрепленный лагерь, где скапливалась добыча, захваченная во
время набегов на соседние страны. Победу Карла Великого использовал
и Крум: болгарские войска вторглись в восточные пределы аварских
152 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

владений и заняли земли до р. Тиссы. Этот успех Крума имел троякое

значение для Болгарии: прежде всего, была присоединена обширная и
богатая страна, где находились, помимо всего прочего, соляные копи;
далее, под властью болгарского хана оказались славянские племена,
обитавшие в бассейне Тиссы, и это обстоятельство способствовало
дальнейшей славянизации Болгарского государства; наконец, болгары
вступили в непосредственный контакт с франками, ибо отныне западным
соседом Болгарии стало Франкское государство: сперва империя Карла
Великого, а после ее распада — Восточнофранкское королевство.
Но Крум не ограничился успехами на Западе. Болгарские феодалы
стремились подчинить своей власти территорию к югу от Старой Пла-
нины, населенную по преимуществу славянами, но находившуюся под
властью Византийской империи; целая система крепостей была воз­
двигнута византийцами на болгарской границе. Наиболее крупными
из них были Девелт на Черном море, Адрианополь (Одрин), Филип-
пополь (Пловдив) и Сердика (София), расположенные на старинном
торговом пути, который связывал Константинополь с придунайскими
областями. Весной 809 г. Крум внезапно напал на Сердику: крепость
была разрушена, а гарнизон перебит.
Византийским императором был в это время Никифор I, осущест­
влявший, как мы уже говорили, политику централизации империи и
проводивший успешное наступление на славян Пелопоннеса. Естест­
венно, что он использовал нападение Крума на Сердику как предлог
для начала войны с Болгарией; византийские войска сразу же вторглись
на болгарскую территорию, но на первых порах ограничились только
демонстрацией — решительные военные действия Никифор смог начать
только два года спустя. Он тщательно подготавливал наступление: в
частности, из Малой Азии на Балканы были переведены значительные
отряды стратиотов. Однако византийская армия в это время уже была
ослаблена. Несмотря на закон Никифора, предписавший соседям по­
могать экипировке стратиотов, в византийской армии было много плохо
вооруженных и даже босых воинов.
Весной 811 г. византийские войска перешли границу и двинулись
к Плиске. Столица Болгарского государства была взята и разграблена,
дворец Крума сожжен. Никифор раздал своим воинам богатые подарки;
не довольствуясь этим, они жгли дома и поля, убивали волов, овец,
свиней. Крум просил о мире, но Никифор отверг его предложение,
рассчитывая, по-видимому, целиком завоевать Болгарию.
Тогда Крум бежал в горы и стал готовиться к борьбе; он призвал
на помощь также жителей соседней Склавинии. Когда войско Никифора
двинулось в обратный путь, унося из Плиски обильную добычу, болгары
преградили ему дорогу в горной теснине. Византийские хронисты рас­
сказывают, что Никифор, попав в окружение, понял безвыходность
создавшейся ситуации. «Мы спасемся только, если у нас вырастут
крылья!» — воскликнул он. Часть его воинов погибла на месте, другие
 Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 153

пытались бежать, но утонули в болоте или же наткнулись на устроенные

болгарами засеки и были перебиты болгарскими лучниками. Сам Ни­
кифор пал в этом сражении; из его черепа Крум приказал сделать
окованную серебром чашу и пил из нее, когда пировал со своими
болярами и князьями Склавинии.
Поражение, которое потерпел Никифор, было очень тяжелым уда­
ром для Византии. Дело не только в том, что было уничтожено войско,
собранное и вооруженное с такими большими трудностями, — после
смерти Никифора в господствующих кругах Константинополя началась
ожесточенная борьба за власть. Крум прекрасно использовал слабость
Византии: в 812 г. он начал наступление вдоль побережья Черного
моря, занял Девелт, разрушил крепость и переселил греческое население
Девелта вглубь Болгарии. После этого он занял Месемврию, где в его
руки попала огромная добыча: золото, серебро и даже «греческий огонь».
Тем временем в Константинополе шли споры, продолжать ли воен­
ные действия или принять мир на тех тяжелых условиях, которые
предлагал Крум. Особенно резко против заключения мира выступали
монахи большого константинопольского Студийского монастыря во гла­
ве со своим игуменом Феодором. Им удалось взять верх, и констан­
тинопольский синклит отверг условия Крума. Летом 813 г. новая ви­
зантийская армия была выслана навстречу войскам Крума, которые
стояли около Адрианополя. Сражение у Адрианополя произошло
22 июня; оно протекало неудачно: в то время как одна часть визан­
тийской армии (отряды из Фракии и Македонии) начала бой, Лев,
стратиг Анатолика, повернул свои части и двинул их к Константино­
полю; победа на поле боя досталась болгарам, но зато Лев сумел
использовать благоприятный момент и захватил императорский престол.
Тем временем Крум подошел к стенам Константинополя. На глазах
у испуганных жителей византийской столицы он совершал языческие
жертвоприношения и принимал поздравления от своих воинов. Однако
Константинополь был по тем временам первоклассной крепостью, ко­
торая сумела выдержать даже атаку арабов, поэтому Кру му пришлось
отступить. Между тем Адрианополь, осажденный болгарами, сдался
под угрозой голода. Его население, подобно жителям Девелта, было
переселено в северные области Болгарии.
Крум не отказался от своих планов взять Константинополь: он
готовил осадные орудия, увеличивал армию. Его войска вновь подошли
к берегам Босфора. Но внезапно, в самый разгар приготовлений, Крум
умер.
Сразу же после смерти Крума в Болгарии начались внутренние
смуты. По-видимому, часть боляр решила использовать этот момент
для борьбы против централизации; реакция болярства проявилась, в
частности, в избиении христиан, которых в то время было уже довольно
много среди болгарского населения, особенно в тех местах, где рассе­
лялись пленные греки из Девелта и Адрианополя. На болгарском
154 Л. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

престоле оказались слабые правители, оказывавшиеся игрушкой в руках

знати. Однако болярская реакция затянулась ненадолго: влияние старых
родов было давно уже подорвано, и поэтому им скоро пришлось капи­
тулировать перед новой феодальной знатью, заинтересованной в ук­
реплении государственного аппарата.
Дальнейшее усиление Болгарского государства приходится на прав­
ление Омортага (815—831). О внутренней истории Болгарии этого
времени мы почти ничего не знаем. Можно только отметить, что в
западной части произошло восстание славянских племен: тимочане и
некоторые другие племена, жившие по Дунаю и его притоку р. Тимок,
отъединились от Болгарии; возможно, причиной этого было усиление
феодального гнета. Тимочане сперва подчинились франкам; когда же
хорватский князь Людевит в 819 г. поднял восстание против франков,
тимочане приняли участие в этом восстании. Оно, однако, закончилось
неудачно: Людевит потерпел поражение, а тимочане были вынуждены
снова признать власть франкского императора.
Внешняя политика Омортага отличалась от той политики, которую
проводил Крум, большей четкостью и последовательностью. Правящим
кругам Болгарии стало ясно, что война с Византией, требующая боль­
шого напряжения сил, не приносит соответствующих успехов. Атака
болгар разбивалась о неприступные стены Константинополя, византий­
цы после каждого поражения выставляли новые войска, да и сами
победы болгар до некоторой степени были обусловлены счастливым
сочетанием внешних обстоятельств — и в первую очередь противоре­
чиями в кругах константинопольской знати. К тому же болгарская
аристократия стала понимать, что Византия обладает такими полити­
ческими и идеологическими традициями, которые могут принести поль­
зу самим болгарским феодалам: налоговой системой, развитым госу­
дарственным аппаратом, наконец, христианской церковью. Поэтому
Омортаг отказывается от продолжения войны с Византией. Уже в 815 г.
был заключен мир: граница шла теперь от Девелта, оставшегося в
руках болгар, до Макроливады (между Адрианополем и Филиппополем)
и далее — севернее Балканского хребта. После заключения мирного
договора 815 г. между Болгарией и Византией установились союзные
отношения. Когда в 820 г. в Византии вспыхнуло антифеодальное
восстание под руководством Фомы Славянина, Омортаг послал болгар­
ские войска для его подавления.
Укрепив свои позиции на юго-востоке, болгарские феодалы значи­
тельно расширили свои владения на Западе. Несколько раз войска
Омортага переходили через Дунай и вторгались в Паннонию: часть
паннонских славян признала свою зависимость от Болгарии, а немногим
позднее — сразу же после смерти Омортага — в результате переговоров
с франками область Срема была признана болгарской.
Преемники Омортага продолжали завоевательную политику на юго-
западе. Им удалось подчинить своей власти Западную Македонию до
 Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 155

Охрида и Прилепа, а также область по среднему течению р. Стримон.

Менее удачно сложились отношения с сербами: попытка подчинить
сербские земли привела к трехлетней войне между сербами и болгарами,
закончившейся безрезультатно.
Укрепление Болгарского государства нашло свое выражение в ожив­
ленной строительной деятельности, развернувшейся при Омортаге. Пли-
ска, разрушенная в 811 г., была теперь отстроена заново. Раскопки в
Плиске обнаружили остатки дворца Омортага, представлявшего собой
каменное здание, обнесенное мощными оборонительными сооружени­
ями. Были найдены также остатки других зданий, каменные плиты и
каменные колонны, на которых сохранились греческие надписи, часто
упоминающие имя Омортага. Строительство велось не только в Плиске:
к юго-западу от болгарской столицы, на р. Тиче, по приказу Омортага
был выстроен другой дворец, украшенный колоннами со львами. Впо­
следствии здесь возник Преслав — вторая столица Болгарского госу­
дарства.
Образование Великоморавского княжества. Области, лежавшие к
северо-западу от Болгарии, — Паннония и Моравия — были населены
западными славянами, которые до VIII в. жили еще отдельными племе­
нами, объединявшимися в непрочные племенные союзы, одним из кото­
рых был возникший в VII в. союз, возглавлявшийся Само. Однако процесс
классообразования, протекавший здесь, как и в других славянских зем­
лях, привел к образованию племенных княжеств (археологи прослежи­
вают существование четырех таких княжеств на территории Моравии,
между Дунаем и Дыей), а затем и объединенного славянского государства,
получившего название Великоморавского княжества. Первым великомо­
равским князем был Моймир (818—846).
При Моймире Великоморавское княжество признавало суверенитет
Восточнофранкского королевства. Мораване должны были платить дань
немцам и были вынуждены принять христианство. В Моравию проникали
священники с Запада и даже из далекой Ирландии; в церковном отноше­
нии Моравия и Паннония были подчинены немецким епископам (зальц­
бургскому и пассаускому), которые взимали, помимо обычной церковной
десятины, еще треть доходов духовенства на новообращенных землях.
В 846 г. восточнофранкский король Людовик Немецкий низложил
Моймира и посадил вместо него великоморавским князем его племянника
Ростислава, рассчитывая, что молодой князь, обязанный Людовику своим
возвышением, окажется верным вассалом немецкого короля. Но Людовик
просчитался: изображая из себя на первых порах покорного вассала,
Ростислав в то же время строил крепости и готовил войско для борьбы с
немцами. Вместе с тем он вел дипломатические переговоры, стремясь
найти поддержку против немцев у правителей балканских государств.
Его современник болгарский князь Борис (852—889) продолжал
первоначально политику Омортага в отношении Византии и поддер­
156 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

живал с ней союзные отношения; с сербами после непродолжительной

войны он заключил длительный мир; наконец, его переговоры с мо-
раванами закончились успешно. Таким образом, к середине 50-х гг.
сложился политический союз Великой Моравии, Болгарии, Сербии и
Византии, направленный против Восточнофранкского королевства.
Участие Ростислава — вассала немецкого короля — в подобном ан-
тинемецком союзе неминуемо должно было привести к обострению
противоречий между немецкими феодалами и Великоморавским кня­
жеством, и действительно в 855 г. Людовик во главе большого войска
вторгся в Моравию, приказав в то же время баварским отрядам вы­
ступать против чехов, возможных союзников Ростислава. Мораване
отступили к Велеграду, столице Великоморавского княжества; взять
эту мощную крепость Людовику не удалось. Тогда немцы, терпевшие
лишения в чужой местности, стали отступать. Ростислав преследовал
отходившие отряды, переправился со своими войсками через Дунай,
вторгся на немецкую территорию. Это была настоящая победа мораван,
которые приобрели независимость и перестали платить немцам дань.
После этого Ростиславу удалось значительно расширить территорию
своего княжества: блатненский князь, бывший до тех пор вассалом
немецкого короля, признал теперь свою зависимость от Великой Мо­
равии; более того, Ростислав начал вмешиваться во внутренние дела
Восточнофранкского королевства: когда сыновья Людовика Немецкого
подняли мятеж против отца, они нашли поддержку в Велеграде.
Естественно, что в этих условиях Людовик стремился найти союз­
ников, которые могли бы напасть на мораван с тыла. Поэтому он
начинает переговоры с болгарами. Уже в начале IX в. немцам не раз
приходилось вести войны с болгарами: при Омортаге болгары неодно­
кратно переходили Драву и вторгались в немецкие владения в Пан-
нонии. И при Борисе они были союзниками Ростислава и вели вместе
с ним войну против Восточнофранкского королевства. Однако около
860 г. внешнеполитическое положение Болгарии изменилось: визан­
тийское правительство Михаила III, руководимое кесарем Вардой и
Фотием, все более решительно становилось на путь активной внешней
политики, и это обстоятельство не могло не беспокоить болгарского
князя. В 860 г. он отправил посольство в Константинополь. И хотя мы
не знаем, как именно проходили переговоры, но, по-видимому, они
оказались неудачными. После этого Борис резко порывает со своей
прежней политикой и устанавливает союзные отношения с Людовиком
Немецким: болгарское войско было отправлено на помощь Людовику
против его взбунтовавшихся сыновей и их союзника — великоморав­
ского князя Ростислава. Чтобы укрепить союз с Людовиком, Борис дал
обещание принять христианство.
Борьба за крещение Болгарии. Стремление болгарского князя при­
нять христианство было обусловлено рядом причин. Прежде всего новая
религия была объективно выгодна господствующему классу болгарского
 Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 157

государства: еще раньше некоторые болгарские феодалы и болгарские

купцы, привозившие лен и воск в Константинополь, стали оставлять
язычество и поклоняться Иисусу Христу, смуглому Богу с черной узкой
бородкой. Этот смуглолицый бог и его священники учили, что простой
народ должен платить подати и приносить дань; рабам следует тру­
диться, не зарывая своих талантов в землю, и прислуживать господину,
когда он садится за стол. За это Иисус обещал беднякам и рабам
царствие небесное — блаженство и счастливую жизнь после смерти.
Многим болгарским феодалам и купцам нравилось такое учение Иисуса
Христа: хотя он не умел охранять табуны от волков, как это делал
славянский бог Велес, он мог зато удержать крестьян от нападения на
усадьбы феодалов, от поджогов и краж. К тому же в Константинополе
и Солу ни, в Венеции и Риме у Иисуса Христа были большие храмы,
украшенные золотом и драгоценностями, — он был могущественным
Богом.
Принятие христианства было бы выгодно болгарским феодалам еще
и по другой причине: ведь в стране существовало две религии —
протоболгарская с сильно развитым астральным культом, как у боль­
шинства скотоводческих народов, и славянская, пронизанная поклоне­
нием земледельческим божествам. И хотя дуализм господствующего
класса был по существу изжит в Болгарии IX в., наличие двух религий
закрепляло его пережитки. Принятие христианства дало бы возможность
ликвидировать последние следы этого дуализма и тем самым содейст­
вовало бы сплочению господствующего класса и укреплению болгарского
государства.
Наконец, внешнеполитические условия также принуждали болгар­
ского князя отказаться от языческой религии: болгары все теснее втя­
гивались в международную жизнь тогдашней Европы, болгарские послы
ездили в Регенсбург, к немецкому королю, и в Константинополь, к
византийскому императору, — однако языческому князю было крайне
трудно добиться равноправия в союзах и соглашениях с христианскими
государями.
Вот почему обещание Бориса креститься не было результатом только
временной и случайной политической ситуации, сложившейся около
860 г., — оно соответствовало интересам феодалов Болгарии. Более
того, крещение Болгарии должно было бы облегчить политическое и
культурное развитие этого государства.
Союз Людовика с болгарским князем был большой угрозой для
Ростислава, владения которого лежали между Восточнофранкским ко­
ролевством и Болгарией; кроме того, ведя войну с немцами, он не мог
допустить, чтобы на территории Моравии свободно действовало немец­
кое духовенство, чтобы епископы пассауский и зальцбургский осуще­
ствляли духовную власть над населением Великой Моравии. Чтобы
решить обе эти задачи, Ростислав в 862 г. отправил посольство в
Константинополь.
158 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

Послы Ростислава должны были добиться прежде всего выступления

византийцев против Болгарии и помешать упрочению болгаро-немецкого
союза; для этого надо было, в частности, помешать Борису принять хри­
стианство от немецких епископов. Кроме того, послы просили, чтобы в
Моравию был направлен византийский проповедник, а если возможно,
даже епископ. Хотя мораване приняли христианство еще при князе Мой-
мире, языческие верования оставались все же широко распространенны­
ми; впрочем, основная задача, которую должен был выполнить византий­
ский проповедник, состояла не в крещении моравских язычников, а в
организации сопротивления немецкому духовенству.
В соответствии с просьбой Ростислава византийское правительство
направило в 863 г. в Моравию духовную миссию, которую возглавляли
опытные дипломаты Константин и Мефодий.
Миссия «солунских братьев». Константин и Мефодий были брать­
ями; они родились и выросли в Солуни, городе, который был окружен
целой сетью славянских поселений и на улицах которого можно было
слышать славянскую речь. Константин учился в Магнаврской высшей
школе у Льва Математика и Фотия и был одним из образованнейших
людей своего времени; он избрал духовную карьеру и сделался харто-
филаком — начальником канцелярии константинопольского патриарха.
Его старший брат Мефодий был поставлен князем в одном из покорив­
шихся империи славянских племен.
Оба брата принимали участие в дипломатических миссиях. Констан­
тин ездил вместе с Фотием (до того, как тот стал патриархом) в качестве
участника посольства в Багдад и поразил арабов своей образованностью.
В «Житии Константина» рассказывается, что арабы спрашивали его: «От­
куда же ты знаешь все наши науки?» А он рассмеялся в ответ и рассказал
им по своему обыкновению притчу: «Один человек набрал воды в море и
носил ее в кожаном мешке. Гордился он своей водой и показывал чуже­
странцам. „Смотрите, — говорил, — вот вода, которой нет ни у кого,
кроме меня“. Вот однажды стал он чваниться перед одним поморянином,
только тот сказал ему: „Что ты, одурел что ли? Чванишься вонючим
мешком... У нас такой воды — бездна../4 Вот и вы так делаете, гордясь
своей наукой: ведь эта же наука от нас пошла».
Ездили Константин и Мефодий также и с посольством к хазарам.
Они хорошо знали славянский язык и стремились создать славянскую
письменность. У южных славян не было в это время своего алфавита —
по словам одного болгарского писателя X в., они писали «чертами и
резами». Константин и Мефодий разработали на основе греческого
новый алфавит, который соответствовал славянскому языку, и стали
переводить на славянский язык Евангелие и богослужебные книги.
Таковы были люди, посланные в Моравию. Они сразу же начали
там энергичную деятельность: строили новые церкви, ввели богослу­
жение на славянском языке, распространяли славянскую письменность.
 Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 159

Здесь была создана школа для подготовки из местного населения свя­

щенников, умеющих читать по-славянски.
Однако деятельность Константина и Мефодия вызвала ожесточенное
сопротивление немецкого духовенства, понимавшего, что переход к
богослужению на славянском языке объективно означал бы усиление
независимости Великоморавского княжества и окончательно подорвал
бы их влияние на местное население. Немецкие священники заявляли,
что есть только три языка, избранных Богом, на которых ему следует
воздавать хвалу: еврейский язык — язык Ветхого Завета, священных
книг древних евреев, принятых также и христианской церковью; гре­
ческий язык, на котором написан Новый Завет, и, наконец, латинский
язык — язык римского папы. Немецкие священники не знали, что
многие соседи Византийской империи (копты, армяне, сирийцы) давно
уже перевели богослужебные книги на родной язык, что даже в ви­
зантийских монастырях можно было слышать молитву на грузинском
языке. Для византийского священника перевод богослужебных книг на
славянский язык не казался чем-то удивительным и небывалым. В на­
смешку над своими невежественными противниками Константин на­
зывал их «триязычниками».
Миссия Константина и Мефодия была послана с определенными
политическими задачами, но, как мы увидим дальше, эти политические
задачи не были выполнены: Великая Моравия не попала в сферу
византийского влияния. Но миссия Константина и Мефодия выполнила
огромную культурную задачу, содействуя насаждению славянской пись­
менности.
Однако положение Константина и Мефодия вскоре стало чрезвы­
чайно затруднительным. В августе 864 г. Людовик Немецкий с большим
войском снова вторгся в Моравию, одновременно в Паннонию вступили
болгарские отряды. Ростислав был осажден, начал переговоры с Лю­
довиком, выдал заложников и принес клятву верно служить немецкому
королю. Хотя победа немцев была временной и мир, заключенный с
Ростиславом, ненадежным, все же позиции немецкого духовенства
укрепились.
Тем временем изменилось положение и в Болгарии. Византийское
правительство, хотя, по-видимому, со значительным опозданием (мы
не знаем точно, когда это было: в 864 или в 865 г.) послало свои
войска в Болгарию. Война с мораванами, жестокий неурожай и после­
довавший за ним голод — все это ослабило сопротивление Болгарии.
Борис даже не решился в этих условиях начать военные действия: для
всех неожиданно болгарский князь принял крещение, но не от немцев,
как он собирался ранее, а от византийцев; после крещения он получил
новое имя — Михаил — в честь византийского императора.
Крещение Бориса вызвало волнения в Болгарии. В восстании уча­
ствовали жрецы, заинтересованные в сохранении старой языческой
религии, старого культа солнца и звезд; примкнули к восстанию и те
160 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин.

болгарские феодалы, которые хотели заключить тесный союз с Людо­

виком Немецким и вместе с немцами грабить паннонские земли. Но
восстание не пользовалось поддержкой народных масс: феодальный
бунт был скоро подавлен, а его вожди преданы смертной казни.
Болгария и папство. Принятие христианства Борисом от византий­
цев вызвало недовольство римского папы Николая, который рассчиты­
вал, что болгары будут крещены немецкими епископами и признают
власть главы западноевропейской церкви — римского папы. Он гото­
вился назначать своих приближенных на важные церковные посты в
новообращенной стране. И вместо этого Борис, спутав все карты рим­
ского папы, принял крещение от константинопольского патриарха —
не римские, а византийские священники наводнили страну, и ее бо­
гатства служили укреплению греческой церкви.
Но папа не отказался от борьбы за Болгарию, тем более что сам
Борис стремился использовать в своих интересах соперничество Рима
и Константинополя: уже в 866 г. к Николаю прибыло болгарское по­
сольство. Вместе с дорогими подарками послы привезли длинный список
вопросов, составленный Борисом и его советниками. Недоуменные воп­
росы мучали болгарского князя после его обращения: может ли хри­
стианин носить штаны? Дозволяется ли ему иметь несколько жен?
Прилично ли христианину похищать людей и обращать их в рабство?
Но более других интересовал Бориса один вопрос: нельзя ли создать
в Болгарии независимую церковь, во главе которой будет стоять патри­
арх.
Используя заинтересованность Бориса в освобождении из-под власти
константинопольского патриархата, папа отправил в Болгарию своих
легатов, которые объявили, что совершенное византийцами крещение
не имело силы и болгары должны креститься заново; вместо византий­
ских священников они рукополагали ставленников римского престола.
Однако папские легаты отнюдь не собирались признать болгарскую
церковь независимой. Тогда Борис снова обратился к константинополь­
скому патриарху, и в 870 г. болгарская церковь получила права ар­
хиепископии, хотя и подчиненной константинопольскому патриархату.
Укрепив свои позиции в Болгарии, византийская церковь смогла
вернуться к моравскому вопросу. В это время в Константинополе про­
изошли серьезные перемены: император Михаил III был убит, и его
сменил Василий I; патриарх Фотий, посылавший Константина и Ме-
фодия в Моравию, был смещен и сослан. Вполне естественно, что в
Константинополе не доверяли Мефодию (Константин умер в 869 г.,
приняв перед смертью монашеское имя Кирилла); когда моравская
церковь была объявлена архиепископией, архиеписком Моравии был
поставлен Агафон; это был опытный дипломат, возглавлявший впос­
ледствии посольство в Регенсбург.
В Риме должны были извлечь урок из поражения в Болгарии и
понять, что славянские князья стремятся создать самостоятельную
 Глава 10. Болгария, Византия и Великоморавское княжество в IX в. 161

церковь: сохранить свое влияние на Моравию папство могло лишь в

том случае, если бы оно признало за моравской церковью элементы
независимости. Вот почему после долгих колебаний папа Адриан II
объявил о создании архиепископии Паннонии и поставил архиепископом
популярного среди славян Мефодия.
Конец миссии «солунских братьев». Однако положение Мефодия
оказалось чрезвычайно трудным: в 870 г. немцы, опираясь на нитран-
ского князя Святополка, вассала великоморавского князя, сумели за­
хватить Ростислава в плен. Ростислав был обвинен в измене своему
сеньору, ослеплен и заключен в одном из баварских монастырей. Вслед
за тем был созван собор баварских епископов, где присутствовал и
Людовик Немецкий. Этот собор должен был судить Мефодия. Его
обвиняли в том, что он епископ без епископии, что он проповедует на
территории, которая находится в подчинении у зальцбургского и пас-
сауского епископов. Мефодий был осужден и брошен в тюрьму, а затем
отвезен во Фрейзенгенский монастырь.
Однако немецкое господство в Моравии продержалось недолго: про­
тив немецкого гнета вспыхнуло народное восстание, возглавленное
священником Славомиром, одним из учеников Константина и Мефодия;
даже Святополк принял теперь сторону Славомира. В 872 г. Святополк
одержал блестящую победу над баварскими отрядами и был провоз­
глашен Великоморавским князем. В 874 г. немцы признали независи­
мость Великой Моравии, хотя Святополк оставался вассалом немецкого
короля.
До 872 г. папа не имел оснований вмешиваться в судьбу Мефодия.
Низложение Ростислава и подчинение Великой Моравии немцам за­
крывало путь в Велеград византийскому архиепископу Агафону: мо­
равские земли оставались в подчинении римского престола. Победа
Святополка в 872 г. коренным образом меняла ситуацию и вновь
создавала угрозу установления тесных связей между Моравией и Ви­
зантией. Это было тем более опасно, что правительство Василия I
добилось в это время важных внешнеполитических успехов. Поэтому
уже весной 873 г. римский папа Иоанн VIII приступил к поискам
исчезнувшего архиепископа, отсутствия которого до сих пор никто в
Риме не хотел замечать. Через два с половиной года в Риме вспомнили,
что епископы не имели права судить архиепископа, подчиненного
непосредственно папе. Специальный папский легат был послан в Ба­
варию и должен был доставить паннонского архиепископа в его епархию.
Но деятельность Мефодия не встретила серьезной поддержки со
стороны господствующего класса Моравии, да и сам Святополк, добив­
шись независимости от немцев, отнюдь не был противником тех фео­
дальных порядков, которые существовали в Восточнофранкском коро­
левстве, поэтому он поддерживал немецких священников. Самое бо­
гослужение на латинском языке, непонятном для народа, должно было,
с точки зрения моравских феодалов, поднять авторитет государства и

11 Зак. 3585
162 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

церкви, внушить к ним почтение. Поэтому в самой княжеской церкви

богослужение велось на латинском языке.
Пока Мефодий был жив, его личный авторитет позволял в какой-то
мере поддерживать славянскую письменность и славянское богослуже­
ние. Но в 885 г. Мефодий умер. Паннонским архиепископом стал после
него немецкий священник Вихинг, пользовавшийся неограниченным
доверием Святополка. Ученики Мефодия были обвинены в заговоре;
их предали пыткам, их имущество разграбили, некоторых из них
продали в рабство венецианцам, других выслали за пределы страны.
Немецкое духовенство в Моравии торжествовало победу.
Ученики Мефодия нашли приют в Болгарии. Они поселились в
Македонии, в местечке Кутмичевица, где была открыта школа для
обучения славянской письменности. Эта славянская письменность яви­
лась важным фактором в укреплении самосознания болгарского народа,
в развитии болгарской культуры. В начале X в. болгарская литература
переживает невиданный для средневековья подъем. И этим она была
в значительной мере обязана деятельности Константина и Мефодия и
их учеников.
Если Болгария в начале X в. переживает политический и культурный
расцвет, то судьба Великоморавского княжества сложилась иначе. Оно
было лишено внутреннего единства, и вскоре после смерти Святополка
начался быстрый развал. Страна была разделена между его сыновьями,
и отдельные славянские племена стали выходить из-под власти слабевших
великоморавских князей. В начале X в. венгры разгромили Великоморав­
ское княжество: оно перестало существовать. Отказ от развития самосто­
ятельной славянской образованности, подчинение культурной жизни
страны иноземным (латинским и немецким) влияниям было результатом
ошибочной политики моравской знати, в значительной мере ослабившей
единство мораван.
 Глава 11
БОЛГАРСКАЯ ДЕРЖАВА ВО ВТОРОЙ
ПОЛОВИНЕ IX— ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ X в.

Социально-экономическое развитие Болгарии. В конце IX в. Бол­

гарская держава выступила на международной арене как одно из самых
могущественных государств Европы, претендующее на главную роль
среди христианских держав и оспаривающее это право у самой наслед­
ницы Римской империи — Византии. 30 лет беспрерывной жестокой
борьбы между Болгарией и Византией должны были решить вопрос о
гегемонии в Юго-Восточной Европе. В эту грандиозную борьбу оказа­
лись вовлеченными многие народы не только Балканского полуострова,
но и других стран Европы и Азии. Болгария надолго приковала к себе
внимание государственных деятелей и дипломатов этой эпохи. Активная
роль Болгарии в международных отношениях конца IX—начала X в.
не была случайностью: она была подготовлена всем ходом предшест­
вующего социально-экономического развития Болгарии.
Политическое могущество Болгарии того времени было основано
на серьезных успехах, достигнутых в области экономического развития
страны. К середине IX в. сельское хозяйство Болгарии стояло прибли­
зительно на таком же уровне, на каком оно находилось в странах
Западной Европы, и немногим уступало уровню развития сельского
хозяйства Византии. Болгары возделывали пшеницу, просо, ячмень,
овес, широко распространенные во всех областях страны, однако главное
место принадлежало при этом первым двум злакам. По всей Болгарии
было развито виноградарство и виноделие. Также повсеместным было
садоводство и огородничество, а лен, по свидетельству «Книги эпарха»,
был одной из основных статей болгарского вывоза в Византию. Пере­
сеченный характер рельефа Болгарии, богатые луга, поймы, горные
пастбища — все это благоприятствовало как разведению крупного ро­
гатого скота, так и овцеводству и свиноводству. Свиноводство, которым,
как известно, Болгария славилась тысячелетие спустя, достигло высо­
кого развития уже в этот период.
164 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

Значительно меньше в источниках известий о коневодстве в Бол­

гарии. В науке даже сложилось мнение, что коневодство в Болгарии
было одной из наиболее отсталых отраслей хозяйства. Но против этого
говорит следующий факт: со времени основания государства в Болгарии,
в котором на первых порах огромную роль играли недавние кочевники —
протоболгары, и до конца существования Первого Болгарского царства
большое место в вооруженных силах Болгарии принадлежало конному
войску.
Издавна и повсеместно болгарское население занималось также
птицеводством, рыболовством, пчеловодством. Медом и воском болгары,
особенно из междуречья Струмы и Вардара, вели оживленную торговлю
на рынках самого Константинополя.
Археологические находки на территории Болгарии свидетельствуют
о том, что орудия, употреблявшиеся болгарами в повседневном земле­
дельческом труде, и предметы быта широких слоев населения не от­
личались существенно от орудий и предметов, бывших в употреблении
в самой Византии.
Это, безусловно, является доказательством довольно широкого раз­
вития ремесел в Болгарии. Действительно, источники свидетельствуют о
том, что процесс отделения ремесла от сельского хозяйства в IX—X вв. в
Болгарии уже завершался. Иоанн Экзарх, болгарский писатель X в., упо­
минает о строителях кораблей, о медниках, золотых дел мастерах, ткачах,
кожевниках, оружейниках, кузнецах. При этом Экзарх делает весьма
любопытное замечание о том, что «человеческие искусства нуждаются
одно в другом». Иными словами, мы имеем право говорить о значительной
специализации ремесленного производства в Болгарии X в.
Археологические находки говорят о том, что в районах П л иски,
Преслава, Сердики и на среднем течении Струмы какая-то часть
болгарского населения занималась добыванием железа и меди из руд.
Развитие горного дела и металлообработки позволяло болгарским
князьям и феодалам хорошо вооружать армию. Археологи находят мно­
гочисленные и разнообразные предметы вооружения отечественного, бол­
гарского производства: секиры, мечи, сабли, боевые палицы, боевые косы,
наконечники копий и стрел. Больших успехов достигли болгарские гон­
чары. Несколько лет тому назад вблизи Преслава была открыта археоло­
гами керамическая мастерская начала X в. Найденные при этом сосуды
и керамические плитки, покрытые многоцветной поливой, поражают
высоким совершенством исполнения. Керамика этой мастерской не усту­
пала по качеству лучшим образцам гончарного искусства Константино­
поля этого времени.
Соседство с Византией, обладавшей высокоразвитым ремеслом, ши­
рокие связи с ней и странами арабского востока благотворно влияли
на развитие ремесла в Болгарии. Часть ремесел, таких, например, как
изготовление обуви, льняных тканей и грубых сукон из овечьей шерсти,
 Глава 11. Болгарская держава во второй половине IX —первой половине X в. 165

была широко распространена и в сельских районах. Однако все более

ремесленное производство, особенно металлообработка, сосредоточива­
лось в городах Болгарии.
Хотя городское население Болгарии, как и многих городов других
стран Европы, в течение нескольких столетий продолжало заниматься
земледелием, для большинства ремесленников земледелие уже носило
подсобный характер, все более отодвигаясь на второй план. Развитие
ремесла, совершенствование техники, усложнение производства требо­
вали всего времени ремесленника, если он хотел стать мастером своего
дела.
Известий о внутренней жизни болгарских городов этого времени со­
хранилось очень мало. Однако и сохранившихся упоминаний достаточно,
чтобы говорить об их значительном развитии. Такие города, как Пре-
слав — столица Болгарии, Преславец на Дунае, Доростол (Силистрия),
Тырнов, Сердика, Плиска стали крупными центрами ремесленного про­
изводства и торговли. По сообщению средневековых путешественников,
стена, окружавшая столицу Болгарии — Преслав и пригородные земли,
охватывала пространство, едва ли не равное крупнейшему городу того
времени — Константинополю.
На рыночных площадках важнейших городов Болгарии звучала
разноязычная речь купцов и торговцев, съезжавшихся сюда из разных
стран Европы и Азии.
Согласно сообщению русской летописи, Святослава пленили богат­
ства Преславца на Дунае и его выгодное торговое положение. Во второй
половине X в. этот город служил местом встречи купцов Чехии, Вен­
грии, Византии, Киевской Руси. Из Чехии сюда везли серебро, из
Венгрии — коней, из Византии — золото, драгоценные ткани, вино и
фрукты, из Руси — мед, кожи, воск и рабов. Вероятно, Преславец стал
крупным торговым центром уже в конце IX—начале X в. Через Бал­
канский полуостров, пересекая Болгарию, проходили важнейшие тор­
говые пути в Византию и на Восток. Один из этих торговых путей
пересекал Болгарию с северо-запада на юго-восток, проходил через
Сердику и заканчивался в Константинополе; другой путь связывал
западные районы Северной Болгарии с ее восточными районами и
проходил вдоль Дуная; третий вел к Константинополю по Черномор­
скому побережью; четвертый шел от берегов Адриатики через Охрид
к Солуни; с Солунью же было связано тесной постоянной торговлей
население Западной и Юго-Западной Болгарии, особенно население
плодородных долин Струмы (Стримона) и Вардара. В целом Северная
и Восточная Болгария стояли в наиболее оживленных торговых отно­
шениях с Константинополем, Западная и Юго-Западная — со вторым
крупнейшим центром империи — Солунью. Торговля, которую вели
болгары, особенно внутри страны, была по преимуществу меновой.
Вплоть до XIII в. болгарские цари не чеканили своих денег — монета,
166 А. П. Каждая, Г. Г. Литаврия

которую с ростом денежного обращения стали здесь применять, была

почти исключительно византийской.
В период, когда феодальная вотчина еще не сложилась окончательно,
когда подавляющее большинство государственных налогов и доходов
землевладельческой знати состояло из натуральных сборов (дани),
княжеская власть и ее ближайшее окружение были весьма заинтере­
сованы в торговле со странами высокоразвитого ремесла, где можно
было приобрести различные предметы роскоши, драгоценное оружие,
богатые ткани, изысканные яства, художественные изделия и т. п. Для
феодалов Болгарии такой страной была Византия.
Рост экономических богатств Болгарии не означал, однако, роста
благосостояния населения. В IX—X вв. совершается быстрое развитие
феодальных отношений в стране, углубляется дифференциация среди
свободного населения Болгарии, происходит обезземеливание свобод­
ного крестьянства и растет феодальное землевладение. Нищие и жалкие
болгарские крестьяне, рассказывает Иоанн Экзарх, жившие в убогих
соломенных хижинах, останавливались в удивлении и страхе перед
высокими палатами знати, пораженные их великолепием. Инкрусти­
рованные драгоценными камнями и металлом дворцы, шитые золотом
одежды, дорогое оружие князей и боляр казались сказочными задав­
ленному нищетой и тяжелым трудом болгарскому крестьянину.
Свободное крестьянство все более попадало в зависимость от круп­
ных собственников: боилов, боляр, старейшин, дружинников.
Вместо термина «свободники» в источниках IX—X вв. все чаще появ­
ляется термин «повинники», говорится о «властельских работах», «рабо­
тах в пользу владык земных», которые болгары должны были выполнять
для своих «господ», подобно рабам.
Пресвитер Козьма, болгарский писатель X в., говоря о росте ере­
тического антифеодального движения в стране, видит одну из причин
этого в насилии и угнетении, которому подвергался простой народ со
стороны старейшин, дружинников, князей церкви.
К концу IX—началу X в. благодаря особым милостям царя и
крупных боляр крупным землевладельцем и собственником в Болгарии
стали церковь и монастыри. Едва сто лет прошло со времени принятия
христианства Болгарией, а писатели X в. уже скорбят о падении нравов,
безделии и корыстолюбии праздного, ленивого и алчного духовенства.
По сообщению Козьмы, попы и монахи совершают «прикупы и откупы
многие» и занимаются «стяжанием нив и сел», «упиваются, грабят и
нет им препятствующего в этих злых делах».
Укрепление Болгарского государства. С развитием феодального
способа производства крепло и развивалось феодальное государство.
К середине IX в. класс феодалов Болгарии в этническом отношении
уже представлял собой единое целое: представители древней протобол-
гарской знати окончательно растворились в среде славянской знати.
 Глава 11. Болгарская держава во второй половине IX —первой половине X в. 167

Консолидация господствующего класса Болгарии вокруг царского пре­

стола в период интенсивного развития феодальных отношений способ­
ствовала росту авторитета и военного могущества царя Болгарии. Уп­
равление и система администрации страны получает более организо­
ванный и централизованный характер. Вся Болгария была разделена
на административные области, во главе которых стояли зависимые от
царя и подотчетные ему правители (кметы—комиты), в руках которых
были сосредоточены административные, судебные, фискальные и во­
енные функции.
Границы Болгарии были защищены системой крепостей с постоянны­
ми гарнизонами и сторожевыми отрядами.
В вооруженных силах Болгарии на смену ополчению свободных
крестьян постепенно приходят дружины феодалов, которые князь со­
бирал во время войны.
Скорее всего в конце IX в. была предпринята попытка упорядочения
судебного дела: появляется «Закон судный людем», в котором в зна­
чительной мере были использованы также нормы византийского права.
Основной целью этой кодификации права было укрепление и защита
феодальной собственности и в особенности прав и привилегий христи­
анской церкви.
В 893 г. царский престол в Болгарии занял младший сын Бориса —
Симеон (893—927).
Симеон был одним из самых выдающихся правителей Болгарии эпохи
Первого царства. Воспитанный при византийском дворе, блестяще по
тому времени образованный, властолюбивый, энергичный и безгранично
честолюбивый, он обладал незаурядным полководческим талантом, был
искусным дипломатом и крупным политическим деятелем. Он не мог
рассчитывать на престол Болгарии, потому что Борис, уходя в монастырь
в 889 г., назначил своим преемником старшего брата Симеона — Влади­
мира. Но Владимир процарствовал всего около четырех лет, так как был
свергнут своим отцом, на время оставившим монастырь, ослеплен и бро­
шен в тюрьму. Гнев отца Владимир вызвал попыткой ликвидировать
христианство в угоду племенной языческой знати. Такая политика вряд
ли могла способствовать росту международного авторитета Болгарии и
упрочению феодальных порядков в стране. Она шла вразрез с интересами
подавляющего большинства феодалов Болгарии, и Владимир жестоко
поплатился за свою авантюристическую попытку вернуть Болгарию к
язычеству.
Получив власть и сознавая возросшую мощь Болгарской державы,
Симеон мечтал не только о безраздельном господстве на Балканском
полуострове, но и о завоевании Константинополя и об императорском
троне державы ромеев.
Приход к власти Симеона совпал с событием, послужившим поводом
к тридцатилетней войне между Болгарией и Византией.
168 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

Первая война с Византией. В 894 г. два византийских торговца,

пользовавшихся расположением Стилиана Заутцы — фаворита импе­
ратора Льва VI, — добились перенесения болгарского рынка из Кон­
стантинополя в Солунь. Вдали от столицы они рассчитывали бескон­
трольно наживаться за счет болгарских торговцев.
Уже давно византийские политики надеялись, что с принятием хри­
стианства болгарами влияние Константинополя будет непрерывно возра­
стать в этой стране и она окажется в конце концов в полной зависимости
от Византии. Но этого не случилось ни в правлении Бориса-Михаила, ни
при Владимире: болгарские цари продолжали проявлять полную самосто­
ятельность не только во внешней политике, но и в церковных делах.
Поэтому отношения между обоими государствами становились все более
напряженными; перенесение центра торговли с болгарами в угоду двум
торговцам было бы, разумеется, невозможным, если бы императорский
двор не хотел этим актом подчеркнуть свою враждебность к Болгарии.
Как только известие о перенесении рынка дошло до Преслава,
Симеон отправил в Константинополь энергичный протест, требуя от­
менить это решение и угрожая войной в случае отказа. Протест Симеона
был оставлен без внимания.
Болгарские войска во главе с Симеоном немедленно вторглись в пре­
делы империи, не встречая серьезного сопротивления. Разбив византий­
цев в нескольких стычках, Симеон приказал отрезать носы пленным и
отослать обезображенных таким образом ромеев в Константинополь. На­
чалась первая война Симеона против Византии, продолжавшаяся до 896 г.
Встревоженный император, не ожидавший столь решительных действий
со стороны болгар, спешно вызвал из Италии лучшего полководца импе­
рии Никифора Фоку (Старшего), а кроме того, обратился за помощью к
венграм, сознавая невозможность быстро организовать отпор болгарам
своими силами.
Венгры в это время занимали еще территорию между Днепром и
Дунаем по северо-западным берегам Черного моря. Нападение венгров
оказалось полной неожиданностью для Симеона: северо-восточные гра­
ницы Болгарии были укреплены недостаточно. Через Дунай венгров пе­
реправил специально высланный для этого к его устью византийский
флот. Болгары успели лишь наспех «запереть» реку, перегородить ее
цепями и канатами, пытаясь воспрепятствовать флоту ромеев, но канаты
и цепи были разрублены, и византийский флот беспрепятственно выпол­
нил свою задачу.
Конное войско венгров ворвалось в Болгарию, уничтожая все на
своем пути: пылали города и села, вытаптывались посевы, уничтожались
сады; тысячи болгар были захвачены в плен, пытавшихся сопротив­
ляться беспощадно уничтожали. Венгры дошли до столицы Болгарии
Преслава, покинутого Симеоном, который укрывался в крепостях по
Дунаю, не осмеливаясь дать венграм решительное сражение. Население
 Глава I I. Болгарская держава во второй половине IX —первой половине X в. 169

оказалось беззащитным перед нашествием кочевников. Никифор Фока

вторгся в это же время в южные районы Болгарии, подвергая их
опустошению.
Нагруженные добычей и обремененные тысячами пленных, венгры,
наконец, двинулись обратно; лишь теперь следовавшие за ними бол­
гарские войска добились успеха в нескольких схватках.
Хорошо ознакомившись с приемами византийской дипломатии во
время своего пребывания в Константинополе, Симеон знал, что в случае
его вторжения в пределы империи крупными силами болгары снова
подвергнутся нападению с тыла. Симеон понимал также, что вести
войну на два фронта: с таким сильным врагом, как Византия, и с
полчищами кочевников — было не в его силах. Поэтому он решил
сначала ликвидировать опасность с севера.
Заключив перемирие с Византией и вступив в союз с печенегами,
кочевавшими в причерноморских степях, он выждал, когда значительные
силы венгров ушли походом в Паннонию, и одновременно с печенегами
напал на поселения и кочевья венгров. Жестокой была месть Симеона —
болгары убивали даже детей и женщин; разгром был настолько полным,
что вернувшиеся из похода венгерские воины собрали, как рассказывают
современники, оставшихся в живых и избежавших плена и навсегда по­
кинули черноморские степи, переселившись на среднее течение Дуная.
Согласно легенде, возникшей вскоре после этих событий, венгерские
воины в первое время после их переселения даже были вынуждены добы­
вать себе жен в набегах на соседние германские и славянские страны.
Развязав себе руки на севере, Симеон снова устремляется против
Византии, громит ее армию под Адрианополем и останавливается под
стенами Константинополя. Войны с Симеоном уже в этот период по­
ставили Византию в весьма затруднительное положение. Удачно начатое
в Южной Италии отвоевание некогда принадлежавших Византии земель
было прервано. Воспользовавшись неудачами империи, арабы начали
теснить Византию в Малой Азии, а арабский флот совершал все более
дерзкие экспедиции в Эгейском море.
Поэтому византийский двор был заинтересован в заключении союза
с Симеоном, который, хотя и одержал внушительную победу над ро­
меями, скоро убедился, что для штурма столицы империи он не рас­
полагал еще достаточными силами. В 896 г. под Константинополем
был заключен выгодный для Болгарии мир: Византия приняла на себя
обязательство выплачивать значительную ежегодную дань.
Однако мир не был прочным. Симеон рассматривал его лишь как
передышку, необходимую для подготовки нового наступления на им­
перию; ромеи в свою очередь нередко тревожили население южных
районов Болгарии. Отношения обострялись также и тем, что славянское
население значительных районов Фракии, Родопских гор, Южной Ма­
кедонии, Эпира и Фессалии, враждебно относившееся к византийским
170 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

властям, нередко поддерживало Симеона. Симеон пользовался этим,

и на границах Византии с Болгарией даже в период мира не прекра­
щались столкновения.
Вторая война против Византии. В 904 г. флот арабов неожиданно
осадил Солунь и после трехдневной осады в конце июля взял этот круп­
нейший после Константинополя город империи, подвергнув его страшно­
му разгрому. Попытки ромеев привлечь к обороне города живущих к
северу от Солуни славян дали незначительные результаты: большинство
славянских архонтов не явилось со своими отрядами, что всего вероятнее
было следствием их переговоров с Симеоном. Действительно, вскоре после
этого события границы Болгарии без какого-либо сопротивления со сто­
роны Византии оказались отодвинутыми на юг по самую Солунь. Полвека
тому назад в 20 км от Солуни был найден пограничный каменный столб
с высеченными на нем датой — 904 г. и надписью, из которой следует,
что столб был установлен для указания новой границы между Болгарией
и Византией.
Война возобновилась с новой силой после смерти императора
Льва VI. Симеон ждал лишь повода к этому, не переставая лелеять
мечту о превращении Константинополя в столицу огромной Балканской
державы. И повод вскоре представился. Сменивший Льва VI на визан­
тийском престоле его ничтожный и развратный брат Александр оскорбил
и отослал ни с чем болгарских послов, требовавших очередного взноса
дани. Этот безрассудный поступок правившего всего один год и умершего
в 913 г. Александра дорого обошелся Византии. Планам Симеона бла­
гоприятствовало и то, что после смерти Александра в регентском совете
при малолетнем императоре Константине VII Багрянородном, сыне
Льва VI, не было единства, а в столице и в провинциях империи
вспыхивали мятежи знати, недовольной новым правительством.
Для достижения своей цели Симеон решил попытаться установить
с константинопольским двором династические связи, рассчитывая, оче­
видно, что от родства с малолетним Константином недалеко до соим-
ператорства, а от него — до трона единоличного самодержца.
Византия оказалась в трудном положении. Правительство прибегло
к крайним мерам — к налогу на церкви и монастыри по всей империи,
чтобы собрать средства, необходимые для борьбы с болгарами. Во все
епархии империи были направлены с этой целью специальные «царские
люди»; патриарх одновременно разослал письма епископам, призывая
их содействовать сбору налога и предлагая князьям церкви лично
доставить в столицу собранные средства.
В 913 г. Симеон снова стоял под стенами Константинополя, требуя,
чтобы ромеи признали его соправителем императора и согласились на
брак между родственницей Константина и его сыном или (по другим
данным) между его дочерью и самим Константином. Испуганный ре­
гентский совет пригласил Симеона на переговоры, на которых удов­
 Глава 11. Болгарская держава во второй половине IX —первой половине X в. 171

летворил часть его требований: было решено женить Константина VII

на дочери Симеона. При этом и Симеону был пожалован важный
титул: то ли он был признан соимператором Константина, то ли —
василевсом (царем и самодержцем болгар), то ли получил кесарскую 1
корону (разные источники рассказывают об этом по-разному). Так или
иначе результаты переговоров на время удовлетворили Симеона, и он
прекратил военные действия. Однако война возобновилась уже в сле­
дующем году, когда в результате дворцового переворота в Константи­
нополе патриарх Николай Мистик был отстранен от регентства и мысль
о намечавшемся браке была отвергнута новыми правителями Византии.
В сентябре 914 г. Симеон взял Адрианополь, в следующие годы он
жестоко разорил многие области Фракии, районы, прилегающие к
Солуни, и побережье Адриатики близ Диррахия (Драча). Действия
византийских войск против Симеона были неудачны, хотя всякий раз,
когда Симеон уходил с основными силами на юго-восток Македонии,
византийские войска подвергали опустошению пограничные области
Болгарии. В результате переговоров с печенегами, которые занимали
теперь и места прежнего расселения венгров, Константинополю удалось
направить их против недавнего их союзника. Но набеги печенегов
коснулись лишь северной, придунайской Болгарии и не оказали суще­
ственного воздействия на ход войны, хотя влияние болгарского царя
на левом берегу нижнего Дуная было в результате этого потеряно
окончательно.
Скоро Симеон одержал еще одну крупную победу над греками. 20
августа 917 г. на реке Ахелой, близ Черноморского побережья, недалеко
от города Анхиала, произошла битва между болгарами и армией Ви­
зантии. Ромеи были наголову разбиты. По свидетельству византийского
автора, множество ромеев полегло в сражении, утонуло в реке и в
море во время бегства, было потоптано конницей и захвачено болгарами
в плен.
Эта победа, лишившая Византию значительной части ее регулярных
войск, сделала Симеона хозяином на Балканском полуострове. В этом
же году, согласно известию жития Луки Элладского, Симеону оказы­
вается подвластной территория Македонии; его войска прошли Фесса­
лию и Аттику — до Коринфского перешейка; влияние болгар сохрани­
лось здесь до смерти Симеона в 927 г.
На востоке границы Болгарии раздвигаются до Месемврии и Ан­
хиала, на западе — до Адриатического побережья (от Корфу до Дрины).
В сферу влияния Болгарии попала и Сербия.
Гордый своими победами, Симеон объявил себя «царем и самодерж­
цем болгар и ромеев», а болгарскую церковь — независимым от Кон­

1 К е с а р ь — один из высших титулов империи, жалуемый, как правило

предполагаемому наследнику престола.
172 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

стантинополя патриаршеством и надменно отверг предложения визан­

тийцев о мире. Между тем при константинопольском дворе произошли
события, окончательно лишившие Симеона надежды достигнуть своей
цели путем дипломатии и династических браков. Командующий ви­
зантийским флотом (друнгарий флота) Роман Лакапин начинает играть
главную роль в правительстве Константина VII; в 919 г. он выдал свою
дочь за императора, а осенью 920 г. стал соимператором. Место, на
которое метил Симеон, оказалось занятым; теперь для осуществления
своих планов Симеон должен был полагаться только на силу оружия.
Симеон требовал устранить Романа Лакапина от управления импе­
рией и открыть ему ворота столицы для торжественного въезда в нее.
Война продолжалась с новым ожесточением. Византийский двор
раздражало принятие Симеоном титула, который до сих пор никто не
осмеливался оспаривать у императора ромеев. Византийцы, однако,
уже не осмеливались в это время отрицать право Симеона называться
«царем и самодержцем болгар».
Патриарх Николай Мистик, знавший Симеона в период его жизни
в Константинополе, пишет Симеону многочисленные и длинные письма,
полные увещаний, просьб, мольбы о мире и унижения. Но Симеон не
хотел мира. Он вновь опустошает Фракию и доходит осенью 919 г. до
южной оконечности полуострова Галлиполи.
В 920—921 гг. византийское правительство строило планы широких
военных операций против Болгарии, но планы эти не были проведены в
жизнь; усилия византийской дипломатии, потерпевшей неудачу в созда­
нии союза против болгар из печенегов и сербов, сосредоточились теперь
на том, чтобы вырвать Сербию из-под влияния Болгарии и направить
против Симеона хорватов.
В 923 г. Симеон овладел Адрианополем. Убедившись в невозмож­
ности взять столицу империи без поддержки флота, Симеон отправил
в Египет тайное посольство к полунезависимому наместнику арабского
халифа с предложением о совместном штурме Константинополя. Со­
гласие арабов было получено, но на обратном пути послы Симеона и
арабское посольство были перехвачены византийскими кораблями и
увезены в Константинополь. Византийцам удалось купить мир с на­
местником халифа и разрушить намечавшийся опасный союз. Патриарх
снова умоляет Симеона о мире и согласии на переговоры. В это время
до Симеона дошли слухи о неудаче с посольством к арабам и о том,
что его ставленник в Сербии князь Захария изменил Симеону и вступил
в дружественные отношения с Византией. Поэтому после личного пись­
ма Романа Лакапина с просьбой о переговорах Симеон, наконец, со­
гласился встретиться с ненавистным ему правителем империи.
Встреча состоялась в сентябре 924 г. и не дала ожидаемых визан­
тийцами результатов. Свидание происходило на плоту в западной
оконечности Золотого Рога и было унизительным для византийского
 Глава 11. Болгарская держава во второй половине IX —первой половине X в. 173

императора. Некоторое время до встречи Роман Лакапин провел в

жаркой молитве и перед выходом из храма взял с собой как талисман
«священный пояс» Богоматери. Симеон, напротив, вел себя во время
свидания как хозяин положения. Он приехал к месту встречи верхом
в сопровождении пышной свиты уже после того, как пришедший пешком
император без головного убора ожидал его в специально построенной
на плоту беседке.
Симеон не дал никаких определенных обещаний в ответ на про­
странную речь Романа Лакапина. Не желая связывать себе руки ка­
ким-либо договором, Симеон, однако, на время прекратил военные
действия против Византии, чтобы снова подчинить себе Сербию и
разрушить союз хорватского князя Томислава с Византией.
Результаты политики Симеона. Первая попытка подчинения Сер­
бии кончилась, однако, неудачей — войско Симеона было разгромлено.
Понадобился второй поход, в результате которого Сербия была опу­
стошена и господство Болгарии восстановлено.
Однако это удалось с бблыпим трудом и потерями, чем рассчитывал
Симеон: сказались долгие годы войны и опустошений, усталость насе­
ления; росла и решимость народов многоплеменной державы Симеона
бороться за свою самостоятельность, нарастало антифеодальное дви­
жение и в самой Болгарии.
Попытка Симеона покорить Хорватию кончилась полным провалом,
войска болгар потерпели крупное поражение, едва ли не самое крупное
за весь период правления Симеона.
Истощенная войной держава Симеона заметно слабела. В Византии
знали, что народ Болгарии недоволен непрерывными войнами Симеона.
Император Роман Лакапин писал Симеону, что в 922—923 гг. около
20 тысяч болгар покинуло пределы Болгарии и переселилось в Византию,
так как, по словам Романа, им «опротивели твои (Симеона) военно­
любивые устремления и непримиримость». О неисчислимых бедствиях
войны, разорениях, пожарах, пленениях, гибельных для обеих сторон,
писал Симеону еще раньше и патриарх Николай Мистик.
Агрессивная политика болгарских феодалов не могла пользоваться
поддержкой широких масс населения Болгарии, так как велась она
исключительно в интересах знати и несла народу, на плечах которого
лежала вся тяжесть войн, лишь бедствия и разорение.
Симеон между тем по-прежнему продолжал строить честолюбивые
планы. Отношения с Византией снова обострились.
В 926 г. македонские болгары, по всей вероятности, с ведома Симеона,
совершили нападение на окрестности Солуни. С огромным напряжением
сил Симеон готовил новый поход на Константинополь, но в разгар этих
приготовлений скоропостижно скончался 27 мая 927 г.
Со смертью Симеона кончилась эпоха грандиозных войн между
Болгарией и Византией за господство на Балканском полуострове. Спор
174 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

и на этот раз не был решен. Вместе с увеличением международного

авторитета Болгарии, несколько подорванного, правда, неудачами в
последние годы правления Симеона, вместе с расширением границ на
юг и запад Болгарии эти войны принесли истощение экономическим
ресурсам страны и разорили население.
Вступивший на трон Болгарии после смерти Симеона его сын Петр
вынужден был отказаться от продолжения политики отца. Правящий
класс Болгарии склонялся к миру с Византией, и мир был заключен
в этом же 927 г. Византия обязалась при этом продолжать выплату
дани, которую она уплачивала Симеону.
Мир с Византией вскоре сменился союзом: царь Петр женился на
внучке Романа Лакапина и легко подчинялся политическому влиянию,
идущему из Византии. Время его правления — время постепенного ос­
лабления государства и нарастания противоречий как между господству­
ющим классом феодалов и угнетенными, так и внутри самого класса
феодалов. Через сорок лет после смерти Симеона западная часть Болгарии
отделилась от восточной. Распад государства облегчил завоевание севе­
ро-восточных областей страны Византией в начале 70-х гг. X в.
 Глава 12
ПАДЕНИЕ БОЛГАРСКОГО ГОСУДАРСТВА

В середине X в. и во второй половине столетия Болгария переживала

период постепенного упадка. Безмерное напряжение сил во время войн,
которые господствующий класс Болгарии вел в правление Симеона,
принесло свои плоды. Массовое разорение свободных общинников ус­
корило процесс исчезновения мелкой крестьянской собственности. Уси­
ливалось крупное землевладение, росла власть местных феодалов, упал
авторитет центральной власти.
Богомильство. Правление безвольного и набожного Петра совпало
с широким распространением в стране антифеодального богомильского
движения. Признаки проявления этой ереси наблюдались уже во время
царствования Симеона, однако в тот период она еще не достигла столь
грозных размеров, какие она получила теперь, распространившись по
всей стране.
Как и многие другие ереси периода средневековья, богомильская
ересь была ярко выраженной антифеодальной доктриной угнетенных
масс. В условиях, когда церковь, выражая интересы господствующего
класса феодалов, выступала «в качестве наиболее общего синтеза и
наиболее общей санкции существующего феодального строя», револю­
ционные учения угнетенных принимали по преимуществу форму бо­
гословских ересей. Название «богомилы», согласно одним источникам,
приверженцы этой ереси получили от имени ее основателя попа Бо­
гомила, жившего будто бы в первой половине X в. Согласно другим
источникам, еретики называли себя так, чтобы подчеркнуть, что «милы
(угодны) Богу» не служители официальной церкви, а именно они,
провозвестники «истинной, справедливой веры».
От времени возникновения ереси до нас не дошло ни одного памят­
ника, написанного самими еретиками, хотя источники нередко говорят
о богомильских книгах. Об учении богомилов известно главным образом
по сочинениям смертных врагов богомилов — представителей право­
славного духовенства. По счастливой случайности от X в. сохранился
замечательный памятник болгарской литературы, принадлежащий перу
176 А. П. Каждан, Г. Г. Литаврин

одного из таких служителей болгарской церкви — пресвитеру Козьме —

и подробно излагающий не только религиозные, но и социальные
воззрения богомилов. Этот памятник — «Слово Козьмы пресвитера про­
тив еретиков» — должен был служить целям опровержения учения
богомилов во всех его пунктах, поэтому он дает довольно полное —
хотя, разумеется, искаженное — представление об их учении.
Богомилы выступали с резким протестом против существующего
строя. Их пропаганда падала на благоприятную почву: обнищавшее
население, угнетаемое светскими и духовными феодалами, с готовно­
стью принимало учение богомилов. Суровый аскетизм еретиков, их
бедность и внимание к интересам и нуждам народа привлекали к ним
симпатии угнетенного населения, считавшего их истинными последо­
вателями Христовых заповедей. Свое учение богомилы распространяли
в первую очередь среди наиболее обездоленных и неимущих, среди
«простых и грубых людей из простонародья», как говорится в «Слове»
Козьмы и как подтверждают византийские источники.
Проповедь богомилов не ограничивалась обличением существующих
порядков — богомилы призывали народ на борьбу против этих порядков.
Козьма сообщает, что богомилы призывали народ не повиноваться
властям, что они хулили богатых, ненавидели царя, ругали старейшин,
укоряли боляр, называли «мерзкими Богу» работающих для царя и
всякому рабу не велели работать на своего господина.
Выражая интересы народных масс, претерпевших бесчисленные
мучения во время войн, богомилы резко выступали также против
агрессивной политики болгарских феодалов, проклиная войны и кро­
вопролитие.
Чтобы оправдать свои социальные требования, направленные на
ниспровержение эксплуататорского общества, в котором все матери­
альные блага доставались лишь феодалам и духовенству, богомилы
утверждали, что весь видимый материальный мир с его законами и
порядками не был создан Богом, что он, напротив, является порожде­
нием дьявола. Они призывали к отказу от всех радостей и удовольствий,
поскольку плоть также является порождением дьявола. Этот наивный
аскетизм еретиков служил мощным агитационным средством — народ­
ные массы видели, что в отличие от служителей официальной церкви
у богомилов не расходятся слова и дела, скромность и подвижничество
богомилов еще более оттеняли жадность, леность и иные пороки пред­
ставителей господствующего класса.
Особенно резкими были выступления богомилов против церкви.
Они отрицали Ветхий Завет, всю обрядовую сторону христианской
церкви, не признавали сами храмы и монастыри, торжественные бо­
гослужения, иконы, а также право служителей церкви на обладание
материальными ценностями, землями и селами крестьян. Они не при­
знавали церковной иерархии, учения отцов церкви, поклонения святым
и мощам, обличали алчность, праздность, лицемерие и пороки духо­
 Глава 12. Падение Болгарского государства 177

венства. Таким образом, богомилы отвергали христианскую церковь

как феодальное учреждение, как крупного собственника и эксплуата­
тора.
Движение богомилов грозило серьезными опасностями классу фео­
далов. Обеспокоенное правительство и церковь усилили гонения на
еретиков. Против богомилов предпринимались жестокие репрессии.
Пресвитер Козьма был вынужден признать, что ни пытки, ни цепи,
ни темницы не могли заставить богомилов отказаться от своего учения.
Этот служитель церкви призывал к уничтожению еретиков. «Пролитая
кровь богомилов, — заявлял он, — не будет поставлена в вину ее про­
лившему, а падет на головы самих еретиков».
В сочинении Козьмы ярко выступает роль церкви как верного
защитника интересов господствующего класса и надежного орудия уг­
нетения. Опираясь на авторитет Нового Завета, Козьма призывал народ
не слушать богомилов, «покоряться и повиноваться властям и владыкам»
и вообще «всем, имеющим власть», так как они «поставлены от Бога,
и этим властителям сопротивляющиеся сопротивляются Божьей воле».
Ополчаясь на отдельных представителей духовенства, роняющих своим
дурным поведением авторитет церкви в глазах народа, Козьма в то же
время отрицал за угнетенными всякое право на проявление недовольства
против погрязших в пороках священников, епископов и монахов, каковы
бы они ни были.
Богомильство возникло в Болгарии в результате углубления клас­
совых противоречий и в течение нескольких веков были знаменем
угнетенных в борьбе против феодальной эксплуатации. Оно широко
распространилось среди родственного славянского населения Сербии,
Боснии, Хорватии, Византии, а также среди угнетенного греческого
населения. Ересь возникла не как национальное, а как классовое
движение эксплуатируемых и находила живой отклик в соседних стра­
нах, где условия жизни народных масс были близки к условиям жизни
болгарского народа.
Таким образом, после окончания войн с Византией болгарские
феодалы столкнулись с мощным народным движением, угрожавшим
их господству в стране. Ведя беспощадную борьбу с богомилами и
опираясь при этом на аппарат государственной власти, феодалы Бол­
гарии создавали и укрепляли вместе с тем аппарат насилия в собст­
венных поместьях. Однако необходимость борьбы с народными движе­
ниями препятствовала росту центробежных тенденций.
Болгария в середине X в. Многие феодалы продолжали мечтать о
новых завоеваниях, недовольные прекращением войн с Византией и
проводившейся в окружении Петра политикой союза с константино­
польским двором. Против Петра возникает один за другим несколько
заговоров; византийское правительство, стремясь ослабить и постепенно
подчинить Болгарию, поддерживало мятежи болгарской феодальной
знати. Но эти мятежи ограничивались на первых порах борьбой за

12 Зак. 3585
178 А. Я. Каждан, Г. ГЛитаврин

царский престол и не вели к раздроблению страны на независимые

районы.
Авторитет Болгарии на международной арене был в середине X в.
еще высок. На приемах иноземных послов при константинопольском
дворе болгарским послам отдавали предпочтение перед послами гер­
манского императора, сажая их на более почетные места. Память о
поражениях, понесенных от болгар во время правления Симеона, была
еще слишком жива, и Византия исправно выплачивала Болгарии еже­
годную дань. Однако постепенно от политики осторожного выжидания
и сохранения мира с Болгарией Византия все более откровенно пере­
ходит к политике экспансии, к планам непосредственного подчинения
Болгарии своему господству.
Планам Константинополя способствовали столкновения болгар с сер­
бами, венграми и печенегами. В 931 г. в Сербии вспыхнуло восстание
против господства Болгарии, в результате которого образовалось незави­
симое государство.
Ставленник Симеона в Сербии Чеслав, вступив в переговоры с
константинопольским двором и получив оттуда поддержку, неожиданно
отложился от Болгарии и занял враждебную к ней позицию. Византия
всячески поддерживала новое государство, стремясь заполучить в нем
союзника в своей борьбе за Болгарию.
В этот же период заметную роль в Юго-Восточной Европе начинает
играть окрепшее Венгерское государство. В 30-х и 50-х гг. венгры совер­
шили несколько набегов на Византию, проходя при этом каждый раз через
территорию Болгарии и подвергая ее попутно разорению. Венгры не спра­
шивали при этом разрешения у правительства Петра, и оно, сознавая
невозможность оказать им отпор, было вынуждено заключить с ними
договор. Венгры могли отныне беспрепятственно проходить через терри­
торию Болгарии в своих набегах на Византию, обязавшись не чинить
насилий над болгарским населением. Этот договор, однако, не обеспечил
безопасности болгарам во время вторжений венгров и стал в то же время
поводом для Византии вмешиваться в дела Болгарии. Отношения с Ви­
зантией становились все более напряженными.
Положение Болгарии осложнилось еще более с появлением на се­
верных границах новой грозной опасности — печенегов. В 944 г. они
впервые перешли Дунай и подвергли Болгарию опустошительному
нашествию. С этих пор в течение полутора столетий их набеги были
настоящим бичом для болгарского населения.
Болгария и Киевская Русь. В этот период быстрого расширения и
усиления достигает Киевская Русь, владения которой все ближе при­
двигаются к северным берегам Черного моря, рассматриваемым Визан­
тией в качестве сферы своего политического влияния. В политике
правившего в этот период Киевской Русью Святослава наметилась
определенная тенденция объединить под своей властью в едином го­
 Глава 12. Падение Болгарского государства 179

сударстве все племена восточных славян. Опасаясь за судьбу своих

черноморских колоний и продвижения Святослава к устью Дуная, по
северным берегам нижнего течения которого жило несколько восточ­
нославянских племен, в Кон