Шломо Карлебах. Истории. "Мой ше-гут-шабес".

8 июня 2022

https://youtu.be/wdpQ4RClLoU

Реб Шломо рассказывал про Мойше-гут-шабес, Мойше-Шабат шалом, с которым он

познакомился только на один Шабат, когда ему было 14 лет. Этот человек оставил на нем
впечатление на всю жизнь.

Я добавлю, что это встреча оставила также музыкальную печать. Тот нигун, с которым
Мойшеле крутился все время, как дальше рассказано, превратился в нигун благословений реб
Шломо и его учеников.

Итак, рассказывает реб Шломо.

Мне было примерно 13 лет, когда Германия зашла в Вену. Мы ходили каждый день в школу.
Среди наших друзей были неевреи тоже. И вдруг все изменилось. Ненависть к евреям вдруг
проявилась самым ужасным образом. Мы не могли продолжать ходить по улицам, как обычно.
Подростки нападали на нас иногда, гнались за нами с ножами. Один раз мой брат-близнец Эли
Хаим уже не мог оставаться дома, так он вышел на улицу. На углу какой-то улицы его ожидал
какой-то мальчик, которого мы знали, он был наш друг. И он напал с ножом на моего брата. А
полицейский стоял и смеялся. Мой брат пришел домой не только раненый, но испуганный.

Вы понимаете? Вдруг дети сталкиваются с каким-то явлением, в которое невозможно было

поверить – с глубиной ненависти и зла. И тогда, в это время, в эту эпоху, в этот страшный,
темный период появляется человек, который изменил всю мою жизнь. Человек, который
научил меня смотреть на мир другими глазами.

Вы знаете, друзья, для того, чтобы расти, нужны учителя и родители, но иногда нужен еще
какой-то человек. Человек, встреча с которым оставляет в тебе след на всю жизнь.

Это был 1939 год. Мой отец был главным раввином города Баден под Веной. Было несколько
синагог в городе, но мы не могли выйти из дома и молиться, потому что идти по улице стало
опасно. Немцы нападали на евреев и били, жестоко избивали. Власти тоже постоянно
арестовывали евреев. Многие исчезли – вышли из своих домов и не вернулись.

Чтобы хотя бы в субботу можно было молиться вместе, мой отец организовал миньян у нас в
доме. Молитва начиналась в 6 утра, чтобы все успели вернуться домой до 8-ми, потому что это
время, когда улица начинает наполняться людьми. Помню, что в каждый Шабес евреи
приходили к нам рано утром. Молитва была очень быстрая, можно было чувствовать этот страх.

Весь день мы были заключены в доме, я и мой брат, и поэтому чувствовали огромную
потребность видеть людей. Мы так ждали этот миньян в субботу утром, мы вставали рано
утром, сидели у входа, и каждый раз, когда кто-то стучал, мы бежали открыть. Испуганные
евреи просачивались внутрь, быстро-быстро молились. После Кидуша, после маленького
быстрого Кидуша они возвращались в свои дома, как можно быстрее.
Одним прекрасным утром, наверное, это была глава Бемидбар, Шабат перед Шавуотом. Стук в
дверь. Я открываю, передо мной стоит еврей, который отличается от всех тех, кого я встречал
раньше – борода, пейсы. Он не «просочился» внутрь, как все, он стоял передо мной прямо и
лицо его светилось. Царь. Знаете, что такое царь? Царь – это человек, у которого нет ни
капельки страха. И этот особенный еврей начал петь: «Гут-шабес. Гут-шабес. Гут-шабес. Гут-
шабес», - так он начал петь.

- Пойте вместе со мной, друзья! Гут-шабес. Гут-шабес. Гут-шабес.

Так рассказывает реб Шломо.

Он зашел, я закрыл за ним дверь. Он начал крутиться по комнате туда-сюда и продолжает петь:
«Гут-шабес. Гут-шабес. Гут-шабес». Тогда он обращается ко мне, и с тем же нигуном, который он
поет, он говорит мне:

- Как тебя зовут?

Я не хотел ломать эту атмосферу, я ему ответил с тем же нигуном:

- Меня зовут Шлойме. А как зовут вас?

И так они на этой ноте беседовали:

- А меня зовут Мойше. Гут-шабес. Гут-шабес. Гут-шабес.

Его не звали Гут-шабес, но мы не могли, я и мой брат, мы его звали только Мойше-гут-шабес.

Тут собрались еще люди и начали молиться. Вы знаете, что самая особенная молитва в Шабат
утром – это «Нишмат Коль Хай», «Душа Всего Живого». «Душа Всего Живого Благословит Твое
Имя». Я не хочу сказать ничего плохого, но еврей, который молился перед омудом, который
вел молитву, он говорил этот «Нишмат» очень быстро. Он проглатывал слова. Я смотрел на
Мойшеле и видел, что ему это тяжело. В какой-то момент он уже не мог сдержаться и он сказал
этому кантору:

- Что ты делаешь? Наша молитва должна подняться наверх. Вместо этого она опускается вниз.

Все замолчали. Тогда он сказал чуть-чуть спокойней:

- Пусть Всевышний удостоит нас долгой жизни. Но в эти страшные дни что мы можем? Может
быть, это наш последний Шабес. И так говорить «Нишмат»?

Тот кантор был немножечко смущен и немножечко злился. И он сказал моему отцу:

- Это максимум, что я могу. Если товарищ хочет меня заменить, пожалуйста.

Мой папа сделал знак Мойшеле: «Иди и молись». Я хочу, чтобы вы понимали: с этого момента
уже никто не смотрел на часы. Мойшеле начал петь – спокойно, слово в слово: «Нишмат Коль
Хай…». Очень красивая молитва. И со своим гут-шабесным нигуном молился несколько часов. И
вдруг Шабат наполнил весь дом, весь мир: «Душа Всего Живого Благословит Твое Имя». Всех
людей, весь мир, не будет больше зла в мире.

Это было выше, чем Йом-Кипур. Кто знает, будет ли еще такой «Нишмат» до прихода Машиаха.
Мы закончили мусаф около 11-ти. Тогда моя мама принесла вино и пирог, чтобы сделать
Кидуш. Послушайте, во время молитвы окна были закрыты, ставни были закрыты, чтобы
снаружи было не видно. Тогда все обратились к хазану и сказали:

- Мойшеле, ты так красиво молился. Сделай нам Кидуш!

Он ответил:

- Как я могу делать Кидуш? Как я могу сообщить миру про Святую Субботу, когда все окна
закрыты?

И он пошел открывать окна.

- Мойшеле, - ему говорят, - ты не знаешь, что сейчас происходит в мире? Люди на улице хотят
убить нас.

Слушайте, друзья, что этот человек сказал. Я запомнил это на всю жизнь. Он остановился на
минуту и сказал:

- Вы знаете, кто эти люди, которые хотят убить нас? Это наши родственники и сыновья Эйсав А
кто такой Эйсав? А Эйсав сын Ицхака, брат Иакова. Вы знаете, что произошло с дядей Эйсавом?
Он забыл про Шабат. Если бы он помнил о Шабат, может быть, он изменил бы свою дорогу.
Весь наш Кидуш будет достаточно сильный, если мы сообщим всему миру, что есть Шабат.
Сегодня Шабат. Может быть, они перестанут ненавидеть нас.

Я не знаю как, но вдруг весь страх ушел, никто больше не думал остановить Мойшеле. Он
открыл ставни, открыл окна. Стакан с Кидушем в его руках, он высунулся наполовину из окна.
По улице ходили нацисты в форме, а Мойше не обращал на них внимания. Он начал Кидуш
своим обычным мотивом. Ничего не случилось чудесным образом.

Молитва закончилась, люди убежали из дома. Я надеюсь, что все дошли до дома
благополучно. Тогда Мойше обращается к моему отцу и говорит:

- Уважаемый рав! Я вынужден остаться у вас здесь до ночи.

Он рассказал, что его ищут нацисты, и что если он сейчас будет ходить по улицам, то его
поймают. На следующее утром мы действительно видели его имя, его фотографию на
нескольких улицах. Он находился в «черных списках» тех, за кем охотится полиция. Мойше
Гешель – так его звали.

Знаете, что он сделал, чем он «согрешил»? Он был из Вены, не из Бадена, и он заботился о

семьях тех, кто были арестованы на улице и высланы в концлагеря. Это происходило часто, так
что сотни детей и женщин остались без поддержки и без заработка. И Мойше организовал сбор
денег и обеспечение продуктами этих семей. Каждую ночь он ходил, чтобы принести еду этим
семьям. Один раз его поймали нацисты в середине его деятельности, но он убежал. «Личный
враг фюрера» - так он назывался в объявлениях.

Я не забуду этот Шабат с Мойше-гут-шабес. Он все время пел: «Гут-шабес. Гут-шабес». Он так же
говорил, с таким же мотивом. Мы сидели вместе с ним на трапезе, на второй трапезе, на
третьей трапезе. И я вам скажу: мы не слышали от него ни одного дурного слова ни о ком. Или
он пел: «Гут-шабес», или он говорил слова Торы. В основном, он повторял слова Торы Рабби
Нахмана. Потому что несмотря на то, что он рассказал, что он потомок ребе Авраама-Йеошуа
Гешеля из Опты, но сам Мойше был хасидом Рабби Нахмана. Вам это покажется странным, но
для меня это было первый раз, что я услышал имя Рабби Нахмана.

Мойше происходил также от Святого Ружинского Ребе, рабби Исраэля из Ружина. Вы знаете, это
интересно. Ружинский, и его сыновья, у них были короткие бороды. Говорят, что это потому, что
они потомки Царя Давида. Где-то написано, что у Царя Соломона была короткая борода, у
Мойше тоже была короткая борода и длинные пейсы. Я спросил у него:

- Этот замечательный нигун, который вы постоянно поете, чей он?

Но я не получил ответа. Мы думали, что, может быть, это Рабби Нахманский нигун. Потом я
встретил несколько бреславских хасидов, никто из них не знал этот мотив. По-видимому, это
был нигун самого реб Мойше и он не хотел об этом рассказывать.

Закончился Шабат, и он сказал:

- Я вернусь сюда в среду ночью. Когда я постучу 7 раз, знайте, что это я.

Мы были очарованы – и я, и мой брат, он затронул наши души. В среду ночью мы не могли
заснуть, только в 4 утра мы услышали стук. Посчитали до 7-ми, открыли. Мойше – его лицо
было полно радости, без страха. И он начал петь: «Гут-шабес. Гут-шабес. Гут-шабес». Раньше мы
не знали, что можно петь «Гут-шабес» в среду.

Я вспоминаю, что еще один был стих, который он постоянно говорил: «Цур Исраэль. Цур
Исраэль», «Защитник Израиля, защитник Израиля. Встань на помощь Израилю, избавь Иудею и
Израиль».

Мойше пришел, чтобы попрощаться с нашей семьей. Рассказал, что он должен оставить Вену,
свою жену и детей. Он собирался поехать в Лондон, оттуда в Эрец-Исраэль. С тех пор мы его не
встречали. Мы тоже уехали из Вены и, в конце концов, слава Б-гу, приехали в Америку.

Прошли годы. И этот человек, и его мотив остались в наших сердцах, но мы не знали, что с ним.

Когда в 1966 году мы открыли Дом Любви и Молитвы в Сан-Франциско, первое, чему я научил
молодежь, было – как сказать: «Шабат шалом» на мотив Мойше-гут-шабес. И я сказал, что уже
в среду можно говорить: «Гут-шабес».

Я рассказал сотням молодых людей послание Мойше: в самые тяжелые ночи нужно
продолжать говорить: «Шабат шалом».

Это еще не вся история. Подождите. В 1972 или 1973-м году я шел по улице Бен Иегуда в Тель-
Авиве. И кто-то за мной кричит мне:

- Извините, вы Шломо Карлебах из Баден под Веной?

Я повернулся и сказал:

- Да, я вырос в Бадене.

Я не узнал этого человека, но он сказал:

- Я тоже оттуда. Скажи мне, ты помнишь Мойшеле?

Это удивительно. Были сотни Мойшеле в Вене, 200 тысяч евреев жили в Вене и вокруг перед
войной. Я сказал:

- Ты имеешь в виду Мойшеле-гут-шабес?

По-видимому, это где-то у меня в голове было.

- Да-да, - он говорит.

Я подумал: может быть, он здесь, в Эрец, может быть, в Бней-Брак? Как бы я хотел его
встретить. Но вместо этого я спросил:

- Он еще жив?

- Пойдем со мной на море, - он сказал, - посидим, поговорим, я тебе расскажу.

Был конец дня, солнце еще светило, были уже облака. Как он плакал, этот человек из Бадена!
Он так рассказывал:

- Я очень хорошо знал Мойше. Ты знаешь, что нацисты искали его и что он не мог уехать из
Австрии под своим настоящим именем. В конце концов, он достал поддельный паспорт,
английский. Он уже сидел вместе со своей женой и детьми в вагоне, чтоб выехать из Вены. Он
хотел доехать до Лондона, оттуда – в Эрец-Исраэль. Я сидел рядом с ним в вагоне, его жена ему
все время говорила: «Мойше, пожалуйста, помолчи. Это опасно», потому что он все время пел:
«Гут-шабес. Гут-шабес». Мойше откликнулся на ее просьбу и сидел тихо.

Когда поезд начал двигаться, он сказал своей жене:

- Мы все время жили в Вене. Я должен еще раз сказать: «Шабат шалом».

Никто не мог его остановить. Он открыл окно и начал петь: «Гут-шабес». По-видимому, кто-то на
платформе обратил внимание. Остановили поезд, вытащили из него Мойше. И там на
платформе нацисты начали бить его, пока он не умер. Я клянусь тебе, до последнего вздоха
Мойше не прекращал петь: «Гут-шабес. Гут-шабес».

Братья и сестры, вы знаете, что делает Мойше на Небесах? Он поет постоянно. Пойте вместе со
мной: «Гут-шабес. Гут-шабес. Гут-шабес».

Послушайте, друзья, это не конец истории. Несколько лет назад меня пригласили петь на бар-
мицве в Манчестере в Англии. Я вылетел из Тель-Авива в пятницу утром. Самолет отправлялся в
Лондон, оттуда я должен был в воскресенье лететь в Манчестер. Уже сидели в самолете, когда
сообщили в самолете, что есть забастовка в Англии, поэтому сначала самолет остановится в
Цюрихе. Сообщили, что прибытие в Лондон будет переноситься на 14 часов. Понятно, что с
моей точки зрения это было невозможно, это был уже почти Шабат. Рядом со мной в самолете
сидел еврей, я спросил его:

- Что делать? Я должен быть в Манчестере. Я приглашен в воскресенье в 2 часа дня.

Он сказал:
- Слушай, что делать. Возьми самолет из Цюриха в Брюссель, оттуда лети в Антверпен, и тогда
ты прибудешь перед Шабатом. В воскресенье в 6 утра бери поезд, который идет из Бельгии в
Англию, через Ла-Манш, и ты приедешь в Лондон в 10 и сможешь приехать в Манчестер
вовремя.

Я принял его совет. Я приехал в Антверпен за 2 часа до Шабата, снял комнату в гостинице,
вышел на улицу там, где ходят евреи. Через несколько минут я встречаю человека, которого я
знаю.

- А, Шломо, - он мне кричит, - ты здесь на Шабес? Я буду рад, если ты придешь ко мне в гости.

Мы разговариваем. Проходит мимо нас молодой человек, который привлек мое внимание, он
был похож на царя, царского сына. Он мне показался кем-то знакомым. Он остановился рядом
со мной и сказал:

- А, Шломо Карлебах? Можно пригласить тебя на Шабес?

Я ему ответил:

- Спасибо, но меня уже пригласил этот святой еврей.

- Тем не менее, - он сказал, - дай мне свой номер. Я попробую сделать проводы Субботы у себя
на исходе Субботы и пригласить тебя.

После того, как он отошел, я спросил первого еврея:

- Скажи мне, кто этот хасидский молодой человек? Мне кажется, что я его знаю.

- Ты не знаешь? Это Лейзер, сын Мойше Гешеля. Я слышал, что вы были знакомы с ним в Вене и
называли его Мойшеле-гут-шабес.

И да, я вспомнил, что Мойшеле говорил, что у него есть сын, которого зовут Лейзер. Он очень
похож на своего отца. И как все потомки Ружинского – короткая борода и длинные пейсы.

На исходе Шабата были проводы Субботы у Лейзера. Я его спросил:

- Скажи мне, Лейзер, ты помнишь нигун своего папы?

Он был слишком маленький, чтобы помнить. Ему, может быть, было 4 года, когда убили его
отца. Я сказал Лейзеру:

- Ты знаешь, я вдруг понимаю, что забастовка в Лондоне прошла только для того, чтобы я мог
прийти и передать тебе нигун твоего папы. Я научил Лейзера и всех присутствующих этому
святому нигуну Мойшеле-гут-шабес. Пол был мокрый от слез. Я чувствовал, что я возвращаю
Лейзеру те миллионы, которые его папа мне оставил.

Вот такая майса. Очень пересекается с тем, о чем мы говорили утром – страх смерти. Есть люди,
которые преодолевают страх смерти.