Гомельский областной исполнительный комитет

Учреждение образования
«Гомельский государственный университет
имени Франциска Скорины»
Кафедра истории славян и специальных
исторических дисциплин
НИИ истории и культуры восточнославянских народов

СЛАВЯНСКИЙ МИР ПОЛЕСЬЯ

В ДРЕВНОСТИ И СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

Материалы международной научной конференции

19-20 октября 2004 г.
Гомель

Под общей редакцией O.A. Макушникова

Гомель 2004
УДК 903 (47)+947 (=161) (063)
ББК 63.442.7 (235)+63.444 (235)+63.3(2)2-91 Я 431
С 471

Рецензенты:
к.и.н. Шадыро В.И. (Институт истории НАН Беларуси)
к.и.н. Тарасов С.В. (Институт истории НАН Беларуси)

Редакционная коллегия: к.и.н. O.A. Макушников (главный редактор),

к.и.н. H.H. Мезга., к.и.н. O.A. Ященко, к.и.н. С.Б. Жихарев,
С.Н. Седлярова (редактор)

Славянский мир Полесья в древности и средневековье: Материалы Международной

историко-археологической конференции (19-20 октября 2004 г.) / Гомельский областной
исполнительный комитет, Учреждение образования «Гомельский государственный уни-
верситет имени Франциска Скорины», кафедра истории славян и специальных историче-
ских дисциплин, НИИ истории и культуры восточнославянских народов. - Гомель, 2004.
Ред. кол. O.A. Макушников (гл. ред.) и др. - Гомель. - 205 с.

ISBN 985-439-123-Х

В сборнике рассматриваются актуальные вопросы истории и археологии Полесского

региона - колыбели славянской цивилизации. Главное внимание уделяется проблемам
поиска славянской прародины, изучению раннеславянского и восточнославянского
культурогенеза. В издании широко представлены результаты новейших исследований
ученых Беларуси, России, Украины и Канады.

УДК 903 (47)+947 (=161) (063)

ББК 63.442.7 (235)+63.444 (235)+63.3(2)2-91 Я 431

ISBN 985-439-123-Х
© УО «ГГУ им. Ф. Скорины», 2004
 СОДЕРЖАНИЕ

Акимов Д.В. (Воронеж)

Памятники рубежа древности и средневековья на Верхнем Дону.... 6
Багамольнікава Н. А. (Гомель)
Этнанімічныя назвы ў тапаніміі Усходняга Палесся ......................... 10
Башкатов Ю.Ю. (Киев)
К вопросу о времени появления пойменных поселений зарубинец-
кой культуры в Среднем Поднепровье (на примере поселения Луг IV
(Оболонь)) .............................................................................. 14
Болбас B.C., Сычова І.С. (Мазыр Гомельскай вобл.)
Выхаваўчы патэнцыял трактата М.Літвіна .......................................... 18
Бровкин Е. А. (Гомель)
Изучение проблемы локализации славянской прародины на заняти-
ях по истории южных и западных славян........................................ 21
Бруевич Н. И. (Гомель)
Малые городища Посожья..................................................... 24
Воронятов С. В. (Санкт-Петербург)
Планиграфия и домостроительство Почепского селища................ 28
ВяргейВ. С. (Мінск)
Металургічны комплекс на раннеславянскім паселішчы Снядзін-2.. 34
Гавритухин И.О., Лопатин Н.В., Обломский А.М. (Москва)
Новые результаты изучения раннеславянских древностей лесного
Поднепровья и Верхнего Подвинья (тезисы к концепции славянского
этногенеза) .............................................................................. 39
Галко В.И. (Гомель)
Природно-климатические условия Полесья и зерновое хозяйство
славян в первой половине I тыс. н.э. ............................................. 50
Ганецкая I. У. (Мінск)
Храналогія культурнага пласту ў Глускім замку ................................. 55
Гринь Е. В. (Чернигов)
Средневековые археологические памятники Полесья в топографи-
ческих описаниях Новгород-Северского наместничества последней
четверти XVIII в. ...................................................................... 59
Дробушевский А. И. (Ветка Гомельской обл.)
Домостроительство и планировка поселений Нижнего Посожья на
рубеже н.э. .............................................................................. 61
Дубицкая H. H. (Минск)
Поселение Симоновичи на р. Птичь ........................................ 66
Егорейченко А. А. (Минск)
Белорусское Полесье в первой половине I тыс. н.э....................... 76

3
Калечьщ А. Г. (Мінск)
Канстанцін Міхайлавіч Палікарповіч (да 115-годдзя з дня на-
раджэння)................................................................................ 82
Коваленко В.П. (Чернигов), Мезенцев В.И. (Торонто), Моця А.П. (Ки-
ев), Сытый Ю.Н. (Чернигов)
Батурин - неизвестный город Южной Руси................................ 87
Колабава L H. (Мінск)
Скарбы i адзінкавыя знаходкі макет XIV—ХУстст. на тэрыторыі
Беларускага Палесся (матэрыялы) ................................................ 95
Крывальцэвіч М. М. (Мінск)
Новыя даныя па храналогіі сярэднедняпроўскай культуры............ 98
Курашова H.A., Макушнйков O.A. (Гомель)
Погребальный убор жительницы Нижнего Посожья конца ХІ-ХІІ в.
(по материалам Абакумовского могильника).................................... 102
Лосев Р. Н. (Гомель)
Разведочные исследования на средневековом поселении возле д.
Мохов на юго-востоке Гомельщины в 2004 г. ................................. 111
Лупіненка Ю.М. (Гомель)
Археалагічныя сведчанні аб старажытнарускім княскім паляванні... 112
Луценко Р. (Чернигов)
К вопросу ö тризне-состязании............................................................ 119
Лысенко П. Ф. (Минск)
К вопросу об учреждении Туровской епархии................................... 121
Ляшкевіч Э. А. (Мінск)
Археалагічныя крыніцы пра здабычу асятровых на Прыпяці............ 127
Макушников O.A. (Гомель)
Мохов - крупнейший археологический комплекс Х-ХІ вв. на юго-
востоке Беларуси ...................................................................... 131
Пилипцевич В.В. (Минск)
К вопросу о поздней дате зарубинецкой культуры в Верхнем По-
днепровье ............................................................................... 134
Поляков Г.П., Карпов Д.А. (Брянск)
Древний Мглин по материалам Брянского краеведческого музея и
раскопкам 2002 года....................................................................................... 143
Разлуцкая A.A. (Минск)
Об остатках животных из раскопок культового комплекса Струга-2 147
Рассадин С. Е. (Минск)
Германские имена раннеславянского вождества.................................. 154
РябцевичВ.Н. (Минск)
Пинские клады 1804 и 2002 гг................................................................ 159
Сытый Ю. Н. (Чернигов)
О тенденциях развития печи в жилищах Полесья и об одном виде
декоративной керамики .............................................................. 163

4
Телепень С.В. (Мозырь)
Из истории казачества в Белоруссии........................................ 166
Терпиловский Р.В. (Киев)
Славяне Поднепровья в I-V веках н.э. ...................................... 170
Тимофеенко А.Г. (Гомель)
Памятники Х-ХІП вв. в окрестностях г. Лоева Гомельской области. 176
Туманов Э.В., Бондарева К.В. (Гомель)
Антропологические определения костных останков из захоронений
Моховского могильника X-XI вв. ................................................... 180
Чаропка С. А. (Гомель)
Казакі наПалессі летам 1648 года .............................................. 184
Чубур А. А. (Брянск)
Микрорегион Чечевизня и некоторые вопросы этнокультурных
процессов в раннем железном веке бассейна Днепра ......................... 186
Щеглова О. А. (Санкт-Петербург), Седин A.A. (Могилев)
Изделия из свинцово-оловянных сплавов с городища Никодимово.. 190
Ясновская Л. В. (Чернигов)
Исследователь Черниговского и Новгород-Северского Полесья...... 194
Язэпенка І.М. (Мінск)
Новыя дадзеныя па позненеалітычных паселішчах поўначы Го-
мельскага Палесся..................................................................... 198

5
 Д.В. Акимов (Воронеж)

Памятники рубежа древности и средневековья на Верхнем Дону1

Исследование памятников рубежа древности и средневековья на

Верхнем Дону насчитывает уже более десятилетия. За это время раскопками
их изучено свыше двух десятков. Все они по хронологии в основном уклады-
ваются в позднеримский и раннегуннский периоды (2-я четв. - сер. I тыс.
н.э.). Большая часть материалов уже опубликована [1, с. 21-48; 2, с.128-133;
3, с.60-71; 4, с.11-121; 5; 6, с.143-158; 7, с.42-84]. Накоплена источниковая
база, достаточная для того, чтобы подвести некоторые итоги исследований.
Рассматриваемые древности подразделяются на два культурных круга:
типа III Чертовицкого - Замятино и типа Каширки 2 - Седелок. Основанием
для их разделения послужили явные культурные различия, проявившиеся в
особенностях топографии, домостроительства и, особенно, в составе керами-
ческого комплекса [2, с. 133].
Бытовые памятники рубежа древности и средневековья представлены
как городищами, так и селищами. Городища известны пока только среди по-
селений типа III Чертовицкого. Они расположены на высоких мысах корен-
ного берега. Их укрепления во 2-й четверти-середине I тыс. либо были пере-
строены на основе старых, либо были возведены заново. Селища чертовицко-
го типа занимали невысокие мысы или возвышенные участки поймы. Посе-
ления этого круга тяготеют к крупным рекам - Дону и Воронежу.
Памятники типа Каширки-Седелок представлены неукрепленными по-
селениями, которые располагались на склонах первой надпойменной террасы
или на склонах обводненных оврагов. Селища этого круга располагаются у
русел небольших речек и ручьев и тяготеют к черноземным почвам.
Жилища представлены преимущественно полуземлянками. Большинст-
ву из них присущи характерные признаки построек киевской культуры, а так-
же полуземлянок черняховской культуры Верхнего и Среднего Поднестровья
и Среднего Поднепровья. Для тех и других характерны квадратная в плане
форма, глиняные печи в углу и печь-камин, врезанная в материковую стенку
котлована, а также глинобитные или вымощенные черепками очаги по цент-
ру или в углу постройки. Кроме того, с киевскими жилищами некоторые из
верхнедонских построек роднит наличие центрального столба, с Черняхов-
скими - печь, возведенная с применением камня.
Наземные постройки распространены в основном на поселениях типа
Каширки-Седелок. Они выявляются по концентрации обожженной глиняной
обмазки и иногда — по следам столбов по периметру. На поселениях этого
круга раскопано около пяти наземных домов площадью более 60 кв. м. Такие

1
Работа выполняется при финансовой поддержке Российского гуманитарного
научного фонда по проекту 03-01 -00244а/ц
 постройки известны в черняховской культуре и находят аналогии среди гер-
манских древностей Центральной Европы и Южной Прибалтики.
Среди наземных домов площадью менее 30 кв. м, в целом также до-
вольно широко распространенных в черняхове, выделяются две наземные
постройки Каширки 2, которые, по мнению А.М. Обломского, имели камен-
ные основания [1, с. 39]. Подобные сооружения распространены в Северо-За-
падном Причерноморье между низовьями Днепра и Днестра, где они отража-
ют традиции местного позднескифского и античного населения. Наконец, ос-
татки каменного сооружения, врезанного во внутренний склон вала III Черто-
вицкого городища, по всем конструктивным признакам обнаруживают прак-
тически полную аналогию укреплениям из камня на Черняховском городище
Башмачка в Нижнем Поднепровье [5, рис.12].
Глиняная посуда - наиболее массовая категория находок. Основу кера-
мического комплекса памятников обоих типов составляет груболепная неор-
наментированная керамика, отличающаяся рыхлым тестом и примесью круп-
ного шамота. Встречается и лощеная посуда. Численно преобладают горшки
и корчаги, известны также миски, сковороды, миски-крышки, кружки. Горш-
ковидные сосуды весьма разнообразны. Превалируют округлобокие, с отог-
нутым наружу венчиком. Острореберные формы на памятниках типа III Чер-
товицкого почти не встречаются, в то время как на поселениях круга Кашир-
ки-Седелок они составляют устойчивые серии.
Большая часть лепных сосудов с поселений обоих типов находит ана-
логии в киевской культуре, а также среди Черняховских древностей Поднест-
ровья и Среднего Поднепровья. По мнению А.М. Обломского, происхожде-
ние основы комплексов лепной керамики может быть связано не столько с
собственно киевской культурой, сколько с т.н. «киевской традицией в черня-
хове». Наши сравнительные исследования этот вывод в целом подтверждают.
Следует добавить, что керамический комплекс памятников типа III
Чертовицкого городища имеет формы, не зафиксированные пока на Каширке
и близких ей поселениях. Во-первых, это горшки с раструбовидным горлом,
образующим в месте соединения с туловом подчеркнутое изнутри ребро
(рис. 1: 5,6,11). Такие сосуды типичны для верхнедонских поселений пред-
шествующего сарматского времени первых веков н.э. Во-вторых, это высоко-
горлые горшки с характерным уступом в месте перехода от шейки к плечику
(рис. 1: 4, 10). Похожие формы есть на Черняховских памятниках Северо-
Западного Причерноморья, а также на поселениях позднеримского времени
Днепровского Левобережья.
Находки гончарной керамики немногочисленны. Все они представляют
собой изделия Черняховских или античных мастеров.
Иные вещевые находки представлены в основном бытовыми предме-
тами: глиняными пряслицами, грузилами для ткацких станков, железными
ножами, рыболовными крючками и другими изделиями. Абсолютное боль-
шинство вещей, обнаруженных на верхнедонских поселениях рубежа древ-

7
ности и средневековья, находит свои прототипы среди древностей киевской и
черняховской археологических культур.

Рис. 1. Груболепная керамика с поселений типа III Чертовицкого городища

8
 Поселения типа Каширки 2 датируются второй половиной III - первой
половиной IV в. н.э., не исключая конца столетия. Хронология древностей
типа III Чертовицкого является предметом дискуссий. А.М. Обломский отно-
сит их к периоду не ранее конца IV-V вв. Основанием для такой датировки
служит набор хроноиндикаторов, полученных при раскопках комплекса по-
селений у с. Замятине, хотя привлекаются вещи и с других памятников. При
этом исследователь исключает возможность хронологического наложения
или стыка между памятниками первого и второго типов. Некоторые воронеж-
ские и липецкие археологи (А.М. Медведев, А.Н. Бессуднов), к которым при-
мыкает и автор, не исключают до конца возможность такого наложения. В
качестве доказательств своей точки зрения они приводят ряд аргументов,
касающихся особенностей, состава керамического комплекса поселений типа
Чертовицкого (рис. 1: 5, 6,11), а также тот факт, что многие из вещей, кото-
рые А.М. Обломский относит к гуннскому времени, имеют более широкие
датировки, начиная от середины III - начала IV вв. (украшения круга «вар-
варских эмалей», некоторые типы пряжек и др.).
Что касается этнокультурной принадлежности, то поселения типа Ка-
ширки 2 А.М. Обломский вполне аргументированно соотносит с «киевским
компонентом в черняхове», то есть с киевским населением в составе черня-
ховского социума, мигрировавшим на Верхний Дон. По мнению исследова-
теля, по основным показателям древности типа Каширки 2 существенно от-
личаются от «чертовицких» и преемственности между ними нет.
Вопрос же об этнокультурной принадлежности чертовицких памятни-
ков далек от разрешения. С одной стороны, имеются существенные свиде-
тельства миграции различных групп населения из более западных относи-
тельно Подонья областей - из ареалов сейминско-донецкого варианта киев-
ской культуры, а также Черняховских поселений Нижнего и Среднего
Поднепровья, Северо-Западного Причерноморья и бассейна Днестра.
С другой стороны, в культуре населения, оставившего памятники чер-
товицкого типа, отчетливо проявляются культурные традиции местного насе-
ления первых веков н.э., наиболее массово представленные в керамическом
комплексе.
Кроме того, нужно добавить, что помимо обозначенных, нельзя исклю-
чать и ряд других компонентов, часть из которых может быть связана с лес-
ной зоной (мощинская культура), а часть - с южными относительно Подонья
территориями (аланы, район Танаиса). По крайней мере, именно оттуда, с
юга, могут происходить обломки многочисленных на Верхнем Дону метал-
лических зеркал с центральной петлей на обороте, а также ряд других най-
денных вещей и сосудов. Вероятнее всего, для древностей типа III Черто-
вицкого-Замятино речь идет о сильно смешанном в этническом и культурном
плане населении.
Как бы то ни было, большинство исследователей древностей обоих ти-
пов полагают, что в этнокультурном плане преобладающая часть населения

9
верхнедонского региона на рубеже древности и средневековья имела отноше-
ние к славянскому этносу. Об этом свидетельствуют явные аналогии всех
рассмотренных памятников с древностями киевско-черняховского круга, ко-
торые соотносятся теперь с ранними славянами [8, с. 78-97].

1. Бессуднов А.Н., Обломский А.М. Изучение археологических памятников на р. Семенек

// Археологические исследования высшей педагогической школы. - Воронеж, 1996.
2. Обломский А.М. О ритмах развития лесостепного Поднепровья и Подонья в
позднеримское и гуннское время // Археология Центрального Черноземья и сопредельных
территорий (мат-лы научн. конф.). - Липецк, 1999.
3. Бирюков И.Е. Материалы раннего железного века с поселения Курино I на реке
Воронеж // Археологические памятники лесостепного Придонья. - Вып. 1. - Липецк, 1996.
4. Медведев А.П. Подгоренское городище на р. Воронеж // Археологические памятники
лесостепного Придонья. - Вып. 1. - Липецк, 1996.
5. Археологические памятники Верхнего Подонья первой половины I тысячелетия н.э. -
Воронеж, 1998.
6. Медведев А.П., Акимов Д.В. Верхнее Подонье на рубеже древности и средневековья //
Исторические записки: Науч. труды ист. ф-та ВГУ. - Вып. 7. - Воронеж, 2001.
7. Медведев А.П. III Чертовицкое городище (материалы 1-й половины I тыс. н.э.) //
Археологические памятники Верхнего Подонья первой половины I тысячелетия н.э. -
Воронеж, 1998.
8. Абашина Н.С., Обломский А.М., Терпиловский Р.В. К вопросу о раннеславянских эле-
ментах культуры на черняховских памятниках Среднего Поднепровья // РА.- 1999.- № 4.

Н.А.Багамольнікава (Гомель)

Этнанімічныя назвы ў тапаніміі Усходняга Палесся

Палескі рэгіён, як вядома, уключае Палескую нізіну - плоскую, з

прыўзнятымі краямі ўпадзіну на поўдні Беларусі і гюўначы Украіны, што
выцягнута з захаду на ўсход уздоўж р. Прыпяць у Бел ару ci болып чым на 500
км, а з поўначы на поўдзень — каля 200 км [9, с. 96]. У склад Беларускага
Палесся ўваходзяць некалькі фізіка-геаграфічных раёнаў: Брэсцкае Палессе,
Прыпяцкае Палессе, Загароддзе, Мазырскае Палессе i Гомельскае Палессе.
У Мазырскім, ці Усходнім Палессі, знаходзяцца 9 сучасных адміністра-
цыйных раёнаў Гомелыпчыны (Акцябрскі, Ельскі, Жыткавіцкі, Калінкавіцкі,
Лельчыцкі, Мазырскі, Нараўлянскі, Петрыкаўскі, Хойніцкі), г.зн., большая
частка Палескай нізіны ў ніжнім цячэнні Прыпяці.
Абжыванне Усходняга Палесся, як адзначаюць гісторыкІ, распачалося з
паўднёвага ўсходу i ішло ўверх па цячэнні Прыпяці i Пцічы. Старажытныя
насельнікі (паляўнічыя i збіральнікі) у пошуках звера i рыбных угоддзяў вялі
рухомы спосаб жыцця, асядалі часцей за ўсё на крутых берагах рэк, дзе
будавалі часовыя стаянкі-паселішчы, якія легка разбіраліся i пераносіліся.

10
Грушаўка (H.). Як бачна, у дадзеных айконімах адзначаюцца іншыя
прынцыпы намінацыі.
Прааналізаваны матэрыял, такім чынам, сведчыць, што тапанімічная
лексіка ўвабрала ў сябе гістарычныя факты з жыцця палескага краю i
з'яуляецца ix надзейнай захавальніцай для нашчадкаў.

Спіс умоўных скарачэнняў

А. - Акцябрскі раён, аз. - азёры, бал. - балота, в. - веска, воз. - возера, Е. -
Ельскі раён, Ж. - Жыткавіцкі раён, К. - Калінкавіцкі раён, кан. - канава,
крын. - крыніца, Л. - Лельчыцкі раён, М. - Мазырскі раён, Н. - Нараўлянскі
раён, П. - Петрыкаўскі раён, р. - рака, руч. - ручай, X. - Хойніцкі раён.
Лічба ў дужках абазначае колькасць утварэнняў.

Багамольнікава H.A., Станкевіч A.A. Айканімія Гомельшчьшы. - Гомель: ГДУ, 2003. - 392 с.
Багамольнікава H.A. Гідронімы басейна ракі Прыпяць: структурна-семантычныя тыпы
матывацыі. - Гомель: ГДУ, 2004. -195 с.
Жучкевич В.А. Краткий топонимический словарь Белоруссии. - Мн.: Изд-во БГУ им.
В.И.Ленина, 1974.- 447 с.
Лыч Л.М. Назвы зямлі беларускай.- Мн.: Універсітэцкае, 1994.- 126 с.
Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Веткаўскага р-на. У 2-х кн. Кн.1. - Мн.: БЕЛТА, 1997.- 376 с.
Памяць: Пст.-дакум. хроніка Калінкавіцка р-на. - Мн.: Ураджай, 1999. - 798 с.
Памяць: Пст.-дакум. хроніка Рагачоўск. р-на. - Мн.:БелЭн, 1994. - 535 с.
Памяць: Пст.-дакум. хроніка Нараўлянскага р-на.- Мн.: БЕЛТА, 1998.- 448 с.
Природа Белорусии. Популярная энциклопедия.- Мн.: Белорусская советская энциклопе-
дия имени Петруся Бровки. - 1986. - 598 с.
Стрижак О.С. Велике Полісся // Ономастика Полісся. - Кйів, 1999. - С.6-40.
Шур В.В. З гісторыі ўласных імёнаў. - Мн.:Вышэйшая школа, 1993.- 156 с.

Ю.Ю. Башкатов (Киев)

К вопросу о времени появления пойменных поселений

зарубинецкой культуры в Среднем Поднепровье
(на примере поселения Луг IV) Оболонь))

Проблема смены зарубинецких древностей позднезарубинецкими стоит

достаточно остро на протяжении последних десятилетий. Этот вопрос явля-
ется одним из основных в процессе изучения этногенеза будущих славян.
До сих пор нет единой точки зрения на культурные трансформации,
приведшие к смене в середине I в. н.э. памятников зарубинецкой культуры
позднезарубинецкими. Наиболее распостранены две точки зрения. Е.В. Мак-
симов и М.Б. Щукин [Максимов, 1984; Щукин, 1994] говорят о переселении
сарматами, захватившими Среднее Поднепровье, далеко на восток местных
носителей зарубинецкой культуры. А.М.Обломский, Р.В.Терпиловский и

14
 O.B. Петраускас [Обломский, Терпиловский, Петраускас, 1990] считают при-
чиной смены зарубинецких древностей позднезарубинецкими климатические
изменения, приведшие к изменениям в социальной сфере, хозяйственной
деятельности, смене ареала расселения и топографии памятников.
Главным показателем кризиса зарубинецкой культуры Среднего Подне-
провья считается прекращение функционирования городищ и крупных мо-
гильников. Однако, следует учитывать, что часть памятников имеет доста-
точно широкие датировки. Так, многие пойменные поселения Среднего По-
днепровья датируются I в. до н.э. - I в. н.э.: поселения басейна р.Почайна
(Киев), Кийлов, Казаровичи, Игнатовка, Ходосовка (Киевская обл.) и др.
[Максимов, 1972; Цындровская, 1988; Кухарская, 1991].
Достаточно узкая источниковедческая база для позднезарубинецкого
времени на данный момент не позволяет однозначно ответить на вопрос о
причинах кризиса зарубинецкой культуры. Большая часть существующих
памятников не была исследована стационарными работами. Поэтому каждый
раскопаный памятник, относящийся к данному периоду, представляет огром-
ный интерес. Особое место в их ряду занимает поселение Луг IV.
В 1967-1973 гг. экспедицией Государственного исторического музея Ук-
раины под руководством А.М.Шовкопляс было исследовано около 25 тыс.
кв.м. Во время работ было исследовано 61 жилище позднелатенского и
раннеримского времени, 3 жилища пражской культуры и 918 ям. Таким
образом, по вскрытой площади и количеству археологических объектов
поселение Луг IV является самым крупным из исследованных памятников
первых веков н.э. на Украине.
Поселение расположенно в Киеве на территории современного жилого
массива Оболонь (от которого происходит второе название памятника), на
небольшой возвышенности левого берега р. Почайна в двух километрах от
улицы Ланцюговой. Оно растянулось с юго-востока на северо-запад в длину
на 400-500 м вдоль берега Почайны при ширине 200 м. Так как Почайна
являлась правым притоком Днепра, то поселение находилось в междуречье
Днепра и Почайны. В настоящее время на месте поселения Луг IV проходят
улицы Богатырская и Маршала Тимошенко. Центральная часть поселения
осталась незастроенной. Тут расположен школьный спортивный комплекс, а
на берегу летописной Почайны — здание лицея № 143 и детский сад.
На поселении зафиксированы как комплексы зарубинецкого и
позднезарубинецкого времени, так и пражской культуры. Хронология первых
определяется находками бронзовых и железных шпор, фибул средне- и позд-
нелатенской схем, а также обломками светлоглиняных амфор позднекосского
и позднесинопского типов, в том числе с двуствольными ручками (I в. до н.э.
-I в. н.э.). Однако, можно предположить, что поселение возникло несколько
раньше - на рубеже II -I в. до н.э., исходя из находок фибул среднелатенской
схемы и одиночных обломков чернолощеных мисок с двумя четкими
гранями в середине.

15
 Поселение продолжало функционировать и в I - II вв. н.э., по меньшей
мере до 1-й половины II в., учитывая находки фрагментов узкогорлых амфор,
очевидно неапольского и танаисского типов, обломка подковообразной фи-
булы круга выемчатых эмалей [Шовкопляс, Терпиловский, 2002]. Пражский
горизонт датирован по керамическим комплексам И.О.Гавритухиным первой
половиной V в. (жилище 8), остальные комплексы - концом V - началом VI
вв. н.э. [Шовкопляс, Гавритухин, 1993].
Уникальность данного поселения состоит не только в его размерах,
находках и датировке, но и в том, что при его анализе можно использовать
знания по археологии древнего Киева, и проводить, с некоторой осторож-
ностью, параллели с более поздними периодами, известными как археологи-
чески, так и по письменным источникам. Так, с большой долей уверенности
можно считать, что территория поселения периодически подвергалась затоп-
лению. Об этом может свидетельствовать то, что на топографическим плане,
опубликованном А.М. Шовкопляс и И.О.Гавритухиным в статье «Комплексы
пражской культуры с Оболони и некоторые проблемы изучения памятников
типа Корчак», указана балтийская отметка поселения +94м. Соответствую-
щие отметки на соседствующем с Оболонью Подоле от +99 до +102м. Уро-
вень же древнерусских горизонтов, подвергавшихся раз в 15-30 лет затопле-
нию во время разливов Днепра - +97м и ниже. Поэтому можно считать, что
отметка +94 м также затапливалась. Во-вторых, косвенным свидетельством
можно считать и само название «Оболонь», которое является народным обо-
значением низких заболоченных мест. Кроме того, на поселении существо-
вали ямы-старицы, характерные для затапливаемых территорий.
К отчету А.М Шовкопляс за 1973 г. приложена справка-описание грун-
тового разреза, выполненного институтом «Укрземпроект» на территории
поселения. Там содержится информация, что грунтовые воды располагались
на глубине около 1,5м (необходимо принять во внимание искусственное
понижение уровня Днепра в связи с антропогенными факторами). Это
говорит о том, что в момент существования поселения старицы могли быть
заполнены водой. По глубине жилищ от 0,2 до 0,7 м можно предположить,
что уровень воды колебался.
Учитывая чрезвычайную хронологическую плотность материалов памят-
ника в позднелатенское и раннеримское время, можно предположить, что на
поселении проживала одна и та же группа населения, которая периодически
уходила на непродолжительное время, в период максимальных подъемов
уровня Днепра, а после возвращалась на то же место. В пользу этого говорит
практически полное отсутствие перекрываний жилищ. Исключением является
жилище 36, перерезающее жилище 30. Опять же следует учесть, что данная
ситуация сложилась на периферии памятника. В центральной же части, где
застройка более плотная, жилища строились рядом, иногда под углом друг к
другу, но без перекрываний. Можно предположить, что на момент постройки
было хорошо известно расположение более ранних жилищ. Также в пользу

16
проживания на поселении одной группы населения говорят чрезвычайно
малые различия в керамических комплексах. Об этом писал Р.В. Терпилов-
ский в статье, посвященной керамике с поселения Луг IV. В ней отмечалось,
что размер поселения, нехарактерный для этого периода, скорее связан с дли-
тельным временем функционирования. Особо обращалось внимание на сла-
бую насыщеность комлексов материалом [Шовкопляс, Терпиловский, 2002].
Данная ситуация также могла отражаться на системе хозяйствования.
Вопрос о соотношении земледелия и скотоводства в хозяйстве позднелатен-
ского и раннеримского времени до сих пор остается открытым. Если довольно
развитая система земледелия подтверждается находками сельскохозяйствен-
ного инвентаря, в частности серпов, то со скотоводством несколько сложнее.
На поселении Луг IV также найдено несколько серпов. Однако, в данном
случае ситуация неоднозначна. Естественное плодородие почв, аналогичных
окружавшим поселение, достаточно низкое. Тем более, исходя из выше
изложенного, весной пойма периодически затапливалась при разливах
Днепра. Такая ситуация явно не способствовала земледелию. В то же время
она являлась практически идеальной для пастушеского и отгонного
скотоводства. О том, что оно играло чрезвычайно важную роль в хозяйстве
поселения писала А.М. Шовкопляс [Шовкопляс, 1974]. Это подтверждается
результатами остеологических анализов. На поселении более 95 % костей
животных принадлежали домашним животным. В процентном соотношении
крупный рогатый скот - 58,6 % (19 особей), мелкий - 16,9 % (8 особей),
свинья - 14,8 % (11 особей), лошадь - 9,7 % (5 особей). Следует отметить,
что это результаты лишь одного года работ. Также обнаружено большое
количество костей рыб.
Косвенными свидетельствами важности скотоводства для данной
территории можно считать материалы по истории Киева. Оболонь и сходные
с ней по структуре почвенного покрова и высотам области левого берега
Днепра с XVI в. упоминаются в письменных документах как покосы и выго-
ны. В современной описи грунтового разреза территория поселения опреде-
лена как выгон. В ней же указаны особенности распределения расти-
тельности: осока - 10 %, разнотравье - 70 %, остальное - кустарник и прочее.
Таким образом, мы получаем подтверждение как высокой влажности
местообитания, так и пригодности данного участка под выпасы. В целом,
можно предположить очень высокую роль скотоводства в жизни поселения
Луг IV. Земледелие также играло заметную роль. Ближайшие достаточно
плодородные почвы находятся на третьей надпойменной террасе в 2 - 2,5 км
от поселения. Но, чтобы до них добраться, необходимо было переправиться
через Почайну. Таким образом, само месторасположение поселения говорит
о большей важности скотоводства в жизни его обитателей.
Поселение Луг IV в комплексе с поселением Лютеж традиционно
рассматриваются как эталонные памятники позднезарубинецкого периода
для Среднего Поднепровья [Обломский, Терпиловский, 1991]. Однако, более

17
тщательное изучение этого памятника в последнее время ставит под сомне-
ние данный подход. Вероятная непрерывность существования поселения на
протяжении 150 - 200 лет ставит его на особое место в ряду памятников это-
го периода. Тем более, следует обратить внимание на то, что пойменные по-
селения начинают появляться еще со второй половины I в. до н.э. В соот-
ветствии с палеогеографическими исследованиями этот период характери-
зуется определенными изменениями климата. Вследствие снижения влажнос-
ти понижается уровень грунтовых вод, что вызывает высыхание почвы и
изменение растительного покрова, в частности сокращение площади лесных
массивов. Для земледельцев того времени последствия таких изменений бо-
лее чем серьезны, поскольку под угрозой оказалась вся система хозяйство-
вания.
Таким образом, можно предположить, что долговременность поселения
Луг IV связана с изначально удачным выбором места обитания и опреде-
ленными смещениями в структуре хозяйствования в сторону увеличения
роли скотоводства. Данная модель становится практически основной до сере-
дины I тыс. К сожалению, слабая исследованность памятников I в. до н.э. - II
в. н.э. не позволяет судить о том, была ли подобная система характерна в це-
лом для памятников Среднего Поднепровья или являлась исключением. Од-
нако отбрасывать такой путь дальнейшего развития зарубинецких древнос-
тей тоже не стоит. Возможно, что прекращение функционирования городищ
и было связанно с невозможностью продолжать привычную систему хозяйст-
вования. А.МОбломский, Р.В.Терпиловский и О.В. Петраускас писали также
о том, что подобный кризис мог привести к смене крупных родовых объеди-
нений на более мелкие [Обломский, Терпиловский, Петраускас, 1990]. Этим,
а также уменьшением сроков жизни поселений и соответственно более час-
той сменой мест (в связи с быстрым истощением песчаных земель) может
объясняться прекращение функционирования крупных могильников. В це-
лом же проблема требует как продолжения исследований известных памят-
ников и нахождения новых, так и более тщательного изучения уже накоп-
ленных материалов.

В.С.Болбас, І.С. Сычова (Мазыр)

Выхаваўчы патэнцыял трактата М.Літвіна

Аналіз літаратурнай спадчыны мінулага паказвае, што яшчэ ў сэрэдня-

веччы назіралася цжавасць да праблем фарміравання этнічнай самасвядо-
масці і менталітэту як сукупнасці фізічных, пахічных, інтэлектуальных

18
4. Рожко М.Ф. Конструктивні особливості оборонных споруд ХІІ-ХІII ст. Південно-
Західноі Русі// Старожитності Південноі' Русі. - Чернігів, 1993.
5. Еременко П. Обозрение курганов и городищ Новозыбковского уезда // Записки
Императорского Русского археологического общества. - Т.VIII. Вып. 1-2. - M., 1896.
6. Лявданский А.Н. Материалы для археологической карты Смоленской губернии //
Труды Смоленских гос. музеев. - Вып. 1. - Смоленск, 1924.
7. Макушнікаў A.A. Край сівых курганаў // Памяць. Гіст.-дакумент. хроніка. Веткаўскі
раён. -Кн.1. -Мн., 1997.
8. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. - М. 1988.
9. Боровский Я.Е. Мифологический мир древних киевлян. - К., 1982.
10. Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. - М., 1982.
11. Лысенко П.Ф. Языческое святилище древнего Турова // Славяне и их соседи. - Мн., 1998.
12. Шевченко Ю.Ю. Святилище двух среброликих божеств // Святилища: археология
ритуала и вопросы семантики. - СПб., 2000.
13. Лабутина И.К. Языческое святилище Пскова // История и культура древнерусского
города.- М., 1983.
14. Кирпичников А.Н. Древнерусское святилище у Пскова // Древности славян и Руси. -
М., 1988
15. Куза A.B., Соловьева Г.Ф. Языческое святилище в земле радимичей // СА. - 1972 .-№ 1.
16. Козак Д.Н., Боровский Я.Е. Святилища восточных славян // Обряды и верования
древнего населения Украины. - К., 1990.
17. Алексашин С.С., Алексашин М.С. Культовые памятники Верхнего Полужья // http://
www. archaeology.ru
18. Клейн Л.С. «Святилища» языческой Руси // Живая старина. - 1998. - № 1(17).
19. Булкин В.А., Седых В.Н. Свято место пусто не бывает? // Святилища: археология
ритуала и вопросы семантики. - СПб., 2000.
20. Гальковский Н. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси,- Т.П. -
М., 1913.
21. Семенов Вл.В. Святилище - священная территория - мифологизированное
пространство // Святилища: археология ритуала и вопросы семантики. - СПб., 2000.
22. Седов В.В. Языческие святилища смоленских кривичей // КСИА АН СССР. - 1962. -
Вып. 87.
23. Бруевіч М.І. Папярэднія звесткі аб язычніцкіх святілішчах Пасожжа // Весці Нацыя-
нальнай Акадэміі навук. Сер. гуманітарн. навук. - 1999. - № 4.
24. Гусаков М.Г. Святилище - языческий храм (к постановке проблемы) // Религиозные
представления в первобытном обществе. - М., 1987.
25. Гусаков М.Г. Святилище на Благовещенской горе во Вщиже (к вопросу об
астрономической реконструкции) // Тез. историко-археологического семинара «Чернигов
и его округа в ІХ-ХІII вв.». - Чернигов, 1990.

С.В.Воронятов (Санкт-Петербург)

Планиграфия и домостроительство Почепского селища

Зарубинецкая культура на всей территории своего распространения

представлена множеством исследованных в разной мере поселенческих и

28
погребальных памятников. Степень изученности культуры в различных реги-
онах и временных периодах её существования очень разнородна и потому
делает обобщающие исследования весьма затруднительными и неполно-
ценными.
Для примера можно привести ситуацию в Белорусском Полесье, где
верхнеднепровский вариант классической зарубинецкой культуры изучен в
основном по могильникам, а суммарная вскрытая площадь семи поселенче-
ских памятников составляет всего 2472 кв. м. [1, с. 66].
Асимметричность исследований аналогичного рода присутствует и в
позднезарубинецкий период. Для культурного горизонта Рахны-Почеп
хорошо известно только два могильника: Инясево [2, с. 325-336] и Рахны [3,
с. 84-95; 4, с. 7-19]. Что касается поселенческих памятников, то их значитель-
но больше, но делать какие-нибудь выводы о планиграфии и домостроитель-
стве по вскрытой площади можно только на единичных: Пилипенкова Гора,
Оболонь, Картамышево 2.
К числу поселений, исследованных широкой площадью, относится и
Почепское селище из деснинской позднезарубинецкой группы.
После обнаружения памятника и начала работ в 1952 г. [5, с. 143-144],
раскопки были возобновлены в 1955 г. и продолжались в течении пяти лет [6,
с. 88]. За это время площадь раскопов составила 2100 кв.м (1/10 часть поселе-
ния). Девять раскопов из тринадцати, примыкая друг к другу, образовали
один большой раскоп протяженностью 102 м (схема 1). Такая картина дала
возможность исследователю предворительно изложить информацию о плани-
ровке и домостроительстве поселка. Автор определил более 30 одновремен-
ных сооружений, в том числе жилищ, и свыше 60 ям-погребов. Следов пере-
строек не наблюдалось.
Порядок размещения построек Ф.М. Заверняев определил как хаотич-
ный, и в то же время как бы гнездами. Остатки сооружений были разделены
на шесть типов: 1 тип — квадратные в плане жилые полуземлянки (глубина
0,8-1 м) со сторонами от 3 до 4 м, со следами очага или печи в центре; 2 тип -
прямоугольные удлиненные полуземляночные сооружения (глубина 0,20-
0,25 м), в полу которых были большие прямоугольные ямы со следами огня -
своеобразными очагами; 3 тип - сравнительно большие прямоугольные пост-
ройки которого также был углублен (гл. 0,20-0,30 м), без очажных ям; 4 тип -
округлое в плане сооружение, пол в землю (глубина 0,65 м); 5 тип - малень-
кие прямоугольные полуземлянки, вероятно, кладовки и другие хозяйствен-
ные помещения; 6 тип - прямоугольные и округлые ямы-погреба (гл. 0,40-
0,60м) [6, с. 92].
Одновременно с работами на Почепском селище, в 1956-1957 гг. А.К.
Амброзом производились раскопки поселенческого памятника у с. Синьково
в верховьях Десны. На вскрытой площади в 1385 кв. м. помимо прямоуголь-
ных полуземляночных жилищ были обнаружены длинные наземные дома (до

29
 Схема 1. Почепское селище, План расположения находок в раскопах.
1-пряслице; 2-бусина; 3-фибула; 4-нож; 5-проколка; 6-плакетка;
7-тигель; 8-серп; 9-реконструкция Г.Н. Пронина.

20 м), конструция которых хорошо описана в работах автора [7, с. 56-66; 8, с.

30-40]. Исследователь предполагает, что длинные дома были и на Почеп-
ском селище, но их не удалось проследить на фоне светлого песка (А.К. Амб-
роз бывал на раскопках селища и намерено искал с Ф.М. Заверняевым сле-
ды наземных длинных построек). Но зато удалось сооружения 2 типа на По-
чепском селище идентифицировать с «примостами» (углубленными торцевы-
ми частями) длинных домов типа Синьково и обрисовать 5 таких построек.
Как и Синьковское селище, Почепское А.К. Амброз четко делит на две зоны:
центральную с полуземлянками и периферийную, охватившую ее полукру-
гом, с длинными домами [8, с. 38-39].
В последующие годы на памятниках этой же деснинской группы при
раскопках были обнаружены длинные дома: И.К. Фроловым на селище у с.
Железное [9; 10, с. 63-72], Ф.М. Заверняевым на селище в устье р. Гасомы
[11, с. 126-131] и Г.Н. Прониным на селищах Дмитрово-Синьково и в
урочище Парня [12, 1974; 13, с. 53].
Г.Н. Пронин осуществил предположительную реконструкцию почеп-
ских длинных наземных домов, которую А.К. Амброз обрисовал на словах.
Особенностью Почепского селища, отмеченную реконструктором, являлась
малочисленность сохранившихся столбовых ям, но она компенсировалась, по
его мнению, несомненными следами длинных домов в виде многочисленных
подпрямоугольных ям, аналогичных тем, что открыты на селищах Синьково

30
 и Дмитрово-Синьково, располагавшихся в торцевой углубленной части
жилищ [13, с. 53-56].
В свою очередь Ф.М. Заверняев настаивает на том, что длинных
наземных построек на Почепском селище не было, что они не могли остаться
не замеченными, так как на фоне подпочвы и материкового песка здесь очень
хорошо были видны все столбовые ямы. К тому же удлиненные очажные
ямы Синьковского селища находились в больших наземных постройках,
контуры которых определялись по многочисленным столбовым ямам, а
очажные ямы Почепского селища находились в помещениях, которые А.К.
Амброз и Г.Н. Пронин ассоциируют с торцевой углубленной частью
длинных домов, т.е. совсем в другом месте [6, с. 98]. Более чем через 30 лет в
обобщающей работе «Среднее Поднепровье и Днепровское Левобережье в
первые века нашей эры» А.М. Обломский и Р.В. Терпиловский, рассматривая
все памятники горизонта Рахны-Почеп, рассуждают о вопросе наличия на
Почепском селище длинных наземных домов. Авторы отмечают, что
конкретные границы длинных домов у А.К. Амброза и Г.Н. Пронина не
всегда совпадают, но это очевидно вызвано трудностями обнаружения пятен
и столбовых ям в светлом песчаном материке Почепского селища. И все же
мнение о наличие на поселении Почеп длинных домов исследователи
признают соответствующим истине, так как и прямоугольные сооружения, и
ямы со следами очагов по размерам и деталям конструкции почти полностью
совпадают с углубленными частями и очагами наземных залообразных
построек Синьковского селища. Что касается планиграфии, то А.М.
Обломский и Р.В. Терпиловский отмечают, что остатки длинных домов
занимают строго определенную «зону» в раскопанной сплошной площадью
части селища Почеп. Они концентрируются на восточной стороне этой части.
Между материалами, происходящими из длинных домов и полуземлянок,
ощутимой типологической и хронологической разницы авторы не выявили и
сделали вывод, что различия в характере построек обусловлено сосущество-
ванием на поселении двух этнографических групп жителей. Аргументиро-
вать это предположение, исследователи считают возможным при новых
раскопках памятников почепского типа большими площадями [14, с. 117].
Возвращаясь к реконструкции Г.Н. Пронина следует сказать, что его
аргументация при реконструкции длинных домов сводится лишь к субъек-
тивному мнению и желанию видеть такие постройки, лишь потому что они
есть на многих памятниках типа Почеп. Несомненно, что постройки 2 типа
на Почепском селище, выделенные Ф.М. Заверняевым очень похожи на уг-
лубленную торцевую часть длинных построек Синьковского селища, но как
говорилось выше, расположение очажных ям в постройках двух селищ абсо-
лютно не совпадает. А малочисленность столбовых ям Г.Н. Пронин компен-
сирует их изобретением на собственной схеме реконструкции [13, с. 54].
Семь столбовых ям реконструированного дома «Б» схемы отсутствуют в чер-
тежах отчета Ф.М. Заверняева [15]. На схеме видно, что три реконструи-

31
ронянных длинных дома частично перекрывают друг друга, чего не могло
происходить, так как поселение было недолговременным и погибло при
пожаре [16; 17; 15; 18]. Об отсутствии каких-либо перестроек свидетельст-
вуют результаты раскопок, отраженные в чертежах отчетов Ф.М.Заверняева.
Что касается заключения А.М. Обломского и Р.В. Терпиловского об от-
сутствии ощутимой типологической и хронологической разницы между ма-
териалами, происходящими из длинных домов и полуземлянок, то с от-
сутствием хронологической разницы можно согласиться. Но вот об от-
сутствии разницы типологической следует поразмышлять. В публикации ма-
териалов Почепского селища, Ф.М. Заверняев составил таблицу расположе-
ния находок на поселении [6, с. 118]. Из нее следует, что большинство пред-
метов производственного назначения: пряслиц, проколок, серпов, ножей и
тиглей происходит из построек восточной части вскрытой площади посе-
ления (8 пряслиц из 11, 12 костяных и металлических проколок из 17, 7 сер-
пов из 8, 13 ножей из 17, 2 тигля), т.е. из части, в которой А.К. Амброзом,
Г.Н. Прониным, А.М. Обломским и Р.В. Терпиловским допускается реконст-
рукция длинных домов. Следы металлургического производства обнаружены
в постройке 1 раскопа 1 [6, с. 100)], которая по реконструкции является углуб-
ленной торцевой частью длинного дома, где по предположению А.К. Амбро-
за могли быть настилы-лежанки [8, с. 31-33]. Напротив, большинство пред-
метов ювелирного производства было найдено в полуземлянках западной
части исследованной площади (7 фибул из 10, 3 бусины из 4, а также пасто-
вая печатка в виде фигурки льва) (схема 1). Типологически-количественная
разница материалов налицо. Следовательно предполагать, что различие в
характере построек обусловлено сосуществованием на поселении двух
этнографических групп жителей, было бы не совсем правомерным.
Вероятнее всего, на исследованной площади Почепского селища мы
имеем дело с двумя зонами: западной жилой с сооружениями 1, 4 и 6 типов и
восточной производственной с сооружениями 2, 3 и 6 типов, выделенных
Ф.М. Заверняевым. И нет никаких объективных фактов для реконструкции
длинных наземных построек. Такая двухзональная планиграфия на поселе-
ниях, раскопанных широкой площадью, зарубинецкого и позднезарубинец-
кого периодов, наблюдается только на поселении Картамышево 2 (исследо-
ванная площадь в 1866 кв. м. [19, с. 55]). В других же случаях это концент-
рация жилищ вокруг больших внутренних домов на Пилипенковой горе
(исследованная площадь 3000 кв. м. [20, с. 49; 21, с. 43; 22, с. 32]) или разме-
щение жилищ небольшими группами при отсутствии внутренних дворов на
Оболони (исследованная вся площадь поселения [22, с. 91]). К сожалению на
остальных немногочисленных поселенческих памятниках, раскопанных ши-
рокой площадью, выявлены объекты разных периодов. К таким памятникам
относятся: поселение Лютеж с вскрытой площадью в 16000 кв. м, где к І-ІІ
вв. относятся всего три полуземляночных жилища, остатки 15 сыродутных
горнов и множеством ям [23; 22, с. 81-91)]; многослойное поселение Пар-

32
тизанское с вскрытой площадью в 3600 кв. м, где к почепским материалам
относятся три сосуда из культурного слоя [24; 14, с. 126-127]. Эти
обстоятельства делают выяснение вопросов планиграфии на этих памятниках
невозможным.

1. Егорейченко A.A. Зарубинецкое селище в Давид-Городке // Stratum plus. - № 4. - СПб;

Кишинев; Одесса; Бухарест, 2000.
2. Хреков A.A. Раннеславянские памятники лесостепного Прихоперья (вопросы
хронологии и кльтурной принадлежности) // Этногенез и этнокультурные контакты
славян. -М., 1997.
3. Хавлюк П.І. Пам'ятки зарубbнецкоі культури на Побужжі // Археологія. - 1971. - № 4.
4. Хавлюк П.І. Зарубинецька культура Південного Побужжя та лівобережжя Середнього
Дністра // Археологія. - 1975. - № 18.
5. Заверняев Ф.М. Археологические находки возле города Почепа // КСИИМК АН СССР.
-Вып. 53.- М., 1954.
6. Заверняев Ф.М. Почепское селище // МИА. - № 160. - Л., 1969.
7. Амброз А.К. К истории Верхнего Подесенья в 1 тысячелетии н. э. // СА. - 1964. - № 1.
8. Амброз А.К. Длинные дома Палужского городища 4-3 вв. до н. э. // Древняя Русь и
славяне. - М., 1978.
9. Фролов И.К. Поселение у дер. Железное Шаблыкинского р-на Орловской области // АО
1970.-М., 1971.
10. Фролов И.К. О домостроительстве первой половины 1 тысячелетия н. э. на территории
Подесенья и Поочья // СА. - 1979. - № 1.
И. Заверняев Ф.М. Селище в устье р. Гасомы // Раннесредневековые восточнославянские
древности. - Л., 1974.
12. Пронин Г.Н., Смирнов A.C. Работа Деснинского левобережного отряда // АО 1974. -
М.,1975.
13. Пронин Г.Н. Некоторые вопросы изучения памятников почепского типа // СА. - 1979.
-№1.
14.Обломский А.М., Терпиловский Р.В. Среднее Поднепровье и Днепровское Левобе-
режье в первые века нашей эры. - М., 1991.
15. Заверняев Ф.М. Отчет об археологических исследованиях Брянского краеведческого
областного музея в 1958 году // Архив ИА РАН, р-1, № 1731.
16. Заверняев Ф.М. Отчет об археологических исследованиях Брянского областного
краеведческого музея в бассейне реки Судость в 1956 г. // Архив ИА РАН.
17. Заверняев Ф.М. Отчет об археологических исследованиях в бассейне р. Судость в
сезон 1957 года//Архив ИА РАН, р-1, №1439.
18. Заверняев Ф.М. Отчет об археологических исследованиях в бассейне р. Судость в
сезон 1959 г. // ИА РАН, р-1, № 1237.
19. Горюнова В.И. Поселение Картамышево 2 (постзарубинецкая эпоха на Верхнем Пеле)
// Культурные трансформации и взаимовлияния в Днепровском регионе на исходе
римского времени и в раннем средневековье. - СПб., 2004.
20. Максимов С.В. Зарубинецьке городище Пилипенкова гора // Археологія. - 1971. - №4.
21. Максимов Е.В. Зарубинецкая культура // Проблемы этногенеза славян. - Киев, 1978.
22.Максимов Е.В. Зарубинецкая культура на территории УССР. - К., 1982.
23. Бидзиля В.И., Пачкова С.П. Зарубинецкое поселение у с. Лютеж // МИА. - № 160. -
Л., 1969.
24. Артеменко І.І., Смирнов О.С. Партизаньске - богатошарова пам'ятка на Брянщині //
Археологія. - 1977. - № 23.

33
 В.С.Вяргей (Мінск)

Металургічны комплекс на раннеславянскім паселішчы Снядзін-2

У 2,5-3 км на паўночны захад ад в. Снядзін Петрыкаўскага р-на Го-

мельскай вобл., на правым беразе р. Прыпяць размешчаны тры селішчы i
грунтовы могільнік з матэрыяламі пражскай культуры [1, c. 27-35]. Адле-
гласць між паселішчамі складае 0,3-0,4 км, a могільнік прымыкае з захаду да
селішча-1.
Паселішча Снядзін-2 займае паўночнае становішча адносна іншых
аб'ектаў комплекса i знаходзіцца ў 0,3 км ад селішча Снядзін-1 i аддзяляецца
ад апошняга забалочанай нізінай. Размешчана ў заходняй частцы выцягну-
тага з усходу на захад узвышша на вышыні 2,5-3,5 м над поплавам, ва
ўрочышчы Дворышча, з поўначы абмежавана старычным возерам Ходнае
(Входнэе), якое злучаецца з р.Прыпяць. Яго плошча дасягае прыкладна 150 x
270 м. У цэнтральнай частцы паселішча назіраецца паніжаная лагчына, без
прыкмет культурнага пласта. Тэрыторыя помніка разворваецца, на яго па-
верхні сустракаецца ляпная кераміка, кавалкі балотнай руды, жужаль.
Раскопкі паселішча Снядзін-2 праводзіліся ў 1994-1998 гг. экспеды-
цыяй Інстытута гісторыі НАН Беларусі пры сталым удзеле амерыканскіх
студэнтаў пад кіраўніцтвам прафесара Мюленбергскага каледжа Волта
Трымера (штат Пенсільванія).
Даследавалася паўднёва-заходняя частка помніка на плошчы звыш 400
кв.м. Культурны пласт дасягаў таўшчыні 0,35-0,7 м i складаўся ў верхняй
частцы на глыбіню да 0,3-0,35 м з супеску цёмна-шэрага колеру, пашкоджа-
нага ворывам на глыбіню 0,2-0,3 м. Ніжэй залягаў супесак бурага карычне-
ватага колеру. Мацярык уяўляе сабою жоўты пясок. У раскопе выяўлены 36
слупавых i 79 гаспадарчых ям, 2 асобныя агмені, складзеныя з камянёў і
кавалкаў ляпнога посуду i 5 развалаў гліняных металургічных печаў.
Печы размешчаны кампактнай групай. Паўночнае становішча займае
печ 1, к паўднёваму захаду ад яе знаходзяцца печы 2 i 3, к паўднёваму ўсходу
печы 4 i 5. Заходняя (2, 3) i ўсходняя (4, 5) пары печаў знаходзяцца на
адлегласці каля 7 м ад печы 1. Адлегласць паміж печчу 2 i 3 складае крыху
болын за 3 м i печамі 4 i 5 звыш 4 м.
Печ 1 выяўлена на глыбіні 0,22-0,25 м у выглядзе развала чырванавата-
карычневай i шэрай гліны з уключэннем кавалкаў жужалю, невялікіх камянёў
i абломкаў ляпнога посуду. Плошча развала дасягала памераў прыкладна 1,4
x 1,6 м, таўшчыня яго вагалася ў межах 0,1-0,2 м. У паўднёвай частцы
развала прасочана амаль круглае ў плане дно печы дыяметрам 0,7 м, са
знешняга боку якога захавалася аснова сценак на вышыню 2-3 см. Унутраны
дыяметр печы складае 0,6 м, таўшчыня сценак дасягае 8-10 см. Дно ўяўляе
сабою кола моцна абпаленай, парэпанай гліны, на якім прасочана тонкая
праслойка чорнага пяску з попелам i два фрагменты ляпной керамікі. Само

34
дно плоскае, яго таўшчыня даходзіць да 10 см, яго ніз залягае на вышыні
каля 15 см ад мацерыка i на глыбіні 0,35-0,36 м ад дзённай паверхні. 3
паўночнага боку печы назіралася паглыбленне ў мацерыку да 0,1 м са
слаістым запаўненнем. Адразу пад развалам гліны знаходзіўся пласт
перапаленага пяску таўшчынёю 8-9 см, ніжэй залягаў пласт чорнай вуглістай
зямлі з кавалкамі перапаленай гліны. Паміж ім і мацерыком прасочаны пласт
бурага супеску таўшчынёю ад 2 да 10 см. На паўночным краю развала гліны
знойдзена крыца. У развале печы i пад ім выяўлена 66 кавалкаў
металургічнага жужалю, некаторыя з ix дасягалі 16-18 см у дыяметры, а
таксама 67 фрагментаў ляпной керамікі. К поўдню ад дна печы, часткова пад
скапленнем перапаленай гліны прасочана акруглая у плане яма дыяметрам
1,2 м i глыбінёю ад узроўня мацерыка да 0,5 м. Яе запаўненне складалася з
супеску бурага колеру з дамешкамі вуголля i попелу у верхняй частцы. У яме
знойдзена 4 кавалкі жужалю, 7 фрагментаў ляпной керамікі, 2 косткі жывёл i
кавалкі балотнай руды. Вакол печы на глыбіні 0,3 м ад дзённай паверхні
назіралася пляма чорнай зямлі з вуголлем i попелам. На ўсход ад печы яна
распрасціралася на 3 м i на захад да 0,5 м.
Печ 2 выяўлена на глыбіні 0,2 м ад дзённай паверхні у выглядзе
скаплення чырвона-карычневай i шэра-зялёнай гліны плошчаю прыкладна
1,2 x 1,5 м з уключэннямі костак, кавалкаў жужалю, камянёў, фрагментаў
ляпнога посуду. Таўшчыня развала складала 5-10 см. У яго цэнтры прасочана
дно печы са знешнім дыяметрам 0,5 см i ўнутраным 0,3-0,35 м. Сценкі у
аснове мелі таўшчыню 7-9 см, а дно - 2-3 см i было выкладзена буйнымі і
дробнымі фрагментамі ляпнога посуду. Аснова печы знаходзілася на глыбіні
0,3 м ад дзённай паверхні i на вышыні 0,1 м ад мацерыка. Паміж дном печы i
мацерыком прасочаны пласт супеску чорнага колеру з уключэннямі вуголля i
попелу i рэдкімі лінзамі жаўтаватага пяску. На дне печы знойдзена 52
фрагменты керамікі, а ў развале - 16. 3 усходняга боку развала печы
назіралася пляма чорнай з вуголлем i попелам зямлі.
Печ 3 знаходзіцца прыкладна у 3-х метрах к поўдню ад печы 2.
Выяўлена на глыбіні 0,2-0,23 м ад дзённай паверхні ў выглядзе скаплення
гліны чырвона-карычневага і шэра-зялёнага колераў з уключэннямі невялікіх
камянёў, кавалкаў жужалю, фрагментаў ляпной керамікі. Памеры яго каля
1,2 x 1,7 м. Праслойкі перапаленай чырванаватай гліны перамяжоўваюцца з
праслойкамі чорнай з уключэннем вуголля i попелу зямлі. У заходняй частцы
скаплення часткова прасочана падковападобнай формы аснова сценак са
знешнім дыяметрам каля 60 см i ўнутраным дыяметрам каля 40 см. Дно
адсутнічае. У развале печы знойдзена 58 фрагментаў ляпной керамікі, 23
кавалкі жужалю, 2 косткі жывёл. 3 заходняга боку, часткова пад развалам
печы, у месцы, дзе прасочана аснова сценак, выяўлена яма 86, круглая ў
плане, дыяметрам 0,7 м i глыбінёю 0,22 м ад узроўня мацерыка. У яе
запаўненні, якое складаецца з чорнай зямлі з вуголлем i попелам, знойдзена
14 фрагментаў ляпнога посуду i 4 косткі жывёл. Пад паўднёвым краем

35
скаплення гліны выяўлена яшчэ адна круглая ў плане яма дыяметрам 0,4 м i
глыбінёю 0,2 м ад узроўня мацерыка, У яе запаўненні з чорнай зямлі з
вуголлем i попелам выяўлена 2 фрагмента глянцаванага посуду, 2 грубаляп-
нога i кавалак пячыны.

Мал. 1
Снядзін-2. Зводны план раскопаў 1994--1997 гг.
 Печ 4 выяўлена на глыбіні 0,2-0,22 м ад дзённай паверхні ў выглядзе
скаплення чырвона-карычневай i шэра-зялёнай гліны з уключэннем невялікіх
камянёў, кавалкаў жужулю, фрагментаў ляпнога посуду, костак жывёл,
плошчаю прыблізна 1,2 x 1,6 м. Усяго знойдзена 91 фрагмент керамікі, 34
косткі i 8 кавалкаў жужалю. Амаль у цэнтры развала прасочана аснова сценак
печы i падвойнае дно. Знешні дыяметр печы каля 70 см, унутраны - каля 50
см. Верхняе дно мела таўшчыню 9-10 см, на ім знаходзілася 27 фрагментаў
ляпной керамікі. Паміж верхнім i ніжнім дном прасочана праслойка (2-4 см)
перапаленага светлага пяску. На ніжнім дне таўшчынёю да 8 см выяўлена 8
фрагментаў ляпной керамікі. Пад дном печы i яе развалам да мацерыка
залягаў пласт бурага супеску таўшчынёю 16-25 см з лінзамі жоўтага і чорнага
пяску з уключэннем вуголля i попелу. На паўночным краю развала печы
знойдзены 2 цэлыя гліняныя хлебцы дыяметрам 7,5 см i таўшчынёю 3,3 см.
Непадалёк ад печы, у культурным пласце селішча выяўлена 14 фрагментаў
падобных хлебцаў. У размешчаных на ўсход ад печы 4, запоўненых чорнай
зямлёй з дамешкамі вуголля i попелу яме 67 знойдзена 59 кавалкаў жужалю i
яме 65 - 22 кавалкі жужалю.
Печ 5 прасочана на глыбіні 0,16-0,2 м у выглядзе развала чырвонай i
чырвона-карычневай гліны таўшчынёю 0,1-0,26 м i плошчаю прыкладна 1,6 x
2,5 м з уключэннем невялікіх камянёў, кавалкаў жужалю, фрагментаў
ляпнога посуду i костак жывёл. У заходняй частцы скаплення гліны прасоча-
на аснова сценак i дно печы. Знешні дыяметр печы роўны 0,65 м, унутраны -
0,4 м. Дно печы двухслойнае, верх яго выяўлены на глыбіні 0,25 м ад дзённай
паверхні. Верхняе дно лінзападобнае ў разрэзе, на ім захаваўся тонкі пласт
чорнай вуглістай зямлі, у якім знойдзена некалькі дробных каменьчыкаў,
кавалкаў жужалю, 10 фрагментаў ляпной керамікі. На 10 см ніжэй знаходзі-
лася другое дно, плоскае ў разрэзе. Паміж верхнім і ніжнім дном выяўлены
перапалены, амаль развалены камень i вялікія абломкі верха гаршка
пражскай культуры. На ніжнім дне выяўлены 14 фрагментаў ляпной керамікі
i 4 косткі жывёлы. Аснаванне ніжняга дна ляжала на глыбіні 0,45 м ад дзён-
най паверхні, амаль на мацерыку, a ніз развала знаходзіўся на глыбіні 0,3-
0,38 м ад дзённай паверхні. Пры даследаванні развала печы 5 знойдзена 144
фрагменты грубаляпной керамікі, 2 глянцаванай, 62 кавалкі жужалю, 53 кост-
кі жывёл, 1 крамянёвы адшчэп. Пад развалам печы 5, к усходу ад яе асновы
выяўлена яма 98, авальная ў плане. Яе памеры 0,25 x 0,9 м, глыбіня 0,45 м ад
узроўню мацерыка. Запоўнена чорнай сажыстай зямлёй з уключэннямі вугол-
ля i попелу, У ей знойдзена 4 фрагменты сценак ляпнога посуду, 5 кавалкаў
жужалю, кавалкі пячыны. Вакол печы на глыбіні 0,3 м ад дзённай паверхні
назіралася пляма чорнай сажыстай зямлі плошчаю прыблізна 5 x 9 м.
У 40 ямах, выяўленых на даследаваным участку паселішча, знойдзены
матэрыялы, звязаныя з працэсам вытворчасці жалеза. У ямах 69 i 78 знойдзе-
ны кавалкі руды, у ямах 75, 77, 78 - кавалкі пячыны i руды, у ямах 103, 95, 4,
6 - кавалкі пячыны, у яме 3 - кавалкі руды i жужалю, у ямах 7, 9, 12, 40, 47,

37
49, 96, 98, 54, 67, 73, 79, 80, 105, 107 - кавалкі жужалю i пячыны, у ямах 5, 11,
15, 29, 38, 39, 41, 51, 61, 63, 65, 68, 83, 99, 109 - кавалкі жужалю. Усяго ў
культурным пласце i аб'ектах падчас раскопан помніка знойдзена 6329
кавалкаў жужалю, 763 кавалкі пячыны, 2595 костак, 63 крамянёвыя
артэфакты. У керамічным комплексе паселішча вылучаюцца матэрыялы эпох
неаліта, бронзы, зарубінецкай культуры жалезнага веку i раннесярэднявечнай
пражскай культуры, прычым у колькасных адносінах выразна дамініруе
раннеславянскі посуд, прадстаўлены гаршкамі, патэльнямі, міскамі і мінія-
цюрнымі сасудзікамі. Усе сасуды лепленыя ад рукі, у якасці схудняючых
дамешак выкарыстаны жарства i зрэдку шамот, арнаментацыя адсутнічае. У
цэлым керамічны комплекс паселішча Снядзін-2 складаецца з формаў, харак-
тэрных i для іншых рэгіёнаў распаўсюджвання помнікаў тыпу Прага-Карчак.
Раннеславянскі перыяд функцыянавання паселішча датуецца V-VII стст. н.э.
Падобная храналогія заснавана на марфалагічнай характарыстыцы ранне-
славянскага посуду i на некаторых рэчах з абмежаваным часам бытавання. У
яме 49, на глыбіні 0,57 м ад дзённай паверхні знойдзена "прапелерападобная"
накладка на рамень [2]. Падобныя рэчы вядомыя на могільніках IV - пачатку
V стст. н.э. на тэрыторыі прыдунайскай часткі Норыка i Паноніі [3, s. 249,
abb. 6: 8; 4, s. 245, abb. 18: 2]. У перадмацерыковым пласце, каля печы 2
знойдзена цэльналітая срэбная спражка візантыйскага тыпу, якая датуецца
VII ст., хутчэй яго сярэдзінай - другой паловай [5, s. 77-108]. Тыпалагічны
аналіз керамікі пражскага тыпу, выяўленай на дне печаў i ў ix развалах,
паказвае, што яна належыць да больш развітых форм посуду, характэрнага ў
асноўным для VII ст.
Матэрыялы паселішча Снядзін-2 прадстаўляюць выключны інтарэс для
характарыстыкі вытворчасці жалеза ў ранніх славян. На жаль, захаваліся
толькі асновы металургічных горнаў, што выклікае складанасці ix рэканст-
рукцыі. Магчыма, гэта былі стацыянарныя збудаванні з наземнымі, крыху
заглыбленымі ў грунт шахтамі шматразовага выкарыстання. У шэрагу печаў
дны выкладзены буйнымі фрагментам! посуду, што, на думку некаторых
даследчыкаў, садзейнічала захоўванню высокай тэмпературы [6, с. 229]. Па-
добнай канструкцыі печы, прызначаныя для прамога ўзнаўлення жалеза з
руды, узнікаюць ва Усходняй Еўропе ў першыя стагоддзі н.э. i зафіксаваныя
на познезарубінецкім селішчы Люцеж, на помніках чарняхоўскай культуры
Лапатна i Іванкаўцы, на чарняхоўска-вельбарскім паселішчы Лепясоўка [7, с.
377]. Вытворчасць жалеза адбывалася ў Снядзіне-2 на спецыяльным участку,
адасобленым ад жылых пабудоў. У той жа час дабыча жалеза на помніках
пражскай культуры ў Паднястроўі i на Паўднёвым Бузе адбывалася ў рамес-
ных пабудовах шматпрофільнага прызначэння, размешчаных непадалёк ад
жытлаў [8, с. 40; 6, с. 230]. Наземныя горны шахтнага тыпу ў чорнаметалур-
гічнай вытворчасці выкарыстоўвала таксама насельніцтва пянькоўскай куль-
туры на Правабярэжжы Дняпра, a ў міжрэччы Дняпра i Дона зафіксаваны

38
наземныя круглыя альбо авальныя печы са звужанай верхняй часткай i ямныя
горны з плазавата-грушападобнымі колбамі-тыглямі [9, с. 35-36, 79].

1. Вяргей B.C., Трымер В. Раннеславянскае селішча Снядзін-2 // Славяне и их соседи

(археология, нумизматика, этнология). - Мн., 1998.
2. Вяргей B.C. Помнікі тыпу Прагі-Карчак і Лукі Райкавецкай // Археалогія Беларусі.
Жалезны век i ранняе сярэднявечча. - T. 2. - Мн., 1999.
3. Pollak M. Zur chronologischen Entwicklung der Gräberfelder Ufernoricums im 4. und 5.
Jahrhundert // Probleme der rellativen und absoluten Chronologie ab Latenzeit bis zum Früh-
mittelater. - Kraków, 1992.
4. Tejral J. Die spätantiken militärischtn Eliten beiderseits der norischpannonischen Grenze aus
der Sicht der Grabfunde // Germanen beiderseits des spätantiken Limes. - Köln - Brno, 1999.
5. Varsik V. Byzantinische gürtelshallen in mittleren und unteren Donauraum in 6. und 7.
Iahrhundert // Slovenska Archeologia. - T. 40. - С. 1. - Bratislava, 1992.
6. Хавлюк П.И. О начальных этапах развития раннеславянского ремесла (по материалам
ремесленных сооружений на Южном Буге) // Труды V Международного Конгресса
археологов-славистов. - Т. 4. - Киев, 1988.
7. Славяне Юго-Восточной Европы в догосударственный период. - Киев, 1990.
8. Русанова И.П., Тимощук Б.А. Кодын - славянские поселения на р.Прут. - М., 1984.
9. Колода В.В. Черная металлургия Днепро-Донского междуречья во второй половине I
тыс. н.э. - Харьков, 1999.

И.О.Гавритухин, Н.ВЛопатин, А.М.Обломский (Москва)

Новые результаты изучения раннеславянских древностей

лесного Поднепровья и Верхнего Подвинья
(тезисы к концепции славянского этногенеза)

Лесное Поднепровье и Верхнее Подвинье являются одним из ключе-

вых, но недостаточно изученным, регионом раннеславянского мира. В 2000-
2002 гг. авторами совместно с белорусскими коллегами разрабатывалась те-
ма, поддержанная с российской стороны РГНФ. Здесь мы представляем ос-
новные итоги наших изысканий.
Задачей нашего проекта являлось обобщение археологических источ-
ников по этнокультурной истории лесного Поднепровья и Верхнего По-
двинья III-VII вв. н.э.: сбор материалов и подготовка их к публикации, вы-
деление культурных групп, уточнение их хронологии и соотношения между
собой, выяснение направлений и характера культурных и политических
контактов населения.
В основе работы над темой лежит методика выделения конкретных
(малых), внутренне явно культурно-типологически связанных, групп памят-
ников и выяснения соотношения их в пространстве и во времени.

39
 Важным звеном проекта является сбор источниковедчески полноцен-
ных материалов, т.е. данных о стационарно исследованных памятниках,
обеспеченных хорошей документацией. Принципиальное значение при вы-
делении культурно-хронологических групп авторы придают изучению набо-
ров лепной посуды.
Керамика римского времени изучалась А.М.Обломским и Н.В.Лопати-
ным, раннего средневековья в Верхнем Поднепровье и на Северо-Западе Рус-
ской равнины - Н.В.Лопатиным, пражской культуры - И.О.Гавритухиным.
Авторы использовали разные типологических схемы (А.М.Обломский и И.О.
Гавритухин - собственные разработки, Н.В.Лопатин - переработанную типо-
логию Р.В.Терпиловского и Н.С.Абашиной 1992 г.), но обращали постоянное
внимание на их соответствие друг другу. И.О.Гавритухин и А.М.Обломский
обобщали современные данные о датирующих вещах. И.О.Гавритухин и
В.Е.Родинкова работали с рядом категорий украшений, известных в лесном
Поднепровье, как источником для изучения культурных и политических кон-
тактов местного населения. Источниковедческие задачи работы над проектом
решались в сотрудничестве с коллегами из Белоруссии - О.Н.Левко, Ю.В.Ко-
лосовским, А.В.Ильютик, А.А.Сединым и О.А.Макушниковым.
Реконструкция этнокультурных процессов в III—V в.н.э. является одной
из самых важных задач археологии лесного Поднепровья.
Памятники киевской культуры впервые были стационарно исследова-
ны в Белоруссии Л.Д.Поболем. Среди них наиболее известными являются
Абидня и Тайманово. Сам автор раскопок, правда, не считал материалы этих
памятников особым этнокультурным явлением, а относил их к «позднему
этапу зарубинецкой культуры». С Л.Д.Поболем был, фактически, согласен
П.Н.Третьяков, но даже среди белорусских археологов 1960-х гг. это мнение
не было единственным. Так А.Г.Митрофанов высказал предположение, что
на упомянутых поселениях и могильниках представлены находки особого
этнокультурного горизонта, которые генетически связаны не только с зару-
бинецкой культурой, но и с некоторыми древностями Белоруссии раннего
железного века. В трудах В.Н.Даниленко, Е.А.Горюнова, Р.В.Терпиловского
белорусские материалы сопоставлены с киевской культурой. В настоящее вре-
мя господствует представление о том, что памятники киевской культуры в Бе-
лорусском Поднепровье относятся к единому верхнеднепровскому варианту.
По нашему мнению, древности этого региона неоднородны и свиде-
тельствуют о смене (в рамках киевской общности) населения двух этнокуль-
турных традиций. В этом отношении весьма показательны материалы эта-
лонных памятников (Абидня и Тайманово), и в первую очередь, их керами-
ческий комплекс. За время работы над проектом появились публикации эта-
лонных комплексов поселения Абидня, подготовленные Л.Д. Поболем в со-
авторстве с A.B. Ильютик.
На первом месте в керамическом комплексе Абидни по степени рас-
пространенности находятся закрытые округлобокие горшки с т.н. «дугой не-

40
определенной формы» в верхней части профиля (эта дуга может быть слегка
выпуклой или слегка вогнутой с разных сторон горшка) и отогнутым наружу
венчиком (43,7% в среднем по памятнику), второе место занимают открытые
тюльпановидные сосуды (17,2%) и закрытые округлобокие горшки с хорошо
выраженной выпуклой дугой в верхней части профиля и отогнутым наружу
венчиком (15,8%). Количество прочих форм (баночных, различных вариан-
тов ребристых) сравнительно невелико. Резко преобладают округлобокие
формы, ребристых всего 18,6% от общего числа типологически определимых
сосудов. Отсутствуют диски. Среди кухонных горшков довольно много
сильнопрофилированных, угол наклона венчика которых по отношению к
плечу меньше 150°. Их больше половины (52%).
Особенность пропорций горшков из Абидни - высоко расположенное
плечо, зачастую находящееся прямо под венчиком. Края венчиков груболеп-
ных сосудов из Абидни нередко орнаментируются вдавлениями или расчеса-
ми. Среди кухонной керамики Абидни достаточно часта посуда, покрытая
расчесами, нанесенными гребнем, и штриховкой. Ее доля около 14% (сум-
марно). Столовой (лощеной) посуды в Абидне по комплексам насчитывается
не более 6%. На основании датирующих вещей из Абидни наиболее вероят-
ная дата памятника определяется в рамках III - начала IV в.
Если керамический набор всех объектов Абидни однороден, то посуда
поселения Тайманово представляет собой более сложное явление. Этот па-
мятник существовал довольно долго - от горизонта украшений с эмалью до
периода использования геральдических накладок не ранних типов, т.е., по
крайней мере, от III до VII в. Часть комплексов поселения и большинство по-
гребений могильника относится к колочинской культуре.
Материалы римского времени памятника также неоднородны. По со-
ставу керамического комплекса они делятся на две группы. Лепная посуда из
построек первой группы очень близка к той, которая происходит из Абидни.
В жилищах второй группы черепки с расчесами и лощеные единичны и
сильно измельчены. Орнаментированной керамики практически нет. Резко
преобладает слабопрофилированная посуда (96,4%). В керамическом наборе
наиболее широко распространены закрытые округлобокие горшки с дугой
невыраженной формы в верхней части профиля (53%), на втором месте нахо-
дятся тюльпановидные сосуды (27%), а прочие формы (баночные и различ-
ные варианты ребристых) редки. Встречены диски. В отличие от Абидни
наибольшее расширение горшков приходится на середину высоты и даже
иногда расположено ниже. Набор сосудов из жилищ второй группы близок
представленному на памятниках деснинского варианта киевской культуры
(среднего хронологического этапа по Р.В. Терпиловскому и Н.С. Абашиной).
Итак, в Тайманове около начала - первой половины IV в. (судя по да-
тирующим вещам) происходит изменение культуры, что, очевидно, свиде-
тельствует о смене населения.
К сожалению, полная карта киевских поселений и могильников Верх-

41
него Поднепровья пока отсутствует. Л.Д. Поболем опубликован свод памят-
ников железного века Белоруссии, где к «позднему этапу зарубинецкой куль-
туры» относятся 633 местонахождения. Проверка этих сведений должна
осуществляться, в первую очередь, белорусскими археологами и, зачастую,
непосредственно в поле. Такая работа ведется, однако до тех пор, пока она не
закончена, нам приходится опираться только на те коллекции, которые мы
непосредственно просмотрели в различных археологических хранилищах в
Гомеле, Минске, Могилеве и Бобруйске.
На карте (рис. 1) показаны памятники киевской культуры лесного По-
днепровья и прилегающих территорий, исследованные раскопками, а также
те, на которых во время разведок собрана выразительная керамика, достаточ-
ная для культурно-хронологического определения.
Керамический комплекс, принадлежность которого к памятникам круга
Абидни не вызывает сомнения, происходит с поселений Симоновичи и Дед-
ново в бассейне Березины (раскопки Н.Н.Дубицкой, A.B. Ильютик). Обломки
закрытых округлобоких и ребристых горшков с расчесами обнаружены О.Н.
Мельниковской на селище Барсуки.
Крупный фрагмент ребристого сосуда круга Абидни, орнаментирован-
ного штриховкой, был найден в Старых Бобовичах (Новозыбковский р-н
Брянской обл.) во время разведки по р. Ипуть. Характерные комплексы с ке-
рамикой типа Абидни получены А.И. Дробушевским на селище Бердыж на
Соже во время раскопок 1995 г. (сообщения O.A. Макушникова и А.И. Дро-
бушевского). Керамика с расчесами, близкая к найденной в Абидне, проис-
ходит из сборов Ю. В. Колосовского на селищах Барань и Зайцеве. На терри-
тории Левобережной Украины к кругу Абидни относятся два поселения: Ме-
на-5 и Верхнестриженское-3. Самым западным памятником круга Абидни
является местонахождение Кутово в Подляшье. Автор публикации Я. Анже-
ёвский сделал заключение о принадлежности набора сосудов из этого пункта
кругу позднезарубинецких древностей типа Гриней-Вовков, что неточно.
Область среднего и верхнего течения северных притоков Припяти, ог-
раниченная на востоке Березиной, а на западе - Подляшьем, очень слабо изу-
чена и фактически является «белым пятном». Памятники, известные на ее
восточной (Дедново, Симоновичи) и западной (Кутово) оконечностях, за-
ставляют высказать предположение о том, что этот регион или его часть в
позднеримское время был занят древностями круга Абидни. Так ли это, по-
кажут дальнейшие полевые исследования.
Памятников деснинской киевской традиции в Верхнем Поднепровье
пока известно значительно меньше, чем местонахождений с керамикой круга
Абидни. К их числу, кроме жилищ второй группы Тайманово, относятся ма-
териалы из постройки 1 поселения Гудок (раскопки О.А.Макушникова). За-
крытые округлобокие неорнаментированные сосуды с низко расположенным
бочком преобладают на селище Щатково (раскопки Л.Д. Поболя).

42
 Рис. 1. Памятники славянского круга III - 1-й половины V в. н.э.
I - памятники типа Заозерья традиции Абидни; II - памятники типа Заозерья деснинской
традиции; III - памятники киевской культуры Верхнего Поднепровья традиции Абидни; IV - па-
мятники деснинского варианта киевской культуры; V - протопражский памятник; VI - памятники
пражской культуры фазы «0». 1 - Ермошино; 2 - Фролы; 3 - Заболонье; 4 - Орляки; 5 - Каменная
Лава; 6 - Узмень; 7 - Кислая; 8 - Холм; 9 - Бердыж; 50 - Заозерье; 11 - Городок; 12 - Бураково; 13 -
Казиново; 14 - Заговалино; 15 - Бельчица; 16 - Рудня; 17 - Городище (селище); 18 - Дедиловичи; 19
- Демидовка; 20 - Лемница; 21 - Абидня; 22 - Тайманово; 23 - Красная Зорька; 24 - Щатково; 25 -
Симоновичи; 26 - Дедново; 27 - Барсуки; 28 - Гудок; 29 - Касилово; 30 - Хотылево; 31 - Старые
Бобовичи; 32 - Кутово; 33 - Верхнестриженское-2,3; 34 - Мена-5; 35 - Малый Листвен; 36 - Клоч-
ков; 37 - Выбли; 38 - Деснянка; 39 - Ульяновка-1; 40 - Выгоры-2; 41 - Березанка; 42 - Вишенки; 43
- Долинское; 44 - Киреевка-1,2; 45 - Лавриков Лес; 46 - Киселевка-1,2; 47 - Мезин; 48 - Пересыпки-
1; 49 - Чаплищи-3; 50 - Гребля; 51 - Попово-Лежачи-4; 52 - Комаровка-2; 53 - Песчаное; 54 - Каме-
нево-2; 55 - Беседовка; 56 - Курган Азак; 57 - Сенча; 58 - Проскурни-2; 59 - Барань; 60 - Зайцеве;
61 - Петриков; 62 - Остров; 63 - Хильчицы; 64 - Оболонь; 65 - Корчак (4 поселения) и Тетеревка;
66 - Бернашевка; 67 - Повалишино.

43
 В заселении еще более северной территории - бассейна Западной Дви-
ны и междуречья Двины и Великой - приняли участие обе группы населения,
памятники которых наблюдаются в Верхнем Поднепровье.
Древности круга Заозерья, выделенные Н.В.Лопатиным и А.Г.Фурасье-
вым, связаны по происхождению с киевской культурой. Эта идея достаточно
надежно аргументирована на основе анализа всего комплекса находок (от ке-
рамики до изделий из металла), традиций домостроительства и погребальной
обрядности. Н.В.Лопатин выделил в рамках керамического комплекса па-
мятников «круга Заозерья» шесть наборов. Справедливо ли столь дробное де-
ление памятников, покажет дальнейшее накопление материалов. Так или иначе,
но и Н.В.Лопатин, и А.Г.Фурасьев сходятся во мнении, что возникновение этой
группы древностей связано с проникновением на территорию, примыкающую с
севера к Верхнему Поднепровью, киевского населения с культурой как круга
Абидни, так и деснинского варианта. Соотнесение «северных» памятников с
той или иной из этих двух традиций не всегда однозначно.
Памятники типа Заозерья, связанные по происхождению с «традиция-
ми Абидни», на севере существуют в широких пределах от горизонта рас-
пространения вещей с эмалью до раннегуннского периода или даже до нача-
ла средневековья. Хронология северных памятников киевской деснинской
традиции достаточно подробно разработана А.Г.Фурасьевым. По имеющимся
данным, они датируются едва ли ранее IV в.
Таким образом, древности киевской культуры в области лесного По-
днепровья и в примыкающем к нему с севера междуречье Западной Двины и
Великой относятся к двум традициям - типа Абидни и деснинского варианта.
Первые из них связаны по происхождению с классическими зарубинецкими
памятниками Посожья и Верхнего Поднепровья типа Чечерск-Кистени, хотя
некоторая роль элементов поздней культуры штрихованной керамики в фор-
мировании древностей круга Абидни и не исключена.
Деснинское киевское население, принадлежащее другой линии эволю-
ции позднезарубинецких древностей, достаточно широко осваивает террито-
рию лесной зоны. В дальнейшем в Верхнем Поднепровье, как и на более юж-
ных территориях, на базе деснинской традиции киевской культуры формиру-
ется колочинская культура.
Судьбы носителей культуры круга Абидни пока не ясны. Не исключе-
но, что этот тип древностей не был поглощен другими, а трансформировался
в какие-то пока слабо изученные группы раннесредневековых славянских
культур, по крайней мере, стал одним из их компонентов.
Многими исследователями (Д.А.Мачинским, М.Б.Щукиным и др.) не
раз отмечалось наличие «Полесского белого пятна», фиксирующее неясность
этнокультурной ситуации в Припятском Полесье между финалом зарубинец-
кой культуры в середине I в. н.э. и распространением пражской (по мнению
ряда исследователей - исключительно «раннесредневековой») культуры. От-
крытие А.А.Егорейченко поселения Остров позволило говорить о существо-

44
 вании пражской культуры уже около второй половины IV в., причем Полесье
включается в зону наиболее ранних памятников. Разработки И.О.Гавриту-
хина позволили выделить круг памятников пражской культуры, синхронных
Острову (фаза «О») и очертить зону их распространения, соответствующую
области формирования этой культуры и первых миграций ее носителей.
Одним из памятников, где представлены архаичные материалы праж-
ской культуры, является поселение Петриков, стационарные раскопки кото-
рого на протяжении последних лет ведет В.С.Вергей. Детальное сопоставле-
ние этих материалов (за возможность ознакомиться с ними участники проек-
та благодарят автора раскопок) с керамическими наборами других памятни-
ков пражской культуры Полесья позволяет утверждать, что керамика из но-
вых раскопок Петрикова еще более архаична, чем комплексы, выделяемые в
фазу «О», т.е. ее датировка едва ли выходит за рамки позднеримского време-
ни. Это подтверждает сделанные ранее наблюдения о зоне формирования
пражской культуры. Припятское Полесье является одним из наиболее веро-
ятных претендентов на роль ее «колыбели».
Встает вопрос о соотношении предполагаемой протопражской группы
(древности типа Петрикова) с памятниками типа Абидни. Набор сосудов из
Петрикова имеет ряд «перекличек» с формами горшков, характерными для
памятников типа Абидни. Тем не менее, этих черт недостаточно, чтобы
включать Петриков в круг древностей типа Абидни или предполагать их ге-
нетическую преемственность. Вероятнее всего, памятники типа Петрикова и
круга Абидни имели общие прототипы. Одним из источников таких дальних
прототипов могли быть традиции полесского варианта зарубинецкой культу-
ры, однако до появления новых материалов эти наблюдения остаются в рам-
ках самых общих гипотез.
В рамках данного проекта при рассмотрении древностей 3-й четверти I
тыс. основное внимание было уделено материалам Северо-Восточной Бело-
руссии и Северо-Запада России. Связано это с тем, что расположенные юж-
нее памятники колочинской, пеньковской и пражской культур к настоящему
времени изучены лучше и их оценка не вызывает столь же острых проблем.
Период V-VIII вв. н.э. в Верхнем Поднепровье и прилегающих более
северных регионах - время формирования и господства культурных групп
типа Тушемли, Колочина, Банцеровщины и псковских длинных курганов.
Названия перечисленных групп древностей остаются неустойчивыми.
Разнообразны и концепции о соотношении их между собой. Древности типа
Тушемли (Смоленщина) и Банцеровщины (Белоруссия) обычно рассматри-
ваются как родственные, хотя делались попытки выявить их особенности.
Обособление обеих групп от колочинской культуры постепенно возобладало в
литературе (П.Н.Третьяков, Е.А.Шмидт, Л.Д.Поболь, И.П.Русанова, В.В.Седов,
А. Г.Митрофанов, Р.С.Минасян, Е.А.Горюнов, В.Б.Перхавко), хотя в 1960-е
годы было популярным мнение об их близости или единстве (Э.А.Сымо-
нович, В.В.Седов, И.П.Русанова, А.Г.Митрофанов, Л.Д.Поболь). В настоящее

45
время вновь высказывается точка зрения о взаимосвязи некоторых «север-
ных» групп с колочинской и даже пеньковской культурами (Н.В.Лопатин,
О.Н.Левко, Ю.В.Колосовский). Наоборот, обособленность тушемлинско-бан-
церовских древностей и культуры псковских длинных курганов первона-
чально сомнений не вызывала. Затем были обнаружены некоторые элементы
их сходства (В.В.Седов, М.Э.Аун), а еще позднее появилась концепция род-
ства двух групп древностей (Р.С.Минасян, С.В.Белецкий, Е.Н.Носов, Г.В.Шты-
хов, В.Лопатин, А.Г.Фурасьев). В пределах колочинской культуры, представ-
лявшейся еще недавно довольно однородной, в последнее время выявлены
серьезные локальные различия (А.М.Обломский, Д.В.Середа). К. Годловский
в начале 1980-х гг. рассматривал весь круг культур середины I тыс. н. э. от
пеньковской на юге до длинных курганов на севере, как единый по культур-
ной модели. К этой концепции близки не столь категорично сформулирован-
ные позиции Д.А.Мачинского, Й.Вернера, М.Б.Щукина, М.Парчевского.
Долгое время «колочинский юг» представлялся территорией селищ и
грунтовых могильников, «тушемлинско-банцеровская середина» - зоной го-
родищ, а северо-запад - областью курганов. Лишь сравнительно недавно об-
ратили внимание на то, что неукрепленные поселения (по культуре во мно-
гом сходные) есть везде, грунтовые и курганные погребения по ряду призна-
ков обряда также похожи, а городища и курганы распространены шире, чем
предполагалось ранее.
Таким образом, баланс сходства/различия в понимании соотношения
раннесредневековых культурных групп Верхнего Поднепровья и прилегаю-
щих территорий приходит в равновесие. Детализирующее и обобщающее на-
правления исследований перестают быть взаимоисключающими. Если попы-
таться определить общий вектор историографии рассматриваемой проблема-
тики, то это будет постепенное укрепление концепции о наличии генетиче-
ских взаимосвязей между древностями огромных территорий, что не проти-
воречит выявлению многочисленных своеобразных культурных групп. Так
или иначе, они связаны с этногенезом славян и их соседей.
В связи с изложенным пониманием историографической ситуации бы-
ла поставлена задача сопоставить эталонные керамические комплексы V-
VIII вв., происходящие со всей указанной территории, на основе изучения кол-
лекций в оригинале.
Группы выделяются с учетом двух факторов: 1) территориальной бли-
зости памятников; 2) типологической близости наборов посуды. На данном,
начальном, этапе исследования керамика рассматривается в первую очередь
в пределах локальных групп, выявляющихся при картографировании памят-
ников. По мере углубления знаний более важным должен стать признак ти-
пологической близости, который позволит выделить культурно-хронологиче-
ские группы, пересекающие границы регионов. Последнее явление нормаль-
но для эпох, когда миграции населения играют заметную роль. В данной ста-
тье уже отмечен ряд признаков, объединяющих керамику разных регионов.

46
 Описание типологии керамики имеется в нескольких публикациях (Ло-
патин 2001; 2003). На ее основании для периода V-VIII вв. выявляется 8 ке-
рамических наборов и соответствующих культурно-хронологических групп.
Наборы с 1-го по 5-й соответствуют разным вариантам культуры псковских
длинных курганов и близким этой культуре древностям, а с 6-го по 8-й - ту-
шемлинско-банцеровской и колочинской культурам в Верхнем Поднепровье
и Подвинье. Местоположение и состав опорных памятников каждой из вось-
ми групп представлены на рис. 2.
Древности Верхнего Поднепровья и Подвинья обычно делят на две
культуры - типа Тушемли и типа Банцеровщины. Традиционные наименова-
ния целесообразно сохранить для общего обозначения больших культурных
групп. Однако сравнительный анализ коллекций, в первую очередь керамики,
показывает, что набор собственно верхнего слоя городища Тушемля состав-
лен из разнородных элементов и относится, скорее всего, к нестабильному
периоду культурогенеза. Прямые аналогии набору отсутствуют. Таким обра-
зом, определить конкретную группу памятников «типа Тушемли» не пред-
ставляется возможным. Напротив, в северной части Верхнего Поднепровья в
недавнее время четко выявлена группа памятников, с многочисленными яр-
кими находками VII в. - Кисели, Черкасове, Вежки, Никодимово. Они непо-
средственно примыкают (и территориально, и типологически) к памятникам
Смоленщины - Демидовке, Близнакам, Акатово.
Из всей этой группы наиболее ранним памятником является Демидов-
ка, где зафиксированы вещи V в. Данный набор керамики (набор 8) состоит
из слабопрофилированных (округлобоких и тюльпановидных), а также реб-
ристых (биконических и цилиндро-конических) сосудов. Все формы имеют
наибольшее расширение около середины высоты и находят прямые прототи-
пы в киевской культуре (в основном деснинского варианта). В связи с этим
памятники типа Демидовки-Киселей-Никодимова могут рассматриваться в
качестве варианта колочинской культуры.
Набор 7 отличается от вышеописанного отсутствием (или единично-
стью) ребристых форм и распространен в Витебском Подвинье. В наборе 6
(тип Банцеровщины в средней Белоруссии) наряду с округлобокими вместо
тюльпановидных сосудов присутствуют главным образом S-видные формы;
ребристые немногочисленны.
Наследие верхнеднепровского варианта киевской культуры (типа
Абидни) и связанных с ним древностей Подвинья римского времени типа За-
озерья (керамический набор 1) после середины I тыс. н.э. представлено не-
многочисленными памятниками в двинско-ловатском междуречье. Как буд-
то, население с близкими традициями участвует в формировании некоторых
вариантов культуры псковских длинных курганов, а также группы удомель-
ского типа (набор 5), выделенной И.В.Ислановой. Для этой группы, так же
как и для некоторых памятников культуры псковских длинных курганов
(В.В.Седов) отмечается присутствие керамики пражского типа. Речь идет о сла-

47
бопрофилированных формах с наибольшим расширением в верхней трети. Но
именно такие формы сближают между собой типы Абидни и пражский.

Рис. 2. Распространение керамических наборов в Верхнем Поднепровье и на Севе-

ро-Западе в V-VIII веках н.э.
а - основные эталонные памятники III-V вв.; б - ареал памятников круга Заозерье-Узмень
(III-V вв.); н. 1 - 8 - разные керамические наборы V-VIII вв. (в соответствии с нумерацией набо-
ров в тексте).
1 - Козеский Лес, 2 - Кынну, 3 - Линдора, 4 - Лезги, 5 - Грядище (Совий Бор), 6 - Безьва,
7 - Жеребятино, 8- Съезжее, 9 - Потерпелицы, 10 - Обрыня, 11 - Липицы, 12 - Городок (на
Шлине), 13 - Подол, 14 - Юрьевская Горка, 15 - Полибино, 16 - Борисоглеб, 17 - Жабино, 18 -
Дорохи, 19 - Михайловское, 20 - Узмень, 21 - Янковичи (Повалишино и Атоки), 22 - Субовщина,
23 - Городок, 24 - Бураково (селище), 25 - Казиново (селище), 26 - Старое Село, 27 - Заговалино,
28 - Дедиловичи (Замковая Гора), 29 - Банцеровщина, 30 - Заозерье (на Рутавечи), 31 - Акатово,
32 - Близнаки, 33 - Черкасово, 34 - Кисели, 35 - Никодимово, 36 - Демидовка, 37 - Тушемля, 38 -
Тайманово.

48
 Наборы 2, 3, 4 соответствуют разным локальным вариантам культуры
псковских длинных курганов - соответственно двинско-ловатскому, псков-
ско-чудскому, мстинско-валдайскому. Здесь в разных сочетаниях представ-
лены собственные керамические формы. В большинстве случаев они восхо-
дят к киевским прототипам, но отличаются рядом признаков: наличием поч-
ти непрофилированных (конусовидных) форм (набор 2), приземистыми про-
порциями (набор 3), сильной профилированностью в области верхнего края
сосудов (наборы 2, 4). Ребристые формы (но опять же не тождественные ки-
евским прототипам) известны в наборах 2 и 3. Есть основания рассматривать
Двинско-Ловатский регион как связующий для всей территории Северо-
Запада. Этот вывод указывает на коренной исходный регион распростране-
ния культуры псковских длинных курганов.
Особый интерес представляют многочисленные изделия из металла и
бусы, встреченные в слоях пожара и разрушений на памятниках с керамикой
набора 8. Состав наиболее специфичных (по преимуществу женских) укра-
шений из Никодимова и Вежек - фибул, подвесок, бус и т.д. - находит (при
некотором своеобразии браслетов и других вещей) ближайшие соответствия
в уборе из днепровских раннесредневековых кладов 1 -и группы (по О.А.Щег-
ловой - И.О.Гавритухину).
Этот убор характеризует элиту нового политического образования,
складывающегося на части территории колочинской и пеньковской культур,
а выпадение кладов произошло в результате разгрома этого объединения но-
сителями пражской культуры около 3-й четверти VII в. (Гавритухин, Облом-
ский, 1996).
Пожары в Никодимове, Вежках, вероятно, в Колочине и на некоторых
других памятниках, судя по всему, отражают то же явление, что и выпадение
упомянутых кладов. Таким образом, в пользу отнесения к колочинской куль-
туре памятников типа Киселей-Никодимова свидетельствуют не только на-
блюдения над их керамическим набором, но и состав украшений, а также ис-
торические судьбы населения этой верхнеднепровской группировки.
Уточнение хронологии пражской культуры Припятского Полесья и со-
предельных территорий позволило обратиться к распространенной точке
зрения о возникновении городищ пражской культуры лишь к финалу ее раз-
вития, не ранее 7 в. Оказалось, что это не так. Все городища, где получены
достаточно представительные материалы (Хотомель, Зимно, Хачки) возни-
кают не позднее 1-й половины 6 в. Дата обосновывается как наличием мате-
риалов фазы I пражской культуры (середина 5-1-я половина 6 в. по И.О.Гав-
ритухину), так и датирующих вещей (обломок ножки фибулы в Хачках, рас-
копки З. Кобылинского, которому мы признательны за возможность ознако-
мится с неопубликованным материалом).
Наличием долговременных городищ пражская культура Полесья, Во-
лыни и Мазовии сближается с культурами Верхнего Поднепровья. В то вре-
мя, как для зон активных миграций (для пражской культуры - Поднестровье,

49
Карпатская котловина и др.) городища не типичны, так же как, например, для
пеньковской культуры.
Работа с материалами раннеславянского круга третьей четверти I тыс.
убеждает, что их соотношение с древностями «преддревнерусской» эпохи
(четвертой четверти I тыс.) очень во многом остается не ясным. По степени
нашего незнания этот проблемный узел сравним лишь с «белым пятном», ко-
торым является значительная часть Белоруссии в раннеримское время.

В. И. Галко (Гомель)

Природно-климатические условия Полесья и зерновое хозяйство

славян в первой половине I тыс. н.э.

Проблема славянской прародины остается до настоящего времени дис-

куссионной. Очевидно, что изучение зернового хозяйства позволит уточнить
регион формирования древних славян, так как различные зерновые культуры
требуют определенных почвенных, климатических и агротехнических условий.
Мы имеем несколько письменных известий о зерновом хозяйстве
славян, относящихся к середине - второй половине I тыс. н.э.
Наиболее раннее письменное свидетельство о быте славян содержится
в сочинении Приска, который в 448 г. участвовал в посольстве византийского
императора Феодосия II к Аттиле, правителю гуннской державы, и оставил
подробное описание путешествия. Славяне у Приска нигде прямо не назва-
ны, однако привлечение его сообщения о посольстве к Аттиле ради доказа-
тельства более раннего появления славян на Балканах, чем это засвиде-
тельствовано Прокопием Кесарийским, стало уже традиционным.
Основанием такой точки зрения являются два известия Приска. Во-
первых, говорится о том, что в селениях Приску и его спутникам «доставляли
пищу, вместо [зерна] пшеницы — просо, а вместо вина — медос, называемый
[так] по-туземному. А также следовавшие за нами слуги получали просо и
снабжались напитком из ячменя; «камон» называют его варвары» [1, с. 85].
Во-вторых, отмечается, что эти «скифы», «будучи смешанными, сверх
собственного варварского языка ревностно стремятся [овладеть языком] или
гуннов, или готов, или даже авсониев, у кого из них сношения с римлянами.
Но никто из них не говорит свободно по-гречески, кроме пленников, которых
угнали из Фракии и с иллирийского побережья» [1, с. 87]. Кроме того, иссле-
дователи считают славянскими по происхождению пять топонимов, засвиде-
тельствованных у Прокопия Кесарийского и расположенных вокруг Наисса
(совр. Ниш) в междуречье среднего течения Моравы и верховьев Тимока,

50
 Интересные, хотя и фрагментарные сведения об археологических древно-
стях привел в своем Описании А. Пригара [Коваленко О.Б., 1999]. Автор, в ча-
стности, сообщил, что в с. Лесконогах рядом с Новгородом-Северским «при
церкве на гробах две каменные доски удостоверяют с надписей погребенных
князей Григория и Дмитрия Ольговичей» [РГВИА. Ф. ВУА]. Он вспоминал и
про найденный в 1786 г. клад, в котором находилось «некоторое число денег
сея Новгород-Северской области древней печати». Сообщения подобного рода
содержат и другие описания Новгород-Северского наместничества.
Таким образом, Описания Новгород-Северского наместничества послед-
ней четверти XVIII в. содержат интересную информацию об археологических
памятниках средневекового Полесья, которая представляет определенный на-
учный интерес и может быть использована современными историками.

А.И. Дробушевский (Гомель)

Домостроительство и планировка поселений

Нижнего Посожья на рубеже н.э.

На рубеже н.э. территорию Нижнего Посожья и смежные приднепров-

ские районы выше устья р. Березины занимали племена чечерской группы
верхнеднепровского варианта зарубинецкой культуры [5, с.49-77; 18].
В настоящее время в Нижнем Посожье исследованы следы более 20
жилых и хозяйственных построек милоградского и зарубинецкого времени,
из которых 17 выявлены автором в 1988-1993 гг. при исследовании Уваро-
вичского городища Буда-Кошелёвского р-на Гомельской обл.
Сложность изучения местных традиций домостроительства эпохи ран-
него железа, особенно рубежа н.э., обусловлена тем, что почти все жилые
объекты расположены в толще культурного слоя городищ. В условиях огра-
ниченности полезной площади укреплённых поселений разновременные по-
стройки часто перекрывали друг друга. Поэтому легче фиксировались следы
сгоревших деревянных конструкций, очагов и те объекты, которые распола-
гались непосредственно на материке. Тем не менее, на Уваровичском горо-
дище удалось обнаружить следы 6 построек и 9 выносных открытых очагов
разной степени сохранности, которые можно отнести к рубежу н.э. Жилые и
хозяйственные постройки этого времени выявлены в Белорусском Посожье
на городищах Волчас [23, с. 376-377], Ворновка [21, с. 205-209], Нисимкови-
чи [22, с. 367-368] и Шепотовичи [4, с. 33-51].
Жилища чечерской группы верхнеднепровского варианта зарубинец-
кой культуры представлены двумя основными типами: небольшими построй-
ками столбовой конструкции и длинными домами, связанными с оборони-

61
тельной системой городищ. Обычно нижняя часть этих построек залегала
значительно ниже пахотного слоя, на глубине 0,5-0,6 м от современной по-
верхности. В отдельных случаях удалось проследить врезанность котлованов
зарубинецких построек в слой предшествующего милоградского периода.
Например, на городище Волчас заполнение постройки 2 прослежено почти
на метровую глубину, т.е. она является полуземлянкой [32, с. 8-9]. Форма
котлована построек рубежа н.э. обычно подчетырёхугольной формы. Длина
стен колеблется в пределах 2,8-5 м, т. е. их площадь составляла от 8 до 25 кв.
м. Чаще всего жилища ориентированы стенами по сторонам света. В ряде
случаев удалось проследить следы от опорных угловых столбов, что свиде-
тельствует о столбовой конструкции стен. В постройке 2 Волчасского горо-
дища зафиксирована яма диаметром 0,3 м от центрального опорного столба
[32, с. 8-9]. Наличие центральных столбовых ям характерно для жилищ мило-
градской и зарубинецкой культур Гомельского Поднепровья [16, с. 37-38; 18,
с. 15]. Эта же черта типична в более позднее время для домостроительства
позднезарубинецких племён и киевской культуры [6, с.88-118; 25, с.44-49].
Столбовую конструкцию, видимо, имели и жилища городищ Рогачёвского
Поднепровья, о чём свидетельствуют многочисленные следы столбовых ям
на этих памятниках [7; 30; 31]. Однако, какого типа здесь были постройки,
из-за отсутствия необходимых данных определить трудно. Вероятно, они бы-
ли наземными.
В качестве отопительных сооружений в жилищах чечерской группы
применялись открытые очаги различных типов. Они располагались у одной
из стен, или в северо-восточном углу. Очаги имели в плане округлую или
овальную форму размером от 0,3 до 2,1 м. На Уваровичском городище обна-
ружен один очаг (№ 11) подпрямоугольной формы. По конструктивным осо-
бенностям очаги можно разделить на три основных типа. Из 20 очагов этого
времени (включая и выносные) 9 относятся к первому типу. Его составляют
очаги в виде простого зольно-угольного пятна округлой или овальной в
плане формы, имеющего в разрезе линзовидную форму. Ко второму типу от-
несено шесть очагов, выложенных из слоя или кусков обожжённой глины.
Кроме Уваровичского городища аналогичный очаг выявлен в Шепотовичах
[4, с. 35]. Третий тип представляют открытые очаги, при сооружении кото-
рых использовался камень. Часто камни полностью или частично оконтури-
вали зольно-угольное очажное пятно.
Первый тип построек рубежа н.э. Нижнего Посожья имеет ближайшие
аналогии в классических верхнеднепровских зарубинецких древностях типа
Горошков-Чаплин [20, с. 15-30; 27, с. 119-153]. А.М.Обломский выделил
здесь два основных типа жилищ: подпрямоугольные наземные дома столбо-
вой конструкции и незначительно углублённые в землю подквадратные дома
с центральным опорным столбом [18, с. 15]. Зарубинецкие жилища Верхнего
Поднепровья отапливались открытыми очагами тех же типов, что и в Ниж-
нем Посожье [18, с. 30]. Углублённые постройки столбовой конструкции не

62
 характерны для балтских древностей лесной полосы Восточной Европы эпо-
хи раннего железа. Для них более типичными являются большие наземные
дома различной конструкции, которые на поселениях чечерской группы не
известны [1, с. 30-40; 10, с. 79-96; 17, с. 28; 28, с. 25-30; 29, с. 41-47].
Нижнесожские жилища первого типа в свою очередь восходят к домострои-
тельству предшествующей милоградской культуры. На общие конструктивные
особенности милоградских и зарубинецких жилищ Верхнего Поднепровья
исследователи уже неоднократно обращали внимание [8, с. 92-93; 15, с. 32-42].
В настоящее время имеется возможность сравнить приёмы домострои-
тельства милоградского и зарубинецкого населения не только в рамках одно-
го региона, но и одного поселения. Кроме зарубинецких на городище Уваро-
вичи исследовано 11 построек и 16 выносных открытых очагов (всего 22
очага) милоградского времени.
На раннем этапе обитания «милоградцев» на этом городище возводи-
лись большие наземные дома столбовой конструкции. Одна из таких постро-
ек (№ 6) обнаружена почти в центре площадки городища и исследована на
длину около И м . Прежде подобные большие наземные дома, не связанные с
оборонительной системой городищ, на памятниках милоградской культуры
не были известны [3, с. 26-28]. Позднее большие наземные дома в Уварови-
чах «милоградцы» уже не возводили. На смену им пришли небольшие углуб-
лённые однокамерные жилища столбовой конструкции площадью около 9-20
кв.м. Зарегистрирован всего один случай применения срубной конструкции
при сооружении жилищ этого времени. Так же, как и на рубеже н.э., мило-
градские постройки в основном ориентированы стенами по сторонам света.
Открытые очаги располагались в различных частях жилищ: у одной из стен
или в северо-восточном углу.
Из 22 милоградских очагов в Уваровичах более половины относится ко
второму типу (12 очагов). Несколько реже встречаются очаги первого типа (8
очагов), тогда как очаги третьего типа для милоградского периода не харак-
терны. Их выявлено всего два и оба они сооружены на заключительном этапе
обитания «милоградцев» на этом памятнике.
Обычно на милоградских городищах Верхнего Поднепровья каменные
очаги представляют собой скопление обожжённых камней [16, с. 38]. На Лю-
бенском городище в Гомеле, например, все три каменных очага милоград-
ской культуры зафиксированы в виде скоплений камней [9, с. 27, рис. 2], тог-
да как в Уваровичах очажные камни оконтуривали зольно-угольное пятно.
Вполне возможно, что появление каменных очагов третьего типа в Нижнем
Посожье связано с влиянием «штриховиков», т.к. у них бытовали очаги
именно такой конструкции [17, с. 28]. Причём, появление этих очагов и
штрихованной посуды в Уваровичах по времени совпадает. Т.о., если в мило-
градский период самыми многочисленными были открытые очаги второго
типа (с применением глины), то на рубеже н.э. - первого. В зарубинецкое

63
время также наблюдается тенденция роста удельного веса каменных очагов
за счёт постепенного вытеснения глиняных.
Второй тип жилищ чечерской группы представляют длинные дома,
конструктивно связанные с оборонительной системой городищ. О том, что
они были жилыми, свидетельствуют обнаруженные в них очаги. Четыре ка-
менных очага выявлено в постройке городища Нисимковичи [22, с. 367-368].
В длинном доме Уваровичского городища находилось несколько оча-
гов различных типов. Интересно, что, судя по сохранившимся следам от
опорных столбов, в восточной части площадки городища эта постройка име-
ла столбовую конструкцию, а в западной - срубную. Хотя городище Уваро-
вичи не раскопано полностью, можно предположить, что длинный дом был
возведён вдоль всей линии оборонительного вала.
На поселениях классической зарубинецкой культуры длинные дома не
известны. Правда, необходимо помнить, что количество зарубинецких горо-
дищ, изученных широкими площадями, исчисляется единицами. Можно
предполагать наличие подобной планировки на Колочинском I городище, где
в центральной части жилой площадки не выявлены следы углублённых
домов раннего железного века [26, с. 97-137]. Для укреплённых поселений
небольших размеров это был наиболее оптимальный способ застройки. Поэ-
тому длинные дома, связанные с оборонительной системой, типичны для
днепро-двинских памятников [28, рис. 3,4; 29, с. 48-49] и культуры штрихо-
ванной керамики [17, с. 21], т.к. их площадь значительно меньше, чем южно-
белорусских. Подобная планировка городищ не может считаться этнокуль-
турным признаком и существовала в Восточной Европе вплоть до средне-
вековья [2, с. 181; 24, с. 76].
Постройки хозяйственного назначения, за исключением ям, на нижне-
сожских поселениях рубежа н.э. пока не обнаружены. Это объясняется сооб-
ражениями пожаробезопасности, санитарии, а также домашним характером
производственной деятельности. Не случайно, что основная масса производ-
ственных отходов и орудий труда найдена внутри или в непосредственной
близости от жилых помещений. Хозяйственные ямы обычно имеют диаметр
от 0,5 до 1,5 м и глубину до 2 м. В разрезе ямы, как правило, колоколовидной
или линзовидной формы. Такие ямы найдены на всех зарубинецких поселе-
ниях. Большое их количество - одна из характерных особенностей заруби-
нецкой культуры [19, с. 43]. Довольно многочисленны они и на милоград-
ских городищах Южной Беларуси [16, с. 39].
При внутренней планировке поселений носители чечерской группы
руководствовались прежде всего соображениями безопасности, оптимально-
го размещения жилых, хозяйственных и, возможно, культовых объектов.
Немаловажную роль играли и такие факторы, как размеры, форма поселений,
а также число жителей.
Можно предположить существование двух основных типов застройки
укреплённых поселений Нижнего Посожья на рубеже н.э. К первому типу

64
относится городище Уваровичи, где жилища располагались как внутри, так и
вдоль края площадки. На городищах Ворновка и Нисимковичи жилые объекты
эарубинецкого времени выявлены вдоль внутреннего края оборонительного вала.
Не исключено, что на этих поселениях центральная часть площадки оставалась
не застроенной, что позволяет предварительно их отнести ко второму типу.
На городищах милоградской культуры также прослежено два приёма
внутренней планировки: кучное расположение строений в центре площадок и
распределение построек вдоль внутренней линии валов. О.Н.Мельниковская
не исключает и совмещение этих приёмов [16, с. 33]. Население восточнопо-
лесских городищ милоградской культуры располагало жилища вдоль укреп-
лений, образуя общий двор [11, с. 12]. На днепро-двинских городищах Смо-
ленщины, которые отличаются своими миниатюрными размерами, преобла-
дал второй тип застройки [29, с. 53-54].
В классической зарубинецкой культуре известны городища, на кото-
рых застраивалась только внутренняя часть площадки, а оборонительные со-
оружения играли самостоятельную роль. Ярким примером застройки этого
типа может служить городище Пилипенкова Гора и, возможно, Монастырёк в
Среднем Поднепровье [12, с. 68-69; 13; 14]. Такие поселения чечерской груп-
пы в Нижнем Посожье до сих пор не исследованы. В целом, оба типа
внутренней застройки нижнесожских городищ имеют многочисленные анало-
гии на памятниках эпохи раннего железа лесной полосы Восточной Европы.
Т.о., домостроительство нижнесожского населения представлено не-
большими углублёнными постройками столбовой конструкции и длинными
домами, входящими в единую систему с оборонительными укреплениями
городищ. По конструктивным особенностям они наиболее близки милоград-
ским и зарубинецким жилищам Верхнего Поднепровья. Многокамерные на-
земные жилища, характерные для культуры штрихованной керамики, днеп-
ро-двинских и юхновских памятников, на поселениях чечерской группы
верхнеднепровского варианта зарубинецкой культуры не известны.
1. Амброз А. К. Длинные дома Палужского городища IV-III вв. до н. э. // Древняя Русь и
славяне.- М.; Наука, 1978.- С.30-40.
2. Древняя Русь. Город, замок, село.Археология СССР. — М.: Наука, 1985.
3. Дробушевский А. И. Городище эпохи раннего железа в г.п. Уваровичи // Гомелыцина:
археология, история, памятники. - Гомель, 1991. - С.26-28.
4. Дробушевский А. И., Лошенков М. И. Шепотовичское городище эпохи раннего железа
//ГАЗ.-№6.-Мн., 1995. -С.33-51.
5. Дробушевский А. И. Чечерская группа верхнеднепровского варианта зарубинецкой
культуры // Краеведческие записки. - Гомель, 2000. - С.49-77.
6. Заверняев Ф. М. Почепское селище // МИА. - № 160. - M.-JL, 1969, - С.88-118.
7. Ільюцік А. У. Гарадзішча Янава // Весці АН Беларусь Сер. грамадскіх навук. - 1985. -
№3.-С.76-81.
8. Кухарская E. H. Сравнительный анализ домостроительства у племён милоградской и
зарубинецкой культур // Актуальные проблемы историко-археологических исследований.
- К.: Наукова думка, 1987. - С. 92-93.

65
9. Лашанкоў M. І., Сычоў В. I. Раскопкі гарадзішча Любны // ГАЗ. - № 2. - Мн., 1993. - С.22-41.
10. Левенок В. П. Юхновская культура (её происхождение и развитие) // CA.- 1963. -№ 3.
- С.79-96.
11. Лошенков М. И. Городища милоградской культуры восточной части Белорусского
Полесья: Автореф. дис. канд. истор. наук. - К., 1990.
12. Максимов Е. В. Среднее Поднепровье на рубеже нашей эры.- К.: Наукова думка, 1972.
13. Максимов Е. В. Зарубинецкая культура на территории УССР,- К.: Наукова думка, 1982,
14. Максимов Е. В., Петрашенко В. А. Славянские памятники у с. Монастырей на Среднем
Днепре. -К.: Наукова думка, 1988.
15. Мельниковская О. Н. О взаимосвязи милоградской и зарубинецкой культур Южной
Белоруссии // СА. - 1963. - № 1. - С.32-42.
16. Мельниковская О. Н. Племена Южной Белоруссии в раннем железном веке. - М.:
Наука, 1967.
17. Митрофанов А. Г. Железный век Средней Белоруссии. - Мн.: Наука и техника, 1978.
18. Обломский А. М. Верхнеднепровский вариант зарубинецкой культуры: Автореф. дисс.
канд. истор. наук. - М., 1983.
19. Пачкова С. П. Господарство східнослов'янськйх племён на рубежі нашо'і' ери. - К.:
Наукова думка, 1974.
20. Поболь Л. Д. Славянские древности Белоруссии (ранний этап зарубинецкой культуры).
- Мн.: Наука и техника, 1971.
21. Поболь Л. Д. Славянские древности Белоруссии. - Мн.: Наука и техника, 1974.
22. Рассадин С. Е. Работы в Гомельской области // АО 1982 года. - М.: Наука, 1984. -
1984.- С.367-369.
23. Рассадин С. Е. Раскопки Волчасского городища // АО 1986 года. - М.: Наука, 1988. -
С.376-377.
24. Седов В. В. Восточные славяне в VI-XIII вв. Археология СССР. - М.: Наука, 1982.
25. Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н. э. - первой половине I тысячелетия
н.э. Археология СССР. - М.: Наука, 1993.
26. Сымонович Э. А. Городище Колочин I на Гомельщине // МИА. - M., 1963. - №108. - С.97-137.
27. Третьяков П. Н. Чаплинское городище // МИА. - М.-Л., 1959. - №70. - С.119-153.
28. Шадыро В. И. Ранний железный век Северной Белоруссии. - Мн.: Наука и техника, 1985.
29. Шмидт Е. А. Племена верховьев Днепра до образования Древнерусского государства.
I. Днепро-двинские племена (VII в. до н. э. - III в. н. э.). - М.: Прометей, 1992.
30. Загорульский Э. М. Отчёт об археологических исследованиях экспедиции Белгосуни-
верситета им. В.И.Ленина в 1973 г. // Архив ИИ АНБ. - д. № 450.
31. Загорульский Э. М. Отчёт о полевых исследованиях археологической экспедиции
Белгосуниверситета им. В. И.Ленина в 1976 г. // Архив ИИ АНБ. - д. № 545.
32. Рассадин С. Е. Отчёт за 1986 г. // Архив ИИ АНБ. - д. № 967.

H.H. Дубицкая (Минск)

Поселение Симоновичи на р. Птичь

Поселения второй четверти I тыс. н.э., как правило, занимали невысо-

кие первые надпойменные террасы с легкими песчаными почвами, заросшие
широколиственно-сосновыми лесами [1, с. 26].

66
 Именно в таких топографических условиях располагалось поселение
Симоновичи. Оно находится на правом берегу р. Птичь, в урочище Тямшево
Поле, в д. Симоновичи Глусского р-на Могилёвской обл. На селище на про-
тяжении ряда лет проводились археологические раскопки.
Итоги раскопок 1987, 1989, 1990, 1997 гг. опубликованы [2, с. 5-22; 3,
с. 31-38].
В публикации представлены материалы раскопов VII и VIII (1998-1999
гг.). Всего на поселении изучено 535 кв. м.
На памятнике выявлены материалы двух этапов. К первому этапу относят-
ся немногочисленные материалы эпохи бронзы. Это несколько обломков керами-
ческой посуды и небольшая коллекция кремневых орудий и заготовок. Орудия
представлены двумя скребками, вкладышем, острием и ножевидной пластиной
(рис. 4: 7, 9-12). Основное количество материалов относится к I тыс. н.э.
Преобладающей категорией находок в культурном слое поселения
являются обломки керамических сосудов. Другие находки из глины, а также
из металла, камня, стекла малочисленны.
Вся посуда делится:
1) на посуду, изготовленную без помощи гончарного круга;
2) сформованную на гончарном круге. Всего в раскопах VII и VIII
найдено 3034 обломка глиняной посуды, из них 2995 обломка
лепных и 139 - гончарных сосудов.
Лепная посуда I тыс. н.э. представлена горшковидными сосудами раз-
личных размеров и, возможно, мисками. Встречаются ребристые формы. Это
могли быть как ребристые горшки, так и миски. Кроме того, найдены обло-
мок сосуда с ручкой (горшок или кружка) и фрагменты двух миниатюрных
сосудов.
Вся посуда изготовлена из местных глин, преимущественно, гидрослю-
дистого состава. В качестве специальных отощителей симоновичские гонча-
ры вводили дресву, гранита и шамот. Преобладает восстановительный обжиг,
[2, с. 6-8].
При изучении черепков лепных сосудов на их поверхности выявлены
единичные обугленные зерна и следы от выгоревшей половы культурных
злаков, а также бобовых.
Очевидно, примеси злаков и бобовых не являлись специальным компо-
нентом формовочных масс древних сосудов, а выполняли какие-то иные, воз-
можно, ритуальные функции. По способу обработки поверхности вся лепная
посуда делится на гладкостенные сосуды, сосуды со штриховкой, с расчеса-
ми, лощеные и подлощеные. В общем количестве гладкостенная керамика
составляет 82%, со штриховкой - 15,5%, с расчесами - 0,5%, лощеная и
подлощеная - около 2%.

67
 Рис. 1. Селище Симоновичи. Находки из культурного слоя раскопов VII,
VIII (1-5, 8, 9 - железо; 6 - стекло; 7 - бронза; 10-16 - керамика; 17 - медь).

68
 Рис. 2. Селище Симоновичи. Лепная керамика из культурного слоя
раскопов VII, VIII.

Качество лощения симоновичских сосудов среднее. На киевских памят-

никах количество лощеных и подлощеных сосудов обычно не превышает
5% [4, с. 292]. Это, как правило, столовая посуда. Присутствие лощеной

69
Рис. 3. Селище Симоновичи. Лепная керамика из раскопов VII, VIII.

70
посуды характеризует несомненную преемственность с зарубинецкими и
позднезарубинецкими технологическими традициями в киевском керамическом
производстве. Однако, незначительный процент такой посуды, ухудшение
качества лощения свидетельствует об угасании данной традиции. К середине I
тыс. н.э. в Верхнем Поднепровье лощеная посуда практически не встречается.
Значительное количество керамики со штриховкой весьма характерно
для северных белорусских памятников киевской культуры. Мощный импульс
культуры штрихованной керамики не мог не оказать своего влияния на
традиции керамического производства соседних культур. Штриховка в гон-
чарстве культуры штрихованной керамики первоначально возникла как тех-
нологический прием. Постепенно она превращается в элемент декора [5, с.
28]. Очевидно, в этом - одна из причин её исчезновения к концу первой по-
ловины I тыс. н.э. В то же время население соседних культур (милоградской,
зарубинецкой, киевской), по-видимому, всегда воспринимало штриховку,
прежде всего, как технологический приём.
В определенной степени трансформацией штриховки в гончарстве ки-
евской культуры являются расчесы. Однако, несмотря на высокие технологи-
ческие характеристики, расчесы так и не получили широкого распростране-
ния. К середине I тыс. н.э. эта традиция также угасла.
Орнаментация на симоновичских лепных сосудах встречается доволь-
но редко. Зоной нанесения орнамента у нелощеных сосудов является край
венчика. Это насечки по внешнему краю, пальцевые вдавления, иногда мел-
кие ямки. Наиболее распространенным видом орнамента являются насечки.
В отдельных случаях по тулову отмечен орнамент в виде защипов или
комбинация защипов и насечек. Данный элемент декора размещался зонами
по всему тулову (рис. 2: 1, 4). Такой тип орнамента встречается и на других
северных киевских памятниках (Дедново, Тайманово, полуземлянка № 48) [6,
с. 29; 7, с. 25, рис. 10: 1].
Защипы весьма характерны для позднего керамического комплекса
культуры штрихованной керамики. Чаще всего таким образом орнаментирова-
лись ребристые сосуды [5, с. 33]. Защипный орнамент на керамике имеет се-
верное происхождение. На поселениях Литвы он встречается на протяжении
всего I тыс. н.э. [8, с. 24], на белорусских памятниках - в IV-V вв. [9, с. 35].
Встречен также орнамент в виде сквозных отверстий (рис. 2: 5). Не
исключено, что отверстия выполняли не декоративную функцию, а служили
для подвешивания сосуда.
Лощеная посуда не орнаментировалась. Как исключение, встречена
одна стенка сосуда, украшенная прочерченным орнаментом (рис. 2: 3).
В раскопах VII и VIII не выявлено ни одной полной формы лепных
сосудов. Основную группу составляют средне- и сильнопрофилированные
округлобокие горшки с наибольшим расширением в верхней трети. Они в свою
очередь делятся на две группы: а) с низким венчиком, высота менее 2 см (рис. 2:

71
6-10; 3: 1); б) с высоким венчиком, высота 2 см и более (рис. 3: 2-8; 4: 1, 2).
Сосуды с прямым венчиком (рис. 4: 3) и баночной формы (рис. 4: 5)

Рис. 4. Селище Симоновичи. Лепная керамика (1-6, 8)

и кремневый инвентарь (7, 9-12) из раскопов VII, VIII.

72
 встречаются редко. В небольшом количестве присутствует ребристая посуда.
Ребро, как правило, слабовыраженное, округлое. Найдено несколько облом-
ков стенок сосудов с утолщенным массивным ребром.
Толщина стенок нелощеных сосудов 0,4-1,5 см, днищ - до 2,0 см.
Стенки лощеных сосудов имели толщину 0,4-0,9 см, днища 0,7-1,8 см. Днища
плоские (рис. 4: 4, 6, 8). Отмечены следы подсыпки песка.
Гончарная посуда представлена обломками горшков и мисок. Посуда, в
основном, неорнаментирована, в одном случае отмечен орнамент «колеси-
ком». Относится к XI-XVI (XVII) вв.
Особую группу глиняных изделий составляют пряслица. В раскопах
VII и VIII найдено 8 обломков пряслиц: 3 фр. биконической, 1 фр. - упло-
щенно-биконической, 3 фр. - округло-цилиндрической формы, 1 фр. - изго-
товлен из стенки сосуда (рис. 1: 10-15). Все пряслица неорнаментированные,
изготовлены из хорошо отмученной глины с минеральными примесями мел-
кой размерности.
Высота биконических и уплощенно-биконических пряслиц 1,0-2,4 см,
диаметр 2,2-2,8 см.
Биконические пряслица уплощенной формы с большим отверстием
(высота 1,0-1,2 см, диаметр отверстия 1,0 см), типичны для киевских памят-
ников по всему ареалу их распространения. По-видимому, в это время быто-
вали и уплощенные пряслица без выраженного ребра также с широким от-
верстием. Биконические высокие пряслица с более узким отверстием (высота
до 2,5 см, диаметр отверстия 0,7 см) наибольшее распространение получают
с VI-VII вв. [10, с. 31], хотя находки таких пряслиц не исключение и на более
ранних памятниках (Чаплин, Щатково и др.) [11, с. 219]. Округло-цилиндри-
ческие пряслица, как и пряслица, изготовленные из стенок сосуда, бытовали
у населения Белорусского Поднепровья на протяжении всей эпохи железного
века [12, с. 73, 74, рыс. 1: 33]. Цилиндрические пряслица с вогнутыми верх-
ней и нижней сторонами весьма характерны для поздних памятников культу-
ры штрихованной керамики и банцеровской культуры [5, с. 41]. Из глины
также был изготовлен фрагмент изделия с отверстием (рис. 1: 16).
Находки из металла представлены немногочисленными орудиями тру-
да и украшениями, изготовленными из бронзы и железа. Из бронзы изготов-
лена пронизка диаметром 0,7 см, диаметр отверстия 0,5 см (рис. 1: 7).
К деталям одежды относится посоховидная булавка. Булавка из Симо-
нович выполнена из круглой в сечении железной проволоки (рис. 1: 5). Об-
щая длина булавки 8,3 см, головка округлая, ее диаметр 1,5 см, завиток слег-
ка отогнут (тип I по А.М. Медведеву). Булавки с верхней частью круглой
формы из стержня ромбической, реже круглой формы, по мнению А.М. Мед-
ведева, относятся к ІІ-ІІІ вв. н.э. [13, 1995, с. 172-201].

73
 Из тонкой железной проволоки изготовлено кольцо с заходящими кон-
цами диаметром 1,9 см (рис. 1). Это могло быть как кольцо на палец, так и
детское височное кольцо. Бронзовые и железные проволочные кольца полу-
чают распространение на позднем этапе милоградской культуры и бытуют на
протяжении I тыс. н.э.
Среди железных орудий труда преобладают ножи. В раскопах VII и
VIII найдено 3 обломка ножей, в основном, лезвий. Только в одном случае
можно проследить переход лезвия в черенок (рис. 1: 2). Ширина лезвий до
1,2-1,4 см. Ножи с прямой спинкой широко известны в древностях I тыс. н.э.
лесной и лесостепной зон Восточной Европы. Характерны они и для
древнерусских памятников.
Из железа также изготовлены острия, язычок от пряжки, обломок
изделия, возможно, фрагмент втулки (рис. 1: 4), наклепка, возможно,
относящаяся к конной упряжи (рис. 1: 9).
К украшениям также относится обломок стеклянной бусины (рис. 1: 6),
Бусина желто-белого цвета луковичной формы, возможно, двучастная, с
металлической прокладкой из золоченого листика, сечение круглое. Ее
размеры: длина 0,7 см, диаметр 0,9 см, диаметр отверстия 0,1 см. Бусина
деформирована, по-видимому, побывала в огне. Как считает Е.М. Алексеева,
стеклянные бусы с позолотой появились в Северном Причерноморье в III в.
до н.э. К IV в. н.э. разнообразие золоченых бус резко сокращается [14, с. 28-
29]. В VI-VIII вв. вместо золотых листков для прокладки стали употреблять
серебряные [15, с. 221]. Бусина из Симонович относится к римскому време-
ни, т.к. для эпохи эллинизма характерны мелкие украшения. Бусы же римско-
го времени крупнее и массивнее [14, с. 29]. М. Темпельманн-Мачинска дати-
рует такие бусы 220-450 гг. н.э. (период C1b-D) [16, s. 95, tab. 8; s. 19, tab. 2: 99-
100]. Серединой II - началом III вв. н.э. датируется и стеклянная глазчатая бу-
сина, найденная на поселении Симоновичи в 1990 г. [2, с. 10; с. 17, рис. 5:1].
К позднему периоду жизни на поселении Симоновичи относится находка
медной монеты, солида 1666 г. На лицевой стороне - изображение Яна Ка-
зимира (1648-1669), на оборотной стороне - «погоня» (рис. 1: 17). Монета
выпущена Виленским монетным двором, подскарбий Виленский Литовский
Ироним Кришпин Киршенштейн (1662-1676) (определение Ш.И. Бектинеева).
Археологический материал подтверждает данные раскопок 1987, 1989,
1990, 1997 гг. Он свидетельствует о постоянном функционировании поселе-
ния Симоновичи с начала второй четверти I тыс. н.э. На конец II - начало III
вв. н.э. указывают находки стеклянной бусины с золоченой прокладкой, по-
соховидной булавки с округлой головкой.
Находясь на северо-западной границе ареала распространения памят-
ников киевского типа, материальная культура поселения Симоновичи впита-
ла в себя как общекультурные черты, так и некоторые особенности, свойст-
венные местным соседним культурам. Наибольшее влияние в этом отноше-
нии оказала культура штрихованной керамики. Прежде всего - это традиции

74
покрывать керамические сосуды штрихами. Штриховка, как орнаментально-
технологический прием, имеющий на территории Центральной Беларуси
древние корни, была характерна не только для гончарства классической куль-
туры штрихованной керамики, но и нашла свое отражение в гончарстве при-
граничных памятников соседних культур (милоградской, зарубинецкой, ки-
евской). Нередко штриховка здесь комбинировалась с орнаментом, характер-
ным именно для данной культуры. Например, в Симоновичах встречаются
штрихованные сосуды с насечкой или вдавлениями по краю венчиков.
В то время как прием покрывать сосуды штрихами в гончарстве
культуры штрихованой керамики начинает угасать, в киевской культуре
Верхнего Поднепровья он получил свое неожиданное продолжение: штри-
ховка трансформировалась в расчесы. Керамика с расчесами стала одной из
специфических черт культуры второй четверти I тыс. н.э. данного региона.
Такая керамика присутствует и в керамическом комплексе Симонович.
Наличие северных черт в керамическом комплексе Симонович не огра-
ничивается только присутствием штрихованных сосудов. На поселении
встречена защипная керамика. Этот вид орнамента также заимствован у
племен культуры штрихованой керамики.
Влияние носителей культуры штрихованной керамики придает особый
северный колорит верхнеднепровским киевским памятникам, особенно в при-
граничных областях. Очевидно в дальнейшем, по мере накопления археоло-
гических материалов и их исторического осмысления, возникнет необходи-
мость в вычленении особого верхнеднепровского варианта киевской культуры.

1. Шведов A.A. О возрасте природных факторов и тенденциях развития геокомплексов

Полесья // Географические аспекты рационального природопользования. - Мн., 1985.
2. Дубицкая H.H. Раннеславянское селище Симоновичи на р. Птичь // Старажытнасці
Бабруйшчыны. -Бабруйск, 1998.
3. Дубицкая H.H. Раскопки селища в д. Симоновичи Глусского района Могилевской
области // Старажытнасці Бабруйшчыны. - Вып. 2.- Мінск-Бабруйск, 1998.
4. Мядзведзеў A.M., 1999. Кіеўская культура //Археалогія Беларусі: У 4 т. Т.2. - Жалезны
век i ранняе сярэднявечча. - Мн., 1999.
5. Митрофанов А.Г. Железный век Средней Белоруссии (VIII-VI вв. до н. э. - VIII в. н.э.).
-Мн., 1978..
6. Ильютик A.B. Селище Дедново на Березине // Старажытнасці Бабруйшчыны. -
Бабруйск, 1998.
7. Побаль Л.Д. Праблемы славянскага этнагенезу (па даных археалагічных крыніц). -
Мн., 1982.
8. Данилайте Е.А. Штрихованная керамика в Литве (некоторые данные по вопросу об
этногенезе литовцев): Автореф. дис... канд. ист. наук. -Вильнюс, 1967.
9. Звяруга Я.Г., Мядзведзеў А.М. Паселішча на беразе возера Свір // ГАЗ. - 1994. - № 3.
10. Петрашенко В.О. Слов'янски пряслица VIII—X ст.ст. з правобережжя Середнього
Подніпров'я // Археалогія. - 1988. - № 62.
11. Поболь Л.Д. Поселение железного века около д. Щатково Бобруйского района //
Белорусские древности. -Мн., 1967.

75
12. Лашанкоў М.І. Тыпалогія гліняных грузікаў з усходнепалескіх гарадзішчаў мілаград-
екай культуры // Весці АН БССР. Сер. грамад. навук. - 1989. - № 5.
13. Медведев А.М. Посоховидные булавки // ГАЗ.- 1995. - № 5.
14. Алексеева Е.М. Античные бусы Северного Причерноморья // САИ. - Вып. Г1-12. - М.,
1978.
15. Деопик В.Б. Классификация бус юго-восточной Европы VI-IX // СА. - 1961. - № 3.
16. Tempelmann-Mączyńska M. Die Perlen der römischen Kaiserzeit und der frühen phaze der
völkerwanderundszeit im Barbaricum. -Mainz, 1985.

A.A. Егорейченко (Минск)

Белорусское Полесье в первой половине I тыс. н.э.

В раннеримское время почти на всей территории Полесья доминирова-

ла зарубинецкая культура, которая повсеместно прекращает свое существова-
ние в середине - начале второй половины I в. н.э. Причины ее исчезновения в
настоящее время труднообъяснимы, за исключением среднеднепровского ва-
рианта. Там, бесспорно, отток населения был связан с сарматской угрозой, в
результате которой часть «зарубинцев» переместилась на северо-восток, в
бассейн Десны, где в результате смешения с местными племенами происхо-
дит формирование памятников почепского типа (деснинский вариант заруби-
нецкой культуры). Эта миграция, судя по находкам позднелатенских и ранне-
римских фибул, по пряжке типа U и фаянсовой бусине-плакетке можно от-
нести к середине - второй половине I в. н.э.
Вторая волна носителей среднеднепровского варианта зарубинецкой
культуры устремилась на юго-запад, в область среднего течения южного
Буга, где во второй половине I в. н.э. происходит формирование южнобугско-
го варианта (горизонт Рахны), который диагностируется серией глазчатых и
причерноморских фибул [1, с. 233, 234].
Более сложной и до конца еще невыясненной остается ситуация, сло-
жившаяся в Припятском Полесье после распада классической зарубинецкой
культуры. Одно время складывалось впечатление, что ее носители исчезают
бесследно. Одним из первых, кто попытался объяснить причины этого
явления, был Ю.В. Кухаренко. Ему представлялось, что распад припятского
варианта культуры, мог быть вызван притоком нового, в частности, готского
населения, чьи погребения были зафиксированы сначала на могильниках
Велемичи I и II, а затем и Отвержичи. Гипотеза Ю.В. Кухаренко, несмотря на
достаточно очевидные хронологические несоответствия, нашла поддержку
среди части исследователей [2, с. 118; 3, с. 47, 48; 4, с. 71; 5, с. 15, 16].
Однако детальный анализ материалов и уточнение датировки ряда вещей
заставили отказаться от этого предположения.

76
 Тем не менее, идея о внешнем разрушительном толчке, вызвавшем
кризис зарубинецкой общности в Полесье, остается доминирующей. Е.В.
Максимов, пересмотревший свое отношение к вельбаркскому участию в этом
процессе, склонен полагать, что полесский регион был оставлен прежним на-
селением в результате переселенческой активности носителей пшеворской
культуры [6, с. 37]. Однако это проникновение не затронуло основной тер-
ритории полесского региона. Самыми восточными пшеворскими памятника-
ми позднелатенского времени являются поселения на рр. Стоход и Вилия,
левом притоке р. Горыни [7, рис. 1]. Севернее, в поречье Припяти, следов
присутствия пшеворского населения не наблюдается.
Не может быть признана убедительной и концепция М.Б. Щукина о
возможном переселении сарматами зарубинецкого населения Полесья далеко
на восток в Среднее Поволжье [1, с. 237], где гораздо позднее формируется
именьковская культура, имеющая определенные черты сходства с заруби-
нецкой [3, с. 52-73]. Отсутствие каких-либо следов, свидетельствующих о
проникновении сармат в бассейн Припяти и существенный хронологический
разрыв (не менее 400 лет) между именьковскими и зарубинецкими древно-
стями заставляют отказаться от подобного предположения.
Оригинальная гипотеза об уходе зарубинецкого населения из Полесья
высказана А.М.Обломским, Р.В.Терпиловским и О.В.Петраускасом. По их
убеждению, основной причиной этого явления стали природные факторы, как-
то: подъем уровня грунтовых вод, выщелачивание земли и пр. [8, с. 25]. Од-
нако, по справедливому замечанию М.Б.Щукина, высказанное предположение
должно быть подкреплено специальными исследованиями [1, с. 232, 233].
Как бы ни решался в дальнейшем этот вопрос, сейчас уже есть все ос-
нования утверждать, что носители зарубинецкой культуры в Полесье не ис-
чезли бесследно. По-видимому, большая часть этого населения покинула
места своего проживания и двинулась двумя волнами на юг и запад.
С одной стороны, пройдя Волынь, носители зарубинецкой культуры
достигли Верхнего и Среднего Поднестровья, где в результате смешения с
племенами пшеворской и липицкой культур происходит формирование
зубрицкой культуры [7, с. 49; 8, с. 108, 109; 4, с. 16]. С другой стороны,
обитатели Припятского Полесья, бесспорно, ушли на запад, на территорию
Люблинщины, где сложились памятники черничинской группы. Открытые
там зарубинецкие погребения (Колония Гусинне, Путновице, Стжелце, Чер-
ничин) и поселения (Вербковце-Которув, Масломенч, Стжелце) с классиче-
скими поздними полесскими фибулами (вариант IV) и горшками с «подков-
ками» могут быть датированы серединой — началом второй половины I в.
н.э., т. е. временем исчезновения полесских памятников [9, с. 60; 10, с. 300].
Хронологически выделяется из группы памятников Люблинщины, имеющих
зарубинецкие черты, погребение в Дронгжуве, в котором фибулы IV вариан-
та сочетались с фибулой А80 и полукруглой пряжкой, характерных для фазы
В2/ С1 [10, с. 300]. Мне представляется, что именно из этого района, а не из

77
Полесья, происходит инфильтрация какой-то незначительной группы населе-
ния на Белосточчину, где в могильнике Гриневичи Вельке найдены захоро-
нения, содержащие зарубинецкие фибулы IV варианта и глазчатые типов А59
и А62, позволяющие отнести эти комплексы к фазе В2а.
По-видимому, южное и западное направления были решающими, но не
единственными. Отдельные немногочисленные группы зарубинецкого насе-
ления просачивались к северу от Припяти, в Верхнее Понеманье, Предпо-
лесье и на Березину. Находки, позволяющие судить об этом, немногочислен-
ны, но достаточно симптоматичны.
Так, в Верхнем Понеманье при раскопках стоянки 5 у нос. Красносель-
ский были выявлены две зарубинецкие фибулы, одна из которых находилась
рядом с кальцинированными человеческими костями. А.М.Медведев отнес
их к варианту IV, однако по форме щитка, расположению тетивы эти фибулы
ближе стоят к варианту V, который датируется А.М.Обломским концом I в.
н.э. Еще одна фибула классического V варианта обнаружена неподалеку от
этого места, в урочище Пискош в насыпи древнерусского кургана [11, с. 95,
рис. 65: 4].
На некоторых городищах культуры штрихованной керамики, находя-
щихся в Предполесье (Ивань) и на неманско-днепровском водоразделе
(Мысли) и датирующихся временем не позднее фазы B1b, имеется многочис-
ленная серия вещей, которые однозначно сопоставимы с зарубинецкой куль-
турой. Это - прежде всего поздние лощеные миски, стеклянные бусины,
наконечник копья и др. [12, рис. 19; 20; 33: 1; 34: 1—8]. Ранее предполагалось,
что они представляют собой следы торговых контактов между носителями
зарубинецкой культуры и культуры поздней штрихованной керамики [13, с.
37, 38; 14, с. 149, 150]. Однако нельзя исключать и возможности прямого
проникновения части зарубинецкого населения к северу от Припяти по
левобережным притокам через лесную зону.
Аналогичная ситуация могла наблюдаться и на Средней Березине. Эта
территория в I в. н.э. принадлежала носителям культуры поздней штрихован-
ной керамики. На некоторых городищах наряду с прочими обнаружены вещи
зарубинецкого происхождения [15, рис. 19: 1, 9]. Среди древностей этого вре-
мени особого внимания заслуживает серия вещей, хранящихся в Археологи-
ческом музее в Кракове и происходящих якобы из Слободки Борисовского р-
на. В состав этой коллекции входят зарубинецкая фибула IV варианта, очко-
видная фибула варианта В II типа по Р. Ямке, пряжка, ключ, наконечник поя-
са, бронзовые височные кольца с насаженными на них янтарными бусинами
и т.д. Анализ этих находок показывает, что зарубинецкая фибула хронологи-
чески более ранняя по сравнению с остальной частью находок. Ее нужно от-
носить ко времени не позднее фазы В1а. Остальные вещи относятся к фазам
В2/С1 - C1b [16, рис. 1, с. 54]. Более того, большая часть коллекции, как мне
представляется, представляет собой инвентарь погребения или нескольких
погребений пшеворской культуры, связь которых с территорией Цент-

78
ральной Беларуси маловероятна. Складывается впечатление, что это - част-
ное собрание вещей, в которое попали находки из-за пределов белорусского
региона.
Высказанное мной предположение в настоящее время нуждается в
уточнении. Не исключено, что зарубинецкая фибула все же может быть
связана с территорией Средней Березины. Это тем более вероятно в свете
последней находки из этого района. В 2001 г. недалеко от д. Бытча в колее
лесной дороги обнаружена не имеющая аналогов зарубинецкая фибула с
богато орнаментированным щитком, характерная для полесского варианта. У
нее прямое основание щитка и нижняя тетива, как у фибул V варианта,
однако четко оформленная ножка и система орнаментации сближают ее с
фибулами IV варианта. По-видимому, найденная застежка представляет
собой переходный вариант и, следовательно, может быть датирована второй
половиной I в. н.э.
Процесс какой-то слабой инфильтрации зарубинецкого населения мог
происходить не только по Березине, но и ее притокам. Об этом свидетельст-
вуют находки из городища Турец Червеньского р-на Минской обл. Там, в
слое с поздней штрихованной керамикой обнаружены две фибулы, связь ко-
торых с зарубинецкой культурой представляется несомненной. Одна из них
с коротким щитком и длинным выступом внешне напоминает фибулу из
погребения 20 Беляусского могильника. От второй уцелел только щиток,
который можно сопоставить с щитками зарубинецких фибул IV варианта.
Учитывая условия залегания этих находок, их можно датировать I в. н.э.
Таким образом, конец классической зарубинецкой общности в Полесье
связан с оттоком населения в различных направлениях. На новых территори-
ях зарубинецкие черты продолжают проявляться на протяжении второй по-
ловины I - возможно, начала II вв. н.э., после чего эти остаточные явления в
результате ассимиляции позднезарубинецкого населения окончательно угаса-
ют. Западная и центральная части Белорусского Полесья на длительный срок
(не менее 100 лет) остаются незаселенными. По крайней мере, полевые
исследования последних десятилетий так и не привели к открытию на этой
территории каких-либо четко зафиксированных памятников второй полови-
ны I - II вв. н.э.
Следующий этап наступает в конце II в. н.э., когда в западной части По-
лесья распространяются памятники вельбаркской культуры, а в Поднепровье и
в части Восточного Полесья происходит формирование и расселение но-
сителей киевской культуры. Однако эти явления, фиксируемые в близкое вре-
мя (фазы В2/С1 - C1а), по-видимому, не затронули основной части Полесья.
Сфера активных действий носителей вельбаркской культуры охватыва-
ла в основном бассейн Западного Буга и область Волыни. Наиболее ранние
памятники здесь появляются в фазе В2/ С1 (Брест-Тришин, Величковичи,
Любомль, Могиляны-Хмельник). Позднее, начиная с фазы С1, в Побужье
закладываются новые могильники (Петровичи, Скорбичи). С этой стадии

79
начинается частичное освоение поречья Припяти вплоть до впадения в нее р.
Горынь. Вельбаркские погребения отмечены на зарубинецких могильниках
Велемичи I и II, Отвержичи в низовьях Горыни [5, с. 263-282]. Там же
вельбаркские элементы и находки зафиксированы B.C. Вергей на селищах
Струга I, Лемешевичи и др. [17, с. 302].
Уникальная и пока что необъяснимая находка обнаружена во время по-
верхностных сборов на песчаных раздувах неподалеку от Турова [18, мал. 2].
Это - спинка бронзовой фибулы 16 типа пятой группы (вариант 2) по класси-
фикации М. Риа [19, s. 153, 154. taf. 45; 20, s. 137, 138. taf. 32], не имеющая
аналогов ни в бассейне Припяти, ни в соседних, ни даже в достаточно
удаленных регионах. Подобные застежки встречаются в северогальских
провинциях Римской империи, а также в германских землях по Рейну и
датируются серединой I - началом II вв. н. э. [19, s. ИЗ, 153, 154. taf. 78; 20,
s. 137]. Вопрос о том, каким образом эта фибула попала так далеко на восток
и к какой культурной группе могла принадлежать, остается открытым.
В свою очередь памятники киевской культуры в настоящее время
фиксируются только в восточной части Полесья вплоть до нижней Березины
[21, мал. 85]. К сожалению, они мало выразительны и не имеют надежных
хронологических индикаторов.
Таким образом, в фазах С - D Припятское Полесье характеризуется в
западной его части слабым присутствием носителей вельбаркской культуры,
в восточной - киевской. Между ними располагалась зона, не фиксирующая
следов присутствия носителей обеих культур. К северу от Припяти, по ее
левым притокам лежала сильно залесенная и частично заболоченная террито-
рия, которая на протяжении столетий оставалась практически не освоенной.
На неманско-днепровском водоразделе и в Предполесье вплоть до ниж-
него течения Березины в раннеримский период известны городища культуры
поздней штрихованной керамики. Фаза В1 была временем расцвета этой
общности, после чего наступает ее постепенный закат. Складывается впечат-
ление, что ареал этой культуры постепенно сокращается в северо-западном
направлении. Во II - III вв. прекращается жизнь на большинстве городищ, за
исключением, быть может, крайнего северо-запада Беларуси и части Верхне-
го Понеманья [13, с. 40; 22, рис. 91]. В этой связи предполагать участие
классических «штриховиков» в этнокультурных процессах Поднепровья и
правобережной Припяти, как это делают некоторые исследователи [23, с. 31
- 52; 24, с. 60; 1, с. 281; 25, с. 112], мне представляется маловероятным.
То, что происходит с носителями культуры поздней штрихованной ке-
рамики, явно сопоставимо с исторической ситуацией в ареале пшеворской
культуры. Как показано К. Годлевским, там происходит значительное сокра-
щение количества памятников в фазах С - D, которое он связывал с оттоком
населения на юг [26, s. 114, 115; 27, s. 328, 329]. Анализ памятников в Север-
ном Полесье и прилегающих районах, указывает на постепенное запустение

80
этой территории, начавшееся уже в раннеримское время и продолжавшееся
еще в начале эпохи великого переселения народов.

1. Щукин М.Б. На рубеже эр. - СПб., 1994.

2. Максимов Е.В. Зарубинецкая культура на территории Украинской ССР. - К., 1982.
3. Матвеева Г.И. О происхождении именьковской культуры // Древняя и средневековая
культура Поволжья. - Куйбышев, 1981.
4. Каспарова К.В. Поздняя фаза зарубинецких могильников // Культуры Восточной Евро-
пы I тыс. н. э. - Куйбышев, 1986.
5. Каспарова К.В. Соотношение вельбарской и зарубинецкой культур в Припятском По-
лесье // Kultura wielbarska w młodszym okresie rzymskym. - Lublin, 1989.
6. Максимов Е.В. Хронология и периодизация позднезарубинецкой эпохи в Украине // Те-
зи доповідей украінськоі делегаціі на VI Міжнародному конгресі слов'янськоі археологи.
-К., 1996.
7. Козак Д.Н. Пшеворська культура у Верхньому Подністров'і і Західному Побужжі. -
Киів, 1984.
8. Козак Д.Н Волынь в первой половине I тыс. н. э. // Труды V Международного Кон-
гресса археологов-славистов.- Т.2. - Киев, 1988.
9. Каспарова К.В. О соотношении зарубинецкой культуры Полесья и черничинской
группы Юго-Восточной Польши // Насельніцтва Беларусі і сумежных тэрыторый у эпоху
жалеза. - Мн., 1992.
10. Каспарова К.В. О хронологии и связях зарубинецкой культуры // Zemie polskie we
wczesnej epoce żelaza i ich powiązania z innymi terenami. - Rzeszów, 1992.
11. Поболь Л.Д. Древности Белоруссии в музеях Польши. - Мн., 1979.
12. Егорейченко A.A. Древнейшие городища Белорусского Полесья. - Мн., 1996,
13. Егорейченко A.A. Центральная и Северная Беларусь в первой половине I тыс. н.э. //
Славяне и их соседи ( археология, нумизматика, этнология ). - Мн., 1998.
14. Егарэйчанка А.А Культура штрыхаванай керамікі // Археалогія Беларусь - Т. 2. - Мн.,
1999.
15. Митрофанов А.Г. Железный век Средней Белоруссии. - Мн., 1996.
16. Егорейченко A.A. Находки римского времени из Слободки // ГАЗ. - 1996. - № 6.
17. Вяргей B.C. Помнікі вельбарскай культуры // Археалогія Беларусь- Т. 2. - Мн., 1999.
18. Белявец В., Егарэйчанка. А. Фібула з Чэрніч - рэдкі правінцыяльнарымскі імпарт //
Матэрыялы па археалогіі Беларусі. - Мн., 2001.
19. Riha M. Die romische Fibeln aus Äugst und Keiseraugst // Forschungen in
Äugst. 1979.-Bd. 3.
20. Riha M. Die romische Fibeln aus Äugst und Keiseraugst. Die Neufunde seit 1975
// Forschungen in Augst 1994. - Bd. 18.
21. Мядзьведзеў A.M. Кіеўская культура // Археалогія Беларусь - Т. 2. - Мн., 1999.
22. Медведев А.М. Белорусское Понеманье в раннем железном веке. - Мн., 1996.
23. Мачинский Д.А. Миграция славян в I тыс. н.э. // Формирование раннесредневековых
славянских народностей. - М., 1981.
24. Щукин М.Б. Семь миров древней Европы и проблема этногенеза славян // Славяне: эт-
ногенез и этническая история. - Л., 1989.
25. Лебедев Г.С. Археолого-лингвистическая гипотеза славянского этногенеза // Славяне:
этногенез и этническая история. - Л., 1989.
26. Godłowski K. Przemiany kulturowe i osadnicze w połudnowej i środkowej Polsce w młodszym
okresie predrzymskim i w okresie rzymskim // Prace Komisji archeologicznej. - 1985. - № 23.
27. Godłowski K. Zemie polskie w okresie wędrówek ludów // Pierwotne siedziby Słowian. -
Kraków, 2000.

81
 O.A. Макушников (Гомель)

Мохов - крупнейший археологический комплекс Х-ХІ вв.

на юго-востоке Беларуси

На юго-восточной окраине д. Мохов Лоевского р-на Гомельской обл. в

правобережье Днепра (рядом с устьем Сожа) расположен уникальный ком-
плекс разновременных памятников, который до недавнего времени не был
объектом целенаправленных научных изысканий. По итогам обследований и
раскопок, выполненных в 2003-04 гг. отрядом Гомельского госуниверситета
им. Ф. Скорины, установлено, что здесь имеются остатки стоянок эпох не-
олита, бронзового века, селищ позднезарубинецкой и, вероятно, киевской
культур, пражской раннеславянской культуры, а также крупного поселения
эпохи Киевской Руси (его зафиксированная площадь составляет около 25 га)
и курганного могильника, насчитывающего ныне не менее 200 насыпей.
Многослойное поселение, расцвет жизни которого можно датировать
второй половиной X - XI вв., расположено на «высокой» пойме (луговом
участке) правого берега Днепра (он возвышается над урезом воды на 3-5 м), а
также на мысовых площадках коренной надпойменной террасы (высота от
15-20 и более м). Впервые наличие этого крупного поселения было отмечено
во время разведки Гомельского областного археологического центра в начале
1990-х гг. Небольшие раскопки последних лет выявили культурные отложе-
ния и комплексы различных периодов эпохи средневековья. Среди них об-
ращает внимание квадратная в плане сгоревшая полуземлянка с печью-ка-
менкой в углу, на полу которой собраны развалы пражских сосудов (вероят-
но, V в.). Более поздние материалы представлены, в первую очередь, остат-
ками глинобитной печи Х-ХІ вв., единичными обломками плинфы (желтой и
красноватой), фрагментами керамических сопел, а также железной шпорой
ХІІ-ХІII вв., инкрустированной белым металлом.
Курганный могильник занимает площадку, склон коренной террасы и
отчасти луг. При этом перепад высот, на которых зафиксированы курганы,
составляет не менее 10-12 м. Площадь сохранившейся части могильника не
менее 3,5 га. Курганы имеют полусферическую или блинообразную форму,
их высота составляет 0,1-2,0 м, диаметр - 3-16 м. Много курганов уничтоже-
но распашкой и застройкой, есть следы кладоискательских раскопок послед-
него десятилетия.
Первым исследователем Моховских курганов был В.З. Завитневич [1,
с. 11-72] (1890 г.), который зафиксировал свыше 600 насыпей и раскопал 26
из них. В 2003-04 гг. нами исследовано еще 11 курганов. Характер погре-
бального обряда и инвентаря позволяет датировать памятник Х-ХІ вв., отнеся
большинство комплексов ко второй половине X — первой половине XI вв.
Некоторые особенности Моховского комплекса Х-ХІ вв. заметно выделяют
его из массы рядовых селищ радимичско-дреговичского пограничья.

131
 Следует отметить, что мы имеем дело не только с крупнейшим поселени-
ем периода Киевской Руси, но и с достаточно ранним. По своим размерам и то-
пографическим особенностям Мохов вполне сопоставим с так называемыми
«открытыми торгово-ремесленными поселениями» или «военно-дружинными
лагерями» Х-ХІ вв. (Гнездово, Шестовица, Тимерево и пр.), а также некоторы-
ми древнерусскими феодальными городами. Видимо, не случайно в Мохове ло-
кализуется самый крупный курганный могильник на территории Беларуси и
один из самых больших могильников на землях Древней Руси. Необычной вы-
глядит и сама топография памятника - «двухуровневое» размещение поселения
и расположение могильника на скате высокой надпойменной террасы.
Материалы раскопок могильника демонстрируют разнообразие погре-
бального обряда (ингумации в ямах, на горизонте, на подсыпке, высокий
процент кремаций - почти половина), наличие в захоронениях вещей кри-
вичского, балтского, прибалтийско-финского происхождения. При господст-
вующей в ингумациях западной ориентировке встречается ориентировка вос-
точная и северная. Данная картина наблюдается при полном отсутствии этно-
определяющих украшений местного населения - дреговичских зерненых бус
и радимичских семилучевых височных колец (интересно заметить, что дрего-
вичские элементы выявлены нашими раскопками конца 1990-х гг. всего в не-
скольких км от Мохова в могильнике у д. Абакумы Лоевского р-на). «Север-
ные» элементы материальной культуры представлены типичными кривич-
скими завязанными проволочными браслетообразными височными кольца-
ми, большим числом проволочных спиральных украшений, остатками жен-
ской накидки латгальского типа, расшитой бисером (виллайне). Последняя
находка имеет прямые аналогии в восточноприбалийском археологическом
материале [2, с. 361]. «Неместные» черты прослеживаются и в элементах по-
гребальной обрядности. Так, необычным для региона низовий Верхнего Днеп-
ра выглядит использование камней для обустройства околомогильного про-
странства, причем в одном кургане сохранился участок каменной выкладки.
Значительный процент могил с оружием и воинскими принадлежностями (же-
лезные топоры, наконечники копий, детали воинских поясов и др.) также за-
ставляет обратить на этот памятник внимание, поскольку в погребениях насе-
ления Х-ХІІ вв. на юго-востоке Беларуси такие захоронения весьма редки.
Необычным для региона представляется факт обнаружения в трех из 11-
ти изученных в последние годы курганов монет. В двух курганах они
представлены обломками и пока не определены (вероятнее всего, это части
арабских дирхамов X в.). В третьем случае мы имеем дело с поистине редчай-
шей для территории Руси находкой. Она представлена серебряной монетой-
подвеской с приклепанным бронзовым ушком - денарием чешского короля
Болеслава II 972/3-999 гг. (любезное определение В.Н.Рябцевича). Необычны-
ми (для рядовых сельских могильников) находками выглядят также железные
ножницы, деревянное ведро с железными обручами, остатки коромысла кар-
манных весов, пустотелые серебряные бусы, украшенные зернью.

132
 Археологический материал позволяет сделать несколько предположе-
ний и предварительных выводов о характере изучаемого памятника.
Крупнейшее для юго-востока Беларуси Моховское поселение не может
быть остатками рядового села периода Киевской Руси. Иноплеменной (по от-
ношению к местным дреговичам и радимичам) и, вероятно, разноплеменной
состав моховского населения, его ярко выраженный социально-обособлен-
ный и вооруженный характер, позволяет предполагать, что в Х-ХІ вв. недале-
ко от устья Сожа размещалось крупное поселение, значительную часть жи-
телей которого составляли воины и члены их семей. Судя по курганным
находкам и результатам исследования селищ, расцвет Мохова приходится на
вторую половину X - первую половину XI вв. Данные наших обследований
не исключают наличия в составе комплекса небольшого городища (ныне
полностью распаханного и малодоступного для раскопок, уроч. Причелок).
Едва ли Мохов контролировали ватаги независимых викингов-варягов
или местных «ушкуйников». В условиях древнерусской действительности
конца X — первой половины XI вв., когда исторической реальностью стала
мощная феодальная держава Владимира Святославича Святого и Ярослава
Владимировича Мудрого, это представляется невероятным. Убежден, что
именно киевские князья были инициаторами и организаторами создания
рассматриваемого поселения. Вопрос заключается в том, с какой целью оно
создавалось и почему оно было основано именно в этой местности.
Вне всякого сомнения, Мохов активно функционировал во времена
вооруженного противостояния братьев Ярослава и Мстислава Владимирови-
чей, которые поделили Русь на две части «по Днепру» (во всяком случае,
массовый подъемный керамический материал поселения указывает именно
на это время). С географической точки зрения Мохов находится весьма
удобно - почти в устье Сожа, на берегу ранее проточного озера-старицы,
которое в свое время могло служить гаванью. Главная причина возникнове-
ния здесь крупного поселения должна лежать в сфере социально-экономиче-
ской и военно-политической. Если говорить о второй, то такой причиной
могла быть необходимость для Киева окончательного подчинения дрегови-
чей (дата их вхождения в состав Руси неизвестна, но явно относится ко
времени ранее конца X в.) и радимичей (последний киевский поход на них,
окончательно сокрушивший местный сепаратизм, завершился битвой на р.
Песчане 984 г.).
Если Мохов был своеобразным великокняжеским киевским военным
лагерем, тогда понятно присутствие здесь кривичей. Именно они, не связан-
ные напрямую с местной этнической средой (включая «племенную» элиту) и
как бы инкорпорированные в «межплеменное» пространство, могли высту-
пать решающим инструментом проведения объединяющей вокруг Киева дре-
говичей и радимичей великокняжеской политики. Она явно предусматрива-
ла использование «северных» отрядов для решения собственно южнорусских
военно-политических проблем. Это хорошо известно по летописным сооб-

133
щениям. Воины-кривичи (и не только кривичи) могли быть приглашены (на-
няты, выведены, «нарублены») Владимиром Святославичем после разгрома
Полоцкого княжества Рогволода. В этой связи следует заметить, что обряд
захоронения и инвентарь ряда погребений Мохова весьма напоминают кри-
вичские курганы могильника Заславля-Изяславля под Минском.
Думается, что при нынешнем уровне полевого исследования Мохова
мы еще далеки от возможности осветить многие вопросы, связанные с харак-
тером изучаемого поселения.

1. Завитневич В. 3. Вторая археологическая экскурсия в Припятское Полесье. - Чтения в

Историческом обществе Нестора-летописца. - Кн. VI. - Киев, 1892.
2. Седов В.В. Балты // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. - М., 1987.

В.В.Пилипцевич (Минск)

К вопросу о поздней дате зарубинецкой культуры в Верхнем Поднепровье

Для изучения исторических судеб населения важным является установ-

ление верхней даты культуры, которая позволяет найти ее преемников.
Целью моего исследования было уточнение поздней даты верхнеднепров-
ского варианта зарубинецкой культуры на основании изучения материалов
могильников у д. Чаплин [1, с. 60-222], д. Семурадцы [2, с. 45-65] и д. Юрко-
вичи [3].
Говоря о времени существования памятника, необходимо отметить не-
однозначность подходов к периодизации верхнеднепровского варианта, а
также определению вещей, характеризующих позднюю фазу.
Так, Л.Д.Поболь [4, с. 166-174] определял позднюю дату верхнеднеп-
ровского варианта началом II в. н.э. по увеличению количества лощеной ке-
рамики и уменьшению кельтского импорта. К.В.Каспарова определила верх-
нюю дату культуры не позднее 40-50 гг.н.э. по позднелатенским и раннерим-
ским фибулам: прогнутым подвязным I в.н.э.; лучковой подвязной I варианта
первой половины I в. н.э. [5, с. 9, 12; 6, с. 18]. При этом она отмечала, что в
Чаплине поздних вещей значительно больше, чем в полесском варианте. Но
все равно для определения поздней даты она в основном использовала полес-
ские материалы. А.М. Обломский определил позднюю дату существования
зарубинецкой культуры концом I в. н.э. по треугольной фибуле V варианта,
находкам «почепских» фибул на классических зарубинецких памятниках в
Среднеднепровье, причерноморской фибуле со слабонамеченной кнопкой на
конце приемника, а также мискам с ребристым бочком и вертикальным вен-
чиком (подражания краснолаковым античным сосудам) [7, с. 10-11; 8, с. 17].
Проникновение раннеримских вещей он связывал с контактами зарубинцев с

134
носителями пшеворской культуры. Правда, наконечники копий, характерные
для позднего пшевора он отнес к ранним фазам. В.Е.Еременко определял
позднюю дату Чаплина концом латена D2, 30-40 гг. н. э., по позднелатенским
слабопрогнутым фибулам, некоторым вариантам наконечников копий, ножу
с бронзовой рукоятью и колечком эпохи оппидумов [9, с.67,69-71]. В.Е.Ере-
менко настаивает на ранней дате топоров-кельтов, наконечников дротиков и
копий и находит им аналоги в оксывской культуре. Однако для оксывской
культуры характерны наконечники копий с граненой втулкой и они датиру-
ются раннеримской фазой В1 [10, Р1.108:2; 11, с. 24, taf. XXXV:108:3], а не
латеном D1, как определил их В.Е.Еременко.
Для решения вопроса о периодизации памятника в первую очередь
необходимо привлечь фибулы. Их относительная и абсолютная датировка
разработана наиболее обстоятельно. В верхнеднепровских памятниках найде-
но достаточное количество экземпляров фибул разных форм: в Чаплине -117
шт., в Семурадцах - 12, в Юрковичах - 6. Всего 135 экземпляров. При анали-
зе были использованы классификации фибул, предложенные А.К.Амброзом
[12, с. 16-17] и А.М.Обломским [13]. Учитывая спорность датировок отдель-
ных типов фибул, сделана относительная периодизация памятника, а не абсо-
лютная (деление на 5 этапов по типам фибул - табл. 1).
Также, по - возможности, использовались украшения и оружие. Но
сразу следует отметить сложности с датировкой бус. К сожалению, сделать
типологию уникальных бус невозможно, т.к. при проведении раскопок
Л.Д.Поболь некачественно зафиксировал их цвет и форму. Заметно лишь яв-
ное преобладание бисера (синий, светло-зеленый и бесцветный). Хронологи-
ческие рамки бытования бисера этих цветов очень велики — со второй поло-
вины III в. до н.э. до IV в. н.э. [14, с.62, тип 166 - с.72]. Л.Д.Поболь связывал
появление бус в Чаплине с городом Ольвия, который был разрушен в 55 г. до
н.э., и потому определял погребения с бисером как наиболее ранние [1, с.207,
208-222]. Однако торговля через Ольвию по Днепру прекращается гораздо
раньше - в конце III в. до н.э. [15, с.75]. М.А.Безбородов определил сходство
чаплинского бисера по составу с древнеримским [16, с. 188, табл. 1]. А в
Древнем Риме появляется самостоятельная школа стеклоделия только в кон-
це I в. до н.э. Ее расцвет и, следовательно, широкое распространение рим-
ских стеклянных изделий приходится, по мнению Ю.Л. Щаповой на I в. н.э. и
позднее [17, с. 187]. Поэтому попасть в зарубинецкие памятники в Верхнем
Днепре бисер, если он был древнеримским, не мог раньше начала I в. н.э.
Потому-то в верхнеднепровских памятниках бус в погребениях много, а в
Полесье, где в середине I в н.э. наблюдается прекращение существования
памятников, бисер редок. Следует также учесть, что бисер редок и в средне-
днепровской группе зарубинецкой культуры. Поэтому можно определить
путь поступления этих изделий - через Танаис, по Дону в Поволжье и оттуда
в Чаплин, Семурадцы и Юрковичи. Дополнительное тому подтверждение -
большое количество бус, бронзовой посуды и фибул типа Авциссы в Андре-

135
евском кургане и в памятниках Поволжья, Подмосковья, Верхнего Поднеп-
ровья [18; 19, с.47, с.93]. Вероятно, в верхнеднепровский вариант зарубинец-
кой культуры бусы проникают поздно. Дополнительное тому доказательство
- в погребениях с бисером находились фибулы 3-5 этапов.
Судя по совстречаемости вещей, на 4-5 этапах в погребальном инвента-
ре появляются ножи, браслеты, наконечники копий и дротиков. О времени
бытования последних будет сказано ниже.
Для определения верхней даты существования верхнеднепровского ва-
рианта следует привлекать в первую очередь материалы последних (4 и 5)
этапов.
Для расширения базы для относительной хронологии Чаплинского мо-
гильника была проведена корреляция типов фибул и классов керамики (ос-
новные принципы классификации см. в статье Пилипцевич, 2002; абсолют-
ные классообразующие промеры представлены в таблицах 4-7). Во всех вари-
антах зарубинецкой культуры было выделено 11 характерных классов горш-
ков и 21 мисок (табл. 2 и 3). Из них в верхнеднепровском варианте отмечено
6 горшков и 20 мисок, из которых к поздним относятся 2 класса горшков и 13
мисок (рис. 1).

Рис. 1. Распределение характерных классов керамики

верхнеднепровского варианта на 4 и 5 этапах.

136
 4 этап. К нему были отнесены треугольные III и IV, воинские, подвяз-
ные местные и южные (по определению Амброза А.М. - 1966, с. 16, табл. II)
и рамчатые фибулы. Наибольший интерес в этом перечне представляют рам-
чатые фибулы. Позднелатенские рамчатые фибулы с прогнутой ножкой ха-
рактерны только для Чаплина, Семурадцев и среднеднепровского варианта
зарубинецкой культуры, в Полесье их нет. Амброз А.К. называет их пшевор-
скими и размещает на территории западной Беларуси, касаясь Припяти, в се-
верной и центральной Украине и по среднему Днепру [12, с.23]. Т. Домбров-
ская отнесла рамчатые фибулы к пшеворской фазе А2 [20]. Вероятно, путь
проникновения этих фибул идет через Средний Днепр в Верхний, а потому
можно предположить, что полесский вариант во время распространения этих
фибул прекращает свое существование. Это же время подтверждается иссле-
дованиями Каспаровой (в Полесье поздняя дата не выходит за рамки LTD2 =
40 гг. н.э.).
Окончание 4 этапа в Чаплине соответствует середине I в. н.э. по лучко-
вой и прогнутой подвязной фибулам (фаза LTD2). Очевидно, что в начале I в
н.э. в верхнеднепровские памятники усиливается импорт с территории пше-
ворской культуры. Одновременно с этим заметно затухание зарубинецкой
культуры (памятники прекращают свое существование).
5 этап. В отдельный пятый этап были выделены погребения с подково-
образными фибулами. Их хронология в настоящий момент не разработана, а
в погребениях Чаплина они не встречались с уже датированными фибулами.
Исключение составляет погребение № 117. Но это, скорее всего, два погребе-
ния, перекрывающие друг друга - на это указывает размещение костей кон-
центрировано в разных частях ямы, более того для зарубинецких захороне-
ний не характерно пять фибул разной конструкции в одном погребении (пара
треугольных зарубинецких II, пара проволочных и подковообразная). Подко-
вообразные фибулы до сих пор не использовались в хронологических пост-
роениях.
Нужно отметить, что подковообразные фибулы являются характерной
чертой восточных культур рубежа н.э. - первых веков н.э. [19, с. 47; 20; 21; 22;
23, с.55-97; 24, с.254; 25]. К сожалению, комплексы находок опубликованы
только для Андреевского кургана. Погребения с подковообразными фибулами в
Андреевском кургане преимущественно датировались по мечам, стрелам,
фибулам Авцисса І-ІІ вв н.э. или ІІ-ІІІ вв. н.э. В могилах воинов Андреевского
кургана обнаружены бусы, подковообразные фибулы и наконечники дротиков,
по форме похожие на Чаплинские (рис.2) [23, табл. 42:17]. Однако Степанов
П.Д. отмечает не характерность для Андреевского кургана наконечников
дротиков с невыраженным ребром (они найдены всего в 2 погребениях.
Подковообразные фибулы отмечены на территории юхновской и дьяковской
культур, но вне комплексов. В дьяковской культуре найдено несколько
дротиков также вне комплексов. Находки оружия в Поволжье по форме близки
к южным степным культурам сарматов, но аналогов в Чаплине не имеют.

137
 Как уже было установлено, на четвертом этапе ощущается влияние
пшевора на нашей территории. Там же отмечены аналоги чаплинского
вооружения (рис.3). По своду оружия П. Качановского наконечники копий
соответствуют типам 1.3, III, VI.2, XIV, XIX, дротики - L3, F1, D [26, tab. l,
2]. Все они датируются раннеримским временем В1-С1 [26, tab. 1,2]. Сузить
эту дату позволяют находки в Каменьчике [27]. 22 наконечника копий и
дротиков, а также топор-кельт соответствуют чаплинским аналогам. Все
погребения с этими находками датируются В1 - В2а. Причем, чаплинские
наконечники из п.272 и 70 по находкам из п.92 и 360 в Каменьчике имеют
дату В2а [27, taf. XLVIII, CLXVI. 360.2, s. 28, 71]. Это позволяет сузить время
бытования чаплинского оружия раннеримским временем В1-В2а.
Оружие отмечено в погребениях с подковообразными фибулами. И
только в одном погребении с воинской фибулой. Поэтому к пятому этапу
могут быть добавлены погребения с оружием, т.к. они синхронны подково-
образным фибулам. Именно оружие дает абсолютную дату пятого этапа -
раннеримское время В1- В2а (40-100 гг. н.э.). Следует отметить, что копья,
дротики и топоры - кельты отмечены во всех верхнеднепровских памят-
никах. Поздняя дата этих находок подтверждается и тем, что они появляются
у зарубинцев уже перед самым исчезновением полесского и среднеднепров-
ского варианта - вот почему там находки оружия единичны.
Судя по находкам, к поздним памятникам в Верхнем Днепре следует
отнести Семурадцы и Юрковичи. Особо хотелось бы отметить памятник Юр-
ковичи Ветковского р-на Гомельской обл. Некоторые черты погребального
обряда, его керамика сильно отличаются от классических зарубинецких. Так,
целые горшки уникальны в зарубинецкой классификации, для них характер-
на штриховка по всей поверхности, защипы и насечки по венчику. Эти черты
керамики характерны для юхновской культуры. Вероятно, в Юрковичах
проявилось влияние с востока носителей юхновской культуры. Схожее
влияние юхновской культуры на территории Беларуси отмечал в Каничах
Костюковичского р-на В.И. Шадыро [28, с.88].
Сопоставление относительной хронологии верхнеднепровских мате-
риалов с такой же хронологией полесских памятников позволяет выделить
более поздние материалы (4 и 5 этапы). Для этих этапов характерны поздние
рамчатые с прогнутой спинкой и воинские фибулы, подковообразные фибу-
лы, иголки, топоры - кельты, бруски, пряслица, наконечники копий и дроти-
ков. Этих вещей в Полесье нет или они единичны, что еще раз доказывает
позднюю дату подковообразных фибул и оружия в погребениях - они
появляются в то время, когда памятники полесского варианта исчезают.

138
Рис. 2. Сопоставление набора инвентаря Чаплина и Андреевского кургана

139
 Рис. 3. Сопоставление набора инвентаря Чаплина и Каменьчика

Вывод. Представленные материалы позволяют утверждать, что сущест-

вование верхнеднепровских памятников зарубинецкой культуры продолжа-
ется и после прекращения бытования памятников в полесской и среднеднеп-
ровской группах. Памятники в Верхнем Днепре существуют и в раннерим-
ском времени В2а (до конца I в. н. э.)- Инвентарь позволяет отметить два на-
правления контактов населения в I в. н. э. Западное направление (наконечни-
ки копий и дротиков, топоры-кельты, часть типов фибул) - с населением
пшеворской культуры, и восточное (подковообразные фибулы, большое ко-
личество стеклянных бус) - из ареала культур лесной полосы (с носителями
юхновской культуры и населением, оставившим Андреевский курган).

1. Поболь Л.Д. Славянские древности Белоруссии, (Могильники раннего этапа зарубинец-

кой культуры). - Мн., 1973.
2. Поболь Л.Д. Древности Туровщины. - Мн., 1969.
3. Дробушевский А.И. Погребальные памятники рубежа н.э. Нижнего Посожья // ГАЗ. -
1996.-№9.
4. Поболь Л.Д. Славянские древности Белоруссии. Ранний этап зарубинецкой культуры. -
Мн., 1971.
5. Каспарова К.В. Поздняя фаза зарубинецких могильников // Культуры Восточной
Европы в I тыс. - Куйбышев, 1986.
6. Каспарова К.В. Хронология зарубинецкой культуры припятского полесья (по материа-
лам могильников). - Автореф. дисс. канд. ист. наук. - Л., 1981.
7. Обломский А.М. Верхнеднепровский вариант зарубинецкой культуры. - Автореф. дисс.
канд. ист. наук. - М., 1983.

140
 8. Обломский А.М. Периодизация и характер развития зарубинецкого керамического комп-
лекса Чаплинского могильника // Раннеславянский мир. Материалы и исследования. - М., 1990.
9. Еременко В.Е., Журавлев В.Г. Хронология могильника Чаплин верхнеднепровского
варианта зарубинецкой культуры. // Проблемы хронологии эпохи латена и римского вре-
мени.-СПб., 1992.
10. Blaszczyk W., Durczewski D., Gurba J., Juka J.L, Pietrzak M., Ślusarski Z., Wiklak H.
Bronze IV-V- Hallstatt D. Periode Romane // Inventaria archaelogica. - Fodj, 1966.
11. Pietrzak M. Pruszcz Gdański: Fundstelle 10. ein Gräber feld der Oksywie - und Wielbark -
kultur in Ostpomern. - Krakow, 1997.
12. Амброз А.К. Фибулы юга европейской части СССР. - САИ. - Вып. Д1-30. - 1966.
13. Обломский А. М. О хронологии некоторых типов фибул зарубинецкой культуры. -
CA.-1983.- №1.
14. Алексеева Е.М. Античные бусы Северного Причерноморья. - САИ. - Вып. Г1-12. - 1978.
15. Онайко H.A. Античный импорт в Приднепровье и Побужье в IV-II вв. до н.э. - САИ. -
Вып. Д1-27.-1970.
16. Безбородое М.А. Химия и технология древних и средневековых стекол. - Мн., 1969.
17. Щапова Ю.Л. Очерки истории древнего стеклоделия (по материалам долины Нила,
Ближнего Востока и Европы). - М., 1983.
18. Вихляев В.И. Древняя мордва Посурья и Прикамья. - Саранск, 1977.
19. Смирнов К.А. Новые городища дьяковского типа в бассейне реки Москвы // КСИА. -
1964.-Вып. 102.
20. Dąbrowska T. Wczesne fazy kulury przeworskiej: chronologia, zasięg, powiązania. -
Warszawa: Państwowe Wydawnictwo naukowe, 1988.
21. Мельниковска О.М. Могильник юхнівьскоі культури та ранньосередньовічне поселен-
ия на Чернігівщині // Археологія. - Вып. 24. - Кйів, 1977.
22. Мельниковска О.М. Поселения поблизу с.Свердловка на Чернігівщині// Археологія. -
Вып. 28,-Кйів, 1978.
23. Степанов П.Д. Андреевский курган. К истории мордовских племен на рубеже нашей
эры. - Саранск, 1980.
24. Степанов П.Д. Андреевкий курган (предварит, сообщение) // НИИ языка, лит., ист. и
экон. при СМ Мордовской АССР : Труды. - Вып. 27. - Саранск, 1964.
25. Дашевская О.Д., Михлин Б.Ю. Четыре комплекса с фибулами из Беляусского
могильника // СА. - 1983. №3.
26. Kaczanowski P. Klasyfikacja grotów broni drzewcowej kultury przeworskiej z okresu
rzymskiego. - Kraków, 1995.
27. Dąbrowska T. Kamieńczyk. Ein Gräberfeld der Przeworsk - kultur in Ostmasowien //
Monumenta archaeologica barbarica. - T. III. - Kraków: „Secesja", 1997.
28. Шадыра В.І. Аб паўдневай мяжы днепрадвинскай культуры // ГАЗ. - 1998. - Вып. 13.

Табл. 1. Этапы зарубинецкой культуры, выделенные по фибулам

141
142
 Г.П.Поляков, Д.А.Карпов (Брянск)

Древний Мглин по материалам Брянского

краеведческого музея и раскопкам 2002 г.

1. Мглин впервые упоминается в «Списке городов русских дальних и

ближних», помещённом в Новгородской I летописи младшего извода
(«Мьглин»), а также в Ермолинской и Воскресенской летописях («Меглин»)
[1, с. 95], среди городов, принадлежащих ВКЛ. Данный «Список», по М.Н. Ти-
хомирову, датируется 1387-1392 гг. [1, с. 88], по В.Л.Янину- 1375-1381 гг. [2].

143
 17 октября 1659 г. на Раде воеводы от имени царя предложили, а Рада
приняла, кроме «прежних 14 статей, ...новые 18 статей» [1, с. 269]. 6-я и 15-я
из новых статей касались казачества в Белоруссии. В 6-й статье: «На Белой
России ныне и впредь залогам черкасским не быть». Рада решила, что гарни-
зоны и отряды Нежинского, Черниговского и Киевского полков отзываются
на свою территорию. «Кто же из казаков белорусских, старо-быховских и
чаусовских назовется Войском Запорожским, тех выслать с их пожитками в
«Черкасские городы» [1, с. 266]. Согласно 15-й статье, гетман должен очи-
стить Старый Быхов, пожалованный в свое время Б. Хмельницкому, а каза-
ков вывести на Украину [1, с. 268].
Таким образом, заканчивается первый этап истории казачества в Бело-
руссии. Для него характерно возникновение собственного белорусского каза-
чества во-первых, в результате активного вмешательства царского и гетман-
ского правительств, а во-вторых, в результате подъема национально-освобо-
дительной борьбы против польских феодалов и их местных прислужников из
числа белорусской шляхты.

1. Акты Южной и Западной России. - Т. 14. - СПб, 1868.

Р.В. Терпиловский (Киев)

Славяне Поднепровья в I - V веках н.э.

Сложная судьба славянских народов, их весомый вклад в формирова-

ние этно-политического лица современной Европы объясняют интерес к
жизни древних славян, которая до VI в. оставалась за пределами письменной
истории. Проблема происхождения славян принадлежит к «вечным» вопро-
сам науки. Процессы, вызвавшие появление на исторической арене одного из
крупнейших этносов Европы, все еще недостаточно изучены.
За последние 50 лет археологами-славистами обнаружен, в частности,
ряд археологических культур римского времени, типологически близких к
славянским памятникам V-VII вв. Среди них все больше внимания прив-
лекают две последовательно существовавшие группы: позднезарубинецкие
памятники І-ІІ вв. н.э. и киевская культура 1II-V вв. Территория их распрост-
ранения охватывает большую, преимущественно левобережную, часть бас-
сейна Днепра в его среднем и верхнем течении, включающую Сож, Десну,
Сейм, Сулу, Псел, Ворсклу, Тетерев, Ирпень, Стугну и др., а также верховья
Северского Донца, в том числе Оскол.
Около рубежа нашей эры происходит распад латенских традиций, что
нашло отражение и в кризисе зарубинецкой культуры Поднепровья. Призна-
ками кризиса, на наш взгляд, являются исчезновение зарубинецких памят-

70
ников Припятского Полесья, прекращение функционирования всех могиль-
ников и ряда поселений Поднепровья, массовые миграции населения с этих
коренных территорий в различных направлениях, изменение топографии по-
селений (появление селищ на низких припойменных участках или в пойме).
Сформировавшиеся в этих условиях позднезарубинецкие памятники
характеризуются значительным разнообразием, обусловленным той или иной
степенью сохранности «классических» зарубинецких традиций, наличием
других этнокультурных компонентов и др. Анализ хронологии показывает,
что памятники Подесенья (типа Почеп), востока Левобережья и бассейна
Северского Донца (типа Картамышево 2-Терновка 2) возникают в один и
тот же, достаточно узкий период - середина - третья четверть I в. н.э. В це-
лом, они синхронизируются со среднеднепровскими памятниками типа Лю-
теж, хотя последние и возникают несколько раньше. На памятниках типа
Лютеж продолжается развитие местных классических зарубинецких тради-
ций. Близость форм керамики и конструкций полуземлянок Подесенья, вос-
тока Левобережья и бассейна Северского Донца с лютежскими свидетельст-
вует, что формирование новых культурных групп происходило на основе
среднеднепровских традиций.
Вместе с тем, специфика почепских памятников заключается в синтезе
традиций среднеднепровского населения и местных позднеюхновских пле-
мен, а на востоке Левобережья - переселением в этот район небольшой груп-
пы носителей пшеворской культуры.
Миграции позднезарубинецких племен в ряде случаев достигали весь-
ма удаленных от основного ареала территорий. Так, памятники типа Инясево
появляются в бассейне р. Хопер. Одновременно происходит расселение зару-
бинецких племен и в западном направлении - в верховья Днестра и на Запад-
ную Волынь. Вследствие этого здесь формируется особая культурная общ-
ность - памятники зубрецкой (волыно-подольской) группы, в которых, как
показал Д.Н.Козак, синтезируются черты пшеворской, зарубинецкой и ли-
пицкой культур. Южнобугская группа памятников типа Рахны занимает про-
межуточное место между западными «пшеворско-зарубинецкими» и вос-
точными позднезарубинецкими древностями.
Таким образом, миграции зарубинецкого населения, начавшиеся в се-
редине I в. н.э., приводят к формированию цепочки новых культурных групп
от Сана на западе до Хопра на востоке и от Соба и Орели на юге до Судости
на севере. Эти процессы протекают почти одновременно, что дает некоторое
основание говорить о «зарубинецком взрыве».
Вторая волна передвижений в Поднепровье происходит в середине II в.
и представляет собой миграцию на юг и юго-восток потомков зарубинецкого
населения Посожья. Следствием этого стало возникновение в низовьях Дес-
ны, Среднем Поднепровье и лесостепном Левобережье новой культурной
группы — памятников типа Грини. Их немного, и они не занимают какой-то
компактной территории. Однако, судя по «пространственному разлету», миг-

171
рация населения северной окраины зарубинецкой культуры на юг имела ши-
рокие масштабы.
При значительной разнородности вышеуказанных культурных общнос-
тей все же заметна определенная тенденция к унификации основных элемен-
тов в пределах обширной культурной области, охватывающей западную
часть лесостепи и смежные районы лесной зоны Восточной Европы. Процесс
формирования единой общности был, очевидно, приостановлен в результате
инвазии вельбарских племен через Волынь в направлении Южного Побужья
и Поднепровья. При сложении черняховской культуры в ее ареал вошли юж-
ные и западные районы складывающейся зарубинецко-пшеворской общнос-
ти. В более или менее чистом виде ее развитие продолжалось в северо-вос-
точной части указанной территории и было связано с киевской культурой.
Памятники киевской культуры охватывают значительную территорию,
образуя четыре локальных варианта: средне- и верхнеднепровский, деснин-
ский и восточнолевобережний. Каждый из них возникает вследствие синтеза
по меньшей мере двух типов позднезарубинецких памятников - в Среднем
Поднепровъе путем слияния традиций среднеднепровского населения, оста-
вившего памятники типа Лютеж, с верхнеднепровско-посожскими элемента-
ми. На водоразделе Днепра и Дона, как показал А.М. Обломский, новое явле-
ние возникает в результате синтеза двух родственных позднезарубинецких
групп - «западной» типа Картамышево 2 и «восточной» типа Терновка 2. В
течение II в. почепские племена, возможно, оставляют Подесенье, куда впос-
ледствии с юго-востока проникают потомки носителей памятников типа Кар-
тамышево 2, а с севера - верхнеднепровские группировки. Вследствие их ин-
теграции, вероятно, возникает деснинский вариант киевской культуры. Верх-
неднепровский вариант, очевидно, формируется путем синтеза традиций
двух местных позднезарубинецких групп, восходящих к памятникам типа
Чаплин и типа Грини.
Таким образом, в процессе формирования киевской культуры проис-
ходит перестройка традиций различных позднезарубинецких групп. Новая
общность сохранила только отдельные черты классической зарубинецкой
культуры. Это специфический культурно-хронологический комплекс, основ-
ные элементы которого выразительно отличаются не только от соседних
культур, но и от предшествующих и последующих древностей той же терри-
тории, то есть самостоятельная археологическая культура.
Вместе с тем, киевские древности имеют значительное структурное
сходство с рядом синхронных культурных групп, разбросанных далеко на
запад, север и восток от киевского массива: памятниками типа Заозерье в
междуречье Днепра и Западной Двины, типа Лбище в Среднем Поволжье и
др. Заслуживают внимания также памятники на Верхнем Дону, сочетающие
киевские и Черняховские элементы с позднескифскими, мощинскими или
дьяковскими.

172
 Из соседних с киевской культурой древностей мощное влияние на
нее оказала выскоразвитая черняховская культура более южних областей.
Особенно активные контакты между носителями киевской и черняховской
культур протекали в районе водораздела Днепра и Дона в период существо-
вания поселений Боромля 2, Родной Край 3, Букреевка 2 и др.
Контакты киевской и черняховской культур на Киевщине происходили
в относительно узкой полосе, причем граница между ними в начале IV в. не-
сколько перемещается на север, а после середины IV в. - на юг от Стугны.
На памятниках этого региона присутствуют только единичные Черняховские
j вещи (Бортничи, Обухов 3, Погребы). Исключением является поселение
! Глеваха, где Черняховский импорт представлен наиболее обильно.
Небольшое количество керамики киевского типа присутствует также
на ряде Черняховских поселений Среднего Поднепровья и Левобережья. Оче-
видно, в составе Черняховских общин, включающих представителей герман-
ского и скифо-сарматского населения, «киевляне» проникали до южных гра-
ниц лесостепи, выходя за пределы традиционного позднезарубинецко-киев-
ского ареала.
Прямые контакты деснинских племен киевской культуры и черняхов-
ского населения протекали в основном во второй половине IV - начале V в.
Особенно значительное число гончарной керамики, украшений и др. проис-
ходит из селищ Александровка 1, Роище, Верхнестриженское 2, расположен-
ных в бассейне р. Стрижень.
Важно отметить определенное отличие этих памятников от деснинских
древностей предыдущего периода, почти не известных в районе Чернигова.
Складывается впечатление, что количество памятников здесь резко возраста-
ет в течение IV в. Возможно, имело место переселение части обитателей
Киевского Поднепровья на северо-восток, вследствие чего культура Поде-
сенья испытала определенные изменения. Толчком для такой миграции
могло послужить продвижение черняховско-вельбарских племен к северу от
Стугны в начале IV в. Очевидно, часть жителей таких поселков как Обухов 3,
Глеваха и Новые Безрадичи, обладавших определенным опытом сосуществова-
ния с Черняховским населением накануне этих событий, и стала фактором, из-
менившим ход культурно-исторического процесса в Черниговском Подесенье.
Керамика, аналогичная киевской, зафиксирована в небольшом коли-
честве и к западу от Днепра - в Лепесовке в верховьях Горыни. Определен-
ная близость наблюдается также между киевской культурой и своеобраз-
ными Черняховскими памятниками верхнего течения Днестра и Западного
Буга (Черепин, Демьянов, Рипнев II, Бовшив и др.). Памятники типа Чере-
пин и типа Боромля 2, сформировавшиеся на сходных субстратах и испы-
тавшие мощное воздействие черняховской культуры в середине-второй поло-
вине III в., были явлениями одного порядка. Вместе с находящимися между
ними среднеднепровскими памятниками типа киевских комплексов Глевахи,
Журавки и др. они маркируют южные рубежи протославянского расселения.

173
 Детали процесса участия киевской культуры в формировании древнос-
тей раннеисторических славян можно выявить путем сравнительного анали-
за наиболее поздних киевских комплексов и самых ранних памятников куль-
тур V-VII вв. Достаточно условная граница между ними охватывает перелом
позднеримской и раннесредневековой эпох, т.е. период Великого переселе-
ния народов.
Тесная связь между киевской и колочинской культурами, отмеченная
еще В.Н. Даниленко, П.Н. Третьяковым и Е.А. Горюновым, не вызывает осо-
бых сомнений. Она подтверждается почти полным совпадением их ареалов,
значительной близостью элементов материальной культуры и, наконец,
наличием переходных памятников во всех регионах распространения этих
культур. Особенно заметным является сходство между ними на Десне (Вы-
гори 2 вблизи Чернигова, Заяръе, Смяч, ряд комплексов из Колодезного Буг-
ра и Целикова Бугра около Новгорода-Северского), а также на Сейме
(Красное 4, Литвиновичи 3, Комаровка) и Пеле (Песчаное). На территории
Днепровского лесостепного Левобережья известно еще несколько памятни-
ков, приходящихся на стык между киевской и колочинской культурами:
Курган-Азак на р. Псел и Сенча в поречье Супы.
В Среднем Поднепровье «классические» памятники колочинской куль-
туры не известны, однако здесь расположено поселение в ур. Диброва у с.
Ходосовка, материалы которого В.Н. Даниленко использовал для «опуска-
ния» даты возникновения колочинской культуры с VI на IV-V вв. Скорее
всего, поселение Диброва возникло на основе поздних памятников киевской
культуры Среднего Поднепровья (Вишенки и ряд комплексов Обухова 2),
характеризующиеся определенными колочинскими чертами.
Самые поздние киевские памятники отличаются от архаических коло-
чинских комплексов практически только некоторыми деталями оформления
керамики и степенью распространения тех или других типов горшков. Посте-
пенно прекращается также использование вещей провинциально-римских
типов, связанных с черняховской культурой (прежде всего гончарной кера-
мики). Находки нескольких украшений позволяют отнести наиболее ранние
памятники колочинской культуры к середине - второй половине V в.
Если колочинскую культуру можно считать прямым продолжением ки-
евской, то происхождение пеньковской культуры менее ясно. В.В.Седов свя-
зывает ее возникновение с черняховской культурой, а П.Н.Третьяков - с пе-
реселением на юг носителей памятников позднезарубинецкого круга лесной
зоны. Е.А.Горюнов главный источник пеньковки видит в лесостепных киев-
ских древностях. Однако в ареале пеньковской культуры (лесостепных и
степных районах от Молдавии до Северского Донца) в предшествующее
время киевские памятники почти не известны. Для сопоставления с поздни-
ми киевскими памятниками наиболее пригодны такие пеньковские поселения
лесостепного Левобережья как Хитцы в устье Удая и Рябовка 3 на Ворскли-
це. Другой группой, наиболее близкой территориально и хронологически к

174
киевским древностям, являются памятники с определенными пеньковскими
чертами Правобережной Киевщины.
Можно отметить, что максимальное сходство пеньковской культуры,
особенно на ранних этапах ее развития, наблюдается с деснинскими памят-
никами типа Роище и среднеднепровскими типа Хлопков. Эти древности
можно назвать протопеньковскими, ибо они, по типам посуды, ее пропор-
циям, оформлению и др., напоминают соответствующие пеньковские эле-
менты. В первую очередь речь идет о биконических относительно призе-
мистых горшках и больших корчагах с налепным валиком под венчиком.
Кроме «северных» черт пеньковская культура содержит некоторые
другие культурные компоненты. Поиск прототипов лепных мисок, горшков с
загнутым внутрь краем или шаровидным туловом приводят А.М.Обломско-
го к восточнолевобережной (сейминско-донецкой) группе киевской культу-
ры. Однако эти черты свойственны памятникам III - начала IV в., а комплек-
сы, непосредственно предшествующие пеньковским, здесь пока отсутствуют.
Происхождение наиболее известной раннесредневековой культуры,
пражской, вместе с тем, наиболее загадочно. Вопросы ее происхождения
обстоятельно разработаны В.Д. Бараном на материалах верховьев Днестра и
Западного Буга. Исследователем показано, что с формированием пражской
культуры связаны прежде всего памятники северо-западной черняховской
периферии типа Черепин. Каково же отношение киевской культуры к праж-
ской? Сравнительный анализ основных элементов этих культур показывает,
что в формировании пражской культуры киевские памятники могли принять
лишь опосредованное участие. С другой стороны, не исключено, что
пражская культура складывается на основе родственных киевским памятни-
ков бассейна Припяти, которых пока известно очень мало (Остров и др.).
Архаичность раннепражских древностей, их ярко выраженный «лесной»
характер, на наш взгляд, свидетельствуют о том, что центр их формирования
находился в лесной зоне, а не в пределах черняховской периферии.
Необходимо отметить, что элементы упомянутых культур V-VII вв.
выступают в различных комбинациях на различных памятниках киевского
типа. Так, памятники верхнеднепровского локального варианта легли в осно-
ву колочинских и, возможно, пражских. На базе древностей Подесенья и ле-
состепного Левобережья также возникают местные колочинские памятники,
а их наиболее южные группы стали субстратом пеньковской культуры. На-
конец, особой пестротой характеризуются памятники среднеднепровского
локального варианта, принявшие участие в формировании колочинской,
пеньковской, и, очевидно, пражской культуры.
Общее происхождение колочинских и пеньковских памятников из ки-
евской культуры подтверждается, в частности, данными, полученными нами
во время широких раскопок поселения Сенча на р. Суле. В целом материа-
лы Сенчи приблизительно в равной мере сочетают черты киевской, коло-
чинской и пеньковской культур, что отражает начальный этап формирова-

175
ния пеньковской культуры на основе традиций населения более северных
территорий (возможно, Подесенья), переселившегося в лесостепь.
Не существует принципиальных отличий между колочинскими, пень-
ковскими и пражскими древностями. Их сближают топография и размеры
поселений, наличие подквадратных полуземлянок, керамический комплекс,
состоящий, главным образом, из неорнаментированных лепных горшков и
сковородок, погребения с трупосожжением, набор орудий труда и украше-
ний. Если расчленить каждую из указанных культур V-VII вв. на составные
элементы, то выяснится, что подавляющее большинство таких признаков для
пражской, пеньковской и колочинской культур совпадают, а отличия
касаются только преобладания в составе керамического комплекса отдель-
ных специфических форм посуды и наличия в большинстве полуземлянок
пражской культуры печей-каменок, отсутствующих в ранних колочинсих и
пеньковских жилищах.
Значительное сходство пражской, пеньковской и колочинской культур
при некоторых второстепенных отличиях, особенно ярко прослеживается на
ранней стадии их развития. Это позволяет предположить, что в предыдущий
период существовала более-менее общая в культурно-типологическом отно-
шении подоснова, на которой они сформировались. Все это дает основание
прийти к выводу, что славянские культуры V-VII вв. не кристаллизировались
из разнообразных этнокультурных компонентов во время продвижения из
Верхнего Поднепровъя на юг и юго-запад (К. Годлевский), а имели своего
предшественника в виде киевской культуры, т.е. последнюю следует рас-
сматривать как основу формирования культур раннеисторических славян.

А.Г.Тимофеенко (Гомель)

Памятники Х-ХШ вв. в окрестностях г. Лоева Гомельской области

В ходе разведочных археологических работ, проведенных в 2004 г. в г.

Лоеве и к северу от него по правому берегу Днепра (до д. Переделка Лоев-
ского р-на), был обследован ряд памятников эпохи Древней Руси.
На рассматриваемом участке Лоевского р-на раскопки и разведки в
разные годы проводили В.З.Завитневич, А.Д.Коваленя, Ю.В.Кухаренко,
П.Н.Третьяков, О.Н.Мельниковская, Л.Д.Поболь, М.А.Ткачев, М.И.Лошен-
ков, О.А.Макушников и др. Ими было выявлено не менее 9 средневековых
памятников, в т. ч. 3 курганных могильника, одиночный курган, 4 поселения
и остатки городища средневекового Лоева.
Первым исследователем региона был В.З.Завитневич, который в конце
XIX в. предпринял попытку пройти сплошными разведками условный треу-

176
каля мястэчка Горваль, накіроўваючыся да Рэчыцы, але тут ён быў сустрэты
казакамі Гаркушы, якія прымусілі яго спехам адступіць [8, с. 114]. Услед за
тым, каля Загалля, быў разбіты атрад Валовіча. Паражэнне двух шляхецкіх
атрадаў стварыла спрыяльныя ўмовы для замацавання казакоў у Палессі I
захопу Пінска, жыхары якога ў кастрычніку 1648 г. адчынілі казакам брамы
горада. Захоп Пінска стаў кульмінацыяй замацавання казакоў у Палессі.
Такім чынам, можна адзначыць, што за вельмі кароткі час з канца мая
да кастрычніка 1648 г. украінскія казакі замацаваліся ў беларускім Палессі,
якое стала базаю казакоў у ВКЛ. Менавіта адсюль казацкія загоны стаж
распаўсюджвацца ў цэнтральную Беларусь, даходзячы да Мінска i Магілёва.
У самім Палессі пачаўся працэс паказачвання сялянства i мяшчанства, а
побач з вайною украінскага казацтва пачалося грандыёзнае антыфеадальнае
паўстанне беларускага "люду паспалітага". Варта адзначыць, што сам Б.
Хмяльніцкі не далучаў паўстанцкія фарміраванні мясцовых сялян да казакоў,
абураючыся тым, што яны называюць сябе Войскам Запарожскім i пагражаю-
чы ім "на горло покарати" [9, с. 87-88]. Тэта паказвае, што на Беларусі стаж
ўтварацца свае, вельмі нетрывалыя, псеўдаказацкія атрады.

1. Piwarski K. Opozycja litewska pod koniec XVII wieku// Pamiętnik V powszechnego zjazdu
historyków polskich w Warszawie. - Lwów nakładem polskiego towarzystwa historzcznegо
1931.-412 s.-S. 82-83.
2. Акты, относящееся къ йсторій Южной и Западной Россій, собранные и изданные
Археографическою комйссіею. - СПб.: Въ тип. П.А. Кулиша, 1861. — Т. 3. — 22 с.
3. Акты, относящееся къ йсторій Западной Россій. - Спб.: В тип. Э. Праца, 1853. - Т. 5. -
VII, 288, 7, 21 с.
4. Historya panowania Jana Kazimierza przez nieznajomego autora. Wydana z rękopismu przez
Edwarda Raczyńskiego. - T. L- Poznań, 1840.
5. Чернигову 1300 лет: Сб. документов и материалов. - Киев, Наукова думка,1990 - 361
с.: ил.
6. Документы об освободительной войне украинского народа 1648-1654 гг. - Киек:
Наукова думка, 1965. - 825 с.
7. НГАБ, ф. 694, воп. 6, спр. 4233, лл. 569-672.
8. Kotłubaj E. Życie Janusza Radziwiłła. - Wilno-Witebsk, 1859.- 460 s.
9. Документа Богдана Хмельницького (1648-1657). - К.: Вид-во Акад. Наук УРСР,1961. -
740 с.

А. А. Чубур (Брянск)
Микрорегион Чечевизня и некоторые вопросы этнокультурных
процессов в раннем железном веке бассейна Днепра

В 1998-1999 гг. автором и краеведом A.A. Катуниным был открыт и

обследован новый микрорегион («куст поселений») раннего железного века в

186
 Курском Посеймье. Сведения о нем не только расширяют наши знания о юх-
новской культуре, но также проливают новый свет и на процессы взаимо-
действия носителей скифоидной и юхновской археологических культур ран-
него железного века.
Микрорегион связан с большой древней балкой Чечевизня, выходящей с
севера в долину Сейма. Практически все поселения микрорегиона связаны с
высокими частями бортов балки и ее отвершков. Еще недавно по дну про-
текал ручей с сильно заболоченными берегами.
Ядром микрорегиона является городище Чечевизня 1. Оно расположено
на правом борту балки на мысу, образованном двумя впадающими с запада в
балку оврагами, в 300-400 м к югу от южной окраины с. Чечевизня. Площад-
ка городища отделена от основного массива мыса заплывшими рвом шири-
ной около 3 м глубиной около 0,8 м и оплывшим валом высотой до 1 м и
шириной до 3 м. По узкому параллельному мысу южнее городища прослежи-
вается подсыпка дороги, ведущей от подножия склона балки к городищу -
следы предполагаемого въезда. Площадка имеет в плане грушеобразную фор-
му, обращена суженной частью к укреплениям. Ее размер около 60 м с севера
на юг в самой широкой части и 120 м с запада на восток, уклон составляет 5-7°
к востоку. Площадка задернована, используется под сенокос и выпас.
Датировка вещевого комплекса такова: наиболее ранние даты дают два
втульчатых бронзовых трехлопастных наконечника стрел и гвоздевидная
бронзовая булавка (тип IV-2), находящая аналогии на городищах Переверзе-
во 1 и Марица, а также гвоздевидная бронзовая серьга - относятся к VI в до
н.э. Два массивных бронзовых наконечника с внутренней втулкой относятся
к VI-V вв. до н.э. Железная поясная пряжка датируется IV в. до н.э., трех-
гранный, плохо сохранившийся наконечник стрелы из бронзы относится уже
к IV-II вв. до н.э. Этим же периодом датируется плоский железный наконеч-
ник с раздвоенным черенком, имеющий аналогии в сарматских памятниках
более южных территорий. Наконец, рубчатый бронзовый браслет, находит
аналогии в латенских памятниках, датирующихся М.Б. Щукиным концом IV-
Ш вв. до н.э. Таким образом, городище могло быть заселено в течение 300-
400 лет, что не вполне соответствует общепринятым представлениям о сро-
ках обитания на таких памятниках раннего железного века. На городище так-
же найдены фрагменты ножей и серпов, игла, обломок льячки, терочники и
плита-курант (рис. 1), глиняные блоки и грузики для ткацкого станка и зна-
чительное количество лепной керамики.
Керамика относится к двум основным типам - грубая, серая, с примесью
шамота скифоидная и более тонкостенная, с песчаным отощителем юхнов-
ская. Крайне важно, что орнаментация характерная для скифоидной посуды
часто встречается на юхновской и наоборот. На одном из фрагментов тычко-
вый орнамент нанесен наконечником трехгранной стрелы. Не исключено, что
городище находилось в зоне контактов двух групп племен, в результате чего
происходило обоюдное заимствование орнаментации. Поскольку это про-

187
исходит в пределах одного поселения, можно предполагать существование
смешанных браков у носителей скифоидной и юхновской культур, мирное
сосуществование обеих групп населения и постепенную ассимиляцию ски-
фоидного населения юхновским.

Рис. 1. Индивидуальные находки с городища Чечевизня 1 . 1 — булавка, 2 — серьга,

3 - рубчатый браслет, 4 - 9 - наконечники стрел, 10 - пряжка, 11-12 - ножи;
(1-8 - бронза, 9-11 - железо, 12 - железо, свинцовая заливка рукояти,
бронзовая накладка с пуансонным орнаментом поверх свинца).

С напольной стороны к городищу примыкает селище Чечевизня 1, отне-

сенное к юхновской культуре. Все остальные селища юхновской культуры
расположены ниже по балке. Семь по ее левому борту - Чечевизня 2, 3, 5
(Рослый лог), 6 (Отрожек), Косой хутор 4 (Плотский лог 1), 5 (Плотский лог
2), 6 (лог Черемошный); четыре - по правому борту, ниже главного городища
- Чечевизня 4 (У Дуба), Косой хутор 1, 3, 7. Еще три юхновских неук-

188
 репленных поселения размещались на правом склоне правого крупного от-
вершка балки Чечевизня - Вёшковского лога, также представляющего собой
древнюю балку с постоянным водотоком по тальвегу в прошлом - это
Чечевизня 7 (Дубрава), 9 (Вешковский лог) и 10 (Лог Поганый)
Менее чем в 800 м вниз по правому борту балки Чечевизня от главного
городища лежит еще одно, небольшое - городище Косой хутор 1 (Круглое).
Оно расположено на задернованном останце диаметром около 60 м по
основанию, имеющем округлую форму, по периметру площадки диаметром
около 35-40 м слабо прослеживаются следы размытого вала. Примерно в 200-
300 м к северу на том же правом борту балки Чечевизня расположено
урочище «У Дуба», связанное, согласно местным преданиям, с местом
«нечистым», колдовским, «языческим». Небольшие размеры, не вполне
типичная форма и малый размер городища заставляют, на фоне преданий,
предполагать, что мы имеем дело со следами юхновского святилища.
Выход из балки Чечевизня в долину Сейма «контролировало» еще одно
небольшое городище, обозначенное A.B. Кашкиным (2001), как Дроняево 2 и
носившее, по всей вероятности, не только жилой, но и оборонительный
характер. Неподалеку располагалось ещё одно неукрепленное поселение.
Наконец, финал раннего железного века (римское время) отмечен в мик-
рорегионе всего лишь одним поселением, фиксирующим, однако, принци-
пиально новый этап заселения - Чечевизня 8 (Святой Колодезь). На плато к
северу от Вёшковского лога отмечено многослойное поселение. Римское вре-
мя представлено на нем грубой лепной толстостенной керамикой культуры
киевского типа, ножом с горбатой спинкой и крупной полихромной стеклян-
ной бусиной с орнаментом из двух белых и одной волнистой красной по-
лосы, имеющей сходство с бусиной из Роища на Десне (ІІI-IV вв. н.э.). Кроме
того, на селище встречены средневековые культурные остатки.
Итак, попытаемся реконструировать историю микрорегиона в раннем
железном веке. Первоначально мыс в верховьях балки Чечевизня облюбова-
ли носители скифоидной археологической культуры. Пришедшие с севера
вместе с надвигающимися лесами носители юхновской культуры ассимили-
ровали малочисленное местное население. Постепенно численность юхнов-
ского населения возросла и у городища возникла поселенческая агломерация.
Несомненная структурированность микрорегиона, ранее не отмечавшаяся
для юхновских поселений (наличие центрального укрепленного поселения,
святилища, сельскохозяйственной округи из неукрепленных поселений и
укрепленного поселения, прикрывающего подступы к микрорегиону), застав-
ляет предполагать достаточно сложную систему отношений внутри основав-
шегося здесь рода. Более того, напрашивается необходимость переосмысле-
ния накопившихся сведений о юхновских памятниках, традиционно считав-
шихся самодостаточными «родовыми крепостями», непрерывно враждовав-
шими меж собой в погоне за увеличением поголовья скота.

189
 К рубежу эр микрорегион стал почти необитаемым. Связано это, скорее
всего, не с социальными катаклизмами, а с иссушением климата и остепнени-
ем ландшафтов, а соответственно и с истощением местных водных ресурсов
при удаленности в 4 км от основной речной артерии - Сейма. Юхновское
население отступило на север, в привычные для него леса. Единственное
селище, основанное новым пришлым с юга и юго-запада населением на
освободившейся территории - Чечевизня 8 - должно было быть связано с
небольшим постоянным источником воды. Им мог быть ключ Святой
Колодезь у подножия мыса.

О.А.Щеглова (Санкт-Петербург),
АЛ. Седин (Могилев)

Изделия из свинцово-оловянных сплавов с городища Никодимово

Городище Никодимово (Горецкий р-н Могилевской обл.) в настоящее

время является одним из наиболее широко изученных памятников третьей
четверти I тыс. н.э. Белорусского Поднепровья [1; 2]. Из раскопок городища
происходит исключительно богатая коллекция металлических предметов, в
том числе и изделий из свинцово-оловянных сплавов. Основная масса свин-
цово-оловянных изделий, за исключением металлических слитков-«лепе-
шек», которые встречались во время исследования культурного слоя на всей
площадке городища, происходит из клада, обнаруженного в пределах пост-
ройки в северо-западной части городища. В клад входил кожаный пояс, ук-
рашенный накладками, с пряжкой и двумя подвешенными ножами в деревян-
ных ножнах, более тысячи нашивных 8-образных бляшек, выпуклые умбоно-
видные накладки, а также два слитка - бруска, отлитых в форму с маркиро-
ванной елочкой поверхностью [3].
Очень близкая по всем характеристикам аналогия этой находке проис-
ходит из раскопок колочинского поселения Великие Будки (Хутор) Недри-
гайловского р-на Сумской обл. (Украина). Там, в контексте заполнения коло-
чинской постройки 2 был обнаружен клад, содержавший сломанные и де-
формированные серебряные и латунные изделия, а также серии поделок из
свинцово-оловянного сплава: 503 8-образные нашивные бляшки, полностью
аналогичные никодимовским, 181 8-образную бляшку меньшего размера, 22
трапециевидные нашивки, 404 простые выпуклые круглые бляшки, 26 на-
шивных бляшек-бантиков, 100 розеток, 6 слитков- «лепешек» разных форм и
пару отливок маленьких пальчатых «мазуро-германских» фибул [4; 5, с. 172-
178]. Принадлежность этого клада мастеру-ювелиру не вызывает сомнений.
Время его сокрытия — вторая половина VII — рубеж VII-VIII вв. Обилие на-

190
 шивных свинцовооловянных бляшек в кладе побудило В.М.Горюнову по-
святить их исследованию специальную работу [6], где она впервые обратила
внимание на то, что подобные находки имеются и в других кладах «древно-
стей антов», в частности в Смородинском и Козиевском/Новоодесском. Она
же совместно с В.А.Галибиным привела и первые результаты спектральных
анализов вещей из оловянно-свинцовых сплавов [4].
Поясной набор из Никодимова аналогичен по технике исполнения по-
ясному (уздечному?) набору из Гапоновского клада (Кореневский р-н Кур-
ской обл., Россия) [7, с. 15-16, 205], который обнаружен в контексте коло-
чинского поселения и датируется серединой VII в.
Два слитка-бруска из Никодимова не имеют аналогов в колочинских
древностях. Однако близкие аналогии им также известны, но они происходят
с достаточно удаленных памятников. Клад, состоящий из 14 целых и 1 фраг-
ментированного слитка свинцово-оловянного сплава, а также деформирован-
ного браслета и точильного бруска, обнаружен на мерянском городище Вы-
жегжа, расположенном в Юрьевско-Суздальском ополье на берегу неболь-
шой речки, впадающей в Колокшу, левый приток р. Клязьмы (бассейн Вол-
ги). Автор исследований Выжегжи, А.Е. Леонтьев, считает, что клад слитков
может быть датирован также, как и найденный в 1,2 м от него большой (1274
ед.) клад куфических монет, время сокрытия которого нумизмат А.В.Фомин
отнес к 40-м гг. IX в., и рассматривает его в контексте культурных связей ре-
гиона в это время [8, с. 206]. Однако оба клада найдены практически под
дерном в мысовой части городища, где происходила сильная эрозия грунта
[8, с. 206], так что стратиграфических подтверждений одновременности мо-
нетного и вещевого клада не имеется.
Слитки из Выжегжи несколько отличаются от Никодимовских размера-
ми - длина целых слитков составляет 19,5-20,5 см, а вес колеблется от 129 до
140 г, в то время как никодимовские слитки длиной 16 см весят 180-190 г.
Однако оформление и маркировка отливок, сделанных в открытых деревян-
ных формах-изложницах с нарезкой на нижней части, не оставляет сомнений,
что в данном случае мы встречаемся с проявлениями одной и той же тради-
ции распространения металла в слитках. В отличие от проанализированного
никодимовского слитка-бруска, в составе которого преобладает свинец, осно-
вой сплавов в Выжегже являлось олово, содержание которого составляло от
68 до 95% (анализ Л.Б.Орловской в Лаборатории естественно-научных мето-
дов ИА РАН; в публикации А.Е.Леонтьева приведено только содержание
олова) [8, с. 206]. Сырье с преобладанием олова в пьютерном сплаве в комп-
лексах из Днепровского региона представлено маловесными слитками - «ле-
пешками» (1 - в Никодимове, 6 - в Великих Будках), которые представляли
собой уже результат дробления и переплавки слитков-брусков или неудач-
ных отливок изделий.
А.Е.Леонтьев, относя клад слитков к IX в., реконструирует картину
европейской торговли цветным металлом, в которой Северо-Восточная Русь

191
(Арса или Артания восточных авторов) играет посредническую роль в тор-
говле оловом и свинцом между странами Северной Европы и Балтии с Восто-
ком, отмечая при этом, что украшения из свинцово-оловянных сплавов не по-
лучили у финских народов Поволжья большого распространения. Соотнеся
клад из Выжегжи с аналогичными слитками из Никодимова, мы помещаем
находку слитков в контекст более раннего времени, а именно конца VII в.,
возможно начала VIII в., когда традиция изготовления мелких свинцово-оло-
вянных украшений распространялась с юга на север на волне славянского
расселения (Щеглова 2001, 2002). В этом смысле показательно, что на Нико-
димовском городище имеется и сырье, и серийно выполненные готовые изде-
лия, и формы для их изготовления.
Первый опыт сравнительного спектроаналитического изучения соста-
ва свинцово-оловянных предметов из кладов «древностей антов» был осу-
ществлен А.Н.Егорьковым и О.А.Щегловой на базе исследования серий проб
из Великих Будков (аналитик В.А. Галибин) [4, с. 135] и Гапонова (аналитик
А.Н.Егорьков) [9, с. 110-112; 10]. Обнаружилось, что клады в целом различа-
ются, как по содержанию основных компонентов - свинца и олова, так и по
содержанию примесных компонентов - серебра, мышьяка, сурьмы и висмута,
что свидетельствует об использовании свинца различного происхождения,
Никодимовская серия изделий сближается с гапоновской, поскольку основой
изделий во всех случаях, кроме образца 14 (слиток-«лепешка») является сви-
нец, в котором отсутствуют примеси железа, никеля и мышьяка. В то же вре-
мя, присутствие в сплавах серебра на порядок меньше, чем в гапоновских ж
довольно часто встречается висмут, что характерно для серии анализов из
Великих Будков. Удивляет отсутствие во всех свинцово-оловянных сплавах
из Никодимова цинка, который является, как и медь, типичной примесью к
рудному свинцу, а в раннеславянское время в составе сплавов на основе меди
и серебра выступает в качестве основного легирующего элемента.
Данные лабораторного анализа с указанием Лабораторного шифра Ла-
боратории Археологической технологии ИИМК РАН приведены в табл. 1.

1. Седин A.A. Городище Никодимово (Никадзимава) // Slavia Antiqua. - Т. XXXVI. - 1995.

-Р.159-164.
2. Седин A.A. Никодимово - городище третьей четверти 1-го тысячелетия н.э. в Восточном
Беларуси // Край: Дыялог на сумежжы культур. - Магілёў, 2000. - С.31-43.
3. Седин A.A. Клад из городища Никодимова // Магілёўшчына. - Вып. V. - Магілёў, 1994,
- С.16-19.
4. Горюнова В.М. Новый клад антского времени из среднего Поднепровья //
Археологические Вести. - №1.-СПб., 1992.
5. Горюнова В.М., Родинкова В.Е. Раннеславянское поселение Великие Будки (Хутор) //
Stratum plus. - № 4. Кишинев, 1999.
6. Горюнова В.М. К вопросу об оловянных украшениях «антских кладов» // Археологиче- ;
ские памятники эпохи железа Восточноевропейской Лесостепи.- Воронеж, 1987.— С.85-93. j
7. Гавритухин И.О., Обломский А.М. Гапоновский клад и его культурно-исторический ]
контекст. - М., 1996.

192
8. Леонтьев А.Е. Археология мери. - M., 1996.
9. Щеглова O.A., Егорьков А.Н. Литейные формочки из Бернашовки и свинцово-оловян-
ные украшения раннесредневековых кладов Днепровского Левобережья // Ювелирное ис-
кусство и материальная культура. - ТД VII коллоквиума. - СПб., 2000.
10. Егорьков А.Н., О.А.Щеглова. Состав металла изделий Гапоновского клада «древнос-
тей антов» (http://mvsleledrevo.com.ua/studies/arox/2003/egorkov.html 09.03.2003 г.), 61kB.

Табл. 1. Результаты эмиссионно-спектрального анализа изделий из свинцово-оловянных

сплавов с городища Никодимово

193
 Список сокращений
АО - Археологические открытия, Москва
ГАИМК - Государственная академия истории материальной культуры, Москва
ГАЗ - Гістарчна-археалагічны зборнік, Мінск
ИА РАН - Институт археологии Российской Академии наук
КСИА АН СССР - Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Ин-
ститута археологии Академии наук СССР, Москва
КСИИМК АН СССР - Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях
Института истории материальной культуры Академии наук СССР, Москва
МИА - Материалы и исследования по археологии СССР, Москва
РА - Российская археология, Москва
РГВИА - Российский государственный военно-исторический архив
СА - Советская археология, Москва

204
 Научное издание

СЛАВЯНСКИЙ МИР ПОЛЕСЬЯ

В ДРЕВНОСТИ И СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

Материалы международной научной конференции

19-20 октября 2004 г.

Ответственный за выпуск O.A. Макушников

ЛИ № 02330/0133208 от 30.04.04.
Подписано в печать 10.12.04. Формат 60x84 1/16
Бумага писчая № 1. Гарнитура Тайме.
Усл. п. л. 23,71. Уч.-изд. л. 10,8.
Тираж 100. Заказ 99

Учреждение образования «Гомельский государственный

университет имени Франциска Скорины».
246019, г. Гомель, ул. Советская, 104.

Отпечатано на ризографе УО «ГГУ им. Ф. Скорины»

ЛП № 02330/0056611 от 16.02.04.
246019, г. Гомель, ул. Советская, 104