Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
17. Язык науки.
Существует несколько понятий языка науки:
1. Иерархизированная многослойная структура, уровни которой
дифференцированы по вертикали, определяющей движение от
эмпирии к абстрактным положениям теории.
2. Не просто форма, в которой выражается некоторое внешнее по
отношению к ней содержание научного знания, а способ
возникновения и бытия научного знания как определенной
реальности.
3. Система понятий, знаков, символов, создаваемая и используемая
той или иной областью научного познания для получения,
обработки, хранения и применения знаний.
4. Сложное, внутренне дифференцированное многослойное
образование, строение и функционирование которого определяется
задачами формирования, трансляции и развития научного знания
Язык науки возникает, формируется и развивается как орудие
познания определенной области явлений. Его специфика
определяется особенностями изучаемой области и методами её
познания.
На первом этапе своего развития наука в основном пользовалась
понятиями естественного языка. По мере углубления (более
глубокого проникновения) в предмет исследования появлялись
теории, вводящие совершенно новые термины, относящиеся к
абстрактным, идеализированным объектам, к обнаруживаемым
объектам, новым открываемым явлениям, их свойствам и связям.
Таковы, например, названия элементарных частиц, их свойств и
взаимосвязей; химических элементов; понятия электродинамики и
т.д.
Язык науки стараются строить таким образом, чтобы избежать
недостатков естественного языка: многозначности терминов,
расплывчатости и неопределенности их содержания,
двусмысленности выражений, семантической замкнутости и т.п. Это
обеспечивает однозначность (ясность), точность и понятность
выражений Язык науки. Даже понятия, заимствованные наукой из
повседневного языка, например «сила», «скорость», «тяжесть»,
«звезда», «стоимость» и т.п., получают гораздо более точное и порой
даже парадоксальное с точки зрения здравого смысла значение.
Специфическое содержание Языка науки может быть выражено и
знаковыми средствами обыденного естественного языка, и
своей особой семиотикой, разрабатываемой уже только в рамках
Языка науки (Язык науки в узком смысле слова). Эти выработанные в
Языке науки знаковые средства могут включать элемент наглядности,
визуальной образности (различные геометрические модели, схемы,
графики и т.д.). Наглядность (образность) не противопоказана Языку
науки, однако в данном случае имеется в виду специфическая
образность наглядной модели, фиксирующей особое научное
содержание. Существенную роль в Языке науки играют различного
рода математические языки (включая и язык математической логики),
обеспечивающие возможность не только точного выражения научной
мысли, но и логического анализа и обработки содержащейся в
научном знании информации.
Понятие «язык науки» — чистая абстракция, ибо имеются в виду
именно «языки науки». У каждой науки есть свой язык; иногда
внутри одной науки (например, внутри физики) имеются разделы и
подразделы, каждый из которых обладает собственным языком. Им и
пользуются ученые, занятые в данной отрасли исследований. Но
когда мы говорим об общих принципах всех этих языков, мы вполне
можем оперировать абстрактным понятием «язык науки» как таким,
которое распространяет свои выводы и заключения на любой язык в
любой отрасли знания.
«Язык науки» как специфическое понятие, которое люди начали
употреблять сознательно в противовес понятию язык обыденный,
появился тогда, когда стали оформляться и сами науки в
сегодняшнем понимании этого слова. Конечно, и раньше люди
пользовались специфическим языком при объяснении научных
явлений — без этого невозможно никакое научное обсуждение. Но
прежде люди пользовались в этих случаях и языком повседневной
речи, не очень заботясь об отделении одного языкового слоя от
другого. Только в новое время, точнее, в эпоху т. н. Высокого
Ренессанса (1500—1580 гг.) ученые начали целенаправленно
формировать для каждой науки свои особые концепты и особую
терминологию.
Лишь в прошлом веке появилась теория, которая провозгласила, что
без такого языка вообще невозможна нормальная научная
деятельность в более или менее широких масштабах. Согласно Т.
Куну, без совместных принципов и совместной парадигмы
невозможно сегодня сколько-нибудь серьезное научное направление.
Парадигма же строится на основе особого языка, принятого в данной
отрасли знания.
Непосредственной предпосылкой и условием образования языка
науки является естественный язык, который служит источником
лексического материала и правил языка науки. В процессе
формирования языка науки вычленяются такие относительно
самостоятельные этапы, как введение терминов, установление правил
языка и образование терминосистем. Это - этапы уточнения
содержания знаковых форм. Язык науки предназначен, прежде всего,
для однозначного выражения как результатов научного познания
(средство материального выражения и способ его существования),
так и самой научно-познавательной деятельности (в языке науки, в
конечном счете, закрепляются алгоритмы практических и
познавательных действий).
18) Научное сообщество.
НАУЧНОЕ СООБЩЕСТВО - одно из основных понятий
современной философии и социологии науки. Обозначает
совокупность ученых, исследователей, которые придерживаются
сходных взглядов на сущность и цели науки. Н.с.
может считаться и группа ученых, исследующих определенную
про-блему, и все представители данной научной дисциплины, и все
ученые отдельной страны, региона или народа, и, наконец, все
представители науки за все время ее существования.
Понятие «Н.с.» ввел в научный оборот Полани, однако лишь с
появлением работы Т. Куна «Структура научных революций», оно
вошло не только в терминологический аппарат дисциплин,
изучающих науку, но и в общенаучный лексикон (как и другие
понятия, введенные Т. Куном). Согласно Куну, Н.с. - это группа
ученых, которые признают одну парадигму. Поэтому, например,
астрологи, экстрасенсы и пр. не могут входить в современное Н.с.
(в социологии знания такие группы людей
называют эпистемически ми (или познавательными)
сообществами). По этой же причине парадигма часто отвергает
новаторов, т.е. таких ученых, которые претендуют на обсуждение и
изменение самих основ парадигмы.
19 Наука и ценности
Наука – социальное явление. Она создается сообществом
ученых и представляет собой систему взаимосвязи между учеными.
В науке существует свой специальный образ жизни, неписаные
правила, своя система ценностей. Как социокультурный феномен,
наука всегда опирается на сложившиеся в обществе культурные
традиции, на принятые ценности и нормы. Наука-источник
нравственных ценностей. В лоне науки честность, порядочность,
объективность, не ангажированность политической конъюнктуры
становятся важнейшими качествами профессиональной этики.
Конечно, не следует идеализировать ученых, нельзя предполагать,
что в науке все деятели заняты бескорыстным поиском истины.
Естественные науки и математика создают объективную,
количественно выраженную картину мира. Гуманитарные науки
обеспечивают другую грань познавательной потребности –
стремление иметь мировоззрение, представление о прошлом своей
культуры, о прошлом человечества, полагать цели и с чувством
уверенности опираться на ценности. Ценности, цели, связь
традиций с сегодняшним днем, особенности культур, языков
разных народов – вот те познания, которые дают человеку
гуманитарные науки, которые тесно соприкасаются с идеологией и
религией.
В науке жизнь ученого строго регламентирована. Он должен
постоянно подтверждать свою научную состоятельность через
новые исследования, публикации. Деятельность ученого
стимулируется не только оплатой труда, но и различными
степенями, званиями, наградами.
20 Наука и нравственность
Наука – это совокупность теоретических представлений о мире,
ориентированная на выражение в понятиях и математических
формулах объективных характеристик действительности, то есть
тех, которые не зависят от сознания.
Нравственность (мораль), напротив, является совокупностью
ценностей и норм, регулирующих поведение и сознание людей с
точки зрения противоположности добра и зла. Нравственность
строится на человеческих оценках, повелевает действовать
определенным образом в зависимости от наших жизненных
ориентиров значит, она занята ничем иным, как действующими
субъектами и их субъективностью. Таким образом, между наукой и
нравственностью обнаруживается разрыв.
Чтобы лучше разобраться в том, как взаимодействуют наука и
нравственность, как научный поиск встречается лицом к лицу с
требованиями и запретами морали, выделим три сферы их
взаимодействия. 1-ая сфера-соотношение науки и ученых с
применением их открытий в практической повседневной жизни. 2-
ая-внутринаучная этика, т.е. те нормы, ценности и правила,
которые регулируют поведение ученых в рамках их собственного
сообщества. 3-я-некое "срединное поле" между научным и
ненаучным в самых разных областях.
Сегодня перед человеком-ученым встают, по крайней мере, две
серьезные нравственные проблемы: 1)продолжать ли исследования
той области реальности, познание законов которой может нанести
вред отдельным людям и человечеству в целом; 2)брать ли на себя
ответственность за использование результатов открытий "во зло" –
для разрушения, убийства, безраздельного господства над
сознанием и судьбами других людей.
Несомненно, доля ответственности за происходящее в технике,
технологии, медицине и других практических областях ложится на
плечи ученого. Наука, идущая рука об руку с гуманистической
нравственностью, оборачивается великим благом для всех
живущих, в то время как наука, равнодушная к последствиям
собственных деяний, однозначно оборачивается разрушением и
злом. Разумеется, особенно остро проблемы нравственности науки
стоят для ученых, занятых в прикладных областях, а также для тех
конструкторов и инженеров, которые призваны воплощать идеи в
конкретных технологиях. Ярким примером являются острые
дискуссии, развернувшиеся вокруг темы клонирования животных и
человека. Это стало бы поистине нравственной драмой для
человечества.
Итак, 1-ая нравственная установка, необходимая для ученого,
это установка на объективность. Здесь можно видеть прямое
совпадение научности и морали. Помимо объективности-
справедливости и самокритичности ученому очень нужны такие
тесно связанные между собой добродетели, как честность и
порядочность.
Вторая причина сокрытия каких-либо важных фактов и
концепций состоит в том, что исследователь приходит к выводам, в
корне противоречащим сложившимся представлениям. Он явился в
мир со своим открытием рано, он опасается, что его не поймут, и
он станет изгоем. В этом случае выбор полностью за самим
автором новых идей или выводов.
Третья важная сфера – с одной стороны, взаимодействия науки с
сопредельными областями знания, а с другой – взаимодействия
теории с экспериментальной областью в самой науке, где
совершается выход за пределы теории – в жизнь. Ученые, особенно
представляющие точные науки, в своем отношении ко всему иному
(не научному, неученому) нередко бывают высокомерны. Впрочем,
действительно талантливым и масштабным ученым подобный
порок гордыни не присущ.
Еще более тесно научное экспериментирование оказывается
связано с нравственностью, когда речь идет о людях. Мы видим
подобное отношение к человеку в психологии. Разумеется,
психологи не хотят причинить зла участникам своих
экспериментов, но, ставя их в положение манипулируемых,
обманываемых, разоблачаемых, они вольно или невольно низводят
их до уровня лабораторных крыс. В особенности опасными
оказываются эксперименты, связанные с межличностными
отношениями и самооценкой индивида, его представлением о
собственной личности.
им говорят. Они несвободны в поисках гармонии исчастья для
всех они являются государственнымислужащими» [2, 419].
Спорный, но
интересный аргумент в пользу релятивизма «антиобъективно
сти». Другими словами, все зависит от многих факторов, в
результате которых «логика открытия» либо
становитсяопределяющим мотивом и базисом исследовательс
кихдействий ученого, либо задвигается в темный уголсоциума
и забывается до лучших времен. Какие это факторы? Самые
разнообразные, от идеологической системы государства и
господствующей эпистемологической моды до новаторских ус
илий методологов, выдвигающих самые разнообразные
«измы» с целью обоснования своих теоретических построений.
48. Научная рефлексия
Рефлексия в широком смысле - это актуализированная само
обращенность сознания человека. Такая способность (способность
рефлексии) трактуется в философии, как принцип человеческого
мышления, направляющий его па осмысление и осознание
собственных форм и предпосылок.
Рефлексия как актуализированная само обращенность сознания
человека может быть представлена тремя видами или уровнями:
1. Элементарная рефлексия - включает в себя рассмотрение и анализ
знаний и поступков самой личности, суждения об их значимости,
границах применения и т.д.
2. Рефлексия среднего уровня - охватывает все основные виды
человеческой деятельности, в том числе и научной. Сейчас о ней
говорят философы и психологи, педагоги и социологи, научные
работники и инженеры, специалисты в области управления,
конструирования, проведения деловых и организационно-
деятельностныx игр и т.д. Секрет популярности: осознание
рефлексии является необходимым компонентом и средством
процесса адаптации индивида и коллектива к динамике и условиям
протекания деятельности
3. Высший ypoвень рефлексии - философский, касается осмысления
предельных оснований бытия и мышления.
Сущность и содержание научной рефлексии можно представить
в следующих положениях:
1. Рефлективность современной науки - это принцип любого
научного исследования, выражающийся в сознательном контроле
над познанием и выступает как форма научного самосознания,
направленная на анализ существующего знания и механизмов его
формирования.
2. Рефлексивное исследование, рефлексивные установки
распространяются на любые компоненты, средства, условия и
результаты научной деятельности и знания.
3. Конкретная научная рефлексия - это сложный комплекс
процессов и явлений, к которому относятся различные формы
осознания ученым особенностей, условий, трудностей, задач и т.п.
своей деятельности, состояния своей области знания, ее основных
проблем, тенденций и перспектив развития.
Функции научной рефлексии:
а) критико-рефлексивная;
б) рефлексивно-аналитическая;
в) преобразующая (эвристическая).
Научная рефлексия, следовательно, - это критика и анализ
научного знания, научной деятельности и организации науки,
основанные на рефлексивных механизмах данной научной
области. РЕФЛЕКСИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ – это критерии анализа
51 Свобода и ответственность ученого
52
Научное предвидение — основанное на знании объективных
законов науки предвидение явлений, событий, процессов, которые
могут или должны возникнуть в будущем. Лишь знание
объективных законов действительности позволяет видеть, как
развиваются события не только в настоящем, ио и как они. будут
развиваться в будущем. Люди, отрицающие объективный характер
законов, отрицают тем самым возможность научного предвидения.
Науки о природе и об обществе дают многочисленные примеры
предвидения.
Так, например, великий русский химик Менделеев (см.),
руководствуясь открытым им периодическим законом, высказал
предположение о существовании трёх не найденных ещё
элементов, определив при этом их свойства — атом веса и др., что
полностью подтвердилось потом открытием элементов германия,
галлия, скандия. На знании законов развития организмов основано
предвидение возникновения новых сортов растений, искусственно
создаваемых селекционерами.
В области общественной жизни научные исторические
прогнозы стали возможны с того времени, как Маркс и Энгельс
создали науку о законах общественного развития. Марксизм
опровергает реакционные теории буржуазных социологов,
отрицающие возможность точного научного предвидения
исторических событий. Маркс с научной точностью не только
указал, что на смену капитализму придёт коммунистическое
общество, но и определил основные черты будущего общества. В
своём предвидении неизбежной гибели капитализма и победы
более высокого общественного строя — социализма Маркс
опирался на открытый им объективный закон обязательного
соответствия производственных отношений
характеру производительных сил (см.).
На известной ступени развития капитализма возникает
противоречие между общественным характером производительных
сил и старыми, буржуазными производственными отношениями.
Это противоречие, несоответствие между двумя сторонами способа
производства, не может существовать долго. Оно должно быть
преодолено путём приведения производственных отношений в
соответствие с новым характером производительных сил.
Социалистическая революция и осуществляет эту историческую
необходимость. На основе дальнейшего развития марксизма
применительно к новой историческойэпохе империализма и
пролетарских революций Ленин гениально предвидел возможность
в условиях империализма победы социализма первоначально в
одной стране.
Это предвидение полностью подтверждено опытом построения
социализма в СССР, Знание законов общественного развития даёт
возможность предвидеть не только общее направление и результат
движения, но и позволяет определить с большей или меньшей
точностью и самые сроки наступления событий. В области
общественной жизни предвидение сроков наступления событий
неизмеримо сложнее, чем в области естествознания. В астрономии,
например,предсказание сроков солнечного затмения возможно за
сотни лет вперёд. Однако знание объективных законов
общественного развития даёт возможность и в области
общественной жизни предвидеть момент наступления того или
иного исторического события и бороться за него, организовывать
его осуществление. Марксизм-ленинизм учит, что нужно не только
предвидеть будущее, но и завоевать его.
Как это подтверждается историей Коммунистической партии
Советского Союза, знание законов общественного развития,
законов революции и политической борьбы позволяло ей всегда
безошибочно определять момент исторического действия.
Правильный выбор такого момента является одним из важнейших
условий успешного стратегического руководства. Подготовка и
проведение Октябрьского вооружённого восстания представляют
яркую иллюстрацию правильного, научно точного выбора момента
действия. Коммунистическая партия потому и победила, что в
своей борьбе она освещала себе путь революционным
учением .марксизма-ленинизма, дающим возможность научного
предвидения хода и исхода событий.
53. Научная критика
Наука делается не исследователями-одиночками, а
большими коллективами людей, насчитывающими тысячи и
тысячи человек. Среди ученых, занятых исследованием
конкретной области явлений, всегда имеются
противостоящие друг другу направления и школы, иногда
очень остро полемизирующие друг с другом. Без дискуссии и
полемики наука задыхается и глохнет.
Наука - это, прежде всего, критика научным сообществом
выдвигаемых гипотез и одновременно это потенциальная,
всегда готовая разразиться критика уже принятых и
считающихся хорошо проверенными утверждений и теорий.
Проблема научной критики, направленной на опровержение
выдвигаемых и уже принятых гипотез и теорий, имеет особое
значение с точки зрения философии науки и анализа
научного метода.
Научную критику можно разделить на эмпирическую и
теоретическую. Первая опирается непосредственно на
факты, вторая использует по преимуществу теоретические
соображения. Различие между эмпирической и теоретической
научной критикой является, конечно, условным, как условно и
относительно само разграничение эмпирического и
теоретического знания.
Далее рассматривается главным образом эмпирическая
научная критика. Проблема такой критики имеет прямое
отношение к теме эмпирического обоснования и
опровержения научных утверждений и теорий. Что же
касается теоретической критики, то при ее обсуждении
внимание уделяется только спору как средству прояснения,
уточнения, а возможно, и опровержения выдвигаемых или
уже считающихся принятыми научных положений.
Эмпирическое опровержение, или фальсификация,
представляет собой процедуру установления ложности
гипотезы или теории путем ее эмпирической проверки.
Далее будет показано, что неудавшаяся фальсификация
какого- либо положения представляет собой, по существу,
ослабленное косвенное подтверждение этого положения.
Иначе говоря, несостоявшееся эмпирическое опровержение,
или не достигшая успеха эмпирическая критика, — это
косвенное эмпирическое подтверждение, хотя и более
слабое, чем обычно.
Интерес к проблеме фальсификации возник в связи с
работами К. Поппера, противопоставившего фальсификацию
верификации, эмпирическое опровержение - эмпирическому
подтверждению.
Позиция Поппера складывалась в полемике с
неопозитивистами, которые считали, что наука развивается
путем осторожного обобщения результатов наблюдений и что
сами обобщения обоснованы тем лучше, чем больше
имеется подтверждающих их фактов. Характерную черту
науки неопозитивисты видели в ее обоснованности и
достоверности, а отличительную особенность ненауки
(например, алхимии или метафизики) — в недостоверности и
ненадежности. Индукция и верифицируемость оказывались,
таким образом, критериями отграничения науки от ненауки.
Поппер отказался рассматривать обоснованность, или
эмпирическую подтверждаемость, положений науки в
качестве ее отличительной черты. Подтвердить опытом
можно все, что угодно. В частности, астрология
подтверждается многими эмпирическими свидетельствами.
Подтверждение теории еще не говорит о ее научности.
Испытание гипотезы должно заключаться не в отыскании
подтверждающих ее данных, а в настойчивых попытках
опровергнуть ее.
«Проблему нахождения критерия, который дал бы нам в руки
средство для выявления различия между эмпирическими
науками, с одной стороны, и математикой, логикой и
«метафизическими» системами — с другой, я называю, —
пишет Поппер, — проблемой демаркации»*.
Критерием демаркации должно быть не эмпирическое
подтверждение, а эмпирическая опровержимость, или
фальсификация.
«Некоторую систему я считаю эмпирической, или научной, —
говорит Поппер, — только в том случае, если она может быть
проверена опытом. Эти рассуждения приводят к мысли, что
не верифицируемость, а фальсифицируемость системы
должна считаться критерием демаркации. Другими словами,
от научной системы я не требую, чтобы она могла быть раз и
навсегда выделена в позитивном смысле; но я требую, чтобы
она имела такую логическую форму, которая делает
возможным ее выделение в негативном смысле: для
эмпирической научной системы должна существовать
возможность быть опровергнутой опытом».
Противопоставление Поппером фальсификации и
верификации связано с его идеей, что выдвигаемые в науке
гипотезы должны быть (но обычно не являются) настолько
смелыми, насколько это возможно. Однако это означает, что
они должны быть заведомо неправдоподобными, так что
попытки верифицировать их заведомо обречены на провал.
63
В чем заключается специфика основных натурфилософских
идей античности
Представления древних греков о мире, его возникновении,
развитии и строении получили название натурфилософских.
Натурфилософией (философией природы) называют
преимущественно философски-умозрительное истолкование
природы, рассматриваемой в целостности, и опирающееся на
некоторые естественнонаучные понятия. Необходимо отметить, что
некоторые из этих идей востребованы и сегодняшним
естествознанием.
Особенности греческого мышления, которое было
рациональным, теоретическим, что в данном случае
равносильно созерцательному (…. — рассматриваю, созерцаю),
наложили отпечаток на формирование знаний в этот период.
Основная деятельность мыслителя состояла в созерцании и
осмыслении созерцаемого.
Для создания моделей Космоса нужен был достаточно развитый
математический аппарат. Важнейшей вехой на пути создания
математики, как теоретической науки была пифагорейская школа.
Ею была создана картина мира, которая хотя и включала
мифологические элементы, но по основным своим компонентам
была уже философско-рациональным образом мироздания. В
основе этой картины лежал принцип: началом всего является число.
Числовые отношения — ключ к пониманию мироустройства.
Задачей становилось изучение чисел и их отношений не просто как
моделей тех или иных практических ситуаций, а самих по себе,
безотносительно к практическому применению, что создавало
особые предпосылки для возникновения теоретического уровня
математики. Ведь познание свойств и отношений чисел теперь
мыслилось как познание начал и гармонии Космоса. Числа
представали как особые объекты, которые нужно постигать
разумом, изучать их свойства и связи, а затем уже, исходя из
знаний об этих свойствах и связях, объяснять наблюдаемые
явления.
Именно эта установка характеризует переход от чисто
эмпирического познания количественных отношений к
теоретическому исследованию, которое, оперируя абстракциями и
создавая на основе ранее полученных абстракций новые,
осуществляет прорыв к новым формам опыта, открывая
неизвестные ранее вещи, их свойства и отношения.
К началу IV в. до н. э. Гиппократом Хиосским было
представлено первое в истории человечества изложение основ
геометрии, базирующейся на методе математической индукции.
Первая геометрическая модель Космоса была
разработана Эвдоксом (IV в. до н.э.) и получила название модели
гомоцентрических сфер. Последним этапом в создании
гомоцентрических моделей была модель, предложенная
Аристотелем. В основе всех этих моделей лежит представление о
том, что Космос состоит из ряда находящихся в непрерывном
движении сфер или оболочек, обладающих общим центром,
совпадающим с центром Земли.
Среди значимых натурфилософских идей античности
представляют интерес атомистика иэлемеитаризм. Как считал
Аристотель, атомистика возникла в процессе решения
космогонической проблемы,
поставленной Парменидом Элейским (около 540—450 гг. до н. э.).
Если проинтерпретировать мысль Парменида, то проблема будет
звучать так: как найти единое, неизменное и неуничтожающееся в
многообразии изменчивого, возникающего и уничтожающегося. В
античности известны два пути решения этой проблемы.
Согласно первому, все сущее построено из двух начал: начала
неуничтожимого, неизменного, вещественного и оформленного и
начала разрушения, изменчивости, невещественности и
бесформенного. Первое — атом («нерассекаемое»), второе —
пустота, ничем не наполненная протяженность. Такое решение
было предложено Левкиппом (V в. до н. э.) и Демокритом(около
460—370 гг. до н. э.). Бытие для них не едино, а представляет собой
бесконечные по числу невидимые вследствие малости объемов
частицы, которые движутся в пустоте; когда они соединяются, то
это приводит к возникновению вещей, а когда разъединяются, то —
к их гибели. Основа качественного многообразия мира — это
многообразие геометрических форм и пространственных
положений атомов.
Второй путь решения проблемы Парменидасвязывают
с Эмпедоклом (около 490—430 гг. до н. э.). По его мнению, Космос
образован четырьмя элементами-стихиями: огнем, воздухом, водой,
землей и двумя силами: любовью и враждой. Элементы не
подвержены качественным изменениям, они вечны и непреходящи,
однородны, способны вступать друг с другом в различные
комбинации в разных пропорциях. Все вещи состоят из элементов.
Платон (421—347 гг. до н. э.) объединил учение об элементах и
атомистическую концепцию строения вещества. В «Тимее»
философ утверждает, что четыре элемента — огонь, воздух, вода и
земля — не являются простейшими составными частями вещей. Он
предлагает их называть началами и принимать за стихии (…..
— т.е. «буквы»). Платон, а это вытекает из структурно-
геометрического склада его мышления, приписывает частицам, из
которых состоят элементы, формы четырех правильных
многогранников — куба, тетраэдра, октаэдра и икосаэдра. Им
соответствуют земля, огонь, воздух, вода.
Аристотель (384—322 гг. до н. э.) создал всеобъемлющую
систему знаний о мире, наиболее адекватную сознанию своих
современников. В эту систему вошли знания из области физики,
этики, политики, логики, ботаники, зоологии, философии и др.
Согласно Аристотелю, истинным бытием обладает не идея, не
число (как, например, у Платона), а конкретная единичная вещь,
представляющая сочетание материи и формы.Материя — это то, из
чего возникает вещь, ее материал. Но чтобы стать вещью, материя
должна принять форму. Абсолютно бесформенна только первичная
материя, в иерархии вещей, лежащая на самом нижнем уровне. Над
ней стоят четыре элемента, четыре стихии (земля, вода, воздух,
огонь), которые могут переходить друг в друга, вступать во
всевозможные соединения, образуя разнообразные вещества.
Чтобы объяснить процессы движения, изменения развития,
которые происходят в мире, Аристотель вводит четыре вида
причин: материальные, формальные, действующие и целевые. Для
Аристотеля не существует движения помимо вещи. На основании
этого он выводит четыре вида движения: в отношении сущности —
возникновение и уничтожение; в отношении количества — рост и
уменьшение; в отношении качества — качественные изменения; в
отношении места — перемещение. Виды движения несводимы друг
к другу и друг из друга невыводимы. Но между ними существует
некоторая иерархия, где первое движение — перемещение.
Велика заслуга Аристотеля в создании формальной логики. Он
впервые представил приемы рассуждений как целостное
образование и сделал их предметом научного исследования. Вместе
с тем он вслед за Гераклитом, Зеноном Эгейским и Платоном
глубоко разрабатывал диалектику, доведя ее до высшей в
античности формы.
источника информации.
пытается им донести.
117
Можно ли утверждать что научная истина есть род
заблуждений?
Понятие истины и заблуждения
Существует несколько определений истины: 1. «Истина -
соответствие наших мыслей объективной реальности». 2. «Истина -
опытная подтверждаемость». 3.«Истина - это
свойство самосогласованности знаний». 4.«Истина - это полезность
знания, его эффективность». 5.« Истина - это соглашение». Первое
определение является главным, классическим, оно восходит к
античности. Мысль о том, что тела состоят из атомов, была истинна
и во времена Демокрита, хотя получила признание лишь в 18 в.
Всем понятна истинность утверждения, что Волга впадает в
Каспийское море. Соответствие мысли объекту определяется
объектом, а не нашими желаниями. Еще Платон писал : «Тот, кто
говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, говорит
истину, тот же , кто говорит о них иначе - лжет». Аристотель
считал истинность свойством представлений и суждений,
соответствие мнений, утверждений с действительностью.
Остановимся на таком определении истины :истина - это
адекватное отражение объекта познающим субъектом,
воспроизводящее познаваемый объект так, как он существует сам
по себе, вне сознания, вне зависимости от воли и желания людей.
«Из понимания истины как объективной, не зависящей от
индивидов, классов, человечества, следует ее конкретность». Этот
принцип требует полноты анализа, учета существенных связей и
отношений объекта с окружающим миром, включение его в
исторические рамки и социально-культурную практику. Истина
связана условиями, в которых находится объект, отражает строго
определенные стороны объекта. Это всестороннее познание
объекта с учетом всех существующих моментов его
противоречивого развития, в отличие от эклектичного смешения
всех сторон и признаков явления.
Заблуждение - ложное представление, не
соответствующее действительности, результат односторонности в
отражении мира, ограниченности знаний в определенное время, а
также сложности проблем.
Никто не застрахован от заблуждений. Поэтому познание - это
не только движение от незнания к знанию, от менее полного к
более полному знанию, но и процесс освобождения от
заблуждений. Сфера, в которой с заблуждениями борются
осознанно - наука. Очень редко, когда ученые упорствуют в
заблуждениях. Настоящий ученый самокритичен при установлении
истины, сопоставляет мнения, критически оценивает.
Энгельс отмечает: «Истина и заблуждение, подобно всем
логическим категориям, движущимся в полярных
противоположностях, имеют абсолютное значение только в
пределах чрезвычайно ограниченной области.. Как только мы
станем применять противоположность истины и заблуждения вне
границ узкой области, так эта противоположность сделается
относительной и, следовательно, негодной для точного научного
способа выражения». Пример - законы физических явлений,
выполняющиеся при определенных условиях (газовый закон Бойля,
применимый не ко всем газам; точка кипения жидкости,
отличающаяся при разном давлении и др.).
Но наряду с заблуждениями, связанными с недостаточными
знаниями о предмете исследования, т.н. псевдотеориями, в науке
имеет место и ложь - намеренное искажение действительного
положения дел с целью обмана. Она нередко принимает облик
дезинформации - подмены из корыстных целей
достоверного недостоверным, истинного ложным. Это уже
проблема нравственности. В.Соловьев всегда касался нравственных
вопросов и считал, что ложь, в отличие от заблуждения или
ошибки, - это сознательное, а потому нравственно-
предосудительное противоречие истине.
118. «Опровергайте! - говорил К. Поппер. – Опровержение
– ваша победа». – Объясните позицию К. Поппера.
«Критерием научного статуса теории является её
фальсифицируемость, опровержимость, или
проверяемость». Подтвердить фактами можно любую
теорию, если мы специально ищем таких подтверждений,
но хорошая теория должна прежде всего давать
основания для её опровержения. Любая хорошая теория,
считает Поппер, является некоторым запрещением, т. е.
запрещает определённые события. Чем больше теория
запрещает, тем она лучше, ибо тем больше она рискует быть
опровергнутой.
131. «Я хорошо понимаю, - говорил А. Эйнштейн с иронией,
- почему многие любят колоть дрова – тут сразу виден
результат работы». – Над каким отношением к науке
иронизирует А. Эйнштейн?
Математическим ключом к разгадке тяготения, который он так
долго и упорно искал, оказалась неэвклидова геометрия в
сочетании с непривычной для тогдашних физиков отраслью
математики — тензорным анализом.
Да, природа оказалась устроенной сложнее, чем ему
мерещилось в юности, и ему пришлось раскаяться в своем
пренебрежении к аппарату математики. Причина ошибки предстала
перед ним с полной ясностью. «Высшая математика, — писал он
потом в своих «Автобиографических набросках», — интересовала
меня в годы учения мало, потому что я по своей наивности полагал,
что для физика достаточно овладеть лишь основными
математическими понятиями. Все же остальное в математике,
думал я, является несущественными для познания природы
тонкостями. Заблуждение, в котором я позднее с горечью
сознался!»
Гроссман, страдал (в вопросе о взаимоотношении между
физикой и математикой) «вывихом», как раз противоположным
эйнштейновскому. Если Эйнштейн долгое время недооценивал
роль математики, то «Гроссман, как истый математик, сохранял к
физике несколько скептическое отношение…»
Он дал совет Эйнштейну — Наиболее обещающие
вычислительные возможности, — сказал Гроссман, — скрываются
в полузабытых трудах Риманна, а также его
ученика Эльвина Кристоффеля и в более поздних трудах
итальянцев Грегорио Риччи и Туллио Леви-Чивитта.
Совет оказался дельным, но работа шла медленно, и Эйнштейн
сказал как-то математику Вейлю, что понимает теперь, почему так
приятно колоть дрова: дело идет без задержек и видишь сразу
результат своих трудов! Семь лет колумбовых странствий по
волнам математического океана остались позади, прежде чем
показался желанный берег.
И вот он на берегу.
Полученные в 1915–1916 годах окончательные уравнения
содержали искомый закон структуры пространственно-временной
непрерывности в зависимости от распределения материальных
масс. Многообразие «Пространство — Время» при наличии
крупных масс вещества оказывалось и впрямь неэвклидовым
четырехмерным многообразием. Физически отсюда следовало
также, что реальное трехмерное пространство вблизи крупных масс
вещества приобретает кривизну (и кроме того, изменяется в этих
условиях и ход физического времени). В частности, искривление
происходит по законам риманновского варианта неэвклидовой
геометрии. И это означало также, что любые материальные тела,
попав в «неэвклидову» зону, должны начать двигаться по кривым
линиям, наподобие того как поезд, оказавшийся на закруглении,
движется по заданной ему изгибом рельсов кривой! (Мы просим
читателя отнестись к этому сравнению лишь как к слабому намеку,
который помог бы в образной форме подвести к идее открытия.)
132. «Наука, которая не решается забыть своих основателей, -
утверждал Уайтхед, - погибла». – Почему?
Каждая наука стремится к развитию и выявлении истины. Иной раз
устоявшиеся постулаты, которые на первый взгляд кажутся
незыблемыми, мешают развитию науки, ведь настоящее открытие
можно сделать только выйдя за рамки уже ранее открытых законов.
Поэтому необходимо забыть о своих родоначальниках в науке,
чтобы открыть ее для совершенно новых знаний.
Удержите в уме то, чего вы добиваетесь. Рассмотрите не
известное. Рассмотрите заключение».
Призыв смотреть в неизвестное, постоянно держать его в
поле зрения является основой как для формулирования
вопросов с «легкой трудностью», так и для их разрешения.
«Легкая трудность» вопроса переходит (перетекает) в некое
«требование», некий «призыв» к действию. В вопросе
содержится нечто, что заставляет искать ответ. ... 6 она
разрабатывается превосходнейшими умами и, несмотря на
это, в ней доныне нет положения, которое не служило бы
предметом споров и, следовательно, не было бы
сомнительным, я не нашел в себе самонадеянности, чтобы
рассчитывать на больший успех, чем другие.
Здесь уместен совет известного математика Д. Пойа:
«Всмотритесь в неизвестное. Всмотритесь в конец. Помните о
своей цели. Не забывайте о ней. Удержите в уме то, чего вы
добиваетесь. Рассмотрите неизвестное. Рассмотрите заключение».
Призыв смотреть в неизвестное, постоянно держать его в поле
зрения является
основой как для формулирования вопросов с «легкой трудностью»,
так и для их разрешения.
«Легкая трудность» вопроса переходит (перетекает) в некое
«требование», некий «призыв» к действию. В вопросе содержится
нечто, что заставляет искать ответ.
Содержащийся в вопросе «запрос» («требование») обнаруживает
себя, если рассмотреть знание и незнание как противоречие
вопроса: знание есть знание по отношению к незнанию, а незнание
является таковым по отношению к знанию. Вопрос нельзя считать
знанием,
потому что в нем содержится незнание. Вопрос также нельзя
назвать незнанием, потому что в нем есть знание. Однако
соединение знания и незнания (известного и неизвестного) в
вопросе вырастает в некое «требование» новой информации.
Готовое знание не может «требовать» нового знания. В абсолютном
незнании, тем более, нет никакого «запроса».
Только синтез знания и незнания несет в себе нечто новое, чего нет
ни в наличном знании, ни в незнании. Это нечто новое и есть
«требование», «запрос» на новую информацию.
Например, в вопросе «Почему затонул «Титаник»?» содержится
требование-запрос на выяснение причин гибели «Титаника».
Вопрос будет правильным, если содержит в себе фактическое
требование-запрос. «Под истинными вопросами следует понимать,
- писал
чешский логик Б. Больцано, - только такие, в которых выраженное
в них требование имеет место, а ложными – когда имеется
противоположное», то есть требование не выражено» [4].
Такими представляются вопросы в следующих формулировках:
«Почему исследование человека становится спрашиванием?»,
«Познавший себя, - утверждал Ф. Ницше, - собственный палач». »–
В каком смысле это так?», «Я решил посвятить свою жизнь», -
говорил Сократ, - выяснению вопроса, почему люди знают, как
правильно поступать, а поступают наоборот». - Какую природу
человека вскрывают эти слова?», «Никто, - утверждал Платон, - не
становится хорошим человеком случайно». – Что сказал Платон?» -
В приведенных вопросах достигнута предельная
ясность затрудненность затруднения, и в силу этого четко
представлено требование-запрос (из статьи Хакуз П.М.)
Скажем прежде всего, что дело может дойти до этого лишь так же,
как приходит к нам какое-нибудь неожиданное прозрение. Правда,
мы говорим, о прозрении скорее в связи с ответом, чем с вопросом,
например решении загадок, и мы подразумеваем при этом, что
решению не ведет никакого методического пути. Вместе с тем мы
знаем, что прозрения не приходят без подготовки. Они сами уже
предполагают направленность на определенную область открытого,
из которой может прийти прозрение; это значит, однако, что они
предполагают спрашивание. Подлинная сущность прозрения
заключается, пожалуй, не столько в том, что нам приходит в голову
решение, подобное решению загадки, сколько в том, что нам
приходит в голову вопрос, выталкивающий нас в сферу открытого
и потому создающий возможность ответа. Всякое прозрение имеет
структуру вопроса. Однако прозрение приводящее к постановке
вопроса, есть уже вторжение в тихую гладь распространенных
мнений. Поэтому также и о вопросе мы говорим, что он «приходит
в голову», что он «встает» или «возникает», гораздо чаще, чем
говорим, что мы его «ставим» или «поднимаем». Мы уже видели,
что с логической точки зрения негативность опыта имплицирует
вопрос, и в самом деле мы приходим к опыту благодаря толчку,
которым является для нас то, что не согласуется с нашими
привычными мнениями. Поэтому и о вопросе можно сказать в
большей мере, что он нас настигает, а не мы его ставим. Вопрос сам
напрашивается; мы больше не можем от него уклоняться и
принуждены расстаться с нашими привычными мнениями. Еще
добавим, что успех на 90% зависит от правильной постановки
вопроса, ведь без вопроса нет ответа.
146
«Слепая приверженность теории вовсе не достоинство
ума — это преступление ума». ИмреЛакатос
В науке должны присутствовать определенная доля
скептицизма, готовность перепроверить прежние представления с
учетом новых данных и строить теории, зависящие от внешних,
поддающихся проверке фактов, а не от воззрения их создателя. Мы
уже видели, что работы Бэкона и многих других ученых отличают
поиск объективного, приверженность опыту и готовность
отказаться от господствующих представлений ради доводов разума
и эксперимента. Когда имелись расхождения по поводу степени
определения очевидности, то некоторые из них (например, Ньютон)
соглашались принять «практическую очевидность», признав
невозможной «полную очевидность».
В ХХ веке развернулись жаркие споры по поводу того, как
определить ошибочность теории (о чем мы поговорим в следующей
главе) и когда ее следует считать неопровержимой. Любая теория
может быть опровергнута новыми, несовместимыми с ней данными
(Поппер), стать несостоятельной под воздействием глобальных
перемен в научных взглядах (Кун), подвергнута корректировке в
результате проведения непрерывных исследовательских опытов
(Лакатос).Исходя из этого, мы не можем говорить, что для
подлинной науки, в отличие от лженауки, характерна непременная
истинность всех утверждений. В конце концов, то, что признают на
основании совершенно ошибочных доводов, может оказаться
истинным, тогда как самые уважаемые теории в науке иногда
бывают вынуждены уступать место другим, более продвинутым.
Наука от лженауки отличается природой утверждений и способами,
которые привлекаются для их признания.
Исходя из этого, современная философия науки использует
теорию вероятности. Невероятноеоказывается более значимым,
нежели вероятное. Если теория предсказывает невероятное
событие, которое затем действительно происходит, авторитет ее
значительно укрепляется. И напротив, то, что признается вполне
естественным и, согласно прогнозам, может произойти в любом
случае, едва ли будет рассматриваться сильным доводом в пользу
предсказавшей это теории.
Иными словами, подлинной науке свойственно постоянное
стремление устанавливать истинность того, что выступает против
привычных фактов.
Пример
Человек упорно считает все сделанное им весьма успешным, в
то же время со стороны его усилия выглядят плачевными. Можно
задаться вопросом: «А справедливо ли назвать его действия
провалом?» Если сам человек квалифицирует их как успех, а
окружающие — как провал, то оба понятия оказываются
бессмысленными с позиции объективного, научного подхода, ибо
утверждения и об успехе, и о провале отражают субъективное
восприятие.
Научность должна основываться на методах, используемых для
постановки надлежащих опытов или сбора соответствующих
данных, и на готовности подвергнуть результаты скрупулезному
анализу и принять иное их истолкование. Различие между наукой и
лженаукой, таким образом, по существу, определяется методом, а
не содержанием.
Лженауке свойственно привлечение аналогий для
подтверждения причинных, каузальных, связей, но она не способна
определить их или прямо засвидетельствовать. Вот известный
пример. Считалось, что красный цвет планеты Марс подобен крови,
и поэтому планету ассоциативно связали с войной,
кровопролитием. Только не ясно, каким образом цвет Марса связан
с воинственностью людей на Земле.
Примеры
Самым ярким примером лженауки является астрология.
Напротив, астрономия считается наукой, поскольку основана на
наблюдениях, и любые нынешние ее гипотезы, возможно, будут
пересмотрены с появлением каких-то новых фактов. Астрология же
базируется на мифологии и годовом обращении знаков Зодиака. С
помощью асторологии невозможно увидеть, каким образом
созвездие Близнецов властвует над рожденными в мае и какие
символические сообщения нам посылают звезды. Астрологи могут
быть точны в расчетах и искусны в приложении своих теорий к
конкретным обстоятельствам, и сама астрология, несомненно,
очень важна для тех, кто ею занимается. Но ни один из фактов
(даже оказавшийся верным) никогда не превратит ее в науку. Ведь
для этого необходимо найти объективное свидетельство связи
между датами рождения и общими поведенческими
наклонностями, которое можно проверить и доказать какими- либо
научными способами.
Другим примером лженаучного подхода может служить
лечение кристаллом. Люди носят его с собой и кладут под подушку
на ночь, считая, что кристалл обладает некой «вибрацией»,
способной воздействовать на настроение. В качестве
доказательства приводится довод, что вибрация — это всеобщее
явление, которое присуще не только кристаллу. Такие слова звучат
вполне научно, однако в них отсутствует всякая обоснованная связь
между теорией строения атома и тем, как можно успокоиться и
хорошо выспаться. Пока не будет выдвинута какая-либо гипотеза,
объясняющая такую связь, поддающаяся проверке и не
исключающая при этом своей ошибочности, до тех пор никто не
признает научным подобный подход к лечению.
И все-таки ответ на вопрос, что отличает науку от лженауки,
отнюдь не так прост. Возьмем, к примеру, марксизм. Конечно, в
основе построения марксистской теории лежат логика и
наблюдение за устройством и изменением общества. В этом
отношении, следуя индуктивному методу, марксизм можно было
бы назвать наукой. Но марксисты используют свою теорию для
толкования любого события и его результата: что бы ни случилось,
марксизм обязательно найдет этому разумное объяснение. То же
самое можно отнести и к тем, кто прибегает к теориям Фрейда в
психологии.
Иначе говоря, если отсутствует хотя бы гипотетический шанс
доказать ошибочность теории, она представляется бесполезной.
Ведь теории служат для предсказания событий, и если
утверждается, что с их помощью можно предсказать все, значит,
они необъективны, поскольку претендуют на абсолютную
непогрешимость. На этом основывал свою критику марксизма и
фрейдизма Карл Поппер, доказывая, что неопровержимая теория не
может быть научной.
147 ВОПРОС
В то время меня интересовал не вопрос о том,
"когда теория истинна?", и не вопрос,
"когда теория приемлема?".
Я поставил перед собой другую проблему.
Я хотел провести различие между наукой и
псевдонаукой, прекрасно зная, что наука часто
ошибается,
и что псевдонаука может случайно натолкнуться на
истину.
К.Р. Поппер
1. Общая характеристика
Карл Поппер - один из наиболее влиятельных
представителей западной философии науки XX века. Он
является автором большого количества работ по проблемам
философии, науки логики, методологии ,социологии и
психологии, многие из которых, например "Логика и рост
научного знания", "Открытое общество и его враги",
"Предположения и опровержения: рост научного знании" и
др., которые к настоящему времени опубликованы на русском
языке.
Фальсифицимруемость - критерий научности эмпирической
теории, сформулированный К. Р. Поппером в 1935 году.
Теория удовлетворяет критерию Поппера (является
фальсифицируемой и, соответственно, научной) в том
случае, если существует методологическая возможность её
опровержения путём постановки того или иного
эксперимента, даже если такой эксперимент ещё не был
поставлен. Согласно этому критерию, высказывания или
системы высказываний содержат информацию об
эмпирическом мире только в том случае, если они обладают
способностью прийти в столкновение с опытом, или более
точно -- если их можно систематически проверять, то есть
подвергнуть (в соответствии с некоторым "методологическим
решением") проверкам, результатом которых может быть их
опровержение".
Иначе говоря, согласно критерию Поппера, -- научная теория
не может быть принципиально неопровержимой. Тем самым,
согласно этой доктрине, решается проблема демаркации --
отделения научного знания от ненаучного.
Критерий Поппера требует, чтобы теория или гипотеза не
была принципиально неопровержимой.
Согласно Попперу теория не может считаться научной только
на том основании, что существует один, несколько или
неограниченно много экспериментов, дающих её
подтверждение. Так как практически любая теория,
сформированная на основании хоть каких-то
экспериментальных данных, допускает постановку большого
количества подтверждающих экспериментов, наличие
подтверждений не может считаться признаком научности
теории.
По Попперу, теории различаются по отношению к
возможности постановки эксперимента, способного, хотя бы в
принципе, дать результат, который опровергнет данную
теорию. Теория, для которой существует такая возможность,
называется фальсифицируемой. Теория, для которой не
существует такой возможности, то есть в рамках которой
может быть объяснён любой результат любого мыслимого
эксперимента (в той области, которую описывает теория),
называется нефальсифицируемой.
Критерий Поппера является лишь критерием отнесения
теории к разряду научных, но не является критерием её
истинности или возможности её успешного применения.
Соотношение фальсифицируемости теории и её истинности
может быть различным. Если эксперимент, ставящий под
сомнение фальсифицируемую теорию, при постановке
действительно даёт результат, противоречащий этой теории,
то теория становится фальсифицированной, то есть ложной,
но от этого не перестанет быть фальсифицируемой, то есть
научной. Поппер критерий фальсифицируемость
(ДОПОЛНИТЕЛЬНО!)
Введение
Карл Раймунд Поппер (1902-1994) считается одним из
крупнейших философов науки ХХ века. Он был также социальным
и политическим философом крупного масштаба, заявившим о себе
как о "критическом рационалисте", убеждённом противнике всех
форм скептицизма, конвенционализма и релятивизма в науке и
вообще в человеческих делах, верный защитник "Открытого
общества", и непримиримый критик тоталитаризма во всех его
формах. Одна из многих выдающихся черт философии Поппера -
масштаб его интеллектуального влияния. Из-за того, что в работах
Поппера можно найти эпистемологичные, социальные и
собственно научные элементы – фундаментальное единство его
философского видения и метода в значительной степени рассеяно.
В данной работе прослеживаются те нити, которые связывают
философию Поппера воедино, а также выявляется степень
актуальности концепции Карла Поппера для современной научной
мысли и практики.
Принцип верификации в позитивизме
Цель науки состоит, согласно неопозитивизму, в формировании
базы эмпирических данных в виде фактов науки, которые должны
быть репрезентированы языком, недопускающимдвусмысленности
и не выразительности. В качестве такого языка логическим
эмпиризмом был предложен логико-математический понятийный
аппарат, отличающийся точностью и ясностью описания изучаемых
явлений. Предполагалось, что логические термины должны
выражать познавательные значения наблюдений и экспериментов в
предложениях, признаваемых эмпирической наукой как
предложения "языка науки".
С введением "контекста открытия" логическим позитивизмом
была сделана попытка переключаться на анализ эмпирических
утверждений с точки зрения их выразимости с помощью
логических понятий, исключив, тем самым, из логики и
методологии вопросы, связанные с открытием нового знания.
При этом эмпирическая эпистемология наделялась статусом
основания научного знания, т.е. логические позитивисты были
уверены, что эмпирический базис научного знания формируется
исключительно на основе языка наблюдения. Отсюда и общая
методологическая установка, предполагающая редукцию
теоретических суждений к высказываниям наблюдения.
В 1929 г. Венский кружок анонсировал свою
формулировку эмпирицистского критерия значения, ставшую
первой в ряду таких формулировок. Венский кружок заявил:
значением предложения является метод его верификации.
Принцип верификации предусматривал признание
обладающими научной значимостью только те знания, содержание
которых можно обосновать протокольными предложениями.
Поэтому факты науки в доктринах позитивизма абсолютизируются,
обладают приматом перед другими элементами научного знания,
ибо, по их мнению они определяют содержательный смысл и
истинность теоретических предложений.
Иными словами, согласно концепции логического позитивизма
"существует чистый опыт, свободный от деформирующих влияний
со стороны познавательной деятельности субъекта и адекватный
этому опыту язык; предложения, выражаемые этим языком,
проверяются опытом непосредственно и не зависит от теории, так
как словарь, используемый для их формирования, не зависит от
теоретического словаря"[1].
Ограниченность верификационного критерия
Верификационный критерий теоретических утверждений скоро
заявил о себе своей ограниченностью, вызвав многочисленную
критику в свой адрес. Узость метода верификации прежде всего
сказалась на философии, ибо оказалось, что философские
предложения неверифицируемые, так как лишены эмпирического
значения. На эту сторону недостатка доктрины логического
позитивизма указывает Х. Патнэм [2].
Средний человек не может "верифицировать" специальную
теорию относительности. Действительно, в настоящее время
средний человек даже не учит специальную теорию
относительности или (сравнительно элементарную) математику,
необходимую, чтобы понять ее, хотя основы этой теории
преподаются в некоторых университетах в пределах начального
курса физики. Средний человек полагается на ученого в
компетентной (и социально принятой) оценке теорий этого типа.
Ученый, однако, учитывая нестабильность научных теорий, по-
видимому, не отнесет даже такую признанную научную теорию,
как специальная теория относительности, к "истине" tout court.
Тем не менее решение научного сообщества состоит в том, что
специальная теория относительности "успешна" — фактически
подобно квантовой электродинамике, беспрецедентно успешной
теории, дающей "успешные предсказания" и поддержанной
"широким набором экспериментов". И фактически на эти решения
полагаются другие люди, составляющие общество. Различие между
этим случаем и теми случаями институционализированныхнорм
верификации, которых мы касались выше, состоит (кроме ни к
чему не обязывающего прилагательного "истинный") в особой
миссии экспертов, привлекаемых в этих последних случаях,
и институционализированного почитания этих экспертов.
Но это различие не более чем пример разделения
интеллектуального труда (не говоря уже об отношениях
интеллектуального авторитета) в обществе. Решение о том, что
специальная теория относительности и квантовая электродинамика
"самые успешные из тех физических теорий, которые у нас есть",—
решение, вынесенное теми авторитетами, которые определены
обществом и авторитетность которых закреплена в практике и
ритуале и таким образом институционализирована.
Первым, кто обратил на слабость позитивистской доктрины
логического анализа научных знаний, был К. Поппер. Он заметил, в
частности, что наука в основном имеет дело с идеализированными
объектами, которые, с точки зрения позитивистского понимания
научного познания, не могут быть верифицированы с помощью
протокольных предложений, а значит, объявляются
бессмысленными. Кроме того, неверифицируемымногие законы
науки, выражаемые в форме предложений типа. Минимальная
скорость, необходимая для преодоления земного тяготения и
выхода в околоземное пространство, равна 8 км/сек [3], так как для
их верификации требуется множество частных протокольных
предложений. Под влиянием критики логический позитивизм
ослабил свою позицию введя положение в свою доктрину о частной
эмпирической подтверждаемости. Отсюда логически следовало,
что достоверностью обладают лишь эмпирические термины и
предложения, выраженные с помощью этих терминов, другие
понятия и предложения, имеющие непосредственное отношение к
законам науки, признавались осмысленными (подтверждаемыми) в
силу их способности выдержать частичную верификацию.
Таким образом, усилия позитивизма применить логический
аппарат к анализу знания, выражаемых в форме повествовательных
предложений, не привели к научно значимым результатам; они
столкнулись такими проблемами, разрешить которых нельзя было в
рамках принятого им редукционистского подхода к познанию и
знанию.
В частности, не ясно, почему не все утверждения науки
становятся базисными, а только некоторые? Каков критерий их
отбора? Каковы их эвристические возможности и гносеологические
перспективы? Каков механизм архитектоники научного знания?
Критерий фальсификации К. Поппера
К. Поппер предложил другой критерий истинности научного
утверждения – фальсификации.
Наука, по Попперу, - динамическая система, предполагающая
непрерывное изменение и рост знания. Это положение
детерминировало иную роль философии науки в научном
познании: отныне задача философии сводилась не к обоснованию
знания, как это было в неопозитивизме, а к объяснению его
изменения на основе критического метода. Так, в "логике научного
открытия" Поппер пишет: "центральной проблемой теории
познания всегда была и остается проблема роста знания", а "…
наилучший же способ изучения роста знания – изучение роста
научного знания"[3]. В качестве основного методологического
инструмента для этой цели Поппер вводит принцип
фальсификации, смысл которого сводится к проверке
теоретических утверждений эмпирическим опытом. Чем
же фальсифицируемость лучше верифицируемости и какова логика
рассуждения Поппера?
Объявив задачей методологии изучение механизмов роста
научного знания, Поппер основывается на понятой и воспринятой
реальности, из которой состоит сфера научного познания. По его
глубокому убеждению, наука не может иметь дело с истинной, ибо
научно-исследовательская деятельность сводится к выдвижению
гипотез о мире, предположений и догадок о нем, построению
вероятностных теорий, и законов; таков общий путь познания мира
и приспособления наших представлений о нем. Поэтому было бы,
мягко говоря, несерьезно какие-то из этих представлений
принимать за истинных, а от каких-то отказаться, т.е. нет
универсального механизма, который бы мог выявить из
многообразия существующих знаний какие из них истинные, а
какие являются ложными.
Поэтому задача философии заключается в том, чтобы найти
такой способ, который бы позволил нам приблизиться к истине. В
логико-методологической концепции Поппера находится такой
механизм в виде принципа фальсификации. К. Поппер считает, что
научными могут быть только те положения, которые
опровергаются эмпирическими данными. Опровержимость теорий
фактами науки, следовательно, признается в "логике научного
открытия" критерием научности этих теорий.
На первый взгляд это положение воспринимается как
бессмыслица: если выяснилось бы, что все те наши умозрительные
конструкции, которые мы строим относительно мира
опровергаются нашим же эмпирическим опытом, то, исходя их
здравого смысла, следовало бы их признать ложными и
выбрасывать как несостоятельные.
Однако попперовские рассуждения строятся на ином логическом
смысле.
Доказать можно все, что угодно. Именно в этом проявлялось,
например, искусство софистов. Поппер считает, что научные
положения, констатирующие о наличие материальных объектов,
относятся не к классу подтверждаемых опытом, а, наоборот, -
опровергаемых опытом, ибо логика мироустройства и нашего
мышления подсказывает нам, что научные теории, опровергаемые
фактами, действительно несут в себе информацию об объективно
существующем мире.
Этот же методологический механизм, позволяющий в научном
познании приблизиться к истине, т.е. принцип фальсификации
теорий, путем их опровержения фактами, принимается Поппером в
качестве критерия демаркации описательных (эмпирических) наук
(от теоретических и от самой философии [3], отвергая тем самым
неопозитивистские критерии демаркации (индукцию
и верифицируемость).
Идейное содержание теорий фальсификации и демаркации
имеет ценностное значение, которое выводит нас на
мировоззренческое измерение. В основе концепции "логики
открытия" Поппера лежит идея, принявшая форму убеждения, об
отсутствии какой бы то ни было истины в науке и какого-либо
критерия ее выявления; смысл научной деятельности сводится не к
поиску истины, а к выявлению и обнаружению ошибок и
заблуждений. Этой, по сути своей, мировоззренческой идеей была
детерминирована и соответствующая структура:
а) представления о мире, принимаемые в науке как знания о нем,
не являются истинами, ибо не существует такого механизма,
который бы мог установить их истинность, но существует способ
обнаружить их ошибочность;
б) в науке лишь те знания соответствуют критериям научности,
которые выдерживают процедуру фальсификации;
в) в научно-исследовательской деятельности "нет более
рациональной процедуры, чем метод проб и ошибок –
предположений и опровержений" [3].
Данная структура – это структура осмысленная и принятая на
мировоззренческом уровне самим Поппером и реализованная им в
науке. Однако поэтому влияние мировоззренческих убеждений на
создаваемую мыслителем модель развития науки.
На первый взгляд процедура опровержения теорий и поиск
новых теорий, отличающихся разрешительными способностями,
представляется позитивной, предполагающей развитие научного
знания. Однако в попперовском понимании науки не
предполагается ее развитие по той причине, что в самом мире не
существует развитие как – такового, а есть лишь изменение.
Процессы, которые происходят на неорганическом и
биологическом уровнях существования природы, являются всего
лишь изменениями на основе проб и ошибок. Соответственно и
теории в науке, как догадки о мире, не предполагают свое развитие.
Смена одной теории другой – это некуммулятивный процесс в
науке. Теории, сменяющие друг друга, не имеют между собой
преемственной связи, напротив, новая теория потому новая, что
максимально дистанируется от старой теории. Поэтому теории не
подвержены к эволюции и в них не происходит развитие; они всего
лишь сменяют друг друга, не сохраняя между собой никакой
эволюционной "ниточки". В таком случае, в чем же видит Поппер
рост научного знания и прогресс в теориях?
Смысл и ценность новой, сменившей старую, теории он видит в
ее проблеморазрешающейспособности. Если данной теорией
решается проблемы, отличные от тех, которые она призвана была
решить, то, безусловно, такая теория признается прогрессивной.
"… Наиболее весомый вклад в рост научного знания, - пишет
Поппер, - который может сделать теория, состоит из новых
проблем, порождаемых ею…" [3]. Из этого положения видно, что
прогресс науки мыслится как движение к решению более сложных
и глубоких по содержанию проблем, а рост знания в этом контексте
понимается как поэтапная смена одной проблемы другой или
последовательность сменяющихся друг друга теорий,
обусловливающих "сдвиг проблемы".
Поппер уверен, что рост знания является существенным актом
рационального процесса научного исследования. "Именно способ
роста делает науку рациональной и эмпирической, - утверждает
философ, - т.е. тот способ, с помощью которого ученые проводят
различия между существующими теориями и выбирают лучшую из
них или (если нет удовлетворительной теории) выдвигают
основания для отвержения всех имеющихся теорий, формулируя те
условия, которые должна выполнять удовлетворительная теория"
[3].
Под удовлетворительной теорией мыслитель подразумевает
новую теорию, способную выполнить несколько условий: во-
первых, объяснить факты двоякого рода: с одной стороны, те
факты, с которыми успешно справлялись прежние теории и, с
другой - те факты, которых не смогли объяснить эти теории; во-
вторых, найти удовлетворительное истолкование тем опытным
данным, согласно которым были фальсифицированы
существовавшие теории; в-третьих, интегрировать в одну
целостность проблемы – гипотезы, несвязанные между собой; в-
четвертых, новая теория должна содержать проверяемые следствия;
в-пятых, сама теория так же должна быть способной выдержать
процедуру строгой проверки [3]. Поппер считает, что такая теория
не только плодотворна в решении проблем, но даже обладает в
определенной степени эвристической возможностью, что может
служить свидетельством успешности познавательной деятельности.
Исходя из критики традиционного синтетического и
аналитического мышления, Поппер предлагает новый критерий
познания, который он именует "критерием фальсифицируемости".
Теория лишь тогда научна и рациональна, когда она может быть
фальсифицируема.
Между верификацией (подтверждением) и фальсификацией
существует явная ассиметрия. Миллиарды подтверждений не
способны увековечить теорию. Одно опровержение и теория
подорвана. Пример: "Куски дерева не тонут в воде" - "Этот кусок
эбенового дерева не держится на воде". Карл Поппер любил
повторять знаменитое высказывание Оскара Уайлда: "Опыт- это
имя, которое мы даем собственным ошибкам"[4]. Все должно быть
испытано фальсификацией.
Таким образом, утверждался провокационным подход к
реальности, то есть автор теории открытого общества в целом бы
одобрил действия русских мужичков из знаменитого анекдота про
японскую деревообрабатывающую технику. "На сибирскую
лесопилку привезли японскую машину. Мужики почесали затылок
и засунули в нее огромную сосну. Машина поерзала, поерзала и
выдала великолепные доски. "М-да",- сказали мужички. И засунули
толщенную ель со всеми ветками и иголками. Машина снова
поерзала, поерзала и выдала доски. "М-да",- уже с уважением
сказали мужички. И вдруг видят: какой-то бедолага несет рельсу.
Рельсу с восторгом засунули в механизм. Механизм вздохнул,
чихнул и сломался. "М-да",- с удовлетворением проговорили
работники и взялись за свои топоры-пилы. Поппер бы заметил, что
не может быть такой машины, которая ВСЕ превращает в доски.
Может быть только такая машина, которая превращает в доски
КОЕ-ЧТО.
Логическая модель Поппера предполагает новую концепцию
развития. Необходимо отказаться от поиска идеала, окончательно
верного решения, и искать оптимальное, удовлетворительное
решение.
"Новая теория не только выясняет, что удалось
предшественнику, но и его поиски и провалы... Фальсификация,
критицизм, обоснованный протест, инакомыслие ведут к
обогащению проблем." Не вводя гипотез с кондачка,
мы спрашиваем себя, почему предыдущая теория рухнула. В ответ
должна появиться новая версия, лучшая теория. "Однако,-
подчеркивал Поппер,- нет никаких гарантий прогресса"[4].
Заключение
В истории науки было предложено два принципа позволяющих
провести границу между научными теориями и тем, что наукой не
является.
Первый принцип – принцип верификации: любое понятие или
суждение имеет научный смысл если оно может быть сведено к
эмпирически проверяемой форме, или оно само не может иметь
такой формы, то эмпирическое подтверждение должны иметь ее
следствия, одна принцип верификации применим ограниченно, в
некоторых областях современной науки его использовать нельзя.
Американский философ К. Поппер предложил другой принцип –
принцип фальсификации, в его основе лежит тот факт, что прямое
подтверждение теории часто затруднено невозможностью учесть
все частные случаи ее действия, а для опровержения теории
достаточно всего одного случая с ней не совпадающего, поэтому
если теория сформулирована так, что ситуация в которой она будет
опровергнута может существовать, то такая теория является
научной. Теория неопровержимая в принципе не может быть
научной.
категориальном выражении.
содержания:
1) материалистические – идеалистические;
2) диалектические – метафизические;
3) сциентистские – антисциентистские;
религиозно-мистической философии.
Антропоцентризм.
Новое время (ХV–ХIХ вв.). Тип философствования
«панацеях» и т. п.
группами людей.
обоснования. Дорациональные мировоззренческие формы
Мировые религии.
людям.
158. Французский ученый Ф. Жолио-Кюри: «Чем дальше
эксперимент от теории, тем он ближе к Нобелевской премии». –
Что здесь сказано?
168. В. Маяковский как-то шутил: «Математику все едино, он
может складывать окурки и паровозы». Математик Л. Диксон
из Чикагского университета: «Слава Богу, теория чисел не
запятнана никакими приложениями». Эйнштейн:
«Математика верна, поскольку она не относится к
действительности, и она не верна, поскольку относится к ней».
- Объясните!
Один из выдающихся английских математиков — Годфри
Гарольд Харди (1877-1947) — однажды провозгласил тост: «За
чистую математику! Да не найдет она никаких
приложений!». Леонард
Юджин Диксон (1874-1954),
пользовавшийся непререкаемым авторитетом в Чикагском
университете, говаривал: «Слава богу, теория чисел не запятнана
никакими приложениями».
В статье о математике, написанной во время второй мировой
войны (1940), Харди утверждал:
Считаю своим долгом заявить с самого начала, что под
математикой я понимаю настоящую математику, математику
Ферма и Эйлера, Гаусса и Абеля, а не то, что выдают за математику
в инженерной лаборатории. Я имею в виду не только «чистую»
математику (хотя именно она интересует меня в первую
очередь) — Максвелла и Эйнштейна, Эддингтона и Дирака я также
причисляю к «чистым» математикам.
Прочитав эти строки, повторенные в книге Xарди«Апология
математика», можно было бы подумать, что он, по крайней мере
частично, приемлет прикладную математику. Но далее у Харди
говорится следующее:
В понятие чистой математики я включаю всю совокупность
математических знаний, обладающих непреходящей эстетической
ценностью, какой обладает, например, греческая математика,
которая вечна потому, что лучшая ее часть, подобно лучшим
произведениям литературы, и через тысячи лет продолжает
приносить тысячам людей эмоциональное удовлетворение.
Харди и Диксон могут покоиться с миром, ибо история
подтвердила правильность их высказываний. Их чистая
математика, как и всякая математика, созданная ради самой себя,
почти заведомо не найдет никаких приложений. Тем не менее
полностью исключить всякую применимость чистой математики
«по Харди и Диксону» мы не можем. Ребенок, наугад наносящий
мазки краски на холст, может создать шедевр, соперничающий с
картинами Микеланджело (скорее с произведениями современного
искусства!), а обезьяна, нажимающая как попало клавиши
пишущей машинки, может, как заметил Артур Эддингтон, создать
пьесу, сравнимую по своим художественным достоинствам с
пьесами Шекспира. Когда работают тысячи чистых математиков,
вряд ли можно поручиться, что, хотя бы один из полученных
результатов случайно не окажется полезным для каких-либо
приложений. Тот, кто ищет на улице золотые монеты, может найти
мелкие медные монетки. Но интеллектуальные усилия, не
соотнесенные с реальностью, почти заведомо оказываются
бесплодными. Как заметил Джордж Биркгоф, «по-видимому, новые
математические открытия, совершаемые по подсказке физики,
всегда будут наиболее важными, ибо природа проложила путь и
установила каноны, которым должна следовать математика,
являющаяся языком природы». Но природа не сообщает свои
секреты громогласно, а шепчет еле слышно — и математик должен
чутко прислушиваться, усиливать слабый голос природы и
доносить услышанное до всеобщего сведения.
Несмотря на убедительные свидетельства истории, некоторые
математики продолжают утверждать, что чистая математика в
будущем непременно найдет приложения и что независимость
математики от естественных наук якобы расширяет ее
перспективы. Этот тезис недавно (1961) был повторен профессором
Гарвардского, Йельского и Чикагского университетов Маршаллом
Стоуном. В статье «Революция в математике» Стоун, воздав
должное значению математики для естественных наук, далее
говорит;
Хотя в нашей концепции математики и в наших взглядах на нее
по сравнению с началом XX в. произошло несколько важных
изменений, лишь одно из них вызвало подлинный переворот в
наших представлениях о математике — открытие полной
независимости математики от физического мира… Математика, как
мы сейчас понимаем, не имеет ни одной обязательной связи с
физическим миром, помимо той смутной и несколько загадочной,
что неявно содержится в утверждении о том, что процесс
мышления происходит в мозгу. Без преувеличения можно сказать,
что открытие независимости математики от внешнего мира
знаменует собой одно из самых значительных интеллектуальных
достижений в истории математики…
Сравнивая современную математику с той, какой она была в
конце XIX в., нельзя не удивляться, как быстро выросла наша
математика и количественно, и качественно. Вместе с тем нельзя не
отметить, как быстро она развивалась, как все больше места в ней
отводилось абстракции и все больше внимания уделялось введению
и анализу емких математических структур. Как показывает более
внимательное рассмотрение, именно новая ориентация математики,
ставшая возможной лишь благодаря ее отходу от приложений, и
была подлинным источником необычайной жизнеспособности и
роста математики за последнее столетие…
Математика есть наука о наиболее всеобщих и постоянных
свойствах реальных объектов, при чем в ней эти свойства
выражены в наиболее абстрактной форме.
Эйнштейн утверждает, что положения математики верны только
постольку, поскольку они не относятся к действительности;
поскольку же они относятся к действительности, постольку они не
верны.
Но раз существует метод умозаключений от следствий к причинам,
то мы не связаны безусловно с необходимостью непосредственной
проверки приложимости математических аксиом к
действительности и можем базироваться на косвенной проверке.
Мы можем допустить, что между всякими материальными
точками существуют все те соотношения, которые исследует
геометрия, и сообразно такому допущению строить практические
расчеты. Так как гидродинамические и аэродинамические расчеты,
основанные на геометрических соотношениях, оправдываются не
менее точно, нежели расчеты, относящиеся к твердым телам, то
этим исключается особое отношение геометрии к твердым телам.
Можно говорить лишь о том, что геометрические соотношения
легче обнаружить и непосредственно проверять на примере
твердых тел. Точно так же можно говорить лишь о том, что
геометрические соотношения не существуют в действительности в
том чистом изолированном виде, в каком их трактует геометрия, но
только в комплексе со многими другими свойствами. Однако
утверждение, что положения математики не верны, поскольку они
относятся к действительности, остается ни на чем не основанным.
Критерием ценности всякой математической системы является
возможность естественнонаучных применений. Давно известно, что
математика развивается в тесной связи с естествознанием и что те
задачи, которые выдвигают перед математиками физики и
астрономы, направляют развитие математики по единственно
плодотворному руслу и дают стимул для усовершенствования
математических методов и конструкции новых.
179 Ортега-и-Гассет: «Нет большего признака зрелости науки,
чем кризис се законов». - Как это объяснить?
180
Что означает формула К. Поппера «нельзя сомневаться в
том, что все теории ошибочны»?
Британский философ и социолог Карл Поппер считал, что
поскольку наука – дело рук человеческих, то "она погрешима". Для
того чтобы успешно решать проблемы и сокращать число ошибок,
науке необходима система разнообразных методов. Вместе с тем К.
Поппер считает, что при всей важности методов их роль и
значение не следует преувеличивать, хотя и выступает против
"методологического негативизма".
К. Поппер демонстрирует многоуровневый характер
методологических правил по степени их универсальности:
"Сначала формулируется высшее правило, которое представляет
собой нечто вроде нормы для определения остальных правил. Это
правило, таким образом, является правилом более высокого типа".
Методология не может быть сведена к формальной логике:
методологические правила "весьма отличны" от правил,
называемых "логическими", и "вряд ли уместно ставить
исследование метода науки на одну доску с чисто логическим
исследованием".
К. Поппер одним из первых резко выступил против критерия
верификации. Наиболее значимым его вкладом в методологию
науки является всесторонняя разработка критического,
"диалектического" метода.Принцип "все открыто для критики"
является, по мнению К. Поппера, величайшим методом науки:
"Ничто не свободно и не должно считаться свободным от критики –
даже сам основной принцип критического метода".
К. Поппер продолжил традиции фаллибилизма– такой
концепции, которая утверждает, что нельзя сомневаться только в
том, что все теории ошибочны. Эту позицию хорошо выразил один
из видных космологов XX в. Дж. Уилер (1911–2008): "Мы знаем,
что все наши теории ошибочны. Задача, следовательно, состоит в
том, чтобы делать ошибки раньше".
Неопозитивизм утверждал: любая теория в поисках истины
должна опираться на факты и быть выводима из опыта. К. Поппер
же подчеркивает, что достаточно одного опытного факта,
противоречащего теории, чтобы стало возможным ее
опровержение. Указывая на логически некорректный характер
верификации, он выдвинул в качестве критерия научности
эмпирических систем возможность их
опровержения, илифальсификации, опытом: "Критерием научного
статуса теории является ее фальсифицируемость,
опровержимость...". Любая хорошая теория является некоторым
запрещением, и чем больше теория запрещает, тем она лучше, и
тем более она рискует быть опровергнутой.
Фальсифицируемость предполагала открытость любой
подлинно научной теории для фальсификации. Тем самым метод
критического рационализма, т.е. "метод обнаружения и разрешения
противоречий применяется и внутри самой науки, но особенное
значение он имеет именно для теории познания. Никакой иной
метод не в силах помочь нам оправдать наши методологические
конвенции и доказать их ценность". Однако, вопреки К. Попперу, в
реальном исследовании и верификация, и фальсификация
взаимодействуют и влияют друг на друга, выступая в качестве
комплементарных (взаимодополняющих) методов.
С концепцией научного метода тесно связаны представления К.
Поппера о росте научного знания, который состоит в выдвижении
смелых гипотез и выборе наилучших (из возможных) теорий, а
также в последующих попытках опровержения таких теорий. Рост
научного знания осуществляется, по его мнению, методом проб и
ошибок и представляет собой способ выбора теории в
определенной проблемной ситуации.
ВОПРОС 188
Над дверью своего деревенского дома Н. Бор прибил подкову,
которая согласно поверию приносит счастье. Увидев подкову,
один из посетителей воскликнул: «Неужели такой великий
ученый, как вы, можете верить, что подкова над дверью
приносит удачу? – Нет, - ответил Бор, - конечно, я не верю. Это
предрассудок. Но знаете, говорят, она приносит удачу даже тем,
кто в это не верит». – Какова роль предрассудок в научном
познании?
Обычно под «предрассудками» понимают нечто негативное.
Например, логик Н. И. Кондаков так определяет «предрассудки»:
«смутные, а порой ложные, основанные на неудовлетворительном
или искаженном знании закономерностей развития общественных
явлений, чаще всего принимаемые «на веру», со слов других людей
- взгляды на жизнь и окружающие условия, например,
религиозные, расовые, националистические предрассудки» [4, с.
474] и продолжает: «Предрассудок отличается от
рассудка, являющегося ступенью логического мышления и
который мысли основывает на достоверных фактах, с учетом
реальных условий, исключающим искажение действительности, и
связывает суждения и понятия последовательно, непротиворечиво
и обоснованно» [4, с. 474]. Таким образом, Кондаков показывает,
что предрассудки не имеют никакого отношения к логике. В свою
очередь это означает, что предрассудки не имеют никакого
отношения к научному познанию, которое полагается на логику.
Сложность ситуации заключается ещё и в том, что мы не можем
подняться на некоторый мета-уровень, чтобы сделать выбор между
альтернативами. Здесь просто непонятно, что может быть взято в
качестве необходимого инструмента, который позволил бы нам
подняться на этот мета-уровень: какая теория, метод, стратегия и
т.п. Например, если мы возьмём в качестве такого инструмента
системно-параметрический метод А. И. Уёмова, то мы должны
будем обе точки зрения на предрассудки представить в виде
системных моделей и сравнить друг с другом. Однако что нам даст
это сравнение? Системно-параметрический метод позволяет нам
определить надёжность, целостность, сложность (список можно
продолжить) систем. Но позволяет ли это сделать нам выбор между
сравниваемыми системами, называемыми «предрассудками»? Если
бы речь шла о каких-то физических объектах, например,
человеческих организмах, то такое сравнение нам бы пригодилось,
например, при выборе кандидатов в космонавты. Проблема
«предрассудка» заключается в том, что предрассудок - это не
физический объект, а скорее оценочное понятие, и наука пока не
располагает такими способами познания, которые были бы
адекватно приложимы к оценочным понятиям или суждениям.
Итак, как же сделать выбор между двумя альтернативными
точками зрения на предрассудки и их роли в научном познании?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы вынуждены действовать
интуитивно. Лучше всего действовать на основании анализа
примеров предрассудков в связи с научным познанием.
Идеи Н. Бора о принципе дополнительности считались «дикими и
фантастичными», о них высказывались так; «Если этот абсурд,
который только что опубликовал Бор, верен, то можно вообще
бросать карьеру физика». Процесс возникновения термодинамики
вызывал возражения типа «Бред под видом науки». Подобные
примеры говорят о том, что научные истины прошлого, настоящего
и будущего также являются своего рода предрассудками. В свое
время какие-то истины являлись истинами и принимались на веру,
соответствовали действительности. Казалось, что «по-другому»
быть не может. Но со временем обнаруживались свидетельства,
опровергающие это, превращая истину в предрассудок. Новые же
идеи также рассматривались как абсурдные, и только через время
принимались как истинные.
Развитие науки, как динамичный процесс ниспровержения одних
теорий и замены их другими свидетельствует о том, что наука сама
по себе является сменой предрассудков в точном описании
объективной реальности. Наука создается учеными, ученые тоже
являются людьми, а людям свойственно ошибаться. Современную
науку можно рассматривать как наиболее приближенную к
объективной реальности, но не являющейся ее точной
идентификацией.
189. Чем объяснить тот факт, что «коренные изменения в
науке сопровождаются интенсивным углублением в ее
философские основания»?
Взаимоотношения философии и науки являются острой
проблемой для современных философов. Так,
Ричард Рорти утверждает, что постепенное отделение философии
от науки стало возможным благодаря представлению, согласно
которому «сердцем» философии служит «теория познания, теория,
отличная от наук, потому что она была их основанием». Такая
точка зрения подкрепляется ссылкой на историко-философскую
традицию. Поставленный Кантом вопрос, как возможно наше
познание, стал программой для всего последующего рационализма
- доминирующего мироощущения европейской философии.
Ретроспективно просматриваются следующие корреляции
взаимоотношений философии и науки:
- наука отпочковалась от философии;
- философия, стремясь сохранить за собой функции «трибунала»
чистого разума, сделала центральной теоретико-познавательную и
методологическую проблематику, проработав ее во всех
направлениях;
- современная философия мыслится как вышедшая из
эпистемологии.
Наука не содержит внутри себя критериев социальной
значимости своих результатов. А это означает, что ее достижения
могут применяться как во благо, так и во вред человечеству.
Получается, что размышлениями по поводу негативных
последствий применения достижений науки обременена не сама
наука, а философия. Именно она должна сделать предметом своего
анализа рассмотрение науки как совокупного целого в ее
антропологическом измерении, нести ответственность за науку
перед человечеством. Выходит, что достижения науки не могут
функционировать в обществе спонтанно и бесконтрольно. Функции
контроля, упирающиеся в необходимость предотвращения
негативных последствий наисовременнейших научных и
технологических разработок, связанных с угрозой существования
самого рода Homo sapiens, вынесены вовне, за пределы корпуса
науки. Однако осуществление их находится не только во власти
философии. Необходима поддержка институтов государства, права,
идеологии, общественного мнения. Положительная задача
философии состоит в том, чтобы, выполняя функции арбитра,
оценивающего совокупность результатов научных исследований в
их гуманистической перспективе, двигаться согласно логике
развития научных исследований, доходя до исходных рубежей. То
есть до той точки, где возникает сам тип подобных этико-
мировоззренческих проблем.
Философы науки уверены, что коренные изменения в науке
всегда сопровождались более интенсивным углублением в ее
философские основания, и всякий, кто хочет добиться
удовлетворительного понимания современной науки, должен
хорошо освоиться с философской мыслью.
И хотя философия исключает из своего рассмотрения
специальные и частные проблемы наук, за ней стоит весь опыт
духовного познания человечества. Она осмысливает те стороны
личного и общественного мироощущения, те отдельные типы
опыта жизнедеятельности людей, которые не представляют
специального интереса для частных наук. Однако в отличие от
отдельных наук, которые иерархизированы и автономно разведены
по своим предметным областям, философия имеет грани
пересечения с каждой из них. Это фиксируется сертифицированной
областью, которая получила название "философские вопросы
естествознания", чем подчеркивается огромное и непреходящее
значение использования достижений естественных наук для
философии. По сути своей она не может не замечать
фундаментальных научных открытий, а напротив, должна
реагировать на них с готовностью осуществить подвижку во всем
корпусе философского знания. Ибо с каждым новым открытием в
естествознании и гуманитарных науках философия меняет свою
форму. Следовательно, рефлексируя по поводу развития науки, она
одновременно проводит и саморефлексию, т.е. она сочетает
рефлексию над наукой с саморефлексией.
О науке принято говорить как об области, в которой
естественные и технические познания неразрывно слиты в своей
совокупности и способствуют пониманию фундаментальных
физических констант Вселенной. Двойственная задача науки:
устремленность к самоидентификации научного образа
мира, самосогласованности научных выводов, а также
направленность на познание нового и неизвестного - стала
особенно ясной, когда произошел разрыв между наукой и
философией. Тогда обнаружилась невозможность ее достижения
посредством какой-либо одной системы мышления. Многие
считали и считают, что наука может дать только техническое
познание, что она имеет техническую ценность.
Для настоящего глубинного понимания Вселенной необходима
философия, которая объясняет важность открытых наукой законов
и принципов, но вместе с тем не дает точного практического
знания. Это и есть стандартный способ истолкования пути, на
котором наука и философия разошлись. Нет, однако, никакого
сомнения в том, что взаимосвязь и взаимозависимость философии и
науки обоюдная и органичная. Раздел философии, имеющий
название «Современная научная картина мира и ее эволюция», есть
секущая плоскость, разделяющая и одновременно соединяющая
философию и науку. Образно выражаясь, современная философия
"питается" достижениями конкретных наук.
Тезис, фиксирующий взаимные токи и влияния и науки
философии, когда развитие последней стимулируется развитием
частных наук, а интеллектуальные инновации философского
постижения мироздания служат строительными лесами эпохальных
научных открытий, обосновывается с учетом следующих
обстоятельств. Философия выступает формой теоретического
освоения действительности, которая опирается на категориальный
аппарат, вобравший в себя всю историю человеческого мышления.
В той своей части, которая называется «методология», современная
философия предлагает дополнения в осмыслении аппарата
конкретных наук, а также ставит и решает проблему теоретических
оснований науки и конкурирующих моделей роста научного
знания. Исследователи выделяют специфически эвристическую
функцию философии, которую она выполняет по отношению к
научному познанию и которая наиболее заметна при выдвижении
принципиально новых научных теорий. Именно философские
исследования формируют самосознание науки, развивают
присущее ей понимание своих возможностей и перспектив, задают
ориентиры ее последующего развития.
ВОПРОС 190
Что означает утверждение, согласно которому «наука не
содержит внутри себя критериев социальной значимости
результатов»?
Наука не содержит внутри себя критериев социальной значимо
сти своих результатов. А это означает, что ее достижения могут
применяться как во благо, так и во вред человечеству.
Взаимоотношения философии и науки являются острой проблемой
для современных философов. Так, американский мыслитель
Ричард Рортиутверждает, что «постепенное отделение философии
от науки стало возможным благодаря представлению, согласно
которому «сердцем» философии служит теория познания, теория,
отличная от наук, потому что она была их основанием»1. Такая
точка зрения подкрепляется ссылкой на историко-философскую
традицию, где еще от Канта пробивала себе дорогу установка
заменить философию базисной дисциплиной по основаниям. Это
согласовывалось хотя бы с тем неявным допущением, что
философия всегда лежала в основаниях или в основе чего-либо, а
точнее, всего мироздания. Поставленный Кантом вопрос, как
возможно наше познание, стал программой для всего
последующего рационализма — доминирующего мироощущения
европейской философии. В этом вопросе содержался и императив,
что за дело должны браться профессионалы, а не любители
метафизики, и неявное признание того, что от конструирования
систем и системок необходимо перейти к кропотливому
сортированию данных, к отделению объективного содержания от
субъективных напластований.
Ретроспективно просматриваются следующие корреляции
взаимоотношений философии и науки:
—наука отпочковалась от философии;
—философия, стремясь сохранить за собой функции «трибунала»
чистого разума, сделала центральной теоретико-познавательную
проблематику, проработав ее во всех направлениях;
—современная философия мыслится как вышедшая из
эпистемологии.
Наука не содержит внутри себя критериев социальной значимости
своих результатов. А это означает, что ее достижения могут
применяться как во благо, так и во вред человечеству. Получается,
что размышлениями по поводу негативных последствий
применения достижений науки обременена не сама наука, а
философия. Именно она должна сделать предметом своего анализа
рассмотрение науки как совокупного целого в ее
антропологическом измерении, нести ответственность за науку
перед человечеством. Выходит, что достижения науки не могут
функционировать в обществе спонтанно и бесконтрольно. Функции
контроля, упирающиеся в необходимость предотвращения
негативных последствий наисовременнейших научных
и технологических разработок, связанных с угрозой существования
самого рода Ното 5ар1епз, вынесены во вне, за пределы корпуса
науки. Однако осуществление их находится не только во власти
философов и философии. Необходима поддержка институтов
государства, права, идеологии, общественного мнения.
Положительная задача философии состоит в том, чтобы, выполняя
функции арбитра, оценивающего совокупность результатов
научных исследований в их гуманистической перспективе,
двигаться по логике развития научных исследований, доходя до
исходных рубежей. То есть до той точки, где возникает сам тип
подобных этико-мировоззренческих проблем.
Философы науки уверены, что коренные изменения в науке
сопровождаются интенсивным углублением в ее философские
основания, и тот, кто хочет добиться удовлетворительного
понимания современной науки, должен хорошо освоиться с
философской мыслью. Хотя философия исключает из своего
рассмотрения частные проблемы наук, за ней стоит весь опыт
познания человечества. Она осмысливает стороны общественного
мироощущения и жизнедеятельности людей, а это не попадает в
поле зрения частных наук. В отличие от них,
которые иерархизированы и автономно разведены по своим
предметным областям, философия имеет общие грани пересечения
с каждой их них. Это фиксируется областью, которая называлась
«философские вопросы естествознания» и подчеркивала огромное
значение достижений естественных наук. Как отмечали классики,
философия меняет свою форму с каждым новым открытием в
естествознании. Фундаментальные открытия науки предвещают
подвижку во всем корпусе философского знания. Следовательно,
философия, рефлексируя по поводу развития науки, одновременно
проводит и саморефлексию, т. е. она сочетает рефлексию над
наукой с саморефлексией.
О науке принято говорить как об области, в которой естественные и
технические познания неразрьюнослиты в своей совокупности и
способствуют пониманию фундаментальных физических констант
Вселенной. Особые задачи науки: самосогласованность научных
выводов, устремленность к самоидентификации научного образа
мира, а также направленность на познание нового и неизвестного
— стали особенно ясны, когда произошел разрыв между наукой и
философией. Тогда обнаружилась невозможность их достижения
посредством какой-либо одной системы мышления. Многие
считали, что наука обеспечивает только прикладное и техническое
познание, для глубинного понимания Вселенной необходима
философия. Она объясняет важность открытых наукой законов и
принципов, но, вместе с тем, не дает точного практического знания.
Это и есть наиболее стандартный способ истолкования пути, на
котором наука и философия разошлись. Однако нет никакого
сомнения в том, что их взаимосвязь обоюдная и органичная. Раздел
философии, имеющий название «Современная научная картина
мира и ее эволюция», есть секущая плоскость, как разделяющая,
так и соединяющая философию и науку. Образно говоря,
современная философия «питается» достижениями конкретных
наук.
Тезис, фиксирующий взаимовлияние философии и науки, когда
развитие философии стимулируется развитием частных наук, а
интеллектуальные инновации философского постижения
мироздания служат строительными лесами эпохальных научных
открытий, обосновывается с учетом следующих обстоятельств.
Философия выступает формой теоретического освоения
действительности, которая опирается на категориальный аппарат,
вобравший в себя всю историю человеческого мышления. В той
своей части, которая называется «методология», современная
философия предлагает дополнения в осмыслении
формализованного и содержательного аппарата конкретных наук, а
также ставит и решает проблему теоретических оснований науки и
конкурирующих моделей роста научного знания. Исследователи
выделяют специфическую эвристическую функцию философии по
отношению к научному познанию, которая наиболее заметна при
выдвижении принципиально новых научных теорий. Именно
философские исследования формируют самосознание науки,
ее рефлексивность, развивают присущее ей понимание своих
возможностей и перспектив, задают ориентиры ее последующего
развития.