АННОТАЦИЯ

Цель выпускной квалификационной работы «Англоязычные переводы

малой прозы В. Пелевина в аспекте трансляции национальных реалий»
заключается в исследовании переводных рассказов и повести В. Пелевина с
точки зрения специфики и приемов отражения в тексте перевода оригинальных
культурных реалий. С опорой на труды, посвященные изучению творчества В.
Пелевина, определены ключевые темы, мотивы и проблематика произведений
российского автора и, в частности, его малой прозы; собран материал к
библиографии англоязычных переводов; охарактеризованы основные
сложности, возникающие при переводе малой прозы В. Пелевина на английский
язык, и выявлены их причины. Выявлено, что в основе анализируемых
произведений лежит труднопереводимый прием внезапного открытия
иллюзорности реальности, в создании и функционировании которого ключевую
роль играют национальные реалии. Сделано предположение о причинах
переводческих предпочтений в пользу романного творчества В. Пелевина
вопреки объективной тенденции к освоению художественного наследия автора,
в первую очередь, через малую прозу.
Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

2
 СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ ............................................................................................................................................... 4
Глава 1. Творчество В. Пелевина в литературоведении и критике .................................................. 7
1.1 Творчество В. Пелевина в отечественном литературоведении и критике ............................. 7
1.2 Рецепция произведений В. Пелевина в переводах и зарубежной критике............................ 14
Выводы ................................................................................................................................................ 21
Глава 2. Отражение национальных реалий в англоязычных переводах малой прозы В.
Пелевина ................................................................................................................................................. 22
2.1 Поэтика сборника В. Пелевина «Синий фонарь» .................................................................... 22
2.2 Теоретические аспекты перевода культурных реалий ........................................................... 25
2.3 Тематические группы национальных реалий в ранней прозе В. Пелевина ..................... 29
2.3.1 Имена собственные ......................................................................................................... 29
2.3.2 Новые явления социальной и политической жизни .................................................. 33
2.3.3 Предметы русского и советского быта ......................................................................... 36
2.3.4 Прецедентные тексты..................................................................................................... 39
2.3.5 Эвфемизмы для передачи нецензурной брани ............................................................ 42
2.3.6 Фреймы-сценарии ........................................................................................................... 44
Выводы ................................................................................................................................................ 51
ЗАКЛЮЧЕНИЕ...................................................................................................................................... 53
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ ........................................... 56

3
 ВВЕДЕНИЕ

Виктор Пелевин – современный писатель, популярный и читаемый в

России и за рубежом. Главы и разделы, посвященные его творчеству, есть во
многих учебных пособиях и книгах по новейшей русской литературе: «Русская
постмодернистская литература» И. С. Скоропановой [47], «Русский
литературный постмодернизм» В. Курицына [37], «Первая десятка современной
русской литературы» Б. И. Туха [51], «Современная русская литература» М. А.
Черняк [56], «Современная русская литература» Н. Л. Лейдермана и М. Н.
Липовецкого [38], «Эстетика постмодернизма» Н. Маньковской [40].
Виктора Пелевина традиционно относят к постмодернистам. Для его
творчества характерны такие черты постмодернистского текста, как
пародийность и ирония, стирание границы между реальностью и иллюзией,
деконструкция советских мифов [8; 10, с. 319; 47, с. 434]. Ироничное
обыгрывание национальных и советских реалий, деконструкция на разных
уровнях художественного текста, сам принцип построения художественного
целого – все это, несомненно, вызывает сложности при переводе прозы В.
Пелевина и требует от переводчика не только знания языка, но и понимания
исторического и культурного контекста.
Актуальность работы связана с тем, что в эпоху глобализации проблема
адекватности понимания переводного художественного произведения стоит
особенно остро. Данное исследование вписывается в русло рецептивной
эстетики и позволяет понять, как именно интерпретируют творчество В.
Пелевина зарубежные исследователи, критики и читатели и какую роль в этом
процессе играет переводчик.
Материал исследования составляют ранние рассказы В. Пелевина («День
бульдозериста», «Девятый сон Веры Павловны», «Спи», «СССР Тайшоу Чжуань.
Китайская народная сказка») и повесть «Принц Госплана» (опубликованы в
сборнике «Синий фонарь» в 1991 году), а также переводы этих произведений на

4
английский язык, выполненные Эндрю Бромфилдом. Выбор материала
обусловлен тем, что среди всех произведений В. Пелевина, насыщенных
советскими реалиями, именно эти переведены на английский язык.
Цель исследования – выявить специфику англоязычных переводов малой
прозы В. Пелевина в аспекте трансляции национальных реалий.
В рамках поставленной цели определяются конкретные задачи работы:
1) обобщить уже существующий опыт исследования перевода
национальных (в том числе советских) реалий в аспекте лингвистики, теории
художественного перевода, культурологии;
2) произвести сплошную выборку контекстов, содержащих
национальные реалии, в малой прозе В. Пелевина на русском языке и в их
переводах на английский язык;
3) провести сравнительный лингвистический и культуроведческий
анализ национальных реалий в оригинальных текстах и в их переводах на
английский язык;
4) выявить особенности передачи национальных реалий при переводе
малой прозы В. Пелевина на английский язык;
5) определить стратегии, которые использует переводчик при передаче
национальных реалий на английский язык;
6) на основе сравнительного анализа выявить изменения,
происходящие на уровне поэтики художественного текста.
Объект исследования – национальные (в том числе советские) реалии в
малой прозе Пелевина.
Предмет исследования – особенности перевода национальных реалий на
английский язык и переводческие стратегии.
В работе используются общенаучные методы исследования (анализ и
синтез), а также контекстуальный анализ, переводоведческий анализ текста и
элементы комплексного анализа художественного текста.
Научная новизна обусловлена малоизученностью ранних рассказов В.
Пелевина. Многие исследования посвящены романам «Поколение П», «Жизнь
5
насекомых», «Омон Ра», «Чапаев и Пустота» [24, 25, 43, 45, 58] и др., тогда как
рассказы В. Пелевина гораздо реже привлекают внимание исследователей.
Кроме того, особенности перевода советских реалий в творчестве Пелевина
также мало изучены.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его
результаты могут быть использованы при переводе других произведений В.
Пелевина на английский язык, а также для изучения рецепции его творчества за
рубежом.
Промежуточные результаты исследования были апробированы в виде
докладов на XX Международной научно-практической конференции молодых
ученых «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения» (Томск, 18–
20 апреля 2019 г.) и XXI Международной научно-практической конференции
молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения»
(Томск, 16–18 апреля 2020 г.). Некоторые положения работы отражены в статье
«Переводческие стратегии при передаче советских реалий (на материале
рассказа В. Пелевина «День бульдозериста»)» [36].

6
 Глава 1. Творчество В. Пелевина в литературоведении и
критике

Виктор Пелевин – современный писатель, произведения которого активно

изучаются в современном литературоведении: «Творчество В. О. Пелевина –
одно из самых ярких, неоднозначных и неизученных явлений современной
русской литературы. Романы Пелевина представляют собой синтез модернизма
и постмодернизма, массовости и элитарности, прозы и поэзии» [27, с. 3].
Произведения автора пользуются популярностью не только у российского
читателя, но и за рубежом, о чем свидетельствуют многочисленные отзывы
критиков [62–64] и переводы – в частности, на английский язык.

1.1 Творчество В. Пелевина в отечественном литературоведении и

критике

В. Пелевин традиционно считается постмодернистом, хотя многие

исследователи полагают, что его творчество все же выходит за рамки
постмодернизма. Например, О. В. Богданова отмечает, что Пелевина можно
считать постмодернистом с оговорками: «Сходится Пелевин с
постмодернизмом, может быть, только во внешней форме и в том тотальном
неприятии социума и всего человеческого жизнеустройства в его современных
формах, которое декларируют "новые" писатели» [10, с. 301]. По мнению С.
Корнева, «если нечто русское и классическое вообще можно назвать
постмодернизмом, то оно само собой примет форму творчества Виктора
Пелевина» [34, с. 254], хотя исследователь признает, что творчество Пелевина
нельзя назвать постмодернистским с точки зрения западноевропейского
понимания этого термина. В связи с этим некоторые исследователи предлагают
выделить особую разновидность постмодернизма – российскую: «И российские,
и эмигрантские тексты не вполне соответствуют западным описаниям
постмодернистских феноменов. В России несколько неожиданными для
7
постмодернизма качествами оказываются неистребимая "аутентичность" образа
и "смыслоискательство" (они могут быть обнаружены и у младших прозаиков,
например, у Пелевина)… "Каноны" постмодернизма ещё никто не устанавливал;
видимо, и в самом деле имеет смысл говорить о некоей русской разновидности
постмодернизма» [48, с. 172-173]. И. В. Азеева также считает, что проза В.
Пелевина, легко соотносимая с игровой культурой постмодерна, от него
(постмодерна) все-таки уходит [7].
Исследователи отмечают в творчестве В. Пелевина такие признаки
постмодернистского текста, как пародийность и ирония, стирание границы
между истинным и иллюзорным, видение «мира как текста и текста как мир» [10,
с. 319], деконструкция советских мифов (последнее особенно важно для нашего
исследования) [8; 37; 47, с. 434]. Вместе с тем, отечественные исследователи и
критики [34, 53] подчеркивают дидактичность писателя, которая не характерна
для постмодернизма в его западноевропейском понимании.
Многие исследователи обращались к изучению романного творчества В.
Пелевина. Немало работ посвящено романам «Generation ‘П’» [20, 24, 58],
«Жизнь насекомых» [43, 45], «Чапаев и Пустота» [24, 43], «Омон Ра» [25, 43, 45],
«Священная книга оборотня» [60], «Числа» [18] и др. По сравнению с романным
творчеством, рассказы и повести писателя реже становились предметом
исследовательского интереса. В числе немногих ученых, обращавшихся к ранней
прозе, следует назвать, например, Ю. В. Пальчик, которая исследует «романное
мышление» в малой и средней форме на примере рассказов «Онтология детства»,
«Иван Кублаханов», «Девятый сон Веры Павловны» и повести «Желтая стрела»
[43]. Ранние рассказы В. Пелевина анализирует О. В. Богданова [10]. А. В. Уржа
и В. В. Скворцова исследуют текстовые функции культурно-коннотированной
лексики на примере рассказа «Спи» [52].
В числе основных тем и мотивов творчества В. Пелевина исследователи
отмечают:
• конфликт культурного и цивилизационного в человеке и обществе
[27, 60];
8
 • взаимоотношения личности и общества, человека и государства [27,
45];
• иллюзия и реальность; выход в виртуальную реальность [37, 45];
• воздействие идеологии на сознание и бессознательное [47, c. 434-
440];
• культ потребления в современном обществе, влияние рекламы на
современного человека [47, c. 434-440].
Как отмечает И.С. Скоропанова, «Пелевина по преимуществу интересуют
процессы, совершающиеся в сфере сознания и коллективного бессознательного,
индивидуальной психике, их воздействие на ход истории, социальное поведение
людей» [47, с. 434]. Одна из основных коллизий в творчестве Пелевина –
реальность и сознание, неразличение реальности и иллюзии. И герои, и
рассказчик не хотят и/или не могут отличать реальный мир от выдуманного [37,
с. 174-176]. «Окpужающий миp для Пелевина – это чеpеда искусственных
констpукций, где мы обpечены вечно блуждать в напpасных поисках "сыpой",
изначальной действительности. Все эти миpы не являются истинными, но и
ложными их назвать нельзя, во всяком случае до тех поp, пока кто-нибудь в них
веpит… Проза Пелевина строится на неразличении настоящей и придуманной
реальности» [21]. Подобную мысль высказывает и М. В. Репина: «В каждом
своем произведении Пелевин описывает воображаемую картину жизни: это
мнимая прямая, проходящая через несколько плоскостей и тем самым
являющаяся их связующим звеном. Герои пелевинской прозы одновременно и
находятся в каждой плоскости, и существуют лишь виртуально… Основной
темой пелевинского творчества можно считать буддистский тезис “мир — это
только мои впечатления”» [45, с. 4].
«Здесь мы можем видеть, что солипсизм совпадает с чистым реализмом,
если он строго продуман» – эта цитата Людвига Витгенштейна была выбрана
автором в качестве эпиграфа к рассказу «Девятый сон Веры Павловны» и в
некотором смысле определяет его содержание. Главная героиня работает
уборщицей в общественном туалете и в разговоре со своей коллегой и подругой
9
Маняшей рассуждает о том, «почему наши воля и представление образуют
вокруг нас эти сортиры»:
« – Задумывалась, – ответила Вера. – Я давно над этим думаю и никак не
могу понять. Я знаю, что ты сейчас скажешь. Ты скажешь, что мы сами
создаем мир вокруг себя, и причина того, что мы сидим в сортире – наши
собственные души. Потом ты скажешь, что никакого сортира на самом деле
нет, а есть только проекция внутреннего содержания на внешний объект, и
то, что кажется вонью – на самом деле просто экстериоризованная
компонента души. […] Все верно?
– Не вполне, – ответила Маняша. – Ты допускаешь свою обычную ошибку.
Дело в том, что в солипсизме интересна исключительно практическая сторона.
Кое-что в этой области уже сделано – вот, например, картина с тройкой, или
эти цимбалы – бум, бум! Но вот вонь – в какой момент и почему мы ее создаем?
– С практической стороны я могу тебе ответить, – сказала Вера, – что
мне теперь несложно убрать и вонь и сам сортир.
– Мне тоже, – ответила Маняша, – я и убираю его каждый вечер. Но вот
что наступит дальше? Ты действительно думаешь, что это возможно?» [1].
На месте общественного туалета открывают комиссионный магазин, где
продолжает работать Вера. Происходят и гораздо более значимые изменения –
наступает перестройка, весь привычный для Веры уклад жизни стремительно
меняется. Вера убеждена, что все эти изменения происходят по ее воле: Маняша
открыла ей некую тайну, и Вера пожелала «для начала что-нибудь простое» –
чтобы на стенах появились картины и заиграла музыка. Так и произошло. Вера
продолжает создавать свою реальность, отчасти доступную только Маняше:
«…обманы зрения стали происходить все чаще и чаще. То Вере вдруг
мерещилось, что на застекленном прилавке разложены мятые бумажки, и надо
было несколько секунд внимательно глядеть на него, чтобы увидеть нечто
другое. То ей начинало казаться, что дорогие – в три-четыре советских
зарплаты каждый – флаконы со сказочными названиями, стоящие на длинной
полке за спиной продавщицы, недаром находятся в том самом месте, где
10
раньше бодро журчали писсуары, и само название «туалетная вода»,
выведенное красным фломастером на картонке, вдруг приобретало свой прямой
смысл» [1].
В финале уборщица Вера оказывается Верой Павловной, героиней романа
Н. Г. Чернышевского «Что делать?» (отсылка к которому есть уже в названии
рассказа). Таким образом, весь рассказ можно интерпретировать в духе
солипсизма: достоверной реальностью для героини становятся ее субъективные
переживания, мысли и ощущения.
Герои повести «Принц Госплана» тоже существуют каждый в своей
реальности, хотя иногда эти реальности пересекаются. Главный герой повести
Саша осознает, что многие явления его реальности существуют только в его
восприятии:
«Саша вдруг похолодел - до него донесся знакомый лязг. Он поднял голову
и увидел впереди по ходу эскалатора, на котором он стоял, включившуюся
разрезалку пополам - два стальных листа с острыми зубчатыми краями,
которые через каждые несколько секунд сшибались с такой силой, что
получался звук вроде удара в небольшой колокол. Остальные спокойно
проезжали сквозь нее – она существовала только для одного Саши, но для него
она была настолько реальна, насколько что-нибудь вообще бывает
реальным: через всю сашину спину шел длинный уродливый шрам, а ведь в тот
раз разрезалка его только чуть-чуть задела, выкромсав целый клок ткани из
дорогой джинсовой куртки» [4].
О сходстве компьютерной игры и жизни в общем и в «Принце Госплана»
в частности пишет Дмитрий Быков: «Когда я впервые поиграл в «Принца
[Персии – П.К.]» — прелестную компьютерную игру, — меня соблазнило ее
сходство с жизнью. Компьютерная игра вообще похожа на жизнь: онтология,
простите за умное слово. […] Пелевин с великолепной иронией стирает грань
между игрой и жизнью играющего, который все время проходит один и тот же
путь, время от времени влезая в чужие компьютерные игры, лавируя между

11
танками, каратистами и прочими персонажами прочих замкнутых миров. «На
что я надеюсь?» — все время спрашивает он себя» [12].
Между Сашей и Петей Итакиным, служащим Госплана, происходит
диалог, похожий на разговор Веры и Маняши. Персонажи так же пытаются
разобраться, что реально, а что нет, для кого существует та или иная реальность.
« - Вот ты второй год по лабиринту бежишь, - заговорил Петя, - а ты
думал когда-нибудь, на самом он деле или нет?
- Кто?
- Лабиринт.
- В смысле, существует он или нет?
- Да.
Саша задумался.
- Пожалуй, существует. Точнее, правильно сказать, что он существует
ровно в той же степени, в какой существует принц. Потому что лабиринт
существует только для него.
- Если уж сказать совсем правильно, - сказал Петя, - и лабиринт, и
фигурка существуют только для того, кто глядит на экран монитора.
- Ну да. То есть почему?
- Потому что и лабиринт, и фигурка могут появляться только в нем. Да
и сам монитор, кстати, тоже.
- Ну, - сказал Саша, - мы это на втором курсе проходили.
- Но тут есть одна деталь, - не обращая внимания на Сашины слова,
продолжал Петя, - одна очень важная деталь, которую нам все те козлы, с
которыми мы это проходили, забыли сообщить.
- Какая?
- Понимаешь, - сказал Петя, - если фигурка давно работает в Госснабе,
то она почему-то решает, что это она глядит в монитор, хотя она всего лишь
бежит по его экрану. Да и вообще, если б нарисованная фигурка могла на что-
то поглядеть, первым делом она бы заметила того, кто смотрит на нее.
- А кто на нее смотрит?
12
 Петя задумался.
- Есть только один спо...» [4].
Однако Петя не успевает объяснить, что это за способ, так как погибает как
персонаж игры, а во время их следующей встречи герои не продолжают этот
диалог. Таким образом, и Саша, и Вера осознают, что каждый существует в своей
реальности и видит то, чего не видят другие, но добраться до истины
окончательно у них не получается. Персонажи, которые могли бы открыть им
эту истину, погибают: Петя Итакин – от рук врагов в компьютерной игре,
Маняша – от рук самой Веры, которая в гневе обрушивает топор на ее голову.
Хорошо известно, что значительное влияние на творчество Пелевина
оказала восточная (в частности, буддийская) философия [19, 42], причем
исследователи отмечают сочетание буддизма и солипсизма в его прозе: «Главная
тема Пелевина – плен человеческого сознания, то есть реальность, которую
метафорически можно изобразить как сон, как буддистское путешествие в
колесе сансары, как пленение в чужое тело, как солипсистскую замкнутость в
самом себе, как гностическую неродственность миру, как попадание в иное
пространство или время и пр.» [42, с. 5] Восточные мотивы как бы обрамляют,
оформляют основную идею творчества В. Пелевина – идею об освобождении
сознания от тоталитарного воздействия и манипуляций [42, с. 5].
Несмотря на многообразие восточных мотивов в прозе писателя, местом
действия практически во всех его произведениях все же является Россия. Образ
России – один из самых важных образов творчества В. Пелевина. По мнению Д.
Н. Зарубиной, в своих романах писатель показал символическое значение
перемен, которые потрясли Россию в эпоху цивилизационного кризиса, и
универсальный смысл социальных изменений [27]. Мы считаем, что это
утверждение справедливо не только для романного творчества Пелевина, но и
для его малой прозы начала 1990-х годов, которая составляет материал данного
исследования.
В своих ранних произведениях Пелевин нередко обращается к хронотопу
советской эпохи, развенчивая коммунистические идеалы и десакрализируя
13
коммунистическую идеологию и коммунистические мифы (например, миф о
Чапаеве [37, с. 175-176]). «Деконструкция текста советской культуры,
осуществляемая писателем, способствует рассеиванию идеологического
дурмана, раскрепощению умов» [47, с. 436]. Анализируя повесть «Омон Ра»,
И. С. Скоропанова замечает: «У Пелевина государственная пропаганда играет
роль декораций, заслоняющих собой действительность, создающих ее ложный
образ. Из повести видно, что дело коммунизма живет и побеждает лишь в
сознании его приверженцев» [47, с. 435].
Хотя современная эпоха в жизни российского общества стремится к
«разрушению советских стереотипов мышления, отказу от установлений
тоталитарного режима» [28, с. 90], советский дискурс по-прежнему сохраняется
во всех сферах современного языка: как в разговорной речи, так и в СМИ, и в
художественной литературе [8]. В 2005 году В. М. Мокиенко и Т. Г. Никитина
пишут: «Иронические обыгрывания советизмов в последние 10 лет, как кажется,
достигли апогея» [41, с. 15]. Неудивительно, что это было актуально и в начале
1990-х годов, сразу после распада Советского Союза, и Виктор Пелевин стал
одним из авторов, переосмысливающих советское тоталитарное пространство.
Действие многих рассказов сборника «Синий фонарь» (1991) происходит
в «советских декорациях», поэтому тексты насыщены советскими реалиями. Во
второй главе будут рассмотрены способы их перевода на английский язык на
материале рассказов «День бульдозериста», «Девятый сон Веры Павловны»,
«Спи», «СССР Тайшоу Чжуань. Китайская народная сказка», а также повести
«Принц Госплана».

1.2 Рецепция произведений В. Пелевина в переводах и зарубежной

критике

Многочисленные исследования творчества В. Пелевина и полярные

отзывы критиков говорят не только об отсутствии общепринятой точки зрения
на его творчество, но и, в первую очередь, о неподдельном интересе к прозе

14
писателя. Об этом же свидетельствуют и многочисленные переводы В.
Пелевина. Так, например, знаменитый роман «Generation П» переведен на
английский, испанский, французский и китайский язык. На польский язык
переведены романы «t» (Э. Роевская-Олеярчук, 2012), «Бэтман Аполло» (Э.
Роевская-Олеярчук, 2014), «S.N.U.F.F.» (А. Яновский, 2018). Роман «S.N.U.F.F.»,
кроме того, есть в переводе на английский (Э. Бромфилд, 2016) и немецкий
(Хайнрих Сименс, 2015) языки, а «Бэтман Аполло» переведен также на
болгарский (М. Чертова, 2015). Роман «Священная книга оборотня» переведен
на английский (Э. Бромфилд, 2008) и на немецкий (А. Третнер, 2006) языки.
Многие работы Пелевина перевел на немецкий язык Андреас Третнер:
«Происхождение видов» и другие рассказы (1995), «Жизнь насекомых» (1997),
«Чапаев и Пустота» (1999), «Generation П» (2000), «Водонапорная башня»
(2003), «Диалектика переходного периода из Ниоткуда в Никуда» (2004), «Шлем
ужаса» (2005), «Священная книга оборотня» (2006), «Empire V» (2009). По
словам А. Гениса, Пелевин входит в мировую литературу «не как русский
писатель, а как писатель просто — это лучшее, что может быть» [22, с. 10].
Один из самых известных переводчиков В. Пелевина – британский
переводчик и редактор Эндрю Бромфилд. Он проявлял интерес к изучению
русского языка еще со школы. В университете, помимо русского языка и
литературы, Э. Бромфилд изучал русскую историю и искусство, философию
марксизма, социологию; он с интересом прочитал краткий курс истории КПСС.
В середине 1970-х годов Бромфилд впервые посетил СССР – он был направлен
на годовую стажировку в издательство «Прогресс». За время своего первого
пребывания в СССР Бромфилд познакомился с такими явлениями советской
эпохи, как тщательный надзор за иностранцами, дефицит товаров, жизнь в
хрущевской пятиэтажке.
После окончания стажировки Бромфилд вернулся в Англию, но вскоре
снова приехал в Россию: после перестройки он подписал контракт с
издательством «Радуга» и переехал в Москву. В 1990 году Бромфилд вместе с
Наташей Перовой основали журнал «Глас», ориентированный на англоязычного
15
читателя – в журнале публиковались произведения русских классиков и
современных русских писателей в переводе на английский язык. В течение двух
лет Бромфилд был соредактором и переводчиком журнала. В середине 1990-х
годов он вернулся на родину, чтобы посвятить себя литературному переводу
[13].
Эндрю Бромфилд – переводчик классической и современной русской
литературы. В его переводе вышли произведения М.А. Булгакова («Собачье
сердце», 2007), Бориса Акунина («Азазель» (2003), «Левиафан» (2004),
«Турецкий гамбит» (2005), «Декоратор» (2006), «Пиковый валет» (2006) и др.),
братьев Стругацких («Понедельник начинается в субботу» (2005), «Град
обреченный» (2016)), Сергея Лукьяненко («Дневной дозор» (2006), «Ночной
дозор» (2006), «Сумеречный дозор» (2007) и др.), Алексея Пехова («Крадущийся
в тени» (2010), «Джанга с тенями» (2011), «Вьюга теней» (2012)), Михаила
Шишкина («Письмовник», 2014) и др.
В переводе Бромфилда вышли такие ключевые произведения В. Пелевина,
как романы «Омон Ра» (1996), «Чапаев и Пустота» (1999), «Жизнь насекомых»
(1999), «Шлем ужаса» (2006), «Священная книга оборотня» (2008), «S.N.U.F.F»
(2016), повести «Желтая стрела» (1996), «Принц Госплана» (2003), «Зал поющих
кариатид» (2011), некоторые рассказы сборника «Синий фонарь» – «День
бульдозериста», «Спи», «Проблема верволка в средней полосе», «Девятый сон
Веры Павловны», «СССР Тайшоу Чжуань. Китайская народная сказка»,
«Онтология детства», «Тарзанка» – которые составили сборник “A Werewolf
Problem in Central Russia: And Other Stories” (2003). И хотя подавляющее
большинство переводов прозы Пелевина на английский язык принадлежит
Бромфилду, отдельные произведения есть в переводе других переводчиков –
например, роман «Empire V» перевел Э. Филлипс (2016).
В отношении романа «Омон Ра» можно говорить о феномене
множественности перевода. Роман переведен на английский язык Э.
Бромфилдом (1996) и Ю. Мачкасовым (2001). Анализируя передачу имен
собственных в двух переводах, В. А. Васильева и И. О. Окунева отмечают, что
16
Ю. Мачкасов чаще использует комментарный подход, тогда как Э. Бромфилд
предпочитает оставлять имена собственные без комментария и нередко опускает
«ненужные коннотации» [14].
В одном из интервью Э. Бромфилд отметил, что англичане и американцы,
которые не особенно жалуют переводную литературу, все же знакомы с
Пелевиным и читают его прозу [11]. Немецкий филолог, переводчик и издатель
Хайнрих Сименс (Heinrich Siemens) отмечает, что немецких читателей в
творчестве Пелевина привлекает ориентация на раскрытие внутреннего мира
персонажей:
«– Чем привлекают немцев произведения русских писателей?
– Прежде всего, человечностью и психологизмом. И в этом смысле
Пелевин сродни русским классикам. Его книги тоже глубоко психологичны. А
все, что связано с психологией, вызывает у немецких читателей большой
интерес» [35]. Это еще раз подтверждает интерес зарубежного читателя к
творчеству В. Пелевина.
Вслед за Т. А. Казаковой художественный перевод в работе понимается
как инокультурное подобие исходного текста, которое призвано представить
исходное художественное произведение в иноязычной культуре и тем самым
способствовать развитию межкультурной коммуникации [30, с. 7]. Иначе говоря,
художественный перевод можно рассматривать как разновидность
интерпретации исходного текста. Т. А. Казакова выделяет следующие
необходимые условия перевода художественного текста:
1) воспроизвести не только и не столько языковые знаки, составляющие
этот текст, сколько их художественные функции;
2) понять систему образов исходного художественного произведения и
способы ее выражения;
3) выработать переводческую стратегию – «систему взаимодействий
когнитивно-эмоциональных факторов понимания и переводческой установки,
направленную на решение практических задач по созданию художественного
подобия оригиналу на другом языке» [30, с. 18].
17
 Перед переводчиком стоит непростая задача – найти баланс между
рациональным и эмоциональным при понимании исходного текста, а затем – в
процессе его перевода. Преобладание логического начала лишает переводной
текст естественной эмотивности и личностного начала, присущих
художественному тексту. Однако и решение переводческих задач только на
уровне эмоционального в корне неверно [30, с. 25].
Принимая во внимание достаточно близкое знакомство Э. Бромфилда с
русской культурой, его опыт жизни в СССР и в России, рассмотрим, как
зарубежные исследователи интерпретируют и оценивают творчество В.
Пелевина в его переводах. Стоит отметить, что Э. Бромфилд в своей
переводческой работе придерживается подхода, согласующегося с
теоретическими разработками исследователей: «Когда имеешь дело с двумя
настолько отличающимися друг от друга языками, как английский и русский,
даже самые, казалось бы, простые фразы нельзя подчас передать буквально. Моя
задача не написать собственное произведение, а "воссоздать" [курсив наш –
П.К.] автора на английском. Тут-то и возникает ряд сложностей, с которыми
каждый раз справляешься по-разному: что-то пропускаешь, что-то
переделываешь, что-то выкидываешь, а чему-то ищешь замену» [46].
Один из зарубежных исследователей прозы Пелевина – Элана Гомель,
специалист в области постмодернизма и нарратологии, профессор Тель-
Авивского университета. В своей статье Viktor Pelevin and literary postmodernism
in post-soviet Russia [61] Э. Гомель отмечает, что русский постмодернизм
развивался не так, как на Западе – во многом из-за существования и распада
Советского Союза. «Российский литературный постмодернизм структурно и
тематически отличается от западного. Это постмодернизм историчности,
исследующий постмодернистское пространство в поисках потерянного
времени… Это временной постмодернизм, в отличие от пространственного
постмодернизма Запада» (“Russian literary postmodernism is both structurally and
thematically different from its Western counterpart. It is the postmodernism of
historicity, exploring the many postmodern spaces in search of lost time… It is a
18
temporal postmodernism, as opposed to the spatial postmodernism of the West.”) [61,
с. 341]. «Крах утопии» (the collapse of utopia), под которой в статье
подразумевается попытка создать идеальное коммунистическое общество,
привел к тому, что российское общество стало «одержимо восстановлением
времени и истории» (“…in postcommunist Russia it has resulted in a society obsessed
with regaining history and time” [61, с. 340-341]) – в отличие от западного, которое
стало обществом, «лишенным историчности» (bereft of historicity).
Это привело в том числе и к появлению фигуры Виктора Пелевина,
творчество которого стало «напоминанием истории» (reminder of history):
«Постсоветский постмодернизм Виктора Пелевина можно рассматривать как
один из способов того, как русская культура пытается смириться со своим
роковым прошлым и создать новый художественный язык… Творчество
Пелевина – это не подражание западному постмодернизму и не отрицание его;
это храбрая попытка расширить и видоизменить такие постмодернистские
художественные мотивы, как пространство, симулякр и фрагментированная
субъективность так, чтобы это отвечало именно национальным потребностям
России» (“Viktor Pelevin’s post-Soviet postmodernism may be seen as one of the ways
Russian culture tries to come to terms with its disastrous past and forge a new artistic
language... Neither an imitation nor a repudiation of Western postmodernism,
Pelevin’s oeuvre represents a bold attempt to expand and modify such postmodern
artistic tropes as space, simulacrum, and fragmented subjectivity to respond to
Russia’s unique national needs” [61, с. 350]). Таким образом, проза В. Пелевина не
может быть правильно понята вне контекста «травмирующей памяти» (the
traumatic memory) о советском периоде, справедливо замечает Э. Гомель.
Изучением переводов В. Пелевина занимаются и отечественные
исследователи. Например, А. В. Уржа и В. В. Скворцова попытались определить,
какую роль играет культурно-коннотированная лексика в реализации ключевых
идей рассказа «Спи» и с какими сложностями сталкивается переводчик и
читатели при интерпретации этих реалий [52]. Результаты опроса, который
провели исследовательницы среди англоговорящих студентов, подтвердил, что
19
большинство советских реалий оказываются либо непонятны в принципе, либо
в том сложном контексте, в который их помещает Пелевин (нередко с
ироническим обыгрыванием). «Культурно-коннотированная лексика разных
типов: «морская капуста» (советская реалия и сценарии), «архимандрит Юлиан»,
«что-то римско-пугачевское» (исторические лица и события), «мазут
Днепропетровска вместо маузера Дзержинского», передача «Клуб
путешественников» (прецедентные тексты) и т. д., переведенная дословно, без
исторической справки или комментария, осталась непонятной для иностранных
читателей, а следовательно, не воспроизведенными в переводе оказались и её
текстовые функции» [52, с. 94].
А. А. Кирпичникова [31] анализирует перевод романа «Generation P» на
английский язык, отмечая две его характерные черты, представляющие особую
сложность при переводе, – интертекстуальность и языковую игру. В своей статье
исследовательница анализирует, как Э. Бромфилду удалось справиться с этой
сложностью, и приходит к выводу о том, что в целом переводчик сумел передать
интертекстуальность и языковую игру в тексте романа средствами английского
языка.
Ю. Ф. Айданова обращается к переводам повести «Омон Ра» и романа
«Жизнь насекомых» [8], а точнее – к интертекстуальным знакам «советского
прототекста» (термин, предложенный Айдановой) в оригинале и в переводе Э.
Бромфилда. Исследовательница приходит к выводу о том, что базовой авторской
стратегией в анализируемых произведениях является деконструкция советского
прототекста. При переводе повести и романа Э. Бромфилд избирает в качестве
основной стратегию отчуждения, что позволяет сохранить советский прототекст,
но не позволяет передать авторскую стратегию деконструкции.
Таким образом, исследования переводов В. Пелевина на английский язык
показывают, что в переводе, как правило, теряется основополагающий принцип
построения художественного мира произведения. Переводы Э. Бромфилда
достаточно близки к оригиналу, но иногда слишком дословны и, как правило, не
воссоздают художественный метод Пелевина.
20
 Выводы

В первой главе были рассмотрены основные темы и мотивы творчества В.

Пелевина, в числе которых: конфликт культуры и цивилизации, отношение
личности и государства, неразличение реальности и ирреальности. Для раннего
творчества писателя характерно обращение к советскому дискурсу,
переосмысление тоталитарного советского пространства. Пелевин
деконструирует советские мифы и десакрализует коммунистическую
идеологию. Это отмечают как отечественные, так и зарубежные исследователи,
признавая, что для понимания прозы Пелевина необходимо знание российской
истории, понимание идеологии и культурного контекста советской эпохи.
Тексты В. Пелевина, как и многих других постмодернистов, традиционно
считаются сложными для перевода. Исследования переводов прозы Пелевина на
английский язык свидетельствуют о том, что при переводе, как правило, не
удается передать основной принцип построения художественного целого, а
следовательно, и авторскую позицию. Это же подтверждают и результаты
опросов среди англоговорящих читателей, которые интерпретируют текст в силу
своего понимания советской эпохи и осознают, что многое для них остается
непонятым.

21
 Глава 2. Отражение национальных реалий в англоязычных
переводах малой прозы В. Пелевина

Для анализа стратегий передачи национальных (в том числе – советских)

реалий были выбраны переводы повести «Принц Госплана» и рассказов «Спи»,
«СССР Тайшоу Чжуань. Китайская народная сказка», «День бульдозериста»,
«Девятый сон Веры Павловны», которые были опубликованы в составе сборника
«Синий фонарь» (1991). Эти произведения были переведены на английский язык
Эндрю Бромфилдом и вошли в состав сборника “A Werewolf Problem in Central
Russia: And Other Stories” (2003).
В 1970-хх годах Эндрю Бромфилд проходил стажировку в московском
издательстве «Прогресс», а также жил в Советском Союзе (и затем в России) в
конце 80-хх – середине 90-хх годов, работая переводчиком и соредактором
журнала «Глас». Таким образом, он был знаком с реалиями жизни в Советском
Союзе и в постсоветской России, а также находился в России на момент первой
публикации сборника «Синий Фонарь» (1991) и, предположительно, был знаком
с отзывами критиков и мнениями русскоязычных читателей. Возможно, это
повлияло на выбор переводческой стратегии и способов передачи советских
реалий.

2.1 Поэтика сборника В. Пелевина «Синий фонарь»

Выбранные для анализа произведения объединяет мотив столкновения

реальности и ирреального, иллюзорного, фантастического, даже
фантасмагорического. Реальность плавно перетекает в ирреальность;
пространства реальности и нереальности как будто накладываются друг на
друга. Кроме того, произведения, входящие в один цикл, объединены уже самим
авторским замыслом: «Каждое произведение, входящее в цикл, самодостаточно
и функционирует как в цикле, так и вне его, но объединение рассказов в единое
целое приводит к порождению нового метатекста» [59, с. 116].
22
 Антитеза реального и иллюзорного – одна из главных коллизий
творчества В. Пелевина и, более того, «центральная антиномическая доминанта
художественного целого» писателя [32, с. 187]. У каждого из героев – своя
реальность:
– Ключи отдать потом?
– Оставь себе. Или выкинь.
– А тебе они не нужны?
– Будут нужны, – сказал Аббас, – сниму с гвоздя. Это твоя игра. У меня
своя. («Принц Госплана») [4].
В рассказах «Спи» и «Девятый сон Веры Павловны» мотив сна, который
является ключевым в этих произведениях, задан уже в названии. Главный герой
рассказа «Спи» Никита Сонечкин (Эндрю Бромфилд переводит его фамилию как
Dozakin – от англ. doze – дремать, клевать носом) находится на границе сна и
бодрствования, будучи не в состоянии отличить одно от другого. Как сама
реальность Никиты в итоге оказывается сном, так и все герои рассказа спят,
пребывая в своей собственной реальности.
Рассказ «Девятый сон Веры Павловны» явно отсылает читателя к роману
Н. Г. Чернышевского «Что делать?» и знаменитым снам его героини о мире
будущего. Здесь ключевым является мотив не столько сна, сколько шире –
неразличения реальности и иллюзии.
Главный герой сказки «СССР Тайшоу Чжуань. Китайская народная
сказка» Чжан, как и Вера Павловна, находится между двух миров – условно
реального, где он бедный китайский крестьянин, и иллюзорного, где он в
одночасье становится Первым Заместителем правителя СССР. Иллюзия
заканчивается, когда за излишнее свободомыслие Чжана выбрасывают в люк, и
он снова оказывается в своей реальности. Нечто подобное происходит и с Верой
Павловной, которая проваливается в некий туннель, безуспешно пытаясь
ухватиться за огромный глобус. Последнее, что она видит перед падением –
«кусок грустного вечернего неба в форме СССР», а затем советская уборщица
оказывается героиней Чернышевского.
23
 В повести «Принц Госплана» сталкиваются условно реальный мир и мир
компьютерных игр – Prince of Persia, Pipes, Populous и других игр, популярных
во время написания повести (1991 год). Столкновение и неразличение двух
миров – реального и мира видеоигры – опять же задано уже в названии повести.
Пространства компьютерной игры (а каждый герой играет в свою видеоигру) и
коридоров советских учреждений (Госплан, Госснаб) накладываются друг на
друга.
Наконец, Иван Померанцев, главный герой рассказа «День
бульдозериста», оказывается не рабочим на заводе, а американским шпионом,
причем вспоминает он об этом лишь в конце рассказа. Такую «принципиальной
пограничность» творчества Пелевина отмечает, например, А. Генис [23].
Можно сказать, что советские реалии выполняют в этих произведениях
функцию создания реального мира (условно реального, потому что в итоге
сквозь него все равно прорывается, обнажается ирреальность). Эти детали –
предметы советского быта, названия советских органов власти, должностей,
хорошо знакомые жителям Советского Союза явления вроде многочасовых
очередей или машины, которая приезжает за кем-то или чем-то и «увозит куда
надо» – словно призваны поддержать иллюзию реальности происходящего,
тогда как из всего контекста очевидно, что это фантастика – но одновременно и
сатира на советскую эпоху.
Авторская позиция проявляется через снижение значимых символов
советской эпохи (например, красной звезды), использование советских реалий в
сниженных контекстах, высмеивание явлений советской действительности. В
повести «Принц Госплана» чувствуется, например, ирония над бюрократией в
советских госучреждениях: «Сначала ему вспомнился замначальника второго
подотдела малой древесины Кудасов…». В сказке «СССР Тайшоу Чжуань.
Китайская народная сказка» автор-повествователь довольно откровенно
иронизирует над жизнью советских чиновников: «Потянулась новая жизнь. Дел
у Чжана не было никаких, никто ни о чем его не спрашивал и ничего от него не
хотел. Иногда только его призывали в один из московских дворцов, где он молча
24
сидел в президиуме во время исполнения какой-нибудь песни или танца, сначала
он очень смущался, что на него глядит столько народа, а потом подсмотрел,
как ведут себя другие, и стал поступать так же – закрывать пол-лица ладонью
и вдумчиво кивать в самых неожиданных местах». Обыгрывание знаменитой
фразы «Кадры решают все» в бессмысленном контексте тоже носит
сатирический характер: «– Товарищ Колбасный! – возвестил он. – Основа колеса
– спицы, основа порядка в поднебесной – кадры, надежность колеса зависит от
пустоты между спицами, а кадры решают все» («СССР Тайшоу Чжуань») [3].
Т. В. Щучкина отмечает, что многие (если не все) рассказы сборника
«Синий фонарь» построены на совмещении в сознании героя мира реального и
иллюзорного. Сборник получил название по одноименному рассказу, где образ
синего фонаря является символом иллюзорной грани между двумя мирами –
реальным и потусторонним [59]. В рассказах сборника художественно
воплощаются основные буддийские истины: «феноменальный мир — источник
страданий; спасение от них — в уходе из этого мира в мир высшей реальности и
абсолютного постоянства. Смерть есть перерождение, а состояние сна
понимается как постижение истинной реальности» [59, с. 116]. Действительно,
большинство рассказов цикла объединяет понимание смерти как начала новой
жизни, а в некоторых из них эта тема становится центральной – например, в
рассказах «Девятый сон Веры Павловны» и «СССР Тайшоу Чжуань. Китайская
народная сказка».

2.2 Теоретические аспекты перевода культурных реалий

Перевод безэквивалентной лексики [9, 17, 33, 50, 55, 57] представляет
большую сложность для переводчика. Вслед за С. Влаховым и С. Флориным мы
понимаем реалии как «слова (и словосочетания), называющие объекты,
характерные для жизни (быта, культуры, социального и исторического развития)
одного народа и чуждые другому; будучи носителями национального и/или
исторического колорита, они, как правило, не имеют точных соответствий

25
(эквивалентов) других языках, а, следовательно, не поддаются переводу «на
общих основаниях», требуя особого подхода» [17, с. 47].
Исследователями неоднократно предпринимались попытки
классифицировать слова-реалии, но единой классификации пока не выработано.
Например, С. Влахов и В. Флорин выделяют следующие типы реалий [17]:
географические, этнографические и общественно-политические, внутри каждого
из которых выделяются подтипы. Свои классификации реалий предлагали Г. Д.
Томахин [50], В. С. Виноградов [16], Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров [15] и
др.
В рамках нашего исследования будут рассмотрены в том числе и советские
реалии (советизмы), которые многие исследователи выделяют в отдельную
группу [15, 17, 49, 55]. Вслед за М. И. Тишулиной в данной работе под
советизмами понимаются лексические единицы, вошедшие в словарный состав
русского языка после революции 1917 года и обозначающие реалии советского
времени, а также лексические единицы, которые существовали в
дореволюционный период, но в советскую эпоху изменили свое значение или
стилистическую окраску [49, с. 66].
Особенность советизмов заключается в том, что не все и не всегда они
обладают основными признаками реалий — национальным колоритом и
отсутствием эквивалента в языке перевода [17, с. 142]. Для таких реалий, как,
например, общежитие или стипендия, существуют эквиваленты в других
языках. Тем не менее, эти слова все же можно считать советизмами, поскольку
«в основе глубоких фоновых различий лежат коренные расхождения между
советским и несоветским образом жизни в целом, которые отражаются чуть не
на каждой детали, на каждом слове […] В дополнение к коннотативному
значению, к национальному колориту обычных реалий, советизмы обладают
своим, специфическим только для советского строя социальным колоритом, чем
они в ряде случаев и отличаются от других реалий» [17, с. 143].
Что касается перевода культурных реалий, то вслед за С. Влаховым и С.
Флориным можно обозначить следующие способы перевода: [17, с. 87–93]:
26
I. Транскрипция (механическое перенесение реалии из ИЯ в ПЯ).
II. Собственно перевод реалии (замена, субституция).
1. Создание неологизма:
а) калька (буквальный перевод слова или словосочетания);
б) полукалька (новые слова или словосочетания, частично состоящие
из своего собственного материала, а частично – из материала иноязычного
слова);
в) освоение (фонетическая и грамматическая адаптация иноязычной
реалии, т. е. придание ей на основе иноязычного материала обличия родного
слова);
г) семантический неологизм (условно новое слово или словосочетание,
«сочиненное» переводчиком, которое позволяет передать смысловое
содержание реалии).
2. Приблизительный перевод:
а) родо-видовая замена (приблизительная передача содержания реалии
единицей с более широким (очень редко — более узким) значением; замена
видового понятия родовым);
б) функциональный аналог (замена незнакомой реалии на схожую,
знакомую читателю, с сохранением функции, которую реалия выполняет в ИЯ);
в) описание, объяснение, толкование реалии.
3. Контекстуальный перевод (замена словарного соответствия
контекстуальным, логически связанным с ним).
В каждом конкретном случае переводчик выбирает наиболее оптимальный
способ перевода реалии. Во многом это зависит от задачи, которую он ставит
перед собой: сохранить колорит языковой единицы с потенциальным ущербом
для семантики или передать значение реалии (особенно если оно неизвестно
иностранному читателю), пожертвовав при этом колоритом [26]. О сложностях
перевода реалий пишут и говорят не только исследователи, но и сами
переводчики. Например, Эндрю Бромфилд так отозвался о переводе
произведений В. Пелевина:
27
 « –…Есть современные, даже неизвестные авторы, которых переводить
значительно сложнее, чем переводить Толстого.
— Как Пелевин, например?
— Пелевин имеет свои сложности. <…>
— Бывает так, что вообще нельзя перевести?
— Есть такие случаи. С этим приходится что-то делать.
— И что вы делаете?
— В некоторых случаях есть просто английский эквивалент, который
подходит. Во многих случаях ассоциации данного выражения или оборота
такие, что их приходится передавать дополнительными словами, это можно
назвать аналитическим переводом. Как раз в таких случаях появляются
дополнительные слова или обороты» [11].
В одном из интервью В. Пелевин и сам отмечает сложности, с которыми
переводчик столкнулся при переводе романа «Generation ‘П’»:
« – В пресс-релизе издательства сказано, что вы самостоятельно
переводили свои книги на английский. В этой связи интересно, почему
«Generation П» оказалась так сильной урезанной в английском варианте?
— Я не занимался переводом своих книг на английский; наверно, в пресс-
релизе какая-то ошибка. Единственное, что я делаю, — это правлю перевод, но
это стандартная практика. Правда, с английским изданием «Поколения П» я
действительно намучился. Пришлось заново придумать почти все слоганы по-
английски, потому что перевести русские было трудно. При этом часто
менялся весь кусок текста вокруг слогана. Например, «Солидный Господь для
солидных господ» переводчик предложил превратить в «The Sound Savior for the
Sound Savers» или что-то в этом роде. Мне не понравилось, потому что
исчезало самое главное.
В результате я заменил рекламу Бога на рекламу Библии. Клип стал
выглядеть так:
номер в роскошной гостинице, столик из мрамора, на котором стоит
включенный ноутбук с надписью «Перевод денег подтвержден» на экране.
28
Рядом — свернутая трубкой стодолларовая бумажка и гостиничная Библия на
трех языках, на которой только что раскатывали кокаин. Слоган: «The shining
Word for your shining world!»
Это пример того, как трансформируется текст в переводе, но очень
трудно говорить о каких-то принципах, на которых основаны подобные
изменения. Принципов здесь нет, только ощущения» [44].
Перевод произведений В. Пелевина, очевидно, представляет
определенную сложность в плане перевода советских реалий. Далее мы
рассмотрим, какие способы передачи реалий преобладают в переводах Э.
Бромфилда, какова его основная стратегия передачи советизмов, а также с
какими сложностями при этом сталкивается переводчик.

2.3 Тематические группы национальных реалий в ранней прозе В.

Пелевина

Рассмотрим национальные реалии в анализируемых произведениях и

основные стратегии их перевода на английский язык. Методом сплошной
выборки всего было выделено 229 советских реалий (некоторые из них
повторяются в нескольких контекстах, так что случаев употребления несколько
больше, но мы будем учитывать не количество словоупотреблений, а именно
количество уникальных лексем). Выявленные реалии были объединены в
тематические группы: имена собственные, новые явления социальной и
политической жизни, предметы русского и советского быта, прецедентные
тексты, эвфемизмы для передачи нецензурной брани, фреймы-сценарии.

2.3.1 Имена собственные

Самая многочисленная группа – имена собственные (всего 88 единиц). Это

не только известные деятели советской эпохи (В. И. Ленин, Н. С. Хрущев, А. В.
Луначарский, К. Е. Ворошилов, Л. О. Утесов и т. д.), но и исторические личности
(Ф. М. Достоевский, С. А. Есенин, Н. А Бердяев, Степан Разин и др.). Сюда же
29
мы относим вымышленных персонажей Санделя, Мундиделя и Бабаясина из
рассказа «День бульдозериста», которые, по мнению некоторых исследователей,
являются карикатурой на известных вождей – Ленина, Маркса и Энгельса [29].
К именам собственным относятся также названия улиц, магазинов,
кинотеатров, книг, газет, телепередач, фильмов, торговых и промышленных
объединений и т.д., например: объединение «Дальрыба», магазин
«Елисеевский», газета «Аргументы и факты», советская телепередача «Камера
смотрит в мир», фильм «Ко мне, Мухтар!», роман Н. Г. Чернышевского «Что
делать?».
Преобладающим способом перевода имен собственных является
транслитерация (47 единиц из 87). Как правило, она используется при переводе
имен и фамилий. Кроме того, нередко используется калькирование (32 случая) –
чаще при переводе названий книг, фильмов, передач.
Таблица 1 – Примеры реалий – имен собственных и способы их перевода на
английский язык.
Оригинал Перевод Способ
перевода
В секретном ящике под роялем In a secret drawer under the Транслитерация
он нашел сборник мелодий, grand piano he discovered a (Хрущев) и
составленный правителями collection of melodies калькирование
древности. По вечерам он composed by the rulers of («Полет
часто листал его. Он узнал, ancient times, and he often шмеля»).
например, что в тот самый leafed through it in the
день, когда правитель Хрущев evenings. He learned, for
исполнял мелодию «Полет instance, that on the very day
шмеля», над страной был сбит the ruler Khrushchev played
вражий самолет («СССР The Flight of the
Тайшоу Чжуань. Китайская Bumblebee, an enemy plane
народная сказка») [3]. was shot down over the
country’s territory. [6, с. 91]

30
 – А почему бы и нет? Конечно! “Why not? Of course!” Объяснение
– отозвались несколько responded several cheerful
бодрых голосов, и заговорили voices, and everyone began
все сразу – началась speaking at once; there was
неразбериха, шум, пока тот, nothing but confused hubbub
кто говорил в самом начале, не until the one who happened to
хлопнул изо всех сил по столу be speaking smacked the table
папкой с надписью «ВРПО really hard with a file bearing
„Дальрыба“ (надпись, как the inscription “Far East
сообразил Никита, была на Fish”—Nikita realized that
самом деле вовсе не на папке, the words were not on the file
а на банке морской капусты). at all, but on the tin of
[5] seaweed from his other dream
[6, с. 64]
…«Интурист» превратился в Фрагмент отсутствует в Опущение
возвышающийся над темными переводе
волнами утес… («Девятый сон
Веры Павловны») [1].
Анализ передачи реалий этой группы выявил 4 случая опущения имени
собственного в переводе, 2 случая использования родо-видовой замены
(например: статья из журнала «Огонек» в переводе становится some magazine
article («Принц Госплана»)), 1 случай контекстуального перевода, 1
функциональный аналог, 1 освоение, 1 объяснение и 1 раз, когда для перевода
используется эквивалент (Буратино – Pinnochio («День бульдозериста»)).
Особый интерес, на наш взгляд, представляет случай, когда Э. Бромфилд
включает в текст перевода небольшой комментарий для англоязычного читателя.
Продолжение таблицы 1.
Однажды они с отцом долго One time he and his father discussed the
обсуждали положение в стране – во state of the country, and during the

31
время разговора Никита ерзал на стуле discussion Nikita squirmed and
и вздрагивал, потому что shuddered on his seat because
ухмыляющийся Сенкевич, привязав Senkievich, the smirking host of
его к мачте папирусной лодки, что-то “Traveler’s Club,” had tied him to the
говорил на ухо худому и злому Туру mast of his papyrus boat and was
Хейердалу, лодка затерялась где-то в whispering something into Thor
Атлантике, и Хейердал с Сенкевичем Heyerdahl’s ear. The boat was lost
не скрываясь ходили в черных somewhere in the Atlantic, and
масонских шапочках («Спи») [5]. Heyerdahl and Senkievich were walking
around openly in their black Masonic
caps. [6, с. 64]
Как контекстуальный перевод можно расценить случай, когда переводчик
заменяет фамилию драматурга на его конкретное произведение, хорошо
известное за рубежом.
Продолжение таблицы 1.
…Огромный уродливый театр имени …The huge ugly theater next to them
Горького теперь напоминал гранитный resembled an island of gray granite.
остров – на его крутом берегу стояли Standing on the brink of its towering
три женщины в белых кисейных shoreline were three women in white
платьях и белогвардейский офицер, из- muslin dresses and an officer of the
под приставленной ко лбу ладони White Guards who was shading his eyes
вглядывавшийся в даль, Вера поняла, as he gazed into the distance. Vera
что там только что давали Чехова… realized they must have been performing
[1] The Three Sisters. [6, с. 55]
Вероятно, для упрощения восприятия переводчик заменяет Тимирязевский
бульвар на Тверской. Это можно назвать удачным примером использования
функционального аналога.
Продолжение таблицы 1.

32
Перестройка ворвалась в сортир на Perestroika erupted into the public
Тимирязевском бульваре lavatory on Tverskoy Boulevard from
одновременно с нескольких several directions at once. [6, с. 36]
направлений. («Девятый сон Веры
Павловны») [1]
Еще одно удачное решение находит Э. Бромфилд при переводе
аббревиатуры «СПИ» (название реально существующего в советское время
объединения «Союзплодоимпорт»), которая и в оригинале, и в переводе
повторяет название рассказа (СПИ – SLEEP) и, очевидно, является существенной
деталью художественного мира.
Продолжение таблицы 1.
Никита уставился на бутылку. Этикетка Nikita looked closely at the bottle. The
была такой же, как и на «Особой label was exactly the same as on
московской» внутреннего разлива, Moscow Special for the domestic
только надпись была сделана market, except that the writing was in
латинскими буквами и с белого поля Latin characters and the Special
глядела похожая на глаз эмблема Limited Extra Export Product
«Союзплодоимпорта» – emblem—a stylized globe with
стилизованный земной шарик с “SLEEP” inscribed on it in big
крупными буквами «СПИ». («Спи») [5] letters—gazed out from the white
background like an eye. [6, с. 78]

2.3.2 Новые явления социальной и политической жизни

Всего в этой группе было выделено 44 единицы. Это органы власти (главк,
совком, партком, крайком), госучреждения (КГБ, НКВД, Госплан), названия
людей по роду деятельности (парторг, политрук, комсорг, дружинник),
общественные движения и организации (стройотряды, пионерия). В эту же
группу входит и само название государства СССР и производные от него (прил.
советский), а также принятое в СССР обращение товарищ. Наконец,
33
встречаются такие знаковые для советской эпохи реалии, как перестройка,
коммуналка, общежитие, план (в значении «выполнить план»).
Доминантным способом перевода реалий этой группы является
калькирование (19 случаев), также используется транслитерация (5),
функциональный аналог (4), эквивалент (4), освоение (3), контекстуальный
перевод (1), родо-видовая замена (1 случай). В 6 случаях реалии опускаются в
переводе для облегчения понимания. Использование функционального аналога
или эквивалента в целом позволяет передать реалию, но коннотации, понятные
населению постсоветского пространства, утрачиваются. Это справедливо,
например, для перевода реалий коммуналка (communal apartment), общежитие
(hostel), кооператив (cooperative), трудящиеся (workers).
Таблица 2 – Примеры реалий – новых явлений социальной и политической
жизни и способы их перевода на английский язык.
Оригинал Перевод Способ перевода
– Вот есть там у вас такой “You know, you have Калькирование
Главмосжилинж, – вдруг something called the Moscow
совершенно другим тоном Housing Construction
заговорил он, – и есть там Office,” he said, “and in that
Чуканов Семен place there is a certain Semyon
Прокофьевич… («Принц Prokofievich Chukanov… [6,
Госплана») [4] с. 203]
После него в холле At the sight of Vera he took Транслитерация
осталась мокрая fright, leapt to his feet and ran
надломленная гвоздика и out on to the street, leaving
маленький транспарантик behind in the entranceway a
с кривой надписью: damp, broken carnation and a
«Парадигма перестройки small board bearing the
безальтернативна!» inscription: “There is no

34
(«Девятый сон Веры alternative to the paradigm
Павловны») [1] of Perestroika!” [6, с. 39]
Идти было долго: он жил в The walk was a long one: Ivan Функциональный
большой коммуналке, lived in a large communal аналог
переделанной из секции apartment, converted from a
общежития, и от кухни до section of a hostel, and
входа было метров between the kitchen and the
двадцать коридора, entrance lay about twenty
устланного резиновыми yards of corridor spread with
ковриками и заставленного rubber doormats and crammed
детскими кедами да грубой with children’s sneakers and
обувью взрослых. («День crude adult footwear. [6, с.
бульдозериста») [2] 130]
А еще через два дня Вера Two days later Vera learned Эквивалент
узнала, что теперь работает that she was now working in a
в кооперативе. («Девятый cooperative. [6, с. 40]
сон Веры Павловны») [1]
…возле Вериной будки на …three touchingly made-up Освоение
длинных флейтах играли Young Pioneers played a
какую-то протяжную и mournful, drawn-out melody
печальную мелодию три on long flutes right beside
волнующихся Vera’s booth. It was so moving
накрашенных пионера – that Vera shed a furtive tear. [6,
так трогательно и хорошо, с. 43]
что Вера украдкой
всплакнула. («Девятый сон
Веры Павловны») [1]
…Сделанная из сухой …The head, made from a dry Опущение
тыквы голова с pumpkin with the eyes and

35
 наклеенными глазами и mouth glued on, fell over by
ртом оказалась возле the radiator, the cardboard
батареи, картонные руки arms crumpled in the sleeves of
согнулись в рукавах the long cotton caftan, her right
дрянного ситцевого халата, leg fell off while the left
правая нога отпала, а левая slumped to the floor still
повалилась на пол вместе с attached to the waist-length
обтянутым черной тканью tailor’s dummy and its iron
поясным манекеном на shaft. [6, с. 204]
железном шесте, упавшим
плашмя, прямо и как-то
однозначно, словно
застрелившийся
политрук. («Принц
Госплана») [4]

2.3.3 Предметы русского и советского быта

В результате анализа материала в этой группе реалий было выявлено 17

единиц. Для передачи этих реалий используются транслитерация (8 случаев),
освоение (3), родо-видовая замена (2), объяснение (2), калькирование (1),
эквивалент (1). Как правило, это даже не советские, а именно национальные
реалии, которые чаще используются при описании русских традиций. Например,
в сказке «СССР Тайшоу Чжуань» иронически обыгрывается обычай встречать
гостей хлебом–солью в «советских декорациях»: с жестяными кокошниками и
караваем, который сравнивается с колесом от трактора.
…К нему сквозь милицейский …A small group of people squeezed
кордон протиснулась небольшая through the police cordon and came
группа людей – две женщины в towards him: there were two women in
красных, до асфальта, сарафанах, с red sarafans reaching down to the asphalt
36
 жестяными полукругами на головах, with semicircles of tin on their heads and
и двое мужчин в военной форме с two men in military uniform with sawn-
короткими балалайками. Чжан off balalaikas. Ch’an realized that these
понял, что это и есть трудящиеся. must be the workers. They were carrying
Они несли перед собой что-то something held out in front of them,
темное, маленькое и круглое, something small, dark, and round, like the
похожее на переднее колесо от front wheel of a Shanghai tractor. One of
трактора «Шанхай». Один из the P.A.’s whispered in Ch’an’s ear that
референтов прошептал Чжану на this was the so-called bread and salt
ухо, что это так называемый хлеб- greeting. Following his instructions,
соль. Слушаясь его же указаний, Ch’an tossed a piece of the bread into his
Чжан бросил в рот кусочек хлеба и mouth and kissed one of the girls on her
поцеловал одну из девушек в rouged cheek, scraping his forehead on
нарумяненную щеку, поцарапав лоб the tin kokoshnik in the process. [6, с. 83]
о жестяной кокошник. («СССР
Тайшоу Чжуань. Китайская народная
сказка») [3]
Предметы быта, напитки и продукты питания (сигареты «Пегас», водка
«Особая», торт «Птичье молоко») участвуют в создании привычной атмосферы,
обстановки жизни в Советском Союзе. Они погружают читателя в контекст быта
героев произведений, напоминая о реальном опыте жизни в советскую эпоху.
Таблица 3 – Примеры реалий – предметов русского и советского быта и способы
их перевода на английский язык.
Оригинал Перевод Способ
перевода
«Руководство-то сейчас “Right now the leadership is Транслитерация
приглядывается: как народ watching to see how the
работает? Будем плохо people are working. If we’re
работать, так кто ж нам working badly, then what’s
правду скажет? Да уж и из the point of telling us the

37
 благодарности простой надо truth? And we should work
бы. А не икру чужую считать anyway out of simple
и дачи. Вот это и есть gratitude, and not go counting
настоящий хозрасчет». other people’s caviar and
(«День бульдозериста») [2] dachas. That’s real balanced
bookkeeping.” [6, с. 145]
…он, видимо, был из тех еще He was obviously one of Калькирование
встречающихся на Руси those natural talents you can
самородков, которые still meet in Russia who open
открывают пиво глазницей и bottles of beer on their eye
ударом крепкой ладони socket and with a single firm
вышибают пробку из бутылки slap of the hand can knock the
болгарского сушняка сразу cork halfway out of a bottle of
наполовину, так что уже dry Bulgarian wine, so that it
несложно ухватиться can easily be grasped in their
крепкими белыми зубами. firm white teeth. [6, с. 75]
(«Спи») [5]
… а у входа установили …and a turnstile was installed Освоение
турникет, как в метро – at the entrance, just like in the
только вход стоил не пять, а subway, except that entrance
десять копеек. («Девятый сон cost ten kopecks, not five. [6,
Веры Павловны») [1] с. 40]
Ключ лежал не как у всех, под He didn’t keep the door key Объяснение
половиком, а в кармане under the doormat like
висящего на гвозде ватника. everyone else, but in the
(«День бульдозериста») [2] pocket of a padded jacket
hanging on a nail. [6, с. 145]
Многие из этих слов (например, vodka, balalaika, kokoshnik и др.) вошли в
английский язык. Родовые понятия – сигареты, колбаса – не вызывают
сложности при переводе. В отдельных случаях, когда речь идет о более
38
специфической реалии, которая, по мнению переводчика, не играет
существенной роли в понимании контекста, используется родо-видовая замена:
торт «Птичье молоко» – a cake («Спи»).
Интересно, что слово ватник имеет несколько вариантов перевода: work
jacket, padded jacket, padded work jacket («День бульдозериста»), а в одном
контексте даже заменяется на валенки (felt boots). Возможно, это объясняется
сменой исторического плана: в данном фрагменте речь идет о сне главного героя,
который является аллюзией на рассказ «Смерть Ивана Ильича» (именно поэтому
Бромфилд добавляет комментарий … where for some reason he was called Ivan
Ilich). Рассказ явно отсылает читателя уже не к советской эпохе, и можно
предположить, что переводчик попытался это передать в том числе за счет
замены реалии.
Продолжение таблицы 3.
Сам Иван сидел на крохотной Ivan himself was sitting on a tiny bench
скамеечке, а перед ним, на огромной and in front of him an old man with a
куче старых ватников, спал старик с broad beard covering his chest was
широкой бородой на груди — так во sleeping on an immense pile of old felt
сне выглядел Копченов. («Спи») [5] boots—that was how Parmahamov
appeared in this dream, where for some
reason he was called Ivan Ilich. [6, с. 143]

2.3.4 Прецедентные тексты

В эту группу входят и аллюзии на произведения классической русской

литературы («Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского, «Что делать?» Н.
Г. Чернышевского, стихотворение Ф. И. Тютчева «Цицерон» и др.) и
произведения советской эпохи (песня «Подмосковные вечера», детская песенка
«Вместе весело шагать», фильм «Дорогой мой человек», творчество М. А.
Шолохова и т.д.).

39
Таблица 4 – Примеры реалий – прецедентных текстов в оригинале и в переводе
на английский язык.
– Так что делать? “Then what is to be done?”
– А пусть она сама нам скажет, – “Let her tell us,” the low voice rumbled in
пророкотал низкий голос в самом the very center of Vera’s being. “Hey,
центре Вериного существа. – Эй, Vera! What is to be done?”
Вера! Что делать? “What is to be done?” Vera repeated.
– Что делать? – переспросила Вера. – “What do you mean what is to be done?”
Как что делать? («Девятый сон Веры [6, с. 58]
Павловны») [1]
– А топором тебя хочу, – безумно “I want to smash your head in with an ax,”
ответила Вера и вытащила из-под Vera replied in a crazed voice, and from
халата свой страшный гостинец с under her overall coat she pulled out her
гвоздодерным выростом на обухе, – terrible treat, with a projection for
прямо по косичке, как у Федора extracting nails sprouting from its heel.
Михайловича. («Девятый сон Веры “Right across the braid, just like in
Павловны») [1] Dostoyevsky.” [6, с. 28]
Думалось с трудом – в голове, как Thinking was hard. Inside his head the
неоновые трубки, весело words of a children’s song kept flaring up
вспыхивали и гасли слова детской like bright neon lights—with words
песни о том, что лучше всего на about how the best thing on earth was
свете шагать вместе по просторам to step out side by side across the open
и хором напевать. Смысла слов country and sing together. Nikita didn’t
Никита не понимал, но это его не understand the meaning of the words, but
беспокоило. («Спи») [5] that didn’t worry him. [6, с. 78]
– Мы – дети Галактики, но – самое We are children of the Cosmos
главное, Мы – дети твои, дорогая But first of all
Земля! [отрывок из советской песни We are your children, Mother Earth!
«Притяжение Земли» – П. К.] [6, с. 83]

40
 («СССР Тайшоу Чжуань. Китайская
народная сказка») [3]
Всего было выделено 16 единиц, и все они так или иначе переведены на
английский язык. Поскольку тексты советского периода явно не так хорошо
знакомы зарубежному читателю, как, например, роман «Преступление и
наказание», остается вопрос, насколько зарубежный читатель считывает
заложенные смыслы, если даже современный российский читатель Пелевина не
всегда понимает эти аллюзии.
Например, не все молодые читатели знают анекдот про маузер
Дзержинского, который рассказывает Никита Сонечкин своему однокурснику.
Насколько можно судить по контексту, анекдот, вероятно, был хорошо известен
в советскую эпоху. Если заложенный автором смысл теряется даже для
русскоговорящего читателя, то, предположительно, его упускает и читатель
перевода Бромфилда.
Продолжение таблицы 4.
И вот, уснув на одной из лекций, So one day, when he fell asleep at a lecture,
Никита попробовал рассказать Nikita tried telling a joke of his own in
анекдот в ответ – специально reply. He deliberately chose the shortest
выбрал самый простой и короткий, and most simple one, about an
про международный конкурс international violinists’ competition in
скрипачей в Париже. У него Paris. He almost got through it, but
почти получилось, только в самом stumbled right at the very end and started
конце он сбился и заговорил о talking about Dnepropetrovsk geysers
мазуте Днепропетровска вместо instead of Dzerzhinsky’s mauser. [6, с.
маузера Дзержинского. («Спи») 61]
[5]
Однако переводчик достаточно удачно передает языковую игру с русской
пословицей «Семь бед – один ответ», которая обыгрывается в контексте
компьютерной игры.
Продолжение таблицы 4.
41
 – Если подвисает, надо «Control – “If he goes down, you have to press
Break» нажимать. Или «Reset». <Control-Break> or <Reset>. You know
Знаешь, как Евграф Емельяныч what Yevgraf Emelianovich says, ‘Fix
говорит – семь бед, один «Reset». your woes with <Reset>.’” [6, с. 163]
(«Принц Госплана») [4]
По сравнению с первыми тремя группами реалий, перевод прецедентных
текстов, очевидно, уже вызывает большую сложность и требует наличия у
переводчика фоновых знаний о российской культуре.

2.3.5 Эвфемизмы для передачи нецензурной брани

В рассказе «День бульдозериста» Пелевин создает целую систему

авторских неологизмов, замещающих нецензурную брань, которые являются
одним из средств выражения авторской позиции – в частности, его отношения к
советской эпохе и идеологии. Эти лексические единицы – это производные от
корней «мир», «труд», «май», а также образованные на их основе
словосочетания. Поскольку знаменитый лозунг «Мир, труд, май!» –
неотъемлемая часть советского дискурса, своего рода советская реалия, мы
посчитали возможным выделить и рассмотреть эту группу.
Таблица 5 – Примеры эвфемизмов для передачи нецензурной брани в оригинале
и в переводе на английский язык.
И потом, какого мира его Anyway, what do you need to remember
помнить-то, детство? Чего в нем your childhood for, for May’s sake?
хорошего? [2] What’s so good about it? [6, с. 135]
— Точно, есть у нас ветераны, — не “That’s true, we do have our own
сдавался химик, — да ведь у вас veterans,” the chemist persisted, “but the
традиция соревнования глубже tradition of competition has put down
укоренилась, вон вымпелов-то deeper roots at your place, just look at all
сколько насобирали, ударники those pennants you May Day front liners
have collected, shove the weak link up
42
 майские, в Рот-Фронт вам слабое your Rot-Front and a superstructure in
звено и надстройку в базис! [2] behind!” [6, с. 137]
— Лучше бы о материальных “You’d do better to think about material
стимулах думали, пять признаков incentives—five symptoms of your
твоей матери, чем чужие вымпела mother—than go counting other people’s
считать, в горн вам десять pennants—ten neckties down your open
галстуков и количеством в hearth and quantity up your quality,”
качество, — дробной Valera rattled off like a drum beat, “and
скороговоркой ответил Валерка, — then you could boast about your
тогда и хвалились бы встречным counterplan, may each of you receive a
планом, чтоб вам каждому по plaster Pavlik Morozov from his
труду через совет дружины и people’s militia according to his labor
гипсового Павлика! [2] standards.” [6, с. 138]
Всего в рассказе насчитывается 34 слова и словосочетания, которые можно
расценить как эвфемизмы. Для их передачи переводчик старается подобрать
выражения со стилистической окраской, которые произвели бы похожий
коммуникативный эффект. Иногда это получается очень удачно (Какого мира –
for May’s sake). Но в тех случаях, когда происходит замена на морфологическом
уровне, бранные коннотации в переводе нередко утрачиваются. Русскоязычному
читателю, скорее всего, понятна словообразовательная модель эвфемизмов типа
трудячь, отмирись. Описательный перевод типа Keep up that labor initiative или
Successful labor to you кажется не настолько выразительным.
Продолжение таблицы 5.
— Да у вас, может, и спичек нет? — “Haven’t you got any matches, then?”
спросил мальчик. — А я говорю тут asked the boy. “I’m wasting time here
с вами. talking to you.”
— Были бы — не дал, — ответил “If I had, I wouldn’t give them to you,”
Валерка. answered Valera.

43
— Ну и успехов в труде, — сказал “Okay, then, successful labor to you,”
мальчик, повернулся и побрел к said the boy, and then turned and wandered
помойке. Оттуда ему махали. back towards the dump, where the others
— Я тебя сейчас догоню, — заорал were waving to him.
Валерка, забыв даже на секунду о “I’ll come after you,” yelled Valera, even
своей бутылке, — и объясню, какие forgetting his bottle for a second, “and I’ll
слова можно говорить, а какие — teach you what words you can say and what
нет… Наглый какой, труд твоей words you can’t. You little bastard, I’ll
матери… [2] labor your mother!” [6, с. 134]
— Хоть бы ты заткнулся, мать твою “I wish you’d shut up, Maypole your
в город-сад под телегу. [2] mother under a wagon shaft in the
garden city.” [6, с. 137]
— Давай, трудячь, в партком твою Keep up that labor initiative, get that
Коллонтай! — закричал оттуда Partcom up your Kollontai! shouted
пьяный голос Валерки — видно, Valera’s drunken voice; some women
успел спуститься. Захохотали began giggling. “We’re going to give all
какие-то бабы. — Всем котам tomcats a triple Central Committee May
первомай сделаем в три цэка со Day with bells and whistles!” [6, с. 151]
свистом! [2]
И все же Э. Бромфилду в целом удается передать тот эмоциональный
эффект, на который рассчитана такая своеобразная обсценная лексика.
Зарубежный читатель, вероятнее всего, понимает, что именно замещается, хотя
переводчику и не всегда удается передать экспрессивность ругательства. Однако
в некоторых случаях, когда для передачи реалии используется описательный
перевод, обсценная коннотация в английском тексте едва ощущается.

2.3.6 Фреймы-сценарии

Последняя и самая интересная, на наш взгляд, группа советских реалий –

это то, что А. В. Уржа и В. В. Скворцова называют фреймами-сценариями [52]:
44
какая-либо стандартная ситуация, стереотип, развернутый во времени. Ярким
примером является хорошо знакомая всем, кто жил в советскую эпоху, очередь.
Еще один пример – запрет на определенные литературные произведения в СССР.
Всего при анализе материала был выделен 31 фрейм.
Таблица 6 – Примеры фреймов-сценариев в оригинале и в переводе на
английский язык.
Однажды, стоя в медленной очереди Once, when he was standing in a slow-
за морской капустой, заполнившей moving line for seaweed that tilled half
пол-универсама, Никита увидел даже the supermarket, Nikita even had a special
особый сон на эту тему. («Спи») [5] dream on this subject. [6, с. 65]
Саша всего Оруэлла прочел в Sasha had read all of Orwell at college,
институте, еще когда было нельзя, when it was still forbidden, and every
и с тех пор каждый день находил day since then he had found a multitude
уйму поводов, чтобы с кривой of reasons to smirk wryly and shake his
улыбкой покачать головой. («Принц head. [6, с. 161]
Госплана») [4]
С утра весь город узнавал, что дают From early in the morning the entire town
в винном. («День бульдозериста») knew what was on sale in the wine shop.
[2] [6, с. 134]
«Почему музыка-то?» — подумал “Why all the music?” wondered Ivan, and
Иван и вспомнил: сегодня then he remembered: today was a
праздник. День бульдозериста. holiday, Bulldozer Driver’s Day.
Демонстрация, пирожки с Demonstrations, cabbage pies, and all
капустой и все такое прочее — the rest of it—perhaps it would be easier
может, и легче будет уходить из to leave the city during the drunken
города в пьяной суете, по дороге на uproar. He could sing a farewell song
вокзал спев со всеми что-нибудь на with everyone else at the Babayasin
прощание у бюста Бабаясина. («День monument on the way to the station. [6, с.
бульдозериста») [2] 152]

45
В столовой было шумно и The cafeteria was noisy and crowded.
многолюдно. Саша походил между Sasha walked between the tables, looking
столами, ища приятеля, но того не for his friend, but he couldn’t see him.
было видно. Тогда Саша встал в Then he joined the line… The first Darth
очередь… Первый Дарт Вейдер взял Vader put two plates of sauerkraut on
на свой поднос две тарелки кислой his tray, and the second took borscht
капусты, а второй – борщ и чай and tea. Of course, the food in Gosplan
(кормили в Госплане, конечно, уже wasn’t what it had been before the
не так, как до начала смуты, – от troubles began: all that remained of its
прежнего великолепия остались former magnificence were the lovely five-
только изредка попадавшиеся в pointed stars of carrot—cut with a
капусте красивые пятиконечные special Japanese apparatus—which
звездочки, нарезанные из моркови occasionally found their way into the
с помощью специального японского cabbage. [6, с. 175]
агрегата). («Принц Госплана») [4]
…Он [Никита] мог, например, He might, for instance, have a dream in
видеть сон, где действие which the action unfolded in a women’s
происходило в женской бане bath house (a frequent and rather strange
(довольно частое и странное vision, including a number of quite
видение, поражавшее целым рядом astonishing absurdities: on the log walls
нелепостей: на бревенчатых стенах there were handwritten posters with
висели рукописные плакаты со versified appeals to people to save
стихами, призывавшими беречь bread; and thickset red-haired women
хлеб, а кряжистые русоволосые holding rusty washbasins, dressed in
бабы со ржавыми шайками в руках short ballet dresses made of feathers)…
носили короткие балетные юбочки [6, с. 60]
из перьев)… («Спи») [5]
При ремонте было найдено Фрагмент опущен в переводе
несколько человеческих черепов и

46
 планшет с секретными документами
– но этого Вера не увидела, потому
что за ними приехали откуда надо
и куда надо увезли. («Девятый сон
Веры Павловны») [1]
Его [Чжана] отвезли домой, а He was driven home, and in the evening
вечером состоялся торжественный there was a festive concert, at which
концерт, где Чжана усадили в самом Ch’an was seated in the very front row.
первом ряду. Концерт был The concert was a magnificent sight—
величественным зрелищем. Все every piece involved an amazing number
номера удивляли количеством of players in incredibly close
участников и слаженностью их coordination. Ch’an particularly liked the
действий. Особенно Чжану children’s patriotic dance “My Heavy
понравился детский Machine Gun” and “The Song of the
патриотический танец «Мой Triune Goal” as performed by the
тяжелый пулемет» и «Песня о State Choir, except that during the
триединой задаче» в исполнении performance of the song they trained a
Государственного хора. Вот только green floodlight on the soloist and his
при исполнении этой песни на face became quite corpselike, but then
солиста навели зеленый прожектор Ch’an did not know all the local
и лицо у него стало совсем customs, so he did not ask his P.A.’s
трупным, но Чжан не знал всех about anything. [6, с. 85]
местных обычаев. Поэтому он и не
стал ни о чем спрашивать своих
референтов. («СССР Тайшоу
Чжуань. Китайская народная
сказка») [3]
Российского читателя все эти сценарии очевидно погружают в контекст
эпохи, вызывают эффект узнавания. Предполагаем, что при переводе этот

47
эффект теряется уже в силу того, что зарубежный читатель не имеет такого же
культурно-социального опыта.
Именно эта группа реалий вызывает наибольшую сложность при
переводе. Например, перевод глагола «давать» в значении «какой товар есть в
наличии», на наш взгляд, не передает коннотацию, понятную советскому
человеку и даже современному читателю. Вместе с тем мы полагаем, именно эта
группа реалий является ключевой при воссоздании культурно-исторического
контекста, и невозможность перевести их в полной мере ведет к тому, что не
удается сохранить и передать сам принцип построения художественного мира
оригинальных произведений. Таким образом, перевод отдельных бытовых
реалий не приводит к воссозданию реалистичности, а метод опрокидывания
реальности в нереальность, который лежит в основе анализируемых
произведений, не работает в переводном тексте, поскольку зарубежный читатель
изначально не воспринимает реальность как собственно реальность.
Кроме того, творчество В. Пелевина по-разному воспринимают
отечественные и, например, американские критики. Как отмечают Т. Н. Маркова
и О. В. Яковлева, многих американских критиков интересует изображение
постсоветской действительности в работах Пелевина, однако стереотипы о
«русской мафии и Советском Союзе как Империи зла» не позволяют увидеть в
них что-то большее, чем просто сатиру [39, с. 140]. Авторы статьи справедливо
замечают, что для объективного понимания творчества В. Пелевина необходимо,
в числе прочего, знание российской истории, а «проблема англоязычной критики
есть следствие невозможности собрать воедино все уровни и пласты
пелевинских текстов и воспринять их как единое целое, а для этого необходимо,
чтобы над критикой не тяготели обветшавшие идеологические штампы и
эстетические предубеждения» [39, с. 140].
Так, например, Урсула ле Гуин в своей рецензии на роман В. Пелевина
«священная книга оборотня» откровенно признается в том, что мало знает о
российской истории, и тоже делает акцент на сатирическую составляющую
романа: «Как и многие жители Запада, всё, что я знаю о России, я узнала из
48
романов. Я совершенно не представляю, показывает ли нам Пелевина
настоящую картину жизни России двадцать первого века; но доля истины в этом
есть, и это та же истина, которую показывают нам книги Гоголя, Гончарова,
Булгакова, Замятина – писателей, которые вгляделись в русскую душу
сатирически, но с участием и создали свои прекрасные, щемящие и трогательные
истории» (“Like many westerners, all I have ever known about Russia came from
novels. I have no idea whether the 21st-century Russia that Pelevin shows us is a
factual picture; but it has the ring of truth, the same truth as books before it by Gogol,
Goncharov, Bulgakov, Zamyatin - men who looked with satiric sympathy into the
Russian soul and wrote brilliant, heartbroken, funny fables about what they found
there.”) [62].
Высказывания критиков демонстрируют, что реалистичный пласт в
модели художественного мира, представленного в переводных рассказах
Пелевина, изначально воспринимается как «иной», чужеродный читателю, что
обусловливает невозможность реализации в переводе ведущего принципа в
выстраивании хронотопа – «опрокидывания» реальности в ирреальность, о
котором говорилось в первой главе. Именно в малой прозе сделан акцент не
столько на сосуществовании миров, сколько на неожиданном перевороте,
внезапном открытии иллюзорности привычной действительности. В частности,
Э. Бромфилд не переводит рассказ «Вести из Непала», по сути, являющийся
рассказом-фреймом: это типичный день типичного советского «трудящегося»
(за исключением алогичных деталей, от которых героиня попросту
«отмахивается»), что акцентируется кольцевой композицией художественного
текста: «когда дверь, к которой Любочку прижала невидимая сила, все же
раскрылась, оказалось, что троллейбус уже тронулся и теперь надо прыгать
прямо в лужу» – буквально так начинается и заканчивается данное произведение.
Иллюзорность вполне реалистичного и узнаваемого мира советской
действительности (баба в оранжевой безрукавке с ломом у ворот троллейбусного
депо, доска почета, играющие в домино работники жестяного цеха, очередь в
столовой, стенгазета и пр.) открывается только на последних страницах, и лишь
49
на миг, поскольку в финале героиня вновь оказывается в обычном троллейбусе,
идущем по привычному маршруту. Можно предположить, что невозможность
«заземления» мира реального и передачи самой фреймовой ситуации
бессмысленного ежедневного «посещения» работы и «скитаний» на рабочем
месте делают рассказ «непереводимым», оставляя его, во всяком случае, на
сегодняшний день за пределами корпуса англоязычных переводов Пелевина.
Можно ли решить проблему непереводимости художественного метода
ранней прозы В. Пелевина на английский язык? Возможным решением может
стать создание комментария к переводам, но только на первый взгляд.
Комментарий всегда выходит за пределы тексты, а для Пелевина принципиально
важно удержать читателя именно «внутри» текста, погрузить его в эту
окружающую действительность, которая по сути является еще одной иллюзией,
и создать эффект «опрокидывания» реальности в ирреальность (как это видно,
например, в примере с Дартом Вейдером в советской столовой). Кроме того,
российский читатель с соответствующим культурным бэкграундом
непосредственно участвует в построении художественного произведения и
ощущает производимый текстом эффект, тогда как зарубежному читателю это
оказывается недоступно. Немногочисленные попытки Э. Бромфилда дать
краткий комментарий к реалии прямо в тексте (например, в случае с переводом
фамилии Сенкевич) довольно удачны и уместны, но в целом не помогают
передать сам принцип построения произведения.
Вышесказанное позволяет сделать предположение о том, почему малая
проза В. Пелевина не так активно переводится на английский язык, как его
романы, в которых реальность и ирреальность изначально сосуществуют. Без
претензии на создание максимально полной библиографии англоязычных
переводов Пелевина подготовлены некоторые материалы к ней, на основании
которых можно сформулировать тезис о «романном векторе» в переводах
Пелевина.
На момент исследования на английский язык переведены восемь романов
В. Пелевина: «Чапаев и Пустота», «Жизнь насекомых», «Омон Ра», «Поколение
50
П», «Шлем ужаса», «S.N.U.F.F», «Священная книга оборотня», «Empire V»,
тогда как всего в библиографии автора на данный момент – 16 опубликованных
романов.
Переведены четыре повести: «Желтая стрела», «Принц Госплана»,
«Затворник и Шестипалый», «Зал поющих кариатид» (всего опубликовано шесть
повестей).
Наконец, из более чем 50 рассказов В. Пелевина на английский язык
переведены лишь девять (в их числе и рассказы, выбранные для анализа в данном
исследовании). Таким образом, крупную прозу Пелевина переводят существенно
больше в процентном соотношении (несмотря на очевидную сложность и
трудоемкость процесса), хотя, как правило, именно малая проза прокладывает
автору путь к зарубежному читателю. Данное исследование позволяет
предположить, в чем заключается причина этого феномена – в сложности
передачи самого принципа построения художественного мира произведения.

Выводы

1. Советские реалии в данном исследовании понимаются как

лексические единицы, вошедшие в словарный состав русского языка после
революции 1917 года и обозначающие реалии советского времени, а также
лексические единицы, которые существовали в дореволюционный период, но в
советскую эпоху изменили свое значение или стилистическую окраску [49, с. 66].
2. В анализируемых произведениях было выявлено 229 единиц
материала (слова и словосочетания), которые были объединены в шесть
тематических групп: имена собственные (88 единиц), новые явления социальной
и политической жизни (44), предметы советского и русского быта (17),
прецедентные тексты (16), эвфемизмы для передачи нецензурной брани (34),
фреймы-сценарии (31).
3. При передаче советских реалий на английский язык
доминирующими способами перевода являются транслитерация и

51
калькирование. Заметно реже используются освоение, родо-видовая замена,
эквивалент реалии в ПЯ, функциональная замена, объяснение реалии.
4. Анализ стратегии Э. Бромфилда при передаче советских реалий на
английский язык выявил стремление переводчика адаптировать текст для своего
читателя. В некоторых случаях он опускает детали, не существенные (в
представлении переводчика) для понимания текста, которые могут усложнять
понимание общего контекста произведения, а в других – включает краткий
комментарий советской реалии в текст перевода.
5. Самой сложной для перевода группой реалий можно назвать
сценарии-фреймы. Эта группа советских реалий является ключевой для
воссоздания культурно-исторического контекста эпохи, и невозможность
перевести их на английский язык приводит к тому, что в переводе не удается
передать сам принцип построения художественного мира произведения. Это
может быть одной из причин того, почему малая проза Пелевина не так активно
переводится на английский язык, что, в свою очередь, позволяет сформулировать
тезис о «романном векторе» в переводах Пелевина.

52
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В работе были рассмотрены ранние рассказы В. Пелевина («День

бульдозериста», «Девятый сон Веры Павловны», «Спи», «СССР Тайшоу Чжуань.
Китайская народная сказка») и повесть «Принц Госплана», а также их переводы
на английский язык в аспекте трансляции национальных (советских) реалий.
В анализируемом материале было выделено 229 национальных реалий,
которые были объединены в 6 тематических групп: имена собственные, новые
явления социальной и политической жизни, предметы советского и русского
быта, прецедентные тексты, эвфемизмы для передачи нецензурной брани,
фреймы-сценарии. Преобладающими способами для передачи советских реалий
на английский язык в переводах Э. Бромфилда являются транслитерация и
калькирование. Существенно реже используются родо-видовая замена,
функциональный аналог, толкование реалии, контекстуальный перевод.
Переводческая стратегия Э. Бромфилда – адаптация текста для
зарубежного читателя. С этой целью он опускает в переводе некоторые
фрагменты, которые содержат советские реалии, но, в представлении
переводчика, не играют существенной роли в понимании общего контекста и
смысла произведения. И наоборот, в некоторых случаях Э. Бромфилд вставляет
в текст перевода краткий комментарий советской реалии с той же целью –
облегчить восприятие текста для зарубежного читателя.
Однако эта стратегия не позволяет воссоздать сам принцип построения
художественного целого произведения, в основе которого лежит метод
опрокидывания реальности в нереальность. Советские реалии в оригинальном
тексте призваны создать иллюзию реальности, сквозь которую в конечном итоге
прорывается ирреальность. Российский читатель становится не просто
читателем, а со-творцом, интерпретируя текст на основе своего культурного
бэкграунда. Зарубежный же читатель, не знакомый с культурно-историческим
контекстом советской эпохи, едва ли считывает все заложенные автором
смыслы. Это подтверждают результаты опросов среди англоговорящих
53
читателей переводов Пелевина [52]: они осознают, что многие аллюзии и
отсылки остаются непонятными. Следовательно, в переводе не воспроизводятся
и текстовые функции этих элементов.
А. В. Уржа и В. В. Скворцова [52] обосновывают необходимость создания
комплексного пособия по чтению текстов В. Пелевина с комментариями к
культурно-коннотированной лексике в переводах прозы писателя.
Исследовательницы справедливо замечают, что такое пособие может быть
востребовано не только иностранцами, изучающим русскую литературу (хотя
ориентировано в первую очередь именно на изучающих русский язык как
иностранный), но и людям, которые не знакомы с советскими реалиями.
Добавим, что ко второй группе можно причислить и многих молодых российских
читателей, чье детство пришлось на 1990-е – 2000-е годы. В частности, автор
данного исследования столкнулся с некоторыми сложностями при поиске и
интерпретации советских реалий в прозе Пелевина.
Несмотря на это, создание комментария не решит главную проблему
перевода малой прозы Пелевина, а именно – не позволит воссоздать сам
художественный метод, принцип опрокидывания реальности в нереальность.
Комментарий в любом случае выводит читателя за пределы текста, а для автора
принципиально важно удержать читателя внутри, погрузить его в контекст
советской эпохи.
Указанная особенность малой прозы В. Пелевина может объяснять
«романный вектор» в его переводах: из 16 опубликованных на данный момент
романов переведены восемь, тогда как из более 50 рассказов переведены всего 9.
Возможно, те оригинальные произведения, в которых преобладает
фантастическая составляющая, переводят более охотно, поскольку такой
перевод будет более понятен зарубежному читателю. Стратегия отчуждения,
которой придерживается Э. Бромфилд (например, при переводе повести «Омон
Ра» и романа «Жизнь насекомых» [8]), работает на создание фантастической,
антимиметической реальности. И наоборот – труднопереводимый метод

54
внезапного открытия иллюзорности реальности может объяснять меньший
интерес к переводу малой прозы В. Пелевина.

55
 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И
ЛИТЕРАТУРЫ

Источники

1. Пелевин В. О. Девятый сон Веры Павловны // В. О. Пелевин /

Синий фонарь. – М.: Текст, 1991. [Электронный источник] URL:
http://pelevin.nov.ru/rass/pe-9son/1.html
2. Пелевин В. О. День бульдозериста // В. О. Пелевин / Синий
фонарь. – М.: Текст, 1991. [Электронный источник] URL:
http://pelevin.nov.ru/pov/pe-buld/1.html
3. Пелевин В. О. СССР Тайшоу Чжуань. Китайская народная сказка
// В. О. Пелевин / Синий фонарь. – М.: Текст, 1991. [Электронный источник]
URL: http://pelevin.nov.ru/rass/pe-cccp/1.html
4. Пелевин В. О. Принц Госплана // В. О. Пелевин / Синий фонарь. –
М.: Текст, 1991. [Электронный источник] URL: http://pelevin.nov.ru/pov/pe-
princ/1.html
5. Пелевин В. О. Спи // В. О. Пелевин / Синий фонарь. – М.: Текст,
1991. [Электронный источник] URL: http://pelevin.nov.ru/rass/pe-spi/1.html
6. Bromfield A. A Werewolf Problem in Central Russia: And Other
Stories / A. Bromfield. – New York: New Directions, 1998. – 213 с.

Исследования

7. Азеева И. В. Игровой дискурс русской культуры конца XX века:

Саша Соколов, Виктор Пелевин: дис. … канд. культурол. наук / И. В. Азеева.
– Ярославль, 2002. – 189 с.
8. Айданова Ю. Ф. Интертекстуальные знаки советского прототекста
в современной российской прозе и стратегии их перевода на английский язык:
дис. … канд. филол. наук / Ю. Ф. Айданова. – Омск, 2012. – 241 с.

56
 9. Бархударов Л. С. Язык и перевод / Л. С. Бархударов. – М.:
Международные отношения, 1975. – 240 с.
10. Богданова О. В. Постмодернизм в контексте современной русской
литературы (60-90-е годы XX века - начало XXI века) / О. В. Богданова. – СПб:
Изд-во СПбГУ, 2004. – 716 с.
11. Бромфилд Э. Стараюсь, чтобы британец чувствовал текст, как
русский / Э. Бромфилд // РИА Новости. – 13.04.2018. [Электронный ресурс]
URL:https://weekend.rambler.ru/other/39607941/?utm_content=rweekend&utm_
medium=read_more&utm_source=copylink
12. Быков Д. «Синий фонарь» под глазом Букера / Д. Быков // Столица.
– февраль 1994. – №7(169). [Электронный ресурс] URL: https://ru-
bykov.livejournal.com/3023658.html
13. Вайшвилайне Л. Translated by Andrew Bromfield / Л. Вайшвилайне
// Независимая газета. — 29.05.2003. [Электронный ресурс] URL:
https://www.ng.ru/ng_exlibris/2003-05-29/3_bromfield.html
14. Васильева В. А. Проблемы перевода аллюзивных имен
собственных на английский язык в литературе постмодернизма (на примере
произведений Виктора Пелевина) / В. А. Васильева, И. О. Окунева // Вестн.
РГГУ. Серия: Литературоведение. Языкознание. Культурология. – 2015. –
№2(2). – С. 130-141.
15. Верещагин Е. М. Язык и культура / Е. М. Верещагин, В. Г.
Костомаров. – М.: Индрик, 2005. – 1040 с.
16. Виноградов В.С. Введение в переводоведение / В. С. Виноградов.
– М.: Издательство института общего среднего образования РАО, 2001. – 224
с.
17. Влахов С. Непереводимое в переводе: учебное пособие / С.
Влахов, С. Флорин. – М.: Международные отношения, 1980. – 340 с.
18. Воробьева Е. П. Литературная рефлексия в русской
постмодернистской прозе: А. Битов, Саша Соколов, В. Пелевин: дис. … канд.
филол. наук / Е. П. Воробьева. – Барнаул, 2004. – 157 с.
57
 19. Вэй Г. Дзен-буддизм в романе «Священная книга оборотня» В.
Пелевина // Филологические науки. Вопросы теории и практики (Тамбов:
Грамота). – 2020. – Том 13. Вып. 3. – С. 8–12.
20. Гавенко А. С. Вторичный текст как компонент художественного
текста: На материале романа В. Пелевина «Generation "П"»: дис. … канд.
филол. наук / А. С. Гавенко. – Барнаул, 2002. – 169 с.
21. Генис А. Беседа десятая: Поле чудес. Виктор Пелевин / А. Генис //
Звезда. – 1997. – № 12. – С. 230–233.
22. Генис А. Молоко, конечно, скисло, но. О современной словесности
/ А. Генис // Литературная газета. – 10 июня 1998. – № 23. – С. 10.
23. Генис А. Феномен Пелевина [Электронный источник] URL:
http://pelevin.nov.ru/stati/o-gen1/1.html
24. Дмитриев А. В. Неомифологизм в структуре романов В. Пелевина:
дис. … канд. филол. наук / А. В. Дмитриев. – Волгоград, 2002. – 174 с.
25. Жаринова О. В. Поэтико-философский аспект произведений
Виктора Пелевина "Омон Ра" и "Generation 'П': дис. … канд. филол. наук / О.
В. Жаринова. – Тамбов, 2004. – 167 с.
26. Зарипова А. А. К проблеме перевода слов-реалий с английского
языка на русский (на материале газетных статей) // Научное сообщество
студентов: Междисциплинарные исследования: сб. ст. по мат. XVI междунар.
студ. науч.-практ. конф. Новосибирск, март 2017. – Новосибирск, 2017. – №
5(16). – С. 21–29.
27. Зарубина Д. Н. Универсалии в романном творчестве В. О.
Пелевина: дис. … канд. филол. наук / Д. Н. Зарубина. – Иваново, 2007. – 205 с.
28. Земская, Е. А. Активные процессы современного
словопроизводства / Е. А. Земская // Русский язык конца XX столетия (1985-
1995). – М., 2000. – С. 90-141.
29. Кабанова Д. С. Будущее в прошедшем: Постсоветская дистопия //
Известия Саратов. ун-та. Новая серия. Серия: Филология. Журналистика. –
2012. – Том 12, № 2. – С. 88-93.
58
 30. Казакова Т. А. Художественный перевод. Учебное пособие / Т. А.
Казакова. – СПб.: ИВЭСЭП, Знание, 2002. – 112 с.
31. Кирпичникова А. А. Языковые особенности постмодернистского
романа и специфика его перевода (на примере романа В. Пелевина «Generation
“П”» и его перевода Э. Бромфилда) // Казанский лингвистический журнал.
Языкознание и литературоведение. – 2018. – Том 1, № 3(3). – С. 88–95.
32. Коваленко А. Г. Мир игры и игра мирами В. Пелевина / А. Г.
Коваленко // История русской литературы XX – начала XXI века. Учебник для
вузов. Ч. 3. Сост. и науч. ред. В. И. Коровин. – М.: Владос, 2014. – С. 187–193.
33. Комиссаров В. Н. Теория перевода (лингвистические аспекты) / В.
Н. Комиссаров. – М.: Высшая школа, 1990. – 253 с.
34. Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть
русским и классическим? Об одной авантюре Виктора Пелевина / С. Корнев //
Новое литературное обозрение. – 1997. – № 28. [Электронный источник] URL:
http://pelevin.nov.ru/stati/o-krn2/1.html
35. Королева Н. Переводчик Пелевина об отношении немцев к
русской культуре. – 29.04.2015. [Электронный источник] URL:
https://www.dw.com/ru/переводчик-пелевина-об-отношении-немцев-к-
русской-культуре/a-18394920
36. Кузнецова П. Е. Переводческие стратегии при передаче советских
реалий (на материале рассказа В. Пелевина «День бульдозериста») //
Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения: сб. материалов VI
(XX) Междунар. конф. молодых ученых. Томск, 18-19 апреля 2019 г. – Томск:
SST, 2020. – Вып. 20. – С. 297-298.
37. Курицын В. Н. Русский литературный постмодернизм / В. Н.
Курицын. – М.: ОГИ, 2000. – 286 с.
38. Лейдерман Н. Л. Современная русская литература. В 2 томах. / Н.
Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. – М.: Академия, 2003. – Т. 2. – 684 с.

59
 39. Маркова Т. Н. Современная русская проза в зеркале англоязычной
критики / Т. Н. Маркова, О. В. Яковлева // Вест. ТГПУ. – 2010. – №8(98). –С.
138-141.
40. Маньковская Н. Эстетика постмодернизма / Н. Маньковская. –
СПб.: Алетейя, 2000. – 347 с.
41. Мокиенко В. М. Предисловие ко второму изданию / В. М.
Мокиенко, Т. Г. Никитина // Мокиенко В. М. Толковый словарь языка
Совдепии: ок. 10000 слов и выражений. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: ACT:
Астрель, 2005. – С. 13–18.
42. Мэйпин Я. Восточные мотивы в произведениях Виктора
Пелевина: автореф. дис. … канд. филол. наук / Я. Мэйпин. – Санкт-Петербург,
2019. –19 с.
43. Пальчик Ю. В. Взаимодействие эпических жанров в прозе Виктора
Пелевина: автореф. дис. … канд. филол. наук / Ю. В. Пальчик. – Самара, 2003.
– 24 с.
44. Виктор Пелевин: история России — это просто история моды. –
Gazeta.ru, 2.09.2003. [Электронный источник] URL:
http://pelevin.nov.ru/interview/o-gaz/1.html
45. Репина М. В. Творчество В. Пелевина 90-х годов XX века в
контексте русского литературного постмодернизма: дис. … канд. филол. наук
/ М. В. Репина. – Москва, 2004. – 199 с.
46. Руденко К. В. Альтернативные способы перевода
интертекстуальных единиц на английский язык (на примере произведения Б.
Акунина «Турецкий гамбит») // Филологические науки. Вопросы теории и
практики. – 2016. – № 8(62) в 2-х ч. Ч. 2. – С. 157–159.
47. Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература.
Учебное пособие. – изд. 3-е, испр. и доп. / И. С. Скоропанова. – М.: Флинта,
Наука, 2001. – 608 с.

60
 48. Тихомирова Е. В. Проза русского зарубежья и России в ситуации
постмодерна: В 2 ч. Ч. 2. / Е. В. Тихомирова. – М.: Народный учитель, 2000. –
223 с.
49. Тишулина М. И. Пространственно-временной аспект
функционирования советизмов в литературе писателей-эмигрантов //
Современные исследования социальных проблем (Электронный научный
журнал). – 2012. – № 11. – С. 66.
50. Томахин Г. Д. Реалии – американизмы. Пособие по
страноведению. Учеб. пособие для ин-тов и фак. иностр. яз. / Г. Д. Томахин. –
М.: Высшая школа, 1988. – 239 с.
51. Тух Б. И. Первая десятка современной русской литературы:
сборник очерков / Б. И. Тух. – М.: Оникс 21 в., 2002. – 380 c.
52. Уржа А. В. Текстовые функции культурно-коннотированной
лексики в рассказе В. Пелевина «Спи» и в его англоязычном переводе / А. В.
Уржа, В. В. Скворцова // Мир русского слова. – 2016. – №3. – С. 85–95.
53. Филиппов Л. Что-то вроде любви [Электронный ресурс] URL:
http://www.pelevin.nov.ru/stati/o-filip/10.html
54. Чайковский Р. Р. Художественный перевод как вид
межкультурной коммуникации (основы теории) / Р. Р. Чайковский. – М.:
Флинта, 2015. – 222 с.
55. Чернов Г. В. К вопросу о передаче безэквивалентной лексики при
переводе советской публицистики на английский язык (На материале
переводов советской публицистики): автореф. дис. … канд. филол. наук / Г. В.
Чернов. – Москва, 1958. – 14 с.
56. Черняк М. А. Современная русская литература. Учебник для
академического бакалавриата. – 2-е изд., испр. и доп. / М. А. Черняк. – М.:
Юрайт, 2019. – 294 с.
57. Шатков Г. В. Перевод русской безэквивалентной лексики на
норвежский язык (на материале норвежских переводов русской общественно-

61
политической литературы): автореф. дис. … канд. филол. наук / Г. В. Шатков.
– Москва, 1952. – 14 с.
58. Шульга К. В. Поэтико-философские аспекты воплощения
"виртуальной реальности" в романе "Generation 'П'" Виктора Пелевина: дис. …
канд. филол. наук / К. В. Шульга. – Тамбов, 2005. – 158 с.
59. Щучкина Т. В. Циклическое единство малой прозы В. Пелевина
(Сборник рассказов «Синий фонарь») // Вест. СПбГУ. – 2009. – Сер. 9, Вып. 3.
– С. 116-121.
60. Deckard S. Lycanthropy, Petrofiction and New Russia in Victor Pelevin
/ S. Deckard [Электронный ресурс] URL: https://www.academia.edu/2006422
/Lycanthropy_Petrofiction_and_New_Russia_in_Victor_Pelevin
61. Gomel E. Viktor Pelevin and literary postmodernism in post-soviet
Russia / E. Gomel // Narrative (Columbus: The Ohio State University). – 2013. –
Vol. 21, iss. 3. – P. 339–351.
62. Le Guin U. K. Pinning the tail on the fox / U. K. Le Guin // The
Guardian. – 16.02.2008. [Электронный ресурс] URL:
https://www.theguardian.com/books/2008/feb/16/featuresreviews.guardianreview2
1
63. Schillinger L. Demonic Muse / L. Schillinger // The New York Times.
– 26.09.2008. [Электронный ресурс] URL: https://www.nytimes.com/2008/
09/28/books/review/Schillinger-t.html
64. Wood T. Inner Mongolia / T. Wood // London Review of Books. –
10.06.1999. [Электронный ресурс] URL: https://www.lrb.co.uk/v21/n12/tony-
wood/inner-mongolia

62
 Отчет о проверке ВКР на объем и корректность заимствований в системе
ExactusLike:

63