На правах рукописи

Зарубина Дарья Николаевна

УНИВЕРСАЛИИ В РОМАННОМ ТВОРЧЕСТВЕ

В.О. ПЕЛЕВИНА

Специальность 10.01.01 – русская литература

АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук

Иваново – 2007
 Работа выполнена в Ивановском государственном университете

Научный руководитель: доктор филологических наук, доцент

Холодова Зинаида Яковлевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент

Дефье Олег Викторович

кандидат филологических наук

Захарьян Наталья Алексеевна

Ведущая организация: Костромской государственный университет

им. Н.А. Некрасова

Защита состоится ___ мая 2007 года в ___ часов на заседании диссертационного
совета Д 212.062.04 при Ивановском государственном университете по адресу:
153025 Иваново, ул. Ермака, 39, ауд. 459.

Автореферат разослан _____________2007 г.

Ученый секретарь
диссертационного совета Тюленева Е.М.

2
 Общая характеристика работы

Творчество Пелевина – одно из самых неоднозначных и неизученных

явлений современной русской литературы. Многие исследователи видят в
Пелевине наиболее яркую, знаковую фигуру отечественного постмодернизма,
мэтра российской прозы. Пелевина начала 90-х гг. относили к «турбореализму»
(С. Бережной), «интеллектуальной попсе» (А. Архангельский),
«киберпанковскому» стилю (А. Наринская) и т.д. Поздний Пелевин сознательно
создает формально постмодернистский текст, в котором любой критик без
труда находит те или иные приметы постмодернизма, однако писатель не
считает себя постмодернистом, что неоднократно подчеркивал в интервью. Это
позволяет нам рассматривать творчество Пелевина как не-постмодернистский
художественный текст и применить при его исследовании традиционный
литературоведческий подход, зачастую малоэффективный при анализе
постмодернистского текста.
Творческий метод писателя соединяет в себе художественность,
философичность и ярко выраженный социологизм. В произведениях Пелевина
мы находим художественное исследование влияния социальных законов на
психологию отдельной личности и общества в целом, глубинных, скрытых в
области бессознательного, архетипической памяти, причин, способствующих
эффективности общественных законов, ускоряющих процесс энтропии.
Помещение «культурно одаренного героя» в ситуацию испытания
цивилизацией имеет целью поиск в сфере универсального вакцины против
стремительного «старения» мировой цивилизации и опустошения личности,
утраты духовности и способности к творчеству и чувству.
Каждая новая книга Пелевина мгновенно становится объектом дискуссий,
вызывает волну рецензий и критических разборов. Защищено несколько
диссертаций, посвященных исследованию отдельных произведений Пелевина, в
частности романа «Generation П» (А.С. Гавенко, О.В. Жаринова, К.В. Шульга),
и исследованию отдельных аспектов современного литературного процесса, где
Пелевин рассматривается в ряду других писателей (И. Азеева, Т.Н. Маркова,
Е.П. Воробьева), однако творчество Пелевина в полном объеме еще не стало
объектом фундаментального исследования. Некоторые аспекты раннего
творчества Пелевина рассматривает в своей книге «Русский литературный
постмодернизм» В. Курицын. Пелевину посвящены разделы в монографиях
О.В. Богдановой, Е.В. Тихомировой, Е.М. Тюленевой. Краткий анализ
творчества Пелевина 90-х годов ХХ века дан в учебных пособиях
И. Скоропановой, И.К. Сушилиной.
За рамками литературоведческого исследования остаются романы «Числа»
и «Священная книга оборотня», а также новый изданный в ноябре 2006 года
роман «Ампир В». Практически не исследованы архетипические образы в
романах Пелевина, а также большинство образов-символов. Не подвергался
системному научному анализу параллелизм образов героя и России.
Актуальность и научная новизна данной работы заключается не столько в

3
наиболее полном охвате пелевинского романного творчества и исследовании
вышеперечисленных малоизученных его аспектов, сколько в комплексном
подходе, основывающемся на применении не только литературоведческого, но
и философского и социологического аппарата. Применение такого подхода
обосновано спецификой творческого метода Пелевина. Анализ реализации
универсалий в художественном мире писателя значительно расширяет
возможности исследования поэтики Пелевина.
Объектом данного исследования являются структурно значимые для
романного творчества Пелевина парные и подвергнутые двойному культурно-
цивилизационному кодированию универсальные образы, символы и сюжеты,
формы и причины их трансформации в романах разных периодов. Среди
анализируемых парных образов такие как: молчание и слово, карнавал и
переодевание, ложное и истинное имя, свобода и тюрьма, страдание и комфорт,
кровь и деньги и т. д. Двойное кодирование универсалий в пространствах
культуры и цивилизации исследуется на примере образов культурно и
цивилизационно маркированного слова, а также образа «культурно одаренного
героя», обладающего способностью «переключаться» из пространства
цивилизации в пространство культуры и обратно, при этом приобретая те или
иные характеристики этих пространств.
Целью нашей работы является исследование образной системы Пелевина с
точки зрения соотношения универсальных пластов культурного и
цивилизационного в романном творчестве писателя.
Для этого необходимо решить следующие задачи:
– проанализировать некоторые текстообразующие парные универсальные
образы: выявить особенности их функционирования в текстах Пелевина;
определить причины, виды и способы трансформации в текстах разных лет,
– проанализировать универсальный аспект образа России: выявить
специфику взаимоотношений России с другими локальными цивилизациями на
символическом уровне, исследовать взаимопроникновение и взаимовлияние
универсальных социальных моделей и архетипических пластов культур России,
Запада и Востока,
– исследовать образ «культурно одаренного героя» в романах Пелевина:
проанализировать специфику образа нестандартной «культурно одаренной»
личности, находящейся в состоянии выбора между культурой и цивилизацией;
дать краткую характеристику «культурного дара»; провести анализ
трансформации личности героя с учетом выбранного направления, результатов
и последствий выбора для него самого, а также в масштабе всего общества и
государства; исследовать внутренние связи культурного героя Пелевина с
Россией, ее исторической и культурной перспективой, и параллелизм судьбы
государства и отдельной личности на глубинном универсальном уровне.
Теоретико-методологическую базу составляют труды ведущих ученых,
посвященные методологии литературоведения, истории и теории литературы (труды
М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, Е.М. Мелетинского, Е. Фарино, М. Эпштейна). Мы
опирались также на исследования философов, социологов, культурологов:
К.Г. Юнга, О. Шпенглера, В.Д. Исаева и др. и работы, посвященные творчеству

4
Пелевина. Использование комплекса литературоведческих принципов,
разработанных отечественной наукой, позволило осуществить системный анализ
художественных произведений, предполагающий прочтение текста на разных
уровнях, с помощью историко-литературного, сравнительно-типологического,
герменевтического и культурологического методов.
Материалом исследования являются романы В.О. Пелевина «Омон Ра»,
«Жизнь насекомых», «Чапаев и Пустота», «Generation П», роман «Числа»,
входящий в состав книги «ДПП(NN) (Диалектика Переходного Периода из
Ниоткуда в Никуда)» (2003), романы «Священная книга оборотня» (2004) и
«Ампир В» (2006), некоторые рассказы, повесть «Шлем ужаса». Помимо
художественных текстов нами использовались материалы пресс-конференций в
периодике и сети Интернет, интервью.
Научно-теоретическая значимость работы состоит в том, что данное
исследование вносит вклад в исследование поэтики Пелевина, а также в
разработку теории взаимодействия мифологического и архетипического
пластов в художественном тексте.
Основные положения работы, конкретные наблюдения и обобщающие
выводы могут быть использованы в общих курсах по истории современной
русской литературы ХХ–ХХI веков, при подготовке спецкурсов и
спецсеминаров по российской постмодернистской прозе конца ХХ – начала ХХI
века и творчеству В.О. Пелевина, при разработке уроков и внеклассных занятий
в специализированных гуманитарных классах школ – в этом состоит ее научно-
практическая значимость.
Апробация полученных результатов исследования:
Концепция работы и её основные положения неоднократно становились
темой публичных выступлений на международных конференциях
«Художественный текст и культура-VI» (Владимир, 2005); «Русская литература
ХХ века: Типологические аспекты изучения». Х Шешуковские чтения (Москва,
2005); III межрегиональной научно-методическая конференции «Содержание и
технологии литературного образования в средней школе: проблемы анализа
художественного текста» (Иваново, 2004); межвузовских конференциях
«Молодая наука в классическом университете» (Иваново, 2003, 2004, 2006).
На материале диссертационного исследования разработаны методические
указания для проведения уроков, посвященных теории постмодернизма и
творчеству В.О. Пелевина в специализированных гуманитарных классах школ.
Структура работы определяется целью и задачами, поставленными в ней.
Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографического
списка, включающего 213 наименований.

Основное содержание диссертации

Во Введении определены цели и задачи исследования, дана краткая

характеристика места писателя в современном литературном процессе,
обосновываются методологические установки исследования, в рамках истории
вопроса произведён обзор научной и критической литературы.

5
 Первая глава «Парные универсалии пространства культуры и
цивилизации в романах В.О. Пелевина» посвящена исследованию культурно
и цивилизационно маркированных парных и двуединых универсальных образов
в романном творчестве писателя. В текстах Пелевина нашел отражение
обострившийся на стыке цивилизационных волн конфликт культурного и
цивилизационного в человеке и обществе. В романах писателя художественно
осмысливается путь самореализации отдельной творчески одаренной личности
в соответствии с избранными ею жизненными ориентирами и системой
ценностей, а также взаимоотношения личности и общества, взаимосвязь
человека и государства, шире – локальной цивилизации, к которой он
принадлежит, в универсальном культурно-цивилизационном аспекте.
В применении к литературоведению следует рассматривать культуру и
цивилизацию не как процессы, а скорее как поля универсалий, пространства,
обладающие особенными характеристиками, символикой. Человек в
художественном произведении – это персонаж, поэтому степень влияния на
него культурного или цивилизационного пространства определяется автором
произведения. Писатель намеренно усиливает действие одного из кодовых
полей, руководствуясь идеей художественного произведения. При таком
взгляде культура и цивилизация представляют собой не процесс, а мгновенный
слепок процессов, фиксирующий определенную сумму свойств и характеристик
в конкретный исторический момент. Поэтому в нашем исследовании мы
употребляем термины «пространство культуры» и «пространство
цивилизации».
Среди характеристик пространства культуры в произведениях Пелевина
такие универсалии как творчество, духовность, религия, вечность, добро, Бог,
свобода, национальное, уникальное и органичное в человеке. В пространстве
культуры основной ценностью является чувство. А единственным способом
обретения истины и свободы – страдание. Цивилизация отмечена «числом
зверя», она демонична и механистична. Универсалии цивилизации: эгоизм,
мода, стремление к комфорту, к всеобщему равенству, доходящее до утраты
личностных особенностей, уничтожение уникальности через тиражирование.
Под действием кодовых полей пространств культуры и цивилизации
универсалии приобретают черты двуединого образа или пары образов, где одна
из составляющих пары соотносится с культурой, а другая – с цивилизацией.
Парные универсальные образы, символы и сюжеты являются важным
элементом внутреннего строения пелевинского текста. В романах Пелевина
рядом с культурными универсалиями реализуются их цивилизационные
антиподы: с карнавальной масочностью соседствует «переодевание», с
любовью – эгоизм, со страданием – комфорт, с верой и религиозностью –
неверие и суеверие.
В центре повествования Пелевина всегда находится личность,
одновременно подвергающаяся воздействию кодовых полей культуры и
цивилизации. Культурно-цивилизационная амбивалентность является
источником карнавальной стихии в романах Пелевина. Она порождает
двуединые образы: рождение и смерть соединяются в образе беременного

6
Терминатора, утверждение и отрицание смешиваются в разговорах Чапаева и
Петра Пустоты («Чапаев и Пустота»), воплощением юности выглядит лиса
Адель, живущая на свете уже две тысячи лет («Священная книга оборотня»).
Большинство героев балансирует на грани между человеком и нечеловеком:
насекомым, покемоном, ослом, лисой, волком, собакой, вампиром.
Зачастую с парными универсальными образами соотносится двойное
кодирование немаркированного непарного образа культурным и
цивилизационным кодом. Хаос, по мысли Пелевина заключающий в себе
энергию творчества, становится универсалией культуры, справедливость –
универсалией цивилизации и т. д.
Порой универсалии получают в художественном мире Пелевина
специфическую трактовку. Так, язык, слово, в традиционном понимании
являющиеся универсалиями культуры, становятся цивилизационно
маркированными, и получают культурную пару – молчание. Исследованию
этой пары универсалий посвящен §1 «Освобождающее молчание и агрессия
слова в романах Пелевина». У Пелевина слово перестает обозначать
(=творить) реальность и само становится реальностью, овеществляется,
обретает материальное воплощение, слова становятся «словами-оборотнями»
(А. Балод). В романах Пелевина отражен процесс материализации слов,
связанный с погружением общества в пространство цивилизации. И важнейшей
целью существования личности писатель считает прорыв сквозь цивилизацию,
сквозь нагромождение овеществленных и внутренне опустошенных слов к
культуре и истинной сущности мира – заряженному творчеством хаосу,
Пустоте.
Язык текстов Пелевина – это отражение языка общества на определенном
этапе его истории. Благодаря небольшой доле гротеска, акцентирующего
происходящие в языке и с языком процессы, путем постоянного
перекодирования слова из пространства культуры в пространство цивилизации
и обратно Пелевин выделяет те универсалии литературного языка, которые не
подвластны деформации в пространстве цивилизации и сохраняют в себе
бесценное культурное послание, архетипический смысл. Такой подход к языку
позволяет Пелевину очистить текст от «дискурса» и «гламура» – навязчивой
денежно-сексуальной семантики, привносимой пространством цивилизации,
путем ее постоянного утрирования в тексте в целом. В результате действия на
слово кодовых полей культуры и цивилизации слова делятся на «слова
культуры» или «слова цивилизации». Слово культуры – творящее, созидающее
слово. Слово цивилизации деструктивно и агрессивно. Цивилизация тяготеет к
«бранному слову», этимологически возводимому к слову «брань» – бой,
схватка. Однако для людей культуры, погружающихся в цивилизацию,
ненормативная лексика выполняет функцию защитно-маскирующую.
Язык и речь в произведениях Пелевина приобретают значение внутренней
тюрьмы человека. Язык закрепощает личность, ограничивает ее свободу, не
позволяет найти путь к истине, создавая иллюзию ее познаваемости раз и
навсегда. Первым шагом к свободе от порабощающих иллюзий становится
отказ от речи – неговорение и молчание. В романе «Чапаев и Пустота»

7
появляется понятие «тайной свободы», которая в действительности оказывается
противоположностью свободе, бегством из тюрьмы действительности от
дискомфорта и страха смерти в еще более страшную тюрьму – в слово, в
лабиринт языка. Освобождение от необходимости прятаться во «внутреннем
мире», по Пелевину, состоит в двойной иронии над происходящим. Свобода
российского интеллигента и русского человека вообще заключается не в
молчании от скудости ума, а в добровольном и свободном выборе неговорения.
Стадией наименьшей зависимости от слов, предшествующей добровольному
отказу от вербализации, является общение при помощи музыки. Молчание в
художественном мире Пелевина подобно слепоте Эдипа и Демокрита,
ослепивших себя, чтобы «лучше видеть», оно оказывается способом обретения
истинного языка – языка любви, который не порабощает, а освобождает, не
загораживает истину, но дает возможность ежемоментного ее постижения.
Пространство культуры характеризуется немыслием и неговорением, в котором
открывается истинная внутренняя свобода. А образ «перевернутой»
Вавилонской башни – тофета, геенны огненной, соотносимый с цивилизацией,
оказывается связанным именно с говорением, причем с ошибочным говорением
– «смешением языка».
В своих романах Пелевин художественно исследует различные варианты
«смешения языка». Это не только ненормативная лексика, но и допущение
явных орфографических и речевых ошибок (яркий пример подобного смешения
– надпись на красном фартуке, надетом на памятник Пушкину в романе
«Чапаев и Пустота»), произвольная перестановка букв в словах и слов в
предложении («вавилонский вариант» смешения языка, описанный в
«Generation П»), неконтролируемое смешение русского и английского языков
(например, в речи Мюс, героини романа «Числа»), интернетовский новояз –
«албанский язык» (в повести «Шлем ужаса» и романе «Ампир В»).
Интенсивность «смешения» языка зависит от погруженности общества в
цивилизацию. Так в романе «Омон Ра» и утрированно патетическая речь, и
сложный «многоярусный» мат встречается только в речи слуг идеологии. В
романе «Чапаев и Пустота» наиболее насыщенными ненормативной лексикой,
оказываются фрагменты, описывающие мир новых русских. Начиная с романа
«Generation П», в котором художественно осмысливаются первые итоги
движения России по пути цивилизации, «смешение языка» охватывает весь
текст. Европейская цивилизация связывается с идеей Логоса, попытки выразить
истину через слово. В этом позиция Пелевина сходна с теоретическими
положениями западноевропейского постмодернизма, однако Пелевин
продолжает модернистские попытки выразить истину – только не словами, а
молчанием.
Истина, как и свобода, постигается чувством и в чувстве. С понятием
истины в художественном мире писателя связан универсальный образ пустоты,
рассматриваемый в §2 «Пустота внешняя и внутренняя как центральная
бинарная оппозиция творчества В. Пелевина». Пустота понимается
Пелевиным двояко: это и пустота «внешняя», независимость от материального;
и пустота «внутренняя», подмена индивидуальных характеристик личности

8
качествами окружающих ее вещей, самоидентификация человека через объекты
материального мира, которыми он обладает. При этом «внешняя» пустота
«меблируется», заполняется вещами, за повышенным вниманием к которым
следует утрата человеком внутреннего содержания, влекущая за собой страх
перед Ничто, пустотой, то есть утрату бессмертия.
Путь культуры часто отмечен в романах Пелевина образом бабочки,
символизирующей бессмертную возрождающуюся душу. Бабочке как
культурному символу, противопоставляется образ комара, символизирующий
душу существа цивилизации – вампира. Комар в романах Пелевина становится
символом потребления, персонификацией характерной для цивилизации черты
использования Другого для собственной выгоды. Комар и летучая мышь как
разные ипостаси вампира становятся в художественном мире Пелевина
символами элиты, «внутреннего врага» России, паразитирующего на теле
общества.
Для Пелевина пустота как истинная природа всего представляет собой
источник творческой энергии, именно поэтому пустота «внешняя» не пугает
человека культуры, к творчеству способного, и так ужасает человека,
обращенного к цивилизации, способного лишь на производство материальных
объектов и симулякров и их тиражирование. Обладающий внутренней свободой
человек, обращенный к идеалам культуры (творчеству, любви, состраданию),
обретает независимость от материального, вещного. Он способен управлять
иллюзией реальности, поскольку осознает, что бренна только форма, которую
принимает пустота, в то время как истинная сущность всего остается
неуязвимой для смерти.
На основании анализа текстов Пелевина можно сделать вывод о
соприродности пустоте, творящему хаосу и самой России, где фактические
результаты цивилизационного движения замещаются их мысленными и
чувственными образами, виртуализируются, и на эти виртуальные объекты
накладывается система социальных отношений, адекватная для невиртуального
пространства. В России цивилизация приобретает форму «следа» (М. Эпштейн).
Немногочисленные следы цивилизации в романах Пелевина несут печать
разрушения, являющегося вместе с тем неотъемлемой частью их сущности,
воплощают в себе борьбу пустоты «внешней» и «внутренней», часто
принимающую форму деконструкции. Россия представляет собой пространство
борьбы порядка, крайним проявлением которого является опустошение,
эмоциональный и творческий паралич личности и «меблировка» пустоты, и
хаоса, содержащего в себе постоянный творческий импульс. Родственность
хаосу, внешней пустоте, противостоящей диктату материального, вещного, в
художественном мире Пелевина означает сохранение живой подвижной души.
Осознание себя в процессе одновременного создания и стирания, как
иллюзорную форму, мгновение назад созданную пустотой и из пустоты, и через
мгновение снова возвращающуюся в нее, дает героям Пелевина власть над
иллюзорным миром и смертью.
В §3 «Карнавальность в произведениях Пелевина: масочность и
"переодевание"» рассматриваются проявления карнавальности

9
в художественном мире Пелевина, исследуется специфическая для творчества
писателя пара универсалий – карнавальная масочность и «переодевание».
Пелевинское «переодевание» восходит к одноименному побочному ритуалу
карнавала, однако в отличие от карнавала, представляющего собой ритуальное
временное высвобождение стихийности бессознательного, «переодевание» – это
тотальная безграничная власть карнавальной стихии над всеми сферами жизни
и внутренним миром личности. Маска как атрибут карнавала выполняет в
романах Пелевина защитную функцию, но не изменяет личностных
характеристик, поэтому снятие маски знаменует отмену карнавальной роли.
«Переодевание» влечет за собой полное подчинение внутренне опустошенной
личности «платью» – ложной личности, и замена «платья» означает полную
замену одной ложной личности другой. «Платьем» чаще всего оказывается
костюм как «своеобразное социальное имя человека» (Е. Фарино), а также
другие объекты вещного мира, служащие доказательствами социальной
реализованности и финансовой успешности их владельца: автомобиль, часы,
пейджер или мобильный телефон и т.п. Человек цивилизации «переодевается» с
целью отождествления себя с созданным рекламой образом другого, социально
реализовавшегося, более успешного. Так происходят два важнейших для
цивилизации процесса – тиражирование симулякров (образов счастья, успеха,
комфорта) и стирание личностных отличий, омассовление личности. Судьбой
человека цивилизации в творчестве Пелевина является переодевание, а
внутренняя жизнь сводится к существованию ради существования, создания и
поддержания имиджа, заключающего определенный message, визуальное
послание. И наиболее точно соответствующий message передает модная одежда
и аксессуары, а также подобранные по моде автомобиль, оформленное
дизайнером жилище и т. п. И модные вещи, и модные развлечения часто
помечены в романах Пелевина двумя или тремя шестерками, что указывает на
их демоническую сущность. Вышедшая из моды одежда утрачивает силу
воздействия на человека.
Одежда человека культуры в пространстве цивилизации одновременно
скрывает и акцентирует личностные качества ее владельца, поскольку, на
первый взгляд, соответствует моде, но некоторые малозаметные отличия,
имеющие символический смысл, указывают на содержащийся в костюме
двойной message – для людей цивилизации одежда имеет одно значение, а для
людей культуры – другое, которое люди цивилизации не способны прочесть.
Цивилизационный message в одежде легко прочитывается, поскольку именно
донесение этого послания и является основной целью переодевания. Для
прочтения культурных символов в одежде пелевинских героев необходим
высокий интеллектуальный уровень, позволяющий обнаружить литературные и
мифологические аллюзии, опознать цитаты, которыми оперирует писатель.
Помимо цивилизационного (одинарного) и цивилизационно-культурного
(двойного) в произведениях Пелевина также встречается костюм, содержащий
нулевой message (костюм Гиреева). Нулевой message в одежде героя указывает
на то, что он сопротивляется агрессивному вторжению цивилизации в мир его

10
личности, однако связи с универсальным полем культуры не настолько сильны,
чтобы окончательно преодолеть цивилизационное.
Карнавальная маска и «платье» в пелевинском тексте также представляют
собой пару универсалий. Масочным элементом в романах Пелевина чаще всего
выступает головной убор. Вариантом маски является и ложное имя героя, тоже
выполняющее защитную функцию. Подобно одежде, имя способно
одновременно скрывать и акцентировать необычность личности, его носящей.
Чапаев – фамилия, ничего не значащая в цивилизационном пространстве
революционной России, но имеющая значение для читателя. Обезличенный и
карикатурный образ Чапаева, созданный анекдотами, – та ширма, которой от
цивилизационно сориентированного читателя загораживается истинное лицо
героя – лицо Будды. Одно из многих ложных имен лисы А Алиса Ли для
человека, сориентированного культурно начинает означать «Алиса ли?» и дает
намек на ее истинное лицо – лицо лисы-оборотня. Человеку цивилизации
ложное имя служит внешне для облегчения социальной реализации, развития
бизнеса и создания имиджа, а на более глубоком уровне представляет собой
протез личности вместо утраченной духовности и самобытности. Часто для
этой цели используются ложные имена, восходящие к телевизионным
программам – имена сериальных героев (Просто Мария – «Чапаев и Пустота»),
имена покемонов (Мюс сама идентифицирует себя как покемона и пытается
заставить принять ложное имя Пикачу Степу Михайлова – «Числа»), названия
передач (прозвище Нафикова Кика восходит к названию телеканала,
показывающего мультфильмы – «Числа»); в образе Александра Серого
(«Священная книга оборотня»), после превращения в собаку меняющего
фамилию на Черный, заметны черты Саши Белого, персонажа сериала
«Бригада». Ложное имя, долженствующее способствовать социальной
реализации, становится единственным, поскольку личность, включившаяся в
систему «переодевания», добровольно отказывается от истинного имени, а
вместе с ним и от индивидуальности во имя обретения места в социальной
иерархии.
В романе «Generation П» часто встречается не только одежда, но и ложное
имя, содержащее нулевой message – No name. «No name» – это граница между
истинным и ложным именем человека, между культурным и цивилизационным
пространством внутри личности. В тех случаях, когда сочетание «no name»
восходит к надписи на товарах неопределенной торговой марки, оно является
признаком обращенности героя к цивилизации. Отсутствие торговой марки
само по себе является торговой маркой и прочитывается как «не-имя», ложное
имя. Но на пути Татарского появляется также надпись «This game has no name»,
где «no» – отрицательная частица, относящаяся к глаголу. Таким образом, «no
name» получает другое значение – отсутствие имени, что указывает на
возможность героя вернуться к имени истинному, перейти в пространство
культуры.
Во второй главе «В.О. Пелевин о взаимодействии культур: сюжетная
схема "алхимический брак"» содержится анализ образа России в творчестве
Пелевина. Внимание писателя к теории цивилизаций О. Шпенглера, отсылки к

11
которой мы встречаем в романе «Священная книга оборотня», рассказе
«Хрустальный мир» и других его произведениях, указывает на повышенный
интерес писателя к специфике России как культурно-историческому типу –
локальной цивилизации, перемены в самосознании общества рассматриваются
как характеристики этапа цивилизационного развития России. Путем
гротескного столкновения принципиально различных культур России, Запада и
Востока Пелевин открывает читателю национальную самобытность России, ее
уникальность как локальной цивилизации, выявляет универсалии русской
национальной культуры: соприродность творящему хаосу, открытость,
способность к заимствованию с одновременным пародированием,
«самостирание» (Эпштейн).
В романах Пелевина Россия, Запад и Восток художественно осмыслены как
цивилизации, находящиеся на разных этапах развития. Согласно О. Шпенглеру,
каждая цивилизация переживает возрасты культуры (период творчества) и
цивилизации (период производства). Европа в настоящее время духовно
находится в состоянии цивилизации, что соответствует постиндустриальному
обществу и постмодернистскому сознанию, тогда как, по мнению некоторых
исследователей, в частности, Ю. Яковца, в России постиндустриальное
общество сформируется, по оптимистическим прогнозам, к 30-м годам ХХI
века, а по пессимистическим прогнозам – к 60 годам ХХI столетия. Сейчас
Россия находится в состоянии индустриального общества, соответствующем
модернизму (А.В. Дьяков), который также может быть определен как возраст
перехода локальной цивилизации из возраста культуры в возраст цивилизации.
Пелевин создает образ Запада, пережившего свой закат и существующего по
исторической инерции, его силы истощены, творческая энергия утрачена.
Россия предстает в творчестве писателя более молодой и сильной
цивилизацией, но пораженной комплексом неполноценности и ученичества.
Россия примеряет на себя внешние признаки и формы западноевропейской
цивилизации, демонстрируя определенный иммунитет к ее внутренней
сущности.
Творчество Пелевина содержит художественно закодированные для
прочтения подготовленным читателем результаты наблюдения писателя за
наступлением в России постмодерности, времени торжества технологии и
отодвижения на второй план индивидуальности. Раннее творчество Пелевина
характеризуется деконструкцией советских мифов: Советский Союз предстает
механизмом, производящим симулякры, системой тонкого манипулирования
верой в высокие идеалы, низводящей человека до «винтика», мельчайшей
безымянной части механизма. Для раннего Пелевина имеет значение только
прорыв за пределы симулятивной реальности Советского Союза (Омон
Кривомазов выходит из тоннеля в суету станции метро («Омон Ра»),
бройлерные цыплята покидают птицефабрику, улетая в закат («Затворник и
Шестипалый»). Пространство за пределами преодоленной иллюзии оказывается
художественно неисследованным. В романе «Жизнь насекомых» Пелевин
продолжает традицию русских писателей-классиков (И.С. Тургенева,
Ф.М. Достоевского), создает двойственный образ Запада – действительный и

12
нарисованный воображением российского человека. Россия в романах Пелевина
рассматривается в сопоставлении с Европой, Западом, а также «первым
миром», который включает не только Европу и Америку, но и Японию,
являющуюся образом цивилизационного Востока. Америка, Япония и Европа,
поставленные в один ряд, подтверждают, что «первый мир» – это
цивилизационная характеристика, поскольку перечислены центры локальных
цивилизаций. Движение от последних к первым – путь перехода культуры в
цивилизацию. Для «первого мира» «второй мир» – культурный этап – уже
позади. Для России, по Пелевину, «второй мир» достижим. «Второй мир» –
название главы романа «Жизнь насекомых», в которой мотылек Митя обретает
себя, сталкивает с обрыва свой навозный шар и перестает подчиняться воле
ложной личности. Современность России 90-х – это время, близкое ко «второму
миру», содержащее в себе возможность обретения Россией своего «золотого
века». А для каждого отдельного человека «вторым миром» становится
«Внутренняя Монголия» – состояние максимальной близости к свободе.
Основным препятствием достижения Россией «второго мира» является
сформировавшийся еще при Петре Великом комплекс, заставляющий Россию
постоянно сравнивать себя с Европой, шире – с западной цивилизацией,
порождающий чувство стыда перед более цивилизованными странами за свою
недостаточную цивилизованность и паническую боязнь показать отсталость в
цивилизационном плане от стран «первого мира». Выразителями этой черты
российского самосознания в романах Пелевина являются муха Наташа («Жизнь
насекомых») и Семен Сердюк («Чапаев и Пустота»).
На рубеже исторических циклов перед Россией, занимающей место между
«первым» и «третьим» миром, Европой и Азией, возникает необходимость
занять определенное место в круговороте локальных цивилизаций. Завершение
предыдущего и начало нового цивилизационного витка породило особенно
сильный кризис цивилизационной самоидентификации России, который
отразился в творчестве Пелевина в виде сюжетной схемы «алхимического
брака». Она характеризуется наличием пары героев, отождествляющихся с
Западом и Россией (Сэм Саккер и Наташа – «Жизнь насекомых», Арнольд
Шварценеггер и Просто Мария – «Чапаев и Пустота», Мюс и Степан Михайлов
– «Числа»). И Запад, и Восток, избравшие путь прогресса, оказываются
враждебны России, «алхимический брак» трактуется как травматический для
России опыт. Для русского человека в этой ситуации открываются два пути:
стать помощником «первого мира» в перекачке жизненных сил России в тело
дряхлеющей западной или восточной цивилизации и насильником над
народной душой, либо самому стать донором жизненной силы и добровольной
жертвой цивилизации. С точки зрения писателя, оба пути неприемлемы.
Ранние романы Пелевина отражают его надежды на то, что Россия станет
оплотом культуры и духовности в современном мире. Но более позднее
творчество (начиная со второй половины 90-х годов ХХ века) говорит о
крушении этих надежд и переориентации на поиск пути в культуру для
отдельного человека. Кризис разрешился в пользу выбора Россией ориентации
на западную цивилизацию, что в контексте художественного мира Пелевина

13
трактуется как обращение к цивилизации вообще, к «первому миру», для
которого прогресс и деньги приобретают значительно большую ценность, чем
культура и религия. Уже в романе «Generation П» констатируется переход
России на цивилизационные рельсы, вступление в «первый мир» и
стремительное ослабление культурного начала. Но для понимания созданного в
романах Пелевина образа современной России необходимо учесть глубинные
связи личности и страны, утверждающиеся во всех романах.
Параллелизм судьбы «культурно одаренного героя» и России позволяет
сделать вывод о возможности для страны пути в культуру даже из глубины
цивилизации. Путь открытости, сострадания и любви приносит как Адель
(«Священная книга оборотня»), так и России огромные страдания. Но приводя
свою героиню в финале романа в Радужный поток, Пелевин подчеркивает, что
страдание ведет к спасению и бессмертию. Рама («Ампир В») связан с Россией
на глубинном уровне национального, культурного. Он проходит через
страдание для того, чтобы открыть в себе новый источник любви – любви к
России, к миру. Он совершает качественный скачок в культуру. И есть
основания предполагать, что подобный качественный скачок, по мнению
Пелевина, способна и должна совершить Россия.
Образ «культурно одаренного героя», рассматриваемый нами в третьей
главе «"Культурно одаренный герой" в ситуации выбора между культурой
и цивилизацией» наиболее четко и полно оформляется в творчестве Пелевина
к середине 90-х годов XX века. В ранних романах Пелевина мы отмечаем
отдельные черты «одаренного героя» – способность выйти за пределы иллюзии,
порыв к свободе (Омон Кривомазов – «Омон Ра», мотылек Митя – «Жизнь
насекомых»).
«Культурный дар» героев Пелевина – во многом дар культурно-
цивилизационного оборотничества и карнавального двуединства двух
пространств в мире отдельной личности. В критические моменты ослабляется
контроль сознания и активизируется бессознательное. Поэтому герои Пелевина,
обращенные к культуре, часто обладают чертами трикстера, например,
склонностью к жестоким «детским шалостям», совершаемым в
бессознательном порыве. Пелевинский «одаренный» герой – карнавальный
«дурачок», который, задавая «дурацкие» вопросы, получает доступ к
сакральному знанию об истинной природе мира – пустоте. «Одаренного» героя
отличает повышенная чувствительность к чуду, открытость чудесному,
готовность к максимальному отождествлению с «идеальным первообразом»
(А.Ф. Лосев). Для «культурно одаренных героев» Пелевина чудо есть
установление и проявление подлинных, нерушимых законов природы, а идеал
гармоничного и естественного существования трактуется как существование
вне цивилизации – в пустоте.
Для понимания образов одаренных героев романов 2003–2006 годов,
добровольно избирающих путь цивилизации важнейшим является образы волка
и собаки. Эта пара образов имеет принципиально важный для художественного
мира Пелевина символический смысл. Волки в романе «Священная книга
оборотня» воспринимают себя в традициях христианской религии как

14
потерявшие образ Божий, отказавшиеся от него ради денег, а в романе «Числа»
образ волка трактуется как карнавальная роль, характеризующаяся
определенными ритуальными действиями. В образе банкира Сракандаева
угадывается центральный образ родственного карнавалу ритуального
празднества festum asinorum1 – образ осла. В ходе ритуала, распространенного
во Франции, процессия с ослом шла прямо в церковь, где во время мессы
прихожане и священник вместо славословий господу ревели по-ослиному.
Сексуальный контакт Михайлова, одетого католическим священником, и
Сракандаева соотносится с богохульной мессой, в роли алтаря выступает
стеклянный столик, на котором находится горка наркотического порошка,
символизирующая собой карнавальный антипод «святых даров». Портрет
Путина выполняет функцию карнавального иконостаса. В кульминационный
момент встречи Михайлов отождествляет себя с волком, одерживающим
победу над ослом, но в стихии карнавала победа оборачивается поражением.
Волк символизирует в романах Пелевина человека, ставшего жертвой
собственных низменных инстинктов. Родственный ему образ собаки трактуется
как жертва во имя высоких, но ошибочно понимаемых идеалов. Товарищ Лайка
(«Омон Ра») – жертва космической программы Советского Союза, Александр
Черный («Священная книга оборотня») – стремления к справедливости и
чувства долга. Неразрывная связь с Россией и не позволяет Александру перейти
в пространство культуры. Александр готов помогать России любыми
возможными средствами, поэтому и вновь обретенную силу апокалипсического
пса «П» он обращает против врагов своей страны, а не для того, чтобы
вырваться из пространства цивилизации в культуру и там осуществить
единственно ценный подвиг – войти в Радужный поток, как это делают Петр
Пустота, Чапаев и лиса Адель. По одной из русских легенд собака была создана
Богом из грязи, которой дьявол обмазал человека, чтобы защитить человека от
злой силы. Также и Александр чувствует свою связь с «телом» России и
символическую роль ее защитника. А поскольку цивилизация в творчестве
Пелевина оказывается противником Бога, Александр готов охранять и
оборонять цивилизационную Россию даже от самого Создателя.
Вершиной реализации культурного дара является осознание героем
иллюзорности реальности, что влечет за собой обретение власти над иллюзией,
способность создавать или перестать создавать по собственной воле. Этот
волевой акт принимает форму прыжка в Урал (Универсальную реку
абсолютной любви) («Чапаев и Пустота») или вхождения в Радужный поток
(«Священная книга оборотня»). Ступенями реализации культурного дара
являются: 1. обретение любви, 2. возвращение или получение способности
творчества, чаще всего выражающееся в написании книги, 3. вхождение в
Радужный поток (Урал).
Пелевинский герой, реализующий свой «культурный дар», имеет
карнавальные черты князя Мышкина, он остается на касательной к жизни, не
способен нарастить «жизненную плоть», «меблировать» окружающую пустоту.
Реализовать в полной мере свой «культурный дар» удается двум пелевинским
1
Юнг К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов. Мн., 2004. С. 341.
15
героям – Петру Пустоте, герою романа «Чапаев и Пустота», и лисе Адель,
героине романа «Священная книга оборотня», ставшей сверхоборотнем,
своеобразным лисьим мессией. Еще один герой, Рама («Ампир В»), к финалу
романа проходит первые две стадии, но по пути не культуры, а цивилизации.
Однако в результате проведения интертекстуального анализа финала романа и
текстов песен «Русского альбома» Б. Гребенщикова и группы «Аквариум»,
отсылка к которым дается в романе «Ампир В», мы можем сделать вывод о
возможности для Рамы третьей ступени реализации дара – выхода за пределы
иллюзорной реальности и разрыва связей с цивилизацией.
Материал во второй и третьей главах организован по хронологическому
принципу, что позволяет проследить трансформацию анализируемых в
указанных главах образов в разные периоды творчества писателя.
В заключении содержатся выводы по всему исследованию, а также
намечаются возможные перспективы дальнейшей разработки избранной темы.
В приложении 1 «Классификация романов В.О. Пелевина» предпринята
попытка классификации романного творчества Писателя по различным
основаниям. Хронологически романы Пелевина могут быть разделены на три
блока – романы, написанные и изданные в 1990–95 гг., 1996–2000 гг. ХХ века и
в начале ХХI века соответственно.
Рассматривая романное творчество Пелевина в культурно-
цивилизационном аспекте, можно выделить в нем два тематических блока.
Первый блок: романы, содержащие сюжетную линию «алхимического брака» –
вступления России в цивилизационные взаимоотношения с западноевропейской
цивилизацией («Жизнь насекомых», и «Числа» (роман, входящий в состав
книги «ДПП(NN) (Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда)»).
Для романов этого блока характерно наличие «алхимической» пары героев,
вступающих в интимные отношения, при которых один из них отождествляется
с Россией, а второй – с одной из цивилизаций «первого мира». Второй блок
составляют романы, художественно исследующие отдельную личность,
человека в ситуации выбора между цивилизацией и культурой, а также
результаты и последствия этого выбора («Омон Ра», «Generation П»,
«Священная книга оборотня» и «Ампир В»). Основным отличительным
признаком романов этого блока является необычное имя героя – Омон («Омон
Ра»), Вавилен («Generation П»), А («Священная книга оборотня»), Роман
Шторкин-Шторквинкель («Ампир В»), а также принятие героями второго
имени – Ра (Омон), Владимир (Вавилен), Адель (А), Рама Второй (Роман
Шторкин). Роман «Чапаев и Пустота» может быть рассмотрен в двух блоках,
поскольку совмещает сюжетные линии «алхимического брака» и
цивилизационного выбора и содержит образы, характерные для обоих блоков:
парный образ России и Запада – Мария и Шварценеггер, а также героя с
необычным именем – Петр Пустота, принимающего второе имя – Григорий
Фанерный.
Также романы В.О. Пелевина могу быть классифицированы по цели
культурной или цивилизационной активности героя. Можно выделить три
основных цели. Первая – выход за границы иллюзорного мира советской

16
цивилизации («Омон Ра» и «Жизнь насекомых»). Вторая цель – восхождение к
вершине зиккурата, отождествление себя с «платьем», identity («Generation П»,
«Числа» и «Ампир В»). Третья цель – вхождение в Радужный поток (Урал)
(«Чапаев и Пустота» и «Священная книга оборотня»).
В приложении 2 «Культурно и цивилизационно маркированные
универсальные образы романного творчества В.О. Пелевина» приводится
таблица, содержащая важнейшие для романного творчества Пелевина парные
универсальные образы.

Результаты диссертационного исследования отражены в следующих

публикациях:

1. Зарубина Д.Н. Российский литературный постмодернизм в контексте

циклической теории цивилизаций // Вестник Ивановского энергетического
университета. Выпуск 1. Приложение. Иваново: ИГЭУ, 2007. 0,4 п.л.
2. Котова (Зарубина) Д.Н. Модель «очеловечивания» как художественный
прием в романе В.О. Пелевина «Чапаев и Пустота» (Опыт интертекстуального
анализа) // Филологические штудии: Сборник научных трудов. Выпуск 7.
Иваново: ИвГУ, 2003. 0,3 п.л.
3. Котова (Зарубина) Д.Н. Анализ архетипического начала в повести
М. Булгакова «Собачье сердце» и романе В. Пелевина «Чапаев и Пустота» //
Молодая наука в классическом университете: Материалы докладов научных
конференций фестиваля студентов, аспирантов и молодых ученых, Иваново, 21-
25 апреля 2003: В 7-ми ч., Ч. 6. Русская словесность: Текст и контекст. Иваново:
ИвГУ, 2003. Ч. 6. Русская словесность: текст и контекст. 0,2 п.л.
4. Котова (Зарубина) Д.Н., Захарьян Н.А., Акулова Е., Максимова М.М.
Современная литература (11 класс) // Инновации молодых: Материалы научных
работ участников Всероссийского конкурса научно-технических и
инновационных работ по гуманитарным наукам среди студентов высших
учебных заведений. Иваново: ИвГУ, 2003. 0,1 п.л.
5. Котова (Зарубина) Д.Н. Архетипическое начало и архетип «четвертого» в
русской литературе XIX-XX веков (К постановке вопроса) // Филологические
штудии: Сборник научных трудов. Выпуск 8. Иваново: ИвГУ, 2004. 0,7 п.л.
6. Котова (Зарубина) Д.Н. Роман В. Пелевина «Чапаев и Пустота» в 11
классе // Содержание и технологии литературного образования в средней
школе: проблемы анализа художественного текста: Материалы III
межрегиональной научно-методической конференции. Иваново: ИвГУ, 2004.
0,3 п.л.
7. Зарубина Д.Н. Карнавальность в романе В. Пелевина «Чапаев и Пустота»
// Филологические штудии. Сборник научных трудов. Выпуск 9. Иваново:
ИвГУ, 2005. 0,3 п.л.
8. Зарубина Д.Н. Карнавальность в романе Виктора Пелевина «Чапаев и
Пустота» // Русская литература ХХ века: Типологические аспекты изучения:
Материалы Х Шешуковских чтений. М., 2005. 0,3 п.л.

17
 9. Зарубина Д.Н. В. Пелевин «Чапаев и Пустота»: своеобразие
постмодернистского текста // Современная литература в школе: Сборник
научно-методических материалов и разработок. Иваново, 2005. 0,4 п.л.
10. Зарубина Д.Н. Универсалии в романном творчестве В. Пелевина (К
вопросу о массовой культуре с точки зрения российского постмодернизма) //
Художественный текст и культура VI. Материалы межд. науч. конф. 6-7
октября 2005 г. Владимир: ВГПУ, 2006. 0,3 п.л.
11. Зарубина Д.Н. Образ бабочки в романном творчестве В. Пелевина //
Филологические штудии: Сборник научных трудов. Выпуск 10. Иваново: ИвГУ,
2006. 0,2 п.л.

18