МИНОБРНАУКИ РОССИИ

Федеральное государственное автономное образовательное

учреждение высшего профессионального образования
«Южный федеральный университет»

Институт филологии, журналистики и межкультурной коммуникации

Кафедра романской филологии

РОЛЬ ЛЕКСИКО-СТИЛИСТИЧЕСКИХ СРЕДСТВ

ПРИ ОСВЕЩЕНИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ
КОНФЛИКТОВ (НА МАТЕРИАЛЕ
ИСПАНОЯЗЫЧНЫХ И РОССИЙСКИХ СМИ)

МАГИСТЕРСКАЯ ДИССЕРТАЦИЯ
по направлению 032700 – Филология
(западноевропейская)

Научный руководитель –
к.ф.н. доцент

Рецензент

Ростов-на-Дону – 2014

Оглавление
Введение 3
Глава 1. Общая характеристика современных СМИ Испании, 8
стран Латинской Америки и России
1.1. Основные характеристики политического масс-медиа 8
дискурса
1.2. Специфика развития прессы в Испании, странах Латинской 18
Америки и России
1.3. Особенности освещения международных конфликтов в 30
испанской, латиноамериканской и российской прессе
Глава 2. Специфика использования лексико-стилистических 41
средств при освещении международных конфликтов
2.1. Тропы 42
2.2. Фигуры 70
2.3. Лексико-фразеологические средства выразительности 89
Заключение 101
Литература 104
Список источников примеров 111

Введение

2

 Вторая половина XX – начало XXI в. характеризуются активным
развитием средств массовой коммуникации. «Динамичное развитие
традиционных СМИ: печати, радио, телевидения, появление новых
компьютерных информационных технологий, глобализация мирового
информационного пространства оказывают огромное влияние на
производство и распространение слова. Все эти сложные и многогранные
процессы требуют не только научного осмысления, но и разработки новых
парадигм практического исследования языка СМИ» [Добросклонская
2008: 5]. В течение последних десятилетий большое внимание уделяется
изучению СМИ с помощью дискурс-анализа, который позволяет детально
рассмотреть все составляющие медийного (и любого другого) текста.
Особенную важность приобретает тот факт, что анализ дискурса
предполагает исследование связки «текст + контекст (социальный,
политический, культурный), что в итоге дает более полное и достоверное
понимание исходного речевого произведения.
В наши дни значительное место в СМИ отводится освещению
международных конфликтов разных типов. Глобализация информационного
пространства повышает интерес рядовых граждан к вопросам политики и
международных отношений. Происходящие в современном мире события
оказывают прямое влияние на жизни людей, столкновения и борьба
государств приводят к перераспределению баланса сил на международной
арене. В итоге во многом от того, какую позицию займут СМИ, чью сторону
в конфликте они будут отстаивать и какими средствами, зависят мнения и
настроения, которые будут царить в обществе той или иной страны.
Именно поэтому исследование освещения международных конфликтов в
политическом медийном дискурсе имеет сейчас первостепенную важность.
Степень изученности данной проблемы неоднозначна. В целом
вопросам развития СМИ, теории дискурса, анализу политического дискурса
и его лексико-стилистических особенностей современными исследователями
уделяется значительное внимание. Данная проблематика нашла свое
3

отражение в тысячах работ отечественных и зарубежных ученых. Среди них
необходимо отметить исследования Н.Д. Арутюновой, А.Н. Баранова,
Р. Барта, В.В Виноградова, Т.А. ван Дейка, В.З. Демьянкова,
Т.Г. Добросклонской, В.И. Карасика, П.Б. Паршина, П. Серио, Г.Я. Солганик,
М. Фуко, А.П. Чудинова, D. García, L. Rojo, J. Sal Paz, и многих других.
Однако сам медиатопик «международный конфликт» и его лексико-
стилистические особенности в рамках политического дискурса СМИ изучен
не так подробно. Более того, анализ международных конфликтов часто
ограничивается только военными конфликтами, непосредственными
вооруженными столкновениями. Тем не менее, межгосударственные
конфликты могут принимать и иные, невооруженные, формы, которые также
необходимо учитывать и анализировать. В этой области важно отметить
такие исследования, как «Язык как институт мирного урегулирования
конфликтов. Сравнительно-сопоставительный анализ лексики французского
и английского языков, используемой в диалоге культур (конфликтующих
сторон)» Ю.С. Литвиновой; «Вербализация концепта "Вооруженный
конфликт" в немецкоязычном новостном интернет-дискурсе» Д.А. Бородько;
«Критический анализ дискурса печатных СМИ: особенности освещения
северокавказского конфликта 1998-2000 гг.» И.В. Жукова; «Журналистика и
политика вооруженного конфликта: сравнительный анализ американской и
отечественной прессы» Н.С. Авдониной и др.
Исследование проблем, связанных с освещением международных
конфликтов, приобретает особую значимость в условиях современной
геополитической обстановки. Кроме того, отмечается недостаточная
изученность данных вопросов на материале испанского масс-медийного
дискурса. Указанные факты обуславливают актуальность настоящего
исследования.
Объектом исследования являются испанские и русские лексико-
стилистические средства, применяемые в журналистских текстах,
опубликованных в электронных версиях ведущих российских изданий
4

(Российская газета - РГ; Коммерсант; Известия; Новая Газета;
Независимая газета; Комсомольская правда и др.), испанских СМИ (El País,
El Mundo, ABC, La Vanguardia, La Razón и др.) и латиноамериканских газетах
(Clarín, La Nación – Аргентина; La Razón - Боливия; Universo, Extra, El
Comercio – Эквадор; El Tiempo – Колумбия и др.).
Предметом исследования является анализ указанных лексико-
семантических средств испанского и русского языков в плане их воздействия
на целевую аудиторию, а также изучение медиатопика «международный
конфликт» в рамках политического дискурса СМИ.
Материалом исследования послужили более 500 публикаций на тему
международных конфликтов, которые были выделены путем сплошной
выборки из перечисленных выше изданий в период с сентября 2012 г. по май
2014 г.
Цель исследования: рассмотреть как единую систему лексико-
стилистические средства современного испанского и русского языков,
используемые в общественно-политических текстах, а также изучить
особенности их функционирования в основных периодических изданиях
Испании, Латинской Америки и России.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие
задачи:
1. выделить основные характеристики современного испано- и
русскоязычного политического медиа-дискурса;
2. проанализировать ведущие тенденции развития прессы в Испании,
странах Латинской Америки и России;
3. выявить специфику освещения международных конфликтов в
указанных периодических изданиях;
4. рассмотреть основные лексико-стилистические средства испанского и
русского языков, используемые при освещении международных
конфликтов;

5

 5. исследовать воздействие указанных лексико-стилистических средств
(тропов, фигур и лексико-фразеологических средств выразительности)
на целевую аудиторию.
Методы исследования. Основные методы, используемые в
теоретической части, это сравнительно-сопоставительный анализ
теоретической литературы по изучаемой проблеме, интерпретация и
обобщение существующих точек зрения, описательный метод.
В процессе исследования публикаций печатной прессы применялись
описательный, сопоставительный, стилистический методы, метод
лингвистического наблюдения, метод компонентного анализа, метод
контекстуально-функционального и контрастивного анализа, элементы
статистических подсчетов, а также методы индукции и дедукции.
Настоящее исследование имеет междисциплинарный характер, так как
при разработке темы используются данные различных областей знаний:
лингвистики, журналистики, социологии, психолингвистики,
конфликтологии и др.
Теоретическая значимость заключается в разработке собственной
типологии лексико-стилистических средств, используемых при описании
международных конфликтов в российских и испаноязычных СМИ.
Кроме того, информация, собранная, обобщенная и
систематизированная в ходе исследования, позволяет уточнить место темы
«международный конфликт» в современной теории дискурса, а анализ
лексико-стилистических средств испанского и русского языков дает
возможность лучше понять особенности функционирования подобного рода
текстов в современных СМИ и в полной мере оценить их роль в жизни
общества.
Практическую значимость работы составляет возможность
использования ее результатов при преподавании испанского языка,
лингвострановедения, лингвокультурологии, лексикологии и стилистики

6

испанского языка, а также при написании исследовательских работ,
посвященных данной тематике.
Структура выпускной квалификационной работы. Поставленные
цели и задачи определили структуру магистерской диссертационной работы,
которая состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы и
списка источника примеров.

7

 Глава 1. Общая характеристика современных СМИ Испании, стран
Латинской Америки и России
Для современного общества характерно стремительное развитие
различных видов СМИ и усиление их влияния: СМИ фoрмируют глoбальную
культуру и глобальное инфoрмaционное прoстрaнство. Ежедневно человек
получает огромное количество информации посредством радио, телевидения,
прессы, Интернета. Исследователи отмечают: «Информируя человека о
состоянии мира и заполняя его досуг, СМИ оказывают влияние на весь строй
его мышления, на мировосприятие, на тип культуры сегодняшнего дня»
[Володина 2008: 17].
Газеты и интернет заполнены политической информацией, которая
представляет собой основную медиатему. Значительная часть публикаций
посвящена проблемам конфликтов, протекающих в разных точках мира: в
эпоху глобализации не бывает «чужих» противостояний. Подход средств
массовой информации к освещению данного вопроса, степень их
объективности, используемые в статьях средства художественной
выразительности в итоге и определяют картину конфликта, которую
выстраивает для себя читатель. СМИ можно рассматривать как особую
социально-информационную систему, выполняющую функции ориентации:
ими создается особый мир, воздействию которого вольно или невольно
подвергается каждый из нас. Именно поэтому необходимо понимать как
медиатопик «международный конфликт» функционирует в современном
политическом дискурсе СМИ.

1.1. Основные особенности политического масс-медиа дискурса

Понятие дискурс представляет собой ключевой термин в современных
направлениях гуманитарных исследований: лингвистике текста,
социолингвистике, теории коммуникации, политологии, социологии.
Последние десятилетия отличаются возрастающим интересом к анализу
проблем языка как дискурса, т.е. языка в социокультурном контексте.
8

 В качестве базового мы возьмем определение дискурса как связного
текста в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими,
социокультурными, психологическими и др. факторами; текста, взятого в
событийном аспекте; речи, рассматриваемой как целенаправленное,
социальное действие, как компонента, участвующего во взаимодействии
людей и механизмах сознания (когнитивных процессах) [Арутюнова 1998:
136-137]. Иными словами, мы понимаем дискурс как текст или речь в
действии, в совокупности со всеми экстралингвистическими факторами,
включая знания о мире, мнения, установки, оценки, цели адресанта. Такой
подход к определению данного термина особенно важен в контексте
политики.
В лингвистической литературе существует широкое и узкое понимание
политического дискурса. Сторонники узкой точки зрения ограничивают
политический дискурс только институциональными формами общения. В
частности, голландский ученый Т.А. ван Дейк пишет, что это класс жанров,
ограниченных социальной сферой, а именно политикой. Дискурс считается
политическим, если он произведен в такой институциональной обстановке,
как заседание правительства, сессия парламента, съезд политической партии.
То есть политический дискурс – это дискурс политиков [Dijk 1998].
А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич полагают, что политический дискурс образует
«совокупность всех речевых актов, используемых в политических
дискуссиях, а также правил публичной политики, освященных традицией и
проверенных опытом…» [Баранов, Казакевич 1991: 6].
Более логичной представляется широкая трактовка политического
дискурса. В рамках этого подхода политический дискурс понимается как
«любые речевые образования, субъект, адресат или содержание которых
относится к сфере политики» [Шейгал 2004: 23]. В качестве же языкового
материала могут быть использованы выступления политиков, политических
обозревателей и комментаторов, публикации СМИ, материалы

9

специализированных изданий на различные темы, касающиеся аспектов
политики.
А.П. Чудинов еще больше раздвигает и уточняет границы содержания
политического дискурса. По его мнению, в содержание политического
дискурса должны быть включены все присутствующие в сознании
говорящего и слушающего (пишущего и читающего) компоненты, способные
влиять на порождение и восприятие речи: другие тексты, содержание
которых учитывается автором и адресатом данного текста, политические
взгляды автора и его задачи при создании текста, политическая ситуация,
репутация издания, в котором он опубликован [Чудинов 2003]. В такой
трактовке политический дискурс предстает как интерпретация автором
политической действительности, с помощью которой описывается реальное,
нереальное, желаемое, принимаемое или опровергаемое положение дел.
Вопрос о существовании политического языка как особой знаковой
подсистемы в составе национального языка является дискуссионным. Среди
одних и тех же исследователей нет общепринятого определения языка
политики, существуют разные точки зрения на его лингвистический статус,
которые могут быть сведены к трем разным подходам.
Согласно первой точке зрения ученые признают наличие языка
политики. Так, А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич считают, что «политический
язык – это особая знаковая система, предназначенная именно для
политической коммуникации» [Баранов, Казакевич 1991: 6].
Противоположную точку зрения предлагает Б.П. Паршин, который считает,
что «…чисто языковые черты своеобразия политического дискурса
немногочисленны и не столь просто поддаются идентификации. То, что
обычно имеется в виду под «языком политики», в норме не выходит за рамки
грамматических, …и лексических норм соответствующих идиоэтнических
(«национальных») языков…» [Паршин 1999].
Сторонники третьей точки зрения утверждают, что языку политики
свойственно специфическое содержание, а не форма. В работе Д. Грейбер
10

подчеркивается, что язык становится политическим не благодаря наличию
вокабуляра и определенных грамматических форм, а благодаря «содержанию
передаваемой информации, обстоятельств, в которых происходит
распространение информации (социальный контекст), и выполняемым
функциям» [Цит. по: Шейгал 2004: 28].
Другой важной составляющей политического масс-медиа дискурса
является язык СМИ. Необходимо отметить, что сам термин «язык СМИ»
возник не так давно и подразумевает, по словам Т.Г. Добросклонской
[Добросклонская 2008: 25], «весь корпус текстов, производимых и
распространяемых средствами массовой информации; устойчивую
внутриязыковую систему, которая характеризуется определенным набором
лингвостилистических свойств и признаков; особую знаковую систему
смешанного типа с определенным соотношением вербальных и
аудиовизуальных компонентов, специфическим для каждого из средств
массовой информации: печати, радио, телевидения, Интернета».
Любой текст в СМИ создается с конкретной целью и рассчитан на
определенное воздействие. Информационная ориентация газетных текстов
связана с документальностью, объективностью, фактуальной
насыщенностью изложения, официальностью, логичностью и
аргументированностью. Воздействующая направленность проявляется в
побудительности, оценочности, выражении авторского отношения к
содержанию высказывания, изобразительности, образности
[Сметанина 2002: 45]. Соoтветственно и язык СМИ отрaжaет и реaлизует их
кoммуникaтивные и прaгмaтические задачи.
Наиболее значимые для общества и обсуждаемые в СМИ темы
получают название медиатопиков и повсеместно освещаются в
медиадискурсе и медиатекстах разных жанров — от новостей до аналитики,
очерков, хроник и т.п. При этом наблюдается влияние социально-
политических и информационных процессов, происходящих в стране, на

11

функционирование языка СМИ и обратное влияние языка СМИ на
восприятие нацией указанных процессов и даже на их течение.
В настоящее время одной из наиболее актуальных медиатем является
политический медиатопик «МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОНФЛИКТ». Обращение
к данной проблематике стимулировано очевидным фактом: СМИ призваны
откликаться на острые вопросы современности, реагировать на
неоднозначность и нестабильность социально-политической ситуации в
мире, освещать регулярно возникающие политические противостояния и
борьбу.
Конфликты во все времена являются постоянными спутниками
человечества и проявляются в разных формах: от дебатов, споров и
дискуссий до таких крайних форм, как войны и терроризм. Отражение
международных конфликтов в СМИ относится к числу сложных социально-
политических вопросов, которые привлекают в последние годы повышенное
внимание политиков, историков, философов, социологов и лингвистов.
Порой от того, какую позицию займут представители СМИ по отношению к
вооруженному конфликту, в значительной мере зависит его исход. СМИ
могут обострять или сглаживать ход развития конфликтов, участвовать в
процессе умиротворения и социального восстановления после завершения
конфликта.
Необходимо подчеркнуть, что под конфликтом в данной работе
понимаются: 1) столкновение интересов различных социальных и социально-
политических субъектов; 2) противоборство, способ разрешения
противоречий между ними с применением политико-дипломатических,
экономических, идеологических, военных и других средств и
соответствующих им форм борьбы.
Военные (вооруженные) конфликты, которым в данной работе
уделяется большое внимание, по своим масштабам могут быть: локальными,
региональными и крупномасштабными. Вооруженные конфликты, являясь
следствием попытки разрешить разного рода противоречия с помощью
12

средств вооруженной борьбы, могут иметь международный или внутренний
характер. Вoзмoжен также перехoд внутрипoлитического кoнфликта в
межгoсударственный. В этом случае внутриполитический конфликт в стране
провоцирует вмешательство в ее внутренние дела других государств или
вызывает напряженность между другими странами по поводу этого
конфликта.
Таким образом, междунарoдный кoнфликт рассматривается как осoбое
политическое отнoшение двух или нескольких стoрон - народoв, гoсударств
или группы гoсударств, - концентрирoванно вoспроизводящее в фoрме
кoсвенного или непoсредственнoго стoлкновения эконoмические, сoциально-
классoвые, политические, территoриальные, нациoнальные, религиoзные или
иные по прирoде и характеру интересы. Международные конфликты, по
своей сути, являются разновидностью международных отношений, в которые
вступают различные государства на почве противоречий своих интересов
[Рыжков 2003].
По характеру противоречий, лежащих в основе международного
конфликта, могут быть выделены экономические (например, споры между
Украиной и Россией по поводу газа), политические (конфликт между Россией
и Японией из-за права владения Южными Курилами), военно-стратегические
(война в Персидском заливе), геополитические (война в Югославии),
идеологические («левые» и «правые» на Украине), социально-политические
(Грузино-Абхазский конфликт), этнические (Нагорно-Карабахский
конфликт) и религиозные противоречия (исламская революция в Иране),
которые условно можно разбить на две группы: политические и
неполитические. В зависимости от длительности международные конфликты
могут быть затяжными, средней длительности, краткосрочными.
В международных конфликтах основными субъектами
преимущественно являются государства. Исходя их этого, выделяют:
Ø межгосударственные конфликты (обе противостоящие стороны
представлены государствами или их коалициями);
13

 Ø национально-освободительные конфликты (одна из сторон
представлена государством): антиколониальные, войны народов против
расизма, а также против правительств, действующих в противоречии с
принципами демократии;
Ø внутренние интернационализированные конфликты (государство
выступает помощником одной из сторон во внутреннем конфликте на
территории другого государства) [Дмитриев 2000].
Учитывая ограниченность объема настоящего исследования, основное
внимание уделяется национально-освободительным и внутренним
интернационализированным вооруженным конфликтам, таким как
конфликты в странах Ближнего Востока, конфликт по поводу аннексии
Крыма, а также конфликтам невооруженным, социально-политическим,
например, скандалу с арестом российской стороной интернациональной
группы участников движения Greenpeace «Arctic Sunrise» или громким
«шпионским» делом Эдварда Сноудена.
Следует отметить, что в контексте основной задачи СМИ —
информирования населения о происходящих событиях — медиатопик
«международный конфликт» находит свое отражение в первую очередь в
текстах новостного и аналитического характера. Но несмотря на
имманентную ориентацию новостного дискурса на объективность, полноту и
фактуальность репрезентируемой информации, новостные тексты,
освещающие медиатопик «международный конфликт», характеризуются
имплицитной идеологической модальностью, которая проявляется прежде
всего в тщательном отборе лексики и фактологического материала для
описания различных событий политической важности: «В зависимости от
точки зрения на мировую политику одни и те же действия могут быть
подведены либо под категорию проявлений сепаратизма, либо под категорию
борьбы за национальное самоопределение. Кроме того, одна и та же ситуация
может быть подведена под категории разной степени конкретности /
обобщенности» [Кобозева 2008: 230]. Именно поэтому особое значение
14

приобретает всесторонний анализ публикаций, освещающих данную тему, а
также исследование лексико-стилистических средств, применяемых
журналистами для создания подобных текстов.
Объясняя читателю причины конфликта, описывая ход его развития и
его экономико-политические итоги, перечисляя вовлеченные в
противостояние страны и народы, анализируя имеющиеся у сторон военные,
экономические и информационные ресурсы, давая оценки
справедливости/несправедливости этой борьбы, журналист так или иначе
обращается к политике. Кроме того, нужно также учитывать, что в основном
любая политическая коммуникация опосредована дискурсом СМИ, так как в
современном мире у политиков минимализированы возможности прямого
контакта с населением. В дискурсе масс-медиа журналисты выступают в
качестве посредников между политиками-профессионалами и массовой
аудиторией непрофессионалов. Поскольку население дистанцировано от
правительства и не может непосредственно наблюдать процесс принятия
решений, касающихся общественной жизни, журналисты становятся
«рассказчиками» о политике и политиках и, соответственно, формируют
мнение социума. Таким образом, средства массовой коммуникации
становятся практически единственным средством общения политиков и масс.
С учетом «диффузии» дискурса СМИ и дискурса политики можно
выделить собственно политическую коммуникацию (автор-политик);
медийную (или масс-медийную) политическую коммуникацию (автор-
журналист); а также непрофессиональную политическую коммуникацию
(автор-человек иной профессии, «избиратель», «представитель народа»).
Д. Мак-Куэйл, один из ведущих теоретиков массовой коммуникации,
полагает, что медиация (понимаемая как «преобразующая» функция СМИ)
есть процесс опосредующего преобразования действительности в новостную
информацию СМИ [McQail 1996: 65]. Ученый считает, что современные
масс-медиа осуществляют широкий спектр функций, варьируя от
относительной нейтральности в информировании до манипуляции и
15

контроля. Эти функции, в свою очередь, соотносятся с различными
коммуникационными моделями репрезентации реальности. В зависимости от
того, какие модели преобладают, СМИ могут выполнять различные функции
по отношению к индивиду:
- «окно в мир», открытое для репрезентации событий, не предполагающее
включение элементов, не имеющих отношения к самому событию;
- «зеркало событий» в обществе и мире, которое накладывает некоторые
ограничения на процесс репрезентации, так как существует некоторый
«угол отражения», вследствие чего реципиент не может увидеть событие
во всей его полноте;
- «привратник» (фильтр), который либо осознанно, либо неосознанно
выбирает определенные аспекты события, опуская другие;
- «интерпретатор», разъясняющий события, которые без этого могли бы
показаться разрозненными и загадочными;
- «преграда», или «завеса», отделяющая индивида от события и тем самым
искажающая его восприятие.
В отличие от речевой манипуляции воздействие в политическом
дискурсе носит интенциональный характер, т.е. может осуществляться с
помощью осознанных, целенаправленных речевых действий, избирательный
характер которых предопределяет вариативность языкового формулирования
и интерпретации языковой информации. А.А. Леонтьев, рассматривая
психолингвистические особенности языка СМИ, разводит понятия факта и
события действительности. События объективны, именно они «происходят».
Однако их восприятие и вычленение из потока действительности зависит от
наблюдающего субъекта, выполняющего роль «привратника»: «факт не
существует в самой действительности: это результат нашего осмысления или
переработки информации о действительности».
«Факт всегда выделяет в событии какую-то его часть, его определенные
признаки» и характер этих признаков зависит от когнитивной картины мира
и коммуникативных интенций субъекта. Поэтому одно и то же событие
16

выступает в форме различных фактов – в зависимости от того, что мы
считаем главным, что трактуем как «суть» события, а что считаем
частностью [Леонтьев 2003: 73-74]. Таким образом, специфика информации в
политическом дискурсе масс-медиа, ее избирательность обусловлена
приматом ценности над фактами, преобладанием оценки над
информированием, эмоционального над рациональным.
От того, насколько грамотно построен процесс коммуникации и
насколько точно коммуникатор подстраивается под социально-
психологические параметры (мировоззренческие, религиозные,
политические, профессиональные, идеологические, фоновые знания)
реципиента, зависит эффективность коммуникации. Все перечисленные
параметры могут иметь ключевое значение в процессе коммуникации.
Согласно точке зрения проф. С.В. Ивановой, «дискурс масс-медиа
предполагает процесс порождения соответствующих текстов в определенном
культурном контексте. Культурный контекст понимается как совокупность
институциональных, ролевых, ценностных, когнитивных условий реализации
событий или фактов, с одной стороны, и совокупность выразительных
средств, используемых людьми в этих обстоятельствах, с другой. <…> масс-
медийный текст является своеобразной проекцией культурного пространства,
что имеет целый ряд следствий в плане особенностей структуры, содержания
и языкового наполнения данного вида текста» [Иванова 2008: 29].
Подобный отбор информации и форма и языковое оформление ее
подачи очень ярко проявляются в текстах СМИ, посвященных
международным конфликтам. Публикации такого рода носят идеологический
характер, их авторы всегда в той или иной степени встают на сторону одного
из участников противостояния.
Обобщая вышесказанное, можно определить, что дискурс – это сложное
коммуникативное явление, включающее, кроме текста, и
экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели
адресата), необходимые для понимания текста. Политический дискурс масс-
17

медиа представляет собой один из видов дискурса, который понимается как
совокупность медиа-текстов, относящихся к сфере политики. Понятие
«медиа-текст» выходит за пределы знаковой системы вербального уровня,
сочетая в себе определенные медийные характеристики, например, такие
различные особенности графического и иллюстративного оформления газеты
или журнала (или их интернет-версий). Вербальные и медийные компоненты
текста тесно взаимосвязаны и могут сочетаться друг с другом на основе
разных принципов, образуя при этом некое неразрывное единство, которое и
составляет сущность понятия «медиа-текст». Данное единство формируется
во взаимодействии трех основных кодов: дискурсивного, культурного и
идеологического.
Публицистические тексты, представляющие читателю международные
конфликты, объединяют в себе как черты политического дискурса, так и
черты дискурса масс-медиа, однако они не участвуют в непосредственной
борьбе политических сил за власть и прямо не представляют интересы
отдельных политиков. Поэтому возникает необходимость в том, чтобы
выделить публикации о международных конфликтах как отдельный
информационный медиатопик в рамках процесса политической
коммуникации со всеми присущими ему характеристиками обоих видов
дискурса.

1.2. Специфика развития прессы в Испании,

странах Латинской Америки и России
СМИ сообщают целевой аудитории соответствующую социальную,
политическую и культурную информацию, при этом способствуя
формированию конкретной картины миры в сознании адресата.
В отечественнoй традиции картина мира трактуется не как зеркальнoе
отражeние действительнoсти, а как одна из вoзможных «пристрaстных»
культурно-истoрических мoделей мира, сoздаваемых единичным или
18

кoллективным субъектом в прoцессе интерпретации действительнoсти.
Именно эта интерпретация лежит в основе картины мира, формирующейся в
рамках системы коллективного знания, с помощью которого люди
моделируют окружающий мир.
Таким образом, СМИ, являясь основными «поставщиками» социально-
политической и культурной информации, а также посредниками в
распространении коллективного знания, во многом способствуют
поддержанию, изменению или трансформации картины мира субъекта,
определенным образом интерпретируя реальный мир и тем самым
воздействуя на общественное сознание. СМИ играют решающую роль в
позиционировании государств на международной арене, регулируют
общественное отношение к тем или иным событиям. Все это, «в контексте
углубляющейся виртуализации политики, упрочнения и развития
глобального медиа-пространства и связанного с этим увеличения
интенсивности медиа-освещения конфликтов всех уровней» [Кобзева
2004: 3], обусловливает неугасающий интерес ученых к всестороннему
исследованию СМИ.
Говоря об анализе масс-медиа текстов, важно иметь в виду, что
способы и приемы подачи материала, сам язык, постоянно изменяются. По
сути, СМИ представляют собой инструмент доставки значимой информации
обществу и, следовательно, тесно взаимосвязаны со всеми процессами,
протекающими в социуме. На развитие языка, в свою очередь, оказывают
влияние такие экстралингвистические социальные факторы, как
межъязыковые контакты, языковая политика, развитие экономики, науки,
культуры, социальные катаклизмы и др.
Главные изменения в сфере масс-медийной коммуникации в целом
также обусловлены социальными факторами: в России произошли и
продолжают происходить значительные перемены в общественно-
политической жизни общества. Меняется коммуникативная парадигма
современного социума: носители языка все больше сознают свое место в
19

общественно-политической жизни, формируют собственные оценки
происходящих событий, ведут себя в процессе коммуникации в соответствии
с собственными целями, мотивами и интересами. Так, социально-
политические процессы последних десятилетий обусловили существенные
изменения в языке и лексико-стилистических средствах российских СМИ.
Язык российской прессы, начиная с девяностых годов XX века – это зеркало
политической и речевой культуры общества, освобождающегося от
тоталитарной власти. Общее направление изменений, которые получают
дальнейшее развитие в современный период, можно определить как
«демократизацию языка СМИ» [Солганик 1968].
Характеризуя современный медийный дискурс, ученые отмечают его
экспрессивный и оценочный характер, информационную и прагматическую
функцию, которая создается особой языковой тканью, сочетанием
экспрессии и стандарта. При этом определяющую роль играет политическая
ориентация медийного текста – передача информации с
запрограммированной установкой на ее социальную оценку в заданном
направлении. Усиление информационной функции, по мнению
исследователей, проявляется в росте информационного поля, повышении
«качества» информации и ее достоверности, расширении публицистической
проблематики, возможности альтернативной подачи информации вследствие
идеологического, политического, творческого расслоения прессы. Изменения
воздействующей функции СМИ ученые связывают с уходом от
одноплановости и императивности. Медийные тексты становятся все более
разнообразными, раскованными, индивидуализированными.
Исследователи [Петрова; Рацибурская; Сиротинина] выделяют также
наиболее активные тенденции и процессы, появляющиеся в современных
СМИ и так или иначе отражающие специфику изменений в российском
обществе и русском языке. Указанные тенденции и процессы часто
разнонаправленны, противоположны по своей сути. С одной стороны, это
субъективизация газетного текста, проявляющаяся в усилении личностного
20

начала, актуализации фигуры автора текста, оценочности, эмоциональности,
экспрессивности, подчеркнутой адресованности, обилии метатекстовых
средств, в том числе рефлексивов. С другой, это стремление завуалировать
чрезмерный субъективизм и открытость самовыражения и, как следствие,
увеличение в текстах полемичности, отражающей плюрализм взглядов в
обществе, интертекстуальности газетного текста. Таким образом
взаимодействуют две противоположные тенденции: демократизация как
реализация основной стратегии современной прессы – стратегии близости к
читателю и интеллектуализация газетного текста, приводящая к усложнению
содержания текста и трудностям в его понимании читателем.
Также следует отметить, что усиление субъективного начала чаще
всего проявляется в организации смысловой структуры всего текста.
Объективные данные, информирующие читателя о событиях реальной
действительности, часто подчиняются субъективным смыслам и, в конечном
счете, служат лишь для обоснования авторской позиции. В связи с этим
многие исследователи в области массовых коммуникаций подчеркивают, что
современные СМИ не столько информируют читателей, сколько
интерпретируют происходящие в социуме события, манипулируют
общественным мнением. Наиболее ярко данная тенденция проявляется в
способах подачи информации, а также в отборе фактологического материала
для публикаций. В таком случае важная составляющая авторской позиции –
это эмоциональная тональность текста, специфика которой – ее заданность,
контролируемость, намеренная демонстрация эмоционального отношения
автора к сообщаемому и социальное воздействие на читателя.
В качестве примера рассмотрим публикацию «Будет больше Украин»
(«Habrá más Ucranias»), опубликованную в центральной испанской газете El
País. Журналист начинает статью с модифицированной поговорки «Скажи
мне, что ты думаешь об Украине, и я скажу тебе, кто ты» («Dime qué piensas
sobre Ucrania y te diré quién eres»). Читатель сразу оказывается перед
выбором: поддерживать в конфликте по поводу Крыма политику России или
21

политику Запада. Но автор так выстраивает текст, что становится понятно:
если данный читатель считает законной аннексию Крыма, значит, он
поддерживает нарушение В. Путиным норм международного права,
выступает за интервенцию и возможность с каждым днем порождать все
больше таких «Украин», соглашается с тем, что при помощи жестокости и
обмана можно «четвертовать» соседние государства:
La crisis ucrania es una prueba política muy reveladora, tanto en las
conversaciones individuales como para los Estados. Y los resultados que nos
muestra no son alentadores para Occidente. Vladímir Putin tiene más
admiradores en el mundo de lo que cabría imaginar para una persona que
emplea una mezcla neosoviética de violencia y grandes mentiras para
descuartizar un Estado soberano vecino.
Подобное изложение ситуации в действительности не оставляет
аудитории права на выбор, так как российская политика в данной статье
предстает абсолютным злом, и читателю остается только порицать ее.
В другой публикации El País находим следующую цитату:
«Сabe decir que empezar invadiendo un territorio que se supone ha de
pronunciarse libremente sobre su futuro, desplegar 30.000 soldados, rodear
sus cuarteles y aterrorizar a su población es una curiosa forma de enfocar
una autodeterminación».
В данном случае автор с сарказмом пишет о том, что вторжение на чужую
территорию, ввод войск и запугивание населения являются очень необычной
формой поддержать право украинского народа на самоопределение.
Несмотря на отличающийся от первого примера тон повествования, цель
пишущего все та же: убедить читателя в неправомерности действий
российского президента.
Важно отметить, что тенденция к демократизации медийного дискурса
связана с усилением влияния устной речи на письменную и вызвана
демократическими преобразованиями в общественной жизни. «Свобода
слова, провозглашенная на рубеже 80—90-х годов XX столетия, вызвала
22

стремление уйти от официоза, идеологической уравниловки, стилистической
«бесцветности», желание найти свежие языковые средства» [Лукьянова 1986:
70].
Как видим, установление демократических тенденций в обществе и
языке привело к усилению разговорной составляющей вербальной
коммуникации. Влияние разговорной речи резко увеличилось к началу XXI
столетия, когда в русском культурном и языковом пространстве происходит
смена нормативной основы литературного языка. Приоритет звучащей речи
(радио, телевидение) сопровождается утратой нормированности письменной
речью вследствие возрастающей роли Интернета.
Конец XX в. Н.Петрова и Л.Рацибурская [Петрова, Рацибурская 2011]
характеризуют как период «нелитературной вакханалии», когда журналисты
намеренно отходят от норм публицистического стиля литературного языка,
используя различные средства снижения речи (просторечия, диалектизмы,
жаргонизмы). Появляется своеобразная мода на проявление в СМИ особого
литературно-жаргонизирующего типа речевой культуры. Таким образом
реализуется основная стратегия современных СМИ – желание установить
контакт с адресатом. Однако на наш взгляд употребление иностилевых
элементов в СМИ может быть оправдано только в случае, когда их
использование необходимо для выполнения особых прагматических
функций, для создания особой экспрессии, но не для привлечения внимания
как такового.
В 2005 году принимается закон «О государственном языке Российской
Федерации» и начинается постепенное очищение текстов СМИ от
негативных следствий «свободы» речи: в меньшей степени используется
инвективная и пейоративная лексика, грубые просторечия и жаргонизмы.
Если изменение сoвременнoго субстрата и его рeчeвых пристрaстий в 90-е
гoды XX в. привело к усилeнию пoзиций антинoрмы в публицистике, то в
2000-е годы нoрма внoвь занимает ведущие пoзиции, отвoдя антинорме рoль
фактора творческого пoрoждения публицистических текстoв. Испoльзoвание
23

некoдифицирoванной лексики станoвится более мoтивирoванным: вместо
немoтивирoванного упoтребления в репрезентативной и коммуникативной
функциях ее функционирование закрепляется за креативными жанрами и в
характерологической функции. Ослабляется агрессивность публицистики и
усиливается ее креативная и оценочная направленность.
Кроме вышеперечисленного, приметой нашего времени также
становится использование современными СМИ лексики, заряженной
преимущественно отрицательными эмоциями, которые отражаются в
семантике, коннотациях и ассоциациях используемых слов. Основные
эмоциональные доминанты многих текстов современных СМИ определяются
объективными общественно-политическими, социальными и
экономическими процессами, протекающими в международном сообществе.
В случае с международными конфликтами, речь идет о выражении
сопереживания и горечи, которые вызваны тяжелым положением участников
противостояния, желании поддержать и помочь им.
В качестве примера проанализируем отрывок статьи из El Mundo, в
котором говорится о гибели 18 детей при бомбежке школы в Алепо:
«Luego, pasillos ensangrentados, metralla en los pupitres y pequeños
cadáveres sobre el encerado».
Картины залитых кровью коридоров, маленьких трупов точно не оставят
читателя равнодушным и запомнятся надолго. Еще более страшные описания
находим в материале об одной из бомбежек на севере Шри-Ланки: женщина
рассказывает о том, как на ее глазах погибла почти вся ее семья, как она
видела свою дочь, держащую собственные внутренние органы в руках:
«La mujer rompe a llorar, pero no detiene su relato. “Al lado estaba mi hija
mayor. Se sujetaba los intestinos con las manos, y sabía que iba a morir. Por
eso me pidió que salvase a sus dos hijos”».
В сообщении El País об одном из столкновений в Сирии находим не
менее страшные описания фрагментов головного мозга, которые можно
увидеть на улице, и смрада от горящей крови:
24

 «En frente de mí hay un pedazo de cerebro…<…>. El hedor a carne
quemada es todavía muy fuerte».
К средствам эмоционального воздействия на аудиторию можно отнести
слова с эмоционально-экспрессивной окраской, нейтральные слова с
эмотивными коннотациями в тексте, эмоционально-экспрессивные
грамматические формы, эмотивные высказывания, специфические
синтаксические конструкции, разного рода образные средства, особое
построение текста и сам подбор жизненных фактов.
Общую эмоционально-оценочную тональность медийного дискурса
усиливают прецедентные феномены, крылатые слова и выражения,
позволяющие автору установить контакт с читателем путем опоры на
общность культурно-языковой компетенции, и дают возможность заменить
нежелательную прямую оценку косвенной. Интертекстуальность наряду со
стилистической контаминацией и субъективизацией – важнейший процесс,
характеризующий современный медийный дискурс.
Так, в испаноязычной прессе для оценки внешней политики В. Путина
часто используются аллюзии на холодную войну и историю Советского
Союза и России в целом. Как правило, журналисты делают акцент на
желании российского президента вернуть в состав России бывшие советские
республики и пытаются дискредитировать используемые им методы, которые
в сознании реципиента предстают устаревшими и неэффективными. В связи
с этим на страницах газет часто появляются словосочетания типа «советская
риторика», «риторика холодной войны» и подобные. Также встречается такая
отсылка к советской - тоталитарной - эпохе, как упоминание «железного
занавеса»:
«Putin regresa a la retórica de la Guerra Fría para afianzar el nacionalismo.
Rusia revive el discurso de la época del 'telón de acero' en la crisis ucrania»
(El País).
Помимо этого, неофициальная национальная персонификация России –
«Россия-матушка» - тоже является одним из популярных способов создания
25

иронии в текстах о политике В. Путина. Так, в статье El País «Великий
Путин» (Putin el Grande – по аналогии с Pedro el Grande, Петром I, с которым
Путина также сравнивают в данном материале) находим следующие строки:
«Un día se podrían erigir monumentos a Vladimir Putin en ciudades rusas,
que tendrían la inscripción: “El hombre que recuperó Crimea para la Madre
Rusia”».
Насмешка журналиста в данном примере открыта и даже выставлена
напоказ: памятники, которые возможно воздвигнут в честь В. Путина как
человека, вернувшего Крым для России-матушки, создают комичный образ
российского лидера. Данный образ служит в первую очередь для контраста с
серьезной содержательной стороной материала. Речь в публикации идет о
том, что В. Путин представляет собой взрывную смесь из национализма,
православия и образа мышления бывшего сотрудника КГБ, который пойдет
на все ради достижения своих политических целей. Если Европа не
попытается остановить его сейчас, последствия будут непредсказуемы:
«Con una combinación de nacionalismo, ortodoxia y reflejos mentales de
sus años en la KGB, Putin representa una mezcla explosiva que se tiene que
manejar con precaución, pero sobre todo, con firmeza. <...> Una cosa es
segura: el asunto de Georgia no detuvo a Putin, y tampoco lo hará el de
Crimea. A menos que se establezcan límites a sus ambiciones ahora, las
temibles analogías históricas se harán más exactas» (El País).
Обращаясь к анализу трансформационных процессов, характерных для
прессы Испании и многих стран Латинской Америки, необходимо
подчеркнуть, что, несмотря на разные пути исторического развития,
отмечается достаточно много сходств с процессом становления прессы в
России. Испанские СМИ тоже длительное время носили тоталитарный
характер. После победы генерала Франко в гражданской войне 1936-1939 гг.,
все средства массовой коммуникации были полностью подчинены власти
диктатуры и всесторонне ей контролировались. В течение многих лет
франкизма деятельность все типов СМИ строго проверялась министерством
26

информации с помощью налаженного механизма цензуры, учрежденного
Законом о прессе 1938 года. Данный закон был упразднен в 1966 году, после
чего начались попытки журналистов и издателей расширить границы
полученной свободы, поскольку отмена цензуры, конечно, совсем не
означала позволение критиковать существующий режим и действия власти.
Однако окончательно ситуация в Испании изменилась только после
периода, который носит название «transición democrática» - переход к
демократии. К концу 70-х – началу 80-х годов журналистика переживает
свой расцвет, появляются издания и публикации всех типов. Открываются
газеты, которым предстоит сыграть значительную роль в развитии испанской
прессы: El País и El Mundo. Перемены в общественно-политической жизни
страны предполагают появление на страницах газет и журналов новой
лексики, обновленной грамматики и синтаксиса, оригинального
журналистского стиля.
Языковая картина испанских печатных СМИ в период политической
трансформации характеризуется зависимостью от двух взаимодополняющих
тенденций. С одной стороны, мы видим отказ журналистов от языка,
принятого в прессе Испании в годы диктатуры, языка, наполненного
вычурным патриотизмом с характерными фигурами речи и образами, в
которых закреплялся триумф Франко и подчеркивалась несостоятельность
проигравших войну республиканцев. По этой причине, например, в
современной прессе Испании почти не встречается существительное patria
(родина): данное слово активно использовалось во франкистской риторике,
от которой новые СМИ уходят. С другой стороны, редакции испанских газет
стремятся перейти к новым, современным нормам журналистики,
предполагающим ясность, объективность, информированность и
информативность, внимание к деталям, гибкость и иронию.
В той или иной форме через схожие этапы прошла и пресса разных
стран Латинской Америки. Стоит упомянуть имена таких известных военных
диктаторов, контролировавших информационные пространства своих
27

государств, как Аугусто Пиночет, который захватил власть в Чили, свергнув
социалистическое правительство Сальвадора Альенде; Хосе Виделы в
Аргентине; Густаво Пинильи в Колумбии; генерала Трухильо в
Доминиканской республике; Анастасио Сомосы в Никарагуа и др. Во всех
странах пресса переживала периоды контроля и цензуры, а также делала
шаги на пути поиска информационной свободы.
Так, для развития прессы Испании, России и стран Латинской Америки
характерны следующие черты: период жесткого контроля со стороны
правителя-диктатора, затем процесс постепенного смягчения цензуры и
других механизмов контроля и демократизация, появление новых типов
СМИ, расширение публикационной палитры, смена ориентиров, а с ними и
изменение в подходе к информации, ее обработке и подаче, увеличение
количества иконографической информации в газетах и т.п. Современная
печатная пресса также характеризуется тесной связью с развитием новых
технологий и интернета и влиянием последних на язык и приемы,
используемые авторами масс-медийных текстов.
Кроме того, важно помнить об отличиях в подаче материала в разных
типах газет. Испаноязычная и российская качественная пресса в целом
характеризуется достаточно строгим официальным языком, когда материал
часто подается как «перевернутая пирамида»: от главной новости к мнениям
и комментариям, далее – к истории подобных событий (другими словами,
когда каждый последующий абзац условно обладает меньшей значимостью,
чем предыдущий). При такой подаче читатель, ознакомившись с первой
частью статьи, понимает, что, где и когда произошло. Хотя, конечно,
композиция публикации и способы подачи могут варьироваться, журналисты
могут использовать большее или меньшее количество средств
художественной выразительности. Так, например, корреспондент может
начать статью с цитаты или с какой-либо незначительной, но яркой,
говорящей детали или метафоры:

28

 «"Fue un ataque bárbaro y salvaje". Así describió ayer el coronel disidente
Abdel Jabar Oqeidi la incursión del Ejército sirio a Salahedin, un
emblemático barrio rebelde en Alepo» (El Tiempo, Colombia).
В примере выше автор обращается к авторитетной цитате: когда
полковник свободной армии Сирии, человек с большим военным опытом,
называет нападение варварским, диким, это не может не привлечь внимание
аудитории. Вероятность того, что читатели прочтут данную публикацию
полностью и будут заинтересованы в получении дальнейшей информации о
развитии событий в регионе, значительно возрастает.
В свою очередь, язык массовых изданий как испаноязычной, так и
российской прессы, отличается доступностью, большим количеством
разговорных выражений, простотой (а иногда и примитивностью)
содержания, сенсационностью. Как правило, для подобных газет характерен
яркий, «кричащий», даже агрессивный дизайн, а также громкие заголовки,
набранные крупными, контрастными по цветам шрифтами: «La jueza mató en
gala del festival. Nos sentenció con manso escote» (La cuarta, Chile); «El drama de
Liz Solar. Vio morir a su novio en la cama» (Crónica, Argentina); «Майдауны
громят кладбища» (Экспресс газета) и подобные. Является частотным
обращение к любовным, эротическим темам, что сопровождается
откровенными фотоматериалами. «Желтые» издания не боятся в своих
текстах ни оценочных, ни экспрессивных, ни даже пренебрежительных
выражений. При этом подобная оценочность высказываний не всегда
обоснована. Если качественная пресса прибегает к разговорному стилю или
жаргонизмам только с целью подчеркнуть особенно важные пласты
информации, привлечь к ним дополнительное внимание, то «желтая» пресса
с помощью сенсаций и скандалов пытается пробудить интерес читателя к
своим газетам и повысить тиражи.
Итак, необходимо еще раз отметить, что СМИ в целом и язык СМИ в
частности являются мощным средством коммуникативного воздействия на
массовое поведение. Роль средств массовой коммуникации в современном
29

обществе чрезвычайно важна. Во многом СМИ позволяют не просто
описывать какие-либо объекты или ситуации внешнего мира, но и
интегрировать их, задавая нужное адресанту видение мира, управлять
восприятием объектов и ситуаций, навязывать их положительную или
отрицательную оценку. Современный политический дискурс в его масс-
медийной реализации уже немыслим без выражения авторского «я», без
эмоционально-оценочной и прагматической составляющих текста, которые
выстраиваются из «кирпичиков» различных лексико-стилистических средств.
Данные средства менялись в связи с демократизацией прессы и ростом
свободы слова; в наши дни выбор художественных приемов зависит не
только от конкретных коммуникативных задач автора, но и от типа издания,
в котором он работает.

1.3. Особенности освещения международных конфликтов в испанской,

латиноамериканской и российской прессе
В процессе межкультурного диалога, как уже было подчеркнуто ранее,
СМИ играют первостепенную роль. Масс-медиа не только собирают,
обрабатывают и распространяют политическую информацию и идеи, но
также создают особое мнение и настроения в обществе, представляют
определенное видение реальности. Подход к выбору фактов для публикаций,
способы их подачи, применяемые журналистами лексико-стилистические
средства и реализуемые манипулятивные стратегии, «замалчивание»
определенных тем – все это в совокупности оказывается определяющим
фактором в создании картины мира читателя. Иными словами, СМИ говорят
нам «что думать» и «о чем думать», изображают те события, с которыми мы
не сталкиваемся в повседневной жизни, и формируют наше отношение к
ним.
Газетный текст как связное произведение, которое предназначено для
публикации, отобрано и скомпоновано в номере газеты, является сегодня
своеобразным культурным «срезом» общества, то есть аудитории, для
30

которой этот текст адресован. Любое СМИ функционирует в рамках
определенной социокультурной системы. Любой журналист – это дитя этой
системы, человек, воспитанный в конкретном обществе с конкретными
установками. Именно усвоенные с детства установки в сумме со знаниями
истории и современной ситуации в стране во многом определяют подход
журналиста к подаче информации. Авторы современных публикаций
прекрасно понимают, что читатели разделяют ряд конкретных ценностей, и
ими можно управлять.
Тексты о международных конфликтах воспринимаются читателями не
в абстрактной сфере, не в вакууме, а в конкретных жизненных условиях.
Идеология неизбежно проявляется в текстах на политические темы, прямо
или косвенно, явно или скрыто: так аудитории задается вектор мнений и
отношений к предмету речи. В определенном смысле социально-культурный
контекст дискурса позволяет реализовывать манипулятивную политическую
направленность такого вида текстов.
Рассмотрим, к примеру, конфликт России и Украины по поводу Крыма.
«Ангажированность» российских СМИ здесь очевидна: они до последнего
будут вступать в полемику со своими западными коллегами, доказывать
легитимность проведенного на полуострове референдума, поднимать
патриотический дух россиян. В российской прессе появился целый ряд
статей, говорящих о «возвращении Крыма домой», о счастье жителей Крыма,
о том, как российское правительство будет помогать развитию нового
региона. Кроме того, авторы публикаций не забывают делать акцент на том,
что напряжение в континентальной части Украины возрастает, страна все
больше погружается в разруху, тем самым подчеркивая миссию «России-
спасительницы». Отбор информации и авторитетных мнений тоже
показателен. Проанализируем фрагмент одной из публикаций:
«"Никто противостоять этому не может. Это подтвердила украинская
власть своими действиями на полуострове, это подтвердили и бывшие
президенты Украины. Фактически хозяева в Крыму - россияне", -
31

 заявил президент Белоруссии Александр Лукашенко. По его словам,
Россия никогда бы не двинулась в Крым, если бы у нее не было повода
для этого. По его словам, новые власти Украины сами подставились и
создали повод» (РГ).
Журналист, делая выбор в пользу этой цитаты, старается в очередной
раз привлечь внимание к тому, что со стороны России не было никакой
интервенции, зато было желание помочь русским людям, волею судьбы
оказавшимся в другой стране.
В то же самое время в целом ряде испанских изданий появляются
статьи, обличающие «империалистические амбиции» Владимира Путина, его
желание стать «собирателем земель русских» и вернуть России все бывшие
республики. Подчеркивается, что Путин считает распад СССР огромной
трагедией, а прорусские восточные украинцы мечтают вернуться не просто в
состав России, но в состав Советского Союза. За русским национализмом
стоит мощная сталинская риторика:
«Tras la retórica estalinista —poderosa porque aviva los sentimientos de la
lucha contra el nazismo— se oculta un peligroso nacionalismo ruso basado
en un profundo resentimiento hacia Occidente, hacia sus lecciones morales y
su doble rasero, y un anhelo nostálgico de la Unión Soviética, cuya ruptura
fue descrita por Putin en 2005 como una catástrofe nacional rusa en la que
"decenas de millones de conciudadanos y compatriotas se encontraron de
repente fuera del territorio ruso". Los prorrusos del este de Ucrania no solo
combaten por volver a Rusia; combaten por volver a la Unión Soviética» (El
País).
Конечно, Испания, как и большая часть европейских государств, видит
в современной России угрозу своей территориальной целостности и
безопасности. Мощная антироссийская пропаганда со стороны США,
громкий передел территорий в XXI веке заставляют задуматься, не захочет
ли Россия большего и не пойдет ли она дальше Крыма. Обеспокоенность по
этому поводу видна в том числе и в одной интересной метафоре,
32

опубликованной в El País: «Los 28 enanos europeos se verán empujados a
dotarse de una política energética común para evitar que se los coma en dos
inviernos el gigante gasístico vecino». Сравнение европейских государств с
карликами показывает их некую беспомощность перед лицом «большого
врага», врага, перед угрозой которого им стоит объединиться. Также автор
акцентирует внимание на энергетической зависимости Европы от «газового
гиганта», который «может их съесть за две зимы».
Кроме того, параллельно в испанской прессе выходит ряд статей,
которые, казалось бы, к Крыму никакого отношения не имеют. Так, в одном
из материалов говорится о засилье «грязных» русских денег в Лондоне, сам
Лондон зовется Londongrado или Moscú del Támesis. Речь идет о том, что
русские олигархи захватывают мир. Но не всем это удается, потому что
многих из них, а конкретнее тех, что чем-то не угодили Путину, ждет
печальный финал. Журналист открыто намекает на причастность Кремля к
целому ряду громких смертей, а сама статья озаглавлена как «Algo huele a
podrido en el dinero ruso en Londres». После прочтения текста у рядового
испанца не может не возникнуть чувство отвращения и брезгливости по
отношению к русской власти, а вместе с ним – и неприятие проводимой ею
политики.
Конечно, любая политика это всегда в первую очередь столкновение
интересов, поэтому позиция европейских государств в этом вопросе понятна.
Есть прямые интересы в крымском деле и у некоторых государств Латинской
Америки. Так, России удалось получить некоторую поддержку от
Аргентины, но это никак не связано с блестящими ораторскими
способностями В. Путина, которому удалось убедить Кристину Киршнер в
своей правоте. Дело в том, что на протяжении многих лет Аргентина ведет
территориальный спор с Великобританией по поводу прав на Мальвинские
(Фолклендские) острова. Аргентина считает их частью своей провинции
Огненная Земля, Антарктида и острова Южной Атлантики, в то время как

33

англичане контролируют данную территорию как часть своих заморских
владений.
В 2013 году на Мальвинских островах был проведен референдум, в
результате которого почти 100% жителей проголосовали за сохранение ими
статуса британской колонии. В связи с этим Кристина Киршнер подчеркнула,
что, несмотря на сомнения в законности проведения этого референдума [со
стороны Аргентины], вся мировая общественность, включая США, приняла
его результаты. В продолжение своей речи президент отметила, что двойные
стандарты в принятии решений недопустимы: «Es fundamental para preservar
la paz en el mundo y el respeto al derecho internacional no tener doble estándar a
la hora de tomar decisiones”. (La Razón, Argentina). По ее мнению, если
референдум в Крыму, территориально находящемся очень близко к России,
недействителен, то не может быть признан законным и референдум на
Мальвинских островах, которые отделяют от Британии 13 000 километров.
Становится очевидным, что в данном вопросе позиция Аргентины скорее
против США и Великобритании с их политикой двойных стандартов, чем за
Россию.
В Южной Америке мы можем найти также и образец относительно
нейтрального подхода к освещению крымского вопроса. В Боливии
украинский кризис рассматривается, в первую очередь, как прецедент,
который может дать толчок развитию сепаратистских движений в других
регионах:
«Aunque en nuestra región no existen problemas limítrofes que amenacen
seriamente la seguridad regional, y es difícil imaginarse algo parecido a lo
ocurrido en Crimea, el fait accompli ruso puede inspirar acciones similares
en Asia y Oriente Medio (piénsese en Taiwán, Cachemira o la franja de
Gaza)» (La Razón, Bolivia).
Из этих соображений боливийские СМИ предлагают Союзу
Южноамериканских Наций (UNASUR) выступать против любого типа
вмешательства во внутренние дела Украины, осуждать военную
34

интервенцию и защищать и уважать территориальную целостность этого
государства. Кроме того, отдельно отмечается необходимость осуждения
любых российских или западных претензий на передел сфер влияния в
регионе: нужно уважать право Украины на установление отношений с
любыми политическими блоками, Украина не должна выбирать в пользу
только Европы или только России. По мнению боливийской прессы, основа
политики будущего это мультиполярный мир.
Отдельной темой для изучения может служить образ ближневосточных
стран, который выстраивается испанскими, латиноамериканскими и
российскими СМИ. Подход к освещению данного типа конфликтов обладает
целым рядом сходств. Все публикации по теме можно условно разделить на
три основных типа: 1) информационные, в которых предоставляются
«голые» факты, статистика, перечисление происшедших за определенный
период времени событий; 2) аналитические, в которых журналисты
стараются дать читателю взвешенную оценку происходящего, составить
цельный образ конфликта, выявить его причины и прогнозировать
возможные варианты развития; 3) информационно-аналитические (статьи,
обозрения, корреспонденции, колонки), в которых авторы ставят на первое
место уже не политику или конфликт как таковые, а то, к чему они приводят:
искалеченные людские судьбы, тысячи беженцев, разруха, безысходность
простого населения.
Нельзя не подчеркнуть, что жизнь стран арабо-мусульманского мира
подается в русско- и испаноязычной прессе исключительно с точки зрения
военных событий и международных споров по данному поводу. История и
культура восточных стран на страницах газет практически не представлена,
что объясняется очень простым фактом: человеческие жертвы и страдания,
борьба простых людей априори вызывают больше сочувствия и
читательского отклика. Статьи «с надрывом» лучше продаются.
В прессе выстраивается довольно примитивный образ всех арабских и
мусульманских стран. Несмотря на тесные исторические связи Испании с
35

мусульманами, жители современной Испании знают об исламской культуре
очень мало (а жители России и Латинской Америки, пожалуй, еще меньше).
Поэтому та информация, которая предоставляется СМИ, и составляет
базовое восприятие данных стран в сознании людей. В этом заключается
причина того, что первые ассоциации к словам «мусульманство»,
«исламизм», «Ливия», «Сирия», «Ирак», «Египет» и др. это картины войн,
хаоса, беженцев и терроризма.
В связи с этим социолог и политолог Эдвард Саид отмечает
возникновение процесса становления образа мышления, который
формируется на основе онтологической и эпистемиологической разницы
между Востоком и Западом. Согласно такому образу мышления, западное
общество и западная культура всегда выступают как нечто высшее,
превосходящее, по отношению к Востоку1 [Said 1978]. Восток при этом
всегда изображается как нечто «другое», «чуждое», «неизвестное», но при
этом очень стереотипизированное.
Подходов к репрезентации любой ситуации в прессе можно выделить
как минимум три:
- рефлективный (enfoque reflectivo), при котором СМИ действует в качестве
зеркала и отражает ситуацию объективно, не привнося в нее никаких
дополнительных смыслов;
- интенциональный (enfoque intencional), который наделяет автора
публикации властью привнести в материал собственное мнение, используя
при этом любые языковые средства;
- моделеформирующий, идеологический (enfoque construccionista, ideológico),
в соответствии с которым реальность выстраивается и перестраивается в
интересах образа, который автор хочет создать.
В случае с арабскими странами действует селективный принцип
подбора фактов и тем для освещения в целом. Самюэль Хантингтон в своей
книге «Столкновение цивилизаций» пишет, что для западного мира

1
Здесь и далее перевод Путевской Е.С.
36

склонность мусульман к конфликту и жестокости превращает их в угрозу
[Huntington 1996]. Ислам становится «глобальным агрессором», «чужим»,
который противостоит всей западной культуре. Из происходящих каждый
день тысяч событий, связанных с мусульманством и мусульманами, на
первые полосы газет и журналов попадают только те, что связаны либо с
трагическими событиями, либо с нарушениями закона, терроризмом и
подобными темами.
Такой подход СМИ приводит к тому, что в глазах испанского/
латиноамериканского/российского читателя рядовые мусульмане выглядят
как люди далекие от прогресса, культуры, подчинения закону, они
представляются религиозными фанатиками, использующими свою веру как
способ манипуляции для достижения каких-либо целей. Кроме того,
обращаясь к темам востока, журналисты часто используют прием
генерализации. Об арабском мире, об исламе всегда говорят так, как будто
бы это некая однородная масса, в то время как внутри каждой из
ближневосточных стран существуют различные культурно-этнические
пласты, как, например, в Ираке есть курды, езиды, шииты, сунниты и даже
христиане. Поэтому, несмотря на то, что русско- и испаноязычные СМИ в
целом стремятся к объективности изображения протекающих в странах
Ближнего Востока конфликтах, в открытую осуждая только проявления
жестокости и бедственное положение мирного населения, общая картина на
выходе получается искаженной в виду ограниченности освещаемых тем.
Менее громкие конфликты тоже находят свое отражение на страницах
газет. Скандальная история с предоставлением Россией политического
убежища для Эдварда Сноудена породила целый ряд интересных текстов в
испаноязычной прессе. Как испанские, так и латиноамериканские СМИ
освещали эту тему в первую очередь с точки зрения противостояния двух
президентов, соперничества, борьбы за влияние между В. Путиным и
Б. Обамой. Так, в разных номерах El País вышли статьи со следующими
подзаголовками: «El asilo a Snowden humilla a Obama y señala las limitaciones
37

de EEUU para imponerse a Moscú» и « Una ironía es que Rusia le haga el favor a
Estados Unidos de tener callado al filtrador». «Шпионские игры» при такой
подаче материала больше напоминают детские споры в песочнице и
подчеркивают, что вместо того, чтобы заниматься решением серьезных
проблем, Путин и Обама пытаются доказать друг другу кто сильнее.
Российский президент оказывается в центре внимания и в случае с
задержанием группы активистов движения Greenpeace. Для испанской и
латиноамериканской прессы данное событие становится поводом еще раз
подчеркнуть жесткий характер правления Путина, его желание
продемонстрировать всему миру, что с Россией шутки плохи:
«La mayor equivocación de Camila [участница протеста из Аргентины] y
sus compañeros fue elegir a Rusia como blanco de una protesta» (Clarín,
Argentina).
Часто встречаются отсылки к предыдущему громкому судебному делу:
упоминается двухлетний срок, к которому была приговорена Надежда
Толоконникова за исполнение «антипутинского» панк-молебна в храме
Христа-Спасителя:
«El antecedente directo que más inquietud provoca es el de la activista del
grupo de punk rock “Pussy Riot” condenada a dos años de cárcel por
irrumpir en una catedral ortodoxa y cantar una “oración punk” que criticaba
a Vladimir Putin» (Clarín, Argentina).
Строгость наказания здесь связывается не столько с самим фактом
«выступления» в церкви, сколько с содержательной его частью. Надо сказать,
что не только аргентинские, но испаноязычные СМИ в целом выступили с
критикой России в вопросе об Arctic Sunrise: защитники природы, идущие
против системы (в данном случае гринписовцы), всегда вызывают симпатии
и поддержку общества.
Вышеприведенные примеры подтверждают, что любая ситуация может
быть интерпретирована совершенно разными способами. Лексико-
стилистические средства, используемые журналистами, с прагматической
38

точки зрения всегда выполняют схожие функции: привлекают внимание,
убеждают или разубеждают, вызывают у читателя определенные чувства и
эмоции. Но информация, которая оказывается в центре внимания целевой
аудитории СМИ, картина мира, которую журналисты выстраивают, меняется
от страны к стране. Как мы уже отмечали выше, ключевое значение здесь
играют фоновые знания получателя этой информации, являющегося членом
конкретной государственно-коммуникативной общности, носителем
определенной культуры.

Выводы
1. Широкое понимание политического дискурса позволяет включить в
рамки данного понятия элементы неинституционального общения, а
также выделить точки пересечения с другими разновидностями
дискурса. Особую роль здесь играет дискурс масс-медиа, который в
настоящее время является основным каналом осуществления
политической коммуникации.
2. Статьи на темы международных конфликтов характеризуются
имплицитной идеологической модальностью, базирующейся на
тщательном отборе фактологического материала и способах его
подачи.
3. Любая конфликтная ситуация может быть представлена СМИ с
диаметрально противоположных точек зрения. Подход к освещению
тех или иных событий определяется политическими интересами
автора публикации, редакции издания или даже государства в целом.
4. В связи с демократизацией прессы СМИ Испании, Латинской
Америки и России сегодня обладают большой свободой в выборе
лексико-стилистических средств. Влияние интернета приводит к
усилению роли разговорных элементов. Важное место в современных
публикациях занимает иконографическая информация.

39

 5. Качественная пресса прибегает к разговорным выражениям,
просторечиям и жаргонизмам с целью выделения отдельных пластов
информации, требующих особого внимания; «желтая» пресса
использует данные средства (часто злоупотребляет ими) с целью
эпатажа и привлечения внимания читателей к своей газете.
6. СМИ воздействуют на общественное сознание и участвуют в
создании определенной картины мира читателя, что накладывает на
них ответственность за объективность, реальность и полноту
изображаемых событий.

40

 Глава 2. Специфика использования лексико-стилистических средств
при освещении международных конфликтов

Стилистические ресурсы как испанского, так и русского языков огромны

и поистине неисчерпаемы. Выразительность речи усиливает эффективность
воздействия на реципиента, яркий текст вызывает интерес аудитории,
поддерживает внимание к предмету обсуждения, оказывает воздействие не
только на разум, но и на чувства, воображение читателей СМИ. Не менее
важную роль играет и оценочность журналистского произведения. Федерико
Наварро в своей статье отмечает, что оценка так широко представлена в
современном дискурсе потому, что она олицетворяет межличностные
значения языка, выражает мнение автора в соответствии с какой-то
конкретной шкалой ценностей. Обращение к данной шкале диалектически
связано с социальными сферами, с которыми автор себя либо отождествляет,
либо от которых старается дифференцироваться. При этом он воспроизводит,
обсуждает, анализирует или «атакует» идеологии указанных социальных
групп. Кроме того, наличие оценочности в статье способствует созданию и
поддержке связи между журналистом и его читателем. [Navarro 2013: 4].
Любой журналистский текст, как уже было отмечено раньше, несет
определенную идеологическую нагрузку. Для того чтобы добиться
максимальной эффективности текста, автор целенаправленно применяет те
или иные языковые средства. Так, например, метафора — одно из самых
частотных и мощных средств воздействия на адресата на лексическом
уровне. Также метафора, помимо воздействия, направлена и на восприятие,
поэтому можно говорить о диалогизме метафоры или о сотворчестве
адресанта и адресата. Изучение лексико-стилистических средств
испаноязычной и российской прессы позволяет установить, что их
прагматические характеристики и значения могут создаваться практически
на всех уровнях языка (лексическом, фразеологическом, синтаксическом,
графическом).
41

 Реализовать коммуникативные интенции и сделать речь образной автору
помогают специальные приёмы лексики и синтаксиса, традиционно
называемые тропами и фигурами, а также лексические средства и
устойчивые выражения (паремии). Общепринятой, единой классификации
лексико-стилистических приёмов и средств не существует. Возможно их
деление на тропеические (метафора, метонимия, гипербола, литота, ирония и
т.п.) и нетропеические (фонетические, лексические, морфологические,
синтаксические, стилистические).
С учетом целей настоящего исследования, а также опираясь на
проанализированный фактологический материал, лексико-стилистические
средства испанского и русского языков, используемые при описании
международных конфликтов, можно условно подразделить на три достаточно
большие группы: тропы, фигуры и лексико-фразеологические средства
выразительности. Рассмотрим более подробно указанные средства.

2.1. Тропы
Существованию тропов мы обязаны функциям слова, особенностям его
лексического значения. Как известно, основная функция слова –
номинативная, или назывная, которая состоит в том, что лексемы являются
названиями (наименованиями) предметов, явлений, действий, то есть всего
того, что окружает человека. Однако ещё одной функцией слова является
эстетическая, то есть способность не только наименовать явление, действие,
качество, но и формировать о них образное представление. Понятие
образности слова связано с понятием многозначности, или полисемии.
Многозначные слова имеют, наряду с прямым значением, которое у слова
чаще всего одно, переносные. Использование при создании выразительного
средства переносного значения слова и ведёт к появлению тропа. В создании
тропов участвуют не менее двух знаков, означаемое и означающее, обычно
это два лексических значения слова: прямое и переносное или два
переносных.
42

 Согласно определению большого энциклопедического словаря
«Языкознание», тропы (от греч. tropos – поворот, оборот, оборот речи) –
понятие поэтики и стилистики, обозначающее такие обороты (образы),
которые основаны на употреблении слова (или сочетания слов) в переносном
значении и используются для усиления изобразительности и
выразительности речи [Языкознание 1998: 520]. Толковый словарь С.И.
Ожегова даёт по сути синонимичное, но более краткое определение: «Троп –
слово или оборот речи в переносном, иносказательном значении» [Ожегов
1999: 813]. При этом перенос лексического значения совершается намеренно,
он воссоздает те сложные связи, которые наличествуют между явлениями в
действительности.
Толковый словарь DRAE [Diccionario de la lengua española] также
понимает под тропами «использование слов в значениях, отличных от тех,
что для них напрямую характерны, но между значениями этими есть
определенная связь, соответствие или сходство. К тропам относятся
синекдоха, метонимия и метафора по всех своих разновидностях».
Определение тропов в словаре Марии Молинер совпадает с данным С. И.
Ожеговым.
Тропы могут анализироваться как один из способов авторского
присутствия в тексте, способ моделирования автором его собственного
словесного мира. В современном же языке на первый план вышла такая
функция тропов, как функция воздействия, проявляющаяся в первую очередь
в дискурсе СМИ. Как отмечает М.Н. Крылова, «язык средств массовой
информации (СМИ) оказывает на современную языковую личность, её язык,
культуру и развитие особое влияние, подчас несоизмеримо большее, чем
язык художественной литературы. Активно читающих книги людей
становится всё меньше, СМИ же окружают нас ежесекундно» [Крылова 2010:
64]. И.О. Окунева пишет по этому поводу: «Печатные издания способны не
только отражать отношения в обществе, но и формировать общественное
мнение» [Окунева 2010: 135-136]. Именно поэтому предметом нашего
43

исследования стало функционирование лексико-стилистических средств
языка именно в дискурсе СМИ, в частности, в публикациях, посвящённых
международным конфликтам.
Среди учёных нет единого мнения по поводу того, какие именно
стилистические средства являются тропами. Наиболее прочное положение в
системе тропов занимают метафора и метонимия. Остальные типы тропов,
даже такие, казалось бы, традиционные, как эпитет, сравнение, синекдоха
(разновидность метонимии), символ, гипербола, каламбур, – вызывают
разные трактовки. Не всеми лингвистами относятся к тропам олицетворения,
оксюморон, антифразис и под. В данном исследовании мы рассмотрим
различные типы тропов и их реализацию в политическом дискурсе СМИ,
исходя из их классификации в зависимости от соотношения означаемого и
означающего и выделения трёх основных видов этого соотношения:
сходства, смежности и контраста.
Одним из самых частотных тропов, как показал анализ публикаций,
является метафора. Метафора – это перенос значения на основе сходства
обозначаемых словами предметов, признаков, действий и т.п. Вопросы о
роли метафор в языке СМИ уже давно изучаются лингвистами. В частности,
И.О. Окунева пишет, что «языковые и когнитивные метафоры и
метафорический контекст выражают авторскую оценку поднимаемых в
прессе вопросов, устанавливают ассоциативную связь с прошлым опытом и
фоновыми знаниями читателей, передают идеологические, социальные и
культурные ценности и нормы» [Окунева 2010: 135].
Х. С. Саль Пас выделяет две основные причины, по которым авторы
прибегают к использованию метафор:
1) метафоры помогают истолковать те мысли и идеи автора, которые по
своей структуре/содержанию являются сложными и не могут быть
перифрастически выражены в какой-либо другой литературной форме;
2) метафоры применяются для достижения большего контекстуального
эффекта, они представляют те смысловые пласты, которые не могли бы быть
44

адекватно переданы путем использования слов и выражений в их прямых
значениях [Sal Paz 2009: 5].
Нужно сказать, что метафоры, бытийной сферой которых ранее был
язык художественной литературы, занимают всё более устойчивое
положение в языке средств массовой коммуникации, демонстрируя внимание
журналистов к образной сфере языка, к традиционным образным средствам
стилистики. Трудно назвать более изученный и более широко
употребляемый троп, чем метафора, и в дискурсе СМИ она начинает
выполнять роль культурного маркера стиля автора статьи.
По нашим наблюдениям, чаще всего в политическом дискурсе СМИ
встречаются отвлечённые метафоры, то есть перенос с конкретного на
отвлечённое. Данный тип метафор очень хорошо служит целям
конкретизации, благодаря им повествование или описание становится более
определённым, получает черты реальности. Так, например, в статьях о
вооруженных конфликтах война часто сопоставляется с огнём:
«No hay tiempo para celebraciones en Libia. Bengasi, segunda ciudad más
importante del país y cuna de la revolución, arde tras el asesinato del
comandante en jefe de la Policía Militar, Ahmed al Barghathi» (ABC).
Или здесь:
«И эта стычка полыхнула столь сильно, что подожгла целую войну»
(КП).
Служа конкретизации, такая метафора создаёт у читателя образ огня,
полыхающей страны, а значит, беды, катастрофы, трагедии, тем более что во
втором примере метафора сочетается с таким тропом, как гипербола
посредством введения в конструкцию придаточного степени «что подожгла
целую войну».
Еще один из ярких примеров метафоры находим в статье из El País:
«La economía crimea, que llegó a suponer el 3% del PIB de Ucrania, deberá
cortar también su cordón umbilical. Dos tercios del gasto público de la

45

 península eran sufragados por Kiev, así como el 80% del presupuesto de
Sebastopol».
Упоминание пуповины ярко и образно представляет то, насколько все
еще тесны связи между Крымом и, уже его бывшей столицей, Киевом. Киев,
как «мать городов русских», кормила и питала Крым из госбюджета на
протяжении многих лет, но теперь, после вступления полуострова в состав
России, ситуация должна измениться, связующая нить оборвана.
«Крым обживает свою независимость от Украины» (Новая газета). В
этой фразе использовано слово обживает, обозначающее процесс освоения
нового жилья, по отношению к отвлечённому понятию «независимость», в
результате чего высказывание приобретает не только большую смысловую
конкретность, но и бытовой оттенок, так как данное слово обычно
используется в разговорном стиле, при общении в быту. Люди, о которых
говорится в статье, благодаря метафоре, предстают перед читателем более
понятными, своими, им хочется сочувствовать, их хочется понимать.
Читатель словно видит в них своих соседей, только что переехавших и теперь
обживающихся в квартире на одной лестничной клетке. Аналогично
предложение «Впрочем, даже если сейчас выяснится, что у Крыма нет
никакого существенного приданого, это мало что изменит» (Новая газета), в
котором слово приданое играет роль стилистического адаптера при описании
лёгким стилем сложнейших событий, происходящих сейчас в Крыму. Для
журналиста важно убедить читателей, что крымчане не повредят им своей
бедностью, что читатель не пострадает от перенаправления фондов России на
помощь Крыму, и слово приданое помогает в этом.
Отвлечённая метафора позволяет представить целую отвлечённую
систему, включающую множество элементов, через конкретный образ: «Для
Израиля же, военная машина которого считалась не просто самой сильной, а
способной противостоять армиям сразу многих арабских государств, данный
результат, по существу, равнозначен проигрышу, поэтому это очень
тревожный сигнал» (РГ). Возникает образ «военной машины Израиля» –
46

мощной, огромной, прекрасно оснащённой, сильной. Этот образ не может не
воздействовать на восприятие читателя, формируя в нём представление о
силе израильской армии.
Похожий образ (война – машина) находим и в следующем отрывке: «Как
и всякий вооруженный конфликт, нынешняя разборка между еврейским
государством и палестинской автономией смазывает шестеренки войны
кровью тех, кто не имеет ни малейшего отношения ни к дележу территорий,
ни к власти. А именно – женщин, детей и журналистов» (Труд). Здесь данный
образ представлен другой своей стороной: с его помощью автору удаётся
создать пугающую картину, сродни эпизоду из фильма ужасов. Явным
становится желание журналиста не просто привлечь внимание к
описываемым событиям, но и подчеркнуть их противоестественность,
абсурдность, антигуманность.
Интересно также проследить за тем, каким предстает образ России в
публикациях, связанных с украинским конфликтом в испаноязычных СМИ.
Позиция отдельных стран (а вместе с ними и журналистов) зачастую связана
со сложными историческими процессами. Так, выступление Эквадора против
аннексии Крыма объясняется тем, что эквадорцы до сих пор не могут
«простить», что в начале XIX века провинция Хаен была «украдена» у них
правительством Перу очень похожим способом. С тех пор они считают
недопустимым право самоопределения для каждой из частей страны, потому
что, в таком случае, половина государств мира уже бы недосчиталась
некоторых своих территорий (в том числе Россия наверняка бы потеряла
Чечню).
Такая точка зрения находит образное отражение в центральных газетах
Эквадора. В одной из публикаций мы находим следующие метафоры,
обращенные к Путину:
«Su partida de ajedrez va en contra del derecho e implica la destrucción de la
legalidad en sus relaciones con Kiev. Conocía las posibles reacciones
internacionales y asumió un riesgo. Acercándose al filo de la navaja, ha
47

 logrado obtener un pronunciamiento popular para dar base a la anexión de
Crimea» (El Comercio).
Политика как партия в шахматы не являет собой новый для средств
массовой информации образ, но в данном случае мы видим, как автор его
усиливает. Игры российского президента уже не выглядят как невинные
игрушки, он ходит по острию ножа и действует на грани фола в решении
крымского вопроса. Путин знал, на что шел, и именно ему придется
принимать на себя ответственность за возможные последствия.
Широка палитра использования метафор и в публикациях о
ближневосточных конфликтах:
«El violento lema Muerte a América se escucha todos los viernes durante el
rezo musulmán y sirve para jalear a los líderes en los actos oficiales y se
entona en las manifestaciones públicas» (El Mundo).
Использование глагола jalear является очень экспрессивным. Помимо
значений «подбадривать, подзадоривать, поднимать дух и настроение у кого-
либо», данный глагол обладает терминологическим значением из области
охоты: «науськивать, натравливать собак, стравливать», которое в данной
ситуации как нельзя лучше описывает сложившиеся между Ираном и США
отношения, а также подчеркивает эффект, к которому приводит
использование популярного в Иране слогана «Muerte a América». Сила
воздействия данной метафоры возрастает благодаря использованию в тексте
статьи градации и целого ряда других метафор:
«Pero la consigna no ofrece la mejor imagen de un Irán que, desde la elección
en junio de Rohaní, trata de congraciarse con el mundo y aliviar las duras
sanciones que en los últimos años han dejado hecha trizas su economía y la
han condenado a una inflación galopante».
Любопытно, что в данном отрывке автор также обращается к
«животной» метафоре, подчеркивая стремительный рост инфляции
прилагательным galopante – “несущийся галопом, стремительный,
безудержный», а также использует фразеологизм «разбивать
48

вдребезги/разрывать в клочья», говоря о том, что произошло с иранской
экономикой в последние годы.
В одной из статей El País журналист находит интересный ход для
создания метафоры, сравнивая страдающих во время войны сирийских детей
с пятнами на коллективной совести тех, кто не делает ничего для их спасения
и «приговаривает» их к голоду, не доставляя вовремя гуманитарную помощь:
«Y cada niño obligado a dejar la escuela, obligado a huir, o cuyo desarrollo
está mermado a causa del conflicto es una mancha en nuestra conciencia
colectiva. La comunidad internacional no sólo no está logrando una salida
pacífica a este conflicto, sino que está agravando ese fracaso al no hacer
frente a sus terribles consecuencias. En nuestro fracaso al asegurar que la
gente de Siria reciba comida y suministros básicos, estamos condenando a
los niños al hambre, otro de los horrores de la guerra».
Так, любой человек, читающий данную публикацию, почувствует себя
причастным – и даже ответственным - к тому, что происходит на Ближнем
Востоке. Читательская «отдача» на такой материал будет в разы выше, чем
на любой другой с прямым призывом оказывать помощь Сирии.
Одной из разновидностей отвлечённой метафоры является перенос
названия, связанного с человеком, на отвлечённое понятие. Такое
употребление тоже встречается в анализируемых текстах:
«Этот нелегкий для Ирана компромисс – та цена, которую страна
вынуждена заплатить за надежду на выздоровление своей экономики»
(Московские новости).
При некоторой узуальности примера, он, тем не менее, достаточно ярок
и придаёт образу государства черты живого человека. Кстати, тема болезни
используется как основание для метафоры нередко, например: «Львов
настолько давно болен национализмом, что, похоже, уже переболел» (Итоги),
«…Украинская экономика умирает в конвульсиях» (Итоги).
Испано-британский спор по поводу Гибралтара тоже представляется в
прессе оживленным и очеловеченным:
49

 «El conflicto de Gibraltar "está adquiriendo un tono cada vez más elevado"
por la mediatización que ha llevado a cabo el ministro de Asuntos Exteriores,
José Manuel García-Margallo según el PSOE» (El Mundo).
Споры политиков на повышенных тонах находят свое отражение в слове
«конфликт», который в данной статье просто «кричит» о невозможности
прийти к согласию.
«La victoria del candidato proruso Yuri Meshkov en la elección presidencial
del domingo en la república ucraniana de Crimea podría envenenar las ya
tensas relaciones entre Rusia y Ucrania» (El Tiempo, Colombia).
В данном контексте глагол «отравлять» также, вероятно, не
ограничивается значением «портить». Процесс отравления всегда
предусматривает того, кто травит, и того, кто этот яд принимает, а
последствия приема яда, как правило, плачевны. Победа пророссийского
кандидата явно видится как очередная капля яда от «хищницы» России для
своей жертвы Украины.
Рассмотрим еще один пример, теперь уже ближневосточный:
«Dos años después de la muerte del dictador la inestabilidad se apodera de
Libia, un país con una transición liderada por los grupos armados que
lucharon en la guerra y que se niegan a entregar las armas» (ABC).
В данном случае выбор журналиста в пользу глагола apoderarse,
который обычно характеризует захват власти людьми, позволяет ему
наделить характеризуемую нестабильность особой силой, даже мощью,
которой, измученная войной, Ливия уже не может сопротивляться.
«Anoche, en Buenos Aires, fuentes locales de la organización admitían que
existe temor por el futuro de sus activistas y por la severidad de la Justicia
rusa» (Clarín, Argentina).
В примере выше суровость, строгость российского правосудия также
помогает журналистам выказать беспокойство участников организации
Гринпис по поводу их активистов, задержанных возле платформы Газпрома
во время проведения акции протеста.
50

 Помимо отвлечённой метафоры, в текстах СМИ о международных
конфликтах встречается также метафора овеществляющая:
«Но элита должна что-то предложить раскочегаренным народным
массам, революционный потенциал куда-то нужно направить» (КП).
В прямом смысле раскочегаренным может быть паровоз, а в
приведённом примере это определение относится к людям. С помощью
метафоры автор хочет усилить описание, подчеркнуть силу возмущения
народных масс, а, возможно, передать также тонкий смысловой оттенок.
Дело в том, что паровоз не может «раскочегариться» сам, его растопка,
подбрасывание дров – это всегда дело некого субъекта, управляющего
паровозом, предположим, кочегара. Так и в приведённом примере скрыто
сообщение о том, что народ был кем-то «раскочегарен», кем-то тайно или
явно управляем. В результате использования метафоры читатель
задумывается над вопросом: кем? В этой связи интересно замечание И.О.
Окуневой: «…Метафора широко применяется как способ манипулирования
сознанием, навязывания определённых субъективных оценок, установления
нужных ассоциативных связей и ослабления нежелательной реакции
аудитории на определённую информацию» [Окунева 2010: 136].
Олицетворяющая метафора, очень колоритная и наиболее
распространённая в языке, в текстах, посвящённых международным
конфликтам, практически не встречается. Примеры, хотя и ярки, но
единичны: во фрагменте ниже под линькой понимается смена
государственной принадлежности Крыма на протяжении веков:
«Mudar de piel no tendría que resultar difícil a Crimea —lleva haciéndolo
desde hace siglos: antes que ucrania y rusa, ha sido sucesivamente griega,
tártara, rusa imperial y soviética» (El País).
А в заголовке: «Глобальный "курятник"» (Труд) словом курятник
обозначено высказывание мнений различными политическими лидерами по
поводу одного из эпизодов арабо-израильского конфликта.
Наблюдаем в текстах и развёрнутую метафору:
51

 «На глазах в регионе заваривается хоть и первая в нынешнем веке, но
все та же старая кровавая каша. Причем поварами будут не только
израильтяне, ливанцы и палестинцы. Можно быть уверенным, что свои
полешки в костер обязательно бросят Сирия и Иран» (КП).
Здесь война ассоциируется с целым комплексом кулинарных и
связанных с процессом приготовления пищи образов, проявляется
противопоставление жизнь (еда) – смерть (война), и таким образом
воздействие на читателя ещё более усиливается. Отметим, что развёрнутые
гастрономические метафоры русского языка уже изучаются лингвистами. В
частности, А.С. Бойчук отмечает, что «активизация гастрометафор в
последние годы может быть связана с внедрением в сознание большинства
носителей языка стереотипов "общества потребления"» [Бойчук 2011: 52].
Однако при описании реалий международных конфликтов развёрнутые
гастрономические метафоры, на наш взгляд, выполняют дополнительную
функцию противопоставления жизни и смерти, что делает их воздействие на
реципиентов ещё более значительным.
Взглянем на ещё один пример гастрономической метафоры, в котором
гастрономическая ассоциация выполняет совсем другие функции – усиление,
интенсификацию, так как предметом сопоставления является действие
процесса брожения:
«Степан Бандера, который, кстати, никогда не был гражданином
Украины, даже не мечтал, что его идея, заквашенная на крутом
национализме, выйдет за пределы Галиции» (Итоги).
Образные, авторские, оригинальные метафоры необычны, вызывают
эмоциональные ассоциации, помогая ярче, точнее представить явление,
событие, качество или действие. Однако со временем яркие метафоры могут
становиться шаблонными, теряют свою выразительность и оригинальность.
Такие метафоры-шаблоны довольно часто проникают на страницы
периодической печати:

52

 «La Casa Blanca nunca se ha fiado de la oposición siria. No tanto por su
desunión como por la preponderancia creciente de elementos islamistas
próximos a Al Qaeda que amenazan con añadir más leña al fuego de la
inestabilidad de la región» (El Mundo).
«Подливать масла в огонь» в значении «усугублять ситуацию, обострять
конфликт» все еще сохраняет былую образность, однако, плотно войдя в
повседневную разговорную речь, уже не оказывает такого сильного
эмоционального воздействия на читателя со страниц газет. Одной из самых
популярных метафор такого типа, давно потерявшей свое художественное
значение и превратившейся в некий канцеляризм, является следующая: «La
reacción en Ucrania no se ha hecho esperar» (El Tiempo, Colombia).
Нередки метафоры-шаблоны и в российской прессе. Рассмотрим
несколько примеров:
«Корни этой проблемы уходят еще в 1967 год, когда после
Шестидневной войны против Египта, Сирии, Иордании и ряда других
арабских стран Израиль получил контроль над Голанскими высотами,
Синайским полуостровом, Сектором Газа, Западным берегом реки
Иордан и Восточным Иерусалимом» (РГ).
Вероятно, когда эта метафора (корень проблемы) появилась впервые, она
была находкой придумавшего её журналиста, однако сейчас употребление
данного словосочетания может быть оценено как недостаток письменной
речи. Хотя в некоторых случаях банальный характер метафоры ощущается не
так сильно, например: «Все называют его [район Тель-Авива] черным
пятном Тель-Авива» (Коммерсант). Образность здесь не стёрта полностью, и
в некоторой степени употребление таких метафор оправдано.
Хочется отметить, тем не менее, что метафоры для полноценного
выполнения своих художественных функций должны быть оригинальными,
необычными, вызывать эмоциональные ассоциации, помогая осознавать,
представлять явление или событие. Так, в одном из номеров El Mundo вышла
статья под названием «Drones: la muerte que viene del cielo». Образ смерти,
53

которая обрушивается на невинных жителей Пакистана, усиливается образом
неба. Небо в сознании большинства людей ассоциируется скорее с миром,
покоем, умиротворением, Богом, но никак не со смертью. К тому же смерть,
приходящая с неба, снимает ответственность с тех, кто приказал открыть
огонь по городу, потому что кажется, что весь обстрел – это веление судьбы,
провидения, но никак не людей. Именно поэтому данная метафора так
приковывает к себе внимание читателей и вызывает желание продолжить
чтение материала.
«Израиль пережил семь войн и всегда побеждал своих врагов
нокаутом. В последней, восьмой войне, тоже победили, но по очкам»
(РГ).
В данном примере использование метафоры (лексического средства)
сочетается с повтором и противопоставлением (синтаксическими
средствами) и в целом оказывает довольно сильное эмоциональное
впечатление на читателя.
Следует подчеркнуть, что такое широкое использование метафоры и ее
разновидностей в самых разных сферах жизни не должно нас удивлять. Как
отмечает П. Пуханте, «метафора стоит еще у самых начал наших
религиозных мифов (древо науки, древо жизни) и даже у истоков самых
важных научных открытий» [Pujante 2003: 206]. Метафора формирует
особый образ мышления и организует выражение разных концептов через их
аналогические связи. Ее широкие лексико-стилистические возможности
обуславливают ее популярность в публицистических текстах, в том числе в
текстах о международных конфликтах. «Метафора выполняет когнитивную
функцию. Они используется людьми для лучшего понимания социальных
процессов. В политическом дискурсе метафоры часто становятся ключевыми
символами определенных социальных феноменов» [Cuvardic García
2004: 62].
Другим мощным стилистическим инструментом публикаций о
международных конфликтах является сравнение. Сравнение это образное
54

выражение, построенное на сопоставлении двух предметов или состояний,
имеющих общий признак. Общую схему сравнения можно выразить так:
субъект – признак – объект (образ). Сравнения предоставляют языковой
личности целый арсенал прекрасных лингвистических средств, позволяющих
выделять в описываемом предмете, явлении, качестве, действии, наиболее
важные, определяющие черты.
Так, в следующем примере сравнение Путина с «чемпионом по правам
человека» интересно по следующим причинам: споры России и США по
поводу выдачи «шпиона века» Эдварда Сноудена почти сразу же перешли на
уровень спора «Кто главнее? Обама или Путин?». И выбранное испанским
журналистом слово чемпион дает очень яркий ответ на этот вопрос: Путин
победил не только в борьбе за справедливость и честную политику, но и в
личной «гонке лидеров» этих двух президентов:
«En esa onda de simpatía por el denunciante perseguido, el asilo otorgado por
Putin le convierte para muchos en una suerte de campeón de los derechos
humanos» (El País).
В языке публикаций российской прессы, посвящённых международным
конфликтам, встречаются сравнения человека с животным:
«Встречные евреи с пейсами и с пистолетами на боку обращают на меня
внимания не больше, чем на бродячую кошку» (КП);
«Поле для компромисса между двумя кровными врагами столь
невелико, что любые телодвижения миротворцев на нем напоминают
танец слона в посудной лавке» (КП).
Вообще анимализация, уподобление человека животному – одна из
ярчайших примет нашей русской культуры. Анимализация позволяет
взглянуть на описываемый (характеризуемый) объект новым взглядом,
увидеть в нём неожиданные черты.
Описанное выше по отношению к метафоре сопоставление
отвлечённого с конкретным, в результате чего степень конкретизации
описываемого увеличивается, наблюдается и в сравнениях:
55

 «При этом смута, подобно загадочному вирусу, охватила самые разные
арабские страны» (Новые известия).
Наличие таких сопоставлений и среди метафор, и среди сравнений
указывает на их исключительно важную роль в анализируемом сегменте
медиа-дискурса, на желание журналистов делать описания менее
отвлечёнными, более конкретными и понятными читателю.
«Las sociedades latinoamericanas han estado observando como de palco, y
más concentradas en la crisis de Venezuela, los trágicos y vertiginosos
acontecimientos que se desarrollan en Ucrania» (La Razón, Bolivia).
В статье, анализирующей возможные последствия украинского кризиса
для Южной Америки, журналист пишет, что латиноамериканские общества
наблюдали за всем как из ложи, т.е. создается образ большой политики как
театрального действа, игры, которая разворачивается на сцене. Впечатление
усиливается благодаря использованию эпитетов «трагические и
головокружительные события», очень характерных для описания
театральных произведений.
Необходимо отметить, что вообще для испаноязычного политического
дискурса, в отличие от русского, очень частотно обращение к темам театра,
игры, ее правил и сценариев при освещении международных конфликтов.
Также всем известна страсть испанцев и латиноамериканцев к спорту, что
тоже отражается в используемых метафорах. Можно найти целый ряд
подобных примеров:
«Por ahora, Crimea es teatro ideal para uno de esos conflictos de apariencia
inter-étnica tan caros a los políticos post-soviéticos» (El Tiempo, Colombia);
«Aquel ensayo de guerra mundial tuvo como principal teatro de operaciones
Crimea porque los aliados quisieron focalizar la acción militar en la pequeña
península del Mar Negro» (La Vanguardia);
«Precisamente en Estados Unidos, Barack Obama intentaba evitar volver a
jugar una partida que no convenía a su visión estratégica. Por una razón
inmediata: el presidente norteamericano se resistía a afrontar al presidente
56

 ruso en el teatro ucranio», « Ucrania juega en su propio terreno y no en el de
Rusia» (El País);
«Más allá de las barricadas en llamas y los cadáveres en las calles, he aquí
cinco grandes cosas que están en juego en el drama de la insurrección en
Ucrania» (La Razón, Bolivia).
С помощью этих образов журналисты превращают читателей в зрителей,
захватывают их внимание и предлагают им включиться в размышления о
возможных будущих ходах сторон-участниц конфликта.
Возвращаясь к теме сравнений, нужно подчеркнуть, что чем
значительнее разница между субъектом и объектом сопоставления, тем более
неожиданны черты сходства и тем ярче получается сравнение на выходе:
«Как и ожидалось, почти все вокруг – африканцы: навстречу идут
женщины в традиционных одеждах, примерно как у Натали Портман в
"Звездных войнах"» (Коммерсант).
Здесь неожиданным выглядит объект (образ) сравнения, относящий
высказывание к прецедентным именам, демонстрирующий аллюзию. Образ
американской актрисы, нацеленный, на первый взгляд, на то, чтобы точнее
описать, пояснить для читателей внешний облик местных жительниц,
неожиданно вступает в отношения контраста с субъектами сравнения и
заставляет более живо представить описываемую журналистом картину,
задействует образное мышление реципиента.
Сравнение в русском языке имеет множество языковых способов
выражения, но наиболее распространены сравнения с использованием
сравнительного союза (чаще всего как). Это могут быть неполные
придаточные, полные придаточные предложения, сравнительные обороты,
сравнения в форме сказуемого. Но наиболее эффективно служат созданию
образа сравнения более редких форм.
В текстах СМИ, посвящённых международным конфликтам, можно
отметить сравнения с помощью предлогов: «Каждая поездка на этих
рыдванах – сродни русской рулетке» (Итоги); с помощью приложения:
57

«Применить же против Ахмадинеджада, этакого иранского Робина Гуда,
какие-либо силовые средства не получается» (Советская Россия); глаголов
сравнительной семантики: «…Той религиозной битве миллионов, в которую
будет втянут и христианский мир и по сравнению с которой прежние
местечковые конфликты покажутся деревенскими потасовками» (КП);
отрицательные сравнения: «Это в античной Элладе на время игр
прекращались войны – Украина не Греция» (Советская Россия); лексические
средства сравнения: «…Нарядно, с сутенерским шиком, одеты и некоторые
мужчины. Однако основная масса жителей выглядит удручающе бедно»
(Коммерсант), «Захожу в бар "Пират" и обнаруживаю за стойкой человека с
внешностью Александра Руцкого» (Коммерсант); генитивные сравнительные
конструкции: «Паутина улочек и тупиков, где нипочем не разобраться
пришлому человеку» (КП); «Конфликт на Ближнем Востоке разрушает ткань
человеческой цивилизации» (РГ); «Значимой действующей силой на поле
крымской политики является и Турция» (Независимая газета) и под.
Большинство исследователей отмечают, что сравнения в необычных
формах наблюдаются в языке СМИ реже, чем союзные формы сравнения, в
то время как, по словам М.Н. Крыловой, «оперирование более богатым
арсеналом структурных типов сравнения позволило бы журналисту ещё
более активно воздействовать на восприятие читателя или слушателя»
[Крылова 2010: 68]. Наши наблюдения над российским политическим
дискурсом СМИ, относящимся к освещению международных конфликтов,
показывают, что к нему это общее замечание не относится в полной мере.
Сравнения в союзных формах и сравнения необычных, редких языковых
разновидностей (лексические средства, генитивные конструкции и под.)
употребляются журналистами примерно одинаковое количество раз.
В испаноязычной прессе мы не находим такого разнообразия сравнений
и сравнительных конструкций, они вообще встречаются в целом значительно
реже, чем в российских публикациях. Но все же иногда журналисты
представляют весьма необычные сравнения. Один из авторов El Mundo,
58

рассказывая о жестокой внешней политике США в Иране, приводит
перифразированный лозунг «Muerte a América» в виде «Muerte a Arrogancia»
и подчеркивает, что Америка в официальной иранской прессе зовется никак
иначе, как «el Gran Satán». Сравнение США с сатаной, дьяволом не требует
больших пояснений, образ чистого зла говорит сам за себя, но здесь он еще
усиливается подчеркиванием спеси, гордыни, высокомерия американского
государства при ведении дел на международной арене, что в целом оказывает
очень сильное воздействие на читательскую аудиторию.
Как и метафора, сравнение может быть развёрнутым. Функция
развёрнутого сравнения – в раскрытии сложного, неоднозначного явления,
имеющего целый ряд признаков, или в характеристике целой группы
явлений. Так, очень ярким предстает сравнение, приведенное президентом
Эквадора Рафаэлем Корреа, по поводу отношения в мире к разным странам
на примере скандала об американском шпионаже:
«"Si ese espionaje lo hubiera hecho Venezuela, Rusia, Ecuador o Cuba ya
seríamos dictadores, criminales y llevados a la Corte Internacional de La
Haya. Pero en este caso no va a pasar absolutamente nada, porque
lamentablemente la justicia internacional no es otra cosa que la conveniencia
del más fuerte, y EE. UU. es el más fuerte". Correa subrayó que Estados
Unidos se "cree el árbitro del bien y del mal y eso ha pasado recurrentemente
en los Gobiernos de ese país y expresado en su política internacional" (El
Universo, Ecuador).
Корреа подчеркивает несправедливость современной расстановки сил в
мировой политике, он считает нечестным то, что «сильным мира сего» все
сходит с рук и, будь на месте США любое другое государство, его бы уже
ждали серьезные последствия. Однако политика двойных стандартов дает
США права, которыми другие страны не обладают.
Рассмотрим еще один пример:
«Нам, современникам, трудно оценить значение того или иного события.
Это похоже на картину, написанную маслом. Если вы близко подойдете,
59

 то увидите только хаотичные мазки, необходимо отойти на
определенное расстояние, чтобы увидеть реальный замысел художника»
(РГ).
Здесь журналист характеризует сложное, философское явление –
невозможность для современника дать точную оценку событиям – и
использует для этого сравнение с картиной, написанной маслом. С помощью
развёрнутого сравнения автору удаётся дать явлению простое и понятное,
хотя и требующее размышления, объяснение.
Другое интересное, хотя и не такое образное, развернутое сравнение
находим мы в еще одной испанской газете:
«Antes de la crisis en Crimea, Obama trató de rebatir la idea de que su
relación con Putin es gélida y dijo que lo que ocurre es que a su homólogo le
gusta parecer "un tipo duro" pero que en realidad sus conversaciones están
llenas de humor y sinceridad. Esa dureza del presidente ruso frente a una
supuesta debilidad de Obama es una de las razones que aducen los
republicanos para explicar que Rusia persista en su despliegue militar pese a
la repetida amenaza de futuras sanciones por parte de Estados Unidos.
"Obama no entiende a Putin. No entiende que es un antiguo espía del KGB
que quiere restaurar el imperio soviético", dijo el martes el ahora senador por
Arizona John McCain» (La Vanguardia).
В данном отрывке просматривается продолжение темы политической
борьбы двух лидеров и вновь не в пользу Обамы: американский президент,
рассказывая об искреннем общении с Путиным, о его юморе выглядит
немного наивно и даже простовато. Он рассуждает не о том, не в том месте и
не в тот час. Пока Обама говорит о Путине как о человеке, который только
хочет казаться жестким лидером, второй разрабатывает планы по
объединению бывших советских земель. Цитата Джона Маккейна только
подчеркивает эту пропасть между Обамой и Путиным, а также тот факт, что
Обама выглядит немного растерянным во всей этой ситуации, связанной с

60

Крымом. Сама статья вышла под говорящим заголовком: «La crisis en
Ucrania pone a prueba el liderazgo internacional de Obama».
Обращает на себя внимание и один из заголовков колумбийской газеты
El Tiempo: «CRIMEA, LA CHECHENIA UCRANIANA». Он интересен как с
точки зрения формы, так и с точки зрения содержания. В испаноязычных
текстах о международных конфликтах сравнения, выраженные приложением,
встречаются довольно редко, поэтому такой заголовок с большей долей
вероятности привлечет читателей. Сравнение же ситуации в Крыме и Чечне
является одним из самых популярных в материалах на эту тему, поскольку
ставит Россию в несколько «двусмысленное» положение: почему крымчане
имеют право на самоопределение, а чеченцы нет? Таким образом автору
статьи удается призвать своего читателя к полемике, предложить ему
высказать свое мнение, прокомментировать новость, «ответить» газете, а
уровень обратной связи для любого издания является важным показателем
успешности.
Проанализированные выше примеры демонстрируют яркие, авторские
сопоставления. Однако банальные языковые сравнения со стёртой
образностью также не редкость на страницах прессы о международных
конфликтах:
«En asuntos cruciales, como el de Siria, Rusia ha llevado su desafío hasta
niveles de guerra fría, convirtiéndose de hecho en el más sólido aliado de un
tirano sanguinario como Bachar el Asad» (El País).
Сравнение почти любых действий России на международной арене
редко обходится в испаноязычной прессе без отсылок к холодной войне,
которые уже не оказывают такого сильного эмоционального воздействия на
читателя, как раньше. Оценивать такие сопоставления однозначно сложно. С
одной стороны, они показывают апелляцию автора к общему с читателем
культурному и историческому фонду, с другой – свидетельствуют о
нежелании или неумении журналиста искать свой собственный, сильный,
авторский образ.
61

 Созданию подобного образа способствуют в значительной степени
эпитеты. Эпитеты, по определению DRAE, это «прилагательные или
причастия, главной целью которых является не определить или уточнить
объект, а характеризовать его». Эпитеты – «художественные, образные
определения» [Розенталь 1985: 395]. Они позволяют более ярко
характеризовать свойства, качества предмета и тем самым обогащают
содержание высказывания. Нередко текст СМИ о международных
конфликтах или его часть насыщены эпитетами:
«En ausencia de un tratado de extradición con Rusia, las airadas protestas de
la Casa Blanca por la medida del Kremlin tienen escaso valor» (El País).
Так, в примере выше яростные протесты Белого Дома кажутся читателю
«лаем Моськи на слона», потому как Кремль на них совершенно не
реагирует, а представители американского правительства больше ничего не
могут предпринять ввиду отсутствия двустороннего соглашения об
экстрадиции.
«El analista Steven Bucci dice que una posible opción sería atacar los lugares
donde se elaboran las sustancias venenosas que se introducen luego en los
misiles sirios. Pero añade que sería una estrategia absurda porque Siria tiene
el arsenal químico más grande del mundo» (El Mundo).
Нелогичность атак на места производства отравляющих веществ в
Сирии, владеющей самым большим арсеналом химического оружия в мире,
подчеркивается с помощью эпитета «абсурдный».
«El ataque que ahora plantea Obama no alterará el equilibrio del conflicto y
eso es un problema para el presidente, que se arriesga a dar la impresión de
que su intervención es un mero bombardeo cosmético para no desdecirse de la
'línea roja' que él mismo se marcó» (El Mundo).
В последнем примере употребление прилагательного «косметический» в
связи с военными атаками является очень неожиданным. Помимо
привлечения внимания читательской аудитории, данный эпитет указывает на
некое пренебрежение со стороны американского правительства по
62

отношению к Сирии: Обама рассматривает сирийский вопрос как «игру», в
которой допустимы «косметические бомбежки».
«Я лично убежден в том, что, будь Египет, Сирия и Иордания
демократическими государствами, вряд ли они потерпели бы серию
столь тяжких и позорных поражений» (Советская Россия).
В данном случае эмоциональная характеристика объекта усиливается
также за счёт того, что эпитетов два, это однородные определения,
выстроенные способом градации, а также наличием наречия степени столь.
Иногда, стремясь дать точную и яркую характеристику чему-либо,
журналисты прибегают и к стилистически сниженным эпитетам:
«Rusia es un personaje marginal en las elecciones presidenciales que Ucrania
celebra el 17 de enero» (El País);
«La porción de política externa acopia 61 notas con un hilo conductor:
desembrollar acciones y reacciones de los actores del acontecer diplomático
cuyos discursos manifiestos y encubiertos, ocultan pasiones obscuras, muchas
veces en detrimento de naciones débiles, confinadas al humillante rol de
meros espectadores en el teatro del mundo» (La Razón, Bolivia);
«Если бы мне не сказали, сам я бы точно не догадался, что почти каждое
утро, отправляясь на автовокзал, оказываюсь в квартале от самого
гнилого района Тель-Авива – окрестностей старой Центральной
автобусной станции» (Коммерсант);
«Один из наиболее язвительных комментариев происходящему дал
постоянный представитель России при ООН Виталий Чуркин» (Труд).
По нашим наблюдениям, в большинстве случаев это оправданно, то есть
журналисты, вводя стилистически сниженные эпитеты в текст, отдают себе
отчёт в том, какова их окраска и коннотация, и стараются придерживаться
общепринятых норм использования в СМИ сниженных по стилю слов.
Очень редко используются эпитеты постоянные, народнопоэтические:

63

 «Такого и в прежние добрые времена не бывало, а уж теперь и подавно:
мир и мировая политика слишком изменились и не надо тешить себя
иллюзиями» (РГ);
«Por si aún había dudas, en las últimas horas ha quedado probado que
Vladímir Putin intenta reproducir las condiciones de una "guerra fría" entre
Rusia y lo que en los tiempos antaños llamábamos "Occidente"» (El País).
Такие эпитеты часто смягчают повествование, делают его тон более
доверительным, а само повествование каким-то плавным. В первом
приведённом примере постоянный эпитет употребляется в комплексе с
другим средством – устаревшим словом подавно, которое также участвует в
создании стилистической окраски предложения.
К сожалению, в языке статей о международных конфликтах нередки
банальные, избитые эпитеты:
«El jefe de la Guardia Revolucionaria de Irán dijo que un ataque militar de
Estados Unidos contra Siria conduciría a la “inminente destrucción” de
Israel»;
«Esta tarde hará una declaración sobre Siria a las 13.15 h. (19.15 en la
Península) sobre sus planes pero no anunciará un ataque inminente, según la
Casa Blanca» (Extra, Ecuador);
«Одна из самых главных и застарелых проблем Ближнего Востока –
противостояние Израиля и Палестины» (РГ).
Образность подобных эпитетов от частого использования стирается, а
предложения выглядят тускло на общем фоне статьи. Нужно отдельно
отметить, что общеязыковые эпитеты, которые постоянно употребляются в
литературном языке (например, тихий вечер) и уместны в стилистически
нейтральных высказываниях, в текстах СМИ зачастую выполняют
отрицательную роль.
Проанализируем еще один троп, играющий важную роль в создании
экспрессивных журналистских текстов – гиперболу. Гипербола
представляет собой средство художественной выразительности, основанное
64

на преувеличении. По определению Л.А. Брусенской, это «приём
выразительности речи, используемый говорящими (пишущими) с целью
создать у слушателей (читателей) преувеличенное представление о предмете
речи» [Брусенская 2005: 36]. Словарь DRAE дает два определения этому
понятию: 1) фигура речи, суть которой состоит в том, чтобы значительно
преувеличить или преуменьшить то, о чем идет речь; 2) преувеличение
какого-либо события, рассказа или новости. Можно было ожидать, что в
публикациях, посвящённых международным конфликтам, гипербола станет
излюбленным средством журналистов, нацеленным на то, чтобы вызвать с
помощью преувеличения возмущение трагическими событиями. Однако,
вопреки ожиданиям, гиперболы в российской прессе единичны и
встречаются, например, в заголовках: «Израильская армия устроила бойню:
погибло более 20 арабов» (Труд; метафора-гипербола), «Ракетный шквал»
(Труд). Видимо, происходящее в ходе конфликта и описываемое в СМИ
изначально является настолько драматическим, что гипербола становится
излишним, невостребованным лексико-стилистическим средством в данном
сегменте политического дискурса.
В отличие от русскоязычного, в испаноязычном дискурсе гипербола
встречается гораздо чаще, и нередко автор, нагнетая обстановку, использует
несколько гипербол подряд:
«Еmpezar invadiendo un territorio que se supone ha de pronunciarse
libremente sobre su futuro, desplegar 30.000 soldados, rodear sus cuarteles y
aterrorizar a su población es una curiosa forma de enfocar una
autodeterminación»;
В данной публикации мы видим ряд явных преувеличений, следующих
одно за другим, исключительно с целью оказать максимальное
психологическое воздействие на читателя и убедить его в незаконности
действий России.
Еще одним мощным инструментом создания образности в текстах СМИ
на тему международных конфликтов является метонимия. Метонимия
65

представляет собой перенос значения на основе смежности предметов,
качеств, явлений и т.п. Смежность это тесная связь, отражающая отношения
не между словами, а между предметами, реалиями. В языке можно выделить
множество разновидностей метонимии в зависимости от того, с какого
объекта на какой производится перенос.
В языке статей политического дискурса СМИ используется в первую
очередь такой тип метонимии, как перенос географического названия на
население, правительственные круги или события:
«Teherán responsabilizó a los rebeldes sirios de un supuesto ataque con armas
químicas el 21 de agosto, que causó la muerte de cientos de civiles» (Extra,
Ecuador).
Правительство Ирана в приведенном примере представляется в образе
Тегерана. В следующей цитате под Москвой без труда читается «Путин и его
соратники»:
«Moscú, por su parte, se mantuvo prudente para no agravar las tensiones con
Ucrania» (El Tiempo, Colombia).
В данном случае обобщенный образ США создает впечатление некоего
«большого зла», которое казнит и терроризирует мирное население
Пакистана, Афганистана и Ирака и которому почти невозможно
противостоять:
«Según la senadora estadounidense Lindsay Graham, EE.UU. ha ejecutado a
un total de 4.700 personas mediante el uso de aviones no tripulados hasta
primeros de 2013» (El Mundo).
Проанализируем также заголовок из российской прессы: «Сирию
обсудили всем Заливом» (Коммерсант). Здесь метонимия того же типа
двучленна: во-первых, под словом Сирия подразумевается «конфликт в
Сирии», во-вторых, Залив – это главы МВД из шести арабских стран. Хотя
данный тип метонимии является языковым и мы привыкли к нему (к
примерам типа «Москва протестует»), однако в данном заголовке образность
присутствует во многом благодаря именно двучленности конструкции.
66

 Нужно отдельно подчеркнуть, что даже в случае узуального
употребления данного типа метонимии выражение приобретает
дополнительную семантику значительности описываемых событий:
«Израиль, уже три недели крушащий палестинский сектор Газа ради
спасения плененного боевиками "Хамас" капрала Шалита, получил удар
в спину» (КП).
Здесь использование названия государства Израиль в значении
«израильская армия» делает описываемый конфликт более масштабным,
указывая, помимо прочего, на единство народа. Получается, что весь
Израиль, все без исключения его граждане, одобряют войну, конфликт,
военные действия. На самом деле, это не может быть так, но, благодаря
метонимии, такое впечатление создаётся.
Говоря о российском дискурсе международных конфликтов, нельзя
также не отметить использование такого приема, как каламбур. Каламбур
это шутка, игра со словом, основанная на полисемии. Каламбурный юмор
(языковой) считается особенностью русской юмористической традиции в
противоположность традиции западной, в которой распространён юмор
ситуаций. В анализируемом сегменте политического дискурса СМИ
каламбуры практически не встречаются, что неудивительно: тема
международных конфликтов не представляет собой адекватной почвы для
шуток; описываемая журналистами ситуация, как правило, серьёзна, и
насмешки неуместны. Но все же наблюдаются единичные примеры, в
которых построенные с помощью каламбура высказывания не выражают
шутки, языковая игра не приводит к юмору.
Рассмотрим небольшой пример: «Арабские тупики» (заголовок).
Пентагон призывает не торопиться с вмешательством в ливийские дела
(подзаголовок)» (Новые известия). По нашему мнению, в заголовке
обыгрывается слово тупики в двух значениях: «улица, не имеющая сквозного
прохода и проезда» и «безвыходное положение, а также вообще то, что не
имеет перспективы дальнейшего развития» [Ожегов 1999: 816]. Арабские
67

улочки известны своей извилистостью и тупиками, что сопоставляется с
характером арабо-израильского конфликта, поэтому данный каламбур
является очень актуальным.
Прибегают иногда к каламбуру как средству создания юмора только
газеты второго эшелона: «Знакомьтесь: Дмытро Ярош, главком «Правого
сектора», взорвавшего – в прямом смысле слова – Майдан Незалежности»
(Итоги). Однако встречаются такие примеры всё же крайне редко.
Редкость каламбуров в анализируемых текстах особенно заметна на
общем фоне их частого использования в СМИ. Ю.Г. Толкачева, в частности,
называет каламбур ярким средством создания прагматики заголовка и
отмечает: «Каламбур в публицистическом дискурсе выступает как одно из
средств преодоления стандарта, повышения информативности и
экспрессивности текста через разрушение стереотипов и новую связь между
формой и содержанием» [Толкачева 2012: 308].
Обращаясь к тропам, основанным на контрасте значений, необходимо
отдельное внимание уделить оксюморону. Оксюморон, по определению
В.П. Москвина, «представляет собой сочетание противоположных по смыслу
слов с целью показать противоречивость, сложность объекта» [Москвин
2006: 304]. Оксюмороны могут встречаться, например, в заголовках: «От
войны и весны до архива и автобуса» (Коммерсант). Здесь совмещены в
одном предложения логически несвязанные явления (абстрактные и
конкретные, относящиеся к миру природы и миру человека, тематически
несочетаемые), однако употребление двух союзов И и предлога ДО служит
их тесному объединению, и читателю, выбирающему статью, конечно,
становится интересно, чем связаны такие разные объекты.
Анализируемый языковой материал позволяет отметить, что оксюморон
– весьма популярное языковое средство. Как мы отметили выше, особенно
часто оно избирается журналистами для заголовков: «Правдивая ложь»
(Труд), «Хвастливое бессилие» (РГ) и под. Статьи со столь яркими
заголовками, несомненно, будут активнее, успешнее читаться. Функция
68

оксюморона в данном случае – создание нарочито абсурдного высказывания,
а вынесение его в заголовок привлекает внимание читателя к статье.
Порой появляются совсем уж необычные сопоставления, призванные, в
первую очередь, эпатировать читателя и удерживать его интерес при чтении
непростой с точки зрения содержания политической статьи. Кроме того, в
данном примере с помощью оксюморона усиливается воздействующий
потенциал сравнения: «Говорить о силах правопорядка, описывая
произошедшее в Киеве, это как сравнивать полдник с чаем и печеньем с
коктейлем из водки, хрящей и крови»:
«Hablar de “fuerzas del orden” al describir lo sucedido en Kiev durante la
última semana es como comparar una merienda de té y pastas con un cóctel
de vodka, cartílagos y sangre» (La Razón, Bolivia).
Среди тропов подобного типа обращает на себя внимание также
антифразис. По определению Т.Г. Хазагерова и Л.С. Шириной, это «троп,
основанный на отношениях контраста и состоящий в употреблении слова в
значении, противоположном обычному, в сочетании с особым
интонационным контуром и с опорой на подтекст или текст, помогающий
понять истинное значение сказанного» [Хазагеров 1999: 56]. DRAE дает
схожее определение: «Это фигура, применяемая для того, чтобы описывать
людей или вещи словами, которые должны иметь противоположное
значение». М.Н. Крылова отмечает, что «журналисты используют его, как
правило, для непрямого выражения оценки» [Крылова 2014]. В политическом
дискурсе антифразис применяется с целью выражения иронии, насмешки,
например: «Я выскакиваю из этого гостеприимного места, как ошпаренная»
(КП). Этой фразой автор статьи выражает своё мнение о степени
гостеприимности израильтян в сопоставлении с гостеприимностью арабов.
С довольно экспрессивным заголовком появилась статья в аргентинском
издании Clarín об одной из участниц Гринпис, задержанной в России:
«CAMILA, EN LAS DELICADAS MANOS DE PUTIN». Далеко не образ самой
девушки привлекает читателя в этой публикации, а руки российского
69

президента, на деле оказывающиеся очень жесткими, если не
беспощадными. Эффект от этого приема возрастает с помощью ряда
эпитетов, появляющихся в тексте один за другим (некоторые выстроены
через отрицание, что тоже добавляет «накала» тексту), апеллирующих к
прошлому В. Путина в рядах КГБ. Свою принципиальность российский
лидер доказывает с помощью кровавого красноречия, которое он
продемонстрировал еще во времена второй чеченской войны:
«A lo largo de tantos años de ejercer el Ejecutivo, Putin no ha mostrado
entusiasmo por las disidencias y, menos, por las bien explícitas. Este ex jefe
del servicio de inteligencia que sucedió a la tenebrosa KGB no es un
moderado, un indeciso, ni un fanático del pluralismo. Y lo mostró con
sangrienta elocuencia cuando aplastó a los independentistas chechenos entre
1999 y el 2006, instalando un régimen de terror en la región».
Вершиной всему главная идея статьи: «шутить» можно с кем угодно, но
с Россией этот номер не пройдет. Иначе можно попасть в «деликатные» руки
Путина:
«“Soy inocente y no entiendo de qué se me acusa”, le dijo Camila al Tribunal.
Pero Putin entiende perfectamente lo que hace: envía un mensaje a los
ecologistas del mundo avisándoles que con Rusia, no».
Тропы как средства лексической стилистики основаны на семантике
слова, его смысле, взаимодействии его лексико-семантических вариантов. С
помощью примеров выше мы увидели то разнообразие художественных
функций, которые тропы выполняют в политическом дискурсе СМИ. Тропы
являются одним из самых эффективных способов создания экспрессии в
тексте.

2.2. Фигуры
Фигуры, как и тропы, относятся к специальным художественным
приёмам, изобразительным и выразительным средствам, которые придают
тексту эмоциональность и служат для оживления речи. В отличие от тропов
70

фигуры относятся к приёмам стилистического синтаксиса, что значит, что в
их основе лежит использование строения предложения, порядка слов и т. п. В
конкретном тексте тропы и фигуры обычно тесно связаны и совместно
выполняют какую-то цель автора.
Как отмечает А.А. Волков, «ошибочно рассматривать риторические
фигуры лишь как украшения, хотя они и используются для украшения.
Говорящий или пишущий, строя речь, стремится придать некоторым словам
и мыслям особое значение» [Волков 2003: 289]. Проанализируем основные
синтаксические фигуры в масс-медиа текстах о международных конфликтах,
обращая особое внимание на их прагматический потенциал.
Одним из наиболее употребительных стилистических приёмов,
основанных на противопоставлении явлений и признаков, является антитеза.
Для антитезы часто используют антонимы – слова с противоположным
значением, как языковые, так и авторские, оригинальные:
«Еврейское государство, существуя в очень неспокойных условиях,
обеспечивает высокий уровень спокойствия своим гражданам»
(Коммерсант).
В данном случае противопоставление основано на словах неспокойные
(условия) и спокойствие, которые не являются в полном смысле антонимами,
принадлежа к разным частям речи. Как и в приведённом примере,
противопоставляемые явления часто располагаются полярно – в двух частях
предложения или текста.
Антитеза наблюдается и тогда, когда сопоставляются слова, не
являющиеся антонимичными и выступающие как антонимы
(контекстуальные) только в данном случае. Например: «G20: политика
против экономики» (Московские новости; заголовок). Здесь автор
противопоставляет политику и экономику, исходя из тех событий, связанных
с G20, которые будут описаны в статье.
Данной стилистическое средство также часто встречается в заголовках:
«Киевская весна обещает в России долгую суровую зиму» (Советская
71

Россия). В данном случае антитеза становится ещё более экспрессивной,
благодаря тому, что противопоставленные понятия – весна и зима –
используются в иносказательном, символическом смысле.
В заголовке «Ливийская война и арабский мир» (Новые известия)
антитеза сочетается с использованием прецедентного феномена – очевидна
аллюзия на роман Л.Н. Толстого «Война и мир». Классическое название
просто распространено автором необходимыми в данном контексте
определениями, в результате чего сила воздействия антитезы возрастает.
Еще более интересные примеры антитезы находим в испаноязычном
дискурсе. «Frente a Putin, no renunciemos a la verdad» (El País; заголовок):
здесь противопоставляются Путин, как образец лжи и беззакония, и некая
правда, которая, как выясняется по ходу статьи, принадлежит Украине, у
которой российский президент насильственным путем «отобрал» Крымский
полуостров.
Одна из статей в газете La Vanguardia полностью построена на
подчеркивании неоднозначности действий президента Обамы на
международной арене. Автор указывает на то, что Барак Обама «ослабил
свою страну» и «подбодрил» политических противников США, позволил
России повысить уровень своего влияния:
«La crisis desencadenada por la intervención rusa en la península ucraniana
de Crimea pone a prueba el liderazgo internacional del presidente de EE. UU.,
Barack Obama, un poder muy cuestionado por los republicanos, que le acusan
de haber debilitado al país y envalentonado a sus adversarios»; «Mientras
Obama estudia con sus aliados internacionales cómo responder al despliegue
ruso en Ucrania, la oposición republicana ha salido en tromba a culparle de la
crisis con el argumento de que su apuesta por la diplomacia y el
multilateralismo han dejado un vacío de poder en el mundo que están
aprovechando otros países como Rusia».
В публикации, посвященной необходимости как можно скорее
нормализовать жизнь детей в ближневосточных странах, находим образец
72

антитезы, построенной на прямом противопоставлении при помощи
отрицательной частицы no:
«Los niños deben estar armados de bolígrafos y libros, no de pistolas. Todos
los niños merecen y deben recibir protección, no explotación. Deben estar en
la escuela, no en ejércitos y grupos armados» (La Razón, Bolivia).
Изменение обычного порядка слов в предложениях со смысловой и
стилистической целью осуществляется с помощью инверсии. Порядок слов
нарушается, и логическое ударение падает на тот член предложения, который
стоит не на своём обычном месте.
В испанском языке, к примеру, весьма употребительны
сложноподчиненные предложения, в которых выделяемый путем инверсии
член главного предложения получает полное раскрытие своего содержания в
придаточном предложении (на русский язык такие конструкции часто
переводятся с помощью лексического средства выделения – частицы
«именно»):
«En lo erótico de la geopolítica es Putin quien da ahora las nalgadas, a
despecho de la UE extraviada en el laberinto de la recuperación económica»
(La Razón, Bolivia).
Употребление инверсии в следующем отрывке очень необычно и
буквально заставляет аудиторию перечитывать предложение еще раз:
«Крымский референдум прошел. Можно по-разному к нему, к условиям
его проведения и к мотивам голосовавших относиться, но очевидным
образом большинство населения Крыма высказалось за присоединение к
России» (Новая газета).
Здесь, как видим, нарушено положение инфинитивной части составного
сказуемого относиться, которая поставлена не перед, а после дополнения к
нему, к условиям его проведения и к мотивам голосовавших, что привлекает
внимание читателя в первую очередь к дополнению, представляющему
собой, к тому же, комплекс градационно выстроенных однородных
компонентов. Благодаря перестановке, оттеняются различные смысловые и
73

стилистические оттенки высказывания: по смыслу выделяется дополнение, а
стилистически предложение получает более сниженный оттенок.
В политическом дискурсе СМИ роль усиления также играют повторы.
Например: «И мы имеем дело с новой реальностью, которая создает новые
вызовы и риски» (Новая газета); «En la mitología griega, la manzana de la
discordia fue para la más bella. París decidió entre todas las diosas que fruta de oro
debería ser para Afrodita. Ucrania es la más bella» (La Razón, Bolivia) – во
втором случае повтор оказывает большее воздействие на реципиента,
поскольку встраивается в мифологический сюжет, нетипичный для
политического дискурса, что приковывает к содержанию статьи
дополнительное внимание и интерес.
«Noor acuna con cuidado a su bebé en el campamento, Yazan -tampoco es su
nombre real- es un bebé delgado. Demasiado delgado» (El País).
В примере выше автор, желая подчеркнуть степень истощения
младенца, использует не только повтор прилагательного, усиленный
наречием demasiado, но еще и прием парцелляции.
Можно отметить также примеры, в которых повтор служит не только
усилению, но и противопоставлению, участвуя в создании антитезы:
«Остальные восемнадцать стран Лиги, не в первый раз устно
присоединившись к "общеарабской акции", также не в первый раз
откажутся следовать ей на деле» (РГ).
Мы видим, что в предложении противопоставляется декларируемая и
реальная ситуация, которые часто не совпадают в политике.
Повторы глаголов (часто в разных грамматических формах)
способствуют привлечению особого внимания к называемому ими действию,
выделению этого действия в сопоставлении с другими:
«Все дело в том, что существует и другая половина ответа, о которой
предпочитали помалкивать в прошлом, помалкивают и сегодня»
(Советская Россия).

74

 В следующем примере вводимый журналистом повтор глагола espiar в
форме Pretérito Indefinido служит для указания на то, что в прошлом США
все-таки проводили слежку за частными переговорами немецкого канцлера:
«Jay Carney, portavoz del presidente, dio la pauta: los Estados Unidos "no
espían ni espiarán las comunicaciones de la señora Merkel"… un modo de
decir que se espiaron, con el verbo en pasado…» (ABC).
Нередко встречаются повторы однокоренных слов:
«Llegó hace apenas dos semanas, hambrienta y exhausta, al campo de
refugiados de Zaatari en Jordania, acompañada de sus tres hijos. El hambre
finalmente hizo lo que la incesable violencia no había logrado hasta entonces
y les obligó a dejar su casa porque sencillamente no había nada más que
comer» (El País);
«EE UU, sostiene Obama, “no busca ningún conflicto con Moscú”. Y Rusia,
a pesar de los pesares, no va a ser desalojada de Crimea» (El País).
Усилению смысла служит также выделительный повтор, при котором
один из компонентов предыдущего высказывания выделяется и повторяется.
Например: «Слова "украинская государственность" некоторое время
придется писать в кавычках. Потом что-то образуется. Потом» (Советская
Россия). Благодаря повтору, логическое ударение падает на слово потом, и
читателю становится ясно, что до того времени, когда «что-то образуется»,
ещё очень далеко.
«Desde esta doble premisa se dibuja ya una estrategia de disculpa final por
imperativo de la realpolitik: se convoca al embajador norteamericano, se
declara "inaceptable" el procedimiento… y poco más. Exactamente, nada
más. A nadie se le ha pasado por la cabeza en Berlín sopesar una ruptura con
los Estados Unidos» (ABC).
Здесь с помощью данного приема, усиленного градацией от poco до nada
и nadie, журналист демонстрирует своему читателю то, с какой легкостью
США избежит ответственности за «шпионские игры».

75

 Повторы могут наблюдаться и на словообразовательном, морфемном
уровне. В.П. Москвин говорит о подразделении морфемных повторов «на
префиксальные, корневые, суффиксальные и флексийные» [Москвин
2006: 416]:
«Но это население упорно борется, безоружное и беззащитное, против
той же украинизации и украинского нацизма, что и крымчане»
(Советская Россия).
С помощью префиксального повтора приставки без- усиливается
характерное для данной морфемы значение отсутствия чего-либо, в
результате у читателя формируется чувство жалости и сочувствия по
отношению к упомянутому «населению». Кроме того, в примере
присутствует корневой повтор, а повторяющиеся элементы
противопоставлены друг другу (участвуют в создании антитезы), и
становится более ясной картина противопоставления, с одной стороны,
«безоружного и беззащитного населения», с другой – «украинизации и
украинского нацизма».
Очень похожий префиксальный повтор находим и в El País: «La
impotencia de miles de personas como Malar y la impunidad del Gobierno pueden
prender de nuevo la lucha armada, asegura Elango», только в данном примере
друг другу противопоставляются беспомощность и безнаказанность.
Исключительную роль повторов в дискурсе СМИ подчёркивает
А.Б. Бушев, который пишет, что повторы «сами по себе создают стойкую
картину приемлемости информации, отождествляются с определённым
автоматизмом восприятия» [Бушев 2009: 304]. То есть, используя повторы,
пишущий создаёт условия для лучшего усвоения читателем мысли,
связанной с повторяемым элементом.
Анализ примеров показал, что в тексах политического дискурса очень
часто встречается комбинация из повторов и синтаксического
параллелизма. Синтаксический параллелизм представляет собой
дублирование одинаковых синтаксических структур с различным
76

лексическим наполнением. Данный прием и его использование как фигуры
стилистического синтаксиса в языке СМИ пока недостаточно изучены, но
очевидно, что возможности его огромны. Е.В. Довгаль, в частности,
отмечает, что параллелизмы «строятся на конструктивном принципе
противопоставления, разъяснения, обращения и выводов» [Довгаль
2013: 277], а ведь этот принцип и является наиболее востребованным в
медиа-дискурсе, посвящённом международным конфликтам.
Так, например, используясь в структуре заголовка статьи,
синтаксический параллелизм как бы перестает быть только формой
заголовка, он участвует в создании смысла, сам становится элементом
содержания: «Израиль уходит. Конфликт остается» (РГ). Становится
понятно, что синтаксический параллелизм может не только объединять
какие-то конструкции, но и подчёркивать противопоставление.
Для данной фигуры обязательно внешнее, графическое выделение.
Например, в статье «Cinco peligros del ataque de Siria» в El Mundo
синтаксический параллелизм достигается благодаря структурированию
статьи на подразделы, каждый из которых начинается с вопроса:
«1. ¿Y si se produce una involuntaria masacre química?
2. ¿Y si Asad responde con segundo ataque químico?
3. ¿Y si los rebeldes se apropian de alguno de los arsenales?
4. ¿Y si Asad responde con un ataque a Turquía o a Israel?»
В другой статье из той же газеты находим еще один способ оформления
синтаксического параллелизма:
«¿Cómo se llevan a cabo los ataques con aviones no tripulados
estadounidenses a miembros de Al Qaeda en Pakistán? Primera sorpresa: con
el conocimiento de las autoridades de Pakistán. Segunda sorpresa: con mucha
más ligereza de lo que cabría pensar en unas acciones que involucran la más
alta tecnología militar y un riesgo político considerable».
Здесь помимо структуры на помощь приходят однотипные дополнения,
с которых начинаются оба ответа на поставленный вопрос. Надо сказать, что
77

кроме привлечения внимания, синтаксический параллелизм участвует в
логическом оформлении текста. В случае с раскрытием сложных
политических тем подобный подход может значительно облегчить
восприятие реципиентами излагаемого материала, как и происходит в
примере выше.
«Nuestros líderes deben reconocer el coste humano de esta guerra. Deben
reconocer la necesidad de usar su plataforma global para lograr un acuerdo
para que la ayuda urgente llegue a todos los que la necesitan en Siria. Deben
reconocer nuestra indignación al ver cómo miles de nuestros niños son
arrojados al abismo del odio humano» (El País).
В данном случае параллелизм усиливается лексическим повтором:
автор дублирует не только структуру, но и сами слова. Таким образом
журналист акцентирует внимание аудитории на необходимости признать
высокую цену войны в Сирии и достичь соглашения с целью обеспечить
оказание гуманитарной помощи всем нуждающимся.
Эффективным является употребление параллельных конструкций в
начале статьи: это позволяет ввести читателя в курс дела и задать тон
дальнейшему повествованию:
«Неискушенные оптимисты спрашивают: почему бы ливанским
властям не выдворить боевиков из страны и не зажить спокойно?
Искушенные пессимисты отвечают: оперативное вмешательство уже
невозможно» (Итоги).
Здесь, помимо прочего, наблюдаем антитезу: каждое из трёх слов,
входящих в первую параллельную конструкцию, является полным языковым
антонимом каждого из слов второй конструкции. Это значительно усиливает
производимое на читателя воздействие. Графическое выделение достигается
за счёт употребления сходного знака (двоеточия) и уже упоминавшегося
положения в начале статьи.
Еще одним эффективным средством художественной выразительности,
для которого характерно графическое выделение, является парцелляция.
78

Парцелляция – это фигура экспрессивного синтаксиса, состоящая в
намеренном разделении цельного предложения на несколько
самостоятельных отрезков. У Д.Э. Розенталя находим следующее
определение: «Такое членение предложения, при котором содержание
высказывания реализуется не в одной, а в двух или нескольких
интонационно-смысловых речевых единицах, следующих одна за другой
после разделительной паузы» [Розенталь 1985: 199].
В результате парцелляции между разделёнными частями предложения
появляется интонационный интервал – пауза, и особо выделяется тот
смысловой компонент, который находится во второй, отделённой части
(парцеллят). В качестве примера очень показательна одна из статей, в
которой речь идет о бедственном положении мирного населения в Сирии.
Журналист создает текст, близкий по своим стилистическим
характеристикам к текстам художественной литературы. В своем рассказе
автор приближает читателя к сирийской реальности через образ Нуры,
молоденькой беременной девушки с маленьким ребенком, которая скитается
по лагерям беженцев в поисках помощи, в поисках еды. Помимо того, что вся
статья выстроена градационно, поднимая уровень эмоциональности от абзаца
к абзацу, журналист еще и «закольцовывает» сюжет. Посмотрим на первый и
последний абзацы этой публикации:
«La Guerra en Siria no debería ser vista como una cuestión política lejana y
compleja. Es una catástrofe cercana y humana; la mayor a la que se enfrenta
el mundo hoy. Son nuestros niños. Y están muriendo. ¿Dónde está la
indignación?»
«En Siria hay un antiguo dicho: un lugar pequeño puede albergar miles de
amigos. Los niños de Siria están en un lugar pequeño y oscuro. Debemos ser
sus amigos. Debemos ayudarles. Debemos acabar con esta guerra» (El País).
Можно найти также довольно удивительные для текстов подобной
тематики примеры парцелляции. Как правило, парцелляционный ряд состоит
не более чем из двух-трех следующих друг за другом предложений. Однако
79

Элвис Варгас Герреро (Elvis Vargas Guerrero), журналист боливийской газеты
La Razón, стремясь представить всю политическую мощь Владимира Путина,
дает ему очень пространную, полностью выстроенную на парцелляции,
характеристику:
«Para poseer en el nuevo juego de la diplomacia internacional, hay que ser
avanzado. Los audaces siempre coronan. Así lo deja entrever el Rasputin del
Lobby aunque Ángela Merkel lo describe como Zarputin. Y Vladimir es un
hombre poderoso. Eso se le nota en la mirada. Puede doblegar a sus
adversarios con alzar la voz y compensar su falta de tamaño. Obligó a Yeltsin
a retirarse antes que destrozara el país. Rescató Rusia de la ruina. Negó a la
Unión Europea (UE) un posible concubinato. Se puede hablar mucho de sus
trucos autoritarios, democracia amañada, derechos humanos, crueldad al
perseguir oligarcas corruptos que se enriquecieron desvalijando al Estado y
llevando sus fortunas al extranjero; de cómo trató a sus enemigos políticos,
homosexuales, etc. Él dispuso que Crimea regrese a Rusia. Una decisión de
ese tipo no se toma en un arrebato de locura, es bien pensada y planificada.
Vladimir confirmó que es un conquistador. Muchas naciones le piden: te
quiero ahora dentro de mí».
Несмотря на то, что автор не разрывает отдельных придаточных, а
просто прибегает к построению простых предложений с одной
грамматической основой, частотность употребления точки возрастает в
разы, что при зрительном восприятии текста приводит к его интонированию
и, естественно, выделению. Кроме того, приведенный отрывок содержит
много метафор, эпитетов, сравнений, даже неологизмов (в одном из
предложений фамилия президента превращается в «Царьпутин»), что тоже
воздействует на реципиентов.
Проанализируем также пример из российской прессы:
«Многие аналитики считают, что идея единого арабского мира сегодня
утратила какое-либо политическое содержание. Так как он больше не
имеет единой позиции ни по одному значимому вопросу» (РГ).
80

 В данной цитате мы видим, что разорвано сложное предложение,
парцеллятом становится придаточное причины, дающее объяснение тому, о
чём говорится в первой части предложения. Таким образом, именно на
причину обращается особое внимание читателя.
Отметим, что хотя в трудах ряда отечественных лингвистов
конструкции с парцелляцией рассматриваются как «одно из синтаксических
средств, наиболее часто употребляемых в российских СМИ с целью создания
экспрессивности речи и воздействия на адресата» [Золотарёва 2011: 128], мы
не обнаружили достаточного количества стилистических приёмов данного
типа в современном политическом дискурсе российских СМИ. Однако
следует подчеркнуть, что мы наблюдаем обратную ситуацию в дискурсе
испаноязычном: парцелляция встречается довольно часто и во многих
случаях усиливается использованием риторических вопросов.
Риторический вопрос являет собой наиболее стандартную, часто
используемую фигуру стилистического синтаксиса. Д.Э. Розенталь относит
риторический вопрос к вопросительно-риторическим предложениям и
трактует его как предложение, «содержащее утверждение или отрицание в
форме вопроса, на который не ожидается ответ» [Розенталь 1985: 44]. В
тексте масс-медийного дискурса риторические вопросы исключительно
важны и крайне популярны. Ю.И. Медникова отмечает мощный
убеждающий потенциал риторических вопросов в СМИ, помогающий
авторам текста воздействовать на аудиторию [Медникова 2009: 106]. Кроме
того, сама по себе форма вопроса менее категорична, чем форма
утверждения, поэтому читатель получает возможность включиться в
обсуждение проблемы, ответить на предложенный вопрос, подумать.
По нашим наблюдениям, достаточно часто риторический вопрос
выносится журналистами в заголовок статьи. Например: ¿Afecta la crisis de
Ucrania a los intereses de Sudamérica? (La Razón, Bolivia); «За что льют кровь
евреи и арабы» (КП). Важно отметить, что знак вопроса может не ставиться
(что соответствует нормам русской пунктуации, см. пример выше), а может и
81

ставиться, например: «После арабских революций Великий Израиль будет
управлять Ближним Востоком?» (КП), «Война грянет на этой неделе?»
(Труд). Как видим из примеров, если предложение и так выглядит
вопросительным, включает вопросительные слова, то вопросительный знак в
заголовке не ставится, если же без вопросительного знака предложение
звучит утвердительно (общий вопрос), то знак вопроса ставится: «Democracia
o dictacracia, ésa es la cuestión» (Clarín, Argentina) / «¿Ganó Putin la partida en
Crimea?» (Clarín, Argentina).
Иногда данное правило нарушается. Это происходит, когда автор хочет
особо выделить вопрос, подчеркнуть его значимость для заголовка и всей
статьи, например: «Неужели война?..» (Труд). В любом случае, так как
риторический вопрос воспринимается слушателями не как вопрос, на
который необходимо четкий ответ, а как положительное утверждение, то в
статье, имеющей такой заголовок, самое главное – не ответить на вопрос, а
поразмышлять над ним. Риторический вопрос в заголовке привлекает
внимание тех читателей, которые тоже заинтересованы данной проблемой и
готовы вместе с автором над ней рассуждать.
Нужно отметить, что особое место заголовка в тексте СМИ, его функции
не раз становились объектом изучения лингвистов. Например, П.М. Зекиева
заявляет, что заголовок сегодня «рассматривается потребителем информации
как нечто стоящее вне произведения, как самостоятельное произведение
газетного жанра, само по себе готовое в достаточной мере информировать и
оказывать воздействие» [Зекиева 2011: 100]. Наши наблюдения
подтверждают, что современный заголовок – важнейший компонент статьи,
и журналисты, зная об этом, часто строят заголовки, опираясь на какое-либо
лексико-стилистическое средство, в том числе риторический вопрос.
Кроме того, с помощью риторического вопроса в статьях журналисты
часто пытаются подчеркнуть свою правоту:

82

 «Обостряется и идеологическая борьба. Как иначе можно расценить, что
вслед за датской серией карикатур на пророка Мухаммеда в Иране
открылась выставка карикатур на тему Холокоста?» (РГ).
Взывая к здравому смыслу читателя, автор стремится найти в нём
единомышленника, для чего и задаёт риторический вопрос такого типа,
который можно «перевести» как: «Ну разве я не прав?».
«Tras la caída del muro de Berlín, Europa, en contubernio con Estados
Unidos, arrinconó Rusia a sus fronteras; con la ilusión del desarrollo
económico quisieron dejarle sin influencia sobre las ex repúblicas soviéticas.
Albergaron a los oligarcas convirtiendo a Londres en la capital del lavado del
dinero ruso malhabido. ¿Con qué moral pueden negar a Crimea la anexión
con los antecedentes de Kosovo?» (La Razón, Bolivia).
В процитированном фрагменте автор фактически отказывает США и
Европе в праве возражать против аннексии Крыма. Задавая читателю данный
вопрос, журналист поднимает вопрос двойных стандартов и напоминает о
политике США на Балканах.
Нередки случаи употребления авторами целого ряда риторических
вопросов для усиления выразительности и привлечения внимания к
отдельным темам. В следующем примере журналист таким образом делает
акцент на «засилье» русских олигархов в Лондоне и их красивой жизни. Из
статьи становится понятно, что рядовые англичане не в состоянии позволить
себе те блага, которыми пользуются русские богачи, а между строк можно
прочесть, что все эти деньги нажиты нечестным путем:
«¿Quién no ha oído hablar de R. Abramovich? ¿Quién ha olvidado el
asesinato del ex agente secreto A. Litvinenko? ¿Quién ignora que los
multimillonarios rusos se han convertido en propietarios de muchas de las
mansiones más caras de Londres y que gastan el dinero a manos llenas en las
boutiques más refinadas de Knightsbridge, envían a sus hijos a las escuelas
más caras de Inglaterra, proyectan su poder económico comprando equipos de

83

 fútbol y hasta diarios y engrasan con sus millones y con docenas de litigios el
rentable negocio de los tribunales británicos?» (El País).
Изучив примеры выше, можно сказать, что риторические вопросы
лишают текст монотонности, вносят в него элементы интонационной игры,
способствуют удержанию читательского интереса, и именно поэтому
пользуются особой популярностью как среди журналистов российской, так и
испаноязычной прессы.
В анализируемых текстах можно также найти риторические
восклицания – фигуры, которые употребляются для эмоционального
выражения мысли. По определению А.А. Волкова, «риторическое
восклицание – высказывание в восклицательной форме, обращенное ритором
как бы к себе самому» [Волков 2003: 303]. В целом к риторическому
восклицанию авторы прибегают гораздо реже, чем к вопросу, поскольку
использование данного средства подразумевает выражение определенной
кульминации чувств, взрыва эмоций по какому-либо поводу, что не очень
типично для информационно-публицистических текстов на политические
темы. Более того, злоупотребление восклицаниями может привести к
обратному эффекту и вызывать раздражение читателей. Однако отдельные
примеры бывают очень яркими: «¡Gases tóxicos acabaron con 322 personas en
Siria!» (Extra, Ecuador) - восклицание, вынесенное в заголовок, наверняка
привлечет внимание читателей. Так показывается состояние шока и даже
растерянности журналиста, кажется, автор не может поверить в то, что
подобное могло произойти, и спешит поделиться своим удивлением с
аудиторией.
Рассмотрим еще один пример, в котором журналист с помощью
эмоционального восклицания привлекает внимание к якобы допущенной им
неточности и тут же раскрывает ее смысл:
«Как Эхуда Барака?! Правильно: в начале марта его сменил Ариел
Шарон. Да простит мне читатель эту небольшую передержку: выше

84

 процитирован документ полугодичной давности, подготовленный к 24-
му саммиту ЛАГ, который состоялся в столице Египта» (РГ).
Помимо риторического вопроса и восклицания, встречается также такой
прием, как риторическое обращение. По определению Д.Э. Розенталя, – это
«стилистическая фигура, состоящая в том, что высказывание адресуется
неодушевлённому предмету, отвлечённому понятию, лицу отсутствующему,
тем самым усиливается выразительность речи» [Розенталь 1985: 268]. Это
всегда обращение условного характера, в котором важнее не текст, а общая
интонация повествования. Такие обращения не несут в себе вопросов и не
требуют ответов, они просто усиливают выразительность публикации.
Так, например, в заголовоке статьи: «Друг, не говори, что слишком
поздно» (РГ), посвящённой отношениям России и арабского мира, мы видим
обращение к некому неопределённому субъекту. Интересно, что в данном
случае, выполнив функцию привлечения внимания читателя, заголовок не
находит никакого смыслового, стилистического или структурного
продолжения в тексте статьи, что, несомненно, является художественным
просчётом автора.
Более удачный пример находим в El País. Используя повелительное
наклонение, журналист напрямую обращается к своим читателям,
приглашает их к размышлению о сложившейся ситуации:
«Incluso donde hay comida disponible, los sirios se enfrentan a una horrible
decisión: rendirse al hambre o ponerse en la línea de fuego. Hay informes de
personas abatidas mientras hacían cola para comprar el pan. Imaginen:
hambrientos, desesperados y bajo las balas».
Среди фигур находим также особый тип использования вопросительных
предложений, при котором говорящий сам ставит вопросы и сам на них
отвечает – вопросно-ответный ход. Так автор превращает монологическую
речь в диалогическую, делает читателей собеседниками:
«Esto permitió escribir al columnista Eugene Robinson en 'The Washington
Post' que "sencillamente, la NSA está fuera de control" (…) ¿Lo está? Con
85

 seguridad, no, pero sí ha crecido al hilo de la war on terror (la lucha
antiterrorista) hasta alcanzar cierta autonomía de funcionamiento nunca vista
y muy grata para su director» (ABC).
Журналист, прибегая к приему вопросно-ответного хода, пытается
предугадать возможные вопросы своих читателей, сформулировать их, а
также дать на них ответы. Пишущий вовлекает адресата в диалог, делает
участником поиска истины:
«¿Lanzaría Obama un segundo ataque si eso sucede? ¿Sopesaría la
posibilidad de una intervención más amplia? Por ahora el presidente no se ha
pronunciado sobre esa posibilidad. Pero todos los signos indican que actúa a
regañadientes y hará lo posible por no involucrarse más» (El Mundo).
В примере выше автор озвучивает вопросы, которые волнуют многих:
будет ли повторная атака в Сирии? Готов ли американский президент пойти
дальше? И, дав аудитории возможность ответить самой себе на данные
вопросы, предлагает свой вариант. Похожую ситуацию видим и в
публикации об ирано-израильском конфликте:
«¿Hasta dónde llegaría en ese caso la respuesta israelí? Es difícil saberlo. Pero
un mero error de cálculo podría desencadenar un conflicto abierto con el
régimen de Teherán» (El Mundo).
Этот приём широко применяется в статьях о международных
конфликтах и в российской прессе:
«А с чем арабский мир пришел к концу "перерыва", взятого полгода
назад? Да, заключительная амманская резолюция не в пример жестче
каирской. По-своему и в ней, хотя и в качестве ответной меры,
поставлена задача вернуться к нулю – возобновить бойкот Израиля,
приостановленный в 1993 году в связи с подписанным тогда планом
израильско-палестинского урегулирования» (РГ).
Благодаря вопросно-ответному ходу, журналист словно ведёт читателя
за собой, понуждает его следить за ходом мысли, размышлять вместе.
Создается иллюзия личной беседы автора и аудитории.
86

 Вопросно-ответный ход имеет в дискурсе СМИ и своё особое
выражение: вопрос задаётся в заголовке статьи, а ответом является сама
статья. Например: «Крым и восток Украины. Что будет?» (Новая газета). В
этом случае для журналиста важно поставить вопрос таким образом, чтобы
читателю захотелось узнать ответ, порассуждать вместе с автором статьи, а
значит – прочитать ее. В приведённом примере автору это вполне удалось
благодаря антитетическому сопоставлению перед вопросом: «Крым и восток
Украины».
Не менее действенным инструментом привлечения и удержания
внимания аудитории является градация, которая трактуется А.А. Волковым
как «постановка ряда однородных по смыслу слов, оборотов, предложений,
которые расположены по нарастанию какого-либо смыслового признака
(восходящая градация), по убыванию признака (нисходящая градация), либо
как повтор признака (аккумуляция, плеоназм)» [Волков 2003: 300]. Данный
прием нередок в текстах политического дискурса СМИ:
«Una máquina de contar, con un dominio absoluto del tempo y de la escena,
con un discurso a ratos cautivador. Y un auditorio entregado: el presidente de
EE UU, Barack Obama, cerró este miércoles su viaje a Europa con una
conferencia en el Palacio de las Bellas Artes de Bruselas» (El País).
Описывая ораторские способности Б. Обамы, журналист умело
выстраивает градацию от способности американского президента выдавать
пленительные речи до публики, которая в этот плен уже сдалась.
В примере ниже автор статьи, желая убедить свою аудиторию в
нелегитимности крымского референдума, нанизывает друг на друга
элементы, которые считает базовыми в проведении народного голосования, и
в конце приходит к выводу, что организовать честные выборы за 8 дней
невозможно, особенно держа крымчан под угрозой оружия:
«Сabe señalar que organizar un referéndum es una operación compleja que
implica una logística, colegios electorales, unas listas electorales dignas de
tal nombre, posiblemente observadores y, en todo caso, una campaña; y que
87

 pretender hacer todo eso en ocho días, bajo la autoridad de un Gobierno títere
y a punta de bayoneta es, en el mejor de los casos, una farsa y, en el peor, un
golpe de fuerza» (El País).
В отрывке «Нужный мне человек опаздывает. Мимо меня снуют люди.
Ни улыбки, ни привета, ни просто взгляда» (КП) градация усилена
повторяющимся союзом ни – ни, по происхождению отрицательной
частицей, усиливающей отрицание, и помогает создать ощущение
покинутости, тоски, одиночества, отсутствия понимания со стороны
окружающих, ощущения, которое испытывает журналист – герой статьи – в
обществе евреев.
«Она [война] станет настоящей катастрофой мирового масштаба –
политической, геополитической, человеческой, бытовой, да какой
угодно» (Новая газета).
Здесь с помощью набора однородных определений журналисту удаётся
создать впечатление действительно огромных масштабов возможной
катастрофы.
Рассмотрим также пример градации по убыванию признака (нисхо-
дящей):
«Все очень грустно, учитывая обе возможные перспективы, но танки по
гражданам не стреляют, над головами не летают трассеры и боевое
оружие лишь кто-то видел в руках военнослужащих. Пока...»
(Советская Россия).
После конструкции (бессоюзного сложного предложения) с градацией
журналист прибегает к апозиопезису «Пока…». Данное многоточие
необходимо автору, чтобы подчеркнуть, что до ослабления напряжённости
на Украине ещё далеко.
Анализ различных синтаксических средств выразительности показал,
что их употребление в политических масс-медиа текстах очень частотно. Это
связано с высоким прагматическим потенциалом изученных художественных
приемов, силой их воздействия на реципиентов. Однако эффективность и
88

эффектность публикации возрастают при комбинированном использовании
как тропеических и синтаксических, так и лексико-фразеологических
средств.

2.3. Лексико-фразеологические средства выразительности

По нашим наблюдениям, журналисты, освещающие международные
конфликты, часто прибегают к особому политическому вокабуляру. Без этой
специальной лексики из сферы политологии и права невозможно представить
себе данный дискурс. Г.Я. Солганик отмечает, что «общественно-
политическая лексика приобретает характер своеобразной терминологии
публицистики, составляя неотъемлемую часть лексикона газеты и пополняя
русский литературный язык, обогащая его новыми выразительными
средствами, расширяя его оценочный, экспрессивный потенциал» [Солганик
2010: 21]:
«La anexión de la península de Crimea a Rusia tuvo un apoyo de 443 votos en
la Duma rusa (Cámara baja), dos abstenciones y tan solo uno en contra» (El
País);
«Rusia al ocupar la península de Crimea vulneró el principio de la integridad
territorial de los Estados. El precedente dejado es peligroso y puede
influenciar adversamente los cálculos y las doctrinas de otras potencias
regionales con problemas limítrofes con sus vecinos» (La Razón, Bolivia);
«Все дискуссии Джона Керри и Сергея Лаврова, споры о легитимности
или нелегитимности этого мероприятия [референдума], апелляции
обеих сторон к международному праву – в практическом смысле
одномоментно обесценились» (Новая газета);
«Небывалый "патриотический" подъем, сопровождавшийся ростом
рейтингов первого лица, оказался для истеблишмента важнее всех
возможных международных и финансовых рисков» (Новая газета).
Однако журналистам, употребляющим специальную лексику,
необходимо помнить, что многие слова могут быть понятны не всем
89

читателям, что нарушает принцип доступности языка СМИ широкому кругу
людей разного уровня образованности. Иногда отмечаются явные
стилистические неудачи авторов, например: «Дмитрий Медведев:
харьковские соглашения между Россией и Украиной подлежат денонсации»
(Коммерсант). Сложное для восприятия слово использовано в заголовке, оно
только повторяется и никак не разъясняется в тексте статьи, что
недопустимо.
Может также использоваться лексика иной сферы употребления,
например, сферы шоу-бизнеса:
«…Российский римейк киевских событий обещает очень тяжелую
перспективу. Но любая перспектива лучше, чем ее отсутствие»
(Советская Россия).
Или просто разговорное, просторечное слово:
«Las relaciones entre Londres y la Rusia de Putin han sido delicadas desde
siempre. El momento más difícil fue en 2006, tras el asesinato del ex agente
ruso A. Litvinenko, que provocó un rifirrafe diplomático entre ambos países»
(El País).
Звукоподражательное существительное, неуместно выглядящее в статье
на тему конфликта, несомненно привлечёт внимание читателя. Особенно
интересно его использование в связке с прилагательным из сферы политики
«diplomático», потому что так возникает эффект оксюморона:
«дипломатические потасовки».
Нередки в статьях о международных конфликтах и обращения к словам
со сниженной стилистической окраской, вплоть до вульгаризмов:
«Группа депутатов заявилась в кабинет гендиректора на десятом этаже
киевского телецентра…» (РГ);
«Вспомнив это место, замечаю, что в соседней забегаловке играет такая
же музыка – хиты Modern Talking и Boney M» (Коммерсант).
Л.В. Рацибурская комментирует данное явление следующим образом:
«Яркой приметой нашего времен стало снятие всех табу и ограничений на
90

использование жаргонных и грубых слов. Законы рыночной конъюнктуры,
затронувшие СМИ, либерализация лексических норм, снижение духовного
уровня части общества явились причиной экспансии сниженной лексики,
которая нередко перешагивает через допустимый порог» [Рацибурская
2011: 78].
Конечно, вульгаризмы, понимаемые лингвистами как «грубые слова или
выражения, находящиеся за пределами литературной лексики» [Розенталь
1985: 49], неуместны на страницах СМИ, однако мы думаем, что журналисты
используют их не случайно, не потому, что не знают литературных норм или
хотят шокировать читателя. Как правило, с помощью данных разговорных и
вульгарных слов журналист стремится создать атмосферу живого разговора,
в которой читатель почувствует себя не объектом воздействия, а субъектом
некой беседы, диалога, а значит, будет лучше воспринимать высказываемые
в статье мысли.
Стилистическая окраска может быть и просто сниженной, имитирующей
бытовую речь. В данном случае разговорные слова приближают стилистику
статьи к стилистике устной речи, отражая все то же стремление журналиста
придать тексту задушевный тон:
«Pero el hogar está dividido. La clase política ucraniana que nunca pudo
enfilar un proyecto independiente se enfangó en sus miserias hasta
deslegitimarse. Como Joelia Tymoshenko, de quien el propio Mr. Euro
Jeroen Dijsselbloem pidió que aclare el origen de sus cuentas secretas en
Estados Unidos» (La Razón, Bolivia).
Противостоят словам с яркой стилистической окраской
(терминологической, вульгарной, сниженной или высокой) слова, такой
окраски не имеющие, – канцеляризмы – устойчивые слова и выражения,
уместные в официально-деловой речи. Их использование в СМИ снижает
образность речи, стандартизирует её:

91

 «La Unión y EE UU escenificaron en la cumbre su renovada concordia. Tras
las recientes sanciones a Rusia, quieren estrechar lazos económicos y
comerciales, y mantener los viejos vínculos militares» (El País);
«Между российским и кувейтским руководством давно сложились
тесные отношения» (Коммерсант).
Как отмечается в словаре Л.А. Брусенской, «использование
канцеляризмов вне этой [официально-деловой] сферы представляет собой
речевую (стилистическую) ошибку» [Брусенская 2005: 89]. Однако стоит
отметить, что в сфере описания международных конфликтов сложилась своя
система устойчивых выражений, канцеляризмов, и журналистам сложно
выйти за её рамки. Можно выделить фразы типа aprobar una resolución/
принять резолюцию, la imposición de sanciones/наложение санкций, escalación
del conflicto/эскалация конфликта, guerra fría/холодная война и под.:
«Barack Obama, ha descartado una acción militar en la crisis de Ucrania
pero ha anunciado nuevas sanciones contra responsables rusos en relación a
la anexión de Crimea por parte de Rusia, y ha firmado dos órdenes ejecutivas
que permiten la imposición de sanciones contra sectores clave de la economía
rusa. El Kremlin ha informado hoy que Rusia adoptará sanciones contra
nueve políticos de Estados Unidos en represalia por la misma medida
adoptada por Washington» (La Razón, España);
«…Именно позиция Москвы не позволила США и их союзникам
принять резолюцию СБ ООН об ужесточении санкций против Сирии»
(Коммерсант);
«Эскалация сирийского конфликта может заставить Вашингтон начать
широкомасштабные военные поставки отрядам оппозиции»
(Коммерсант).
Данные выражения – примета текстов анализируемого дискурса, их
использование не может быть оценено полностью как отрицательное, скорее,
мы имеем дело с некими «кирпичиками», без которых невозможно
построение текстов о международных конфликтах. Тем не менее,
92

избыточность указанных устойчивых оборотов ведёт к снижению образности
текста, его стандартизации, утрате авторского звучания, так важного в
текстах СМИ.
Яркие авторские публикации часто содержат фразеологизмы –
устойчивые сочетания слов. Фразеология является неиссякаемым
источником для создания образности и эмоциональности речи. Об активном
использовании фразеологических единиц (ФЕ) в медиа-дискурсе
неоднократно писали лингвисты, например, А.К. Калеел [Калеел 2007].
Фразеологизмы очень разнообразны и обладают большими стилистическими
возможностями, позволяют журналисту давать более емкую характеристику
происходящего:
«Los ataques terroristas del 11-S hicieron añicos la fantasía de que EE UU
estaba protegido y sus ciudadanos eran inmunes a ataques dentro de su país;
las pesadillas de Irak y Afganistán revelaron los límites de su supremacía
militar» (El País).
ФЕ «hacer añicos» в испанском языке имеет следующие значения: 1)
разбить вдребезги; превратить в осколки 2) стереть в порошок, изничтожить
(кого-либо). Используя данный фразеологизм, автор показывает читателю,
что уверенность в собственной безопасности США была не более, чем
иллюзией, которая разбилась на тысячи осколков после террористических
атак 11/09.
«Es comprensible que Putin le meta el dedo en el ojo a Obama siempre que se
le presente la ocasión para demostrar quién es y quién no soberanamente
independiente» (El País).
Буквальный перевод ФЕ «meter el dedo en el ojo» это «совать палец в
глаз», что в переносном смысле означает «выводить из себя», «раздражать».
Такой вариант описания отношений между президентами России и США
однозначно вызовет больший читательский интерес и привлечет
дополнительное внимание к статье.

93

 Фразеологические единицы могут использоваться в заголовках и
подзаголовках как с целью привлечения внимания читателя к статье, так и с
целью привнесения в заголовок разговорного стилистического оттенка, так
как большая часть образных ФЕ характерна именно для устной речи. В
примере «Обама обещал не закручивать гайки» (Московские новости)
данный оттенок вступает в отношения контраста со смысловой
составляющей заголовка и статьи, рассказывающей о саммите G20, и таким
образом принижает значимость заявлений президента США.
Фразеологизмы-характеристики позволяют положительно или
отрицательно оценивать явление, выражать отношение к нему:
«La multipolaridad, el G-2 formado por Estados Unidos y China, el mundo de
nadie, están caducando a toda prisa mientras emergen dos grandes bloques
dispuestos a pelearse a cara de perro por la hegemonía» (La Razón, Bolivia).
Готовность двух политических держав сражаться за гегемонию с такой
яростью, «звериным лицом», не может не обратить на себя внимание
аудитории. Однако преобладают в политическом дискурсе СМИ не
фразеологизмы-характеристики, а глагольные устойчивые выражения, с
помощью которых журналисты образно и эмоционально описывают какое-
либо действие. Так, к примеру, одна из публикаций говорит о том, что
«Кремль не будет сидеть сложа руки» по отношению к ситуации на Украине:
«En 2008 Putin aprovechó que la atención mundial estaba centrada en los
Juegos Olímpicos de Beijing para infligir a Georgia una severa derrota
militar. Esta vez, sus olimpiadas no han desviado ni por un minuto el interés
por lo ocurrido en Ucrania. Tras los Juegos, el Kremlin no se va a quedar de
manos cruzadas» (El País).
Глагольные фразеологизмы часто бывают ёмкими по смыслу, яркими
стилистически, хлёсткими, и это в полной мере используется журналистами,
например:

94

 «Дело в том, что Генассамблея ООН сравнительно недавно вновь
предала анафеме попытки отрицать факт уничтожения еврейского
народа гитлеровской Германией» (Советская Россия).
«Скорее всего, "горячая война" не состоится: российское руководство,
сжигая мосты, ведущие на Запад, не может не оставить хотя бы один
мост в целости и сохранности» (Новая газета).
В примере выше фразеологизм, помимо прочего, распространён,
оживлён (один из его компонентов – слово мост), что делает его более
выразительным по сравнению с простыми узуальными фразеологическими
единицами.
Нужно подчеркнуть, что преобладание именно глагольных
фразеологизмов в текстах политического дискурса СМИ легко объяснимо:
описание событий – главное в этом типе дискурса. Однако в их
использовании встречаются ошибки:
«Но ситуация пошла вразнос во всем арабском мире, и жестко
задавленные диктаторами социальные и эмоциональные процессы
вышли из-под контроля» (КП).
Если учесть, что выделенный фразеологизм обозначает «сорваться с
тормозов, озлобиться, рассвирепеть» и употребляется по отношению к
человеку, то в данном контексте он явно неуместен.
Также как и фразеологизмы, экспрессивность тексту придают
пословицы и поговорки, которые представляют собой меткие образные
народные выражения с назидательным смыслом, обобщающие различные
явления жизни. Пословицы и поговорки это сгустки народной мудрости, они
выражают истину, проверенную опытом многих поколений. Именно поэтому
журналисты охотно вводят народные выражения в тексты своих публикаций:
«"Nuestro lema es 'paz en casa, paz en el mundo', pero hay otro proverbio
muy bueno que dice: 'Si quieres la paz, prepárate para la guerra', y es que en
este caso, la guerra es la clave para la paz", recordó el primer ministro turco»(
La Razón, Bolivia).
95

 В приведенном примере, упоминая знаменитую поговорку «Если
хочешь мира, готовься к войне», турецкий министр предупреждает Сирию о
том, что новые инциденты на их территории могут спровоцировать военные
действия. Кроме того, при помощи еще одной пословицы подчеркивается,
что начинать восстановление мира всегда нужно со своей собственной
страны: «Мир в доме – мир в мире».
«Annan, que afirmó que era imposible "resistir mucho tiempo al viento de
cambio", declaró que alentó al Presidente sirio a "leer el viejo proverbio
africano que dice 'no puedes hacer que cambie el viento, entonces haz girar la
vela'"» (La Razón, Bolivia).
В данном случае мы видим, как специальный посол ООН в Сирии Кофи
Аннан делится мудростью («Если не можешь изменить направление ветра,
поверни парус») с президентом Башаром Асадом, в надежде на то, что
сирийский лидер сможет исправить бедственное положение в стране.
Пословицы и поговорки пользуются большим доверием у народа,
поэтому в речи приобретают особое значение. Журналист нередко стремится
подтвердить с их помощью высказанную им мысль, которая в этом случае
будет звучать более авторитетно:
«В подобных условиях такого рода дискуссии и процедуры в партии и
обществе неуместны. Наоборот, надо "еще теснее сплотиться" вокруг
единого "национального лидера", оказывать ему "единодушную
поддержку" и… бесконечно продлевать его "право" на абсолютную и
бесконтрольную власть. Ведь, как известно, коней на переправе не
меняют!» (Советская Россия; о выборах в Израиле).
В.М. Мокиенко, исследуя функционирование пословиц и поговорок в
современном русском языке, отмечает, что они «за последние три
десятилетия стали объектом не только этнографии и фольклористики, но и
лингвистики» [Мокиенко 2010: 6] и всё чаще используются с различными
целями в языке СМИ. При этом часто журналисты прибегают к приёму
расшифровки пословицы, растолкования её смысла:
96

 «За битого двух небитых дают, гласит мудрая русская пословица. Но
дают только в том случае, если битый усваивает горький опыт
поражения, а не разражается очередным приступом бессильного
хвастовства» (РГ).
Данный фрагмент, посвященный ошибкам арабов, привлекает особое
внимание читателя ещё и потому, что заключает статью и формирует
открытый финал, над которым предлагается поразмыслить.

Нужно отметить, что, детально изучив использование различных

лексико-стилистических средств в русско- и испаноязычной прессе, мы
увидели, насколько важна их роль в текстах, посвященных описанию
международных конфликтов. С их помощью журналисты убеждают и
разубеждают читателей в чем-либо, призывают свою аудиторию к
размышлению или к действию, обращают внимание на отдельные аспекты
международных конфликтов. Употребление тропов и фигур позволяет
сделать текст менее монотонным, наполнить его жизнью, диалогичностью,
добавить ему силы убеждения. Вооружившись художественными
средствами, журналисты выстраивают медиа-реальность, в которой мы
живем и которая во многом управляет нашими суждениями и взглядами на
мир и на политику.
Частота обращения автором к тем или иным выразительным средствам в
публикациях на русском и испанском языках схожа, хотя можно отметить и
некоторые различия, которые хорошо видны на следующих диаграммах:

97

 Тропы в публикациях Тропы в публикациях
на русском языке на испанском языке
4% 10% 3%
3% 5% Метафора Метафора
4%
Эпитет Эпитет
28% 30%
22% Метонимия Метонимия
19%
Сравнение Сравнение
30% Оксюморон 28% Оксюморон
8% 6%
Гипербола Гипербола

Фигуры в публикациях Фигуры в публикациях

на русском языке на испанском языке
Антитеза Антитеза

7% 13% Инверсия 6% 11% Инверсия

9% 14%
Повтор 13% Повтор
7%
14%
Синтаксический Синтаксический
параллелизм параллелизм
21% Парцелляция 23% Парцелляция
13%
29% 20%
Риторический Риторический
вопрос вопрос
Другое Другое

Лексико- Лексико-
фразеологические фразеологические
средства в средства в
публикациях на публикациях на
русском языке
Политическая
испанском языке
Политическая
лексика лексика
10% 6%
15% 37% Канцеляризмы 21% Канцеляризмы
34%

Фразеологизмы Фразеологизмы

Пословицы и 39% Пословицы и

38%
поговорки поговорки

98

 Выводы
1. Несмотря на серьезность поднимаемых проблем, публикации
испано- и русскоязычной прессы на тему международных конфликтов
характеризуются частым использованием разнообразных лексико-
стилистических выразительных средств.
2. Среди наиболее распространенных лексико-стилистических
выразительных средств, используемых авторами испаноязычных и
русскоязычных газетных текстов можно выделить метафору, эпитет,
сравнение, различные типы повторов, а также употребление
фразеологизмов.
3. Все используемые средства выразительности обладают
большими прагматическими возможностями, что обусловлено
идеологической направленностью текстов. Например, эпитеты,
включаясь в семантическую структуру предложения и делая его
эмоционально окрашенным, несут определенную воздействующую
нагрузку; лексико-семантические повторы привлекают внимание
читателя, создают экспрессивность и ритмичность высказывания.
4. На синтаксическом уровне воздействие на аудиторию
осуществляется при помощи риторических вопросов. Параллелизм,
выполняя функции синтаксического выделения, контраста, также
позволяет делать акцент на той или иной информации.
5. В газетных статьях общественно-политической тематики на
испанском языке можно отметить бóльшую концентрацию лексико-
стилистических выразительных средств; испанские и
латиноамериканские журналисты активнее используют различные
приемы преувеличения и экспрессивного синтаксиса.
6. В текстах российской прессы, посвященных международным
конфликтам, часто встречаются метафоры войны как огня или машины,
также нередки гастрономические метафоры и приемы анимализации, в

99

 то время как в испаноязычных СМИ большей популярностью
пользуются метафоры, связанные с театром и спортом.
7. Русскоязычным изданиям свойственен относительно
нейтральный подход к освещению конфликтов, напрямую не
затрагивающих интересы России. Испаноязычные СМИ, как правило,
стремятся в любом противостоянии найти «болевые точки», на которых
затем акцентируют особое внимание (в случае с арабскими странами это
внешняя политика Б. Обамы и использование беспилотных дронов; в
случае с Украиной – империалистические амбиции В. Путина и угроза
территориальной целостности Европы и т.п.).

100

 Заключение
В настоящее время центральное место информационной повестки дня
многих СМИ занимают международные конфликты. Борьба представителей
различных политических групп оказывает огромное влияние на расстановку
сил на международной арене и определяет лидеров в мировой борьбе за
власть. Средства массовой коммуникации, сообщая читателям актуальные
сведения о развитии событий и комментируя их, выполняют функцию
посредника и интерпретатора. Публикации такого типа принадлежат к
политическому дискурсу масс-медиа.
Дискурс как таковой являет собой совокупность многих текстов,
функционирующих в пределах одной и той же коммуникативной сферы.
Политический дискурс анализируется с учетом таких параметров, как
интенция пишущего, эмоциональное состояние, социальный статус,
культурно-исторический фон и др. Таким образом, с лингвистической точки
зрения дискурс сочетает в себе сам текст как изолированный
вербализованный результат речи и контекст, в котором он функционирует, –
ситуативный и культурный.
Для политического дискурса характерно использование т.н.
политического языка – языка, который выстраивает определенную систему
профессионально-ориентированных знаков, т.е. обладает собственным
подъязыком (специальной лексикой, фразеологией и паремиологией)
[Шейгал 2004: 14, 20]. Роль данного языка очень важна, так как «он создает
систему социальных кодов, программирует систему общественного и
личного поведения, воспитывает людей в определенной ценностной системе,
распределяет моральные приоритеты и ставит цели» [Дугин 2004: 392].
Политический масс-медиа дискурс объединяет журналистские тексты, в
фокусе внимания которых находятся политические вопросы; масс-медиа
дискурс является связующей нитью между политиками и аудиторией.
Средства массовой коммуникации направлены на формирование мнения
читателя в определенном, институционально заданном направлении.
101

Информируя человека о состоянии мира и заполняя его досуг, СМИ
оказывают влияние на весь строй его мышления, на тип культуры
сегодняшнего дня. Печатная пресса Испании, стран Латинской Америки и
России, пройдя в своей истории через этапы цензуры и жесткого
информационного контроля со стороны государства, обретает свой
современный облик. Данный облик характеризуется ростом разнообразия
изданий, большими свободами как в выборе тем для освещения, так и в
подборе средств, способов преподнесения информации. В руках авторов
публикаций находятся самые мощные инструменты воздействия на сознание
масс.
Журналисты на страницах газет создают особые картины мира, которые
часто напрямую ассимилируются аудиторией. В связи с этим встает вопрос
об ответственности средств массовой информации перед читателем:
журналисты могут намеренно или ненамеренно представлять аудитории
некую искаженную или ограниченную реальность. В зависимости от
редакционной политики или личных убеждений автора любой конфликт
может быть описан совершенно по-разному.
Так, одна и та же ситуация под разными углами освещения может
привести к противоположным реакциям читательской аудитории. СМИ часто
диктуют нам что и когда думать (или, по крайней мере, о чем думать),
контролируют то, каким мы видим мир, конструируют его для нас. Данная
позиция ярче всего проявляется в отношении тех сфер жизни, которые
далеки от нашей повседневной реальности: большинство из нас никогда не
узнает никакой другой версии сирийского конфликта, кроме той, что описана
в прессе, и не узнает другой «палестинской правды».
Иными словами, все тексты о международных конфликтах носят
идеологический характер, проявляющийся имлицитно или эксплицитно.
Прагматическая функция данных текстов реализуется благодаря
использованию выразительных средств. Исследование показывает, что
наиболее эффективным воздействием обладают различные виды метафор,
102

эпитеты, сравнения, повторы, а также употребление фразеологизмов. Данные
приемы привлекают внимание к важным частям публикации и облегчают
восприятие сложной с точки зрения содержания информации, включают в
статью эмоционально-логическую оценку, дают возможность вести прямой
диалог с аудиторией.
Прагматические задачи автора, решаемые при помощи средств
выразительности, одинаковы для испано- и русскоязычного политического
дискурса масс-медиа. Однако отличающийся от страны к стране
социокультурный фон определяет выбор различных образов для достижения
максимального воздействия на читателя. Так, например, для русскоязычной
прессы характерны метафоры войны как огня или машины, а также
метафоры, связанные с животными или едой; для данного тропа в
публикациях на испанском языке ближе образы театра или спорта. Нужно
также отметить, что в целом тексты о любых громких международных
конфликтах в испанских и латиноамериканских изданиях являются более
эмоциональными, с высокой концентрацией различных выразительных
средств, в то время как в российской прессе к данным средствам прибегают
чаще при описаниях противостояний, непосредственно касающихся нашей
страны.
Следует также отметить, что в перспективе данное исследование может
быть дополнено анализом публикаций о международных конфликтах в
неохваченных данным исследованием странах Латинской Америки, а также
более детальным изучением образа России и стран Ближнего Востока в
текстах политического дискурса СМИ.

103

 Литература

1. Арутюнова Н.Д. “Полагать” и “Видеть” (к проблеме смешанных

пропозициональных установок) // Логический анализ языка. Проблемы
интенсиональных и прагматических контекстов. – М.: Наука, 1989. – С.
7 – 31.
2. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. – М.: Языки русской культуры,
1998. – 896 с.
3. Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и
новации // Сов. полит. яз. (от ритуала к метафоре) / А.Н. Баранов, Е.Г.
Казакевич. – М.: Знание, 1991. – 63 с.
4. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / Сост.,
общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. – М.: Прогресс, 1989. – 616 с.
5. Блакар Р.М. Язык как инструмент социальной власти // Язык и
моделирование социального воздействия. М., 1987. – С. 88-124.
6. Бойчук А.С. Развёрнутые гастрономические метафоры русского языка
как отражение актуальных социокультурных тенденций / А.С. Бойчук
// Грани познания. – 2011. – № 4 (14). – С. 52-56.
7. Брусенская Л.А. Учебный словарь лингвистических терминов / Л.А.
Брусенская, Г.Ф. Гаврилова, Н.В. Малычева. – Ростов-на-Дону:
Феникс, 2005. – 256 с.
8. Будагов Р.А. Борьба идей и направлений в языкознании нашего
времени. – М.: Наука, 1978. – 246 с.
9. Бушев А.Б. Элементы дискурс-анализа для оценки манипуляции в
глобальных средствах массовой коммуникации / А.Б. Бушев // Вестник
Бурятского государственного университета. – 2009. – № 6. – С. 301-306.
10. Ван Дейк Т. Язык. Познание. Коммуникация. – М., Прогресс, 1989.
11. Васильева А.Н. Газетно-публицистический стиль речи. – М., Русский
язык, 1982.

104

 12. Виноградов С.И. Язык газеты в аспекте культуры речи // Культура
русской речи и эффективность общения. – М., 1996.
13. Волков А.А. Основы риторики: учебное пособие для вузов / А.А.
Волков. – М.: Академический проект, 2003. – 304 с.
14. Володина М.Н. Язык СМИ — основное средство воздействия на
массовое сознание // Язык СМИ как объект междисциплинарного
исследования : учеб. пособие / отв. ред. д-р филол. наук, проф.
Володина М.Н. — М.: Изд-во МГУ, 2008.
15. Громова О.Н. Конфликтология. – М.: Экмос, 2000. – 276 с.
16. Демьянков В.З. Политический дискурс как предмет политологической
филологии // Политическая наука. Политический дискурс: История и
современные исследования. – М.: ИНИОН РАН, 2002. – № 3. – С. 32-
43.
17. Дмитриев А.В. Конфликтология. – М.: Гардарики, 2000. – 411 с.
18. Добросклонская Т.Г. Медиалингвистика: системный подход к
изучению языка СМИ. — М.: Флинта, 2008.
19. Довгаль Е.В. Явление синтаксического параллелизма в аналитических
статьях / Е.В. Довгаль // Язык. Текст. Дискурс. – 2013. – № 11. – С. 277-
280.
20. Дугин А.Г. Философия политики. – М.: Аркогея, 2004. – 614 с.
21. Зекиева П.М. Заголовочный комплекс в газете как макроструктура
имени статьи / П.М. Зекиева // Вестник Адыгейского государственного
университета. Серия 2: Филология и искусствоведение. – 2011. – № 1. –
С. 99-104.
22. Золотарёва Т.Н. Функционирование парцеллированных конструкций в
речи современных СМИ / Т.Н. Золотарёва, Е.В. Саутина // Известия
высших учебных заведений. Проблемы полиграфии и издательского
дела. – 2011. – № 4. – С. 128-131.

105

 23. Иванова С.В. Политический медиа-дискурс в фокусе
лингвокультурологии // Политическая лингвистика. – Вып. 1(24). –
Екатеринбург, 2008. – С. 29-33.
24. Калеел А.К. Фразеологизмы на страницах «Новой газеты» / А.К.
Калеел // Научный вестник Воронежского государственного
архитектурно-строительного университета. Серия: Лингвистика и
межкультурная коммуникация. – 2007. – № 3 (3). – С. 36-40.
25. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепт, дискурс. –
Волгоград: Перемена, 2002. – 447 с.
26. Кибанов А.Я., Ворожейкин И.Е., Захаров Д.К., Коновалова В.Г.
Конфликтология. – М.: Инфра-М, 2005. – 302 с.
27. Кобозева И.М. Лингво-прагматический аспект анализа языка СМИ //
Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования : учеб.
пособие / отв. ред. д-р филол. наук, проф. М. Н. Володина. — М.: Изд-
во МГУ, 2008.
28. Крылова М.Н. Антифрастический стиль Леонида Каганова / М.Н.
Крылова // Гуманитарные научные исследования. – 2014. – № 3
[Электронный ресурс]. URL: http://human.snauka.ru/2014/03/5924 (дата
обращения: 04.03.2014).
29. Крылова М.Н. Основные языковые средства выражения категории
сравнения в языке современных СМИ / М.Н. Крылова // Гуманитарные
науки и образование. – 2010. – № 3. – С. 64-68.
30. Леонтьев А.А. Психолингвистические особенности языка СМИ // Язык
СМИ как объект междисциплинарного исследования: Учебное пособие
/ Отв. ред. М.Н. Володина. М., 2003. – С. 66-88.
31. Макаров М.Л. Основы теории дискурса.— М.: Гнозис, 2003.— 280 с.
32. Маслова В.А. Политический дискурс: языковые игры или игры в
слова? // Политическая лингвистика. – Вып. 1(24). – Екатеринбург,
2008. – С. 43–48.

106

 33. Медникова Ю.И. Социолингвистический аспект персуазивного
потенциала риторических вопросов в текстах СМИ / Ю.И. Медникова
// Альманах современной науки и образования. 2009. № 8-2. С. 105-107.
34. Мищенко В.А. СМИ: Транслируя символы / В.А. Мищенко // Вестник
Новосибирского государственного педагогического университета. –
2013. – № 6 (16). – С. 52-56.
35. Мокиенко В.М. Современная паремиология (лингвистические
аспекты) / В.М. Мокиенко // Мир русского слова. – 2010. – № 3. – С. 6-
20.
36. Москвин В.П. Стилистика русского языка. Теоретический курс / В.П.
Москвин. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006. – 630 с.
37. Нахимова Е.А. Прецедентные имена в массовой коммуникации / Е.А.
Нахимова. – Екатеринбург, 2007. – 207 с.
38. Никитина К.В. Политический дискурс СМИ и его особенности,
создающие предпосылки для манипуляции общественным сознанием //
Управление общественными и экономическими системами:
многопредмет. науч. журн. Орел: ОрелГТУ, 2006. – № 2.
39. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и
фразеологических выражений / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова;
Российская академия наук, Институт русского языка им. В.В.
Виноградова. – М.: Азбуковник, 1999. – 944 с.
40. Окунева И.О. Виды и роль метафоры в печатных СМИ России,
Великобритании, США и Канады (на материале газетных статей,
посвящённых проблеме взаимоотношений между государством,
обществом и прессой) / И.О. Окунева // Политическая лингвистика. –
2010. – № 4. – С. 135-145.
41. Паршин П.Б. Понятие идиополитического дискурса и
методологические основания политической лингвистики. – 1999.
42. Пашков Г.Н. Проблемы испанской печати // Вестник Моск. Ун-та, Сер.
Х, Журналистика. – 1980, №5.
107

 43. Рацибурская Л.В. Жаргонный словарь печатных СМИ / Л.В.
Рацибурская // Журналист. Социальные коммуникации. – 2011. – № 1.
– С. 78-81.
44. Розенталь Д.Э. Словарь-справочник лингвистических терминов:
пособие для учителя / Д.Э. Розенталь, М.А. Теленкова. – М.:
Просвещение, 1985. – 399 с.
45. Рыжков О. Политические конфликты. – М., 2003. – 118 с.
46. Серио П. Как читают тексты во Франции // Квадратура смысла.
Французская школа анализа дискурса. – М., 1999. С. 12-53.
47. Сметанина С.И. Медиа-текст в системе культуры (Динамические
процессы в языке и стиле журналистики конца ХХ в.): Научное
издание / С.И. Сметанина. – СПб.: Издательство Михайлова, 2002. –
383 с.
48. Современная политическая коммуникация: Учебное пособие / Отв.
Ред. А.П. Чудинов / Урал. гос. пед. ун-т. – Екатеринбург, 2009. – 292 с.
49. Солганик Г.Я. Лексика газеты: функциональный аспект. – М.: Высшая
школа, – 1981.
50. Солганик Г.Я. О закономерностях развития языка газеты в ХХ веке /
Г.Я. Солганик // Вестник Моск. ун-та. Сер 10. Журналистика. – М.,
2002. – №2. – С. 39-53.
51. Солганик Г.Я. Стилистика современного русского языка и культура
речи: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений / Г.Я. Солганик,
Т.С. Дроняева. – М.: Академия, 2002. – 256 с.
52. Солганик Г.Я. Язык СМИ на современном этапе / Г.Я. Солганик // Мир
русского слова. – 2010. – № 2. – С. 21-24.
53. Соловьев А.И. Политология: Политическая теория, политические
технологии: Учебник для студентов вузов. – М.: Аспект Пресс, 2000. –
559 с.

108

 54. Толкачева Ю.Г. Способы реализации лексических каламбуров в
заголовках печатных СМИ / Ю.Г. Толкачева // В мире научных
открытий. – 2012. – № 4.4. – С. 308-320.
55. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. – СПб., 1994.
– 408 с.
56. Хазагеров Т.Г. Общая риторика. Курс лекций. Словарь риторических
фигур / Т.Г. Хазагеров, Л.С. Ширина. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1999.
– 317 с.
57. Чернявская В.Е. Дискурс власти и власть дискурса. – М.: Флинта:
Наука, 2006. – 136 с.
58. Чудинов А.П. Метафорическая мозаика в современной политической
коммуникации: монография / А.П. Чудинов. – Екатеринбург, 2003. –
248 с.
59. Чудинов А.П. Политическая лингвистика. – М., Флинта: Наука, 2006.
60. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное
исследование политической метафоры (1991-2000). – Екатеринбург,
2001. – 238 с.
61. Шаховский В.И. Интеллектуальные импликации газетных заголовков
как языковая карнавализация // Материалы 4-ой Всероссийской Школы
молодых лингвистов «Актуальные проблемы психологии и
лингвистики». – Москва-Пенза, 2000.
62. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. – М.: Гнозис, 2004.
63. Язык современной публицистики. Сборник статей под ред. Солганика
Г.Я. – М., Флинта: Наука, 2005.
64. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н.
Ярцева. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. – 685 с.
65. Alférez Antonio. Cuarto poder en España . – Barcelona: Plaza y Janés, –
1984.
66. Cuvardic García D. La metáfora en el discurso político // Rev. Reflexiones.
– 2004. – №83 (2). – P. 61-72.
109

 67. Diccionario de la lengua española (DRAE) –
http://rae.es/recursos/diccionarios/drae
68. Fowler R. Language in the News: Discourse and Ideology in the Press. –
London, Routledge, 1991.
69. Graber D. Political Languages // Handbook of Political Communication. –
Beverly Hills, London: Sage Publications, 1981. – P. 195-224.
70. Huntington, S. The clash of civilizations and the remaking of the World
order. – New York: Simon & Schuster, 1996.
71. Jaquinto Trenado, Enrique. La transición democrática en la prensa semanal
española: 1973 – 1978. – Madrid, 1993.
72. León Guerra F., Molero de Cabeza L., Chirinos A. El discurso político en
Latinoamérica. Análisis semántico-pragmático // Quórum Académico. –
2011. – №15. – P. 11-35.
73. López Pan F. Consideraciones sobre la narratividad de la noticia: el imperio
de una sinécdoque // Comunicación y sociedad. – 1997. – №1. – P. 9-60.
74. McQuail D. Mass Communication Theory. – London, 1996.
75. Molero de Cabeza L., Fernández S. Léxico y poder: recursos morfológicos
en el discurso político venezolano // Quórum Académico. – 2004. – №2. – P.
28-43.
76. Moliner M. Diccionario del uso de español (DUE). Madrid: Gredos, 1998,
2ª ed.
77. Múgica de Fignoni N. El hiperbatón, un punto de relación entre la
gramática y la retórica // Rétor. – 2011. – №1. – P. 43-58.
78. Navarro, F. Estrategias y recursos de evaluación negativa: aportes para un
modelo de análisis sistémico-discursivo // Boletín de filología. –2013. – №2.
– P. 69-96.
79. Pujante Sánchez, P.D. Manual de retórica. – Editorial Castalia. – 2003.
80. Said, E. Orientalism. – New York: Vintage, 1978.

110

 81. Sal Paz, J.C. Acerca de la metáfora como recurso de creación léxica en el
contexto digital: algunas reflexiones // Tonos digital: Revista electrónica de
estudios filológicos. – 2009. – №18.
82. Van Dijk Teun. Ideology: A Multidisciplinary Approach. – London: Sage,
1998.

Список источников примеров

1. www.abc.es
2. www.clarin.com
3. www.diario-extra.com
4. www.diarionacional.co
5. www.elcomercio.com
6. www.elmundo.es
7. www.elpais.com
8. www.eltiempo.com
9. www.eluniverso.com
10. www.extra.com.co
11. www.itogi.ru
12. www.kommersant.ru
13. www.kp.ru
14. www.lanacion.com.ar
15. www.larazon.com.ar
16. www.larazon.es
17. www.lavanguardia.com
18. www.mn.ru
19. www.newizv.ru
20. www.ng.ru
21. www.novayagazeta.ru
22. www.prensaescrita.com
111

 23. www.rg.ru
24. www.sovross.ru
25. www.trud.ru

112