Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Литература по теме:
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – Волгоград: Перемена, 2002.
– 477 с. Гл. 3. Разделы 3.1., 3.2.
Макаров М.Л. Основы теории дискурса.— М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.— 280 с. Глава 5.
Разделы 3.1.3, 3.1.4, 3.1.5; 6.1.
Орлова О.В. Дискурсивно-стилистическая эволюция медиаконцепта: жизненный цикл и
миромоделирующий потенциал. Дисс… д.ф.н. Томск, 2012. Разделы 1.2., 1.3.
Прохоров Ю.Е. Действительность. Текст. Дискурс: учеб. пособие / Ю.Е. Прохоров. – 3-е
изд. М.: Флинта: Наука, 2009. – 224 с. Глава 1.
Чернявская В.Е. Дискурс власти и власть дискурса: проблемы речевого воздействия:
учебное пособие. М., Директ-Медиа, 2014. Раздел 4.1.
Между подходами нет пропасти (см. выше у Карасика: аналогия с фонемой и аллофоном:
эмическими и этическими категории). Но получается так, что представляя структуру
дискурса (единицы и категории), я одновременно подробнее представляю подход:
«дискурс – текст, погруженный в жизнь». Наиболее подробно этот подход представлен в
книге: Макаров М.Л. Основы теории дискурса.
В.И. Карасик:
Понимая широко текст, В.И. Карасик предельно сближает текст и дискурс и, говоря об
одном предмете, использует оба эти термина.
«Основные две линии в моделировании категорий текста соответствуют, с одной стороны,
герменевтической традиции интерпретации текста как самодостаточного явления,
например, в границах стилистики декодирования, и экзегезе как толкованию текста с
учетом внешних факторов его появления, как изучению "жизни текста". Изучение
дискурса, разумеется, предполагает выбор второй линии моделирования текстовых
категорий»
М.Л. Макаров:
Теория речевых актов. Категория «речевой акт» вышла за пределы теории речевых
актов.
Структура речевого акта: Локутивный акт сводится к речепроизводству как таковому.
Иллокутивный акт соотносится с коммуникативным намерением говорящего.
Перлокутивный акт выражает результат речевого воздействия, которого говорящий
достигает, выполняя локутивный и иллокутивный акты. Пионером классификации
речевых актов стал Дж. Остин [1986]. Позже этот подход воплотился в наиболее
логичной таксономии Дж. Сёрля и Д. Вандервекена [1986; Searle, Vanderveken 1985], в
соответствии с которой существует пять иллокутивных целей: ассертивная, комиссивная,
директивная, декларативная и экспрессивная.
Перформативные высказывания.
Косвенные речевые акты
Далеко не всегда говорящий, произнося какое-то предложение, имеет в виду ровно
столько и буквально то, что он говорит. Классическим стал пример Can you pass the salt?
[Сёрль 1986с: 195].
Теория речевых актов и анализ языкового общения
Наука, как и жизнь, полна парадоксов. Теория речевых актов, подарив немало интересных
идей, оказалась не в состоянии адекватно интерпретировать живую разговорную речь —
все то, что не укладывается в прокрустово ложе примеров, придуманных, как правило,
самими исследователями.
Речевой акт фактически не оправдывает претензий на статус «элементарной» или
«минимальной» единицы общения — это все же «элементарная единица сообщения»
[Сусов 1984: 5]. В его структуре не отражена специфика общения как взаимодействия. В
социально-коммуникативной реальности речи многие высказывания полифункциональны.
Наличие более чем одной функции дает возможность продолжить разговор более чем
одним способом.
Теория речевых актов пренебрегает «актами», связанными с организационными
аспектами языкового общения. Вопрос о том, как контекст определяет или меняет
иллокутивную функцию высказывания, в рамках ортодоксальной теории речевых актов не
обсуждался. Дж. Сёрль сам подтверждает неприменимость своей теории к разговорному
дискурсу. Слабость теории речевых актов — еще не причина от него отказываться: эта
категория прекрасно выражает ключевую идею совершения высказыванием
социального действия — именно в таком смысле предлагается понимать ее и далее.
ЕДИНИЦЫ ДИСКУРС-АНАЛИЗА
Анализируются:
КАТЕГОРИИ ДИСКУРС-АНАЛИЗА
Коммуникативная стратегия
Этот популярный термин можно найти практически в каждой более или менее серьезной
работе по коммуникативной лингвистике.
Иногда под стратегией понимается цепь решений говорящего, коммуникативных
выборов тех или иных речевых действий и языковых средств. Другая точка зрения
связывает стратегию с реализацией набора целей в структуре общения. Эти два подхода
не противоречат друг другу. Цели тоже могут быть организованы иерархически. Стра-
тегия – глобальный уровень осознания ситуации общения в целом, тактики –
локальные риторические приемы и линии речевого поведения [Гойхман, Надеина 1997:
208].
В широком смысле коммуникативная стратегия может определяться как тип поведения
одного из партнеров в ситуации диалогического общения, который соотносится с планом
достижения глобальной и локальных коммуникативных целей …
Социальный дейксис
Социальный дейксис касается «тех аспектов предложений, которые отражают,
устанавливают или обусловлены какими-то реальностями социальной ситуации, где
совершается речевой акт» [Fillmore 1975: 76; ср.: Bean 1978: 9; Levinson 1983: 89].
Как минимум отношения говорящего и адресата, говорящего и референта индексируются
в речи, символически обозначая степени социальной дистанции между говорящим и
адресатом или говорящим и тем(и), о ком идет речь [degrees of social distance — Карасик
1992].
2. ТЕКСТ И ДИСКУРС
В.И. Карасик: Основные две линии в понимании категорий текста (и дискурса) состоят в
том, что отправным пунктом в моделировании этих категорий может выступать
текст как таковой либо текст в ситуации общения.
МАКАРОВ
3. СТИЛЬ И ДИСКУРС
В.И. Карасик:
Термин "функциональный стиль" относится, на наш взгляд, к числу наименее удачных
терминов в лингвистике…. мы предлагаем новое обозначение для обсуждаемого
понятия — формат дискурса. Под форматом дискурса понимается разновидность
дискурса, выделяемая на основе коммуникативной дистанции, степени самовыражения
говорящего, сложившихся социальных институтов, регистра общения и клишированных
языковых средств. Формат дискурса представляет собой конкретизацию типа
дискурса, количество этих форматов является достаточно большим, но измеримым.
Формат дискурса в свою очередь конкретизируется жанрами речи, которые выделяются
на индуктивной основе.
Орлова О.В.
Попытки определить онтологический и гносеологический статус двух конкурирующих
лексем начинаются с начала 1990-х гг., когда термин дискурс молниеносно вторгся в
научный контекст.
Ю.С. Степанов («Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности»):
причина того, что при живом термине «функциональный стиль» потребовался другой –
«дискурс», заключалась в особенностях национальных лингвистических школ, а не в
предмете. <…> в англосаксонской традиции не было ничего подобного, прежде всего
потому, что не было стилистики как особой отрасли языкознания. Подробное освещение
известной работы «франко-швейцарского лингвиста и культуролога Патрика Серио
«Анализ советского политического дискурса» приводит ученого к справедливому выводу
о том, что «дискурс не может быть сведен к стилю». Здесь очень важно употребление
Ю.С. Степановым предиката не может быть сведен, т.е. дискурс не сводим к стилю,
шире или объемнее стиля.
В 2003 г. выходит ставший настоящим событием для лингвистической
общественности «Стилистический энциклопедический словарь русского языка» под
редакцией М.Н. Кожиной. В рецензии на данное издание С.Л. Мишланова отмечает, что
вследствие представленного в литературных источниках мнения о дублетности понятия
дискурс, присущего западно-европейской и американской лингвистике, и понятия стиль,
разработанного отечественной функциональной стилистикой, эти понятия «практически
не встречаются в рамках одного издания».
Позже М.Н. Кожина посвящает соотношению дискурсного анализа и
функциональной стилистики отдельную статью [Кожина, 2004] и целый раздел изданного
в 2008 г. учебника «Стилистика русского языка» [Кожина, Дускаева, Салимовский, 2008].
Постулируя «связь признаков дискурса с функциональным стилем», М.Н. Кожина
констатирует: «Эти термины-понятия нельзя отождествлять». Она отмечает, что
понимание дискурса зарубежными коллегами (П. Серио, М. Фуко) опиралось на
определение формации, было «насквозь социально-историчным». В то же время «если
сопоставить с этим один из основных экстралингвистических факторов функционального
стиля, определяющих его, – формы общественного сознания, – то оказывается, что этот
фактор более высокого уровня обобщения, чем формация, и непосредственно связан с
языком».
«Выше было отмечено различие исходных, базовых факторов: с одной стороны,
дискурсные формации (на основе понятия общественных формаций и идеологии) – в
теории анализа дискурса, с другой – формы общественного сознания (в функциональной
стилистике). А это, в свою очередь, серьезно сказывается на внутренней и внешней
систематизации изучаемых объектов – дискурсов и функциональных стилей. Обобщим и
разовьем важные положения, выдвинутые основателем отечественной функциональной
стилистики:
дискурс и стиль – смежные, параллельно существующие, но не тождественные,
а разнородные, разнопорядковые понятия двух «близких речеведческих дисциплин»;
дискурс в своей онтологической детерминации восходит к формации,
функциональный стиль – к формам общественного сознания, вследствие чего дискурс
приобретает такие качества социальной формации, как: фокусированная привязка к
определенной общественной практике, прямая социальная и историческая
обусловленность, «революционность», подвижность, динамичность, изменчивость,
процессуальность, ситуативность, тенденция к множественной вариативности речевых
манифестаций; в то время как стиль приобретает такие свойства форм общественного
сознания, как: типизация неопределенного множества отдельных общественных практик в
объективно ограниченное количество форм общественного сознания, косвенная
социально-историческая обусловленность, «эволюционность», стабильность, тенденция к
инвариантности речевых манифестаций;
теория функциональных стилей предлагает непротиворечивую и достаточно
стройную общую систематизацию своего объекта (стили, подстили), теория дискурса –
множественность отдельных классификаций по различным основаниям.
Итогом глубоких лингвофилософских размышлений М.Н. Кожиной становится
безусловное признание, во-первых, теоретико-методологической близости анализа
дискурса и функциональной стилистики, во-вторых, явной тенденции к их дальнейшему
сближению, в-третьих, неснятой дискуссионности вопроса об их соотношении.
Необходимо отметить, что современные речеведческие исследования наглядно
демонстрируют устаревание по отношению к терминам-понятиям стиль и дискурс
принципа дополнительной дистрибуции (уже упоминаемой ранее невстречамости «в
рамках одного издания» [Мишланова, 2004, с. 370]) и осознание необходимости замены
разделительного ИЛИ между ними соединительным И, дальнейшей невозможности
оставить понятие дискурс во владениях дискурсного анализа, а функциональный стиль –
функциональной стилистики
В.Е. Чернявская полагает, что «категория дискурса предлагает исследователю
особый, отличный от действующего в функциональной стилистике принцип разделения
коммуникативных сфер и коррелирующих с ними речевых систем». Если
«фундаментальный базис, фундаментальный критерий идентификации и делимитации
одного функционального стиля от другого» – формы общественного сознания, то для
дискурса «делимитирующий критерий иной: содержательно-смысловая общность
текстов, а не общность формы общественного сознания. В таком понимании дискурсов
может быть бесконечно много <…> в зависимости от интерпретативной деятельности
субъекта, усматривающего основания для объединения уже существующих и
потенциально возможных текстов в единую дискурсивную формацию. <…>
Функциональные стили делят коммуникативное пространство на гораздо более крупные
сегменты, коррелируют с базовыми – фундаментальными, онтологически заданными,
формами познания и деятельности. Функциональных стилей, по определению, не может
быть бесконечно много» [Чернявская, 2011, с. 92 – 94].
Орлова О.В.: сущностная разность, «инаковость» стиля и дискурса определяется
кардинальной разницей принципа устройства систем их возникновения и
функционирования.
Разница в структурном устройстве систем служит, на наш взгляд, фундаментальной
причиной таких условно оппозитивных признаков дискурса и стиля, как обозначенные
выше конкретность / абстрактность, уникальность / типичность,
«революционность» / «эволюционность», изменчивость / стабильность,
вариативность / инвариантность и т.п. Но эти же признаки свойственны и
диалектическому единству языка и речи, изучаемому в совокупности их разноаспектных
характеристик и свойств.
Следовательно, полноценный современный речеведческий анализ должен
гармонично объединить анализ дискурса и функционально-стилистический анализ при
рассмотрении текста как общего исследовательского объекта теории стиля и теории
дискурса. Любой текст может быть непротиворечиво определен в рамках обеих
систем и осмыслен в единстве стилистических и дискурсивных (дискурсивно-
стилистических) характеристик.
Поясним данный тезис. В качестве показательной научной аналогии приведем
вполне устоявшуюся в языке науки и образования понятийно-терминологическую
дихотомию государство – страна. Первое понятие принадлежит системе политического
знания, второе – географического, поэтому между ними невозможно установить
отношения части и целого, нельзя сказать, что страна состоит из государств или
государство из стран. Границы и наименования стран и государств в большинстве
случаев совпадают, чего нельзя сказать обо всех их характеристиках (большое
государство / большая страна, но равнинная страна и справедливое государство). Эти
понятия в различных контекстах могут выступать синонимами, могут – согипонимами, но
не могут состоять в отношениях тождества, рода и вида, атрибуции, поссесивности. Одни
и те же категории могут выступать единицами членения / описания как государств, так и
стран (край, город, территория). Наиболее продуктивным методом изучения этих
категорий является комплексный, междисциплинарный инструментарий обоих системных
подходов: политического и географического, в том числе – в рамках оформившейся в
конце XIX – начале XX вв. отдельной научной отрасли – политической географии.
Все названные закономерности с успехом приложимы к дихотомии дискурс –
функциональный стиль. Для нее нерелевантны отношения части и целого (нельзя сказать,
что дискурс состоит из стилей (подстилей), а стиль – из дискурсов), а также отношения
тождества, атрибуции, поссесивности, рода и вида. То, что во многих случаях их границы
и наименования совпадают (научный стиль – научный дискурс), отнюдь не означает
единообразия принципов их вычленения
Любой текст стилистически и дискурсивно маркирован, однако различен характер
этих маркированностей.
Стилистическая маркированность, включаясь в строго упорядоченную
классическую системность, является одновалентной. Иными словами, текст, даже при
условии его пограничного межстилевого статуса, занимает единственное определенное
место, одну ячейку в жестко структурированной матрице стилистической системы
языка / речи. Дискурсивная маркированность, включаясь в подвижную диссипативную
системность, является поливалентной. Текст в этом случае выступает представителем
нелимитируемого и открытого множества дискурсов. Та же газетная статья научно-
популярного содержания может относиться к научно-популярному, газетному дискурсу,
дискурсу качественной прессы, идиодискурсу конкретного автора, дискурсу о здоровье
или о животных, и так гипотетически до бесконечности.
По сути, основанием для типологии дискурсов может служить и часто служит
всего один доминантный интегративный признак. Часто это тема (спортивный дискурс),
форма речи (устный и письменный, диалогический и монологический дискурсы),
характеристика коммуникантов (дискурс болельщика) или события (праздничный дискурс),
но в роли такого признака может выступать любая, даже самая, на первый взгляд,
коммуникативно не значимая характеристика (ср. название статьи «Истерический
дискурс» Достоевского» [Лахманн, 2006]).
Есть признанные и часто задействованные в исследованиях классификации
дискурсов, например, членение дискурсов на институциональные и персональные В.И.
Карасика [Карасик, 2000]. Однако по причине категорической открытости дискурсивной
системы каждый волен создавать ту классификацию, выделять те типы дискурсов,
которые актуальны для его аналитического нарратива, тогда как попытки создания
непротиворечивой единой системоцентричной классификации дискурсов нельзя назвать
успешными.
Наиболее созвучны нашим рассуждениям появившиеся (? – Н.О. см. Лакло,
Муфф) и закрепившиеся в последнее время в лингвистических штудиях [Чернявская,
2003, 2007, 2009; Иссерс, 2010] термины полидискурсивность и интердискурсивность
текста, подразумевающие «взаимодействие между различными типами дискурса, т.е.
интеграцию, перекрещивание различных областей человеческого знания и практики»
[Чернявская, 2003, с. 36], «взаимодействие различных систем знания, культурных кодов,
когнитивных стратегий» [Чернявская, 2007, с. 22].
Конституенты стиля и дискурса, формы их реальной речевой материализации –
тексты. Объединение в анализе текста обоих подходов – стилистического и
дискурсивного – наиболее продуктивно.
В.И. Карасик
С позиций лингвофилософии дискурс — это конкретизация речи в различных модусах
человеческого существования, поэтому правомерно, например, выделение делового
(утилитарного) и игрового регистров дискурса.
С позиций социолингвистики дискурс — это общение людей, рассматриваемое с
позиций их принадлежности к той или иной социальной группе или применительно к той
или иной типичной речеповеденческой ситуации. С позиций отношений между
участниками коммуникации наиболее существенным критерием является, на наш
взгляд, дистанция, противопоставление личностно-ориентированного и статусно-
ориентированного общения. Участники личностного дискурса выступают во всей
полноте своих качеств. Личностный (персональный) дискурс представлен двумя
основными разновидностями — бытовой (обиходный) и бытийный дискурс. Статусная,
представительская функция человека является системообразующим признаком
институционального дискурса.
Институциональный дискурс есть специализированная клишированная разновидность
общения между людьми, которые могут не знать друг друга, но должны общаться в
соответствии с нормами данного социума. Полное устранение личностного начала
превращает участников институционального общения в манекенов, вместе с тем
существует интуитивно ощущаемая участниками общения граница, выход за которую
подрывает основы существования того или иного общественного института.
(политинформации – > о похудении или здоровом образе жизни – Н.О.)
Представляется возможным выделить применительно к современному социуму
политический, административный, юридический, военный, педагогический,
религиозный, мистический, медицинский, деловой, рекламный, спортивный,
научный, сценический и массово-информационный виды институционального
дискурса. Разумеется, приведенный список может быть дополнен либо видоизменен.
Важно отметить, что институциональный дискурс исторически изменчив — исчезает
общественный институт как особая культурная система и, соответственно, растворяется в
близких, смежных видах дискурса свойственный исчезающему институту дискурс как
целостный тип общения. Например, в современной России вряд ли можно установить
охотничий дискурс.